|
|
Дороти Джонсон
Боевая рубаха
Бидж Уилкокс стоял, прислонившись к стволу тополя, и, полузабавляясь, полусердясь, наблюдал за нервной суетой Френсиса Мэйсона. Худощавый, с волосами и бородой цвета тающего от чинука (Ветер, дующий временами с восточных склонов Скалистых гор.) снега, и крепкий, как вяленое бизонье мясо, Бидж был мрачным человеком. Покуривая свою короткую трубку, он все же не расслабился полностью: человек не может долго прожить на индейской территории, если позволит себе расслабиться и перестанет думать об опасности, а Бидж прожил здесь сорок лет.
Машинально он посмотрел назад, откуда они пришли, в сторону армейского форта, находившегося к северу, в двух днях пути. Опасность для предстоящей встречи может прийти оттуда, если майор догадается, что Мэйсон разыскивает шайенов. В прерии, однако, не было заметно никакого движения.
Опасность могла прийти также и с юга, где расположился лагерь шайенов, во всяком случае он находился там неделю назад. Ожидание в тополевых зарослях имело свое преимущество: можно было издали, не выдавая себя, заметить пыль в случае опасности.
Хотя Бидж и презирал Френсиса Мэйсона, который его нанял, он вынужден был признать, что этот чужак из Филадельфии – человек смелый и решительный. К тому же у него есть деньги, за услуги он расплачивается. Два года он повсюду разыскивает своего брата: на факториях, в армейских фортах, по всему фронтиру (Линия продвижения поселенцев США на Запад, на индейскую территорию.).
Френсис Мэйсон присел покурить, но, не выкурив и одной трубки, опять начал суетиться около подарков, разложенных на одеяле, передвигая и перекладывая карабины, красную материю, бусы и ножи, чтобы все выглядело как можно лучше.
– Как он сказал? Когда придет? – требовательно спросил Мэйсон.
– Он вообще не говорил, что придет, – проворчал Бидж. – Сказал, может, когда-нибудь кто-то и придет. Если он все же явится, – добавил Бидж, – то приведет с собой переводчика. Он не говорит по-английски, только на шайени и языке жестов.
– Но ведь вы говорите на языке шайенов, – возразил Мэйсон. – Зачем ему переводчик?
Бидж пожал плечами.
– Почему он должен мне доверять? Я белый.
– Как же он может быть моим братом Чарльзом? – настойчиво допытывался Мэйсон. – Чарльз был образованным человеком. Писал стихи. Мы издали книжку.
– Я никогда не обещал привести на эту встречу вашего брата, – напомнил ему Бидж. – Человек, с которым я говорил, – вождь шайенов.
«Еще немного, – подумал Бидж, – и я расскажу, каким он был, когда я впервые увидел его тридцать лет назад… А вождь шайенов с полудня колдует по ту сторону желтых холмов».
По тому, как вели себя птицы, Бидж знал, что там кто-то есть, а тонкая струйка дыма свидетельствовала о том, что костер был ритуальный. Приметы добрые. Если бы индеец думал скрываться, ничего заметить было бы невозможно.
– Вы сказали, – тихо проговорил Френсис Мэйсон, – что у него на щеке есть отметина – большое красное пятно, похожее на отпечаток руки. Сколько человек на свете может иметь подобное родимое пятно? «Только один, – подумал Бидж Уилкокс. – И белый человек с такой отметиной называл ее „Знак Каина“.
Вслух Бидж сказал:
– Индейцы раскрашивают себе лица. Вы это знаете. Красная рука – талисман этого вождя. Обычно индеец уходит в уединенное место за холмы, ничего не ест, или проходит через мучения на Священном Шесте (Религиозная церемония, практикуемая равнинными индейцами Северной Америки; состоит из церемониальных плясок и песнопений, сопровождаемых символическими обрядами. Обычно включает самоистязания.), и ему является видение, священный знак, талисман, его будущий покровитель… Я только сказал, что передам вашу просьбу шайену с красной отметиной на лице и пообещаю подарки, если он придет сюда поговорить с вами. Я это выполнил. Хотя мог потерять скальп, когда его воины встретили меня.
Вождь рискует собой, согласившись приехать так далеко без боевого отряда, – напомнил Бидж, – однако не позволил привести вас к шайенам. Он хочет оградить от опасности свой народ.
«Вот бы обрадовался майор, если б ему удалось захватить его здесь! – подумал Бидж, – Уже много лет солдаты пытались заставить вождя Священная Метка подписать договор, но он всегда присылал один ответ – стрелу с засохшей на ней кровью. Солдаты все еще продолжают разыскивать его, но теперь уж, конечно, не для переговоров».
