ФАРБАРЖЕВИЧ Игорь Давыдович российский писатель-сказочник Родился 1 декабря 1946 года в Харькове (Украина). Учился в музыкальной и художественной школах. С 1966 по 1969 год учился в Харьковском институте Культуры (режис- серский факультет), в 1973-1980гг., с перерывами, во Всесоюзном Госу- дарственном Институте Кинематографии (ВГИК, сценарный факультет). Работал лаборантом НИИ, электриком и рабочим сцены Харьковского ТЮЗа, актером ТЮЗа, художественным руководителем самодеятельности Харьковского Турбинного завода, директором сельского дома культуры, уполномоченным БОРЗ, охранником завода, [Image] слесарем-сборщиком завода детских игру- шек, режиссером Театра Поэзии, фотографом. В 70-х годах дважды становился лауреатом песен бардов на Украине. В настоящее время - член профессионального Комитета драматургов (Москва). Женат и имеет семеро детей. Печатается с 1966 года. Расписное яйцо Пятьдесят семь с половиной ложек Губернский повелитель Янтарная карета Сказка об огородном пугале Белое облачко, сизая тучка... Трень-брень-набекрень! Как лисенок был великаном РАСПИСНОЕ ЯЙЦО В траве лежало яйцо. Не простое яйцо, а расписное. Не просто - рас- писное яйцо, а огромное яйцо. Как холодильник на кухне. - Это я первым увидел его, я!.. - похвастался Лисенок. - Оно принадлежит какой-то важной птице, - мудро заметила Ворона. - Но с другой стороны - зачем на ней изображены цветы?.. Цветы из яиц не вылупляются... - А может, оно - змеиное?.. - решил Уж. - Мы ведь тоже появляемся на свет из яиц... Вот, кстати, на нем и нарисованы кинжал и змея! - Вот если бы на каждом яйце, - сказал Лисенок, - был портрет того, кто должен родиться!.. Не было бы путаницы! А иначе можно попасть в неп- редвиденные обстоятельства!.. Моя бабушка мне рассказывала перед сном, как ее дедушка с его бабушкой однажды увидели в гнезде куропатки... - Тс-с-с... - зашипел на него Уж. - Там кто-то шевелится!.. Все прислушались. - Действительно, в яйце кто-то просыпается!.. - воскликнула Ворона. - Тогда его нужно высидеть, - решил Ежик. - Одной это будет тррудно, - покачала головой Ворона. - А давайте все вместе согреем яйцо! - предложил Лисенок... - Однаж- ды, когда я согревал папе на ужин его любимый омлет с луком... - Это идея! - перебил его Лось. - И когда птенец вылупится, он будет нашим общим любимцем!.. Я научу его честно драться! - А я - жалить врага, - сказал Уж, который, кстати говоря, сам-то жа- лить и не умел. Но умел учить. - А я - зоррко видеть все вокрруг! - захлопала крыльями Ворона. - А я научу его сворачиваться клубком, - добавил Ежик. - А я - быстро бегать, - сказал Лисенок. - Это очень важно... Однажды моя тетка убегала от собак особым секретным способом... - А я!.. А я !.. А я !.. - затараторили остальные звери. Но тут яйцо треснуло, и из скорлупы выбралось странное существо: у него было змеиная голова, хвост ящерицы, уши осла, все оно было покрыто шерстью, как мед- ведь, и имело крылья, как у летучей мыши. - Ты к-к-кто?!.. - изумилась Ворона. - Я - Дракон!.. - гордо заявило чудище. - И очень хочу есть. - Сейчас я принесу тебе грибы, - забеспокоился Ежик. - А я - молодые побеги, - подхватил Лось. - А я - желуди, - хрюкнул кабан. - А я - яблоки, - спохватился Лисенок. - Мой дядя говорит, что в них есть витамины А, Бэ-один и Бэ-два... А еще - Цэ и Дэ... - Дурак он, твой дядя! - захохотал Дракон. - У меня - своя азбука: А) - на завтрак я ем зверей; Б) - на обед - птиц; В) - на ужин - рыб... Сейчас утро, - он обвел всех маленькими злыми глазками, - и я съем этого пузатого... Он раскрыл пасть - и Кабана не стало! - А теперь я буду спать!.. У меня свои, драконовские законы. Так что копытами не топать, крыльями не хлопать, - зевнул он. - Бай-бай, зай- цы-лебеди, до обеда!.. И захрапел... Все ошеломленно молчали. - Вот вам и общий любимец... - тихо произнес Лось. - Что будем де- лать? - Дррраться!.. - каркнула Ворона. - Ссстрашшшно... - свернулся в кольцо Уж. - Раздавит и растопчет... И тогда вперед вышел Лисенок: - Эй, вы, зайцы-лебеди!.. Дракона я берусь прогнать! Всем, кто еще вчера посмеялся бы над ним, сегодня было не до смеха. - Что тебе для этого нужно, о храбрый Лисенок?.. - спросил Ежик. И тот поделился со всеми своим планом. Когда в полдень Дракон проснулся, он зевнул, сладко потянулся, пос- мотрел по сторонам и очень удивился, обнаружив рядом с собой Лисенка. - Это тебя прислали ко мне?.. - разочарованно спросил он. - Я пришел сам, - поклонился Лисенок. - Похвально, но ты все равно мне только на один зуб!.. А их у меня - сто, не считая клыков, - рассмеялся он своей глупой шутке. - Кроме того, по уговору, на обед я ем птиц! - Я пришел к тебе не в качестве птички, о премудрый! - Но если в качестве рыбки, то еще не вечер... - Дракон облизнулся... - Хотя... солнце уже начинает заходить за вершину горы... Полезай в мою пасть, да поживей! - О всемогущий! - печально улыбнулся Лисенок. - Ты не так меня поня л... Я пришел, чтобы спасти тебя... - От кого?!.. - опешил Дракон. - От другого Дракона, который обедает только Драконами. - А завтракает?.. - с надеждой спросило чудище. - Ими же. И завтракает, и полдничает, и ужинает... Тут невдалеке раздался страшный рев: в нем было и рычание, и шипенье, и клекот. - Это он, ужасный и многоголовый! - завопил в страхе Лисенок и упал на землю. - У него много голов? - с опаской спросил Дракон, плюхаясь рядом. - Очень... И у каждой - зверский аппетит! Уж как я ни объяснял ему, что только ты должен нас съедать - он и слушать не хотел! Я, говорит, съем сначала его, глупца и дурака, то есть тебя, а уж потом доберусь до всех вас! - Он так и сказал: "глупца и дурака"? - мрачно переспросил Дракон. - Так и сказал: "глупца и дурака"! - с удовольствием повторил Лисе- нок. - А может, я и ошибся... - Конечно же, ошибся! - возмутился Дракон. - Да, - успокоил его Лисенок. - Теперь я вспомнил: он сказал иначе: "дурака и глупца"! Вот!.. - Что же делать?! - заревел Дракон, забеспокоившись не на шутку. - Бежать, твоя милость! - Куда? - Я все продумал... У берега тебя будет ждать плот. - Молодец! - обрадовался Дракон. - Это что, - скромно опустил глаза Лисенок. - Помню, в прошлом году, на даче у дяди... Но тут страшный грохот заглушил его слова. - Бежим! - не своим голосом закричал Дракон и первым бросился к реке. Он вскарабкался на плот и стал поспешно отпихиваться от берега. - Постой! - остановил его Лисенок. - Если твои крылья соединить при- щепкой, он подумает, что это - парус, а ты - лодка, и не обратит на тебя внимания!.,. Я как раз захватил одну. - О, мудрый Лисенок!.. - растроганно произнес Дракон. - Я обещаю те- бе, что съем тебя последним... - И послушно дал Лисенку прищепить свои крылья. Но тут у реки появилось чудовище с четырьмя головами, четырьмя хвос- тами и десятью ногами. Одна голова была рогатая, другая - колючая, третья - с клювом, а четвертая - с жалом. - Где он?!.. - закричали головы разом. А Дракон, ни жив-ни мертв, притворившись лодкой, плыл к середине ре- ки. И тут Лисенок закричал: - Эй, плот, остановись! Расплывись! Перевернись! И плот (а он состоял из черепах) расплылся в разные стороны. - Тонуу-у-у!.. - забарахтался Дракон и поплыл в другую сказку. А чудище (это были Ежик, Лось и Ворона, обвязанные Ужом), "разбежа- лось", и все стали смеяться, плясать от радости и хвалить умного Лисен- ка. ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ ЛОЖЕК. Если вы читали историю о Песочном Генерале, то должны помнить Городс- кую ведьму, которую сказочник Егорий прогнал из той сказки за злостное хулиганство. Но, как это бывает не только в сказочных историях, они сно- ва встретились: ведьма очутилась в одном с ним городе, мало того, на од- ной улице и даже в одном дворе. Она устроилась работать дворничихой по имени Нина и снова начала безобразничать. То с радостью отключит свет, то с восторгом наколдует закупорку труб, то, совершая на метле ночную прогулку, сломает очередную телевизионную антенну или перережет ножница- ми какую-нибудь бельевую веревку на балконе. Ни милиция, ни бдительные пенсионеры не могли изловить злодея. А Нина всегда идеально чистила дорожки и всегда посыпала их песком, если было скользко, и только знай себе посмеивалась, продолжая ловко и безнаказан- но творить свои гадости. Ее колдовских знаний как раз только на это и хватало. Однажды днем, в канун Женского праздника, у двери своей квартиры она обнаружила синюю бутылку необычной формы: квадратную, с трехгранным гор- лышком. - Ну, и обнаглели! - рассвирепела ведьма. - Бросают бутылки где ни попадя! Уж и шагу ступить невозможно! Надо вам сказать, что ведьма была на редкость злопамятной: то есть, помнила каждый камешек под ногами, о который когда-то споткнулась, а лю- дей, наступивших ей на ногу или случайно толкнувших, - она продолжала ненавидеть даже во сне, Врагом она считала каждого жильца, а большим врагом - сказочника Его- рия. - Ну, я им покажу! Ну, они у меня получат!.. Она подняла бутылку,чтобы выбросить ее в мусоропровод, но тут увиде- ла, что та - совсем нераспечатанная. Мало того: закупорена сургучом! Ни- на не поверила своим глазам. Она потрясла ее, поднесла к уху, посмотрела на просвет: в бутылке по самое горлышко булькала жидкость. На донышке были отлиты две буквы: B и N. Ведьма было обрадовалась, что завтра, в день Восьмого марта, выпьет сама за себя, да вдруг подумала: "А что, если это - какая-нибудь тормозная жидкость? Или крысиный яд?, . Может, кто специально подложил, чтоб меня отравить?.." От этой мысли она вся похолодела и начала чихать. У нее так бывало: просыпалась среди ночи в холодном поту. Поэтому часто простужалась. Ведьма призадумалась: и спросить, вроде, не у кого, и выбрасывать жалко. "А может, ее потерял какой-нибудь иностранец?.. - стала она себя ус- покаивать. - Иностранцы - люди забывчивые... А вдруг это - целебный бальзам? Сейчас было бы очень кстати!" - И тут вспомнила, что в своей "Колдовской Книге" когда-то видела эти две буквы. Она кинулась в дом и, достав из сундука старинный фолиант, стала ли- хорадочно его листать. - Есть! - закричала ведьма на всю кухню. - Они и есть! На одной из пожелетевших рукописных страниц действительно были изоб- ражены буквы: B и N. Она пробежала глазами по строчкам и тут сердце ее сильно забилось, а глаза загорелись от восторга: в старинной бутылке оказывается действительн был бальзам: - бальзам молодости, изобретенный великим Нострадамусом! Там же был описан способ его употребления: одна ложка омолаживает на десять лет жизни. Ведьма долго не могла прийти в себя. Она много слышала об этом чудо- действенном напитке и стала воображать себя молодой, красивой, сильной! Вся жизнь вспыхнула перед ней в розовом свете. Ведьма тут же собралась приступить к омоложению, но решила сначала опробовать бальзам на своем коте Венедикте. Тому было уже лет пятнадцать, он страдал потерей слуха, нюха и памяти одновременно. Нина откупорила бутылку: кухню вмиг заполнил цветочный аромат. Она встала на табуретку и полезла на антресоли: Венедикт любил там спать. Наполнив столовую ложку, она влила бальзам в полуоткрытый рот спящему коту. Тот проглотил жидкость во сне, даже не поперхнувшись. И тут случи- лось то, чего так вожделенно ждала ведьма: старый Венедикт проснулся и вдруг на глазах превратился в резвого котенка. Не помня себя от радости, ведьма стала подсчитывать необходимое коли- чество ложек, которое ей придется выпить. Для этого требовалось вспом- нить, сколько же ей лет на самом деле: обычно она скидывала себе двести - так, для настноения. Но сейчас обманывать самош себя не было смысла, и ей пришлось заняться серьезными воспоминаниями... Вспомнила она свое детство в дремучих лесах: как хорошо тогда вокруг было, весело: одни лешие да вурдалаки, сколько друг дружке гадостей де- лали и всш с шутками да прибаутками. Утопили как-то раз одного старич- ка-лесовичка в болоте, а он к утру - глядь! - в водяного превратился. Больше таких хороших воспоминаний в ведьмину голову не лезло, ибо вся остальная ее жизнь была хоть и шумной, да больно жестокой: ей тоже стали гадости делать. Вспомнила Нина свое девичество (ей тогда исполнилось всего-то лет семьдесят). Сам Кощей обручаться приходил. Прогнала его - старым пока- зался. А ведь до сих пор, небось, где-то небо коптит: все ж - Бессмерт- ный!.. В век совершенолетия, в сто лет, выдали ее замуж за упыря. Была она молодая - кровь с молоком! Вот и стал он ее кровушку пить. Не вытер- пела ведьма и превратила мужа в пенек скрипучий. А дальше - больше!.. Змей-Горыныч ей избушку спалил. Клялся, что слу- чайно "А за случаянно - бьют отчаянно." Она ему тогда одну башку оторва- ла. Не помер - и ладно. Лет триста, поди, с двумя летает... Когда стукнуло четыре сотни, надоело ей в лесу сидеть - в город поле- тела. Поначалу трудно было, но постепенно - годков за сто-сто двадцать - пообвыкла. И всю последнюю сотню лет жила как настоящая городская ведьма. Даже понравилось. В лесу скучно и небезопасно: нечисти стало меньше, все - на виду, кто где какую "шалость" учинит - сразу понятно. А в городе сколько гадостей можно безнаказанно понаделать! В разных сказ- ках побывала, на всех работах потрудилась: и проводницей в поезде, и па- рикмахершей, и начальницей, и официанткой, и даже артисткой в театре, а теперь, вон, - дворничихой!.. Словом, выпало в окончательном ответе - 600 лет. Осталось только вы- яснить: на сколько лет лучше всего помолодеть, и сколько для этого пона- добится ложек бальзама. Собрав в кулак все свои знания по арифметике, она наконец-то решила задачу целиком. Оказалось: чтобы превратиться в молодую ведьму, уже уме- ющую колдовать, нужно выпить - пятьдесят семь с половиной ложек! Сосчи- тала ведьма и огорчилась: где же их взять-то столько?.. Стала она рыскать по всей квартире. В "Праздничном наборе", что пода- рили ей в домоуправлении еще к прошлому Женскому дню, оказалось сразу шесть ложек. Затем в кухонных ящиках нашлось еще сорок четыре: двадцать две столовых, семь десертных и