|
|
Бернард Корнуэлл
Стрелки Шарпа: Ричард Шарп и вторжение французов в Галисию, январь 1809
Кэролайн Райан посвящается
Пролог
Шла отчаянная схватка за сундук.
Загадочный ящик находился под охраной майора испанской армии. На его захват был брошен полковник французской императорской гвардии. Француз получил широкие полномочия: он имел право убить любого, вставшего на его пути.
Сам по себе сундук представлял собой затертый до блеска и почерневший от старости деревянный ящик, перехваченный двумя железными полосами. Тронутое древней ржавчиной железо было еще крепким. Старинный кофр имел два фута в длину, восемнадцать дюймов в ширину и столько же в высоту. Он запирался на два засова с висячими медными замками. Красные печати между горбатой крышкой и корпусом с годами превратились в едва заметные наплывы воска, вкрапленные в старое дерево. Сверху сундук был обшит промасленной тканью, защищавшей его от непогоды. Вернее сказать, ткань защищала от непогоды хранящуюся внутри судьбу Испании.
На второй день 1809 года кавалерийский полковник едва не захватил сундук. Находящийся под его командованием полк французских драгун настиг испанцев близ Леона. Испанцы укрылись в горах, для чего им пришлось бросить коней, ибо ни одно животное не могло удержаться на обледеневших камнях, среди которых скрылся от погони майор Блас Вивар.
Стояла зима, самая ужасная зима Испании, и самое неподходящее время для северных испанских гор, но французы не оставляли майору Вивару выбора. В декабре армия Наполеона взяла Мадрид. Тогда майор успел бежать с сундуком из столицы за час до того, как в нее ворвалась конница неприятеля. С ним было сто десять касадорцев – конных охотников с прямыми палашами и короткоствольными карабинами. Охотники, однако, скоро превратились в преследуемых. Вивар петлял и запутывал следы, стараясь любой ценой оторваться от французов. Он надеялся пробиться на север, к армии генерала Романы, но за два дня до того, как драгуны загнали его в горы, Романа был разбит. Вивар остался один. Из отряда уцелело девяносто человек, остальные погибли.
Погибли за сундук, который оставшиеся в живых тащили по обледенелым горам. Тропы замело снегом. Временами теплело, и тут же начинался дождь, превращавший горные тропы в непроходимое болото. За ночь грязь замерзала. Мороз унес жизнь каждого десятого касадорца. Иногда им удавалось укрыться в пещерах или на заброшенных фермах.
В один из таких дней, когда налетевший с запада буран принес обильный снегопад, отряд забился в овраг у самого гребня горы. Лежа на краю оврага, Блас Вивар осматривал ущелье в подзорную трубу. Он видел врага. Французы преследовали Вивара на всем протяжении его нелегкого пути. Беда в том, что ему приходилось пробиваться через перевалы, а они шли по долине, где были дороги, мосты и жилье. Временами погода позволяла оторваться от преследователей, и Вивар с надеждой думал, что больше не увидит погони. Но спустя несколько часов после очередного снегопада ненавистные силуэты появлялись вновь. Дрожа от пронизывающего ветра, Вивар смотрел, как французы расседлывают коней в крошечной деревушке в устье ущелья. Их ждали тепло и еда, их кони получат ночлег и сено, в то время как его людям предстояло страдать от секущего снега и холода.
– Они? – К Вивару присоединился лейтенант Давила.
– Они.
– Кавалерия?
– Да. – Вивар разглядывал двух всадников на деревенской улице. Первый был полковник императорской легкой кавалерии, в щегольском алом ментике, темно-зеленых лосинах и круглой шапке черного меха. Второй был одет в черную приталенную бурку и белые сапоги. Человека в черной бурке Вивар боялся больше, чем полковника, потому что именно он вел драгун по его следу. Человек в бурке знал, куда пробивается Вивар, он знал, где его можно остановить, и еще он знал, какой силой обладает окованный железом ящик.
Лейтенант Давила присел на корточки рядом с Виваром. Они давно перестали походить на военных. Лица, сапоги и руки были обмотаны тряпками. Но под накидками из мешковины они носили красные мундиры элитной роты касадорцев. Офицеры были закалены и опытны, как все, прошедшие французскую кампанию.
Давила взял у Вивара трубу. Сквозь слепящий косой снег мелькнул алый ментик кавалериста.
– Почему он без шинели? – пробормотал лейтенант.
– Хвастается закалкой, – проворчал Вивар.
Давила опустил трубу ниже и увидел въезжающих в село драгун. Некоторые вели под уздцы хромающих лошадей. Все были вооружены саблями и карабинами.
– А я думал, мы от них оторвались, – невесело произнес он.
– Мы от них оторвемся, когда похороним последнего человека.
Вивар опустился на дно оврага. Закаленное солнцем и ветром суровое лицо майора оживляли искрящиеся юмором и пониманием темные глаза. Он посмотрел на дрожащих в овраге солдат.
– Сколько у нас еды?
– На пару дней хватит.
– Иногда мне кажется, – голос Вивара был едва слышен за воем ветра, – что Бог оставил Испанию.
Лейтенант Давила промолчал. Порыв ветра сорвал снег с края оврага и закружил его сверкающим вихрем. Давила с горечью думал о том, как французы разграбят деревню, присвоят себе дрова, еду, женщин. Разгонят визжащих детей, мужчин подвергнут пыткам, дабы вырвать у них сведения о потрепанном отряде касадорцев с сундуком. Крестьяне будут божиться, что никого не видели, после чего их все равно расстреляют, и на лице человека в черной бурке и белых сапогах не промелькнет ни тени сожаления. Давила закрыл глаза. До этой войны он не знал, что такое ненависть; сейчас он не знал, удастся ли ему когда-нибудь вырвать ее из своего сердца.
– Мы разделимся, – неожиданно сказал Вивар.
– Что? – переспросил задумавшийся о другом Давила.
– Я возьму сундук и восемьдесят человек, – отчетливо произнес Вивар, – ты с остальными останешься здесь. Когда французы уйдут за нами, пойдешь на юг. Но ты должен убедиться, что долина свободна. Наш враг умен, возможно он уже догадался, что я задумал. Так что жди, Диего! Жди, пока не убедишься, что в долине никого нет, а потом еще один день. Ты понял?
– Понял.
Несмотря на усталость и пронизывающий до костей холод, Вивар произнес последние слова с подъемом:
– Иди на Оренсе, Диего. Посмотри, остался ли кто-нибудь из наших. Скажи, что они мне нужны! Скажи, что мне нужны лошади и люди. Веди их в Сантьяго; если меня там не будет, двигайся на восток, пока не встретимся.
Давила кивнул. Вопросов было много, но он не мог заставить себя говорить.
Вивар тем не менее его понял.
– Если французы захватят сундук, – мрачно сказал он, – ты об этом узнаешь. Они раструбят о своем успехе на всю Испанию. И война будет проиграна.
Давила дрожал под рваной одеждой.
– Если вы пойдете на запад, дон Блас, вы встретите англичан.
Вивар сплюнул, демонстрируя свое отношение к английской армии.
– Разве они не помогут? – настаивал Давила.
– Доверился бы ты британцам с этим сундуком?
Подумав, Давила ответил:
– Нет.
Вивар еще раз поднялся на край оврага и осмотрел деревню.
– Может, хоть эти дьяволы нарвутся на англичан. Тогда одна свора варваров перебьет другую. – Его передернуло от холода. – Если бы у меня было достаточно людей, Диего, я бы забил ад душами французов. Но у меня нет людей. Поэтому я и прошу тебя привести их мне!
– Я постараюсь, дон Блас. – Большего Давила обещать не мог, ибо никто из испанцев не смел надеяться на удачу в начале 1809 года. Король Испании находился во французском плену, в Мадриде на трон взошел брат французского императора. Наполеон разбил испанскую армию, столь успешно противостоявшую ему в прошлом году, а выступивших на помощь англичан загнал на побережье. Испании оставалось надеяться лишь на разрозненные отряды разбитой армии, гордость непокоренного народа и на сундук.
Утром следующего дня Вивар ушел на запад. Лейтенант Давила наблюдал, как французские драгуны седлали коней и покидали разоренную деревню. В холодное небо поднимались клубы дыма. Человек в черной бурке и белых сапогах точно знал, куда пойдет майор Блас Вивар, и французы повернули коней на запад. Давила прождал целый день, потом, когда снег перешел в дождь и тропы потонули в густой грязи, двинулся к югу.
Опять началась изнурительная гонка по запутанным горным тропам. Лишь чудо могло спасти Испанию и превратить позорное поражение в победу.
Глава 1
В деревне пришлось оставить более ста упившихся до потери сознания солдат и несколько женщин.
Солдаты были совершенно невменяемы. В подвале таверны они обнаружили огромные бочки с прошлогодним вином. Когда наступил бледный рассвет, по всей деревне валялись бездыханные тела.
Пьяные были англичанами. Они бежали в армию от беспросветной нужды и преступлений, и еще потому, что там давали треть пинты рома в день. Накануне вечером они нашли свой рай в ничтожной таверне в ничтожном испанском городишке, лежащем на ничтожной каменистой дороге к морю. Теперь судьба пьяниц зависела от милости французов.
Высокий лейтенант в зеленом мундире 95-го стрелкового полка бродил среди разбросанных во дворе таверны тел. Уснувшие пьянчуги его не интересовали. Он искал деревянные ящики с порохом, сброшенные с фургонов, чтобы освободить место для раненых и обмороженных. Ослабевшая армия была не в силах тащить за собой боеприпасы, как, впрочем, и многое другое. Все оставалось французам. Лейтенант приказал стрелкам набить патронами ранцы и карманы. Теперь он и его подчиненный загружали корзины последнего батальонного мула.
Стрелок Купер посмотрел на оставшиеся ящики:
– А что делать с этими, сэр?
– Сжечь.
– Силы ада! – Купер расхохотался и показал на валяющихся по всему двору пьяниц: – Вы же их поджарите!
– Это все равно сделают французы. – Глубокий шрам на левой щеке лейтенанта придавал ему свирепый вид. – Ты что, хочешь, чтобы французы перебили нас нашим же порохом?
Куперу было все равно, что сделают французы. Сейчас его больше волновала уснувшая в углу двора пьяная девчонка.
– Жаль ее убивать, сэр. Посмотрите, какая лапочка.
– Оставь ее французам.
Купер наклонился и расстегнул платье, чтобы увидеть груди. Девушка поежилась от холодного воздуха, но не проснулась. В залитом вином платье и с перепачканными блевотой волосами она все равно была хороша. В пятнадцать или шестнадцать лет она вышла замуж за солдата и поехала за ним на войну. Теперь ее оставляли французам.
– Просыпайся! – крикнул Купер.
– Брось ее, – проворчал лейтенант, но не удержался и подошел поближе. – Сука бестолковая, – проворчал он мрачно.
Во дворе показался майор.
– Интендант!
– Слушаю, сэр! – резко обернулся лейтенант.
У майора было злое лицо с маленькими жесткими усиками.
– Когда закончите раздевать женщин, окажите любезность, присоединитесь к нам.
– Я бы хотел вначале сжечь эти ящики, сэр.
– Пропади они пропадом, ваши ящики! Поторапливайтесь!
– Слушаюсь, сэр!
– Если, конечно, не собираетесь остаться. Не думаю, что армия много без вас потеряет.
Лейтенант не ответил. Шесть месяцев назад, когда его перевели служить в батальон, ни один офицер не позволил бы себе говорить в таком тоне в присутствии солдат. Поражение испортило характеры и обострило скрытые противоречия. Люди, которые в нормальной обстановке обращались друг с другом с показным уважением, а иногда и с натянутой сердечностью, теперь грызлись как бешеные псы.
Майор Уоррен Даннет ненавидел своего интенданта слепой, всепоглощающей ненавистью, и самым оскорбительным для майора было то, что лейтенант на нее не реагировал. Вызывающий и независимый вид новоиспеченного офицера окончательно добивал Даннета.
– За кого, интересно, он себя принимает? – накинулся майор на капитана Мюррея. – С чего он взял, что его будет ждать вся армия, будь она проклята?
– Он выполняет свои обязанности, не так ли? – Джон Мюррей был мягким и справедливым человеком.
– Ни черта он не выполняет. Разглядывает сиськи какой-то шлюхи, – сплюнул Даннет. – Я всегда был против присутствия этого идиота в батальоне! Полковник принял его на службу из уважения к Вилли Лоуфорду. До чего, будь оно все проклято, докатилась армия? Ну какой офицер может получиться из сержанта? И еще смел податься в стрелки!..
Мюррей подозревал, что Даннет просто завидует новому лейтенанту. В британской армии мало кому удавалось дослужиться от рядового до офицера. Интенданту это удалось. Он побегал с ружьем в красном солдатском мундире, потом стал сержантом, после чего, в награду за проявленную на поле боя самоубийственную храбрость, его произвели в офицеры. Прочие офицеры знали о прошлом лейтенанта и боялись, что его боевой опыт лишний раз подчеркнет их собственную некомпетентность. Тревожились они напрасно, ибо полковник с первого дня назначил лейтенанта на интендантскую должность, понимая, что человек, послуживший и солдатом и сержантом, до тонкости разбирается в махинациях вещевой службы.
Оставив французам и пьяных, и патроны, интендант вышел со двора таверны. На улице под холодным дождем ожидали триста стрелков. Замотанные в раздобытое на марше тряпье солдаты и офицеры походили на чудовищную армию нищих. У многих подошвы сапог держались на веревках. Грязные шарфы укрывали небритые лица. Красные опустошенные глаза, впалые щеки, побелевшие от мороза брови... Бедняги, потерявшие кивера, нахлобучили на головы обвисшие крестьянские шляпы. Между тем потрепанное подразделение оставалось элитой армии, это были королевские стрелки. На каждом штуцере стоял промасленный замок с острым кремнем.
Командир полубатальона майор Даннет вел своих людей на запад. Шла первая неделя января. Начиная с Рождества англичане откатывались на запад, подальше от размолотивших испанскую армию французов. Каждый день марша был настоящей пыткой холодом, голодом и болью. В некоторых батальонах дисциплина упала полностью. Их путь был отмечен валяющимися на обочине трупами. Среди погибших были и женщины, последовавшие в Испанию за своими мужьями. Попадались и дети. Выжившие настолько свыклись с кошмарами войны, что могли спокойно наступить на обледенелый труп ребенка.
И тем не менее среди сломленной ледяными ветрами армии оставались подразделения, готовые развернуться и дать бой французам – гвардейцы и легкие пехотинцы, элита армии сэра Джона Мура, дошедшие до середины Испании, чтобы перерезать коммуникации Наполеона. Они пришли уверенные в победе, но император обрушил на них удар сокрушающей мощи. Немногочисленная британская армия обратилась в бегство к спасительным кораблям.
Триста стрелков Даннета чувствовали себя потерянными среди ледяной пустыни. Где-то впереди находилась основная часть отступающей армии, сзади нагоняли французы. Мир пехотинца состоял из ранца бредущего впереди бедолаги, слякоти, усталости и боли в скрученном голодом животе.
Выйдя из деревни, солдаты через час подошли к каменному мосту через ручей. Там их ожидали британские кавалеристы с сообщением, что артиллерия увязла на склоне в двух милях впереди. Офицеры просили батальон Даннета подождать у моста, пока артиллеристы не втащат орудия на перевал. Потом они обещали спуститься за ними.
– Сколько это займет времени? – подозрительно спросил Даннет.
– Час. Не больше.
Стрелки остановились. За последние две недели они прикрывали отход более десяти раз – жало в хвосте армии. Если повезет, сегодня французы их не потревожат. А если не повезет, через час появится вражеский авангард – кавалерия на выбившихся из сил конях. Французы предпримут пробную атаку, стрелки дадут пару залпов, после чего все успокоится, поскольку ни у кого не будет явного преимущества. Французы позволят зеленым курткам тащиться дальше. Обычная на войне ситуация: скука, холод, отчаяние.
Стрелки заблокировали дорогу к западу от моста, лицом к востоку. Сержанты прохаживались за строем. Офицеры стояли перед ротами. Лошади их давно погибли от холода. Все молчали.
Назначенный на должность интенданта батальона лейтенант бесцельно прогуливался по каменному мосту, вглядываясь в промозглую пелену. Майор Уоррен Даннет усмотрел в этом очередной вызов.
– Только полюбуйся, где занял позицию чертов выскочка, – проворчал он, подойдя к капитану Мюррею.
– Не вижу в этом никакого вреда, – ответил с обычной мягкостью капитан.
– Он просто поднявшееся из грязи ничтожество!
Мюррей улыбнулся:
– Он отличный интендант, Уоррен. Вспомните, когда у ваших солдат было столько патронов?
– Он обязан обеспечить мне нормальный ночлег, а не шастать черт знает где в надежде доказать, что умеет драться. Ты только посмотри на него!
Даннет злобно уставился на молодого офицера. Майор сейчас походил на человека, которому никак не удавалось почесать зудящее место.
– До сих пор ведет себя как солдат. Как был крестьянином, так и остался. Ну зачем ему ружье?
– Вот уж не знаю.
Ружье было неуместной причудой. Считалось, что интенданту оружие вообще не нужно. Он должен иметь бумагу, чернила, перья и счетные палочки. Он должен уметь раздобыть еду и выбить ночлег в переполненном солдатами городишке. Ему нужен нос, чтобы вынюхивать прогнившее мясо, нужны весы, чтобы взвешивать порции, нужно упорство, чтобы противостоять наглости других интендантов. Оружие ему ни к чему. Тем не менее, новоиспеченный лейтенант постоянно таскал с собой ружье и еще саблю. Таким образом он недвусмысленно заявлял о своем намерении сражаться, а не заниматься интендантскими обязанностями. Зеленые куртки относились к оружию интенданта с насмешкой. Несмотря на прошлые подвиги, сейчас он воспринимался как стареющий лейтенант-неудачник.
Даннет притопывал замерзшими ногами.
– Первыми пойдут фланговые роты, Джонни. Ты прикроешь.
– Слушаюсь, сэр. Будем ждать конницу?
– Пропади она пропадом! – Даннет ненавидел кавалерию врожденной ненавистью пехотинца. – Ждем еще пять минут. Хватит, чтобы убрать с дороги проклятые пушки... Что-нибудь видите, интендант? – язвительно поинтересовался майор.
– Нет, сэр.
Лейтенант снял кивер и провел рукой по длинным, темным и грязным после похода волосам. Шинель его была расстегнута, ни шарфа, ни перчаток он не носил: либо не мог себе позволить, либо хвастался закалкой. Даннет изо всех сил желал, чтобы рвущегося в битву выскочку лейтенанта зарубили в первой же стычке.
Правда, рубить было некому. Скорее всего дождь, ветер и проклятый холод заставили французов остановиться в последней деревушке. А может, они соблазнились пьяными женщинами. Как бы то ни было, враг не показывался, лишь крепчающий ветер гнал по темному небу низкие тучи.
Майор Даннет нервно выругался. Четыре роты брошены среди бездорожья и холода! Четыре забытые роты на проигранной войне. Ждать дальше нет смысла.
– Снимаемся, – скомандовал Даннет.
Послышались свистки. Две фланговые роты развернулись и, как ожившие мертвецы, побрели по разбитой дороге. Две стоящие по центру роты под командованием капитана Мюррея остались на мосту.
Стрелки любили капитана Джона Мюррея. Он был настоящим джентльменом, обмануть его было трудно, зато на откровенность капитан отвечал откровенностью и относился к людям справедливо. У него были тонкие черты лица и живая улыбка. Капитан любил пошутить. Благодаря таким офицерам, как Мюррей, стрелки еще сохраняли дисциплину и подобие строевой выучки, обретенной на плацу Шорнклифа.
– Сэр! – До сих пор не ушедший с моста интендант показал на возникшую из пелены дождя фигуру: – Один из наших.
Едва держащийся на ногах человек действительно оказался английским солдатом. Ни кивера, ни сапог на нем не было. Босые ноги оставляли на каменистой дороге кровавый след.
– Это ему послужит уроком, – сказал капитан Мюррей. – Видите, ребята, к чему приводит пьянство?
Незамысловатая шутка капитана развеселила стрелков. Капитан явно передразнивал священника, который как-то раз читал в батальоне проповедь о греховности спиртного. Обветренные, потрескавшиеся губы солдат с трудом складывались в улыбку, но это было лучше, чем мрачное отчаяние.
Очевидно, инстинкт самосохранения вывел этого солдата, одного из оставленных в деревушке пьяниц, на дорогу и погнал на запад. Он споткнулся о замерзший труп лошади и попытался бежать.
– Кавалерия! – крикнул вдруг лейтенант.
– Стрелки! – заорал капитан Мюррей. – К бою!
Онемевшими от холода руками солдаты выдергивали тряпки из ружейных замков. Замерзшие пальцы двигались быстро, ибо на дороге действительно показались зловещие очертания всадников. На фоне серого неба чернели ножны, плащи и карабины в седельных кобурах. Французские драгуны.
– Спокойно, ребята, спокойно, – уверенным голосом произнес капитан Мюррей. Новый лейтенант отбежал к левому флангу, где находился его мул.
Отставший солдат соскочил с дороги, перепрыгнул через канаву и завизжал, как свинья на бойне. Один из драгун настиг его и рассек лицо мечом от бровей до подбородка. Кровь хлынула на замерзшую землю. Второй драгун рубанул несчастного по голове. Солдат упал на колени и заплакал. Спустя мгновение его затоптали копытами.
Французский эскадрон скакал на перекрывшие дорогу роты. Доносились крики: «Serrez! Serrez!», что по-французски означало «стягиваться». Кавалеристы сбивались в плотный строй, прижимаясь друг к другу сапогами. Прежде чем капитан Мюррей скомандовал «огонь», лейтенант успел разглядеть обрамлявшие лица драгун косицы.
Грянуло около восьмидесяти ружей. У остальных отсырел порох, но восемьдесят пуль с расстояния менее сотни ярдов смешали вражеский эскадрон. Кони заметались, всадники полетели на землю, началась паника. Замерзающий день пронзило ржание смертельно раненной лошади.
– Заряжай!
Сержант Уильямс находился на правом фланге роты Мюррея. Он выхватил у солдата давшее осечку ружье, выскреб из замка сырую кашицу и засыпал сухого пороха из своего рожка.
– Прицельный огонь! Стрелять без команды!
Новый лейтенант вглядывался в черно-серый дым, стараясь разглядеть офицера, и увидел кричащего на других всадника. Он прицелился, от сильной отдачи занемело плечо. Ему показалось, что француз упал, но сказать наверняка было трудно. На дорогу вылетела лошадь без всадника. С седла капала кровь.
Прогремело еще несколько выстрелов. Стволы выплевывали пламя на два фута. Конница рассеялась. Туман и дождь более не позволяли вести прицельный огонь. Французы так и не выяснили, какие силы им противостоят.
Роты Даннета перестроились для прикрытия. Раздался свисток, означающий, что Мюррей может отвести своих людей. Драгуны открыли беспорядочный огонь из карабинов. Стреляли с седел, что делало попадание почти невозможным.
– Отходим! – скомандовал Мюррей.
Последние штуцера плюнули огнем в сторону противника, и солдаты отступили. Подгоняемые страхом люди забыли о холоде и голоде и побежали к перестроившимся ротам Даннета. Теперь замерзшей пехоте предстояло долго играть в кошки-мышки с усталой кавалерией.
Стрелок Купер тащил по дороге упирающегося мула. Мюррей легонько ткнул мула палашом, и животное подпрыгнуло.
– Почему вы его не отпустите? – крикнул он лейтенанту.
– Потому что он мне еще нужен.
Лейтенант приказал Куперу отвести мула на северный склон, где бы он не мешал ротам Даннета вести огонь по французам. Зеленые куртки были обучены обороняться разбросанной цепью, в которой каждый стрелок ведет прицельный огонь из своего укрытия. Сейчас они отступали плотными рядами и стреляли залпами, как обычные пехотинцы.
– Держать строй! – крикнул сержант Уильямс.
Французский авангард осторожно приближался к мосту: около сотни всадников на измученных лошадях. Применять кавалерию в горах при такой погоде было безумием, но император приказал догнать и уничтожить британскую армию. Это означало, что лошадей будут сечь до смерти. Копыта были замотаны в тряпки, чтобы кони меньше скользили.
– Стрелки! Примкнуть штыки! – скомандовал Даннет.
Солдаты вытащили из ножен длинные штыки и закрепили их на стволах заряженных винтовок. Команда была излишней, так как французы, похоже, не собирались больше атаковать. Тем не менее устав требовал вести бой с кавалерией при примкнутых штыках, и Даннет решил подстраховаться.
Капитан Мюррей вытер влагу с лезвия тяжелого кавалерийского палаша, который, как и ружье лейтенанта, считался причудой. Пехотным офицерам полагалась легкая изогнутая сабля, но Мюррей носил прямой палаш, одним весом способный проломить человеческий череп.
Драгуны спешились и выстроились в ломаную линию, протянувшуюся далеко по обе стороны моста.
– А они не шутят, – пробормотал капитан и нервно оглянулся, в надежде увидеть британскую кавалерию.
– Отступать поротно, – крикнул майор Даннет. – Джонни, отводи своих.
– Пятьдесят шагов, марш!
Две роты капитана Мюррея отошли на пятьдесят шагов и образовали новую линию обороны.
– Первому ряду приготовиться к стрельбе с колена! – приказал Мюррей.
– Все бежим, – проворчал стрелок Харпер. Гигант ирландец славился непокорным характером. У него было широкое, плоское лицо с песочного цвета бровями, сейчас покрытыми белой изморозью. – Нет чтобы передушить этих тварей. Представить только, сколько жратвы у них в ранцах! – Он тоже обернулся на запад. – Где, будь она проклята, наша кавалерия?
– Молчать! Смотреть вперед! – резко скомандовал лейтенант.
Харпер смерил его насмешливым и презрительным взглядом.
Вдали виднелись смутные очертания драгун. Время от времени с их стороны раздавались выстрелы, и ветер поднимал облачка серого дыма. Один из стрелков получил ранение в ногу и отчаянно клял французов.
Новоиспеченный лейтенант прикинул, что до полудня оставалось не более двух часов. Хорошо, если бой завершится к раннему вечеру. Ему еще предстояло найти овчарню или церковь, где стрелки смогли бы укрыться на ночь. Он молил Бога, чтобы подвезли муку. Ее смешивали с водой, поджаривали на огне и ели. Мешка хватало на ужин и на завтрак. Если повезет, будет и мясо убитой лошади. Наутро люди проснутся с судорогами в животе, построятся и побредут на запад, пока не прозвучит очередная команда развернуться и дать бой. Тем же самым драгунам, которые сегодня позволили им отойти.
– Не очень-то они рвутся в атаку, – проворчал лейтенант.
– И правильно, – задумчиво сказал Мюррей. – Их ждет курица с чесноком, хорошее красное вино и ядреная девка в постели. Кому захочется помирать в промозглой дыре, если все это под боком?
– Отступаем колоннами, по полуротам! – приказал Даннет, уверенный, что противник больше не рискнет ввязываться в бой. – Капитан Мюррей, прошу вперед!
Прежде чем Мюррей успел отдать приказ, новоиспеченный лейтенант громко крикнул:
– Кавалерия сзади!
– Это наши, олух! – Даннет не скрывал своего презрения к интенданту.
– О черт! – выругался Мюррей, посмотрев на дорогу. – Задняя шеренга, кругом! Майор Даннет! Это французы!
Один Бог знал, откуда за спиной у стрелков взялись три свежих вражеских эскадрона.
Сквозь распахнутые тужурки французов виднелись зеленые мундиры с розовым шитьем. Всадники уже обнажили палаши. Их вел егерь, что было довольно странно. Офицер был одет в красную накидку, малиновый ментик и черную меховую папаху императорской гвардии. Рядом с ним, на огромном чалом жеребце скакал человек в черной бурке и сверкающих белых сапогах.
Даннет растерянно уставился на неожиданно возникшего противника. Стрелки лихорадочно перезаряжали ружья. Интендант опустился на колено, набросил ремень на локоть и выстрелил в егеря. Пуля пролетела мимо, и стрелок Харпер презрительно хмыкнул.
Из вражеских рядов раздался горн. Его резкий звук предвещал смерть.
Егерь поднял палаш. Человек в бурке вытащил саблю. Всадники перешли на рысь, копыта застучали по замерзшей земле. Драгуны надвигались тремя эскадронами, каждый из которых отличался мастью лошадей. В первом эскадроне лошади были черными, во втором гнедыми, в третьем – светло-гнедыми. Подобное построение было обычным для парада, в бою масти быстро перемешивались за счет запасных лошадей. Трубачи и трое всадников с остроконечными флажками на пиках восседали на серых скакунах. Флажки ярко выделялись на фоне низкого серого неба. Кристаллами белого льда сверкали палаши драгун.
Майор Даннет понял, что стрелкам грозит уничтожение.
– Строиться в каре! В каре! Строиться!
Солдаты поспешно сгрудились в неровный квадрат. Попавшие в первые ряды опускались на колени и упирали приклады в землю, каре ощетинивалось штыками. Задние заряжали ружья, обдирая о штыки застывшие пальцы. Стрелок Купер и его мул оказались в середине каре.
Светло-гнедой эскадрон повытаскивал карабины и спешился. Два других эскадрона надвигались на стрелков. До каре оставалось не менее ста шагов, и драгуны не спешили переводить коней в галоп.
– Огонь! – скомандовал Даннет.
Успевшие перезарядить ружья выстрелили. С десяток лошадей потеряли седоков. Стрелки толкались и перестраивались, стараясь образовать правильный квадрат, из которого мог бы стрелять каждый. Теперь они стояли в три ряда.
– Огонь!
Новый залп принес врагу больший ущерб. Егерь дал команду рассеяться. Всадники разлетелись в стороны, дав возможность спешившимся драгунам открыть стрельбу из карабинов. С восточной стороны появились драгуны, ранее преследовавшие отступавших стрелков.
Каре представляло идеальную мишень для карабинов. Рассыпаться в цепь стрелки не могли, конница мгновенно изрубила бы их в куски. Полковник-егерь оказался смышленым типом, подумал лейтенант. Многим стрелкам придется отдать сегодня свои жизни.
Некоторые уже погибли. Центр каре превратился в кровавую кашу, звучали вопли раненых, проклятия и отчаянные молитвы. Дождь усилился, стрелкам приходилось сыпать на полку все больше пороха, чтобы выпустить в сторону почти невидимого врага очередную пулю.
Эскадроны на конях откатились на запад и перестроились. Теперь они ожидали своего часа по обеим сторонам дороги. Застывшая сталь палашей отливала смертельным блеском. Пока зеленые куртки сохраняли боевой порядок, и каре щетинилось бледными штыками, всадники были не страшны. Но огонь карабинов выкашивал стрелков, и рано или поздно каре должно было дрогнуть, после чего кавалерийская атака разметет его, как кучу сухих листьев.
Даннет это понимал и отчаянно искал спасения. Он увидел его в низком облачке, укутавшем склон в двухстах ярдах к северу. Если солдатам удастся подняться на гору, они спасены. Майор колебался. Пуля ударила сержанту в голову, и тот замертво рухнул на землю. Отчаянно завизжал раненный в живот стрелок. Еще один, с пробитой ступней, давился слезами, но упорно перезаряжал ружье.
Даннет вглядывался в клубящееся на вершине горы облачко и поглаживал мокрые от дождя короткие усы. Наконец он решился:
– Вверх! Марш! Держать ряды!
Каре поползло наверх. Стрелки подбирали кричащих от боли раненых. Пули французов с глухим стуком продолжали попадать в цель.
Ряды англичан расстраивались, то и дело приходилось останавливаться, чтобы поднять раненого или выстрелить в ответ. Каре двигалось убийственно медленно. Растрепанные нервы майора Даннета не выдержали.
– Разойдись! Бегом марш! Бегом марш!
– Нет! – крикнул лейтенант, но на него не обратили внимания. Стрелки обратились в бегство. Чтобы спастись, им надо было успеть взобраться на гору раньше кавалерии. Как оказалось, полковник-егерь безошибочно рассчитал дистанцию.
Солдаты бежали со всех ног, но хриплое их дыхание и топот сапог потонули в грохоте копыт.
Стрелок обернулся и увидел оскаленные зубы лошади. В следующее мгновение он услышал резкий звук горна и свист палаша. Несчастный завизжал.
Началась бойня.
Всадники размели солдат и крутились, выискивая жертвы. Сверкали палаши. Лейтенант увидел, как поднялся в стременах для удара драгун со свисающими из-под шлема косицами. Он метнулся в сторону, и палаш со свистом рассек воздух возле его лица. Перед ним оказался другой всадник, но лейтенант перехватил ружье за ствол и со всех сил треснул лошадь прикладом по морде. Лошадь заржала и поднялась на дыбы. Лейтенант побежал дальше. Он отчаянно кричал, пытаясь собрать уцелевших стрелков, однако обезумевшие от ужаса солдаты уже ничего не воспринимали. Батальонный мул несся на восток, стрелок Купер, до последнего пытавшийся спасти боеприпасы в седельных сумках, погиб от удара палаша.
Майора Даннета втоптали в грязь. Двое драгун кружили вокруг семнадцатилетнего солдата; один рубанул его по глазам, второй проткнул палашом грудь. Одному из стрелков отхватили щеку, и рот его пузырился слюной и кровью. Французы рубили с криком. Это был настоящий праздник кавалерии: рассеянная пехота на твердой почве.
Лейтенант упорно лез вверх, продолжая кричать:
– Стрелки, ко мне! Ко мне! Стрелки, ко мне!
Полковник-егерь услышал команды и развернул в сторону англичанина огромного черного коня.
Лейтенант отбросил в сторону ружье и выхватил саблю.
– А ну давай, ублюдок!
Егерь держал палаш в правой руке. Чтобы удобнее было рубить, он направил коня влево по отношению к стрелку. Лейтенант ждал, пока он приблизится, чтобы всадить саблю в морду лошади. Ему всегда удавался этот прием. Лошадь сбрасывала седока, главное было выбрать правильный момент. Этот человек должен погибнуть.
Егерь легко пришпорил коня, лейтенант взмахнул саблей и понял, что его перехитрили. Конь француза замер, сабля со свистом рассекла воздух, и в следующую секунду всадник оказался с другой от лейтенанта стороны. Подобный маневр свидетельствовал о долгих годах тренировки. Егерь оказался левшой, мгновенно перебросив саблю в другую руку, он обрушил на шею стрелка страшный удар.
Полковник ни секунды не сомневался, что противник будет убит. Он и не помнил, скольких людей он развалил пополам подобным приемом. Теперь к неуклюжим австрийцам, пруссакам, русским и испанцам добавится лейтенант английских стрелков. Однако удар егеря не достиг цели. С невероятной скоростью лейтенант вскинул саблю и прикрыл голову. Лязгнули клинки, оба офицера едва не вывихнули руки. Дешевая сабля лейтенанта переломилась, но удар егеря был отбит. Лошадь француза по инерции пролетела вперед. Изумленный полковник обернулся и увидел, что враг снова бежит вверх. Какое-то мгновение он сомневался, не устремиться ли в погоню, но потом раздумал, соблазненный легкими жертвами у подножия холма.
Отшвырнув поломанную саблю, лейтенант лез по склону, продолжая созывать стрелков. Вокруг него стали собираться люди. Вскоре образовался отряд, достаточно большой, чтобы дать отпор всадникам. Драгуны преследовали одиноких солдат, с наслаждением вымещая на них злобу за сметенных ружейными залпами товарищей, за всех французов, отдавших жизни в этой бесконечной погоне, за все насмешки, которые они выслушали от стрелков за последние горькие недели.
К лейтенанту присоединился капитан Мюррей.
– Перехитрили, сволочи! – тяжело выдохнул он.
Маленький отряд стрелков выбрался на вершину горы. Здесь он был в безопасности. Конница противника не могла достать их среди камней. Мюррей приказал зеленым курткам остановиться и в ужасе смотрел на продолжающееся внизу побоище.
Драгуны разъезжали среди убитых и раненых. Разрубленные лица стрелков являли собой страшное зрелище. Время от времени французы спешивались и перетряхивали карманы и ранцы убитых. Интендант видел, как майора Даннета поставили на ноги, обшарили его карманы. Даннету повезло: он остался жив и попал в плен. Стараясь спастись, один из стрелков кинулся вниз по склону, за ним устремился человек в черной бурке и белых сапогах. Хладнокровно взмахнув саблей, он обрушил на несчастного профессиональный удар.
– Сволочи, – простонал Мюррей и, понимая, что бой окончен, вложил в ножны тяжелый кавалерийский палаш. – Будьте вы прокляты, чертовы лягушатники!
Из четырех рот уцелело пятьдесят человек. В живых остались сержант Уильямс и стрелок Харпер. Многие истекали кровью. Сержант пытался зажать рану на плече. Из офицеров спаслись только Мюррей и лейтенант.
– Будем пробиваться на восток, – спокойно произнес Мюррей. – Может быть, после темноты догоним своих.
Из пелены дождя наконец показалась британская кавалерия, и с губ огромного ирландца сорвалось проклятие. В ту же секунду английских всадников увидел полковник-егерь. Затрубил горн, призывая драгун готовиться к бою. Англичане, не найдя своей пехоты, развернулись. Стрелки презрительно закричали.
– Молчать! – рявкнул Мюррей.
Крики привлекли внимание спешившихся драгун. Французы посчитали, что насмешка относится к ним. Они похватали карабины и ружья и дали по стрелкам нестройный залп. Пули засвистели над головами уцелевших, а одна, отрикошетив от камня, ударила в бок капитана Мюррея. Капитан рухнул на землю. Левой рукой он впился в пожухлую траву, а правой зажал кровоточащую рану на животе.
– Всем вверх! Меня оставить! – Голос капитана был едва слышен.
Стрелок Харпер кинулся вниз и огромными ручищами поднял с земли капитана. Тот громко застонал. Французы полезли вверх, решив захватить оставшихся стрелков в плен.
– За мной! – скомандовал лейтенант и повел стрелков еще выше, к спустившимся на гору облакам.
Французы открыли беспорядочный огонь, но зеленые куртки скрылись в спасительном тумане. На какое-то время они оказались в безопасности.
Лейтенант нашел нишу в камнях, позволявшую кое-как укрыться от пронизывающего ветра. Там разместили раненых, по периметру выставили часовых.
Мюррей был бледен, как патронная бумага.
– Не думал, что так получится. Дик, – простонал капитан.
– Непонятно, откуда они взялись. Они не могли нас обогнать. Не могли!
– Значит, смогли! – Мюррей кивнул Харперу, который с неожиданной в таком гиганте нежностью принялся расстегивать портупею и освобождать от одежды рану капитана. Было видно, что Харпер свое дело знает, и лейтенант отправился вниз, посмотреть, где расположился противник.
Очевидно, драгуны посчитали уцелевший отряд недостойным внимания. Пятьдесят английских солдат стали тенью, щепкой, отколовшейся от тонущего корабля. Если бы французы знали, что командует ими интендант, презрение их стало бы еще большим.
Но интендант впервые вступил в бой с французами пятнадцать лет назад и с тех пор воевал непрерывно. Стрелки называли его «новым лейтенантом», вкладывая в это сочетание презрение бывалых солдат. Они просто не знали своего командира. Они принимали его за выбившегося в офицеры сержанта, и они были не правы. Он был солдат, и звали его Ричард Шарп.
Глава 2
Ночью лейтенант Шарп отправился на разведку. Он хотел выяснить, контролируют ли французы дорогу на перевале. В темноте, среди непроходимых скал, офицер потерял ориентацию и, вконец разозленный, вернулся к пещере, где укрылись стрелки.
К утру туман рассеялся. При первом свете дня показались и французы. Кавалерия уже ускакала на запад, зато по уходящей на юг долине маршировали брошенные вдогонку армии сэра Джона Мура пехотинцы маршала Сульта.
– Нас к чертовой матери отрезали, – проворчал сержант Уильямс.
Лейтенант Шарп промолчал и отошел к раненым. Капитан Мюррей спал, укрытый полудюжиной шинелей. Даже во сне его продолжала бить крупная дрожь. Сержант, получивший рубленую рану плеча и шеи, умер ночью. Шарп прикрыл его лицо кивером.
– Ничтожество, – злобно процедил Уильямс, глядя в спину лейтенанта Шарпа. – Ну какой из него офицер, Харпс? Жалкий выскочка.
Стрелок Харпер точил штык с усердием человека, чья жизнь зависит от состояния его оружия.
– Не офицер и не джентльмен. Вчерашний сержант, черт бы его взял!
– Да, он был сержантом. – Харпер поднял голову и посмотрел в сторону офицера.
– Если он вздумает мне приказывать, я его пошлю. Он такой же, как я, разве не так?
Харпер неопределенно хмыкнул, чем разочаровал сержанта, ожидавшего большей поддержки. Уильямс подождал, не добавит ли Харпер еще чего, но тот лишь прищурился, осмотрел лезвие и аккуратно вложил штык в ножны.
Уильямс сплюнул.
– Получат пояс и палаш – и начинают мнить себя Господом Богом! На самом деле он даже не стрелок. Интендантишка несчастный!
– Да, он интендант, – согласился Харпер.
– Я и говорю, вшивый кладовщик, разве не так?
Шарп резко обернулся, и Уильямсу, хотя это и было невозможно, показалось, что его услышали. Взгляд лейтенанта был тверд как гранит.
– Сержант Уильямс!
– Сэр? – Забыв о своем решении не повиноваться, сержант вскочил.
– Видите укрытие? – Шарп показал на север долины, где из тумана вырисовывались очертания каменной фермы. – Раненых туда.
Уильямс скептически процедил сквозь желтые зубы:
– Не представляю, как их туда доставить, сэр. Капитан...
– Я сказал, раненых – на ферму, сержант. – Шарп собирался уйти, но развернулся и добавил: – И не устраивайте дискуссий по каждому поводу.
На переноску раненых ушло почти все утро. Самым сухим сооружением заброшенной фермы оказался каменный амбар, возведенный на основании скалы, благодаря чему внутрь не могли забраться мелкие грызуны. Крыша его покоилась на крестообразных опорах. Издалека здание смотрелось как примитивная церквушка. В разрушенном доме и коровниках нашлось несколько источенных грибком и изрешеченных пулями досок.
Огонь постепенно согрел раненых. Стрелок Хэгмэн, беззубый тридцатилетний чеширец, отправился за дровами, а лейтенант Шарп выставил часовых на козлиных тропах, идущих с запада на восток.
– Капитан Мюррей плох, сэр, – сержант Уильямс подошел к вернувшемуся в амбар лейтенанту. – Ему нужен хирург.
– Что в наших условиях неосуществимо.
– Да, сэр. Если только... то есть... – Краснолицый сержант не решался договорить до конца.
– Если только мы не сдадимся французам? – насмешливо переспросил Шарп. Глаза лейтенанта стали холодными и неподвижными, как у змеи.
Встретив его взгляд, Уильямс огрызнулся:
– По крайней мере у лягушатников есть хирурги, сэр.
– Через час, – произнес Шарп, словно не слышал ответа сержанта, – я проверю все ружья. Проследите за готовностью.
Уильямс вызывающе посмотрел на офицера, но не решился проявить неповиновение. Коротко кивнув, сержант отправился исполнять приказ.
Капитан Мюррей полулежал на куче мешков в амбаре. Увидев Шарпа, он слабо улыбнулся:
– Что намерены делать?
– Сержант Уильямс полагает, что мне следует показать вас французскому хирургу.
– Я спросил, что вы намерены делать, – поморщился Мюррей.
Шарп присел рядом с капитаном.
– Догонять своих.
Мюррей кивнул. Он сжимал в руках кружку с чаем – драгоценный подарок стрелка, припрятавшего немного заварки на дне ранца.
– Меня оставьте здесь.
– Я не могу...
– Я умираю. – Мюррей резко повел плечами, показывая, что проявления сочувствия излишни. Рана почти не кровоточила, но распухший синий живот свидетельствовал о сильном внутреннем кровоизлиянии. Капитан кивнул в сторону троих тяжело раненных. У всех были рубленые раны лица или груди.
– Этих тоже оставьте. Куда пойдете? На побережье?
Шарп покачал головой:
– Теперь нам своих не догнать.
– Скорее всего. – Мюррей прикрыл глаза.
Шарп ждал. Снова пошел дождь. Сквозь щель в крыше вода упорно заливала огонь. Лейтенант задумался. Естественнее всего было бы постараться догнать армию сэра Джона Мура. Только вот отступала она слишком быстро, да и дорога оказалась под контролем французов. Этот вариант вел к пленению. Идти следовало на юг. Сэр Джон вышел из Лиссабона, оставив для охраны столицы Португалии небольшой гарнизон.
– Как далеко до Лиссабона? – спросил Шарп Мюррея.
Капитан открыл глаза и пожал плечами:
– Бог его знает. Миль четыреста. Может, пятьсот. – Он поморщился от боли. – По этим дорогам все шестьсот. Думаешь, там еще есть наши?
– По крайней мере, в Лиссабоне мы сможем найти корабль.
– Если французы не доберутся туда раньше. А Виго?
– Французы скорее пойдут на Виго, чем на Лиссабон.
– Правильно. Возможно, Лиссабон – самое верное решение. – Мюррей посмотрел на смазывающих ружейные замки солдат. – И не мучай людей.
– Я их не мучаю, – с ноткой вызова ответил лейтенант.
Слабая улыбка оживила лицо Мюррея.
– Тебе приходилось служить под командованием офицера из солдат?
Почувствовав критику, Шарп было ощетинился, но тут же сообразил, что капитан хочет ему помочь.
– Нет, сэр, никогда не приходилось.
– Людям это не нравится. Глупо, конечно. Они думают, что офицерами рождаются. – Мюррей вдохнул и содрогнулся от боли. Увидев, что Шарп предупредительно поднялся, капитан покачал головой. – У меня мало времени. Не хочется его терять. Я не навязываюсь?
– Нет, сэр.
Мюррей отхлебнул из кружки.
– Это хорошие парни.
– Да.
– Но у них своеобразные представления об офицерах. Они считают нас особыми людьми. Высшей кастой. Офицеры выбирают войну сознательно, в то время как солдаты воюют из нищеты. Ты меня понимаешь?
– Да.
– Они считают тебя таким же проклятым, как они сами, в то время как офицер должен быть избранником судьбы. – Мюррей печально покачал головой. – Не очень приятный разговор получился?
– Напротив, – солгал Шарп.
Ветер проникал в амбар через щели в углах и раздувал небольшой костерок. Мюррей невесело улыбнулся:
– Теперь несколько практических советов. Как добраться до Лиссабона. – Капитан нахмурился и некоторое время молчал. Потом посмотрел на Шарпа воспаленными красными глазами: – Привлеки на свою сторону Патрика Харпера.
Шарп непроизвольно обернулся и глянул на сгрудившихся в углу амбара стрелков. Похоже, огромный ирландец почувствовал, что речь идет о нем, и враждебно уставился на Шарпа.
– Он бузотер, но люди к нему прислушиваются. Я как-то раз пытался сделать его выбранным, – вместо нового слова «капрал» Мюррей по привычке употребил старый термин стрелков, – но он не захотел. Из него выйдет отличный сержант. Черт! Из него и офицер бы получился неплохой, если бы он умел читать! Люди его слушают. Сержант Уильямс у него под пятой.
– Я сумею с ним справиться, – с фальшивой убежденностью произнес Шарп. Он и сам успел заметить, что ирландец – прирожденный лидер. Стрелки тянулись к его костру потравить солдатские байки. К любимым офицерам ирландец относился с насмешливым послушанием, остальных презирал. Стрелок внушал опасение не только гигантскими размерами, но и самоуверенностью.
– А Харпер уверен, что справится с тобой. Это твердый орешек. – Мюррей помолчал, улыбнулся и добавил: – При этом он жутко сентиментален.
– Значит, у него тоже есть слабость, – резко сказал Шарп.
– Разве это слабость? – Капитан пожал плечами. – Я не уверен. Ладно, можешь считать меня слабым. Когда я умру, – Мюррей махнул рукой, увидев, что лейтенант собрался его перебить, – когда я умру, – повторил он, – возьмешь мой палаш. Я скажу Уильямсу, что он твой.
Шарп посмотрел на прислоненный к стене огромный кавалерийский палаш в железных ножнах. Оружие выглядело нелепо и несуразно, но Шарп не стал возражать против подарка.
– Спасибо, – неуклюже пробормотал он. Лейтенант не привык к личным знакам внимания и не научился должным образом выражать благодарность.
– Не Бог весть какой палаш, – продолжал Мюррей, – но тебе послужит. И если тебя с ним увидят... – Боль не дала ему закончить предложение.
– Стрелки решат, что я настоящий офицер? – Шарп не смог скрыть раздражения.
– Нет. Они поймут, что я тебя любил. Это тебе поможет.
Мягкий тон умирающего окончательно смутил Шарпа, и он снова забормотал слова благодарности.
– Я наблюдал за тобой во вчерашнем бою. Ты неплохо дерешься, а?
– Для интенданта?
– Много пришлось видеть сражений? – Мюррей проигнорировал вопрос Шарпа.
– Да.
– Это бестактно, – улыбнулся капитан. – Молодым лейтенантам не к лицу быть опытнее своих начальников. – Мюррей поднял голову и посмотрел на сочащуюся крышу. – Довелось же помирать в таком дурацком месте!
– Я сделаю все, чтобы вы выжили.
– Полагаю, вы многое можете сделать, лейтенант Шарп. Только вот чудеса вам не под силу.
Мюррей уснул.
В тот день все стрелки отдыхали. Дождь не переставал; к вечеру он превратился в тяжелый, мокрый снег, и скоро ближайшие холмы оказались укутаны белой пеленой.
Хэгмэн поймал в силки двух зайцев. Скромной добычи хватило, чтобы сдобрить скудную похлебку из фасоли и хлебных крошек, чудом сохранившихся в ранцах стрелков. Готовить было не в чем, солдаты использовали вместо кастрюль оловянные кружки.
С наступлением темноты Шарп вышел из амбара и отправился на разрушенную ферму. От строения остались лишь четыре стены, на которых некогда покоилась крыша из бревен и дерна. Одна дверь выходила на восток, другая – на запад. Через восточную дверь Шарп видел клубящуюся снегом долину. Был момент, когда ему показалось, что в дальнем ее конце курится дымок. Там их мог ожидать теплый ночлег и отдых... Но уже в следующее мгновение все опять потонуло в снежной пелене. Лейтенант задрожал от холода, не верилось, что все происходит в Испании.
Услышав шаги, Шарп обернулся. Стрелок Харпер протиснулся в западную дверь дома и замер, увидев офицера. Затем он показал на покрытые дерном стропила и сказал:
– Дерево, сэр. Для костра.
– Забирай.
Шарп смотрел, как ирландец выдергивает из камней бревна. Похоже, стрелку не нравилось, когда за ним наблюдают, ибо он выпрямился и уставился на офицера.
– Что мы будем делать, сэр?
На мгновение Шарпу показалось, что в грубоватом тоне содержится оскорбление, но потом он сообразил, что стрелок всего-навсего задал волновавший всех вопрос.
– Возвращаемся домой.
– Вы имеете в виду Англию?
– Я имею в виду назад, в армию. Пойдем на юг, к Лиссабону.
– Я и не думал, что вы поведете нас на Донегол.
– Ты оттуда?
– Ага.
Харпер задумчиво смотрел на снегопад в темнеющей долине.
– Донегол похож на это место. Только здесь лучше.
– Лучше?
Шарп удивился. В глубине души ему было приятно, что гигант снизошел до разговора с ним. Он даже начал ему нравиться.
– Ты сказал лучше? – Шарпу пришлось повторить вопрос.
– Конечно, лучше. Здесь же никогда не правили англичане. – Харпер презрительно смотрел на сидящего перед ним Шарпа. – Это чистая страна.
Шарп понял, что его спровоцировали на вопрос, чтобы лишний раз посмеяться.
– Ты, кажется, пришел за дровами?
– Да.
– Тогда бери и иди.
Позже, проверив посты, Шарп вернулся в амбар и уселся у стены, прислушиваясь к негромким голосам стрелков, собравшихся у костра Харпера. Они тихо посмеивались, давая Шарпу понять, что не принимают его в компанию солдат. Даже обреченных. Он остался один.
//-- * * * --//
Ночью Мюррей умер. Капитан скончался тихо, без агонии.
– Ребята решили его похоронить, – сказал Уильямс, словно ожидая от Шарпа возражений.
– Разумеется, – ответил лейтенант, стоя в дверях амбара.
– Он просил передать вам это! – Уильямс протянул палаш.
Наступил щекотливый момент. Принимая несуразное оружие, Шарп чувствовал на себе любопытные взгляды стрелков.
– Спасибо, сержант.
– Капитан всегда говорил, что в бою это лучше сабли, сэр. Вселяет в лягушатников смертный ужас. Настоящее мясницкое лезвие.
– Не сомневаюсь.
Передача палаша придала сержанту уверенности.
– Мы вчера толковали, сэр.
– Мы?
– Ну, я и ребята.
– И? – Шарп спрыгнул с высокого порога амбара в сияющий свежий снег. Вся долина сверкала под лучами бледного солнца, к которому подбирались темные тучи.
– Они не пойдут, сэр. Они не пойдут на юг, – сержант говорил уважительно, но твердо.
Шарп прошелся по свежевыпавшему снегу. Изодранные, как у большинства стрелков, сапоги пропускали влагу. Подошва держалась на веревке. Сапоги Шарпа мало походили на обувь привилегированного офицера, за которым пойдут измученные стрелки.
– И кто же так решил, сержант?
– Мы все, сэр.
– С каких это пор, сержант, армия превратилась в... – Шарп пытался припомнить словечко, услышанное в офицерской столовой, – в демократию?
– Во что, сэр? – опешил Уильямс.
Объяснить Шарп не мог, поэтому начал с другого:
– С каких это пор сержанты стали главнее лейтенантов?
– Дело не в том, сэр.
– В чем же тогда?
Сержант заколебался, но напряженные лица сгрудившихся у дверей амбара стрелков придали ему решимости.
– Дело в безумии вашего плана, сэр. Да. Мы не можем идти на юг по такой погоде. Мы погибнем от голода. К тому же неизвестно, есть ли в Лиссабоне наш гарнизон.
– Да, неизвестно.
– Поэтому мы пойдем на север? – Уильямс говорил доверительно, словно оказывал Шарпу неоценимую услугу. – Там много портов, сэр. Мы сможем найти корабль. Я имею в виду, наш флот курсирует вдоль побережья. Они подберут нас.
– С чего вы решили, что там наш флот?
Уильямс скромно пожал плечами.
– Это не я решил, сэр.
– Харпер? – предположил Шарп.
– Харпс? Господи, нет, конечно. Что может знать этот деревенщина? Нет, стрелок Танг, сэр. Вот умный человек. Читать умеет. Если бы не пил, он бы далеко пошел, сэр. Если бы только не пил. Но он образованный человек, и он объяснил, что флот курсирует у побережья. Если мы пойдем на север, нас подберут. – Вдохновленный молчанием Шарпа, Уильямс махнул рукой в сторону пологих гор на севере. – Не думаю, что это далеко, сэр. Я имею в виду побережье. Три дня, может быть, четыре.
Шарп отошел от амбара еще на несколько шагов. Снег был глубиной дюйма четыре, в провалах и ямах – больше. Вполне нормально для марша. Тучи понемногу затягивали солнце. Шарп посмотрел на Уильямса.
– Вам не приходило в голову, сержант, что французы захватили эту страну с севера и с востока?
– Вот как?
– Если мы двинем на север, то скорее всего попадем в плен. Или вы этого и хотите? Вчера вы, кажется, были готовы сдаться.
– Всегда можно избежать столкновения, сэр.
Уильямс, похоже, представлял себе марш, как детскую игру в прятки.
Шарп повысил голос, чтобы его услышали все:
– Мы идем на юг, сержант. Сегодня дойдем до конца этой долины, переночуем и поворачиваем на юг. Снимаемся через час.
– Сэр...
– Я сказал, через час, сержант! Так что поторопитесь с похоронами капитана Мюррея. Если собираетесь мне перечить, можете выкопать могилу и для себя. Вам ясно?
Уильямс хотел огрызнуться, но съежился под взглядом Шарпа. Наступил напряженный момент. Наконец сержант кивнул:
– Слушаюсь, сэр.
– Тогда приступайте.
Шарп отвернулся. Внутри у него все дрожало. Он отдавал приказы спокойным и властным голосом, хотя не был уверен в том, что его послушают. Эти люди не привыкли подчиняться лейтенанту Шарпу. Они замерзли, они были далеко от дома, их окружали враги, и они были убеждены, что путь на север короче и безопаснее пути на юг. Их армия разбита, французы стремительно завоевывают Испанию. Стрелков охватил страх.
Шарп тоже боялся. Его власть над этими людьми держалась на волоске. Еще хуже, если они посчитают ее угрозой собственной жизни. Тогда более чем на всаженный в спину штык рассчитывать не придется. Его имя пополнит списки офицеров, павших при разгроме армии сэра Джона Мура. Семьи у него нет, и кончины этой никто не заметит. Он даже не знал, остались ли у него друзья.
Шарп понимал, что ему, пожалуй, следует обернуться и лишний раз посмотреть в глаза стрелкам мятежной роты, но его просто колотило от напряжения. Чувствуя, что не довел до конца важное дело, лейтенант вытащил подзорную трубу.
Лейтенант Шарп не был богатым человеком. Его обмундирование мало чем отличалось от одежды тех, кого он вел за собой, разве что на офицерских шароварах красовались серебряные пуговицы. Сапоги его были так же изорваны, рацион так же скуден, а оружие так же изношено, как у любого из стрелков. Но он обладал одной ценной и прекрасной вещью. Это была подзорная труба: великолепный прибор, сработанный мастером Мэтью Бургом из Лондона и подаренный сержанту Ричарду Шарпу генералом сэром Артуром Уэлсли. На медной пластинке имелась гравировка в память о сражении в Индии, в ходе которого Шарп, тогда еще солдат, спас жизнь генералу. За этим поступком последовала полевая комиссия, которую сейчас, глядя в подзорную трубу, лейтенант Шарп проклинал последними словами. Решение комиссии выдернуло его из солдатских рядов, сделав бывших друзей врагами. А ведь было время, когда солдаты собирались у костра Ричарда Шарпа. Теперь это в прошлом.
Шарп разглядывал занесенную снегом долину. Накануне ему показалось, что где-то вдали вьется дымок человеческого жилья. Сейчас сквозь чистые линзы он без труда разглядел каменные домики и высокую арку колокольни. В нескольких часах марша находилась деревушка. Как бы бедно ни жили крестьяне, еда у них всегда припасена. Во дворе закопаны залитые воском горшки с фасолью и пшеницей, в дымоходе припрятано копченое мясо. Мысль о еде неожиданно овладела всем его существом.
Он навел трубу на резкость и принялся изучать сверкающую долину. В объективе мелькнуло дерево с сосульками. Пронеслось что-то черное, Шарп замер... Нет, всего лишь ворон, машущий крыльями на фоне белого склона. За вороном просматривалась бегущая вниз по холму цепочка человеческих следов.
Молодой лейтенант вздрогнул. Следы были свежие. Почему часовые не подняли тревогу? Он перевел трубу на неглубокий овраг, где кончалась козлиная тропа, и увидел, что часовых нет. Он молча выругался. Бунт уже начался. Черт бы их побрал. Лейтенант захлопнул трубу, поднялся и обернулся.
В западных дверях развалившейся фермы стоял стрелок Харпер. Должно быть, подкрался, как кот, ведь Шарп ничего не услышал.
– Мы не идем на юг, – грубо заявил Харпер. Похоже, он растерялся оттого, что Шарп повернулся так резко.
– Мне наплевать на то, что вы решили. Немедленно собираться. Всем быть готовым к маршу.
– Нет.
Шарп положил трубу на подоконник рядом с ранцем, новым палашом и видавшим виды ружьем. Теперь у лейтенанта был выбор. Он мог взывать к разуму, убеждать, уговаривать и просить, а мог употребить данную ему власть. Он слишком замерз и проголодался, чтобы действовать через убеждение. Поэтому он просто произнес:
– Стрелок, вы арестованы.
Харпер не обратил внимания на его слова.
– Мы не идем, сэр, и это окончательно.
– Сержант Уильямс! – крикнул Шарп в дверь.
Стрелки стояли полукругом у выкопанной в снегу неглубокой могилы. По их поведению было видно, что они поручили Харперу представлять свои интересы. Уильямс не пошевелился.
– Сержант Уильямс!
– Он никуда не пойдет, сэр, – сказал Харпер. – Все предельно просто. Мы не идем на юг. Будем пробиваться на север, к побережью. Мы уже обсудили эту проблему и приняли решение. Вы можете идти с нами, а можете оставаться здесь. Нам все равно.
Шарп всеми силами старался скрыть страх, от которого кололо кожу и крутило пустой желудок. Согласие идти на север означало бы примирение с бунтовщиками и окончательную потерю авторитета. Между тем, настаивая на юге, он призывал собственную гибель.
– Мы идем на юг.
– Вы меня не поняли, сэр.
– Напротив. Я все прекрасно понял. Вы решили идти на север, но боитесь, что я пойду на юг и доберусь до гарнизона в Лиссабоне. Там я доложу о вашем бунте и неповиновении. После чего я расстреляю вас на краю вашей могилы, Харпер.
– Вы не доберетесь до Лиссабона, сэр.
– Хочешь сказать, что тебя послали меня прикончить, так? Мертвый офицер не сообщит о бунте, правильно?
По выражению лица ирландца Шарп понял, что попал в точку. Харпер нервно переминался с ноги на ногу. Это был настоящий гигант, ростом шесть футов и четыре дюйма, на четыре дюйма выше лейтенанта. Массивное тело свидетельствовало о недюжинной силе. Стрелки, безусловно, с радостью поручили ему исполнить грязную работу. Пожалуй, ни у кого другого на такое не хватило бы мужества. А может, национальная ненависть к англичанам превращала для Харпера все дело в удовольствие.
– Ну, – настойчиво повторил Шарп, – прав я или нет?
Харпер облизал губы и положил руку на медную рукоятку штыка.
– Вы можете пойти с нами, сэр.
Шарп выдержал паузу, после чего, словно подчиняясь неизбежности, устало кивнул и произнес:
– Похоже, у меня не остается выбора?
– Нет, сэр. – В голосе ирландца звучало явное облегчение по поводу того, что ему не придется убивать офицера.
– Возьми это, – Шарп показал на ранец и оружие.
Несколько обескураженный безапелляционным тоном приказа, Харпер тем не менее подошел и нагнулся за ранцем. В ту же секунду он понял, что его перехитрили. В последний момент он попытался увернуться, но было поздно. Лейтенант изо всех сил пнул его ногой в живот и тут же обрушил на шею ирландца страшный удар сцепленных в замок рук.
