Андрей ЩУПОВ

                             ХОЛОД МАЛИОГОНТА

                                    1

     - Ого! Кажется, на наших улицах завелись британские львы!  -  Дмитрий
кивнул в сторону газона,  где  пара  котов  скребла  когтями  по  земле  и
угрожающе  подвывала.  Затевалось  нешуточное  сражение.   Рыжий   кот   с
ненавистью глядел на  более  блеклого  собрата.  "Собрат"  платил  той  же
монетой.
     - Брэк, мужики! - Александр на ходу подхватил  рыжего  за  шкирку  и,
пронеся шагов двадцать, усадил на чахлый тополек.
     - Вот вам и первое доброе дело, - с ехидцей заметил Дмитрий. Он шагал
рядом, сунув руки  в  карманы,  вольно  припечатывая  кованные  подошвы  к
асфальту. - Все верно, право на райские кущи следует отрабатывать.
     - В поте лица своего, - Александр  кивнул.  -  Мементо  море  и  тому
подобное. А иначе - шиш и дырка от бублика!..
     - Приятно слышать образованную речь.
     - Еще бы! Между прочим, будь мы в каком-нибудь "БМВ" или того хуже, в
"Вольво", подобной  речи  ты  бы  от  меня  не  услышал.  В  салонах  этих
лакированных  калош  хочется  курить  ментоловые  сигары,   целоваться   с
безгрудыми француженками и цедить ликер. Роскошь и дух,  как  известно,  -
категории несовместные.
     - Согласен! А посему - пешком и  только  пешком!  Слава  богу,  не  в
Москве и не в Воронеже прозябаем. Есть еще чем дышать, а временами, можешь
не верить, но улицы освещаются  самым  настоящим  светилом.  С  пятнами  и
протуберанцами!
     - Верю. И даже художественно разовью: все мы  в  Рязанских  губерниях
богаты Кавказом и Африкой больше, нежели оказываясь на месте.
     - Узнаю есенинский слог.
     - Правда? А я и запамятовал.
     - Причем тут память? Это называется плагиатом, Саша. Присвоение чужих
идей... Статья, не помню какая, сроки в основном условные.  Так  что  твою
волшебную реплику придется денонсировать.
     - Господи! Опять иностранное слово!.. Где ты их только подбираешь?
     - Прогресс, Саша, прогресс.
     - От которого страдают люди, не забывай!
     - Не понял?..
     - Разве не ты назвал вчера Чилина компилятором?
     - Но это вовсе не ругательство!
     - Не знаю... Если человек обиделся, значит, ругательство. Кроме того,
перед  ним  сидел  допрашиваемый,  так  что  картинка  вышла  хоть   куда!
Ухмыляющийся жулик, а рядом оплеванный с ног до головы следователь.
     - Надеюсь, ты шутишь?
     - Ничуть. Бедняга побагровел, как нерестящийся лосось.
     - Но я же не имел в виду ничего такого...
     - Разумеется! Ему бы взять словарь, да полюбопытствовать,  что  такое
"компилятор",  а   он   обижаться   вздумал.   Кстати,   в   прошлом   наш
Чилин-Челентано - чемпион по дзюдо. Тебе это известно?
     - Иди к черту! - Дмитрий насупился. Некоторое время  шагал  молча,  в
конце концов неуверенно произнес. - Ерунда!.. Чилин - мужик отходчивый.
     - Вполне возможно.
     - И времени - вон сколько прошло! Без малого сутки.
     - Опять же верно, не придерешься.
     - Ты что, считаешь - никто не забыт и ничто не забыто?
     - Главное - не повторять ошибок, - уклончиво пробормотал Александр. -
Взгляни-ка лучше на ту таксу. Прелесть, а не животные! Забавны, не  злы  и
даже к кошкам питают интернациональную приязнь.
     - Но мясо-то все равно едят.
     - Не кошачье же... Нет, ты посмотри, как она движется! Не семенит,  а
летит. Лапы - два крохотных пропеллера, а тело - миниатюрный дирижабль.  Я
не говорю об ушах и хвосте...
     - Еще немного, и ты вывихнешь шею.
     - Не боись! Она у меня на шарнирах.
     -  Ну  смотри,  смотри...  -  Дмитрий  Губин,  лейтенант   четвертого
отделения милиции города Уткинска, с мрачной решимостью шагнул на газон  и
рывком восстановил опрокинутую урну. - Вот так, братец-анималист!.. Ты бы,
как пить дать, прошел мимо.
     - Может быть. Зато теперь ты тоже вроде как отличился. Учет у них там
на небесах - точный!
     - Хорошо, если так. Эту самую операцию я проделываю раз сто в год.
     - Сто раз? И не лень?.. Борейко  на  твоем  месте  давно  бы  устроил
засаду.
     - На все урны и витрины засад не хватит, - отряхивая ладони,  Дмитрий
пророчески прищурился. - Да и чепуха все это. Не с тем мы боремся,  Сашок.
Разгребать мусор - не самое умное занятие. Куда интереснее уговорить людей
не мусорить.
     - И не безобразничать.
     - Вот-вот!..
     - Только каким образом?
     - Самым что ни на есть законным. Закон - это ведь не то, что сильнее,
а то, что мудрее. Почему бы не сделать так,  чтобы  налоги  платить  стало
выгодно, а наш  зарождающийся  гангстер  не  шапки  на  улицах  сшибал,  а
прибирал к  рукам  разваливающееся  производство.  Сразу  бы  двух  зайцев
пришибли. А заодно и бюрократиков  уели.  Гангстер  -  он  бы  с  ними  не
церемонился, можешь мне поверить.
     - Да вы, братец, экстремист! Самой махровой расцветки! А как же  быть
с милосердием Достоевского? Или с нашим разлюбезным кодексом?
     - На этот счет не волнуйся. Федор Михайлович -  первый  растоптал  бы
наш разлюбезный кодекс. Да еще не постеснялся бы поплевать сверху.
     - Мда... Вероятно, как честный человек, я обязан  накляузничать  куда
следует.
     - Это всегда пожалуйста! Глядишь, и обратно в центр переведут. Только
помни, райских кущ тебе уже не видать...
     Беседу  их  прервала  женщина  в  засаленном  одеянии,  с  опухшим  и
изъязвленном, как поверхность луны, лицом.
     - Гражданин, - она поймала Дмитрия за рукав. - Добавь сорок копеек на
билет. Кошелек украли, квартира сгорела, - не знаю, как и быть.
     - Что? - Дмитрий невольно отдернул руку. В испуге, что женщина  вновь
к нему притронется,  торопливо  достал  рубль.  Когда  попрошайка  отошла,
озабоченно пробормотал. -  Признаться,  добрые  дела  не  всегда  приносят
удовольствие.
     Приятель с улыбкой взял его под локоть.
     - Брось, я же понял. Она очень даже славная. Отчего ты  не  рассказал
про нее раньше? Мог бы и познакомить.
     - Еще чего! Такие, как ты, только и норовят  отбить  чужую  подружку.
Кроме того, ты ей в отцы годишься.
     - Надо же. Я-то решил, что ей под пятьдесят.
     - Это вблизи так кажется. А присмотрись с расстояния - и ты  не  дашь
ей и двадцати пяти.
     - Странно. Должно быть, она намудрила с макияжем.
     - Возможно. Она у меня щеголиха. Любит подпустить синевы под глаза.
     - И эта подозрительная каемка под ногтями...
     - Маникюр, что ты хочешь!
     - А странный запах?
     - Вот тут я согласен. Лосьон из сомнительных, но, как говорится, дело
вкуса.  Так  ты  действительно  желаешь  познакомиться  с  ней?  Мы  можем
вернуться.
     - Ладно, чего уж там, - Александр усмехнулся. -  Тем  более,  что  мы
пришли. - Чуть помолчав,  добавил.  -  И  потом  грустно  это  все,  Дима.
Грустно, а не смешно.

     Солнце врывалось в проходную  косо,  под  углом,  и  часть  помещения
утопала в скучноватой тени. Пыль искорками  кружила  в  воздухе,  побуждая
посетителей к чиху,  вызывая  в  памяти  картины  домашних  бедламов  -  с
вениками, тряпками и пылесосами.
     Дежурный по отделению Петя-Пиво, рыхлый толстяк в чине сержанта,  как
обычно, мучился над журнальным  кроссвордом.  В  мыслительном  процессе  в
равной степени участвовало все лицо. Губы сосредоточенно шевелились, брови
подергивались,  лоб  собирался   в   страдальческую   гармошку   и   вновь
разглаживался, Мельком взглянув на вошедших, дежурный машинально буркнул.
     - К пустой голове руку не прикладывают.
     - Так это к пустой, Петя, - Дмитрий со  значением  постучал  себя  по
виску.
     - Вот и я о том же, - Петя-Пиво повторил его жест.
     -  Бунт,  -  прокомментировал  Александр.  Дмитрий  свирепо  завращал
белками глаз.
     - Забываетесь, сержант!  Одно  мое  слово,  и  ярмо  патрульного  вам
обеспечено! Так сказать, за систематическое принятие  позы  "развалясь"  в
кресле дежурного, а также  за  грубейшую  непочтительность  к  начальству.
Кстати, как оно у нас поживает? По-прежнему  путешествует  по  коридору  и
произносит "исповдоль" вместо "исподволь"?
     - Не знаю, как насчет "исповдоль", но путешествовать -  путешествует.
С утра названивало, требовало  разыскать  Борейко,  угрожало  внеочередной
оперативкой.
     - На то мы и УГРО, чтобы угрожать... А по какому поводу оперативка?
     -  Кажется,  по  поводу  роста  криминогена,  а  также  для   разбора
разгильдяйства отдельных сотрудников ОВД.
     - Имена этих отдельных счастливцев тебе, конечно, известны?
     - Увы, - Петя-Пиво развел руками.
     - Ох, смотри у меня, сержант! - Дмитрий потряс  кулаком.  -  Сокрытия
такой информации органы тебе не простят!..
     Что-то пробормотав, дежурный отщипнул кусочек от пухлого, лежащего на
столе батона и кинул алчущий взгляд в пространство,  укрытое  от  входящих
фанерной перегородкой. Там по обычаю он прятал своих ближайших друзей. Еще
недавно "друзья" остывали на полке холодильника, а теперь округлые их бока
запотели, блеск содержимого  приятно  затуманился.  Украшенные  этикетками
"Жигулей", они взывали  к  совести  хозяина,  торопили  скорее  спровадить
собеседников.
     - Терпение, сержант! Уже уходим...  -  Дмитрий  помахал  ладонью.  На
лестнице, чуть понизив голос, он выдал пространное резюме.
     - Ей-богу, его можно понять. Маленький периферийный городок, ни смут,
ни прочей пугачевщины. Словом, служба - не бей лежачего. Но ведь в  чем-то
надо искать смысл, строить базис будущей гармонии! Так сказать,  -  соития
великого и малого...
     - А природа - она тоже свое берет! - подхватил Александр.
     - Да еще как берет! Стальными пальцами, на каждом из которых перстень
из нефрита!.. И зачем, в сущности, противиться, если известно, что красота
спасет  мир?  Все  равно  для  Пети  красота  овеществлена  в  чувственном
блаженстве. Иначе говоря, в перцепции такой метафизической категории,  как
счастье. Всякое занятие для него вдвое  приятнее,  когда  он  прихлебывает
пиво. Он любит положительные эмоции, и что в  том  плохого?  Пиво  волнует
его, как шампанское женщину...
     - Как валерьянка домашнюю кошку!
     - И  как  бусы  индонезийского  дикаря!  Угостите  его  пивом,  и  он
выслушает вас от первого до последнего слова.
     - Только ни в коем случае не называйте это взяткой!
     - Правильно. Пиво  для  него  не  взятка,  а  необходимый  ингредиент
существования. Лишите его ячменного варева, и  он  скончается  через  пару
недель, - Дмитрий скорбно покачал головой. - В эти  четырнадцать  дней  он
превратит коллег в недругов, бросит жену и детей, подожжет родной дом и по
крайней мере трижды попадет в КПЗ.
     - А посему?..
     - А посему мы его не осуждаем.
     - Хотя втайне посмеиваемся...
     - Что в общем допустимо.

     Крашеную девицу никак не могли выпроводить. Уперев руки в бока, она с
вызовом глядела на Чилина-Челентано.
     - Не тупи, кэп. Скажи прямо, сколько ему дадут?
     - Все решит суд, Элла, - терпение Чилина, похоже, подходило к  концу.
- От меня здесь ничего на зависит.
     - Ага, так я тебе и поверила!
     - Иди же, Элла. У меня и без тебя забот полон рот. - Чилин беспомощно
оглянулся. Поймав его затравленный взгляд,  Александр  тронул  Дмитрия  за
плечо, торопливо шепнул:
     - А ведь мы подоспели вовремя...
     - Вас понял! - Дмитрий волком метнулся к девице. Ухватив ее под руку,
галантно повлек к лестнице. - Дело в том, сударыня, что в настоящее  время
капитан Чилин действительно страшно занят. Если у вас имеются  вопросы,  я
готов разрешить их немедленно...
     - Слава богу, - Чилин неумело перекрестился. Они  прошли  в  кабинет,
где  Александра  немедленно  ошарашили  новостью.  Медвежатник  Лыхин,  за
которым гонялись  чуть  ли  не  всем  отделом,  находясь  в  госпитале  на
долечивании, умудрился пробраться в лабораторию прозекторской  и,  отыскав
склянку с соляной кислотой, окунул в нее  всю  кисть.  До  того  подушечки
пальцев у него были аккуратно срезаны бритвой, и медикам ничего другого не
оставалось,  как  терпеливо  ожидать  момента  восстановления  папиллярных
узоров. Отпечатки  пальцев  являлись  единственной  потенциальной  уликой,
нагоняющей на Лыхина тоску, и он поступил так,  как  подсказывала  совесть
отпетого уркагана.
     - Что с ним теперь делать? Что?! - Чилин-Челентано, рослый  брюнет  с
располневшим торсом и профилем гордого  кавказца,  несолидно  бегал  между
столами, роняя стопки документов, постукивая костяшками пальцев по стульям
и  стенам,  по  развешенным  там  и  тут   картонным   плакатам.   -   Вся
дерматоглифика к черту! Он же у нас впервые, в картотеке ничего нет!
     - А что, после кислоты папиллярные линии не восстанавливаются?
     - Кто его знает. Может, да, а может, и нет. Да  и  сколько  прикажете
ждать? Где гарантии, что все снова не повторится?
     - Точно. Отдохнет пару месяцев и  вовсе  ножом  оттяпает.  Всю  кисть
целиком.
     - В старину, между прочим, с ворьем так и поступали.
     - Ничего. Захарченко ему каркас гипсовый  придумал.  Конструкция  что
надо. Не то что оттяпать, - почесаться не сумеет.
     В дверях вальяжный и  усмешливый  возник  Дмитрий.  Конечно  же,  без
девицы. Не комментируя акт  недавнего  спасения,  он  незаметно  подмигнул
Александру.
     - Порядок на корабле?
     - Полный, - Александр водрузил  на  свое  рабочее  место  дипломат  и
принялся выкладывать принесенные бумаги.
     - Снова будешь заниматься пропавшими  без  вести?  -  Дмитрий  присел
рядом.
     - Придется...
     - Александр Евгеньевич! Кажись,  один  из  меченосцев  дуба  дает,  -
практикант Антоша, четвертый курс юридического, обеспокоенно заглядывал  в
аквариум. - Вчера еще гонялся за сомиками, а сегодня на бок заваливается.
     - Это какой же меченосец? Уж не Варфоломей ли? - к аквариуму поспешил
заинтересованный  Казаренок,  маэстро  канцелярских  дел,  кругленький,  с
детским, вечно опечаленным личиком. - Точно, он, стервец! Борейко  нам  за
него головы пооткручивает. Вот беда...
     - Без паники! Оклемается ваш Варфоломей.
     - А может, им аспиринчику кинуть? Говорят, помогает.
     - Да нет, это для цветов. Рыбешкам лучше всего  капельку  коньяка.  В
момент оживут.
     Дмитрий лукаво покосился на Александра.
     - Не знаю, как  вам,  сэр,  а  мне  такая  жизнь  чем-то  симпатична.
Криминалистика, таблетки, аквариум... Глобальное шалопайство,  помноженное
на столь же глобальное всезнайство. Когда-нибудь все это  исчезнет.  Сразу
вслед за коммуналками. А жаль. Это именно то,  по  чему  льют  крокодиловы
слезы нынешние пионеры Брайтона и Тель-Авива.
     - Кстати, это правда, что Россия создает собственное ФБР? - громко  и
ни к кому конкретно не обращаясь вопросил Казаренок.
     - Правда, - совершенно по-ноздревски Дмитрий кивнул.  -  Кто-то  ведь
должен шерстить нас.
     - Вот уж не надо. И без того тошно. Раскрываемость такая,  что  впору
на стены лезть.
     - Верно. Вчера опять узбек приходил. Забрызгал  всех  слюной,  кричал
так, что Антоша чуть лужу не напустил.
     - Ага, еще чего!..
     - Это что же, тот самый узбек, у  которого  картину  увели?  Да  ведь
месяц уже прошел. Где ее теперь найдешь?
     - Вот и я ему объяснял: если картина ценная, то давно, мол, кочует по
Европе. Нет, - кричит, - в Уткинске! Он это  якобы  чувствует,  экстрасенс
чертов! И хоть ты тресни, ничего не желает слушать.
     - Кто он вообще этот узбек?
     - Не знаю. По внешности - хлопкороб, морщинистый, с бороденкой, а  по
замашкам - бай. Сюда прибыл на съезд мелиораторов. Навез с собой  книг  на
древнееврейском, посуды,  ковров,  прочего  хлама.  Была  у  него  парочка
картин, так в первый же день одну и свистнули.
     - Впредь будет наука. Слишком уж шикарно путешествует.
     - Действительно, коллекционер нашелся!..
     В  воздухе  что-то  звонко  треснуло.  Словно   проскочил   невидимый
электрический  разряд.  Волосы  на  голове  Александра  шевельнулись.   На
мгновение он  ощутил  озноб,  и  нечто  холодное  змейкой  скользнуло  под
сердцем. Сослуживцы примолкли, а Казаренок недоуменно уставился в потолок.
     - Сверчок завелся, - предположил кто-то.
     Дмитрий переглянулся с Александром, смешливо пожал плечами.  И  снова
все разом заговорили. Напряжение сошло  на  нет.  Странность  случившегося
превратилась в зыбкую тень прошлого.

     "А вот и наш знаменитый буйвол!"
     "Пригнитесь, господа! Шальной метеор..."
     Примерно такими фразами обычно приветствовали появление  Борейко.  На
этот раз никто и сказать ничего  не  успел.  В  следственный  отдел  майор
ворвался  подобно  разогнавшемуся  локомотиву.   Не   тратя   времени   на
приветствия, прямиком  двинулся  к  столу  Александра.  Выглядело  это  по
меньшей мере странно.  Первые,  кем  интересовался  начальник  оперативной
группы, были его  подводные  питомцы.  И  лишь,  вдоволь  насюсюкавшись  с
золотохвостыми обитателями аквариума, он  готов  был  уделить  внимание  и
коллегам. Сегодня о своих подопечных он, казалось, напрочь забыл.
     - Что же ты раньше помалкивал, герой доморощенный?  -  майорский  бас
оглушил Александра. - Уже, почитай, год  вместе,  а  мы  знать  ничего  не
знаем!
     - Наш скромный Сашок спас кого-нибудь на пожаре? - Дмитрий  подмигнул
приятелю.  -  Давай-ка,  голубь,  раскалывайся.  Может,  и   медалью   уже
обзавелся?
     - Если так, то полагается обмыть, - вякнул кто-то из  сослуживцев.  -
Иначе неблагородно.
     Покривившись  на  эти  тирады,  Борейко  поднял  широченную   ладонь,
призывая к  молчанию.  Глаза  его  сверкали,  на  скуластом  лице  блистал
гипертонический румянец.
     - Сообщаю коротко и внятно, - пробасил он. - Перед нами бывший особый
следователь города Ленинграда. Статус и ранг  -  не  нам  чета.  Поперт  с
должности  за  правое  дело   и   за   множественные   ссоры   с   местным
чиновничеством.
     - О, если только это, то  я  в  курсе,  -  Дмитрий  махнул  рукой.  -
Опаздываете, господин майор. Опаздываете...
     - Кроме того, в  личном  деле,  хранящемся  у  Митрофана  Антоновича,
ленинградская эпопея  изложена  достаточно  подробно,  -  Александр  хмуро
кивнул.
     - Вот как? - Борейко присел на скрипнувший  стул,  рассеянно  ущипнул
себя за подбородок. - Собственно говоря, оттуда я и почерпнул сведения про
Ленинград. Но мне-то вы, гады, ничего не рассказывали!
     - Не любопытствовал, вот и не рассказывали.
     - Хорошо-с, это мы проглотим.  Но  у  меня  имеются  и  более  свежие
новости. Полковник намеренно показал мне досье. Дело в том,  что  по  твою
душу, Саша, явился Лесник.
     - Что, что? - Дмитрий приложил ладонь к уху, но ирония ему  не  очень
удалась. - О каком леснике вы только что упомянули?
     - У нас в городе один Лесник.
     - Не понимаю... - На лице Александра отразилось изумление, и  Борейко
довольно крякнул.
     - Подробности мне не известны, но в целом суть такова: как оказалось,
Лесник наслышан о тебе еще по ленинградским делам, - именно поэтому  мы  и
не поленились заглянуть с Митрофанушкой в досье. Так или иначе, но мафиозо
тоже интересуется исчезновением людей  и  не  далее,  как  вчера,  упросил
нашего  полковника  выделить  ему  для  помощи  опытного  консультанта.  И
заполучить он  хотел  не  кого-нибудь,  а  Дыбина  Александра  Евгеньевича
собственной персоной.
     - Соглашайся, Сашок! Предложение лестное...
     Борейко покосился на Дмитрия, как на докучливую муху.
     - Речь идет не о согласии или несогласии. Все в сущности уже  решено,
потому что подпольный  хозяин  Уткинска  назначил  за  тебя  цену  и  цену
немалую.
     - Ага, - Дмитрий сделал вид,  что  строчит  в  блокноте.  -  В  какой
валюте, позвольте узнать?
     На него не обратили внимания. Сообщение Борейко ошарашило всех.
     - Лесник обещает нам содействие: Чилину - свидетелей против Лыхина  и
всех его сообщников, а мне зацепку насчет женских убийств.
     - То есть, маньяк все-таки существует?
     - К сожалению, да... И вся информация уже  в  моем  сейфе.  Не  позже
сегодняшнего вечера мы возьмем этого мерзавца за глотку. Слышал, Савченко?
Предупреди Пашу Семичастного и ребят из группы захвата.
     - Жуть, - Казаренок покачал головой. - Никогда  бы  не  подумал,  что
ветхозаветный Уткинск обзаведется собственным патологическим убийцей...
     - Любое убийство патологично... - Александр поднял глаза на  Борейко.
- Чем мне придется заниматься у Лесника?
     - Увы, этого я тебе сказать не могу, - Борейко сожалеюще вздохнул.  -
Не знает об этом и Митрофанушка.
     - Но у меня своих дело невпроворот.
     - Все дела в сторону.  Как-нибудь  разбросаем  по  отделам.  В  конце
концов, не каждый день мафия предлагает  свои  услуги.  Если  вам  удастся
поладить, возможно, Лесник раскошелится и на другие открытия.
     - Понимаю, - Александр кивнул. - Но он  хотя  бы  намекнул,  что  ему
нужно?
     - Лишь самым краешком.  Кто-то  из  его  людей,  кажется,  пропал,  и
хозяина это всерьез обеспокоило.
     - Но в одиночку я могу не справиться.
     - Обращайся напрямую  к  Митрофанушке.  Или  к  любому  из  нас.  Эта
история, сам понимаешь, - особой важности.  Кроме  того,  Лесник  заплатил
вперед. Материалы  против  Лыхина  тоже  на  столе  у  главнокомандующего.
Погоди, Чилин, не вскакивай!..
     - Саша! - Чилин-Челентано прижал руку к груди. - Если Лыхин сядет  за
решетку, я первый поднесу тебе шкалик.
     - И с меня будет причитаться, - Борейко горестно поморщился. - Плохой
ли хороший, но это компромисс, Сашок. И мы от него крепко выигрываем.

                                    2

     Лысоватый человек с крупным горбатым  носом  умел  удивляться  молча.
Этому его научила жизнь, научили  люди.  Еще  в  детстве  он  усвоил,  что
молчание в самом деле являет собой золото, ибо действительно золотых  слов
немного,  а  одна-единственная   высказанная   вслух   глупость   способна
перечеркнуть горы непорочной мудрости.  И  потому  носатый  человек  берег
голос, дорожил молчанием, хотя здесь, в вагоне, его  удивляло  практически
все - от расписания, отпечатанного на темно-бордовой бумаге, отчего  время
отбытия-прибытия превращалось в трудно разрешимый ребус,  до  чая,  цветом
напоминающего детскую акварель,  а  вкусом  -  древесный  уголь.  Раздувая
ноздри, носатый пассажир втягивал в себя воздух и  не  понимал,  отчего  к
ароматам прелых матрасов примешивается запах лука и  чеснока.  Коврик  под
ногами радовал ворсистой свежестью, но  и  от  него  подозрительно  тянуло
кисловатым пивом. Поездное радио  под  потолком  хрипло  наяривало  мотивы
Элвиса  Пресли,  а  металлические  гардины  на  окнах  дребезгом   вторили
американской звезде, вываливаясь из гнезд при  малейшем  прикосновении.  В
довершении всего вниманием пассажира завладела проводница вагона,  дама  в
фуражке  железнодорожника,  в  форменном  кителе,  высокая,  иксоногая,  с
приятным  лицом  школьницы  и   низким   мужским   голосом.   Складывалось
впечатление, что скроили и сшили ее из трех совершенно различных  существ.
И хотя подобное носатый человек наблюдал впервые, из груди его по-прежнему
не  вырывалось  ни  звука.  На  призывный   взор   проводница   никак   не
отреагировала, и пассажир глубоко огорчился. Но не за себя, - за  нее.  Он
прекрасно сознавал, что женщина допустила ошибку - возможно, самую крупную
в своей жизни. Носатый пассажир умел одаривать слабый  пол  тем,  чего  не
давало им большинство мужчин. Он умел любить  и  любить  по-настоящему,  а
понимая это, от души жалел всех, с кем так или иначе разводила его судьба.
     Откуда-то издалека донесся протяжный гудок - нота  "до",  знаменующая
старт для  путешественников  и  начало  гаммы  для  любителей  сольфеджио.
Критический момент настал, и в нечеловеческом подземелье бокалы  с  пенным
содержимым двинулись навстречу друг другу. Поезд Ижевск-Уткинск скрежетнул
стальным нутром и дернулся с места. Радио под  потолком  заиграло  громче,
колени молодого человека, устроившегося в коридоре  на  откидном  сидении,
пришли  в  музыкальное  содрогание.  Заплакал  ребенок,  кто-то   зашуршал
газетами, разворачивая дорожные припасы.
     Некоторое время носатый пассажир смотрел в окно,  любуясь  изменчивым
ландшафтом, потом перевел взгляд на темно-бордовое расписание  и  прищурил
глаза. Скорость поезда нарастала.  Он  мчался,  силясь  обогнать  мохнатые
облака, прорываясь к чистому горизонту. Миллионы шпал услужливо  напрягали
под его тяжестью спины, светофоры цветасто подмигивали, позволяя следовать
дальше. Мир был ужасающе  кругл,  небо  выползало  из-за  горизонта  и  за
горизонтом скрывалось. Возникшее ощущение малости всего земного  усиливало
отвращение   к   войнам,   заставляло   думать   о    тревожно-загадочном,
полукосмическом... В конце концов, придя к тривиальному выводу, что все  -
суета сует, носатый человек тронулся к  родному  купе.  По  дороге  дважды
тяжело вздохнул и трижды прислонился к фанерно-пластиковым  стенам.  Поезд
немилосердно болтало.
     Что делать, если выйти невозможно? Даже на  перрон  и  даже  на  пару
минут? Значит, нужно превратить заточение в радость.  В  исследовательскую
работу, в энергетический сумбур. Носатый  человек  зажмурил  глаза  и  без
особых усилий клонировал себя по всему составу.  Тринадцать  вагонов!  Вот
вам и совпадение. И всюду одно и то же. Стук колес,  чавканье  пассажиров,
хриплоголосое завывание  поездного  радио.  Какой-то  интерес  представлял
вагон номер девятый, - там затевался юбилей, в  четвертом  кто-то  кого-то
бил, и женщины разнимая драчунов, царапали и тому, и другому лица. Носатый
человек исторг из груди вздох и словно развернутые в пальцах карты  сложил
тринадцать образов, оставив всего два - в том  дальнем  девятом  и  здесь.
Особых приключений место заточения не предлагало.  Стало  быть,  стимул  и
интерес приходилось выдумывать самому.
     По счастью, предыдущая  станция  соседей  не  добавила.  Единственная
попутчица,  статная  белокурая  женщина  лет  сорока-сорока  пяти   успела
застелить свою полку и теперь лежала лицом вниз, мирно посапывая. На столе
валялась кожура от мандарина, бумажным шариком  перекатывалась  скомканная
конфетная обертка. Носатый осторожно  прикрыл  за  собой  дверь  и  замер.
Простыня, накинутая на  женщину,  сбилась  немного  вниз,  обнажив  полные
молочно-белые икры. Лежащая не обладала пропорциями знаменитой Монро, но и
голливудским звездам есть порой чему позавидовать.
     Носатый умиленно зажмурился, давая волю воображению. Черты лица  его,
крупные, отталкивающие, разом преобразились. Улыбнувшись,  он  опустил  на
окне дерматиновую штору и, присев возле спящей, медленно  протянул  вперед
руку.  Ладонь  ощутила  исходящее   от   женщины   тепло,   ауру   сонного
благополучия. Он не видел ее лица, не слышал голоса, и тем  не  менее  она
его заинтересовала. Что снилось ей в этом грохочущем  неспокойном  вагоне?
Плохо ли, хорошо было для нее убегать от реальности? Пусть даже на час или
два? Да и нуждалась ли она в реалиях?..
     Рука  носатого  скользила  в  воздухе,  описывая  загадочные   круги.
Поднимаясь от ладони, трепет чужого тепла достигал груди, ласковой  волной
омывал островок чувств. Прошло несколько минут, прежде  чем  он  уверился,
что женщина реагирует на его близость. Правда,  пока  только  во  сне,  но
спешить он не собирался. Время работало  на  него,  и  с  каждой  секундой
таинственные нити крепли, пригибая ладонь ниже и ниже.
     Мгновение, когда пальцы пришли в  соприкосновение  с  кожей  женщины,
показалось  ему  волшебным.  Одновременно  это  было  и  самым   серьезным
моментом.  Всю  невостребованную  за  прошедшие  годы  нежность   пассажир
постарался теперь передать своим  пальцам.  Он  был  пианистом,  ласкающим
рояль лазурной мелодией. Ни в коем случае не вспугнуть! Этого он  опасался
более  всего.  Сказочная  вязь  снов  естественным  образом  должна   была
обратиться в явь, не менее чудесную, не менее сладостную. Рука, обращенная
в мягкую кисть художника,  источала  мед,  постепенно  перемещаясь  вверх.
Достигнув  высоты  колена,  вновь  описала  замысловатый  пируэт.  Лежащая
вздрогнула. Еще раз и еще нежнее... Носатый  закрыл  глаза.  В  зрении  он
больше не нуждался. Впрочем, как и женщина. Они переместились в  параллель
невидимого, и пассажир знал, что стоит ей поднять голову  и  посмотреть  в
его сторону, как все разрушится.  Мир  чувственный  живет  обособленно,  и
главным его языком является язык прикосновений. Носатый  не  знал  схем  и
методик,  не  интересовался  географией  эрогенных  зон.  Он  являл  собой
образчик  одаренного  импровизатора,  угадывающего  желания  партнерши  по
дрожи,  температуре  тела,  по  нюансам,  названия  которым  свет  еще  не
придумал. Пальцы действовали помимо его  воли.  Можно  было  сказать,  что
сейчас ими управляла она. Инициатива сменила хозяина. Мужчина обращался  в
послушный инструмент разгорающихся энергий. Тех самых, что заполнили  купе
до краев, окутав случайных попутчиков плотным коконом.
     Женщина задыхалась. Испытание оказалось не из легких. Она боролась  с
дикими,  поднимающимися  из  неведомых  глубин  силами,  даже  не  пытаясь
прибегнуть к логике. Подобное с ней творилось впервые.
     - Милый! Откуда ты здесь?.. Каким образом?..
     - Не открывай глаза, - мягко шепнул  носатый.  Губы  его  склонились,
оказавшись новой пыткой для женщины. Они гуляли по лицу,  по  всему  телу,
нигде не задерживаясь, зажигая точку за точкой, превращая локальные  очаги
в единое бушующее пламя. Она не заметила, когда ее успели раздеть. Носатый
лежал уже рядом.
     - Чародей, - она прижалась к его плечу и всхлипнула. -  Я  ничего  не
знала! Совершенно ничего!.. Скажи правду, это все еще сон?
     - Все зависит от твоего  желания,  -  он  печально  улыбался.  -  Сны
подвластны людям. И жизнь тоже...
     - Но если это сон, он когда-нибудь прекратится!
     - Он не прекратится, если мы не откроем глаза.
     - Ты боишься, что мы увидим друг друга?
     - Я боюсь, что ты увидишь меня.
     - Но почему? Ты похож на кого-нибудь из персонажей  Гюго?  Я  бы  это
наверняка ощутила! Разве не так?
     - Возможно... Впрочем, если хочешь, смотри. Но ты ВСЕ РАВНО НИЧЕГО НЕ
УВИДИШЬ.
     - Почему? - женщина распахнула веки и в недоумении  поднесла  руку  к
лицу. - Действительно! Ничего не вижу!
     - Честно говоря, я тоже.
     - Может быть, наступила ночь?
     - Возможно.
     - Или поезд движется по тоннелю?
     - Тоже вполне вероятно.
     Собеседница погладила мужчину по щеке.
     - Что ж, тогда я подожду.

     Вагон-ресторан отдали юбиляру с охотой. Слово свое сказали  и  видные
гости, и деньги, выложенные самим  юбиляром.  На  двери  снаружи  повесили
запретные таблички, работники ресторана Дима и Верочка  перешли  в  полное
распоряжение празднующих...
     - Вдумайтесь, юбилей, отмеченный на скорости семьдесят  километров  в
час! Ей богу, в этом что-то есть.
     - Жаль, что мы не на семидесятилетии...
     - Типун вам на язык! Хорошо хоть Геннадий Васильевич не слышит.
     - И все же скорость - это здорово!
     - Прежде  всего  это  оригинально,  Ниночка.  По  приезду  будет  чем
похвастаться. Да и наш юбиляр, похоже, не внакладе.
     - Это уж точно! Нынешние цены кусаются.
     - Да так, что кровь идет.
     - А когда они не кусались, Федор Фомич?
     - Ваша правда, но  то,  что  происходит  сейчас,  простите  меня,  не
умещается ни в какие рамки! Нельзя сравнивать укус мышки и волчью хватку.
     - То ли еще будет, Федор Фомич! Пройдет год-два, и вспомним об акулах
с драконами.
     - В каком смысле?
     - В кусачем, каком же еще?
     - Сплюньте, немедленно сплюньте!.. Вот так. И по дереву три раза.
     - Пожалуйста... Только все равно не поможет.
     - Господи! Что за поколение пошло! Никакого страха. В наше  время  на
жизнь смотрели иначе...
     Юбилей протекал ровно, без эксцессов. Вполне искренне люди  улыбались
друг другу, с удовольствием пили на брудершафт. И как  на  всяком  веселом
сборище присутствовали обязательные посторонние. Впрочем,  вели  они  себя
довольно уверенно, и большинство гостей уже принимало их за  своих.  После
трех часов непрерывных здравиц часть публики отсеялась,  однако  на  общий
ход событий это отнюдь не повлияло.
     -  Позвольте,  друзья,  маленький  тост,  -  с  рюмкой   итальянского
"Амаретто" с места поднялся представительный Федор Фомич. Кто-то услужливо
зазвенел ножом о бокал.  -  Тост  о  Геннадии  Васильевиче.  О  нем  здесь
говорили  уже  много,  говорили  красочно,  но  никто  не  упомянул  одной
черточки, весьма славной на мой взгляд, заслуживающей всяких похвал...
     - Геннадий Васильевич - большой умница и талант! - пробасил кто-то.
     - Нет, - строго возразил Федор Фомич и тут же смешался. - То  есть  я
хотел сказать другое... А талант ммм... это бесспорно, о нем мы  прекрасно
наслышаны,  как  и  об  уме  нашего   уважаемого   юбиляра.   И   все-таки
профессионализм в жизни человека - не самое главное...
     - Спорно, Федор Фомич, очень спорно!
     - Дайте же досказать!
     - Протестую! Геннадий Васильевич - мужчина, а для мужчины профессия -
первооснова жизни!
     Немедленно вспыхнул спор. Федор Фомич беспомощно развел руками.  Один
из посторонних,  называющий  себя  Семеном,  яростно  застучал  вилкой  по
тарелке. Мохнатые брови  его  осуждающе  шевелились.  На  выступающего  он
поглядывал с преданностью не совсем утвердившегося в обществе человека.
     - Ничего, Федор Фомич, перекричим. Только скажите.
     Геннадий Васильевич, юбиляр, пьяно улыбался  и  добродушно  помахивал
рукой. Так вожди помахивают с праздничных трибун  колоннам  демонстрантов.
Геннадию Васильевичу было все равно, что о нем скажут. Палитра,  вобравшая
в  себя  шампанское,  шоколадно  сладкое  "Амаретто"  и  армянские   вина,
раскрасила окружающее в розово-радужные тона. Мир был  тепл  и  уютен.  На
всей планете Земля не нашлось бы такого  человека,  который  не  любил  бы
сейчас Геннадия Васильевича, и он отвечал людям тем же, не в силах  обнять
всех сразу, находя вполне  естественным  выражать  безраздельность  эмоций
вялым помахиванием ладони. Глазки его масляно поблескивали,  лицо  пылало,
как факел, мокрая прядь сползла на талантливый лоб, невольно напоминая  об
эпохе экспрессионизма.
     - Тише, граждане! Тише! -  Семен  произносил  успокаивающие  фразы  с
назидательностью контролера в троллейбусе. Благодарно кивнув, Федор  Фомич
возобновил прерванную речь.
     - Позвольте начать издалека, с маленькой  истории,  которая  наглядно
проиллюстрирует мою мысль...
     - Так сказать, в порядке алаверды, - поддакнул Семен.
     - Не совсем, но... Словом, вкратце  история  такова.  Один  мой  друг
поездом перевозил  собаку.  Этакого  огромного  сенбернара.  Проводник,  с
которым ему пришлось повстречаться, естественно, заупрямился. Не положено,
то да се. Тогда друг предложил пари.  За  каждый  лай  своего  питомца  он
пообещал выплачивать проводнику червонец. Тот подумал и  согласился.  Путь
был неблизкий - без малого двое суток, и проводник никак  не  ожидал,  что
окажется в положении  проигравшего.  Но  факт  есть  факт.  Пес  вел  себя
безупречно, и за всю дорогу не позволил себе ничего лишнего.  Приятель  не
скрывал довольства, проводник же  с  каждым  часом  становился  мрачнее  и
мрачнее. Не знаю,  чем  бы  все  завершилось,  но  спас  положение  мудрый
попутчик. Почему спас, вы сейчас поймете. Наблюдая за перипетиями пари, он
подсел к моему товарищу и поделился  сомнениями  такого  рода.  "Пари  вы,
разумеется, выиграете, - объявил он, -  но  приобретете  злостного  врага.
Честное слово, вам стоит поразмыслить. Возможно, до  цели  путешествия  вы
так   и   не   доберетесь.   Врагов   отличает   коварство,    а    друзей
снисходительность.  Запомните  это."  Поблагодарив   попутчика,   приятель
задумался. А задумавшись, пришел к удивительному решению. Подозвав верного
четвероногого, он подал команду "голос", и пес  послушно  тявкнул.  Тотчас
примчался сияющий проводник, которому без разговоров отсчитали  положенные
десять рублей. В конце пути приятель еще  раз  использовал  вышеупомянутую
хитрость. Когда он сходил с поезда, проводник помогал  ему  нести  вещи  и
почти плакал. Расставание вышло  более  чем  дружеским...  -  Федор  Фомич
качнул  рюмкой,  отчего  золотистый  ликер  ожил,  одарив   присутствующих
дрожащим сиянием. - В итоге, как вы поняли, выиграли оба! И мораль истории
чрезвычайно проста. Заиметь врага и друга одинаково  несложно,  но  друзья
требуют жертв и жертв добровольных. Что касается Геннадия Васильевича...
     В  этот  момент  свет  в  вагоне  потух,  тост,  посвященный  юбиляру
прервался. Кстати сказать, последний отнесся к происшествию с  философским
спокойствием, продолжая махать руками и в темноте.
     - Черт возьми! В чем дело?
     - Кажется, заехали в тоннель.
     - Но где  же  тогда  электричество?  Эй,  господа  официанты,  будьте
любезны распорядиться с освещением, а то, знаете ли, совершенно ничего  не
видно.
     - Монтер, света давай! - заблажил  Семен.  От  его  пушечного  голоса
Федор Фомич вздрогнул и выронил рюмку.  Золотистому  ликеру  суждено  было
бездарно пропасть, впитавшись в полотняную скатерть стола.
     - А мне это даже нравится. Вы чувствуете мою руку, Ниночка?  Надеюсь,
вы не испугались?
     - Кстати! У нас же имеются юбилейные свечи! Целых шестьдесят штук!
     - Свечи - это прелестно!
     - Однако, какой длинный тоннель. Что-то не припомню,  проезжал  ли  я
его раньше.
     - И обычно в тоннелях горят лампы, а тут стопроцентная темень.
     - Может быть, мы остановились?
     - Да нет же, едем...
     - Кто-нибудь, зажгите спичку. Хоть осмотримся.
     Федор Фомич, продолжавший стоять, машинально  пошарил  в  карманах  и
достал зажигалку. Ему послышалось, что справа с  шуршанием  воспламенилась
спичка. Он покрутил головой, но ничего не увидел.
     - Странно...
     Федор Фомич клацнул зажигалкой раз, другой, третий. Вероятно, кремень
стерся. Не было ни искр, ни пламени. Досадливо крякнув, он пробормотал.
     - Кажется, моя зажигалка того.
     - В таких ситуациях спички всегда надежнее. По  опыту  знаю.  Я  ведь
старый походник... Эй, куряки! Неужели ни у кого нет коробка?
     - Да нет, спички есть. Только с ними тут какая-то хреновина творится.
Вроде бы зажигаются, но не горят.
     - Что за чушь! Как это не горят?
     - А вот так не горят и все! Ой!..
     И тут же последовал другой вскрик, октавой повыше.
     - Что там такое?
     - Жжет, дьявол!.. Я ее только что уронил.
     - Так, тихо! Без паники! -  складно  скомандовал  кто-то.  -  У  меня
что-то с глазами, но это еще не причина пугаться.
     - Вот-вот!  И  у  меня  то  же  самое.  Дырку  прожег  на  штанах,  а
по-прежнему ничего не вижу.
     - Может, какой-нибудь газ, мужики? Из тоннеля? Надо  проверить  окна.
Кто там ближе к окну?..
     Невидимый  доброволец  начал  выбираться  из-за  стола.  С   грохотом
опрокинулся  стул.  И  тут  разом  завизжали  женщины,  что-то  со  звоном
посыпалось на пол. Причитания официантов смешались с руганью мужчин. Федор
Фомич ощутил, как нестерпимый жар  коснулся  большого  пальца  и,  выронив
зажигалку, бесславно рухнул на стул. "Ослепли, - мелькнуло у его в голове.
- Выпили какой-то дряни и ослепи. Все до единого."

                                    3

     Монолог  Митрофана  Антоновича,   начальника   четвертого   отделения
милиции,  мог  утомить  кого  угодно.   Полковник   без   меры   увлекался
историческими  аналогиями,  то  и  дело  сбивался  с  мысли  и  к   досаде
единственного слушателя неоднократно возвращался к исходным рубежам:  "так
о чем мы толковали, батенька? Ага..."
     Выйдя из кабинета, Александр Дыбин  испытал  невыразимое  облегчение.
Еще немного, и он подцепил  бы  головную  боль,  против  которой  были  бы
бессильны любые анальгетики. Полковник являл собой тип несносного болтуна,
и, даже напрягшись, Александр не сумел бы припомнить, о чем они только что
беседовали. Обилие слов далеко не всегда удобоваримо. В подобных ситуациях
срабатывали защитные свойства организма, Александр впадал в  некий  транс,
отказываясь от всяческой фильтрации слышимого.
     Выйдя на улицу, он терпеливо дождался,  когда  освободится  ближайший
телефон-автомат. Двушка в готовности приплясывала  на  ладони,  номер,  по
которому он собирался звонить, был оттиснут в памяти  светящимся  клеймом.
Тем не менее, разговаривать с ним не стали. Как только он заикнулся о цели
звонка, Микки поспешил прервать собеседника.
     - Делаем так, старик. Перезвони еще разок, но перед последними  двумя
цифрами набери три шестерки.
     - Это что, особой секретности линия?
     - Вроде того. Лесник - это все-таки Лесник, и разговорами о погоде мы
вряд ли ограничимся.
     - Пожалуй...
     Нашарив в кармане еще одну двушку, Александр  в  точности  последовал
указанию приятеля.
     - Теперь другой коленкор, старичок! Итак, что именно нас интересует и
почему?
     - Интересует все, что так или иначе касается Лесника. Это  во-первых.
А во-вторых, не пересеклись ли наши пути-дорожки? Я имею в виду МВД и КГБ?
Как ни крути, Лесник обратился за помощью к нам. Значит, кто-то крепко его
напугал. Вполне  логично  искать  первоисточник  беспокойства  среди  иных
хищников.
     - Вот как? И ты сразу решил, что это мы?
     - Не решил, но грешным  делом  заподозрил.  Подозрительный  я  мужик,
Микки... Так это действительно не вы?
     - Как тебе сказать?.. Твердой уверенности у меня нет, но скорее всего
навряд ли. Зачем он нам? Рыбка, конечно,  ершистая,  и  кое-кто  наверняка
следит за его деятельностью, но дело  в  том,  что  Лесник  принадлежит  к
разряду так называемых "пацифистов", а таких мы обычно не трогаем.
     - Что значит - "пацифистов"?
     - А то, что грань беспредела этот бандит не переходит, с властью  так
или иначе считается, с конкурентами предпочитает разбираться  без  шума  и
звона, не тревожа сон пенсионеров. Словом, сосуществовать с ним можно.
     - И это я слышу от тебя?!.. Удивительно!
     - Ничего удивительного, старичок. Такова жизнь,  и  одними  стальными
наручниками природу не обуздаешь. Не думай, что здесь сидят дундуки,  есть
и весьма воинственные крокодилы, которым палец в рот не  клади.  Но  и  те
понимают, что ликвидировав  одну  мощную  группировку,  в  итоге  получишь
десяток мелких, уследить за которыми будет в десять раз труднее.
     - И потому на Лесника и ему подобных у вас взирают сквозь пальцы?
     - Ну, скажем так: без  особой  ненависти.  Хотя,  разумеется,  и  без
любовного трепета. Не обижай уж  нас  совсем!  И  когда  требуется,  мы  с
удовольствием прижимаем эту братию.
     - Ладно, оставим этот скользкий момент. Пару слов  о  самом  Леснике.
Предысторию вкратце ты уже знаешь,  а  потому  попробуй  ответить,  что  в
состоянии напугать этого матерого зверя?
     - Что или кто?
     - Господи, Микки! Давай без ерничества и пропедевтики. Я уже выдержал
часовую беседу с Митрофанушкой. Боюсь, на большее меня не хватит.
     - Ладно, ладно, не хнычь... Попробую  сообразить,  -  трубка  донесла
глубокий вздох. - Итак, ни мы, ни вы им не интересуемся. Имеется в виду  -
глобальным, коренным, так сказать, образом. А коли так, значит?..
     - Какая-нибудь секретная комиссия из Москвы?
     - Двойка, старичок! Мы ведь  уже  говорили,  никому  твой  Лесник  не
нужен. И уж тем более - Москве, у которой своих лесников видимо-невидимо.
     - И что тогда остается? Междоусобица? Но это же чушь!  Кто  осмелится
совать палки в колеса Леснику?
     - Э-э, не  скажи!  Молодая  поросль  зубаста!  Особенно  по  нонешним
временам. Уж каким был Цезарь, а и того спровадили на тот свет.
     - Может, ты готов назвать фамилию предполагаемого Брута?
     - Нет, Саша, тут я пас. Слишком уж много наберется подобных  фамилий.
Считай - все униженные и оскорбленные Лесником, плюс недобитые конкуренты,
плюс собственные приемыши, успевшие за сытые годы подрасти и возмужать.
     - Уж не о Мамонте ли ты говоришь?
     - А хоть бы и о нем. Кандидатура  весьма  достойная,  хотя  лет  пять
назад представляла собой полное  ничтожество.  Сейчас  же  -  правая  рука
хозяина. Согласись, взлет стремительный.
     - Не спорю.
     - То-то и оно! И таких, как этот Мамонт, наберется добрый десяток.
     - Ага...
     - Вот тебе и ага! И вообще, Сашок, не в свое дело ты впутался!
     - Пардон, причем тут я? Кажется, тебе уже объяснили...
     - Помню, все помню. И  разумеется,  сочувствую.  Но  будь  осторожен.
Лесник не столь прост, каким кажется на первый взгляд. Голова у него варит
крепко. Он и в боссы выбился, разыграв фантастическую комбинацию. Столкнул
лбами городские группировки. Все было кончено в два месяца.  Одних  бойцов
десятка четыре поувечили, а главарей вышибли всех до единого. Всех,  кроме
Лесника. С тех пор он и занял капитанский мостик. За шесть  лет  обзавелся
поддержкой в обеих столицах, курирует школу восточных  единоборств  и,  по
моим сведениям, на покой пока не торопится.
     - Он что, уже старый?
     - Да нет, но в этой профессии долго не  задерживаются.  Так  сказать,
своя кадровая текучка. Год за два и за три. А на пенсию впору  выходить  в
возрасте балерин. Между прочим, и дама у него имеется. Весьма своеобразная
особа.
     - Это может оказаться для меня полезным?
     - Как знать... Иных дам следует остерегаться, как  огня.  Есть  такая
порочная женская категория -  я  называю  их  атаманшами.  Страшнее  любых
лесников. Вино, мужчины, интриги... Если его барышня из таких, держись  от
нее подальше.
     - Учту...
     - И еще: хорошо, что решил позвонить. Нет, правда! Я  тут  предупрежу
кое-кого  из  ребят.  Подстрахуют.   Возможно,   появится   дополнительная
информация. Так что не ленись, почаще выходи на связь.
     - Постараюсь. А ты все-таки попробуй разузнать,  держите  вы  его  на
крючке или нет? В конце концов, комитетчик ты или нет? И  стаж  у  тебя  -
ого-го!..
     - Какой там стаж! Я  ведь  всего-навсего  лейтеха.  Вот  когда  стану
майором - тем самым из анекдотов, тогда и обращайся.
     - Обязательно обращусь... - Александр  замолчал.  Кто-то  приблизился
сзади, и он это почувствовал.  Быстро  обернувшись,  уткнулся  взглядом  в
грудь высоченного увальня. Незнакомец лет  тридцати  пяти,  с  соломенными
прилизанными волосами и  щетинистым  подбородком,  подбрасывал  на  ладони
связку ключей, в упор рассматривая Александра.
     - Дыбин это вы? - глухо вопросил он. При  этом  левая  бровь  у  него
изогнулась, отчего он стал напоминать изготовившегося к атаке филина.
     - Я, а что?
     - Лесник прислал за вами машину.
     - Так... Мерси ему, конечно, - Александр повесил трубку.

     Устраиваясь в салоне "Ауди", он мысленно усмехнулся. Вот и  накаркал!
Теперь  только  затянуться  "гаваной"  и  обнять  за  талию   какую-нибудь
глазастую цыганочку. Дима обязательно  посмеется,  если  узнает.  Впрочем,
зачем ему узнавать? Не враги же мы сами себе?..
     Стараясь не выдавать любопытства, он неторопливо  изучал  обстановку.
Фигурный пульт, отнюдь не изобилующий кнопками  и  индикаторами,  динамики
стереосистемы, вездесущий пластик, затянувший пол и потолок.  Ни  дырочек,
ни  щелей,  столь  милых  сердцу,  памятных   по   салонам   "Жигулей"   и
"Запорожцев". Словом, полная скукота, не обещающая ни мытарств под  днищем
машины, ни ремонтных хлопот, ни беготни по автомагазинам.
     Плечистый увалень прежде чем  сесть  в  "Ауди"  настороженным  взором
обвел улицу. Увиденное, вероятно, его успокоило, потому  что,  плюхнувшись
на сиденье,  он  что-то  отрывисто  доложил  шоферу.  Двигатель  мгновенно
завелся. Плавно и почти бесшумно четырехколесное западное чудо  стартовало
с места.
     Дом,  к  которому  они  подъехали,  был  Александру  смутно   знаком.
Роскошная  тень  прошлого,  один  из  пьедесталов  сменяющих  друг   друга
властителей. Именно здесь обитали одно время  сотрудники  "Интуриста",  но
потом что-то приключилось и чиновникам спешно  пришлось  эвакуироваться  в
здание поскромнее. Причину  столь  внезапного  переезда  Александр  уяснил
только сейчас. Старинную усадьбу облюбовал  для  себя  Лесник,  и  никакой
"Интурист" не в силах был  противостоять  ему.  Кесарю  -  кесарево,  и  в
качестве этого самого кесаря Лесник претендовал на  соответствующие  рангу
условия.
     Машина остановилась. Пара воробьев,  возмущенно  чирикая,  выпорхнула
из-под колес и унеслась ввысь. Выбравшись наружу, Александр  осмотрелся  и
не без удовольствия  попытался  представить  себя  в  роли  хозяина  этого
чудного места. Огромный, увитый тропками парк, пруд  с  карасями,  заросли
черемухи и рябины. Лепота, одним словом! И уж он бы нашел роскошному этому
пространству достойное применение! Теннис, волейбол, рыбалка, утренний бег
трусцой с непременным  купанием!  Что  же  еще?..  Он  перевел  взгляд  на
усадьбу. Пожалуй, несколько великовата, но со временем  можно  привыкнуть.
Толстые колбаски колонн  поддерживали  треуголку  крыши,  окна  напоминали
средних размеров ворота, а уютная башенка наверху сразу наводила на  мысль
о звездных дождях, о телескопах, о спутниках и огненных кометах. Да!..  Он
вполне мог бы здесь жить. И жить, как это ни странно, припеваючи!..
     Разрушая  хрустальную  мечту,  из  окна  башни  выглянул  молодец   с
карабином.  Как  следует  рассмотрев  подъехавших,  что-то   бормотнул   в
портативную рацию и юркнул обратно.
     - Мда... - Александр рассеянно похлопал себя  по  карманам.  Кошелек,
расческа, мятые абонементы и ключи  от  квартиры.  Классический  карманный
набор, никаких излишеств. Его и грабить-то  скучно...  Со  всей  возможной
приветливостью он обратился  к  белобрысому  увальню.  -  А  ты,  паренек,
здоровый! Сразу видно, что кашу в детстве дохлебывал до конца. Тебе  никто
не говорил, что ты похож на Кадудаля?
     - Меня зовут Маципура, - суховато отреагировал увалень. Чуть подумав,
добавил. - А карманов вам лучше бы  не  касаться.  Ребята  здесь  нервные,
могут неправильно понять.
     - Ага, вон, значит, как... - Александр украдкой покосился на башенку.
"Нервные" ребята, должно быть, прятались в незримой тени. - Так  куда  мне
идти? К гаражу, в лес или в ваш великолепный замок?
     - Пройдите в дом, -  Маципура  вежливо  кивнул  в  сторону  парадного
входа.