пятнадцать чайных, унесенных из разных кафе и столовых в разное время. Итого: пятьдесят штук. Из бельевого шка- фа достала Нина шесть старинных серебряных ложек, которые берегла на безбедную старость. Пятьдесят шесть. Наконец, в антресолях наткнулась на две деревянные: когда-то играла в фольклорном ансамбле города Зуева. Од- ну деревянную ложку ведьма разломила пополам. Вышло как раз пятьдесят семь с половиной ложек!.. И вот наступил долгожданный час. Она попробовала волшебный напиток. А вкуса он был необыкновенного! Сравнить его можно было лишь с цветочным сиропом на меду, растворенным в крепком ликере. Ведьма пила бальзам - ложку за ложкой - и все удивлялась: для чего их столько понадобилось, когда хватило бы и одной!.. Поставив на подоконник настольное зеркало, она стала внимательно всматриваться в свое отражение. Тут мы прервемся. Не в том, конечно, смысле, чтобы эту историю вы до- читали в другой раз. Просто перенесемся сразу же поближе к вечеру, когда сказочник Егорий неспеша прогуливался по двору. Он любил сочинять сказки на ходу. Вназапно у соседнего подъезда он увидел ревущую маленькую девочку, лет пяти. Она была одета во взрослое платье, подол которого волочился по асфальту. - Ты чья?!.. - удивился Егорий. Девочка бросилась к нему на шею, заходясь от громких рыданий. Он рас- терянно взял ее на руки. - Ты кто?! Девочка заревела еще громче. Что-то знакомое послышалось в ее реве. - Тебя как зовут? -Нина-а-а!!!.. - заревела малышка в самое ухо. Сказочник внимательно пригляделся и действительно обнаружил едва уло- вимое сходство с ведьмой. Даже маленькая родинка у девочки на щеке была на том же самом месте, где у Нины торчала бородавка. Что же произошло всего за день? А случилась прелюбопытнейшая история, для вас может и смешная, но для ведьмы Нины, прямо скажем: трагическая. Ни один Институт Красоты, никто из косметологов в мире не творил та- кие чудеса, как эта волшебная жидкость. Отцветшее лицо старой ведьмы расцветало с каждым мгновеньем, как подснежник в марте. Однако, превра- щение все же шло, по ее мнению, слишком медленно, и тогда она решительно поднесла к губам старинную бутылку, сделала еще пару глотков прямо из горлышка и когда снова подошла к зеркалу, увидела там маленькую девочку, которая смотрела на нее с любопытсвом и страхом. Дворничиха пулей выско- чила в коридор и подбежала к настенному зеркалу. Перед ней стоял напу- ганный ребенок, путаясь во взрослом ведьмином платье. Нельзя было пить весь элексир. Она сразу потеряла все права взрослого: паспорт, квартиру, свои платья, туфли на высоком каблуке, рюмку ликера на абрикосовых кос- точках перед сном, работу, наконец! Потеряла возможность колдовать, ибо колдовство приходит к ведьмам только в тринадцать лет. К тому же теперь ей надо будет снова идти в первый класс, снова учиться и получать двой- ки! И что самое печальное: она не сможет больше делать гадости, которые скрашивали ее одинокую жизнь!.. Маленькой Нине стало на минуточку так плохо, что она тут же рухнула без чувств на пол. А когда она очнулась, то оказалось, что начисто забыла все, что с ней было раньше. Девочка ис- пугалась и выбежала во двор с громкий плачем, который и услышал сказоч- ник. - Не плачь, глупенькая!.. - как мог утешал он ее, - Теперь все будет хорошо!,,. Но девочка прямо-таки зашлась от рыданий. Он отнес ее домой и уложил в постель. Дал стакан компота. На кухне он увидел котенка, похожего на старого Венедикта, как может быть похож родной сын. Тот тщательно обли- зывал ложки, что валялись на полу. И Егорий все понял. Он присел на кра- ешек кровати и прошептал в самое ухо девочки свою Сонную Присказку... "Жил-был боСОНогий СОН. Приходил он яСНЫм вечером в город, садился на белоСНЕжной площади и звонил в звучную СОНетку. СНАчала он читал чудеС- НЫе СОНеты, а затем наигрывал прекраСНЫе СОНатины. Под эти искуСНЫые не- беСНЫые звуки засыпал весь город с рукопиСНЫыми СОНниками на подушках. Не скрипели треСНУувшие двери, не гудели автобуСНЫые клакСОНы. Только БесСОНнный СОНм бестелеСНЫх СНОВидений кружился в ночной тиши. Замирал на реке колеСНЫый пароход. Не дрожала на удочке блеСНА. Не шумели соС- НЫы. Только шелестела в ночи полевая СНЫть да шуршала леСНАая СОН-трав а..." Когда присказка закончилась, Егорий увидел, что девочка-бывшая ведьма крепко спит, чуть вслипывая во сне. Симпатичный котенок, царапая одеяло, вскарабкался на постель и тут же уснул рядом на подушке. И тут Егорию стало страшно от своей выдумки. Еще утром, ломая голову как избавиться от зловредной старухи, сказоч- ник решил воспользоваться волшебным бальзамом (подарок смотрителя одного средневекового замка Европы). Он рассчитывал, что Нина станет молодой и веселой. Но кто же мог предположить, что она, как последний пьяница, выпьет всю бутылку до дна?! Еще один-два глотка из синей бутылки - и Ни- на могла вовсе исчезнуть!.. Она чуть не исчезла совсем!.. "Случись это, - винил себя Егорий, - не было бы на свете такой чудес- ной маленькой девочки, одной-единственной в целом мире, ничего не знаю- щей про плохое и хорошее... Ничего, - успокоил он себя, - теперь я сам возьмусь за ее воспитание." И, подоткнув с боков одеяло, сказочник поспешил в детский сад, чтобы договориться о месте для своей новой племянницы. ГУБЕРНСКИЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ 1 Случилось это в одном из российских городов, имя которого раскрывать не хочу. И не потому, что являюсь патриотом таинственного города, а просто из тех соображений, что история эта могла произойти в России - где угодно. Итак... Жил в небольшом имении один отставной интендант. Уж как ни выслуживался он с младых лет в казармах, как ни старался, а выше капита- на, увы, не допрыгнул. Капитала особого сколотить не сумел, жениться - не женился. Так и жил один-одинешенек с несколькими слугами да с десятками тремя крепостных крестьян. Потому и считался среди соседей-помещиков человеком бедным, и неуважаемым, хотя неглупым. Никто его к себе в гости не звал, а сам он и рад бы кого пригласить - да денег на закуску не хватало. Только с поме- щиком Стошниловым изредка виделись, да и то, если тот сам в гости пожа- лует. Ел, что Бог пошлет: на завтрак - молоко с сухарями, в обед - костля- вую утку с мочеными яблоками, а перед сном позволял себе иногда чарки две-три винца пропустить да поблагодарить Господа за то, что живет себе на свете тихо, что смерти на войне избежал, что ни к кому не в претен- зии, а уж коли и забыли его - то, может, оно и к лучшему: подальше от людских речей, склок да темных дел. И только в сновидениях нередко видел он себя могучим да знатным, в окружении больших чинов и первых красавиц целой губернии. Все ему улыбались и кланялись, кланялись... После таких снов он в течение нескольких дней ходил надутым и важным. Да, чуть не забыл, звали его Викентий Гаврилович Передрягин. Как все военные в отставке, любил он охоту и часто выезжал на старом рысаке, с которым еще в Отечественную гнал французов. Случилось ему как-то раз с помещиком Стошниловым на кабана идти. Сна- рядились ранним утром, взяли с собой слуг и, пока солнце еще высоко не встало, отправились в лесную чащу. Там поделились они на четыре группы и разошлись. Передрягин пошел один: за долгие годы он настолько отвык от людей, что рад был лишний раз побыть в одиночестве. Затаился в кустах - и стал прислушиваться. Лишь только пичуга на ветку сядет, или ветер листья на землю сдует - он тут же ружье вскинет и оглянется: не кабан ли?.. Так прошел в ожида- нии час - другой. Вдруг раздались вдалеке голоса егерей, беспорядочные выстрелы, и слышит капитан: кто-то сквозь кусты продирается. Оглянулся Передрягин - батюшки-светы! - вместо кабана - матерый волк прямо на него несется. А егеря все ближе, а выстрелы все чаще. Остановился зверь, гля- нул в глаза капитану, да так умоляюще, что тот невольно опустил ружье и застыл на месте. А волк - шасть вбок - и пропал! Выбежали к Передрягину охотники, тяжело дышат, глазами сверкают. - Не пробегал ли, - спрашивает Стошнилов, - волк поблизости? - Нет, - отвечал Передрягин, - ни волка, - ни кабана не приметил. Огорчились охотники, пошныряли в лесу до обеда, и уже ближе к вечеру кабана все же накрыли. На том охота и кончилась. А спустя несколько дней случилось вот что... 2 Теплым августовским вечером, ближе к десяти часам, когда солнце уже склонялось на покой, по дороге, ведущей в его имение, появилась карета. Викентий Гаврилович сидел как раз в тот момент на веранде и допивал вто- рую чарку сливовой настойки. Эта была старинная повозка, в коих ездили лет этак триста назад. В уходящих лучах солнца сверкали будто золотом колесные спицы, крыша и двери. Вот уже стал слышен скрип колес да топот четверки вороных коней, вот карета с разбегу въехала на близкий мосток и благополучно миновала его, и вот теперь на всех парах неслась прямо к воротам Богом забытого имения. Викентий Гаврилович не успел даже вскочить со стула, как карета уже стояла у деревянных колонн. Теперь он имел возможность совсем близко рассмотреть ее. Она была темно-вишневого цвета, вся лакированная, а спицы, крыша и двери были и вправду из чистого золота. За оконным стеклом висела зеленая занавеска, из-за парчовых складок которой проглядывал важный мужской профиль. С облучка спрыгнул на землю слуга-возница и почтительно распахнул дверцу кареты. Из нее вышел бородатый мужчина, одетый, несмотря на жар- кий летний вечер, в богатую волчью шубу. Он издали пронзительно глянул прямо в глаза капитану Передрягину. Тот даже вздрогнул. Незнакомец подошел к высокому крыльцу и, не всходя на ступеньки, свы- сока кивнул стоящему наверху хозяину. - Разрешите переночевать в вашем доме, - сказал он капитану. Передрягин растерялся, ибо уже лет десять никто у него не останавли- вался. - Всего одну ночь, Викентий Гаврилович, - уточнил чернобородый. - Я думаю, что не потесню вас. А вот отблагодарю - достойно. Передрягин растерялся вконец: - Простите, сударь... мы разве знакомы?.. - неуверенно спросил он. - Как сказать... - усмехнулся тот. - А у меня такое чувство, - сказал встревоженный капитан, - что мы уже где-то с вами встречались... - Конечно встречались! - подтвердил Незнакомец. - Да вот познако- миться недосуг было. Так что разрешите представиться, - и незваный гость поклонился: - Вольнор. - Он взглянул на растерянное лицо Передрягина и добавил с усмешкой: - У меня нет ни отчества, ни фамилии. Одно лишь имя: Вольнор. - Очень приятно... - пробормотал капитан. - Чего же мы тогда стоим? - и суетливо пригласил Незнакомца в дом. Взяв с сундука в прихожей зажженный канделябр, Передрягин вошел с Вольнором в гостиную и поставил свечи на стол. Осмотрелись они оба: гость - как и подобает гостю, а Передрягин со смущением (гостиной явно не пользовались с зимы - ведь какая надобность в гостиной без гостей?). - Разрешите присесть? - спросил Вольнор, явно беря инициативу в свои руки. - Да уж извольте-с... - пробормотал хозяин. - Отужинали? - поинтересовался гость, пытливо глядя в глаза капитана. Сердце Передрягина заколотилось, а голос задрожал: он так боялся обнару- жить перед кем-либо свою нищету. - Э-э-э... Совсем недавно, - пробормотал он. - А повар... уже спит... Вот каналья!.. Хотя, если вы голодны, то я разбужу... Правда, совсем не знаю какие запасы на кухне... Меня другие дела интересуют... Военное ис- кусство, например... Или философия... - вконец сконфузился капитан. - Ерунда! - расхохотался Вольнор. - Это я спросил к тому, чтобы приг- ласить вас поужинать со мной. - И он щелкнул пальцами, сверкнув при этом драгоценными перстнями. Не успел Передрягин и глазом моргнуть, как на огромном обеденном сто- ле, словно на скатерти-самобранке, появились такие блюда и закуски, ко- торых бедный капитан и сроду-то не видывал, несмотря на большой опыт ин- тенданта, а уж попробовать - и вовсе возможности не было. Упомяну лишь о некоторых напитках, которых сегодня, увы, не хватает на нашем столе. Вино Бургонское, водка с клюквой на меду... еще вино ки- нарское, мальвазия... затем - вино греческое, венгерское белое... потом - красное ренское, а дальше язык... у меня... за-а-аплетается, и нету слов говорить боле. Когда Викентий Гаврилович все это увидел, - едва со стула не свалил- ся. Но чтоб не показаться неучтивым в глазах богатого гостя, Передрягин ухватился за край скатерти, которой у него отродясь не было, с трудом удержался за столом, икнул и спросил Вольнора: - Ваша светлость, как это все понять?.. - А чего понимать? - весело спросил Вольнор. - Пейте да угощайтесь! И не думайте ни о чем. И стали они ужинать, вернее ел и пил только один Викентий Гаврилович. Он решил, пусть даже лопнет, но отведает все стоящие на столе блюда и напитки. Гость же, с разрешения хозяина, лишь дымил сигарой да с интере- сом наблюдал за отставным капитаном, опустошающим тарелку за тарелкой. После пятой или седьмой рюмки страх испарился, волненье прошло, и Пе- редрягин, закурив предложенную сигару, поинтересовался у гостя, кто он и что делает в этих краях. - Путешествую, - ответил гость. - Денег у меня предостаточно, а вре- мени еще больше. - Хорошее занятие, - завистливо вздохнул Викентий Гаврилович. - Весе- лое и беспечное. - Не скажите, милейший, - возразил ему Вольнор. - Скучное это дело: мотаться по всему свету... Везде одно и то же... За тысячи лет - ничего принципиально нового! Я имею в виду человеческие отношения. Вот поэто- му-то и стал я с некоторых пор забираться в сны к людям. Авось, там не заскучаю!... И верите? - он проницательно глянул в глаза Передрягину. - Там случается такое, чего никогда не будет на самом деле! И человек во сне совсем иной, чем наяву. Викентий Гаврилович уже давно застыл с сигарой в руке, внимая каждому слову Вольнора, и мурашки бегали у него по спине. - Вот вы, например, - продолжал странный гость. - В жизни почти неза- метны, но там, в мире сновидений - царь, повелитель чужих жизней и су- деб! Я стоял рядом и видел вас как бы изнутри. Это не лесть, милейший Викентий Гаврилович. Я люблю волевых людей... - Он сделал небольшую пау- зу и улыбнулся: - А вот за то, что вы недавно спасли мне жизнь, я решил сделать не совсем обычный подарок. Капитан от неожиданности поперхнулся: - Я? Спас? Вашу? Жизнь?!.. Когда же, позвольте узнать?! И тут волчья шуба Вольнора, небрежно сброшенная в кресло, слегка за- шевелилась. Волосы встали дыбом на голове отставного капитана. - Так это... были вы?! Вольнор громко расхохотался. - Я, Викентий Гаврилович!.. Не стану загодя говорить о необыкновенных способностях моего подарка, особенно сейчас, когда вы немного навеселе. Завтра я уеду, а вы найдете его на столе в кабинете. Не спешите. Разбе- ритесь. И тогда вся ваша жизнь на этой земле приобретет совершенно дру- гой смысл. Выпьем же за сны! Вольнор поднял большой бокал вина, Передрягин чокнулся с ним, выпил свой, и словно куда-то провалился... А когда очнулся - за окном уже стоял жаркий полдень... 