СТИВЕН КИНГ
                             НЕСУЩАЯ ОГОНЬ

НЬЮ-ЙОРК - ОЛБАНИ

   - Папочка,  я устала,  - глотая слезы,  сказала маленькая девочка в
красных брючках и зеленой блузке. - Давай отдохнем!
   - Еще нельзя, малышка.
   Крупный, широкоплечий мужчина в поношенном  и  измятом  вельветовом
пиджаке и гладких коричневых диагоналевых брюках и девочка, держась за
руки,  быстро шли по Третьей авеню в НьюЙорке,  почти бежали. Он огля-
нулся, зеленая машина по-прежнему медленно двигалась вдоль бровки тро-
туара.
   - Пожалуйста, папочка. Прошу тебя.
   Он вдруг увидел,  какое у нее бледное лицо.  Под глазами  -  темные
круги.  Он поднял ее и взял на руки,  надолго ли его хватит? Чарли уже
не пушинка, а он тоже устал.
   Было пять тридцать пополудни, и Третья авеню кишела народом.
   У него устала рука, он пересадил Чарли на другую. Быстро оглянулся-
зеленая машина по-прежнему следовала за ними на расстоянии в  полквар-
тала. Двое на переднем сиденье,  третий, наверное, сзади.
   КУДА ЖЕ МНЕ ТЕПЕРЬ?
   Ответа на вопрос у него не было.  От усталости и страха мысли пута-
лись.  Знали,  когда его подловить,  сукины дети, знали, что делают. У
него  было одно желание - присесть на грязную кромку тротуара,  выпла-
кать отчаяние и страх. Но это не ответ. Ведь взрослый он. Ему следова-
ло думать за них обоих.
   Он оглянулся  - зеленая машина приблизилась;  спина и ладони у него
еще больше взмокли.  Если они знают, если они действительно знают, как
мало  энергии  в  нем  осталось,  могут попробовать схватить его прямо
здесь, несмотря на толпы людей вокруг.
   В Нью-Йорке,  если несчастье не с тобой,  а с кем-то другим, у тебя
появляется какая-то странная слепота. "Наверно, они читали мое досье",
- в отчаянии думал Энди.  Если да, тогда - конец, остается только кри-
чать.  Когда  у Энди заводились кое-какие деньги,  странные вещи с ним
как будто переставали происходить.  Те странные вещи, которые их инте-
ресовали.
   НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ, ИДИ.
   СЛУШАЮСЬ, БОСС. ТАК ТОЧНО, БОСС. КУДА?
   В полдень он оказался в банке  -  сработал  его  радар:  снова  это
странное ощущение их дыхания за спиной.  Денег,  которые были у него в
Нью-Йоркском банке, хватило бы им с Чарли на какое-то время. И вдруг -
как  странно - у Энди Макги не оказалось на текущем счету никаких сбе-
режений.  Осталась только бесполезная чековая книжка.  Все,  что было,
будто растворилось в воздухе.  И тогда он понял, что они действительно
выбрали именно этот момент для удара.  Неужели все это решилось  всего
пять или шесть часов назад?
   Но, может,  немного энергии все же осталось. Совсем чутьчуть. Почти
неделя прошла с того дня,  когда слушатель курса "Поверь в себя" с на-
вязчивой  идеей  самоубийства  пришел  на очередное вечернее занятие в
четверг и начал с устрашающим спокойствием толковать о том, как покон-
чил  с  собой Хемингуэй.  А на выходе Энди,  как бы невзначай обняв за
плечи человека,  охваченного идеей самоубийства,  мысленно дал ему по-
сыл.  Теперь же он с горечью думал, стоило ли это делать. Ибо, похоже,
именно ему и Чарли придется расплачиваться. Он надеялся, хоть...
   Нет. Отогнал мысль прочь,  испугавшись,  почувствовав отвращение  к
себе. Не следует  н и к о м у  желать плохого.
   Ну хоть чуточку, молил он. Всего-то, боже, лишь малую малость. Лишь
столько, чтобы вместе с Чарли выбраться из этого переплета.
   И, о боже,  как ему пришлось бы расплачиваться... К тому же в тече-
ние месяца после этого он практически бездействовал бы подобно радио с
перегоревшей лампой. Может, в течение шести недель. А может, и в самом
деле был бы мертв: бесполезный мозг сочился бы из ушей. А что же тогда
было бы с Чарли?
   Они шли по Семнадцатой  улице,  впереди  светофор  переключился  на
красный свет. Поток машин двигался по поперечной авеню, на перекрестке
скапливались пешеходы.  Внезапно он осознал,  что именно здесь люди из
зеленой машины могут схватить их. Живыми, если сумеют, конечно, но ес-
ли запахнет жареным... им ведь, вероятно, рассказали и о Чарли.
   МОЖЕТ, ОНИ И НЕ ХОТЯТ ОСТАВИТЬ НАС ЖИВЫМИ.  РЕШИЛИ ПРОСТО СОХРАНИТЬ
СТАТУС КВО.  КАК ВЫ ПОСТУПАЕТЕ С НЕРЕШАЕМЫМ УРАВНЕНИЕМ? СТИРАЕТЕ ЕГО С
ДОСКИ.
   Нож в спину,  револьвер с глушителем, а может, что-нибудь и еще бо-
лее  хитрое  -  капля  редкого  яда на конце иглы.  Конвульсии на углу
Третьей и Семнадцатой.  Инспектор, у этого человека, похоже, сердечный
приступ.
   Ему необходимо попытаться собрать оставшуюся в нем малость энергии.
Другого выхода просто нет.
   Они дошли до стоявших на перекрестке пешеходов.  На противоположной
стороне горели и казались вечными слова "не переходить". Он оглянулся.
Зеленая машина остановилась.  Дверца открылась,  и из  машины  вылезли
двое в строгих костюмах.  Они были молоды и гладко выбриты.  Выглядели
значительно свежее, чем Энди Макги.
   Он попытался протолкнуться через толпу,  судорожно ища глазами сво-
бодное такси.
   - Эй, ты...
   - Бога ради, парень!
   - Осторожно, мистер, вы наступили на мою собачку...
   - Извините... извините... - в отчаянии повторял Энди. Он искал так-
си.  Но его не было. В любое другое время улица была бы набита ими. Он
чувствовал,  что  люди  из зеленой машины приближаются к ним,  готовые
схватить его и Чарли, забрать их бог знает куда, в Контору, к черту на
рога или сделать что-нибудь еще похуже...
   Чарли положила  голову  ему на плечо и зевнула.  Энди увидел пустое
такси.
   - Такси!  Такси!  - закричал он,  размахивая изо всех сил свободной
рукой.
   Те двое,  сзади, отбросив всякое притворство, побежали. Такси подъ-
ехало.
   - Стой! - закричал один из них. - Полиция! Полиция!
   Женщина где-то сзади вскрикнула,  и толпа начала рассыпаться.  Энди
открыл заднюю дверцу такси и подсадил Чарли. Затем нырнул сам.
   - Ла Гардия, жмите, - сказал он.
   - Стой, такси. Полиция!
   Таксист повернул  голову  на  голос,  но Энди дал мысленный посыл -
совсем небольшой.  Боль кинжалом пронзила ему голову и тут же отпусти-
ла, оставив несильное ощущение, подобно утренней ноющей боли - так бы-
вает, когда отлежишь шею.
   - Они, думаю, гонятся вон за тем черным в клетчатой кепке, - сказал
он таксисту.
   - Точно, - сказал водитель и спокойно отъехал от бровки, двинувшись
по Восточной Семнадцатой.
   Энди оглянулся.  Двое одиноко стояли на бровке тротуара.  Остальные
пешеходы  явно чурались их.  Один из тех двоих снял с пояса радиотеле-
фон, заговорил. Затем они исчезли.
   - А тот черный, - сказал водитель, - что он сделал? Думаете, граба-
нул винный магазин или чего еще?..
   - Не знаю, - сказал Энди, пытаясь сообразить, как поступать дальше,
как постараться выжать из этого таксиста большую пользу  с  наименьшей
затратой энергии. Заметили ли они номер такси? Следует исходить из то-
го,  что заметили.  Но они не захотят обращаться к полиции города  или
штата и по крайней мере какое-то время будут в замешательстве.
   - Все они куча отребья, эти черные в городе, - сказал таксист. - Не
говорите, сам скажу.
   Чарли засыпала.  Энди снял вельветовый пиджак,  свернул подложил ей
под  голову.  Перед  ним забрезжила слабая надежда.  Если он правильно
сыграет - дело может выгореть.  Хозяйка Судьба послала ему слабака (не
в обиду ему будь сказано).  Он был из тех,  кого,  казалось,  особенно
легко подталкивать по нужной дорожке, - белый (азиаты по какой-то при-
чине самые неподдающиеся),  достаточно молодой (старые почти невоспри-
имчивы) и среднего умственного уровня (умным  давать  мысленный  посыл
легче всего, глупым - труднее, а умственно отсталым - невозможно).
   - Я передумал,  - сказал Энди. - Отвезите нас, пожалуйста, до Олба-
ни.
   - К у д а? - Водитель  уставился на него в зеркало заднего вида.  -
Дружище, я не могу везти до Олбани, вы в своем уме?

   Энди вытащил бумажник,  в котором лежала однодолларовая купюра.  Он
благодарил бога,  что такси - не с пуленепробиваемой перегородкой, ме-
шающей общаться с водителем и имеющей лишь отверстие для расчетов. Не-
посредственный контакт всегда способствует даче мысленного посыла. Бы-
ла ли в этом какая-то психологическая загадка или нет, сейчас не имело
значения.
   - Даю пятисотдолларовую,  - сказал спокойно Энди.  - Отвезите нас с
дочкой в Олбани. Хорошо?
   - Пять сотен! О, господи!
   Энди вложил  банкноту в руку таксиста,  и когда тот опустил взгляд,
Энди изо всей силы дал посыл. На какое-то мгновение его охватил страх,
что ничего не выйдет,  что просто ничего не осталось,  что он истратил
остаток энергии,  заставив водителя увидеть несуществовавшего черноко-
жего в клетчатой кепке.
   Затем наступило  это  ощущение  - как всегда сопровождаемое острой,
словно удар стального кинжала,  болью. В то же мгновение он почувство-
вал  тяжесть в желудке и резкий спазм кишечника.  Он неуверенно поднес
руку к лицу,  понимая,  что сейчас наступит рвота или смерть.  В  этот
краткий  миг он предпочел бы умереть,  как случалось всегда,  когда он
перенапрягался:  прощальные слова НАПРЯГАЙТЕСЬ, НО НЕ ПЕРЕНАПРЯГАЙТЕСЬ
какого-то  давным-давно  слышанного диск-жокея болезненно отзывались в
его голове.  Если бы в такую минуту кто-нибудь вложил ему в  руку  ре-
вольвер...
   Затем он взглянул на Чарли, спящую Чарли, Чарли, поверившую, что он
вызволит их из этой передряги,  как он вызволял из всех прочих, Чарли,
уверенную,  что,  когда она проснется, он будет рядом. Да, из всех пе-
редряг - только на самом-то деле все они есть одна и та же чертова пе-
редряга - он и Чарли просто снова бегут. Безысходность приводила в от-
чаяние.
   Голова ныть не переставала.  Боль будет нарастать,  нарастать, пока
не превратится в давящий груз,  с каждым ударом пульса пронзая острием
голову и шею.  Яркие вспышки заставят глаза  беспомощно  слезиться,  и
внутрь головы полетят огненные стрелы. Нос заложит, и ему придется ды-
шать ртом.  В висках словно дрель заработает. Небольшие шумы усилятся,
обычные шумы станут похожи на грохот отбойных молотков,  а громкий шум
станет невыносимым.  Головная боль будет нарастать до тех пор, пока не
наступит  ощущение,  что его череп трещит в щипцах инквизитора.  Такая
боль продержится часов шесть или восемь, а может, и десять. На сей раз
он не знал - сколько. Он никогда не давал посыла такой силы, зная, что
энергия почти иссякла.  И пока голова будет  разламываться,  он  почти
беспомощен.  Чарли придется заботиться о нем.  Слава богу, она это уже
делала... но тогда им везло. Сколько раз может повезти?
   - Э, мистер, не знаю... Это означало: он опасается нарушить закон.
   - Наша сделка состоится,  если только не скажете  моей  малышке,  -
сказал Энди.  - Две последние недели она провела со мной.  Должен вер-
нуть ее матери к завтрашнему утру.
   - Права на посещение, - сказал таксист. - Я про них все знаю.
   - Видите ли, я должен был ее привезти на самолете.
   - В Олбани? Самолетом компании "Озарк", да?
   - Правильно.  Ну,  тут дело в том,  что я смертельно боюсь  летать.
Знаю,  звучит идиотски, но это так. Обычно я ее привожу на автомашине,
но на сей раз моя бывшая жена полезла в бутылку и...  Не  знаю.  -  По
правде говоря,  Энди не боялся летать.  Он выдумал эту историю тут же,
на месте, и теперь деваться было некуда. Сказалось полное истощение.
   - Я высажу вас в старом аэропорту Олбани, и мама будет думать, буд-
то вы прилетели, правильно?
   - Точно. - Голова его раскалывалась.
   - К тому же, насколько знает мама, вы не смельчак-чак-чак, я прав?
   - Да. - Чак-чак-чак? Что бы это значило? Боль становилась невыноси-
мой.
   - Пять сотенных,  чтобы не лететь на самолете, - задумчиво повторял
водитель.
   - Мне не жалко, - сказал Энди и сделал еще одно последнее маленькое
усилие.  Очень спокойно, говоря почти что в ухо таксисту, добавил: - И
вы не пожалеете.
   - Слушайте, - сказал водитель сонным голосом. - Я не отказываюсь от
пяти сотен долларов. Не говорите, сам скажу.
   - Хорошо,  - сказал Энди и откинулся на сиденье.  Таксист был дово-
лен. Он не задумался над малоправдоподобной историей Энди. Не задумал-
ся над тем, что семилетняя девочка гостит у отца две недели в октябре,
когда занятия в школах в разгаре. Не задумался он и о том, что у одно-
го из них не было даже ручной сумки. Он клюнул. Он получил внушение.
   Теперь Энди предстояло расплачиваться за это.
   Он положил  руку на  бедро девочки.  Та крепко  спала. Они  были на
ногах уже больше половины  дня - с тех  пор как Энди пришел  в школу и
вытащил  ее  из  класса  под  каким-то надуманным предлогом... бабушка
очень  больна...  позвонили  домой...  извините,  что забираю ее среди
дня.  А  подспудно  он  чувствовал большое, непередаваемое облегчение.
Как он  боялся, заглянув  в класс  мисс Мишкин,  увидеть пустое  место
Чарли, аккуратно сложенные книги на  парте:  НЕТ, МИСТЕР МАКГИ...  ОНА
УШЛА С ВАШИМИ  ДРУЗЬЯМИ ОКОЛО ДВУХ  ЧАСОВ НАЗАД... У  НИХ БЫЛА ЗАПИСКА
ОТ ВАС...  РАЗВЕ ЧТО-НИБУДЬ  НЕ ТАК?   Вновь наплывают  воспоминания о
Вики, внезапный ужас и пустой  дом в тот день. Его  сумасшедшие поиски
Чарли. Потому что они уже однажды схватили ее.

   Но Чарли оказалась на месте. На сколько он их опередил? На полчаса?
Пятнадцать минут?  Меньше? Ему не хотелось думать об этом. Они поели у
"Натана"  и  всю  вторую половину дня провели в движении - теперь Энди
мог признаться самому себе,  что тогда он находился в состоянии  пани-
ческого ужаса,  - ездили в метро,  автобусах,  но в основном двигались
пешком. Теперь она была измотана.
   Он посмотрел на нее долгим, полным любви взглядом. Ее светлые льня-
ные  волосы достигали плеч,  во сне она была просто красавицей.  И так
была похожа на Вики, что становилось больно. Он закрыл глаза.
   На  переднем  сиденье  водитель  такси  дивился   пятисотдолларовой
бумажке,  которую  дал  ему  этот  чудак.  Он спрятал ее в специальный
карман на поясе, куда складывал все чаевые. Он не нашел странным,  что
этот  тип  на  заднем  сиденье  разгуливал  по  Нью-Йорку  с маленькой
девочкой и пятисотдолларовой бумажкой в кармане. Не задумался он,  как
будет улаживать проблему с  диспетчером. Все мысли сосредоточились  на
том, как будет потрясена его  девушка Глин. Глинис все время  талдычит
ему, что водить  такси уныло и  скучно. Ну, подождем,  пока она увидит
унылую скучную пятисотдолларовую купюру.
   Энди сидел  сзади,  откинув  голову  и закрыв глаза.  Головная боль
приближалась, приближалась так же неумолимо, как черная лошадь, запря-
женная в катафалк,  на похоронной процессии. Он уже слышал стук ее ко-
пыт в висках: цок... цок... цок...
   Они бегут. Он и Чарли. Ему было тридцать четыре, и до прошлого года
он  преподавал  английский язык и литературу в Гаррисонском колледже в
штате Огайо.  Гаррисон - сонный маленький городок при колледже. Добрый
старый Гаррисон,  самое сердце срединной Америки.  Добрый старый Эндрю
Макги, славный, видный молодой человек. Помните загадку? Почему фермер
-  видный  столп общины?  Потому что он всегда торчит на виду на своем
поле.
   Цок, цок, цок - черная лошадь с красными глазами двигается по кори-
дорам его мозга, железные подковы выбивают мягкие серые комочки мозго-
вого вещества,  оставляя следы копыт - таинственные полумесяцы, напол-
ненные кровью.
   Таксист оказался слабаком. Определенно. Видный представитель племе-
ни водителей такси.
   Энди задремал, и ему приснилось лицо Чарли. Оно превратилось в лицо
Вики.
   Энди Макги  и  его жена,  прелестная Вики.  Они выдернули ей ногти,
один за другим.  Она заговорила, когда выдернули четвертый. Так он, по
крайней мере, предполагал. Большой палец, указательный, средний, безы-
мянный.  Затем:  "Остановитесь!  Буду говорить.  Скажу все, что хотите
знать.  Перестаньте мучить.  Умоляю!" И заговорила. Затем... возможно,
это был несчастный случай... его жена умерла. Ну что ж, кое-что оказы-
вается сильнее нас обоих,  а кое-что сильнее всех нас вместе взятых. К
примеру, Контора.
   Цок, цок, цок - черная лошадь приближается, приближается, приближа-
ется; берегись: черная лошадь.
   Энди спал.
   И вспоминал.

                                * * *

   Ответственным за эксперимент был доктор Уэнлесс. Толстый, лысеющий,
он имел одну довольно странную привычку.
   - Мы собираемся сделать каждому из вас,  двенадцати, инъекцию, юные
леди и джентльмены,  - сказал он, кроша сигарету в пепельнице. Его ма-
ленькие розовые пальцы мяли тонкую сигаретную бумагу,  высыпая  мелкие
крошки золотисто-коричневого табака.  - Шесть инъекций - обычная вода.
Еще шесть - вода с небольшой дозой химического вещества,  мы  называем
его "лот шесть".  Сам состав этого вещества засекречен,  но в основном
оно действует как снотворное, вызывая легкие галлюцинации. Так что, вы
понимаете,  мы будем вводить состав, пользуясь двойным слепым методом:
до поры до времени ни вы,  ни мы не узнаем,  кто получил чистый препа-
рат, а кто нет. За вашей группой будут внимательно наблюдать в течение
сорока восьми часов после инъекции. Есть вопросы?
   Их оказалось несколько,  в основном о том, что именно входит в "лот
шесть".  Слово "засекречено" будто пустило ищеек по следу преступника.
Уэнлесс довольно искусно парировал эти вопросы.  Однако никто не спро-
сил о том, что больше всего интересовало двадцатидвухлетнего Энди Мак-
ги. В тишине полупустого лекционного зала объединенного отделения пси-
хологии  и  социологии ему захотелось поднять руку и спросить:  скажи-
те-ка,  почему вы так измочалили явно хорошую сигарету? Лучше не спра-
шивать. Лучше дать волю воображению, пока тянется эта скукота. Уэнлесс
пытался бросить курить. Брат его умер от рака легких, и он как бы сим-
волически  выражал  свое отношение к табачной промышленности.  В то же
самое время это было похоже на нервный тик, которым профессора коллед-
жей  обычно  эффектно бравируют,  вместо того чтобы подавлять его.  На
втором курсе в Гаррисоне у Энди был преподаватель английского языка  и
литературы  (сейчас  его благополучно отправили на пенсию),  постоянно
нюхавший свой галстук во время чтения лекций об Уильяме Дине Хоуэлле и
расцвете реализма.
   - Если вопросов больше нет,  я попросил бы вас заполнить эти анкеты
и явиться ровно в девять в следующий вторник.
   Двое помощников из студентов-выпускников раздали фотокопии с  двад-
цатью пятью довольно нелепыми вопросами, на которые надо было ответить
"да" или "нет". Лечились ли вы когда-нибудь у психиатра? - 8. Считаете
ли вы, что когда-нибудь пережили настоящее психическое расстройство? -
14.  Пользовались ли вы когда-нибудь галлюциногенными  наркотиками?  -
18.  После  небольшого  раздумья Энди подчеркнул "нет" в этом вопросе,
подумав: в нынешнем славном 1969 году кто не пользовался ими?
   Его навел на это дело Квинси Тремонт,  сокурсник,  в общежитии  они
жили в одной комнате.  Квинси знал,  что финансовое положение Энди ос-
тавляет желать лучшего. Шел май последнего года, Энди заканчивал соро-
ковым  из  курса в пятьдесят шесть человек,  третьим по программе анг-
лийского языка и литературы. Картошки на это не купишь, так он говорил
Квинси,  который  специализировался по психологии.  С началом осеннего
семестра Энди предстояло занять место ассистента с зарплатой,  которой
вместе со стипендией кое-как хватило бы на хлеб с маслом, и продолжить
занятия на выпускном курсе колледжа.  Но все это предстояло осенью,  а
пока наступало летнее затишье. Лучшее, что он смог себе подыскать, бы-
ла ответственная,  захватывающая работа ночного дежурного на  бензоко-
лонке "Арко".
   - Хочешь быстро заработать пару сотен? - как-то спросил его Квинси.
   Энди отбросил  длинные темные волосы со своих зеленых глаз,  усмех-
нулся.
   - В каком из мужских туалетов я получу концессию?
   - Всего лишь психологический эксперимент,  - сказал Квинси. - Прав-
да, его проводит Сумасшедший доктор. Учти это.
   - Кто он?
   - Уэнлесс, большая сволочь. Главный шаман из отделения психологии.
   - Почему его называют Сумасшедшим доктором?
   - Ну,  - сказал Квинси,  - он потрошит крыс и вообще живодер.  Уче-
ный-бихевиорист. Нынче бихевиористов не очень-то любят.
   - О, - заинтересованно произнес Энди.
   - К тому же толстые маленькие очки без оправы делают его похожим на
типа, который выжимал соки из людей в "Докторе Циклопе". Ты видел этот
сериал?
   Энди любил смотреть поздние передачи,  видел сериал и  почувствовал
себя спокойнее. Однако он не был уверен, что имеет желание участвовать
в экспериментах, которые проводит профессор, именуемый а) потрошителем
крыс и б) Сумасшедшим доктором.
   - Они не пытаются выжимать соки из людей,  пока те не усохнут, а? -
спросил он. Квинси искренне рассмеялся.
   - Нет,  этим занимаются мастера специальных  эффектов  при  съемках
второсортных фильмов ужасов,  - сказал он. - Отделение психологии про-
водит испытания слабодействующих галлюциногенных препаратов.  Работают
в содружестве с американской разведывательной службой.
   - ЦРУ? - спросил Энди.
   - Не ЦРУ,  не ОРУ и не НАБ, - сказал Квинси. Более закрытое. Слышал
ты когда-нибудь об учреждении под названием Контора?
   - Может,  встречал в воскресном приложении или еще  где-то.  Квинси
зажег свою трубку.
   - Все они действуют примерно одинаково,  - сказал он. - Психология,
химия, физика, биология... Даже подкармливают специалистов по социоло-
гии.  Ряд исследований субсидируется правительством. От брачного танца
мухи цеце до  возможности  избавиться  от  использованных  плутониевых
брусков.  Учреждение  типа  Конторы  должно полностью расходовать свои
ежегодные ассигнования,  чтобы на следующий год получить такую же сум-
му.
   - Мне это дерьмо не нравится, - сказал Энди.
   - И должно не нравиться любому мыслящему человеку,  - сказал Квинси
со спокойной,  умиротворяющей улыбкой.  - А дело делается.  Чего хочет
наша  разведывательная служба от слабодействующих галлюциногенов?  Кто
знает?  Ни я.  Ни ты. Может, сама не знает. Зато замечательно выглядят
доклады в закрытых слушаниях комиссий конгресса,  когда подходит время
для возобновления бюджета...  В каждом департаменте у них свои дресси-
рованные собачки.  Собачка в Гаррисоне - Уэнлесс из отделения психоло-
гии.
   - А руководство колледжа не возражает?
   - Не будь наивным, дорогой. - Он с удовольствием полностью раскурил
трубку,  и  клубы вонючего дыма расползались по их похожей на крысиную
нору комнате.  Голос его зазвучал полнозвучно, с переливами, более ре-
шительно:  - Что хорошо для Уэнлесса - хорошо для отделения психологии
Гаррисона,  которое на следующий год получит свое собственное  помеще-
ние,  не будет больше тесниться вместе с этими типами - социологами. А
что хорошо для психов, хорошо для колледжа в Гаррисоне. И для Огайо.
   - Думаешь, это безопасно?
   - Они не испытывают препараты на студентах-добровольцах,  если  это
опасно, - сказал Квинси. - Если есть хоть малейшее сомнение, они испы-
тывают сначала на крысах,  затем на заключенных.  Будь уверен, то, что
вольют в тебя,  уже вливалось примерно тремстам испытуемым, их реакции
тщательно запротоколированы.
   - Не нравится мне это дело с ЦРУ.
   - Тут Контора.
   - Какая разница?  - мрачно спросил Энди. Он взглянул на плакат, по-
вешенный Квинси: Никсон был изображен у разбитой старой машины. Никсон
ухмылялся и короткими пальцами обеих рук изображал V, означавшее побе-
ду.  Энди трудно верилось, что этого человека менее года назад избрали
президентом.
   - Я просто подумал,  тебе не помешают две сотни долларов, только и
всего.
   - Почему они так много платят? - подозрительно спросил Энди.
   Квинси всплеснул руками:
   - Энди, это же правительственное мероприятие. Неужели не понимаешь?
Два года назад Контора уплатила что-то около трехсот тысяч долларов за
исследования взрывающихся велосипедов,  чтобы пустить их в серию, - об
этом печатали в "Санди таймс". Думаю, еще одна вьетнамская штука, хотя
никто  точно не знает.  Как говаривал Фиббер Макги,  "в свое время это
казалось хорошей идеей".  - Квинси  быстрым,  резким  движением  выбил
трубку. - Для этих парней каждый колледж в Америке - один большой уни-
вермаг "Мейси".  Купят здесь,  поглазеют на витрины там. Но если ты не
хочешь...
   - Может, и хочу. А ты участвуешь?
   Квинси улыбнулся.  У  его  отца была цепь процветающих магазинов по
продаже мужской одежды в Огайо и Индиане.
   - Я не так уж нуждаюсь в двух сотнях, - сказал он. - И шприцы нена-
вижу.
   - А-а.
   - Слушай,  я не уговариваю тебя,  боже упаси;  просто у тебя слегка
голодный вид.  В любом случае всего половина шансов, что ты попадешь в
подконтрольную группу.  Двести монет за вливание воды.  И даже, имей в
виду, не водопроводной. Дистиллированной.
   - Можешь устроить?
   - Я ухаживаю за одной ассистенткой-выпускницей Уэнлесса,  -  сказал
Квинси. - Они собрали около пятидесяти желающих, в большинстве это те,
кто хочет выслужиться перед Сумасшедшим доктором...
   - Перестань его так называть, пожалуйста. - Тогда Уэнлессом, - сме-
ясь сказал Квинси.  - Он лично контролирует отсев лизоблюдов.  Моя де-
вочка проследит, чтобы твое заявление попало в нужную папку. А дальше,
дорогой, разбирайся сам.
   Он подал заявление,  когда на доске объявлений в отделении психоло-
гии появился призыв к добровольцам.  Неделю спустя молодая ассистентка
(приятельница Квинси,  как понял Энди) позвонила ему по телефону и за-
дала несколько вопросов. Он ответил ей, что его родители умерли, что у
него нулевая группа крови,  что он никогда не участвовал в эксперимен-
тах отделения психологии, что он в настоящее время действительно явля-
ется студентомвыпускником в Гаррисоне, для точности - выпускник 69 го-
да.  Разумеется, ему уже больше двадцати одного и он юридически право-
мочен  вступать  в любые соглашения с государственными организациями и
частными лицами.
   Неделей позже по внутренней почте он получил письмо с сообщением  о
приеме и предложением подписать анкету. Пожалуйста, занесите подписан-
ную анкету в комнату 100 шестого мая.
   И вот он там,  анкета вручена, истребитель сигарет Уэнлесс ушел (он
и вправду смахивает на сумасшедшего доктора в фильме о Циклопе), вмес-
те с одиннадцатью другими выпускниками он отвечает на вопросы о  своих
религиозных убеждениях.  Не страдал ли он эпилепсией.  Нет.  Отец умер
внезапно от инфаркта,  когда Энди было одиннадцать лет. Мать погибла в
автомобильной катастрофе,  когда ему было семнадцать,  - жуткое, мучи-
тельное  воспоминание.  Единственной  близкой  родственницей  осталась
сестра матери тетя Кора; она уже в годах.
   Отвечая НЕТ,  НЕТ,  НЕТ,  он  двигался вниз по колонке с вопросами.
Только на один вопрос ответил Да. "Были ли у вас когда-нибудь переломы
или серьезные растяжения связок? Если Да, уточните". В нужной графе он
нацарапал,  что сломал кость левой лодыжки, играя в бейсбол двенадцать
лет назад.
   Он просматривал свои ответы, двигая кончиком шариковой ручки вверх.
В этот момент кто-то дотронулся до его плеча и девичий голос,  мягкий,
с небольшой хрипотцой,  спросил:  "Не дадите ли ручку,  если освободи-
лась?  В моей кончилась паста". - "Конечно", - сказал он, повернувшись
и протягивая ручку. Симпатичная девушка. Высокая. Слегка рыжеватые во-
лосы,  восхитительный цвет лица. Одета в нежно-голубой свитер и корот-
кую юбку. Стройные ноги. Без чулок. Будущая жена оценена вскользь.
   Он передал  ручку - она благодарно улыбнулась.  Наклонилась - лампы
на потолке медными огоньками отразились в ее волосах,  небрежно стяну-
тых сзади широкой белой лентой.
   Он отнес анкету ассистентке в глубине комнаты.
   - Спасибо,  - сказала ассистентка запрограммированным голосом робо-
та.  - Комната семьдесят, утром в субботу, в девять часов. Пожалуйста,
не опаздывайте.
   - Какой пароль? - просипел Энди. Ассистентка вежливо засмеялась.
   Энди вышел  из  лекционного  зала,  пошел через вестибюль к большим
двойным дверям (за ними наступающее лето зеленило двор,  по двору бес-
цельно слонялись студенты) и тут вспомнил о своей ручке.  Он махнул бы
на нее рукой: всего-то девятнадцатицентовый "Бик", но ему еще предсто-
яло  писать перед началом последних экзаменов.  Да и девушка симпатич-
ная,  может, стоило ее, как говорится, покадрить. У него не было иллю-
зий  ни относительно своей наружности и комплекции - довольно ординар-
ных,  - ни по поводу возможного статуса девушки (уже  встречается  или
обручена),  но день выдался замечательный, и у него было хорошее наст-
роение. Решил подождать. По крайней мере еще раз глянуть на ее ноги.
   Девушка вышла минуты через три-четыре,  под мышкой - блокноты и ка-
кая-то  рукопись.  Она действительно была прелестна - Энди рассмотрел,
что ноги стоили ожидания: не просто хороши - загляденье!
   - А, вы здесь, - улыбаясь сказала она.
   - Да, - сказал Энди Макги. - Что вы обо всем этом думаете?
   - Не знаю,  - сказала она.  - Подруга говорит,  что это  постоянные
эксперименты  -  в  прошлом  семестре она участвовала в одном из них с
таблицами Дж.  Б.  Раина по передаче мыслей  на  расстояние,  получила
пятьдесят долларов, хотя почти ничего не отгадала. Вот я и подумала...
- Она завершила мысль пожатием плеч и аккуратно откинула  свои  медные
волосы назад через плечо.
   - Я тоже ничего не знаю,  - сказал он, беря свою ручку. - Ваша под-
руга на отделении психологии?
   - Да,  - ответила она, - и друг мой там. Он в одном из классов док-
тора Уэнлесса, но не попал в эксперимент: доктор не берет своих учени-
ков.
   Друг. Неудивительно, что высокая рыжеволосая красавица имеет друга.
Так устроен мир.
   - А как вы сюда попали? - спросила она.
   - Та же история.  Приятель в психотделении. Между прочим, я - Энди.
Энди Макги.
   - Я - Вики Томлинсон.  Меня все это немного беспокоит,  Энди Макги.
Вдруг начнется какой-нибудь наркотической бред или что-то еще?
   - По-моему,  все  довольно безобидно.  Даже если это наркотик,  что
ж...  наркотик в лаборатории это не то,  что можно подцепить на улице.
Мягкого действия,  вводится в спокойной обстановке.  Может,  они будут
крутить музыку "Крим" или "Джефферсон эйрплейн". - Энди усмехнулся.
   - Что вы знаете о ЛСД?  - спросила она с легкой  усмешкой,  которая
ему очень понравилась.
   - Крайне мало, - признался он. - Пробовал дважды - впервые два года
назад,  а раз - в прошлом году. В некотором смысле я почувствовал себя
лучше.  Он  прочистил голову...  по крайней мере,  мне так показалось.
После этого всякой дряни в голове вроде стало меньше. Но я не хотел бы
привыкать к нему.  Мне не нравится ощущение потери контроля над собой.
Можно угостить вас кока-колой?
   - Хорошо, - согласилась она, и они вместе пошли к зданию студенчес-
кого клуба.
   Он купил  две бутылки кока-колы,  и они провели остаток дня вместе.
Вечером выпили по несколько кружек пива в местной забегаловке.  Оказа-
лось, она хочет разбежаться с другом и не знает, как вести себя в этих
обстоятельствах. Он, видимо, вообразил, что они уже женаты, рассказала
она Энди,  и категорически запретил ей участвовать в эксперименте Уэн-
лесса. Именно поэтому она не отказалась, подписала анкету и теперь го-
това на все, хотя и страшновато.
   - Этот  Уэнлесс действительно смахивает на сумасшедшего доктора,  -
сказала она, рисуя пивной кружкой круги на столе.
   - Как вам нравится фокус с сигаретами? Вики хихикнула:
   - Довольно странный способ бросить курить,  а? Он спросил, не зайти
ли за ней утром в день эксперимента. Она охотно согласилась.
   - Хорошо пойти туда вместе с другом,  - сказала она и посмотрела на
него ясными голубыми глазами. - Знаете, я действительно немного боюсь.
Джордж был так... - как это сказать?.. - непреклонен.
   - Почему? Что он говорил?
   - В том-то и дело,  - сказала Вики.  - Он, по сути, ничего не гово-
рил,  кроме того,  что не доверяет Уэнлессу и вряд ли кто в  отделении
доверяет ему, но многие записываются на его опыты, потому что он руко-
водит подготовкой выпускников.  К тому же это безопасно: Уэнлесс своих
учеников отсеивает. Он потянулся через стол, коснулся ее руки.
   - Как бы то ни было, мы оба, возможно, получим дистиллированную во-
ду,  - сказал он. - Не волнуйся, крошка. Все в порядке. Оказалось, все
совсем не в порядке. Совсем.

