Ясен АнтовНеудобная поза, в которой я сидел, со стороны, по-видимому, казалась смешной. Халат моего научного руководителя оказался мне коротким, и белые ноги, выделяясь на пурпурном фоне канапе, являли собой картину, далекую от эстетичности. Я всегда поражался тому, как отдельные граждане живут в обстановке кричащих цветов и как им хватает нервов находиться в окружении огненно-красных, оранжевых или ярко-зеленых красок. Впрочем, это отдельный вопрос. Итак, я, весь сжавшись, сидел на канапе и нервно шевелил пальцами ног. На ногах у меня были вельветовые тапочки, которые также принадлежали моему научному руководителю. – Диана, – сказал я ей однажды. Диана – жена моего научного руководителя. В тот момент она как раз критически осматривала штанины моих брюк. – Диана, – сказал я ей однажды, впрочем, это было вчера. – Возьму-ка я куплю себе швейную машинку, ты знаешь, я обошел всех портных в городе, но все хотят только шить, и никто не берется обузить. А я похудел, смотри – брюки болтаются, это как-то не вяжется с представлением о будущем научном работнике. – Все это глупости, – сказал ее супруг, присутствовавший при разговоре. – По этой логике тебе придется потом купить и машину для ремонта подметок, туфли у тебя, как я погляжу, давно просятся в починку. А потом и паровую установку для восстановления формы шляп, судя по тому, что ты носишь на голове. Он не уточнил, на что похожа моя шляпа, не стал унижать. Выглядела она действительно не очень – я просидел на ней в поезде всю дорогу от Бургаса до Софии. – Завтра зайдешь со своими брюками к нам, и Диана их сузит. И кончай с этими глупостями – машинку он собрался покупать! – сказал раздраженным тоном мой научный руководитель, из чего любому станет ясно, что отношения у нас с ним самые дружеские. Как я не раз убеждался, дружеские отношения с руководителем всегда чреваты осложнениями. – И обужу, запросто, – ответила Диана, поворачиваясь так, чтобы через плечо увидеть в стеклянной двери свою талию, и помахала нам рукой. -Ну, я пошла, ребята! Красивая жена у моего научного руководителя. – Брюки твои, – заметила Диана после критичного осмотра, – весьма интересны с точки зрения науки. (По профессии Диана была искусствоведом), – Человек, скроивший их, руководствовался принципом Кубертена – важно участие. Поэтому он создал предмет одежды, в котором заметен энтузиазм и искренняя радость любителя. Она читала много, даже слишком много. – Диана, – сказал я. В это время кто-то позвонил в дверь. – О! – с фальшивым восторгом воскликнула Диана, открыв дверь. – Какой сюрприз! Сюрприз бодро проследовал в гостиную, а я попытался убедить себя, что моих русо-косматых ног не существует. Пришелицей была Тенева – музыкальный критик, энергичная личность. – Господи! – с неподдельной искренностью вскричала она, заметив меня на канапе. – Это вы! Опровергнуть ее у меня не было никакой возможности, поэтому я ответил: – Да, это я, с головы до ног я! Критикесса посмотрела на мои ноги. Изящные ноги в вельветовых тапочках. – А вам не холодно? – спросила она заботливым тоном. – Сегодня паровое отопление работает неважно. Диана предложила гостье кофе. А я стал разглядывать потолок. На нем было серое пятно – соседи сверху, видимо, забыли закрыть кран. – Вы, наверное, не только пишете о музыке, -полюбопытствовала Тенева, – но и играете на пианино? Я обратила внимание, как легко и ритмично вы постукиваете пальцами по подлокотнику. – Нет, – сухо ответил я, переставая барабанить. – Когда-то играл на трубе, но теперь бросил. Разговор не клеился. Присутствие энергичных людей всегда несколько стесняло меня. Тем более, когда у меня голые ноги. – Я понимаю, – предприняла изящную попытку сгладить неловкое положение Тенева, – что, случайно оказавшись в доме, где уже есть гость… – Простите, – перебил я ее, – но в данном случае… – Разумеется, – мягко продолжила критикесса, -молодой музыковед всегда найдет общую тему… – Мои брюки… – попытался вставить я. – О! – изящно развела руками Тенева и заговорила еще более доверительным тоном. -Времена давно изменились, молодой человек. А вместе с ними и нравы. Так что уже никто не смущается… – Никто уже не смущается, – сказал я, – но Диана может… – Ах, вы! – кокетливо засмеялась Тенева и погрозила мне пальцем. – Давайте-ка сменим тему! Вошла Диана. Домашний халат она сменила на брюки и свитер. – О! – воскликнула критикесса. – Не стоило! Не стоило из-за меня переодеваться, дорогая. Ты так хорошо смотрелась в халате… – Все же перед посторонними… Тенева всплеснула руками. – Да кто ж здесь посторонний! Может – я? Или молодой человек, который… – Брюки у него… – попыталась объяснить Диана. Тенева мило склонила головку. – А у него скоро защита и как-то неудобно… – Дорогая, – сказала Тенева. – Ну как же здесь не похудеть. Да и что в этом плохого. Ха-ха-ха… Я, конечно, заглянула немножко не вовремя… Не будь я в халате, я бы не усидел на месте. Отвратительная история! Гадкая! Гнусная! Хотелось вскочить, влепить ей пару пощечин, чтобы эта улыбочка исчезла с ее лица. Заломить ей руки; Вытолкать за дверь! Человек не может позволить себе сузить брюки у жены своего научного