3 Он потянулся, осмотрелся и мгновенно вспомнил все до мельчайших под- робностей. - Приснится же такое! - сказал он вслух и мечтательно добавил: - А напитки-то были просто волшебные! Передрягин, с легкостью, какой не чувствовал уже много лет, вскочил на ноги, умыл лицо из кувшина, и на всякий случай решил заглянуть в гос- тиную, в которой с зимы не был. Он открыл дверь и остолбенел: накрытый стол - который ему приснился - стоял на самом деле, источая такие бо- жественные кулинарные запахи, что отставной капитан тут же чихнул семь раз подряд. Сердце вновь бешено заколотилось, и он кликнул домашних. Прибежали слуги, клянясь и божась, что ничего не слыхали и ни про что не знают. Передрягин тупо стоял на пороге гостиной, затем налил рюмку рейнского и увидел в пепельнице два сигарных окурка. Тогда он опрометью кинулся в кабинет. Так и есть! На его столе лежал, завернутый в черную бумагу, перевя- занный грубой бечевой большой толстый пакет. Передрягин дрожащими руками осторожно развязал его и достал из бумаги большую и плоскую картонную коробку - словно от игры. Сняв крышку, он увидел действительно нечто похожее на тот французский набор оловянных солдатиков с фортом, пушками и даже с конницей, который отец подарил ему в детстве. Только здесь вместо солдатиков лежали картонные человечки - мужчины и женщины всех сословий: от простолюдина до губернатора. Крестьяне и крестьянки, купцы и купчихи, помещики и помещицы, генералы и генеральши, - все они были вырезаны с особой аккуратностью и нарисованы с такой тща- тельностью, словно к ним прикасалась рука Гюстава Доре. Еще в коробке оказались плоские макеты церквей и домов. Присмотрев- шись к ним, Викентий Гаврилович с удивлением обнаружил, что картонная архитектура в совершенстве копирует здания их губернского города. Вот военное училище, где учился он сам. Это - Пансион благородных девиц, ку- да на Новый год приглашали прыщавых курсантов угловатые ученицы. Вот больница, в которой он пролежал, мучась животом, а вот - ресторан "Чаво изволите?", где он впервые наклюкался водкой, настоянной на клюкве. Тут - магазин французского парфюма, здесь - английской одежды, а там - гаст- роном купца Тьфукина. Ах, как все это было ему знакомо! "Странный подарок!.. - недоумевал Передрягин. - Может, Вольнор хотел, чтобы я не обременял себя поездками, а путешествовал, сидя дома?.. Гм... Что-то тут не так... Ведь не ребенок же я, в конце концов, да и он - не дурак, черт подери!.." Тут Передрягин схватился за голову: до него дошло, что вчерашний гость был не кто иной, как сам... чур меня, чур!.. "Господи, - повернулся он к иконам. - Как же я сразу-то не догадался? !.." Передрягин стал усиленно креститься, губы привычно зашептали молит- ву, но мысли были заняты лишь тем, что это все могло значить?.. Он ско- сил глаза на письменный стол, и вдруг непреодолимая сила потянула его туда. Тяжело дыша, Викентий Гаврилович достал со дна коробки карту гу- бернского города - его точную копию, а в уголке, под фигурками игральные кости: два кубика из самшита, прохладные на ощупь. Все та же неведомая сила заставила его тотчас же разложить карту на столе и выставить на ней все картонные дома, словно декорации на сцене. После чего у него возник- ло странное желание бросить кости на рисованный город. Они упали у кар- тонного театра, который тут же внезапно вспыхнул невесть откуда взявшим- ся огнем и вмиг сгорел, будто и в помине не было. Ни искры, ни пепла на карте. У Передрягина закружилось голова, он схватился за сердце и без чувств упал на кожаный диван. Сколько пролежал - не помнил. Помнил только, что не спал. Он продрал глаза и с трудом поднялся с дивана. Очень болела голова. Будто после вы- питого. У окна стоял конюх Степан. Завидев барина, он подошел поближе и ска- зал: - Страсть что в городе творится, барин! - Что?.. - вяло спросил капитан, занятый своими мыслями. К тому же, он хорошо знал конюха, который соврет, что кнутом щелкнет. - Тянтер сгорел! Вчерась утром. - Господи! - перекрестился Передрягин. - Никак, совпадение... Он вернулся к столу и, не ведая что творит, вновь бросил кости на карту города. На этот раз они упали прямо у Пансиона благородных девиц. "Пансион" опрокинулся на картонную мостовую и - пропал с глаз навсегда! - Пролетку! - крикнул из окна капитан, и через пяток минут два запря- женных коня уже нетерпеливо били копытами у крыльца. - Гони, Степушка! - кричал в спину сидящему на козлах конюху Передря- гин. - Гони, что есть мочи!.. 4 В губернский город они приехали часа через три с двумя небольшими ос- тановками у придорожных трактиров. Сразу же при въезде в город, Передря- гин заметил, что на сей раз что-то здесь не так. Повсюду сновали кареты скорой помощи, трубили и звонили пожарные команды. - Что случилось, матушка? - спросил Степан у прилично одетой старуш- ки, с трудом державшейся за столб газового фонаря. - И-и, милай, - всплакнула она. - Пансион-то наш, где благородные де- вицы, провалился сквозь землю. Стоял себе мирно сто лет, и вдруг сегод- ня, средь бела дня: раз и - сгинул! Горе-то какое!.. - Слезы градом по- катились по ее морщинистым щекам. - Внученька моя там... Уж не знаю: жи- ва ли... Все копают да выкапывают... Много их там. Всю ночь напролет ко- пали. Сорок семь девиц уж достали. А моей средь них, слава Богу, покуда не оказалось... Ах, бедныя-бедныя! - запричитала она и без сил привали- лась к столбу. - Куда ехать? - спросил Степан хозяина. - К пансиону?.. Передрягин не ответил. Он сидел в пролетке, как восковая кукла, и весь дрожал мелкой дрожью. - Э-э, да вы, барин, никак заболели, - решил конюх и поворотил оглоб- ли домой. 5 В имение приехали к полуночи. Осторожно положив капитана в постель, слуги разошлись по дому, шепотом обсуждая нездоровье хозяина. А тот лежал в темноте и размышлял вслух: - Выходит, ОН мне дал такую силу... Но ведь это же - грех, преступ- ленье! Сам! Своими руками!!.. А, впрочем, разве это я убивал?!.. - Он нервно рассмеялся. - Бред!.. Завтра же поеду к уездному лекарю. Пусть нервишки подлечит: микстуру пропишет, или на Воды отправит... И впредь о господине Вольноре ни-ко-му! И себе тоже... Он закрыл глаза и тут же заснул. И приснился ему Вольнор в своей волчьей шубе. Строго глянул на Передрягина, укоризненно произнес: - Что ж это вы, любезный, людей убивать надумали? Я ведь просил хоро- шенько ознакомиться с подарком. А вы что? С налету да с наскоку решили судьбу изменить? Ведь там в коробке, на самом дне, ИНСТРУКЦИЯ лежит. А вы ее пропустили. Вот и натворили бед, Викентий Гаврилович! - Но тут же примирительно добавил: - Ну, ладно, мертвых не вернешь, только в дальнейшем умнее будьте. - Он помахал ему рукой и пропал, а Передрягин проснулся. Добрался он кое-как до прихожей, выпил кружку теплого кваса и напра- вился в свой кабинет. На этот раз он осторожно заглянул в коробку, чтобы, не дай Бог, не уронить что-нибудь на карту города. И вправду: на самом дне лежала не- большая бумаженция, на которой большими буквами было написано: ИНСТРУК- ЦИЯ - и больше ничего! Он перевернул ее другой стороной, потом вверх но- гами, зачем-то посмотрел на свет - ни единой буковки! - Странно!.. - обескураженно сказал Передрягин. - Что ж это за сон такой?.. И еще раз принялся внимательно рассматривать картонных человечков. Бог мой! Да ведь их лица совершенно были похожи на официальные лица гу- бернских властей! Вот - сам Губернатор, с вздернутым мясистым носом и пышными бакенбардами, вот - Судья, с заплывшими от горячительных напит- ков глазками... А где же, где же... ах, вот он! Прокурор, худой и желч- ный, словно проглотил таракана... И Начальник военного училища - полков- ник Айдамолодецкий - ну, просто - один к одному: сапог сапогом! Передрягин даже расхохотался, позабыв на миг о страшных событиях пос- ледних дней. И вновь, не понимая для чего, расставил каждого у того зда- ния, к которому тот относился: то есть, Губернатора поставил у входа в его дом, Начальника пожарной охраны - у пожарной каланчи, Судью - у зда- ния городского суда, Начальника жандармерии - у Главного полицейского управления... Так он расставил их всех по местам, еще раз подивился схо- жести картонных человечков на сильных мира сего, и тут ему пришла в го- лову нелепая, дерзкая, а скорей всего, - озорная мысль: переставить мес- тами Губернатора и владельца бань - господина Чесоткина! Вот потеха слу- чилась бы в жизни на самом-то деле! Сказано - сделано! И вот уже картон- ный Губернатор пошел в баню, а господин Чесоткин встал у Губернаторского дома. Потеха, как есть, потеха! "Даже если эта игра как-то и связана с событиями в городе, - подумал Передрягин, - то уж, конечно то, что я сейчас делаю - никак не исполнит- ся! Видано ли, чтобы Владелец бани стал Губернатором!.. А раз так, то потешусь еще немного." И тут же переставил Судью на место Аптекаря На- рывчика, а Прокурора на место купца Тьфукина, - словом, наигрался вволю! Отсмеявшись и отдышавшись, отставной капитан кликнул дворовых девок и приказал накрывать на стол: очень уж он проголодался. Уплетая с большим аппетитом тушеные грибы в сметане и молодую картошечку, посыпанную укро- пом, он услышал под окном встревоженный голос соседа Стошнилова: - Викентий Гаврилович! Передрягин раздраженно скривился: не любил, когда мешали трапезни- чать. Он вытер губы о край скатерти и подошел к окну. В экипаже сидел белый, как официальная бумага, его сосед. - Слыхали новость?!.. - заорал тот на весь двор, вращая бесцветными глазами: - Губернатора-то нашего - тю-тю! И судью тоже!.. Говорят: при- каз из столицы прибыл... Но самое-то удивительное - в другом! На место Губернатора назначен... кто бы вы думали?.. Ни за что не догадаетесь!.. Чесоткин! Представляете?! Владелец бань! А на пост Судьи, - он несколько раз чихнул: - аптч!.. аптч!.. аптекарь Нарывчик!.. Как вам это нравится? ! Общественность в панике! Тут явно какой-то шахермахер... За какие та- кие заслуги, я спрашиваю, Нарывчик станет меня, русского помещика, су- дить?! - Он сделал паузу, чтоб отдышаться и впервые понизил голос: - Я давно подозревал, что они оба... тайные агенты немецкого Двора... или того хуже: масоны!.. Но это так, - между нами!.. - Стошнилов заторопил- ся. - Не буду вас утомлять, уважаемый Викентий Гаврилович! - он ткнул кучера острием зонта. - Пшел! - и через мгновенье только облако пыли по- висло перед окном Передрягина. На этот раз Передрягин не очень-то удивился. "Вот она в чем "ИНСТРУК- ЦИЯ!" - подумал он. - Теперь Я МОГУ ПРАВИТЬ ЛЮДЬМИ!" Такая мысль приш- лась по душе и, вспомнив всех своих обидчиков, ему тут же захотелось им насолить. Он взял на ладонь картонного полковника Айдамолодецкого и сильно щелкнул его пальцами по носу, затем ножницами аккуратно срезал гене- ральские погоны и поставил сторожить будку, что при въезде в город. По- том он припомнил обиду владельцу ресторана "Чего изволите?" - господину Пивнухе, когда тот сообщил в военное училище про напившегося до чертиков курсанта, да не кому-нибудь, а лично полковнику Айдамолодецкому, и тот велел примерно наказать провинившегося розгами. Ну, господин полковник был уже наказан.., а вот владельцу ресторана Передрягин приготовил другой сюрприз: он сделал его мальчиком на побе- гушках. Словом, потрудился Передрягин наславу! Он вошел во вкус этой игры, и каждый день, словно режиссер перед театральным макетом, ставил новый спектакль. Ему понравилось играть чужими жизнями и судьбами, а самому оставаться в тени. Он стал чаще появляться в городе. Всякий раз, проезжая мимо губерна- торского дома, с тайным наслаждением думал, что вовсе не Губернатор, а он хозяин всего. И если что не нравилось - запишет в блокнотик, дома пролистает и - за дело: либо перетасует картонных человечков, либо бро- сит игральные кости у неприятного для него заведения... Так прошел месяц-другой. Игра стала понемногу приедаться. Все, что можно было перевернуть с ног на голову - было перевернуто. Все варианты были разыграны. А Вольнор так больше и не появился: ни во сне, ни наяву, и Передрягин совершенно не знал, что ему делать дальше. 