                                * * *

   Олбани
   аэропорт Олбани мистер
   эй, мистер, приехали
   Трясущая его рука. Голова болтается на шее. Ужасная головная боль -
боже! Тупая, стреляющая боль. - Эй, мистер, мы в аэропорту.
   Энди открыл глаза, тут же закрыл перед ослепительным светом ртутно-
го фонаря.  Раздался чудовищный,  ревущий вой,  он нарастал, нарастал,
нарастал,  Энди содрогнулся от него. В уши словно втыкали стальные вя-
зальные спицы. Самолет. Взлетает. Это дошло сквозь красный туман боли.
О да, теперь все это доходит до меня, доктор.
   - Мистер?  - Таксист казался обеспокоенным.  - Мистер,  как вы себя
чувствуете?
   - Голова болит.  - Голос его,  казалось, звучит откуда-то издалека,
погребенный под звуком милосердно затихающего реактивного двигателя. -
Который час?
   - Почти полночь. Движение замирает. Не говорите, сам скажу. Автобу-
сов не будет, если вы собрались куда-то. Вас не отвезти домой?
   Энди попытался вспомнить байку,  рассказанную таксисту.  Необходимо
ее вспомнить, несмотря на головную боль. Стоит ему сказать что-то про-
тиворечащее тому, что он говорил раньше, и в голове таксиста возникнет
вторичная реакция.  Может,  она пройдет сама собой, скорее всего прой-
дет,  а может, и нет. Таксист ухватится за какой-то момент, зациклится
на нем,  подчинится этой мысли, а затем она будет просто разрывать ему
мозг. Так уж случалось.
   - Моя машина на стоянке, - сказал Энди. - Не беспокойтесь.
   - А-а, - таксист облегченно улыбнулся. - Знаете, Глин просто не по-
верит всему этому. Эй! Не говорите, сам...
   - Конечно, поверит. Вы же верите, да? Водитель расплылся в улыбке:
   - У меня крупная купюра для доказательства, мистер. Спасибо.
   - Вам спасибо, - сказал Энди. Трудно, но нужно быть вежливым. Труд-
но, но нужно продолжать. Ради Чарли. Будь он один, давно покончил бы с
собой. Человек не приспособлен к такой боли.
   - Вы уверены, что в порядке, мистер? У вас ужасно бледный вид.
   - Все хорошо,  спасибо. - Он стал будить Чарли. - Эй, ребенок. - Не
хотел произносить ее имени. Может, зря, но осторожность, подобно дыха-
нию, стала для него естественной. - Проснись, мы приехали.
   Чарли что-то забормотала, попыталась увернуться от него.
   - Давай, кукляшка. Проснись, малышка.
   Веки Чарли,  задрожав,  поднялись  и  открыли  ясные голубые глаза,
унаследованные от матери, - она села, потирая лицо.
   - Папочка? Где мы?
   - Олбани,  малышка,  аэропорт.  - И, наклонившись поближе к ней, он
пробормотал: - Ничего больше не говори.
   - Хорошо. - Она улыбнулась водителю такси, тот ответил улыбкой. Она
выскользнула из машины,  Энди,  стараясь не споткнуться, последовал за
ней.
   - Еще раз спасибо,  - сказал таксист. - Послушайте-ка, эй. Вы - за-
мечательный пассажир.  Не говорите,  сам скажу.  Энди пожал протянутую
руку:
   - Будьте осторожны.
   - Буду. Глин не поверит, что все это - правда. Таксист влез в маши-
ну и отъехал от кромки тротуара,  окрашенной желтой краской.  Еще один
самолет взмывал в воздух,  моторы ревели, Энди чувствовал, что его го-
лова раскалывается пополам и готова упасть на тротуар,  подобно пустой
тыкве. Он споткнулся, и Чарли положила ладони на его руку.
   - Ой, папочка, - сказала она. Голос ее доносился издалека.
   - Войдем. Я должен присесть.
   Они вошли  - маленькая девочка в красных брючках,  зеленой блузке и
крупный сгорбившийся мужчина с  растрепанными  темными  волосами.  Ка-
кой-то  служитель  аэропорта посмотрел на них и подумал:  это же сущий
грех - бугай, бродит после полуночи, судя по всему пьян, как сапожник,
с маленькой дочкой,  ведущей его, как собакаповодырь, а ведь она давно
должна спать. Таких родителей надо стерилизовать, подумал служитель.
   Они миновали автоматически открывающиеся двери,  и служитель совсем
забыл  о  них,  пока минут сорок спустя к бровке тротуара не подъехала
зеленая машина, оттуда вышли двое мужчин и заговорили с ним.

                                * * *

   Было десять минут первого ночи.  В холле аэровокзала толпились ран-
ние пассажиры:  военнослужащие, возвращавшиеся из отпусков; суматошные
женщины,  пасущие потягивающихся, невыспавшихся детей; усталые бизнес-
мены с мешками под глазами; длинноволосые ребята-туристы в больших са-
погах,  у некоторых рюкзаки за плечами,  одна пара с зачехленными тен-
нисными  ракетками.  Радио объявляло прибытие и отправление самолетов,
направляло людей туда-сюда,  словно какой-то могущественный  голос  во
сне.
   Энди и  Чарли сидели рядышком перед стойками с привинченными к ним,
поцарапанными,  с вмятинами,  выкрашенными в черный цвет телевизорами.
Они казались Энди зловещими,  футуристическими кобрами. Он опустил два
последних четвертака,  чтобы их с Чарли не попросили освободить места.
Телевизор перед Чарли показывал старый фильм "Новобранцы", а в телеви-
зоре перед Энди Джонни Карсон наигрывал что-то вместе с Санни  Боно  и
Бадди Хэккетом.
   - Папочка,  я  должна это сделать?  - спросила Чарли во второй раз.
Она почти плакала.
   - Малышка,  я выдохся,  - сказал он. - У нас нет денег. Мы не можем
здесь оставаться.
   - А те плохие люди приближаются?  - спросила она,  голос ее упал до
шепота.
   - Не знаю. - Цок, цок, цок - у него в голове. Уже не черная лошадь;
теперь это были почтовые мешки,  наполненные острыми обрезками железа;
их сбрасывали на него из окна пятого этажа.  - Будем исходить из того,
что они приближаются.
   - Как достать денег? Он заколебался, потом сказал:
   - Ты знаешь.
   В ее глазах появились слезы и потекли по щекам. - Это нехорошо. Не-
хорошо красть.
   - Знаю,  - сказал он.  - Но и нехорошо нас преследовать. Я тебе это
объяснял, Чарли. Или, по крайней мере, пытался объяснить.
   - Про большое нехорошо и маленькое нехорошо?
   - Да. Большее и меньшее зло.
   - У тебя сильно болит голова?
   - Довольно сильно, - сказал Энди. Бессмысленно говорить ей, что че-
рез час или, возможно, через два голова разболится так, что он не смо-
жет связно мыслить.  Зачем запугивать ее больше, чем она уже запугана.
Какой смысл говорить ей, что на сей раз он не надеется уйти.
   - Я попытаюсь,  - сказала она и поднялась с кресла. - Бедный папоч-
ка. - Она поцеловала его.
   Он закрыл глаза.  Телевизор перед ним продолжал играть - отдаленный
пузырь звука среди упорно нарастающей боли в голове.  Когда  он  снова
открыл глаза, она казалась далекой фигуркой, очень маленькой в красном
и зеленом,  словно рождественская игрушка,  уплывавшая, пританцовывая,
среди людей в зале аэропорта.
   Боже, пожалуйста, сохрани ее, подумал он. Не дай никому помешать ей
или испугать ее больше,  чем она уже испугана.  Пожалуйста и  спасибо,
господи. Договорились?
   Он снова закрыл глаза.

                                * * *

   Маленькая девочка  в  красных эластичных брючках и зеленой синтети-
ческой блузке.  Светлые волосы до плеч.  Невыспавшаяся.  Очевидно, без
взрослых.  Она находилась в одном из немногих мест,  где маленькая де-
вочка может в одиночку незаметно бродить после полуночи. Она проходила
мимо людей,  но практически ее никто не замечал.  Если бы она плакала,
подошел бы дежурный и спросил,  не потерялась ли она, знает ли она, на
каком самолете летят ее мамочка и папочка,  как их зовут, чтобы их ра-
зыскать.  Но она не плакала,  и у нее был такой вид, словно она знала,
куда идет.
   На самом деле не знала,  но ясно представляла,  что ищет.  Им нужны
деньги;  именно так сказал папочка. Их догоняют плохие люди, и папочке
больно.  Когда ему так больно,  ему трудно думать. Он должен прилечь и
лежать как можно спокойнее.  Он должен поспать,  пока пройдет боль.  А
плохие люди,  вероятно, приближаются... Люди из Конторы, люди, которые
хотят их разлучить,  разобрать их на части и посмотреть,  что ими дви-
жет,  посмотреть,  нельзя ли их использовать,  заставить делать разные
штуки.
   Она увидела бумажный пакет,  торчавший из мусорной корзины, и прих-
ватила его. Потом подошла к тому, что искала, - к телефонам-автоматам.
   Чарли стояла,  глядя на них,  и боялась.  Она боялась,  ибо папочка
постоянно твердил ей,  что она не должна  делать  этого...  с  раннего
детства  это было Плохим поступком.  Она не всегда в силах контролиро-
вать себя и не делать плохих поступков,  из-за которых может  поранить
себя, кого-нибудь еще, многих людей. Однажды...
   (ОХ, МАМОЧКА,  ИЗВИНИ, ТЕБЕ БОЛЬНО, БИНТЫ, МАМИН КРИК, ОНА ЗАКРИЧА-
ЛА, Я ЗАСТАВИЛА МАМОЧКУ КРИЧАТЬ, И Я НИКОГДА СНОВА... НИКОГДА... ПОТО-
МУ ЧТО ЭТО - ПЛОХОЙ ПОСТУПОК) в кухне,  когда она была маленькой... но
думать об этом тяжело.  Это был Плохой поступок,  потому что, когда ты
выпускаешь это на волю, оно добирается повсюду. А это так страшно.
   Было еще и разное другое.  Посыл, например; папочка так называл это
- мысленный посыл.  Только ее посыл оказывался гораздо более  сильным,
чем папочкин,  и у нее никогда потом не болела голова.  Но иногда пос-
ле... вспыхивал огонь.
   Слово, которым назывался Плохой поступок, звенело в ее голове, пока
она стояла, нервно поглядывая на телефонные будки: пирокинез. "Ничего,
- говорил ей папочка, когда они были еще в Портсити и, как дураки, ду-
мали,  что в безопасности. - Ты - сжигающая огнем, милая. Просто боль-
шая зажигалка".  Тогда это показалось забавным,  она хихикнула, но те-
перь это совсем не выглядело смешным.
   Другая причина, по которой ей не следовало давать свой посыл, - они
могут обнаружить.  Плохие люди из Конторы.  "Не знаю,  что они  сейчас
знают о тебе,  - говорил ей папочка, - но я не хочу, чтобы они обнару-
жили что-нибудь еще.  Твой посыл - не совсем как мой,  малышка.  Ты не
можешь  заставить  людей...  ну,  менять  свое  мнение,  ведь  правда?
"Не-еее..."
   "Но ты можешь заставить предметы двигаться.  Если же они увидят ка-
кую-то закономерность и свяжут ее с тобой,  то мы окажемся в еще боль-
шем переплете,  чем сейчас".
   ТУТ НУЖНО УКРАСТЬ, А КРАЖА - ТОЖЕ ПЛОХОЙ ПОСТУПОК.
   Ничего. У папочки  болит голова, им  нужно попасть в  тихое, теплое
место, пока ему совсем не стало тяжело думать.  Чарли шагнула вперед.
   Там было  около пятнадцати телефонных будок с полукруглыми скользя-
щими дверьми.  Быть внутри будки - все равно что в огромнейшей капсуле
с телефоном внутри.  Чарли видела,  проходя мимо будок,  - большинство
темные.  В одну втиснулась толстуха в брючном костюме.  Она  оживленно
разговаривала и улыбалась.  А в третьей будке от конца какой-то парень
в военной форме сидел на маленьком стульчике при открытой двери, высу-
нув наружу ноги. Он быстро говорил.
   - Салли, слушай, я понимаю твои чувства, но я все объясню. Абсолют-
но.  Знаю... Знаю... дай мне сказать... - Он поднял глаза: увидел, что
на  него смотрит маленькая девочка,  втянул ноги внутрь и задвинул по-
лукруглую дверь - все одним движением,  как  черепаха,  убирающаяся  в
панцирь.
   Спорит со своей подружкой, подумала Чарли. Учит уму-разуму. Никогда
не разрешу мальчишке так учить меня.
   Эхо гудящего громкоговорителя. Страх, разъедающий сознание. Все ли-
ца  кажутся  чужими.  Она чувствовала себя одинокой и очень маленькой,
сейчас особенно тоскующей по матери. Она шла на воровство, но имело ли
это какое-либо значение?  Они украли жизнь ее матери.  Хрустя бумажным
пакетом,  она проскользнула в последнюю телефонную будку, сняла трубку
с рычага,  притворилась,  будто разговаривает - привет, деда, да, мы с
папочкой, только что приехали, все в порядке, - и смотрела через стек-
ло, не подглядывает ли кто-нибудь за ней. Никого. Единственным челове-
ком поблизости была стоявшая спиной к Чарли  чернокожая  женщина,  она
получала из автомата страховку на полет.
   Чарли взглянула  на телефонный аппарат и вдруг передала ему приказ,
толкнула его.
   От усилия она бормотнула что-то и закусила нижнюю губу, ей понрави-
лось,  как та скользнула под зубы. Нет, никакой боли она не почувство-
вала. Ей нравилось вот так толкать вещи, это обстоятельство тоже пуга-
ло ее. А что если ей всерьез понравится это опасное занятие?
   Она опять  совсем слегка толкнула таксофон - из отверстия для возв-
рата монет вдруг полился серебристый поток.  Она попыталась подставить
пакет,  но не успела - большинство четвертаков, пятаков и десятиценто-
виков высыпалось на пол.  Она наклонилась и,  поглядывая через стекло,
смела сколько смогла монеток в пакет.
   Собрав мелочь,  она  перешла в следующую будку.  В соседней все еще
разговаривал военнослужащий. Он снова открыл дверь и курил.
   - Сал,  клянусь богом, я это сделал! Спроси хоть своего брата, если
мне не веришь! Он...
   Чарли плотно задвинула дверь,  приглушив слегка ноющий звук его го-
лоса.  Ей было всего семь лет,  но она чувствовала,  когда лгали.  Она
взглянула на аппарат, и тот отдал свою мелочь. На сей раз девочка точ-
но подставила пакет - монеты посыпались в  него  с  легким  мелодичным
звоном.
   Военнослужащий уже ушел,  когда Чарли выскользнула из своей будки и
вошла в его.  Сиденье все еще было теплым,  и в воздухе,  несмотря  на
вентилятор, противно пахло сигаретным дымом.
   Деньги прозвенели в пакет, и она двинулась дальше.

                                * * *

   Эдди Делгардо сидел в жестком контурном пластиковом кресле, посмат-
ривал на потолок и курил.  Стерва, думал он. В следующий раз пусть хо-
рошенько подумает,  прежде чем откажет ему в постели. Эдди это, и Эдди
то,  и,  Эдди,  я никогда не захочу видеть тебя снова, и, Эдди, как ты
можешь быть таким жесто-о-ким.  Но он уже показал ей за это  надоевшее
я-не-хочу-видеть-тебя-снова. Он был в тридцатидневной увольнительной и
теперь направлялся в Нью-Йорк поглазеть  на  виды  Большого  яблока  и
пройтись по барам для одиночек.  А когда он вернется, Салли сама будет
как большое спелое яблоко,  спелое  и  готовое  упасть.  Никакое  раз-
ве-ты-меня-совсем-не-уважаешь не  пройдет с Эдди Делгардо из Марафона,
штат Флорида, и если она вправду верит бреду о том, что его стерилизо-
вали,  так ей и надо.  Пусть бежит,  если хочет, к своему захолустному
братцу-учителю. Эдди Делгардо будет водить армейский грузовик в Запад-
ном Берлине. Он будет...
   Течение полувозмущенных,  полуприятных  мечтаний Эдди было прервано
каким-то странным ощущением теплоты,  поднимающейся от ног: словно пол
внезапно  нагрелся  на  десять градусов.  А вместе с этим ощущался ка-
кой-то странный,  но вроде чем-то знакомый запах... не то чтобы что-то
горело... может, что-то тлело.
   Он открыл  глаза и первое,  что увидел,  была та девчушка,  которая
толкалась около телефонных будок, девчушка семи или восьми лет, выгля-
девшая порядком измочаленной.  Теперь у нее в руках был большой бумаж-
ный пакет,  она поддерживала его снизу,  словно он был полон продуктов
или чего-то еще. Но все дело в его ногах.
   Он чувствовал уже не тепло.  Он чувствовал жар.  Эдди Делгардо пос-
мотрел вниз и закричал:
   - Боже праведный Иисусе!
   Ботинки горели.
   Эдди вскочил на ноги - головы повернулись в его сторону.  Некоторые
женщины в страхе завизжали.  Двое охранников, болтавших с контролершей
у стойки "Аллегени эйрлайнз",  обернулись посмотреть, что там происхо-
дит.
   Но все это не имело значения для Эдди Делгардо.  Мысли о мести нап-
рочь вылетели у него из головы.  Его армейские ботинки весело  горели.
Начинали  гореть обшлага зеленых форменных брюк.  Он мчался по залу со
шлейфом дыма,  словно им выстрелили из  катапульты.  Ближе  всего  был
женский туалет,  и Эдди, обладавший поразительно развитым чувством са-
мосохранения, с ходу протянутыми руками толкнул дверь этого туалета и,
не поколебавшись, влетел внутрь.
   Из кабинки выходила молодая женщина. Придерживая задранную до пояса
юбку,  она поправляла нижнее белье.  Увидев Эдди, полыхавшего, как фа-
кел, она издала вопль, многократно усиленный кафельными стенами туале-
та. Из нескольких занятых кабинок раздались возгласы: "Что там такое?"
и  "В чем дело?" Эдди ухватил дверь в платную кабинку,  прежде чем она
захлопнулась, и ворвался внутрь. Он уцепился сверху за обе боковые пе-
регородки,  вбросил  ноги  в унитаз.  Раздался шипящий звук,  поднялся
столб пара. Влетели двое охранников.
   - Стой,  эй, ты, там! - закричал один из них. Он вытащил револьвер.
- Выходи оттуда, руки на голову!
   - Может, подождете, пока я вытащу ноги? - огрызнулся Эдди Делгардо.

                                * * *

   Чарли вернулась. Она плакала.
   - Что случилось, крошка?
   - Я достала деньги,  но...  у меня опять вырвалось,  папочка... там
был, был... солдат... я не могла удержаться...
   Энди почувствовал приступ страха - сквозь боль в голове  и  шее  он
дал себя знать.
   - Опять огонь, Чарли?
   Она не могла говорить, кивнула. По щекам текли слезы.
   - О, боже, - прошептал Энди и заставил себя встать. Это окончатель-
но расстроило  девочку.  Она  закрыла  лицо  руками,  и,  раскачиваясь
взад-вперед, беспомощно зарыдала.
   У дверей женского туалета собралась толпа.  Дверь была открыта нас-
тежь,  но Энди не мог разглядеть...  Затем он увидел. Двое охранников,
прежде пробежавших туда, вели крепкого молодца в армейской униформе из
туалета к своему отделению. Парень орал на них, и большая часть произ-
носимого была виртуозно непристойной.
   Брюк ниже  колен у него почти не было,  а в руках он нес два почер-
невших предмета, которые раньше, вероятно, были ботинками, с них капа-
ла вода. Все трое вошли в отделение - дверь захлопнулась. В зале аэро-
вокзала стоял возбужденный гомон.
   Энди сел,  обнял Чарли. Думалось с трудом; мысли походили на сереб-
ряных рыбок, плавающих в огромном темном море пульсирующей боли. Одна-
ко ему необходимо было сделать все возможное. Если они хотят выбраться
из этой заварухи, ему нужна помощь Чарли.
   - Он в порядке, Чарли. Все в порядке. Они его просто отвели в поли-
цейский участок. Ну, так что случилось?
   Утирая высыхающие слезы, Чарли рассказала. Услышала разговор солда-
та по телефону.  В связи с этим возникли какие-то беспорядочные мысли,
чувство, что он хочет обмануть девушку, с которой разговаривает.
   - А затем,  когда возвращалась к тебе,  я увидела его... и не могла
остановиться... это случилось. Просто вырвалось... Я могла ему сделать
больно, папочка. Я могла причинить ему сильную боль. Я его подожгла.
   - Говори тише, - сказал он. - И слушай меня, Чарли. Думаю, что слу-
чилось самое обнадеживающее событие за все последнее время.
   - Думаешь? - Она посмотрела на него с откровенным удивлением.
   - Говоришь, это вырвалось у тебя, - сказал Энди, подчеркивая каждое
слово. - Именно. Но не так, как прежде. Вырвалось лишь совсем немного.
Это - опасно, малышка, но... ты же могла сжечь ему волосы. Или лицо.
   Она в  ужасе отшатнулась,  представив себе это.  Энди снова ласково
повернул ее к себе.
   - Это происходит подсознательно и направлено на того,  кто тебе  не
нравится,  - сказал он. - Но... ты и вправду не повредила этому парню,
Чарли.  Ты...  - Все куда-то исчезло,  и осталась одна боль.  Разве он
продолжал говорить? На какое-то мгновение он перестал соображать.
   Чарли по-прежнему чувствовала, как Плохой поступок вертится у нее в
голове,  норовя вырваться снова,  сотворить что-нибудь еще. Он как ма-
ленький, злобный и довольно глупый зверек. Стоит лишь выпустить его из
клетки,  чтобы сделать что-нибудь, вроде добывания денег из телефонов,
и он может обернуться чем-то совсем ужасным,
   (КАК С МАМОЧКОЙ НА КУХНЕ, ОХ, МАМ, ПРОСТИ)
прежде  чем  загонишь  его  назад.  Но  сейчас  это не имело значения.
Сейчас она не будет думать об этом, она не будет думать об
   (БИHТЫ, МОЯ МАМОЧКА ДОЛЖHА HОСИТЬ БИHТЫ, ПОТОМУ ЧТО Я ОБОЖГЛА ЕЕ)
этом совсем.  Сейчас важно,  что с  папой.   Он как-то  обмяк в кресле
перед телевизором, лицо его искажено болью. Он бел, как бумага.  Глаза
налились кровью.
   Ой, папочка,  думала она,  если бы я могла, я поменялась бы с тобой
местами.  В тебе сидит что-то, оно причиняет боль, но никогда не выры-
вается из клетки. Во мне что-то большое, совсем не причиняет мне боли,
но, ой, иногда так страшно...
   - Я достала деньги,  - сказала она. - Я обошла не все телефоны, па-
кет стал тяжелым,  боялась - прорвется.  - Она озабоченно взглянула на
него. - Что нам делать, папочка? Тебе нужно прилечь.
   Энди медленно  пригоршнями  стал  перекладывать  мелочь из пакета в
карманы своего вельветового пиджака.  Он спрашивал себя:  кончится  ли
когда-нибудь сегодняшняя ночь. Ему хотелось поймать другое такси, отп-
равиться в город и попасть в первый попавшийся отель или мотель...  Но
он боялся. Такси могут выследить. У него сильное ощущение, что зеленая
машина где-то поблизости.
   Он попытался вспомнить все,  что знал об аэропорте  Олбани.  Прежде
всего  это  был аэропорт округа Олбани;  по существу он находился не в
самом Олбани, а в городке Колони. Район секты трясунов - разве дедушка
не говорил ему когда-то,  что это район трясунов? Может, они уже повы-
мерли?  А как насчет шоссе?  Автострад?  Ответ приходил медленно. Была
тут одна дорога... какая-то Уэй. Нортуэй или Саутуэй, подумал он. Отк-
рыл глаза, взглянул на Чарли:
   - Сможешь идти, детка? Пару миль?
   - Конечно.  - Она поспала в такси и чувствовала  себя  сравнительно
бодрой. - А ты?
   В этом вопрос. Он не знал.
   - Попробую,  - сказал он. - Мне кажется, мы должны выйти на главную
дорогу и поймать машину, малышка.
   - Проголосовать? - спросила она. Он кивнул:
   - Выследить уехавшего на попутной машине  довольно  трудно,  Чарли.
Если повезет,  кто-нибудь подхватит нас, а к утру уже домчит до Буффа-
ло. Если нет, мы будем стоять на обочине и голосовать, пока не появит-
ся зеленая машина.
   - Если так надо, - сказала нерешительно Чарли.
   - Давай, - сказал он, - помоги мне.
   Он поднялся на ноги - сильнейший удар боли. Покачнулся, закрыл гла-
за,  снова открыл. Люди выглядели нереальными. Цвета казались чересчур
яркими.  Мимо прошла женщина на высоких каблуках,  и каждый их стук по
плитам пола походил на звук захлопывающегося стального сейфа.
   - Папочка, ты правда сможешь? - Ее голосок звучал слабо, испуганно.
   Чарли. Но Чарли выглядела нормально.
   - Думаю, смогу, - сказал он. - Пошли.
   Они вышли в другую дверь;  служащий аэропорта, заметивший их, когда
они  вылезали  из такси,  на сей раз был занят разгрузкой чемоданов из
грузовика. Он не видел, как они вышути.
   - В какую сторону,  папочка?  - спросила Чарли.  Он посмотрел в обе
стороны и увидел Нортуэй,  огибающую здание вокзала ниже и справа.  Но
как попасть туда - вот вопрос.  Повсюду тянулись дороги - сверху, сни-
зу, знаки ПРАВЫЙ ПОВОРОТ ЗАПРЕЩЕН, ОСТАНОВКА ПО СИГНАЛУ, ДЕРЖИТЕСЬ ЛЕ-
ВЕЕ,  ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ. Огни светофоров, словно встре-
воженные призраки, мигали в предутренней темноте.
   - Думаю,  сюда,  - сказал он. Они прошли вдоль вокзала по вспомога-
тельной дорожке со знаками ТОЛЬКО ПОГРУЗКА И РАЗГРУЗКА.  Тротуар  кон-
чился в конце вокзала. Мимо них равнодушно промчался большой серебрис-
тый "мерседес",  отраженный блеск ртутных светильников на его  поверх-
ности заставил Энди вздрогнуть.
   Чарли вопросительно посмотрела на него. Энди кивнул:
   - Идем дальше, в сторону. Тебе не холодно?
   - Нет, папочка.
   - Слава богу, ночь теплая. Твоя мама... Он не мог говорить.
   И они ушли в темноту - крупный широкоплечий мужчина и маленькая де-
вочка в красных брючках и зеленой блузке, державшая его за руку, слов-
но поводырь.

                                * * *

   Зеленая машина появилась минут пятнадцать спустя и остановилась ря-
дом с желтой кромкой тротуара. Из нее вышли двое - те самые, что прес-
ледовали  Энди и Чарли до такси в Манхэттене.  Водитель остался за ру-
лем. Подошел охранник аэропорта.
   - Здесь стоять нельзя, сэр, - сказал он. - Если вы проедете ту...
   - Мне можно,  - ответил водитель.  Он показал охраннику удостовере-
ние. Тот взглянул на него, посмотрел на водителя, затем на фотокарточ-
ку в удостоверении.
   - А, - сказал он. - Извините, сэр. Нам что-то нужно знать в связи с
этим?
   - Ничего, что касалось бы охраны аэропорта, - сказал водитель, - но
вы можете помочь.  Видели сегодня кого-нибудь из этих двоих? - Он про-
тянул охраннику фотографию Энди,  а затем расплывчатую фотографию Чар-
ли. На фото волосы заплетены в косички. Тогда была жива ее мать. - Те-
перь девочка на год старше,  - объяснил водитель. - Волосы у нее коро-
че. Примерно до плеч.
   Охранник вглядывался, вертя фотографии в руках.
   - Знаете,  кажется, я видел эту девочку, - сказал он. - Она светло-
волосая? По фото трудно сказать...
   - Верно, светловолосая.
   - Мужчина - ее отец?
   - Не  спрашивайте,  и я не буду вам врать.  Аэропортовский охранник
испытывал прилив неприязни к этому нахальному молодцу за рулем  непри-
мечательной зеленой машины.
   Ему случалось иметь дело с ФБР, ЦРУ и учреждением, которое называли
Конторой.  Агенты походили друг на друга: откровенно наглые, с началь-
ственными манерами.  Они смотрели на человека в синей форме как на иг-
рушечного полицейского.  Однако, когда пять лет назад тут угнали само-
лет, именно "игрушечные" полицейские захватили типа, увешанного грана-
тами, и он находился под охраной "настоящих" полицейских, когда покон-
чил с собой, вскрыв ногтями сонную артерию. Вот так-то, ребята.
   - Послушайте...  сэр.  Я спросил, не отец ли он ей, ища портретного
сходства. Эти снимки не дают повода думать так.
   - Они, кажется, немного похожи. Различаются цветом волос. Это я ви-
жу и без тебя, кретин, подумал аэропортовский охранник.
   - Я видел их,  - сказал он водителю зеленой машины.  - Он - крупный
мужчина, больше, чем на снимке, вроде больной или что-то подобное.
   - Правда? - удовлетворенно сказал водитель.
   - Вообще у нас сегодня ночка.  Какой-то  болван  ухитрился  поджечь
собственные ботинки. Водитель так и подскочил за рулем:
   - Что ты сказал?
   Аэропортовский охранник кивнул,  довольный,  что выражение скуки на
лице водителя как рукой сняло. Он не был бы так доволен, скажи ему во-
дитель, что он сию минуту сам напросился на допрос в манхэттенском от-
делении Конторы.  А Эдди Делгардо, вероятно, вышиб бы из него все пот-
роха,  потому что вместо посещения баров для одиноких (а также массаж-
ных заведений и порнографических магазинчиков на Таймс-сквер) во время
яблочных  дней  своего отпуска ему предстояло провести эти дни одурма-
ненным лекарствами,  в состоянии полной отключки,  рассказывая снова и
снова,  что случилось до и сразу после того, как загорелись его ботин-
ки.