     Внешне Лесник вполне соответствовал кличке. Он и  впрямь  походил  на
лесника. Кряжистый, неторопливый, с лицом  простоватого  мужлана,  он  мог
ввести в заблуждение кого угодно. Этого человека  следовало  знать  лично,
чтобы поверить в недюжинный  ум  и  организаторские  способности.  Феномен
заслуживал  пристального  изучения,  и   Александр   почувствовал   первый
искренний интерес к делу. Фразы,  срывающиеся  с  губ  Лесника,  никак  не
вязались с  его  обликом,  но  и  облик  накладывал  на  сказанное  особый
отпечаток.  Что  же  в  действительности  доминировало,   оставалось   для
окружающих полнейшей загадкой.
     - Присаживайтесь, - Лесник указал на кресло. - На меня  не  обращайте
внимания.  Я  всегда  прохаживаюсь,   когда   что-нибудь   обдумываю   или
рассказываю...
     В дверь вежливо постучали, на пороге  появился  человек  в  кимоно  с
букетом странных цветов в руке.  Раскосые  глаза  с  вопросом  глянули  на
хозяина, но тот покачал головой.
     - Не сегодня, Лао. Займись другими комнатами...
     Чуть помешкав, человек в кимоно выскользнул из комнаты, оставив после
себя запах цветов и чего-то еще неуловимо знойного, сухого,  напоминающего
о пустынных равнинах, морщинистых ящерах и верблюжьих караванах.
     Только теперь Александр заметил покоившуюся на столе вазу с  увядшими
стебельками растений. Были здесь и цветы, и веточки  деревьев  и  какие-то
забавные корешки. Справа, на резном комоде,  возвышалась  еще  одна  ваза,
более просторная  и  красивая,  но  с  тем  же  усохшим  набором.  Заметив
любопытство гостя, Лесник нехотя пояснил:
     - Лао  считает  себя  мастером  по  сложению  икебаны.  Верит  в  нее
исступленно, чего не сказать обо мне. К тому же в  последнее  время  из-за
приступов астмы... - Он, не договорив, махнул рукой. - Словом, мне  сейчас
не до запахов.
     - По-моему, этот Лао в большой обиде на вас.
     - Знаю. Но давайте займемся тем, для чего я вас сюда пригласил.
     - Пригласили?
     Тяжелым шагом Лесник подошел к окну, медленно заложил руки за спину.
     - Хорошо, поставим все точки  над  "и".  Так  сказать,  для  обоюдной
ясности. Я предложил вашему полковнику сделку, и он на  нее  пошел.  Никто
вас не принуждал, это своего рода коммерция: я -  вам,  вы  -  мне.  Скажу
больше: я готов оказать вашему ведомству и иные  услуги,  лишь  бы  помощь
оказалась обоюдной и действенной.
     - И вас не пугает  возможное  осуждение  коллег?  Все-таки  сделка  с
законом в вашей среде не поощряется.
     - Меня это не пугает. Тем более, что в подробности  сделки  посвящены
немногие.
     - И тем не менее!..
     Лесник обернулся.
     - И тем не менее я начал уже сомневаться  в  целесообразности  своего
поступка.
     - Я успел вас разочаровать?
     - Дело не в этом. О вас я знаю,  пожалуй,  все.  Или  почти  все.  Вы
вполне меня устраиваете...  -  Окольцевав  комнату,  Лесник  задержался  у
стола. - Возможно, вы слышали, на следователей у нас  тоже  заведена  своя
картотека. И поверьте мне, там есть бездна интересных  деталей:  кто  чего
стоит и кого следует  опасаться  особо.  Словом,  графы  профессионального
уровня, самые различные слабости и, конечно же, мера подкупаемости.
     - И что там прописано обо мне?
     - Неважно. Скажу только, что ленинградское дело  успело  создать  вам
своеобразную рекламу. И рекламу довольно отталкивающую. Вы умеете работать
и не берете откупного.
     - Тогда что вас смутило?
     - Ваша некомпетентность.
     - Вот как? Что-то не очень пойму...
     - Дело, которое  еще  вчера  я  собирался  вам  предложить,  внезапно
усложнилось.  Ленинградская  заваруха   -   лучшая   из   всех   возможных
рекомендаций, но, увы, мой нынешний ребус, скорее всего, вам не по зубам.
     - Кажется, начинаю догадываться. У вас завелся некий  Азеф,  которого
надо вычислить. Но если это так...
     - Это не так, - Лесник нервно усмехнулся. - Со своими  азефами  я  бы
без труда справился сам.
     - Вы влезли в политику?
     Губы  Лесника  повторно  покривились.   Александр   испытал   смутное
раздражение.
     - Думаю, вы понимаете,  что  требовать  от  меня  слишком  многого  -
бессмысленно. Я действительно некоторым  образом  в  опале,  но  из  этого
ничего не следует. Присяга остается присягой, и я...
     - Бросьте! - Лесник поморщился. - Какая, к черту, присяга! Кто о  ней
говорит?..  Знаменитый  Талейран  присягал  на  верность  тринадцать  раз!
Возможно, потому и сумел дотянуть до восьмидесяти четырех лет. Кроме того,
присяга здесь ни причем. В этом деле требуется размах и сила, коими вы  не
располагаете.
     - А вы?
     - И я тоже.
     - Странно. Я-то считал, в нашем городе вам все по плечу.
     Глаза Лесника мрачновато блеснули.
     - В том-то и загвоздка, - хрипло пробормотал он, - что этот город нам
уже не принадлежит.
     - Вам или нам?
     В чертах мафиозо промелькнуло нечто жесткое. На какое-то мгновение он
стал похож на старого мрачного грифа. Простоватый мужлан исчез.
     - Я сообщу вам несколько фактов, - процедил он, - а выводы уж делайте
сами.
     Опустив  глаза,  Александр  мысленно   себя   одернул.   Не   следует
забываться, господин капитан! Это не сцена, и никто не  прибежит  на  ваши
душераздирающие  вопли,  чтобы  выступить  с  адвокатской  речью.   Ровный
спокойный диалог, обмен мнениями, трезвый совет юриста.  Большего  от  вас
пока не требуют.
     - Итак, - продолжил Лесник, - главное было уже  сказано:  этот  город
мне больше не принадлежит. Не принадлежит он и вам, хотя вы об этом еще не
догадывайтесь. С некоторых пор здесь происходят  необъяснимые  вещи.  И  в
частности пропадают люди.
     Александр машинально кивнул. Насчет этого он был в курсе.
     - Я знаю, что вы  занимайтесь  той  же  проблемой  и  считал  вдвойне
удачным заполучить вас в качестве консультанта. Но... Заметили  ли  вы  за
последнее время что-нибудь необычное в статистике исчезновений?
     - Пожалуй, что нет. В конце концов сейчас  не  зима,  и  пропадают  в
основном командировочники, изредка не  возвращаются  домой  дети.  Вот,  в
сущности, и все.
     - Ага... - Лесник покачал головой. -  Стало  быть,  общая  статистика
отношения ко мне не имеет. Это тоже кое-что значит.
     - Что вы имеете в виду?
     - Только то, что на данный момент я понес потери -  и  потери  весьма
ощутимые.
     - Конкуренты?
     - Исключено, - держа руки за спиной, Лесник принялся  мерить  комнату
шагами. - Это что-то чужое, о чем ни  вы,  ни  я  не  имеем  ни  малейшего
представления. Сила, с которой я столкнулся, не пускает  в  ход  привычное
оружие, не вступает в диалог и делает все, чтобы остаться нераскрытой.  На
сегодняшний день я имею шестерых пропавших без вести и двоих мертвецов.
     Грузно приблизившись к  столу,  Лесник  выдернул  из-под  пресс-папье
чистый лист.
     - Как вы полагаете, может ли эта бумажка убить человека?
     Александр недоуменно сдвинул брови.
     - Это что, метафора?
     -  Нет,  не  метафора.  Обстоятельства  таковы,  что  один  из   моих
помощников взялся разобраться с этой загадочной силой. Двое суток назад он
получил свою последнюю почту. Мои люди видели, как он вскрывал конверт. Им
показалось... То есть, так они говорили, что в него словно выстрелили.  Не
было ни звука выстрела, ни огня, но тело  отшвырнуло  шагов  на  пять.  Он
скончался почти мгновенно. Диагноз - обширное кровоизлияние в мозг.
     - Позвольте! - Александр аккуратно взял роковой  листок.  Внимательно
осмотрел со всех сторон. - Бумага несколько странная, но  в  общем  ничего
особенного. Такую используют для распечаток на принтерах. Хотите, чтобы  я
показал ее нашим химикам?
     - Не знаю, - в голосе Лесника  прозвучала  болезненная  усталость.  -
Делайте что хотите. Навряд ли это что-нибудь даст, но можете попытаться, -
чуть помешкав, он присел в кресло.
     - Кстати, ваши погибшие зарегистрированы в официальной картотеке?
     - По-моему, двое, хотя точно не знаю. Специфика  нашей  профессии  не
позволяет афишировать подобные вещи.
     - Однако, вы сами обратились к нам.
     - И вероятно, напрасно. Потому что вы запутаетесь так же,  как  и  я.
Свое собственное следствие мы уже провели, но не продвинулись ни  на  шаг,
если не считать еще двух исчезновений и смерти моего помощника. А вчера  я
получил очередной конверт, адресованный уже лично мне.
     - Вы вскрыли его?
     -  Нет,  -  лицо  Лесника  исказила  гримаса.  Казалось,   он   хочет
рассмеяться, но не в состоянии это сделать.
     - Скорее всего  вы  поступили  разумно,  хотя...  -  Александр  пожал
плечами. - События попахивают откровенной чертовщиной. Письмо я,  конечно,
заберу и специалисты  изучат  его  со  всей  возможной  осторожностью,  но
сказать что-либо заранее не могу. Итак... Где письмо?
     - Его нет.
     - То есть?.. Его что, украли?
     Лесник кивком указал на вмонтированный в стену сейф, коротко пояснил:
- Еще вчера оно находилось здесь. Сегодня утром я его не нашел.
     - Значит, все-таки кража?
     - Маловероятно. Это швейцарская система. Ключ только у меня.
     - Но с ключа можно изготовить дубликат.
     - Этого недостаточно. Здесь два пятизначных кода плюс кое-что еще.
     Александр аккуратно сложил лист вчетверо  и  спрятал  в  карман.  Ему
вдруг подумалось, что он разговаривает с сумасшедшим.  С  сумасшедшим  или
человеком, напуганным до смерти. Возникла нелепая уверенность, что если он
встанет и выйдет из комнаты, Лесник примет  это,  как  должное.  Александр
нервно заерзал. Что тут,  черт  побери,  происходит?  Неужели  два  жалких
письма довели этого монстра до ручки?..
     В помещении неожиданно повеяло сквозняком и ему почудилось, что из-за
спины  мафиозо  бледной  тенью   показалась   человеческая   фигура.   Она
покачивалась  из  стороны  в   сторону,   контуры   ее   расплывались,   а
необыкновенно толстые руки медленно тянулись  к  шее  сидящего.  Александр
сморгнул. Тень не пропала, но стало ясно,  что  она  всего  лишь  фрагмент
бросаемых от окна беспокойных отсветов. Гигантские тополя, окружившие дом,
лениво кланялись под ветром, рождая самые причудливые  теневые  орнаменты.
Переведя дух, Александр признался самому себе, что сердце у  него  ушло  в
пятки. Желая наказать мозг за излишнюю  мнительность,  посмотрел  в  окно.
Деревья, птицы небо и  более  ничего...  А  вот  реакция  Лесника  ему  не
понравилась. Мафиозо устремил взор туда же, но шея его  противоестественно
напряглась, глаза враждебно  прищурились.  Так  оборачиваются  в  ожидании
выстрела или удара.
     - Вы что-то заметили  верно?  -  порывисто  поднявшись,  он  принялся
неумело массировать  горло.  -  Черт!  Не  могу  сидеть.  Сразу  возникает
ощущение духоты... Так что вы там разглядели?
     Вопрос прозвучал резко, и  Александр  тотчас  разозлился.  Теперь  он
почти не сомневался, что мафиозо немного не в себе.
     - Ничего.
     - Так-таки ничего?
     Он едва сдержался, чтобы не вспылить.
     - Я предпочел бы вернуться к прерванной теме.  А  точнее  сказать,  к
фактам. Кажется, вы решили, что столкнулись с некими таинственными силами,
и силы эти предприняли по  отношению  к  вам  агрессивные  шаги.  Со  всей
очевидностью встает вопрос: в чем заключается проблема столкновения?
     Пошатываясь,  Лесник  обошел  комнату.   Дышал   он   с   характерным
астматическим присвистом.
     - Не знаю. Александр Евгеньевич. Честное слово, не знаю. Коли уж,  вы
здесь, то вам и карты в руки...
     Александр не  поверил  глазам.  В  считанные  секунды  мафиозо  сник,
понурые плечи и задыхающийся  голос  превратили  его  в  старика.  Картина
показалась ему столь удручающей, что  Александр  тотчас  забыл  о  причине
раздражения. Вероятно, в данном случае требовалась действительно помощь  -
но не следователя милиции, а врача-психиатра.
     - Это  перст-фатум,  -  бормотал  мафиозо.  -  Рок,  против  которого
бесполезно бороться. Еще пару недель назад я  был  уверен,  что  раздавлю,
любого противника, а сейчас... Сейчас я, ничего  не  знаю.  Ровным  счетом
ничего... Это как паутина, из которой невозможно выбраться. Она тянется за
тобой повсюду, прилипает к рукам, к ногам. - Лесник поднял глаза на гостя.
- Поверите ли, никогда не жаловался на здоровье, но за последние дни вдруг
узнал, что на свете существует масса неприятных болячек - таких, как астма
и геморрой, ревматические боли и мигрень. Вот уже трое суток у  меня  ноет
сердце. Ей богу, если так пойдет дальше, я закажу яд своему  Ювану,  -  он
хрипло  засмеялся.  -  По  возможности  мгновенного  действия.   Например,
цианистый калий. Что скажете, а?
     - Скажу только то, что вам следует обратиться к врачу.
     - К врачу? - Лесник удивился. - Зачем?..
     - Но вы же сами признались, что больны.
     - Я? Болен?.. - Лесник оперся рукой о стол,  с  досадой  взглянул  на
Александра. - Вы, наверное, решили, что я свихнулся в этих четырех стенах?
     - Я этого не говорил.
     - Достаточно того, что я вижу, - в голосе Лесника послышалась угроза.
     - Давайте обойдемся без эмоций.  В  конце  концов  это  ваше  желание
задействовать сотрудника МВД. Битых полчаса я сижу здесь, но до сих пор не
услышал ничего вразумительного. Или вы считаете, что одного чистого листка
достаточно, чтобы броситься по следам вашего недруга-невидимки?
     На щеках мафиозо заиграли  желваки.  И  все-таки  он  сумел  с  собой
справиться. В руке его появилась  трубка  радиотелефона.  Уверенно  набрав
кодовую  комбинацию,  он  бормотнул  невнятное   распоряжение   и   одарил
следователя тяжелым взглядом.
     - Хорошо, попробую разъяснить ситуацию. Вернее, ее разъяснят вам  мои
люди. И они же укажут  на  человека,  который,  вероятно,  связан  с  моим
противником.
     - Вероятно?
     - Приберегите иронию на потом. Скажу одно: вы еще не  коснетесь  дела
по-настоящему, а уже почувствуете, что здесь многое  не  чисто.  И  тогда,
боюсь, пойдете на попятную.
     - Откуда такая уверенность?
     - Пока это только предположение. Правда, не  лишенное  оснований.  Не
забывайте, я пригласил вас по рекомендации моих  ленинградских  друзей.  А
они были высокого мнения о ваших талантах.
     - Звучит обнадеживающе.
     - Не очень. Судя по всему, избытком честолюбия вы не страдаете.
     - Избытком нет.
     - То-то и оно. А значит, скорее всего, этот зверь подомнет вас, как и
меня.
     - Выходит, все же политика?
     - Далась вам  эта  политика!  -  Лесник  поморщился.  -  Я  ведь  уже
высказался на этот счет и достаточно ясно. Поймите, Александр  Евгеньевич,
сейчас мы беседуем на разных языках. Вы не в состоянии понять меня, и  что
бы я  не  говорил,  все  будет  отнесено  к  психическим  расстройствам  и
депрессивному состоянию.
     Александр невольно опустил глаза.
     - Вы должны лично поучаствовать и покрутиться во всем этом, -  Лесник
неопределенно повертел рукой  в  воздухе.  -  Тогда  и  только  тогда  лед
тронется, и вы снова посетите меня, но уже имея в  запасе  парочку  другую
серьезных версий.
     Дверь за их спинами распахнулась, вошел детина в облегающей фуфайке с
руками гимнаста и эффектной кобурой под мышкой.
     - Босс, - он говорил со сладкой вкрадчивостью. - Маципура только  что
подъехал. С ним один из учителей школы, как вы и велели.
     - Кто именно?
     - По-моему, Цой.
     - Хорошо, - Лесник украдкой взглянул на Александра. - Проводи гостя к
ним. Маципура знает, что делать.
     - Кого выделить в сопровождение?
     - Никого, - Лесник снова потянулся к горлу. - Они должны быть одни.

     Несмотря на грузную комплекцию, двигался Маципура удивительно быстро.
Такая нервозная порывистость чаще встречается у худых людей. Потеющее лицо
начальник охраны Лесника вытирал огромным цветастым платком.  Кореец  Цой,
занявший водительское место, выглядел рядом с ним настоящим  лилипутом,  и
для Александра было новостью узнать, что кроме вождения  в  функции  этого
малыша будет входить и их охрана.
     -  Не  обращайте  внимания  на  его  габариты,  -  на  лице  Маципуры
промелькнула горделивая усмешка. - В деле он будет похлеще гранаты.
     - Еще один Джекки Чен?
     - А кто такой этот Джекки?
     Александр  коротко  объяснил.  Начальник  охраны  не  раздумывал   ни
секунды.
     - Цой лучше, - убежденно заявил он. - Ни одна кинокамера  за  ним  не
уследит. Спорт и кино нашего малыша никогда  не  интересовали.  Его  учили
драться, а не позировать.
     - Чего же Лесник боится, имея таких мастеров?
     - Чего боится? - Маципура прикусил нижнюю губу.  Глаза  его  воровато
забегали. С ответом он не спешил. Тем временем  кореец  невозмутимо  завел
двигатель, и машина двинулась по парковой аллее.
     - Лесник обещал, что меня введут в курс дела.
     - Да, конечно, - Маципура нервно шевельнул плечами, с видимым усилием
проговорил: - Конечно, я расскажу все, что знаю, хотя сразу  предупреждаю,
звучит это неправдоподобно.
     - Ничего, я человек привычный - выслушаю до конца.
     Машина миновала чугунные ворота и выскользнула на городские улицы.
     - Вероятно, вы представляете себе, что значит  контролировать  отель?
Дело в общем нехитрое, если знаешь специфику...
     - Девочки по вызову, левые номера, наводка на богатых клиентов и  так
далее, и тому подобное. О какой гостинице идет речь?
     Маципура замялся. В голове у него, видимо, все еще  не  укладывалось,
что воровскими проблемами он должен делиться с сотрудником внутренних дел.
     - Это точно, что вы следователь?
     - Точнее не бывает, родной. Так что там насчет гостиницы?
     - Гостиница "Центральная", - Маципура кашлянул в  кулак.  -  Еще  год
назад  там  хозяйничали  ребята  Подгорного.  Но  Подгорный  загремел,   а
толкового наследника не оставил.
     - Словом, вы воспользовались моментом.
     - Почему бы и нет? Времечко подвалило  подходящее,  вот  мы  и  стали
рассаживать  своих  людей.  То  есть  не  сразу,  конечно.   Сначала   они
выплачивали нам проценты, а уж потом после открытия казино согласились  на
половинную долю. Все шло хорошо,  фактически  гостиница  уже  принадлежала
нам, и тогда Лесник выставил этим парням ультиматум: либо работать в общей
упряжке, либо убираться к чертям.
     - И они заартачились...
     - Нет, - Маципура удивленно вскинул голову. - Согласились. А  что  им
было еще делать? Они понимали, что сила на нашей стороне. Лучше  крыши  не
придумаешь.
     - И тем не менее что-то произошло?
     - Первое самоубийство... Это был Клоп, он занимался девочками. Почему
он так поступил - совершенно неясно.  Видите  ли...  У  Клопа  всегда  все
ладилось. И с клиентурой, и с девочками. Он  и  с  гостиничным  персоналом
сошелся довольно быстро: принял журнальные  записи,  распределил  роли.  А
через пару дней его нашли в запертой ванной с перерезанными венами.
     - Ванная была заперта изнутри?
     - Само собой, изнутри. Ребятам пришлось взламывать дверь. Но это было
только начало. Чуть позже исчезли двое его подручных. Сначала один,  потом
другой...
     - Они пробовали замещать Клопа?
     - Ну, в общем да.
     - А почему не  допустить  возможность  того,  что  ребята  Подгорного
обиделись на вас? Как ни крути, гостиница принадлежала все-таки им.
     - Не думаю, - Маципура покачал головой. - Они были рады уже  и  тому,
что их оставили у кормушки. Скажем, Мамонт - тот и церемониться бы с  ними
не стал, а Лесник - мужик не такой. Ценит профессионалов.
     - Значит, говоришь, ценит? - Александр задумчиво  обернулся  к  окну.
Справа и слева мелькали стриженные под колобок деревья, какой-то прохожий,
голосуя, поднял руку; в пальцах его был зажат червонец.  -  Словом,  ребят
Подгорного вы даже не проверяли...
     - Почему же? Проверяли. И Мамонт с ними беседовал. Но  они  клянутся,
что не знают чьих это рук дело.
     - И вы им поверили?
     - Сначала не очень. Но когда на  место  главного  администратора,  то
самое, которое занимал Клоп, назначили какого-то Чолхана,  мы  сообразили,
что во всех историях замешана третья сторона.
     - А Чолхан, стало быть, не ваш человек?
     Маципура энергично замотал головой.
     - Его вообще никто  не  знает.  Вроде  бы  он  даже  приезжий  и  сам
поселился в этой гостинице. Каким образом  и  кто  его  назначил  известно
одному дьяволу. Вся документация проходила через наши руки, и все-таки  он
стал администратором.
     - Может быть, звонок сверху?
     - Кто его знает?.. Может, и так. Лесник раскручивал этот вопрос через
исполкомы, но так и не сумел  ни  до  чего  докопаться.  Все  кругом  либо
запуганы, либо сами ни  в  чем  не  уверены.  Стали  неожиданно  пропадать
бумаги, до которых сто лет никому не было дела.
     - А люди?
     - И люди тоже, - Маципура вздохнул.  -  Кое-кто  пытался  следить  за
гостиницей, но нас обскакали и тут. С ребятами происходила какая-то  чушь,
а самые ретивые и вовсе пропадали. Лесник рвал и метал...
     - Минутку! Что значит - пропадали? И какая чушь с ними происходила?
     - Разное... То ваши наезжали с каким-то штрафами,  у  одного  обморок
приключился, а второй провалился в канализационный колодец. А  исчезали  и
того проще - уходили и не возвращались.  Никто  о  них  больше  ничего  не
слышал, хотя мы перерыли весь город.
     - А вмешательства спецслужб вы не допускали?
     - Навряд ли... То есть  я  думаю,  что  это  не  они.  КГБ  действуют
по-иному, без  тумана,  а  тут...  Мы  ведь  намеревались  переговорить  с
Чолханом, но все получилось так странно.
     - Странно?
     Маципура в замешательстве провел пальцами по волосам.
     - Видите ли... Это  уже  скорее  какой-то  гипноз.  После  того,  что
произошло, мы отправились с помощником Лесника на переговоры. Стало  быть,
с этим самым Чолханом. А он уже  тогда  значился  главным  администратором
гостиницы. Вот мы и решили его навестить. Я и Поль Старший.
     - Поль Старший? Кто это?
     - Служба безопасности Лесника,  -  Маципура  хмыкнул.  -  Теперь  уже
бывшая служба безопасности... Словом, когда надо было поговорить жестко  и
по делу, Лесник посылал его.
     - Вам было поручено убрать управляющего?
     Побагровев, Маципура полез в карман за платком.
     - Предвидеть заранее как обернется разговор мы,  понятно,  не  могли.
Все зависело от того, что нам ответят.
     - И что же вам ответили?
     - Ничего. Абсолютно ничего, хотя беседа состоялась. Этот  тип  принял
нас радушно, даже угостил пивом и импортными сигарами. Но  самое  шальное,
что мы и словечком не упомянули о деле, с  которым  пришли.  Поль  Старший
рассказывал о поездках за рубеж,  о  каких-то  пошивочных  ателье  и  даже
демонстрировал пиджак, который по его словам обошелся ему чуть ли не в две
косых.
     - А вы?
     - Я?.. -  Александру  показалось,  что  Маципура  что-то  лихорадочно
старается придумать. - Я в общем не особенно там болтал. Цоя тогда с  нами
не отправили, так что мое дело было обеспечивать охрану - и не более того.
     - И все-таки в конце концов разговорили и вас, верно?
     Маципура не знал куда деть глаза.
     - Так, о чем вы там рассказывали?
     - О рыбалке, - Маципура захрустел стиснутыми  кулаками.  Видно  было,
что ему тягостно вспоминать  о  той  встрече.  -  Иногда  я  действительно
балуюсь рыбной ловлей. Ну а Чолхан каким-то образом об этом пронюхал.  Ну,
и начал, стервец, подкатывать: где  и  что  клюет,  какую  приманку  лучше
использовать и так далее.
     - Словом, беседа получилась содержательной, - Александр кивнул. - Чем
же все завершилось?
     - Тем, что мы встали  и  ушли.  То  есть,  перед  этим  мы,  конечно,
попрощались, но никто из нас так и не вспомнил о цели визита. Я же говорю!
Это был натуральный гипноз!
     - Где теперь Поль Старший?
     - Не знаю. То ли на Кавказе, то  ли  в  Крыму.  После  этих  чертовых
гостей у него что-то случилось. Какое-то нервное  расстройство.  Я  видел,
как он плакал в кабинете у хозяина. Целовал руку Регине, умолял  отпустить
на пару месяцев.
     - Регина это?..
     - Подружка хозяина. Лесник прислушивается к ее советам, и кое-кто  из
наших предпочитает обращаться прямо к ней.
     - Ясно... Ну а что удалось узнать об этом Чолхане?
     Маципура сдержанно пожал  плечами.  Как  выяснилось,  узнать  удалось
немного.  Чолхан  Марат  Каримович  оказался  уроженцем  города   Котласа,
преподавал физику и  математику.  Семьи  гость  из  Котласа  не  имел,  по
паспорту значился русским, хотя и имя, и внешность говорили  несколько  об
ином. Маципура также сообщил, что учителю сорок девять лет от роду и что в
недавнем прошлом он награждался степенью учителя-методиста, а в  настоящее
время находится в отпуске без содержания и  назад  его  ожидают  никак  не
раньше следующего месяца.
     - Не густо, - Александр поджал губы. -  Впрочем,  справки  мы  о  нем
наведем, это проще простого. Проблема в другом. Судя по вашему рассказу, к
этому гипнотизеру не подступишься.
     - Не то чтобы не подступишься, но... Словом,  будет  лучше,  если  вы
побеседуете с ним лично. Я же видел, как вы меня слушали. И видел,  какими
глазами смотрели наши ребята на Поля Старшего. Я не дурак и  понимаю,  что
подобные вещи на веру не принимаются.
     - Но о чем я буду беседовать с вашим администратором?
     - О чем угодно. Главное, что у вас сложится впечатление. Одно дело  -
мы, и совсем другое - прокуратура.
     - Сейчас я не представляю ни следственные органы, ни прокуратуру.
     - Неважно. Вы свежий человек и обязательно что-нибудь приметите.
     - Да уж...
     - О тылах можете не беспокоиться, мы вас прикроем.
     Это произнес сидевший впереди кореец.  За  всю  дорогу  он  заговорил
впервые, и оттого сказанное прозвучало весомо.
     - Польщен и почти успокоен, -  Александр  покосился  на  его  коротко
стриженный затылок.  -  А  если  ничего  не  получится?  Если  ваш  Чолхан
покажется мне добрым и симпатичным?
     - Тем лучше. Тогда следом за вами  зайдем  мы,  и  диалог  наконец-то
состоится.
     - Хорошо. Вы меня убедили.
     - Вы, главное, не робейте, - Маципура  усмехнулся.  -  Как  говаривал
Лаврентий Павлович: попытка - не пытка. Вас они так сразу не тронут.
     - Они?..
     Ему никто не ответил. Александр же не преминул про себя отметить, что
ухмылка у начальника охраны вышла какой-то  кислой.  Его  качнуло  вперед.
Машина притормаживала возле здания гостиницы.

                                    4

     - Какой бесконечный тоннель!
     - Это волшебный тоннель. Он подарил нам ночь.
     - А если что-то случилось?
     - Но мы до сих по живы. Значит, все обстоит благополучно.
     Женщина потерлась носом о его плечо.
     - Как тебя зовут, кудесник?
     - Не знаю. Забыл и не желаю вспоминать. Если хочешь, мы можем выбрать
себе новые имена.
     - Разве это разрешается?
     - Это не может быть запрещено.
     - Но мы привыкли к старым именам, разве не так?
     - Мы привыкаем ко многому. Гораздо важнее то, о чем мы мечтаем. Итак,
если ты не против маленького перевоплощения...
     - Оно обязательно должно быть маленьким?
     - Разумеется, я оговорился! Оно будет  большим,  глобальным  -  можно
сказать, стратегическим!
     - Тогда я выбираю имя Терезы! Тебе оно нравится?
     - Смешной вопрос! Имя чудесное! От него пахнет розами и  гвоздикой...
А как мы назовем меня?
     - Принц датский - это не слишком грустно?
     - Это величественно! Даже чересчур.
     - Но ты действительно похож на принца.  Ты  родился  не  здесь.  Твоя
страна - край замков и вечной радуги.
     - Принимается. Хотя подобное имя ко многому обязывает.
     - Зато я впервые побеседую с живым Гамлетом!
     - Ты уже с ним беседуешь, Тереза. Там на полу мои королевские одежды.
Можешь проверить. Это тончайший шелк, парча и бархат.
     - Знаю. Кожаный пояс и длинная черная шпага...  По-моему,  я  начинаю
тебя видеть. Ты высокий, сильный и тебе ничего не стоит поднять меня одной
рукой.
     - Я готов сделать это прямо сейчас. На какое небо тебя доставить?
     - На седьмое, мой Гамлет. Я слышала, такое еще существует.
     - Оно уже здесь, в нашем купе...
     - Объясни, как ты сумел разыскать меня? - Тереза прижала  ухо  к  его
груди. - Ты услышал биение моего сердца?
     - Оно излучало сигналы бедствия. Я не мог его не услышать.
     - Но Дания, средние века - это так далеко.
     - Напротив, это совсем  рядом.  Ближе,  чем  купе  с  юбиляром...  Но
опустим технические подробности. Главное - что я здесь.
     - И ты не жалеешь об этом?
     - Нисколько! О подобном я  мог  только  мечтать.  Кстати!  Я  еще  не
говорил, но у тебя волшебная фигура, чарующий  голос  органолы  и  к  тому
же... Подожди! Чему ты смеешься?
     Женщина в самом деле смеялась.
     - Я спрашиваю себя, что лучше? Сладкий обман или убогая правда?
     - Но я не лгу!.. На лице твоем выражение, по  которому  я  так  часто
тосковал. Эти губы не похожи ни на чьи другие! Они не приучены к  жадности
и умеют источать нежность. Я схожу с ума от твоей кожи, твоего запаха...
     Она провела ладонью по его лицу, легкими щипками прошлась по груди  и
шее.
     - А может быть, мы несем чушь? Отступи на шаг и прислушайся  к  тому,
что ты говоришь.
     - Это не чушь, это серьезно! И шагов назад нельзя делать. НИКОГДА!  И
уж тем более потому, что мы счастливы. Какая  действительность  людям  еще
нужна?
     - Но это так необычно! Слова из сказов, из восемнадцатого века...
     - Пусть! Не  вздумай  стесняться  слов!  Лапидарность  и  косноязычие
отравили людей, но противоядие вот оно - под  рукой.  Его  я  и  предлагаю
тебе. Для чего же придуманы сотни красивых и добрых слов, как не для того,
чтобы повторять их по возможности чаще?
     - Ты сумасшедший, - она ласково поцеловала его в подбородок.  -  И  я
очень хочу стать такой же.
     - Ты уже ею стала. Ты приняла ночь, как надо ее  принимать  любителям
сказок. Им всем нужен свет, но зачем - они не знают. Ты не  поверишь  мне,
но в этом поезде лишь семеро неиспугавшихся - и все они дети.
     - А мы?
     - Мы - в их числе.

     - Да успокойте, кто-нибудь,  женщин!  Геннадий  Васильевич,  вы  меня
слышите?..
     - По-моему, он уже на полу. Тут на  столе  что-то  течет,  -  разлили
вино, черти!
     - Да плевать на ваше вино! Мы ослепли, понимаете? Ослепли!..
     Федор Фомич в очередной раз  потянулся  к  лицу,  осторожно  потрогал
глаза. Никакой рези, никаких слез, но что же тогда стряслось?  Опустившись
на корточки, он зашарил руками по полу и не сразу отыскал свою  зажигалку.
Справа торопливо и жадно чавкал Семен.  Похоже,  он  единственный  еще  не
сообразил что к чему.
     - Федор Фомич, вы здесь?
     Чужая рука ткнулась в щеку, и Федор Фомич невольно отпрянул.
     - Это я, Марковский.
     - Ах, да, конечно. У меня тут, в некотором роде, зажигалка - так  что
пытаюсь экспериментировать...
     - Давайте отойдем в сторону. Этот шум и гам еще не скоро  успокоится.
Вот сюда... Надеюсь, вы способны рассуждать здраво?
     - Вероятно, да...
     - А ощущения?.. То есть, я имею в виду зрение. Видимо, то  же  самое,
что у всех?
     Федор Фомич кивнул, но,  вспомнив,  что  собеседник  не  в  состоянии
что-либо разглядеть, поспешил поддакнуть.
     - Самое  странное,  я  не  понимаю,  что  могло  послужить  причиной.
Говорят, таким же образом слепнут от  метанола,  но  ничего  подобного  на
столе не было.
     - Это во-первых.  А  во-вторых,  отравление  сказалось  бы  на  общем
самочувствии. Значит, дело в другом.
     - В чем же? Вы можете объяснить?..
     Что-то снова посыпалось со стола, испуганно ругнулся Семен.
     - Мужики! Вызывайте бригадира! Надо чинить проводку.
     - А может, это все-таки тоннель?
     - Какой, к дьяволу, тоннель! Полчаса - один тоннель? Нет здесь  таких
тоннелей и никогда не водилось. Я, извините, восьмой раз уже катаюсь  этим
маршрутом.
     - Вы что, видите собственные часы?
     - Да ни хрена я не вижу.
     - Почему же вы решили, что прошло полчаса?
     - Ну... это так - приблизительно...
     - Нечего тогда и путать людей! Приблизительно...
     - Увы, Федор  Фомич,  придется  прервать  нашу  приватную  беседу,  -
Марковский возвысил голос. - Товарищи! Обращаюсь ко всем. Толку не  будет,
если мы не прекратим спорить и  ругаться.  И  для  начала,  чтобы  уяснить
обстановку, попрошу ответить на некоторые мои вопросы...
     - Кто бы ответил на мои!
     - Мальчики! - тоненько проскулил женский голос. - Включите же наконец
свет!
     - Мда... Так у нас порядка не выйдет, - Марковский гулко прокашлялся.
- Итак, спрашиваю. Есть ли в ресторане кто-нибудь,  кто  в  состоянии  еще
видеть? Пусть самое слабое свечение, какие-нибудь контуры и тому подобное?
     Немедленно вспыхнула разноголосица. В сущности говорили одно и то же,
но  отчего-то  старались  перекричать  друг  друга.  Ниночка   и   Аллочка
продолжали плакать, где-то  под  ногами  с  медным  звоном  перекатывались
бутылки.
     - Делаю вывод, - выкрикнул Марковский, -  что  все  мы  в  одинаковом
положении.
     - Я же говорю, надо вызывать бригадира!
     - Причем тут бригадир? Чем он нам поможет?
     Федор Фомич по-ученически поднял руку и, встав, добавил от себя.
     - Меня тревожит не темнота,  а  ее  физическая  первопричина.  Кто-то
зажигал  спички,  я  высекал  искры  из  зажигалки.  Результат  более  чем
подозрительный...
     - Стало быть, электричество тут ни причем! Я и сам  чувствовал  пламя
от свечки, чуть даже не подпалил брюки.
     - И кроме того напоминаю: таких тоннелей здесь не водится.
     - Кстати, почему вы так уверены  в  этом?  В  сталинские  времена,  я
читал, строили секретные дороги. Скажем, в той же Москве прямо от Кремля и
до Лондона, чтоб с Черчиллем во время войны якшаться...
     - Здесь не Москва и не Кремль, не забывайте.
     - А если подземный оборонный завод? Или что-нибудь в этом роде?
     - Проклятие! - в голосе  Марковского  прорвалась  петушиная  нота.  -
Выкиньте из головы эти тоннели! Факт заключается в том, что мы не видим ни
пламени, ни ламп накаливания. Будь за окном ясный день, мы  не  разглядели
бы и его.
     - А у меня на часах стрелки с фосфором.
     - Вот-вот! Об этом и речь. Рассуждая логически,  все  мы  ослепли,  и
прежде всего...
     Снова зарыдала Аллочка и так громко, что полностью заглушила оратора.
Кто-то раздраженно принялся ее успокаивать.
     - Черт знает что происходит, - заругался Марковский. - Еще немного, и
я сорву голос.
     - А вы не кричите. Кому надо, тот услышит.
     - Разумно, - Марковский шумно вздохнул. - Ну-с? У кого какие версии?
     - Жратва! - предположил Семен. - Не иначе, как химии туда подсыпали.
     - Это кто же подсыпал? Мы что ли?.. Да я здесь шестой год работаю. Ни
разу такого не было!
     - Тише, друзья! Тише, - Федор Фомич на всякий случай  коснулся  плеча
Марковского. Так он чувствовал себя увереннее. - Прошу заметить,  что  ЭТО
началось у всех одновременно. Так что о пищевом отравлении говорить  более
чем сложно.
     - Может быть, какой-то особый газ?
     - Откуда ему здесь взяться?
     - Выброс какой-нибудь, утечка... У нас все газопроводы дырявые.
     - Но это же совсем иной газ! И запаха нет.
     - Тогда объясните, в чем дело?
     - Ну, если настаиваете, пожалуйста! Даю версию  похищения!  Всех  нас
похитили и временно ослепили.
     - Ага! Ослепили и оскопили!.. Договорились! Еще  немного,  и  до  НЛО
дойдем...
     - Но поезд-то катится! Слышите? Тот же грохот и та же тряска.
     - И что с того?  Вполне  возможно,  что  мы  имеем  дело  с  искусной
имитацией?
     - Ну это вы загнули!
     - Предлагаю следующее! - вмешался Марковский. -  Так  или  иначе,  но
положение подопытных кроликов нас не устраивает, так? А потому  есть  идея
провести разведку. Выясним  масштабы  случившегося,  а  заодно  попытаемся
найти и выход. Для этого двое человек отправятся в  конец  поезда,  а  еще
двое в сторону локомотива. Если удастся, найдем бригадира и машинистов. По
пути переговорим с другими пассажирами.
     - Можно проверить заодно и версию насчет тоннеля.
     - Каким образом?
     - Очень просто, изготовим щуп и вытянем наружу. О стены  тоннеля  он,
конечно же, обломается.
     - Если придет в соприкосновение...
     - По-моему, вы рискуете ошибиться. Вы забыли про деревья, светофоры и
телеграфные столбы. И потом кто-то  здесь  упоминал  об  НЛО.  Разумно  ли
вообще открывать окна?
     - Не волнуйтесь. Возможность космоса за окном совершенно исключается.
     - Это почему?
     - Потому что вакуум!
     - Значит, щели надо заделывать. Уйдет ведь кислород! А береженого Бог
бережет...
     Аллочка взвизгнула так, что на мгновение все оглохли.
     - Огонь! Здесь рядом со мной огонь!
     - Точно, и запах появился...
     - Вот еще не хватало беды. Надо же было следить за спичками!
     - Как?! Не видно же ни черта!
     - Воду, мужики! - засуетился Марковский.  -  Иначе  так  все  вслепую
погорим. Эй, кто тут из буфетчиков, бегом к крану!..
     Пространство вокруг Федора Фомича пришло  в  суматошное  движение.  И
снова, как в прошлый раз, он ощутил  необыкновенную  слабость.  Оставшихся
сил хватило только на то, чтобы покрепче вцепиться в стул. И хотя  в  этом
не было никакого  смысла,  он  прибег  к  средству,  к  которому  зачастую
прибегают дети. Продолжая держаться за  стул,  Федор  Фомич  зажмурился  и
втянул голову в плечи.

                                    5

     Фраза, брошенная Маципурой на прощание, вызвала у  Александра  легкое
смятение.
     - Ждем вас не более получаса, после чего поднимаемся следом.
     - Как говорится, и на том спасибочки... - Александр  обратил  взор  к
гостинице.  Формой  здание  напоминало  распахнутую   книгу,   ряды   окон
образовывали строчки, и глаза  обегали  их  в  доли  секунд,  не  в  силах
уцепиться за что-либо существенное. Шестнадцать этажей безлико  сливались,
сюжет раскрытых страниц оставался  пугающей  загадкой.  Мраморная  крошка,
вкрапленная в бетон, не прибавляла зданию шика, в окнах справа  отражалась
городская площадь с фонтаном, в окнах слева  струились  машины  и  колонны
пешеходов.
     Александр зябко повел плечом. Обилие стекол бередило  память,  будило
детские страхи, когда мяч бился о стены  в  опасной  близости  от  рам  и,
затаив дыхание, малолетние игроки следили за траекторией кожаного снаряда.
Вблизи  гостиницы  "Центральная"  проведение  подобных  матчей  совершенно
исключалось. Любое попадание однозначно вело  бы  к  фейерверку  осколков.
Кроме того, было в этом здании что-то еще... Нечто холодное, взирающее  на
живой мир с каменным презрением. Так  или  иначе,  но  возникшее  ощущение
дискомфорта нарастало по мере приближения к гостинице. При этом  Александр
продолжал чувствовать, что в спину ему смотрят Цой с Маципурой. Они словно
ждали чего-то, что должно  было  остановить  следователя,  и  их  ожидание
невольно передалось ему, словно он шагал под прицелом далекого снайпера.
     Тусклая медная рукоять  размерами  с  чайное  блюдце  обожгла  пальцы
подобно раскаленному утюгу. Электрический разряд? Солнце?..  Поморщившись,
Александр отворил тяжелую дверь и очутился в наполненном светом вестибюле.
     Раз или два ему случалось забегать сюда по служебным делам. С тех пор
в гостинице изменилось немногое. Разве  что  серые  плафоны  под  потолком
расцвели пышными люстрами, а обитые деревянной  планкой  стены  запестрели
картинами и фотографиями.  Единственный  обитатель  просторного  вестибюля
сидел за небольшой конторкой и  забавлялся  тем,  что,  глядя  на  себя  в
зеркало,  пальцами  тер  глаза.  Расчесывал  он  их  столь  яростно,  что,
казалось,   вот-вот   выцарапает.   Маленький   транзисторный    приемник,
примостившийся  возле  служащего,   наигрывал   что-то   тягуче-восточное,
перебиваемое треском и шипением помех. Остро пахло лавандой, но  почему  -
этого Александр не сумел бы объяснить.
     Взглянув на вошедшего  раскрасневшимися  глазами,  служащий  проворно
соскочил со стула. Александру  стоило  немалых  усилий,  чтобы  не  выдать
своего изумления. В то время, как тело  служащего  принадлежало  крупному,
вполне  сформировавшемуся  мужчине,  ножки   его   оказались   кривыми   и
крохотными. По полу он скорее не шагал, а перекатывался.  Впрочем,  самого
карлика это абсолютно не смущало.  С  радушной  улыбкой  он  подсеменил  к
следователю и, протянув жилистую руку, дружелюбно представился.
     - Зиновий Громбальд.  Для  своих  просто  Зинка.  Кому-то  это  может
показаться обидным, но я не обижаюсь. На что,  скажите  пожалуйста,  можно
обижаться в моем положении?.. Кстати, о вас справлялись - и  уже  не  раз.
Правда, Марат Каримович сегодня заняты, но интерес тем не менее проявляли.
Сами понимаете, симпозиум, кульминационный момент... Оппоненты сосланы  во
мрак, в свете дня - меры секретности по  психотронному  оружию,  возможная
кончина  света  от  рук  террористов.  Сегодня  выступает   докладчик   из
Гватемалы. Тема - заштопывание вселенских дыр и  вечный  вопрос  единения.
Председательствуют сами Марат Каримович, так что, увы, аудиенции  пока  не
выйдет. Но если желаете, можете прогуляться  по  залам.  Ей  богу,  у  нас
неплохая выставка! Имеются работы Манина, Даниленко, Головщикова - если не
видели, обязательно взгляните! Есть в них,  знаете  ли,  нечто  этакое!  -
Громбальд  восторженно  потер  подушечками  пальцев.  -  Вдохновляющее  на
онтогенез,  что  ли!  Романтизм  Торховой,  энергия  Маркова,  простодушие
Кондратьева. Согласен, с ними можно спорить, их можно поносить, но  именно
этим они и прекрасны! Косность -  не  главная  беда,  поверьте  мне.  Куда
страшнее апатия. Дурная привычка - читать на стульчаке  в  коммуналке.  Но
хуже если не будут читать вообще! Поиски смысла заходят в тупик не потому,
что искомый отсутствует. Смысл невозможно найти там, где его нет. За  него
надо бороться, как за собственное здоровье. И в том,  и  в  другом  случае
ленивых ждет неудача, ибо искать  -  вовсе  не  значит  лицезреть  трещины
потолка. Человеческий поиск подразумевает куда более энергичные  процессы.
Мазохизм в смысле насилия над душой и мозгом. Хлещите их плетью,  и  может
быть, выйдет толк. Впрочем, вы  следователь,  вам  это  известно  не  хуже
меня...
     - Вас кто-то предупредил обо мне? - Александр ровным счетом ничего не
понимал. Словоохотливый карлик начинал вызывать у него раздражение.
     - Да вы не сердитесь, - странный человечек полуобнял его за талию.  -
Через    недельку-другую    страсти     поутихнут,     выберут     другого
председательствующего, и у Марата Каримовича наверняка выбьется  свободная
минутка.
     - Но я не могу ждать так долго!
     - Это вам только так кажется. Человек от природы  наделен  терпением.
Животное столько не  выдерживает,  сколько  выдерживаем  мы,  -  Громбальд
сокрушенно помахал свободной  рукой.  -  Поэтому  походите  по  коридорам,
подышите воздухом искусства, всплакните. Конечно, безобразие,  что  мы  не
имеем возможности принимать посетителей исходя из  желаний  последних,  но
таков уж существующий статус.  На  время  проведения  симпозиума  вводится
чрезвычайное положение, и тут я бессилен.
     - Если я правильно понял, симпозиум проходит прямо здесь?
     - Совершенно верно.
     - В гостиничных номерах и подсобках?
     - Не совсем так, но согласитесь, о душе можно беседовать где  угодно.
Иногда в подсобках - это даже не в пример  сподручнее.  Нежели  на  пухлом
диване.
     - Ага... И это имеет какое-то отношение к съезду мелиораторов?
     - О! Самое непосредственное!  Вижу,  вы  читаете  прессу  и  довольно
внимательно. Об этом упоминали  в  ряде  зарубежных  журналов.  "Плейбой",
"Юманите"... Мы, Александр Евгеньевич, - всюду!
     - Понятно... - Теперь следователь чувствовал себя окончательно сбитым
с толку.
     - Да не мучьте же себя так, Александр Евгеньевич!  Ей  Богу,  на  вас
больно  смотреть!  В  самом  деле,  побродите  по  коридорам,   поизучайте
репродукции. В них, понятное дело, не  та  энергия,  но  кое-что  все-таки
есть, - карлик продолжал вести его, отворяя дверь за дверью, показывая  на
стены, увешанные фотографиями и картинами. - Одна деликатная  просьба:  не
мешайте проведению симпозиума, не отвлекайте постояльцев от диспута. Ну  а
за сим я имею честь распроститься. - С  удивительным  проворством  Зиновий
Громбальд юркнул в боковой проход.
     - Послушайте! - Александр метнулся было за ним, но ударился головой о
притолоку. Под черепом полыхнуло искристое пламя, и, обняв  гудящее  темя,
он  прислонился  к  стене.  Происходящее  по-прежнему  не  укладывалось  в
сознании. Ему казалось, что над ним посмеялись. Симпозиум!..  Какой  может
быть  симпозиум  в  гостинице?  И  почему  главный  администратор   обязан
председательствовать  на  этом  самом  симпозиуме?..   Картины,   коллажи,
фотографии кружились перед  глазами  пестрым  калейдоскопом.  Внезапно  он
сообразил, что нумерация дверей не соответствует действительности. Семьсот
шестьдесят один, семьсот шестьдесят два... Держась  за  голову,  Александр
припустил по  коридору.  Ковровая  дорожка  куда-то  пропала,  шаги  гулко
загрохотали под сводами. Это не  могло  быть  седьмым  этажом!  Он  помнил
совершенно отчетливо, что по лестнице они не поднимались и в лифт, конечно
же, не входили. Однако, числа на латунных дверных  табличках  говорили  об
ином.
     Коридор изогнулся под тупым углом, где-то  далеко  впереди  замаячила
служебная лестница. Но где же, черт возьми, вестибюль?!..
     В панике он повернул обратно. Под ногами  вновь  зашуршал  ковер,  но
общая картина не изменилась.  Александр  машинально  перечитывал  надписи,
сделанные  карандашом   под   трехзначными   номерами:   Люмперго   Авраам
Имбрекович, космозоология; Дарьяно Порциус, лебертоман и символист...  Как
видно, в гостинице имелись свои шутники. Дистанция до  лестницы  оказалась
длиннее, чем он рассчитывал. Почему-то стало вдруг ясно, что  он  пьян,  и
только  этой   особенностью   своего   состояния   можно   объяснить   все
происходящее. Оставалось  только  вспомнить,  где  же  и  когда  он  успел
отравить себя алкоголем.
     Ощутив толчок  в  грудь,  Александр  покачнулся.  Мягким  рассыпчатым
снегом с потолка посыпалась известка. Ветвистые змейки трещин поползли  по
стенам,   вертко   пробираясь   меж   бесчисленных    шедевров    местного
художничества. Тяжело дыша, Александр перешел на шаг и, не сознавая  того,
что делает, громко постучал в ближайшую дверь.  Сверху  уже  падали  куски
штукатурки. Надпись  на  этой  двери  была  столь  же  забавной,  сколь  и
непонятной: "Приакарт Ри По,  бухгалтерия-геодезия  всеобщей  космогонии".
Постучав еще раз и не дождавшись отклика, он переступил порог.
     Здесь было гораздо спокойнее. Он сразу это ощутил.  Слева  возвышался
гардероб шипастой конструкции, справа располагалось царство запахов  -  то
бишь ванная, совмещенная с  туалетом.  Номер  оказался  довольно  большим.
Помимо кухни здесь имелась бильярдная, а в  чуланчике,  куда  он  нечаянно
сунулся, красовалась целая галерея растущих  в  горшках  фикусов.  Миновав
прихожую, Александр раздвинул пыльные кулисы и проник в  одну  из  спален.
Так во всяком случае ему отчего-то подумалось. Но это была  не  спальня  и
даже  не  гостиная.  Совершенно  непонятно  что.  Бамбуковые  стены,  пол,
напоминающий земляной и абсолютно никакой мебели. Присутствие  в  странной
комнате жильца одновременно и смутило, и успокоило его. Смуглокожий, очень
напоминающий индуса брюнет сидел на  соломенном  половичке  и,  полузакрыв
глаза, что-то складно бормотал под нос. Может быть, пел, а может, молился.
     - Извините за вторжение, но тут и коридоре какая-то  свистопляска.  И
потом, я хотел поинтересоваться  этажом.  Звучит,  разумеется,  глупо,  но
вышло так, что я...
     Глаза индуса приоткрылись, и  Александр  смолк.  Незнакомец  даже  не
взглянул в его сторону. Только дрогнули тонкие брови,  и  скрипучий  голос
прорезал тишину.
     - Приакарт, это опять к тебе!
     И тут же комната подернулась дымкой, видоизменившись и в пару  секунд
украсившись полированной мебелью. Индус, циновка и голые неухоженные стены
исчезли. Эта новое помещение скорее напоминало шикарно обустроенный  офис.
Ценных пород дерево, нигде ни грамма пластика. За огромным дубовым столом,
усталый, с воспаленными от недосыпа глазами, восседал совсем  еще  молодой
человек - не мужчина даже,  а  скорее  -  юноша.  И  очевидно  собственная
молодость в значительной степени тяготила его, - ничем  иным  нельзя  было
объяснить чудовищной формы очки, криво сидящие на его юном  носе.  Кстати,
жуткие эти очки, как все находящееся в комнате, были тоже из дерева. Впору
было улыбнуться, но Александр почувствовал озноб. И неожиданно подумалось,
что возможно, глаза у хозяина кабинета выглядят столь устало отнюдь не  по
причине самоотверженного труда, причиной тому  -  все  те  же  нелепые,  в
десять, а может, и пятнадцать диоптрий очки.
     - Вы ко мне? - юноша оторвался от бумаг и с недоумением  взглянул  на
гостя. Сняв очки, рассеянно принялся грызть деревянную дужку. Было  видно,
что он тщетно старается припомнить, какое такое дело могло связывать его с
неожиданным  посетителем.  Измученные  глаза  от  напряжения  выцедили  по
слезинке, и, смутившись, юноша визгливо закричал:
     - Зинка, иуда! Кого ты впустил?
     - Я это... Я уже тут!..
     И тотчас в самое ухо Александру Евгеньевичу кто-то с немыслимой силой
гаркнул:
     -  По  какому,  сударь,  собственно,  праву!   Я,   собственно,   вас
спрашиваю!..
     От свирепого этого взрыка следователь, как ошпаренный,  подпрыгнул  и
обернулся. Перед ним стоял все  тот  же  Громбальд,  но  теперь  абсолютно
нормального роста. Сменилось и выражение  лица  служащего.  На  Александра
взирали с яростным прищуром.
     - Я же предупреждал вас!..
     - И впредь, Зинка, настоятельно  прошу!  Бдительность  -  и  еще  раз
бдительность! - юноша за столом напялил чудовищные очки на глаза  и  снова
уткнулся в бумаги.
     - Сей момент, господин Приакарт! - пальцы  Зиновия  стальным  обручем
сомкнулись на плече Александра.
     - Мне необходимо встретиться с  Чолханом!  -  в  отчаянии  пролепетал
Александр.
     - Вы сошли с ума! - Зиновий с силой потянул его из комнаты. - Быстрее
уносите ноги!
     - Что вы себе позволяете? - Александр попытался вырваться, но  хватка
служащего оказалась железной.  С  изумлением  он  ощутил.  Что  ему  самым
грубейшим образом выкручивают кисть. Они уже двигались по коридору.  Стены
и потолок рывками перемещался перед глазами.
     - Ведь я предупреждал вас! Самым деликатным образом!.. Теперь пеняйте
на себя.
     Впереди  распахнулась  массивная  дверь,  и  громовой   бас   коротко
приказал.
     - Сюда этого проныру!..
     Александра швырнули на каменное ложе,  в  лицо  ударил  пронзительный
свет.
     - Отвечайте быстро, не задумываясь!
     Голос напоминал урчание льва, болезненно отзываясь  в  голове.  Из-за
ослепительных прожекторов Александр потерял  способность  ориентироваться,
но ему показалось, что помещение напоминает концертный зал.
     - Послушайте! Я сотрудник милиции и сюда пришел по делу...
     Некто невидимый стиснул виски следователя,  и  он  замолчал.  Ледяная
ладонь коснулась затылка, и тут же мысли смешались в багровый ком  страха,
покатились под гору  в  черный  омут  оврага.  Его  низринули  в  пустоту,
превратили  в  ничто.  Телесная   оболочка   перебирала   ногами,   пальцы
бессмысленно шевелились. Подобно двухмесячному ребенку он пускал пузыри  и
гыгыкал. Разум отсутствовал. Его  изъяли  для  исследования,  как  изымают
порцию крови  для  анализа.  Кто-то  копался  пинцетом  в  его  извилинах,
ворошился в мыслях, как ворошится медведь в раскуроченном  улье.  И  когда
сознание снова вернулось, Александр почти закричал от радости. Возврат  из
пучин небытия он  воспринял  как  новое  рождение.  Жизнь  продолжалась  -
обновленная  и  оцененная  вдвойне.  Впрочем,  времени  на  осмысление   и
передышку ему не собирались отводить. Грубым рывком Александра  подняли  с
ложа.
     - Хватит с него. Выбрось и подальше...
     - Нус и данойя! - откликнулся голос Громбальда.  -  Неужели  все  так
плохо?
     - Типичное дискурсивно-рассудочное существо. Преобладание программы и
прочей сопутствующей дребедени.
     - Как с уровнем фрустрации?
     - Тащи и не болтай!
     И снова Александра  Евгеньевича  волочили  по  коридору.  В  ушах  не
смолкал злобный шепот Зиновия.
     - Теперь как пить дать всем попадет. Вы же  вмешались  в  МЫСЛЕОБМЕН!
Понимаете?!.. А ведь я к вам со всей душой отнеся.  И  предупредил  тысячу
раз, и картинки впустил посмотреть.
     Коридор беспощадно сужался. Пахло чем-то кислым, багровый ворс  ковра
под ногами явственно шевелился.
     - Отпустите меня, - прохрипел следователь.
     - Нет уж. Один раз я сплоховал, теперь каюсь... Да не  трепещите  вы!
Гусар, который не убит  в  тридцать  лет,  -  не  гусар,  а  дрянь.  Слова
какого-то маршала... Кстати, вам есть тридцать?
     - Я... Я не понимаю вас.
     -  Очень  жаль.  Всегда  сочувствовал   непонятливым,   -   Громбальд
остановился. -  Вот  мы  и  пришли.  Он  отворил  крохотную  дверь,  и  на
Александра пахнуло уличным перегаром. Как минус пересиливает плюс,  так  и
смешение благоухания со смрадом не дает ничего кроме вони. Зыбкие  ароматы
тополей и парфюмерного магазина потонули в мощной волне машинных выхлопов.
Задыхаясь, он разглядел далекую  автостоянку,  разгуливающих  по  тротуару
людей. Это не было ни окном, ни балконом, Просто-напросто дверь  открылась
на уровне седьмого этажа. Непроизвольно он уцепился за косяк.
     - Ну же, Александр Евгеньевич, не будьте трусом!
     В спину последовал безжалостный удар, но,  извернувшись,  следователь
успел ухватиться  за  пиджак  Громбальда.  Ткань  с  треском  расползлась,
служащий гостиницы опасно качнулся.
     - Да отпустите же, черт вас возьми!  -  Громбальд  попытался  лягнуть
Александра. - Что вас смущает? Высота?.. Но  это  же  курам  на  смех!  А,
может, обилие людей?..
     Александр скорее почувствовал, чем увидел, как  пространство  за  его
спиной погасло. Словно нажатием тумблера потушили гигантскую  лампу.  Свет
теперь падал только из коридора.
     - Всего и делов, никто вас теперь  не  увидит,  -  Зиновий  Громбальд
взялся за лацкан пиджака и с натугой отодрал кусок, за  который  продолжал
цепляться несчастный следователь. - Спокойной ночи, Александр Евгеньевич!
     Дверной проем метнулся вверх, стремительно замелькали  окна  номеров.
Александр в ужасе зажмурился. Седьмой  этаж,  асфальт  -  стало  быть,  ни
единого шанса... Додумать он не успел. Удар всколыхнул тело, а в следующее
мгновение он судорожно заработал руками и ногами. Дышать было  нечем.  Его
кружило и  переворачивало  в  самой  настоящей  воде.  Вверх!  За  глотком
кислорода!.. Как заправский пловец он прорывался к далекому воздуху. Он не
знал, где верх, где низ, но интуитивно выбрал верное направление. Намокшая
одежда замедляла движение, брючины  липли  одна  к  другой,  но  Александр
продолжал бешено грести. Прошла целая вечность, прежде  чем  он  разглядел
звездное небо. Еще до того, как вынырнул.  Последний  рывок,  и  легкие  с
сипом заработали. Воздух был сладок и свеж, испытав чудесную  метаморфозу.
Ни  выхлопы  транспорта,  ни  затхлость  канализационных  люков  не  могли
испортить  его.  Шумно  дыша,  следователь  огляделся.  Плывя   по-собачьи
добрался до бетонного бортика, вытянул ноги и ощутил дно.
     Фонтан. Вот, куда он угодил вопреки всякой логике. Городской  фонтан,
расположенный в центре площади...
     - Как водичка, приятель?
     Александр напряженно обернулся. В  темноте  на  противоположном  краю
бассейна сидела грузная женщина.  Огонек  сигареты  превращал  ее  лицо  в
фиолетовую маску.
     - Замечательная, - слова давались с трудом. Мышцы сотрясала дрожь,  и
Александр невольно обнял себя за плечи.
     - А ведь ты меня напугал,  дорогуля.  Прямо  как  подкрался!..  Слепо
покосившись на часы, Александр  выбрался  из  фонтана.  В  черной  громаде
гостиницы не горело ни единого окна, улицы дышали  ночной  прохладой.  Над
головой звенели комариные голоса, и следователь машинально шмякнул себя по
щеке... Все правильно. Фонтан  -  место  свиданий  и  комариного  разгула.
Пожалуй,  это  было  его  первой  трезвой   мыслью.   Туман   ирреальности
улетучивался, дрожь проходила.
     Что же  с  ним  все-таки  произошло?  Что,  черт  возьми?!..  На  лбу
примостился еще один комар, и Александр  зло  растер  его  рукавом.  Снова
взглянув на остановившиеся часы, медленно побрел по площади.
     - Эй! Роднуля! Куда ж ты в таком виде? Может, зайдешь  обогреться?  Я
тут неподалеку живу...
     Не оглядываясь, следователь махнул рукой.
     - Не сыпь мне соль на ра-а-ну, -  дурашливо  затянула  женщина.  Сама
себя оборвав, крикнула вдогонку. - Иди, иди, полуночник! Может, под машину
попадешь...
     Александр промолчал.
     - ...Она еще боли-и-ит... Эй, ныряльщик! -  женщина  кричала,  должно
быть, сложив руки рупором. - Ночью добрые люди дрыхнут, а  не  плавают  по
фонтанам! Не спит только жулье и тараканы...
     Ее хриплый раскатистый смех он еще слышал  на  протяжении  нескольких
кварталов.