6 Однажды, разбирая картонные фигурки, он увидел в одной из них... се- бя. Да-да! Определенно это был он! Даже бородавка на левой щеке была тщательно прорисована. Тут Передрягин воспрянул духом, и новые планы родились в его безумной башке. "Как же я раньше-то себя не нашел!" - сетовал он. И тут же, не меш- кая, назначил сам себя губернатором всего края. И не просто губернато- ром, а генерал-губернатором, так как он все-таки был военным! И переехал в губернский город, и занял губернаторский особняк в самом центре, и стал уже открыто повелевать людьми. Теперь он стал подумывать и о женитьбе. Ему давно нравилась одна осо- ба. Совсем еще молодая - дочь Прокурора. Он пробовал было объясниться с ней на одном из балов, закатанном тайно в ее честь, но Варвара, так зва- ли ее - отклонила притязания стареющего губернатора. Тогда он принял давно проверенный способ: найти в адской игре картонную фигурку Варвары - и решить дело в свою пользу. Он искал игру Вольнора весь день и всю ночь, обыскал весь дом, поднял на ноги десяток слуг - но игра не находилась! То ли он оставил ее в сво- ем бывшем именьице (хотя и туда были посланы его люди, однако вернулись ни с чем), то ли кто украл ее уже здесь, а может, и сам Вольнор похитил картонный город - кто знает! Но так или иначе - генерал-губернатор Передрягин не женился на дочери прокурора. С этого дня дела у него пошли вкривь и вкось. Появились явные враги, которые слали ежедневные подметные письма в Петербург на деспота губер- натора. Ибо, если раньше все злое делалось втемную, по волшебству, а сам отставной интендант был как бы ни при чем, то теперь губернатор Передря- гин отдавал конкретным людям конкретные приказания, множа тем самым ко- личество своих новых врагов. И вот вскоре из столицы прибыл фельдъегерь с жандармами, чтобы Царс- ким Указом арестовать губернского властелина, и в кандалах доставить его в Петропавловскую крепость. Но тот еще до суда сошел с ума, оттого остаток жизни провел в казен- ном Желтом доме, привязанный полотенцами к ржавой больничной кровати. И уже когда умирал, на мгновенье в его мозгу наступило просветление, а у постели появился Вольнор. - Глупец! - сказал он ему. - Я подарил тебе такую игру! Ведь ты мог стать лучшим губернатором в России, а вместо этого стал самым большим самодуром. Ты думал: что дергаешь за ниточки чужие души и судьбы? Дурак! Это делаем мы с Господом Богом! Вот и тебя я выдернул в этот дом, чтоб окончательно лишить разума, а теперь уже и никчемной жизни... Тут же перед несчастным в одно мгновенье пронеслось все его прошлое: и миг рожденья, и детство, и веселая юность, и военная зрелость, и страсть к адской игре, и жажда губернаторской власти, и мучительное уга- сание на железной кровати Желтого дома, и сам миг смерти!.. Но тот, ко- торый когда-то был господином Передрягиным, не ощутил всего этого, а ес- ли и ощутил - то никому и никогда уже не расскажет об этом... БЕЛОЕ ОБЛАЧКО, СИЗАЯ ТУЧКА... Старый Лис заболел. Он лежал на диване и тяжело дышал. Маленький Лисенок не отходил от отца ни днем, ни ночью, гладил его по плечу и успокаивал: - Все будет хорошо, папа, ты скоро поправишься. Прилетела Ворона с целым лукошком брусники в подарок. - У папы жар, он весь горит, - пожаловался ей Лисенок и добавил: - Это я виноват. Он промок под дождем, когда искал меня. - Конечно, ты виноват! - ответила Ворона. - Неверроятно! Потеряться в собственном лесу! Прросто стыд и сррам! - Я был в Африке, - сказал Лисенок. - Где?! - вытаращила она глаза. - Может, это у тебя жарр?! - Да нет же! Я и вправду был там. Лисенок сменил отцу компресс и сказал: - Ты ничего не знаешь. Вчера я встретил сизую тучку, похожую на Слона Фердинанда. - Боже! - всплеснула Ворона крыльями. - Феррдинанд умерр!!! И была права. Известный артист Слон Фердинанд умер. Дело в том, что когда умирают звери, их души становятся белымы облаками или сизыми туч- ками. Все летящие над землей "львы", "коровы", "коты" или "зайцы" - это души зверей, спешащие в Вечность... - Кошмарр! - снова всплеснула крыльями Ворона. - Феррдинанд действи- тельно был в преклонном возррасте... - Да, - согласился Лисенок. И они оба вспомнили, как Слон пригласил их однажды в цирк-шапито, где всю жизнь проработал жонглером и акробатом, канатоходцем и танцором, ка- тал зрителей на хоботе и делал все это блистательно! - А дальше, - продолжил рассказ Лисенок, - сизая тучка-Фердинанд опустилась на поляну и пригласила меня в Африку. Она спешила попрощаться с друзьями, которых не видела много-много лет. Я не успел даже хвостом пошевелить, как мы очутились в пустыне. - Везет же некоторрым! - с завистью процедила Ворона. - Ошибаешься, - остановил ее Лисенок. - Я прилетел не в гости, а на поминки. - А что такое - поминки в Африке? - спросила Ворона. - Там, - продолжал Лисенок, - я увидел много зверей: Львов, Черепах, Крокодилов и Слонов. Завидев тучку-Фердинанда, звери затянули ужасно тоскливую песню: "Фердинандушка!.. Друг сердечный!.. Мы будем помнить тебя вечно!.." И тут под пальмой я увидел ЕЕ! В белой накидке из облака и с глазами огненно-красного цвета! - Кого "ЕЕ"?.. - вздрогнула Ворона. - Не знаю, - ответил Лисенок. - Она поманила его за собой, и они тут же исчезли вместе, словно их и не было!.. Ни следа, ни пылинки... - Потрясающе! - воскликнула Ворона. - И что же было потом? - А потом я помню плохо, - закончил рассказывать Лисенок. - Я снова очутился в нашем лесу. Я-то думал, что прошло не больше часа, а оказа- лось, что меня не было весь дождливый день! Я побежал домой... Об ос- тальном ты знаешь. - Да, - задумчиво и серьезно произнесла Ворона. - Я, кажется, поняла, кто была эта "ОНА"... - Кто? - Смеррть... - шепотом прокаркала Ворона. - Смерть?! - дрожащим голосом произнес Лисенок. - Откуда ты ее зна- ешь? - Когда-то она забррала у меня хромого птенца... Я его очень любила! Смеррть появляется дважды: сначала отнимает душу, затем прровожает ее в Вечность... Она меняет свой облик, может быть рразной: юной и старрой, высокой и низкой, тяжелой и легкой, жуткой и прекррасной!.. Но белая на- кидка и огненные глаза ее - неизменны! Дыхание Старого Лиса становилось все более частым и хриплым. - Слетаю-ка я за вррачом: не нрравится мне, как дышит твой отец, - нахмурилась Ворона, направляясь к приоткрытому окну. И в это самое мгновенье путь ей преградила Гостья в белой накидке. Не говоря ни слова, она взглянула на Ворону своим огненно-красным взглядом, и та, с раскрытым от ужаса клювом, так и застыла под окном. А Смерть - это была ОНА - перевела взгляд на Старого Лиса и молча поманила его за собой. Лисенок почувствовал, что еще минута - и папа-Лис так же исчезнет, как и Слон Фердинанд. Он хотел броситься к отцу, но его ноги словно при- липли к полу. - Тебе нечего бояться, глупыш, - сказала ему Смерть, не отрывая ог- ненного взгляда от Старого Лиса. - Я пришла не за тобой. - Нет! - шепотом взмолился Лисенок. - Возьмите лучше меня! - Тебе еще рано, - холодно усмехнулась незванная гостья. - К тому же, если я возьму тебя, твой отец начнет искать меня и бегать за мной... Хлопот с вами не оберешься! - Если не хотите хлопот, - сказал он ей, - не приходите сюда вовсе. - Маленький хитрец! - рассмеялась Смерть, не размыкая губ. - Но ведь это - моя работа! Тысячи и тысячи лет я увожу кого-нибудь за собой... Днем и ночью. Зимой и летом. Каждый день. Каждый час. Каждое мгновенье! Не отвлекай меня. Свершается Великая Тайна Ухода... - Постойте! - в отчаяньи закричал Лисенок. - Неужели вам никогда не хотелось отдохнуть?! Смерть рассмеялась еще громче и мрачнее: - Конечно же хотелось, глупыш! Но у Смерти не может быть отпуска. - Почему?! - искренне изумился Лисенок. - Отдых - это так чудесно!! Можно купаться в реке!.. собирать грибы!.. кататься в лодке!.. читать книги!.. А еще - лежать на песке и считать облака... - Облака - это хорошо... - задумчиво произнесла ОНА. - Вот бы все забросить и улететь куда-нибудь... - Конечно, и впрямь - махните куда-нибудь! - выпалил Лисенок. - И лучше всего - на Северный Полюс! Там - северное сияние! Там - синие льды! Там - тишина!.. - Тишину я люблю, - кивнула Смерть. - Что ж, уговорил, пожалуй. Поле- чу! Но я вернусь, Лисенок! Она погрозила ему пальцем и растворилась за окном бесформенным белым облаком... - Стр-рашно! Я не могла пошевелить и перрышком!.. - сказала Ворона. - Послушай, кажется, папа дышит спокойней! - сказал Лисенок и забот- ливо подоткнул плед у больного. - Да он спит! - обрадовалась она. - Кризис пррошел! И докторра не на- до!.. - Эй! - раздалось за окном. Лисенок на секунду замер: он подумал, что ОНА вернулась. Но оказа- лось, что это пришел Ежик. - Привет! - сказал Ежик. - Как здоровье отца? Не нужна ли моя помощь? - Он спит! - сказал Лисенок. - Очень нужна твоя помощь! - тихо каркнула в ответ Ворона. - Часа че- рез три больного надо будет покоррмить грибным супом! - Отлично! - обрадовался Ежик. - Грибной суп - это самое вкусное, что можно придумать для больного! - И он побежал домой, бормоча под нос свои кулинарные секреты. Когда Ежик ушел, Ворона спросила Лисенка: - ОНА не уточнила, когда вернется? - ОНА не вернется, - ответил Лисенок с надеждой. - Папа рассказывал, что на Северном Полюсе живет Сонный Ветер. Он ведь может усыпить ее... Ворона глянула в окно: - А в небе - ни тучки... А Лисенок добавил: - Вот бы каждый день был таким безоблачным... ... Если вы когда-нибудь увидите в небе облако или тучку, похожих на Старого Лиса, не огорчайтесь: Старый Лис жив! Сказочные герои не умира- ют, если они дороги вам!.. ЯНТАРНАЯ КАРЕТА 1 В небольшом провинциальном городе на севере одной страны жил Поэт. Его книги издавали огромными тиражами, а стихи даже печатали в школьных учебниках! А рождались они на бумаге по мановению волшебного веера его Музы, ко- торая появлялась у него довольно часто, невидимая для других. Однажды, когда он был еще мальчиком, маленький Эвалд лежал на траве у дома и смотрел в небо... "В небе плавало два облака. Одно было удивительно похоже на Цыпленка, а другое - что еще удивительней! - на Котенка. - Цып-цып! Кис-кис! - позвал их мальчик. Цыпленок отряхнулся, распра- вил грудку и крылышки и запел песню, а Котенок замурлыкал и стал осто- рожно на мягких лапах красться к Цыпленку. - Эй! - крикнул Эвалд птенцу. - Берегись! Тот повертел головой и уви- дел опасность. Он хотел было бежать, но тут подул Ветер и превратил его в Щенка. Теперь испугался Котенок. Шерсть на нем вздыбилась, он выгнул спину и приготовился к защите... ... но Ветру понравилась такая игра, и он превратил его в Козлика. И Козлик боднул Щенка. Тогда Ветер превратил Щенка в Барашка. Козлик и Барашек стукнулись рожками и высекли маленькую искру. Потом другую. И в небе блеснула мол- ния. Тут Ветер разыгрался вовсю и помчал Барашка прямо на Козлика. Но промахнулся, и вместо Козлика Барашек налетел на облако, удивительно по- хожее на Бочку. Бочка опрокинулась, и на землю пролился Дождик..." Эвалд вскочил и побежал домой. Когда он вбежал во двор - дождь кон- чился. Он посмотрел на небо - там не осталось ни одной тучки. А на крыльце дома умывался котенок. Спрятавшись в будку, сидел щенок, у опрокинутой бочки вертелся цыпленок, а из сарая выглядывали удивленные козлик и барашек. - Браво! - сказала ему молодая женщина с ярким веером в руках. - Ка- кая изящная сказка! - Где? - не понял Эвалд. - Та, которую ты только что сочинил. - Это была сказка?! - удивился он. - Поэзия в сказке, - улыбнулась женщина. - Меня зовут Муза. А тебя - Эвалд, я знаю. Теперь я буду приходить к тебе каждый день. - Зачем? - испугался мальчик. Женщина расхохоталась, да так звонко, что на ее смех слетелись все птицы с округи. - С сегодняшнего дня ты будешь учиться писать стихи. "И как она угадала, чего я хочу?!.." - удивился мальчик. Он и вправду мечтал стать поэтом. Как крестная мать, или добрая фея, словно ан- гел-хранитель явилась она к Эвалду. Спустя год талантливого мальчика знал уже весь город, потом о нем заговорили в столице. В двенадцать лет он издал свою первую книгу стихов, которая разошлась по всему свету. Он стал Известным, потом Знаменитым, и очень скоро Национальным поэтом. Но, несмотря на известность, жил Поэт очень бедно: деньги, полученные за свой труд, он отдавал нищим и бездомным, а сам ютился на чердаке не- большой гостиницы "ЭМИЛИЯ". На первом этаже находилось крошечное кафе, и часто по вечерам он чи- тал стихи случайным посетителям, чтобы заплатить Хозяину за ночлег. Комнатушка, в которой жил Поэт, была высоко под крышей, почти на чер- даке, с одним-единственным окном, зато с прекрасным видом на город. Управляла гостиницей племянница Хозяина - красивая девушка Эмилия (в честь которой и была названа гостиница), и наш Поэт, как и подобает ис- тинному Поэту, был влюблен в юную хозяйку. По ночам, при свете свечных огарков, которые она ему милостиво разре- шила забирать с собой со столиков кафе, Поэт посвящал ей все новые и но- вые стихи. Эмилия же не замечала пылких взглядов, а учащенный стук его сердца принимала за стук в парадные двери, думая, что прибыли новые постояльцы. Она была девушкой хозяйственной и практичной, и с утра до ночи следи- ла за порядком, чистотой и уютом в гостинице и кафе. И надо честно приз- нать: эта гостиница была лучшей в городе! Все приезжие велели кучерам и возницам прямо с вокзала гнать лошадей к "ЭМИЛИИ", а если в ней не оказывалось места - что бывало почти всегда - расстроенные гости со вздохом сожаления разъезжались по другим гости- ницам. Словом, слава об "ЭМИЛИИ" и особенно о ее хозяйке гремела на всю страну. И вот как-то раз наш Поэт столкнулся на лестнице с юной хозяйкой, бе- гущей наверх с подносом. Не вытерпев любовных мук, торопливо и сбивчиво признался он в своей любви и предложил руку и сердце. Эмилия была польщена, даже чуть смущена признаньем знаменитого посто- яльца, и не рассмеялась ему в лицо, как бывает с ветреными или жестокими девицами (ведь она была не только красива, но и добра), а улыбнувшись, сказала: - Ах, господин Эвалд! (Так звали Поэта.) Я согласна стать вашей не- вестой, если только вы повезете меня венчаться в янтарной карете. И побежала дальше - дзынь! - звеня бокалами на подносе. Ошеломленный бедный Поэт остался стоять, кусая до крови губы, ибо он не знал: оби- жаться ему на эти слова или всерьез задуматься над ними, - то есть ре- шить: где же достать денег на эту треклятую карету. Друзья с радостью дали бы необходимую сумму, но они ее попросту не имели. Можно было бы занять их у издателей - в долг за будущие книги, но по- том, как подсчитал Поэт, нужно было писать без продыха с утра и до ночи, день за днем, и так ровно три года! Тогда он обратился в Банк, тем более, что Городской Банкир - сам большой любитель Поэзии. Но тот, хотя весьма высоко ценил талант Эвалда, к сожалению, не смог признать поэтические листки ценными бумагами. Кроме того, нужной суммы в Банке все равно не было (по крайней мере, так ска- зал Банкир)! Вот тут Поэт и вспомнил про человека, который был сказочно богат. Просить у него деньги казалось делом безнадежным, если не сказать - бе- зумным, но Эвалд решил рискнуть, ибо другого выхода у него не было. Холодным осенним вечером он надел плащ и отправился к господину Кар- морану, который был настоящим Владельцем гостиницы, равно как и дядей Эмилии. Жил господин Карморан на окраине города в большом доме за высоким за- бором. Он редко показывался на людях, которые его побаивались. И не только потому, что вид у него был устрашающий: он был высокий, толстый и широкий в плечах, носил шкиперскую бороду, имел большую лыси- ну, а говорил таким хриплым голосом, что любые несмазанные ворота могли бы ему позавидовать! О нем ходили легенды разного рода: говорили, что из его дома часто слышатся непонятные звуки, от которых волосы встают дыбом, что он водит знакомство с... об этом и сказать страшно! Но Поэт не любил сплетен (к тому же - о дяде своей любимой!), он просто убедил себя, что господин Карморан -очень занятой человек! Эвалд даже представил себе, чем: он прямо-таки видел, как тот с утра до ночи все считает и пересчитывает свои деньги. 