                                * * *

   Другие двое из зеленого автомобиля разговаривали со служащими аэро-
порта.  Один из них нашел служащего, видевшего, как Энди и Чарли выле-
зали из такси и входили в здание вокзала.
   - Они. Я еще подумал, стыдно пьяному мужику таскать с собой малень-
кую девочку так поздно.
   - Может, они сели в самолет? - предположил один из двух мужчин.
   - Может,  и сели, - согласился служащий. - И что думает мать ребен-
ка? Знает ли она, что происходит?
   - Сомневаюсь,  - сказал мужчина в темно-синем шерстяном костюме. Он
говорил убежденно. - Вы не видели, как они ушли?
   - Нет, сэр. Насколько я понимаю, они еще где-то тут... если, конеч-
но, не был объявлен их рейс.

                                * * *

   Двое быстро обежали главный вестибюль, затем прошли сквозь выход на
посадку,  держа в руках удостоверения,  так,  чтобы охранники могли их
видеть. И встретились у стойки "Юнайтед эйрлайнз".
   - Пусто, - сказал первый.
   - Думаешь, сели в самолет? - спросил второй в добротном темно-синем
шерстяном костюме.
   - Не  думаю,  что  у  сукина сына больше пятидесяти долларов за ду-
шой... а может, и того меньше.
   - Проверим?
   - Да. Но быстро.
   "Юнайтед эйрлайнз". "Аллегени". "Америкэн". "Брэнифф". Местные ави-
алинии. Никто не видел, как широкоплечий мужчина, выглядевший больным,
покупают билеты. Правда, грузчик "Олбани эйрлайнз" вроде видел малень-
кую  девочку в красных брюках и зеленой кофточке.  Симпатичные светлые
волосы до плеч.
   Двое встретились в креслах перед телевизорами,  где еще недавно си-
дели Энди и Чарли.
   - Что ты думаешь?  - спросил первый.  Агент в шерстяном костюме был
явно встревожен.
   - Нам следует перекрыть весь район,  - сказал он. - Думаю, они идут
пешком.
   Почти бегом двое направились к зеленой автомашине.

                                * * *

   Энди и  Чарли  шли  в темноте вдоль плавного изгиба вспомогательной
дорожки аэропорта.  Иногда мимо проскакивала автомашина. Был почти час
ночи.  В миле позади них те двое вновь присоединились к третьему парт-
неру в зеленой машине. Энди и Чарли брели параллельно Нортуэй, которая
находилась  внизу справа,  освещенная сиянием бестеневых ртутных ламп.
Можно спуститься с насыпи и попытаться остановить машину  на  обочине,
но если там появится полицейский, это лишит их даже самой малой надеж-
ды на спасение.  Энди спрашивал себя,  сколько еще нужно идти,  прежде
чем они подойдут к спуску. Каждый его шаг болезненно отзывался в голо-
ве.
   - Папочка? Как ты себя чувствуешь?
   - Да пока ничего,  - сказал он, хотя это было не так. Он не обманы-
вал себя и сомневался, обманывал ли он Чарли.
   - Далеко еще?
   - Ты устала?
   - Нет пока,  но,  папочка...  Он остановился, тревожно посмотрел на
нее.
   - В чем дело, Чарли?
   - Мне кажется, плохие люди опять где-то рядом, - прошептала она.
   - Ладно, - сказал он. - Наверное, лучше сократить путь, малышка. Ты
можешь  спуститься с этого холма и не упасть?  Она взглянула на откос,
покрытый увядшей октябрьской травой.
   - Попробую, - сказала она нерешительно. Он переступил через натяну-
тые тросы ограждения и помог Чарли перелезть.  Как случалось в моменты
особенно острой боли и напряжения,  его мозг попытался уйти в прошлое,
избежать стресса.  Бывали и хорошие времена,  перед тем как тень стала
постепенно наползать на их жизнь - сначала только на него и Вики,  за-
тем на всех троих, отнимая понемногу счастье с неумолимостью затмения,
постепенно скрывающего луну. То было...
   - Папочка!  - внезапно закричала Чарли.  Она поскользнулась.  Трава
была сухой,  скользкой, обманчивой. Энди потянулся к ее взлетевшей ру-
ке, упустил ее и упал сам. Удар при падении на землю вызвал такую боль
в голове,  что он закричал. И оба они покатились по склону к Нортуэй с
мчавшимися по ней автомашинами чересчур быстро,  чтобы  иметь  возмож-
ность остановиться, если один из них - он или Чарли - скатится на про-
езжую часть.

                                * * *

   Ассистент затянул резиновый жгут вокруг руки над локтем  и  сказал:
"Сожмите кулак, пожалуйста". Энди сжал. Вена послушно вздулась. Он от-
вернулся в сторону,  почувствовав тошноту.  Даже за двести долларов  у
него не было желания видеть, как воткнут шприц.
   Вики Томлинсон  лежала на соседней кушетке,  одетая в серые брюки и
белую кофточку без рукавов.  Она натянуто улыбнулась. Он вновь увидел,
какие у нее красивые рыжие волосы, как хорошо они гармонируют с ясными
голубыми глазами... Затем болезненный укол и пульсация в руке.
   - Готово, - успокаивающе сказал ассистент.
   - Ничего готового,  - ответил Энди.  Он волновался.  Они находились
наверху,  в комнате 70 Джейсон Гирни Холла.  Туда из лазарета колледжа
притащили дюжину коек.  Двенадцать добровольцев лежали на них,  прива-
лившись  к подушкам с синтетической антиаллергической набивкой и зара-
батывали свои деньги.  Доктор Уэнлесс сам не  колол,  но  прохаживался
между кушетками с ледяной улыбочкой, находя слово для каждого. Мы сей-
час начнем усыхать, меланхолически думал Энди.
   Когда все собрались,  Уэнлесс произнес короткую речь.  Сказанное им
сводилось  к  следующему.  Не бойтесь.  Вы находитесь в надежных руках
Современной Науки. Энди не очень-то верил в Современную Науку, которая
дала миру водородную бомбу, напалм и лазерное ружье, наряду с вакциной
Солка и клиразилом.
   Ассистент в это время занимался делом.  Зажимал щипцами трубки  ка-
пельниц.
   Раствор состоит из декстрозы и воды,  говорил Уэнлесс... Он называл
это раствором Д5У.  Ниже зажима торчал кончик трубки. Если Энди вольют
"лот  шесть",  это  сделают шприцем с иглой через эту трубку.  Если он
окажется в контрольной группе, это будет обычный соляной раствор. Орел
или решка, как повезет. Он снова взглянул на Вики.
   - Как дела, малышка?
   - Хорошо.
   Подошел Уэнлесс.  Стал между ними, посмотрев сначала на Вики, затем
на Энди.
   - Немного больно,  да?  - Он говорил без акцента,  во всяком случае
без местно-американского,  но строил фразы таким образом, что Энди по-
казалось - английский был для него вторым языком.
   - Давит, - сказала Вики. - Слегка давит.
   - Да? Это пройдет. - Он доброжелательно улыбнулся Энди. В белом ха-
лате Уэнлесс казался очень высоким. Очки его выглядели очень маленьки-
ми. Маленькие и очень высоко. Энди спросил:
   - Когда мы начнем съеживаться? Уэнлесс продолжал улыбаться:
   - Вы думаете, что съежитесь?
   - Съеееежжусь, - сказал Энди и глуповато ухмыльнулся. Что-то проис-
ходило с ним. Боже, он воспарял. Он взлетал.
   - Все  будет  в порядке,  - сказал Уэнлесс и улыбнулся во весь рот.
Прошел дальше.  И снова в путь, как в тумане подумал Энди. Он взглянул
на Вики. Какие яркие у нее волосы! Как-то глупо они напомнили ему мед-
ную обмотку нового мотора... генератора... прерывателя... легкомыслен-
ную женщину... Он громко засмеялся.
   Слегка улыбаясь,  словно  шутке,  ассистент открыл зажим,  ввел еще
немного раствора в руку Энди и снова ушел. Теперь Энди мог смотреть на
капельницу.  Она  его не тревожила.  Я - сосна,  думал он.  Видите мои
прекрасные иглы. Он снова засмеялся.
   Вики улыбалась ему.  Боже, она такая красивая. Ему хотелось сказать
ей, какая она красивая. Ее волосы похожи на горящую медь.
   - Спасибо,  - сказала она. - Какой приятный комплимент. Неужели она
сказала это? Или ему померещилось? Собирая последние остатки сознания,
он произнес:
   - Вики, я, кажется, слинял на дистиллированной воде. Она безмятежно
сказала:
   - Я тоже.
   - Приятно, правда?
   - Приятно, - согласилась она сонно.
   Где-то кто-то плакал.  Истерически рыдал.  Звук нарастал и  затихал
какими-то необычными периодами.  Он размышлял, как ему показалось, це-
лую вечность.  Энди повернул голову - посмотреть на происходящее.  Все
стало интересным, все находилось в замедленном движении. Замедло - так
пишет всегда в своей колонке авангардистский кинокритик из их  коллед-
жа.  В этом фильме,  как и в других, Антониони достигает самых вырази-
тельных эффектов,  используя замедлосъемку. Какое интересное, действи-
тельно умное слово;  оно напоминает змею, выползающую из холодильника:
замедло.
   Несколько ассистентов-выпускников замедло бежали по  комнате  70  к
одной из коек,  поставленной около грифельной доски. Парень на кушетке
вроде бы что-то делал со своими глазами.  Да,  он  определенно  что-то
творил с глазами,  его пальцы были запущены в них, и он, похоже, норо-
вил вырвать глазные яблоки из глазниц.  Оттуда замедло текло. Игла за-
медло выскочила из его руки.  Уэнлесс бежал замедло.  Глаза у парня на
койке теперь выглядели,  как расплывшиеся яйца  всмятку,  хладнокровно
заметил Энди. Да, в самом деле.
   Затем вокруг  кушетки  собрались белые халаты,  и парнишка исчез из
виду.  Прямо над ним висела схема.  Она показывала полушария головного
мозга.  Энди  некоторое  время  с  интересом смотрел на нее.  "Оч-чень
ин-тер-р-ресно", - так говорил Арт Джонсон в телепередаче "Обхохочешь-
ся".
   Из толчеи белых халатов поднялась окровавленная рука, подобная руке
тонущего. Пальцы были в крови, с них свисали кусочки ткани. Рука хлоп-
нула по плакату,  оставив кровавое пятно в форме большой кляксы. Схема
с чмокающим шумом поползла кверху и навернулась на валок.
   Потом койку подняли (парня, вырвавшего себе глаза, не было видно) и
быстро вынесли из комнаты.
   Через несколько  минут (часов?  дней?  лет?) к кушетке Энди подошел
один из ассистентов, осмотрел капельницу, ввел еще немного "лот шесть"
в мозг Энди.
   - Как себя чувствуешь, парень? - спросил ассистент, который, конеч-
но же,  не был ни выпускником,  ни студентом - никем из  них  не  был.
Во-первых,  этому  типу  около тридцати пяти - несколько многовато для
студента-выпускника.  Во-вторых,  этот тип работает на  Контору.  Энди
вдруг осенило. Казалось абсурдным, но он знал это. А звали его...
   Энди напрягся и нашел имя. Мужчину звали Ральф Бакстер. Он улыбнул-
ся. Ральф Бакстер. Здорово сработано.
   - Хорошо, - сказал он. - А как тот парень?
   - Какой тот парень, Энди?
   - Тот, что вырвал себе глаза, - спокойно сказал Энди. Ральф Бакстер
улыбнулся, похлопал Энди по руке:
   - Довольно реальная галлюцинация, а, друг?
   - Нет, правда, - отозвалась Вики. - Я тоже видела.
   - Вам кажется,  что видели,  - сказал ассистент, который был совсем
не ассистент.  - Просто вам показалось одно и то же.  Там около  доски
действительно  лежал  парень,  у  него сработала мускульная реакция...
нечто вроде судороги. Никаких выдавленных глаз. Никакой крови. Он дви-
нулся дальше.
   - Дорогой,  разве может показаться одно и то же без предварительной
договоренности? - спросил Энди. Он ощущал себя жутко умным. Логика бы-
ла  безупречной,  неопровержимой.  Вроде  бы он положил старину Ральфа
Бакстера на лопатки. Ральф с улыбкой оглянулся, неубежденный.
   - При этом лекарстве такое вполне возможно, - сказал он. - Я сейчас
вернусь, хорошо?
   - Хорошо, Ральф, - сказал Энди.
   Ральф остановился и вернулся к койке Энди.  Он возвращался замедло,
раздумчиво глядя на Энди.  Энди отвечал широкой,  дурацкой,  обалделой
улыбкой.  Поймал тебя, старина Ральф. Уложил тебя на лопатки. Внезапно
на него навалилась куча сведений о Ральфе Бакстере,  целые тонны:  ему
тридцать пять лет,  он шесть лет работает в Конторе,  до того два года
был в ФБР, он...
   За время своей работы он убил четверых - троих мужчин и одну женщи-
ну.
   Она работала на "Ассошиэйтед пресс" и знала о...  Дальше было неяс-
но.  Да и не имело значения. Внезапно Энди не захотелось знать. Улыбка
сошла с его губ. Ральф Бакстер попрежнему смотрел на него сверху. Энди
охватил жуткий страх,  запомнившийся с тех пор, как он дважды попробо-
вал ЛСД... Но на этот раз страх был более глубоким, более пугающим. Он
не имел представления,  откуда может знать такие вещи про Ральфа Бакс-
тера  -  и как вообще узнал его имя,  - но если он скажет Ральфу,  что
знает все это,  он может исчезнуть из комнаты 70 Джейсон Гирни Холла с
той же быстротой,  с какой исчез парень, вырвавший себе глаза. Или это
действительно была галлюцинация? Сейчас все казалось нереальным.
   Ральф продолжал смотреть на него. Понемножку он начал улыбаться.
   - Видите?  - произнес он мягко. - С "лот шесть" всякие причуды слу-
чаются.
   Он ушел.  Энди медленно,  облегченно вздохнул. Он взглянул на Вики,
она смотрела на него, глаза у нее были широко открытые, испуганные. Ей
передаются мои эмоции, думал он. Как по радио. Щади ее! Помни, что она
под действием лекарства, какою бы дрянью оно ни было!
   Он улыбнулся ей,  и через мгновение Вики ответила  ему  неуверенной
улыбкой. Она спросила его, что не так. Он ответил, вероятно, все в по-
рядке.
   (но мы же не разговариваем - ее губы не двигаются)
   (разве нет?)
   (Вики? это ты?)
   (это телепатия, Энди? да?)
   Он не знал. Но что-то было. Он опустил веки.
   Эти люди действительно ассистенты-выпускники? - обеспокоено спроси-
ла она. Они не похожи на тех ассистентов. Это действует лекарство, Эн-
ди?  Не знаю,  сказал он,  все еще с закрытыми глазами. Я не знаю, кто
они. Что случилось с тем парнишкой? Тем, которого они унесли? Он снова
открыл глаза и посмотрел на нее, но Вики качала головой. Она не помни-
ла.  Энди с удивлением и смятением обнаружил,  что он сам едва помнил.
Казалось,  это произошло годы назад.  Схватила судорога того парня, не
так ли? Просто свело мускулы, только и всего. Он... Вырвал себе глаза.
Но, в общем, какая разница?
   Поднятая рука из толчеи белых халатов подобно руке тонущего. Но это
произошло давным-давно. Словно в двенадцатом веке. Окровавленная рука.
Хлопающая по плакату. Плакат, с чмокающим шумом сворачивающийся на ва-
лок. Лучше лежать спокойно. Вики, кажется, снова нервничает.
   Внезапно из динамиков в потолке полилась музыка, это оказалось при-
ятно...  гораздо приятнее, чем думать о судорогах и вытекающих глазах.
Музыка была нежной и в то же время величественной.  Позднее Энди решил
(проконсультировавшись с Вики),  что это был Рахманинов.  И с тех  пор
при звуках музыки Рахманинова на него наплывали неясные, туманные вос-
поминания о бесконечном,  вечном времени в комнате  70  Джейсон  Гирни
Холла.
   Что было реальностью,  а что галлюцинацией? Размышления на протяже-
нии двенадцати последующих лет так и не дали Энди Макги ответа на этот
вопрос. Однажды ему показалось, что по комнате летают предметы, словно
дует невидимый ветер,  - бумажные стаканчики,  полотенца, манжетка для
измерения давления,  смертельно опасный град из ручек и карандашей.  В
другой раз,  несколько позже - или на самом деле это случилось раньше?
определенной  последовательности просто не было - одного из подопытных
свела судорога, а затем остановилось сердце - или это тоже показалось?
Были  предприняты суматошные попытки оживить его с помощью искусствен-
ного дыхания,  и укола непосредственно в грудную клетку, и, наконец, с
помощью аппарата, издававшего высокий звук и состоящего из двух черных
колпаков с протянутыми от них толстыми проводами.  Энди  казалось,  он
помнил,  как один из "ассистентов-выпускников" орал: "Качни его! Качни
его! Или давай их мне, балда!"
   И еще он спал,  то будто погружаясь в туман,  то выходя из него. Он
разговаривал с Вики. Они рассказали друг другу о себе. Энди поведал об
автомобильной аварии, в которой погибла его мать, и о том, как он пос-
ле  этого  провел год у своей тетки в состоянии нервного шока от горя.
Она рассказала ему,  что, когда ей было семь лет, парнишка из бюро де-
журств, которого вызвали, чтобы присмотреть за ней, пытался ее изнаси-
ловать, а теперь она ужасно боится интимной близости, это было главной
причиной  разрыва между нею и ее приятелем.  Он все время настаивал на
постели.
   Они рассказывали друг другу подробности, о которых мужчина и женщи-
на  не говорят,  если не знакомы друг с другом много лет...  О которых
мужчина и женщина зачастую вообще никогда не говорят,  даже в  темноте
супружеской постели, спустя десятилетия совместной жизни.
   Но разговаривали ли они вслух?
   Этого Энди никогда не узнал.
   Время остановилось, и все же оно прошло.

                                * * *

   Мало-помалу он выходил из дремотного состояния. Рахманинов смолк...
если вообще он когда-нибудь звучал.  Вики мирно спала на койке рядом с
ним,  сложив руки на груди - руки ребенка,  который заснул,  произнося
вечернюю молитву. Энди посмотрел на нее и понял, что в какой-то момент
он  влюбился.  Возникло глубокое и все заполнившее непреодолимое чувс-
тво. В этом не было сомнений.
   Некоторое время спустя он осмотрелся. Несколько коек пустовало. Че-
ловек,  быть может, пять из подопытных оставались в комнате. Некоторые
спали.  Один сидел на кушетке, и ассистент - совершенно нормальный ас-
систент-выпускник,  лет,  может, двадцати пяти - задавал ему вопросы и
записывал в блокнот.  Подопытный, очевидно, сказал что-то смешное, по-
тому что они оба рассмеялись - негромко, осторожно, как смеются, когда
рядом кто-то спит.
   Энди сел,  проверил себя.  Самочувствие хорошее. Он попытался улыб-
нуться - улыбка получилась.  Мускулы мирно покоились на местах. Он был
бодр и свеж, каждое ощущение остро отточено и помыслы чисты. Точно так
же  он  чувствовал  себя,  когда  ребенком просыпался в субботу утром,
зная,  что велосипед стоит на подставке в гараже, а впереди у него два
полностью свободных дня,  праздник, о котором мечталось, где все разв-
лечения бесплатные. Подошел один из ассистентов-выпускников:
   - Как вы себя чувствуете, Энди?
   Энди взглянул на него.  Это был тот же самый парень,  который делал
ему вливание - когда?  год назад?  Он провел ладонью по щеке и почувс-
твовал шорох щетины.
   - Как Рип ван Винкль, - сказал он. Ассистент улыбнулся:
   - Прошло только сорок восемь часов, а не двадцать лет. Как вы дейс-
твительно себя чувствуете?
   - Хорошо.
   - Нормально?
   - Что бы это слово ни означало, да. Нормально. Где Ральф?
   - Ральф? - Ассистент-выпускник поднял брови.
   - Да, Ральф Бакстер. Около тридцати пяти. Высокий парень. Русые во-
лосы. Ассистент снова улыбнулся.
   - Вы его вообразили.
   Энди неуверенно посмотрел на ассистента: - Что я его?
   - Вообразили.  Выдумали.  Единственный знакомый мне Ральф,  который
как-то связан с испытаниями "лот шесть",  - представитель "Дартан фар-
масьютикал" по имени Ральф Стейнхэм. А ему лет пятьдесят пять или око-
ло того.
   Энди долго,  молча смотрел на ассистента-выпускника.  Ральф - иллю-
зия? Что ж, может, и так. Налицо, конечно, все параноидальные элементы
наркотического сна;  Энди,  казалось, помнил, что он считал Ральфа ка-
ким-то секретным агентом,  который расправился с разного рода  людьми.
Он слегка улыбнулся.  Ассистент улыбнулся в ответ... с излишней готов-
ностью, подумал Энди. Или это тоже паранойя? Конечно, она самая.
   Парня, который сидел и разговаривал,  когда Энди проснулся,  теперь
выводили из комнаты, он пил апельсиновый сок из бумажного стаканчика.
   Энди осторожно спросил:
   - Никто не пострадал, а?
   - Пострадал?
   - Ну...  ни у кого не было спазма,  а? Или... Ассистент обеспокоено
наклонился к нему:
   - Слушайте, Энди, надеюсь, вы не будете распространяться о подобных
вещах по всему колледжу. Это сорвет исследовательскую программу докто-
ра Уэнлесса.  В следующем семестре у нас будет "лот семь" и  "восемь",
и...
   - Так что-нибудь было?
   - У одного парнишки возникла мускульная судорога, небольшая, но до-
вольно болезненная,  - сказал ассистент. - Она прошла меньше чем через
пятнадцать  минут без всяких последствий.  Однако мы живем теперь бук-
вально во взрывоопасной атмосфере.  Прекратить призыв в армию,  запре-
тить корпус резервистов, запретить набор рабочих в "Доу кемикл", пото-
му что они делают напалм...  Как-то теряется мера вещей,  а я  считаю,
что мы проводим очень важное исследование.
   - Кто был тот парень?
   - Вы же знаете,  я не могу вам сказать. Но, пожалуйста, помните, вы
находились под влиянием легкого галлюциногена. Не смешивайте навеянные
лекарством  фантазии с реальностью и не распространяйте эту смесь вок-
руг.
   - Мне не разрешат это делать?  - спросил Энди.  Ассистент  выглядел
озадаченным:
   - Не знаю, как вам можно помешать. Любая исследовательская програм-
ма в колледже зависит от добровольцев.  За паршивые двести долларов мы
вряд ли можем ждать, что вы подпишете клятву молчания, правда?
   Энди почувствовал облегчение.  Если этот парень врет,  то врет пер-
воклассно. Все было лишь цепью галлюцинаций. На соседней койке зашеве-
лилась Вики.
   - Ну как?  - спросил улыбаясь ассистент. - Кажется, я вроде бы дол-
жен задавать вопросы.
   И он их задал.  К тому времени, как Энди кончил отвечать, Вики пол-
ностью  проснулась.  Она выглядела отдохнувшей,  спокойной,  сияющей и
улыбалась ему. Вопросы были подробные. Многие Энди сам бы задал себе.
   Но почему у него было ощущение,  что все они служили лишь прикрыти-
ем?

                                * * *

   В тот вечер, сидя на кушетке в одном из небольших холлов студенчес-
кого клуба, Энди и Вики сравнивали свои галлюцинации.
   Она не помнила того,  что особенно тревожило его: окровавленную ру-
ку,  безжизненно взмахнувшую над толчеей белых халатов,  хлопнувшую по
схеме и исчезнувшую. Энди совсем не помнил того, что живо представляла
она: человек с длинными светлыми волосами приставил к кушетке на уров-
не ее глаз складной столик, расположил на нем ряд больших костей доми-
но и сказал: "Сбейте их. Вики. Сбейте их все". Подчиняясь, она подняла
руки,  и тут человек осторожно,  но твердо снова прижал их к ее груди.
"Вам  не нужны руки,  Вики,  - сказал он.  - Просто сбейте их".  И она
взглянула на костяшки домино, и все они повалились одна за другой. Дю-
жина или около того.
   - После  этого я почувствовала усталость,  - рассказывала она Энди,
улыбаясь своей легкой скользящей улыбкой. - И мне показалось, будто мы
говорим о Вьетнаме. Я сказала что-то вроде: "Если падет Южный Вьетнам,
все они повалятся".  Он улыбнулся,  похлопал меня по рукам  и  сказал:
"Почему бы вам не поспать немного, Вики? Вы, должно быть, устали". И я
заснула.  - Она покачала головой.  - Сейчас это кажется нереальным.  Я
наверно,  все  это  придумала  или  галлюцинировала в связи с чем-то в
прошлом. Ты не помнишь, видел ты его? Высокий парень со светлыми воло-
сами до плеч и небольшим шрамом на подбородке? Энди покачал головой.
   - Не понимаю, как мы могли оба нафантазировать одно и то же, - ска-
зал Энди,  - если только они не создали средство, одновременно и теле-
патическое, и галлюциногенное. Об этом что-то говорили в последние го-
ды...  идея состоит в том,  что галлюциногены могут обострить восприя-
тие...  - Он пожал плечами,  затем улыбнулся.  - Карлос Кастанеда, где
вы, когда вы нам нужны?
   - А может,  мы просто обсуждали одно и то же видение и затем забыли
об этом? - спросила Вики.
   Он согласился,  что такая возможность вполне существует,  но беспо-
койство не покидало его.  Это было,  как  говорят,  удовольствие  ниже
среднего. Собравшись с силами, он сказал:
   - Единственное, в чем я действительно уверен, так это в том, что я,
кажется, влюбляюсь в тебя, Вики. Она неравнодушно улыбнулась и поцело-
вала его в уголок рта:
   - Очень мило, Энди, но...
   - Но ты немного меня боишься. Может, мужчин" вообще.
   - Может, и боюсь, - сказала она.
   - Я прошу только о надежде.
   - Ты ее получишь,  - сказала она.  - Ты мне нравишься, Энди. Очень.
Но, пожалуйста, помни, что я боюсь. Иногда я просто боюсь. - Она хоте-
ла слегка передернуть плечами, но вместо этого сильно вздрогнула.
   - Буду помнить,  - сказал он,  притянув ее к себе, и поцеловал. Се-
кунду поколебавшись,  она сама поцеловала его, крепко держа его руки в
своих.

                                * * *

   - Папочка! - вскрикнула Чарли.
   Мир болезненно  вращался  перед глазами Энди.  Ртутные фонари вдоль
Нортуэй оказались внизу,  а земля вверху будто стряхивала его с  себя.
Затем он сел,  съехав с нижней части откоса, словно ребенок на санках.
Ниже, внизу, беспомощно переворачиваясь, скатывалась Чарли.
   ОЙ, ОНА ЖЕ ЛЕТИТ ПРЯМО ПОД КОЛЕСА МАШИН...
   - Чарли,  - хрипло закричал он, так, что болью пронзило горло и го-
лову. - Берегись!
   И вот  она  уже внизу припала к земле на обочине,  рыдает в режущем
глаза свете фар проходящей машины. Через секунду он приземлился рядом,
с громким шмяканьем,  которое отдалось по всему позвоночнику и ударило
в голову.  Предметы сдвоились перед глазами, строились, а затем посте-
пенно встали на свои места. Чарли сидела на корточках, закрыв лицо ру-
ками.
   - Чарли, - сказал он, тронув ее руку. - Все в порядке, малышка.
   - Жаль, не попала под машину! - выкрикнула она пронзительным и злым
голосом,  с такой ненавистью к себе,  что у Энди заныло сердце.  - Так
мне и надо за то, что подожгла того человека!
   - Ш-ш-ш, - сказал он. - Чарли, ты не должна больше думать об этом.
   Он обнял ее. Мимо проносились машины. Любая могла быть полицейской,
а это означало - конец.  Хотя в такой ситуации это принесло бы чуть ли
не облегчение.
   Рыданья затихали. Отчасти она плакала от усталости. То же самое и с
ним - усталость довела головную боль до высшей точки, и на него нахлы-
нул совсем ненужный поток воспоминаний.  Если бы только они могли доб-
раться куда-нибудь и прилечь...
   - Можешь встать, Чарли?
   Она медленно поднялась на ноги, смахнув последние слезинки. Ее лицо
в темноте казалось мертвенно-бледной маленькой луной. Глядя на нее, он
испытывал  острое  чувство  вины.  Ей  бы  уютно свернуться в постели,
где-нибудь в доме,  за который выплачена почти вся ссуда,  с  плюшевым
медвежонком в объятиях, а на следующее утро отправиться в школу и тру-
диться там во имя бога,  страны и учебной  программы  второго  класса.
Вместо  этого  она  стоит на обочине скоростного шоссе на севере штата
Нью-Йорк в час тридцать ночи, чувствуя себя виноватой, ибо унаследова-
ла нечто от отца и матери - нечто,  в чем она была виновата не больше,
чем в голубизне своих ясных глаз.  Как объяснить  семилетней  девочке,
что  однажды папочке и мамочке понадобились двести долларов и люди,  с
которыми они имели дело, утверждали, что все в порядке, а на самом де-
ле лгали?
   - Нужно поймать машину,  - сказал Энди, он обнял ее рукой за плечи,
то ли стремясь успокоить,  то ли ища поддержки.  - Доберемся до  отеля
или мотеля и поспим. Затем подумаем, что делать дальше. Годится?
   Чарли безразлично кивнула.
   - Хорошо,  - сказал он и поднял большой палец.  Машины,  не обращая
никакого внимания,  проносились, мимо, а менее чем в двух милях отсюда
двигалась зеленая машина.  Энди ничего не знал об этом; его возбужден-
ный мозг возвращался к тому вечеру с Вики в здании студенческого  клу-
ба.  Она жила в одном из общежитий - в том здании, куда он проводил ее
и еще раз на ступеньках прямо перед большими двойными  дверьми  ощутил
сладость ее губ; она неуверенно обнимала его руками за шею, эта девоч-
ка, еще такая невинная. Они были молоды, боже, они были молоды.
   Мимо проносились машины, каждая воздушная волна вздымала и опускала
волосы Чарли, а он вспоминал конец того вечера двенадцать лет назад.

