Л. Лагин
   Старик Хоттабыч

   OCR Палек, 1998 г.

   ОТ АВТОРА

   В книге "Тысяча и одна ночь" есть "Сказка о рыбаке". Вытянул рыбак из
моря свои сети, а в них - медный сосуд, а в сосуде  -  могучий  чародей,
джинн. Он был заточен в нем без малого две тысячи лет. Этот  джинн  пок-
лялся осчастливить того, кто выпустит его на  волю:  обогатить,  открыть
все сокровища земли, сделать могущественнейшим из султанов и сверх всего
выролнить еще три его желания.
   Или, например, "Волшебная лампа Аладина". Казалось бы, ничем не  при-
мечательная старая лампа, можно сказать - просто утиль. Но стоило только
потереть ее - и вдруг неведомо откуда возникал джинн и  выполнял  любые,
самые невероятные желания ее владельца. Вам угодны редчайшие яства и пи-
тия? Пожалуйста. Сундуки, по самые края наполненные золотом и  драгоцен-
ными камнями? Готово. Роскошный дворец? Сию же минуту. Превратить вашего
недруга в зверя или гада? С превеликим удовольствием.
   Предоставить такому чародею по собственному вкусу одарить своего  по-
велителя - и снова посыпались бы все те же драгоценные сундуки,  все  те
же султанские дворцы в личное пользование.
   По понятию джиннов из старинных волшебных сказок и тех,  чьи  желания
они в этих сказках выполняли,  это  и  было  самое  полное  человеческое
счастье, о котором только и можно было мечтать.
   Сотни и сотни лет прошло с тех пор, как впервые были  рассказаны  эти
сказки, но представления о счастье долго еще связывались, а в капиталис-
тических странах у многих людей и по сей день еще связываются с сундука-
ми, битком набитыми  золотом  и  бриллиантами,  с  властью  над  другими
людьми.
   Ах, как мечтают те люди хоть о самом завалящем  джинне  из  старинной
сказки, который явился бы к ним со своими дворцами, сокровищами!  Конеч-
но, думают они, любой джинн, проведший две тысячи лет в заточении, поне-
воле отстал бы от жизни. И возможно, что дворец, который он  преподнесет
в подарок, будет не совсем благоустроен с точки зрения современных  дос-
тижений техники. Ведь архитектура со времен калифа Гарун аль Рашида  так
шагнула вперед! Появились ванные комнаты, лифты, большие, светлые  окна,
паровое отопление, электрическое освещение... Да ладно уж, стоит ли при-
дираться! Пусть дарит такие дворцы, какие ему заблагорассудится. Были бы
только сундуки с золотом и бриллиантами, а остальное приложится:  и  по-
чет, и власть, и яства, и блаженная, праздная жизнь богатого  "цивилизо-
ванного" бездельника, презирающего всех тех,  кто  живет  плодами  своих
трудов. От такого джинна можно и любое огорчение стерпеть.  И  не  беда,
если он не знает многих правил современного общежития и светских манер и
если он иногда и поставит тебя в скандальное положение. Чародею, швыряю-
щемуся сундуками с драгоценностями, эти люди все простят.
   Ну, а что, если бы такой джинн да вдруг попал в нашу страну, где сов-
сем другие представления о счастье и справедливости, где власть  богачей
давно и навсегда уничтожена и где только честный труд приносит  человеку
счастье, почет и славу?
   Я старался вообразить, что получилось бы, если бы джинна спас из  за-
точения в сосуде самый обыкновенный советский мальчик, такой, каких мил-
лионы в нашей счастливой социалистической стране.
   И вдруг я, представьте себе, узнаю, что Волька Костыльков, тот самый,
который жил раньше у нас в Трехпрудном переулке, ну, .тот  самый  Волька
Костыльков, который в прошлом году в лагере лучше всех нырял... Впрочем,
давайте я вам лучше все расскажу по порядку.

   I. НЕОБЫКНОВЕННОЕ УТРО

   В семь часов тридцать две минуты утра веселый солнечный зайчик  прос-
кользнул сквозь дырку в шторе и устроился на носу ученика шестого класса
Вольки Костылькова. Волька чихнул и проснулся.
   Как раз в это время из соседней комнаты донесся голос матери:
   - Нечего спешить, Алеша. Пусть ребенок еще немножко поспит -  сегодня
у него экзамены.
   Волька досадливо поморщился.
   Когда это мама перестанет наконец называть его ребенком!
   - Ну что за чепуха! - ответил за перегородкой  отец.  -  Парню  скоро
тринадцать лет. Пускай встает и помогает складывать вещи... У  него  уже
скоро борода расти начнет, а ты все: ребенок, ребенок...
   Складывать вещи! Как он мог это забыть!
   Волька сбросил с себя одеяло и стал торопливо натягивать  штаны.  Как
он мог забыть! Такой день!
   Семья Костыльковых переезжала сегодня на новую квартиру  в  новеньком
шестиэтажном доме. Еще накануне вечером почти все вещи были  запакованы.
Мама с бабушкой уложили посуду  в  ванночку,  в  которой  когдато,  дав-
ным-давно, купали младенца Вольку. Отец, засучив рукава и  по-сапожницки
набрав полный рот гвоздей, заколачивал ящики с книгами,
   Потом все спорили, где складывать вещи, чтобы удобнее было  их  выно-
сить утром. Потом пили чай попоходному, за столом  без  скатерти.  Потом
решили, что утро вечера мудренее, и легли спать.
   Одним словом, уму непостижимо, как это он мог забыть, что они сегодня
утром переезжают на новую квартиру.
   Не успели напиться чаю, как с грохотом ввалились грузчики. Первым де-
лом они широко распахнули обе половинки двери и зычными голосами спроси-
ли:
   - Можно начинать?
   - Пожалуйста, - ответили одновременно мать и бабушка и страшно засуе-
тились.
   Волька торжественно вынес на улицу к  крытому  трехтонному  грузовику
диванные валики и спинку.
   - Переезжаете? - спросил у него соседский мальчишка.
   - Переезжаем, - небрежно ответил Волька с таким видом, словно он  пе-
реезжал с квартиры на квартиру каждую неделю и в этом не было  для  него
ничего удивительного.
   Подошел дворник Степаныч, глубокомысленно свернул цигарку и неожидан-
но завел с Волькой солидный разговор, как равный с равным. У мальчика от
гордости и счастья слегка закружилась голова. Он набрался духу и пригла-
сил Степаныча в гости на новую квартиру. Дворник сказал: "С  нашим  удо-
вольствием". Словом, налаживалась серьезная и положительная беседа  двух
мужчин, когда вдруг из квартиры раздался голос матери:
   - Волька! Волька!.. Ну куда девался этот несносный ребенок?
   Волька помчался в опустевшую, непривычно просторную квартиру, в кото-
рой сиротливо валялись обрывки старых газет и  грязные  пузырьки  из-под
лекарств.
   - Наконец-то! - сказала мать. - Бери свой знаменитый аквариум и сроч-
но влезай в машину. Будешь там сидеть на диване и держать аквариум в ру-
ках. Больше девать его некуда. Только смотри не расплескай воду  на  ди-
ван...
   Непонятно, почему родители так нервничают, когда переезжают на  новую
квартиру.

   II. ТАИНСТВЕННЫЙ СОСУД

   В конце концов Волька устроился неплохо.
   Внутри машины царил таинственный и прохладный полумрак.  Если  зажму-
рить глаза, можно было вообразить, будто едешь не по Трехпрудному  пере-
улку, в котором прожил всю свою жизнь,  а  где-то  в  далеких  сибирских
просторах, где тебе предстоит в суровых боях с природой возводить  новый
гигант советской индустрни. И, конечно, в первых рядах  отличников  этой
стройки будет Волька Костыльков. Он первый соскочит с машины, когда  ка-
раван грузовиков прибудет к месту назначения. Он  первый  раскинет  свою
палатку и предоставит ее заболевшим в пути, а сам, перекидываясь  шуточ-
ками с товарищами по стройке, останется греться у костра, который он  же
быстро и умело разведет. А когда в трескучие морозы или свирепые  бураны
кое-кто вздумает сдавать темпы, ему будут говорить: "Стыдитесь, товарищ!
Берите пример с показательной бригады Владимира Костылькова..."
   За диваном возвышался ставший вдруг удивительно интересным  и  необы-
чайным перевернутый вверх ногами обеденный  стол.  На  столе  дребезжало
ведро, наполненное разными склянками. У  боковой  стенки  кузова  тускло
поблескивала никелированная кровать. Старая  бочка,  в  которой  бабушка
квасила на зиму капусту, неожиданно приобрела столь таинственный и  тор-
жественный вид, что Волька нисколечко не удивился бы, если бы узнал, что
именно в ней проживал когда-то философ Диоген,  тот  самый,  который  из
древней греческой истории.
   Сквозь дырки в брезентовых  стенках  пробивались  тоненькие  столбики
солнечных лучей. Волька прильнул к одной из них. Перед  ним,  словно  на
киноэкране, стремительно пробегали веселые и шумные улицы, тихие  и  те-
нистые переулки, просторные площади, по которым во всех четырех  направ-
лениях двигались в два ряда пешеходы. За пешеходами,  поблескивая  прос-
торными зеркальными витринами, возвышались неторопливо  убегавшие  назад
магазины, наполненные товарами, продавцами и озабоченными  покупателями;
школы и дворы при школах, уже пестревшие белыми блузами и красными галс-
туками наиболее нетерпеливых школьников, которым не сиделось дома в день
экзаменов; театры, клубы, заводы, красные громады строящихся зданий, ог-
ражденные от прохожих высокими дощатыми заборами и узенькими, в три дос-
ки, деревянными тротуарами. Вот мимо Волькиного грузовика медленно проп-
лыло приземистое, с круглым, кирпичного цвета  куполом  заветное  здание
цирка. На его стенах не было теперь обольстительных реклам с ярко-желты-
ми львами и красавицами, изящно стоящими на одной ножке на спинах неопи-
суемо роскошных лошадей. По случаю летнего времени цирк перешел  в  Парк
культуры и отдыха, в огромный брезентовый шатер цирка  Шапито.  Недалеко
от опустевшего цирка грузовик обогнал голубой автобус  с  экскурсантами.
Десятка три карапузов, держась по двое за руки, шли по тротуару и солид-
но пели звонким, но нестройным хором: "Не нужен нам  берег  турецкий!.."
Наверно, это детский сад шел гулять на бульвар...  И  снова  убегали  от
Вольки школы, булочные, магазины, клубы, заводы, кинотеатры, библиотеки,
новостройки...
   Но вот наконец грузовик, устало фырча и отдуваясь, остановился у  на-
рядного подъезда нового Волькиного дома. Грузчики ловко и быстро перета-
щили вещи в квартиру и уехали.
   Отец, кое-как распаковав ящики с самыми необходимыми вещами, сказал:
   - Остальное доделаем после работы.
   И ушел на завод.
   Мама с бабушкой принялись распаковывать кухонную и столовую посуду, а
Волька решил сбегать тем временем на  реку.  Правда,  отец  предупредил,
чтобы Волька не смел без него ходить купаться, потому  что  тут  страшно
глубоко, но Волька быстро нашел для себя оправдание:
   "Мне необходимо выкупаться, чтобы была свежая голова. Как это я  могу
явиться на экзамены с несвежей головой!"
   Просто удивительно, как Волька умел  всегда  придумывать  оправдание,
когда собирался делать то, что ему запрещали!
   Это большое удобство, когда река недалеко от дома. Волька сказал  ма-
ме, что пойдет на берег готовиться по географии. И он действительно  со-
бирался минут десять полистать учебник. Но, прибежав  на  реку,  он,  не
медля ни минуты, разделся и бросился в воду. Шел одиннадцатый час, и  на
берегу не было ни одного человека. Это было хорошо и плохо. Хорошо - по-
тому, что никто не мог ему помешать всласть выкупаться. Плохо -  потому,
что некому было восторгаться, как красиво и легко  Волька  плавает  и  в
особенности как он замечательно ныряет.
   Волька наплавался и нанырялся до того, что буквально  посинел.  Тогда
он понял, что хватит, совсем было вылез из воды, но  передумал  и  решил
напоследок еще разок нырнуть в ласковую прозрачную воду, до  дна  прони-
занную ярким полуденным солнцем.
   И вот в тот самый миг, когда Волька уже собирался  подняться  на  по-
верхность, его рука вдруг нащупала на дне  реки  какой-то  продолговатый
предмет. Волька схватил его и вынырнул у самого берега. В его руках  был
скользкий, замшелый глиняный сосуд необычной формы. Больше всего он  по-
ходил, пожалуй, на древнюю амфору. Его горлышко  было  наглухо  замазано
зеленым смолистым веществом, на котором было выдавлено нечто,  отдаленно
напоминавшее печать.
   Волька прикинул сосуд на вес. Сосуд был тяжелый, и Волька обмер.
   Клад! Клад со старинными вещами,  имеющими  огромное  научное  значе-
ние!.. Вот это здорово!
   Быстренько одевшись, он помчался домой, чтобы в укромном уголке  рас-
печатать сосуд.
   Пока он добежал до дому, в его голове уже успела  сложиться  заметка,
которая завтра обязательно появится во всех газетах.  Он  даже  придумал
для нее название: "Пионер помог науке".
   "Вчера в Н-е отделение милиции явился пионер  Костыльков  Владимир  и
вручил дежурному клад из редких старинных золотых вещей, найденный им на
дне реки, на очень глубоком месте. Клад передан милицией в  Исторический
музей. По сведениям из достоверных  источников,  Костыльков  Владимир  -
прекрасный ныряльщик".
   Проскользнув мимо кухни, где мама готовила обед, Полька юркнул в ком-
нату с такой быстротой, что чуть не сломал себе ногу:  он  споткнулся  о
люстру, которую еще не успели повесить. Это  была  знаменитая  бабушкина
люстра. Когда-то, еще до революции, ее собственноручно переделал  покой-
ный дедушка из висячей керосиновой лампы. Это была память о  дедушке,  и
бабушка ни за что в жизни с ней бы не рассталась. А так как вешать ее  в
столовой было не так уж красиво, то предполагалось повесить ее как раз в
той комнате, куда сейчас и забрался Волька. На сей предмет был уже  вко-
лочен в потолок большущий железный крюк.
   Потирая ушибленную коленку, Волька запер за собой дверь,  вытащил  из
кармана перочинный ножик и, дрожа от волнения, соскреб печать с горлышка
сосуда.
   В то же мгновение вся комната наполнилась едким черным дымом и что-то
вроде бесшумного взрыва большой силы подбросило Вольку к потолку, где он
и повис, зацепившись штанами за тот самый крюк, на  который  предполага-
лось повесить бабушкину люстру.

   III. СТАРИК ХОТТАБЫЧ

   Пока Волька, раскачиваясь на крюке, пытался разобраться  в  том,  что
произошло, дым понемножку рассеялся, и Волька  вдруг  обнаружил,  что  в
комнате, кроме него, находится еще одно живое существо. Это был тощий  и
смуглый старик с бородой по пояс, в роскошной чалме, тонком белом  шерс-
тяном кафтане, обильно расшитом золотом и серебром, белоснежных шелковых
шароварах и нежно-розовых сафьяновых туфлях с высоко загнутыми носками.
   - Апчхи! - оглушительно чихнул неизвестный старик и пал ниц.  -  При-
ветствую тебя, о прекрасный и мудрый отрок!
   - Вы... вы... вы из домоуправления? - выпалил Волька, озадаченно  вы-
таращив на него глаза.
   - О нет, мой юный повелитель, - отвечал старик, оставаясь  в  том  же
положении и немилосердно чихая. - Я не из домоуправления. Я вот из этого
сосуда. - Тут он указал на загадочный сосуд, из которого еще  вился  то-
ненький дымок. - Знай же, о благословеннейший из прекрасных, что я могу-
чий и прославленный во всех странах света джинн Гассан  Абдуррахман  ибн
Хоттаб, или, по-вашему, Гассан Абдуррахман Хоттабович.  И  случилась  со
мной - апчхи! - удивительная история, которая, будь она написана  иглами
в уголках глаз, послужила бы назиданием для поучающихся.  Я,  несчастный
джинн, ослушался Сулеймана ибн Дауда - мир с ними обоими! - я и брат мой
Омар Юсуф Хоттабович. И Сулейман прислал своего визиря Асафа  ибн  Бара-
хию, и тот доставил нас насильно. И Сулейман ибн Дауд-мир с ними обоими!
- приказал принести два сосуда: один медный, а - другой глиняный, и  за-
точил меня в глиняном сосуде, а брата моего, Омара Хоттабовича, - в мед-
ном. Он запечатал оба сосуда, оттиснув на них величайшее из имен аллаха,
а потом отдал приказ джиннам, и они понесли нас и бросили брата моего  в
море, а меня в реку, из которой ты, о благословенный  спаситель  мой,  -
апчхи, апчхи! - извлек меня. Да продлятся дни твои, о... Прости меня,  я
был бы несказанно счастлив узнать твое имя, прелестнейший отрок.
   - Меня зовут Волька, - ответил наш герой, продолжая медленно раскачи-
ваться под потолком.
   - А имя счастливого отца твоего, да будет он благословлен во веки ве-
ков? Как твоя почтенная матушка зовет твоего благородного батюшку -  мир
с ними обоими?
   - Она зовет его Алеша, то есть Алексей...
   - Так знай же, о превосходнейший из  отроков,  звезда  сердца  моего,
Волька ибн Алеша, что я буду впредь выполнять все, что ты мне прикажешь,
ибо ты спас меня из страшного заточения. Апчхи!..
   - Почему вы так чихаете? - осведомился Волька, словно  все  остальное
было ему совершенно ясно.
   - Несколько тысячелетий, проведенных в сырости, без благодатного сол-
нечного света, в холодном сосуде, покоящемся в глубинах  вод,  наградили
меня, недостойного твоего слугу, утомительным насморком.  Апчхи!..  Апч-
хи!.. Но все это сущая чепуха и недостойно твоего драгоценнейшего внима-
ния. Повелевай мной, о юный господин! - с жаром заключил  Гассан  Абдур-
рахман ибн Хоттаб, задрав вверх голову, но продолжая оставаться на коле-
нях.
   - Прежде всего поднимитесь, пожалуйста, с колен, - сказал Волька.
   - Твое слово для меня закон, - послушно ответствовал старик  и  встал
на ноги. - Я жду твоих дальнейших повелений.
   - А теперь, - неуверенно промолвил Волька, - если это вас не  затруд-
нит... будьте добры... конечно, если вас это не очень затруднит... Одним
словом, мне бы очень хотелось очутиться на полу.
   В тот же миг он оказался внизу, рядом со стариком Хоттабычем, как  мы
будем в дальнейшем для краткости величать нашего нового знакомого.  Пер-
вом делом Волька схватился за штаны. Штаны были совершенно целы.
   Начинались чудеса.

   IV. ЭКЗАМЕН ПО ГЕОГРАФИИ

   - Повелевай мною! - продолжал Хоттабыч, глядя  на  Вольку  преданными
глазами. - Нет ли у тебя какого-нибудь горя, о Волька ибн Алеша?  Скажи,
и я помогу тебе. Не гложет ли тебя тоска?
   - Гложет, - застенчиво отвечал иолька. - у меня  сегодня  экзамен  по
географии.
   - Экзамен по географии? - вскричал старик и торжественно поднял  свои
иссохшие волосатые руки. - Экзамен  по  географии?  Знай  же,  о  изуми-
тельнейший из изумительных, что тебе неслыханно повезло,  ибо  я  больше
кого-либо из джиннов богат знаниями по географии, - я, твой верный слуга
Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб. Мы пойдем с тобой в школу, да будут  бла-
гословенны ее фундамент и крыша! Я буду тебе незримо подсказывать ответы
на все вопросы, которые будут тебе заданы, и ты прославишься среди  уче-
ников своей школы и среди учеников всех школ твоего великолепного  горо-
да.
   - Спасибо, Гассан Хоттабыч, - тяжко-тяжко вздохнул Волька. - Спасибо,
только никаких подсказок мне не надо. Мы - пионеры - принципиально  про-
тив подсказок. Мы против них организованно боремся.
   Ну откуда было старому джинну, проведшему столько  лет  в  заточении,
знать ученое слово "принципиально"? Но вздох, которым его юный спаситель
сопроводил свои слова, полные печального благородства, утвердили  Хотта-
быча в убеждении, что помощь его нужна Вольке ибн Алеше больше, чем ког-
да бы то ни было.
   - Ты меня очень огорчаешь своим отказом, - сказал Хоттабыч. - И ведь,
главное, учти: никто моей подсказки не заметит.
   - Ну да! - горько усмехнулся Волька. - У Сергея Семеновича такой тон-
кий слух, спасу нет!
   - Теперь ты меня не только огорчаешь, но и  обижаешь,  о  Волька  ибн
Алеша. Если Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб говорит, что никто не заметит,
значит так оно и будет.
   - Никто-никто? - переспросил для верности Волька.
   - Никто-никто. То, что я буду иметь счастье тебе  подсказать,  пойдет
из моих почтительных уст прямо в твои высокочтимые уши.
   - Просто не знаю, что мне с вами делать, Гассан Хоттабыч, - притворно
вздохнул Волька. - Ужасно не хочется огорчать вас отказом... Ладно,  так
и быть!.. География - это тебе не математика и не русский язык. По мате-
матике или русскому я бы ни за что не согласился  на  самую  малюсенькую
подсказку. Но поскольку география все-таки не самый  главный  предмет...
Ну, тогда пошли побыстрее!.. Только... - Тут он окинул критическим  взо-
ром необычное одеяние старика. - М-м-м-да-а-а... Как бы это  вам  перео-
деться, Гассан Хоттабыч?
   - Разве мои одежды не услаждают твой взор, о достойнейший из Волек? -
огорчился Хоттабыч.
   - Услаждают, безусловно услаждают, - дипломатично ответил  Волька,  -
но вы одеты... как бы это сказать... У нас несколько другая мода...  Ваш
костюм слишком уж будет бросаться в глаза...
   Через минуту из дома, в котором с сегодняшнего  дня  проживала  семья
Костыльковых, вышел Волька, держа под руку Хоттабыча. Старик был велико-
лепен и новой парусиновой пиджачной паре, украинской вышитой  сорочке  и
твердой соломенной шляпе канотье. Единственное,  что  он  не  согласился
сменить, была обувь. Сославшись на мозоли трехтысячелетней давности,  он
остался в своих розовых туфлях с загнутыми носками, которые в свое время
свели бы, вероятно, с ума самого большого модника при дворе калифа Гару-
на аль Рашида.
   И вот Волька с преобразившимся Хоттабычем почти бегом приблизились  к
подъезду 245-й мужской средней школы.  Старик  кокетливо  посмотрелся  в
стеклянную дверь, как в зеркало, и остался собой доволен.
   Пожилой швейцар, солидно читавший газету, с удовольствием отложил ее,
завидев Вольку и его спутника. Ему было жарко и хотелось поговорить.
   Перескакивая сразу через несколько ступенек, Волька помчался вверх по
лестнице. В коридорах было тихо и пустынно - верный и печальный признак,
что экзамены уже начались и что Волька, следовательно, опоздал!
   - А вы, гражданин, куда? - благожелательно спросил швейцар Хоттабыча,
последовавшего было за своим юным другом.
   - Ему к директору нужно! - крикнул сверху Волька за Хоттабыча.
   - Извините, гражданин, директор занят. Он сейчас ва экзаменах. Зайди-
те, пожалуйста, ближе к вечеру.
   Хоттабыч сердито насупил брови:
   - Если мне будет позволено, о почтенный старец, я предпочел бы подож-
дать его здесь. - Затем он крикнул Вольке: - Спеши к  себе  в  класс,  о
Волька ибн Алеша, я верю, ты потрясешь своими знаниями учителей своих  и
товарищей своих!
   - Вы ему, гражданин, дедушкой приходитесь или как? - попытался  швей-
цар завязать разговор.
   Но Хоттабыч, пожевав губами, промолчал. Он считал ниже своего  досто-
инства беседу с привратником.
   - Разрешите предложить вам кипяченой  воды,  -  продолжал  между  тем
швейцар. - Жара сегодня - не приведи господь.
   Налив из графина полный стакан, он повернулся, чтобы подать  его  не-
разговорчивому незнакомцу, и с ужасом убедился, что тот пропал неизвест-
но куда, словно сквозь паркет провалился. Потрясенный  этим  невероятным
обстоятельством, швейцар залпом опрокинул в себя  воду,  предназначенную
для Хоттабыча, налил и осушил второй стакан, третий и остановился только
тогда, когда в графине не осталось ни единой капли. Тогда  он  откинулся
на спинку стула и стал в изнеможении обмахиваться газетой.
   А в это время на втором этаже, как раз над швейцаром, в шестом классе
"Б", происходила не менее волнующая сцена. Перед классной  доской,  уве-
шанной географическими картами, за столом, по-парадному покрытым сукном,
разместились учителя во главе с директором  школы  Павлом  Васильевичем.
Перед ними сидели на партах чинные, торжественно подтянутые  ученики.  В
классе стояла такая тишина, что слышно было, как где-то под самым потол-
ком монотонно гудит одинокая муха. Если бы ученики  шестого  класса  "Б"
всегда вели себя так тихо, это был бы безусловно самый  дисциплинирован-
ный класс во всей Москве.
   Нужно, однако, подчеркнуть, что  тишина  в  классе  была  вызвана  не
только экзаменационной обстановкой, но и тем,  что  выкликнули  к  доске
Костылькова, а его в классе не оказалось.
   - Костыльков Владимир! - повторил  директор  и  окинул  недоумевающим
взглядом притихший класс.
   Стало еще тише.
   И вдруг из коридора донесся гулкий топот чьих-то бегущих ног, и в тот
самый момент, когда директор в третий и последний раз провозгласил "Кос-
тыльков Владимир!", с шумом распахнулась  дверь  и  запыхавшийся  Волька
пискнул:
   - Я!
   - Пожалуй к доске, - сухо промолвил директор. - о твоем опоздании  мы
поговорим позже.
   - Я... я... я болен, - пробормотал Волька первое, что  ему  пришло  в
голову, и неуверенным шагом приблизился к столу.
   Пока он размышлял, какой бы из разложенных на столе билетов ему  выб-
рать, в коридоре прямо из стены появился старик Хоттабыч и с озабоченным
видом прошел сквозь другую стену в соседний класс.
   Наконец Волька решился: взял первый попавшийся  билет,  медленно-мед-
ленно, пытая свою судьбу, раскрыл его и с  удовольствием  убедился,  что
ему предстоит отвечать про Индию. Как раз про Индию он знал много. Он  и
давно интересовался этой страной.
   - Ну что ж, - сказал директор, - докладывай.
   Начало билета Волька даже помнил слово в слово по учебнику. Он  раск-
рыл рот и хотел сказать, что полуостров  Индостан  напоминает  по  своим
очертаниям треугольник, что омывается этот огромный треугольник  Индийс-
ким океаном и его частями: Аравийским морем - на  западе  и  Бенгальским
заливом - на востоке, что на этом полуострове  расположены  две  большие
страны - Индия и Пакистан, что населяет их добрый, миролюбивый народ  со
старинной и богатой культурой, что американские и английские империалис-
ты все время нарочно стараются поссорить обе эти страны, и так  далее  и
тому подобное. Но в это время в  соседнем  классе  Хоттабыч  прильнул  к
стенке и трудолюбиво забормотал, приставив ко рту ладонь трубкой:
   - Индия, о высокочтимый мой учитель...
   И вдруг Волька, вопреки собственному желанию, стал пороть  совершенно
несусветную чушь:
   - Индия, о высокочтимый мой учитель, находится почти  на  самом  краю
земного диска и отделена от этого края безлюдными и неизведанными пусты-
нями, ибо на восток от нее не живут ни звери, ни птицы.  Индия  -  очень
богатая страна, и богата она золотом, которое там не  копают  из  земли,
как в других странах, а неустанно, день и ночь, добывают особые, золото-
носные муравьи, каждый из которых величиной почти с собаку. Они роют се-
бе жилища под землею и трижды в сутки выносят оттуда на поверхность  зо-
лотой песок и самородки и складывают в большие кучи. Но горе тем  индий-
цам, которые без должной сноровки попытаются похитить  это  золото!  Му-
равьи пускаются за ними в погоню, и, настигнув, убивают на месте. С  се-
вера и запада Индия граначит со страной, где проживают плешивые люди.  И
мужчины и женщины, и взрослые и дети - все плешивые в этой стране, и пи-
таются эти удивительные люди сырой рыбой и  древесными  шишками.  А  еще
ближе к ним лежит страна, в которой нельзя ни смотреть вперед, ни  прой-
ти, вследствие того, что. там в неисчислимом множестве рассыпаны  перья.
Перьями заполнены там воздух и земля: они-то и мешают видеть...
   - Постой, постой, Костыльков! - улыбнулся учитель географии. -  Никто
тебя не просит рассказывать о взглядах древних  на  географию  Азии.  Ты
расскажи современные, научные данные об Индии.
   Ах, как Волька был бы счастлив изложить свои познания по этому вопро-
су! Но что он мог поделать, ее уже больше не был властен над своей речью
и своими поступками! Согласившись на подсказку Хоттабыча, он  стал  без-
вольной игрушкой в его доброжелательных, но невежественных руках. Он хо-
тел подтвердить, что, конечно, то, что он только что сказал, ничего  об-
щего не имеет с данными современной науки, но Хоттабыч за стеной  недоу-
менно пожал плечами, отрицательно мотнув головой, и Волька здесь,  перед
экзаменационным столом, вынужден был также пожать плечами и отрицательно
мотнуть головой:
   - То, что я имел честь сказать тебе, о высокочтимый, основано на  са-
мых достоверных источниках, и на более научных сведений  об  Индии,  чем
те, которые только что, с твоего разрешения, сообщил тебе.
   - С каких это пор ты, Костыльков, стал говорить старшим "ты"? -  уди-
вился учитель географии. - И прекрати, пожалуйста, отвечать  не  по  су-
ществу. Ты на экзамене, а не на костюмированным вечере. Если ты не  зна-
ешь этого билета, то честнее будет так и сказать. Кстати, что ты там та-
кое наговорил про земной диск. Разве тебе не известно, что Земля-шар!
   Известно ли Вольке Костылькову, действительному члену астрономическо-
го кружка при Московском планетарии, что Земля - шар! Да ведь это  знает
любой первоклассник!
   Но Хоттабыч за стеной рассмеялся, и Волька только усмехнулся:
   - Ты изволишь шутить над твоим преданнейшим учеником! Если  бы  Земля
была шаром, воды стекли бы с нее вниз и люди умерли бы от жажды, а  рас-
тения засохли. Земля, о достойнейший и благороднейший из  преподавателей
и наставников, имела и имеет форму плоского диска и  омывается  со  всех
сторон величественной рекой, называемой "Океан". Земля покоится на шести
слонах, а те стоят на огромной черепахе. Вот как устроен мир, о учитель!
   Экзаменаторы смотрели на Вольку со все возрастающим  удивлением.  Тот
от ужаса и сознания своей полнейшей беспомощности покрылся холодным  по-
том.
   Ребята в классе все еще не могли разобраться, что такое  произошло  с
их товарищем, но кое-кто начинал посмеиваться. Уж очень это забавно  по-
лучилось про страну плешивых, про страну, наполненную перьями, про золо-
тоносных муравьев величиной с собаку, про плоскую Землю,  покоящуюся  на
шести слонах и одной черепахе. Что касается Жени  Богорада,  закадычного
Волькиного приятеля и звеньевого его звена, то он не на  шутку  встрево-
жился. Кто-кто, он-то отлично знал, что Волька - староста  астрономичес-
кого кружка и уж во всяком случае знает, что Земля - шар. Неужели Волька
ни с того, ни с сего вдруг решил хулиганить, и где - на экзаменах?  Оче-
видно, Волько заболел. Но чем? Что это за странная, небывалая болезнь? И
потом, очень обидно за звено. Все экзамены шло первым по своим показате-
лям, и вдруг все летит кувырком из-за нелепых ответов Костылькова, тако-
го дисциплинированного и сознательного пионера!
   - Ты все это серьезно, Костыльков? - спросил  учитель,  начиная  сер-
диться.
   - Серьезно, о учитель - отвечал Волька.
   - И тебе нечего добавить? Неужели ты полагаешь, что отвечаешь по  су-
ществу твоего билета?
   - Нет, не имею, - отрицательно покачал головой там, за стенкой,  Хот-
табыч.
   Н Волька, изнывая от чувства своей беспомощности перед силой, толкаю-
щей его к провалу, также сделал отрицательный жест.
   - Нет, не имею. Разве только, что горизонты в богатой Индии обрамлены
золотом и жемчугами.
   - Невероятно, - развел руками экзаменатор.
   Не может быть, чтобы Костыльков хотел подшутить над своими учителями.
   Он нагнулся и шепнул на ухо директору:
   - По-моему, мальчик не совсем здоров.
   - Очень может быть, - согласился директор.
   Экзаменаторы, искоса бросая быстрые взгляды па Вольку, стали тихо со-
вещаться. Потом Сергей Семенович, учитель географии, прошептал:
   - Попробуем задать ему вопрос исключительно для того, чтобы он  успо-
коился. Разрешите задать из прошлогоднего курса?
   Все согласились, и Сергей Семенович обратился к Вольке:
   - Ну, Костыльков, успокойся, вытри слезы, не нервничай. Можещь ты нам
рассказать для начала о том, что такое горизонт?  Это  из  курса  пятого
класса.
   - О горизонте? - обрадовался Волька. - Это, Сергей  Семенович,  очень
просто: Горизонтом называется воображаемая линия...
   Но снова за стеной закопошился Хоттабыч, и Волька снова  пал  жертвой
подсказки.
   - Горизонтом, о высокочтимый учитель, - поправился он, - горизонтом я
назову ту грань, где хрустальный купол соприкасается с краем Земля.
   - Час от часу не легче! Как  прикажешь  понимать  твои  слова  насчет
хрустального купола небес: в буквальном или переносном смысле слова?
   - В буквальном, о учитель, - подсказал из соседнего класса Хоттабыч.
   И Вольке пришлось вслед за ним повторить:
   - В буквальном, о учитель.
   - В переносное! - прошипел ему кто-то с задней скамейки.
   Но Волька снова промолвил:
   - Конечно, в буквальном.
   - Значит, как же? - все еще не верил своим ушам учитель геограафии. -
Значит, небо, по-твоему, твердый купол?
   - Твердый.
   - И, значит, есть такое место, где Земля кончается?
   - Есть такое место, о высокочтимый мой учитель.
   За стеной Хоттабыч одобрительно кивал головой и удовлетворенно  поти-
рал свои сухие ладошки.
   В классе наступила напряженная тишина. Самые смешливые ребята  перес-
тали улыбаться: с Волькой определенно творилось неладное.
   Директор встал из-за стола, озабоченно пощупал Волькин лоб.  Темпера-
туры не было.
   Но Хоттабыч за стеной растрогался, отвесил низкий  поклон,  коснулся,
по восточному обычаю, лба и груди и зашептал. И Волька, понуждаемый  той
же недоброй силой, в точности повторил эти движения:
   - Благодарю тебя, о великодушнейший Павел ибн Василий! Благодарю тебя
за беспокойство, но оно ни к чему. Оно излишне, ибо я, хвала аллаху, со-
вершенно здоров.
   Это получилось на редкость нелепо и смешно. Но так  велика  была  уже
тревога ребят за Вольку, что ни у кого из них и тени улыбки на  лице  не
появилось. А директор ласково взял Вольку за руку, вывел из класса и по-
гладил по поникшей голове:
   - Ничего Костыльков, не унывай... Видимо,  ты  несколько  переутомил-
ся... Придешь, когда хорошенько отдохнешь, ладно?
   - Ладно, - сказал Волька. - Только, Павел  Васильевич,  честное  пио-
нерское, я нисколько, ну совсем нисколечко не виноват!
   - А я тебя ни в чем и не виню, - мягко отвечал  директор.  -  Знаешь,
давай заглянем к Петру Иванычу.
   Петр Иваныч - школьный доктор - минут десять выслушивал и  выстукивал
Вольку, заставил его зажмурить глаза, вытянуть перед собой руки и стоять
с растопыренными пальцами, постучал по его  ноге  ниже  коленки,  чертил
стетоскопом линии на его голом теле. За это  время  Волька  окончательно
пришел в себя. Щеки его снова покрылись румянцем, настроение поднялось.
   - Совершенно здоровый мальчик, - сказал Петр Иваныч директору.  -  То
есть, прямо скажу: на редкость здоровый мальчик! Надо  полагать,  сказа-
лось небольшое переутомление. Переусердствовал перед экзаменами... А так
здоров, здо-о-о-ро-о-ов! Микула Селянинович, да и только!
   Это не помешало ему на всякий случай накапать в стакан  каких-то  ка-
пель, и Микуле Селяниновичу пришлось скрепя сердце проглотить их.
   И тут Вольке пришла в голову шальная мысль. А что, если именно здесь,
в кабинете Петра Иваныча, воспользовавшись отсутствием Хоттабыча, попро-
бовать сдать Павлу Васильевичу экзамен?
   - Павел Васильевич! - обратился он к директору. - Вот и  Петр  Иваныч
говорит, что я здоров. Разрешите, я вам тут же на все вопросы отвечу  по
географии. Вот вы увидите...
   - Ни-ни-ни! - замахал руками Петр Иваныч. - Ни в коем случае не реко-
мендую. Пусть лучше ребенок несколько денечков  отдохнет.  География  от
него никуда не убежит.
   - Что верно, то верно, - облегченно  промолвил  директор,  довольный,
что все в конечном счете так благополучно обошлось. - Иди-ка ты, дружище
Костыльков, до дому, до хаты и отдыхай. Отдохнешь хорошенько - приходи и
сдавай. Я уверен, что ты обязательно сдашь на пятерку... А вы как думае-
те, Петр Иваныч?
   - Такой богатырь? Да он меньше чем на пять с плюсом ни за что не пой-
дет!
   - Да, вот что... - сказал директор. -  А  не  лучше  ли  будет,  если
кто-нибудь его проводит до дому?
   - Что вы, что вы, Павел Васильевич? - всполошился Волька. - Я отлично
сам дойду.
   Не хватало только, чтобы провожатый столкнулся носом к  носу  с  этим
каверзным стариком Хоттабычем!
   Волька выглядел уже совсем хорошо, и Павел  Васильевич  со  спокойной
душой отпустил его домой.
   В коридоре за Волькиной спиной возник из стены сияющий Хоттабыч,  но,
заметив директора, снова исчез.  А  Волька,  простившись  с  Павлом  Ва-
сильевичем, спустился по широкой лестнице в вестибюль.
   Ему бросился навстречу швейцар.
   - Костыльков! Тут с тобой дедушка приходил или кто, так он...
   Но как раз в это время из стены появился старик Хоттабыч. Он был  ве-
сел, очень доволен собой и что-то напевал себе под нос.
   - Ой! - тихо вскрикнул швейцар и тщетно попытался налить себе воды из
пустого графина.
   А когда он поставил графин на место и оглянулся, в вестибюле не  было
ни Вольки Костылькова, ни его загадочного спутника.  Они  уже  вышли  на
улицу и завернули за угол.
   - Заклинаю тебя, о юный мой повелитель, - горделиво обратился  Хотта-
быч, нарушив довольно продолжительное молчание, - потряс  ли  ты  своими
знаниями учителей своих и товарищей своих?
   - Потряс! - вздохнул Болька и с ненавистью посмотрел на старика.
   Хоттабыч самодовольно ухмыльнулся.

   V. ВТОРАЯ УСЛУГА ХОТТАБЫЧА

   Домой идти не хотелось. На душе у Вольки было отвратительно, и старик
почуял что-то неладное. Конечно, он не подозревал, как подвел Вольку. Но
было ясно, что мальчик чем-то недоволен и что виноват в этом,  очевидно,
не кто иной, как именно он, Гассан Абдуррахман  ибн  Хоттаб.  Надо  было
развлечь Вольку, поскорее рассеять его дурное настроение.
   - Угодны ли твоему сердцу, о подобный луне, рассказы  о  приключениях
удивительных и необыкновенных? - лукаво осведомился он  у  насупившегося
Вольки. - Известно ли тебе, к примеру, история  о  трех  черных  петухах
багдадского цирюльника и его хромом сыне? А о медном верблюде с серебря-
ным горбом? А о водоносе Ахмете и его волшебном ведре?
   Волька сердито промолчал, но старик не смутился этим и торопливо  на-
чал:
   - Да будет тебе известно, о прекраснейший из учащихся мужской средней
школы, что жил некогда в Багдаде искусный цирюльник, по имени  Селим,  и
были у него три петуха и хромой сын, по  прозванию  Бадья.  И  случилось
так, что проходил мимо его лавки калиф Гарун аль Рашид... Только  знаешь
что, о внимательнейший из отроков:  не  присесть  ли  нам  на  ближайшую
скамью, дабы твои молодые ноги не устали от хождения во время этой длин-
ной и поучительной истории?
   Волька согласился: они уселись на бульваре в холодке, под сенью  ста-
рой липы.
   Битых три с половиной часа  рассказывал  Хоттабыч  эту  действительно
весьма занимательную историю и закончил ее коварными  словами:  "Но  еще
удивительней повесть о медном верблюде с серебряным горбом". И  тут  же,
не переводя дыхания, принялся излагать ее, пока не дошел до слов: "Тогда
иноземец взял уголек из жаровни и нарисовал им на стене очертания  верб-
люда, и верблюд тот взмахнул хвостом, качнул головой и сошел со стены на
дорожные камни..."
   Здесь он остановился, чтобы насладиться впечатлением, которое рассказ
об оживлении рисунка произведет на его  юного  слушателя.  Но  Хоттабыча
ждало разочарование: Волька достаточно насмотрелся в жизни  мультиплика-
ционных фильмов. Зато слова Хоттабыча навели его на интересную мысль.
   - Знаешь что, - сказал он, - давай сходим в кино. А  историю  ты  мне
после доскажешь, после кино.
   - Твои слова для меня закон, о Волька ибн Алеша, -  смиренно  отвечал
старик. - Но скажи мне, сделай милость, что ты подразумеваешь  под  этим
непонятным словом "кино"? Не баня ли это? Или, может быть, так у вас на-
зывается базар, где можно погулять и побеседовать со своими  друзьями  и
знакомыми?
   - Ну и ну! - поразился Волька. - Любой ребенок знает, что такое кино.
Кино - это... - Тут он неопределенно поводил р воздухе рукой и  добавил:
- Ну, в общем, придем - увидишь.
   Над кассой кинотеатра "Сатурн" висел плакат:  "Детям  до  шестнадцати
лет вход на вечерние сеансы воспрещен".
   - Что с тобой, о красивейший из красавцев?  -  всполошился  Хоттабыч,
заметив, что Волька снова помрачнел.
   - А то со мной, что мы опоздали на дневные сеансы! Уже пускают только
с шестнадцати лет... Прямо не знаю, что делать... Домой идти  не  хочет-
ся...
   - Ты не пойдешь домой! - вскричал Хоттабыч. - Не пройдет и двух мгно-
вений, как нас пропустят, и мы пройдем, окруженные  уважением,  которого
ты заслуживаешь своими поистине  бесчисленными  способностями!..  Только
гляну, какие листочки показывают посетители  той  суровой  женщине,  что
стоит у входа в любезное твоему сердцу кино...
   "Старый хвастунишка!"- раздраженно подумал Волька. И вдруг он обнару-
жил в правом кулаке два билета.
   - Ну, идем!  -  сказал  Хоттабыч,  которого  буквально  распирало  от
счастья. - Идем, теперь-то они тебя пропустят.
   - Ты уверен?
   - Так же, как в том, что тебя ожидает великое будущее!
   Он подтолкнул Вольку к зеркалу, висевшему неподалеку. Из  зеркала  на
вольку, оторопело разинув рот, смотрел мальчик с роскошной русой бородой
на пышущем здоровьем веснушчатом лице.

   VI. НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В КИНО

   Торжествующий Хоттабыч поволок Вольку по лестнице на второй  этаж,  в
фойе.
   Около самого входа в зрительный зал  томился  Женя  Богорад,  предмет
всеобщей зависти учеников шестого класса "Б". Этот баловень судьбы  при-
ходился родным племянником старшему администратору кинотеатра  "Сатурн",
поэтому его пропускали на вечерние сеансы. Ему бы по этому  случаю  жить
да радоваться, а он, представьте себе, невыносимо страдал. Он страдал от
одиночества. Ему до зарезу нужен был собеседник, с которым он мог бы об-
судить поразительное поведение Вольки Костылькова на сегодняшних экзаме-
нах по географии. И, как назло, - ни одного знакомого!
   Тогда он решил сойти вниз. Авось там кого-нибудь пошлет  ему  судьба.
На лестничной площадке его чуть не сшиб с ног старик в канотье и  расши-
тых сафьяновых туфлях, который тащил за руку-кого бы выдумали? -  самого
Вольку Костылькова! Волька почему-то прикрывал лицо обеими руками.
   - Волька! - обрадовался Богорад. - Костыльков!..
   Но, в отличии от Жени, Волька, очевидно, ничуть не  обрадовался  этой
встрече. Больше того: он сделал вид, будто не узнал своего лучшего прия-
теля, и метнулся в самую гущу толпы, слушавшей оркестр.
   - Ну и не надо! - обиделся Женя и пошел в буфет выпить стаканчик сит-
ро.
   Поэтому он не видел, как вокруг странного  старичка  и  Вольки  начал
толпиться народ. Когда же он сам попытался протолкаться туда,  куда,  по
неизвестной для него причине, устремилось столько любопытных, его  прия-
теля окружала плотная и  все  растущая  толпа.  Громыхая  откидными  си-
деньями, люди покидали кресла перед эстрадой, Вскоре оркестр  играл  уже
перед пустыми креслами.
   - Что случилось? - тщетно спрашивал Женя, отчаянно орудуя  руками.  -
Если несчастный случай, так я могу отсюда по телефону позвонить... У ме-
ня здесь дядя-старший администратор... В чем дело?..
   Но никто толком не знал, в чем дело. И так как почти никому ничего не
было видно и все интересовались, что же  там  такое  происходит,  внутри
тесного человеческого кольца, и все друг друга  расспрашивали  и  обижа-
лись, не получая вразумительного ответа, то толпа вскоре  так  разгалде-
лась, что даже стала заглушать звук оркестра, хотя все музыканты  стара-
лись по этому случаю играть как можно громче.
   Тогда на шум прибежал Женин дядя, взгромоздился на стул и крикнул:
   - Пожалуйста, разойдитесь, граждане!.. Что вы, бородатого ребенка  не
видели, что ли?
   Лишь только эти слова донеслись до буфета, все  бросили  пить  чай  и
прохладительные напитки и кинулись смотреть на бородатого ребенка.
   - Волька! - заорал на все фойе Женя, отчаявшись пробиться внутрь  за-
ветного кольца. - Я ничего не вижу!.. А ты видишь?.. Он здорово  борода-
тый?..
   - Ой, батюшки! - чуть не взвыл от тоски злополучный Волька. -  Только
и не хватало, чтобы он...
   - Несчастный мальчик! - сочувственно завздыхали окружающие его  любо-
пытные. - Такое уродство!.. Неужели медицина бессильна помочь?..
   Сначала Хоттабыч неправильно расценивал внимание, которое уделяли его
юному другу. Ему поначалу показалось, что люди сгрудились,  чтобы  выра-
зить свое уважение Вольке. Потом это его начало сердить.
   - Разойдитесь, почтеннейшие! - рявкнул он, перекрывая и гул  толпы  и
звуки оркестра. - Разойдитесь, или я сотворю с вами нечто страшное!..
   Какая-то школьница с перепугу ударилась в слезы. Но взрослых Хоттабыч
только рассмешил. Ну, в самом деле, чего страшного можно было ожидать от
этого забавного старичка в нелепых розовых туфлях? Стоит  только  ткнуть
его покрепче пальцем, и он рассыплется.
   Нет, никто не принял всерьез угрозу Хоттабыча. А старик привык, чтобы
его слова приводили людей в трепет. Сейчас он уже  был  оскорблен  и  за
Вольку и за себя и все больше и больше  наливался  яростью.  Неизвестно,
чем бы все кончилось, если бы в эту самую минуту  не  прозвенел  звонок.
Распахнулись двери зрительного зала, и все пошли  занимать  свои  места.
Женя хотел было воспользоваться этим и хоть одним глазком глянуть на не-
бывалое чудо. Но та же самая толпа, которая раньше мешала ему пробиться,
сейчас стиснула его со всех сторон и, помимо его воли, потащила с  собой
зрительный зал.
   Едва он успел добежать до первого ряда и усесться, как свет погас.
   - Фу! - облегченно вздохнул Женя. - Чуть  не  опоздал.  А  бородатого
мальчика я еще перехвачу, когда кончится сеанс...
   Тем не менее он все же взволнованно ерзал на стуле,  пытаясь  разгля-
деть где-то позади себя это поразительное чудо природы.
   - Мальчик, брось елозить!.. Мешаешь! - рассердился его сосед  справа.
- Сиди спокойно!
   Но, к великому его удивлению, беспокойного мальчика уже рядом  с  ним
не оказалось.
   - "Пересел! - с завистью подумал недавний Женин сосед. - Конечно, ма-
ло радости сидеть в первом ряду. Одна порча глаз... Мальчишке что? Пере-
сел на чужое место. В крайнем случае, прогонят, так  мальчику  не  стыд-
но..."
   Последними, когда в зрительном зале было  уже  темно,  покинули  фойе
Вольку с Хоттабычем.
   По правде говоря, Волька сначала так расстроился, что решил  уйти  из
кино, не посмотрев картины. Но тут взмолился Хоттабыч.
   - Если тебе столь неугодна борода, которой я тебя украсил в твоих  же
интересах, то я тебя освобожу от нее, лишь только мы  усядемся  на  наши
места. Это мне ничего не стоит. Пойдем  же  туда,  куда  пошли  все  ос-
тальные, ибо мне не терпится узнать, что такое кино. Сколь прекрасно оно
должно быть, если даже умудренные опытом мужи посещают его в столь изну-
рительный летний зной!
   И действительно, только они уселись на свободные места в шестом ряду,
как Хоттабыч щелкнул пальцами левой руки.
   Но вопреки его обещаниям, ничего с Волькиной бородой не произошло.
   - Что же ты мешкаешь? - спросил Волька. - А еще хвастал!
   - Я не хвастал, о прекраснейший из учащихся шестого класса "Б". Я,  к
счастью, вовремя передумал. Если у тебя не станет бороды,  тебя  выгонят
из любезного твоему сердцу кино.
   Как вскоре выяснилось, старик слукавил.
   Но Волька этого еще не знал. Он сказал:
   - Ничего, отсюда уже не выгонят.
   Хоттабыч сделал вид, будто не слышал этих слов.
   Волька повторил, и Хоттабыч снова прикинулся глухим.
   Тогда Волька повысил голос:
   - Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб!
   - Слушаю, о юный мой повелитель, - покорно ответствовал старик.
   - Нельзя ли потише? - сказал кто-то из соседей.
   Волька продолжал шепотом, нагнувшись к самому уху печально  поникшего
Хоттабыча:
   - Сделай так, чтобы немедленно не стало у меня этой глупой бороды.
   - Нисколько она не глупая! - прошептал в ответ старик. - Это в высшей
степени почтенная и благообразная борода.
   - Сию же секунду! Слышишь, сию же секунду!
   - Слушаю и повинуюсь, - снова промолвил Хоттабыч и  что-то  зашептал,
сосредоточенно прищелкивая пальцами.
   Растительность на Волькином лице оставалась без изменения.
   - Ну? - сказал Волька нетерпеливо.
   - Еще один миг, о благословеннейший Волька ибн Алеша...  -  отозвался
старик, продолжая нервно шептать и щелкать.
   Но борода и не думала исчезать с Волькиного лица.
   - Посмотри, посмотри, кто там сидит в девятом ряду! - прошептал вдруг
Волька, забыв на время о своей беде. В девятом ряду сидели два человека,
ничем, по мнению Хоттабыча, не примечательные.
   - Это совершенно чудесные актеры! - с жаром объяснил Волька и  назвал
две фамилии, известные любому нашему читателю. Хоттабычу  они,  конечно,
ничего не говорили,
   - Ты хочешь сказать, что оки лицедеи? - снисходительно улыбнулся ста-
рик. - Они пляшут на канате?
   - Они играют в кино! Это известнейшие киноактеры, вот кто они!
   - Так почему же они не играют? Почему они сидят сложа руки? - с осуж-
дением осведомился Хоттабыч. - Это, видно, очень  нерадивые  лицедеи,  и
мне больно, что ты их столь необдуманно хвалишь, о кино моего сердца.
   - Что ты! - рассмеялся Волька. - Киноактеры никогда не играют в кино-
театрах. Киноактеры играют в киностудиях.
   - Значит, мы сейчас будем лицезреть игру не киноактеров, а  каких-ни-
будь других лицедеев?
   - Нет, именно киноактеров. Понимаешь, они играют в киностудиях, а  мы
смотрим их игру в кинотеатрах. По-моему, это понятно любому младенцу.
   - Ты болтаешь, прости меня. что-то несуразное, - с осуждением  сказал
Хоттабыч. - Но я не сержусь на тебя, ибо не усматриваю  в  твоих  словах
преднамеренного. желания подшутить над твоим покорнейшим слугой. Это  на
тебя, видимо, влияет жара, царящая в этом помещении. Увы, я не  вижу  ни
одного окна, которое можно было бы растворить, чтобы освежить воздух.
   Волька понял, что за те несколько минут, которые остались  до  начала
сеанса, ему никак не растолковать старику, в чем сущность работы киноак-
теров, и решил отложить объяснения на потом. Тем более, что он  вспомнил
об обрушившейся на него напасти.
   - Хоттабыч, миленький, ну что тебе стоит, ну постарайся поскорее!
   Старик тяжело вздохнул, вырвал из своей бороды  один  волос,  другой,
третий, затем в сердцах выдернул из нее сразу целый клок и стал с  ожес-
точением рвать их на мелкие части, что-то сосредоточенно приговаривая  и
не спуская глаз с Вольки. Растительность на пышущей здоровьем физиономии
его юного друга не только не исчезла - она даже  не  шелохнулась.  Тогда
Хоттабыч принялся щелкать пальцами в самых различных сочетаниях: то  от-
дельными пальцами, то всей пятерней правой  руки,  то  левой,  то  сразу
пальцами обеих рук, то раз пальцами правой руки и два раза левой, то на-
оборот. Но все было напрасно. И тогда Хоттабыч вдруг принялся с  треском
раздирать свои одежды.
   - Ты что, с ума сошел? - испугался Волька. - Что это ты делаешь?
   - О горе мне! - прошептал в ответ Хоттабыч и стал царапать себе лицо.
- О горе мне!.. Тысячелетия, проведенные в проклятом сосуде,  увы,  дали
себя знать! Отсутствие практики губительно  отразилось  па  моей  специ-
альности... Прости меня, о юный мой спаситель, но я ничего не могу поде-
лать с твоей бородой!.. О горе, горе мне, бедному джинну Гассану  Аодур-
рахману ибн Хоттабу!..
   - Что ты там такое шепчешь? - спросил Волька. - Шепчи  отчетливей.  Я
ничего не могу разобрать.
   И Хоттабыч отвечал ему, тщательно раздирая на себе одежды:
   - О драгоценнейший из отроков, о приятнейшчй из приятных, не  обруши-
вай на меня свой справедливый гнев!.. Я не могу избавить тебя  от  боро-
ды!.. Я позабыл, как это делается!..
   - Имейте совесть, граждане! - зашипели на них соседи. - Успеете наго-
вориться дома. Ведь вы мешаете!.. Неужели обращаться к билетеру?
   - Позор на мою старую голову! - еле слышно заскулил теперь  Хоттабыч.
- Забыть такое простое волшебство! И кто забыл?  Я,  Гассан  Абдуррахман
ибн Хоттаб, могущественный из джиннов, я, тот самый  Гассан  Абдуррахман
ибн Хоттаб, с которым двадцать лет ничего не мог поделать  сам  Сулейман
ибн Дауд, мир с ними обоими!..
   - Не хнычь! - прошептал Волька, не скрывая своего презрения. -  Скажи
по-человечески, надолго ты меня наградил этой бородой?
   - О нет, успокойся, мой добрый повелитель!  -  отвечал  старик.  -  К
счастью, я околдовал тебя малым колдовством. Завтра к этому времени лицо
у тебя снова станет гладким, как у новорожденного... А может  быть,  мне
еще раньше удастся припомнить, как расколдовывается малое колдовство...
   Как раз к этому времени на экране кончились  многочисленные  надписи,
которыми обычно начинается всякая картина, потом на нем появились,  зад-
вигались и заговорили люди. Хоттабыч самодовольно шепнул Вольке:
   - Ну, это я все понимаю. Это очень просто. Все эти люди  пришли  сюда
сквозь стену. Это я тоже умею.
   - Ничего ты не понимаешь! - улыбнулся Волька  невежеству  старика.  -
Кино, если хочешь знать, построено по принципу...
   Из передних и задних рядов зашикали, и Волькины объяснения прервались
на полуслове.
   С минуту Хоттабыч сидел как зачарованный. Потом он  стал  возбужденно
ерзать, то и дело оборачиваясь назад, где в девятом ряду, как помнят на-
ши читатели, сидели два киноактера, и он проделал это несколько раз, по-
ка окончательно не убедился, что они  одновременно  сидят  позади  него,
чинно сложив руки на груди, и несутся верхом  на  быстрых  лошадях  там,
впереди, на единственной освещенной стене этого загадочного помещения.
   Побледневший, с испуганно приподнятыми бровями, старик щепнул Вольке:
   - Посмотри назад, о бесстрашный Волька ибн Алеша!
   - Ну да, - сказал Волька, - это киноактеры. Они играют в этой картине
главные роли и пришли посмотреть, нравится ли нам, зрителям, их игра.
   - Мне не нравится! - быстро сообщил Хоттабыч. Мне не нравится,  когда
люди раздваиваются. Даже я не умею в одно и то же время сидеть сложа ру-
ки на стуле и скакать на стремительной, ветру подобной лошади. Это  даже
Сулейман ибн Дауд - мир с ними обоими! - не умел делать. И  мне  поэтому
страшно.
   - Все в порядке, - покровительственно усмехнулся Волька.  -  Посмотри
на остальных зрителей. Видишь, никто не боится. Потом я тебе объясню,  в
чем дело.
   Вдруг могучий паровозный  гудок  прорезал  тишину.  Хоттабыч  схватил
Вольку за руку.
   - О царственный Волька! - прошептал он, обливаясь холодным потом. - Я
узнаю этот голос. Это голос царя джиннов  Джирджиса!..  Бежим,  пока  не
поздно!
   - Ну что за чушь! Сиди спокойно!.. Ничто нам не угрожает.
   - Слушаю и повинуюсь, - покорно пролепетал Хоттабыч,  продолжая  дро-
жать.
   Но ровно через секунду, когда на экране помчался  прямо  на  зрителей
громко гудящий паровоз, пронзительный крик ужаса раздался  в  зрительном
зале.
   - Бежим!.. Бежим!.. - вопил не своим голосом Хоттабыч, улепетывая  из
зала.
   Уже у самого выхода он вспомнил о Вольке, в несколько прыжков вернул-
ся за ним, схватил за локоть и потащил к дверям:
   - Бежим, о Волька ибн Алеша! Бежим, пока не поздно!..
   - Граждане... - начал билетер, преграждая им дорогу.
   Но сразу вслед за этим он вдруг совершил в  воздухе  красивую,  очень
длинную дугу и очутился на эстраде, перед самым экраном...
   - Чего ты кричал? Чего ты развел эту дикую панику? - сердито  спросил
уже на улице Волька у Хоттабыча.
   И тот ответил:
   - Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая  из
возможных опасностей! Прямо на нас несся, изрыгая огонь и смерть,  вели-
кий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тетки Икриша!
   - Какой там Джирджис! Какая тетка? Самый обычный паровоз!
   - Не собирается ли мой юный повелитель учить старого джина Гассан Аб-
дуррахмана ибн Хоттаба, что такое шайтан? - язвительно осведомился  Хот-
табыч.
   И Волька понял: объяснять ему, что такое кино и что такое паровоз,  -
дело не пяти минут и даже не часа.
   Отдышавшись, Хоттабыч смиренно спросил:
   - Чего бы тебе хотелось сейчас, о драгоценнейший зрачок моего глаза?
   - Будто не знаешь? Избавиться от бороды!
   - Увы, - сокрушенно ответствовал старик, - я еще  бессилен  выполнить
это твое желание. Но нет ли у тебя какого-нибудь желания? Скажи, и я его
в тот же миг исполню.
   - Побриться!.. И как можно скорее!
   Спустя несколько минут они были в парикмахерской.
   Еще минут через десять усталый мастер высунулся из распахнутых дверей
мужского зала и крикнул:
   - Очередь!
   Тогда из укромного уголка подле самой вешалки вышел и торопливо усел-
ся в кресле мальчик с лицом, закутанным в драгоценную шелковую ткань.
   - Прикажете постричь? - спросил  парикмахер,  имея  в  виду  прическу
мальчика.
   - Побрейте меня! - ответил ему  сдавленным  голосом  мальчик  и  снял
шаль, закрывавшую его лицо по самые глаза.