2 Дул резкий ветер, моросил дождь со снегом, но бедный Поэт не замечал ненастья вокруг: ведь в его душе теплилась надежда. Идти было далеко, и шел он долго - более часа. Его руки закоченели, с волос по щекам за шиворот стекали ледяные струи воды, но Эвалд не чувствовал холода: очень уж он торопился. И вот впереди, в пелене дождя и тумана, показалась крыша двухэтажного каменного дома за высоченным глухим забором. Эвалд робко постучал в ворота. С подворья отозвались собаки. Они лая- ли до хрипоты, но никто не появлялся. Тогда Эвалд стал колотить по дубо- вым доскам носками сапог. Он колотил что есть силы и звал хозяина, ста- раясь перекричать дождь и ветер: - Эй, господин Карморан! Откройте! Это я - поэт Эвалд!.. Наконец ворота распахнулись, и перед дрожащим от холода Поэтом поя- вился господин Карморан в наброшенном на плечи медвежьем тулупе. В руках он держал три цепи, с которых в злобе и лае рвались на Эвалда огромные сторожевые псы. Карморан смерил его с головы до ног хмурым взглядом и сурово спросил: - Чего нужно? - Я к вам по важному делу, - пролепетал несчастный Поэт. - По важному?! - усмехнулся Карморан. - А разве есть что-либо важнее моих дел? - Есть! - ответил Эвалд, ни жив-ни мертв, - важнее всех дел на свете - мой приход к вам! Он так искренне произнес это, что господин Карморан соизволил ему да- же ответить: - Важнее всех дел, говоришь?.. - Он оттянул собак в сторону и прохри- пел. - Поглядим. Входи, Поэт!.. Но если дело твое окажется пустяковым - я очччень рассержусь. Выслушав Эвалда в большой гостиной у пылающего камина, господин Кар- моран расхохотался: - Она так и сказала про янтарную карету?!.. Ну, и девчонка, хо-хо!.. Молодчина! - И, подбросив в огонь несколько сухих березовых поленьев, спросил: - Так чем же я обязан твоему приходу в мой дом?.. Уж не деньгам ли? - О, да, ваша милость! - торопливо сказал Эвалд. - Я действительно хочу одолжить у вас некую сумму, чтобы купить янтарную карету. - Ты это серьезно?! - удивленно приподнял брови Карморан и прямо ру- кой перемешал угли в камине, и без того горящем, как жаровня в Аду. - Хо-хо! Одолжить! У меня! Ха-ха! Да ведь это же огромные деньги!.. Чем будешь расплачиваться?!.. - В его тоне слышалась неприкрытая издевка. - Я заработаю... - пробормотал Поэт. Лоб его покрыла испарина. - Буду писать стихи днем и ночью, испишу стопки бумаги, опустошу бутыли чернил, затуплю связки перьев! Я отошлю стихи во все журналы!.. Но расплачусь с вами скоро, ваша милость! - Глупости! - фыркнул Карморан. - Если твои стихи до сих пор не на- кормили досыта одного тебя, то уж семью твою - тем более. Но, слава Бо- гу, моя племянница зарабатывает сама, и весьма недурно. В противном слу- чае, ей, бедняжке, с таким муженьком пришлось бы туго! - Он расхохотался и, набивая трубку крепким табаком, добавил: - Неужели ты не понял, что Эмилия отказала тебе? - Нет! - вскричал Эвалд. - Она согласилась! - Это я уже слышал! - скривил губы Карморан, поднявшись с кресла. - Но ведь при этом она поставила тебе условия невыполнимые. Уходи и выб- рось из головы дурацкие мечты. А еще поблагодари судьбу, что я не спус- тил моих верных псов. Твоя Муза вряд ли узнала б тебя после этого!.. Тут страшный толстяк прищурил левый глаз и как-то странно усмехнулся. Он повелительным жестом остановил собравшегося-было уйти Поэта и снова указал ему на кресло. - Я, пожалуй, одолжу тебе эту сумму... - (У Эвалда часто-часто заби- лось сердце.) - ... Даже не одолжу... Я дам тебе деньги просто так, и дам значительно больше, чем ты просишь... - Карморан смерил его испытую- щим взглядом. - В обмен на твою Музу. Эвалд был ошеломлен сделанным предложением. - Зачем она вам?! Вы тоже пишите стихи?! - Писал! В детстве! И очень неплохо! - самодовольно ответил Карморан. - Родители поощряли меня: за каждую строку давали по монете! А уж родственники и знакомые - те просто захваливали до неприличия!.. Но я не стал Поэтом, зато с тех самых пор больше всего на свете люблю деньги. Я разучился сочинять и никогда не страдал от этого. Изредка, впрочем, мне хочется вспомнить детские годы. Эмилия говорила, что ты - хороший поэт, а у нее тонкий вкус, я ей доверяю. Что поделать, юноша: хорошо писать стихи и одновременно быть при этом богатым - почти не возможно... Решай- ся! Но учти: я иду тебе навстречу, ибо для меня эта сделка - просто при- чуда, для тебя же, как я понимаю, - он вновь усмехнулся и закашлялся от табачного дыма, - вопрос твоей судьбы! Короче: если ты согласен - завтра жду вас вместе с Музой. И не опаздывайте: я рано ложусь спать. Он зевнул и поднялся с кресла, давая понять оцепеневшему Поэту, что теперь разговор окончен. 3 Весь обратный путь Эвалд уже не спешил: все так быстро и легко реши- лось в его пользу, что даже погода, которая к ночи испортилась оконча- тельно, радовала его. Он глубоко вдыхал влажный холодный воздух и снова и снова вспоминал разговор. Ужас, овладевший им в доме у Карморана, ус- тупил место надежде и мечтам. Казалось, есть что-то победное в резких порывах ветра и в громыхании черных облаков. Придя в гостиницу и поднявшись в свою комнатенку под крышей, Поэт в особом расположении духа зажег целых два свечных огарка и стал писать в восторге строфу за строфой. Писалось весело и свободно, перо летело в необъяснимом полете, оставляя за собой замысловатые следы, в которых бы- ло все: и смысл жизни, и бесконечная любовь, и рифма! Таких красивых стихов Эвалд еще никогда не создавал. Слова слетались к нему, будто лепестки с весенних яблонь, словно пчелы на цветочный луг. Юноша не успевал перевести дыханье, отбросить упавшую на лоб прядь во- лос. Пальцы занемели, перья ломались одно за другим, кончались чернила, а он все писал, как зачарованный, вслушиваясь в слова и мысли, которые дарило ему Небо. Внезапно кто-то рассмеялся за его спиной. Поэт оглянулся и увидел свою Музу. - Устал? - спросила она. - Немного, - ответил молодой человек и улыбнулся в ответ. - Сегодня мы хорошо поработали. - Еще бы! Ты вернулся в отличном настроении... И он сразу вспомнил... Краска стыда тут же залила его щеки, Эвалд по- вернулся лицом к окну. - Что с тобой? - В голосе Музы слышалось сочувствие. Поэт опустил глаза. - Я... действительно устал... - Тогда ложись спать... А мне пора. - Нет! - схватил он ее за руку. - Постой! Я не отпущу тебя сегодня. - Милый мой, - с грустью ответила Муза. - Так устроено Свыше, что в наших с тобой встречах твои желания, к сожаленью, ничего не стоят. Решаю я: уйти мне или остаться. - Тогда реши остаться! - попросил он. Муза не ответила. Она подошла к столу и взяла стопку исписанных лист- ков. - Ого, да здесь стихов на целую книгу! - Тут в ее голосе появились властные нотки: - Завтра же возьмешь переписчика и отправишь их в сто- личный журнал. - Не уходи! - нахмурился Эвалд, внезапно почувствовав смутное раздра- жение. "Что я без нее? - стал размышлять он. - Просто человек. Лишь по ее прихоти и желанию зовусь Поэтом... А если она не придет больше, что тог- да? Я тотчас умру, ведь во мне умрет Поэт, и жизнь потеряет смысл! Ах, как это несправедливо! Почему я, молодой и талантливый, должен зависеть от какой-то девчонки, пусть даже умной и симпатичной?!" Эвалд вдруг вспомнил тот день, когда впервые пришла она. Он был еще мальчиком, лет девяти-десяти, а она - такой же, как сейчас. У его Музы был один лишь возраст - возраст юности, помноженный на мудрость и жи- тейский опыт! Он никогда не задумывался над их с Музой отношениями. Он привык, что она всегда рядом, что приходит к нему почти каждый день. Бывало - и без нее он писал стихи, но они были не так свежи и полнозвучны. Да, их чита- ли, ими восторгались, но как бы по привычке. И только сам Эвалд знал, чего они стоят, сильно, впрочем, не переживая. Но сегодня, после разговора с Кармораном, после властного тона Музы, - он почувствовал затаенную неприязнь. "Ах, неужели я ничего без нее не стою?!.. - Сознавая это сегодня осо- бенно обостренно и болезненно, он все же пытался переубедить самого се- бя. - Неужели мне не прожить без нее?.. Меня знает весь мир. Мои книги выпускают лучшие издательства. Нет, я не умру! И Поэт не умрет во мне! Тем более, что как Поэт я уже состоялся. В конце концов, я не продаю свой талант, свой опыт, свои мозги. Даже душа останется при мне. И завт- ра сердце будет вновь отбивать размеры новых строк. Так же, как раньш е... К тому же, со мной будет моя Эмилия! Вот кто станет моей настоящей Музой!" Решение, которого потребовал от него Карморан, было принято. - Я провожу тебя, - сказал Эвалд, набрасывая на себя еще не просохший с ночи плащ. - Зачем? - усмехнулась Муза. - Ведь я исчезаю так же, как и появля- юсь. - И достала свой волшебный веер. - Погоди! - крикнул он, хватая фею за полу белой накидки. - Ну, прошу тебя! Хватит же так исчезать! Я хочу хоть разок прогуляться с тобой, по- мечтать о разном, а может и обнять на прощанье, - неловко пошутил он. - Ах, Эвалд, Эвалд, - покачала головой Муза. - Веселый ты человек! Только ведь я не Эмилия. - Откуда тебе известно про Эмилию?! - насторожился Поэт. - Ты забыл, как я только что забросала тебя рифмами и самыми прекрас- ными эпитетами и сравнениями в ее честь! - беззаботно рассмеялась Муза. - Ах, да! - вспомнил Эвалд, и ему стало еще нестерпимее чувствовать ее власть над ним. - Ну, ладно, - смилостивилась она, - пожалуй, я исполню твою просьбу. Только прогулку мы совершим не пешком. - У меня... нет денег, чтобы взять лошадей, - смутился Эвалд. - Сегодня лошадей беру я. Смотри! - Она взмахнула веером, и за окном тихонько раздалось конское ржание. Эвалд распахнул занавески и увидел в предрассветном тумане у подъезда "Эмилии" белоснежного прекрасного коня с огромными крыльями по бокам. - Это - Пегас, - сказала Муза. - Прогулка на нем, пусть даже единственная, даст тебе много новых мыслей, сюжетов, идей! Эвалд не помнил как покинул чердак, как сел в удобное седло, - он увидел землю с высоты птичьего полета и услышал музыку крыльев за спи- ной. Муза парила рядом, изредка приглаживая коню разметавшуюся от ветра гриву. Внезапно город внизу пропал, наступила темнота... Вскоре Поэт увидел совсем другую страну, иной век, чужую эпоху. Пегас чуть приблизился к холмам у реки, и до слуха Поэта донеслись стихи, которые читала юношам и девушкам рыжеволосая Сапфо. Стихи звучали по-древнегречески, но (как странно!) Эвалд их понимал. А с другого берега, как бы ей в ответ, пел свои песни Алкей. Пел и плакал от безнадежной любви. Пегас пронесся дальше, и древние города сменились на старые. Внизу пролегла Италия с куполом собора святого Марка, венецианскими гондолами, капюшонами инквизиторов. Эвалд сразу же узнал грубый профиль великого Данте, услышал голос солнечного Петрарки под балконом бессмертной Лауры, и ее - смеющуюся в окне палаццо - смущенную и счастливую. Он улыбнулся им, и поэты ответили ему улыбкой, словно все они были связаны узами та- инственного братства. Облака закрыли вечный город, а когда воздушный занавес вновь распах- нулся - далеко внизу уже проплывала земля Альбиона, и блистательный дра- матург по имени Уильям читал в кругу друзей свои сладостные сонеты. Еще миг полета - и еще двести лет позади, и уже весельчак-Робин пронзительно свистит им из дверей шотландского трактира. Что для Пегаса земные расстояния?! Что для него века и границы? Вот она - Германия с Шиллером и Гейне; вот - Дания с волшебником Андерсеном; вот - Россия. Эвалд увидел дуэль на Черной речке, услышал, как эхом отозвался треск выстрелов. Он так желал, чтобы роковая пуля прошла мимо зеленоглазого курчавого "африканца"!.. Когда она сразила того, Эвалду стало так больно, словно это в него она попала - еще горячая от полета. Вот и его время, его земля, его город. Наступало раннее холодное утро. Они пролетели над усадьбой Карморана. - Высади меня здесь, - попросил Эвалд Пегаса, и тот послушно опустил- ся у дубовых ворот. - Спасибо за прогулку. Пегас мотнул головой, тихо заржав. - Отпусти его, - шепнул Поэт Музе. - Мне нужно сказать тебе кое-что. Она устало улыбнулась и напомнила: - Нам пора проститься. До ночи. А может, до завтра. Давай в другой раз. - Нет! - испугался он. - Это очень важно. - Хорошо! - согласилась она. - Лети, Пегас. Конь расправил крылья и птицей взлетел в небо. Через мгновенье он уже слился с облаками. Эвалд постучал в ворота. - Зачем ты стучишь? Кто здесь живет? - удивилась Муза. Эвалд не отве- тил и застучал сильнее. За забором так же, как и вчера, яростно залаяли собаки. - К кому ты стучишь?! - крикнула она уже в тревоге. - Сейчас узнаешь, - бормотал он заплетающимся языком, стараясь не смотреть на нее. Он уже чувствовал себя последним негодяем, но твердо решил довести дело до конца. - Кто?! - раздался громовый голос Карморана. - Я, ваша милость - дрожа от страха, ответил Эвалд. - Ваш вчерашний гость. Я... сдержал свое слово... Ворота распахнулись, и навстречу им вышел бородач в том же, что и на- кануне, медвежьем тулупе. Он оценивающе взглянул на Музу, криво усмех- нулся и подал ей свою огромную лапищу: - Карморан. Владелец "Эмилии". Муза протянула в ответ свою тонкую руку. Тут Карморан другой рукой схватил ее за локоть и, вырвав волшебный веер, без которого она не могла ни исчезнуть, ни появиться, с силой втащил во двор. Ворота захлопнулись, и Эвалд остался один. - А деньги?! - крикнул он что есть силы. - Вы обещали мне золото!!! Со двора раздался скрипучий смех Карморана, и тут же через забор к ногам Поэта перелетали шесть тугих мешочков. Эвалд бросился на землю, сгреб свое богатство и - чтобы не слышать ни криков, ни собачьего лая - опрометью кинулся от проклятого места! 