Бидж снова прислонился к стволу дерева, приготовившись к ожиданию: тонкая струйка дыма за холмом исчезла. Солнце хорошо прогревало потерявшие гибкость суставы.
– Он бы не пришел, – продолжал Бидж, – не пообещай я ему карабины и патроны. Это для него главное. Лошади – это так, для престижа, а все остальные подарки – для красоты.
«Если не считать тех вещей, – подумал Бидж, – которые Мэйсон разложил на одеяле, заготовив их как ловушку. Может, ловушка и сработает. Кто знает…
Хитрый этот чужак из Филадельфии! Вехо, который плетет свои сети! Интересно, случайно это или нет, что «вехо» на языке шайенов значит и паук, и белый человек?»
Словно угадав мысли Биджа, «вехо» сказал:
– Я уже говорил, что заплачу тысячу долларов, если кто приведет моего брата.
Бидж что-то проворчал. Паутина вехо унизана золотом, которого хватит, чтоб человек какое-то время жил в комфорте. Траппер о комфорте не думает, разве что в тех редких случаях, когда он у него есть. Ну а если работа исчезает вместе с торговлей пушниной, а молодость уходит с годами, если старые раны напоминают о себе и суставы теряют подвижность, что остается тогда? Армия не нуждается ни в гражданских скаутах, которые уже не могут целый день проводить в седле, ни в охотниках, не способных заготовить вдоволь мяса. Но человек с тысячей долларов в кармане, человек, кому хорошо знакома торговля с индейцами… Бидж стал прикидывать, какой товар должен иметь торговец.
Френсис Мэйсон вздрогнул и посмотрел назад, в сторону форта.
– Я слежу, – сообщил Бидж. – Там все спокойно. Но через несколько минут кто-то появится с другой стороны, из-за желтого холма. Хорошо бы вы сели и вели себя так, как будто вас это не касается.
Через несколько минут он сказал:
– Едут два индейца.
Бидж выстрелил в воздух из ружья и пошел навстречу всадникам, выкрикивая на языке шайенов:
– Добро пожаловать, друзья! Добро пожаловать!
Приветствие стрельбой в воздух из ружья – старинный знак мира – в настоящее время стало бессмысленным. В молодые годы Биджа в ходу были кремневые ружья Хоукена, и приветственным выстрелом разряжали ружье. Тогда это действительно было проявлением доброй воли. Теперь же в руках Биджа был «Генри», в котором после выстрела оставалось еще пять патронов, так что приветствие выстрелом было не чем иным, как ложью. Бидж в своей жизни встречал много лжи.
Вся эта встреча была рискованной затеей, а он уже не мог, как в юности, с радостью встречать опасность. Рисковать, однако, стоило. Мэйсон заплатил за то, что Бидж устроил эту встречу, и заплатит еще тысячу, если он скажет: «Это тот, кого вы ищете». Кроме того, Бидж сможет наконец узнать разгадку того, над чем давно уже ломал голову: почему такой человек, как Каин, явился на Запад и почему он превратился в индейца?
Оба всадника приветствовали его: стройный юноша, лет семнадцати, почти обнаженный, потому что не успел еще завоевать достаточно почетных украшений для своей одежды, и величественный немолодой человек, у которого было столько почетных боевых регалий, сколько может добыть храбрый воин, прожив достаточно долгую для этого жизнь.
– Это Священная Метка, – сказал Бидж, – а молодой индеец – его третий сын Правит-Своими-Лошадьми. Он будет переводить.
Мэйсон не догадался спросить, каким образом молодой индеец мог выучить английский язык, если никогда не жил среди белых.
При виде надменного юноши и полного достоинства пожилого вождя Биджа прямо корежило от зависти. «Если б я, – думал он, – не отсылал своих женщин обратно в жилища отцов! Девушку племени шошоны, двух хункпапа, женщину-кроу, которую я звал Салли, или хотя бы ри (
Шошоны, хункпапа, кроу, ри – племена индейцев Северной Америки.), которая чуть не уморила меня своей болтовней… Если б я продержал их дольше одной зимы, у меня были бы теперь свои сыновья, чтобы добывать мясо. И мне не понадобились бы сребреники Иуды. Но я отсылал их всех, и мои сыновья, если они, конечно, были, уходили вместе с ними. Кто знает, сколько моих рослых мальчиков-полукровок живет в островерхих жилищах! Я никогда не смог бы остаться с ними, не смог бы стать индейцем. Господи! Я все-таки белый! Я сам вехо».
