|
|
Кон И. С.
Дружба: Этико-психологический очерк
ВВЕДЕНИЕ. ИСТИНУ НАЗОВИ МНЕ. 1
1. ПО СТРАНАМ И КОНТИНЕНТАМ 4
2. АНТИЧНАЯ ДРУЖБА: ИДЕАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ 14
3. ОТ РЫЦАРСКОЙ ДРУЖБЫ К РОМАНТИЧЕСКОЙ 20
4. ОСКУДЕНИЕ ИЛИ УСЛОЖНЕНИЕ? 32
5. ПСИХОЛОГИЯ ДРУЖБЫ 39
6. У ИСТОКОВ ДЕТСКИХ ПРИВЯЗАННОСТЕЙ 51
7. ЮНОСТЬ В ПОИСКАХ ДРУГА 57
8. ДРУЖБА ВЗРОСЛЫХ 66
9. ДРУЖБА ИЛИ ЛЮБОВЬ? 71
10. СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ДРУГ... 82
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 89
ВВЕДЕНИЕ. ИСТИНУ НАЗОВИ МНЕ.
Истинное государство, истинный брак, истинная дружба нерушимы, но ни-
какое государство, никакой брак, никакая дружба не соответствуют пол-
ностью своему понятию.
К. Маркс
Вряд ли найдется человек, который не задумывался бы о сущности друж-
бы. Впервые это обычно случается в ранней юности, когда от школьных дис-
путов о дружбе, товариществе и любви ждут не только абсолютной ясности,
но и практического решения жизненных проблем. Умудренные опытом взрослые
улыбаются такой наивности. Однако их живо волнуют проблемы психологии
общения, социальные и психологические причины некоммуникабельности, спо-
собы укрепления соседских и дружеских связей и т. д.
Трудно назвать классика философии, который не писал бы о дружбе: Пла-
тон и Аристотель, Феофраст и Эпикур, Цицерон и Сенека, Августин и Дунс
Скотт, М. Монтень и Ф. Бэкон, К. Томазий и X. Вольф, А. Шефтсбери и Д.
Юм, П. Гольбах и К. Гельвеций, И. Кант и Г. В. Гегель, С. Кьеркегор и Л.
Фейербах, А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, В. Г. Белинский и Н. Г. Чернышевс-
кий. Но дружба как предмет серьезного научного исследования сразу же вы-
зывает скептическое отношение. После моего доклада на первом Всесоюзном
симпозиуме по проблемам общения (1970 г.), в котором предлагалась прог-
рамма междисциплинарного изучения дружбы, кто-то прислал мне записку:
"Жалею, что Вы так рано отходите от настоящей науки". Несколько лет
спустя аналогичное отношение к проблеме выявилось в другой ситуации.
Студентам физического факультета Ленинградского университета сказали,
что они могут прослушать факультативный курс по психологии общения.
"О!"-обрадовались физики. "Речь пойдет о психологии дружбы",-уточнил
преподаватель. "А..."-разочарованно протянули студенты.
В чем же дело? Видимо, в том, что разговор о дружбе невольно ассоции-
руется в обыденном сознании с назидательными беседами, сдобренными дву-
мя-тремя хрестоматийными примерами и предназначенными главным образом
для подростков. Но предмет и содержание науки изменяются в ходе истории.
Еще немецкий просветитель XVIII в. Георг Кристоф Лихтенберг заметил:
"Там, где прежде были границы науки, там теперь ее центр". Это как
нельзя более верно и относительно дружбы.
Сегодня одно из центральных мест в науке о человеке заняла проблема
общения. О ней пишут философы, социологи, психологи, этнографы, педаго-
ги, психиатры и представители других научных дисциплин. Однако, как
справедливо подметил В. Л. Леви, "общение", о котором так много спорят,
не строгая аналитическая категория, а "слово-пакет, в которое можно за-
вернуть радиопередачу... театр, младенческое "уа-уа", застолье, книгу,
случайный взгляд, анонимку, музыку, дипломатию, матерщину... Я не знаю,
что такое НЕ-общение". Одни авторы имеют в виду макросоциальные общест-
венные отношения, другие - внутриколлективные взаимосвязи, третьи - вза-
имодействие индивидов вообще, четвертые - коммуникативные процессы, пя-
тые - личные (или, как теперь принято называть, межличностные) отношения
и привязанности и т. д.
Чтобы преодолеть эту многозначность, некоторые ученые предлагают су-
зить объем категории "общение", выделив его субъектно-субъектную, инди-
видуально-личностную, "диалогическую" сущность, в отличие от более общих
и элементарных процессов взаимодействия, коммуникации, обмена информаци-
ей и т. п. Но если принять такое, на мой взгляд, обоснованное ограниче-
ние, то самой "чистой", идеальной формой общения окажется именно дружба,
которая вызывает к себе возвышенно-трепетное и одновременно скептическое
отношение как раз вследствие несовпадения должного и сущего.
Люди всех времен и пародов почитают дружбу величайшей социальной и
нравственной ценностью. "Если найдешь разумного друга, готового идти
вместе, праведно живущего, мудрого, превозмогающего все невзгоды,- иди с
ним, радостный и вдумчивый. Если не найдешь разумного друга, готового
идти вместе, праведно живущего, мудрого,- иди один, как царь, отказав-
шийся от завоеванного царства, или как слон в слоновом лесу",- учит
Дхаммапада, собрание религиозно-этических изречений раннего буддизма
(III-1 вв. до н. э.).
Вместе с тем люди неизменно считают подлинную дружбу редкой и расцвет
ее, как правило, относят к прошлому. То и дело приходится слышать жалобы
на то, что интимная, глубокая дружба часто подменяется у современной мо-
лодежи поверхностными и экстенсивными приятельскими отношениями, что те-
лефон заменяет личные контакты, а телевизор - живой обмен мнениями. Эти
рассуждения, подкрепленные ссылками на научно-техническую революцию, ур-
банизацию и рационализм современной жизни, кажутся довольно убедительны-
ми. Юрий Нагибин на страницах "Недели" пишет: "Меня недавно познакомили
с результатами социологического исследования, там обсуждались мои расс-
казы о детстве и юности, по принципу "книги читают нас". Так вот, стар-
шеклассники завидуют нашей более чем полувековой дружбе и прямо призна-
ются, сетуют, что у многих из них нет настоящей потребности друг в дру-
ге, поэтому бестрепетно одних спутников меняют на других. А после школы
- институт, там будет своя компания, на службе - своя. То неглубокое об-
щение, которое связывает тебя с сегодняшними приятелями, легко завяжется
с любыми другими - зачем за кого-то держаться? Такие молодые, а уже оди-
ноки..." Б
Но если современные ребята завидуют прочной дружбе своих дедов, зна-
чит, потребность в такой дружбе у них есть. Да и сетования на оскудение
дружеских отношений раздавались задолго до нашего времени, когда не было
еще ни телефона, ни телевизора, ни научно-технической революции, ни час-
тых переездов с места на место.
Перелистаем страницы истории. Западногерманский социолог Ф. Тенбрук
относит расцвет высокоиндивидуализированной дружбы к периоду между 1750
и 1850 гг. Ныне, считает он, подобные отношения "теряют свою силу и
распространенность. В сегодняшнем мире дружба играет сравнительно не-
большую роль и уж, во всяком случае, персонализированные дружеские отно-
шения составляют исключение". Однако романтики начала XIX в. тоже счита-
ли глубокую дружбу большой редкостью. По словам немецкого поэта Л. Тика,
все люди любят или, по крайней мере, думают, что любят, "по лишь очень
немногим дано быть друзьями в подлинном смысле слова" .
Склонность проецировать царство дружбы в прошлое наблюдалась и
раньше. В середине XVIII в. К. Гельвеций писал, что "во времена ры-
царства, когда выбирали себе товарища по оружию, когда два рыцаря делили
славу и опасность, когда трусость одного могла стоить жизни и потери
чести другому", дружба, несомненно, была более избирательной и прочной.
Напротив, при "настоящей форме правления" (имелся в виду французский аб-
солютизм) "частные лица не связаны никаким общим интересом... И нет
больше дружбы; со словом "друг" уже не связывают тех представлений, ко-
торые связывали раньше..." В XVII в. о расчетливости и своекорыстии
дружбы писал Ф. Бэкон, в XVI в.- М. Монтень, по словам которого для воз-
никновения настоящей дружбы "требуется совпадение стольких обстоя-
тельств, что и то много, если судьба ниспосылает ее один раз в три сто-
летия" .
Гуманисты эпохи Возрождения апеллировали к античным образцам дружбы.
Античные авторы в свою очередь ссылались на более древних героев. Древ-
негреческий поэт Феогнид (VI в. до н. э.), воспевая достоинства дружбы,
считал ее весьма несвойственной своим согражданам:
...Милых товарищей много найдешь за питьем и едою.
Важное дело начнешь-где они? Нет никого!..
Уже древнеегипетский автор "Спора разочарованного со своей душой"
(XXIII-XXII вв. до и. э.) горько сетует на оскудение человеческого обще-
ния:
Кому мне открыться сегодня?
Братья бесчестны,
Друзья охладели...
Нет закадычных друзей,
С незнакомцами душу отводят!
Спрашивается, когда же было время "настоящей дружбы" и было ли оно
вообще? Как иронически замечает А. Шопенгауэр, "истинная дружба - одна
из тех вещей, о которых, как о гигантских морских змеях, неизвестно, яв-
ляются ли они вымышленными или где-то существуют" .
Трудности начинаются уже с определения самого понятия дружбы. Совре-
менные толковые словари и учебники этики определяют дружбу как близкие
отношения, основанные на взаимном доверии, привязанности, общности инте-
ресов и т. д.
Какие же признаки отличают дружбу от прочих межличностных отношений и
привязанностей?
В отличие от деловых отношений, где один человек использует другого
как средство для достижения какой-то своей цели, дружба - отношение са-
моценное, само по себе являющееся благом; друзья помогают друг другу
бескорыстно: "не в службу, а в дружбу".
В отличие от близости, обусловленной кровным родством, или от товари-
щества, где люди связаны принадлежностью к одному и тому же коллективу,
узами групповой солидарности, дружба индивидуально-избирательна и осно-
вана на взаимной симпатии.
Наконец, в отличие от поверхностного приятельства, дружба - отношение
глубокое и интимное, предполагающее не только взаимопомощь, но и внут-
реннюю близость, откровенность, доверие, любовь. Недаром мы называем
друга своим alter ego ("другим Я").
Но обязателен ли этот канон для всех времен, народов и индивидов?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть дружбу сначала в
культурно-историческом плане - как менялись ее образцы и образы в исто-
рии человечества, а затем в психологическом - как варьируют дружеские
чувства и отношения у разных людей, в зависимости от их возраста, пола и
других особенностей. Именно так и построена данная книга.
Первое ее издание (1980 г.), которому предшествовал ряд специальных
публикаций, было с интересом встречено читателями и вышло также на ла-
тышском, венгерском, немецком, болгарском, словацком, итальянском, ис-
панском, польском и молдавском языках. Настоящее издание существенно пе-
реработано и расширено. Наиболее радикальной переработке в свете новых
научных данных подверглась глава, посвященная особенностям дружбы в сов-
ременную эпоху, и вторая, психологическая, часть книги.
По своей проблематике и задачам книга "Дружба" тесно связана с книгой
"В поисках себя. Личность и ее самосознание", изданной Политиздатом в
1984 г. Не повторяя друг друга, обе книги освещают одни и те же соци-
ально-психологические и нравственные проблемы человеческого бытия. В од-
ном случае отправной точкой является индивидуальное Я, а в другом - лич-
ные взаимоотношения. Но анализ объективных закономерностей и историчес-
ких тенденций развития человеческих взаимоотношений и индивидуальный ми-
ровоззренческий и нравственный поиск - вещи разные. Попытка совместить
эти два круга вопросов, из коих первый предполагает взгляд снаружи, а
второй - изнутри, создает определенные теоретические и стилевые труднос-
ти, которых не может не заметить вдумчивый читатель. Однако автор задал-
ся целью не поучать, как нужно или не нужно дружить, а ввести читателя в
курс того, что мы на самом деле знаем о природе, генезисе и функциях
дружбы, дать тем самым ему пищу для самостоятельных размышлений.
Эта книга не для подростков, хотя надеюсь, что и они, любимые мои чи-
татели, тоже найдут в ней нечто существенное о себе и для себя; она для
взрослых. Насколько удалось осуществить этот замысел - пусть судит чита-
тель.
1. ПО СТРАНАМ И КОНТИНЕНТАМ
Дружба на время - рабство навечно.
Шумерская пословица
Этикет надо соблюдать даже в дружбе.
Японская пословица
Поскольку жалобы на оскудение дружбы апеллируют прежде всего к исто-
рии - раньше было хорошо, а теперь стало плохо,- мы тоже начнем разговор
с истории. Из каких звеньев складывается сеть личных отношений у народов
мира, стоящих на разных стадиях социально-экономического развития? По
каким признакам, ожиданиям и ценностям разные народы отличают дружбу от
прочих отношений? Каковы специфические функции и эмоциональные свойства
их дружбы - круг участников, степень исключительности, близости, устой-
чивости?
Прежде всего, какое значение вкладывают разные народы в само понятие
"дружба" - одно и то же или разное? Как показывает сравнительное языкоз-
нание, значения слов "друг" и "дружба" в большинстве языков тесно связа-
ны с понятиями родства, товарищества (особенно воинского) и любви.
Единое этимологически праславянское слово drugъ значит "приятель, то-
варищ" и "иной, другой, второй, следующий". Древнеславянское "дроужьба"
означало близость, товарищество, общество. Обращение "друзья и братья",
имеющее сегодня метафорический смысл, некогда звучало буквально. Русский
глагол "дружить" этимологически близок к сербохорватскому "дружите се" -
"присоединяться", словенскому "druziti" - "соединять" и т. д. Обращает
па себя внимание близость корней "семейных" и "воинских" понятий. Слово
"дружина", в русском языке означающее воинский отряд, в словенском и
болгарском языках означает семью, домочадцев. Лингвисты предполагают,
что в основе всего этого гнезда слов находился глагол со значением "сле-
довать"; это согласуется с реально засвидетельствованными значениями
"спутник", "следующий", "идти походом", "отряд", "свита" и др. во многих
германских, балтийских и славянских языках.
Немецкое существительное Freund-"друг" - с его готским прообразом
frijonds этимологически восходит к глаголам freien ("свататься") и
freuen ("радоваться"). Староанглийское freond, старонорвежское fraend,
старосаксонское friund, староверхненемецкое friunt ("кровный родствен-
ник") восходят к староанглийским глаголам freogan, freon ("любить");
готское frijonds - причастие от глагола fryon ("любить"); тот же смысл
имеет староисландское fria. В основе всех этих слов лежит германский ко-
рень fri - "оберегать, заботиться". Готские и древнегерманские корни, в
свою очередь, связаны со староиндийским priyah - "собственный", "доро-
гой", "любимый", индоевропейским prija и авестийским frya - "дорогой",
"любимый". Отсюда же происходит украинское слово "прияти" ("помочь") и
русское "приятель". "Любовно-семейные" корни тесно переплетены с корня-
ми, обозначающими "свободу": староанглийское freo значит "свободный",
средневерхненомецкое vrien означает одновременно "любить" и "освобож-
дать". Это не случайные созвучия: определения "любимый", "свободный" бы-
ли применимы только к свободным членам клана, в отличие от рабов.
За этимологической общностью прослеживается первоначальная нерасчле-
ненность общественных и личных отношений и сопутствующих им эмоций. Ког-
да же, па какой стадии исторического развития начинается их смысловая и
функциональная дифференциация?
Если видеть в дружбе только непосредственную, нерефлексированную эмо-
циональную привязанность отдельных индивидов, человечество отнюдь не об-
ладает в этом вопросе монополией. Этология, изучающая поведение животных
в естественных условиях, располагает огромным материалом об индивиду-
альных эмоциональных привязанностях и союзах между животными, иногда да-
же разных видов.
Что и как переживают животные, мы, конечно, не знаем. Однако сила их
привязанностей проявляется в степени интенсивности и характере их взаи-
модействия (физический, телесный контакт, прикосновения друг к другу,
совместные перемещения, координация еды, питья и прочих действий, добро-
вольный дележ дефицитных средств существования, жесты доверия и расслаб-
ления, координированный стиль общения, продолжительность зри тельного
контакта, отсутствие актов агрессии или избегания, наличие особых "игро-
вых" ритуалов общевия).
Такое "кооперативное" поведение, не сводимое ни к половому, ни к ма-
теринскому инстинкту, побуждает ученых говорить о своеобразной "дружбе"
животных, выделяя несколько ее типов.
1. Тесная парная "дружба" детенышей и подростков, складывающаяся в
процессе совместного развития и игровой активности. Она отличается высо-
кой эмоциональной интенсивностью: животные тоскуют друг без друга, пос-
тоянно находятся вместе. Большей частью эта "дружба" однополая, но
встречаются и смешанные пары.
2. Групповая дружба молодых самцов, существующая, например, у павиа-
нов и шимпанзе, менее индивидуальна и избирательна, нежели парная, но
она выполняет важные функции.
3. Устойчивая парная "дружба" однополых взрослых особей, формы кото-
рой достаточно разнообразны, встречается у многих животных, хотя одни
исследователи (Н. А. Тих, В. Рейнолдс) считают ее более характерной для
самок, а другие (Д. Лавик-Гудолл) - для самцов, с
4. Реже наблюдается "дружба" разнополых животных, не связанных сексу-
альными отношениями.
5. Индивидуальная привязанность, напоминающая родительские отношения,
между старшим и младшим членами стада (семьи) наблюдается как среди са-
мок, так и среди самцов, которые проявляют при этом несвойственную им
обычно нежность, прямо-таки материнскую заботливость по отношению к сво-
им любимцам.
Теоретическая интерпретация "дружеских взаимоотношений" в мире живот-
ных неоднозначна и спорна. Ученые склонны считать разные виды "дружбы"
между животными проявлением врожденной и всеобщей потребности в эмоцио-
нальном контакте, или средством обуздания агрессивных побуждений, или
следствием переноса первоначальной привязанности к матери на других чле-
нов стада, или продуктом приспособления к условиям групповой жизни.
Как бы ни оценивать эти концепции, они имеют в виду только предысто-
рию человеческой дружбы, которая, в отличие от спонтанных привязанностей
животных, представляет собой социальный институт. Его история неразрывно
связана с такими фундаментальными макросоциальными процессами, как диф-
ференциация социальной структуры и индивидуализация (персонализация) че-
ловека. Как писал К. Маркс, человек "не только животное, которому
свойственно общение, но животное, которое только в обществе и может обо-
собляться" . Однако диалектика общения и обособления многомерна и мно-
гозначна.
Некоторые социологи конца XIX - начала XX в. пытались вывести
свойства человеческого общения непосредственно из процессов социальной
дифференциации. Так, немецкий социолог Ф. Теннис, которого иногда назы-
вают первым социологом дружбы, теоретически разграничил и противопоста-
вил два типа социальных отношений: "общину" (Gemein schaft), основанную
на непосредственной эмоциональной близости людей, и "общество"
(Gesellschaft), основанное на холодном рациональном расчете и разделении
труда. Классическим примером "общественных" отношении Теннис считал ка-
питалистический товарообмен, пренебрегающий всеми индивидуальными разли-
чиями, а воплощением "общинности" - родство, соседство и дружбу. А пос-
кольку родство и соседство часто обозначают лишь "внешнюю", принуди-
тельно заданную близость, он полагал, что принцип "общинности" достигает
своего высшего воплощения именно в дружбе.
По мнению Тенниса, "община" и "общество" присутствуют на всех этапах
исторического развития, но в разной пропорции. На ранних стадиях разви-
тия, пока люди живут сравнительно небольшими группами и в патриархальных
условиях, преобладает "общинность". По мере того как общественные связи
становятся все более универсальными, значение "общинных" отношений, в
том числе и дружбы, снижается. Они становятся всего лишь островками "че-
ловеческого" в мире безличной расчетливости.
В отличие от Тенниса, другой немецкий социолог - Г. Зиммель при опре-
делении исторических судеб дружбы выдвигает на первый план дифференциа-
цию самих личностей. Человеческая индивидуальность, по Зиммелю, создает-
ся прежде всего наличием некой тайны, составляющей исключительное досто-
яние личности. На ранних стадиях социального развития индивид имел очень
мало своего и поэтому не испытывал потребности в самораскрытии. Потреб-
ность в интимной дружбе возникает лишь в античности. Но "по мере расту-
щей дифференциации людей такое полное самораскрытие должно было стано-
виться все труднее. Современный человек, возможно, должен слишком многое
скрывать, и это не позволяет ему поддерживать дружбу в античном смысле".
Индивид с более сложным внутренним миром не может полностью раскрыться
кому-либо одному. Отсюда - дифференциация его дружеских отношений, в
каждом из которых раскрывается какая-то отдельная сторона его Я.
Позиции Тенниса и Зиммеля одновременно сходны и различны. По Теннису,
в городской, индустриальной среде ("общество") дружеские отношения оску-
девают, оттесняясь на периферию социального бытия; по Зиммелю же, "зак-
рытость" личности - результат ее собственного усложнения. Но не слишком
ли прямолинейна сама постановка вопроса? Установить однозначную зависи-
мость между дифференциацией социальной структуры и характером межлич-
ностных отношений невозможно. В. И. Ленин писал: "Абстрактное рассужде-
ние о том, в какой зависимости стоит развитие (и благосостояние) индиви-
дуальности от дифференциации общества,- совершенно ненаучно, потому что
нельзя установить никакого соотношения, годного для всякой формы уст-
ройства общества. Самое понятие "дифференциации", "разнородности" и т.
п. получает совершенно различное значение, смотря по тому, к какой имен-
но социальной обстановке применить его" . Этнографические описания дру-
жеских отношений у народов мира, начавшиеся еще в XIX в. в связи с изу-
чением возрастных групп, мужских союзов, обрядов перехода и т. п., мно-
гообразны. Однако они свидетельствуют, что у многих народов заключение
дружбы совпадало с обрядом инициации. Так, у дагомейцев каждый мужчина
обязан иметь трех друзей, которые называются "братьями по ножу" и распо-
лагаются по степени близости. Их дружба, предусматривающая прежде всего
взаимную помощь, особенно материальную, считается священной и принципи-
ально нерасторжима.
Каждый мужчина племени квома (Новая Гвинея) также должен был иметь
трех друзей, которые не могли быть кровными родственниками, но с которы-
ми, будучи подростком, он "породнен" актом инициации. Отношения дружбы
строятся на взаимной поддержке во всем: по просьбе друга человек может
даже украсть фетиши собственного рода; он называет отца своего друга
своим отцом.
У полинезийцев тикопия (Соломоновы острова) дружба связывает только
мужчин и выполняет преимущественно экономические функции; в случае необ-
ходимости друзья обязаны предоставлять убежище друг другу.
У индейцев навахо ритуализованная дружба возможна не только между
мужчинами, но и между мужчиной и женщиной, однако женитьба на женщине, с
которой заключен дружеский союз, равносильна кровосмешению.
У индейцев квакьютль лучший друг служит посредником между молодым че-
ловеком и девушкой, к которой он сватается.
У индейцев команчей друг-побратим значительно ближе родного брата; в
случае нужды сначала обращаются к другу и только потом к родственникам.
Отказать в помощи побратиму или бросить его на поле битвы - значит пок-
рыть себя несмываемым позором. Причем дружба может быть как между равны-
ми по рангу, так и между неравными людьми, из которых один оказывает
покровительство Другому, пользуясь в обмен его услугами. В то же время у
арапешей (Новая Гвинея) другом (или братом) называется просто нас-
ледственный партнер по торговле, живущий в другой деревне.
Вряд ли можно, однако, понимать буквально вытекающие из этих описаний
формулы дружбы. Скажем, формула, что друзья относятся друг к другу "как
братья", вовсе не означает, что их действительно считают братьями. У од-
них народов (например, у команчей) побратим вступает в символические
родственные связи со всем кланом своего друга. У других же народов связь
между друзьями остается исключительно индивидуальной, не распространяясь
на их родственников.
Чтобы осмыслить и организовать эти пестрые данные, социологи и этног-
рафы выработали несколько типологических моделей, которые можно условно
разделить на два вида: ценностно-мотивационные и структурно-функцио-
нальные.
Ценностно-мотивационный подход классифицирует дружеские отношения
прежде всего по их мотивам и по той ценности, которую они представляют
для участников. Уже Аристотель различал три вида дружбы: 1) утилитарную,
основанную на соображениях взаимной выгоды; 2) гедонистическую, основан-
ную на эмоциональной привязанности к человеку, общение с которым достав-
ляет удовольствие; 3) нравственную, когда друга любят бескорыстно, ради
него самого. В этнографической и социологической литературе широкое
распространение приобрело разграничение экспрессивной (эмоциональной,
аффективной) и инструментальной (деловой, основанной на взаимной выгоде)
дружбы. Нравственный тип дружбы, который Аристотель считал единственно
подлинным, выпадает из этого деления либо молчаливо отождествляется с
экспрессивными отношениями, где полнее выражено индивидуально-личностное
начало. Противопоставление деловых, функциональных и эмоционально-лич-
ностных отношений, безусловно, правомерно, и не только в социологии
дружбы. Однако глубинные субъективные мотивы человеческих отношений час-
то неосознаваемы, их трудно объективно разграничить, а попытка иерархи-
зировать их, разделив на "высшие" и "низшие", уже предполагает наличие
какой-то универсальной, транскультурной системы ценностей.
Структурно-функциональный подход, тесно связанный с одноименной соци-
ологической теорией, старается быть безоценочным и безличным, классифи-
цируя формы дружбы по ее объективным функциям в рамках определенной со-
циальной системы и по ее месту в ряде других социальных институтов. На
первый план выступают при этом социальные функции дружбы, ее соотношение
с другими общественными институтами, а также собственная ролевая струк-
тура дружеских отношений (являются они добровольными или обязательными,
равными или неравными и т. д.).
Сегодня дружба понимается как нечто принципиально неформальное, чуж-
дое какой бы то ни было регламентации. Но реальное соотношение дружбы и
других социальных институтов подвижно и многообразно. Это могут быть от-
ношения слияния, замещения, дополнения или конкуренции. В первом случае
дружба сливается с какой-то другой, более значимой социальной ролью,
выступая как ее частный аспект. Известно, что во многих обществах
родство автоматически предполагает дружбу, последняя мыслится как аспект
родства. Во втором случае дружба заменяет, компенсирует какие-то недос-
тающие роли. К примеру, человек, не имеющий или потерявший родственни-
ков, активизирует общение с друзьями. В третьем случае дружба дополняет
другие социальные роли, не сливаясь с ними. Так, даже самые идеальные
семейные отношения не заменяют подростку дружбы со сверстниками, семей-
ные и дружеские отношения выполняют здесь принципиально разные функции.
В четвертом случае дружба выступает как антитеза другим социальным ро-
лям, конкурирует с ними (дружеские обязанности могут, скажем, сталки-
ваться с семейными или служебными).
Хотя ценностно-мотивационный и структурно-функциональный подходы в
известном смысле противоположны (первый исходит из подразумеваемых внут-
ренних потребностей индивида, а второй - из нужд социальной системы),
они вместе с тем взаимодополнительны. Поэтому в крупнейших этносоциоло-
гических классификациях дружбы (у С. Айзенштадта, И. Коэна и К. Дюбуа)
эти принципы обычно пересекаются.
Концепция С. Айзенштадта в наибольшей степени последовательно функци-
оналистская. С его точки зрения, древнейшие формы дружбы - разновидность
ритуалиаованных личных отношений, с помощью которых архаическое общество
может интегрировать индивидов, не связанных друг с другом кровным
родством, и осуществлять над ними социальный контроль. Такие отношения -
"искусственное родство" или "псевдородство", "кумовство", "названное"
или "кровное братство", "соотцовство" или "институционализированная
дружба"-обладают четырьмя общими признаками . Это отношения: во-первых,
партикуляристские: взаимные обязательства их участников всегда подразу-
мевают конкретного другого (в отличие, допустим, от торговых отношений,
регулируемых общими правилами и в которых партнер персонифицирует некую
социальную категорию, а потому легко может быть заменен другим челове-
ком), что сближает ритуализованные личные отношения с родством;
во-вторых, личные: в отличие от кровного родства или "заданной" при-
надлежности к возрастной группе, они связывают людей личными, индивиду-
альными узами;
в-третьих, добровольные: создаются путем свободного индивидуального
соглашения, что также отличает их от родственных отношений;
в-четвертых, полностью институционализированные: права и обязанности
друзей по отношению друг к другу и к общине в целом жестко фиксированы и
охраняются традицией. И это решительно отличает их от современной друж-
бы.
С точки зрения привычного нам противопоставления деловых, "инструмен-
тальных" отношений ("службы") и эмоционально-личностной близости ("друж-
бы") древняя ритуализовапная дружба внутренне противоречива, поскольку
личное начало и добровольность сочетаются в ней с жесткой регламентацией
поведения. Однако инструментальность этих отношений не безлично универ-
салистская (типа рыночных отношений, в которых партнеры практически
обезличены), а партикуляристская, связывающая индивида только с опреде-
ленным, конкретным партнером и ни с ком иным.
Ритуализованная дружба позволяет включить в состав общины человека из
чужого рода или племени, покончить с былой враждой. Она особого рода ме-
ханизм социальной интеграции, разрядки внутригрупповой и межгрупповой
напряженности. Ритуализованные личные отношения представляют собой,
по-видимому, своеобразное звено, форму перехода от отношений, основанных
на родстве или символизирующихся в качестве таковых, к индивидуально-из-
бирательным отношениям, которые, однако, еще остаются институционализи-
рованными, занимая вполне определенное место в социальной структуре об-
щины.
Яркий пример ритуализованной дружбы-побратимства дают скифские обы-
чаи, описанные Лукианом в диалоге "Токсарид, пли Дружба". Участники это-
го диалога, грек Мнесипп и скиф Токсарид, спорят, у какого народа - эл-
линов или скифов - больше развита дружба. Каждый рассказывает по пять
самых ярких подлинных историй о дружбе. Мнесипп рассказывает, что Ага-
фокл отдает другу все свое состояние и даже следует за ним в изгнание;
Эвтидик, спасая друга, кидается в бурное море; Деметрий ради друга идет
в тюрьму и т. п.
Токсарид но видит в этом ничего особенно примечательного. У скифов
дружба проверяется кровью и служит прежде всего воинским делам; друзья
приобретаются у них "не на попойках" и "не потому, что росли вместе или
были соседями". Дружбы доблестных воинов ищут, заключение дружбы оформ-
ляется специальным договором с великой клятвой: надрезав пальцы, побра-
тимы сливают свою кровь в чашу и, омочив в ней концы мечей, отведывают
эту кровь. После этого ничто уже не может их разлучить. "Дозволяется же
заключать дружбу, самое большее, с тремя; если же у кого-нибудь окажется
много друзей, то он для нас - все равно что доступная для всех разврат-
ная женщина..."
Подвиги дружбы у скифов исключительно кровавые, а сама она становится
выше всех прочих отношений. Абавх, который, спасая при пожаре раненого
друга, бросил в огне собственную жену и детей, объясняет: "Детей мне
легко вновь прижить, еще неизвестно, будут ли они хорошими, а такого
друга, как Гиндан, мне не найти и после долгих поисков; он дал мне много
свидетельств своего расположения" н.
Но является ли данный тип отношений универсальной фазой исторического
развития института дружбы или только одним из возможных ее вариантов?
Позднее С. Айзенштадт вынужден был признать, что даже в разных сегментах
одного и того же общества могут существовать разные модели, "образцы"
дружеских отношений, причем их вариации зависят не только от соци-
ально-структурных, но и от культурно-идеологических факторов .
То же самое можно сказать ц о классификации дружеских отношений по
принципу их тесноты и устойчивости. Осуществить такую классификацию по-
пытался, в частности, И. Коэн на основе изучения данных об отношениях
дружбы, сложившихся в 65 различных докапиталистических обществах. По
степени прочности (тесноты) дружеских связей Коэн различает четыре типа
дружбы: "неотчуждаемую", "тесную", "случайную" и "дружбу по расчету", а
по характеру общинных отношений - также четыре типа социальной структу-
ры: "максимально солидарную" общину, в которой родственные связи, терри-
ториальная близость и хозяйство составляют единое целое; "солидарно
расслоенную", где привязанности индивида разделяются между общиной как
целым и собственной семьей; "безъядерное общество", представляющее собой
конгломерат автономных семейных групп, и, наконец, "индивидуализирован-
ную социальную структуру", главной социальной ячейкой которой является
индивид.
Оказалось, что тип общества и тип дружбы взаимосвязаны. В "макси-
мально солидарных" общинах преобладает "неотчуждаемая" дружба, символи-
зируемая как родство, оформляемая специальным ритуалом и пронизывающая
едва ли не все сферы жизнедеятельности. В "солидарно расслоенных" общи-
нах преобладает "тесная" дружба, неритуализованная, основанная на сво-
бодном индивидуальном выборе, принципиально расторжимая, но характеризу-
ющаяся высокой личной, в том числе эмоциональной, близостью друзей. В
"безъядерных обществах" преобладает "случайная дружба", в которой нет ни
глубокой эмоциональной близости, ни четко определенных обязанностей по
оказанию взаимопомощи. Наконец, "индивидуализированной социальной струк-
туре" соответствует "дружба по расчету", в которой эмоциональная бли-
зость отсутствует, преобладают соображения утилитарного порядка, не обя-
зательно одинаковые у обоих партнеров. Таковы, например, отношения, ос-
нованные на покровительстве сильного слабому, который за это оказывает
ему какие-то услуги.
Не ограничившись соотнесением типа дружбы с типом общества, Коэн по-
пытался классифицировать основные социальные функции дружбы, выделив та-
кие, например, как материальный обмен и взаимная помощь, социально-поли-
тическая и эмоциональная поддержка, посредничество в любовных делах и
заключении брака, участие в инициациях, участие в похоронных обрядах,
обмен детьми. Характерно, что в более примитивных социальных организаци-
ях институт дружбы теснее связан с хозяйственно-экономическими функция-
ми. Напротив, внутри более сложных и дифференцированных социальных сис-
тем увеличивается значение внеэкономических, особенно экспрессивных,
функций дружбы.
Предложенная Коэном типология социальных структур вызывает ряд
серьезных возражений. Прежде всего она формальна, поскольку не учитывает
ни способ производства, ни характер производственных отношений соот-
ветствующих обществ. Народы, которых Коэн объединяет в одну и ту же руб-
рику, сплошь и рядом стоят на разных уровнях социально-экономического
развития.
Вызывает сомнение и его классификация функций дружбы. В самом деле,
можно ли достаточно определенно разграничить функции "экономической" и
"социально-политической" поддержки? Ведь воинская дружба обычно сочетала
в себе и то и другое. Еще сложнее вопрос о соотношении "социально-поли-
тической" и "эмоциональной" поддержки.
Длительное сотрудничество в достижении каких-то совместных целей само
по себе способствует эмоциональному сближению, поскольку вряд ли оправ-
данно считать экспрессивные функции дружбы поздним продуктом культуры.
Другой вопрос - формы этой эмоциональной поддержки, которая может осу-
ществляться и путем неформальных контактов, то есть вне рамок институци-
онализированных социально-политических отношений.
Акцент на эмоционально-экспрессивных функциях дружбы в общественном
сознании появляется, вероятно, лишь на такой ступени развития общества и
личности, когда многообразные межличностные отношения уже не вмещаются в
традиционные институционализированные формы. Впрочем, даже и там, где
инструментальные (деловые) и эмоционально-экспрессивные функции дружбы
признаются одинаково важными, институционализируются обычно только пер-
вые. Общество заинтересовано в безусловном выполнении социально значимых
обязанностей, но оно не может предписывать людям испытывать те или иные
чувства. Внутренний мир человека поддается более тонким способам регули-
рования, таким, как нравственные идеалы, поэтизация одних видов общения
в противоположность другим и т. п.
Современному человеку договорные отношения и индивидуальная дружба
кажутся несовместимыми, противоположными. Но исторически они восходят к
одному и тому же источнику. Разграничение и тем более противопоставление
инструментальных и экспрессивных функций общения - продукт лишь развито-
го классового общества. В любом доклассовом и раннеклассовом обществе
дружеское общение теснейшим образом связано с обменом дарами, участием в
совместных пиршествах. Именно такие отношения дружбы воспеваются в древ-
нем скандинавском эпосе:
Оружье друзьям и одежду дари - то тешит их взоры;
друзей одаряя, ты дружбу крепишь, коль судьба благосклонна.
Надобно в дружбе верным быть другу, отдарить за подарки...
Если дружбу ведешь и в друге уверен, и добра ждешь от друга,- откры-
вай ему душу, дары приноси, навещай его часто .
Инструментальные и экспрессивные ценности дружбы существуют здесь в
единстве. Одаривание было непременным ритуалом. Человек был обязан да-
вать дары, принимать их и снова отдаривать. Не случайно в индоевропейс-
ких языках понятия "давать" и "брать" первоначально обозначались одним и
тем же словом .
Отмечая "вещный", "инструментальный" характер дружеского общения, ос-
нованного на принципе do ut des ("даю, чтобы ты дал"), нельзя, однако,
упускать из виду его символический смысл. Дар был ценен не только сам по
себе, но и как персонификация человеческих отношений, то есть он имел
экспрессивный смысл. Для современного человека ритуал и эмоция - понятия
в какой-то мере взаимоисключающие. Что же касается наших древних пред-
ков, то для них характерно как раз "переплетение примитивного ритуала со
страстной эмоциональностью" .
Начиная с древнейших ритуалов одаривания и кончая сегодняшними ново-
годними подарками, обмен дарами имеет прежде всего символическое значе-
ние: вещь как бы заменяет слова, выражающие стремление к поддержанию
добрых отношений .
По мере дифференциации общественных отношений личные связи становятся
все более подвижными и гибкими. В любой макро- или микросоциальной среде
существуют неписаные правила типа:
Друг моего друга - мой друг.
Враг моего врага - мой друг.
Друг моего врага - мой враг.
Враг моего друга - мой враг.
Но эти правила могут быть более или менее жесткими. В более развитых
обществах расширяется нейтральная, промежуточная категория "не друг, но
и не враг", а сами дружеские отношения становятся все более неформальны-
ми и текучими, утрачивая свою былую ролевую определенность и жесткую
нормативность.
Личные связи выступают теперь как нечто принципиально отличное от со-
циальных отношений, поэтому чисто социологические классификации, игнори-
рующие ценностно-мотивационные аспекты, оказываются применительно к ним
малопродуктивными.
В историко-этнографических исследованиях институт дружбы часто расс-
матривается в контексте эволюции родственных отношений с соответствующей
терминологией. Понятие родства не менее многозначно, чем понятие дружбы.
Хотя в первобытном обществе отношения "свой - чужой", "близкий -
дальний" чаще всего символизировались как родственные, люди уже в глубо-
кой древности отличали прирожденное, кровное родство от искусственного,
создаваемого посредством особого социального ритуала. Характерна в этом
смысле противоречивость понятия свойства. По определению советского эт-
нографа Ю. И. Семенова, "свойство есть отношение, существующее между од-
ним из супругов и родственниками другого, а также между родственниками
обоих супругов" . С одной стороны, свойство является как бы расширением
круга родственных связей. С другой стороны, оно систематически противо-
поставляется "естественному" родству: свойственники - "чужие" люди,
ставшие "своими".
Социальное расстояние "свои - не-свои - чужие - враги" не может быть
полностью выражено в терминах родства, предполагающих иную логику диффе-
ренциации и социальных отношений: "родство - не-родство - антиродство
(категория людей, с которыми никак нельзя породниться, хотя они вовсе не
являются врагами) ".
Соотношение понятий дружбы и родства у разных народов зависит не
столько от уровня их социально-экономического развития, сколько от спе-
цифики их культурного символизма. У одних народов дружба считается про-
изводной от родства. Например, в традиционной культуре полинезийского
народа маори (Новая Зеландия) "друзьями" формально считаются только
родственники, хотя в неформальных отношениях признается также парт-
нерство, или дружба, не основанная на родстве (она обозначалась термином
"хоа"). А вот папуасы телефолмин (Новая Гвинея) даже свои отношения с
кровными родственниками предпочитают описывать в терминах дружбы, разли-
чая "друзей", с кем поддерживаются длительные тесные отношения, и "пос-
торонних", с кем таких отношений нет. В третьем случае, скажем, у мела-
незийцев тангу и орокаива (Новая Гвинея) термины родства и дружбы как бы
параллельны, независимы друг от друга.
Этнокультурные и лингвистические различия в области обозначения дру-
жественных отношений очень велики. Так, описанные Б. Малиновским тробри-
анцы (жители островов Тробриан, в настоящее время часть государства Па-
пуа - Новая Гвинея) имели для обозначения друга-соплеменника и дру-
га-иноплемеп ника два разных термина, которые никогда не смешивались. В
Бирме детская дружба обозначается одним словом, а взрослая - совсем Дру-
гим. Множество тонких лингвистических градаций существует в японской и
корейской терминологии дружбы.
Даже в пределах одного и того же общества разные этносоциальные груп-
пы могут следовать разным канонам дружбы. Например, в одном из городков
горной Гватемалы среди потомков испанских поселенцев, так называемых
"ладинос", преобладает "инструментальный" тип дружбы, основанной на вза-
имной выгоде, тогда как у местных индейцев дружба является высокоиндиви-
дуализированным эмоционально-экспрессивным отношением; эти виды дружбы
обозначаются разными терминами .
Очень велики и индивидуальные различия в форме дружеских отношений.
Так, у таусугов острова Джоло (этническая группа, населяющая архипелаг
Суду) они в целом укладываются в классификацию Коэна (здесь наличествуют
все четыре типа дружбы - неотчуждаемая, тесная, временная и дружба по
расчету), но разные типы дружбы не связаны с общественным положением лю-
дей, а, скорее, выражают разные социально-психологические потребности
одного и того же населения.
Этнография общения тесно связана с новой отраслью знания - проксеми-
кой {от лат. ргоximus-"ближайший"), изучающей пространственную организа-
цию человеческих отношений и влияние пространственных факторов на об-
щественную и личную жизнь. Какие это факторы? Во-первых, окружающие ин-
дивида личное пространство, территория, которую индивид считает своей и
на которую другие при нормальных обстоятельствах не входят. Во-вторых,
специфическая для разных ситуаций дистанция, на которой происходит обще-
ние. Она может быть интимной, на которой общаются только самые близкие
люди, личной, составляющей норму бытового общения лицом к лицу, соци-
альной, принятой в обращении с посторонними, и публичной, принятой в си-
туациях публичного общения. В-третьих, взаимная ориентация, местополо-
жешге партнеров по отношению друг к другу.
"Принцип территориальности" (персонализация пространства) существует
уже у животных, причем его проявления зависят от ситуации общения и от
статуса особи: более влиятельные особи, как правило, контролируют
большее пространство, занимают центральное положение в общении и т. д.
Знание культурно-специфических территориальных норм позволяет объек-
тивно оценить статус и степень психологической близости взаимодействую-
щих индивидов, даже не зная содержания их коммуникации.
Сравнительно-историческое изучение пространственных факторов общения
позволило также преодолеть ошибочное мнение, что обособление жизненного
мира личности начинается только в развитом обществе. Сегодня мы знаем,
что потребность в обособлении так же органически присуща человеку, как и
потребность в общении. Хотя индейцы мехинаку (Центральная Бразилия) не
имеют личной социальной автономии, живут в общих хижинах и вся их жизнь
проходит на глазах соплемен ников, у них существует сложная система тер-
риториального и психологического обособления. Территория семейной хижины
нераздельна, но посторонним вход в чужую хижину запрещен. Каждый человек
имеет в лесу свой "тайник", где может при желании уединиться. В племени
действуют строгие правила сегрегации мужчин и женщин, ритуальная изоля-
ция подростков в период инициации. Специальные правила запрещают расска-
зывать другим о своих чувствах и переживаниях и т. п. Такие соци-
ально-психологические барьеры, ограничивая свободу индивида, вместе с
тем позволяют ему поддерживать чувство своей индивидуальности. Аналогич-
ные механизмы существуют и в других обществах.
Таким образом, межкультурные различия в степени персонализации личных
отношений - фундаментальная проблема теории и истории дружбы! - являются
не просто количественными, а качественными, причем нормативная дифферен-
циация физического пространства перекрывается дифференциацией прост-
ранства социального.
Как и любые другие отношения, дружба имеет свой специфическии этикет,
производный от более общих норм культуры, которые предусматривают, кто,
с кем, когда, где, как и ради чего может, должен или не может и не дол-
жен поддерживать контакт или вступать в личные отношения.
У народов мира существуют многочисленные и весьма разнообразные пра-
вила избегания контактов, запреты общения между определенными категория-
ми людей. Запреты эти различаются как по степени строгости (одни катего-
рии людей не могут вступать друг с другом в брак или сексуальную связь,
другие не должны даже разговаривать друг с другом, третьи не смеют нахо-
диться в одном помещении, четвертым запрещается даже видеть друг друга),
так и по своей длительности (одни запреты действуют постоянно, всю
жизнь, другие - только на протяжении определенной фазы жизненного цикла
или в определенной ситуации). Субъектные (кто с кем?) и пространствен-
но-временные (где и когда?) ограничения и предписания контактов дополня-
ются процессуальными (как?).
Все эти нормы культурно-специфичны. Территориальная дистанция, кото-
рую обычно поддерживают между собой американцы, почти вдвое больше при-
нятой у арабов или греков. Объятия и поцелуи при встречах или прощаниях
между мужчинами в древности были широко распространены по всей Европе. В
Англии начиная с XVII в. этот ритуал стал казаться слишком интимным и
был заменен рукопожатием; у романских же народов он сохранился. Эти фак-
ты весьма существенны для понимания исторической эволюции норм интимнос-
ти и самораскрытия.
Кроме "субъектных" норм избегания существуют содержательные, объект-
ные запреты, "табу слов", предусматривающие то, о чем нельзя говорить.
При этом одни слова и сюжеты абсолютно запретны, о других можно говорить
намеками, третьи допустимы лишь в определенном кругу (например, в мужс-
ком обществе) или при определенных условиях. Без учета таких культурных
норм и запретов оценить степень доверительности, интим ности дружеских
отношений невозможно.
Но при всех межкультурных различиях дружба имеет одну общую особен-
ность - ей почти везде приписывается исключительность, экстраординар-
ность, выход за рамки общепринятых норм и правил. Но не противоречит ли
это утверждение приведенным фактам об институционализированных отношени-
ях дружбы, которая была элементом упорядоченной социальной структуры и
сама жестко регламентировалась? Дело, однако, не в том, что дружба стоит
вне этикета, а в том, что ее собственный этикет выходит за рамки общеп-
ринятого. Как эпический герой обязательно нарушает какие-то запреты, до-
казывая этим свою предызбранность, так и героическая дружба всегда пред-
полагает совершенно каких-то исключительных действий. Родовые фетиши
неприкосновенны, но ради друга юноша-квома должен их похитить; нарушение
правила в данном случае составляет обязанность.
То же самое и с другими нормами, например правилами вежливости. Их
соблюдение обеспечивает поддержание между людьми определенной социальной
дистанции, уменьшая тем самым вероятность возникновения конфликтов. Од-
нако интимная дружба не только уменьшает такую дистанцию, но и предпола-
гает частичное пересечение личных пространств. Грубоватая шутка или
жест, оскорбительные для всякого постороннего человека, между друзьями
часто выражают близость, право на интимность. В этнографии есть специ-
альный термин для обозначения такой признаваемой обществом связи - "шу-
точные отношения".
Конечно, проявления исключительности дружеских отношений отнюдь не
единообразны. У некоторых народов (например, горных народов Кавказа)
дружба, чаще всего мужская, связанная с традицией воинского братства,-
предмет настоящего культа, ставится выше всех прочих отношений и привя-
занностеи. Другие народы отводят дружбе более скромное место.
На степень персонализации дружбы существенно влияет и специфический
культурный код, посредством которого общество передает накопленный опыт
следующим поколениям. В одних обществах обучение культуре осуществляется
преимущественно путем индивидуального примера, а в других - путем усвое-
ния системы более или менее общих правил^. Поскольку первый тип обучения
является более личным, верность учителю здесь нередко важнее, чем вер-
ность учению. Это хорошо иллюстрирует курдская поэма XIV в., излагающая
принципы суфизма. В ней рассказывается, как престарелый благочестивый
шейх Санан, влюбившись в прекрасную армянку, отрекся от Корана, стал
пить вино и пасти свиней. Пятьсот суфиев, учеников шейха, оскорбленные
его поведением, с плачем покинули учителя. Но когда они явились к "главе
пророков", тот не одобрил их поступка, сказав, что ради учителя им сле-
довало отречься от учения, даже если бы они при этом погибли. Противопо-
ложный полюс представляет древнеримская формула: "Пусть погибнет мир,
лишь бы торжествовала справедливость". Нормативный идеал дружбы в таких
культурах неизбежно будет различным: в первом слу чае личная преданность
другу абсолютизируется ("какой он мне друг, если он меня судит?"), а во
втором - действует формула: "Платон мне друг, но истина дороже".
Но может быть, все эти нормативные образцы и образцы дружбы - только
идеологические фикции, не имеющие ничего общего с реальными чувствами и
переживаниями людей? Хотя важнейшие эмоциональные состояния - страх,
гнев, стыд, радость и т. п. - общи для всех народов и имеют одни и те же
психофизические предпосылки, в разных культурах .они получают неодинако-
вое значение. Изучение словаря эмоций у разных народов свидетельствует,
что по сравнению с европейскими нормами одни чувства могут быть эмоцио-
нально "переосознаны", гипертрофированы (проявлением этого служит бо-
гатство словаря, допускающего различение тонких нюансов и оттенков
чувств), а другие, напротив, "недоосознаны". Так, таитяне, как показыва-
ют исследования, "переосознают" по сравнению с европейцами переживания
гнева, стыда и страха и "недоосознают" чувства одиночества, депрессии и
вины. Неодинаковы у разных народов и тестовые показатели по экстраверсии
и интроверсии1, что соответствует культурологическому различению
"экстравертных" и "интровертных" культур. Различны и многие другие ком-
поненты их субъективной культуры.
Особенно интересно соотношение таких мотивационных синдромов, как
"потребность в достижении" (стремление к личному успеху и продвижению) и
"потребность в принадлежности" (стремление быть принятым группой, иметь
круг друзей и добрые отношения с людьми). Проведенные социально-психоло-
гические исследования, в процессе которых ученые проанализировали
субъективные значения 100 понятий, с которыми мотив достижения ассоции-
руется у 16-18-летних юношей-старшеклассников из 30 разных культур-
но-лингвистических групп, показали, что мотив достижения статистически
связан с уровнем самоуважения и личной инициативы, причем там, где лич-
ности приписывается большая ценность, жизненный успех обычно ассоцииру-
ется с достижениями социально-предметного характера (работа, учеба и т.
д.), тогда как на противоположном полюсе сильнее выражены ценности "при-
надлежности" (семья, сотрудничество, дружба, любовь). Но оказалось, что
в рамках разных культур неодинаково трактуется само понятие достижения,
успеха. В одних преимущественной сферой самореализации выступает труд
или учеба, в других же - игра и общение. Соответственно различны и пред-
почитаемые способы достижения: если самореализация определяется в инди-
видуалистических терминах, мотив достижения предполагает высокую сорев-
новательность, при акценте на групповую солидарность и коллективные дос-
тижения обе потребности - в достижении и в "принадлежности" - скорее
совпадаютв. Возьмем, к примеру, японскую культуру. У японцев, в отличие
от американцев, высокая потребность в достижении сочетается с развитым
чувством групповой принадлежности.
Ученые объясняют это сохранением в Японии традиционной структуры
семьи и тем, что в воспитании детей подчеркивается не столько жела-
тельность личного успеха, сколько требование не посрамить свою семью,
род, группу и т. д. Юного американца учат, что он должен обязательно
опередить всех, юного японца - что он должен не отставать от других.
Человек в Японии постоянно чувствует себя частью какой-то группы - то
ли семьи, то ли общины, то ли фирмы. Он не выносит уединения, стремится
всегда быть вместе с другими. "Сельский подросток, приехавший работать в
Токио, не имеет представления об одиночестве его сверстника, скажем, в
Лондоне, где можно годами снимать комнату и не знать, кто живет за сте-
ной. Японец скорее поселится с кем-нибудь вместе, и, даже если он будет
спать за перегородкой, ему будет слышен каждый вздох, каждое движение
соседей. Люди, с которыми он окажется под одной крышей, тут же станут
считать его членом воображаемой семьи. Его будут спрашивать, куда и за-
чем он уходит, когда вернется. Адресованные ему письма будут вместе чи-
тать и обсуждать" .
Однако тесное и не всегда добровольное общение сочетается у японцев с
недостатком психологической близости и раскованности. "Строгая суборди-
нация, которая всегда напоминает человеку о подобающем месте, требует
постоянно блюсти дистанцию в жизненном строю; предписанная учтивость,
которая сковывает живое общение, искренний обмен мыслями и чувствами -
все это обрекает японцев на известную замкнутость и в то же время рожда-
ет у них боязнь оставаться наедине с собой, стремление избегать того,
что они называют словом "сабисий". Но при всем том, что японцы любят
быть на людях, они не умеют, вернее, не могут легко сходиться с людьми.
Круг друзей, которых человек обретает на протяжении своей жизни, весьма
ограничен. Это, как правило, бывшие одноклассники по школе или универси-
тету, а также сослуживцы одного с ним ранга" .
Хотя сложившиеся в детстве и юности индивидуальные дружеские отноше-
ния считаются в Японии более интимными, чем внутри-семейные отношения, в
целом японский идеал дружбы скорее спокоен и созерцателен, чем экспрес-
сивен. Проявление глубокой, напряженной интимности шокирует японцев.
Право личности на неприкосновенность ее частной жизни от посторонних
оживленно обсуждается в современной японской художественной литературе.
В пьесе Кобо Абэ "Друзья" описывается гибель молодого человека в ре-
зультате вторжения в его жизнь бесцеремонного семейства, решившего "ос-
вободить" его от одиночества.
Современные массовые опросы показывают устойчивость и вместе с тем
противоречивость традиционных стереотипов. Отвечая на вопрос о предпоч-
тении иметь другом того, "кто вникает в ваши проблемы, когда вы ему о
них рассказываете, так же серьезно, как в свои собственные", или того,
"кто спросит вас о том, что вас тревожит, даже прежде, чем вы сами об
этом заговорите". 73% японцев вы брали первый и только 23% - второй ва-
риант. Зато с мнением, что не следует активно вмешиваться в дела других
людей, согласилось лишь 30% японцев, в отличие от 82% французов, 67%
немцев из ФРГ, 74% швейцарцев, 73% шведов, 63% англичан и 55% американ-
цев. Получается, пишет японский социолог И. Сакамото, что японцы не хо-
тят, чтобы посторонние, даже друзья, вмешивались в их дела, а сами любят
вмешиваться в дела других.