К изумлению Шарпа Харпер не упал. Любой другой тут же потерял бы сознание, а гигант только потряс головой, как оглушенный кабан, и выпрямился. Офицер ударил его кулаком правой руки в живот, затем добавил левой. Шарпу казалось, что он лупит по тиковому дереву. Удары потрясли ирландца, но вывести его из строя не могли. Зарычав, он бросился в атаку. Шарп увернулся, нанес еще один удар, после чего голова его раскололась от бокового удара стрелка. Он ткнулся лицом в лицо Харпера, и в следующую секунду его ребра затрещали от чудовищного объятия. Лейтенант пнул противника сапогом в голень, но стальная хватка не ослабела. Кроме зубов оружия не оставалось, и Шарп впился в щеку противника. От дикой боли тот распустил захват, отбросил офицера и размахнулся для удара.
Шарп оказался быстрее. Он вырос в трущобах, где с детства пришлось усваивать жестокие и безжалостные приемы. Он ударил Харпера в горло, после чего пнул в пах. После таких ударов люди выли от боли и обращались в бегство. Харпер лишь содрогнулся и вновь пошел вперед.
– Ублюдок! – прошипел Шарп, пригнулся, отпрыгнул назад и оттолкнулся от стены, используя толчок для нанесения серии ударов в корпус и голову противника.
Харпер не отступал. Он нанес ответный удар, в кровь разбив нос и губы Шарпа. Лейтенант отлетел на несколько шагов, споткнулся о камень и упал. Огромный сапог едва не размозжил ему голову. Шарп увернулся от пинка, вскочил и вцепился в ремни Харпера. Резким рывком он вывел ирландца из равновесия и швырнул на стену. Харпер и ударился о камень лицом. По левой щеке потекла кровь.
Шарп едва стоял на ногах. Ребра ныли, голова кружилась, лицо было в крови. Он видел сгрудившихся в дверях стрелков. Их лица выражали изумление, и Шарп понял, что никто не вмешается, чтобы помочь Харперу. Ирландец должен все сделать сам.
Харпер сплюнул, посмотрел на Шарпа сквозь кровавую маску и вытащил штык.
– Только попробуй, ирландская сволочь, убью на месте.
Харпер молчал, и это было страшно.
– Подонок, – повторил Шарп и взглянул в сторону своего палаша. Ирландец тут же переместился, отрезая путь к оружию.
Харпер двинулся вперед, выставив нож, как заправский боец. Затем сделал резкий выпад, от которого Шарп едва увернулся и чуть не упал. Харпер атаковал еще раз, резко и жестко, стараясь вывести офицера из равновесия.
Второй выпад Шарп уже ожидал и легко ушел в сторону. На лице гиганта были написаны растерянность и удивление. Харпер был сильнее и моложе Шарпа, но ему никогда не приходилось драться на таких скоростях. К тому же его никогда так не били. Удивление сменилось гримасой боли, когда Шарп ударил его кулаком в глаз. Теперь ирландец размахивал штыком, стараясь удержать противника на расстоянии. Шарп смело пошел вперед, встретил лезвие предплечьем и что было силы ударил Харпера основанием ладони в нос. Не дав ирландцу опомниться, он ткнул ему пальцами в глаза и попытался выдавить их из глазниц. Харпер вывернулся, однако Шарпу удалось сбить его с ног. Рука лейтенанта горела, горячая кровь заливала рукав, но боли он не чувствовал. Кинувшись к упавшему противнику, он несколько раз изо всех сил пнул его в ребра, потом всадил каблук в кисть Харпера и, поранив пальцы, выдернул штык. Из ртов дерущихся валил пар, штык был в крови, еще больше крови было на снегу.
Ирландец почувствовал, что ему приходит конец. Откатившись в сторону, он вскочил, подобрал камень и бросился в атаку. Едва Шарп взмахнул штыком, стрелок нанес страшный удар камнем по лезвию. От удара рука Шарпа онемела. Ему тоже не приходилось драться с человеком подобной силы. Он попытался было перехватить штык, но Харпер ударил его камнем в живот. Лейтенант отлетел к стене и захрипел от боли. Рука по-прежнему бездействовала.
До сего момента ирландец был безучастен, как мясник. Теперь его лицо приняло зверское выражение. Такие лица бывают у людей во время яростной атаки. Шарп понял, что если раньше Харпер без особого усердия исполнял порученное дело, то теперь он завелся по-настоящему. Впервые с начала драки ирландец заговорил. Гэльского языка Шарп не знал, но общий смысл сказанного понял без труда.
– Давай, ублюдок, – приговаривал Шарп, разминая онемевшую руку. – Ирландская свинья. Сволочь болотная. Ну, давай!
Разбитые губы Харпера растянулись в страшном оскале, обнажив залитые кровью зубы. Выкрикнув угрозу, он бросился вперед, и Шарп вспомнил прием егеря. Перебросив штык в другую руку, он сделал выпад.
Неожиданно весь мир взорвался.
Грохот оглушил Шарпа, а сноп пламени едва не ожег лицо. Лейтенант пригнулся, и в ту же секунду пуля выбила фонтан каменной крошки из стены здания.
Он подумал, что кто-то из стрелков решился помочь Харперу. С яростью загнанного в угол животного Шарп развернулся в сторону выстрела и увидел, что ирландец поражен не меньше его. Все еще сжимая в руке камень, Харпер растерянно смотрел на возникшего в восточной двери человека с пистолетом.
– А я думал, вы здесь, чтобы воевать с французами, – насмешливо и властно произнес незнакомец. – Или у англичан принято драться между собой словно крысы?
На говорившем был изодранный в клочья пурпурный мундир офицера испанской кавалерии. Обрамляющая воротник золотая лента почернела, а цепь, на которой висела шпага, покрылась ржавчиной. Высокие черные сапоги разорвались. С плеч свисал промокший плащ. Его люди, чей след видел в трубу Шарп, выстроились к востоку от фермы. Выглядели они не лучше, но, как успел отметить наметанным глазом лейтенант, при всех были палаши и карабины. Испанский офицер опустил руку с дымящимся короткоствольным пистолетом.
– Кто вы такие, черт побери? – прохрипел Шарп, все еще сжимая штык. Он действительно напоминал загнанную в угол крысу – злобную, истекающую слюной и кровью.
– Меня зовут майор Блас Вивар, – произнес средних лет офицер с жестким лицом. И он, и его люди выглядели так, словно за последние дни им пришлось пройти через сущий ад. Тем не менее они не казались изможденными, а в голосе майора звучали насмешливые нотки. – А кто вы?
Прежде чем ответить, Шарп сплюнул густую кровавую жижу.
– Лейтенант Шарп, девяносто пятый стрелковый полк.
– А он? – Вивар посмотрел на Харпера.
– Этот человек арестован, – сказал Шарп. Он бросил штык на землю и толкнул Харпера в грудь. – Выходи! Вон!
Он вытолкал ирландца из разрушенной фермы на улицу, где толпились в снегу остальные стрелки.
– Сержант Уильямс!
– Сэр? – Сержант в ужасе смотрел на их окровавленные лица.
– Стрелка Харпера под строгий арест! – Шарп последний раз толкнул Харпера, отчего тот упал на землю, и вернулся к насмешливому испанцу.
– Похоже, у вас проблемы, лейтенант?
Позор ситуации и ехидный тон майора окончательно добили Шарпа.
– Это вас не касается.
– Сэр, – осуждающе произнес испанец.
– Не ваше дело, черт побери.
– Мы в Испании, лейтенант, – пожал плечами майор Вивар, – и то, что здесь происходит, касается меня больше, чем вас. – Английский язык майора был безупречен, но холодная вежливость отточенных фраз будила в Шарпе ослиное упрямство.
– Все, чего мы хотим, – Шарп вытер окровавленный рот рукавом зеленого мундира, – это убраться из вашей проклятой страны.
В глазах испанца сверкнул гнев.
– Полагаю, это лучший выход для всех нас, лейтенант. Может, вам помочь?
Как бы то ни было, у Шарпа появился союзник.
Глава 3
– Поражение, – произнес Блас Вивар, – убивает дисциплину. Армию можно научить всему: маршировать, сражаться, выполнять приказы, – при каждом слове испанец стряхивал на пол кухни мыльную пену с бритвы. – Но, – майор многозначительно поднял лезвие, – поражение убивает все.
Шарп понимал, что испанец пытается тактично объяснить происшедшее на ферме. Конечно, весьма благородно с его стороны, но Шарп не был настроен на обмен любезностями, да и сказать в ответ было нечего.
– Эта ферма вообще несчастливая? – Вивар обернулся к осколку зеркала, которое закрепил на окошке. – И всегда была несчастливой. При деде там совершилось убийство. Естественно, из-за женщины. А при отце один человек покончил с собой. – Вивар обозначил бритвой крест и аккуратно выбрил ямку под челюстью. – Ферму облюбовали привидения. Ночью вы их увидите. Это дурное место. Вам повезло, что я вас нашел. Хотите бритву?
– У меня есть своя.
Вивар протер лезвие, спрятал бритву вместе с осколком зеркала в кожаный футляр и задумчиво посмотрел на Шарпа, помешивающего варево из фасоли и свиных ушей, которым угостил их на ужин деревенский священник.
– Как вы считаете, – мягко спросил Вивар, – гонятся ли драгуны за вашей армией после последнего поражения?
– Не знаю.
– Будем надеяться, что гонятся? – Вивар положил немного варева на свою тарелку. – Возможно, они посчитают, что и я присоединился к британскому отступлению.
– Возможно.
Шарп не мог понять, почему Вивара так волнуют французские драгуны под командованием егеря в красном мундире и человека в черной накидке. Майор дотошно расспрашивал Шарпа о всех подробностях сражения у моста. Больше всего испанца интересовало, в каком направлении отбыли французские всадники после боя, на что Шарп мог лишь предположительно ответить, что французы, скорее всего, погнались за армией сэра Джона Мура.
– В таком случае, лейтенант, – Вивар поднял кружку с вином, словно собирался произнести шутливый тост, – это лучшая новость за последние две недели.
– Почему они преследовали вас?
– Они гонятся за всеми, кто носит форму, – ответил Вивар. – Совершенно случайно они унюхали нас пару дней назад. Хочу удостовериться, что меня не подстерегают в соседней долине.
Вивар поведал Шарпу, что пробивался на запад, но потерял всех лошадей и многих солдат. Острая необходимость в еде и укрытии привела его в эту деревушку.
Крестьяне с радостью делились последним. Шарп обратил внимание, как искренне жители деревушки встретили солдат майора Бласа Вивара. Некоторые даже пытались поцеловать ему руку, а прибежавший из дома священник велел женщинам достать припасенное на зиму. Столь же радушно отнеслись местные жители и к англичанам.
– Мой отец, – пояснил Вивар, – был здесь помещиком.
– Значит, вы тоже помещик?
– Я младший сын. Мой брат – граф. – При упоминании брата Вивар перекрестился, это Шарп принял за выражение почтения. – Я, разумеется, гидальго, так что эти люди называют меня дон Блас.
– Гидальго? – переспросил Шарп.
Вивар поразился невежеству лейтенанта, но ничем своего удивления не проявил.
– Гидальго, лейтенант, это человек, который в состоянии проследить свой род до первых христиан Испании. Чистая кровь, без мавританской или еврейской примеси. Я – гидальго. – Произнесенные с простой гордостью слова произвели на лейтенанта большое впечатление. – Ваш отец тоже лорд?
– Я не знаю, кем был мой отец.
– Не знаете... – ошеломленно пробормотал испанец и, сообразив, что Шарп незаконнорожденный, переменил тему. Было очевидно, что англичанин еще больше упал в его глазах.
Майор посмотрел в окно на угасающий день.
– Что вы планируете делать, лейтенант?
– Иду на юг. В Лиссабон.
– Попытаетесь найти английский корабль?
Испанец явно намекал на стремление англичан избежать боев, но Шарп проигнорировал иронию.
– Попытаюсь найти английский корабль, – подтвердил он.
– У вас есть карта?
– Нет.
Вивар отломил кусок хлеба и макнул его в соус.
– В этих горах нет дороги на юг.
– Ни одной?
– Ни одной, доступной зимой. Во всяком случае, такой зимой, как эта. Вам придется идти на восток до Асторги или на запад до океана, прежде чем вы найдете открытую дорогу на юг.
– Французы на востоке?
– Французы везде.
Вивар откинулся на спинку стула и посмотрел на Шарпа:
– Я иду на запад. Присоединяйтесь!
Шарп понимал, что шансов уцелеть в чужой земле у него не много. Он не имел карты, не говорил по-испански и весьма смутно разбирался в географии этой страны. В то же время у него не было особого желания вступать в союз с надменным испанцем, ставшим свидетелем его позора. Что может быть позорнее для офицера, чем драка с собственным подчиненным?
Шарп задумался.
– Или вы намерены сдаться в плен? – резко спросил Вивар.
– Никогда, – так же резко ответил лейтенант.
Неожиданно твердый тон заставил испанца улыбнуться. Вивар снова взглянул в окно.
– Мы снимаемся через час, лейтенант. Сегодня мы пересечем перевал, и делать это лучше ночью. – Он перевел взгляд на англичанина: – Согласны перейти под мое командование?
Выбора не было, и Шарп согласился.
//-- * * * --//
Больше всего лейтенанта задело, как радостно и безоговорочно стрелки приняли командование Вивара. Вечером, пройдя парадом мимо крошечной церквушки, солдаты выслушали обращение испанского офицера. Вивар объяснил, что идти на север не умно, поскольку противник охраняет подходы ко всем гаваням на северном побережье. Пытаться догнать британскую армию тоже глупо, поскольку это означает идти по пятам французов, которые могут в любой момент развернуться и захватить их в плен. Остается единственный путь – на юг, но вначале надо продвинуться на запад.
Шарп наблюдал за лицами стрелков. Когда они усердно и согласно закивали испанцу, сердце его сжалось от обиды и ненависти.
Поэтому сегодня, продолжал Вивар, им предстоит пересечь дорогу, по которой двигаются основные силы французов. Скорее всего ее не охраняют, но стрелкам следует быть готовыми к бою. Он уверен, что они будут воевать хорошо. Ведь они – знаменитые английские «зеленые куртки». Для него честь драться рядом с ними.
Шарп видел, что стрелки улыбались. Испанец говорил в непринужденной манере потомственного офицера, и на какое-то время Шарп возненавидел его тоже.
Стрелка Харпера в строю не было. По приказу Шарпа ирландцу стянули веревкой кисти рук и привязали к хвосту мула, которого майор экспроприировал у одного из крестьян. Мул тащил на себе огромный сундук, завернутый в промасленную ткань. Сундук охраняли четыре испанца. Они же, по молчаливому соглашению, сторожили арестованного.
– Он что, ирландец? – спросил Шарпа Вивар.
– Да.
– Мне нравятся ирландцы. Что вы собираетесь с ним делать?
– Не знаю.
Временами Шарпу хотелось просто пристрелить Харпера, но он понимал, что это обратит в ярость остальных стрелков. К тому же пойти против дисциплинарного устава и учинить самосуд было бы нарушением дисциплины столь же серьезным, как и проступок самого ирландца.
– Если его развязать, мы пойдем быстрее, не так ли? – спросил Вивар.
– А он убежит к французам?
– Дисциплина ваших людей меня не касается, – ответил испанец, давая понять, что Шарп развалил весь отряд.
Шарп знал, что майор его презирает, поскольку до сего момента видел со стороны Шарпа лишь полную неспособность к руководству, еще более очевидную на фоне собственного беспрекословного авторитета. Вивар не только вызволил британских солдат с фермы, но и защитил их от собственного офицера.
Шарп стоял в стороне, когда отряд строился для марша. Впереди шли испанцы, за ними – мул с сундуком, замыкали шествие стрелки. Шарп понимал, что ему следует выступить перед солдатами, проверить готовность, сделать что-нибудь подтверждающее его власть, но не мог заставить себя посмотреть в насмешливые глаза стрелков и потому отошел в сторону.
Майор Вивар опустился на колени перед священником, ожидая благословения. Позже он принял от священника небольшой предмет, разглядеть который Шарп не смог.
Ночь выдалась холодная. К вечеру слабый снег прекратился, небо на востоке очистилось от туч, высыпали яркие звезды. Ветер закручивал сухой снег в причудливые фигуры, скользящие над горной тропой, по которой брели, словно обреченные животные, солдаты. Тряпки защищали их лица от пронизывающего ветра, ранцы до крови натерли спины, но энергия майора Вивара была неистощима. Он мотался из головы в хвост колонны, подбадривал людей на испанском и английском языках и кричал, что они лучшие в мире солдаты. Его энтузиазм был заразителен, и Ричард Шарп с завистью отметил, что кавалеристы в красной форме боготворят своего офицера.
– Это галисианцы, – Вивар показал на своих всадников.
– Местные? – поинтересовался Шарп.
– Лучшие в Испании, – с откровенной гордостью произнес майор. – В Мадриде над нами смеются, считают деревенскими дураками. Но я предпочту вести в бой одного деревенского дурака, чем десять городских умников.
– Я из города, – мрачно произнес Шарп.
Вивар рассмеялся, но ничего не сказал. В полночь они пересекли ведущую к морю дорогу и увидели, что французы здесь уже прошли. Дорога была разбита колесами орудий. Вдоль обочин белыми горками лежали непогребенные тела. Противника не было видно, во всей долине не светилось ни единого огонька, солдаты были одни среди холода и снега.
Спустя час они вышли к реке. По берегам росли приземистые дубы. Вивар долго брел вдоль реки на восток, пока не нашел мелководье. Ледяная вода неслась над камнями и галькой, по которым можно было перейти на другой берег. Но прежде чем первый солдат ступил на камень, Вивар достал из ранца небольшой флакончик, открутил пробку и плеснул в реку немного жидкости.
– Теперь не опасно.
– А раньше было опасно? – заинтригованно переспросил Шарп.
– Это святая вода, лейтенант. Ее дал мне деревенский священник. – Вивар посчитал объяснение исчерпывающим, но Шарп хотел знать больше.
– Духи воды, – совершенно серьезно пояснил испанец. – Они обитают во всех водоемах, лейтенант. Если их не отпугнуть, они могут увести нас с пути.
– Привидения? – изумленно спросил Шарп.
– Нет. Привидения обречены на вечные скитания; это несчастные души нарушивших при жизни Святое Писание. Духи воды никогда не были людьми. Духи воды, – майор пожал плечами, – это что-то вроде бобров или речных крыс. Одним словом, речные существа. У вас в Англии наверняка есть подобные.
– Я об этом не слышал.
Вивар смутился и осенил себя крестом.
– Вы готовы?
Благополучно избежав злых духов, Шарп пересек бурный поток и наблюдал за тем, как реку переходят стрелки. Они старались на него не смотреть. Сержант Уильямс, тащивший ранец раненого стрелка, ступил в глубокую яму, лишь бы не оказаться на берегу рядом с лейтенантом.
Мула перевели через поток, и Шарп отметил, как заботятся испанцы о сундуке в промасленной ткани. Не иначе, подумал лейтенант, в нем хранятся одежда и вещи майора.
Привязанный к хвосту Харпер плюнул в сторону своего офицера. Шарп сделал вид, что не заметил.
– Теперь полезем вверх, – объявил Вивар с радостью, словно давно ждал, когда же путешествие станет труднее.
Солдаты начали подъем. Они пробирались по обледенелым камням, с деревьев на их головы сыпался снег, тропа становилась все круче и круче. Поднялся ветер, небо снова затянулось тучами.
Пошел мелкий снег. Ветер обжигал укутанные в тряпье лица. Солдаты стонали от боли и усилий, но Вивару каким-то образом удавалось вести их вперед.
– Вверх, вверх, ребята! Где не пройдет кавалерия, а? Давай, давай! Тут наверняка поблизости ангелы!.. Что это с тобой. Маркое? Твой отец плясал бы на этом склоне, хотя он раза в два постарше тебя. Или хотите, чтобы англичане подумали, что испанцы – слабаки? Позор! Вверх!
К рассвету они добрались до седловины. Вивар привел измученных солдат к закиданной лавровыми ветками пещере.
– Здесь я убил медведя, – гордо сообщил он Шарпу. – Мне было двенадцать лет, и отец послал меня на медведя одного.
Вивар отломил ветку и передал ее разводящему костер кавалеристу.
– Это было двадцать лет назад. – В его голосе прозвучало удивление по поводу того, что прошло так много лет.
Шарп отметил, что испанец был его одногодок. Благодаря своему происхождению он уже дослужился до майора, в то время как вышедший из трущоб Шарп лишь волей случая стал лейтенантом. Он всегда сомневался, что его повысят в звании, а теперь, после всего, что произошло со стрелками, не был уверен, что заслуживает повышения.
Вивар наблюдал, как сундук сняли с мула и отнесли ко входу в пещеру. Затем он присел рядом и осторожно погладил горбатую крышку. Шарп заметил, что испанец обращается с сундуком как со святыней. Вряд ли человек, прошедший через ледяной ад, станет так боготворить ящик с одеждой, подумал Шарп.
– Что в нем? – спросил он испанца.
– Бумаги, – ответил Вивар, глядя в светлеющее небо. – В современной войне не обойтись без бумаг, вы согласны?
По тону майора Шарп понял, что дальнейшие расспросы излишни.
Вивар снял папаху и осторожно вытащил заложенную за подкладку недокуренную сигару. Смущенный, что не может предложить сигару Шарпу, майор пожал плечами и высек пламя из трутницы. Острый запах табака терзал ноздри лейтенанта.
– Я приберегал ее, – сказал Вивар, – до тех пор, пока не окажусь близко от дома.
– Мы находимся близко от вашего дома?
Вивар обвел сигарой окрестности:
– Мой отец владел этими землями.
– Мы идем к вам?
– Вначале я выведу вас на безопасную дорогу на юг.
Заинтригованный, как все бедняки в присутствии богачей, Шарп поинтересовался:
– А у вас большой дом?
– Какой именно дом вы имеете в виду? – сухо спросил Вивар. – У меня их три, все большие. Есть заброшенный замок, есть поместье в Орансе, есть дом в деревне. Все они принадлежат моему брату, но Томас никогда не любил Галисию. Он предпочитает жить среди интриг и знати. С его согласия я называю эти дома моими.
– Вам везет, – вырвалось у Шарпа.
– Жить в большом доме? – Вивар покачал головой. – Ваш дом, может быть, выглядит скромнее, но по крайней мере вы имеете право назвать его своим. Мой же находится на территории, захваченной французами. – Он посмотрел на сгорбившегося под мокрым снегом стрелка Харпера: – Точно так же, как его дом находится в стране, захваченной англичанами.
Неожиданная враждебность неприятно удивила Шарпа, начавшего проникаться к испанцу уважением. Очевидно, Вивар и сам почувствовал, что перебрал, ибо тут же печально добавил:
– Поймите меня правильно. Мать моей жены была ирландка. Ее семья бежала в эти края, спасаясь от преследования.
– Вот как вы выучили язык!
– Да, учителя были хорошие. – Вивар затянулся сигарой. Подтаявший от костра в пещере ком снега свалился с верхушки камня. – Мой отец считал, что мы должны говорить на языке врага. Даже странно, что мы с вами оказались союзниками, не правда ли? Меня с детства учили, что англичане – варвары, враги истинной веры и Господа. И вот приходится убеждать себя, что мы с вами – друзья.
– По крайней мере, у нас общий враг, – сказал Шарп.
– Пожалуй, это лучше передает суть дела, – согласился испанец.
Наступило неловкое молчание. Дым от сигары Вивара растворялся в утреннем тумане. Не выдержав давящего молчания, Шарп поинтересовался, в каком из трех домов ждет майора его супруга.
Вивар долго не отвечал, а когда наконец заговорил, голос его был мрачен, как окружающий пейзаж:
– Моя жена умерла семь лет назад. Я находился на службе во Флориде, когда ее унесла желтая лихорадка.
Как и большинство людей в такой ситуации, Шарп растерялся.
– Простите, – неуклюже пробормотал он.
– Вместе с ней умерли, – печально добавил Вивар, – двое моих малышей. Я надеялся, что мой сын тоже придет сюда убить своего первого медведя, но Господь распорядился иначе.
Последовало еще более неловкое молчание.
– А вы, лейтенант? Вы женаты?
– Я не могу себе этого позволить.
– Тогда найдите состоятельную женщину, – с суровой прямотой сказал майор.
– Ни одна состоятельная женщина не согласится стать моей женой, – ответил Шарп и, увидев недоумение на лице Вивара, добавил: – Не в той семье я родился, майор. Моя мать была продажной женщиной. Вы называете таких шлюхами.
– Я знаю это слово, лейтенант, – тон майора был ровен, но в нем слышалось презрение. – Я вам верю, – добавил испанец, помолчав.
Намек на то, что он мог и соврать, взбесил лейтенанта.
– Почему, черт побери, меня должно волновать, верите вы мне или нет?
– Совершенно не должно. – Вивар аккуратно спрятал остатки сигары и откинулся на сундук. – Вы подежурьте, а я часок посплю.
Испанец надвинул папаху на глаза, и Шарп увидел приколотую к гербу испачканную веточку розмарина. Подобные веточки были у всех кавалеристов Вивара, и Шарп решил, что это полковая традиция.
Внизу зашевелился арестованный ирландец. Шарп очень надеялся, что холод пронимает Харпера до костей, а поломанный нос под заледеневшим шарфом причиняет ему невыносимые страдания. Словно почувствовав его злобные мысли, Харпер поднял голову и посмотрел на офицера из-под побелевших от мороза бровей. Перехватив его взгляд, Шарп понял, что пока Харпер жив и ночи темные, ему нельзя расслабляться.
//-- * * * --//
После рассвета сыпавшая с неба крупа превратилась в затяжной дождь. Дождь размыл сугробы, унес снег с деревьев, и сверкающий мир стал серым, промозглым и унылым. Сундук погрузили на мула, охрана выстроилась по бокам. Харпера, ненадолго запущенного в пещеру, снова привязали к хвосту.
Теперь идти предстояло вниз. В гигантском ущелье солдаты казались крошечными темными точками. Впереди простиралось еще более широкое и глубокое ущелье, пересекающее первое. В огромной котловине свирепствовал ветер.
– Мы пересечем это ущелье, – объяснял Вивар, – поднимемся на те горы, затем выйдем на путь пилигримов. Оттуда вы сможете пройти на запад, где пролегают дороги к побережью.
Прежде чем спуститься в ущелье, офицеры внимательно осмотрели его в подзорные трубы. Ничто не нарушало серой монотонности ландшафта.
– Что такое путь пилигримов? – спросил Шарп.
– Дорога в Сантьяго-де-Компостела. Слышали об этом месте?
– Никогда.
– А о святом Иакове вы слышали? – Неосведомленность Шарпа явно раздражала испанца.
– Предположим.
– Он был апостолом, лейтенант. Его похоронили в Сантьяго-де-Компостела. Он считается покровителем Испании. В старые времена тысячи и тысячи христиан стекались к его мощам. Не только испанцы, но и приверженцы Христа со всего мира.
– В старые времена? – переспросил Шарп.
– Паломничество продолжается, но мир уже не тот, что прежде. Дьявол набирает силу, лейтенант.
Они перебрались через ручей. Шарп обратил внимание, что на этот раз Вивар ничем не предостерегся от обитающих в воде духов. На его вопрос испанец ответил, что духи опасны только ночью.
Шарп усмехнулся.
– Я тысячу раз перебирался через реки ночью, и никогда ничего не случалось.
– Этого вы не знаете. Может быть, вы тысячу раз выбирали неверный путь. Слепому тяжело представить цвет!
– Неприятности могут произойти только с тем, кто верит в духов. А я в них не верю.
Вивар сплюнул вправо и влево, чтобы не навлечь беду.
– Знаете, как Вольтер назвал англичан?
Шарп никогда не слышал о Вольтере, однако офицерское звание обязывало скрывать невежество.
– Уверен, он нами восхищался.
Вивар презрительно хмыкнул.
– Вольтер говорил, что англичане – народ без Бога. Думаю, что он прав. Вы верите в Бога, лейтенант?
– Никогда над этим не задумывался.
– Почему же вы никогда не думали о Боге? – в ужасе воскликнул испанец.
– А почему, черт побери, я должен о нем думать?
– Да хотя бы потому, что без Бога нет ничего. Ничего, ничего, ничего! – Страстность испанца граничила с яростью. – Ничего! – выкрикнул он еще раз. Солдаты повернулись посмотреть, что могло вызвать такой взрыв эмоций.
Офицеры в неловком молчании брели по подтаявшему снегу. Дождь успел промыть в нем грязные желтые протоки. В двух милях справа лежала какая-то деревенька, но Вивар торопился и не хотел сворачивать. Они углубились в небольшой лесок, и Шарп удивился, что майор не выслал вперед разведку. Очевидно, испанец был абсолютно уверен, что французы не могут оказаться так далеко от главных дорог. Лейтенант решил не поднимать эту тему, поскольку отношения были и без того натянуты.
Они пересекли широкое ущелье и снова полезли в гору. Вивар выбирал знакомые с детства крутые и опасные тропы. Миновали гробницу, у которой Вивар перекрестился. Кавалеристы последовали его примеру; из зеленых курток перекрестился лишь ирландец. Всего же стрелков оставалось пятьдесят человек – пятьдесят бузотеров, которые будут ненавидеть Шарпа за то, что случилось с Харпером.
Очевидно, это понимал и сержант Уильямс, ибо, поравнявшись с лейтенантом, он с овечьим выражением лица пробормотал:
– Харпс не виноват, сэр.
– В чем?
– В том, что произошло вчера, сэр.
Шарп понимал, что сержант хочет помириться, но пережитый позор не давал ему покоя, и он резко сказал:
– Другими словами, вы все сговорились?
– Да, сэр.
– Все до единого сговорились убить офицера?
Уильямс втянул голову в плечи.
– Все было совсем не так, сэр.
– Не вздумай мне объяснять, как все было, свинья! – взорвался Шарп. – Если это так, вы все заслуживаете порки, несмотря на то, что ни у кого не хватило духу помочь Харперу.
Обвинение в трусости пришлось Уильямсу не по душе.
– Харпс настоял, чтобы никто не вмешивался, сэр. Он сказал, что между вами будет честная драка, или вообще ничего не будет.
Шарп был слишком зол, чтобы оценить неожиданное благородство бунтовщика.
– Что мне теперь, молиться на него?
Он понимал, что неправильно обращался со стрелками, совершенно неправильно, но понятия не имел, как следовало себя вести. Возможно, капитан Мюррей был прав. Офицером надо родиться, только происхождение дает ту легкость, с которой управляет людьми Вивар.
От обиды Шарп заорал на бредущих позади него стрелков:
– Не спотыкаться! Вы все-таки солдаты, будь оно проклято, а не церковные певчие. Поднимайте ноги! Шевелитесь!
Стрелки встрепенулись. Кто-то подал команду, и остальные подобрали ногу, сдвинули плечи и перешли на марш, какой под силу только легкой пехоте. Люди демонстрировали лейтенанту, что среди бойцов они по-прежнему лучшие. Своим мастерством они демонстрировали ему свое презрение. Увидев столь разительную перемену, майор Вивар снова развеселился. После того как зеленые куртки растолкали его кавалеристов и устремились вперед, он расхохотался и велел им угомониться и соблюдать порядок марша. Он все еще смеялся, когда его догнал Шарп.
– Вы ведете себя, как сержант, лейтенант, – сказал Вивар.
– А я и был сержантом. Лучшим сержантом во всей проклятой Богом армии!
Испанец растерялся.
– Вы были сержантом?
– Полагаете, сын шлюхи мог пойти в офицеры? Я был сержантом, а еще раньше рядовым.
Вивар смотрел на англичанина так, словно у того выросли рога.
– Не знал, что в вашей армии возможно выдвижение из солдат. – Гнев, который он испытывал по отношению к Шарпу час назад, сменился изумлением.
– Такое бывает редко. Люди вроде меня так и не становятся настоящими офицерами. За бестолковую храбрость нас производят в интенданты или инструкторы. Считается, что с этим мы справимся. Нам не доверяют командовать боем. – Шарп говорил с необычной горечью, словно решил излить душу опытному испанскому офицеру. – Они думают, что мы все равно сопьемся. Может оно и так.
Вивара, однако, интересовало другое.
– Значит, вам приходилось много воевать?
– В Индии. А в прошлом году в Португалии. Мнение Вивара о Шарпе менялось. До сих пор он считал англичанина застрявшим в лейтенантах стареющим неудачником, не способным купить или выслужить продвижения по службе. Теперь он понял, что Шарп и так продвинулся редким и недоступным для обычных людей способом.
– Вы любите воевать?
Вопрос показался Шарпу странным, но он постарался ответить на него как можно точнее:
– Ничего другого я не умею.
– В таком случае не сомневаюсь, что из вас получится отличный офицер, лейтенант. Предстоит немало сражений, прежде чем мы отправим Наполеона жариться в ад.
Они поднялись еще на одну милю, затем склон выровнялся. Теперь идти приходилось между гигантскими камнями, возвышающимися над дорогой. Проникшись симпатией к лейтенанту, Вивар рассказал, что здесь, среди орлиных гнезд, некогда произошла великая битва. По этой дороге шли мавры, а христиане устроили им засаду.
– Мы отбросили их назад, и вся дорога пропиталась кровью. – Вивар обвел взглядом скалы, словно в них еще звучали вопли гибнущих язычников. – Это произошло около девятисот лет назад. Каждый год жители деревни справляют мессу в честь великого события.
– Здесь есть деревня?
– До нее около мили. Там мы сможем отдохнуть.
Шарп отметил, какое замечательное место для засады этот глубокий каньон. Карабкающиеся по склону мавры не могли поднять головы, представляя собой идеальную мишень для стрел укрывшихся в камнях христиан.
– Почему вы решили, что французы нас не ждут? – Видя дружелюбие майора, Шарп задал давно тревожащий его вопрос. – Мы ведь не выслали пикеты.
– Потому что французы никогда не забирались так глубоко в Испанию, – доверительно сказал Вивар, – а если бы это произошло, местные жители отправили бы гонцов по всем дорогам, чтобы нас предупредить. Да мы бы и сами учуяли французских лошадей. Французы всегда пренебрежительно относились к кавалерийским лошадям и загоняют их до такой степени, что язвы под седлом и на крупе начинают вонять за полмили. Придет время, – энергично добавил Вивар, – и они забьют до смерти последнего коня. Тогда мы поездим по их паршивой стране!
Очевидно, эта мысль подняла его настроение. Майор обернулся к солдатам и громко крикнул:
– Еще немного, и отдых!
И тут из ущелья, где попались в засаду мавры, французы открыли огонь.
Глава 4
Увидев, что Вивар кинулся вправо от дороги, Шарп прыгнул влево. Огромный палаш, к которому он так и не успел привыкнуть, лязгнул о камень. В следующую секунду Шарп сорвал с плеча ружье и выдернул тряпку, прикрывающую пороховую полку от дождя. Французская пуля взрыхлила снег в двух дюймах справа, еще одна с треском ударилась в камень над его головой. Сзади завопил раненый.
Драгуны. Чертовы драгуны, будь они прокляты. Зеленые мундиры с розовыми отворотами. Без лошадей. Спешившиеся драгуны с короткими карабинами. Шарп пытался разобраться в навалившемся шуме и хаосе. Впереди поднимались серые, как талый снег, дымки выстрелов. Французы перегородили дорогу невысокой каменной баррикадой в шестидесяти шагах за устьем ущелья. С такого расстояния карабины были не опасны, урон причиняли драгуны, засевшие в скалах над дорогой.
Шарп перекатился на спину. Пуля с треском ударила в камень, где только что была его голова. Драгуны расстреливали отряд в том самом месте, где девятьсот лет назад попали в засаду мавры. Кавалеристы Вивара рассеялись. Попрятавшись за камнями, они пытались отстреливаться. Вивар кричал, стараясь организовать атаку на баррикаду. Шарп инстинктивно почувствовал, что французы только того и ждут. Недаром они соорудили завал не в самом устье ущелья, а за ним. Они заманивали отряд на плато, под длинные, прямые палаши кавалерии.
Шарп сознавал, что действует как обыкновенный стрелок, а не как офицер. Он нашел укрытие, выбрал мишень – но понятия не имеет, что происходит с его людьми!
Он выскочил из укрытия и побежал к середине ущелья. Растолкав сгрудившихся испанцев, Шарп увидел лежащего в луже крови мула. Животное хрипело и загребало ногами. Затем до лейтенанта дошло, что вокруг свистят пули и трещат выстрелы. Пули французов отскакивали от камней, отчего по всему ущелью стоял оглушительный треск.
На земле лежал стрелок. Струя крови изо рта окрасила снег вокруг его головы на добрый квадратный ярд. Англичане попрятались кто где мог и пытались вести огонь по засевшим среди камней драгунам. Шарп подумал, что французам следовало бы разместить больше людей на склонах, поскольку огонь не причинял попавшим в засаду особого вреда. Мысль оказалась такой неожиданной, что Шарп выпрямился и посмотрел вдаль.
Он был прав. На камнях едва хватало людей, чтобы прижать к земле их отряд. Уничтожение отводилось другим. Это вселяло надежду на спасение. По крайней мере, теперь Шарп знал, что ему следует делать. Он кинулся к середине дороги и принялся созывать солдат:
– Стрелки! Ко мне! Ко мне!
Никто из зеленых курток не пошевелился. Пуля ударила в снег позади Шарпа. Более привыкшие к палашам, чем к карабинам, драгуны целились высоко, что, в общем, мало утешало. Шарп снова выкрикнул команду, но стрелки предпочли не покидать укрытий. Тогда лейтенант вытащил первого попавшегося из-за камня.
– Вон туда! Бегом марш! Ждать меня в конце ущелья. – Он принялся расшевеливать остальных. – Встать! Бегом! – Шарп пинками поднимал укрывшихся среди камней стрелков. – Сержант Уильямс!
– Сэр? – ответ прозвучал откуда-то издалека и снизу.
– Если мы здесь провозимся, нам конец! Стрелки! За мной!
Зеленые куртки последовали за лейтенантом. У Шарпа не было времени задуматься над иронией ситуации: люди, еще недавно пытавшиеся убить своего офицера, исполняли его приказы. Они почувствовали, что Шарп знает, что надо делать. Была и другая причина. Человек, которому они верили, выбыл из игры. Харпер по-прежнему был привязан к хвосту раненого мула.
– Быстрее! За мной!
Шарп пригнулся, когда над головой свистнула пуля, и повернул направо. Он вывел стрелков к самой горловине ущелья, где Вивар пытался выстроить в линию своих пеших кавалеристов. Когда-то, много лет назад, скала сорвалась вниз, оставив за собой полосу земли и каменной крошки. Несмотря на крутизну склона, ставшего еще более опасным из-за растаявшего снега, здесь можно было забраться наверх. Шарп полез по склону, пользуясь ружьем, как палкой. За ним двинулись его солдаты.
– Рассыпаться! – Шарп остановился на первом же ровном месте и сбросил с плеч мешающий ранец. – Вверх, за мной!
Кое-кто из стрелков уже сообразил, что от них требуется. Они должны взять штурмом крутой и скользкий склон, на вершине которого засели в камнях французы. Солдаты засомневались и остановились в поисках укрытия.
– Вперед! – ревел Шарп. – Цепью, вверх! – Голос лейтенанта перекрывал грохот пальбы. – Вперед! Цепью! Вперед!
Стрелки полезли вверх. Они не верили Шарпу, но в бою привыкли беспрекословно подчиняться приказам.
Шарп понимал, что остаться в ущелье означает гибель. Единственный выход из ловушки – прорыв на одном из флангов. Будут жертвы, несравнимые, однако, с ужасом кровавой бойни на дороге.
Шарп слышал, как Вивар прокричал что-то на испанском, но не остановился. Он будет делать так, как считает правильным. Неожиданно его охватил необъяснимый восторг боя. Здесь, среди удушливого порохового дыма, он чувствовал себя дома. Так он прожил последние шестнадцать лет. Другие учились пахать землю или строгать доски; он же научился обращаться с ружьем и штуцером, палашом и штыком, научился атаковать неприятельский фланг и брать штурмом укрепления. Он познал страх и научился обращать в свою пользу страх неприятеля.
Высоко вверху, четко вырисовываясь на фоне серых облаков, французский офицер перестраивал своих людей для отражения неожиданной атаки. Пешие драгуны, разместившиеся по гребню горы, должны были сдвинуться вправо, чтобы спасти фланг. Они засуетились, выстрелы с их стороны стали реже.
– Мне нужна огневая поддержка! – кричал Шарп, пробиваясь наверх. – Огонь!
Сзади, как награда, затрещали ружья. Стрелки делали то, чему их учили: пока один совершал перебежку, второй стрелял. Теперь и французы, лихорадочно меняющие свои позиции, слышали вокруг себя свист пуль. Французы не любили штуцера, предпочитая быстро перезаряжающиеся гладкоствольные ружья, но в точности боя те значительно уступали винтовкам Бейкера, состоящим на вооружении английских стрелков.
Шарп услышал, как мимо прошла пуля. Стреляли, похоже, из штуцера, а не из ружья. Времени на страх не оставалось, хотя опасность погибнуть от руки своих была велика. По службе в Индии Шарп помнил много случаев, когда нелюбимого офицера убивали в спину.
– Быстрее! Быстрее! Влево!
Шарп рисковал. Он интуитивно чувствовал, что на скалах французы поставили мало драгун, ровно столько, чтобы прижать неприятеля стрельбой к камням. Сейчас он еще больше растягивал их линию.
Впереди между скал мелькнуло усатое лицо, обрамленное нелепыми косицами. Лицо скрылось за облачком дыма, пуля ударила в снег, и Шарп вздрогнул. Сомнений быть не могло: пуля из винтовки Бейкера. До него неожиданно дошло, что перед ним те же самые драгуны, которые уничтожили у моста четыре роты Даннета. Сейчас они стреляют из трофейных английских ружей. Мысль о недавнем поражении придала Шарпу сил и злости.
Лейтенант повернулся к центру растянутой цепи противника и вытащил свой новый палаш. Ружье он оставил где-то на склоне. Офицерский палаш делал его мишенью для драгун. Но теперь он хотел, чтобы его видели свои.
После подъема ноги невыносимо болели, каждый шаг на скользком склоне давался с трудом. Ярость помогла ему взобраться наверх, сейчас же Шарпа сковал страх. Он настолько запыхался, что не мог уже выкрикивать команды. Неожиданно он понял, что погибнет. Погибнет, потому что даже драгун не промахнется с такого расстояния. И все-таки он продолжал лезть вверх. Следовало во что бы то ни стало подавить один из флангов засады, что дало бы возможность вырваться людям Вивара. Сердце Шарпа выскакивало из груди, мышцы горели, синяки ныли, и он думал, успеет ли почувствовать удар пули, которая его прикончит, или мертвое тело сразу полетит вниз, истекая кровью, на грязь и талый снег. По крайней мере, стрелки увидят, что он не трус. Он покажет этим ублюдкам, как погибают настоящие солдаты.
Снизу донесся залп испанских ружей, затрубила труба... Его это не касалось. Весь мир сжался до нескольких ярдов грязи и камней, которые необходимо преодолеть. Он видел, как пуля влепилась в камень впереди, и понял, что кто-то из стрелков прикрывает его огнем. Он слышал, как зеленые куртки карабкаются за ним по склону, скользя и сквернословя. Шарп уже различал среди камней бледно-зеленые мундиры драгун. Прямо перед ним грохнул карабин и поднялось облако дыма. Лейтенант метнулся в сторону. Уши заложило. Некоторое время Шарп не мог сообразить, убит он или нет, потом левый сапог нашел твердую опору, и он из последних сил отчаянно кинулся вверх.
В него выстрелили сразу двое. Шарп дико завизжал. Это был крик ужаса, переходящий в яростный вой убийцы. Теперь Шарп ненавидел весь мир. Драгун с шомполом в руке испуганно попятился, и Шарп всадил ему между ребер огромный палаш, подарок капитана Мюррея. На какой-то момент тело сдавило лезвие, но Шарп провернул и выдернул оружие. Капли крови полетели в лицо французскому офицеру, бегущему на Шарпа с палашом в руке. Француз сделал выпад, однако Шарп уклонился и ударил противника в лицо тяжелой гардой своего палаша. Хрустнула кость, кровь залила лицо офицера, и он упал на землю. Шарп размахнулся и еще раз ударил его гардой в лицо. Мимо пробежал стрелок. Примкнутый к ружью штык был уже в крови. Еще один стрелок перескочил через камни, за которыми укрывались драгуны.
Перехватив палаш, Шарп пригвоздил француза к земле и огляделся. Внизу на склоне застыли две фигурки стрелков в зеленых куртках. Издалека они напоминали разодранных тряпичных кукол. Слева прогремел выстрел карабина. Ветер мгновенно снес облако дыма, перепуганный драгун развернулся и бросился бежать. Сержант Уильямс выстрелил ему в спину, после чего со страшным криком заколол штыком. Зеленые куртки, как стая волков, неслись по залитому кровью снегу. Их лица были перепачканы порохом, губы растянуты в диком крике. Не принимая боя, драгуны обратились в бегство.
Просвистело несколько пуль, выпущенных французами, засевшими на противоположном склоне ущелья. Один из стрелков дернулся, упал, попытался встать и захаркал кровью.
– Сержант Уильямс! Перестрелять этих ублюдков! – Шарп показал на противоположный склон. – Не давать им поднять головы!
– Слушаюсь, сэр!
Внизу снова затрубил горн, и Шарп подбежал к склону, который только что взял штурмом. Внизу Вивар выстроил своих людей для атаки на баррикаду, но французы это предвидели. Слева изготавливался к атаке эскадрон конных драгун.
– Ты! – Шарп схватил пробегающего мимо стрелка. – Ты тоже! И ты! Огонь вон по тем сволочам!
Стрелки открыли пальбу по кавалеристам.
– Целиться ниже! – заревел Шарп. – Ниже!
Лошадь упала на землю. Сраженный пулей всадник вылетел из седла. Шарп увидел валяющееся среди камней ружье, поднял его, зарядил и выстрелил вниз. Сержант Уильямс с дюжиной стрелков вели огонь по противоположному склону. Остальные стреляли по кавалерии. Опрокинуть атакующих они не могли, но им удалось сбить их с темпа. Лошадь без седока крутилась в снегу, другая тащила за собой поперек линии атаки окровавленного хозяина.
Сообразив, что драгуны все равно изрубят редкую цепь испанцев, Вивар дал команду отступать в скалы. Французы тоже сообразили, что их атака обречена, и отозвали кавалерию. В скалах, без прикрытия сверху, всадники становились легкой мишенью для ружей противника.
Наступила патовая ситуация. Где-то ужасным, воющим голосом причитал раненый. Хромая лошадь хотела пристроиться к отступающему эскадрону, но упала. В снегу дымились ружейные пыжи. Шарп не знал, сколько прошло времени: два часа или две минуты. Только чувствовал, как холод, не ощущавшийся во время атаки, снова сковывает тело.
Гордый действиями стрелков, лейтенант сам себе улыбнулся. Все было сделано на невероятных скоростях, противник дрогнул, они перехватили инициативу.
Французы по-прежнему блокировали дорогу, но теперь стрелки Шарпа могли донимать огнем укрывшихся за невысокой баррикадой, что они и делали с радостью людей, мстящих за свой позор.
В ходе боя на горе в плен попали двое французов. Несчастных драгун затолкали в пещеру, которую охранял зверского вида стрелок. Шарп прикинул, что на каждом из склонов ущелья было не больше трех дюжин драгун. За баррикадой и в конной атаке он видел не более шестидесяти или семидесяти человек. Это означало, что перед ними располагался посланный на перехват небольшой отряд.
– Лейтенант! – крикнул снизу Вивар. Испанца не было видно из-за нагромождения камней.
– Я слушаю, майор!
– Сможете поддержать меня огнем, когда я атакую заграждение?
– У вас ничего не выйдет!
Шарп понимал, что, если Вивар пойдет на заграждение, во фланг ему тут же ударит кавалерия. Он уже видел, что делают с рассеянной пехотой конные драгуны, и боялся за касадорцев Вивара. Карабины никогда не были настоящим оружием драгун. Они полагались на мощь длинных прямых палашей и молили Бога, чтобы он послал самоуверенных дураков под их смертоносные клинки.
– Англичанин! – прокричал Вивар.
– Я слушаю, майор.
– Мне плевать на ваше мнение. Поддержите меня огнем!
– Придурок, – проворчал Шарп и скомандовал: – Прижать противника к земле! Огонь!
Солдаты Вивара кинулись в атаку колонной по три. В первый раз они атаковали цепью, сейчас Вивар выстроил своих людей наподобие живого тарана, которым хотел пробить баррикаду на дороге. Пешие кавалеристы не шли, а бежали в атаку. С баррикады поднялся дымок, стрелки Шарпа тоже открыли огонь.
Конные драгуны числом до сорока человек увидели, что неприятель вышел на открытое место. Всадники пришпорили коней и рысью понеслись в атаку. Вивар не обращал на них внимания. Один из испанцев упал, его товарищи засуетились над телом и перестроились. Высоко и резко протрубил горн, майор остановил своих людей и развернул их в сторону кавалерии.
Теперь Шарп сообразил, что планирует испанец. По смелости его план граничил с идиотизмом. Не обращая внимания на засевших на баррикаде драгун, он решил обрушить весь огонь на кавалерию. Майор был уверен в том, что стрелки подавят баррикаду. Шарп пошел вдоль цепи стрелков, выкрикивая им цели.
Увидев, как кто-то из стрелков выстрелил поспешно и не целясь, Шарп пнул его в ногу.
– А ну целься, дурень!
Шарп высматривал, не рассыпан ли рядом с солдатами порох – верный признак того, что они недосыпают его в ружье, дабы избежать сильной, как пинок мула, отдачи в плечо. Никто, однако, из стрелков не пользовался дешевой уловкой.
Двое солдат на правом фланге Вивара упали на землю. Кавалерия уже неслась во весь опор, из-под копыт летели комья грязного снега.
– Целиться! – прокричал Вивар с правого, самого близкого к баррикаде фланга. Он поднял палаш. – Ждать, еще ждать!
Ближе к дороге снежный покров был совсем тонким. Лошадиные копыта стучали по земле, занесенные клинки тускло блестели. Вновь протрубила труба, драгуны понеслись еще быстрее, кто-то уже выкрикнул боевой клич. Испанцы не выстроились в каре, полностью положившись на мощь ружейного залпа. Лишь самые дисциплинированные войска могли сохранять такой порядок при конной атаке.
– Огонь! – махнул палашом Вивар.
Прогремели испанские карабины. Лошади заметались. В окровавленный снег рухнуло несколько всадников. Кто-то страшно и дико визжал – Шарп не мог разобрать, человек это или лошадь. Затем вопли перекрыл боевой клич Вивара:
– Сантьяго! Сантьяго!
Галисианцы бросились в атаку. Они бежали к опрокинутой коннице.
– Господи Иисусе, – пробормотал стоящий рядом с Шарпом стрелок, – вот сумасшедшие!
Если это и было безумие, то замечательное. Стрелки Шарпа завороженно смотрели на испанцев, в то время как лейтенант метался вдоль цепи и, срывая голос, приказывал стрелять по баррикаде. Взглянув вниз, он увидел, что галисианцы побросали карабины и выхватили палаши. Они перепрыгивали через убитых лошадей и всаживали клинки в ошеломленных драгун. Некоторые хватали коней под уздцы и стаскивали всадников на землю.
Засевшие на баррикаде французы решили атаковать испанцев с фланга. Шарп закричал, предупреждая Вивара, но было ясно, что майор ничего не услышит.
Лейтенант развернулся:
– Сержант Уильямс! С этими людьми остаетесь здесь. Остальные – за мной! Вперед!
Стрелки понеслись вниз по склону. Их отчаянная атака должна была смять фланг драгун.
Увидев неприятеля, французы заметались и обратились в бегство. Солдаты Вивара брали пленных и отлавливали лишившихся всадников лошадей. Бой закончился. Попавший в засаду малочисленный отряд вырвал невозможную победу. Снег провонял кровью и дымом.
Неожиданно за спиной Шарпа, в дальнем конце каньона, раздалась стрельба.
Вивар резко обернулся. Лицо его посерело.
– Лейтенант, – прохрипел он, указывая в даль ущелья.
Шарп обернулся. Он видел, как сержант Уильямс перенес огонь на другой конец ущелья и понял, что оттуда идут в атаку драгуны, отрезавшие их отход. Не дождавшись панического отступления солдат Вивара и Шарпа, они решили напасть на врага сзади.
И были остановлены одним человеком. Стрелок Харпер залег за тушей мула и из брошенного кем-то ружья сдерживал продвижение французов. Освобождаясь от веревок, он глубоко порезал себе руки, но, несмотря на раны, быстро перезаряжал ружье и стрелял с поразительной точностью. Мастерство ирландца подтверждали мертвая французская лошадь и раненый драгун. Харпер выкрикивал гэльские угрозы и предлагал драгунам приблизиться. Стрелок дико взглянул на подбежавшего Шарпа и снова прильнул к ружью.
Шарп расположил стрелков на дороге:
– Целься!
Впереди французов скакал егерь в красной накидке и черной меховой шапке. Рядом с ним был высокий человек в черной бурке и белых сапогах.
– Огонь! – закричал Шарп.
Грянул залп дюжины ружей. Пули с воем отскакивали от камней, несколько кавалеристов полетели на землю. Всадник в красном и всадник в черном не пострадали. Шарпу показалось, что они смотрят на него. Раздавшийся с вершины горы залп заставил их повернуть коней в укрытие. Стрелки разразились презрительными возгласами, но Шарп резко их оборвал:
– Перезаряжай!
Французы ускакали. Со свисающих с камней сосулек капала вода. Стонала раненая лошадь. В ущелье висел удушливый пороховой дым. Одного из стрелков вырвало кровью; откашлявшись, он тяжело вздохнул. Кто-то плакал. Раненую лошадь прикончили выстрелом, грохот которого далеко разнесло горное эхо.
За спиной Шарпа раздались шаги. Блас Вивар, минуя Шарпа, минуя стрелков, опустился на колени перед мулом и осторожно перерезал упряжь, которой был привязан к мертвому животному сундук. Выпрямившись, он посмотрел на Харпера и сказал:
– Ты спас его, мой друг.
– Спас что? – Было ясно, что ирландец понятия не имеет, как дорожил сундуком майор Вивар.
Испанец подошел к великану и поцеловал его в обе щеки. Кто-то из стрелков хмыкнул, но осекся, почувствовав торжественность момента.
– Ты спас его, – повторил Вивар со слезами на глазах. Затем он поднял сундук и пошел к своим солдатам.
Шарп побрел следом. Продрогшие и молчаливые стрелки собирались у дороги. Радость победы не чувствовалась. Далеко внизу, за завалом, которым французы перегородили ущелье, поднимался в небо столб серого дыма. В том месте была деревушка, и в сером, как тряпье нищего, дыме сквозило зловоние насилия и смерти.
На окровавленную землю черным снегом опускался пепел.
Глава 5
Жители деревни не смогли предупредить Вивара потому, что больше не было ни деревни, ни жителей. Очевидно, селение подожгли одновременно с началом боя в ущелье. Дома пылали вовсю. Зато трупы основательно промерзли.
Деревенька была маленькой и бедной. Крестьяне разводили коз и овец, которых пасли на плоскогорье. Домики стояли в окружении карликовых дубов и каштанов. На небольших огородах выращивали картофель. Сами же домики представляли собой жалкие лачуги с неизменными кучами навоза у дверей. Люди делили жилье с животными; стрелки Шарпа привыкли к подобному в Англии, и ностальгические воспоминания омрачили день.
Если только можно было еще больше омрачить картину убитых детей и младенцев, изнасилованных женщин, распятых мужчин. Сержанта Уильямса, вложившего свою лепту в ужасы жестокого мира, стошнило. Один из касадорцев повернулся к пленному французу и, прежде чем Вивар успел вымолвить хоть слово, выпустил ему кишки. Только после этого испанец издал вопль ненависти.
Вивар проигнорировал и вопль, и убийство. Вместо этого он подошел к Шарпу и неуместным официальным тоном произнес:
– Не согласитесь ли вы... – Продолжить, однако, майор не смог. Зловоние от сгоревших трупов было невыносимым. С трудом сглотнув слюну, он закончил: – Выставите пикеты, лейтенант, хорошо?
– Да, сэр.
По крайней мере, стрелки не будут видеть тела убитых детей и обгоревшие внутренности. От всей деревни остались лишь церковные стены, сложенные из камня. Деревянная крыша церкви еще пылала, столб дыма высоко поднимался над ущельем.
Шарп разместил часовых среди деревьев.
– Зачем они это сделали, сэр? – спросил Шарпа стрелок Додд, тихий спокойный человек.
Ответа лейтенант не знал.
Гэтейкер, мошенник и весельчак, невидящим взором уставился в пространство. Исаак Танг, загубивший хорошее образование джином, сморгнул, когда из деревни донесся леденящий душу крик. Сообразив, что кричал пленный француз, стрелок сплюнул, демонстрируя свое пренебрежение к происходящему.
Шарп шел дальше, расставляя часовых, пока не вышел один к огромным скалам, откуда ущелье просматривалось далеко на юг. Там он присел и посмотрел в огромное небо, обещавшее ухудшение погоды. Лейтенант до сих пор держал в руке палаш; теперь он механически сунул его в железные ножны. Липкое от крови лезвие застряло на полпути, и лейтенант с удивлением заметил, что пуля сплющила стенки ножен.
– Сэр?
Перед Шарпом стоял растрепанный сержант Уильямс.
– Да, сержант?
– Мы потеряли четверых, сэр.
Шарп выругал себя за то, что первый не поинтересовался потерями.
– Кого?
Уильямс перечислил убитых, имена которых ничего не сказали Шарпу.
– Я думал, потери будут больше, – задумчиво произнес лейтенант.
– Симс ранен, сэр. И Кэмерон. Есть еще раненые, но эти самые тяжелые. – Сержанта трясло.
Шарп пытался собраться с мыслями, но воспоминание об убитых детях не отпускало. Ему не раз приходилось видеть мертвых детей. Только за последние недели отступления замерзли не меньше десятка ребятишек, но ни один из них не был убит. Он видел, как детей бьют, пока не пойдет кровь, и ни разу не был свидетелем детоубийства. Как они могли такое сделать?
Обеспокоенный молчанием Шарпа, Уильямс пробормотал что-то насчет ручья, в котором стрелки могли бы наполнить фляги.
– Убедитесь вначале, что вода не отравлена, – кивнул Шарп.
– Конечно, сэр.
Шарп наконец взглянул на крепыша сержанта.
– А стрелки молодцы. Настоящие молодцы.
– Спасибо, сэр, – с облегчением произнес Уильямс и тут же вздрогнул, услышав донесшийся из деревни нечеловеческий вопль.
– Отлично сработали, – торопливо произнес сержант, словно стараясь отвлечь внимание от крика.
Шарп смотрел на юг, прикидывая, ждать ли от таких туч дождя или снега. Он вдруг вспомнил егеря в красной накидке и человека в черной бурке. Откуда снова взялись эти двое? Очевидно, они знали о приближении Вивара. А вот английских стрелков враг в расчет не принял. Шарп вспомнил, как на вершине горы мимо него пробежал первый солдат. Стрелок бежал со штыком наперевес, и Шарп сообразил, что это еще один его прокол. Он не приказывал примкнуть штыки, стрелки сделали это сами.
– Стрелки воевали отлично, – повторил Шарп. – Передайте им это.
– Сэр? – неуверенно произнес Уильямс. – Мне кажется, будет лучше, если вы сами им это скажете.
– Я? – Шарп резко повернулся к сержанту.
– Они старались ради вас, сэр.
Шарп молчал, и Уильямс смутился еще больше.
– Мы все старались. И надеялись, что вы...
– Что я? – вопрос прозвучал грубо, и Шарп это почувствовал. – Извините.
– Мы надеялись, что вы отпустите Харпса, сэр. Ребята его любят, а в армии всегда прощали провинившихся, если его товарищи хорошо сражались.
Злость на Харпера была слишком велика, чтобы немедленно удовлетворить просьбу.
– Я сам поблагодарю стрелков, сержант, – сказал Шарп и, помолчав, добавил: – Насчет Харпера я подумаю.
– Хорошо, сэр. – В голосе сержанта Уильямса звучала благодарность. Лейтенант впервые говорил с ним по-человечески.
Шарп тоже это почувствовал и растерялся. Он нервничал, командуя стрелками, боялся их неповиновения и не сознавал, что и они в свою очередь его боятся. Шарп знал, что он суровый человек; в то же время он всегда считал себя разумным и рассудительным. Взглянув на себя глазами Уильямса, он вдруг увидел весьма неприглядный образ: задиристый тип, унижающий собственных подчиненных. Именно таких он ненавидел больше всего в бытность свою солдатом. На лейтенанта нахлынуло ощущение вины за проступки, которые он совершил по отношению к стрелкам. Он захотел все исправить. Гордость не позволяла ему извиниться, и Шарп смущенно признался:
– Я не был уверен, что они полезут за мной на склон.
От изумления Уильямс закашлялся, после чего понимающе кивнул:
– Эти полезут, сэр. Здесь цвет батальона.
– Цвет? – Шарп не мог скрыть удивления.
– Пройдохи, понятное дело, – улыбнулся Уильямс. – Я к ним не отношусь. Я никогда не любил драться. Всегда надеялся, что сумею прожить чем-нибудь другим. – Сержант рассмеялся и добавил с восхищением: – Но наши парни, сэр, настоящие дьяволы. Если подумать, в этом есть резон. Я наблюдал за стрелками, когда лягушатники атаковали мост. Так вот, некоторые были готовы сразу сдаться. Но не наши, сэр. Наши думали, как прорваться с боем. Вам достались крутые парни. За исключением меня. Мне просто везет. А этим только дай подраться, и они пойдут за вами куда угодно.
– Они пошли и за тобой, – сказал Шарп. – Я видел тебя на горе. Ты хорошо сражался.
Уильямс потрогал нашивки на правом рукаве.
– Мне было бы стыдно за мое звание, сэр, если бы я этого не сделал. На самом деле все зависело от вас. Штурмовать склон было чертовски опасно. Но как все получилось!
Шарп пожал плечами, хотя в глубине души был польщен. Он нуждался в одобрении. Может, он и не родился офицером, но Бог свидетель, он родился солдатом. Сын шлюхи, лишенный Господа, и Господом проклятый солдат!
//-- * * * --//
В деревне нашлись штыковые и совковые лопаты. В устье ущелья были выкопаны могилы для убитых французов.
Вивар и Шарп подошли к выдолбленным в мерзлой земле неглубоким ямам. Испанец остановился возле погибшего в кавалерийской атаке драгуна. Одежды на убитом уже не было. Тело драгуна побелело, как снег, зато обрамленное косицами лицо стало коричневым от солнца и ветра.
– Как вы называете эти хвостики? – неожиданно спросил Вивар.
– Косицы.
– Это их отличительный знак, – мрачно произнес испанец. – Принадлежность к элите.
– Как розмарин на шапках ваших солдат?
– Нет, ничего общего! – Майор ответил так резко, что несколько минут офицеры молча смотрели на мертвого врага.
Почувствовав неловкость, Шарп нарушил молчание:
– Никогда бы не поверил, что пешие кавалеристы могут остановить конную атаку.
Похвала пришлась майору по душе.
– Я бы тоже никогда не поверил, что пехота сможет взять этот склон. Это было глупо с вашей стороны, очень глупо и гораздо смелее, чем я мог вообще предположить. Я вам благодарен.