Он скупо улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на Священную Метку, ненавидя его за все, что тот имел.
Волосы вождя шайенов были заплетены в две седые косы, стянутые кожей выдры. Пятно – большая красная рука – ярко выделялось на коричневом лице. В ушах висели серебряные медали.
На нем были знаки мужества, доказанного во многих сражениях, одежда, которую можно было добыть только ценой отчаянной смелости и крови. Храбрость его была настолько очевидна, что он мог позволить себе особенно не хвалиться ею: на нем не было головного убора из орлиных перьев. Достаточно было боевой рубахи, которая говорила сама за себя… Рубахи из оленьей кожи с бахромой из человеческих волос.
Френсис Мэйсон шатнул вперед, издав какой-то неопределенный звук.
– Говорить буду я, – предупредил Бидж. – На нем боевая рубаха.
Бидж говорил долго, соединяя резкие, гортанные слоги языка шайенов с привычным языком жестов. Человек с красной меткой на лице ответил коротко.
– Он говорит, что не может задерживаться, – объяснил Бидж Мэйсону. – Просто оказался тут на короткое время.
Бидж продолжал говорить, упрашивая, показывая жестами на подарки, разложенные на красном одеяле.
Старый воин подъехал и посмотрел на подарки. Он кивнул головой и спешился.
«Эге! Стал немного прихрамывать! – подумал Бидж, радуясь при виде его хромающей походки. – Зато у тебя есть сыновья добывать мясо и жена, чтобы его готовить».
Молодой индеец – подбородок вздернут кверху, взгляд воинственный – привязал лошадей и вернулся, не выпуская ружья. Отсутствующий кусок металла на ружье заменяла полоска крепкой кожи.
– Этот человек – Мэйсон, – сказал Бидж. – Выкурите с нами трубку?
– Он говорит – да! – ответил молодой индеец.
Бидж вынул трубку из дорожного мешка, набил ее табаком и зажег с соответствующей церемонией. Он вздохнул с облегчением, когда Мэйсон, в свою очередь, закончил неуклюжие манипуляции с трубкой.
– Теперь вы можете говорить, – сказал ему Бидж.
Мэйсон, пристально смотревший на старого шайена, теперь повернулся к молодому индейцу и с полной уверенностью произнес:
– Скажите ему, что я его брат Френсис.
Бидж пришел в замешательство от такой прямолинейности, но молодой индеец перевел и потом спокойно ответил:
– Он вас не знает. Не понимает, что вы имеете в виду. Его братья – шайены.
– Но родимое пятно! – вскричал филадельфиец. – Я узнал его по красной отметине на лице! Когда юноша перевел, старый воин произнес целую
– Великий Дух, – перевел молодой индеец, – дал ему этот знак, чтобы ни один человек не смог убить его. Он не понимает, почему вы хотите его видеть. Он хочет, чтобы вы ушли и оставили его в покое.
– Скажите ему, что отец умер, – в отчаянии закричал Френсис Мэйсон. – Мы хотим, чтобы он вернулся домой.
– Он не может разделить ваше горе, он не знает вашего брата. Ему нет надобности ехать домой, потому что его дом здесь, где мы теперь находимся, и дальше, намного дальше, чем видит ваш глаз. Куда идет шайен, там его дом, в жилище его народа.
Старый воин сделал движение, словно хотел подняться. «Нет! – подумал Бидж. – Еще надо выяснить две вещи: почему ты явился на Запад, старина, – ты так и не сказал мне, когда мы охотились вместе ту зиму – и почему стал индейцем… То, чего не смог сделать я сам».
Френсис Мэйсон смотрел на старого воина, и слезы текли по его щекам. Он плакал и не стыдился слез.
Наконец он сделал верный шаг.
– Согласен ли мой брат шайен выслушать мою историю? – смиренно спросил он.
– Он будет слушать. Ему грустно, что вы потеряли брата.
– Много лет назад произошла дуэль, – начал Мэйсон, – и человек был убит.
– Говорите проще, – подсказал ему Бидж. – Дуэль – трудное слово. Рассказывайте суть.
«Теперь-то, – молча радовался Бидж, – я все узнаю про молодого человека, назвавшего себя Каином из-за пятна, которым отметил его Господь!»
– Много лет назад, – снова начал Мэйсон, – два молодых человека поссорились. Я был одним из них. Другого звали Коушорн. Мы решили драться. На рассвете стреляли друг в друга из пистолетов. На моей стороне был мой сводный брат Чарльз. Я убил человека по имени Коушорн. Он умер.