Естественное следствие таких социокультурных ориентации - характерная
для психологического склада японцев коммуникативная ранимость и чувство
одиночества. При одном из массовых опросов желание обрести интимных дру-
зей, с которыми можно делиться всеми своими делами и секретами, выразили
69% молодых японцев и только 12% их сверстников-французов; доля японцев,
не имеющих близких друзей, составила 23%, а французов - лишь 15% .
Не совсем одинаковы каноны дружбы и у европейских народов. Воспитан-
ный в духе традиционной сдержанности англичанин не способен к бурной
экспрессивности итальянца или сентиментальной исповедности немца. В от-
ношениях англичанина с друзьями, как и с членами собственной семьи,
всегда присутствует некоторая отчужденность. Но, в отличие от японца, у
которого дефицит интимности связан с недостаточной автономизацией лич-
ности от группы, английская сдержанность - результат гипертрофии принци-
па личной независимости. "Душа англичанина - это его крепость в не
меньшей степени, чем его дом. Англичанин традиционно чурается излишней
фамильярности, избегает проявлений душевной близости. В его духовном ми-
ре существует некая зона, куда он не допускает даже самых близких" .
Немецкий психолог К. Левин, проживший много лет в США, сравнивая
стиль межличностного общения американцев и немцев, писал, что американцы
кажутся более открытыми, оставляя "для себя" лишь небольшой, самый глу-
бокий участок своего Я; однако их дружеские связи сравнительно поверх-
ностны и экстенсивны. Немцы поддерживают отношения с меньшим числом лю-
дей и строже соблюдают границы своего Я, зато в общении с немногими
близкими людьми они раскрываются полнее.
Сравнение самоотчетов студентов четырех американских, одного
австрийского и двух немецких университетов показало, что уровень само-
раскрытия американцев действительно выше, однако мнение, что немцы стро-
же, чем американцы, отличают друзей от остальных значимых лиц, не подт-
вердилось. При сравнении дружеских отношений американских и датских
старшеклассников обнаружилось, что юные датчане имеют меньше друзей, чем
их американские сверстники, зато их дружба более исключительна, интен-
сивна и сильнее отличается от простого приятельства. Датские подростки
общаются со своими друзьями значительно больше, чем с остальными товари-
щами, их дружба чаще бывает взаимной, и у них больше общих черт с их
друзьями, чем у американских старшеклассников.
Велика разница между американским и советским каноном дружбы. Досто-
верных, строго научных данных об этом нет, но, судя по наблюдениям и
впечатлениям от общения с американцами, можно сказать, что они очень
доброжелательные люди, вежливы, избегают ссор. Однако присущий им инди-
видуализм и установка на максимальную личную самостоятельность часто
оборачиваются равнодушием к другим. Жестокая повседневная конкуренция
затрудняет психологическую интимность, признание собственной слабости.
Средний американец охотно жертвует деньги на благотворительные цели, но
редко поделится с другом последним. В личных отношениях здесь строже вы-
держивается психологическая дистанция. Чем объясняются эти различия? От-
части это может быть следствием воздействия капиталистических обществен-
ных отношений. Отчасти - оборотной стороной гипертрофированного стремле-
ния к независимости и опоре только на собственные силы. Не исключено и
влияние необычайной мобильности американского образа жизни, по сравнению
с которой даже наши большие города кажутся патриархальными. Возможно,
что эта разница несколько преувеличена. Однако многие американцы, причем
отнюдь не поклонники социализма и коллективизма, говорили мне, что они
нигде не ощущали такой теплоты от общения, как в обществе своих советс-
ких друзей. Интерес к этой теме среди западных, не только американских,
психологов очень велик.
Итак, мы видели, что дружба фактически давно уже является предметом
изучения многих общественных и гуманитарных наук, я это позволяет глубже
понять ее социальные истоки и тенденции развития. Но историческая эволю-
ция отношений дружбы, как и человеческой личности, не является единым
линейным процессом. Диалектика общения и обособления неразрывно связана
со всей совокупностью условий и образа жизни народов. Поэтому оставим
далекие страны и континенты и рассмотрим исторические образцы и образы
дружбы, сложившиеся в русле европейской культурной традиции, которые мы
сознательно (а чаще неосознанно) принимаем в качестве нормативных этало-
нов восприятия и оценки сегодняшнего человеческого общения. Начать, ес-
тественно, придется с античности.
2. АНТИЧНАЯ ДРУЖБА: ИДЕАЛ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
...Самая прочная, верная и прекраснейшая дружба - это взаимная любовь
людей достойных, в основе которой, естественно, лежат добродетель и бла-
го .
Аристотель
В европейской культурной традиции античная Греция издавна считалась
царством "подлинной дружбы". Имена Кастора и Полидевка, Ореста и Пилада,
Ахилла и Патрокла стали нарицательными, вошли в пословицы и поговорки
многих народов. Однако древнегреческий канон дружбы отнюдь не однозна-
чен, его истолкованию посвящена огромная специальная (философская и фи-
лологическая) литература .
Древнегреческое слово "филия" (philia), часто переводимое как "друж-
ба", не имеет точного соответствия ни в русском, ни в английском, ни в
немецком, ни во французском языках. Оно обозначает не только "дружбу",
но и "дружественность", "расположение", "любовь", вообще "сближение",
"соединение", доходящее до полного слияния и отождествления. Существи-
тельное "филия" достоверно впервые появляется у Геродота, обозначая не
личные отношения, а мирный договор, союз между государствами. Что же ка-
сается раннегреческих философов, например, Эмпедокла, то "филия" у них
обозначает универсальную космическую силу, соединяющую не только людей,
но и природные элементы.
Слово philos ("друг") по своему происхождению местоимение, имеющее
значение обладания - "свой". У Гомера это слово фигурирует и как прила-
гательное, и как существительное, причем по смыслу оно более многозначно
и менее психологично, чем современное понятие "друг". Так, например, на-
зывались все те, кто живет в доме Одиссея, кого он может считать своими.
Женщина становится "своей" для мужа не потому, что он ее любит, а пото-
му, что он приводит ее в свой дом и отныне она принадлежит ему. Чужой
человек оказывается "своим", если его принимают в члены семьи или племе-
ни.
В первую очередь это слово означало кровных родственников, затем -
вообще близких, далее - доброжелателей и соратников. Здесь прослеживает-
ся определенная линия развития - от "своего" к "другому", но "близкому",
причем слово приобретает не только констатирующий, но и оценочный смысл,
известную эмоциональную нагрузку, выражая идею взаимной поддержки, свя-
зи, союза. Им нарекаются люди, на которых можно положиться в окружающем
ненадежном мире.
Желая выразить высочайшую степень своей привязанности друзьям, гоме-
ровские герои постоянно уподобляют их родственникам - родителям,
братьям. Ахилл над телом Патрокла "словно отец сокрушается, кости сжига-
ющий сына". Выражая свою скорбь, он говорит:
Нет, не могло бы меня поразить жесточайшее горе,
Если б печальную весть и о смерти отца
я услышал...
Герои одного из самых древних и широко распространенных античных ми-
фов Кастор и Полидевк (Диоскуры), считавшиеся воплощением и покровителя-
ми дружбы, не только неразлучные друзья, но и братья-близнецы - сыновья
Зевса (в другом варианте - Посейдона). Связь понятий дружбы и родства
сохраняется и в древнегреческой трагедии, поэзии, прозе. Короче говоря,
у древних греков, как и у других народов, первоначальные формы и термины
дружбы связаны с родством.
Но в гомеровской Греции уже существует вид дружбы, принципиально не
связанный ни с кровным, ни с искусственным родством. Это воинское това-
рищество очень похоже на описываемые этнографами ритуализованные личные
отношения.
Эпический синкретизм еще не знает разграничения общественных и личных
отношений. "Боевые соратники", "спутники" гомеровского Одиссея, как пра-
вило, его "друзья", а "друзья" - это те, с кем он делит свои труды, дела
и походы. "Друзьями" в "Илиаде" называются все, кто делает общее дело;
вожди и дружинники, господин и его служители, воины-союзники, люди, свя-
занные узами гостеприимства. Одно и то же слово обозначает и дружбу меж-
ду двумя людьми, и союз между двумя народами. Вместе с тем дружеские от-
ношения различаются по степени расположения и любви. Так, Ахиллу ближе
всех Патрокл, а после него - Автомедон и Алким.
И все же основу эпической дружбы составляют не чувства, а действия,
проявления взаимной поддержки. Подобно описанным Лукианом скифским поб-
ратимам, гомеровские друзья - Патрокл и Ахилл, Главк и Сарпедон - связа-
ны прежде всего взаимными воинскими обязательствами. Они сражаются бок о
бок, живут в одном шатре, делят стол и постель. Такие отношения ставятся
выше всех прочих связей и обязанностей. Оскорбленный Ахилл не участвует
в битвах против троянцев, и соотечественники не осуждают его за это, а
только просят о помощи. Но он, не задумываясь, кидается мстить за смерть
Патрокла.
Для гомеровских героев привязанность к другому есть аспект любви к
себе. Как справедливо подчеркивает французский исследователь Ж. К.
Фрэсс, в то время эти чувства еще не противопоставлялись. Однако
экспрессивные функции дружбы не подчеркивались культурой не потому, что
их не было, а потому, что они молчаливо подразумевались.
В классической Греции картина постепенно усложняется. Разложение об-
щинно-родовых связей, появление классов и государства существенно ослаб-
ляют узы родства, так что свободно выбранные дружеские связи все чаще не
совпадают с родственными. "Не все родные - друзья тебе, но лишь те, у
которых с тобой общая польза" ,- замечает Демокрит. Первоначальное еди-
ное понятие родства и дружбы расчленяется. Эта же мысль своеобразно вы-
ражена в игре слов у Еврипида: "Брат стал врагом и все-таки остается
близким" (Финикиянки, 1448)2. (Здесь обыгрывается двойное значение слова
"филос" - "друг".)
Дружба, основанная на свободном выборе и личной склонности, теперь
даже противопоставляется родственным отношениям. На вопрос Ифигении при
виде связанных Ореста и Пилада: "Вы братья? Мать одна носила вас?" -
Орест гордо отвечает: "Да, братья мы-сердцами, но не кровью" (Ифигения в
Тавриде, 497-498) . Если у гомеровских героев родственные отношения ос-
таются важнейшим эталоном близости, то Еврипид ставит дружбу выше
родства:
Добывайте друга, люди, недостаточно родных.
Верьте: если слит душою с нами чуждый, то его
Мириады близких кровью не заменят одного.
(Орест, 804-806)
Потеряв свою связь с родством, дружба стала более избирательной и ра-
циональной. Она приобрела характер политического товарищества. Понятие
"политическая дружба" распространяется и на межличностные отношения.
Друзьями теперь называют приверженцев, единомышленников, людей, объеди-
ненных общими интересами. Такое понимание дружбы сохраняется и в
дальнейшем: когда римские авторы говорят о "друзьях Гракхов" или
"друзьях Августа", они имеют в виду не интимную личную привязанность, а
политический союз. Но этот союз уже не институционализирован, а вытекаю-
щие из него взаимные обязанности друзей менее определенны. Расширение
сферы индивидуального усмотрения в отношениях дружбы постепенно перево-
дит проблему из социальной в нравственно-психологическую плоскость.
Отражая эти социальные сдвиги, софисты развивают рационалистическую
концепцию дружбы, выводя ее из утилитарных соображений взаимной пользы и
совпадения интересов. Но наряду с прославлением полезности и необходи-
мости дружбы учащаются жалобы на ее неустойчивость, предупреждения про-
тив коварства и неверности друзей.
Разумеется, такие жалобы встречались и раньше. Уже Эсхил грустно за-
мечает, что "немногим людям свойственно друзей счастливых чтить и не за-
видовать" и что "преданность и дружба так же призрачны, как отраженье в
зеркале обманчивом" (Агамемнон, 824-825, 830-831). Неверность и преда-
тельство друзей - одна из любимейших тем Феогнида.
На фоне ненадежности и инструментальности "политической дружбы" инс-
титуционализированная дружба приобретает значение обращенного в прошлое
идеала. Причем этот идеал наполняется качественно новым, несвойственным
реально существовавшим ранее отношениям дружбы содержанием.
Распространение культа героической дружбы, в которой наряду с тради-
ционной верностью все сильнее подчеркиваются эмоционально-экспрессивные
ценности, свидетельствует как раз о проблематичности, неустойчивости
межличностцых отношений. С одной стороны, сами общественные отношения
стали более сложными, текучими, мобильными, а с другой - дифференциация
внутреннего мира личности рождает множество эмоциональных нюансов, неиз-
вестных более примитивной культуре. Институционализированная дружба пер-
вобытного общества однозначна, в ней нет полутонов. Дагомеец точно знает
(обязан знать), кто из его ритуальных друзей, "братьев по ножу", являет-
ся первым, ближайшим, кто - вторым и чем он обязан каждому из них. Греку
периода классической античности подобная ясность уже заказана. Его взаи-
моотношения с другими людьми и сопутствующие им чувства противоречивы.
Живя в атмосфере социального и личного соперничества, он уже познал
чувство психологического одиночества и испытывает потребность разделить
свои переживания с кем-то другим, найти душу, родственную собственной.
Тесен у Еврипида, мотивируя свою непоколебимую верность попавшему в
беду Гераклу, ссылается в первую очередь на традиционные обеты, законы
гостеприимства и т. д.
Та дружба, что ветшает,
Мне ненавистна. Как?
У друга за столом
Отведав брашен сладких, в дни невзгоды
Его корабль покинуть?
(Геракл, 1224-1227) ш
Вместе с тем в разговорах о дружбе все больший упор делается на пси-
хологическую близость, необходимость не только помогать другу, но и раз-
делять его чувства: "Скажи мне, царь, иль я достоин не был с тобой де-
лить, как друг, твою печаль?" (Алкеста, 1009-1010) u.
Особенно сильно звучат эти мотивы в античной лирике. Уже у Феогпида
дружба по своей эмоциональной напряженности и индивидуализированности,
по сути дела, не отличается от любви. В многочисленных посланиях Кирну
поэт выдвигает в качестве важнейших критериев дружбы взаимную любовь,
искренность, добровольность, психологическую совместимость.
Еще более индивидуализирован и экспрессивен идеал дружбы в философс-
ком кругу Сократа и Платопа. По словам Сократа, "без дружбы никакое об-
щение между людьми не имеет ценности" (Пир, VIII, 13) . В противополож-
ность утилитаристской тенденции софистов, Сократ видит в дружбе то-
тально-личностное отношение, окрашенное всем спектром человеческих эмо-
ций. Точно так же и Платон ставит дружбу выше остальных человеческих
привязанностей, акцентируя внимание прежде всего на эмоциональной и ду-
ховной природе этой формы общения. Друзья, говорит Платон, "гораздо бли-
же друг к другу, чем мать и отец, и дружба между ними прочнее, потому
что связывающие их дети (имеются в виду совместно вырабатываемые духов-
ные качества.- И. К.) прекрасное и бессмертнее" (Пир, 209в) .
Осознание эмоциональных аспектов дружбы и противопоставление интимной
дружбы и расчетливого товарищества неизбежно порождают вопрос о соотно-
шении дружбы и других эмоциональных привязанностей, прежде всего половой
любви. От дифференциации общественных институтов и социальных ролей гре-
ческая культура переходит, таким образом, к проблеме дифференциации ин-
дивидуальных чувств и привязанностей, а одновременно и к разграничению
понятий, в частности поня тий дружбы и любви. Слова "филия" и "эрос" по
своему первоначальному смыслу противоположны: первое означало близость и
соединение подобного, а второе - борьбу и соединение противоположного. В
дальнейшем эти слова стали обозначать разные виды или оттенки любви:
"эрос" - стихийная страсть и жажда обладания, "филия" - любовь-дружба,
обусловленная социальными связями и личным выбором. По Платону, любовь и
дружба не столько разные чувства, сколько разные аспекты - духовный и
чувственный - одной и той же тотальной личной привязанности, которую фи-
лософ определяет как "жажду целостности и стремление к ней" :(Пир, 193а)
.
В обыденном сознании позднейших периодов платоническая любовь ассоци-
ировалась преимущественно с духовностью, в противоположность чувствен-
ности. На самом деле ее специфика состоит в том, что она абстрагируется
от различия полов. Как писал Ф. Энгельс, "для классического поэта древ-
ности, воспевавшего любовь, старого Анакреонта, половая любовь в нашем
смысле была настолько безразлична, что для него безразличен был даже пол
любимого существа" .
В древнегреческой культуре дружба мыслится как исключительно мужской
институт и нередко ассоциируется с эротическими отношениями. Ученые
по-разному объясняют этот феномен. Прежде всего отмечают наличие в Гре-
ции значительных пережитков древней традиции закрытых "мужских союзов".
Какие-то формы сегрегации полов и выведения мальчиков из-под женского
влияния существовали, как известно, почти во всех первобытных обществах.
В Греции - на Крите, в Спарте, в Фивах - активно проявляли себя тра-
диции мужского воинского братства и обучения. Совершенно очевидно, писал
Ксенофонт, что "нет фаланги сильнее той, которая составлена из соратни-
ков-друзей..." (Киропедия, VIII, 1, 30) . По словам Плутарха, именно на
основе такого принципа в Фивах был сформирован особый "священный отряд",
считавшийся непобедимым. "Ведь родичи и единоплеменники мало тревожатся
друг о друге в беде, тогда как строй, сплоченный взаимной любовью, не-
расторжим и несокрушим, поскольку любящие, стыдясь обнаружить свою тру-
сость, в случае опасности неизменно остаются Друг подле друга" (Пелонид,
XVIII) .
Сложнее обстояло дело в Афинах. Сократ и Платон не случайно делают
акцент на духовной стороне дружеских и любовных отношений. Разложение
общинно-родовых связей в сочетании с усложнением человеческой личности
пробуждает у нее напряженную потребность в интимности, которая не удов-
летворяется примитивно-чувственными формами.
В общении с кем мог древний афинянин удовлетворить потребность в пси-
хологической близости? С женой? Приниженное социальное положение афинс-
кой женщины делало духовную близость с ней для мужчины невозможной. "Та
скромная доля супружеской любви, которую знает древность,- не субъектив-
ная склонность, а объективная обязанность, не основа брака, а дополнение
к нему". Социальные роли полов в Афинах резко разделялись; отношения
между женщиной и мужчиной не отличались душевной близостью. Обязанностью
женщины было вести хозяйство и рожать детей. И дело здесь не столько в
психологических различиях между полами, сколько в подчиненном социальном
статусе женщины. Понимая сложность проблемы равенства, Платон тем не ме-
нее констатирует:
"Истинная древняя пословица, что равенство создает дружбу..." (Зако-
ны, 757а-в) . Зависимое положение женщины и обусловленная этим ее интел-
лектуальная неразвитость исключают возможность глубокой дружбы с ней.
Может быть, возможны дружеские отношения между родителями и детьми?
Но мужчина-афинянин проводит дома слишком мало времени. Кроме того, се-
мейные устои, основанные на безусловной родительской власти, уже начали
расшатываться. Греческие авторы классического периода сетуют на растущую
непочтительность сыновей, на то, что "отец привыкает уподобляться ребен-
ку и страшиться своих сыновей, а сын - значить больше отца..." (Госу-
дарство, 562е) . Проблема "отцов и детей" стоит в Афинах достаточно ост-
ро.
Мало давала в смысле интимного общения и школа. Древнегреческая тео-
рия воспитания ("пайдейя") не знает понятия формального обучения, сводя-
щегося к более или менее безличной передаче знаний и навыков. По словам
Ксенофонта, "никто не может ничему научиться у человека, который не нра-
вится" . Воспитание мыслится здесь исключительно как глубокое личное об-
щение, в котором старший должен быть одновременно наставником, другом и
идеалом младшего и в свою очередь испытывать к нему чувство любви. Наем-
ный педагог для этого не годится, и не только из-за его зависимого,
рабского статуса.
Прогрессивные педагоги нового времени сравнивали школу, основанную на
принуждении, с казармой. По самой своей сути такие отношения воспита-
тельно неэффективны. Учитель, вооруженный палкой, не может вызывать доб-
рых чувств. Ксеиофонт, наоборот, сравнивает жестокого полководца Клеарха
с учителем: "...в нем не было ничего привлекательного, он всегда был
сердит и суров, и солдаты чувствовали себя перед ним, как дети перед
учителем. При нем никогда ire было ни одного человека, следовавшего за
ним из дружбы или расположения" (Анабасис, II, 12-13) .
В этих условиях, замечает французский историк А. И. Марру, эротизиро-
ванная дружба между старшим мужчиной и юношей оказывалась необходимым
институтом воспитания. Восполняя то, чего не могли дать другие соци-
альные институты, она одновременно фокусировала в себе весь эмоцио-
нальный мир личности и потому была исключительно значима для обеих сто-
рон.
Отсюда - повышенная экспрессивность, эмоциональность античного канона
дружбы и одновременно тенденция к ее интеллектуализации и превращению в
добродетель. Дружба, подчеркивает Сократ, "соединяет людей нравственных"
, для которых духовное общение важнее преходящих чувственных удо-
вольствий. Платон специально обсуждает в этой связи вопрос о различиях
дружбы между юно шами-сверстниками, у которых "равенство возраста ведет
к равным удовольствиям и, вследствие сходства, порождает дружбу" (Федр,
240с) В, и дружбы между старшим и младшим, в которой главная роль отво-
дится обмену духовными ценностями.
Подчеркивая духовно-нравственные основы дружбы, Платон пытается ре-
шить сложную проблему: что может быть основой глубоких и прочных челове-
ческих взаимоотношений, когда традиционная институционализированная
дружба уже умерла, а "политическая дружба" корыстна и расчетлива? Если
видеть в дружбе только чувство, эмоциональную привязанность, существую-
щую независимо от общих интересов и целей деятельности, проблема вообще
неразрешима. Поэтому Платон выводит дружбу за рамки непосредственных
межличностных отношений. Эмоционально-психологическую близость друзей он
считает производной от присущей им общей нравственной цели, общего
стремления к совершенству. Если в "Пире", "Федре" и ряде других диалогов
Платон подчеркивал преимущественно единство и взаимопроникновение дружбы
и любви как духовного и чувственного начал, то в "Законах" он стремится
их разграничить.
Подходя к проблеме уже не столько с точки зрения отдельного индивида,
сколько с точки зрения общества, Платон подчеркивает социально-интегра-
тивныв функции дружбы, замечая, что "рассудительность", "разумность" или
"дружба" - "это не разные точки зрения, но все одна и та же" (Законы,
693с) . Не только взаимоотношения друзей должны, по мнению философа, ис-
ходить из возвышенной общей цели, но все отношения - "к нашим потомкам,
родственникам, друзьям, согражданам, к лицам, связанным с нами узами
гостеприимства" (Законы, 718а) - должны направляться и регулироваться
законами. Эмоционально-экспрессивные ценности, как ни важны они для
дружбы, перестают, таким образом, быть самодовлеющими, а включаются в
систему общественных отношений, которые регулируют их извне (законы) и
изнутри (идеал добродетели).
В суммарном виде логика эволюции понятия и отношений античной дружбы
сводится к следующему. Первоначально дружба возникает в греческой
культуре в связи с отношениями родства, затем она выделяется в автоном-
ный социальный институт, в котором эмоционально-экспрессивные функции
подчинены инструментальным. По мере разрушения общинных связей дружба
становится более или менее временным союзом, основанным на осознанной
общности интересов. Как протест против этого возникает идеал бескорыст-
ной и безотчетной, основанной только на эмоциональном притяжении друж-
бы-любви. И наконец, как преодоление обеих крайностей - рассудочности и
эмоциональности - появляется этическая теория дружбы, оценивающая мотивы
друзей и их совместную деятельность на основании каких-то общих, универ-
сальных критериев. ,
Своеобразный итог древнегреческой философии дружбы подвел Аристотель,
который дал в "Никомаховой этике" первый цельный очерк теории дружбы как
самостоятельного нравственного отношения, не совпадающего с други ми ви-
дами социальных связей и эмоциональных привязанностей. Он рассматривает
дружбу как "специфически человеческий факт, объяснение и цель которого
следует искать без обращения к законам природы или к трансцендентному
Благу, выходящему за рамки эмпирического существования". Иначе говоря,
Аристотель подвергает дружбу не только философско-этическому, но и пси-
хологическому анализу.
Дружба, по Аристотелю, величайшая социальная и личная ценность, "са-
мое необходимое для жизни. Действительно, никто не выберет жизнь без
друзей (philoi), даже в обмен на все прочие блага" .
Аристотель подходит к определению дружбы одновременно с нескольких
сторон. Во-первых, в зависимости от типа партнера он различает отношения
отеческие, братские, родственные, супружеские, соседские, политические,
товарищеские, эротические и основанные на гостеприимстве. Такая класси-
фикация объективна, но вместе с тем содержит указание на специфику свя-
занных с данными отношениями эмоциональных переживаний. Во-вторых, фило-
соф разграничивает равные отношения и отношения, основанные на соци-
альном или нравственном превосходстве одного партнера над другим.
В-третьих, он дифференцирует характер испытываемых человеком чувств,
различая спокойное дружелюбие, расположение и приязнь вообще, индивидуа-
лизированные дружеские чувства и страстную любовь, влечение. В-четвер-
тых, Аристотель, как уже говорилось, классифицирует мотивы заключения и
поддержания дружеских отношений: утилитарная дружба - ради пользы, выго-
ды; гедонистическая дружба - ради удовольствия, приятности; совершенная
дружба, в которой эти мотивы подчинены бескорыстной любви к другу как
таковому.
Выделяя названные "виды дружбы", Аристотель, однако, сомневается, что
у этих "видов" имеется общий "род". "Дружба" как родовое понятие у него
совпадает с совершенной "дружбой добродетельных", совмещая в себе все
то, что есть в других "видах" дружбы: благо, благо для другого, удо-
вольствие, удовольствие для другого.
Дружба, основанная на соображениях пользы или удовольствия, не может
быть ни истинной, ни прочной. "...Это дружба постольку поскольку, ибо не
тем, что он именно таков, каков есть, вызывает дружбу к себе тот, к кому
ее питают, но в одном случае тем, что он доставляет какое-нибудь благо,
и в другом - из-за удовольствия. Конечно, такие дружбы легко расторгают-
ся, так как стороны не постоянны [в расположении друг к другу]. Действи-
тельно, когда они больше не находят друг в друге ни удовольствия, ни
пользы, они перестают и питать дружбу" .
Совершенная же дружба бескорыстна и не знает разграничения экспрес-
сивных и инструментальных ценностей: "...питая дружбу к другу, питают ее
к благу для самих себя, ибо, если добродетельный становится другом, он
становится благом для того, кому друг" . Соображения пользы, удо-
вольствия, взаимопомощи не имеют в такой дружбе решающего значения, по-
тому что отношение к другу в принципе не отличается от отношения чело
века к самому себе. "...Все проявления дружбы из отношения к самому себе
распространяются па отношение к другим. И все поговорки в этом согласны,
например: "душа в душу", и "у друзей все общее", и "уравненность - это
дружность", и "своя рубашка ближе к телу..." .
Благодаря этому дружба является также необходимым средством самопоз-
нания: "Как при желании увидеть свое лицо мы смотримся в зеркало и видим
его, так при желании познать самих себя мы можем познать себя, глядя на
друга" .
Друг - наше "второе Я". Ближе друга у человека никого нет. Поэтому,
считает Аристотель, количество друзей имеет пределы. "...Близкая дружба
- это дружба с немногими", "при товарищеской дружбе не бывает большого
числа друзей, да и в гимнах говорится о парах" .
Из такого понимания дружбы вытекает целый ряд психологических проб-
лем: разграничение дружбы и простого расположения, выявление особеннос-
тей юношеской и старческой дружбы, зависимости дружбы от индивидуальных
черт личности и т. п.
В понимании Аристотеля, дружба уже не является ни традиционным соци-
альным институтом, ни разновидностью расчетливого товарищества, пи про-
явлением эротического влечения, ни абстрактной добродетелью, а самостоя-
тельным высокоиндивидуализированным межличностным отношением.
По сути дела, Аристотель сформулировал все важнейшие вопросы психоло-
гии и этики дружбы. Однако он и мысли не допускает о возможности дружбы
между свободным человеком и рабом.
Культ дружбы характерен не только для древнегреческой, но и для элли-
нистической и древнеримской философии. По выражению Эпикура, "дружба об-
ходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к
прославлению счастливой жизни". Но хотя дружбу прославляют и Феофраст, и
Эпиктет, и Диоген Лаэртский, и Цицерон, и Сенека, и Плутарх, расставляе-
мые ими этические акценты различны.
Эпикур и его последователи подчеркивают утилитарно-рассудочные истоки
дружбы. По словам Эпикура, "всякая дружба желанна ради себя самой, а на-
чало она берет из пользы" . Поскольку истинная дружба, по Эпикуру, по-
рождается только мудростью, дружба приобретает у него черты некоторого
духовного аристократизма. Она ставится в известном смысле даже выше муд-
рости, ибо мудрость - благо смертное, а дружба - бессмертное.
Если у эпикурейцев дружба - источник радости, то ригористическая эти-
ка стоиков (например, Эпиктет) трактует ее прежде всего как долг и доб-
родетель, которой должны быть подчинены живые человеческие чувства. Это
делает дружбу еще более исключительной, доступной только мудрецу.
Особенно широко обсуждается в поздней античности вопрос о мосте друж-
бы в системе государства. В доклассовом обществе, где ритуализованные
личные отношения непосредственно составляли ячейку социальной связи, та-
кой вопрос практически не вставал. В классовом обществе он ставится
чрезвычайно остро. Уем сильнее акцентируется индивидуальность и особен-
ность дружбы, тем сложнее ее совместить с универсалистскими притязаниями
государства. И если Диоген Лаэртский принимает в этом конфликте сторону
индивида, утверждая, что мудрец всегда готов умереть за друга, хотя
пальцем не шевельнет ради государства, то Цицерон решительно становится
на точку зрения социального целого.
В своем диалоге "Лелий" ("О дружбе") Цицерон провозглашает стремление
к дружбе природным свойством человека. Дружба возникает из взаимного
расположения и симпатии, что предполагает также сходство в желаниях,
стремлениях, убеждениях. Иначе говоря, "дружба не что иное, как согласие
во всех делах божеских и человеческих в сочетании с благожелательностью
и привязанностью" .
Цицерон высоко ценит интимность дружбы. Его переписка с друзьями,
особенно с Аттиком, свидетельствует, что и сам он был способен на такое
чувство. Однако интимность и взаимная любовь друзей не должны заслонять
социально-нравственное содержание дружбы. Дружба дает людям радость вза-
имопонимания и общения, но и налагает па них определенные обязательства.
"Основание стойкости и постоянства, которых мы ищем в дружбе,- верность;
ведь неверное не может быть стойким" . Кроме того, дружба предполагает
взаимную требовательность и контроль, а также взаимопомощь. До некоторой
степени даже дозволено "помочь друзьям в их не совсем справедливых жела-
ниях,- когда дело коснулось бы их гражданских прав или их доброго име-
ни". Тем не менее внутренний кодекс дружбы тесно связан с общегражданс-
ким моральным кодексом и подчинен последнему. "...Мы не можем даже пред-
положить, чтобы кто-нибудь из них (достойных людей прошлого.-И. К.) ре-
шился потребовать от друга чего-либо такого, что было бы противно совес-
ти, противно клятве, противно интересам государства" .
Долг гражданина выше личной дружбы. Поэтому "в дружбе должен быть не-
зыблем закон - не просить друга о бесчестных действиях и самому таковых
не совершать, уступая его просьбам; ибо позорно и никак не приемлемо оп-
равдание, относящееся как к другим поступкам, так и к случаю, если
кто-нибудь сознается в действиях, во вред государству совершенных ради
друга" .
Концепция Цицерона выражает официальную позицию римского общества се-
редины I в. до н. э. Современник Цицерона поэт Гай Валерий Катулл рисует
образ дружбы иначе - этически нейтрально по отношению к обществу и госу-
дарству. Акцент делается на взаимной эмоциональной привязанности и вер-
ности друзей, жизненный мир которых не только отличается от окружающего
("официального") общества, но и противопоставляется ему.
Как замечает И. В. Шталь, "друг Катулла и друг Цицерона изображены,
"созданы" по единой образной модели. Чтобы стать другом, герой должен
иметь ряд определенных свойств и качеств, которые он выявляет па деле, в
поступках, и поступки эти приносят ему при одобрении друзей славу в ве-
ках". Но содержание и даже сфера этих поступков различны. "Все свойства
"добропорядочного мужа" Цицерона раскрываются в сфере общественной госу-
дарственной жизни, в то время как "добропорядочный муж", юноша Катулла
совершает свои подвиги, проявляет себя лишь в жизни вне-общественной, в
жизни частной... В дружбе, в дружеском союзе герои Катулла ищут спасения
от превратностей судьбы, от жестокого и страшного внешнего мира, от раз-
бушевавшейся гражданской стихии" .
Что стоит за этим различием? Разные идеологические позиции (идеолог
официального общества Цицерон и оппозиционно настроенный Катулл)? Соци-
ально-возрастные различия (Цицерон говорит от лица зрелого общественного
деятеля, Катулл - от лица пылкого и праздного юноши)? Разные типы лич-
ности? Или жанровые особенности (одно дело - нравоучительный трактат,
обосновывающий определенное правило, другое дело - лирическое стихотво-
рение, выражающее чувства автора)? Вероятно, все, вместе взятое. Полифо-
ния индивидуализированной дружбы, где личное переплетается с обществен-
ным и одно переходит в другое, не допускает однозначных объяснений.
Для нашей темы это не столь уж важно. Существенно то, что античность
представляет завершенный цикл развития понятия дружбы. Сначала дружба
выступает как синоним или частный аспект родства. Затем она превращается
в самостоятельный институт; роль друга приобретает самодовлеющее соци-
альное значение. Дальнейшая дифференциация социальной структуры приводит
к тому, что межличностные отношения отделяются от социально-институцио-
нализированных. Это повышает индивидуальную избирательность дружбы, по
одновременно делает ее социальные функции и взаимные обязанности друзей
менее определенными и проблематичными. Отсюда - психологизация, иптими-
зация дружбы и спор о соотношении ее инструментальных и экспрессивных
функций. Из договорного отношения и социального союза дружба превращает-
ся в эмоциональную привязанность, на первый план выходит проблема ее мо-
тивов и соотношения дружбы и любви. Но экспрессивные функции также имеют
определенное общественное значение (дружба как институт социализации).
Это привлекает внимание к ценностной стороне дружбы, побуждая рассматри-
вать ее преимущественно в этическом, нормативном ключе. Задача описания
дружеских отношений, какими они фактически являются (сделать это стано-
вится все труднее из-за индивидуальных различий), подчиняется обоснова-
нию идеала дружбы, какой она должна быть, имея в виду природу дружеских
обязанностей и соотношение дружбы и общественного долга.
3. ОТ РЫЦАРСКОЙ ДРУЖБЫ К РОМАНТИЧЕСКОЙ
Ты был мне братом много лет и зим.
Друг другу не чинили мы обид.
Коль дух ты испустил - и мне не жить .
Песнь о Роланде
Поздняя античность, как мы видели, создала высокоиндивидуализирован-
ные образы дружбы. В раннем средневековье человек снова оказывается не-
отъемлемой частью общины. Вся его жизнь, от рождения до смерти, регла-
ментирована. Он почти никогда не покидает места своего рождения. Его
жизненный мир ограничен рамками сословной принадлежности. Как бы ни
складывались обстоятельства, дворянин всегда остается дворянином, а ре-
месленник - ремесленником. Его социальная роль для него так же органична
и естественна, как собственное тело. Каждому сословию присуща своя
собственная система добродетелей, и каждый индивид должен знать свое
место.
Античный идеал дружбы несозвучен христианской морали. Христианская
формула "любви к ближнему" внешне напоминает аристотелевский принцип
"относиться к другу, как к самому себе", видеть в нем "другого себя". Но
Аристотель имеет в виду взаимоотношения между двумя конкретными индиви-
дами, окрашенные всем спектром человеческих эмоций, тогда как теологи
говорят об абстрактном "ближнем". Христианская "любовь к ближнему" не
является избирательной, распространяется на всех и вытекает из общей мо-
рально-религиозной нормы. Сильная эмоциональная привязанность к како-
му-нибудь отдельному человеку, с точки зрения средневекового теолога,
даже опасна, так как отвлекает от бога и легко принимает эротический ха-
рактер.
Отождествляя "истинную дружбу" с "христианской любовью" к богу, "отцы
церкви" и средневековая теология противопоставляют эту "божественную
дружбу" реальным, земным привязанностям.
Что это значит на практике, ясно видно из "Исповеди" христианского
богослова Августина Блаженного, жившего на рубеже IV-V вв. Едва ли не
самые трогательные ее страницы - рассказ о юношеской дружбе автора с со-
учеником по школе, товарищем детских игр. Дружба эта, покоившаяся на
полном совпадении склонностей и чувств, была искренней и нежной. Но -
"божья кара" за греховные заблуждения - друг внезапно заболел и умер.
Августин тяжело переживал эту утрату.
В "Исповеди" он так пишет об этом: "Какою печалью омрачилось сердце
мое! Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для
меня камерой пыток, отцовский дом - обителью беспросветного горя; все,
чем мы жили с ним сообща, без пего превратилось в лютую муку. Повсюду
искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что ниг-
де его нет, и никто уже не мог мне сказать: "Вот он придет", как гово
рили об отсутствующем, когда он был жив... Только илач был мне сладос-
тен, и он наследовал другу моему в усладе души моей".
Однако боль утраты не убила собственной привязанности к жизни. Как же
могло случиться, "что я, его второе "я", живу, когда он умер"? Ведь "моя
душа и его душа были одной душой в двух телах". Но в позднейшем примеча-
нии Августнн-теолог осудил этот крик души Августина-мемуариста как фри-
вольную декламацию, ибо греховна не только мысль о слиянии душ, но и са-
ма безоглядная любовь к смертному. Только тот не теряет близких своему
сердцу, чья дружба покоится в боге - "в том, кого нельзя потерять" (IV,
4,9; 6, 11; 9, 14).
"Истинная дружба", в понимании христианского теолога, возможна только
на небе. Монах Ансельм Кентерберийский (XI в.) называет ее в числе че-
тырнадцати признаков вечного небесного блаженства. И позднее, когда в
церковной скульптуре (впервые - в северном портале Шартрского собора во
Франции) появляется аллегорическое изображение дружбы в виде молодой,
прекрасной женщины в короне и со щитом, украшенным четырьмя голубями, а
в книжных миниатюрах изображаются эпизоды библейской дружбы Давида и Ио-
нафана, это символизирует не столько земные, человеческие, сколько не-
бесные, идеальные отношения.
Понятие и ценность дружбы были предметом долгих теологических деба-
тов. С одной стороны, "отцы церкви" всячески превозносят духовную дружбу
в противоположность чувственной любви, вплоть до отождествления "истин-
ной дружбы" и "христианской любви", коренящейся в боге. С другой сторо-
ны, они не могли игнорировать реальность "естественной дружбы", не зави-
сящей от благочестия. "То, что по природе близко, неизбежно дружественно
друг другу",- писал английский богослов XII в. Аделард Батский. Многие
средневековые авторы расширительно трактуют понятие дружбы, отождествляя
ее с любыми формами благожелательности, будь то отношение к природе, лю-
бовь к животным и т. д. Согласно Фоме Аквинскому, "естественная дружба",
основанная на преходящих земных благах, сама по себе не является добро-
детелью и становится таковой, только подчиняясь благочестию.
Однако феодальное общество далеко не безлично. Индивидуальность в
средние века и в эпоху Возрождения - скорее две противоположные системы
индивидуализма и коллективности, чем упрощенно изображаемая противопо-
ложность средневековой системы коллективности и буржуазной системы инди-
видуализма.
Средневековый индивид - личность постольку, поскольку он наиболее
полно соотнесен со всеобщим и выражает его. Но именно сопоставимость
всех индивидов в этом плане делает их неравными (точно так же, как несо-
поставимость уравнивает буржуазных индивидов). "Средневековые люди всег-
да связаны корпоративными и т. п. узами,- и именно связанность делает их
отношения конкретными и личностными. Они пребывают на разных ступенях
бесконечной лестницы, различаясь мерой олицетворения предлежащих истиц и
ценностей" . Средневековый канон дружбы и ориентированные на него ре-
альные отношения откровенно сословны. Это проявляется и в выборе партне-
ров из своего социального круга, и в самом этикете дружеского общения.
Существовали по меньшей мере три таких канона: феодально-рыцарской; бы-
товой, регулировавший отношения простых людей - крестьян и ремесленни-
ков; духовно-монастырский, имевший хождение среди духовенства.
Феодально-рыцарская дружба тесно связана с архаической воинской друж-
бой и обычаями побратимства, унаследованными от дофеодальных времен и
дополненными символикой вассальной верности и покровительства сильного
слабому. Характерный пример таких отношений - побратимство, "крестовое
братство" русских былинных богатырей, описанное М. М. Громыко.
В "названное", или "крестовое", братство (обряд скреплялся обменом
нательными крестами) вступают практически все былинные богатыри. Иногда
союз заключается после честного поединка (например, в былине "Бой Добры-
ни с Ильёй Муромцем"), причем победитель приобретает статус старшинства.
Иногда братание предшествует трудному походу против общего врага. Воз-
можно и участие в этой процедуре третьего лица в качестве посредника
(Добрыню Никитича и Алешу Поповича, например, "сватает" Илья Муромец).
"Крестовое" братство ставится выше всех прочих отношений, даже кровного
родства: "крестовый брат паче родного" Б; "а и будь ты мне названый брат
и паче мне брата родимого". Как правило, один из побратимов считается
старшим: Илья Муромец старше Добрыни Никитича, Добрыня старше Алеши По-
повича, а при встрече со Святогором сам Илья становится его младшим бра-
том. Побратимы принимают обет взаимного послушания. С побратимством свя-
зан также ряд брачных запретов: вдова богатыря не может выйти замуж за
"крестового" брата покойного мужа, нельзя жениться на своей крестной
сестре и т. д.
Обряд побратимства, согласно данным М. М. Громыко, был известен на
Руси еще в XI в. и имел явно дохристианские истоки. Постепенно эти отно-
шения выходят за рамки воинского союза, приравниваясь к дружбе; к их
описанию все чаще применяются психологические характеристики: "У молотца
был мил н(а)дежен друг, назвался молотцу названой брат, прелстил его ре-
чами прелесными" .
Побратимство и вытекающие из него обязательства и брачные запреты
признавала и церковь. Иногда обряд братания даже совершался в церкви или
фиксировался в церковной метрической книге. Одно такое упоминание отно-
сится к 1801 г. Родившийся в воинской среде обычай перенимают и другие
сословия. По этнографическим данным, побратимство нередко встречалось
среди русских крестьян XIX в., особенно среди казаков и бурлаков, т. е.
именно в тех ситуациях, где чаще всего требовалась взаимная выручка и
восполнение семейно-родственных отношений.
Героическому эпосу свойственно возвышение и поэтизация дружбы. Идея
дружбы как воплощения благородства и верности близка феодальному мышле-
нию. Рыцарская мораль ставит мужскую дружбу выше любви и семейных отно-
шений. В "Песне о Роланде" рассказывается, что невеста Роланда, красави-
ца Аль-да, узнав о смерти своего рыцаря, тут же падает мертвой; напро-
тив, умирающий Роланд не вспоминает о невесте, зато он горько оплакивает
своего друга и соратника Оливье. Когда рыцарские романы позднего средне-
вековья красочно описывают нерушимость рыцарской дружбы, выдерживающей
самые невероятные испытания, за этим легко разглядеть идеализированные
отношения вассальной зависимости, напоминающие ритуализованную дружбу
древности с ее клятвами верности, обменом дарами и т.д.
Для средневекового человека иерархичность дружеских отношений вполне
естественна. Данте в "Новой жизни" упоминает человека, "который, следуя
степеням дружбы, является вторым другом моим, непосредственно после пер-
вого" . В письме к властителю Вороны Кап Гранде делла Скала, который был
ему верным другом и покровителем, Данте пишет, что "священные узы дружбы
связывают не столько людей равных, сколько неравных". Эта тема оживленно
обсуждалась и позже, по крайней мере до XVII в.
Рыцарская дружба описывалась в нарочито возвышенных топах. Дружеские
связи крестьян и городских ремесленников выглядят более прозаически. Де-
ревенская община даже в XVI-XVII вв. редко насчитывала больше 300-500
человек, так что все отношения в ней неизбежно имели непосредствен-
но-личный характер. Дружеские связи обычно переплетались с родственными
и соседскими и рассматривались как их дополнение. Английский священник
Р. Джослин, дневник которого считается одним из ценнейших источников но
истории повседневной жизни Англии того периода, говорит о "друзьях и со-
седях" слитно. Друзьями он называет всех родственников, независимо от
интенсивности своих контактов с ними. Из числа "друзей-соседей" Джослин
выделяет наиболее близких, с которыми поддерживает более тесные отноше-
ния. Но эти отношения были не столько индивидуальными, сколько семейны-
ми.
Особое место занимали дружеские отношения в среде молодежи. Понятие
молодости в средние века было расплывчатым, охватывая период жизни от
окончания детства до того момента, когда мужчина женился и становился
главой семьи. Иногда этот период растягивался на 15-20 лет. Посвященные
в рыцари сыновья феодальных сеньоров томились скукой или затевали скан-
далы в отцовских замках. Чтобы избавиться от них и одновременно помочь
приобрести боевой опыт, их часто отправляли в дальние странствия. Соеди-
няясь группами (нередко это были сыновья вассалов во главе с сыном их
сюзерена), молодые люди вели жизнь бродячих рыцарей, сражались, грабили,
искали богатых невест. По словам французского хрониста XII в., эти
"друзья" "любили друг друга, как братья" п.
Помимо бродячих компаний (кроме странствующих рыцарей были также бро-
дячие ремесленники и студенты) в городах и селах существовали "оседлые"
сообщества молодых людей-"мальчишники", "холостячества", "братства",
"королевства шутов", "аббатства молодежи" и т. п. Объединяя юношей (а
иногда и девушек) более или менее одного возраста, эти сообщества не
только развлекались всевозможными озорными проделками, давая выход моло-
дой энергии, но и выполняли ряд функций, связанных с социализацией: ре-
гулирование внесемейного общения юношей и девушек, воинское обучение и
т. п. Эти молодежные группы четко вписывались в феодальную структуру и
имели собственный порядок и организацию, но отношения внутри них были,
по-видимому, значительно свободнее, чем в семье илп ремесленном цехе.
По иным канонам строилась дружба в духовных, монашеских кругах. Более
образованные, чем их современники, эти люди испытывали и большую потреб-
ность в вербальном общении, а дефицит эмоциональных контактов, связанный
с обетом безбрачия, усиливал потребность в самораскрытии. Как писала
своему духовному другу англо-ирландская аббатиса Эангита, "каждый чело-
век, когда он не достаточен сам для себя и не доверяет собственной муд-
рости, ищет верного друга, которому он мог бы оказать доверие и открыть
тайну своего сердца" .
Дружба духовных лиц в средние века также не была единообразной. Иног-
да призывы к дружбе имели чисто риторический смысл. В Других случаях
"дружба" служила заменой официальных связей (путем рекомендательных пи-
сем и т. п.). Но нередко она выступает и как форма эмоционального кон-
такта и духовного самораскрытия, преодолевающего границы места и време-
ни.
Своеобразной формой институционализации духовной дружбы были расп-
ространенные в Европе в VIII-IX вв. "молитвенные братства", напоминавшие
по форме воинские союзы, но имевшие своим главным содержанием совместные
или заочно возносимые молитвы друг за друга. Позже на этой основе возни-
кают, с одной стороны, воинствующие монашеские ордена, а с другой - фор-
мы общения, характерные для мистиков XII в.- эпохи, которую некоторые
исследователи даже называют "столетием дружбы". Черпая вдохновение у Ци-
церона и Сенеки, мистики (Бернар Клервоский, Ансельм Кентерберийский,
Петр Достопочтенный и др.) стремились соединить "любовь к богу" и "ес-
тественную дружбу", основанную на природном расположении и симпатии од-
ного человека к другому.
Настоятель монастыря в Рьеволксе (Англия) аббат Аэльред в трактате "О
духовной дружбе", написанном в период между 1150 и 1165 гг., осмелился
даже перефразировать слова Иоанна Богослова: "Бог есть любовь, и пребы-
вающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем". У Аэльреда это изречение
звучит так:
"Бог есть дружба, и пребывающий в дружбе пребывает в Боге, и Бог в
нем" . Таким образом, "любовь к богу" выводится из "естественной друж-
бы", что, конечно, выглядит оресью. Проблема соотношения дружбы и любви
к богу занимает важное место в позднейшей теологии (Фома Аквинский, Дунс
Скот и др.).
Отношение средневековой мысли к психологической интимности было неод-
нозначно. Хотя многие авторы XII-XIII вв. говорят о необходимости полной
откровенности с другом, глубокое самораскрытие, предполагающее на пря-
женный интерес к собственному Я, почиталось греховным.
Средневековый человек жил открыто, на глазах у своих соседей и близ-
ких, его быт не был отгорожен от быта остальных членов общины.
Не существовало и особых запретов на выражение сильных эмоций. Персо-
нажи героического эпоса не только гомерически хохочут и легко приходят в
ярость, но и публично, при всех, рыдают:
Сдержать не может слез великий Карл,
С ним плачет вся стотысячная рать...
Рвет бороду, сдержать не может гнев,
Рыдает он, и с ним бароны все...
Нет рыцаря и нет барона там,
Чтоб в грудь себя не бил и не рыдал...
Без чувств от горя многие лежат...
Над нею, сострадая, он заплакал .
Конечно, это не буквальное описание. "Песнь о Роланде" имеет свою
стилистику. Но, по-видимому, такое поведение не противоречило правилам
рыцарского этикета. В то же время более тонкие, внутренние переживания
были еще относительно неразвиты, для их выражения людям не хватало слов.
Да и вообще делиться своими переживаниями с кем бы то ни было, кроме бо-
га, считалось нескромным и даже неприличным. Не следует много говорить о
себе, "ибо нет человека, который бы правдиво и справедливо оценивал са-
мого себя, столь обманчиво наше самолюбие",- писал Данте. Откровенность
"Исповеди" Августина Данте оправдывает только ее назидательностью, "как
образцовое и поучительное превращение его жизни ил нехорошей в хорошую,
из хорошей в лучшую, а из лучшей в наилучшую..." . Признать потребность
в самовыражении достаточным оправданием "Исповеди" автор "Божественной
комедии" еще не решается.
В новое время положение резко изменилось. Быт постепенно (особенно в
XVII-XVIII вв.) индивидуализируется, люди отгораживаются друг от друга,
а потребность в коммуникации и самовыражении, напротив, усиливается. Од-
ним из проявлений этого было рождение новой концепции и канона дружбы.
Первый шаг в направлении секуляризации (освобождения от влияния рели-
гии) и индивидуализации человеческих отношений сделали гуманисты эпохи
Возрождения, прославляющие дружбу как самое естественное и высокое чело-
веческое чувство. Эта тенденция была тесно связана с возрождением антич-
ной традиции. Гуманисты часто обращаются к Аристотелю, Плутарху, Лукиа-
ну, Сенеке, Цицерону. В их личной переписке ощущается упоение дружеским
общением.
Среди историков культуры существует мнение, что дружба у гуманистов -
скорее литературный образ, чем личное переживание, так как в своей пере-
писке многие из них говорят не столько от собственного лица, сколько от
лица некоего искусственного "литературного Я", именуя "друзьями" едва ли
не всех своих корреспондентов.
Однако такую постановку вопроса вряд ли можно признать правильной.
Гуманисты называли свою дружбу "святой" или "божественной", вершиной
земного счастья. Но "литературность" выражения чувств и стилизация самой
жизни (позже нечто подобное наблюдалось у романтиков) не означает, что
эта жизнь неподлинна. Как справедливо замечает Л. М. Баткин, "личные от-
ношения имели для гуманистов надличный смысл, не переставая, однако, от
этого быть личными... Общение осуществлялось посредством топики, за ко-
торой, как и за любыми формулами общения в любые времена, могли в одном
случае скрываться искренние чувства, а в другом - ничего, кроме риту-
альных жестов" .
Тот факт, что в гуманистической концепции дружбы на первый план выс-
тупает интеллектуальное общение, означал разрыв с феодально-рыцарской
традицией. Важнейшей предпосылкой дружбы становится теперь не сословное
равенство или иерархическая взаимозависимость, а общность духовных инте-
ресов. Человек не чувствует больше необходимости оправдываться в своих
дружеских или любовных привязанностях; наоборот, он гордится ими. В жиз-
неописаниях и автобиографиях эпохи Возрождения друзья занимают все более
заметное место, а отношения с ними предстают значительно более многооб-
разными, чем в средневековых хрониках.
Все большую ценность приобретает экспрессивная сторона дружбы. Мон-
тень, например, ставит дружбу даже выше супружеской любви. Любовь -
"пламя безрассудное и летучее, непостоянное и переменчивое, это - лихо-
радочный жар, то затухающий, то вспыхивающий с новой силой и гнездящийся
лишь в одном уголке нашей души. В дружбе же - теплота общая и всепрони-
кающая, умеренная, сверх того, ровная, теплота постоянная и устойчивая,
сама приятность и ласка, в которой нет ничего резкого и ранящего". Брак,
которым завершается любовь, для Монтеня равноценен сделке, добровольной
лишь в момент ее заключения, ибо длительность ее навязывается партнерам
принудительно и не зависит от их воли. Дружба же абсолютно свободна и
добровольна, "в дружбе нет никаких иных расчетов и соображений, кроме
нее самой".
Монтень подчеркивает тотальность дружбы, ставящую ее выше всех "роле-
вых" отношений: "...та совершенная дружба, о которой я говорю, неделима:
каждый с такой полнотой отдает себя другому, что ему больше нечего уде-
лить кому-нибудь еще... В обычных дружеских связях можно свое чувство
делить: можно в одном любить его красоту, в другом - простоту нравов, в
третьем-щедрость; в том-отеческие чувства, в этом - братские и так да-
лее. Но что касается дружбы, которая подчиняет себе душу всецело и неог-
раниченно властвует над нею, тут никакое раздвоение невозможно".
Сходные мысли высказывает и Ф. Бэкон. Подчеркивая, что нужно выбирать
друзей "тщательно и разумно" , не поддаваясь страсти, он вместе с тем
видит в дружбе высшую форму человеческого общения. "Человек может гово-
рить со своим сыном только как отец; со своей женой - только как муж..."