Как всегда растерявшись от похвалы, Шарп пожал плечами:
– Это все стрелки.
– Полагаю, они стремились отличиться в ваших глазах, – сказал Вивар, стараясь ободрить Шарпа. Видя, что англичанин молчит, майор выразительно добавил: – Солдаты всегда проявляют чудеса, когда знают, чего от них ждут. Сегодня вы показали, чего вы от них хотите, и они принесли победу.
Шарп пробормотал что-то насчет везения. Вивар проигнорировал это замечание.
– Они шли за вами, лейтенант, потому что знали, чего вы от них ждете. Солдаты всегда должны знать, чего хочет офицер. Я установил для своих касадорцев три правила. Нельзя воровать, кроме тех случаев, когда не своровать – значит погибнуть; о лошадях заботиться прежде чем о себе; и драться, как герои. Все. Три правила, но они работают. Поставьте перед людьми твердые условия, и они пойдут за вами куда угодно.
Стоя на продуваемом всеми ветрами плато, Шарп понял, что майор Вивар делает ему подарок. Испанец предлагал ему ключ к успеху.
Шарп улыбнулся.
– Спасибо.
– Правила, – продолжал Вивар, не обращая внимания на благодарность англичанина, – делают из людей настоящих солдат, а не таких ублюдков, – он пнул мертвого драгуна и содрогнулся. К могиле подтаскивали тела других убитых. – Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из моих смастерил деревянные кресты.
Шарп в очередной раз поразился испанцу. Только что пнул голый труп врага – и собирается поставить на его могилу крест.
– Это не из уважения, лейтенант, – сказал Вивар, видя его удивление.
– Нет?
– Я боюсь духов убитых. Кресты не позволят их грязным душам покинуть могилы. – Вивар плюнул на убитого. – Думаете, я дурак? Мне приходилось видеть потерянные души проклятых мертвецов, они похожи на миллионы свечей в ночном тумане. Их стенания куда страшнее, чем это, – он кивнул в сторону деревни, откуда донесся душераздирающий вопль. – За убийство детей они заслужили худшего.
Шарп не мог возразить майору. У него до сих пор не укладывалось в голове, как может солдат убить ребенка.
– Почему они это сделали?
Вивар отошел от трупов к краю небольшого плато, откуда их атаковали конные драгуны.
– Поначалу французы были нашими союзниками. Черт бы побрал нашу доверчивость, но мы их и пригласили. Они пришли, чтобы сражаться с нашими врагами португальцами, а потом захотели остаться. Решили, что Испания ослабла, разложилась и не в состоянии за себя постоять. – Вивар замолчал, глядя в огромное ущелье. – Может быть, они и правы. Мы разложились. Только не народ, лейтенант. Об этом даже не думайте. Правительство. – Майор плюнул. – Французы нас презирают. Считают перезревшим плодом. Может, и так. Наша армия? – Вивар обреченно пожал плечами. – Люди не могут хорошо сражаться под плохим командованием. Но народ не испорчен. Эта земля не испорчена! – Он топнул каблуком по снегу. – Это Испания, лейтенант, страна, любимая Богом, и Бог никогда ее не оставит. Как по-вашему, почему мы с вами сегодня победили?
Ответа на этот вопрос не требовалось, и Шарп промолчал.
Вивар смотрел вдаль. Над далекими горами темными пятнами обозначился дождь.
– Французы презирали нас, – вернулся он к прежней мысли. – Теперь они научились нас ненавидеть. Победа в Испании далась им нелегко. Здесь они познали горечь поражения. Мы заставили сдаться их армию под Бэйленом, а при осаде Сарагоссы жители просто издевались над ними. Этого они нам не простят. Теперь французы наводнили нашу страну войсками. Поняли, что нас легче уничтожить, чем победить.
– Зачем они убили детей? – Шарпа преследовали картины зверски истерзанных детских трупов.
Вивар поморщился.
– Вы привыкли сражаться против людей в форме, лейтенант. Вы узнаете врага по синему мундиру с золотыми нашивками. Это хорошая мишень для ваших стрелков. Но французы не знают, кто их враг. Врагом может стать любой человек с ножом, поэтому они так нас боятся. И разжигают свою ненависть до невиданных пределов. Они хотят, чтобы и Испания их боялась. Боялась вот такого. – Он обвел рукой дымящиеся развалины деревушки. – Они боятся нас и хотят, чтобы мы боялись их еще больше. Может быть, им удастся этого добиться.
Пессимизм не вязался с обликом непреклонного Бласа Вивара.
– Вы в самом деле так думаете? – спросил Шарп.
– Я думаю, что люди всегда будут бояться смерти своих детей. – Голос Вивара, пережившего подобное горе, звучал скорбно. – И все же у французов ничего не выйдет. Сейчас испанцы оплакивают своих детей и ищут надежду. Но если им предоставить эту надежду, хоть крошечный лучик, они поднимутся на бой!
Последние слова он прорычал, после чего виновато улыбнулся и посмотрел на Шарпа:
– Я хотел просить вас об одолжении.
– Разумеется.
– Ирландец, Патрик Харпер. Отпустите его.
– Отпустить? – Шарп растерялся не от просьбы как таковой, а от резкой перемены в манерах Вивара. Непреклонный и полный гнева мгновение назад, испанец вдруг стал робок и вежлив.
– Я понимаю, – поспешно добавил Вивар, – ирландец совершил тяжкий проступок. Он заслуживает, чтобы его запороли до полусмерти, а может, и большего, но он оказал мне неоценимую услугу.
Смущенный просительным тоном Вивара, Шарп пожал плечами:
– Разумеется.
– Я объясню ему, как нужно себя вести.
Шарп уже пришел к решению помиловать Харпера. Это следовало сделать хотя бы для того, чтобы доказать собственную рассудительность сержанту Уильямсу.
– Честно говоря, я его уже освободил, – признался майор Вивар, – но я должен был в любом случае заручиться вашим согласием. – Видя, что Шарп не протестует, майор улыбнулся и поднял с земли французскую каску. Потом сорвал чехол, которым был обшит медный корпус, чтобы блеск не выдал расположение драгуна. – Хорошая игрушка, – презрительно заметил он, – хорошо будет смотреться после войны где-нибудь на лестнице.
Погнутая драгунская каска Шарпа не интересовала. До него дошло, что «неоценимая услуга» заключалась в том, что Харпер не дал французам захватить сундук. Он вспомнил, какой ужас исказил лицо испанца, когда ящик оказался под угрозой. На Шарпа снизошло озарение. Егерь преследовал Вивара, и эта погоня привела драгун к арьергарду английской армии. Они походя разбили четыре роты стрелков и понеслись дальше – но не за отступающей армией, а за сундуком.
– Что внутри, майор? – с вызовом спросил Шарп.
– Бумаги, я уже говорил, – равнодушно ответил Вивар, срывая с каски последнюю полоску материи.
– Французы пришли сюда за сундуком.
– Пленные показали, что пришли за едой. Уверен, они говорят правду, лейтенант. Перед лицом смерти люди редко врут, а все они твердили одно и то же. Это фуражный отряд. – Вивар протер каску рукавом и протянул для осмотра Шарпу. – Обратите внимание на низкое качество работы. Как крепится ремешок.
– Они пришли за сундуком, не так ли? Они гнались за вами и знали, что вам надо пересечь эти горы?
Вивар нахмурился.
– Не нравится мне эта каска. Думаю, найду и получше, пока идет война.
– Это те же самые драгуны, которые напали на наш арьергард. Нам повезло, что они не прислали сюда весь полк, майор!
– Пленные показали, что сюда смогли добраться только те, у кого были хорошие лошади. Уверяю вас, им нужны еда и фураж. По словам пленных, деревни в предгорье разграблены дотла, поэтому им приходится забираться все выше.
– Что в сундуке, майор? – настойчиво повторил Шарп.
– Любопытство! – воскликнул Вивар и повернулся в сторону деревни. – Любопытство! – повторил он и, размахнувшись, далеко забросил медную каску. Сверкнув в небе, каска с грохотом покатилась по крутому каменистому склону. – Любопытство, лейтенант, это английская болезнь, которая часто приводит к смерти. Избегайте ее!
К вечеру все догорело, кроме дома, где расположились солдаты Вивара. Они жарили на длинных палашах куски конского мяса. Стрелки Шарпа жарили конину на шомполах. К общему облегчению, убитых селян похоронили. Пикеты были подтянуты к самому краю деревни. Часовые дрожали от пронизывающего ветра. С наступлением темноты дождь утих. К ночи ветер разогнал тучи; на талый снег упал бледный лунный свет, отчего пейзаж приобрел зловещий вид. Где-то в горах завыл волк.
Зеленые куртки стояли на посту первую половину ночи. Ближе к полуночи Шарп обошел деревню и перекинулся с каждым стрелком несколькими неуклюжими фразами. Разговор не клеился, стрелки не могли забыть то утро, когда сговорились убить своего офицера. Самые разговорчивые – Уэлшмэн и Дженкинс – поинтересовались, где находится армия сэра Джона Мура.
– Бог ее знает, – сказал Шарп. – Далеко.
– Она разбита, сэр?
– Может быть.
– Но ведь и Наполеон ушел? – В вопросе звучала надежда, словно отсутствие императора каким-то образом могло облегчить участь стрелков.
– Говорят, ушел.
По слухам, Наполеон действительно покинул Испанию, что не давало особого повода для оптимизма. Вражеские армии были разгромлены, добить Испанию и Португалию вполне могли и его маршалы, завоевавшие всю Европу.
Шарп миновал сгоревшие дома. Подошва его правого сапога окончательно отвалилась, брюки болтались, как на вешалке. Ножны он починил, зато форма годилась только для огородного пугала.
Лейтенант вышел к тому месту, где дорога круто поднималась вверх. Рядом протекал ручей, когда-то у большого камня деревенские женщины устраивали стирку. Здесь же размещался пост из трех человек.
– Что-нибудь видите?
– Ничего, сэр. Спокойно, как в высохшей пивной бочке.
Из тени поднялся гигант ирландец. Мужчины уставились друг на друга, потом Харпер неуклюже стянул с головы кивер и отсалютовал:
– Простите, сэр.
– Ничего.
– Майор говорил со мной, да. Мы малость струхнули, понимаете, сэр, и...
– Я сказал, ничего!
Харпер кивнул. Сломанный нос распух, и Шарп понял, что прямым он уже никогда не будет. Огромный ирландец улыбнулся:
– Если позволите мне так выразиться, сэр, удар у вас как у быка.
Шутка означала примирение, но память о драке на разрушенной ферме была слишком болезненной, и Шарп огрызнулся:
– Я снял тебя с чертовски острого крюка, стрелок Харпер. Это вовсе не означает, что ты можешь молоть все, что придет в твою дурную голову. Надевай кивер и принимайся за дело.
Шарп развернулся и зашагал прочь, готовый мгновенно кинуться назад, если раздастся хоть один оскорбительный звук. У Харпера хватило ума промолчать. Лишь ветер свистел в ветвях деревьев и раздувал костер, унося искры высоко в небо.
Шарп приблизился к огню, надеясь высушить промокшую одежду. Ему показалось, что он опять поступил неправильно; шутку следовало принять. Ирландец хотел помириться, а он снова закусил удила от гордыни.
– Вам надо поспать, сэр! – Пламя осветило сержанта Уильямса. – Я присмотрю за ребятами.
– Мне не уснуть.
– Понимаю. Как подумаешь о мертвых крошках, так сон и проходит.
– Да.
– Ублюдки, – сказал Уильямс. – Там была одна младше, чем моя Мэри.
– А сколько твоей?
– Пять лет, сэр. Хорошенькая. Не в отца.
Шарп улыбнулся.
– Твоя жена не поехала за тобой в Испанию?
– Нет, сэр. Работает в пекарне у своего папаши. Не сильно он радовался, когда она вышла за солдата. Да и когда они рады?
– Это точно.
Сержант потянулся.
– Зато будет что рассказать, когда вернусь в Спайталфилдз. – Он помолчал, очевидно, вспоминая дом. – Веселенькие истории.
– Например?
– Ну, например, как эти ублюдки забрались в такую глушь, чтобы пополнить запасы. Так ведь сказал майор?
– Да.
Французы добывали пропитание грабежами и воровством, но Уильямс, как и Шарп, не мог поверить, чтобы драгуны забрались в такую дыру, в то время как в долинах было полно соблазнительных местечек.
– Кстати, это они атаковали нас на дороге, – сказал Шарп. В некотором смысле это сыграло на руку стрелкам, ибо французы, взявшие в качестве трофеев немало английских ружей, не смогли толком воспользоваться незнакомым оружием.
Сержант Уильямс кивнул.
– Сволочь в красной накидке, правильно?
– Да. И тип в черном.
– По-моему, им нужен ящик, который тащат с собой испанцы. – Уильямс понизил голос, словно его мог услышать кто-то из касадорцев: – В таких сундуках обычно возят бриллианты, верно? Думаю, здесь может оказаться королевское золотишко.
– Майор Вивар сказал, что в нем бумаги.
– Бумаги! – насмешливо повторил сержант Уильямс.
– Нас это не касается, – сказал Шарп. – Любопытство – опасная болезнь. Советую никого не расспрашивать. Майор не любит, когда лезут не в свои дела.
– Слушаю, сэр, – протянул Уильямс, разочарованный равнодушием лейтенанта.
Но Шарп лишь маскировал собственное недоверие. Спустя несколько минут после ничего не значащего разговора он пожелал сержанту спокойной ночи и медленно пошел в сторону церкви. Он усвоил эту бесшумную походку еще с детства, в лондонских трущобах, где чтобы выжить, ребенок должен был воровать. Обойдя вокруг церкви, он замер у дверей. Кроме потрескивания костра и шума ветра не доносилось ни звука. Шарп продолжал вслушиваться, надеясь уловить хоть единое колебание воздуха внутри каменного здания. Ничего. Он чувствовал запах обвалившихся и сгоревших бревен внутри церкви, но людей там не было. Ближайшие испанцы спали, завернувшись в плащи в тридцати шагах от церкви.
Двери были распахнуты. Шарп скользнул внутрь и снова замер.
Святое место заливал лунный свет. Стены почернели от копоти, но люди Вивара уже расчистили от обгоревших бревен ведущие к алтарю ступеньки. На самой последней, черный, как стены церкви, стоял сундук.
Шарп ждал. Он оглядел всю церковь, стараясь уловить малейшее движение. Все было спокойно. В южной стене имелось небольшое черное окошко, единственное во всем здании. Через него ничего не было видно, и Шарп предположил, что оно выходит в чулан или глубокую нишу.
Лейтенант прошел между сгоревшими бревнами. Некоторые еще тлели. Один раз отставшая подошва зацепилась за головешку, но это был единственный звук, который он произвел.
Приблизившись к ступенькам алтаря, Шарп опустился на корточки. На крышке сундука лежали свернутые агатовые четки, в лунном свете сияло крошечное распятие. Там, внутри, хранится то, что привело в эту замерзшую глушь французских солдат. Вивар утверждал, что это бумаги, но даже самый религиозный человек не станет охранять бумаги при помощи распятия.
Сундук был обшит промасленным чехлом. Во время боя в него попали две пули. Шарп просунул пальцы в пробитую ткань, нащупал застрявшие пули и гладкую поверхность дерева. Он прощупывал форму и положение засовов и замков под чехлом. Замки были старинные, такие за несколько секунд можно открыть штифтом от ружья.
Глядя на сундук, лейтенант покачивался с носка на пятку. Четыре стрелка отдали за него свои жизни, многим еще предстояло погибнуть, и это, решил Шарп, дает ему право выяснить, что находится внутри. Он понимал, что скрыть взлом не удастся, но он и не собирался ничего красть.
Из кармана куртки он вытащил складной нож, которым пользовался во время еды. Вытащив лезвие, наклонился, чтобы разрезать чехол.
– Посмей прикоснуться, англичанин, и ты умрешь.
Шарп резко повернулся вправо. Из темного окошечка послышался щелчок взведенного пистолета.
– Майор?
– Из таких окон больные следят за мессой, лейтенант, – донесся из темноты голос Вивара. – Идеальное место для часового.
– Что здесь охранять?
– Бумаги, – холодно произнес Вивар. – Положите нож, лейтенант, и оставайтесь на месте.
Шарп повиновался. Спустя мгновение майор возник в дверях церкви.
– Больше так не делайте, лейтенант. Я убью любого, кто прикоснется к ящику.
Шарп чувствовал себя как пойманный сторожем мальчишка, но тем не менее вызывающе бросил:
– Из-за бумаг?
– Из-за бумаг, – устало сказал Вивар и посмотрел на небо, по которому стремительно неслись серебристые облака. – Неподходящая для убийства ночь, лейтенант. Духи мертвых и без того разгулялись. Думаю, вам следует поспать. Утром предстоит долгий путь.
Шарп потупился и прошел мимо майора к дверям. На пороге он на секунду остановился, чтобы еще раз взглянуть на сундук. Вивар повернулся к нему спиной и опустился на колени перед своим загадочным ящиком.
Смущенный видом молящегося человека, Шарп замер.
– Да, лейтенант? – спросил майор, не оборачиваясь.
– Что сказали пленные про человека в красной накидке? Про егеря, который их сюда привел?
– Ничего, лейтенант. – Голос испанца был полон терпения, словно он говорил с капризным ребенком. – Я не догадался их спросить.
– А человек в черном? Гражданский?
Вивар ответил не сразу.
– Знает ли волк клички гончих?
– Кто он, майор?
Тихонько щелкнули четки.
– Спокойной ночи, лейтенант.
Шарп понял, что не добьется ответа ни на один вопрос. Он прикрыл обгорелую дверь, улегся на холодную голую землю и стал слушать, как шумит ветер в полной привидений ночи. Где-то завыл волк, одна из пленных лошадей слабо заржала. В церкви молился человек.
Шарп уснул.
Глава 6
Касадорцы и стрелки продолжали путь на запад. Опасаясь французских драгун, Вивар избегал легких дорог паломников и выбирал труднопроходимые горные тропы. Дорога, если ее можно было так назвать, вилась между скал, пересекая взбухшие от талой воды и бесконечных дождей ручьи. Дожди окончательно размыли и без того скользкие тропы. Раненых и подхвативших лихорадку везли захваченные в бою французские лошади, но вести самих лошадей приходилось с величайшей осторожностью. К седлу одной из лошадей был приторочен сундук.
Французы не появлялись. Шарп ожидал увидеть силуэты драгун в первые же дни марша, но егерь и его люди, похоже, пропали. Обитатели редких горных сел уверяли Вивара, что не видели никаких французов. Некоторые вообще не знали, что идет война, и враждебно смотрели на говорящих на неведомом языке стрелков.
– Себя бы послушали, – смеялся Вивар, намекая на причудливый местный диалект. Он объяснял крестьянам, что людей в изодранных зеленых куртках бояться не надо.
Спустя несколько дней, уверившись в том, что французы сбились со следа, Вивар спустился на петляющий между гор путь паломников. Он представлял собой последовательность извилистых троп, бегущих по глубоким ущельям. Главные тропы были вымощены камнями, и, хотя зимой все превратилось в сплошную грязь, идти по твердому покрытию было значительно легче. Вдоль дороги, пролегающей через места, еще не узнавшие горестей войны, росли каштаны и вязы. Еды было вдоволь. Солдаты ели кукурузу, ржаной хлеб, картошку, каштаны и засоленное на зиму мясо. Как-то на ужин был даже свежий барашек.
Тем не менее, несмотря на обилие пищи и твердую дорогу, места были суровые. Однажды, пересекая мост через глубокий и темный ручей, Шарп увидел насаженные на колья три человеческих головы. Головы проторчали на кольях несколько месяцев, глаза, языки и мягкие места склевали птицы. Оставшиеся лоскуты кожи почернели, как деготь.
– Кадетов, – пояснил Вивар, – разбойники. Посчитали пилигримов легкой добычей.
– Многие ли совершают паломничество в Сантьяго-де-Компостела?
– Гораздо меньше, чем в былые времена. Прокаженные по-прежнему ходят на исцеление, но война, похоже, остановит и их. – Вивар кивнул в сторону черепов с длинными прямыми космами: – А этим господам придется опробовать свое искусство против французов.
Стрелки радовались хорошей дороге. Здесь было все, к чему они привыкли. Вивар закупил много табака, который надлежало резать перед курением, и многие зеленые куртки переняли испанскую манеру курить табак, завернутый в бумагу, вместо того чтобы набивать им глиняные трубки. В маленьких деревушках всегда было вдоволь крепкого сидра. Вивар поразился способности стрелков пить и еще более удивился, когда Шарп сказал ему, что многие пошли на военную службу исключительно ради трети пинты рома в день.
Рома не было, но благодаря сидру стрелки были счастливы и даже к своему офицеру относились с осторожной доброжелательностью. Зато Харпера они приняли в свои ряды с нескрываемым восторгом, и Шарп в очередной раз убедился, что великан – признанный лидер среди солдат. Стрелки любили и сержанта Уильямса, но при принятии решений инстинктивно полагались на Харпера. Шарп невесело отметил, что не он, а ирландец сплотил уцелевших из четырех рот стрелков в единое подразделение.
– Харпс – порядочный человек, сэр. – Сержант Уильямс взял на себя миссию миротворца. – Он говорит, что был не прав.
Шарпа подобные заявления раздражали.
– Мне наплевать на то, что он говорит.
– А еще он говорит, что его в жизни так сильно не били.
– Не сомневаюсь, – произнес Шарп, прикидывая, стал бы так разговаривать Уильямс с другими офицерами. По всему выходило, что нет, и Шарп решил, что Уильямс считает возможным подобную фамильярность, потому что знает, что он тоже был сержантом.
– Передай стрелку Харперу, – произнес лейтенант подчеркнуто сурово, – что, если тот еще раз нарушит дисциплину, я его отделаю до потери памяти.
Уильямс захихикал.
– Он никогда больше не нарушит дисциплину, сэр. Майор Вивар с ним говорил, сэр. Одному Богу известно, что он ему сказал, только Харпс боится его как огня. – Сержант восхищенно покачал головой. – Майор – крутой парень, сэр, и богатый тоже. В этом сундуке целое состояние.
– Я тебе говорил, там бумаги.
– Там бриллианты, сэр! – Уильямс обожал разглашать тайны. – Как я и думал. Майор рассказал Харпсу, сэр. Харпс говорит, что бриллианты принадлежат семье майора, и если мы доставим их в целости до Санта-Агги, майор подкинет золотишка и нам!
– Глупости! – мрачно отрезал Шарп.
Его задело, что Вивар доверился не ему, а Харперу. Может быть, потому, что ирландец тоже католик? Кстати, с чего бы Вивар хранил фамильные ценности в церкви? И стали бы французы гоняться за золотом по зимним горам?
– Это старинные ценности! – Сержант Уильямс не обращал внимания на терзания лейтенанта. – Среди них есть ожерелье, сделанное из бриллиантов короны. Короны черного мавра, сэр. Это был такой старый король, сэр. Язычник.
На стрелков явно снизошли ужас и благоговение. Теперь они готовы были сутками напролет маршировать под дождем по плохим дорогам; теперь их страдания были освящены великой целью доставить в сохранности сокровища древнего королевства.
– Не верю ни единому слову, – сказал Шарп.
– Майор говорил, что вы не поверите, сэр, – почтительно произнес Уильямс.
– Харпер видел бриллианты?
– Это принесло бы несчастье, сэр, – с готовностью ответил сержант. – Если кто откроет сундук, не имея на то благословения всей семьи, его погубят злые духи. Вы понимаете, сэр?
– Еще бы, – ответил Шарп, но поколебать веру сержанта не могла никакая ирония.
//-- * * * --//
Вечером над затопленным дождем полем Шарп увидел двух летящих с запада чаек. Это хоть и не означало близкого конца пути, но вселяло надежду. Море служило завершением важного этапа, больше не надо будет идти на запад, на побережье стрелки повернут на юг. Шарпу даже показалось, что промозглый ветер донес запах соли.
К вечеру отряд достиг небольшого города, выстроенного возле моста через глубокую и быструю речку. Над городом возвышались развалины давно заброшенной крепости. Алькад, мэр города, заверил майора Вивара, что в ближайших пяти лье французов нет, и испанец решил разместиться на отдых.
– Выступаем с раннего утра, – предупредил он Шарпа. – Если погода не изменится, то к этому времени завтра будем в Сантьяго-де-Компостела.
– Откуда я поверну на юг.
– Откуда вы повернете на юг.
Алькад предложил майору Вивару переночевать у него, касадорцам были отведены конюшни, а стрелки разместились в систерцианском монастыре, известном гостеприимностью по отношению к паломникам. Там им предложили свежую свинину с бобами, хлеб и бурдюки с красным вином. Нашлись даже черные бутылки с ядреным, крепким бренди, которое здесь называли aguardiente. Угощал здоровенный монах, шрамами и татуировкой больше похожий на бывалого солдата. Он же притащил мешок свежеиспеченного хлеба и, бестолково размахивая руками, изобразил, что это им на завтрашний поход. Шарпу показалось, что после всех мучений от холода и бессонницы удастся наконец-то выспаться. Здесь он чувствовал себя в безопасности. С наслаждением подумав, что не надо проверять посты, лейтенант уснул.
Но лишь для того, чтобы его подняли среди ночи.
Какой-то монах в белом капюшоне пробирался среди спящих стрелков, освещая их лица фонарем. Шарп кашлянул и приподнялся на локте. С улицы раздавался скрип колес и стук копыт.
– Сеньор! Сеньор! – Увидев Шарпа, монах замахал руками.
Проклиная все на свете, Шарп схватил сапоги, оружие и побрел следом за монахом в освещенный свечами монастырский зал. Там, прижимая ко рту платок, словно опасаясь заразиться, стояла женщина невероятных размеров. Ростом с Шарпа, широкоплечая, как Харпер, и толстая, как винная бочка. На ней было множество накидок и шалей, от чего она казалась еще огромнее. Зато тонкогубое лицо с маленькими глазками обрамлял крошечный, ажурно вышитый чепчик. На назойливых монахов, о чем-то возбужденно ее просивших, незнакомка не обращала никакого внимания. Двери монастыря были распахнуты, в свете факелов Шарп разглядел экипаж.
При его появлении женщина засунула платочек в рукав.
– Вы английский офицер?
От изумления Шарп лишился дара речи. Гигантских размеров женщина с громоподобным голосом оказалась англичанкой.
– Ну? – прогудела она.
– Да, мадам.
– Не лучшее место для офицера, присягнувшего протестантскому королю. А теперь наденьте сапоги. Да побыстрее!
Женщина отмахнулась от гомонящих монахов, как племенная корова от назойливых мух.
– Назовите свое имя, – сказала она.
– Шарп, мадам. Лейтенант стрелкового полка Ричард Шарп.
– Найдите мне самого старшего английского офицера. И застегните мундир.
– Я старший офицер, мадам.
– Вы?
– Да, мадам.
– Тогда вам придется потрудиться. Уберите свои грязные руки!.. – Последняя фраза относилась к аббату, который, стремясь привлечь внимание англичанки, осторожно прикоснулся к одной из ее пышных накидок. – Дайте мне несколько человек! – обернулась она к Шарпу.
– Кто вы, мадам?
– Меня зовут миссис Паркер. Вы слышали об адмирале сэре Гайде Паркере?
– Конечно, мадам.
– Он был родственником моего мужа, прежде чем Господь призвал его к себе. – Обозначив таким образом свое превосходство над Шарпом, женщина опять перешла на ворчливый тон: – Вы можете побыстрее?
Натягивая сапоги, Шарп пытался сообразить, как среди ночи в испанском монастыре могла оказаться англичанка.
– Вам нужны люди, мадам?
Миссис Паркер взглянула на лейтенанта так, словно собиралась свернуть ему шею.
– Вы что, глухой? Или бестолковый? Не сметь прикасаться ко мне папистскими руками! – Аббат отлетел, словно ужаленный. – Я буду ждать в экипаже, лейтенант. Торопитесь!
К великому облегчению монахов, миссис Паркер покинула монастырь.
Шарп пристегнул палаш, перекинул через плечо ружье и, не утруждая себя поисками людей, вышел на запруженную экипажами, повозками и всадниками улицу. Толпа паниковала, казалось, все хотели бежать, но никто не знал куда.
Чувствуя неладное, Шарп подошел к экипажу миссис Паркер. Фонарь с колпаком освещал плюшевый интерьер и высокого худого человека, помогающего миссис Паркер устроиться поудобнее.
– Ну наконец-то! – Уместив огромное тело на кожаном диване, миссис Паркер нахмурилась. – Привели людей?
– Зачем они вам, мадам?
– Зачем? Вы слышали, Джордж? Офицер его величества встречает в папистской стране попавшую в беду беззащитную английскую леди, за которой гонятся французы, и начинает ее допрашивать! – Миссис Паркер наклонилась, заполнила собой весь дверной проем и крикнула: – Приведите солдат!
– Зачем? – рявкнул в ответ Шарп, ошеломив не привыкшую к возражениям миссис Паркер.
– Речь идет о Новом Завете, – произнес мужчина. Он пытался выглянуть из-за миссис Паркер и улыбнуться Шарпу. – Мое имя Паркер, Джордж Паркер. Я имею честь быть кузеном покойному адмиралу сэру Гайду Паркеру. – Последние слова прозвучали вымученно; очевидно, все, чем мог похвастать Джордж Паркер, было его родство со знаменитым адмиралом. – Я и моя жена нуждаемся в вашей помощи.
– В этом городе спрятаны испанские переводы Нового Завета, – вмешалась миссис Паркер. – Мы требуем, чтобы ваши люди спасли их. – В устах миссис Паркер подобная речь звучала как примирение. Супруг миссис Паркер с готовностью кивнул.
– Вы хотите, чтобы мои стрелки спасли Новый Завет от испанцев? – пробормотал Шарп, окончательно запутавшись.
– От французов, идиот! – проревела из экипажа миссис Паркер.
– Они здесь?
– Вчера они взяли Сантьяго-де-Компостела, – печально проговорил мистер Паркер.
– Черт побери!
Ругательство возымело благодатный эффект, миссис Паркер замолчала. Ее супруг, видя растерянность Шарпа, наклонился вперед:
– Вы не слышали о событиях в Коруне?
Шарпу уже ничего не хотелось слышать.
– Нет, сэр.
– Там произошло сражение, лейтенант. Похоже, английской армии удалось отойти к морю, но ценой очень больших потерь. Говорят, убит сэр Джон Мур. Другими словами, эта часть Испании принадлежит французам.
– Проклятье.
– Нам сообщили, что вы здесь, как только мы приехали, – продолжал Джордж Паркер. – И вот мы просим вашей помощи.
– Разумеется.
Шарп оглядел улицу. Теперь причина паники была ясна. Французы захватили портовые города северо-запада Испании. Англичане отступили, испанская армия рассеяна, и скоро наполеоновские войска повернут на юг, чтобы завершить дело.
– Как далеко отсюда Коруна?
– Одиннадцать лье? Двенадцать? – в отблеске фонаря лицо Джорджа Паркера казалось встревоженным и бледным. Немудрено, подумал Шарп. Французы находятся на расстоянии однодневного марша.
– Может, вы поторопитесь? – Миссис Паркер пришла в себя после богохульств Шарпа и агрессивно подалась вперед.
– Подождите, мадам.
Шарп побежал в монастырь.
– Сержант Уильямс! Сержант Уильямс!
Десять минут ушло на то, чтобы разбудить и вывести на улицу полусонных стрелков. При свете фонарей Шарп выстроил свой отряд. Дыхание стрелков обращалось в пар, а лейтенант уже почувствовал первые капли дождя. Добросердечные монахи принесли растерявшимся от шума и криков солдатам мешки с хлебом.
– Лейтенант, скорее! – От нетерпеливого ерзанья миссис Паркер спицы экипажа скрипели.
И тут стрелок Харпер оглушительно присвистнул, а остальные весело загудели. Шарп резко обернулся, чтобы сделать самое нежелательное открытие.
В карете находилась еще одна женщина. До сих пор ее не было видно из-за гигантской туши миссис Паркер. Девушка могла быть служанкой, подругой или дочерью; во всяком случае, ничем на миссис Паркер она не походила. Шарп разглядел миловидное личико с яркими глазами, темные кудри и не сулящую ничего хорошего в окружении солдат улыбку.
– Провались ты... – пробормотал лейтенант.
//-- * * * --//
Ожидая, пока майор Вивар выйдет из дома алькада, где был срочно созван совет старейшин, Шарп отправил стрелков выручать тома Нового Завета, которые хранил для Джорджа Паркера городской книготорговец.
– Римская церковь не одобряет Новый Завет! Как вам это нравится? – Без супруги Джордж Паркер казался учтивым и печальным человеком. – Они хотят держать свой народ в невежестве. Архиепископ Севильи конфисковал и предал огню тысячу экземпляров Нового Завета. Вы можете в это поверить? Поэтому мы пошли на север. Я ожидал найти благодатную почву в Саламанке, но тамошний архиепископ пригрозил сделать подобное. Тогда мы отправились в Сантьяго, а по дороге спрятали драгоценные книги у этого доброго человека. – Паркер показал на дом книготорговца. – Допускаю, что кое-что он распродал в свою пользу, но я его не виню. Отнюдь. К тому же человек, распространяющий запрещенное Римом Евангелие, совершает богоугодное дело. Вы согласны?
Шарп был слишком обескуражен всем происшедшим за ночь, чтобы хоть как-то выразить свое мнение. Он наблюдал, как солдаты вытащили из магазина очередную связку книг в черном переплете и уложили их в багажное отделение кареты.
– Вы распространяете Библии в Испании?
– Только с того времени, как между нашими странами был подписан договор, – ответил Паркер, словно теперь все должно было стать понятно. Видя на лице Шарпа недоумение, он пояснил: – Моя дорогая супруга и я являемся последователями покойного Джона Уэсли.
– Методиста?
– Именно так! – Паркер энергично закивал. А после того как мой покойный кузен, адмирал, оказался столь великодушен, что помянул и меня в своем завещании, моя дорогая жена решила, что лучшим применением денег будет просвещение Южной Европы, до сих пор пребывающей в папских потемках. Договор о мире между Англией и Испанией мы посчитали Божьим знаком и направили сюда наши стопы.
– Успешно? – не удержался Шарп, хотя ответ был написан на скорбной физиономии Паркера.
– Увы, лейтенант, народ Испании закоренел в римской ереси. Но даже если единственная душа познает милость Спасителя и протестантское благолепие, я посчитаю свою миссию выполненной. – Паркер помолчал. – А вы, лейтенант? Могу я поинтересоваться, познали ли вы Господа и Спасителя?
– Я стрелок, сэр, – твердо заявил Шарп, стремясь избежать протестантской атаки на свою уже осажденную католицизмом душу. – Наша религия – это смерть лягушатникам и прочим язычникам, не любящим короля Георга.
Воинственный ответ Шарпа заставил Паркера на время замолчать. Он уставился на заполнивших улицу беженцев, затем со вздохом произнес:
– Конечно, вы прежде всего солдат. Но я надеюсь, вы мне простите.
– Простить вам что, сэр?
– Мой кузен, покойный адмирал, тоже любил крепкие выражения. Я не хочу вас обидеть, лейтенант, однако моя жена и племянница не привыкли к языку военных и... – голос Паркера стих.
– Я приношу извинения, сэр. Постараюсь запомнить. – Шарп кивнул в сторону дома книготорговца, где временно укрылись миссис Паркер и девушка. – Значит, это ваша племянница? Похоже, она слишком молода, чтобы путешествовать по таким беспокойным местам.
Если Паркер и заподозрил, что Шарп выведывает у него информацию, то ничем не проявил своего недовольства.
– Луизе девятнадцать лет, лейтенант. К сожалению, бедняжка осталась сиротой. Моя супруга предложила ей должность компаньонки. Разумеется, мы и вообразить не могли, что военные действия примут такой оборот. Мы были уверены, что, если в Испании стоит английская армия, нам ничего не грозит.
– Может быть. Бог стал на время французом? – насмешливо бросил Шарп.
Паркер проигнорировал легкомысленное замечание. Он смотрел на поток беженцев, бредущих в темноте с узлами одежды. Дети плакали. Какая-то женщина тащила на веревке двух козлов. Мимо проковылял на костылях калека.
Паркер покачал головой.
– Люди очень боятся французов.
– Это настоящие ублюдки, сэр. Простите. – Шарп покраснел. – Вы были в Сантьяго-де-Компостела, когда они вошли в город?
– Их кавалерия ворвалась в северную часть города вчера вечером, что дало нам возможность вовремя уйти. Господь очень предусмотрителен.
– Вот уж точно, сэр.
Перед Шарпом, широко улыбаясь, вытянулся по стойке смирно сержант Уильямс.
– То есть все святые книги погружены, сэр. Прикажете вести дам?
Шарп посмотрел на Паркера:
– Вы собираетесь ехать сегодня?
Вопрос застал Паркера врасплох.
– Мы сделаем так, как вы посчитаете нужным, лейтенант.
– Вам решать, сэр.
– Мне?
Было очевидно, что Джордж Паркер был так же неуверен в себе, как и его кузен сэр Гайд, чья нерешительность едва не стоила боя при Копенгагене.
Шарп попытался объяснить ситуацию:
– Эта дорога, сэр, ведет на восток и на запад. И там, и там французы. Полагаю, теперь, когда книги в безопасности, вам предстоит выбрать направление. По слухам, французы хорошо обращаются с мирными английскими путешественниками. Вас, безусловно, допросят, возможно, возникнут какие-нибудь неудобства, но в конце концов вам разрешат ехать дальше на юг. Если не возражаете, я бы предложил Лиссабон, сэр. Я слышал, там до сих пор стоит небольшой английский гарнизон. Даже если он снялся, вы всегда можете найти британское торговое судно.
Паркер с тревогой посмотрел на офицера.
– А вы, лейтенант? Каковы ваши планы?
– Я вряд ли могу рассчитывать на милость французов, сэр. – Шарп улыбнулся. – Мы тоже идем на юг. Я надеялся на дорогу от Сантьяго-де-Компостела, но поскольку убл... поскольку французы уже там, придется сокращать путь через горы. – Шарп похлопал по грязному колесу огромного экипажа: – Такая штука там не пройдет, сэр, боюсь, вам придется испрашивать у французов разрешения пересечь их территорию.
Паркер долго качал головой.
– Уверяю вас, лейтенант, ни у меня, ни у моей супруги нет желания унижаться перед врагом, когда есть способ этого избежать. Мы пойдем на юг с вами. Более того, могу вас заверить, что из этого города к югу идет вполне приличная дорога. Вот там! – Он указал на мост. – На другой стороне реки.
От изумления Шарп на несколько секунд лишился дара речи.
– Отсюда есть дорога на юг?
– Абсолютно точно и достоверно. Иначе я бы не рискнул приехать сюда за Новым Заветом.
– Но мне сказали... – Шарп сообразил, что нет никакого смысла пересказывать заверения Вивара по поводу отсутствия дороги. – Вы уверены, сэр?
– Я ездил по ней месяц назад. – Видя сомнения лейтенанта, Паркер добавил: – У меня есть карта. Хотите взглянуть?
Шарп проследовал за Паркером в дом книготорговца. Миссис Паркер смерила офицера подозрительным взглядом.
– Все книги в безопасности, дорогая, – робко пробормотал Паркер, – я подумал, что мы можем взглянуть на карту.
– Луиза, – прогудела миссис Паркер. – Карту.
Девушка послушно подошла к кожаному чемодану и достала кипу бумаг. Шарп изо всех сил старался на нее не смотреть. Он уже успел заметить, как она тревожаще хороша. Высокая и стройная, с живым любопытным лицом и чистой кожей. Такая девушка, подумал Шарп, заставит солдата ворочаться во сне, даже если она чертова методистка.
Луиза принесла карту. Джордж Паркер попытался представить племянницу:
– Луиза, дорогая, я еще не сказал лейтенанту...
– Луиза! – громко перебила его миссис Паркер, очевидно, лучше сознающая опасность подобных знакомств. – Сядь рядом и слушай.
В наступившем молчании было слышно, как лейтенант развернул карту.
– Это не очень подробная карта, – смущенно забормотал Паркер, словно был лично виноват во всех погрешностях, – но я уверен, дорога на ней есть.
Он показал на тонкую черную полоску, мало что говорящую Шарпу. Лейтенант вглядывался в скверно отпечатанный листок и пытался сообразить, где они находятся.
– Дорога пересекает береговой путь здесь, к югу от Виллагарсиа, – продолжал Паркер. – Я полагал, корабль можно найти в Понтеведра. Уверен, что королевский флот патрулирует побережье, и с Божьего благословения нам удастся найти рыбака, который согласится отвезти нас на один из кораблей.
Шарп почти не слушал. Он пытался проследить по карте мучительный путь, который проделали его стрелки вместе с Виваром. Лейтенант не мог в точности обозначить пройденный маршрут, но одно было ясно: за последние дни они миновали, по крайней мере, две дороги на юг. Между тем Вивар без конца твердил Шарпу, что дорог на юг не существует и стрелки должны сопровождать его до Сантьяго-де-Компостела. Только там они смогут повернуть к Лиссабону. Испанец солгал.
Джордж Паркер принял мрачное выражение Шарпа за недоверие.
– Я гарантирую вам, что дорога есть.
Шарп неожиданно сообразил, что девушка смотрит на него.
– Значит, вы путешествовали по этой дороге месяц назад, сэр?
– Совершенно верно.
– И карета может проехать здесь зимой?
– Без труда.
– Вы что, собираетесь до утра обсуждать эту тему? – Миссис Паркер угрожающе поднялась. – Или британских солдат больше не волнует судьба британских женщин?
Шарп свернул карту и, не спрашивая разрешения, сунул ее в карман.
– Мы скоро отправимся, мадам, но вначале мне надо уладить кое-какие дела в городе.
– Дела! – Миссис Паркер чуть не поперхнулась. – Интересно, какие дела могут быть важнее нашей безопасности, лейтенант?
Шарп распахнул дверь.
– Я вернусь самое позднее через четверть часа. Вы меня очень обяжете, мадам, если будете готовы через десять минут. Двое раненых поедут в вашей карете. – Он увидел, как в груди миссис Паркер закипает очередной протест. – На крышу погрузят ранцы стрелков. В противном случае, мадам, вам придется искать дорогу на юг без меня. – Шарп обозначил поклон. – Ваш слуга, мадам.
Шарп распахнул дверь прежде, чем миссис Паркер успела затеять очередное препирательство. И готов был поклясться, что слышал, как девушка тихонько рассмеялась.
Черт бы их взял! Черт! Черт! У него достаточно забот и без этой извечной солдатской проблемы.
Он пошел искать Вивара.
//-- * * * --//
– Хорошие новости! – приветствовал лейтенанта Вивар, едва тот появился в дверях дома алькада. – Мое подкрепление находится в половине дневного марша. Лейтенант Давила нашел свежих лошадей и солдат. Я вам рассказывал о Давила?
– Вы мне не рассказали о дороге, не так ли?
– О какой дороге?
– Вы утверждали, что, прежде чем повернуть на юг, надо идти на запад. – Шарп не хотел говорить так резко, но скрыть обиду не удавалось. Он и его люди шли по бездорожью, по холоду, карабкались на скользкие склоны и форсировали ледяные ручьи, и все это было зря. Они давно могли повернуть на юг. Сейчас они находились бы у португальской границы. А вместо этого оказались в нескольких часах от врага.
– Дорога! – Шарп припечатал к столу карту Джорджа Паркера. – Здесь указана дорога, Вивар! Дорога, будь она проклята! А еще две, будь они тоже прокляты, мы прошли мимо! Теперь чертовы французы находятся в одном дне пути. И вы мне лгали, черт бы вас взял!
– Я лгал вам? – теперь не на шутку разъярился Блас Вивар. – Да я спас ваши ничтожные жизни! Ваши люди не продержались бы без меня в Испании и недели! Вы или деретесь между собой, или напиваетесь, как свиньи! Я протащил через всю страну шайку никчемных пьяниц, и вот благодарность! Да я плевать хотел на вашу карту! – С этими словами Вивар схватил драгоценную карту, но вместо того, чтобы на нее плюнуть, разорвал ее в клочья и швырнул в огонь.
Алькад, священник и еще полдюжины пожилых и уважаемых людей взволнованно наблюдали за ссорой.
– Будьте вы прокляты! – Шарп обозлился, что не успел схватить карту.
– Я проклят?! – закричал Вивар. – Я сражаюсь за Испанию, лейтенант, а не убегаю от драки, как мальчишка. Но в Англии, кажется, принято по-другому? Первая неудача – и британцы бегут домой к мамочке. Отлично! Проваливайте! Только вы не застанете гарнизона в Лиссабоне, лейтенант. Они тоже убегут.
Шарп не обращал внимания на оскорбления. Он хотел получить ответ на терзавший его вопрос.
– Зачем ты вообще нас сюда притащил, ублюдок?
Вивар перегнулся через стол.
– Потому что впервые за вашу темную и невежественную жизнь, лейтенант, у вас был шанс помочь Испании. Послужить Господу. Сделать хоть что-то полезное! Вы – нация пиратов, варваров, язычников! Один Бог знает, зачем он вообще создал на земле англичан, и я решил, что это ваш шанс отблагодарить его за акт творения!
– Защищая ваш драгоценный сундук? – Шарп кивнул в сторону стоящего у стены ящика. – Без нас вы бы уже потеряли проклятый ящик, не так ли? А знаете почему, майор? Потому что ваши хваленые испанские армии ни к черту не годятся!
– Это ваши армии разбиты и бегут. Они хуже, чем сброд. А теперь убирайтесь! Бегите!
– Надеюсь, проклятый сундук попадет к французам! – Шарп развернулся и в этот момент услышал звук извлекаемого из ножен клинка. Он с лязгом выхватил из залатанных ножен свой палаш.
– Basta! – Священник кинулся между разъяренными офицерами и принялся уговаривать Вивара, который бросал презрительные взгляды в сторону Шарпа. Не понимая, о чем идет речь, стрелок застыл с палашом в руке.
Неохотно подчинившись пожилому человеку, Вивар опустил оружие.
– Вы и одного дня без меня не продержитесь, лейтенант. Убирайтесь!
Демонстрируя свое презрение, Шарп плюнул на пол, после чего, все так же сжимая в руке палаш, вышел в ночь. Французы захватили север страны, надо было убегать.
Глава 7
В первый день марша отряд продвинулся значительно дальше, чем Шарп даже смел надеяться. Карета Паркеров была неповоротлива, зато колеса имели широкие обода и легко катились по грязи и снегу. Испанский кучер умело управлял шестеркой лошадей. Помощь стрелков потребовалась всего дважды: один раз на скользком склоне, а второй раз, когда колесо соскочило в придорожную жижу. Шарп больше не видел молодую Луизу Паркер, тетушка держала кожаные шторки плотно прикрытыми.
Цена и размеры кареты потрясли Шарпа. Похоже, просветительская миссия в деньгах не нуждалась. Джордж Паркер предпочитал обществу супруги пешую прогулку. Он поведал лейтенанту, что все стало возможным благодаря наследству адмирала.
– Был ли адмирал религиозным человеком? – поинтересовался Шарп.
– Увы, нет. Скорее, наоборот. Но он был богат. К тому же, – Паркера явно задели расспросы Шарпа о цене кареты, – я не считаю, что служение Господу должно страдать от нехватки средств. Вы согласны?
– Полностью, – весело кивнул Шарп. – Но почему Испания, сэр? По-моему, еретиков хватает и в Англии.
– Потому что Испания гибнет во тьме римского невежества, лейтенант. Вы знаете, какой это ужас? Я могу такое рассказать о поведении папских монахов, что кровь в жилах застынет! А известны ли вам здешние предрассудки?
– Имею представление. – Шарп обернулся посмотреть, как идет карета. По настоянию миссис Паркер раненых разместили на крыше. – Только доны не сильно приветствуют методизм, сэр, если мне позволено высказать мое мнение.
– Это упрямая страна, – мрачно согласился Паркер.
– А вот я помню офицера, – жизнерадостно продолжал Шарп, – которому удалось обратить в христианство язычников. Это был настоящий успех.
– Видите! – оживился мистер Паркер, услышав о примере Божьей милости. – Благочестивый был человек?
– Бешеный как собака. Из королевских ирландцев, у них у всех в голове тараканы.
– Но он же добился успеха?
– Объявил, что кто не покрестится, тому тут же разнесет башку. Очередь креститься стояла вокруг оружейки и до самого склада.
Мистер Паркер замолчал, погрузившись в печальные раздумья. Веселость Шарпа была напускной. Отношения со стрелками после его решения идти на юг самостоятельно снова испортились. Он убеждал себя, что угрюмость солдат объясняется недосыпанием, хотя понимал, что они мрачны оттого, что пришлось оставить майора Вивара. Вивару они безоговорочно верили, в то время как авторитет лейтенанта оставался под вопросом. Это больно задевало самолюбие офицера.
Подтвердил его печальные предположения сержант Уильямс, поравнявшийся с Шарпом, когда маленькая колонна вошла в яблочный сад.
– Ребята хотели остаться с Виваром, сэр.
– Но почему, ради всего святого?
– Из-за драгоценностей, сэр! Он собирался заплатить нам золотом, когда придет в Санта-Агги.
– Не будь же ты идиотом, сержант! Никогда бы он ничего не заплатил. В проклятом ящике, может, и лежат драгоценности, но мы были ему нужны только для охраны.
Шарп совершенно не сомневался в своей правоте. Стрелки почти удвоили немногочисленный отряд майора, между тем Шарп служил Британии, а не проклятому ящику.
– К тому же, мы бы все равно не дошли до Сантьяго. Город захватили чертовы лягушатники.
– Да, сэр, – с сомнением и горечью произнес Уильямс.
На ночь остановились в небольшом городишке. Знавший испанский язык Джордж Паркер договорился о ночлеге в гостинице. Паркеры сняли огромную комнату, стрелкам же отвели место в конюшне.
Из еды оставался только подаренный монахами хлеб. Шарп понимал, что нужно срочно доставать пищу. В гостинице были и мясо, и вино, но владелец требовал денег. Лейтенант решил обратиться к Джорджу Паркеру. Миссионер, смутившись, ответил, что финансами распоряжается супруга.
Освободившаяся от шарфов и накидок миссис Паркер раздулась от негодования.
– Вы сказали – деньги, мистер Шарп?
– Солдатам нужно мясо, мадам.
– Вы предлагаете мне взять вас на содержание?
– Вам все будет возвращено, мадам. – Шарп чувствовал на себе взгляд Луизы, но стремление соблюсти интересы своих людей удержало его от ответного взгляда. Он боялся разозлить тетушку.
Миссис Паркер подбросила на ладони звонкий кожаный кошелек.
– Это деньги Христа, лейтенант.
– Мы берем их в долг, мадам. К тому же, мои люди не смогут вас защитить, если будут голодны.
Последний аргумент, высказанный в столь почтительной форме, возымел действие. Миссис Паркер вызвала хозяина гостиницы и обсудила с ним покупку горшка с козлиными костями, из которых, по ее словам, можно сварить прекрасный бульон.
Когда препирательство закончилось и миссис Паркер потребовала расписку, Шарп, не без известного колебания, напомнил:
– И на вино, мадам.
Джордж Паркер возвел глаза к потолку, Луиза принялась подрезать фитили свечей, а миссис Паркер в ужасе уставилась на лейтенанта.
– Вино?
– Да, мадам.
– Ваши стрелки пьют?
– Им положено вино, мадам.
– Положено? – Интонация миссис Паркер не сулила ничего хорошего.
– Таков устав британской армии, мадам. Треть пинты крепкого или пинта вина в день.
– Каждому?
– Конечно, мадам.
– Только не тогда, когда они обеспечивают безопасность истинных христиан! – Миссис Паркер засунула кошелек в карман юбки. – Деньги нашего Господа и Спасителя не будут пущены на пьянку. Ваши люди обойдутся водой. Я и мой супруг не пьем ничего, кроме воды.
– Изредка пиво, – поспешил поправить жену Джордж Паркер.
Миссис Паркер сделала вид, что ничего не слышала.
– А теперь попрошу расписку, лейтенант.
Шарп послушно выписал расписку, после чего последовал за хозяином в большой зал, где отрезал четыре серебряных пуговицы с форменных шаровар. Этого хватило на пару бурдюков с вином, что означало по полной чашке на брата. Выпивка, равно как и котел с костями, была принята в угрюмом молчании, и лишь когда Шарп объявил подъем в четыре утра, послышался протестующий ропот. Обиженный новым проявлением недоброжелательности, Шарп резко заявил, что если кто желает стать французским пленником, может убираться прямо сейчас. Он жестом показал на двери конюшни, за которыми начинался промерзлый двор.
Никто не двинулся и не сказал ни слова. Шарп видел, как блестят в дальнем конце конюшни глаза Харпера, и в очередной раз отметил, что стрелки непроизвольно группируются вокруг огромного ирландца. Казалось, он больше всех сожалел о расставании с Виваром, хотя Шарп до сих пор не мог представить, чего они ожидали от службы испанцу.
– В четыре подъем, – повторил Шарп. – В пять выступаем.
Миссис Паркер обрадовалась новости еще меньше.
– Проснуться в четыре? По-вашему, человек может жить без сна, лейтенант?
– По-моему, мадам, есть смысл идти впереди французов. – Шарп поколебался, не желая обременять сварливую женщину очередной просьбой, но сознавая, что не сможет вести отсчет времени в кромешной тьме, добавил: – Я хотел спросить, мадам, есть ли у вас часы или будильник?
– Вы хотите знать, который час, лейтенант? – переспросила миссис Паркер, выигрывая время, чтобы разозлиться для решительного отказа.
– Пожалуйста, мадам.
Луиза улыбнулась Шарпу из-за занавески, отделяющей альков. Заметив это, тетушка резко задернула занавеску.
– Вам, разумеется, придется спать за дверью. Вы слышите, лейтенант?
Шарп думал о часах и неожиданный вопрос застал его врасплох.
– Простите, мадам?
– В этой комнате находятся беззащитные женщины, лейтенант. Британские женщины!
– Уверен, вам ничего не грозит. – Шарп показал на тяжелый засов.
– Вы имеете хоть малейшее представление о ваших обязанностях? – Миссис Паркер дала волю гневу. – Не удивительно, что вы застряли в самом низу служебной лестницы.
– Мадам, я...
– Не перебивайте! Мы не потерпим здесь казарменного обращения, лейтенант! Паписты в таверне уже накачались как животные, видели? А известно ли вам, к каким ужасным последствиям ведет употребление крепких напитков? Позвольте напомнить, что мистер Паркер платит в Англии налоги, вы просто обязаны нас охранять.
Джордж Паркер, пытавшийся читать Святое Писание при свете низкой лампы, умоляюще посмотрел на Шарпа.
– Пожалуйста, лейтенант.
– Я буду спать снаружи, но мне нужны часы.
Довольная маленькой победой, миссис Паркер улыбнулась:
– Поскольку вы призваны нас охранять, лейтенант, вам необходимо бодрствовать. Переворачивая песочные часы, вы не уснете. Джордж?
Джордж Паркер вытащил из чемодана и с виноватым видом передал Шарпу песочные часы. Миссис Паркер удовлетворенно кивнула.
– Они отстают на двадцать пять минут за десять часов, лейтенант, песок высыпается из колбы за час. – Царственным жестом миссис Паркер позволила Шарпу удалиться.
Выйдя из комнаты миссионеров, Шарп привалился к стене. Поставив песочные часы на подоконник, он наблюдал, как заструились первые песчинки.
Черт бы побрал эту бабу! Не удивительно, что в армии всячески препятствуют распространению методизма. Хотя, с другой стороны, роль телохранителя, пусть даже столь неприятного человека, как миссис Паркер, Шарпа устраивала. Это избавляло его от необходимости идти на конюшню, где стрелки вновь начали бы демонстрировать свое недовольство и пренебрежение. Было время, когда общество таких людей доставляло ему удовольствие. Став офицером, он лишился этого общения. Шарп чувствовал огромную, безнадежную усталость, и всеми силами желал, чтобы проклятое путешествие наконец закончилось.
Пришлось оборвать еще одну пуговицу с шаровар, через которые уже виднелся шрам на бедре, и купить себе бурдюк вина. Лейтенант выпил его быстро и безрадостно, после чего подтянул скамейку поближе к двери Паркеров. Посетители таверны побаивались оборванного сурового иностранного солдата и старались держаться подальше.
Скамья оказалась напротив окошка, в которое были видны конюшни. Шарп не исключал возможности очередного бунта. Или стрелки попытаются ускользнуть под покровом темноты, чтобы снова присоединиться к своему любимому майору Вивару. Однако за исключением нескольких человек, вышедших во двор помочиться, все было спокойно. Спокойно, но не тихо. До лейтенанта доносился хохот стрелков, отчего собственное одиночество становилось окончательно невыносимым.
Постепенно смех утих. Таверна опустела, лишь два скотопромышленника жизнерадостно похрапывали у затухающего камина. Повар пристроился под разделочной доской.
Шарп почувствовал, как начинает болеть голова. Неожиданно ему захотелось увидеть Вивара. Уверенность и жизнерадостность испанца скрашивали трудности долгого похода. Теперь же ему казалось, что все вокруг рушится в бездну. Что, если британский гарнизон действительно ушел из Лиссабона? Что, если на рейде не будет английских кораблей? Неужели он обречен мотаться по Испании до тех пор, пока французы не возьмут его в плен? А если возьмут? Война неизбежно закончится французской победой, и французы начнут отсылать пленников по домам. В Англию вернется еще один офицер-неудачник, которому до конца дней своих придется довольствоваться половиной жалованья.
Шарп перевернул часы и поставил очередную метку на побеленной известкой стене. На столе скототорговцев остался наполовину пустой бурдюк, и Шарп его утащил. Лейтенант влил отвратительную жидкость в рот, надеясь, что мерзкий вкус перебьет головную боль. Он знал, что это не поможет. Он знал, что утром все будет противно и гадко. То же, вне всякого сомнения, будут чувствовать и его солдаты.
Вспомнив их угрюмость, Шарп расстроился еще больше. Будь они прокляты. Будь проклят Уильямс. Будь проклят Харпер. Будь проклят Вивар. Будь проклят сэр Джон Мур, загубивший лучшую армию, когда-либо покидавшую пределы Британии. Будь проклята Испания, и будь прокляты эти сволочи Паркеры, и будь проклят этот холод, медленно выстуживающий таверну после того, как потух камин.
Он услышал, как за его спиной отодвинули засов. Это было сделано с чрезвычайной осторожностью и аккуратностью. Затем, после долгой паузы, тяжелая дверь скрипнула и отворилась. Шарп увидел встревоженные глаза.
– Лейтенант?
– Мисс?
– Я вам кое-что принесла! – Луиза с величайшей предосторожностью закрыла за собой дверь и приблизилась к скамье. – Это заводные часы. Я поставила будильник на четыре.
– Благодарю вас. – Шарп взял тяжелые часы.
– Я должна извиниться, – торопливо произнесла Луиза.
– Нет...
– Я должна извиниться. Я уже привыкла извиняться за поведение тетушки. И я вас очень прошу, верните часы так, чтобы она не видела.
– Разумеется.
– Я подумала, что вам, вероятно, понравится это. – Девушка озорно улыбнулась и вытащила из-под накидки черную бутылку. К изумлению Шарпа внутри оказался испанский коньяк. – Это дядюшки, – объяснила она, – но ему все равно запрещено пить. Он подумает, что тетушка нашла бутылку и выбросила ее.
– Спасибо.
Шарп глотнул обжигающей жидкости. Затем с неуклюжей учтивостью протер горлышко грязным рукавом и протянул бутылку Луизе.
– Нет, спасибо. – Девушка улыбнулась его неловкому жесту и присела на дальний краешек скамьи. Она все еще была одета в юбки, накидку и чепец.
– Ваш дядюшка пьет? – удивленно поинтересовался Шарп.
– А вы бы не пили, будь у вас такая жена? – Луиза улыбнулась, видя выражение лица Шарпа. – Поверьте, лейтенант, я поехала с тетей с единственной целью – посмотреть мир. Видеть ее не доставляет мне никакой радости.
– Ясно, – пробормотал Шарп, хотя на самом деле не понимал ничего и уж во всяком случае не мог сообразить, зачем девушка пришла к нему среди ночи. Он сознавал, что дело не в часах. В ее присутствии он смущался и молчал, но ему не хотелось, чтобы девушка уходила. Затухающий камин бросал на лицо англичанки красный отблеск. Она казалась прекрасной.
– Тетушка невыносимо груба, – продолжала извиняться Луиза. – Она не имела права так говорить о вашем звании.
Шарп пожал плечами.
– Для лейтенанта я действительно стар. Пять лет назад я был сержантом.
Луиза взглянула на него с новым интересом.
– Правда?
– Правда.
Она улыбнулась, и в сердце Шарпа впились стрелы желания.
– По-моему, вы – исключительный человек, лейтенант, хотя, должна вам сказать, тетушка считает вас неотесанным. Она без конца удивляется, как вы получили звание, и уверяет, что сэр Гайд никогда не допустил бы вас на корабль в качестве офицера.
Истерзанное самолюбие Шарпа едва не прорвалось в ругательстве, но он вовремя сообразил, что Луиза просто дразнится. К тому же дружелюбие девушки было очевидно. Именно дружелюбия не хватало Шарпу последние месяцы.
Ответ его прозвучал несуразно. Прирожденный офицер, мрачно подумал Шарп, знал бы, как реагировать на юмор девушки. Он же задал дурацкий вопрос:
– Сэр Гайд был вашим отцом?
– Он приходился кузеном моему отцу. Весьма далеким кузеном, по правде говоря. Я слышала, что он был не из лучших флотоводцев. Считал Нельсона обыкновенным авантюристом. – Луиза замерла, встревоженная неожиданным шумом, но это было всего лишь треснувшее в камине полено. – Зато он был очень богат, – продолжала девушка, – и вся семья получила свою долю наследства.
– Значит, вы богаты? – не удержался Шарп.
– Я – нет. Это тетушка получила столько, что может баламутить весь мир. Вам и не вообразить, мистер Шарп, как тяжело распространять протестантизм в Испании.
– Вы пошли на это добровольно, мисс, – пожал плечами Шарп.
– Правда. А трудности – расплата за возможность посмотреть Гренаду и Севилью. – Глаза девушки вспыхнули, а может, в них отразился огонек тлеющих поленьев. – Мне бы хотелось увидеть больше!
– Вы возвращаетесь в Англию?
– Тетушка полагает, так будет лучше. – Луиза заговорила подчеркнуто насмешливым голосом. – Испанцы, как оказалось, не сильно тяготятся римскими оковами.
– А вы бы хотели остаться?
– Это невозможно. Молодые женщины, мистер Шарп, не свободны в принятии решений. Я должна вернуться в Годалминг, где меня ждет мистер Баффорд.
Шарп улыбнулся ее тону.
– Мистер Баффорд?
– Это чрезвычайно почтенный человек, – произнесла Луиза так, словно Шарп собрался доказывать обратное, – и, разумеется, методист. Производитель чернил. Подобный бизнес обеспечит будущей миссис Баффорд большой дом и скучную, но комфортабельную жизнь.