                                * * *

   Проводив Вики до общежития, Энди пересек территорию колледжа и нап-
равился к шоссе,  где собирался поймать машину и  доехать  до  города.
Майский  ветер  бился в кронах вязов вдоль аллеи,  хотя он едва ощущал
его дуновение;  прямо над ним будто протекала по воздуху невидимая ре-
ка, лишь самые слабые и отдаленные струи которой касались его.
   Путь Энди проходил мимо Джейсон Гирни Холла, и он остановился перед
его темным массивом. Вокруг, повинуясь невидимому потоку ветра, танце-
вали деревья,  покрытые молодой листвой. Вдоль его позвоночника пробе-
жал холодок и, казалось, угнездился в животе, вызывая легкий озноб. Он
поежился от холода,  хотя вечер был теплым. Большая луна, напоминавшая
серебряный доллар,  плыла между грудами облаков; ветер гнал их по этой
темной воздушной реке, будто позолоченные шлюпки. Лунный свет отражал-
ся в окнах зданий, делая их похожими на потухшие неприятные глаза.
   Здесь что-то произошло, думал он. Нечто большее, чем нам говорили и
во что заставляли поверить. Что же именно?
   Мысленным взором  он снова видел эту тонущую,  окровавленную руку -
только на этот раз она ударяла по плакату,  оставляя кровавый  след  в
виде запятой... а затем плакат с треском сворачивался.
   Он подошел  к зданию.  Безумие.  Они же не пустят в аудиторию после
десяти часов. И...
   Я БОЮСЬ.
   Да, именно это. Чересчур много тревожащих полувоспоминаний. Слишком
легко убедить себя: все - выдумка; Вики почти уже готова согласиться с
этим.  Подопытный,  вырывающий себе глаза. Кто-то кричал, что хотел бы
умереть,  что лучше умереть,  чем это,  даже если для того понадобится
отправиться в ад и гореть там вечным огнем.  У кого-то произошла оста-
новка сердца, и его увезли с пугающим профессиональным умением. Скажем
прямо,  старина Энди, размышление о телепатии тебя не пугает. А пугает
мысль, что подобное могло случиться с тобой.
   Стуча каблуками,  он  поднялся к большим двойным дверям и попытался
открыть их. За ними был виден пустой вестибюль. Энди постучал, но ког-
да кто-то вышел из тени,  он чуть не убежал. Он чуть не убежал, потому
что из тени должно было появиться лицо Ральфа  Бакстера  или  высокого
мужчины со светлыми волосами и шрамом на подбородке.
   Однако человек, подошедший к дверям вестибюля и высунувший сердитую
физиономию,  был типичным сторожем колледжа:  лет шестидесяти двух,  с
изборожденными морщинами щеками и лбом, с настороженными голубыми гла-
зами,  слезившимися от слишком частого общения с бутылкой.  На поясе у
него висел большой будильник.
   - Здание закрыто! - сказал он.
   - Знаю,  - ответил Энди, - но я сегодня утром участвовал в экспери-
менте в комнате семьдесят...
   - Не имеет значения!  По будням здание закрывается в девять! Прихо-
дите завтра!
   - ...и я забыл там,  кажется, часы, - сказал Энди. Часов у него во-
обще не было. - Что скажете, а? Только быстренько гляну.
   - Не могу,  - как-то странно,  неуверенно сказал сторож.  Ничуть не
задумываясь, Энди шепнул:
   - Конечно,  можете. Я лишь взгляну и тут же уберусь. Вы даже не за-
помните, что я тут был, да?
   Неожиданно странное ощущение:  словно он выплеснулся из самого себя
и ПОДТОЛКНУЛ этого престарелого охранника,  только не руками,  а голо-
вой.  Охранник сделал два-три неуверенных шага назад,  выпустив из рук
дверь.
   Энди вошел,  слегка  озабоченный.  Голову его пронзила острая боль,
тут же перешедшая в тупую, которая утихла спустя полчаса.
   - Эй, как себя чувствуете? - спросил он охранника.
   - А?  Конечно, хорошо. - Подозрительность охранника прошла; он ода-
рил Энди дружеской улыбкой.  - Поднимайтесь и поищите часы, если хоти-
те. Не торопитесь. Я, возможно, даже и не вспомню, что вы были здесь.
   Он побрел прочь.
   Энди недоверчиво посмотрел ему вслед,  рассеянно потер лоб,  словно
успокаивая небольшую головную боль. Что он, боже правый, сделал с этой
старой перечницей? Но что-то сделал, это уж наверняка.
   Он повернулся, направился к лестнице, стал подниматься.
   Верхний холл был затененный  и  узкий.  Энди  охватило  неотступное
чувство клаустрофобии и дыхание перехватило будто невидимым ошейником.
Здесь,  наверху, здание словно вдавалось в поток ветра, и он, тоненько
напевая, разгуливал под карнизами. В комнате 70 была пара двойных две-
рей с матовыми стеклами в верхней части.  Энди стоял перед ними,  слу-
шая, как гуляет ветер по желобам, водосточным трубам, шурша заржавелы-
ми листьями ушедших лет. Сердце его тяжело стучало.
   Он чуть было не ушел;  казалось,  лучше ничего не знать, просто за-
быть обо всем.  Но он протянул руку,  взялся за одну из дверных ручек,
убеждая себя,  что беспокоиться нечего,  поскольку эта чертова комната
заперта, ну и слава богу.
   Однако она не была заперта.  Ручка легко повернулась.  Дверь откры-
лась.
   Пустую комнату освещал колеблющийся лунный свет, он пробился сквозь
раскачивавшиеся от ветра ветки старого вяза за окнами. Света было дос-
таточно,  чтобы увидеть,  что коек больше нет.  С грифельной доски все
было стерто,  она вымыта.  Схема свернута,  как оконная штора, свисало
лишь кольцо,  за которое тянут. Энди подошел к нему, протянул дрожащую
руку, потянул за кольцо вниз.
   Мозговые полушария:  человеческий  мозг расчленен на части и разме-
чен,  словно плакат в лавке у мясника. От одного его вида у него снова
зашевелились волосы на голове,  словно после приема ЛСД. В плакате ни-
чего забавного, он вызывал тошноту, Энди слабо застонал.
   Кровавое пятно было на месте; в лунном мерцающем свете оно походило
на черную запятую. Печатное название, которое до эксперимента явно чи-
талось CORPUS CALLOSUM (мозолистое  тело - часть мозга),  теперь из-за
пятна в виде запятой читалось COR OSUM.
   Такая мелочь.
   Такого огромного значения.
   Он стоял в темноте,  смотрел на плакат,  и его начало по-настоящему
трясти.  Насколько это подтверждает  реальность  остального?  Отчасти?
Большей частью? Полностью? Или совсем не подтверждает?
   Позади он услышал какой-то звук - или это ему показалось?  - краду-
щийся скрип ботинка.
   Руки дрогнули,  одна из них хлопнула по плакату с таким же отврати-
тельным чмокающим шумом.  Под действием пружины плакат скрутился квер-
ху, прогремев в темноте комнаты, похожей сейчас на шахту.
   Внезапное постукивание по дальнему окну,  покрытому  пылью  лунного
света, - ветка или, может, мертвые пальцы в запекшейся крови: ВПУСТИТЕ
МЕНЯ, Я ТУТ ОСТАВИЛ СВОИ ГЛАЗА, ВПУСТИТЕ МЕНЯ, ВПУСТИТЕ МЕНЯ...
   Он плыл в замедленном сне,  в замедло сне, все более уверенный, что
это тот самый паренек, дух в белом одеянии с сочащимися черными дырами
вместо глаз. Сердце стояло у него прямо в горле.
   Там никого не было.
   Ничего не было.
   Но нервы сдали,  и когда ветка снова начала неумолимо  постукивать,
он выбежал, не позаботившись закрыть за собой дверь, пробежал по узко-
му коридору и неожиданно услышал топот гнавшихся за ним ног - то  было
эхо,  отзвук его собственных быстрых шагов. Он сбежал по ступеням, тя-
жело дыша,  перемахивая через две сразу, и оказался снова в вестибюле.
Кровь  стучала  в висках.  Воздух,  проходя через гортань,  покалывал,
словно сухие травинки.
   Вахтер исчез.  Энди вышел, захлопнув за собой застекленную дверь, и
крадучись пошел по тротуару к площади,  словно беглец,  каким он впос-
ледствии стал.

                                * * *

   Через пять дней Энди затащил Вики Томлинсон почти против ее воли  в
Джейсон Гирни Холл,  хотя она решила,  что больше не хочет и думать об
эксперименте:  получила свой чек на двести  долларов,  взяла  на  него
деньги и хотела забыть, где его получила.
   Он убедил ее пойти, проявив красноречие, о котором и не подозревал.
Они пошли во время перемены в два пятьдесят;  в дремотном майском воз-
духе с часовни Гаррисона лился колокольный перезвон.
   - Что может случиться при дневном свете? - сказал он, подавляя бес-
покойство и отказываясь уяснить даже самому себе,  чего он  собственно
боится. - Особенно когда вокруг десятки людей.
   - Я просто не хочу идти,  Энди,  - сказала она,  но пошла. Двое или
трое ребят выходили из аудитории с книгами  под  мышкой.  В  солнечный
день окна выглядели более прозаично, чем в бриллиантово-пыльном лунном
свете. Вместе с Энди и Вики еще несколько человек вошли в аудиторию на
семинар по биологии,  начинавшийся в три часа. Один из них стал тихо и
серьезно говорить с двумя другими о марше против призыва  резервистов,
который  предстоял в конце недели.  На Энди и Вики никто не обратил ни
малейшего внимания.
   - Ладно, - сказал Энди хрипло и взволнованно. - Посмотрика.
   Он раскатал схему, потянув за болтающееся кольцо. Перед ними предс-
тал голый мужчина,  кожа с него была снята и на каждом органе написано
его название.  Мускулы были похожи на мотки переплетенных красных  ни-
ток. Какой-то остряк назвал его Оскаром-брюзгой.
   - Боже! - сказал Энди.
   Она схватила его за руку теплой, влажной от волненья ладонью. - Эн-
ди, - сказала она. - Пожалуйста, уйдем. Прежде чем нас узнают.
   Да, нужно уходить.  То,  что плакат заменили,  испугало его больше,
чем что-нибудь другое.  Он резко дернул за кольцо,  и плакат свернулся
вверх. С тем же самым чмокающим шумом.
   Другой плакат.  Тот же звук.  Сейчас, двенадцать лет спустя, он все
еще слышал этот звук, когда позволяла головная боль. После того дня он
никогда не входил в комнату 70 в Джейсон Гирни Холле, но звук этот хо-
рошо знал.
   Частенько слышал его во сне...  и видел эту взывающую, тонущую, ок-
ровавленную руку.

                                * * *

   Зеленая машина прошелестела по подъездной дорожке аэропорта по нап-
равлению к Нортуэй.  За рулем сидел Норвил Бэйтс. Из приемника приглу-
шенно и спокойно лилась классическая музыка.  Теперь его  волосы  были
коротко  острижены и зачесаны назад,  но небольшой полукруглый шрам на
подбородке не изменился - он в детстве порезался разбитой бутылкой ко-
ка-колы. Вики, если бы она была еще жива, безусловно узнала бы его.
   - Впереди по дороге наш агент,  - сказал человек в шерстяном костю-
ме, Джон Мэйо. - Парень - стукач. Он работает и на ОРУ, и на нас.
   - Обыкновенная продажная шлюха, - сказал третий, и все трое нервно,
возбужденно засмеялись. Они знали, что добыча близка, почти чувствова-
ли запах крови.  Третьего звали Орвил Джеймисон,  но  он  предпочитал,
чтобы его звали по инициалам - О'Джей или даже лучше - Живчик. Он под-
писывал все служебные бумаги этими инициалами.  Однажды он даже подпи-
сался Живчик, а этот сукин сын Кэн сделал ему замечание. Да не устное,
а вписанное в его личное дело.
   - Думаете,  они на Нортуэй, а? - спросил О'Джей. Норвил Бэйтс пожал
плечами.
   - Либо на Нортуэй,  либо они направились в Олбани, - сказал он. - Я
поручил местному дурню отели в городе,  потому что это его город, пра-
вильно?
   - Правильно, - сказал Джон Мэйо. Они с Норвилом хорошо ладили. Дав-
но.  Со времен комнаты 70 в Джейсон Гирни Холле,  а там, дружище, если
кто-нибудь спросит, было страшновато. Джону не хотелось бы еще раз ис-
пытать что-нибудь подобное. Именно он пытался откачать парнишку, у ко-
торого случился сердечный приступ. Он служил медиком в начале войны во
Вьетнаме и знал,  как пользоваться дефибриллятором - по крайней мере в
теории. На практике получилось не так хорошо, и парнишку они потеряли.
В тот день двенадцать ребят получили "лот шесть".  Двое умерли -  пар-
нишка с сердечным приступом и девчонка,  она умерла через шесть дней в
общежитии,  судя по всему,  от внезапной закупорки сосудов мозга. Двое
других окончательно сошли с ума - тот парень,  что ослепил себя, и де-
вочка - ее парализовало от шеи и до ног. Уэнлесс сказал, что это чисто
психологическое дело,  но кой черт знает?  Да, хорошенько поработали в
тот день.
   - Местный придурок берет с собой жену,  - говорил Норвил.  -  Будто
она ищет внучку. Ее сын убежал с девочкой. Какая-то неприятная история
с разводом и всякое такое. Она не хочет без нужды сообщать полиции, но
опасается,  как бы сын не спятил. Если она хорошо сыграет, в городе не
найдется ни одного ночного портье,  который не сообщит  ей,  если  эти
двое снимают у него номер.
   - Если хорошо сыграет,  - сказал О'Джей.  - Никогда не знаешь, чего
ждать от этих непрофессионалов. Джон сказал:
   - Мы сворачиваем на ближайшем же пандусе, идет?
   - Идет, - сказал Норвил. - Осталось три-четыре минуты.
   - Они успели сюда спуститься?
   - Успели,  если скатились на задницах. Может, схватим, если они го-
лосуют здесь на пандусе.  А может они срезали путь - перешли на другую
сторону, на обочину. Будем ездить туда-сюда, пока не нападем на них.
   - Куда это ты отправился,  голубчик, лезь в машину, - сказал Живчик
и  засмеялся.  Под  левой  рукой в наплечной кобуре у него висел "маг-
нум-357". Он называл его "пушкой".
   - Если они подхватили попутку,  нам дьявольски не повезло,  Норв, -
сказал Джон. Норвил пожал плечами.
   - Всяко  может быть.  Сейчас четверть второго.  Машин мало - бензин
ограничен. Что подумает мистер бизнесмен, когда увидит, что дяденька с
ребенком ловят попутку?
   - Подумает, что дело - дрянь, - сказал Джон.
   - Очень может быть.
   Живчик снова засмеялся. В темноте мерцала мигалка, обозначавшая въ-
езд с пандуса на Нортуэй.  О'Джей взялся за деревянную рукоятку  "пуш-
ки". На всякий случай.

                                * * *

   Мимо них проехал фургон, обдав холодным ветерком... А затем тормоз-
ные фонари ярко вспыхнули,  и он свернул на обочину примерно в пятиде-
сяти ярдах от них.
   - Слава богу, - тихо сказал Энди. - Дай я поговорю, Чарли.
   - Хорошо, папочка. - Голос ее звучал безразлично, под глазами снова
появились черные круги.  Фургон подавал назад,  они шли ему навстречу.
Голова Энди была словно медленно надувающийся свинцовый шар.
   На боковой стенке изображены сцены из "Тысячи и одной ночи" - кали-
фы, девицы, скрытые под кисейными чадрами, ковер, таинственным образом
парящий в воздухе. Ковер безусловно должен был быть красным, но в све-
те ртутных фонарей на шоссе он казался  темно-бордового  цвета,  цвета
засыхающей крови. Энди открыл дверцу, посадил Чарли. Затем влез сам.
   - Спасибо, мистер, - сказал он. - Спасли нашу жизнь.
   - Пожалуйста, - сказал водитель. - Привет, маленькая незнакомка.
   - Привет, - еле слышно ответила Чарли.
   Водитель взглянул в боковое зеркальце,  двинулся,  все ускоряя ход,
по обочине и затем въехал на основную магистраль.  Когда  Энди  бросил
взгляд  через  чуть  склоненную голову Чарли,  его охватило запоздалое
чувство вины.  Водитель был молодой человек, как раз из тех, мимо кого
Энди всегда проезжал, когда они голосовали на обочине. Крупный, хотя и
тощий, с большой черной бородой, которая кудрявилась до груди, в широ-
кополой фетровой шляпе, выглядевшей как реквизит из кинофильма о враж-
дующих деревенских парнях в Кентукки.  От сигареты, похоже самокрутки,
что  торчала  в  углу рта,  поднималась струйка дыма.  Судя по запаху,
обычная сигарета; никакого сладковатого запаха конопли.
   - Куда двигаешь, дружище? - спросил водитель.
   - Во второй отсюда город, - ответил Энди.
   - Гастингс Глен?
   - Точно.
   Водитель кивнул.
   - Наверное, бежишь от кого-то.
   Чарли напряглась,  и Энди успокаивающе положил ей на спину  руку  и
легонько погладил,  пока она снова не расслабилась.  В голосе водителя
он не уловил никакой угрозы.
   - Судебный исполнитель в аэропорту, - сказал он. Водитель усмехнул-
ся  - улыбка почти скрылась за его свирепой бородой,  - вынул сигарету
изо рта и осторожно выпихнул ее через полуоткрытое окно на ветер. Воз-
душный поток тут же поглотил ее.
   - Наверно,  что-нибудь,  связанное с этой маленькой незнакомкой,  -
сказал он.
   - Не так уж и ошиблись, - сказал Энди.
   Водитель замолчал.  Энди  откинулся,  стараясь  успокоить  головную
боль.  Она,  казалось, застряла на том же нестерпимом до крика уровне.
Было ли когда-нибудь так же плохо?  Сказать  невозможно.  Каждый  раз,
когда она отходила,  ему казалось,  что хуже быть не могло.  Не раньше
чем через месяц он снова осмелится пустить в ход свой мысленный посыл.
Он знал, что второй город по шоссе находится не так далеко, но сегодня
на большее он не способен.  Измучен до предела, что делать, подойдет и
Гастингс Глен.
   - За кого болеешь, дружище? - спросил водитель.
   - А?
   - Чемпионат. "Священники Сан-Диего" в мировом чемпионате - как тебе
нравится?
   - Далеко оторвались, - согласился Энди. Его голос шел откуда-то из-
далека, подобно звону подводного колокола.
   - Тебе неважно, дружище? Ты - бледный.
   - Голова болит, - сказал Энди. - Мигрень.
   - Высокое  давление,  - сказал водитель.  - Усекаю.  Остановитесь в
отеле?  Деньги нужны?  Могу ссудить пятерку. Хотел бы больше, да еду в
Калифорнию, нужно экономить. Как Джоулсы в "Гроздьях гнева".
   Энди благодарно улыбнулся.
   - Думаю, управимся.
   - Чудненько. - Он взглянул на задремавшую Чарли, - Симпатичная дев-
чушка, дружище. Присматриваешь за ней?
   - Как могу, - сказал Энди.
   - Хорошо, - сказал водитель. - Так и запишем.

                                * * *

   Гастингс Глен оказался чуть побольше, чем разъезд на дороге: в этот
час все светофоры работали как мигалки. Бородатый водитель в деревенс-
кой шляпе свернул на боковую дорогу,  проехал через спящий городок,  а
затем  по Дороге 40 к мотелю "Грезы" - сооружению из красноватых досок
перед полем убранной кукурузы, с розовато-красной неоновой вывеской на
фасаде,  которая  периодически  мигала в темноте несуществующим словом
СВО О НО.
   По мере того как Чарли все глубже погружалась в сон, она все больше
клонилась  влево,  пока  ее  голова не оказалась на затянутом в джинсы
бедре водителя. Энди предложил подвинуть ее, но водитель закачал голо-
вой.
   - Не беспокойся, дружище. Пусть спит.
   - Не  высадите  ли нас чуть подальше?  - спросил Энди.  Думать было
трудно, однако эта предосторожность возникла почти интуитивно.
   - Не хочешь,  чтобы портье узнал,  что вы без  машины?  -  Водитель
улыбнулся. - Конечно, дружище. Но в таком месте они и ухом не поведут,
даже если привалишь на самокате. - Колеса фургона давили гравий обочи-
ны. - Уверен, что не понадобится пятерка?
   - Пожалуй, понадобится, - сказал Энди неуверенно. - Не напишете мне
свой адрес? Я перешлю. Водитель снова усмехнулся.
   - Мой адрес - "в пути",  - сказал он,  доставая бумажник.  - Но  ты
ведь  когда-нибудь можешь опять увидеть мое счастливое улыбающееся ли-
цо,  правда? Кто знает. Держи пятерку, дружище. - Он вручил купюру Эн-
ди, и тот вдруг заплакал - негромко, но заплакал.
   - Не надо, дружище, - ласково сказал водитель. Он легонько коснулся
шеи Энди. - Жизнь коротка, а боль длится долго, и мы все живем на этой
земле, чтобы помогать друг другу. Философия Джима Полсона из комикса в
сжатом виде. Береги маленькую незнакомку.
   - Обязательно,  - сказал Энди, вытирая глаза. Он положил пятидолла-
ровую бумажку в карман своего вельветового пиджака.
   - Чарли, малышка? Проснись! Осталось недолго.

                                * * *

   Тремя минутами  позже полусонная Чарли стояла на земле рядом с ним,
а он смотрел,  как Джим Полсон проехал вперед к  закрытому  ресторану,
развернулся и направился мимо них к автостраде. Энди поднял руку. Пол-
сон в ответ поднял свою.  Старый фургон марки "форд" с арабскими сказ-
ками по борту, джиннами, великими визирями и таинственным ковром-само-
летом. Будь счастлив в Калифорнии, парень, пожелал Энди, и они с Чарли
направились к мотелю "Грезы".
   - Ты подожди меня снаружи,  чтобы тебя не видели,  - сказал Энди. -
Хорошо?
   - Хорошо, папочка, - сказала она очень сонным голосом.
   Он оставил ее у вечнозеленого куста,  подошел к двери  и  позвонил.
Спустя примерно минуты две появился человек средних лет в банном хала-
те.  Протерев очки,  он открыл дверь и впустил Энди,  не произнеся  ни
слова.
   - Не могу ли я получить номер в конце левого крыла,  - сказал Энди.
- Я там припарковался.
   - В это время года можете снять западное крыло  целиком,  -  сказал
ночной портье и показал в улыбке полный рот желтых вставных зубов.  Он
дал Энди напечатанную анкету к ручку с рекламой  каких-то  товаров  на
ней.  Снаружи  проехала  машина,  свет ее фар сначала нарастал,  потом
уменьшился.
   Энди подписался в анкетке как Брюс Розелл. Брюс ехал на "веге" 1978
года,  нью-йоркской,  номерной  знак ЛМС-240.  Мгновение он смотрел на
графу ОРГАНИЗАЦИЯ/КОМПАНИЯ и  затем  по  какому-то  внезапному  наитию
(насколько  могла  позволить его разламывающаяся голова) написал "Объ-
единенная американская компания торговых автоматов".  И подчеркнул НА-
ЛИЧНЫМИ в графе о форме оплаты.

                                * * *

   Еще одна машина проехала мимо.
   Дежурный подписал анкету и убрал ее.
   - Итого семнадцать долларов и пятьдесят центов.
   - Не  возражаете  против мелочи?  - спросил Энди.  - У меня не было
возможности обменять в банке деньги,  а я таскаю с собой фунтов  двад-
цать мелочи. Не люблю ездить на вызовы по деревенским дорогам.
   - Мелочь тратится так же быстро. Не возражаю.
   - Спасибо.  - Энди полез в боковой карман, пальцами отстранил пяти-
долларовую бумажку и вытащил полную пригоршню четвертаков,  пятаков  и
десятицентовиков. Он сосчитал четырнадцать долларов, достал еще мелочи
и добавил до нужной суммы. Дежурный уложил монеты в аккуратные столби-
ки, потом смахнул их в нужные отделения кассового аппарата.
   - Знаете,  - сказал он, задвигая ящик и с надеждой глядя на Энди. -
Я скошу пять долларов со стоимости вашей комнаты, если вы почините ав-
томат по продаже сигарет. Он уже неделю не работает.
   Энди подошел к стоящему в углу автомату, сделал вид, что осматрива-
ет его, и затем вернулся.
   - Не наша марка, - сказал он.
   - О, черт. Ладно. Спокойной ночи, дружище. Лишнее одеяло найдете на
полке в шкафу, если понадобится.
   - Хорошо.
   Энди вышел.  Под ногами хрустел,  ужасающе громыхая в ушах, гравий.
Он подошел к вечнозеленому кустарнику, у которого оставил Чарли, но ее
там не было. - Чарли?
   Ответа не последовало. Он переложил ключ от номера на длинном зеле-
ном пластиковом шнурке из одной ладони в другую: обе мигом вспотели.
   - Чарли?
   Ответа по-прежнему  не было.  Он мысленно вернулся назад,  и теперь
ему казалось, что проезжавшая машина приостановилась, пока он заполнял
регистрационную карточку. Может, то была зеленая машина?!
   Сердце начало учащенно биться,  вгоняя в череп болевые импульсы. Он
пытался сообразить,  что же ему делать,  если Чарли тут нет, но думать
не мог. Очень болела голова. Он...
   Из глубины кустарника раздался низкий звук, храп. Звук такой знако-
мый.  Он бросился туда.  Галька так и вылетала из-под ботинок. Жесткие
вечнозеленые ветви царапали ноги и задирали полы его вельветового пид-
жака.
   Чарли лежала на боку по соседству с лужайкой перед мотелем, коленки
чуть  не у подбородка,  руки - между ними.  Спала глубоким сном.  Энди
постоял с закрытыми глазами какое-то мгновение и разбудил ее,  как  он
надеялся, в последний раз за ночь. Такую длинную, длинную ночь.
   Ее ресницы дрогнули, и она взглянула на него.
   - Папочка?  - спросила она невнятно,  все еще в полусне.  - Я ушла,
как ты сказал, чтобы меня не видели.
   - Знаю,  малышка,  - сказал он.  - Знаю,  что ушла.  Пойдем. Пойдем
спать.

                                * * *

   Через двадцать минут они лежали в широкой постели номера 16.  Чарли
спала, ровно дыша. Энди засыпал, лишь равномерный стук в голове не да-
вал уснуть. Да еще вопросы.
   Они в бегах уже около года. Представить такое почти невозможно, мо-
жет,  потому, что не всегда было похоже, что они скрываются, во всяком
случае  не в Порт-сити,  штат Пенсильвания.  В Порт-сити Чарли пошла в
школу.  Как можно считаться в бегах, если ты работаешь, а дочь ходит в
первый класс? Их чуть не схватили в Порт-сити, не потому что те оказа-
лись особенно прыткими (хотя и чертовски упорными, это здорово  пугало
Энди), а потому  что Энди совершил  роковую ошибку -  позволил себе на
время забыть, что они с дочкой - беглецы.
   Больше этого не случится.
   Как близко те?  Все еще в Нью-Йорке? Если бы можно было этому пове-
рить: они не записали номера такси, они все еще разыскивают его. Более
вероятно,  что они в Олбани, ползают по аэропорту, как червяки по куче
мясных отбросов. Гастингс Глен? Может, к утру. А может, и нет. Не нуж-
но, чтобы паранойя брала верх над здравым смыслом.
   Я ЗАСЛУЖИВАЮ ЭТОГО!  Я ЗАСЛУЖИВАЮ, ЧТОБЫ ЗА МНОЙ ГНАЛСЯ АВТОМОБИЛЬ.
Я ПОДОЖГЛА ТОГО ЧЕЛОВЕКА!
   Его собственный голос отвечал:  Могло быть и хуже.  Ты могла обжечь
его лицо.
   Голоса в комнате с привидениями.
   И еще ему пришло в голову.  Предполагается,  что он приехал на "ве-
ге". Наступит утро, и ночной портье не увидит "веги", припаркованной у
номера 16.  Подумает ли он просто, что человек из "Объединенной компа-
нии торговых автоматов" уехал? Или начнет выяснять? Энди сейчас ничего
поделать не может. Он полностью выжат.
   МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ,  ЧТО ОН КАКОЙ-ТО СТРАННЫЙ.  ВЫГЛЯДЕЛ БЛЕДНЫМ, БОЛЬ-
НЫМ.  ПЛАТИЛ МЕЛОЧЬЮ. СКАЗАЛ, ЧТО РАБОТАЕТ В КОМПАНИИ ТОРГОВЫХ АВТОМА-
ТОВ, ОДНАКО НЕ СМОГ ИСПРАВИТЬ СИГАРЕТНЫЙ АВТОМАТ В ВЕСТИБЮЛЕ.
   Голоса в комнате с привидениями.
   Он повернулся на бок,  прислушиваясь к медленному,  ровному дыханию
Чарли.  Он думал,  что они схватили ее, но она лишь забралась дальше в
кусты. Чтобы не видели. Чарлин Норма Макги, Чарли со времени... ну, со
всегда. Если они схватят тебя, Чарли, я не знаю, что сделаю.