Друг - единственный, с кем можно быть просто самим собой. Суть дружбы -
"раскрытие своего Я другу", а "главный плод дружбы заключается в облег-
чении и освобождении сердца от переполненности и надрыва, которые вызы-
вают и причиняют всякого рода страсти" Э.
Большинство мыслителей эпохи Просвещения склонны считать дружбу, в
противоположность любви, спокойным и рассудочным отношением, основанным
на соображениях разума и морали. Если любовь, по словам Д. Юма, беспо-
койная, переменчивая страсть, то "дружба - это спокойная и тихая привя-
занность, направляемая разумом и укрепляемая привычкой, возникающая из
долгого знакомства и взаимных обязательств...". По мнению П. Гассенди,
дружба - одновременно добродетель, благо и удовольствие; она завязывает-
ся обычно "с практической целью или ради какой-либо пользы", а затем
приходит взаимная любовь, которая поддерживает дружбу безотносительно к
ее первоначальной цели.
В этот период дружба все чаще начинает осмысливаться в аспекте ее
нравственной ценности. Так, К. Томазий считает любовь и дружбу наиболее
общими предпосылками морали. Немецкий просветитель X. Вольф расширяет
понятие дружбы до идеи всеобщей любви к человечеству, а английский фило-
соф А. Шефтсбери утверждает, что дружба к отдельному человеку невозможна
без более широкого чувства долга iio отношению к обществу: быть другом
конкретного человека - значит быть также другом человечества.
Новое антропоцентристское мировоззрение возводит дружбу в ранг симво-
ла "подлинно человеческих" отношений и делает ее предметом настоящего
культа. При этом границы должного и сущего сплошь и рядом стираются. По-
эты, начиная с Петрарки, воспевают ее в одах и лирических стихах. Алле-
горические изображения дружбы - одна из главных тем живописи и скульпту-
ры XVII-XVIII вв. Образы Ореста и Пилада многократно варьируются в драме
и в опере. Во второй половине XVIII в. многие княжеские парки украшаются
специальными "храмами дружбы" (один из лучших - в Павловском парке под
Петербургом, построенный по проекту Ч. Камерона. На фризе храма - изоб-
ражение символов дружбы, например дельфина).
Как символ человечности, дружба оказывается в оппозиции не только ре-
лигиозному аскетизму, но и сословному неравенству. Рождается глубоко
чуждая феодальному мышлению идея, что личные, индивидуальные привязан-
ности людей важнее их происхождения и сословного ранга. Хотя в дворянс-
кой культуре этот пасторальный мотив звучал приглушенно, не посягая на
социальную реальность, с течением времени, сливаясь с идеализированным
образом "естественного человека" философских сочинений, он станет одним
из критериев осуждения "извращенного" сословного строя.
Стремление к интимному душевному слиянию с другим человеком прорыва-
ется даже в сферу религиозного миросозерцания. В понимании пиетистов
(мистическое течение в протестантизме в XVI-XVIII вв.), бог не столько
грозный, таинственный вседержитель, сколько объект интимных излияний
одинокой, исстрадавшейся души. Но от наделения бога чертами интимного
друга только один шаг к обожествлению реального друга и самой дружбы.
Именно такие чувства испытывает герой одной немецкой пиетистской повести
начала XVIII в. к своему другу Титу: "...бог и Тит так близко сошлись в
его сердце, что часто ему было трудно решить, любит ли он Тита в боге
или бога в Тите" .
Та же тенденция проявляется в изобразительном искусстве, в частности
в портрет ной живописи. Первые парные портреты XV- XVI вв. изображали
людей только рядом друг с другом, никак не выражая их внутреннюю бли-
зость. Это характерно и для XVII в. Ван Дейк трижды рисовал одну и ту же
дружескую пару - графа Ньюпорта и лорда Горинга, и на всех трех портре-
тах они не соприкасаются и смотрят не друг на друга, а перед собой. В
портрете тонко выражена субординация возраста и ранга, но изображаемые
лица вполне самостоятельны. В парных портретах сентименталистов меняется
не только выражение лиц, но и подчеркивается их взаимосвязь. Друзья за-
няты каким-то общим делом (чтение книги, совместное музицирование) либо
держат друг друга за руки. Нежные объятия, которые раньше встречались
только в семейных сценах, теперь появляются и в портретах друзей (осо-
бенно женщин). Общность настроения изображаемых лиц оттеняется ландшаф-
том. В романтическом портрете дружеская близость передается средствами
не только внешней, но и внутренней выразительности.
Обогащается палитра эмоциональных переживаний, ассоциирующихся с
дружбой, и способов их выражения. Доминирующей темой рыцарской дружбы
была верность. У гуманистов дружба чаще всего ассоциируется с радостью и
весельем. Сентиментализм создает образ "скорбящей дружбы", появляется
лирическая тема прощания друзей, часто изображаются дружеские объятия.
Рукопожатие, которое в символике Ренессанса обозначало верность, теперь
интерпретируется как выражение нежности. Это не значит, конечно, что по-
добные ассоциации впервые появляются в новое время. Достаточно вспомнить
переписку средневековых мистиков или поразительное по своей экспрессив-
ности обращение из одного русского текста XVI в.- "сострадальник и друг"
. Однако изменение расстановки эмоциональных акцентов в искусстве в этом
отношении весьма показательно: разделенная скорбь предполагает большую
интимность, чем разделенная радость.
Отчетливее всего прослеживается интимизация дружбы в немецкой поэзии
XVIII в. "Песни дружбы" Пира и Ланге, оды Ф. Г. Клоп-штока, у которого,
по образному определению одного из исследователей его творчества, дружба
становится нерефлексированным выражением бьющего через край чувства,
драмы Ф. Шлегеля, стихи Ф. Шиллера не просто воспевают дружбу, но все
сильнее подчеркивают ее интимный, эмоциональный характер. Даже И. Кант,
считавший идеальную дружбу "коньком сочинителей романов", признает, что
"человек - существо, предназначенное для общества (хотя и необщи-
тельное), и в развитом общественном состоянии он чувствует сильную пот-
ребность делиться с другими (даже без особой цели)..." .
Но чем ярче и возвышеннее становился идеал, тем проблематичнее выгля-
дело его воплощение в действительности. Создание павловского "Храма
дружбы" было всего лишь безуспешной попыткой нелюбимого сына угодить не-
навистной и скуповатой царственной матери, а люди, называвшие друг друга
"сердечными друзьями", нередко не упускали случая навредить один друго-
му.
Трезвые, скептически настроенные наблю датели житейских нравов не
обольщались красивыми фразами. "...По природе своей мы ищем не друзей, а
почета и выгод, которых можем от пих получить; этого мы желаем прежде
всего, а друзей уже потом" м,- писал Т. Гоббс. "Люди обычно называют
дружбой совместное времяпровождение, взаимную помощь в делах, обмен ус-
лугами - одним словом, такие отношения, где себялюбие надеется что-ни-
будь выгадать" ,- вторит ему Ф. Ларошфуко. "Как мало друзей остались бы
друзьями, если бы они могли полностью узнать мысли друг друга" ,- как бы
продолжает эту мысль немецкий просветитель Г. Лихтенберг.
Предостережения против неразумной откровенности и веры в дружбу -
лейтмотив знаменитых "Писем к сыну" лорда Честерфилда.
В противоположность идеализировавшим дружбу моралистам, французские
материалисты утверждают, что в основе дружеских, как и любых иных чело-
веческих, отношений лежит личный интерес. "Основой дружеской привязан-
ности являются те выгоды, которые друзья рассчитывают получить друг от
друга: Лишите их этих выгод - и дружба перестанет существовать, интерес
к пей будет потерян",- писал П. Гольбах.
Сведение дружбы к интересу вовсе не означало пошлого эгоизма. Истин-
ный друг, по мнению Гольбаха,- подлинное благо, которое следует предпо-
читать всем другим благам. Просто само понятие "бескорыстная дружба"
толкуется французскими материалистами не как отсутствие личного интере-
са, а как то, что этот интерес основан "скорее на личных качествах и
достоинствах человека, побуждающих нас предпочитать его другим, нежели
на каких-либо внешних преимуществах" .
Такое толкование дружбы развивает и углубляет К. Гельвеций. Всякая
дружба, считает он, порождена какой-то потребностью. Человеческие пот-
ребности неодинаковы: "Одни нуждаются в удовольствиях и деньгах, другие
- во влиянии; эти желают разговаривать, те - поверять свои заботы; в ре-
зультате бывают друзья ради удовольствий, ради денег, ради интриг, ради
ума и друзья в несчастье". Моралисты утверждают, что дружба не должна
основываться на расчете. Но спрашивается, если друг нужен вам для того,
чтобы терпеливо выслушивать бесконечную повесть о ваших несчастьях, раз-
ве вы менее эгоистичны, чем человек, стремящийся воспользоваться деньга-
ми своего друга или сиять отражением его славы? И Гельвеций приходит к
выводу, что сила дружбы измеряется не добродетелью двух друзей, а силою
связывающего их интереса.
Из дружбы часто делают роман, продолжает мыслитель. Фактически же она
сохраняется лишь до тех пор, пока люди испытывают взаимную потребность
друг в друге; поэтому она, как правило, неустойчива и эгоистична, даже
независимо от материальных выгод. "Мы желаем иметь друга, чтобы, так
сказать, жить в нем, чтобы изливать нашу душу в его душу и наслаждаться
беседой, которую доверие делает всегда восхитительной". Люди любят воз-
вышать и приукрашивать собственную дружбу, поэтому "всякий повторяет за
Аристотелем, что друзей вообще нет, и каждый, в частности, уверяет, что
он хороший друг". В действительности же главное очарование дружеского
общения состоит "в удовольствии говорить о себе" .
Рассуждения Гельвеция не просто блестящая ирония, противопоставляющая
сентиментальному культу дружбы культ безличного разума. Это первый опыт
социологии дружбы. Вместо того чтобы оценивать существующее общество в
соответствии с "интуитивно ясной" моральной ценностью, Гельвеций саму
мораль оценивает с точки зрения того, насколько она соответствует
действительности. Если реальные отношения между людьми основаны не па
эмоциональных привязанностях, а на обмене, выгоде, интересе, к чему под-
держивать идеалистические фикции? Гельвеций стремится объяснить то, что
есть, а не создавать утопию. Но в глубине души ему хочется, чтобы мир
стал другим. Недаром, высмеивая сентиментальные фикции, он, как, впро-
чем, и Ларошфуко, и Чсстерфилд, нет-нет да и обмолвится насчет "подлин-
ной дружбы".
Просветители пытались "заклясть" появившуюся у человека рефлексию и
потребность в самораскрытии, направив внимание вовне, на объективный
мир, и разложив самое человеческое Я на сумму ощущений. Но в этой
"объективной" ориентации сквозит неосознанное стремление заглушить тоску
по идеалу. Романтики конца XVIII - начала XIX в. выводят это противоре-
чие наружу, противопоставляя жестокости и холоду социального мира напря-
женную субъективность Я, сердечность и теплоту интимного общения. Культ
субъективности в романтизме был одновременно культом глубокой и интимной
дружбы.
Понятие романтической дружбы крайне неопределенно. Оно то обозначает
дружбу эпохи романтизма, включая и предшествовавший ей период "бури и
натиска", то соотносится со специфическими представлениями о дружбе,
имевшими хождение в кругу немецких поэтов-романтиков, то ассоциируется с
психологическим типом "романтической личности". Свойства последней также
описываются по-разному: одни подчеркивают ее экзальтированность, другие
- гипертрофию воображения и чувствительности, третьи - интроверсию, уход
в себя.
Все это порождает много неясностей. В эпоху романтизма, как и в любой
другой период истории, люди имели неодинаковые характеры и представления
о дружбе. Так, Дж. Байрону и М. Ю. Лермонтову были совершенно нес-
войственны сентиментальность и тяга к исповедальности, характерные для
большинства немецких романтиков. Да и среди последних были люди, которые
"действовали в романтическом духе, романтически думали, но не обладали
романтическими характерами". Перевод художественно-эстетических понятий
в термины личностной типологии - задача вообще крайне сложная.
Если отвлечься от психологических нюансов, романтический канон дружбы
означал, во-первых, резкое повышение требований к ее интимности и
экспрессивности и, во-вторых, ассоциацию "истинной дружбы" с той частью
жизни человека, которая приходится на юность. Юность - период наиболее
интенсивного и эмоционального общения со сверстниками, групповой жизни и
т. д. Напомним, что древняя ритуализоваппая дружба чаще всего формирова-
лась в юношеских возрастных группах. Да и не только древняя. Хрестома-
тийные примеры глубокой и прочной дружбы во все времена, как правило,
повествуют об отношениях, зародившихся в юности или, по крайней мере, в
молодости. С другой стороны, мыслители прошлого единодушно ассоциировали
прочную дружбу со зрелым возрастом. Таково было мнение и Аристотеля, и
Цицерона. В новое время, до XVIII в. включительно, дружба считалась
главным образом добродетелью, долгом. Отсюда и мнение, что способность к
дружбе человек обретает лишь после того, как созреет, избавится от юно-
шеского легкомыслия и ветрености.
Лорд Честерфилд с раннего детства пытался внушить сыну, что сверстни-
ков надо рассматривать прежде всего как конкурентов, которых он должен
стремиться превзойти, что дружбу между юношами нельзя принимать всерьез.
"Горячие сердца и не умудренные опытом головы, подогретые веселой пируш-
кой и, может быть, избытком выпитого вина, клянутся друг другу в вечной
дружбе и, может быть, в эту минуту действительно в нее верят и по неос-
мотрительности своей сполна изливают друг другу душу, не сдерживая себя
ничем". Но привязанности эти непрочны, а откровенность - опасна. "Пове-
ряй им (сверстникам.- И. Д.),-советует Честерфилд сыну,-если хочешь,
свои любовные похождения, но пусть все твои серьезные мысли остаются в
секрете.
Доверь их только истинному другу, у которого больше опыта, чем у те-
бя, и который идет по жизни совсем другой дорогой и соперником твоим ни-
когда не станет" .
Эти поучения по-своему логичны: если высший судья человеческих пос-
тупков - разум, а чувствам отводится подчиненная роль, то юность пе мо-
жет претендовать на серьезное к себе отношение. Романтики, напротив,
ставят чувства выше объективного и благонамеренного разума. Дружба у них
не добродетель, а живое чувство, непосредственное жизненное переживание,
носителем которого становится не зрелый муж, а пылкий юноша. В литерату-
ре второй половины XVIII в. утверждается единство понятий "юность" и
"дружба", которые предстают почти как синонимы.
Новому типу дружеской риторики соответствовали и новые нормы реальных
взаимоотношений. Одной из предпосылок автономизации дружбы и повышения
ее роли в процессе становления личности было ослабление влияния и конт-
роля родительской семьи.
Интимная близость и теплота между детьми и родителями были в патриар-
хальной семье скорее исключением, чем правилом. "Смиренное желание всех
отцов: видеть осуществленным в сыновьях то, что не далось им самим, как
бы прожить вторую жизнь, обязательно использовав в ней опыт первой",
часто оборачивалось для детей суровым деспотизмом и далеко не всегда
"просвещенным".
Н. П. Огарев, родившийся в 1813 г., писал о своем отце: "Несмотря на
мягкость, он был деспотом в семье; детская веселость смолкала при его
появлении. Он нам говорил "ты", мы ему говорили "вы"... Внешняя покор-
ность, внутренний бунт и утайка мысли, чувства, поступка - вот путь, по
которому прошло детство, отрочество, даже юность. Отец мой любил меня
искренне, и я его тоже; но он не простил бы мне слова искреннего, и я
молчал и скрывался" .
Аналогичны и воспоминания его друга А. И. Герцена: "...отец мой был
почти всегда мною недоволен... товарищей не было, учители приходили и
уходили, и я украдкой убегал, провожая их, на двор поиграть с дворовыми
мальчиками, что было строго запрещено. Остальное время я скитался по
большим почернелым комнатам с закрытыми окнами днем, едва освещенными
вечером, ничего не делая или читая всякую всячину" .
Социальная зависимость и традиция сыновней почтительности до поры до
времени удерживали этот бунт в определенных рамках. В начале XIX в. он
становится явным. Тема конфликта отцов и детей занимает важное место в
автобиографической и художественной литературе XIX в.
Суровость семейного быта нередко отягощалась отсутствием у детей и
подростков общества сверстников. "Все детство я провел между женщина-
ми...- вспоминает Огарев.- Ни единого сверстника не было около; редко
появлялись два-три знакомых мальчика, но я их больше дичился, чем лю-
бил". Неудивительно, что, когда гувернантка предложила восьмилетнему
мальчику написать первое свободное сочинение, им стало "письмо к мечтае-
мому другу, которого у меня не было..." зв.
Эти особенности семейного воспитания были характерны прежде всего для
имущих классов. В крестьянских семьях и семьях городской бедноты воспи-
тание было иным. На подростков здесь рано ложился груз материальных обя-
занностей, способствовавший их более раннему повзрослению, а их общение
со сверстниками меньше ограничивалось. Не столь одинокими чувствовали
себя подростки и в многодетных семьях.
Романтический канон дружбы формировался не в низах, а в привилегиро-
ванных слоях общества. Педагогика конца XVIII - начала XIX в. считала
общество сверстников скорее опасным, чем полезным для подростка. Ж.-Ж.
Руссо, который сам всю жизнь страдал от одиночества, лишил своего Эмиля
общества сверстников, полагая, видимо, что их полностью заменит любящий
друг-воспитатель. Юный герой его педагогической робинзонады "рассматри-
вает самого себя без отношения к другим и находит приличным, чтобы и
другие о нем не думали. Он ничего ни от кого не требует и себя считает
ни перед кем и ничем не обязанным. Он одинок в человеческом обществе и
рассчитывает только на самого себя".
Дефицит эмоционального тепла в семье не могла восполнить и школа. Не
говоря уже о том, что далеко не все ее посещали, казенная атмосфера, па-
лочная дисциплина и формальное обучение отталкивали юные умы. Это каса-
лось как гимназии, так и университета. В XVIII и в начале XIX в. редко
кто вспоминал их добром. Единственное, за что молодые люди были благо-
дарны школе, так это за относительную свободу от семейного конт роля и
возможность неформального общения со сверстниками.
Характерно свидетельство писателя С. Т. Аксакова. Застенчивый, нежный
и болезненный мальчик, очень близкий с матерью, маленький Сережа "не
дружился со сверстниками, тяготился ими" и вначале настолько трудно пе-
реносил гимназический интернат, что его вынуждены были забрать оттуда
домой. Но позже, после ухода из университета (в 1807 г.), он сохранил о
нем и о гимназии самые светлые воспоминания, и прежде всего об отношени-
ях с товарищами: "Я убежден, что у того, кто не воспитывался в публичном
учебном заведении, остается пробел в жизни, что ему недостает некоторых,
не испытанных в юности, ощущений, что жизнь его не полна..."
Новый тип дружеского общения возникает в студенческой среде прежде
всего как антитеза семейной скованности и формализму университетской
системы.
В Германии начало этого процесса относится к 70-м годам XVIII в. В
это время в немецких университетах, в противовес традиционным шумным и
грубым студенческим корпорациям ("буршеншафтам"), возникают тесные дру-
жеские кружки молодых людей, объединяемых общими интересами, чаще всего
художественными, и личной привязанностью. Таковы, например, геттингенс-
кий "Союз рощи" и лейпцигский кружок литературной молодежи, группировав-
шийся вокруг поэта К. Ф. Геллерта. Сначала такие кружки складывались
вокруг какого-либо старшего поэта, выступавшего в роли наставника и со-
ветчика молодых. Позже они становятся объединениями сверстников. Так,
младшему из членов "Союза рощи" было 19, а старшему - 25 лет.
Вместе с изменением состава и структуры дружеских кружков менялась и
их эмоциональная тональность. Первые такие кружки культивировали настро-
ения коллективного веселья. Их идеал - быть "другом всего света", свобо-
да от опеки старших. Причем вольное "мужское братство" как якобы специ-
фически "немецкое" явление противопоставлялось "французской изнеженнос-
ти".
Более поздние кружки имеют уже иную настроенность. Веселая групповая
дружба уступает место интимному союзу избранных сердец. "Томное адажио
сентиментализма" сделало главным символом сердечной близости сострадание
и слезы. Юноши последней трети XVIII в. льют слезы над каждым письмом,
над каждой книгой. Плачут, созерцая природу, встречаясь или прощаясь с
другом, плачут от разделенной и от неразделенной любви. Молодые люди
упиваются собственной чувствительностью. "Слеза сближает друзей" зэ,-
записал юный Фридрих Шиллер в дневник своему другу Фердинанду Мозеру. А
вот как описывается встреча друзей - взрослых женатых мужчин - в попу-
лярном в то время романе Жана Поля (Ф. Рихтера) "Зибенкэз": "...и когда
Фирмиан вошел в их общую комнату, освещенную лишь угасающей алой зарей,
его Генрих обернулся, и они молча, с поникшей головой, упали друг другу
в объятия и пролили все горевшие в их душах слезы. Но то были и слезы
радости, и они положили конец объятиям, но не прервали молчания". Эта
выспренность стиля и слезливость кажутся нашим современникам такими же
манерными и неискренними, как эпистолярные излияния гуманистов. Но в
конце XVIII - начале XIX в., форма дружеского общения была именно такой.
Недаром это был "век чувствительности".
Поскольку романтизм возник в Германии, некоторые исследователи склон-
ны считать романтическую дружбу специфически немецким явлением. Но стиль
дружбы молодых людей той эпохи, насколько о нем позволяет судить их пе-
реписка, дневники и т. д., не обнаруживает особенно заметных нацио-
нальных различий (другое дело - индивидуальные вариации) .
Один из апостолов романтической дружбы в немецкой литературе - Жан
Поль своим личным идеалом считал дружбу английских просветителей Дж.
Свифта, Дж. Арбетнота и А. Попа. "О вы, оба друга, умерший и оставшийся!
- писал он в "Зибенкэзе" после очередной трогательной сцены прощания
друзей,- Но зачем же мне постоянно подавлять в себе то давнее, бьющее
ключом чувство, которое вы с такой силой пробудили во мне и которое
обычно во дни моей юности у меня вызывала... дружба, например, между
Свифтом, Арбетнотом и Попом, выраженная в их письмах? Разве не были мно-
гие другие, подобно мне, согреты и ободрены трогательной спокойной лю-
бовью этих мужественных сердец?..". Их опубликованная переписка была
весьма популярна в конце XVIII в. Однако письма молодого Александра Попа
значительно теплее и эмоциональнее ответов более старшего по возрасту
Джонатана Свифта. В письме от 20 сентября 1723 г. Свифт писал: "Ваши по-
нятия о дружбе новы для меня. Я думаю, что каждый человек от рождения
обладает определенным запасом дружелюбия, и он не может дать одному, не
ограбив другого. Я отлично знаю, кому я отдал бы первое место в моей
дружбе, но их нет со мной, я приговорен к другой сцене, и поэтому я раз-
даю свою дружбу по мелочам тем, кто вокруг меня" .
Эволюция стиля дружеского общения русской литературной молодежи нача-
ла XIX в., прослеженная Л. Гинзбург в книге "О психологической прозе",
весьма напоминает аналогичный процесс в Германии конца XVIII в.
Молодой В. А. Жуковский в дневниках и переписке определяет дружбу как
главную жизненную добродетель, пишет о своем желании "сделаться достой-
ным дружбы". Для него дружба "есть все, только не в одном человеке, а в
двух (много в трех или четырех, но чем больше, тем лучше)". Высшей пох-
валой себе он считает, если о нем скажут, что "он истинный друг" .
У поколения А. С. Пушкина стиль дружбы уже иной. Тема дружбы занимает
важное место в творчестве великого поэта. Однако на разных этапах его
жизни и творческого пути эта тема получает несколько иное поэтическое
звучание. В произведениях лицейского периода (например, в стихотворении
"Друзьям") дружба описывается преимущественно в анакреонтовских тонах
бесшабашного группового веселья, перемежающегося настроениями элегичес-
кой тоски и грусти. Тема дружеской пирушки, "где просторен круг гостей,
а кру жок бутылок тесен" ("Веселый пир"), близка сердцу молодого поэта и
после выхода из лицея. Однако он уже познал эфемерность подобных радос-
тей и отношений. В стихотворении "Дружба" (1824 г.) поэт глубоко задумы-
вается над тем, что составляет суть дружеских отношений.
Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор .
Для зрелого Пушкина "блаженство дружбы" не просто время, проведенное
за бутылкой и праздным разговором, а "приют любви и вольных муз, где с
ними клятвою взаимной скрепили вечный мы союз..." ("Из письма к Я. Н.
Толстому") . Друзья в понимании поэта - это уже не просто товарищи детс-
ких игр и юношеских пиров, которым "даны златые дни, златые ночи", не
просто веселые, интересные собеседники, а прежде всего единомышленники.
Пушкин свято верит в нерушимость дружеских связей, способных проти-
востоять всему окружающему миру:
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село .
Приведенный отрывок - из стихотворения "19 октября", написанного не-
задолго до восстания на Сенатской площади. Год спустя после восстания в
знаменитом послании к
И. И. Пущину ("Мой первый друг, мой друг бесценный...") Пушкин снова
обращается к друзьям и дружбе. Стихотворение исполнено драматизма, бес-
покойства и глубокой скорби по поводу утраты друзей или вынужденной раз-
луки с ними. В первой редакции послания ностальгия по ушедшей юности и
тревога за судьбу разбросанных бурею друзей сочетается с одобрением
гражданственного выбора, сделанного другом-декабристом: "Но ты счастлив,
о брат любезный, счастлив ты, гражданин полезный, на избранной чреде
своей" .
Верность светлым идеалам юности и дружбы - важнейшая нравственная
ценность и принцип пушкинского поколения. Недаром обращенные к декабрис-
там пушкинские слова "Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье"
прямо перекликаются с "Прощальной песнью воспитанников Царскосельского
лицея", написанной А. А. Дельвигом и исполненной на выпускном акте:
Храните, о друзья, храните
Ту ж дружбу с тою же душой,
То ж к славе сильное стремленье,
То ж правде - да, неправде - нет,
В несчастье гордое терпенье,
И в счастье - всем равно привет!Э
По свидетельству современников, реальные дружеские отношения между
людьми пушкинского круга отличались не только возвышенностью идеалов, но
и настоящим человеческим теплом. Особенно нежная, тесная дружба связыва-
ла Пушкина с Пущиным, Дельвигом и В. К. Кюхельбекером. А. П. Керн, кото-
рая была свидетельницей встречи Пушкина с Дельвигом в 1826 г., вспомина-
ет, что они, казалось, "не могли наглядеться один на другого. Они всегда
так встречались и прощались: была обаятельная прелесть в их встречах и
расставаниях" . Смерть Дельвига была для Пушкина тяжелым ударом. "Вот
первая смерть, мною оплаканная... - писал он П. А. Плетневу.- Никто на
свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оста-
вался на виду - около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы
точно осиротели" .
Однако дружеские связи Пушкина, как и других представителей его эпо-
хи, не были единообразными. Лишенный в детстве родительского тепла, вы-
зывающе дерзкий и одновременно застенчиво-ранимый, Пушкин-лицеист трудно
сходился с ровесниками, больше тяготея, по выражению Ю. М. Лотмана, к
людям "взрослого" мира - Чаадаеву, Каверину, Карамзину. Затем, уже в Ми-
хайловском, на первый план выходят сверстники, а старые лицейские отно-
шения наполняются новым, более глубоким смыслом. Позже круг друзей и
приятелей поэта пополняется более молодыми людьми. Личные и деловые от-
ношения переплетались, взаимно дополняя друг друга.
Были в этой дружбе и свои трудности. Личная преданность и верность
дружбе сочетаются у пушкинского поколения с внутренней закрытостью. Их
интимная жизнь "не открывалась ни дружеской беседе, ни письмам и дневни-
кам (чему свидетельством дневники Пушкина, записные книжки Вяземского и
проч.). Она открывалась только ключом поэзии, чтобы в этом, эстетически
преобразованном виде стать достоянием всех читающих. Ни психологическое
неблагополучие Батюшкова, которое вело его к душевной болезни, ни тяже-
лая ипохондрия Вяземского, ни бурная эмоциональная жизнь Пушкина почти
не оставили следов в их обширной переписке. Люди пушкинской поры в
письмах легко сквернословили и с упорным целомудрием скрывали сердечные
тайны. Они с удивлением и брезгливостью отвернулись бы от неимоверных
признаний дружеской переписки 1830- 1840-х годов" .
Напротив, дружба эпохи Н. В. Станкевича, М. А. Бакунина и В. Г. Бе-
линского требует постоянного глубочайшего самораскрытия, исповеди, само-
обнажения. Конечно, здесь проявилась разница не только поколений, но и
индивидуальностей, а также - не забудем этого! - сословий, классов. Юные
аристократы пушкинской поры умели владеть собой и держать даже самых
близких людей на почтительном расстоянии, полагая в этом один из призна-
ков своего достоинства. Напротив, юные разночинцы, попадая в чуждую сре-
ду, жестоко страдали от застенчивости и неумения держаться, что усилива-
ло их потребность в человеческом тепле.
Как бы то ни было, вылетая из семейного гнезда и формируя собствен-
ные, независимые от родителей жизненные планы, молодые люди остро нужда-
ются в задушевной дружбе, которую не могут заменить никакие другие лич-
но-общественные отношения.
Эта тяга нередко обострялась социально-политическими обстоятельства-
ми, что особенно существенно было для таких стран, как Германия и Рос-
сия. Дети, если взять хрестоматийный пример А. И. Герцена и Н. П. Огаре-
ва, слышали отголоски декабризма (особенно много говорилось об этом в
семье Огарева), живо интересовались им. Но взрослые не хотели, не могли
и не смели обсуждать такие проблемы с младшими. У них самих не было от-
ветов на "проклятые вопросы". Хочешь не хочешь, подростки должны были
обдумывать свою жизнь сами, втайне от старших. Разглашение этих "тайных
дум" было куда опаснее, чем быть застигнутым за подглядыванием в девичью
или признаться, что влюблен в кузину. Когда в доме появлялся жандарм,
перепуганные родители нередко спешили отречься от собственных детей. По-
нять подобные тревоги и раздумья мог только тот, кто сам переживал то же
самое, и такое дружеское доверие стоило очень дорого.
Представители романтизма вносят новую струю и в дискуссию о соотноше-
нии дружбы и любви, существенно сближая как сами эти понятия, так и свя-
занные с ними чувства и переживания. По определению Ф. Шлегеля, "дружба
есть "частичный брак", а любовь- это дружба со всех сторон и во всех
направлениях, универсальная дружба. Знание необходимых границ - самое
необходимое и самое редкое в дружбе" .
Для многих немецких романтиков эта проблема была глубоко личной. Их
дружеские письма близки по эмоциональной интонации к любовным. Некоторые
из них даже называли свою дружбу "браком" (писатели К. Брентано и Л. Ар-
ним, философы Ф. Шлегель и Ф. Шлейермахер), что отнюдь не мешало им од-
новременно испытывать радости и страдания любви к женщинам.
Сопоставляя любовные неудачи немецких романтиков (романы многих из
них не пошли дальше помолвки, а браки К. Брентано и 3. Вернера, основан-
ные на страстной любви, оказались несчастливыми и т. п.) с их дружескими
связями, некоторые западные исследователи приходят к выводу, что "роман-
тическая личность" по природе своей больше приспособлена к дружбе, чем к
любви. Но такие обобщения нельзя признать убедительными, поскольку они
предполагают существование единых для всех людей канонов любви и дружбы,
которых в действительности не существует.
Идея романтической любви, возведенной в ранг религиозного откровения,
не менее таинственна и мистична, чем романтическая дружба. "В романти-
ческой любви,- писал академик В. М. Жирмунский,- соединяется учение ро-
мантиков о сущности жизни и о долге, мистическая онтология и этика. Лю-
бовь для романтика есть мистическое познание сущности жизни; любовь отк-
рывает любящему бесконечную душу любимого. В любви сливается земное и
небесное, чувственное одухотворено, духовное находит воплощение; любовь
есть самая сладкая земная радость, она же - молитва и небесное поклоне-
ние". Перевод этого религиозно-философского понятия на язык житейской
психологии всегда сопряжен с известным упрощением.
Можно лишь отметить, что общее свойство "романтической личности" -
напряженная потребность в эмоциональном тепле и психологической интим-
ности. Удовлетворяется ли эта потребность лучше в любви или в дружбе или
не удовлетворяется совсем - сказать трудно. Ясно одно: разрыв между иде-
алом и действительностью в романтической дружбе ничуть не меньше, чем в
романтической любви. За очарованием в ней также следуют разочарования,
за клятвами в вечной верности - забвения.
Романтический канон дружбы, как никогда ранее, подчеркнул ее аффек-
тивно-экспрессивное начало. "Что такое дружба или платоническая любовь,
как не сладостное слияние двух существ? Или созерцание себя в зеркале
другой души?"-вопрошал юный Шиллер. Но уподобление друга зеркалу - про-
явление крайнего эгоцентризма. Зеркало само по себе не представляет для
нас интереса, мы ищем в нем только собственное отражение. Что же тогда
остается на долю друга? Сознает это человек или нет, его общение всегда
имеет какое-то предметное содержание, будь то совместная деятельность,
общие интересы или обмен мыслями. Построить устойчивые взаимоотношения
на одной экзальтации невозможно.
"О, дружба, подобная нашей, могла бы длиться вечно!.. Верь, верь мне
всей душой, каждый из нас был подобием другого; верь мне, свет небес мог
бы пасть на нашу дружбу, она взросла бы на прекрасной, плодородной поч-
ве; нам обоим она не предвещала ничего, кроме рая" ,- пишет Шиллер свое-
му другу Ф. Шарфенштейну. Но восклицания - свидетельство того, что свет-
лая перспектива под угрозой. Почему? Оказывается, Шарфенштейн неодобри-
тельно отозвался о стихах Шиллера. А какое уж тут "подобие", если друг
не понимает твоих стихов?! Для юного поэта такая реакция естественна, но
как тут не вспомнить грустную иронию Ларошфуко или Гельвеция?
Гипертрофированная экспрессивность оказывается при ближайшем рассмот-
рении столь же эгоистической, как и отношения, основанные на взаимном
использовании. Сводя счеты со своим собственным прошлым, В. Г. Белинский
писал, что романтиков "тянет к дружбе не столько потребность симпатии,
столь сильной в молодые лета, сколько потребность иметь при себе челове-
ка, которому бы они беспрестанно могли говорить о драгоценной своей осо-
бе. Выражаясь их высоким слогом, для них друг есть драгоценный сосуд для
излияния самых святых и заветных чувств, мыслей, надежд, мечтаний и т.
д., тогда как в самом-то деле в их глазах друг есть лохань, куда они вы-
ливают помои своего самолюбия. Зато они и не знают дружбы, потому что
друзья их скоро оказываются неблагородными, вероломными, извергами...".
Свойственная романтикам ассоциация "подлинной дружбы" с юностью со-
держала намек на ее возрастной, преходящий и отчасти иллюзорный харак-
тер. Не случайно уже в 1805 г. автор популярного учебника педагогики от-
мечал, что юноши идеализируют не только себя в дружбе, но и дружбу в се-
бе.
Страстная юношеская дружба часто не выдерживает испытаний жизни. В
зрелом возрасте люди оглядываются на нее со смешанным чувством сожале-
ния, зависти и иронии. "Я открыл сегодня, что дружба длится еще меньше,
чем любовь",- писал один из представителей немецкого романтизма - К. А.
Фарнхаген фон Энзе. Тринадцать лет спустя, записывая в дневник посещение
Беттины фон Арним, молодость которой прошла в самом центре немецкого ро-
мантизма, он отмечает: "Она называет все дружеские излияния обманом и
ложью" .
Романтический канон дружбы уже в середине XIX в. становится предметом
насмешек. Вероятно, самую глубокую критику романтического идеала дружбы
дал Гегель.
Тотальная дружба, по мнению Гегеля, "имеет своей почвой и своим вре-
менем юность" не потому, что юношеский мир богаче и индивидуальное
взрослого, как считали романтики, а как раз потому, что он недостаточно
индивидуален. "Каждый человек должен сам по себе проделать свой жизнен-
ный путь, добыть себе и удержать некую действительность. Лишь юность,
когда индивиды живут еще в общей неопределенности их действительных от-
ношений, есть то время, когда они соединяются и так тесно связываются
друг с другом в едином умонастроении, единой воле и единой деятельности,
что дело одного тотчас же становится делом другого. Этого уже нет больше
в дружбе мужчин... В зрелом возрасте люди встречаются друг с другом и
снова расстаются, их интересы и дела то расходятся, то объединяются.
Дружба, тесная связь помыслов, принципов, общая направленность остаются,
но это не дружба юношей, в которой никто не решает и не приводит в ис-
полнение того, что не становилось бы непосредственно делом другого.
Принцип нашей более глубокой жизни требует, чтобы в целом каждый забо-
тился сам о себе, то есть чтобы каждый был искусным в своей собственной
области действительности" . Отсюда - иллюзорность романтической дружбы с
ее гипертрофированной чувствительностью. На самом деле, подчеркивает Ге-
гель, "дружба основывается на сходстве характеров и интересов в общем
совместном деле, а не на удовольствии, которое получаешь от личности
другого" .
Как ни важны для поддержания дружбы взаимная симпатия и душевная бли-
зость, они всегда предполагают более широкую общность интересов и ре-
альной личностно и социально значимой деятельности. Не случайно особенно
тесная дружба и взаимная привязанность складывались в среде участников
революционного движения, которое невозможно без доверия и сплоченности.
Ярчайший пример тому - дружба Карла Маркса и Фридриха Энгельса, начавша-
яся в их молодые годы (в 1844 г. Марксу было 26 лет, а Энгельсу - 24 го-
да) и продолжавшаяся до самой смерти. Общие идейные интересы, совместная
творческая и революционная деятельность, организационная работа по соз-
данию Интернационала породили между ними величайшую человеческую бли-
зость и взаимную преданность. Они не только мыслили и боролись совмест-
но. Чтобы помочь нуждавшемуся в деньгах Марксу, Энгельс долгое время вы-
полнял скучную и ненужную ему конторскую работу. П. Лафарг вспоминает,
что, "когда Энгельс объявлял о своем приезде, это было торжеством в
семье Маркса. В ожидании его шли нескончаемые разговоры о нем, а в самый
день приезда Маркс от нетерпения не мог работать. Подкрепляя свои силы
табаком, друзья просиживали вместе всю ночь, чтобы досыта наговориться
обо всем, что произошло со дня их последнего свидания" .
"...Какое счастье - дружба, подобная той, какая существует между на-
ми. Ты-то знаешь, что никакие отношения я не ценю столь высоко" ,- писал
Маркс Энгельсу. Теплом и взаимной заботой проникнута вся их переписка.
Маркс пишет: "...меня всегда поддерживала мысль о тебе и твоей дружбе и
надежда, что нам вдвоем предстоит сделать еще на свете кое-что разум-
ное". "Уже один вид твоего почерка прибавляет мне бодрости". Сообщая
другу об окончании первого тома "Капитала", Маркс прямо говорит: "Без
тебя я никогда не мог бы довести до конца это сочинение... Только тебе
обязан я тем, что это стало возможным!"
После смерти Маркса Энгельс взял на себя заботу о его литературном
наследии и продолжил теоретическую и революционную деятельность, начатую
ими совместно.
Следует отметить, что романтический канон дружбы подчеркнуто элита-
рен. Приписывая своим тончайшим переживаниям особый, высший смысл, не-
доступный непосвященным, романтики стремились подняться над уровнем обы-
денности и всякой организованной коллективности. Подобно гуманистам эпо-
хи Возрождения, а до них - средневековым мистикам, романтики называют
свою дружбу "святой", "священной" и т. п. "Жизнетворческая" сила роман-
тических образов и в самом деле заставляла многих реальных лиц вжи-
ваться, по меткому выражению А. И. Герцена, "в свои литературные тени",
жить не по велению собственной природы, а по литературным образцам.
Однако жизнь никогда не совпадает со своими художественными прообра-
зами. Поэтому дружба в современную эпоху не должна и не может строиться
по романтическим образцам, какими бы привлекательными они ни казались.
4. ОСКУДЕНИЕ ИЛИ УСЛОЖНЕНИЕ?
Узнать можно только те вещи, которые приручишь... У людей уже не хва-
тает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах.
Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди
больше не имеют друзей.
А. Сент-Экзюпери
Как же изменились нормативный канон и ценностные ориентации дружбы в
современную эпоху, под влиянием урбанизации и научно-технической револю-
ции? Сент-Экзюпери, высказывание которого открывает главу в качестве
эпиграфа, склонен считать это влияние сугубо отрицательным, и он далеко
не одинок в такой оценке. Слова "отчуждение", "разобщенность", "некомму-
никабельность" все чаще мелькают на страницах прессы и специальных изда-
ний. Но верно ли описаны симптомы и поставлен диагноз болезни? Вслушаем-
ся, не перебивая, в уже привычные жалобы, а потом подумаем, что за ними
скрывается.
Прежде всего мы слышим, что "массовое общество" разрушило или, во
всяком случае, подорвало "промежуточные" социальные структуры, опос-
редствующие взаимоотношения индивида и общества (семья, соседство, об-
щинные связи). Это привело к тому, что человеческое общение становится
все более экстенсивным, анонимным, стандартным и деиндивидуализирован-
ным.
Высокая социальная мобильность, частые перемены места жительства, ра-
боты и т. д. подрывают устойчивость личных отношений и привязанностей,
делают их краткосрочными, ненадежными и эфемерными. Как писал американс-
кий футуролог А. Тофлер, "с приближением к супериндустриализму отношения
людей друг с другом приобретают все более временный, непостоянный харак-
тер. Люди, так же как вещи и места, проходят через нашу жизнь, не задер-
живаясь, во все убыстряющемся темпе. Чаще всего мы вступаем с окружающи-
ми нас людьми в поверхностные, деловые отношения. Сознательно или нет,
мы строим наши отношения с большинством людей на функциональной основе"
.
Современный человек общается с множеством разных людей. Даже семья
потеряла былую устойчивость. "Мобильность вырывает корни и делает от-
дельных людей менее значимыми в их взаимоотношениях друг с другом" ,-
заявляет другой американец, социолог О. Клэпп. В "массовом обществе",
где конкретный индивид, по выражению Клэппа, "растворяется в общей кате-
гории", перечеркивающей его индивидуальность, глубокая и длительная
дружба практически невозможна.
С ускорением ритма жизни связано и изменение чувства времени. Патри-
архальное средневековье не воспринимало время как нечто вещественное,
тем более имеющее цену. "Понимание значимости времени пришло вместе с
ростом самосознания личности, начавшей видеть в себе не родовое сущест-
во, а неповто римую индивидуальность, то есть личность, поставленную в
конкретную временную перспективу и развертывающую свои способности на
протяжении ограниченного отрезка времени, отпущенного в этой жизни" .
С одной стороны, это как будто повышает степень личной свободы - че-
ловек может "овладеть" временем, ускорить его своей деятельностью. Идея
необратимости времени тесно связана с мотивом достижения и с принципом
оценки человека по его заслугам. С другой стороны, время, мыслимое как
нечто вещественное, что можно "потерять", отчуждается от индивида, навя-
зывает ему свой ритм, заставляет спешить, тем самым увеличивая степень
несвободы, порождает страх отстать от других, "упустить время". Это не
может не сказываться на общении, особенно на характере личных отношений.
Патриархальное средневековье не знало жесткого противопоставления
труда и досуга. Общественные отношения еще сохраняли свою личностную
форму, а свободное время, точнее, непроизводительная деятельность, обще-
ние, досуг, быт были так же тщательно и детально регламентированы, как и
труд. Никому не могло прийти в голову "сэкономить время" на приеме гос-
тей или общении с соседями. Это никому не было в ущерб, так как круг об-
щения оставался более или менее стабильным, жизнь всех текла в одном и
том же неспешном ритме.
В условиях городской жизни, особенно в современном мегагороде, все
усложняется. Человек, стремящийся чего-то достичь, должен беречь время,
и прежде всего это сказывается на неутилитарном общении: банкет для на-
лаживания отношений с "нужными людьми" - это совсем не то же самое, что
дружеское застолье. В системе ценностей буржуазного общества свободное
общение стоит ниже производительной, предметной деятельности. "В прямом
соответствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценение человечес-
кого мира" .
Рассматривая других как средство собственной деятельности, человек и
сам незаметно "овеществляется". В переводе на язык социальной психологии
это значит, что потребность в достижении выражена у такого человека
сильнее, чем потребность в человеческом тепле, общении, сопереживании.
Яркое воплощение такого социально-психологического типа - герой по-
вести французского писателя П. Виалара "И умереть некогда..." Жильбер
Ребель. Преуспевающий американский делец французского происхождения, Ре-
бель летит через Париж в Лион для заключения очередного выгодного конт-
ракта. В аэропорту Орли он получает две телеграммы. В первой жена изве-
щает Ребеля, что уходит от него, так как не может больше выносить вечно
спешащего, занятого мужа, для которого дела важнее любви. Вторая телег-
рамма - сообщение, что деловая встреча в Лионе откладывается. Оказавшись
в Париже, Ребель, которому впервые за много лет некуда спешить, останав-
ливается в маленьком отеле, где жил когда-то в юности. Жизнь его вдруг
обретает почти забытые краски: Ребель наслаждается вкусом пищи, замечает
красоту природы, его начинают интересовать люди, в которых накануне он
увидел бы только средства для достижения своих целей. И Ребель решает
начать новую жизнь. Он едет на Лазурный берег, встречается с очарова-
тельной девушкой, которая не стремится к материальным благам... Кажется,
начинается идиллия. Но, увы, на жизнь нужны деньги. Сначала Ребель начи-
нает работать, только чтобы просуществовать. Но его деловая хватка
сильнее его самого - его снова неудержимо тянет наверх. Ни просьбы жены,
ни прошлый опыт не могут остановить его. Он сколачивает новое состояние
и... гибнет в авиационной катастрофе, не успев даже осознать бессмыслен-
ность своей жизни.
Ребель - не просто делец, а человек дела. Им движут не одни только
деньги, но и жажда успеха, подтверждения собственной силы. Хотя он не
чужд сильных эмоций, удовлетворение, которое он получает от своих дело-
вых предприятий, сильнее его привязанности к кому бы то ни было. Он сам
порой страдает от этого, но стать иным не в состоянии.
Но является ли этот тип личности социально-всеобщим? В его описаниях
социально-исторические свойства причудливо переплетаются с индивиду-
ально-психологическими. Между тем сама "потребность в достижении"
по-разному проявляется в условиях разных культур и общественных систем.
Принцип "использовал-выбросил", который, по мнению А. Тофлера, лежит се-
годня в основе межличностных отношений, не принцип индустриализма вооб-
ще, а плоть от плоти капиталистической системы, в которой рабочая сила
является товаром. Трагедия не в том, что человека "выбрасывают" быстрее,
чем в прошлом веке, а в том, что его вообще рассматривают и используют
как вещь. В мире, где жизнь основана на таком принципе, неутилитарные
личные отношения действительно могут существовать лишь как отдельные
хрупкие островки, а то и просто миражи.
Однако так обстоит дело не везде. Даже в рамках одной и той же капи-
талистической системы "японская" иерархия ценностей не тождественна
"американской". В социалистическом же обществе, где велико ценностное
значение групповой солидарности и личные достижения определяются с кол-
лективистских позиций, принцип "успех любой ценой" вызывает моральное
осуждение.
Неоднозначно влияет на дружбу и характерная для городского образа
жизни экстенсивность общения. На первый взгляд здесь все ясно: стандар-
тизация условий жизни и быта, делающая город похожим на муравейник, не
только подрывает чувство своей индивидуальности, отличия от других, но и
ведет к обезличиванию самого процесса общения. Телефон в значительной
степени вытеснил из современной жизни личную переписку, телевизор заме-
няет живой, непосредственный обмен информацией, а под воздействием
средств массовой коммуникации люди незаметно для себя начинают ориенти-
роваться на одни и те же шаблоны поведения, чувства и мысли.
Общее следствие всех этих процессов - растущее одиночество и некомму-
никабельность. "Одномерный человек" - так назвал типичного представителя
этого общества американский философ Г. Маркузе - не способен к глубокой,
интимной дружбе и не испытывает потребности в ней.
Но насколько основательна эта мрачная картина современного оскудения
человеческих контактов, нарисованная западными критиками "массового об-
щества"? Чтобы ответить на этот вопрос, сопоставим их доводы с конкрет-
ными данными социологических исследований по трем основным параметрам:
пространственные факторы и предпосылки дружбы в современном городе; вли-
яние социальной мобильности; место дружбы в системе личных отношений и
ценностей.
Начнем с элементарных территориально-демографических предпосылок -
плотности населения и размеров населенных пунктов. Исторические сдвиги
здесь действительно колоссальны.
Круг личных контактов человека аграрной цивилизации был ограничен, по
существу, его родными и близкими, хорошо знакомыми ему соседями, жителя-
ми той же самой деревни или небольшого города. Посторонние, незнакомые
люди встречались сравнительно редко и уже в силу этого вызывали к себе
повышенный интерес.
С ростом плотности населения число человеческих контактов резко уве-
личивается. По условным подсчетам ленинградского социолога А. В. Барано-
ва, если предположить, что человек передвигается со скоростью 5 км в час
четыре часа в сутки, вступая в контакт с каждым встречным, с которым он
сближается на расстояние менее 25 м, когда можно распознать выражение
лица, и что все остальные люди движутся хаотично, с той же самой ско-
ростью, то при плотности 40 человек на 1 км (это выше средней плотности
населения в сельской местности европейской части СССР) индивид встретит-
ся за день с 32 людьми. При плотности населения центральных районов Ле-
нинграда 12 тыс. человек на 1 км число таких мимолетных суточных встреч
возрастает до 10 тыс.
Избыточное общение усиливает потребность в обособлении, приватизации
личного пространства, установлении определенной дистанции между собой и
другими, причем с возрастом и повышением образовательного уровня эта
потребность возрастает. Экспериментально установлено, что, выбирая место
в библиотеке, городском транспорте, столовой, человек, как правило, ста-
рается установить некоторую дистанцию между собой и другими. предпочитая
не занимать соседних мест. Приватизация проявляется и в семейном быту, в
частности, в повышении уровня требований к жизненным условиям. Потреб-
ность каждой семьи иметь отдельную квартиру и отдельную комнату для каж-
дого из своих членов - не просто роскошь. По данным социологического
исследования, проведенного в 1984 г. в эстонском городе Тарту, семьи,
члены которых могут при желании уединиться, обособиться от других (такая
возможность возрастает вместе с увеличением количества комнат и уменьша-
ется с увеличением плотности населения квартир), больше удовлетворены
своим браком. По данным эстонского психолога М. Хейдметса, в семьях, где
у ребенка старше 9-10 лет не было в квартире "своего места" (своего сто-
ла, шкафа, уголка или комнаты), то есть объектов личного контроля, взаи-
моотношения детей и родителей гораздо конфликтнее, чем в других семьях .
Пространственные факторы среды - степень многообразия и разнороднос-
ти, уровень информационной насыщенности, открытость или замкнутость
пространства - сильно влияют и на социально-психологические механизмы
общения. Но влияние это опять-таки многозначно.
С расширением круга человеческих контактов у горожанина вырабатывает-
ся особый механизм психологической защиты - равнодушие, индифферентность
к посторонним, случайным встречным. Незнакомый человек в городе значи-
тельно более "чужой", чем в деревне, на него просто не обращают внима-
ния. Поскольку физическое личное пространство горожанина суживается, он
вынужден строже охранять границы своего психологического пространства,
тщательнее дифференцируя свои отношения с родными, соседями, коллегами
по работе и посторонними. Чем безличнее и анонимнее среда, тем рельефнее
выступают на ее фоне индивидуализированные личные отношения.
Сеть наших личных отношений, одним из звеньев которой является друж-
ба, в значительной степени "задана" объективными социальными условиями.
Тезис, что высокая плотность и социальная разнородность городского насе-
ления неизбежно порождают рост социального отчуждения, ослабление семей-
ных, родственных и иных "первичных" связей, был впервые сформулирован и
эмпирически обоснован американским социологом Л. Виртом на примере Чика-
го 30-х годов. Однако Чикаго тогда отличался исключительно бурным и не-
управляемым ростом; пришельцы из сельской местности и особенно иммигран-
ты из Европы переживали там огромные социальные трудности и еще не успе-
ли обзавестись личными связями. Для более илп менее стабильного, хотя и
растущего, городского населения, даже в условиях капитализма, столь ост-
рая дезорганизация "первичных групп" не типична и не обязательна.
Например, крупнейшее английское социологическое исследование 70-х го-
дов (было опрошено 2199 человек) показало, что размеры населенного пунк-
та и плотность населения сами по себе не ослабляют родственных и семей-
ных связей и не приводят к замене первичных, неформальных контактов бо-
лее формальными, "вторичными" отношениями. Расширение круга деловых,
функциональных отношений в известной степени даже стимулирует активиза-
цию личных связей, а прочность дружеских и родственных отношений зависит
не столько от плотности населения и размеров города, сколько от дли-
тельности проживания данной семьи в одном и том же месте. Миф об одино-
ких, не имеющих друзей или неспособных к дружбе горожанах опровергают и
новейшие исследования.
Стало быть, главный фактор социальной разобщенности, отчуждения и
одиночества - частые миграции, перемены места жительства? Американский
публицист В. Паккард, автор популярной книги "Нация посторонних", объяс-
няет чувство личного отчуждения и социальной изоляции американцев именно
нестабильным, "кочевым" стилем их жизни. По подсчетам Паккарда, средний
американец в течение своей жизни меняет место жительства в 14 раз чаще
англичанина, в 6 раз чаще француза, в 5 раз чаще японца. Отсюда и неус-
тойчивость их личных отношений.
Но и это заключение слишком категорично и социологически поверхност-
но. Во-первых, нужно учитывать мотивы переселения: многие люди живут на
одном месте не потому, что им здесь хорошо, а просто потому, что не мо-
гут сменить опостылевшую среду. Во-вторых, психологическое благополучие
личности зависит не столько от размеров населенного пункта и длительнос-
ти проживания в нем, сколько от качественных характеристик взаимоотноше-
ний с окружающими людьми и степени личной эмоциональной привязанности к
месту жительства.
Социологическое исследование местных общинных отношений в девяти ин-
дустриально развитых странах (США, ФРГ, Швеция, Канада, Австрия, Испа-
ния, Швейцария, Бельгия и ПНР) и выявило, что, несмотря на высокую тер-
риториальную мобильность горожан, привязанность к месту жительства оста-
ется важным элементом их личного самосознания. Это чувство местной при-
надлежности включает множество элементов, субъективная значимость и сила
которых (например, привязанность "к месту" - природе, климату, дому и к
привычному человеческому окружению) весьма индивидуальны. Их соотношение
изменяется с течением времени, возрастом и жизненными условиями и в пол-
ной мере осознается только в критических ситуациях, скажем при перемене
места жительства. Однако важнейшее условие сравнительно безболезненного
привыкания к новой пространственно-социальной среде - личная вовлечен-
ность в местную субкультуру, приобщение к групповой жизни в этой среде.