   VII. БЕСПОКОЙНЫЙ ВЕЧЕР

   Хорошо, что Волька не был брюнетом. У Жени Богорада,  например,  щеки
после бритья стали бы отсвечивать синевой. А у Вольки, когда он вышел из
парикмахерской, щеки ничем не отличались от щек всех сверстников.
   Шел уже восьмой час, но еще было совсем светло и очень жарко.
   - Нет ли в вашем благословенном городе лавки, где продают шербет  или
подобные шербету прохладительные напитки, дабы смогли  мы  утолить  нашу
жажду? - спросил Хоттабыч.
   - А ведь верно! - подхватил Волька. - Хорошо бы сейчас  холодненького
лимонаду или крюшону!
   Они зашли в первый попавшийся павильон фруктовых и  минеральных  вод,
сели за столик и подозвали официантку.
   - Пожалуйста, две бутылки лимонной воды, - сказал Волька.
   Официантка кивнула головой и пошла к стойке, но Хоттабыч сердито  ок-
ликнул ее:
   - А ну, подойди-ка поближе, недостойная прислужница! Мне не нравится,
как ты ответила на приказание моего юного друга и повелителя.
   - Хоттабыч, перестань, слышишь! Перестань... - зашептал было Волька.
   Но Хоттабыч ласково закрыл ему рот своей сухой ладошкой:
   - Не мешай хоть мне вступиться за твое достоинство, если сам  ты,  по
свойственной тебе мягкости, не выбранил ее...
   - Ты ничего не понял!.. - не на шутку испугался Волька за официантку.
- Хоттабыч, я же тебе русским языком говорю, что...
   Но тут он вдруг с ужасом почувствовал, что лишился дара речи. Он  хо-
тел броситься между стариком и все еще ничего не подозревавшей девушкой,
но не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
   Это Хоттабыч, чтобы Волька ему не мешал в том, что  он  считал  делом
своей чести, легонько прищемил большим и указательным пальцами левой ру-
ки мочку Волькиного правого уха и тем обрек его на молчание и полную не-
подвижность.
   - Как ты ответила на приказание моего юного  друга?  -  повторил  он,
снова обращаясь к официантке.
   - Я вас не понимаю, гражданин, - вежливо отвечала ему девушка. - При-
казания никакого не было. Была просьба, и  я  пошла  ее  выполнять.  Это
во-первых. А вовторых, у нас не принято "тыкать". У  нас  принято  обра-
щаться к незнакомым людям на "вы". И меня удивляет, что  вам  это  неиз-
вестно, хотя это известно любому культурному советскому человеку.
   - Ты что ж, учить меня хочешь? - вскричал Хоттабыч. - На колени!  Или
я превращу тебя в пыль!..
   - Стыдитесь, гражданин! - вмешалась  кассирша,  наблюдавшая  за  этой
возмутительной сценой, благо посетителей, кроме Вольки с  Хоттабычем,  в
павильоне не было. - Разве можно так хулиганить, тем более в ваши годы!
   - На колени! - прорычал вне себя Хоттабыч. - И ты на колени! - указал
он перстом на кассиршу. - И ты! - крикнул он второй официантке,  спешив-
шей на помощь своей подруге. - Все три немедленно на колени и молите мо-
его юного друга, чтобы он вас помиловал!
   С этими словами он вдруг стал расти в размерах, пока не достиг  голо-
вою потолка. Это было страшное и удивительное зрелище. Кассирша и вторая
официантка упали в обморок от ужаса, но первая официантка, хоть  в  поб-
леднела, спокойно сказала Хоттабычу:
   - Стыдитеся, гражданин! Ведите себя, как  полагается  в  общественном
месте... И если вы порядочный гипнотизер...
   Она думала, что старик проделывал над ними опыты гипноза.
   - На колени! - снова проревел Хоттабыч. - Я кому говорю, -  на  коле-
ни?!
   За три тысячи семьсот тридцать два года его жизни это был первый слу-
чай, когда обыкновенные смертные осмеливались ослушаться его приказаний.
Хоттабычу казалось, что это роняет его в глазах Вольки,  а  ему  страшно
хотелось, чтобы Волька уважал его и ценил его дружбу.
   - Падай ниц, о презренная, если тебе дорога жизнь!
   - Об этом не может быть и речи, - отвечала дрожащим  голосом  храбрая
официантка. - Это за границей, в  капиталистических  странах,  работники
общественного питания вынуждены выслушивать всякие грубости от клиентов,
но у нас... И вообще непонятно, чего вы повышаете голос... Если есть жа-
лоба, можете вежливо попросить у кассирши жалобную книгу. Жалобная книга
выдается по первому требованию... Наш павильон, знаете ли, посещают  са-
мые известные гипнотизеры и иллювионисты, но никогда ничего такого  себе
не позволяли. Правильно я говорю, Катя? - обратилась она за подружкой  к
подруге, которая уже успела прийти в себя.
   - Тоже выдумал, - отвечала Катя, всхлипнув, - на колени  становиться!
Безобразие какое!..
   - Вот как?! - окончательно разошелся Хоттабыч. - Так вот до чего  до-
ходит ваша дерзость?! Ну что ж, вы сами того хотели!
   Привычным жестом он выдрал из своей бороды три волоска и отнял  левую
руку от Волькиного уха, чтобы разорвать их на мельчайшие части.
   Но стоило лишь Хоттабычу оставить Волькино ухо в покое, как Волька, к
великой досаде старика, вновь обрел дар речи и  свободу  в  распоряжении
своим телом, Первым делом он схватил Хоттабыча за руку:
   - Что ты, Хоттабыч! Что ты задумал!
   - Я задумал наказать их, о Волька. Поверишь  ли,  стыдно  признаться:
сначала я хотел их поразить громом. Поражать людей громом - ведь это  по
силам любому самому завалящему ифриту!..
   Тут Волька, несмотря на серьезность положения, нашел в себе  мужество
вступиться за науку.
   - Удар грома... - сказал он, лихорадочно размышляя, как отвести беду,
нависшую над бедными девушками, - удар грома никого поразить  не  может.
Поражает людей разряд атмосферного электричества - молния. А гром не по-
ражает. Гром - это звук.
   - Не знаю, - сухо отозвался Хоттабыч, не желавший опускаться до  спо-
ров с неопытным юнцом. - Не думаю, чтобы ты был прав. Но я передумал.  Я
не поражу их громом. Лучше я превращу их в воробьев. Да, пожалуй, в  во-
робьев.
   - Но за что?
   - Я должен наказать их, о Волька, Порок должен быть наказан.
   - Не за что наказывать! Слышишь!
   Волька дернул Хоттабыча за руку. Тот уже  собрался  порвать  волоски:
тогда было бы поздно.
   Но волоски, упавшие было на пол, сами по себе вновь очутились в  тем-
ной шершавой ладошке Хоттабыча.
   - Только попробуй! - закричал Волька, заметив, что старик снова  соб-
рался порвать волоски. - Ах, так!.. Тогда и меня  превращай  в  воробья!
Или в жабу! Во что угодно превращай! И вообще считай, что на  этом  наше
знакомство закончено! Мне решительно не нравятся твои  замашки.  И  все!
Превращай меня в воробья! И пусть меня сожрет первая попавшаяся кошка!
   Старик опешил:
   - Разве ты не видишь, что я хочу это сделать, чтобы впредь  никто  не
смел относиться к тебе без того исключительного  почтения,  которого  ты
заслуживаешь своими бесчисленными достоинствами!
   - Не вижу и не желаю видеть!
   - Твое приказание для меня закон, - смиренно отвечал  Хоттабыч,  иск-
ренне недоумевавший по поводу непонятной снисходительности своего  юного
спасителя. - Хорошо, я не буду превращать их в воробьев.
   - И ни во что другое!
   - И ни во что другое, - покорно согласился старик и все же взялся  за
волоски с явным намерением порвать их.
   - Зачем ты хочешь рвать волоски? - снова всполошился Волька.
   - Я превращу в пыль все товары, и все столы, и все оборудование  этой
презренной лавки!
   - Ты с ума сошел! -  вконец  возмутился  Волька.  -  Ведь  это  госу-
дарственное добро, старая ты балда!
   - Да позволено мне будет узнать, что ты, о бриллиант моей души,  под-
разумеваешь под этим неизвестным мне словом "балда"?  -  с  любопытством
осведомился Хоттабыч.
   Волька покраснел, как морковка.
   - Понимаешь ли... как тебе сказать... э-э-э...  Ну,  в  общем,  "бал-
да"-это что-то вроде мудреца.
   Тогда Хоттабыч решил запомнить это слово, чтобы при  случае  блеснуть
им в разговоре.
   - Но... - начал он.
   - Никаких "но"! Я считаю до трех. Если ты после  того,  как  я  скажу
"три", не оставишь в покое этот павильон, можешь считать, что мы с тобой
не имеем ничего общего и что между нами все кончено,  и  что...  Считаю:
раз!.. два!.. т...
   Волька не успел досказать коротенькое слово  "три".  Горестно  махнув
рукой, старик снова принял свой обычный вид и сумрачно проговорил:
   - Пусть будет по-твоему, ибо твое благоволение для  меня  драгоценней
зениц моих очей,
   - То-то же, - сказал Волька. - Теперь осталось  извиниться,  и  можно
спокойно уходить.
   - Благодарите же своего юного спасителя! -  сурово  крикнул  Хоттабыч
девушкам.
   Волька понял, что вырвать извинение из уст старика не удастся.
   - Извините нас, пожалуйста, товарищи, - сказал он. - И если можно, не
очень обижайтесь на этого гражданина. Он приезжий и еще  не  освоился  с
советскими порядками. Будьте здоровы!
   - Будьге здоровы! - вежливо отвечали девушки.
   Они еше толком не пришли в себя. Им было и удивительно и страшновато.
Но, конечно, им и в голову не могло  прийти,  насколько  серьезной  была
опасность, которой они избежали.
   Они вышли вслед за Хоттабычем и Волькой на улицу и стояли  у  дверей,
глядя, как медленно удалялся этот удивительный  старичок  в  старомодной
соломенной шляпе, пока наконец, влекомый своим юным спутником, не скрыл-
ся за поворотом.
   - Откуда такие озорные старики берутся, ума не приложу!  -  вздохнула
Катя и снова всхлипнула.
   - Какой-нибудь дореволюционный гипнотизер, -  жалостливо  сказала  ее
храбрая подруга. - Наверно, пенсионер. Соскучился,  выпил,  может  быть,
лишнего... Много ли такому старичку требуется!
   - Да-а-а, - присоединилась к ее мнению кассирша, -  старость  не  ра-
дость... Пойдемте, девушки, в помещение!..
   Но, очевидно, на этом не суждено было кончиться сегодняшним злоключе-
ниям. Лишь Волька с Хоттабычем вышли на улицу Горького, в глаза им  уда-
рил ослепительный свет автомобильных фар. Казалось, прямо на них мчалась
оглашая вечерний воздух пронзительной сиреной, большая санитарная  маши-
на.
   И тогда Хоттабыч страшно изменился в лице и громко возопил:
   - О горе мне, старому и несчастному джинну! Джирджис, могучий и  бес-
пощадный царь шайтанов и ифритов, не забыл нашей старинной  вражды,  вот
он и наслал на меня страшнейшее из своих чудовищ!
   С этими словами он стремительно отделился от тротуара, уже где-то вы-
соко, на уровне третьего или четвертого этажа, снял свою соломенную шля-
пу, помахал ею Вольке и медленно растаял в воздухе, крикнув на прощанье:
   - Я постараюсь разыскать тебя, о Волька ибн  Алеша!  Целую  пыль  под
твоими ногами!.. Пока!..
   Между нами говоря, Волька даже обрадовался исчезновению старика. Было
не до него. У Вольки подкашивались ноги при одной мысли, что ему  сейчас
предстояло возвратиться домой.
   В самом деле, попробуйте поставить себя на его место. Человек ушел из
дому для того, чтобы сдать экзамен по географии, посетить кино и к поло-
вине седьмого вечера чинно и благородно вернуться домой обедать.  Вместо
этого он возвращается домой в десятом часу, позорно провалившись на  эк-
замене, и, что самое ужасное, с бритыми щеками! Это в  неполные  тринад-
цать лет! Сколько он ни думал, но выхода из создавшегося  положения  ему
найти не удалось. Так ничего и не придумав, он поплелся в тихий,  полный
длинных предзакатных теней Трехпрудный переулок.
   Он прошел мимо удивленного дворника, вошел  в  подъезд,  поднялся  на
площадку второго этажа и, тяжко вздохнув, нажал кнопку звонка. В глубине
квартиры раздались чьи-то шаги, и незнакомый голос спросил через  закры-
тые двери.
   "Это я", - хотел сказать Волька и вдруг вспомнил, что с  сегодняшнего
утра он уже здесь не проживает.
   Ничего не ответив новому жильцу, он быстро сбежал  по  ступенькам,  с
независимым видом пошел мимо продолжавшего удивляться дворника и,  выйдя
из переулка, сел в троллейбус. Но  несчастья  преследовали  его  в  этот
день. Где-то, скорее всего в кино, он потерял кошелек, Пришлось  вылезть
из троллейбуса и пойти пешком.
   На новой квартире Вольку встретила бабушка, обеспокоенная его  долгим
отсутствием. Отец еще не вернулся с работы. Он задержался  на  заседании
завкома. Мама после занятий в вечернем университете, очевидно, зашла  за
ним на завод.
   У Вольки, несмотря на все его усилия казаться спокойным и счастливым,
было такое мрачное лицо, что бабушка решила первым делом накормить  его,
а уж потом приступить к расспросам.
   - Ну  как,  Воленька?  -  нерешительно  осведомилась  она,  когда  ее
единственный внучек быстро управился с обедом.
   - Да как тебе сказать... - неопределенно ответви Волька  и,  на  ходу
стаскивая с себя футболку, отправился спать.
   Бабушка с молчаливым сочувствием проводила его ласковым  и  печальным
взглядом. Нечего было расспрашивать - все было ясно.
   Волька, вздыхая, разделся, вытянулся на свежей, прохладной  простыне,
но покоя не обрел.
   На столике около его кровати  блистала  многокрасочной  суперобложкой
толстая книга большого формата. У Вольки екнуло сердце: так и  есть,  та
самая, давно желанная книга по астрономии! И на заглавном листе крупным,
с  детства  знакомым  почерком  написано:  "Высокообразованному  ученику
седьмого класса, действительному члену астрономического кружка при  Мос-
ковском планетарии Владимиру Алексеевичу Костылькову от его любящей  ба-
бушки".
   Какая смешная надпись! Всегда бабушка придумает  что-нибудь  смешное.
Но почему же Вольке совсем не смешно, ах, как не смешно! И  ему,  предс-
тавьте себе, нисколько не приятно, что наконец-то он дождался этой  пле-
нительной книги, о которой так давно мечтал. Тоска, тоска его снедает. В
груди дыханье стеснено... Нет, он так больше не может!
   - Бабушка! - крикнул он, отвернувшись от книги. - Бабушка, можно тебя
на минутку?
   - Ну, чего тебе там, баловник? - будто бы сварливо откликается бабуш-
ка, довольная, что ей можно будет еше  на  сон  грядущий  потолковать  с
внучком. - Угомон тебя не берет, астроном ты этакий, полуночник!
   - Бабушка! - жарко шепчет ей Волька. - Закрой дверь и сядь ко мне  на
кровать. Мне тебе нужно сообщить одну страшно важную вещь.
   - А может быть лучше на утречко отложить такой важный разговор? - от-
вечает бабушка, сгорая от любопытства.
   - Нет, сейчас, обязательно сию же минуту. Я... Бабушка, я не  перешел
в седьмой класс... То есть я пока еще не перешел... Я не выдержал  экза-
мена...
   - Провалился? - тихо ахает бабушка.
   - Нет, не провалился... Я не выдержал, но и не провалился...  Я  стал
излагать точку зрения древних про Индию, и про горизонт,  и  про  всякое
такое... Я это все правильно рассказал... А  научную  точку  зрения  мне
как-то не удалось осветить... Я себя очень неважно почувствовал, и Павел
Васильевич мне сказал, чтобы я пришел, когда хорошенечко отдохну...
   Даже сейчас, даже бабушке он не мог решиться сказать  про  Хоттабыча.
Да она бы и не поверила и подумала бы, чего доброго, что он  и  в  самом
деле заболел.
   - Я раньше хотел скрыть это, а сказать, когда уже сдам, но мне  стало
совестно... Ты понимаешь?
   - А что ж тут, Воленька,  не  понимать!  -  сказала  бабушка.  -  Со-
весть-великая вещь. Хуже нет, как против совести своей идти... Ну,  спи,
спокойно, астроном мой дорогой!
   - Ты книжку пока забери, - дрожащим голосом предложил Волька.
   - И не подумаю. Куда мне ее девать? Считай, что я тебе ее до поры  до
времени сдала на хранение... Ну, спи. Спишь?
   - Сплю, - отвечал Волька, у которого с признанием точно гора  с  плеч
свалилась. - И я тебе обещаю, я тебе честное пионерское  даю,  что  сдам
географию на "пять"! Ты мне веришь?
   - Конечно, верю. Ну спи, спи, набирайся сил... А как родителям -  мне
говорить или сам скажешь?
   - Лучше ты.
   - Ну, спи спокойно!
   Бабушка поцеловала Вольку, погасила свет и вышла из комнаты.
   Некоторое время Волька лежал, затаив дыхание. Ему хотелось  услышать,
как бабушка будет сообщать его родителям печальную весть, но, так ничего
и не расслышав, он заснул.

   VIII. БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ

   Не прошло и часа, как разбудил телефонный звонок, раздавшийся  в  от-
цовском кабинете.
   К телефону подошел Алексей Алексеевич.
   - Слушаю... Да, я... Кто? Здравствуйте, Павел Васильевич!.. Благодарю
вас, ничего, а ваше?.. Волька?. Волька спит... По-моему, вполне  здоров,
поужинал с исключительным аппетитом... Да,  знаю,  он  рассказал...  Сам
удивляюсь... Да, пожалуй, другим не объяснишь...  Конечно,  пусть  лучше
отдохнет несколько времени, если вы не возражаете...  Благодарю  вас  за
внимание, Павел Васильевич... Будьте здоровы... Тебе привет от директора
школы, - сказал Алексей Алексеевич жене. - Интересовался Волькиным  здо-
ровьем. Говорил, чтобы не беспокоились: Волька у них на хорошем счету. И
чтобы хорошенько отдохнул.
   Снова Волька попытался услышать, о чем толковали между собой его  ро-
дители, и снова, ничего не разобрав, уснул.
   Но и на этот раз ему удалось поспать не больше четверти  часа.  Опять
помешал телефон.
   - Да, это я, - послышался приглушенный голос Алексея  Алексеевича.  -
Да... Здравствуйте, Николай Никандрович... Что?.. Нет, нету... Да, дома,
конечно дома... Пожалуйста... До свидания, Николай Никандрович.
   - Это кто звонил? - донесся из кухни голос Волькиной мамы.
   - Отец Жени Богорада. Волнуется, что Женя до сих пор не вернулся  до-
мой. Спрашивал, не у нас ли он и дома ли Волька.
   - В мои годы, - вмешалась в разговор бабушка, - так поздно  возвраща-
лись домой только гусары... Но чтобы ребенок...
   Через полчаса телефонный звонок в третий раз за эту беспокойную  ночь
прервал сон Вольки Костылькова.
   На этот раз звонила Татьяна Ивановна - мать Жени Богорада.  Женя  все
еще не вернулся домой. Она просила узнать о нем у Вольки.
   - Волька! - приоткрыл Алексей Алексеевич дверь.  -  Татьяна  Ивановна
спрашивает, когда ты в последний раз видел Женю.
   - Вечером в кино.
   - А после кино?
   - А после кино я его не видел.
   - А он тебе не говорил, куда он собирается пойти после кино?
   - Нет.
   Долго, очень долго ждал Волька, когда прекратятся  наконец  разговоры
старших о пропавшем Жене (сам-то он нисколько не волновался: он подозре-
вал, что Женя на радостях махнул в Парк культуры, в цирк), да, так и  не
дождавшись, в третий раз заснул. На сей раз окончательно.
   Вскоре в углу раздался тихий всплеск. Потом послышались шлепающие ша-
ги. На полу появлялись и быстро высыхали следы чьих-то невидимых  мокрых
ног. Кто-то, напевая себе под нос заунывную протяжную восточную мелодию,
незримо расхаживал по комнате.
   Следы мокрых ног направились к столу, на котором озабоченно тикал бу-
дильник. Раздалось чье-то восхищенное чмоканье. Будильник  сам  по  себе
взлетел в воздух и некоторое время спокойно висел между полом  и  потол-
ком, потом вернулся на свое обычное место, а следы повели по направлению
к аквариуму. Снова раздался плеск, и все затихло.
   Поздно ночью пошел дождь. Он весело стучал в окна, лихо шумел в  гус-
той листве деревьев, деловито журчал в водосточных трубах. Временами  он
затихал, и тогда слышно было, как крупные дождевые капли солидно и звон-
ко падают в бочку, стоявшую под окном. Потом,  как  бы  набравшись  сил,
дождь снова начинал лить густыми потоками.
   Под такой дождь приятно спать, он действует убаюкивающе даже  на  лю-
дей, страдающих бессонницей, а Волька никогда не жаловался на  бессонни-
цу.
   К утру, когда небо почти прояснилось от туч, кто-то несколько раз ос-
торожно тронул за плечо нашего крепко спавшего героя. Но Волька не прос-
нулся. И тогда тот, кто тщетно пытался разбудить Вольку, печально вздох-
нул, что-то пробормотал и, шаркая туфлями, направился в  глубь  комнаты,
где на высокой тумбочке поблескивал Волькин аквариум с золотыми рыбками.
   Раздался еле слышный всплеск, и снова в комнате воцарилась тишина.

   IX. НЕ МЕНЕЕ БЕСПОКОЙНОЕ УТРО

   Утро наступило чудесное, солнечное.
   В половине седьмого бабушка, тихо приоткрыв дверь, прошла на цыпочках
к окну и распахнула его настежь. В комнату ворвался бодрящий  прохладный
воздух. Начиналось московское утро, шумное, жизнерадостное, хлопотливое.
Но Волька не проснулся бы, если бы одеяло не соскользнуло с него на пол.
   Первым делом он нащупал выросшую на его щеках щетину и понял, что на-
ходится в совершенно безвыходном положении. В таком виде нечего  было  и
думать показываться на глаза родителям. Тогда он снова забрался под оде-
яло и стал думать, что же ему делать.
   - Воля, а Воля! Вставай! - услышал он из столовой голос отца, но  ре-
шил не отвечать, прикинуться спящим. - Не понимаю, как можно спать, ког-
да на дворе такое замечательное утро.
   Послышался бабушкин голос:
   - Вот заставить бы тебя самого, Алеша, сдавать экзамены да будить те-
бя ни свет ни заря!
   - Ну и пускай его спит! - пробурчал отец. -  Небось  захочет  есть  -
сразу проснется.
   Это Волька-то не хотел есть?! Да он ловил себя на том, что яичница  с
ломтем свежего черного хлеба его волнует сейчас даже больше, нежели  ры-
жая щетина на его  щеках.  Но  здравый  смысл  взял  все-таки  верх  над
чувством голода, и Волька пролежал в постели, покуда отец не ушел на ра-
боту, а мать с кошелкой не отправилась на рынок.
   "Была не была! - решил он, услышав, как  щелкнула  за  нею  дверь.  -
Расскажу все бабушке. И вместе что-нибудь придумаем".
   Волька с наслаждением потянулся, сладко зевнул и направился к дверям.
Проходя мимо аквариума, он бросил на него рассеянный взгляд... и  остол-
бенел от удивления. За ночь в этой небольшой четырехугольной  стеклянной
посудине произошло событие, никак необъяснимое с точки зрения естествен-
ных наук и полное поэтому таинственного смысла. Вчера в аквариуме плава-
ли четыре рыбки, а сегодня их стало пять. Появилась еще одна -  большая,
толстая золотая рыбка, важно шевелившая пышными  ярко-алыми  плавниками.
Когда Волька удивленно прильнул к толстому стеклу аквариума, ему показа-
лось, что рыбка несколько раз хитро ему подмигнула.
   - Что за ерунда! - пробормотал Волька, забыв на время даже  про  свою
бороду, и засунул руку в воду, чтобы схватить загадочную рыбку!
   Но она сама, словно только того и дожидалась, сильно ударила  хвостом
по воде, выскочила из аквариума на пол и превратилась в Хоттабыча.
   - Уф! - промолвил старик, отряхиваясь и вытирая бороду неведомо отку-
да появившимся роскошным шерстяным полотенцем, обшитым по краям золотыми
и серебряными петушками. - Я все утро ожидаю чести  выразить  тебе  свое
глубочайшее почтение. Но ты не просыпался, а я щадил  твой  сон.  И  мне
пришлось переночевать с этими красивыми рыбками, о счастливейший  Волька
ибн Алеша!
   - Как не стыдно смеяться надо мной! - рассердился Волька. - Только  в
насмешку можно назвать счастливым мальчика с бородой!

   X. ПОЧЕМУ С.С. ПИВОРАКИ ПЕРЕМЕНИЛ ФАМИЛИЮ

   В это очаровательное утро Степан Степаныч Пивораки  решил  совместить
сразу два удовольствия. Он решил побриться, наслаждаясь в  то  же  время
живописным видом на Москву-реку. Придвинул к самому окну столик с  брит-
венными принадлежностями и принялся, мурлыча под  нос  веселую  песенку,
тщательно намыливать себе щеки.
   А мы пока что расскажем о нашем новом знакомом.
   По странному совпадению обстоятельств, его  фамилия  полностью  соот-
ветствовала одной из двух его слабостей: он любил хлебнуть кружечку-дру-
гую пивка и закусить их аппетитными, чуть солоноватыми вареными раками.
   Второй его слабостью  была  излишняя  словоохотливость.  Из-за  своей
болтливости Степан Степаныч, человек, вообще говоря, неглупый и начитан-
ный, нередко становился в тягость даже самым близким друзьям.
   За всем этим он был превосходным человеком и большим мастером  своего
дела. Он был лекальщик.
   Закончив намыливать щеки, Степан Степаныч взял в руку бритву,  попра-
вил ее маленечко на ладони и принялся с необыкновенной легкостью и  сно-
ровкой бриться. Побрившись, он с наслаждением обрызгал себя из пульвери-
затора цветочным одеколоном "Магнолия" и начал  вытирать  бритву,  когда
вдруг неожиданно рядом с ним, неизвестно каким путем, возник старичок  в
канотье и расшитых золотом и серебром нежно-розовых сафьяновых туфлях  с
причудливо загнутыми носками.
   - Ты брадобрей? - сурово спросил старичок у изрядно опешившего Степа-
на Степаныча.
   - Во-первых, - вежливо отвечал ему Пивораки, - я попросил бы  вас  не
тыкать, А во-вторых, вы, очевидно, хотели сказать "парикмахер"?  Нет,  я
не профессионалпарикмахер. Хотя, с другой стороны, я  могу  сказать  про
себя, что да, я парикмахер, потому что, не будучи парикмахером, или, как
вы выразились "брадобреем", я могу все же заткнуть за пояс любого парик-
махера-профессиопала, или, как  вы  старомодно  выразились  "брадобрея",
пли, что то же самое, цирюльника, тогда как ни один парикмахер не  может
заткнуть за пояс меня... А почему?.. А потому что, в то время как парик-
махер-профессионал, или как вы выразились, "бра..."
   Старик очень невежливо перебил разболтавшегося Пивораки.
   - Сумеешь ли ты, о не в меру многословный брадобрей, отлично, ни разу
не порезав, побрить отрока, которому ты не достоин  даже  целовать  пыль
под его стопами?
   - Я бы вторично просил вас не тыкать, - сказал Пивораки. - Что же ка-
сается существа затронутого вами вопроса, то...
   Он хотел было продолжать свою речь, но старик молча собрал все  брит-
венные принадлежности, схватил за шиворот не перестававшего  ораторство-
вать Степана Степаныча и, не говоря худого слова, вылетел  с  ним  через
окошко в неизвестном направлении.
   Вскоре они через окошко же влетели в знакомую нам комнату, где приго-
рюнившись сидел на кровати Волька Костыльков, изредка со стоном погляды-
вал в зеркало на вновь обраставшую бородой физиономию.
   - Счастье и удача сопутствуют тебе во всех твоих начинаниях,  о  юный
мой повелитель! - торжественно провозгласил Хоттабыч, не выпуская из рук
пытавшегося вырваться Степана Степаныча. - Я совсем было отчаялся  найти
тебе брадобрея, когда увидел сего не в меру болтливого  мужа,  и  я  его
захватил к тебе, под благословенный кров твоего дома, и вот он перед то-
бой со всем, что необходимо для бритья... А теперь, - обратился он к Пи-
вораки, вытаращившему глаза на бородатого мальчика, - разложи,  как  это
подобает, твои инструменты и побрей этого достойного отрока, так,  чтобы
его щеки стали гладкими, как у юной девы.
   - Я попросил бы вас не тыкать, - повторил Пивораки, но прекратил соп-
ротивление.
   Бритва заблестела в его умелой руке, и в несколько минут  Волька  был
побрит на славу.
   - А теперь, - сказал старик, - сложи свои  инструменты.  Завтра  рано
утром я за тобой вновь прилечу, и ты снова побреешь этого отрока.
   - Завтра я не могу, - устало возразил Пиворакн. - Завтра я работаю  в
утренней смене.
   - Меня это не касается! - сурово отозвался Хоттабыч.
   Наступило тяжелое молчание. Потом Степана Степаныча озарило.
   - А почему бы вам не попробовать "таро"? Прекрасное средство.
   - Это такой порошок? - вмешался Волька, который до этого времени мол-
чал как убитый. - Кажется это  такой  серенький,  такой  порошочек...  Я
где-то о нем слышал... или читал...
   - Вот именно, порошочек! Серенький такой! - обрадовался  Пивораки.  -
Производится в Грузии. Прекрасная солнечная страна. Лично я  просто  без
ума от Грузии. Изъездил ее во время отпуска  вдоль  и  поперек.  Сухуми,
Тбилиси, Кутаиси... Нет лучшего места для отдыха! От души советую вам на
основании собственного опыта обязательно побывать в... Простите, я  нес-
колько отклонился от темы. Так вот, насчет таро. Стоит развести этот по-
рошок в кашицу, смазать ею щеки, и самая густая борода сразу сходит  без
остатка... Правда, через некоторое время она снова вырастает.
   - У моего юного друга она больше не вырастет, - остановил его  Хотта-
быч.
   - Вы уверены? - удивился Пивораки.
   Хоттабыч не стал его посвящать в свои дела.
   - Уверен. Пусть только будет таро. Остальное я беру на себя.
   - Немножко порошка я привез с собой из Тбилиси.  Могу  предложить,  -
сказал Пивораки. - Я сейчас быстренько, на троллейбусе... Через  полчаса
привезу почти полный флакон.
   - Зачем на троллейбусе? - недовольно пробурчал  Хоттабыч,  схватил  в
охапку Степана Степаныча и вылетел с ним в окошко.
   Через пять минут он вернулся со  стеклянным  пузыречком,  наполненным
порошком таро, а еще спустя пять минут Волькины щеки были гладки, как до
вчерашнего знакомства с Хоттабычем.
   Что же касается Степана Степаныча Пивораки, который больше уже не по-
явится на страницах нашей глубоко правдивой повести, то  доподлинно  из-
вестно, что он после описанных выше злоключений совершенно изменился.
   Давно ли его знакомые так страдали от его  болтливости,  что  каждого
болтуна называли "Пивораки"? Сейчас же он стал скуп на слова и каждое из
них так тщательно взвешивает, что беседовать с ним и слушать его выступ-
ления на собраниях стало истинным удовольствием.
   А так как он убежден, что история с бородатым мальчиком ему  примере-
щилась под влиянием излишне выпитого пива, то он начисто  перестал  пот-
реблять спиртные напитки. Говорят, что он даже сменил  свою  фамилию  на
новую н что теперь его фамилия... Ессентуки.
   Подумать только, как повлияла на человека эта история!

   XI. ИНТЕРВЬЮ С ЛЕГКИМ ВОДОЛАЗОМ

   Всю ночь родители Жени Богорада провели на ногах. Они звонили по  те-
лефону всем своим знакомым, объездили на такси  все  отделения  милиции,
все больницы, побывали в уголовном розыске и даже в городских моргах,  и
все безрезультатно. Женя как в воду канул.
   Утром директор школы вызвал к себе и лично опросил всех  одноклассни-
ков Жени, в том числе и Вольку.
   Волька честно рассказал про вчерашнюю встречу с Женей Богорадом в ки-
но, умолчав, конечно, про бороду. Мальчик, сидевший  с  Женей  на  одной
парте, вспомнил, что часов около восьми вечера он видел Богорада на Пуш-
кинской улице. Женя был в превосходном настроении и спешил в кино. Такие
же показания дали еще несколько учеников, но ни одно из них  не  помогло
найти нить для дальнейших поисков.
   Ребята уже начинали расходиться по домам, когда  вдруг  один  мальчик
вспомнил, что Женя собирался после школы пойти купаться...
   Через полчаса все наличные силы Освода били брошены на  розыски  тела
Жени Богорада. Сотрудники спасательных станций обшарили баграми всю реку
в пределах черты города, но ничего не нашли. Водолазы добросовестно  об-
ходили все русло реки, подолгу прощупывая омуты, и также ничего не обна-
ружили.
   Уже спускалась за рекой огненная стена заката, слабый  ветер  доносил
из Парка культуры низкие звуки сирены - знак того, что в  летнем  театре
начинается второе действие вечернего спектакля, а на реке все еще темне-
ли силуэты осводовских лодок. Поиски продолжались.
   В этот прохладный и тихий вечер Вольке не сиделось дома. Самые страш-
ные мысли о судьбе Жени Богорада не давали ему покоя. Он решил  пойти  в
школу - может быть, там уже что-нибудь известно.
   У подъезда к нему  неслышно  присоединился  Хоттабыч,  возникший  как
из-под земли. Старик видел, что Волька чем-то расстроен, но из  деликат-
ности решил не приставать мальчику с расспросами. Так они и пошли молча,
погруженные каждый в свои думы, и вскоре уже шагали вдоль широкой,  оде-
той в гранит набережной Москвы-реки.
   - Что это за люди со странными головами стоят? в этих утлых  суденыш-
ках? - спросил старик, указывая на осводовские лодки.
   - Это легкие водолазы, - печально ответил Волька.
   - Мир с тобою, о достойный легкий водолаз! - величественно  обратился
Хоттабыч к одному из водолазов, высаживавшемуся из лодки на берег. - Что
ты разыскиваешь здесь, на дне этой прекрасной реки?
   - Мальчик один утонул, - ответил водолаз и быстренько взбежал по сту-
пенькам в помещение спасательной станции.
   - Я не имею больше вопросов, о высокочтимый легкий водолаз, - промол-
вил ему вслед Хоттабыч.
   Затем он вернулся к Вольке, низко ему поклонился н произнес:
   - Целую землю у ног твоих, о достойнейший из  учащихся  двести  сорок
пятой мужской средней школы!
   - А? - вздрогнул Волька, отрываясь от своих печальных мыслей.
   - Правильно ли я понял этого легкого водолаза, что он разыскивает от-
рока, имеющего высокую честь быть твоим товарищем?
   Волька молча кивнул головой и глубоко-глубоко вздохнул.
   - И он лицом круглолиц, телом коренаст, носом курнос,  и  волосы  его
подстрижены не так, как это подобает отроку?
   - Да, это был Женя. У него прическа под польку. Он был большой франт,
- сказал Волька и снова грустно вздохнул.
   - Мы его видели в кино? Это он что-то тебе кричал что он всем расска-
жет, что у тебя выросла борода?
   - Да, верно. Откуда ты узнал, что я подумал?
   - Потому, что ты пробормотал это, когда попытался скрыть от него свое
почтенное и в высшей степени прекрасное лицо, - продолжал старик. -  Так
не бойся же этого!
   - Неправда! - возмутился Волька. - Совсем я не  этим  опечален.  Мне,
наоборот, очень грустно, что Женя утонул.
   Хоттабыч победоносно ухмыльнулся:
   - Он не утонул!
   - Как - не утонул? Откуда ты знаешь, что он не утонул?
   - Мне ли не знать! - сказал тогда, торжествуя, старик Хоттабыч.  -  Я
подстерег его вчера, когда он выходил из кино, и продал в рабство в  ко-
ролевство Бенэм! Пусть он там кому хочет рассказывает о твоей бороде...

   XII. НАМЕЧАЕТСЯ ПОЛЕТ

   - То есть как это - в рабство?! Женьку Богорада - в  рабство?  -  пе-
респросил потрясенный Волька.
   Старик понял, что опять что-то получилось не так, и его лицо  приняло
кислое выражение.
   - Очень просто... Обыкновенно... Как всегда продают в рабство, - про-
бормотал он, нервно потирая ладони и отводя в сторону глаза.  -  Взял  и
продал в рабство, чтобы не болтал попусту языком, о приятнейшая  в  мире
балда.
   Старик был очень доволен, что ему удалось вовремя ввернуть слово, ко-
торое он накануне услышал из уст Вольки. Но его юный спаситель  был  так
взволнован ужасной новостью, что даже толком не расслышал, что его ни за
что ни про что назвали балдой.
   - Какой ужас! - Волька обеими руками схватился за голову. - Хоттабыч,
ты понимаешь, что ты наделал?
   - Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб всегда понимает, что он творит!
   - Нечего сказать, понимаешь! Одних хороших людей непонятно почему со-
бираешься превращать в воробьев, других продаешь в рабство! Нужно немед-
ленно вернуть сюда Женьку!
   - Нет! - Хоттабыч покачал головой. - Не требуй от меня невозможного.
   - А продавать людей в рабство - это тебе возможно?.. Честное пионерс-
кое, ты даже представить себе не можешь, что я сделаю, если  ты  сию  же
минуту не вернешь Женю обратно!
   По совести говоря, Волька и сам еще не  представлял,  что  он  сможет
сделать такого, что спасло бы Богорада из цепких лап бенэмских  работор-
говцев. Но он бы чтонибудь придумал. Он бы заявил в министерство  какое-
нибудь... Но в какое именно? И что сказать в этом министерстве?..
   Читатели этой повестки уже достаточно знакомы с Волькой Костыльковым,
чтобы знать, что он не из плакс. Но тут даже Вольку проняло. Да, да, му-
жественный и неустрашимый Волька присел  на  краешек  первой  попавшейся
скамейки и заплакал от бессильной злобы.
   Старик всполошился:
   - Что означает этот плач, тебя одолевший? Отвечай же, не разрывай мо-
его сердца на куски, о юный мой спаситель!
   Но Волька, глядя на старика ненавидящими  глазами,  только  с  силой,
обеими реками, отодвинул от себя участливо наклонившегося Хоттабыча.
   Старик внимательно посмотрел на Вольку, пожевал  губами  и  задумчиво
промолвил:
   - Я сам себе удивляюсь. Что бы я ни сделал,, все тебе не по  нраву...
Изо всех сил стараюсь я угодить тебе, и все мои усилия тщетны. Могущест-
веннейшие владыки Востока и Запада не раз прибегали к моим чарам,  и  не
было ни одного, кто не остался бы мне потом благодарен и  не  прославлял
бы меня в словах своих и в помыслах. А теперь!.. Я пытаюсь понять и  ни-
как не пойму, в чем дело. Неужели в старости? Эх, старею я!..
   - Что ты, что ты, Хоттабыч! Ты еще очень молодо выглядишь!  -  сказал
сквозь слезы Волька.
   Действительно, для своих трех с лишним тысяч  лет  старик  сохранился
совсем неплохо. Ему нельзя было дать на вид больше ста - ста десяти лет.
Любой из наших читателей выглядел бы в его годы значительно старше.
   - Ну, уж ты скажешь - "очень молодо!"- самодовольно ухмыльнулся  Хот-
табыч и добавил: - Нет, вернуть сию же минуту твоего друга Женю я  не  в
силах...
   Волькино лицо окамедело от горя.
   - ...но, - продолжал старик многозначительно, - если  его  отсутствие
так тебя огорчает, мы сможем за ним; слетать...
   - Слетать?! В Бенэм?! На чем?
   - То есть как это "на чем?" Не на птицах же нам лететь, - ехидно  от-
вечал Хоттабыч. - Конечно, на ковресамолете, о  превосходнейший  в  мире
балда.
   На этот раз Волька был уже в состоянии заметить, что его назвали  та-
ким нелестным словом. Он полез в амбицию:
   - Это кого ты назвал балдой?
   - Конечно, тебя, о Волька ибн Алеша, ибо ты не по годам мудр, -  про-
изнес Хоттабыч, очень довольный, что ему вторично удалось  столь  удачно
ввернуть в разговор новое слово.
   Волька собрался обидеться, но вовремя вспомнил, что обижаться  ему  в
данном случае нужно только на самого себя. Он покраснел и,  стараясь  не
смотреть в честные глаза  старика,  попросил  никогда  не  называть  его
больше балдой, ибо он не заслуживает этого звания.
   - Хвалю твою скромность, бесценный Волька ибн Алеша! - с чувством ог-
ромного уважения промолвил Хоттабыч.
   - Когда можно вылететь? - осведомился Волька, все еще не в силах пре-
одолеть чувство неловкости.
   И старик ответил:
   - Хоть сейчас!
   - Тогда немедленно в полет! - сказал Волька, но тут же замялся: - Вот
только не знаю, как быть с родителями... Они будут волноваться,  если  я
улечу, ничего им не сказав. А если скажу, то не пустят.
   - Это не должно тебя беспокоить, - отвечал старик: -  Я  сделаю  так,
что они тебя ни разу не вспомнят за время нашего отсутствия.
   - Ну, ты не знаешь моих родителей!
   - А ты не знаешь Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба!..