– Человек, который умер, – спросил старый воин, – на его стороне тоже был кто-нибудь или он был один?
– С ним тоже был друг. И еще доктор. Шаман. Существовали правила для таких случаев. Мы придерживались этих правил.
Молодой индеец перевел недоуменный вопрос вождя:
– Он не понимает, что делали белые люди. Человек, который умер, он был из враждебного племени?
– Он был моим другом до того, как мы поссорились, – ответил Мэйсон, с трудом подавив волнение.
– У шайенов, – перевел молодой индеец с оттенком превосходства, – тот, кто убил своего сородича, изгоняется из племени, потому что он сделал плохое дело. Мой отец не понимает.
– Да, это было плохое дело, – в голосе Мэйсона слышалась мольба. – Мы действовали по обычаю, который был против закона. Мой отец сказал, что один из нас должен быть наказан… изгнан из племени.
Справившись с волнением, он продолжал:
– Он изгнал Чарльза. Дал ему денег, чтобы он ушел и никогда не возвращался.
– Но молодой человек, которого изгнали, ваш брат… он никого не убивал?
– Он не сделал ничего плохого. Только был на моей стороне в этом поединке. Я просил его об этом.
– Тогда почему он ушел?
– Он понял, что от него хотят избавиться… Это наполнило его сердце болью. Наверное, он возненавидел нас за то, что мы с ним сделали.
Старый воин некоторое время сидел задумавшись, потом снова заговорил.
– Мой отец хочет знать, – перевел юноша, – вы пытались удержать брата?
– Я не знал, что он решил уйти, – сказал Френсис Мэйсон. – Мой отец запретил мне выходить из комнаты… из моего жилища, и я ничего не знал, пока Чарльз не ушел. Конечно, я должен был пойти за ним, – вспыхнул Френсис. – Я мог бы узнать, куда он ушел. Но я… я боялся отца.
– Бояться – это плохо, но сказать об этом – значит, очистить сердце, – перевел молодой индеец. – Мой отец не понимает. У шайенов сын не боится своего отца. Он не понимает, почему ваш отец любил одного сына больше, чем другого.
– Потому что у него на лице было пятно, – чуть слышно произнес Френсис Мэйсон. – Оно делало его непохожим на других людей. След на щеке, как отпечаток красной руки. Как знак на лице моего брата – вождя шайенов.
Священная Метка и Френсис Мэйсон молча смотрели друг другу в глаза.
Всматриваясь в лицо Каина, Бидж Уилкокс видел, как изменили его годы. Гордость и сознание собственного достоинства чувствовались в поднятом подбородке, стойкость и решительность – в очертании широкого рта. Дни скорби и торжества избороздили морщинами щеки. Бидж отметил все почетные знаки отличия в одежде вождя. Он знал, как смуглые неутомимые руки индеанки прикрепляли крашеные иглы дикобраза, вышивали бисером, выделывали мягкую оленью кожу для рубахи. Под священные, магические песнопения шамана пришивалась бахрома из скальпов, снятых с врагов рукой самого вождя.
«В свое время мне самому доводилось снимать волосы, – вспоминал Бидж, – но я никогда не заходил так далеко, чтобы скальпы выделывать на огне и петь над ними ритуальные песни».
Наконец старый воин что-то тихо проговорил, и юноша перевел:
– Он не понимает, как отец мог прогнать сына. Он не сделал бы так со своими сыновьями. Мой отец расскажет вам одну историю.
– Три года назад у шайенов была стычка с белыми солдатами. Пять солдат было убито, и лагерь шайенов окружили. Белый вождь сказал, что должен убить пять воинов-шайенов, а не то расстреляет всех женщин и детей прямо в их жилищах. Те шайены, что убили белых солдат, убежали, но все равно пять других воинов явились в форт и были убиты белыми солдатами.
В тот день мой старший брат – один из пяти воинов – тоже спел свою песню смерти. Но не потому, что мой отец не хотел его. Он сделал так потому, что был смелым и не боялся умереть за свой народ.
– Мой отец был жесток, – тихо сказал Френсис Мэйсон. – Я испугался, и мне теперь стыдно. Это все, что я могу сказать.
Бидж Уилкокс наконец нарушил молчание, сказав по-английски:
– Мэйсон попросил меня попытаться найти человека с красной меткой на лице. Вот почему я отправился к шайенам. Я знаю воина Священная Метка.
– Мой отец знает вас, – ответил молодой воин, – но он не знает белого человека с красным знаком на лице. Может, тот белый умер.