Иными словами, существенно не столько то, как долго человек живет на од-
ном месте, сколько то, как он себя ощущает: посторонним, чужим или же
активным соучастником совместной деятельности. Чем демократичнее и живее
общинная связь, тем быстрее вписываются в нее вновь прибывшие и тем лег-
че налаживаются их человеческие контакты.
Организация быта - не в последнюю очередь организация человеческого
общения. Соседство, территориальная близость - одна из важнейших соци-
ально-психологических предпосылок личного знакомства и установления дру-
жеских отношений. Первичной ячейкой, где завязывается детская дружба,
обычно бывает "свой двор", чуть позже - "своя улица". С возрастом (а
также с получением образования) территориальные рамки выбора друзей за-
метно расширяются, но все-таки сохраняют свое значение.
Американский социолог К. Бродерик, опросив 7622 пары дружественных
городских семей, обнаружил, что почти 30 % из них - соседи, а 28% позна-
комились благодаря тому, что раньше были соседями. У 300 мужчин, которых
французский социальный психолог Ж. Мезоннёв спрашивал о причинах прекра-
щения их прежних дружеских связей, на первом месте (45% всех ответов)
оказалась не ремена местожительства своего или друга.
На первый взгляд территориальная близость - только одно из внешних
условий возникновения и сохранения дружбы. Однако проведенный французс-
кими социологами эксперимент говорит о большем. В одной военной шко-
ле-интернате 400 курсантов (мужчины от 21 до 35 лет) были поселены груп-
пами по 40 человек. Расселение проводилось строго по списку, в алфавит-
ном порядке; ничего общего, кроме совместного проживания, у этих людей
поначалу не было. Тем не менее, когда спустя несколько недель был произ-
веден социометрический тест - курсантам предложили выбрать тех, кто им
более симпатичен,- число взаимных выборов в пределах общей зоны местожи-
тельства составило 68 %. По данным социолога 3. А. Янковой, соседи по
этажу обмениваются услугами чаще, чем соседи по дому, живущие на разных
этажах .
Дружеские отношения тесно переплетаются с семейно-родственными и тру-
довыми. Свыше половины таганрогских рабочих, обследованных Л. А. Гордо-
ном и Э. В. Клоповым, познакомились со своими друзьями на работе;
две пятых друзей инженеров и техников "приобретены" в годы совместной
учебы и около трети - на работе. По данным других исследований, свыше
40% друзей у горожан составляют сослуживцы, с которыми они регулярно
встречаются на работе . Вполне естественно, что деловое сотрудничество в
трудовой деятельности - основной для взрослого здорового человека - час-
то перерастает в личную близость.
Но как бы ни были хороши личные отношения на службе, интенсивность
(частота) домашнего общения зависит в первую очередь от близости прожи-
вания: чем больше расстояние, тем реже встречи. Если затраты времени на
дорогу превышают один час, подавляющее большинство (84,6%) опрошенных
москвичей видится с друзьями не чаще раза в месяц . Это побуждает жите-
лей большого города особенно ценить хороших соседей.
В 1973 г. почти две трети жителей нового микрорайона Москвы через
пять лет после его заселения еще не имели личных контактов с соседями.
Отчасти потому, что прочные связи еще не успели сформироваться, отчасти
потому, что градостроители не предусмотрели соответствующих условий для
общения, а также, возможно, и вследствие психологической реакции на вы-
нужденные и слишком тесные контакты с соседями в старых коммунальных
квартирах. В 1979 г. при опросе жителей другого сходного московского
микрорайона доля людей, не имеющих никаких контактов с соседями,
уменьшилась до 30%, а количество дружеских отношений с соседями выросло
с 40 до 66%. Изменились и социальные установки. В 1979 г. в пользу тес-
ных дружеских связей с соседями высказались 47,4% опрошенных (в 1973
г.-33%), за взаимопомощь и совместную общественную деятельность, но без
личных отношений-41,4% (в 1973 г.-55%), против всяких контактов- 8,2% (в
1973 г.-23%) .
Как видим, люди стремятся не к самоизоляции, а к персоналиаации свое-
го жизненного Пространства и отношений с окружающими. Тем не менее со-
седство не сливается с дружбой...
Сравнивая степень субъективной значимости и конкретные функции разных
межличностных отношений - семейных, родственных, соседских, дружеских и
т. п., социологи выделяют несколько формальных параметров. Плотность
(теснота) связи обозначает интенсивность, частоту повседневных бытовых
контактов. Например, связь между членами семьи обыкновенно теснее, чем
между соседями и тем более между друзьями, живущими в разных районах или
городах. Однако понятие плотности связи не отражает субъективной лич-
ностной значимости взаимоотношении. Для ее обозначения введено понятие
силы связи, которая измеряется сочетанием количества совместно проводи-
мого времени, эмоциональной интенсивности отношений, силы взаимной при-
вязанности, психологической интимности, взаимного доверия и объема ока-
зываемых друг другу услуг. Хотя каждый из этих параметров относительно
автономен, между ними существует определенная зависимость.
"Сильные связи", однако, далеко не всегда важнее и эффективнее "сла-
бых". Факторы, усредненные в понятии "силы", сплошь и рядом рассогласо-
ваны. Например, количество совместно проводимого времени и объем оказы-
ваемых бытовых услуг между соседями зачастую выше, чем между друзьями,
живущими в разных районах или городах; тем не менее эмоциональная привя-
занность и психологическая интимность дружбы будут сильнее. Даже когда
соседские отношения достаточно персонализированы, они строятся преиму-
щественно как обмен разного рода услугами (уход за детьми, бытовая взаи-
мопомощь) и в меньшей степени как обмен информацией (обсуждение полити-
ческих или местных новостей, разговоры о работе, семейных делах и т.
д.). Интимность, самораскрытие и другие личные ценности, в которых про-
является специфика дружбы, с соседством не ассоциируются. Исключение
представляют лишь случаи, когда соседские отношения перерастают в дру-
жеские, то есть повышаются в ранге. :
Следует заметить, что иерархия и функции разных первичных групп -
членов семьи, родственников, сослуживцев, соседей и друзей ^- не даны
раз и навсегда. Они зависят от конкретных житейских ситуаций. Например,
в одном из социологических исследований большой группе венгров (573 че-
ловека) было предложено ответить, на чью помощь они больше всего рассчи-
тывают, если понадобится присмотреть за детьми в течение часа или в те-
чение педели. В ситуации краткосрочной помощи у большинства (73%) опро-
шенных первое место заняли соседи, второе (56%)- родственники и лишь
третье (33%) - друзья. Во второй ситуации на первое место (66%) вышли
родственники, на второе (47 %) - друзья, соседи же оказались на послед-
нем (46%) месте. Отвечая на вопрос, кто больше помог им во время тяжелой
болезни, 293 американца назвали в первую очередь (от 43 до 46%) ближай-
ших родственников, во вторую (38%)-друзей, в третью (29%)-соседей и в
четвертую (20%)-дальних родственников .
Иерархию отношений практической взаимо помощи установить сравнительно
легко. Но дружба сегодня больше, чем когда-либо в прошлом, ассоциируется
прежде всего с духовной близостью, потребность в которой принципиально
безгранична, ненасыщаема. С этим связано и представление о ее "оскуде-
нии".
Каждому человеку хочется, чтобы его любили не за что-то, а ради него
самого. Если мы замечаем, что друзья обращаются к нам преимущественно в
момент нужды, нам становится обидно. Но мы и сами поступаем так же! Дру-
жеские отношения ценны прежде всего потенциально, давая уверенность в
том, что нам есть с кем поделиться, есть к кому обратиться за помощью.
Реальная потребность такого рода возникает не так часто, в зависимости
от конкретных обстоятельств. Однако это не значит, что в остальное время
мы забываем или перестаем любить своих друзей, как и они нас. Дружба
просто ждет своего часа. Только наши личные часы не всегда синхронны:
актуальная потребность в душевной близости или практической помощи воз-
никает у нас и у наших друзей в разное время, порождая чувство обиды и
непонятости. Но так было во все времена! Необходимое условие прочной
дружбы - вера в друга и взаимная терпимость. И современный человек в
этом отношении не лучше и не хуже своих предков.
То же можно сказать и относительно "овеществления" дружбы. Законы то-
варного производства, в частности обобществление сферы услуг, освобожда-
ют социально-бытовые отношения от той личной формы, в которую они обле-
кались в патриархальном прошлом.
Приобретение какой-либо вещи или услуги уже не требует личных контак-
тов, осуществляясь по принципу "деньги - товар". Но как только система
товарообмена разлаживается, например возникает пресловутый "дефицит", на
авансцену снова выступают личные связи. Эти связи по своей сущности чис-
то функциональны. Формула "ты мне - я тебе" предполагает всего лишь бо-
лее или менее эквивалентный обмен. Но поскольку этот обмен услугами зак-
рыт для посторонних, он становится привилегией и осуществляется исключи-
тельно "по знакомству". А поддержание знакомства требует усилий, времени
и морального обоснования. "Нужные люди" не только для приличия именуются
друзьями, но и в самом деле вызывают расположение - надо же ценить ока-
занные услуги! - побуждая закрывать глаза на их сомнительные махинации.
Все это в полной мере проявилось в советском обществе в годы застоя. С
одной стороны, вследствие растущего дефицита и коррупции резко повыси-
лось значение личных, персонализированных отношений и связей, позволяю-
щих индивиду преодолевать холодное равнодушие и неэффективность бюрокра-
тической системы. С другой стороны, расширение круга псевдоличных, а по
сути - сугубо прагматических, функциональных отношений повлекло за собой
опошление и инфляцию самого понятия дружбы, которое сводится к отношени-
ям обмена.
Но выводить такую деформацию понятия дружбы из глобальных процессов
"массового общества" столь же наивно, как винить в оскудении общения те-
лефон или телевизор. Такие опасения были всегда. Платон, к примеру, счи-
тал, что уже появление письменности подрывает индивидуальность мышления,
так как отныне люди будут усваивать знания "по посторонним знакам", в
результате чего будут "казаться многознающими, оставаясь в большинстве
невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо
мудрых" (Федр, 275 а-в). Сегодня мы виним в оскудении общения телевизор
и компьютеры.
Характерно, что самый тезис о "некоммуникабельности" современного че-
ловека существует в двух прямо противоположных вариантах. В первом слу-
чае утверждается, что "одномерный человек" не испытывает потребности в
прочных и интимных контактах, а во втором - что он не в силах удовлетво-
рить эту потребность. Между тем многие факты, которые на первый взгляд
кажутся проявлениями деиндивидуализации, па самом деле отражают гиперт-
рофированный эгоцентризм.
Вот один пример. Двое влюбленных из рассказа А. Моравиа "Игра" пыта-
лись, объявив войну "избитым истинам", устранить из своего лексикона
штампы и тривиальности. Но вскоре выяснилось, что без этих шаблонов они
просто но могут общаться. Их политические суждения и оценки оказались
заимствованными из газет и радио, а слова любви - из массовой литерату-
ры. Даже попытка самоубийства и та безнадежно банальна. Убедившись в
этом, герои Моравиа вынуждены отказаться от опасной игры: "Ничего не по-
делаешь: мы, бедняги, выросли на иллюстрированных журналах, комиксах,
телевидении, радио, кино и дешевом чтиве. Так давай же признаем это со
всей откровенностью, смиримся и - дело с концом!"
Явная мораль рассказа итальянского писателя состоит в том, что деше-
вый массовый стандарт нивелирует личность, лишая ее средств индивиду-
ального самовыражения. Однако найти оригинальный способ выражения наибо-
лее массовых (и в этом смысле банальных) человеческих переживаний ничуть
не легче, чем сделать научное или художественное открытие. Оно и есть
открытие! Большинство людей всегда пользуются при этом "готовыми" форму-
лами, привнося "от себя" лишь интонации. "Протест" героев Моравиа гово-
рит не столько об их обезличенности, сколько о гипертрофированном
чувстве собственной индивидуальности, которая не удовлетворяется готовы-
ми экспрессивными формами и мучается их неадекватностью. Их конформизм
заключается в том, что они не верят сами себе и жаждут внешнего подт-
верждения своей индивидуальности. Но если ты в самом деле любишь, по все
ли тебе равно, сколько миллионов людей произносили слова любви до тебя?
Для тебя и твоей любимой они единственны и несравненны.
Таким образом, социологические исследования дружбы в современную эпо-
ху, если рассматривать их выводы па фоне исторического опыта прошлого,
демонстрируют не столько "оскудение" дружеских чувств и отношений,
сколько усложнение и психологизацию их критериев, в свете которых ре-
ально существующие личные связи выглядят бедными и неудовлетворительны-
ми. Отсюда - и характерный, хотя отнюдь не новый, парадокс массового
сознания.
Дружеские отношения возглавляют список важнейших ценностей и условий
личного счастья, часто считаются даже более важными, чем семей-
но-родственные связи. Из 40 тыс. американцев, ответивших на анкету попу-
лярного журнала, свыше половины сказали, что в кризисной ситуации обра-
тились бы к друзьям раньше, чем к членам собственной семьи. У советской
молодежи вера в дружбу еще сильнее. Даже при сравнительно редких встре-
чах и большом расстоянии, дружеские отношения, как правило, считаются
наиболее интимными и психологически важными, наличие близких друзей слу-
жит важнейшим условием субъективного благополучия.
В то же время повсеместно раздаются жалобы на одиночество. Отвечая на
вопрос о своих жизненных планах, молодые ленинградцы поставили на второе
место (88,1% всех ответов) - "найти верных друзей" (на первом месте сто-
ит получение любимой работы) . Хотя с возрастом иерархия ценностей меня-
ется, дружба всегда занимает одно из первых мест. Сравнивая ценностные
ориентации большой группы советских инженеров с аналогичными американс-
кими данными, социологи во главе с В. А. Ядовым выявили, что у советских
людей ориентация на друзей ("хорошие, верные друзья") стоит на шестом
месте (ей предшествуют такие ценности, как сохранение мира, здоровье,
интересная работа, счастливая семейная жизнь и любовь), а у белых амери-
канцев - на десятом месте. Из числа ответивших американцев "часто" или
"иногда" чувствуют себя одинокими две трети. В девяти странах Западной
Европы на сходный вопрос аналогичным образом ответили свыше трети опро-
шенных. Эта проблема существует и у нас. Стоило "Комсомольской правде"
напечатать письмо 15-летней ленинградки, которая жаловалась на от-
сутствие настоящего друга, как в редакцию поступило свыше полутора тысяч
сочувственных откликов. Такой же широкий резонанс среди людей старшего
возраста встретила опубликованная в "Литературной газете" статья публи-
циста Е. Богата "Концерт по радио. Исповедь одинокого человека".
Можно ли как-то ослабить это противоречие, уменьшить трудности личных
отношений, связанные с урбанизацией, массовыми миграциями населения и т.
п.? Безусловно.
Прежде всего, этому способствует улучшение морально-психологического
климата в трудовых коллективах, где завязываются и развиваются многие
личные контакты и привязанности людей. Во-вторых, необходимо создание
более благоприятных объективных предпосылок для неформального человечес-
кого общения, удовлетворяя как потребность в приватизации жилого и вооб-
ще социального пространства, так и потребность в общении, совместном от-
дыхе, развлечениях и т. д. Это в большой степени зависит от архитекторов
и градостроителей. В-третьих, нужна активизация самих процессов общения
путем поощрения более разнообразных и автономных форм свободной самодея-
тельности - добровольных обществ, клубов по интересам, возрождения тра-
диционных народных празд пиков и т. п. В-четвертых, требуется специ-
альная забота о тех категориях людей, которые по тем или иным причинам
испытывают особые коммуникативные трудности (подростки, одинокие стари-
ки, жители новых городов и микрорайонов).
Пока наше общество переживало засилье бюрократии, сделать это было
практически невозможно, так как любая личная или групповая инициатива
вызывала настороженность бюрократического аппарата и встречалась в шты-
ки. Сейчас положение постепенно меняется. Демократизация общества озна-
чает, в частности, появление множества разных организованных и нефор-
мальных групп и сообществ, в том числе альтруистических, направленных па
оказание помощи нуждающимся в ней людям.
Но никакое общество не может "снабдить" всех своих членов друзьями и
гарантировать им счастье и благополучие. Личные отношения в силу их глу-
бокой субъективности не поддаются налаживанию и регулированию извне.
Глобальные теории "отчуждения", "дегуманизации" и "оскудения" личнос-
ти и личных отношений ставят очень важные социально-философские пробле-
мы, по делают это слишком абстрактно. Их социальный критицизм иллюзорен,
так как не оставляет места индивидуальному выбору и нравственному поис-
ку. Если все трудности и злоключения "современной дружбы" коренятся в
глобальных процессах урбанизации или НТР, мы практически бессильны. Мы
жертвы не столько нашего собственного эгоизма, равнодушия и вещизма,
сколько общих тенденций исторической эпохи. Но это неправда!
Сегодня, как и вчера, люди дружат и любят по-разному. Характер соци-
альных проблем и уровень требований действительно изменились. Раньше че-
ловек страдал, часто не сознавая этого, от слишком жесткого общинного
контроля. Обязательное соблюдение церковных ритуалов, вынужденное обще-
ние с многочисленными соседями и родственниками, постоянная оглядка на
то, "что будет говорить княгиня Марья Алексевна" - вот что лимитировало
свободу и индивидуальную избирательность дружбы. Ныне мы жалуемся на су-
етность быта, рационализм и эфемерность человеческих контактов. Но разве
наш стиль жизни не зависит от пашей собственной воли? Разве нет людей,
которые ставят тепло человеческих отношений выше заработка, которые
приглашают в дом не "нужных", а близких людей и предпочитают задушевную
беседу самой увлекательной видеокассете? Трудно? Приходится чем-то жерт-
вовать? Но глубокие чувства и отношения потому и ценились во все време-
на, что они никому и никогда не давались даром.
Людям свойственно преувеличивать свои и преуменьшать чужие трудности.
В историческом сознании это выражается прежде всего в ссылках на "среду"
и "эпоху". Древнеегипетский автор "Спора разочарованного со своей ду-
шой", слова которого приводились во введении к книге, делал это еще два
с половиной тысячелетия назад. Но если мы не просто ищем себе оправда-
ния, а хотим жить по нормам собственного разума и совести, не сто ит пе-
нять на кривое зеркало. "Наше время" - это мы сами, а нравственный поиск
начинается с осознания того, что мы таковы, какими себя создаем.
Это подтверждается не только историей дружбы, но и ее психологией.
5. ПСИХОЛОГИЯ ДРУЖБЫ
У меняi есть друг, я люблю - .значит, я существую.
М, Пришвин
Что же такое дружба с точки зрения психологии? Все ее житейские опре-
деления суть метафоры, каждая из которых высвечивает какой-то один ра-
курс проблемы. "Друг - товарищ" подразумевает наличие совместной дея-
тельности и общих интересов. "Друг - зеркало" подчеркивает функцию само-
познания, а партнеру в этом случае отводится пассивная роль отражения;
"Друг - сострадальник" олицетворяет эмоциональное сопереживание. "Друг -
собеседник" высвечивает коммуникативную сторону дружбы, самораскрытие и
взаимопонимание. "Друг - "альтер эго" прдразумевает как ассимиляцию,
уподобление другого себе, так и идентификацию, уподобление себя другому,
саморастворение в другом.
Каждая из этих метафор по-своему правомерна. Но обозначают ли они
разные типы дружбы, или разные ее компоненты, или разные стадии, разви-
тия одного и того же взаимоотношения? Реальный прогресс в изучении пси-
хологии дружбы начинается не с уточнения определений, а с дифференциации
вопросов.
Возникшая в конце XIX в. психология дружбы, как, впрочем, и другие
науки о человеке, первоначально (и вплоть до середины XX в.) ставила
вопросы общего характера: каков источник дружбы, как соотносятся ее ра-
циональные и эмоциональные компоненты и чем поддерживается однажды воз-
никшее отношение? Исследователи этого периода собрали большой эмпиричес-
кий материал о том, как разные люди - преимущественно дети и подростки -
понимают дружбу и выбирают друзей. Но интерпретация данных большей
частью не выходила за рамки представлений обыденного сознания и не увя-
зывалась с какими-либо специальными психологическими теориями.
Аналитический период психологии дружбы, начавшийся в конце 50-х го-
дов, был связан с социально-психологическими исследованиями межличност-
ной атракции. Слово "атракция" (attraction), как и древнегреческое "фи-
лия", обозначает буквально притяжение, влечение. В социальной психологии
понятие "межличностной атракции" определяют как когнитивный (познава-
тельный) компонент эмоционального отношения к другому человеку, или как
некоторую социальную установку, или, наконец, как эмоциональный компо-
нент межличностного восприятия (социальной перцепции).
Главный вопрос психологии атракции: "Что привлекает людей друг к дру-
гу?" - содержательно неоднозначен. Он охватывает и потребности субъекта,
побуждающие его выбирать того или иного партнера; и свойства объекта
(партнера), стимулирующие интерес или симпатию к нему; и особенности
процесса взаимодействия, благоприятствующие возникновению и развитию ди-
адических (парных) отношений; и объективные условия такого взаимо-
действия (например, принадлежность к общему кругу общения). Эта многоз-
начность проблемы обусловила тематическую пестроту психологических исс-
ледований атракции. Из 403 эмпирических ее исследований, опубликованных
в 1972-1976 гг. в американских научных журналах, 147,5 были посвящены
формированию у людей впечатлений друг о друге, 128,5 - процессам словес-
ного и поведенческого взаимодействия, встречам и контактам, лишь 127 -
более или менее длительным дружеским (33) или любовным (94) отношениям.
Столь же многообразными были и сами теории атракции. Одни из них опи-
сывали преимущественно ее интраиндивидуальные, внутренние предпосылки,
другие - механизмы общения, третьи - стадии его развития, четвертые -
конечные результаты. В зависимости от исходных теоретико-методологичес-
ких установок авторов дружба рассматривалась то как своеобразная форма
обмена, то как удовлетворение эмоциональных потребностей, то как инфор-
мационный процесс взаимного познания, то как социальное взаимодействие
индивидов, то как уникальный и неповторимый диалог личностей.
Самая простая, поведенческая модель атракции, характерная для необи-
хевиоризма (Д. Хоманс, Д. Тибо и Г. Келли), считает важней шим условием
всякого парного взаимодействия обмен вознаграждениями (положительное
подкрепление) и издержками (отрицательное подкрепление). Чтобы личные
отношения развивались и поддерживались, согласно теоретикам необихевио-
ризма, партнеры должны получать друг от друга и от самого процесса взаи-
модействия максимум поощрений и минимум издержек. Эксперименты, постав-
ленные в соответствии с этой теоретической ориентацией, стараются взве-
сить прежде всего объективные следствия, "исходы" процесса дружеского
взаимодействия: удается ли партнерам получить искомое "вознаграждение" в
виде удовольствия, "уменьшения напряженности", практической пользы и т.
п. Более сложные модели, например Дж. Клора и Д. Бирна, А. и Б. Лотт,
анализируют не только "исходы", но и типы стимулов - соотношение таких
факторов дружбы, как сходство личных черт, близость социальных установок
и характер. эмоционального взаимодействия партнеров. Однако их общей ме-
тодологической основой остается теория научения.
Для .объяснения такого сложного явления, как- .дружба, этот подход
нельзя признать удовлетворительным - он слишком элементарен. Его прооб-
раз - деловое партнерство, в котором партнер выступает как средство
удовлетворения эгоистических потребностей, субъекта и не предполагается
ни глубины, ни интимности, ни моральных обязательств друг перед другом.
Да и самый "обмен" рассматривается на уровне отдельных, изолированных
потребностей и желаний индивида, без учета их места в жизненном мире це-
лостной личности. Это своего рода психологический эквивалент старой фи-
лософской теории "разумного эгоизма".
Хотя "обмен";-деятельностью, мотивами, ценностями и т. п.-объективно
присутствует в любых межличностных отношениях, в более гибких теориях
дружбы он фигурирует в качестве частного, подчиненного элемента.
Психодинамическая теория, представленная, в частности, психоанализом,
усматривает истоки дружбы, как и всех прочих привязанностей, в неосозна-
ваемых эмоциональных потребностях личности. Основоположник психоанализа
3.. Фрейд считал, что все человеческие влечения и привязанности, будь то
дружба, родительская любовь или преданность идее, имеют в конечном счете
инстинктивную природу, являясь формами полового влечения, либидо, кото-
рое он, впрочем, определял весьма расширительно.
Авторы более поздних психоаналитических теорий мотивации, сложившихся
в рамках неофрейдистских концепций, признают наличие . у человека особых
межличностных, коммуникативных потребностей. Например, американский пси-
холог У. Шутц, автор модели "фундаментальной ориентации межличностных
отношений", утверждает, что человек обладает, определенным соотношением
трех межличностных потребностей: в принадлежности , (аффилиации), конт-
роле и любви. Уровень каждой из этих потребностей закладывается в раннем
детстве, предопределяя будущие коммуникативные свойства и реальное обще-
ние взрослого. Решающую роль "значимых, других" в формировании личности
подчеркивает основатель "межличностной теории психиатрии" X. С. Салли-
вэн.
В целом психодинамическая теория атракции лучше подходит для описания
безотчетных и неподконтрольных разуму привязанностей, нежели для свобод-
но создаваемых дружеских отношений. В психоаналитических концепциях дру-
гу чаще всего отводится роль зеркала, на которое субъект проецирует
собственные неосознаваемые черты, или идеального образца для подражания,
идентификации. Кроме того, эта концепция склонна абсолютизировать "трав-
матические" последствия отрицательного детского опыта, оставляя в тени
процессы и механизмы межличностных отношений взрослых.
Если поведенческий подход фиксирует "молекулярные" процессы межлич-
ностного взаимодействия, а психодинамический - внутри-личностные потреб-
ности, то когнитивная психология анализирует информационную и процессу-
альную сторону общения, пытаясь ответить на вопрос, как именно происхо-
дит межличностная коммуникация. Представители этого направления (Ф. Хай-
дер, Т. Ньюком, Э. Уолстер, 3. Рубин и др.) исследуют прежде всего поз-
навательные и символические моменты человеческих взаимоотношений: соци-
альные установки, ценностные ориентации, знаки, значения и т. д.
В отличие от "наивной" психологии, которая пыталась выводить атрак-
цию, тягу тех или иных людей друг к другу непосредственно из их объек-
тивных сходств или различий, когнитивная психология подчеркивает значе-
ние процессов атрибуции (приписывания).
По мнению ее теоретиков, в дружбе важно не столько фактическое совпа-
дение или несовпадение индивидуальных черт, сколько их восприятие, то,
какие качества друзья приписывают один другому и какова тенденция такой
атрибуции (в друзьях мы склонны видеть только хорошее, а во врагах -
только плохое). "Обмен подкреплениями", который необихевиористы трактуют
наивно-механистически, в свете когнитивной "теории справедливости"
предстает более сложным психологическим процессом: желание получить от
общения максимум удовлетворения индивид обычно соизмеряет со своими
представлениями о справедливом обмене, и это побуждает его заботиться не
только о собственной выгоде, но и об интересах партнера.
Когнитивная психология положила начало систематическому изучению
"языка дружбы" - терминов, в которых люди осмысливают и описывают свои
взаимоотношения и представления друг о друге, а также "личностных
конструктов" (Д. Келли, С. Дак и др.) - специфических оппозиций, проти-
воположных понятий, используемых субъектом для категоризации себя или
других людей. Из этих понятий складывается его имплицитная (молчаливо
подразумеваемая) теория личности. Например, категоризация окружающих по
оси "люди цели" - "люди эмоций" отражает представление индивида об анта-
гонизме, целенаправленности и эмоциональности и определяется, по-видимо-
му, спецификой его личного жизненного опыта. Знание "репертуарных пози-
ций" индивида, структуры значимых для него социальных ролей и их субъек-
тивного смысла позволяет психологу заглянуть в его внутренний мир и его
интимное окружение. Важное значение для психологии дружбы имеет также
межличностная компетенция - освоение индивидом необходимых навыков обще-
ния, умение завязывать знакомство, раскрываться и понимать других.
Символический интеракционизм (Д. Мид, Д. Мак-Колл и др.) выдвигает на
первый план социально-структурные (ролевые) и культурно-символические
(значение) аспекты личиых отношений в связи с развитием самосознания.
Поскольку личность формируется и осознает себя только во взаимодействии
с другими людьми, приверженцы этого направления видят цель изучения
дружбы в расшифровке психологического содержания этого процесса - уясне-
пии, почему данное Я привязывается к данному Другому. Межличпостная ат-
ракция, по определению Мак-Колла, отличается от формальных или деловых
взаимоотношений тем, что в ней присутствует Я, желающее на "основе своей
положительной привязанности к Другому установления личных взаимно актив-
ных отношений с ним.
Интеракционисты .оперируют такими категориями, как. принятие роли
другого, ролевое поведение, определение ситуации и Я. Принятие роли
предполагает способность поставить себя на место другого лица, предста-
вив себе требования его социальной позиции, испытываемые им чувства и
смысл, который имеет для него данная роль и поведение. Исполнение роли
подразумевает овладение системой правил, от соблюдения которых зависят
эффективность и уместность соответствующих поступков, жестов и т. п., а
определение ситуации - координацию собственных намерений и целей с наме-
рениями и целями остальных участников взаимодействия. Это возможно лишь
при наличии устойчивой системы самооценок и одновременно способности
взглянуть на себя глазами других. Подобный подход имеет смысл примени-
тельно к описанию таких явлений, как развитие межличностной компетенции,
зависимость личных отношений индивида от его положения и популярности в
группе, связь дружбы с уровнем развития самосознания.
Хотя по своим исходным посылкам все перечисленные подходы к осмысле-
нию психологических аспектов межличностного взаимодействия различны, а
кое в чем даже противоположны, вместе с тем они взаимодополнительны,
каждый из них имеет определенное рациональное зерно. Любой отдельно взя-
тый акт межличностного взаимодействия и весь этот процесс в целом можно
рассматривать и как поведенческий процесс сближения и соотнесения двух
независимых друг от друга субъектов, и как познание одного субъекта дру-
гим, и как удовлетворение какой-то внутренней эмоциональной потребности
субъекта, и как процесс символического взаимодействия, в ходе которого
индивиды не просто обмениваются информацией, а усваивают точки зрения и
жизненные перспективы друг друга, расширяя тем самым границы собственных
Я.
При этом более сложная теоретическая модель потенциально включает в
себя элементарные как свои аспекты или частные случаи. Так, модель обще-
ния как взаимодействия самосознательных Я и Ты включает процессы их вза-
имного познания (поскольку самосознание предполагает самопознание, а ус-
воение жизненной перспективы другого невозможно без уяснения его роли и
позиции) и удовлетворения эмоциональных потребностей (поскольку "образ
Я" охватывает и эмоционально-оценочные компоненты). Когнитивистская мо-
дель, в свою очередь, предполагает наличие элементарных процессов обмена
и подкрепления, описываемых бихевиористской схемой, и т. д.
Однако, несмотря на интересные частные результаты, самым важным и не-
ожиданным выводом психологии атракции оказалось доказательство от-
сутствия факторов, жестко детерминирующих уровень атракции. Ее причины
действенны лишь в определенном диапазоне условий и в сочетании с другими
переменными. Будучи объективно обусловленным, человеческое общение, в
том числе и такая его форма, как дружба, определяется в то же время и
волей его участников, их желанием, тем, какой стиль поведения они выбе-
рут, и другими непредсказуемыми, зависящими только от них особенностями.
В начале 80-х годов психологам стало ясно, что исследование отдельных
установок, потребностей мешает разглядеть целостность жизненного мира
личности, а сведение личных отношений к серии "взаимодействий" затемняет
их глубинный личностный смысл. Лабораторные методы больше подходят для
анализа статичных, неразвивающихся однократных встреч посторонних людей,
чем естественных, жизненных отношений. В лабораторных исследованиях
практически невозможно учесть развитие личных отношений во времени, а
также активные усилия и потребности их участников. Дружеские отношения и
их "уровни" мыслились не как живые, динамические, изменчивые, имеющие
субъективный смысл процессы, а как стабильные "состояния".
Новая научно-теоретическая парадигма, пришедшая на смену теории меж-
личностной атракции, рассматривает дружбу как особый вид личных отноше-
ний. В чем ее особенности?
1. Круг явлений, охватываемых понятием "личные отношения", гораздо
уже и определеннее феноменов "межличностной атракции". Речь идет не о
случайных краткосрочных контактах, а только об относительно устойчивых,
развивающихся взаимоотношениях.
2. В отличие от функционально-ролевых отношений, личные отношения ин-
дивидуальны, персонализированы, в ходе их становления и развития образу-
ется новый субъективный, личностный смысл, обогащающий обоих участников,
чего не происходит при простом информационном или поведенческом обмене.
3. Личные отношения необходимо изучать в естественной среде с учетом
фактора времени, причем не только в восходящей (знакомство, углубление,
поддержание), но и в нисходящей (ухудшение, ослабление, разрыв отноше-
ний) стадиях развития.
4. Поскольку речь идет о субъектно-субъектных отношениях, их развитие
складывается не автоматически, в соответствии с универ сальными нормами,
а в зависимости от сознательных усилий и коммуникативной стратегии парт-
неров.
5. За иллюзией стабильного состояния и плавного- перехода из одной
стадии отношений в другую скрывается драматический процесс изменений,
неопределенности, переговоров, атрибуций и т. п.
6. Значение и смысл этих процессов сплошь и рядом не осознаются, а их
последствия по-разному интерпретируются участниками отношения. Поэтому
важно различать их объективную детерминацию, субъективную мотивацию и
ретроспективную легитимацию (объяснение и оправдание).
Психология личных отношений как особое направление научных исследова-
ний впервые получила конкретное оформление и закрепление в одноименном
пятитомном труде, созданном при участии советских психологов и вышедшем
под редакцией С. Дака и Р. Гилмура. Кроме того, с 1984 г. выходит специ-
альный междисциплинарный журнал "Journal of Social and Personal
Relationships" под редакцией того же Дака, а в 1985 г. организовано Меж-
дународное общество для изучения личных отношений.
В философско-методологическом плане подходы этого направления близки,
с одной стороны, к идеям получившей развитие на Западе "гуманистической
психологии", а с другой -- "диалогическому" пониманию общения, развивае-
мому на базе идей М. М. Бахтина, Л. С. Выготского и А. А. Ухтомского со-
ветскими философами В. С. Библером и М. С. Каганом, психологами А. Н.
Леонтьевым, А. В. и
В. А. Петровскими, культурологами Л. М. Баткиным, Ю. М. Лотманом и
др. Можно ли, однако, перевести столь сложную проблематику в русло эмпи-
рических научных исследований и что нам фактически известно об объектив-
ных предпосылках дружбы, ее подразумеваемых правилах, стадиях развития и
психологических механизмах?
Что касается объективных предпосылок, то, как и все прочие личные от-
ношения, дружба во многом зависит от системы социальных связей, круга
непосредственного общения личности, обусловленных территориальной бли-
зостью, социально-групповой принадлежностью - и совместной дея-
тельностью. Однако психологическая значимость этих факторов неодинакова.
Американский социальный психолог Т. Ньюком в порядке эксперимента
расселял студентов-первокурсников Мичиганского университета по комнатам
в разных сочетаниях по принципу сходства или несходства установок, а за-
тем изучал динамику их взаимоотношений. Оказалось, что на ранних стадиях
знакомства атракция больше зависит от пространственной близости, чем от
сходства установок, однако в дальнейшем положение меняется и сходство
установок перевешивает влияние соседства.
Влияние пространственной близости на личные отношения в большинстве
случаев опосредствуется и дополняется другими названными факторами -
групповой принадлежностью и совместной деятельностью, связанной с опре-
деленным разделением функций, кооперацией и взаимопомощью. Как и обыден-
ное сознание, научная психология различает деловые, функциональные отно-
шения и личные, индивидуальные привязанности, а также обусловленное при-
надлежностью к одному и тому же коллективу товарищество и основанную на
индивидуальном выборе и личной симпатии дружбу.
Деловые отношения, или, как называют их вслед за А. С. Макаренко не-
которые советские ученые, отношения ответственной зависимости, подчинены
достижению какой-то вне-индивидуальной цели - производственной, учебной
и т. д. Они всегда специализированы, и личность участвует в них как ис-
полнитель определенной социальной функции, роли. Принадлежность к данно-
му коллективу и вытекающее из нее чувство солидарности с другими его
членами (товарищество) не обязательно предполагают личную симпатию к
каждому из них в отдельности, без чего немыслима дружба. "Вопрос отноше-
ния товарища к товарищу,- писал Макаренко,- это не вопрос дружбы, не
вопрос любви, не вопрос соседства, а это вопрос ответственной зависимос-
ти" .
Однако различие дружбы и товарищества относительно. Тесная кооперация
и взаимопомощь в совместной деятельности легко и незаметно перерастают
во взаимную симпатию. Коллектив сплачивается не только общей заинтересо-
ванностью его членов в результатах их совместной деятельности, но и
чувством групповой солидарности, сопричастности к целому. Степень эмоци-
ональной идентификации индивидов с группой - один из главных показателей
сплоченности коллектива. А идентификация с коллективом невозможна без
взаимной поддержки и заботы об отдельных товарищах. "Чувство локтя" -
важнейший общий компонент товарищества и дружбы. Поэтому товарищеские
отношения не просто фон, а живая питательная среда для возникновения и
развития индивидуализированной дружбы.
Недаром большую часть своих друзей люди приобретают именно в процессе
совместной деятельности, в своих производственных или учебных коллекти-
вах, причем значение этого вида общности значительно перевешивает роль
территориально-бытовых факторов. Об этом свидетельствуют, в частности,
данные уже упоминавшихся исследований Л. А. Гордона и Э. В. Клопова.
Важное значение совместной деятельности и коллективной принадлежности
для возникновения дружбы доказывается и социально-психологическими экс-
периментами. Известен, например, эксперимент американского социального
психолога М. Шерифа .
Группа мальчиков 11-12-летнего возраста, взятых из разных школ и ра-
нее никогда не встречавшихся друг с другом, была вывезена в загородный
лагерь. В течение трех дней подростки имели возможность совершенно сво-
бодно общаться друг с другом, у них складывались какие-то привязанности,
возникали группировки, игровые компании и т. д. После того как между ре-
бятами установились определенные личные взаимоотношения, был проведен
социометрический тест, в ходе которого каждый назвал своих лучших дру-
зей. Затем ребята были разделены на две команды таким образом, чтобы две
трети лучших друзей каждого оказались в противоположной команде. Каждая
команда получила собственное задание, общение между членами разных ко-
манд было сведено к минимуму, а сами команды поставлены в отношения со-
ревнования и соперничества. Через несколько дней мальчиков снова просили
назвать своих лучших друзей, подчеркнув, что они могут выбирать но
только из собственной команды, но и из другой. На сей раз выбор оказался
совершенно другим. Членство в команде решительно перевесило первона-
чальные личные симпатии: число "лучших друзей" из собственной команды
составило в одном случае 95%, в другом - 88%.
Эксперимент свидетельствует, что индивидуальное предпочтение пол-
ностью определяет выбор друзей там, где отсутствуют сложившиеся коллек-
тивы и -группы. Но если индивид ужо находится в составе какой-то группы,
имеющей собственные цели, определенное распределение ролей и т. д., это
накладывает отпечаток и на его личные предпочтения. Как правило, он вы-
бирает друзей из числа тех людей, с которыми чаще общается в повседнев-
ной деятельности и с которыми его связывает чувство групповой солидар-
ности.
Разумеется, реальная жизнь сложнее экспериментальной ситуации. Каждый
человек одновременно принадлежит не к одному, а к нескольким разным кол-
лективам (производственным, общественно-политическим, семейно-бытовым) и
имеет целый ряд референтных групп, с которыми он сообразует свое поведе-
ние. Между тем количество близких друзей ограничено. Отсюда - проблема
индивидуального выбора, с которого, собственно и начинается психология
дружбы, в отличие от психологии коллективной деятельности или психологии
общения.
Как и все прочно человеческие отношения, дружба регулируется опреде-
ленной системой правил. Кодекс древней институционализированной дружбы
был, как мы видели, достаточно четко выраженным. Сегодня правила дружбы
большей частью молчаливо подразумеваются. Тем не менее их соблюдение
очень важно для поддержания и оценки глубины дружеских отношений. Каковы
же эти правила?
Английские психологи М. Лргапл и М. Хендерсон путем серии опросов ус-
тановили, какие из 43 предполагаемых общих правил поведения считаются
наиболее важными для дружбы среди англичан, итальянцев, японцев и жите-
лей Гонконга (мужчин и женщин в возрасте от 18 до 25 и от 30 до 60 лет).
Затем по критериям соблюдения или нарушения этих правил ученью сравнили
успешные, продолжающиеся отношения дружбы с распавшимися, а также дру-
жеские отношения, высоко или низко оцениваемые их участниками. И нако-
нец, проверили, нарушение каких правил чаще всего приводит к разрыву
дружбы или воспринимается как причина ее прекращения .
При этом исследователи исходили из следующих гипотез.
Как и все прочие отношения, дружба предполагает набор неформальных
правил. Эти правила позволяют друзьям . поддерживать определенный уро-
вень того или иного положительного подкрепления, а также избегать рев-
ности к третьим лицам.
Существуют правила, обеспечивающие сохранение тайны и уважение к ин-
дивидуальности другого.
При всех межкультурных различиях разные культуры имеют сходный нефор-
мальный кодекс дружбы.
Правила взаимного вознаграждения позволяют различать тесную интимную
дружбу от менее интимной.
Правила женской дружбы придают большее значение самораскрытию и эмо-
циональной поддержке, чем аналогичные правила мужской дружбы.
В дружбе молодых людей помощь и совместное времяпрепровождение имеют
большее значение, чем в дружбе лиц старшего возраста.
При разрыве дружеских отношений люди чаще приписывают нарушение пра-
вил другим, чем себе.
При разрыве дружбы нарушение правил, обеспечивающих положительное
подкрепление, упоминается реже, чем нарушение правил, регулирующих конф-
ликтные ситуации, например обман доверия или вторжение в личные сферы.
Нарушение некоторых правил воспринимается как естественная причина
прекращения дружбы; например, несоблюдение норм доверия и взаимного ува-
жения ведет к ухудшению отношений, а нарушение правил, предотвращающих
конфликты, вроде запрета вторгаться во внутренний мир партнера,- к раз-
рыву.
В общем и целом гипотезы подтвердились. Из 27 общих правил дружбы,
сформулированных на основе первого этапа исследования, наиболее важными
оказались 13, которые были распределены на четыре группы: обмен, интим-
ность, отношение к третьим лицам, взаимная координация.
Неписаные правила дружбы
Обмен
Делиться новостями о своих успехах
Выказывать эмоциональную поддержку
Добровольно помогать в случае нужды
Стараться, чтобы другу было приятно в твоем обществе
Возвращать долги и оказанные услуги
Интимность
Уверенность в другом и доверие к нему
Отношение к третьим лицам
Защищать друга в его отсутствие
Быть терпимым к остальным его друзьям *
Не критиковать друга публично **
Сохранять доверенные тайны **
Не ревновать и не критиковать прочие личные отношения другого **
Координация
Не быть назойливым, не поучать *
Уважать внутренний мир и автономию друга **
Самыми важными представляются шесть правил, не отмеченных звездочка-
ми, так как они отвечают всем четырем критериям: единодушно признаются
важными для дружбы; отличают продолжающуюся дружбу от распавшейся и вы-
соко оцениваемые отношения от низко оцениваемых; несоблюдение этих пра
вил считается вероятной и уважительной причиной прекращения дружбы.
Правила, отмеченные одной звездочкой, отвечают трем критериям, но не
позволяют отличить близких друзей от менее интимных. Иными словами, они
важны для обычных уровней дружбы, но при особенно тесных отношениях мо-
гут быть нарушены: близкие друзья не считаются одолжениями, прощают не-
терпимость к общим знакомым и даже некоторую назойливость.
Правила, отмеченные двумя звездочками, отвечают двум критериям: они
считаются важными и их нарушение может способствовать прекращению друж-
бы, однако оценка глубины дружеских отношений от них не зависит. Эти
правила - избегать публичной критики, хранить доверенную тайну, не рев-
новать к третьим лицам и уважать личный мир другого - неспецифичны для
дружбы, они действуют во многих других личных отношениях и ситуациях.
Изучение неписаного кодекса дружбы имеет важное теоретическое и прак-
тическое значение. Очевидно, что дружба предполагает соблюдение всех ос-
новных правил человеческого общежития, действующих и в менее тесных об-
щинных, коллективных и личных отношениях. Однако соотношение, значимость
и иерархия этих правил неодинаковы. По мере углубления и индивидуализа-
ции дружеских отношений элементарные общие нормы "обмена" утрачивают
часть своего значения, уступая место более сложным и тонким правилам ин-
тимности.
При всем отличии современных дружеских отношений от древней институ-
пионализированной дружбы понятию дружбы внутренне присуща идея исключи-
тельности, экстраординарности, допускающая возможность нарушения и пре-
вышения некоторых более элементарных, общепринятых норм и правил.
Друзьям позволено многое такое, что неминуемо осложнило и даже испор-
тило бы отношения с менее близкими людьми - соседями, товарищами по ра-
боте и т. д. Но за счет ослабления требований к внешним нормам поведения
и к эквивалентности "обмена" резко повышается уровень нравственно-психо-
логических требований. И поскольку важнейшие специфические правила друж-
бы - делиться своими переживаниями, оказывать моральную поддержку, доб-
ровольно помогать в случае нужды, заботиться о друге, доверять ему и
быть уверенным в нем, защищать друга в его отсутствие - являются альтру-
истическими, их принятие и соблюдение предполагает достаточно высокий
уровень нравственного сознания личности, а также зрелость самого дружес-
кого отношения. Можно сказать иначе:
социальная психология подтверждает, что дружба есть нравственное от-
ношение и иной быть не может.
Но как практически происходит выбор друзей?
Еще Платон и Аристотель задавались вопросом: что делает одного чело-
века привлекательным для другого и, в частности, ищет ли он в друге
собственное подобие или, напротив, дополнение? Экспериментальные психо-
логические исследования дружбы .(конец XIX-начало XX в.) также долгое
время концентрировались вокруг этой проблемы. С точки зрения житейского
здравого смысла оба мнения одинаково правдоподобны. Понимание друга как
"другого Я" молчаливо предполагает принцип сходства: люди, расходящиеся
между собой в существенных характеристиках, вряд ли могут быть особенно
близки. Однако alter ego не просто второе, а именно другое Я; друзья
призваны не дублировать, а взаимно обогащать один другого.
А коль скоро это так, прежде чем обсуждать вопрос о сходстве или нес-
ходстве друзей, нужно уточнить целый ряд вопросов.
Во-первых, класс подразумеваемых сходств. Идет ли речь об общности
пола, возраста, социального положения, профессии, образования и других
объективных, непсихологических признаков? Или об общности ценностных
ориентации, взглядов, интересов? Или о сходстве характеров, темперамен-
та, личностных черт и т. п.? Это ведь совершенно разные вещи.
Во-вторых, степень предполагаемого сходства. Имеется ли в виду полное
совпадение качеств или какое-то более ограниченное сходство?
В-третьих, значение и смысл данного сходства для самой личности. Чем
важнее данное качество для личности, тем выше требования, которые она,
вероятно, предъявляет в этом отношении к своим друзьям. Человек, живущий
напряженной эстетической жизнью, вряд ли сможет дружить с тем, кто не
выносит искусства. Л для того, кто видит в искусстве только развлечение,
эстетические вкусы его друзей, пожалуй, несущественны.
В-четвертых, объем, широта диапазона сходств. Сходство друзей может
ограничиваться одной какой-либо сферой, а может охватывать сразу нес-
колько черт - и социальные характеристики, и ценностные ориентации, и
личностные черты.
Кроме того, необходимо уточнить, идет ли речь об установках и о том,
какими люди представляют самих себя и своих друзей, или об их реальных
качествах.
Разные люди видят себя в дружбе, как и в других отношениях, по-разно-
му. Напомним, что для юного Ф. Шиллера дружба - это "созерцание себя в
зеркале другой души". Р. Роллаи, напротив, отрицал стремление к подобию:
"Пусть другие, подобно Нарциссу, любуются своим отражением в зеркале! Я
же ищу глаза, которые мне говорят: "Я - не ты!" Тогда стоит войти! И ес-
ли подобное желание является обоюдным, две скрещенные шпаги приводят к
наивысшему слиянию двух человеческих существ".
Но самовосприятие не всегда достоверно. Многочисленные социально-пси-
хологические исследования показывают, что в установках людей, в тех тре-
бованиях, которые они предъявляют к своим друзьям, ориентация па
сходство (любовь к подобию, гемофилия) решительно преобладает над ориен-
тацией на дополнение (любовь к различиям, гетерофилия). Подавляющее
большинство людей предпочитает дружить с людьми своего возраста, пола,
социального положения, образования и т. д. Почти столь же желательно
совпадение или по крайней мере сходство основных ценностных ориентации,
интересов и черт характера. Но как проявляется эта установка в реальном
поведении? Действительно ли друзья больше похожи друг на друга, чем на
окружающих, или им это только кажется? В том, что касается объективных
характеристик (пол, возраст, социальное положение, образовательный уро-
вень), однородность действительно преобладает. Люди в большинстве случа-
ев дружат с представителями собственного "круга" - возрастного, соци-
ального, культурного. Несколько меньшая, но все-таки значительная сте-
пень сходства наблюдается также в социальных установках и ценностных
ориентациях друзей. Хотя здесь нет полного совпадения, друзья, как пра-
вило, придерживаются более или менее общих взглядов по наиболее важным
для них вопросам.
Это имеет не только и, вероятно, даже не столько субъективно-устано-
вочные, психологические, сколько социальные причины.
Большинство личных отношений складывается в процессе длительного вза-
имодействия, организованного вокруг каких-то центров, очагов совместной
деятельности, причем круг вовлеченных в эту деятельность людей во многих
отношениях однороден. Чем однороднее круг общения, тем вероятнее, что
формирующиеся в нем дружеские пары и триады окажутся во многом сходными.
Например, возрастная однородность детской дружбы вытекает не только и
даже не столько из желания непременно дружить со сверстниками, сколько
из объективных условий выбора, из преобладания в данном центре дея-
тельности (например, в школьном классе) детей одного и того же возраста.
Однако относительная однородность круга общения, из которого подбира-
ются друзья, не снимает проблемы их индивидуально-психологического
сходства и вопроса: является ли это сходство результатом изначального
выбора похожих на себя партнеров или их взаимной адаптации, приспособле-
ния друг к другу?
Хотя личностные особенности многообразны и не всегда поддаются стро-
гому обозначению, при сравнении психологических черт тридцати дружеских
пар американских старшеклассников и студентов с чертами случайно выбран-
ных тридцати пар друзья оказались значительно более похожими, чем слу-
чайные пары. При сравнении уровней межличностного понимания и самосозна-
ния нескольких групп детей (с восьми с половиной до тринадцати с полови-
ной лет) с аналогичными показателями их сверстников, которых испытуемые
назвали своими друзьями, причем этот выбор был в одних случаях взаимным,
а в других - односторонним, и детей, которые не фигурировали в числе их
друзей, "взаимные друзья" оказались более похожими друг на друга, чем
"односторонние друзья" и "не-друзья"; особенно велики такие различия у
детей более старшего возраста .
В самом крупном исследовании этого рода сопоставлялись сходства и
различия дружеских пар 1800 американских старшеклассников. Их просили
назвать своего лучшего друга, а затем рассказать о своих домашних усло-
виях, отношениях с родителями, учебных интересах, способах проведения
досуга, социальных установках и психологических состоя ниях. Сравнение
ответов друзей показало, что они очень похожи друг на друга по своим со-
циально-демографическим свойствам (социальное происхождение, пол, раса и
возраст). Значительное сходство наблюдается также в некоторых аспектах
поведения, особенно если оно отклоняется от социальной нормы и нарушает
какие-то запреты (например, курение), в учебных интересах и степени
участия в групповой жизни сверстников. Что же касается психологических
черт (оценка своих личных качеств и отношений с родителями), то здесь
сходство между друзьями значительно меньше .
Следует учитывать, что наши представления о степени своего сходства
или различия с другими людьми далеко не всегда достоверны. Те, кого мы
предпочитаем, кажутся нам, как правило, более похожими на нас самих, чем
те, кого мы отвергаем. Социометрические исследования показывают, что при
попытке предсказать, кто из знакомых или товарищей окажет им предпочте-
ние, а кто отвергнет их, люди обычно (около 70% испытуемых) бессозна-
тельно предполагают взаимность выбора. Оказывая предпочтение другому ли-
цу, выбирая его в качестве партнера по игре, спутника по путешествию и
т. д., мы невольно ожидаем, что он в свою очередь выберет нас. От анти-
патичного человека, напротив, мы ждем неприятия, отвержения.
Фактически такая взаимность встречается реже, чем мы предполагаем.
Особенно легко ошибиться в атрибуции сложных личностных качеств. Нередко
двое влюбленных кажутся себе весьма похожими друг па друга, однако каж-
дый приписывает другому свои собственные качества, то есть оба считают
себя похожими, по суть сходства трактуют по-разному. Друзья же часто
преувеличивают степень своего взаимного самораскрытия и т. д.
"Взаимопроникновение" или "пересечение" личных свойств друзей тесно
связано с длительностью ti глубиной их взаимоотношений. Стадии или сту-
пени диадического взаимодействия Я и Другого наглядно передает схема
американского психолога Дж. Левинджера.
Ступени диадического взаимодействия
На начальной, нулевой стадии межличностных контактов Другой психоло-
гически еще не существует для Я, не представляет для него интереса. За-
тем возникает односторонняя атракция, познавательный интерес или эмоцио-
нальное влечение, расположение к другому. Атракция стимулирует поверх-
ностный поведенческий контакт, взаимодействие субъектов, остающихся тем
не менее чужими друг для друга. Но общность деятельности, интересов и
установок постепенно порождает реальное взаимопересечение личностей, от
частного, незначительного до весьма широкого, когда два Я до некоторой
степени сливаются в неделимое Мы.
Развивая ми идеи, Левинджер предложил формальную модель цикла личного
отношения, состоящего из пяти фаз:
1. Атракция, предшествующая зарождению отношения.
2. Период формирования отношения.
3. Продолжение отношения, означающее либо:
а) его рост и укрепление,
б) поддержание достигнутого уровня,
в) снижение уровня и устойчивости.
4. Ослабление или ухудшение отношения.
5. Прекращение отношения в результате смерти одного из партнеров или
разрыва.