руководителя! Не может никого попросить ни о какой услуге! Впрочем, я и не просил ни о какой услуге, се муж сам заставил меня явиться сюда… Ах, если б я не был в халате! – Что в этом плохого… ха-ха-ха! Я вдруг вспомнил, как в школьные годы, с приближением контрольной по математике, мне по ночам снились кошмары. Крутая, в зеленых лужах улица, по которой я шел в не по размеру больших, стоптанных башмаках, поминутно поскальзываясь и с трудом удерживаясь на ногах, хватаясь за сломанный забор, покрытый осклизлым лишайником. А надо мной – кривой фонарь, рассыпающий серо-лиловые лучи, и смеющийся оскал уродливого женского лица. Ха– ха-ха… Ха– ха… Ха… Кошмар кончается. Тенева ушла. Все остальное по-старому. На ногах у меня тапочки шефа. Его жена терпеливо работает иглой над моими брюками. На потолке серое пятно. Кофейные чашки покрыты таинственными рисунками. В шесть часов. Шагая по улице, я чувствую, как брюки плотно обтягивают бедра. Умелая жена у моего научного руководителя. Она и искусствовед хороший. А как люди они с мужем просто прекрасны. Мы дружим много лет – я даже жил у них несколько месяцев. Тогда я был на распутье, бросил учебу, расстался с любимой девушкой, чуть не уехал в Родопы добывать руду, белый свет мне был не мил, горизонт был затянут облаками, жизнь казалась беспросветной. Они приютили меня, я полюбил их, а потом поклялся, что не поеду добывать руду, а снова возьмусь за музыку. Явился на экзамены, победил на одном конкурсе, теперь вот скоро у меня защита. – Молодец! – похвалил меня на другой день доцент Бонев. – Я был в восторге, когда узнал! И, улыбаясь, прошел мимо. С такой же улыбкой прошел мимо меня один тип с соседней кафедры -он подмигнул мне и поднял вверх большой палец, мол, ну ты даешь! Две очкастые ассистентки вдруг стали очень милы со мной. Одна пригласила меня на концерт для флейты и фортепиано. Другая одарила долгим взглядом, потом вздохнула и помахала мне рукой. При следующей нашей встрече в коридоре она тоже подмигнула мне и засмеялась. Рассмеялся и преподаватель немецкого. Расплылся в улыбке настройщик роялей. Подхватив меня под руку, внештатный доцент по скрипке затащил меня в кафе. Там меня встретили возгласами: «Эй, где ты пропадаешь?» Все смеялись, глядя на меня чуть ли не любовно. – Молодец! – сказал мне на другой день ассистент Генов. – Я был в восторге, когда мне рассказали! И с улыбкой прошел мимо. С улыбкой прошел мимо и тот тип с верхнего этажа, имени которого я никогда не знал, при этом он подмигнул мне и поднял вверх большой палец, мол, ну ты даешь! Двое усатых ассистентов – и те стали держаться со мной, словно были мне лучшими друзьями. Один из них пригласил меня в воскресенье кататься на лыжах. – Что случилось? – спросил меня через несколько дней мой друг и научный руководитель. – Ты чего это повесил нос? Ходишь, как… Кстати, как с твоими историческими брюками? – Никак, – крикнул я. – Никак и все! И больше никаких брюк! И вообще ничего! Мой кулак опустился на его письменный стол. Он посмотрел на меня ошеломленно. Помолчав, тихо проронил: «Ты чокнутый». Хлопнув дверью, я выскочил в коридор. Меня перехватила преподавательница по фамилии Герова. – Значит, это у вас давно, а я и не знала, – беря меня под руку, сказала она. – А говорили, что вы с Андреевым неразлучные друзья. Что ты у них жил, что они тебя чуть ли не кормили. А я говорю – кто это сейчас будет кого-то кормить за здорово живешь? Нынче люди расчетливые пошли, никто ничего за так не делает. Только ради дружбы. Глупости все это! К тому же, как выяснилось, что и дружбы-то никакой нет… – Извините, -холодно сказал я, – но мне некогда. Спешу на встречу. – И я спешу на встречу! – воскликнула Герова. – Еду к Теневой. Хочу разузнать об этих Андреевых, как говорится, информация из первых рук прямо у нее… – Всего доброго! – вежливо простился я. Два этажа я пролетел, словно вихрь. В канцелярии, куда я ворвался, чуть было не сбив с ног секретаршу, я схватил телефонный указатель. Тенева… Тенева… так, улица… третий этаж… На такси я добрался туда за несколько минут. Бегом взлетел на третий этаж, позвонил. «Ах, это вы», – пробормотала Тенева. Я вошел, невнятно объясняя свой визит, но Тенева, бросив: «О, молодой человек, нравы изменились…» – отправилась ставить кофе. Квартира была обставлена со вкусом. Приглушенный свет, пастельные тона. На стене картина Сироты Скитальца. Книг немного. Пианино «Зайлер» с канделябрами. На канапе клетчатое родопское одеяло. – Кофе, – донесся голос Теневой. Раздался звонок. – О! – воскликнула Герова, появившаяся в гостиной через минуту. – О! Больше она не сказала ни слова. Я сидел напротив нее на канапе, небрежно вытянув голые ноги, белизна которых выделялась на фоне квадратного одеяла. Брюки мои валялись на полу. – О! – в последний раз вымолвила Герова, пятясь к двери. – Извините, извините… И выскочила из квартиры. – Вы… вы… – постепенно приходя в себя, забормотала Тенева. – Вы негодяй… – Послушайте, милая, – сказал я, натягивая брюки. – Вы же сами убеждали меня, что нравы изменились. Очень изменились. И, пожалуйста, разлейте, наконец, кофе, потому что он скоро остынет.
|