Шарпу никогда не приходилось говорить с такой образованной девушкой. К тому же он никогда не слышал, чтобы о состоятельных людях отзывались с осуждением. Ему всегда казалось, что люди должны быть благодарны за скучную и комфортабельную жизнь.
– Вы и есть будущая миссис Баффорд?
– Да.
– Но не хотите выходить замуж?
Луиза нахмурилась.
– А вы женаты?
– Я недостаточно богат, чтобы жениться.
– Других это не останавливает. Нет, мистер Шарп, я не хочу выходить за мистера Баффорда, что лишний раз свидетельствует о моем упрямстве. Я бы не стала тревожить вас среди ночи, чтобы поделиться своими ничтожными проблемами. Я хотела спросить, лейтенант: наше присутствие обременяет вас? То есть из-за нас вы можете попасть в плен?
Ответ был однозначен, но Шарп не мог сказать правду.
– Нет, мисс. Пока мы идем хорошим темпом, убл... французы нас не догонят.
– Если бы вы сказали правду, я бы потребовала, чтобы вы оставили нас убл... французам. – Луиза улыбнулась своей невыносимой озорной улыбкой.
– Я бы не оставил вас, мисс, – пробормотал Шарп, радуясь, что в темноте не видно, как он покраснел.
– Очень трудно хранить верность моей тетушке.
– Вот уж точно. – Шарп улыбнулся, и улыбка его перешла в смех.
Луиза прижала пальчик к его губам и поднялась.
– Благодарю вас, лейтенант. Надеюсь, вы не сердитесь, что мы к вам присоединились?
– Теперь нет, мисс.
Луиза прокралась к двери.
– Приятных снов, лейтенант.
– Вам тоже, мисс.
Шарп проследил, как она скользнула в дверь, и задержал дыхание, пока не услышал звука осторожно задвигаемого засова. Теперь ему точно не уснуть. Нежная, насмешливая улыбка перевернула все его мысли, желания и мечты. Ричард Шарп находился далеко от дома, его нагоняли враги, и самое худшее – он влюбился.
//-- * * * --//
В четыре часа утра Шарп проснулся от мелодичного позвякивания серебряного будильника Луизы и принялся стучать в дверь Паркеров, пока недовольный стон не известил о пробуждении семейства. Затем он отправился на конюшню и обнаружил, что стрелки за ночь не сбежали. Все были на месте и все были пьяны. За исключением нескольких человек стрелки были невменяемы. Купленные Шарпом бурдюки валялись на полу, кроме того, среди соломы лежало множество пустых бутылок – очевидно, подарок систерцианских монахов.
Сержант Уильямс с трудом стоял на ногах.
– Ребята, сэр, – беспомощно пробубнил он, – они сильно расстроились.
– Почему ты не доложил о бренди?
– Вам, сэр? – Уильямс поразился подобной возможности.
– Черт бы их побрал! – Голова Шарпа раскалывалась, его мутило, но похмелье стрелков было куда более тяжелым. – Поднимай ублюдков!
Уильямс икнул. В тусклом свете фонаря было видно, что задача невыполнима. Тем не менее, опасаясь гнева Шарпа, сержант сделал несколько слабых попыток расшевелить ближайшего человека.
Шарп отшвырнул Уильямса в сторону. Он орал на стрелков. Он пинал их, тряс и бил в живот, после чего несчастных рвало на пол конюшни.
– Встать! Быстро! Встать!
Стрелки тупо шатались. Пьянство было извечной проблемой армии. В нее записывались, чтобы пить. Удержать солдат в войсках удавалось лишь дневной нормой рома. А люди использовали каждую возможность, чтобы напиться до бесчувствия. Шарп, в бытность свою солдатом, вел себя точно так же. Теперь он был офицером, и его авторитет в очередной раз оказался подорван.
Он насыпал на полку ружья сухого пороха и взвел курок. Услышав знакомый звук, сержант Уильямс вздрогнул. Лейтенант нажал на курок, и конюшня наполнилась грохотом и дымом.
– Встать, ублюдки! Встать! Встать!
Шарп пинал стрелков снова и снова, его ярости не было предела. Он представлял, каким ничтожным предстанет перед глазами мисс Луизы Паркер.
В четверть шестого Шарп, наконец, выстроил своих людей на дороге. Мелкий дождь, похоже, зарядил на весь день. Карета Паркеров выехала со двора таверны, когда лейтенант проверял оружие и обмундирование. Он перенюхал все фляги и вылил оставшийся бренди на землю.
– Сержант Уильямс?
– Сэр?
– Мы идем быстрым маршем!
Быстрый марш означал невероятные физические усилия. Предчувствуя мучение, стрелки загудели.
– Молчать! – взревел Шарп. – Стрелки поворачивают направо. Напра-во!
Небритые, с красными глазами и серыми лицами солдаты неуклюже повернулись.
– Быстрый марш!
Отряд двинулся в сторону серого, безрадостного рассвета. Шарп задал настолько жесткий темп, что люди выбегали из строя, чтобы излить содержимое желудка в придорожную канаву. Лейтенант пинками загонял их обратно. В такие минуты Шарпу казалось, что он действительно ненавидит своих солдат. Теперь ему хотелось, чтобы они проявили неповиновение, чтобы он мог лишний раз сорвать злость на ублюдках. Он гнал их так быстро, что карета Паркеров отстала.
Шарп не обратил на это внимания. Наоборот, он все увеличивал и увеличивал темп, пока сержант Уильямс, чувствуя приближение бунта, не оказался рядом. Начинался крутой и извилистый спуск к реке, через которую был переброшен каменный мост.
– Люди больше не могут, сэр.
– Нажраться смогли? Так пусть пострадают, черт бы их взял!
На самого Уильямса было жалко смотреть. Бледный, запыхавшийся сержант еле переставлял ноги и в любой момент мог потерять сознание. Остальные были еще хуже.
– Простите, сэр, – с трудом выговорил Уильямс.
– Надо было оставить вас французам. Всех!
Чувствуя свою вину, Шарп злился еще больше. Он понимал, что это его недосмотр. Следовало проявить характер и проверить конюшню; он же спрятался от собственных солдат в гостинице. Вспомнились пьяные, оставленные на милость безжалостным французам в ходе отступления армии сэра Джона Мура. Угрожая подобной участью своим стрелкам, Шарп знал, что не оставит их. Теперь это дело чести. Он выведет свой отряд из-под удара. Пусть они его не поблагодарят, пусть возненавидят, но он протащит их через ад, если там будет проходить дорога к спасению. Вивар заявил, что это невозможно. Шарп это сделает.
– Простите, сэр. – Уильямс по-прежнему пытался его успокоить.
Шарп молчал. Он думал о том, насколько легче дались бы ему все мучения, будь в отряде сержант, способный держать дисциплину. Уильямс слишком боялся испортить с кем-нибудь отношения, между тем Шарп не видел никого, кому можно было доверить нашивки. Гэтейкер слишком хитер и озабочен мнением товарищей. Танг образован, но пьет больше остальных. Можно было бы назначить сержантом Пэрри Дженкинса, однако ему не хватает твердости. Хэгмэн ленив. Додд человек спокойный, но медлительный и робкий. Оставался только Харпер, который, как понимал Шарп, ничем не поможет ненавистному офицеру. Выходило, что Шарпу никуда не деться от Уильямса, а роте никуда не деться от Шарпа.
У каменного моста лейтенант приказал остановиться. Зеленые куртки ели стояли на ногах. Карета тряслась по камням где-то за перевалом.
– Рота! – Громоподобный голос лейтенанта заставил некоторых стрелков вздрогнуть. – Оружие на землю!
Стрелки с облегчением уложили на землю тяжеленные ружья и принялись отстегивать штыки и ранцы. Шарп отделил тех, кто утром был трезв, остальным приказал снять шинели и сапоги.
Солдаты решили, что он спятил, но, привыкшие к офицерским причудам, поснимали одежду под мрачным взглядом лейтенанта. На вершине холма показался экипаж, и Шарп рявкнул на стрелков, чтобы они смотрели перед собой и не крутили головами.
– Я никому не разрешал напиваться, – ровным, беззлобным голосом сказал Шарп. – Надеюсь, что сейчас вам плохо.
Стрелки поняли, что гнев Шарпа миновал, некоторые заулыбались, показывая, что им действительно не сладко.
Шарп тоже широко улыбнулся.
– Хорошо. Теперь прыгайте в воду. Все.
Солдаты вытаращили глаза. Громыхание экипажа и визг тормозов становились громче.
Шарп зарядил ружье с проворством человека, получившего хорошую армейскую подготовку. Не веря своим глазам, стрелки смотрели, как он поднял к плечу медный приклад и навел ружье на первые ряды.
– Я сказал, прыгать в воду. Вперед!
Шарп взвел курок.
Солдаты кинулись в реку.
Высота насыпи под мостом достигала восьми футов, река, вспухшая от талых снегов и дождя, была глубиной фута четыре. Шарп стоял на парапете и следил, чтобы каждый солдат окунулся в ледяную воду. Колеблющихся он подбадривал ружьем.
– Ты! А ну окунай чертову голову! Харпер! Ныряй, дружище, ныряй!
Трезвые, раненые и помилованный из уважения к званию сержант Уильямс избежали кары.
– Сержант! Построить людей на берегу! В три шеренги! Быстро!
Дрожащие стрелки повыскакивали из воды и построились в три шеренги. Карета остановилась, из дверей показался взволнованный Джордж Паркер.
– Лейтенант? Моя дорогая супруга очень переживала, что вы оставили нас позади...
Увидев мокрых несчастных людей, Джордж Паркер осекся. Челюсть его отвисла.
– Это пьяницы. – Шарп говорил громко, чтобы солдаты могли его слышать. – Они нажрались, как свиньи, они ни на что не годны, черт бы их всех побрал! Я выжимал из ублюдков проклятый спирт.
Паркер отчаянно замахал рукой, стараясь остановить богохульство, но Шарп отвернулся и скомандовал:
– Раздеваться!
Наступила пауза.
– Я сказал, раздеваться!
Солдаты разделись догола. Сорок обнаженных мужчин дрожали под моросящим дождем.
Шарп подошел ближе.
– Мне наплевать, если вы все, к черту, сдохнете. – Слова лейтенанта произвели впечатление. – В любой момент – слышите вы, ублюдки? – на этой дороге могут показаться французы. – Шарп ткнул через плечо большим пальцем. – Я решил вас здесь оставить. Все равно вы ни на что не годны. Я думал, что вы стрелки. Я думал, что вы лучшие. Но мне приходилось видеть дерьмовые батальоны ополчения, которые были лучше вас! Я видел дерьмовых кавалеристов, которые больше походили на солдат! – Следующее оскорбление вытерпеть было тяжело, но Шарп решился. – Я видел паршивых методистов, которые оказались круче вас, ублюдков!
Миссис Паркер распахнула шторки, чтобы положить конец богохульствам, но, увидев голых мужчин, завизжала, и шторки закрылись.
Шарп смотрел на своих солдат. Они попали в беду, оказались далеко от дома и далеко от военных складов, с которых получали еду и одежду. Но они все равно оставались стрелками и подчинялись уставу.
Это слово напомнило Шарпу о майоре Виваре и его трех правилах. С маленькой поправкой они подойдут и стрелкам.
Шарп заговорил менее суровым голосом:
– С этого дня мы вводим три правила. Всего три правила. Нарушите хоть одно – и я вас с грязью смешаю. Ни один из вас не имеет права что-либо украсть без моего разрешения. Ни один из вас не смеет напиться без моего разрешения. И все вы будете драться как черти, когда появится противник. Понятно?
Молчание.
– Я спросил, понятно? Громче! Громче! Громче!
Голые люди прокричали о своем согласии. Они вопили во все горло, лишь бы этот сумасшедший оставил их в покое. Теперь они окончательно протрезвели.
– Сержант Уильямс!
– Сэр?
– Надеть шинели! У вас два часа. Развести костры, высушить одежду. Потом строиться. Я на посту.
– Слушаюсь, сэр.
Карета застыла без движения, кучер испанец равнодушно восседал на козлах. Только после того, как все стрелки надели шинели, распахнулась дверца и появилась разъяренная миссис Паркер.
– Лейтенант!
Шарп уже знал, чего ожидать от подобного тона. Он круто обернулся.
– Вам придется помолчать, мадам!
– Я буду...
– Молчать, черт бы вас побрал! – Шарп пошел к карете, и миссис Паркер, опасаясь насилия, захлопнула дверцу.
Шарп, однако, направлялся к багажному отделению, откуда вытащил стопку Новых Заветов.
– Сержант Уильямс! Растопка для костров! – Он швырнул книги на лужайку.
Джордж Паркер решил, что весь мир сошел с ума, и хранил дипломатическое молчание.
Спустя два часа стрелки в благочестивом молчании двинулись к югу.
К полудню дождь утих. Дорога слилась с другой, более широкой и грязной, что значительно замедлило продвижение экипажа. Зато как добрый знак справа показалась полоска воды. Она была слишком широкой для реки и могла означать либо озеро, либо глубокий, наподобие шотландских, залив океана. Джордж Паркер предположил, что это затопленная долина, а значит, недалеко и море с патрульными английскими судами. Эта мысль приободрила людей.
Дорога пролегала через пастбища, иногда перемежающиеся рощами, каменными стенами и небольшими ручьями. Склоны были пологи, попадались богатые с виду фермы.
Шарп пытался припомнить порванную Виваром карту. Выходило, что они значительно южнее Сантьяго-де-Компостела. Близость юга и покорный вид стрелков приглушили отчаяние прошедшей ночи. Радовала близость моря. Возможно, уже в следующем городке окажутся рыбаки, которые согласятся доставить их на английский корабль.
Шагающий рядом с Шарпом Джордж Паркер жизнерадостно подтвердил:
– Даже если мы не найдем корабль в ближайшем городке, до Лиссабона нам идти не придется.
– Вы уверены?
– В Оронто обязательно будут английские корабли с вином. А до Оронто меньше недели.
Одна неделя до свободы! Шарп радовался как ребенок. Одна неделя быстрого марша в разваленных сапогах. Одна неделя, и больше не надо будет никому доказывать, что он способен продержаться без майора Вивара. Одна неделя дрессировки стрелков, превращения их в боеспособную единицу. Одна неделя с Луизой Паркер, а потом еще две на корабле, идущем на север навстречу бискайским ветрам.
В два часа пополудни Шарп приказал остановиться. Моря по-прежнему не было видно, хотя солоноватый запах уже ощущался среди хвойных деревьев, под которыми лошадям задали корм: сухую кукурузу и сено. Стрелки доели последний монастырский хлеб и без сил повалились на землю. Перед этим отряд пересек затопленную лужайку, где им несколько раз пришлось вытаскивать карету из грязи. Теперь дорога уходила вверх, по обе ее стороны тянулась замшелая ограда, а впереди, на расстоянии одной мили на юг, виднелась каменная ферма.
Паркеры сидели на подстилках возле своей кареты. После инцидента у моста миссис Паркер избегала смотреть на Шарпа, зато Луиза одарила его счастливым, лукавым взглядом, от чего лейтенант смутился, испугавшись, что стрелки придут к правильному и неизбежному выводу, что он влюбился. Чтобы не выдать своих чувств, Шарп решил проверить единственный пост, выставленный под соснами у дороги.
– Все в порядке?
– Да, сэр, – ответил Хэгмэн, самый старый из стрелков. Он был одним из немногих, не напившихся накануне до бесчувствия. Хэгмэн жевал табак и смотрел на горизонт на севере. – Снова пойдет дождь.
– Ты так думаешь?
– Я знаю.
Шарп присел на корточки. По низкому, неразличимому небу катились бесчисленные черные тучи.
– Почему ты пошел в армию?
Беззубый рот делал и без того уродливого Хэгмэна похожим на щелкунчика.
– Поймали на кармане, сэр. Магистрат велел выбирать: или тюрьма, или служба.
– Женат?
– Почему я и выбрал службу, сэр. – Хэгмэн рассмеялся и выплюнул желтую жижу в лужу. – Клятая была баба. Черноротая, что твой пес.
Шарп засмеялся, потом окаменел.
– Сэр! – негромко произнес Хэгмэн.
– Вижу.
Выкрикивая команды, лейтенант побежал к отряду. С севера, четко вырисовываясь на фоне темных облаков, надвигалась кавалерия. Французы их догнали.
Глава 8
Место для боя было крайне неудачным. Кругом простирались поля – мечта кавалерии. Попадались полоски затопленной местности, в основном по краям дорог, огороженных каменными стенами, но Шарп понимал, что увести людей от поражения будет чрезвычайно трудно.
– Вы уверены, что это французы? – спросил Паркер.
Шарп не стал тратить время на ответ. Солдат, не способный по силуэту распознать противника, недостоин жизни.
– Пошел! Пошел! – Кучер, который не на шутку испугался гнева Шарпа, изо всех сил огрел лошадей. Постромки натянулись, экипаж дернулся и покатил по дороге.
Стрелки выдергивали тряпки из ружейных замков. Шарп про себя вознес хвалу неведомому божеству, позаботившемуся о том, что у отрезанного от армии отряда осталось много боеприпасов. Единственный шанс противостоять превосходящим силам противника заключался в сдерживании их атаки плотным ружейным огнем.
Шарп прикинул, что драгунам потребуется около десяти минут, чтобы добраться до сосновой рощи, где находились стрелки. Со всех сторон простиралась равнина, оставалась только ферма на юге. Если случится чудо и стрелки успеют добежать первыми, ферму можно оборонять как крепость. Надо лишь уложиться в десять минут.
Шарп и двенадцать стрелков остались прикрывать отход.
Лейтенант выбрал Хэгмэна, ибо старый карманник виртуозно стрелял из ружья, и Харпера с его ближайшими друзьями, поскольку подозревал, что все они отличные драчуны.
– Надолго мы их не задержим, – объявил Шарп, – но какое-то время отыграем. И готовьтесь: когда придет время отступать, побежим как черти!
Харпер осенил себя крестом:
– Боже, храни Ирландию.
По топкой дороге, на которой час назад застряла карета, скакало около двухсот драгун.
Стрелки залегли между деревьями. С расстояния в полмили французы их не видели.
– Не шевелиться, – предупредил Шарп. – Целиться в лошадей.
Он бы предпочел дождаться, пока до всадников не останется ярдов двести, но это означало бы слишком близко подпустить конницу. Приходилось начинать стрельбу на пределе досягаемости ружей. Лейтенант надеялся, что залп вызовет панику и сумятицу, за счет чего стрелки выиграют время.
Невидимый в тени сосен, Шарп стоял в нескольких шагах позади своих людей. Он вытащил подзорную трубу и увидел бледно-зеленые мундиры с розовыми обшлагами. Труба приближала во много раз, драгуны подпрыгивали вверх и вниз, заполняя собой весь окуляр. Покачивались ножны, карабины, ранцы. С такого расстояния лица драгун казались застывшими и устрашающими. Сзади к седлам были приторочены странные мешки, которые Шарп принял сначала за тюки фуражного сена. Французы остановились.
Шарп тихо выругался.
Он водил трубой слева направо. Драгуны пересекли затопленное место и вытянулись в неподвижную линию. Лошади опустили головы и пощипывали мокрую траву.
– Сэр, – позвал Хэгмэн, – посмотрите на дорогу. Видите сволочей?
Шарп резко перевел трубу к середине вражеской линии. Там, сверкая темно-золотыми эполетами и аксельбантами, появилась группа офицеров. В самом ее центре были егерь в щегольском красном ментике и гражданский в черной бурке и белых сапогах. Шарп поразился сверхъестественному чутью, ведущему этих людей по его следу.
Полковник вытащил свою трубу и, как показалось Шарпу, навел ее прямо на него. Лейтенант замер, стараясь не шевелиться, чтобы не блеснули предательские линзы. Он видел, как егерь сложил трубу и отдал приказ офицеру драгун, который тут же поскакал на запад.
Выполняя команду полковника, шестеро драгун поснимали с передних лук седел тяжелые каски и надели их на головы. Понимая, что в роще может поджидать засада, егерь решил выслать пикет. Шарп терял преимущество внезапной атаки. Он захлопнул трубу и выругался, проклиная осторожность француза.
Шестерых разведчиков убить не трудно, но остановит ли это драгун? А вдруг, оценив по залпу силу засады, они бросятся в атаку? Тогда вместо десяти минут у Шарпа будет всего пять, за которые стрелки не успеют добраться до южного склона.
Шарп засомневался. Но солдатская служба научила его одному: лучше принять плохое решение, чем не принять никакого.
– Отходим! Быстро! Не высовываться!
Стрелки отползли назад, поднялись, когда их уже не было видно из-за деревьев, и побежали.
– Черт! – выругался Харпер.
На дороге, в каких-то двухстах ярдах, стояла застрявшая карета Паркеров – кучер в спешке налетел колесом на каменную ограду. Уильямс и его люди тщетно пытались сдвинуть экипаж с места.
– Выходите! – заревел Шарп. – Выходите из кареты!
В окошке показалась голова миссис Паркер.
– Толкайте! – кричала она. – Толкайте!
– Немедленно из кареты! – Шарп с трудом бежал по грязной и скользкой дороге. – Выходите! – Чтобы выручить карету, надо было заманить лошадей назад. На это ушла бы масса времени, а значит, от затеи следовало отказаться.
Но миссис Паркер ни за что не хотела расставаться с комфортабельным экипажем. Она высунулась из окошка и, угрожающе размахивая зонтиком, орала на кучера:
– Хлещи сильнее, идиот! Сильнее!
Шарп распахнул дверцу экипажа.
– Выходить, быстро!
Миссис Паркер огрела его зонтиком, отчего заплесневелый кивер лейтенанта съехал ему на глаза. Шарп схватил миссис Паркер за руку и выдернул ее из кареты. Женщина шлепнулась в грязь и истошно завопила.
– Сержант Уильямс?
– Сэр?
– Двух человек – снять эти ящики с крыши!
Внутри находился весь запас боеприпасов. Гэтейкер и Додд забрались наверх, перерезали веревки штыками и опустили ящики на руки ожидавших внизу стрелков. Джордж Паркер попытался заговорить с Шарпом, но лейтенант не стал выслушивать его бессвязное нервное бормотание.
– Вам придется бежать, сэр. – Шарп схватил миссионера за плечи и развернул в сторону каменной фермы и амбара. – Туда!
Глаза Луизы взволнованно блестели, миссис Паркер наконец поднялась из грязи и, вне себя от потери багажа и кареты, кинулась к Шарпу.
– Хочешь погибнуть, глупая баба? – закричал лейтенант. – Вперед! Сержант Уильямс! Приказываю вам сопровождать женщин до фермы. Быстро!
Миссис Паркер завопила про чемодан, и дрожащий как лист Джордж Паркер вытащил его из кареты. Затем все семейство вместе с кучером побежало вверх по дороге.
– Сэр? – обратился к Шарпу Харпер. – Перегородить дорогу? – Ирландец показал на карету.
Шарп удивился неожиданной инициативе стрелка и отметил ценность идеи. Если заблокировать дорогу, французам придется преодолевать каменные заграждения по обеим ее сторонам. На этом стрелки могли выиграть несколько минут.
– Если сумеем.
– Никаких проблем, сэр!
Харпер отстегнул постромки и оглобли, в то время как его товарищи перерезали поводья и упряжь. Ирландец стеганул освободившихся лошадей, и те поскакали наверх.
– Все направо, ребята. Надо перевернуть эту мерзость!
Стрелки кинулись к правой стороне кареты. Шарп ждал, когда из рощи покажется разъезд противника. Не удержавшись, он обернулся посмотреть, как командует солдатами Харпер.
Какое-то время карета не двигалась с места, потом ирландец напрягся и, как показалось Шарпу, один выдернул застрявший между камнями экипаж. Главная ось со скрежетом выскочила из щели, колеса закрутились в воздухе.
– Переворачивай! – на выдохе прорычал Харпер, и карета поднялась еще выше. На какую-то секунду она зависла, угрожая грохнуться обратно и раздавить стрелков.
Шарп кинулся к зеленым курткам и подставил под тяжеленный экипаж свое плечо. Покачнувшись, карета с треском и грохотом завалилась набок. Изнутри посыпались чемоданы и подушки, тома испанского Нового Завета вывалились в грязь.
– Кавалерия, сэр! – крикнул Хэгмэн.
На опушке рощи показались шесть всадников.
Шарп вскинул винтовку и выстрелил, почти не целясь. Пуля пролетела мимо. Хэгмэн выстрелил на секунду позже. Одна из лошадей дернулась и заметалась. Драгуны развернули коней. Прогремели еще два выстрела, прежде чем вражеский разъезд скрылся в соснах.
– Бежим! – скомандовал Шарп.
Ноги скользили в грязи, по спине колотили ранцы, но стрелки неслись вверх по дороге. Над головой Шарпа просвистела выпущенная из карабина пуля. Он увидел, как двое стрелков впереди тащат миссис Паркер, и едва не расхохотался. Самое время посмеяться: посреди поля его настигает французская кавалерия.
Шарп догнал группу сержанта Уильямса. Миссис Паркер слишком запыхалась, чтобы кричать, но двигаться быстрее она не могла. Шарп огляделся в поисках Харпера.
– Тащи ее.
– Вы серьезно, сэр?
– Можешь нести на руках, если хочешь.
Ирландец принялся толкать миссис Паркер в спину. Луиза засмеялась, но Шарп прикрикнул на девушку, чтобы она бежала быстрее. Сам же с остальными стрелками залег под прикрытием каменной ограды.
До Шарпа долетела перекличка кавалерийских горнов. Разъезд передал, что натолкнулся на отступающего противника. Сейчас основной отряд перейдет на рысь. Драгуны заменят кивера на обтянутые материей каски. Шарп представлял, как из ножен выхватываются палаши и расстегиваются чехлы карабинов.
– Они пойдут через рощу. Как только появятся, даем залп и бежим! Целиться, где дорога выходит из рощи, ребята.
Шарп надеялся задержать драгун хоть на минуту. Влепить прицельный залп в голову колонне, и пусть теряют время на замену лошадей.
Хэгмэн аккуратно перезаряжал штуцер. Он отложил в сторону заряженные некачественным порохом готовые патроны и засыпал отборный порох, хранившийся у каждого стрелка в специальном рожке. Пулю он завернул в промасленный кусочек кожи, который при выстреле подхватит вращательное движение с нарезов ствола. Завернутый в кожу комочек он забил в ствол, пока не почувствовал, что пуля уперлась в поле нареза. Затем стрелок сыпанул горсточку свежего пороха на полку. Подобная система требовала времени, зато в результате можно было добиться невероятной точности. Прицелившись, Хэгмэн сплюнул под ноги желтую табачную струю и сказал:
– Поправка на ветер – один шаг влево.
На стену рядом с Шарпом упала капля дождя. Шарп молился, чтобы ливень подождал до первого залпа.
– Постарайтесь попасть с первого раза. Один залп – и мы бежим, как черти.
– Сэр? – Занявший оборону в конце линии стрелок показал на край рощи.
Прежде чем лейтенант успел вытащить трубу из защитного футляра, из-за деревьев вылетела шеренга всадников.
Этого он не ожидал. Шарп надеялся, что французы колонной пойдут по узкой просеке, они же растянулись влево и вправо и теперь шли кавалерийской цепью во всей ее красе и мощи.
– Огонь!
Залп получился слабым. Если бы стрелки сосредоточили огонь на голове колонны, дорога превратилась бы в кровавое месиво визжащих лошадей и истекающих кровью всадников. На цепь пули не возымели никакого воздействия. Лишь лошадь, угодившая под меткий выстрел Хэгмэна, споткнулась и повалилась на землю.
– Бежим! – скомандовал Шарп.
Стрелки неслись так, словно сам дьявол хватал их за пятки. Французы с гиканьем и свистом скакали по полю, будто охотники, почуявшие добычу.
Первая группа стрелков уже приближалась к ферме. Луиза тащила за руку раненого Камерона и несла его ранец.
– Ублюдки справа! – крикнул Хэгмэн.
Шарп повернулся и увидел, что с восточной стороны, где почва была тверже, вырывается вперед отряд драгун. Французы неслись, как на скачках, ноздри их раздувались от предчувствия близкой победы. Чтобы проскочить провал в каменной ограде, им пришлось стянуться вместе и еще сильнее пришпорить коней. Шарп видел, как забурлила вода под копытами, когда всадники преодолевали заболоченный овраг. Потом он заметил невероятное: бока двух лошадей окрасились кровью, какой-то драгун описал палашом круг и вывалился из седла. Визжащая испуганная лошадь потащила его дальше. Только тогда до Шарпа донеслась ружейная пальба.
Харпер бросил миссис Паркер и сформировал линию обороны у внешней стены фермы. Его залп смешал вырвавшихся по восточному краю французов, подарив группе Шарпа несколько драгоценных секунд.
– Бежать! Бежать!
Стрелки закинули ружья за спину и бежали. Шарп слышал позади топот копыт, скрип седел и крики сержантов и офицеров. Над головой свистели пули, с фермы пытались прикрыть их огнем. Луиза остановилась и широко раскрыла глаза.
– Слева, сэр! – крикнул стрелок. – Слева!
С запада налетали драгуны, которым пришлось огибать баррикаду на дороге. Они заставили лошадей перепрыгнуть через каменную ограду. Один из них был убит прямо в прыжке, остальные летели вперед, и Шарп понял, что его отряд в ловушке. Он выхватил палаш, принял боевую стойку и встретил первого француза.
– Давай! – закричал он. – Давай!
Драгунский офицер наклонился в седле и выставил палаш, чтобы вспороть Шарпу живот. Лейтенант опередил его на долю секунды. Сжимая палаш двумя руками, он размахнулся и изо всех сил рубанул лошадь по морде. Удар пришелся на зубы. Несчастное животное завертелось на месте, а Шарп кинулся вперед, прижался к лошадиному боку и попытался выдернуть драгуна из седла. Прием не удался, ударом притороченного к седлу тюка с сеном лейтенанта кинуло в грязь. Кивер отлетел далеко в сторону. Лошадь лягнула его в бедро и ускакала.
Шарп с трудом поднялся на ноги.
– Ложись! – заорал Харпер, и Шарп инстинктивно рухнул на землю.
Над головой прогремел очередной залп. Завизжала и повалилась в грязь лошадь. Копыто дергающегося в судорогах животного едва не проломило Шарпу череп.
– Бежать! – заревел Харпер.
Шарп успел разглядеть картину кровавой бойни на дороге. Дав несколько залпов по скопившимся в заторе драгунам, Харпер смешал их атаку.
Лейтенант вбежал в ворота. До спасения оставалось пересечь последнюю лужайку. Стрелки уже заскакивали в здание фермы, Шарп видел, как отлетают ставни под ударами прикладов.
– Сзади!
С левой стороны грохотали копыта. Зарычав от ярости, Шарп развернулся и ткнул палашом в морду лошади. Животное увернулось, но драгун оказался в невыгодном положении. Он хотел перегнуться через седло и рубануть Шарпа наискосок, но лейтенант ушел от удара и всадил палаш в бедро француза. Лошадь унесла раненого седока.
Продолжали греметь ружейные выстрелы. Одна пуля пронеслась так близко, что Шарп почувствовал на лице дуновение ветра.
– Бежать! – снова крикнул Харпер.
Шарп кинулся вперед. Он добрался до фермы одновременно с последним стрелком. Харпер стоял у двери, готовясь задвинуть ее тяжелым комодом.
– Спасибо! – выдохнул Шарп, вваливаясь в дом. Харпер не обратил на него внимания.
Через все здание фермы тянулся огромный коридор. Две двери вели в дом, две другие, расположенные по концам коридора, наружу. Шарп распахнул дверь слева и оказался в просторной кухне, где у камина сидели, съежившись от страха, мужчина и женщина. Над огнем висел на крюке кипящий котел, воняющий щелочью. Кучер Паркеров торопливо объяснял ситуацию, одновременно заряжая огромный пистолет. Луиза пыталась извлечь из изящного тесного ящичка небольшой пистолет с рукояткой из слоновой кости.
– Где ваша тетя? – спросил Шарп.
– Там!.. – Девушка показала на дверь в другом конце кухни.
– Зайдите туда!
– Но...
– Я сказал, зайдите туда! – Шарп захлопнул футляр с пистолетом и, несмотря на возмущение девушки, затолкал ее в буфетную, где среди каменных кувшинов сидели на корточках ее дядя и тетя.
Драгуны кружили возле амбара. Зеленые куртки продолжали стрелять. Попятилась лошадь, француз зажал раненую руку, затрубил горн.
Драгуны рассыпались. Они держались поблизости, укрывшись от огня за каменным амбаром. Шарп понимал, что спустя несколько секунд враг спешится и изрешетит ферму из ружей.
– Сколько здесь окон, сержант?
– Не знаю, сэр, – еле выдохнул Уильямс, еще не отдышавшийся после бега в гору.
Влетевшая в окно кухни пуля ударила в стропила.
– Не поднимать голов, черт вас дери! И стрелять в ответ!
На первом этаже было три комнаты: большая кухня с окнами на юг и на север, буфетная без окон, где укрылись Паркеры, и огромный коровник в конце коридора, тоже без окон; в нем обитали две свиньи и дюжина перепуганных куриц. Из кухни на второй этаж вела лестница. Там была спальня. Широкая кровать и массивный комод свидетельствовали об относительной зажиточности хозяев.
Шарп выставил стрелков у окон, затем приказал сержанту Уильямсу занять верхнюю комнату и пробить бойницы в восточной и западной стенах.
– Пробейте выход на крышу.
– На крышу? – Уильямс растерянно посмотрел на мощные стропила и бревна, прикрывающие черепицу.
– Нам необходимо видеть, что происходит на востоке и на западе, – пояснил Шарп. Не имея обзора, он был уязвим для неожиданной атаки.
Снова спустившись вниз, лейтенант приказал пробить бойницу рядом с трубой. Фермер наконец сообразил, что от него требуется, притащил кирку и принялся долбить выбеленную известью стену. Висящее на стене распятие подпрыгивало от мощных ударов.
– Ублюдки справа! – крикнул от окна Харпер.
Прогремело несколько ружей. Сделавшие выстрел зеленые куртки уступали место другим. Несколько пеших драгун попытались ворваться на ферму, трое из них повалились в лужу. Двое спустя некоторое время поднялись и заковыляли назад, третий не шевелился. Шарп видел, как пузырится под дождем окрашенная кровью вода.
На некоторое время вся затихло.
Никто из стрелков Шарпа не пострадал. Хозяйка испуганно предложила им колбасы.
Из буфетной на коленях выполз Джордж Паркер. Дождавшись, когда Шарп обратит на него внимание, он поинтересовался, что лейтенант планирует делать дальше.
Шарп ответил, что собирается ждать темноты.
– Но это же несколько часов! – испуганно сглотнул Паркер.
– Часов пять, не больше, сэр. – Шарп перезарядил ружье. – Если, конечно. Господь не остановит солнце.
Паркер пропустил мимо ушей еретическое замечание офицера.
– А потом?
– Будем прорываться, сэр. Чем позже, тем лучше. Важно застать ублюдков врасплох. Нескольких убьем, остальные, надеюсь, растеряются. – Шарп присыпал полку ружья порохом. – А здесь они нам ничего не сделают, если не будем высовываться.
– Но... – Пуля ударила в стену, и Паркер втянул голову в плечи. – Моя дорогая жена надеется, что вы выручите нашу карету.
– Боюсь, что нет, сэр. – Шарп поднялся на колено, уловил движение за навозной кучей и выстрелил. Комната наполнилась дымом, на пол упал горящий пыж. – Нет времени, сэр. – Лейтенант присел на корточки, вытащил из ранца патрон и откусил пулю.
– А как же мои Заветы?
Шарп решил не говорить, что книги, когда он видел их в последний раз, валялись в испанской грязи. Он выплюнул пулю в ствол ружья.
– Ваши Заветы, сэр, попали в руки наполеоновской армии, – Шарп примял пыж, порох и пулю в ружейном стволе. Во рту остался неприятный привкус селитры.
– Но... – Очередная пуля прервала Паркера. Она пробила свисающую с крючка сковородку, ударилась в котел и упала к ногам Шарпа. Лейтенант поднял ее и несколько раз подбросил, давая остыть.
Паркер озадаченно нахмурился.
– Поговаривают, что французы пользуются отравленными пулями, сэр. – Шарп говорил нарочито громко, чтобы стрелки, многие из которых верили подобным небылицам, могли его слышать. – Так вот это неправда.
– Нет?
– Нет, сэр. – Шарп положил пулю в рот, улыбнулся и проглотил ее. Видя выражение лица Паркера, стрелки расхохотались.
Шарп обернулся посмотреть, как продвигаются дела с бойницей. Стены фермы были невероятно толсты. Несмотря на то что хозяин уже углубился на целый фут, до просвета было еще далеко.
В заднее окно ударил залп карабинов. Неуязвимые для вражеского огня стрелки презрительно засмеялись. Седой Паркер, однако, не разделял их восторга.
– Вы обречены, лейтенант!
– Ваше положение не лучше, сэр.
– Мы гражданские люди, лейтенант! Я не понимаю, почему мы должны погибать вместе с вами!
Огонь придал Джорджу Паркеру мужества – проповедник решил сдаться в плен.
Шарп подсыпал пороха на полку.
– Хотите выйти наружу, сэр?
– Надо выбросить белый флаг! – Паркер съежился после того, как очередная пуля срикошетила над его головой.
– Если вы так настаиваете...
Закончить предложение не дал панический вопль сержанта Уильямса, вслед за которым прогремел оглушительный залп карабинов перед самым домом. Какой-то стрелок отлетел от окна с залитой кровью головой. Раздались два ружейных выстрела, еще два донеслись сверху. В северном окне возник черный силуэт драгуна. Подкравшиеся с не видимой стрелками стороны, французы брали дом штурмом.
Шарп и несколько стрелков выстрелили, но драгуны успели прикрыться стульями, которыми были забаррикадированы окна. Тогда жена фермера с отчаянным воплем сорвала с крюка котел со щелочью и, с неожиданной для женщины силой, метнула его в нападавших. Кипящая щелочь произвела эффект пушечного ядра. Драгуны повылетали наружу.
– Сэр! – В кухню влетел Харпер. Из коридора доносился страшный треск: французы выламывали южную дверь, которую Харпер не успел укрепить так же хорошо, как северную.
Группа драгун, воспользовавшись тем, что стрелки бросили все силы на оборону окон, ворвались в центральный коридор. Харпер выстрелил через дверь. Щепки полетели еще в двух местах – с другой стороны стреляли французы. Обе пули вонзились в стол.
Кухню заволокло пороховым дымом. Солдаты по очереди стреляли из окон, после чего лихорадочно перезаряжали штуцера. Кучер выстрелил в дверь из своего огромного пистолета и был вознагражден криком боли из коридора.
– Открывай! – скомандовал Шарп.
Харпер исполнил приказ. Растерявшийся француз с карабином в руках увидел перед лицом палаш Шарпа. Лейтенант пырнул его так сильно, что острие палаша со скрежетом вонзилось в противоположную стену. Харпер сорвал со стены топор и устремился вслед за лейтенантом, выкрикивая дикий боевой клич. Он обрушил топор на подвернувшегося драгуна, и пол в коридоре стал скользким от крови.
Шарп повернул и выдернул лезвие. Подскочивший драгун рубанул его по руке, и теплая кровь залила мундир. Лейтенант бросился на врага, прижал его к стене и несколько раз ударил гардой палаша в лицо. Рядом с его головой прогремел ружейный выстрел, еще один драгун отлетел от двери. Свиньи визжали от ужаса, какой-то француз полз по полу, прижимая руками рану на животе. Раздался еще один ружейный выстрел, после чего Харпер прокричал, что драгуны отступили.
В коридор влетела пуля, несколько раз отскочила от стен и воткнулась в дальнюю дверь. Шарп ввалился в комнату, где содержалась скотина, и увидел деревянное корыто, которым можно было хоть как-то забаррикадироваться. Он выдернул корыто, и свиньи с визгом выскочили наружу.
– Везет же чертовым французам, – проворчал Харпер. – Свининка на ужин.
Бой затих. Дикий визг известил о кончине свиней, после чего моментально прекратилась ружейная пальба. Французы больше не показывались. Один стрелок был убит, еще один ранен.
Шарп подошел к лестнице.
– Сержант Уильямс?
Никто не ответил.
– Сержант Уильямс! Как бойницы?
Лейтенанту ответил стрелок Додд:
– Сержант убит, сэр. Получил пулю в глаз.
– Черт!
– Он вел наблюдение с крыши, сэр.
– Наблюдение не прекращать!
Уильямс мертв... Шарп опустился на пол рядом с лестницей и посмотрел на Патрика Харпера. Выбор напрашивался сам собой, никого другого не оставалось. Между тем Шарп боялся, что огромный ирландец с презрением отвергнет его предложение. Поэтому решил облечь назначение в форму приказа.
– Харпер?
– Сэр?
– Вы назначаетесь сержантом!
– Ну уж нет, черт меня побери!
– Вы – сержант, Харпер!
– Нет, сэр! Не в этой проклятой армии. Нет.
– Черт тебя возьми! – выкрикнул Шарп, но стрелок отвернулся к окну. Струйки дыма выдавали позицию драгун.
– Мистер Шарп? – Кто-то осторожно подергал лейтенанта за раненую руку. – Моя дорогая жена и я, – залепетал Джордж Паркер, – посоветовались и решили, что будет правильно, если вы переговорите с французским командованием... – Паркер наконец увидел кровь Шарпа на своих пальцах. – Только не подумайте, – добавил он торопливо, – что мы хотим покинуть вас в трудный момент, но...
– Я знаю, – перебил его Шарп. – Вы считаете, что мы обречены.
Шарп злился не из-за того, что Паркеры вдруг решили его покинуть. С их уходом он навсегда терял Луизу. Он мог бы оставить миссионеров еще на дороге. Он пригнал их сюда ради девушки. Теперь лейтенант понимал, что выбора нет. Женщины не смогут вынести всех тягот осады. Луиза должна уйти.
На столе среди битой посуды лежал мертвый стрелок; с волос еще капала кровь. Рядом валялась марля. Несмотря на серый цвет, она вполне годилась на белый флаг переговоров. Шарп намотал марлю на лезвие палаша и побрел к окну. Стрелки расступились.
Шарп высунул палаш и принялся размахивать им из стороны в сторону, пока со стороны французов не донеслись крики. Выдержав паузу, Шарп выпрямился во весь рост.
– Чего ты хочешь, англичанин? – прокричал кто-то.
– Поговорить.
– Тогда выходи. Один.
Шарп снял марлю и вложил палаш в ножны. Затем вышел в коридор, переступил через убитого драгуна и отодвинул тяжелый комод от северной двери. Чувствуя себя голым и беззащитным, он вышел под дождь.
Говорить с человеком в красном ментике.
Глава 9
В амбаре стоял удушливый запах крови, гноя и камфарного уксуса. Около дюжины раненых французов лежали на грубых соломенных подстилках у дальней стены. Рядом со сваленными в штабель щитами для забора офицеры соорудили командный пункт. Человек шесть стояли вокруг перевернутой винной бочки. Среди них был егерь в красном ментике. Он обратился к Шарпу на хорошем английском языке:
– Полковник Пьер д'Эклан. Имею честь быть егерем его величества императорской гвардии.
Шарп едва заметно поклонился.
– Лейтенант королевских стрелков Ричард Шарп.
– Стрелки, говорите? В ваших устах это прозвучало гордо.
Д'Эклан был красив, высок, как Шарп, и хорошо сложен. У него была квадратная челюсть и золотистые волосы.
– Выпьет ли стрелок вина? – На самодельном столе стояла фляга.
Шарп не мог понять, смеются над ним или оказывают честь.
– Благодарю вас, сэр.
Полковник отмахнулся от лейтенанта драгун и сам наполнил серебряные кубки. Он протянул вино Шарпу, на мгновение задержал руку и вгляделся в иссеченное шрамами лицо англичанина.
– Мы раньше встречались, лейтенант?
– У моста, сэр. Вы сломали мою саблю.
Д'Эклан оживился. Он передал кубок Шарпу и щелкнул пальцами, вспомнив подробности встречи.
– Вы парировали удар. Великолепная защита! Или удача?
– Наверное, удача, сэр.
– Удача должна сопутствовать военным. Но вам снова повезло – я не догнал вас на открытой местности. Как бы то ни было, лейтенант, я отдаю честь великолепной обороне стрелков. Жаль, что все закончилось таким образом.
Шарп допил вино, чтобы убить противный привкус пороха во рту.
– Еще не закончилось, сэр.
– Вот как? – Д'Эклан вежливо поднял бровь.
– Я пришел, сэр, обсудить судьбу нескольких гражданских лиц, оказавшихся с нами на ферме. Они хотят уйти. И рассчитывают на вашу доброту, сэр.
– Мою доброту? – Д'Эклан разразился оглушительным хохотом. – Я вам уже говорил, лейтенант, что являюсь егерем его величества императорской гвардии. Подобного, не говоря о звании полковника, не добиваются добротой. Но я все равно польщен вашим комплиментом. Кто эти люди?
– Английские путешественники, сэр.
– А это их книги? – Д'Эклан показал на перепачканные тома Нового Завета. Очевидно, французов мучило любопытство, откуда взялась религиозная литература.
– Они миссионеры-методисты. Хотят спасти Испанию от папского влияния.
Д'Эклан внимательно посмотрел на Шарпа, пытаясь определить, шутит он или нет. Поняв, что лейтенант говорит серьезно, полковник снова расхохотался.
– С тем же успехом можно превращать тигров в коров!.. Да, весьма странная компания для стрелков. Вы можете дать слово, что у этих методистов нет оружия?
Шарп предпочел не вспоминать о маленьком пистолете Луизы.
– Да, сэр.
– Можете их отпустить. Один Бог знает, что мы с ними сделаем, но стрелять в них мы не будем.
– Благодарю вас, сэр. – Шарп повернулся, чтобы уйти.
– Подождите, лейтенант. Я хотел с вами поговорить. – Заметив на лице Шарпа тревогу, Д'Эклан добавил: – Не собираюсь удерживать вас против воли, лейтенант. Я уважаю условия переговоров.
Шарп подошел к двери амбара и крикнул, что Паркеры могут выходить. Он также предложил уйти трем находящимся на ферме испанцам, но никто из них не решился положиться на французское гостеприимство. Первой из осажденной фермы вышла миссис Паркер. Она шлепала по грязи, угрожающе размахивая зонтом.
– Боже милосердный, – пробормотал за спиной Шарпа Д'Эклан, – почему вы не приняли ее на службу?
Джордж Паркер неуверенно шагнул под дождь, за ним показалась Луиза, и Д'Эклан оценивающе кашлянул.
– Похоже, мы вам обязаны, лейтенант.
– Вы передумаете, сэр, когда познакомитесь с теткой.
– Я не собираюсь укладывать в постель тетку, – улыбнулся Д'Эклан и приказал капитану позаботиться о гражданских.
– Итак, лейтенант стрелков, что вы думаете делать дальше?
Шарп пропустил мимо ушей покровительственный тон и сделал вид, что не понял вопроса:
– Сэр?
– Позвольте, я расскажу вам о ваших планах. – Красный ментик элегантно спадал с плеча высокого француза, прохаживающегося по амбару. – Вам удалось пробить амбразуры на втором этаже. Теперь я не смогу атаковать вас внезапно до наступления темноты. К тому же ночная атака рискованна, поскольку у вас достаточно дров, чтобы осветить подходы к зданию. – Он пристально посмотрел на лейтенанта, но лицо Шарпа оставалось бесстрастным. Д'Эклан наполнил кубки. – Полагаю, – продолжил егерь, – вы выдержите еще одну атаку. Вы также рассчитываете, что после этого я буду дожидаться рассвета. Часа в два-три утра, когда мои люди будут менее всего боеспособны, вы предпримете вылазку. Скорее всего, попытаетесь прорваться на запад, где в ста шагах начинаются заросли кустарника.
Там вы будете в относительной безопасности. Оттуда козьими тропами двинете в горы. – Д'Эклан сделал несколько шагов и остановился, глядя на Шарпа. – Я прав?
Егерь был поразительно точен. Шарп не знал про кустарник, но он неизбежно разглядел бы его из бойницы на крыше.
– Ну?
– У меня были другие планы, – ответил Шарп.
– Вот как? – Егерь демонстрировал отменную вежливость.
– Я планировал взять ваших людей в плен и сделать с ними то, что они сделали с жителями испанской деревни.
– Изнасиловать? – Д'Эклан расхохотался, – Некоторым это может и понравиться, хотя большинство будет сопротивляться вашим скотским порывам. Впрочем, для Англии это скорее норма.
Шарп растерялся и решил промолчать. Ко всему прочему, ему было страшно неловко за свой вид. Мундир был разорван и выпачкан кровью, кивер он потерял, шаровары без серебряных пуговиц едва держались, через прорехи светилось голое тело. Дешевые сапоги окончательно развалились. Д'Эклан, напротив, был одет с иголочки. На нем был плотно прилегающий красный доломан с аксельбантами и золотыми пуговицами. На левое плечо был наброшен алый ментик – совершенно бесполезная часть одежды, чрезвычайно модная среди кавалеристов. На шее полковника красовалась золотая цепь. Пустые рукава ментика свисали до позолоченных ножен и цепочек, на которых крепилась сабля. Внутренняя поверхность темно-зеленых рейтуз была усилена на бедрах кожаными вставками, чтобы ткань не терлась о седло, с внешней стороны на рейтузах были красные вставки с золотыми пуговицами. Высокие сапоги были пошиты из мягкой черной кожи. Шарп прикинул, что такая форма стоит больше его годового жалованья.
Д'Эклан раскрыл портсигар и вытащил две сигары. Шарп не нашел причин отказаться от угощения. Офицеры по-дружески прикурили от трутницы, после чего, выпустив вверх клуб дыма, француз вздохнул:
– Полагаю, лейтенант, вам и вашим стрелкам следует сдаться.
Шарп промолчал.
Д'Эклан пожал плечами.
– Я буду с вами честен, лейтенант... Шарп, вы сказали?
– Да, сэр.
– Буду с вами честен, лейтенант Шарп. Я не хочу, чтобы мои люди оставались здесь на ночь. Мы имеем честь представлять авангард нашей армии и, следовательно, постоянно подвергаем себя опасности. Испанские крестьяне временами нам сильно досаждают. Оставаясь здесь, я могу за ночь потерять несколько человек. Им перережут в темноте горло, а я не хочу, чтобы лучшая в мире кавалерия погибала столь ужасной и бесславной смертью. Поэтому я предлагаю вам сдаться задолго до наступления темноты. Более того, если вы не сделаете этого сейчас, я уже не приму сдачи. Я ясно выражаюсь?
Шарп был удивлен угрозой, но ничем этого не проявил.
– Я вас понимаю, сэр.
Несмотря на слова Шарпа, д'Эклан посчитал нужным добавить:
– Вы все умрете, лейтенант. Не так мучительно, как испанские крестьяне, но умрете. Завтра сюда подойдут основные силы, и я прикажу артиллеристам разнести несчастную ферму в клочья. Это послужит уроком для врагов Франции. Не стоит отнимать время у императора.
– Да, сэр.
Д'Эклан улыбнулся.
– Означают ли ваши слова согласие сдаться?
– Нет, сэр. Видите ли, я не верю в ваши пушки. Вы таскаете с собой тюки с сеном. – Шарп показал на пасущихся за открытой дверью амбара офицерских лошадей с притороченными к седлам тюками. – Если бы за вами действительно шла армия, сено везли бы на телегах. Вы всего-навсего патрулируете территорию, и, если мой отряд продержится достаточно долго, вы уйдете.
Полковник задумчиво посмотрел на Шарпа и пожал плечами.
– Я восхищен вашим мужеством, лейтенант. Но оно вам не поможет. На самом деле выбора у вас нет. Ваша армия разбита и спешит вернуться домой. Испанские армии разгромлены и рассеяны. Никто вас не выручит. Вы можете либо сдаться, либо проявить упрямство, что в вашем случае означает быть изрубленным в куски. – В голосе полковника уже не было веселых и добродушных ноток. Теперь он говорил совершенно серьезно. – Одно или другое, лейтенант. Вы все будете убиты, я об этом позабочусь.
Шарп понимал, что шансов выиграть осаду у него нет, но гордость не позволяла в этом признаться.
– Мне нужно все обдумать, сэр.
– Другими словами, вы хотите потянуть время? – Егерь презрительно пожал плечами. – Это вам не поможет, лейтенант. Вы что, серьезно думаете, что мы позволим майору Вивару уйти?
Шарп тупо уставился на француза.
– Мы знаем, что он с вами. Он и его драгоценный сундук.
– Он... – Шарп не знал, что сказать.
– Так что я не намерен отпускать добычу. Император лично поручил мне доставить сундук в Париж, и я его не подведу. – Д'Эклан снисходительно улыбнулся: – Разумеется, если вы пришлете ко мне майора с его ящиком, я позволю вам уйти на юг. Не думаю, что несколько оборванных стрелков представляют угрозу будущему империи.
– Майора со мной нет, – сказал Шарп.
– Лейтенант! – укоризненно воскликнул д'Эклан.
– Спросите у методистов! Я не видел Вивара уже два дня!
– Он лжет! – Из-за кучи щитов появился высокий человек в черной бурке и белых сапогах. – Ты лжешь, англичанин!
– Заткни пасть, ублюдок! – взревел оскорбленный недоверием Шарп.
Полковник д'Эклан встал между разъяренными мужчинами. Не сводя глаз с Шарпа, он по-английски обратился к человеку в черной бурке:
– Похоже, дорогой граф, ваш брат преуспел в распространении ложных слухов.
– Он брат Вивара? – Изумлению Шарпа не было предела. Брат Вивара, так люто ненавидящего французов, находился в стане врага? И видел, как французы насилуют и убивают испанских детей и женщин? Недоверие Шарпа было настолько очевидным, что д'Эклан посчитал нужным официально представить графа.
– Позвольте представить вам графа де Моуроморто, лейтенант. Он в самом деле брат майора Вивара. Вы должны понимать, что, вопреки распространяемой английскими газетами лжи, в Испании многие приветствуют французское присутствие. Эти люди исходят из того, что пришла пора избавиться от старых предрассудков и пережитков, которые так долго не давали жить этой стране. Граф – один из таких людей.
Граф пристально смотрел на англичанина. Шарп ответил ему враждебным взглядом.
– Значит, вы позволили этим ублюдкам убивать ваш народ?
Казалось, испанец сейчас набросится на лейтенанта. Он был выше Бласа Вивара, но теперь, с близкого расстояния, Шарп видел их сходство. У него была такая же драчливая челюсть и горящие глаза, с ненавистью взирающие на Шарпа.
– Что вы знаете об Испании, лейтенант? – произнес граф, – о ее отчаянном положении? О жертвах, которые должен понести народ на пути к свободе?
– Что вы знаете о свободе? Вы ничтожество, ублюдок и убийца!
– Довольно! – Д'Эклан вскинул руку. – Вы утверждаете, что майора Вивара с вами нет?
– Ни его, ни его проклятого сундука. Вас это, конечно, не интересует, но мы поссорились, и мне наплевать, придется ли еще раз свидеться. Однако он, похоже, удачно направил вас по ложному следу.
Гнев лейтенанта, похоже, удивил д'Эклана.
– Возможно, но след вывел на вас, лейтенант. И вы станете жертвой. Вы и ваши стрелки.
Полковнику явно нравилось это слово. Он знавал гусар, улан, егерей, драгун и бомбардиров, он был знаком с саперами и кирасирами, гренадерами и фузилерами, но он никогда не слышал, чтобы солдат называли «стрелками».
– С другой стороны, – продолжал д'Эклан, – если бы Вивар был с вами, вы бы все равно отрицали его присутствие, разве не так? Вы же взялись его охранять, что объясняет ваше участие в этом безнадежном сражении.
– Его здесь нет, – устало повторил Шарп. – Спросите у методистов.
– Я непременно расспрошу девушку, – весело произнес д'Эклан.
– Расспросите, – огрызнулся Шарп. Он думал о том, насколько умен оказался Вивар, распространивший слух о том, что идет с ними на юг. Другими словами, принес их в жертву. Злости на майора Шарп не испытывал. Напротив, он против воли восхищался испанцем.
Шарп швырнул сигару в угол.
– Я ухожу.
Д'Эклан кивнул.
– Даю вам десять минут все обдумать и сдаться. Au revoir, лейтенант!
– Сам пошел!
Шарп вернулся на ферму. След вывел на него, значит, его и убьют. Вот так Вивар отомстил за уход Шарпа. Лейтенант рассмеялся, поскольку больше ему ничего не оставалось. Кроме как драться.
– Чего хотела эта сволочь, сэр? – спросил Харпер.
– Он требует, чтобы мы сдались.
– Сволочь-то себе на уме.
– Если мы не сдадимся сейчас, позже они сдачу не примут.
– Похоже, ему надо торопиться. Боится ночи?
– Боится.
– Что будем делать, сэр?
– Пошлем его к черту. А тебя назначим сержантом.
Харпер скривился.
– Нет, сэр.
– Почему, черт побери?
Великан покачал головой.
– Я согласен руководить парнями во время боя, сэр. Капитан Мюррей всегда позволял мне это, и я буду это делать, хотите вы того или нет. Но не больше. Я не хочу быть у вас на побегушках и таскать нашивки.
– Но почему, ты можешь объяснить?
– А почему, черт побери, я должен соглашаться?
– Тогда объясни, почему ты спас мне жизнь там, на дороге? – Шарп махнул рукой в сторону склона, по которому он в панике бежал от драгун, а Харпер прикрывал его огнем.
Огромный ирландец смутился.
– В этом виноват майор Вивар, сэр.
– Объясни, черт побери!
– Вивар сказал мне, что, за исключением одного человека, вы лучший солдат, из всех, с кем его сводила судьба. И до тех пор, пока языческая Англия воюет на стороне католической Испании, я должен хранить вашу жизнь.
– Лучший?
– За исключением одного человека.
– Кто же это?
– Я, сэр.
– Майор – лживый ублюдок, – сказал Шарп. Он понял, что следует принять предложение Харпера о поддержке во время боя. Без него будет совсем туго. – Ладно, если ты такой крутой солдат, будь оно проклято, расскажи, как мы выберемся из этой дыры.
– Может, и не выберемся, сэр. Но мы дадим сволочам такой бой, что следующий раз они подумают, прежде чем связываться со стрелками.
За окном прогремел выстрел из карабина. Пуля ударила в стену кухни. Десять минут д'Эклана истекли, и бой вспыхнул с новой силой.
Из пробитой в крыше бойницы Шарп разглядел заросли, о которых говорил д'Эклан. К северу от них на лужайке паслись кони французов.
– Хэгмэн!
Старый карманник поднялся по лестнице.
– Сэр?
– Займи позицию и начинай отстреливать лошадей. Это немного отвлечет ублюдков.
Внизу хозяйка приготовила еду. Она раздала солдатам соленую макрель и мерланга, что лишний раз доказывало близость моря. Ее муж прорубил наконец бойницу, зарядил дробовик и произвел оглушительный выстрел.
Французы отвели лошадей дальше на север. Из амбара доносился мучительный запах жареной свинины. Дождь было усилился, затем перестал. Огонь из карабинов не прекращался ни на минуту, не причиняя, впрочем, особого ущерба.
Один из стрелков получил ранение в мягкую ткань руки, завизжал, но был пристыжен насмешками товарищей.
Ближе к вечеру несколько драгун попытались прорваться к дому через расположенный с северной стороны сад; врага легко остановили огнем. Переходя от окна к окну, Шарп пытался сообразить, какую дьявольскую хитрость задумал д'Эклан. Он также размышлял о том, как распорядился выигранным временем майор Блас Вивар. Сундук оказался важнее, чем предполагал Шарп. Сам император велел его захватить. Шарп подумал, что ему никогда не узнать, что там внутри. Он либо погибнет, либо попадет в плен, а если удастся вырваться, уйдет на юг. Найдет идущий в Англию корабль, доберется до главных сил армии и... снова станет интендантом.
Сердце Шарпа болезненно сжалось. Он только сейчас осознал, до какой степени ненавидит свою должность.
– Сэр! – Стрелок был напуган. – Сэр!
Шарп метнулся к кухонному окошку.
– Огонь!
Французы двигались под прикрытием заборов для овец. Связав несколько секций, они смастерили тяжелый березовый щит, достаточно широкий, чтобы за ним могли укрыться полдюжины человек, и достаточно прочный, чтобы задержать ружейную пулю. Нелепые щиты ползли по двору, приближаясь к зданию фермы. Добравшись до дома, драгуны топорами и ломами выломают двери. Шарп выстрелил по неуклюжей конструкции, понимая, что только зря потратил пулю. Огонь карабинов усилился.
Лейтенант обежал вокруг стола и посмотрел в северное окно. Из сада тоже гремели выстрелы и поднимался пороховой дым. Отход был отрезан, но ничего другого не оставалось. Подскочив к лестнице, Шарп скомандовал:
– Всем вниз!
Он обернулся к Харперу:
– Испанцев возьмем с собой. Прорываемся на юг.
– Нас догонят.
– Лучше погибнуть на воздухе, чем в этой крысоловке. Примкнуть штыки! – Шарп посмотрел на лестницу. – Быстрее!
– Сэр! – Невозмутимый Додд выглянул из бойницы в крыше и пришел в неописуемое возбуждение. – Сэр!
Округу огласил новый горн.
//-- * * * --//
Майор Блас Вивар вытащил палаш из ножен и высоко поднял его в воздух. Когда трубач взял самую пронзительную ноту, он резко опустил клинок.
Кавалерия рванула с места. У него была сотня клинков – все, что сумел собрать Давила в Орансе. Кони выбрались из оврага, выскочили на твердую почву и понеслись в атаку.
Галисианец в малиновом мундире опустил ниже пику с хлопающим на ветру флажком. Пешие драгуны в ужасе обернулись.
– Сантьяго! Сантьяго! – кричал Вивар, растягивая последний слог боевого клича. За ним неслись верные касадорцы. Остатки элитной роты в красных мундирах были усилены солдатами в синем, которых привел с севера Давила. Комья грязи из-под копыт летели высоко в воздух. – Сантьяго!
Впереди был ров, из которого драгуны обстреливали ферму. Французы срочно разворачивались, пытаясь остановить ружейным огнем кавалерию. Пуля просвистела у самого лица Вивара.
– Сантьяго! – Майор перелетел через ров и рассек палашом голову драгуну.
Флагоносец налетел на француза и глубоко всадил ему в грудь пику с флажком. Затем вырвал оружие, издал боевой клич и получил пулю в шею. Подлетевший всадник перехватил пику и высоко вскинул окрашенный кровью флаг.
– Сантьяго!
Испанская кавалерия обрушилась на драгун, попытавшихся укрыться во дворе фермы. Клинки покраснели от крови. Перепуганные лошади крутились, скалили желтые зубы и лягались. От сабельных ударов стоял звон, как в кузнице. Один из испанцев упал с лошади, завизжал прибитый палашом к стене амбара француз. Щиты из овечьих заборов валялись в грязи.