     Под машину  Александр  Евгеньевич,  однако,  не  попал.  Благополучно
добравшись до дому в третьем часу ночи, он открыл ключом дверь  и,  рухнув
на диван, уснул мертвым сном.

                                    6

     - А вы не думаете, что все наши сведения могут оказаться липой?
     - На этот раз источник железный, - Борейко  сунул  в  зубы  сигарету,
бодро защелкал зажигалкой. - Так что не дрейфь, опер!  Парень,  считай,  у
нас на крючке.
     - На крючке-то на крючке, да уж больно хлипкая личность.
     - Что, не похож на насильника? - Борейко рокочуще рассмеялся. -  А  я
вот все больше склоняюсь к мысли, что именно такие и тянут на маниакальный
шиз. С виду, верно, - тихони, а внутри гниль. Как болото пучит газами, так
и эта гниль - нет-нет, да и прорывается наружу. Или ты хотел  поймать  его
на месте преступления?
     - Почему бы и нет? Уговорили бы Галину из химлаборатории, и сидели бы
сейчас в засаде. Ей такие дела не впервой проворачивать - дама боевая. Так
что риска никакого.
     - Риск, Паша, всегда есть, - Борейко выдохнул облако  дыма,  слезливо
прищурился. - Не забывай, этот тихоня уже натворил дел. Пятеро загубленных
-  не  шутка.  А  насчет  улик  не  беспокойся.  Припрем  группой   крови,
пальчиками, - не отвертится. А упорство проявит, -  по  психике  шарахнем.
Или думаешь, этого мало?
     Оперативник пожал плечами. Протянув руку, Борейко взял рацию.
     - Коля, что там у тебя? Этот паршивец еще не заснул?
     - Свет горит, товарищ майор.
     - Горит, товарищ майор, - пискляво передразнил Борейко. - Второй  час
ночи - и все горит... Эдак мы весь завтрашний день  себе  попортим,  -  он
швырнул рацию на сиденье. - Не знаю, как вы, братцы кролики, а я, если  не
высплюсь, то потом - хоть вешайся.
     - Будем брать прямо сейчас? -  помощник  с  готовностью  выбрался  из
машины. Разминаясь, подергал руками и ногами.
     - А ты как думал! - привычным движением Борейко проверил  за  пазухой
пистолет. - Передай Коле, чтобы лез на балкон. Тут невысоко, так что через
минуту будет на месте.
     - Нам что делать? Изображать почтальонов?
     - Зачем? Представимся по всей форме.  Окажет  сопротивление,  ему  же
будет хуже. Колянчик подстрахует с улицы.
     - А если у него оружие?
     Борейко насупился.
     - Если бы да кабы... Горазд ты выдумывать  глупости.  Откуда  у  него
оружие?
     - Ну, мало ли...
     Борейко решительным шагом направился к подъезду. На ходу обернулся.
     - Тогда ты, как самый шустрый и прозорливый, побежишь за подмогой...

     Спустя каких-нибудь десять минут Борейко пасьянсом  выкладывал  перед
подозреваемым  фотографии  погибших   женщин.   Зачастую   подобный   трюк
срабатывал. Впрочем,  данный  случай  осложнений  не  обещал.  Гарин  Петр
Иванович, электромонтер сорока трех  лет,  в  прошлом  мелкий  воришка,  в
настоящем убийца-маньяк,  едва  держался  на  ногах.  Его  трясло,  как  в
лихорадке, и Борейко моментально сообразил, что клиент на грани признания.
Поэтому рядом с фотографиями он предусмотрительно положил  перо  и  чистый
лист.
     - Не будем морочить друг другу головы. Мы знаем, кто  вы  и  что  вы.
Дело - за пустяком: вашим формальным признанием.
     - Нет! - голос подозреваемого сорвался на визг. - Клянусь, я не делал
этого! Честное благородное слово!..
     - Без истерики, Петр Иванович, без истерики, - Борейко поморщился.  -
И ради бога не пытайтесь изображать из себя сумасшедшего. Мы не врачи, так
что не поверим.
     Из соседней комнаты вышел Коля Савченко, отрицательно качнул головой.
     - Он действительно один. А это, - Савченко показал шелковую нить,  на
которой пучками были подвязаны человеческие волосы. - Это нашел  на  трюмо
среди женских причиндалов.
     - Так... - Борейко стремительно протянул руку, со значением покосился
на Пашу Семичастного. - А ты боялся, что улик не хватит...  Ну  что,  Петр
Иванович? Расскажем все, как есть?
     - Это она, клянусь! - подозреваемый  прижал  ладонь  к  груди,  робко
шагнул к стулу. - Можно я сяду?
     - А как же? Конечно, сядешь, - перейдя с подопечным на "ты",  Борейко
плотоядно улыбнулся. - Так что ты нам хотел сообщить?
     Заскрипев стулом, Петр Иванович подался вперед, сбивчиво зашептал:
     - Я все расскажу! Можете мне верить... Но только я тут  ни  при  чем.
Она... Понимаете, ей ничего не стоило...
     - Не спеши. Давай по порядку.
     - Да-да, конечно!.. Все началось с той картины. То есть  вообще-то  я
живописью не интересуюсь, а тут не удержался. Да и как удержишься...  Весь
багаж свалили на тротуар, а эти две картины сверху. И все без присмотра  -
подходи и бери. Скажите, гражданин начальник, разве  можно  так  искушать?
Ведь я живой -  сами  рассудите!  Словом,  попутал  бес,  цапнул  ту,  что
поменьше, и ходу. Я ведь в антиквариате ни бельмеса и на музеи никогда  не
зарился, а в тот момент будто затмение нашло. Так бежал, что думал, сердце
лопнет...
     - А ну, постой! Ты что плетешь? Какой багаж, где? На вокзале, что ли?
     - На автостанции. Я мимо проходил и  увидел.  Понимаете,  целая  гора
ковров, баулы какие-то, узлы - и все прямо на  тротуаре.  Подсвечники  там
еще были, книги старинные - не то кораны, не то библии, и эти вот  чертовы
картины. Меня как током ударило - так и потянуло  к  ним!  Честное  слово!
Может, на багет клюнул, не знаю. А может... - Лицо рассказчика побледнело,
он стиснул горло рукой.
     - Гражданин майор, да ведь... Это она с самого начала  взяла  меня  в
оборот. Как я сразу-то не допер! Не будь ее, стервы, не тронул  бы  я  той
клятой картины! Вот, значит, как скрутила... Подманила и заставила  взять.
А потом уже поздно было, все само собой пошло, - на висках Петра Ивановича
выступили капли пота. - Я и пикнуть не мог. Эта ведьма крутила  мной,  как
хотела, а девушки, что на фото, тоже ее затея. И локоны  я  срезал  по  ее
приказу. Я ж как робот был!..
     - Может, безымянное чудище обретет наконец имя? О ком ты толкуешь?
     - О ведьме. Той, что на  картине.  Вообще-то  она  герцогиня,  но  по
природе своей  -  самая  настоящая  ведьма.  И  замашки  такие,  что  жуть
пробирает. Я понимаю, гражданин майор, двадцатый век на дворе и все такое,
но вот как на духу! - в первый же день она вышла из картины и чуть меня не
придушила...
     - Стоп! - Борейко прервал его взмахом  руки.  -  Я  же  говорил  Петр
Иванович, мы не пентюхи и в байки не верим. А ты все-таки решил сыграть  в
сумасшествие?
     - Да нет же, я...
     - Лев Антонович, - Николай из-за спины подозреваемого делал  странные
знаки. - Картина там в самом деле имеется. И вроде бы старинная.  Помните,
Петя-Пиво рассказывал про узбека?
     - Погоди-погоди!.. Кажется, припоминаю, - Борейко потер ладонью  лоб.
- Точно, Колянчик, точно! Молодец,  что  подсказал.  Дело  ведь  Казаренку
спихнули, а он  знать  не  знает,  как  с  ним  быть.  Ну-ка!..  -  рывком
поднявшись,  майор  проследовал  в   смежную   комнату.   Спальня.   Самая
обыкновенная, по-мужски не прибранная. Правда,  запах  духов...  Или  Петр
Иванович сам увлекается?.. У изголовья кровати он  заметил  троицу  черных
свечей. Самодельные что ли?.. Прикоснувшись к ним, брезгливо посмотрел  на
пальцы. Нет, следов не осталось.  Переведя  взгляд  на  стену,  улыбнулся.
Премия Кольчику положена. Именно об этой картине и разорялся узбек. Дама в
мехах из горностая на фоне извергающегося  вулкана.  Везувий  какой-нибудь
или Авачинская Сопка...
     Борейко приблизился к  картине  вплотную.  Ни  названия,  ни  фамилии
художника. Частная коллекция или опять-таки воровство?  Он  пригляделся  к
изображенной на переднем  плане  женщине.  А  если  этот  нытик  и  впрямь
свихнулся? Так сказать под тлетворным влиянием ренессанса. Или что  там  у
них было?.. Резал ведь какой-то недоумок  картину  с  Иваном  Грозным.  Он
склонил голову набок. А в общем ничего. И бабочка-то прорисована  славная,
фигурка - что надо, личико. Глазки вон даже поблескивают...
     Борейко  вздрогнул.  Появилось  неожиданное  желание  притронуться  к
полотну  губами.  И  даже  не  полотну,  а  к  обнаженным  ногам  чертовой
герцогини. Заморгав, он торопливо отошел  к  дверям,  почесав  в  затылке,
вернулся в гостиную.
     - Есть такое дело, Колюня. С Казаренка теперь пузырь причитается...
     - Гражданин майор! - подозреваемый не  сводил  с  него  округлившихся
глаз. - Поймите, это живая картина! То есть  даже  не  картина,  а  что-то
вроде прохода в потусторонний мир. Да вы сами, наверное почувствовали.
     - Глупости! - Борейко фыркнул. - Обыкновенная картина, писана маслом.
Какой-нибудь шестнадцатый или семнадцатый век.
     - Вы ошибаетесь, говорю вам! Она по желанию может оставаться  там,  а
может и выходить. В нашу, так сказать, реальность.  Если  бы  я  не  видел
собственными глазами...
     - Петр Иванович! - Борейко поморщился. - Ну, брось ты, ей  богу!  Для
психоаналитика твои сказки, возможно, и подошли бы, но только не для меня.
Напакостил - так не виляй хвостом. И учти, мои ребятки вытряхнут  из  тебя
любую дурь в два счета, - Борейко резко склонился над сидящим и  прорычал.
- Зачем ты их убивал?!
     - Я... Я... Клянусь! Я уже объяснял... Она вкладывает в мою руку нож,
и я бессилен помешать ей. У них это вроде ритуала жертвоприношения. Я даже
не понимаю что делаю. Вот, взгляните! В две недели я поседел. У меня  была
черная шевелюра! А эти женщины... То есть вообще все женщины -  вроде  как
получаются ее соперницы. Она и в прошлом от них избавлялась, за что  ее  и
спалили на костре...
     Борейко наотмашь хлестнул убийцу  по  щеке.  Голова  Петра  Ивановича
безжизненно мотнулась, из носа вытекла  жиденькая  струйка  крови.  Однако
повел себя задержанный более чем  странно.  Вцепившись  в  сиденье  стула,
заелозил ногами и завизжал.
     - Закройте дверь! Да закройте же!.. Или увезите меня отсюда!  Как  вы
не понимаете, она же сейчас войдет!
     - Эдак мы всех соседей перебудим, - пробормотал Савченко и  замолчал.
Увидев, как изменилось лицо помощника, Борейко стремительно обернулся.
     В дверях стояла женщина, и он сразу понял кто  она  такая.  Это  была
ЖЕНЩИНА ИЗ КАРТИНЫ!  Пышные  темные  волосы,  обнаженные  ноги  в  золотых
туфельках, волочащиеся по полу  меха.  Герцогиня  Курляндская.  Ожившая  и
ослепительно реальная, с огромными агатовыми глазами.
     - Чего-чего, а рукоприкладства от вас я не ожидала,  -  голос  у  нее
оказался низким, обволакивающим.  Он  гипнотизировал  сам  по  себе.  Ноги
Борейко приросли к полу. Савченко с Семичастным тоже не двигались.
     - Я же вам говорил... Говорил же я вам...
     - Что ж  ты,  Петя-Петушок  расхныкался?  -  герцогиня  поглядела  на
сидящего, и Борейко показалось, что глаза ее зажглись рубиновым светом.  -
Разве мы с тобой не друзья? Ты выручил меня, я выручу тебя.
     Судорожным движением майор помассировал горло. Невидимый  кляп  душил
его.
     - Вы что-то хотели сказать? - герцогиня участливо улыбнулась, и  язык
Борейко немедленно ожил.
     - Очень сожалею, сударыня, но этот человек преступник.  Мы  вынуждены
арестовать его по обвинению в убийстве.
     - Что вы говорите! Какая жалость!..
     - Это не повод для зубоскальства.
     - Ваша правда, - герцогиня обворожительно улыбнулась. - Но у  Петечки
есть серьезный мотив. Он действовал исключительно по моей просьбе. Петечка
- человек мягкий. И он любит меня. Вы собираетесь осудить его за любовь?
     - Что за ахинея! - Борейко закипал. - Этот Петечка  убил  пятерых,  и
любовь, знаете ли, здесь ни при чем.
     - Очень даже при чем, - живо возразила она. - Если  я  попрошу  ваших
помощников удалиться, разве  они  не  сделают  этого?  Наверняка  сделают,
потому что красота, как и любовь, всесильна, а они молоды и,  конечно  же,
не равнодушны к красоте.
     - Ни черта они не... - Борейко изумленно обернулся. - Николай! Павел!
А ну, назад!..
     Но оба его орла слепо шагали к дверям. На оклик начальника  они  даже
не оглянулись.
     -  Не  беспокойтесь  за  них.  К  мужчинам,  тем  более,  молодым,  я
благосклонна. Они отправятся домой, к семьям, и о сегодняшней ночи  больше
не вспомнят... О! Вот и наш Петя-Петюнчик!
     Борейко, как ужаленный, отскочил к стене. Петя-Петюнчик успел сходить
на кухню и теперь стоял перед ним, сжимая в  руке  нож.  При  этом  он  не
переставал хныкать. Кровь перепачкала ему подбородок и неровными  полосами
стекала по рубашке.
     - Вы же видите... Это не я. Я здесь никто...
     - Брось нож! - рявкнул Борейко.  Натренированным  движением  выхватил
пистолет,  сбросив  его  с  предохранителя.  -  А  вы,  дамочка,   сядьте,
пожалуйста, в уголок. Так будет лучше и для вас,  и  для  меня.  А  насчет
гипноза предупреждаю: малейший фокус, и открываю огонь.
     - Люблю кровожадных мужчин! - герцогиня причмокнула губами  и,  томно
опустившись в кресло, раскинула в стороны меха.  -  А  вы,  майор,  любите
красивых женщин?.. Только не надо краснеть. Скажите, как есть. И  на  ноги
мои можете смотреть. Или опасаетесь гипноза?
     - Прикройтесь, - сдавленно пробормотал Борейко.  -  На  меня  это  не
действует.
     - Ой ли? А что ж вы вдруг охрипли? От избытка служебного рвения?..  -
герцогиня усмехнулась. - И с каких это пор красивые женские ноги перестали
действовать на мужчин?.. Признайтесь,  майор,  природа  берет  свое,  и  я
нравлюсь вам, как вы нравитесь мне.
     - Я... Я арестую тебя!
     -  Ага!  Вот  мы  уже  и  на  "ты".  А  арест   -   слово   красивое,
многозначительное. Я бы не отказалась арестовать вас. Петюнчик, как вы уже
поняли, излишне мягок и каши с ним не сваришь. Его и не пугал никто, а  он
уже расклеился. С вами, возможно,  получится  иначе.  Небольшая  дрессура,
толика манер, и из нас выйдет отличная пара. Петечка, думаю, ревновать  не
будет.
     - Я хочу спать, - плаксиво прогундосил Петр Иванович.
     - Сегодня вы у меня оба отоспитесь, - грозно пообещал  Борейко.  -  В
каталажке.
     - Браво! Он еще и шутит, - герцогиня лениво похлопала в ладоши. -  Ну
же,  голубчик,  не  упрямьтесь.  Я  сделала  предложение,  ваше   дело   -
согласиться. Другого выхода все равно нет.
     Пистолет в руках майора мерно подрагивал. Металлический ствол  вторил
биению сердца. Борейко прилагал массу усилий, чтобы не смотреть в  сторону
обнаженной герцогини.
     - Сейчас вы оба встанете, - процедил он,  -  и  медленно  пройдете  к
выходу. Одно неверное движение, и я стреляю.
     - Кажется, начинаю понимать, что вам мешает,  -  герцогиня  нахмурила
тонкие брови. - Пока эта гадость у вас  в  руках,  вы  будете  нести  одну
околесицу за другой. Как это вы называете - ахинею за ахинеей.  Ничто  так
не опьяняет людей, как оружие. Петюнчик, забери у  него  эту  фузею.  Или,
может быть, маузер... Я так плохо разбираюсь в оружии.
     - Стоять на месте! - выкрикнул Борейко, но комната уже  разваливалась
на куски. Через проломы в стенах  океаническими  волнами  вливалась  тьма.
Огненные змеи, возникнув ниоткуда, закружились в пестром  хороводе.  Майор
выстрелил в потолок, но пистолет вырвало из рук, едва не покалечив пальцы.
Земля содрогнулась, и в тот же миг  из  дымных  туч  посыпались  пепельные
хлопья. Ошеломленный, он озирался и беспомощно стискивал кулаки.  Квартира
исчезла бесследно. Он стоял посреди черной  равнины,  и  прямо  перед  ним
громадой возвышался грохочущий холм. Лавовые реки текли справа и слева. От
них несло гарью и жаркой смертью. Невольно  Борейко  прикрыл  лицо.  Почва
вновь завибрировала под ногами,  майора  подбросило  вверх,  и  налетевший
ветер хищно подхватил его, закружил в пыльных объятиях...
     Не сразу он сообразил, что лежит  на  холодных  камнях  в  незнакомом
подвале. В шагах десяти от него на  диковинном  троне  сидела  все  та  же
женщина с картины. Похожий на свернувшегося калачиком пса, Петюнчик дремал
возле ее ног.  И  тут  же  подле  трона,  выстроенные  полукругом,  горели
гигантские черные свечи. Борейко обратил внимание на то,  что  горели  они
по-особенному: удивительно ровно, не мерцая, заливая  подвальный  полумрак
мертвящим голубым  светом.  В  подземелье  было  чрезвычайно  холодно,  и,
выдохнув клуб пара, майор машинально прикинул - градусов двадцать, а то  и
все тридцать. Это и называется из огня  да  в  полымя...  Он  заворочался,
пытаясь сесть. Каменный пол обжигал спину и ноги.
     - Надеюсь, вы  чуточку  поумнели,  -  голос  герцогини  заставил  его
поднять голову. Толкнувшись от далеких  стен,  эхо  с  издевкой  повторило
фразу.
     - Кто вы такая? - с дрожью произнес он.
     - По-моему, вам объяснили. Некогда я  имела  герцогство,  сейчас  же,
увы, все мои владения - в рамках изображенного на холсте вулкана. Я Ногра,
дочь  герцога  Закревского,  мага   и   колдуна   семнадцатого   столетия.
Сомневаюсь, что вы когда-либо слышали  эти  имена,  но  кругозор  нынешних
славян вообще крайне ограничен. Вы и раньше этим не блистали, а  теперь...
Забыта и  история,  и  вся  наша  чернокнижная  наука.  Бедняжку-философию
пытаются воссоздать заново из пепла, но храмы на крови  строятся  ох,  как
долгонько!
     - Но вы... Вы не могли выйти из картины! Это невозможно!
     - Сказал один большой мудрец другому... - Герцогиня вздохнула. -  Как
же с вами разговаривать? На каком таком языке?
     - Но это в самом деле возможно!
     - Верно. До поры-до времени я не могла выйти. Спасибо Пете-Петушку  -
выручил.
     - Вашего Петушка я все равно рано или поздно упрячу за решетку!
     - Будет упрямиться,  -  дочь  Закревского  нетерпеливо  постучала  по
подлокотнику. - Это уже не смешно. И потом  в  присутствии  такой  знатной
дамы вы могли бы вести себя поделикатнее, - величавым жестом она  поднесла
к лицу кисть с длинными, сверкающими черным лаком  ногтями  и  по  очереди
поцеловала каждый  палец.  -  Вы  представить  себе  не  можете,  до  чего
противоестественна жизнь меж четырех  сколоченных  рам.  И  вечный  грохот
вулкана за спиной...
     - Неправда! - вырвалось у Борейко.
     - Что  неправда?  -  герцогиня  ядовито  улыбнулась.  -  То,  что  вы
чувствуете сейчас, или то, что окружало вас раньше? А может, вы усомнились
в реальности извержения? Я могла бы сводить вас к самому кратеру.
     - Но если все это существует в действительности...
     - То?
     - Я привлеку вас к ответственности вместе с вашим Петюнчиком!
     - Ох, майор!  Мне  бы  вашу  взбалмошную  уверенность!  Ни  меня,  ни
Петюнчика вы не тронете.
     - Но он убийца!
     - Он мой спаситель. И не только мой. Не забывайте, на его счету  пять
спасенных душ. Убиенные, как известно, попадают в рай.
     - Я вас уничтожу!
     - Бедный вы, бедный... Хотите устроить прецедент? Ведь вам  никто  не
поверит. Процессы над ведьмами давно канули в лету. Вас попросту засадят в
сумасшедший дом.
     - Ты!.. Подлая ведьма!
     Герцогиня  в  раздумье  погрызла  ноготь  большого   пальца,   достав
зеркальце, придирчиво осмотрела себя.
     - Пожалуй,  придется  тебя  наказать,  майор.  "Ведьму"  я  могла  бы
простить, но "подлую"...
     Борейко сделал попытку подняться, но это оказалось отнюдь не  просто.
Он совсем окоченел. Холод сковал мышцы, заморозил суставы.  Презирая  себя
за слабость, он громко чихнул. Вздрогнув, Петюнчик приподнял голову, сонно
спросил.
     - Он еще жив?
     - Жив, Петенька, жив. Но кое-что я для него  придумала,  -  герцогиня
зловеще  улыбнулась.  -  Во  всяком  случае  он  поймет,  каково   терпеть
вынужденное одиночество. Я провела в  затворничестве  более  двухсот  лет.
Уверена, ему понадобится меньше. Гораздо меньше...
     Майор уже не слышал ее. Сидя на корточках, обняв  руками  колени,  он
медленно засыпал. Так засыпают в пургу, снедаемые холодом,  заплутавшие  и
обессилевшие. И он не видел,  как,  поднявшись,  герцогиня  зашептала  над
перевернутым  распятием  заклинания.  Подвал  задрожал  в  жарком  мареве,
заиндевевшие камни с обрывками ржавых цепей потекли, обращаясь в ничто.  С
усилием открыв глаза, Борейко без особого удивления обнаружил,  что  сидит
на ступенях родного подъезда. Он был настолько слаб, что даже не  нашел  в
себе сил порадоваться. Двор перед домом сверкал солнцем,  кирпичные  стены
источали  сухой  жар.  Пожалуй,  это  единственное,  что  он   готов   был
воспринимать разумом. Тепло... Оно возвращало к жизни!  Оттаивая,  Борейко
постепенно приходил в себя.

                                    7

     Длинные, скребущие душу звонки пиявками проникли в сознание. Айсберги
снов дрогнули, пошли трещинами, заваливаясь и рассыпаясь.  Какое-то  время
он еще пробовал бороться, но явь наступала гогочущей конницей, обкладывала
со всех сторон.
     Сначала Александр почувствовал, что в комнате чересчур  жарко,  потом
от души ругнул неумолкающий телефон. Запоздало пришла мысль, что  спал  он
на животе, и  левая  рука,  оказавшаяся  под  грудью,  наверняка  затекла,
превратившись  в  нечто  чужое,  невосприимчиво   инородное.   Со   стоном
перевернувшись на спину, Александр попытался онемевшей рукой дотянуться до
лица. Как и следовало ожидать,  ничего  из  этого  не  вышло.  Начиная  от
локтевого сгиба бедная конечность  совершенно  не  подчинялась.  А  чертов
телефон не умолкал ни на  минуту.  Шаркая  по  полу,  Александр  прошел  в
прихожую и поднял трубку.
     - Куда вы запропали?! Мои люди не знают, что и  думать.  Неужели  так
трудно было предупредить их? Или что-то все-таки произошло?
     - Не  все  сразу,  -  Александр  раздраженно  тряхнул  неповинующейся
кистью, с трудом пошевелил пальцами. - Кое-что действительно произошло.
     - Вы добрались до Чолхана?
     - Увы, мое путешествие прервало падение с седьмого этажа.
     - Вы шутите?
     - Послушайте! - Александр, морщась, взглянул на оживающую руку. Кровь
пульсировала в пальцах, миллионами иголочек покалывала кожу изнутри. -  Вы
же знали все наперед! И насчет фонтана, и насчет этажей, расположенных  не
там, где следует. Зачем изображать удивление?
     - Вы ошибаетесь, - выпады следователя ничуть не рассердили Лесника. -
Я знал немногим больше вашего. А следовательно не мог и предупредить.
     -  Но  разве  вам  не  хотелось,  чтобы  я   на   собственной   шкуре
удостоверился, насколько все серьезно?
     - Да, но предсказать, что именно произойдет, я был не в состоянии.  В
какой-то степени многое зависело от вас самих, а, вернее, от степени вашей
настойчивости.  Так  или  иначе,  важно  другое:  теперь  вы  созрели  для
настоящей беседы.
     - То, что созрел, это точно.
     - Вы можете подъехать минут через двадцать?
     - На  чем?  На  велосипеде?  И  потом,  я  только  что  проснулся,  а
единственный мой костюм, как я  уже  сказал,  побывал  вместе  со  мной  в
фонтане.
     - Если хотите, я вышлю за вами машину.
     - Хочу. И костюм пошикарнее.
     - Можем подобрать и костюм, если...
     - Нет, это я пошутил. Хватит одной машины.
     - Значит, договорились. Минут через сорок-сорок пять...
     - Секундочку! У меня тут возникла идейка, так что будет  лучше,  если
машина подъедет прямо на работу. Скажем, часика через два.
     - А пораньше нельзя?
     - По-моему, это в ваших интересах. Кое-что я успел бы проверить.
     - Хорошо... - Лесник шепнул что-то в  сторону.  Тем  же  шепотом  ему
ответили. - Александр Евгеньевич, вы меня слышите? Так вот, через два часа
машина будет у райотдела. Постарайтесь не опаздывать.
     Что-то пробурчав, следователь положил трубку. С  брезгливой  гримасой
погладил на груди непросохший пиджак. Неужели он так и спал во всем этом?
     - Горюшко-пловец!..
     С ехидством  разглядывая  себя  в  зеркале,  он  торопливо  разделся.
Облачившись в  сухое,  осторожно  вынул  из  внутреннего  кармана  пиджака
таинственный лист, отданный ему Лесником, понес на кухню гладить.
     Вот вам и улика!.. Александр старался орудовать утюгом по возможности
аккуратно. С такой же  аккуратностью  он  разглаживал  в  далеком  детстве
подтертые страницы дневника. Правда, сегодняшняя аккуратность скорее всего
представляла собой чистую формальность.  Александр  не  очень  верил,  что
ребята из лаборатории сумеют что-либо выудить на свет. Если лист и  хранил
следы преступления, то последняя ночь стерла их безвозвратно.
     Присев за стол, он выложил  проглаженный  лист  перед  собой,  руками
подпер голову. Значит, так оно все и было.  Сначала  человек  осмотрел  со
всех сторон конверт, а после, разрезав его ножницами  или  просто  оторвав
бумажную полоску, достал злополучный лист. Достал и развернул...
     Александр потер нос и нахмурился. Когда-то в конверты  подсыпали  яд.
Или же смазывали им денежные купюры. Это  старо,  это  понятно...  А  если
чего-то подобного этот человек  ждал?  И  потому  умер,  как  тот  древний
лекарь, которому вместо  яда  подали  чистую  воду...  Александр  обхватил
голову руками. О чем он, собственно, размышляет? Разве  прошедшие  события
не доказывают существование самых фантастических версий? Или здесь замешан
гипноз? Чертовски соблазнительная версия! Мало что объясняющая  и  тем  не
менее соблазнительная... Снова задребезжал телефон. Чертыхаясь,  Александр
схватил трубку.
     - Как дела, Сашок? Завяз в мафиозной рутине?
     - Дмитрий? Привет, - Александр поскреб  в  затылке.  -  Да  как  тебе
сказать... Скорее, не завяз, а влип.  Как  говорится,  по  уши,  по  самую
маковку.
     - Может, нужна помощь?
     - Пока обойдусь.
     - Ну и ладушки. А у  нас  новость:  Борейко  пропал.  Ищем  по  всему
городу. Ребята из оперативного клянутся, что не видели его  со  вчерашнего
дня.
     - Может, наш майор загулял? Чего вы так взгоношились?
     - Да, Сашок, видно, ты и в самом деле влип. Или еще не выспался?
     - Почему ты так решил?
     - Да потому что не мог он загулять! На эту ночь он самолично назначил
проведение операции, понимаешь? И пропал... Митрофанушка рвет и мечет.  Он
ведь успел наверх доложиться, а сейф у Борейко пуст.  Исчезли  практически
все материалы. И ребятам своим он ничего не сообщил.
     - Дома у него были?
     - Само собой. Нет там никого.
     - Странно...
     - Еще  как  странно!  В  общем  каша  заваривается  серьезная.  Ты-то
подъедешь?
     - Попозже.
     - Тогда бывай!
     Вернувшись к столу, Александр сунул лист  в  полиэтиленовый  пакет  и
спрятал в планшетку. В лабораторию он все-таки забежит.  Мало  ли  что.  И
перед  Лесником  легче  будет  отчет  держать,  и  перед  Митрофанушкой...
Подтянув брюки, он снова оглядел себя  в  зеркале.  Некоторые  люди  любят
прибегать  к  уловкам,  которые,  как  им  кажется,  украшают  их.  Кто-то
оборачивается в профиль, кто-то напрягает  бицепсы  и  расправляет  плечи,
очень  многие  ходят  тяжеловатой  развальцей,  расставив   руки   подобно
гиревикам из цирка. У Александра подобных поз не  существовало.  Черт  его
знает почему. Не привык и не научился. У Димки Губина они были, а  у  него
нет. Димка и одевался-то, как заправский денди, а Александру зеркало  было
необходимо только для того, чтобы лишний раз поиздеваться над собой. Утром
- показать язык, вечером - послать к черту или куда подальше. А  чего  еще
он, в сущности, заслуживал? Следователь-маргинал, недотепа, выброшенный из
седла в первом же серьезном бою.  Вот  и  сейчас  начинается:  "отчитаться
перед  Лесником,  отчитаться  перед  Митрофанушкой..."  Черта-с  два!   Он
мысленно вскипел. Разве обстоятельства не изменились? Еще как! И разве  не
сказано, что раба нужно выдавливать  из  себя  по  капле?..  Вот  и  будем
выдавливать! Порой и маргиналы способны взбунтоваться.  Особенно  если  их
сбрасывают  в  фонтаны  с  седьмых  этажей...  Александр  улыбнулся.  Дело
начинало по-настоящему затягивать. Этот  этап  он  любил,  пожалуй,  более
всего. Нет еще головной боли, но  есть  уже  азарт.  И  в  лабораторию  он
забежит  отнюдь  не  для  отчетности.  Гипноз   гипнозом,   а   экспертиза
экспертизой. И Митрофанушка с Лесником здесь абсолютно ни при чем!..
     Уже в прихожей он вспомнил  вдруг  о  завтраке.  Поразмыслив,  махнул
рукой. В самом деле! Если уж завертелась такая  карусель,  то  плевать  на
завтраки с обедами.

     В лаборатории у Иннокентия работали исключительно  эрудиты.  Об  этом
приходилось  вспоминать  всякий  раз,   попадая   в   царство   реторт   и
электролизных агрегатов. Здесь говорили о Фрейде и Шопенгауэре,  толковали
о преимуществах люизита перед ипритом, рассуждая о талантах Иисуса Навина,
не забывали и центурии Нострадамуса, а, цитируя фразы  из  Лопе  де  Веги,
поминали всю французскую гвардию максималистов. Интеллект живет языком,  и
в интеллектуальных  голосах  звучала  интеллектуальная  снисходительность,
провидческая усмешка не покидала лиц, а глаза поблескивали пониманием  или
чем-то весьма на него похожим. Всякого гостя встречали, как потенциального
оппонента, и поддевали от души, опрокидывая  шахматной  акробатикой  слов,
добивая  семизначными  числами,   оглушая   хохотом   гениальных   глоток.
Иннокентий,  начальник   криминалистической   лаборатории,   зубоскальство
поощрял, и именно по этой причине заглядывать к "эрудитам" решался  далеко
не каждый. Вот  почему,  протягивая  Кеше  злополучный  листок,  Александр
заранее морщился ожидая насмешливых замечаний. И последние незамедлительно
последовали.
     - Странная бумажка... Интересно знать,  где  она  побывала?  В  каком
таком удивительном месте? Ты действительно хочешь проверить ее?
     - Да, и желательно поскорее.
     - Результаты могут оказаться шокирующими, - предупредил Кеша.  Кто-то
из лаборантов прыснул.
     - Сегодня на шутки отвечаю выстрелами, - Александр ожесточенно  потер
переносицу. - Дело серьезное. Замешан Лесник и вся его команда.
     - Ого! - Кеша изобразил смешливое  удивление.  Подобными  сентенциями
его было не пронять. - Ты хочешь, чтобы мы осмыслили и осознали?
     - Вот именно! Всю полноту  ответственности  и  так  далее...  Это  не
просто листочек, а загадка  номер  один,  с  которой,  собственно,  все  и
началось.
     - Ясненько! - Кеша пинцетом  вытянул  лист  из  пакета.  -  Бьюсь  об
заклад, на нем что-то написано. Или было написано.
     - Молоком, - съехидничал девичий голосок.
     - Невидимыми чернилами!..
     Александр покосился на лаборантов. Силы,  конечно,  не  равные.  Если
навалятся разом, ему даже не перекричать их.
     - Один из помощников Лесника, -  внушительно  начал  он,  -  отбросил
копыта, подержав эту бумажку в руках. Ваша задача - сообразить  почему.  И
на  всякий  пожарный  довожу  до  сведения,  что  информация  секретная  и
разглашению не подлежит.
     - Будь спок, Александр  Евгеньевич!  Люди  здесь  сидят  вдумчивые  и
задачи свои знают.
     - Именно поэтому я и упомянул про секретность.
     - Обижаешь, гражданин начальник.
     - Не обижаю, а предупреждаю. Самым деликатным  образом,  -  Александр
шагнул к выходу.
     - И ты не попьешь с нами чайку, не поделишься подробностями?
     - Извини, Кеша, в другой раз и в другом настроении...

     В отделе ему снова поведали о Борейко. Сперва Петя-Пиво,  а  затем  и
всезнающий Казаренок. Майор исчез и исчез бесследно. Периодически  звонили
родственникам, запрашивали городской морг и травматологические  отделения.
Как намекнул Челентано,  начальство  вибрировало  и  тому  имелись  веские
основания. Исчезновение из сейфа документов, пропажа одного из сотрудников
накануне важнейшей операции могли выбить  из  колеи  и  человека  покрепче
Митрофанушки. Димка Губин, Паша Семичастный и  Коля  Савченко  рыскали  по
городу, проверяя все возможные адреса. Митрофанушка  всерьез  подумывал  о
том, чтобы объявить всесоюзный розыск. Сотрудники считали  это  лишним,  а
кое-кто даже полагал, что через день-два майор сам вернется, притащив кипу
криминальных новостей или же связанного по рукам и ногам насильника.
     В разгар беседы Александр услышал под окнами  шум  мотора.  Подъехала
машина Лесника.
     На этот раз Маципура приветствовал его, как  старого  знакомого,  Цой
сдержанно кивнул. А через десять минут они уже въезжали в знакомую  аллею.
Побарабанив пальцами по колену, Маципура загадочно обронил.
     - Сегодня вы познакомитесь с новыми людьми.
     - Весьма рад, - пробормотал Александр.
     Крякнув, Маципура дождался, когда  автомобиль  остановится  и  открыл
дверцу.
     "Новых" людей оказалось двое. В углу комнаты, закинув ногу  на  ногу,
сидел Мамонт, первый зам Лесника, фигура не менее известная и по  колориту
безусловно превосходящая  шефа.  Впрочем,  все  условно.  Серый,  изящного
покроя костюм, галстук с алмазной булавкой  и  зеркальные  очки  наверняка
сразили бы Димку Губина, но  Александр  остался  равнодушен.  Более  того,
изучив  внешность  респектабельного  зама,  он   решил,   что   простовато
одевающийся Лесник ему куда как симпатичнее. Лицо и  поза  человека  номер
два дышали опасной самоуверенностью. Такие не  любят  выслушивать,  слагая
мнение в считанные секунды, и переубедить  их  -  целая  проблема.  Второй
новостью дня явилась подружка Лесника, та самая Регина, о которой  поминал
Маципура. Александр заметил, что  последний,  войдя  в  комнату,  избегает
взглядов в  ее  сторону.  Легкий  румянец  играл  на  щеках  здоровяка,  и
неожиданно  для  себя  Александр   ощутил,   что   его   тоже   охватывает
подозрительное волнение.  Регину  нельзя  было  назвать  красавицей  -  по
крайней мере в общепринятом смысле слова, но то, как она себя  держала,  с
каким выражением глядела на собравшихся, поневоле привлекало к  этой  даме
внимание.   Арсенал   женщин   воистину   безграничен.   Регина    владела
электричеством, которое завораживало. В ней угадывалась  внутренняя  сила,
способная очаровывать и подавлять. Высокая, лишь на пару сантиметров  ниже
самого Александра,  она  обладала  юношеской  фигурой.  Решительная  линия
подбородка, чуть вздернутый нос, короткая стрижка и брови,  которые  могли
бы украсить любое лицо.  "Атаманша",  -  мысленно  повторил  он,  вспомнив
определение друга чекиста. Теперь по крайней мере понятно что это такое...
На мгновение они встретились глазами, и, сморгнув,  Александр  в  точности
последовал примеру Маципуры, уставившись в стену с лиловыми обоями.
     - Кажется, все в сборе. Это и  есть  тот  следователь,  о  котором  я
говорил, - не поднимаясь из-за стола, Лесник кивнул  в  сторону  Регины  с
Мамонтом. -  Знакомьтесь,  мои  ближайшие  сподвижники:  Регина  и  ммм...
некоторым образом Анатолий Валерьевич.
     Александр кивнул. Типа,  замершего  слева  от  Мамонта,  он  не  стал
принимать в расчет. Коли его не  представили,  стало  быть,  так  и  надо.
Шестерка. Максимум - телохранитель.
     - А теперь коротко о том, что с вами произошло.
     Лесник обращался к гостю, но прежде чем заговорить, Александр еще раз
осмотрел комнату. Взгляд его задержался на схеме, развернутой на столе.  В
ней без труда угадывался план гостиничного здания.  В  ряде  точек  стояли
жирные кресты, пунктиром  были  помечены  лестничные  марши.  Здесь  же  в
вазочке покоилась  все  та  же  усохшая  растительность.  Не  укрылось  от
внимания следователя и то, что Леснику явно нездоровится. В мощной пятерне
мафиози мял аэрозольную упаковку, и было видно, что он уже попривык к ней.
     - В сущности ничего особенного не  произошло.  Я  попытался  отыскать
Чолхана,  мне  этого  не  позволили.  Вернее,  я  наткнулся  на  какого-то
Приакарта, после чего некий Громбальд довольно эффектно выставил меня вон.
Однако,  того,  что  я  видел,  достаточно,  чтобы  понять  причину  ваших
волнений. Люди,  которые  обосновались  в  гостинице,  не  просто  рядовые
гипнотизеры. Я мало что  понимаю  в  подобных  вещах,  но  случившееся  не
очень-то похоже на галлюцинацию. По крайней мере  одежда  на  мне  вымокла
вполне реально, да и все прочие ощущения...
     - Чушь! - Мамонт обернулся к Леснику. -  Сначала  сказки  плели  твои
недоумки, а теперь этот ментяра. Кого еще ты собираешься пригласить?..
     - Тебе придется его выслушать! - голос Лесника  прозвучал  жестко.  -
Тем более, что из всех  присутствующих  ты  один  не  сталкивался  с  НИМИ
воочию.
     - И очень жаль! Случись нам встретиться, не было бы и этого  маразма.
Что скажут твои друзья, Лесник? А? - Мамонт желчно усмехнулся. -  Подумать
только! Ты обратился за помощью в органы!..
     Судя  по  всему,  чувствовал  себя  Мамонт  уверенно.  Возможно,   он
примерялся к  мантии  обличителя,  но  так  или  иначе  разговор  проходил
практически на равных. И это Александру очень не понравилось.
     - Я давно тебе предлагал: соберем ребятишек покрепче и  наведаемся  к
твоему чудо-администратору. Можно вкручивать мозги корейцу  или  Маципуре,
но только не десятку вооруженных молодцов. Убери из комнаты лягавого, и мы
решим дельце в пять минут.
     - Трепло! - Регина даже не  взглянула  на  того,  к  кому  обращалось
данное замечание.
     - Что она сказала? - Мамонт привстал. Длинная его рука  потянулась  к
девушке. - Лесник! Пусть твоя подруга придержит язык! Или я сумею укротить
ее сам!..
     Насколько быстро происходит укрощение он показать не успел. Не успел,
потому что его опередили. Шагнув к нему, Регина наотмашь  ударила  Мамонта
по лицу.
     - Ша! - Лесник громыхнул кулаком по столу. - Я не собираюсь разнимать
вас. Регина, присядь!
     - Она мне за это ответит, - прошипел первый зам. Левая  щека  у  него
стремительно разгоралась. - Таких вещей я не забываю...
     - Все на свете забывается, дорогой мой. И  оплеухи  в  том  числе,  -
Александр улыбнулся Регине. - Во всяком случае во вкусе вам не откажешь. Я
хочу сказать, что объект для пощечин вы избрали удачный.  Я  бы  и  сам  с
удовольствием ему врезал, но чертово воспитание... Вы не  поверите,  но  у
меня было две гувернантки! Самых настоящих. Я и сейчас  помню  кое-что  на
французском, могу стишок прочитать...
     - Что вы несете?
     Он  разглядел,  как  смешливо  расширились  ее  зрачки.  Пульсирующие
капельки туши. И только сейчас заметил,  что  на  девушке  совершенно  нет
украшений. Ни колец, ни брошек, ничего. Возможно,  в  этом  заключался  ее
стиль, и он с горечью вынужден был признать, что во вкусе нельзя  отказать
и Леснику... Девушка настолько заняла его  мысли,  что  фразу  Мамонта  он
расслышал лишь частично.
     - Что вы сказали? - он вежливо обернулся.
     - Ты мой, - отчетливо повторил Мамонт. - Мой!.. Понял, лягаш?
     Александр покосился на типа возле стены.
     - Временами я становлюсь рассеянным, это  точно.  Но  ты  ошибаешься,
думая, что ругань до меня не доходит. Ты знаешь, что бывает за оскорбление
лиц при исполнении?
     - Ну же, напугай, - Мамонт  осклабился.  -  В  жизни  не  садился  на
пятнадцать суток.
     - А кто здесь говорит о пятнадцати сутках? - Александр резко выбросил
правую руку, ударив Мамонта  по  кадыку.  Телохранитель  тотчас  отлип  от
стены, но следователь уже ждал его. Нырнув под встречный удар, он с  силой
боднул противника в грудь. Бедолага с хрипом  отлетел  к  столу.  Впрочем,
хрипел не он один. Те же самые звуки издавал Мамонт. Александр потер  лоб.
Голова гудела словно  после  приема  пенальти.  -  Прошу  прощения,  -  он
посмотрел на Лесника. - Думаю, инцидент исчерпан?
     - Тебе это только кажется, лягаш, - сипло выдохнул Мамонт.
     Александр присел возле него на корточки.
     - Какой же ты ненасытный, дружок. Или ты из этих... из мазохистов?
     - Все, хватит! - Лесник со  скрипом  выдвинул  ящик  стола  и  достал
пистолет. - Это газовый. Но для усмирения хватит. Кто-то хочет испытать на
себе?
     - Только не я, - Александр миролюбиво поднял руки. - В конце концов я
работаю на вас, разве не так?
     - А я ухожу, - Мамонт неуклюже  поднялся,  кое-как  оправил  на  себе
костюм. - По крайней мере свое мнение я изложил. Что бы вы там  не  решили
насчет гостиницы, мне на это чихать. Как говорят чокнутые:  каждый  строит
свой дурдом.
     - Ты совершаешь ошибку, Мамонт!
     Не  отвечая,  человек  номер  два  кивнул  своему   телохранителю   и
решительно направился к выходу. Маципура загородил было ему дорогу, но тут
же  смущенно  отступил.  Некоторое  время  оставшиеся   прислушивались   к
удаляющимся шагам.
     - А может, так оно и лучше?
     Это предположила Регина. Вынув изящного вида портсигар, она покрутила
его в пальцах и со вздохом спрятала обратно в сумочку. Видимо, вспомнила о
легких Лесника.
     - Во всяком случае теперь мы можем спокойно поговорить.
     - Минутку! - Александр приблизился  к  двери,  отворив  ее,  выглянул
наружу. - Да, они в самом деле ушли...
     - А вы ждали, что они притаятся у порога и станут подслушивать?
     - Как знать. От этого щеголя можно ожидать чего угодно.
     - Бросьте! Что за нелепость!
     Александр пожал плечами.
     - Думайте что хотите, но все могло кончиться и хуже.
     - Вполне возможно.
     - Этот ваш слон с остатками рыжей шерсти - настоящий псих. Придурок и
псих. Я это понял еще с порога.
     - Тогда зачем затеяли драку? - Регина фыркнула.
     - Вы что-то путаете, сударыня. Затеяли драку вы, я лишь  вмешался  на
одном из критических этапов.
     - Но вмешались достаточно агрессивно.
     - С психами только так и надо. Не дать  им  успеть  завестись.  Кроме
того, я боялся, что свара перерастет в перестрелку. Не сомневаюсь, что под
мышкой у Мамонта тоже имелась какая-нибудь игрушка. И может быть, даже  не
газовая.
     - В сообразительности вам не откажешь, - пробормотал Лесник.
     - А как же...
     - Может  быть,  мы  все-таки  вернемся  к  тому,  с  чего  начали?  -
предложила Регина.
     Лесник с улыбкой покосился в ее сторону.
     - Не возражаю.