   XIII. В ПОЛЕТЕ

   В одном уголке ковра-самолета ворс был в неважном состоянии,  -  это,
наверно, постаралась моль. В остальном же ковер  отлично  сохранился,  а
что касается кистей, украшавших его,  то  они  были  совсем  как  новые.
Вольке показалось даже, что он уже где-то видел точно  такой  ковер,  но
никак не мог вспомнить где; не то в квартире у Жени, не то в учительской
комнате в школе.
   Старт был дан в саду при полном  отсутствии  публики.  Хоттабыч  взял
Вольку за руку и поставил его рядом с собой на  самой  серединке  ковра.
Затем он вырвал из бороды три волоска, дунул на них и  что-то  зашептал,
сосредоточенно закатив глаза. Ковер затрепетал, один за другим поднялись
вверх все четыре угла с кистями, потом выгнулись и поднялись вверх  края
ковра, но середина его продолжала покоиться на траве  под  тяжестью  тел
обоих пассажиров. Потрепетав немножко, ковер застыл в неподвижности.
   Старик сконфуженно засуетился:
   - Прости меня, о любезный Волька: случилось недоразумение. Я это  все
сейчас исправлю.
   Хоттабыч с минутку подумал, производя какие-то сложные вычисления  на
пальцах. Очевидно, на сей раз он пришел к  правильному  решению,  потому
что лицо его прояснилось. Он выдрал из бороды еще шесть волосков,  поло-
винку одного из них оторвал и выбросил как лишнюю, а на остальные, как и
в первый раз, подул и произнес, закатив глаза, заклинание. Теперь  ковер
выпрямился, стал плоским и твердым, как лестничная площадка,  и  стреми-
тельно рванулся вверх, увлекая на себе улыбающегося Хоттабыча и  Вольку,
у которого голова кружилась не то от восторга, не то от высоты, не то от
того и другого вместе.
   Ковер поднялся выше самых высоких деревьев, выше самых высоких домов,
выше самых высоких фабричных труб и поплыл над городом, полным  сияющего
мерцания огней. Снизу доносились приглушенные  расстоянием  человеческие
голоса, автомобильные сирены, пение гребцов на  реке,  отдаленные  звуки
духового оркестра.
   Вечерняя темнота окутала город, а здесь, наверху, еще виден был  баг-
ровый солнечный диск, медленно оседавший за горизонт.
   - Интересно... - промолвил Волька задумчиво, - интересно, на какой мы
сейчас высоте?
   - Локтей шестьсот-семьсот, - отвечал Хоттабыч, продолжая что-то  выс-
читывать на пальцах.
   Между тем ковер лег на курс, продолжая одновременно набирать  высоту.
Хоттабыч величественно уселся, поджав под себя ноги и придерживая  рукой
шляпу.
   Волька осторожно нагнулся и попытался сесть, поджав  вод  себя  ноги,
как это сделал Хоттабыч, но никакого удовлетворения, а  тем  более  удо-
вольствия от этого способа сидения не испытал.  Тогда,  зажмурив  глаза,
чтобы побороть противное чувство головокружения, Волька  уселся,  свесив
ноги с ковра. Так было удобнее, но зато немилосердно дуло в ноги; их от-
носило ветром в сторону, и они все время находились под острым  углом  к
туловищу. Убедившись, что и этот способ сидения не дает подлинного отды-
ха, Волька кое-как устроился, вытянув ноги вдоль ковра.
   К этому времени ковер вошел в полосу облаков. Изза пронизывающего ту-
мана Волька еле мог различать очертания Хоттабыча, хотя тот сидел  рядом
с ним. Ковер, кисти ковра, Волькина одежда и все находившееся в его кар-
манах набухло от сырости.
   - У меня есть предложение, - сказал Волька, щелкая зубами.
   - М-м-м? - вопросительно промычал Хоттабыч.
   - Я предлагаю набрать высоту и вылететь из полосы тумана.
   - С любовью и удовольствием, любезный Волька! Сколь поразительна зре-
лость твоего ума!
   Ковер, хлюпая набрякшими кистями, тяжело взмыл вверх,  и  вскоре  над
ними уже открылось чистое темно-синее небо, усеянное редкими звездами, а
под ними покоилось белоснежное море облаков с застывшими округлыми  вол-
нами.
   Теперь наши путешественники уже больше не страдали от сырости. Теперь
они страдали от холода.
   - Х-х-хор-рро-шо б-было  б-бы  сейчас  д-достать  чего-нибудь  т-теп-
ленького из одежды! - мечтательно сказал Волька, не попадая зуб на зуб.
   - П-по-по-жалуйста, о блаженный Волька ибн Алеша! - ответствовал Хот-
табыч и прикрыл свернувшегося калачиком Вольку неведомо  откуда  появив-
шимся халатом.
   Волька уснул, а ковер-самолет неслышно пролетал над горами и  долина-
ми, над полями и лугами, над реками и ручейками, над колхозами и города-
ми. Все дальше и дальше на юго-восток, все ближе и ближе к таинственному
Бенэму, где томился юный невольник Женя Богорад.
   Волька проснулся часа через два, когда еще  было  совсем  темно.  Его
разбудили стужа и какой-то тихий мелодичный  звон,  походивший  на  звон
ламповых хрустальных подвесков. Это звенели сосульки на бороде Хоттабыча
и обледеневшие кисти ковра. Вообще же  весь  ковер  покрылся  противной,
скользкой ледяной коркой. Это отразилось на его  летных  качествах  и  в
первую очередь - на скорости полета. Кроме того, теперь при самом незна-
чительном вираже этого сказочного средства передвижения  его  пассажирам
угрожала смертельная опасность свалиться в пропасть. А тут еще  начались
бесчисленные воздушные ямы. Ковер падал со страшной высоты, нелепо  вих-
ляя и кружась. Волька и Хоттабыч хватались тогда за кисти ковра, невыно-
симо страдая одновременно от бортовой и килевой качки,  от  головокруже-
ния, от холода и, наконец, - чего греха таить! - просто от страха.
   Старик долго крепился, но после одной особенно глубокой воздушной ямы
пал духом и робко начал:
   - О отрок, подобный отрезку луны, одно  дело  было  забросить  твоего
друга в Бенэм - для этого потребовалось ровно столько  времени,  сколько
нужно, чтобы сосчитать до десяти, совсем другое дело -  лететь  на  ков-
ре-самолете. Видишь, мы уже сколько летим, а ведь  пролетели  едва  одну
десятую часть пути. Так не повернуть ли нам обратно,  чтобы  не  превра-
титься в кусочки льда?
   - ...И оставить товарища в беде? Ну, знаешь, Хоттабыч, я тебя  просто
не узнаю!
   Через некоторое время Хоттабыч, посиневший от холода, но чем-то очень
довольный, снова разбудил Вольку.
   - Неужели нельзя дать человеку спокойно поспать! - забрюзжал Волька и
с головой накрылся халатом.
   Но старик сорвал с него халат и крикнул:
   - Я пришел к тебе с радостью, о Волька! Нам незачем лететь  в  Бенэм.
Ты меня можешь поздравить: я уже снова  умею  расколдовывать.  Бессонная
ночь на морозе помогла мне вспомнить забытое  свое  мастерство.  Прикажи
возвращаться обратно, о юный мой повелитель!
   - А Женя?
   - Не беспокойся! Он  вернется  одновременно  с  нами  или  даже  чуть
раньше.
   - Тогда не возражаю, - сказал Волька и снова прилег вздремнуть...
   И вот продрогшие, но счастливые пассажиры ковра-самолета финишировали
наконец в том же самом месте, откуда они  накануне  отправились  в  свой
беспосадочный перелет.
   - Волька! - услышали они тотчас же мальчишеский  голос,  доносившийся
из-под старой развесистой яблони.
   - Женька! Ой, Женька!.. Хоттабыч, это ведь Женька! - крикнул Волька и
сломя голову помчался к своему приятелю. - Женя, это ты?
   - Я, а то кто? Конечно, я.
   - Из Бенэма?
   - А то откуда? Ясное дело, из Бенэма.
   - Ой Женечка, а как ты там очутился?
   - А очень просто. Сижу это я в  кино,  и  вдруг,  понимаешь,  вж-ж-ж!
Ка-ак засвистит! Ка-а-ак зашумит! Смотрю, а я уже  в  Бенэме...  Ты  про
гброд Сокке помнишь?
   Волька обиженно промолчал.
   - Ну так вот, я как раз в ней, в этой самой Сокке, и очутился.  Смот-
рю, а я в большущем-сарае из какихто палок. Темнота, жарища, как в  печ-
ке. Что такое? Слышу - шаги, дверь открывается, входят какие-то  люди  в
чалмах, хватают меня за руки и волокут во двор. Я упираюсь, а они  воло-
кут. Я упираюсь, а они бьют меня палками по спине  и  волокут,  волокут,
волокут...  Выволокли.  А   там   уже   стоит   покупатель.   Понимаешь,
по-ку-па-тель! Пришел покупать меня в рабы! Они там людей продают и  по-
купают! Но я не дрогнул. Я говорю: "В чем дело? Почему вы  меня  держите
за руки? Какое право вы имеете драться? Я свободный советский  человек".
Тогда один из них говорит: "Тут тебе, болван, не Советский Союз, и ты не
свободный человек, а мой раб. И я, говорит, тебя сейчас продам вот этому
достойному господину, и ты будешь работать на его кофейной плантации". Я
тогда говорю: "Ну, это мы еще посмотрим. Лучше я умру, чем быть рабом. И
вообще, я буду на вас жаловаться". А они только смеются: "Попробуй,  го-
ворят, жаловаться. Кому, говорят, ты собираешься жаловаться? Уж не этому
ли телеграфному столбу? Или, быть может,  нашему  губернатору?  Попробуй
только - он прикажет всыпать тебе семьдесят пять ударов бамбуковой  пал-
кой по твоим пяткам". А я тут как раз вижу - мимо проходит офицер в  бе-
лом пробковом шлеме. Я ему кричу: "Обратите внимание! Здесь людьми  тор-
гуют! Меня хотят продать в рабство!" А офицер как ни  в  чем  не  бывало
проходит дальше. Даже глазом не  моргнул.  Вижу-дело  плохо,  надо  спа-
саться, пока не поздно, да ка-ак рванусь у него из рук, да ка-ак  выбегу
на уличку! А они - за мной. А я от них на другую уличку, а оттуда  -  на
третью. А они за мной бегут, кричат: "Держите его, держите его,  держите
раба, убежавшего от своего господина!" А тут как раз мимо скрипит повоз-
ка, запряженная буйволами, а погоняет этих буйволов какой-то худой-худой
гражданин, почти голый. Я вырываю у него  из  рук  бамбуковую  палку  да
ка-ак размахнусь  ею,  да  как  брошусь  на  моих  преследователей!..  И
вдруг-бац! - и я вдруг уже не в Бенэме, а под этим деревом... И тут  что
самое главное? Главное, что я не дрогнул, а сразу стал бороться,  -  вот
что самое главное!.. А еще главнее, Волька, если бы ты только видел, ка-
кие там худущие люди, - крестьяне, рабочие!.. А нищих какая масса!  Пол-
ные улицы нищих-совсем-совсем голые! Тощие, как скелет в нашем  биологи-
ческом кабинете, только коричневые! Даже  смотреть  на  них  невозможно:
ужас как обидно! Только почему они не борются? Знаешь, если бы я остался
там рабом, я бы обязательно организовал восстание, честное пионерское!..
Как Спартак!.. А ты?
   - Ясно! Раз там капиталистический строй, надо бороться!
   - А я, понимаешь, бегу,  бегу...  Вот-вот  попадусь!..  И  вдруг-бац!
Смотрю, а я под деревом, и тут вы с этим старичком появились.  Да,  слу-
шай: кто этот старичок? Что-то я его как будто где-то уже видел...
   - Признавайся, - сказал Волька: - хотел ты вчера посудачить с ребята-
ми насчет моего экзамена по географии?
   - А что?
   - А то, что он этого не любит.
   - Чего не любит?
   - А того, чтобы про меня ребята болтали лишнее.
   - Фу-фу!
   - Вот тебе и "фу-фу"! Р-раз-и в Бенэм! У него это просто!
   - Он тысячу раз прав, мой юный друг Волька ибн Алеша, - скромно подт-
вердил Хоттабыч, приблизившийся тем временем к яблоне, под  которой  шел
разговор. - Нет для меня ничего сложного и трудного,  когда  потребуется
услужить ему.
   - Кто этот старик? - повторил Женя шепотом свой вопрос.
   - Да, будьте знакомы, - сказал официальным голосом Волька и  предста-
вил Хоттабычу своего вновь обретенного приятеля.
   - Очень приятно, - сказали в один голос и  Хоттабыч  и  его  недавняя
жертва.
   А Хоттабыч подумал немножко, пожевал губами и добавил:
   - Нет границ моему счастью познакомиться с тобою. Друзья моего  юного
повелителя - лучшие мои друзья.
   - Повелителя? - удивился Женя.
   - Повелителя и спасителя.
   - Спасителя? - не удержался и громко фыркнул на него Женя.
   - Напрасно смеешься, - строго взглянул Волька, - тут ничего  смешного
нету.
   И он вкратце рассказал обо всем, что уже известно нашим  внимательным
читателям.

   XIV. КТО САМЫЙ БОГАТЫЙ

   - Пойдем погуляем, о кристалл моей души, - сказал на другой день Хот-
табыч.
   - Только при одном условии, - твердо заявил Волька:  -  при  условии,
что ты не будешь больше шарахаться от каждого автобуса, как  деревенская
лошадь... Хотя, пожалуй, я напрасно обидел деревенских лошадей: они  уже
давно перестали бояться машин. Да и тебе пора  привыкнуть,  что  это  не
джирджисы какие-нибудь, а честные советские двигатели внутреннего сгора-
ния.
   - Слушаю и повинуюсь, о Волька ибн Алеша, - покорно отвечал старик.
   - В таком случае, повторяй за мной: я больше не буду бояться...
   - Я больше не буду бояться... - повторил с готовностью Хоттабыч.
   - ...автобусов, троллейбусов, трамваев, грузовиков, самолетов...
   - ...автобусов, троллейбусов, трамваев, грузовиков, самолетов...
   - ...автомашин, прожекторов, экскаваторов, пищущих машинок...
   - ...автомашин, прожекторов, экскаваторов, пищущих машинок...
   - ...патефонов, радиорупоров, пылесосов...
   - ...патефонов, радиорупоров, пылесосов...
   - ...электрических выключателей, примусов, дирижаблей, вентиляторов и
резиновых игрушек "уйдиуйди".
   - ...электрических выключателей, примусов, дирижаблей, вентиляторов и
резиновых игрушек "уйдиуйди".
   - Ну вот, как будто и все, - сказал Волька.
   - Ну вот, как будто и все, - машинально повторил вслед за ним  Хотта-
быч, и оба рассмеялись.
   Чтобы закалить стариковы нервы, они раз двадцать пересекли пешком са-
мые оживленные городские перекрестки, проехали на трамвае много  остано-
вок и, наконец, утомленные, но довольные залезли в автобус.
   Они ехали, блаженно покачиваясь на кожаных подушках  сидений.  Волька
углубился в чтение "Пионерской правды", старик о чем-то  думал,  изредка
благожелательно поглядывая на своего юного спутника. Потом лицо Хоттабы-
ча расплылось в довольной улыбке: он, очевидно, придумал  что-то  прият-
ное.
   Автобус довез их почти до самого дома. Вскоре они уже были в  Вольки-
ной комнате.
   - Знаешь что, о достойнейший из учащихся средней школы, - начал  Хот-
табыч сразу, как только они закрыли за собой дверь, - ты должен был  бы,
на мой взгляд, быть холоднее и сдержанней в обращении с юными обитателя-
ми твоего двора. Поверишь ли, сердце разрывалось у меня на части,  когда
я слышал, как  они  встречали  тебя  криками:  "Эй,  Волька!"  "Здорово,
Волька!" и тому подобными, явно недостойными тебя возгласами. Прости мне
мою резкость, благословеннейший, но ты совершенно напрасно распустил их.
Ну какая они ровня тебе - богатейшему из богачей, не говоря уж о  прочих
твоих неисчислимых достоинствах!
   - Ну вот еще! - удивленно возразил Волька. - Они мне  как  раз  самая
ровня, а один даже из восьмого класса. И все мы совершенно одинаково бо-
гаты...
   - Нет, это ты ошибаешься, о опахало моей души! - торжествующз  вскри-
чал тогда Хоттабыч и подвел Вольку к окну. - Смотри и убеждайся в право-
те моих слов!
   Перед глазами Вольки предстала удивительная картина.
   Еще несколько минут назад левую половину огромного двора занимали во-
лейбольная площадка, большая куча желтого-прежелтого песка на забаву са-
мым маленьким обитателям дома, "гигантские шаги" и качели для  любителей
сильных ощущений, турник и кольца для тех, кто увлекается легкой атлети-
кой, и для всех жителей двора - одна длинная и две круглые клумбы, весе-
ло пестревшие ярчайшими цветами.
   Сейчас вместо всего этого возвышались сверкающие громады трех мрамор-
ных дворцов в древнеазнатском вкусе. Богатая колоннада украшала их фаса-
ды. На плоских крышах зеленели тенистые сады, а на клумбах алели, желте-
ли и синели невиданные цветы. Капельки воды, бившей из роскошных  фонта-
нов, играли в лучах солнца, как драгоценные камни.
   У входа в каждый дворец стояло по два великана с  громадными  кривыми
мечами в руках. Завидев Вольку, великаны, как по  команде,  пали  ниц  и
громоподобными голосами приветствовали его. При этом из их  ртов  вырва-
лись огромные языки пламени, и Волька невольно вздрогнул.
   - Да не страшится мой юный повелитель этих существ,  -  успокоил  его
Хоттабыч, - это мирные ифриты, поставленные мною у входов для вящей тво-
ей славы.
   Великаны снова пали ниц и, изрыгая пламя, покорно проревели:
   - Повелевай нами, о могучий наш господин!
   - Встаньте, пожалуйста! Я вас прошу немедленно встать, -  сконфузился
Волька. - Ну куда это годится - падать на колени!  Прямо  феодализм  ка-
кой-то! Да встаньте вы наконец, и чтоб этого больше не было-этого  прес-
мыкательства! Стыдно!.. Честное пионерское, стыдно!
   Ифриты, недоуменно поглядывая друг на друга, поднялись на ноги и мол-
ча вытянулись в прежней напряженной позе "на караул".
   - Ну вот еще что! - сказал Волька, все еще  сконфуженный.  -  Пойдем,
Хоттабыч, посмотрим твои дворцы. - И, перепрыгивая сразу через несколько
ступенек, он вошел внутрь дворца.
   - Это не мои дворцы. Это твои дворцы, - почтительно возразил  старик,
следуя за Волькой.
   Но тот пропустил слова Хоттабыча мимо ушей.
   Первый дворец был целиком из драгоценного розового мрамора.  Его  во-
семь тяжелых резных дверей, изготовленных из  сандалового  дерева,  были
украшены серебряными гвоздями и усыпаны серебряными звездами и ярко-алы-
ми рубинами.
   Второй дворец был из голубоватого мрамора. В нем было  десять  дверей
из редчайшего эбенового дерева. Они были украшены  золотыми  гвоздями  и
усыпаны алмазами, сапфирами и изумрудами.
   Посреди этого дворца поблескивал зеркальной  гладью  просторный  бас-
сейн, а в нем плескались золотые рыбы, каждая величиной с доброго  осет-
ра.
   - Это вместо твоего маленького аквариума, - застенчиво объяснил  Хот-
табыч. - Мне кажется, что только  таким  аквариумом  ты  можешь  пользо-
ваться, не роняя своего высокого достоинства.
   "Д-да, - подумал про себя Волька, - попробуй-ка взять в  руки  этакую
золотую рыбку - без рук останешься".
   - А теперь, - сказал Хоттабыч, окажи мне честь и окинь  благосклонным
взором третий дворец.
   Они вошли в чертоги третьего дворца, блиставшего таким  великолепием,
что Волька ахнул:
   - Да ведь это вылитое метро! Ну прямо станция "Киевский вокзал"!
   - Ты еще не все видел, о благословенный Волька! - оживился Хоттабыч.
   Он вывел Вольку на улицу. Великаны взяли немедленно мечи "на караул",
но Хоттабыч, не обращая на них внимания, указал мальчику на полированные
золотые доски, украшавшие сверху входы во дворцы. На каждой из них  были
высечены одни и те же надписи, от которых Вольку сразу бросило в жар и в
холод:
   "Дворцы эти принадлежат благороднейшему и славнейшему из отроков это-
го города, красавцу из красавцец, умнейшему  из  умных,  преисполненному
неисчислцмых достоинств и совершенств, непоборимому  и  непревзойденному
знатоку географии и прочих наук, первейшему из ныряльщиков  искуснейшему
из пловцов и волейболистов, непобедимому чемпиону комнатного биллиарда и
пинг-понга - царственному юному пионеру Вольке ибн Алеше, да славится во
веки веков имя его и имя его счастливых родителей".
   - С твоего позволения, - сказал Хоттабыч, которого распирало от  гор-
дости и счастья, - я хотел бы, чтобы  ты,  поселившись  в  этих  дворцах
вместе с твоими родителями, уделил и мне уголок, дабы твое новое  место-
жительство не отделяло меня от тебя и я имел бы  возможность  во  всякое
время выражать тебе свое глубокое уважение и преданность.
   - Так вот, - ответил Волька после некоторого молчания, - во-первых, в
этих надписях маловато самокритики... Но это, в конце  концов,  неважно.
Это неважно потому, что вывески вообще надо заменить другими.
   - Я понимаю тебя и не могу не обвинить себя в недомыслии, -  смутился
старик. - Конечно, надо было сделать надписи из драгоценных  камней.  Ты
этого вполне достоин.
   - Ты меня неправильно понял, Хоттабыч. Я хотел бы, чтобы на доске бы-
ло написано, что эти дворцы являются собственностью Роно. Видишь  ли,  в
нашей стране дворцы принадлежат Роно... или санаториям.
   - Какому такому Роно? - удивился старик.
   Волька неправильно истолковал восклицание Хоттабыча.
   - Все равно какому, - простодушно ответил он, - но  лучше  всего  Со-
ветскому. В этом районе я родился, вырос, научился читать и писать.
   - Я не знаю, кто такой этот Роно, - произнес Хоттабыч с горечью в го-
лосе, - и вполне допускаю, что он достойный человек. Но разве Роно осво-
бодил меня из тысячелетнего заточения в сосуде? Нет, это сделал не Роно,
а ты, прекраснейший отрок, и именно тебе, или никому, будут принадлежать
эти дворцы.
   - Но пойми же...
   - И не хочу понимать! Или тебе, или никому!
   Волька еще никогда не видел Хоттабыча таким разъяренным. Его лицо по-
багровело, глаза, казалось, метали молнии. Видно было,  что  старик  еле
сдерживается, чтобы не обрушить свой гнев на мальчика.
   - Значит, ты не согласен, о кристалл моей души?
   - Конечно, нет. Зачем они мне дались, эти дворцы? Что я -  клуб,  уч-
реждение какое-нибудь или детский сад?
   - Иэхх! - горестно воскликнул тогда Хоттабыч в махнул руками. -  Поп-
робуем другое!..
   В то же мгновение дворцы расплылись в своих очертаниях,  заколыхались
и растаяли в воздухе, как туман, развеянный ветром. С  воплями  взвились
вверх в исчезли великаны...

   XV. ОДИН ВЕРБЛЮД ИДЕТ...

   Зато теперь двор был полон тяжело нагруженных слонов, верблюдов и ос-
лов. В раскрытые ворота продолжали прибывать все новые и новые караваны.
Крики чернокожих погонщиков, одетых в белоснежные бурнусы,  сливались  с
трубными звуками, которые издавали слоны, с воплями верблюдов,  с  ревом
ослов, с топотом сотен копыт, с мелодичным позвякиваньем колокольчиков и
бубенцов.
   Коротенький, до черноты загорелый человек в богатой  шелковой  одежде
слез со своего слона, вышел на середину двора, троекратно ударил  палоч-
кой из слоновой кости по асфальту мостовой, и из  мостовой  вдруг  забил
мощный фонтан. Сейчас же погонщики с кожаными ведрами в руках озабоченно
выстроились в длинную очередь, и вскоре двор заполнился  сопеньем,  чмо-
каньем и пофыркиваньем жадно пивших животных.
   - Все это твое, о Волька! - воскликнул Хоттабыч, стараясь перекричать
гам, стоявший за окном. - Прошу тебя, прими  благосклонно  мой  скромный
дар.
   - Что - все? - спросил оглушенный шумом Волька.
   - Все. И слоны, и верблюды, и ослы, и  все  золото  и  драгоценности,
груженные на них, и люди, состоящие при этих грузах, и животные. Все это
твое!
   Час от часу не легче. Только что Волька чуть не стал владельцем  трех
роскошных, но совершенно ненужных ему дворцов. А  сейчас  ои  становился
сразу обладателем несметного количества драгоценностей,  слоновладельцем
и, так сказать, на сладкое - рабовладельцем!
   Первой мыслью было умолить Хоттабыча убрать его никчемные дары,  пока
еще никто их не заметил.
   Но Волька сразу же вспомнил историю с дворцами. Если бы ок потолковей
повел тогда разговор, можно было, пожалуй, сделать так, чтобы дворцы ос-
тались украшать собой город.
   Одним словом, нужно было выиграть время для размышлений  и  выработки
оперативного плана.
   - Знаешь что, Хоттабыч? - сказал он, стараясь говорить как можно неп-
ринужденней. - А не покататься ли нам на верблюде, пока люди управятся с
караваном?
   - С радостью и удовольствием, - доверчиво отвечал старик.
   Через минуту двугорбый корабль пустыни, величественно  покачиваясь  и
надменно оглядываясь по сторонам, вышел на улицу, неся  на  своей  спине
взволнованного Вольку и Хоттабыча, который чувствовал себя  как  дома  и
томно обмахивался шляпой.
   - Верблюд! Верблюд! - обрадовались ребятишки,  выскочившие  на  улицу
одновременной в таком количестве, как будто для них было привычным делом
ожидать в это время появления верблюдов.
   Они тесным кольцом окружили невозмутимое животное, возвышавшееся  над
ними, как двухэтажный троллейбус над тележками с газированной водой. Ка-
кой-то мальчишка скакал на одной ноге и восторженно вопил:
   Едут люди
   На верблюде!..
   Едут люди
   На верблюде!..
   Верблюд подошел к перекрестку как раз тогда, когда на светофоре заго-
релся красный свет. Не приученый к правилам уличного движения, он  хлад-
нокровно переступил жирную белую черту на мостовой, хотя перед нею  было
большими буквами написано: "Стоп!" Но напрасно Волька старался  удержать
хмурое животное по эту сторону черты. Корабль пустыни, спокойно  переби-
рая ногами, продолжал свой путь прямо к милиционеру, который уже вытащил
из сумки квитанционную книжку для взимания штрафа.
   Вдруг раздался громкий рев сирены, заскрежетал тормоз,  и  под  самым
носом хладнокровно посапывавшего верблюда остановилась голубая автомаши-
на. Из нее выскочил шофер и принялся честить и верблюда и обоих его  се-
доков.
   Действительно, еще одна секунда - и произошло  бы  непоправимое  нес-
частье.
   - Попрошу поближе к тротуару, - вежливо проговорил милиционер и  при-
ложил руку к козырьку.
   Вольке с трудом удалось заставить верблюда подчиниться этому роковому
распоряжению.
   Сразу собралась толпа. Начались разговоры и пересуды:
   - Первый раз вижу: в Москве - и вдруг разъезжают на верблюдах!..
   - Подумать только - чуть-чуть несчастье не приключилось!..
   - Неужто ребенку нельзя уж на верблюде покататься?
   - Никому не позволено нарушать правила уличного движения...
   - А вы бы сами попробовали остановить такое гордое животное. Это вам,
гражданин, не машина!
   - И откуда только люди в Москве верблюдов достают, уму непостижимо!
   - Не иначе, как из зоопарка. Там их несколько штук.
   - Страшно подумать, что могло бы случиться. Молодец шофер!
   - Милиционер безусловно прав...
   Волька почувствовал, что попал в неприятную историю.  Он  свесился  с
верблюда и принялся неловко извиняться:
   - Товарищ милиционер, я больше не буду! Отпустите нас,  пожалуйста...
Нам верблюда кормить пора... Ведь в первый же раз...
   - Ничего не могу поделать, - сухо отвечал милиционер. - В таких  слу-
чаях все говорят, что в первый раз.
   Волька продолжал свои тщетные попытки разжалобить сурового милиционе-
ра, когда вдруг почувствовал, что Хоттабыч дернул его за рукав.
   - О юный мой повелитель - сказал Хоттабыч, хранивший до этого надмен-
ное молчание. - О юный мой повелитель, мне грустно видеть  унижения,  на
которые ты идешь, для того чтобы избавить меня от неприятностей. Все эти
люди недостойны целовать твои пятки. Дай же им понять пропасть, отделяю-
щую их от тебя.
   Волька в ответ только досадливо отмахнулся,  но  вдруг  почувствовал,
что с ним повторяется та же история, что и во время экзамена по  геогра-
фии; он снова не был волен над своей речью.
   Он хотел сказать:
   "Товарищ милиционер, я очень прошу вас - отпустите меня. Я обещаю вам
до самой смерти никогда не нарушать правил уличного движения".
   Но вместо этой смиренной просьбы он вдруг заорал на всю улицу:
   - Как ты смеешь задерживать меня! На колени! Немедленно на колени пе-
редо мной или я тотчас же учиню с тобою нечто страшное!..
   Хоттабыч при этих словах удовлетворенно осклабился и тщательно  расп-
равил пальцами усы. Что же касается милиционера и окружающей  толпы,  то
все они от неожиданности были даже не столько возмущены, сколько  ошара-
шены этими наглыми словами.
   - Я самый выдающийся отрок этого города! -  продолжал  Волька  орать,
изнывая от чувства собственного бессилия. - Вы недостойны  целовать  мои
пятки!.. Я красавец!.. Я ум-ни-ца!..
   - Ладно, - хмуро отозвался милиционер, - в отделении разберутся,  ка-
кой вы умница.
   "Ой, что за чепуху я порю! Сущее хулиганство!.." - ужасался Волька, в
то время как из его рта вылетели грозные слова:
   - Горе тебе, осмелившемуся испортить доброе состояние моего духа! Ос-
танови же твои дерзкие речи, пока не поздно!
   В это время что-то отвлекло внимание Хоттабыча. Он перестал  нашепты-
вать Вольке свои нелепые высокомерные слова, и Волька, к которому на ко-
роткое время вернулась  самостоятельность,  умоляюще  забормотал,  низко
свесившись с верблюда и жалостливо заглядывая своим слушателям в глаза.
   - Товарищи!.. Граждане!.. Голубчики!.. Вы не слушайте... Разве это  я
говорю? Это вот он, старик, заставляет меня так говорить...
   Но тут Хоттабыч снова взял нить разговора в руки, и Волька, не  пере-
водя дыхания, закричал:
   - Трепещите же и не выводите меня из себя, ибо я страшен в гневе! Ух,
как страшен!..
   Он прекрасно понимал, что его слова никого не пугают, а только возму-
щают, а некоторых даже смешат, но ничего  поделать  не  мог.  Между  тем
чувство негодования и недоумения сменилось у  тех,  кто  слушал  Вольку,
чувством беспокойства за него. Было ясно, что в нормальном состоянии  ни
один советский мальчик не вел бы такие глупые и наглые речи.
   И вдруг раздался взволнованный женский голос:
   - Граждане! У ребенка сильный жар!.. Мальчик ведь прямо дымится!
   - Это еще что за недостойные слова! - прокричал в ответ  Волька  и  с
ужасом почувствовал, что вместе со словами из его рта  вылетают  большие
клубы черного дыма.
   Кто-то испуганно вскрикнул, кто-то побежал в аптеку  вызвать  "скорую
помощь", и Волька, воспользовавшись создавшейся сумятицей, шепнул Хотта-
бычу:
   - Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб! Приказываю тебе немедленно перенести
верблюда вместе с нами подальше от этого места... Лучше всего за  город.
А то нам худо будет... Слышишь? Не-мед-лен-но!..
   - Слушаю и повинуюсь, - также шепотом ответил старик.
   И в ту же секунду верблюд со своими седоками взвился в воздух  и  ис-
чез, оставив всех в глубочайшем недоумении.
   А через минуту он плавно снизился на окраине города, где и  был  нав-
сегда оставлен пассажирами. Он, очевидно, и по сей день пасется где-то в
окрестностях Москвы. Его очень легко узнать, если он  вам  попадется  на
глаза: у него уздечка вся усыпана бриллиантами и изумрудами.

   XVI. ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ В ОТДЕЛЕНИИ ГОСБАНКА

   Когда они с Хоттабычем вернулись домой, у Вольки, несмотря на все пе-
режитые за день неприятности, было приподнятое  настроение.  Он  наконец
придумал, что ему сделать с несметными богатствами, свалившимися на него
как снег на голову.
   Прежде всего он справился у Хоттабыча, может ли тот сделать этих всех
погонщиков с их слонами, верблюдамп, ослами и всей  поклажей  невидимыми
для постороннего глаза.
   - Только прикажи, и все будет исполненно мгновенно, -  с  готовностью
отвечал Хоттабыч.
   - Очень хорошо, - сказал Волька. - В таком случае, сделай  их,  пожа-
луйста, пока что невидимыми, и давай ложиться спать. Завтра нам придется
встать с восходом солнца.
   - Слушаю и повинуюсь.
   И вот граждане, собравшиеся во дворе, чтобы поглазеть на шумный и не-
обычный караван, внезапно увидели, что двор совершенно пуст, и, поражен-
ные, разошлись по домам.
   Волька, наскоро поужинав, с удовольствием разделся и  улегся  в  кро-
вать, прикрывшись по случаю жары одной только простыней.
   А Хоттабыч, решивший свято соблюдать старинные обычаи джиннов,  прев-
ратился в невидимку и улегся у самого порога, чтобы охранять покой свое-
го юного спасителя. Он совсем было уже собрался завести степенную  бесе-
ду, когда дверь неожиданно раскрылась, и бабушка, пришедшая, как всегда,
попрощаться на ночь со своим внуком, споткнулась о невидимого  Хоттабыча
и шлепнулась на пол.
   - Ты понимаешь, тут что-то лежало у порога! - испуганно сообщила  она
прибежавшему на шум Алексею Алексеевичу.
   - Где оно лежало, это что-то? - спросил ее Алексей Алексеевич.  -  И,
кстати, как оно, это что-то выглядело?
   - Никак оно не выглядело, Алешенька, - отрегила старушка.
   - Что ж это ты, мама, о пустое место споткнулась, что ли? - облегчен-
но рассмеялся Волькин отец, довольный, что бабушка нисколько не  постра-
дала при падении.
   - Выходит, что о пустое место, сынок, - растерянно  отвечала  бабушка
и, в свою очередь, сконфуженно рассмеялась.
   Они пожелали Вольке спокойной ночи и ушли.  А  Хоттабыч  благоразумно
перебрался под Волькину кровать. Уж там-то никто на тебя не наступит. Да
и к Вольке ближе.
   Некоторое время оба наших героя лежали молча. Волька никак не мог ре-
шить, как начать предстоящий щекотливый разговор.
   - Спокойной ночи! - доброжелательно произнес Хоттабыч из-под кровати.
   И Волька понял, что пора начинать.
   - Хоттабыч, - сказал он, свесив голову с кровати, - мне нужно с тобой
немножко поговорить.
   - Уж не насчет ли сегодняшних моих даров? - опасливо осведомился Хот-
табыч и, получив утвердительный ответ, тяжело вздохнул.
   - Видишь ли, дорогой Хоттабыч, мне хотелось бы знать, имею ли я право
распоряжаться твоими подарками так, как мне заблагорассудится.
   - Бесспорно.
   - И как бы я ими не распорядился, ты не будешь на меня в обиде?
   - Не буду, о Волька. Смею ли я обидеться  на  человека,  столь  много
сделавшего для меня!
   - Если тебе нетрудно, Хоттабыч, то, пожалуйста, поклянись.
   - Клянусь! - глухо промолвил под кроватью Хоттабыч,  понимавший,  что
это все неспроста.
   - Ну, вот и хорошо! - обрадовался Волька. - Значит, ты не  обидишься,
если я скажу, что лично мне эти подарки совершенно ни  к  чему.  Хотя  я
очень и очень тебе благодарен.
   - О горе мне! - простонал в ответ Хоттабыч. - Ты снова  отказываешься
от моих даров!.. Но ведь это уже не  дворцы!  Ты  видишь,  о  Волька:  я
больше не дарю тебе дворцов. Скажи просто: ты  брезгуешь  дарами  твоего
преданнейшего слуги.
   - Ну рассуди сам, Хоттабыч, ведь ты очень умный старик: ну на что мне
эта уйма драгоценностей?
   - Чтобы быть богатейшим из богачей, вот для чего, - сварливо  пояснил
Хоттабыч. - Уж не скажешь ли ты, что тебе не угодно стать первым богачом
своей страны? С тебя это станется, о капризнейший  из  непонятнейший  из
встречавшихся мне отроков! Деньги - это  власть,  деньги  -  это  слава,
деньги - это сколько угодно, друзей! Вот что такое деньги!
   - Кому нужны друзья за деньги, слава за деньги? Ты меня  просто  сме-
шишь, Хоттабыч! Какую славу можно приобрести за  деньги,  а  не  честным
трудом на благо своей родине?
   - Ты забыл, что деньги дают самую верную и прочную власть над людьми,
о юный и неисправимый спорщик.
   - Это там, где капиталисты, но не у нас.
   - Сейчас ты скажешь, что в вашей стране люди не хотят  стать  богаче.
Ха-ха-ха! - Хоттабычу казалось, что он высказал очень едкую мысль.
   - Нет, почему, же, - терпеливо отвечал  Волька.  -  Человек,  который
приносит больше пользы для родины, зарабатывает у нас больше,  чем  тот,
который приносит меньше пользы. Конечно, каждый хочет заработать больше,
но только честным трудом.
   - Пусть будет так, - сказал Хоттабыч. - Я очень далек от того,  чтобы
толкать своего возлюбленного друга на нечестные заработки. Если тебе  не
нужны драгоценности, обрати их в деньги и давай эти деньги в рост.  Сог-
ласись, это весьма почтенное занятие - давать деньги в рост тем,  кто  в
них нуждается.
   - Ты с ума сошел! - возмутился Волька. - Ты просто не понимаешь,  что
ты говоришь! Советский человек - и вдруг ростовщик! Да и кто к нему  по-
шел бы, даже если бы где-нибудь вдруг завелся такой кровосос? Если наше-
му человеку требуются деньги, он может обратиться в  кассу  взаимопомощи
или занять у товарища. А ростовщик-это ведь кровосос,  паразит,  мерзкий
эксплуататор, вот кто! А эксплуататоров в нашей стране нет и никогда  не
будет. Баста! Попили нашей крови при капитализме!
   - Тогда, - не унимался приунывший Хоттабыч, - накупи побольше товаров
и открой собственные лавки во всех концах города.  Ты  станешь  именитым
купцом, и все будут уважать тебя и воздавать почести.
   - Да неужели тебе не понятно, что частник - это гот же  эксплуататор?
Торговлей у нас занимается государство, кооперация. А зарабатывать  себе
деньги, торгуя в собственном магазине...
   - Хм! - Хоттабыч сделал вид, будто согласился. - Предположим, что это
так, как ты говоришь. А производить разные товары  -  уж  это,  надеюсь,
честное занятие?
   - Безусловно! Вот видишь, - обрадовался Волька, - ты начинаешь  пони-
мать мою мысль!
   - Очень рад, - кисло улыбнулся Хоттабыч. - Помнится,  ты  мне  как-то
говорил, что твой глубокоуважаемый отец работает мастером на заводе. Так
ли я говорю?
   - Угм!
   - Он самый главный на этом заводе?
   - Нет, не самый. Папа-мастер, а еще  над  ним  есть  начальник  цеха,
главный инженер, директор.
   - Ну так вот, - победоносно заключил свою мысль  Хоттабыч  -  на  бо-
гатства, которые я тебе дарю, ты сможешь купить своему превосходному от-
цу завод, на котором он работает, и еще много разных других заводов.
   - Он и так принадлежит отцу.
   - Но ведь ты только что сам говорил, Волька ибн Алеша...
   - Ему, если хочешь знать, принадлежат и завод, на котором он  работа-
ет, и все другие заводы и фабрики, и все шахты, рудники, железные  доро-
ги, земли, воды, горы, лавки, школы, университеты, клубы, дворцы,  теат-
ры, парки и кино всей страны. И мне они принадлежат, и Женьке  Богораду,
и его родителям, и...
   - Ты хочешь сказать, что у отца твоего имеются компаньоны?
   - Бот именно - компаньоны! Около двухсот миллионов равноправных  ком-
паньонов! Сколько же, сколько населения в нашей стране!
   - У вас очень странная и непонятная для  моего  разумения  страна,  -
буркнул Хоттабыч из-под кровати и замолчал...
   На рассвете следующего дня телефонный звонок поднял с постели заведу-
ющего районным отделением Государственного банка. Заведующего  экстренно
вызывали в контору. Взволнованный таким ранним звонком, он  примчался  к
месту работы и увидел во дворе дома,  где  помещалось  отделение  банка,
множество слонов, верблюдов и ослов, нагруженных тяжелыми тюками.
   - Тут один гражданин хочет внести вклад, -  сообщил  ему  растерянный
дежурный.
   - Вклад? - удивился заведующий. - В такую рань?.. Какой вклад?..
   В ответ на это дежурный молча протянул заведующему исписанный твердым
детским почерком листок из ученической тетради. Заведующий прочитал  бу-
мажку и попросил дежурного ущипнуть его за руку. Дежурный растерянно вы-
полнил эту просьбу. Заведующий поморщился от боли,  снова  посмотрел  на
листок и промолвил.
   - Невероятно! Просто невероятно!
   Гражданин, пожелавший остаться неизвестным, подарил  Государственному
банку на любые нужды, по усмотрению последнего, двести сорок шесть тюков
золота, серебра и драгоценных камней общей стоимостью  в  три  миллиарда
четыреста шестьдесят семь миллионов сто тридцать пять тысяч семьсот  три
рубля восемнадцать копеек.
   Эта сумма могла получиться на несколько десятков  рублей  больше,  но
Волька оставил у себя три золотые монеты, чтобы заказать для бабушки зо-
лотые коронки на зубы...
   Но самое удивительное случилось минутой позже. Сначала  животные,  на
которых привезли сокровища, потом люди, которые привели животных, а  по-
том привезенные на этих животных  сокровища  вдруг  заколебались,  стали
прозрачными, как пар, и, как пар, растаяли в  воздухе.  Свежий  утренний
ветерок вырвал из  рук  изумленного  заведующего  листок  с  заявлением,
взметнул его высоко над зданием и унес в неизвестном направлении.  Впро-
чем, вскоре этот листок влетел сквозь открытое окно в комнату, в которой
спал сном праведника Болька Костыльков, врос в тетрадку, из которой  не-
давно был вырван, и снова стал совершенно чистым.
   Но и это еще не все. Уже совершенно непостижимо, как это  получилось,
но ни работники районного отделения Госбанка, ни Болькины соседи по дво-
ру, ни даже сам Волька ни разу впоследствии не вспомнили об  этой  исто-
рии. Словно кто-то начисто стер ее из их памяти.

   XVII. СТАРИК ХОТТАБЫЧ И СИДОРЕЛЛИ

   На старика было просто жалко смотреть. Целый день  он  отсиживался  в
аквариуме, ссылаясь на то, что у него якобы разыгрался ревматизм. Конеч-
но, это было нелепым объяснением, ибо глубо с ревматизмом  забираться  в
воду.
   Хоттабыч лежал на дне аквариума, лениво шевеля плавниками и вяло гло-
тая воду. Когда к аквариуму подходил Волька или Женя, старик  уплывал  к
задней стенке, весьма невежливо поворачиваясь  к  ним  хвостом.  Правда,
когда Волька отлучался из комнаты, Хоттабыч вылезал из воды, чтобы  нем-
ножко размяться.
   Но, едва заслышав Волькины шаги, он с тихим плеском кидался в аквари-
ум, словно и не думал его покидать. Ему, очевидно,  доставляло  какое-то
горькое удовлетворение, что Волька то и дело начинал упрашивать его  вы-
лезть из воды и перестать дуться. Все это старик  выслушивал,  повернув-
шись к мальчику хвостом. Стоило,  однако,  его  юному  другу  развернуть
учебник географии, чтобы подзаняться к переэкзаменовке, как Хоттабыч вы-
совывался наполовину из аквариума и горько упрекал Вольку в бесчувствен-
ности. Дескать, как это можно заниматься разными пустяками, когда старый
человек так мучается резматизмом.
   Но лишь Волька закрывал учебник, старик снова  поворачивался  к  нему
хвостом. Так продолжалось до самого вечера. В начале восьмого  он  резко
взмахнул плавниками и выпрыгнул на пол. Отжимая воду из бороды  и  усов,
он сдержанно промолвил обрадованному Вольке:
   - Ты меня очень обидел отказом от моих скромных подарков. Твое и  мое
счастье, что я обещал тебе не обижаться. В противном случае, я сделал бы
с тобой нечто непоправимое, о чем сам в дальнейшем  весьма  бы  сожалел.
Ибо я полюбил тебя всей душой и особенно не могу  не  ценить  прекрасное
бескорыстие твоей дружбы.
   - Му вот и чудесно! - отвечал Волька. - Тут у меня с Женей имеется  к
тебе одно интересное предложение. Мы  давно  собираемся  попросить  тебя
пойти с нами в цирк.
   - С любовью и удовольствием, - сказал Хоттабыч. - Если хочешь, поедем
туда на верблюдах или на слонах.
   - Нет, что ты! Не стоит тебе затрудняться, - возразил Волька с подоз-
рительной поспешностью. - Давай лучше, если ты  не  боишься,  поедем  на
троллейбусе.
   - А чего тут бояться? - обиделся старик. - Я четвертый день без стра-
ха взираю на эти железные повозки.
   Через полчаса Волька, Женя и Хоттабыч были уже в Парке культуры и от-
дыха, у входа в цирк Шапито.
   Старик сбегал к кассе поинтересовался, как выглядят билеты, по  кото-
рым пускают в цирк, и вскоре и у него, и у Вольки, и у Жени сами по себе
возникли твердые бледно-розовые пропуска на свободные места.
   Они вошли в цирк, залитый светом множества ярких электрических ламп.
   В одной из лож, около самой арены, было как раз три свободных  стула,
но Хоттабыч решительно высказался против этих мест.
   - Я не могу согласиться, - сказал он, - чтобы хоть кто-нибудь в поме-
щении сидел выше меня и моих глубокочтимых друзей. Это было бы ниже  на-
шего достоинства.
   Спорить со стариком было совершенно бесполезно, и ребята скрепя серд-
це уселись на самой верхотуре, в последнем ряду амфитеатра.
   Вскоре выбежали униформисты в малиновых расшитых  золотом  ливреях  и
выстроились по обе стороны выхода на арену.
   Ведущий программу зычным голосом объявил начало представления,  и  на
арену выехала наездница, вся усеянная блестками, как елочный дед-мороз.
   - Ну как, нравится? - спросил Волька у Хоттабыча.
   - Не лишено интереса и для глаза приятно, - осторожно ответил старик.
   За наездницей последовали акробаты, за акробатами - клоуны, за  клоу-
нами - дрессированные собачки, вызвавшие сдержанное одобрение Хоттабыча,
за собачками - жонглеры и прыгуны. На прыгунах закончилось первое  отде-
ление.
   Когда после звонка все снова уселись по своим местам, к Хоттабычу по-
дошла девушка в кокетливом белом переднике, с большим подносом в руках.
   - Эскимо не потребуется? - спросила она у старирика, и  тот,  в  свою
очередь, вопросительно посмотрел на Вольку.
   - Возьми, Хоттабыч, это очень вкусно. Попробуй!
   Хоттабыч попробовал, и ему понравилось. Он угостил ребят и купил себе
еще одну порцию, потом еще одну и,  наконец,  разохотившись,  откупил  у
обомлевшей продавщицы сразу все наличное эскимо - сорок три кругленьких,
покрытых нежной изморозью, пакетика с мороженым. Девушка  обещала  потом
прийти за подносом и ушла вниз, то и дело оборачиваясь на  удивительного
покупателя.
   - Ого! - подмигнул Женя своему приятелю. - Старик дорвался до эскимо.
В какие-нибудь пять минут Хоттабыч уничтожил все сорок три порции. Он ел
эскимо, как огурцы, сразу откусывая большие куски и смачно  похрустывая.
Последний кусок он проглотил в тот момент, когда в цирке снова  зажглись
все огни.
   - Мировой... комбинированный... аттракцион!.. Артист  государственных
цирков Афанасий Сидорелли!
   Все в цирке зааплодировали, оркестр заиграл туш, и на арену, улыбаясь
и раскланиваясь во все стороны, вышел невысокого роста пожилой артист  в
расшитом золотыми драконами синем шелковом халате. Это и был  знаменитый
Сидорелли. Пока его помощники  раскладывали  на  маленьком  лакированном
столике все, что было необходимо для первого фокуса, он продолжал  раск-
ланиваться и улыбаться. При улыбке у него ярко поблескивал во рту  золо-
той зуб.
   - Замечательно! - прошептал завистливо Хоттабыч.
   - Что замечательно! - спросил Волька, изо всех сил хлопая в ладоши.
   - Замечательно, когда у человека растут золотые зубы.
   - Ты думаешь? - рассеянно спросил Волька, следя за  начавшимся  номе-
ром.
   - Я убежден в этом, - ответил Хоттабыч. - Это очень красиво и богато.
   Сидорелли кончил первый номер.
   - Ну как? - спросил Волька у Жени таким тоном, будто он сам  проделал
этот фокус.
   - Замечательно! - восторженно ответил Женя, и Волька  тут  же  громко
вскрикнул от удивления: у Жени оказался полный рот золотых зубов.
   - Ой, Волька, что я тебе скажу! -  испуганно  прошептал  Женя.  -  Ты
только не пугайся: у тебя все зубы золотые.
   - Это, наверно, работа Хоттабыча, - сказал с тоской Волька.
   И действительно, старик, прислушивавшийся к разговору приятелей,  ут-
вердительно кивнул головой и простодушно улыбнулся, открыв при  этом,  в
свою очередь, два ряда крупных, ровных золотых зубов.
   - Даже у Сулеймана ибн Дауда - мир с ним обоими! - не было во рту та-
кой роскоши! - хвастливо сказал он. - Только не благодарите меня. Уверяю
вас, вы достойны этого небольшого сюрприза с моей стороны.
   - Да мы тебя и не благодарим! - сердито бросило Женя.
   Но Волька, испугавшись, как бы старик не разгневался,  дернул  своего
приятеля за руку.
   - Понимаешь ли, Хоттабыч, - начал он дипломатично, - это слишком  бу-
дет бросаться в глаза, если сразу у всех нас троих, сидящих  рядом,  все
зубы окажутся золотыми. На нас будут смотреть, и мы  будем  очень  стес-
няться.
   - И не подумаю стесняться, - сказал Хоттабыч.
   - Да, но вот нам как-то будет все-таки не по себе. У нас пропадет все
удовольствие от цирка.
   - Ну, и что же?
   - Так вот, мы тебя просим, чтобы, пока мы вернем ся домой, у нас были
во рту обычные, костяные зубы.
   - Восхищаюсь, вашей скромностью, о юные мои друзья! - сказал  немного
обиженно старик.
   И ребята с облегчением почувствовали, что во рту у них прежние, нату-
ральные зубы.
   - А когда вернемся домой, они  снова  станут  золотыми?  -  с  беспо-
койством прошептал Женя.
   Но Волька тихо отвечал:
   - Ладно, потом увидим... Может, старик про них позабудет.
   И он с увлечением принялся смотреть на голозокружительные фокусы Афа-
насия Сидорелли и хлопать вместе со всеми зрителями, когда тот из совер-
шенно пустого ящика вытащил сначала голубя,  потом  курицу  и,  наконец,
мохнатого веселого белого пуделя.
   Только один человек сердито, не высказывая гккаких признаков  одобре-
ния, смотрел на фокусника. Это был Хоттабыч.
   Ему было очень обидно, что фокуснику хлопали по  всякому  пустяковому
поводу, а он, проделавший со врепени освобождения из сосуда столько  чу-
дес, ни разу не услышал не только аплодисментов, но и ни одного  искрен-
него слова одобрения.
   Поэтому, когда снова раздались рукоплескания и Сидорелли начал  раск-
ланиваться во все стороны, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб огорченно кряк-
нул и, невзирая на протесты зрителей, полез через их головы на арену.
   Одобрительный рокот прошел по цирку, а  какой-то  солидный  гражданин
сказал соседке:
   - Я тебе говорил, что этот старик - "рыжий". Это, видно, очень  опыт-
ный клоун. Смотри, как он себя потешно держит. Они иногда нарочно  сидят
среди публики.
   К счастью для говорившего, Хоттабыч ничего не слышал, целиком  погло-
щенный своими наблюдениями за Сидорелли. Тот как раз в это  время  начал
самый удивительный из своих номеров.
   Прежде всего знаменитый иллюзионист  зажег  несколько  очень  длинных
разноцветных лент и запихал их себе в рот. Потом он взял в руки большую,
ярко раскрашенную миску с каким-то веществом, похожим  на  очень  мелкие
древесные опилки. До отказа набив себе  рот  этими  опилками,  Сидорелли
стал быстро размахивать перед собой красивым зеленым веером.
   Опилки во рту затлели, потом появился  небольшой  дымок,  и  наконец,
когда в цирке погасили электричество, все увидели, как в темноте изо рта
знаменитого фокусника посыпались тысячи искр и даже показалось небольшое
пламя.
   И тогда среди бури рукоплесканий и криков "браво" раздался вдруг воз-
мущенный голос старика Хоттабыча.
   - Вас обманывают! - кричал он, надрываясь, - Это никакие  не  чудеса!
Это обыкновенная ловкость рук!
   - Вот это "рыжий"!  -  восхищенно  воскликнул  ктото  из  публики.  -
За-ме-ча-тель-ный "рыжий"! Браво, "рыжий"!..
   А все зрители, кроме Вольки и его друга, дружно зааплодировали Хотта-
бычу.
   Старик не понимал, о каком "рыжем"  кричат.  Он  терпеливо  переждал,
когда кончатся вызванные его появлением рукоплескания, и язвительно про-
должал:
   - Разве это чудеса?! Ха-ха!
   Он отодвинул оторопевшего артиста в сторону и для  начала  изверг  из
своего рта один за другим пятнадцать огромных разноцветных языков пламе-
ни, да таких, что по цирку сразу пронесся явственный запах серы.
   С удовольствием выслушав аплодисменты, Хоттабыч щелкнул  пальцами,  и
вместо одного большого Сидорелли по низенькому барьеру  манежа  побежали
один за другим семьдесят два маленьких Сидорелли, похожих на знаменитого
фокусника как две капли воды. Пробежав несколько кругов, они  слились  в
одного большого Сидорелли, как сливается в одну большую каплю много  ма-
леньких капель ртути.
   - Это еще не все! - громовым, нечеловеческим  уже  голосом  прокричал
Хоттабыч, разгоряченный всеобщим одобрением, и стал  вытаскивать  из-под
полы своего пиджака целые табуны разномастных лошадей.
   Лошади испуганно ржали, били копытами, мотали головами, развевая  при
этом свои роскошные шелковистые гривы. Потом, по мановению руки Хоттабы-
ча, лошади пропали, из-под полы пиджака выскочили один за другим, грозно
рыча, четыре огромных берберийских льва и, несколько раз пробежав вокруг
арены, исчезли.
   Дальше Хоттабыч действовал уже под сплошные рукоплескания.
   Вот он махнул рукой, и все, что было на арене: и Сидорелли, и его по-
мощники, и разнообразный и многочисленный его реквизит, и нарядные,  мо-
лодцеватые униформисты, - все это в одно  мгновение  взвилось  вверх  и,
проделав несколько прощальных кругов над восхищенными зрителями, тут  же
растаяло в воздухе.
   Неизвестно откуда возник на манеже огромный лопоухий африканский слон
с веселыми, хитрыми глазками: на его спине - слон поменьше; на втором  -
третий, еще меньше; на третьем - четвертый...  Последний,  седьмой,  под
самым куполом, был не больше овчарки. Они разом затрубили, высоко подняв
хоботы, хлопнули, как по команде, своими обвислыми ушами и улетели, раз-
махивая ими, как крыльями.
   Тридцать три окрестранта с веселыми криками вдруг сгрудились  в  одну
кучу, огромным комом скатились вниз с площадки на манеж. Этот ком катил-
ся по барьеру, постепенно уменьшаясь в своем  объеме,  пока  наконец  не
достиг величины горошины. Тогда Хоттабыч поднял его, положил себе в пра-
вое ухо, и из уха понеслись сильно приглушенные звуки марша.
   Затем старик, который еле держался на ногах  от  возбуждения,  как-то
по-особому щелкнул сразу пальцами обеих рук, и все зрители, один за дру-
гим стали со свистом срываться со своих мест и пропадать  где-то  далеко
под куполом.
   И вот наконец в опустевшем цирке остались только три человека -  Хот-
табыч, устало присевший на барьере арены, и Волька с приятелем,  кубарем
скатившиеся к старику из последнего ряда амфитеатра.
   - Ну как? - вяло спросил Хоттабыч, с трудом приподнимая голову и гле-
дя на ребят странными, помутившимися глазами. - Это  вам  не  Сидорелли!
А?..
   - Куда ему до тебя! - отвечал Волька, сердито  моргая  Жене,  который
все порывался попросить о чемто старика.
   - А какие были рукоплескания! - с удовольствием вспоминал Хоттабыч.
   - Еще бы!.. А ты мог бы вернуть всех на прежние места? Это,  наверно,
очень трудно?
   - Нет, не трудно... То есть для меня, конечно, не трудно, - еле слыш-
но отвечал Хоттабыч.
   - А мне почему-то кажется, что тебе это чудо не под силу,  -  коварно
сказал Волька.
   - Под силу. Но что-то очень устал...
   - Ну вот, я и говорю, что тебе не под силу.
   Вместо ответа Хоттцбыч, кряхтя, приподнялся на ноги, вырвал из бороды
тринадцать волосков, мелко их изорвал,  выкрикнул  какое-то  странное  и
очень длинное слово и, обессиленный, опустился прямо на опилки, покрыва-
ющие арену.
   Тотчас же из-под купола со свистом примчались и разместились, соглас-
но купленным билетам, беспредельно счастливые зрители.  На  манеже,  как
из-под земли, выросли Сидорелли со своими  помощниками  и  реквизитом  и
униформисты во главе с бравым ведущим.
   Громко хлопая ушами, прилетела обратно вся семерка американских  сло-
нов, приземлилась и снова выстроилась в пирамиду. Только на сей раз вни-
зу был самый маленький, а наверху, под куполом, -  самый  большой,  тот,
который с веселыми, хитрыми глазками. Потом пирамида рассыпалась,  слоны
цугом помчались по манежу, стремительно сокращаясь в  размере,  пока  не
стали с булавочную головку и окончательно не затерялись опилках.
   Оркестр горошиной выкатился из правого уха Хоттабыча, быстро вырос  в
огромный ком весело хохочущих людей, вопреки закону всемирного тяготения
покатился наверх, на площадку, рассыпался там на тридцать три  отдельных
человека, расселся по местам и грянул туш...
   - Разрешите, граждане!.. Попрошу вас пропустить,  -  проталкивался  к
Хоттабычу сквозь тесно опступившую его восторженную толпу худощавый  че-
ловек в больших круглых роговых очках. - Будьте любезны, товарищ, - поч-
тительно обратился он к Хоттабычу, - не откажите заглянуть в кабинет ди-
ректора. С вами хотел бы поговорить начальник Управления госцирков  нас-
чет ряда выступлений в Москве и периферийных цирках.
   - Оставьте старика в покое! - сказал с досадой Волька. - Вы разве  не
видите - он болен, у него повышенная температура.
   Действительно, у Хоттабыча был сильный жар.
   Старик здорово объелся мороженым.