В результате атаки все драгуны во дворе фермы были уничтожены, резня перенеслась в ров. Трубач дал команду перестроиться. Какой-то драгун, едва держась на ногах после перенесенного кошмара, попытался достать палашом Вивара. Майор мастерски рубанул его по горлу.
– Стрелки! Стрелки! – кричал Вивар.
Из амбара выскочили французские офицеры, и Вивар направил своего коня прямо на них. За ним скакали его солдаты. Французы обратились в бегство. Касадорцы ворвались в амбар, ныряя под дверными перекрытиями. Изнутри послышались дикие крики. Появились конные драгуны, Вивар дал команду строиться в линию и отступать.
В этот момент из здания фермы начали выскакивать стрелки. Они радостно приветствовали испанцев, размахивая ружьями с примкнутыми штыками.
– На восток! – кричал Вивар, заглушая их приветствия. – На восток! – Он палашом показал направление отхода.
Стрелки побежали в сторону поросшего лесом оврага, где они могли укрыться от конницы. Драгуны, сообразив, что намного превосходят Вивара численностью, перестраивались для атаки. Затрубил французский горн.
Вивар дождался контратаки. Он отступал, довольный, что французам придется тратить время на захват пустой фермы, пока он будет отходить к оврагу. Его люди вели огонь из седел. Шомпола, которыми они забивали пули, пристегивались к стволам при помощи петельного шарнира, таким образом, потеряться они не могли.
Фермер, его жена и кучер бежали вместе с зелеными куртками.
Последние касадорцы проскакали вниз по склону холма. Стрелки Шарпа заняли оборону на опушке леса и встретили преследователей плотным огнем. Французы поняли, что погоня обречена. В заросшем колючим кустарником лесу кавалеристы вынуждены держаться троп и просек, становясь легкой мишенью для ружей.
Осознав опасность, д'Эклан отозвал драгун. Несколько ослепленных яростью всадников не послушались приказа и на полном ходу нарвались на залп стрелков. Атака захлебнулась.
– Прекратить огонь! – скомандовал Шарп.
– Следуйте за нами! – прокричал с дальнего конца оврага майор Вивар.
– Сэр! – предостерегающе крикнул Харпер, и Шарп мгновенно обернулся.
Через поляну бежала Луиза Паркер. Правой рукой она поддерживала высоко задранную юбку, а в левой сжимала шляпку. Со стороны фермы донесся протестующий рык – очевидно, опомнилась тетушка. Луиза перескочила через окровавленную лошадь. Один из драгун кинулся в погоню, но Хэгмэн уложил его с первого выстрела.
– Лейтенант! Лейтенант! – кричала Луиза.
– Боже милосердный! – рассмеялся Харпер, когда запыхавшаяся девушка влетела в лес и со всех ног кинулась к Шарпу, словно он один мог защитить ее от всех бед. Она прижалась к нему, смеясь и плача, потом сделала шаг назад. Стрелки Шарпа радостно приветствовали бунт Луизы.
– Лейтенант! – Вивар вернулся, чтобы поторопить стрелков. Увидев девушку, испанец опешил. – Лейтенант?
На объяснения времени не оставалось. Времени вообще не оставалось ни на что, кроме как на паническое бегство на восток, в противоположную от долгожданного моря сторону, назад, к тайнам, заключенным в сундуке Вивара.
Глава 10
Они шли всю ночь, забираясь все глубже в пасть рожденного на ледниках ветра. Далеко за полночь Шарп увидел отблеск западного моря. Значительно ближе, прямо под ним, цепочка огней выдавала чей-то бивуак.
– Французы, – негромко произнес Вивар.
– Которые поверили, что я сопровождаю вас на юг, – вызывающе сказал Шарп.
– Позже, позже, – ответил Вивар, как уже не раз отвечал на попытки Шарпа завести разговор о его странном поведении. Стрелки шли, сгибаясь под тяжестью ранцев. Касадорцы вели лошадей под уздцы, стараясь сберечь силы животных для предстоящего перехода. Верхом ехали только раненые. Даже Луизу Паркер попросили идти пешком.
Посмотрев на девушку, Вивар нахмурился.
– Стоит оставить вас на два дня, как вы находите молодую англичанку.
Почувствовав осуждение в тоне майора, Шарп постарался ответить помягче:
– Она убежала от своей тети и дядюшки.
Вивар сплюнул в сторону далеких огней.
– Паркеры? Я о них наслышан. Называют себя миссионерами, а сами лезут в чужие дела. Говорят, епископ намеревался изгнать их из Сантьяго-де-Компостела, но французы его опередили. Почему она от них сбежала?
– Думаю, ей нравятся приключения.
– Это мы ей предоставим, – мрачно сказал Вивар, – хотя я не считаю солдат подходящей компанией для девушки, пусть даже и протестантки.
– Хотите, чтобы я ее пристрелил? – едко поинтересовался Шарп.
Вивар отвернулся и посмотрел на тропу.
– Я ее сам пристрелю, если начнутся проблемы. У нас важная миссия, и мы не можем рисковать.
– Какая миссия?
– Позже!
Отряд поднимался выше и выше. Внизу остались спасительные деревья, теперь лишь ветер свистел среди камней на поросшем травой склоне. Ночь выдалась темная, но кавалеристы знали дорогу. Они пересекли высокогорную долину, переправились через бурный ручей и снова полезли вверх.
– Я хочу найти спокойное место, – сказал Вивар, – где нас не потревожат французы. – Несколько минут он шел молча. – Значит, вы видели Томаса?
Шарп почувствовал, что майору стоило большого труда произнести вопрос ровным тоном. Он постарался ответить так же беззаботно:
– Так зовут вашего брата?
– Если его можно считать братом. Он предатель.
Горечь и обида Вивара прорвались наружу. Он не хотел обсуждать графа де Моуроморто, но избежать разговора было нельзя. Очевидно, Вивар посчитал, что холод и кромешная тьма – самые подходящие условия для подобной беседы.
– Каким он вам показался?
– Сердитым, – неожиданно ответил Шарп.
– Сердитым? Ему следовало сгореть со стыда! Он убежден, что единственный выход для Испании заключается в союзе с Францией. – Офицеры шли по гребню горы, и Вивару приходилось кричать, перекрывая шум ветра. – Мы называем таких anfrancesados. Предатели уверовали во французские идеи. Томас всегда обожал все северное, но это еще никому не приносило счастья, лейтенант. Только разочарование. Он готов вырезать у Испании сердце и вложить вместо него французскую энциклопедию. Готов забыть Бога и поклоняться разуму, добродетели, равенству, свободе и прочей чепухе, из-за которой люди забыли, что хлеб подорожал в два раза, а слез и горя стало больше.
– Вы не верите в разум? – Шарп старался увести разговор от больной темы верности графа де Моуроморто.
– Разум – это математика мышления, не больше. Руководствуясь разумом, нельзя прожить жизнь. Математика, и тем более разум, не в состоянии объяснить Бога. А я верю в Бога! Вы – неверующий человек.
– Да, – скромно согласился Шарп.
– Но ваш атеизм лучше, чем гордыня Томаса.
Он посчитал себя выше Бога, но клянусь вам, лейтенант, прежде чем завершится этот год, я предам его Божьему суду.
– Возможно, французы думают иначе?
– Мне плевать на то, что они думают. Меня волнует только победа. Поэтому я и спас вас. Поэтому мы идем через эти горы. – Вивар замолчал, очевидно сберегая энергию для поднятия духа своих людей.
Луизу Паркер, истощенную сверх всяких сил, посадили на лошадь. Тропа уходила вверх. На рассвете, когда на безоблачном небе померкли ночные звезды, Шарп увидел, что они вышли к стоящей на вершине горы крепости.
Не к современному приземистому бастиону за покатыми земляными стенами, от которых ядра отскакивают высоко вверх и перелетают через рвы и расщелины. Перед ними возвышалась устрашающая старинная крепость. Строение было лишено всякого очарования. Оно ничем не походило на приют удалого феодала. Это была твердыня, способная удерживать врага до скончания века.
Крепостью не пользовались более ста лет. Сюда было сложно завозить припасы и продовольствие, да и нужды в обороне не возникало. Холодным утром Блас Вивар привел своих людей под старые, покрытые мхом арки, на поросший сорной травой булыжный двор. Несколько человек под командованием сержанта несли в отсутствие основных сил караульную службу. После ночного холода запах кухни был приятен и сладостен. Кроме него ничего не радовало: стены заросли сорняками, в главной башне поселились вороны и летучие мыши, погреба были затоплены, но восторгу майора не было предела.
– Первые Вивары построили эту крепость почти тысячу лет назад! Здесь был наш дом, лейтенант! Над этой башней развевался наш флаг, и мавры так и не смогли ее взять!
Он провел Шарпа на северный бастион, который, как гнездо гигантской хищной птицы, возвышался над долиной. Столетиями стражники в стальных шлемах следили, не блеснет ли вдали под лучом солнца языческий щит.
– Видите ту тропу? – Вивар показал на узкую темную щель, перерезавшую гору на севере. – Как-то раз граф де Моуроморто удерживал эту дорогу в течение трех дней против мусульманских полчищ. Он забил ад их ничтожными душами. Говорят, на дне до сих пор находят ржавые наконечники стрел.
Шарп посмотрел на башню.
– Значит, замок принадлежит вашему брату?
Вивар посчитал вопрос вызовом своей гордости.
– Он опозорил нашу семью. Мой долг вернуть ей прежнее достоинство. С помощью Господа я это сделаю.
В словах испанца угадывался блеск гордой души, ключ к мотивам его поступков, но Шарпа интересовало иное. Он задал вопрос прямо:
– Разве ваш брат не догадается, что вы здесь?
– Да, безусловно. Но французам потребуется десять тысяч человек, чтобы окружить эту гору, и еще пять тысяч, чтобы взять крепость штурмом. Они сюда не придут. Они только начинают понимать, какие проблемы принесла им победа.
– Проблемы?
Вивар улыбнулся.
– В Испании, лейтенант, они узнали, что маленькие армии терпят поражение, а большие армии голодают. Здесь можно победить только при поддержке народа, а народ их ненавидит. – Майор вышел на крепостную стену. – Посмотрите на положение французов! Маршал Сульт загнал вашу армию на северо-запад, и что? Он пришел в никуда! Застрял в горах, вокруг – ничего, кроме снега, ужасных дорог и озлобленных крестьян. Еду приходится искать, а зимой в Галисии не найдешь ничего, если тебе не помогут. Сульт в отчаянии. Все его посланцы гибнут, патрули попадают в засаду, а воюет против его армии лишь горстка людей. Когда же поднимется весь народ, жизнь его превратится в сущий ад!
Устрашающее пророчество было высказано с таким убеждением, что Шарп в него поверил. Он вспомнил, как опасался д'Эклан наступления темноты и крестьянских ножей.
Вивар снова повернулся к расщелине, где его предок устроил резню мусульманам.
– Многие уже поднялись на борьбу, лейтенант. Но многие боятся. Они видят, что французы побеждают, и чувствуют себя покинутыми Богом. Им нужен знак. Чудо, если хотите. Это крестьяне. Они не обременены разумом, но любят свою землю и церковь.
Шарп почувствовал, как по телу его побежали мурашки. Не от утреннего холода, не от страха, а от предчувствия чего-то, неподвластного воображению.
– Чудо?
– Позже, мой друг, позже! – Вивар рассмеялся загадке, которую сам же загадал, и сбежал по ступенькам во двор крепости. Голос его неожиданно стал озорным и веселым: – Кстати, вы до сих пор не поблагодарили меня за то, что я вас спас!
– Спасли меня? Боже милосердный! Если бы вы не вмешались, я бы перебил всех ублюдков! – Шарп спустился следом за майором. – Вы тоже не извинились – за то, что сказали неправду.
– И не собираюсь извиняться. С другой стороны, я прощаю ваш гнев во время нашей последней встречи. Кстати, помните, я вам говорил, что без меня вы и дня не продержитесь?
– Если бы вы не послали по моему следу французов, я бы уже был на полпути в Оронто!
– У меня была причина послать их по вашему следу! – Вивар остановился на последней ступеньке. – Я хотел вывести французов из Сантьяго-де-Компостела. Я полагал, что если они погонятся за вами, то я смогу беспрепятственно войти в город. Я распространил нужный мне слух, мне поверили, но в городе все равно остался гарнизон! – Вивар пожал плечами.
– Другими словами, без меня вам войны не выиграть.
– Представьте, как бы вы скучали, если бы отправились в Лиссабон! Ни французов поубивать, ни Виваром восхититься! – Майор, как принято у испанцев, доверительно взял Шарпа под руку. – Ну а если серьезно, лейтенант, я прошу прощения. Я могу найти оправдание моей лжи, но не оскорблениям. За них прошу меня извинить.
Шарп смутился и растерялся.
– Я тоже вел себя не лучшим образом. Простите. – Затем он вспомнил о своем долге. – И примите благодарность за то, что спасли нас. Мы бы точно погибли.
Вивар снова оживился.
– Сейчас мне предстоит организовать еще одно чудо. Мы должны работать, лейтенант. Работать! Работать! Работать!
– Чудо?
Вивар отпустил руку Шарпа, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Друг мой, я расскажу вам все. Если смогу – сегодня после ужина. Сюда должны приехать люди, у которых я обязан испросить разрешения на то, чтобы раскрыть перед вами тайну сундука. Вы будете мне верить до их прибытия?
– Конечно. – Особого выбора у Шарпа не было.
– Тогда за работу. – Вивар хлопнул в ладони, привлекая внимание своих людей. – Работать! Работать! Работать!
//-- * * * --//
Все, в чем нуждались люди Вивара, привозилось из долины. Кавалерийские лошади превратились в тягловую скотину. На них возили дрова, топливо, сено. Еду доставляли из горных деревень, нередко ее приходилось тащить на себе или везти на мулах. Майор оповестил всю округу, некогда бывшую вотчиной его отца, что ему нужна поддержка, и Шарп с изумлением взирал на ответ жителей.
– Мой брат, – произнес Вивар с мрачным удовлетворением, – приказал своим людям не делать ничего, что могло бы помешать французам. Ха!
Весь день в замок прибывало продовольствие. Привозили кувшины с зерном и фасолью, круги сыра, сетки с хлебом, бурдюки с вином. Лошади получили вдоволь сена. По пологим склонам поднимали вязанки дров. Из принесенных для разведения костра веток сделали метлы и веники, которыми навели чистоту в главной башне. Седельные одеяла пошли на шторы и покрывала, огонь прогревал промерзшие камни.
Люди, которых ждал Вивар, приехали к полудню. О прибытии гостей возвестил торжественный и радостный горн. Несколько касадорцев спустились вниз, чтобы сопровождать посетителей в крепость. Двое прибывших оказались священниками.
Шарп наблюдал за происходящим из комнаты Луизы Паркер. Он пришел выяснить, что побудило ее бежать из семьи. Девушка проспала все утро и казалась свежей и отдохнувшей. Глядя на слезающих с коней священников, она с наигранным ужасом произнесла:
– Мне всегда чудилось в римской церкви что-то зловещее. Тетушка убеждена, что у папских священников есть хвосты и копыта.
Гости проследовали мимо почетного караула к ожидающему их майору Вивару.
– И я считаю, что у них есть рога и хвост. Вы не согласны?
Шарп отвернулся от окна. Он чувствовал себя неловко.
– Вам здесь не место.
Луиза широко открыла глаза.
– Вы слишком мрачны, лейтенант.
– Простите. – Шарп говорил резче, чем ему бы того хотелось. – Просто... – Он замолчал.
– Вы считаете, что мое присутствие взбудоражит солдат?
Шарпу не хотелось говорить, что Блас Вивар уже выразил свое недовольство.
– Это неподходящее для вас место, – повторил он. – Вы не привыкли к подобному. – Лейтенант обвел рукой скудное убранство комнаты.
Между тем люди Вивара сделали все возможное, чтобы иностранка чувствовала себя свободно. В небольшой комнатке пылал камин, кровать была покрыта малиновой седельной подстилкой. Но с собой Луиза не захватила даже смены белья.
Суровый тон Шарпа обескуражил девушку.
– Простите, лейтенант, – пролепетала она.
– Дело не в этом, – пробурчал Шарп.
– Вас смущает мое присутствие?
Шарп обернулся к окну и наблюдал за тем, как касадорцы окружили священников. Стрелки с любопытством следили за происходящим.
– Может быть, мне следует вернуться к французам? – едко поинтересовалась Луиза.
– Разумеется, нет.
– А мне кажется, вы этого хотите.
– Не говорите глупостей, черт побери! – Шарп резко повернулся к девушке и растерялся. Боясь выдать радость по поводу ее присутствия, он постоянно срывался на грубость. – Простите, мисс.
– Нет, это вы меня простите.
– Мне не следовало ругаться.
– Не могу представить, чтобы вы бросили ругаться. Даже ради меня. – В ее голосе проскользнули прежние озорные нотки, и Шарп был этому безмерно рад.
– Представьте, как будут переживать ваши тетя и дядюшка, – сказал он миролюбиво. – Не исключено, что нам предстоят еще сражения, а это, в конце концов, опасно.
Некоторое время Луиза молчала, затем пожала плечами.
– Этот француз – д'Эклан, верно? Он меня оскорбил. По-моему, он посчитал меня военной добычей.
– Он вел себя недостойно?
– Ему казалось, что он очень галантен. – Луиза прошлась по комнате. На ней были все те же голубые юбки и накидка, в которых она выскочила из кареты. – Вас не обидит, если я скажу, что предпочла ваше покровительство?
– Я польщен, мисс. – Шарп почувствовал, что девушка втягивает его в свою интригу. Он пришел, чтобы сказать Луизе, как недоволен ее присутствием Блас Вивар, и предупредить, чтобы она как можно реже попадалась тому на глаза. Вместо этого он попал под ее очарование.
– Был соблазн остаться с французами, – призналась Луиза. – Весь Годалминг умрет от зависти, когда узнает, что я была в армии корсиканского людоеда. А вдруг нас бы отправили в Париж, чтобы провести перед толпой, как водили перед римлянами древних бритов?
– Думаю, до этого бы не дошло.
– Я тоже не уверена. На самом деле я бы умерла от скуки. Тетушка замучила бы меня жалобами на войну, потерянные книги, свои неудобства, французскую кухню, вашу грубость, робость ее супруга, мою беззаботность, погоду, распухшие пальцы на ее ногах... хотите, чтобы я продолжила?
– Нет, – улыбнулся Шарп.
Луиза покрутила темные кудри.
– Я пришла к вам, лейтенант, повинуясь капризу. Если уж довелось попасть на войну, то лучше быть со своими, а не с врагом.
– Майор Вивар считает, что вы причините большие неудобства, мисс.
– О! – насмешливо воскликнула Луиза, подошла к окну и нахмурилась, увидев стоящего рядом со священниками человека. – Майор Вивар так не любит женщин?
– Думаю, наоборот.
– Значит, он считает, что я буду мешать?
– В бою – безусловно. Только не сердитесь, мисс.
Луиза насмешливо улыбнулась.
– Обещаю не попадаться на пути вашего палаша, лейтенант. Мне очень жаль, если я причиняю вам неудобства. Теперь вы можете рассказать мне, почему мы здесь, и каковы наши планы. Я не могу не попадаться на пути, если не знаю направления. Разве не так?
– Я и сам не ведаю, что происходит, мисс.
Луиза поморщилась.
– Другими словами, вы мне не доверяете?
– Просто не знаю. – Шарп рассказал о сундуке, скрытности Вивара, об их долгом путешествии и о французской погоне. – Мне известно, что майору нужно доставить сундук в Сантьяго, но зачем и что там внутри?
Луиза обрадовалась тайне.
– Но вы же узнаете?
– Надеюсь.
– Я сама спрошу майора.
– Думаю, вам не следует этого делать, мисс.
– Ну, конечно. Людоед католик не хочет, чтобы я вмешивалась в его приключения.
– Это не приключение, мисс, это война.
– Война, лейтенант, это время, когда люди сбрасывают оковы условностей, вы не согласны? В Годалминге эти оковы весьма обременительны. Я настаиваю, чтобы мы выяснили, что в сундуке майора! Вы считаете, там драгоценности?
– Нет, мисс.
– Корона Испании! Скипетр и держава! Ну, конечно, мистер Шарп. Наполеон хочет надеть корону на себя, а ваш друг бросил ему вызов. Неужели не понятно? Мы спасаем регалии королевской династии! – От удовольствия девушка захлопала в ладошки. – Я буду настаивать, чтобы мне показали сокровища. Он же собирается показать их вам?
– Он сказал, что, возможно, расскажет мне все после ужина. По-моему, все зависит от этих священников.
– В этом случае мы можем ничего и не узнать, – поморщилась Луиза. – Позвольте мне с вами поужинать?
Просьба обескуражила Шарпа. Он сомневался, что Вивар обрадуется присутствию девушки, в то же время понятия не имел, как мягко ей намекнуть, что она слишком настойчива.
– Не знаю, – пробормотал он наконец.
– Ну конечно же я смогу с вами отужинать! Вы же не хотите, чтобы я умерла с голоду? Сегодня, мистер Шарп, мы с вами узрим бриллианты короны! – Луиза была очарована происходящим. – Если бы только мистер Баффорд мог меня сейчас видеть!
Шарп вспомнил, что мистер Баффорд и есть тот самый методист, который делает чернила и хочет жениться на Луизе Паркер.
– Он, безусловно, стал бы молиться за вас.
– Самым благочестивым образом, – расхохоталась девушка. – Но было бы жестоко над ним смеяться, мистер Шарп, тем более что я лишь оттягиваю время, когда приму его предложение. – Ее энтузиазм заметно угас. – Полагаю, как только мы разгадаем тайну, мы отправимся в Лиссабон?
– Если там до сих пор стоит наш гарнизон, да.
– Мне придется поехать с вами. – Она вздохнула, как ребенок, который сожалеет о неизбежном конце только начавшегося праздника. Потом ее личико прояснилось и снова приняло озорное выражение. – Вы попросите разрешение майора Вивара на мое присутствие на ужине? Обещаю вести себя хорошо.
//-- * * * --//
К удивлению Шарпа, Блас Вивар ничуть не рассердился на просьбу девушки.
– Разумеется, она может с нами поужинать.
– Ее очень интересует сундук, – предупредил Шарп.
– Естественно. И вас тоже.
Таким образом Луиза попала на разговор, в ходе которого Шарп наконец выяснил, почему Блас Вивар ему лгал, почему касадорцы пришли ему на помощь и почему испанский майор так упорно шел на запад сквозь хаос поражения и зимнюю стужу.
В эту ночь Шарп почувствовал, что еще глубже погрузился в причудливый и загадочный мир, где души мертвых словно огоньки плавают в ночной тьме, а ручьи полны духов и фей. Мир Бласа Вивара.
Шарп, Луиза, Вивар и лейтенант Давила обедали в комнате с массивными колоннами, поддерживающими полукруглый потолок. С ними же находились священники. На полу были расстелены одеяла, пылал камин, к столу подали просо, бобы, рыбу и баранину. Один из священников, отец Бореллас, коротенький толстый человек, довольно сносно говорил по-английски и был рад возможности попрактиковаться с Шарпом и Луизой. Он поведал им, что имеет приход в Сантьяго-де-Компостела, приход маленький и очень бедный. Подливая Шарпу вина и следя за тем, чтобы его тарелка оставалась полной, он всячески расписывал свою нищету и ничтожество. Второй священник, по его словам, был большим человеком, настоящим гидальго и будущим кардиналом.
Будущий кардинал являлся ризничим собора в Сантьяго. Он с первых же минут дал понять, что не доверяет лейтенанту Ричарду Шарпу. Если отец Альзага и говорил по-английски, перед лейтенантом он своего умения не продемонстрировал. Напротив, он старательно ограничивался беседой с Бласом Виваром, которого, очевидно, считал равным себе по социальному положению. Его враждебность была столь очевидна и откровенна, что Бореллас посчитал нужным ее объяснить:
– Он не любит англичан.
– Как и многие испанцы, – сухо заметила Луиза, подавленная непривычной враждебностью.
– Понимаете, вы – еретики. И ваша армия бежала, – мягким извиняющимся тоном произнес Бореллас. – Ох уж эта политика, лейтенант. Я ничего в ней не понимаю. Я – скромный священник.
Умение скромного священника ориентироваться в подворотнях и закоулках Сантьяго-де-Компостела и спасли ризничего от французов. Он поведал Шарпу, как прятал ризничего во дворе штукатурщика, в то время как французы прочесывали дома.
– Они перестреляли много людей. – Священник перекрестился. – Если у кого-то находили охотничье ружье, этот человек объявлялся врагом. Бах! Если кто-то возражал против убийства – бах! – Бореллас отломил корку хлеба. – Не думал, что увижу врагов на земле Испании. Это все-таки девятнадцатый век, а не двенадцатый!
Шарп посмотрел на надменного Альзагу, который тоже не хотел видеть на испанской земле английских солдат-протестантов.
– Что такое ризничий?
– Хранитель сокровищ собора. Не клерк, разумеется. – Бореллас боялся, что Шарп недооценит высокого священника. – Отец Альзага – видный церковный деятель.
Ризничий заговорил громким голосом, и Бореллас испуганно съежился. Потом, чтобы замять собственное смущение, он начал настойчиво предлагать Шарпу отведать сухой рыбы и пустился в длинное объяснение, каких рыб вылавливают на побережье Галисии.
Между тем разговор о рыбе не мог скрыть, что между Виваром и Альзагой идет жестокое препирательство, причем поводом для разногласий является лейтенант Шарп. Вивар периодически кивал на стрелка. Отвечая, Альзага презрительно фыркал в его сторону. Лейтенант Давила углубился в еду, всем видом показывая, что не намерен участвовать в яростном споре.
Отец Бореллас, понимая, что его попытки занять внимание Шарпа ни к чему не приводят, вынужден был неохотно объяснить, о чем идет речь:
– Отец Альзага настаивает на применении испанских войск, – сказал он тихо, чтобы не мешать спорящим.
– Для чего?
– Это вам объяснит дон Блас. – Бореллас послушал еще. – Дон Блас говорит, что собрать пехоту может только капитан-генерал, а все капитан-генералы сейчас скрываются. В любом случае капитан-генерал захочет испросить разрешение галисианской хунты, а хунта из Коруны уехала, так что обращаться придется в центральную хунту в Севилье. Через месяц или два они согласятся выделить людей, но потребуют, чтобы командование осуществляли их офицеры.
В результате, говорит дон Вивар, будет поздно. – Отец Бореллас пожал плечами. – Я тоже так думаю.
– Поздно для чего?
– Это вам объяснит дон Вивар.
Вивар что-то страстно доказывал, подкрепляя свои слова решительными, рубящими жестами. Когда он закончил, Альзага неохотно кивнул, после чего Блас Вивар повернулся к Шарпу:
– Если не возражаете, лейтенант, расскажите о своей карьере.
– О моей карьере?
– Только не торопитесь. Мы будем переводить.
Шарп смущенно пожал плечами.
– Я родился...
– Об этом не стоит, – поспешно сказал Вивар. – Расскажите о своем боевом опыте. Где состоялось ваше первое сражение?
– Во Фландрии.
– Начните оттуда.
В течение десяти минут Шарп растерянно описывал бои, в которых ему приходилось участвовать. Он начал с Фландрии, где был одним из несчастных десяти тысяч солдат герцога Йорка. Затем, более уверенным тоном, рассказал об Индии. Освещенная дешевыми факелами комната с колоннами и камином казалась неподходящим местом для рассказов о Серингапатаме, Ассаме, Аргауме и Гавилгхуре. Тем не менее все слушали очень внимательно, даже Альзага увлекся повествованием о далеких битвах и отчаянных планах. Глаза Луизы сияли, она старалась не упустить ни слова.
Когда Шарп закончил рассказ о штурме глиняных стен Гавилгхура, все некоторое время молчали. В камине пылала смола. Наконец Альзага произнес что-то громким и хриплым голосом.
– Отец Альзага, – перевел Вивар, – говорит, что он слышал, будто у султана Типпу есть заводная модель тигра, раздирающего англичанина.
Шарп посмотрел в глаза священнику.
– Да, в натуральную величину.
– Он бы хотел увидеть эту модель, – опять перевел Вивар.
– Полагаю, она находится в Лондоне, – сказал Шарп.
Очевидно, священнику послышался вызов в словах лейтенанта, ибо Вивар не стал переводить его ответ.
– Что он сказал? – спросил Шарп.
– Ничего существенного, – с нарочитой беззаботностью ответил майор. – А где вы сражались после Индии, лейтенант?
– Отец Альзага сказал, – все ошеломленно посмотрели на Луизу, до сего момента скрывавшую знание испанского, – что сегодня ночью он будет молиться за душу султана Типпу, потому что султан Типпу убил много англичан.
Презрение священника затронуло солдатскую гордость Шарпа, и он перестал стесняться.
– Султана Типпу убил я.
– Вы? – недоверчиво воскликнул отец Бореллас.
– У ворот шлюза в Серингапатаме.
– У него были телохранители? – спросил Вивар.
– Шестеро, – ответил Шарп. – Отборные бойцы.
Он переводил взгляд с одного собеседника на другого, понимая, что больше ничего говорить не надо. Альзага выслушал перевод и крякнул.
Довольный поведением Шарпа, Вивар улыбнулся стрелку:
– А после Индии, лейтенант? Вы были в прошлом году в Португалии?
Шарп рассказал о сражениях при Ролике и Вимьеро, где сэр Артур Уэсли успел, пока его не отозвали в Англию, намять бока французам.
– Я был всего лишь интендантом, – сказал Шарп, – но кое-что видел.
Вновь воцарилось молчание. Глядя на мрачного священника, Шарп почувствовал, что прошел своеобразный тест. Альзага что-то проворчал, и Вивар снова улыбнулся:
– Поймите, лейтенант, церковь должна одобрить ваше участие в моих планах. Разумеется, они предпочли бы, чтобы я использовал испанские войска, но это, увы, невозможно. С некоторыми оговорками отец Альзага признает, что ваш боевой опыт может принести определенную пользу.
– Но что...
– Позже, – поднял руку Вивар. – Вначале расскажите, что вам известно о Сантьяго-де-Компостела.
– Только то, что вы мне говорили.
Вивар поведал о том, как тысячу лет назад пастухи увидели в туманном небе над холмом, где ныне стоит город, миллионы сияющих звезд. Они рассказали о своем видении епископу Теодемирусу. Тот посчитал это знамением сверху и приказал разрыть холм, под которым оказалась давно потерянная гробница Сантьяго – святого Иакова. С тех пор место стало называться Сантьяго-де-Компостела: святой Иаков звездного поля.
Шарп невольно вздрогнул. Пламя бросало неверные тени на стену за колоннами. Где-то громыхнул сапогами часовой. Даже Луиза неестественно притихла, вслушиваясь в торжественный голос майора.
Над утерянной могилой была выстроена усыпальница, и, хотя мусульмане захватили город и разрушили собор, сама могила не пострадала. На том месте, где были разбиты язычники, построили новый собор, а город звездного поля стал вторым после Рима местом паломничества.
Вивар посмотрел на Шарпа.
– Вы знаете, кто такой Сантьяго, лейтенант?
– Вы говорили, он был апостолом.
– Он гораздо больше чем апостол. – Вивар говорил негромко и сурово, отчего у Шарпа пошли мурашки по коже. – Он – Святой Иаков, брат святого Иоанна-евангелиста. Святой Иаков – покровитель Испании. Святой Иаков – дитя Грома. Великий святой Иаков. Сантьяго. – Голос майора звучал все громче, наполняя комнату звоном и гулом. Наконец прозвучал последний титул святого: Сантьяго Матаморос!
– Что значит Матаморос?
– Убийца мавров! Убийца врагов Испании! – Вивар произнес эти слова как вызов.
Шарп ждал. В наступившей тишине потрескивали дрова в камине и стучал сапогами часовой на стене. Давила и Бореллас уставились в пустые тарелки, боясь нарушить торжественность момента.
Молчание прервал Альзага. Ризничий принялся спорить, на что Вивар отвечал быстро и резко. Через минуту стало ясно, что майор одержал верх. Словно демонстрируя свою победу, Вивар поднялся и проследовал к темному арочному проходу.
– Идемте, лейтенант.
За проходом оказалась старинная крепостная часовня. На каменном алтаре между двух свечей стоял деревянный крест.
Луиза побежала смотреть на чудо, но Вивар преградил ей дорогу и потребовал, чтобы она покрыла голову. Девушка торопливо натянула на темные кудри накидку. Шарп вошел внутрь и уставился на лежащий перед алтарем предмет. Он знал, что увидит его здесь – приманку, ради которой французские драгуны шли через замерзшую страну, сокровище, ради которого Шарпа притащили в эту старинную высокую крепость.
Сундук.
Глава 11
Вивар встал сбоку, чтобы Шарп смог подойти к ступенькам алтаря.
– Открывайте, – кивнул в сторону сундука испанец. Говорил он спокойно и деловито, словно речь шла о совершенно обыденном деле.
Шарп остановился. Ему не было страшно, скорее, он чувствовал, что действие нуждается в определенной церемонии. Он слышал, как в часовню вошли и встали за его спиной священники, видел, как замерла рядом с Виваром Луиза. Лицо девушки сияло торжеством.
– Давайте, – подбодрил его Вивар.
Промасленную ткань уже сняли, замков на засовах не было. Шарп наклонился, чтобы отодвинуть засовы, почувствовал сопротивление заржавелого металла и взглянул на Вивара, ожидая благословения.
– Продолжайте, лейтенант, – сказал майор.
Отец Альзага протестующе вскинул руку, но Вивар отмахнулся от священника и приободрил Шарпа: – Это хорошо, что вы пытаетесь выяснить, что от вас требуется. Не сомневаюсь, вы по считаете это пустяком. Впрочем, в Англии найдутся священные для вас вещи, которые покажутся мне ерундой.
Металлические ножны Шарпа царапнули каменный пол, когда лейтенант опустился на колено. Он не собирался изображать из себя верующего, просто стоя на колене было легче возиться с засовами. Он толкнул тяжелую крышку и вздрогнул, когда заскрипели и завизжали петли.
Внутри находилась шкатулка. Она была сделана из кожи, столь же старой, как и сам сундук. Когда-то кожа была красной, сейчас она имела цвет высохшей крови. Шкатулка была значительно меньше сундука: восемь дюймов в длину, фут в ширину и фут в высоту. От украшавшего крышку золотого шитья остались лишь нити. Угадывался тщательно выписанный рисунок: кривой меч с широким лезвием.
– Этим мечом был убит Сантьяго, – тихо сказал Вивар, – с тех пор меч – его символ.
Шарп вытащил из сундука кожаную шкатулку и поставил ее на алтарь.
– Где убили Сантьяго?
– Он принес христианство в Испанию, – как-то неохотно произнес Вивар, – после чего вернулся в Святую землю, где принял мученическую смерть. Его тело положили на корабль без весел, парусов и даже без команды. Корабль доставил его в Галисию, где он хотел быть похоронен. – Вивар помолчал. – Я знал, что вы посчитаете это чепухой, лейтенант.
– Нет, – искренне ответил Шарп, гладя пальцами золотую застежку кожаного ящичка.
– Откройте осторожно, – попросил Вивар, – и не прикасайтесь к тому, что увидите.
Шарп расстегнул золотую застежку. Крышка прилегала настолько плотно, что Шарп боялся порвать кожу на задней части ящичка. Наконец крышка поддалась, и шкатулка открылась.
Священники и испанские офицеры перекрестились. Отец Альзага затянул грубым голосом молитву. Свечи едва освещали часовню. Над открытым ящичком поднималась пыль. Луиза затаила дыхание и поднялась на цыпочки, чтобы лучше разглядеть, что лежит внутри.
Изнутри шкатулка была обшита подкладочным шелком. Некогда пурпурная ткань выцвела. На дне шкатулки лежал завернутый в вышитую ткань сверток размером с солдатскую флягу. Сверток был плотно перехвачен золотым шнуром. На ткани были вышиты кресты и мечи.
Вивар едва заметно улыбнулся Шарпу:
– Как видите, бумаг там нет.
В шкатулке не было также ни короны Испании, ни фамильных драгоценностей.
Вивар поднялся на ступеньки алтаря.
– Почти триста лет назад сокровища Сантьяго были спрятаны. Знаете почему?
– Нет.
– Из-за англичан. Ваш Френсис Дрейк стоял на рейде Сантьяго-де-Компостела, и мы боялись, что он захватит собор.
Шарп промолчал. Вивар говорил о Дрейке с такой горечью и обидой, что лейтенант решил промолчать.
Блас Вивар смотрел на странное сокровище.
– В Англии до сих пор хранится барабан Дрейка. Вы его видели, лейтенант?
– Нет.
В отблеске свечей лицо Вивара казалось высеченным из огненного камня.
– Но вы же знаете легенду о барабане Дрейка?
Чувствуя на себе взгляды собравшихся в часовне, Шарп покачал головой.
– Легенда утверждает, – сказала тихо Луиза, – что если Англия попадет в опасность, надо бить в барабан, и Дрейк поднимется из своей подводной могилы и разобьет донов на море.
– Почему донов? – В голосе Вивара все еще звучала горечь. – Дрейк разобьет любого.
Луиза кивнула.
– Существует еще одна английская легенда. Если Британии грозит поражение, король Артур восстанет из Авалона и поведет в бой своих верных рыцарей.
– Да, – сказала Луиза, – точно так же, как гессенцы верят, что покоящиеся в Олденбурге Шарлеман и его рыцари готовы подняться на защиту христианского мира от Антихриста.
Слова Луизы понравились Вивару.
– Перед вами нечто подобное, лейтенант. Перед вами хоругвь Сантьяго, знамя святого Иакова.
Майор стремительно подошел к шкатулке и поднял сверток. Альзага протестующе замахал руками, но Вивар не обратил внимания. Он просунул сильные тупые пальцы под золотой шнур и разорвал его. Майор развернул вышитый сверток, и Шарп увидел внутри отрез пыльной белой ткани. Материал был настолько стар, что прикосновение пальца могло обратить его в горстку праха.
– В течение многих лет, – спокойно сказал Вивар, – хоругвь являлась достоянием королевского двора. Моя семья отвечала за ее сохранность. Поэтому я и выхватил сокровище из-под самого носа французов. Это мой долг, лейтенант.
Шарп почувствовал легкое разочарование. Он ожидал увидеть старинную корону или горсть бриллиантов. Между тем при виде сложенного отреза шелковой ткани он испытал священное благоговение. Он вглядывался в пыльные складки, пытаясь представить, какая сила может в них содержаться.
Вивар отошел от шкатулки.
– Тысячу лет назад, лейтенант, мусульмане едва не захватили всю Испанию. Отсюда их армии планировали бросок на север. Угроза нависла над всем христианским миром. Сегодня их ересь могла бы править Европой.
В окно ворвался порыв ветра, пламя свечей затрепетало. Шарп очарованно смотрел на хоругвь, а Вивар продолжал рассказывать старинное предание.
– Несмотря на то что мавры захватили почти всю страну, в этих горах они натолкнулись на серьезное сопротивление. Враг решил победить любой ценой и бросил сюда тысячи воинов, в то время как мы могли противопоставить им лишь сотни. Мы не могли победить, однако мы не могли и сдаться. Наши рыцари бросались в одно неравное сражение за другим. – Вивар говорил тихо, но голос его завораживал. – Мы проигрывали. Наши дети попадали в рабство, женщин угоняли в гаремы, а мужчин заставляли работать на плантациях и грести на галерах. Мы проигрывали, лейтенант! Свет христианства теплился, как огонек свечи на ветру, против него сияло огромное злое солнце ислама. Наконец наступил последний бой.
Блас Вивар замолчал. Затем гордым, как сама Испания, голосом он поведал о том, как небольшой отряд христианских рыцарей поскакал на армию мусульман. Майор говорил так красочно, что Шарпу казалось, будто он действительно видит испанцев, несущихся с опущенными копьями под яркими, как солнце, знаменами. Мечи со звоном ударялись о сабли. Мужчины рубили, уворачивались, нападали. Стрелы со свистом срывались с луков, и знамена падали в окровавленную пыль. Воины с выпущенными внутренностями гибли под копытами боевых лошадей, их стенания тонули в реве новых атак и победных криках язычников.
– Дикари побеждали, лейтенант! – Вивар произнес эти слова так, словно сам вкусил горькую пыль далеких сражений. – Но в последнюю, критическую минуту один рыцарь призвал Сантьяго. Святой принес в Испанию христианство; позволит ли он, чтобы христианство погибло? Так молился рыцарь, и свершилось чудо!
Шарп ощутил, как по коже побежали мурашки. Он так долго смотрел на вышитый сверток, что тени часовни закружились вокруг него, словно причудливые животные.
– Появился Сантьяго! – Голос Вивара торжественно гремел. – Он прибыл на белом коне, с мечом из острейшей стали и, как ангел мести, проложил свой путь сквозь вражеские полчища. Мавры гибли тысячами. В тот день мы забили ад их ничтожными душами. Мы остановили врага! Столетия потребовались, чтобы очистить Испанию от грязи, столетия боев и осад, но все началось в тот день, когда Сантьяго получил прозвище Матаморос. А это, – Вивар склонился над шкатулкой и прикоснулся к древнему шелку, – знамя Сантьяго, его хоругвь. Оно находится под охраной моей семьи с того самого дня, когда первый граф де Моуроморто вознес молитву о том, чтобы Сантьяго вырвал победу и не допустил гибели Христа.
Луиза, похоже, впала в транс. Священники внимательно смотрели на Шарпа, пытаясь оценить, какое впечатление произвела история на иностранного солдата.
Вивар закрыл шкатулку и осторожно поставил ее на место в сундук.
– Существует две легенды о хоругви, лейтенант. Первая гласит, что, если ее захватят враги Испании, Испания погибнет. По этой причине отец Альзага возражает против вашей помощи. Он считает, что англичане – наши извечные враги, а нынешний союз недолог и ненадежен. Он опасается, что вы похитите знамя святого Иакова.
Шарп взволнованно повернулся к высокому священнику. Он не знал, говорит ли Альзага по-английски, но тем не менее заверил его, что не собирается делать ничего подобного. Шарп почувствовал нелепость своего поведения, и презрительный взгляд Альзаги лишь подтвердил его опасения.
Вивар, как и священник, не обратил внимания на клятву англичанина.
– Вторая легенда важнее, лейтенант. Она гласит, что, если Испания попадет в беду, следует развернуть это знамя перед высоким алтарем у гробницы Сантьяго. Тогда Матаморос восстанет для битвы и принесет победу. Именно это чудо я и хочу совершить. Жертвы будут велики, но народ Испании должен знать, что Сантьяго его не оставил.
Вивар со скрипом задвинул засовы на крышке сундука. Ветер неожиданно усилился и едва не задул свечи в часовне.
– Ваш брат, – с трудом произнес Шарп, – намерен отвезти хоругвь во Францию?
Вивар кивнул.
– Томас не верит в легенды, но сознает силу знамени. Точно так же, как и император Наполеон. Если народ Испании узнает, что знамя Сантьяго вместе с другими трофеями находится в Париже, он придет в отчаяние. С другой стороны, Томас прекрасно понимает, что, если знамя будет развернуто перед алтарем в Сантьяго, испанцы, настоящие испанцы, поверят в победу. Не важно, сколько тысяч французских всадников будут скакать по нашим дорогам, лейтенант. Если Сантьяго с нами, мы непобедимы!
Шарп отошел от алтаря.
– Значит, знамя надо доставить в Сантьяго-де-Компостела?
– Да.
– Город, который заняли французы?
– Именно так.
Шарп некоторое время колебался, потом спросил:
– И вы хотите, чтобы я помог вам прорваться в город? – Даже на слух эти слова воспринимались как безумие. Посмотрев на сундук, Шарп продолжал: – Мы должны просочиться сквозь их оборону, проникнуть в собор и держать знамя, пока не свершится церемония? Я правильно понял?
– Нет. Нам нужна победа, лейтенант. А для этого надо, чтобы Сантьяго увидели. Это не будет тайной ночной операцией. Мы отвоюем город у французов. Мы захватим его, лейтенант, и будем удерживать до тех пор, пока весь народ не узнает, что новый враг может быть унижен. Это будет великая для Испании победа, лейтенант.
– Боже милосердный, – недоверчиво пробормотал Шарп.
– Естественно, он нам поможет, – улыбнулся Вивар. – И, поскольку я не могу найти солдат испанцев, нам помогут ваши стрелки.
Шарп почувствовал, что ему не оставляют выбора. Увидев тайну Вивара, он оказался вовлеченным в его планы.
Стоя в холодной часовне, лейтенант понимал, что должен отказаться. Замысел Вивара был чистой воды безумием. Горстка измученных людей собиралась отвоевать город у победоносного противника, а потом удерживать его против основных сил французов, которые находились на расстоянии однодневного марша.
– Ну? – нетерпеливо сказал Вивар.
– Разумеется, он вам поможет! – Глаза Луизы горели от возбуждения.
Никто не обратил на нее внимания. Шарп по-прежнему молчал.
– Я не могу заставить вас помогать мне, – мягко произнес майор. – Если вы откажетесь, лейтенант, я дам вам еды и проводника, который отведет вас на юг. Возможно, англичане все еще в Лиссабоне. Если нет, найдете корабль где-нибудь на побережье. Боевой опыт подсказывает, что следует забыть эту мистическую чепуху и идти на юг, правильно?
– Да, – мрачно ответил Шарп.
– Только победа не всегда завоевывается здравым смыслом, лейтенант. Вера и гордость могут взять верх над логикой и разумом. Я верю в то, что старинное чудо свершится. Я должен отомстить за предательство брата и смыть позор с нашего имени. – Вивар произнес эти слова так спокойно, словно мстить за предательство брата давно стало его привычным делом. Посмотрев в глаза Шарпа, он добавил изменившимся голосом: – Поэтому я прошу вас о помощи. Вы – солдат, и я считаю, что Бог послал вас для исполнения этой задачи.
Шарп понимал, насколько трудно дались гордому Вивару эти слова.
Видя сомнения Шарпа, отец Альзага протестующе замычал. Прошло почти полминуты, прежде чем англичанин наконец заговорил:
– Моя помощь имеет цену, майор.
//-- * * * --//
На следующий день после утреннего осмотра Шарп отправился из крепости на прогулку. Он нашел место, откуда зимний пейзаж просматривался на много миль вокруг. На фоне бледного неба резко выделялись далекие горы. Дул ледяной ветер. Такой ветер способен высосать все силы из людей и животных. Если отряд Вивара не выйдет немедленно, подумал Шарп, лошади испанцев не выдержат марша.
Лейтенант присел на краю уходящей круто вниз тропы, набрал полную пригоршню камней, каждый величиной с пулю, и швырял их в белый булыжник, лежащий в двадцати шагах вниз по склону. Он загадал, что, если попадет пять раз подряд, дорога в Сантьяго окажется безопасной.
Первые четыре камня ударились о булыжник и отлетели в покрывающий склон кустарник. Шарп хотел поддаться искушению и бросить пятый камень в сторону, но тот угодил точно в центр булыжника. Черт бы все побрал! Прошлой ночью он дал Вивару заболтать себя старыми мифами. Знамя святого, погибшего две тысячи лет назад!.. Он швырнул еще один камень. Перелетев через булыжник, камень упал в заросли сорной травы, которую в Испании называли травой святого Иакова.
Шарп смотрел вдаль, где на не тронутых солнцем склонах лежала изморозь. Позади него ветер завывал в переходах главной башни и сторожевых бойницах. Ветер был холодным и чистым, как порция здравого смысла после темноты и вони свечей накануне. Глупость, черт знает какая глупость! Дать себя втянуть в безнадежное и идиотское предприятие, поддавшись, помимо всего прочего, энтузиазму Луизы!
Шарп швырнул всю пригоршню, камни разлетелись, как картечь из оружейного ствола, и забарабанили по булыжнику.
Сзади раздались шаги, после чего суровый голос произнес:
– Вызывали, сэр?
Шарп поднялся. Он поправил палаш, затем повернулся и посмотрел в полные обиды глаза Харпера.
Ирландец поколебался, потом сдернул шапку, отдавая честь по всем правилам.
– Сэр.
– Харпер.
Наступило молчание. Харпер отвернулся, снова посмотрел на лейтенанта.
– Это несправедливо, сэр. Совсем несправедливо.
– Не будь таким несчастным, черт бы тебя побрал. Кто видел справедливость в солдатской жизни?
Услышав тон Шарпа, Харпер напрягся, но не дрогнул.
– Сержант Уильямс был справедливым человеком, сэр. И капитан Мюррей.
– И оба они мертвы. Выживают несправедливые, Харпер. Выживают те, кто оказался быстрее и подлее, чем противник. Ты сделал нашивки?
Харпер нерешительно и неохотно кивнул. Порывшись в ранце, он вытащил набор сержантских шевронов, вышитых по белому шелку. Показав нашивки Шарпу, ирландец снова покачал головой:
– И все равно это несправедливо, сэр.
Это была цена Шарпа: он поведет стрелков на Сантьяго-де-Компостела, если Харпер примет сержантское звание. Майор был поражен условием, но согласился его исполнить.
– Я принял нашивки не из желания вам потрафить, сэр, – Харпер явно провоцировал лейтенанта, словно надеялся, что, увидев его непокорность, Шарп передумает. – Я сделал это из уважения к майору. Он рассказал мне про флаг, сэр. Я принесу флаг в собор, а потом брошу эти нашивки вам обратно.
– Я сделал тебя сержантом ради своего удовольствия, Харпер. На тот срок, пока ты мне будешь нужен. Это была моя цена, и ты никуда не денешься.
Наступило молчание. Ветер завывал на гребне горы и трепал нашивки в руке Харпера. Откуда в такой дыре нашлась столь дорогая и шикарная ткань, подумал Шарп. Затем до него дошло, что он снова взял не тот тон. Вместо того, чтобы сказать великану, как он нуждается в его помощи, он в очередной раз полез на рожон. Сейчас ему следовало проявить смирение, как поступил Вивар, когда просил о помощи Шарпа.
– Я тоже не хотел принимать нашивки, когда мне их предложили, – неуклюже произнес он.
Харпер пожал плечами, показывая, что странное признание Шарпа его не интересует.
– Я не хотел становиться сторожевой собакой офицеров, – продолжал лейтенант. – Моими друзьями были солдаты, врагами – сержанты и офицеры.
Последнее замечание Харперу понравилось, ирландец даже удивленно хмыкнул.
Шарп наклонился и поднял несколько камней. Он швырял их в булыжник и наблюдал, как они скатываются по склону.
– Когда соединимся с батальоном, меня, скорее всего, опять заберут в вещевую службу, а ты сможешь вернуться в рядовые. – Шарп постарался успокоить гордость ирландца и дать ему понять, что от назначения можно будет отказаться. Между тем в голосе его звучала обида. – Это тебя устраивает?
– Да, сэр, – бесстрастно ответил Харпер.
– Ты меня можешь не любить, но запомни: я участвовал в сражениях, когда этот батальон только формировался. Ты еще был мальчишкой, а я уже бегал с мушкетом. И я до сих пор жив. И выжил я не потому, что был справедлив, а потому, что хорошо служил. И если мы собираемся выбраться отсюда, нам всем придется хорошо послужить.
– Мы и так хорошо служим, – огрызнулся Харпер. – Так говорит майор Вивар.
– Наполовину хорошо, – неожиданно твердо сказал Шарп. – А будем лучше всех. Французы должны дрожать при одном нашем имени. Мы будем служить хорошо!
Глаза Харпера были непроницаемы, как холодные камни на склоне, но в голосе неожиданно проснулся интерес:
– И вы хотите сделать это с моей помощью?
– Да. Мне не нужна карманная собачонка. Твоя работа – защищать ребят. Не так, как Уильямс, который хотел всем нравиться, а через их воспитание. Иначе нам можно не надеяться на возвращение домой. Ты же хочешь увидеть Ирландию?
– Еще как.
– Так вот, ты ее не увидишь, если мы не наладим нормальных отношений.
Харпер тяжело вздохнул. Было ясно, что нашивки он принял исключительно под давлением майора Вивара. Сейчас ирландец против своей воли вынужден был согласиться и с Шарпом.
– Многие из нас не увидят дома из-за похода в собор майора.
– Ты считаешь, нам не следует идти? – спросил Шарп с искренним любопытством.
Харпер задумался. Ответ был готов давно. Просто стрелок не знал, каким тоном его произнести. В результате Харпер произнес ровным, будничным голосом:
– Я думаю, нам следует идти, сэр.
– Посмотреть на святого на белом коне?
Ирландец снова встал перед выбором. Взглянув на горизонт, он пожал плечами.
– Никогда не следует сомневаться в чуде, сэр. Иначе оно может не случиться, и вы останетесь ни с чем.
Шарп понял, что его условие выполнено. Харпер будет ему помогать. Теперь он хотел, чтобы эта помощь стала добровольной.
– Ты хороший католик? – спросил Шарп, пытаясь выяснить, что за человек его новый сержант.
– Не такой истовый, как майор, сэр. Таких, как он, вообще не много. – Харпер помолчал. Ирландец мирился с Шарпом, хотя оба были слишком горды, чтобы принести извинения. На холодном склоне зарождались новые отношения. – Религия – женское дело, сэр. Я так считаю. Но я хожу в церковь, когда надо, и надеюсь, что Бог не видит меня, когда я этого не хочу. Но я верю, да.
– Ты веришь, что есть смысл тащить старый флаг в собор?
– Еще какой смысл! – решительно заявил ирландец и нахмурился, думая о причинах своей веры. – Помните церквушку в Саламанке, где у статуи девы двигались глаза? Священник говорил, что это чудо, между тем все видели шнурок, за который дергали, чтобы глаза зашевелились! – Расслабившись, Харпер даже рассмеялся. – Зачем это было нужно? Потому что люди хотят чуда, вот зачем. И если кто-то придумывает чудо, вовсе не значит, что не существует настоящих чудес. Может, это и есть знамя святого Иакова. Может, нам доведется увидеть его во всей своей красе скачущего по облакам! – Харпер на секунду нахмурился. – Мы никогда не узнаем, если не попробуем, разве не так?
– Ты прав, – без энтузиазма согласился Шарп, поскольку не верил в предрассудки майора. Тем не менее, он хотел знать мнение Харпера, ибо его мучила совесть за скороспелое решение. По какому праву он собирался вести этих людей в бой? Его долг состоял в том, чтобы вывести их из опасности, а не бросать на штурм города. Его толкала жажда приключений, и он хотел выяснить, знакомо ли это чувство Харперу. Выходило, что да, а значит, и остальные зеленые куртки испытывали подобное.
– Ты считаешь, стрелки будут драться? – прямо спросил Шарп.
– Один или два поднимут бучу. Гэтейкер разноется, но я выбью его проклятые мозги. Вот еще что. Они захотят знать, ради чего они сражаются, сэр. – Ирландец помолчал. – Почему, черт бы их побрал, они называют эту штуку хоругвь? Это же флаг, будь он проклят.
Шарп улыбнулся. Накануне он задал этот вопрос майору.
– Хоругвь – не флаг. Это длинное знамя, которое вешают на перекладину шеста. Старинная вещь.
Наступило неловкое молчание. Как незнакомые собаки, сержант и офицер порычали друг на друга, установили мир и теперь соблюдали осторожную дистанцию.
Шарп нарушил молчание, кивнув в сторону долины. На дороге показались люди. Это были крестьяне из владений графа де Моуроморто: пастухи, землекопы, кузнецы, рыбаки, скотоводы.
– Сумеем мы сделать из них пехоту за неделю?
– А должны, сэр?
– Майор даст переводчиков, и мы приступим к учебе.
– За неделю? – изумился Харпер.
– Ты же веришь в чудеса? – весело спросил Шарп.
Харпер разгладил нашивки и улыбнулся:
– Верю, сэр.
– Тогда за работу, сержант.
– Черт меня побери. – Впервые Харпер услышал, что к нему обратились как к сержанту. Это его потрясло. Затем он смущенно улыбнулся, и Шарп, прошедший через подобное, понял, что в глубине души ирландец польщен. Он мог протестовать против нашивок, но они являлись признанием его заслуг. Несомненно, ирландец понимал, что другой кандидатуры в роте нет. Теперь у Харпера были нашивки, а у Шарпа был сержант.
Им обоим предстояло совершить чудо.
Глава 12
По вечерам стрелки пели песни у костра. Не бравурные боевые марши, от которых мили тают под сапогами, а грустные меланхолические мелодии родины. Они пели об оставленных девушках, матерях, доме.
Каждый вечер у крепостной стены, где поселились добровольцы Вивара, загоралась цепочка костров. Люди пришли со всего владения Моуроморто. Они разбили лагерь возле каштановой рощи у ручья, построили деревянные хижины и вырыли землянки. Это были крестьяне, привыкшие испокон веков повиноваться боевому кличу. Их предки поднимались на борьбу с маврами. Такие мужчины не оставляют женщин, и по вечерам между кострами мелькали тени в юбках, а из землянок и хижин раздавался детский плач.
Шарп слышал, как Харпер предупредил стрелков насчет соблазна:
– Если кто прикоснется к бабе, я развалю ему голову, как проклятое яйцо!
Проблем не возникало. Шарп не переставал удивляться, с какой легкостью Харпер употребляет ненавистную ему власть.
Днем было много работы. Тяжелой, срочной, призванной выковать из поражения победу. Священники составили карту города, на которой Вивар пометил линии обороны. Новости о французах поступали ежедневно. Их приносили беженцы, сумевшие вырваться с захваченных территорий; они же рассказывали об арестах и расстрелах.
Город был окружен полуразрушенными средневековыми стенами. Местами они окончательно развалились, кое-где дома вылезли за их пределы, образуя пригороды. Тем не менее французы строили оборону по линии старинных укреплений. В тех местах, где стены рухнули, они возводили баррикады. Оборона не внушала особого страха. Сантьяго-де-Компостела не был приграничным городом, закованным в башни.
– Пойдем на штурм перед рассветом, – объявил Вивар в начале недели.
– Что, если они выставят пикеты за стенами? – спросил Шарп.
– Обязательно выставят, – ответил Вивар. – Не будем на них обращать внимания.
Шарп понял: для того чтобы вырвать невозможную победу, Вивар готов идти на любой риск. Он полагался на темноту и усталость французов. Между тем достаточно было хоть одному солдату споткнуться, хоть одному ружью случайно выстрелить, и вся операция провалится. Вивар предложил идти на город с незаряженными ружьями. Шарп, привыкший полагаться на стрелковое оружие значительно больше, чем кавалерист Вивар, предложение отверг. Майор настаивал, но самое большее, чего он добился, было согласие Шарпа подумать.
Планы становились более детальными – и вместе с ними, как тучи на небе, росли опасения Шарпа. На бумаге все получалось легко. Там не было лающих в неподходящий момент собак, не было камней, о которые спотыкаются люди, дождя, вымачивающего порох, а все враги были измученные и сонные.
– Они знают о нашей атаке? – спросил Шарп.
– Они подозревают, что мы ее предпримем, – уклончиво ответил Вивар.
Французы, безусловно, заметили идущие в горах приготовления, хотя мысль о штурме Сантьяго вряд ли пришла бы им в голову. В конце концов они разбили армии Британии и Испании, чем может грозить им кучка крестьян? С другой стороны, в городе находились полковник д'Эклан и граф де Моуроморто, хорошо знакомые с амбициями майора Вивара. По данным беженцев, Сантьяго взял маршал Ней, после чего, оставив в городе две тысячи кавалеристов, ушел на помощь маршалу Сульту.
Выбив из Испании англичан, Сульт планировал поход на юг. Хвастовство пьяных офицеров в тавернах Коруны дословно передавалось Вивару. Как только пополнятся поредевшие за счет обмороженных и раненых ряды, армия повернет на Португалию. Они завоюют страну и выбросят англичан из Лиссабона. Европейское побережье станет закрытым для британской торговли, начнется жесткая блокада Англии Наполеоном.
Путь армии Сульта на юг пролегал через Сантьяго-де-Компостела, и маршал приказал, чтобы город превратили в опорную базу. Его армия заберет накопленные припасы и устремится на юг. Французская кавалерия рыскала по окрестным долинам, собирая продовольствие и фураж, которые складывались в домах вокруг кафедральной площади.
– Вот видите, – сказал как-то вечером Вивар, когда офицеры как обычно сели за карту, – у вас есть веская причина штурмовать город.
– Веская? – удивился Шарп.
– Можете не говорить своим, что выполняли причуды спятившего испанца. Вы защищали британский гарнизон в Лиссабоне, разрушая коммуникации и запасы противника. Разве не так?
Шарп, однако, не был настроен шутить. Он смотрел на карту города, представляя вглядывающихся в ночь французских часовых.
– Они будут знать о нашем подходе. – Лейтенант не мог отделаться от страха при мысли о подготовке противника.
– Но не могут знать, где и когда мы нанесем удар.
– Если бы там не было д'Эклана...
– По-вашему, императорская гвардия никогда не спит? – насмешливо бросил Вивар.
Шарп пропустил слова майора мимо ушей.
– Он там не для того, чтобы собирать сено. Его задача – забрать хоругвь, и он знает, куда мы ее принесем. Что бы мы ни планировали, майор, он все уже предусмотрел. Он нас ждет! Он готов к нашему приходу!
– Вы его просто боитесь. – Вивар прислонился к стене. За окном у костра испанцы тянули печальную мелодию.
– Я боюсь его, – кивнул Шарп, – потому что он хорошо воюет. Слишком хорошо.
– Полковник силен только в атаке. Оборона – его слабое место. Когда вы штурмовали его засаду и когда я напал на него на ферме, он имел бледный вид.
– Допустим, – согласился Шарп.
– А сейчас он берется защищать город! Он егерь, охотник, он не умеет обороняться. – Вивар не допускал даже мысли о неудаче. – Конечно, мы победим! Победим, благодаря вашим идеям!
Последняя фраза была похвалой Шарпу, который предложил штурм наизнанку. Вместо того, чтобы отвоевывать у французов дом за домом и улицу за улицей, они прорвутся сразу в центр города. Оттуда, разбившись на десять отрядов, по одному на каждую из десяти дорог, лучами расходящихся к окраинам, они вытеснят французов из города.
– Пусть уходят, – сказал Шарп. – Главное, город будет наш.
Если они возьмут город, в чем Шарп сильно сомневался, удержать его удастся не больше чем на тридцать шесть часов. За это время успеет подойти усиленная артиллерией пехота Сульта и мокрого места не оставит от людей Вивара.
– Мне нужен только один день, – задумчиво сказал Вивар. – Мы берем город на рассвете, к полудню выявляем предателей, уничтожаем запасы, а вечером разворачиваем хоругвь. На следующий день со славой уходим.
Шарп подошел к узкому окну. В отблесках пламени метались разбуженные появлением солдат летучие мыши. Холмы были черны. Где-то там, на одном из темных склонов, сержант Харпер вел стрелковый патруль по долгому и извилистому пути. Цель вылазки заключалась не только в том, чтобы определить, где находятся французские разъезды; следовало приучать людей к особенностям ночного марша. Через учебные броски должно было пройти все войско Вивара, включая наполовину обученных добровольцев. Видя, как хаотично и бестолково проходят ночные марши, Шарп внутренне содрогался. Не давала покоя мысль и о невероятном численном превосходстве противника. В Сантьяго-де-Компостела находилось две тысячи французских кавалеристов. Многие окажутся в рейдах и разъездах, но все равно силы будут не равны.