Но от чего зависят разные траектории развития дружбы? Добрых полсто-
летия в психологии господствовало представление, что характер дружбы це-
ликом определяется индивидуальными чертами партнеров и пропорцией, в ко-
торой они "смешиваются". Однако, как справедливо замечают английские
психологи С. Дак и Г. Сэнтс, эта модель слишком проста даже для химии.
Смешение эссенции серной кислоты с водой всегда дает раствор серной кис-
лоты. Но порядок и способ смешения элементов при этом далеко не безраз-
личны: при добавлении воды в кислоту температура жидкости резко повыша-
ется, происходит всплеск, тогда как при добавлении эссенции в воду про-
исходит только незначительное нагревание. В человеческих отношениях спо-
соб и последовательность соединения индивидов не менее существенны, чем
сложившиеся до взаимодействия их личные качества.
С углублением личных отношений качественно меняется не только тип
психологических "фильтров", сквозь которые осуществляется "отсев" дру-
зей, но и сами критерии личной совместимости, субъективная значимость
отдельных, воображаемых или реальных, психологических сходств и разли-
чий. В исследовании С. Дака и Г. Крейга 40 английских студентов-перво-
курсников (20 мужчин и 20 женщин), которые раньше не были знакомы друг с
другом, трижды заполняли социометрическую матрицу (выбор друзей) и од-
новременно три личностных теста, причем данные социометрического выбора
каждый раз сопоставлялись с результатами тестирования. В первой серии
опыта (через месяц после поступления в вуз) никакой зависимости между
выбором друзей и сходством их тестовых показателей с показателями самих
испытуемых не обнаружилось. Во второй серии (через три месяца после пос-
тупления) выявилось сходство ценностных ориентации друзей: студенты вы-
бирают тех, чьи ценностные ориентации близки к их собственным. На
третьей фазе опыта (через восемь месяцев) значение таких сходств
уменьшилось, зато выявилось сходство более глубоких "личностных
конструктов".
Таким образом, традиционный вопрос, является ли сходство друзей пред-
посылкой дружбы или результатом их взаимной адаптации, упрощенно ставит
проблему. На разных стадиях знакомства люди располагают неодинаковым
объемом информации друг о друге. И разница эта не только количественная,
но и качественная. Психологические фильтры, через которые "просеиваются"
кандидаты в друзья, также многоуровневы: в начале знакомства при выборе
друзей имеют значение сравнительно поверхностные их свойства (например,
внешность, манера держаться), тогда как в дальнейшем перевес оказывается
па стороне менее явных, но более глубоких личностных качеств. Иначе го-
воря, на ранних стадиях развития дружеских отношений индивид озабочен
тем, как он выглядит в сравнении с другим, и спрашивает себя, хотел ли
бы он походить на этого другого. Позже встает вопрос о характере отме-
ченного сходства и его достаточности для поддержания длительных дружес-
ких отношений.
Сами "уровни" и "стадии" развития дружбы тоже неуниверсальны. Устой-
чивость (длительность) взаимоотношения, частота встреч и контактов и их
психологическая глубина (интимность) - качественно разные параметры, ко-
торые могут изменяться в разных направлениях. Это ясно видно при изуче-
нии вариантов и причин расстройства или прекращения дружбы. Иногда это
бурный разрыв, иногда - постепенное уменьшение интенсивности (частоты)
общения, иногда - снижение уровня его интимности при сохранении внешней
формы и частоты встреч. Причем в одних случаях неудача выглядит заранее
предопределенной "несовместимостью" партнеров, которые плохо знали друг
друга, в других случаях объясняется допущенными ошибками, случайной ссо-
рой и т. п., в третьих - приписывается внутренним психологическим изме-
нениям (ослабление взаимного интереса, появление новых, более сильных
привязанностей), в четвертых - ссылаются на непредсказуемые внешние со-
бытия, вроде смены местожительства.
Из этих, казалось бы, тривиальных соображений вытекают важные теоре-
тические и практические выводы. Реальные дружеские отношения не развива-
ются автоматически, по одной и той же траектории, отвечающей нашим мо-
ральным представлениям: чем устойчивее дружба, тем она интимнее, вернее,
исключительнее и т. д. Дружба - психологически чрезвычайно тонкое, слож-
ное, текучее отношение, которое невозможно свести ни к какой отдельно
взятой системе внешних, социально-средовых или внутренних, индивиду-
ально-психологических детерминант. А это значит, что о сохранении дружбы
нужно заботиться.
Динамика дружбы во многом зависит от сознательной установки партне-
ров: как они определяют природу своих отношений (видят ли в них дружбу,
любовь или простое зна комство), какие цели преследуют, как направляют
настоящее и будущее дружеских отношений - стараются поддерживать, углуб-
лять их или пускают на самотек. Дружеские, как и все личные, отношения
слагаются из множества мелких, повседневных решений и действий, о значе-
нии которых люди не задумываются и последствия которых осознают только
задним числом, ретроспективно, в "спрямленной" и зачастую иллюзорной
форме.
Английские студенты, обследованные С. Даком и Д. Миллом, ежедневно в
течение двадцати недель записывали в дневнике свои чувства и пережива-
ния, связанные с реальными дружескими отношениями. Оказалось, что, хотя
оба партнера часто испытывали неуверенность в том, как к ним относится
другой, изменения в состоянии дружеских отношений они связывали исключи-
тельно с колебаниями чувств и настроений друга. Значение собственных
действий и реакций, как правило, недооценивается и не осознается. В рет-
роспективных же отчетах о развитии дружеских отношений подобные сомнения
и колебания полностью исчезают. "Отредактированные" воспоминания рисуют
последовательную картину "положительного развития" или "ухудшения" отно-
шений так, как они воспринимаются субъектом в данный момент.
Изучение дружбы не как стабильного состояния, а как процесса тесно
связано с психологией таких явлений, как самораскрытие и понимание дру-
гого.
Самораскрытие - сознательное и добровольное открытие другому
собственного Я, своих субъективных состояний, тайн и намерений - одна из
фундаментальных психологических потребностей личности, удовлетворение
которой издавна ассоциировалось с дружбой. Но предметом интенсивных экс-
периментальных исследований эта проблема стала только в середине 60-х
годов XX столетия. Вначале (например, в трудах американского психолога
С. Джурарда) она изучалась главным образом под углом зрения количествен-
ных параметров, исходя из предположения, что высокое самораскрытие игра-
ет в жизни человека, как правило, положительную, а низкое - отрица-
тельную роль, обрекая личность на одиночество и другие неприятности.
Позднее более глубокое изучение показало, что самораскрытие многомер-
но. Его можно оценивать, как минимум, по пяти самостоятельным парамет-
рам:
1) объем (широта) сообщаемой личной информации;
2) степень ее интимности для субъекта;
3) продолжительность, темп и скорость самораскрытия;
4) его эмоциональная тональность (хвастовство, бравада или, наоборот,
смущение, стыд);
5) гибкость самораскрытия, способность личности регулировать свою
откровенность в зависимости от реакции собеседника и ситуации общения.
Самораскрытие зависит от целого ряда моментов: кто, кому, что именно,
насколько полно, когда, при каких обстоятельствах и для чего открывает.
Степень самораскрытия в общении с посторонним человеком, отцом, матерью,
близким другом, лицом своего или противоположного пола будет неизбежно
раз ной. Неодинаковыми будут и привилегированные темы, сюжеты самораск-
рытия.
Согласно теории американского исследователя И. Альтмана, существует
определенная связь между широтой и глубиной (интимностью) самораскрытия
и типом партнера по общению: чем исключительное личное отношение, тем
полнее раскрываются в нем наиболее интимные, чувствительные, скрытые от
посторонних аспекты Я за счет сокращения обмена поинтимней, эмоционально
менее значимой информацией.
Дружба считается наиболее глубоким, интимным отношением. Недаром в ее
определениях постоянно подчеркивается момент доверия: друг - человек,
которому можно сказать все. Но хотя экспериментальные исследования подт-
верждают, что максимум самораскрытия достигается именно в общении с
друзьями, здесь также имеются свои пределы. Прежде всего, друзья нередко
преувеличивают степень взаимного самораскрытия, интимности и знания друг
друга. Кроме того, они часто воспринимают свои отношения асимметрично.
Описывая распавшиеся дружеские связи, люди склонны приписывать себе бо-
лее активную роль в оказании эмоциональной поддержки и добровольной по-
мощи бывшему другу, а ему - большую степень самораскрытия, потребности
делиться своими успехами и совместно проводить время. Это придает рет-
роспективным описаниям дружбы эгоцентрический оттенок. Да и не только
ретроспективным. В проведенном автором этих строк совместно с В. А. "По-
селковым исследовании юношеской дружбы испытуемые дописывали несколько
неоконченных предложений типа "Друг - это тот, кто...". Содержание отве-
тов было разным, но форма в подавляющем большинстве случаев была эго-
центрической: испытуемые делали акцент на том, что друг делает или дол-
жен сделать для них ("кто меня любит", "на кого можно во всем поло-
житься" и т. д.), и гораздо реже перечисляли то, что они сами делают для
друга ("кого я люблю", "кто может на меня положиться" и т. п.).
Содержание и уровень взаимного самораскрытия во многом зависят от си-
туации общения. Теплая, уютная комната благоприятствует интимности, тог-
да как формальная, холодная обстановка ее парализует. Положительную роль
играет наличие прямого визуального контакта (взгляд в глаза) и телесной
близости (прикосновение) с собеседником, внешняя его привлекательность,
внимание с его стороны и его социальный статус. Младшие легче и охотнее
исповедуются старшим, дружественное внимание которых представляется
лестным, а признание собственной слабости перед старшим меньше бьет по
самолюбию, чем в общении с равными по возрасту или рангу.
Очень сложен вопрос о взаимности самораскрытия. Общее правило взаим-
ности гласит, что откровенность и доверие большей частью вызывают ответ-
ный отклик, тем самым повышая общий уровень интимности коммуникации. Но
почему? И всегда ли это бывает так? Одни психологи (С. Джурард) объясня-
ли это тем, что доверие, будучи лестным, вызывает симпатию, расположение
к тому, кто его оказал, а знаком симпатии служит взаимная откровенность.
Другие (А. Чайкин и В. Дерлега) объясняют его в духе теории справедли-
вости: поскольку всякая откровенность считается ценной, человек, выслу-
шав чужую исповедь, чувствует себя обязанным отплатить той же монетой,
независимо от степени своей симпатии к собеседнику. Некоторые психологи
связывают взаимность самораскрытия главным образом с механизмами подра-
жания и подкрепления: откровенность служит положительным стимулом, на
который индивид реагирует взаимным самораскрытием, что в свою очередь
стимулирует первого субъекта на продолжение интимной беседы. Имеющиеся
эмпирические данные в наибольшей мере подтверждают второе объяснение.
Однако самораскрытие также может иметь разный психологический смысл.
Как показали исследования В. Дерлеги и Я. Гжелака (ПНР), оно может быть
средством: спонтанной эмоциональной разрядки и катарсиса; самопознания
прояснения своих чувств и позиций; получения социального одобрения,
подкрепления со стороны другого; развития и укрепления личных отношений;
социального влияния и воздействия на других ^(вызвать жалость ради полу-
чения каких-то выгод).
Немаловажен и момент своевременности самораскрытия. В большинстве
случаев откровенность воспринимается положительно. Но слишком полное или
чересчур поспешное самораскрытие, не соответствующее стадии развития
личных взаимоотношений или не учитывающее состояния собеседника приемле-
мого для него уровня диалога, воспринимается как нарушение границ интим-
ности, бесстыдство или попытка вторжения во внутренний мир другого, что
побуждает его замкнуться или даже прервать контакт. Иными словами, в
дружеском общении всегда необходим такт. Человек, навязывающий другому
непрошеную интимность, легко может натолкнуться на отпор:
Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь:
На кой мне черт душа твоя!..
Культ полной душевной открытости, при всей ее привлекательности,
столь же односторонен и чреват психологическими трудностями, как викто-
рианский культ эмоциональной сдержанности и замкнутости. Оптимальным с
точки зрения душевного здоровья личности является состояние, когда инди-
вид способен быть полностью искренним с немногими близкими людьми и под-
держивает средний уровень самораскрытия в отношениях с остальными. Замк-
нутость, когда во внутренний мир не впускается никто, или слишком высо-
кий уровень самораскрытия, когда, как говорится, "душа нараспашку" и у
личности не остается ничего потаенного, как правило, свидетельствует о
каких-то психологических затруднениях .
Не менее сложна, чем самораскрытие, и проблема понимания другого.
Ученые подходили к ее осмыслению с разных сторон. В начале 60-х годов
американский психолог Г. Олпорт предложил список черт, облегчающих, по
его мнению, личности адекватное восприятие и оценку других людей:
1. Жизненный опыт, общая зрелость. Взрослый человек может понять под-
ростка, обратное же невозможно.
2. Сходство между оценивающим и оцениваемым субъектами.
3. Интеллект. Люди с более высоким умственным развитием способны луч-
ше понять и оценить партнера, чем менее развитые.
4. Сложность собственных мыслительных процессов облегчает понимание
чужого опыта.
5. Знание самого себя, что в какой-то степени предохраняет против
стереотипных и формальных суждений о других.
6. Социальная приспособленность та. эмоциональная устойчивость. Люди
тревожные, с неустойчивой психикой склонны проецировать на других
собственные качества.
7. Созерцательность характера позволяет воспринимать других дружест-
венно, но "со стороны", более или менее беспристрастно.
8. Эстетическая ориентация, в отличие от практически-действенной, по-
буждающей человека стремиться не столько к пониманию другого, сколько к
воздействию на него.
9. Интрацептивность, то есть впечатлительность, повышенная чувстви-
тельность к внутреннему миру, своему собственному и чужому. Поскольку
это качество развито у женщин больше, чем у мужчин, некоторые считают,
что женщины интуитивно точнее воспринимают и оценивают людей, чем мужчи-
ны.
Позднейшие исследования (в том числе осуществленные в нашей стране А.
А. Бодалевым и др.) .внесли существенные поправки в данную схему. Выяс-
нилось, например, что интрацептивность и эстетическая ориентация нередко
находятся в противоречии с интеллектуальными показателями. Ленинградский
психолог В. С. Магун предложил группе студентов оценить в терминах
"больше", "меньше" или "одинаково", насколько им самим и их однокурсни-
кам свойственны такие черты, как интеллект и экстраиунитивность (склон-
ность обвинять в своих трудностях и неудачах других, в отличие от интра-
пунитивности-самообвинительности), и затем сравнил высказанные суждения
с объективными тестовыми показателями испытуемых. Результат оказался па-
радоксальным: студенты с меньшей интеллектуальной продуктивностью оцени-
вают себя и других более адекватно, чем те, у кого уровень интеллекта
выше.
Может быть, это объясняется разной направленностью интересов, тем,
что люди, более внимательные к своим и чужим переживаниям, меньше вклю-
чены в предметную деятельность, а это снижает их интеллектуальные пока-
затели? Или познание человека в большей мере зависит от эмоциональных
свойств личности, нежели от формальных качеств интеллекта? Современная
психология, не рискуя делать смелые обобщения, подобные олпортовским, не
дает однозначного ответа на эти вопросы.
Кроме того, умение разбираться в людях, основанное на отчужденно-исс-
ледовательском к ним отношении, пожалуй, нужнее судье или психиатру, чем
другу. Объективности мы ждем от посторонних, с которыми нас связывают
преимущественно деловые отношения. Для дружбы этого мало. Тут нужно со-
чувствующее понимание, готовность принять другого целиком, даже с его
недостатками.
Дружеская коммуникация, по образному определению немецкого филосо-
фа-экзистенциалиста К. Ясперса,- это "битва за безграничную искрен-
ность", в ходе которой личность открывается другому и одновременно самой
себе. Для посторонних же это отношение закрыто.
Как писал М. М. Пришвин, "гигиена любви состоит в том, чтобы не смот-
реть на друга никогда со стороны и никогда не судить о нем вместе с
кем-то другим". Это - прямая противоположность принципу объективного
познания, предполагающего отстранение и анализ.
Каковы психологические основы императива исключительности друга и
дружбы? Субъективная реальность человеческого Я не может быть полностью
объективирована в предметной деятельности. Она обязательно предполагает
общение с каким-то реальным или воображаемым Ты. Чем сложнее и многог-
раннее личность, тем сильнее ее потребность в такой встрече и тем специ-
фичнее средства этой коммуникации. Человек не может ни осмыслить, ни да-
же прочувствовать свою внутреннюю жизнь иначе как через других, близких
ему людей, общение с которыми или страх утраты которых открывает ему
смысл и ценность собственного бытия.
Психологи давно уже заметили, что в своей повседневной жизни люди
применяют своеобразный "двойной стандарт". Поведение чужих, посторонних
("они") обычно объясняется "объективно" - логикой внешних обстоятельств,
социальными факторами (роль, общественное положение), общими законами
психологии или качествами характера этих людей. Напротив, говоря о самих
себе или о своих близких, мы чаще апеллируем к внутренним, субъективным
состояниям и мотивам, логика которых может быть понята только "изнутри".
Выражение "Поймите меня" означает: "Станьте на мою точку зрения, посмот-
рите на вещи моими глазами".
Проблема соотношения объективирующего объяснения и субъективирующего
понимания занимает важное место в философии и науках о человеке. "Объяс-
няя" человека, сводят его индивидуальность к каким-то физиологическим
или социальным предпосылкам или подводят ее под некоторую общую норму.
"Понимание", напротив, признает внутренний мир автономной реальностью,
выводя из него поступки и свойства личности.
Несколько огрубляя вопрос, можно сказать, что прообразом объяснения
служит отношение "Я - вещь" или "Я - другой", в котором другой человек
берется не в качестве лица, а в качестве объекта, тогда как прообразом
понимания является отношение "Я - Ты", участники которого ведут между
собой диалог. Понимание другого здесь совпадает с самопознанием и пред-
полагает симпатию.
Переживаемая реальность внутреннего мира личности, раскрывающаяся в
общении с другим лицом, не может быть адекватно выражена в понятиях.
Смысл всегда богаче своей материализации в словах. Недаром говорится,
что "мысль изреченная есть ложь". Чем интимнее отношение, тем больше в
нем значит эмоциональный контакт.
В любом развитом языке имеется ряд понятий, обозначающих различные
оттенки душевной близости, общности, совместности переживаний и чувств:
сопереживание, сочувствие, сострадание. Все они описывают процесс, когда
один человек не просто "расшифровывает" эмоциональное состояние другого,
но как бы сам настраивается на чужую волну, растворяется в другом и
воспроизводит его переживания в себе. В этом процессе очень много нюан-
сов и оттенков. Так, немецкий философ М. Шелер в книге "Сущность и формы
симпатии" различал: "совместное чувствование", обусловленное общностью
переживаний; - эмоциональное заражение (например, в возбужденной толпе);
идиопатическую идентификацию, уподобление другого себе, психологическое
растворение его в собственном Я; гетеропатическую идентификацию, само-
растворение Я в другом, стремление жить отраженной жизнью другого; вза-
имное слияние, когда границы между двумя Я стираются и люди чувствуют
себя в буквальном смысле слова единым существом (например, в момент лю-
бовного экстаза). Собственно симпатия, по Шелеру, состояние эмоцио-
нальной близости к другому при сохранении чувства психологической дис-
танции: симпатизируя другому, человек вместе с тем сознает различие сво-
ей и его индивидуальности.
Объективно в эксперименте расчленить столь тонкие нюансы эмоцио-
нальных переживаний невозможно. Однако психологи интенсивно изучают яв-
ление эмпатии (вчувствования). Первоначально термин "эмпатия" обозначал
момент эстетического восприятия, когда субъект настолько поглощен созер-
цанием прекрасного, что как бы сливается с произведением искусства, те-
ряя ощущение своей отдельности. После того как это явление стало предме-
том специальных исследований, термин получил многозначное толкование.
Одни авторы называют эмпатией непосредственный эмоциональный отклик ин-
дивида на переживания или экспрессивные знаки другого лица, возникающий
независимо и до осознания источника и смысла таких переживаний. Напри-
мер, вид плачущего человека обычно вызывает непроизвольное сочувствие
или, во всяком случае, эмоциональный дискомфорт, даже если мы ничего не
знаем о причине слез. Другие психологи сближают эмпатию с "пониманием"
или трактуют ее как эмоциональный аспект последнего ет.
Дело, конечно, не в определениях, а в том, что психология вплотную
подошла к изучению самых тонких и сложных процессов межличностного обще-
ния, которые раньше были исключительным достоянием искусства. При этом
общий пафос существующих подходов состоит в том, что личность и ее отно-
шения несводимы к элементарным психическим процессам; они имеют свой
субъективный, личностный смысл. Говоря философским языком, человеческую
"субъективность можно разглядеть только под ее же углом зрения, приоб-
щившись к ней как к аналогу, подобию собственного способа деятельности".
Специфика диалогического понимания в том, что "вопрос задается здесь
познающим не себе самому и не третьему в присутствии мертвой вещи, а са-
мому познаваемому. Критерий здесь не точность, а глубина проникновения".
Поэтому здесь нет и не может быть однозначных, окончательных ответов.
Дело не только в том, что экспериментальная психология дружбы делает
лишь первые шаги. Эмпирическая наука имеет дело с "данностями", которые
могут быть взвешены, измерены, разложены на элементы.. Мир человеческих
чувств и отношений плохо поддается таким операциям. Как писал, анализи-
руя творческий метод Ф. М. Достоевского, М. М. Бахтин, "человек никогда
не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А
есть А. По художественной мысли Достоевского, подлинная жизнь личности
совершается как бы в точке этого несовпадения человека с самим собою, в
точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое
можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли, "заочно".
Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в
нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя" . Дружба и
есть такой диалог, столь же неповторимый и единственный, как участвующие
в нем лица.
"Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как
сто тысяч других мальчиков,- сказал Лис.- И ты мне не нужен. И я тебе
тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто
тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг дру-
гу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя
один в целом свете..."
Утверждение единственности, несравненности друга равносильно призна-
нию его абсолютной ценности. И в этом одновременно - нравственный импе-
ратив и психологическая сущность дружбы.
"Выть мудрым - это значит прежде всего быть внимательным к душе близ-
кого человека,- писал М. Пришвин.- На вопрос же: кто этот близкий,- от-
вет такой: в каждом человеке родственное внимание стремится открыть
близкого,- кого оно откроет, тот и есть близкий" .
6. У ИСТОКОВ ДЕТСКИХ ПРИВЯЗАННОСТЕЙ
...Потребность в человеке рождается с желанием найти для себя в дру-
гом человеке источник радости, отдавая что-то своё.
В. А. Сухомлинский
Как же формируется потребность и способность к дружбе в процессе раз-
вития ребенка? Хотя этот вопрос имеет важное практически-педагогическое
значение, изучение общения и дружбы маленьких детей очень долго недооце-
нивалось психологами.
Психоаналитическая теория мало интересовалась общением ребенка со
сверстниками, потому что ее внимание было приковано к взаимоотношениям
ребенка с матерью. Когнитивная психология (Ж. Пиаже), изучая главным об-
разом развитие детского интеллекта, также придавала контактам ребенка со
взрослыми большее значение, чем со сверстниками. Та же картина до пос-
леднего времени наблюдалась и в советской психологии.
Между тем коммуникативные навыки и соответствующие свойства личности
ребенка формируются в общении не только с родителями и другими взрослы-
ми, но и со сверстниками.
Чем яснее мы осознаем, что ребенок не пассивный объект нашего воз-
действия, а активный субъект развития, тем важнее представляется общение
ребенка со сверстниками, в ходе которого формируются эмоциональная восп-
риимчивость, самосознание и навыки межличностной кооперации. Интерес к
психологии детского общения, включая дружбу, в последние годы повсемест-
но растет.
Генезис дружеских привязанностей ребенка имеет ряд относительно авто-
номных параметров. Во-первых, поведенческие характеристики дружбы: круг
людей, из которых выбираются друзья, уровень селективности такого отбо-
ра; преобладающие формы общения (диады, триады или многолюдные компа-
нии); степень устойчивости таких образований и т. д.
Во-вторых, когнитивные аспекты дружбы: представления о дружбе, харак-
терные для данного возраста; термины, в которых описываются друзья и
взаимоотношения с ними; уровень взаимопонимания, доступный на данном
этапе развития,и т. п.
В-третьих, эмоциональные аспекты дружбы: характерная для данного воз-
раста тональность дружеских отношений; уровень развития эмпатии и т.д.
В-четвертых, коммуникативные аспекты дружбы: уровень межличностной
компетенции индивида; доступный ему спектр ролевого взаимодействия и со-
ответствующие коммуникативные навыки (умение завязывать знакомство, пе-
реходить от низших уровней общения к высшим и т. д.).
В-пятых, ценностно-нормативные аспекты дружбы, связанные с развитием
самосознания: тип личностных потребностей, удовлетворяемых дружбой; ха-
рактер основных "личностных конструктов"; нравственный кодекс и основные
ценности дружбы.
В современной психологии детская дружба рассматривается либо как ас-
пект, функция и показатель индивидуального развития ребенка, либо в кон-
тексте развития групповых, коллективных отношений, либо в русле сравни-
тельных исследований, основанных на наблюдении за функционированием
детских и юношеских групп, компаний и пар в естественных условиях. При
этом у одних авторов на первый план выходит эволюция детских понятий и
образов дружбы, у других - динамика нормативных ожиданий и требований,
предъявляемых к друзьям, у третьих - место дружбы в системе групповых
взаимоотношений "общества сверстников", у четвертых - ее положение в ие-
рархии значимых других (родителей, учителей и т. д.), на которых ориен-
тируются дети разного возраста.
При всем различии этих подходов их исследовательские результаты сход-
ны. Детское понимание, по мнению американских психологов супругов Сел-
ман, зависит от того, способен ли ребенок принять на себя роль другого и
какую именно. Ребенку в возрасте трех - семи лет друг мыслится как на-
личный игровой партнер. В этот период отношения сильно зависят от терри-
ториальной близости; ребенок еще не умеет отличать точку зрения других
детей от своей собственной, его отношение к сверстникам эгоцентрично.
Следующая стадия (четыре - девять лет) характеризуется односторонней по-
мощью: дети уже способны отличать чужие интересы от своих собственных,
но еще не готовы признать необходимость обоюдного, равного обмена; дру-
зей ребенок ценит за то, что они делают для него. Несколько позже (шесть
- двенадцать лет) дружбу понимают как взаимовыгодную кооперацию: дети
осознают необходимость взаимопомощи, но придают собственным интересам
большее значение, чем принципу взаимности. Далее (девять - пятнадцать
лет) на авансцену выходит потребность совместно переживать, делиться
сокровенным; ребенок начинает смотреть на свои дружеские отношения с
точки зрения третьего лица, понимая их как сотрудничество ради общих ин-
тересов и одновременно - как исключительное, всеобъемлющее отношение.
Наконец, в подростковом возрасте (старше двенадцати лет) дружбу понимают
как автономную взаимозависимость: подросток сознает, что не может удов-
летворить в дружбе все свои эмоциональные и психологические запросы; по-
этому друзьям дозволено устанавливать независимые отношения с третьими
лицами, что делает участников дружеского союза одновременно зависимыми и
автономными друг от друга.
Сходные тенденции проявляются в нормативных ожиданиях. Изучив требо-
вания, предъявляемые к друзьям детьми от шести до четырнадцати лет, ка-
надские психологи Б. Байджелоу и Д. Ла Гайпа выявили, что дружба прохо-
дит три главные стадии развития. Сначала это ситуативное отношение,
главными предпосылками которого являются общая деятельность, взаимная
оценка и территориальная близость. Затем дружба приобретает договор ный
характер, когда па первый план выдвигаются соционорматпвные ценности -
неукоснительное соблюдение правил дружбы и высокие требования к характе-
ру друга. Наконец, па третьей, "внутренне-психологической" стадии пер-
востепенное значение приобретают личностные черты и свойства - искрен-
ность, верность и способность к интимности.
Однако связь "стадий дружбы" с возрастом партнеров весьма условна.
Как справедливо отмечает А. В. Мудрик, исследовавший проблему дружбы под
углом зрения педагогики, "возрастные типы общения" и их ценностно-смыс-
ловые доминанты сплошь и рядом пересекаются, накладываясь друг на друга.
Потребность в общении и эмоциональном контакте, составляющая психофи-
зиологическую основу дружбы, появляется у младенца с первых дней его
жизни. Как указывал Л. С. Выготский, любая потребность младенца неизбеж-
но становится потребностью в другом человеке. Уже на втором-третьем ме-
сяце жизни ребенок эмоционально реагирует па приближение к нему взросло-
го - смеется, издает какие-то звуки и т. д. Еще через два-три месяца эта
реакция становится избирательней: он отличает "своих" людей от "чужих" и
по-разному реагирует на них.
Первый партнер и объект эмоциональной привязанности ребенка, естест-
венно, взрослый, особенно мать. Однако немаловажную роль в формировании
личности ребенка играет также общение с другими детьми. Уже новорожден-
ные выделяют плач другого младенца из числа прочих раздражителей: проиг-
рывание магнитофонной записи детского плача непроизвольно вызывает у
младенца ответный плач.
На первом году жизни формируются лишь отдельные элементы того, что в
дальнейшем можно будет назвать социальным поведением. Сначала младенец
просто смотрит на сверстника, в три-четыре месяца тянется к нему, прика-
сается; у шестимесячных детей сверстник может вызывать обращенную к нему
улыбку и какие-то формы вокализации; годовалые дети уже могут предлагать
и брать у сверстника игрушки, улыбаться и подражать друг другу- Однако
от изолированных действий по отношению к сверстнику до социального взаи-
модействия с ним - дистанция огромного размера.
Рано дифференцируются и детские поведенческие реакции на взрослых и
сверстников.
Хотя дети моложе двух лет еще не умеют взаимодействовать друг с дру-
гом и их контакты состоят главным образом в столкновениях из-за игрушек,
они уже проявляют интерес друг к другу. Это подтверждает следующий экс-
перимент. В лабораторию, где было много игрушек, собирали матерей с
детьми от года до полутора лет (по четыре на один сеанс) и предоставляли
малышам свободу действий. Ребенок мог оставаться со своей матерью или
тянуться к другому взрослому или ребенку. Хотя предпочитаемым партнером
по физическому контакту оставалась для ребенка мать, смотрели малыши
значительно чаще на сверстников; обмен игрушками (предлагали свои или
брали чужие игрушки) преимущественно также происходил со сверстниками.
Тем не менее большинство контактов между годовалыми-полуторагодовалыми
детьми выглядят эмоционально нейтральными. Положительные эмоции, выра-
женные в улыбках и смехе и придающие взаимодействию детей игровой харак-
тер, появляются в среднем между полутора и двумя годами.
Полутора-двухгодовалые дети явно отличают детей от взрослых и по-раз-
ному относятся к ним. Незнакомые взрослые чаще вызывают у них страх и
смущение, а незнакомые ровесники - интерес и положительные эмоции. Дети
охотнее делятся игрушками со сверстником, чем со взрослым, а со знакомым
ребенком - скорее, чем с незнакомым. По-видимому, уже на втором году
жизни ребенок вырабатывает какую-то когнитивную схему собственного Я, на
основании которой он устанавливает свое сходство с другими детьми, что
стимулирует его к общению с ними.
Первые контакты между детьми еще весьма примитивны. Зарубежные иссле-
дователи Е. Мюллер и Т. Лукас различают в их развитии три стадии. Снача-
ла в центре таких отношений находится какой-то объект (например, игруш-
ка). Завладев им, ребенок может вообще забыть о партнере, с которым у
него еще пет подлинного взаимодействия. На этой стадии дети просто под-
ражают друг другу, чередуя свои действия. Затем возникает случайный об-
мен действиями: ребенок уже активно ищет контакта с партнером, реагирует
на него и провоцирует его реакции, но этот обмен остается неупорядочен-
ным, в нем нет строгой ролевой дополнительности. Лишь на третьей стадии
возникает собственно взаимодействие, то есть обмен поступками, когда
внимание ребенка сосредоточено не только на объекте или партнере, а и на
самом процессе деятельности. Это предполагает взаимность и дополни-
тельность реакций: не простое подражание другому, а осмысленный обмен
жестами, игрушками, принятие определенных ролей и т. д.
Одновременно интенсифицируется речевое общение. Хотя речевой контакт
между детьми отнюдь не заменяет взрослого как основного учителя языка,
такой контакт имеет, по-видимому, самостоятельное значение в формирова-
нии речевой культуры и коммуникативных навыков ребенка.
Как ни элементарны младенческие контакты со сверстниками, ребенок в
них значительно более активен и самостоятелен, чем в отношениях со
взрослыми.
Общение детей моложе двух лет доступно только внешнему наблюдению; о
нем судят лишь по тому, насколько часто младенцы приближаются или прика-
саются друг к другу, обмениваются игрушками и т. п. Изучая детей детса-
довского возраста (три - семь лет), уже можно сопоставить данные прямого
наблюдения с результатами социометрических методов и некоторых тестов,
тем самым зафиксировать сдвиги не только в структуре общения, но и в его
мотивации.
Правда, социометрическое исследование подразумевает какую-то конкрет-
ную деятельность или роль и не обязательно распространяется на другие
взаимоотношения. Кроме того, популярность как одна из характеристик,
фиксируемых во многих социометрических исследованиях, вовсе не синоним
коммуникативного благополучия. Ребенок, как и взрослый, может быть попу-
лярен и иметь мало близких друзей, и наоборот. Популярность и "отвержен-
ность" часто обусловлены разными причинами, причем неблагоприятное поло-
жение (изоляция или отверженность) в коллективе значительно более устой-
чиво и имеет Длительные психологические последствия. Наконец, для многих
детей, как и для взрослых, качественное содержание дружеских отношений,
зависящее от субъективных критериев, важнее, чем количество друзей.
Тем не менее здесь есть некоторые общие тенденции.
Прежде всего это дифференциация круга общения и индивидуализация вы-
бора друзей.
Двухлетки и трехлетки еще не умеют согласовывать свое поведение. Их
игровые группы, если они не поддерживаются взрослыми, легко разрушаются;
их привязанности, хотя и избирательны, обусловлены случайными, временны-
ми обстоятельствами, а мотивы связаны с какими-то единичными поступками,
затрагивающими личные интересы ребенка, скажем такого типа: "Мне больше
всех нравится Вова. Он мне дал колесо". Если Вова заберет свое колесо,
отношение к нему может измениться.
Однако недостаток коммуникативных навыков, который особенно проявля-
ется при групповом взаимодействии, предполагающем согласованность
действий нескольких детей, не исключает даже у самых маленьких сильных
эмоциональных привязанностей. Разлука с друзьями часто вызывает у малы-
шей плохое настроение, грусть, растерянность, поиски потерянного друга.
Эмоциональные компоненты атракции явно опережают умственное развитие ре-
бенка.
У четырех-шестилетних детей появляется осознанная потребность в об-
ществе именно сверстников, которых уже не заменяют ни взрослые, ни иг-
рушки. Характерен ответ одного шестилетнего мальчика на предложение ма-
тери заменить собой отсутствующих товарищей: "Мне надо ребенков, а ты не
ребенок".
Вместе с расширением круга общения ребенка растет его избира-
тельность. Психолог Л. В. Артемова, наблюдавшая общение 128 детей от
трех до семи лет в нескольких детских садах Киева, выявила, что уже на
четвертом году жизни у них отчетливо выражено наличие двух кругов обще-
ния: более узкого и более широкого, причем большую часть времени дети
проводят в более узком кругу сверстников .
Симпатии и антипатии становятся осмысленнее и устойчивее, а их мотивы
- более обобщенными. Так, если у младших дошкольников эгоцентрические
мотивы (типа "Он мне нравится, потому что угощает меня конфетами") сос-
тавляют, по данным Е. И. Кульчицкой, 87% всех ответов, то у старших их
доля снижается до 39% ш. На первый план выступают мотивы, включающие
элементы ценностно-нормативных характеристик (типа "Мне нравится Витя,
он никогда не бьет детей", "Я буду играть со Светой, она всегда хорошо
отвечает на занятиях и все знает"). Хотя эти мотивы явно подсказаны
взрослы ми, они гораздо обобщеннее первых и менее эгоцентричны.
Московские психологи Т. А. Репина и А. Ф. Горяинова изучали обоснова-
ние выбора 877 дошкольниками наиболее привлекательных для них сверстни-
ков по детсадовской группе и критерии их оценок "самых хороших" и "не
очень хороших" детей. Оказалось, что в оценке дошкольником сверстника
важнее всего те навыки и умения, которые обеспечивают ребенку успех в
групповой деятельности (прежде всего в игровой), а также сам факт инте-
ресной совместной деятельности с данным сверстником (такие мотивы соста-
вили 74% всех ответов). На втором месте стоят нравственные качества
(20%) и на третьем- внешняя привлекательность (6%). Младшие дошкольники
(три - пять лет) чаще, чем старшие, обосновывали свой выбор внешней
привлекательностью сверстника и его успехами в выполнении режимных мо-
ментов (аккуратность, дисциплинированность). С возрастом у ребенка раз-
вивается способность оценивать нравственные качества товарищей не только
по отношению к себе, но и по отношению к другим, к коллективу в целом
(число эгоцентрических мотивов уменьшается с 52 до 27 %, а число "кол-
лективистских" - увеличивается с 8 до 57%).
Но мотивировка, то есть ретроспективное объяснение ребенком своего
отношения к товарищам, не всегда точно отражает его реальные мотивы.
Психолог Р. А. Смирнова исследовала общение 45 дошкольников (от трех до
семи лет) с тремя сверстниками, один из которых удовлетворял потребность
детей в доброжелательном внимании, второй - потребность в игровом сот-
рудничестве, а третий - в сопереживании. Оказалось, что наибольшее пред-
почтение у дошкольника вызывает сверстник, проявляющий к нему доброжела-
тельное внимание; программы игрового сотрудничества и сопереживания за-
няли соответственно второе и третье места. С возрастом избирательность
привязанностей растет, освобождается от ситуативных воздействий и стано-
вится более устойчивой.
Свидетельством потребности в друге и напряженного его поиска является
появление у дошкольников воображаемых друзей. Судя по имеющимся данным,
воображаемых друзей чаще всего создают себе первенцы, дети, склонные
проявлять инициативу в играх, мало участвующие в спокойных играх, участ-
вующие в более разнообразной деятельности с взрослыми членами семьи,
оцениваемые родителями как более способные к разговору и общению со
взрослыми. Особенно характерно наличие воображаемых друзей для
единственных детей. К сожалению, как образ воображаемого друга связан с
реальным общением ребенка со сверстниками, психология ничего достоверно-
го пока не знает.
Усложнение и индивидуализация общения продолжаются в школьном возрас-
те. Организованная коллективная жизнь (школьный класс, октябрятские
звездочки, пионерская организация) облегчает выработку коммуникативных
навыков даже тем детям, которые раньше их не имели. В то же время внутри
организованных и направляемых взрослыми детских коллективов всегда скла-
дываются неформальные микрогруппы, основанные на лич ных симпатиях и
общности интересов и значительно более устойчивые, чем у дошкольников.
Состав и структура таких микрогрупп с возрастом меняется. По наблюде-
ниям киевского психолога А. В. Киричука и его сотрудников, среди первок-
лассников преобладают пары, во 2-3-м классе - группы из трех и более
сверстников. С 6-го класса начинается обратный процесс: в связи с ростом
интимности общения число участников таких микрогрупп снова уменьшается.
Усиливается с возрастом и процесс психологического "расслоения", по-
ляризация детей. А. В. Киричук разделил всех обследованных им детей в
зависимости от числа полученных ими социометрических выборов на пять
групп. Большинство, естественно, сосредоточено в "средних" группах. Но
наибольший, притом неуклонный, рост с возрастом обнаружили как раз край-
ние группы - "звезды", которым оказывают предпочтение многие, и "отверг-
нутые", которых почти никто не выбирает. Такая поляризация, имеющая важ-
ные психологические последствия, отражает рост межличностной избира-
тельности и одновременно структурной определенности детских коллективов.
Растет с возрастом и устойчивость индивидуальных предпочтений. В рам-
ках проведенного под руководством автора этой книги исследования юношес-
кой дружбы А. В. Мудрик повторил - с некоторыми видоизменениями - экспе-
римент американских психологов Д. Хоррокса и Д. Маккинни. Детям разного
возраста (американские психологи обследовали детей от 5 до 18 лет, А. В.
Мудрик - школьников с 1-го по 10-й класс) предлагалось назвать в порядке
оказываемого предпочтения трех своих лучших друзей, три любимых цвета,
три вида спорта, три школьных предмета, три развлечения и т. д. Через
некоторое время (в американском эксперименте через две недели, в советс-
ком - через три месяца) опыт повторялся, и ученые имели возможность выс-
читать коэффициент неустойчивости выбора. Выяснилось, что в целом устой-
чивость в выборе друзей, как и большинства других предпочтений, с воз-
растом повышается, хотя эта зависимость и не является линейной.
Повышение устойчивости дружеского выбора и отношений, вероятно,
объясняется более общим процессом стабилизации с возрастом предпочтений
и интересов. Но это может быть связано также с большей осознанностью
собственных эмоциональных состояний и вообще своего Я: ссора, разрушаю-
щая детскую дружбу, подростком может быть оценена как несущественная.
Меньше влияет и отсутствие непосредственных повседневных контактов с
другом.
Канадские психологи в течение нескольких лет ежегодно социометрически
изучали динамику детского выбора, начиная с младшей детсадовской группы
(трехлетки) и кончая шестиклассниками (одиннадцатилетки). Каждый ребенок
делал по три выбора, отвечая на вопросы: "С кем ты предпочел бы играть в
помещении?", "С кем ты предпочел бы играть вне школьного здания?", "С
кем ты предпочел бы сидеть рядом на уроке музыки?" Ока залось, что тран-
зитивность3 дружеских чувств с возрастом усиливается: положительное от-
ношение к сверстнику в одной ситуации (например, выбор его партнером по
игре) переносится и на другую ситуацию (он выбирается также соседом по
парте). Это придает детским предпочтениям и возникающим на их основе
микрогруппам большую структурную определенность, одновременно ограничи-
вая число их участников .
Возрастная динамика межличностных отношений и их мотивов зависит так-
же от умственного развития ребенка. Люди часто умиляются тому, как чутко
улавливают настроение окружающих, плачут или смеются вместе с ними ма-
ленькие дети. Однако большей частью здесь проявляются элементарные меха-
низмы психического заражения или подражания, от которых до сопереживания
- дистанция огромного размера. Из-за ограниченности своего жизненного и
познавательного опыта маленький ребенок еще не способен поставить себя
на место другого. Он не столько входит в положение другого, сколько
просто приписывает другому свои собственные мотивы.
Американский психолог А. Болдуин создавал конфликтные ситуации, где
дошкольники должны были оценивать мотивы чужих поступков, последствия
которых были, с точки зрения ребенка, отрицательными. Как правило, дети
приписывали другим злой умысел, враждебные намерения по отношению к се-
бе. Мысль, что кто-то принимает решение соответственно своим собствен-
ным, а не его, ребенка, интересам (например, покупает не игрушку, а
что-то другое), не укладывается в детском сознании. Другие люди и их пе-
реживания входят в жизненный мир ребенка лишь постольку, поскольку они
так или иначе затрагивают его интересы.
Малыши легко "отталкивают" чужое страдание, отказываются досматривать
до конца грустные пьесы, требуют, чтобы у книжки обязательно был счаст-
ливый конец. К. И. Чуковский мудро заметил, что маленькие дети принимают
близко к сердцу судьбу своих любимых сказочных персонажей не по доброте,
а потому, что непосредственно отождествляют себя с ними. Ребенок не со-
чувствует другому, а, скорее, чувствует себя этим другим. Это обстоя-
тельство обусловлено тем, что психологи вслед за Ж. Пиаже называют эго-
центризмом детского мышления, имея в виду, что ребенок не в состоянии
поставить себя на место другого, принять точку зрения (роль) другого че-
ловека. Такой детский эгоцентризм не следует отождествлять с эгоизмом,
потому что собственное Я ребенка на этой стадии развития еще не осознано
и не противопоставлено "другому".
Для понимания генезиса дружбы важно выявить природу альтруизма и со-
отношение его познавательных и эмоциональных компонентов. Долгое время
многие психологи отрицали самостоятельное значение альтру истической мо-
тивации, объясняя доброжелательность и готовность помочь другому в тер-
минах эгоистического расчета (вспомним теории разумного эгоизма) или как
результат социального научения, лишенный каких бы то ни было природных,
филогенетических предпосылок. В последние годы подход к проблеме изме-
нился.
Биологи и этологи, анализируя факты альтруистического поведения жи-
вотных, пришли к заключению, что оно весьма существенно для выживания
вида как целого. А психологи констатируют наличие у человека некоторых
врожденных альтруистических реакций или их прообразов.
Простейшая такая реакция - так называемый эмпатический дистресс -
есть непроизвольное реагирование на болезненные эмоциональные состояния
другого. Рудиментарные формы его являются, по-видимому, врожденными
(вспомним эксперименты с плачущими младенцами). Позже к ним присоединя-
ется опыт, приобретенный в результате научения: зная, что такое боль,
ребенок может сочувствовать другому. Элементарная параллельная аффектив-
ная реакция постепенно превращается в относительно осознанную, основан-
ную па симпатии заботу об обиженном, которую американский психолог М.
Хоффман назвал симпатическим дистрессом .
Симпатический дистресс нельзя свести к простым эгоистическим мотивам,
направленным на получение чувственного удовлетворения, материальной вы-
годы или социального одобрения. Во-первых, он вызывается состоянием эмо-
ционального расстройства не столько у себя, сколько у другого лица.
Во-вторых, непосредственной целью вытекающего из него Поведения является
помощь другому, а не себе. В-третьих, получение эмоционального удовлет-
ворения зависит в данном случае от действий, направленных на уменьшение
страданий другого.
Развитие альтруистической мотивации имеет свои когнитивные предпосыл-
ки. Чтобы элементарный эмпатический дистресс перерос в осмысленную сим-
патию, а примитивная идентификация с другим - в понимание, ребенок Дол-
жен предварительно достичь определенной ступени умственного развития и
уровня самосознания. Тот же М. Хоффман выделяет три стадии этого процес-
са.
На первом этапе развития (около одного года) ребенок уже осознает
других людей как отдельные физические сущности, но еще не осознает их
психической автономии. Поэтому его эмоциональные реакции на переживания
другого не могут быть дифференцированными. Желая помочь другому, ребенок
автоматически исходит из того, что переживания другого тождественны его
собственным. Так, что бы утешить печального взрослого, полуторагодовалый
ребенок предлагает ему свою любимую игрушку. Годовалый ребенок зовет на
помощь плачущему сверстнику свою мать, хотя мать его друга присутствует
тут же, и т. п. Тем не менее здесь уже налицо определенное чувство забо-
ты о другом, а не только о себе.
На второй стадии (примерно с двух-трех лет) ребенок уже начинает соз-
навать, что другие люди имеют свои внутренние состояния и настроения, не
зависящие от его собственных. Это повышает интерес ребенка к другому че-
ловеку, как таковому, дифференцируя детские эмоциональные реакции. Но
ребенок этого возраста еще не умеет вычленить ни свои, ни чужие пережи-
вания из той ситуации, в которой они проявляются и воспринимаются. Поэ-
тому его сочувствие является краткосрочным, ограничено непосредственным
моментом.
Лишь на третьем этапе (между шестью и девятью годами) ребенок начина-
ет осознавать, что другие люди, как и он сам, имеют устойчивые, не зави-
сящие от ситуации характеры и убеждения и что их непосредственные пере-
живания можно понять только в контексте их более широкого жизненного ми-
ра. Это открывает возможность синтеза непосредственной реакции на эмоци-
ональное состояние другого человека с осознанным представлением о нем
как о личности, что составляет необходимое условие понимания.
Способность ребенка воспринимать и оценивать других людей претерпева-
ет особенно быстрые сдвиги между 7 и 10 годами, когда он научается де-
лать заключения относительно мыслей, чувств, личностных качеств и общих
поведенческих склонностей других людей. Позже, в 12-16 лет, на этой ос-
нове складываются обобщенные модели и представления (психологи называют
их имплицитной теорией личности). Происходит закономерный переход от
восприятия и оценки человека в поведенческих терминах к пониманию его
внутренних психических состояний, а затем - к пониманию единства личнос-
ти.
Параллельно этому меняются детские представления о дружбе и самый ха-
рактер дружеских отношений. Замечено, что дети вообще описывают симпа-
тичных им сверстников детальнее, используя больший набор характеристик,
чем тех, кого они не любят. О нелюбимом сверстнике достаточно сказать
"Он подлый", тогда как симпатичному человеку характеристики даются с из-
вестной долей обоснования. В этом смысле дружба служит своеобразной шко-
лой человековедения, в отличие от вражды, которая может довольствоваться
немногими стереотипами.
Систематическое изучение детских описаний ("языка") дружбы позволяет
выявить возрастные сдвиги как в ее моральном кодексе (какие нравственные
требования к ней предъявляются), так и в ее содержании (насколько психо-
логично это отношение).
Московский психолог Р. Д. Тригер проанализировала 799 сочинений на
тему "Мой друг", написанных по единому плану школьниками 3-6-х классов.
Наибольшую динамику с возрастом обнаружили требования к общности внут-
ренней жизни (с 1,2% суждений в 3-м до 11,7% в 6-м классе). При ухудше-
нии взаимоотношений с другом третьеклассники ссылаются на отсутствие со-
чувствия и понимания в 2,5% случаев, у шестиклассников же эта цифра вы-
растает втрое, хотя этот мотив все еще в 10 раз менее значим, чем невы-
полнение неписаного "кодекса товарищества".
Это вполне совпадает с данными канадских психологов. Интенсивное дру-
жеское обще ние - не только внутренняя потребность ребенка, но и школа
его нравственного развития. Дружба не просто обогащает жизненный опыт и
самосознание ребенка, но и побуждает его заботиться о другом, искать
совместности переживаний и т. д. Характерно, что с возрастом (от 6 до 14
лет) альтруистические мотивы дружбы заметно усиливаются. Но это происхо-
дит не автоматически. Московский психолог Е. В. Субботский выявил, что
уже у старших дошкольников наряду с прагматическим стилем общения, осно-
ванным на принципе обмена ("добро-за добро, зло-за зло"), имеются эле-
менты альтруистического стиля, когда дети бескорыстно удовлетворяют пот-
ребности другого человека, добровольно отказываясь от вознаграждения Э.
Одна из предпосылок альтруистического стиля отношений - достаточно
высокая степень независимости ребенка. Хотя альтруистические нормы вну-
шаются в качестве желательных с раннего детства, их выполнение не подда-
ется жесткому внешнему контролю и не сопровождается немедленным "воздая-
нием". Самостоятельность и независимое поведение у детей сначала прояв-
ляются по отношению к равным, сверстникам, и лишь затем- к взрослым, ко-
торые задают ребенку правила поведения, требуют послушания и т. п. Таким
образом, мы снова, уже в который раз, убеждаемся во взаимосвязи дружбы и
нравственного сознания.
Оценивая жизненный мир ребенка по своим собственным канонам, взрослые
часто упрощают и идеализируют детство, втискивая его "в мундир душевной
ясности и беззаботности" . Между тем дети развиваются по-разному и даже
в благополучных семьях нередко чувствуют себя одинокими и заброшенными.
Художественная и автобиографическая литература описывает это точнее, чем
"среднеарифметические" показатели "научной" психологии.
"Детские несчастья - особый род одиссеи. Их печаль, тонкость, неожи-
данная мрачность, страхи, а рядом: железные законы "больших", покачиваю-
щиеся где-то в неизмеримой высоте со всей своей почти божественной не-
постижимостью... Тут же рядом - шалость, трепещущая фантазия (которая
все просится на волю), а на шаг еще дальше-какие-то жуткие срывы, чуть
ли не пропасти". Это образное описание переживаний детей принадлежит пе-
ру тонкого знатока их психологии - советскому писателю С. Боброву. А вот
признание английского философа Б. Рассела: "Все мое детство я испытывал
растущее чувство одиночества и отчаяния: встречу ли когда-нпбудь челове-
ка, с которым мог бы говорить. Природа и книги, и позже математика спас-
ли меня от полной безнадежности..."
Эти индивидуальные, особые случаи не так уж исключительны. Истинные
мысли и чувства ребенка, писал польский педагог Я. Корчак, "затеряны
среди перенятых им у взрослых слов и форм, которыми он пользуется, вкла-
дывая в пих совершенно иное, собственное содержание" .
Поэтому не стоит излишне увлекаться "стадиальными" моделями дружбы,
жестко при вязанными к тому или иному хронологическому возрасту, и дан-
ными массовых опросов, результаты которых зависят от множества случайных
обстоятельств. "Детская", "подростковая" и "юношеская" дружба, конечно,
отличаются друг от друга. Но не больше, чем отличаются друг от друга
разные дети, подростки и юноши.
7. ЮНОСТЬ В ПОИСКАХ ДРУГА
Первое чувство, к которому восприимчив заботливо воспитанный юноша,-
это не любовь, а дружба .
Ж.-Ж. Руссо
Отрочество и юность всегда считались привилегированным "возрастом
дружбы". Ранняя юность означает рост самостоятельности, эмансипацию от
родителей и переориентацию на сверстников. Это период бурного роста са-
мосознания и обусловленной этим потребности в интимности. Все чувства и
отношения этого возраста отличаются исключительно яркой эмоциональной
окрашенностью.
Рассмотрим здесь особенности юношеской дружбы, опираясь главным обра-
зом на данные проведенного автором совместно с В. А. Лосенковым эмпири-
ческого исследования.
Его объектом были учащиеся 7-10-х классов ленинградских средних школ
(всего 925 человек) .
Для сравнения с городскими школьниками было опрошено 250 сельских де-
вятиклассников из Ленинградской, Читинской и Челябинской областей. Ос-
новным требованием к этой выборке была достаточная удаленность от об-
ластных центров и крупных промышленных предприя тий, чтобы родители оп-
рашиваемых были связаны преимущественно с сельскохозяйственным трудом.
Исследование охватило также студентов нескольких ленинградских вузов
технического, гуманитарного и естественнонаучного профиля (примерно по-
ровну); для обработки были отобраны анкеты только жителей Ленинграда
(372 человека), по возрасту они распределялись так: 18-19 лет - 123 че-
ловека, 20-21 год - 166, 22 года и старше - 83 человека.
Главным инструментом сбора информации была анкета, содержавшая около
200 пунктов информации (вопросов, шкал и т. д.). К более узкой выборке
(162 ленинградских девятиклассника) применялись еще две методики:
1) процедура ранговых оценок испытуемыми самих себя по 16 личностным
качествам, со своей собственной точки зрения (самооценка) и с предпола-
гаемых точек зрения отца, матери, ближайшего друга, одноклассников и од-
ноклассниц (оценки, ожидаемые от значимых лиц); 2) адаптированный лич-
ностный тест Р. Кэттелла, специально рассчитанный на старшеклассников
(формы А и В).