                                * * *

   И еще один голос шестилетней давности,  голос Квинси, его соседа по
комнате в общежитии.
   Тогда Чарли был годик, и они, конечно же, знали, что она не обычный
ребенок.  Ей  исполнилась  всего одна неделя,  и Вики положила ее в их
кровать, потому что, когда ее оставили в детской кроватке, подушка на-
чала...  ну,  начала тлеть. В ту ночь они навсегда убрали ее кроватку,
не разговаривали друг с другом в страхе,  страхе таком огромном и  не-
объяснимом,  что невозможно было его высказать.  Подушка настолько ра-
зогрелась,  что обожгла ей щечку,  и она проплакала всю ночь, несмотря
на лекарство,  которое Энди нашел в медицинском шкафчике.  Ну и сумас-
шедший же дом был весь первый год,  сплошной бессонный страх. Мусорная
корзинка  загоралась,  когда опаздывали давать ей бутылочки с молоком;
однажды запылали занавески, и если бы Вики не было в комнате...
   В другой раз она упала с лестницы,  и это заставило  его  позвонить
Квинси.  Она тогда уже ползала и вполне могла,  опираясь на руки и ко-
ленки,  взбираться по ступенькам и таким же образом спускаться.  В тот
день Энди сидел с ней; Вики пошла с одной из подруг к "Сентерс" за по-
купками.  Она колебалась - идти ли. Энди пришлось чуть ли не выставить
ее  за  дверь.  В  последнее  время она выглядела чересчур замотанной,
слишком усталой.  В ее глазах было что-то такое,  что  напоминало  ему
рассказы времен войны об усталости после боя.
   Он читал в гостиной, около лестницы. Чарли ползала вверх и вниз. На
ступеньках сидел плюшевый медвежонок.  Отцу, конечно, следовало убрать
его, но каждый раз поднимаясь, Чарли обходила его, и Энди успокоился -
так же, как его потом убаюкала их нормальная жизнь в Порт-сити.
   Когда она спускалась в третий раз, то задела ножкой за медвежонка и
- бах, трах - слетела вниз, заревев от испуга и негодования. Ступеньки
были покрыты ковровой дорожкой. У Чарли не появилось ни малейшей цара-
пины - бог оберегает пьяниц и малых детей,  говаривал Квинси, - и Энди
впервые в тот день подумал о Квинси,  но он кинулся к ней,  поднял ее,
прижал к себе,  бормоча какую-то чепуху, пока осматривал ее, ища следы
крови или вывихнутый сустав, признак сотрясения. И...
   И вдруг он почувствовал,  как нечто пронеслось мимо - незримый, не-
вероятный сгусток смерти из головы дочери. Он ощутил его, словно дуно-
вение разогретого воздуха от быстро идущего поезда подземки  в  летнюю
пору, когда стоишь, может быть, чересчур близко к краю платформы. Мяг-
кое,  беззвучное движение теплого воздуха...  и затем игрушку  охватил
огонь. Медвежонок сделал больно Чарли - Чарли сделает больно медвежон-
ку.  Взвилось пламя,  и на какую-то долю секунды, пока он обугливался,
Энди сквозь марево огня увидел его черные глаза-пуговки, а огонь лизал
уже дорожку на ступеньках, где упал медвежонок.
   Энди опустил дочку на пол,  побежал за огнетушителем,  висевшим  на
стене рядом с телевизором. Они с Вики не обсуждали, на что способна их
дочь, - бывали времена, когда Энди хотел поговорить, но Вики не хотела
ничего слышать; она избегала этой темы с истерическим упорством, гово-
ря,  что ничего ненормального в Чарли нет, нет ничего ненормального, -
но в доме появились огнетушители - никто ничего не говорил и не обсуж-
дал. Они появились без обсуждений, почти с той же таинственностью, как
расцветают одуванчики на стыке весны и лета.  Они не обсуждали, на что
способна Чарли, но по всему дому висели огнетушители.
   Он схватил ближайший из них, ощущая сильный запах тлеющего ковра, и
ринулся к лестнице... И все же у него хватило времени вспомнить ту ис-
торию,  которую он прочитал, будучи ребенком. "Прекрасная жизнь" како-
го-то  парня по имени Джером Биксби;  она рассказывала о маленьком ре-
бенке, который поработил своих родителей с помощью своей сверхъестест-
венной силы, держа их в вечном страхе; это было нескончаемым кошмаром,
где за каждым углом подстерегала смерть,  и вы не знали...  не  знали,
когда приступ охватит ребенка.
   Чарли ревела, сидя на попке у нижней ступеньки.
   Энди  резко  повернул  ручку  огнетушителя  и  стал  поливать пеной
пламя,  заглушив  его.  Он   подхватил  медвежонка,  шерсть   которого
покрылась точками, пятнами, хлопьями пены, и снес его вниз.
   Ненавидя себя, но как-то интуитивно понимая, что сделать это нужно,
необходимо провести черту,  преподать урок, он почти что прижал медве-
жонка к испуганному, заплаканному лицу орущей Чарли. Ох ты, сукин сын,
думал в отчаянии он,  почему бы тебе не пойти в кухню,  не взять нож и
не сделать по порезу на каждой ее щеке?  Пометить ее таким образом?  И
его мысль заклинилась на этом.  Шрамы.  Да.  Именно это он должен сде-
лать. Выжечь шрам в ее душе.
   - Тебе нравится,  как выглядит медвежонок?  - заорал он. Медвежонок
почернел, и его тепло в руке было теплом остывающего куска угля. - Те-
бе нравится,  что он обожжен и ты не сможешь с ним больше играть, Чар-
ли?
   Чарли ревела благим матом, кожа ее покрылась красными и белыми пят-
нами, она всхлипывала сквозь слезы:
   - Пааааа! Медвежонок! Мой медве-е-жо...
   - Да, медвежонок, - сказал он сурово. - Он сгорел, Чарли. Ты сожгла
медвежонка. А раз ты сожгла медвежонка, ты можешь сжечь и мамочку. Па-
почку. Больше... никогда этого не делай! - Он наклонился к ней, не ка-
саясь ее. - Не делай этого, ПОТОМУ ЧТО ЭТО ПЛОХОЙ ПОСТУПОК.
   - Паааааааа...
   Какое еще наказание он мог придумать, чем еще напугать, чем внушить
ужас? Поднял ее, обнял, ходил с ней туда-сюда, пока - совсем нескоро -
ее рыдания не перешли во всхлипывания и сопение. Когда он посмотрел на
нее, она спала, прижавшись щекой к его плечу.
   Он положил ее на тахту, направился к телефону и позвонил Квинси.
   Квинси не хотел разговаривать. В том, 1975 году он служил в большой
авиастроительной  корпорации,  и  рождественские открытки,  которые он
каждый год посылал семье Макги,  сообщали, что работает он вице-прези-
дентом,  ответственным за душевное спокойствие персонала.  Когда у лю-
дей,  делающих самолеты, возникают проблемы, считается, что им следует
идти к Квинси. Квинси должен разрешить их проблемы - чувство отчужден-
ности, утраты веры в себя, может, просто чувство, что работа обесчело-
вечивает  их,  -  и,  вернувшись к конвейеру,  они не привернут винтик
вместо шпунтика и потому самолеты не будут разбиваться,  и планета бу-
дет спасена для демократии.  За это Квинси получал тридцать две тысячи
долларов в год, на семнадцать тысяч больше, чем Энди. "И мне ничуть не
совестно,  - писал он. - Считаю это не большой платой за то, что почти
в одиночку держу Америку на плаву".
   Таков был Квинси,  как всегда ироничный и скорый на  шутку.  Однако
ничего  ироничного  или  шутливого не было в их разговоре,  когда Энди
позвонил из Огайо,  а его дочка спала на тахте и запах сожженного мед-
вежонка и подпаленного ковра бил в нос.
   - Я кое-что слышал,  - сказал наконец Квинси, когда понял, что Энди
не отпустит его просто так.  - Иногда люди подслушивают  телефоны.  Мы
живем в эру Уотергейта.
   - Я боюсь,  - сказал Энди.  - Вики испугана. И Чарли испугана тоже.
Что ты слышал об этом, Квинси?
   - Некогда провели эксперимент, в котором участвовало двенадцать че-
ловек, - сказал Квинси. - Около шести лет назад. Помнишь?
   - Помню, - угрюмо сказал Энди.
   - Немногие  из двенадцати остались в живых.  Четверо,  как я слышал
последний раз. Двое поженились.
   - Да, - сказал Энди, почувствовав, как внутри нарастает ужас. Оста-
лось только четверо? О чем говорит Квинси?
   - Насколько я понимаю,  один из них может гнуть ключи и захлопывать
двери,  не прикасаясь к ним.  - Голос Квинси,  слабый, прошедний через
две  тысячи миль по телефонному кабелю,  через соединительные подстан-
ции, через ретрансляционные пункты и телефонные узлы в Неваде, Айдахо,
Колорадо, Айове, через миллион точек, где можно его подслушать.
   - Правда, - сказал Энди, пытаясь говорить спокойно. И подумал о Ви-
ки,  которая иногда включала радио или выключала телевизор, не подходя
к ним; Вики, очевидно, даже не сознавала, что делает такое.
   - Да,  правда,  - звучал голос Квинси.  - Он - как бы это сказать -
документально подтвержденный факт.  У него болит голова, если он часто
экспериментирует,  но он может делать подобные вещи.  Его держат в ма-
ленькой комнате с дверью, которую он не может открыть, и замком, кото-
рый не может согнуть.  Они проводят над ним опыты.  Он гнет ключи.  Он
запирает дверь. И, насколько я понимаю, он почти безумен.
   - О... боже... - едва слышно произнес Энди.
   - Он участвует в усилиях во имя мира, так что ничего страшного, ес-
ли он сойдет с ума, - продолжал Квинси. - Он сойдет с ума, чтобы двес-
ти двадцать миллионов американцев оставались в безопасности, свободны-
ми. Понимаешь?
   - Да, - прошептал Энди.
   - Что сказать о тех двоих, которые поженились? Ничего Насколько из-
вестно,  они мирно живут в каком-то тихом  средне  американском  штате
вроде Огайо. Возможно, их ежегодно проверяют: не сгибают ли они ключи,
не закрывают ли двери,  не прикасаясь к ним,  не демонстрируют ли  ма-
ленькие психологические трюки на местном Карнавале в пользу страдающих
мускульной дистрофией. Хорошо, что эти люди не могут делать ничего по-
добного, правда, Энди?
   Энди закрыл  глаза  и  вдохнул запах сгоревшей ткани.  Иногда Чарли
открывала дверцу холодильника,  заглядывала туда и отползала.  А  если
Вики в этот момент гладила,  стоило ей взглянуть на дверцу - и та сама
закрывалась,  притом Вики не понимала, что делает нечто необычное. Так
случалось  иногда.  Иногда так не получалось:  ей приходилось оставить
глажку и закрывать дверцу холодильника самой (или выключать радио, или
включать  телевизор).  Вики не могла сгибать ключи,  или читать мысли,
или висеть в воздухе,  или поджигать предметы, или предсказывать буду-
щее.  Иногда она могла закрыть дверь, находясь в другом конце комнаты,
- это был верх ее возможностей.  Иногда после подобных  действий  Энди
замечал, что она жалуется на головную боль или боли в животе, но он не
знал, была ли это непосредственная реакция или какое-то глухое предос-
тережение со стороны ее подсознания.  Во время месячных ее способности
немного возрастали.  Но они были такими незначительными и  проявлялись
так редко,  что Энди считал их нормальными.  Что же касается его само-
го... ну, он мог мысленно подталкивать людей. Какого-то названия этому
не существовало; вероятно, ближе всего подходит самогипноз. Часто при-
бегать к этому он не мог - начинала болеть голова.  Большую часть вре-
мени  он совершенно забывал о своей необычности,  а по сути не был уже
нормальным после того дня в комнате 70 в Джейсон Гирни Холле.
   Он закрыл глаза и на темном фоне под веками увидел похожее на запя-
тую пятно и несуществующие слова COR OSUM.
   - Да,  это хорошо,  - продолжал Квинси, словно Энди согласился. - А
то они могут поместить их в две маленькие комнатки,  где они будут  не
разгибая спины работать во имя безопасности и свободы двухсот двадцати
миллионов американцев.
   - Это хорошо, - согласился Энди.
   - Что касается тех двенадцати человек,  - сказал Квинси, - они, мо-
жет,  дали тем двенадцати лекарство, действие которого сами не предви-
дели.  Может быть,  кто-то - некий сумасшедший доктор - намеренно ввел
их в заблуждение. Или, может, он думал, что вводит их в заблуждение, а
на самом деле они руководили им. Не имеет значения.
   - Не имеет.
   - В итоге тем двенадцати дали это снадобье,  и оно,  возможно, нес-
колько изменило их хромосомы.  А может, сильно изменило. Да кто знает?
Может,  двое из них поженились, решили завести ребеночка и, может, ре-
беночек приобрел нечто большее, чем ее глаза и его рот. Не заинтересу-
ет ли тех этот ребенок?
   - Думаю,  заинтересует, - сказал Энди, напуганный до такой степени,
что ему трудно было говорить.  Он уже решил, что не скажет Вики о раз-
говоре с Квинси.
   - Представь - берешь лимон,  он замечателен,  и берешь пирожное ме-
ренгу,  тоже замечательное,  но, если смешать их, получится... блюдо с
совершенно новым вкусом.  Уверен,  им хотелось бы посмотреть,  на  что
способен этот ребенок. Они только хотели бы заполучить его, посадить в
маленькую комнату и посмотреть,  не поможет ли он сохранить демократию
на планете.  И,  пожалуй,  это все,  что я хотел сказать, старина, вот
только еще... НЕ ВОЗНИКАЙ!

                                * * *

   Голоса в комнате, полной привидений.
   НЕ ВОЗНИКАЙ.
   Он повернул голову на подушке и посмотрел на Чарли, она крепко спа-
ла. ЧАРЛИ, ДИТЯ, ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ? КУДА ДЕТЬСЯ, ЧТОБЫ НАС ОСТАВИЛИ В ПО-
КОЕ? ЧЕМ ВСЕ КОНЧИТСЯ?
   Ответа на вопросы не было.
   Наконец он уснул,  а в это время неподалеку в темноте сновала зеле-
ная  машина  все  еще в надежде найти крупного широкоплечего мужчину в
вельветовом пиджаке и маленькую девочку со светлыми волосами в красных
брючках и зеленой блузке.

ЛОНГМОНТ, ВИРДЖИНИЯ: КОНТОРА

   Два красивых  дома,  в стиле американского Юга,  стояли друг против
друга на длинной волнистой зеленой лужайке,  которую  пересекали  нес-
колько  изящно  изгибавшихся велосипедных дорожек и засыпанный гравием
двухполосный подъездной путь,  шедший изза холма  от  главной  дороги.
Вблизи одного из этих домов находился большой сарай, выкрашенный в яр-
ко-красный цвет с безупречно белой окантовкой.  Около второго - конюш-
ня, тоже красная с белой окантовкой. Здесь содержались лошади из числа
лучших на Юге.  Между сараем и конюшней отражал небо мелкий  пруд  для
уток.
   Первые владельцы этих двух домов в 1860-х годах отправились на вой-
ну,  где были убиты.  Все наследники обоих семейств уже умерли. В 1954
году  оба владения стали единой государственной собственностью.  Здесь
разместилась Контора.
   В девять часов десять минут солнечным октябрьским днем  -  назавтра
после  отъезда Энди и Чарли из Нью-Йорка в Олбани на такси - в направ-
лении одного из домов ехал на велосипеде пожилой человек с добродушны-
ми блестящими глазами, в шерстяной английской спортивной кепке. Позади
него за вторым бугром находился контрольный  пункт,  пропустивший  его
лишь  после проверки электронной системой отпечатка его большого паль-
ца.  Пропускной пункт располагался за двойным рядом колючей проволоки.
На внешнем ряду высотой в семь футов через каждые шестьдесят футов ви-
сели плакаты с надписью:  "ОСТОРОЖНО!  ГОСУДАРСТВЕННАЯ  СОБСТВЕННОСТЬ!
ЧЕРЕЗ  ЭТУ  ОГРАДУ  ПРОПУЩЕН  ТОК НИЗКОГО НАПРЯЖЕНИЯ!" Днем напряжение
действительно было низким. Ночью же собственный генератор поднимал его
до смертельных цифр, и каждое утро команда из пяти охранников объезжа-
ла ограду на маленьких электрических карах, подбирая обугленных кроли-
ков,  кротов,  птиц,  сурков,  изредка скунсов,  издававших немыслимую
вонь, а то и лося. Дважды зажаренными оказались люди. Расстояние между
внешним и внутренним рядами колючей проволоки составляло десять футов.
Днем и ночью по этому проходу бегали сторожевые собаки,  доберманы. Их
научили держаться в стороне от смертельно опасной проволоки. На каждом
углу всего этого сооружения возвышались сторожевые вышки,  построенные
из  теса  и выкрашенные в тот же ярко-красный цвет с белой окантовкой.
На них дежурили часовые,  умевшие обращаться с различным  смертоносным
оружием. Вся территория просматривалась телекамерами, и передававшиеся
ими изображения постоянно проверялись компьютером.  Заведение Лонгмонт
охранялось надежно.
   Пожилой человек крутил педали с улыбкой, обращенной к тем, мимо ко-
го проезжал.  Лысый старик в бейсбольной кепке  прогуливал  тонконогую
кобылицу. Он поднял руку:
   - Привет, Кэп! Какой чудный день!
   - Лучше не бывает, - согласился человек на велосипеде. - Желаю доб-
ра, Генри.
   Он подъехал к фасаду дома,  стоящего севернее,  слез с  велосипеда,
поставил  его  на упор,  глубоко втянул мягкий утренний воздух и бодро
поднялся по широким ступеням крыльца между широкими дорическими колон-
нами.
   Открыв дверь, он вошел в просторный вестибюль. За столом сидела мо-
лодая рыжеволосая женщина,  перед ней лежала книга со  статистическими
выкладками.  Одной  рукой  она придерживала страницу,  которую читала,
другая находилась в верхнем ящике стола, слегка касаясь "Смит-Вессона"
38-го калибра.
   - Доброе утро, Джози, - сказал пожилой человек.
   - Привет, Кэп. Немного опоздали? - Симпатичным девицам такое сходит
с рук; сиди за столом Дуэйн, он ей не спустил бы. Кэп не был сторонни-
ком женской эмансипации.
   - У меня,  дорогая,  заедает передача. - Он вставил большой палец в
соответствующее отверстие шкафчика:  что-то заурчало, на столе у Джози
замигал, а затем остался гореть зеленый свет. - Веди себя хорошо.
   - Постараюсь,  - игриво ответила она и сдвинула колени.  Кэп громко
засмеялся и прошел через холл. Она посмотрела на него, в мгновенье по-
думав,  не  следовало ли сказать ему,  что минут двадцать назад пришел
этот противный Уэнлесс. Сам скоро узнает, решила она и вздохнула. Сто-
ит поговорить с таким старым стариком,  как Уэнлесс, и начало хорошего
дня испорчено. И еще дна подумала, что человеку вроде Кэпа, занимающе-
му такое ответственное положение, должны доставаться не только сладкие
вершки, но и горькие корешки.

                                * * *

   Кабинет Кэпа располагался в дальней половине дома.  Из широкого эр-
кера  открывался  восхитительный  вид на лужайку позади дома,  сарай и
утиный прудок,  частично скрытый за большой ольхой. Посередине лужайки
на  минитракторе-косилке восседал Рич Маккион.  Какое-то мгновение Кэп
смотрел на него,  заложив руки за спину,  затем двинулся к кофеварке в
углу,  налил себе немного кофе в кружку с надписью "USN", добавил туда
сухих сливок, сел и нажал на кнопку переговорного устройства.
   - Привет, Рэйчел, - сказал он.
   - Привет, Кэп. Доктор Уэнлесс...
   - Так и знал,  - сказал Кэп. - Знал. Я почуял, что эта старая шлюха
здесь, едва вошел.
   - Сказать ему, что вы сегодня заняты?
   - Ничего  не говорите,  - тщательно сказал Кэп.  - Пусть проведет в
желтой комнате все это прекрасное утро.  Если он не решит уйти  домой,
я, может, и приму его перед ленчем.
   - Хорошо, сэр.
   Проблема решена, по крайней мере для Рэйчел, подумал Кэп с мимолет-
ным чувством неприязни.  Уэнлесс явно не был ее проблемой. Суть дела в
том,  что Уэн есс становится все более обременительным,  исчерпав свои
возможности приносить пользу и оказывать влияние.  Что ж,  всегда есть
лагерь Мауи. Есть и Рэйнберд.
   При этом  Кэп  внутренне содрогнулся...  а его не так-то легко было
вогнать в дрожь.
   Он опять нажал клавишу переговорного устройства.
   - Я снова хочу получить досье Макги,  Рэйчел. А в десять тридцать я
еще раз хочу поговорить с Элом Стейновицем. Если Уэнлесс не уйдет, по-
ка я переговорю с Элом, можете послать его ко мне.
   - Очень хорошо, Кэп.
   Он откинулся в кресле, соединив кончики пальцев, и бросил взгляд на
портрет Джорджа Паттона на противоположной стене.  Паттон стоял выпря-
мившись на верхнем люке танка,  словно он считал себя герцогом  Уэйном
или кем-то еще.
   - Жить нелегко,  если не умеешь расслабиться,  - сказал он портрету
Паттона и отхлебнул кофе.

                                * * *

   Через десять минут Рэйчел ввезла досье  на  бесшумной  библиотечной
тележке.  Оно состояло из шести папок документов,  сообщений и четырех
папок с фотографиями.  Там же были записи телефонных разговоров. Теле-
фон Макги прослушивался с 1978 года. - Спасибо, Рэйчел.
   - Пожалуйста. Мистер Стейновиц будет здесь в десять тридцать.
   - Разумеется, будет. Уэнлесс еще не умер?
   - Боюсь,  что нет,  - сказала она улыбаясь. - Он просто сидит там и
наблюдает, как Генри прогуливает лошадей. - Терзает свои чертовы сига-
реты?
   Рэйчел, словно школьница, прикрыла рот рукой, хихикнула и кивнула:
   - Обработал уже половину пачки.
   Кэп что-то проворчал. Рэйчел вышла, а он занялся досье. Сколько раз
он листал его за последние одиннадцать месяцев? Десять? Двадцать? Суть
его он знал почти наизусть. И, если Эл прав, он получит двух оставших-
ся Макги и посадит их под замок к концу недели.  Эта мысль вызвала ка-
кое-то острое щекочущее чувство.
   Он начал перелистывать досье Макги,  то вытаскивая наугад лист,  то
прочитав какой-нибудь абзац. Это был его метод восстанавливать в памя-
ти положение дел. Его мозг был как бы выключен, но подсознание работа-
ло на высоких оборотах.  Сейчас ему нужны не детали,  необходимо охва-
тить взором все дело целиком. Как говорят бейсболисты, нужно найти би-
ту.
   Вот докладная самого Уэнлесса,  Уэнлесса более молодого  (увы,  все
они тогда были моложе),  датированная 12 сентября 1968 года.  Внимание
Кэпа привлекла часть абзаца:
       ...громадное  значение  в  продолжающемся  изучении управляемых
    парапсихических явлений.  Дальнейшие опыты  на животных  пользы не
    принесут (см. на обороте п.  1) и, как я подчеркивал  на совещании
    нынешним  летом,  опыты   на  заключенных  или   других  людях   с
    отклонениями  могут  повести  к  серьезным последствиям, если "лот
    шесть" обладает,  хотя бы  отчасти, предполагаемой  силой действия
    (см. на обороте п. 2). Поэтому я вновь рекомендую...
   Ты вновь рекомендуешь,  чтобы мы продолжали вливать его в контроль-
ные  группы  студентов,  имея наготове план действий в случае неудачи,
думал Кэп.  В те времена Уэнлесс не напускал никакого тумана. Действи-
тельно никакого.  Его девиз в те времена: полный вперед, а отставших -
к черту.  Двенадцать человек подверглись опыту.  Двое умерли:  один во
время опыта и девушка вскоре после.  Двое сошли с ума, получив тяжелые
увечья, - один ослеп, другого разбил паралич на нервной почве, оба на-
ходятся в лагере Мауи, где и пробудут до конца своей жалкой жизни. Ос-
талось восемь. Один из них погиб в автомобильной катастрофе в 1972 го-
ду:  почти  наверняка это была не катастрофа,  а самоубийство.  Другой
прыгнул с крыши почти в Кливленде в 1973 году - никаких сомнений отно-
сительно него не было,  - оставив записку,  что "не может больше выно-
сить картин,  возникающих у него в голове".  Полиция Кливленда вынесла
заключение, что это результат ведущей к самоубийству депрессии и пара-
нойи.  Кэп и Контора пришли к выводу,  что это  результат  воздействия
"лот шесть". Итак, оставалось шестеро.
   Позднее, между  1974  и 1977 годами,  трое покончили самоубийством,
тем самым доведя общую цифру явных самоубийств до четырех,  а может, и
до пяти.  Можно сказать,  половина класса. Все четверо, несомненно по-
кончивших с собой,  казались нормальными до того момента, как прибегли
к  револьверу,  веревке или прыгнули с большой высоты.  Но кто скажет,
через что они прошли? Кто действительно знал это?
   В итоге осталось трое.  Начиная с 1977 года, когда основательно за-
бытый эксперимент, связанный с "лот шесть", опять внезапно стал горячо
обсуждаться,  за Джеймсом Ричардсоном,  ныне живущим в  Лос-Анджелесе,
установили постоянное скрытое наблюдение.  В 1969 году он участвовал в
эксперименте с "лот шесть" и во время действия этого препарата демонс-
трировал тот же потрясающий набор способностей, что и остальные: теле-
кинез, передачу мыслей и - возможно, самое интересное явление из всех,
по крайней мере с точки зрения Конторы, - мысленное внушение.
   Но, как и другие, по мере прекращения действия препарата Джеймс Ри-
чардсон утратил эти способности.  Собеседования,  проведенные в  1971,
1973 и 1975 годах, ничего не показали. Даже Уэнлесс не мог не признать
этого, а ведь он был фанатически уверен в препарате "лот шесть". Выбо-
рочные  данные  компьютера  (они стали гораздо менее выборочными после
того,  как началась история с Макги) постоянно показывали, что Ричард-
сон ни сознательно, ни неосознанно не обладает силой психического вну-
шения.  Он окончил колледж в 1971 году,  перебрался на  Запад,  сменив
несколько  низших руководящих должностей - без всякого мысленного вну-
шения,  и теперь работал в "Телемайн корпорейшн".  И вообще он гнусный
гомик. Кэп вздохнул.
   Они продолжали  наблюдать за Ричардсоном,  но Кэп был убежден,  что
тут они потерпели полное фиаско.  Оставались двое - Энди Макги  и  его
жена.  Их  неожиданный брак не остался незамеченным Конторой и Уэнлес-
сом,  последний начал бомбардировать начальство докладными,  предлагая
внимательно наблюдать за любым отпрыском этого брака, - можно сказать,
начал считать цыплят, не дождавшись осени, - не однажды Кэпа подмывало
сказать Уэнлессу,  что,  по их сведениями,  Энди Макги стерилизовался.
Тогда этот старый сукин сын заткнулся бы. К тому времени Уэнлесс схло-
потал  инсульт и стал бесполезен,  совсем пустое место,  сплошное неу-
добство.
   С "лот шесть" провели лишь один эксперимент.  Результаты его оказа-
лись такими катастрофическими,  что все покрыли тайной - большой, неп-
роницаемой...  и весьма дорогостоящей.  Сверху поступил приказ устано-
вить  на  неопределенное  время  мораторий на дальнейшие эксперименты.
Уэнлессу представилась возможность повопить, подумал Кэп... И он дейс-
твительно вопил. Однако не было никаких признаков, что русские или ка-
кая-то другая мировая держава интересуются психическими эффектами  ле-
карств,  и высшее военное начальство решило: несмотря на некоторые по-
ложительные результаты, "лот шесть" ничего не дает. Рассматривая отда-
ленные результаты,  один из ученых, работавших над этой идеей, сравнил
ее с установкой реактивного мотора на старом "форде".  Да,  он  мчался
как  ветер...  пока не натыкался на первое же препятствие.  "Дайте нам
еще десять тысяч лет эволюции,  - говорил этот тип,  - и мы попытаемся
снова".
   Часть проблемы  состояла  в следующем:  когда в результате вливания
препарата парапсихические силы находились в зените, подопытные сходили
с  ума.  Управлять  этим процессом было невозможно.  С другой стороны,
высшее начальство чуть ли не в штаны накладывало. Скрыть гибель агента
или  даже  случайного свидетеля операции - это одно.  Скрыть же смерть
студента,  у которого инфаркт, исчезновение двух других, истерию и па-
ранойю у третьих - совсем другое дело. У всех есть друзья и сокурсники
даже при том,  что одно из условий отбора лиц для проведения  опыта  -
минимальное количество близких родственников.  Цена и риск - огромные.
Чтобы замолчать это дело, потребовалось семьсот тысяч долларов из сек-
ретного фонда и ликвидация по крайней мере одного человека - крестного
отца того парня, который вырвал себе глаза. Этот крестный никак не хо-
тел  успокоиться.  Он норовил добраться до сути.  В итоге единственное
место,  куда он добрался, - дно Балтиморского канала, где, очевидно, и
пребывает до сих пор с двумя цементными блоками, привязанными к остат-
кам ног.
   И все же во многом - чертовски во многом - это  было  дело  случая,
дело случая.
   В итоге эксперимент "лот шесть" положили в долгий ящик, однако еже-
годно выделяя на него ассигнования.
   Деньги шли на периодическое наблюдение за  оставшимися  в  живых  в
случае, если выяснится что-то новое: какая-то закономерность.
   Наконец она выявилась.
   Кэп перелистал  папку  с фотографиями и нашел черно-белый глянцевый
снимок,  восемь на двенадцать, с изображением девочки. Ее фотографиро-
вали три года назад, когда ей было четыре года и она ходила в бесплат-
ный детский сад в Гаррисоне. Снимок был сделан с помощью телеобъектива
из-за дверцы хлебного фургона, затем увеличен и скадрирован так, чтобы
убрать играющих мальчишек и девчонок и  выделить  портрет  улыбающейся
малютки с торчащими косичками и скакалкой в руках.
   Кэп некоторое  время  умиленно смотрел на снимок.  У Уэнлесса после
инсульта появился страх.  Уэнлесс решил, что девчушку надо бы ликвиди-
ровать. И хотя Уэнлесс ныне не у дел, внутри организации нашлись люди,
согласившиеся с ним.  Однако Кэп очень надеялся,  что до этого дело не
дойдет.  У  него  у самого было трое внучат,  двое - в возрасте Чарлин
Макги.
   Конечно, им придется отнять девочку у отца. Возможно, навсегда. Его
же,  конечно,  после того,  как он сыграет свою роль,  почти наверняка
ликвидируют. Почти наверняка... Было четверть одиннадцатого. Он позво-
нил Рэйчел:
   - Эл Стейновиц еще не появился?
   - Только что прибыл, сэр.
   - Очень хорошо. Пришлите его ко мне, пожалуйста.