     - Так или иначе, но все мы теперь причастны к событиям,  происходящим
в гостинице, - Лесник только что вдохнул  порцию  аэрозоли,  и  голос  его
звучал тверже. - Задача наша - не из простых.  Мы  должны  определиться  с
позицией. Это во-первых...
     - И  во-вторых,  и  в-третьих,  -  оборвала  его  Регина.  -  Позиция
определяет все, и если мы согласимся, что обстоятельства сильнее  нас,  то
дело автоматически  прекращается.  Я,  например,  голосую  за  это.  Нужно
отозвать от гостиницы наблюдателей и попытаться успокоить Мамонта.
     - Словом, ты предлагаешь отступиться.
     - Да. Я считаю это разумным. Кто бы ОНИ ни были,  они  сотрут  нас  в
порошок.
     - Женская интуиция? - Александр хмыкнул.
     - Это уж как хотите!
     - Но кто они, черт подери?! Мы ведь ничего о них не знаем!
     - А нас это и не касается. Во всяком случае так полагают ОНИ.  И  тут
уж ничего не попишешь, - Регина говорила ровно и уверенно. Глядя  на  нее,
Александр ощутил внезапный укол ревности.
     - Если у вас на виду будет гореть дом, вы предложите то же  самое?  -
поинтересовался он.
     - В данном случае дом не горит, и я...
     - Вы не можете знать, горит он или не горит! В конце концов  это  наш
город, и в городе этом начинает твориться черт-те что! Вы же со  спокойной
совестью советуете закрыть глаза.
     - Извините, я забыла о вашей  профессии,  -  с  сарказмом  произнесла
Регина. - Вы ведь связаны по рукам и ногам служебным долгом!
     - Вам не нравится слово "долг"?
     - Я его не выношу. Словесная ширма, прикрывающая насилие.
     - Вы ошибаетесь. Нередко за этим словечком таятся куда  более  ценные
вещи.
     - Свобода подчинять и ничего больше!
     - Только не устраивайте здесь дискуссий, - ворчливо заметил Лесник.
     - По-моему, мы  коснулись  сути  вопроса,  -  Александр  взглянул  на
девушку. - Разве не скверно сознавать, что поблизости кто-то страдает?
     -  Поблизости  всегда  кто-нибудь  страдает,  -  Регина  хладнокровно
скрестила на груди руки. - Или вы собираетесь  помочь  всем  несчастным  в
мире?
     - В меру сил!..
     - Вот именно - в меру дарованных вам природой сил! А много ли их  вам
даровано? Это во-первых, а во-вторых, о чьих страданиях вы говорите?  Если
имеются в виду наши жертвы, то будем честны: мы сами влезли в то, что  нас
не касалось.
     - Хорошо, коли так. А если все-таки касалось?
     - Каким образом?
     - А  вы  предположите  самое  сумасшедшее  -  западные  разведслужбы,
инопланетян, спятивших телепатов - да мало ли что! Разве в самом  незнании
не кроется гипотетическая опасность?
     - В таком случае бояться следует  всего!  Так  как,  в  сущности,  мы
НИЧЕГО не  знаем!  И  потом,  мы  рискуем  раздразнить  нашего  неведомого
противника.
     - Мы уже его раздразнили. И останавливаться на полпути глупо!
     - Я же сказал: хватит дискуссий! - брови Лесника изогнулись сердитыми
дугами. - Тем более, что вам друг друга не переспорить.
     - Но вы же слышали ее установку! Либо да, либо - нет. Или вы  с  этим
согласны?
     - Черта лысого он согласен! -  Регина  все-таки  достала  сигарету  и
зажгла спичку. - Просто пренебрежет моим мнением, вот и все.
     - Правильно, - Лесник кивнул. - А иначе  мы  не  сдвинемся  с  места.
Регина никак не желает понять, что в выигрыше всегда атакующий.
     - Даже когда этот твой атакующий с хворостиной идет на медведя?
     - Я вовсе не уверен, что перед нами медведь, - Лесник прищурился. - И
кроме того, я не уверен, что нас оставят в покое, если мы отступимся.
     - Логично, - Александр кивнул. - Если силы эти  дурные,  то  так  или
иначе от нас постараются избавиться.
     - А если нет? Если мы встали у них на пути в то  время,  как  никаких
катастроф не предвиделось?
     - Сомневаюсь, что это так, - буркнул Лесник.
     - Согласен. Они должны были действовать более корректно.
     - Но мы же не имеем о  них  ни  малейшего  представления!  Как  можно
судить о том, что корректно, а что нет? - Регина обернулась к Маципуре.  -
А ты что молчишь? Или поддерживаешь этих двоих?
     Здоровяк покачнулся, словно выдержал крепкий  удар.  В  растерянности
покосился на хозяина и развел руками.
     - Как скажете, так и будет.
     - Отстань от него, - Лесник с нездоровым сипом втянул в себя  воздух.
- Я не отступлюсь от этого дела. С хворостиной  или  без,  но  я  заставлю
твоего  медведя  пожалеть  о  причиненных   мне   неудобствах.   Александр
Евгеньевич прав: это прежде всего НАШ город!
     - Как мило, какое чудное содружество...  -  Регина  выпустила  густое
облако дыма.
     - Я же просил тебя!..
     - Ладно, сам виноват, - она отшвырнула сигарету.  -  Поступайте,  как
знаете.
     Александр  поднял  окурок,  потушив  о  подошву,  бросил  в  мусорную
корзину. Он сидел в кресле,  в  котором  недавно  располагался  Мамонт,  и
чувствовал себе более или менее уютно.
     - Хотел бы кое-что добавить, - он строго взглянул на Регину. - В этом
деле помимо всего прочего у меня есть и свой корыстный интерес.  Не  далее
как вчера мне выкручивали руки, а затем самым паскудным образом чуть  было
не утопили в фонтане. Наверное, это выглядит по-мальчишески, но я желал бы
поквитаться.
     - Надеюсь, вам это удастся.
     Он решил было, что она шутит,  но  ошибся.  Лицо  девушки  оставалось
серьезным.

     Они сидели вокруг стола, рассматривая схему. Колесо времени замедлило
бег, Александр явственно слышал, как в  соседней  комнате  тикают  часы  -
мрачно, лениво, словно всерьез раздумывая, не остановиться ли насовсем.
     - Вряд ли  мы  что-нибудь  тут  увидим,  -  пробормотал  Маципура.  -
Все-таки мы не специалисты.
     - Может быть, стоит пригласить кого-нибудь со стороны?
     - Не надо, - Лесник поднес к носу баллон с аэрозолем. - Так или иначе
история загадочна сама по  себе.  Архитектор  взялся  повторить  старинную
кладку,  обнаруженную  где-то  на  Алтае.  Не  знаю  уж,   чем   она   ему
приглянулась, но пробивал он идею весьма  упорно.  Нашлись  и  противники.
Прежде  чем  претворить  эту  громаду  в  жизнь,  старикашка  перенес  два
инфаркта. После третьего он скончался, и в память о нем проект  наконец-то
утвердили. А в следующую пятилетку  три  таких  здания  украсили  просторы
нашей родины.
     - Не совсем улавливаю, какая связь...
     - Слушайте дальше. Я уже сообщил, было  построено  только  три  таких
здания. В настоящее время уцелело одно.
     - То есть?
     - То есть, снова начинается полоса загадок.  Первое  здание  рухнуло,
как считается от  подземных  толчков.  Это,  заметьте,  на  Урале,  где  о
землетрясениях слыхом не слыхивали. Во  второе  врезался  терпящий  аварию
истребитель...  Да,  да!  Именно  так!..  Третье  же  построено  здесь,  в
Уткинске, но и с ним творится что-то неладное. Я имею в виду то, с чем  мы
столкнулись.
     - Секундочку! Чем вас не устроила версия о землетрясении? Мало ли что
Урал. И на старуху бывает проруха.
     - Нет, не бывает! И кстати, эта  самая  версия  не  устроила  многих.
Прежде всего по той простой причине, что целиком высосана из пальца.
     - Почему вы так решили?
     - Да потому, что никакого землетрясения не было и быть не  могло!  Но
когда рушится махина в шестнадцать этажей, что-то необходимо представить в
качестве  объяснения.  В  данном  случае  решили  погрешить   на   дефекты
строительства,  возможно,  кого-нибудь  даже   посадили,   но   официально
прикрылись тем, чего не было.
     - Понимаю, к чему вы клоните...
     - Верно, к тому самому. Наша гостиница - последняя из роковой троицы,
и снова начинаются аномалии.  Я  не  знаю,  связано  ли  это  каким-нибудь
образом с  особенностями  конструкции,  но  подобно  тем,  кто  занимается
статистикой, я попытался суммировать факты, не объясняя их.
     - Другими словами,  странное  может  случиться  раз  или  два,  Но  в
дальнейшем это наводит уже на некоторые размышления, так?
     -  Что-то  в  этом  роде,  -  Лесник  кивнул.  -  Вероятно,  аномалии
сосредоточиваются там, где для этого есть предпосылки.  Не  забывайте  про
кладку на Алтае. Черт его знает, что там было прежде.
     - Таким образом мы приходим к знаменательному выводу:  ГОСТИНИЦА!  От
этого и надо плясать.
     - Во всяком случае это единственная  нить,  за  которую  мне  удалось
ухватиться.
     - Вот именно! Единственная, - Регина откинулась на спинку  кресла.  -
Тебе кажется, что ты нашарил ахиллесову пяту, но ты можешь и ошибаться.
     - В ее словах есть  резон,  -  Александр  сожалеюще  качнул  головой.
Землетрясение с истребителями, история проекта - все это  и  впрямь  более
чем странно.  А  с  другой  стороны  отвратительные  застройки  у  нас  не
редкость. Как сказал де Кюстин еще полтора века  назад:  Россия  -  страна
фасадов. Здесь все из глины и рушится само собой. Вот  если  то  же  самое
случилось бы где-то в Германии или в Англии...
     - Значит, вы по-прежнему сомневаетесь? - болезненным движением Лесник
потянулся к горлу. - Честно  говоря,  после  вчерашних  событий  я  ожидал
встретить большее понимание.
     - Да нет, дело в другом. Ваша  версия  говорит  в  пользу  загадочных
аномалий, и только. Здесь же несколько иное. Уверен, что мы столкнулись  с
разумом увертливым и коварным. А это, согласитесь,  несколько  отлично  от
того, что вы нам обрисовали. И даже на  эту  вашу  схему  я  смотрю  иными
глазами. Шестнадцать этажей по пятьдесят с лишним  номеров...  В  итоге  -
восемьсот потенциальных гостей. Сумма  более  чем  приличная,  и  было  бы
неплохо познакомиться с нашими постояльцами поближе.
     - Но вы, кажется, уже познакомились?
     - Я говорю об  элементарной  проверке:  документы,  данные  по  месту
работы и так далее. И не только постояльцев, но и служащих!
     - Вы что, всерьез полагаете,  что  к  делу  причастны  все  обитатели
гостиницы? Но это же абсурд!
     - Не знаю. Откровенно говоря, не хочу, чтобы это  оказалось  так.  Но
тот человек из вестибюля упомянул про какой-то съезд. Съезд мелиораторов -
так кажется. А съезд подразумевает определенное множество. Словом, надо бы
навести справки о статусе съезда, его президиуме и основных темах.
     - Не мешает разузнать и о всех последних перемещениях  в  гостиничном
штате, - предложил Маципура.
     -  Согласен.  Это  тоже  может  помочь.  Если  что-то   в   гостинице
затевается, то безусловно с ведома администрации.
     - На некоторые из ваших вопросов я мог бы ответить  прямо  сейчас,  -
Лесник неспешно поднялся из-за стола. - Всю гостиничную  документацию  мне
прислали еще вчера. Кое-что я успел просмотреть.
     - И что-то обнаружилось интересное?
     - Более чем, - Лесник хмыкнул и приблизился к двери.  -  Документы  в
соседней комнате. Прошу обождать.
     - Боитесь, что подгляжу код?
     - Боюсь. - Лесник вышел из кабинета.
     Оставшиеся  за  столом  прислушались  к  лязгу   отпираемого   сейфа.
Зазвенели ключи, что-то зашуршало, будто на пол уронили  стопку  бумаг.  А
потом Александр озадаченно уставился на Маципуру. Ему показалось,  что  из
комнаты донесся сдавленный хрип. Регина привстала с места.
     - Сережа! - неуверенно позвала она. - У тебя все в порядке?
     Задушенный стон  повторился.  Опрокидывая  стулья,  они  бросились  к
дверям. Александр вбежал в комнату следом за  Маципурой  и  замер,  словно
налетел на  невидимую  стену.  Возле  распахнутого  сейфа  с  багровым  от
напряжения лицом корчился Лесник. Тело  мафиози  конвульсивно  изгибалось,
кулаки били  в  пустоту  по  незримому.  Впрочем...  Кое-что  они  все  же
разглядели. Огромная серая тень  склонилась  над  упавшим,  полупрозрачные
массивные руки смыкались на горле  жертвы.  Мгновение,  и  голова  Лесника
неестественно дернулась. Мышцы хрустального призрака чудовищно вспучились,
а секундой позже начальник охраны  поднял  пистолет.  Регина  пронзительно
вскрикнула. Полупрозрачная тень оборачивалась к  ним.  Лицо  ее  оказалось
таким же расплывчатым, как и тело, глаза походили на рваные отверстия.
     - Господи! - Маципура со стоном нажал спуск.  Гром  выстрелов  слился
воедино. Фигура убийцы стремительно метнулась к стене, а оттуда,  взмахнув
руками, словно крыльями, бросилась на Маципуру. Александру почудилось, что
в комнате стало темнее. Серое, похожее на привидение существо было  вполне
материальным. Пистолет вылетел из пальцев телохранителя, массивная  ладонь
описала чудовищный полукруг, коснувшись лица Маципуры. Из рассеченной щеки
брызнула кровь.
     - Сучий потрох! - телохранитель уцепился за ударившую  его  кисть,  и
Александр с ужасом  увидел,  как  тело  Маципуры  задергалось  над  полом.
Пытаясь  освободиться,  полупрозрачный   великан   тряс   здоровяка,   как
погремушку. Согнувшись, Александр в тигрином прыжке ринулся вперед. Он  бы
не удивился, если бы пронзил призрака насквозь,  но  на  этот  раз  голова
столкнулась с препятствием действительно несокрушимым. С таким же  успехом
можно было бы биться лбом о стену. Из глаз посыпались искры, шею свело  от
боли. Позади снова послышались  выстрелы.  Серое  чудовище  отшатнулось  и
разом уменьшилось вполовину. Еще  пара  шагов,  и  оно  уже  не  превышало
размеров человеческого  кулака.  Александр  слепо  потянулся  к  нему,  но
подобно мокрому лягушонку существо выскользнуло из пальцев и пропало.
     - Босс!..  -  Понурив  голову,  Маципура  стоял  над  телом  Лесника.
Клетчатым платком он зажимал кровоточащую щеку. - Этот дьявол свернул  ему
шею.
     Регина судорожно всхлипнула.
     Только сейчас до Александра дошло, что в  комнате  дымно,  а  сам  он
стоит на коленях.
     - Документы! Где они?..
     - Я уже посмотрел. Кругом одна зола -  и  в  сейфе  и  на  полу.  Это
чудовище успело все сжечь. Прямо у нас на глазах.
     Тонкая рука Регины коснулась лба Александра, и он невольно вздрогнул.
     -  Вам  необходим  компресс,  -  голос  девушки  звучал  безжизненно.
Александр взглянул на нее, ожидая увидеть слезы,  но  ошибся.  Регина  уже
справилась с собой и на тело Лесника смотрела суровым потемневшим  взором.
Вид ее говорил о том, что ни слез, ни истерики не ожидается.
     - Ничего, переживу... - чувствуя боль в темени, Александр поднялся на
ноги.
     - Но теперь-то вы согласитесь со мной? Бороться с НИМИ - безумие.
     - Давайте лучше помолчим, - Александр нахмурился.  Снаружи  о  стекло
скреблась тополиная ветка. Шумливый шелест листвы  вторил  дыханию  ветра.
Солнце мерцало сквозь кроны, облака птичьей стаей тянулись к югу.  Мир  не
заметил того, что только что произошло. И ни на йоту не изменился.

                                    8

     ...Из дневника майора милиции Борейко Льва Антоновича.

     День 6-й.
     Не знаю, нужно ли, нет, но,  вероятно,  нужно.  Если  уж  начал...  Я
говорю об этом дневнике.
     Вот уже шесть дней, как я здесь. Никогда бы  не  подумал,  что  шесть
дней - это так много. Особенно в моем случае. Потому что место, в  которое
я угодил, не имеет названия. Здесь всегда светло и нет ни утра, ни вечера.
Солнце торчит на одном и том же месте, и город  абсолютно  пустынен.  Даже
нейтронное оружие оставило бы после себе  больше  жизни,  нежели  осталось
после чертовой колдуньи. Я беспрестанно завожу часы. Свои и чужие.  Создаю
иллюзию жизни, имитирую время. Смешно... Но ведь прошло только шесть дней!
А я уже волком готов выть. Сколь мало, оказывается, надо, чтобы  дойти  до
точки. Страшная эта вещь -  одиночество.  То  есть,  наверное,  мы  и  там
одиноки, но здесь  одиночество  носит  характер  особенный.  Ни  птиц,  ни
зверей, ни единого зеленого листочка. Голая земля, посреди  которой  стоит
мой город. Да что птицы! Здесь нет даже насекомых! Все живое  присутствует
в одном-единственном числе. Я - последний обитатель этих мест...
     Как такое могло случиться? Каким образом?.. Мысли путаются, и  ничего
не могу  придумать.  Петя-Петюнчик,  превращенный  в  маньяка,  всемогущая
герцогиня, сошедшая с картины - бред!.. Или правда все то, о чем писано  в
сказках? Про леших, домовых, упырей?.. Кажется, она упоминала о  заточении
в двести лет. Молю бога, чтобы эта стерва передумала. Мне хватило  и  этих
шести дней. В сущности герцогиня знала, что делала. То есть, если в начале
я опасался, что они явятся за мной, то теперь мне уже  все  равно.  Недели
через три может получиться и так, что я сам буду искать встречи с ними.
     Проклятая курва! Кто она, черт возьми, такая? И что это за  место,  в
которое меня упекли? То есть,  на  первый  взгляд  это  действительно  мой
город. Мой... И одновременно не мой. Кое о чем я уже  поведал:  здесь  нет
ничего живого. Абсолютно ничего! А время остановлено. Какая-то  чудовищная
дыра проглотила кусок моего мира. Дома, улицы, железнодорожные составы  на
путях - все обездвижено. Лишь пару дней назад видел проплывающую  по  реке
баржу. Она скрежетала днищем о дно, виляла от берега к  берегу.  Взобрался
на борт  -  и  тоже  никого.  Пытался  осматриваться  с  крыш,  чувствовал
внутренний трепет. Неужели заморожена вся страна? Или вся планета?..  Чушь
какая-то! Не может такого быть!..
     Очень плохо сплю. Слишком уж тихо кругом. Не спасает и тиканье часов.
Все чаще начинаю размышлять вслух. Хорошо, что пришла идея дневника.  Пишу
- и вроде бы легче. Все равно как разговариваю с кем-то, пусть даже  самим
собой.

     День 7-й.
     Об умерших говорят:  безвременно  ушедший.  Обо  мне  можно  было  бы
сказать: в безвременье ушедший. Забавно...
     Решил, что стоит описывать свои  злоключения  подробнее.  Пока  пишу,
возможно, в чем-нибудь разберусь. Хотя сознаюсь честно, веселого тут мало.
Брожу по городу, разъезжаю на чужих  машинах,  вытворяю  то,  за  что  еще
неделю  назад  привлек  бы  любого  к  ответственности.  Словом,  скука...
Сегодня, к примеру, катался с утра на трамвае.  Долго  пытался  сообразить
почему  не  пропало  до  сих  пор  электричество.  Если  нет  жизни,   нет
обслуживающего персонала, то откуда взяться  электроэнергии?  Или  все  до
поры до времени? Текут же реки, дуют откуда-то ветра - значит,  и  турбины
вращаются. Или чего-то я не понимаю?..
     Как-то так получается, что постепенно вооружаюсь.  Начал  с  сейфа  в
родном отделении, и теперь в  моем  распоряжении  четырнадцать  пистолетов
системы "Макарова" и тысячи две патронов. А сегодня наведался в  охотничий
магазин и часа два провозился над внешней решеткой. На голосящую сирену не
обращал  внимания.  В  результате  обзавелся   двуствольной   бескурковкой
двенадцатого калибра и двумя  коробками  капсюлей  "Жевело".  Теперь  буду
гадать, что с ними делать. Вся моя возня оказалась напрасной, - в магазине
огромные стальные шкафы, к которым не подступиться. Порох, патроны -  все,
по-видимому,  там.  Да  и  на  кой  ляд  мне  охотничьи  дробовики,   если
разобраться?

     День 8-й.
     Сегодня покуражился вволю. Как  перепивший  гусар.  В  таких  случаях
говорят - слетел с резьбы. Разбил витрину винного, употребил пару  бутылок
каких-то "чернил". После этого и  началось  веселье.  Ходил  по  улицам  с
мегафоном, кричал всякую блажь, по пути расстреливал из пистолета  фонари.
По-моему, заходил в филармонию, запустив компрессор, барабанил на  органе,
бренчал на арфе. Хорошая штука - музыка. Жаль, не умею играть. Но душеньку
все же отвел... Да! Забыл упомянуть. Превратился в настоящего виртуоза  по
части взламывания замков. Увы, бродить по  квартирам  и  магазинам  -  мое
единственное развлечение. А что тут  еще  делать?  На  диване  валяться?..
Между прочим, подобные экскурсии похлеще иных музеев и галерей. Знакомлюсь
с чужой жизнью, воображаю людей,  которых  никогда  прежде  не  видел.  По
вещам, по гардеробу, по  семейным  альбомам...  Часто  и  с  удовольствием
слушаю  магнитофонные  записи.  Приемники  и  телевизоры  молчат,  поэтому
кассеты и пластинки  -  единственное,  что  способно  усладить  мой  слух.
Усладить... Отличное словцо! Просто шикарное!..

     День 9-й.
     Дважды ночевал в чужих квартирах. Превращаюсь в  какого-то  бродяжку.
Правда, бродяжку довольно щеголеватого. Ничего не стираю, но одеваюсь, как
фон-барон - в самое-самое. Да и зачем мне постоянная хата?  Весь  город  в
моем распоряжении! Весь этот город,  волк  его  задери...  Один-одинешенек
плаваю в бассейнах, греюсь в саунах, в магазинах сам себе  отпускаю  любой
товар. Возвращаться домой не хочется. Да и для  чего?  Все  мое  всегда  с
собой: зубная щетка (в нагрудном кармане), дневник (за поясом), оружие  (в
кобуре или опять же за поясом). Все прочее всегда можно найти на месте.
     Потихоньку приобщаюсь к песням. Все-таки это лучше, чем думать вслух.
Пою все, что знаю - от "Дубинушки" до "Все могут короли". Голосина у  меня
ничего. А что не вытягиваю, то пропускаю. Пробовал записываться на студии,
но что-то там перепутал,  чего-то  подпалил.  Певец  я,  может  быть,  еще
туда-сюда, но электронщик липовый.
     А под вечер, то бишь, это я так полагаю, что  под  вечер,  -  устроил
немыслимую погоню. Накатило что-то. Или еще не оправился после вчерашнего.
Померещилось,  будто   кто-то   от   меня   убегает.   Разумеется,   начал
преследование. По всем  правилам  Голливуда.  Сначала  на  белой  "Волге",
стреляя по скатам стоящих  на  обочине  машин,  потом  на  джипе-иномарке.
Утихомирился только когда джип ударил в ограду моста и полетел в воду.  На
деле познал, каков он хлебушек каскадера. Умудрился выпрыгнуть из машины в
воздухе. Ободрал плечо и колено, но уцелел.

     День 11-й (или 12-й, не уверен).
     Сверялся с часами, прикидывал, не  перепутал  ли  чего.  Я  ведь  уже
говорил, ночей здесь нет, и сбиться по времени  проще  простого.  Особенно
если пить. Подозреваю, что сбой уже произошел. Страшно  это  или  нет,  не
знаю. В сущности, какая разница, пятница или четверг, среда или суббота?
     А режим в самом деле пошел  в  разнос.  Ночами  не  сплю,  шляюсь  по
улицам. Да и какие, к дьяволу,  ночи!  Светло,  жарко...  Хоть  бы  что-то
дрогнуло в этом застывшем царстве! Чертова ведьма! Пусть только  появится.
Уж я знаю, что с ней сделаю!

     День 12-й.
     На улице Чапаева рос тополь.  Старый,  огромный,  метров  тридцать  в
высоту.  Листвы  на  нем  нет,  но  дерево  продолжает  стоять.   Зачем?..
Вооружился бензопилой и битый час провозился с этой махиной. Повалил прямо
на проезжую часть.  Верхушкой  тополь  успел  выхлестнуть  окна  в  Здании
Контор. Стоял над ним и соображал, какого черта я все это сотворил?..

     День 13-й.
     В одной из квартир обнаружил книгу Дефо. Приключения Робинзона Крузо.
Принялся листать и неожиданно  увлекся.  Самое  подходящее  чтиво  в  моем
положении! Даже забыл о дневнике. Читал весь день и часть  тутошней  ночи.
Прекратил только когда глаза  покраснели,  как  у  кролика.  Замечательная
книга!  Я  бы  сказал  -  обстоятельная.  В  чем-то   отчасти   утешающая.
Единственная разница между Робинзоном и мной - в том, что он хотел  выжить
и добраться до материка, я же своей задачи не представляю. Мне не надо  ни
созидать, ни бороться. Дикарей здесь нет, непогоды  тоже.  В  сущности,  я
хозяин целого города! Если Робинзон  трясся  над  каждой  вещью,  то  я  в
состоянии разбрасывать их  направо  и  налево.  Правда,  у  него  водилась
живность, - я этим похвастать не могу.  Да  и  все  мои  надежды  какие-то
блеклые. Я даже не знаю, в каком мире я  проживаю.  Возможно,  это  вообще
чужая планета... Робинзон  тешил  себя  тем,  что  строил  лодку.  В  моей
ситуации лодка не выручит.  Разве  что  космический  корабль.  Или  машина
времени.

     День 14-й.
     Может быть, я спятил? Скажем, от страха?.. А  что?  Вполне  возможно!
Стоило раньше над этим задуматься. Тогда весь город -  не  что  иное,  как
плод моего воображения. Как знать, может, все сумасшедшие бродят по  своим
собственным городам? И все, что требуется от врачей, это взять их за  руку
и привести в  себя,  в  привычный  мир,  населенный  людьми  и  животными.
Непростая, должно быть, задачка. Все здесь настолько явственно,  прямо  не
знаю... Можно защипать себя до полусмерти - не поможет.
     С утра опять читал. Правда, уже не  Робинзона,  а  Чехова.  Бог  мой!
Почему я зевал от него в школе? Дураком, вероятно был... Словом, посмеялся
от души. И окончательно  решил,  что  с  книгами  одиночество  переносится
легче. Если так, у меня серьезный козырь! Тут уж я дам товарищу Крузо  сто
очков  вперед.  В  моем  распоряжении  целые  библиотеки.  И  частные,   и
государственные.
     Между прочим, сегодня моя вооруженность достигла  пика.  Пробрался  в
танковую часть и, основательно перепачкавшись, ухитрился завести  одну  из
самоходок. Ох  и  вертлявая  же  техника!  Крепко  помучился,  прежде  чем
научился ездить  более-менее  прямо.  Это  вам  не  велосипед!  Приходится
смотреть в оба, чтобы не натворить бед... Здесь же, на  складе,  прихватил
пару автоматов. Вытащил и ящик с магазинами. Набрал противогазов,  дымовых
шашек,  прочего  барахла.  Боюсь,  что   стал   подражать   хозяйственному
Робинзону. Хочется брать больше и больше, хотя  сознаю,  что  это  мне  не
нужно.
     Ближе к вечеру случилось неприятное событие. Пожар в доме, в  который
заскочил на минуту. Честно признаюсь, перепугался до колик.  Должно  быть,
оставил что-нибудь невыключенным. Рванул туда  на  случайном  "Жигуленке".
Успел вовремя, хотя и пришлось основательно попотеть. Достал ведра, песок.
Огонь кое-как затушил, но видок у квартиры такой, что прямо хоть плачь. Со
стыда натащил на это пепелище всего, что только попалось под руку: одежду,
магнитофоны, деньги из сберкассы. Свалил все в кучу. Хотел  даже  оставить
записку, но вовремя одумался.
     Впредь решил быть внимательнее. Уходя, гасите свет, и все такое...
     Кстати! У меня произрастает  довольно-таки  солидная  бородка.  Жаль,
некому показать. С ней я другой человек. Абсолютно другой.

     День 16-й.
     Случай с пожаром не прошел бесследно. Начинаю  играть  в  престранные
игры. Собираю в прицеп самый различный скарб  и  развожу  по  квартирам  в
качестве подарков. Распределяю, так сказать. Мебель,  тряпье,  аппаратуру,
игрушки... Соседке по лестничной площадке привез рояль.  Вспомнил,  что  у
нее дочка, решил, что пригодится.  А  потом  долго  гадал,  каким  макаром
затащить эту громаду в квартиру. Так и оставил на улице под окнами.
     Преподнес подарок и самому себе. Излазил близлежащие дома, с  помощью
реле времени задействовал несколько  магнитофонов.  В  определенное  время
устроился в кресле на балконе и  стал  ждать.  Когда  запело  и  заиграло,
сорвался с места, будто улицы и впрямь ожили. Так обманывает  себя  рыбак,
представляя, что у него клюет.
     Когда  музыка  прекратилась,  расстроился,  как  ребенок.  В  мрачном
настроении залез в самоходку и двинул к зданию исполкома. Есть  там  такие
фигурные башенки по углам. Вернее, были. Расстрелял  по  ним,  бог  знает,
сколько лент. Выпустил и пару снарядов. Оглох страшно. Спать завалился там
же, под раскидистой акацией.

                                    9

     Пахло дымом и разлитым соусом. Громко, с обидой в  голосе  постанывал
юбиляр. Невидимый  пожар  опалил  ему  кисть.  За  неимением  медикаментов
ограничились тем,  что  смазали  ожог  сливочным  маслом  и  перебинтовали
разорванной  на  полосы  оконной  занавеской.  С  огнем  так   или   иначе
справились, хотя последствия оказались более чем плачевные. Под  ногами  и
на столе хлюпала вода, очутившиеся на  полу  остатки  трапезы,  размокнув,
образовали подобие болотистой кашицы. В эту самую кашицу кто-то  постоянно
вставал  или  того  гаже  садился.  Впрочем,  худшее  было  позади.  Огонь
потушили, и Марковский строго-настрого запретил  дальнейшее  использование
зажигалок со спичками. С его же почина все  население  вагона  добровольно
освободило карманы от курева.
     - Все будет возвращено, - убеждал он. - Тотчас по прибытии.
     - Куда, извиняюсь, прибытии?
     - На тот свет, приятель. Куда же еще?
     - Ну и шуточки у вас!..
     - Но насчет сигарет это, конечно, перебор. Хоть какое  развлечение  в
этой темени.
     - А потом снова будем на ощупь тушить?  Нет,  уж  спасибо!  Я  больше
бегать с чайниками и кружками не буду. Итак не вагон, а свинарник уже!
     - Вам-то какая разница? Все равно ничего не видно.
     - Сейчас не видно, потом увидим.
     - Оптимист... Надо же!..
     - Послушайте, у меня  предложение.  Скажем,  раз  в  несколько  часов
выдавать по сигаретке и организованно  выходить  в  тамбур.  Там  все-таки
железо кругом, ну и поможем друг другу, если что.
     - Поддерживаю! Любые запреты - не от ума. Тут, может, всех радостей и
осталось, как выкурить по последней...
     - Начальству, мужики, виднее, - гудел Семен.
     Обернувшись туда, где по его мнению находился Марковский, Федор Фомич
проникновенно произнес:
     -  Мне  кажется,  есть  более  насущные  вопросы.  Кто-то   предлагал
разведать  ближайшие,  так  сказать,  окрестности.  Так,  может,   обсудим
предложение?
     - Верно, а не разводить сигаретный треп!
     - Кому треп, а кому нет...
     - Все! Проехали!  Поговорим  о  другом,  -  инициативу  взял  в  руки
Марковский. - Итак, задача простецкая: двое мужчин  пробуют  добраться  до
головы поезда, двое отправятся к хвосту. По дороге будем  расспрашивать  о
случившемся всех, кого встретим.
     - Кто-то еще собирался открыть окна...
     - С этим пока воздержимся. Конец света, возможно, еще не наступил, но
рисковать не будем.
     - Надо бы проверить съестные запасы.
     - И воду!..
     - Вполне разумно. Просьба к нашим  милым  официантам  заняться  этим.
Дима, ты слышишь?
     - Слышу-то слышу, только как я потом буду отчитываться?
     - Ты что, сбрендил?
     - Люди, можно сказать, на краю гибели, а он тут копейки считает!..
     - Дима, не зли народ! - прогнусавил Семен.
     - Ладно, ладно, раскудахтались. Надо заняться - займусь.
     - Вот и отлично! А теперь о разведчиках. Нас тут одиннадцать человек.
Четверо отправятся в путь, семеро, таким образом, останутся  в  ресторане.
Пять женщин и двое мужчин.
     - Не двое, а один. Юбиляр - не в счет,  так  как  раньше  завтрашнего
утра он не проснется.
     - Вероятно. В таком случае, Дмитрий, останешься за старшего. Все наши
дамы переходят под твое начало. Попробуйте навести  здесь  порядок,  ну  и
проведите учет продуктов. Может статься, что едоков прибавится.
     - Это еще с какой стати?
     - А с такой, что вагон-ресторан  обслуживает  целый  состав.  Или  ты
забыл, где работаешь?
     - Почему же, помню. Но чего ради разыгрывать героев? Никто не  знает,
сколько все это продлиться. В таких ситуациях - каждый сам за себя.
     - Что ж, если ты такой  умный-разумный,  посоветуй  своим  буфетчицам
высвистнуть всех нас из ресторана.
     - Зачем же так сразу? Вы-то  здесь  с  самого  начала  -  и  за  обед
праздничный вперед уплатили. Все законно!
     - Нет, не законно, милый мой! Потому что кому-то  всегда  может  быть
хуже, и прежде всего мы - люди, соображаешь? Вот и постараемся вести  себя
по-людски.
     Кто-то, отыскав во мгле руку Федора Фомича, с чувством пожал.  Должно
быть, его спутали с оратором.
     - Словом, вопрос решен, - Марковский глухо прокашлялся. - Я, если  не
возражаете, отправлюсь с вами, Федор Фомич.
     - Конечно, конечно...
     - Пройдем  к  голове  поезда,  попытаемся  разыскать  кого-нибудь  из
машинистов. Наверняка они знают больше.
     - Минуточку! А с кем же идти мне?
     - С кем, с кем?.. Со  мной,  -  в  сипотце  пришлого  Семена  звучало
довольство.
     - Но надо, вероятно, решить вопрос о старшинстве?
     - Так ли это необходимо? Вас всего двое.
     - Командуй, Альберт, чего там!
     - Дело  в  том,  что  я,  некоторым  образом,  не  Альберт,  а  Павел
Константинович...
     - Ну вот, а я Семен!
     Федор Фомич расслышал, как Марковский усмехнулся.
     - Значит, договорились?
     - Вроде да...
     - Когда вас ждать обратно?
     Это интересовалась Аллочка. Со слезами она уже справилась, и  молодой
голосок ее почти не дрожал.
     - Разумный вопрос,  -  Марковский  машинально  взглянул  на  кисть  и
чертыхнулся. -  Думаю,  в  полчаса  уложимся.  Если  не  произойдет  нечто
непредвиденное.
     - Вот-вот! Может, имеет смысл забаррикадироваться?
     - Пожалуй, не стоит. Закройтесь. Этого будет достаточно. Нас  узнаете
по голосу.
     - Ну, а если подойдут чужие?
     - Смотря кто чужие!
     - Верно, чужие чужим рознь. Если кто-то нуждается в помощи, мы  не  в
праве отказывать. Мда... В общем дело у вас здесь есть, занимайтесь  им  и
не думайте о пустяках.
     - Пустяки-то пустяки, но если встретите вдруг бригадира, не мешало бы
у него проконсультироваться. Насчет питания и так далее. Все-таки он у нас
бригадир, и директор, и профсоюзный вожак.
     - Это ради бога! Если встретим, обязательно спросим. А,  возможно,  и
сюда приведем.

     С барабанным грохотом поезд пронзал тьму. Длинная металлическая змея,
проглотившая сотни людей,  тонны  пестрого  багажа,  уложенного  в  сумки,
рюкзаки,  портфели  и  кейсы.  В  одном   из   вагонов   многосуставчатого
содрогающегося тела лежали в объятиях двое.
     Женщина забылась в коротком сне,  мужчина  бодрствовал.  Глядя  прямо
перед собой,  он  рассеяно  улыбался  и  время  от  времени  прикасался  к
собственному носу, как бы убеждаясь в реальности происходящего.  Ни  мгла,
ни стрелки любимых ручных  часов  не  светились,  но  это  его  ничуть  не
смущало. Незачем видеть то, что видеть неприятно. Тем более, что примерное
местоположение поезда он себе представлял. Скоро  могли  начаться  ужасные
места, а посему  выглядывать  в  окна  простым  смертным  настоятельно  не
рекомендовалось. Не всякую реальность  можно  переварить.  Для  пассажиров
рокового поезда проще было НЕ ВИДЕТЬ. Да и  сам  он  не  слишком  возражал
против всеобщей слепоты. Как ни крути, скуку заточения удалось развеять, и
темнота  превратила  его  в  принца,  явившись  естественным   обрамлением
царственного образа. По-настоящему ВЗРОСЛЫМИ взрослые ощущают себя  только
рядом с детьми. Так было сейчас и с ним. Затюканный на  съезде  коллегами,
он вновь возвращал себе  утраченную  уверенность.  Слова  произносились  с
силой, убеждавшей его самого, голос,  суховатый  и  скучный,  приоделся  в
бархат,  в  рокочущее   благородство.   Верно   говорят,   что   люди   не
довольствуются одной логикой. Явь - это день, и, как правило, -  суховата.
Поэтому лучшие из сказок рассказываются всегда ночью. Звездное  безъязыкое
небо готово аплодировать любой фантазии. Да и сами люди,  лишенные  угрозы
дневного разоблачения, меняются, уподобляясь детям. Податливыми лепестками
разум и слух раскрываются, впитывая то, что не усваивается в светлое время
суток...
     В дверь осторожно  постучали.  Носатый  принц  приподнялся.  Не  было
никаких сомнений, что в коридоре кто-то  находится.  Он  чуть  прищурился.
Нет, это всего-навсего люди. Не Варгумы и  не  Лападанды,  страна  которых
простиралась за окном. Двое блуждающих по вагонам мужчин... Опасаясь,  что
женщина может проснуться, носатый принц описал рукой в воздухе  призрачный
полукруг. Идиллии тем и славятся,  что  хрупки  и  не  вечны.  Их  следует
опекать. От шума и вторжения. Паутина, протянувшаяся над спальной  полкой,
оградила их от стука посторонних. Точнее сказать, ЕЕ оградила, - "Гамлет",
разумеется, продолжал слышать все.
     - ...У меня такое ощущение, что пустует половина состава. Не могут же
все спать!
     - Они или спят или напуганы.
     - Может, мы слишком деликатно стучимся?
     - Не знаю... Но не устраивать же здесь бедлам.
     - Тогда тронемся дальше?
     - Придется...
     Прослушав крохотный диалог, носатый удовлетворенно вздохнул. Люди  не
желают ждать, люди не могут терпеть. А ведь  лучше  счастливого  неведения
ничего нет! Что им всем, непоседам, нужно?..  Он  неловко  пошевелился,  и
женщина сонно спросила:
     - Что-то случилось, милый?
     - Ничего. Придворные затеяли интрижку, но стража мигом их успокоила.
     - Значит все в порядке?
     - В полном.
     - И королевство датское спит?
     - Оно почивает...

     Федор Фомич сунулся было в купе, но столкнулся с Марковским.
     - И здесь пусто?
     - Не совсем. На багажной полке чей-то чемодан, но больше ничего.
     - Странно...
     - Странно  другое.  То,  что  некоторые  купе  заперты  изнутри.  Мне
постоянно мерещится, что там кто-то притаился.
     - Возможно. Но если они не отзываются, значит, тому есть причина?
     - Наверняка есть...
     - И что нам теперь делать?
     - А вы забыли про наш эксперимент? Проверка  наличия  тоннеля  и  так
далее. Впрочем, начнем со шпал...
     - Вы тоже допускаете, что все это может быть  искусной  имитацией?  Я
имею в виду наше движение?..
     - Дорогой мой Федор Фомич! В нашем положении можно допускать все  что
угодно.  Тоннель  в  иномиры,   террористов,   обитателей   Луны,   Марса,
Альфа-Центавра... Мы, как тот маленький  крот,  что  выбрался  на  залитый
солнцем  пляж  и  зажмурился.  Всюду  -  нечто,   и   при   этом   никакой
определенности.
     - Но как вы собираетесь проверить наличие шпал?
     - Очень просто. Тут  у  меня  ложка  из  нашего  вагона-ресторана.  Я
привязываю ее к куску шпагата  и  в  переходе  между  вагонами  опускаю  в
какую-нибудь щель. Знаете, есть там такие справа и слева. А  дальше  будем
следить за натяжением и прислушиваться.
     - Действительно просто... Но вы уверены, что это безопасно?
     - Конечно, нет! Но для того  мы,  черт  побери,  и  экспериментируем!
Чтобы знать - что опасно, а что нет.
     - Ага... - Федор Фомич ощупал  возникшее  перед  ним  препятствие.  -
По-моему, это тамбур. Слева туалет, справа окно с мусорным коробом.
     - Тогда смелее вперед! Позади  без  малого  целый  вагон.  Пока,  как
видите, мы невредимы.
     - Вы использовали не тот глагол. Мы не можем видеть.
     - Не придирайтесь к словам, дорогуша.  Так...  Кажется,  мы  у  цели.
Поступим следующим образом: я открываю  дверь  и  встаю  на  колени.  Ваша
задача - придерживать меня за плечо или за шиворот.
     Грохот ударил в уши, они ступили на вибрирующие плиты. Протянув руку,
Марковский притронулся к подрагивающему железу.  Федор  Фомич  нагнулся  к
нему и тоненько прокричал.
     - Будьте осторожны! Где-то здесь электрический кабель.
     Марковский опустился  на  корточки  и  неторопливо  размотал  бечеву.
Главное - не прищемить руку. Он медленно изучал клацающее сочленение.  Две
стальные плиты, чуть сбоку узкая полоска свободного  пространства.  Именно
сюда  пускают  струйку  нетерпеливые  дети.  Впрочем,  не  только  дети...
Марковский подумал,  что  шум  мешает  осмыслить  результат  эксперимента.
Отчего-то припомнилось, что обычное колесное стаккато несколько тише.  Или
он никогда не прислушивался к нему?..
     Сунув ложку в щель над плитами, исследователь стал  медленно  травить
бечеву. Вот сейчас!.. Должен произойти удар о шпалу, потом  еще  и  еще...
Ложка будет волочиться, подпрыгивать и бренчать. То есть,  бренчания  они,
разумеется, не услышат, но что-то все равно произойдет.
     Марковский  ощутил,  как  где-то  под  желудком   морозными   искрами
зарождается холодок. В щель над  плитами  ушло  более  метра  бечевы.  Она
свисала свободно, чуть покачиваясь, как если бы он размотал ее,  встав  на
табурет, прямо перед собой. В руках остался лишь  короткий  кончик.  Может
быть, привязать галстук?..
     - Что там такое? - крикнул Федор Фомич.  Влажные  его  пальцы  нервно
елозили по плечу коллеги.
     - Не понимаю, - Марковский поднял голову желая объяснить ситуацию,  и
в этот момент бечева дрогнула. Но  не  так,  как  он  ожидал.  Скорее  это
походило на робкую поклевку. Словно сытый лещ коснулся алюминиевой наживки
губами. А в следующую секунду бечеву потянуло.  Сначала  плавно,  а  затем
мелкими рывочками. Невидимая  рыбина  примерялась  к  добыче,  не  решаясь
дернуть сильнее.
     - Не понимаю!.. - капли  пота  скатились  у  Марковского  по  вискам.
Действительно не понимая, что делает, он торопливо потянул ложку на  себя.
Бечева пошла с неохотой. Что-то с внешней стороны продолжало удерживать ее
в  вязком  плену.  С  каждым   освобожденным   сантиметром   сопротивление
нарастало. Марковский почувствовал, что некая сила  окончательно  тормозит
движение  ложки.  Теперь  они  боролись  на  равных.  В  голове   цветасто
засвербило: "тянет-потянет, вытянуть не может..." Откуда это? Он суматошно
пытался вспомнить. Впрочем, скоро ему стало не до этого. Сила, завладевшая
бечевой, не собиралась уступать.  Веревка  вот-вот  могла  оборваться.  От
натуги Марковский даже застонал. Что же происходит?! Он попытался намотать
волосяную струну на кисть, но не успел. Беспощадный рывок, резанул кожу, и
бечева выскользнула из ладони.
     - Господи! - Марковский поднялся на дрожащих ногах.
     - Вы потеряли ложку?
     - Ее вырвало у меня, понимаете?
     - Может быть, зацепилось за какую-нибудь перемычку? Там вдоль  путей,
много чего торчит. Хлам разный, муфты, дроссель-трансформаторы...
     - Да  нет  же!  -  Марковский  стиснул  руку  Федора  Фомича.  -  Мне
показалось, что там нечто живое. Ее так странно  тянуло...  Я  о  бечевке.
Сначала тихонько, а потом...
     - Подождите! Вы же говорили о шпалах. Ложка что, не ударилась о них?
     - Этого не случилось. Там ВООБЩЕ НЕТ НИКАКИХ ШПАЛ. Пустота  и  что-то
сильное, живое.
     - Но... - Федор Фомич замолчал, не зная что сказать.  Марковский  тем
временем достал носовой платок и занялся взмокшим лицом.
     - Это не тоннель, - хрипло произнес он.
     - Значит, имитация?
     - Вероятно, да.
     Федор  Фомич  не  заметил,  как  привалился  спиной  к  гофрированной
поверхности  перехода.  Злое  электричество   пропитало   воздух,   ладони
вспотели, покрывшись липким жаром. "Сейчас рухну в  обморок",  -  обречено
подумал он. Колени предательски дрогнули, возникло жуткое желание прилечь.
Прямо здесь и прямо  сейчас.  Федору  Фомичу  ничего  не  оставалось,  как
ругнуть последними словами свое  розовато-ухоженное  детство,  генеалогию,
одарившую его столь уязвимой нервной системой.
     - Вы ничего не слышите? - Марковский придвинулся  вплотную.  -  Будто
что-то скребет по стенам...
     Жестом приговоренного к эшафоту Федор Фомич  вытер  ладони  о  брюки.
Слушать было страшно, но он все  же  заставил  себя  прислушаться  и  тоже
уловил скребущие звуки. Цокот колес о рельсовую  колею  представлял  собой
лишь часть целого. Слушающий да услышит. У  него  вдруг  возникло  видение
вагона, продирающегося сквозь кустистые заросли. Там,  за  окнами,  что-то
звонко потрескивало, оснащенные  шипами  ветви  царапали  обшивку,  сдирая
зеленую  краску,  оставляя  на  бокам  пассажирского  состава  безобразные
борозды. Так, по крайней мере,  моделировалось  происходящее.  В  сознании
видение укладывалось с трудом, но вообразить другое он  был  не  в  силах.
Разве что предположить, будто вагон облеплен  сверху  до  низу  когтистыми
существами, скажем, кошками или крысами, но поезд - в конце  концов  -  не
ломоть хлеба или сыра. Чем мог привлечь  этих  тварей  безликий  металл?..
Неожиданно Федор Фомич  ощутил,  что  эластичная  гармонь  за  его  спиной
медленно  прогибается.  Словно  кто-то  приваливается  к  вагонам  грузным
туловищем. Какой-нибудь космический слон или диплодок  из  юрских  времен.
Отскочив от ожившей стены, Федор Фомич сбивчиво заговорил.
     - Анатолий Иванович! Там что-то есть! Я только что почувствовал!
     Настороженно протянув руку, Марковский коснулся прогнувшегося  гофра.
Мерзкий  холодок  вторично  окутал  сердце.  Эскадроном  мыслишек   паника
ворвалась в мозг, размахивая  шашками,  по-звериному  подвывая.  Ребристая
стена  и  впрямь  прогибалась.  Марковский  судорожно  сглотнул.  В   этой
медлительной неукротимости угадывалась та  же  мощь,  что  утянула  минуту
назад бечеву. Возможно, великаноподобное  НЕЧТО  испытывало  на  прочность
поездную кожуру? Отдернув руку, Марковский потянул Федора Фомича в тамбур.
     - Оно может пробраться и сюда!
     - Но что это?!
     - Не знаю, - Марковский захлопнул лязгнувшую дверь, навалился на  нее
плечом. - Ключ!.. Надо было взять у официантов ключ!
     - Кто мог предвидеть такое?
     - Да, вы правы... Черт! Следовало ограничиться одной  группой.  Павел
Константинович с этим Семеном - они же ничего не знают!
     - Возможно, они уже вернулись?
     - Хорошо бы, - Марковский взял Федора Фомича за локоть и  зашагал  по
коридору.
     - А если воспользоваться стоп-краном?
     - Стоп-краном? Зачем?
     Федор Фомич безмолвно открыл и закрыл  рот.  Он  ляпнул  первое,  что
пришло на ум.
     - Вы хотите застрять  здесь  навечно?  -  Марковский  остановился.  -
Погодите-ка!..  -  ему  почудилось,  что  в  одном   из   купе   оживленно
переговариваются. Нащупав выпуклый куб замка, он дернул скользкую рукоять.
Голоса немедленно  смолкли,  дверь  не  поддавалась.  Постучав  костяшками
пальцев, Марковский прижался к пластиковому  покрытию  ухом.  Ответом  ему
была тишина.
     - По-моему, там никого, - неуверенно шепнул Федор Фомич.
     Марковский буркнул неразборчивое ругательство. Еще раз  требовательно
постучал.
     - И пес с ними! Не хотят, не надо, - он хрипло откашлялся. -  Как  бы
то ни было, мы возвращаемся. Нам есть что обсудить.
     - Вы имеете в виду...
     - Я имею в виду тварей, облепивших состав. А, может быть, не  тварей,
а тварь. Это во-первых, а во-вторых, мы узнали кое-что еще. Поезд движется
не по тоннелю. Рельсы и шпалы - такая же фикция, как эта мгла.