   ХXVII. БОЛЬНИЦА ПОД КРОВАТЬЮ

   Тот, кто никогда не возился с заболевшим джинном, не может даже  себе
представить, какое это утомительное и хлопотливое дело.
   Прежде всего возникает вопрос: где его держать? В больницу его не по-
ложишь, и дома на виду его тоже держать нельзя.
   Во-вторых, как его лечить? Медицина рассчитана на лечение людей, а не
сказочных волшебников.
   В-третьих, заразны ли для людей болезни джиннов?
   Все эти три вопроса были тщательно обсуждены ребятами, когда  они  на
такси увозили бредившего Хоттабыча из цирка.
   Было решено:
   1. Хоттабыча в больницу не везти, а держать его со  всеми  возможными
удобствами у Вольки под кроватью, предварительно предложив ему для безо-
пасности сделаться невидимым.
   2. Лечить его, как лечат людей от простуды. Давать на  ночь  аспирин,
поить чаем с малиновым вареньем, чтобы хорошенько пропотел.
   3. Болезни джиннов людям, очевидно, не передаются.
   К счастью, дома никого не было. Хоттабыча удалось спокойно уложить на
его обычное место под кроватью. Женя побежал в аптеку и в "Гастроном" за
аспирином и малиновым вареньем, а Волька пошел на кухню подогреть чай.
   - Ну, вот и чай готов! - весело сказал он, возвращаясь из кухни с ки-
пящим чайником в руках. - Будем пить чай, старина? А?..
   Ответа не последовало.
   - Умер! - ужаснулся Волька и вдруг почувствовал, что, несмотря на все
неприятности, которые уже успел ему доставить Хоттабыч, будет очень жал-
ко если старик умрет. - Хоттабыч, миленький! - залепетал он и, встав  на
колени, полез под кровать.
   Но старика под кроватью не оказалось.
   - Вот нелепый старик! - рассвирепел тогда  Волька,  сразу  позабыв  о
своих нежных чувствах. - Только что был здесь и уже успел куда-то запро-
паститься!
   Неизвестно, какие еще горькие слова произнес Волька по адресу  стари-
ка, если бы в комнату в это время не ввалился Женька, с шумом волоча  за
собой Хоттабыча. Старик упирался и бормотал себе под нос что-то  несвяз-
ное.
   - Вот чудак!.. Нет, ты подумай только, что за чудак! - возмущался Же-
ня, помогая укладывать больного под кровать. - Возвращаюсь это я по ули-
це, смотрю - а Хоттабыч стоит на углу с мешком золота и все норовит всу-
чить его прохожим. Я его спрашиваю: "Что ты здесь делаешь  с  повышенной
температурой?" А он отвечает: я, мол, чувствую  приближение  смерти,  я,
мол, хочу по этому случаю раздать милостыню. А я ему говорю: "Чудак  ты,
чудак! Кому же ты собираешься раздавать милостыню?" А он говорит: "В та-
ком случае, я пошел домой". Вот я его и привел... Лежи,  старичок,  поп-
равляйся! Умереть всегда успеешь!..
   Хоттабычу дали лошадиную дозу аспирина, скормили ему с чаем всю банку
малинового варенья и, укутав получше, чтобы пропотел  за  ночь,  уложили
спать.
   Старик, полежав некоторое время спокойно, вдруг проголодался  и  соб-
рался вставать, чтобы пойти к Сулейману ибн Дауду извиняться за какие-то
давнишние обиды. Потом он заплакал и стал просить Вольку, чтобы тот сбе-
гал в Средиземное море и Индийский океан, разыскал там на дне медный со-
суд, в котором заточен его дорогой братик Омар Юсуф ибн Хоттаб,  освобо-
дил его из заточения и привел сюда.
   - Мы бы так чудно зажили здесь все вместе! - бормотал он в бреду, за-
ливаясь горючими слезами.
   Через полчаса старик пришел в  сознание  и  слабым  голосом  произнес
из-под кровати:
   - О юные мои друзья, вы не можете себе вообразить  даже,  как  я  вам
благодарен за вашу любовь и дорогое ваше внимание!  Окажите  мне,  прошу
вас, еще одну услугу: свяжите мне покрепче руки, а то я во время горячки
такое наколдую, что потом боюсь и сам ничего не смогу поделать.
   Старика связали, и он моментально уснул как убитый.
   Наутро Хоттабыч проснулся совершенно здоровым.
   - Вот что значит вовремя поданная медицинская помощь! - удовлетворен-
но сказал Женя Богорад и твердо решил по окончании школы поступить в ме-
дицинский институт.

   XIX. СТАРИК ХОТТАБЫЧ И ГОСПОДИН ВАНДЕНТАЛЛЕС

   - Благословенный Волька, - сказал после завтрака  Хоттабыч,  блаженно
греясь на солнышке, - все время я делаю тебе подарки, по моему разумению
ценные, и каждый раз они тебе оказываются не по сердцу. Может быть, сде-
лаем так: ты мне сам скажешь, что тебе и твоему  молодому  другу  угодно
было бы от меня получить в дар, и я почел бы за великую честь и  счастье
немедленно доставить вам желаемое.
   - Подари мне в таком случае большой морской бинокль, - ответил Волька
не задумываясь.
   - С радостью и любовью.
   - И мне тоже бинокль. Если можно, конечно, - застенчиво промолвил Же-
ня.
   - Нет ничего легче.
   И они всей компанией отправились в комиссионный магазин.
   В магазине, расположенном на шумной и короткой уличке в центре  горо-
да, было много покупателей.
   Наши друзья с трудом протиснулись к прилавку,  за  которым  торговали
настолько случайными предметами, что их никак нельзя  было  распределить
по специальным отделам, потому что тогда пришлось бы на каждую вещь  за-
водить особый прилавок.
   - Покажи мне, о любезный Волька, как они выглядят, эти угодные вашему
сердцу бинокли! - весело промолвил Хоттабыч, но вдруг побледнел  и  зат-
рясся мелкой дрожью.
   Он горестно глянул на своих молодых друзей, заплакал, гробовым  голо-
сом сказал им: "Прощайте, дорогие моему сердцу!", направился  к  седому,
хорошо одетому иностранцу с багровым лицом, растолкал локтями публику  и
бухнулся перед ним на колени.
   - Приказывай мне, ибо я твой покорный и смиренный  раб!  -  промолвил
Хоттабыч, глотая слезы и порываясь поцеловать полы его пиджака.
   - Не лезайте на меня! - закричал иностранец на ломаном русском языке.
- Не лезайте, а то я вам буду съездить по физиономии! Вы есть  один  жу-
лик! Вы есть хотеть украсть мой бумажник! Какой скандал!
   - Ты ошибаешься, о мой повелитель, - отвечал старик, все еще стоя  на
коленях. - Я жду твоих приказаний, чтобы исполнить их немедленно и бесп-
рекословно.
   - Стыдно, гражданин, попрошайничать в наше время! - укоризненно обра-
тился к Хоттабычу продавец изза прилавка.
   - Итак, сколько много я вам имею заплатить за этот плохой кольтсоу? -
нервно продолжал иностранец разговор, прерванный Хоттабычем.
   - Всего-навсего десять рублей семьдесят одну копейку, - отвечал  про-
давец. - Вещица, конечно, совершенно случайная.
   Продавцы магазинов случайных вещей и комиссионных магазинов уже хоро-
шо знали господина Ванденталлеса, недавно приехавшего  из-за  границы  в
сопровождении своей супруги. В свободное время  он  совершал  регулярные
рейсы по комиссионным магазинам и магазинам случайных  вещей  в  надежде
приобрести за бесценок какую-нибудь стоящую вещицу.
   Совсем недавно ему удалось приобрести по весьма сходной цене полдюжи-
ны чашек фарфорового завода имени Ломоносова, и вот сейчас, как раз тог-
да, когда перед ним опустился на колени безутешный Хоттабыч, он прицени-
вался к потемневшему от времени колечку, которое продавец полагал сереб-
ряным, а господин Ванденталлес - платиновым.
   Получив свою покупку, он спрятал ее в жилетный карман и вышел на ули-
цу. За ним вслед поспешил и  Хоттабыч,  утирая  кулаком  слезы,  обильно
струившиеся по его смуглому морщинистому лицу. Пробегая мимо своих  дру-
зей, он еле успел бросить им на ходу:
   - Увы, в руках этого седовласого чужеземца я только что  увидел  вол-
шебное кольцо Сулеймана ибн Дауда, мир с ними  обоими.  А  я  раб  этого
кольца и должен следовать за тем, кто им владеет.  Прощайте  же,  друзья
мои, я всегда буду вспоминать о вас с благодарностью и любовью...
   Только теперь, безвозвратно расставшись с Хоттабычем, ребята  поняли,
как они к нему привыкли. Печальные и молчаливые, покинули  они  магазин,
даже не взглянув на бинокли, и отправились на реку, где в последнее вре-
мя почти ежедневно собирались для задушевной беседы. Они долго лежали на
берегу у того самого места, где еще так недавно  Волька  нашел  замшелый
глиняный сосуд с Хоттабычем, припоминали смешные, но милые повадки  ста-
рика и все больше убеждались, что у него, в конечном  счете,  был  очень
приятный и добродушный характер.
   - Скажем прямо: не ценили мы Хоттабыча,  -  самокритически  промолвил
Женя и сокрушенно вздохнул.
   Волька повернулся с боку на бок, хотел что-то ответить  Жене,  но  не
ответил, а быстро вскочил на ноги и бросился в глубь сада.
   - Ура!.. Хоттабыч вернулся!.. Урррааа!..
   Действительно, к ребятам быстрой, чуть суетливой стариковской  поход-
кой приближался Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб. На плече у него на  длин-
ных ремешках болтались два черных кожаных футляра  с  большими  морскими
биноклями.

   XX. РАССКАЗ ГАСАНА АБДУРРАХМАНА ИБН ХОТТАБА О ТОМ, ЧТО С НИМ ПРОИЗОШ-
ЛО ПОСЛЕ ВЫХОДА ИЗ МАГАЗИНА

   - Знайте же, о юные мои друзья, что повесть моя удивительна и  похож-
дения мои диковинны, и я хочу, чтобы вы  посидели  подле  меня,  пока  я
расскажу вам мою историю и поведаю, почему я здесь.
   Случилось так, что когда багроволицый чужеземец вышел  из  лавки,  он
отпустил свою машину, а сам пошел пешком, чтобы хоть несколько растрясти
жир, столь щедро облекший его мясистое и упитанное тело, и он пошел  так
быстро, что я еле мог угнаться за ним. И я догнал его уже на другой ули-
це и упал перед ним и вскричал: "Повели мне следовать за тобой, о госпо-
дин мой!"
   Но он не слушал меня и продолжал свой путь. Восемнадцать раз  догонял
я его, и восемнадцать раз падал я перед ним ниц, и восемнадцать  раз  он
оставлял меня коленопреклоненным, восклицая в  ярости:  "Пошел  вон!  Вы
есть старый разбойник!"
   И он бил меня ногами, и я ничего не мог ему сделать, ибо в его  руках
было волшебное кольцо Сулеймана, и я боялся его прогневить. И я не видел
как избежать того, чтобы не идти за ним, и я следовал за ним по пятам. А
он думал, что я прошу у него денег, и кричал, что у него нет с собою  ни
гроша, хотя я не просил у него денег, но отлично знал, что у него  много
денег, и он знал, что я это знаю.
   И он бил меня смертным боем каждый раз, когда никто этого не видел. И
тогда меня охватил испуг, и у меня высохла слюна от сильного страха, и я
отчаялся в том, что буду жив. И я заплакал тогда таким плачем, что  про-
мочил слезами свою одежду.
   И так мы шли, пока не дошли до дверей его дома, и я хотел войти  туда
за ним, но этот злой чужеземец толкнул меня рукой в  грудь  и  прокричал
мне: "Вы не лезть в мою квартиру, или я буду позвать милиционер!"
   И я спросил его: неужели мне стоять у его дверей до самого вечера?  И
он ответил: "Хоть до будущего года!"
   И я остался тогда стоять около его дверей, ибо слова человека,  кото-
рый владеет кольцом Сулеймана, для меня закон. И я стоял  так  некоторое
время, пока не услыхал над моей головой сильный шум  и  не  растворилось
над моей головой окно. Тогда я посмотрел вверх и увидел, что в окке  по-
казалась худая и высокая женщина в зеленом шелковом платье, и она  смея-
лась злым и презрительным смехом. А за ее спиной я увидел огорченное ли-
цо багроволицего, и женщина сказала ему, издеваясь: "Увы,  как  я  ошиб-
лась, выходя за вас замуж четырнадцать лет назад! Вы были и на всю жизнь
останетесь заурядным галантерейщиком! Боже мой, не уметь отличить дряное
серебряное колечко от платинового!.. О, если бы об этом узнал мой бедный
отец!.."
   И она швырнула кольцо на мостовую и захлопнула окно, и я увидел это и
упал без чувств, потому, что если швыряют наземь  кольцо  Сулеймана,  то
могут произойти ужасающие несчастья. Но потом я открыл глаза и убедился,
что я жив и что не произошло кругом никакого: несчастья, и тогда я обра-
довался великой радостью, ибо я заключил из этого, что могу считать себя
счастливым.
   И я вскочил тогда на ноги, благословляя свою судьбу, подобрал  кольцо
и помчался к вам, своим друзьям, купив попутно желательные вам  подарки.
Вот и все, что я могу расказать.
   - Прямо как в сказке! - восхищенно воскликнул Женя, когда старик  за-
кончил свой рассказ. - А можно мне подержать в руках это  волшебное  ко-
лечко?
   - С любовью и удовольствием. Надень на указательный палец левой  руки
и затем поверни его, громко произнеся при этом свое желание. Оно  немед-
ленно исполнится.
   - Вот это да! - снова восхитился Женя, надел кольцо, повернул  его  и
громко произнес: - Хочу чтобы у меня тут же и немедленно оказался  вело-
сипед!
   Все трое застыли в ожидании. Однако велосипед не появлялся. Женя пов-
торил еще громче.
   - Хочу, чтобы у меня немедленно появился велосипед! Чтоб сию же мину-
ту!
   Велосипед упорно не появлялся.
   - Что-то, вероятно, заело в кольце, - сказал Волька, забрал его у Же-
ни и стал тщательно разглядывать. - Э, да тут что-то внутри  написано!..
По-русски!.. - сказал он и медленно, по складам, прочитал: - "Носи, Катя
на здоровье. Вася Кукушкин. 2.V.1916 г.".

   XXI. ТЕ ЖЕ И ВАНДЕНТАЛЛЕС

   - Всякий может ошибиться, - великодушно заметил Волька, с сочувствием
глядя на сконфуженного Хоттабыча. - В  конце  концов,  даже  лучше,  что
кольцо оказалось обыкновенным... А за подарки большое спасибо.
   Деликатно отвернувшись от старика, ребята извлекли из футляров бинок-
ли и насладились их неоспоримыми достоинствами  -  далекие  дома  словно
придвинулись к самой реке крошечные точки превратились в шагающих людей,
а мчавшаяся в отдалении машина, казалось, вотвот сшибет с ног счастливо-
го обладателя бинокля. О большем приближении нельзя было и мечтать.
   - Хоттаб, - промолвил спустя несколько минут  Волька,  -  на  посмот-
ри-ка, кто к нам идет.
   Он передел бинокль Хоттабычу, но тот и  невооруженным  глазом  увидел
уже, что к ним быстрым шагом почти бегом приближается, тяжело отдуваясь,
господин Ванденталлес собственной своей шестипудовой особой.
   Заметив что за ним наблюдают, Ванденталлес умерил шаг  пошел  вразва-
лочку, словно он и не спешид а просто прогуливался вдали от уличного шу-
ма. Подойдя поближе ои изобразил на своей багровой, точно ошпаренной ки-
пятком, физиономии сладчайшую улыбку:
   - Ах, мой бог! Какой приятный и неожиданный встреча!..
   Пока он приближается к нашим друзьям, пока он горячо пожимает им  ку-
ки, мы можем вкратце объяснить, почему он снова появился в нашей  повес-
ти.
   Дело в том, что госпожа Ванденталлес была в тот день весьма не в  ду-
хе, вот почему она погорячилась и вышвырнула колечко. А  вышвырнув  его,
она осталась у окна, чтобы перевести дух. Тут ее и заинтересовал старик,
который подобрал валявшееся на мостовой колечко и бросился наутек.
   - Ты видел? - обратилась она к приунывшему Ванденталлесу - Какой  за-
бавный старичок? Схватил это дрянное колечко, словно оно по крайней мере
с изумрудом бросился наутек.
   - О, это очень надоедливый старикашка! - отвечал  Ванденталлес,  ожи-
вившись. - Пристал ко мне еще в елся за мной до самого дома, и представь
себе моя дорогая, то и дело падает передо мной на колени. Кричит мне: "Я
твой раб, потому что у тебя кольцо, принадлежащее Сулейману!"  А  я  ему
отвечаю: "Вы жестоко ошибаетесь. Я только что купил это кольи трепите по
щекам сколько угодно... А мы не любим банкиров и бандитов. Понятно?
   - Ха-ха-ха! - обрадовался этим словам  Ванденталлес,  словно  услышал
необыкновенно приятные комплименты. - У меня был один знакомый  инженер,
он тоже говорил, что не любит банкир. Он теперь сидит в оучень  красивый
заграничный тюрьма...
   - Можно вам задать вопрос? - неожиданно обратился к нему Волька и  по
привычке, как в классе, поднял руку. - Почему в Америке линчуют негров.
   - О! - воскликнул Ванденталлес. - Вы есть молодой любитель  политики!
Это оучень хорошо!.. Я полагаю, потому, что в  Америке  полная  свобода,
каждый может делать, что ему интересно.
   - Ну, а негры могут дать белым сдачи, если это им интересно?
   - Фи, какой глупый шутка! - поморщился Ванданталлес. - Вы никогда  не
должен так глупо шуточничать! Негры имеют знать свое место!  Негры...  -
Тут он счел нужным рассмеяться и прекратить обсуждение этого щекотливого
вопроса. - Вы оучень милый старик, - обратился он - к  Хоттабычу,  чтобы
замять разговор. - Я имею надежду, мы будем с вами оучень добрые прияте-
ли.
   Хоттабыч молча поклонился.
   - О! - воскликнул Ванденталлес с притворным удивлением. - Я  вижу  на
ваш палец один серебряный кольтсоу. Будете вы дать мне  посмотреть  этот
серебряный кольтсоу?
   - С радостью и удовольствием, - отвечал Хоттабач, протянув ему руку с
кольцом.
   Но вместо того, чтобы полюбоваться кольцом, Ванденталлес резким  дви-
жением сорвал его с пальца Хоттабыча и немедленно напялил на свой мясис-
тый палец, похожий на недоваренную сосиску.
   - Благодарью, благодарью! - прохрипел он, и  так  налилось  при  этом
кровью его и без того багровое лицо, что Хоттабыч испугался, как бы мис-
тера Ванденталлеса не хватила ненароком кондрашка. - Вы имели где-нибудь
купить это кольтсоу?
   Он ожидал, что старик соврет, что во всяком случае он сделает всевоз-
можное, чтобы не вернуть ему могущественное кольцо. Ванденталлес  оценил
взглядом стоявшего перед ним тщедушного старика  и  присевших  несколько
поодаль обоих мальчиков и прикинул, что если дело дойдет до драки, то он
без всякого труда справится с ними.
   Но, к его удивлению, старик и не подумал врать. Он спокойно сказал:
   - Я не покупал этого кольца. Я подобрал его на мостовой  перед  твоим
домом. Это твое кольцо, о седовласый чужеземец!
   - О! - восхищенно вскричал Ванденталлео. -  Вы  есть  оучень  честный
старик! - Вы будете мой любимый слюга!
   Услышав эти слова, ребята поморщились, но промолчали. Интересно было,
что будет дальше.
   - Вы мне хорошо имели недавно объяснить, что это кольтсоу  есть  вол-
шебный кольтсоу. Оно фактично имеет выполнять любое пожелание?
   Хоттабыч утвердительно кивнул головой. Ребята прыснули.  Они  решили,
что Хоттабыч собрался подшутить над этим неприятным торгашом, и пригото-
вились к веселому представлению.
   - О! - промолвил Ванденталлес. - Благодарью, благодарью! Вы мне буде-
те объяснять, как пользоваться волшебным кольтсоу?
   - С радостью и удовольствием, о багровейший из чужеземцев, -  отвечал
Хоттабыч с низким поклоном. - Ты берешь волшебное кольцо, надеваешь  его
на палец левой руки, поворачиваешь и произносишь при этом  свое  пожела-
ние.
   - И оно имеет обязательно исполняться?
   - Именно так.
   - Самый различный мой желание?
   - Любое.
   - Ах, так? - удовлетворенно промолвил Ванденталлес, и его лицо  сразу
стало холодным и надменным. Он быстренько повернул кольцо и крикнул Хот-
табычу: - Эй ты, глюпый старик! Подойди здесь! Ты будешь  упаковать  мои
фунты стерлингов... или нет, лучше доллары.
   Его наглый тон возмутил Вольку и Женю. Они подались вперед и уже было
раскрыли рты, чтобы дать ему достойный отпор, но Хоттабыч сердито  зама-
хал на них руками и приблизился к Ванденталлесу.
   - Прошу прощения, - смиренно сказал старик. - Я не  знаю,  что  такое
доллары. Покажите мне хоть один, дабы я знал, как они выглядят.
   - Культурный человек есть обязан знать,  как  выглядывает  доллар!  -
презрительно процедил сквозь зубы Ванденталлес, вынул из бумажника деся-
тидолларовую бумажку и, наставительно помахав ею перед носом  Хоттабыча,
снова спрятал в бумажник. - Доллар есть самый культурный предмет во всем
мире. Вы это хорошенько имеете понимать?
   Хоттабыч поклонился.
   - А теперь... - сказал Ванденталлес, - теперь есть время приступить к
делу. Пускай мне сейчас придет сто тысяч долларов!
   - Держи карман пошире! - фыркнул Волька и подмигнул Жене. -  Дорвался
этот частник до "волшебного" колечка! "Носи, Катя, на здоровье"!
   - Пускай мне немедлено придет сто тысяч долларов! - повторил  Ванден-
таллес.
   Он был огорчен: деньги не появлялись. Ребята смотрели на него с неск-
рываемым злорадством.
   - Я не вижу долларов! Где мои сто тысяч долларов? -  заревел  он  вне
себя от злости и тут же упал без чувств,  оглушенный  неизвестно  откуда
свалившимся мешком.
   Пока Хоттабыч приводил его в чувство, ребята вскрыли мешок.
   Сто аккуратно перевязанных цветных пачек распирали его полотняные бо-
ка. В каждой пачке было по сто десятидолларовых бумажек.
   - Какое-то странное кольцо! - пробормотал Женька с досадой.  -  Поря-
дочному человеку велосипеда не хочет давать, а этому торгашу ни  за  что
ни про что - сто тысяч долларов! Вот тебе и "Носи, Катя на здоровье"!
   - Действительно, ничего не понятно, - пожал плечами Волька.
   Ванденталлес между тем раскрыл глаза, увидел кучу рассыпанных пачек с
долларами, вскочил на ноги, проверил одну пачку,  убедился,  что  в  ней
действительно ровно сто десятидолларовых  бумажек,  пересчитал  пачки  и
удостоверился, что их ровно сто штук. Но довольная улыбка недолго задер-
жалась на его багровой физиономии. Только он успел завязать дрожащими от
волнения руками драгоценный мешок, как глаза его снова загорелись алчным
огнем.
   Он крепко прижал мешок к своей жирной груди, снова повернул кольцо  и
запальчиво крикнул:
   - Сто тысяч мало!.. Чтобы мне сейчас же  было  сто  миллионов  долла-
ров!.. Живо!..
   Он еле успел отпрыгнуть в сторону, как на траву с глухим шумом  грох-
нулся огромный мешок весом в добрые десять тонн. От удара мешок  треснул
по всем швам, и на траве вырос внушительный холм из ста тысяч пачек аме-
риканских ассигнаций. В каждой пачке было по сто штук.
   Как и в прежних пачках, в этих тоже было по сто десятидолларовых  бу-
мажек, ничем не отличавшихся от настоящих, за исключением того,  что  на
всех них значился один и тот же номер. Это был тот самый номер,  который
Хоттабыч успел заметить на той десятидолларовой бумажке, которую ему по-
казал осатаневший от жадности владелец "волшебного" кольца.
   Вряд ли это порадовало бы Ванденталлеса: в любом  банке  обратили  бы
внимание на номера ассигнаций, а  одинаковые  номера  бывают  только  на
фальшивых деньгах. Но что касается Ванденталлеса, то ему сейчас было  не
до проверки номеров. Побледневший от волнения, взобрался он  на  вершину
бесценного холма и выпрямился как монумент, как живое олицетворение тор-
гашеской алчности, готовой на любую  подлость,  на  самое  бесчеловечное
преступление ради лишней пачки денег, дающих у него на родине и во  всем
капиталистическом мире власть над людьми. Волосы у Ванденталлеса растре-
пались, глаза горели сумасшедшим блеском, руки  дрожали,  сердце  бешено
стучало в груди.
   - А теперь... а теперь... а теперь я хочу десять тысяч золотых часов,
усыпанных бриллиантом, двадцать  тысяч  золотых  портсигар,  тридцать...
нет, пятьдесят тысяч ожерелий из  жемчуга,  пятнадцать  тысяч  старинный
фарфоровый сервиз!.. - вопил он уже без пеперыва, еле успевая уклоняться
от падавших на него несметных богатств.
   - Чего вы тут стоять, как господа?! - свирепо крикнул он стоявшим по-
одаль Хоттабычу и Вольке с Женей, которые смотрели на него с  нескрывае-
мым отвращением. - Вы есть мои рап, вы есть мои слюги! Вы имеете  немед-
ленно собирать эти вещи и складывать в кучка! Быстро! Или я вас всех бу-
ду побить через бокс?
   - Нельзя ли полегче! - рассердился Волька. - Вы не у себя дома. И  вы
имеете дело не с рабами, а со свободными советскими людьми, вот с кем!
   - Да, вы сейчас будете быть мои рап!.. Сейчас... одна минута...  сей-
час вы будете стать навек мои рап!..
   Ванденталлес повернул кольцо и проревел, потрясая в  воздухе  потными
кулачищами:
   - Я имею желаний, чтобы этот нахальный  старик  и  эти  непокорные  и
дерзкие советские мальчики были мои рап, чтобы они чистили ботинки  моим
деткам, чтобы были мои слюга всегда до конца жизни!.. Я имею еще один  н
маленький желаний, я имею желаний, чтобы все фабрики, все шахты, все за-
вод, все банки, все железный дорога, аутомобиль и самолет, вся  земля  и
все леса в Советский Союз принадлежал мне, моей  фирме  "Ванденталлес  и
сыновья",  и  только  моей  фирме!..  Ты   имеешь   слышать,   волшебное
кольтсоу?.. Немедленно выполняй мой приказаний! Я имею быть деловой  че-
ловек, и я не имею время ждать.
   - А не хватит ли тебе, о краснолицый чужеземец, уже  полученых  тобою
богатств? - строго осведомился Хоттабыч.
   - Молчать! - заорал Ванденталлес и в неистовстве  затопал  ногами.  -
Когда хозяин делает бизнес, слюга имеет обязанность молчать!.. Кольтсоу,
выполняй мое приказаний! Бистро!.. А тебе, черномазый старикашка, я  по-
кажу через бокс, как надо уметь слюшаться свой белый хозяин!
   И он кинулся с кулаками на Хоттабыча. Но Волька и Женька с такой  си-
лой вцепились в Ванденталлеса, что тот рухнул на траву, как бревно.
   - Как вы смеете мешать свой хозяин бить через бокс свой плохой слюга!
- закричал он, порываясь встать на ноги. - Вы теперь есть  мой  покорный
рап!..
   - Вон из нашей страны! - крикнул  ему  запыхавшийся  Волька.  -  Чтоб
здесь твоего духу не было! Катись отсюда!..
   - Да будет так! - сурово подтвердил Хоттабыч Волькины слова и  выдер-
нул из своей бороды четыре волоска.
   В это же мгновение словно сквозь землю провалились мешки с долларами,
ящики с сервизами, часами, ожерельями - словом все то, что принесло Ван-
денталлесу серебряное кольцо. А сам он вдруг быстро-быстро прокатился по
траве, а затем по дорожке в том направлении, откуда он так недавно  поя-
вился, полный надежд. Немного погодя он пропал в отдалении,  оставив  за
собой легонькое облачко пыли...
   Когда ребята несколько пришли в себя от  всего  происшедшего,  Волька
задумчиво промолвил:
   - Ничего не понимаю... Какое же это в конце концов кольцо - волшебное
или простое?
   - Конечно, простое, - ласково отвечал Хоттабыч.
   - Почему же оно, в таком случае, исполняло желание этого разбойника?
   - Это не оно исполняло, это я исполнял.
   - Ты?! Зачем?
   - Из вежливости, о пытливейший из отроков. Мне  было  неудобно  перед
этим человеком. Я беспокоил его в магазине, я приставал к нему, когда он
возвращался к себе домой, я немало надоел ему, пока он  захлопнул  предо
мной двери своего жилища, и мне неловко было не выполнить несколько  его
пожеланий. Но жадность его и его черная душа отвратили от него мое серд-
це...
   - То-то же! - сказал Волька.
   Выходя из сада на улицу,  Хоттабыч  наступил  на  какой-то  маленький
круглый предмет. Это было кольцо "Носи, Катя, на здоровье". Ванденталлес
потерял его, когда, катясь, пытался вцепиться руками в траву.
   Старик поднял кольцо, вытер его  своим  огромным  ярко-синим  носовым
платком и молча надел на безымяный палец правой руки...
   Уже Волька с Хоттабычем и Женькой Богорад давно вернулись домой,  ус-
пели лечь спать и проснуться утром следующего дня,  а  Ванденталлес  все
еще катился и катился.
   Около восьми часов следующего дня километрах в чытырехстах к  востоку
от Парижа девятилетняя француженка Жанна Дакю была  по  дороге  в  школу
сбита с ног каким-то катившимся предметом, напоминавшим, по  ее  словам,
мешок, туго набитый тряпками.
   Примерно пятью часами позже рыбак Гастон Шарматье, чинивший  сети  на
берегу пролива Па-де- Кале, обернувшись на необычный шум, заметил, как с
дороги свернул под откос и стремительно плюхнулся в воду тяжелый продол-
говатый предмет, походивший, как ему показалось, на грубо  обтесанное  и
страшно запыленное дубовое бревно, и, быстро вращаясь, стал удаляться от
берега. Нуждаясь в дереве для починки  своей  хижины,  Шарматье  спустил
лодку на воду, но как ни старался, так и не мог нагнать это удивительное
бревно.
   Пять пароходов, шедших из Америки в Европу, и три  парохода,  возвра-
щавшихся из Европы в Америку, отметили в своих судовых  журналах  встре-
ченное  в  открытом  океане  странное  существо,  напоминавшее  большого
дельфина, но плевавшееся, как верблюд и  время  от  времени  завывавшее,
словно издыхающая гиена. Как известно, дельфины не плюются и не воют  и,
главное, не катятся по волнам, а плывут большей. частью под водой, рылом
вперед и спиной кверху, или кувыркаются. Поэтому  все  восемь  вахтенных
офицеров сочли необходимым отметить, что скорее всего это  все-таки  был
не дельфин, а какое-то другое, досего времени неизвестное  науке  живот-
ное. Один из вахтенных офицеров, обладавший склонностью к научной  рабо-
те, сам того не подозревая, очень метко назвал  это  необычное  существо
"атлантическим шакалом".
   Утром следующего дня, когда супруга Ванденталлеса, обеспокоенная дол-
гим отсутствием мужа, собралась уже заявить о  его  исчезновении,  из-за
океана пришла шифрованная телеграмма:
   Ванденталлес сегодня утром обнаружен дома в сильно  испачканном  виде
как очутился здесь объяснить не может или не хочет во всяком случае  как
показала тщательная проверка прибыл ни самолетом ни на  пароходе  срочно
вызывает домой госпожу Ванденталлес.

   XXII. ДОЛОГ ПУТЬ ДО СТАДИОНА...

   В этот веселый и солнечный летний день, когда наши друзья отправились
на футбольное состязание, приключения начались еще в вестибюле метро.
   - Не понимаю, к чему стоять в очереди у кассы, когда  можно  свободно
воспользоеаться автоматом, - сказал Волька и побежал разменять  трехруб-
левку.
   На троих требовалось мелочи на полтора рубля, по полтиннику на брата.
   В парфюмерном киоске Вольке просто отказали: женщина, торговавшая мо-
роженым, объяснила ему, что мелочь нужна ей самой для сдачи, продавец  в
кондитерском киоске заинтересовался, зачем мальчику понадобилась мелочь,
и, узнав, в чем дело, посоветовал купить билеты в кассе, у которой  сей-
час не было ни одного человека.
   Действительно, к этому времени очереди у кассы не  стало,  но  Волька
все же стал в очередь у нарзанного киоска и минуты через три, выпив ста-
кан шипучей воды, получил всю сдачу двугривенными и пятиалтынными.
   - Ну вот, видите, как все это просто, и совсем не нужно стоять в оче-
реди у билетной кассы, - бодро кинул он своим друзьям и выдал каждому из
них на руки по двугривенному и по два пятиалтынных.
   Уже Волька и Женя давно держали в руках вкусно пахнущие  типографской
краской продолговатые кусочки тонкого картона, а Хоттабыч все еще возил-
ся у своего автомата. Он без устали опускал в щель монетки, и они тотчас
же со звоном вываливались оттуда, откуда должен был выпасть, но никак не
выпадал билет. Старик даже вспотел от усердия, он сдвинул шляпу на заты-
лок и трудолюбиво продолжал свои попытки, но каждый раз все с тем же пе-
чальным исходом. Наконец он не выдержал, сдался и сокрушенно промолвил:
   - Увы, о достойнейшие мои друзья, вам придется поехать без меня,  ибо
я бессилен против этого красивого железного ящика. Он заколдован и  неп-
рестанно выплевывает обратно деньги вашего смиренного слуги. Уверяю вас,
это все происки моего заклятого врага Джирджиса.
   - Ох, и дался же тебе этот Джирджис! - рассмеялся  Волька.  -  Дай-ка
мне твои монетки, сейчас я их опущу в автомат, и все будет в порядке.
   С этими словами он опустил два пятиалтанных  и  двугривенный  в  щель
ближайшего автомата и билет тотчас же появился.
   - Ты велик и могуч, о Волька! - сказал ему тогда старик с  благогове-
нием. - Я преклоняюсь перед твоими поистине неизъяснимыми способностями.
   - И совсем я не могуч, - честно ответил Волька. - Просто надо пользо-
ваться исправными автоматами.
   - Все равно ты велик, - убежденно повторил Хоттабыч. - Ты велик,  ибо
сразу, никого не расспрашивая, разгадал, какой из этих ящиков  исправен,
а какой не работает.
   Ребята чуть было не фыркнули, услышав эти наивные слова,  но  вовремя
вспомнили, что старик неграмотен и не мог прочитать надпись,  гласившую,
что аппарат не работает.
   - Учиться тебе надо, Хоттабыч, вот что,  -  серьезно  сказал  старику
Волька.

   XXIII. ВТОРОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В МЕТРО

   Против всяких ожиданий, Хоттабыч очень спокойно отнесся к  спуску  на
эскалаторе. Он с любопытством ступил на  движущуюся  бесконечную  ленту,
которая тут же превратилась в лестницу с красивыми металлическими ребра-
ми, и уже внизу на перроне скромно сказал своим молодым спутникам:
   - Движущаяся лестница - это ведь очень просто. Если  тебе,  о  Волька
ибн Алеша, это доставит удовольствие, я сегодня же превращу в движущуюся
любую лестницу твоего дома, да будут благословенны его фундамент,  крыша
и в особенности третий этаж, на котором ты столь счастливо проживаешь.
   - Потом поговорим, - уклонился Волька от прямого ответа. Он сомневал-
ся, получится ли что-нибудь путное из предложения Хоттабыча. -  Я  поду-
маю.
   Но подумать не пришлось, потому что как раз в  это  время  из  черной
глубины туннеля донесся глухой лязг приближающегося  поезда,  в  темноте
засверкали прожекторы головного вагона, предостерегающе загудела сирена,
и к перрону подкатил нарядный, ярко освещенный голубой поезд.
   - Айда во второй вагон! - озабоченно скомандовал Волька и тут же  об-
наружил, что Хоттабыч исчез.
   Тогда они ринулись сквозь толпу с тревожными криками:
   - Хоттабыч, Хоттабыч! Куда ты девался, Хоттабыч?
   - Я здесь, о друзья мои! Я здесь, ваш несчастный слуга! - донесся от-
куда-то сверху печальный голос пропавшего старика.
   Вскоре они его увидели. Он пытался выбежать на улицу по  тому  самому
эскалатору, который только что доставил их на перрон. Все старания  Хот-
табыча ни к чему не приводили, потому что пока он делал  ослабевшими  от
страха ногами несколько шагов вперед, лестница на  такое  же  расстояние
спускалась вниз. И получалось, что старик перебирал ногами, оставаясь на
одном месте, как белка в колесе.
   - Слезай с эскалатора! - крикнул ему внизу Волька.
   Но старик, очевидно, никак не мог догадаться, как это  сделать,  хотя
для этого достаточно было просто повернуться лицом к перрону.
   Пришлось Вольке взбежать по эскалатору, поднимавшемуся  вверх,  чтобы
спуститься затем к топтавшемуся на месте Хоттабычу.
   Волькин билет стал уже недействительным, но покупать новый билет  не-
когда, так как старик мог за это время окончательно выбиться из сил.
   - Я только что снизу, - сказал Волька, задыхаясь, контролерше. -  Ви-
дите, во-он там у меня старик застрял!
   - Наверно, впервые в метро? - сочувственно покачала  головой  контро-
лерша и пропустила Вольку со старым билетом.
   Через несколько секунд Волька добрался до Хоттабыча, повернул его ли-
цом к перрону и благополучно спустился с ним вниз.
   - Чего ты удрал, чудак человек? - спросил он у старика.
   - Я увидел, повелитель мой, как из подземелья выползало гремучее  чу-
довище с огненными глазами, и я не мог не бежать. Я не труслив, но укажи
мне хоть одного джинна, который бы не  испугался,  увидев  эти  страшные
глаза.
   - Ну что это такое, в самом деле! - жалобно захныкал Волька. - Ну, ты
же сам клялся мне, что не будешь бояться метро!
   - Нет, не клялся. Я обещал тебе не бояться и действительно  не  боюсь
уже автобусов, троллейбусов, грузовиков, трамваев, самолетов, автомашин,
прожекторов, эскалаторов, пишущих машинок, патефонов, радиорупоров,  пы-
лесосов, электрических выключателей, примусов, дирижаблей,  вентиляторов
и резиновых игрушек "уйди-уйди". А про метро даже разговора не было.
   Старик был прав: про метро Волька тогда забыл.
   - Никакое это не чудовище, это обыкновенный поезд метро, и давай, по-
жалуйста, не задерживай нас больше своими глупыми страхами!
   Они побежали по перрону к только что  прибывшему  поезду  и,  работая
локтями, стали пробираться внутрь вагона. Народу было много,  поезд  шел
переполненный, и когда издали донесся голос начальника поезда: "Готов!",
- автоматические двери вагонов бесшумно закрылись, и поезд ушел, оставив
Хоттабыча на опустевшей платформе.
   Он опоздал на одну секунду - он хотел посмотреть, кто это кричит "Го-
тов!"

   XXIV. ТРЕТЬЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В МЕТРО

   Хоттабыч не выдержал обрушившегося на него нового несчастья. Он  стал
бегать взад и вперед вдоль опустевшей платформы, яростно вырывая  клочья
волос из своей бороды и вопя во весь голос:
   - Горе мне, горе мне, несчастному  джинну  Гассану  Абдуррахману  ибн
Хоттабу! Что я здесь буду делать один,  в  этом  таинственном  подземном
дворце?
   Подошел дежурный по станции, увидел разбросанные  по  перрону  клочья
бороды и сказал:
   - Гражданин, в метро надо соблюдать тишину... и чистоту...
   "Погиб! - подумал Хоттабыч. - Совсем погиб!". Он испугался этого веж-
ливого молодого человека в красной фуражке не меньше,  чем  поезда.  Сам
Волька относился к дежурному по станции с почтением.  Старик  почувство-
вал, что дело совсем плохо, и решил дорого продать свою жизнь.
   К счастью, дежурный снова вступил в разговор, и старик немедленно из-
менил свое решение.
   - Гражданин старичок, - участливо сказал ему дежурный, - вы совершен-
но напрасно огорчаетесь. Сейчас будет другой поезд, и вы чинно-благород-
но поедете себе к месту назначения.
   Старик хотел  ему  что-то  ответить,  пожаловаться  на  горькую  свою
судьбу, но вдруг почувствовал, что от страха и сильных волнений позабыл,
как говорят по-русски. Он что-то забормотал  по-арабски,  и  дежурный  с
огорчением развел руками:
   - В таком случае, гражданин, пойдемте-ка со мной в диспетчерскую, по-
сидите там, а я пока что схлопочу человека, разговаривающего по-вашему.
   Он мягко взял Хоттабыча под руку, чтобы отвести  в  диспетчерскую,  и
неизвестно еще, сколько времени старик проторчал бы там, если бы к  про-
тивоположной стороне перрона не подкатил новый поезд, из которого выско-
чили Волька с Женькой и со всех ног бросились к Хоттабычу.
   - Вот он, вот он! - кричали они. - Ох, и хлопот же с тобой, Хоттабыч!
   Откуда-то появилась уборщица с метелкой. Она подмела клочья  старико-
вой бороды и высыпала их в урну как раз в тот самый момент, когда Хотта-
быч со своими друзьями уселись наконец в ярко освещенный вагон метро,  в
котором они и доехали благополучно до станции "Динамо".

   XXV. ЛИШНИЕ БИЛЕТИКИ

   В дни футбольных состязаний все население Москвы разбивается  на  два
не понимающих друг друга лагеря. В одном лагере - энтузиасты футбола.  В
другом - загадочные люди, совершенно равнодушные к этому  увлекательней-
шему виду спорта.
   Первые еще задолго до начала состязания устремляются со  всех  концов
города к высоким воротам стадиона "Динамо".
   На тех, кто направляется в это время в обратную сторону, в центр, они
смотрят с чувством собственного превосходства.
   Остальные москвичи, в свою очередь, недоуменно пожимают плечами,  ви-
дя, как сотни, переполненных трамваев, автобусов, троллейбусов и  тысячи
легковых машин медленно плывут в бурном и шумном море пеших болельщиков.
   Но и лагерь болельщиков, столь  единый  для  сторонних  наблюдателей,
раздирается на самом деле в эти дни глубочайшими и  почти  неразрешимыми
противоречиями. Этого не видно, пока болельщики находятся еще в пути, но
у заветных ворот стадиона эти противоречия выступают сразу во всей своей
остроте и непримиримости. Тогда вдруг оказывается, что у  одних  граждан
есть билеты, а у других билетов нет. Те, у кого есть билеты,  солидно  и
спокойно проходят на стадион. А остальные озабоченно шныряют взад и впе-
ред и кидаются на приближающихся граждан с жалостными возгласами:  "Лиш-
него билетика не найдется?", "Гражданин, у вас нет лишнего билета?"
   Но лишних билетиков, как правило, оказывается так мало, а нуждающихся
в них так много, что Волька и его друзья остались бы ни при чем, если бы
Хоттабыч не пустил в ход свое искусство.
   - С радостью и удовольствием, - промолвил  он  в  ответ  на  Волькину
просьбу. - Сейчас у вас будет сколько угодно билетов.
   И точно, не успел он закончить последнее слово, как у  него  в  руках
оказалась целая пачка зеленых, голубых, розовых и желтых билетов.
   - Достаточно ли тебе будет, о прелестный  Волька,  этих  разноцветных
листочков бумаги? Если не хватит, то я...
   Он помахал билетами, и это чуть не стоило ему жизни.
   - Ой, лишние билетики! - обрадованно крикнул один  из  болельщиков  и
изо всех сил рванулся к Хоттабычу.
   Через несколько секунд не меньше полутораста возбужденных людей  при-
жало Хоттабыча к бетонному забору стадиона, так что старик тут бы и кон-
чился, если бы Волька, отбежав чуточку в сторону, не  гаркнул  изо  всех
сил:
   - Граждане, кому лишние билетики? А ну, кому лишние билетики?..
   При этих волшебных словах все, кто только что наседал на  растерявше-
гося Хоттабыча, бросились к Вольке, но тот нырнул в толпу и  как  сквозь
землю провалился. А еще через минуту Волька, Женя и Хоттабыч  предъявили
контролеру, стоявшему у северных ворот, три билета и прошли на  стадион,
оставив позади себя тысячи людей, которым так и не суждено было  в  этот
день попасть на состязание.

   XXVI. ОПЯТЬ ЭСКИМО

   Только наши друзья расселись на своих местах, как  Хоттабычу  подошла
девушка в белом переднике и с белым  лакированным  ящиком,  висевшим  на
ремне через плечо.
   - Эскимо не потребуется? - спросила она и тут же испуганно  вскрикну-
ла.
   Будем справедливы: любой на ее месте испугался бы не меньше.
   В самом деле, какого ответа могла ожидать продавщица эскимо?
   В лучшем случае: "С удовольствием. Дайте мне,  пожалуйста,  две  пор-
ции". В худшем случае: "Нет, знаете ли, лучше не надо".
   Теперь представьте себе, что старичок  в  канотье,  услышав  вежливый
вопрос продавщицы, сразу покраснел,  как  помидор,  глаза  его  налились
кровью, весь он как-то нахохлился, угрожающе наклонился вперед и  устра-
шающим шепотом произнес:
   - А-а-а! Ты хочешь извести меня своим проклятым эскимо! Так  нет  же,
это тебе не удастся, презренная! Мне хватит на всю жизнь тех сорока шес-
ти порций, которые я. старый дуралей, съел в цирке и чуть было не отпра-
вился к праотцам. Трепещи же, несчастная, ибо я сейчас превращу  тебя  в
безобразную жабу!..
   Промолвив это, он встал и уже приподнял над головой свои сухие,  мор-
щинистые руки, когда сидевший рядом с ним мальчик с выгоревшими  бровями
на веснушчатом лице повис на руках старика, испуганно выкрикнув:
   - Она не виновата, что ты пожадничал и объелся мороженым!.. Сядь, по-
жалуйста, на место и не делай глупостей.
   - Слушаю и повинуюсь, - покорно ответил старичок, опустил руки, усел-
ся на свое место и внушительно добавил, обращаясь к перепугавшейся  про-
давщице: - Можешь идти. Я тебя прощаю. Уходи с миром  и  будь  до  конца
своих дней благодарна сему отроку, ибо он спас тебе жизнь.
   Девушка так до конца игры и не появлялась в этом проходе.

   XXVII. СКОЛЬКО НАДО МЯЧЕЙ

   Между тем стадион бурлил  той  особой,  праздничной  жизнью,  которая
всегда кипит на нем во время решающих футбольных состязаний. Гремело ра-
дио. Восемьдесят тысяч человек, сидя на своих местах, с жаром  обсуждали
возможный исход предстоящей игры, и от этого обсуждения  в  воздухе  все
время стоял ровный, ни с чем не сравнимый гул человеческих голосов.  Все
с нетерпением ждали начала состязания.
   И вот наконец на изумрудно-зеленом поле появился судья со своими  по-
мощниками. В руках у судьи был мяч, которому суждено было  в  этот  день
вынести немало ударов, проделать по земле и в воздухе не один  километр,
с тем, чтобы, попав несколько лишних раз в чьи-то ворота, решить тем са-
мым, какой из команд достанется в этот день победа. Судья положил мяч  в
самом центре поля. Обе команды выбежали из своих раздевалок  и  построи-
лись друг против друга. Капитаны обменялись рукопожатиями, бросили  жре-
бий, какой команде играть против солнца. Этот печальный  удел  выпал  на
долю спортивного общества "Зубило", к великому удовольствию команды  об-
щества "Шайба" и части болельщиков.
   - Не сочтешь ли ты, о Волька, возможным объяснить твоему недостойному
слуге, что будут делать с мячом эти двадцать два столь  симпатичных  мне
молодых человека! - почтительно осведомился Хоттабыч.
   Но Волька в ответ только нетерпеливо отмахнулся:
   - Сейчас все сам поймешь.
   Как раз в этот момент игрок "Зубила" звонко ударил  носком  бутса  по
мячу - и состязание началось.
   - Неужели этим двадцати двум приятным молодым людям  придется  бегать
по столь обширному полю, терять силы, падать и толкать друг друга только
для того, чтобы иметь возможность несколько мгновений погонять  невзрач-
ный кожаный мячик? И все это лишь потому, что на всех нашелся  для  игры
только один мяч? - недовольно спросил Хоттабыч через несколько минут.
   Но Волька, увлеченный игрой, снова ничего старику не ответил. Было не
до Хоттабыча: нападение "Шайбы" завладело мячом и приближалось к воротам
"Зубила".
   - Знаешь что, Волька? - шепнул своему приятелю Женя. -  Мне  кажется,
просто счастье, что Хоттабыч ничего не понимает в футболе. А  то  бы  он
тут таких дров наколол, что ой-ой-ой!
   - И мне так кажется, - согласился с ним Волька и вдруг, ахнув,  вско-
чил со своего места.
   Одновременно с ним вскочили на ноги и взволнованно загудели и все ос-
тальные восемьдесят тысяч зрителей.
   Пронзительно прозвучал свисток судьи, но игроки и без того замерли на
месте.
   Случилось нечто неслыханное в истории футбола и совершенно необъясни-
мое с точки зрения законов природы: откуда-то сверху, с  неба,  упали  и
покатились по полю двадцать два ярко раскрашенных мяча. Все они были из-
готовлены из превосходного сафьяна.
   - Безобразие!.. Неслыханное хулиганство!.. Кто это позволяет себе та-
кие возмутительные шутки? - возбужденно кричали на трибунах.
   Конечно, виновника следовало немедленно вывести со  стадиона  и  даже
передать в руки милиции, но никто не в силах был его обнаружить.  Только
три человека из восьмидесяти тысяч зрителей - Хоттабыч и оба его молодых
друга - знали, кто этот виновник.
   - Что ты наделал! - зашептал Волька Хоттабычу на ухо. - Ты  остановил
всю игру и лишил шайбовцев верного гола!
   Насчет неудачи шайбовцев Волька, впрочем, сказал без особого  огорче-
ния: он "болел" за "Зубило".
   - Я хотел, чтобы было лучше, - также шепотом  оправдывался  смущенный
Хоттабыч. - Я думал, будет удобнее, если каждый  игрок  получит  возмож-
ность, не толкаясь и не бегая, как сумасшедший, по этому огромному полю,
вволю поиграть собственным мячом.
   - Ну что мне прикажешь с тобой делать! - развел Волька руками, усадил
старика на место и наспех объяснил ему основные принципы футбола. -  Вот
жалко только, что "Зубилу" приходится играть против солнца, а во  второй
половине игры, когда команды поменяются местами, солнце  уже  никому  не
будет мешать. Получается, что шайбовцы ни за что, ни про что находятся в
лучших условиях, - выразительно сказал напоследок Волька.  Он  надеялся,
что Хоттабыч учтег его слова.
   - Действительно несправедливо, - согласился старик, и в то же мгнове-
ние солнце скрылось за легким облачком и не появлялось до  самого  конца
игры.
   Между тем с поля убрали лишние мячи, судья зачел время, ушедшее впус-
тую, и игра продолжалась.
   После Волькиных объяснений Хоттабыч стал следить  за  состязанием  со
все большим и большим интересом. Шайбовцы, лишившиеся в результате исто-
рии с двадцатью двумя мячами верного гола, нервничали, часто "мазали". А
старик чувствовал себя виноватым перед ними и терзался  угрызениями  со-
вести.