                                * * *

   - Я хочу, Эл, чтобы вы лично довели операцию до конца.
   - Понял, Кэп.
   Элберт Стейновиц  - маленький человечек с бледно-желтоватым лицом и
иссиня-черными волосами; в молодые годы его иногда принимали за актера
Виктора Джори.  Кэп сталкивался по работе со Стейновицем на протяжении
почти восьми лет - они оба пришли сюда из военно-морского  флота.  Ему
всегда  казалось,  что  Эл вот-вот ляжет в больницу и больше не выйдет
оттуда. Эл курил всегда и везде, но здесь это не разрешалось. Он ходил
медленным, величественным шагом, придававшим ему какое-то странное по-
добие достоинства,  а достоинство всегда связано в представлении людей
с мужественностью. Кэп, видевший все медицинские карты агентов Первого
отдела, знал, что величественная поступь Элберта - липа; он страдал от
геморроя и уже дважды делал операцию,  от третьей отказался: она могла
окончиться свищом до конца жизни.  Его величественная  походка  всегда
напоминала Кэпу сказку о русалке,  хотевшей стать женщиной,  и о цене,
которую она заплатила за то,  что вместо рыбьего хвоста получила ноги.
Кэп предполагал, что ее шаг, вероятно, тоже был величественным.
   - Когда сможете быть в Олбани? - спросил он Эла.
   - Через час после отъезда отсюда.
   - Хорошо. Я вас не задержу. Как там дела? Элберт зажал свои малень-
кие желтоватые руки между коленями.
   - Нам помогает полиция штата. Все дороги, ведущие из Олбани, перек-
рыты.  Пикеты  установлены по концентрическим окружностям с аэропортом
Олбани в центре. Радиус - тридцать пять миль.
   - Вы исходите из того, что они не поймали попутку.
   - Приходится,  - сказал Элберт. - Если же их кто-то подобрал и увез
за двести миль или больше, то нам, конечно, придется начинать все сна-
чала. Но я уверен, что они внутри этого круга.
   - Да?  Почему же,  Элберт?  - Кэп подался вперед.  Элберт Стейновиц
был,  без сомнения, лучшим агентом в Конторе, если не считать Рэйнбер-
да:  умен,  с прекрасно развитой интуицией и - если требовало  дело  -
безжалостен.
   - Отчасти интуиция,  - сказал Элберт.  - Отчасти данные, полученные
от компьютера,  в который мы заложили все,  что знали о трех последних
годах жизни Эндрю Макги. Мы запросили у машины сведения о любых ситуа-
циях, какие могут возникнуть, исходя из его предполагаемых особых спо-
собностей.
   - У него они есть,  Эл, - мягко произнес Кэп. - Вот почему эта опе-
рация так чертовски деликатна.
   - Да,  они есть,  - сказал Эл.  - Но данные компьютера  наводят  на
мысль,  что  его возможности пользоваться ими чрезвычайно ограниченны.
Если он прибегает к ним слишком активно, то заболевает.
   - Правильно. На это мы и рассчитываем.
   - Он занимался вполне легальным делом в Нью-Йорке,  чем-то  похожим
на группы Дейла Карнеги.
   Кэп кивнул.  "Поверь в себя" - курс, предназначенный в основном для
застенчивых администраторов.  Он давал ему и девочке средства на кусок
хлеба с маслом, не более.
   - Мы  опросили его последнюю группу,  - сказал Элберт Стейновиц.  -
Шестнадцать человек; они платили за обучение двумя отдельными взносами
-  сто долларов при поступлении,  сто по ходу занятий,  если результат
был очевиден. Конечно же, он был очевиден.
   Кэп кивнул.  Способности Макги очень подходили для того, чтобы все-
лять  в  людей  уверенность.  Он буквально ВТАЛКИВАЛ в них эту уверен-
ность.
   - Мы заложили в компьютер их ответы на несколько ключевых вопросов.
Вопросы  были  такие:  появлялась  ли у вас вера в себя и в результаты
курса "Поверь в себя" в какие-то  конкретные  моменты?  Можете  ли  вы
вспомнить рабочие дни сразу после посещения занятий на курсе, когда вы
чувствовали себя так, словно в вас вселился тигр? Были ли вы...
   - Чувствовали себя словно тигр?  - повторил Кэп. - Боже, вы спраши-
вали их, чувствовали ли они себя тиграми?
   - Слово нам подсказал компьютер.
   - Хорошо, продолжайте.
   - Третий  ключевой  вопрос:  добились ли вы каких-нибудь конкретных
успехов в работе после прохождения курса "Поверь в себя"? На этот воп-
рос  они  все могли ответить объективно и точно:  люди склонны помнить
день,  когда они получили надбавку к жалованью или босс похлопал их по
плечу. Они отвечали охотно. Мне показалось это даже немного страшнова-
тым,  Кэп.  Он действительно выполнял свое  обещание.  Одиннадцать  из
шестнадцати получили повышение,  обратите внимание - одиннадцать. Трое
из оставшихся пятерых работают в таких  местах,  где  повышают  крайне
редко.
   - Никто не оспаривает способности Макги, - сказал Кэп. - Уже не ос-
паривает.
   - Хорошо.  Продолжим.  Курс был шестинедельный. Используя ответы на
наши  вопросы,  компьютер указал четыре ключевые даты...  то есть дни,
когда  Макги,  вероятно,  добавлял   к   обычным   хи-хип-ура-вы-може-
те-это-сделать-если-постараетесь  довольно  сильный  мысленный  посыл.
Этими датами были семнадцатое августа,  первое сентября, девятнадцатое
сентября... и четвертое октября.
   - И что это доказывает?
   - Ну,  он мысленно обработал прошлой ночью того водителя такси. Об-
работал здорово. Этот парень до сих пор не опомнился. Мы полагаем, что
Энди Макги выдохся.  Болен. Может, даже не в состоянии двигаться. - Эл
в упор посмотрел на Кэпа.  - Компьютер показал нам двадцать шесть про-
центов вероятности его смерти.
   - Что?
   - Ну, так уже бывало. Он выкладывался до такой степени, что заболе-
вал. Эти посылы наносят какой-то ущерб его мозгу... Бог его знает, ка-
кой.  Вероятно, происходят точечные кровоизлияния. Все это может прог-
рессировать.  По подсчету компьютера, чуть выше одного из четырех шан-
сов,  что он умер либо от инфаркта,  либо,  что более вероятно, от ин-
сульта.
   - Ему пришлось расходовать свою энергию до того,  как он ее восста-
новил, - сказал Кэп.
   Элберт кивнул  и  вынул из кармана какой-то предмет - в конверте из
гибкого прозрачного пластика.  Он передал его  Кэпу,  тот  взглянул  и
возвратил.
   - Ну, и что это значит? - спросил он.
   - Не очень много,  - сказал Эл, задумчиво глядя на купюру в пласти-
ковом конверте.  - Только то, что этим Макги расплатился за поездку на
такси.
   - Он доехал до Олбани из Нью-Йорка за один доллар,  а?  - Кэп снова
взял купюру и посмотрел на нее уже  с  интересом.  -  Плата  наверняка
должна была равняться... что за черт! - Он уронил купюру в пластике на
стол, словно обжегшись, и сидел, моргая глазами.
   - Вы тоже, да? - сказал Эл. - Видели?
   - Боже,  не пойму,  что я видел, - сказал Кэп и потянулся к керами-
ческой коробочке, где держал таблетки от изжоги. - На какое-то мгнове-
ние она и мне показалась не похожей на однодолларовую бумажку.
   - А теперь похожа?
   Кэп уставился на купюру.
   - Конечно,  похожа.  Это же Джордж,  все...  Боже! - Он откинулся в
кресле с такой силой, что чуть не стукнулся головой о панельную обшив-
ку стены,  посмотрел на Эла.  - Лицо... как будто на мгновение измени-
лось, надел очки, что ли. Это трюк?
   - Чертовски классный трюк, - сказал Эл, забирая назад купюру. - Мне
тоже привиделось, хотя это больше не повторяется. Наверное, приглядел-
ся...  хотя убей меня бог,  если знаю, как. Конечно, какая-то дурацкая
галлюцинация. Я даже не узнал лицо. Это Бен Франклин.
   - Вы взяли ее у водителя такси? - спросил Кэп, завороженно глядя на
купюру  в надежде вновь увидеть смену картинки.  Но там был все тот же
Джордж Вашингтон. Эл засмеялся.
   - Да,  - сказал он. - Мы взяли купюру и выписали ему чек на пятьде-
сят долларов. Ему действительно повезло.
   - Почему?
   - Бен Франклин не на пятисотдолларовой бумажке, а на сотенной. Оче-
видно, Макги не знал.
   - Дайте-ка взглянуть снова.
   Эл протянул долларовую купюру Кэпу,  и тот  минуты  две  пристально
вглядывался в нее.  Когда он уже собирался отдать ее, она на миг снова
будто изменилась,  стала другой.  Но по крайней мере на сей раз он был
уверен, что все это произошло у него в голове, а не в купюре... на ку-
пюре или где-то там еще.
   - Скажу вам больше,  - сказал Кэп. - Не уверен, что Франклин на ку-
пюре в очках.  Иначе говоря, это... - Он замолчал, не зная, как закон-
чить свою мысль. В голову пришло нечто чертовски сверхъестественное, и
он отбросил его.
   - Да,  - сказал Эл.  - Что бы это ни было, оно постепенно исчезает.
Сегодня утром я показал ее, вероятно, шестерым. Двоим показалось, буд-
то мелькнуло что-то,  но совсем не то, что видели водитель и девица, с
которой он живет.
   - Так вы считаете, что его посыл был слишком сильным?
   - Да. Он вряд ли в состоянии двигаться после этого. Они могли пере-
ночевать  в лесу или в каком-то отдаленном мотеле.  Могли проникнуть в
один из дачных домиков округи.  Думаю,  они где-то рядом и мы захватим
их без особого труда.
   - Сколько людей нужно для этого?
   - Людей  достаточно,  - сказал Эл.  - С учетом полиции штата в этом
семейном пикнике участвует более семисот человек. В боевой готовности.
Они обойдут все дома,  постучатся в каждую дверь. Мы уже проверили все
отели и мотели в близлежащем к Олбани районе -  более  сорока.  Теперь
прочесываем соседние городки.  Мужчина и девочка... их видно, как вол-
дырь на большом пальце. Поймаем. Или одну девочку, если он умер. - Эл-
берт встал. - Мне пора. Хотелось бы присутствовать при завершении опе-
рации.
   - Конечно. Доставьте их мне, Эл.
   - Обязательно, - сказал Элберт и направился к двери.
   - Элберт?
   Он повернулся - маленький человек с нездоровым желтым лицом.
   - Кто же на самом деле на пятисотенной?  Вы это  проверили?  Элберт
Стейновиц улыбнулся.
   - Маккинли, - сказал он. - Его убили.
   Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь и оставив Кэпа погружен-
ным в раздумье.

                                * * *

   Через десять минут Кэп снова нажал на кнопку переговорного устройс-
тва.
   - Рэйчел, Рэйнберг уже вернулся из Венеции?
   - Еще вчера,  - сказала Рэйчел,  и Кэпу показалось,  что он услышал
неприязнь даже в тщательно отработанном тоне секретарши-при-боссе.
   - Он здесь или на Сэнибеле? - Контора имела свой дом отдыха на ост-
рове Сэнибел во Флориде. Пауза - Рэйчел сверялась с компьютером.
   - В Лонгмонте, Кэп. С восемнадцати ноль-ноль вчера. Наверное, отсы-
пается после полета.
   - Пусть кто-нибудь его разбудит,  - сказал Кэп. - Я хотел бы видеть
его после Уэнлесса... если, конечно, Уэнлесс все еще здесь?
   - Пятнадцать минут назад был.
   - Хорошо... Пускай Рэйнберд придет в двенадцать.
   - Да, слушаю, сэр.
   - Вы хорошая девушка, Рэйчел.
   - Спасибо, сэр, - слышно было, что она тронута. Кэпу она нравилась,
очень нравилась.
   - Пожалуйста, Рэйчел, пришлите доктора Уэнлесса. Он откинулся, сце-
пил руки перед собой и подумал: грехи мои тяжкие.
   Доктора Джозефа Уэнлесса сразил инсульт в тот самый день, когда Ри-
чард Никсон объявил об уходе с поста президента,  - 8 августа 1974 го-
да.  Это было кровоизлияние в мозг средней тяжести, от которого ему не
суждено было оправиться окончательно физически, а также и в умственном
отношении, считал Кэп. Именно после удара он стал постоянно и навязчи-
во интересоваться экспериментом с "лот шесть" и его последствиями.
   Он вошел в комнату,  опираясь на палку,  свет из окна скользнул  по
его круглым очкам без оправы и мутно отразился в них.  Левая рука была
скрючена.  Левый уголок рта был опущен,  будто в постоянной  леденящей
усмешке.
   Рэйчел из-за  плеча Уэнлесса сочувственно взглянула на Кэпа,  и тот
кивнул ей, что она может идти. Девушка ушла, тихо закрыв дверь.
   - А вот и добрый доктор, - без тени юмора сказал Кэп.
   - Как развиваются события? - спросил Уэнлесс, садясь и крякнув.
   - Секрет,  - сказал Кэп. - Вам это известно, Джо. Чем могу быть по-
лезен сегодня?
   - Наблюдал тут возню, - сказал Уэнлесс, не обратив внимания на воп-
рос Кэпа. - Что еще оставалось делать, пока я бил баклуши все утро.
   - Вы пришли, предварительно не договорившись о встрече...
   - Вы считаете, что они у вас почти в руках, - сказал Уэнлесс. - За-
чем иначе тут этот мясник Стейновиц?  Ну, может, так оно и есть. Может
быть. Но вы же и раньше так считали, правда?
   - Что вам нужно,  Джо?  - Кэп не любил напоминаний о прошлых прова-
лах. Однажды они почти поймали девчонку. Участвовавшие в операции люди
нетрудоспособны до сих пор и,  вероятно,  останутся таковыми до  конца
своих дней.
   - Что мне всегда нужно? - спросил Уэнлесс, согнувшись и опираясь на
палку.  О боже, подумал Кэп, опять этот старый дурак будет разглаголь-
ствовать.  - Зачем я остался жить?  Чтобы убедить вас ликвидировать их
обоих.  Ликвидировать Джеймса Ричардсона.  Ликвидировать тех,  в Мауи.
Ликвидировать полностью,  капитан Холлистер. Покончить с ними. Стереть
с лица земли. Кэп вздохнул.
   Уэнлесс скрюченной рукой показал в сторону тележки и сказал:
   - Вы, смотрю, снова листаете досье.
   - Я помню его почти наизусть,  - сказал Кэп и чуть улыбнулся.  "Лот
шесть"  набил  ему оскомину за весь прошедший год.  Последние два года
этот препарат был постоянной темой обсуждений.  Так что, пожалуй, Уэн-
лесс не единственный здесь человек с навязчивой идеей.
   ВСЯ РАЗНИЦА В ТОМ,  ЧТО МНЕ ЗА ТО ПЛАТЯТ. А ДЛЯ УЭНЛЕССА ЭТО ХОББИ.
И ОПАСНОЕ ХОББИ.
   - Вот читаете досье,  а урок из него извлечь не  хотите,  -  сказал
Уэнлесс. - Дайте же мне возможность еще раз обратить вас на путь исти-
ны, капитан Холлистер.
   Кэп начал было протестовать,  но вовремя вспомнил о  предстоящем  в
полдень визите Рэйнберда,  и выражение его лица смягчилось, стало спо-
койным, даже понимающим.
   - Хорошо, - сказал он, - валяйте.
   - Вы считаете, что я сумасшедший, да? Чокнутый.
   - Вы это сказали, не я.
   - Напоминаю: я первый предложил программу испытаний с кислотой ДЛТ.
   - Иногда я сожалею, что вы это сделали, - сказал Кэп. Когда он зак-
рывал глаза,  ему отчетливо представлялся первый доклад Уэнлесса,  его
предложения на двухстах страницах по поводу препарата,  известного как
ДЛТ,  а  среди работавших над ним специалистов как "активатор",  впос-
ледствии как "лот шесть". Предшественник Кэпа дал добро первоначальной
идее;  этот  джентльмен был похоронен шесть лет назад на Арлингтонском
кладбище со всеми воинскими почестями.
   - Я лишь хочу сказать,  что к моему мнению  стоит  прислушаться,  -
сказал  Уэнлесс.  Нынче  утром он произносил слова устало,  медленно и
невнятно.  Когда говорил,  перекошенный в усмешке рот с левой  стороны
был неподвижен.
   - Слушаю, - сказал Кэп.
   - Насколько мне известно,  я единственный психолог и врач, которого
вы вообще выслушиваете.  Ваши люди ослеплены одной идеей и только  ею:
какое значение этот человек и его девочка могут иметь для безопасности
Америки...  и, возможно, для последующего баланса сил в мире. Анализи-
руя поведение этого Макги,  можно сказать, что он своего рода БЛАГОЖЕ-
ЛАТЕЛЬНЫЙ РАСПУТИН. ОН СПОСОБЕН...
   Уэнлесс продолжал что-то говорить, но Кэп временно отключился. Бла-
гожелательный  Распутин,  думал  он.  Как ни парадоксально звучала эта
фраза,  она ему понравилась.  Его заинтересовало,  как отреагировал бы
Уэнлесс,  если ему сказать,  что,  согласно подсчету компьютера,  один
шанс к четырем,  что Макги, покидая Нью-Йорк, ликвидировал себя. Веро-
ятно,  был  бы вне себя от радости.  А если бы он показал Уэнлессу эту
странную купюру? Его, возможно, хватил бы еще один удар, подумал Кэп и
прикрыл рот рукой, чтобы спрятать улыбку.
   - Больше всего меня беспокоит девчонка, - говорил Уэнлесс в двенад-
цатый?  тринадцатый?  пятидесятый? раз. - Макги и Томлинсон женятся...
один шанс из тысячи. Это нужно было предотвратить во что бы то ни ста-
ло. И кто мог предположить...
   - Тогда вы все выступали за это,  - сказал Кэп и добавил сухо: - Не
сомневаюсь, что вы согласились бы стать посаженным отцом невесты, если
бы вас в то время об этом попросили.
   - Никто не предполагал,  - пробормотал Уэнлесс. - Лишь инсульт зас-
тавил  меня прозреть.  "Лот шесть" не что иное как синтетическая копия
секрета гипофиза,  в конце концов...  чрезвычайно  сильный  болеутоли-
тель-галлюциноген,  действия которого мы тогда не понимали, как не по-
нимаем и сейчас.  Мы знаем - или по крайней мере на  девяносто  девять
процентов  уверены,  -  что естественный аналог этого состава каким-то
образом способствует периодическим проявлениям парапсихических способ-
ностей,  их  время от времени демонстрируют все человеческие существа.
Набор этих проявлений удивительно широк:  предвидение, телекинез, мыс-
ленное  внушение,  вспышки сверхчеловеческой силы,  временный контроль
над симпатической нервной системой. Знаете ли вы, что гипофиз внезапно
становится сверхактивным при всех экспериментах с биологической обрат-
ной связью?
   Кэп знал.  Уэнлесс говорил ему это тысячу раз. Но отвечать нужды не
было;  нынешним утром красноречие Уэнлесса расцвело вовсю. И Кэп готов
был слушать...  в последний раз.  Пусть старик подержится за биту. Для
Уэнлесса это последний матч.
   - Да,  правда, - ответил Уэнлесс самому себе. - Он активен при био-
логической обратной связи, он активен в состоянии глубокого сна, и лю-
ди с поврежденным гипофизом редко спят нормально.  Люди с поврежденным
гипофизом очень часто подвергаются риску опухолей на мозге и лейкемии.
Это - гипофиз, капитан Холлистер. Если говорить об эволюции, старейшая
эндокринная железа в человеческом организме.  В подростковом  возрасте
она  выделяет  в  кровяной ток свой секрет в количестве,  во много раз
превосходящем собственный вес.  Это чрезвычайно важная железа, чрезвы-
чайно таинственная железа.  Если бы я верил в существование человечес-
кой души,  капитан Холлистер, я бы сказал, что она находится в гипофи-
зе.
   Кэп ухмыльнулся.
   - Мы это знаем,  - сказал Уэнлесс,  - и знаем,  что "лот шесть" ка-
ким-то образом изменил физическое строение гипофиза лиц, участвовавших
в  эксперименте.   Даже  вашего   так  называемого   "тихого"  Джеймса
Ричардсона. Чрезвычайно  важно: из  способностей девочки  мы можем это
вывести, что он каким-то  образом изменяет и хромосомную  структуру...
и что изменения в гипофизе могут привести к подлинной мутации.
   - Ей был передан Х-фактор.
   - Нет,  - сказал Уэнлесс. - Это одна из многих вещей, которые вы не
можете  понять,  капитан Холлистер.  Эндрю Макти стал Х-фактором после
эксперимента.  Виктория Томлинсон стала У-фактором - она тоже  измени-
лась, но не в такой степени, как ее муж. У этой женщины появилась сла-
бая телекинетическая способность.  У мужчины возникли среднего  уровня
способности подчинять психику других.  Девочка, однако... Девочка, ка-
питан Холлистер... Что она? По-настоящему мы не знаем. Она - Z-фактор.
   - Мы намереваемся это узнать, - мягко сказал Кэп. Теперь оба уголка
рта Уэнлесса кривились в презрительной усмешке.
   - Вы намереваетесь узнать, - повторил он. - Да, если будете настой-
чивы,  то,  конечно,  сможете... вы слепые, одержимые болваны. - Он на
мгновение  закрыл  глаза и прикрыл их рукой.  Кэп спокойно наблюдал за
ним. Уэнлесс сказал:
   - Одно вы уже знаете. Она зажигает огонь.
   - Да.
   - Вы предполагаете,  что она унаследовала телекинетическую  энергию
матери. Во всяком случае, вы это сильно подозреваете.
   - Да.
   - Когда она была совсем маленьким ребенком, то вовсе не могла конт-
ролировать эти... эти таланты - не найду лучшего слова.
   - Маленький ребенок не в состоянии контролировать собственный моче-
вой пузырь, - сказал Кэп, прибегая к одному из примеров, содержавшихся
в досье. - Но когда ребенок вырастает...
   - Да,  да, я знаком с подобной аналогией. Но и с более взрослым ре-
бенком могут происходить неожиданности.
   Кэп ответил, улыбаясь:
   - Мы собираемся держать ее в комнате с огнеупорными стенами.
   - В камере.
   Кэп сказал, все еще улыбаясь:
   - Если это вам больше нравится.
   - Я  предлагаю  вам такой вывод,  - сказал Уэнлесс.  - Она не любит
пользоваться своей способностью. Она напугана, и этот страх был внушен
ей  вполне  сознательно.  Я приведу аналогичный пример.  Ребенок моего
брата.  В доме были спички. Фредди хотелось играть с ними. Зажигать, а
затем гасить.  "Здорово, здорово", - говорил он. Брат решил выработать
стереотип поведения.  Запугать ребенка так, чтобы он никогда больше не
играл со спичками.  Он сказал ему, что головки спичек из серы и от них
его зубы сгниют и выпадут.  Что смотреть на горящие  спички  нельзя  -
можно ослепнуть.  И,  наконец, он мгновение подержал ладонь Фредди над
зажженной спичкой и обжег ее.
   - Ваш брат, - пробормотал Кэп, - просто настоящий гений.
   - Лучше небольшое красное пятно на руке мальчика, чем ребенок в па-
лате для обожженных,  весь во влажных повязках, с ожогами третьей сте-
пени на большей части кожи, - сказал Уэнлесс угрюмо.
   - Лучше убирать спички от детей.
   - А вы можете убрать от Чарлин Макги ее спички? - спросил Уэнлесс.
   Кэп медленно кивнул:
   - В этом есть кое-какой резон, но...
   - Спросите себя,  капитан Холлистер:  как тяжело пришлось  Эндрю  и
Виктории Макги, когда их ребенок был совсем крошкой? Опоздали с молоч-
ной бутылочкой. Ребенок плачет. Одновременно один из игрушечных зверь-
ков прямо там,  в кроватке рядом с ней вспыхивает дымным пламенем. Ис-
пачкана пеленка. Детка плачет. Через мгновение грязное белье в корзине
загорается.  У вас есть отчеты, капитан Холлистер; вы знаете, что было
в том доме.  Огнетушитель и индикатор дыма в каждой комнате. А однажды
загорелись ее собственные волосы,  капитан Холлистер; родители вошли к
ней в комнату и увидели,  что она стоит в своей кроватке и  плачет,  а
волосы горят.
   - Да,  - сказал Кэп,  - это,  должно быть,  заставляло их чертовски
нервничать.
   - Понимаете,  - сказал Уэнлесс,  - они учили ее не только проситься
на горшок, они учили ее еще на зажигать огонь.
   - Противопожарные учения, - задумчиво произнес Кэп.
   - А это означает, что, как мой брат у своего сына Фредди, они выра-
ботали у нее стереотип поведения.  Вы привели  эту  аналогию,  капитан
Холлистер,  так  давайте  рассмотрим ее на минуточку.  Что такое учить
проситься на горшок?  Выработать привычку - просто и ясно.  - Внезапно
голос старика взвился до невероятно высокого, дрожащего дисканта, стал
голосом женщины,  бранящей ребенка. Кэп наблюдал со смесью удивления и
отвращения.
   - Ты паршивая девчонка! - кричал Уэнлесс. - Посмотри, что наделала!
Нехорошо,  детка,  видишь,  как противно?  Нехорошо делать в штанишки!
Разве взрослые делают в свои штанишки? Делай в горшочек, детка, в гор-
шочек.
   - Прошу вас... - страдальчески произнес Кэп.
   - Так создается стереотип поведения,  - сказал Уэнлесс.  -  Обучить
личному  туалету - значит обратить внимание ребенка на его собственные
отправления таким образом,  чтобы он увидел,  сравнивая  с  поведением
других, что именно плохо в его поступке. Вы можете спросить, насколько
прочно укореняется этот комплекс в ребенке?  Тот же вопрос задал  себе
Ричард Дэмон из Вашингтонского университета и для выяснения его провел
эксперимент. Он объявил о наборе пятидесяти добровольцев среди студен-
тов. Накачал их содовой водой и молоком, пока им всем стало невмоготу.
Спустя какое-то время он сказал им,  что он их отпустит, если они сде-
лают... в штаны.
   - Отвратительно,  - сказал громко Кэп, чувствуя подступающую тошно-
ту. - Это не опыт, а упражнение в дегенеративности.
   - Видите, насколько стереотип поведения укоренен в вашей психике, -
тихо сказал Уэнлесс.  - Вам не казалось это отвратительным,  когда вам
было двадцать месяцев.  Тогда,  если вам хотелось опростаться,  вы это
делали.  Вы могли описаться на коленях у отца,  если сидели там, а вам
приспичило.  Суть эксперимента Дэмона,  капитан Холлистер,  состояла в
том, что большинство из них сделать в штаны просто не могли. Они пони-
мали,  что обычные нормы поведения там неприменимы, по крайней мере на
время эксперимента; каждый находился в отдельном помещении вроде обыч-
ной уборной...  но целых восемьдесят восемь процентов из них просто не
могли этого сделать.  Вне зависимости от того, насколько сильно им хо-
телось,  поведенческий комплекс,  внушенный  им  родителями,  оказался
сильнее.
   - Ничего  тут нет,  кроме простого любопытства,  - отрывисто сказал
Кэп.
   - Нет, это не любопытство. Я хочу, чтобы вы продумали аналогию меж-
ду  обучением проситься и противопожарным обучением...  и одну сущест-
венную разницу,  которая состоит в качественном скачке между необходи-
мостью совершать первое и второе. Если ребенок слишком медленно учится
правильно совершать туалет, каковы последствия этого? Небольшие непри-
ятности.  В его комнате пахнет, если ее не проветривать. Мамаша прико-
вана к стиральной машине.  Приходится вызывать людей для чистки ковра,
когда обучение все же закончено, и - самое худшее - у ребенка возника-
ет постоянный зуд,  а это может случиться только,  если у  него  очень
чувствительная кожа или если мамаша не следит за ним.  Однако последс-
твия для ребенка, который может зажигать...
   Глаза его блестели. Левый угол рта усмехался.
   - Я высоко оцениваю Макти как родителей,  - сказал Уэнлесс.  -  Ка-
ким-то образом им удалось внушить ей, как вести себя с огнем. Насколь-
ко понимаю, им пришлось начинать воспитание задолго до того, как роди-
тели обычно начинают обучение личной гигиене; может, даже до того, как
она начала ползать.  "Детка,  нельзя!  Детка сделала себе больно! Нет,
нет, нет! Плохая девочка! Пло-хая девочка!"
   Но ваш компьютер предполагает,  что она преодолевает свой комплекс,
капитан Холлистер.  Для этого у нее все условия.  Она дитя, и комплекс
еще не затвердел в ней как цемент.  К тому же с ней отец! Понимаете ли
вы значение этого простого факта?  Нет, не понимаете. Отец для нее ав-
торитет.  Он держит в руках все психические нити каждого физиологичес-
кого отправления девочкиребенка;  за каждым из них,  словно  невидимая
фигура за ширмой, стоит его авторитет. Для девочки-ребенка он как Мои-
сей;  законы - это его законы, которые она должна выполнять, хотя и не
знает,  откуда они взялись. Он, вероятно, единственный человек на зем-
ле, который может освободить ее от этой тяжести. Наши комплексы, капи-
тан Холлистер, всегда приносят нам самые большие муки и душевные стра-
дания, когда те, кто наделил нас ими, умирают и уже недоступны для ди-
алога... и сострадания.
   Кэп взглянул  на часы и увидел,  что Уэнлесс находится у него почти
сорок минут. А казалось, не один час.
   - Вы уже заканчиваете? У меня другая встреча...
   - Когда комплексы исчезают, они исчезают подобно плотинам, прорвав-
шимся  после  тропического ливня,  - спокойно сказал Уэнлесс.  - У нас
есть одна любвеобильная девица девятнадцати лет.  У нее позади - целая
куча любовников. До семнадцати была девственницей. Ее отец, священник,
постоянно твердил ей, девочке, что секс в замужестве - неизбежное зло,
что секс вне замужества - ад и проклятие,  что секс и есть яблоко пер-
вородного греха.  Когда такой комплекс исчезает,  он  исчезает  словно
прорвавшаяся плотина.  Сначала появляется одна-другая трещина, малень-
кие незаметные струйки... А судя по данным вашего компьютера, мы нахо-
димся  с  нашей девочкой именно в такой ситуации.  Есть предположение,
что она по просьбе отца использовала свои  способности,  чтобы  помочь
ему.  А затем плотина внезапно рушится,  выплескивая миллионы галлонов
воды,  уничтожая все на своем пути,  топя  всех  встречных-поперечных,
навсегда изменяя ландшафт!
   Квакающий голос  Уэнлесса поднялся от обычного негромкого говора до
хриплого стариковского крика - но он звучал скорее жалобно,  чем вели-
чественно.
   - Послушайте, - сказал он Кэпу. - Выслушайте меня хоть раз. Сбрось-
те с глаз шоры.  Сам по себе этот человек не опасен.  У него небольшая
сила,  так, игрушка, пустяк. И он это понимает. Он не мог с ее помощью
заработать миллион долларов.  Он не правит странами и народами. Он ис-
пользовал  ее,  помогая застенчивым администраторам приобрести уверен-
ность. Он не может пользоваться своей способностью часто или с пользой
для себя...  Какой-то внутренний психологический фактор мешает ему. Но
девочка невероятно опасна.  Она вместе  со  своим  папочкой  спасается
бегством ради сохранения жизни.  Она очень напугана. Он также напуган,
что и его делает опасным. Не самого по себе, а потому что вы заставля-
ете его изменять привычный стереотип поведения девочки. Вы заставляете
его учить ее заново оценить ту силу,  которой она обладает,  заставить
ее использовать эту силу. Уэнлесс тяжело дышал.
   Доигрывая сценарий - конец уже был виден, - Кэп спокойно спросил:
   - Что вы предлагаете?
   - Его  нужно  уничтожить.  Быстро.  Прежде  чем он сможет разрушить
комплекс,  который они с женой укоренили в этой девочке. Я считаю, что
она тоже должна быть уничтожена. В случае если ущерб уже нанесен.
   - Она же, в конце концов, маленькая девочка, Уэнлесс. Да, она может
зажигать огонь.  Мы называем это пирокинезом.  Вы же представляете все
это как армагед дон.
   - Может,  им  дело и кончится,  - сказал Уэнлесс.  - Не допускайте,
чтобы ее малый  возраст  и  маленький  рост  заставили  вас  забыть  о
зет-факторе...  а  именно это вы и делаете.  А если предположить,  что
разжигание огня - только верхушка айсберга? Ей семь. Когда Джону Миль-
тону было семь, он, вероятно, хватал уголек и с трудом пытался вывести
свое имя,  чтобы мамочка и папочка могли его прочитать.  Он был ребен-
ком. Джон Мильтон вырос и написал "Потерянный рай".
   - Ни черта не понимаю, что вы плетете? - отрубил Кэц.
   - Я говорю о потенциале уничтожения.  Я говорю о способности,  свя-
занной с гипофизом,  железой,  которая в ребенке возраста Чарлин Макги
практически дремлет. Что будет, когда девочка превратится в подростка?
Железа проснется и за двадцать месяцев станет самой мощной силой в че-
ловеческом организме, повелевая всем - от внезапного появления первич-
ных и вторичных половых признаков до увеличения количества зрительного
пурпура в глазу.  Представьте себе ребенка, способного вызвать ядерный
взрыв одним усилием воли!
   - Такого бреда я никогда не слышал.
   - Да? Тогда разрешите мне от бреда перейти к полному безумию, капи-
тан Холлистер.  Предположим, в эту девочку, которя где-то прячется се-
годня,  заложена некая сила,  спящая до поры до времени,  но способная
однажды расколоть нашу планету надвое, словно фарфоровую тарелку в ти-
ре?
   Они в молчании Посмотрели друг на друга.  Внезапно раздался  сигнал
переговорного устройства.
   Через мгновение Кэп наклонился к нему и нажал на кнопку:
   - Да,  Рэйчел?  -  Черт его побери,  если старик пусть на минуту не
убедил его. Уэнлесс похож на мрачного черного ворона, и это - еще одна
причина, почему Кэп не любил его. Сам он был жизнелюбцем и если кого и
выносил, так это пессимистов.
   - Звонят по кодирующему телефону,  - сказала Рэйчел.  -  Из  района
операции.
   - Хорошо, дорогая. Спасибо. Пусть подождут минутки две, хорошо?
   - Да, сэр.
   Он откинулся в кресле:
   - Я вынужден прервать нашу беседу, доктор Уэнлесс. Можете быть уве-
рены, я самым внимательным образом продумаю все, что вы сказали.
   - Продумаете?  - спросил Уэнлесс. Застывший угол его рта, казалось,
цинично ухмылялся.
   - Да.
   Уэнлесс сказал:
   - Девочка... Макги... и этот парень Ричардсон... последние три эле-
мента нерешаемого уравнения,  капитан Холлистер. Сотрите их. Действуй-
те. Девочка очень опасна.
   - Я продумаю все, что вы сказали, - повторил Кэп.
   - Сделайте это. - Уэнлесс, опираясь на палку, с трудом начал подни-
маться. Это заняло довольно много времени. Наконец он встал.
   - Приближается зима, - сказал он Кэпу. - Старые кости ноют.
   - Вы останетесь на ночь в Лонгмонте?
   - Нет, в Вашингтоне.
   Кэп поколебался, а затем сказал:
   - Остановитесь в "Мэйфлауэр".  Мне,  может, понадобится связаться с
вами.
   В глазах старика что-то промелькнуло - благодарность?  Да, конечно,
благодарность.
   - Очень хорошо, капитан Холлистер, - сказал он и проковылял, опира-
ясь на палку,  к двери - старик, который когда-то открыл ящик Пандорры
и теперь хотел расстрелять все,  вылетевшее из него, вместо того чтобы
пустить в дело.
   Когда дверь  за ним закрылась,  Кэп с облегчением вздохнул и поднял
трубку кодирующего телефона.
   - Кто говорит?
   - Орв Джеймисон, сэр.
   - Поймали их, Джеймисон?
   - Еще нет, сэр, но мы обнаружили кое-что интересное в аэропорту.
   - Что же?
   - Все телефонные автоматы пусты. В некоторых из них на полу мы наш-
ли лишь несколько четвертаков и десятицентовиков.
   - Взломаны?
   - Нет,  сэр. Почему и звоню вам. Они не взломаны, а просто пусты. В
телефонной компании рвут и мечут.
   - Хорошо, Джеймисон.
   - Все это ускоряет дело.  Мы полагаем,  что отец, возможно, оставил
девчонку на улице и зарегистрировался в отеле только сам. Как бы то ни
было, теперь мы будем искать парня, расплатившегося одной мелочью.
   - Если они в мотеле, а не спрятались в каком-нибудь летнем лагере.
   - Да, сэр.
   - Продолжайте, О'Джей.
   - Слушаюсь,  сэр.  Спасибо. - В голосе Орвила прозвучала глупая ра-
дость от того, что Кэп помнил его прозвище.
   Кэп повесил трубку.  Минут пять он сидел, закрыв глаза и размышляя.
Мягкий осенний свет освещал кабинет, согревая его. Затем он нагнулся и
снова вызвал Рэйчел.
   - Джон Рэйнберд здесь?
   - Да, здесь, сэр.
   - Дайте  мне еще пяток минут,  а затем пришлите его ко мне.  Я хочу
поговорить с Норвилом Бэйтсом в районе операции. Он там за главного до
прибытия Эла.
   - Хорошо,  сэр,  - сказала Рэйчел с некоторым сомнением в голосе. -
Придется говорить по открытой линии. Связь по переносному радиотелефо-
ну. Не очень...
   - Ничего, ничего, - нетерпеливо сказал он. Прошло две минуты. Голос
Бэйтса слышался издалека и проходил с шумами. Он был неплохим работни-
ком  - не очень одарен воображением,  но упорен.  Именно такой человек
нужен Кэпу для осады крепости до приезда Элберта  Стейновица.  Наконец
Норвил  на линии и сообщает,  что они начинают прочесывать близлежащие
города - Оквилл, Тремонт, Мессалонсет, Гастингс Глен, Лутон.
   - Хорошо,  Норвил, порядок, - сказал Кэп. Он думал о словах Уэнлес-
са:  ВЫ ЗАСТАВЛЯЕТЕ ЕГО МЕНЯТЬ СТЕРЕОТИП И ЗАНОВО ОБУЧАТЬ ДЕВОЧКУ.  Он
обдумывал сообщение Джеймисона о пустых телефонах.  Макги этого не де-
лал. Сделала девочка. И потом, будучи на взводе, подожгла ботинки сол-
дату,  возможно,  случайно. Уэнлесс был бы доволен, знай он, что Кэп в
итоге собирался воспользоваться половиной его советов - нынешним утром
старый козел был на удивление красноречив.
   - Ситуация изменилась,  - сказал Кэп.  -  Мы  должны  ликвидировать
большого парня. Полная ликвидация. Понимаете?
   - Полная  ликвидация,  -  невозмутимо повторил Норвил.  - Слушаюсь,
сэр.
   - Прекрасно,  Норвил,  - уже мягко сказал Кэп.  Он положил трубку и
стал ждать прихода Джона Рэйнберда.
   Через секунду дверь открылась, и он явился, очень большой и еще бо-
лее отвратительный. Этот полуиндеец вел себя настолько тихо, что, сидя
за  столом,  читая или отвечая на письма,  можно было не почувствовать
присутствия в комнате постороннего. Кэп знал, насколько это редкое ка-
чество. Большинство людей ощущает присутствие кого-то другого: Уэнлесс
однажды назвал эту способность не шестым чувством, а вторым видением -
ощущением,  порождаемым  какими-то  неизмеримо  малыми  токами от пяти
обычных чувств.  Но Рэйнберд был неощутим.  Ни одно из тончайших чувс-
твительных волоконцев даже не шелохнется.  Однажды за рюмкой портвейна
в гостиной у Кэпа Эл Стейновиц сказал странную вещь:  "Он единственный
человек из всех встречавшихся мне, который при ходьбе не колеблет воз-
дух".  И Кэп был рад,  что Рэйнберд на их стороне, он был единственным
из всех встречавшихся,  на сей раз не Элу, а ему самому, кого он боял-
ся.
   Рэйнберд - тролль,  чудовище,  великан-людоед в облике человека. Он
не добирал всего лишь двух дюймов до семи футов и зачесывал свои блес-
тящие черные волосы в короткий хвост на  затылке.  Десять  лет  назад,
когда он во второй раз был во Вьетнаме, прямо перед ним взорвалась ми-
на,  и теперь его лицо являло собой ужасное зрелище шрамов и исполосо-
ванной кожи. Левого глаза не было. На его месте - впадина. Он не делал
пластической операции и не вставлял искусственный  глаз,  потому  что,
говорил он,  в местах счастливой охоты на том свете его попросят пока-
зать боевые раны.  Когда он говорил подобные вещи, было неясно, верить
ему или нет;  неясно, говорит он серьезно или по каким-то причинам ду-
рачит вас.
   Все эти годы Рэйнберд был на редкость хорошим агентом:  отчасти по-
тому, что меньше всего он походил на агента, а главным образом оттого,
что за маской из голого мяса скрывался живой, жестокий, ясный ум. Сво-
бодно  говорил на четырех языках и понимал еще три.  Занимался русским
по ускоренному методу. Голос его был низким, музыкальным голосом обра-
зованного человека.
   - Добрый день, Кэп.
   - Уже полдень? - удивленно спросил Кэп.
   Рэйнберд улыбнулся, демонстрируя ряд прекрасных белых зубов - зубов
акулы, подумал Кэп.
   - С четырнадцатью минутами, - сказал он. - Я отхватил эти электрон-
ные часы "Сейко" на черном рынке в Венеции. Потрясающе. Маленькие чер-
ные цифирки постоянно меняются. Праздник техники. Я иногда думаю, Кэп,
что мы воевали во Вьетнаме не во имя победы, а для демонстрации дости-
жений техники.  Мы сражались там во имя производства дешевых электрон-
ных часов,  игры в пинг-понг через подключение в телевизор, карманного
калькулятора. Я смотрю на свои часы по ночам. Они сообщают, что секун-
да за секундой приближаюсь я к смерти. А это хорошо.
   - Садитесь,  старина,  -  сказал Кэп.  - Как всегда при разговоре с
Рэйнбердом, во рту у него было сухо и приходилось удерживать руки, ко-
торые  норовили сплестись и сцепиться на полированной поверхности сто-
ла.  И это притом,  что,  как он считал,  Рэйнберду он нравился - если
можно сказать, что ему вообще кто-нибудь нравился.
   Рэйнберд сел. На нем были старые джинсы и выцветшая рубашка.
   - Как Венеция? - спросил Кэп.
   - Тонет, - ответил Рэйнберд.
   - У меня для вас есть работа,  если захотите.  Небольшая,  но может
повести к заданию, которое вы сочтете гораздо интереснее.
   - Говорите.
   - Сугубо добровольно, - настаивал Кэп. - Вы ведь все еще на отдыхе.
   - Говорите,  - мягко повторил Рэйнберд, и Кэп ввел его в курс дела.
Он  провел  с  Рэйнбердом всего пятнадцать минут,  а показалось - час.
Когда этот громила вышел,  Кэп облегченно вздохнул. Уэнлесс и Рэйнберд
в одно утро - такое вышибет из седла на целый день.  Но утро миновало,
многое сделано, и кто знает, что будет к вечеру? Он позвонил Рэйчел.
   - Слушаю, Кэп?
   - Я не пойду в кафетерий,  дорогая.  Принесите мне, пожалуйста, че-
го-нибудь сюда. Неважно что. Что-нибудь. Спасибо. Рэйчел.
   Наконец-то один.  Трубка  кодирующего телефона покоилась на пузатом
аппарате,  начиненном микросхемами,  микропроцессорами и бог знает чем
еще.  Когда телефон зазвонит,  это будет Элберт или Норвил, они скажут
ему,  что в штате Нью-Йорк все кончено  -  девочка  схвачена,  отец  -
мертв. Хорошая новость.
   Кэп снова закрыл глаза.  Мысли и фразы проплывали в голове,  словно
большие ленивые воздушные змеи. Мысленное внушение.
   Здешние умники говорят об огромных  его  возможностях.  Представьте
себе человека,  подобного Макги,  поблизости от какогонибудь государс-
твенного деятеля. Скажем, рядом с этим "розовым" Тедом Кеннеди, предс-
тавьте,  как  он низким,  неотразимо убедительным голосом подсказывает
ему,  что лучший выход - самоубийство. Представьте, такой человек ока-
зывает влияние на руководителей различных подпольных групп.  Жаль, что
нужно расстаться с ним. Но... что удалось однажды, можно повторить.
   Девочка. Слова Уэнлесса:  "СИЛА,  СПОСОБНАЯ ОДНАЖДЫ РАСКОЛОТЬ  НАШУ
ПЛАНЕТУ  НАДВОЕ,  СЛОВНО  ФАРФОРОВУЮ  ТАРЕЛКУ В ТИРЕ..." - разумеется,
смешны. Уэнлесс спятил, как мальчишка в рассказе Д. Г. Лоуренса, умев-
ший  отгадывать  победителей на лошадиных бегах.  "Лот шесть" оказался
для Уэнлесса сильнодействующей кислотой,  она проела огромные  зияющие
дыры в его здравом смысле.  Чарли - всего лишь маленькая девочка, а не
орудие судного дня. Им придется повозиться с ней, по крайней мере пока
не удастся установить,  что она такое,  и решить, чем она может стать.
Одного этого достаточно,  чтобы вернуться к программе  испытаний  "лот
шесть".  Если  девочку  можно  будет  убедить направить силы на пользу
стране, тем лучше.
   Тем будет лучше, думал Кэп.
   Кодирующий телефон внезапно издал длинный, резкий звук.
   У Кэпа забилось сердце, он схватил трубку.