                                    10

     Три таблетки  феназепама  сна  не  приблизили.  Мозг  окутало  вязким
дурманом, а тело продолжало  беспрерывно  ворочаться.  Под  окнами  кто-то
заунывно выкрикивал одно то же, вызывая  какого-то  Кима.  Чертов  Ким  не
откликался, и у Александра Евгеньевича стало  появляться  подозрение,  что
кричать будут всю ночь. А потом вдруг вспомнилось, что он забыл перед сном
почистить зубы. Пришлось снова вставать и  шлепать  босиком  по  холодному
полу. В ванной щетки не оказалось,  зато  в  прихожей,  под  вешалкой,  он
обнаружил большой кованный сундук. Стоило открыть крышку, как из  дремучих
недр выкатилось золотистое облако моли. Лицо следователя опалило огнем.  С
криком он прикрыл глаза. Стены прихожей, клетчатый пол - все завертелось в
головокружительном танце.
     Должно быть, сознание оставило его на некоторое  время,  потому  что,
открыв глаза вторично, прихожей он больше не увидел. Александр очутился  в
больнице, в комнатке без окон. Марлевая ширма отгораживала дальний угол, и
там,  за  этой  ширмой,  шумела  вода,  зловеще  побрякивали  инструменты.
Человек, перебирающий  инструментарий,  вполголоса  напевал  "Ландыши".  В
некоторых местах слова он заменял свистом.
     - Будь паинькой, Сашок, - чья-то рука сжала  его  бицепс.  Вздрогнув,
Александр повернул голову и увидел Димку Губина.
     - Дмитрий? - он попытался встать. - Что со мной стряслось? Где мы?  В
больнице?
     - Тшшш... - Губин прижал к губам палец.
     - О! Наш пациент приходит в себя! - из-за  ширмы  вынырнул  огромного
роста мужчина в белой шапочке и в халате. - Как самочувствие?  Сердечко  с
кишочками не бо-бо?
     - Все хорошо, только... - Александр вопросительно глянул на  Дмитрия.
- Я не совсем понимаю, почему я здесь?
     - Не волнуйтесь, - голос доктора звучал елейно. -  Все,  что  от  вас
требуется, это чуточку терпения. К сожалению, наркозом мы не пользуемся, а
наша анестезия несколько своеобразна, но на вкус и  цвет  попутчиков  нет,
так, кажется, говорится? - он громко рассмеялся.
     - Все пройдет быстро, Сашок, - Дмитрий продолжал держать его за руку.
Совершенно неожиданно Александр обнаружил что полностью раздет, а кушетка,
на которой он лежит, и не кушетка даже, а  самый  настоящий  хирургический
стол.
     - Какой наркоз? О чем вы говорите? - он вновь попытался освободиться,
но хватка приятеля оказалась жесткой. - Что вам от меня нужно?
     Глаза  Дмитрия  блеснули  желтым  огнем.  Только  сейчас  следователь
рассмотрел, что зрачки у него не круглые, а по-кошачьи - щелочками.
     - Все в порядке, док, - изменившимся голосом произнес лжеприятель.  -
Александр Евгеньевич готов к операции.
     - К какой операции? Ничего  я  не  готов!  -  предчувствие  недоброго
переросло в уверенность. Александр рванулся.
     - Прыткое создание! - сильной рукой доктор прижал пациента к столу. В
воздухе сверкнул скальпель. - А всего-то и нужно,  что  чуточку  терпения!
Если вы не будете дергаться, я пережму вам сонную артерию, и  все  пройдет
значительно легче.
     - Нет!..
     - На нет и суда нет. Вам же, чертям,  добра  желаешь  -  жалеешь,  не
трогаешь. Так хоть бы одна душа спасибо сказала!  Нет,  они,  стервецы,  в
номера ломятся, любопытство проявляют...
     Лезвие с хрустом вошло в грудь Александра.  Боли  он  не  ощутил,  но
брызнувшая кровь  заставила  забиться  в  чужих  руках.  Сталь  продолжала
кромсать тело, вспарывая сосуды и жилы, дробя ломкую кость.
     - Да держите же крепче! Что он, как юла!..
     Совет доктора запоздал. Извернувшись, Александр ударил Губина пяткой,
освободившейся рукой вырвал из  груди  скальпель  и  мазнул  окровавленным
лезвием по перекошенному лицу хирурга.  Случилось  ужасное.  Щеки  доктора
поплыли багровым тестом, подбородок и нос съежились, утонув в  безобразном
месиве, гноем хлынувшим через рану. По-волчьи взвыв, хирург отшатнулся  от
стола. Не теряя времени, Александр спрыгнул на белый линолеум и  заметался
в поисках выхода. По пути  сшиб  поднимающегося  с  пола  Губина.  Правда,
теперь было уже совершенно очевидно, что это никакой не  Губин.  Костлявое
существо размахивало неестественно длинными конечностями, желтая плоскость
лица оказалась лишенной и глаз, и  рта.  Паучьи  пальцы  ринулись  к  ноге
беглеца,  но  Александр  успел  отскочить  к  ширме.  Там  же  сама  собой
отыскалась и дверь.
     - Хватайте же его!..
     Но он уже, вышибив дверь плечом, выбегал на улицу...
     Город нежился в объятиях ночи. Задавая работу  завтрашним  дворникам,
снежное крошево густо  осыпалось  на  тротуары.  Не  чуя  под  собой  ног,
Александр мчался к своему дому. К счастью или  к  несчастью,  прохожие  не
попадались, и о дикарском виде можно было не тревожиться. Куда больше  его
беспокоила рана в груди. В кривом незнакомом переулке, зачерпнув пригоршню
снега, он, как мог, попытался стереть кровавые разводы. Дело  продвигалось
медленно, и он перепачкал уже целый сугроб, когда кто-то тихо  позвал  его
по имени. Сжав кулаки, следователь обернулся.  Ступая  легко,  как  ангел,
почти не оставляя следов, к нему  приближалась  обнаженная  Регина.  Чудо,
изваянное из  мрамора,  девушка,  заставляющая  задерживать  дыхание.  Она
двигалась  уверенно  и  грациозно,  чуть  покачивая  точеными   плечиками.
Маленькие упругие груди почти не  колыхались,  кожа  отсвечивала  странной
голубизной. Пораженный, Александр застыл на  месте,  забыв  вытряхнуть  из
ладони потемневший от сукровицы снег.
     - Регина, ты?..
     Она улыбнулась ему. Спокойно и доброжелательно.
     - Как ты здесь очутилась?
     - Случай, - она махнула кистью. Плавно, словно в танцевальном па. - И
вполне объяснимый. Я живу неподалеку.
     - Вот как? Я и не знал, - глупо пробормотал Александр.
     - Может, зайдешь?
     - Зайти? Прямо вот так? - только сейчас он в полной мере осознал, что
одежды на нем нет. Стыдливо прикрывшись, залепетал: - Видишь  ли,  кое-что
случилось, и я...
     - Пойдем, - ледяными пальцами Регина взяла его  за  руку,  повела  за
собой.
     Уже  через  каких-нибудь  десять  минут  с  полотенцем  вокруг  бедер
Александр управлялся на кухне с чайником. Его еще трясло от  холода.  Рана
на груди была заклеена пластырем, а Регина отправилась в спальню  поискать
что-нибудь из одежды.
     - Саша! Я...
     Должно быть, так кричат подстреленные журавли.  Опрокинув  закипающий
чайник, Александр бросился в комнату.
     Она стояла в дверях, держа потертый на локтях пиджак,  с  болезненным
изумлением прислушивалась к чему-то,  что,  возможно,  происходило  внутри
нее.
     - Что с тобой, Регина?
     - Я... Мне плохо. Только я не понимаю...
     - Голова? Сердце? Только скажи!..
     - Не знаю. Тебе не надо было ходить в эту гостиницу!
     - При чем здесь гостиница?
     Регину сотрясла дрожь.
     - Там, на улице, было хорошо, а здесь жарко. Очень жарко... - Выронив
пиджак, она бессильно прислонилась к косяку.
     - Ты должна лечь! И чаю горячего... - Александр шагнул  к  девушке  и
остановился. По щекам Регины текли слезы. И не только по щекам. Они  текли
по всему телу девушки, сливаясь  в  крохотные  ручейки,  образуя  на  полу
синеватую лужицу.
     - Регина!..
     - Саша! Я... -  рот  девушки  исказился  в  беззвучном  крике.  Глаза
потускнели, стали стремительно выцветать. Она  превращалась  в  стекло,  в
тающий лед. С ужасом Александр взирал на ее руку. Пальцы,  цепляющиеся  за
ручку двери, превращались в тонюсенькие  прутики.  Мгновение,  и  кисть  с
хрустом обломилась. То, что еще недавно было Региной,  рухнуло  на  ковер,
разбившись в холодные брызги. Голубоватой волной вода  устремилась  к  его
ногам.  Что-то  начинало  твориться  с  полом.   Он   прогибался,   опасно
поскрипывая,  ему  вторили  чернеющие  стены.  Александр  шагнул  назад  и
провалился. Фонтаном вода хлынула следом, неся  с  собой  мутную  известь,
обломки бетона и  кухонную  утварь.  Он  уже  захлебывался,  когда  пенный
водопад выбросил его на сушу. Кинжальным взмахом  тишина  перерезала  нить
звуков. Александр открыл глаза и с облегчением убедился, что лежит у  себя
в квартире на диване.

     На этот раз лаборанты встретили его  без  всегдашнего  зубоскальства.
Усадив на шаткий стул, вежливо попросили обождать. Подозрительно,  хотя  и
приятно.  Мило,  пусть  и  непривычно.  Скупо  поблагодарив,  Александр  с
покорностью сложил руки  на  коленях.  Подобное  положение  дел  ему  было
знакомо. Иннокентий Павлович любил  потомить  просителей.  Печальный  факт
бюрократии, бороться с которым было абсолютно бесполезно.  Лаборанты  были
нужны органам. Их мнением дорожили,  от  скорости  и  качества  их  работы
зависело порой слишком многое.
     Александр приблизился к окну. Здесь, как и прежде, хозяйничал  ветер.
Посланник  августа  не  нуждался  в  отдыхе.   Наделенный   гибким   телом
змеи-невидимки, он кружил возле домов, ероша кусты  и  деревья,  драконьим
хвостом бил по  жестяному  надорванному  краю  крыши,  заставлял  парусить
сохнущее во дворах белье.  В  подворотне  туповато  потявкивала  дворняга.
Кто-то лениво швырял в нее камешки.
     - Однако... - Александр рассеянно достал расческу, пальцем провел  по
зубьям  туда-сюда.  Подойдя  к   подвешенному   над   телефоном   зеркалу,
сосредоточенно причесался. Тут же рядом располагалась раковина  с  краном.
Сервис есть сервис! И никаких причин  для  скуки.  Хочешь,  названивай  по
телефону, хочешь, умывайся или возделывай  шевелюру.  Ополоснув  руки,  он
обнаружил, что вода  пахнет  карболкой  и  рыбьим  жиром.  Вытирая  ладони
платком, поморщился. Химики!.. Могли бы, кажется, и придумать какое-нибудь
фильтрующее устройство. Или эта вода только для  пришлых?..  Он  замер.  В
памяти всплыл фрагмент из сегодняшнего  сна.  Регина...  Подруга  Лесника,
загадочная дама, без пяти минут атаманша. Сердце поневоле ускорило ритм, и
Александр не расслышал за спиной шагов.
     - Давно ждете?
     Он повернул голову. Это был Кеша. Собственной персоной. Они  деловито
обменялись рукопожатием.
     - Терпимо, - Александр вздохнул. - Ты уже понял, за чем я пришел?
     - Разумеется, - спрятав руки в карманы халата, начальник  лаборатории
озадаченно шевельнул бровью. - Даже не знаю, что тебе сказать, Сашок.
     - Валяй, как есть. Надеюсь, улика не потеряна?
     - Да нет. Дело в другом...  -  мохнатые  брови  Иннокентия  Павловича
снова пришли в смутное движение. Когда он  не  шутил,  видок  у  него  был
мрачноватый. - Видишь ли, произошла забавная штука. Хочешь, верь,  хочешь,
не верь, но этот твой  листок  спалил  итальянский  интравизор.  То  есть,
возможно, это и не он, но есть и другие странности.
     - Меня это не удивляет.
     - Не удивляет? - Иннокентий Павлович прищурил глаз. - В таком случае,
может, поделишься? Мои ребята на грани умственного вывиха.
     - Чем делиться, Кеш?
     - Ну, во-первых, откуда этот листок взялся?
     - Длинная история, - Александр  погладил  начальника  лаборатории  по
груди. - И, увы, она ничем тебе не поможет.
     - Но ты отдал эту  вещицу  на  экспертизу,  значит,  тебя  интересует
результат. Если бы ты хоть словом намекнул...
     - Стоп! - Александр поднял ладонь. - Листок я забираю обратно.
     - Что за чушь? Мы только начали работать!
     - Главное вы уже выяснили. Это НЕ ПРОСТАЯ бумажка, а большего  мне  и
не надо.
     - Брось свои шуточки!
     - Я не шучу.
     - Что-то перестаю тебя понимать. Загадками говоришь...
     - А я и сам загадочный человек.
     - Но мы же ничего не выдали! Ни следов яда, ни  какого-то  особенного
состава волокон...
     - Но интравизор-то твой сгорел?
     - Мы не знаем из-за чего именно, только предполагаем. И кроме того...
     - И кроме того, Иннокентий, добрый тебе совет: как только  избавишься
от этого магического клочка бумаги, поскорее забудь о нем. Лучше  будут  и
для тебя, и для твоих вундеркиндов. Я не говорю уже об аппаратуре.
     - Это уже свинство, Сашок! Втравить нас в такую бодягу  и  ничего  не
объяснить! Интравизор-то денег стоит. И немалых, между прочим. Неужели  не
стыдно?
     - Ни вот на столечко, - Александр показал двумя пальцами.  -  Кстати,
можешь помочь вторично, если  подскажешь  адрес  какого-нибудь  захудалого
экстрасенса.
     - Так... Окончательно огорошил... - Иннокентий Павлович потер  лоб  и
задумался. - Вон, стало быть, какие пироги пекутся! С начинкой  из  дегтя.
МВД, уфологи, мистика. Кто кого и кто раньше...
     - Тепло, - признался Александр. - Но смотри, не обожгись.
     - Да уж постараюсь, - оглянувшись  на  дверь,  начальник  лаборатории
доверительно взял приятеля под руку. - Ладно,  Сашок.  Считай,  мы  поняли
друг друга. Хотя, честно скажу, голова кругом идет. Если бы не видел  того
листка, ни за что бы не поверил.
     - Ну так что там с экстрасенсами? Или таковых уже в мире не водится?
     - Почему же?.. Нельзя сказать, что в большом изобилии,  но  есть  еще
самородки. И на Руси, и у них. Только об этом надо спрашивать не  меня,  а
какого-нибудь энтузиаста из уфо-центра.  Или  из  комиссии  по  аномальным
явлениям. Можно сходить и к ним.
     - Комиссия по аномальным явлениям? Впервые слышу.
     - Мы о многом слышим впервые.  Такова  уж  особенность  человеческого
восприятия. Мда... А центр, насколько я знаю, существует уже года три  или
четыре. По крайней мере  -  легально.  Основной  контингент  -  глуповатые
фанаты и просветленные энтузиасты...
     - Ага, понимаю, из  тех,  что  визжат,  завидев  падающую  звезду,  и
первыми начинают размахивать руками и  головами  на  сеансах  гипноза.  Ты
хочешь порекомендовать мне этих психов?
     - Ну, не такие они психи, уверяю тебя. И потом, других ты  все  равно
не найдешь. Плохи ли, хорошо, но они собирают были и  небылицы,  проверяют
информацию на достоверность, проводят хоть какую-то  систематизацию  всего
ненаучного.
     - А причем здесь экстрасенсы?
     - А притом, дружок, что если таковые имеются в уткинском  захолустье,
то все они скорее всего на учете у наших аномальщиков. В общем  телефончик
я тебе запишу, а там действуй по обстоятельствам.  -  Иннокентий  Павлович
похлопал себя по карманам. -  Как  всегда  ни  бумаги,  ни  ручки.  Сделай
милость, обожди, хорошо?
     - И листочек мой прихвати, - напомнил Александр.
     - Вот уж что не забуду, так это твой листок.
     - И совершенно зря. Я не шутил, когда предупреждал тебя.
     - Это я понял, господин генерал...
     Какое-то время они смотрели друг на друга. В  этой  безмолвной  дуэли
победил Александр. Опустив глаза, начальник лаборатории хмыкнул.
     - И все равно обещать ничего не могу. Память наша нам не  подвластна.
Так что не серчай.
     Уходя,   он   не   прикрыл   дверь,   позволяя   Александру   слушать
препирательства молодых лаборантов, сидящих в соседней комнате.  Лаборанты
на  мелочи  не  разменивались.  Говорили  о  Прусте,  о  работах  Канта  и
Хайдеггера. Вскользь помянули и неуловимого маньяка. О роковом  листке  не
было сказано ни слова. Возможно, Иннокентий подал им условный знак?..
     Мягкой тяжестью на плечо следователя  опустилась  гигантская  ладонь.
Вздрогнув, он ощутил, как искристым водопадом по  телу  поползли  мурашки.
Реальность нереального била под дых. Голоса лаборантов по-прежнему неслись
из соседней комнаты, но  он  смотрел  на  приоткрытую  дверь,  не  решаясь
обернуться. Он знал, КТО стоит позади него. Вернее, догадывался. Мелькнула
мысль позвать на помощь, но он  благоразумно  от  нее  отказался.  Пальцы,
лежавшие на плече, ожили, извиваясь злыми пиявками, потянулись к  груди  и
шее. Нечто подобное, вероятно, ощущал в свои последние дни Лесник.  Только
бедолага принимал это за астму...
     Дверь распахнулась. Иннокентий Павлович нес  в  руках  полиэтиленовый
пакет.
     - Вот тебе твоя "супербомба", которая,  кстати  сказать,  побывала  в
воде, - и это единственное,  что  нам  удалось  выяснить.  А  вот  и  пара
телефонных номеров. Один  из  них  наверняка  записан  правильно.  Эй!  Ты
слышишь меня?
     - Да, конечно... - Александр  перевел  дух.  Незримая  рука  оставила
плечо в покое, предупреждение было сделано.
     - Ты вроде как с лица спал. Или мне показалось?
     -  Показалось,  -  Александр  выдавил  из  себя  ухмылку.  -  Значит,
говоришь, что один из них записан неверно?
     - Нет, - Иннокентий хитровато улыбнулся. - Я хочу сказать,  что  один
из них записан правильно.
     - Между этими двумя фразами есть разница?
     - Есть - и весьма существенная!
     -  Не  согласен,  но  пусть  будет  по-твоему,  -  Александр   забрал
полиэтиленовый пакет. Обернувшись, окинул взглядом углы  и  стены.  Пусто.
Конечно же, пусто... А чего ты ожидал, дружочек?..  Черных  следов  и  луж
крови? Чего вообще от НИХ можно ожидать?

     Человечек был кругл телом, мягок  в  манерах,  картав  и  витиеват  в
фразах. Как ни странно,  картавость  ему  шла,  делая  человечка  милым  и
добрым. Хотя вполне возможно, так оно и было на самом  деле.  Представился
он, как Сан-Саныч, и  Александр  сразу  понял,  что  напрягать  память  не
потребуется Подобные имена и подобные образы запоминаются  на  всю  жизнь.
Есть люди блеклые, сливающиеся с  мирским  ландшафтом.  Сан-Саныч  к  этой
категории не принадлежал. Беседа длилась уже второй час,  и,  поерзывая  в
старом креслице, председатель центра аномальных явлений с увлечением вещал
о спиритизме и инопланетянах, о возможности телепортирования и телекинезе,
о сглазах и старинных обрядах.
     - В  целом  Иннокентий  Павлович  охарактеризовал  нашу  деятельность
верно. Мы, конечно же, не ученые. Пожалуй, настоящих ученых в этой области
пока и нет. Техническая эпоха с  завидным  упорством  отвергала  чудеса  в
прошлом, отвергает и поныне. Что поделаешь? Так  им,  вероятно,  легче.  И
потому мы абсолютно лишены поддержки. Любопытство -  та  самая  сила,  что
заставляет нас объединяться. Но, наверное, все на Земле начиналось  именно
с него. То есть, с любопытства.
     - С вами трудно не согласиться.
     - О! Если бы это было действительно так! Но, увы, со мной спорят.  Да
еще с какой страстью! Напористо, крикливо...
     - Злобно?..
     - Вот-вот! Злобно. Вопрос согласия и  несогласия  -  вообще  один  из
самых неразрешимых. Возможно, его решит век тридцатый, но уж никак не  наш
с вами.
     - Видимо, надо покаяться. Так сказать, для  душевного  равновесия.  Я
ведь тоже кое-кого из вас называл психами. Честное благородное! К счастью,
все в прошлом... Скажите,  вы  занимаетесь  еще  чем-нибудь  помимо  ваших
аномалий?
     - Конечно! На что бы я  покупал  хлебушек  с  молоком?  Имею  диплом,
работаю инженером по турбинам.  Так  сказать,  ближайший  друг  резинки  и
карандаша.  А  все  это,  -  Сан-Саныч  обвел  руками  бедно  обставленный
кабинетик, - можно сказать, хобби. В свободное от работы время.
     - Насколько я понял, сбор и обработка информации -  основное  занятие
центра?
     - Пока да, - Сан-Саныч сокрушенно причмокнул губами. - Хотя и об этом
можно говорить с большой натяжкой. Серьезный анализ -  это,  как  минимум,
средний компьютер. Наши файлы содержатся  в  обычных  амбарных  книгах,  а
анализ проходит преимущественно у кого-нибудь на кухоньке или прямо здесь.
     - Кроме вас в городе есть еще подобные организации?
     -  Сколько  угодно!  Уфологи,  спириты,  просто  верующие  и  наконец
сатанисты.
     - Сатанисты? Это что, производное от сатаны?
     - Совершенно верно. Странно, что вы ничего о них не слышали.
     - А почему я должен был о них слышать?
     - Епархия-то ваша. Хулиганы  от  религии  -  так  их  можно  назвать.
Серьезного там мало, но внешний этикет соблюдается. Я имею в  виду  черную
кабалистику,  перевернутые  распятия,  чтение  разного   рода   гримуаров,
священных писаний, переписанных наоборот. Не поняли?..  Ну,  скажем,  ваше
имя Саша, - в дьявольском изречении оно бы звучало как Ашас. Детская вроде
игра, но скольким умудренным людям взбаламутила головы. Володя  -  Ядолов,
Олег - Гело и так далее. Ябор, Лиахим, Илатан...
     - Довольно зловеще получается. Ядолов...
     - На этом и строится смысл перевертышей. Коли человек двулик, то  ему
положено и два имени. Одно дает Бог, второе Сатана.  А  дальше  начинается
борьба - кто кого.
     - И чем же занимаются ваши сатанисты?
     - Ну, во-первых, они вовсе не мои, а  во-вторых,  в  занятиях  черных
поклонников мало интересного. Во всяком случае для меня.
     - Вы считаете, что они играют?
     -  Не  то  что  играют,  но...  Скорее,   тут   можно   говорить,   о
театрализованной мистификации.  В  каждом  из  нас  живет  нереализованный
артист, а черная красота тоже  по  своему  красива.  Вспомните  нацистские
парады и огненную символику - разве все это не завораживало?  Демонстрация
мышц в устрашающем ритме. Языки костра и рокот барабана...
     - Пляска под бубен?
     - Что-то вроде этого. Впрочем, здесь не только  театр.  Есть,  знаете
ли, такие чудаки, которые неравнодушны и к страху. Это ведь  тоже  чувство
из острых. И достаточно сильное. Кому-то  оно  приносит  боль,  а  кому-то
радость. Запугать себя и других - для многих  вершина  наслаждения.  Бойся
силы, тобою созданной!
     - Я вижу, вы относитесь к ним с небрежением.
     - Ни в коем случае. Просто это не моя  специфика.  Моей  она  станет,
если среди сатанистов объявится энергетически опасная личность. Вот  тогда
дело примет серьезный оборот.
     - А если оно уже стало таковым?
     - Сомневаюсь. Всей нашей клиентуре мы ведем строгий учет.
     - Разве они не соблюдают конспирацию?
     - По крайней мере от нас они не очень таятся. Во-первых,  знают  наше
лояльное отношение ко всякого рода мистификациям,  во-вторых,  конспирация
им бы не помогла. Я уже упоминал: в  нашем  штате  порядка  двух  десятков
экстрасенсов  первой  и  второй  категории.  Они  с   легкостью   выявляют
энергетических чужаков.  Время  от  времени  кто-нибудь  из  них  посещает
заседания сатанистов. Если бы чужаки там появились, мы бы узнали  об  этом
первыми.
     - Завидую вашей уверенности. Вы знаете все обо всех?
     - Отнюдь, -  пухлые  ручки  Сан-Саныча  протестующе  трепыхнулись.  -
Напротив, вполне допускаю, что большая часть сведений ускользает от нашего
внимания. И все-таки общую картину  мы  видим.  Сатанисты  -  это  пустяк,
уверяю вас! Куда страшнее  вампиры!  Треть  всех  энергетически  одаренных
людей - самые настоящие вурдалаки. Они высасывают из окружающих  жизненную
силу и зачастую сами даже не  подозревают  об  этом.  Знаете  ли,  тяжелые
книги, пьесы, телепередачи... Самое чудовищное,  что  некоторые  из  таких
людей пробуют  лечить.  То  есть,  вероятно,  они  и  впрямь  не  знают  о
негативном  качестве  своих  способностей,  а  публика,  ощущая  нечто,  с
покорностью опускает  головы.  Вот  такого  рода  кудесников  мы  пытаемся
выявлять. Тяжеловато, но в конце концов они идут с нами на  переговоры.  А
далее - регистрация, всевозможные измерения, изучение.
     - Значит, вы все же проводите какие-то опыты? Интересно...
     -  Опытами  это,  пожалуй  не  назовешь.  Сами  видите  какая  у  нас
аппаратура. Да и не  в  ней  дело!..  Американцы  вооружены  во  сто  крат
сильнее, а толку никакого. Телепатия, телекинез и все  прочее  -  для  них
такая же загадка, как и для нас. - Сан-Саныч улыбнулся. - Вы знаете  каким
образом мы изгоняем недобрых домовых? Приглашаем знакомого  священника  из
церкви и одалживаем с десяток икон. И знаете, частенько помогает.
     - Забавно.
     - Вот именно - забавно. А ведь это свое земное! На космос мы даже  не
замахиваемся.  Разве  что   поглядываем   за   НЛО,   да   коллекционируем
необъяснимые фотографии.
     Выложив на стол локти,  Александр  задумчиво  посмотрел  на  сидящего
перед ним человека.
     - Хорошо, Сан-Саныч, не буду ходить вокруг да около. Я пришел  к  вам
за консультацией.
     Лицо  председателя  центра  аномальных  явлений  продолжало  излучать
доброжелательное спокойствие.
     - Скажу сразу, я не знаю о чем идет речь. О сатанизме, о вампирах или
гастролерах-экстрасенсах. Суть в том,  что  они  перешли  все  дозволенные
границы и возникла непосредственная угроза жизни людей.  Словом,  вы  меня
понимаете... По долгу службы я вынужден вмешаться, но область  эта  такая,
что... В общем мы нуждаемся в помощи, и главный мой вопрос  таков:  чем  с
НИМИ можно бороться?
     Сан-Саныч вновь причмокнул губами. Высокий лоб его  покрыли  бороздки
озабоченности.
     - Если бы вы объяснили подробнее, с кем имеете дело...
     - Я уже сказал: не знаю. Здесь намешено столько всего, что  я  просто
затрудняюсь описать их возможности. Но скорее  всего  они  могут  очень  и
очень  многое:  убивать,  становиться  невидимыми,  влиять  на   время   и
пространство.
     Сан-Саныч ласково улыбнулся и успокаивающе положил свою кисть  поверх
руки следователя.
     - Как вы уже поняли, к числу непробиваемых скептиков я не отношусь, -
промурлыкал он. - За свою жизнь  я  повидал  немало  сильных  энергетиков.
Кто-то из них читал мысли и передвигал коробки, кто-то умел  останавливать
часы и вызывать головную боль. Однако, все это  укладывалось  в  некоторые
рамки, было, так сказать, в общем и целом обозримо, и то,  о  чем  вы  тут
говорите, представляется мне абсолютно  невозможным.  Даже  появись  такой
силы энергетик в городе,  мои  экстрасенсы  давно  бы  его  учуяли.  Живые
существа  не  способны  капсулировать  энергию.  Они  излучают   ее,   как
радиоактивные металлы.
     - Увы, на этот раз ваши экстрасенсы дали маху. Случай,  о  котором  я
вам толкую, выпадает из общего ряда.  Это  не  местный  полтергейст  и  не
два-три сбрендивших иллюзиониста. Тут нечто  более  значимое.  Думаю,  вам
следует быть в курсе: несколько человек уже погибло,  кое-кто  пропал  без
вести. Причем  обстоятельства  случившегося  явно  указывают  на  то,  что
обычной уголовщиной здесь не  пахнет.  Не  пахнет  и  гипнозом.  А  потому
повторяю вопрос. Допустите существование загадочных  сил.  Добавлю  -  сил
враждебных человеку. И попытайтесь  ответить:  можно  ли  с  НИМИ  реально
бороться? Скажу сразу, стрелковое оружие  себя  не  оправдывает.  Иных  же
средств в нашем арсенале попросту не имеется. Но как насчет вашего?
     На секунду-другую Сан-Саныч склонил лобастую  голову,  словно  бычок,
намеревающийся ринуться в атаку.
     - Переговоры, - с  медлительной  напевностью  произнес  он.  -  Самый
разумный из существующих  вариантов.  Зачем  сразу  стрелять?  Попытайтесь
вступить с оппонентами в дружелюбный контакт.
     - Увы, они в этом просто не нуждаются. По-моему, все и  началось  как
раз с того, что некто возжелал переговорить с ними по душам.
     - И этот некто жестоко пострадал, - тихо закончил Сан-Саныч.
     - Верно. А затем последовали  другие  жертвы,  хотя,  надо  признать,
действия  наших  противников   совершенно   непредсказуемы.   Иногда   это
смертельный исход, иногда - легкое предупреждение.
     - Интересно, каким образом они предупреждают?  Галлюцинации,  болевые
ощущения, сны?
     - Сны? - Александра передернуло. Он  вспомнил  о  ночном  видении,  о
растаявшей Регине-Снегурочке, о том, как трещал и разваливался под  ногами
пол. Волнение собеседника не ускользнуло от внимания Сан-Саныча.
     - Значит, что-то было и у вас?
     Качнув головой, Александр пригладил на затылке волосы.
     - Я  не  совсем  уверен,  но...  кое-что  мне  действительно  сегодня
снилось.
     Поднявшись, он прошел по комнате взад-вперед, некстати  подумал,  что
точно так же делает Митрофанушка. В минуты  душевного  трепета  и  озноба.
Александр  раздраженно   похрустел   пальцами.   Настроение   испортилось.
Собственно говоря, оно и раньше было не ахти каким,  но  сейчас  ко  всему
прочему добавилось скверное ощущение обреченности.
     - Пожалуй, я зря впутываю вас в эту историю, - пробормотал он.
     -  Отчего  же?  Меня  она  успела  заинтересовать.  Хотя  я  не  знаю
подробностей...
     - Вы их и не узнаете, - следователь остро взглянул на Сан-Саныча.
     - Значит, помощь вам уже не нужна?
     Александр прикусил губу.
     - Наверное, об одной малости я все-таки вас попрошу.
     - Смелее, товарищ следователь!
     - Хорошо... - Александр колебался недолго. - Вы рассказывали,  что  в
вашем штате имеются довольно сильные экстрасенсы. Это в самом деле так?
     -  Можете  мне  верить,  -  Сан-Саныч  развел  руками.  -  Вы  хотите
подбросить им какую-нибудь задачку?
     -  Да.  Не  очень  сложную.  Попросите  кого-нибудь  из  ваших  ребят
прогуляться  вокруг  гостиницы  "Центральная".  Возможно,  этого  окажется
достаточно. Заходить внутрь не рекомендую. Да и  снаружи  пусть  проявляют
максимальную осторожность. И никакой ответной агрессии,  потому  что...  -
Александр  споткнулся.  -  Словом,  как   только   что-нибудь   выяснится,
немедленно свяжитесь со мной. Буду благодарен даже за самую малость.
     Милый и уютный председатель центра аномальных явлений проводил его до
двери. На пороге  они  долго  трясли  друг  другу  руки.  Искренность  для
Сан-Саныча являлась естественной вещью, и, может быть, потому  следователю
особенно тяжело было глядеть в его добрые,  часто  мигающие  глаза.  Людей
вроде Сан-Саныча грешно звать на драку. А он взял и позвал...

                                    11

     Из дневника Льва Антоновича Борейко

     29-й день.
     Подумать только! Еще сутки, и за плечами - месяц одиночества!  Я  уже
давно с бородой и усами. Похожу  на  купца  николаевских  времен.  Где  ни
появлюсь, начинаю петь. Дважды в  неделю  посещаю  баню.  Пища...  О  ней,
пожалуй, не стоит. В этом смысле обеспечен на  долгие-долгие  десятилетия.
Открыл удивительное свойство - здесь ничто не портится.  Хлеб  не  сохнет,
мясо не тухнет, молоко не скисает. Порчусь,  если  можно  так  выразиться,
только я сам. Для всего прочего - времени в этом городе не существует.
     По-прежнему брожу  по  квартирам.  Стал  специалистом  не  только  по
замкам,  но  и  по  альпинистских  кульбитам.  Обзавелся   соответствующим
снаряжением. Временами прихожу в ужас от той легкости,  с  коей  овладеваю
профессией домушника. Замки, двери из стали - все ни к чему, если  имеются
балконы и окна. Даже жутко становится, до чего все мы беззащитны. Впрочем,
почему мы? О множественных местоимениях следует забыть. Забыть и покрепче.
В этом городе, в этом времени и под этим солнцем я  вынужден  прозябать  в
полном одиночестве!
     Один... Гулкая мысль. Какая-то абстрактная и немая. Может,  оттого  и
не могу избавиться от своих игр с псевдопартнерами. Стреляю в  собственную
тень, записываю на магнитофоны отрывистые монологи и сам  с  собой  спорю.
Иногда пытаюсь достать из самоходного орудия здание химкомбината.  Оно  за
рекой, почти у горизонта. Дымливый крематорий, который  всегда  вызывал  у
меня раздражение. Что-то там иногда вспыхивает и горит, значит попадаю.
     Да! Еще одно событие! Потихоньку  пробую  писать  стихи.  Как-то  так
получилось само собой. Сначала только пел, а затем перешел на  декламацию.
Чудно! Раньше я стихи называл рифмовочками, а теперь не только читаю, но и
пишу. Завел для них особую тетрадь, толстую,  с  коленкоровым  переплетом.
Началось же все с  того,  что  набрел  в  одной  запущенной  квартирке  на
библиотечку поэзии. Сперва, понятно, и смотреть не стал, но скука  -  вещь
когтистая. Полистал, полистал и втянулся. В точности, как с  Робинзоном  и
его приключениями. Должно быть, литература - вирус зубастый. Стоит  только
пообщаться - и порядок!  -  болезнь  гарантирована.  Сначала,  разумеется,
взялся за Есенина, Лебедева-Кумача. Там ведь песни  голимые.  И  узнаваемо
все. Ну а после  пошло-поехало:  Цветаева,  Визбор,  Пастернак,  Ахматова,
Евтушенко... Самое смешное, что каждый третий стих - про  одиночество.  То
есть про меня. Так что, дорогие мои ребятушки, даже  и  не  передать,  как
зацепила ссыльного майора вся эта стихотворщина. И  сны  пошли  необычные,
про поэзию. Вроде как сочиняю что-то и сам себе умиляюсь. То есть  плывет,
значит, мимо меня шрифт - строка за строкой,  а  голос  за  кадром  читает
вслух. И, черт возьми, отлично понимаю, что автор не кто иной, как я  сам!
Слушаю и восхищаюсь. Такой складный и ровный стих идет. Хоть смейся,  хоть
плачь... Раньше-то сны у меня забывались, а тут  иначе  стало  получаться.
Вчера вот спросонья  успел-таки  выцепить  четверостишье.  Поднатужившись,
вытянул и еще парочку. Тут же и переписал набело. Первые свои стихи!..
     С того самого утра сознание и дрогнуло. Стала  потеть  голова,  а  на
карандаши набрасываюсь, как заправский бобр. Заодно  и  ногтям  достается.
Крючусь за столом, пока спина позволяет, а потом лежу перечитываю. Кто его
знает, хорошо это или плохо. Но ведь пишется! Само пишется! Разумеется,  с
размером и прочими премудростями - полный пас, но чувство вроде  бы  есть.
Или нет?.. Дать бы прочесть Димке Губину или  Сашке.  Они  о  таких  вещах
любили  потрепаться.  Пушкина  там,   то-се...   Может,   что   путное   и
присоветовали.
     Самое удачное решил выписывать в  дневник.  Так  сказать,  на  всякий
случай. Две тетради все-таки надежнее. Тем более,  что  речь  идет  уже  о
настоящих стихах. То есть,  я  таковыми  их  еще  не  считаю,  но  если  я
ошибаюсь? Если по своей отсталости я знать не знаю  собственного  таланта?
Есенин-то тоже  был  самородком  и  приехал  из  тьмутаракани...  В  общем
записываю.

                       Все то, что возле, - чепуха,
                       Во всяком случае пока,
                       А завтра буду гопака
                       Бить каблуками.
                       Сойду, наверное, с ума,
                       Моя судьба - моя тюрьма,
                       И пакостная Колыма
                       Не испугает.
                       Кладут у стенки дураков
                       И простаков. Я не таков.
                       Но в этом городе - оков,
                       Увы, не нужно.
                       Засилье бесконечных стен
                       И лабиринт из улиц-вен,
                       Он плох уже лишь только тем,
                       Что в нем есть я!

     Перечитал и покраснел.  По-моему,  наши  болтуны,  то  бишь,  Саня  с
Димкой, подняли бы меня на смех. Может, заменить  восклицательный  знак  в
конце на многоточие? Или вообще от знаков препинания отказаться?.. Подумаю
на досуге.

     33-й день.
     Все  вчерашние  сутки  жутко  болела  голова.   Наглотался   каких-то
таблеток,  запив  коньяком,  пытался  уснуть.  Состояние  такое,  что   не
пожелаешь и врагу. Уснуть так и не уснул. Должно быть, таблетки  оказались
левыми. Стало только хуже. Заговаривался, крушил мебель. Выйдя на  балкон,
высадил по заводской трубе несколько магазинов. Всерьез хотел развалить ее
к дьяволу, перерезать очередями пополам. Разумеется, ничего не вышло.  Эта
кирпичная дурында торчит и по сию пору...
     Что-то происходило еще, но всего не  упомнить.  В  памяти  провал  за
провалом. Вероятно, от тех идиотских таблеток. Кажется,  впервые  молился.
То есть, не то чтобы молился, но обращался к кому-то там, на небесах. Орал
в мегафон всякую несусветицу и снова стрелял по химкомбинату.
     Успокоился только к вечеру. И опять пробовал  сочинять,  но  выходила
одна  нецензурщина.  Посжигал  все   к   едреной   матери.   Как   Гоголь.
Одна-единственная вещица и уцелела. Сегодня попалась на глаза, и заскребли
на  душе  кошки  -  жаль  стало  выбрасывать.  Нецензурщину,   разумеется,
ликвидировал. Записал в дневник. Как бы для истории.

                       Плевать на то, чего не вижу,
                       Грущу о том, чего уж нет,
                       И, к зеркалу шагая ближе,
                       Все чаще целю пистолет.
                       Смешать бы в дым все эти краски!
                       Стереть с лица лицо Земли!
                       И, может быть, исчезнут маски?
                       Внемли мне, Господи, внемли!
                       Ну подтолкни ж плечом планету,
                       Пусть дрогнет время, побежит,
                       А тварь Курляндскую к ответу!
                       Пускай поплачет, повизжит!
                       За что страдание страдавшим?
                       А хворь убогим и больным?
                       Знать, сотворил ты нас, поддавши,
                       Из боли, грязи и войны...

     На этот раз не забыл поставить в конце  многоточие.  Довольно  мудрый
знак. Как щит прикрывает  глупость.  Все  равно  как  в  жизни  изображать
глубокомыслие и помалкивать. Тот же самый эффект. Лощенная и  напомаженная
пустота, олигофрен в очках и со скрипкой. В общем...  Наверное,  не  стоит
злоупотреблять этим знаком. Всего не прикрыть.
     И еще кое-что. Событие, каким не хвастают. В одном из своих  провалов
забрел в ванную и полоснул бритвой по венам. Наотмашь, жестом отчаявшегося
художника. Абсолютно ничего не соображал,  однако,  брызнуло  таким  алым,
таким живым, что вмиг очухался и перепугался. Скрутил  на  плече  жгут,  а
кисть обмотал тряпьем. Долгих полчаса баюкал руку, с  напряжением  ожидая,
что вот-вот истеку кровью. Понял, что умирать не хочу. Это  уж  в  крайнем
случае, когда станет совсем невмоготу. А мой случай,  по-видимому,  совсем
не крайний. Можно еще терпеть и надеяться. Да и что, в сущности,  терпеть?
Холод, издевательства, каторжный труд? Ничего ж этого нет! Тогда по какому
поводу весь  этот  стон?  Чего  ради  мы  создаем  внутри  себя  маленькие
бухенвальды? Мы! Члены недоношенного человечества! Тоскующего, брюзжащего,
ненасытного. Стыдно, товарищ майор! Крайне стыдно!  И  никогда  впредь  не
делайте подобных глупостей. Вы меня поняли? Никогда!

                                    12

     Если можно городской мирок вообразить в  виде  огромного  яблока,  то
слухи - это вечно живые юркие черви. И попробуйте совершить такой подвиг -
не узнать того, о  чем  осведомлены  все  -  от  соседей  по  подъезду  до
случайных попутчиков в троллейбусе.
     Еще не добравшись до места работы, Александр оказался посвящен во все
последние новости города.
     Снова подскочили цены на мебель и ковры. Уже третий раз за  последние
полгода. В связи с аварией на молочной фабрике в магазинах предлагают один
кефир. И наконец, что было солью и сутью всех  бесед,  в  городе  хоронили
Лесника. Об этом говорили полушепотом, с оглядкой на близстоящих. Говорили
по-разному - кто с невольным восторгом, кто с подчеркнутой  брезгливостью.
Лесника, как всякого  мафиозо,  хоронили  помпезно,  хотя  и  без  музыки.
Стандартные оркестры мафия презирала, предпочитая скорбную тишину.  В  это
утро в Уткинске были раскуплены все цветы. Нежным растениям  суждено  было
устлать дорогу до кладбища. Везли Лесника не в автобусе, а  в  специальном
правительственном   катафалке.   Трудно   угадать   кто   расстарался    и
распорядился, но сопровождала колонну конная милиция. Об этом рассказывали
с особым жаром. Прорва  машин-иномарок,  влившихся  в  похоронный  кортеж,
удивляла  значительно  меньше.  А  более  всего  толковали,   конечно,   о
"халявских" поминках, проводимых под открытым небом, на которые зазывались
все знакомые и незнакомые. На столах, расставленных во дворе,  в  изобилии
царствовала "Смирновская", вместо закуски предлагались болгарские маринады
и голландская ветчина... От всех этих  шепотков  у  Александра  немедленно
закружилась голова. Он вышел из транспорта на остановку раньше  и  дошагал
до родного отделения на своих двоих.
     План мероприятий созрел у него еще  утром.  Но,  увы,  удача  ему  не
сопутствовала. План дал первую трещину тотчас по  прибытии,  ибо  начинать
следовало с ближайших коллег,  но  именно  самых  ближайших  на  месте  не
оказалось. Ни Димки Губина, ни  Борейко.  Поразмыслив,  следователь  решил
обождать. Коротая время, налил  в  стакан  кипятка,  не  найдя  заварки  с
сахаром, бросил на дно желтовато-стеклянный камешек барбариса. В одном  из
ящиков стола обнаружился пакет с сухарями. Мышей в отделе, по счастью, еще
не водилось.  Наблюдая  за  углубленно  работающим  Казаренком,  Александр
покормил аквариумных  рыбок.  Чешуйчатая  голытьба  была  рада  и  простым
крошкам. После исчезновения главного кормильца - майора  Борейко  за  ними
практически не ухаживали. Но как все сущее на земле они нуждались в заботе
и ласке.
     Тихо потрескивал и пузырил леденец, мутная глубь стакана окрашивалась
в лимонно-болотный цвет. Расположившись в углу, практикант Антоша  доводил
до сведения забежавшего однокурсника  информацию  о  масштабах  проводимых
похорон. Александр досадливо крякнул. Похоже, его  намеревались  потчевать
одним и тем же блюдом. "Смирновская",  катафалк,  конное  сопровождение...
Это начинало уже надоедать, хотя он  вынужден  был  признать,  что  Мамонт
действительно постарался на славу. Дела,  территории,  доходные  заведения
переходили в его руки, и подобный  жест  он  вполне  мог  себе  позволить.
Только вот каково придется нынешнему обывателю? Как известно, смена власти
- явление удручающее.  В  данной  печальной  конкретике  она  и  вовсе  не
радовала. Сделав попытку не думать  больше  о  Леснике  и  его  преемнике,
Александр вызвал в памяти видение  Ленинграда.  Стиснутые  камнем  каналы,
вертлявые  улочки,  мостовые,  бесчисленные  изваяния   львов   и   коней,
стерегущих покой петербуржцев. Или ленинградцев?.. Он вздохнул.  К  черту!
На этот раз не приносили успокоения и картины родного  города.  Жутковатые
происшествия Уткинска заслонили все...
     Не теряя даром времени, он придвинул к себе телефон и,  сверившись  с
записной книжкой, набрал  шестизначный  номер.  Однако  серия  коротеньких
диалогов с собратьями по оружию из других городов  удовлетворения  ему  не
принесла. Ничего не дал разговор и  с  главным  архитектором  города.  Все
осторожничали, испуганными осьминожками выпуская чернильные облака и спеша
скрыться за мутной вязью слов.
     - Тьфу на вас всех!.. - Александр  устало  положил  трубку.  Протянул
руку к стакану и залпом осушил его. Вновь  налил  кипятка,  бросил  липкий
леденцовый камешек.
     - Уф! Всем присутствующим пламенный комсомольский!  Ого!  Уже  и  чай
пьем?..
     - Долгонько гуляете! - Казаренок приподнял лобастую голову, осуждающе
оглядел отпыхивающегося Дмитрия.
     - А кто сказал, что гуляем? Самым законным образом  патрулировали  по
улицам. Все ж таки событие не рядовое. Вон - Санек  знает.  Между  прочим,
патрулировали не в одиночестве. Знаете с кем?
     - С девочками из барачного поселка.
     - Фи! До чего нелепое предположение!..
     - Ладно, не тяни душу, выкладывай.
     Дмитрий все-таки выжидал томительную  паузу,  снисходительно  оглядел
сослуживцев.
     - Так вот, мсье Казаренок! Патрулировали мы  с  ополченцами  Мамонта.
Можно сказать, рука об руку. Мы с резиновыми дубинками, - они с обрезами и
наганами. Разумеется, в карманах и под полой,  но  видно  же...  Вот  так,
господа хорошие! Сегодняшний день объявлен днем моратория на преступления.
Кто осмелится и нарушит, тому крышка. То же будет и на девятый день, и  на
сороковины.
     - Во дают! - глазки у Антоши восхищенно сияли. -  Таким  вот  макаром
нас и умоют всех!
     - Верно, умоют. Еще  парочка  подобных  выкидонов,  и  Мамонт  станет
первым корешем мирного населения. А  в  нашу  сторону  будут  множественно
поплевывать.
     - Отпуская при этом грязные словечки, - добавил Дмитрий.
     Антоша с сокурсником несолидно захихикали.
     - Дмитрий, - позвал Александр. - Будьте добры, сударь, приблизьтесь.
     - С нашим  для  вас  удовольствием,  мсье,  -  разболтанной  походкой
всеобщего любимчика Губин подошел к столу. По-хозяйски,  потрогал  стакан,
проверяя температуру, цапнул из пакета сухарь. - Не люблю,  когда  горячо.
Придется всухомятку.
     - Есть дело, Дмитрий, - внушительно  произнес  Александр,  -  и  есть
риск. Ищу подельников.
     - А что по этому делу мыслит Митрофанушка?
     - Митрофанушке лучше держаться от этого дела подальше.
     - Ясно, не дорос еще, - Дмитрий с важностью кивнул. Сухарь хрупнул  в
его крепких зубах. Глянув на шкодливое лицо приятеля,  Александр  подумал,
что перевести разговор в серьезное русло будет не просто.
     -  Вот  что,  Дмитрий...  -  он  недоговорил.  В   кабинет   ворвался
разгоряченный Ростислав Чилин.
     - Вы в курсе,  что  половина  оперативников  всего  города  провожает
Лесника в последний путь?
     Александр чертыхнулся. Нервно потянул к себе стакан и хлебнул.  Горло
обожгло огнем, чуть позже запылал желудок. Пока  он  отпыхивался,  Дмитрий
сурово выговаривал Чилину.
     - В курсе, осведомлены,  знаем.  И  нечего  подымать  волну.  Видишь,
человек чуть не захлебнулся. Я сам  только  что  с  похорон,  а  Казаренок
постоянный слушатель "Би-Би-Си", так что вы, сударь, как всегда, опоздали.
     - Кто же знал, что вы такие грамотные!
     - А разве страна не должна знать своих героев?
     - Она знает, Дим-Димыч, не сомневайся. И Митрофанушка, кстати, тоже.
     - Причем здесь Митрофанушка?
     - А притом: о Борейко до сих пор ни слуху, ни духу.
     - Ну и?..
     - Что "ну и"? Разве герои не обязаны работать по-стахановски?
     - Ты намекаешь, что все дела Борейко спихнут на меня?
     - Я почти уверен в этом, - Челентано хмыкнул. - Сашок, как шепчут  по
углам,  до  сих  пор  якшается  с  мафией,  Казаренка  отрывать   от   дел
безнравственно, а ты...
     - А он временно поступает в мое распоряжение, - вмешался Александр. -
Ситуация такова, что мне требуются  помощники.  И  возможно,  одного  даже
будет мало.
     - Сожалею, сэр, но... - Дмитрий шутливо развел руками. Чилин выглядел
раздосадованным.
     - Сашок, никто не ценит тебя так, как я, но пойми, Лесника  уже  нет,
Митрофанушка не даст санкций, а без них...
     - Можешь не беспокоиться, он их даст и не пикнет.
     - Даже так? Гмм... - Челентано в раздумье подергал себя за нос. -  Но
надеюсь, вы обойдетесь без меня? Как-никак человек я  семейный,  без  пяти
минут дед и с положением.
     - С положением или в положении? - Губин повертел рукой возле  уха.  -
Извините, не расслышал.
     Практикант Антоша гыгыкнул  из  своего  угла.  Челентано  одарил  его
свирепым взглядом.
     - Здесь, конечно, не костел, молодой  человек,  но  тем  не  менее  я
попросил бы вас...
     - Остыньте, уважаемый.  Он  не  нарочно,  -  Дмитрий  благожелательно
кивнул Александру. - Так что там у вас, дружище? Какой-нибудь кот в мешке?
Похожий на тигра, но рычащий как мышь?..
     - Прервись, - Александр нервно взялся за стакан,  но,  вспомнив  свой
печальный опыт, отодвинул его подальше. - То, что  я  расскажу,  коснется,
пожалуй, всех так как речь пойдет о Леснике и его противниках...
     В висках неприятно кольнуло. Кабинет  поплыл  перед  глазами,  фигуры
людей расплющились, поползли вкривь и вкось совсем как в  кривом  зеркале.
Секундой позже все снова  восстановилось,  и  только  под  левой  грудиной
вздрагивало и трепетало напоминая о пережитом.
     Однако!.. Александр с трудом перевел дыхание. Раньше с ним такого  не
случалось. Видимо, ныряние в фонтаны и сражения с призраками бесследно  не
проходят... Дмитрий  тем  временем  присел  на  краешек  стола  и  изящным
движением вынул  из  кармана  золоченый  портсигар.  Небрежно  покрутил  в
пальцах и спрятал обратно. Портсигар был действительно представительный, и
Губин не упускал  случая  продемонстрировать  его  лишний  раз  друзьям  и
знакомым.
     - Вчера показал эту штучку одному знатоку. Как бы, между прочим.  Так
он чуть было в карман ко мне не нырнул.  Упросил  дать  рассмотреть,  а  в
конце концов поклялся, что это самый натуральный Фаберже. Не  более  и  не
менее.
     Челентано язвительно фыркнул, а Казаренок, не выдержав, пробормотал:
     - Надеюсь, твой знаток хорошо рассмотрел, что там у тебя внутри?
     - Он не открывал портсигара.
     - Ага! Значит, "беломором" вы его не угостили!
     - Мелко плаваете, - Дмитрий усмехнулся. - Хотите сказать, что Фаберже
и "Беломорканал" несовместимы?
     - Упаси боже!.. Несовместимы молоко с сосисками и женитьба с поносом.
А чудный портсигар с чудными папиросами стыкуются, как ни что другое!
     -  Шутит,  -  Дмитрий  снисходительно  кивнул  в  сторону  Чилина.  -
Неогегельянец вумный...
     - Но-но! Без выражений!
     - А я и похлеще могу. Желаешь?
     - Давай, попробуй. Тут тебе не нирвана какая-нибудь, живо выставим!
     - Вот она демократия в действии, - Дмитрий склонился над Александром.
- Эй, Сашок! Почему такое уксусное лицо? Комара проглотили?
     Александр  и  впрямь  сидел  стиснув   зубы.   Ощущение   нахлынувшей
нереальности не покидало его. Он не знал, в чем дело, но что-то здесь явно
было не так. Все эти смешки, разговоры ни о чем... И потом!  Он  предложил
им  серьезную  беседу!  И  что  произошло?  Его  с   полным   спокойствием
проигнорировали.
     - Дмитрий! - следователь собрался с духом. -  Я  хотел  поговорить  с
тобой о Леснике.
     - О Леснике? Что ж,  давай...  -  разом  поскучнев,  Губин  по-детски
заболтал ногой, бессмысленно  следя  за  мелькающей  туфлей.  От  внимания
Александра не укрылось и то,  что  Радислав  Чилин,  зевая,  направился  к
своему столу. Их абсолютно не интересовало  то,  о  чем  он  собирался  им
сообщить! Александр медленно трезвел.
     -  Дело  в  том,  что  я  знаю,  кто  прикончил  Лесника.  Знаю,  кто
обосновался в гостинице  "Центральная",  и  догадываюсь,  что  случится  в
дальнейшем, если мы не вмешаемся.
     Он внимательно наблюдал за коллегами. Ничто не изменилось.  Казаренок
писал, Чилин продолжал зевать. В руках  Дмитрия  снова  возник  знаменитый
портсигар. Золоченная  крышка  с  треском  подскочила,  розовые  граненные
камушки блеснули каплями крови и погасли. Как ни в чем ни бывало  приятель
раскуривал "беломорину".
     - Действительно знаешь?
     - Знаю.
     Дмитрий окутался дымом, прищурившись, помахал ладонью перед лицом.  -
Что ж, молодец, коли знаешь.
     - Дело набирает  обороты.  Возможно,  придется  подключить  ребят  из
госбезопасности.
     - Не надо, Сашок, - Дмитрий задумчиво разглядывал кончик папиросы.  -
Можешь, конечно, обижаться на нас, но в подобные игры мы не играем. Мафия,
Минитмены, Коза-Ностра - ну их всех к дьяволу! Митрофанушка свалял дурака,
когда отпустил тебя к Леснику. Но ведь у тебя своя голова на плечах. Зачем
ты лезешь в это болото? Хочешь чтоб засосало?
     Казаренок усерднее прежнего зашелестел  бумагами,  Антоша  за  спиной
Александра возобновил спор с приятелем.
     - Ты предлагаешь забыть обо всем?
     - Не я, а мы, - Дмитрий  холодно  улыбнулся.  -  МЫ  предлагаем  тебе
забыть обо всем. Лесника нет -  стало  быть,  нет  и  главного  заказчика.
Занимайся своими исчезновениями и не суйся в постороннее.
     - Значит, будем праздновать труса?
     - Худой мир лучше доброй ссоры, а праздник - это всегда праздник...
     - Прислушайся, Сашок. Тебе дело говорят, - это подал  голос  зевающий
Чилин.
     - Он прав, - Дмитрий энергично закивал. - Эй, Сашок! Ты куда?
     - Пойду, подышу воздухом, - Александр вяло мотнул головой. - А заодно
над словами вашими подумаю.
     - Подумай, подумай!.. Думать никогда не помешает.
     Выйдя на лестницу, Александр  прислонился  к  перилам.  Силы  куда-то
ушли. Казалось, вот-вот явится болезненное озарение, а с  ним  начнутся  и
основные муки. Ступив на отполированный лед, логика барахталась  неуклюжим
зверем, мысли бурлили, как пестрое варево в кастрюльке.  Они  были  нужны,
они были ни при чем. Тень неразгаданного накрыла всех разом, спеленав  его
по рукам и  ногам.  Челентано,  Казаренок,  Антоша...  Что  могло  с  ними
произойти? Каким вообще образом ЭТО происходит?..
     Чувствуя, как гулко колотится сердце, Александр двинулся назад. Перед
дверью чуть задержался. Ему вдруг  почудилось,  что  ручка  расположена  с
непривычной стороны - не слева,  а  справа.  Или  так  было  всегда?..  Он
потянул дверь на себя,  осторожно  заглянул  в  комнату.  Вот  оно!  Самое
страшное! Лица, в которые не хочется смотреть. Они словно ждали  его.  Все
разом заморожено обернулись в его сторону. Александр встретился с  глазами
Дмитрия.
     - Может быть, хватит, Сашок? Это ведь не игра, и ты прекрасно знаешь,
что мы не актеры.
     -  Знаю...  -  голос  казался  хриплым  каким-то   чужим.   Александр
чувствовал, что лицо и тело начинают гореть,  словно  по  ним  прогулялась
крапива. Устремленные со всех  сторон  взгляды  излучали  жгучую  энергию.
Нечто  болезненное  вторгалось  в  мозг,  шарило  гибкими   пальцами   меж
полушарий. Он был абсолютно гол, и  жадные  руки  ощупывали  сантиметр  за
сантиметром. Не в силах терпеть долее, Александр отпрянул назад и  хлопнул
дверью. И тут же увидел еще одну. Чудовищным  образом  двери  раздвоились,
расположившись друг против друга. А вместо одной лестницы теперь появилось
сразу две.
     - Что с тобой, Сашок?
     Кто-то тронул его за локоть, и  Александр  стремительно  развернулся.
Словно сработала стальная пружина. Он готов был ударить окликнувшего  его,
броситься бежать, просто поднять крик. Глядя на  приятеля,  Дмитрий  Губин
удивленно хлопал глазами.
     - А... Это ты.
     - Кто же еще? Конечно, я!.. Там тебя Митрофанушка обыскался, да и  я,
признаться, тоже. Куда ты провалился? Сидел, сидел рядом, а потом исчез.
     -  Чего  хочет  Митрофанушка?  -  Александр  пытался   справиться   с
волнением.
     Дмитрий пожал плечами.
     - Наверное,  интересуется  подробностями  смерти  Лесника,  но...  Ты
уверен, что все в порядке? У тебя вон и руки дрожат.
     - Да нет, это я так... - Александр сцепил пальцы в  замок.  -  Должно
быть, перебрал вчера малость.
     - Поминки? Понимаю, - Дмитрий шагнул к одной  из  дверей.  -  Так  ты
заходишь?
     - Немного погодя, Дим...
     - Ага, - Дмитрий озадаченно взглянул на дверь номер два.
     - Ты что-то там видишь? - с надеждой спросил Александр.
     - Еще бы. Огромное пятно. Вчера его еще не было.
     - Пятно и больше ничего?
     - Да вроде нет. А что я должен увидеть?
     Волосы  на  голове  у  Александра  шевельнулись.  Дверь,  которую  он
лицезрел, а Дмитрий нет, на глазах бледнела, все более сливаясь со стеной.
Секунда-другая, и ее просто не стало.
     - Вот так фокус! -  приятель  чертыхнулся.  -  Наверное,  блики,  да?
Или... Что это было, Сашок?
     - Во всяком случае не блики, - оторвавшись от перил, Александр  почти
втолкнул Дмитрия в кабинет.
     - В чем дело? Может, ты объяснишь?
     -  Сейчас  узнаешь,  -  Александр  прикрыл  за  собой  дверь.  Окинув
помещение  взором,  облегченно  вздохнул.  Вопрошающий  взгляд  Казаренка,
недоумение на лице Челентано - все было живым и привычным. - У меня  есть,
что рассказать вам...
     Дверь за спиной зловеще скрипнула.
     - Вы в этом уверены, капитан? Казаренок я же просил вас!..
     - Товарищ полковник, - щеки  канцеляриста  слегка  покраснели.  -  Он
появился только что. Прямо перед вами. Поэтому передать приглашение...
     - Ничего. Главное, что он здесь, - в  голосе  Митрофанушки  появились
скрежещущие нотки. Челентано сочувствующе  прикашлянул,  скосил  глаза  на
Александра.
     - Занимайтесь своими  делами,  -  объявил  Митрофан  Антонович.  -  А
капитана Дыбина прошу зайти ко мне.
     Стоило ему выйти, как, подчиняясь мутной догадке, Александр рванул за
ним.
     Он не ошибся. Коридор был пуст, и снова от  площадки  спускались  две
абсолютно одинаковых лестницы. Каменной походкой Митрофан Антонович входил
в кабинет, которого не было и не могло  быть.  Галлюцинации  продолжались.
Вопреки всем законам природы происходило невероятное - и  это  невероятное
тянуло к нему свои щупальца, затягивая в осьминожьи объятия.  В  следующее
мгновение случилось еще более страшное. Пространство сложилось пополам,  и
Александр неустойчиво покачнулся.
     Он  стоял  на  границе  двух  комнат.  С  зеркальной  точностью  одна
повторяла другую, и люди, работающие слева, сказочным  образом  обзавелись
братьями-близнецами справа. Коридор с лестницей исчез и пропал, провалился
в   тартарары.   Кабинет   вывернулся   наизнанку,   сумев   вывернуть   и
продублировать образы живого и неживого. В  единственном  числе  оставался
замерший на  пороге  человек...  -  сам  Александр  Евгеньевич.  Движением
ошарашенного ребенка он поворачивал голову справа налево, пытаясь отличить
правду от вымысла. Впрочем,  это  было  бесполезно.  Фантомы,  представшие
перед ним, ничем не отличались от настоящих людей. Он действительно глядел
в зеркало, огромное, лишенное непроходимой черты. Предметы,  отраженные  в
нем, можно  было  потрогать,  положить  в  карман,  уничтожить,  растоптав
каблуками. Два крохотных кусочка мироздания в равной степени  претендовали
на  истинность.  Угадать,  какое  из  них  исчезнет,  а  какое  останется,
представлялось совершенно невозможным.
     В панике Александр ухватился за  косяк,  и  в  эту  секунду  сходство
картин разрушилось. В поведении людей справа что-то изменилось, в движение
вторгся знакомый ритм замороженности. Манекен, игравший роль Димы  Губина,
медленно скрестил на груди руки.
     - Вы отчаянный человек, Александр Евгеньевич, однако в данном  случае
совершаете ошибку. Зарубите себе на носу: МЫ никому ничего  не  объясняем.
МЫ только предупреждаем. И ваша задача - принять  предостережение,  сделав
соответствующие выводы.
     - Оргвыводы, - поправил с места Казаренок.
     Александр посмотрел на коллег слева, но те по-прежнему не  выказывали
ни малейших признаков беспокойства.
     - Они... Они не видят нас? - пролепетал он.
     -  Вас  действительно  это  интересует?   -   лже-Челентано   зловеще
улыбнулся. - На вашем месте я подумал бы о другом.
     - Ну зачем же так? - лже-Дмитрий  снисходительно  качнул  головой.  -
Если ЧЕЛОВЕКА интересует феномен пространственной кривизны, можно в  конце
концов удовлетворить его любопытство. Так вот, они действительно не  видят
и не слышат нас.
     - До тех пор,  пока  мы  этого  не  захотим,  -  с  усмешкой  добавил
лже-Казаренок. Практикант Антоша и его приятель с готовностью захихикали.
     - Кто вы такие? - выдавил из себя Александр. - Что вам от меня нужно?
     - Я ведь предупреждал! Начнутся волнения,  обмороки,  вопросы...  Кто
будет отвечать на эти  идиотские  вопросы?  Вы,  Бином,  или,  может,  вы,
Зиновий? Ей-богу, Панкратило прав! С ними следует поступать жестче, а  все
эти ваши церемонии до хорошего не доведут.
     - Что вы хотите сказать, милейший? Что человек - тварь пастозная? Так
это мы знаем без вас. И знаем, что, протягивая руку, мы  рискуем  шеей.  И
тем не менее, не мешало бы нам помнить, из чего мы сами произрастали.
     - Но Панкратило велел...
     - Напугать? Это мы сделали. Чем вы недовольны?
     - Но он же не остановится! Взгляните на него.  Дрожит-то  он,  верно,
дрожит, но догадываетесь, о чем собирается спросить?
     - О том, кто мы такие и куда подевался майор Борейко.
     - Это еще кто такой?
     - Поинтересуйтесь у него. Он вам подробно объяснит. А  там,  глядишь,
завяжется дружественная беседа.
     Александр раскрыл рот, но  слова  вышли  из  него  только  со  второй
попытки.
     - Значит, майора Борейко тоже вы?..
     - Ну уж нет, это ваши дела! - визгливо закричал  Антоша.  -  Слыхали,
как он подъехал! Тоже, значит, мы...  А  сейчас  нам  поведают  историю  о
пропавшем  кошельке,  о  собаке,  укусившей  пьяного,  о  поезде,  о  всех
последних авариях. Какого дьявола мы его слушаем?!
     - Только не надо ругаться, - лже-Челентано поморщился.
     - Но нас действительно беспокоит судьба майора, - осмелел Александр.
     Глаза фантомов блеснули, и следователь вновь ощутил их жгучее  тепло.
Лицо пылало, словно от ожога. Голос куда-то пропал.
     - То, что волнует вас,  уважаемый  Александр  Евгеньевич,  далеко  не
всегда согласуется с нашим волнением, -  отчеканил  лже-Челентано.  -  Вам
сообщили то, что следовало сообщить. Не проявляйте излишнего  любопытства.
А если сомнения в нашем всесилии еще не рассеялись,  вас  с  удовольствием
навестят повторно. И не удержусь, чтобы не перефразировать  вышесказанное:
то, что  доставляет  удовольствие  нам,  далеко  не  всегда  радует  наших
клиентов.
     - Но я...
     - Все, разговор окончен! - лже-Челентано взмахнул рукой, и  Александр
вновь испытал стремительное головокружение.  Лица,  столы  и  окна  -  все
рванулось куда-то в сторону, пыльным осенним  вихрем  влилось  в  стену  и
исчезло. Перед глазами восстановилось привычное: серые,  отшлифованные  за
долгие десятилетия ступени, короткий пасмурный коридорчик.
     Пошатнувшись, Александр уцепился за перила. Сбоку суетливо  подскочил
Дмитрий.
     - Я же сразу сообразил, что с тобой не все ладно.  А  ну-ка  присядь!
Сейчас спроворим чаек, поищем каких-нибудь таблеток...