Вивар мог выставить лишь пятьдесят стрелков, сто пятьдесят касадорцев, из которых только у ста были лошади, и около трехсот плохо подготовленных волонтеров.
Безумие.
– Почему вы не хотите подождать, пока французы не уйдут на юг? – повернулся к испанцу Шарп.
– Потому что ожидание не породит легенды, которую будут пересказывать в каждой испанской таверне. Потому что у меня есть брат, который должен умереть. Потому что я поклялся сделать это. Потому что я не верю в поражение. Нет, мы выступаем! Мы очень скоро выступаем. – Глядя на мерцающие внизу огоньки французских костров, майор, казалось, говорил сам с собой. – Подготовим добровольцев и выступаем.
Шарп промолчал. Правда заключалась в том, что он окончательно убедился в безумии штурма. Безумии, которое он сам спланировал и поклялся осуществить.
//-- * * * --//
Трепыхание неоперившегося совенка на чердаке может показаться ребенку шагами чудовища. Так и Шарп ничего не мог поделать с растущими день ото дня опасениями. Он даже не смел поделиться своей уверенностью в провале операции: злить Вивара не хотелось, а кроме как с майором, говорить об этом было не с кем. Харпер слепо уверовал в успех.
– Должен вас предупредить, что майору придется подождать еще неделю, сэр, – произнес подошедший сержант.
Мысль об отсрочке штурма вселила надежду в душу лейтенанта.
– Подождать?
– Из-за волонтеров, сэр. Они не готовы. То есть не готовы совсем. – Взявший на себя обязанности инструктора по стрельбе взводами, Харпер был искренне озабочен.
– Ты предупредил майора?
– Он собирается инспектировать их завтра утром.
– Я тоже приду.
Утром Шарп отправился в долину, где лейтенант Давила и сержант Харпер демонстрировали Вивару результаты первой недели обучения. Моросил дождь, вода капала с деревьев, и камни почернели от влаги.
Это было ужасно. Вивар попросил показать основы огневой подготовки. Трем сотням человек надлежало встать в три ряда и сделать повзводно несколько залпов. Но волонтеры не могли удержать строй, ряды распадались; в результате никакой концентрации мушкетного огня не получалось. Стоявшие в третьем ряду инстинктивно отступали на несколько шагов, чтобы иметь возможность действовать длинными шомполами, центральный ряд тоже пятился подальше от первого, в результате строй распадался. В сражении такое отползание приведет к тому, что через несколько залпов эти люди побегут. Кроме того, люди не получили должной индивидуальной подготовки, поскольку не хватало ни пороха, ни пуль. Они лишь научились исполнять движения с мушкетом. Как отреагирует первый ряд на грохот выстрелов и свист пуль, Шарп старался не думать.
Мушкетами называлось все, что принесли с собой добровольцы. Здесь были старинные охотничьи дробовики, мушкетоны, штуцера и даже одно ружье с фитильным замком. У многих землекопов ружей не было вообще, они принесли с собой кирки. Вне всякого сомнения, эти люди неплохо проявили бы себя в рукопашной схватке, только французы никогда не подпустят их так близко. Они превратят врага в фарш на расстоянии.
Дело было не в храбрости. Уже тем, что они явились, добровольцы доказывали свою отвагу, но солдат из них не получалось. На подготовку пехотинца уходило несколько месяцев. Требовалась железная дисциплина, чтобы солдат держал боевой порядок перед лицом наступающего противника, боем его барабанов и блеском штыков. Природная смелость и отчаянное упорство не могли заменить дисциплины и выучки, что в очередной раз доказал всей Европе император, когда его ветераны размели слабо подготовленные армии противника.
Французская пехотная атака являла собой страшное зрелище. Французы атаковали не цепью, а широкими колоннами. Плотные ряды солдат со сверкающими над головами штыками шли в атаку под бой спрятанных в середине юных барабанщиков. Под огнем с флангов и спереди падали убитые, временами пушечные ядра прокладывали страшные просеки в плотных рядах, но французы тут же смыкались и шли дальше. Зрелище было ужасным, пехота демонстрировала неправдоподобную мощь. Даже храбрейшие не выдерживали этого зрелища и обращались в бегство. Лишь долгие месяцы специальной подготовки могли удержать солдат на месте при виде французской пехотной атаки.
– А нам и не придется иметь дела с пехотой! – Вивар пытался найти хоть проблеск надежды в надвигающейся катастрофе. – Там только кавалерия.
– Нет пехоты? – переспросил Шарп.
– Совсем немного. Она охраняет штаб, – ответил Вивар.
– Но если они так держат строй, – Шарп кивнул в сторону растерянных волонтеров, – то не устоят и против кавалерии.
– Французская кавалерия устала. – Вивар был явно задет пессимизмом Шарпа. – Кони едва стоят на ногах.
– Нам следует подождать, – сказал Шарп. – Подождать, пока они не уйдут на юг.
– Думаете, они не оставят гарнизона в Галисии? – Вивар упорно не хотел откладывать штурм. Он жестом подозвал к себе Давилу и Харпера. – Как скоро вы приведете их в форму?
Давила не был пехотинцем и посмотрел на Харпера.
Ирландец пожал плечами.
– Это безнадежно, сэр. Безнадежно, будь я проклят.
Ответ Харпера настолько не вязался с его обычной веселостью, что произвел впечатление даже на Вивара. Майор хотел, чтобы волонтерам преподали самые основы военного дела, но мрачный ответ ирландца означал задержку на неопределенный срок, если не полный отказ от всей затеи.
Харпер прочистил горло.
– Я одного не могу понять, сэр, зачем вы вообще хотите сделать из них солдат.
– Чтобы выиграть сражение, – ехидно вставил Шарп.
– Если дело дойдет до стычки между этими парнями и драгунами, мы проиграем. – Офицеры молчали, и голос сержанта обрел уверенные нотки, как бывает, когда опытный человек демонстрирует свое искусство любителям. – Но, с вашего позволения, сэр, стоит ли вообще учить их вести бой по всем правилам, если этого от них не потребуется? Ну зачем им повзводный огонь? Этим парням предстоит драться в городе, сэр.
Будет обычная уличная свалка, в которой они заткнут за пояс любого. Надо завести их в город и спустить с поводка. Я бы не хотел столкнуться с такими ублюдками.
– Десять подготовленных человек разметут любую толпу, – хрипло произнес Шарп, почувствовав, что ирландец разрушает надежду на отсрочку.
– У нас есть двести подготовленных человек, Их и направим туда, где будет горячо.
– О, мой Бог! – воскликнул Вивар. – Ты прав, сержант!
– Благодарю, сэр, – пробормотал польщенный похвалой Харпер.
– Ты прав! – Вивар хлопнул ирландца по плечу. – Мне следовало это продумать. Испанию освободит не армия, а народ. Так зачем же делать из народа армию? Мы все время забываем, господа, что на нашей стороне население города. Жители! Они поднимутся на борьбу и будут драться. Нам не придет в голову отвергнуть их помощь из-за того, что они не подготовлены. – Воодушевленный словами Харпера, Вивар торжествовал. – Значит, выступаем в ближайшее время. Господа, час близок!
Теперь, подумал Шарп, даже на подготовке поставили крест.
//-- * * * --//
Вивар смирился с тем, что из волонтеров не выйдет солдат, но потребовал привести их к присяге испанской короне. Церемонию провели священники, имя каждого человека было внесено в список солдат, присягнувших Самому Христианскому Величеству королю Фердинанду Седьмому. Теперь французы не посмеют обращаться с волонтерами как с гражданскими преступниками.
Добровольцам требовалась форма. Яркой ткани не было, как не было ничего из необходимых солдату вещей: киверов, ремней, ранцев, сапог. Зато в избытке имелась грубая коричневая мешковина, из которой Вивар приказал пошить простые накидки. Из женского монастыря, находившегося в двадцати милях от крепости, доставили немного белого полотна; из него сделали кушаки.
Жены волонтеров шили коричневые накидки, а Луиза Паркер помогала стрелкам чинить зеленые куртки. Все было изорвано, изношено, протерто и выжжено, но девушка продемонстрировала непревзойденное владение иглой. Она взяла мундир Шарпа, и к концу дня он был как новый.
– Я даже выжгла насекомых, – сказала она радостно и отвернула подкладку, показывая, что в самом деле уничтожила вшей куском обломанной сабли, который служил ей утюгом.
– Спасибо. – Шарп взял мундир и обратил внимание, что воротник был перешит, рукава заштопаны, дыры залатаны. Придать первоначальный вид и цвет шароварам оказалось невозможным, и Луиза нашила поверх изношенных мест полоски коричневой мешковины.
//-- * * * --//
– Вы похожи на арлекина, лейтенант.
– Дурака?
Это произошло вечером того самого дня, когда Харпер убедил Вивара в бессмысленности подготовки волонтеров. Как и в предыдущие вечера, Шарп с Луизой вышли на прогулку по крепостной стене. Он очень ценил эти моменты. Это были проблески надежды на фоне растущего страха перед поражением. Он любил наблюдать падающий на лицо девушки звездный свет, любил мягкость, временами усмиряющую подвижные черты. Сейчас она была необыкновенно нежна. Облокотившись на парапет, Луиза спросила:
– Как вы думаете, мои дядя и тетя в Сантьяго?
– Возможно.
Девушка завернулась в малиновую шинель касадорца, на голове у нее была аккуратная шляпка.
– Наверное, тетя не примет меня обратно. Она настолько возмущена моим поведением, что мне, скорее всего, будет отказано от дома и церкви.
– Такое возможно?
– Не знаю. – Луиза задумалась. – Иногда мне кажется, я этого и хочу.
– Что? – изумился Шарп.
– Оказаться брошенной в самое замечательное приключение мира. Почему бы и нет? – Луиза рассмеялась. – Когда я была ребенком, мне говорили, что очень опасно переходить через деревенскую поляну – могут утащить цыгане. Ну а если в деревне появлялись солдаты... – Она покачала головой, демонстрируя весь ужас подобной ситуации. – И вот я на войне, окруженная одними солдатами! – Девушка улыбнулась, после чего взглянула на Шарпа с любопытством и нежностью. – Дон Блас говорит, что вы один из лучших солдат из всех, кого он встречал.
Шарп удивился, что она назвала испанца по его христианскому имени, но подумал, что так, очевидно, принято говорить о гидальго.
– Он преувеличивает.
– На самом деле он сказал, – Луиза заговорила медленнее, – что если бы вы были более уверены в себе, вы были бы лучшим. Наверное, мне не следовало вам рассказывать?
Шарп задумался над верностью этого замечания, и Луиза, решив, что он обиделся, начала извиняться.
– Нет, нет, он совершенно прав.
– Вам нравится служба?
– Я всегда мечтал иметь свою ферму. Бог знает почему – понятия не имею об этом деле. Даже не знаю, каким концом сажать репу. – Шарп посмотрел на огни костров в долине; крошечные искорки тепла и света в промозглой тьме. – У меня была бы конюшня с парой лошадей, ручей с рыбой, – он запнулся и пожал плечами, – дети.
Луиза улыбнулась.
– А я всегда мечтала жить в огромном замке. С потайными переходами, темницами и всадниками, приносящими по ночам загадочные послания. Я бы хотела жить во времена королевы Елизаветы. Швырять католических священников в застенки, а испанцев – в пролив. Правда, старые враги стали нашими друзьями, верно?
– Даже священники?
– Они не такие чудовища, как мне казалось. – Девушка помолчала. – Но если тебя воспитали в определенных убеждениях, начинаешь настороженно относиться к врагу, разве не так?
А нас, англичан, всегда учили ненавидеть католиков.
– Меня не учили.
– Вы понимаете, о чем я говорю. Вам интересны французы?
– Не очень.
Луиза нахмурилась.
– А мне стали интересны католики. Я даже чувствую к ним протестантскую симпатию. Представляю, как возмутится мистер Баффорд.
– А он узнает? – спросил Шарп.
Луиза пожала плечами.
– Придется рассказать ему о моих приключениях. А значит, придется признаться в том, что инквизиция не подвергла меня пыткам и не жгла на костре. – Она посмотрела в темную даль. – Придет день, и все это покажется сном.
– Сном?
– Не для вас, – печально произнесла девушка. – А вот мне будет трудно поверить, что все это происходило на самом деле. Я буду миссис Баффорд из Голдаминга, весьма почитаемой и скучной дамой.
– Вы можете остаться здесь, – сказал Шарп и поразился собственной смелости.
– Могу? – Луиза повернулась к лейтенанту. Слева вспыхнул огонек трубки, но они не обратили на него внимания. Луиза отвернулась и принялась изучать невидимый орнамент парапета, – Вы говорили, что британская армия останется в Португалии?
Вопрос удивил Шарпа. Ему было показалось, что разговор принимает наконец более интимный характер.
– Не знаю.
– Мне кажется. Лиссабонский гарнизон уже ушел, – сказала Луиза. – А если и нет, что он сможет сделать с идущей на юг французской армией? Нет, лейтенант, император преподнес нам хороший "урок, боюсь, нам не стоит больше рисковать армиями.
Шарп поразился, откуда у девушки такие серьезные взгляды на стратегию.
– Я не совсем это имел в виду, когда сказал, что вы можете остаться... – неуклюже произнес он.
– Я знаю, простите меня, – перебила его Луиза, после чего наступило неловкое молчание. – Я понимаю, что вы хотели сказать, и это большая честь для меня, но я не хочу, чтобы вы о чем-нибудь меня просили. – Формальная фраза была произнесена очень тихо.
Шарп хотел сказать, что готов предложить ей все, что у него есть, пусть это будет немного, в смысле денег – так и совсем ничего, но он отдаст ей всего себя и будет восхищаться ею, как преданный раб.
Ничего этого он не сказал, хотя Луиза обо всем догадалась по его растерянности и смущению. Шарп почувствовал себя несчастным и отвергнутым.
Догадавшись о его состоянии, Луиза тоже смутилась.
– Я не хочу, чтобы вы о чем-либо просили меня сейчас, лейтенант. Вы согласны подождать, пока мы возьмем город?
– Конечно! – Надежда затеплилась вновь. Одновременно Шарпу стало неловко за свое неуклюжее предложение.
Часовой побрел в обратную сторону, распространяя за собой запах табака. Костер во дворе крепости вспыхнул ярче – кто-то подкинул свежих дров. Луиза следила за улетающими во тьму искрами. Откуда-то из глубины крепости послышался заунывный писк испанской волынки, стрелки Шарпа, как всегда, отреагировали криками ужаса. Она улыбнулась столь дружному протесту, затем строго нахмурилась и обратила взгляд к Шарпу:
– Вы не верите, что дон Блас возьмет город?
– Конечно, я...
– Нет, – перебила девушка. – Я слышала, как вы говорили, что в Сантьяго слишком много французов. А про себя вы считаете дона Бласа сумасшедшим.
Шарп растерялся. Он никогда не говорил о своих опасениях Луизе, между тем она безошибочно обо всем догадалась.
– Это в самом деле безумие, – произнес он наконец. – Даже майор Вивар это понимает.
– Он говорит, это божественное безумие, – мягко поправила его девушка, – то есть нечто другое. Но все получится лучше, если в городе будет меньше французов?
– Гораздо лучше получилось бы, – сухо сказал Шарп, – если бы у меня было четыре батальона хороших пехотинцев, две девятифунтовые батареи и еще сотни две стрелков.
– Предположим... – начала Луиза и замолчала.
– Продолжайте.
– Предположим, французы узнают, что вы перебрались в укромное место неподалеку от города. Там, где вы собираетесь дождаться ночи, чтобы ударить в темноте. Предположим, – она заговорила быстрее, словно опасаясь, что Шарп ее перебьет, – французы узнают, где вы прячетесь? Лейтенант пожал плечами.
– Они вышлют людей, чтобы нас перебить.
– А вы будете находиться в другом месте! – Луиза говорила взволнованно и быстро. – Вы сможете напасть на город, когда их там не будет!
– Это довольно сложно осуществить, – критически заметил Шарп.
– А если я сообщу им об этом?
Некоторое время Шарп молчал. Потом резко покачал головой.
– Не говорите глупостей!
– Нет, правда! Если я попаду в Сантьяго, – Луиза повысила голос, подавляя его протест, – если я попаду в Сантьяго и расскажу им о ваших планах, они мне поверят! Я скажу, что вы не захотели, чтобы я оставалась с вами, и потребовали, чтобы я самостоятельно добиралась до Португалии, а я решила вернуться к тетушке и дяде. Мне поверят!
– Никогда! Майор Вивар уже испробовал эту уловку. Он распространил слух, что идет со мной, из-за чего французы устремились на юг. Второй раз они не клюнут. Даже если они вам поверят, то вышлют кавалерию только после рассвета. А тогда будет поздно атаковать. Если бы удалось расколоть гарнизон ночью... – Шарп пожал плечами, давая понять, что это невозможно.
– Я просто предложила, – задумчиво произнесла Луиза, глядя, как носятся над крепостной стеной летучие мыши.
– Спасибо за желание помочь.
– Я правда хочу вам помочь.
– Вы помогаете мне своим присутствием. – Шарп попытался быть галантным.
Часовой развернулся у дальнего края стены и медленно побрел в их сторону. Шарп чувствовал: девушка может удалиться в любую минуту. Он не мог допустить, чтобы столь многообещающая ситуация завершилась ничем, не подкрепив его пусть самой слабой надеждой. Рискуя попасть в очередное неловкое положение, он спросил:
– Я не обидел вас раньше?
– Даже не думайте об этом! Вы мне польстили. – Луиза смотрела на далекие костры в долине.
– Я не верю, что мы оставим Испанию. – Если Луиза боялась именно этого, причину необходимо было устранить. – Лиссабонский гарнизон получит подкрепление, и мы снова начнем наступать! – Шарп помолчал, потом заговорил снова, на этот раз стараясь подойти как можно ближе к сути дела. – В армии много офицерских жен. Некоторые живут в Лиссабоне, другие путешествуют вслед за армией. Это вполне обычное дело.
– Мистер Шарп, – Луиза прикоснулась к его рукаву рукой в перчатке, – дайте мне время. Я знаю, вы скажете, что надо ловить момент, но я не уверена, что этот момент наступил.
– Простите.
– Вам не за что извиняться. – Она плотнее закуталась в шинель. – Вы позволите мне удалиться? Я устала от шитья.
– Спокойной ночи, мисс.
Самое дурацкое положение, это когда тебе отказывают, думал Шарп. Между тем, убеждал он себя, к нему это не относится. Луиза всего лишь отложила разговор до взятия Сантьяго-де-Компостела.
Охватившее его нетерпение было мучительно. Теперь именно оно поведет его в город, из которого он вернется либо победителем, либо побежденным. Вернется за ответом, которого так ждет.
//-- * * * --//
На следующий день было воскресенье. Во дворе крепости отслужили мессу, а вскоре откуда-то с севера прискакали несколько свирепого вида всадников. С Виваром они обращались с натянутой вежливостью. Позже майор пояснил, что это были rateros – разбойники, временно обратившие свой гнев на французов.
По словам rateros, несколько дней назад они перехватили французского посланника с охраной. При нем находилось закодированное послание. Сама бумага потерялось, но прежде чем офицер умер, из него удалось выбить признание. Император терял терпение. Сульт слишком медлил. Португалия должна пасть, а англичан, если они еще там, следует выбить до конца февраля. Маршалу Нею предписывалось оставаться на севере и блокировать все вражеские силы в горах. Выходило, что даже если Вивар дождется, пока уйдет Сульт, в Сантьяго-де-Компостела все равно останутся французы.
Нападать надо было сейчас, пока основные силы Сульта находились на расстоянии двенадцати лье к северу. Можно было добиться двойного успеха: уничтожить вражеские припасы и развернуть хоругвь.
Вивар поблагодарил разбойников и удалился в часовню, где около часа молился в одиночестве.
Закончив, он разыскал Шарпа.
– Выступаем завтра.
– Почему не сегодня? – спросил лейтенант. – Если уж пошла такая спешка, зачем терять лишних двадцать четыре часа?
Но Вивар был непреклонен.
– Завтра. Завтра на рассвете.
На следующее утро, прежде чем побриться и проглотить кружку горячего горького чая, столь популярного у стрелков, Шарп понял, почему Вивар пожертвовал еще одним днем. Испанец решил еще раз пустить французов по ложному следу. Луизы в крепости не было. Комната ее была пуста, а постель оставалась нетронутой.
Глава 13
– Зачем? – В вопросе Шарпа звучали протест и вызов.
– Она хотела помочь, – жизнерадостно ответил Вивар. – Она очень хотела помочь, и я не видел причин, по которым ей следовало отказать. Кроме того, мисс Паркер несколько дней ела мою еду и пила мое вино. Почему бы ей не отплатить за гостеприимство?
– Я ей сказал, что это чушь! Французы разгадают обман за минуту.
– Вы так считаете? – Вивар сидел рядом с бочкой с водой у самых ворот крепости и намазывал портянки свиным жиром, который выдали солдатам как средство от мозолей. Оторвавшись от неприятного занятия, он раздраженно посмотрел на Шарпа: – Почему, объясните, французы должны удивиться желанию девушки вернуться в семью? Я в этом ничего странного не вижу. Кроме того, лейтенант, для принятия решений мне не нужно ваше согласие или даже мнение.
Шарп проигнорировал вызов.
– Вы что, отправили ее одну, ночью?
– Не говорите ерунды. Двое моих людей сопровождали мисс Паркер, пока было возможно. Оставшееся расстояние она пройдет сама. – Вивар обернул портянкой правую ногу, затем обернулся к Шарпу и с наигранным изумлением, словно только что догадался, воскликнул: – Да вы влюбились!
– Нет! – ответил Шарп.
– Тогда я не понимаю, почему это вас волнует. Напротив, вы должны радоваться. Мисс Паркер неохотно сообщит французам, что мы отказались от атаки. – Вивар натянул правый сапог.
Шарп вытаращил глаза:
– Вы ей сказали, что штурма не будет?
Вивар принялся оборачивать левую ногу.
– Я также сказал ей, что завтра на рассвете мы возьмем Падрон. Этот город находится в пятнадцати милях к югу от Сантьяго-де-Компостела.
– Они никогда не поверят!
– Напротив, лейтенант. Это покажется им правдоподобнее, чем бессмысленный штурм Сантьяго! Они, конечно, удивятся, что я замыслил подобное, но мой брат объяснит, почему я выбрал Падрон. В его порт вошло погребальное судно Сантьяго. С тех пор он считается святым местом. Кое-какие подробности убедят их окончательно.
– Какие еще подробности?
– Девушка сообщит, что хоругвь пришла в такую негодность от времени и гнили, что развернуть ее невозможно. Поэтому я решил раскрошить ее в пыль, а пыль развеять над морем. Таким образом я продемонстрирую всем, что хоругвь никогда не попадет в руки врагов Испании.
Короче говоря, лейтенант, мисс Паркер скажет полковнику д'Эклану, что я отказался от атаки, испугавшись численного превосходства врага. Вам этот довод должен быть близок, не так ли? Вы без конца пугаете меня их мощью. – Вивар натянул левый сапог и поднялся. – Надеюсь, что д'Эклан выйдет из города сегодня вечером, чтобы устроить засаду на нашем пути к Падрону.
В отличие от выдумки Луизы, план Вивара выглядел довольно правдоподобно, хотя Шарп до сих пор не мог понять, как мог майор рисковать жизнью девушки.
Он проломил корочку льда на крышке бочки и взял бритву.
– У французов хватит ума не покидать город ночью.
– Даже для того, чтобы устроить нам засаду и захватить хоругвь? Для этого они вылезут в любое время! Луиза также расскажет им о нашей ссоре и о том, что вы со стрелками ушли на Лиссабон. Она расскажет, что именно ваше неджентльменское поведение заставило ее искать защиты в лоне семьи. Таким образом, д'Эклан не будет опасаться ваших стрелков и клюнет на приманку. К тому же, что мы теряем, если они не поверят?
– Мы можем потерять Луизу! – излишне взволнованно воскликнул лейтенант. – Ее могут убить!
– Верно. С другой стороны, многие женщины отдают свои жизни за Испанию. Почему бы ей не погибнуть за Англию? – Вивар снял рубашку и вытащил бритву и осколок зеркала. – Мне кажется, она вам нравится, – сказал он осуждающе.
– Не особенно, – как можно равнодушнее ответил Шарп, – просто я чувствую за нее ответственность.
– Это самое опасное чувство по отношению к молодой женщине; ответственность порождает привязанность, а привязанность... – Голос Вивара затих. Шарп стянул через голову изодранную рубаху, и испанец в ужасе уставился на его голую спину. – Лейтенант?
– Меня пороли. – Привычный к шрамам Шарп не понимал, почему это так удивляет других людей. – В Индии.
– Что вы сделали?
– Ничего. Не понравился сержанту, вот и все. Ублюдок меня оболгал. – Шарп окунул голову в ледяную воду и зафыркал. Потом раскрыл лезвие и принялся скрести жесткую темную щетину. – Это было очень давно, – добавил он.
Вивар содрогнулся, затем, почувствовав, что Шарп не намерен больше обсуждать эту тему, окунул в воду свое лезвие.
– Лично я не думаю, что французы убьют Луизу.
Шарп хмыкнул, давая понять, что это ему безразлично.
– Французы, – продолжал Вивар, – ненавидят англичан значительно меньше, чем испанцев. К тому же Луиза – девушка исключительной красоты, а это всегда вызывает у мужчин чувство ответственности. – В доказательство своих слов Вивар указал бритвой в сторону Шарпа. – Причем она выглядит невинно, что с одной стороны ее защитит, а с другой заставит д'Эклана поверить в ее историю. – Он замолчал, выбривая ямку под подбородком. – Я ей посоветовал рыдать. Мужчины всегда верят рыдающим женщинам.
– Д'Эклан оторвет ей голову, если поймет, что его водят за нос.
– Я буду этим безмерно огорчен, – медленно произнес Вивар. – Безмерно.
– В самом деле? – Впервые Шарп почувствовал, что испанец говорит искренне. Уставившись на Вивара, он повторил: – В самом деле?
– А почему я не должен этому огорчиться? Конечно, я ее почти не знаю, но она представляется мне весьма достойной молодой леди. – Вивар замолчал, очевидно размышляя о достоинствах Луизы, затем пожал плечами: – Печально, что она еретичка. Но лучше быть еретиком, чем неверующим, вроде вас. По крайней мере, она находится на полпути к спасению.
Шарп почувствовал укол ревности. Как выяснилось, Блас Вивар проявлял к Луизе гораздо больше интереса, чем он мог предположить.
– Я не хочу сказать, что это на что-то влияет. Надеюсь, с ней все будет хорошо. Если она умрет, я буду молиться о ее душе.
Шарп поежился на холодном ветру и подумал о том, сколько душ будут нуждаться в молитве, прежде чем истекут два следующих дня.
//-- * * * --//
Отряд Вивара шел под мелким холодным дождем, зарядившим под конец дня.
Они выбирали самые дикие и непроходимые горные тропы. Один раз им попалась опустошенная французами деревня. Там не сохранилось ни одного целого дома, не было ни людей, ни даже животных. Никто из людей Вивара не проронил ни слова, проходя мимо обгоревших крыш, с которых сочилась черная влага.
Выступили задолго до полудня. До рассвета надо было отшагать немало миль. Впереди шли касадорцы Вивара. Один эскадрон кавалеристов выехал вперед, патрулируя дорогу. За ним вели лошадей под уздцы спешившиеся касадорцы. Следом шли волонтеры. Двое священников ехали на конях впереди замыкающих экспедицию стрелков Шарпа; при них находился сундук. Драгоценный груз был приторочен к macho – мулу с перерезанными голосовыми связками. Таким образом, он не мог выдать своего местонахождения случайным криком.
Сержант Патрик Харпер шел в бой с удовольствием. На изорванном рукаве красовались яркие белые нашивки.
– У ребят все в порядке, сэр. Моим мальчикам это нравится, вот что я скажу.
– Тут все твои мальчики, – сказал Шарп, имея в виду, что Харпер отвечает не только за ирландских стрелков.
Харпер кивнул:
– Точно так, сэр, точно так. – Он посмотрел на марширующих стрелков и удовлетворенно покачал головой. – Они готовы схлестнуться с ублюдками. Еще как готовы.
– Кое-кто, наверное, волнуется? – спросил Шарп, надеясь расспросить Харпера о случившемся на неделе инциденте, но сержант добродушно пропустил намек мимо ушей.
– Естественно, люди волнуются перед боем с проклятыми лягушатниками, сэр. А теперь представьте, как разволнуются ублюдки, когда узнают, что против них идут стрелки. В том числе ирландские стрелки!
Шарп решил спросить прямо:
– Что произошло между тобой и Гэтейкером?
Харпер бросил на лейтенанта исполненный невинности взгляд:
– Ничего, сэр.
Шарп не стал настаивать. До него дошли слухи, что Гэтейкер, робкий и нерешительный человек, выразил протест против их участия в экспедиции Вивара. Он заявлял, что зеленые куртки не должны вмешиваться в местные сражения, тем более когда в результате большинство из них останется покалеченными или погибнет. Харпер положил конец паническим настроениям. О методах воспитания напоминал заплывший глаз Гэтейкера, который сержант объяснил падением с лестницы.
– На этих ступеньках сам черт ногу сломает. – Большего Шарпу добиться не удалось.
Для разрешения подобных проблем лейтенант и нуждался в помощи ирландца, который демонстрировал великолепные результаты. Харпер с легкостью нес бремя власти, и если его авторитет основывался не на нашивках, а на личных качествах и физической силе – тем лучше. Последние слова капитана Мюррея оказались пророческими: склонив на свою сторону Харпера, Шарп избавился от многих проблем.
Стемнело. Стрелки шли в кромешной тьме. Время от времени какая-нибудь гранитная глыба выделялась на черном фоне еще более черным пятном, но Шарпу казалось, что все вокруг давно потеряло очертания.
Это была родина волонтеров Бласа Вивара. Среди них были пастухи, знающие эти горы так же хорошо, как Шарп знавал в детстве все переулки в районе церкви святого Джайлза в Лондоне. Вивар распределил этих людей по всей колонне и выдал им сигары. Он посчитал, что французы никогда не забредут так глубоко в горы, чтобы учуять табачный дым. Огоньки сигар как маячки указывали путь, что позволяло отряду идти быстрее.
И все же, несмотря на проводников с сигарами, ночью скорость упала, а после того, как дождь размыл тропу, стала еще меньше. То и дело попадались взбухшие ручьи. Вивар настаивал, чтобы каждый был окроплен святой водой, прежде чем в него войдет авангард отряда. Люди устали и проголодались, в темноте их лица казались просто ужасными.
За два часа до рассвета дождь прекратился. Ветра не было. От мороза похрустывала трава. Сигары закончились, да и проку в них больше не было. На окружающие город долины опустился густой туман.
Как только утих дождь, Вивар приказал остановиться. Он опасался, что французы выставили сильные пикеты в разбросанных вокруг города деревнях. Беженцы из Сантьяго-де-Компостела ни о чем подобном не слышали, тем не менее Вивар приказал, чтобы солдаты привязали все, что может громыхать или звякать. Все фляги, котелки и миски были завернуты в тряпки, и тем не менее Шарпу казалось, что шум продвижения отряда способен разбудить мертвого. Копыта клацали по камням, а железные подковы сапог стучали о замерзшую землю.
Теперь колонну возглавляли стрелки. За ними выступала кавалерия Вивара. Зеленые куртки шли впереди, поскольку лишь натренированная пехота способна мгновенно развернуться для боя. Кавалерия не могла штурмовать огороженный баррикадами город, подобное было под силу только стрелкам, причем на этот раз на штурм шли с незаряженными ружьями. Шарп неохотно согласился атаковать одними штыками.
Замок кремниевого ружья был весьма ненадежной конструкцией. Даже невзведенное ружье могло выстрелить, если курок зацепится за ветку.
Одно дело приказать солдатам не стрелять, объяснить, что их жизнь зависит от бесшумного подхода, другое дело – предрассветный туман, когда кровь стынет в жилах, а страхи теснят душу. Достаточно завизжать кошке, и солдат выпалит в темноту.
В результате Шарп уступил настойчивому требованию Вивара идти с незаряженными ружьями, что добавило ему немало переживаний. Зато теперь ни один выстрел не потревожит ночной тишины.
Между тем враг мог и без стрельбы знать об их приближении. Подобные мысли не давали Шарпу покоя на протяжении всего длинного и утомительного пути. Вероятно, у французов были свои осведомители, которые передавали им информацию о Виваре, точно так же как беженцы из города информировали майора об обстановке в Сантьяго. А может быть, д'Эклан, жестокий, безжалостный человек, кнутом выбил правду из Луизы. Может быть, уже подошла артиллерия из Коруны и ждет, чтобы поприветствовать неудачников хорошей порцией картечи? Замерзших, усталых, голодных, с незаряженными ружьями... Первые минуты боя будут мясорубкой.
Вивар со своей невыносимой жизнерадостностью был далеко, и сомнения разрывали душу лейтенанта. Он даже не мог ни с кем ими поделиться. Шарп надеялся, что внушает стрелкам такую же уверенность, как Харпер, радостно отмахивающий последние перед городом мили. Перебираясь через огромную лужу везде сосновой рощи, сержант весело заметил, как здорово будет снова повидать мисс Луизу.
– Она – храбрая девчушка, сэр.
– И глупая тоже, – проворчал в ответ Шарп, все еще злой из-за того, что жизнь девушки подвергли опасности.
С другой стороны, Луиза хоть как-то уравновешивала его страхи. Она была крошечным маячком в беспроглядной тьме, на свет которого он шел. Она была его надеждой, вокруг которой кружили демоны страха. Демоны свирепели с каждой остановкой.
Стрелкам выдали в проводники городского кузнеца. Он вел отряд извилистыми тропами, огибающими все деревни. Время от времени кузнец останавливался и принюхивался, словно действительно определял путь по запаху.
Наконец проводник успокоился, и стрелки пошли быстрее. Они спустились по крутому склону и вышли к затопившей долину речке. У самой воды проводник остановился.
– Agua, senor.
– Чего он хочет? – прошипел Шарп.
– Говорит что-то про воду, – ответил Харпер.
– Я вижу, что это вода, будь она проклята! – Шарп сделал шаг вперед, но проводник осмелился удержать его за рукав.
– Agua benedita! Senor!
– А! – догадался Харпер. – Он хочет святой воды, сэр, вот в чем дело!
Взбешенный идиотизмом ситуации, Шарп выругался. Стрелки опаздывали, а этот кретин собрался брызгать на болото святой водой.
– Вперед!
– Вы уверены... – начал Харпер.
– Вперед!
Теснившиеся в груди страхи придавали голосу лейтенанта суровость. Вся затея была изначально обречена. Тем не менее гордость не позволяла ему повернуть обратно, равно как и следовать глупым церемониям с водными духами.
– У меня нет святой воды, черт бы ее взял! – рявкнул Шарп. – В любом случае это дурацкие предрассудки, сержант, и вы это прекрасно знаете!
– Вовсе и не знаю, сэр.
– Вперед! – Лейтенант шагнул в речку и выругался, поскольку изодранные сапоги тут же пропустили воду. Стрелки, так и не понявшие причин задержки, двинулись следом. На противоположном берегу болота туман был значительно гуще, и проводник растерянно оглядел склоны.
– Быстрее! – прорычал Шарп, что было лишено всяческого смысла, ибо кузнец не понимал по-английски. – Быстрее! Быстрее!
Кузнец неуверенно показал на узкую козью тропу, уходящую круто вверх по склону. Город был совсем рядом – шагая вверх, Шарп ощущал зловоние улиц, показавшееся ему предвестием ожидающего их кошмара.
Шарп неожиданно сообразил, что звяканье подков и стук копыт шедшей за ними кавалерии больше не слышны, и понял, что Вивар отправил касадорцев на север, подальше от французских постов. Плохо подготовленные волонтеры должны были сейчас находиться в двухстах или трехстах шагах позади стрелков. Стрелки оказались одни, на самом острие атаки, рядом со священным городом святого Иакова.
И они пришли поздно, ибо туман уже посветлел. Шарп мог видеть стоящего рядом Харпера, мог даже разглядеть капли влаги на кивере сержанта. Свой кивер он потерял в бою у фермы и носил вместо него касадорскую шапку. Шапка была светло-серого цвета, и Шарп вдруг инстинктивно содрогнулся, представив, что засевший на холме французский снайпер уже взял на прицел светлое пятно. Он сорвал шапку и швырнул ее в заросли. Сердце тяжело стучало. Ныло в животе, и пересох рот.
Кузнец, ставший чрезвычайно осторожным, повел отряд через пастбище к роще вязов на вершине холма. С голых веток капала вода, в темноте продолжал клубиться туман. Шарп почувствовал запах костра, хотя самого костра видно не было. Он подумал о засевших в засаде часовых и почувствовал себя бесконечно одиноким и уязвимым.
Рассветало. В это время следовало начинать штурм, но туман скрывал все ориентиры. Слева должна была находиться церковь, справа – городские постройки, а отряд должен был быть не на вершине холма, а в овраге, по которому стрелки могли бы незамеченными добежать до самого города.
Не видя ориентиров, Шарп решил, что надо идти дальше и спуститься по противоположному склону. Но кузнец застыл под деревьями и жестами показывал, что город находится слева:
– Сантьяго! Сантьяго!
– Черт бы вас всех разодрал! – Шарп опустился на колено.
– Сэр? – рядом присел Харпер.
– Мы заблудились, будь все проклято!
– Господи, храни Ирландию! – едва слышно произнес сержант.
Проводник, отчаявшись добиться понятного ответа от зеленых курток, растворился в темноте.
Шарп выругался еще раз. Он вышел не на то место. Ошибка бесила и выводила из себя, но еще больше он злился из-за того, что Вивар обязательно обвинит во всем духов ручья. Как бы то ни было, Шарп отклонился от курса, опоздал и не знает, где находятся люди Вивара. Его вновь охватил ужас. Так атаку не начинают! При начале штурма должны трубить горны и развеваться знамена! Вместо этого отряд стрелков оказался в одиночестве, потеряв и касадорцев, и волонтеров. А ведь он знал, что именно так все и случится.
Сколько раз он видел, как брошенные в ночной марш элитные войска теряли ориентиры и гибли!
– Что будем делать, сэр? – спросил Харпер.
Шарп не отвечал, потому что не знал ответа. Ему хотелось сказать, что они отходят и весь штурм отменяется, но в этот момент слева мелькнула тень, заскрипела под сапогами промерзшая трава, и появился проводник вместе с Бласом Виваром.
– Вы зашли слишком далеко, – прошептал Вивар.
– Я знаю, черт побери!
Кузнец явно пытался объяснить, как стрелки пренебрегли расположением духов ручья, но Вивар не стал тратить время на подробности. Он жестом отогнал проводника и опустился на землю рядом с Шарпом.
– До церкви двести шагов. В эту сторону. – Испанец показал влево.
Кавалерия обогнула город и теперь приближалась к нему с севера. Северные стены давно разрушились, а камни растащили на постройку новых домов, которые протянулись за линию средневековых укреплений вдоль дороги на Коруну. Эта дорога была выбрана еще и потому, что двигающиеся по ней войска французы могли посчитать армией Сульта.
Обслуживающая пригород церковь была превращена французами в оборонительный пункт. Она стояла за триста шагов от основной линии обороны. Подобные сторожевые пункты находились на каждой дороге. Защитники могли погибнуть в результате неожиданной атаки, но шум боя послужил бы сигналом тревоги для главной линии обороны.
– Я считаю, – прошептал Вивар, – что Господь на нашей стороне. Он послал туман.
– А нас послал черт знает куда!
Стрелкам следовало еще час назад выйти к городу на четверть мили южнее по заболоченному оврагу. Овраг тянулся до городских построек у самой линии обороны. Таким образом, стрелки потеряли шанс атаковать внезапно. А теперь, когда забрезжил рассвет, они потеряли и возможность незаметно удалиться.
– Сторожевой пункт предоставьте мне, – сказал Вивар.
– Хотите, чтобы мы прошли мимо?
– Да.
На словах все опять получалось гладко. На деле же штурму грозил почти неминуемый крах. Оказавшись на час позже в неправильном месте, стрелки утратили все свое преимущество. Вивар предлагал Шарпу не обращать внимания на сторожевой пункт, что было довольно просто. Проблема заключалась в том, что французские часовые обязательно обратят внимание на них. Им, конечно, потребуется время. Растерянные люди всегда теряют драгоценные секунды, еще какие-то секунды, возможно, удастся отыграть за счет отсыревшего в тумане пороха. Не исключено, что стрелки даже сумеют скрыться во мгле, прежде чем часовые откроют огонь. Но они все равно поднимут стрельбу задолго до того, как зеленые куртки преодолеют триста ярдов, отделяющие церковь от главной линии обороны. Французы успеют приготовиться к атаке. В лучшем случае людям Вивара удастся зацепиться за несколько домов в северной части города. С рассветом туман рассеется, и кавалерия отрежет пути отхода. К полудню все они окажутся во французском плену.
– Ну? – По молчанию и неподвижности лейтенанта Вивар чувствовал, что стрелок считает сражение уже проигранным.
– Где ваша кавалерия? – спросил Шарп – не потому, что это его интересовало, а чтобы оттянуть ужасное решение.
– Их ведет Давила. Они будут на месте. Волонтеры ожидают сзади. – Не дождавшись ответа, Вивар положил руку на плечо Шарпа. – С вами или без вас, я все равно это сделаю. У меня нет выхода, лейтенант. Мне наплевать, даже если сам император со всей гвардией охраняет этот город. Я обязан его взять. Иного пути спасти мою семью от позора нет. Мой брат совершил предательство, и оно может быть смыто только кровью. И Бог будет нам помогать, лейтенант. Вы говорите, что не верите, но перед битвой каждый человек ощущает дыхание Бога.
Речь майора была прекрасна, однако Шарп не смягчился.
– Сделает ли Бог так, чтобы сторожевой пост не поднял тревоги?
– Если захочет, то сделает.
Туман рассеивался. Шарп уже видел голые, бледные ветки вяза над головой. Каждая потерянная секунда ставила под угрозу и без того рискованный план, и Вивар это понимал.
– Ну? – спросил он опять.
Шарп по-прежнему молчал, и майор поднялся на ноги, презрительно махнув рукой.
– Испанцы сделают это без вас, лейтенант.
– Провалились бы вы к черту!.. Стрелки! – Шарп вскочил. Он вспомнил Луизу, ее слова о необходимости ловить момент и понял, что если сейчас промедлит, то потеряет девушку навсегда. – Снять шинели и ранцы! – Стрелки сбросили с себя все, что могло помешать в рукопашной схватке. – Заряжай!
Вивар зашептал что-то насчет предосторожности, но Шарп не хотел идти в атаку лишенный и фактора внезапности, и патронов. А опасность случайного выстрела можно пережить. Он дождался, пока последний стрелок взвел курок и вставил шомпол на место.
– Примкнуть штыки!
Лязгнули лезвия, щелкнули пружины замков на стволах ружей. Шарп зарядил свое ружье и вытащил огромный, неудобный палаш.
– В колонну по два! Сержант! Предупредите людей, чтобы ни звука! – Он посмотрел на Вивара: – Я не допущу, чтобы вы посчитали нас трусами.
Вивар улыбнулся.
– Я бы так никогда и не подумал. Вот. – Он вытащил из своего головного убора сухую веточку розмарина и вставил ее в петлю на мундире Шарпа.
– Теперь я принадлежу к вашей элите? – поинтересовался Шарп.
Вивар покачал головой.
– Этот цветок хранит от беды, лейтенант.
Шарп хотел было посмеяться над суеверием, но вспомнив, что вытворили духи воды, решил розмарин не трогать. Было настолько светло, что надеяться оставалось только на засушенный цветок.
– Вперед!
Семь бед – один ответ, и провалилось бы оно все к черту, но он сам одобрил безумный план Вивара в крепостной часовне. Словно тяжелым старинным вином, ему замутили голову сказкой про хоругвь. Теперь пришло время разогнать страх.
Вперед. Вперед, между деревьев, мимо каменной стены... Неожиданно под сапогом Шарпа заскрипел гравий, и он увидел, что началась дорога. Справа темнели какие-то постройки, а прямо перед ним светился огонь сторожевого поста. Из-за тумана пламя казалось тусклым, факелы горели снаружи церкви, освещая дорогу. Теперь тревога могла подняться в любую секунду.
– Подтянуться, – прошептал Харперу Шарп. – Пальцы на курки!
– Подтянуться, – зашипел сержант. – Не стрелять, черт бы вас взял!
Шарп хотел бегом проскочить мимо церкви. Поднимется шум, но с этим уже ничего не поделать. Начнется с ружейной пальбы, а закончится всеобщей вакханалией смерти. Пока же раздавались лишь скрип сапог по гравию, приглушенный стук замотанного оружия и хриплое дыхание солдат, уже уставших от многочасового похода.
Харпер перекрестился; так же поступил еще один ирландец в отряде. Они улыбнулись друг другу, но не от удовольствия, а от страха. Стрелки дрожали, многим хотелось опорожнить желудки. Святая Мария, Матерь Божья, снова и снова твердил про себя Харпер. Он понимал, что самое время помолиться и святому Иакову, но не знал, как это делается, и потому повторял привычное заклинание. Не оставь нас сейчас и в миг нашей смерти. Аминь.
Впереди шагал Шарп. Он не сводил глаз со сторожевых факелов. Пламя поблескивало на лезвии низко опущенного палаша. Далеко за первыми факелами тускло светилась цепочка огней главной линии обороны. Туман серебрился, светлел, и лейтенанту казалось, что он различает мутные треугольники сосен и купола домов. Город, как объяснил Вивар, был невелик: горстка домов, аббатство, гостиница, собор и площадь. Этот город удерживали французы, и маленькой разношерстной армии предстояло взять его штурмом.
Шарп подумал, что Вивар, очевидно, помешался на своей вере, если всерьез полагал, что проеденный молью кусок шелка способен сотворить чудо. Это чистое безумие! Если в армии узнают, что он, бывший сержант, бывалый вояка, повел стрелков на такое дело, его отдадут под трибунал. Я сам ненормальный, подумал Шарп. Только в отличие от Вивара меня ведет не Бог, а слепая, упрямая гордость солдата, не позволяющая смириться с поражением.
С другой стороны, подумал Шарп, люди достигали славы, совершая не менее безумные подвиги. Рыцари, загнанные тысячу лет назад в горы армиями Магомета, должно быть, чувствовали такое же отчаяние. Подтягивая подпругу и поднимая копья, они вглядывались в огромный вражеский полумесяц и понимали, что пришел их смертный час. Тем не менее они с лязгом опускали забрала, давали шпоры коням и неслись в атаку.
Под ногой хрустнул камень, возвращая мысли лейтенанта к настоящему. Отряд вышел уже на городскую улицу. Окна безмолвных домов были закрыты железными ставнями. Подъем становился круче. Возле сторожевого пункта горел костер, в свете которого Шарп увидел, что дорога перегорожена. Баррикада состояла из пары тачек и нескольких стульев, но стремительного рывка уже не выйдет. У костра обозначился силуэт человека. Часовой прикуривал трубку от горящей ветки.
В доме справа от Шарпа залаяла собака. Он был настолько взвинчен, что непроизвольно отпрыгнул в сторону. Пес зашелся лаем. Его поддержал другой, потом третий. Приветствуя утро, прокричал петух. Стрелки непроизвольно ускорили шаг.
Часовой у костра выпрямился и повернул голову в их сторону. Шарп отчетливо видел очертания кивера. Перед ним был пехотинец. Не пеший кавалерист, а чертов пехотинец, вскинувший мушкет со словами:
– Qui vive?
С этого вопроса началось сражение. Шарп вдохнул поглубже и бросился вперед.
Глава 14
Невероятно, но как только закончилось ожидание, прошел и страх. Шарп бежал вверх по склону. Подошва его сапога, так старательно пришитая накануне, оторвалась. Несмотря на то, что он бежал по покрытой гравием дороге, ему казалось, что ноги попадают в густую липкую грязь. Страх между тем исчез. Кости брошены, теперь игру надо доиграть до конца.
– Qui vive?
– Ami! Ami! Ami! – Чтобы запутать часовых, Вивар научил его целой фразе, но Шарп не мог ее вспомнить, и повторял лишь слово, означающее «друг». Он выкрикивал его во все горло, одновременно показывая назад, словно за ним гнались неприятели.
Часовой растерялся. На крыльцо церкви вышли еще четверо французов. У одного на синем рукаве были сержантские нашивки, но он, судя по всему, не хотел отвечать за стрельбу по своим, поскольку обернулся и стал звать офицера:
– Capitaine! Capitaine! – После чего, без кивера и в незастегнутом мундире, сержант повернулся к приближающимся стрелкам. – Halte la!
Шарп вскинул руку, замедлил шаг и хрипло выдохнул:
– Ami! Ami!
Шарп спотыкался, валился с ног и казался безмерно изможденным. Уловка позволила ему приблизиться к сержанту на расстояние двух шагов. Только тогда он поднял голову и увидел в глазах француза ужас осознания.
Но было поздно. Весь свой страх и радость освобождения от страха вложил Шарп в первый удар. Шаг вперед, выпад – и француз переломился пополам. Другой часовой открыл рот для крика, но штык Харпера вонзился ему в живот. Палец француза судорожно нажал на курок. Шарп оказался настолько близко от ствола, что даже не увидел пламени. Зато он видел, как вспыхнул порох на полке, после чего лицо его обожгло пороховыми газами, и все заволокло дымом. Шарп выдернул лезвие из тела француза. Сержант навзничь повалился в костер, и волосы, о которые он привык вытирать жирные руки, ярко вспыхнули. Оставшиеся трое французов кинулись в церковь, но стрелки оказались быстрее. Прогремел еще один выстрел, после чего штыки завершили свое дело. Дико завопил француз.
– Заткните ему пасть! – рявкнул Харпер.
Лезвие вспороло тело, раздался булькающий звук, затем все затихло.
Из двери церкви раздался пистолетный выстрел. Стрелок пошатнулся и упал в костер. Прогремели два ружейных выстрела, и тень в дверном проеме исчезла. Упавший в огонь стрелок визжал, его быстро вытащили из пламени. Собаки заходились лаем, словно увидели самого дьявола.
Атака потеряла внезапность, а стрелкам предстояло еще преодолеть триста ярдов. Шарп расшвыривал с дороги баррикаду, чтобы смогла пройти кавалерия Вивара.
– Оставить ублюдков! – В церкви еще были французы, но их следовало бросить, иначе ни о каком успехе не могло быть и речи. Ради взятия города бросили даже раненых стрелков. – Оставить их! Вперед!
Солдаты повиновались. Один или два попытались нырнуть в темноту, но Харпер поинтересовался, с кем они предпочтут драться: с ним или с французами. Малодушные вернулись в строй.
Стрелки бежали за Шарпом в серый туман, светлеющий с каждой минутой. В городе протрубили подъем, тревогу еще не объявили, но звуки горна заставили стрелков бежать быстрее. В спешке они окончательно утратили боевой порядок; теперь это была не колонна и не цепь, просто куча людей неслась вверх по склону к пробуждающемуся городу.
Часовые подняли тревогу.
Страх возвращался, на этот раз более обоснованный, поскольку Шарп увидел, как подготовились французы к штурму. Ближайшие к старинной стене дома были снесены, чтобы обеспечить широкое поле обстрела.
Сзади загремели выстрелы оставленных в церкви часовых. Одна пуля просвистела над головой, другая пролетела между стрелками и влепилась в стену. Шарп представил, как в амбразуры вставляются мушкеты и карабины, как французский офицер отдает команду подождать, пока враг приблизится.
Наступал момент смерти. Сейчас огромные стволы пушек изрыгнут разлетающуюся веером картечь. Стрелков развалят заживо, кишки вывалятся на холодную дорогу и размотаются на добрый десяток ярдов.
Ничего подобного не происходило, и Шарп сообразил, что защитников города ввели в заблуждение выстрелы. Несущихся в город стрелков они посчитали остатком караула из церкви, за которым гонится противник. Шарп во все горло закричал магическое слово, надеясь усилить обман:
– Ami! Ami!
Он уже видел главную линию обороны. Улица была перегорожена фермерским фургоном с высокими стенками. Днем временную баррикаду отодвигали в сторону, впуская и выпуская кавалерийские патрули. В свете факелов было видно, как французы лезут в фургон. Шарп отметил, что они примыкают штыки. Он также разглядел узкий проход слева, прикрытый одной оглоблей.
Из фургона задали вопрос. Шарп прохрипел в ответ единственное известное ему слово:
– Ami! – После долгого подъема он запыхался, но сумел прорычать стрелкам: – Не скапливаться! Растянуться!
В этот момент из церкви раздался горн. Это был сигнал тревоги, отчаянный и резкий, не поданный вовремя в связи с гибелью сержанта и офицера. Со стены тут же прогремел залп.
Как всегда бывает при торопливой стрельбе сверху вниз, пули прошли выше. Это неожиданно обнадежило Шарпа. Он издал боевой клич – исполненный звериной ярости вой без слов и смысла, крик, который выталкивает солдата на вражеский бастион. Рядом топал сапожищами Харпер, стрелки растянулись, чтобы французы не накрыли их одним залпом.
– Tirez! – махнул саблей вражеский офицер.
Пламя вылетело из стволов мушкетов на добрых три фута, фургон потонул в дыму, и один из стрелков рухнул, словно ноги его подсекли веревкой.
Шарп бежал слева от дороги, спотыкаясь о камни разобранных домов. Он увидел, как стрелок остановился и прицелился, и крикнул ему бежать дальше. В этой атаке промедление было подобно смерти. Лейтенант стиснул зубы, готовясь к ужасному моменту прорыва на баррикаду. Он кинулся в проем, выкрикивая свой клич, призванный вселить ужас в любого, кто окажется на пути.
Французы защищали проем штыками. Шарп размахивал палашом – лезвие клацнуло о штык и воткнулось в приклад мушкета. Шарп ухватился за оглоблю, но был сметен в сторону ворвавшимся в узкий проем Харпером. Стрелки цеплялись за борта фургона, пытаясь забраться наверх. Какой-то француз колол их штыком, пока не был отброшен ружейной пулей. Раздалось еще несколько выстрелов из ружей.
Француз прицелился в Шарпа и выстрелил. В горячке он забыл присыпать пороха, кремень ударил по пустой полке. Француз завизжал, и лейтенант кинулся на него с палашом. Харпер вытаскивал штык из груди противника. Стрелки врывались в пролом, круша направо и налево.
Нескольким стрелкам удалось забраться на фургон и скинуть с него французов. Защитников оказалось не много, к тому же они слишком долго колебались, прежде чем горн не подтолкнул их к решительным действиям. Теперь они убегали, неся потери.
– Фургон! Фургон! – Шарп выдернул палаш из человека, забывшего подсыпать пороху на полку. Харпер обрушил приклад на голову француза и заорал на стрелков, приказывая им оттащить фургон в сторону: – Толкайте! Толкайте, ублюдки!
Зеленые куртки бросились к колесам, и фургон со скрипом покатился вниз.
Большая часть защитников отступила в узкую, мощенную булыжником улицу со сточной канавой посередине. Другие улицы уходили влево и вправо, повторяя линии старинных крепостных стен. Из домов выскакивали французы. Некоторые, прежде чем кинуться бежать, стреляли в сторону стрелков. Пистолетная пуля отскочила от оконной решетки рядом с головой Шарпа.
– Заряжай! Заряжай! – Шарп разбрасывал караульный костер, делая проход для конницы Вивара. Он пинками раскидывал горящие поленья, пока сапоги и шаровары не обуглились. Укрывшись в дверных проемах, стрелки заталкивали шомполами пули в стволы; некоторые уже успели выстрелить по французам.
Шарп обернулся и увидел, что до колоколен собора осталось всего двести ярдов. Узенькая улочка уходила вверх, поворачивая направо через пятьдесят шагов.
Светало, хотя солнце еще не взошло. Из домов продолжали выбегать французы с оружием и касками в руках. Из одежды на них были лишь сапоги и рубашки. Какой-то драгун, не разобравшись, кинулся в сторону стрелков и был тут же свален ударом приклада по голове. Несколько французов стреляли из дверей.
– Огонь! – крикнул Шарп.
Залп стрелков обратил противника в бегство. Приклад саданул лейтенанта в плечо, как копыто мула, а вспыхнувший на полке порох ожег щеку. Харпер оттаскивал с проезжей части трупы французов и сваливал их в канаву посередине дороги.
Наступила невероятная тишина. Стрелки ошеломили врага стремительной и неожиданной атакой. Тишина означала, что французы приходят в себя и пытаются разобраться в случившемся. Шарп знал, что скоро последует контратака. Пока же царила странная, жуткая и зловещая тишина.
Шарп нарушил ее, приказав стрелкам занять оборону. Один взвод охранял улицу, ведущую на запад, второй – улицу, ведущую на восток. Основные силы стрелков он оставил для охраны узкого пути к центру города. Голос лейтенанта эхом отдавался от каменных стен. До него неожиданно дошла вся дерзость произошедшего.
Французский горн заиграл подъем, затем сразу же тревогу. Отчаянно забил колокол, с колокольни вспорхнули сотни голубей, наполнив воздух тревожным хлопаньем крыльев. Шарп посмотрел на север, откуда должны были подойти основные силы Вивара.
– Сэр! – Харпер выбил ногой дверь ближайшего дома, где обнаружил человек шесть перепуганных и трясущихся от страха французов. Тусклый огонь освещал валяющуюся на полу одежду. Французы только что проснулись, мушкеты так и стояли у стены.
– Вынести оружие, – скомандовал Шарп. – Симс! Танг! Камерон! – К нему подбежали трое стрелков. – Разрезать ремни, пояса, шнурки и поотрезать пуговицы. Ублюдков оставить на месте. Штыки забрать. Все забрать, что вам надо, только быстро!
– Слушаюсь, сэр.
Харпер опустился на корточки рядом с Шарпом.
– Получилось легче, чем я представлял.
Шарп вообще не предполагал, что гигант ирландец способен испытывать страх. Слова сержанта странным образом его успокоили. Когда он бежал вверх по склону, ему представлялось, что линия обороны изрыгнет на них море смертоносного огня. На деле же полусонные французы дали два неточных залпа и разбежались.
– Нас просто не ожидали, – объяснил ситуацию Шарп.
Сквозь лай собак и звон колокола прорвался еще один сигнал вражеского горна. Ближайшие улицы были пустынны, за исключением рваных полос тумана да трупов двух французов, настигнутых пулями стрелков. Шарп знал, что сейчас самое время для контратаки. Если хоть у одного французского офицера сохранилась смекалка и если ему удастся собрать две роты, стрелкам конец.
Шарп еще раз обернулся. Касадорцев не было.
– Заряжай! Приготовиться к обороне!
Шарп зарядил свое ружье. Откусив пулю из патрона, он почувствовал горький вкус селитры. Еще два-три выстрела, подумал Шарп, и начнутся муки жажды. Он выплюнул пулю в ствол и вогнал ее до самого пыжа. Затем вставил шомпол на место и присыпал пороху на полку.
– Сэр! Сэр! – Додд, прикрывающий ведущую на запад улицу, выстрелил из штуцера. – Сэр!
– Спокойно! Спокойно! – Шарп подскочил к углу дома и выглянул на улицу. В их сторону скакал на лошади французский офицер. Додд промахнулся. – Спокойнее! – еще раз крикнул Шарп. – Не стрелять!
Французский офицер, кирасир, небрежным и презрительным жестом откинул полы своего плаща. Стальная кираса блестела сквозь бледный утренний туман. Всадник вытащил длинный палаш.
Шарп взвел курок.
– Харвей! Дженикс!
– Сэр? – одновременно откликнулись стрелки.
– Как только приблизится, сделать мне этого ублюдка!
Шарп огляделся, не понимая, куда могли запропаститься касадорцы Вивара. Стук копыт вернул его к происходящему. Повернувшись, Шарп увидел, что офицер перешел на рысь. Из боковых улочек выезжали на конях другие кирасиры. Шарп насчитал десять всадников, потом еще десять. Это было все, что мог выставить на данный момент противник. Остальные либо седлали коней, либо ждали приказа.
Француз, отважный, как и многие люди на жизненном пути Шарпа, хрипло скомандовал:
– Casques en tete! [1 - Шлемы на голову! (фр.)]– Всадники нахлобучили на головы шлемы с султанами. На узкой улочке могло поместиться только три всадника. Кирасиры скакали с обнаженными палашами.
– Ублюдок тупоумный, – презрительно проворчал Харпер, понимавший, что в стремлении прославиться французский офицер ведет своих людей на уничтожение.
– Целься! – На каждого из скачущих в первом ряду французов приходилось с полдюжины ружей. – Спокойнее, ребята. Этих надо снять. Взять ниже.
Стволы чуть опустились. Похожие на лебединые шеи курки были взведены. Хэгмэн опустился на правое колено, потом вообще подмял под себя ногу, оперев левое предплечье на левое колено, чтобы было удобнее удерживать на весу тяжелый штуцер со штыком. Некоторые стрелки приняли ту же позу, некоторые уперли оружие в дверные перемычки. Остатки сторожевого костра дымились, мешая видеть перешедших в галоп всадников.
Офицер поднял палаш, крикнул:
– Vive l'Empereur! – и опустил палаш для колющего удара.
– Огонь!
Ружья изрыгнули снопы пламени и дыма. Пули ударили в нагрудные стальные пластины, словно горсть камней в жестяную бочку. Заржала и попятилась лошадь, полетел на землю всадник. Палаш зазвенел о булыжник. Офицер дергался на земле, его рвало кровью. Оставшаяся без всадника лошадь ускакала в боковой переулок. Уцелевший кирасир развернул коня. Потерявший лошадь кавалерист вломился в первую попавшуюся дверь. Скакавшие в задних рядах решили не напирать. Французы развернули коней и поскакали назад.
– Заряжай!
Из окна дома вырвалось облако дыма. Пуля раздробила камень рядом с Шарпом, еще одна отскочила от булыжной мостовой и воткнулась в ногу стрелка. Тот зашипел от боли и повалился на землю. По черным шароварам расползалось кровавое пятно.
Француз был неразличим за железной решеткой окна, еще труднее было в него попасть. В дальнем конце улицы, откуда прогремел залп мушкетов, показались несколько человек. Теперь Шарп мог ясно видеть развевающийся над собором триколор. Он понял, что день будет холодным и солнечным. В такой день хорошо убивать. И если главные силы Вивара задержатся, убивать будут стрелков.
В этот момент позади него затрубил горн.
//-- * * * --//
Касадорцы дрались не за честь и даже не за родину. Они бились за святого покровителя Испании. Этот город назывался Сантьяго-де-Компостела, здесь ангелы рассыпали звезды, чтобы осветить забытую гробницу. Испанская кавалерия рвалась в бой за Бога и Сантьяго, за Испанию и Сантьяго, за Бласа Вивара и Сантьяго.
Касадорцы промчались мимо, как бешеный поток. Шарп видел летящие из-под копыт искры. Они рвались к сердцу города. Блас Вивар прокричал какую-то благодарность, но слов Шарп не разобрал.