                   ПРОИСШЕСТВИЕ НА ФЕРМЕ МЭНДЕРСА

   Пока Кэп обсуждал будущее Чарли Макги с Элом Стейновицем в Лонгмон-
те,  она сидела,  зевая и потягиваясь,  на краю кровати в шестнадцатом
номере мотеля "Грезы".  Яркое утреннее солнце бросало с безупречно го-
лубого осеннего неба в окно косые лучи. При дневном свете все казалось
лучше и веселее.
   Она посмотрела на папочку,  лежащего бесформенной массой под  одея-
лом. Торчал лишь клок волос.  Она улыбнулась. Он всегда делал  для нее
все, что мог. Если они были голодны, он только надкусывал единственное
яблоко и отдавал ей. Когда  бодрствовал, он всегда делал для  нее все,
что мог.
   Но когда спал, он натягивал на себя все одеяла.
   Она пошла в ванную,  стянула трусики, включила душ,  попользовалась
туалетом,  пока  нагревалась  вода,  и  затем вошла в душевую кабинку.
Ударила горячая вода, и она, улыбаясь, зажмурилась. Ничего в мире  нет
прекраснее первой минуты под горячим душем.
   (ТЫ ПЛОХО СЕБЯ ВЕЛА МИНУВШЕЙ НОЧЬЮ)
   Она нахмурила брови.
   (НЕТ, ПАПОЧКА СКАЗАЛ, НЕТ)
   (ЗАЖГЛА БОТИНКИ ТОГО ПАРНЯ, ПЛОХАЯ ДЕВОЧКА, ОЧЕНЬ ПЛОХАЯ, ТЕБЕ НРА-
ВИТСЯ, ЧТО МЕДВЕЖОНОК ВЕСЬ ОБУГЛИЛСЯ?)
   Она нахмурилась еще больше.  К беспокойству теперь добавились страх
и стыд. Образ ее Мишки полностью никогда даже не возникал; он находил-
ся где-то в глубине сознания,  и,  как это часто  случалось,  ее  вина
словно концентрировалась в запахе - запахе чего-то горелого,  обуглив-
шегося.  Тлеющая обивка, вата. Запах вызывал туманные видения склонив-
шихся  над ней матери и отца,  они были гигантами;  они были напуганы;
они сердились,  их голоса - громыхали и грохотали, словно валуны в ки-
но, подпрыгивающие и летящие с глухим стуком вниз по склону горы.
   (ПЛОХАЯ ДЕВОЧКА! ОЧЕНЬ ПЛОХАЯ! ТЫ НЕ ДОЛЖНА, ЧАРЛИ, НИКОГДА! НИКОГ-
ДА! НИКОГДА!)
   Сколько ей было тогда лет?  Три?  Два?  Как рано может себя помнить
человек? Она спросила однажды папочку, он не знал. Он помнил укус пче-
лы, а его мама сказала, что это случилось когда ему было только полто-
ра года.
   Ее самые  ранние воспоминания:  огромные склонившиеся над ней лица;
громкие голоса,  словно валуны, скатывающиеся вниз по склону; и запах,
как бывает от сгоревшей вафли.  Запах от ее волос.  Она подожгла собс-
твенные волосы,  и почти все они выгорели.  Именно после этого папочка
упомянул слово "помощь" и мамочка стала такая забавная, сначала засме-
ялась, затем заплакала, затем снова засмеялась, да так громко и стран-
но, что папочка шлепнул ее по лицу. Чарли запомнила это, то был единс-
твенный известный ей случай,  когда папочка сделал нечто подобное  ма-
мочке.  Может,  нам стоит обратиться за "помощью", сказал папочка. Она
находилась в ванной, и ее голова была мокрой, потому что папочка сунул
ее под душ.  О конечно,  сказала мамочка, давай позовем д-ра Уэнлесса,
он окажет нам "помощь",  сколько угодно помощи,  как раньше... а затем
смех, плач, смех, еще смех и пощечина.
   (ТЫ БЫЛА ТАКОЙ ПЛОХОЙ ДЕВОЧКОЙ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ)
   - Нет,  -  пробормотала  она  под  барабанящий шум душа. -  Папочка
сказал - нет. Папочка сказал, что могло быть... быть... хуже...   лицо
того человека.
   (ТЫ БЫЛА ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ)
   Но им нужна была мелочь из телефонов. Так сказал папочка.
   (ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ)
   Затем она  снова подумала о мамочке,  о том времени,  когда ей было
пять лет,  шел шестой...  Она не любила вспоминать об этом,  но память
пришла сама, от памяти никуда не деться.
   Случилось это как раз перед тем,  как явились плохие люди и сделали
мамочке так больно.
   (УБИЛИ ЕЕ, ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, УБИЛИ ЕЕ)
   Да, правильно,  перед тем как убили ее и забрали Чарли. Папочка по-
садил ее на колени,  чтобы почитать ей; только он взял не такие знако-
мые рассказы о Винни-Пухе,  или Тигре, или миссис Жабе, или о "Большом
стеклянном лифте Вилли Вонка". Он взял несколько толстых книг без кар-
тинок. Она недовольно сморщила нос и попросила Винни-Пуха.
   "Нет, Чарли,  - сказал он. - Я хочу почитать тебе другие истории, и
послушай,  пожалуйста.  Я считаю, что ты уже достаточно взрослая, да и
мама считает так же.  Эти рассказы,  может,  немного испугают тебя, но
они очень нужные. Это правдивые истории".
   Она запомнила названия книг, из которых папочка читал рассказы, по-
тому что они по-настоящему испугали ее.  Одна книга называлась  "Бере-
гись!",  ее написал человек по имени Чарльз Форт.  Книга под названием
"Необычнее,  чем наука" Фрэнка Эдвардса. Еще книга под названием "Ноч-
ная правда".  Была еще одна книга, она называлась "Рассказ о пирокине-
зе, несколько историй болезни", но мамочка не разрешила папочке читать
оттуда.  "Потом,  - сказала мамочка,  - когда она подрастет,  Энди". И
отобрала книгу. К удовольствию Чарли.
   Рассказы и вправду пугали. Один - о дяденьке, который заживо сгорел
в  парке.  Другой - о тетеньке,  которая сгорела в автомобильном доми-
ке-прицепе;  ничего больше там не сгорело, только тетенька, да немного
обуглилось кресло,  в котором она сидела и смотрела телевизор. Отдель-
ные места ей понять было трудно, но запомнился полицейский, сказавший:
"Мы  не  можем объяснить этот смертельный случай.  Ничего от жертвы не
осталось, кроме зубов и нескольких кусков обугленных костей. Для тако-
го нужна газосварочная установка,  а вокруг ничего не обгорело.  Мы не
можем объяснить, почему все это не взлетело в воздух, как ракета".
   Третий рассказ был о большом мальчике - лет одиннадцати или двенад-
цати,  - который сгорел на пляже. Его папа, сам здорово обжегшись, су-
нул его в воду,  но мальчик и там продолжал гореть,  пока весь не сго-
рел. История о девочке-подростке, которая сгорела в исповедальне, ког-
да каялась священнику во всех своих грехах.  Чарли все знала о католи-
ческой исповедальне - ее подружка Дини рассказывала ей. Дини говорила,
что нужно поведать священнику обо всем плохом,  что ты сделала на про-
тяжении целой недели.  Дини сама еще не ходила исповедоваться,  потому
что не прошла конфирмацию,  но брат ее Карл ходил.  Карл учился в чет-
вертом классе,  и ему пришлось рассказать обо всем, даже о том случае,
когда он зашел в комнату матери и съел несколько шоколадок, подаренных
ей на день рождения.  Если не расскажешь всего священнику,  то не омо-
ешься кровью христовой и попадешь в место, где горят в огне.
   Смысл всех этих рассказов Чарли уловила.  Они ее так напугали, осо-
бенно рассказ о девочке в исповедальне,  что она заплакала. "Неужели я
себя сожгу?  - плакала она. - Как тогда, когда была маленькой и сожгла
себе волосы? Неужели я сожгу себя до угольков?"
   Папочка с мамочкой казались расстроенными. Мамочка побледнела и все
время кусала губы, но папочка обнял Чарли за плечи и сказал: "Нет, ма-
лышка.  Нет,  если будешь осторожна и не будешь думать об...  этом. Ты
иногда делаешь это, когда расстроена или испугана".
   "Что это такое?  - плакала Чарли.  - Скажите мне,  что это такое, я
ведь даже не знаю, и я никогда не буду этого делать, обещаю!"
   Мамочка сказала: "Насколько мы знаем, малышка, это называется пиро-
кинез.  Это слово значит, что кто-то может иногда зажигать огонь, лишь
только подумав об огне.  Обычно это происходит, когда человек расстро-
ен.  Некоторые люди,  очевидно,  обладают этой...  ну, способностью на
протяжении  всей  своей  жизни и даже не подозревают о ней.  А некото-
рых...  ну, эта способность охватывает на мгновение, и они...". Она не
смогла договорить.
   "Они себя сжигают, - сказал папочка. - Как тогда, когда ты была ма-
ленькой и сожгла себе волосы,  да. Но ты можешь и должна держать это в
узде, Чарли. Ты должна. Видит бог - это не твоя вина". При этих словах
его и мамочкины глаза встретились на мгновение и  что-то  промелькнуло
между ними.
   Обняв ее за плечи, он сказал: "Иногда ты ничего не можешь поделать,
я знаю.  Это нечаянно, это просто печальное происшествие. Когда ты ма-
ленькая,  заигравшись, забывала пойти в туалет и делала в штанишки, мы
называли это "происшествием" - помнишь?" "Я больше так не делаю".
   "Конечно, нет. Скоро ты будешь держать в узде и то, другое. А пока,
Чарли, ты должна обещать, что никогда, никогда, никогда, если сможешь,
не будешь выходить из себя,  выходить из себя так,  что тебе захочется
зажечь  огонь.  А если все-таки ты выйдешь из себя и не сможешь ничего
поделать,  отбрось это от себя.  В мусорную корзинку или в пепельницу.
Постарайся выйти на улицу.  Постарайся отбросить это в воду,  если она
есть поблизости".
   "Но никогда не бросай в людей, - сказала мамочка, ее лицо попрежне-
му оставалось бледным и серьезным. - Это очень опасно, Чарли. Тогда ты
будешь очень плохой девочкой.  Потому что,  - она с трудом выдавливала
из себя слова, - ты так можешь убить человека".
   А потом  Чарли  плакала навзрыд,  это были слезы ужаса и раскаяния,
ведь обе мамочкины руки - в бинтах, и она понимала, почему папочка чи-
тал ей все эти страшные истории. Накануне мамочка не разрешила ей пой-
ти к Дини из-за того, что она не убрала у себя в комнате. Чарли ужасно
разозлилась, и тут же появилось это огненное, как и всегда, оно, слов-
но какой-то злобный чертик,  появилось ниоткуда,  кивая и ухмыляясь, а
она так злилась,  что толкнула это от себя к мамочке, и мамочкины руки
охватил огонь.  Все обошлось не так страшно, как могло бы.
   (МОГЛО БЫТЬ ХУЖЕ, МОГЛА ПОПАСТЬ В ЛИЦО)
   Потому что  в раковине оказалась мыльная вода для мытья посуды,  не
так страшно, но это был ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ ПОСТУПОК, и она обещала им обоим,
что  н и к о г д а,  н и к о г д а,  н и к о г д а...
   Теплая вода барабанила по лицу,  груди,  плечам, окутывая ее теплым
покрывалом,  коконом,  прогоняя воспоминания и тревогу.  Ведь  папочка
сказал ей,  что все в порядке. А если папочка говорит, значит, так оно
и есть. Он - самый умный человек в мире.
   Ее мысли с прошлого перенеслись в сегодняшний день - она подумала о
преследователях.  Папочка говорил,  что они работают на правительство,
на какую-то его очень плохую Контору. Эти люди все время гонятся и го-
нятся  за ними.  Куда бы они ни забрались,  люди из Конторы спустя ка-
кое-то время опять тут как тут.
   ИНТЕРЕСНО, ПОНРАВИТСЯ ИМ,  ЕСЛИ Я ИХ ПОДОЖГУ? - холодно спросил ка-
кой-то  внутренний  голос,  и она зажмурилась с чувством вины и ужаса.
Так думать мерзко. Плохо.
   Чарли протянула руку, ухватилась за кран с надписью ГОРЯЧАЯ, завер-
нула его резким,  сильным движением. Минуты две она, дрожа и обняв ру-
ками свое тельце,  стояла под ледяными, колючими струями душа, не поз-
воляя себе выйти из-под них.
   За плохие мысли нужно расплачиваться.
   Так говорила Дини.

                                * * *

   Энди медленно просыпался.  До него смутно доходил  барабанящий  шум
душа.  Сначала он был частью сна: они с дедушкой плывут по Ташморскому
озеру,  ему восемь лет,  он пытается насадить извивающегося червяка на
крючок, боясь проткнуть крючком большой палец. Сон был совсем как явь.
Он видел старую плетеную корзинку для рыбы на корме лодки, красные ре-
зиновые  заплаты  на зеленых сапогах Грэнтера Макги,  свою потрепанную
бейсбольную рукавицу,  которая напоминала ему,  что  завтра  предстоит
тренировка  "Малой лиги" на стадионе Рузвельта.  Но все происходящее -
это события сегодняшнего вечера:  солнце зашло, но сумерки еще не нас-
тупили,  на озере так тихо,  что видны тучи мошкары над его блестящей,
словно хромированной поверхностью. Время от времени мерцают зарницы...
а может, это настоящие молнии - накрапывает дождь. Первые капли разме-
ром с центовую монету падают темными кляксами на деревянное  дно  выц-
ветшей плоскодонки Грэнтера.  Над озером слышится таинственный свистя-
щий шум, похожий на...
   ДУШ... ЧАРЛИ, НАВЕРНО, ПРИНИМАЕТ ДУШ.
   Он открыл глаза  и увидел незнакомый  потолок с перекладинами.  Где
мы?
   Постепенно все  вставало  на  свои места,  но на секунду он испытал
страх (как во сне,  когда падаешь с большой высоты);  за последний год
они  сменили так много мест,  так часто чудом избегали опасности,  так
велико было напряжение.  Он с чувством потери вспомнил свой сон, захо-
тел  снова оказаться в нем вместе с Грэнтером Макги,  умершим двадцать
лет назад.
   Гастингс Глен.  Он был в Гастингс Глене.  Они оба были  в  Гастингс
Глене.
   Голова болела,  но не так,  как минувшей ночью, когда бородатый па-
рень высадил их. Боль уменьшилась до равномерной глухой пульсации. Ес-
ли все пойдет,  как бывало прежде, глухие удары к вечеру ослабнут, а к
утру совсем исчезнет и еле ощутимая тяжесть. Душ выключили.
   Он сел на кровати, взглянул на часы. Было без четверти одиннадцать.
   - Чарли?
   Она вошла в спальню, изо всех сил растираясь полотенцем.
   - Доброе утро, папочка.
   - Доброе утро. Как ты?
   - Есть хочется,  - сказала она,  подошла к стулу, где оставила свои
вещи,  подняла зеленую блузку.  Понюхала. Поморщилась. - Нужно сменить
одежду.
   - Придется надеть эту,  малышка. Сегодня попозже мы тебе что-нибудь
достанем.
   - Ну, а с едой так долго ждать не придется?
   - Сядем на попутку и остановимся у первого же кафе.
   - Папочка,  когда я пошла в школу, ты не разрешил мне ездить с пос-
торонними. - Она была в трусиках и зеленой блузке. Вопросительно смот-
рела на него.
   Энди встал с постели, подошел к ней, обнял за плечи.
   - Незнакомый черт порой лучше знакомого,  - сказал он. - Понимаешь,
что это значит, детка?
   Она задумалась.  Знакомый черт - это люди  из  Конторы,  сообразила
она. Те, что позавчера гнались за ними по нью-йоркской улице. Незнако-
мый черт...
   - Это значит,  что не все люди в машинах работают на эту Контору, -
сказала она.
   Он ответил улыбкой:
   - Правильно,  а то, что я говорил раньше, тоже верно, запомни, Чар-
ли:  когда попадешь в переплет,  иногда приходится делать то,  чего не
сделаешь в обычных условиях. Улыбка Чарли увяла. Лицо ее стало серьез-
ным, настороженным.
   - Заставлять деньги сыпаться из телефонов?
   - Да, - сказал он.
   - Это не было плохим поступком?
   - Нет. В тех обстоятельствах не было.
   - Потому что,  попав в переплет,  делаешь то, что нужно, чтобы выб-
раться.
   - Да. За некоторыми исключениями.
   - Какими исключениями, папочка?
   Он взъерошил ей волосы:
   - Сейчас неважно, Чарли. Взбодрись. Но она не смогла взбодриться.
   - Я не хотела поджигать того парня! Я не нарочно...
   - Разумеется, не нарочно.
   Она расцвела в улыбке, так похожей на улыбку Вики.
   - Как сегодня голова, папочка?
   - Гораздо лучше, спасибо.
   - Хорошо.  - Она смотрела на него внимательно.  - Глаз у тебя смеш-
ной.
   - Какой глаз?
   Указала на левый:
   - Вот этот.
   - Да? - Он пошел в туалет и протер кружок на запотевшем зеркале.
   Он изучал свой глаз,  и его добродушное  настроение  таяло.  Правый
глаз обычный, серо-зеленый - цвет океана в облачный весенний день. Ле-
вый тоже серо-зеленый,  но белок покрыт кровяными прожилками, а зрачок
кажется меньше правого.  Веко сильно нависало, чего раньше он не заме-
чал.
   Внезапно в голове раздался голос Вики.  Он звучал так ясно,  словно
она стояла  рядом. ЭТИ  ГОЛОВНЫЕ БОЛИ,  ОНИ ПУГАЮТ  МЕНЯ ЭНДИ. С ТОБОЙ
ТОЖЕ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА ТЫ ДАЕШЬ МЫСЛЕННЫЙ ПОСЫЛ ИЛИ КАК ТЫ  ТАМ
ЕГО НАЗЫВАЕШЬ.
   За этой мыслью возник образ воздушного шара,  взлетающего  все  вы-
ше... и выше... и выше... и - бах - шар взорвался.
   Он стал тщательно исследовать левую половину лица, ощупывая ее кон-
чиками пальцев правой руки,  как мужчина  из  телерекламной  заставки,
изумленный тем,  как гладко он выбрился;  обнаружил три совсем нечувс-
твительные точки - одну под левым глазом,  одну на левой щеке  и  одну
как раз под левым виском.  Страх,  подобно утреннему туману,  медленно
расползался по его телу,  страх не столько за себя,  сколько за Чарли:
что случится, если она останется одна...
   Она возникла в зеркале, словно по его зову.
   - Папочка? - Голос звучал немного испуганно. - Как ты?
   - В порядке, - спокойно сказал он. Без волнения, но и не очень уве-
ренно.  - Вот думаю, не надо ли мне побриться.
   Она прикрыла рот рукой,хихикнула:
   - Колючий,  как посудный ерш. У-ух. Колючка.
   Он  загнал  ее  в  спальню  и  потерся  колючей щекой об ее гладкую
щечку. Чарли хихикала и отталкивала его.

                                * * *

   Пока Энди  щекотал дочку отросшей щетиной,  Орвид Джеймисон,  он же
О'Джей, он же Живчик, вместе с другим агентом Конторы Брюсом Куком вы-
лезал из светло-голубого "шевроле" около закусочной "Гастингс дайнер".
   Джей остановился  на минутку окинуть взглядом Мэйн-стрит с ее поло-
гой площадкой для парковки машин, магазином электротоваров, двумя бен-
зоколонками,  аптекой, деревянным зданием муниципалитета с прибитой на
нем памятной доской в знак какогото исторического события,  на которое
все  плевать  хотели.  Мэйнстрит одновременно являлась отрезком Дороги
40,  где, не более чем в четырех милях от О'Джея и Брюса Кука, находи-
лись Макги.
   - Взгляни на этот городишко, - с отвращением сказал О'Джей. - Я вы-
рос неподалеку,  в Лоувилле.  Слышал  когда-нибудь  о  Лоувилле,  штат
Нью-Йорк?
   Брюс Кук покачал головой.
   - Это рядом с Ютикой.  Там варят пиво "Ютика клаб". День отъезда из
Лоувилла был счастливейшим в моей жизни.  - О'Джей подлез под  куртку,
поправил "пушку" в кобуре.
   - А  вот и Том со Стивом,  - сказал Брюс.  Напротив,  через дорогу,
светло-коричневый "пейсер" заехал на площадку для парковки  в  освобо-
дившееся от фермерского грузовичка место.  Из "пейсера" вылезли двое в
темных костюмах,  похожие на банкиров. Дальше по улице, рядом с мигал-
кой, еще двое из Конторы подошли к какой-то старой карге, которая осе-
няла перстом школьников,  высыпавших на переменку. Они показали ей фо-
тографию, та покачала головой. В Гастингс Глене собралось десять аген-
тов Конторы, поддерживающих связь с Норвилом Бэйтсом, который находил-
ся в Олбани в ожидании личного представителя Кэпа - Эла Стейнвица.
   - Да,  Лоувилл, - вздохнул О'Джей. - Надеюсь, к полудню-то захватим
этих двух паразитов.  Надеюсь, следующее задание будет в Карачи. Или в
Исландии. В любом месте, но не на севере штата Нью-Йорк. Слишком близ-
ко к Лоувиллу, тошнить начинает.
   - Думаешь,  к полудню захватим? - спросил Брюс. О'Джей пожал плеча-
ми:
   - До захода солнца.  Можешь не сомневаться. Они зашли в закусочную,
сели у стойки,  заказали кофе. Принесла его молоденькая изящная офици-
антка.
   - Давно на работе, сестренка? - спросил ее О'Джей.
   - Мне жаль вашу сестренку,  - ответила официантка,  - если она хоть
чуток похожа на вас.
   - Не надо так, сестренка, - сказал О'Джей, протянув ей свое удосто-
верение.  Она долго изучала его.  За ее спиной какой-то выросший мало-
летний правонарушитель в мотоциклетной куртке давил на кнопки  автома-
та-проигрывателя "Сиберг".
   - С семи часов, - сказала она. - Каждое утро. Может, хотите погово-
рить с Майком?  Он - хозяин.  - Она было двинулась,  но О'Джей мертвой
хваткой схватил ее за руку.  Он не любил женщин, насмехавшихся над его
внешностью.  Почти все женщины - шлюхи, так говорила его мамаша и была
права, даже если она и ошибалась во многих других вопросах. Уж, конеч-
но, мамаша точно знала бы, что сказать об этой грудастой стерве.
   - Разве я сказал,  что хочу говорить с хозяином, сестричка? Она за-
беспокоилась, а именно это требовалось О'Джею.
   - Н-нет.
   - Ну и хорошо.  Я ведь хочу говорить с тобой, а не с парнем из кух-
ни,  где он все утро делает яичницы и рубит котлеты. - О'Джей вынул из
кармана фотографию Энди и Чарли,  показал,  не выпуская из руки ее за-
пястье. - Узнаешь, сестричка? Может, подавала им завтрак сегодня?
   - Пустите. Мне больно. - С лица ее сошла вся краска, кроме вульгар-
ной помады,  которой она намазалась. Возможно, она из тех, кто подавал
команду к овациям во время спортивных состязаний в средней  школе,  из
того сорта девок,  которые поднимали Орвила Джеймисона на смех,  когда
он приглашал их погулять,  потому что он возглавлял шахматный клуб,  а
не играл полузащитником в футбольной команде. Куча дешевых лоувиллских
шлюх.  Боже, как он ненавидел штат Нью-Йорк. Даже от самого города его
воротило.
   - Скажи,  обслуживала ты их или нет.  Тогда отпущу.  Сестричка. Она
быстро взглянула на снимок:
   - Нет! Не видела. Теперь от...
   - Ты невнимательно смотришь,  сестричка.  Взгляни-ка еще. Она снова
взглянула и выкрикнула:
   - Нет! Нет! Никогда не видела их! Отпустите меня! Выросший малолет-
ний правонарушитель в кожаной куртке,  купленной в магазине удешевлен-
ных товаров, неторопливо подплыл и наклонился, держа кулаки в карманах
брюк и звеня замкамимолниями.
   - Даму беспокоите, - сказал он.
   Брюс Кук взглянул, не скрывая презрения:
   - Смотри, не пришлось бы нам и тебя побеспокоить, поросячья морда.
   - Ох, - вздохнул бывший малолетний в кожаной куртке, голос его вне-
запно  стал тихим.  Он быстро ретировался,  очевидно вспомнив,  что на
улице его ждут неотложные дела.
   Две пожилые дамы за столиком, нервничая, наблюдали маленькую сценку
возле стойки. Грузный мужчина в умеренно чистом белом переднике - оче-
видно,  Майк,  хозяин - стоял в проеме кухонной двери,  также следя за
происходящим. В руке он как-то неуверенно держал большой нож для мяса.
   - Чего надо, ребята? - спросил он.
   - Они из федеральной службы, - нервно сказала официантка. - Они...
   - Не обслуживала их? Уверена? - спросил О'Джей. - Сестричка?
   - Уверена, - сказала она, чуть не плача.
   - Смотри не ошибись.  Ошибка может упечь тебя на пять лет в тюрьму,
сестричка.
   - Уверена,  - прошептала она.  С нижнего века скатилась слеза и по-
ползла по щеке.  - Пожалуйста,  отпустите.  Мне больно.  О'Джей на ка-
кое-то мгновение сжал руку еще сильнее,  наслаждаясь ощущением  тонкой
косточки в ладони и сознанием, что может сжать ее еще сильней, сломать
и... отпустил. В закусочной стояла тишина, если не считать голоса Сти-
ви  Уандера  из "Сиберга",  заверявшего посетителей "Гастингс дайнер",
что инцидент исчерпан. Пожилые дамы торопливо вышли.
   О'Джей поднял чашку с кофе,  наклонился над стойкой,  вылил кофе на
пол и швырнул чашку.  Шрапнель из толстых кусочков фарфора разлетелась
в разных направлениях. Официантка плакала навзрыд.
   - Дерьмовое варево, - сказал О'Джей.
   Хозяин сделал неуверенное движение ножом - лицо О'Джея засияло.
   - Давай,  друг, - сказал он, посмеиваясь. - Давай. Посмотрим, как у
тебя выйдет.
   Майк положил нож рядом с тостером и внезапно закричал с отчаянием и
гневом:
   - Я воевал во Вьетнаме! Мой брат воевал во Вьетнаме! Я напишу наше-
му конгрессмену! Вот увидите! О'Джей взглянул на него. Напуганный Майк
опустил глаза. Агенты вышли.
   Официантка нагнулась и начала,  рыдая,  собирать  осколки  кофейной
чашки.
   За дверью Брюс спросил:
   - Сколько мотелей?
   - Три  мотеля,  шесть  кемпингов с домиками для туристов,  - сказал
О'Джей,  глядя на мигалку. Она гипнотизировала его. В Лоувилле его мо-
лодости была закусочная с надписью по висящему широкому противню: "ЕС-
ЛИ ВАМ НЕ  НРАВИТСЯ  НАШ  ГОРОД,  ИЩИТЕ  ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЕ  РАСПИСАНИЕ".
Сколько  раз  он  порывался сорвать эту надпись со стены и заткнуть ее
комунибудь - в глотку!
   - Наши люди проверяют их, - сказал он, направляясь к светло-голубо-
му "шевроле" из правительственного гаража, построенного и существующе-
го за счет налогоплательщиков, - Скоро узнаем.