   XXVIII. ХОТТАБЫЧ ВСТУПАЕТ В ИГРУ

   Так роковым образом разошлись симпатии Вольки Костылькова  и  Гассана
Абдуррахмана ибн Хоттаба. Когда первый сиял от удовольствия (а это быва-
ло каждый раз, когда кто-нибудь из команды "Шайбы" бил мимо  ворот  про-
тивника), старик сидел мрачнее тучи. Зато когда нападение "Зубила"  "ма-
зало" мимо ворот "Шайбы", картина  резко  менялась:  Хоттабыч  заливался
счастливым смехом, а Волька страшно злился:
   - Не понимаю, Хоттабыч, что ты находишь в этом смешного? Чуть-чуть не
было гола!
   - Чуть-чуть не считается, о драгоценнейший, -  отвечал  ему  Хоттабыч
где-то подслушанной фразой.
   Старик, впервые столкнувшийся с футболом, не знал еще, что бывают бо-
лельщики. Волькино огорчение по поводу солнца, бившего в  глаза  команде
"Зубила", он воспринял как простую заботу мальчика о  справедливости.  О
том, что он сам стал болельщиком, он, конечно, и не подозревал,  как  не
подозревал об этом и Волька. Волька был так увлечен тем, что происходило
на поле, что на остальное не обращал ни малейшего внимания. Это и послу-
жило причиной необыкновенных событий, приключившихся в этот день на ста-
дионе.
   Началось с того, что в один особенно напряженный момент, когда  напа-
дение "Зубила" приближалось к воротам "Шайбы", Волька нагнулся к  самому
уху Хоттабыча и горячо прошептал:
   - Хоттабыч, миленький, раздвинь, пожалуйста, чуточку ворота  "Шайбы",
когда зубиловцы будут по ним бить.
   Старик насупился.
   - А какая от этого была бы польза "Шайбе"?
   - "Шайбе" и не надо. От этого "Зубилу" польза будет!
   Старик промолчал. Зубиловцы снова промазали. А через  две-три  минуты
дюжий молодец из нападения "Шайбы" под одобрительные крики зрителей  за-
бил классический мяч в ворота "Зубила".
   - Егорушка, ты только не вздумай, пожалуйста, надо мной  смеяться,  -
сказал вполголоса вратарь "Зубила" одному из запасных игроков, когда иг-
ра на короткое время перешла на поле "Шайбы", - но я  готов  поклясться,
что штанга моих ворот подыгрывает шайбовцам...
   - Что-о-о-о?
   - Понимаешь, когда они били по воротам, правая штанга... честное бла-
городное слово!.. правая штанга... отодвинулась сантиметров на пятьдесят
в сторону и пропустила мяч... Я это видел собственными глазами!
   - Температуру мерил? - спросил запасной игрок.
   - Чью - штанги?
   - Нет, свою. У тебя, наверно, сильный жар.
   - Тьфу! - плюнул обиженно вратарь и заметался в воротах.
   Шайбовцы, ловко обводя защиту, стремительно  приближались  к  воротам
"Зубила".
   Бац! Второй гол за три минуты! Причем оба раза  не  по  вине  вратаря
"Зубила". Вратарь дрался, как лев. Но что он мог поделать? В момент уда-
ра по воротам их верхняя планка сама по  себе  приподнялась  ровно  нас-
только, чтобы мяч пролетел, чуть задев кончики его пальцев.
   Кому сказать об этом? Кто поверит? Вратарю стало грустно  и  страшно,
как маленькому мальчику, попавшему ночью в дремучий лес,
   - Видел? - спросил он безнадежным голосом у Егорушки.
   - К-к-к-кажется, видел, - ответил, заикаясь, запасной игрок. - Только
ник-к-кому не скажешь. Все равно никто не поверит.
   - То-то и оно, что никто не поверит,  -  скорбно  согласился  вратарь
"Зубила".
   А в это время на северной трибуне разгорался тихий  скандал.  Дело  в
том, что за секунду до второго гола Волька заметил,  что  старик  тайком
выдрал волосок из бороды.
   "Зачем бы это ему?" - с беспокойством подумал Волька, который все еще
не догадывался, какие события назревают на футбольном поле.
   Но и эта мысль пришла Вольке не сразу.
   Слишком уж плохо для "Зубила" оборачивалось  сегодняшнее  состязание.
Было не до старика.
   Однако третий гол в ворота "Зубила" сразу разъяснил обстановку.
   В самом деле: приближался конец первой половины игры, и  счастье  как
будто обратилось наконец лицом к "Зубилу". Игра перешла на поле "Шайбы",
Зубиловцы, что называется, землю рыли, и вскоре лучший их  нападающий  с
невероятной силой подал мяч в верхний угол ворот "Шайбы".
   Все восемьдесят тысяч зрителей в неописуемом волнении привскочили  со
своих мест. Этот верный гол должен был открыть счет "Зубила".  Волька  и
Женя, дружно болевшие за "Зубило", радостно подмигнули  друг  другу,  но
тут же разочарованно вздохнули: был верный мяч,  а  ударился  в  верхнюю
штангу, да еще с такой силой, что звон пошел по всему стадиону.
   Звон мяча слился с громким воплем,  который  издал  вратарь  "Шайбы":
опустившаяся штанга спасла вратаря от гола, но зато  пребольно  стукнула
его по голове.
   Теперь Волька все понял и ужаснулся.
   - Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, - сказал он дрожащим голосом, -  что
же это такое? Ты же знаешь, что мы оба - и я и Женька - болеем за "Зуби-
ло!" А ты, выходит, совсем наоборот: болеешь за "Шайбу"?
   - Увы, о благословенный, это так, - удрученно ответил старик.
   - Разве я не спас тебя от заточения в глиняном сосуде? - горько  про-
должал Волька.
   - Это верно, как то, что сейчас день, и как то, что тебя ждет великое
будущее, - еле слышно ответил Хоттабыч.
   - Так почему же ты подыгрываешь "Шайбе", а не "Зубилу"?
   - Увы, я не волен над своими поступками, - сокрушенно ответил  Хотта-
быч, и крупные слезы потекли по его морщинистому лицу. - Мне  очень  хо-
чется, чтобы выиграла команда "Шайбы"...

   XXIX. ОБСТАНОВКА НАКАЛЯЕТСЯ

   - Смотри! - угрожающе заявил тогда Волька, - будет скандал!
   - Пусть будет, что будет.
   В тот же миг вратарь "Зубила" поскользнулся на совершенно сухом месте
и пропустил в ворота третий мяч.
   - Ах, так? - заскрежетал зубами Волька. - Значит, по-хорошему  ты  не
хочешь? Ладно!
   Он вскочил на скамью и, указывая пальцем на сидевшего у его ног  Хот-
табыча, крикнул:
   - Граждане! Он все время подыгрывает "Шайбе"!
   - Кто подыгрывает?.. Судья подыгрывает?.. Что вы говорите?.. - взвол-
новались кругом.
   - Да нет же, не судья!.. При чем здесь судья?.. Это вот этот старичок
подыгрывает... Отстань от меня, пожалуйста!
   Последние слова обращены были к Жене, который испуганно дергал своего
приятеля за рукав. Женя понимал,  что  ничего  путного  из  ссоры  между
Волькой и стариком не получится. Но Волька не унимался, хотя  никто  уже
не относился серьезно к его словам.
   - Так ты говоришь, - покатывались кругом со смеху, - так ты говоришь,
что старичок отсюда с северной трибуны, почем  зря  передвигает  ворота?
Хи-хи-хи! Он, наверно, в кармане такой штепсель особенный  имеет,  чтобы
управлять воротами на расстоянии? Может быть, это он и мячики недавно на
поле понакидал?
   - Ну да, он! - ожесточенно подтвердил  Волька,  вызвав  новые  взрывы
смеха.
   - А землетрясение в Чили  тоже  его  рук  дело?  Хо-хо-хо!  Ха-ха-ха!
Хи-хи-хи!
   - Нет, в Чили не он, - честно разъяснил Волька. - Землетрясение - это
от катастрофических сдвигов почвы. Тем более - в Чили. А он  совсем  не-
давно из сосуда вылез.
   - Ну, вот что, дружок, - благожелательно сказал Вольке  один  пожилой
болельщик, когда смех немного утих, - ты лучше сам не лезь в  сосуд,  не
срамись перед людьми, не говори глупостей и не мешай следить  за  игрой.
Тут, брат, сейчас такое делается, что и без тебя тошнит (Гражданин  тоже
болел за "Зубило").
   Действительно, до перерыва оставалось еще целых одиннадцать минут,  а
счет уже был 14:0 в пользу "Шайбы".
   С командой "Зубила" все время происходили какие-то странные вещи. Она
как бы разучилась играть: пасовка поражала своей беспомощностью и  неле-
постью, игроки то и дело падали, как будто они только сегодня  научились
ходить.
   А потом совершенно непонятно повела себя защита.
   Боевые мастера футбола стали при одном виде мяча испуганно шарахаться
в сторону, как от бомбы, которая вот-вот должна взорваться.
   15:0!
   16:0!
   18:01
   23:0!
   В среднем, каждые сорок секунд в ворота "Зубила" падали мячи.
   Что стало с вратарем? Почему он прижался лицом  к  боковой  штанге  и
только вскрикивает: "Ой, мама", когда бьют по  его  воротам?  Почему  он
вдруг ни с того ни с сего уходит с задумчивым лицом из ворот в самый ре-
шающий момент, когда бой разгорается у самой штрафной площадки?
   - Позор! - кричали ему с трибун, - Скандал! Как ты играешь?
   Но он, прославленный вратарь первого класса, продолжал выходить  нет-
вердым шагом из ворот в сторонку, лишь только приближались шайбовцы.
   - Что с тобой? - не находил себе места запасной игрок. -  Очумел  ты,
что ли?
   И вратарь отвечал ему со стоном:
   - И верно, очумел. Меня все время словно кто за  шиворот  волочит.  Я
упираюсь, а он меня толкает из ворот. Я к мячу, а он меня к штанге  при-
жимает, да так, что не оторваться.
   - Ой, и худо же тебе будет, Гриша!
   - И не говори!
   Но вот наконец эубиловцы прорвали фронт нападения и полузащиты  "Шай-
бы" и яростно повели мяч к ее воротам.
   Защита шайбовцев от долгого  бездействия  разболталась  и  не  смогла
быстро мобилизоваться на борьбу с неожиданной опасностью.  А  вратарь  -
тот и вовсе сидел себе спокойно на травке и лузгал дынные семечки.
   Пока он, давясь непрожеванными семечками, вскакивал на ноги, зубилов-
цы ударили по незащищенным воротам, в самый центр.
   - Хоттабыч, миленький, дорогой, дай зубиловцам хоть размочить игру! -
взмолился Волька.
   Но Хоттабыч прикинулся, будто ничего не слышит,  и  мяч,  летевший  в
центр ворот, неожиданно свернул к левой штанге и ударился о нее с  такой
силой, что пролетел обратно через все поле, старательно  облетая  встре-
чавшихся на его пути зубиловцев, как если бы он был живой, и мягко  вка-
тился в многострадальные ворота "Зубила".
   24:0! При равных по силе командах этот счет просто поражал.
   И тогда Волька совершенно вышел из себя.
   - Я требую, я, наконец, приказываю тебе немедленно прекратить это из-
девательство! - прошипел он Хоттабычу. - А то я навсегда прекращаю с то-
бой знакомство! Выбирай: я или "Шайба"!
   - Ты ведь сам любитель футбола, так неужели ты не можешь меня понять?
- взмолился старик. Но,  поняв  по  Волькиному  лицу,  что  на  сей  раз
действительно может прийти конец их дружбе, Хоттабыч прошептал: - Я сми-
ренно жду твоих приказаний.
   - Зубиловцы не виноваты, что ты болеешь за "Шайбу".  Ты  их  опозорил
перед всей страной! Сделай, чтобы все видели, что  они  не  виноваты,  в
своем проигрыше.
   - Слушаюсь и повинуюсь, о юный вратарь моей души.
   Еще не замолк свисток судьи, извещающий о том, что наступил  перерыв,
как все одиннадцать игроков команды добровольного  спортивного  общества
"Зубило" дружно начали чихать и кашлять.
   Кое-как построившись в затылок и вяло перебирая ногами, они поплелись
в свою раздевалку унылой рысцой, непрерывно чихая и кашляя.
   Через минуту туда вызвали врача: вся команда чувствовала себя  нездо-
ровой. Врач пощупал у всех пульс, предложил снять футболки, потом осмот-
рел у всех полость рта и, в свою очередь, вызвал в раздевалку судью.
   - Вот что, Лука Евгеньевич: придется игру отложить, а  счет  признать
недействительным.
   - То есть, собственно говоря, почему?
   - А потому, - растерянно отвечал доктор, - что  команда  "Зубила"  не
может быть по крайней мере семь дней выпущена на футбольное поле  -  она
вся сплошь больна.
   - Больна?! Чем больна?
   - Очень странный медицинский случай, Лука Евгеньевич. Все  эти  один-
надцать вполне взрослых товарнщей одновременно заболели детской болезнью
- корью. Я бы, Лука Евгеньевич, сам не поверил, если бы  только  что  не
осмотрел их самым тщательным образом.
   Так закончилось единственное в истории футбола состязание, в  котором
болельщик имел возможность воздействовать на ход игры. Как  видите,  это
ни к чему хорошему не привело.
   Редкий факт, когда одиннадцать взрослых спортсменов вторично в  своей
жизни и одновременно заболели корью, а на другой день проснулись  совер-
шенно здоровыми, был подробно описан в статье известного  профессора  Л.
И. Коклюш, напечатанный в научном медицинском журнале  "Корь  и  хворь".
Статья называется "Вот тебе и раз!" и пользуется таким  успехом,  что  в
библиотеках номер журнала с этой статьей совершенно невозможно  достать.
Он все время находится на руках. Так что вы, дорогие читатели, лучше его
и не ищите. Все равно не найдете, только зря время потратите.

   XXX. ПРИМИРЕНИЕ

   Облачко, прикрывавшее солнце, по минованию надобности уплыло за гори-
зонт. Снова стало жарко. Восемьдесят  тысяч  человек  покидали  стадион,
медленно просачиваясь сквозь сравнительно узкие бетонные проходы.
   Люди не спешили - каждому хотелось высказать свои соображения по  по-
воду небывалых обстоятельств так странно закончившейся игры.  Высказыва-
лись догадки, одна замысловатей другой. Но даже самые горячие головы  не
могли себе представить что-нибудь, хоть отдаленно напоминавшее  действи-
тельные причины срыва состязания.
   Только три человека не принимали участия в обсуждении.  Они  покинули
северную трибуну, храня полное молчание. Молча  влезли  в  переполненный
троллейбус, без единого слова вылезли из него у Охотного ряда  и  разош-
лись по домам.
   - Прекрасная игра в футбол, - осмелился наконец заговорить Хоттабыч.
   - Мда-а... - промычал в ответ Волька.
   - Сколь сладостен, я полагаю, миг, когда ты забиваешь  мяч  в  ворота
противника! - продолжал упавшим  голосом  старик.  -  Не  правда  ли,  о
Волька?
   - Мда-а... - снова промычал Волька.
   - Ты все еще на меня сердишься, о вратарь моего сердца? Я умру,  если
ты мне сейчас же не ответишь!
   Он семенил рядом со своим сердитым другом, уныло  вздыхал,  проклиная
тот час, когда согласился пойти на стадион.
   - Ты еще спрашиваешь? - грозно ответил ему Волька, но  продолжал  уже
значительно мягче: - Ну и заварил ты кашу, старик! Всю жизнь  буду  пом-
нить. Скажите пожалуйста, какой болельщик объявился! Не-е-ет, больше  мы
с тобой на футбол не ходим! И билетов твоих не надо.
   - Твое слово для меня закон, - поспешно ответил Хоттабыч,  очень  до-
вольный, что так дешево отделался. - Мне будет вполне  достаточно,  если
ты мне изредка будешь своими словами рассказывать о футбольных  состяза-
ниях.
   И они продолжали путь прежними друзьями.
   Недалеко от Волькиного дома они услышали шум, крики, чей-то плач.
   - Начинается! - сказал Волька. - Опять Сережка Хряк дает гастроли.
   - Гастроли? - спросил Хоттабыч. - Он лицедей?
   - Он хулиган, - ответил Волька. - От него ребятишкам прямо спасу нет.

   XXXI. ЧУДО В МИЛИЦИИ

   Минут через десять в комнату дежурного по  отделению  милиции  вошли,
крепко держась за руки, пятеро мальчишек в возрасте  от  одиннадцати  до
четырнадцати лет.
   - Кто здесь будет дежурный? - спросил старший,  по  прозвищу  Сережка
Хряк.
   - Я дежурный, - ответил младший лейтенант милиции, сидевший за  дере-
вянным барьером. - В чем дело?
   - Мы как раз к вам, товарищ младший лейтенант, - сказал убитым  голо-
сом Сережка, волоча за собой всю цепочку ребят. - Составьте на нас,  по-
жалуйста, протокол.
   - Что-о?.. Протокол?.. За что мне прикажете составлять на вас  прото-
кол?
   - За хулиганство, товарищ младший лейтенант, - ответили в один  голос
ребята, продолжая держаться за руки, как в хороводе.
   - Идите отсюда! - досадливо замахал на них дежурный. - Не мешайте ра-
ботать! Тоже шуточку выдумали! Вот возьму и на самом деле составлю  про-
токол!
   - Мы вас, товарищ дежурный, как раз об этом и просим. Честное  слово,
мы хулиганили.
   - Такого еще не бывало, чтобы озорники сами. проявляли такую  высокую
сознательность! - рассмеялся дежурный. - А ну, идите подобру-поздорову.
   - Да мы вовсе не высокосознательные. Мы не по своей воле пришли.  Нас
один старичок прислал. Нам обязательно требуется, чтобы вы на нас соста-
вили протокол, а то нам так и придется всю жизнь держать друг дружку  за
руки.
   - Это вам кто сказал? - фыркнул дежурный.
   - А тот самый старичок и сказал.
   - А ну, разнимите-ка руки, ребята! - строго приказал им младший  лей-
тенант.
   - Мы не можем, товарищ дежурный, - печально ответил за  всех  Сережка
Хряк. - Мы уже пробовали - не получается. Нам и  этот  старичок  сказал,
что пока на нас не составят протокол, у нас руки будут вроде как склеен-
ные. И когда мы будем снова хулиганить, у нас  снова  будут  склеиваться
руки. Он сначала сказал, чтобы мы не баловались, а мы над ним стали сме-
яться.
   - Стыдно смеяться над стариками, - заметил дежурный.
   - Ага... Вот он нам и приказал, чтобы мы сами пошли заявить о себе  в
милицию, а то ему с нами идти некогда. Мы и пришли.
   - Ну что же... - промолвил, все еще недоверчиво улыбаясь  дежурный  и
по всей форме, как полагается, составил протокол. Расписался.
   - Все! Разнимайте руки!
   - Нет еще, товарищ младший лейтенант. Наверно, еще не все,  -  сказал
Сережка. - Вы, видимо, что-то забыли сделать.
   - А верно! - удивленно согласился дежурный. - Я забыл поставить  точ-
ку.
   Он поставил за своей  подписью  жирную  точку,  и  ребята  облегченно
вздохнули: наконец их руки расклеились!
   - Скажите родителям, чтобы завтра обязательно пришли сюда.
   - Хорошо, - буркнул Сережка. - Не маленькие, сами знают. Им не  впер-
вой.
   - Да, кстати, как зовут этого старичка? - крикнул ему вдогонку дежур-
ный.
   - Не знаю. Он не с нашей улицы. С ним был один мальчик, так  тот  его
называл каким-то чудным именем... что-то вроде Потапыч, но только не По-
тапыч...
   - Золотой старичок! - промолвил дежурный и мечтательно затянулся  па-
пироской. - Побольше бы таких Потапычей!..

   XXXII. ГДЕ ИСКАТЬ ОМАРА?

   Никто не мог бы, посмотрев на цветущую  физиономию  Хоттабыча,  поду-
мать, что еще так недавно он был очень болен.
   Неяркий, но ровный стариковский румянец покрывал  его  смуглые  щеки,
шаг его был по-прежнему легок и быстр, широкая улыбка озаряла его откры-
тое и простодушное лицо. И только хорошо изучивший Хоттабыча Волька  мог
заметить, что какая-то затаенная дума все время тревожит старого джинна.
Хоттабыч  часто  вздыхал,  задумчиво  ерошил  бороду,  и  крупная  слеза
нет-нет, да и покатится из его честных и приветливых глаз.
   Волька прикидывался, будто ничего не замечает, и не расстраивал  ста-
рика бестактными вопросами. Он был убежден, что в конце концов  Хоттабыч
обязательно сам заговорит об этом. Так оно и случилось.
   - Печаль и тоска терзают мое старое сердце, о  благородный  спаситель
джиннов, - тихо произнес както Хоттабыч, когда величественный закат  ок-
расил в ровный розовый цвет тихие вечерние воды Москвы-реки.  -  Мне  не
дают покоя мысли о моем бедном пропавшем брате, об ужасной и безвыходной
его судьбе. И чем больше я думаю о нем, тем больше я склоняюсь  к  тому,
чтобы как можно скорее отправиться на его поиски.  Как  ты  смотришь  на
это, о мудрый Волька ибн Алеша? И если ты к этому  моему  решению  отно-
сишься благосклонно, то не угодно ли будет тебе осчастливить меня и раз-
делить все радости и невзгоды этих поисков?
   - А где ты собираешься искать своего брата?  -  деловито  осведомился
Волька, привыкший уже спокойно относиться ко всяким, самым  неожиданным,
предложениям Хоттабыча.
   - Помнишь ли ты, о Волька, я уже рассказывал тебе на самой заре наше-
го столь счастливого знакомства, что Сулеймановы джинны бросили его, за-
точенного в медный сосуд, в одно из южных морей. Там, у берегов  знойных
стран, и надлежит, конечно, искать Омара Юсуфа.
   Возможность отправиться в путешествие по южным морям пришлась  Вольке
по душе.
   - Ну что ж, - сказал он, - я согласен. Я с тобой  обязательно  поеду.
Куда ты, туда, как говорится, и я... Хорошо бы еще... - Тут  Волька  за-
мялся.
   Но повеселевший Хоттабыч подсказал ему:
   - ...захватить с собою нашего превосходного друга Женю ибн Колю?  Так
ли я тебя понял, о добрый мой Волька ибн Алеша?
   - Угу!
   - В этом не могло быть и тени сомнения, - сказал Хоттабыч.
   И тут же было решено, что экспедиция по  розыскам  несчастного  брата
старика Хоттабыча отправится в путь не позже чем через два дня.
   Но если вопрос о сроках отбытия в путь не вызвал споров, то совершен-
но неожиданно обнаружились довольно серьезные разногласия по  вопросу  о
том, какими средствами передвижения пользоваться во время экспедиции.
   - Полетим на ковре-самолете, - предложил Хоттабыч. - Мы  все  на  нем
прекрасно уместимся.
   - Не-е-ет, - решительно возразил Волька, - на ковре-самолете я больше
не ездок. Слуга покорный! С меня за глаза хватит полета в Бенэм. Не хочу
я больше мерзнуть, как собака!
   - Я обеспечу вас теплой одеждой, о благословенный Волька. А если  вам
будет угодно, посреди ковра будет все время  гореть  неугасимый  большой
костер, и мы сможем греться у него во время полета.
   - Нет, нет, нет! - отрезал Волька. - О ковре-самолете не может быть и
речи. Давай лучше поедем до Одессы поездом, а из Одессы...
   И Волька развил свой план поездки, безропотно принятый Хоттабычем и с
восторгом одобренный Женей, которому он через какие-нибудь  полчаса  был
изложен во всех необходимых подробностях.

   XXXIII. "ДАВАЙТЕ ОСТАНЕМСЯ"

   На вокзал наши путешественники прибыли почти без приключений. А  если
не считать того, что произошло при посадке в автобус,  то  и  вовсе  без
приключений.
   Случилось же при посадке в автобус вот что. Уже и  Волька  и  Женя  с
трудом, правда, но влезли в переполненный автобус,  уже  Хоттабыч  занес
ногу на подножку автобуса, чтобы последовать за ними, когда из раскрыто-
го окошка высунулся кондуктор и властным голосом произнес:
   - Граждане, мест больше нет! Автобус отправляется!
   Так как его слова не произвели никакого впечатления на старичка в ка-
нотье, то он специально для старичка в канотье добавил:
   - Давайте останемся, гражданин!
   Старичок посмотрел на кондуктора с изумлением, убрал ногу с  подножки
и растроганно промолвил:
   - Если тебе это доставит удовольствие,  о  господин  мой,  то  я  это
только сочту за честь, хотя и очень спешу на розыски  моего  несчастного
брата.
   Кондуктор, успевший к этому времени дать  сигнал  отправления,  вдруг
совершенно непонятным образом очутился на мостовой рядом с учтиво покло-
нившимся ему стариком в канотье и с ошарашенным видом  проводил  глазами
автобус, быстро скрывшийся за воротами.
   - Я осмеливаюсь выразить глубочайшее убеждение, о почтеннейший незна-
комец, что мы с тобой чудесно проведем здесь время, пока  прибудет  сле-
дующий автобус, - вежливо обратился Хоттабыч к оцепеневшему кондуктору.
   Но тут кондуктор опомнился и с пронзительными воплями  ринулся  вслед
за своей осиротевшей машиной.
   - Остановите! - кричал он, проворно семеня ногами и придерживая рукой
бренчащую серебром и медяками тяжелую сумку. - Остановите автобус, граж-
дане!..
   Хоттабыч, пораженный странным поведением кондуктора, с интересом пос-
мотрел ему вслед, а потом, когда тот скрылся за поворотом, где стоял за-
держанный Волькой автобус, легко нагнал его и даже  успел  взобраться  в
машину раньше кондуктора.
   Вскоре автобус тронулся в дальнейший путь, и Хоттабыч, наклонившись к
своим друзьям, зашептал им, неодобрительно поглядывая на все еще не при-
шедшего в себя кондуктора:
   - Странный, очень странный человек этот кондуктор! Я его не тянул  за
язык. Он сам, по собственной воле, предложил мне:  "Давайте  останемся".
Меня порадовали и поразили сердечность и доброта человека, предложившего
мне свое общество, чтобы мне легче было скоротать  время  до  следующего
автобуса. Но стоило лишь машине отправиться, а ему  очутиться  рядом  со
мной на мостовой, как он уже передумал, оставил меня в одиночестве и по-
бежал догонять автобус. Странный, очень  странный  человек!  -  закончил
Хоттабыч и не без сожаления посмотрел на кондуктора.
   - Он вовсе и не собирался оставаться с тобой на мостовой, - попытался
Волька разъяснить старику. - Он сказал тебе "давайте  останемся"  в  том
смысле, что останешься только ты, а он уедет.
   Однако Хоттабыч понял объяснения Вольки очень своеобразно.
   Он недружелюбно посмотрел в сторону кондуктора и жестко сказал:
   - Теперь для меня окончательно стало ясно, что это не  только  стран-
ный, но и очень неискренний человек.

   XXXIV. РАССКАЗ ПРОВОДНИКА МЕЖДУНАРОДНОГО ВАГОНА СКОРОГО ПОЕЗДА  МОСК-
ВА-ОДЕССА О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО НА ПЕРЕГОНЕ НАРЫ-МАЛЫЙ ЯРОСЛАВЕЦ

   (Рассказан проводником его сменщику, спавшему во время  этого  проис-
шествия)
   - Я тебя, Кузьма Егорыч, потому рабудил, что только что  произошел  в
нашем вагоне удивительный, совершенно непонятный случай.
   Понимаешь, постелил я, как полагается, всем постели, и в седьмом купе
постелил. Стелю и обращай внимание, что едут в этом купе один  старичок,
такой бородатый, в дореволюционной соломенной шляпе, и при нем двое пар-
нишек. Скорее всего, я так думаю, однолетки. И, понимаешь, ни капли  ба-
гажа. То есть ну ни-ни!
   А тут еще один из мальчишек, такой белобрысенький, весь в  веснушках,
спрашивает:
   "Товарищ, говорит, проводник, как пройти в вагонресторан"
   Я отвечаю.
   "К сожалению, нет у нас в поезде вагон-ресторана, но можно будет  ут-
речком предложить вам чаю с сухарями".
   Тут мальчик смотрит на старика, старик ему глазом моргает. Мальчик  и
говорит: "Ну ладно, мы и без вашего чаю обойдемся, раз нет  вагон-ресто-
рана".
   Интересно, думаю, как это вы до самой  Одессы  обойдетесь  без  моего
чая. И ухожу в наше купе, но дверь только  прикрываю,  чтобы  оставалась
щелочка.
   А уже в вагоне все давно спать улеглись, и уже во всех купе пассажиры
третьи сны видят, и только в седьмом купе все шу-шу,  шу-шу-разговарива-
ют. Что именно говорят, мне не слышно, но только мне определенно слышно,
что о чем-то разговаривают.
   Потом вдруг открывается дверь, и из нее высовывается тот самый стари-
чок; не замечает, что я за ним слежу, снимает с головы свою  дореволюци-
онную шляпу... И что бы ты, Кузьма Егорыч, подумал,  что  этот  старичок
делает? Слово даю, не вру! Рвет из своей бороды клок волос. Пропади я на
этом месте, ежели вру!
   Батюшки, думаю, сумасшедший! Вот уж, что называется, повезло!  Прива-
лило сумасшедшего аккурат в  мое  дежурство.  Молчу  и  жду,  что  будет
дальше.
   А дальше, оказывается, старик рвет этот самый клок  волос  на  многие
части, кидает этот мусор на пол и что-то про себя бормочет.  Тут  я  все
больше убеждаюсь, что этот пожилой пассажир - ненормальный и не миновать
того, чтобы в Брянске его ссаживать. Ух, думаю, скандалу с ним  не  обе-
решься! Может быть, он даже сию минуту начнет кидаться на людей,  стекла
бить.
   Смотрю - нет, ни на что не кидается, стоит смирно, бормочет. Побормо-
тав малость, уходит в свое купе.
   И вдруг слышу - кто-то по коридору босыми ногами шаркает.  Только  не
впереди, а позади меня. Тогда я понимаю, что кто-то с тамбура  прошел  в
вагон, и опять-таки страшно удивляюсь, потому что тамбур-то  у  меня  во
время движения всегда заперт.
   Посмотрел я назад и... честное тебе, Кузьма Егорыч, благородное слово
- не вру... вижу - идут с площадки четыре молодца, загорелые,  что  твои
курортники, и притом совершенно голые. Только и есть  на  них  одежонки,
что тряпочки на бедрах. Босые.
   Я выхожу из нашего купе и обращаюсь к ним:
   "Граждане, вы, вероятно, вагоны перепутали. Это граждане, международ-
ный, и у нас тут все купе заняты".
   А они хором:
   "Молчи, неверный! Мы знаем, куда мы идем! Нам как раз сюда  и  нужно,
куда мы идем".
   Тогда я им говорю:
   "В таком случае, граждане, попрошу ваши билетики".
   Они мне опять хором:
   "Не морочь нам голову, чужеземец, ибо мы спешим к нашему повелителю и
господину!"
   Я говорю:
   "Меня поражает, что вы меня называете чужеземцем. Я - советский граж-
данин и нахожусь в своей родной стране. Это раз. А во-вторых, у нас гос-
под нет с самой Октябрьской революции. Это, говорю, два".
   Их старший говорит:
   "Тебе должно быть стыдно, неверный! Ты пользуешься тем, что у нас ру-
ки заняты и что мы не можем вследствие этого убить тебя за твою безумную
наглость. Это, говорит, нечестно, что ты этим пользуешься".
   Тут я замечаю, что все четыре голых гражданина сверх всякой меры наг-
ружены разной снедью. Один держит тяжелое блюдо, а на  блюде  -  жареный
барашек с рисом. У другого - громадная корзина с яблоками, грушами,  аб-
рикосами и виноградом, хотя - обращаю твое внимание,  Кузьма  Егорыч!  -
еще до фруктового сезона не меньше месяца  осталось.  Третий  на  голове
держит посудину в виде кувшина, и в этом кувшине что-то плещется. По за-
паху чувствую - какое-то вино. Типа рислинг. У четвертого в обеих  руках
по блюду с пирогами и пирожными. Я, признаюсь, даже рот  разинул.  А  их
старший говорит:
   "Лучше бы ты, неверный, показал нам, где тут седьмое купе, потому что
мы должны поскорее выполнить наше задание".
   Я тогда начинаю догадываться и спрашиваю:
   "Как он выглядит, ваш хозяин? Старичок такой с бородкой?"
   Они говорят:
   "Он самый. Это тот, кому мы служим".
   Я их веду к седьмому купе, по дороге говорю:
   "Придется с вашего хозяина взыскать штраф за то, что  вы  без  билета
ездите. Давно вы у него служите?"
   Старший отвечает:
   "Мы ему служим три тысячи пятьсот лет".
   Я, признаюсь, думаю, что ослышался. Переспрашиваю:
   "Сколько, говорите, лет?"
   Он отвечает:
   "Сколько я сказал, столько и служим. Три тысячи пятьсот лет".
   Остальные трое головами кивают: дескать, правильно старший говорит.
   "Батюшки, думаю, не хватало мне одного  сумасшедшего  -  еще  четырех
подвалило!"
   Но я разговор продолжаю, как с нормальными пассажирами. Я говорю:
   "Что это за безобразие! Столько лет служите, а хозяин вам  даже  спе-
цовки простой не справил. Ходите, простите, нагишом!"
   Старший отвечает:
   "Мы в спецовке не нуждаемся. Мы даже не знаем, что это такое".
   Я тогда говорю:
   "Странно слышать  подобное  от  человека  с  таким  приличным  произ-
водственным стажем. Вы, вероятно, не здешние? Вы где постоянно проживае-
те?"
   Тот отвечает:
   "Мы сейчас из Аравии".
   Я говорю:
   "Тогда мне все понятно. Вот седьмое купе. Постучите".
   Сразу выходит тот самый старичок, и тут все его сотрудники падают  на
коленки и протягивают ему свои кушанья и напитки. А я отзываю старичка в
сторону и говорю:
   "Гражданин пассажир, это ваши сотрудники?"
   Старик говорит:
   "Да, мои".
   Тогда я ему говорю:
   "Они без билетов едут, за это с них полагается штраф. Вы как, соглас-
ны уплатить?"
   Старик говорит:
   "Согласен хоть сейчас. Ты только скажи, что это такое - штраф?"
   Я вижу, старичок довольно благоразумный, и шепотом ему объясняю:
   "Тут у вас один служащий ума лишился. Он говорит, что  служит  у  вас
три с половиной тысячи лет. Согласитесь, что он сошел с ума".
   Старик отвечает:
   "Не могу согласиться, поскольку он не врет.  Да,  верно,  три  тысячи
пятьсот лет. Даже немного больше, поскольку мне, говорит, было лет двес-
ти - двести тридцать, когда я стал повелевать ими".
   Я тогда старику заявляю:
   "Перестаньте надо мной смеяться! Это  неприлично  в  вашем  возрасте.
Платите немедленно штраф, или я их ссажу на ближайшей станции! И  вообще
вы мне подозрительны, что ездите без багажа в такой дальний путь".
   Старик спрашивает:
   "Это что такое - багаж?"
   Я отвечаю:
   "Ну, узлы, чемоданы и так далее".
   Старик смеется.
   "Что же ты, говорит, о проводник, выдумываешь, что у меня нет багажа?
Посмотри-ка полки!"
   Смотрю, а на полках полным-полно багажа. Только что смотрел -  ничего
не было. И вдруг - на тебе! - масса чемоданов, уйма узлов.
   Я тогда говорю:
   "Тут, гражданин пассажир, что-то неладно. Платите поскорей  штраф,  а
на следующей остановке я приведу сюда главного кондуктора - пускай  раз-
бирается. Я что-то перестаю понимать, в чем дело".
   Старик опять смеется:
   "Какой штраф? За кого платить штраф?"
   Я тогда стал совсем злой, поворачиваюсь, пальцем показываю  на  кори-
дор. А там никого нет! Я нарочно весь вагон обегал, всюду осмотрел. Даже
след моих "зайцев" простыл.
   Старик говорит:
   "Иди, о проводник, к себе в купе!"
   Я и ушел.
   Теперь ты понимаешь, Кузьма Егорыч, почему я тебя  разбудил?  Не  ве-
ришь? Хочешь, я тебе дыхну, чтобы ты понял, что  я  совершенно  трезвый?
Нет, уж я обязательно... Что? Пахнет вином? Да ну тебя,  Кузьма  Егорыч!
Чтобы я когда-нибудь в пути себе такое позволил! Я и рюмочки со  вчераш-
него дня не выкушал! Что говоришь: рюмочки не выкушал, а стаканчика  два
выпил?  Ай-яй-яй,  Кузьма  Егорыч!  Ха-ха-ха!  Ух,   уморил!   Ха-ха-ха!
Хи-хи-хи! Знаешь что, Кузьма Егорыч? Давай споем песню. Что?  Пассажиров
разбудим? А мы тихо.
   Бывали дни веселые,
   Гулял я, молодец...
   Ладно, ладно, лягу спать. Я, брат  Кузьма  Егорыч,  человек  смирный.
Лечь спать? Пожалуйста, с удовольствием  лягу.  Спокойной  ночи,  Кузьма
Егорыч...
   За час до прибытия поезда в Одессу проводник пришел  в  седьмое  купе
убирать постели. Хоттабыч его угостил яблоками.
   - В Москве, наверно, покупали, в "Гастрономе?"с уважением сказал про-
водник и спрятал яблоки в карман для своего сынишки. - Редкая в это вре-
мя года вещь - яблоки, - продолжал он. - Большое вам спасибо, гражданин!
   Было очевидно, что он ничегошеньки не помнил о том, что  произошло  с
ним на перегоне Нары - Малый Ярославец.
   Когда он покинул купе, Женя восхищенно крякнул:
   - А молодец все-таки Волька!
   - Зачем это слово "все-таки?"-сказал Хоттабыч. - Оно  совершенно  из-
лишне. Волька ибн Алеша - явный молодец, и его предложение,  вне  всяких
сомнений, достойно похвал.
   Так как читателям нашей повести, возможно, не  совсем  понятен  смысл
приведенной только что краткой беседы, спешим разъяснить.
   Когда ночью сбитый с толку проводник покинул седьмое купе, Волька об-
ратился к Хоттабычу:
   - Можно ли так сделать, чтобы проводник все забыл?
   - Это сущий пустяк для меня, о Волька.
   - Так сделай это и как можно скорее. Он тогда ляжет  спать,  а  утром
проснется и ничего не будет помнить.
   - Превосходно, о сокровищница благоразумия!  -  восхитился  Хоттабыч,
махнул рукой и сделал так, что проводник вдруг стал пьяным.
   Это произошло как раз в тот момент, когда  проводник  дыхнул  в  лицо
своему сменщику, Кузьме Егорычу.

   XXXV. НЕИЗВЕСТНЫЙ ПАРУСНИК

   На прогулочной палубе  теплохода  "Колхида",  совершавшего  очередной
рейс из Одессы в Батуми, стояли, опершись о перила и  неторопливо  бесе-
дуя, несколько пассажиров. Тихо громыхали где-то глубоко, в самой  сере-
дине судна, мощные дизели, мечтательно шелестела  вода,  плескавшаяся  о
высокие борта теплохода, наверху, над  головой,  озабоченно  попискивала
судовая рация.
   - Очень обидно, знаете ли, - сказал один из пассажиров, - что исчезли
большие парусные суда, эти белокрылые красавцы. С какой радостью я  очу-
тился бы сейчас на настоящем парусном судне, на фрегате, что ли...  Нас-
лаждаться видом тугих белоснежных парусов, слушать поскрипывание могучих
и в то же время изящных и стройных мачт, восхищенно следить за тем,  как
по приказу шкипера команда молниеносно разбегается по разным мачтам, ре-
ям... и как их еще там называют. Хоть бы раз удалось мне видеть  настоя-
щий парусник! Только чтоб был настоящий парусник. А то в нынешние време-
на даже какой-нибудь "дубок" - и тот, видите ли, заводит себе  моторчик,
хотя-обращаю ваше внимание - считается парусным судном.
   - Парусно-моторным, - поправил его гражданин в форме торгового  моря-
ка.
   Наступило молчание. Все, кроме моряка, перешли на  левый  борт  смот-
реть, как совсем неподалеку плещется и кувыркается в ласковом полуденном
море веселая стайка неутомимых дельфинов. А для нашего  моряка  дельфины
уже много лет не были новостью. Он поудобнее расположился в  шезлонге  и
попробовал перелистывать какой-то журнал. Но вскоре солнце его  размори-
ло, он закрыл журнал и стал им обмахиваться вместо веера.
   И вдруг что-то так завладело его вниманием, что он  перестал  обмахи-
ваться журналом, вскочил на ноги и кинулся к перилам.  Далеко,  почти  у
самого горизонта, он увидел быстро, очень быстро мчащееся  красивое,  но
страшно старомодное парусное судно. Оно казалось видением  из  старинной
волшебной сказки.
   - Товарищи! - закричал моряк своим недавним собеседникам. - Товарищи,
сюда, поскорее! Посмотрите, какой интересный парусник!.. Ну и старина!..
Ого, да у него что-то случилось с грот-мачтой!.. Нету грот-мачты!  Точно
корова языком слизнула! Батюшки-и-и! Да вы только посмотрите, да ведь  у
него же паруса не в ту сторону  надуты!..  По  всем  законам,  фок-мачта
должна была уже давно улететь за борт!.. Форменные чудеса в решете!..
   Но пока вняли его словам и вернулись на правый борт, неизвестное суд-
но уже пропало из виду. Мы говорим "неизвестное" потому, что моряк готов
был поклясться, что этот прекрасный парусник не был приписан ни к одному
из советских портов Черного моря. И действительно, судно,  замеченное  с
борта теплохода, не было приписано ни к одному из советских портов  Чер-
ного моря. Не было оно приписано и ни к одному  из  иностранных  портов.
Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той  простой  причине,
что появилось на свет и было спущено на воду всего несколько  часов  на-
зад.
   Парусник этот назывался "Любезный Омар", в  честь  несчастного  брата
нашего старого знакомогоГассана Абдуррахмана ибн Хоттаба.

   XXXVI. НА "ЛЮБЕЗНОМ ОМАРЕ"

   Если бы уже известный нам проводник международного вагона скорого по-
езда Москва - Одесса каким-нибудь чудом попал на борт двухмачтового  па-
русника "Любезный Омар", то больше всего его поразило бы не то,  что  он
ни с того ни с сего вдруг очутился на морском корабле, и даже не то, что
этот корабль совсем не похож на обычные суда, бороздившие просторы наших
морей и рек. Больше всего его поразило бы, что он знаком со всеми пасса-
жирами и всей командой "Любезного Омара".
   Старик и два его юных спутника только сегодня утром покинули купе но-
мер семь международного вагона, а экипаж корабля состоял как раз из  тех
четырех темнокожих граждан, у которых производственный стаж  восходил  к
XVI веку до нашей эры.
   Надо полагать, что вторая встреча с ними надолго  уложила  бы  нашего
впечатлительного проводника в постель.
   Уж на что и Волька и Женя привыкли за последние дни ко всяким  неожи-
данностям, но и те были порядком огорошены, встретив  на  корабле  своих
недавних знакомцев, оказавшихся к тому же очень ловкими и опытными  мат-
росами.
   Вдоволь налюбовавшись быстрыми и точными движениями малочисленной ко-
манды "Любезного Омара", беспечно шнырявшей по снастям высоко над  палу-
бой, как если бы это гладкий паркетный пол, ребята пошли осматривать ко-
рабль. Он был очень красив, но мал, не больше московского речного  трам-
вая.
   Впрочем, Хоттабыч уверял, что даже у Сулеймана ибн Дауда не было  та-
кого громадного корабля, как "Любезный Омар".
   Все на "Любезном Омаре" блистало поразительной чистотой и богатством.
Его борта, высокий резной нос и корма были инкрустированы золотом и сло-
новой костью. Палуба из бесценного розового дерева была покрыта коврами,
почти не уступавшими по своей роскоши тем, которые украшали собой  каюты
Хоттабыча и его друзей.
   Тем удивительнее показалось Вольке, когда в носовой части корабля  он
вдруг обнаружил темную, грязную конуру с  нарами,  на  которых  валялись
груды всяческого тряпья.
   Пока он, поборов брезгливость, знакомился с убогим  убранством  этого
крохотного помещеньица подоспел Женя.  Женя  после  тщательного  осмотра
пришел к выводу, что эта неприглядная конура предназначена для тех пира-
тов, которых они, возможно, изловят в пути.
   - Ничего подобного, - настаивал на своей точке зрения Волька.  -  Это
просто осталось после капитального ремонта. После ремонта иногда остает-
ся какойнибудь заброшенный уголок, где и тряпки валяются и разный другой
мусор.
   - Какая может быть речь о капитальном ремонте, раз еще сегодня  утром
этого корабля и в природе не существовало? - сказал Женя.
   На этот вопрос Волька не мог дать удовлетворительного ответа, и ребя-
та пошли к Хоттабычу, чтобы тот помог разрешить их спор.
   Но оказалось, что старик спит, так что увиделись с ним ребята  только
часа через полтора, за обедом.
   Неумело поджав под себя ноги, они расселись на пушистом ковре, играв-
шем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих
покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле.
   Один член экипажа остался наверху  у  штурвала,  остальные  внесли  и
расставили на ковре множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков.
   Когда они повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька и Женя оклик-
нули их:
   - Куда же вы, товарищи!
   А Волька учтиво осведомился:
   - А вы что, разве не будете обедать?
   Слуги в ответ только отрицательно замахали руками.
   Хоттабыч растерялся:
   - Я, вероятно,  недостаточно  внимательно  слушал  вас,  о  юные  мои
друзья. Мне показалось, будто вы пригласили на нашу трапезу тех, кто нас
об служивает...
   - Ну да, пригласили, - сказал тут особенного?
   - Но ведь это простые матросы, - возразил Хоттабыч таким тоном, будто
этими словами вопрос был исчерпан.
   Однако, к его удивлению, ребята все же остались при своем.
   - Тем более, что матросы, - сказал Волька, - не какие-нибудь  капита-
листы, а самые настоящие трудящиеся, свои люди.
   А Женя добавил:
   - Надо еще учесть, что они, кажется, негры, угнетенная нация.  К  ним
надо особенно чутко относиться.
   - Тут какое-то прискорбное недоразумение,  -  заволновался  Хоттабыч,
смущеный дружным натиском со стороны ребят. - Я вторично прошу вас  при-
нять во внимание, что это простые мореходы. Нам не пристало сидеть с ни-
ми за одной трапезой. Это унизит нас в их глазах и в наших собственных.
   - Меня нисколько не унизит, - быстро возразил Волька.
   - И меня не унизит. Наоборот, будет очень интересно, - сказал, в свою
очередь. Женя, с вожделением поглядывая на дымящуюся жареную индейку.  -
Зови скорее матросов, а то индейка остынет.
   - Мне что-то не хочется есть, о юные мои друзья. Я буду обедать  поз-
же, - хмуро промолвил Хоттабыч и три раза громко хлопнул в ладоши: - Эй,
слуги!
   Матросы явились в то же мгновение.
   - Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать  вместе  с
вами, недостойными моими слугами.
   - О великий и могучий повелитель! - промолвил  старший  из  матросов,
падая ниц перед Хоттабычем и коснувшись лбом драгоценного пушистого ков-
ра. - Нам совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты,  что
от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы ум-
рем в страшных мучениях.
   - Врут! - убежденно прошептал Волька на ухо Жене. - Голову  отдаю  на
отсечение - врут. Они не прочь пообедать, но боятся Хоттабыча... Вот  вы
говорите, что сыты, - обратился он к матросам, - а скажите,  пожалуйста,
когда вы успели пообедать?
   - Да будет тебе известно, о юный благородный мой господин, что мы мо-
жем по году и больше воздерживаться от пищи, не испытывая голода, -  ук-
лончиво ответил за всех старший из матросов.
   - Они ни за что не согласятся, - разочарованно заявил Женя. - Они его
боятся.
   Матросы попятились к выходу и скрылись.
   - Что-то у меня, к моему удовольствию, вдруг снова  разыгрался  аппе-
тит, - бодро промолвил Хоттабыч. - Приступим же поскорее к трапезе.
   - Нет уж, обедай-ка ты, Хоттабыч, один, а мы тебе не компания! - сер-
дито пробурчал Женя и решительно поднялся с ковра. - Пошли, Волька.
   - Пошли. Нам тут делать нечего. Эх! Воспитываешь человека, перевоспи-
тываешь, а толку ни на грош...
   И старик остался, наедине с собой и нетронутым обедом. Он сидел, под-
жав под себя ноги, прямой, надменный и торжественный, как восточный  бо-
жок. Но лишь мальчики скрылись за пологом, отделявшим каюту  от  палубы,
Хоттабыч стал изо всей силы колотить себя по голове  своими  сухонькими,
но крепкими, как железо, кулачками. Горе, горе бедному Гасану  Абдуррах-
ману ибн Хоттабу! Опять что-то получилось совсем не так, как  ему  хоте-
лось. А ведь как хорошо началось путешествие на "Любезном Омаре"! С  ка-
ким искренним восторгом хвалили ребята его убранство, его паруса, играв-
шие на солнце всеми цветами радуги, его мягчайшие ковры, в которых босая
нога блаженно утопала по самые щиколотки,  его  драгоценные  поручни  из
черного дерева и слоновой кости, его могучие стройные мачты,  отделанные
мозаикой из прекраснейших и редчайших камней! Почему же вдруг пришла  им
в голову такая странная причуда? А вдруг это не причуда,  не  каприз,  а
совсем-совсем другое? Сколь удивительны эти отроки, отказывающиеся, нес-
мотря на голод, от пиршества только потому, что его слугам не  позволено
отобедать с ними, как равным с равными! Ах, как непоятно, обидно  и  го-
лодно, очень голодно было Хоттабычу!
   Пока чувство привязанности к Вольке и Жене боролось в груди старика с
предрассудками тысячелетней давности, наши юные  путешественники  горячо
обсуждали создавшееся положение. Слуги Хоттабыча  старались  не  показы-
ваться им на глаза, но один из них - не то по рассеянности, не то по не-
осторожности - вдруг показался из той самой конуры, которая, по первона-
чальным предположениям Вольки, предназначалась для пленных пиратов. Зна-
чит, эта убогая конура служила на роскошном  "Любезном  Омаре"  кубриком
для матросов.
   - Не-ет! - возмущенно заключил Волька. - На таком корабле  мы  ни  на
что не останемся! Или Хоттабыч немедленно, сию же минуту изменит порядки
на нем, или пускай старик возвращает нас домой, а нашей дружбе с ним ко-
нец.
   И вдруг они услышали позади себя голос Хоттабыча.
   - О паруса моего сердца, - обратился к ним лукавый старик так, словно
ничего особенного не произошло, - зачем вы теряете время здесь, на палу-
бе, когда вас ждет изысканнейший и сытнейший обед? Индейка еще  дымится:
но она ведь может остынуть, и вкус ее тогда неминуемо ухудшится.  Поспе-
шим же обратно в каюту, ибо и возлюбленные мои матросы и я,  покорнейший
ваш раб, изнываем от голода и жажды.
   Ребята заглянули в только что оставленную ими каюту и увидели  матро-
сов, чинно восседавших на ковре в ожидании их возвращения.
   - Ладно, - сухо промолвил Волька. - Нам еще придется, Хоттабыч, очень
серьезно с тобой потолковать. А пока приступим к обеду!
   Не успела закончиться трапеза, как на море поднялось  сильное  волне-
ние: маленькое судно то взлетало на гребень большой волны,  то  оказыва-
лось в глубоком ущелье между двумя громадными водяными  стенами.  Волны,
гремя и свирепо шипя, перекатывались через палубу и уже  давно  смыли  в
море покрывавшие ее ковры. Водяные потоки то и дело врывались  во  внут-
ренние покои. Стало холодно, но жаровню с горячими угольями так  швыряло
из угла в угол, что во избежание пожара ее выбросили за борт. Посеревшие
от холода слуги-матросы, единственную одежду которых составляли  повязки
вокруг бедер, ожесточенно хлопотали у зловеще хлюпавших парусов.
   Еще полчаса - и от "Любезного Омара"  осталось  бы  только  печальное
воспоминание. Однако волнение прекратилось так же неожиданно как и нача-
лось. Выглянуло солнце.  Снова  стало  тепло.  Зато  наступил  полнейший
штиль. Паруса безжизненно повисли, и корабль стал покачиваться на  зати-
хавшей волне, нисколько не подвигаясь вперед.
   Хоттабыч решил, чго ему представился удобный случай поправить  пошат-
нувшиеся отношения со своими спутниками. Радостно потирая руки, он  ска-
зал:
   - Штиль? Да будет вам известно, о великодушные и справедливые отроки,
что штиль для нас - сущая чепуха. Мы прекрасно обойдемся  и  без  ветра.
Сейчас "Любезный Омар" помчится еще быстрее прежнего... Да будет так!
   И он щелкнул пальцами левой руки.
   Тотчас же "Любезный Омар" с бешеной быстротой рванулся вперед, причем
паруса, встретив сопротивление воздуха, естественно, надулись в  направ-
лении, обратном ходу корабля.
   За все существование парусного судоходства никому не приходилось быть
свидетелем столь удивительного зрелища. Однако ни Волька,  ни  Женя,  ни
Хоттабыч, стоявшие в это время на корме, не успели им насладиться, пото-
му что силой инерции их сбросило с кормы в воду.  А  сразу  вслед  затем
грот-мачта, не выдержав чудовищного сопротивления воздуха,  со  страшным
треском рухнула на то место, где только что стояли наши путешественники.
   "Любезный Омар" мгновенно скрылся из виду.
   "Сейчас бы очень пригодилась шлюпка или, на худой конец, спасательный
круг, - подумал Волька, барахтаясь в воде и отфыркиваясь, как лошадь.  -
Берегов не видать".
   Действительно, куда ни кинь взор, всюду видно было только спокойное и
безбрежное море.