                                    13

     Ключ в скважину вошел не сразу, заставив его попыхтеть и  помучиться.
Оказавшись в прихожей, он зажег свет  и  чертыхнулся.  Его  шляпа  и  плащ
почему-то валялись на полу. Водрузив их на вешалку, Александр  заглянул  в
ванную и ополоснул руки. Присутствовала как холодная, так и горячая  вода.
Поддавшись  искушению,  он  присел  на   край   ванны   и,   отрегулировав
температуру, подставил ладони под  струю.  Точно  так  же  он  поступал  в
далеком детстве, когда родители собирали  его  в  школу.  Уступая  сладкой
неге, он грелся под низвергающимся потоком, впадая в  состояние  коллапса.
Вставать,  идти  куда-то  казалось  нелепым  и  никчемным.  Бурление  воды
завораживало мозг, тепло подымалось от  согреваемых  ладоней  к  плечам  и
выше, достигая лопаток, искристо покалывая позвоночник. Родителей подобные
забавы отчего-то всегда раздражали. Почти насильно ему  всовывали  в  руки
мыло  и  зубную  щетку,  выговаривали,  указывая  на  часы  и  собственную
готовность к предстоящим будням. Да, так оно  и  было  когда-то...  Уронив
голову на грудь, Александр погружался в давно забытое дремотное состояние.
Возможно, после сегодняшней встряски он, как ни в чем другом,  нуждался  в
подобной процедуре.
     - Ага!.. Мы-то думаем, он здесь пи-пи, ка-ка, а этот романтик ручонки
греет!
     Вздрогнув,  Александр  очнулся.  В  ванную  заглядывал  верзила   лет
двадцати пяти с широченными  плечами  и  лбом,  легко  прикрываемым  двумя
сдвинутыми пальцами.
     - Тащи его сюда!
     Значит, как минимум, двое... Додумать  Александр  не  успел.  Верзила
сгреб его мощной дланью и поволок к выходу. Весовые категории  были  столь
неравными, что от мысли воспротивиться Александр немедленно отказался.
     Увы, их оказалось несколько больше, чем  он  ожидал.  В  комнате,  на
диване и в  кресле  расположилось  еще  трое.  Журнальный  столик  заменил
подставку для ног, книги и журналы были разбросаны по полу. Да и не только
книги. Должно быть, от скуки эти парни основательно прошлись по его вещам.
Прибирать же за собой их, вероятно, никто и никогда не приучал.  На  полу,
среди окурков и плевков, поблескивали осколки кухонного фарфора.  Судя  по
запаху и следам на ковре, они успели попробовать кофе,  да  и  перекусить,
видимо, нашли чем. Удивительно, до чего  легко  и  быстро  люди  осваивают
новые места. Вчера еще пышная тайга, сегодня - леспромхоз и трубы,  завтра
- редкостная помойка. Тот же феномен наблюдался и здесь.
     - Эй, ребятки! Что за бардак вы тут устроили!
     - Нишкни, малыш! - верзила тряхнул следователя так,  что  у  "малыша"
лязгнули зубы. Один из сидящих на диване - кучерявый, похожий  на  цыгана,
подал верзиле знак. Александра грубо подтолкнули вперед.
     - Не буду испытывать твое терпение. Обрадую сразу: мы  привезли  тебе
привет от Мамонта.
     - Спасибо, - процедил следователь. - Что дальше?
     - А дальше ты оценишь этот привет по достоинству, - кучерявый  достал
нож. - Должно быть, Мамонт в большой обиде на тебя. Потому как  услуга,  о
которой он нас просил, несколько специфическая...
     В руке говорящего щелкнула зажигалка. Медлительными кругами он  повел
лезвием  над  голубоватым  язычком  пламени.  Заметив  напряженный  взгляд
Александра, пояснил.
     -  Ничего  страшного.  Это  не  кастрация.  Всего-навсего   маленькая
отметина на твоих плечиках. Как видишь, инфекции мы не занесем.
     Парень, держащий следователя за ворот, громко заржал.
     - Что еще за отметина?
     -  Одна-единственная  буковка,   -   кучерявый   улыбнулся,   показав
прокуренные зубы. - Та  самая,  с  которой  начинается  расчудесное  слово
"мама". Таково, малыш, пожелание хозяина.
     - Он хочет, чтобы ты не забывал  его,  -  вставил  сосед  кучерявого,
детина в кепи велосипедиста и радужных очках. - С этой буквы начинается не
только "мама", но и его имя. Надеюсь, это ты сообразил?
     Александр сообразил. Как сообразил и кое-что другое. Бедная  квартира
пострадает еще больше и пострадает по  той  простой  причине,  что  он  не
позволит им прикоснуться к себе.
     - По-моему, вы в курсе, что я работал на Лесника.
     - Нас это не касается, малыш. Работал, не работал, чего уж  теперь...
Лесника нет, и мир его праху. Теперь хозяином Мамонт, и мы  выполняем  его
указания.
     - А на твое звание, мусор, нам тоже плевать, -  меланхолично  добавил
велосипедист.
     - Доплюетесь, - Александр с угрозой посмотрел кучерявому в  глаза.  -
Ты слышишь меня, смуглявый? Как тебя по кликухе-то?
     - Что? - брови кучерявого изумленно поползли вверх. - А я-то  считал,
мы поладили. Выходит, нет?
     - Выходит, нет, - Александр старался говорить твердо. - И ваш квартет
я запомню, в этом не сомневайся. Придет время, из под земли достану. А там
и поквитаемся.
     С  кресла  легко  поднялся  жилистый  человек.  В  темном  облегающем
свитере, с выбритым  до  блеска  черепом.  Погладив  себя  по  темени,  он
степенно приблизился к пленнику.
     - Готическое "М", как и договаривались... - кучерявый подбросил нож в
воздух. Жилистый поймал  его  на  лету.  Подчиняясь  кивку  велосипедиста,
верзила рванул со спины следователя пиджак. Сукно треснуло в его  пальцах,
оголяя тело.
     - Начинай, Винт.
     Уже на последнем слоге правая нога  Александра  сработала  футбольным
крюком. Хватанув ртом воздух, Винт бухнулся на колени и завалился на  бок.
В ту же  секунду  Александр  заехал  локтем  в  широченное  тулово  своего
охранника. Он угодил в панцирь из мышц и  сала.  Верзила  только  крякнул.
Кулак его ответно описал дугу и опустился на  затылок  капитана.  Это  был
конец. Мир взорвался бенгальскими брызгами,  улыбающееся  лицо  кучерявого
понеслось навстречу. Чья-то распахнутая  пятерня,  еще  один  удар,  и  от
дивана он полетел к креслу.
     - Вроде кто-то отирается у двери,  -  кучерявый  настороженно  поднял
голову. - А ну тише, лбы!
     Александр  почувствовал,  как  чья-то  рука  зажала  ему  рот.  Он  с
удовольствием цапнул бы ее зубами, но не сумел даже  пошевелить  челюстью.
Держал его, по всей видимости, все тот же слоноподобный страж.
     - Нас нету, - с дурашливой театральностью пропел  обладатель  кепи  и
радужных очков.
     - Заткнись!.. - бритоголовый Винт с кряхтением поднимался, не спуская
со следователя побелевших от ненависти глаз.
     В дверь громко постучали. Выдержав паузу, постучали более настойчиво.
Кучерявый со злостью ткнул Александра в бок, свирепо зашипел.
     - Кто это может быть, лягаш?
     Скорее всего вопрос был риторическим, однако,  верзила  решил  иначе,
разжав липкую лапищу и позволяя пленнику удовлетворить любопытство  босса.
Милое детское доверие!  Как  часто  тебя  наказует  коварство...  Отчаянно
заблажив, Александр сполна использовал предоставленную  возможность.  Пара
оглушающих мгновений, после чего ладонь вновь стиснула челюсть,  чуть-чуть
не раздавив ее. Лягая кучерявого по коленям,  Александр  бешено  продолжал
извиваться.
     - Вот пакостник! - вожак группы вскочил, спешно натягивая  на  пальцы
кастет. - Это неважная шутка, малыш, и ты за нее ответишь...
     Заглушая последнюю  фразу,  из  прихожей  донесся  грохот  вышибаемой
двери. В ореоле щепок и брани в комнату ворвались Маципура и Цой.
     - Лещ? Я так и думал, - губы Маципуры скривились в недоброй  усмешке.
- Не прошло и суток, а ты уже вылизываешь Мамонтовы штиблеты.
     - Убирайся! - кучерявого трясло. - Какого черта ты сюда заявился?!
     - Это наш человек, - Маципура указал на  Александра.  -  Скажи  своим
бакланам, чтобы отпустили его. И вообще постарайся забыть этот дом.
     - Мамонт попросил меня об одолжении, и я...
     Шагом  манекенщицы  в  комнату  вошла  Регина.  Оглядевшись   вокруг,
поморщила нос.
     - Вольно, Лещ. Не трать энергию на болтовню.  Даю  полминуты  на  то,
чтобы очистить помещение.
     В  эти  минуты  она  выглядела  просто  великолепно!  Уставившись  на
девушку, Александр даже перестал брыкаться.
     -  Вот  как?  Очистить  помещение?..  -  глаза  кучерявого  неприятно
сузились. - А может, ретироваться тебе и твоим оруженосцам?  Винт  мог  бы
указать дорогу.
     Бритоголовый успел подобрать нож и теперь  с  рычанием  устремился  в
атаку. Маципура попробовал встретить его правой, но  Винт  довольно  ловко
уклонился. Круговой выпад, и лезвие полоснуло по руке телохранителя.
     - Цой!
     С таким же успехом Регина могла  выкрикнуть  "фас".  Скользнув  между
бельевым шкафом  и  отступающим  Маципурой,  кореец  вылетел  на  середину
комнаты. Александр так и  не  увидел,  что  же  он  сделал  с  Винтом,  но
бритоголовый уже падал. А потом хрустнули очки на шутнике-велосипедисте, и
он вместе с креслом опрокинулся на пол. Кучерявый сунулся было с кастетом,
но маленькая ножка корейца отшвырнула его к окну.
     - Вот, гаденыш! - продолжая держать Александра перед собой, как  щит,
верзила сделал попытку прорваться к коридору. По пути жертва уцепилась  за
стол, но гигант этого даже не заметил. Впрочем, не заметил он  и  другого.
Юркий кореец на четвереньках, совсем как паук, подбежал к бритоголовому и,
подобрав нож, метнулся за  беглецом.  Он  был  уже  рядом,  когда  верзила
попробовал достать его ботинком. Цой, казалось, только  этого  и  ждал.  С
цепкостью кошки всеми четырьмя конечностями он прилип к колену великана. В
уши Александру хлынул  заполошный  вой.  Ощутив  неожиданную  свободу,  он
рванулся из  рук  мучителя.  Развернувшись,  наотмашь  ударил  в  челюсть.
Маленьким мячиком Цой уже откатывался  в  сторону.  У  стены  он  складным
образом развернулся и, очутившись  на  ногах,  пренебрежительно  отшвырнул
финку бритоголового. Верзила со стоном цеплялся за мебель, тщетно стараясь
устоять. К нему качнулся Маципура, но Александр удержал его.
     - Я сам...
     - Не надо, Саша. Побереги голову.
     Голос прозвучал насмешливо, и Александр поневоле сник. Он и  в  самом
деле собирался боднуть верзилу.
     - Похоже, я повторяюсь, - пробормотал он.
     - Повторяетесь, Александр Евгеньевич. А кроме того нужды  в  подобном
самоистязании нет. Цой делает работу только на отлично.
     Словно в подтверждении слов Регины, верзила ухватился за  шторы  и  с
мученическим подвыванием рухнул на ковер. По брюкам у него текла кровь.
     - Что с ним такое? - удивился Александр.
     Ему ответил Маципура.
     - Сухожилия. Цой перерезал  этому  ублюдку  сухожилия.  Теперь  парню
хромать всю жизнь. Примета верная, так что найти его будет проще простого.
В том числе и вам.
     - Это верно... - Александр задумчиво поглядел на Цоя. - Как бы то  ни
было, я твой должник.
     - Мне кажется, мы тоже немного поучаствовали в этом?
     - Разумеется, - Александр усмехнулся. -  В  любое  время  каждому  из
присутствующих с удовольствием пожму руку.
     - Так уж и каждому?
     - Виноват! Разумеется, кроме лежащих на полу  и,  некоторым  образом,
дам.
     - Разве дамы в благодарности не нуждаются?
     - Он хочет сказать, что  дамам  руки  не  жмут,  а  целуют,  -  хмуро
пробурчал Маципура.  Он  сидел  в  восстановленном  кресле,  и  Цой  умело
перебинтовывал ему раненное предплечье.
     - Ну? Так в чем же дело? - Регина деловито протянула кисть. Александр
взглянул на девушку и вспомнил сегодняшний сон. Краска  выступила  на  его
щеках, он неуверенно кашлянул.
     - Твои архаровцы меня смущают.
     - Эти архаровцы только что спасли твою жизнь.
     - Меня не собирались убивать.
     - А кто же тогда визжал?
     - Мда... - Александр достал из кармана платок и тщательно вытер губы.
- Вот теперь действительно готов.
     - Момент, к сожалению, упущен, - опустив руку, Регина обвела  комнату
изучающим взглядом. - Мы должны поговорить и немедленно.
     - О чем?
     Не отвечая, Регина  обернулась  к  Маципуре.  Цой  уже  заканчивал  с
перевязкой. Розовым узором кровь проступала сквозь бинт, но на пол уже  не
капала.
     - Как только уладите с  ранами,  займитесь  комнатой.  Нужно  немного
прибраться, а прилипал Мамонта вышвырнуть на улицу.
     - Может быть, вызвать подкрепление?
     -  В  этом  нет  необходимости,  -  Регина  загадочно  посмотрела  на
Александра. - Наша беседа не затянется.

     ...За  окном  каркнула  пролетевшая   ворона.   Сидящие   вздрогнули.
Единственный звук  на  протяжении  последних  пяти  минут.  Тишина  давила
невидимым  прессом,  и  Сан-Саныч,  приглашенный  на  странное   собрание,
явственно  чувствовал  ее  тяжесть.  Он  устроился  в  кресле,   по-детски
нахохлившись, спрятав ладони между колен.  Открыв  рот,  он  решился  было
что-то сказать, но его опередил Александр.
     - Что, черт подери, вам не нравится?
     В голубых глазах Регины блеснул упрямый огонек.
     - Экстрасенсы?.. Это же смешно!
     - Почему? Потому что малопонятно? Вот уж действительно  смешно!..  Вы
слышали когда-нибудь о собаках-ищейках?
     - Причем здесь собаки?
     - Притом, что у ищеек превосходный нюх. Они чуют то, чего не чуем мы.
То же самое с экстрасенсами. Левше проще управиться с левшой, и если у нас
под рукой будут эти ребята, мы  проведем  переговоры  на  равных.  Или  по
крайней мере попытаемся провести.
     - Переговоров не будет, -  холодно  повторила  Регина.  -  Не  будет,
потому что они убили Лесника.
     Александр вновь поразился изменчивости женских глаз. Только  что  они
излучали небесное тепло и вот уже превратились в подобие темных омутов.  В
глубине этих омутов искристо плескалась хищная рыба.
     - Значит, вендетта по-корсикански? - Александр постарался  произнести
фразу с насмешливой безжалостностью. - Око  за  око  и  штык  за  штык?  А
дальше? Что вы получите в итоге?
     - Не знаю. Как бы то  ни  было,  для  меня  это  единственный  способ
покончить с НИМИ.
     - Тогда зачем вы ссорились с Мамонтом и его людьми? Мне казалось,  он
придерживается той же точки зрения.
     - Мамонт - неуравновешенный кретин. И, кроме того, не  забывайте,  мы
выручали вас.
     - Но Мамонт - это сила.
     - Насчет сил не беспокойтесь. Мы тоже кое-чем располагаем. Во  всяком
случае на одну гостиницу мускулов у нас хватит.
     - Я тоже  за  пулю,  -  рубанул  Маципура.  -  На  что  способны  эти
кудесники, мы приблизительно знаем. Так или иначе они  материальны.  Стало
быть, их можно прикончить, как всякого смертного.  Возможно,  подходить  к
ним вплотную неразумно,  я  и  сам  не  решусь,  но  если  воспользоваться
услугами снайпера...
     - Господи! Что вы такое предлагаете! - Сан-Саныч испуганно  всплеснул
руками. - Ведь это убийство, понимаете?!  Я  не  говорю  уже  о  том,  что
пострадаете скорее всего вы сами. Если, конечно, правда все то, что  вы  о
них рассказываете.
     - Вы считаете, что пуля их не берет?
     - Я не имею об этом ни малейшего представления. Так  же,  как  и  вы.
Потому что ни вы, ни я до сих пор не знаем,  кто  ОНИ  такие.  А  все  эти
устрашающие  истории  лишний  раз  свидетельствуют  в  пользу  продуманных
действий.
     - Вы называете продуманными действиями помощь экстрасенсов?
     - Во всяком случае некоторый опыт у них имеется. В своей практике  мы
сталкивались и с вампирами, и с колдунами...
     - Вампиры? - Маципура оживился. - Это вроде кровососов, верно?  -  он
переглянулся с Цоем.
     - Не в буквальном смысле,  конечно.  Я  имел  в  виду  энергетических
вампиров. Их пища - жизненный тонус. Колдуны, в сущности, те  же  вампиры,
но рангом повыше. Во многом мы еще  не  разобрались,  но  мне  приходилось
убеждаться, что энергетическое влияние вполне  можно  блокировать.  Я  уже
сообщал Александру Евгеньевичу, что в нашем штате имеются довольно сильные
парапсихологи. Объединяя усилия, они способны  локализовать  самые  мощные
энергопотоки. Не очень продолжительное время, но  тем  не  менее...  Кроме
того, существует система знаковых амулетов, рекомендации по наговорам...
     - Ага! Гадание на кофейной гуще и прочее, прочее, -  не  сдержавшись,
Маципура фыркнул.
     Поймав вопрошающий взгляд Сан-Саныча, Александр ехидно пояснил:
     -  Ничего  не  поделаешь.  Он  вам  не   верит.   Таковы   странности
человеческой природы. Мы  можем  видеть  призраков  собственными  глазами,
ощущать  власть  их  гипнотизма,  но  когда  нам  говорят  об  амулетах  и
экстрасенсах, мы тут же начинаем фыркать.
     - Только не надо выставлять меня недоумком! - Маципура разозлился.  -
Послушать вас, так уверуешь и в Христа, и в рай, и в скатерть-самобранку!
     - Насчет первого и второго не знаю, но  скатерть-самобранка  навсегда
останется розовой мечтой человечества. Так что смело  вычеркивайте  ее  из
списка.
     - Вы собираетесь острить до вечера? - осведомилась  Регина.  Взор  ее
обратился к председателю центра аномальных явлений. - Скажите  откровенно,
вы можете гарантировать нам подобие экрана?
     - Видите ли...  -  Сан-Саныч  замялся.  -  Гарантировать  что-либо  в
подобном  предприятии   всегда   представляется   делом   затруднительным.
Оккультными науками я занимаюсь более шестнадцати лет  и,  тем  не  менее,
вынужден признать, что в основном это движение на ощупь.  Особых  открытий
мне не удалось совершить, но кое-что я все-таки для себя уяснил. Так  вот,
многое, о чем толкуют с усмешкой и недоверием, на деле обладает  реальными
магическими свойствами. В частности это касается икон с амулетами...
     - Чушь! - громко сказал Маципура.
     - Не перебивай его!
     - Ваше дело верить или не верить, но в ряде случаев мы в  самом  деле
выкручивались из весьма сложных ситуаций посредством церковного реквизита.
Помогали не только иконы, но  и  другие  старинные  вещицы.  И  не  только
старинные... Я понимаю, сказанное  звучит  неубедительно,  но  большинство
экстрасенсов сходятся на том, что и амулеты, и иконы,  и  даже  письменная
кабалистика располагают собственными энергетическими аурами. Аура  -  суть
то же поле, и не так уж удивительно, что в определенных ситуациях подобные
поля способны выполнять защитные функции.
     - Великолепно! - Маципура потряс забинтованной рукой.  -  Тогда  дело
проще ржавого шурупа! Для начала потрошим  все  близлежащие  церквушки  на
предмет икон  и  прочих  реликвий,  а  затем  обкладываем  гостиницу,  как
горчичниками...
     - Прекрати! - окрик Регины заставил его умолкнуть.  Видно  было,  что
она решается на что-то важное.
     - Так как, едем к гостинице? - деловито поинтересовался Александр.  -
Люди Сан-Саныча уже там.
     - Регина, но это же полная чепуха! Если все дело в Чолхане, мы сами с
ним разберемся.
     - Он утверждает, что это не так, -  Регина  кивнула  на  председателя
центра аномальных явлений.
     Маципура  озадаченно  посмотрел  на  Сан-Саныча,  перевел   взор   на
следователя.
     - Ты тоже полагаешь, что дело выгорит только с ними?
     - Не знаю... Однако, идея со снайпером мне нравится  еще  меньше.  Мы
только разворошим улей. Вспомни того призрака. Он проглотил  твои  пули  и
даже не поперхнулся. Кроме того, я убежден,  что  Чолхан  действует  не  в
одиночку. Видел я тамошние таблички: Дарьяно какой-то, Люмперго...  А  кто
меня выставил? Этот самый Приакарт с Громбальдом... Там славное гнездышко,
поверьте мне, и Чолхан лишь один из многих.
     Безмолвно сидевший  до  того  Цой  неожиданно  поднялся  и  короткими
шажочками пересек комнату. Приподняв штору, внимательно оглядел улицу.  На
лице его появилось озадаченное выражение.
     - Что-то не так? - Маципура протянул руку к кобуре. -  Кто-нибудь  из
людей Мамонта?
     Кореец ответил ему странной гримасой.  Возвращаясь  на  место,  глухо
произнес.
     - Там никого нет.
     Усаживаясь, добавил.
     - Но что-то не так.
     Диванные пружины даже не скрипнули  под  его  сухим  жилистым  телом.
Скрестив руки на груди, он вновь превратился в каменного идола.
     - Перед смертью Лесник говорил о здании,  -  пробормотала  Регина.  -
Если бы уцелели документы, возможно, многое для нас прояснилось.
     Александр кивнул.
     - Пару звонков я успел сделать. История там действительно темная. Два
здания разрушены, проектировщик скончался от  инфаркта.  Может  быть,  это
роковое стечение обстоятельств, а, может,  и  то  самое,  на  что  намекал
Лесник.
     - А списки жильцов вы не проверяли?
     - О  списках  надо  говорить  с  администрацией,  -  Александр  пожал
плечами. - Один раз я туда уже сунулся, - меня выбросили вон и  чуть  было
не утопили. Подозреваю, что повторный опыт закончится более плачевно. Даже
при условии, если я ворвусь в гостиницу во главе бригады омоновцев.
     Сан-Саныч вежливо шевельнулся.
     - У меня складывается впечатление, что между зданием гостиницы  и  ее
нынешними обитателями в самом деле существует реальная связь.
     - Да, но какая? Вот, что интересно!
     - И кто кроме главного администратора стоит за всеми махинациями?  О,
если бы мы имели возможность прошерстить  жильцов!  Наверняка  всплыло  бы
множество других имен...
     - Регина! - кореец настороженно приподнял ладонь. Взор его снова  был
прикован к окну. - Я не совсем уверен, но... у меня такое  чувство,  будто
нас подслушивают.
     Маципура  вновь  потянулся  за  оружием,   Регина   переглянулась   с
Сан-Санычем.
     - Такое возможно?
     Пухлый человечек нервно заерзал в кресле.
     - Если вы имеете  в  виду  чтение  мыслей  опосредованно  на  большом
расстоянии, то... Видите ли, мы сталкивались с телепатией не так уж часто.
Явление это поистине уникальное.  Раз  или  два  нам  удавалось  проводить
дистанционные сеансы по угадыванию  геометрических  символов,  и  в  общем
процент попаданий оказывался весьма высоким.
     - Словом, это осуществимо.
     Сан-Саныч виновато заморгал.
     -  Видимо,  да.  Хотя   свободное   чтение   мыслей   -   это   нечто
экстраординарное! Даже для той области,  в  которой  я  тружусь.  В  наших
экспериментах испытуемые с трудом отгадывали фигуры и цифры.  Следует  так
же отметить, что мощь телепата с расстоянием заметно убывает. Скажем, если
"чтец" находится в  десяти  шагах,  то  телепатическая  связь  в  принципе
возможна, а вот дальше... - он развел руками.
     - "В принципе возможна", - передразнил Маципура. - Как вы все  любите
усложнять! Причем тут телепатия, если мы беседуем вслух? В такой  ситуации
я и сам в десяти шагах заменю любого  телепата.  Не  сомневаюсь,  что  ваш
"чтец", если он существует в действительности, находится  либо  за  окном,
либо в подъезде.
     - За окном чисто, - уверенно сказал Цой. - А в подъезде я бы услышал.
     - Услышал, не услышал... Раз уж поднял волну, значит проверим.
     Заставив  Сан-Саныча  содрогнуться,  Маципура  достал   револьвер   и
двинулся в сторону прихожей.
     - Там никого нет, - упавшим голосом произнес Цой.
     - Посмотрим, - пробурчал телохранитель.  -  Может,  кто  из  прилипал
Мамонта вернулся. Вот было бы здорово...
     - Он ведь не станет стрелять? - опасливо спросил Сан-Саныч.
     - Навряд ли...  -  Александр  внимательно  посмотрел  на  корейца.  -
Признаться, существование на  земле  типов  вроде  Мамонта  будит  во  мне
крупные сомнения насчет  светлой  будущности  человечества,  однако  есть,
оказывается, кое-что пострашнее, - он обернулся к  Регине.  -  Без  помощи
экстрасенсов мы не обойдемся. То, что Цой способен  лишь  смутно  ощущать,
они наверняка расшифруют подробнее.
     Хлопнула разбитая дверь, из прихожей грузно вернулся Маципура.
     - Никого, - кратко поведал он.
     Регина взглянула на Сан-Саныча.
     - Где сейчас ваши помощники? По-прежнему у гостиницы?
     - По крайней мере мы договаривались, что они будут ждать там. Правда,
прошло немало времени...
     Регина порывисто поднялась. Губы ее были сурово поджаты.
     - Мы едем, - объявила она. - К гостинице.

     Все  пошло  наперекосяк  с  самого  начала.  У  Маципуры   неожиданно
возобновилось кровотечение. В испуге он  наблюдал,  как  кровь  проступает
сквозь  марлю,  масляными  каплями  капает  на  пол.  Недолго  думая,  Цой
перетянул руку жгутом, а Сан-Саныч посоветовал согнуть ее в  локте.  После
стремительных  поисков  Александр  нашел  наконец  еще  один  перевязочный
комплект, и кореец ретиво взялся за работу. Регина  хотела  было  оставить
телохранителя в квартире, однако, последний решительно  воспротивился.  Но
это было  только  во-первых.  А  во-вторых,  битых  пятнадцать  минут  они
провозились   с   машиной.   Новенькое    лоснящееся    "Вольво"    упорно
сопротивлялось, ни в какую не желая заводиться. Даже  невозмутимый  Цой  в
конце  концов  распсиховался  и,  называя  машину  старым  рыдваном,  стал
молотить по ней кулаками. По нелепому капризу железный  механизм  все-таки
опомнился и взревел, когда они уже совсем отчаялись. Они выехали со  двора
и, попав на центральную улицу, влились в пестрый урчащий поток.
     Сан-Саныч сидел слева от Александра и мелко дрожал. "Вольво" неслось,
обгоняя соседей, стрелка спидометра хищно  подбиралась  к  стокилометровой
отметке. Первым обеспокоился Маципура.
     - Не на пожар едем, - буркнул он. -  Застанем,  значит,  застанем,  а
нет, так нет.
     Не отвечая, кореец прибавил скорости. Александр отметил про себя, что
машину он ведет превосходно. Даже на той скорости, что они себе позволили,
"Вольво" двигалось без  рывков,  мягко  огибая  рытвины,  чисто  пропуская
клетчатые кругляши люков между колес.
     - Через пару минут будем на месте, -  свирепо  процедил  водитель.  И
ошибся.
     Человек бросился им наперерез, когда они  уже  сворачивали  с  шоссе.
Размахивая руками, он что-то громко кричал. Спидометр  все  еще  показывал
пугающие цифры, и положение  не  спасла  даже  великолепная  реакция  Цоя.
Визгливо заверещали тормоза, и шины прочертили два длинных змеиных  следа.
Сидящих в кабине мотнуло  вперед.  Вскинув  перед  собой  руки,  Александр
ощутил посторонний  удар.  Человек,  возникший  на  дороге,  на  мгновение
взвился вверх, с грохотом перекатился через кабину и упал где-то позади.
     - Амба, - хрипло прокомментировал Маципура. На его побледневшем  лице
выступили капли пота. Почти с отвращением он взглянул  на  перебинтованную
руку. Кровь больше не бежала.
     Сан-Саныч тем временем тщетно боролся с дверцей. Александр помог  ему
справиться с замком и выбрался следом.
     Бедолага пешеход лежал шагах в  двадцати  от  машины  -  лицом  вниз,
распластав руки, словно парящая птица.  Приблизившись  к  нему,  Сан-Саныч
робко тронул лежащего.
     - Может, кто-то  из  твоих  экстрасенсов?  -  Маципура  опустился  на
корточки. - Он ведь что-то нам кричал.
     Александр почувствовал, что сердце в груди болезненно  сжимается.  Он
неотрывно глядел на ноги пешехода, на его брюки, на его обувь. Он  УЗНАВАЛ
их!
     - Возможно,  парень  еще  жив?  -  Сан-Саныч  постарался  перевернуть
человека. Маципура ему помог. Голова пешехода неловко мотнулась, и в ту же
секунду Регина вскрикнула. Лицо с разбитым подбородком и ссадинами на  лбу
было знакомо всем пятерым. Перед ними лежал  Дыбин  Александр  Евгеньевич,
следователь четвертого отделения милиции...
     Где-то, пока еще очень не близко, заголосила  приближающаяся  сирена.
Никто из них ее не услышал.

                                    14

     Им пришлось крепко поработать кулаками, прежде чем дверь  открыли.  В
темноте снова кто-то рыдал.  Человек,  впустивший  их  в  вагон,  поспешил
запереть замок.
     - Разве по голосу было не ясно, что это мы?
     - Да, но я думал...
     - Что вы там думали, черт подери! - нервы Марковского были на взводе.
- А если бы нас кто-нибудь преследовал?
     - В таком случае разумнее было бы не отворять вообще. В конце концов,
вас только двое. Жертва, согласитесь, терпимая. То есть, если  принять  во
внимание общее количество людей.
     Марковский с шумом втянул в себя воздух. Он едва  сдерживался,  чтобы
не взорваться.
     - Да-а... - протянул он. - Живем мы, нужно отметить, дружно!
     - Естественно, - в  голосе  официанта  звучал  неприкрытый  вызов.  -
Единой сплоченной семьей.
     Такого приема они не ждали. Что-то здесь явно произошло, и, сообразив
это, Марковский натянуто спросил.
     - Что с разведчиками? Они вернулись?
     - Не совсем.
     - Что значит не совсем? Вы хотите сказать...
     - Пропал наш Павло, - хнычуще донеслось из мглы.  Федор  Фомич  узнал
хрипотцу Семена.
     - Павел Константинович? Что с ним?
     Только сейчас Федор Фомич уловил запах табака. Видимо,  запрет  в  их
отсутствие нарушили, но ни он, ни Анатолий Иванович не упомянули  об  этом
ни звуком. Самая большая глупость - читать  мораль  взвинченным  людям.  В
такой обстановке до бунта и хаоса пара шагов. Было  слышно,  как  официант
Дима тормошит Семена.
     - Эй, слышь! Хватит ныть. Расскажи все толком.
     - Не могу, - в голосе Семена продолжали  звучать  рыдающие  нотки.  -
Чтобы я еще раз вышел отсюда!.. - он всхлипнул  и,  должно  быть,  замотал
головой. - Никогда и ни за что!
     Федор Фомич нашарил сбоку от себя свободный стул и присел. Ладонь его
задела чье-то колено, но он не придал этому значения.
     - Так что же все-таки случилось?
     Не дождавшись от Семена вразумительного  начала,  за  него  попытался
рассказать официант, но его тут же стали перебивать другие. Разобраться  в
этом гомоне оказалось достаточно  сложно,  и  Марковский  тщетно  пробовал
навести порядок. Успокоилось  все  само  собой  по  прошествии  некоторого
времени.  Спорщики  отрезвели,  раздражение  угасло.  Всхлипывающий  Семен
мало-помалу ожил,  а,  придя  в  себя,  поведал  печальную  историю  Павла
Константиновича.
     Поначалу путешествие протекало довольно гладко. Они двигались,  нигде
особенно не задерживаясь, и в третьем по счету вагоне обнаружили  три  или
четыре купе, занятые людьми. И даже не занятые, а набитые. В каждом из них
насчитывалось не менее дюжины пассажиров. И  так  же,  как  Марковскому  с
Федором Фомичем, двери им  не  открыли.  Разговор  состоялся  при  наличии
осязаемой границы, что, в сущности, ничего не  меняло,  ибо  увидеть  друг
друга они не сумели бы в любом случае. Люди, укрывшиеся в купе,  сообщили,
что   связи   с   машинистами   нет   и   дверь   в   локомотивный   отсек
забаррикадирована. Бригадира они  тоже  пытались  искать,  но  безуспешно.
Запереться в купе их заставили  обстоятельства.  Вернее  сказать,  паника.
Кому-то почудилось, что в вагон из раскрытого окна вползает нечто огромное
и мохнатое. Тогда-то они и бросились бежать. Попрятались кто где успел.  А
в коридоре тем временем в самом деле ворочалось что-то тяжелое,  скребущее
о стены множественными когтями. Других  звуков  они  не  слышали.  Правда,
многие поминали о странном кисловатом запахе, но  с  этим  соглашались  не
все. Гипотезы так же выдвигались самые  сумасшедшие.  Говорили  о  ядерном
ударе и ослепившей всех радиации, всерьез уверяли,  что  поезд  вторгся  в
царство Тартара. В одном из купе пленники успели крепко принять, и от  них
разведчикам довелось услышать  самый  симпатичный  прогноз.  Дело,  по  их
уверениям,  обещало  закончиться  повальным   контактом   с   инопланетной
цивилизацией, и кое-кто начинал уже  чувствовать  чужеродное  вторжение  в
сознание. Сразу после контакта поезд  намеревались  вернуть  на  Землю,  в
конечный  пункт  прибытия.  Обитатели  купе  не  сомневались,  что  каждый
пассажир приобретет  в  результате  какой-нибудь  дар,  а  некоторых  даже
заберут на другие планеты в качестве первых дипломатов. Впрочем,  гомонили
вразнобой, и никто до конца  не  был  уверен  в  правдивости  предлагаемой
версии.
     - Словом, Павло на них плюнул и сам  решил  проверить.  Это,  значит,
насчет окна... - Семен закашлялся, поперхнувшись дымом.  Ругнувшись,  стал
чиркать спичкой о коробок.
     - Вы все-таки поосторожнее с огнем, - предупредил Марковский.
     - Да я их пальцами тушу. Для надежности...  -  Семен  шмыгнул  носом.
Федор Фомич почти воочию увидел, как он раскуривает папиросу.
     В общем отправились мы  к  этому  клятому  окну,  -  сипло  продолжил
рассказчик.  -  Я,  понятное  дело,  отговаривал  Павлуху,  но  куда  там.
Строптивый мужик... А  в  этих  мохнатиков,  между  прочим,  он  сразу  не
поверил. Врут, - заявил. Перепугались, мол, и врут. Это про пассажиров-то.
Вот, стало быть, и пошли  проверять,  брехня  или  нет.  Открыли  дверь  в
тамбур, а там и окошко нащупали. Я-то сразу сообразил, что  дело  нечисто,
потянул его назад, а он давай отбрыкиваться. Здоровый, лось! Разве ж мне с
ним было управиться?
     - А почему вы решили, что дело нечисто?
     - Так ветра же не было!
     - Какого ветра?
     - Известно  какого...  Поезд-то  он  завсегда  против  ветра  шпарит.
Открой-ка окно даже в такси или там в самолете - такой ветрило  задует!  А
тут ничего. Воздух стоялый и действительно кислятиной отдает. Павло думать
не стал, сразу наружу полез. Вроде как на  крышу.  Я  его  за  это,  стало
быть... за спину, значит, поддерживаю, а он туда карабкается.  Помню  еще,
сказал вдруг: "Сема, а ведь мы на месте стоим!.."  А  потом  задергал  так
ногами и пяткой меня в живот. Я поначалу и  не  понял  ничего,  присел  от
боли. А когда снова его тронул, он уже и не движется. То  есть,  движется,
но не ко мне, а туда, значит, - в окно. И медленно так, словно его кто  на
лебедке тянет. Я за ноги-то потянул, да где там! А тут  еще  кислятиной  в
лицо такой дохнуло, что хоть стой, хоть падай.  И  все  из  этого  клятого
окна. Хорошо, вовремя успел отскочить. Юркнул  за  дверь  и  слышу:  вроде
стучит что-то по стене, а потом и по полу -  ближе  и  ближе.  И  даже  не
стучит, а вроде как ладонью шарит. Только ладонь - не наша человеческая, а
с собаку величиной. Потом и к дверям подобрались.  Ощупали  все  вокруг  и
мягонько так надавили. У меня аж мурашки по коже  побежали.  Я  ведь  тоже
давлю - да еще как! Со всей моей моченьки. А оно вроде и  не  замечает.  И
дверь по сантиметру, по сантиметру ко мне подается...
     - Там же замок!
     - Значит, открыли. Что там открывать-то!
     - И вы побежали, - заключил Марковский.
     - Побежал, конечно... А  что  делать,  когда  такая  громадина  прет?
Махнул через все три вагона и сюда, значит.
     - Скверная история!..
     - А у вас? У вас все тихо прошло?
     Это спрашивала Верочка. Голосок  ее  дрожал,  казалось,  она  вот-вот
заплачет - дай только повод. Марковский это  понял  и  потому  ответил  не
сразу.
     - Как вам сказать, - он мучительно подбирал слова. Он явно  не  хотел
пугать людей больше, чем следовало, но с  другой  стороны  после  рассказа
Семена  скрывать  что-либо  не  имело  никакого  смысла.  -   Мы   провели
эксперимент,   который   здесь   предлагался.   Результаты   не    слишком
обнадеживают, но...
     - Кто это?!.. Кто?!.. - женский визг болезненно  полоснул  по  слуху.
Загремели опрокидываемые стулья. Кто-то упал на пол  и  тут  же  заблажил.
Вероятно, на него наступили. Марковский оказался единственным не утерявшим
самообладания.
     - Прекратите! - выкрикнул он. - Слышите или нет! Что вы там заметили?
Вешалку для швабры?
     - Он... Он тут сидит. Возле стола. А раньше  его  не  было,  -  голос
Аллочки вибрировал вконец расстроенной струной.
     - Может быть, проснулся наш юбиляр?
     - Верно! А они хай подняли...
     - Да нет же, Геннадий Васильевич здесь, у стеночки.
     - Но посторонних тут быть не может!  Мы  закрывали  двери  тотчас  за
вошедшими.
     В вагоне повисло молчание. Даже Аллочка перестала всхлипывать.
     - Кто здесь? - напряженно вопросил Марковский. - Не принуждайте нас к
действиям. Назовите себя и объяснитесь. Каким образом проникли сюда?
     Мужское колено возле руки  Федора  Фомича  внезапно  шевельнулось,  и
незнакомый  голос  нарушил  тишину.  Странная  это  была  речь.  Низкая  и
несколько приглушенная, она раздавалась, казалось, с нескольких сторон. Ее
трудно было не услышать, как  трудно  было  определить  и  местонахождение
говорящего. Об этом догадывались разве  что  Федор  Фомич  и  перепуганная
Аллочка.
     - Мое имя ничего вам не объяснит.  Занимайтесь  тем,  чем  занимались
раньше, а на ваш пищевой паек  я  не  претендую.  Единственный  совет:  не
предпринимайте вылазок во внешнее пространство. Как вы  успели  убедиться,
подобная активность чревата последствиями.
     - Но кто вы такой, черт возьми? Надеюсь, вы... человек?
     Последовавшая за вопросом  пауза  заставила  Федора  Фомича  стиснуть
зубы. Чья-то женская рука впилась когтями в его кисть. Чувствовалось,  еще
несколько секунд, - и снова кто-нибудь расплачется.
     - Надежда - хорошее чувство, -  пророкотал  незнакомец.  -  А  потому
ответ мой положительный.
     - Я вас не понимаю...
     - А вам и не надо меня понимать. Постарайтесь  расслабиться  и,  ради
бога, не визжите каждые четверть часа. Пока  вы  в  вагоне,  угроза  извне
останется только угрозой. Это я вам могу обещать.
     - Но эти чудовища!.. Они могут пробраться и сюда!
     - Не утверждайте того, о чем не имеете ни малейшего представления,  -
незнакомец чуть слышно усмехнулся. - Глупые громоздкие твари... Пробраться
в человеческий поезд - для них  все  равно  что  для  вас  протиснуться  в
консервную банку.
     - Откуда вы это знаете?
     - Я это ЗНАЮ, и  с  вас  довольно  того  факта,  что  я  хоть  как-то
объяснился. Не ждите от меня длинных монологов. Их не будет. Здесь я не по
своей воле. Впрочем, как и все вы. Но в отличие от вас я не  ломаю  голову
над тем, как отсюда выбраться, поскольку знаю, что пока сие невозможно.
     - Но мы даже ничего не видим!
     - За что вам следует скорее благодарить, нежели ругать и злиться.
     - Даже так?
     - Именно. Это тот случай, когда  глаза  способны  сослужить  скверную
службу. По крайней мере за вашу Аллочку в этой темноте я более спокоен. Не
уверен, что ей хотелось бы лицезреть простирающиеся за окном картины.
     - Но что же нам делать?
     - Да, да! Что вы предлагаете?..
     - Надейтесь. Просто надейтесь.

     Небо подарило  им  ночь.  Чудную,  бесконечную...  За  дверью  что-то
скреблось, вагон содрогался от мощных толчков, но они ничего не замечали.
     - Мой Гамлет!..
     - Тереза!.. -  он  изучал  ее  лицо,  мысленно  вырисовывая  портрет,
который никогда и  никому  не  удастся  показать.  В  эти  минуты  он  был
живописцем. Сам Леонардо позавидовал  бы  его  вдохновению.  И  лучшие  из
лучших пожали бы руку...  Их  губы  вновь  встретились.  На  незавершенный
портрет упала кошма, сознание заволокло сладким дымом.
     Как быстро он успел полюбить эти губы! Впрочем, нет, -  уста!  Только
так и следует называть это чудное произведение  природы.  Их  не  отличала
столь раздражающая его жадность, не  отличало  и  холодное  смирение.  Они
заключали в себе вселенскую мудрость - эти уста. Угадывая желания его губ,
подсказывали свое сокровенное. Это был беззвучный слепой диалог,  сводящий
на нет все доводы разума,  на  временную  кроху  возвращающий  во  времена
глупой и вседоверяющей юности. Человеческой юности...
     Он недовольно приподнял голову.
     В третий вагон проникла средних размеров Варгумия.  Это  было  против
правил, и, клонировав собственный образ, носатый кудесник  без  содрогания
пожертвовал  им  чудовищу.  Щупальца  сомкнулись   на   жертве,   Варгумия
торжествующе выползла в тамбур и через прореху в прорванном гофре покинула
вагон. И почти тотчас за  этим  вторую  его  "тень"  обнаружила  компания,
справляющая юбилей, вынудив на  отклик,  на  диалог.  Но  и  это  было  не
страшно. Логика отнимает лишь толику энергии, чувства завладевают целиком.
Это естественно, и плохо, когда дела обстоят  иначе.  Стало  быть,  что-то
неладное с внутренними весами. Не те гирьки и не на тех чашечках. Ибо  все
живое создано для Любви. ВСЕ! И только для НЕЕ!  Логика,  бизнес,  дела  и
беды - это попутно и это опять же для НЕЕ и во имя ЕЕ. Иного  попросту  не
существует. По крайней мере для тех, кто  хочет  называть  себя  живым.  В
данную минуту "принц Гамлет" был просто человеком. Он жаждал  быть  живым,
хотя не был им уже много-много веков.
     Поезд, сосредоточие грохочущего неуюта, давно  рассыпался  на  куски.
Его  не  существовало,  как  не   существовало   и   мохнатых   исполинов,
заглядывающих  в  пропыленные  окна.  Властью,  дарованной  двоим,   время
остановилось, вступив в свою высшую фазу.