Из оврага, куда должен был с самого начала выйти отряд англичан, бежала пехота волонтеров. Они тоже выкрикивали имя святого. Несмотря на самодельную форму и кушаки, добровольцы больше походили на озверевшую толпу с мушкетами, пиками, саблями, ножами, копьями и косами.
Когда они пробегали мимо, Шарп попытался передать безоружным трофейные французские мушкеты, но волонтеры были поглощены одной идеей – пробиться в центр. Впервые за все время Шарп подумал, что, может быть, они и победят.
– Что будем делать, сэр?
Шарп вышел из дома со связкой трофейных штыков.
– За ними! Вперед! Следить за флангами! Не спускать глаз с верхних окон!
Теперь и стрелки были готовы совершить невозможное. Страх прошел, уступив место уверенной злости.
Они вошли в настоящий ад. Французы разбегались по улицам, где их настигали и убивали разъяренные испанцы. К волонтерам Вивара присоединялись местные жители. Они гнали врага по запутанным средневековым улочкам, образовывавшим настоящий лабиринт вокруг собора. Со всех сторон доносились крики и выстрелы.
Разбитые по взводам касадорцы разлетелись по центральным улицам. Несколько французов продолжали вести стрельбу из окон домов, но были один за другим уничтожены. Шарп видел, как их бывший проводник, кузнец, размозжил молотом череп кирасира. Канавы были залиты кровью. Рядом с умирающим волонтером опустился на колени священник.
– Держаться всем рядом! – Шарп боялся, что в суматохе стрелков могут принять за французов.
Он вышел на небольшую площадь, повернул наугад в первую попавшуюся улочку и натолкнулся на несколько французских трупов, лежащих в огромной луже крови. Какая-то женщина раздевала убитого на пороге церкви. Француз умирал от ран, в то время как двое детей, оба младше десяти лет, тыкали в него кухонными ножами. Безногий калека, страстно желающий принять участие в грабеже, подбирался к трупу, отталкиваясь от земли мозолистыми костяшками пальцев.
Шарп повернул на другую улицу и едва успел отскочить в сторону. Мимо неслась кавалерия Вивара. Оказавшийся на пути француз отчаянно завопил, и его голову тут же развалили пополам. Несчастный свалился под копыта коней.
Откуда-то из города прогремел залп мушкетов. Из переулка выскочил французский пехотинец, увидел Шарпа и рухнул на колени, умоляя о плене. Шарп рывком поставил его на ноги и толкнул в сторону стрелков. Еще несколько французов побросали мушкеты в надежде на защиту от разъяренной толпы.
В конце темной и узкой улочки был свет и простор – стрелки Шарпа вышли к широкой площади перед собором. Пахло свежеиспеченным хлебом, но домашний мирный запах забивался зловонием порохового дыма. Стрелки осторожно подходили к площади, с которой прогремел очередной залп. Шарп видел тела, лежащие среди проросших сквозь булыжную мостовую сорняков. Это были в основном испанцы. Валялось также несколько убитых лошадей. Пороховой дым был гуще тумана.
– Ублюдки закрепились! – прокричал Харперу Шарп и прижался к углу дома.
Слева был собор. На его ступеньках лежали три человека в коричневых накидках. Тела их сочились кровью. Напротив собора стояло богатое и красивое здание. Над центральным входом развевался трехцветный флаг, а почти все окна были укутаны густым пороховым дымом. Французы превратили здание в крепость, доминирующую над всей площадью.
На загнанных в здание защитников не имело смысла тратить время. Важнее было продолжать захват города. Используя боковые переулки, стрелки окружили площадь. Пленники не отходили от них ни на шаг, потрясенные зверской расправой с теми, кто сдался на милость горожан. Рассвирепевших испанцев приходилось отгонять от французов прикладами.
Харпер на ходу пристрелил мучающуюся лошадь. К ней тут же кинулись две женщины и отхватили ножами по огромному куску теплого мяса. Горбун с окровавленной головой улыбнулся, отрезая косицы у мертвого драгуна. Шарп вдруг сообразил, что это первый драгун, попавшийся ему на глаза в Сантьяго-де-Компостела. Неужели план Луизы сработал и драгуны ускакали на юг?
– Туда! – Завидев слева небольшой дворик, Шарп принялся заталкивать пленников в ворота. Он оставил дюжину зеленых курток охранять пленных, а сам вместе с остальными вернулся к лабиринту средневековых улочек, где разворачивался странный бой. Некоторые улицы были совершенно спокойны, в то время как в других шла ожесточенная перестрелка с засевшими в домах французами.
Толпа волонтеров загнала в угол кирасира, он отбивался палашом сразу от шестерых, пока ружейная пуля не решила исход схватки. Большинство французов забаррикадировались в домах. Испанцы разбивали мушкетными залпами двери и штурмовали здания, неся большие потери на узких лестницах. Французы, однако, были слишком малочисленны для серьезного сопротивления. Два дома загорелись, оказавшиеся внутри страшно кричали.
Большинство уцелевших, за исключением группы, засевшей в здании на площади, бежали в южную часть города, где офицеры пытались организовать линию обороны. Стрелки Шарпа выбрались на крыши двух высоких домов и ружейным огнем отгоняли французов от окон. Вивар направил спешившихся касадорцев на штурм захваченных французами домов.
Тщательно разработанный Виваром план предусматривал равномерное вытеснение французов из всего города; на деле же его люди убивали французов там, где могли их найти. Между тем именно эта звериная жажда убийства и обратила врага в бегство.
Когда взошло солнце, трехцветный французский флаг больше не развевался над собором. Вместо него легкий ветерок раздувал яркий, как бриллиант, испанский флаг с гербом испанской королевской семьи. Это было знамя сегодняшнего утра. Хоругвь Сантьяго еще предстояло развернуть в соборе.
Шарп восхитился очертаниями домов в утреннем свете. Причудливое сочетание шпилей, куполов, бельведеров и башен, яркого солнца и дыма. Над окружающим возвышался гигантский собор.
На балконе колокольни появились несколько французов. Они открыли огонь по толпе внизу. Раздавшийся снизу залп загнал их внутрь здания. Пуля со звоном ударила в колокол. Колокола других церквушек уже известили о победе испанцев, хотя непрекращающаяся пальба свидетельствовала об очагах французского сопротивления.
Пристроившийся рядом с Шарпом стрелок сопровождал стволом двух крадущихся по гребню крыши французов. Штуцер саданул в плечо, и один из французов полетел вниз, оставляя кровавый след на черепице. Второй в ужасе метнулся на противоположный скат и скрылся из виду.
Вооруженные саблями и карабинами люди Вивара охотились на французов по всем улочкам, вытесняя врага в поля к югу от города. Шарп приказал стрелкам прекратить огонь и выдвигаться ближе к площади. Восхищаться красотой города мешало зловоние человеческой крови. Кто-то из стрелков рассмеялся, увидев ребенка с человеческой головой в руках. Собака лизала кровь из канавы и зарычала, когда стрелки приблизились.
Шарп снова вышел на край площади. Пули цокали по булыжникам мостовой. Сама площадь была пуста, за исключением убитых и тяжелораненых. Французы удерживали оборону в красивом здании напротив собора. Стоило появиться на площади хоть одному испанцу, из здания раздавался оглушительный залп мушкетов.
Шарп не позволял стрелкам высовываться. Он осторожно выглянул из-за угла и поразился богатству, которое принесла городу смерть святого. Центральная площадь была окружена домами необычной красоты.
Жуткий вопль заставил его поднять голову, и Шарп увидел, как с колокольни сбросили француза. Нижняя терраса благополучно скрыла от него сам момент падения. Собор представлял собой чудо архитектуры и резьбы по камню. Сегодня под лепными колоннами гибли люди.
Еще один испанский флаг развернулся над колокольней. Огромные колокола радостно зазвонили. Засевшие во дворце дали залп по вывесившим флаг испанцам.
Из западных дверей собора выскочил касадорец, размахивая сорванным французским флагом. Немедленно со стороны дворца затрещали выстрелы, пули засвистели вокруг испанца, и только благодаря чуду он остался жив. Сознавая, что сегодня он стал невидимым и бессмертным, касадорец спустился по ступенькам собора, переступая через разбросанные трупы. Он потешался над флагом, кривляясь и прыгая среди дробящих камни пуль. Стрелки приветствовали храбреца радостным криком, когда он наконец вышел из-под огня.
Укрывшись в тени здания, Шарп пытался сообразить, сколько человек находится в занимаемом французами дворце и сколько ружей ведет огонь из его окон. Он насчитал по меньшей мере сто выстрелов и понял, что взять дворец будет чрезвычайно трудно.
Сзади застучали копыта, и лейтенант обернулся. Это был Блас Вивар. Сознавая, что на площадь выезжать опасно, майор соскользнул с коня в самом конце улицы.
– Вы видели мисс Луизу?
– Нет.
– Я тоже. – Вивар прислушался к стрельбе. – Они засели во дворце?
– Боюсь, это надолго, – ответил Шарп.
Вивар выглянул из-за угла и посмотрел на дворец. Здание обстреливали пробившиеся на крышу собора испанцы. Оконные рамы были раздроблены пулями. Французы отвечали огнем из мушкетов, возле окон дворца висели облака дыма. Вивар выругался.
– Я не могу оставить врага здесь.
– Вы их не достанете. – Шарп вытер кровь с лезвия палаша. – Есть хоть какая-нибудь артиллерия?
– Ни одной пушки. – Вивар отпрянул назад, ибо мушкетная пуля влепилась в стену рядом с его головой. Майор улыбнулся, словно извиняясь за слабость. – А может, они сдадутся?
– Пока не убедятся в собственной безопасности, не сдадутся. – Шарп кивнул в сторону трупа француза с выпущенными кишками, наглядно свидетельствовавшего, какая участь ждет попавших в руки горожан.
Вивар отошел от угла.
– Они могут сдаться вам.
– Мне?
– Вы – англичанин. Вам они доверяют.
– Мне придется пообещать им жизнь.
Очевидно, какой-то испанец высунулся на площадь, ибо из дворца раздался оглушительный залп мушкетов. Вивар дождался, пока затих грохот, и сказал:
– Передайте им, что я подожгу здание.
Шарп сомневался, что удастся поджечь каменное здание. В любом случае французы боялись другого. Они боялись мучительной и страшной смерти.
– Могут ли офицеры оставить при себе палаши? – спросил он.
Вивар подумал и кивнул:
– Да.
– Вы гарантируете безопасность всех пленных?
– Конечно.
Шарп не хотел вести переговоры о сдаче, он считал, что это следует делать Вивару, но испанец был уверен, что с англичанином французы договорятся быстрее.
Трубач касадорцев сыграл прекращение огня, еще четверть часа ушла на то, чтобы успокоить мстительных испанцев. Прошло еще десять минут, прежде чем из дворца донесся подозрительный голос французского офицера.
– Они согласны выслушать только одного человека, – перевел Вивар. – Надеюсь, это не ловушка.
– Я тоже на это надеюсь. – Шарп вложил палаш в ножны.
– Спросите их про Луизу.
– Обязательно, – сказал Шарп и вышел на солнце.
Глава 15
В Шарпа не стреляли. Площадь замерла. Восходящее солнце бросало причудливые тени от шпилей и куполов собора на иссеченные пулями камни дворца. Пороховой дым мешался с редеющим туманом. Эхо разносило по всей площади гулкие шаги лейтенанта. Раненый застонал и перевернулся в луже собственной крови.
По расположению трупов на площади Шарп представлял, как разворачивались события. Враги пытались укрыться во дворце. Их настигали и уничтожали испанцы, которых, в свою очередь, косили из мушкетов успевшие пробраться в здание французы. В данный момент они следили из окон, как Шарп пересекает заваленную причудливым мусором войны площадь.
Попадались трупы со стиснутыми кулаками. Мертвая лошадь скалила желтые зубы в сторону восходящего солнца. Наполовину отполированная нагрудная пластина кирасира валялась рядом с одинокой барабанной палочкой. Ветер шевелил обрывки скрученной патронной бумаги.
Брусок белой глины для чистки снаряжения был растоптан в пыль. Рядом с погнутым шомполом лежала выкрутившаяся из сапога испанская шпора. Неподалеку, среди проросших сквозь щели в мостовой сорняков, валялись пустые ножны, чехол для каски, патроны и несколько французских киверов. Кот оскалил зубы и метнулся в сторону.
Шарп пробирался по замусоренной площади, чувствуя на себе взгляды защитников дворца. Лейтенант сознавал, что внешним видом он никак не подходит для дипломатической миссии. Подошва сапога загибалась и шкрябала по булыжникам. Головного убора не было, швы на шароварах снова разошлись, а лицо и губы почернели от пороха. Ружье он забросил за правое плечо и ругал себя, что взял неуместную на переговорах вещь с собой.
Шарп отметил, что нижние окна дворца забраны решетками из черного металла; при штурме пришлось бы пробиваться через двойные двери. При приближении лейтенанта одна из дверей приоткрылась на несколько дюймов. Мостовая у стен дворца была усыпана щепками, осколками стекла и отлетевшими от стен пулями. Местами к фасаду дворца липли тучи зловонного порохового дыма.
Шарп осторожно переступил через битое стекло. Из дверей что-то резко спросили по-испански.
– Английский! – крикнул он в ответ. – Говорите по-английски!
После паузы дверь открылась.
Шарп вошел в высокий зал с колоннами. У дверей дежурили пехотинцы с примкнутыми штыками. Рядом лежали мешки с песком: французы готовились отражать штурм. Шарп понял: не стали бы они показывать все приготовления, если бы твердо не решили сдаться. Мысль придала ему уверенности.
– Вы англичанин? – спросил невидимый в тени офицер.
– Я англичанин. Мое имя Шарп, я командую занявшим город подразделением девяносто пятого стрелкового полка его величества. – Шарп решил, что звание лучше не называть, чтобы не разочаровывать попавших в отчаянное положение людей.
Маленький обман не принес результата, ибо ему ответил еще один голос:
– Выходит, лучшего парламентера, чем лейтенант Шарп, они не нашли? – Со стороны темного лестничного перехода показался брат майора Вивара граф де Моуроморто.
Шарп молча вытер лицо рукавом мундира, размазав по щекам пороховую сажу. С улицы донесся ружейный залп, затем, совсем рядом с площадью, раздались радостные крики.
Французский офицер поправил палаш на поясе.
– Следуйте за мной, лейтенант.
Он пошел вверх по лестнице, за ним следовал граф в своей неизменной бурке и нелепых белых сапогах. Шарп думал, нет ли во дворце Луизы. Он хотел спросить офицера, но потом решил, что будет уместнее говорить на эту тему с полковником д'Экланом.
– Должен вас поздравить, лейтенант. – Голос французского офицера, так же как голос Шарпа, огрубел от команд. – Если я правильно понял, первый штурм провели ваши стрелки?
– Совершенно верно. – Шарп всегда считал подобные разговоры неуместными. Ему казалось странным, что люди, которые на рассвете выпускали друг из друга кишки, спустя час начинают рассыпаться в комплиментах.
– Лейтенант проявил глупость и решил пожертвовать своими солдатами ради безумия моего брата. – Граф де Моуроморто был к комплиментам не расположен. – Я думал, англичане умнее.
Шарп и французский офицер промолчали.
Увидев графа, Шарп решил, что вести переговоры будет полковник д'Эклан. Встреча его пугала. Он сомневался, что сумеет уговорить француза на капитуляцию, егерь был слишком хорошим офицером. Шарп знал, что его самоуверенность растает под пристальным и скептическим взглядом француза.
– Сюда, лейтенант!
Офицер провел его через очередную баррикаду и распахнул двери в высокую и некогда красиво обставленную комнату. Справа, среди битого стекла, засели у окон пехотинцы с заряженными мушкетами. Рядом с огневыми позициями стояли перевернутые кивера, полные патронов. Верхняя часть стен и лепной потолок были изрыты пулями. Огромное зеркало над камином было разнесено вдребезги, острые осколки опасно торчали из золоченой рамы. На стене висел продырявленный во многих местах портрет какого-то сурового господина. Солдаты смотрели на Шарпа с враждебным любопытством.
В следующей комнате у окон дежурили около дюжины французов – в основном пехотинцы, изредка попадались кирасиры и уланы. Шарп отметил, что драгун не было вообще. Баррикады состояли из подушек, перевернутой мебели или мешков, из которых, в местах попадания пуль, высыпалась на паркет мука или зерно. Уверенность Шарпа в том, что французы решили сдаваться, пошатнулась. Людей и оружия хватало на долгую осаду. Под сапогами Шарпа захрустел разбитый канделябр.
Посланца ввели в третью комнату, где его ожидали несколько офицеров.
К великому облегчению Шарпа, д'Эклана среди них не было. Навстречу английскому лейтенанту шагнул и едва заметно поклонился пехотный полковник в синем мундире.
– Сэр. – Сорванный голос Шарпа больше походил на карканье.
Левая рука полковника висела на перевязи, щека была рассечена, а шелковый воротник испачкан кровью. Левый ус тоже был в крови.
– Курсо, – кратко представился офицер. – Гвардии полковник Курсо. Начальник штаба.
– Шарп. Лейтенант Шарп. Девяносто пятый стрелковый полк, сэр.
Граф де Моуроморто подошел к окну и уставился на затененный фасад собора. Всем своим видом он показывал пренебрежение происходящим. Судьба Испании была куда выше, чем идущие в комнате дурацкие переговоры.
Между тем слова полковника Курсо показались Шарпу какими угодно, только не дурацкими. Француз извлек из кармана часы, открыл крышку и произнес:
– У вас есть ровно час, чтобы покинуть город, лейтенант.
Шарп растерялся. Он собирался объявить ультиматум, вместо этого высокий седой француз уверенно диктовал свои условия. Курсо захлопнул крышку.
– Вам, наверное, известно, лейтенант, что с севера к городу движется армейский корпус. Он будет здесь через несколько часов.
Шарп растерянно молчал. Во рту пересохло. Чтобы выиграть время, он открутил пробку на фляге и сполоснул рот от соленого привкуса пороха. Сплюнув в камин, он произнес:
– Я вам не верю.
Шарп понимал, что ответ прозвучал не солидно, но он, по крайней мере, сказал правду. Если бы маршалы Ней или Сульт вышли из Коруны, Вивар об этом уже знал бы.
– Вы имеете полное право сомневаться, лейтенант, тем не менее уверяю вас, что армейский корпус на подходе к городу.
– А я уверяю вас в том, что мы сломим ваше сопротивление задолго до его подхода.
– Вы имеете право уверять меня в чем угодно, – так же равнодушно произнес полковник, – но моей сдачи вы не добьетесь. Вы ведь пришли оговорить условия сдачи?
– Да, сэр.
Наступило напряженное молчание. Шарп надеялся, что о сдаче заговорят другие офицеры: французы были окружены, каждая минута боя грозила им новыми потерями. Вдоль стен лежало много раненых.
– Или сдаетесь немедленно, – прямолинейно заявил Шарп, – или я вообще не приму сдачу. Хотите, чтобы я поджег здание?
Курсо рассмеялся.
– Камни долго разгораются, лейтенант. А вам, как я понимаю, недостает артиллерии. Непонятно, на что вы надеетесь. Может, святой Иаков ниспошлет с небес божественное пламя?
Шарп вспыхнул. Граф де Моуроморто перевел шутку, и напряжение в комнате разрядилось смехом французских офицеров.
– О, я наслышан о вашем чуде, – насмешливо продолжал Курсо. – Удивительно, что в эту чепуху втянут английский офицер. У вас есть время на чашечку кофе, лейтенант? Или вы торопитесь сотворить молитву о громе небесном?
– Я вам скажу, куда я тороплюсь! – Шарп отбросил ненавистные условности и заговорил с привычной злостью. – Я поставлю вон на те колокольни своих лучших снайперов. Ваши мушкеты на таком расстоянии бесполезны, а мои ребята попадут в глаз француза с вдвое большего расстояния. У нас в запасе целый день, полков ник, и они превратят эти комнаты в бойню. По мне, лучше убивать французов, чем с ними разговаривать.
– Я вам верю. – Полковник поставил перед стрелком чашку кофе. – Вы можете убить многих моих людей, лейтенант. А я могу подпортить вам церемонию с чудом. – Курсо взял с подноса чашку и с любопытством взглянул на Шарпа. – Хоругвь Сантьяго, так? Вам не кажется, что вы обречены, если хватаетесь за такую глупость? Шарп не стал ни соглашаться, ни спорить. Полковник не торопясь потягивал кофе.
– Я, конечно, не специалист, лейтенант, но мне всегда казалось, что чудеса должны свершаться в обстановке божественного мира, не так ли? – Он подождал ответа, однако Шарп молчал. Курсо улыбнулся. – Я вам предлагаю перемирие, лейтенант.
– Перемирие? – Шарп не сумел скрыть изумления.
– Перемирие! – повторил Курсо, словно объяснял происходящее ребенку. – Полагаю, вы не собираетесь вечно удерживать Сантьяго-де-Компостела? Я так и думал. Вы пришли осуществить маленькое чудо и удалиться. Ну и прекрасно. Я даю слово не стрелять по вашим людям и жителям города, если вы пообещаете не стрелять по моим людям и не штурмовать дворец.
Граф де Моуроморто протестующе вскинул руку, но полковник не обратил на него внимания. Шарп понимал состояние испанца: долго и ожесточенно охотиться за хоругвью, а теперь смиренно наблюдать, как ее развернут в соборе. Только проявят ли французы смирение?
Курсо видел неуверенность Шарпа.
– Лейтенант, в этом здании двести тридцать человек, в том числе и раненые. Какой вред я могу вам причинить? Хотите осмотреть дворец? Пожалуйста, вы имеете на это право!
– Я могу обыскать здание? – переспросил Шарп.
– От подвалов до чердака. И вы увидите, что я говорю правду. У меня двести тридцать человек. Здесь же около двадцати испанцев, которые, как граф де Моуроморто, являются друзьями Франции. Как вы могли подумать, лейтенант, что я соглашусь отдать этих людей на милость их мстительных соотечественников? Идемте! – Полковник почти сердито распахнул дверь. – Осмотрите весь дворец, лейтенант! Убедитесь, сколь незначительное количество людей вселяет в вас страх!
Шарп не тронулся с места.
– Я не уполномочен принять ваше предложение, сэр.
– А майор Вивар? – Полковник был явно раздражен холодной реакцией Шарпа. – Командование осуществляет майор Вивар, я правильно понял?
– Да, сэр.
– Значит, передайте мои условия майору. Пока же я хочу получить кое-какие подтверждения от вас. Догадываюсь, что вы взяли в плен много французских солдат. Или вы всех поубивали на месте?
Шарп пропустил колкость.
– У меня есть пленные, сэр.
– Мне нужно слово английского офицера, что с ними будут обращаться должным образом.
– Безусловно, сэр. А у вас, – Шарп запнулся, – находится под защитой британская семья.
– Во дворце только одна английская девушка. – Курсо все еще обижался на подозрительность Шарпа. – Мисс Паркер, если не ошибаюсь. На прошлой неделе ее семью отправили в Коруну. Как я понял, вы прислали ее, чтобы ввести нас в заблуждение?
Спокойный тон вопроса не позволял определить, удалась ли хитрость. Шарпа в данный момент волновала исключительно судьба Луизы. Главное, она в городе, она жива, и его надежды тоже ожили.
– Мне ничего не известно о том, что девушка должна была ввести вас в заблуждение, – спокойно произнес Шарп.
– Так вот, она это сделала! – раздраженно воскликнул Курсо. Граф де Моуроморто нахмурился, словно стрелок нес личную ответственность за все то, что случилось.
– Мисс Паркер вас обманула? – Шарп старался выведать как можно больше.
Курсо помолчал, потом пожал плечами:
– Полковник д'Эклан с тысячью кавалеристов выехал сегодня в три часа утра в сторону Падрона. Он поверил, что Вивар пошел на юг. Поздравляю вас с удавшейся хитростью.
Сердце лейтенанта застучало с перебоями. Сработало! Он старался сохранять равнодушное выражение лица, хотя понимал, что скрыть радость не удастся.
Курсо поморщился.
– Можете не сомневаться, лейтенант, в середине дня он вернется! Я вам советую поторопиться с чудом. Итак! Вы готовы передать майору Вивару мое предложение?
– Да, сэр. – Шарп не двинулся с места. – Полагаю, вы готовы передать мисс Паркер под нашу защиту?
– Если она того захочет, я выдам ее вам, когда вы вернетесь с ответом Вивара. Не забывайте, лейтенант, мы не стреляем в вас до тех пор, пока вы не стреляете в нас!
С плохо скрываемым нетерпением французский полковник проводил Шарпа до дверей.
– Жду вашего ответа через полчаса. В противном случае я считаю, что вы отвергли наше благородное предложение. Au revoir, лейтенант!
Как только Шарп покинул комнату, полковник удалился в нишу возле окна и снова вытащил часы. Он рассеянно смотрел на позолоченные стрелки, пока не услышал на площади шаги Шарпа. Курсо следил за уходящим лейтенантом и негромко повторял:
– Ну, давай, рыбка, заглатывай!
– У него хватит глупости заглотить эту наживку, – откликнулся граф де Моуроморто, услышавший слова полковника. – Так же как и у моего брата.
– Хотите сказать, что они люди чести? – неожиданно зло ответил полковник. Почувствовав, что его слова прозвучали слишком резко, он улыбнулся: – По-моему, нам следует выпить еще кофе, господа. Чтобы успокоить нервы.
//-- * * * --//
Блас Вивар удивился предложению Курсо гораздо меньше, чем ожидал Шарп.
– В этом нет ничего необычного. – Он пожал плечами. – Не могу сказать, что я обрадован, но идея неплохая. – Пользуясь перемирием, испанец вышел на площадь и осмотрел фасад дворца. – Сумеем мы его взять, как вы считаете?
– Сумеем, – ответил Шарп. – Потеряем при этом человек пятьдесят, плюс раза в два больше раненых. И это будут лучшие люди. Не посылать же против закрепившихся ублюдков нетренированных волонтеров.
Вивар кивнул.
– Значит, полковник д'Эклан ушел на юг?
– Так утверждает Курсо.
Вивар повернулся в сторону горожан, собравшихся на выходящих к площади улицах. Хор голосов подтвердил, что ночью французская кавалерия оставила город и ушла на юг. Вивар спросил, сколько их было, и ему ответили, что сотни, сотни и еще сотни всадников проехали через город.
Майор посмотрел на дворец. Красота здания его не волновала, он пытался оценить толщину и прочность стен.
– Этот флаг должен быть спущен, – Вивар показал на пробитый пулями триколор над центральным входом. – Кроме того, им придется закрыть все ставни. Могут оставить по одному наблюдателю у окон по краям здания, и это все.
– Удастся нам забаррикадировать двери снаружи? – спросил Шарп.
– Почему бы и нет? – Майор посмотрел на часы. – И почему бы мне лично не передать им наши условия? Если я не появлюсь через пятнадцать минут, начинайте штурм.
Шарпу хотелось самому поприветствовать Луизу и вывести ее из французского штаба.
– Может, все-таки следует пойти мне?
– Я думаю, со мной ничего не случится, – ответил испанец. – Хочу осмотреть дворец. Дело не в том, что я вам не доверяю, лейтенант, просто я весу ответственность за все.
Шарп знал, что будь он на месте Вивара, он бы обязательно сам провел осмотр. Встречу с Луизой придется отложить.
Вивар не сразу отправился во дворец. Вместо этого он хлопнул в ладони и исполнил неуклюжий, радостный танец.
– Мы это сделали, мой друг! Мы это сделали!
Они победили.
За победой последовала работа. На площади сложили в кучу трофейные французские карабины и мушкеты. Пленников поместили в городскую тюрьму под охраной зеленых курток. Принесли брошенные стрелками в вязовой роще шинели и ранцы. Трупы оттащили к городскому рву и выставили надлежащую охрану.
Шарп переходил от одного поста к другому, проверяя несение службы волонтерами Вивара. Несколько вырвавшихся из города французов появились на южной окраине города, но их отогнали ружейной стрельбой. Дорога на юг была разбита копытами и щедро унавожена, что доказывало отсутствие полковника д'Эклана. Шарп приказал стрелкам почистить ружья и наточить штыки.
Победа была завоевана, теперь предстояло сорвать ее плоды.
В квартирах, где стояли на постое французы, было много формы, в конюшнях томились лошади. В каждом доме, где квартировали захватчики, хватало еды: лежали сумки с пропеченным хлебом, мешки с мукой, копченая колбаса, ветчина, соленое сало, сушеная рыба, бурдюки с вином и круги сыра. Почти все растащили горожане, касадорцам Вивара удалось собрать лишь дюжину корзин с провизией.
Шарп искал более солидные запасы – то, что накапливалось в течение последних недель для маршала Сульта. В двух церквах хранились сено, мука и вино, однако их количество явно не соответствовало запросам армейского корпуса. В третьей церкви лейтенант обнаружил признаки более солидной подготовки: через засыпанный овсом пол тянулись следы выволакиваемых мешков. Настоятель на ломаном английском объяснил, что со вчерашнего вечера французы начали перетаскивать мешки во дворец Раксой.
– Дворец Раксой? На площади?
– Si, senor.
Шарп тихо выругался. Французы перетащили запасы в одно место. Штурм города остановил этот процесс слишком поздно. Большая часть драгоценного продовольствия находилась в мешках, которые видел Шарп во дворце. Из них защитники строили брустверы у окон.
Шарп был вне себя. Для штурма города существовало лишь три причины. Хоругвь – безумие и предрассудок. Освобождение Луизы – личная причуда Шарпа, не имеющая отношения к ходу военных действий. И только третья причина – уничтожение запасов армии Сульта, могла послужить достаточным оправданием предпринятых рискованных шагов. Именно она большей частью и не осуществилась. Тем не менее, требовалось лишить Сульта всего, что французы не успели затащить во дворец. Тюки сена были отданы лошадям Вивара, муку раздали горожанам. Вино Шарп приказал вылить на землю.
– Вылить вино? – Харпер не мог поверить своим ушам.
– А ты хочешь, чтобы люди перепились перед штурмом города?
– Все равно это грех, сэр. Непростительный грех.
– Вылить все до капли! – В подтверждение приказа Шарп проткнул палашом несколько бурдюков. Красная жидкость хлынула на мощеный пол церкви. – Если кто напьется, – повысил голос лейтенант, – пусть пеняет на себя!
– Слушаюсь, сэр! – Харпер дождался, пока Шарп уйдет, и подозвал Гэтейкера. – Найди трактирщика, приведи его сюда и выясни, сколько он даст за вино! Быстро!
Со взводом стрелков Шарп продолжал обыскивать город, надеясь найти еще какие-нибудь запасы зерна или сена. Вместо этого они обнаружили склад французских пехотных ранцев из бычьей кожи, значительно превосходящих по качеству английские, а также три дюжины пар кавалерийских сапог, оказавшихся, к великому разочарованию Шарпа, малыми по размеру. Стрелки также нашли несколько ящиков с патронами. Французские пули, несколько меньшие по размеру, чем английские, годились для винтовок Бейкера, но низкокачественным французским порохом стрелки старались пользоваться в последнюю очередь. Они нашли также шинели, чулки, рубашки и перчатки. Ни сена, ни зерна больше не попадалось.
Горожане тоже искали чем поживиться. Разодевшись в награбленное, они превратили зимний день в настоящий карнавал. Казалось, весь город населяла веселая толпа полураздетых вражеских солдат. Даже женщины красовались во французских шинелях и киверах.
К полудню конвой мулов оттащил захваченные трофеи вместе со ранцами стрелков в безопасное место к востоку от города. Вивар не хотел, чтобы люди были обременены личными вещами в момент штурма города. Поэтому трофеи и прочие принадлежности вывезли в горы.
Отправив караван мулов, Шарп разрешил стрелкам отдых, а сам, преодолевая немыслимую усталость, побрел разыскивать Вивара. Он прошел через пустынную площадь. Дюжина касадорцев вели наблюдение за прикрытыми ставнями окон дворца. Несколько горожан сооружали перед дворцом примитивную баррикаду из старой мебели и пустых винных бочек.
На фасаде дворца оставалось лишь одно не закрытое ставнями окно, в котором не было видно наблюдателя. Флаг с парадного подъезда убрали, двойные двери забаррикадировали снаружи досками и бревнами. Французы оказались замурованы внутри огромного здания.
Касадорцы Вивара сдерживали толпу, пробивавшуюся на площадь из узеньких улочек. Горожане выкрикивали угрозы и насмешки в адрес запертого во дворце неприятеля. Поприветствовав восторженными криками Шарпа, они продолжили оскорбления. Отчаянно визжали волынки. Дети плясали, неистово били колокола.
Устало улыбнувшись торжествующим горожанам, Шарп поднялся по ступенькам западного входа. На половине пути он замер, пораженный красотой собора. С величайшим искусством вырезанные из камня колонны и арки, статуи и балюстрады, орнаментальные щиты и надписи прославляли похороненного внутри Сантьяго.
Собор почему-то напомнил лейтенанту честолюбивого Вивара. Испанец дрался за то, во что верил, в то время как Шарп дрался как пират, из проклятой, упрямой гордости.
– Вижу ли я восхищение в глазах солдата? – прозвучал нежный насмешливый голос с верхних ступеней.
Шарп мгновенно забыл о соборе и его славе.
– Мисс Паркер?
Он чувствовал, что глупо улыбается, но ничего не мог с собой поделать. Не только пиратская гордость вела его в бой, но и воспоминания о девушке в голубой юбке и рыжей накидке.
Шарп резко обернулся к безмолвному дворцу, удерживаемому французами.
– Здесь опасно!
– Мой дорогой лейтенант, я провела в логове людоедов целый день! Неужели вы считаете, что после вашей блестящей победы я нахожусь в большей опасности?
Шарп улыбнулся комплименту и, поднявшись наверх, вернул его:
– Этой победе, мисс Паркер, в огромной степени мы обязаны вам. – Лейтенант поклонился. – Мои почтеннейшие поздравления. Той ночью я был не прав.
Польщенная похвалой, Луиза рассмеялась.
– Полковник д'Эклан уверен, что вы попадетесь в его засаду в ущелье Улла, к востоку от Падрона. Я видела его сегодня в три часа утра. – Она подошла к центру верхней площадки, доминирующей над всей площадью. – С этого места, лейтенант, он произнес речь перед своими людьми. Они заполнили всю площадь! Бесконечные ряды сверкающих в свете факелов касок. А как они прославляли своего полковника! Никогда не думала, что придется увидеть подобное! Они воздали ему хвалу, а потом отправились к великой победе.
Шарп вдруг подумал, как близко сегодня они находились от поражения. Лишняя тысяча человек под безжалостным и эффективным командованием д'Эклана без труда опрокинула бы атаку Вивара. Между тем обманутый Луизой егерь умчался на юг.
– Как вам удалось его убедить?
– При помощи обильных слез. В конце концов он выведал у меня роковую правду. – Луиза иронизировала над собственной смекалкой. – А затем предоставил мне выбор. Я могла остаться в городе либо ехать к своей тете в Коруну. Полагаю, если бы я пожелала остаться, он заподозрил бы меня во лжи. Я сказала, что хочу воссоединиться с семьей, и полковник ускакал. Сегодня днем я должна была выезжать в Коруну. – Девушка исполнила радостный пируэт. – Представляете, от какой участи вы меня избавили?
– Не страшно было оставаться?
– Ну, конечно, а вам разве не страшно было сюда идти?
Шарп улыбнулся.
– Мне платят за мой страх.
– И за то, что вас боятся – тоже. Вы устали, лейтенант. – Луиза присела на ящик и убрала со лба случайную прядь. – Эти ящики, – добавила она, – были полны награбленным из собора добром. На прошлой неделе французы их забрали, но кое-что дону Вивару удалось спасти.
– Он, наверное, очень доволен.
– Не очень, – грустно ответила Луиза. – Французы осквернили собор. Они разграбили сокровища и сорвали почти все картины и полотна. Дон Блас несчастен. Но хоругвь в целости и сохранности, так что чудо должно свершиться.
– Хорошо, – произнес Шарп, вытащил палаш и вытер о колено запекшуюся кровь. Если вовремя не вытирать кровь, сталь может проржаветь.
– Дон Блас там, в соборе. Готовит верхний алтарь для своей чепухи. – Последнее слово Луиза произнесла с улыбкой. – Уверена, вы хотите, чтобы он поскорее все закончил.
– Именно так.
– Ничего не выйдет, – покачала головой Луиза. – Священники настаивают, чтобы чепуха была исполнена надлежащим образом и с должными церемониями. Это чудо, лейтенант, весть о котором должна облететь всю Испанию. Мы ожидаем прибытия монахов и святых отцов. – Девушка радостно рассмеялась. – Как в средние века, правда?
– В самом деле.
– Хотите увидеть дона Бласа? – с неожиданным энтузиазмом спросила Луиза. – Пойдемте, вам следует обязательно посмотреть Врата Славы – замечательная резьба по камню! Впечатляет куда более, чем двери в доме встречи методистов.
Несколько секунд Шарп молчал. Он не хотел видеть Врата Славы, как бы красиво они ни выглядели. Он не хотел делить общество Луизы с испанцем, готовящим собор к вечернему представлению. Ему хотелось просто посидеть рядом с девушкой, радуясь общей победе.
– Я убеждена, – сказала Луиза, – что это самые счастливые дни в моей жизни. Как я вам завидую!
– Завидуете мне?
– В вашей жизни меньше ограничений, лейтенант. Хорошо, когда правил больше не существует. Хочешь солгать? Лги! Хочешь разнести город в клочья? Вперед! Хочешь разжечь огонь? Чиркни кремнем! Может, мне стоило стать одним из ваших стрелков?
– Не возражаю, – рассмеялся Шарп.
– Но вместо всего этого, – Луиза сложила руки в притворной молитве, – я должна добираться до Лиссабона и плыть в Англию.
– Должны? – пробурчал Шарп.
Луиза помолчала. Над площадью тянулось облако дыма из горящего дома, потом его унес порыв ветра.
– А разве вы не собираетесь сделать то же самое?
Снова проснулась надежда.
– Все зависит от того, стоит ли еще гарнизон в Лиссабоне. Уверен, что он там.
– После всех наших поражений это маловероятно.
Луиза обернулась и посмотрела на кучку мальчишек, которым удалось проскользнуть на площадь мимо касадорцев Вивара. Самый первый волок трехцветный французский флаг. Вначале флаг подожгли, потом потащили по земле ко дворцу. Расшевелить французов не удалось.
– А мне ничего не остается, кроме как вернуться домой, – произнесла Луиза, глядя на резвящихся мальчишек. – В Англии я снова начну вышивать и часами рисовать акварели. На некоторое время я стану знаменитостью. Даже настоятель пожелает выслушать мою историю. Мистер Баффорд возобновит свои ухаживания и заверит меня, что никогда больше, пока он живет и дышит, я не подвергнусь таким ужасным опасностям. Я буду играть на клавесине и неделями мучиться: какие ленточки покупать к халату на будущий год – голубые или розовые? Я буду подавать беднякам и пить чай с почтенными матронами. И все это будет так безрадостно, лейтенант Шарп!
Шарп растерялся от иронии, не до конца понимая ее смысл.
– Значит, вы решили выйти за мистера Баффорда? – спросил он, содрогаясь от страха перед утвердительным ответом.
– Я не получила достаточного наследства, чтобы привлечь внимание более интересных людей, – ответила Луиза с наигранной жалостью к себе. Она смахнула упавший на юбку пепел. – Выйти за мистера Баффорда было бы умно. Жить в прекрасном доме!.. Я распоряжусь, чтобы вдоль южной стены высадили розы. Время от времени я буду читать в газетах сообщения о далеких сражениях и вспомню, как ужасно пахнет пороховой дым и как печально выглядит солдат, вытирающий кровь со своего палаша.
Последние слова показались Шарпу очень интимными, и он повеселел.
– Видите ли, лейтенант, – поспешно произнесла Луиза, не дав ему возможности что-либо сказать, – в жизни любого человека наступает момент, когда приходится делать выбор. Вы согласны?
В душе Шарпа трепетала надежда. Воздушная, неуловимая и необъяснимая надежда.
– Да, – ответил он.
Шарп не представлял в деталях, каким образом девушка может остаться при армии, как будет с деньгами – угрозой всех романтических браков, но если жены других офицеров имели дома в Лиссабоне, почему там не может жить Луиза?
– Я не уверена, что мне нужны розы и вышивка. – Луиза вдруг стала нервной и возбужденной, как попавшая под огонь норовистая лошадь. – Я люблю Испанию! Здесь интересно, и мне это нравится. В Англии так скучно!
– Очень. – Шарп боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть расположение Луизы.
– По-вашему, это не правильно, искать приключений? – Не дожидаясь ответа Шарпа, Луиза задала ему новый вопрос: – Как вы считаете, британская армия останется воевать в Португалии?
– Конечно!
– А я думаю, нет. – Луиза наблюдала за тем, как мальчишки топтали обгоревшие остатки флага. – Сэр Мур погиб, – продолжала она, – а его армия разбита.
Шарп упрямо верил в то, что британцы будут драться до последнего.
– По последним слухам, гарнизон еще там. Его можно укрепить! В прошлом году мы выиграли в Португалии два сражения! Почему бы нам не повторить успех?
Луиза покачала головой.
– Я считаю, что мы потерпели в Испании поражение и должны предоставить эту страну ее собственной судьбе. Британия побеждала в Европе в течение ста лет, теперь ситуация меняется.
Шарп наконец понял, что стремления Луизы и его надежды не вполне совпадают. Девушка нервничала не потому, что ей сделали предложение, а потому, что она не знала, как тактично его отклонить. Он посмотрел ей в глаза. Луиза смолкла, потом, голосом едва слышным из-за колокольного перезвона, промолвила:
– Дон Блас просил меня остаться в Испании, лейтенант.
– О! – Шарп прикрыл глаза, словно его слепило солнце. Он не знал, что сказать. Нет более дурацкой ситуации, когда тебе отказывают.
– Я могу следовать его советам в отношении веры, – сказала Луиза, – я могу стать частью этой страны. Я не хочу убегать из Испании. Я не хочу возвращаться в Англию и думать о том, сколько интересных вещей происходит здесь. И я не могу... – Она растерянно замолчала.
Ей и не надо было заканчивать. Она не могла связать свою судьбу со стареющим лейтенантом, нищим, в изодранном мундире, которому только и светит, что сгнить в деревенском бараке.
– Да, – безнадежно произнес Шарп.
– Я дорожу этим моментом.
– Ваша семья... – начал Шарп.
– Они меня возненавидят! – Луиза наигранно рассмеялась. – Я пытаюсь убедить себя, что это не единственная причина, по которой я принимаю предложение дона Бласа.
Шарп заставил себя посмотреть на девушку.
– Вы поженитесь?
Она строго взглянула ему в глаза.
– Да, мистер Шарп, я выйду замуж за дона Бласа. – В ее голосе послышалось облегчение, самое трудное было сказано. – Это неожиданное решение, но я должна проявить смелость и воспользоваться моментом.
– Да. – Ничего другого Шарп произнести не мог.
Луиза молча смотрела на него. В глазах ее стояли слезы.
– Простите... – начала она.
– Не надо. – Шарп поднялся. – Я ни на что не надеялся. Совершенно.
– Мне приятно это слышать, – официальным тоном ответила Луиза. Она посторонилась, когда Шарп шагнул к лестнице, и нахмурилась, когда он стал спускаться по ступенькам. – Вы не хотите увидеть дона Бласа?
– Нет.
Теперь ему было все равно. Шарп сунул палаш в ножны и зашагал прочь. Он понял, что дрался зря. Стимул продолжать сражение исчез, его чаяния можно было уподобить сгоревшему флагу посреди пустой площади. Все оказалось напрасно.
Глава 16
Надежда лейтенанта Ричарда Шарпа добиться расположения Луизы Паркер в некотором роде напоминала план Вивара по захвату города. Девушка происходила из уважаемой семьи, которая, хотя и оказывалась временами на грани благопристойной бедности, была значительно выше позорного положения Шарпа – крестьянина по рождению, офицера по случаю и бедняка по профессии.
Чего, спрашивал себя Шарп, он ожидал от девушки? Мог ли он в самом деле представить Луизу топающей за действующей армией или живущей в нищей лачуге возле казармы и тратящей ничтожный лейтенантский заработок на мясные отходы и вчерашний хлеб? Могла ли она отказаться от шелковых платьев ради шерстяной робы? Или он ожидал, что девушка поедет за ним в Западную Индию, где желтая лихорадка выкашивает целые полки? Он убеждал себя, что все его надежды были столь же глупы, как и нереальны, но легче от этого не становилось. Он убеждал себя, что даже обида в его случае выглядит по-детски, но обида все равно жгла.
Шарп свернул с солнечной площади на вонючую улочку, где тут же увидел под аркой винную лавку. Денег у лейтенанта не было, но его вид и грозные удары кулаком по стойке убедили хозяина, что следует немедленно наполнить из бочки вместительную флягу. Шарп прихватил флягу, оловянную кружку и уединился в нише в дальнем конце таверны. Сидящие у огня посетители увидели его лицо и отвернулись, зато проститутка, заручившись кивком хозяина, скользнула на скамью рядом с ним. В первую секунду Шарп хотел ее прогнать, потом махнул хозяину, чтобы тот подал вторую кружку.
Трактирщик вытер кружку передником и поставил ее на стол. Над нишей был протянут шнур, на котором висела подогнутая штора. Хозяин прикоснулся к шторе и вопросительно посмотрел на Шарпа.
– Да, – хрипло произнес лейтенант. – Si.
Штора упала, оставив Шарпа и девушку в полутьме. Проститутка захихикала, обвила его шею руками и зашептала что-то ласковое по-испански. Шарп закрыл ее рот поцелуем.
Штора отлетела в сторону, и девушка испуганно завизжала. В проеме ниши стоял Блас Вивар.
– Совсем не трудно проследить путь иностранца по испанским улицам. Вы хотели от меня спрятаться, лейтенант?
Шарп обнял девку и притянул ее к себе. Она положила голову на его плечо. Лейтенант опустил руку на ее грудь.
– Я занят, сэр.
Вивар невозмутимо уселся напротив и катнул Шарпу по столу сигару.
– Думаю, полковник д'Эклан уже понял, что мисс Паркер его обманула?
– Не сомневаюсь, – равнодушно ответил Шарп.
– Он вернется. Скоро ему встретятся первые беглецы из города, и он осознает весь масштаб своей ошибки.
– Да. – Шарп потянул за шнурки корсета. Девушка слабо сопротивлялась, но он расстегнул платье.
Голос Вивара был исполнен терпения.
– Значит, нам следует ожидать атаки?
– Скорее всего. – Шарп просунул руку под корсет, провоцируя Бласа Вивара на возмущение.
– Готовы ли мы к обороне? – Вивар говорил негромко и вразумительно. На проститутку он не обращал ни малейшего внимания.
Шарп ответил не сразу. Он налил свободной рукой полную кружку вина, выпил и налил еще.
– Почему, ради Христа, вы не покончите с вашей чепухой, Вивар? Мы застряли в этом дерьмовом городишке, где нас всех могут перерезать как цыплят. И все ради того, чтобы вы провернули свой трюк в соборе. Так делайте, что вам нужно, и сматываемся ко всем чертям!
Вивар кивнул, словно в словах лейтенанта заключался большой смысл.
– Теперь смотрите. Я выслал пикеты на юг и на север. Чтобы их отозвать, уйдет часа два, может быть, больше. К тому же надо разыскать всех, кто пошел на сотрудничество с французами. Их уже выявляют, но поиск может затянуться еще на час. Вы уничтожили припасы?
– Никаких припасов здесь нет. Чертовы лягушатники забрали все во дворец еще вчера.
Вивар нахмурился.
– Этого я и боялся. Когда я осматривал дворец, я видел в подвале огромные кучи зерна и сена. Жаль.
– Так что творите свое чудо – и уходим.
Вивар пожал плечами.
– Я жду кое-кого из церковных деятелей, кроме того, я отправил людей разрушить ближайшие мосты через Уллу. Восстановить их будет возможно только поздно вечером. Так что я не вижу особых причин для спешки. В соборе все будет готово к заходу солнца, и мы конечно же постараемся уйти сегодня. Тем не менее стоит подумать об обороне города. Разве я не прав?
Шарп развернул девушку лицом к себе и впился в ее губы. Он понимал, что ведет себя по-хамски, но ревность и обида испепеляли его.
Вивар вздохнул.
– Если полковник д'Эклан не сумеет взять город до наступления темноты, он будет дожидаться утра. А мы спокойно снимемся и уйдем. Поэтому я считаю, что лучше дождаться, пока стемнеет. Вы согласны?
– По-моему, вы просто хотите развернуть хоругвь в темноте. Чудеса всегда лучше получаются, когда ничего не видно, не так ли? При свете надуть труднее.
Вивар улыбнулся.
– Я знаю, что волшебное знамя для вас ничего не значит, лейтенант. Но я отношусь к нему по-другому. Я хочу, чтобы развернутое знамя увидели как можно больше людей. Новость должна распространиться по всей Испании. Даже на далеком юге людям следует знать, что Сантьяго повернулся в своей могиле и меч снова занесен над врагами родины.
Несмотря на весь свой скептицизм, Шарп вздрогнул. Вивар сделал вид, что ничего не заметил.
– По моим подсчетам, полковник д'Эклан будет здесь через два часа. Он подойдет с юга, но атаковать решит скорее всего с запада, пользуясь тем, что за его спиной солнце. Вы готовы организовать оборону?
– Похоже, вам снова понадобились чертовы англичане. – Ревность Шарпа вспыхнула с новой силой. – Вы же утверждали, что мы бежим со всех ног. Что мы бросим Лиссабон. Что ваша драгоценная Испания победит французов и без нас. Вот и делайте все без меня, черт бы вас взял!
Неподвижность Вивара не сулила ничего хорошего. Проститутка съежилась, ожидая драки. Но Вивар лишь протянул руку и забрал флягу с вином. Голос его был тих и спокоен.
– Вы как-то говорили мне, лейтенант, что в британской армии офицеры, выдвинутые из солдат, редко достигают успеха. Помните? И губит их пьянство. – Он выдержал паузу, но Шарп молчал. – Я уверен, вы могли бы стать выдающимся военным, лейтенант. Вы понимаете сражение. Вы успокаиваетесь, когда остальные начинают паниковать. Ваши люди вам верят. Вы молодец. Но не до конца. У вас так много жалости к себе, что рано или поздно вы сопьетесь или, – Вивар наконец удостоил взглядом перепуганную девушку, – погибнете от сифилиса.
Шарп смотрел на испанца так, словно собирался выхватить палаш и рубануть по столу.
Вивар встал, перевернул флягу и вылил остатки вина на пол. Затем швырнул ее на стол.
– Ублюдок, – процедил Шарп.
– Вы что, приравниваете меня к себе? – Вивар снова выдержал паузу, давая Шарпу возможность ответить, но лейтенант молчал. Испанец пожал плечами. – Вы терзаетесь из-за того, лейтенант, что не принадлежите к офицерскому сословию по рождению. Но приходило ли вам в голову, что те, кому повезло, иногда вам завидуют? По-вашему, нас не пугают грубияны и хамы из трущоб и притонов? Мы действительно часто завидуем таким людям, как вы.
– Снисходительный ублюдок!
Вивар проигнорировал оскорбление.
– Когда умерли мои дети и жена, лейтенант, я посчитал, что дальше мне жить незачем. И начал пить. Сейчас я благодарю Бога, что нашелся человек, который дал мне совет. – Вивар поднял со стола шапку с кисточкой. – Мне жаль, если я дал повод себя ненавидеть, лейтенант. Моей вины в этом нет. По сути дела, вы сами дали мне понять, что я никогда не встану у вас на пути. – Вивар впервые коснулся темы Луизы. – Теперь я вас прошу об одном: помогите закончить это дело. К западу от города есть холм, который следует занять. Я передаю вам в подчинение сотню касадорцев под командованием Давила. Я усилил посты на западе и на юге. И спасибо за все, что вы сделали. Если бы вы не взяли первую баррикаду, сейчас бы нас гнали по полю и кололи пиками в спину. – Вивар выбрался из-за стола. – Сообщите, когда займете оборону. Я проинспектирую.
Не дожидаясь ответа, Вивар вышел из лавки.
Шарп поднял все еще полную кружку. Он преследовал стрелков за пьянство, теперь ему самому страшно захотелось напиться. И все-таки он швырнул кружку в угол и поднялся. Девушка поняла, что заработать не удалось, и захныкала.
– Будьте вы все прокляты! – прорычал Шарп и оторвал с шаровар две оставшиеся серебряные пуговицы. Вместе с пуговицами оторвался изрядный кусок ткани. – Будьте вы все прокляты! – повторил он, швырнул пуговицы девушке, схватил оружие и вышел.
Трактирщик сочувственно посмотрел на затягивающую корсет проститутку.
– Англичанин, да? Бешеный. Они все бешеные. Еретики. Бешеные. – Он осенил себя крестом, оберегаясь от языческого зла. – Как все солдаты. Просто бешеный.
//-- * * * --//
Вместе с сержантом Харпером Шарп шел на запад от города, заставляя себя не думать о Луизе и своем недостойном поведении в таверне. Вместо этого он пытался прикинуть, с какой стороны французы станут атаковать Сантьяго-де-Компостела.
Драгуны ускакали на Падрон. Дорога из этого городишки шла с юго-запада. Значит, наиболее вероятна атака с южного или западного направлений. Д'Эклан мог бросить вызов Вивару и напасть с севера, однако при этом он терял внезапность. С востока город окружали горы, здесь легче всего держать оборону. С юга земля была изрыта оврагами и перегорожена бесчисленными заборами, и только с запада, откуда и ожидал нападения Вивар, простиралась удобная и манящая, как английское поле, равнина. На юге равнина граничила с холмом, который приказал занять Вивар и где ожидали сейчас дальнейших указаний стрелки.
Понимая военное значение холма, французы уже срубили большую часть деревьев и выстроили из стволов примитивные редуты. Дальше на запад простиралась непросматриваемая территория, где могли незамеченными сосредоточиться драгуны.
Шарп посмотрел в сторону города.
– Нам придется удерживать позиции, пока не стемнеет.
Харпер инстинктивно глянул на солнце.
– Светло будет еще часов шесть, – мрачно заметил он. – И темнеть будет медленно, сэр. Ни одного проклятого облачка.
– Если бы Бог был за нас, – припомнил старую полковую шутку Шарп, – он бы сделал ружье с сиськами.
Чувствуя, что плохое настроение лейтенанта проходит, Харпер с готовностью улыбнулся.
– Это правда про мисс Луизу, сэр? – Вопрос был задан без всякого стеснения, из чего Шарп заключил, что никто из стрелков не заметил его привязанности к девушке.
– Правда, – ответил лейтенант, всем видом стараясь показать, что тема его совершенно не интересует. – Придется ей теперь стать католичкой.
– Одно другому не мешает. Кстати, – Харпер пристально смотрел вдаль, – я всегда считал, что солдату не следует жениться.
– Это почему?
– Нельзя танцевать, если одну ногу прибили к полу, будь он проклят. Только майор не простой солдат, как мы, сэр. Жить в таком замке! – Харпер был явно потрясен богатством Вивара. – Майор большой человек, вот что я скажу.
– А мы какие? Проклятые?
– И это тоже, спору нет. Но мы еще и стрелки, сэр. Вы и я – лучшие солдаты во всем мире, будь он проклят.
Шарп рассмеялся. Несколько недель назад он враждовал со своими стрелками. Теперь они на его стороне. Он не знал, как ответить на похвалу Харпера, и отделался ничего не значащей фразой:
– Мир – странная штука.
– Непросто сделать что-то путевое за шесть дней, – пробурчал Харпер. – Не сомневаюсь, Господь старался как лучше, только зачем он поместил прекрасную Ирландию рядом с Англией?
– Наверное, знал, что вам, чертям, нужна хорошая взбучка. – Шарп повернулся к югу. – Когда, черт побери, мы разобьем этого французского ублюдка?
– Когда он пойдет в атаку.
– Пойдет. Он же считает себя умным, а его надули во второй раз. Обязательно пойдет. – Шарп прошелся к южному склону холма, затем повернул обратно. Он старался поставить себя на место д'Эклана, увидеть ситуацию глазами полковника и построить за него план атаки.
Вивар был уверен, что егерь нападет с запада, когда заходящее солнце окажется позади его драгун и ослепит защитников города.
Между тем, рассуждал Шарп, кавалерийская атака – дело непростое. Драгуны лихо долетят до городских стен и увязнут у первой же баррикады. Ружейный огонь превратит славный бросок в кошмарную бойню. Д'Эклану следовало бы повторить тактику Вивара: бросить на баррикады пехоту, которая откроет дорогу коннице. А лучшее направление для пехотного штурма – с юга. Шарп показал на юго-западный край города.
– Штурм начнется здесь.
– Когда стемнеет?
– В сумерках. Может быть, раньше.
Харпер проводил лейтенанта до рва и насыпи. Они направлялись к выступающей из города полоске домов, за которыми могли незаметно приблизиться люди д'Эклана.
– Наших ребят надо разместить здесь, – сказал Харпер.
Шарп не расслышал.
– Не нравится мне все это, – проворчал он.
– Кому могут понравиться тысяча драгун?
– Д'Эклан хитер как черт. – Казалось, Шарп говорил сам с собой. – Умный, хитрый и коварный ублюдок. И особенно хорошо ему удаются атаки. – Он обернулся и посмотрел на забаррикадированные улицы. Касадорцы и волонтеры в коричневых балахонах рубили ветки для костров, которые будут освещать ночной бой. По сути, они делали то же самое, что и французы накануне штурма. И полковник, безусловно, предвидел все эти приготовления. Так что же он предпримет? – Д'Эклан докажет, что он умен, сержант. Я не знаю, что он выкинет.
– Летать он еще не научился, – скептически ответил Харпер, – а на рытье туннеля у него нет времени. Поэтому он попытается прорвать оборону на одной из проклятых улиц, разве не так?
Спокойствие и здравый смысл сержанта успокоили Шарпа.
– Вон там он устроит ложную кавалерийскую атаку, – лейтенант показал на равнину на западе, – а когда решит, что мы бросили туда все силы, пошлет пехоту вот сюда, – он показал на ведущую к церкви улицу. – Кавалерия ворвется следом.
Харпер огляделся, составляя собственное мнение. Похоже, слова Шарпа его убедили.
– Пока мы будем удерживать холм и эти дома, – он махнул рукой в сторону выступающих за черту города построек, – ублюдок нам не страшен. – Огромный ирландец поднял веточку лавра и покрутил ее между пальцев. – Меня не так тревожит оборона, сэр, как наш отход. Представьте, что будет твориться на улицах!
Отступление очень беспокоило и Шарпа. Как только Вивар закончит свое дело в соборе, будет дан сигнал отхода, и огромные массы людей хлынут на восток. Волонтеры, стрелки, касадорцы, священники, горожане – все кинутся в темноту. Вивар планировал прикрывать отход своей кавалерией, но Шарп прекрасно понимал, какой хаос начнется, когда французские драгуны ворвутся в город. Его передернуло.
– Нам придется бежать со всех ног.
– Истинная правда, – мрачно подтвердил Харпер и отбросил ветку.
Шарп уставился на смятый лист лавра.
– Боже милосердный!
– Что я еще сделал?
– Черт побери! – Лейтенант щелкнул пальцами. – Половину людей в эти дома, – он показал на цепочку домов, выходящую за баррикады. – Остальных – на холм. – Шарп бегом бросился в город. – Я вернусь, сержант!
– Чего это с ним? – проворчал Хэгмэн, когда сержант поднялся к редутам.
– Девчонка его доконает, – с видимым удовлетворением сказал Харпер. – Так что с тебя шиллинг, Дэн. Она выйдет за майора, вот что она сделает.
– А мне казалось, она нежна как солнышко с нашим Шарпом, – печально произнес Хэгмэн.
– У нее хватило ума его бросить. Ей нужен человек посолиднее, вот кто ей нужен.
– Но он-то по ней сохнет!
– Немудрено. Он втюрится в кого угодно, была бы в юбке. Я таких знаю. Когда дело касается баб, становятся как овцы. – Харпер сплюнул. – Хорошо, что мне поручили за ним присматривать.
– Тебе?
– Я с ним управлюсь, Дэн. Так же как и с вами со всеми. Понял, протестантская плесень? Все, французы хотят отужинать в городе, надо встречать ублюдков!
Начищенные ружья смотрели на юг и на запад. Зеленые куртки ждали темноты и атаки.
//-- * * * --//
Мысль жужжала в голове Шарпа все время, пока он бежал к центру города. Полковник д'Эклан может быть очень умен, но никто не мешает проявить ум и защитникам города. На главной площади он спросил касадорца, где находится майор Вивар. Кавалерист показал на маленькую площадь за мостом. Там по-прежнему было полно людей. Но вместо того, чтобы дразнить запертых во дворце французов, люди странным образом притихли. Даже колокола замолчали.
Шарп пробился через толпу и увидел Вивара. Майор стоял на ступеньках, ведущих к северному трансепту; рядом находилась Луиза. Лучше бы ее не было, подумал Шарп. Ему до сих пор было неловко за хамское поведение в таверне, а присутствие девушки делало невозможным извинение.
Растолкав народ на ступеньках, Шарп выкрикнул:
– Проволочные ежи!
– Ежи? – переспросил Вивар.
Луиза, не знавшая значения слова по-английски, пожала плечами.
Шарп подобрал две соломинки и скрутил их, как Харпер бессознательно скрутил лавровую веточку.
– Это ежи! Только у нас мало времени. Можно заставить кузнецов поработать?
Вивар уставился на соломины, потом выругался, что подобная мысль не пришла ему в голову.
– Отлично! – Он кинулся вниз по ступенькам.
Оставшись наедине с Шарпом, Луиза продолжала смотреть на по-прежнему ничего для нее не значащие соломинки.
– Ежи?
Шарп соскоблил немного грязи с левого сапога и скатал ее в шар. Затем разорвал соломинку на четыре части, три из них воткнул в шар таким образом, чтобы они образовали трехконечную звезду. Положил шар на ладонь и воткнул четвертую соломинку вертикально.
– Еж, – сказал он.
– Не понимаю, – покачала головой Луиза.
– Это средневековое оружие. Делается из железа. Смысл ежа в том, что, как бы он ни упал, одна игла всегда будет торчать вверх. – Он покрутил еж, и Луиза убедилась, что одна из игл обязательно принимала вертикальное положение.
– О, нет! – До нее наконец дошел замысел лейтенанта. – Несчастные лошади!
– Несчастные будем мы, когда лошади нас настигнут.
Шарп скомкал соломенного ежа и выкинул шарик. Настоящие ежи делались из закаленных гвоздей. Они легко протыкали мягкую стрелку копыта, отчего лошади начинали в панике метаться, становиться на дыбы и пятиться назад.
– Лошади, кстати, поправятся, – добавил лейтенант, видя, как огорчилась девушка простой жестокости оружия.
– Как вы догадались? – спросила она.
– Их применяли против нас в Индии...