   XXXVII. КОВЕР - ГИДРОСАМОЛЕТ "ВК-1"

   - Куда ты? - окликнул Волька Женю, быстро поплывшего куда-то в сторо-
ну. - Все равно до берега не доплыть. Не трать силы, ложись на спину.
   Женя послушался. Лег на спину и Хоттабыч, бережно приподняв в  правой
руке свою шляпу.
   Так началось единственное в истории мореходства совещание потерпевших
кораблекрушение, на котором ораторы высказывались лежа на спине.
   - Вот мы и потерпели кораблекрушение! - чуть ли не с  удовлетворением
промнес Волька, самочинво взявтаа на себя обязатеств председателя. - Что
ты там задумал? - спросил он, увидев, что Хоттабыч стал выдергивать сво-
бодной левой рукой волоска из своей бороды.
   - Я хочу вернуть назад наш корабль.
   - Успеешь, - сухо остановил его Волька. - Еще вопрос, хотим ли мы  на
него возвращаться. Мне, например, не хочется. Прямо скажем:  на  нем  не
человеческие, не советские порядки. Даже вспомнить противно.
   - По-моему, тоже. "Любезный Омар" отпадает, - поддержал его  Женя.  -
Только вот что, Хоттабыч: надо поскорее позаботиться о  спасении  матро-
сов. А то как бы они не погибли вместе с судном.
   Хоттабыч насупился:
   - Меньше всего пусть беспокоит вас судьба моих недостойных слуг.  Вот
уже пять минут, не менее, как они в Аравии. Там они проживают постоянно,
там они и сейчас ждут моих дальнейших приказаний. Но  объясните  мне,  о
мачты моего сердца, почему бы нам не продлить наше путешествие - на "Лю-
безном Омаре"?
   - Кажется, тебе ясно сказано, - отвечал Волька.
   - И вообще, - заметил Женя, - парусник - слишком неверный и медленный
тип судна. Зависишь от  всякой  перемены  погоды...  Не-е-ет,  "Любезный
Омар" окончательно отпадает.
   - О якоря моего счастья! - жалостно захныкал  Хоттабыч.  -  Я  сделаю
все, чтобы...
   - Бесспорно отпадает, - снова перебил его  Волька,  поеживаясь.  Было
очень неприятно лежать в воде одетым и обутым. - Остается выяснить,  что
еще может нам предложить Хоттабыч.
   - Я могу вас взять подмышки и полететь.
   - Отпадает! - отрезал Волька. - Слуга покорный  -  летать  у  кого-то
подмышками!
   - Не у кого-то, а у меня! - обиделся Хоттабыч.
   - Даже у тебя.
   - Тогда я осмелюсь предложить вашему просвещенному вниманию ковер-са-
молет. Превосходнейшее средство передвижения, о разборчивые друзья мои!
   - Вот уж не сказал бы, что превосходнейшее! Замерваешь на нем,  да  и
летишь медленно и без всяких удобств, -  задумчиво  промолвил  Волька  я
вдруг воскликнул: - Идея! Честное пионерское, идея!
   Он тут же камнем ушел подводу, так как в припадке восторга не  приду-
мал ничего лучшего, как начать самому себе  аплодировать.  Он  вынырнул,
сопя и отплевываясь, снова улегся поудобнее на спину и, как ни в чем  не
бывало, продолжал:
   - Нужно усовершенствовать ковер-самолет, - сделать обтекаемой  формы,
утеплить, оборудовать койками и поставить на поплавки.
   Труднее всего было объяснить Волькино предложение Хоттабычу.  Во-пер-
вых, старик не знал, что такое "обтекаемая форма"; во-вторых, понятия не
имел о поплавках.
   Такая, казалось бы, простая вещь - "обтекаемая  форма",  а  объяснять
пришлось очень долго, пока не догадались  сказать,  что  обтекаемый  ко-
вер-самолет должен быть похожим на огурец, у которого, понятно,  выдолб-
лена сердцевина.
   Кое-как, тоже с превеликими трудностями, растолкована старику в  нас-
чет поплавков.
   И вот ваконец вбмыл в воздух и лег курсом на зюйд-зюйд-вест  обтекае-
мый ковер-гидросамолст "ВК-1". В переводе с  авиационно-конструкторского
языка на обыкновеный, житейский, "ВК-1" означало: "Владимир  Костыльков.
Первая модель".
   Похожий на огромный огурец с небольшим хвостиком позади, какие бывают
у огурцов, только что сорванных, этот крытый ковер-гидросамолет имел три
спальных места и в каждом из бортов по два окошка, прорезанных  в  толс-
той, мохнатой ковровой ткани.
   Летите качества Волькиной конструкции оказались не пример выше, неже-
ли у обычного ковра-самолета. Быстро промелькнули под  нашими  путешест-
венниками Черное море, Босфор, Дарданеллы, Малая Азия, иссушеная палящим
эноем плоскогорья Аравийского полуострова. Затем глубоко  внизу  показа-
лись желтые пески Синайской пустыни. Узкая полоска Суэцкого канала отде-
ляла ее от точно таких же желтых песков Аравийской пустапян, и  это  уже
была Африка, Египет.
   Отсюда Хоттабыч собирался начать свои поиски Омара Юсуфа в  Средизем-
ном море: с самой восточной его стороны до самой западной. Но еще не ус-
пел "ВК-1" снизиться до двухсот метров, как Хоттабыч  в  великой  досаде
назвал себя старым дурнем, а ковер-гидросамолет снова стал набирать  вы-
соту и лег курсом на запад. За время, проведенное в сосуде, Хоттабыч по-
забыл, что в этих местах впадает в Средиземное море Нил,  и  вода  здесь
вечно мутна от ила и песка, которые эта могучая и полноводная река выно-
сит далеко в море. Какие же поиски могут быть в этой густой желтой мути?
Только глаза засоришь.
   Хоттабыч решил отложить обследование этого неудобного района  на  тот
случай, если не удастся обнаружить Омара. Юсуфа в остальной части Среди-
земного моря.
   Прошло еще немного времени, и они снизились в тихой голубой бухточке,
неподалеку от итальянского города Генуи.

   XXXVIII. ИНТЕРВЬЮ С ЮНЫМ ГЕНУЭЗЦЕМ

   - Прежде всего осторожность! И не болтать! - скомандовал Волька, ког-
да все трое выбрались на берег, а ковер-гидросамолет исчез по  мановению
руки Хоттабыча. - Еще неизвестно, куда мы попали.
   Откуда-то с запада летел большой самолет, низко прогудел  над  нашими
путешественниками и скрылся за ближайшим холмом.
   Пролетел и скрылся за тем же холмом еще один самолет.
   - Синьоре Умберто-о-о! - донесся издалека высокий мальчишеский голос.
- Синьоре Умберто-о-о! Вас хозяин зовет!
   - Раз "синьоре"- значит Италия, - сказал Волька. - Значит мы  в  Ита-
лии!
   Но как удивились бы наши герои, узнав, кто прилетел только что в Ита-
лию на том, первом самолете! В то время, когда они выражали свое  восхи-
щение по поводу того, что они оказались в этой прекрасной стране, на аэ-
родроме за холмом подкатили к приземлившемуся самолету дюралевую высокую
лестницу, и по ней спустился, надменно выпучив маленькие, свиные глазки,
господин Ванденталлес собственной персоной.
   Но мальчики и Хоттабыч этого еще не знали.
   - Италия! Мы в Италии! Вот это здорово! - не удержался и крикнул  Же-
ня. - Утром - в Одессе, час назад - над Суэцким каналом, а сейчас -  уже
в Италии! Правда, здорово?
   Волька замахал на него руками, чтобы он вел себя потише.
   - Ох, и востро же нам надо ухо держать! - сказал он. И, главное,  по-
меньше болтать.
   - Да кто нас здесь поймет? Мы же по-итальянски ни бум-бум! -  фыркнул
Женя.
   - Ничего не значит, что не поймут. Это даже, может быть хуже, что  не
поймут.
   - Почему, о юные мои друзья, вас не поймут? -  обиделся  Хоттабыч.  -
Раз я с вами, то и вас поймут и вы будете понимать  язык  здешних  мест,
как понимаю его я.
   - Тем более надо держать ухо востро! - снова подчеркнул Волька.
   Хоттабыч хотел сразу пуститься в поиски Омара Юсуфа, но мальчики уго-
ворили его пойти с ними посмотреть город. По  красивой  широкой  дороге,
тянувшейся вдоль берега, только изредка с тихим шелестом проносились ма-
шины да, мягко ступая копытцами, брели тяжело нагруженные ослики.
   Вскоре показался большой пляж.
   Наши путешественники, не останавливаясь, прошли дальше и спустя неко-
торое время вошли в город Геную.
   Высокие, многоэтажные старинные дома перемежались с не менее древними
одноэтажными лачугами. Выло жарко и душно. По узким и грязным улицам хо-
дило множество людей, бедно одетых, изможденных, но веселых. Они  что-то
горячо обсуждали, оживленно размахивали руками, пели песни, останавлива-
лись у раскрытых окон и, опершись о подоконник, о чем-то с жаром расска-
зывали высовывавшимся из окон жильцам.
   - Очевидно, сегодня у них выходной день, - сообразил Волька  и  обра-
тился к мальчику, сидевшему на  щербатом  пороге  у  распахнутых  дверей
мрачного и сырого трехэтажного дома и  мастерившему  из  старойпрестарой
сигарной коробки пароход.
   - Скажи-ка, мальчик, у вас сегодня выходной день?
   Юный генуэзец недоуменно посмотрел на Вольку и его спутников:
   - Как ты сказал? Выходной день? Что это такоевыходной день?
   - У вас сегодня воскресенье? - взорвался Волька.
   - Будто ты сам не знаешь, что сегодня пятница  -  насмешливо  ответил
мальчик.
   - Тогда  сегодня,  вероятно,  какой-то  праздник?  -  продолжал  свои
расспросы Водька.
   - С чего это ты решил? - удивился мальчик. - Был бы праздник, звонили
бы в колокола.
   - Почему же, в таком случае, так много людей бродяг во улицам в рабо-
чее время?
   - Ты, наверно, нездешний, - сурово ответил мадьчнк. - Одно  из  двух:
или ты нездешний, или ты ненормальный.
   - Я нездешний, - быстро проговорил Волька. - Я вполне нормальный,  но
я нездешний. Я из... я из Неаполя.
   - А разве в Неаполе рабочие не  бастуют  против  иностраниых  военных
баз? - рассердился юный генуэзец. - Знаешь что, иди-ка ты подобру-поздо-
рову! У нас в Генуе мальчики не любят, когда к ним  пристают  с  глупыми
вопросами?.. Постой, постой! А может быть, тебе нравятся иностранные во-
енные базы в Италии? - крикнул он вдогонку уходившему Вольке. - Ты гово-
ря прямо! Нравятся?..
   - Что ты! - возмутился Волька. - Как тебе не  стыдно  так  оскорблять
незнакомых мальчиков. Да я их попросту ненавижу!
   - И я их тоже ненавижу, - сказал  Женя.  -  Мы,  если  хочешь  знать,
только что удивлялись, как это вы их терпите...
   - Кто это - мы? Генуэзцы?
   - Нет, итальянцы! Такой прекрасный, боевой народ...
   - То есть как это - итальянцы?! А ты кто - вавилонянин, что ли?.. Ре-
бята-а-а! - закричал вдруг свирепо юный генуэзец, обращаясь к  соседским
мальчикам. - Ребята, сюда-а-а!..
   - Пусть мы поскорее исчезнем, Хоттабыч! - быстро прошептал Волька.  -
Скорее же!..
   Они исчезли, к величайшему изумлению юного  генуэзца,  который  из-за
этого непредвиденного и никак не объяснимого обстоятельства  оказался  в
чрезвычайно неудобном положении перед созванными им друзьями...
   - Я говорил тебе: держи язык за зубами! - с досадой выговорил  Волька
Жене, который чувствовал себя виноватым вне знал, куда деваться от  сты-
да.: - Черт знает что может наделать человек,  который  брякает  первое,
что ему нодвериется на язык!.. Вот теперь из-за тебя так и не  осмотрели
город! И какой город: Геную...
   - Я льщу себя надеждой, о рассудярсельнейший из учащихся двести сорок
пятой школы (это был увесистый камень в Женин огород), что мы еще  будем
иметь возможность осмотреть все его улицы, площади и  дома,  -  успокои-
тельно заметил Хоттабыч. - А если тебя смущает возможность встретиться с
тем строптивым мальчиком, который вас так напугал, то тебе стоит  только
сказать слово, и я его перенесу куда-нибудь в далекую и безлюдную пусты-
ню.
   - Только попробуй! - вспыхнул Волька. - Это совершенно  замечательный
мальчик! Я бы на его месте поступил точно так же.
   - И я тоже? - сказал Женя, виновато глядя в сторону. - Давай, Волька,
мириться, а? Я виноват, но больше не буду. Ладно?
   - Ладно, - великодушно ответил Волька и пожал робко  протянутую  руку
Жени Богорада. - Мир так мир...
   - Пойдемте же на берег моря, - нетерпеливо предложил Хоттабыч, - дабы
я смог без промедления приступить к поискам моего несчастного брата.
   Этот разговор происходил на шоссе, по которому они еще несколько  ми-
нут назад, полные туристских планов, шагали в Геную. Теперь они пошли  в
обратном направлении, выискивая укромное местечко подальше от  дороги  и
строений.

   XXXIX. ПОТЕРЯННЫЙ Н ВОЗВРАЩЕННЫЙ ХОТТАБЫЧ

   - Пожелайте мне скорой удачи! - воскликнул  Хоттабыч,  превратился  в
рыбу и нырнул в воду.
   Вода была прозрачная, совсем не то, что у дельты Нила, и было  хорошо
видно, как, быстро работая плавниками, старик устремился в открытое  мо-
ре.
   В ожидании его возвращения наши друзья раз десять выкупались, вдоволь
нанырялись, до одурения нажарились на солнце и наконец, сильно  проголо-
давшись, начали беспокоиться. Хоттабыч подозрительно долго не возвращал-
ся, хотя обещал больше часа не задерживаться.
   Уже давно село солнце, озарив горизонт и тихое море красками  порази-
тельной красоты, уже вдали замерцали тысячи городских огней,  а  старика
все еще не было.
   - Неужели пропал? - хмуро промолвил Женя.
   - Не может он пропасть, - отозвался Волька. - Такие старики, брат, не
пропадают.
   - Его могла проглотить акула.
   - В этих местах акулы не водятся, - возразил Волька, хотя твердо он в
своих словах убежден не был.
   - А мне что-то есть захотелось, - чистосердечно признался Женя  после
короткого молчания.
   В это время неподалеку с тихим плеском причалила лодка. Из нее вылез-
ли трое рыбаков. Один из них принялся раскладывать из сухих сучьев  кос-
тер, а остальные стали отбирать рыбешку помельче, чистить ее и кидать  в
котелок с водой.
   - Пойдем попросим у них чего-нибудь покушать.  -  предложил  Женя.  -
Свои ведь люди - трудящиеся. Они не откажут.
   Волька согласился.
   - Добрый вечер, синьоры! - вежливо поклонился Женя, обращаясь к рыба-
кам.
   - Подумать только, как много развелось в нашей бедной Италии  бездом-
ных детей! - произнес простуженным голосом один из рыбаков, седой и  то-
щий. - Джованни, дай-ка им чего-нибудь покушать.
   - Хлеба в обрез, но луковиц хватит, а соли имеется  даже  больше  чем
надо! - весело откликнулся курчавый коренастый парень лет  девятнадцати,
чистивший рыбу для ужина. - Присаживайтесь, ребята, скоро  будет  готова
вкуснейшая из похлебок, когда-либо сваренных в Генуе и ее окрестностях.
   То ли веселый Джованни действительно был  поваром-самородком,  то  ли
очень уж ребята проголодались, но им показалось, что они сроду не пробо-
вали более вкусного блюда. Они ели с таким аппетитом, то и дело  причмо-
кивая от удовольствия языком, что рыбаки, наблюдая за ними, только  пос-
меивались.
   - Если хотите еще, - сказал потягиваясь, Джованни, -  варите  сами  -
наука нехитрая. А мы пока приляжем отдохнуть. Только крупную рыбу не бе-
рите. Крупная пойдет утром на продажу, чтобы нам было чем уплатить нало-
ги синьору министру финансов. Вы, наверно, слыхали про этого синьора: он
все время заботится, чтобы у нас в кошельке не завалялись лишние  денеж-
ки, а то у синьора военного министра не будет на что покупать  заокеанс-
кое оружие...
   Женя тотчас же начал хлопотать у костра,  а  Волька,  засучив  штаны,
пробрался по воде к лодке, заваленной уснувшей рыбой.
   Набрав сколько надо, он хотел уже возвращаться на берег,  когда  взор
его случайно упал на сложенные возле  мачты  рыболовные  сети.  Одинокая
рыбка билась в них, то замирая, то с новой силой возобновляя свои  бесп-
лодные попытки освободиться.
   "Пригодится для ухи", - подумал Волька и извлек ее из  ячейки  сетей.
Но в его руках она вновь забилась с такой силой, что Вольке вдруг  стало
ее очень жалко, и он, оглянувшись, как бы  не  заметили  рыбаки,  бросил
рыбку за борт.
   Рыбка еле слышно шлепнулась в темную воду бухты и превратилась в сия-
ющего Хоттабыча.
   - Да будет благословен день твоего  рождения,  о  добросердечный  сын
Алеши! - растроганно провозгласил он, стоя по пояс в воде.  -  Ты  снова
спас мне жизнь. Еще несколько мгновений - и я задохся бы в сетях, в  ко-
торые столь беспечно попал в поисках моего несчастного брата.
   - Хоттабыч, дорогой, ну какой ты молодец, что оказался живой! -  ска-
зал счастливый Волька. - Мы тут так за тебя волновались!
   - А меня терзала мысль, что ты, о двукратный  мой  спаситель,  и  наш
юный друг остались без меня голодные и одинокие в чужой стране.
   - Мы совсем не голодные, нас тут рыбаки здорово накормили.
   - Да будут благословенны эти добрые люди! - в жаром  произнес  Хотта-
быч. - Они богаты?
   - По-моему, очень бедные.
   - Пойдем же скорее, и я их достойно отблагодарю.
   - Я думаю, что так делать не годится,  -  сказал,  немножко  подумав,
Волька. - Поставь себя на их место: вдруг ночью  из  воды  вылезает  ка-
кой-то мокрый старик... Нет, так не годится.
   - Ты прав, как всегда, - согласился Хоттабыч. - Возвращайся же на бе-
рег, а я не замедлю прийти к вам.
   Спустя короткое время вздремнувших было рыбаков  разбудил  приближаю-
щийся конский топот. Вскоре у догоравшего костра  остановился  необычный
всадник.
   Это был старик в дешевом парусиновом  костюме  и  жесткой  соломенной
шляпе канотье. Его величественная борода развевалась по ветру,  открывая
для всеобщего обозрения вышитую украинскую сорочку. Ноги его в вычурных,
расшитых золотом и серебром розовых туфлях с причудливо загнутыми кверху
носками упирались в золотые стремена, усыпанные алмазами  и  изумрудами,
Седло, на котором он восседал, было столь великолепно, что само по  себе
составляло целое состояние. Под седлом играла лощадь неописуемой  красо-
ты. В обеих руках старик держал по большому кожаному чемодану..
   - Могу ли я увидеть благородных рыбаков, столь великодушно приютивших
в накормивших двоих голодных и одиноких отроков? - обратился он  к  Джо-
ванни, шедшему ему навстречу.
   Не дожидаясь ответа, Хоттабыч слез с лошади и с облегчением  поставил
чемоданы на песок.
   - А в чем дело? - отозвался осторожный Джованни. - Вы их разве  знае-
те?
   - Мне ли не знать моих юных друзей! - воскликнул Хоттабыч, по очереди
обнимая подбежавших к нему Вольку и Женю.
   Потом он обратился к растерянно взиравшим на него рыбакам:
   - Поверьте, о достойнейшие из рыбаков, я не знаю,  как  отблагодарить
вас за ваше драгоценное гостеприимство и добросердечие!
   - А за что нас благодарить? - удивился седой рыбак. - За  ушицу,  что
ли? Она нам недорого стала, поверьте мне, синьор.
   - Я слышу слова поистине бескорыстного мужа, в тем глубже чувство мо-
ей благодарности. Позвольте же мне отплатить вам хотя бы этими скромными
дарами, - сказал Хоттабыч, протянув оторопевшему Джованни оба чемодана.
   - Тут, видимо, какая-то ошибка, уважаемый синьор, - промолвил Джован-
ни, обменявшись недоуменным взглядом со своими товарищами. - За эти  два
чемодана можно купить по крайней мере тысячу таких  похлебок,  какой  мы
накормили мальчиков. Вы не думайте, что она была какая-то особенная.  Мы
люди бедные...
   - Это ты ошибаешься, о бескорыстнейший из великодушных! В  этих  пре-
восходных ящиках, именуемых высокоученым словом  "че-мо-дан",  заключены
богатства в тысячи раз превышающие стоимость вашей похлебки,  и  все  же
они, на мой взгляд, не окупятся ибо нет на  свете  более  дорогого,  чем
бескорыстное гостеприимство.
   Он раскрыл чемоданы, и все увидели, что ени доверху заполнены велико-
лепной, отливающей серебряной и золотистой чешуей живой рыбой.
   Еще рыбаки не успели как следует разобраться, какой смысл дарить  ры-
бакам рыбу, как Хоттабыч деловито высыпал на траву трепещущее содержимое
чемоданов. И вот тут-то рыбаки и ахнули от восторга и  удивления:  неиз-
вестно, каким путем оба чемодана оказались по-прежнему  полны.  Хоттабыч
снова опорожнил их, и они снова наполнились прекрасными дарами Средизем-
ного моря. И так было и в третий, и в четвертый, и в пятый раз.
   - А теперь, - сказал Хоттабыч, наслаждаясь произведенным  впечатлени-
ем,  -  если  хотите,  можете  сами  проверить  чудесные  свойства  этих
че-мо-данов. Вам уже больше не надо будет дрогнуть в непогоду и в  пред-
рассветный туман на борту вашего утлого челна. Вам не надо будет  больше
молить аллаха об удаче. Вам не нужно будет таскаться по рынку с тяжелыми
корзинами, наполненными рыбой. Достаточно будет захватить с  собой  один
такой че-мо-дан и вы выложите из него покупателю ровно столько,  сколько
ему потребуется... Только, прошу вас, не возражайте, - сказал  Хоттабыч,
видя, что рыбаки собираются что-то сказать. - Уверяю вас, тут нет  ника-
кого недоразумения. Да будет безмятежна ваша жизнь, о благороднейшие  из
рыбарей! Прощайте!.. Друзья мои, за мной!
   Ребята при помощи Джованни взгромоздились на лошадь и уселись за спи-
ной Хоттабыча.
   - Прощайте, синьор! Прощайте ребятишки! - растерянно промолвили рыба-
ки, глядя вслед быстро удалявшимся удивительным незнакомцам,
   - Если бы даже это были обыкновенные, не волшебные чемоданы, - задум-
чиво промолвил Джованни, - и то за них можно  было  бы  получить  немало
лир...
   - Теперь мы, кажется, сможем поправить свои дела,  -  сказал  Пьетро,
старший из рыбаков, седой человек лет под шестьдесят, с морщинистым  ко-
ричневым лицом и сухими, жилистыми руками. -  Уплатим  синьору  министру
финансов (пусть он двадцать пять раз в день  давится  рыбьими  костями!)
все наши недоимки, подлечим мой проклятый ревматизм, а  тебе,  Джованни,
справим, костюм, шляпу, ботинки, Пальто. Как-никак, ты молодой  человек,
жених, и тебе нужно быть прилично одетым... Вообще все приоденемся  нем-
ножко... Правильно я говорю, ребята?
   - "Приоденемся!" - сердито передразнил его  Джованни.  -  Вокруг  нас
столько нищеты и горя! Надо будет прежде всего помочь вдове Джакомо, то-
го, который в прошлом году утонул. После него остались трое детей и ста-
руха мать.
   - Ты прав, Джованни, - согласился Пьетро. - Нужно будет помочь  вдове
Джакомо. Это был добрый и верный товарищ.
   Тогда вмешался второй рыбак. Ему было лет тридцать. Звали его Христо-
форо.
   - А Луиджи? Луиджи тоже надо было бы  подбросить  деньжонок.  Бедняга
умирает от чахотки.
   - Правильно, - сказал Джованни. - И еще Сибилле Капелли. Ее сына вто-
рой год держат в тюрьме за то, что он организовал забастовку.
   - И старику Гульемо Гаджеро. Его сына убили карабинеры во  время  де-
монстрации. Он не хотел отдать им знамя, и они его застрелили на  месте.
Вы его должны помнить: веселый такой, механик с электрической станции...
- добавил Пьетро.
   - Подумать только, скольким людям мы сможем теперь помочь!  -  восхи-
щенно промолвил Джованни.
   И три добрых рыбака до поздней ночи обсуждали, кому еще нужно  помочь
теперь, когда у них оказались такие  замечательные  чемоданы.  Это  были
честные и великодушные люди труда, и никто из них и  в  мыслях  не  имел
воспользоваться подарком Хоттабыча для того,  чтобы  разбогатеть,  стать
крупным торговцем рыбой, капиталистом. Мне приятно сообщить это  читате-
лям, чтобы они вместе со мной порадовались, что подарок старика попал  в
хорошие руки. Я уверен, что ни один из моих  читателей,  окажись  он  на
месте этих трех генуэзских рыбаков, не поступил бы иначе.

   ХL. РОКОВОЙ ЧЕМОДАН

   В это очаровательное летнее утро в Генуе в такой ранний  час  просну-
лись по крайней мере пять человек, которых никак не беспокоила забота  о
хлебе насущном.
   Одним из них был Хоттабыч. Он бодро вскочил с постели и разбудил сво-
их юных друзей (вот вам еще два человека), спавших на  просторных  дере-
вянных кроватях. Сам он, по обычаю своему, переночевал на полу у порога,
хотя номеров и свободных коек в гостинице было сколько угодно.
   - Друзья мои, - обратился он к сладко позевывавшим мальчикам, - прос-
тите меня, что я нарушил ваш крепкий отроческий сон, но я вторично  отп-
равляюсь в море на розыски моего любимого и несчастного брата Омара Юсу-
фа. Не беспокойтесь за меня. Я буду осторожен и, уверяю вас, ни в  какие
сети больше не попадусь. Через два-три часа я вернусь. За  этот  срок  я
вполне успею обследовать все это море, которое вы называете Средиземным.
Спите, друзья мои, я разбужу вас, когда ноги мои снова ступят  на  тощие
ковры этой комнаты.
   - Не-е-ет! - сказал Волька. - Мы не согласны  прохлаждаться  в  такой
серьезный момент. Мы будем ждать тебя на берегу. Правильно я говорю, Же-
ня?
   - Угум, - подтвердил  Женя,  потягиваясь.  -  В  крайнем  случае,  мы
вздремнем на берегу моря. На песочке...
   На том наши путешественники и порешили. Быстро одевшись,  умывшись  и
позавтракав, они отправились в знакомую бухточку, которую  незадолго  до
этого покинули гостеприимные рыбаки.
   Четвертым человеком, проснувшимся в такую рань, был господин  Ванден-
таллес. Ему не терпелось приступить к покупкам. С каким  бы  официальным
заданием он ни приезжал в ту или иную страну, в тот или иной  город,  он
первым делом думал: "А нельзя ли тут по случаю купить что-нибудь  подхо-
дящее, что можно будет выгодно перепродать у себя на родине?" Как  чело-
век исключительной жадности, он собрался до того часа, когда открывают в
Генуе магазины, пройтись на всякий случай  разок-другой  и  по  местному
рынку.
   Но Ванденталлес отлично знал, что честные итальянцы не особенно жалу-
ют подобных ему дельцов, и поэтому захватил с собой на рынок  телохрани-
теля. Этот рыжий детина с рябым и в высшей степени неприятным лицом  был
"проверенным" человеком - он служил в тайной полиции еще во времена Мус-
солини, и рекомендовавший его комиссионер гостиницы, в  которой  остано-
вился Ванденталлес, сказал вчера Ванденталлесу, что на Чезаре Санторетти
Ванденталлес может положиться, как на собственного брата.  Это  было  не
совсем удачно сказано, потому что братья  Ванденталлес  готовы  были  за
лишнюю копейку утопить друг друга в ложке воды. Но у комиссионера,  оче-
видно, не было братьев. Чезаре Санторетти и был пятым человеком  из  тех
пяти, о которых мы говорили в начале этой главы.
   Не успел еще Ванденталлес сделать по рынку и десяти шагов,  как  убе-
дился, что не зря поднялся в такую рань. Прямо на него шел молодой  кур-
чавый парень, весьма бедно одетый, и держал в руке роскошный кожаный че-
модан. Уж можете поверить, господин Ванденталлес знал толк в  чемоданах!
Это был в высшей степени красивый и оригинальный чемодан. Просто  незау-
рядвое произведение кустарного искусства: кожа изумительной  выделки,  с
тончайшим цветным тиснением, великолепная ручка была прикреплена гвозди-
ками со шляпками, которые нельзя было отличить от  золотых,  потому  что
они и на самом деле были золотыми. Угольники радовали глаз  превосходной
гравировкой - на них были выгравированы рыбки, птицы и какие-то арабские
письмена.
   Не надо только думать, что Джованни (этот курчавый парень и был,  как
вы уже догадались, именно он) отправился на рынок, не предприняв необхо-
димых мер предосторожности. Чемодан был в чехле из какой-то старой дерю-
ги. Но такому человеку, как Ваиденталлес, достаточно приметить один уго-
лок чего-нибудь, чтобы сразу раскусить, нельзя ли это  "что-нибудь"  вы-
годно купить и еще выгодней продать.
   - Спроси его, - быстро приказал он своему  телохранителю,  -  спроси,
сколько он хочет за свой чемодан.
   - Эй ты, пентюх! - окликнул Чезаре молодого рыбака. - Мой иностранный
синьор спрашивает, сколько ты хочешь за твой драный ящик.
   - Сам ты пентюх, - ответил Джованни. - А чемодан я не продаю. Он  мне
самому нужен.
   - Уж не собираешься ли ты ехать с ним в Ниццу? -  насмешливо  осведо-
мился Чезаре. - Там по таким, как ты, соскучились все князья и графы Ев-
ропы.
   - Скажи им, чтобы не скучали. Как только представится первая  возмож-
ность, я обязательно съезжу в Ницду, - пробурчал в ответ Джовании и при-
бавил шагу. - Будет время - мы все туда приедем, и им придется  немвожко
потесниться.
   - Эге, да ты, кажется, красный!
   - Я? Синий в горошинку и зелевый в храпинку. А ну, не трогай чемодан!
- крикнул Джоваини, ударяя по руке Чезаре Санторетти. - Не трогай,  слы-
шишь!..
   - Ах, ты драться? - прошипел Санторетти, потирая ушибленную  руку.  -
Карабинер!
   Подбежали два карабинера. В толпе уже раздавались негодующие  возгла-
сы. Многие знали Джованни как доброго и честного малого: еще больше  ге-
нуэзцы знали Чезаре как старого шпика Муссолини, и никому не внушал доб-
рых чувств этот краснорожий иностранец, из-за которого весь сыр-бор  за-
горелся.
   - Возьмите его в полицию! - приказал Чезаре. -  Этот  прохвост  украл
чемодан синьора туриста!
   Он выхватил чемодан из рук побелевшего от возмущения Джовании и  сор-
вал с него убогий самодельный чехол.
   - Пусть он скажет, откуда у него такой роскошный чемодан!  -  крикнул
Чезаре, обращаясь к сгрудившемуся вокруг них люду.
   - Мне его подарили, синьоры!.. Честное слово, подарили! - сказал Джо-
ванни и увидел, что никто ему не поверил. - Клянусь честью!..
   Было очень обидно, но, кажется, этот проклятый шпик на этот раз гово-
рил правду. Да-а-а! Значит, совсем плохие времена наступили, если бедня-
га Джованни - честнейший парень - пошел на воровство.
   Толпа медленно разошлась, а карабинеры повели Джованни в полицию.
   В нескольких шагах позади шли Ванденталлес и его преданный телохрани-
тель. В руке своей Чезаре нес злосчастный чемодан...
   - Откуда у тебя этот чемодан? - спросил  инспектор  полиции  молодого
рыбака.
   Он раскрыл чемодан, чтобы посмотреть, как он выглядит внутри.
   Джованни обомлел: вот сейчас на паркет вывалится полсотни килограммов
рыбы! А потом еще и еще!.. Пропал тогда ни за что ни  про  что  чудесный
подарок вчерашнего старика!
   Но, сверх всякого ожидания, чемодан оказался пуст. Читатели уже,  ве-
роятно, догадались, что рыба в нем  появлялась  лишь  тогда,  когда  его
раскрывали Джованни, Пьетро или Христофоре. Для остальных он был обыкно-
венням чемоданом - правда, совершенно исключительной работы.
   - Мне его подарили, - но вздохнув.
   - Ах, подарили? - издевательски подхватил инспектор. - Так-таки прямо
и подарили?
   - Ну да, - простодушно подтвердил Джованни.
   - Когда подарили?
   - Вчера вечером.
   - Кто?
   - Один старик подарил.
   - Ах, старик? А как зовут твоего щедрого старика?
   - Не знаю.
   - И где он проживает, ты тоже не знаешь?
   - Нет, не знаю.
   - И чем он занимается, тоже тебе неизвестно?
   - Нет, неизвестно.
   - И давно ты с ним знаком, с этим загадочным стариком?
   - Мы с ним познакомились вчера вечером, синьор инспектор.
   - И он тебе сразу подарил этот драгоценный чемодан, это чудо  челове-
ческих рук?
   - Сразу, синьор инспектор. Только он мне не один подарил, а...
   Тут Джованни смекнул, что сболтнул лишнее, и замолчал. И сколько инс-
пектор не бился, он не смог больше заставить Джованни говорить.
   - Мне все ясно, - сказал тогда инспектор, вытирая пот со своего  пол-
ного лица (оно было у него нездорового, желтого цвета; густые седые бро-
ви торчали на нем, как усы). - Никто тебе чемодан не дарил. Ты его прос-
то украл у нашего уважаемого гостя.
   И он почтительно кивнул головой в сторону Ванденталлеса, который  си-
дел на бархатном диване, шумно отдувался и опрокидывал в себя стакан  за
стаканом воду из большого графина.
   - Как вы имеете называть меня вором! - полез на инспектора с кулаками
Джованни. - Я никогда в жизни и пальцем не тронул чужого добра!
   - Ах, ты, оказывается, не только вор, но и хулиган! - с удовольствием
отметил инспектор.
   Он распорядился, чтобы Джованни отвели пока в тюрьму,  и  сел  писать
протокол.

   ХLI. СОСУД С ГЕРКУЛЕСОВЫХ СТОЛБОВ

   На этот раз Хоттабыч  оказался  точным.  Он  обещал  вернуться  через
два-три часа, и действительно-без четверти девять его сияющая физиономия
вынырнула из воды.
   Старик был счастлив. Он быстро выбежал на берег и, размахивая  высоко
над головой каким-то очень большим, в полчеловеческого  роста,  металли-
ческим сосудом, обросшим водорослями, орал:
   - Я нашел его, о друзья мои! Я нашел сосуд, в котором  столько  веков
томится мой несчастный брат Омар Юсуф ибн Хоттаб, да не померкнет никог-
да солнце над его головой! Я обшарил все море и уже  начал  отчаиваться,
когда у Геркулесовых столбов заметил в зеленоватой бездне этот волшебный
сосуд.
   - Чего же ты медлишь? Открывай поскорее! - азартно крикнул Женя, пер-
вым подбежавший к изнемогавшему от счастья Хоттабычу.
   - Я не смею открывать его, ибо  он  запечатан  Сулеймановой  печатью.
Пусть Волька ибн Алеша, освободивший меня, выпустит из заточения и моего
многострадального братика. Вот он, сосуд, в мечтах, о котором  я  провел
столько бессонных ночей! - продолжал Хоттабыч, потрясая своей  находкой.
- Возьми его, о Волька, и открывай на радость мне и брату моему Омару!
   Прильнув ухом к стенке сосуда, он радостно захохотал:
   - Ого-го, друзья мои! Омар подает мне знаки изнутри.
   Женя не без зависти смотрел, как старик передал сосуд явно польщенно-
му Вольке, вернее - положил его перед ним на  песок,  потому  что  сосуд
оказался очень тяжелым.
   - Что же ты, Хоттабыч, говорил, что Омара заточили в  медном  сосуде,
когда сосуд, оказывается, железный? - Да ладно уж... Где тут печать? Ах,
вот она где! - сказал Волька, осматривая сосуд со всех сторон.
   Вдруг он побелел и изо всех сил крикнул:
   - Ложись!.. Женька, ложись!.. Хоттабыч, сию же минуту кидай сосуд об-
ратно в море и тоже ложись!..
   - Ты с ума сошел! - возмутился  Хоттабыч  -  Столько  лет  мечтать  о
встрече с Омаром и найти его только для того, чтобы снова предать  морс-
ким волнам!
   - Швырни его подальше!.. Нет там твоего Омара! - Швыряй  скорей,  или
мы все погибнем!.. - молил между тем Волька, и так как  старик  все  еще
колебался, он отчаявно завопил: - Я приказываю тебе! Слышишь?
   Недоуменно пожав плечами, Хоттабыч поднял тяжелый сосуд и, размахнув-
шись, забросил его метров на двести от берега. Не успел он  после  этого
обернуться к стоявшему рядом с ним Вольке, как ва месте  падения  сосуда
раздался страшный грохот, большой водяной столб поднялся  над  спокойной
гладью бухты и с шумом рассыпался.
   Тысячи оглушенных и убитых рыбешек всплыли животами кверху на поверх-
ность воды.
   Откуда-то уже бежали к берегу люди, привлеченные взрывом.
   - Скорей удирать отсюда! - скомандовал Волька.
   Наши друзья поспешно выбрались на дорогу и зашагали к городу.
   Позади всех шел, то и дело оглядываясь назад, расстроенный  Хоттабыч.
Он все еще сомневался, не зря ли он послушался Волькиного приказа...
   - Что, бомба эта штука была? - спросил Женя, догоняя далеко  ушедшего
вперед Вольку.
   - Мина, а не бомба, - поправил его Волька. - Это понимать надо!  Под-
водная мина!
   Хоттабыч печально вздохнул.

   ХLII "ВОТ ОН, ЭТОТ СТАРЫЙ СИНЬОР"

   - Будем считать, что все в порядке, - подвел итоги Волька. - С  одной
стороны, Омара не нашли. Это, конечно, жалко. Зато,  с  другой  стороны,
чуть не погибли, но спаслись. Это уже хорошо.
   - Теперь в самый раз пойти позавтракать,  -  сказал  запыхавшийся  от
быстрой ходьбы Женя.
   Женино предложение было признано в высшей степени разумным.
   Проходя мимо мрачного здания полиции, они увидели, как  оттуда  вышел
под конвоем двух карабинеров их вчерашний знакомец, веселый  рыбак  Джо-
ванни.
   Джованни тоже узнал их и крикнул, указывая на Хоттабыча:
   - Вот он, этот старый синьор, который подарил мне  чемодан!  Он  кому
угодно подтвердит, что я не вор, а честный рыбак!
   - В чем дело, о Джоваини? - осведомился Хоттабыч, когда рыбак,  кото-
рого крепко держали за руки полицейские, поравнялся с нашими друзьями.
   - О синьор, - чуть не плача, отвечал бедный рыбак, -  мне  не  верят,
что вы подарили нам чемодан! И вот у меня отобрали  чемодан  и  сказали,
что я вор. Сейчас меня  ведут  в  тюрьму.  Помогите,  синьор,  объясните
синьору инспектору, что я ничего не украл!
   - Кто смел обвинить этого благородного рыбака в воровстве?  Кто  этот
негодяй, который посмел забрать у него вещь, подаренную  мною,  Гассавом
Абдуррахманом ибн Хоттабом!.. Идем к этому недостойному  человеку,  и  я
ему все скажу в его подслеповатые глаза!..
   И вот инспектор, не успевший еще составить протокол допроса, удивлен-
но поднял голову, услышав, что кто-то вошел в его кабинет. Он не  любил,
когда ему мешали. Он даже господина Ванденталлеса, которого бесконечно и
преданно уважал, попросил пройти на время, пока он покончит  с  протоко-
лом, в соседнюю комнату, где в его распоряжение были предоставлены  мяг-
кое кресло и чашка кофе.
   - Это еще что такое?! - проскрипел он, увидев, что арестованный рыбак
в сопровождении конвоиров снова очутился перед его столом. -  Вы  должны
были уже к этому времени доставить арестованного в тюрьму!
   - Синьор инспектор! Вот он, этот старик, который  подарил  мне  вчера
чемодан! - победоносно воскликнул Джованни, указывая на вошедшего  вслед
за ним Хоттабыча. - Он вам подтвердит мои слова.
   - Интересно, очень интересно! - протянул инспектор, окинул  Хоттабыча
испытующим взглядом, и коварная улыбка зазмеилась на его  желтом,  плохо
выбритом лице. - Значит, этот... как его... Джованни Сапеньо не врет? Вы
действительно подарили ему этот чемодан? Судя по вашему скромному  одея-
нию, вы не так богаты, чтобы швыряться такими дорогими вещами.
   - Мудрость учит, что тот, кто судит о людях по одежде, часто ошибает-
ся! Да, это я подарил вчера этому благородному рыбаку  чемодан,  который
ты у него без всяких оснований отобрал, и еще один, который тебе не уда-
лось и никогда не удастся отобрать. И я подарил бы ему десять, двадцать,
сто, десять тысяч таких и даже во много раз более дорогих чемоданов, ес-
ли бы он только согласился принять их от меня! - хвастливо заявил Хотта-
быч, не замечая предостерегающих знаков, которые делал ему всполошивший-
ся Джованни.
   Но было уже поздно. Инспектор радостно потирал руки.
   - Прошу прощения, дорогой синьор, - произнес он,  не  сводя  глаз  со
своего престарелого собеседника, - прошу прощения,  но,  при  всем  моем
уважении к вам, я не могу поверить вашим словам.
   - Не хочешь ли ты сказать, о лукавый инспектор, что я лгун? -  побаг-
ровел Хоттабыч.
   - Посудите сами, синьор: вы более чем скромно одеты и заявляете,  что
вы так просто, за здорово живешь, подарили почти незнакомому рыбаку  че-
модан, который стоит по крайней мере тысячу долларов, если перевести его
на более или менее твердую валюту.
   - Два чемодана! И не за здорово живешь, а за то, что он накормил моих
юных друзей! - сварливо поправил его Хоттабыч.
   - Две тысячи долларов за один обед!
   - За ужин! - снова поправил его Хоттабыч.
   - В данном случае это безразлично. Две тысячи долларов  за  ужин!  Не
кажется ли это вам несколько дорогой платой? - хихикнул инспектор.
   - Нет, не кажется! - запальчиво отвечал Хоттабыч. - За хорошее  дело,
за бескорыстную услугу я всегда плачу щедро.
   Инспектор понял последние слова, как намек на возможную взятку,  и  у
него от жадности заблестели глаза.
   - У вас много таких чемоданов?
   - У меня их нет ни одного, но я могу их дарить сколько угодно.
   - Может быть у вас и денег имеется сколько угодно? - коварно  осведо-
мился инспектор.
   Хоттабыч презрительно улыбнулся.
   - Может быть, у вас и драгоценности имеются, золото?
   - У меня нет ни зернышка, но достать его я могу, сколько мне заблаго-
рассудится.
   - У вас собственные золотые прииски? Где они находятся? В Южной Афри-
ке?.. Калифорнии?
   - У меня в карманах. Стоит мне только  захотетьи  я  заполню  золотом
весь этот дом, в котором мы сейчас находимся, и еще тысячу таких  домов,
- отвечал Хоттабыч, пощипывая бороду.
   - Не могу поверить, - сказал инспектор.
   - А это что? - спросил Хоттабыч и принялся извлекать из карманов сво-
их парусиновых брюк целые пригоршни золотых монет.
   Уже на столе ошеломленного инспектора высилась солидная горка золота,
когда старик заметил наконец знаки, которые подавал ему Джованни.  Тогда
он перестал выкладывать золото и простодушно обратился к инспектору:
   - Теперь ты, надеюсь, убедился, что этот благородяый рыбак не лгун и,
тем более, не вор? Отпусти же его немедленно, дабы  он  мог  насладиться
свободой и покоем.
   - Увы, синьор, теперь я убедился, что Джованни Сапеньо -  не  вор,  -
промолвил инспектор с лицемерной грустью, - и именно поэтому я  не  могу
его отпустить.
   - Что такое? - грозно спросил Хоттабыч.
   - Прошу прощения, но один синьор, имени которого я не имею права  ог-
лашать, но порядочность которого вне всяких подозрений,  предъявил  свои
права на чемодан, который - я охотно верю! - вы вчера подарили  этому...
Э- Э- Э...  Джованни  Сапеньо.  Значит,  предстоит  суд,  а  до  суда  -
следствие. Чемодан мы вынуждены оставить в качестве вещественного  дока-
зательства, а синьора Джованни в качестве... э-э-э... свидетеля, а может
быть, и обвиняемого. Все скажет следствие, синьор...
   - И сколько оно будет продолжаться, это следствие?
   - Мы будем вести его самым ускоренным порядком, синьор. Значит,  года
через два - два с половиной, я полагаю, оно уже будет закончено.  А  там
еще полгодика - и суд.
   - Ты что же, хочешь три года морить этого славного рыбака в тюрьме, а
потом еще будешь решать, виновен он или нет?
   - Закон есть закон! У нас сейчас так много дел  в  производстве,  что
раньше просто боюсь обещать... Впрочем... - Тут инспектор на минуту  за-
мялся, кивком головы приказал конвойным удалиться из кабивета и  продол-
жал тихим, но твердым голосом: - Впрочем, есть и другой, более  приятяый
выход из создавшегося крайне невриятного положения...
   - Какой? - спросили в один голос и Хоттабыч рыбак.
   - Пожертвование, мои уважаемые синьоры.  Если  хотите,  иазовите  это
безвозвратной дачей взаймы. Семья моя столь велика,  а  жалованье  столь
незначительно...
   - Ни слова больше, о низкий лихоимец! Мне протявво слышать такие  ре-
чи! Сейчас я пойду и сообщу об этом твоему главному начальнику! - вскри-
чал Хотта6м с вепередаваемым презрением в голосе.
   - Вы этого ве сделаете по двум причинам, уважаемый синьор, - возразил
ему инспектор, ничуть не повывая голоса. - Во-первых, вам в таком случае
придется дать взятку и ему, а во-вторых - и это самое главное  -  вы  не
выйдете из моего кабинета иначе, как под конвоем.
   - Почему?
   - Потому что я обязан арестовать и вас.
   - Меня? Арестовать?! За что? Не ослышался ли я?
   - За то, что вы не выполнили предписания  правительства  и  не  сдали
итальянскому казначейству все золото, которое вы имеете. Вы должны  были
бы понимать, что без золота Италия не может с успехом бороться за запад-
ную цивилизацию.
   - С какой стати я должен сдавать золото в казначейство чужой страны?
   - Должен ли я вас понять, синьор, что вы не итальянец?
   - Должен, и ты не ошибешься.
   - Вы иностранец?
   - Конечно.
   - Давно ли вы прибыли в Италию?
   - Вчера под вечер.
   - А где ваш заграничный паспорт, дорогой синьор?
   - Что ты подразумеваешь под  неизвестными  мне  словами  "заграничный
паспорт", о трижды презренный лихоимец?
   - Заграничный паспорт - это тот документ, без которого вы  не  имеете
права въезжать в Италию и покидать ее пределы.
   - Могучий джинн Гассан Абдуррахман нбн Хоттаб не нуждается в чьих  бы
то ни былф разрешениях. Он посещает те страны, которые ему угодно  посе-
тить, не унижаясь доиспрашивания соизволения властей, как земных, так  и
небесных, конечно не считая аллаха.
   - Значит вы прибыли в Италию без визы нашего министерства иностранных
дел и привезли с собой какое-то, и довольно значительное количество  зо-
лота? Вот за это я, дорогой синьор, и должен  вас  арестовать.  Впрочем,
есть и другой, более приятный выход.
   - Взятка? - догадался Хоттабыч.
   Инспектор утвердительно кивнул головой, не зацечая, что старик выдер-
нул из своей бороды несколько волосков.
   - Мне хотелось бы вам указать, - прервал инспектор наступившую  тиши-
ну, - что в тюрьме вам придется очень туго. Вас будут  кормить  соленым,
но пить давать не будут. Каждый день я буду навещать вас вот с этим гра-
фином, наполненным прохладной, вкусной водой, и вы будете испытывать та-
кую жажду, что в конце концов отдадите мне все ваше золото  я  все  ваши
чемоданы я будете еще благодарны, если мы вас оставим в живых.
   - А почему ты украл чемодан, который отобрал  у  Джованни?  -  сказал
Хоттабыч, бросив при этом на пол несколько разорванных волосков.
   - Я никогда не ворую вещественных доказательств, -  обиделся  инспек-
тор, - вот он...
   Только что чемодан лежал на стуле справа от инспектора,  и  вдруг  он
словно сквозь землю провалился. Пропала вдруг в груда золотых монет, так
приятно волновавшая воображение инспектора, и, что  самое  удивительное,
прямо из-под его рук неведомо куда и каким путем пропал протокол допроса
Джованни.
   - Это ты украл, проклятый старик! Ты и этот тихоня Джованни! Но ниче-
го, я вас живо заставлю понять, где вы находитесь! -  взвизгнул  инспек-
тор.
   Он нажал кнопку, и вошли четыре жандарма  с  необыкновенно  тупыми  и
свирепыми физиономиями.
   - Обыщите их! - приказал инспектор.
   Но обыск ничего не дал.
   - Куда девалось золото? Где чемодан и протокол? - завопил инспектор.
   Хоттабыч молчал. Джованни беспомощно развел руками:
   - Не знаю, синьор инспектор.
   В это время открылась дверь, и в кабинет заглянул Ванденталлес. У не-
го было озабоченное лицо. Из-за его спины выглянул Чезаре. Как  перевод-
чик Ванденталлеса он сделал официальное заявление:
   - Синьор инспектор, мой синьор просит передать, что он очень  спешит,
потому что сейчас должны открыться магазины. Нельзя ли поскорее  погово-
рить с ним? В такт этим словам Ванденталлес величественно качал головой.
И вдруг он заметил Хоттабыча, который скромно стоял в сторонке.
   - О-о-о-о! - воскликнул он. - Господин  инспектор,  задержите,  пожа-
луйста этого старика!..
   - Синьор просит, синьор инспектор, чтобы вы задержали этого  старика,
- быстро затараторил, переводя его слова, Чезаре  Санторетти.  -  Синьор
обвиняет этого старика в том, что несколько дней назад  похитил  у  него
сто миллионов сто тысяч долларов наличными деньгами в пачках по сто  де-
сятидолларовых бумажек; а также десять тысяч  золотых  часов,  усыпанных
бриллиантами, двадцать тысяч золотых портсигаров, пятьдесят  тысяч  жем-
чужных ожерелий, пятнадцать старинных фарфоровых сервизов и одно  совер-
шенно бесценное серебряное кольцо, оставленное синьору  Ванденталлесу  в
наследство его величеством покойным царем Соломоном, сыном Давида...
   - Вот оно!.. Вот оно, это кольцо! - взревел Ванденталлес, заметив  на
руке Хоттабыча колечко "Носи, Катя, на здоровье". - Отдай кольцо!
   - А ну-ка, заставьте старика заговорить! -  приказал  инспектор  и  в
предвкушении приятного зрелища поудобней устроился в кресле.
   Жандармы молча козырнули и неожиданно для инспектора и самих  себя  с
силой вышибли из-под него кресло, повалили на ковер  и  принялись  изби-
вать.
   - Что вы делаете, негодяи? - вопил инспектор. - Ведь я  вам  приказал
потолковать с этим стариком, а не со мной!
   - Так точно, синьор инспектор! - молодцевато ответили жандармы и про-
должали наносить ему удары.
   - Чего ты стоишь, как дубина? -  крикнул  инспектор  окаменевшему  от
удивления Чезаре. - На помощь, Чезаре, на помощь!..
   Телохранитель Ванденталлеса какими-то странными,  деревянными  шагами
приблизился к избиваемому инспектору и нанес ему  несколько  ударов,  от
которых тот сразу затих, потеряв сознание.
   Убедившись, что инспектор "готов", жандармы и Чезаре, как по команде,
тяжело вздохнули и принялись тузить друг друга, пока один за  другим  не
попадали на пол в полнейшем изнеможении. Последним упал Чезаре Санторет-
ти. Но, уже падая, он из последних сил так  стукнул  Ванденталлеса,  что
тот грохнулся на ковер, словно мешок с картошкой.
   - Вы его знаете, этого негодяя? - спросил Джованни Хоттабыча.  -  Это
как раз он сказал, что я у него украл чемодан... .
   - Знаю ли я этого мерзкого человека?! - усмехнулся Хоттабыч. - Да, мы
с ним как-то встречались... Ну, добрый мой Джованни,  все  как  будто  в
должном порядке. Покинем же скорее этот негостеприимный дом.
   С этими словами он взял Джованни за руку и  спокойно,  словно  сквозь
двери, провел его на улицу прямо сквозь толстую каменную стену, за кото-
рой волновались обеспокоенные их долгим отсутствием Волька и Женя.
   - Возьми, Джованни, обратно свой чемодан, -  сказал  старик  молодому
рыбаку, вручая ему невзрачный чемодан, который впору было  бы  выбросить
на свалку.
   Джованни готов был поклясться, что еще секунду назад в руках Хоттабы-
ча не было никакого чемодана. А тот, который ему сейчас  передал  Хотта-
быч, не имел ничего общего с драгоценным чемоданом, чуть было не  стоив-
шим молодому рыбаку свободы.
   - Пусть тебя не смущает его внешний вид,  -  сказал  Хоттабыч,  поняв
удивление Джованни. - Согласись, что при его чудесных свойствах нарядная
внешность не только излишня, но и вредна...
   Они сердечно распрощались. Джованни побежал  домой,  чтобы  успокоить
своих товарищей, которые не знали, что и подумать по поводу его затянув-
шегося отсутствия. Слухи о его аресте до них уже успели докатиться.  Мо-
жете поэтому себе представить, как они были рады обнять живого, здорово-
го и свободного Джованни и выслушать из его уст  историю  его  необычных
похождений.
   А Хоттабыч тем временем вернулся к своим юным друзьям и, как вы  сами
понимаете, первым делом рассказал им со всеми подробностями о  том,  что
только что произошло в кабинете инспектора полиции.
   - Эх, - скаэал Волыка в сердцах, - я бы этому подлецу  еще  такое  на
прощанье устроил, чтобы он навечжизнь запомнил!
   - Ты прав, как всегда, о Волька иби Алеша, -  глубокомысленно  согла-
сился Хоттабыч.
   В ту же минуту за четыре километра от наших дружно шагавших друзей, в
уже известном нам кабинете, произошло нечто,  от  чего  жандарм,  первым
пришедший в себя, тут же снова упал без сознания: инспектор, только  что
валявшийся на полу, вдруг сильно сократился в своих размерах и неизвест-
но каким путем очутился в стеклянном графине, том самом, из которого всю
воду выпил господин Ванденталлес.
   Так он и по сей день и томится в стеклянном графине. Все попытки  ос-
вободить его оттуда ни к чему не привели, потому что  графин  тот  вдруг
стал тверже алмаза и разбить его или распилить не представляется никакой
возможности.
   Пришлось, конечно, уволить инспектора из полиции. Семья его оказалась
бы совсем без средств к существованию, если бы супруга  отставного  инс-
пектора не догадалась выставить на улицу тумбочку, а на ней -  графин  с
отставным инспектором. За право посмотреть на своего супруга  предприим-
чивая синьора берет всего одну лиру и сравнительно неплохо живет. Каждый
честный итальянец с удовольствием заплатит лиру, чтобы  насладиться  ли-
цезрением прожженного взяточника и верного капиталистического холуя, за-
точенного в графин.
   Не менее достойна внимания я судьба господина Ванденталлеса. Мы забы-
ли сказать, что одновременно с инспектором был наказан  и  он.  Хоттабыч
превратил его в собаку. Чезаре Санторетти в одну минуту  поседел,  следя
за тем, как этот алчный человек быстро превращался в облезлую рыжую шав-
ку. Так по сей день и проживает в своей квартире в собачьем виде.  Бога-
тейшие владыки крупнейших монополий постоянно шлют ему отборные кости  с
собственного стола. Раз в неделю он выступает за это с  двадцатиминутным
лаем в радиопередаче "Голос капитала".
   Что же касается наших друзей, то Хоттабыч, убедившись, что  в  Среди-
земном море Омара ему не найти, предложил отправиться на берега Атланти-
ческого океана. Само по себе предложение было в высшей степени  заманчи-
вым. Однако неожиданно против этого возразил Волька. Оа сказал, что  ему
нужно завтра же обязательно быть в Москве, по той причине, которую он не
может сообщить. Но причина, мол, очень важная.
   Тогда Хоттабыч с тяжелым сердцем временно отложил  дальнейшие  поиски
Омара Юсуфа.
   Еще не все избитые жандармы пришли в себя, когда взвился в  воздух  и
мгновенно скрылся за горами ковергидросамолет "ВК-1"  "  имея  на  своем
борту Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба, Владимира Костылькова и  Евгения
Богорада.
   Спустя десять часов с минутамм "ВК-1" благополучно снизился у полого-
го берета Москвы-реки.