4 Очутившись в гостинице, Эвалд обессилено упал на постель и проспал целые сутки. Спал он тревожно, много раз просыпался и тут же проваливал- ся в новый сон. Сны были смутными, полными ужаса. На следующий день он встал совершенно разбитым, и первое, что броси- лось в глаза - была настежь раскрытая дверь каморки. Вчерашние события мигом пронеслись перед ним, и он с испугом кинулся проверять карманы плаща. К счастью, золото было на месте. Поэт успокоенно перевел дух и стал одеваться. Спускаясь по лестнице, он столкнулся с прекрасной Эмилией и, как всегда, радостно поклонился ей. Она ответила ироничным поклоном и с улыбкой сказала: - Долго думаете, господин Эвалд. Глядите: влюблюсь в другого! - и, громко расхохотавшись, убежала по делам. Поэт тоже улыбнулся, но совсем по другой причине. "Смейтесь-смейтесь, госпожа Эмилия, - думал он, глядя ей вслед. - Скоро посмеемся вместе!" Мешочки с золотом приятно оттягивали карманы, и он заспешил в ювелирную мастерскую. Ювелирный мастер был поражен объемом заказа. Ну, если б десяток коле- чек. Или дюжину браслетов. Пусть шкатулку, в конце концов! Но целую ка- рету?! Конечно же, заказ очень дорогой, и он безусловно постарается его выполнить. Хотя и не обещает, что скоро... Его ученики и подмастерья не имеют достаточного опыта в таких делах, а сам он, конечно же приложит все силы, но их не так у него много. Годы, годы, молодой человек!.. Однако фантазия Ювелира уже рисовала в его воображении карету цели- ком, вплоть до тончайших завитушек на дверцах: он был настоящим мастером своего дела. Сразу были разосланы ученики во все концы страны для закуп- ки янтаря, словом, не успел Эвалд возвратиться в гостиницу, а Ювелир, получивший щедрый задаток, уже работал вовсю! Дни шли за днями, и теперь Эвалда, увы, совесть уже не мучила. Он от- нес последние стихи к переписчику и, как советовала Муза, отослал их прямехонько в одно из столичных издательств, где его уже печатали не раз. Ответ был, как всегда - восторженным. Гонорар обещали через неделю, а саму книгу - лишь через три месяца, так как ее собирался проиллюстри- ровать Эжен Малиновский - лучший график современности, обладатель "Золо- той Груши" - самого престижного из международных призов для книжных ху- дожников! По утрам или вечерам Эвалд по привычке затачивал перья, заливал чер- нила в чернильницу, нарезал бумагу и, набрасывая все новые и новые стро- ки, посмеивался про себя: "Вот тебе и умер Поэт!" Вначале новые стихи почти не отличались от старых, и почитатель не нашел бы никакой разницы между теми и другими (были еще слишком сильны впечатления от прогулки с Музой и Пегасом), но очень скоро Эвалд по- чувствовал, что разница все-таки существует... Новые стихи были разумны, чуть лиричны, в меру гражданственны; они обличали, кричали и гневались, плакали и мечтали, у них были правильные рифмы и четкие размеры. Но ста- ли они слишком четкими, слишком правильными. Куда-то подевались сравне- ния и метафоры, пропали ирония и гипербола, и больше никогда не появля- лись эпитеты, но - самое главное - исчезла свежесть мысли и новизна поэ- тического ощущения Жизни... Они теперь походили на проколотую булавкой бабочку, с которой, у тому же, стерлась пыльца. Но Эвалда это мало беспокоило. У него была новая забота: ежедневно захаживать к ювелиру. Он одновременно и собственное любопытство удовлет- ворял, и торопил своим присутствием мастера. Уже матово сверкали янтар- ные колеса, просторный кузов и витые фонари. И хоть рессоры, петли, за- щелки и винтики пришлось выковать и отлить из бронзы, - янтаря было вез- де так много, что карета казалась высеченной из одного янтарного куска. Необычный заказ делался втайне, за что ювелиру было уплачено дополни- тельно несколько золотых монет. Эвалд хотел поразить Эмилию не только красотой, но и неожиданностью подарка. И вот под Новый год, когда выпал обильный снег (что бывает совсем не- редко в этом северном городе) под окном комнаты где спала Эмилия разда- лось громкое конское ржание. Она чутко раскрыла свои сонные, прекрасные глаза, отодвинула рукой бархатные шторы и - ахнула! Вот так сюрприз! Эмилия окончательно проснулась и, набросив на плечи парчовый халат, вы- бежала к подъезду. - Я сдержал свое обещанье, - спрыгивая с облучка, сказал Поэт. Он был в нарядном камзоле, который купил специально к этому событию. - Сдержите и вы свое! Ах, Эмилия не знала что и сказать! Она была поражена, удивлена, да и напугана не меньше. Слово, данное Поэту в шутку, обернулось для нее серьезным испытанием. Еще бы! Ведь она - хозяйка самой лучшей гостиницы! А он? Ну, да! Он очень милый, к тому же - самый лучший Поэт! Но... У нее - реклама и счет в банке! А у него? Стихи, книги, слава и... каморка на чердаке. Так она думала раньше. А ведь на самом-то деле... Ох и Поэт! Ну и хитрец! Свечные огарки! Комната за низкую плату! Вот спектакль-то! Играл роль бедняка, а она, дурочка, всему верила! Со стороны это, наверно, выглядело забавно: босая Эмилия в одном ха- лате, стоящая на снегу и удивленно хлопающая длинными ресницами! Но Эвалд и не думал смеяться. Он достал из кареты соболиную шубу и набросил на плечи любимой. - Вам наверное холодно... И все! Она сдалась, бросившись в объятья Поэта. Лишь прошептала: - Вы победили, дорогой!.. Я согласна с вами уехать куда угодно! Хот ь... в столицу! Счастливый Эвалд кивнул в ответ головой и покрыл ее поцелуями. Свадьбу сыграли в гостиничной зале. Гостей было немного, зато самые знатные. По этому случаю приехал даже господин Карморан. Он сдержанно поздравил свою племянницу, лишь издали кивнул головой жениху-Поэту, и тут же ушел играть в биллиард. Играл он всю ночь, периодически подкрепляясь самыми крепкими напитка- ми, и с такой силой загонял шары в лузы, что бедные слуги меняли сетки каждые полчаса. А на следующий день молодожены уехали в янтарной карете. Их ждала столица. Их ждал успех. И, конечно же, богатство. 5 Очень мудрым оказался тот, кто придумал на каретах запятки. Все сегодняшние "зайцы" должны поставить ему памятник, потому что без его подсказки - ездить бы им, как всем людям, то есть: купить билет и чинно восседать на своем месте. Ни тебе романтики, ни тебе палящего солнца или пронизывающего ветра! Ну-ка, влезу и я туда же. Среди баулов и саквояжей - глядите - и мне нашлось место! Пусть падает снег - я раскрою зонтик, пусть свистит в ушах ветер - подниму воротник, пусть трясет меня, как лист в бурю - раз- ве я простокваша? Авось, не собьюсь в масло. Самое главное: не сбиться с пути. А если путешествуешь с героями в одной карете, - никогда не собьешься! Ехать пришлось недолго: чуть больше суток. По обеим сторонам дороги проплывали деревеньки и хутора, пруды и рощи. Убранные поля были пусты, на них уже до весны лежало снежное покрывало, и только стаи шумных ворон выдергивали из-под снега упавшие колоски. Всю дорогу Поэт читал супруге стихи, а она, слушая их с застывшей улыбкой, больше думала о гостинице, которую пришлось оставить, нежели о Поэзии. Карморан на следующий же день взял на место племянницы толковую жен- щину. Все постояльцы с глубоким разочарованием восприняли это. Как?! "ЭМИЛИЯ" без Эмилии?! Этого не может быть!.. И вскоре гостиница Кармора- на превратилась в заурядное заведение. Она оставалась по-прежнему чистой и гостеприимной, однако, того особого уюта, что царил в ней совсем не- давно, увы, - уже не было. Эмилия вздыхала всю дорогу, так и не зная: правильно ли сделала, ус- тупив Эвалду. Но вот они въехали в столицу. На оставшиеся золотые Поэт купил не- большой, зато дешевый особняк. Дешевый по той причине, что был он ста- ринный. К сожалению, многие горожане предпочитают жизнь "под старину". Они строят новые крепкие дома в стиле "барокко", или "готики", покупают на заказ мебель "под Людовика", или "королеву Викторию", словом, все хоть и выглядит "антикварным", но при этом сделано из особо прочных сов- ременных материалов. Дом же Эвалда был старинный по-настоящему: семь комнат, помещения для слуг, просторный подвал с винными бочками, правда, пустыми, которые Эвалд обещал тут же наполнить, как только они устроят свой быт. Лучшие издатели столицы, узнав, что поэт Эвалд переехал сюда навсег- да, - тут же посетили его и заключили с ним новые контракты. О нем писа- ли все газеты, а весть о его переезде дошла до Короля. Его Величество пригласил Поэта с супругой во дворец, наградил его Ор- деном Величия, и тут же назначил Первым придворным поэтом. Это означало, что ко всем дворцовым праздникам, а также ко дню рождения первых лиц го- сударства, Поэт должен был (хочешь - не хочешь!) писать оды и панегири- ки. Кроме того, если у какого-нибудь вельможи собирались гости, Поэту заказывали поздравительные стихи, как от имени хозяина, так и от имени гостей. Вначале Эвалд сопротивлялся столь обширным заказам, но деньги потекли рекой: ведь теперь, когда у него была семья, он уже не раздавал их нищим и бездомным... Вскоре он даже нанял двух молодых поэтов, назна- чив их своими секретарями, с тем, чтобы они писали подобную чушь. Прошел год-другой. Эмилия родила ему сына. Но Эвалд не испытывал ра- дости отцовства. Он был слишком занят во дворце и на поэтических курсах, где читал лекции молодым поэтам, как нужно писать стихи. Сам же писать почти перестал. Его имя потихоньку исчезло с поэтических прилавков, а новое поколение им уже не интересовалось. И хотя портрет Поэта вместе с прежними его стихами ежегодно печатали в школьных учебниках, - каждый ученик думал, что Поэта давно уже нет в живых, ибо классиками (как учили всех нас), становятся лишь после смерти. А Эмилия стала тяготиться столичной жизнью. Выросшая вдалеке от Дво- ра, она с каждым днем все сильнее скучала по родному городку и по своей милой гостинице. И вот однажды вместе с сыном удрала домой на той самой янтарной карете. Вы думаете, Эвалд расстроился? Помчался за ней вслед?! Ошибаетесь! С потерей таланта он разучился горевать, мечтать и смеяться. И вскоре сов- сем забыл, что у него были жена и маленький сын. В своем особняке жил он теперь не один: вместе с ним жила его Зависть. Он завидовал всему: чужим наградам, чужому успеху, новым талантам. Боясь, как бы молодые поэты не стали более известны, чем он, - предложил Его Величеству создать Комитет Цензуры, который сам и возглавил. Теперь ни одно стихотворение даже в самой захудалой газетенке, не говоря уже о журналах и книгах, не могло быть напечатано без его подписи. А ставил он ее далеко не везде. Лизоблюды и подхалимы, как правило, получали от него одобрение, а поэты способные - особенно, талантливые - молчание и забве- ние. Так прошло много лет. Как Поэта его никто уже не помнил, зато все знали Эвалда как Главного Цензора королевства. Враги его боялись и нена- видели. А друзей у него не было. Однажды на очередном поэтическом конкурсе он услышал нового Поэта. Это был очень молодой человек, и его стихи - полные очарованья, тайной грусти и тонкого юмора - заслужили шквал аплодисментов. Всем в зале: и слушателям, и жюри было ясно - перед ними истинный талант. Понял это и Эвалд. Каждая строка колола его самолюбие и наполняла за- вистью душу. Его бросало то в жар, то в холод, он то бледнел, то краснел от негодования. А когда после чтения зал благодарил поэта бурей оваций, - Эвалд не выдержал и покинул председательское кресло. Те, кто его знал, поняли: юноше не сдобровать. Не одного талантливого смельчака раздавил Главный Цензор. Теперь и этого Поэта ждала - в лучшем случае - высылка из столицы, а не награда. (Бывали случаи, когда Эвалд добивался наказания и построже: тюрьма или лечебница. Если у истинного поэта, - говорил Главный Цензор, - за все болит душа, то ее нужно ле- чить. Лучше всего - уколами да смирительной рубашкой.) На этот раз все случилось иначе. Поздним вечером в темной аллее го- родского парка парня окружили четверо угрюмых мужчин, избили до полус- мерти и предупредили, что если он не уберется из столицы и не перестанет писать заумные стишки, его найдут где угодно. И тогда ему на самом деле не поздоровится. Юноша с трудом покинул город. Ему выбили передние зубы, сломали ребра и нос, вывихнули кисти обеих рук, у него были кровоточащие раны на за- тылке и на теле. Он пришел сюда сильным и здоровым, а уходил калекой. Эвалд, конечно же "ничего не знал". Что ему чужая судьба? Что ему чу- жое горе? Лишь бы счастлив был он сам. Счастлив и знаменит. Могуч и гро- зен. Для всех. Навсегда. А лучше всего - навечно... Но всему приходит конец. Умер старый король, и на его место пришел молодой веселый принц. Он разогнал всех глупцов-министров и упразднил Комитет Цензуры. Постаревший, никому ненужный, доживал Эвалд свой век. Даже слуги по- кинули его. Он редко стал выходить из дома, да и то лишь по вечерам: зайдет в мясную лавку, купит немного говяжьей печени или почек. Потом заглянет к зеленщику за укропом... Иногда - в винный погреб: нацедит из бочки вина в бутылку и - тут же домой. А дома и того хуже: скучно и оди- ноко. Полистает он свои стихотворные сборники, вздохнет, и весь остаток дня в окно смотрит. Однажды в шкатулке нашел он янтарный цветок, что когда-то отломился от кареты, и нахлынули вдруг на него воспоминания. Вспомнилась моло- дость, южный провинциальный городок, гостиница "Эмилия", и сама Эмилия, которая была его женой. "А почему, собственно говоря, была?