                                    15

     - Черт возьми, Дмитрий! Я не пьян! Бери всех, кого сумеешь поймать  -
ребят Борейко, Савченко, других и  дуй  сюда.  И  обязательно  заскочи  по
адресу, что я назвал. Без  этих  людей  мы  бессильны...  Что?  К  дьяволу
Митрофанушку! Послушай... А-а, это уже Чилин? Что?.. И ты  туда  же?!..  -
Александр раздраженно сунул рацию сержанту ГАИ. - На! Попробуй  втолковать
им, что ни портвейна, ни водки здесь нет и в  помине.  Эти  олухи  мне  не
верят.
     Дежурный  неуверенно   включил   рацию,   ломким   голосом   принялся
докладывать.
     - Я бы тебе тоже не поверил,  -  Мамонт  изучал  Александра  холодным
немигающим взглядом. - Ни за что бы не поверил, если б не это...
     Он говорил о теле, лежащем на дороге. Они оставили его на  месте.  За
последние  пятнадцать  минут  мало  что  изменилось,   если   не   считать
подъехавшего гаишника  и  машин,  выстроившихся  сверкающей  колонной  под
пирамидальными  тополями.  Высыпавшие  из  иномарок  вооруженные   гаврики
таращились на своего предводителя и терпеливо ожидали команды. Необычность
ситуации до них скорее всего не доходила.
     Александр шагнул к Мамонту.
     - А ты не подумал, что у меня может быть брат-близнец?
     - Брат-близнец? - Мамонт хмыкнул. - Это было бы чересчур.
     - Чересчур?!..
     - Саша, - позвала Регина. - Не задирайся.
     Кинув в ее сторону косой взгляд, Мамонт с сожалением признал.
     - Она права. Не время и не место.  Хотя  Винта  я  тебе  когда-нибудь
припомню.
     С гримасой  брезгливости  Александр  отвернулся,  нетерпеливо  кивнул
сержанту.
     - Ну что, убедил их?
     - Честно говоря, не совсем понял, - милиционер тягостно переминался с
ноги на ногу. Конечно же, не от холода. Трясущейся рукой он вернул рацию и
тут же ухватился за  кожаную  портупею.  То  ли  для  того,  чтобы  скрыть
предательскую дрожь рук, то ли для того, чтобы  чувствовать  успокаивающую
близость кобуры.
     - Але, Чилин? - Александр ощутил прилив усталости. Денек  выдался  на
славу, что называется - по-настоящему  "паровой".  Пять  лет  жизни  можно
смело  вычеркивать...  -  Ты  слышишь  меня?..  Так  вот,  это  не  просто
гипнотизеры и телепаты, это  намного  хуже.  Твои  дзюдоисты  с  пукалками
"Макарова"  ничего  тут  не  сделают.  Поэтому   обязательно   заверни   к
аномальщикам. Сан-Саныч их уже предупредил. Что?.. Тогда дай мне Губина!..
     Мамонт с усмешкой прислушивался к перипетиям разговора.
     - Похоже, с вами каши не сваришь, - он чуть повернул голову, и к нему
немедленно  подбежал  один  из  гавриков.  -  Передай  остальным:  едем  к
гостинице. Прямо сейчас. Там на месте и разберемся.
     - Подожди! - Александр оторвался от рации. - Ты что, ничего не  понял
до сих пор? Да тебя с твоими молодчиками в порошок сотрут.
     - Разве ты не порадуешься такому исходу? - Мамонт недобро прищурился.
- А на твои заботы мне плевать. У тебя свои методы, у меня - свои.
     - Что ж, езжай, желаю удачи. Попугай их своими погремушками...
     - А ПТУРС? У нас ведь есть еще ПТУРС!
     У Александра потемнело в  глазах.  Рядом  с  Мамонтом  стоял  Зиновий
Громбальд. С массивным стволом  за  плечами,  с  пулеметной  лентой  через
плечо, как у революционного матроса, с шаловливым выражением на лице.
     - Так шарахнем, - мокрого места не останется, - Громбальд с пыхтением
опустил ракетное устройство к ногам, приветливо всем улыбнулся.  -  А  еще
имеется парочка пулеметов системы  Дегтярева.  Ураганная  вещь!  Несколько
устаревшая, зато проверенная в деле. Овеянная, так сказать, славой побед и
поражений, вдоволь нюхнувшая пороху...
     - Кто это? - левая бровь Мамонта изумленно приподнялась. -  Тоже  ваш
человек?
     - Я ничейный! Ей богу, ничейный! И в то же время самый что ни на есть
свой, - Громбальд с готовностью зашелестел бумагами. - Вот  и  паспорт,  и
метрика о рождении, справки об образовании, проездной...
     - Кто этот клоун? - закипая, повторил Мамонт. Гаврики, столпившиеся у
машин, напряженно  зашевелились.  Александр  открыл  было  рот,  но  слова
застряли в горле. Он  не  мог  вымолвить  ни  звука.  Знакомое  оцепенение
сковало по рукам и ногам. А Громбальд уже тряс опешившему мафиози руку.
     - С большим, признаться, удовольствием!.. Все-таки знакомство  не  из
ординарных, так что имею честь представиться: Громбальд Зиновий Цезаревич!
Или Кесаревич, как хотите. Некоторым образом лучший друг Саши Дыбина, хотя
он, вероятно, об этом не подозревает. Словом, можете называть меня Зинкой,
но лучше не надо. Это для близких, а мы ведь с вами еще только-только...
     - Я!.. - Мамонт захрипел. Возможно, с ним происходила та же  история,
что и с Александром.
     - Знаю, знаю! Вас мне  и  представлять  не  надо.  Мамонтов  Анатолий
Валерьевич,  тридцать  шесть  лет,  две  перенесенных  операции.  Детская,
извиняюсь, грыжа и классический аппендицит.  Аппендицит,  кстати  сказать,
чистый, без сепсиса. Перитонит был  не  за  горами,  но  прозорливый  врач
Никодищенко Матвей Григорьевич из сороковой больницы...
     -  Прочь!  -  взревел  Мамонт.  Выдернув  руку  из   цепких   пальцев
Громбальда, он хлестнул говоруна по  лицу.  Двое  из  шестерок  немедленно
присоединилось к хозяину, с усердием отвесив Зиновию по оплеухе.
     - Это я вам тоже припомню, -  зло  развернувшись,  Мамонт  зашагал  к
машинам.
     - Господи!.. Что за нравы! Как пал менталитет! - Громбальд размазывал
по лицу слезы и кровь. - Бьют средь бела дня -  и  кого  бьют?  -  калеку!
Инвалида жизненных депрессий...
     Регина, Маципура, Цой и гаишник с ужасом взирали, как ерзает на земле
тот,  кто  еще  совсем  недавно  стоял  на  своих  двоих.  Старая  история
повторялась. Словно ящерица, отбрасывающая хвост, Громбальд  отказался  от
ног, сменив их на маломерки, которые едва бы подошли и ребенку.
     - Это один из них, - выдохнул Александр. Дар речи вернулся к нему.
     - Значит, они все знают?
     - А как же! - Громбальд петушком подскочил к ним на своих миниатюрных
ножках. Лицо его лучилось торжеством, следы крови исчезли  сами  собой.  -
Такая уж у нас служба! Знать все наперед и задолго до того как. Когда  там
еще светопреставление случится, а мы уже, как говорится,  тут,  на  месте.
Фонариками светим, свечки жжем... Помните арию Фигаро? Писалось в сущности
про нас... А что? Интересуетесь вы, к примеру, погодой в Киеве, да  еще  и
на завтра: что, мол, там и как - снег ли с градом, землетрясение? Вам  тут
же и докладывают - ясно и коротко: мороз  минус  тридцать,  возможен  сход
лавин, местами капель  с  гололедом.  Вы  отвечаете  "мерси"  и  надеваете
телогрейку   с   коньками.   Все!   Недоумение   улажено,   вы   полностью
укомплектованы. То же самое и у нас. Симпозиумы - вещь не частая. Их  надо
готовить, их  надо  взращивать  подобно  редкостным  кактусам.  Здесь  вам
все-таки не Мадрид  и  не  Мадрас.  В  тутошних  гостиницах  вполне  могут
проживать самые настоящие крысы. А если есть крысы,  то  гости  к  вам  не
поедут. Они люди почтенные  и  к  крысам  питают  антипатию,  -  Громбальд
доверительно взял Регину под локоток.
     - Вы только представьте себе: почетного  гостя  приглашают  в  этакий
караван-сарай! Он, наивный, собирает вещи, покупает  билеты  на  все  виды
транспорта, приезжает,  а  тут  клопы!  Или  того  хуже  -  непростиранная
простыня. Наш гость в ужасе. Он хватается за голову и выбегает в  коридор.
И что же он там видит?  Лакей-вор  подглядывает  в  замочные  скважины,  а
попутно расставляет капканы на жирных крыс. Ясное дело, до клопов ему  нет
дела, а  сводница-коридорная  вместо  служебной  помощи  начинает  строить
глазки и вскользь осведомляется насчет наличия валюты. Гость в панике,  он
готов звонить в милицию, хотя точно знает,  что  милиция  не  поможет.  Не
верите мне, спросите у Саши. Милиция не ловит крыс  с  тараканами,  у  нее
есть дела поважнее -  например,  протоколы  и  отпечатки  пальцев.  Вот  и
скажите: что же  нашему  гостю  делать?  Что?  -  Громбальд  страдальчески
закатил глаза. - Разумеется, ответа вы не знаете. А  вот  я  знаю.  Нашему
гостю ничего другого не остается,  как  плюнуть  и  уехать.  Прежде  всего
потому что он гость и приехал для разрешения  важных  вопросов.  И  он  не
обязан  испрашивать  у  коридорной  швабру,  дабы  отбиваться  от  крыс  и
тараканов. Он, то бишь, Гость, есть важная персона,  и  более  чем  стыдно
предлагать ему спать на мокром в присутствии насекомых, да еще в обнимку с
коридорной, которую и обнять-то уже невозможно. Бррр...  А  если  вдобавок
течет батарея и не закрывается форточка? Да ведь он замерзнет  наш  гость!
Не умрет, конечно, и не заболеет, но ведь обидится!..  А  когда  обижаются
магистры, поверьте мне, это страшно. Потому что где-нибудь в Никарагуа или
славном Гондурасе немедленно начинают затеваться теракты  и  летят  чьи-то
головы. Машины сбивают собственных  водителей,  а  поезда  перемещаются  в
такие заоблачные дали, что  и  рассказать  невозможно.  Вас  ведь  Региной
величать? Очень и очень польщен! Тем более что вижу, вы понимаете меня.  У
вас жесткий характер, но добрая душа, - Громбальд слезливо ширкнул  носом.
- Правда, правда! Нежное сердце - такая  редкость,  дорогая  моя.  И  ваша
скорлупа его не спасет. Первые трещины я замечаю уже сейчас...
     - Послушайте, Громбальд! - Александр шагнул к человечку.
     - Зачем же так официально? Как-никак старые знакомые, я почти полюбил
вас. Как сына, как внука... Да, да, Саша! Вы могли бы стать моим внуком! А
тот фонтан... Ведь это не я, ей богу! Я и сейчас казнюсь, что  не  удержал
Панкратило. Да и мсье Приакарт погорячился...
     Маципура выдернул из-за пазухи револьвер. Раньше чем  кто-либо  успел
что-нибудь  сообразить,  хлопнул  выстрел.  Театрально  ахнув  и  взмахнув
руками, Громбальд кувыркнулся на землю.
     - Ты... Ты... - Регина  потрясенно  переводила  взор  с  Маципуры  на
распростертое тельце. - Зачем ты это сделал?
     - Разве непонятно? Он же мозги нам всем вкручивал!
     На глазах у Регины  выступили  неожиданные  слезы.  Кусая  губы,  она
умоляюще взглянула на Александра.
     - Когда же это все кончится!.. - пальцы ее сжались в кулачки.
     - Успокойтесь, ничего особенного не произошло, - Александр  шагнул  к
убитому. - Вставай, Зинка, хватит паясничать.
     Громбальд открыл сперва один глаз, затем другой. На  лицо  его  легла
скорбная тень, но тут же и пропала.
     - А ведь кое-кому стало меня жаль, - торжественным тоном произнес он.
- Пусть на одну крошечную секундочку, но жаль.
     Опершись о землю, он сел.
     За  спиной  у  Александра  послышались  убегающие  шаги.   Бежал   не
выдержавший напряжения гаишник. Они смотрели ему вслед и молчали.  Бережно
отряхнув пиджак и коротенькие брючки, Зиновий поднялся.
     - Если  бы  со  своего  боевого  поста  убежал  я,  меня  назвали  бы
дезертиром, - горделиво заявил он. И без видимой связи с первым добавил. -
Но кое-кому я все же не советовал бы стрелять повторно.
     - Вот как? - губы Маципуры дрогнули. - Что ты мне сделаешь, лилипут?
     Громбальд со значением поглядел в глаза телохранителю.
     - Отгрызу правую руку, - просто  сказал  он.  -  Или  пожалуюсь  пану
Панкратило. Поверьте, для вас - лучше первое.

     - И все-таки Сашка спятил, - Челентано тщетно  пытался  укрепить  под
мышкой кобуру. - Сообщаю сразу: ни единому его слову не верю.
     - Как бы то ни  было,  что-то  там  стряслось,  -  Дмитрий  подмигнул
взволнованному Казаренку. - Остаешься за  главного.  Антон!  Не  шалить  и
фантиками не сорить!
     - Я и конфет-то не ем!
     - Смотри, ведро мусорное перетряхну, проверю!.. Ну что, Николай,  где
там твои гвардейцы?  Если  Сашок  не  шутил,  возле  гостиницы  затевается
основательная свалка.
     - Сейчас подойдут.
     - Отправляйтесь, пожалуй, прямо  туда.  А  я  быстренько  заскочу  за
экстрасенсами.
     - Экстрасенсы! - Челентано фыркнул. - Дождемся, что пронюхают Кешкины
лаборанты. До конца жизни будут смеяться.
     - Не дрейфь, смех - дело хорошее, авось не помрем. Если Сашок  сказал
надо, значит, надо. Ого! Это еще что такое?
     В  кабинет,  пятясь,  как  рак,  проник  Петя-Пиво.  Следом  за   ним
раскачивающимся кавалерийским шагом  вошел  высоченный  усач  в  плаще,  в
диковинных ботфортах и широкополой шляпе.
     - Эй, гражданин!..
     - Предпочитаю, чтобы меня звали по имени, - громовым голосом  объявил
усатый. И тут же представился. - Панкратило! Пан Панкратило. Можно  и  без
"пана".
     Наткнувшись на стул, Петя-Пиво сел.  Выглядел  он  до  чрезвычайности
плохо. Такой вид появляется у людей, перенесших грипп с осложнением.
     - Гмм...  Чем,  собственно,  обязан?  -  брови  Челентано  озадаченно
сошлись на переносице. Он несколько растерялся.
     -  Не  "чем",   а   "чему",   уважаемый.   Впрочем,   фольклор   вещь
переменчивая... - Панкратило подхватил одно из кресел за спинку, со стуком
поставил на середину комнаты. Усевшись, по-хозяйски закинул ногу на ногу.
     - Есть, господа, небольшое дельце! - сообщил он. - Затем в общем-то и
забежал. Отниму у вас максимум минут двадцать-тридцать...
     - Ни минуты и ни секунды! - отрезал Челентано.  Он  сумел-таки  взять
себя в руки. Мгновения первой ошарашенности прошли. - Если дело спешное, с
вами разберется дежурный, а сейчас прошу немедленно покинуть помещение!
     - Забавно, - Панкратило усмехнулся. - Вы считаете, ваш  дежурный  еще
на что-то способен?
     - А ну брысь!.. - это вырвалось у Казаренка, который вдруг разглядел,
что через порог одна за другой сигают  кошки.  Черные,  серые,  полосатые,
они, мяуча, озирали собравшихся  и  довольно  организованно  рассаживались
вокруг усача.
     - Попрошу не шикать! -  Панкратило  нахмурился.  -  Это,  как  у  вас
выражаются, со мной. Некое подобие свиты.
     - Не знаю, как там у нас выражаются, но всю эту свиту вы  заберете  с
собой и сию же секунду! Если, конечно, не хотите неприятностей.
     -  Неприятностей?   -   Панкратило   расхохотался.   Дмитрию   Губину
почудилось, что от смеха незнакомца в окнах задрожали стекла. Впрочем, так
оно и было. Коля Савченко  обратил  к  Чилину  недоумевающее  лицо.  -  Да
выставить его отсюда, и все! Там же Сашка ждет...
     - За Сашу вашего не волнуйтесь. С ним обязательно  разберутся.  И  не
только с ним. Все, что от вас требуется, это всерьез заняться  Мамонтом  и
его людишками. Это мое главное предложение.
     - Кто  вы  такой?  -  Челентано  шагнул  вперед.  -  Ваши  документы,
гражданин!
     Одна из кошек  встала  на  его  пути,  грозно  урча.  Другие  заметно
придвинулись к компаньонше.
     - Легче, легче, капитан! - Панкратило замысловато покрутил пальцем. -
Учтите, это не явка с повинной, это визит доброй  воли.  Я  мог  бы  и  не
разговаривать с вами. Если пожелаете, я уйду...
     - Нет уж! Теперь вам придется ответить на все наши вопросы!
     Закинув назад голову, Панкратило вновь расхохотался.
     -  Прекратите  этот  идиотский  смех!  -  Челентано  отшвырнул  ногой
приблизившуюся кошку.
     Замолчав, Панкратило поднялся. Лицо его менялось на  глазах.  Сначала
оно стало просто злым, а потом... скулы его  быстро  поползли  вширь,  нос
уменьшился  вполовину,  глаза  утонули  под  черепными  дугами.   Какое-то
мгновение он походил  на  пещерного  человека,  но  стоило  присутствующим
моргнуть, и все снова вернулось  на  свои  места.  Только  усы  Панкратило
продолжали воинственно топорщиться.
     - Я превращу  вас  в  индюшку,  капитан.  Досрочно.  А,  возможно,  в
болотную жабу. Интересно, что вы сами предпочитаете?
     Коля Савченко прыгнул на усача, выставив перед собой ступню.  Видимо,
он дошел до точки. Никто не успел остановить его. И конечно же, коллеги не
ожидали того, что произойдет в следующую секунду. Без  усилия  уклонившись
от ступни, усач встретил атакующего кулаком. И когда Коля Савченко, призер
городских соревнований, мастер спорта по  айкидо,  рухнул  ему  под  ноги,
победно сообщил:
     - Нокаут. Так это, кажется, называется?
     Челентано не дал ему  договорить.  Выхватив  пистолет,  он  выстрелил
поверх широкополой шляпы Панкратило.
     - На пол, дрессировщик!..
     - Чушь! - прорычал усач.
     - А я сказал: на пол!
     Удивительным образом усы у Панкратило исчезли,  и  вместо  них  стали
стремительно прорастать два желтых, загибающихся кверху клыка.
     - Господи! -  Казаренок  слепо  зашарил  по  поясу,  силясь  отыскать
кобуру.  Впрочем,  оружие  нашлось  у  всех.  По  случаю  похорон  Лесника
Митрофанушка не поленился вооружить штаты. Теперь это пригодилось.  Начало
было положено, и первую пулю в чудовищного гостя всадил Дима Губин. К нему
присоединились остальные. Высоченного кавалериста больше не было. Стреляли
в какое-то подобие кентавра,  в  полуживотное  с  выпирающими  бивнями,  с
огромными мускулистыми лапами, с горящими желтым огнем глазами.  Оглушающе
рыча, Панкратило попробовал добраться до Чилина, но тот метнулся за  стол.
Одна из пуль угодила  чудовищу  в  лоб,  Антоша  швырнул  в  него  тяжелым
табуретом. Огласив комнату тигриным ревом, Панкратило  начал  отступать  к
выходу. Кровь хлестала из его тела ручьями. Открылась и  закрылась  дверь,
выстрелы смолкли.
     - Черт  побери,  где  он?  -  держа  пистолет  наготове,  Дима  Губин
приблизился к порогу. - Никого... Ни здесь, ни на лестнице.
     - А пятна крови есть?
     - Вроде нет...
     - И кошки куда-то пропали.
     - Плевать на кошек! Усач - вот, что важно!
     В комнате плавали серые дымные клубы, остро пахло пороховой гарью, но
бросаться вдогонку за гостем никто не спешил.
     - А ведь Сашка-то про них и говорил, -  неожиданно  сказал  Чилин.  -
Будто бы в гостинице эти паразиты обосновались. Целая шайка иллюзионистов.
Только я, дурак, не поверил.
     - Не ты один...
     - А пули их все-таки берут, сволочей. Иначе не стала бы  удирать  эта
зверюга.
     - Знать бы, куда она удрала.
     Дмитрий Губин проверил обойму.
     - Надо же! Весь магазин расстрелял и не заметил.
     - И у меня то же самое.
     - В другой раз запаску держите поближе...
     Нервное  напряжение  не  проходило.  Они  перебрасывались  ничего  не
значащими фразами, понимая, что стрельбой дело не  завершилось.  В  глазах
сослуживцев каждый мог прочесть один и тот же вопрос.
     Помотав головой, Савченко тяжело проковылял к креслу.
     - Вот гадина, - очумело пробормотал он.  -  Как  мальчишку  сопливого
раскрутила...
     Не дойдя до кресла, он пошатнулся. С трудом устояв, обвел всех мутным
взором.
     - Что это?
     Дмитрий Губин собрался было ответить, но  с  изумлением  ощутил,  что
земля уходит из-под ног. Он  ухватился  за  стол,  но  тот  заскользил  по
половицам, с грохотом ударился о стену. Опрокинулся двухстворчатый шкаф, в
стороны брызнули осколки, россыпью полетела служебная литература. Одно  из
окон распахнулось, и они с содроганием услышали знакомый рык.
     Взвизгнув, Казаренок на четвереньках пополз от окна, но пол все круче
становился  на  дыбы,  вслед  за  опрокидывающейся  мебелью  и  сыплющейся
канцелярской утварью их влекло к стене.  Ощутив  чудовищной  силы  толчок,
Дмитрий чудом не вывалился на улицу. Впрочем, улицы, как таковой,  уже  не
существовало. Через  раскрытое  окно  в  комнату  заглядывал  огромный,  в
розовых  прожилках  глаз.  Глаз  этот  моргнул,  и  ресницы  со  скрежетом
царапнули по жестяному карнизу,  оставив  отчетливые  следы.  Людей  вновь
подбросило в воздух, и, цепляясь за стены, Дмитрий с ужасом  осознал,  что
чудовищный циклоп вытряхивает  их  из  комнаты,  как  ребенок  вытряхивает
наловленных жучков из  спичечного  коробка.  Он  попытался  ухватиться  за
радиатор, но опоздал. Его крутануло на месте, и, потеряв опору, следом  за
размахивающим руками Чилиным он вылетел из кабинета.
     ...Они лежали в самых различных позах,  и  страшный  глаз  изучал  их
сверху. Удивительное заключалось в том, что все они были живы.  Гигантская
ладонь приютила сослуживцев в полном  составе.  Голос,  падающий  с  небес
подобно раскатистому грому, без сомнения принадлежал  Панкратило.  Дмитрий
разбирал лишь отдельные слова,  но  общий  смысл  до  него  тем  не  менее
доходил.
     - Куда же вас теперь,  родимых?  Родимых  и  таких  упряменьких?  Под
каблук? Или кошечкам поиграть?..
     - Смотрите! Это же наша комната!
     Дмитрий огляделся. То, что Антоша  назвал  комнатой,  было  настолько
огромно, что далекий потолок  вполне  подходил  под  определение  неба,  а
мебель, возвышавшаяся там и тут, напоминала горы Закавказья.
     - Аквариум! Он несет нас к аквариуму!
     Решение, которое принял великан, повергло  их  в  трепет.  Стеклянный
куб, формами и размерами напоминающий здание ЦУМа, приближался с  жестокой
неотвратимостью. Подобием самолета ладонь вознеслась над водой, и  Дмитрий
разглядел далеко внизу подвижные спины  меченосцев.  Рыбины,  шныряющие  в
зеленоватой глуби, чем-то напоминали акул, их острые серповидные хвосты то
и дело показывались на поверхности, заставляя сослуживцев вздрагивать.
     -  Цыпа-цыпа-цыпа!..  -  пальцы  циклопа  медлительно   раздвинулись,
плоскость, на которой они лежали, накренилась. Уцепиться  было  совершенно
не за что, и с криками один за другим они  посыпались  в  глянцевую  гладь
аквариума.
     Пережив холодную стремительность полета, Дмитрий погрузился  в  воду.
Он тотчас отличил ее непривычные качества. Не было ни брызг,  ни  звонкого
плеска. Зато и держаться на плаву оказалось значительно  легче.  Справа  с
выпученными глазами  барахтался  Казаренок.  Было  ясно,  что  плавать  он
абсолютно не умеет. И все-таки он тоже не тонул.
     - Савченко!.. Ты не видел  Савченко?  -  рядом  с  Дмитрием  из  воды
показалась голова Чилина. - Надо собрать всех вместе!
     Дмитрий молча ему позавидовал. Даже  в  этой  экстремальной  ситуации
Чилин оставался прежде  всего  начальником.  Чувствуя  ответственность  за
людей, он готов был объединять, сплачивать и вдохновлять. Вот бы  кого  на
место Митрофанушки, да только не выйдет. Из века в век  люди  предпочитают
занимать места чужие. Оттого и катится все в тартарары,  ругань  вытесняет
обычную речь, а в народных избранников хочется швырять гнилыми помидорами.
     - Нужно плыть к кормушке, слышите?..
     Дмитрий кивнул. В несколько гребков дотянулся до Казаренка и, ухватив
коллегу за шиворот, медленно поплыл  в  сторону  покачивающегося  на  воде
понтона. Именно так теперь выглядел пенопластовый прямоугольник кормушки.
     - Рыбы! Остерегайтесь рыб!
     Дмитрий  встревожено  закрутил  головой.  Казаренок   пуще   прежнего
забултыхал ногами и руками. Кричал Антоша. Он  первым  заметил  опасность.
То, чего они мысленно опасались, произошло. Оголодавшие меченосцы  приняли
их за корм и предпринимали атаку за атакой. И  снова  с  небес  покатились
громовые раскаты.
     - Цыпа-цыпа, рыбоньки!..
     Великан склонился над аквариумом и удовлетворенно прищелкнул  языком.
Выпрямившись, величавым шагом двинулся вон из комнаты.
     - Мерзавец! - Челентано колотнул по  воде  кулаком.  Его  только  что
укусил один из меченосцев. - Ушел-таки!..
     - Бейте их в рыло, как акул!
     Опустив глаза, Дмитрий рассмотрел, как из  зеленоватой  глуби  наверх
поднимается изящная тень.
     - Ходу, Казаренок! - он взбрыкнул ногами, угодив по чему-то живому, и
с силой потянул за собой маэстро канцелярских дел.
     Уже через несколько мгновений они цеплялись за  обросший  водорослями
скользкий край кормушки. Опередив всех, на понтон вскарабкался  Антоша  и,
плюхнувшись на колени, стал помогать Казаренку.
     - Вот зараза!  Все-таки  тяпнула  одна!  -  Чилин  выбросил  на  плот
тренированное  тело,  перекатился  на  спину.  Плечо  его  кровоточило.  -
Савченко, держись!
     Лишь оказавшись на зыбком клочке суши, Дмитрий разглядел, что  рыбины
все свое внимание переключили на отставшего оперативника.  Захлебываясь  и
кашляя, тот бил их руками и ногами, временами надолго скрываясь под водой.
     - Черт! Да  это  никак  Варфоломей  его  треплет!  Не  сдох,  значит,
подлюка.
     - Держись, Коля! - Челентано вытряхивал из пистолета воду.  -  Сейчас
мы им зададим...
     Щелкнула запасная обойма, в уши ударило выстрелом.
     - Давай, Чилин! Лупи их в хвост и в гриву! А ты, Савченко,  шуруй  на
всю катушку!
     Пули впивались в воду, прорезая длинные пузырчатые лучи. Некоторые из
них  достигали  цели,  заставляя  меченосцев  выписывать  бешеные   круги,
взвиваться малиновым телом над водой. Вскоре Колю Савченко уже выдергивали
на пенопластовую твердь.
     - Эй, господа хорошие, опрокинемся! - Дмитрий заметил,  что  кормушка
опасно кренится.  Все  шестеро  рисковали  вновь  очутиться  в  жутковатой
близости от оголодавших хищников.
     - Подумать только, меченосец размером с корову!  -  губы  у  Савченко
дрожали.  Жалкий,  вымокший  до  нитки,  он  походил  на   перекупавшегося
подростка.
     - Да уж... Вернись все обратно, лично вышвырну этот ящик на улицу!  -
Чилин, морщась, изучал  покусанное  плечо.  Придвинувшись  к  нему  ближе,
Дмитрий оторвал от  рубахи  широкую  полосу  и  занялся  оказанием  первой
помощи.
     - Инстинкты, господа-товарищи, грубые инстинкты!  В  сущности,  милые
меченосцы не алчут крови, они попросту хотят кушать.
     - Вот бы и кушали друг дружку!
     - А это уже каннибализм.
     - И что с того? Нормальная вещь! Каннибализм...

     Человек в широкополой шляпе возник из воздуха,  из  ниоткуда.  Пышные
усы его дымились, дыхание со свистом вырывалось из ноздрей и простреленной
груди. Александр сразу обратил внимание на залитый кровью плащ незнакомца.
Предчувствуя самое недоброе, оглянулся на Маципуру. Тот уже  держал  усача
на прицеле.
     - Не стоит, молодой человек. Как видите, сегодня в меня уже  стреляли
и без особого успеха... - повернув  голову,  странный  человек  неожиданно
рявкнул. - Зинка! Ты все-таки упустил их! Я что тебе говорил?!..
     - Пан Панкратило, выслушайте! - Громбальд забегал вокруг  человека  в
шляпе. - Ей богу, старался, как  мог.  Вот  и  свидетели,  простые  мирные
граждане. Один, правда, убежал, но можно еще вернуть. Вы же знаете, как  я
бегаю. Как говорится, сложное - трудно, простое - труднее. А  тех,  что  в
машинах... Поверьте, их было не меньше сотни. И все, как один, с ПТУРСами.
Грубые отвратительные типы! Ударили Громбальда в  нос,  ударили  в  ухо...
Пожалуйста,  полюбуйтесь!  Вполне  возможен  перелом  надкостницы,   -   у
Громбальда  вновь  побежало  из  носа.  Он  жалобно  зашмыгал,  глаза  его
увлажнились.  -  Вы  же  знаете,  ради  дела  я  готов  на  все.  Даже  на
предательство. Но эти мерзавцы наводили на меня  ПТУРСы.  Шесть  или  семь
штук сразу. Как говорится, еще немного, и бедного Громбальда можно было бы
собирать по кусочкам...
     Последние слова он  почти  пропищал.  Панкратило  молча  поманил  его
пальцем, и он покорно поплелся к усачу.
     - Никогда не ври, когда ответствуешь перед кандидатом! Дхарма,  милый
мой, - это дхарма! Впрочем, ты и сам знаешь, - медный кулак  обрушился  на
голову Зиновия. - В следующий раз получишь звонче. Вот так... Ага!  А  это
еще что за театр?
     Взор Панкратило пробежался по Александру и распростертому на асфальте
двойнику.
     - Зиновий! Я тебя спрашиваю!
     Причитая и  охая,  Громбальд  принялся  объяснять,  что  было  вполне
честное намерение задержать и немножко, как говорится, припугнуть.  И  все
бы вышло замечательно, если бы неожиданно не наехали машины Мамонта...
     - Ясно, - Панкратило нервно  шевельнул  плечом,  и  злосчастный  труп
растворился в воздухе. - Машины, стало быть, уехали,  один  из  свидетелей
удрал, остались только эти пятеро.
     - Пятеро, - Громбальд энергично закивал. -  Как  есть  пятеро.  Цифра
магическая, в некотором смысле роковая...
     - Не болтай попусту!
     - Так ведь я и говорю: пятеро правдолюбцев, с  коими  была  проведена
беседа на тему о вреде мифоманства и фрустрационных  иллюзий,  подмывающих
общественный фундамент...
     - Короче!
     Глотая слова, Громбальд заторопился.
     - Я... То есть, в смысле обоюдоострого понимания, как  вы  и  велели,
придерживался стратегии ригоризма. Четко, ясно, по инструкции.  Однако,  в
связи с нехваткой времени для  комплексного  изложения  незыблемых  основ,
увы, не сумел, не оправдал. И как бы  ни  было  горько,  позиции  костного
пуризма временно одержали верх. Хотя и были расшатаны на малую  толику.  Я
бы сказал: на пару или тройку йот, что, впрочем,  тоже  свидетельствует  о
некотором здравомыслии вышеупомянутой  пятерки,  хотя  и  с  преобладанием
мнимого потенциала. Йотовая компонента - вещь  весомая.  Я  бы  назвал  ее
тенью, убивающей цивилизацию!..
     -  Словом,  ты  старался,  как  мог,   -   равнодушно   констатировал
Панкратило.
     Зиновий расцвел. Робким рефреном подхватил:
     - Как мог, я старался! Как умел и верил! Как учили  меня  вы  и  наши
наставники, как учит...
     - Заткнись! - взгляд серых прищуренных глаз задержался на Регине.
     - Храбрые дамочки - редкость по нынешним временам.
     - Еще какая редкость! - откликнулся Зиновий. - Как говорят,  не  зная
тьмы, не познаешь и рассвета. - Он явно радовался, что внимание Панкратило
переключилось на постороннее лицо.
     - Итак, мнимая часть процветает, действительная стремится в пропасть,
а мы продолжаем упорствовать? - усы Панкратило грозно шевельнулись. Он все
еще смотрел на Регину.  -  Вероятно,  мы  забываем,  что  всякое  упорство
сопряжено с риском, а потому по сути своей - не что иное, как роскошь.
     С восторженным возгласом Громбальд выхватил блокнот с  карандашом  и,
послюнявив грифель, стал бегло что-то записывать.
     - Вы видите эту пулю?  -  усач  разжал  ладонь,  на  которой  блеснул
кусочек металла. - В любую секунду по моему желанию она кажется  в  сердце
одного из вас. Без применения какого-либо оружия. Учтите, я  намеренно  не
назову адресата. Таковы правила игры. А когда приговор  будет  приведен  в
исполнение, оставшиеся в живых  вздохнут  с  облегчением,  в  полной  мере
познав радость сохраненной жизни...
     - Подлец! - процедила Регина.
     - Что вы сказали, милая дамочка?
     - Я сказала: подлец! Это ведь вы  убили  Лесника!  Не  кто-нибудь  из
ваших подручных, а именно вы!
     - Положим, что я... - на лице Панкратило не дрогнул ни один мускул. -
Вы собираетесь зачислить меня в палачи? А с  какой  стати,  позвольте  вас
спросить? Я уничтожил не личность, не гения, я  уничтожил  плетущего  сети
паука. Это не злодеяние, это благо. В  любое  время  и  в  любом  месте  я
повторю подобное с легким сердцем.
     - С легким сердцем? Да разве оно у вас есть?
     - Не сомневайтесь. Имеется. Как у всех прочих.  Могу  даже  показать.
Хотите?
     - О, вы не пожалеете! - вскричал Громбальд. - Это что-то особенное  -
сердце пана Панкратило. Пульс глубочайшего наполнения, постоянный  ритм  и
ни единого намека на ишемию!
     - Оно и видно.
     - Региночка, ради бога, не распаляйте себя! Пульс  пана  кандидата  в
самом деле  заслуживает  внимания,  -  Зиновий  сунулся  было  вперед,  но
Панкратило пинком отшвырнул его в сторону.
     - Не мешай дамочке, пусть выскажется. Иногда  нужно  давать  слово  и
паучихам.
     Все произошло молниеносно. Регина  шагнула  вперед  и  залепила  пану
кандидату пощечину.
     Зиновий ахнул.
     - Боже мой, Региночка, как же так? - Громбальд втянул голову в  плечи
и  заметно  уменьшился  в  росте.  -  Это  же  без  пяти  минут   магистр,
уполномоченный рынды!..
     Чувствуя, что вот-вот произойдет что-то страшное, Александр  поспешил
выкрикнуть:
     -  Ну!  Давайте  же!  Покажите,  на  что  вы  способны.  Перед   вами
всего-навсего слабый пол. Грех не развернуться в полную силу.
     Из груди Панкратило вырвался хрип, больше напоминающий рычание. Слепо
он потянулся к горлу Александра, но его опередил Цой. Со свойственной  ему
внезапностью он  очутился  между  усачом  и  следователем.  Легкий  толчок
откинул Александра назад. Цой предусмотрительно позаботился о нем,  очищая
пространство для  маневра.  Следующим  ходом  он  предпринял  безжалостную
атаку. Серия резких ударов  отшвырнула  Панкратило  прямо  на  Громбальда.
Рычание и визг смешались воедино. Не останавливаясь, кореец последовал  за
противником. Он не давал ему ни секунды передышки, работая, как  маленький
взбесившийся  механизм.  Громбальд,   поскуливая,   отбежал   в   сторону.
Панкратило же силился вскочить на ноги, но  всякий  раз,  когда  он  почти
поднимался, кореец  вновь  превращался  в  подобие  урагана  и  всемогущий
кандидат летел на землю. От плаща его валил дым, лицо  чернело,  становясь
похожим на тлеющую голову. Неожиданно он вспыхнул ярким факелом,  рассыпая
искры, широко распахнув руки. Цой отскочил назад.
     - Куда же ты, малыш? - проревел Панкратило. - Мы ведь только  начали,
разве не так?
     Пламя, рвущееся из чудовищного тела,  обжигало  на  расстоянии.  Люди
поневоле отступали назад. Уклонившись от смертоносных объятий, Цой  юркнул
за машину.
     Сбоку от Александра прогремел выстрел. В сражение включился Маципура.
Впрочем, пан кандидат этого даже не заметил. Охота за неуловимым  корейцем
захватила его целиком.
     - Лови его, Зинка! Сто рупий за одно ухо!
     - Майн либер босс, - голосок  Громбальда  дрожал.  -  Это  варварское
ристалище... Уместно ли? Мирный путь урегулирования, если приложить к тому
ум и совесть...
     - Сто рупий! - прорычал Панкратило. - Или будешь бит!
     - Яволь, пан Панкратило. Если вы так желаете...
     Неловко подпрыгивая на коротеньких ножках, Громбальд присоединился  к
хозяину. Держа  Регину  за  плечи,  Александр  попятился.  На  пистолетик,
очутившийся в ее руке, он даже не посмотрел.
     - Это бесполезно, Регина. Совершенно бесполезно...
     Они увидели, как на четвереньках Громбальд настиг корейца и, обхватив
за туловище, с воплем  покатился  с  ним  по  траве.  Расстреляв  патроны,
Маципура с руганью швырнул револьвер в  огненное  чудовище.  Панкратило  с
хохотом повернулся к ним.
     - Что ж, пора заняться и вами!
     Он  уже  шагнул  было  вперед,  когда  неожиданно  что-то  произошло.
Остановившись, пан кандидат вскинул голову. Пламя с  шипением  сползло  на
землю и исчезло. Панкратило вновь стал самим собой.
     - Зинка! Ты слышишь?
     Только сейчас они разобрали,  что  где-то  неподалеку  идет  яростная
стрельба. Изрядно поцарапанный Зиновий уже ковылял к хозяину.
     -  Это  Мамонт!  Он  уже  возле  гостиницы.   Ведь   я   говорил,   я
предупреждал!..
     Схватив себя за волосы, Панкратило  протяжно  взвыл.  Лицо  его  было
перекошено от ужаса. Взмахнув рукой, он уцепил Громбальда  за  ворот.  Над
головами людей зашипело, заискрило разрядами. Сумрачный вихрь, налетел  на
двух кудесников, закрутил в пыльном смерче.
     Несколько  позже  Маципура  утверждал,  что  Панкратило  с   Зиновием
вознеслись к небу. Александру показалось, что магов поглотила земля.

     Здание гостиницы нависло над ними  мрачной  махиной.  От  него  веяло
холодом и грозовой  готовностью.  Разобраться  в  этом  странном  ощущении
Мамонт был не в состоянии, но в одном он не сомневался:  каменная  громада
чувствовала их враждебную близость и, как боксер, застывший в углу  ринга,
собиралась с силами для отпора. Злые флюиды покалывали затылок, заставляли
сердце биться с перебоями, и ни  сигара,  которую  он  тискал  зубами,  ни
усмешка, предназначенная для подчиненных, не смягчала их действия.  Группа
бойцов,  столпившихся  возле  машин,  тоже  не  казалась  уже  грозной   и
впечатляющей. Совсем некстати вспомнилось ехидство Регины  и  беспокойство
Лесника. Может быть, в чем-то  он  ошибся?..  Мамонт  поежился.  Ведь  они
боялись этого места! Как пить дать, боялись...
     Ощущение налетело, как ветер, и тут же в голове явственно всплыло:
     "УХОДИ САМ И УВОДИ ЛЮДЕЙ!"
     -  Черта-с  два!  -  посерев  от  страха,  Мамонт  передернул  затвор
автомата. Он проделывал это уже в третий раз, и третий патрон,  со  звоном
высвободившись из неволи, поблескивая, покатился по  тротуару.  Помощники,
стоявшие справа и слева, настороженно переглянулись.  Поведение  босса  их
пугало.
     "УХОДИ!"
     Голос звучал монотонно, скрипучим гулом заполняя череп. Это  не  было
приказом, это не было просьбой. В мысленной фразе слышались безразличие  и
усталость. Пьеса, которую разыгрывали ОНИ,  не  предусматривала  зрителей.
Голос, который он слышал и не слышали его гаврики, вполне мог принадлежать
говорящему роботу. Их не пытались уговаривать. Их попросту предупреждали.
     "УХОДИ И УВОДИ ЛЮДЕЙ!"
     - Нет! - разом решившись, Мамонт вскинул  автомат  и  надавил  спуск.
Грохот взорвал полуденный покой площади.  Редкие  прохожие  шарахнулись  в
боковые улочки, троллейбус, тормозивший на углу, так и  не  затормозил,  с
гудением помчавшись прочь. Теперь уже палила вся  команда.  Автоматическое
оружие с блеском исполняло хоровую программу.  Гильзы  градом  летели  под
ноги, одно за другим окна в гостиничном  здании  раскалывались  вдребезги.
Подобной канонады в городе, должно быть,  не  слышали  со  времен  Великой
Отечественной. Сотни пуль впивались в плоть  здания,  но  крови  не  было.
Вместо нее ручьями осыпалось дробленое стекло, стены покрывались дырами  и
трещинами, всплескивая дымным измельченным мрамором.
     Появление  на  крыльце  гостиницы  бородатого  человека  картины   не
изменило. Мамонт отчетливо видел, как свинцовые потоки крошат ступени  под
его  ногами,  дверь  за  спиной  незнакомца   раскачивалась,   прошиваемая
насквозь. Это казалось страшным  и  необъяснимым.  Вышедший  из  гостиницы
человек стоял несокрушимо,  совершенно  недосягаемый  для  снующей  вокруг
смерти. Выглядел он скорее озабоченным, нежели встревоженным, и у  Мамонта
мало-помалу крепла догадка, что голос, слышимый им, принадлежал не роботу,
а этому насупленному бородачу.
     Огонь постепенно затихал. Сам собой.  У  кого-то  кончились  патроны,
некоторых доконало  нервное  напряжение.  Вблизи  странного  бородача  тем
временем возникла пара силуэтов: усач в  широкополой  шляпе  и  коротышка,
которого Мамонт видел совсем недавно на дороге. Понурясь, они стояли перед
бородачом, и маленький  человечек,  переминаясь  на  недоразвитых  ножках,
что-то быстро говорил.
     Патрон в автомате Мамонта перекосило, и он вдруг с ужасом понял,  что
больше никто не стреляет. Тишина обрушилась девятым валом,  самым  мощным,
самым безжалостным. Стоило ему прокатиться  над  головами,  как  до  людей
донеслась визгливая речь коротышки.
     - ...разве же, это нравы? Это черт-те  что!  Слово  чести!  -  так  и
передайте благородной ассамблее - меня били по лицу и обзывали клоуном.  Я
стоял грудью, настаивал, но разве можно отстоять заветы, когда перед носом
покачиваются ПТУРСы? Не менее дюжины тяжелых устрашающих стволов! Ей богу,
не сойти мне с этого места, мы делали все, что могли!..
     - А могли мы немногое, - робко вставил Панкратило.
     - Скройтесь с глаз моих, - тускло проговорил бородач. На коротышку  с
усачом он даже  не  смотрел.  -  И  не  вздумайте  на  глаза  показываться
кому-нибудь из магов.
     - Одну минуту, ваше сиятельство! Одну  крохотную  секунду!  Позвольте
оправдаться! Так сказать,  слово  для  защиты...  Взгляните  на  нас!  Пан
Панкратило напоминает дуршлаг, я похудел. Семь  с  половиной  кило,  почти
девятнадцать фунтов!..
     - Все! - бородач поднял руку, и усач с коротышкой  пропали.  Так  же,
как и появились. Громко икая, Мамонт попятился.  За  его  спиной  хлопнула
дверца, другая, взревел чей-то мотор. Бросая оружие, гаврики торопились  к
машинам. Никто из них  не  кричал,  бегство  происходило  молча.  Странный
человек на пороге гостиницы чуть повернул голову и устремил взор прямо  на
Мамонта.
     "УБИРАЙСЯ ЖЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!"  Голос  прогремел  разорвавшейся  бомбой.
Небо  стало  огненно-розовым,  резкая  боль  штыком  пронзила   голову   и
позвоночник. Откуда-то издалека до Мамонта дошла мысль, что ни ног, ни рук
он больше не чувствует. Земля, качнувшись, помчалась навстречу, залитым  в
асфальт кулаком ударила по лицу. Разбитые зубы, солоноватая кровь на языке
и губах... Это он еще чувствовал, а больше ничего.  Кажется  кто-то  тащил
его к машине, с кряхтением усаживал на меховые подушки, но до сознания его
уже мало что доходило.
     - Босс, очнитесь же! Что с вами? Вы ранены?..
     "Ранен... Действительно ранен. У меня нет ни рук, ни ног... -  Мамонт
криво  улыбнулся.  Одной  половинкой  рта.  -  Мое  тело  мне  больше   не
принадлежит. Его отнял бородач. Там возле гостиницы..."