Шарп осекся, ибо он только что сообразил, почему так тихо ведет себя толпа.
В самом центре площади была сооружена грубая платформа из досок и винных бочек. На ней стоял стул с высокой спинкой, который Шарп поначалу принял за трон.
Впечатление королевской церемонии усиливала сопровождаемая касадорцами в красной форме странная процессия, приближающаяся к платформе. Ее участники были выряжены в ядовито-желтые балахоны и красные остроугольные колпаки. В руках у каждого был клочок бумаги.
– Бумага, – спокойно пояснила Луиза, – это свидетельство веры. Они прощены, но все равно должны погибнуть.
Высокий стул был отнюдь не троном. Это была гаррота. На высокой спинке имелись металлический ошейник и ворот, при помощи которого осуществлялась излюбленная в Испании казнь. Шарп впервые в жизни увидел подобную машину.
Приговоренных сопровождали священники.
– Они все предатели, – сказала Луиза. – Некоторые служили проводниками французской кавалерии, другие выдавали партизан.
– Вы собираетесь смотреть? – потрясенно воскликнул Шарп. Если Луиза побледнела при мысли о проколотом копыте, как она собирается вынести зрелище ломающейся человеческой шеи?
– Я никогда не видела казни.
Шарп вглядывался в девушку, словно впервые ее заметил.
– Вы хотите это увидеть?
– Полагаю, в течение ближайших нескольких лет мне придется увидеть много непривычного, не так ли?
Первого человека затолкали на платформу и усадили на стул. На шею несчастного надели железный воротник. Рядом с палачом стоял ризничий отец Альзага.
– Да покоится твоя душа с миром! – прокричал священник в ухо приговоренному, палач зашел сзади и крутанул рычаг ворота. Священник выкрикнул фразу еще раз, ворот сдавил шею так быстро, что приговоренный умер, не дослушав второго напутствия. Тело на стуле дернулось и обмякло. По толпе пронесся вздох.
Луиза отвернулась.
– Не надо было...
– Быстро, – удивленно пробормотал Шарп.
Мертвое тело со стуком упало на платформу, после чего его сволокли на землю. Отвернувшись от платформы, Луиза молчала, пока крик отца Альзаги не известил, что еще один предатель простился с жизнью.
– Вы думаете обо мне плохо, лейтенант?
– Из-за того, что вы смотрите казнь? – Шарп подождал, пока второе тело не свалилось со стула. – Да с какой стати? На публичных казнях всегда больше женщин, чем мужчин.
– Я не об этом.
Шарп посмотрел на девушку и вдруг ощутил неловкость.
– Я не стану о вас плохо думать.
– Помните ту ночь, в крепости? – В голосе Луизы звучала мольба, словно для девушки было чрезвычайно важно, чтобы Шарп ее понял. – Помните? Когда дон Блас показал нам хоругвь и рассказал легенду о последнем сражении? По-моему, я попала тогда в ловушку.
– В ловушку?
– Мне понравилась его выдумка. Меня воспитали в ненависти к католикам, презрении к их невежеству и в страхе перед их злобой, но никто не рассказывал мне об их славе.
– Славе?
– Мне надоели безрадостные церкви. – Луиза смотрела на казнь, однако Шарпу показалось, что она не понимает смысла происходящего на жестоком стуле. – Мне надоело, когда без конца твердят, что ты грешница и только послушанием можно заслужить спасение. Я хочу хоть один раз прикоснуться к руке Господа во всей ее красе и славе. Я хочу чуда, лейтенант. Я хочу почувствовать себя маленькой перед лицом чуда, но вам этого, кажется, не понять.
Шарп смотрел, как умирал человек.
– Хотите увидеть хоругвь?
– Нет! – воскликнула Луиза почти негодующе. – Я не верю, что Сантьяго достал этот флаг на небе. Уверена, это просто старое знамя, с которым ходил в бой далекий предок дона Бласа. Чудо заключается в том, что сделает эта хоругвь, а не в том, что она есть. Чудо, что мы выжили, лейтенант. Но нам бы это не удалось, мы бы даже не попытались, если бы не хоругвь! – Девушка сделала паузу, ожидая ответа Шарпа, однако лейтенант хранил молчание. Она расстроенно пожала плечами. – Вы по-прежнему считаете, что все это ерунда?
Шарп молчал. Он забыл про хоругвь. Он пришел в Сантьяго-де-Компостела совсем за другим. Он взял этот город ради девушки, а его мечта оказалась мертвой. Была, правда, еще одна причина, которая привела его в этот город. Он пришел доказать, что рожденный шлюхой сержант, из милости возведенный в интенданты, может быть отличным офицером. В этом ему помогли парни в зеленых куртках, которые ждали сейчас вражеской атаки. Шарп неожиданно испытал прилив любви к своим стрелкам.
Крик вернул внимание лейтенанта на площадь. Очередной приговоренный отчаянно сопротивлялся. Его бунт был бессмыслен. Несчастного затолкали на гарроту и прикрутили к стулу. Железную петлю набросили на шею, ворот вставили в резьбу, и Альзага сотворил крестное знамение.
– Да покоится твоя душа с миром!
Тело в желтом балахоне судорожно задергалось, когда железный воротник сдавил шею, переломил позвонки и остановил дыхание. Худые руки заерзали по спинке стула, затем тело обмякло. Шарп подумал, что подобная участь ждала бы и графа де Моуроморто, не окажись он в удерживаемом французами дворце.
– Почему, – неожиданно спросил он Луизу, – граф остался в городе?
– Не знаю. Какая разница?
Шарп пожал плечами.
– Никогда раньше не видел его без д'Эклана. А полковник очень умный человек.
– Вы тоже очень умный, – искренне произнесла Луиза. – Многие ли солдаты знают про ежей?
Сквозь толпу пробился Вивар.
– Кузни прогреваются. К шести часам вы получите несколько сотен этих штук. Куда их доставить?
– Пусть привезут прямо ко мне.
– Когда услышите звон колоколов, можете отступать. Значит, хоругвь уже развернули.
– Поторопитесь!
– Сразу после шести, – сказал Вивар. – Раньше не получится. Вы видели, что они сделали с собором?
– Нет. – Шарпа это не волновало. Его волновал умный французский полковник, егерь императорской гвардии.
С юго-запада донесся одинокий ружейный выстрел, и Шарп побежал.
Глава 17
Выстрел, однако, предупреждал не об атаке д'Эклана, а о приближении патруля касадорцев. Лошади были в крови и в пене. Прибывший вместе с Шарпом Вивар перевел, что патруль натолкнулся на французских драгун.
– Где?
– В двух лье к юго-западу.
– Сколько?
– Сотни. – Вивар переводил сбивчивый доклад патрульных. – Французы гнались за ними, и они едва спаслись. – Начальник патруля продолжал возбужденно рассказывать. – Они видели егеря. – Вивар улыбнулся. – Ну вот, теперь мы знаем, где он. Остается отбить штурм.
– Да.
Весть о том, что враг наконец подходит, странным образом успокоила Шарпа. Все его страхи были связаны с хитрым и изобретательным полковником д'Экланом. Конкретная информация о местонахождении врага лишала его зловещего ореола.
Вивар шагнул вслед за усталыми патрульными в проход на баррикаде.
– Слышите молоты? – обернулся он.
– Молоты? – нахмурился Шарп. Из города действительно доносился металлический звон молотов по наковальням. – Ежи?
– Вам их доставят. – Вивар пошел вверх по крутой улочке. – Не грустите.
Шарп смотрел в спину майора, затем, повинуясь импульсу, выбежал на мощеную улицу.
– Сэр!
– Да, лейтенант?
Шарп удостоверился, что стрелки его не слышат.
– Я хочу извиниться за то, что произошло в таверне, сэр. Я...
– В какой таверне? Я сегодня ни в одну таверну не заходил. Может быть, завтра, когда оторвемся от этих ублюдков, мы с вами и посидим в таверне, но сегодня... – Лицо Вивара было совершенно серьезно. – Не понимаю, о чем вы, лейтенант.
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
– Мне не нравится, когда вы называете меня «сэр», – улыбнулся Вивар. – Это значит, что вы настроены миролюбиво. А вы должны быть сегодня воинственны. Я хочу знать, что французы идут на смерть.
– Они ее найдут, сэр.
– Вы разместили людей в домах? – Вивар кивнул в сторону выходящих за периметр города строений.
– Да, сэр.
– Они не смогут защищаться от атаки с запада, не так ли?
– С запада атаки не будет, сэр. Враг поведет атаку с запада, но настоящий штурм начнется с юга.
Было совершенно ясно, что Вивар недоволен тем, как разместил свои силы Шарп. Но вера в боевой опыт стрелка заставила его промолчать.
– Вы типичный британский солдат, – не удержался майор, – заводите разговор о тавернах, когда надо сражаться. – Вивар засмеялся и пошел прочь.
Шарп чувствовал себя как верующий после отпущения грехов. Он поднялся на укрепленный холм, где за бруствером заняли позицию две дюжины стрелков. С холма открывался отличный вид, но Шарп знал, что как только враг пойдет в атаку, этим людям придется оставить позицию и перейти в дома, где разместились остальные. Атака все равно будет не с запада, а с юга.
– Слышали, что сказал майор? – предупредил он стрелков. – Ублюдки будут здесь через час!
На самом деле прошло часа три. Три часа мучительных переживаний, не задумали ли французы очередную хитрость. За это время на холм были доставлены первые мешки с позвякивающими ежами. И лишь тогда выставленный у самого края долины пикет из двух касадорцев поскакал к городу.
– Драгуны! Драгуны! – Они показывали жестами, как выглядят каски французов, и махали руками на запад.
– Si! – крикнул Шарп. – Gracias!
Стрелки, собравшиеся посмеяться над маленькими злобными ежами, разошлись по своим позициям. По-прежнему никого не было видно. Шарп смотрел на юг, ожидая возвращения выставленных пикетов, но касадорцы, охранявшие южные подступы к городу, не появлялись.
– Силы ада! – в ужасе сплюнул Хэгмэн, почувствовав запах с равнины. Западный ветер донес прогорклую вонь подседельных ссадин. Стрелки брезгливо морщили носы.
Шарп наблюдал за мирным пейзажем, скрывающим атакующих. Несомненно, французские офицеры осматривают сейчас город из-за кустарника на краю поля. Позади них готовятся к сражению драгуны. Шарп представлял, как напяливаются каски на головы с косицами, как с лязгом вытягиваются из железных ножен сабли. Лошади, понимая, что сейчас начнется, бьют копытами. Всадники нервно подтягивают стремена или вытирают пот со сбруи.
Шарп вдруг подумал, а не ошибся ли он. Что, если французы не планировали атаку с юга, а решили с ходу пробить оборону и зацепиться за баррикады?
– Черт побери! – прошептал Хэгмэн, когда из долины вылетела кавалерийская цепь. Драгуны скакали рысью, вытащив сабли. Плащи развевались на ветру, матерчатые чехлы были сняты, и каски золотом горели в лучах заходящего солнца.
– Да тут не меньше тысячи сволочей! – Хэгмэн поднял ружье.
– Не стрелять! – крикнул Шарп.
Он не хотел, чтобы стрелки спровоцировали огонь засевших на баррикадах касадорцев. В стволах испанских мушкетов не было нарезки, о попадании не могло быть и речи. Залп с такого расстояния означал бы пустую трату патронов.
Шарп мог бы не напрягаться, ибо спустя несколько секунд после появления кавалерии испанцы открыли огонь. Он выругался, обернулся и увидел, что жаждущие убивать французов горожане залезли на крыши. Поднялся невообразимый грохот, стволы выплевывали пламя, пороховой дым затянул городские окраины, и, кажется, один всадник упал. С расстояния трех сотен ярдов стрелять было совершенно бесполезно. Даже попавшая в цель пуля не причинит особого вреда, ударив в плотную форму или зимнюю попону лошади.
Всадники сбавили темп. Шарп пытался найти красный ментик д'Эклана, но его нигде не было видно. Он мысленно поделил линию на четверти и быстро подсчитал людей в одной из них, потом умножил и получил три сотни кавалеристов. Это был не штурм. Это была демонстрация силы, предназначенная для отвлечения внимания.
– Смотреть на юг! – скомандовал стрелкам Шарп. – Смотреть на юг!
Услышав пальбу, сержант Харпер прибежал из домов, где засели стрелки, ожидающие атаки с юга. Посмотрев на линию драгун, он присвистнул.
– Вот это дела, сэр!
– Всего триста человек, – спокойно ответил Шарп.
– И все?
Французский офицер поднял саблю и выехал вперед. Спустя мгновение он перевел лошадь в галоп и поскакал по дуге на расстоянии сотни ярдов от линии обороны. С баррикад затрещали мушкеты, но он успешно проскакал сквозь беспорядочную пальбу. Следом за ним выехал другой офицер, и Шарп понял, что французы решили изводить защитников до тех пор, пока не начнется настоящая атака.
Когда вдоль баррикад поскакал второй офицер, Хэгмэн взвел курок.
– Можно я проучу эту сволочь, сэр?
– Не надо. Пусть думают, что их хитрость удалась.
Тянулись минуты. Теперь целый эскадрон драгун подлетел к линии обороны, поворотил коней и ускакал назад. Из домов в западной части города грянул оглушительный залп, все потонуло в дыму. Шарп видел, что пули ударили в землю с большим недолетом. Второй эскадрон с высоко поднятым флагом пошел рысью на север. Оставшиеся в линии всадники засунули сабли в ножны и стреляли по баррикадам из седельных карабинов. На каждый французский выстрел раздавался бессмысленный и расточительный залп со стороны города.
Еще один офицер продемонстрировал свою отвагу, подъехав почти вплотную к линии обороны. Ему повезло меньше других. Лошадь полетела в грязь, сразу же окрасившуюся кровью. На баррикадах раздался радостный крик, но француз успел вылететь из седла и бегом вернулся к товарищам. Шарп восхитился его смелостью, однако тут же заставил себя смотреть на юг.
Юг! Вот откуда пойдет настоящая атака! Отсутствие д'Эклана на западном фланге лишний раз доказывало, что он со своими людьми пробирается к южной оконечности города. Теперь Шарп в этом не сомневался. Французы ждали, пока солнце опустится еще ниже, и тени у южных оврагов станут длиннее. Пока же эскадроны трепали нервы защитникам и вынуждали их бессмысленно тратить порох. Атака начнется с юга, Шарп это знал и до боли в глазах вглядывался в темнеющее поле.
Где-то там располагался пикет касадорцев, и лейтенант тревожился, не попали ли они в ловушку. На южном направлении должно было находиться не менее семисот драгун. Шарп колебался, не послать ли патруль стрелков для выяснения обстановки.
– Сэр? – с холма донесся тревожный крик Харпера. – Сэр?
Шарп посмотрел на запад и выругался.
Впереди нового эскадрона драгун, вышедшего из мертвого пространства, был всадник в красном ментике и черной меховой шапке. Всадник на огромном черном коне. Д'Эклан. Не на юге, где заняли позиции почти все стрелки Шарпа, а на западе, где французская кавалерия дожидалась, пока солнце не превратится в яркий и ослепительный шар за их спинами.
– Может, привести ребят из домов? – нервно спросил Харпер.
– Подожди. – Шарп утешал себя мыслью, что хитрый Д'Эклан и свое присутствие сделал частью обмана.
Французы ждали. Почему, недоумевал Шарп, они так явно демонстрируют направление главной атаки? Он снова посмотрел на юг.
Тени стали длиннее и резче. Лейтенант высматривал малейшее движение вдоль разбитой дороги и в зарослях кустарника. Что-то шевельнулось в тени, потом еще раз, и Шарп торжествующе хлопнул в ладони.
– Вот!
Стрелки обернулись посмотреть.
– Касадорцы, сэр, – приглушенно произнес Харпер, зная, что не обрадует лейтенанта.
Шарп вытащил трубу. Приближающиеся люди были в испанской форме. Выходит, возвращается пикет или один из отрядов, посланных на юго-восток для подрыва мостов. А может, это переодетые французы?
Шарп посмотрел на д'Эклана. Егерь замер. Его неподвижность пугала, свидетельствуя о непоколебимой и холодной уверенности.
Шарп никак не мог поверить, что такой тонкий боец, как Д'Эклан, предпочтет прямолинейную и тупую атаку.
Лейтенант навел трубу на медленно подъезжающих с юга всадников и тихо выругался. Это действительно были испанцы. Он узнал сержанта с седыми бакенбардами. Измазанные грязью ноги лошадей и притороченные к седлам кирки свидетельствовали о том, что отряд возвращался с подрыва мостов.
– Проклятье! Чертов ад и кровавое проклятье! – Он оказался не прав, совершенно не прав! Приближающиеся испанцы только что пересекли территорию, которая должна кишмя кишеть недостающими семью сотнями драгун д'Эклана. Шарп перемудрил. – Убрать людей из домов, сержант!
Харпер с облегчением кинулся выполнять приказ. Лейтенант перевел трубу на запад. Как только он навел резкость, полковник Д'Эклан поднял саблю, и блеснувшее на изогнутом лезвии солнце на мгновение ослепило Шарпа.
Лейтенант сморгнул, и вспомнил, как д'Эклан едва не зарубил его у моста. Как давно это было! Он еще не знал Вивара и Луизу. Шарп вспомнил, как натренированный конь метнулся вправо, позволяя полковнику нанести рубящий удар с левой руки. Солдат учат защищаться от ударов правой рукой, поэтому многие так боятся встреч с левшами.
Шарп снова приник к окуляру. Полковник д'Эклан опустил саблю на луку седла и ждал. Сзади него беспокойно перебирали ногами лошади драгун. Солнце краснело и опускалось. Скоро в соборе развернут хоругвь, и верующие станут умолять мертвого святого прийти им на помощь. Между тем командир любимых элитных войск императора выжидал момент для начала атаки, которая сметет защитников города.
Теперь Шарп понял, что и ложная, и настоящая атаки обрушатся на них с запада. Первые три сотни вызовут на себя огонь защитников, а остальные как ураган устремятся вперед под прикрытием порохового дыма.
Харпер гнал стрелков на холм.
– Где разместить людей, сэр?
Шарп не ответил. Он смотрел, как полковник д'Эклан рассекает воздух тренировочными ударами, словно намеревался размять мышцы. Сабля ослепительно блестела в лучах заходящего солнца. Защитники города палили со всех стволов, но д'Эклан не обращал на это ни малейшего внимания. Он ждал, когда солнце станет мощным и устрашающим оружием, и этот момент приближался.
– Сэр? – повторил Харпер.
Шарп снова не ответил, ибо в этот момент его охватила новая уверенность. Он ошибся насчет атаки с юга, однако если он ошибется сейчас, погибнут и город, и хоругвь, и все его люди. Все погибнет.
Он едва не поддался соблазну пренебречь новым озарением, но промедление грозило смертью. Шарп захлопнул трубу, сунул ее в карман и пнул мешок с ежами.
– Это взять с собой. Все за мной. Все!
– Встать! – заорал на стрелков Харпер.
Шарп перешел на бег.
– За мной! Быстрее! Давай!
Он клял себя за то, что не догадался раньше. Все было так просто! Зачем французы перетащили припасы во дворец? Зачем полковник Курсо забил подвалы зерном и сеном? Подвал – не самое подходящее место для хранения припасов, если через несколько дней их надо забирать! А эти глупости с тысячей всадников? Даже такой опытный вояка, как Харпер, посмотрел на драгун и поразился их количеству. Люди склонны видеть орду там, где есть лишь малая сила. Насколько же легче совершить ошибку гражданскому человеку ночью!
Шарп побежал еще быстрее.
– За мной! Не отставать!
Ибо город был почти потерян.
//-- * * * --//
Неф собора выглядел значительно проще, чем можно было судить по его внешней отделке. Между тем эта простота лишь подчеркивала величие и высоту украшенного колоннами здания.
Куполообразные трансепты были роскошны и величественны, несмотря на то, что французы посрывали все серебряные украшения, сбили статуи и вырвали из рам триптихи. Пустое пространство за алтарем, место для Бога, заливали алые лучи заходящего солнца.
Под алтарем, над гробницей, где опочил святой, стоял открытый сундук.
Из верхней точки купола, где сходились боковые нефы и трансепты, свисала на веревках огромная серебряная чаша. В ней дымились благовония, наполняя собор сладким прогорклым запахом. Потрескивали тысячи свечей, превращая усыпальницу в царство тайны, аромата, загадки и надежды; в место, где свершается чудо.
В проходах стояли на коленях около двухсот человек. Здесь были монахи и солдаты, священники и купцы, ученые и богомольцы, люди, которым предстояло пронести по Испании весть о том, что Сантьяго Матаморос жив. Они расскажут, что были соблюдены должные почести, произнесены надлежащие молитвы и что великая хоругвь, некогда развевавшаяся над поверженными язычниками, развернута вновь.
Так бьет барабан Дрейка, разверзается земля Авалона и выходят из страшной тьмы восставшие рыцари, так Шарлеман пробуждается от векового сна и обнажает свой меч против врагов Христовых. У каждого народа есть свои легенды; в этот вечер в огромном круглом зале собора возрождалась тысячелетняя легенда Испании. Одетые в капюшоны священники совершали поклоны, и пламя свечей дрожало на сквозняке.
Неожиданно, словно от страшного порыва ветра, распахнулась и ударила о каменную стену западная дверь собора. Стоящие на коленях солдаты повернулись на шум и потянулись за оружием. Луиза вскрикнула под вуалью. Священники замолчали, пораженные тем, что нашелся человек, посмевший прервать церемонию.
Вивар поднялся с колен. В соборе, прямо под Вратами Славы, стоял лейтенант Шарп. Испанец подбежал к нему.
– Почему вы здесь? – В голосе его звучала ярость.
Шарп не отвечал. Он обвел собор диким взором, словно ожидал увидеть здесь врагов. Не найдя ни одного, он повернулся к западной двери.
Вивар схватил его за плечо.
– Почему вы не на баррикадах?
– Он держал саблю в правой руке! – ответил Шарп. – Вы поняли? В правой! А полковник д'Эклан – левша.
Вивар непонимающе уставился на стрелка.
– О чем вы?
– Там три сотни ублюдков, – голос Шарпа гулко отражался от каменных стен собора, – всего три сотни. И на южном направлении никого нет. Где, по-вашему, остальные? Вы заглядывали за мешки в подвалах?
Вивар молчал.
– Вы проверяли подвалы? – прохрипел Шарп.
– Нет.
– Вот почему здесь ваш брат! Вот зачем им понадобилось перемирие! Вот для чего они перетащили запасы! Они подготовили это место!.. Вы поняли? Д'Эклан во дворце! И провел он там целый день, посмеиваясь над нами. И он придет сюда!
– Нет! – Вивар ничего не отрицал, это был крик ужаса.
– Да! – Шарп освободился от руки Вивара. Он бегом вернулся через Врата Славы и распахнул главные врата собора.
Торжествующие крики и победный зов трубы заставили его обернуться. Сквозь пелену дыма и благовоний он увидел, как развернулся флаг. Не старый, изодранный, потраченный молью флаг, который неминуемо распался бы на воздухе, но новое, белоснежное знамя с красным крестом, хоругвь Сантьяго. Оглушительно зазвонили колокола.
В тот же миг под ударами молотов отлетели доски, которыми были заколочены во дворце французы. Колокола извещали о чуде, а французы, как они и планировали, нарушили перемирие.
//-- * * * --//
Французские драгуны бросились в атаку с обеих сторон дворца. Должно быть, они выбрались наружу через задние ворота здания, где находились конюшни. Пехота выбегала через парадный вход. Кавалеристы устремились на западную площадь. Единственной преградой на их пути была низенькая баррикада и горстка пеших касадорцев, которые дали по ним торопливый залп и разбежались.
– Сержант! Ежи!
Шарп толкнул Харпера в сторону южного крыла собора и, схватив два мешка с ежами, приказал стрелкам бежать за ним в сторону северной площади.
Кавалерия не могла подняться по ступеням западного фасада, поэтому драгуны планировали окружить гробницу, чтобы никто из находящихся внутри не ускользнул.
– Стрелки! Не стрелять! Не стрелять!
Шарп понимал, что нет смысла тратить время на залп. Вместо этого следовало как можно быстрее разбросать ежи и задержать первую атаку.
Времени спускаться по ступеням уже не было, и Шарп спрыгнул с высокой платформы собора на камни площади. Боль пронзила левую лодыжку, но и на боль времени не оставалось, ибо поражение было близко, как сабля драгуна. За ним со стонами спрыгивали стрелки. Слева уже показались кавалеристы. Шарп понимал, что остались секунды, чтобы разбросать коварное оружие на узком участке между мостом и дорогой ко дворцу.
– Сюда! Ждать меня! – крикнул он стрелкам и перевернул первый мешок. Ежи со звоном покатились по узкому проходу. – Ко мне, сержант! – крикнул Шарп Харперу, но голос его потонул в криках французов и в завывании их боевых горнов. Он опрокинул второй мешок. Железные шары усыпали проход.
Харпер исчез. Шарп развернулся и побежал за своими людьми. Над головой гремели колокола. Словно бросая им вызов, надрывалась труба. Шарп не знал, что случилось с сержантом и успел ли он заблокировать выход на площадь с юга.
– В линию строиться! Два ряда! – скомандовал Шарп.
Из западного крыла собора в панике выскакивали люди.
Первая лошадь накололось на шип, игла вошла в копыто, следом за ней на ежи налетели другие лошади. Они ржали, поднимались на дыбы и метались из стороны в сторону. Всадники вылетали из седел. Обезумевшая от боли лошадь понеслась по площади. Другая встала на дыбы так резко, что завалилась назад. Завопил придавленный всадник.
– Не стрелять!
Стрелки выстраивались в линию в пятнадцати ярдах позади ежей.
Теперь все решали секунды. Французская пехота устремилась к западным ступеням, торопясь ворваться в собор. Чтобы выйти с другой стороны и оказаться за спиной Шарпа, им была нужна по крайней мере минута.
Несколько пехотинцев под командованием сержанта кинулись разбрасывать в стороны ежи.
– Хэгмэн! – крикнул Шарп. – Убрать ублюдка!
– Сэр! – Стрелок опустился на колено, прицелился и выстрелил. Сержант полетел на спину. Из груди фонтаном ударила кровь.
Пехотинцы только сейчас заметили стрелков.
– Огонь!
Залп, хоть и не был мощным, вызвал хаос и панику в узком проходе.
– Заряжай!
Кричать и торопить стрелков было излишним. Зеленые куртки прекрасно знали, сколь хрупкой бывает грань между жизнью и смертью в темнеющем городе. Понукать таких людей означало лишь вызвать их раздражение.
Шарп обернулся. Последние прихожане Вивара неслись вниз по ступенькам. Испанский офицер нес хоругвь. Бежали, задрав сутаны, два священника. На ступеньках появилась Луиза, и Шарп видел, как два касадорца подвели ей коня. Вивар сел в седло, вытащил палаш и крикнул Шарпу:
– Они в соборе!
– Спокойно, ребята! Примкнуть штыки!
Шарп огляделся в поисках Харпера, однако ирландца нигде не было видно. Из города доносились вопли. В вечернем воздухе резко трубили горны. Становилось холодно. Ночью мороз посеребрит булыжную площадь, на которой испанцы так хотели отомстить за позор и унижения дня.
– Теперь спокойно, ребята!
Ежи удерживали противника, и стрелки успевали перезаряжать ружья. Французская пехота лихорадочно разбрасывала ежи, за которыми томилась кавалерия. Драгуны из седел вели по стрелкам огонь из карабинов, но целились слишком торопливо. Шарп понимал, что остались секунды.
Он сложил руки рупором:
– Сержант! Сержант Харпер!
– Отходите, лейтенант! – крикнул Вивар.
– Сержант Харпер!
– Ублюдок! – Ругательство донеслось со ступенек, ведущих к южному приделу. Шарп повернулся.
Разбросав из мешка ежи, Харпер понял, что не сумеет пробиться к лейтенанту по западным ступеням. Вместо этого он сократил путь через собор и теперь появился, таща в левой руке французского офицера.
– Ублюдок! – Ирландец был вне себя от ярости. – Пытался меня убить, сволочь! – Он пнул француза, потом ударил его в лицо и швырнул в темноту собора.
Вивар выстрелил из пистолета по выбегающим из дверей французам.
– Сэр! – Хэгмэн предупредил, что пехота расчистила ежи.
– Эй! – крикнул Шарп. – А я думал, ты потерялся!
– Скотина, хотел проткнуть меня саблей! В церкви, черт побери! В соборе! Вы можете такое представить, сэр?!
– Черт, Харпер, я думал, с тобой что-то случилось! – Шарп искренне радовался появлению сержанта.
– Сэр! – еще раз предупредил Хэгмэн.
Пехота и драгуны вместе кинулись в атаку по расчищенному от ежей узкому проходу. Французы выкрикивали боевые кличи и размахивали оружием.
– Огонь! – скомандовал Шарп.
Залп ударил в узкий проход, опрокидывая окровавленных и обезумевших от боли лошадей. Упавший палаш зазвенел о камни. Оказавшиеся в задних рядах драгуны напирали, саблями прокладывая себе путь сквозь умирающих и раненых. На южных ступеньках собора показалась пехота.
– Бежим! – заревел Шарп.
Начался хаос отступления. Стрелки бросились в узенькие улочки. Луиза уже ускакала, Вивар, окруженный избранными бойцами в малиновой форме, криком дал команду Шарпу следовать за ней. Касадорцы оставались прикрывать отход.
Стрелки бежали. Отход из города превратился в сумасшедшую свалку на темных, кривых улицах средневекового города. Шарп выскочил на крошечную площадь с каменным крестом и колодцем. Выходы с площади были забиты беженцами, и лейтенант приказал остановиться и построиться. Заднему ряду было разрешено заряжать без шомполов. Стрелки засыпали порох, затем сплевывали пулю и стучали прикладом о землю, проталкивая пулю вниз.
– Целься!
Отягощенные штыками стволы взлетели вверх. Стрелять было еще нельзя, цель закрывали несколько касадорцев, отчаянно сдерживающих продвижение драгун. Сабли звенели как треснувшие колокола. Испанец с рассеченным лицом выскочил из свалки. Завыл проткнутый саблей драгун.
– Майор! – Шарп крикнул Вивару, что его стрелки готовы.
Вивар рубанул француза, тот успел защититься.
– Отходите, лейтенант! Отходите!
Касадорец пригнулся и ушел от рубящего удара. Вивар наконец ранил своего противника. Шарпу показалось, что испанцы дрогнули, но в этот момент позади драгун выскочила толпа волонтеров в коричневых балахонах. Они набросились на французов с ножами, молотками, мушкетами и пиками. Вивар развернул коня, велев своим людям отходить.
Шарп отвел стрелков к восточной границе площади и разделил их на две части, чтобы пропустить испанцев. Волонтеры отступать не хотели, Вивару пришлось наводить порядок тупой стороной сабли. Площадь очистилась, в дальнем ее конце показались французы.
– Задний ряд! Огонь!
Залп вышел слабый, однако противник смешался.
– Назад!
Стрелки отошли за Виваром на следующую улицу. Постепенно темнело. Из окон раздавались мушкетные выстрелы, но огонь не мог остановить ворвавшихся на улицу французов.
– Сзади! – крикнул Харпер.
Шарп развернулся и с криком рубанул лошадь врага по морде. Животное дернулось, драгун обрушил на Шарпа страшный удар, но лейтенант успел прикрыться палашом. Зазвенела сталь. Харпер сделал выпад и всадил штык в грудь лошади. Она попятилась, перегородив узкую улочку. Шарп пригнулся и ударил ее чуть выше копыта. Должно быть, ему удалось перерубить кость, ибо лошадь рухнула на землю. Драгун попытался достать противника в падении, но стрелок его опередил: вскинутый изо всех сил вверх палаш Шарпа проткнул шею драгуна. Фонтан крови ударил на десять футов вверх, француз рухнул в канаву. Визжащая от боли лошадь билась поперек улицы.
– Бежим! – скомандовал Шарп.
Стрелки добежали до следующего угла, где их поджидал Вивар.
– Туда! – показал он влево, а сам с несколькими касадорцами поскакал в противоположную сторону.
Стрелки пробежали мимо церкви, завернули за угол и оказались на лестнице, ведущей вниз, на тянущуюся вдоль крепостной стены улицу. Вивар знал, что лестница спасет солдат от преследования драгун, а сам остался прикрывать отход.
Шарп несся вниз по ступенькам, не имея ни малейшего представления, где Вивар и Луиза. Он даже не знал, уцелела ли хоругвь. Ему оставалось лишь воспользоваться предложенным Виваром спасением.
– Ублюдок-то умен! – выдохнул бегущий рядом Харпер. – Все это время сидел в городе, сволочь! Представляю, как он над нами потешался!
Теперь было ясно: после того, как Луиза увидела устроенный д'Экланом парад, он и его люди вернулись во дворец через другой вход, хотя несколько сотен драгун действительно отправились на юг. Хитроумный замысел и привел к страшной бойне. Чести и славы в этом не было, ибо французы нарушили перемирие, но с другой стороны, Шарп вообще не видел славы и чести в ожесточенной войне Испании с Францией.
– Драться в соборе, а?! – Харпер до сих пор не мог успокоиться.
– Ты же его наказал?
– Его? Да я там уделал трех ублюдков! Больше не будут воевать в церквах!
Шарп рассмеялся.
Они достигли пролома в стене, за которым начинались поля. Спуск здесь был крутой, внизу в густеющих сумерках серебряной полосой бежал ручей. Через него перебирались беженцы из города: спешили в спасительные темные горы. Французов не было видно. Шарп предположил, что они застряли в городе, выбивая прикрывающих отход касадорцев Вивара.
– Заряжай! – скомандовал он.
Стрелки остановились и принялись заряжать ружья. Харпер, наконец пришедший в себя после вопиющей нечестивости французов, протолкнул пулю в ствол и захохотал.
– Поделись радостью, сержант! – окликнул его Шарп.
– Вы себя видели, сэр?
Остальные стрелки тоже засмеялись.
Шарп посмотрел вниз и увидел, что его изодранные штаны почти не прикрывают правое бедро. Он оторвал болтающийся кусок, и нога осталась совершенно голой.
– Ну? По-вашему, нельзя бить ублюдков раздетому?
– Да они разбегутся, как только увидят вас, сэр! – сказал Гэтейкер.
– Ладно, ребята.
По смеху стрелков Шарп понял, что они считают себя в безопасности. Им удалось уйти от французов, бой закончился, оставалось только пересечь небольшую долину и забраться в горы.
Лейтенант оглянулся, надеясь увидеть Вивара, однако улица была пуста. Визг, крики, выстрелы и звон клинков доносились из города, где продолжался бой. Но стрелки уже вырвались из бойни. Ни славы, ни смысла в возвращении назад не было. Долг каждого заключался в том, чтобы спастись.
– Прямо через долину, ребята! Остановимся на дальнем гребне.
Зеленые куртки вышли из-под спасительного прикрытия стены и быстро зашагали по крутому неровному склону к заболоченному ручью, где еще сегодня утром Шарп не посчитал нужным умилостивить водных духов. Впереди, растянувшись по всей долине, пробирались беженцы: горожане, волонтеры в коричневых балахонах, отбившиеся от своих эскадронов касадорцы Вивара... Ни самого Вивара, ни Луизы, ни хоругви видно не было. Через ручей, высоко подобрав сутаны, брели два монаха.
– Будем ждать, сэр? – Обеспокоенный судьбой Вивара, Харпер хотел остановиться у ручья.
– На том берегу, – ответил Шарп. – Оттуда мы сумеем прикрыть их огнем.
В этот момент с юга донесся сигнал трубы.
Шарп обернулся и понял, что все кончено – приключения, надежды и едва не осуществившиеся невероятные мечты.
В последних лучах умирающего солнца раскаленным золотом горели каски драгун. Триста французских кавалеристов обошли город. Шарп оказался в ловушке; день чуда подошел к концу.
Глава 18
Драгуны, угрожавшие штурмом с западного направления, обогнули город с юга и перерезали пути отхода. Французы неслись по долине, в лучах заходящего солнца сверкали медные каски. Их вел офицер в красном ментике д'Эклана и с саблей в правой руке.
Отступающие кинулись бежать, скользя и увязая в болотистой почве. Большая часть людей устремилась через ручей, некоторые повернули на север, кое-кто бросился под сомнительную защиту стрелков Шарпа.
– Сэр? – спросил Харпер.
Ничего определенного лейтенант ответить не мог. Все было кончено. В городе их ждала верная смерть. Добраться до гор они не успевали. Стрелки оказались на равнине, одни против кавалерии. Все, что мог сделать Шарп, это выстроить их в каре и драться до конца. Солдата можно убить, но его нельзя поставить на колени. Погибая, каждый возьмет с собой столько ублюдков, на сколько хватит сил, чтобы потом, спустя годы, собравшись у походных костров, французские солдаты с содроганием вспоминали бой в северной испанской долине.
– Строиться! Три ряда!
Лейтенант решил дать один залп, после чего стянуть строй в каре. Скоро вокруг загремят копыта, заблестят сабли, и его стрелки погибнут.
Шарп срезал палашом верхушку сорняка.
– Я не собираюсь сдаваться, сержант.
– Никогда в этом не сомневался, сэр.
– Но поскольку мы разбиты, люди могут сложить оружие.
– Пока я жив, этого не случится, сэр.
Шарп улыбнулся здоровяку ирландцу.
– Спасибо тебе за все.
– Я до сих пор считаю, что у вас самый сильный удар из всех, что мне доводилось получать.
– Я и забыл! – рассмеялся Шарп.
Он видел, что пешие касадорцы и волонтеры пристраиваются к шеренгам стрелков. Лучше бы их не было. Своей неуклюжестью и неумением они ослабят строй в решающий момент. Тем не менее он не мог прогнать этих людей.
Лейтенант рубанул палашом воздух слева и справа, словно разминаясь перед последней схваткой. Французские драгуны приостановили свое медленное, зловещее движение. Первый их ряд замер неподвижно в четверти мили от строя стрелков. Они казались далеко, но Шарп знал, с какой страшной скоростью преодолеет кавалерия такое расстояние, когда протрубит горн.
Он обернулся к своим солдатам:
– Надо было нам, ребята, пойти тогда на север.
Зеленые куртки мгновение молчали, потом раздался дружный смех. Стрелки вспомнили ссору, в результате которой Харпер попытался убить лейтенанта.
– Сегодня, – продолжал Шарп, – я всем разрешаю напиться. На случай, если у меня не будет другой возможности, скажу: вы лучшие солдаты, с которыми мне приходилось воевать.
Стрелки поняли, что лейтенант извиняется за все, что было не так, и одобрительно загудели. А Шарп неожиданно осознал, как много от него потребовалось, чтобы заслужить их одобрение, и отвернулся, чтобы никто не увидел его смущения и радости.
Он отвернулся – и увидел, как от города отделилась кучка всадников. Среди них был граф де Моуроморто, легко различимый по черной бурке и белым сапогам. Рядом скакал на огромном черном коне человек в красном доломане и с волосами огненными, как каски драгун. Кавалеристы радостно закричали, когда он принял от офицера свой ментик и черную шапку. Граф проехал к последнему эскадрону, в то время как полковник д'Эклан занял подобающее ему место на острие атаки. Шарп наблюдал, как он поправил на плече алый ментик, надел большую мохнатую шапку и вытащил левой рукой саблю. Шарп молил Бога, чтобы увидеть мертвого д'Эклана, прежде чем сам погибнет под клинками и копытами врага.
– Лейтенант!
Шарп обернулся и увидел Луизу, подъехавшую сзади к его строю.
– Уезжайте! – Он показал на восток, куда еще можно было прорваться на лошади. – Скачите же!
– Где дон Блас?
– Я не знаю! Уезжайте немедленно!
– Я остаюсь!
– Сэр! – тревожно воскликнул Харпер.
Шарп обернулся. Полковник д'Эклан поднял саблю, готовясь дать сигнал атаки. Справа от драгун была топь, слева – крутой склон; атака была ограничена узким проходом шириной в сотню шагов. Раздалось несколько мушкетных выстрелов, но на таком расстоянии попасть было невозможно.
Сабля д'Эклана упала, трубач просигналил атаку. Первый эскадрон неспешно двинулся вперед. Французы вытягивались в линию. Шарп знал, что когда они отъедут на пятьдесят шагов, тронется вторая шеренга, потом третья. Это была классическая кавалерийская атака. Дистанция между шеренгами позволит избежать свалки при падении первых лошадей. Такие атаки начинаются медленно и очень страшно.
– Первый ряд на колено! – спокойно приказал Шарп.
Драгуны ехали шагом, стараясь не нарушать рядов. Скоро они перейдут на рысь и лишь в последние секунды перед рубкой разгонят лошадей по-настоящему. Из города доносились пальба и крики. Вивар все еще бился с французами, но Шарпа этот бой уже не интересовал.
Полковник д'Эклан поднял левой рукой саблю, и первый эскадрон перешел на рысь. Трубач продублировал команду. Теперь Шарп слышал движение конницы: позвякивание цепочек подгубных ремней, хлопанье крыльев седел, стук копыт. В первом ряду скакал знаменосец.
– Спокойно, ребята, спокойно. – Ничего другого Шарп сказать не мог. Его растрепанный строй продержится пару мгновений, после чего его разметут тяжелые кони.
– Вы еще здесь, мисс Луиза?
– Да! – раздался из-за последней шеренги нервный голосок девушки.
– Тогда, если вы меня простите, проваливайте отсюда!
Стрелки засмеялись. Шарп видел торчащие из-под касок косицы драгун.
– Вы еще здесь, мисс Луиза?
– Да! – На этот раз в голосе девушки прозвучал вызов.
– Это некрасиво, мисс Луиза! Они рубят как проклятые мясники! Не заметят, что вы девушка, пока не снесут пол-личика. А теперь проваливайте! Вы слишком хороши, чтобы эти ублюдки вас убили!
– Я остаюсь!
Полковник д'Эклан снова поднял саблю. Теперь Шарп слышал скрип седел.
– Хэгмэн! Сделай лживого ублюдка!
– Сэр!
Шарп забыл о Луизе. Он втиснулся в первый ряд между стрелками и высоко поднял палаш.
– Ждать команды! Не стрелять, пока не почувствуете дыхание ублюдков на своей шее! Но когда почувствуете, задать сукиным детям так, чтобы они пожалели, что вообще родились на свет!
Приближающиеся лошади нервно вскидывали морды. Они чувствовали, что произойдет, и Шарпу на мгновение стало жалко летящих на бойню животных.
– Целиться в лошадей, – напомнил он стрелкам. – Всадников не трогать, убивать лошадей!
– За что нам и причитается, – пробормотал Харпер.
Стрелки облизывали потрескавшиеся от пороха губы и нервно перепроверяли, насыпан ли порох на полку и взведен ли курок. Во рту пересохло, и крутило животы. Земля дрожала от стука копыт, как если бы рядом везли тяжелые пушки. Или, подумал Шарп, так бывает, когда гремит гром.
Полковник д'Эклан опустил саблю, дав сигнал к последнему рывку. Через мгновение взвоет труба и тяжелые кони понесутся галопом.
Шарп глубоко вздохнул, зная, как важно выбрать момент для последнего залпа.
И тут случилось невероятное.
//-- * * * --//
Их было всего пятьдесят человек – элитная рота Вивара, касадорцы в малиновых мундирах. Они неслись вниз по склону. Эскадрон измотался за сутки боев, но впереди, как облако славы на темном небе, развивалась хоругвь Сантьяго Матамороса. Белый шелк пересекал алый, как кровь, крест.
– Сантьяго! – Впереди скакал на коне майор Вивар. Вивар что было мочи подгонял и выкрикивал боевой клич, способный обратить поражение в победу: – Сантьяго!
Уклон позволял касадорцам развить невероятную скорость, а знамя придавало им отвагу мучеников. Они смяли фланг драгун, обагрив палаши и сабли французской кровью. Д'Эклан кричал, стараясь перестроить своих людей, но знамя святого было уже в середине его эскадрона. Длинный конец хоругви покраснел от вражеской крови.
– Бегом! – заорал Шарп. – В атаку! Марш!
Второй эскадрон драгун рванулся с места, но Вивар это предвидел и мгновенно увел своих людей вправо, оставив позади месиво из человеческих и конских тел.
– Стой! – Шарп выбросил в стороны руки, останавливая стрелков. – Спокойно, ребята! Один залп! Целиться влево! По лошадям! Огонь!
Лошади с ржанием полетели в грязь. Драгуны выдергивали сапоги из стремян и откатывались от гибнущих животных.
– А теперь – бей ублюдков! – крикнул Шарп и бросился вперед.
Толпа налетела на разорванную кавалерийскую цепь. Драгуны рубили сверху вниз длинными палашами, но стрелки, касадорцы и крестьяне окружали кавалеристов, калечили лошадей и стаскивали всадников на землю. Стянули с серой лошади и закололи ножами трубача. Несколько драгун пытались плотной группой пробиться через толпу. Шарп ухватил палаш двумя руками и рубанул первую лошадь по шее, потом обратным ударом выбил всадника из седла. Городская женщина ножом перепиливала горло слетевшему с коня французу. С восточного берега ручья бежали назад испанцы, чтобы принять участие в резне.
Протрубил горн, и третий французский эскадрон ринулся в хаос. Над покрытым трупами полем развевалась белая хоругвь. Блас Вивар и его верные касадорцы словно лезвие рассекали вражескую массу. Испанский сержант размахивал длинным шестом с перекладиной, и хоругвь, как гигантский белый змей, извивалась над полем битвы.
Граф де Моуроморто принял вызов. Шелковое полотнище олицетворяло собой все, что он так ненавидел в Испании. Оно символизировало старину, господство церкви над разумом, тиранию Бога, которого он отрицал. Граф дал шпоры коню и направил его в гущу охраняющих хоругвь всадников.
– Он мой! Он мой! – без устали выкрикивал майор Вивар.
Клинки братьев с лязгом встретились. Конь Вивара натренированно пошел на врага, и майор сделал резкий выпад. Граф защитился. Один из касадорцев подлетел к графу сзади, но Вивар криком велел ему не вмешиваться:
– Он мой!
Граф нанес два молниеносных удара, от которых любой другой человек вылетел бы из седла. Вивар парировал оба и после второй защиты проткнул бедро брата. Кровь хлынула на белые сапоги.
Граф ткнул коня шпорой, тот пошел вбок; еще один тычок – и конь ринулся вперед. Моуроморто зарычал, понимая, что для победы в бою достаточно насадить брата на саблю. Но Вивар отклонился, и лезвие просвистело мимо. В то же мгновение Вивар выпрямил руку, и его палаш вонзился в живот Моуроморто. Глаза братьев встретились, и Вивар провернул палаш. Он понимал, что не имеет права на жалость.
– Предатель!
Он еще раз провернул лезвие и сапогом оттолкнул чужого коня. Длинное лезвие выскользнуло из тела, кровь хлынула на луку седла, и граф с предсмертным криком свалился в кровавую грязь.
– Сантьяго! – торжествующе закричал Вивар, и его клич был подхвачен по всей долине.
Касадорцы бросились в бой на третий эскадрон. Драгуны разворачивали коней, понимая, что не выдержат свирепой атаки. Сабля касадорца рассекла горло французского знаменосца, испанец выхватил пику с флагом драгунского эскадрона и потряс ею, торжествуя победу. Полковник д'Эклан видел пленение своего флага и понял, что он разбит великой белой хоругвью Матамороса.
– Назад! – Егерь чувствовал момент, когда бой становится бесполезным и лучше сохранить людей, которые смогут сразиться в другой раз.
– Нет! – Шарп видел, что полковник приказал отходить, и кинулся к французу. – Нет! – Лодыжка еще болела после прыжка с лестницы собора, бежать было трудно, тем более по вязкой грязи. Лишь огромным усилием воли Шарп заставлял себя переставлять ноги. При этом он продолжал выкрикивать: – Стой, ублюдок! Не уйдешь!
Д'Эклан услышал оскорбление. Полковник обернулся и, увидев, что лейтенант далеко обогнал своих стрелков, принял вызов. Он поскакал на Шарпа. Егерь помнил, что во время последней схватки применил свой прием с перебрасыванием сабли в другую руку. Теперь он решил сделать по-другому. Он даст коню шпоры в самый последний момент, конь ринется вперед, и удар д'Эклана, усиленный инерцией, будет неотразим.
Шарп ждал, готовясь рубануть лошадь палашом по морде. Кто-то крикнул: «Прыгай в сторону!», но стрелок принял боевую стойку и ждал надвигающегося коня. Д'Эклан опустил саблю, словно намереваясь всадить ее в ребра противника, и лишь в последнее мгновение, когда черный жеребец рванулся вперед, француз с проворством жалящей змеи вскинул саблю и обрушил на голову стрелка чудовищной силы рубящий удар. Д'Эклан рубил с торжествующим криком, зная, что, если противник попытается атаковать коня, времени на защиту у него не будет.
Но Шарп не стал атаковать коня. Вместо этого он так же молниеносно вскинул палаш и принял на него страшный удар. От удара лейтенант чуть не рухнул на колени, однако удержался и, бросив рукоять палаша, ухватил полковника за руку с саблей. Палаш больно стукнул Шарпа по плечу, но он не разжал хватку, а вцепился в кисть француза еще и левой рукой.
Д'Эклан не сразу сообразил, что произошло. Англичанин повис на нем, как охотничья собака на медведе. Конь поволок лейтенанта по грязи, норовя при этом укусить. Егерь бил стрелка свободной рукой, но Шарп вцепился в него как клещ, изо всех сил пытаясь стянуть француза на землю. Его голая правая нога была в крови и грязи. Ремешок на гарде сабли резал пальцы как бритва.
На помощь неслись Харпер и несколько зеленых курток.
– Не трогать! Он мой! – крикнул Шарп.
– Бей, сволочь! – Харпер треснул коня прикладом по зубам. Жеребец дернулся, д'Эклан потерял равновесие и под тяжестью Шарпа вылетел из седла.
Стрелки занесли штыки над французом.
– Нет! – отчаянно закричал Шарп. – Нет! Нет!
Он упал на землю вместе с д'Экланом и при падении отпустил захват. Француз вскочил на ноги и отмахнулся саблей от окруживших его стрелков. Шарп свой палаш потерял. Д'Эклан глянул, где его конь, и бросился на лейтенанта.
Харпер вскинул ружье.
– Нет! – Протестующий крик Шарпа потонул в грохоте выстрела.
Пуля угодила д'Эклану прямо в рот. Голова француза едва не оторвалась от тела. Он рухнул на землю. В темнеющее небо ударил фонтан крови. Тело полковника дернулось, как выброшенная на берег рыба, и застыло.
– Как это нет? – возмущенно произнес Харпер. – Ублюдок хотел насадить вас на вертел!
– Все нормально. – Шарп разминал пальцы правой руки. – Все нормально. Я боялся, что ты продырявишь его рейтузы.
Лейтенант смотрел на подбитые кожей рейтузы француза и высокие, великолепно пошитые сапоги. Это были дорогие, редкие вещи, и теперь они принадлежали Шарпу.
– Отлично, ребята. Снимайте с него чертовы штаны и сапоги. – Стрелки уставились на своего офицера, как на сумасшедшего. – Снимайте к чертям рейтузы! Они мне нужны. И сапоги тоже! Зачем, по-вашему, мы здесь? Быстро!
Несмотря на то что его видели Луиза и дюжина других женщин, Шарп сбросил сапоги и шаровары.
В небе гасли последние лучи заката. Уцелевшие драгуны ускакали. По всему полю стонали и цеплялись за траву раненые, между которыми бродили в поисках добычи победители. Кто-то из стрелков притащил лейтенанту роскошный ментик, но Шарп отказался от вычурной и ненужной вещи. А вот рейтузов ему отчаянно не хватало. Подбитые кожей рейтузы полковника с красными полосами были словно на него сшиты. Вместе со штанами ему досталась самая дорогая для любого пехотинца вещь – пара отличных сапог. Высокие сапоги из добротной кожи, в которых можно маршировать, которые на пропускают дождь, снег и воду кишащих духами ручьев, великолепные сапоги, на славу сработанные сапожником, будто знавшим, что придет время, и эта роскошь достанется стрелку.
Шарп выкрутил острые, как бритва, шпоры, подтянул сапоги и удовлетворенно притопнул. Затем застегнул зеленую куртку и надел ремень. Лейтенант улыбнулся. Обновленное старинное знамя принесло победу, красный ментик валялся в грязи, а Шарп нашел наконец новые сапоги и рейтузы.
Старая хоругвь, поведала Луиза Шарпу, была вшита в новую. Она сама втайне проделала эту работу еще в крепости, прежде чем отправилась в Сантьяго-де-Компостела. Идея принадлежала Вивару, она же и сблизила испанца с девушкой.
– Сержантские нашивки, – добавила Луиза, – сделаны из того же шелка.
Шарп посмотрел на ведущего строй стрелков Харпера.
– Только ему, ради Бога, не говорите, а то тоже возомнит себя чудотворцем.
– Вы все чудотворцы, – тепло произнесла Луиза.
– Мы просто стрелки.
Девушка рассмеялась скромности, за которой угадывалась неимоверная гордость.
– Так все-таки хоругвь сотворила чудо? – задорно спросила она. – Не такая уж это и глупость?
– Не глупость, – задумчиво произнес Шарп. Он шел рядом с лошадью Луизы, впереди испанцев и майора Вивара. – Что теперь будет с хоругвью?
– Ее доставят в Севилью или Кадис. А потом вернут королю Испании в Мадрид.
До сел и городков, через которые шли стрелки, уже дошли слухи про хоругвь. Новость распространялась как огонь по сухой траве; все говорили о поражении французов и святом, исполнившем древнюю клятву прийти на помощь своему народу.
– Куда вы теперь? – спросил Луизу Шарп.
– За доном Бласом. Значит, туда, где можно убивать французов.
– В Годалминг, выходит, не поедете?
– Надеюсь, что нет, – рассмеялась Луиза.
– Станете графиней, – почтительно произнес Шарп.
– Это лучше, чем быть миссис Баффорд, хотя с моей стороны просто гадко говорить такие слова. К тому же моя тетушка никогда не простит мне, что я заделалась католичкой.
Шарп улыбнулся. Пришла пора расставаться. Французы остались позади, снег растаял. Молодые люди стояли в продуваемой холодным февральским ветром низине. Виднеющийся вдали горный хребет был уже в Португалии. На фоне чужого горизонта Шарп заметил солдат в синей форме, рассматривающих спустившихся с испанских гор неизвестных.
Блас Вивар, граф де Моуроморто, слез с коня. Он поблагодарил каждого стрелка в отдельности. Последним оказался Шарп, которого, к великому смущению лейтенанта, граф обнял.
– Вы уверены, что не хотите остаться, лейтенант?
– Я бы хотел, но... – Шарп пожал плечами.
– Желаете похвастаться новыми рейтузами и сапогами перед британской армией? Надеюсь, вам разрешат их носить?
– Если пошлют в Англию, то нет.
– Боюсь, что так и будет, – сказал Вивар. – А мы останемся воевать с французами. Но придет день, лейтенант, когда погибнет последний француз, и вы приедете в Испанию отпраздновать это событие с графом и графиней де Моуроморто.
– Непременно, сэр.
– Думаю, вы будете уже не лейтенантом?
– Как повезет, сэр. – Шарп посмотрел на Луизу. В ее глазах сияло счастье, и он не хотел его спугнуть. Лейтенант улыбнулся и похлопал себя по карману. – Ваше письмо со мной. – Луиза отписала тетушке и дяде, что предпочла им римскую церковь и испанского солдата. Шарп повернулся к Вивару: – Спасибо вам, сэр.
Вивар улыбнулся.
– Вы бунтарь, язычник и англичанин. И еще вы мой друг. Не забывайте об этом.
– Да, сэр.
Больше им было нечего сказать, и стрелки зашагали вниз по холму к речке, по которой проходила граница с Португалией. Блас Вивар смотрел, как зеленые куртки перебрались на другой берег и полезли вверх.
От группы солдат, ожидающих на гребне холма, отделился человек. Он сбежал вниз по склону, и Шарп увидел перед собой средних лет капитана английской армии в синем мундире инженерных войск.
Сердце лейтенанта сжалось. Он возвращался в армию со строгой дисциплиной и иерархией, не позволяющей вышедшим из сержантов офицерам командовать боевыми подразделениями. Ему захотелось повернуться и побежать назад через реку, к свободе и Бласу Вивару. Но капитан уже задал вопрос, и, следуя старой выучке, Шарп заученно выкрикнул ответ:
– Шарп, сэр. Стрелок.
– Хоган, инженерные части. Из Лиссабонского гарнизона. – Хоган подошел вплотную. – Откуда вы?
– Мы отделились от армии Мура, сэр.
– И правильно сделали! – Капитан говорил с искренним сочувствием и ирландским акцентом. – За вами есть французы?
– Не видели их уже неделю, сэр. Испанцы задают им жару.
– Хорошо! Отлично! Ну, пошли, дружище! Война продолжается!
Шарп не пошевелился.
– Хотите сказать, что мы не уходим?
– Уходим? – Вопрос, казалось, поразил Хогана. – Конечно, нет. Замысел в том, чтобы заставить уйти французов. Сюда снова направляют Уэлсли. Это надменный ублюдок, но он умеет сражаться. Мы не уходим!
– Значит, остаемся?
– Конечно, остаемся! Что, по-вашему, я здесь делаю? Составляю карту местности, с которой мы бежим? Ну нет, приятель, мы будем сражаться! – Пышущий энергией Хоган напомнил Шарпу Бласа Вивара. – Если наши ублюдки политиканы в Лондоне не струсят, мы погоним французов до самого Парижа!
Шарп обернулся и посмотрел на Луизу. На мгновение ему захотелось прокричать ей хорошую новость, но потом он передумал. Она и сама скоро узнает, да и все равно это ничего не изменит. Он рассмеялся.
Хоган повел стрелков вверх.
– Полагаю, ваш батальон возвращается в Англию?
– Не знаю, сэр.
– Если они пошли на Коруну или Виго, то да. Но я не думаю, что вы к ним присоединитесь.
– Вот как, сэр?
– Нам нужны стрелки. Если я знаю Уэлсли, он вас здесь оставит. Конечно, не официальным приказом, но что-нибудь придумает. Вас это тревожит?
– Нет, сэр. – Шарп обрадовался мысли, что есть возможность избежать интендантского ярма и продолжать службу боевым офицером. – Я хочу остаться, сэр.
– Отлично! – На вершине холма Хоган обернулся и посмотрел на отъезжающих испанцев. – Помогли вам выбраться?
– Да, сэр. Они отбили у французов город, правда ненадолго.
Хоган пристально посмотрел на Шарпа.
– Сантьяго?
– Да, сэр, – ответил Шарп, словно оправдывался за провинность. – Я не был уверен, следовало ли нам в этом участвовать, сэр, но, видите ли... – Шарп пожал плечами. Он слишком устал, чтобы все объяснить.
– Боже милосердный! Так это вы? – Было ясно, что капитан инженерной службы не осуждает приключений Шарпа. Напротив, Хоган произнес с искренней радостью: – Вы должны мне все рассказать! Я обожаю хорошие истории. Вот оно как! Наверное, ваши парни не откажутся от еды?
– Они предпочтут ром, сэр.
Хоган рассмеялся.
– И это найдется. – Он смотрел на бредущих мимо него стрелков. Оборванные и грязные солдаты улыбались офицерам. Хоган отметил, что у многих не было уставных сапог, на некоторых красовались французские шинели и ранцы, все были небриты, немыты и нечесаны, но все были при оружии, и оно содержалось в отличном состоянии. – Мало кому удалось выйти, – сказал Хоган.
– Сэр?
– Я говорю о людях, отколовшихся от армии Мура. Большинство просто сдались.
– Было холодно, – сказал Шарп. – Очень холодно. Но мне повезло с сержантом. Вон тот здоровяк, ирландец.
– Из них всегда получаются лучшие сержанты. Но здесь, похоже, все молодцы.
– Все, сэр. – Шарп повысил голос, чтобы его необычную похвалу мог услышать самый усталый стрелок. – Это пьяницы и пройдохи, сэр, но лучшие солдаты в мире. Самые лучшие.
Шарп говорил искренне. Они были элитой, проклятыми, они были стрелками. Солдатами в зеленой форме.
Они были стрелками Шарпа.
Историческая справка
Отход в Коруну был одним из самых тяжких подвигов, навязанных британской армии. Чудо заключалось в том, что многие уцелели и смогли дать бой наступающим французам у самого порта. В сражении погиб сэр Джон Мур, но его победа дала возможность войскам погрузиться на корабли, вышедшие для их спасения.
Французам удалось вытеснить с Пиренейского полуострова все британские части, кроме португальского гарнизона. В Париже это событие отмечалось как победа. Никто, правда, не обратил внимания на то, что французская армия не выполнила своей основной задачи по оккупации Испании и Португалии. Эта оккупация так и не была осуществлена. Но в феврале 1809 года немногие могли предвидеть поражение императора, и лишь горстка людей считала, что после разгрома армии Мура Британии следует сохранять военное присутствие на Пиренеях.
Между тем весной 1809 года командование Лиссабонским гарнизоном взял на себя сэр Артур Уэлсли, вошедший в историю как герцог Веллингтон. Гарнизон медленно и мучительно превращался в армию, которой предстояло одержать серию блистательных побед, завершившихся вторжением во Францию. Эти победы составляют основу книг о Ричарде Шарпе.
История, которую мы рассказали, произошла раньше. Она разворачивалась на фоне жестокой оккупации Галисии французами. В этом отношении книга совершенно правдива. Французы действительно захватили Сантьяго-де-Компостела, разграбили собор и вели ожесточенные бои в горах с поднявшимися на защиту страны испанцами. Остальное, к сожалению, выдумка. Сегодня ученые утверждают, что даже романтическое истолкование названия Компостела из латинского campus stellae, что переводится как «звездное поле», неверно. Они считают, что имя города произошло от латинского слова, означающего кладбище. Следует меньше обращать внимания на речи ученых.
Маршал Сульт намеревался завоевать всю Португалию до конца февраля 1809 года. Из-за проблем с продовольствием и изнурительных стычек с партизанами он смог дойти лишь до Порто, находящегося в северной Португалии на северном берегу реки Дуэро. В мае его выбил с этой линии обороны сэр Артур Уэлсли. Освободив от французов Португалию, Уэлсли повернул на восток, в Испанию, где одержал свою первую победу в сражении при Талавере. За этой победой последовали другие, многие из которых поражали изяществом и блеском.
Успехи Уэлсли как-то затушевали (во всяком случае для англичан) тот факт, что в боях с испанскими партизанами погибло значительно больше французов, чем в боях с английской армией. Испанцы вели guerilla, «маленькую войну». Guerrilleros сражались в La guerra de la Independencia, как называли испанцы войну на Пиренейском полуострове.
Как бы то ни было, Шарп и Харпер отправились в Талаверу. Из Талаверы до Франции путь неблизкий, но элита британской армии, стрелки в зеленых куртках, прошли его до конца. Когда будет надо, они дойдут из Ватерлоо до самого Парижа. Шарпу и Харперу еще предстоит завершить эту эпопею, так что скоро им отправляться в дорогу.
|
|