Бидж, прищурив глаза, посмотрел в сторону желтых холмов, но не увидел ничего угрожающего. Он заметил, что вождь и молодой воин посматривали в другую сторону, ожидая возможного появления солдат. Выкуренная трубка означала в те дни только перемирие, но не дружбу.
– Я хочу рассказать давнюю историю, – сказал Бидж. – Вождь шайенов помнит те времена, когда здесь было не так много белых. Я тогда был молодым, охотился, был траппером. Однажды в стычке с индейцами я потерял все: лошадей, меха и ружье.
– Мой отец считает, что вы тогда добыли свой ку, – сказал молодой индеец.
Бидж мрачно усмехнулся.
– Я насчитал четыре ку, прежде чем бежал. Но я вынужден был голодать: человек не может есть ни скальпы, ни свою злость. Через несколько дней я добрался до фактории, но мне нечего было продать. А нужны были лошади, капканы, одеяла, ружье и другие вещи. В форту встретил белого молодого человека, который дал мне все, в чем я нуждался. У него на лице была красная отметина в виде руки. Он сказал, что его зовут Каин.
Френсис Мэйсон ошеломленно посмотрел на Биджа, но сдержался и ничего не сказал.
– Каин никогда много не говорил. Он пришел с верховья реки вместе с трапперами. Что-то искал, но никогда не говорил, что именно. Он научился убивать бизонов из лука. У него было хорошее ружье, «мэнтон», и никто не понимал, почему он хотел стрелять из лука. В фактории он разговаривал с индейцами и выучил несколько индейских слов.
Когда молодой индеец переводил, Бидж обратил внимание на то, что старый воин не сделал никаких попыток спрятать ружье, лежавшее у него на коленях. Разбитый приклад был стянут медной проволокой, но ружье было «мэнтон».
– Один сезон мы с ним вместе охотились, – продолжал Бидж. – Он хотел научиться жить в лесу.
Когда это было переведено, старый вождь коротко засмеялся.
– Отец говорит, что это шутка. Этому не нужно учиться. Каждый знает, как жить в лесу.
– Для молодого человека, которого я знал, это не было шуткой. Мы зиму вместе охотились, иногда замерзали и голодали, но чаще ели бизонье мясо. Как-то мы бились с кроу, другой раз – с шошонами. Дважды за нами гнались черноногие… Обычно Каин писал что-то в маленькую книжку.
«Он писал стихи, – сказал себе Бидж, – но сейчас не время напоминать об этом. Ну что ж ты молчишь, старина! Действуй! Скажи, что ты его брат». В конце концов, Бидж не имел в виду предательство. Это просто будет торжеством двух уже немолодых людей: Биджа Уилкокса, которому нужна тысяча долларов, и того, кто был когда-то Чарльзом Мэйсоном и кого прогнал собственный отец.
«Ну же, вернись домой с волосами, заплетенными в косы, и украшениями в ушах, – понукал его мысленно Бидж. – Покажи им, кем ты стал! Человеку редко выпадает такой случай расквитаться за все! Возвращайся и через тридцать лет снова стань Чарльзом Мэйсоном. Твоя жена уже состарилась, сыновья позаботятся о ней. Вернись и перед смертью поживи еще белым человеком!».
– Весной мы двинулись на юг, – продолжал Бидж свой рассказ. – У меня в колене застрял наконечник индейской стрелы. Каин вырезал его ножом, но рана начала гноиться. Я не мог ехать верхом, а индейцы следовали за нами по пятам.
Каин был храбрым человеком. Хотя он не знал, какие индейцы идут за нами, он повернул им навстречу и привез шамана, чтобы тот залечил мою рану. Через четыре дня я был здоров и снова мог ехать верхом.
– Ради всего святого, – воскликнул Мэйсон, – что случилось с белым?
– Не перебивайте, – прорычал Бидж. – Индейцы считают это дурным тоном.
Глянув в лицо старого воина, он продолжал:
– Я не знаю, что случилось с молодым человеком, которого звали Каин. Не знаю, какие это были индейцы. Я был слишком тяжело болен. Но когда лихорадка прошла, я был один с моими лошадьми и тюками меха.
Немного погодя еще будет время взять назад то, что в рассказе было ложью. На самом деле Каин сказал: «Я не пойду с вами, Бидж. Я нашел то, что искал. Я нашел мой народ».
Теперь Бидж понимал, что он имел тогда в виду. Бидж также помнил, что перед тем как расстаться, Каин сжег маленькую книжечку, в которой что-то постоянно писал, и Библию, которую носил в своем мешке.
– Если он мертв, – продолжал Бидж, – в моем сердце тяжесть. Он был храбрым человеком.