- вдруг подумал Эвалд. - То, что я ничего о ней не знаю - вовсе не означает, что она ушла от меня навсегда. " Он собрал дорожный баул с вещами, накупил подарков для жены и сына, нанял дорожную карету и выехал из столицы тем же путем, которым приехал сюда целую жизнь назад. 6 Вернувшись в свой маленький северный город, Эвалд поначалу растерял- ся... Прошло более сорока лет, как он покинул его. Город изменился, раздал- ся вширь. На месте многих домов, особенно одноэтажных, стояли высотные здания - с яркими вывесками и рекламой. Центр города был полностью пе- рестроен: появились новые улочки, переходы, даже трамвайная линия, кото- рая пересекала город с запада на восток. Словом, он с большим трудом на- шел "ЭМИЛИЮ". Она стояла на том же месте, и, казалось, совершенно не изменилась, если не считать фасада, выкрашенного другим цветом. Оставив карету на углу улицы, Эвалд с замиранием сердца вошел в гостиницу. Новые времена, конечно же, коснулись ее внутреннего убранства. Теперь это был велико- лепный отель, с лифтами, модными интерьерами, роскошными холлами, баром и рестораном. Здесь были и швейцары, и множество служащих, которые, неп- рерывно спешили, носились, летели, исчезали и появлялись с подносами и чемоданами - туда и обратно, вверх-вниз. Всш свидетельствовало о том, что дела у госпожи Эмилии шли преотлично. Разузнав у швейцара, где можно увидеть начальство, он поднялся на второй этаж и постучал в дверь с табличкой: "Управляющий". - Войдите! - раздался чей-то незнакомый мужской голос. За столом сидел седой уродливый горбун с умным и проницательными взглядом. - Что вам угодно? - спросил он. - Мне угодно узнать... э-э-э... - замялся Эвалд, - где можно увидеть хозяйку гостиницы госпожу Эмилию? Управляющий вздрогнул, и лицо его вдруг побледнело. - Ее увидеть нельзя... Прошло уже двадцать лет, как госпожа Эмилия лежит на городском кладбище. Эвалд качнулся и присел на краешек кресла у стола. - Она... умерла? - прошептал он. - Боже, какое несчастье!.. Он застыл и просидел так, не двигаясь, почти минуту. Управляющий не дергал его, лишь молча, не отрываясь, смотрел ему в лицо. - Какое горе! - повторил Эвалд. - Кто вы? - спросил горбун. - Ее приятель, - соврал Эвалд. Горбун в удивленьи поднял брови: - Простите, но я вас не помню. Эвалд усмехнулся: - А собственно почему вы должны меня помнить? Я приятель юности. Ведь вам лет сорок, не больше. Как раз сорок лет назад мы с ней были знакомы. Он поднялся и направился к двери. - Вы приезжий? - крикнул ему вдогонку горбун. - Может, вам нужна ком- ната? Эвалд остановился на самом пороге. - Да! - решил он внезапно и обернулся. - Пожалуй, я останусь у вас на несколько дней. И если можно, в той комнате, что у самого чердака. Гово- рят, в ней когда-то жил наш Национальный поэт Эвалд. - В этой комнате сейчас никто не живет, - нахмурился горбун. - Она охраняется государством и является Комнатой-Музеем нашего города. В ней действительно жил когда-то Поэт. Если хотите посетить ее - я покажу. Зеркальный лифт поднял их под самый чердак. Управляющий отпер старую забытую дверь, и они вошли в жилище Поэта. Ничто не дрогнуло в душе Эвалда. Он стоял в чужой, прибранной, мону- ментальной комнате, огороженной со всех сторон бархатными канатами, по- хожими на висящих питонов. Над каждым предметом висела табличка, объяс- няющая его предназначение. Под кроватью стояли чужие комнатные туфли, на стуле висел чужой зано- шенный сюртук, на вешалка - чужая шляпа. Но были вещи, на самом деле принадлежавшие когда-то ему: подстаканник, чернильница, подсвечник, нес- колько страниц рукописей. Эвалд потянулся было к бумагам, но горбун опе- редил: - Здесь ничего нельзя трогать! И Эвалд послушно отпрянул от стола. "Какая чушь! - невольно подумал он. - Обман и глупость!.. А ведь все, кто побывал здесь, с восторгом рассказывают другим, что приобщились к Поэзии! Они ступали по тем же по- ловицам, что и великий Поэт! Видели, где он спал! Сидя на каком стуле, творил! В чем ходил, из чего ел и пил! Ах, как же дурят народ!.. И куда только смотрят власти?!.. Надо обязательно сходить в мэру. Безобразие - да и только!.." - Вы правы, - подал голос горбун. - Здесь много вещей не ваших, гос- подин Эвалд. - Вы... узнали меня?! - поразился он и немного поостыл. - Но откуда? - Я тот самый поэт, - ответил Управляющий, - который лет двадцать то- му назад после Конкурса был избит по вашему приказанию. Эвалд вздрогнул и внимательно всмотрелся в лицо горбуна: - Простите, я вас не помню... - пробормотал он. - За много лет в Сто- лице выступило много поэтов... Но я... никогда не отдавал таких приказа- ний... Горбун криво улыбнулся. - Еще бы! Теперь вам трудно узнать меня. Тогда я выглядел совсем ина- че. Я был строен и молод. Был симпатичен и не лишен таланта, сударь! После того, что вы сделали со мной, я долго болел. У меня до сих пор не- выносимые головные боли. Я перестал писать стихи. А вскоре после того, как я вернулся из столицы - вернее будет сказать "приполз" - умерла мать. Она умерла от горя, сударь! Ведь так поступили с ее единственным сыном! Эвалд пошатнулся и сел в мемориальное кресло. - Я много раз хотел отомстить, господин Национальный поэт. Но мать просила навсегда забыть о вас... Это была ее последняя просьба перед смертью... Как же она ошиблась, имея в юности такого... приятеля, как вы, сударь! - Что?! - вскочил на ноги Эвалд. - Не может быть! Вы... Ты хочешь сказать, что твоя мать - Эмилия?! Горбун не ответил. Он направился к выходу, но Эвалд выскочил за ним в коридор. - Постой! Значит, выходит, что ты... мой сын?! Ключи выпали из рук горбуна. Он поднял искаженное мукой лицо и шепо- том прокричал: - Вон отсюда! Во-о-он!!... 7 Вновь Эвалд трясся весь день в карете. Он скупил почти все цветы на рыночной площади и отвез их на могилу Эмилии, затем погоревал в кабачке, неподалеку от кладбища. Как раз тут ему в голову пришла фантастическая идея! Он влез в карету, (не без помощи кучера), и приказал ехать к дому Карморана. Хозяин кабачка уверил его, что тот еще жив. "Только бы он согласился! - думал Эвалд. - Только бы согласился!" Дом Карморана стоял на том же самом месте и такой же крепкий, что и сорок лет назад. Эвалд постучал в дубовые ворота и, на свое удивление, как и тогда, услышал хриплый лай собак. Ворота отворились, к нему бодро шагнул владелец гостиницы. Он не изменился, даже чуть помолодел. А на его плечах был тот же медвежий тулуп. - Вы... не узнаете меня? - спросил его Эвалд. - Я - тот поэт, кото- рый... Помните?.. Карморан не дал ему продолжить: - Входи! - хрипло рявкнул он. И Эвалд уже пожалел, что приехал сюда. Несмотря на жаркий день - в гостиной так же, как и в тот осенний ве- чер, жарко пылал камин, словно время не коснулось этого дома. - Что тебя привело на этот раз? - спросил Карморан. - Я хотел бы, - ответил бывший Поэт, - забрать свою Музу. Ведь янтар- ная карета теперь у вас... Но если вы потребуете за нее денег, - я сог- ласен их заплатить. - И поспешно добавил: - Золотом, ваша светлость! Те- перь я человек богатый. Карморан схватил горящее полено и повертев им перед лицом отшатнувше- гося Эвалда, ответил: - То, что произошло с моей племянницей и ее сыном - вина моя. Поэтому наказывать тебя не буду... Бывший Поэт перевел дух. А Карморан продолжил: - Янтарную карету после смерти Эмилии я разбил и выбросил в море. Что же касается Музы... - Тут он усмехнулся, снова бросив полено в камин, ударил в ладони, и в комнату, опираясь на клюку, с трудом перебирая по- лусогнутыми ногами, вошла дряхлая старуха. - Забирай ее! - Кто это?! - испуганно вскрикнул Эвалд. - Не узнал? - расхохотался Карморан. - Твоя Муза! - Нет! - в ужасе закричал Поэт. - Да! Это она. Я не смог покорить ее. Она была предана только тебе, хотя и предана тобой! Она оставалась молодой, пока жила духом творчест- ва. Забирай же ее и проваливай навсегда! И разверзлась земля, и поглотила Эвалда и его Музу. До сих пор под землей где-то бродит его душа. До сих пор зовет свою Эмилию. Ищет и не находит. И никогда не найдет. ...А ЦЫПЛЕНОК С КОТЕНКОМ НАИГРАЛИСЬ СЕБЕ И ВНОВЬ ПРЕВРАТИЛИСЬ В БЕЛЫЕ ОБЛАЧКА. ПЛЫВУТ, ОТДЫХАЮТ. - КИС-КИС-КИС! ЦЫП-ЦЫП-ЦЫП! - ПОЗВАЛ ИХ С ЗЕМЛИ ДРУГОЙ МАЛЬЧИК. ЦЫПЛЕНОК ОТРЯХНУЛСЯ, РАСПРАВИЛ ГРУДКУ И КРЫЛЫШКИ И ЗАПЕЛ ПЕСНЮ, А КО- ТЕНОК ЗАМУРЛЫКАЛ И СНОВА СТАЛ ОСТОРОЖНО НА МЯГКИХ ЛАПАХ КРАСТЬСЯ К ЦЫП- ЛЕНКУ. - ЭЙ! - КРИКНУЛ ПТЕНЦУ МАЛЬЧИК. - БЕРЕГИСЬ! ТОТ ЗАВЕРТЕЛ ГОЛОВОЙ И УВИДЕЛ ОПАСНОСТЬ. ОН ХОТЕЛ БЫЛО БЕЖАТЬ, НО ТУТ ПОДУЛ ВЕТЕР И ПРЕВРАТИЛ ОДНОГО В ВОЛЧОНКА, А ДРУГОГО - В ЖАВОРОНКА... СКАЗКА ОБ ОГОРОДНОМ ПУГАЛЕ Над осенней землей летел Ветер. - Послушайте, - раздался снизу чей-то застенчивый голос. - Не пробе- гал ли здесь Заяц?.. Над придорожным огородом, среди разбросанных капустных листьев и обг- лоданных морковных хвостиков высилось Пугало. Оно было одето старомодно: дырявая шляпа, не спасающая ни от дождя, ни от солнца, из-под которой торчал соломенный клок волос на арбузной голове, да мятый пиджачишко с чужого плеча с оторванными пуговицами. Через рукава была продета палка с драными перчатками на концах. Пугало стояло на одной ноге и чуть покачи- валось на ветру. Ветер с любопытством опустился к изгороди. - Вы что-то спросили?.. - Я говорю, не пробегал ли здесь заяц?.. - повторило Пугало, виновато улыбаясь и приподнимая в знак приветствия шляпу. - Нет- сказал Ветер. - Летучую мышь я встречал, Рыжую Корову тоже, а вот Зайца, простите, не заметил... А что, они здесь еще водятся?.. - Водятся, - вздохнуло Пугало. - А один из них водился со мной!.. - Вы дружили с Зайцем?! - недоверчиво спросил Ветер, усаживаясь на изгородь. Он покосился на пустые огородные грядки. - Почему же "дружили"?! - удивилось Пугало. - Я и теперь с ним дружу. Вот только уже два дня как он не прибегает... - Оно вздохнуло. - Навер- но, его застрелил охотник!.. - Не думаю, - успокоил его Ветер. - Сейчас зайцев - раз-два - и об- челся!.. Нет-нет!.. Ваш Заяц просто приболел!.. - Вот было бы хорошо! - немного приободрилось Пугало. - Хотя, что я говорю! Это конечно плохо!.. Но тогда бы он смог выздороветь и прибежать ко мне... И тут же испуганно спросило: - А если все-таки не придет?.. Ведь мне больше нечем платить за друж- бу. - И печальное Пугало поведало Ветру о том прекрасном дне, когда за изгородью вдруг появились длинные уши... ...До этого дня Пугалу было, ох, как тяжко!.. В прошлом году оно сто- рожило горох, и тогда с ним дружили воробьи. Ему нравилось слушать их, когда, слетаясь на вьющиеся кусты, они весело поклевывали стручки и бла- годарно чирикали в его сторону. А теперь они даже не подлетали сюда: как известно, воробьи не клюют моркови. Пугало пыталось считать облака, но они таяли, и оно сбивалось со счета. Затем оно стало считать машины на шоссе. Но вскоре и это наскучило. И тогда оно стало вспоминать свое детство - когда еще было в отдельности арбузом, пиджаком и шляпой - но так ничего и не вспомнило. Особенно плохо было Пугалу в холодные дождли- вые дни. Один раз какой-то мальчишка выкрикнул из окошка машины: "Смот- рите!.. Чучело огородное!" Нет, Пугало не обиделось. Его назвали тем, кем оно, в сущности, было!.. Только ему хотелось, чтобы сказали так, например: "Наш верный страж огорода". Или - "Милый соломенный человек"! Его арбузное лицо желтело и сохло от тоски. И тут-то за изгородью оно увидело длинные белые ушки. Вначале Пугало хотело замахать руками, чтобы напугать вора, но ушки принадлежали такому симпатичному Зайцу, что оно на все закрыло глаза и даже отвернулось, чтобы не смущать гостя. А Заяц нашел в изгороди лаз - и пробрался в огород. Выдернул морковку - и захрустел ею!.. Хруст-хруст!.. Хорошо!.. Вкусно!.. Выдернул кочан капусты!.. Хруп-хруп!.. Еще вкуснее!.. И вдруг услышал чье-то покашлива- ние. Не громкое, а вроде бы деликатное. Оглянулся - видит: страшилище на одной ноге!.. Раньше он его и не заметил: глаза только на морковь гляде- ли! - О-е-е-ей!.. - закрыл глаза Заяц и задрожал мелкой противной дрожью. - Кушайте, пожалуйста, на здоровье! Приоткрыл Заяц один глаз, приоткрыл другой: видит - улыбается ему страшилище. - Ты к-кк-то?.. - спросил он, заикаясь. - Пугало, - простодушно ответило то. - Аяяй!.. - снова задрожал Заяц. - Не пугайтесь, пожалуйста! Я - доброе. - Доброе?.. - недоверчиво спросил Заяц. - Тогда чего тут торчишь?.. - Видите ли, - улыбнулось Пугало, - я друга ищу. Заяц рассердился: - Да ведь так всех друзей распугать можно!.. Эх, ты!.. А еще шляпу надел! - По костюму не судят о верности сердца, - тихо сказало Пугало. - Какое у тебя сердце! - фыркнул Заяц - Палка да мочалка! А встречают по одежке! Это ты запомни! - Тут он скосил глаза в огород. - Хотя... Дружить - так дружить! Пугало расплылось в улыбке: - Вы не стесняйтесь, кушайте на здоровье! - Спасибо! - и Косой, выдернув из земли морковку, побежал прочь. - Куда же вы?! Мы так и не поговорили!.. - А я завтра приду! - пообещал Заяц. - Буду ждать! - обрадовалось Пугало и закружилось от восторга на пал- ке. ...