Для ребенка главным авторитетом, источником информации и эмоцио-
нальной поддержки, как правило, бывают родители и другие взрослые. Пос-
тупление в школу и появление в жизни ребенка нового авторитета - учителя
не меняет сути дела - ориентации на старшего, взрослого.
Вырастая, ребенок разрывает "пуповину" прежних отношений, основанных
на зависимости от взрослых, переоценивает и перестраивает их, включая в
новую, более сложную систему, в которой сам он претендует на самостоя-
тельную и центральную роль. Его новая ориентация - на сверстников резко
усиливается в переходном возрасте. Младшие дети еще принимают различие
двух миров - детского и взрослого - и неравноправность отношения между
этими мирами как нечто естественное, само собой разумеющееся. Подросток
уже не хочет считать себя ребенком, он все больше ориентируется на
взрослые нормы и критерии. Вместе с тем дабы обеспечить себе автономию
от старших, он всячески подчеркивает свои возрастно-групповые отличия,
считая себя представителем особого, не детского и не взрослого,
"третьего мира".
Юношеское желание выделиться, быть непохожим на взрослых точно пере-
дает признание одного 16-летнего москвича: "Я курю... чтобы считаться
взрослым, вернее, быть на них похожим. А вот одеваемся мы так, чтобы не
быть на них похожими. Почему такое противоречие? Мне кажется, что джинсы
или майка с короткими рукавами - не просто удобная одежда для нас, еще
растущих по 4-5 сантиметров в год. Но это как будто и униформа, как буд-
то мы - игроки одной команды или служащие цирка. Увидишь в толпе парня в
джинсах, с сумкой через плечо, и сразу узнаешь: "свой". Так же и девчо-
нок своих мы узнаем по некоторым внешним приметам".
Потребность в обществе сверстников типична для подростка и юноши. В
проведенном нами в 1970 г. анкетировании крымских старшеклассников (160
мальчиков и девочек 8-9-х классов) им было предложено ранжировать, с кем
они предпочли бы проводить свое свободное время - с родителями,
друзьями, в компании сверстников своего пола, в смешанной компании и т.
д. Родители оказались у мальчиков на последнем месте (шестом), а у дево-
чек - на четвертом месте. Сходную картину рисуют и многочисленные другие
исследования.
Эти пристрастия проявляются не только в объеме совместно проводимого
времени. Если младшему подростку достаточно участвовать в коллективной
жизни, быть с другими, то старшему необходимо быть принятым сверстника-
ми, иметь у них определенный престиж. Низкий статус в коллективе, как
правило, вызывает тревожность, а разрыв между притязаниями и реальным
положением переживается крайне болезненно.
Помимо организованных коллективов (школьный класс, комсомольская ор-
ганизация и др.) большое значение, особенно для мальчиков, приобретают
неформальные стихийные группы, формирующиеся на улице, во дворах и т. д.
По данным психолога И. С. Полонского, через такие группы проходит не ме-
нее 80-85% всех ребят. Эти группы большей частью смешанные по своему со-
циальному составу (из обследованных Полонским городских компаний 29%
состояли из одних школьников, 16%-из работающих подростков и учащихся
профтехучилищ, остальные-смешанные), почти девять десятых из них-разно-
возрастные. 36-38% таких групп - чисто мужские, в остальных участвуют и
мальчики и девочки.
Хотя ощущение "групповой принадлежности" психологически очень важно
для подростка, жесткая конформность неформальных групп то и дело прихо-
дит в противоречие с потребностью сознавать и чувствовать себя индивиду-
альностью. "Я часто думаю, чем же мы "свои", что у нас общего? - продол-
жает рассуждать упомянутый выше московский мальчик. - Мы отличаемся от
других своей манерой одеваться, то есть не похожи на "других". Но при
этом как две капли воды похожи "друг на друга". Одни и те же диски слу-
шаем, одинаковыми словами выражаем свой восторг или неприязнь, одни и те
же слова говорим девчонкам..."
Юношеское Я не совпадает с групповым Мы и зачастую определяется имен-
но по контрасту с ним.
Группа ленинградских девятиклассников в уже упоминавшемся нашем исс-
ледовании юношеской дружбы оценивала, насколько определенные мо-
рально-психологические качества (доброта, трудолюбие, смелость, способ-
ность понять другого и т. д.) типичны для среднего юноши и девушки их
возраста, а затем - для них самих. Образы собственного Я оказались
нравственно-психологически гораздо тоньше группового образа Мы. Юноши
считают себя менее смелыми, менее общительными и жизнерадостными, зато
более добрыми и способными понять другого человека, чем их ровесники.
Девушки приписывают себе меньшую общительность, но большую искренность,
справедливость и верность. Сходную тенденцию французский психолог Б.
Заззо обнаружила у юных французов. Большинство опрошенных ею юношей, не-
зависимо от возраста и образования, считают, что они больше своих ровес-
ников склонны к одиночеству, острее испытывают потребность в дружбе,
сильнее привязаны к семье и активнее стремятся к профессиональному успе-
ху, зато им меньше, чем большинству, присущи смелость, любовь к риску и
уверенность в себе. В самохарактеристиках девушек также фигурируют повы-
шенная склонность к одиночеству, потребность в дружбе и большая, чем у
юношей, непохожесть на других.
Главное психологическое приобретение ранней юности - открытие своего
внутреннего мира. Для ребенка единственной осознаваемой реальностью яв-
ляется внешний мир, куда он проецирует и свою фантазию. Для юноши внеш-
ний, физический мир - только одна из возможностей субъективного опыта,
средоточием которого является он сам. Это ощущение образно выразила
15-летняя девочка, которая на вопрос психолога: "Какая вещь кажется тебе
наиболее реальной?" - ответила: "Я сама".
Обретая способность погружаться в себя, в свои переживания, подросток
открывает целый мир новых эмоций, красоту природы, звуки музыки, ощуще-
ние собственного тела. Но вместе с осознанием своей уникальности, непов-
торимости, непохожести на других приходит чувство одиночества, ощущение
внутренней пустоты, которую чем-то необходимо заполнить. Отсюда - рост
потребности в общении и одновременно повышение его избирательности,
стремление найти того, с кем не только можно поговорить, но и вместе по-
молчать, насладиться тишиной природы, услышать свой внутренний голос не
заглушенным суетливой
будничной повседневностью. "Теперь нет желания появляться во дворе,
где всегда шум и гам, хочется помечтать или подумать о чем-либо, посто-
ять у картины, побродить по городу, а потом опять вернуться к ребятам",-
пишет ленинградский восьмиклассник.
В переходном возрасте существенно меняются представления о содержании
таких понятий, как "одиночество" и "уединение". Дети обычно трактуют их
как некое физическое состояние ("нет никого вокруг"). Подростки наполня-
ют эти слова психологическим смыслом, приписывая им не только отрица-
тельную, но и положительную ценность .
Английский психолог Д. Колмэн предлагал 11-13-, 15- и 17-летним
мальчикам и девочкам дописать неоконченные фразы: "Когда нет никого вок-
руг" и "Если человек один". Их ответы затем классифицировались на поло-
жительные (например: "Когда нет никого вокруг, я счастлив, потому что
могу делать, что хочу") и отрицательные (например: "Если человек один,
он начинает нервничать"). Оказалось, что от подросткового возраста к
юношескому число положительных суждений растет, а негативных - уменьша-
ется. Если подросток боится остаться один, то юноша начинает ценить уе-
динение, причем способность быть одному связана с большей целенаправлен-
ностью и самостоятельностью личности.
Но не все способны к этому. Как показывают данные массовых опросов и
клинических исследований, подростки и юноши значительно чаще людей стар-
шего возраста чувствуют себя одинокими и непонятыми. Но письма о труд
ностях общения получают и советские молодежные газеты: "У меня стоит те-
лефон, но он постоянно молчит, а так хочется слышать знакомый голос,
знать, что ты кому-то нужен..."
Рост потребности в интимном общении неизбежно психологизирует понятие
дружбы.
Уже у пятиклассников наряду с развитием групповых товарищеских отно-
шений начинается обособление более интимных группок (из двух-трех чело-
век), связанных общими тайнами, сокровенными разговорами и т. д. Ребята
не только стараются что-то делать вместе, но постоянно беседуют друг с
другом, прекращая разговор, если подходит кто-то посторонний. Если сек-
ретов нет, их специально придумывают: общая тайна цементирует рождающую-
ся дружбу, выделяя друзей из всего остального мира. Умение хранить тайну
и верность - важнейшие критерии оценки друга в этом возрасте. Эта дружба
часто неустойчива. Тем не менее, а может быть, именно поэтому поиск дру-
га и мечты о дружбе занимают все большее место в переживаниях подростка.
Очень непосредственно отражается это в дневниковых записях школьницы
из Ленинградской области Лизы Н. Сначала ее дневник, начатый в 12 лет,
просто перечень разных событий. Но скоро центральное место в нем начина-
ет занимать поиск дружбы и любви. Первые проявления этого еще совсем
детские:
"Как-то Женьке Федорову я говорила, что мне хочется друга. Это была
не ложь, а правда, такого друга я найти не могу. Хотела дружить с
Женькой, по он не хочет. Я у него не спрашивала, но вижу по нему. Со
мной хочет сейчас дружить Танька, и мы с ней немного дружим. Но она -
плохой друг; со сбора ушла чуть лв не первая, а в голове у нее одни
мальчишки да виконт де Бражелон. Больше с ней нельзя даже ни о чем пого-
ворить".
Мальчики и девочки, с которыми Лиза пробует дружить, быстро меняются.
Иногда это ее огорчает. "Вообще мне хочется дружить со всеми, плохими и
хорошими, но настоящего друга я никак не могу найти". Накануне Лизиного
13-летия появляется запись: "Я нашла себе друга, веселого, верного, нас-
тойчивого" (это соседка по парте Галя В.). Но все-таки Лизу больше зани-
мают мальчики. К 15 годам мысли усложняются, появляется стремление раз-
мышлять о жизни, о себе. Лиза - общительная и активная девочка, секре-
тарь школьного комитета комсомола. У нее хорошие отношения с матерью.
Тем не менее ее все чаще навещает одиночество: "Что-то странное стало
твориться. Моя голова пухнет. Каждую свободную минуту я думаю, и все
больше о жизни, о себе. Может, у меня наступает юность, я стала взрос-
лой? Кончилось детство? Иногда из-за этих дум я не могу заснуть по но-
чам, лежу, ворочаюсь и думаю. У меня были и плохие мысли, но, возможно,
правильные. Я стала чувствовать, что никому не нужна, даже своим лучшим,
наверное, уже бывшим друзьям - Галке и Жене".
Чувство одиночества проистекает не от внешней изоляции, не от плохого
окружения, а от невозможности выразить всю полноту чувств: "Как жаль,
что сейчас мы стесняемся говорить друг другу все... Многое, очень нуж-
ное, скрываешь". Но в чем современные юноши и девушки, старшеклассники и
студенты, усматривают сущность своих дружеских отношении? Считают ли они
дружбу исключительным, интимным отношением или, как полагают некоторые
ученые, дружба растворяется в поверхностном приятельстве?
Полагая, что одним из показателей уровня предъявляемых к дружбе тре-
бований может служить суждение о том, насколько часто встречается насто-
ящая дружба среди сверстников, мы включили этот вопрос в анкету опроса,
проведенного в рамках нашего с В. А. Лосенковым эмпирического исследова-
ния. Оказалось, что представления современных юношей и девушек в этом
отношении мало отличаются от взглядов их предшественников. От 45 до 72%
опрошенных ленинградских старшеклассников и студентов считают, что нас-
тоящая дружба встречается редко. Резких возрастных отличий здесь не наб-
людается. Более заметны половые различия: в 7-9-х классах девушки счита-
ют дружбу значительно более редкой, чем юноши, зато в старших возрастах
разница не только уменьшается, но девушки настроены в этом отношении оп-
тимистичнее, чем юноши (40% положительных ответов школьниц 10-го класса
и 41% таких же ответов студенток).
Однако уровень запросов ничего не говорит об их содержательных крите-
риях. Значительно информативнее в этом плане было задание дописать неза-
конченное предложение: "Друг и приятель - не совсем одно и то же, так
как..." От 37 до 65% опрошенных, в зависимости от возраста, подчеркивали
близость и доверительность дружбы ("друг знает о тебе все", "друг намно-
го ближе", "с приятелем никогда не поделишься тем, что доверяешь дру-
гу"). Остальные отмечали большую прочность, устойчивость дружбы ("друга
выбирают на всю жизнь"), взаимопомощь и верность ("приятель подведет,
друг-никогда").
Еще более рельефную картину дает распределение ответов по предложе-
нию: "Друг - это тот, кто..." В определениях, не связанных заданными
рамками сравнения, преобладают два мотива - требование взаимопомощи и
верности и ожидание сочувствующего понимания со стороны друга.
Характерно, что с возрастом мотив понимания заметно усиливается (у
юношей-с 16% в 7-м классе до 40% в 10-м; у девушек-соответственно с 25
до 50%), у девушек он вообще выражен сильнее. Эта частичная (поскольку
оба мотива переплетаются и предполагают друг друга) переориентация с
инструментальных ценностей (взаимопомощь) на экспрессивные (понимание),
несомненно, связана с развитием самосознания.
Однако более тонкие и дифференцированные психологические запросы
удовлетворить труднее. Не отсюда ли и рост сомнений в распространенности
"настоящей дружбы"?
Из 162 крымских старшеклассников, охваченных нашей пробной анкетой,
только восемь человек сказали, что у них нет близких друзей. Но когда
потом ребята должны были указать, в какой мере их лично тревожат некото-
рые проблемы, типичные для их ровесников, выяснилось, что "отсутствие
настоящего друга" тревожит 29% мальчиков и 35% девочек, от "непонимания
со стороны друзей" страдает каждый седьмой мальчик и каждая четвертая
девочка и т. д. Парадокс? Недостаток методики исследования? Нет, нор-
мальное и типичное внутреннее противоречие юношеской психики. Да и
только ли юношеской? Близость с теми, кого мы любим, очень редко кажется
нам "достаточной".
Как реализуются эти установки в реальном поведении? Если дружба и
приятельство разграничиваются более или менее строго, то число друзей не
должно быть особенно велико. Эта гипотеза подтвердилась. Среднее число
друзей своего пола у юношей от 7-го класса к 10-му несколько уменьшается
(у девушек такой тенденции нет), а число приятелей, наоборот, растет.
Это свидетельствует о растущей индивидуализации и избирательности друж-
бы. При этом у девушек во всех возрастах друзей своего пола меньше, а
друзей противоположного пола больше, чем у юношей.
Индивидуальные вариации, стоящие за средними цифрами, очень велики.
Из числа ленинградских девятиклассников вовсе не имеют близких друзей,
по их собственной оценке, 2,9% юношей и 3,9% девушек, по одному другу
своего пола имеют 23% юношей и 29% девушек; двоих друзей-31% юношей н
30% девушек. Таким образом, дружба выглядит достаточно избирательной и
индивидуальной. Юноши с числом друзей свыше четырех составляют 12%, а
девушки-10% общего числа обследованных.
С кем же дружат старшеклассники?
Соседство (по крайней мере в городских условиях) играет в установле-
нии и поддержании дружбы меньшую роль, чем совместная учеба. Внутрикол-
лективные отношения также не исчерпывают круг дружеских привязанностей
старших школьников. Среди друзей своего пола у семиклассников однокласс-
ники составляют 50%, а у десятиклассников - только 37%.
В ответах на вопрос, где состоялось знакомство с внешкольными
друзьями, прежняя совместная учеба занимает второе место после совмест-
ного летнего отдыха. Вместе с тем принадлежность к одному и тому же
учебному коллективу как ведущий фактор формирования дружеских привязан-
ностей с возрастом теряет былое значение, дружеское общение все больше
выходит за школьные стены.
Выяснить психологические функции дружбы с помощью простых вербальных
методов (типа самоотчета) невозможно. Даже при полной искренности чело-
веку трудно раскрыть содержание своего общения, темы бесед с друзьями и
т. п. Многое забывается, кроме того, истинный смысл дружеского общения
зачастую не осознается. Поэтому, спрашивая старшеклассников, как часто
они обсуждают со своими друзьями те или иные темы и какие у них сущест-
вуют общие виды деятельности, мы не питали иллюзий относительно психоло-
гической ценности полученных данных. Тем не менее эти сведения бросают
некоторый свет на соотношение вербального общения и предметной дея-
тельности.
В. А. Сухомлинский писал, что уже у 13- 14-летних подростков основой
дружбы чаще становятся духовные интересы и потребности, чем увлечение
каким-то определенным видом труда. Данные проведенного нами опроса подт-
верждают это мнение.
Разумеется, дружеское общение всегда как-то объективировано. Не гово-
ря уже о совместной учебе, порождающей много общих проблем и интересов,
в общении старшеклассников с друзьями важное место занимают общественная
работа, совместный досуг, развлечения, спорт, а также различные люби-
тельские занятия и хобби. Но не случайно от 20 до 40% опрошенных остави-
ли вопрос о совместной деятельности с другом (речь шла именно о совмест-
ных занятиях и увлечениях) без ответа. Дружба ассоциируется главным об-
разом с разговорами, спорами, обменом мнениями, что подтверждает ее ком-
муникативно-личностный характер.
Для понимания психологических функций дружбы очень важны ее возраст-
ные рамки. Хотя в принципе люди предпочитают друзей собственного возрас-
та, понятие "сверстник" относительно. В 40-50-летнем возрасте разница в
пять-шесть лет совсем невелика, а два-три года и вовсе не заметны. Иное
дело - в ранней юности.
Пятнадцати-шестнадцатилетние юноши и девушки тянутся к старшим, жадно
вслушиваются в их слова и всматриваются в их поведение. Дружба со взрос-
лыми для них дорога и желанна. Потребность в эмоциональном контакте со
старшими нередко принимает форму страстного увлечения, когда во взрослом
видят живое воплощение идеала. Это случается не только с экзальтирован-
ными девушками. Шестнадцатилетний Н. А. Добролюбов писал о своем семи-
нарском преподавателе И. М. Сладкопевцеве: "Я никогда не поверял ему
сердечных тайн, не имел даже надлежащей свободы в разговоре с ним, по
при всем том одна мысль - быть с ним, говорить с ним - делала меня
счастливым, и после свидания с ним, и особенно после вечера, проведенно-
го с ним наедине, я долго-долго наслаждался воспоминанием и долго был
под влиянием обаятельного голоса и обращения... Для него я готов был
сделать все, не рассуждая о последствиях" . Эта привязанность сохрани-
лась даже после отъезда Сладкопевцева из Нижнего Новгорода. Подобные
страстные увлечения нередки и у современной молодежи.
Однако тяготение к сверстникам еще сильное. Данные как зарубежных,
так и наших исследований свидетельствуют, что фактически среди друзей
своего пола и у юношей, и у девушек преобладают сверстники. Да и в отве-
тах на вопрос: "Человека какого возраста вы предпочли бы иметь своим
ближайшим другом - старше себя, своего возраста или младше?" - юноши
всех возрастов отдают решительное предпочтение сверстникам (75-85% всех
ответов), значительно реже-старшим и совсем редко - младшим. У девушек
на первом месте также ровесница, но они значительно чаще, чем юноши, от-
дают предпочтение старшим (от 39 до 50% ответов в сравнении с 13- 19% у
юношей), зато младших не выбирают вовсе.
Каков психологический смысл этих расхождений? Возраст "идеального
друга" приоткрывает некоторые не всегда осознаваемые психологические
потребности. Ориентация на ровесника говорит о стремлении к более или
менее равным отношениям. Такая дружба основывается па принципе сходства
и равенства ("с парнем моего возраста мне легче общаться", "ему можно
все сказать, не боясь насмешек", "с ним свободней, я могу показаться ему
таким, какой есть, не стараясь выглядеть умнее"). Выбор более старшего
друга, напротив, выражает потребность в примере, опеке, руководстве
("старший может служить образцом", "может поделиться опытом, рассказать
о том, чего я еще не знаю", "на него можно положиться").
Почему же так редка ориентация на младшего? Потребность в общении с
младшими, желание руководить, делиться опытом, опекать отнюдь не ред-
кость в юношеском возрасте. Более того, судя по нашим данным, юноши,
имеющие младших братьев или сестер, выше, чем остальные, оценивают себя
по таким качествам, как смелость, доброта, ум, самостоятельность, а так-
же ожидают более высоких оценок в этом отношении от своих родителей и
друзей. Общение с младшими, позволяя юноше проявить свои положительные
качества и почувствовать себя взрослым и значительным, благотворно влия-
ет на его самоуважение.
Но как ни приятно юноше чувствовать себя сильным и нужным, этот тип
отношений не вполне отвечает его представлениям о дружбе. Для ранней
юности типична идеализация друзей и самой дружбы. По данным ряда экспе-
риментальных исследований, представление о друге стоит значительно ближе
к идеальному Я подростка, нежели к его представлению о своем наличном Я.
Младший для этой роли не подходит. Дружба с младшим воспринимается ско-
рее как дополнение дружбы со сверстниками, чем как ее альтернатива. У
тех, кто дружит исключительно с младшими, такой выбор в большинстве слу-
чаев вынужденный. Это либо результат отставания в развитии, когда по ха-
рактеру своих интересов и поведению юноша объективно ближе к младшим,
чем к сверстникам, либо следствие каких-то психологических трудностей:
застенчивости, боязни, свойственной мальчишеским компаниям, соревнова-
тельности, несоответствия уровня притязаний и возможностей и т. п. Пере-
нос эмоциональной привязанности на младших часто является известной пси-
хологической компенсацией.
Какое же место занимает дружба в ряду других межличностпых отношений
и прежде всего какова сравнительная степень близости юношей и девушек с
друзьями и с родителями?
Для выявления сравнительной степени психологической близости юношей и
девушек с ближайшими друзьями и иными значимыми лицами (мать, отец, дру-
гие члены семьи, классный руководитель, любимый учитель) нами применя-
лись три семиранговые шкалы, измерявшие понимание (от "полностью понима-
ют" до "совершенно не понимают"), доверительность в общении (от "всегда"
до "никогда") и субъективная легкость общения.
Оценки, которые юноши и девушки дали тому, как их понимают окружающие
люди, в целом оказались довольно высокими: почти во всех случаях они
стоят ближе к положительному, чем к отрицательному полюсу. Подавляющее
большинство опрошенных не чувствуют себя непонятыми, эмоционально и ду-
ховно изолированными. Романтический образ юноши как одинокого Чайльд-Га-
рольда сегодня явно не является статистически типичным (да и был ли он
когда-нибудь таковым?). Тем не менее и у юношей, и у девушек всех воз-
растов "ближайший друг" (как правило, сверстник своего пола) занимает
ведущее положение.
В контрольном исследовании московских школьников с 5-го по 10-й
класс, проведенном А. В. Мудриком, фиксировалось нс только насколько хо-
рошо, по их мнению, понимают их мать, отец, друг и другие люди, но нас-
колько важно для них понимание этого человека, независимо от степени
фактической близости с ним. Отвечая на второй вопрос, мальчики называли
родителей (по отдельности) чаще, чем друга (ответы девочек противоречи-
вы). Но как только оценивается фактическая психологическая близость (по-
нимание и доверительность в общении), предпочтение отдается другу. Уро-
вень понимания со стороны матери, занимающей в этом отношении второе
место, отца, любимого учителя и других взрослых оценивается ниже, причем
с возрастом (особенно от 14 к 16 годам) эта оценка понижается, тогда как
положение друга остается более или менее стабильным.
Еще яснее выражена эта тенденция по шкале доверительности. Резкое
снижение доверительности с родителями опять-таки приходится на период от
14 до 16 лет, после чего положение стабилизируется. Отчетливо выступают
также различия в оценке психологической близости с матерью и отцом. Ха-
рактерно, что у девочек возрастное снижение доверительности общения
с отцом отсутствует, так как уже в 14 лет она весьма низкая. По шкале
легкости общения эти возрастные тенденции выражены менее определенно, но
порядок рангов значимых лиц остается таким же.
Шкала доверительности
(Ответ на вопрос: "Делитесь ли Вы с этими людьми своими сокровенными
мыслями, переживаниями, планами?")
Какие социальные факторы влияют на иерархию значимых других? Как,
например, влияет па дружеское общение старшеклассников их социальное
происхождение, в частности уровень образования их родителей, и различия
городских и сельских условий жизни? Существенных различий в дружбе стар-
шеклассников в зависимости от уровня образования их родителей обнаружено
не было. Этому есть три взаимодополнительных объяснения. Во-первых, со-
циалистическое общество систематически разрушает и стирает соци-
ально-классовые различия. Во-вторых, многие социальные различия, сущест-
вующие в семьях, нивелируются школьным коллективом, где представлены де-
ти из разных социальных слоев. В сфере же свободного общения влияние
сверстников особенно велико. В-третьих, сказалась, видимо, преимущест-
венно "личностная" ориентированность нашего исследования.
Более результативным оказалось сравнение дружеского общения городских
и сельских девятиклассников. Различия между ними интересны не только са-
ми по себе, но и в связи с обсуждавшейся выше проблемой влияния па друж-
бу урбанизации. Казалось бы, коль скоро городская жизнь, как таковая,
делает межличностное общение более поверхностным и экстенсивным, то
дружба сельских школьников должна быть теснее, устойчивее и интимнее,
чем у их городских сверстников. -Реальная картина оказалась сложнее.
Сельская школа в большей мере, чем городская, концентрирует в себе
дружеские связи своих воспитанников: удельный вес внешкольных дружб
здесь ниже, чем в городе. В сельской школе значительно больше развиты
межклассные контакты (у ленинградских девятиклассников доля друзей - со-
учеников по школе, но не одноклассников составляет меньше 4%, а у
сельчан-23%). Встречи друзей здесь чаще происходят в общественных мес-
тах, роль домашних условий и улицы (двора), высокая в условиях города,
снижается. У сельских юношей удельный вес встреч с друзьями в обществен-
ных местах втрое, а с друзьями противоположного пола вчетверо выше, чем
у ленинградцев. Та же тенденция наблюдается у девушек. Диапазон выбора
друзей, равно как и способов общения с ними, на селе значительно уже,
чем в городе.
Но влияет ли все это и как именно на индивидуальную избирательность и
ценностные критерии дружбы?
Судя по нашим данным, сельские девятиклассники реже городских ощущают
дефицит дружеского общения. Они чаще горожан положительно отвечают на
вопрос о распространенности "настоящей дружбы", выше оценивают сплочен-
ность своих классных коллективов. Казалось бы, это подтверждает мысль о
большей экстенсивности "городской" дружбы. Однако, если сопоставить цен-
ностные критерии дружбы городских и сельских школьников, такой вывод
оказывается под вопросом. У городских девятиклассников акцент на психо-
логической близости с другом (мотив понимания) выражен гораздо сильнее,
чем у сельских (разница составляет 15% у юношей и 25% -у девушек). Кроме
того, отношения с окружающими, включая и родителей, более удовлетворяют
сельских девятиклассников, чем городских ребят. Хотя ранг отдельных зна-
чимых лиц по всем трем шкалам психологической близости (понимания, дове-
рительности и легкости в общении) в деревне тот же, что и в городе (на
первом месте стоит друг, затем-мать, отец и т. д.), все оценки здесь
сдвинуты к положительному полюсу.
На фоне высоких оценок, которые сельские ребята дают своим отношениям
со взрослыми, психологическая близость с ближайшим другом выделяется не
так резко, как в городе, да и сама роль друга кажется менее исключи-
тельной. У сельских юношей реже встречается "парная" дружба (15,6% про-
тив 23,4% в городе) и чаще - экстенсивная дружба, объединяющая свыше пя-
ти друзей (20% против 12% в городе).
Однако видимость большей психологической близости сельских старшек-
лассников с родителями может объясняться не только и не столько большей
фактической открытостью или меньшей рефлексивностью сельчан, сколько
влиянием определенных культурных стереотипов. Сельский девятиклассник
может быть даже менее откровенен с родителями, чем его городской
сверстник. Ведь в крестьянских семьях психологическая дистанция между
детьми и родителями по традиции поддерживается строже, чем в городских,
особенно интеллигентских. Но, заполняя анкету, даже анонимную, он, воз-
можно, не рискует проявить "непочтительность" к старшим, тогда как го-
родской школьник рад подчеркнуть свою "независимость". Чтобы проверить
эту догадку, необходимо дополнить шкалы психологической близости ка-
ким-то объективным измерением интенсивности и доверительности общения
подростков с родителями в разных социально-культурных средах.
Степень близости девятиклассников с разными значимыми лицами изуча-
лась и с помощью самооценочной методики. Каждый испытуемый должен был
оценить себя по 16 качествам (жизнерадостность, самостоятельность, доб-
рота и т. д.) по пятибалльной шкале, а затем предсказать, как оценят его
по тем же параметрам мать, отец, ближайший друг, любимый учитель, однок-
лассники. Исходной посылкой здесь было логическое заключение, что, чем
выше предполагаемая испытуемым степень понимания его определенным лицом,
тем ближе будут ожидаемые им оценки со стороны этого лица к собственной
самооценке. Ближе всего к самооценке оказались ожидаемые оцепки друга.
Более того, друг был единственным человеком, от которого девятиклассник
ждет более высоких оценок, чем оценивает себя сам. Это служит косвенным
подтверждением мысли о том, что одной из главных неосознаваемых функций
юношеской дружбы является поддержание самоуважения личности.
При всей своей тяге к самостоятельности подростки и молодые люди ост-
ро нуждаются в жизненном опыте и помощи старших. Поэтому психологическую
значимость родителей и сверстников надо выявлять, не просто сравнивая ее
по степени, но и учитывая сферу деятельности.
Крымские старшеклассники, отвечая на вопрос анкеты, с кем они пред-
почли бы проводить свободное время, отвергли родителей в пользу компании
сверстников. Зато советоваться в сложной житейской ситуации они предпоч-
ли в первую очередь с матерью; на втором месте у мальчиков оказался
отец, у девочек - друг (подруга). Иначе говоря, с товарищами приятно
развлекаться, с друзьями - говорить о своих переживаниях, по в трудную
минуту лучше все-таки обратиться к маме.
Та же картина наблюдается и сегодня. Обследование доверительного об-
щения 114 старшеклассников (было выделено 14 категорий значимых лиц и 36
обсуждавшихся с ними тем) показало, что наиболее интимные, личные темы
("случаи больших разочарований" и "отношения с представителями противо-
положного пола") обсуждаются исключительно с друзьями. Общение с родите-
лями выглядит более деловым, "предметным". С отцами обсуждают преиму-
щественно жизненные планы и учебные дела, а с матерями, кроме того, до-
машние проблемы и удовлетворенность собой.
Юношеская дружба иногда выступает как своеобразная форма "психотера-
пии", позволяя молодым людям выразить переполняющие их чувства и найти
подтверждение того, что кто-то разделяет их сомнения, надежды и тревоги.
Слушая телефонный разговор двух подростков, взрослые нередко бук-
вально выходят из себя от его бессодержательности, незначительности со-
общаемой информации и не замечают, сколь важен этот "пустой" разговор
для их сына, как тянет его к телефону, как меняется в зависимости от та-
кого разговора его настроение. Разговор кажется пустым потому, что его
содержание не логическое, а эмоциональное. И выражено оно не столько в
словах и предложениях, сколько в характерных интонациях, акцентах, недо-
говоренности, недомолвках, которые подросток при всем желании не смог бы
перевести в понятия, но которые доносят до его друга-собеседника тончай-
шие нюансы его настроений, оставаясь бессмысленными и непонятными для
постороннего слушателя. В этом отношении подобный "пустой" разговор куда
важнее и значительнее, чем "содержательная" светская беседа о высоких
материях, блистающая умом и знаниями, но не затрагивающая личных, жиз-
ненных проблем собеседников и оставляющая у них в лучшем случае ощущение
приятно проведенного вечера.
Но - оборотная сторона медали! - многозначность подобной коммуникации
делает ее отчасти иллюзорной. Юношеская потребность в самораскрытии час-
то перевешивает интерес к раскрытию внутреннего мира другого, побуждая
не столько выбирать друга, сколько придумывать его. Подлинная интим-
ность, то есть совмещение жизненных целей и перспектив друзей при сохра-
нении индивидуальности и особенности каждого, возможна только на основе
относительно стабильного "образа Я". Пока этого нет, подросток мечется
между желанием полностью слиться с другим и страхом потерять себя в этом
слиянии.
По меткому выражению американского психолога Э. Дауван, "юноша не вы-
бирает дружбу, его буквально втягивает в нее". Нуждаясь в сильных эмоци-
ональных привязанностях, молодые люди подчас не замечают реальных
свойств их объекта. При всей их исключительности дружеские отношения в
таких случаях обычно кратковременны. "Людей выбирают в качестве объек-
тов, а затем бросают, нисколько не заботясь об их чувствах, заменяя дру-
гими лицами. Оставленные объекты быстро и полностью забываются, но форма
отношения к ним обычно воспроизводится в отношении к новому объекту
вплоть до мельчайших деталей, с точностью, похожей на одержимость" .
Представители различных теоретических ориентации по-разному объясняют
это. Психоаналитики объясняют неустойчивость юношеских увлечений тем,
что они почти не связаны с реальными свойствами их объекта. Для подрост-
ка объект увлечения не конкретное лицо, а лишь средство избавления от
своей внутренней напряженности, хороший или дурной пример, способ само-
успокоения или доказательства собственных способностей.
Социальная психология склонна объяснять это скорее сложностью процес-
са межличностного общения, социальной незрелостью и коммуникативной не-
компетентностью партнеров. Дифференциальная психология придерживается
точки зрения, что требования к другу и дружбе зависят не только и не
столько от возраста, сколько от типа личности. В ранней юности, пока ин-
дивид еще не научился корректировать собственные реакции, их острые углы
проявляются наиболее резко.
Каждое из этих объяснений в какой-то мере справедливо. Юношеская
дружба ближе всего стоит к романтическому идеалу, но ей свойственны и
все его издержки. Вспомним "Юность" Л. Н. Толстого. Ее герою "невольно
хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой
поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким све-
том озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной
прелести и поэзии, поре юности" . Дружба с Дмитрием Нехлюдовым, "чудес-
ным Митей", не только открыла 15-летнему мальчику "новый взгляд на
жизнь, ее цель и отношения", но и явилась символическим рубежом начала
юности. Дружба эта исключительно нежна, поэтична, скреплена пактом отк-
ровенности - "признаваться во всем друг другу", а чтобы не бояться пос-
торонних (оба стыдливы и застенчивы), "никогда ни с кем и ничего не го-
ворить друг о друге". Юноши действительно говорят обо всем и больше все-
го о самих себе, своих чувствах и переживаниях. Однако оба весьма эго-
центричны. Говорить о себе им куда приятнее, чем слушать. Вот Дмитрий
рассказывает о своей влюбленности. А что в это время думает Николай?
"Несмотря на всю дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое достав-
ляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его
чувствах... а непременно хотелось сообщить про свою любовь к Сонечке,
которая мне казалась любовью гораздо высшего разбора". Поэтому, не обра-
щая внимания на то, что Дмитрий занят своими мыслями и совершенно равно-
душен к тому, что мог услышать от друга, Николай спешит поведать ему о
своем. Но равнодушный прием остужает чувство: "...как только я рассказал
подробно про всю силу своего чувства, так в то же мгновение я почувство-
вал, как чувство это стало уменьшаться".
Безудержная откровенность, не признающая никакой психологической дис-
танции, столь ценимая в начале дружбы, теперь начинает ме шать; интимные
"признания не только не стягивали больше связь, соединявшую нас, но су-
шили самое чувство и разъединяли нас..." . В момент ссоры эти признания
используются для того, чтобы поглубже уязвить друг Друга...
В юности, как тонко заметил австрийский писатель Р. Музиль, стремле-
ние светить самому гораздо сильнее, чем стремление видеть при свете.
Юношеская дружба "как яйцо, чувствующее свою великолепную птичью будущ-
ность уже в желтке, но предстающее внешнему миру пока всего лишь нес-
колько невыразительным овалом, который нельзя отличить от любого друго-
го". Чем эгоцентричнее дружба, тем вероятнее, что с возрастом в ней поя-
вятся нотки враждебности. "Несметное число лет назад мы восхищались друг
другом, а теперь мы не доверяем друг другу, зная друг друга насквозь.
Каждому хочется избавиться от неприятного впечатления, что когда-то он
путал другого с самим собой, и потому мы служим друг другу неподкупным
кривым зеркалом" .
Вопрос о соотношении генезиса самосознания и психологической интим-
ности стал предметом спора двух американских психологов - Э. Г. Эриксона
и Г. С. Салливэна.
По мнению Эриксона, становление идентичности, то есть целостного са-
мосознательного Я, предшествует вызреванию у личности способности к ус-
тойчивой психологической близости с другим человеком. "Только когда фор-
мирование идентичности в основном завершено, становится возможной истин-
ная интимность, которая фактически является одновременно и слиянием, и
противопоставлением индивидуальностей... Юноша, который не уверен в сво-
ей идентичности, избегает межличностной интимности или же склонен к та-
кой интимности, в которой есть только видимость "совместности", но без
подлинного слияния или реального самозабвения" .
Эмпирическая проверка теории Эриксона стала возможна, когда канадский
психолог Дж. Марша конкретизировал понятие личной идентичности, выделив
четыре статуса, или уровня, ее развития: 1) "диффузное Я" - индивид еще
не сделал ответственного жизненного выбора (профессии и мировоззренчес-
кой позиции), его Я выглядит расплывчатым, неопределенным; 2) "предре-
шенность" - индивид уже включен в систему взрослых отношений, но его вы-
бор сделан не самостоятельно, а под воздействием извне; 3) "мораторий" -
индивид находится в процессе профессионального и мировоззренческого са-
моопределения; 4) "зрелое Я"-личность нашла себя и вступила в период
практической самореализации.
Многочисленные исследования подтвердили, что разные уровни идентич-
ности соотносятся с широким спектром индивидуально-личностных черт,
включая стиль общения и личных отношениип. Сопоставление степени интим-
ности, глубины и взаимности личных отношений (интимные отношения, стере-
отипные отношения и состояние психической изоляции) юношей и девушек с
уровнем развития их идентичности показало, что способность к интимности
отличает прежде всего тех, кто на ходится в стадии "моратория" или дос-
тиг "зрелой идентичности", тогда как общение молодых людей с "предрешен-
ной" или "диффузной идентичностью" более поверхностно и стереотипно.
Среди юношей и девушек с "диффузной идентичностью" самый высокий процент
изолированных. В число людей, поддерживающих интимные отношения с окру-
жающими, не попал ни один человек с "диффузной" и только 18% с "предре-
шенной идентичностью". Уровень развития самосознания существенно сказы-
вается на отношениях юношей и девушек с их родителями, друзьями и люби-
мыми.
Но за возрастными различиями сплошь и рядом скрываются различия лич-
ностные. Хотя среди 12-13-летнпх подростков "диффузное Я" встречается
чаще, чем среди юношей, переход к "зрелому Я" происходит медленно, срав-
нительно поздно, и не у всех. Свыше половины канадских студентов, обсле-
дованных Марша, сохранили первоначально зафиксированный у них низкий
уровень самосознания и шесть лет спустя.
В противоположность Эриксону, Салливэн полагает, что именно психоло-
гическая интимность, подтверждение и одобрение со стороны близкого чело-
века открывают личности ее истинную сущность и позволяют обрести устой-
чивое Я. Поэтому он придает особое значение тесной дружбе детей и млад-
ших подростков, видя в ней средство формирования отзывчивости к пережи-
ваниям другого и общей альтруистической установки. Взгляды Салливэна
также получили эмпирическое подтверждение. Например, сравнение группы
мальчиков, имеющих близких друзей (близость дружбы измерялась степенью
ее устойчивости, искренности и предпочтением друга в качестве партнера
по досугу), с мальчиками, у которых таких друзей нет, показало, что пер-
вая группа отличается и более высоким уровнем альтруизма. В другом исс-
ледовании дети, имеющие близких друзей, обнаружили не только более высо-
кий уровень альтруизма, но и большую способность эмоционально ставить
себя на место другого . Сравнение интимности межличностных отношений
группы взрослых людей с тем, какими они были в детстве, выявило значимые
аналогии не с юношеским, а с предподростковым возрастом (восемь-девять
лет), когда начинают созревать необходимые предпосылки интимности .
Хотя отношения младших школьников с друзьями кажутся менее интимными,
чем их отношения с родителями (в юности соотношение обратное), дети ве-
дут себя в дружеских отношениях значительно самостоятельнее. Напряженный
интерес к другу, который они проявляют, стремление понять его и забо-
титься о нем (тогда как в отношениях с родителями чаще сами выступают
как объект заботы) способствуют осознанию собственной личности и однов-
ременно формированию соответствующих навыков общения.
Однако абстрактная альтернатива, что формируется раньше - идентич-
ность или интимность, представляется теоретически неверной, ибо оба эти
понятия многомерны и многозначны. Социопрофессиональное самоопределение
и формирование коммуникативных навыков не всегда бывает синхронным.
В целом возрастная динамика дружбы не может быть понята без учета то-
го, кто, с кем, как и по какому поводу общается. И грани между "юношес-
кой" и "взрослой" дружбой неизбежно остаются подвижными и условными.
8. ДРУЖБА ВЗРОСЛЫХ
Но те, которым в дружной встреч Я строфы первые читал... Иных уж нет,
а те далече, Как Сади некогда сказал.
А. Пушкин
Согласно представлениям, унаследованным от эпохи романтизма, юность -
сплошной порыв, стремление, натиск, а взрослость - статичное состояние
(само выражение "стать взрослым" как бы содержит оттенок окончательнос-
ти), для которого характерны спокойствие, уверенность в себе и одновре-
менно эмоциональное оскудение. Взрослый человек, пишут американские пси-
хологи Э. Дауван и Д. Эйделсон, утрачивает свойственную юности откры-
тость и эмоциональную чуткость к внутренним переживаниям, своим и чужим.
Поэтому дружба взрослых часто лишь "совместное бегство от скуки, пакт
против изоляции, с оговоркой против интимности" .
Оправдано ли это скептическое суждение? Американский психолог Д. Ле-
винсон, детально изучивший стиль жизни 40 своих соотечественников сред-
него возраста, нашел, что интимная дружба у этих мужчин практически от-
сутствует: они редко поддерживают тесные отношения с кем бы то ни было,
а разница между "другом" и "знакомым" у них размыта . В то же время 68%
читателей, заполнивших анкету журнала "Сайколоджи тудэй", напротив, со-
общили, что имеют от одного до пяти близких друзей, причем у 22% из них
эта дружба продолжается свыше 20 лет .
Даже в одной и той же социальной среде люди дружат по-разному. Но
исследований дружбы взрослых крайне мало. В нашей стране этой проблемой
интересовались прежде всего социологи - Л. А. Гордон и Э. В. Клопов, А.
В. Баранов, 3. А. Янкова и др., да и то лишь в связи с изучением семей-
ных отношений или особенностей городского стиля жизни. В том же ключе
выполнены и англоамериканские исследования. Не лучше обстоит дело и с
изучением дружбы старых и пожилых людей.
Между тем в связи с дружбой взрослых, особенно людей пожилого возрас-
та, встает целый ряд серьезных вопросов. Как изменяется с возрастом круг
реального дружеского общения - число друзей, их возраст, пол и соци-
альные характеристики? Какие функции выполняет и какое место занимает
дружба в системе личных отношений взрослого человека - семейных,
родственных, соседских, трудовых и пр.? Зависят ли от возраста ценност-
ные характеристики дружбы, степень ее интимности и психологической слож-
ности? Как влияет наличие или отсутствие друзей на психическое благопо-
лучие личности, ее удовлетворенность жизнью, переживание счастья и т.
п.?
Видимо, можно признать, что "пик" дружбы, когда она является наиболее
исключительной, интенсивной и эмоционально значимой, приходится на
юность и раннюю молодость. В социально активном среднем возрасте интен-
сивность дружеского общения и психологическая интимность дружбы в
большинстве случаев снижаются. Обыденное сознание склонно объяснять это
эмоциональным оскудением личности. Как сказал один писатель, человек
всегда чувствует себя дома в своем прошлом.
Переживания юности, даже если вы хорошо помните ее горести и разоча-
рования, всегда сохраняют неповторимое обаяние. Но тоска по утраченной
молодости и желание начать жизнь сначала далеко не всегда говорят о ре-
альном оскудении чувств, тем более что чувство собственного "остывания"
навещает многих еще на школьной скамье. Пушкинский Ленский не единствен-
ный, кто "пел поблеклый жизни цвет без малого в осьмнадцать лет" .
Большую сдержанность и сухость дружбы взрослых людей нередко объясня-
ют изменением соотношения разума и чувства, которое рисуется как антаго-
нистическое. Однако, по данным сравнительной психологии, и в фило- и в
онтогенезе эмоции и интеллект развиваются не в антагонизме друг с дру-
гом, а, скорее, параллельно. Чем выше уровень организации и развитости
организма, тем выше его эмотивность. Это проявляется в расширении круга
факторов, способных вызывать эмоциональное беспокойство, большем много-
образии способов проявления эмоций, продолжительности эмоциональных ре-
акций, вызываемых кратковременным раздражением, и т. д. Чувства взросло-
го человека сложнее, тоньше, дифференцированнее, чем детские эмоции.
Взрослый точнее, чем ребенок или юноша, воспринимает и расшифровывает
чужие переживания. Однако его чувства лучше контролируются разумом. Ина-
че и быть не может. Если бы взрослый с его сложными, дифференцированными
чувствами и широкой сферой значимых отношений реагировал на все с непос-
редственностью ребенка, он неминуемо погиб бы от перевозбуждения и эмо-
циональной неустойчивости. Его спасают два вида психологической защиты.
Во-первых, у него развиваются сложные и эффективные психофизиологические
механизмы внутреннего торможения, сознательного и бессознательного само-
контроля. Во-вторых, культура облегчает индивиду эмоциональные реакции,
"задавая" более или менее единообразные правила поведения и стандартизи-
руя многие типичные ситуации (гипотеза Д. Хебба и У. Томпсона) .
Частое повторение даже самой драматической ситуации, делая ее привыч-
ной, снижает ее эмоциональное воздействие. Хирург не черствее представи-
телей других профессий, тем не менее он не падает в обморок при виде
крови, так как воспринимает ее в свете своих профессиональных установок.
Дело не столько в силе эмоциональной реакции, сколько в ее направленнос-
ти: вид крови возбуждает каждого человека, но хирурга это возбуждение
стимулирует к активной профессиональной деятельности, а у кисейной ба-
рышни вызывает парализующий ужас.
Однако это имеет и свою оборотную сторону. Как костяк, становясь
прочнее, утрачивает свойственную ему на ранних стадиях развития гиб-
кость, так и стандартизация эмоциональных реакций, обеспечивая сохране-
ние психической устойчивости, постепенно притупляет их живость и непос-
редственность. А. Сент-Экзюпери недаром воплотил идею сочувствия и сопе-
реживания не во взрослом, а в Маленьком принце. Сдвиги в характере друж-
бы связаны не столько с психофизиологическими, сколько с социально-пси-
хологическими процессами.
Три момента особенно важны для понимания психологических отличий
дружбы взрослых людей от юношеской дружбы: 1) относительное завершение
формирования самосознания; 2) расширение и дифференциация сферы общения
и деятельности; 3) появление новых интимных привязанностсй.
Образ собственного Я, который у юноши еще только формируется, у
взрослого человека уже сложился в определенную устойчивую структуру.
Жизненный опыт позволяет ему более или менее реалистически оценивать се-
бя, свои достижения и возможности. Взрослый человек научается соизмерять
свои притязания с возможностями, его сознание более предметно, менее
эгоцентрично, нежели юношеское, поэтому потребность в психологическом
"зеркале" у него снижается. Функция самопознания, столь важная в юношес-
кой дружбе, теперь отходит на задний план, и дружеское общение в значи-
тельной мере теряет свою исповедность. Чтобы снять юношеские проблемы и
трудности, обусловленные преувеличением собственной уникальности, непо-
хожести на других, иногда достаточно высказать их вслух, поделиться с
другом. Проблемы, волнующие взрослого человека, значительно сложнее,
простым разгово ром их не разрешить. Поэтому его общение с друзьями име-
ет более предметный характер.
Это не снижает ценности экспрессивного начала дружбы. Обследованные
Л. А. Гордоном и Э. В. Клоповым рабочие, служащие и инженеры, независимо
от возраста и образования, выше всего ценят в своих друзьях именно ду-
шевные качества - искренность, честность, отзывчивость, простоту; такие
высоко ценимые среди молодежи свойства, как веселость и общительность, у
взрослых котируются ниже. Сравнительно редко встречаются и указания на
интеллектуальные качества друзей.
Содержание и структура дружеского общения у взрослых меняются. Терпи-
мость к различиям - один из главных показателей уровня культуры и интел-
лектуального развития. Это проявляется и в общении. Детская дружба может
распасться из-за пустяка. Юноши уже готовы мириться с частными недостат-
ками своих друзей, но сама дружба все-таки понимается как нечто то-
тальное. Отчасти здесь проявляется типичная для юности идеализация друга
и дружбы, о которой говорилось выше, отчасти же это связано с вполне ре-
альными обстоятельствами. Устремленные в будущее, юноши делятся друг с
другом прежде всего мечтами и жизненными планами. Чем неопределеннее эти
образы будущего, тем легче найти человека, который полностью их разделя-
ет.
Жизненный мир взрослого человека гораздо сложнее. Его деятельность,
круг его общения и сфера интересов неизбежно расчленяются, специализиру-
ются. Чем сложнее и многограннее человек, тем труднее найти другого, ко-
торый был бы ему созвучен во всех отношениях. Отсюда дифференциация дру-
жеских отношений, когда с одним из друзей нас связывают общие интеллек-
туальные интересы, с другим - воспоминания молодости, с третьим - эсте-
тические переживания. Каждое из таких отношений имеет свои границы, ко-
торые люди предпочитают не переходить. Однако это не мешает дружбе быть
глубокой, искренней и устойчивой.
В юности дружба, как мы видели, занимает привилегированное, даже мо-
нопольное положение в системе личных отношений и привязанностей. Она
складывается, когда у человека нет еще ни собственной семьи, ни профес-
сии, ни любимой. Единственный "соперник" юношеской дружбы - любовь к ро-
дителям, но эти чувства лежат в разных плоскостях. С появлением новых,
"взрослых" привязанностей дружба постепенно утрачивает свое привилегиро-
ванное положение.
Первая влюбленность не только не ослабляет потребности в друге, с ко-
торым можно поделиться своими переживаниями, по даже усиливает ее. "Мне
кажется, что я немного влюблена в С.,- пишет в своем дневнике девятик-
лассница.- И сейчас мне очень нужен кто-то, кому можно все это выска-
зать, с кем поговорить". Но как только появляется взаимная любовь, пред-
полагающая как физическую, так и психологическую интимность, эта сфера
отношений, как правило, изымается из обсуждения с прежними друзьями (по-
ка в любовных отношениях не возникают какие-то трудности).
Особенно резко меняется структура дружеских отношений с вступлением в
брак. Прежде всего встает вопрос: совместимы ли с семьей прежние друзья?
Что же касается новых друзей, ю они выбираются уже с учетом приемлемости
для обоих супругов. Семейная дружба, дружба парами или домами, естест-
венно, менее интимна, чем юношеская. Молодые супружеские пары первое
время по инерции продолжают ориентироваться па внесемейное общение. По-
ловина опрошенных Л. А. Гордоном и Э. В. Клоповым недавно состоящих в
браке людей сказали, что, будь у них больше свободного времени, часть
этой "прибавки" они использовали бы для встреч с друзьями. Но постепенно
удельный вес внесемейного общения снижается, и, что особенно важно, оно
все теснее связываегся с общением домашним. Люди чаще встречаются не в
общественных местах, а дома. В числе их гостей и тех, к кому они сами
ходят в гости, ведущее место занимают родственники. Внесемейное общение
(например, мужские компании, встречи в кафе или в пивном баре) становит-
ся периферийным.
С появлением детей значительная доля эмоциопальиой привязанности пе-
реносится па них. По данным тех же Л. А. Гордона и Э. В. Клопова, глав-
ная тема разговоров с друзьями и знакомыми у взрослых мужчин - работа, а
у женщин - семейные дела. Если в начале юности дружба оттесняет роди-
тельское влияние, то теперь ей самой приходится потесниться, чтобы дать
место новым привязанностям. Более экстенсивные, "поисковые" формы обще-
ния сменяются более устойчивыми и замкнутыми.
Хорошей иллюстрацией этого может служить многолетняя переписка с ма-
терью ленинградского инженера В. Она началась в 1956 г., с поступлением
17-летнего юноши в вуз. Первая забота его в новой жизни - поиск друзей.
"Друзей настоящих я себе не нашел,- пишет он матери.- Ребята в комнате
со мной хорошие, не пьют, не курят, достаточно трудолюбивые и знающие,
чем помочь. Но этого тем не менее недостаточно. Я сейчас особенно по-
чувствовал, что не на кого надеяться. Другой раз нужен совсем не совет,
а только уверенность в том, что его можно получить в любое время".
Проходит полгода - и уже возникла дружеская компания. Ребята вместе
ходят в театры, музеи, обсуждают книги. Но этого мало. "Мы с Германом
устраиваем бесконечные споры по вопросам искусства и философии. Это зву-
чит довольно самоуверенно, но это неважно. Главное в том, что мы можем
высказывать откровенно очень смелые идеи, даже в тех вопросах, которые
еще мало понимаем, не боясь оказаться в глупом положении друг перед дру-
гом. Если нам не хватает фактов (идей нам пока хватает) или понимания -
идем в библиотеку. Вот только плохо, что нас трое мальчишек. Ни одну
девчонку еще не удалось вовлечь в хороший спор".
Письма к матери, при всей их откровенности, не охватывают всех сторон
жизни. О своих отношениях с девушками, влюбленностях, романах молодой
человек предпочитает не распространяться. Но когда возникает любовь, он
посвящает в нее мать. Сначала это рассказы о совместных развлечениях,
турпоходах и т. п. Затем тональность писем меняется. В июле 1962 г.
только что окончивший вуз инженер пи шет: "В отношении Л. все пока
по-прежнему. Только меня тяготит немного то, что не вместе живем. И если
я раньше доказывал, что паше положение сохраняет свежесть и новизну на-
ших взаимоотношений, то теперь мне часто кажется, что это напрасная тра-
та времени. Мне уже не хочется, чтобы наша жизнь состояла из свиданий.
Мне хочется работать, и чтобы она была здесь. И когда я дома слушаю му-
зыку, чтобы она тоже была здесь, и когда ем - тоже. Просто я привык, и
это не охладило меня. И это, мне кажется, лучший из возможных исходов".