                                    16

     Пустыня и паутина... Два этих понятия невообразимым образом смешались
в голове. Двигаясь по коридорам гостиницы, Александр представлял себе и то
и другое.  Эхо  шагов  летело  за  ним,  толкалось  от  стен,  проникая  в
опустевшие  номера,  теряясь  в  разбитых  окнах,  где   ветер   и   улица
подхватывали их, окончательно обращая в ничто. Александр представлял  себя
метрономом, отсчитывающим последние  секунду  часовой  мины.  Странно,  но
сравнение это его успокаивало, наполняло самозабвенной  уверенностью.  Пол
превращался в магический барабан, каждый метр пройденного пути приближал к
взрыву, а значит, и к долгожданной развязке.
     Чужой разум, чужие потемки... Попробуй-ка поброди,  -  заблудишься  с
первых шагов. Здесь вам нет  поводырей.  Наверное,  никогда  и  не  будет.
Каждый решает за себя сам и живет, сообразуясь с  собственными  решениями,
плохими ли хорошими, скучными ли веселыми.  И  ответит  ли  кто  на  груды
спрошенного - сие неизвестно. Каждый - сам  себе  ответчик,  затем,  может
быть, и дадена жизнь. Для ответов  самому  себе  на  собственные  вопросы.
Сумей спросить, сумеешь и ответить...
     Голова у Александра гудела. Он двигался, не  замечая  ничего  вокруг.
Внимание было сосредоточено на внутреннем. Внутреннее сосредоточивалось на
чем-то  совершенно  постороннем,  внетелесном.  Никакой   связи,   никакой
логики... Возможно ли откровенничать с собственным народом? А с другом?  С
супругой? И должно ли объяснять ребенку истинное положение вещей?  А  наши
бедные парнокопытные и квохчущие крылатые? Стоит  ли  оправдываться  перед
ними в  склонности  к  мясоедству?  Да  и  поймут  ли  они  нас?  Или  это
действительно  другой  уровень?  Но  кто,  черт   возьми,   придумал   эту
безжалостную шкалу? И где затерялись мы  сами,  на  каком  таком  почетном
месте? Ближе к концу или к началу? А может,  в  особой  графе  хищников  -
между гиенами и акулами? Вопросы, вопросы...  Пугающие  и  безрадостные...
Как ведет себя сильный среди слабых, умный среди глупых, есть ли разница в
их поведении? Александр все больше запутывался.  Или  это  не  так  плохо?
Сумей спросить, сумеешь и ответить.  Кто  же  это  сказал?  Кто-нибудь  из
древних? Но почему решили, что древние  были  мудрыми?  Что  вообще  такое
мудрость? Опыт, труд или что-то иное? Вопросы - это не  холодные  камушки.
Они обладают неприятным свойством жечь, причинять боль и  неудобство.  Они
проникают  в  сознание  подобно  пчелам,  жаля  и  раздражая,  доводя   до
сумасшествия, до головной боли. Счастливы ли несведущие?  А  если  да,  то
зачем же тогда все? Знания, ребусы, щенячье любопытство?..
     Александр  ладонями  стиснул  виски.  Он  задавал   себе   последний,
возможно,  самый  существенный  вопрос:  зачем  он  явился  сюда,  изменив
осторожности и благоразумию? В  памяти  образовалась  прореха,  в  которую
провалились Цой с Маципурой, Регина, Сан-Саныч. Он не помнил,  отчего  они
расстались, он забыл, где это произошло. Стены гостиницы выросли -  вдруг,
и коридор приглашающим сумраком указывал направление.
     Путь завершился, он был у цели. Нужная дверь угадалась сама собой,  и
Александр неловко потянулся к массивной бронзовой ручке.
     Это не могло быть обычным номером  и  все-таки  это  располагалось  в
гостинице, в самых банальных двухкомнатных  апартаментах.  Место  обитания
главного администратора более походило на музейный зал, и  богатый  белого
ворса ковер покрывал  пол  от  одной  стены  до  другой.  В  самом  центре
располагался массивный двухтумбовый стол, за которым  восседал  человек  с
бородкой. Чолхан Марат Каримович. Длинные, как у  Гоголя,  волосы,  взгляд
страдающего  бессонницей  и  маленькие,  по-женски  пухлые  руки.   Ничего
божественного,  ничего  царственного.  Один  из   НИХ,   администратор   и
привратник... Покосившись на развешенные тут и там  портреты,  следователь
приблизился к одинокому, вероятно, поставленному специально для него стулу
и, не спрашивая разрешения, сел.
     - Итак, Марат Каримович, я пришел. Вы ведь желали этого?
     - Мы желали этого вместе, - человечек с бородкой задумчиво  пошевелил
губами.  -  Порой  ситуации  складываются  так,  что  объясняться   просто
необходимо, хотим мы того или нет.
     - А вы не хотите?
     - Нет, не хочу.
     - Что ж... Спасибо за откровенность.
     - Откровенность?.. Ее нет, молодой человек. И не будет.  Сожалею,  но
милое это качество не  входит  в  традиции  нашей  работы.  Такова  уж  ее
специфика.
     - Вы говорите сейчас, как администратор заведения?
     - Увы, как бывший администратор.
     - То есть?..
     - То есть, всю мою административную деятельность можно смело  отнести
к прошедшему  времени.  Уже  завтра  из  командировок  и  отпусков  начнут
возвращаться прежние служащие. Мы приведем гостиницу в порядок и исчезнем.
     - Отчего такая спешка?
     - После  того,  что  случилось  сегодня...  Думаю,  вам  должно  быть
понятно. Симпозиум - мероприятие требующее тишины.
     - Ясно. Стрельба, вопросы досужих гостей - не для вас.
     - Верно, не для нас.
     - Понимаю, - Александр расстегнул  пуговицы  пиджака,  ослабил  ворот
рубахи. Волнение требовало дополнительного охлаждения.  -  Однако  размаху
вашему можно позавидовать. Ни много, ни мало - целая гостиница... Впрочем,
я готов выслушать ваши  объяснения,  тем  более,  что  объяснить  придется
многое.
     -  Вы  меня  не  поняли,  -  Марат   Каримович   поднялся,   степенно
приблизившись к окну, замер спиной к  гостю.  -  Речь  пойдет  об  ином...
Насколько я представляю, у вас возник ряд серьезных проблем. К  сожалению,
МЫ - одна из причин, а потому я готов сделать шаг навстречу.
     - Этого мало!  -  Александр  почувствовал,  что  краснеет.  Он  и  не
заметил, как очутился в шкуре торгующегося покупателя. И все-таки, повысив
голос, повторил: - Нас это не устраивает.
     - Расклад, который мы предложим,  устроит  всех,  -  твердо  возразил
Чолхан. Он по-прежнему не  оборачивался.  -  Обещаю  выслушать  вас  самым
внимательным образом.
     - Но у меня множество вопросов... - Александр споткнулся. - И я плохо
себе представляю, каким образом...
     Чолхан нервно передернул плечом.
     - Если хотите, я начну за вас.  Можете  только  кивать,  хотя  и  это
необязательно.
     - Но вы обошлись с людьми столь жестко, что...
     - Знаю. Пан Панкратило превысил полномочия, а плавать в  аквариуме  -
вещь безусловно неприятная. Но дело уже исправлено. Что еще?
     - Аквариум? Вы упомянули об аквариуме?..
     - Александр Евгеньевич, в свое время вы  все  узнаете  -  и  в  самых
пикантных  подробностях.  Без  моих  объяснений.  Так  стоит   ли   терять
драгоценные секунды? Может быть, будем двигаться дальше?
     -  Да,  конечно,   будем...   Здесь,   возле   гостиницы,   произошла
перестрелка...
     - Ее не было. Стреляли только в нас.  Мы  же  не  ответили  ни  одним
выстрелом, - администратор улыбнулся чему-то  далекому  своему.  Помешкав,
добавил. - Ну разве что одним-единственным... А рамы, штукатурка, стекла -
все  будет  восстановлено  в  течение  суток.  Естественно  не  по  взмаху
волшебной палочки. Работу выполнят ремонтные бригады, а я лишь немного  им
помогу.
     Пауза по всей вероятности означала ожидание, и  Александр  неуверенно
заговорил:
     - Дело в том, что один из наших сотрудников пропал. Не знаю,  связано
ли это с вами, но  он  занимался  розыском  опасного  преступника,  а  его
помощники...
     - Фамилия пропавшего?
     - Борейко Лев Антонович. Майор милиции, оперативная служба.
     На короткое время администратор задумался.
     - Высокий, черноволосый, с довольно-таки густой бородой?
     - У него не было бороды!
     - Теперь есть.
     - Но... Когда он успел ее отрастить?
     - Это не так просто объяснить, - Чолхан обернулся  к  следователю.  -
Вам следовало упомянуть о майоре в первую очередь. Боюсь, здесь встретятся
некоторые осложнения.
     - Но он жив?
     - Да, но жизнь его протекает в одном из умерших интервалов.
     - Не понял?
     - Что-то вроде временного коллапса. Время, да будет вам  известно,  -
величина комплексная, и порой мнимая  ее  часть  способна  играть  функцию
аппендикса. Так что сейчас он  там,  и  прежде  чем  вытащить  его,  нужно
проделать некоторую предварительную работу.
     - Но каким образом он угодил туда?
     Чолхан тяжело вздохнул.
     - Разумеется, ему помогли... Дело, капитан, - в исчезнувшем портрете.
Один из гостей симпозиума был обворован.  Украли  картину  с  изображением
дочери  Закревского.  Возможно,  вы  о  нем  читали.  Знаменитый   алхимик
средневековья. По совместительству инквизитор...
     - Не понимаю, причем здесь майор?
     - Не перебивайте меня. Ваш  майор  столкнулся  с  этой  дамочкой,  и,
похоже,  она  спровадила  его  в  ближайшую  временную  нишу.  Ничего   не
поделаешь, дочка во многом унаследовала таланты отца.
     - Вы говорили только о картине...
     - Совершенно верно. О портрете герцогини Курляндской, непревзойденной
красавицы, любимой дочери черного герцога.  Признаюсь  сразу,  есть  более
надежные способы изоляции. Картина - всего лишь подобие камеры, запираемой
на замок. Замком в данном случае являлся портрет дядюшки герцогини.  Он  и
при жизни умел управляться с племянницей. Увы, случай разлучил портреты, -
герцогиня  обрела  свободу.  С  ней-то  и  довелось  повстречаться  вашему
Борейко.
     - Его можно вернуть обратно?
     - Можно... Если вы этого действительно хотите.
     - Разумеется, хочу!
     - В таком случае возвращение произойдет завтра утром. Нам понадобится
время на то, чтобы вновь изолировать дочь Закревского.
     - Вы не в состоянии сделать это прямо сейчас?
     - Не забывайте, герцогиня на свободе уже несколько  недель,  а  такие
особы не теряют времени даром. Она успела  обзавестись  зубками  и  сплела
прочную паутину вокруг своего логова. Кроме того, у нее появился посредник
- ваш злосчастный маньяк.
     - Он тоже должен предстать перед судом!
     - Это уж как хотите. Однако, замечу: главная виновница преступлений -
герцогиня. Ею мы и займемся в первую очередь.
     - Но если она успеет за это время покончить с майором?
     - Очень сомневаюсь. Ей сейчас не  до  него.  Скорее  всего,  о  нашем
разговоре она уже знает и предпринимает все возможное,  чтобы  обезопасить
себя.
     Александр провел ладонью по пылающему лицу.
     - Честно говоря, до сих пор не могу поверить, что все это  происходит
на самом деле.
     - Ничего удивительного. Логика вещей заставила вас переступить  черту
здравого. И скажу прямо, это далеко не  просто.  Шагнуть  мыслью  за  круг
доказуемого - вещь рискованная. Все равно что нырнуть с палубы  корабля  в
океан. Если вас не заметят и не подберут, вы окажетесь  вверенным  прихоти
волн, которых абсолютно не знали раньше. По сути весь ваш устоявшийся  мир
- не что иное, как крохотный клочок суши. А сейчас вы  вполне  сознательно
покинули его.
     - Только на время.
     - Безусловно. Искомый уют кроется  в  привычном,  а  земной  островок
населен привычными истинами. Сомнительными, но тем не менее -  привычными,
а значит, и удобными. Иного принять вы пока не в силах и потому  рано  или
поздно вернетесь на обжитую твердь. Загадочный океан - не про вас.
     - Неужели этот загадочный океан столь чужд человеку?
     - Чужд или не чужд, но факт остается фактом: последние тысячелетия не
принесли вашему клочку суши заметного территориального приращения.
     - Вы сказали: вашему?.. А вы? Разве вы сами не живете здесь?
     - Вашему, Александр Евгеньевич, - вашему, и давайте оставим эту тему.
     - Но я должен знать, кто вы такие!
     - Вам интересно знать, но вы вовсе не должны... И все-таки я  отвечу.
Мы - Орден Малиогонта. Устраивает вас такое объяснение? Думаю, навряд  ли.
Отсюда - и полная ненужность дальнейших объяснений.
     - Отчего же!.. Не так уж мы беспомощны, как вам кажется, и  некоторые
выводы сумели сделать вполне самостоятельно. Если хотите, могу поделиться.
     - Ну-ну, любопытно послушать.
     - Так вот... Неважно, как вы там себя величаете,  Орденом  Малиогонта
или как-то иначе, но главное я уяснил:  вы  не  пришельцы  и  вас  всерьез
волнуют земные дела.
     - Мудро, весьма мудро... - Чолхан улыбнулся.
     -  Не  смейтесь.  Вы  совершенно  напрасно  отгораживаете   себя   от
человечества.
     Главный администратор поморщился.
     -  Только  ради  бога   не   употребляйте   таких   приторных   слов!
Человечество, разумное сообщество... Еще упомяните земное братство!..
     - Вам кажется это приторным?
     - Я могу подобрать иное прилагательное, но в целом суть не изменится.
Вам, Александр Евгеньевич, поневоле придется согласиться с тем,  что  даже
отдельный  индивид  зачастую  не   в   состоянии   осмыслить   собственную
самобытность, отделить свое "я" от окружающего.  Большинство  предпочитает
не усложнять жизнь излишними на их взгляд сомнениями. И это, к  сожалению,
объяснимо. Чего уж говорить за  все  человечество!  Трое  или  четверо  не
способны прийти к единому мнению, парламентарии спорят с утра  до  ночи  и
порой  готовы  перегрызть  друг  другу  глотку.  Иными  словами  -   такой
категории, как человечество на нынешний момент  не  существует.  А  потому
давайте называть вещи своими именами.
     - Давайте, - Александр кивнул. - Итак, в этом здании проходило  нечто
вроде съезда. Скажем, съезда  магистров  оккультных  наук  или...  рыцарей
вышеупомянутого Ордена. Кстати, кто  он  такой  этот  Малиогонт?  Один  из
пионеров магии, возведенный в сан святых?.. Впрочем, я уже сказал: это  не
столь важно. Съезд состоялся, и я принимаю  это,  как  свершившийся  факт.
Почему именно здесь, а не в  столице  или  где-нибудь  на  комфортабельном
западе?..  Тут  я  пасую,  хотя  предполагаю,  что  разгадка   кроется   в
конструкционных особенностях гостиничного здания. Какая-нибудь параллель с
египетскими чудесами или что-то в этом роде. Допускаю и такую возможность,
что проектировщик гостиницы являлся вашим поверенным.  Правда,  непонятно,
как вы допустили разрушение первых двух зданий, но и тут имеются гипотезы.
Вероятно, нашлись  силы,  с  которыми  не  способны  управиться  даже  вы.
Что-нибудь вроде организованной оппозиции... Мне продолжать?
     - Продолжайте, Александр Евгеньевич, продолжайте.
     - Хорошо. Но кое-что я хотел бы вам показать. Просто чтобы не забыть,
- следователь  достал  из  кармана  сложенный  вчетверо  лист  и  протянул
администратору. - Взгляните на это  послание.  Интересно,  что  вы  о  нем
скажете?
     Двумя пальцами,  очень  осторожно,  Чолхан  взял  листок  и  легонько
встряхнул. Зловещее "письмо" послушно развернулось. Александр не спускал с
администратора глаз. Секундная пауза, и по лицу Чолхана  пробежала  легкая
судорога, как если бы он узрел на собственном столе дохлую крысу  или  ком
дождевых червей. Положив лист  перед  собой,  он  неторопливо  прижал  его
ладонью. Края бумаги трескуче задымились, серые  холодные  искры  поползли
сужающимися кругами.
     - Это была улика, - глупо пробормотал Александр.
     - Улика или  не  улика,  но  вещь  достаточно  неприятная,  -  Чолхан
брезгливо пошевелил пальцами.  На  полированной  поверхности  стола  таяло
туманное пятно.
     - Это все, что вы можете мне сказать?
     - А чего вы, собственно, хотели?
     - Правды! Чего же еще?.. Один человек умер, едва взглянув на эту, как
вы верно заметили, неприятную вещь. И мы считали естественным...
     - Хорошо! Я дам пояснения, хотя, надо  признать,  они  не  устраивают
меня самого.  Вы  действительно  угадали  насчет  съезда.  Угадали  насчет
оппозиции... Словом, на время проведения столь важных  мероприятий  охрана
Ордена приобретает первостепенное значение. Разумеется, вы  в  курсе,  что
люди Лесника угрожали нам и нашему делу. Не скажу, что это всерьез кого-то
беспокоило, но тем не менее  на  свой  страх  и  риск  охрана  предприняла
некоторые меры. В частности была совершена попытка устрашения...
     - Смерть человека вы называете устрашением?
     - Разве это не так?.. Возможно, смерть не самое страшное в этом мире,
но в десятку лидирующих ужасов она входит наверняка. И еще раз  повторюсь:
методы, которые использовала охрана, отнюдь не вызывают у  меня  восторга.
Тем более, что цели своей помощники мои не достигли. По небезызвестным вам
причинам съезд оказался сорван и перенесен в другое место.
     - Но погибло несколько человек!
     - И что же? - глаза Чолхана излучали холод. Не равнодушие  -  нет!  -
странный нечеловеческий холод. Вероятно, из той  же  серии  чувств,  коими
наделены прокуроры и судьи, хирурги и генералы. Торговец, имеющий  дело  с
центнерами  и  тоннами,  не  думает  о  граммах,  -  так   и   для   этого
могущественного  человека,  по  всей  видимости,  не  существовало  такого
понятия, как отдельная жизнь. Александру показалось, что на  него  смотрит
сама долгая холодная Вечность. А Орден Малиогонта неожиданно  представился
ему черным гигантским спрутом,  облепившем  планету  щупальцами.  Случайно
погибающих  под  присосками  спрут  это  не  замечал.  Это  было  мелочью,
изначально предусмотренной и сброшенной  со  счетов  в  жутковатых  планах
Ордена.  Как  процент  битой  тары  при  перевозке   вина...   Следователю
подумалось, что образ  спрута  возник  у  него  не  случайно.  Слишком  уж
пристально вглядывался в него администратор. И чтобы сказать хоть  что-то,
Александр невнятно пролепетал:
     - И все же, как обыкновенный листок мог убить человека?
     Чолхан моргнул. Стальной пугающий блеск  в  его  глазах  угас.  Более
того,   -   администратор   снова    ему    улыбнулся.    Доброжелательно,
по-человечески.
     - Видите ли, этот листок - не совсем обычный. Кое-кто  предварительно
над ним поработал.
     - Этот листок - письмо?
     - Можно сказать и так, - Чолхан усмехнулся. - Своего рода -  смертное
послание,  приговор,  который  жертва  прочитывает  незадолго  до   своего
последнего мига.
     - Значит, убитый видел что-то, чего не видел ни я, ни мои коллеги?
     - В общем да... Особенно, если судить по  результату.  Хотя  все-таки
письмом это можно  назвать  с  некоторой  натяжкой.  -  Чолхан  прищелкнул
пальцами, словно  подыскивая  подходящее  слово.  -  Скорее,  это  подобие
энергетического тубуса, свертка  микропространства,  способная  уничтожать
любое дышащее создание. Действует, как вы, вероятно, поняли, избирательно.
     - И эту штуку придумал Панкратило?
     - Почему же... Она выдумана давно. А Панкратило...
     В дверь  осторожно  постучали.  Александр  напряженно  обернулся.  На
пороге номера стоял смущенный Громбальд.
     - Ваша светлость, - забормотал он, - ей богу, пустяковый вопрос... Не
стал бы даже  обращаться,  но,  как  говорится,  вас  махен,  когда  такая
прелюдия...
     - Короче!
     -  Дело  касается  квазихирурга  Марро.  Того  самого,  что  разъярил
ассамблею. Он до сих пор в изгнании, но только что сообщил о непоколебимом
согласии склонить  голову.  Просится  на  Занзибар,  хотя  ни  к  кому  из
вышестоящих  лично  обратиться  не  посмел.  С  магистром   пятого   круга
разговаривал крайне почтительно.  Кроме  того,  он  упомянул  о  некоторых
неприятностях с пассажирами.
     - Какими еще пассажирами?
     - Дело в том, что господин Версебер явно перестарался. Посыл оказался
столь силен, что вместе с Марро в никуда был услан целый поезд.
     - И вы узнали об этом только сейчас?
     - Было столько дел!..
     - Ладно... Где сейчас поезд?
     - Это надо... Все карты у Приакарта. Он у нас главный  геодезист.  Но
если интересуетесь, сейчас спрошу,  -  Громбальд  закрыл  глаза  и  быстро
зашевелил  губами.  -  Ищут-с...  Ага,  кажется,  нашли.  Мерси,  господин
Приакарт!
     Прямо из воздуха Громбальд извлек широкую берестяную карту,  опасливо
покосившись на Александра, со скрипом развернул.
     - Седьмая дыра подпространства Манипулы.
     - Это та, что окружена линейностями Разеиды?
     Громбальд сосредоточенно зашевелил бровями.
     - Скорее всего, где-то сбоку, -  загадочно  сообщил  он.  Заглянув  в
карту, добавил: - И по-моему, тамошняя линейность обитаема.
     - Скверно, - обронил Чолхан.
     - Сквернее и быть не может! - лицо Громбальда осветилось восторженной
печалью. - Потому, надо понимать, они и запросились обратно. Там  ведь  не
только Марро. Версебер всех смутьянов разом  выслал.  Кого  на  астероиды,
кого еще дальше. Тоже, конечно, не сахар. Потому  как  холодно  и  дыхание
надо задерживать. По методу Бутейко...
     - Хорошо, займемся этим  прямо  сейчас.  -  Чолхан  задумчиво  изучал
карту. - И боюсь, придется воспользоваться помощью коллег. Версебера  надо
пригласить. Он их туда услал, пусть и возвращает.
     - Да уж, рука у него тяжелая.
     - Вот и организуй прибытие. Извинись, передай мое нижайшее почтение и
объясни суть дела.
     - А как же?.. - глаза Зиновия стрельнули в сторону следователя.
     - С гостем мы в основном  переговорили,  -  Чолхан  сожалеюще  развел
руками. - Да, да, Александр Евгеньевич! Прошу извинить. В самое  ближайшее
время обещаю навестить вас... А теперь - домой, в кроватку!  День  выдался
нелегкий, вон и глаза у вас слипаются...
     Александр хотел было возразить, но вместо этого неожиданно зевнул.  А
в следующую секунду вдруг разглядел, как из пола, из  стен  и  из  потолка
выплывают полупрозрачные фигуры. Многие из них восседали  в  троноподобных
креслах, кое-кто лежал на царственных ложах. Во  всяком  случае  мебели  в
кабинете  заметно  прибавилось,  да  и  кабинета,  как  такового,  уже  не
существовало. Помещение превратилось в огромный зал, формами  напоминающий
чашу. Этакое подобие Колизея,  где  вместо  кресел  красовались  роскошные
кровати с балдахинами. Видимо, здесь они и проводили свой съезд!
     Александр Евгеньевич поискал глазами трибуну, но ничего  похожего  не
обнаружил. Ни  арены,  ни  трибуны.  Странное  происходило  с  окружающим,
странное происходило с ним. Он уже не сидел и не стоял, витая вне  тела  и
одновременно сознавая, что с телом его все в порядке, что оно  по-прежнему
покоится на стуле. Сам же он неведомым образом  перенесся  в  этот  чудный
Колизей. Собственно  говоря,  Колизеем  это  тоже  нельзя  было  называть,
хотя... Мозг Александра Евгеньевича путался в поисках ответа. Видимое ясно
указывало на то, что он находится  в  нескольких  местах  одновременно:  в
гостинице,  в   просторном   турецком   посольстве,   у   кромки   горного
неестественно голубого озера, на заброшенном ранчо среди жаркой  саваны  и
так далее, и так далее. Все  это  головокружительным  образом  соединялось
воедино и отчего-то не мешало  друг  другу,  позволяя  изумленному  зрению
различать мельчайшие детали. А потом  он  услышал  выступающих  одного  за
другим ораторов. Они говорили, не покидая  своих  лож,  не  размыкая  уст.
Зачастую выступали и враз, но и тут наблюдалось  необъяснимое:  вдумчивые,
взволнованные и раздраженные голоса не сливались в базарный шум. Александр
Евгеньевич отличал каждого, и слух его свободно воспринимал  всех  вместе.
Кто-то ругал Чолхана за  бездарную  организацию  съезда,  кто-то  напротив
вступался за  администратора,  ссылаясь  на  неблагоприятные  условия,  на
неистребимое любопытство не самой  лучшей  части  человечества.  Многие  и
вовсе не поминали о Чолхане, зато крепко  бичевали  произвол  квазихирурга
Марро,  проводящего  в  курируемых  им  странах  чудовищные  эксперименты.
Несколько раз всплывало слово "пассажиры", часто поминали о многомерности,
о неком таинственном узле, в котором в  скором  времени  сойдутся  мирские
параллели, чтобы вновь разойтись, что,  в  сущности  и  будет  знаменовать
пресловутый конец света.
     Еще очень о многом поминалось  на  этом  собрании.  Всего  Александру
Евгеньевичу услышать не удалось. Некто невидимый требовательно тронул  его
за локоть, и тотчас вернулось потерянное ощущение тела. Он  в  самом  деле
сидел на стуле, голова его была опущена на грудь, он слегка похрапывал.
     "Черт возьми, что же они со мной вытворяют!.." Мысль эта мелькнула  и
погасла,  как  искра,  рожденная  полустертым  кремнем.  Заботливые   руки
подхватили неуправляемое тело, покачивая, повлекли в коридор,  потом  вниз
по лестнице, на улицу, под зеленое солнце...

                                    17

     Он проснулся от внутреннего толчка и долго лежал, пытаясь сообразить,
что же его разбудило. Поезд по-прежнему грохотал и содрогался  на  стыках,
по столику с костяным стуком перекатывалась крышка от бутылки.  Все  было,
как час или два назад. Все да не все... Носатый пассажир вскинул к  глазам
руку. Шесть часов вечера. А когда они засыпали в  последний  раз,  было...
Рывком сев, он оглянулся  на  женщину.  Нет,  она  ничего  еще  не  знала.
Облачной пеленой сны кружили над ней, защищая от действительности, помогая
взмывать ввысь, превращая руки в лебединые крылья. Стараясь не шуметь,  он
стал торопливо одеваться. В сторону окна смотреть не хотелось. Он без того
уже видел, что мгла умерла, настигнутая солнцем.  Кто-то  включил  свет  -
включил без его ведома, и той же неведомой силой поезд  был  возвращен  на
землю. Это означало прощение, это знаменовало конец  заточения...  Носатый
пассажир  прищурился.  Между  деревянной  рамой  и   дерматиновой   шторой
пробилась узкая полоска света - огненное, режущее глаза лезвие...
     Все  в  жизни  когда-нибудь  прекращается.  Им  было  хорошо  вместе.
Удивительно хорошо!.. Величественный Гамлет нашел свою Терезу и ничуть  не
разочаровался. Сказка не обратилась в явь, а, набирая  обороты,  дошла  до
своего сказочного пика. Здесь ей и суждено было прерваться. Счастье -  это
не бесконечная прямая, это всегда отрезок с  началом  и  концом,  зачастую
просто точка, караулящая неосторожных,  яркая,  неповторимая,  похожая  на
звезду. Раскаленную до бела, удержать ее невозможно. Только  притронуться.
И обжечься...
     Со вздохом мужчина склонился над спящей. Дыхание  женщины  оставалось
ровным и безмятежным. Оно почти умилило его. Поцеловав спящую в  щеку,  он
торопливо оделся и, сняв с  полки  легонький  кейс,  неловко  попятился  к
двери. Милая его Тереза так и не проснулась...
     И одновременно из вагона с компанией, праздновавшей юбилей, таким  же
образом выскользнул его двойник.  Двинувшись  друг  другу  навстречу,  они
столкнулись в одном из тамбуров, сделав последний шаг,  слились  в  одного
заметно подросшего человека.
     Поезд  как  раз  замедлял  ход,  и,  жмурясь  от  света,  носатый   и
построжавший пассажир смотрел в пыльное окно. В  тамбуре  все  еще  воняло
чем-то кислым, в раскрытой настежь  двери  красовались  огромные  вмятины.
Впрочем, на все это  он  не  обращал  внимания.  Его  ждали,  и  следовало
готовиться  к   грядущему.   Высунувшись   наружу,   пассажир   рассмотрел
приближающийся перрон и гомонящую толпу  встречающих.  На  помятые  вагоны
указывали пальцем, многие взволнованно размахивали руками. Здесь же стояла
машина скорой помощи, а среди людей рыскали молодцы в милицейской форме.
     "Значит, произошла утечка информации", - отметил он равнодушно. Вдали
показалось здание вокзала - серое, с облупленными  стенами,  с  привычными
попрошайками на  ступенях,  с  заплеванными  тротуарами  и  переполненными
урнами. И все это, увы, после сказочной ночи с Терезой...  Возвращаться  в
явь решительно не хотелось, но желания его никто и не спрашивал.
     Под вагонами  натужно  запело  железо,  поезд  скрипуче  остановился.
Спрыгнув на платформу, носатый пассажир едва не столкнулся  с  причитающей
женщиной. Тут же безысходно терла глаза  какая-то  старушка.  Похоже,  все
здесь кого-то искали. Продолжая щуриться, он двинулся вперед,  не  обращая
внимания на крики и возгласы. А  шагах  в  семидесяти  от  него  встречали
юбиляра.
     - Федор Фомич? И вы тут? Вас ведь, кажется,  собирались  задержать  в
Холмогорово?
     - Господи, Юлька! Какое Холмогорово? У нас  там  такое  началось!  Мы
тут, понимаешь, зевка дали... Как только свет вернули, он и выскочил.
     - Кто выскочил?
     - Да тип этот! Морро или Маррэ... Слышал бы ты, какие страсти он  нам
рассказывал! Из-за него, в сущности, все и стряслось. Взяли, понимаешь,  и
упрятали со всем поездом в какое-то измерение. Но нас-то  за  какие  такие
грехи?.. А Павла Константиновича, помнишь охальник такой был из  планового
отдела, так вот его прямо через окно утащили.
     - Как так утащили?
     - А вот  так!  Самым  натуральным  образом.  Там  же  твари  какие-то
ползали.
     - А нам объявили:  мол,  так  и  так  задерживается.  Потом,  правда,
начальнику что-то шепнули по секрету... Так он всех собрал и сюда рванул.
     - Ничего  себе  -  задержка!  За  такие  задержки,  да  без  света...
Постой-ка!.. Эй! Товарищ милиционер! Можно вас  на  минуточку!..  -  Федор
Фомич  ринулся  навстречу  сержанту  с  овчаркой.  -  Имею  желание   дать
показания! Прямо сейчас!..

     ...Никем не замеченный, носатый пассажир вошел  в  здание  вокзала  и
юркнул в кабину моментальной фотографии. Заботливо прикрыв за собой дверь,
крепко зажмурился. Он хотел  получить  подтверждение  от  НИХ,  и  он  его
немедленно получил. Приакарт был немногословен, но тон его изменился  явно
в  лучшую  сторону.  "Принц   датский"   облегченно   вздохнул.   Мысленно
попрощавшись с Терезой, опустил пару пятнашек в монетоприемник.  Сверкнула
вспышка,  и  кабинка  опустела.  С  некоторым   запозданием   из   прорези
фотографического автомата выполз глянцевый  квадратик.  Он  был  абсолютно
черен, никакого носатого пассажира запечатлеть фотографическому роботу  не
удалось.

                                    18

     Однокомнатная панельная квартирка напоминала зал ожидания. Само собой
вышло так, что все собрались у Александра. Какой-то неведомый магнит  свел
коллег вместе. Сам хозяин вел себя далеко не по-хозяйски: не суетился,  не
расспрашивал гостей о пустяках, не бегал на кухню с подносом  и  чайником.
Да в этом и не  было  нужды.  Сослуживцы  бродили  по  комнате  потерянным
стадом, рассеянно изучали вид из окна, бессмысленно перекладывали  вещи  с
места на место. Те, кто сидел  на  диване,  разговаривали  о  странном.  А
больше все-таки молчали. Поделившись очередной новостью,  сверлили  взором
стены, прикашливали в кулаки. О  работе  никто  не  вспоминал.  Схватка  с
меченосцами и события у гостиницы могли ошарашить кого угодно, но то,  что
произошло утром, окончательно  выбило  людей  из  седла.  Когда  сшиваемая
материя рвется и рвется вновь, руки поневоле опускаются,  душа  переживает
кризис, к власти приходит ее величество королева Апатия...
     За  первым  известием,  принесенным  Казаренком,  последовала   целая
череда. Со страхом и изумлением проснувшиеся горожане обнаружили,  что  за
ночь произошло нечто  необъяснимое.  Город  переменился,  и  перемены  эти
включали в себя разрушенные дома и сломанные двери, покалеченные трамваи и
перевернутые машины, пулевые пробоины в стенах, в беспорядке  разбросанное
по улицам имущество граждан. К этому следовало прибавить серию  загадочных
пожаров, которые непонятным  образом  уже  прекратились  и  даже  пепелища
успели остыть, но удивительное заключалось в том, что никто  этих  пожаров
не видел, никто этих пожаров не тушил. Они были и прошли, как проходят  по
посудной лавке  слоны-невидимки.  Целые  и  невредимые,  люди  просыпались
посреди обугленных квартир на  останках  диванов  и  кроватей,  немедленно
приходя к выводу, что они сошли с ума.
     Поговаривали,  что  на  месте  исполкома  царят  руины,  что   прямым
попаданием артиллерийского снаряда разнесен вдребезги памятник  одному  из
революционеров - не то Парвусу, не то кому-то еще, что во всем  городе  не
найдется  ни  одного  магазина,  в  котором  уцелели  бы  витрины.   Смерч
разрушений пронесся по улицам и квартирам, не потревожив жителей. Все, что
им оставалось, это созерцать результат  и  в  бессилии  пожимать  плечами.
Впрочем,  многие  лихорадочно  искали  выход  закипающему  гневу.   Лавина
телефонных звонков обрушилась на государственные учреждения, возле  зданий
милиции, прокуратуры и административного начальства выстраивались бурлящие
очереди. Заводы стояли, магазины не работали, обезумевшие пожарные, плюнув
на все, попрятались по домам. Наэлектризованность населения давала о  себе
знать ежеминутно. Многочисленные молнии громыхали, проверяя  на  прочность
чиновничество  общественных  институтов.   Впрочем,   и   сами   институты
постепенно оправлялись от первого потрясения,  занимая  круговую  оборону,
все более вникая в необычность ситуации. Зато и во всю  ширь  развернулась
народная фантазия. Болтали о необъявленной войне и американском оружии,  о
марсианах, посетивших Уткинск, о боевых учениях, по ошибке проведенных  на
территории района ночью. Пережевывая услышанное, Александр хмуро  наблюдал
за коллегами. Он догадывался, почему они встретились здесь, а не в отделе.
Внутренняя неподготовленность гнала людей  в  тень,  подсказывая,  что  на
работе начнется неописуемое.  Обилие  необъяснимого  требует  аналогичного
обилия усилий. Никто из них готов к этому не был. Первыми приняв  на  себя
удар,  они  и  первыми  выбыли  из  строя.   Они   знали   истинное   лицо
действительности, а потому боялись ее вдвойне. Состояние  контузии  -  так
можно было назвать  их  сегодняшнее  состояние.  Время  адаптации  еще  не
завершилось, и сообщи им  сейчас  о  ядерном  ударе,  о  том,  что  солнце
погасло, а на космическую станцию-спутник заявились косматые селениты, они
и тогда бы не удивились. Подтверждением тому  была  реакция  на  внезапное
появление Борейко. Когда майор вошел в комнату, обросший  и  загорелый,  в
нелепом твидовом пиджаке, это приняли с полнейшим спокойствием. Под мышкой
майор держал пухлую папку с золотистой  обложкой,  из  нагрудного  кармана
торчало штук семь или восемь авторучек. Пожав всем руки, он пристроился на
стуле в уголке и, послушав о чем беседуют другие, скромно вставил:
     - А ведь это я наколбасил в городе. Честное слово!
     Коля Савченко одарил начальника тусклым взглядом.  И  так  же  тускло
поинтересовался.
     - И все за одну ночь?
     - Зачем же... Три месяца без малого, от  звонка,  как  говорится,  до
звонка. Чуток не свихнулся. Спасибо стихам - спасли.
     Коллеги  на  минуту  задумались.  Никто  не  выразил  недоверия,   не
разозлился и не рассмеялся. Новость приняли к  сведению,  пронумеровали  и
без излишних подробностей уложили на свободную полочку в памяти. И  только
Челентано, похлопав майора по плечу, с нервным смешком сказал.
     - Стало быть, квиты, Лева. Ты наш город, а мы твоих меченосцев. Ты уж
прости. Было за что...
     Борейко пожевал губами,  жалобно  моргнул  и  ничего  не  ответил.  В
гражданском  мешковатом  одеянии,  с  окладистой  бородой,  он  мало   чем
напоминал прежнего боевого майора. Его можно было бы принять за журналиста
или за геолога, вернувшегося из экспедиции.
     Что-то вспомнив, оживленно заговорил Антоша, и о  меченосцах  тут  же
забыли.  А  потом,  вероятно,   совершенно   закономерно   появились   две
зеленоватых бутыли, и, повинуясь неслышимой команде, Александр  принес  из
кухни трехлитровую банку маринованных помидоров. Тостов не произносили, но
уже через каких-нибудь полчаса  люди  расслабились,  подобрев,  потянулись
друг к другу, как встретившиеся после долгой разлуки братья. Стало шумно и
почти весело.
     Перепачкавшись в маринаде, Александр поспешил в  ванную.  В  прихожей
задержался, услышав торжественный речитатив Борейко. Развернув на  коленях
принесенную папку, майор с выражением читал стихи собственного сочинения.

                       Туманный свет. Дрожит дорога,
                       Рубаху ветром пузырит,
                       На месяц дальний, недотрогу,
                       Скрипуче воют упыри.
                       Глаза, как в изморози окна,
                       А сердце стянуто кольцом,
                       Плюется дождь и тихо мокнет
                       Мое унылое лицо.
                       Тень под ногами ходит валко,
                       От фонарей качая тьму,
                       Сухую, длинную, как палку,
                       Ее стопами тяжко мну.
                       Мне тридцать пять, душе столетье,
                       Такая разница времен!
                       Но как в дешевой оперетте
                       Финалом умиротворен.
                       Пусть не любил - и не любили,
                       Кого-то бил, бывал избит,
                       Хамил, и мне в ответ хамили,
                       В итоге вычеркнут, забыт...

     Три месяца одиночества не прошли для майора даром. Мыслимое ли  дело!
- он стал писать стихи! Заметьте - не читать,  что  тоже  было  бы  крайне
удивительно, а сочинять и вполне  самостоятельно.  У  Александра  возникла
странная уверенность, что к оперативной работе Борейко больше не вернется.
     - Заходите же, Александр Евгеньевич!
     Приглашение донеслось откуда-то сверху, и в ту  же  секунду  дверь  в
ванную комнатку приоткрылась.  Переступив  деревянный  порожек,  Александр
шумно вздохнул. Сердце гулко заколотилось. Чего-то подобного он ждал  весь
сегодняшний день...
     Зиновий Громбальд, причесанный и  умытый,  обряженный  в  белоснежную
сорочку и фрачную пару, заботливо прикрыл за вошедшим дверь,  заговорщицки
подмигнул. Усатый Панкратило нехотя привстал с кресла и  приподнял  шляпу.
Разумеется, Александр стоял не у себя в ванной, а  в  просторном  кабинете
главного администратора гостиницы "Центральная".  Чолхан  Марат  Каримович
восседал все за тем же двухтумбовым столом, и  могучий  вентилятор  овевал
лицо  магистра  электрическим  ветром.  По-гоголевски  зачесанные   волосы
трепетали, на бледном лице хозяина кабинета мерцала усталая улыбка.
     - Присаживайтесь, Александр Евгеньевич. Помнится, в  прошлую  встречу
нас прервали. Сегодня можете быть спокойны, этого не произойдет.

     - Что там снаружи, Панкратило? Нам не пора?
     С кротостью домашнего пса усач приблизился к окну и, отодвинув штору,
приник к стеклу. Обернувшись, загадочно доложил.
     - Судя по всему, время  еще  есть,  хотя  две  трети  гостей  уже  на
Занзибаре. - Голос его  рокотал  и  срывался.  Роль  придворного  давалась
Панкратило с трудом.  Тем  не  менее  старался  он  до  чрезвычайности.  -
Приакарт мечет икру. Он еще с бумагами не разобрался. А в общем...  Тишины
еще нет, но мир уже припудрен пылью.
     - Когда - пылью, а не пыльцой, это - к дороге! -  авторитетно  встрял
Громбальд. - Примета верная. А еще верней, когда закат. Или луна с солнцем
одновременно...
     - Старая кокетка этот ваш мир, - пробормотал  Чолхан.  -  Потому  как
невдомек ему, что мог бы быть и черно-белым.  Мог  бы,  но  не  стал...  А
человек принимает это, как должное.
     - Ничего удивительного! - проворчал Панкратило. - Человек есть только
навозная горстка, в коей взращивается росток духа.
     - Ты тоже так считаешь, Зиновий?
     - Я? Да вы что?!.. - Громбальд гулко откашлялся. - То  есть,  априори
пан Панкратило вроде и прав, но если  заглянуть  глубже,  так  сказать,  в
самую сердцевину, то человек - это все-таки категория,  знаменующая  место
встречи идей, их знакомств и взаимных пересечений. По-моему, так.
     - А по-моему, ты это где-то вычитал.
     - Факт недоказанный и, кстати, не столь важный.
     - Что же тогда важно?
     - Хотя бы то, что я оценил прочитанное и запомнил.
     - Ты считаешь, этого достаточно?
     - Никак нет, но иному не обучены-с, - Громбальд покраснел  и  заметно
уменьшился в росте. Сверкающий фрак растянулся, фалды коснулись ковра. - Я
ведь человек маленький и на окружающее реагирую адекватно.
     - В том-то и беда...
     Чолхан тяжело облокотился о стол. Видно было, что  он  в  самом  деле
устал, но усталость свою всячески скрывает.
     - Возможно, имеет смысл пришпорить закат? - деликатно поинтересовался
Панкратило.
     - Третий раз за день?.. Не надо. Это уже слишком,  -  Чолхан  прикрыл
лицо ладонями, раздвинув пальцы, взглянул на гостя печальным глазом.
     - Вот так, Александр  Евгеньевич.  Живем  и  тужим,  тужим  и  живем.
Малость сочетается с удобством, понимание расходится с усвоением.  Усвоить
истину - еще не значит ее понять. Усваивает робот, понимает - человек.
     - И далеко  не  всякий,  надо  заметить,  -  глубокомысленно  добавил
Громбальд.
     - Да. Далеко не всякий... Может, еще чайку?
     Александр покачал головой.
     - Спасибо, сыт.
     - Надеюсь, наша любовь к риторике не слишком вас смущает?
     - Нисколько.
     - И все же результатами беседы вы не удовлетворены?
     - Признаться, да. Я ждал большего.
     - Вы ждали ясности, а с ней-то как раз ничего  и  не  вышло.  Понимаю
вас... Это должно быть чертовски обидно.
     - Не то чтобы обидно...
     - Не миндальничайте с нами, Александр Евгеньевич! Конечно, обидно! Но
что поделаешь? Нехватка средств и времени... Но могу поклясться, главное я
вам изложил.  Человеческий  мир  все  более  становится  похожим  на  сыр.
Вселенная просачивается к нам, как вода в прохудившийся корабль. Плохо это
или хорошо, - не знает никто. Но так или иначе  мы  в  состоянии  заняться
ликвидацией пробоин, и мы трудимся над этим уже в течение десятилетий.  Не
надо ждать космических кораблей  и  звездных  десантов,  -  вторжение  уже
началось. Исподволь, практически незаметно...
     - Но вторжение это или нет, вы сами еще не разобрались!
     - Зато мы отчетливо наблюдаем, что корабль кренится. А риск в  данном
случае недопустим. Есть течь, значит, надо ее заделывать,  надо  бороться.
Война - это зло,  но  в  данном  случае  мы  не  агрессоры.  Мы  оказываем
сопротивление. Ага! Вам это не  нравится?..  Тогда  представьте  следующую
картину. Ваше жилище с катастрофической быстротой заполняется  тараканами.
Они жадно  поедают  хлеб,  пьют  воду,  ползают  по  вашим  ногам.  Прямой
опасности нет, и сомнения в том, что эти  насекомые  не  столь  уж  плохи,
вероятно, присутствуют, и все  же  вы  начинаете  давить  их  каблуками  и
рассыпаете по всем углам отраву. Вот какой путь избираете вы, и вас  можно
понять! Хотя приобрети вы в насекомых друзей, вы наверняка бы  многократно
выиграли. Тем не менее вы  предпочитаете  подстраховаться,  исключив  даже
ничтожную вероятность угрозы. Аналогичным образом поступаем и мы.
     - Но почему тогда не обратиться за помощью к людям? Если цели  у  нас
общие, стало быть, и усилия разумнее объединить.
     Панкратило презрительно шевельнулся в своем углу, Громбальд хихикнул,
стеснительно прикрывшись ладошкой.
     - Вторжение, которое мы наблюдаем, дорогой Александр  Евгеньевич,  не
отбивается ракетным оружием. А  ничем  иным  человечество,  насколько  мне
известно, пока не располагает.
     - А чем располагаете вы?
     - Вопрос, что  называется,  в  лоб!  -  Громбальд  энергично  закивал
головой. - И вы всерьез полагаете, что вам ответят?
     - По-моему, времени чтобы убедиться в наших возможностях, у него было
предостаточно,  -  Панкратило  нервно  покрутил  ус.  -  Вы  фантастически
терпеливы, Марат Каримович.
     Чолхан  отмахнулся  от  помощников.  Прежде  чем  заговорить,  окинул
взглядом  вереницу  портретов  на  стенах.  Цари,  философы,  патриархи...
Александр невольно поежился. Может быть, все  они  подобно  той  герцогине
продолжали жить  своей  загадочной  жизнью?  Наполеон,  Македонский,  Петр
Первый... И как знать, возможно, Чолхан и его  коллеги  обращаются  к  ним
временами  за  помощью.  Разве  не  волшебство  -  услышать  живой   совет
Аристотеля, Якоби или Вольтера?..
     - Милый мой Александр Евгеньевич, - Чолхан вздохнул. - Наши  арсеналы
действительно не пустуют.  Мы  в  состоянии  противостоять  -  и  довольно
активно, хотя  и  стараемся  не  привлекать  к  себе  внимания.  Смею  вас
заверить, некоторый опыт борьбы у нас уже имеется.
     - И все же, насколько я понял, победа еще за горами?
     - А это уж что называть  победой,  -  Чолхан  невесело  улыбнулся.  -
Продление агонии при определенных условиях -  тоже  является  победой.  Ко
всему прочему, для решающей атаки нас не так уж много. Я  имею  в  виду  -
настоящих магистров. Главную же силу представляют именно они.
     - Но можно было бы вербовать экстрасенсов, искать учеников!
     - Кое-что в этом направлении делается, но еще раз подчеркиваю:  Орден
Малиогонта - не партия единомышленников  и  не  религиозная  структура.  В
сущности, членов магистратума трудно называть людьми...
     - Секундочку! Вы хотите сказать, они... то есть, вы  -  что-то  вроде
мутантов?
     - Какая дремучая чушь! - Громбальд  театрально  всплеснул  руками.  -
Впрочем, Александру Евгеньевичу я готов простить даже это.
     - Я что, оскорбил вас?
     - Ничуть. Вы употребили не тот  термин,  только  и  всего.  Мутант  -
понятие очень уж общее. Попробуйте  отыскать  на  Земле  хоть  одно  живое
существо, которое постоянно бы  не  мутировало.  Таковых  вы  попросту  не
найдете. Все мы в той или иной степени мутанты.
     - Но те, кто называют себя магистрами...
     - Запомните: мы - Орден Малиогонта! Сообщество, совершенствующееся на
протяжении многих веков. И мы живем по своим собственным законам, создавая
свою  науку,  свою  мораль  и  свой  кодекс  чести.  Наши  корни  -  среди
человеческого, но в остальном мы различны.
     - Мне  кажется,  главную  мысль,  так  сказать,  квинтэссенцию  сути,
Александр Евгеньевич уловил, - вступился за следователя Зиновий.
     - А по-моему, он и сейчас пытается проводить параллель между  нами  и
энергетиками вроде Дунича, Геллера и других, - хмуро пробурчал Панкратило.
     - Что ж, в этом нет ничего  предосудительного.  Так  нам  будет  даже
легче найти общий язык... Так вот,  Александр  Евгеньевич,  в  отличие  от
названных  личностей  мы  -  АКТИВНЫЕ  сенсоры.  Мы  не  только   обладаем
энергетическим даром, но в состоянии и управлять им. Согласитесь, это  уже
не просто мутация, это подобие культуры! Мы не  выдумываем  фокусов  и  не
стремимся поразить публику, потому что мы сознаем, ЧТО делаем и для  какой
такой цели. Соприкоснувшись с божественным, мы  окончательно  разошлись  с
вами. И даже помогая Земле, ни за  что  не  станем  отождествлять  себя  с
землянами.
     - Причем здесь божественное?  Разве  не  вы  сами  упоминали  о  силе
атеизма?
     - Вы вторгаетесь в опасные дебри, голубчик. Это тема на долгие месяцы
посиделок, потому что тот же самый атеизм не выкрашен в черное или  белое,
- он так же пестр, как и весь наш мир. Та же Библия может быть  знанием  с
большой буквы, но для абсолютного большинства  она  прежде  всего  символ.
Вообще вера, основанная на жестком догмате, - опасная вещь. Почти такая же
опасная,  как  неверие.  В  сущности,  неверие  тоже  есть  вера:  Бога  и
Загадочное подменяет разум, логика стремится объяснить все и  вся.  Вот  и
судите, что лучше, а что хуже. В пору средневековья подобный догматизм был
еще допустим, но сейчас, на витке  множественных  релятивистских  течений,
религия способна до крайности оголить планету. Я уже достаточно поминал  о
вторжении извне. Это не фотонный десант, не бластеры и не пулеметы. Прежде
всего это мощная психотроника  иного  мира.  Необходим  щит,  своеобразный
экран, и атеизм, как это ни парадоксально и ни печально,  способен  играть
роль  подобной  брони.  Осмысленной  веры  человек,  по  всей   видимости,
достигнет еще не скоро - и до тех пор он гол  и  чрезвычайно  уязвим.  Ему
легко помочь, но его легко и уничтожить.
     Панкратило деликатно прикашлянул.
     - Осмелюсь заметить, до  отправления  осталось  всего  ничего.  Около
пятисот сердечных сокращений. Вы собирались еще кое с кем переговорить. По
поводу погоды на Занзибаре...
     - Завтра, Панкратило. Все переговоры завтра. Мои извинения  коллегам,
а сегодня просто отправимся в  путь...  -  Поднявшись,  Чолхан  с  улыбкой
взглянул на Александра. - Надеюсь, в основном ваше любопытство мы  все  же
удовлетворили. Так  или  иначе  мы  покидаем  эти  края,  хотя  признаюсь,
передавать их вам приходится не в самом лучшем состоянии, но так уж вышло.
     - Некоторые  пассажиры  того  поезда  исчезли.  Неужели  нельзя  было
обойтись без этого?
     - Сожалею, но все уже в прошлом,  -  Чолхан  поджал  губы.  -  Я  уже
объяснял, что Марро явился на съезд с  подрывной  миссией.  Его  следовало
временно изолировать. Но случилась досадная  оплошность,  вместе  с  Марро
пострадали и посторонние люди.
     - Это вы называете досадной оплошностью.
     - Хорошо, пусть будет - трагическая. Но что это меняет?
     - Не знаю. Но все-таки странно... Всемогущий  Орден  до  сих  пор  не
разобрался с собственной оппозицией?
     - Увы, таков наш кодекс. Свою оппозицию мы терпим. В  некотором  роде
мы  ее  даже  холим  и  лелеем.  Расправляются  с  агрессором,  но  не   с
противником... Что-то еще?
     Александр замялся.
     - Он хочет спросить о майоре, -  пояснил  Громбальд.  -  Я  правильно
интерпретирую?
     - Видимо, да, - Александр смущенно кивнул. - Дело в том, что...
     Чолхан предупреждающе поднял руку.
     - Разделяю  ваши  сомнения.  Поэт  из  вашего  Борейко  действительно
никудышный. То есть, не то  чтобы  совсем  никудышный,  но  скажем  так  -
довольно-таки среднего уровня. А вы, как я понял, желали бы  оставить  его
на оперативной работе?
     - Мне кажется, там он был на своем месте, и если можно...
     - Хорошо, это мы уладим. Других пожеланий нет?
     И снова вместо Александра встрял всеведающий Громбальд.
     - Извините, Магистр, но у него масса желаний. Пожалуй,  мы  и  впрямь
опоздаем.
     Неожиданно подал голос Панкратило.
     - Он считает, что мы обязаны восстановить разрушенное майором.
     - Протестую! - Громбальд подпрыгнул драчливым петушком  и  возмущенно
округлил грудь.  -  Александр  Евгеньевич  мне,  конечно,  друг,  но,  как
говорится, истина ближе и дороже.  Мы  здесь  совершенно  ни  при  чем,  а
спрашивать что-либо с герцогини абсолютно бесполезно.  Что  вы  хотите,  -
женщина! Коварная, испорченная, злая...
     - Но сбежала-то она с вашей картины!
     - При помощи вашего воришки!
     - Кроме того, -  добавил  Чолхан,  -  бедствия  города  успели  стать
достоянием газет  и  радио.  Вмешиваться  в  события  попросту  поздно,  а
переписывать историю заново не можем даже мы.
     - Хотя для Александра Евгеньевича, так сказать, в порядке  исключения
мы могли бы кое-что сделать,  -  многозначительно  произнес  Громбальд.  -
Например, избавить его от тягот первого времени. То есть,  такое  вот  мое
скромное  предложение.  Как  говорится,  от  сердца  и  от  души.  Решать,
разумеется, не мне.
     Чолхан хмыкнул.
     - Ну? А вы на это что скажете,  господин  следователь?  -  глаза  его
насмешливо блеснули. - Как вы относитесь к такой категории, как время?
     - Вероятно, как всякий нормальный русский, - Громбальд  покосился  на
Александра. - Обожает  свое  прошлое,  ненавидит  настоящее  и  испытывает
мандраж перед будущим.
     - И все же в данном случае  будущее  предпочтительнее  настоящего.  Я
прав?
     - Не совсем понимаю о чем идет речь,  -  Александр  в  замешательстве
огляделся. - Просто я полагал, что вам будет нетрудно...
     - Магистр! - предупреждающе пробасил Панкратило. - Коллегия ждет вас.
И Приакарт уже туточки. До отправления - пятьдесят сердечных сокращений!
     И тут же прямо из стены вышел знакомый Александру  юноша  в  огромных
очках с деревянной дужкой, с торчащими из карманов ручками и  карандашами,
все столь же измученный и рассеянный.
     - Марат Каримович, что же это такое!  Все  в  сборе,  а  вы  даже  не
готовы! Учтите, Регинтауас давно уже на вас зуб точит, а зуб у него,  сами
знаете... Бивень, а не зуб! Заявляю  ответственно:  нам  эта  междоусобица
совершенно ни к чему!..
     С запозданием он  увидел  стоящего  посреди  кабинета  Александра,  и
обиженно-возмущенная речь сорвалась на невнятный лепет.
     - Тут, я вижу, посторонние. Понимаю... Только и  вы  поймите.  Все  ж
таки зуб Регинтауаса - это не  шутка...  Впрочем,  удаляюсь.  Настоятельно
советую не задерживаться...
     На глазах Александра в стене - до этого гладкой и вполне монолитной -
неряшливыми  мазками  прорисовалась  дверь.  Человек  в  очках   запоздало
стремился  сохранить  видимость  конспирации.  Скрипуче  и  тяжело   дверь
открылась, пропуская утомленного человека, со стуком захлопнулась.  Однако
мгновением раньше Александр успел заметить, что толщиной она не  превышает
бумажного листа. На  большее  у  рассеянного  Приакарта  не  хватило  либо
времени, либо сноровки.
     - Получу выговор, - Чолхан вздохнул. - Ну, да их у меня уже не  менее
семисот...
     - Шестьсот сорок  два,  -  поправил  Громбальд,  -  и  семьдесят  три
строгих.
     - Что ж, - хозяин кабинета кивнул. - Поспешим... А  предложение  твое
принимается,  Зинка.  Стоит,  пожалуй,  облегчить  положение  следователя.
Маленький прыжок вперед, и все по-старому...  -  глаза  его  обратились  к
гостю. - Что ж,  за  сим,  Александр  Евгеньевич,  вынужден  распрощаться.
Проводи его, Зинка.
     - С нашим удовольствием!  -  Подхватив  гостя  под  локоток,  Зиновий
Громбальд суетливо подбежал к двери, но  не  той  нарисованной,  а  вполне
реальной.
     - Пройдите, Александр Евгеньевич. Светлого вам оптимизма  и  поменьше
исканий. Все равно, как говорится, ничего не найдете. Все  лучшее,  как  и
все худшее, - в нас самих. Копните глубже - и увидите.
     Дверь распахнулась, и Александр машинально ступил за порог. В  висках
у него зашумело, ткань на плечах с хрустом  натянулась  и  вновь  обмякла.
Слепящая вспышка заставила его зажмуриться...

                                    19

     Глаза  он  открыл  только  тогда,  когда  услышал  возмущенный  голос
Борейко.
     -  Вы  на  него  полюбуйтесь,  господа  хорошие!  В  туалет   очередь
собралась, народ ждет,  переминается,  а  тут  всего-навсего  Сашок.  Я-то
думал, что не меньше роты залезло.
     - Между прочим, пока он там  прохлаждался,  супруга  его  уже  дважды
звонила.
     - Супруга? - Александр  захлопал  глазами  и  вялым  шагом  прошел  в
кабинет. Он делал все механически. Чолхан сотворил с ним очередную  шутку.
Комната, стол, маринованные помидоры - все исчезло. Он находился у себя на
работе, а справа и слева, прихлебывая чай, корпели над  кипами  протоколов
Казаренок и Димка Губин. Танцующей походкой следом за ним  в  отдел  вошел
Челентано.
     - Разговляетесь, братья во Христе?.. А того не ведаете, что  на  носу
разнос у Митрофанушки.  Только  что  созерцал  его.  Бледный,  несчастный,
лопочет себе что-то под нос.
     - Это он молится, - предположил кто-то.
     - А может, прикидывает, сколько осталось до получки.
     - Очень сомневаюсь, - Челентано зловеще улыбнулся. - Кстати,  звонила
Сашкина благоверная, просила связаться.  Эй,  молодожен,  слыхал?  О  тебе
разговор.
     - Да передали ему уже...
     - Оно и видно. Ни дать, ни  взять  -  копия  Митрофанушки.  Такой  же
бледный.
     - Значит, есть с чего бледнеть, - Димка Губин развернулся на стуле  и
подмигнул  искрящимся  глазом.  -  Что,  Сашок?  Первые  баррикадные  бои?
Привыкай. Семья - дело такое... В одной руке щит, в другой ремень.
     - Рано еще ремень. Погодить надо...
     Это было уже слишком. Вскочив с места, Александр стремглав вылетел из
кабинета.
     Улица встретила его неласковым ветром и  мягким,  похрустывающим  под
ногами снегом. Подняв воротник пиджака, Александр бросился к троллейбусной
остановке. Транспорта естественно не наблюдалось,  а  дожидаться  не  было
мочи.  Не  обращая  внимания  на  оборачивающихся  прохожих,  он  помчался
напрямик через дворы. В висках намолачивали маленькие там-тамы,  в  мыслях
царила полная неразбериха. Единственное, в чем можно было не  сомневаться,
так это в том, что с подачи шутника  Громбальда  администратор  перебросил
его в будущее. В этом будущем сослуживцы уже шутили, с неба сыпал снег,  а
он, Дыбин Александр Евгеньевич, успел, оказывается,  обзавестись  законной
супругой.
     Чертыхаясь, следователь перебежал дорогу на  красный  свет  и  вихрем
ворвался в  родной  подъезд.  Дыхание  опаляло  гортань,  ноги  отказывали
хозяину,  все  чаще  начиная  спотыкаться.  Ступени  -  тусклые   бетонные
препятствия  существенно  замедляли  путь.  Уже  возле  самых  дверей   он
замешкался. Ключ наотрез отказался проворачиваться  в  замочной  скважине.
Нервничая, Александр вынимал его, торопливо осматривал и  вновь  пускал  в
ход.
     Дверь отворили совершенно  неожиданно  -  изнутри.  Александр  поднял
глаза и увидел Регину.
     - Ты?.. Здесь? - он все еще не отдышался.
     - Где же мне еще быть? - девушка окинула его удивленным взглядом. - А
почему ты без плаща? Что-то случилось?
     - Я... Мне сообщили про телефонный звонок...
     - Но я не говорила, что это так срочно.
     -  Вот  как?  -  Александр  неуверенным  шагом  прошел   в   комнату.
Встрепенувшись, вернулся в прихожую и снял обувь. - Ага... -  он  не  знал
что сказать. Чтобы как-то прийти в себя, занялся изучением интерьера. Было
ясно, что комната разительно переменилась и переменилась к лучшему. Шторы,
обои, сверкающий паркет...
     - А куда подевался шкаф? Ах, да, вот он где. Передвинули, значит...
     - Саша, да что с тобой? - Регина встревоженно приблизилась. - У  тебя
все в порядке? Я говорю о работе?
     - Да, конечно, - голос прозвучал фальшиво. Покосившись на Регину,  он
выдавил из себя улыбку. - Просто ты позвонила, и я обеспокоился.
     - Вот ты о чем, - краска смущения залила  ее  щеки.  Она  обвила  шею
Александра, прижалась к нему щекой. Теплая, доверчивая... Он испытал  шок.
Температура  в  комнате  стремительно  поднималась.  Потянувшись,   Регина
шепнула ему на ухо. - Не волнуйся, ЭТО случится еще не скоро.
     Это?.. Что она имела в виду?.. Раньше чем он успел опомниться, мягкие
губы нашли  его  губы,  запечатлев  поцелуй.  В  голове  окончательно  все
перепуталось, и он машинально обнял Регину за талию. А мгновением позже до
него дошло то, о чем она шептала. Господи!.. Сколько же  времени  прошло?!
Какое право они имели так поступить с ним?!
     - Что-нибудь не так?
     Вновь взглянув на "супругу", он заметил, что  она  вот-вот  обидится.
Сбивчиво заговорил.
     - Видишь ли, мои сослуживцы любители пошутить. Я и не  понял  даже...
Звонок, вызывают... Надо будет устроить им нахлобучку.
     - Подожди, - она остановила его ласковым прикосновением. -  Я  же  до
сих пор не сказала тебе про письмо.
     - Письмо?
     - Да. Собственно, потому я и звонила. Это необычное письмо. То  есть,
конверт стандартный,  адрес  отпечатан  на  машинке,  а  внутри  открытка.
Совершенно пустая, понимаешь? Я вдруг подумала, что это...
     - Где она?
     Регина  послушно  приблизилась  к  секретеру,   достала   из   ящичка
распечатанный конверт. Обернувшись, внезапно спрятала его за спину.
     - Может быть, лучше его сжечь?
     Он знал чего она  опасалась.  И  неожиданно  ощутил  радость.  Регина
опасалась за его жизнь. Он был ей НУЖЕН!.. Стараясь  не  выдать  волнения,
Александр забрал у нее письмо, внимательно осмотрел со всех сторон.
     - Конверт действительно самый обыкновенный, - пробормотал он.
     - Саша!..
     Опережая ее слова, он решительно вынул открытку. С  одной  стороны  -
новогодняя  елочка,  с  другой  чистая  сторона.  Или   нет?..   Александр
вздрогнул.  Текст  проступал  прямо  на  его  глазах:  неровные   строчки,
написанные округлым детским почерком. Он пробежался по ним трижды,  прежде
чем до сознания дошел смысл написанного.

             "НАДЕЮСЬ, СЮРПРИЗ УДАЛСЯ?.. ЕСЛИ ТАК, БЛАГОДАРИТЕ
              МСЬЕ ГРОМБАЛЬДА. А В ОБЩЕМ - С ВОЗВРАЩЕНИЕМ!
                                                       ВАШ Ч."

     - Ты что-то видишь? - Регина не спускала с него встревоженных глаз.
     - А ты? - он передал ей открытку.
     - Нет, но... Ты же помнишь, как это было однажды...
     - Помню, - он привлек Регину к себе, бережно погладил по голове.  Как
ребенка. Это получилось само собой. А потом приник к ее  губам.  Это  тоже
вышло само собой. У Александра защипало в носу.  Подумать  только!  -  это
ласковое и одновременно суровое существо станет матерью  его  ребенка!  Он
усмехнулся. Лицо Регины очутилось совсем рядом. Капельки туши в глубине ее
глаз часто пульсировали.
     - И все равно я все вспомню, - шепнул он. - Все до последней секунды.
     Открытка, поздравляющая с возвращением, выскользнула из  ее  пальцев,
мягко спланировала на пол. Ни он, ни она не обратили на это внимания.