Священная Метка что-то коротко сказал, и его сын перевел:
– Мой отец говорит, что был рожден шайеном.
Френсис Мэйсон был поражен, но ничего не сказал.
– Его отцом был Человек-Бизон, – продолжал молодой воин, – а матерью Та-Которая-Поет.
«Так вот оно что! – мысленно прокомментировал Бидж. – Человек-Бизон тогда как раз оплакивал погибшего сына. Значит, это он усыновил Каина!»
– Священная Метка говорит, что родился в жилище шайенов, – продолжал молодой индеец. – Человек-Бизон и Та-Которая-Поет были довольны, что у них такой сын и что у него знак на щеке. Это хороший талисман. Он значит, что враги не убьют его.
Бидж помнил, как в ту зиму, когда они вместе охотились, молодой белый сказал: «Господь отметил Каина знаком, чтобы его случайно не убили».
Священная Метка поднялся на ноги.
– Он расскажет вам историю, – перевел сын.
Нараспев, сопровождая речь величавыми жестами, свойственными индейским ораторам, человек, чьи седые косы были перевязаны кожей выдры, стал говорить. Молодой индеец переводил.
– Когда я был молод, я думал только о себе. Я всего хотел для себя, не для других людей.
Как-то я участвовал в одном сражении и привел в лагерь шайенов восемь лошадей. Я хотел взять себе жену. Девушку по имени Высокая Трава. Всех этих лошадей я послал в подарок ее отцу. Но он не принял подарка.
«Он боялся, что ты не останешься в племени, – думал Бидж. – Не доверял белому. Шайены всегда дорожили своими женщинами».
– Я решил пройти испытание на Священном Шесте, – продолжал вождь. – Может, тогда я получу девушку. Человек-Бизон был моим наставником в Священном Жилище. Он хотел, чтобы я достиг желаемого. Четыре дня я ничего не ел и не пил, только молился и пел священные песни. Потом Человек-Бизон подрезал кожу на моей груди и продел в нее ремни, привязанные к Священному Шесту. Я плясал, но не мог порвать кожу.
Френсис Мэйсон вздрогнул.
– Я молился Мудрейшему-Там-Наверху, чтобы он помог мне, но кожа не разорвалась. Я висел на шесте почти до захода солнца, когда мне явилось видение – красная рука. Я понял, что это добрый знак.
Когда я висел на ремнях, люди приносили подарки, подвешивая их, чтобы тяжесть помогла мне освободиться.
Моя мать принесла раскрашенную рубаху в подарок бедным. Ее сестры тоже принесли тяжелые подарки. Я видел, как много они делают, чтобы помочь мне, и мое сердце наполнилось силой. Я потянул сильнее, но кожа была слишком прочной и не разорвалась.
Тогда пришла та девушка, которую я хотел взять в жены. Она повесила очень дорогой подарок для бедных – тяжелый котелок.
Я понял, что она согласна стать моей женой и ее отец примет в подарок лошадей. Я почувствовал большое сердце моего народа, рванулся, сорвался с ремней, и душа оставила мое тело, но руки моего отца подхватили меня, не дав упасть.
Я родился заново. С тех пор я перестал думать только о себе и пытаюсь помочь моему народу. Я уже стар. На мне боевая рубаха, и это тяжелое бремя, но, пока я жив, я не сниму ее.
Он опустился у костра и закрыл лицо краем плаща.
Френсис Мэйсон, сжав кулаки, пристально смотрел на него, с ужасом и восхищением. Бидж тоже был потрясен. «Индейцы проходят через пытки, – размышлял он, – но я никогда не слышал, чтобы это делал белый».
– Я благодарю моего брата, вождя шайенов, за то, что он рассказал мне эту историю… – устало произнес Френсис Мэйсон. В голосе звучало такое уважение, на которое Бидж вообще не считал его способным. – Я хотел бы, чтобы мой брат вернулся со мной в наш дом.
В этих словах Мэйсона не было ни надежды, ни веры… только одно упрямство.
– Священная Метка благодарит своего белого брата, – перевел молодой индеец, – но он не может поехать с ним. Это слишком далеко, и он должен заботиться о своем народе. У шайенов есть враги. Иногда его народ голодает, потому что теперь трудно находить бизоньи стада. Мой отец думает, что молодой человек, прозванный Каином, давно умер.
Френсис Мэйсон молча кивнул. Он посмотрел на Биджа Уилкокса, ожидая подсказки, как закончить встречу. Но Бидж ждал. Решение было за Священной Меткой. У него был больший престиж и почет, и он сознавал это.