   XLIII САМАЯ КОРОТКАЯ ГЛАВА

   В жаркий июньский полдень от Красной  пристани  Архангельского  порта
отвалил ледокольный пароход "Ладога", имея иа своем борту большую группу
экскурсантов. Духовой оркестр на пристани беспрерывно играл марш. Прово-
жающие махали платками, кричали: "Счастливого плавания!"
   Пароход осторожно выбрался на середину Северной Двины и, оставляя  за
собой белоснежные облачка пара, поплыл мимо множества советских и иност-
ранных пароходов, держа курс на горло Белого моря. Бесчисленные  катеры,
моторные лодки, карбасы, шхуны, траулеры, гички и нескладные, громоздкие
плоты бороздили спокойную гладь великой северной русской реки.
   Толпившиеся на верхней палубе экскурсанты на целый месяц прощались  с
Архангельском и Большой землей.
   - Волька! - крикнул один из экскурсантов другому, озабоченно  шныряв-
шему у капитанской рубки. - Куда девался Хоттабыч?
   Из этих слов наблюдательные читатели могут сделать  безошибочный  вы-
вод, что среди экскурсантов находились и наши старые знакомые.

   ХLIV. МЕЧТА О "ЛАДОГЕ"

   Тут нам необходимо сделать некоторое отстувление  и  рассказать,  как
они очутились ва "Ладоге".
   Читатели, конечно, не забыли, что Волька в  значительной  степени  по
собственной вине (не надо было рассчитывать на подсказку) позорно прова-
лился на экзамене по географии. Такое событие трудно забыть. Помнил, ко-
нечно, и Волька, помнил и тщательно готовился к пересдаче  экзамена.  Он
решил обязательно сдать на "пять".
   Но, несмотря на самое искреннее желание Вольки как можно лучше подго-
товиться к экзамену, это оказалось совсем не так просто. Мешал Хоттабыч.
Ведь Волька так и не решился поведать старику истинные  последствия  его
роковой подсказки. Приходилось поэтому также скрывать и то,  что  Вольке
нужно готовиться к переэкзаменовке. Он опасался, как бы Хоттабыч не  ре-
шил наказать учителей за Волькин провал на экзамене.
   Особенно обидно получилось в тот день, когда так необыкновенно закон-
чилась игра между "Шайбой" и "Зубилом".
   Преисполненный раскаяния за огорчения, доставленные им Вольке на ста-
дионе, Хоттабыч в этот день не отступал от Вольки ни на шаг, всячески  к
нему подлизывался, расточал комплименты и все время навязывался с самыми
соблазнительными предложениями. Только часов в одиннадцать вечера Волька
получил возможность взяться за учебник.
   - С твоего позволения, о Волька, я лягу спать, ибо меня что-то клонит
ко сну, - промолвил наконец Хоттабыч, позевывая, и полез на свое обычное
место - под кровать.
   - Спокойной ночи, Хоттабыч! Приятных снов! - ответил Волька, усажива-
ясь поудобнее за столом и с искренним сожалением поглядывая на свою пос-
тель.
   Он устал и был весьма не  прочь  соснуть,  как  он  выражался,  минут
пятьсот - шестьсот. Но надо было заниматься, и Волька скрепя сердце  уг-
лубился в учебник.
   Увы! Шелест страниц возбудил внимание засыпавшего джинна. Он  высунул
из-под кровати свою всклокоченную бороду и сонным голосом осведомился:
   - Почему ты не в постели в столь поздний час, о стадион моей души?
   - Что-то мне не спится. Бессонница, - соврал Волька.
   - Тс-тс-тс! - сочувственно прищелкнул Хоттабыч языком. -  Это  весьма
прискорбно. Бессонница губительна в твоем нежном  возрасте.  Но  не  пе-
чалься, ибо для меня нет ничего невозможного.
   Он выдернул из бороды несколько волосков, дунул на них, прошептал ка-
кое-то слово, и Волька, не успевший возразить против  несвоевременной  и
ненужной помощи Хоттабыча, тут же заснул, склонив голову на стол.
   - Ну вот, слава аллаху, все в порядке, - пробормотал Хоттабыч,  выби-
раясь из-под кровати. - Да будешь ты в объятиях сна до самого завтрака.
   Он легко поднял на руки спящего Вольку, бережно уложил  его  на  пос-
тель, прикрыл одеялом и, удовлетворенно бормоча и кряхтя, забрался к се-
бе под кровать.
   А свет настольной электрической лампочки всю ночь бесполезно падал на
учебник географии, сиротливо раскрытый на одиннадцатое странице...
   Можете себе представить, каких трудов и скольких хитростей  и  уловок
было Вольке подготовиться как следует к переэкзаменовке!  Именно  она  и
была той важной причиной, из-за который Волька, а вместе с ним и  Хотта-
быч и Женя должны были полететь из Генуи не на побережье  Атлантического
океана, а обратно в Москву.
   Но оказалось, что хорошо подготовиться к переэкзаменовке - это только
половина дела. Надо было еще придумать отвязаться от Хоттабыча на время,
которое требовалось для того, чтобы пойти сдать переэкзаменовку.
   Тут автор этой правдивой повести  считает  необходимым  отметить  для
сведения читателей,  что  в  квартире  Костыльковых  проживали  еще  два
жильца, о которых мы до сего времени не упоминали лишь потому,  что  они
никак не участвовали в описываемых нами событиях, да и в дальнейшем  ни-
какого интереса для нас не будут представлять. Если же мы считаем нужным
отметить их существование, то лишь потому, что как раз накануне  вечером
по их просьбе телефон из кабинета Костылькова-старшего был перенесен для
всеобщего удобства в прихожую.
   Это незначительное, на первый взгляд, событие,  как  сейчас  убедятся
наши читатели, неожиданно привело к серьезному перелому в настроениях  и
мечтаниях старика Хоттабыча.
   Итак, Вольку не на шутку волновал вопрос, как ему незаметно для  Хот-
табыча вырваться из квартиры, когда в прихожей раздалась трель  телефон-
ного звонка. Звонил Женя.
   - Слушаю! - сказал Волька. - Здравствуй... Ну да,  сегодня.  Ровно  в
двенадцать... Еще спит. Что? Ну да, совсем здоров. Он вообще очень  здо-
ровый старик... Что? Нет, еще не придумал... Что? Ты  с  ума  сошел!  Он
ужасно огорчится, обидится и такого натворит, что  и  в  триста  лет  не
расхлебаешь.., Значит, ты будешь у меня в пол одинадцатого? Добро!
   Из дверей Волькиной комнаты высунулся Хоттабыч. Он  укоризненно  про-
шептал:
   - Почему ты, Волька, беседуешь с твоим и моим лучшим другом Женей ибн
Колей в прихожей? Это неучтиво. Не лучше ли было бы, если бы ты  пригла-
сил его к себе в комнату?
   - Да как он войдет сюда, если он сейчас у себя дома?
   Хоттабыч обиделся:
   - Не понимаю, что побуждает тебя насмехаться над старый и любящим те-
бя джинном! Мои уши никогда еще меня не обманывали. Я только что слышал,
как ты беседовал с Женей.
   - Да я с ним по телефону  разговаривал,  понимаешь  ты  или  нет?  По
те-ле-фо-ну! Ох, и беда мне с тобой! Нашел на что обижаться! Идем, я те-
бе сейчас все покажу.
   Они вышли в прихожую, Волька снял телефонную трубку с рычажка, быстро
набрал знакомый номер и сказал:
   - Будьте любезны, позовите, пожалуйста, Женю.
   Затем он передал трубку Хоттабычу:
   - На, можешь поговорить с Женькой.
   Хоттабыч осторожно прижал трубку к уху, и лицо его расплылось в  рас-
терянной улыбке.
   - Ты ли это, о благословенный Женя ибн Коля?.. Где  ты  сейчас  нахо-
дишься?.. Дома?.. А я думал, ты сидишь в этой черной трубочке, которую я
держу у своего уха... Да, ты не ошибся, это я, твой преданный друг  Гас-
сан Абдуррахман ибн Хоттаб... Ты скоро приедешь? Да будет, в таком  слу-
чае, благословен твои путь!..
   Сияя от восторга, он возвратил трубку ухмыляющемуся Вольке.
   - Поразительно! - воскликнул он. - Я беседовал, даже не повышая голо-
са, с отроком, находящимся от меня в двух часах ходьбы!
   Вернувшись в Волькину  комнату,  Хоттабыч  хитро  оглянулся,  щелкнул
пальцами левой руки, и на стене, над аквариумом, тотчас же помялось точ-
ное подобие телефона, висевшего в прихожей.
   - Теперь ты сможешь сколько угодно беседовать с друзьями, не  покидая
своей комнаты.
   - Вот за его спасябо! - с чувством  промолвил  Волька,  снял  трубку,
прижал ее к уху и долго тщетно прислушивался.
   Никаких гудков не было слышно.
   - Алло! Алло! - крикнул он.
   Он встряхнул трубку, потом стал в нее дуть. Гудков все равно не было.
   - Аппарат испорчен, - объяснил ои Хоттабычу. - Сейчас я открою  крыш-
ку. Посмотрим, в чем там дело.
   Но коробка аппарата, несмотря на все усилия Вольки, никак не открыва-
лась.
   - Он сделан из цельного куска самого  отбориого  черного  мрамора!  -
похвастался Хоттабыч.
   - Значит, внутри там ничего нет? - разочарованно спросил Волька.
   - А разве внутри должно что-нибудь быть? - забеспокоился Хоттабыч.
   - В таком случае, понятно, почему этот телефон не действует, - сказал
Волька. - Ты сделал только макет телефона,  без  всего,  что  полагается
внутри. А внутри аппарата как раз самое главное.
   - А что там должно быть, внутри? Объясни, и я тотчас же  сделаю  все,
что необходимо.
   - Этого так просто не объяснишь, - важно ответил Волька. - Для  этого
нужно сначала пройти все электричество.
   - Так научи же меня тому, что ты называешь электричеством!
   - Для этого, - вдохновился Волька, - для этого нужно еще раньше прой-
ти всю арифметику, всю алгебру, всю геометрию,  всю  тригонометрию,  все
черчение н еще много разных других наук.
   - Тогда обучи меня и этим наукам.
   - Я... я... я сам еще не все это знаю, - признался Волька.
   - Тогда обучи меня тому, что ты уже знаешь.
   - Для этого потребуется миого времени.
   - Все равно я согласен, - решительно ответил Хоттабыч. - Так  отвечай
же, не томи меня: будешь ли обучать меня наукам,  которые  дают  каждому
человеку такую чудесную силу?
   - Только чтоб аккуратно готовить уроки! - строго отвечал Волька.
   Хоттабыч низко поклонился, приложив руку к сердцу и лбу.
   Волька тут же разыскал среди своих книжек старый,  замусоленный  бук-
варь, по которому давным-давно обучался грамоте, и, наспех  позавтракав,
повел Хоттабыча на берег реки, подальше от нескромных взоров.
   Хоттабыч оказался на редкость старательным и способным  учеником.  Он
схватывал все буквально на лету, и уже через какой-нибудь час с  наслаж-
дением читал несколько нараспев: "Мы-не  ра-бы",  "Ра-бы-не  мы",  "Мо-я
ма-ма лю-бит ме-ня", "Вот я вы-ра-сту боль-щой, по-сту-плю я в  шко-лу",
"Я мо-ю у-ши мы-лом", "Дедуш-ка, го-луб-чик, сде-лай мне свисток".
   - Знаешь, Хоттабыч, у тебя неслыханные способности! - без конца пора-
жался Волька, и каждый раз лицо старика заливал густой румянец смущения.
- Ну, а теперь, - сказал Волька, когда Хоттабыч совсем бегло прочел весь
букварь, от начала до самого конца, - теперь тебе  нужно  научиться  пи-
сать. Только вот жалко - почерк у меня неважный. Сейчас я сбегаю,  куплю
тетрадей для арифметики и в косую линейку. А пока что попробуй-ка самос-
тоятельно почитать газету.
   Он сунул в руки Хоттабычу свежий номер "Пионерской правды" и поехал в
школу.
   Огромное здание было непривычно пустынно. Только в кабинете директора
Павел Васильевич с заведующим учебной частью и учителем географии обсуж-
дали заключительную часть отчетного годового доклада, который  они  сос-
тавляли для отправки в  районный  отдел  народного  образования,  да  на
третьем этаже гулко раздавались веселые голоса маляров и штукатуров: на-
чинался летний ремонт.
   - А-а-а, хрустальный купол небес! - шутливо приветствовал Вольку  ди-
ректор. - Выздоровел?
   - Выздоровел, Павел Васильевич. Я совсем здоров.
   - Ну вот и отлично! Подготовился?
   - Подготовился, Павел Васильевич.
   - Ну что ж, давай, в таком случае, потолкуем.
   Они толковали по всему курсу  географии  за  шестой  класс.  Если  бы
Волька догадался засечь время, он убедился бы с удивлением,  что  беседа
продолжалась почти двадцать минут. Но он не имел времени смотреть на ча-
сы. Ему казалось, что директор недостаточно подробно его спрашивает, ему
хотелось на каждый вопрос отвечать пять, десять минут. Он испытывал  то-
мительное, и в то же время  блаженное  чувство  ученика,  который  знает
предмет назубок и больше всего боится, как бы это не осталось  не  заме-
ченным теми, кто его экзаменует. По лицу Павла Васильевича он давно  уже
видел, что тот доволен его ответами, и все же,  когда  Павел  Васильевич
наконец сказал: "Молодец! Теперь видно, что тебя не зря  учили",  Волька
почувствовал, как по его телу пробежал приятный холодок, а его веснушча-
тая физиономия, помимо его желания, расплылась в такую  широкую  улыбку,
что и директор, и завуч, и учитель географии тоже заулыбались,
   - Да, - сказал завуч, - сразу видно, что Костыльков серьезно  порабо-
тал, по-пионерски.
   О, если бы директор и завуч знали, в каких неслыханно трудных услови-
ях пришлось Вольке готовиться к этой беседе! Как  он  хитрил,  прятался,
бегал от Хоттабыча, чтобы иметь возможность спокойно засесть за  учебник
географии, какие необыкновенно трудные преграды, сам того не ведая, ста-
вил ему Хоттабыч все это время! Насколько возросло бы тогда их  уважение
к успехам, достигнутым Костыльковым!
   Волька хотел было похвастать перед директором и завучем своими  педа-
гогическими успехами, но вовремя удержался.
   - Ну, Костыльков, - торжественно промолвил Павел Васильевич, -  позд-
равляю тебя с переходом в седьмой класс! Отдыхай до сентября.  Набирайся
сил! Будь здоров!
   - Спасибо, Павел Васильевич, - ответил Волька солидно, как и надлежит
отвечать ученику седьмого класса. - До свидания,  Степан  Тихонович!  До
свидания, Сергей Семенович!..
   К тому времени, когда он вернулся на речку, Хоттабыч, удобно устроив-
шись в тени могучего дуба, бойко читал Жене "Пионерскую правду".
   - Сдал! На "пять"! - шепотом сообщил Волька своему приятелю и  прилег
возле  Хоттабыча,  испытывая  одновременно  по  крайней  мере  три  удо-
вольствия: первое - от того, что он лежал в холодке, второе -  от  того,
что он отлично сдал испытания, и третье - не менее важное, а пожалуй,  и
самое главное удовольствие, - гордость учителя, наслаждающегося успехами
своего ученика.
   Между тем старик, читавший все подряд, перешел к  отделу  "Спортивные
новости". Первая же заметка заставила  приятелей  грустно  и  завистливо
вздохнуть.
   - "В средних числах июля, - читал Хоттабыч, - из Архангельска отправ-
ляется в Арктику зафрахтованный  Центральным  экскурсионным  бюро  ледо-
кольный пароход "Ладога", на котором проведут свой отпуск шестьдесят во-
семь лучших производственников Москвы и Ленинграда.  Рейс  обещает  быть
очень интересным.
   - Вот это да! - мечтательно произнес Волька. - Вот это поездочка! Все
отдай - не жалко!
   - Только прикажите, о превосходнейшие мои друзья, и вы  поедете  куда
только захотите! - пылко сказал Хоттабыч, горевший  желанием  отблагода-
рить чем-нибудь своих юных учителей.
   Но Волька вместо ответа только снова вздохнул. А Женя печально  пояс-
нил старику:
   - Нет, Хоттабыч, нам на "Ладогу" не попасть:  на  нее,  брат,  только
знатные люди могут рассчитывать попасть.
   - Ах, только знатные люди? - протянул старик и еле заметно  усмехнул-
ся.

   ХLV. ПЕРЕПОЛОХ В ЦЕНТРАЛЬНОМ ЭКСКУРСИОННОМ БЮРО

   В тот же день в канцелярию Центрального  экскурсионного  бюро  явился
старичок в белом костюме, шляпе канотье и причудливо расшитых золотом  и
серебром розовых туфлях с загнутыми кверху носками. Он вежливо  справил-
ся, имеет ли он счастье находиться в покоях высокого учреждения,  дарую-
щего людям благоуханную радость путешествий. Получив от удивленной таким
витиеватым вопросом секретарши утвердительный  ответ,  старичок  так  же
изысканно осведомился, где сидит тот достойный всяческого уважения  муж,
от которого зависит поездка на ледокольном пароходе "Ладога".
   Ему указали на толстенького лысого сотрудника, сидевшего за  обширным
письменным столом, заваленным грудами писем.
   - Только, гражданин, учтите: мест на "Ладоге" уже нет, - добавили ему
при этом.
   Старик, ничего не ответив, поблагодарил кивком головы, молча  подошел
к толстенькому сотруднику, молча отвесил ему глубокий, но полный  досто-
инства поклон, молча вручил ему упакованный в газетную бумагу  свернутый
трубочкой пакет, снова поклонился, так же молча повернулся и ушел,  про-
вожаемый недоуменными взглядами всех, кто был свидетелем  этой  забавной
сцены.
   Сотрудник развернул газетную бумагу, и перед  его  глазами  предстало
самое необычное письмо, поступавшее когда-либо не только  в  Центральное
экскурсионное бюро, но и в какое-либо другое советское  учреждение.  Это
был желтоватый пергаментный свиток с болтавшейся на золотистом  шелковом
шнурке большой зеленой восковой печатью.
   - Видали ли вы когда-нибудь что-либо подобное? - громко спросил  сот-
рудник и побежал немедленно  докладывать  своему  непосредственному  на-
чальнику-заведующему сектором особо дальних экскурсий.
   Тот, сразу бросив все текущие дела, помчался вместе со своим  сотруд-
ником к самому директору.
   - В чем дело? - встретил их директор. - Разве вы не видите - я занят.
   Вместо ответа заведующий сектором молча развернул перед ним свиток.
   - Что это? - спросил директор. - Из музея?
   - Нет, из текущей почты, Матвей Касьяныч, - ответил заведующий секто-
ром.
   - Из почты?! А что в нем написано?.. Ну, знаете ли, - сказал он,  оз-
накомившись с содержанием пергамента, - всяко со мной бывало,  а  такого
письма я в жизни не получал! Это, наверно, писал сумасшедший.
   - Если и сумасшедший, Матвей Касьяныч, то, во всяком случае, из люби-
телей редкостей, - отозвался заведующий сектором особо  дальних  экскур-
сий. - Попробуйте-ка достать пергамент.
   - Нет, вы послушайте только, что здесь написано! -  продолжал  Матвей
Касьяныч, забыв, что его собеседники раньше его ознакомились с  содержа-
нием этого послания. - Это ведь типичный бред! "Досточтимому  начальнику
удовольствий, неподкупному и  высокопросвещенному  заведующему  сектором
особо дальних путешествий, да славится имя его среди почтеннейших и бла-
городнейших заведующих секторами!" - прочитал Матвей Касьянычи подмигнул
заведующему сектором: - Это вам, Иван Ивапыч!
   Иван Иваныч смущенно хмыкнул.
   - "Я - Гассан  Абдуррахмай,  -  продолжал  между  тем  читать  Матвей
Касьяныч, - могучий джинн, великий джинн, прославленный  своей  силой  и
могуществом в Багдаде и Дамаске, в Вавилоне и Сумире, сын Хоттаба, вели-
кого царя злых духов, отрасль вечного царства, которого династия любезна
Сулейману ибн Дауру (мир с ними обоими!), которого  владычество  приятно
их сердцу. Моим благословенным деяниям возрадовался аллах и  благословил
меня, Гассана Абдуррахмана, джинна, чтущего его. Все  цари,  сидящие  во
дворцах всех четырех стран света, от Верхнего моря до Нижнего, и в  шат-
рах живущие цари Запада - все вместе принесли мне свою  тяжелую  дань  и
целовали в Багдаде мои ноги.
   Проведал я, о достойнейший из  заведующих  секторами,  что  вскорости
имеет отплыть из города Архангельска без парусов идущий корабль, именуе-
мый "Ладога", на котором совершат увеселительное путешествие знатные лю-
ди разных городов. И вот желательно мне, чтобы среди них были и два юных
моих друга, коих достоинства столь многочисленны, что  даже  краткий  их
перечень не может уместиться на этом свитке.
   Я, увы, не осведомлен, как велика должна быть знатность человека, да-
бы он мог удостоиться этого прекрасного путешествия. Но сколь бы  высоки
ни были эти требования, мои друзья все равно полностью и даже  с  лихвой
им удовлетворят. Ибо в моих силах сделать их князьями или шейхами, царя-
ми или королями, знатнейшими из знатных, богатейшими из  богатых,  могу-
щественными из могущественнейших.
   Семь и семь раз к стопам твоим припадая, шлю я тебе  свой  привет,  о
мудрый заведующий сектором, и прошу сообщить, когда явиться мне со свои-
ми юными друзьями на борт упомянутого корабля,  да  минуют  его  бури  и
бедствия в его далеком и опасном пути!
   К сему подписался Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, могучий джинн".
   В самом низу был дан для ответа адрес Вольки Костылькова.
   - Бред! - заключил Матвей Касьяныч, сворачивая свиток. - Бред  сумас-
шедшего. В архив - и делу конец.
   - Все-таки лучше ответить. А то этот свихнувшийся  старичок  будет  к
нам ходить по пять раз в день - справляться, как обстоят дела насчет его
ходатайства. Работать нельзя будет, уверяю вас, - возразил Иван Иваныч и
через несколько минут лично продиктовал машинистке ответ,

   XLVI. КТО САМЫЙ ЗНАТНЫЙ?

   Конечно, Хоттабыч поступил неосмотрительно, дав  для  ответа  Волькин
адрес. Это ведь была чистая случайность, что Волька встретил  почтальона
на лестнице. А что, если бы этой счастливой встречи не произошло? Письмо
Центрального экскурсионного бюро попало бы тогда в руки Волькиных  роди-
телей, и начались бы расспросы, и заварилась бы такая каша, что даже по-
думать о ней неприятно.
   Костыльков-младший не так уж часто получал письма на свое имя. Не  то
три, не то четыре раза за всю свою жизнь.  Поэтому  он,  узнав  от  поч-
тальона, что на его имя есть письмо, очень удивился. А увидев на конвер-
те штамп Центрального экскурсионного бюро, и вовсе  оторопел.  Тщательно
осмотрел его со всех сторон, даже неизвестно зачем понюхал его,  но  по-
чувствовал только сладковатый запах гуммиарабика. Затем он дрожащими ру-
ками вскрыл конверт и несколько раз, ничего не понимая, перечитал корот-
кий, но вежливый ответ Ивана Иваныча:
   "Многоуважаемый гражданин Г. Абдуррахман!
   К великому нашему сожалению, Вы несколько запоздали  со  своим  хода-
тайством. Все места на "Ладоге" уже запроданы. Привет  вашим  принцам  и
шейхам.
   Зав. сектором особо дальних путешествий. Ив. Домоседов".
   "Неужели старик хлопотал, чтобы нас взяли на  "Ладогу"?  -  догадался
наконец Волька и растрогался. - Какой чудесный старик! Вот только  непо-
нятно, каким это принцам и шейхам  товарищ  Домоседов  передает  привет.
Впрочем: сейчас узнаем".
   - Хоттабыч, а Хоттабыч! - крикнул он, очутившись на  берегу  реки.  -
Можно тебя на минутку?
   Старик, дремавший в тени под раскидистым дубом, услышав  Волькин  го-
лос, встрепенулся, вскочил на ноги и мелкой стариковской рысцой подбежал
к Вольке.
   - Я здесь, о вратарь моей души, - сказал он, чуть задыхаясь. - Я  жду
твоих приказаний.
   - Признавайся: писал в Центральное экскурсионное бюро?
   - Писал. Я хотел сделать это для тебя сюрпризом, - смутился Хоттабыч.
- А что, разве уже пришел ответ?
   - Конечно, пришел. Вот он, - ответил Волька и показал старику письмо.
   Хоттабыч выхватил из Волькиных рук  бумажку,  медленно,  по  складам,
прочитал дипломатичный ответ Ивана Иваныча, мгновенно побагровел, задро-
жал мелкой дрожью, глаза его налились кровью, и он в бешенстве с треском
рванул вышитый ворот своей сорочки.
   - Прошу прощенья, - прохрипел он, - прошу прощенья! Я вынужден  поки-
нуть тебя на несколько минут, чтобы достойно наказать этого  презренного
Домоседова. О, я знаю, что я с ним сделаю! Я его уничтожу!  Или  нет,  я
его не уничтожу, ибо он не заслуживает столь милосердной  казни.  Я  его
лучше превращу в грязную тряпку, и об него будут  в  осенние,  ненастные
дни вытирать свою грязную обувь перед тем как  войти  в  помещение.  Или
нет! Нет, и это слишком мало, чтобы отплатить ему  за  его  дерзкий  от-
каз...
   С этими словами старик взметнулся в воздух. Но Волька властным  голо-
сом крикнул:
   - Назад! Немедленно назад!
   Старик послушно вернулся, обиженно насупив дремучие седые брови.
   - Фу ты, в самом деле! - набросился на него Волька, не на шутку пере-
пугавшийся за заведующего сектором особо дальних путешествий. - С ума ты
сошел, что ли? Разве он виноват, что мест больше нет?  Ведь  корабль  не
резиновый!.. И, кстати, о каких это шейхах и принцах идет речь в  ответе
товарища Домоседова?
   - О тебе, о Волька ибн Алеша, о тебе и о нашем друге Жене  ибн  Коле,
да продлит аллах ваши годы! Я написал этому худшему из заведующих секто-
рами, что за знатностью вашей дело не станет, ибо, сколь  бы  знатны  не
были прочие пассажиры "Ладоги", я могу  сделать  вас,  друзья  мои,  еще
знатней. Я написал этому скудному умом Домоседову - да забудет о нем ал-
лах! - что он может вас уже за глаза считать  шейхами  или  царями,  или
принцами.
   Несмотря на напряженность обстановки, Волька  не  мог  удержаться  от
смеха. Он расхохотался так громко, что с ближайшего дерева с шумом  сня-
лись и, возмущенно оглядываясь, улетели несколько очень почтенных галок.
   - Позволь, позволь, - значит, выходит, что я принц? - помирал со сме-
ху Волька.
   - Я не понимаю, сознаюсь, причин твоего смеха,  -  уязвленно  отвечал
Хоттабыч. - Но если говорить по существу, то я звание принца намечал для
Жени. Ты заслуживаешь, на мой взгляд, султанского звания.
   - Ой, уморил! Ей-богу, уморил! Значит, Женька был  бы  принцем,  а  я
султаном? Нет, подумать только,  какая  политическая  безграмотность?  -
ужаснулся Волька, перестав наконец смеяться. - Нечего  сказать,  знатные
люди - принц да король! Это же самые что ни на есть никудышные люди!
   - Увы, ты, кажется, сошел с ума! - забеспокоился Хоттабыч, с тревогой
поглядывая на своего юного собеседника. - Насколько я тебя  понял,  даже
султаны для тебя недостаточно знатны. Кто же тогда,  по-твоему,  знатный
человек? Назови мне хоть одно имя.
   - Да взять хотя бы Чутких или Лунина, или Кожедуба, или Пашу  Ангели-
ну...
   - Кто же этот твой Чутких? Султан?
   - Подымай, брат, выше! Чутких - один из лучших в стране мастеров  су-
конной промышленности!
   - А Лунин?
   - Лунин - лучший паровозный машинист!
   - А Кожедуб?
   - Один из самых-самых лучших летчиков!
   - А чья жена Паша Ангелина, что ты ее считаешь знатнее шейхов и коро-
лей?
   - Она сама по себе знатная, а не по мужу. Она знаменитая  тракторист-
ка!
   - Ну, знаешь ли, о драгоценный Волька, я слишком стар,  чтобы  позво-
лять тебе так надо мной смеяться. Ты хочешь убедить  меня,  что  простой
суконщик или погонщик паровозов знатнее царя!
   - Во-первых, Чутких не простой суконщик,  а  известный  новатор  всей
текстильной промышленности, а Лунин - знаменитый машинист. А  во-вторых,
даже самый обыкновенный трудящийся у нас пользуется большим почетом, чем
самый заядлый царь. Не веришь? На, прочитай в газете.
   Волька протянул Хоттабычу газету, и  тот  удостоверился  собственными
глазами, что над десятком фотографий слесарей, агрономов, летчиков, кол-
хозников, ткачей, учителей и плотников большими буквами было напечатано:
"Знатные люди нашей Родины".
   - Никогда не поверил бы твоим словам, -  произнес  тогда  со  вздохом
Хоттабыч, - никогда не поверил бы, если бы не нашел подтверждения им  на
страницах столь уважаемой мною газеты. Умоляю тебя,  о  Волька,  объясни
мне: почему здесь, в твоей прекрасной стране, все не так, как  в  других
государствах?
   - Вот это, пожалуйста, хоть  сейчас!  -  с  готовностью  ответил  ему
Волька и, удобно усевшись на берегу реки, долго и с  гордостью  объяснял
Хоттабычу сущность советского строя.
   Излагать содержание этой надолго  затянувшейся  беседы,  пожалуй,  не
стоит, ибо нет сомнения, что любой из читателей нашей повести  рассказал
бы Хоттабычу на месте Вольки то же, что и он.
   - Все сказанное тобою столь же мудро, сколь и благородно. И  всякому,
кто честен и имеет справедливое сердце, после твоих слов  есть  над  чем
подумать, - чистосердечно промолвил Хоттабыч, когда закончился первый  в
его жизни урок политграмоты.
   Подумав немножко, он горячо добавил:
   - Тем более я объят желанием устроить и тебе и твоему  другу  поездку
на "Ладоге"! И, поверь мне, я это сделаю.
   - Только, пожалуйста, без буянства,  -  предусмотрительно  подчеркнул
Волька. - И без очковтирательства. То есть без обмана. Не вздумай,  нап-
ример, выдавать меня за отличника учебы. У меня по трем  предметам  чет-
верки.
   - Твои пожелания для меня закон, - сказал в ответ  Хоттабыч  и  низко
поклонился.
   Старик честно выполнил свое обещание. Он даже пальцем не  тронул  ко-
го-нибудь из работников Центрального экскурсионного бюро.
   Он просто устроил так, что когда все три наших героя явились на  борт
"Ладоги", их очень хорошо встретили, предоставили им превосходную  каюту
и ни разу не поинтересовались, по какому, собственно говоря,  праву  они
попали в состав экспедиции. Хоттабыч уж так  устроил,  что  этот  вопрос
просто ни разу не возникал ни у кого из  веселых  и  дружных  пассажиров
"Ладоги".
   Зато за двадцать минут до отплытия на пароход  совершенно  неожиданно
для капитана были погружены сто пятьдесят ящиков апельсинов, столько  же
ящиков чудесного винограда, двести ящиков фиников и полторы тонны  самых
изысканных восточных сладостей.
   На каждом ящике было написано: "Для всех участников экспедиции и всех
членов неустрашимой команды "Ладоги" от гражданина, пожелавшего остаться
неизвестным".
   Не нужно быть особенно проницательным, чтобы догадаться, что это были
дары Хоттабыча, который не хотел, чтобы он и его друзья даром участвова-
ли в путешествии на "Ладоге".
   И действительно, спросите любого участника  экспедиции  на  "Ладоге"-
все до сих пор с большим удовольствием вспоминают о  "гражданине,  поже-
лавшем остаться неизвестным". Его дары пришлись всем по вкусу.
   Вот теперь, когда читатели более или менее  подробно  ознакомились  с
обстоятельствами, при которых наши друзья очутились на "Ладоге", мы  мо-
жем со спокойной совестью продолжать наше повествование.

   ХLVII. "ЧТО МЕШАЕТ СПАТЬ"

   Погода благоприятствовала "Ладоге". Три дня пароход шел чистой водой.
Только к концу третьих суток он вошел в полосу однолетних и  разреженных
льдов.
   Ребята как раз играли в шашки в  кают-компании,  когда  туда  вбежал,
придерживая правой рукой свою неизменную соломенную шляпу,  взбудоражен-
ный Хоттабыч.
   - Друзья мои, - сказал он, широко улыбаясь, -  удостоверьтесь,  прощу
вас: все море, насколько можно охватить его взором,  покрыто  сахаром  и
алмазами!
   Для Хоттабыча эти слова были вполне  простительны:  никогда  за  свою
почти четырехтысячелетнюю жизнь он не  видел  ни  единой  стоящей  глыбы
льда.
   Все находившиеся в кают-компании бросились на палубу и  увидели,  как
навстречу "Ладоге" бесшумно приближались мириады белоснежных льдин,  ос-
лепительно блестевших под яркими лучами полуночного солнца.  Вскоре  под
закругленным стальным форштевнем парохода закрежетали и загремели первые
льдины.
   Поздно ночью (но светло было и солнечно, как в ясный полдень) экскур-
санты заметили в отдалении группу островов. В первый раз они увидели ве-
личественную и угрюмую панораму архипелага Земли Франца- Иосифа. Впервые
они увидели голые, мрачные скалы и горы, покрытые сверкающими ледниками.
Ледники были похожи на светлые острогрудые облака, крепко прижатые к су-
ровой земле.
   - Пора на боковую! - сказал Волька, когда все уже вдоволь насладились
необычным видом далеких островов. - И делать, собственно говоря, нечего,
а спать никак не хочется. Вот что значит не привыкли спать при солнечном
свете!
   - А мне, о благословеннейший, представляется,  что  спать  мешает  не
солнце, а совсем другое, - смиренно высказал свое мнение Хоттабыч.
   Но никто не обратил на его слова никакого внимания.
   Некоторое время после этого разговора ребята еще бесцельно  слонялись
по судну. На палубах становилось все меньше  и  меньше  народу.  Наконец
отправились в свои каюты и наши друзья. Вскоре на всей "Ладоге" остались
бодрствовать только те из команды, кто был занят на вахте.
   Тишина и покой воцарились на "Ладоге". Из всех кают доносились мирный
храп и сонное посапывание, как будто дело происходило  не  на  пароходе,
затерявшемся в двух с половиной тысячах километров от Большой  земли,  в
суровом и коварном Баренцовом море, а где-нибудь под Москвой, в тихом  и
уютном доме отдыха, во время мертвого часа. Здесь даже были, так же  как
и в палатах домов отдыха, задернуты шторы на иллюминаторах, чтобы не ме-
шал уснуть яркий солнечный свет.

   XLVIII. РИФ или НЕ РИФ?

   Впрочем, очень скоро выяснилось, что между "Ладогой" и  домом  отдыха
все же существует весьма ощутимая разница. В самом деле, если не считать
крымского землетрясения, старожилы домов отдыха не запомнят случая, ког-
да их сбросило бы с кровати во время сна. Между тем не успели  еще  экс-
курсанты по-настоящему уснуть, как раздался сильный толчок, и люди посы-
пались со своих коек на пол, как спелые плоды. В то же мгновение прекра-
тился ровный гул машин. В наступившей тишине послышались  хлопанье  две-
рей, топот ног экскурсантов, выбегавших из кают, чтобы узнать, что  слу-
чилось. С палубы доносились громкие слова команды.
   Волька свалился с верхней койки очень удачно. Он тотчас же вскочил на
ноги, потирая рукой ушибленные места. Не разобравшись спросонок,  в  чем
дело, он решил, что свалился по собственной неосторожности,  и  собрался
снова залезть к себе наверх, но донесшийся из коридора гомон встревожен-
ных голосов убедил Вольку, что причина его падения  значительно  серьез-
нее, чем он предполагал.
   "Неужели мы наскочили на подводную скалу?" - подумал он, поспешно на-
тягивая штаны, и тут же поймал себя на том, что эта мысть не  только  не
испугала его, но даже доставила какое-то странное, жгучее  чувство  тре-
вожного удовлетворения.
   "Как это здорово! - пронеслось у него в мозгу,  пока  он  лихорадочно
зашнуровывал ботинки. - Вот я попал в настоящее приключение! Красота! На
тысячи километров кругом ни одного парохода. А у нас, может быть, и  ра-
диостанция не работает!.."
   Вмиг перед ним вырисовалась увлекательнейшая картина: корабль  терпит
бедствие, запасы пресной воды и продовольствия иссякают, но все  экскур-
санты и команда "Ладоги" держат себя мужественно и спокойно, как и  над-
лежит советским людям. Но лучше всех ведет себя,  конечно  он  -  Волька
Костыльков. О, Владимир Костыльков умеет смотреть в глаза опасности!  Он
всегда весел, он всегда внешне беззаботен, он подбадривает унывающих.  А
когда от нечеловеческого напряжения и лишений заболевает капитан  "Ладо-
ги"- Степан Тимофеевич, он, Волька, по праву берет руководство  экспеди-
цией в свои стальные руки...
   - Какова причина, нарушившая сон, столь необходимый твоему неокрепше-
му организму? - прервал его сладостные мечты позевывавший со сна  Хотта-
быч.
   - Сейчас, старик, узнаю...  Ты  только  не  беспокойся,  -  подбодрил
Волька Хоттабыча и побежал наверх,
   На спардеке, у капитанской рубки, толпились человек двадцать полуоде-
тых экскурсантов и о чем-то тихо разговаривали. Чтобы поднять их ' наст-
роение, Волька сделал веселое, беззаботное лицо и мужественно произнес:
   - Спокойствие, товарищи, прежде всего спокойствие! Для паники нет ни-
каких оснований!
   - Верно сказано насчет паники. Золотые слова, молодой человек! Вот ты
и возвращайся к себе в каюту и спокойно ложись  спать,  -  ответил  ему,
улыбнувшись, один из экскурсантов. - А мы тут, кстати, как раз и не  па-
никуем.
   Все рассмеялись, и только Волька почувствовал  себя  как-то  неловко.
Кроме того, на воздухе было достаточно свежо, и он решил сбегать в  каю-
ту, чтобы накинуть на себя пальтишко.
   - Прежде всего спокойствие, - сказал он дожидавшемуся его внизу  Хот-
табычу. - Никаких оснований для паники нет. Не пройдет и двух дней,  как
за нами придут на каком-нибудь мощном ледоколе и преспокойно снимут  нас
с мели. Можно было бы, конечно, сняться и самим, но слышишь: - машины не
шумят, что-то в них испортилось, а что именно, никто разобрать не может.
Конечно, нам придется испытать кое-какие лишения,  но  будем  надеяться,
что никто из нас не заболеет и не умрет.
   Волька с гордостью слушал самого себя. Он и не предполагал, что умеет
так легко успокаивать людей.
   - О горе мне! - неожиданно засуетился  старик,  бестолково  засовывая
босые ноги в свои знаменитые туфли. - Если вы погибнете, я этого не  пе-
реживу. Неужели мы напоролись на мель? Увы мне! Уж лучше бы шумели маши-
ны. А я хорош! Вместо того чтобы использовать свое могущество  на  более
важные дела, я...
   - Хоттабыч, - строго перебил его Волька, - докладывай немедленно, что
ты там такое натворил!
   - Да ничего особенного. Просто, заботясь о  твоем  спокойном  сне,  я
позволил себе приказать машинам не шуметь.
   - Ты это серьезно?! - ужаснулся Велька. - Теперь я понимаю, что  слу-
чилось. Ты приказал машинам не шуметь, а работать без шума они не могут.
Поэтому ледокол так внезапно и остановился. Сейчас же отменяй свой  при-
каз, а то еще, того и гляди, котлы взорвутся!
   - Слушаю и повинуюсь! - отвечал дрожащим голосом изрядно  струхнувший
Хоттабыч.
   В ту же минуту машины вновь зашумели, и "Ладога", как ни в чем не бы-
вало, тронулась в путь. А капитан, судовой механик и все остальное насе-
ление парохода терялись в догадках, о причине внезапной  и  необъяснимой
остановки машин и столь же загадочного возобновления их работы.
   Только Хоттабыч и Волька знали, в чем дело. но по вполне понятным со-
ображениям никому об этом не рассказали. Даже Жене.

   ХLIХ. ОБИДА ХОТТАБЫЧА

   К утру "Ладога" вошла в полосу густых туманов. Она медленно продвига-
лась вперед, каждые пять минут оглашая пустынные просторы  мощным  ревом
своей сирены. Так полагалось по законам кораблевождения. В туманную  по-
году корабли должны подавать звуковые сигналы - все равно, находятся  ли
они на самых бойких морских путях или в  пустыннейших  местах  Северного
Ледовитого океана, - чтобы не было столкновений.
   Сирена "Ладоги" нагоняла на пассажиров тоску и уныние.
   На палубе было неинтересно, сыро, в  каютах  -  скучно.  Поэтому  все
кресла и диваны в кают-компании были заняты экскурсантами. Одни играли в
шахматы, другие - в шашки, третьи читали.
   По многу раз перепели хором и в одиночном порядке все знакомые песни,
плясали под гитару и под баян, рассказывали разные истории.
   Вдруг снаружи донесся резкий свисток. От неожиданности все  вздрогну-
ли, а Женя сострил:
   - Безобразие! Кто-то на ходу вскочил на пароход!
   Но рассмеяться никто не успел, потому что "Ладога"  сильно  содрогну-
лась, что-то зловеще заскрежетало под дном судна, и оно вторично за  эти
сутки остановилось.
   - Опять твои штучки, Хоттабыч? - прошептал Волька.
   - Что ты, что ты, о прелестнейший! Клянусь тебе, я  знаю  о  причинах
столь неожиданной остановки корабля не больше тебя...
   И точно, на этот раз старик был ни при чем.  Заблудившись  в  тумане,
"Ладога" наскочила на банку.
   Высыпавшие на палубу пассажиры с трудом могли различить в тумане бор-
товые поручни. Свесившись над кормой, можно было все-таки заметить,  как
от бешеной работы винта пенится темно-зеленая неприветливая вода.
   Прошло полчаса, а все попытки снять "Ладогу" с банки, пустив  ее  об-
ратным ходом, кончились ничем. Тогда  капитан  судна  Степан  Тимофеевич
приказал сухонькому боцману Панкратьичу свистать всех наверх.
   - Товарищи, - сказал Степан Тимофеевич, когда все обитатели "Ладоги",
кроме занятых на вахте, собрались на спардеке, - объявляется аврал.  Для
того чтобы сняться с банки без посторонней помощи, у нас остается только
одно средство - перебункеровать уголь с носовой части  судна  на  корму.
Тогда корма перетянет, и все будет в порядке. Если  потрудиться  на  со-
весть, тут работы часов на десять - двенадцать,  не  более.  Боцман  ра-
зобьет вас сейчас на бригады, быстренько переоденьтесь в одежду, которая
похуже, чтобы не жалко было запачкать, - и за работу... Вам,  ребята,  и
вам, Гассан Хоттабыч, можно не беспокоиться. Эта работа не по вашим  си-
лам: ребятам еще рано, а Гассану Хоттабычу уже поздновато возиться с тя-
жестями.
   - Мне не посилам возиться с тяжестями?! - свирепо отозвался Хоттабыч.
- Да знаешь ли ты, что никто из присутствующих здесь не может сравниться
со мной в поднимании тяжестей, о высокочтимый Степан Тимофеевич!
   Услышав эти слова, все невольно заулыбались.
   - Ну и старичок! Здоров хвастать!..
   - Ишь ты, чемпион какой нашелся!
   - Ничего смешного, человеку обидно. Старость - не радость.
   - Сейчас вы удостоверитесь! - вскричал Хоттабыч.
   Он схватил обоих своих юных друзей и стал,  ко  всеобщему  удивлению,
жонглировать ими, словно это были не хорошо  упитанные  тринадцатилетние
мальчики, а пластмассовые шарики комнатного бильярда.
   Раздались такие оглушительные аплодисменты, будто дело происходило не
на палубе судна, терпящего бедствие далеко от  земли,  а  где-нибудь  на
конкурсе силачей.
   - В отношении старика беру свои слова обратно! - торжественно  заявил
Степан Тимофеевич, когда рукоплескания наконец утихли. - А теперь за ра-
боту, товарищи! Время не терпит!
   - Хоттабыч, - сказал Волька, отведя старика в сторонку, - это не дело
- перетаскивать двенадцать часов подряд уголь из одной ямы в другую. На-
до тебе постараться самому стащить пароход с банки.
   - Это выше моих сил, - печально отвечал старик.  -  Я  уже  думал  об
этом. Можно, конечно, стащить его с камней, но  тогда  продерется  днище
корабля, а починить его я не сумею, ибо никогда не видел, как оно выгля-
дит. И все мы утонем, как слепые котята в бочке с водой.
   - Подумай лучше, Хоттабыч! Может быть, тебе всетаки что-нибудь придет
в голову.
   - Постараюсь, о компас моей души, - ответил старик и, немного  помол-
чав, спросил: - А что, если уничтожить самую мель?
   - Хоттабыч, дорогой, какой ты умница! - воскликнул Волька и  бросился
пожимать старику руку. - Это же замечательно!
   - Слушаю и повинуюсь, - сказал Хоттабыч.
   Уже первая авральная бригада спустилась в угольный  трюм  и  стала  с
грохотом загружать антрацитом большие  железные  ящики,  когда  "Ладога"
вдруг вздрогнула и быстро завертелась в глубоком водовороте,  образовав-
шемся на месте провалившейся банки. Еще минута - и пароход разнесло бы в
щепки, если бы Волька не догадался приказать Хоттабычу прекратить  водо-
ворот. Море успокоилось, и "Ладога", повертевшись еще  немножко  в  силу
инерции, благополучно продолжала свой путь.
   И снова  никто,  кроме  Хоттабыча  и  Вольки,  не  мог  понять,  что,
собственно, произошло.
   Опять потянулись увлекательные и один на другой не похожие дни  путе-
шествия по малоизведанным морям и проливам, мимо  суровых  островов,  на
которые не ступала или почти никогда не ступала человеческая нога.  Экс-
курсанты высаживались и на острова, где их торжественно встречали ружей-
ными салютами зимовщики, и на совершенно  необитаемые,  одинокие  скалы.
Вместе со всеми остальными экскурсантами наши друзья лазили на  ледники,
бродили по голым, как камни в банной печи, базальтовым плато, скакали со
льдины на льдину через мрачные, черные полыньи, охотились на белых  мед-
ведей. Одного из них бесстрашный Хоттабыч собственноручно привел за хол-
ку на "Ладогу". Медведь под влиянием Хоттабыча быстро сделался ручным  и
ласковым, как теленок, и впоследствии доставил немало веселых минут экс-
курсантам и команде парохода. Этого медведя сейчас показывают в  цирках,
и многие из наших читателей его, вероятно, видели. Его зовут Кузя.