Итак, женитьба, с которой неизбежно связаны новые заботы и изменение
образа жизни. Но в январе 1963 г. В. пишет матери: "Мы встретили Новый
год дома, вдвоем, и не скучали. Вообще я все время приятно удивляюсь то-
му, что нам ни одной минуты не приходится скучать вдвоем. Говоря правду,
я немного боялся именно этой стороны так называемой семейной жизни. Но
интересных событий так много вокруг, что едва успеваем все обсуждать и
обдумывать".
Перестройка структуры и иерархии личных отношений редко проходит
гладко.
Расставание с очарованием юношеской дружбы часто переживается болез-
ненно. "...Лишь до семнадцати, восемнадцати лет мила, светла и беско-
рыстна юношеская дружба, а там охладеет тепло общего тесного гнезда, и
каждый брат уже идет в свою сторону, покорный собственным влечениям и
велению судьбы" ,- с грустью писал А. И. Куприн. Но не следует забывать
об эгоцентричности молодости, которая часто побуждает юношу искать в та-
ких отношениях не столько собеседника, сколько зеркало или двойника.
Нравственно-психологический прогресс дружеского общения заключается
именно в освобождении с возрастом от такой установки. "...Пока человек
не освободился еще от своего Двойника, он, собственно, и не имеет еще
Собеседника, а говорит и бредит сам с собою; и лишь тогда, когда он
пробьет скорлупу и поставит центр тяготения на лице другого, он получает
впервые Собеседника. Двойник умирает, чтоб дать место Собеседнику" ш.
Только после этого полностью вырисовывается нравственный смысл дружбы и
скрепляющих ее мировоззренческих ценностей.
Поэтому, сравнивая взрослую дружбу с юношеской, надо говорить не
столько об оскудении, сколько об усложнении чувств и о перемещении цент-
ра тяжести "привилегированных" сфер интимности. Ребенок получает макси-
мум эмоционального тепла от общения с родителями. В ранней юности наибо-
лее значимой сферой личного общения становится групповая или парная
дружба. Затем на первое место выходит любовь. У взрослого круг личност-
но-значимых отношений становится еще шире, и какое из них психологически
доминирует, зависит от индивидуальных особенностей человека и его жиз-
ненной ситуации.
Таким образом, в развитии межличностных отношений есть свои стади-
альные закономерности. Один вид отношений подготавливает другой, более
сложный, но может и препятствовать ему. Например, слишком теплые отноше-
ния в семье, дающие застенчивому подростку максимум психологического
комфорта, иногда тормозят его вхождение в общество сверстников, где за
положение и понимание надо еще бороться. Тесная юношеская дружба порой
также создает конфликтные ситуации. Пример: судьба "последнего в компа-
нии", который настолько поглощен своими друзьями и совместной с ними де-
ятельностью, что не ищет других привязанностей. Его друзья один за дру-
гим влюбляются, женятся, а тот, кто полнее всего идентифицировался с
группой как целым, остается один. Он запоздал с переходом в следующую
стадию.
Дружеское общение во всех возрастах имеет высокую нравственно-психо-
логическую ценность, наличие друзей считается одной из важнейших предпо-
сылок психологического комфорта и удовлетворенности жизнью. Однако в
старших возрастах новые дружбы завязываются труднее. Понятие "лучший
друг" все теснее сливается с понятием "старый друг".
Дружба взрослых людей часто совмещается с семейными ролями, недаром
ее считают необходимым аспектом супружеской любви. Однако здесь также
есть свои противоречия. Длительная и не всегда добровольная близость за-
частую притупляет интерес друг к другу. Кажется, что все слова уже ска-
заны, все мысли высказаны. Хотя в человеке постоянно возникает что-то
новое, чем он хочет и мог бы поделиться, рутинизация отношений, страх
быть непонятым или ложно истолкованным зачастую блокируют эту потреб-
ность. С посторонним человеком, случайным дорожным попутчиком иногда по-
говорить легче, чем с домашними, потому что новый человек принимает вас
"по номиналу", так, как вам хочется, как вы себя подаете, а старый друг
не может отбросить шлейф вашей биографии и собственных взаимоотношений с
вами. Можно сколько угодно иронизировать насчет традиционных мужских
компаний у пивных ларьков и сакраментальной формулы "Ты меня уважаешь?",
но сама их распространенность говорит о каких-то неудовлетворенных ком-
муникативных потребностях.
Противоречивы и сами каноны общения. С одной стороны, слышатся призы-
вы к осторожности, сдержанности в словах: "О чем невозможно говорить, о
том следует молчать". С другой стороны, своевременно не высказанные сло-
ва мертвым грузом оседают на душе. Как писал американский писатель Б.
Маламуд об одном из своих персонажей, "ему было нечего сказать, потому
что он не сказал этого, когда, было его время говорить. То, чего ты не
выскажешь, превращается в невысказанное. Закрытый дом полон запертых
комнат" .
В активном среднем возрасте акцент на психологической интимности как
важнейшем признаке дружбы несколько ослабевает и дружеские отношения ут-
рачивают свой ореол тотальности (у женщин это отчасти объясняется сосре-
доточением интересов на семейных делах, а у мужчин - на профессио-
нально-трудовой деятельности). Но ценности дружбы отнюдь не сводятся к
взаимопомощи и совместному времяпрепровождению. При любых опросах значи-
тельная часть (хотя много меньше, чем в юности) испытуемых взрослых за-
являют, что ценят в дружбе прежде всего доверие и потенциальную возмож-
ность обсуждать свои личные проблемы. Это отличает дружбу от всех прочих
личных отношений, не исключая и любовно-семейных.
Наличие близких друзей на всем протяжении жизненного пути остается
важнейшей гарантией против одиночества. Из анализа 400 студенческих ав-
тобиографий видно, что, хотя прекращение или разрыв дружеских отношений
сам по себе сравнительно редко считается причиной одиночества, острое
одиночество, возникающее вследствие кризиса в каких-то других отношениях
(например, любовных), побуждает человека обращаться за помощью прежде
всего к друзьям, и оии действительно оказывают ему помощь. Если близких
друзей нет, любой жизненный кризис переживается гораздо болезненнее .
Сравнение остроты переживаемого одиночества 255 канадских мужчин и
431 женщины с особенностями их любовно-романтических, семейных, дружес-
ких и товарищеских отношений показало, что чувство одиночества теснее
всего связано с дефицитом дружеских отношений, тогда как, например, не-
достаток интимности в семье вызывает острое чувство одиночества только у
молодых мужчин, остальные люди находят ему какую-то компенсацию и.
В зрелом возрасте правила дружбы становятся менее жесткими, чем в
юности. Для ее поддержания уже не столь важны регулярные встречи и сов-
местное времяпрепровождение. Значительно чаще наблюдается разнополая и
разновозрастная дружба. Терпимее воспринимается асимметричность дружес-
ких отношений, различия в характере оказываемых друг другу услуг, степе-
ни взаимного доверия и т. п. Однако психологическая потребность в безус-
ловном признании и эмоциональной поддержке с возрастом не ослабевает.
Друг - это человек, к которому "я могу войти, не надевая никакого мунди-
ра, не исповедуя никакого Корана и не отрекаясь ни от чего, что принад-
лежит моей внутренней родине,- писал Сент-Экзюпери.- Рядом с тобой мне
нет надобности ни каяться, ни оправдываться, ни доказывать... И я благо-
дарен тебе за то, что ты принимаешь меня со всем, что есть во мне" .
Потеря друзей, вместе с которыми безвозвратно уходит в небытие часть
нашей собственной жизни, соучастниками и свидетелями которой, часто
единственными, они были, заставляет еще выше ценить оставшихся и придает
мыслям о дружбе ностальгический оттенок. Взятые эпиграфом к этой главе
поэтические строки 31-летнего Пушкина почти дословно перекликаются со
стихами 28-летнего Гёте:
Им не услышать следующих песен,
Кому я предыдущие читал.
Распался круг, который был так тесен,
Шум первых одобрений отзвучал .
Еще сильнее звучит эта тема в старости. В среднем возрасте дружба
большей частью совмещается с другими, семейными и трудовыми, отношения-
ми, а в старости она снова обретает исключительность, ее психологическое
значение резко возрастает. Общение старых людей с друзьями качественно
отличается от общения с детьми и внуками. Наличие близких друзей - такое
же необходимое условие относительно счастливой старости, как приличное
здоровье и материальное благополучие. Боязнь потерять старых друзей и
трудность установления новых отношений - одна из главных причин того,
что пожилые люди избегают менять места жительства, работы и т. д.
Хотя, как уже отмечалось, при социологических опросах старики реже
юношей жалуются на одиночество, это объясняется не столько тем, что они
психологически благополучны, сколько тем, что научились смирению и прис-
посабливают свои притязания к уровню реальных возможностей.
Потребность в человеческом тепле и общении у стариков особенно вели-
ка, а удовлетворить ее трудно. Общеизвестно, что старые люди отличаются
повышенной разговорчивостью. Это объясняется как психофизиологическими,
так и социально-психологическими причинами: человек, проживший долгую
жизнь и уже отошедший от большинства своих прошлых дел, жаждет поде-
литься с другими жизненным опытом, который, естественно, кажется ему
важным и ценным. Но где найти заинтересованного слушателя? Члены семьи
много раз слышали его истории, молодым они зачастую неинтересны, а сами
старики, как и большинство людей, гораздо охотнее говорят, чем выслуши-
вают других. "Вся моя жизнь теперь - бессмысленное сидение в четырех
стенах,- пишет в "Известия" 80-летний мужчина.- Мне не с кем поговорить,
хотя дом полон людей. Но им со мной неинтересно, я в семье как пятое ко-
лесо в телеге".
По данным социолога А. В. Баранова, в городской среде к пожилым людям
в несколько раз чаще обращаются за материальной помощью, чем за советом;
объем оказываемых ими информационных услуг в два-три раза меньше, чем у
лиц среднего возраста. Болезненно сказывается и тематическая узость дру-
жеского общения. Когда люди привыкли и дома с друзьями говорить в основ-
ном о работе, выход одного из них на пенсию уже создает серьезную проб-
лему: друзья продолжают встречаться, а говорить им вроде бы не о чем.
Женщинам, интересы которых теснее связаны с семейными и бытовыми делами,
выход на пенсию психологически дается легче, чем мужчинам.
Чем тут помочь? С одной стороны, нужны более разнообразные социальные
очаги и центры общения - клубы, добровольные общества по интересам и т.
д., учитывающие специфические запросы пожилых людей. С другой стороны,
необходимо повышение культуры и расширение содержания личного общения,
чтобы оно не замыкалось в слишком узкие рамки производственных интере-
сов. Но думать об этом нужно своевременно, не в канун 60-летия.
Хотя в старости дружеские отношения в большинстве случаев ориентиру-
ются на принцип сходства, общности жизненного опыта и т. д., они допус-
кают больше вариаций пола и возраста друзей. Особенно часты дружеские
отношения пожилых мужчин и юношей или подростков, будь то собственные
внуки или ученики. В любви большая возрастная разница обычно воспринима-
ется как непреодолимый барьер.
"Я - есмь. Ты - будешь. Между нами - бездна" .
В дружбе она принципиально возможна. Хотя отношения "старого и мало-
го" из-за их явной асимметричности редко называют дружбой, они могут
иметь большую эмоциональную значимость для обеих сторон. Пожилой человек
находит в своем юном напарнике предмет заботы и благодарного собеседни-
ка, а тот в свою очередь видит в умудренном опытом друге образец для
подражания и понимающего человека, которому можно безбоязненно отк-
рыться. Психологическая близость дедов и внуков, часто контрастирующая с
напряженностью в отношениях отцов и сыновей и обусловленная большей тер-
пимостью некоторых (отнюдь не всех!) пожилых мужчин, которые стремятся
не столько властно воздействовать на ребенка, просто разрешая или запре-
щая, сколько помочь ему самому совершить правильный нравственный выбор,
делает эти взаимоотношения очень похожими на дружбу (вспомним ее неписа-
ные правила!). Такие отношения между старыми и молодыми возможны и за
пределами семьи, составляя психологический фундамент социального и про-
фессионального наставничества. Разновозрастность здесь при соблюдении
определенного такта благотворна для обеих сторон.
9. ДРУЖБА ИЛИ ЛЮБОВЬ?
Скажи мне, где любви начало?
Ум, сердце ль жизнь ей даровало?
И чем питаться ей пристало? У. Шекспир
Специфика мужской и женской дружбы, с которой тесно связана проблема
возможности смешанной, разнополой дружбы и соотношение понятий дружбы и
любви, издавна вызывала споры.
Традиционная теория дружбы, уходящая корнями в античность, считала,
как уже говорилось, ее преимущественно мужской добродетелью. М. Монтень
писал, что "обычный уровень женщин отнюдь не таков, чтобы они были спо-
собны поддерживать ту духовную близость и единение, которым питается
этот возвышенный союз; да и душа их, по-видимому, не обладает достаточ-
ной стойкостью, чтобы не тяготиться стеснительностью столь прочной и
длительной связи". Возможность дружбы между женщинами начали понемногу
признавать только в XVIII в., но и сегодня многие убеждены, что женская
дружба существенно уступает мужской в глубине, силе и устойчивости. Мно-
гие девушки, объясняя свое желание дружить с мальчиками, говорят, что
они не только интереснее и умнее, но и более искренни и верны в дружбе.
Как проверить это мнение? Прежде всего нужны достоверные факты о раз-
личиях мужской и женской дружбы, касающиеся количества и состава друзей,
устойчивости дружеских связей, их структуры, ценностных ориентации, пси-
хологических функций, степени интимности и т. д. Кроме того, возникает
вопрос, считать ли эти факты проявлением врожденных, универсальных поло-
вых различий, или результатом различной социализации мальчиков и дево-
чек, или следствием иллюзии, побуждающей нас воспринимать и категоризи-
ровать факты в свете привычного абстрактного противопоставления мужского
(маскулинного) и женского (фемининного) начал.
Противопоставление "мужского" и "женского" - одна из всеобщих парных
оппозиций человеческой психики: день и ночь, свет и тьма, добро и зло,
существующих во все времена и у всех народов. Их категоризация как
"распределение" и других парных оппозиционных явлений по логическим ка-
тегориям подчинена определенным закономерностям. Любые парные категории
сначала кажутся взаимоисключающими: "мужское" или "женское". Затем выяв-
ляются их количественные градации, между "черным" и "белым" появляется
"серое", категории уже не выступают раздельно, а становятся полюсами не-
которого связного процесса, заставляя говорить о степени маскулинности
или фемининности. И наконец, выясняется, что названные оппозиционные яв-
ления качественно многомерны, так что один и тот же индивид может в оп-
ределенных пределах обладать и фемининными, и маскулинными свойствами. В
результате логические категории "мужского" и "женского" из стереотипов,
под которые механически подводятся все индивидуальные различия, превра-
щаются в прототипы, условные, крайние случаи.
Обыденное сознание склонно выводить все наблюдаемые различия в пове-
дении и психике мужчин и женщин из биологических законов разделения по-
лов. Но чтобы доказать биологическую природу каких-либо поведенческих
особенностей, например уровня общительности или степени устойчивости
мужской и- женской дружбы, нужно проверить соответствующие факты по нес-
кольким критериям: насколько тесно связано данное социальное поведение с
биологическими признаками пола; обнаруживается ли данный тип поведения у
младенцев и маленьких детей до начала их форсированной половой социали-
зации или в связи с процессами полового созревания; наблюдается ли ана-
логичное поведение в разных человеческих обществах, культурах; отмечено
ли оно у других биологических видов, генетически близких к человеку.
Поскольку дружба - явление чрезвычайно сложное, эмпирически могут
быть сравнимы только ее отдельные предпосылки и компоненты: стиль обще-
ния, характер групповых отношений мальчиков и девочек, уровни их общи-
тельности, эмпатии (сопереживания), самораскрытия и т. п. Однако частные
сопо ставления имеют смысл только в пределах некоего целого.
Что касается уровня общительности, способности вступать в контакт с
другими лицами, то психологи до недавнего времени отдавали предпочтение
мужчинам. Мальчики с самого раннего возраста активнее девочек вступают в
контакты с другими детьми, затевают совместные игры и т. д. Чувство при-
надлежности к группе сверстников и общение с ними для мужчин всех воз-
растов значительно важнее, чем для женщин;
Однако различия между полами в уровне общительности не столько коли-
чественные, сколько качественные. Хотя возня и силовые игры приносят
мальчикам громадное эмоциональное удовлетворение, в них обычно при-
сутствует дух соревнования, нередко игра переходит в драку. Содержание
совместной деятельности и собственный успех в ней значат для мальчиков
больше, чем наличие индивидуальной симпатии к другим участникам игры.
Мальчик выбирает прежде всего интересную игру, в которой он может проя-
вить себя; ради этого он вступает в контакт, даже если партнеры ему не
особенно нравятся. Мужское общение, как и весь стиль жизни, скорее пред-
метны и инструментальны, чем экспрессивны.
Общение девочек выглядит более пассивным, зато более дружественным и
избирательным. Судя по данным психологических исследований, мальчики
сначала вступают в контакты друг с другом и лишь потом, в ходе игрового
или делового взаимодействия, у них складывается положительная установка,
появляется духовная тяга друг к другу. Девочки, наоборот, вступают в
контакт главным образом с теми, кто им нравится, содержание совместной
деятельности для них сравнительно второстепенно.
С ранних возрастов мальчики тяготеют к более широкому, а девочки - к
более узкому кругу общения. Мальчики чаще. играют большими группами, а
девочки - по двое или по трое. По наблюдениям психологов, наиболее общи-
тельные двухсполовиннолетние мальчики, находясь в обществе сверстников,
предпочитали экстенсивные отношения, обычно играли с целой группой
мальчиков, самые общительные девочки, напротив, играли с одной или двумя
подругами. Эти различия сохранились и через пять лет, когда детям испол-
нилось по семь с половиной лет.
Социометрическое лонгитюдное исследование дружеских связей в нес-
кольких школьных классах (возраст детей от девяти до двенадцати лет) по-
казало, что дружеские пары девочек более исключительны, закрыты для пос-
торонних, нежели мальчишеские компании. Но мальчишеские компании имеют
более строгий и устойчивый порядок, систему лидерства и т. п. Эти выводы
подтверждаются соответствующими этологическими и этнографическими данны-
ми. Известно, например, что в первобытном обществе важную роль в социа-
лизации подростков и юношей играют так называемые "мужские дома" и воз-
растные классы, которые зачастую охватывают и предподростковый возраст
(восемь - двенадцать лет). Чувство принадлежности и эмоциональная привя-
занность к своей половозрастной группе предшествуют образованию более
тесных и индивидуализированных дружеских отношений и нередко поддержива-
ются всю жизнь. Мальчишеские группы всюду относительно автономны от
взрослых, имеют собственную дисциплину и иерархию, нередко ведут себя
антисоциально. Напротив, восьми-двенадцатилетние девочки значительно
теснее связаны с родительской семьей и реже образуют стабильные большие
группы, ограничиваясь более интимными. Структура девичьих групп, ли-
дерство в них менее жестки, а их социальные функции менее определенны,
чем у мальчиков.
Разные способы социализации мальчиков и девочек, с одной стороны, от-
ражают, а с другой стороны, создают и воспроизводят психологические по-
ловые различия. Причем, как видим, речь идет не просто о различиях в
степени общительности мальчиков и девочек, а о качественных особенностях
структуры и содержания их общения и жизнедеятельности.
Уже говорилось о половых различиях в эм-патии и самораскрытии, о
большей эмоциональной чувствительности и восприимчивости женщин в срав-
нении с мужчинами. Это проявляется с самого раннего возраста. Новорож-
денные девочки, слыша плач другого младенца, обнаруживают более острую
реакцию, чем мальчики. Четырехлетние девочки превосходят мальчиков в эм-
патии. Что же касается потребности и способности к самораскрытию, пере-
даче другим более интимной и личностно-значимой информации о себе и сво-
ем внутреннем мире, то женщины во всех возрастах превосходят в этом муж-
чин.
Швейцарский философ и психолог Ж. Пиаже еще в 30-х годах обратил вни-
мание на то, что мальчики и девочки неодинаково относятся к правилам
групповой игры. Мальчики, с их предметным и инструментальным мышлением,
придают больше значения соблюдению правил, нарушение которых всегда вы-
зывает в мальчишеской среде конфликт. Девочки в этом вопросе более тер-
пимы, личные отношения для них важнее формальных правил. Эта особенность
отражается и в структуре морального сознания: мужские рассуждения и
оценки обычно выглядят более безличными и жесткими, чем женские. Напри-
мер, по данным психолога В. Н. Князева, при оценке человеческих качеств
для женщин наиболее значимы черты, проявляющиеся в отношении к другим
людям, а для мужчин - деловые качества, связанные с работой.
Стиль мышления, вероятно, связан с особенностями воспитания. Девочек
всюду раньше и последовательнее приучают заботиться о других, в частнос-
ти о младших детях. Это делает их эмоционально отзывчивыми и вместе с
тем более ранимыми. Люди, нуждающиеся в эмоциональной поддержке, значи-
тельно чаще ищут ее у женщин, нежели у мужчин, и женщины чутко реагируют
на подобные обращения. На несчастье, постигшее самых близких людей -
супругов и детей, мужчины и женщины реагируют одинаково остро. Но непри-
ятности окружающих друзей и знакомых женщины замечают чаще и переживают
сильнее, чем мужчины. Возможно, этим объясняется и то, что женщины чаще
переживают психологические расстройства. Это явление обычно объясняли
повышенной эмоциональностью женщин и их неумением преодолевать стрессо-
вые ситуации, однако известно, что во многих таких ситуациях женщины
оказываются гораздо выносливее и сильнее мужчин .
Как бы то ни было, женщины значительно чаще мужчин жалуются на одино-
чество и непонятость, вдвое чаще испытывают состояние депрессии. Если
мужчины в состоянии депрессии обычно жалуются на дефицит самораскрытия
или объективные трудности - неспособность плакать, утрату интереса к лю-
дям, чувство социальной неудачи и болезненные соматические переживания,
то в женских описаниях депрессии превалирует мотив неудовлетворенности
собой, нерешительности, отсутствия поддержки и т. д.
Стиль и характер межличностных отношений зависят не только от половой
принадлежности индивида, но и от конкретной ситуации общения, особеннос-
тей партнера, содержания коммуникаций и т. д. Мужчины легче и охотнее
женщин раскрываются перед малознакомыми, посторонними людьми, а вот в
общении с друзьями степень самораскрытия зависит не столько от пола,
сколько от содержания, предмета разговора. Пока речь идет о более или
менее "нейтральных" темах, обсуждение которых считается одинаково допус-
тимым для обоих полов, мужчины и женщины одинаково откровенны. Но стиль
общения тесно связан с необходимостью поддерживать принятый культурой
нормативный образ маскулинности или фемининности. Мужской стиль общения,
направленный в первую очередь на поддержание социального статуса, "сох-
ранение лица", обязывает человека скрывать свои слабости и подчеркивать
достижения и притязания. Женский стиль, напротив, традиционно нацелен на
уменьшение социального расстояния и установление психологической близос-
ти с другими. Эта нормативная установка заставляет мужчин скрывать такие
свои черты и проблемы, которые выглядят "фемининными" (например, застен-
чивость), что резко снижает степень их возможного самораскрытия .
Все это обусловливает противоречивость как житейских, так и научных
представлений о степени интимности и устойчивости мужской и женской
дружбы. В целом женщины во всех возрастах описывают дружбу в более пси-
хологических терминах, подчеркивая ценности доверия, эмоциональной под-
держки и интимности, тогда как мужчины делают акцент па солидарности
(товарищество) и взаимопомощи. Эти различия появляются довольно рано и
тесно связаны с развитием самосознания.
У девочек раньше, чем у мальчиков, появляются сложные формы самосоз-
нания. Описывая сверстников, девочки употребляют более широкий набор по-
нятий, их описания дифференцированное и сложнее, чем у мальчиков того же
возраста (эта разница начинает выравниваться лишь к 9-10-му классу).
Большая рефлексивность девочек порождает и более раннюю потребность де-
литься своими переживаниями, что составляет одну из главных функций
дружбы. Да и сама девичья дружба более эмоциональна, чем дружба мальчи-
ков. По данным ряда экспериментальных исследований, женщины вообще при-
дают большее значение межличностным отношениям и сообщают подругам о се-
бе более интимную информацию, чем мужчины своим друзьям.
Уже упоминавшиеся нами исследования крымских и ленинградских старшек-
лассников показали, что девичьи критерии дружбы тоньше и психологичнее
юношеских и что девушки чаще испытывают дефицит интимности. Девоч-
ки-старшеклассницы значительно чаще мальчиков склонны считать "настоящую
дружбу" редкой (разница выравнивается только к 10-му классу). В опреде-
лении понятия "друг" у девочек во всех возрастах мотив понимания выражен
сильнее, чем у мальчиков. У юношей акцент на взаимопомощь перевешивает
мотив понимания вплоть до студенческих лет, у девочек же этот мотив пре-
обладает уже с 8-го класса.
Да и в само слово "понимание" юноши и девушки вкладывают не совсем
одинаковый смысл. Типологизированные А. В. Мудриком ответы московских
школьников на вопрос о том, что значит понимать человека, распределяются
по пяти рубрикам: 1) хорошо знать человека; 2) сопереживать, чувствовать
то же, что он; 3) иметь с ним общие интересы, думать, как он; 4) помо-
гать ему, быть ему другом; 5) уважать и любить его . Мальчики в своих
ответах подчеркивают преимущественно момент объективного знания ("пони-
мать человека - значит хорошо его знать") или интеллектуального сходства
("думать, как он, иметь общие интересы"). У девушек определеннее всего
звучит тема сочувствия, сопереживания. В разговорах с друзьями у девушек
доминируют "личностные" темы. Они чаще, чем юноши, жалуются на одино-
чество и непонимание друзей.
По-видимому, у девушек не только раньше возникает потребность в ин-
тимной индивидуализированной дружбе, но и вообще девичья дружба сильнее
ориентирована на эмоционально-экспрессивные ценности, чем более группо-
вая и деятельная юношеская дружба.
Как же отражается повышенная эмоциональность девичьей дружбы на ее
устойчивости? Статистически достоверных массовых сопоставлений устойчи-
вости женской и мужской дружбы - при выравненных ее критериях - психоло-
ги не имеют. Возможно, что повышенная эмоциональность женской дружбы и в
самом деле делает ее неустойчивой. Свойственная женской дружбе близость
по очень широкому кругу вопросов, обсуждение малейших нюансов собствен-
ных взаимоотношений усложняют их. Неизбежные в человеческих взаимоотно-
шениях расхождения и недопонимания, помноженные на высокую общую эмоцио-
нальность, подрывают устойчивость дружбы. Сдержанная и суровая мужская
дружба, в которой душевные излияния не приняты и при взаимопонимании в
главном детали обычно не уточняются, согласие молчаливо предполагается,
возможно, и в самом деле более прочна.
Но это предположение отнюдь нельзя считать доказанным. А. В. Киричук
и Т. А. Репина, пользуясь разными методами и независимо друг от друга,
установили обратное соотношение: у дошкольников и младших школьников
микрогруппы девочек устойчивее, чем мальчишеские.
Сравнение устойчивости набора предпочтений школьников с 1-го по 10-й
класс, проведенное А. В. Мудриком в рамках нашего исследования, также
показало, что во всех возрастах и по всем объектам, кроме любимых видов
спорта, предпочтения девочек устойчивее, чем мальчишеские. Выше у них и
показатель устойчивости в выборе друзей. С этим согласуется и существую-
щее среди психологов мнение, что устойчивость в выборе друзей зависит от
общей стабильности предпочтений, а женщинам она присуща в большей мере,
чем мужчинам.
Особенно сложен вопрос о различиях в степени индивидуального само-
раскрытия, психологической интимности и глубины мужской и женской друж-
бы. Потребность в самораскрытии, по-видимому, одинаково сильна у мужчин
и женщин. Но их возможности в этом отношении различны. Традиционное оп-
ределение мужской роли, обязывающее мужчину быть суровым, сильным, энер-
гичным, несентиментальным и сдержанным, накладывает на него ряд ограни-
чений. Нежность и чувствительность, поощряемые у женщин, вызывают осуж-
дение, когда дело касается мужчин. Это побуждает мужчин к большей эмоци-
ональной сдержанности, препятствуя развитию у них способности к сопере-
живанию, что делает их отношения с людьми более поверхностными и "пред-
метными". Мужчина, придерживающийся традиционного канона маскулинности,
не может вполне раскрыться перед женщиной, считая себя обязанным высту-
пать перед ней в качестве подлинного представителя "сильного пола", хотя
это далеко не всегда соответствует его индивидуальности. Еще более жест-
кое табу существует на проявления нежности в отношениях между мужчинами.
Результатом нередко бывает острый дефицит интимности, который, по мнению
ряда психологов, отчасти объясняет даже повышенную смертность мужчин в
более раннем возрасте.
Из опрошенных психологами Е. А. Хорошиловой и Н. А. Логиновой группы
людей взрослые женщины считают свое общение с близкими людьми более тес-
ным и стабильным, чем мужчины, причем у 57% женщин психологическая бли-
зость с возрастом увеличилась и только у 7% уменьшилась; у мужчин же
увеличение близости отметили 25%, а уменьшение-51% опрошенных.
Большинство зарубежных исследователей также придерживаются мнения, что,
несмотря на более широкий круг друзей у мужчин, их дружеские отношения
менее интимны, чем у женщин. Когда в процессе опроса 306 английских суп-
ружеских пар среднего возраста их попросили назвать фамилию близкого
друга, 60% мужей назвали фамилию дружеской пары, а 63% жен - имя конк-
ретного индивида, причем жены подчеркивали в их отношениях прежде всего
доверие, а мужья делали акцент на совместной деятельности и развлечени-
ях. Пожилые и старые женщины значительно чаще, чем их сверстники-мужчи-
ны, имеют интимных друзей, хотя круг личных связей и внесемейных контак-
тов у мужчин шире.
Принимая во внимание все эти данные, нужно, однако, отличать реальные
поведенческие и мотивационные свойства мужской и женской дружбы от тех
черт, которые им просто приписываются в соответствии с исторически сло-
жившимися полоролевыми стереотипами. Сравнение представлений о дружбе
319 американских студентов показало, что важнейшие критерии оценки дру-
жеских отношений у мужчин и женщин более или менее одинаковы, хотя жен-
щины выше ценят наличие доверия и строже различают дружбу и товарищест-
во, избегая называть дружбой мало-интимные отношения. Дружеские отноше-
ния между женщинами, как правило, кажутся и им самим, и окружающим пси-
хологически более интимными, чем точно такие же отношения между мужчина-
ми.
Но если полоролевые стереотипы и реальные различия между полами так
велики, возможна ли вообще разнополая, смешанная дружба? Мнения людей на
этот счет противоречивы.
На вопрос: "Возможна ли, по-вашему, настоящая дружба (без влюбленнос-
ти) между юношей и девушкой?" - свыше трех четвертей опрошенных нами
учащихся 7-10-х классов ответили утвердительно. Но с возрастом сомнения
усиливаются: свыше половины юношей-студентов отвечают на тот же вопрос
отрицательно.
Говоря о друзьях, люди обычно молчаливо подразумевают лиц своего по-
ла. Опрошенные Л. А. Гордоном и Э. В. Клоповым взрослые, перечисляя сво-
их друзей, называли: мужчины - исключительно мужчин, а женщины - женщин.
Это не значит, конечно, что смешанной дружбы вообще не бывает. Однако ей
обычно приписывается особый статус. Как писал французский просветитель
XVII в. Ж. де Лабрюйер, "хотя между людьми разных полов может существо-
вать дружба, в которой нет и тени нечистых помыслов, тем не менее женщи-
на всегда будет видеть в своем друге мужчину, точно так же как он будет
видеть в ней женщину. Такие отношения нельзя назвать ни любовью, ни
дружбой: это - нечто совсем особое". В английском языке это имеет и свое
терминологическое выражение: друг своего пола - просто friend, а друг
противоположного пола - boy-friend (у девушки) или girl-friend (у юно-
ши).
Что затрудняет смешанную дружбу? Прежде всего она противоречит духу
гемофилии - ориентации на общение с себе подобными, что подкрепляется
половой дифференциацией общения. Кроме того, сказываются различия в тем-
пах созревания и направленности интересов мальчиков и девочек, действие
определенной системы культурных норм и запретов.
Даже в условиях совместного коллективного воспитания мальчики и де-
вочки выбирают разные игры и предпочитают партнеров собственного пола.
Создатель социометрии - социальный психолог и психиатр Д. Морено пришел
к выводу, что у четырех-пятилетних детей выбор мальчиков девочками и на-
оборот еще довольно велик (до 27%), а начиная с 7-летнего возраста уро-
вень неформального общения между ними постепенно снижается, мальчики и
девочки изолируются друг от друга. Эта взаимная изоляция достигает апо-
гея между 10 и 12 годами (взаимный выбор составляет всего лишь 3%). При-
мерно с 13 лет общение опять активизируется; отмечается значительный
рост выборов (взаимных и односторонних) девочек мальчиками и обратно. В
целом частота выбора разнополых друзей в детстве и подростковом периоде
(от 5 до 17 лет), по Морено, минимальна в средних возрастах и макси-
мальна в младших и старших.
Несмотря на то что конкретные данные разных исследователей расходят-
ся, дифференциация общения по половому признаку и предпочтение в качест-
ве друзей сверстников собственного пола несомненны.
Хотя в нашей стране мальчики и девочки воспитываются в дошкольных уч-
реждениях совместно и совершенно одинаково, во всех возрастных группах
отмечено четкое различие в круге и характере их общения. Три четверти
контактов, устанавливаемых младшим дошкольником, падают на сверстников
его собственного пола. С возрастом эта исключительность становится еще
более выраженной: мальчики и девочки играют практически отдельно друг от
друга.
Дифференциация полов в общении продолжается и в школьные годы. При
этом, по наблюдению психолога Я. Л. Коломинского, выбор младшеклассником
другом лица противоположного пола имеет большей частью компенсаторный
характер: мальчиков выбирают те девочки, а девочек - те мальчики, кото-
рые не пользуются симпатиями у детей своего пола. Инициаторами и защит-
никами этой "сегрегации" чаще бывают мальчики: предпочтения в выборе
игр, партнеров и направленности интересов складываются у них раньше и
выражены гораздо сильнее, чем у девочек. Уже у трех-четырехлетних
мальчиков две трети всех выборов соответствуют стереотипным представле-
ниям о том, каким должен быть и чем должен заниматься мальчик. Девочки в
этом отношении гораздо "терпимее", охотней берут в свою компанию мальчи-
ков, играют в мальчишечьи игры и т. д.
Это, несомненно, связано с давлением специфических возрастно-группо-
вых норм. В опытах того же Коломинского мальчики выбирали девочек и нао-
борот чаще всего в таких ситуациях, когда одноклассники могли не знать о
сделанном выборе; напротив, выбирая, допустим, соседа по парте, дети бо-
лее осторожны, опасаясь насмешек товарищей ("если я с ней сажусь, то ре-
бята говорят, что я влюбляюсь").
Оценивая мальчишескую "групповщину" с ее суровыми, подчас даже жесто-
кими, нравами и чувством исключительности, нельзя не вспомнить первобыт-
ных "мужских союзов" и позднейших юношеских групп и корпораций. Совре-
менное общество не имеет подобного социального института, если не счи-
тать армии. Но стихийные подростковые группы, причиняющие взрослым
столько беспокойства, видимо, выполняют ту же социально-психологическую
функцию воспитания мужского характера. Для мальчика (юноши) принадлеж-
ность к "компании" гораздо важнее, чем для девочки (девушки). Девочка,
отвергнутая свои ми сверстницами, может компенсировать это признанием и
успехом у мальчиков. Последние же получают подтверждение своей мужест-
венности только в собственной компании сверстников; ни успех у девочек,
ни парная дружба не избавляют того из них от чувства неполноценности,
кого отвергают сверстники (да и внимание девочек нередко зависит от
престижа у ребят).
Исключительность юношеских компаний - серьезное препятствие для раз-
нополой дружбы. Хотя взаимный интерес и количество контактов между
мальчиками и девочками в старших классах резко возрастают, эти отношения
редко переходят в интимную дружбу, а те, что получают такое название,
большей частью предполагают влюбленность.
Ограниченность глубины подобных контактов имеет и свои психологичес-
кие причины. Вследствие своего более раннего физического и психического
созревания девочки существенно отрываются от своих одногодков-мальчиков.
Они читают лирические стихи в том возрасте, когда большинство мальчиков
еще находится на стадии чтения детективов. Психологическим сверстником
девочки в этот период является не одногодок, а мальчик на полтора-два
года старше ее. Кроме того, процесс полового созревания придает, хотя и
не всегда осознаваемую, сексуальную окраску переживаниям подростка. Об-
суждать их с человеком другого пола невозможно.
Зрелая любовь представляет собой органический сплав чувственного вле-
чения и потребности в человеческом тепле, интимной близости с другим. В
ранней юности эти влечения, как правило, еще разобщены: объектами эроти-
ческого интереса являются лица противоположного пола, а потребность в
психологической интимности на этой стадии полнее и легче удовлетворяется
со сверстником собственного пола.
Взаимоотношения 15-17-летних юношей и девушек психологически весьма
напряжены. Французская исследовательница Б. Заззо задавала своим испыту-
емым вопрос: "В общении с кем вы чувствуете себя наиболее уверенно?"
Оказалось, что увереннее всего юноши и девушки чувствуют себя с родите-
лями (половина всех ответов), дальше идут сверстники своего пола (30%
ответов), затем - другие взрослые (10% ответов) и на последнем месте -
сверстники противоположного пола (8% ответов). Несмотря на то что инте-
рес к девушкам и число контактов с ними у юношей старше 17 лет возраста-
ют, их застенчивость не уменьшается. Девушки чувствуют себя с юношами
более уверенно. Хотя только 9% из них назвали общество юношей средой,
где они испытывают максимум уверенности в себе, ответивших так юношей
еще меньше (всего 6%). Из числа девушек, которые не считают, что легче
всего им общаться с родителями, 21% лучше всего чувствует себя в общест-
ве юношей. Среди юношей соответствующая цифра составляет лишь 11% .
По нашим данным, и юноши и девушки увереннее всего чувствуют себя в
общении с друзьями. Однако сравнение самооценок девятиклассников с оцен-
ками, которых они ожидали от разных значимых лиц (родители, ближайшие
друзья, одноклассники и одноклассницы), показало, что, хотя и мальчики и
девочки ждут более благоприятных оценок со стороны сверстников собствен-
ного пола, у мальчиков разница в ожидаемых оценках одноклассников и од-
ноклассниц, а также неуверенность в этих оценках выше, чем у девочек.
Почти все юноши и значительная часть девушек предпочитают иметь своим
ближайшим другом юношу. При этом процент девушек, предпочитающих друга
противоположного пола, во всех возрастах выше, чем процент юношей. В
процессе взросления эта дифференциация усиливается. В 7-8-х классах
треть ребят еще затрудняется выбором. В 9- 10-х классах лишь 14% юношей
выбирают в качестве "идеального друга" девушку, тогда как процент деву-
шек, предпочитающих дружить с юношей, возрастает до 56% в 9-м и 65% в
10-м классе. Фактически же и у юношей, и у девушек число друзей противо-
положного пола в два - четыре раза меньше, чем число друзей своего пола.
Однако доля друзей противоположного пола у ленинградских девятиклассниц
все-таки почти вдвое выше, чем у их одноклассников-юношей.
Смешанная дружба существенно отличается от однополой. Среди друзей
своего пола доля школьников в процентном отношении у девочек больше, чем
у мальчиков, имеющих более широкий круг общения. В смешанной дружбе со-
отношение обратное. Три четверти подруг мальчиков-девятиклассников -
школьницы; у девочек же среди их друзей-юношей школьники составляют
меньше половины, остальные - это военнослужащие, студенты и т. д. Это
связано с большей ориентацией девочек на друзей старшего возраста. Сме-
шанная дружба отличается от однополой и по другим характеристикам:
встречи чаще вне дома, иная тематика разговоров и т. д.
Различное отношение юношей и девушек к смешанной дружбе не случайно.
Прежде всего сказываются различия в темпах физического и личностного
созревания юношей и девушек. Дружба представляет собой своеобразную шко-
лу психологической интимности, которая вначале легче достижима с челове-
ком своего, нежели противоположного, пола. У девушек эта фаза заканчива-
ется раньше, чем у юношей. То, что кажется 15-летним девушкам потреб-
ностью в дружбе, фактически уже потребность в любви. Отсюда и предпочте-
ние "идеального друга" противоположного пола, и жажда психологической
интимности, в то время как их сверстники-юноши еще поглощены мальчишес-
кой групповой жизнью и к психологической интимности с девушками не гото-
вы.
Ломка традиционных половых ролей и совместное обучение, расширяя круг
общения и совместной деятельности мальчиков и девочек, облегчают личные
контакты между ними. Психологические исследования последних лет показы-
вают, что многие традиционные барьеры между мальчиками и девочками
уменьшаются. Тем не менее смешанная дружба и сегодня сопряжена с опреде-
ленными психологическими трудностями и встречается не так часто. Почти
57% ленинградских девятиклассников и 43% девушек этого возраста не наз-
вали в числе своих друзей ни одного лица противоположного пола. Еще реже
их называют в числе ближайших друзей.
Первые любовные увлечения, особенно у юношей, часто поверхностны,
неглубоки и психологически связаны главным образом с потребностью само-
утверждения в своей мужской роли. Влюбленность далеко не всегда сочета-
ется с человеческой, душевной близостью. Компания сверстников своего по-
ла остается для многих юношей психологически более значимой.
Привилегированное положение и особая эмоциональность юношеской дружбы
в известной мере обусловлены неразвитостью других каналов межличностной
коммуникации. С появлением любви значение и эмоциональный накал дружбы
несколько снижаются. Друг становится прежде всего хорошим товарищем.
Сравнение уровня самораскрытия группы американских студентов-старше-
курсников в их общении с отцом, матерью, членами семьи и ближайшими
друзьями своего и противоположного пола показало, что у молодых мужчин,
в отличие от подростков, дружба с девушкой предполагает большую психоло-
гическую интимность, чем однополая дружба. Потребность в такой дружбе с
возрастом усиливается, причем перенос психологической интимности с дру-
га-юноши на друга-девушку происходит в последние годы в более юном воз-
расте. Это соответствует общей более ранней переориентации подростков на
смешанный тип общения. Но такой сдвиг не меняет принципиальной последо-
вательности этапов развития.
Изучение особенностей разнополой дружбы подводит нас к более общей
теоретической проблеме соотношения дружбы и любви. В споpax на эту тему,
которые ведутся со времён античности, обозначалось по крайней мере пять
основных позиций:
1) абсолютное различение: дружба и любовь - совершенно разные чувства
и отношения;
2) полное отождествление: дружба и любовь - разные названия одного и
того же;
3) частичное разграничение на основе подчинения любви дружбе: лю-
бовь-аффективная сторона дружбы;
4) частичное разграничение на основе подчинения дружбы любви: дружба
- коммуникативная сторона любви;
5) идея взаимоперехода любви и дружбы как стадий межличностного отно-
шения: дружба - подготовка любви (или наоборот).
При этом большей частью но уточняется, что конкретно имеется в виду:
различие ли культурных канонов любви и дружбы, принятых в данном общест-
ве, социальной группе, или вариации индивидуальных переживаний и эмоцио-
нальных состояний. А ведь это совершенно разные системы отсчета.
Сравнение нормативных канонов любви и дружбы предполагает наличие ка-
ких-то общепринятых критериев. Однако идеал "настоящей любви" так же ис-
торичен, как понятие "истинной дружбы". Недаром Ларошфуко писал: "Истин-
ная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее ви-
дел" .
Разные культуры утверждают принципиально разные каноны любви, высве-
чивая разные ее стороны. В одних обществах всепоглощающая любовь поэти-
зируется, утверждается как нравственный и эстетический идеал, в других
же она не только не считается необходимой предпосылкой брака, но даже
рассматривается как нечто ненормальное. Еще больше варьируется представ-
ление о соотношении чувственных и духовных компонентов любви. Так, древ-
ние греки разграничивают страстную любовь, жажду обладания любимым су-
ществом ("эрос") и нежную любовь, потребность в самоотдаче, желание лю-
бящего раствориться в любимом ("агапе").
Многие религии Востока видели в чувственности путь к слиянию человека
с богом и разрабатывали целые кодексы эротических наслаждений. Напротив,
христианство считает все телесное, чувственное грязным, низменным и гре-
ховным. "Чистая любовь", согласно учению средневековых богословов, долж-
на быть исключительно духовной, да и то не слишком сильной, чтобы не
отвлекать верующего от любви к богу и выполнения религиозных обязаннос-
тей.
Однако по ту сторону официального бытия существовала народная "карна-
вальная" культура, в которой удовлетворение чувственных потребностей за-
нимало весьма заметное место. Но любовные переживания выглядят в ней на-
рочито сниженными, упрощенными, деиндивидуализированными.
Возникшая в XII в. в Провансе и быстро распространившаяся в Европе
поэзия трубадуров с ее культом Прекрасной дамы, ради которой рыцарь го-
тов идти на величайшие жертвы и подвиги, была вызовом и церковному аске-
тизму, и фривольности "карнавальной" культуры. Канон "куртуазной любви"
подчеркивал значение эмоциональных отношений между мужчиной и женщиной,
привнося в них мотивы нежности и заботливости.
Но, будучи отрицанием церковного аскетизма и карнавальной фривольнос-
ти, "куртуазная любовь" вместе с тем вобрала в себя черты того и друго-
го. Прекрасная дама соединяла в себе реальную женщину, которой рыцарь
хотел обладать, и мадонну, которой можно только поклоняться издали. От-
сюда преувеличенная, подчас даже болезненная экзальтированность этих от-
ношений. Ритуал служения Прекрасной даме не мешал рыцарям удовлетворять
свои земные потребности с другими женщинами, насиловать крестьянок, дес-
потически обращаться с собственными женами.
Разрыв между идеальным образом любви и ее действительностью сохраня-
ется в европейской культуре и позже. В литературе и искусстве XIII-XV
вв. широкое распространение получил культ духовной, платонической любви
(любовь Данте к Беатриче, с которой поэт не обменялся в жизни ни единым
словом, сонеты Петрарки, лишенные каких бы то ни было чувственно-эроти-
ческих компонентов).
Гуманисты эпохи Возрождения выступают как против религиозного аске-
тизма, так и против платонической, десексуализированной любви. То, что
раньше считалось "плотским грехом", они утверждают как здоровую "телес-
ную радость". Эротические переживания выходят из подполья, занимая подо-
бающее им место в "высокой" культуре. Однако гуманистическая реабилита-
ция плоти превращается в аристократической культуре XVII-XVIII вв. в ра-
финированное распутство. Индивидуальная любовь заменяется тщательно раз-
работанным ритуалом галантности, единственная цель которой - физическое
обладание. "В любви нет ничего хорошего, кроме ее физической стороны",-
писал французский натуралист Ж. Л. Бюффон. Любовь становится спортом,
увлекательной игрой, которой чувствительность и серьезность только вре-
дят. Описания любви в некоторых произведениях литературы XVIII в. напо-
минают охоту, в которой, однако, в отличие от более ранних эпох, наравне
с мужчинами участвуют женщины. Именно этот стиль жизни имел в виду А. С.
Пушкин, говоря:
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
И наслаждаясь не любя.
Замена любви галантностью неизбежно влечет за собой пресыщение и ра-
зочарование. Ритуал надоедает, становится скучной рутиной (вспомним пуш-
кинское: "Кому не скучно лицемерить, различно повторять одно, стараться
важно в том уверить, в чем все уверены давно...").
В противовес придворной галантности с ее условностью и лицемерием,
сентименталисты утверждают поэзию простых и искренних чувств. Герой-лю-
бовник аристократической литературы заботился лишь о своих чувственных
наслаждениях, как знаменитый Казанова. Мольеровскому Доп-Жуану даже и
это неважно: женщина для него просто дичь, овладение которой укрепляет
его репутацию счастливого охотника. Сентиментализм требует от своего ге-
роя не удачливости и умения покорять, а способности тонко чувствовать,
страдать, жертвовать собой во имя любви. Робкая, почтительная нежность
дает любящему гораздо больше, чем физическое обладание. Появляется культ
несчастной любви, любви без взаимности, которая рисуется столь возвышен-
ной и прекрасной, что, даже умирая от нее, герой вызывает восхищение и
зависть (Вертер).
Романтизм поднимает любовь до уровня рока и религиозного откровения:
именно в любви человек открывает свою истинную сущность, она же дает ему
отраду и защиту против пошлости и жестокости окружающего мира.
Даже из этого беглого исторического обзора канонов любви видно, что
идеал любви отнюдь не является чем-то однозначным и неизменным.
Любое нормативное определение любви молчаливо подразумевает какую-то
оппозицию. Антитеза "любовь - вожделение" противопоставляет духовно-лич-
ностное начало чувственно-телесному; "любовь - увлечение" отличает глу-
бокое и длительное чувство от поверхностного и краткосрочного; "любовь -
симпатия" противопоставляет бурную страсть спокойному расположению и т.
д. Однако разные лица и даже один и тот же человек в разных обстоя-
тельствах определяют свои чувства и отношения по-разному. Отсюда и раз-
ные психологические теории соотношения дружбы и любви.
Австрийский психиатр 3. Фрейд подходил к этой проблеме функцио-
нально-генетически, утверждая, что все эмоциональные привязанности и ув-
лечения человека, будь то родительская или сыновняя любовь, дружба, лю-
бовь к человечеству и привязанность к конкретным предметам и абстрактным
идеям, суть проявления одних и тех же инстинктивных влечений. Только в
отношениях между полами эти влечения пробивают себе путь к сексуальной
близости, тогда как в остальных случаях они отвлекаются от этой цели или
не могут достичь ее. Тем не менее первоначальную природу этих чувств
всегда можно распознать по жажде близости и самопожертвования. Тезис о
"сексуальном" происхождении всех человеческих привязанностей связан у
Фрейда с расширительным пониманием самой сексуальности, в которой он ви-
дит единственный источник всякой психической энергии. Тем не менее его
психоаналитическая теория слишком упрощает проблему. Ведь даже у живот-
ных разные "аффективные системы" - материнская и отцовская любовь, детс-
кая любовь к матери, привязанность сверстников и, наконец, половое вле-
чение - не сводятся друг к другу, но каждая выполняет в процессе индиви-
дуального развития свои специфические функции. Тем более неправомерно
такое упрощенное толкование чувств человека. Как справедливо подчеркивал
А. С. Макаренко, человеческая "любовь не может быть выращена просто из
недр простого зоологического полового влечения. Силы "любовной" любви
могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Моло-
дой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не лю-
бил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире область этой неполо-
вой любви, тем благороднее будет и любовь половая" .
В отличие от "субстанциалистского" подхода, пытающегося определить
глубинные причины, обусловливающие характер любви и дружбы, феноменоло-
гическая психология анализирует ассоциирующиеся с этими отношениями
субъективные переживания. Французский психолог Ж. Мэзоннёв, изучив мно-
гочисленные художественные и автобиографические описания любви и дружбы,
обозначил качественные различия между "любовным" и "дружеским" временем
и пространством.
"Любовное время" кажется людям быстротекущим, изменчивым, лишенным
длительности, это "время, когда забывают о времени", его ритм определя-
ется "биением сердец". "Дружеское время" выглядит более спокойным и од-
нородным. Не так радикально порывая с повседневностью, оно более
конструктивно и перспективно. Аналогично обстоит дело с пространством.
Любовь стремится к полному уничтожению расстояния между любящими, сливая
их в единое целое. Напротив, дружба, даже самая интимная, в силу своего
духовного характера предполагает некоторую деликатность и сдержанность,
сохранение феноменологического расстояния между друзьями. Дружеское Мы
представляется менее слитным, допуская определенные расхождения и психо-
логическую дистанцию.
Новейшие социально-психологические исследования показывают, что эти
переживаемые различия тесно связаны с разницей соционормативных опреде-
лений любви и дружбы. Любовно-романтические отношения считаются более
исключительными и обязывающими, чем дружеские. Поэтому они предполагают
более точное и строгое осознание и определение субъектом собственных
чувств, питаемых к партнеру,- "люблю", "влюблен" или просто "нравится" -
и сознательное принятие решений, как именно развивать эти отношения. В
случае нескольких любовных связей или привязанностей человек обычно за-
дает себе вопрос, какая из них для него важнее, дороже и ближе. В друж-
бе, при всей ее индивидуальности, взаимоисключающий выбор не обязателен,
поэтому люди обращают меньше внимания на тонкие нюансы своих взаимоотно-
шений, их развитие кажется им более плавным, не требующим принятия ка-
ких-то ответственных решений.
Детальное обследование взаимоотношений 16 дружеских и 16 любовно-ро-
мантических студенческих пар показало, что любовные отношения кажутся
молодым людям значительно более исключительными, чем дружеские. Если ис-
пытуемый имел две любовные привязанности, то усиление одной из них неми-
нуемо снижало эмоциональную значимость другой. В дружбе этого не проис-
ходит. Отмеченных в течение месяца колебаний в оценке уровня дружеских
отношений и их значимости было вдвое меньше, чем в любовных отношениях.
Однако это объясняется не тем, что в дружбе таких колебаний объективно
меньше, а тем, что люди их просто не замечают, поскольку они не требуют
принятия сознательных решений и продуманной линии поведения: звонить или
не звонить по телефону, приглашать или не приглашать в театр, объяс-
няться или не объясняться?
Но и это различие ощущается и прослеживается не всегда. Например,
подростковая и юношеская дружба в этом смысле зачастую неотличима от
любви. А. И. Герцен писал:
"Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви
над воспоминаниями молодой дружбы. Первая любовь потому так благоуханна,
что она забывает различие полов, что она - страстная дружба. С своей
стороны, дружба между юношами имеет всю горячечность любви и весь ее ха-
рактер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же не-
доверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки
и то же ревнивое желание исключительности. Я давно любил, и любил
страстно, Ника, но не решался назвать его "другом", и, когда он жил ле-
том в Кунцеве, я писал ему в конце письма: "Друг ваш или нет, еще не
знаю". Он первый стал мне писать ты и называл меня своим Агатоном по Ка-
рамзину, а я звал его моим Рафаилом по Шиллеру".
Классическая литература неоднократно описывала подобные переживания.