На другой день Заяц прибежал в огород с большим мешком. - Здравствуйте! А я так боялось, что не придете!.. -улыбнулось ему Пугало. - Что ты! - ответил Заяц. - С тобой дружить - одно удовольствие!.. Ты - парень, что надо! Чем только за дружбу платить будешь?! - Дружбой! - уверенно ответило Пугало. - Так дело не пойдет, - поморщился Заяц. - Одной дружбой сыт не бу- дешь! Вот если б еще и морковкой. - Хорошо, - согласилось Пугало. - И капустой, - чуть не забыл Заяц. - Значит, дружим? - Дружим, дружим! - закивало головой Пугало. - Тогда гони мешок моркови, а то завтра не приду. - Берите... - грустно сказал соломенный человек. - Только куда же вы опять так спешите? - Дел - по горло! - ответил Заяц, наполняя морковкой мешок. - А друж- ба - она не должна приедаться! Так стало повторяться изо дня в день: прибежит Заяц в огород, словом с Пугалом перемолвится и - назад в лес: то с мешком моркови, то с мешком капусты. Но всему приходит конец. И вскоре на грядках ничего не осталось. - Ну, прощай!.. - сказал Заяц Пугалу, с сожалением оглядывая пустой огород. - Тебе работать пора. А то - дружба дружбой, а служба - службой! - И, перекинув через плечо полупустой мешок, он выбрался за изгородь. - Когда же ты придешь теперь? - робко спросило его Пугало. - Не знаю, - равнодушно ответил Заяц. - Забегу как-нибудь. И - пропал в кустах. ... - Какой же он бессовестный, этот Заяц! - возмутился Ветер, выслу- шав историю огородного чучела. - Потише, пожалуйста! - Пугало завертелось по сторонам. - Он может быть неподалеку. Еще услышит и обидится... А я бы не хотело его огор- чать. - Эх, вы, арбузная голова - соломенная шляпа! - воскликнул Ветер. - Заяц пользовался вашей простотой, а сам растаскивал огород! - Но ведь я считаю его своим другом... - Хороша же цена вашей дружбы! В прошлом году - горох, в этом - мор- ковь... Что скажет хозяин огорода, когда увидит все это? Ведь он вам до- веряет! Пугало виновато улыбнулось: - Но ведь своего огорода у меня нет, чтобы платить за дружбу... Тут Ветер не выдержал и взлетел над огородом: - Из-за таких, как вы, и живут на свете такие воробьи-зайцы! - Так что же делать? - тихо спросило Пугало. - А вот что! И ветер подул что есть силы и разметал Огородное Пугало на пиджак, арбуз и перчатки!.. ТРЕНЬ-БРЕНЬ-НАБЕКРЕНЬ! Однажды Лисенок гулял в лесу и увидел на поляне у Старого Дуба самого настоящего Льва. Лисенок собрался было кинуться назад, но тут Лев обернулся и вместо того, чтобы грозно зарычать и наброситься на беззащитного Лисенка, самым непонятным образом закричал по-ослиному: "И-а! И-а! И-аа!" Они смотрели друг на друга: один - крича, другой - икая от страха, пока наконец Лисенок не выдавил из себя первым: - Здравствуй-ой!-уйте!.. Царь зверей жалко кивнул головой. - Вы эт-то чего?.. - спросил Лисенок. - А че-че-чего?.. - испуганно спросил Лев, юля глазами по сторонам. - Ну, кричите... как-то странно, то есть... я хотел сказать, по-осли- ному!.. Ой! - икнул он. - Простите! - А я... а я... и есть... Осел! - жалобно ответил Лев. - Как?!.. В как!.. Ой!.. Ом!.. - вновь икнул Лисенок, - В каком смыс- ле?.. - В самом настоящем, - еще жалобнее сказал Лев. - Это я внешне похож на льва, а на самом-то деле я - Осел!.. - Это как же?!.. - совсем растерялся Лисенок. - А так. Заколдованный я!.. - и Лев вздохнул в ослиной тоске. - Заколдованный?! - страшно удивился Лисенок. - Кто же вас заколдо- вал?!.. - Один волшебник, - снова тяжко вздохнул Лев. - Злой? Вы рассердили злого колдуна?! - Да нет, добрый. Я его не рассердил. Я его попросил об этом, - и Лев вздохнул в третий раз. - О чем?!!.. - еще больше удивился Лисенок. - Я попросил превратить меня во льва! - крикнул в сердцах Лев и лапой смахнул слезу. - Но зачем?! - Лисенок тоже расстроился. - Как это пришло вам в голо- ву?! - Ах, все это очень просто, - махнул бывший Осел хвостом с кисточкой. - Когда я был Ослом, то всего на свете боялся. И палки, и хозяина, и со- бак... И всю свою ослиную жизнь я мечтал лишь о том, чтобы все боялись меня!.. И вот - домечтался! Теперь, когда я стал львом - я боюсь всего еще больше... - Но теперь-то чего?.. - спросил Лисенок, приблизившись ко Льву. Он его уже не боялся и даже немного не уважал. - А того, что меня поймают и отправят за решетку или, хуже того, - в Африку! Но, во-первых, я никогда там не был - и это уже страшно, во-вто- рых, я ни разу в жизни не пробовал мяса, и это - еще страшнее. Но самое страшное то, что меня обязательно слопают львы! - Львы не едят львов, - успокоил его Лисенок. - Львов, может, и нет, но Льва, который был Ослом, - съедят обяза- тельно!.. - Во-первых, успокойся, - сказал ему Лисенок, твердо переходя на "ты", - пока никто не собирается отправлять тебя в Африку, тем более - сажать за решетку; во-вторых, нужно радоваться, что исполнилась твоя мечта! Тебе вот - повезло. - А у тебя что, тоже есть такая мечта?.. - осторожно поинтересовался Лев. - Ну... не совсем такая... но мне, например, всю жизнь хотелось стать птицей!.. Когда-то я уже летал на вороньих крыльях... Знаешь, было чу- десно! - Ну, это - проще простого, - сказал Лев. Нужно только сказать три волшебных слова - и превратишься в кого захочешь! - Даже в птицу? - Да хоть в жирафа! - И вы... знаете эти три волшебных слова?.. - с замиранием сердца спросил Лисенок, снова переходя на уважительное "вы". - Лучше бы я их не знал! - сказал в сердцах Лев. - Но вот ведь - за- помнил!.. Нужно только сказать: "ТРЕНЬ-БРЕНЬ-НАБЕКРЕНЬ! ХОЧУ СТАТЬ тем-то..." И все! - Так просто!.. - Ни за что не поверю, что эти три слова волшебные!.. - сказала при- летевшая незадолго до этого Ворона. - Я тоже не верил, а вот: стал же Львом! - Действительно, похож! - прищурив глаз, подтвердила Ворона. - Зна- чит, и я могу осуществить свою мечту? - А кем ты хотела стать в детстве? - поинтересовался Лисенок. - Карр-кадилом!.. - Ух, ты! - с уважением сказал Лисенок. - Но, я надеюсь, добрым?.. - Самым добрым карр-кадилом на свете!.. - Проще простого, - повторил бывший Осел. - Начинайте!.. Может, и мне станет не так тоскливо... И Лисенок, запрыгнув на пень, торжественно произнес: - ТРЕНЬ-БРЕНЬ-НАБЕКРЕНЬ!.. ХОЧУ СТАТЬ... ФЛАМИНГО!.. И тут же превратился в белоснежно-розового Фламинго! Даже намека не осталось от Лисенка. - Брраво! - закричала Ворона, тараща от восторга глаза. - Поздррав- ляю!.. - Я же говорил, что это просто!.. - вздохнул Лев. - Вот здорово! - воскликнул Лисенок-Фламинго и изо всех сил захлопал крыльями. - ТРРЕНЬ-БРРЕНЬ-НАБЕКРРЕНЬ!.. - громко каркнула Ворона. - ХОЧУ СТАТЬ КАРР-КАДИЛОМ!.. И тут же стала Крокодилом. - Ура-а!.. - воскликнул Фламинго. - Получилось!.. - Я ведь говорил, что получится, - сказал бывший Осел. - Вот теперь-то я улечу в Африку! - застучала по пню зеленым длинным хвостом Ворона-Крокодил. - Всю жизнь мечтала слетать за грраницу!.. - Как же ты полетишь? - спросил ее Лисенок. - Крокодилы не летают. - И в самом деле - не летают!.. - огорчилась Ворона. - Повезло же не- которым!.. Лети куда хочешь!.. То-ли - в Африку, то-ли - в Еврропу, то-ли - в Америку!.. - И я никуда не полечу, - ответил Лисенок. - Фламинго - неперелетная птица. Я буду кружить над нашим лесом. - Замеррзнешь под Новый Год!.. Твой фламинго живет только в южных стрранах!.. - И вправду замерзну, - огорчился Лисенок. - Что же делать? - А, ничего! - щелкнула Ворона крокодильской пастью. - Поигррали - и довольно!.. Порра прреврращаться обрратно!.. - Да, - вздохнул Лисенок, - видимо, придется... - Эй, ты, Осел! - буркнул Крокодил. - Ррасколдовывай нас! Все, нап- реврращались! - Я не умею... - растерянно сказал бывший Осел. - Ты хочешь сказать, что не знаешь, как нас ррасколдовать?! - возму- тилась Ворона, стукнув крокодильим хвостом по земле. - Если бы я знал, как это делается, то давно бы уже был в своей де- ревне!.. - противно заголосил Лев ослиным голосом. - Хоррошенькое дело! - каркнула бывшая Ворона. - Выходит, я вечно должна ползать на бррюхе и ррыдать карр-кадиловыми слезами?!.. Это меня не устрраивает!.. - Да, грустно сказал Лев, - рожденный (а, вернее, превращенный) пол- зать - летать не может!.. - Замолчи!.. Не то я тебя сожрру!.. - и Крокодил-Ворона стал насту- пать на немедленно струсившего Льва. - Стойте! - крикнул им Лисенок-Фламинго. - Бежим ко мне домой! Папа Лис что-нибудь да придумает!.. И они отправились к Лисенку. Старый Лис вначале испугался, затем удивился, потом рассмеялся и ска- зал: - Проще простого!.. Нужно только сказать: "ТРЕНЬ-БРЕНЬ-НАБЕКРЕНЬ! ХО- ЧУ СТАТЬ..." - Ворроной! - каркнул Крокодил. - Ослом! - проревел Лев. - Лисенком! - закричал Фламинго. - Ура! - сказал папа Лис. - Действуйте!.. И каждый высказал вслух свое желание. И каждый стал тем, кем и был. - Фу-у! - вздохнул Осел. - Побегу-ка я в свою деревню. После того, что пришлось мне испытать на своей шкуре - уже ничего не страшно!.. - И он скрылся в кустах. - И я полечу, - сказала Ворона. - Прравду говоррят: мечты - дело пус- тое!.. - И улетела. А папа Лис шепнул Лисенку: - Когда я был маленьким, то очень хотел стать... бабочкой!.. - Ну и стань ею! - ничуть не удивился Лисенок. - Как-то неудобно... - неловко рассмеялся Лис. - Хотя... может, и вправду?.. Только бы на часок! - Действуй! - сказал отцу Лисенок. - Только будь осторожен! Не попа- дись в клюв какой-нибудь Вороне или в чей-то сачок!.. А я побежал разог- ревать ужин!.. ...Невиданная в наших лесах бабочка села на цветок перед окном дома и, пошуршав лазоревыми крыльями, пропела: - Ах, все может быть! Все может быть!.. КАК ЛИСЕНОК БЫЛ ВЕЛИКАНОМ "Вот уже и осень наступила, а я ни капельки не вырос!.. - грустно размышлял Лисенок, сидя под Старым Дубом. -Так и останусь на всю жизнь Маленьким Лисенком... А как это, наверно, хорошо - быть большим!" Он посмотрел на небо, и сквозь осеннюю листву дубовых веток ему в глаза попал солнечный луч. Лисенок зажмурился и громко чихнул несколько раз подряд. - Расти большой - не будь лапшой! - раздался рядом чей-то густой старческий голос. Лисенок вскочил от неожиданности, но никого не увидел. - Это я, Старый Дуб, - зашелестел Дуб ветвями. - Хочу заметить, что большим может быть Лисенок и маленького роста: в каждом желуде живет большое дерево. Впрочем, если ты непременно хочешь вырасти, - сию же ми- нуту расти на здоровье! Он что-то таинственно прошелестел в небо, и Лисенок тут же почувство- вал, что очень быстро растет. Все вокруг уменьшалось с огромной ско- ростью: неслись куда-то вниз кусты, деревья, даже Старый Дуб становился все меньше, а Лисенок рос все выше и выше. - Выше! - кричал он в восторге. - Еще выше! И небо с осенними облаками стремительно приблизилось к нему, а испу- ганный клин журавлей разлетелся врассыпную! Через считаные мгновенья уже не Маленький Лисенок, а Лисенок-Великан, которому даже Старый Дуб был по пояс, стоял на поляне. - Здорово! - воскликнул юный Великан. - Неплохо я вырос! Перед ним раскинулись лесные холмы, далеко отступил горизонт. Единым взором Лисенок окинул речку, болото, все пригорки, поляны и тропы. Он увидел жилище Ежика из еловых веток, соломенную крышу заячьего крова и свой дом под черепичной крышей, и даже папу-Лиса, такого маленького, словно Лисенок смотрел на него в бинокль с другой стороны. Земля - осенняя и спокойная - лежала у его ног от Старого Дуба до го- ризонта. Лисенок с трудом сделал шаг-другой: со всех сторон стоял его лес, и сделать третий шаг можно было только ломая деревья. Они достигали ему до колен. А Лисенок не хотел крушить и топтать. Он стоял и не двигался. Над ухом прожужжал самолет. Лисенок поймал его на лету, как стрекозу, подержал немного в руке и отпустил обратно в небо. Облако показалось по- хожим на шляпу - примерил. Затем растерянно осмотрелся вокруг. Никаких дел больше не было, и ему стало скучно. У ног стали собираться его друзья: заяц, ежик, ворона. Они сновали у Старого Дуба, крошечные, как муравьи, что-то кричали и размахивали рука- ми, но он ничего не услышал: уж слишком высоко он был от них. Лисенок хотел прилечь на траву, чтобы оказаться поближе к ним, но и это стало невозможно - на поляне не хватило бы места для такого великана. Так он и стоял, не зная, как же быть дальше. - Ну, ты и вымахал! - села на его плечо Ворона, а сама ничуть не больше мухи. - Что будешь делать дальше? - Буду считать самолеты... Ловить их и отпускать... - Это - хулиганство! - пропищала Ворона ему в ухо. - Глупости и бе- зобрразие! - Ну... тогда не знаю... - признался Лисенок. - То-то и оно!.. Быть большим - не каждому по плечу! - Что же тогда делать?.. - растерянно спросил он. - Стать таким, как рраньше, - посоветовала Ворона и улетела. Лисенок наклонился к Старому Дубу и тихо спросил: - Ты слышал?.. Сделай это! Пожалуйста!.. - Не могу, - ответил Старый Дуб. - Как?! - изумился Лисенок. - Но ведь ты же смог сделать меня большим! - А вот маленьким не могу! Дуб разве можно снова сделать желудем? По- думай! - Ты шутишь!.. - заволновался Лисенок. - Ничуть, - прошелестел Дуб. - Ты уж прости... Я сделал тебя слишком большим... Ты уж прости... Лисенок выпрямился. Оранжево горела на солнце черепичная крыша его дома, и у Лисенка ув- лажнились глаза. Он вдруг горько осознал, что никогда теперь не ступит на свой порог, не выпьет вечернего чаю вместе с папой-Лисом на веранд е... Он вспомнил, как совсем недавно они ходили с отцом за сказкой. Вспом- нил Пса Дракона, который смолил вчера лодку, чтобы покататься с ним. "Мои друзья! - думал он. - Они, наверное, сейчас переживают за меня: хотят помочь и не могут. Я теперь один, как ветряная мельница в безвет- ренную погоду. Но, в отличие от нее, я не знаю - нужен ли кому-нибудь Лисенок-Великан!.. Зачем мне такой рост, если даже к покосившемуся мос- тику у реки я не могу шагнуть и поправить его, не причинив никому зла?! Если я - большой и сильный - беспомощен, как новорожденный лисенок?!" Все ниже опускалось к горизонту осеннее солнце. Длинные тени от де- ревьев раскинулись по лесу. И самая большая и печальная тень легла на поляну. - Все кончено... - прошептал он самому себе... и вдруг надежда согре- ла его. - Послушай, - снова обратился к Дубу Лисенок. - Если ты не можешь сделать меня маленьким - сделай наш мир большим! - О, это легко! - встрепенулся Старый Дуб. - Как это я сам не доду- мался?!.. А ты - молодец! Недаром я выбрал тебя! Он качнул золотой листвой, распрямил широкие ветки и что-то та- инственное прошелестел в небо. И сразу же все вокруг стало догонять и перегонять Лисенка: и деревья, и дома, и река. Весь мир делался шире и выше, и сам Дуб вознесся под об- лака! А всем казалось, что это Лисенок опускается на землю. - А говорил, что ничего не может сделать! - радостно прокаркала Воро- на. - Ну и шуточки у Старрого Дуба! Лисенок промолчал. Он не стал раскрывать их с Дубом секрет. Он просто радовался, что каждый, сам того не ведая, стал Великаном. |