   L. "СЕЛЯМ АЙЛЕЙКУМ, ОМАРЧИК!"

   После посещения острова Рудольфа "Ладога" повернула в обратный  путь.
Экскурсанты уже порядком устали от обилия впечатлений, от не  заходящего
круглые сутки солнца, от частых туманов и  почти  непрестанного  грохота
льдин, ударяющихся о форштевень и борта судна. Все меньше и меньше нахо-
дилось охотников высаживаться на пустынные острова, и под  конец  только
наши друзья да еще два-три неутомимых экскурсанта не упускали  ни  одной
возможности посетить угрюмые, негостеприимные скалистые берега.
   - Ну что ж, - сказал как-то утром Степан Тимофеевич,  -  в  последний
раз высажу вас - и баста. Никакого  нет  расчета  останавливать  пароход
из-за какихнибудь шести-семи человек.
   Поэтому Волька сговорился со всеми, отправившимися вместе  с  ним  на
берег, по-настоящему проститься с архипелагом и не спешить с возвращени-
ем на "Ладогу". Тем более, что Хоттабыча, торопившего обычно с возвраще-
нием, с ними в этот раз не было - он остался играть в шахматы со  Степа-
ном Тимофеевичем...
   - Волька, - таинственно проговорил Женя, когда они спустя  три  часа,
усталые, вернулись на борт "Ладоги", -  айда  в  каюту!  Я  тебе  покажу
кое-что интересное... Ну вот смотри, - продолжал он, плотно притворив за
собой дверь каюты, и извлек из-под полы своего пальтишка  какой-то  про-
долговатый предмет. - Что ты на это скажешь? Я  нашел  эту  посудину  на
противоположной стороне, у самого берега.
   В руках у Жени Волька увидел позеленевший от морской воды  небольшой,
размером со столовый графин, медный сосуд.
   - Его нужно сейчас же сдать Степану Тимофеевичу! - возбужденно сказал
Волька. - Это, наверно, какая-нибудь экспедиция вложила в него письмо  и
бросила в воду, чтобы узнали о ее бедственном положении.
   - Я тоже сначала так решил, - ответил Женя, - но потом сообразил, что
ничего страшного не случится, если мы раньше сами вскроем эту посудину и
первые посмотрим, что там у нее внутри положено. Это же очень интересно!
Правильно я говорю?
   - Правильно! Конечно, правильно! - горячо согласился Волька.
   Женя, побледнев от волнения, довольно быстро соскреб с горлышка сосу-
да смолистую массу, которой оно было наглухо замазано. Под смолой оказа-
лась массивная свинцовая крышка, покрытая  какими-то  значками.  Женя  с
трудом отвинтил ее.
   - А теперь, - сказал он, опрокидывая сосуд над своей койкой,  -  пос-
мотрим, что там...
   Он не успел закончить фразу, как из сосуда валом повалил густой  чер-
ный дым, заполнивший всю каюту так, что совсем потемнело и  нечем  стало
дышать. Однако спустя несколько секунд дым собрался, сжался и превратил-
ся в малопривлекательного старика со злобным лицом и глазами,  горящими,
как раскаленные угли.
   Первым делом он упал на колени и, истово колотясь лбом о пол, возопил
голосом:
   - Нет бога, кроме аллаха, а Сулейман пророк его!
   После этих слов он еще несколько раз молча стукнулся лбом о пол с та-
кой силой, что вещи, висевшие на стенах каюты, закачались, как во  время
сильной качки. Потом он снова вскрикнул:
   - О пророк аллаха, не убивай меня!
   - Разрешите справочку, - прервал его стенания перепуганный и в то  же
время заинтересованный Волька. - Если не ошибаюсь, речь  идет  о  бывшем
царе Соломоне.
   - Именно о нем, о презренный отрок! О нем, о Сулеймане ибн Дауде,  да
продлятся дни его на земле!
   - Это еще большой вопрос, кто из нас презренный, - спокойно  возразил
Волька. - А что касается вашего Сулеймана, то дни его ни в  коем  случае
продлиться не могут. Это совершенно исключено: он, извините, помер.
   - Ты лжешь, несчастный, и дорого за это заплатишь!
   - Напрасно злитесь, гражданин. Этот восточный король умер две  тысячи
девятьсот девятнадцать лет назад. Об этом даже в Энциклопедии написано.
   - Кто открыл сосуд? - деловито осведомился старик, приняв,  очевидно,
к сведению Волькину справку и не очень огорчившись.
   - Я, - скромно отозвался Женя. - Я... но не стоит благодарности.
   - Нет бога, кроме аллаха! - воскликнул незнакомец. - Радуйся,  о  не-
достойный мальчишка!
   - А чего мне, собственно, радоваться? -  удивился  Женя.  -  Это  вас
спасли от заточения, вы и радуйтесь. А мне-то чему радоваться?
   - А тому, что я убью тебя сию же минуту злейший смертью!
   - Ну, знаете ли, - возмутился Женя. - это просто свинство! Ведь я вас
освободил из этой медной посудины. Если бы не я, кто знает,  сколько  бы
еще тысяч лет вы в ней проторчали, в дыму и копоти.
   - Не утомляй меня своей болтовней! - сердито прикрикнул незнакомец. -
Пожелай, какой смертью умрешь и какой казнью будешь казнен. У-у-у-у!
   - Попрошу без запугивании! И вообще, в чем собственно говоря, дело? -
вконец рассердился Женя.
   - Знай же, о недостойный юнец, что я один из джинов, ослушавшихся Су-
леймана ибн Дауда (мир с нами обоими!). И Сулейман прислал своего визиря
Асафа ибн Барахию, и тот привел меня насильно,  ведя  меня  в  унижении,
против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман,  увидев
меня, приказал принести этот кувшин и заточил меня в нем.
   - Правильно сделал, - тихо прошептал Женя на ухо Вольке.
   - Что ты там шепчешь? - подозрительно спросил старик.
   - Ничего, просто так, - поспешно отвечал Женя.
   - То-то! - мрачно сказал старик. - А то со мной шутки плохи...  Итак,
заточил он меня в этом сосуде и отдал приказ джиннам, и они отнесли меня
и бросили в море. И я провел там сто лет и сказал в своем сердце.  "Вся-
кого, кто освободит меня я обогащу навеки". Но прошло сто лет, никто ме-
ня не освободил. И прошло еще сто лет, и я сказал: "Всякому, кто освобо-
дит, меня, я открою сокровища земли". Но и на этот раз никто не  освобо-
дил меня. И надо мною прошло еще четыреста лет, и  я  сказал:  "Всякому,
кто освободит меня, я исполню три желания". Но никто не освободил  меня,
и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в  душе  своей:  "Всякого,
кто освободит меня сейчас, я убью, но предложу  выбрать,  какой  смертью
умереть". И вот ты освободил меня, и я  тебе  предлагаю  выбрать,  какою
смертью тебе желательней было бы умереть.
   - Но ведь это просто нелогично, - убивать своего спасителя! -  горячо
возразил Женя. - Нелогично и неблагодарно!
   - Логика здесь совершенно ни при чем! - жестко отрезал джинн. - Выби-
рай себе наиболее удобный вид смерти и не задерживай меня, ибо я  ужасен
в гневе.
   - Можно задать вопрос? - поднял руку Волька.
   Но джинн в ответ так цыкнул на него, что у Вольки от страха  чуть  не
подкосились ноги.
   - Ну, а мне, мне-то вы разрешите один только единственный  вопрос?  -
взмолился Женя с таким отчаянием в голосе, что джинн ответил ему:
   - Хорошо, тебе можно. Но, смотри, будь краток.
   - Вот вы утверждаете, что провели несколько тысяч лет в  этой  медной
посудине, - произнес Женя дрожащим голосом, - а между тем она  настолько
мала, что не вместит даже одной вашей руки. Как же вы, извините, за бес-
тактный вопрос, в нем умещались целиком?
   - Так ты что же, не веришь, что я  был  в  этом  сосуде?  -  вскричал
джинн.
   - Никогда не поверю, пока не увижу собственными глазами, - твердо от-
вечал Женя,
   - Так смотри же и убеждайся! - заревел джинн, встряхнулся, стал дымом
и начал постепенно вползать в кувшин под тихие аплодисменты обрадованных
ребят.
   Уже больше половины дыма скрылось в сосуде, и Женя,  затаив  дыхание,
приготовил крышку, чтобы снова запечатать в нем джинна, когда тот, види-
мо раздумав, снова вылез наружу и опять принял человеческий образ.
   - Но-но-но! - сказал он, хитро прищурившись и  внушительно  помахивая
крючковатым, давно не мытым пальцем перед  лицом  Жени,  который  спешно
спрятал крышку в карман. - Но-но-но! Не думаешь ли ты перехитрить  меня,
о презренный - молокосос?.. Проклятая память! Чуть не забыл: тысячу  сто
девятнадцать лет назад меня точно таким способом обманул один рыбак.  Он
задал мне тогда тот же вопрос, и я легковерно захотел доказать ему,  что
находился в кувшине, и превратился в дым и вошел в кувшин, а этот  рыбак
поспешно схватил тогда пробку с печатью и закрыл ею кувшин и бросил  его
в море. Не-ет, больше этот фокус не пройдет!
   - Да я и не думал вас обманывать, -  соврал  дрожащим  голосом  Женя,
чувствуя, что теперь-то он уж окончательно пропал.
   - Выбирай же поскорее, какой смертью тебе хотелось бы умереть,  и  не
задерживай меня больше, ибо я устал с тобой разговаривать!
   - Хорошо, - сказал Женя, подумав, - но обещайте мне, что я умру имен-
но той смертью, которую я сейчас выберу.
   - Клянусь тебе в этом! - торжественно обещал джинн, и глаза его заго-
релись дьявольским огнем.
   - Так вот... - сказал Женя и судорожно глотнул воздух. - Так вот... я
хочу умереть от старости.
   - Вот это здорово! - обрадовался Волька.
   А джинн, побагровев от злобы, воскликнул:
   - Но ведь старость твоя очень далека! Ты ведь еще так юн!
   - Ничего, - мужественно ответил Женя, - я могу подождать.
   Услышав Женин ответ, Волька радостно засмеялся, а джинн, беспрестанно
выкрикивая какие-то ругательства на арабском языке, стал метаться взад и
вперед по каюте, расшвыривая в бессильной злобе все, что ему  попадалось
по пути.
   Так продолжалось по крайне мере пять минут, пока он не пришел наконец
в какому-то решению. Он захохотал тогда таким страшным смехом, что у ре-
бят мороз по коже прошел, остановился перед Женей и злорадно произнес:
   - Спору нет, ты хитер, и я не могу тебе в этом отказать. Но Омар Юсуф
ибн Хоттаб хитрее тебя, о презренный...
   - Омар Юсуф ибн Хоттаб?! - в один голос воскликнули ребята.
   Но джинн, дрожа от злобы, заорал:
   - Молчать, или я вас немедленно уничтожу! Да, я - Омар Юсуф ибн  Хот-
таб, и я хитрее этого мальчишки! Я выполню его просьбу,  и  он  действи-
тельно умрет от старости. Но, - он окинул ребят победным взглядом, -  но
старость у него наступит раньше, чем вы успеете сосчитать до ста!
   - Ой! - воскликнул Женя звонким мальчишеским голосом. - Ой! - просто-
нал он через несколько секунд басом. - Ой! - прохрипел он еще через нес-
колько секунд дребезжащим стариковским голосом. - Ой, умираю!
   Волька с тоской смотрел, как Женя с непостижимой быстротой превратил-
ся сначала в юношу, потом в зрелого мужчину с  большой  черной  бородой;
как затем его борода быстро поседела, а сам он стал пожилым человеком, а
потом дряхлым, лысым стариком. Еще несколько секунд - и все было бы кон-
чено, если бы Омар Юсуф, злорадно наблюдавший за быстрым угасанием Жени,
не выкрикнул при этом:
   - О, если бы со мной был сейчас мой несчастный брат! Как бы он  пора-
довался моему торжеству!
   - Простите! - закричал тогда изо всех сил Волька. - Скажите,  только:
вашего брата звали Гассан Абдуррахман?
   - Откуда ты дознался об этом? - поразился Омар Юсуф. -  Не  напоминай
мне о нем, ибо сердце у меня разрывается на части при одном лишь  воспо-
минании о несчастном Гассане! Да, у меня был брат, которого  так  звали,
но тем хуже будет тебе, что ты разбередил мою кровоточащую рану!
   - А если я вам скажу, что ваш брат жив? А если я вам покажу его живым
и здоровым, тогда вы пощадите Женю?
   - Если бы я увидел моего дорогого Гассана? О, тогда твой приятель ос-
тался бы жить до тех пор, пока он не  состарится  по-настоящему,  а  это
случится еще очень не скоро. Но если  ты  обманываешь  меня...  клянусь,
тогда оба вы не спасетесь от моего справедливого гнева!
   - Подождите в таком случае одну, только одну минуточку! -  воскликнул
Волька.
   Через несколько секунд он влетел в кают-компанию, где Хоттабыч безза-
ветно сражался в шахматы со Степаном Тимофеевичем.
   - Хоттабыч, миленький, - взволнованно залепетал Волька, - беги скорее
со мной в каюту, там ждет тебя очень большая радость...
   - Для меня нет большей радости, чем  сделать  мат  сладчайшему  моему
другу Степану Тимофеевичу, - степенно ответил Хоттабыч, задумчиво изучая
положение на доске.
   - Хоттабыч, не задерживайся здесь ни на минуту! Я тебя очень и  очень
прошу немедленно пойти со мной вниз!
   - Хорошо, - отвечал Хоттабыч и сделал  ход  ладьей.  -  Шах!  Иди,  о
Волька! Я приду, как только выиграю, а это, по моим расчетам, произойдет
не позже как через три хода.
   - Это мы еще посмотрим! - бодро возразил Степан Тимофеевич. - Это еще
бабушка надвое сказала. Вот я сейчас немножко подумаю и...
   - Думай, думай, Степан Тимофеевич! - ухмыльнулся старик. - Все  равно
ничего не придумаешь. Почему не подождать? Пожалуйста.
   - Некогда ждать! - воскликнул с отчаянием Волька и смахнул  фигуры  с
доски. - Если ты сейчас со мной не спустишься бегом вниз, то и я и  Женя
погибнем мучительной смертью! Бежим!
   - Ты себе слишком много позволяешь! - недовольно пробурчал  Хоттабыч,
но побежал за Волькой вниз.
   - Значит "ничья"! - крикнул им вслед  Степан  Тимофеевич,  очень  до-
вольный, что так счастливо выскочил из совершенно безнадежной партии.
   - Ну нет, какая там "ничья"! - возразил Хоттабыч, порываясь вернуться
назад.
   Но Волька сердито воскликнул:
   - Конечно, "ничья", типичная "ничья"! - и изо всех сил втолкнул  ста-
рика в каюту, где Омар Юсуф уже собирался привести в исполнение свою уг-
розу.
   - Что это за старик? - осведомился Хоттабыч, увидев лежащего на  кой-
ке, жалобно стонущего старика, бывшего еще несколько минут назад тринад-
цатилетним мальчиком Женей. - И это что за старик? - продолжал он, заме-
тив Омара Юсуфа, но тут же побледнел, не веря своему счастью сделал нес-
колько неуверенных шагов вперед и тихо прошептал: - Селям алейкум, Омар-
чик!
   - Это ты, о дорогой мой Гассан Абдуррахман? - вскричал, в  свою  оче-
редь, Омар Юсуф.
   И оба брата заключили друг друга в столь долгие объятия, что для  лю-
дей со стороны это даже показалось  бы  попросту  невероятным,  если  не
знать, что братья были в разлуке без малого три тысячи лет.
   В первые секунды Волька был так растроган этой необыкновенной  встре-
чей двух братьев среди льдов Арктики и настолько доволен  за  Хоттабыча,
что совсем забыл про несчастного Женю. Но еле слышный хрип, донесшийся с
койки, напомнил Вольке о необходимости срочных мер.
   - Стойте! - закричал он и бросился разнимать обоих сынов  Хоттаба.  -
Тут человек погибает, а они...
   - Ой, помираю! - как бы  в  подтверждение  Волькиных  слов  прохрипел
дряхлый старец Женя.
   Хоттабыч с удивлением осведомился:
   - Кто этот убеленный сединами старик и как он попал сюда, на  постель
нашего друга Жени?
   - Да это и есть Женя! - с отчаянием, воскликнул Волька. - Спаси  его,
Хоттабыч!
   - Прошу прощения, о дражайший мой Гассанчик!  -  не  без  раздражения
промолвил Омар Юсуф, обращаясь к своему вновь обретенному брату.  -  Мне
придется прервать столь приятные мгновения нашей встречи,  чтобы  выпол-
нить данное мною обещание.
   С этими словами он подошел к койке, дотронулся  ладонью  до  Жениного
плеча и прошипел:
   - Проси прощения, пока еще не поздно!
   - Прощения? У кого? - удивленно прохрипел старец Женя.
   - У меня, о презренный отрок!
   - За что?
   - За то, что ты пытался провести меня.
   - Это ты у меня должен просить прощения! - запальчиво возразил  Женя.
- Я тебя спас, а ты меня за это собирался убить. Не буду просить  проще-
ния!
   - Ну и не надо! - ехидно согласился Омар Юсуф. - Не настаиваю. Но уч-
ти, что в таком случае ты через несколько мгновений умрешь.
   - И умру! И прекрасно! - гордо прошептал обессилевший Женя, хотя, ко-
нечно, ничего прекрасного в этом не видел.
   - Омарчик! - ласково, но твердо вмешался в их страшную беседу  Хотта-
быч. - Не омрачай нашей долгожданной  встречи  нечестным  поступком.  Ты
должен немедленно и без всяких предварительных условий выполнить  обеща-
ние, данное моему драгоценному другу Вольке ибн Алеше. Учти к  тому  же,
что и достойнейший Женя - мой лучший друг.
   Омар Юсуф в бессильной злобе заскрежетал зубами, но все же взял  себя
в руки и промолвил:
   - Восстань, о дерзкий отрок, и будь таким, каким ты был раньше!
   - Вот это совсем другое дело! - сказал Женя.
   И все в каюте насладились невиданным зрелищем - превращением  умираю-
щего старца в тринадцатилетнего мальчишку.
   Сперва на его морщинистных впалых щеках появился румянец,  потом  его
лысый череп стал быстро покрываться белыми волосами,  которые  вскорости
почернели так же, как и его густая  борода.  Окрепший  Женя  молодцевато
вскочил с койки, весело мигнув при этом своим друзьям.  Перед  ними  был
полный сил коренастый мужчина, на вид казавшийся лет сорока, но отличав-
шийся от своих ровесников тем, что его борода сама по  себе  становилась
все короче и короче, пока наконец не превратилась в еле заметный  пушок,
который затем тоже пропал. Сам же он становился все меньше ростом и  все
уже в плечах, пока не приобрел обычный вид и рост Жени Богорада.
   Так Женя стал единственным в мире человеком, который  может  сказать:
"Когда я еще был стариком", с таким же правом, с каким  многие  миллионы
пожилых людей говорят: "Когда я еще был юным сорванцом".

   LI. ОМАР ЮСУФ ПОКАЗЫВАЕТ СВОИ КОГОТКИ

   - Одно мне непонятно, - задумчиво произнес Омар Юсуф,  поеживаясь  от
холода, - я ведь собственными ушами слышал, как Сулеймановы джинны  ска-
зали: "Давайте сбросим его, то есть меня, в волны Западно-Эфиопского мо-
ря". Вот я и думал, что если мне когда-нибудь посчастливится снова  уви-
деть землю и солнечный свет, то это будет у знойных берегов  Африки.  Но
это, - он показал на видневшийся в иллюминаторе быстро удалявшийся  ост-
ров, - это ведь совсем не похоже на Африку. Не правда ли, о  братик  мой
Гассан?
   - Ты прав, любезный моему сердцу Омар Юсуф:  мы  находимся  совсем  у
иных и весьма отдаленных от Африки берегов, - отвечал ему Хоттабыч. - Мы
сейчас...
   - Понял! Честное пионерское, понял! - прервал Волька беседу братьев и
от полноты чувств даже заплясал по каюте. - Вот  это  здорово!  Понял!..
Понял!..
   - Что ты понял? - брюзгливо осведомился Омар Юсуф.
   - Я понял, как это вы очутились в Арктике.
   - О дерзкий и хвастливый отрок, сколь неприятна мне  твоя  непомерная
гордыня! - произнес с отвращением Омар Юсуф. - Как ты можешь понять  то,
что остается тайной даже для меня  -  мудрейшего  и  могущественного  из
джиннов!.. Ну что ж, говори свое мнение, дабы мы с моим  дорогим  братом
вдоволь могли над тобою посмеяться.
   - Это как вам угодно. Хотите - смейтесь, хотите - нет. Но только  все
дело здесь в Гольфстриме.
   - В чем, ты говоришь, дело? - уязвительно переспросил Омар Юсуф.
   - В Гольфстриме, в теплом течении, котопое и принесло  вас  из  южных
морей сюда, в Арктику.
   - Какая чепуха! - презрительно хмыкнул Омар Юсуф, обращаясь  за  под-
держкой к своему брату.
   Однако тот осторожно промолчал.
   - И совсем не ерунда... - начал Волька.
   Но Омар Юсуф поправил его:
   - Я сказал не "ерунда", а "чепуха".
   - И совсем это не ерунда и не чепуха! - раздраженно продолжал Волька.
- Я как раз за Гольфстрим получил пятерку по географии.
   - Я что-то не помню такого вопроса, - озабоченно сказал Хоттабыч.
   И Волька во избежание обид со стороны Хоттабыча соврал, будто бы  про
Гольфстрим он сдавал еще в прошлом году.
   Так как Женя поддержал Волькину научную догадку, то к  ней  присоеди-
нился и Хоттабыч. Омар Юсуф, оставшись в единственном числе, сделал вид,
что согласился насчет Гольфстрима, но затаил против Вольки и его прияте-
ля злобу.
   - Я устал от спора с гобой, о самонадеянный отрок, - произнес он, де-
ланно зевая. - Я устал и хочу спать. Достань же поскорее опахало и обма-
хивай меня от мух, покуда я буду предаваться сну.
   - Во-первых, тут нет мух, а во-вторых, какое право вы имеете отдавать
мне приказания? - возмутился Волька.
   - Сейчас будут мухи, - процедил сквозь зубы Омар Юсуф.
   И действительно, в ту же минуту в каюте  загудело  великое  множество
мух.
   - Здесь можно прекрасно обойтись без опахала, - примирительно  заявил
Волька, делая вид, что не понимает издевательского характера  требований
Омара Юсуфа.
   Он раскрыл сначала двери, а потом иллюминатор. Сильный сквозняк вынес
жужжащие рои мух из каюты в коридор.
   - Все равно ты будешь обмахивать меня опахалом! - капризно проговорил
Омар Юсуф, не обращая внимания на все попытки Хоттабыча успокоить его.
   - Нет, не буду! - запальчиво ответил Волька. - Еще не было  человека,
который заставил бы меня выполнять издевательские требования.
   - Значит, я буду первым.
   - Нет, не будете!
   - Омарчик! - попытался вмешаться в разгоравшийся скандал Хоттабыч.
   Но Омар Юсуф, позеленевший от злобы, только сердито отмахнулся.
   - Я лучше погибну, но ни за что не буду  выполнять  ваши  прихоти!  -
мрачно выкрикнул Волька.
   - Значит ты очень скоро погибнешь. Не позже заката солнца, -  заявил,
отвратительно улыбаясь, Омар Юсуф.
   В ту же самую секунду Вольке пришла в голову прекрасная мысль.
   - В таком случае, трепещи, презренный  джинн!  -  вскричал  он  самым
страшным голосом, каким только мог. - Ты меня вывел из себя, и я  вынуж-
ден остановить солнце. Оно не закатится ни сегодня, ни завтра, ни после-
завтра! Теперь пеняй на себя!
   Это был очень рискованный шаг со стороны Вольки. Если Хоттабыч  успел
рассказать брату, что в Арктике солнце в это время светит круглые сутки,
то все пропало.
   Но Омар Юсуф в ответ на Волькины слова только глумливо возразил:
   - Бахвал из бахвалов, хвастун из хвастунов! Я сам люблю  иногда  пох-
вастать, но даже в минуты самой большой запальчивости я не обещал  оста-
новить ход великого светила. Этого не мог сделать даже Сулейман Ибн Дауд
- мир с ними обоими!
   Волька понял, что он спасен. И не только спасен, но и может  прибрать
к рукам неприятного братца старика Хоттабыча. Кстати,  Хоттабыч  одобри-
тельно подмигнул Вольке, а о Жене и говорить не приходилось. Он догадал-
ся о Волькином замысле и сейчас таял от восторга, предвкушая  неминуемое
посрамление Омара Юсуфа.
   - Не беспокоится Омар Юсуф. Раз я сказал, что  остановлю  солнце,  то
можете быть уверены: оно сегодня не закатится.
   - Мальчишка! - презрительно бросил Омар Юсуф.
   - Сами вы мальчишка! - столь же презрительно возразил ему  Волька.  -
За солнце я отвечаю.
   - А если оно все же закатится? - спросил Омар Юсуф, давясь от смеха.
   - Если закатится, то я буду всегда  выполнять  самые  идиотские  ваши
приказания.
   - Не-ет, - торжествующе протянул Омар Юсуф, - нет, если солнце,  воп-
реки твоему самоуверенному обещанию, все же закатится - а это,  конечно,
будет так, - то я тебя попросту съем! Съем вместе с костями.
   - Хоть вместе с тапочками, - мужественно отвечал Волька. - Зато  если
солнце сегодня не уйдет за горизонт, будете ли вы  тогда  во  всем  меня
слушаться?
   - Если солнце не закатится? Пожалуйста, с превеликим удовольствием, о
самый хвастливый и самый ничтожный из магов! Только этому - хи-хи-хи!  -
увы, не суждено осуществиться.
   - Это еще очень большой вопрос,  кому  через  несколько  часов  будет
"увы", - сурово ответил Волька.
   - Смотри же! - предостерегающе помахал пальцем Омар Юсуф. -  Судя  по
положению солнца, оно должно закатиться часов через  восемь-девять.  Мне
даже чутьчуть жаль тебя, о бесстыжий молокосос, ибо тебе  осталось  жить
меньше полусуток.
   - Пожалуйста, оставьте вашу жалость при себе! Вы лучше себя  пожалей-
те.
   Омар Юсуф пренебрежительно хихикнул, открыв при этом два ряда  мелких
желтых зубов.
   Какие у тебя некрасивые зубы, - пожалел его Хоттабыч. - Почему бы те-
бе, Омар, не завести золотые, как у меня?
   Омар Юсуф только сейчас заметил необычные зубы Хоттабыча, и его  душу
наполнила самая черная зависть.
   - По совести говоря, братец, я не вижу особенного богатства в золотых
зубах, - сказал он как можно пренебрежительнее. - Уж лучше я заведу себе
бриллиантовые.
   И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей во-
ды засверкали в его ехидно улыбающемся рту.  Посмотревшись  в  маленькое
бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается,  хра-
нил у себя за поясом, Омар Юсуф, остался очень доволен.
   Только три обстоятельства несколько омрачили его  торжество.  Во-пер-
вых, Хоттабыч не высказал  никаких  признаков  зависти.  Во-вторых,  его
бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет
на них не падал, то рот  производил  впечатление  беззубого.  В-третьих,
бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали  ему  язык  и
губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так  пожадничал,  но  не
подал виду, чтобы не уронить своего достоинства.
   - Нет, нет! - хихикнул он, заметив, что  Волька  собирается  покинуть
каюту. - Тебе не удастся покинуть помещение до  самого  заката.  Я  тебя
прекрасно понимаю: ты хочешь скрыться, чтобы избегнуть заслуженной гибе-
ли. Я не намерен рыскать потом по всему судну в поисках тебя.
   - Пожалуйста, - сказал Волька, - я могу остаться в каюте сколько  вам
угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай  вас  по  всему  ледоколу,
когда солнце не закатится! Сколько мне, по-вашему, придется ждать?
   - Не больше девяти часов, о юный бахвал, - ответил Омар Юсуф, отвесив
издевательский поклон, щелкнул большим и указательным пальцами левой ру-
ки, и на столике, стоявшем под самым иллюминатором, возникли  громоздкие
водяные часы. - Не успеет вода дойти до этого вот деления, - добавил он,
постучав кривым коричневым ногтем по стенке часов, как солнце зайдет,  и
это будет часом твоей смерти.
   - Хорошо, - сказал Волька, - я подожду.
   - И мы подождем, - сказали Женя и Хоттабыч.
   Восемь часов прошли почти незаметно, так как Женя  не  смог  отказать
себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научиться иг-
рать в шашки, вернее - в веселую и хитрую игру поддавки.
   - Только я тебя все равно обыграю, - предупредил его Омар Юсуф.
   Женя обыграл сварливого старика несметное число раз. Омар Юсуф страш-
но злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором  изобличали,  и
он начинал новую партию, которая так же печально для него заканчивалась.
   - Ну, вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович,  -  сказал
наконец Волька.
   - Не может быть! - отозвался, отрываясь от игры, Омар Юсуф.
   Бросив взгляд на водяные часы.  он  изменился  в  лице,  взволнованно
вскочил с койки, на которой сражался с Женей в шашки, подбежал к иллюми-
натору, высунул из него голову наружу и застонал от ужаса  и  бессильной
злобы: солнце, как и восемь часов назад, высоко стояло над горизонтом.
   Тогда он повернулся к Вольке и скучным голосом произнес:
   - Я наверно, ошибся немного в своих расчетах.  Подождем  еще  часочка
два.
   - Хоть три! - отвечал Волька. - Только это тебе все равно не поможет.
Как я сказал, так и будет. Солнце не закатится ни сегодня, ни завтра, ни
послезавтра.
   Через четыре с половиной часа Омар Юсуф в двадцатый  раз  выглянул  в
иллюминатор, в двадцатый раз убедился, что солнце и не думает уходить за
горизонт, побледнел, задрожал трусливой дрожью и тяжело бухнулся на  ко-
лени.
   - Пощади меня, о могучий отрок! - воскликнул он жалобным  голосом.  -
Не гневайся на меня, недостойного твоего слугу, ибо, крича на тебя, я не
знал, что ты сильнее меня!
   - А если я слабее, тогда можно на меня кричать? - спросил Волька.
   - Конечно, можно, - убежденно ответил Омар Юсуф, и всем стало против-
но.
   - Ну и братец же у тебя! - шепнул Женя на ухо Хоттабычу. -  Ты  меня,
пожалуйста, извини, но он пренеприятный, завистливый и злобный старикаш-
ка.
   - Да, - печально отозвался Хоттабыч, - братец у меня не сахар.
   - Да встаньте вы, наконец! - брезгливо обратился Волька к Омару  Юсу-
фу, продолжавшему стоять  на  коленях  и  все  порывавшемуся  поцеловать
Волькину руку.
   - Каковы будут твои приказания, о мой юный, но  могучий  господин?  -
угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои мягкие ладони и  поднимаясь  на
ноги.
   - Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать  ни  на
секунду эту каюту.
   - С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший  из  отро-
ков! - льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и  благоговением  глядя  на
Вольку.
   Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой  день,  ни
на третий солнце не скрывалось за горизонт. Придравшись к какому-то мел-
кому проступку Омара Юсуфа,  Волька  продлил  круглосуточное  пребывание
дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от
Степана Тимофеевича, что "Ладога" наконец вступила в широты, где день на
короткое, правда, время, но все же уступит место ночи, Волька сообщил об
этом Омару Юсуфу, как об особой его милости к недостойному и  сварливому
джинну.
   Омар Юсуф вел себя тише воды, ниже травы, ни разу и ни на  минуту  не
покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда  "Ладога"  под  звуки
оркестра и крики "ура" пришвартовалась, наконец к той самой пристани Ар-
хангельского порта, от которой она отчалила ровно тридцать дней назад.
   Конечно, Омару Юсуфу безумно не хотелось возвращаться даже на время в
медный сосуд, где он провел в одиночестве столько безрадостных веков. Но
Волька торжественно обещал выпустить его, как только они вернутся домой.
   Не скроем: у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой  гостеп-
риимную "Ладогу", было очень большое искушение швырнуть его в воду.  Но,
не давши слова-крепись, а давши-держись. И Волька сошел на пристань, по-
давив в себе минутное искушение...
   Если никто на "Ладоге" ни разу не заинтересовался,  по  какому  праву
Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу  не
стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родите-
лями и знакомыми наших героев.
   Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как  должное  факт
отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь  вопросом,  какими  та-
инственными путями они устроились на "Ладогу".
   Отлично пообедав, ребята долго рассказывали своим близким,  почти  не
привирая, о различных своих приключениях в Арктике, но  благоразумно  не
упоминали о Хоттабыче. Только Женя, увлекшись, чуть не проболтался. Опи-
сывая вечера самодеятельности, происходившие в  кают-компании  во  время
туманов, он сболтнул:
   - А тут, понимаешь, вылезает вперед Хоттабыч и говорит...
   - Что за странное такое имя - "Хоттабыч?" - удивилась Татьяна Иванов-
на.
   - Это тебе, мама, показалось. Я не говорил "Хоттабыч", а сказал  "По-
тапыч". Это нашего боцмана так звали, - не растерялся Женя, хотя и очень
покраснел.
   Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внима-
ния. Все с завистью смотрели  на  Женю,  который  ежедневно  и  запросто
встречался с настоящим, живым боцманом.
   Зато у Вольки едва не произошло несчатье с медным сосудом. Он сидел в
столовой на диване, с большим знанием дела  объяснял  родителям  разницу
между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты ис-
чезла бабушка. Она пропадала минут пять и вернулась,  держа  в  руках...
сосуд с Омаром Юсуфом.
   - Это что такое? - с любопытством осведомился Алексей  Алексеевич.  -
Откуда ты это мама, достала?
   - Представь себе, Алеша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать ве-
щи, вижу-лежит вполне приличный  кувшин.  Пригодится  для  наливок.  Его
только почистить надо, уж больно он позеленел.
   - Это совсем не для наливок! - побледнел Волька и выхватил  сосуд  из
бабушкиных рук. - Это меня просил помощник капитана передать его  знако-
мому. Я обещал сегодня же снести.
   - Очень занятный сосуд! - одобрительно отозвался Алексей  Алексеевич,
большой любитель старинных предметов. - Дай-ка, Воля,  посмотреть.  Эге,
да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно.
   Он попытался открыть сосуд, но Волька ухватился за кувшин обеими  ру-
ками и залепетал:
   - Его нельзя открывать!.. Он даже вовсе не открывается... Он  совсем,
совсем пустой... Я обещал помощнику капитана не открывать... чтобы  вин-
товая нарезка не испортилась...
   - Скажите, пожалуйста, как он разволновался! Ладно, бери эту посудину
на здоровье, - сказал Алексей Алексеевич, возвращая сыну сосуд.
   Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный
сосуд. Но разговор уже больше не клеился,  и  вскоре  Костыльков-младший
встал со своего места и, сказав как можно непринужденней, что он  пойдет
отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату.
   - Только смотри, не задерживайся долго! - крикнула ему вдогонку мать,
но его уже и след простыл.

   LII. К ЧЕМУ ПРИВОДЯТ ИНОГДА УСПЕХИ ОПТИКИ

   На берегу Вольку давно уже ждали Женя и Хоттабыч. Кругом  было  тихо.
Необъятное ночное небо простиралось над головами  наших  друзей.  Полная
луна лила с высоты неживой, голубоватый свет.
   Женя догадался захватить с собой бинокль и сейчас с наслаждением изу-
чал в него Луну.
   - А ну, товарищи, прекращайте свои  занятия  астрономией!  -  сказал,
приближаясь, Волька. - Следующим номером нашей обширной программы - тор-
жественный выпуск на волю всем нам хорошо знакомого Омара Юсуфа! Музыка,
туш!
   - Эта злючка и без туша не заболеет! - сурово отозвался Женя.
   Чтобы подчеркнуть свое презрение к ненавистному джинну, он повернулся
к кувшину спиной и изучал в бинокль Луну  так  долго,  пока  не  услышал
скрипучий голос Юмара Юсуфа:
   - Да дозволено будет твоему покорнейшему слуге, о могучий Волька, ос-
ведомиться, чему служат черные трубки, в которые вперил свои благородные
очи мой горячо любимый господин, а твой друг Женя?
   - Кому Женя, а вам - Евгений Николаевич! - задорно подал голос  Женя,
не оборачиваясь.
   - Это бинокль. Это... чтобы ближе видно было, -  попытался  объяснить
Волька. - Женя смотрит на Луну в бинокль, чтобы лучше видеть. Чтобы  она
крупнее выглядела.
   - О, сколько приятно, я полагаю, это  времяпрепровождение!  -  подха-
лимски заметил Омар Юсуф.
   Он вертелся вокруг Жени, норовя хоть краешком глаза заглянуть  в  би-
нокль, но Женя нарочно отворачивался от него, и самовлюбленный джинн был
уязвлен этой непочтительностью до глубины души. О, если бы здесь не было
могущественнейшего Вольки, одним словом своим остановившего на несколько
дней движение Солнца! Тогда Омар Юсуф знал бы, как рассчитаться с  непо-
корным мальчишкой! Но Волька стоял рядом, и взбешенному джинну не  оста-
валось ничего другого, как обратиться к Жене с униженной  просьбой  дать
ему возможность посмотреть на великое ночное светило через столь заинте-
ресовавший его бинокль.
   - И я прошу тебя оказать моему брату эту  милость,  -  поддержал  его
просьбу Хоттабыч, хранивший до сих пор полное молчание.
   Женя нехотя протянул Омару Юсуфу бинокль.
   - Презренный отрок заколдовал магические  трубки!  -  вскричал  через
несколько мгновений Омар Юсуф, со злобой швырнул бинокль на землю. - Они
уже сейчас не увеличивают, а, наоборот, во много раз уменьшают лик Луны!
О, когда-нибудь я доберусь до этого юнца!
   - Вечно ты зря кидаешься на людей! - сказал Волька с  отвращением.  -
При чем тут Женя? Ты смотришь в бинокль не с той стороны.  -  Он  поднял
бинокль с травы и подал его злобствовавшему джинну. - Надо смотреть  че-
рез маленькие стеклышки.
   Омар Юсуф недоверчиво последовал Волькиному совету и вскоре  произнес
с сожалением:
   - Увы, я был лучшего мнения об этом светиле. Оказывается, оно  щерба-
тое, с изъеденными краями, как поднос самого  последнего  поденщика.  Уж
куда лучше звезды! Они хоть и во много крат меньше  Луны,  но  зато,  по
крайней мере, без видимых изъянов.
   - Дай-ка мне, о брат мой, удостовериться в правильности твоих слов, -
сказал заинтересовавшийся Хоттабыч; посмотрел в бинокль и  с  удивлением
согласился: - На этот раз мой брат как будто бы прав...
   По словам Хоттабыча нетрудно было заключить, что авторитет Омара Юсу-
фа уже давно был в его глазах очень сильно поколеблен.
   - Какая дикость! - возмутился Женя. - Пора бы знать, что Луна во мно-
го миллионов раз меньше любой из звезд.
   - Не-ет, я больше не в состоянии выдержать постоянные  издевательства
этого мальчишки! - взревел Омар Юсуф и схватил Женю за шиворот. - Уж  не
будешь ли ты меня уверять, что песчинки больше горы? С тебя это  станет.
Не-ет, сейчас-то уж я с тобой окончательно покончу!
   - Остановись! - крикнул ему Волька. - Остановись, или я на  тебя  не-
медленно обрушу Луну, и от тебя даже мокрого  места  не  останется!  Мне
это, брат, раз плюнуть. Ты ведь меня знаешь.
   Разъяренный Омар Юсуф нехотя отпустил не на шутку перепугавшегося Же-
ню.
   - Ты и на этот раз совершенно напрасно взбеленился, - сказал  Волька.
- Женя прав. Присядь, и я тебе все постараюсь разъяснить.
   - Нечего мне разъяснять, я сам все прекрасно знаю! - кичливо возразил
Омар Юсуф, но ослушаться Вольки не посмел.
   На астрономические темы Волька мог говорить часами. Это был  его  ко-
нек. Он перечитал все популярные книги по вопросам мироздания и с  увле-
чением излагал их содержание всем, кто хотел его слушать. Но  Омар  Юсуф
явно не хотел его слушать. Он все время презрительно хмыкал  и  наконец,
не выдержав проворчал:
   - Никогда не поверю твоим словам, пока не удостоверюсь в них на деле.
   - То есть как это "на деле"? - удивился Волька. - Уж  не  собираешься
ли ты на Луну, чтобы убедиться, что это не маленький  диск,  а  огромный
шар?
   - А почему бы и не слетать? - заносчиво  спросил  Омар  Юсуф.  -  Вот
возьму и сегодня же слетаю.
   - Но ведь Луна невероятно далеко.
   - Омара Юсуфа не пугают большие расстояния. Тем более, что я  сильно,
прости меня, сомневаюсь в справедливости твоих слов.
   - Но ведь путь к ней лежит в безвоздушном  пространстве,  -  добросо-
вестно возражал Волька.
   - Я могу прекрасно обходиться без воздуха.
   - Пускай летит! - свирепо шепнул Женя Вольке. - А то  мы  еще  с  ним
хлебнем горя.
   - Конечно, пускай летит, - тихо согласился Волька. -  Но  все-таки  я
считаю, что мой долг предупредить его о том, что его ждет в пути...  Уч-
ти, Омар Юсуф, - продолжал он, обращаясь к чванливому  джинну,  -  учти,
что там страшно холодно.
   - Я не боюсь холода. До скорого свидания! Улетаю.
   - В таком случае, - сказал Волька, - если уж ты во что  бы  ни  стало
решил слетать на Луну, то хоть в одном послушайся меня. Обещаешь  ли  ты
беспрекословно подчиниться моим словам?
   - Так и быть, обещаю, - снисходительно отвечал джинн,  заметно  выхо-
дивший из-под Волькиного влияния.
   - Ты должен вылететь с Земли со скоростью не меньше  чем  одиннадцать
километров в секунду. В противном случае ты, уверяю тебя, никогда не до-
берешься до Луны.
   - С радостью и удовольствием! - Омар Юсуф поджал  свои  тонкие  синие
губы. - А сколько велик километр? Скажите, ибо я не знаю такой меры дли-
ны.
   - Ну, как тебе объяснить, - призадумался Волька. - Ну вот: километр -
это примерно тысяча четыреста шагов.
   - Твоих шагов? - спросил джинн. - Значит, моих шагов в  километре  не
больше тысячи двухсот.
   Омар Юсуф был преувеличенного мнения о своем росте. Он  был  не  выше
Вольки, но переубедить его так и не удалось.
   - Смотри, не разбейся о небесную твердь - заботливо напутствовал бра-
та Хоттабыч, сам не очень-то поверивший Волькиным рассказам  о  строении
вселенной.
   - Ладно, не учи ученого! - холодно отозвался Омар Юсуф,  со  страшной
быстротой взвился в воздух, мгновенно раскалился добела и исчез из виду,
оставив за собой длинный огненный след.
   - Подождем его, друзья мои, - робко предложил Хоттабыч, чувствовавший
себя виноватым перед своими друзьями за неприятности, доставленные  Ома-
ром Юсуфом.
   - Нет, теперь уж жди его - не жди, все равно не дождешься, - возразил
Волька. - Он не послушался моего совета, основанного на научных  данных,
и никогда уже не вернется на Землю. Раз твой Омар вылетел  со  скоростью
меньше чем одиннадцать километров в секунду, он теперь будет  все  время
вращаться вокруг Земли. Он сейчас,  если  хочешь  знать,  превратился  в
спутника Земли.
   - Я все-таки, с вашего позволения, немножко подожду, - прошептал опе-
чаленный Хоттабыч.
   Поздно ночью он незаметно проскользнул в Волькину комнату и,  превра-
тившись в золотую рыбку, тихо шлепнулся в аквариум. Всегда, когда Хотта-
быч бывал чем-нибудь расстроен, он устраивался на ночь не под  кроватью,
а в аквариуме. На этот раз он был особенно расстроен. Он  прождал  Омара
Юсуфа больше пяти часов, но так и не дождался...
   Когда-нибудь ученые изобретут такие точные приборы, которые  позволят
учитывать самое ничтожное притяжение, испытываемое землей от прохождения
около нее самых крохотных небесных тел. И какойнибудь астроном,  бывший,
возможно, в детстве читателем нашей повести, установит в результате дол-
гих и кропотливых расчетов, что где-то, сравнительно недалеко от  Земли,
вращается небесное тело весом в шестьдесят три с  половиной  килограмма.
Тогда в объемистый астрономический каталог будет занесен  под  каким-ни-
будь многочисленным номером Омар  Юсуф,  сварливый  и  недалекий  джинн,
превратившийся в спутника Земли исключительно вследствие своего  неснос-
ного характера и невежественного пренебрежения к данным науки.
   Кто-то узнав из наших уст о поучительной  истории,  приключившейся  с
братом Хоттабыча, серьезно уверял, что однажды ночью он якобы  видел  на
небе быстро промелькнувшее светило, по форме своей напоминавшее  старика
с развевающейся длинной бородой. Что касается автора этой повести, то он
приведенному выше заявлению не верит: слишком уж  мелким  существом  был
Омар Юсуф.

   LIII. РОКОВАЯ СТРАСТЬ ХОТТАБЫЧА

   Несколько дней Хоттабыч тосковал по брату, отсиживаясь в аквариуме, а
потом привык, и все пошло своим чередом.
   Как-то раз наши друзья тихо беседовали с Хоттабычем, который по  слу-
чаю раннего часа еще продолжал нежиться под кроватью.
   - Возможны осадки, - сказал Женя, взглянув из окна на улицу.
   Вскоре действительно все небо покрылось тучами и заморосил  противный
дождик.
   - Может быть, послушаем? - спросил Волька, с делано  небрежным  видом
кивнув на новенький радиоприемник - подарок родителей за успешный  пере-
ход в седьмой класс, и с видимым удовольствием включил радио.
   Мощные звуки симфонического оркестра заполнили комнату.
   Удивленный Хоттабыч высунул голову из-под кровати:
   - Где находится это множество людей, столь сладостно играющих на раз-
личных музыкальных инструментах?
   - Ах, да! - воскликнул Женя. - Ведь Хоттабыч не знает радио!
   (Как ни странно, на "Ладоге" из-за спешки упустили из виду приобрести
приемник для кают-компании).
   Часа два ребята наслаждались, наблюдая за Хоттабычем. Старик был  со-
вершенно потрясен достижениями радиотехники. Волька ловил для него  Вла-
дивосток, Тбилиси, Киев, Ленинград, Минск, Ташкент. Из приемника послуш-
но вылетали звуки песен, гремели марши, доносились речи на самых  разно-
образных языках. Потом ребятам надоело радио. На улице  проглянуло  сол-
нышко, и они вышли проветриться, оставив очарованного Хоттабыча у прием-
ника.
   Именно к этому времени относится таинственная история, по сей день не
разгаданная Волькиной бабушкой.
   Вскоре после ухода ребят она пришла выключить приемник и  услышала  в
совершенно пустой комнате чье-то стариковское  покашливание.  Затем  она
увидела, как сама по себе передвигается  по  шкале  приемника  вороненая
стрелка вариометра.
   Перепуганная старушка решила сама не дотрагиваться  до  приемника,  а
бежать за Волькой. Она поймала его у автобусной остановки. Волька  вспо-
лошился, сказал, что он совершенствует приемник, автоматизирует  его,  и
очень просит бабушку не рассказывать об этом родителям, потому что он-де
готовит для них сюрприз. Отнюдь не успокоенная его словами, бабушка  все
же обещала хранить тайну.
   До вечера она с трепетом прислушивалась, как в пустой комнате изредка
раздавалось странное, приглушенное стариковское бормотание.
   В этот день приемник не отдыхал ни минуты. Около двух часов ночи  он,
правда, замолк. Но оказалось, что старик  просто  забыл,  как  принимать
Ташкент. Он разбудил Вольку, расспросил его и снова приблизился к прием-
нику.
   Случилось непоправимое: старик до самозабвения увлекся радио.

   LIV. НОВОГОДНИЙ ВИЗИТ ХОТТГАБЫЧА

   На зимние каникулы Женя уехал к родным в Звенигород. Четвертого янва-
ря на его имя пришло письмо, представляющее незаурядный интерес по край-
ней мере в трех отношениях. Во-первых,  это  было  первое  в  его  жизни
письмо, адресованное не Жене или Евгению, а Евгению Николаевичу  Богора-
ду. Во-вторых, это было первое письмо, написанное Хоттабычем своему юно-
му другу. Но еще больший интерес представляло самое содержание  этого  в
высшей степени примечательного послания.
   Вот оно с некоторыми сокращениями.
   "О любезнейший и драгоценнейший друг мой, прелестное  и  неповторимое
украшение школ и спортивных площадок, упоительная надежда  отечественных
ваук и искусств, радость и гордость родителей и  друзей  своих,  Евгений
ибн Николай из знаменитого и благородного рода Богорада, да  будет  твой
жизненный путь усеян розами без шипов и да будет он столь  долог,  сколь
желает тебе этого твой ученик Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб!
   Ты помнишь, надеюсь, как велика была  моя  радость  и  благодарность,
когда полгода назад ты, о юный друг мой и друг  моего  юного  спасителя,
освободил иэ ужасного заточения в медном сосуде моего несчастного  брата
Омара Юсуфа ибн Хоттаба, с которым мы были так жестоко разлучены в тече-
ние долгих тысячелетий.
   Но сразу вслед за радостью долгожданной встречи  пришло  и  тягостное
разочарование, ибо брат мой оказался существом неблагодарным, недалеким,
сварливым и завистливым. И он, как ты, вероятно, помнишь, задался  целью
слетать на Луну, чтобы самолично удостовериться, действительно ли ее по-
верхность покрыта горами, как об этом,  на  основании  науки,  именуемой
"астрономия", заявил наш высокообразованный друг Волька ибн Алеша.
   Увы! Не бескорыстная жажда знаний руководила моим неразумным  братом,
не благородное и похвальное стремление познать мир, а  суетное  и  неве-
жественное желание унизить и посрамить человка, пытавшегося удержать его
от непоправимого поступка.
   Он не посчитался и с данными другой науки, по названию "механика",  и
тем самым обрек себя на вечное и бесполезное вращение вокруг Земли,  ко-
торая, как мне удалось недавно узнать (кто бы мог подумать", в свою оче-
редь вращается вокруг Солнца.
   Четвертого дня получил я от тебя, о Женя ибн Коля, послание,  именуе-
мое научным словом "телеграмма", в котором ты столь великодушно и прият-
но поздравил меня с Новым годом. И тогда я вспомнил, что день и ночь мо-
тается по небу мой неприятный, но глубоко несчастный брат и  что  некому
поздравить его с наступающим Новым годом. И тогда я собрался  и  вылетел
ровно в ролдень в далекие небесные просторы, чтобы навестить Омара  Юсу-
фа, поздравить его и, если это окажется возможным, помочь ему  вернуться
на Землю.
   Я не буду, о Женя ибн Коля,  утруждать  твое  благосклонное  внимание
описанием того, как мне удалось управиться с законом всемирного  тяготе-
ния, ибо не в этом заключается цель моего повествования. Достаточно ска-
зать, что поначалу и я вылетел с той  примерно  скоростью,  что  и  Омар
Юсуф, и, так же как и он, превратился в спутника Земли,  но  превратился
только временно и ровно на столько, сколько требовалось мне для свидания
с Омаром. А потом, когда я увидел, что мне пора возвращаться на Землю, я
обратился лицом в ее сторону и придал своему телу  как  раз  такую  ско-
рость, какая требовалась для преодоления  силы,  которая,  вращала  меня
вокруг земного шара, как наполненное водой ведерко вращается на туго на-
тянутой бечевке в руках иного мальчишки. Какова эта скорость, здесь  пи-
сать не место. Когда мы увидимся, я покажу тебе все  расчеты,  предвари-
тельно проделанные мною благодаря знаниям математики, астрономии и меха-
ники, которыми я обязан тебе и Вольке ибн Алеше,  великодушию  вашему  и
высокому терпению. Но не об этом сейчас речь. Я хотел  навестить  своего
братика..."
   Тут Хоттабыч, очевидно, прослезился, потому что на письме в этом мес-
те расплылись чернила.  Нам  поневоле  приходится  пропустить  несколько
строк.
   "Оставив Землю, залитую веселым полуденным солнцем, я вскоре оказался
в кромешной тьме, ужасающей и невыносимо холодной. И блистали в этом ле-
дяном мраке ярким, но мертвым, немерцающим блеском  по-прежнему  далекие
точки звезд да слепил глаза чуть желтоватый диск пылающего Солнца.
   И долго я летал среди холода, мрака и тишины и уже совсем было  отча-
ялся в своем предприятии, когда вдруг на черном бархате  неба  появилось
ярко освещенное Солнцем долговязое и тощее тело. Оно приближалось ко мне
с огромной быстротой, и по длинной бороде, развевающейся подобно  хвосту
кометы, и по непрестанному злобному бормотанью я без труда узнал  своего
брата.
   "Селям алейкум, Омарчик! - воскликнул я, когда мы с ним  поравнялись.
- В добром ли ты находишься здоровье?"
   "Да так, ничего, - неохотно и неприветливо отвечал мне Омар  Юсуф.  -
Как видишь, вращаюсь себе помаленьку вокруг Земли. - Он пожевал губами и
сухо добавил: - Ну, а теперь говори, что тебе нужно. Не забывай, что  ты
прилетел к занятому человеку. Кончил дело и - улетай".
   "Чем же ты так занят, о любезный брат мой?" - вопросил я его.
   И он мне ответил:
   "То есть, как это чем?! Я же сказал тебе, что работаю спутником  Зем-
ли. Вращаюсь, как проклятый, день и ночь без минуты отдыха..."
   "О горе мне! - воскликнул я тогда в великой скорби. - Сколь  печальна
и неинтересна твоя жизнь среди вечного холода и тьмы, в беспрестанном  и
бессмысленном вращении вдали от всего живого!"
   И я залился слезами, ибо мне было бесконечно жаль моего брата.
   Но Омар Юсуф в ответ на мои сердечные слова только холодно и  снисхо-
дительно промолвил:
   "Не жалей меня, ибо меньше кого бы то ни было я нуждаюсь  в  жалости.
Посмотри - и ты убедишься: я самое большое из всех небесных тел. Правда,
Солнце и Луна светят, и даже довольно ярко, а я не свечусь,  но  зато  я
несравненно крупнее их. Я уж не говорю о звездах,  которые  столь  малы,
что множество их спокойно уместится на моем ногте. - Тут на его лице по-
явилось некое подобие благожелательной улыбки. - Если хочешь, -  промол-
вил он, - присоединись ко мне, стань моим спутником  -  будем  вращаться
вместе. И тогда, если не считать маня, ты будешь крупнейшим из  небесных
тел".
   Но напрасно я обрадовался этому хоть и необычному, но все же проявле-
нию братских чувств, ибо Омар Юсуф так обосновал свое предложение:
   "А то у всех светил имеются спутники, а у меня нет, Даже как-то  неу-
добно перед другими светилами".
   Я поразился невежественности и глупой самовлюбленности моего брата. Я
понял, что он не желает возвращаться на Землю, и с тяжелым сердцем  ска-
зал ему:
   "Прощай, ибо я спешу: мне еще нужно успеть поздравить кое-кого из мо-
их юных друзей".
   Но Омар, которому, видимо, пришлась по сердцу его идея, взревел:
   "А спутником моим кто будет? Оставайся лучше добром,  или  я  разорву
тебя на куски!"
   С этими словами он вцепился в мою левую ногу,  но  я  не  растерялся,
резко свернул в сторону и вырвался из рук Омара, оставив в них  одну  из
моих туфель. Он, конечно, пожелал догнать меня, но не мог этого сделать,
ибо должен был продолжать свой бесконечный  путь  по  замкнутой  кривой,
именуемой словом "орбита".
   Но, отлетев на приличное расстояние, я все же почувствовал  некоторую
жалость к моему неприятному и себялюбивому брату и крикнул ему:
   "Если тебе так уж требуются спутники, о Омар Юсуф, то за этим дело не
станет!"
   Я вырвал из своей бороды пять волосков, разорвал их на мелкие кусочки
и развеял во все стороны. И тогда вокруг  Омара  Юсуфа  стало  вращаться
много разноцветных, красивых  шариков  размером  от  горошины  до  очень
большой тыквы. И это были вполне приличествующиа ему спутники и по  раз-
меру и по красоте.
   Брату моему, как существу недалекому,  до  этого  мгновения,  видимо,
просто не приходило в голову, что он сам может изготовить  себе  спутни-
ков. Сейчас же он, в великой своей гордыне, пожелал себе спутника  вели-
чиной с гору. И такой спутник у него действительно тотчас  же  появился.
Но так как масса вещества, заключенного в этой горе,  во  многие  тысячи
тысяч раз превышала вес взбалмошного и бестолкового  брата  моего  Омара
Юсуфа, то Омар Юсуф тотас же шлепнулся о созданное им новое небесное те-
ло, упруго, как футбольный мяч, отскочил от него и с воплями стал  быст-
ро-быстро вокруг него вращаться.
   Так Омар Юсуф пал жертвой своего непомерного тщеславия, превратившись
в спутника своего собственного спутника.
   А я вернулся на Землю и сел писать тебе  письмо,  о  вместилище  всех
достоинств, дабы ты не оставался в неизвестности о случившемся.
   А также спешу тебе сообщить, что привелось мне увидеть в магазине ра-
диоприемников на улице Горького один отличнейший приемник о девяти  лам-
пах, и достоинства его неисчислимы, и видом своим он ласкает самый  при-
хотливый взор, и пришло мне в голову, что если бы к этому приемнику при-
ладить..."
   Но дальше начиналось уже типичное письмо завзятого  радиолюбителя,  и
приводить его не представляет ни малейшего смысла, ибо те, кто увлекает-
ся этим делом, не найдут в нем ничего нового для себя, а не увлекающиеся
этой отраслью промышленности средств связи не найдут в нем  ничего  дос-
тойного их внимания.

   ЭПИЛОГ

   Если кто-нибудь из читателей этой глубоко правдивой повести,  проходя
в Москве по улице Разина, заглянет в приемную Главсевморпути,  то  среди
многих десятков граждан, мечтающих о работе в Арктике, он увидит старич-
ка в твердой соломенной шляпе канотье и вышитых золотом и серебром розо-
вых туфлях. Это старик Хоттабыч, который, несмотря на все свои старания,
никак не может устроиться радистом на какую-нибудь полярную станцию.
   Уж один его внешний вид - длинная седая борода по  пояс,  а  следова-
тельно, и бесспорно почтенный возраст - является серьезным  препятствием
для посылки на работу в суровых условиях  Арктики.  Но  еще  безнадежней
становится его положение, когда он начинает заполнять анкету.
   На вопрос о своем занятии до 1917 года он правдиво пишет: "Джинн-про-
фессионал". На вопрос о возрасте - "3732 года и 5 месяцев". На вопрос  о
семейном положении Хоттабыч простодушно отвечает: "Круглый  сирота.  Хо-
лост. Имею брата, по имени Омар Юсуф, который до июля прошлого года про-
живал на дне Северного Ледовитого океана в медном сосуде, а сейчас рабо-
тает в качестве спутника Земли", и так далее и тому подобное.
   Прочитав анкету, все решают, что Хоттабыч не в своем уме, хотя  чита-
тели нашей повести прекрасно знают, что старик пишет сущую правду.
   Конечно, ему ничего не стоило бы превратить себя в молодого человека,
написать себе любую приличную биографию или, на худой  конец,  проделать
ту же комбинацию, что и перед поездкой на "Ладоге". Но в том-то и  дело,
что старик твердо решил устроиться на работу в Арктике честно,  без  ма-
лейшего обмана.
   Впрочем, в последнее время он все реже и реже наведывается в приемную
Главсевморпути. Он задумал подзаняться теорией радиотехники, чтобы  нау-
читься самостоятельно конструировать радиоаппаратуру. При его способнос-
тях и трудолюбии это не такое уж безнадежное дело. Вся остановка за учи-
телями. Хоттабыч хочет, чтобы его преподавателями были оба его юных дру-
га, и единственное, что, как мы уже знаем, они могли обещать, - это про-
ходить с ним изо дня в день то, чему их самих обучают в школе.  Хоттабыч
пораскинул мозгами и решил, что, в конце концов, это не так уж плохо.
   Таким образом, и Волька и Женя учатся сейчас  очень  старательно,  на
круглые пятерки, чтобы не ударить лицом в грязь перед своим  престарелым
учеником. У них уже решено с Хотабычем, что он при их помощи и  одновре-
менно с ними закончит курс средней школы. А потом и ему и им прямая  до-
рога - в вуз. Но тут их пути разойдутся. Женя, если  вы  помните,  давно
уже выбрал для себя медицинскую карьеру, а вот у Вольки те  же  замыслы,
что и у Хоттабыча. Он мечтает стать радиоконструктором  и,  уверяю  вас,
будет не последним человеком в этом трудном, но увлекательном деле...
   Нам остается только проститься с героями этой смешной и  трогательной
истории и пожелать им здоровья и успехов в учебе и дальнейшей жизни. Ес-
ли вы когда-нибудь встретите кого-либо из них, передайте им, пожалуйста,
привет от автора, который выдумывал их с любовью и нежностью.