– Священная Метка говорит, – перевел сын, – что теперь он посмотрит на подарки белого человека, которые ему преподносят, потому что он приехал на переговоры издалека.
Седоволосый шайен степенно подошел к подаркам, разложенным на одеяле.
Один за другим он поднял три карабина, одобрительно кивая головой и что-то шепча, и передал их своему сыну. Потом осмотрел порох, свинец, пистоны, форму для отливки пуль и хорошие, крепкие ножи. Неловко он взял в руки бритву, с восхищенным возгласом провел большим пальцем по лезвию и порезался. Затем, словно удивленный этим ребенок, пососал порезанный палец.
– Это подарок от меня моему брату шайену, – сказал Бидж по-индейски. «Такое братство, – подумал он, – обойдется мне в тысячу долларов».
– Кожа на лице старого человека, – сказал Священная Метка на языке шайенов, – чувствительная, а когда лицо мужчины покрывается волосами, их надо убирать.
– На лицах индейцев не очень-то много волос, – напомнил ему Бидж.
– Я родился шайеном, когда висел на ремнях Священного Шеста, – терпеливо повторил вождь.
Френсис Мэйсон подозрительно посмотрел на них, и Бидж сказал по-английски:
– Это отличные пони. Они тоже подарок от Мэйсона.
Священная Метка не торопясь осмотрел пони, кивнул, соглашаясь их принять. Он передал сыну другие вещи с одеяла: кусок красной ткани, мешочки с бисером, зеркальца, шила и крепкие Иглы, чтобы сшивать кожу.
– Это для жены вождя, – сказал Бидж, – если он хочет сделать ей подарок.
Теперь на одеяле не осталось ничего, кроме вещей, которые были заготовлены, как ловушки. Паутина, сотканная вехо.
«Вот и пришло время расквитаться, – подумал Бидж. – Мой папаша отстегал меня, и я убежал, но он никогда не выгонял меня из дома, как сделал твой отец. Ну а теперь скажи Френсису Мэйсону правду. Ты это сделаешь или я – все равно мне достанется моя тысяча долларов. А ты отомстишь!»
Бидж наблюдал за человеком в боевой рубахе шайенов и в то же время чувствовал, как напрягся Мэйсон. Наконец вождь наклонился и взял золотой медальон. Он должен был сделать это раньше, намного раньше. Пожалуй, даже этот чужак знает, что индеец не стал бы так долго избегать такой блестящей побрякушки. («Эта миниатюра-портрет матери Чарльза», – сказал Френсис, выкладывая медальон на одеяло.)
Вождь шайенов повернул медальон на золотой цепочке и посмотрел на изображение улыбающейся белой женщины, давно уже мертвой. Он смотрел на портрет, но ничто в его лице не изменилось.
«Долго ты еще будешь играть с чужаком? – удивился Бидж. – О, это огромное терпение, изощренная жестокость ненавидящего индейца!»
Священная Метка бросил медальон сыну. Как нечто блестящее, что можно повесить на шею воина вместе с бусами, когтями медведя и перышками мелких птиц.
Потом он поднял за цепочку большие серебряные часы и стал разглядывать их с наивным восхищением. Услышав тиканье, он приложил их к своему уху. Затем с выражением растерянности и гнева забросил их подальше.
Френсис Мэйсон онемел от удивления. Священная Метка что-то проворчал.
– Он говорит, что это, должно быть, плохой амулет, – перевел Бидж. – Иначе он бы не разговаривал. Разговаривать могут только живые люди и духи. Он не хочет иметь ничего общего с духами белых людей.
Вождь шайенов стоял, хмурясь, и подозрительно смотрел на Френсиса Мэйсона. Потом повернулся спиной.
Дважды он избежал паутины вехо, но еще одна вещь осталась на одеяле – небольшая зеленая книжка.
Он поднял ее, осторожно, неловко, руками, которые больше привыкли к луку и ножу и проливали кровь, такую же алую, как отметина на его лице.
Бидж затаил дыхание при виде того, как осторожно и почтительно рассматривал Священная Метка маленькую книжку. Он подносил ее близко к глазам, потом отодвигал на вытянутую руку, переворачивал, перелистывал страницы – благоговейно, как человек, имеющий дело со священной вещью, амулетом из перьев и меха.
«Неужели ты не видишь имя „ Чарльз Мэйсон“, написанное золотом на обложке?» – удивился Бидж.