Вспомним Тонио Крегера из одноименного рассказа Т. Манна или Жана Крис-
тофа у Р. Роллана:
"Кристоф не знал никого прекраснее Отто. Все восхищало его в друге -
тонкие руки, красивые волосы, свежий цвет лица, сдержанная речь, вежли-
вые манеры и тщательная забота о своей внешности... Он пожертвовал бы
ради Отто всем на свете. Он жаждал подвергнуться ради друга любой опас-
ности и страстно мечтал, чтобы представился, наконец, случай испытать
силу его дружбы. Во время прогулок он ждал какой-нибудь опасной встречи,
чтобы броситься вперед и прикрыть собой Отто. Он с наслаждением принял
бы смерть ради друга" . А разве не похожи на любовные те письма, которы-
ми обменивались Жак и Даниэль в романе Р. М. дю Гара "Семья Тибо", выз-
вавшие такой переполох у отцов-иезуитов?
Различны и любовные переживания взрослых. В своей книге "О любви"
Стендаль сравнивает любовные переживания Дон-Жуана и Вертера. Далекий от
принижения Дон-Жуана, Стендаль признает, что его страсть требует немалых
личных достоинств: бесстрашия, находчивости, живости, хладнокровия, за-
нимательности и т. д. Но люди этого типа чаще всего бывают сухими эгоис-
тами. "Дон Жуан отвергает все обязанности, связывающие его с другими
людьми. На великом рынке жизни это недобросовестный покупатель, который
всегда берет и никогда не платит". Превращая любовь в интригу или спорт,
делая ее средством удовлетворения собственного тщеславия, он уже не мо-
жет отдаваться ей сам. "Вместо того, чтобы, подобно Вертеру, создавать
действительность по образцу своих желаний, Дон Жуан испытывает желания,
не до конца удовлетворяемые холодной действительностью, как это бывает
при честолюбии, скупости и других страстях. Вместо того, чтобы теряться
в волшебных грезах кристаллизации, он, как генерал, размышляет об успехе
своих маневров и, коротко говоря, убивает любовь вместо того, чтобы нас-
лаждаться ею больше других, как это думает толпа" .
Любовь Вертера с его мечтательностью и склонностью к идеализации пло-
хо приспособлена к реальной жизни и чревата неизбежными драмами и разо-
чарованиями. Зато "любовь в стиле Вертера открывает душу для всех ис-
кусств, для всех сладостных и романических впечатлений: для лунного све-
та, для красоты лесов, для красоты живописи - словом, для всякого
чувства прекрасного и наслаждения им, в какой бы форме оно ни проявля-
лось, хотя бы одетое в грубый ХОЛСТ.
Совершенно ясно, что любовные переживания и способы их дифференциации
от дружеских чувств будут у таких людей разными.
Многозначность эмоциональных привязанностей не исключает возможности
их аналитического расчленения. Например, при изучении эмпирических пока-
зателей, позволяющих предсказывать развитие любовных отношений и взаим-
ную адаптацию супружеских пар, весьма плодотворным оказалось разграниче-
ние понятий "любовь" и "расположение". В обыденном понимании слова "люб-
лю" и "правится" различаются в основном количественно, по степени ("люб-
лю" = "сильно нравится"). Но эти слова имеют и смысловое различие, обоз-
начая разные психологические явления. Расположение, выражаемое словом
"нравится",- положительная установка к другому лицу, в которой преобла-
дает оценочный момент. Нравиться может только тот, кто обладает, а точ-
нее, кому приписываются какие-то положительные или желаемые свойства.
Если положительная оценка изменяется, притягательность объекта угасает.
Любовь же может включать положительную оценку объекта, идеализировать
его, а может и не включать. Какие-то качества любимого человека могут
даже активно не нравиться. Любовь амбивалентна, она часто сочетается с
ненавистью (вспомним катулловское "ненавижу и люблю"). Недаром так рас-
ходятся ее описания в художественной литературе.
Чтобы измерить соотношение этих качеств, американский психолог 3. Ру-
бин разработал специальный вопросник с отдельными шкалами "любви" и
"расположения" (по 13 пунктов в каждой). "Любовная шкала" измеряет сте-
пень привязанности к другому, заботы о нем и психологической интимности.
"Шкала расположения" измеряет, насколько испытуемому нравятся качества
данного человека и связанную с этим склонность считать этого человека
похожим на себя. Применив свой вопросник к изучению 182 студенческих
пар, находившихся в процессе ухаживания, ученый выявил, что "любовь" и
"расположение" далеко не всегда совпадают и что "любовная шкала" значи-
тельно точнее предсказывает, вступят ли молодые люди в брак.
Но любовь психологически еще многообразнее дружбы. Наиболее разрабо-
танная, опирающаяся на эмпирические данные современная классификация
различает шесть стилей, или "цветов", любви:
1) эрос-страстная, исключительная любовь-увлечение, стремящаяся к
полному физическому обладанию;
2) людус - гедонистическая любовь-игра, не отличающаяся глубиной
чувства и сравнительно легко допускающая возможность измены;
3) сторге - спокойная, теплая и надежная любовь-дружба;
4) прагма - совмещающая людус и сторге, рассудочная, легко поддающая-
ся сознательному контролю любовь по расчету;
5) мания - иррациональная любовь-одержимость, для которой типичны не-
уверенность и зависимость от объекта влечения;
6) агапе - бескорыстная любовь-самоотдача, синтез эроса и сторге.
Любовные переживания молодых мужчин, как показывают психологические
исследования, содержат больше "эротических" и особенно "людических" ком-
понентов, тогда как у женщин ярче выражены "прагматические", "сторгичес-
кие" и "маниакальные" черты. Маниакальные увлечения типичнее для под-
ростков и юношей, нежели для взрослых.
Приведенная классификация, однако, не только не дает ответа на многие
сложные вопросы, но и порождает новые. Например, является ли "цвет люб-
ви" устойчивой личностной чертой или же относительно изменчивой установ-
кой, связанной с конкретным эмоциональным состоянием? Как сочетаются
разные стили любви у одного и того же человека в зависимости от характе-
ра партнера и на разных стадиях любовных взаимоотношений (влюбленность и
супружеская любовь)? Известно, что существуют однолюбы, чьи чувства и
привязанности практически не меняются, причем это касается и объекта
любви, и ее эмоциональной тональности. Но есть люди переменчивые, кото-
рые легко влюбляются и столь же быстро остывают. И это отнюдь не только
вопрос морали. "Любовная страсть... не может быть сконструирована a
priori, потому что ее развитие есть действительное развитие, происходя-
щее в чувственном мире и вреди действительных индивидуумов" ,- писал К.
Маркс.
Многое зависит не только от свойств личности, но и от ситуации, в ко-
торой возникает влюбленность. О психологических механизмах этого процес-
са мы знаем очень мало, но несомненно, его эмоциональные аспекты тесно
связаны с когнитивными (познавательными). Согласно теории американских
психологов Э. Бершайд и Э. Уолстер, возникновение любовной страсти имеет
две ступени: физиологическое возбуждение (не обязательно сексуальное) и
его объяснение (когнитивную атрибуцию) . Состояние возбуждения, обостря-
ющее чувства, может быть вызвано как приятными, так и неприятными пере-
живаниями (страхом, опасностью), любые стрессовые ситуации повышают эмо-
циональную чувствительность. Интересный эксперимент был проведен канадс-
кими психологами. К молодым мужчинам, переходившим через каньон, обраща-
лась с просьбой об интервью красивая девушка-студентка, а затем как бы
ненароком давала свой телефон, якобы для дальнейшего обсуждения темы ее
дипломной работы, причем в одном случае дело происходило на шатком,
скрипучем висячем мостике, а в другом - на солидном стационарном мосту.
Из 33 мужчин, опрошенных в опасной ситуации, позвонили девять, а в спо-
койной - только двое. Чувство совместно пережитой опасности сделало де-
вушку более привлекательной в глазах мужчин, вызвав желание продолжить
знакомство. Сходные результаты были получены и в лабораторных экспери-
ментах.
Мгновенные страстные влюбленности военных лет, не раз описанные в ху-
дожественной литературе, вероятно, также связаны прежде всего с потреб-
ностью разрядки и переключения эмоционального напряжения. Доказано, что
сознание опасности усиливает потребность не только в любви, но и в обще-
нии, любой эмоциональной близости с теми, кто эту опасность разделяет.
Дальнейшее - дело когнитивной атрибуции: как человек определит свое сос-
тояние. Ведь даже разница между "любовью" и "увлечением" - в известной
мере вопрос "этикетки". Говоря себе: "Это любовь", индивид тем самым
формирует установку на серьезное, длительное чувство. Напротив, слова:
"Это просто увлечение" - установка на нечто временное, краткосрочное.
"Определение" своего чувства - не просто констатация факта, а своего ро-
да самореализующийся прогноз.
Важную роль в любовных отношениях играют представления о том, каким
должен быть любимый человек, которые служат как бы эталоном выбора и
критерием его оценки. В социальной психологии по этому поводу имеются
три гипотезы.
Согласно первой гипотезе, идеальный образ любимого предшествует выбо-
ру реального объекта, побуждая личность искать того, кто бы максимально
соответствовал этому эталону. Большинство людей действительно имеют ка-
кой-то воображаемый, идеальный образ любимого, с которым они сравнивают
своих избранников. Исследователь из ГДР К. Штарке сравнил представления
своих молодых соотечественников о том, каким должен быть любимый чело-
век, с их оценкой своего реального избранника по четырем пунктам: "забо-
титься о сексуальной гармонии", "разделять достижения и трудности", "об-
ладать спортивными интересами", "придерживаться принципа равного распре-
деления семейных обязанностей". Совпадение идеала и действительности,
особенно по первым двум пунктам, оказалось очень высоким, хотя и содер-
жание требований, и степень взаимной удовлетворенности у мужчин и женщин
не во всем одинаковы: мужчины берут на себя значительно меньшую долю до-
машних обязанностей, чем хотелось бы женщинам, по они меньше удовлетво-
рены сексуальной стороной отношений.
Однако совпадение идеала и действительности наблюдается далеко не
всегда. Идеальный образ любимого, особенно у молодых, неопытных людей,
большей частью весьма расплывчат и содержит много нереальных, завышенных
или несущественных требований, тогда как некоторые очень важные качества
сплошь и рядом не осознаются, их значение проясняется лишь в практичес-
ком опыте брака.
Кроме того, не следует смешивать идеал с эталоном. Эталон - всего
лишь образец постоянства, принципиально неизменная единица измерения, не
зависящая от свойств объектов, с которыми она соотносится. Идеал же -
живой, развивающийся образец. По образному выражению писателя М. Анчаро-
ва, идеал "развивается во времени и растет, как дерево, имеет корни и
ствол, и крону, и цветы, и плоды, и семена, которые, будучи высажены в
подходящую почву и климат, снова дают дерево той же породы, но уже чуть
изменившееся во времени, и потому идеал борется за свое нормальное раз-
витие, а эталон ждет, чтобы его применили". Люди, жестко придерживающие-
ся эталона, часто оказываются неудачниками в любви, потому что они слепы
к реальным качествам своих избранников. Формула "если я тебя придумала,
стань таким, как я хочу!" звучит в песне гораздо лучше, чем в жизни: ко-
му охота жить по чужой, пусть даже красивой, "придумке"?! Поэтому-то да-
леко не все люди выбирают любимых "по образцу" или сравнивают их с ка-
ким-то абстрактным эталоном.
Вторая гипотеза выводит "романтические ценности" из бессознательной
идеализации предмета любви, которому приписываются желательные черты,
независимо от того, каков он на самом деле. Например, Фрейд связывал
напряженность любовных переживаний главным образом с "переоценкой"
объекта влечения, обусловленной его недоступностью. Согласно теории иде-
ализации, страстная любовь по самой сути своей противоположна рацио-
нальному, объективному видению. Недаром ее издревле называли слепой.
Мысль о несовместимости любви и знания высказывали многие философы и
классики литературы, которых никто не обвинит в пошлости. "...Истинная
любовь,- писал А. Франс,- не нуждается ни в симпатии, ни в уважении, ни
в дружбе; она живет желанием и питается обманом. Истинно любят только
то, чего не знают". "...Человек любит и уважает другого, покуда не может
судить о нем, и любовная тоска - следствие недостаточного знания"зэ,-
вторит ему Т. Манн. Психологические исследования подтверждают, что влюб-
ленные часто идеализируют друг друга, особенно в начале романа, причем
женщины склонны к этому больше, чем мужчины.
Однако сводить романтическую любовь к идеализации также неверно. Если
бы дело обстояло так и только так, любовь всегда и довольно быстро за-
вершалась бы разочарованием, что не соответствует истине. Если любовь -
лишь временное ослепление, то самые сильные увлечения должны быть прису-
щи неуравновешенным, невротическим натурам. В отдельных крайних случаях,
вероятно, так оно и есть. Но не в массе. При сравнении личностных
свойств группы молодых людей со степенью их влюбчивости, возрастным пе-
риодом появления первых влюбленностей и т. д. наименее благоприятные
личностные показатели оказались у тех, кто имел наибольшее (свыше 12)
число романов, и у тех, кто имел одновременно две любовные связи. Экс-
тенсивность их любовной жизни, возможно, свидетельствует о неспособности
к глубокой личной увлеченности. У "романтиков" же наблюдаются трудности
иного свойства.
Кроме того, приписывание любимому человеку достоинств, которых у него
не находят окружающие, не всегда ошибочно. Многие философы и поэты, го-
воря о "любовном ослеплении", в то же время считали любовь величайшим
средством познания. Подобно тому как физическая слепота, лишая человека
зрительных восприятии, обостряет другие органы чувств, любовь, притупляя
рассудок, иногда наделяет любящего особым внутренним зрением, которое
позволяет ему разглядеть скрытые, потенциальные качества любимого.
Нельзя отрицать и преобразующую силу самой любви. Девушка, которая зна-
ет, что она любима, в самом деле расцветает, становится красивее не
только в глазах любящего, но и в глазах окружающих. То же - с нравствен-
ными качествами. Как писал М. Пришвин, "тот человек, кого ты любишь во
мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть
лучше себя..."
Третья гипотеза, в противоположность первой, утверждает, что не иде-
альные образы определяют выбор любимого, а, наоборот, свойства реально-
го, уже выбранного объекта обусловливают содержание идеала, по послови-
це: "Та и красавица, которую сердце полюбит". Видимо, и здесь есть доля
истины. Не случайно высокое совпадение черт идеальных и реальных возлюб-
ленных одни авторы интерпретируют в духе первой, а другие - в духе
третьей гипотезы.
По всей вероятности, все три гипотезы имеют под собой известные осно-
вания! в одних случаях "предмет" любви выбирается в соответствии с ранее
сложившимся образом, в других - имеет место идеализация, в третьих -
идеал формируется или трансформируется в зависимости от свойств реально-
го объекта. Но каково соотношение этих моментов и как они сочетаются у
раз- ных людей и в разных обстоятельствах - наука сказать не может.
Как мудро заметил тот же Пришвин, "любовь - это неведомая страна, и
мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем ко-
рабле капитан и ведет корабль своим собственным путем" .
Индивидуальные переживания любви и дружбы не отливаются в строгие на-
учные формулы. Тому, кто ждет таких формул, следует вспомнить добрый со-
вет, который дала когда-то Ж. Ж. Руссо венецианская куртизанка: "...ос-
тавь женщин и займись математикой". Но это не значит, что психология
высших человеческих чувств и личных отношений невозможна или бесполезна.
Показывая, что эти чувства и отношения коренятся в сфере субъективной
реальности, в области не столько наличного, сколько потенциального бытия
личности, она побуждает нас присмотреться к тем жизненно важным нюансам,
которыми мы склонны в суете будней пренебрегать.
Поэтому, завершая разговор о чувствах и отношениях, обратимся к само-
му сложному и самому неясному вопросу - взаимосвязи между типом дружбы и
типом личности.
10. СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ДРУГ...
Не я, и не он, и не ты,
И то же, что я, и не то же:
Так были мы где-то похожи,
Что паши смешались черты.
И. Анненский
Alter ego, к которому стремится человек, всегда выражает глубинные,
большей частью неосознаваемые свойства его собственного Я. Поэтому тот
или иной тип дружбы всегда соотносится с определенными чертами личности.
Отсюда вытекает и традиционный подход к изучению личностных особенностей
дружбы- сопоставление отдельных ее характеристик (числа друзей, устойчи-
вости отношений, степени их интимности и т. п.) с индивидуально-типоло-
гическими чертами личности.
Например, проведенный нами факторный анализ мнений о дружбе и струк-
туры реального общения ленинградских девятиклассников позволил выделить
четыре главные ориентации: 1) на экстенсивное групповое обще< ние с
большим числом приятелей своего и противоположного пола; 2) на групповую
дружбу со сверстниками своего пола; 3) на дружбу со сверстниками проти-
воположного пола; 4) на интимную парную дружбу. Типы эти существенно
различны. Юноши, ориентированные па экстенсивное групповое общение, как
правило, не выбирают в качестве идеального друга девушку, и в первом
круге их реального общения преобладают юноши. Напротив, тот, кто выбира-
ет идеальным другом девушку, обычно имеет меньше друзей своего пола,
склонен думать, что настоящая дружба встречается редко, и сам отличается
повышенной рефлексивностью.
Сравнение этих разных ориентации с психологическими особенностями
юношей и девушек, измеренными с помощью личностного теста, проливает на
эту проблему дополнительный свет. Экстенсивный тип общения положительно
соотносится с такими индивидуальными свойствами, как общительность, бес-
печность и экстраверсия; кроме того, склонные к такому типу общения юно-
ши отличаются менее развитым чувством долга и способностью к самоконтро-
лю. Ориентация на групповую дружбу со сверстниками своего пола почти не
дает значимых корреляций с индивидуальными свойствами, хотя юноши из
этой группы отличаются несколько большей общительностью и несколько
меньшей рефлексивностью и независимостью. Ориентация на дружбу со
сверстниками противоположного пола сочетается у юношей с беспечностью, а
у девушек также с общительностью, уверенностью в общении и экстраверсией
и отрицательно - с независимостью. Потребность в интимной парной дружбе
характерна для юношей и девушек, склонных к рефлексивности, у юношей она
коррелирует еще и с быстрой возбудимостью.
Однако статистическая корреляция - не причинная связь. Многие черты,
от которых зависит коммуникативный стиль личности, относительно устойчи-
вы и постоянны. Скажем, уровень и стиль общительности (преимущественно
экстенсивный или интенсивный) устойчиво сохраняются у детей от двух с
половиной до семи с половиной лет. Исследователи отмечают также пре-
емственность уровня общительности годовалых мальчиков с характером их
общения в девять-десять лет. Сравнение коммуникативных черт группы
взрослых мужчин с тем, какими они были в восемь и двенадцать лет, пока-
зало, что более теплые, открытые и сердечные мужчины в восьмилетнем воз-
расте поддерживали устойчивые дружеские отношения с другими мальчиками и
в первом круге их общения были также девочки. Напротив, мужчины, склон-
ные держать окружающих на расстоянии и избегать тесных эмоциональных
контактов, в детстве не имели близких друзей и не играли с девочками.
Относительно устойчивы и в дошкольном и в школьном возрасте такие ха-
рактеристики, как популярность и - еще больше - непопулярность у
сверстников, сильно влияющие на характер дружеских отношений. К числу
стабильных личностных черт относятся самоуважение, степень приятия или
неприятия себя, застенчивость, потребность в достижении и в принадлеж-
ности к группе, уровень самораскрытия, эмпатия, импульсивность, само-
контроль и конечно же экстраверсия и интроверсия (обращенность личности
преимущественно вовне, на других людей и окружающий мир, или вовнутрь, к
собственному Я). Но стабильность этих черт, их влияние на личность и ха-
рактер ее общения не следует абсолютизировать. Во-первых, их соотношение
и значимость существенно меняются с возрастом. Во-вторых, некоторые пси-
хологические свойства и формирующие их условия в известной степени вза-
имно компенсируют друг друга.
Давно известно, например, что теплая, заботливая семья и эмоцио-
нальная близость с матерью облегчают ребенку в дальнейшем установление
хороших отношений и со сверстниками. Так, изучение поведения группы аме-
риканских старшеклассников показало, что матери юношей, обладающих самой
высокой степенью эмпатии, отличались терпимостью, редко прибегали к на-
казаниям и поощряли сыновей свободно обсуждать свои проблемы. Длительный
отрыв маленьких детей (до пяти лет) от семьи, по-видимому, отрицательно
сказывается на их эмоциональном развитии,
Согласно теории английского психолога Дж. Боулби, дефицит роди-
тельского тепла лишает ребенка необходимого ему чувства уверенности и
безопасности, что способствует зарождению особого вида эмоциональной
тревожности - "страха отделения", который может сохраняться на протяже-
нии всей жизни. Обследование большой группы взрослых американцев косвен-
но подтверждает эту гипотезу: среди людей, хронически чувствующих себя
одинокими, оказалось непропорционально много лиц, выросших без любящих
родителей; особенно неблагоприятным прогностическим фактором оказался
при этом развод.
Но разные виды привязанностей могут быть и конфликтными. Слишком тес-
ная привязанность и зависимость ребенка, особенно мальчика, от матери
нередко играет отрицательную роль, сковывая его инициативу в установле-
нии контактов со сверстниками. При сравнении группы подростков, воспиты-
вавшихся до пяти лет исключительно матерью, с теми, кто подвергался вли-
янию нескольких разных взрослых ("диффузное материнство"), выяснилось,
что сильное материнское влияние в раннем детстве коррелирует у мальчи-
ков-подростков с интроверсией, ориентацией на взрослых и сильным само-
контролем, тогда как "диффузное материнство" благоприятствует экстравер-
сии, ориентации на сверстников, экспрессивному поведению.
С точки зрения здравого смысла коммуникативные качества легко делятся
на "положительные" и "отрицательные": быть общительным хорошо, а замкну-
тым - плохо. На самом деле все не так просто. Выбор друзей и характер
взаимоотношений с ними во многом зависят от свойств интеллекта, темпера-
мента и уровня самоконтроля, которые, в свою очередь, связаны с типом
нервной системы. Но влияние это неоднозначно. Например, более импульсив-
ные люди, обладающие меньшим самоконтролем, легче идут на самораскрытие
и сообщают о себе более доверительную информацию, чем неимпульсивные,
однако это не гарантирует ни лучшего понимания другого, ни устойчивой
эмоциональной близости.
Экспериментально доказано, что люди с развитым самоконтролем, тща-
тельно следящие за своим поведением, склонны выбирать друзей и партнеров
по досугу прежде всего по их деловым качествам, необходимым в той или
иной конкретной ситуации ("Эрик- отличный парень, но в поход я пойду с
Иваном, у него лучшие спортивные навыки"). Напротив, люди с низким само-
контролем, придающие меньше значения ситуативным факторам, выбирают дру-
зей преимущественно по принципу симпатии ("Хотя Эрик не ахти какой
альпинист, с ним мне будет идти приятнее") . Разумеется, реальный выбор
зависит от многих конкретных условий, включая оценку важности и труднос-
ти предполагаемой задачи: восхождение па Эверест - не прогулка с прияте-
лем в горы. Тем не менее общий тип коммуникативной ориентации сказывает-
ся и на личных отношениях. Гипертрофированный самоконтроль, связанный с
развитой потребностью в достижении, побуждает личность и свои дружеские
отношения рассматривать более инструментально, в связи с какой-то конк-
ретной деятельностью, тогда как более импульсивный человек отдает пред-
почтение непосредственной симпатии, даже в ущерб эффективности. Некото-
рые противоречия между развитием соревновательное и эмпатии психологи
зафиксировали уже у шести-семилетних мальчиков .
Все это говорит о том, что расхождения в определениях, нормах и кри-
териях ценности дружбы принципиально неустранимы, за ними стоят индиви-
дуальные различия.
Но даже такие свойства, которые на первый взгляд выглядят недостатка-
ми, сплошь и рядом имеют свою положительную сторону.
Вот один пример.
Едва ли не самая распространенная и тяжело переживаемая людьми комму-
никативная проблема - застенчивость. Из опрошенных американским исследо-
вателем Ф. Зимбардо 2500 студентов в возрасте от 18 до 21 года 42% счи-
тают себя застенчивыми (с учетом тех, кто преодолел эту особенность,
цифра повышается до 73%), причем 60% из них рассматривают застенчивость
как серьезную трудность. Особенно тяжело переживают ее юноши, так как
застенчивость кажется "немужским" качеством. Может быть, люди преувели-
чивают эти трудности? Нет. Психологические исследования показали, что
те, кто считает себя застенчивыми, действительно отличаются пониженным
уровнем экстраверсии, менее способны контролировать и направлять свое
социальное поведение, более тревожны, склонны к невротизму (это касается
только мужчин) и переживают больше коммуникативных трудностей. Неудиви-
тельно, что застенчивость считается нежелательным качеством и люди стре-
мятся от нее избавиться (например, путем психотерапии).
Однако застенчивость имеет разные причины, так что и избавляться от
нее нужно по-разному. Кроме того, она тесно связана с другими чертами
личности, которые не всегда поддаются коррекции и сами по себе не могут
рассматриваться как отрицательные.
В одном психологическом эксперименте людям предлагалось выбрать тип
личности, с которой опи хотели бы совместно работать и проводить досуг.
Как правило, испытуемые, независимо от собственных качеств, предпо чита-
ли экстравертированный тип личности. Но как только им приходилось выби-
рать не просто сослуживца или компаньона по развлечениям, а друга, кар-
тина менялась: не только люди, склонные к интраверсии, но и многие
экстраверты отдавали в этом случае предпочтение интровертированному ти-
пу. Почему?
Интроверсия ассоциируется не только с застенчивостью и другими комму-
никативными трудностями, но и с более тонкой душевной организацией. Это
мнение никогда не подвергалось экспериментальной проверке, но его разде-
ляли и разделяют многие поэты и философы, которые сами, кстати сказать,
нередко испытывали трудности в общении. Как писал в одном из писем А.
Блок, "человек, сознавший одиночество пли хотя бы придумавший его себе,-
более открыт душою и способен воспринять, может быть, чего другой не
воспримет" ". Наши недостатки-продолжение наших достоинств. Можно и нуж-
но совершенствовать свои коммуникативные навыки, но радикально изменить
стиль своего общения так же трудно, как тип личности.
Подобную ситуацию тонко передал писатель Л. Бежин в рассказе "Мастер
дизайна". Юный герой этого рассказа, застенчивый и неловкий студент Юрий
Васильев, попадает в руки энергичного психолога, который вооружает его
эффективными средствами общения и воздействия на окружающих. Юрий обре-
тает уверенность в себе, преодолевает былые коммуникативные трудности.
Но вскоре выяснилось, что общение, организованное по рациональным прави-
лам, не дает внутреннего удовлетворения и эмоционального тепла. "Душев-
ный культуризм" формирует красивую внешность, но не внутреннюю силу.
"Выходило, что застенчивость, делавшая таким трудным его общение с
людьми, помогала ему общаться с самим собой, со своими мыслями... Он
шел, он видел присыпанные снегом яблоки у лоточницы, он радовался тысяче
вещей, которые теперь оставляли его равнодушным. Теперь он боялся одино-
чества, как боятся его все общительные люди. Ему было скучно с самим со-
бой, и, оставшись один, он всякий раз брал телефонную трубку: "Дружище,
заходи... двинем куда-нибудь вместе... давай всей компанией..." Он рабс-
ки зависел от этого "вместе... всей компанией" .
Наблюдательный читатель, вероятно, уже заметил, что в книге, посвя-
щенной дружбе, часто затрагивается проблема одиночества. Иначе и не мог-
ло быть. Одиночество - такой же универсальный психологический антипод
дружбы, каким в ином контексте выступает вражда. Поэтому, обсуждая тему
дружбы, тем более ее связи с типом личности, невозможно обойтись без ос-
мысления психологического феномена одиночества. До сих пор разговор шел
о культурно-исторических, социально-средовых и половозрастных причинах
одиночества. Теперь важно рассмотреть его самые тонкие, индивиду-
ально-личностные детерминанты.
Но что, собственно, значит слово "одиночество"? В научной литературе,
как и в обыденной речи, оно обозначает совершенно разные явления.
Во-первых, объективное состояние вынужденной физической или социальной
изоляции, выключенное из общения с людьми вообще или с какими-то соци-
ально и личностно-значимыми категориями людей. Во-вторых, добровольное
уединение, обособление, ограничение "внешних" связей и контактов ради
углубленной автокоммуникации, размышления, созерцания искусства, слияния
с природой и т. и. В-третьих, одиночество-тоска - мучительное субъектив-
ное чувство душевной и духовной изоляции, некоммуникабельности, непоня-
тости, неудовлетворенной потребности в общении и человеческом тепле. Для
нашей темы особенно важны второе и третье значение.
Потребность в уединении, как уже говорилось, естественное свойство
всякой развитой личности.
Отступи, как отлив, все дневное, пустое волненье,
Одиночество, стань, словно месяц, над часом моим!
Потребность в нем развивается параллельно росту самосознания личности
и сопровождается противоречивыми, хотя в основном положительными эмоция-
ми. Немецкий поэт Р. М. Рильке писал своему молодому коллеге, что рост
одиночества "болезнен, как рост мальчика, и печален, как начало весны...
Нести его нелегко, и почти всем суждены часы, в которые они его охотно
променяли бы на любую - хотя бы самую обычную и дешевую общность, на хо-
тя бы призрак близости с первым встречным, с самым недостойным..." . Но
бежать от уединения - значит бежать от самого себя. Только в тишине
собственной души человек осознает глубокий смысл своего личного бытия, а
также и реальную ценность общения. "Общество, даже самое лучшее, скоро
утомляет и отвлекает от серьезных дум,- заметил американский писатель Г.
Торо.- Я люблю оставаться один. Ни с кем так не приятно общаться, как с
одиночеством. Мы часто бываем более одиноки среди людей, чем в тиши сво-
их комнат" .
Развитая культура не только стремится обеспечить индивиду объективные
возможности для уединения (принцип приватизации), но и вырабатывает спе-
циальную психологическую технику внутреннего сосредоточения, медитации,
особой психотерапии (например, японская школа "морита"). Находясь в сос-
тоянии уединения, человек мысленно общается не только сам с собой, но и
со своими идеальными, воображаемыми друзьями. Своеобразно выразил это
китайский поэт Ду Фу (VIII в.):
Мне выпить надо,
Чтоб забылась скука,
Чтоб чувства выразить -
Стихи нужны.
Меня бы понял Тао Цянь4
Как друга,
Но в разные века
Мы рождены .
Кроме спокойного, умиротворенного самоуединения существует и напря-
женное одиночество-тоска, которое всегда мучительно и сопровождается
множеством разнообразных отрицательных эмоций - ощущением скуки, грусти,
отчаяния, подавленности, жалости к себе, отверженности, неполноценности
и т. п.
Переживания такого рода знакомы каждому человеку, но в них можно вы-
делить ряд градаций.
Во-первых, временное, преходящее чувство одиночества и сопутствующее
ему грустное. и подавленное настроение - нормальное явление человеческой
жизни, которого никто не может избегнуть.
Во-вторых, ситуативное одиночество, порожденное особыми жизненными
обстоятельствами: резкой переменой условий жизни и круга общения (пере-
мена места жительства, учебы или работы), кризисными точками индивиду-
ального развития (например, появлением неудовлетворенной потребности в
любви), потерей близких, охлаждением или распадом некогда значимых лич-
ных отношений и т. д. Каким бы острым ни было это одиночество, с течени-
ем времени оно обычно проходит, уступая место новым отношениям и эмоцио-
нальным привязанностям.
Другое дело - хроническое одиночество, преследующее человека постоян-
но и воспринимаемое им самим как неустранимое свойство собственной нату-
ры: "Одиночество - моя судьба".
Какие же психологические качества делают людей одинокими и некоммуни-
кабельными? Оставим в стороне крайние случаи, относящиеся к компетенции
психопатологов, например аутизм, когда человек полностью "закрыт" для
окружающих и не способен к нормальному общению. Прототип некоммуника-
бельной, одинокой личности включает ряд сходных переживаний и черт,
распространяющихся на ее самосознание ^пониженное самоуважение, гиперт-
рофированное сознание непохожести на других, замкнутости, отверженнос-
ти), стиль поведения (самоизоляция, избегание социальных контактов) и
репертуар наиболее часто испытываемых чувств (бессилие, жалость к себе,
апатия, подавленность, гнев и т. п.). Но сочетание этих черт бывает
весьма различным.
Американский психолог Д. Япг, автор распространенного теста и метода
психотерапии депрессивных состояний, различает 12 синдромов одиночества,
каждый из которых имеет специфические эмоциональные, когнитивные и пове-
денческие признаки.
1. Недовольство одиночеством, неспособность к уединению; оставшись
один, человек теряется, не знает, что с собой делать, испытывает мучи-
тельную скуку и пустоту.
2. Низкое самоуважение, выражающееся в заниженных самооценках ("меня
не любят", "я скучен" и т. п.), которое побуждает личность избегать че-
ловеческих контактов, в результате чего у нее появляется хроническая пе-
чаль и ощущение безнадежности. Это состояние бывает и у людей в высшей
степени интересных и значительных. Как писал в одном из писем Т. Манн,
"много лет, и лет важных, я ни во что не ставил себя как человека и хо-
тел, чтобы меня принимали во внимание только как художника... Из-за всей
нервности, искусственности, нелегкости своего нрава я не даю никому, да-
же самому доброжелательному человеку, сблизиться со мной или вообще хоть
как-то со мною поладить..." .
3. Социальная тревожность, неуверенность в общении, застенчивость,
постоянное ожида ние насмешек или осуждения со стороны окружающих, так
что единственным спасением кажется уход в себя.
4. Коммуникативная неуклюжесть, отсутствие необходимых навыков обще-
ния, неумение правильно вести себя в сложных межличностных ситуациях
(знакомство, ухаживание), часто сочетаемое с низкой эмпатией, результа-
том чего бывают разочарование и обманутые ожидания.
5. Недоверие к людям, которые кажутся враждебными и эгоистичными; та-
кой человек не просто избегает людей, но испытывает по отношению к ним
озлобление и чувство горечи.
6. Внутренняя скованность, немота, неспособность к самораскрытию,
чувство своей абсолютной психической "герметичности" и непонятости, зас-
тавляющее личность постоянно разыгрывать чьи-то чужие роли.
7. Трудности выбора партнера ("негде встретить подходящего человека",
"никто мне не нравится"), неспособность завязать интимные личные отноше-
ния или постоянный выбор неподходящих партнеров, в результате чего воз-
никает чувство бессилия и обреченности.
8. Страх оказаться отвергнутым, связанный с пониженным самоуважением
и неудачным прошлым опытом, боязнь новых разочарований, усугубляемые бе-
зотчетным чувством вины и сознанием своей малоценности.
9. Сексуальная тревожность, сознание (часто ложное) своей внешней
непривлекательности или беспомощности, которое нередко усугубляется сты-
дом и затрудняет все прочие личные отношения.
10. Боязнь эмоциональной близости ("он хочет больше, чем я могу ему
дать"), побуждающая человека избегать углубления дружеских отношений,
которые предполагают взаимное самораскрытие.
11. Неуверенная пассивность, постоянные колебания, неопределенность в
оценке собственных чувств ("сам не знаю, что я чувствую и чего хочу"),
отсутствие настойчивости, инициативы в углублении и развитии личных от-
ношений и настороженность к попыткам такого рода со стороны партнера.
12. Нереалистические ожидания, ориентация на слишком жесткие нормы и
требования ("все или ничего"), нетерпимость и нетерпеливость, в ре-
зультате чего личные отношения не могут обрести устойчивость и часто
разрываются без достаточно веских причин.
Хотя все эти синдромы описательны, а соотношение их компонентов проб-
лематично, их перечень показывает, что одиночество так же многообразно,
как и общение, от него нет универсальных рецептов. Одному человеку по-
лезно поменьше думать о собственном Я и включиться в деятельную группо-
вую жизнь, а другому, наоборот,- остановиться, оглянуться.
Главная беда многих одиноких и склонных к депрессии людей заключается
в том, что у них складывается специфический атрибутивный стиль - склон-
ность объяснять свои неудачи в общении не конкретными ситуативными при-
чинами, а своими якобы неизменными личными чертами, и эта пораженческая
установка блокирует, парализует попытки установить новые человеческие
контакты с учетом прошлых ошибок. Если в других сферах жизни, скажем в
учебе или труде, эти люди трезво оценивают причины своих успехов и пора-
жений и, учась па своих ошибках, могут достигать высоких результатов, то
в сфере общения, где они особенно уязвимы, негативная установка превра-
щается в самореализующийся прогноз: "У меня все равно не получится, поэ-
тому не стоит и пробовать, чтобы не переживать новых разочаровании". С
преодоления этой ложной установки начинается всякое самовоспитание или
психотерапия.
Наряду с экспериментальной психологией и художественной литературой
пониманию индивидуально-личностных факторов дружбы весьма способствует
изучение биографических данных и личных документов исторических деяте-
лей, мыслителей, художников и т. д. Мы уже приводили примеры дружбы
Маркса и Энгельса, Герцена и Огарева и др. Но далеко не все великие и
достойные люди были счастливы в этом отношении.
Хронические и тяжелые коммуникативные трудности переживали М. Серван-
тес, Г. Мопассан, А. Шопенгауэр, С. Киркегор, Л. Н. Толстой, Ф. М. Дос-
тоевский, Ф. Ницше, Р. Вагнер, П. И. Чайковский, А. Стриндберг, Г. Ибсен
и многие другие выдающиеся деятели культуры.
Обсуждать эту тему очень сложно. Кроме чисто методологических труд-
ностей (насколько вообще надежна психологическая реконструкция целостной
личности по фактам ее биографии и интимным документам) жанр психологи-
ческой биографии нередко вызывает сомнения морального порядка: допустимо
ли вообще разбирать личную жизнь великого человека, читать и обсуждать
его интимные дневники, переписку и т. д., отнюдь не предназначенные для
опубликования? Сомнения эти, безусловно, серьезны: бестактное копание в
чужих делах оскорбляет нравственное чувство. Но без психологического
исследования подчас непонятны истоки и личностный смысл творчества ху-
дожника. Кроме того, жизнь замечательных людей поучительна не только их
общественными достижениями. Разве не существенно знать, выражал ли тот
или иной идеальный художественный образ реальный жизненный опыт его соз-
дателя или несбывшуюся мечту художника?
В нашей книге много говорилось о романтическом культе дружбы. Между
тем один из провозвестников романтического типа личности Ж. Ж. Руссо сам
был в высшей степени некоммуникабелен. "Как могло случиться, что, имея
душу от природы чувствительную, для которой жить - значило любить, я не
мог до тех пор найти себе друга, всецело мне преданного, настоящего дру-
га,- я, который чувствовал себя до такой степени созданным для дружбы",-
спрашивал себя 55-летний Руссо. Любовь и дружба - "два кумира моего
сердца...". Однако и то и другое остается для Руссо недостижимой мечтой.
Его чувства слишком напряжены и гипертрофированы, чтобы можно было реа-
лизовать их в устойчивых взаимоотношениях.
"Первая моя потребность, самая большая, самая сильная, самая неутоли-
мая, заключа лась всецело в моем сердце: это потребность в тесном обще-
нии, таком интимном, какое только возможно; поэтому-то я нуждался скорей
в женщине, чем в мужчине, скорей в подруге, чем в друге. Эта странная
потребность была такова, что самое тесное соединение двух тел еще не
могло быть для нее достаточным; мне нужны были две души в одном теле;
без этого я всегда чувствовал пустоту". Неспособный удовлетворяться бо-
лее или менее "частичными" контактами, Руссо жаждет полного, абсолютного
слияния с другом, но по причинам, понятным каждому читателю "Исповеди",
ни перед кем не может раскрыться до конца. Его все время мучает "боязнь
обидеть или не понравиться, еще больший страх быть освистанным, осмеян-
ным, опозоренным...". Как бы хорошо ни относились к нему окружающие - а
у Руссо было немало искренних доброжелателей,- отношения с ними для пего
только суррогаты воображаемой подлинной близости. "Не имея возможности
насладиться во всей полноте необходимым тесным душевным общением, я ис-
кал ему замены, которая, не заполняя пустоту, позволяла бы мне меньше ее
чувствовать. За неимением друга, который был бы всецело моим другом, я
нуждался в друзьях, чья порывистость преодолела бы мою инертность..."
Неудовлетворенные желания создают напряженность в отношениях. Руссо
всегда и везде чувствует себя одиноким...
Драматично складывались дружеские отношения В. Г. Белинского с М. А.
Бакуниным. Подобно Руссо, молодой Белинский видит в дружбе высшее благо
жизни. "Дружба!-вот чем улыбнулась мне жизнь так приветливо, так тепло,
и, вероятно, в ней, и только в одной ней, будет сознавать себя моя жизнь
до конца своего"Э. Темпераментный, чувственный и одновременно крайне
застенчивый, преследуемый мыслью, что природа заклеймила его лицо "прок-
лятием безобразия" и поэтому его не может полюбить ни одна женщина , Бе-
линский не может относиться к людям спокойно. "В людях я вижу или дру-
зей, или враждебные моей субъективности внешние явления,- и робок с ни-
ми, сжимаюсь, боюсь их, даже тех, которых нечего бояться, даже тех, ко-
торые жмутся и боятся меня".
Его дружба обычно принимала характер страстной влюбленности. "Боткина
я уже не люблю, как прежде, а просто влюблен в него и недавно сделал ему
формальное объяснение",- сообщает он Бакунину. Подобное чувство не приз-
нает никакой психологической дистанции. "У меня всегда была потребность
выговаривания и бешенство на эту потребность" ,- жалуется Белинский. Его
письма 30 - начала 40-х годов - одна сплошная исповедь, желание вывер-
нуть душу наизнанку. Дружба, по его словам, взаимное право "говорить
друг другу все, не спрашивая себя, как это подействует и что из этого
выйдет..." .
Но за бесконечными интимными излияниями- фактическое невнимание к
личности другого. Поэтому дружеские восторги то и дело сменяются отчуж-
дением и горечью. В письме Бакунину от 1 ноября 1837 г. Белинский гово-
рит о любви и дружбе к нему. А уже через две с половиной недели он пи-
шет: "...между мною и тобою был только призрак дружбы, а не дружба, были
ложные отношения". Затем ссора преодолевается, сердце Белинского снова
наполнено любовью. "Между нами слово мы имеет особенное значение. Наше
мы образует какое-то Я". А через два месяца опять: "Нет, не было и нет
между нами дружбы... Ложные отношения произвели ложные следствия" .
Эти колебания не просто результат идейного развития и выявления миро-
воззренческих расхождений обоих мыслителей, а свойство самой романтичес-
кой дружбы, в которой эмоциональное влечение не сочетается с подлинным
взаимопониманием. Лишь горький опыт заставляет "неистового Виссариона"
понять, что "дружеские отношения не только не отрицают деликатности, как
лишней для себя вещи, но более, нежели какие-нибудь другие, требуют
ее... Деликатность и свобода - вот основания истинных дружеских отноше-
ний". Чтобы преодолеть истерический надрыв, нужно расширить круг значи-
мой эмоциональной коммуникации. Для Белинского важным рубежом в этом от-
ношении была женитьба (в конце 1843 г.), после которой из его писем пол-
ностью исчезают самоанализ и психологические признания. В статье "Взгляд
на русскую литературу 1847 года" критик окончательно сводит счеты с "ро-
мантическим зверьком" и его понятиями о дружбе, подчеркивая, что "истин-
ные друзья не дают имени соединяющей их симпатии, не болтают о ней бесп-
рестанно, ничего не требуют один от другого во имя дружбы, но делают
друг для друга, что могут" .
Другой хрестоматийный пример в истории русской литературы - отношения
Александра Блока с Андреем Белым. Эта своеобразная "дружба-вражда" заро-
дилась, когда поэтам было по 23 года, причем ощущение какой-то мистичес-
кой близости сочеталось у обоих с пониманием глубокой личной несовмести-
мости. В отличие от Белинского, который мучился потребностью "выговари-
вания", Блок с детства чувствует неспособность к прямому самораскрытию.
Между ним и его близкими всегда висит какая-то пелена, разорвать которую
он не может и не хочет. "Ты... пишешь принципиально, что "немоты не
должно быть между людьми"...- обращается он к А. Белому.- Я могу исхо-
дить только из себя, а не из принципа... Мне бесконечно легче уйти от
любого человека, чем прийти к ному. Уйти я могу в одно мгновение, подхо-
дить мне надо очень долго и мучительно..."
Пока молодые люди изъясняются в переписке в отвлеченных выражениях и
каждый может вкладывать в туманные формулы другого собственный смысл, им
кажется, что они близки. Но как только они пытаются что-то прояснить или
заземлить на реальные личные переживания, обнаруживается, что они и мыс-
лят и чувствуют по-разному. Больше того - они не хотят быть понятыми. У
Блока это постоянный принцип: "Я... не стараюсь никогда узнавать никого,
это - не мой прием. Я - принимаю или не принимаю, верю или не верю, но
не узнаю, не умею... Вы хотели и хотите знать мою моральную, философс-
кую, религиозную физиономию. Я не умею, фактически не могу открыть Вам
ее без связи с событиями моей жизни, с моими переживаниями; некоторых из
этих событий и переживаний не знает никто на свете, и я не хотел и не
хочу сообщать их и Вам". Свои тайные переживания Блок выражает лишь
обобщенно, переплавив в поэтические образы.
Психологическая биография, как и экспериментальная психология, учит
прежде всего терпимости, пониманию того, что люди разные, их нельзя ни
подравнять под одну гребенку, ни исчерпать их индивидуальность с помощью
нескольких "научных" ярлыков. Моральный кодекс дружбы универсален в сво-
ем максимализме, но его реализация всегда сопряжена с какими-то коррек-
тивами. Ибо "доминанта на другое лицо", в которой А. А. Ухтомский спра-
ведливо видел высший принцип (одновременно психологический и нравствен-
ный) человеческого общения, в первую очередь предполагает сострадание,
сочувствие, соучастие.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Далеко ли ускачет заяц в лесу! Только до середины леса. Ибо дальше
он, по сути, скачет уже из леса. О, не хвастайся, что ты углубился и уг-
лубляешься дальше. Нс будь столь самоуверенным. Ты углубляешься в глубь
этого мира, и вдруг ты выходишь на той его стороне. А ты и не знал, что
был в центре. Знал бы - может, и не стремился бы дальше... Ведь самое
главное - остаться на половине, на половине пути, на полуслове...
И. Зиедонис
Мы рассмотрели важнейшие социально-исторические и психологические за-
кономерности дружбы, стараясь всюду, где только возможно, опираться не
на общие рассуждения, а па строгие факты науки. Объективный научный ана-
лиз позволяет расчленить явление, выделить его составные части, отделить
реальное от воображаемого, идеал - от действительности, сущее - от долж-
ного. Сопоставление данных разных наук проясняет сущность многих старых
споров и антиномий, а некоторые из них вовсе снимает. Так, исторические
данные о жалобах на "оскудение" дружбы в древности заставляют усомниться
не только в обоснованности социологических концепций, связывающих этот
процесс с урбанизацией и научно-технической революцией, но и в самом су-
ществовании такой тенденции. Раздельное изучение ценностно-нормативных
канонов дружбы и психологии реальных дружеских отношений проясняет соот-
ношение ее социальных и психологических детерминант. Относительной, за-
висящей от социально-исторического и личностного контекста оказывается и
противоположность инструментальных и экспрессивных функций общения и со-
отношение дружбы и любви. Вряд ли нужно объяснять, какое важное практи-
ческое значение имеют исследования половозрастных, социальных и индиви-
дуально-личностных особенностей дружбы, закономерностей и механизмов ат-
ракции, взаимопонимания и т. д.
Но хотя эмпирические, опытные, науки неплохо описывают и объясняют
предпосылки, условия, процессы, механизмы и компоненты дружеских чувств
и отношений, интерпретация их жизненного смысла всегда остается пробле-
матичной и многозначной. Рационально объяснить дружбу - значит свести ее
к каким-то утилитарным, нормативным или ситуативным соображениям, под-
вести ее под общее социальное или психологическое правило, закон. Наука
обязана делать это, и ее прогресс здесь неоспорим. Но при этом за скоб-
ками остается как раз та нерассуждающая самоценность, в которой
нравственное сознание усматривает самую сущность дружбы.
Противоречие существует уже па уровне обыденного сознания. С одной
стороны, мы говорим, что необходимо знать своих друзей, не бояться ука-
зывать им на недостатки и т. д.
С другой стороны, моральный кодекс дружбы осуждает взгляд на друга со
стороны, обсуждение его характера, внутреннего мира и своих взаимоотно-
шений с ним с посторонними и тем более манипулирование его личностью.
Отношение к другу как к вещи этика считает безнравственным, приписывая
дружбе абсолютную, самодовлеющую ценность.
Почему? Ведь в реальной действительности цели и средства, на разгра-
ничении которых покоится разделение ценностей на конечные, терминальные,
и служебные, инструментальные, в принципе обратимы и могут меняться мес-
тами. Недаром спор о соотношении экспрессивных и инструментальных цен-
ностей дружбы идет на протяжении всей истории этой категории, а в систе-
ме индивидуальной мотивации эти функции постоянно переплетаются. Однако,
как бы ни определялись конкретные функции дружбы, в чем бы ни усматрива-
лась ее ценность, она неизменно занимает высшие места в иерархии
нравственных ценностей. Нравственное сознание человечества видит в ней
не просто частный случай морального отношения, а живое воплощение
нравственности, ее персонифицированную сущность, нравственность как та-
ковую.
Как сложилось такое представление? Для уяснения этого обратимся к не-
которым общим характеристикам нравственности, перечисленным О. Г. Дроб-
ницким: идеальный характер нравственной санкции и обусловленная этим
"незаинтересованность" морального мотива (отсутствие расчета на компен-
сацию); единство действенно-регулятивной и мировоззренческой, идеалопо-
лагающей функции; ведущая роль сознания вообще и субъективного мотива в
частности; относительная автономия личности от воздействия и психологи-
ческого давления извне; способность личности к самостоятельному осозна-
нию, постановке и решению нравственной задачи; особая форма личной от-
ветственности, то есть способность человека не только поддаваться влия-
нию и санкции, но и отдавать себе отчет в своих действиях .
В дружбе эти свойства выражены особенно наглядно. Как моральное отно-
шение дружба возникает лишь после того, как межличностная связь переста-
ет считаться простым проявлением эмоционального влечения, социальной
обязанностью или результатом рационального расчета. Ни влечение, ни ри-
туал, ни расчет не перестают от этого существовать и не утрачивают свое-
го автономного значения. Однако они подчиняются теперь более высоким
нравственным соображениям, совмещаются с понятиями долга и добродетели.
Отныне "настоящая дружба" становится эталоном, по которому оцениваются
все реальные личные отношения. Как бы ни варьировался этот эталон в раз-
ных обществах и у разных классов, в нем всегда представлены такие лич-
ностные константы, как избирательность, индивидуальность, верность, не-
зависимость от ситуативных соображений. Ведь, по выражению К. Маркса,
"мораль зиждется на автономии человеческого духа..." .
Регулируя поведение людей, всякая мораль постулирует какие-то нормы
взаимозависимости, дисциплины, солидарности. При этом, выступая всеобщим
эталоном человеческих отношений, дружба являет собой воплощение альтру-
изма, сотрудничества, мира. Разумеется, эта всеобщность обманчива. Ан-
тичный человек и подумать не мог о равенстве и дружбе между свободными и
рабами. Какие-то ограничения такого рода присущи любому классово-антаго-
нистическому обществу. Кроме того, реальные межличностные отношения
всегда предполагают сложную совокупность мотивов. Социально-психологи-
ческие теории, описывающие дружбу как обмен, взаимное подкрепление или
ролевое взаимодействие, отражают реальные поведенческие, эмоциональные и
познавательные процессы. Этическая аксиология (учение о нравственных
ценностях) говорит о том, что должно быть. А моральный кодекс дружбы не
что иное, как изображение идеальных человеческих отношений вообще. Неда-
ром слово "дружба" применяется не только к межличностным контактам, но и
к отношениям между народами, государствами и т. д., причем, по данным
филологии, такое словоупотребление не является позднейшим, условным нап-
ластованием.
При всей интимности дружеских отношений масштаб дружбы определяется
прежде всего социально-нравственной ценностью деятельности, которой пос-
вятили себя друзья, тех идей и интересов, на которых зиждется их союз.
Примеры античной дружбы неизменно связаны с героическими деяниями, во-
инскими подвигами или борьбой за свободу. Романтическая дружба опос-
редствуется совместными духовными исканиями, протестом против холодного
"вещного" мира, художественным творче ством и т. п. Много ярких примеров
дружбы дает история революционного движения.
Дружба А. И. Герцена и Н. П. Огарева зародилась как безотчетная эмо-
циональная привязанность двух одиноких мальчиков-подростков, но судьбой
их она сделалась благодаря тому, что верность дружбе стала для них вер-
ностью не только друг другу, но и той благородной идее, которой они пос-
вятили свою жизнь. То же самое можно сказать и о дружбе К. Маркса и Ф.
Энгельса, отношения которых, по словам В. И. Ленина, превосходили "все
самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе" .
Но если кодекс дружбы - воплощение моральных норм идеального челове-
ческого общежития вообще, то и личные качества друзей не могут быть эти-
чески нейтральными. Многие личностные свойства, от которых зависит обще-
ние индивида, формируются независимо от его воли и желаний и не могут
быть поставлены ему лично ни в вину, ни в заслугу. Это особенно касается
таких коммуникативных качеств, как общительность или замкнутость. Однако
моральный кодекс дружбы несовместим с эгоизмом, предательством, нестой-
костью убеждений. В самом деле. Если дружба предполагает честь и чест-
ность, можно ли не согласиться с Цицероном, что "дружба возможна только
между честными людьми..."?
Сама потребность в дружбе - нравственная потребность, которая возвы-
шает личность, делает ее добрее, гуманнее, щедрее к людям. Как писал В.
А. Сухомлинский, "именно дружба является одной из сфер воспитания любви
к человеку, взаимного уважения, ощущения тончайших душевных движений в
другом человеке" .
Образ дружбы, существующий в этике, идеален и потому неизбежно отли-
чается от реальных дружеских отношений, какие мы видим в жизни или в
зеркале социологии, психологии и других наук. Однако он не просто плод
воображения. Нравственный кодекс дружбы воплощает выработанные культурой
представления о том, какими должны быть человеческие взаимоотношения. И
степень реализации этого идеала во многом зависит от наших собственных
усилий.
1 Экстраверсия и интроверсия - понятия, характеризующие индивиду-
ально-психологические особенности личности - ее преимущественную направ-
ленность либо на мир внешних объектов, либо на собственный субъективный
мир.
2 В русском переводе И. Анненского: "Он был мой враг, но умирает бра-
том..." - этот важный оттенок смысла пропадает.
3 Транзитивность - перенос чувства или отношения на какой-то другой
объект или ситуацию. Это свойство хорошо выражено в пословицах: "Любишь
друга - люби и его собаку", "Друг моего друга - мой друг" и т. д.
4 Тао Цянь - китайский поэт (365-427 гг.).
|
|