Паутина вехо задрожала, но не поймала ничего. Глаза шайена были слепы к золотым буквам имени белого человека на обложке. Гордость его была велика. Он принял страдания в Священном Жилище, висел на ремнях церемониального шеста, сердца шайенов бились в унисон с его собственным сердцем, и это помогло ему освободиться… Он родился заново.
Он голодал вместе со своим народом, истекал кровью от ран, полученных в сражениях, и тех, которые наносил себе сам, чтобы добиться поддержки духов. Он терпел вместе с шайенами и мог заставить себя отказаться от книжки, которую белый человек оценил бы очень высоко.
Священная Метка протянул книжку стихов Чарльза Мэйсона своему брату Френсису, вежливо сказав на языке шайенов:
– Может быть, это хороший амулет для белых людей, я не знаю. Это не для моего народа.
Биджу Уилкоксу хотелось завопить, но он подавил крик.
Когда молодой индеец завернул в одеяло все подарки и навьючил на одну из лошадей, старый воин произнес еще одну речь.
– Я не понимаю белых людей и не хочу больше их видеть. Они уничтожили бизонов, и мой народ теперь голодает. Они убивают моих молодых воинов, и наши женщины плачут в своих жилищах. У наших детей нет отцов, которые могли бы добыть мясо. Я не хочу больше видеть белых людей. Я буду убивать их всех, пока не умру.
Мэйсон должен вернуться к себе домой и оплакивать своего брата. Я думаю, пауни убили этого человека, когда он был еще молод. Я рожден шайеном. Моим отцом был Человек-Бизон, моей матерью – Та-Которая-Поет.
Я участвовал во многих сражениях. Ходил на войну с одним копьем, чтобы показать, что не боюсь умереть. Но теперь я иду в бой с ружьем, так как боюсь, чтоб не умер мой народ.
Произнося слова нараспев и покачиваясь, он продолжал говорить. Бахрома из скальпов на рукавах боевой рубахи покачивалась, и солнце ярко освещало красный отпечаток руки на его лице и шрамы жертвенных ран на руках.
– Я ношу боевую рубаху. Это тяжелое бремя. Тот, кто носит ее, всегда должен быть первым в бою и может выйти из боя только последним. Он должен заботиться о своем народе и дать людям все, что им нужно. Он никогда не должен гневаться, если кто-нибудь из его народа нанесет ему обиду. Один человек увел у меня двух лошадей, но я простил его и дал ему еще одну лошадь. Я сохраняю мир в моем народе. Мне хотелось бы снять боевую рубаху, но я нужен моему народу. Я буду носить ее, пока будут силы.
Когда его сын кончил переводить, Священная Метка сказал:
– Теперь нам пора.
Неловко, как всякий индеец, пытающийся копировать обычаи белых, вождь пожал руку Мэйсону и Биджу Уилкоксу. Каждому сказал на шайени:
– Брат мой, прощай! – и отвернулся.
Бидж смотрел, как они уходят, и думал: «Я дал ему шанс, а он им не воспользовался. Я еще могу позвать его. Стоит мне только сказать: „Это тот самый человек“, и я получу тысячу долларов».
Он со злостью смотрел, как индейцы садятся на своих лошадей, и продолжал мысленно спорить сам с собой: «Он спас тогда мне жизнь, но за это заплачено карабинами».
Слова сами складывались на его губах, но он не издал ни звука.
Наконец Бидж вздохнул и сказал:
– Тот молодой человек, которого я знал, наверное, давно умер. Человек, рисковавший так, как он, долго не проживет.
– Волосы на рукавах его рубахи… это?.. – спросил Мэйсон.
– Индейские скальпы, и он добыл их сам.
– Значит, на свете действительно было два человека с таким родимым пятном, – решительно произнес Мэйсон. – Мой брат Чарльз никогда не стал бы дикарем. А я так надеялся! Был так уверен.
Индейцы, ведя за собой пони, почти достигли желтых холмов.
– Странно! – размышлял вслух Френсис Мэйсон. – Наряду с этими чудовищными обычаями дикарь, только потому, что на нем боевая рубаха, следует правилу прощать того, кто причинил ему зло. Так сказать, индейская версия золотого правила христиан.
– Этот человек родился в лагере шайенов, – резко сказал Бидж, – и никогда не слыхал про золотое правило.
Наконец оба индейца исчезли за холмами.
Когда Бидж, слегка прихрамывая, шел за лошадьми, своей и чужака, он наконец понял, почему ничего не сказал, чтобы заработать сребреники Иуды.
«Мы следуем разным правилам, старый боевой вождь и я, – думал Бидж. – Он избрал индейский путь… а я, клянусь Богом, я ж все-таки цивилизованный человек!»
|
|