                                * * *

   С Джоном Мэйо был агент по имени Рэй Ноулз. Они двигались по дороге
40  в сторону мотеля "Грезы".  Они ехали на рыжеватокоричневом "форде"
последней модели,  и, когда поднимались на холм, заслонявший им вид на
мотель, спустило колесо.
   - Дерьмовщина,  - сказал Джон, как только машину стало подбрасывать
и тянуть вправо.  - Вот тебе  чертова  государственная  собственность.
Чертовы покрышки.  - Он съехал на земляную обочину и включил аварийные
мигалки. - Ты шагай, - сказал он. - А я заменю проклятое колесо.
   - Я помогу, - сказал Рэй. - Это займет не больше пяти минут.
   - Нет, шагай. Он должен быть вроде бы сразу за холмом.
   - Думаешь?
   - Да. Я догоню. Если только запаска не спущена. Это меня не удивит.
   Мимо проехал громыхающий грузовик фермера. Тот самый, который виде-
ли О'Джей и Брюс Кук, когда он проезжал мимо. Рэй ухмыльнулся:
   - Лучше  бы не надо.  А то писать требование на новую в четырех эк-
земплярах. Джон оставался серьезным.
   - Я что, не знаю? - сказал он угрюмо.
   Они подошли к багажнику,  и Рэй открыл его.  Запасное колесо было в
полном порядке.
   - Хорошо, - сказал Джон. - Давай.
   - В пять минут управимся с этой ерундой.
   - Конечно,  да те двое не в этом мотеле.  Но давай считать, что они
там. В конце концов где-то они должны быть.
   - Ну, хорошо.
   Джон достал из багажника домкрат и запасное колесо.  Рэй Ноулз пос-
тоял секунду, затем зашагал вдоль обочины к мотелю "Грезы".
   Энди и Чарли стояли сразу за мотелем на обочине автострады 40. Опа-
сения Энди, что кто-нибудь может заметить отсутствие у них автомашины,
оказались беспочвенными; женщину в регистратуре ничто не интересовало,
кроме портативного телевизора "Хитачи" на стойке. В глубину экрана был
засунут  миниатюрный  Фил Донахью,  и женщина восторженно наблюдала за
ним.  Она смахнула отданный ей Энди ключ в ящик, ни на минуту не отры-
ваясь от экрана.
   - Надеюсь, вам понравилось у нас, - сказала она, уплетая из коробки
пончики с кокосовым орехом и шоколадом и уже одолев половину.
   - Да,  замечательно,  - сказал Энди и вышел.  Чарли ждала  снаружи.
Женщина дала ему копию счета,  которую он, пока спускался по ступеням,
засунул в боковой карман вельветового пиджака. Глухо звенела мелочь из
таксофонов Олбани.
   - Порядок, папочка? - спросила Чарли, когда они шли к дороге.
   - Вроде, да, - сказал он и обнял ее за плечи. Справа от них и поза-
ди,  сразу за холмом, Рэй Ноулз и Джон Мэйо в эту минуту прокололи ши-
ну.
   - Куда мы идем, папочка? - спросила Чарли.
   - Не знаю, - сказал он.
   - Мне это не нравится. Я волнуюсь.
   - Думаю, мы их здорово обогнали, - сказал он. - Не беспокойся. Воз-
можно, они все еще ищут таксиста, который привез нас в Олбани.
   Но он просто храбрился и знал это; это понимала, вероятно, и Чарли.
Стоя на открытой дороге,  он чувствовал себя беззащитным, как беглец в
тюремной одежде на карикатуре.  Брось,  говорил он себе.  А то начнешь
думать,  что они повсюду - за каждым деревом,  а за ближайшим холмом -
целая шайка. Разве не сказал кто-то, что законченная паранойя и посто-
янное ощущение опасности - одно и то же?
   - Чарли, - начал он.
   - Поедем к Грэнтеру, - сказала она.
   Он ошеломленно  взглянул на нее.  И тут же вспомнил сон,  как ловил
рыбу под дождем, превратившимся в звук душа.
   - Почему ты подумала об этом? - спросил он. Грэнтер умер задолго до
рождения Чарли. Он всю жизнь прожил в Ташморе, штат Вермонт, в городке
чуть западнее границы Нью-Гэмпшира.  После смерти Грэнтера  участок  у
озера перешел к матери Энди, а после ее смерти - к Энди. Если бы Грэн-
тер предусмотрительно не оставил  небольшой  суммы,  городские  власти
давно бы забрали участок за неуплату налогов.
   Энди с Вики бывали там раз в году во время летних каникул до рожде-
ния Чарли.  Участок находился в двадцати милях от ближайшей  дороги  с
двухрядным движением, в лесистой, малонаселенной местности.
   Летом самый разный люд приезжал на Ташморский пруд,  который на са-
мом деле был озером,  с маленьким городком Брэдфорд на противоположном
берегу в штате Ныо-Гэмпшир.  Но в это время года все летние лагеря уже
опустели. Энди даже сомневался, расчищалась ли там дорога зимой.
   - Не знаю, - сказала Чарли. - Просто... пришло в голову. Прямо сей-
час.  -  По  другую сторону холма Джон Мэйо открывал багажник "форда",
чтобы взять запасное колесо.
   - Сегодня утром мне приснился Грэнтер,  - медленно сказал  Энди.  -
Подумал о нем впервые за год или больше. Можно сказать, он тоже просто
пришел мне на ум.
   - Хороший был сон, папочка?
   - Да, - сказал он с легкой улыбкой. - Хороший.
   - Ну, и что же ты думаешь?
   - Блестящая идея,  - сказал Энди.  - Можем отправиться туда, побыть
там немного и подумать, что делать дальше. Как выбраться из всего это-
го.  Думаю, пробейся мы в какую-нибудь газету и расскажи всем нашу ис-
торию, они бы отстали. Старый фермерский грузовичок, громыхая, прибли-
жался к ним.
   Энди поднял большой палец.  По другую сторону холма Рэй Ноулз шагал
вверх по обочине.
   Грузовичок приостановился, оттуда выглянул дядька в круглых очках и
бейсбольной кепке.
   - А вот и прелестная маленькая мисс,  - сказал он,  улыбаясь. - Как
тебя зовут, крошка?
   - Роберта, - тут же ответила Чарли. Роберта ее второе имя.
   - Ну что ж. Бобби, куда вы направляетесь нынче утром? - спросил во-
дитель.
   - В Вермонт,  - сказал Энди. - Сент-Джонсбери. Жена навещала сестру
и попала в небольшой переплет.
   - Попала,  говорите, - сказал фермер и замолчал, искоса посматривая
на Энди умными глазами.
   - Роды, - сказал Энди, изобразив широкую улыбку. - Эта получила но-
вого братика. В час сорок сегодня утром.
   - Его назвали Энди, - сказала Чарли. - Правда, хорошее имя?
   - Шикарное,  - сказал фермер. - Залезайте, я подвезу вас хотя бы на
десяток миль ближе к Сент-Джонсбери.
   Они адезли в кабину,  и грузовичок с грохотом и скрежетом снова въ-
ехал на полотно дороги,  держа путь в сторону яркого утреннего солнца.
В это время Рэй Ноулз поднялся на холм.  Перед ним расстилалось пустое
шоссе,  ведущее к мотелю "Грезы". За мотелем он увидел, как фермерский
грузовик,  проезжавший несколько минут назад мимо них, исчезает из ви-
ду.
   Спешить было некуда.

                                * * *

   Фермера звали Мэндерс - Ирв Мэндерс. Он только что отвез полный ку-
зов тыкв в город, где заключил сделку с парнем, заправляющим магазином
"Эй энд Пи".  Он сказал им,  что раньше имел дело с "Ферст Нэшнл",  но
тамошний парень ничего не понимал в тыквах.  Разбогатевший  мясник,  и
ничего больше, считал Ирв Мэндерс. Управляющий же "Эй энд Пи" был сов-
сем другое дело.  Мэндерс сказал им,  что его  жена  летом  заправляет
чем-то вроде лавочки для туристов,  а он сам выставляет свою продукцию
на лотке около дороги, так что они вдвоем зашибают совсем неплохо.
   - Не хочу лезть в чужие дела,  - говорил Ирв Мэндерс,  обращаясь  к
Энди,  - но вам и вашей кнопке не надо бы искать попутку.  Ей-богу, не
надо. Какой только народ не шастает по дорогам. Там, сзади, в Гастингс
Глене есть около аптеки автобусная станция. Ее-то вам и нужно.
   - Ну... - сказал Энди. Он был в замешательстве, но Чарли удачно за-
полнила паузу.
   - Папочка без работы,  - взволнованно сказала она.  - Вот мамочке и
пришлось  поехать  к тете Эм и родить там ребеночка.  Тетя Эм не любит
папочку.  Поэтому мы остались дома. Вот теперь мы едем к мамочке. Пра-
вильно, папочка?
   - Дело интимное, Бобби, - неуверенно сказал Энди. Ему было неловко.
В рассказе Чарли зияли тысячи дыр.
   - Можете не продолжать,  - сказал Ирв. - Семейные неурядицы. Иногда
они ужасны. И знаю, что значит оказаться без денег. Это не стыдно.
   Энди прочистил горло,  но ничего не сказал: он не знал, что же ска-
зать. Какое-то время они ехали молча.
   - Слушайте,  почему бы вам не завернуть ко мне домой и не позавтра-
кать по-семейному? - внезапно спросил Ирв.
   - О, нет, мы не можем...
   - С  удовольствием,  - сказала Чарли.  - Ведь правда,  папочка?  Он
знал,  что обычно интуиция не обманывает Чарли,  а он слишком  измотан
духовно и физически, чтобы противоречить ей. Она прекрасно владеет со-
бой и очень настойчива в достижении цели.  Энди не раз спрашивал себя,
кто же командует парадом.
   - Вы уверены, что удобно... - сказал он.
   - Вполне удобно, - ответил Ирв Мэндерс, включив наконец третью ско-
рость. Они громыхали между окрашенными в осенние краски кленами, вяза-
ми, тополями. - Рад принять вас.
   - Большое спасибо, - сказала Чарли.
   - Пожалуйста, мне очень приятно, кнопка, - сказал Ирв. - И жене бу-
дет приятно, когда она взглянет на тебя. Чарли улыбнулась.
   Энди потер виски.  Пальцами левой руки он ощутил одну из тех точек,
где нервы,  казалось,  отмерли. Ему это не нравилось. Ощущение, что их
настигают те люди, не проходило.

                                * * *

   Женщина, принявшая у Энди ключи в мотеле "Грезы" не более чем двад-
цать минут назад, занервничала и напрочь забыла о Филе Донахью.
   - Вы уверены,  что он? - в третий раз спрашивал Рэй Ноулз. Этот ма-
ленький,  аккуратненький, словно затаивший угрозу человечек ей не нра-
вился.  Может,  он и работал на правительство, но ничего утешительного
для Лены Каннингхэм в этом не было.  Не нравилось ей  узкое  лицо,  не
нравились морщины вокруг холодных голубых глаз,  а более всего не нра-
вилось, как он совал ей под нос эту фотографию.
   - Да,  он, - снова сказала она. - Но никакой девочки с ним не было.
Честно,  мистер.  Мой муж вам скажет то же самое. Он дежурит по ночам.
Мы почти не видим друг друга, разве что за ужином. Он скажет...
   Вернулся второй мужчина,  и с возрастающей тревогой Лена увидела  у
него в одной руке радиотелефон, в другой - большой пистолет.
   - Это они,  - сказал Джон Мэйо. Он был вне себя от злости и разоча-
рования.  - В кровати спали двое.  На одной подушке светлые волосы, на
другой - черные.  Черт бы побрал это спущенное колесо!  Все к чертовой
матери! В ванной на крючках висят мокрые полотенца! Чертов душ еще ка-
пает! Мы разминулись с ними, может, на пять минут, Рэй!
   Он засунул пистолет в кобуру под мышкой.
   - Я позову мужа, - еле слышно сказала Лена.
   - Не беспокойтесь, - сказал Рэй. Он схватил Джона за руку и потащил
к выходу. Тот все еще клял спущенное колесо.
   - Забудь о колесе, Джон. Ты связался с О'Джеем в городе?
   - Я говорил с ним,  а он разговаривал с Норвилом.  Норвил едет сюда
из Олбани, он взял с собой Стейновица. Тот приземлился не более десяти
минут назад.
   - Хорошо.  Слушай, Джонни, подумай-ка. Они ведь наверняка уехали на
попутке.
   - Да, пожалуй. Если только не увели машину.
   - Парень  - преподаватель английской литературы.  Он не сумеет ста-
щить даже конфету с лотка для пожертвований в доме слепых.  Итак,  они
ехали на попутке.  Подхватили ее прошлой ночью в Олбани.  Либо сегодня
утром.  Спорю на годовой оклад, что они стояли на дороге и голосовали,
пока я взбирался на холм.
   - Если  бы  не спустило колесо...  - Глаза Джона за очками в тонкой
металлической оправе выглядели несчастными. Он словно видел, как уплы-
вало его повышение по службе.
   - К черту колесо! - сказал Рэй. - Кто проехал мимо нас? Когда спус-
тило колесо, кто проезжал мимо? Джон подумал, прицепляя радиотелефон к
поясу.
   - Фермерский грузовик, - сказал он.
   - Я  тоже его помню,  - сказал Рэй.  Он оглянулся и увидел за окном
мотеля крупное, круглое лицо Лены Каннингхэм. Она заметила его взгляд,
и занавеска сразу же вернулась на место.
   - Довольно скрипучий грузовичок,  - сказал Рэй. - Если они не свер-
нули с главной дороги, мы должны бы догнать их.
   - Тогда двигаем,  - сказал Джон. Мы можем поддерживать связь с Элом
и Норвилом через О'Джея по радиотелефону.
   Они быстро сели в машину.  Через секунду коричневый "форд" выскочил
со стоянки, выбрасывая из-под задних колес белую гравийную крошку. Ле-
на Каннингхэм с облегчением смотрела,  как они мчались. Теперь держать
мотель совсем не то, что было раньше.
   Она пошла будить мужа.

                                * * *

   В то время как "форд" с Рэем Ноулзом за рулем и Джоном Мэйо  с  ко-
роткоствольной  винтовкой в руках мчался по дороге 40 со скоростью бо-
лее семидесяти миль в час,  группа из десяти или одиннадцати таких  же
неприметных  машин  последней  модели после поисков направилась из ок-
рестных районов в Гастингс Глен. Ирв Мэндерс рукой показал левый пово-
рот и свернул с шоссе на разбитую дорогу без всякого указателя,  веду-
щую на северо-восток.  Грузовик гремел и кряхтел.  По просьбе Мэндерса
Чарли спела весь свой репертуар из девяти песен,  включая такие шляге-
ры,  как "Счастливого дня рождения", "Этот старик", "Иисус меня любит"
и "Кэмптаунские гонки". Последнюю песню подхватили Ирв с Энди.
   Дорога вилась и перекатывалась через поросшие деревьями гребни хол-
мов,  затем стала спускаться на вспаханную равнину с убранным урожаем.
Слева  от дороги из зарослей золотарника из-под старого сена выскочила
куропатка,  Ирв закричал: "Бей ее, Бобби!". Чарли вытянула палец, про-
пела: "Бам-бам-бам", - и залилась смехом.
   Через несколько минут Ирв свернул на грунтовую дорогу,  и еще через
милю они подъехали к старенькому красно-бело-голубому почтовому  ящику
с выведенной карандашом на боку надписью "МЭНДЕРС". Дальше Ирв свернул
на подъездную с выбитой колеей дорожку, длиною почти в полмили.
   - Зимой,  наверное,  приходится платить кучу денег за расчистку,  -
сказал Энди.
   - Сам чищу, - ответил Ирв.
   Они подъехали  к  большому  трехэтажному белому дому с ярко-зеленой
отделкой.  Энди он показался одним из домов, что начинают жизнь вполне
обыкновенно,  но с годами становятся совсем чудными. Сзади к дому были
пристроены два сарайчика, один скособочился в одну сторону, другой - в
противоположную.  С южной стороны была пристроена теплица,  а с север-
ной,  как накрахмаленная юбка, торчала застекленная веранда с занавес-
ками.  За домом стоял красный амбар, знавший лучшие времена, между до-
мом и амбаром то, что жители Новой Англии называют двориком у двери, -
плоская и пыльная полоска земли, где квохтали и копошились десятка два
цыплят. Когда грузовик приблизился к ним, они разбежались, заверещав и
размахивая  бесполезными  крылышками,  мимо чурбана с воткнутым в него
топором.
   Ирв въехал на грузовичке в амбар, где стоял сладкий запах сена, на-
помнивший Энди летний Вермонт. Ирв выключил мотор, откуда-то из полум-
рака амбара послышалось низкое певучее мычание.
   - У вас есть корова,  - сказала Чарли, и что-то похожее на восхище-
ние отразилось на ее лице. - Я же слышу.
   - У нас их три,  - сказал Ирв. - Ты слышишь Большуху - очень ориги-
нальное имя,  правда,  кнопка? Она считает, что ее надо доить трижды в
день.  Ты сможешь увидеть ее попозже, если папа разрешит. - Можно, па-
почка?
   - Думаю, можно, - сказал Энди, мысленно уступая. Они вышли на доро-
гу, чтобы поймать попутку, а вместо этого их просто умыкнули.
   - Заходите, познакомьтесь с женой.
   Они пересекли задний дворик,  пережидая,  пока Чарли перезнакомится
со всеми цыплятами.  Дверь отворилась,  и на ступени вышла женщина лет
сорока пяти. Она прикрыла глаза рукой от солнца.
   - Ирв, приехал! Кого привез? Ирв улыбнулся:
   - Ну,  кнопку зовут Роберта. Этот парень - ее отец. Я как-то не ух-
ватил его имени,  так что не знаю,  не родственники ли мы. Энди шагнул
вперед и сказал:
   - Я - Фрэнк Бэртон, мэм. Ваш муж пригласил нас с Бобби на ленч, ес-
ли не возражаете. Рад познакомиться с вами.
   - Я тоже,  - сказала Чарли,  пока интересуясь больше цыплятами, чем
женщиной.
   - Я Норма Мэндерс,  - сказала та. - Заходите. Будьте как дома. - Но
Энди перехватил озадаченный взгляд, брошенный в сторону мужа.
   Они вошли через прихожую со сложенной там в рост человека  поленни-
цей дров в огромную кухню,  где господствовали дровяная Печь и длинный
стол,  покрытый клеенкой в черно-красную клетку.  В воздухе витал едва
уловимый запах фруктов и парафина.  Запах консервирования, подумал Эн-
ди.
   - Фрэнк с кнопкой движутся в Вермонт,  - сказал Ирв.  - Я  подумал,
что им не повредит перехватить на дорогу горяченького.
   - Разумеется,  - согласилась она.  - А где ваша машина, мистер Бэр-
тон?
   - Ну... - начал Энда. Он взглянул на Чарли, но она была не помощни-
ца,  мелкими шажками она обходила кухню, поглядывая вокруг с откровен-
ным детским любопытством.
   - У Фрэнка небольшие неприятности, - сказал Ирв, глядя прямо на же-
ну. - Но не будем об этом. Не сейчас.
   - Хорошо,  -  сказала Норма.  У нее было приятное,  открытое лицо -
красивая женщина,  привыкшая к тяжелому труду. Руки у нее были красные
и огрубевшие. - У меня курица, могу сделать вкусный салат. И много мо-
лока. Ты любишь молоко, Роберта?
   Чарли не откликнулась.  Забыла имя,  подумал Энди.  О боже, влипаем
все больше.
   - Бобби! - позвал он громко.
   Теперь она оглянулась, улыбаясь чересчур широко.
   - Да, конечно, - сказала она. - Молоко люблю.
   Энди  заметил,  как  Ирв  предупреждающе  взглянул на жену: никаких
вопросов,  не  сейчас.  Его  охватило  отчаяние утопающего. Остаток их
выдуманной истории рассыпался прахом.  Им ничего не оставалось,  кроме
как садиться за стол, не зная, что там у Ирва Мэндерса на уме.

                                * * *

   - Мы далеко от мотеля?  - спросил Джон Мэйо.
   Рэй взглянул на счетчик.
   - Семнадцать миль,  - сказал он и съехал на обочину. - Довольно да-
леко.
   - Но может...
   - Нет,  если  бы нам было суждено схватить их,  они давно были бы в
наших руках.  Нужно вернуться для встречи с другими. Джон тыльной сто-
роной ладони ударил по приборной доске.
   - Они где-то свернули,  - сказал он.  - Все это чертово колесо!  Не
везло с самого начала,  Рэй.  Этот умник и девчонка.  Никак не поймаем
их.
   - По-моему,  они наши, - сказал Рэй и взял радиотелефон. Он вытащил
антенну,  выставил ее из окна. - Через полчаса оцепим весь район. Спо-
рю, не успеем мы обойти и десяток домов, как кто-нибудь из здешних уз-
нает грузовик.  Темно-зеленый, конца шестидесятых "Интернейшнл харвес-
тер",  спереди скребок для чистки снега,  деревянные стойки вокруг ку-
зовной платформы для высоких грузов. Думаю, поймаем их до темноты.
   Через секунду он уже разговаривал с Элом Стейновицем, который приб-
лижался  к мотелю "Грезы".  Эл по очереди спрашивал агентов.  Брюс Кук
запомнил фермерский грузовик еще в городе. О'Джей тоже. Он стоял перед
"Эй энд Пи".
   Эл послал их назад в город.  Через полчаса стало известно, что гру-
зовик,  который почти наверняка остановился и подхватил двух беглецов,
принадлежал  Ирвингу  Мэндерсу,  РФД-5,  Бейлингсроуд,  Гастингс Глен,
Нью-Йорк.
   Часы показывали чуть больше двенадцати тридцати.

                                * * *

   Еда была очень вкусной.  Чарли с лошадиным аппетитом поглотила  три
порции курицы с подливкой, две еще горячие лепешки, изготовленные Нор-
мой Мэндерс,  тарелку салата и три огурца  домашнего  консервирования.
Закончили  они кусками яблочного пирога с ломтиками сыра.  Ирв сказал,
что "яблочный пирог без кусочка сыра все равно что  поцелуй  без  объ-
ятий". За это жена ласково ткнула его локтем в бок. Ирв закатил глаза,
а Чарли рассмеялась.
   У Энди разыгрался такой аппетит) что он сам удивился. Чарли рыгнула
и виновато прикрыла рот рукой. Ирв улыбнулся ей:
   - Снаружи места больше, чем внутри, кнопка.
   - Если я съем еще что-нибудь,  то лопну, - ответила Чарли. - Именно
так моя мама когда-то...  то есть именно так она всегда говорит.  Энди
устало улыбнулся.
   - Норма,  - сказал Ирв, вставая, - почему бы вам с Бобби не пойти и
не покормить цыплят?
   - На столе еще кавардак, - сказала Норма.
   - Я уберу, - ответил Ирв. - Надо поговорить с Фрэнком.
   - Не хочешь покормить цыплят, милая? - спросила Норма у Чарли.
   - Конечно, хочу. - Ее глаза блестели.
   - Тогда пойдем. У тебя есть курточка? А то немного похолодало.
   - Э... - Чарли взглянула на Энди.
   - Можешь надеть мой свитер,  - сказала Норма.  Он" снова перегляну-
лась с Ирвом. - Закатай немножко рукава, и будет как раз.
   - Хорошо.
   Норма принесла из прихожей старую выцветшую телогрейку и выношенный
белый свитер,  Чарли утонула в нем,  даже закатав три или четыре  раза
рукава.
   - Они не клюются? - с опаской спросила Чарли.
   - Только зерна клюют, милочка.
   Они вышли. Дверь за ними закрылась. Чарли продолжала щебетать. Энди
посмотрел на Ирва Мэндерса, Ирв ответил ему спокойным взглядом.
   - Хотите пива, Фрэнк?
   - Я не Фрэнк, - сказал Энди. - Думаю, вы это знаете.
   - Кажется, да. Как вас величать? Энди сказал:
   - Чем меньше вам известно, тем лучше для вас.
   - Ну,  что ж, - сказал Ирв. - Буду звать вас просто Фрэнк. Они слы-
шали во дворе приглушенные радостные вскрики Чарли.  Норма что-то ска-
зала - Чарли согласилась.
   - Пожалуй, я выпил бы пива, - сказал Энди.
   - Сейчас.
   Ирв достал из холодильника две банки "Ютика клаб",  открыл их, пос-
тавил одну на стол перед Энди,  другую - перед собой.  Снял передник с
крючка рядом с мойкой и надел его.  Передник был красно-желтый с обор-
кой по краю, но Ирв почему-то не выглядел в нем глупо.
   - Помочь? - спросил Энди.
   - Нет,  я знаю,  куда что класть, - сказал Ирв. - Во всяком случае,
почти все. Она каждую неделю делает перестановку. Нет женщины, которая
хотела бы,  чтобы мужчина разбирался в ее кухонных делах. Конечно, они
рады,  когда поможешь,  но любят,  чтобы их спрашивали,  куда положить
кастрюлю или мочалку.
   Энди, вспомнив  себя кухонным мальчиком при Вики,  улыбнулся и кив-
нул.
   - Не люблю вмешиваться в чужие дела,  - сказал Ирв,  наливая воду в
мойку  и добавляя туда жидкого мыла.  - Я фермер,  и,  как уже говорил
вам, жена держит маленький магазинчик сувениров у пересечения Бейлинг-
сроуд с шоссе на Олбани.  Мы живем здесь почти двадцать лет. Он взгля-
нул на Энди.
   - Я сразу же понял,  увидев вас у дороги: тут что-то не так. Взрос-
лый мужчина и маленькая девочка совсем не такая пара, какие обычно ло-
вят попутку. Понимаете, что я имею в виду? Энди кивнул и глотнул пива.
   - При этом мне показалось, что вы вышли из "Грез", но у вас не было
чемоданов,  даже ручной сумки для вещей.  Я поэтому собирался проехать
мимо,  потом остановился. Почему? Одно дело - совать нос в чужие дела,
другое - закрыть глаза. Когда видишь, что людям чертовски плохо.
   - Показалось, что нам чертовски плохо?
   - Тогда - да, - сказал Ирв, - но не теперь. - Он осторожно мыл ста-
рые разнокалиберные тарелки и устанавливал  их  в  сушилку.  -  Теперь
просто не знаю,  кто вы и что вы. Поначалу я подумал: это вас разыски-
вали те двое полицейских.  - Он увидел,  как Энди изменился в  лице  и
быстро поставил на стол банку с пивом.  - Видимо,  вас, - мягко сказал
он. - А я надеялся, что нет.
   - Какие полицейские? - хрипло спросил Энди.
   - Они перекрыли все дороги к Олбани,  - сказал Ирв.  - Если  бы  мы
проехали  еще шесть миль по Сороковой дороге,  то наскочили бы на один
из пикетов на пересечении Сороковой и Девятой.
   - Почему же вы не поехали туда? - спросил Энди. - Были бы вне игры.
   Ирв собрался мыть кастрюли, но приостановился, ища что-то в шкафчи-
ке над мойкой:
   - О чем это я? Не могу найти эту мочалку... А, вот она... Почему не
отправился по дороге прямо к полицейским?  Скажем, хотел удовлетворить
свое естественное любопытство.
   - У вас есть вопросы?
   - Куча,  - сказал Ирв. - Взрослый мужчина и маленькая девочка ловят
попутку,  девочка без сумки,  без единой вещички для ночевки,  за ними
гонится  полиция.  У меня явилась мысль.  Не такая уж нереальная - ес-
тественная:  подумалось, папуля хотел, чтобы кнопку отдали на воспита-
ние ему, а у него ничего не вышло. И он ее похитил.
   - По-моему, это маловероятно.
   - Частенько так бывает,  Фрэнк. Я подумал, что мамуле это не понра-
вилось и она напустила на папулю полицию. Пикеты на дорогах устраивают
при больших грабежах... или при краже детей.
   - Она  - моя дочка,  но мать не напускала на нас полицию,  - сказал
Энди. - Ее мать умерла год назад.
   - Ну, я и так уже почти похерил свою идею, - сказал Ирв. - Не нужно
быть сыщиком,  чтобы увидеть,  насколько вы близки,  не похоже, что вы
увели ее силком. Энди промолчал.
   - А вот вам моя проблема,  - сказал Ирв. - Я подсадил вас, подумав,
что девочка нуждается в помощи.  Теперь не знаю,  что и думать.  Вы не
кажетесь мне уголовником. Но вы с девочкой назвались фальшивыми имена-
ми, рассказываете историю, которая разваливается, как карточный домик,
и вы кажетесь больным,  Фрэнк.  Выглядите совсем больным, но держитесь
на ногах. Вот мои вопросы. Если хоть на что-то ответите, и то хорошо.
   - Мы приехали в Олбани из Нью-Йорка,  сегодня рано утром на попутке
добрались до Гастингс Глена,  - сказал Энди. - Жаль, что они здесь, но
я это знал.  Чарли знала тоже. - Он упомянул имя Чарли, это было ошиб-
кой, но в данной ситуации вроде бы уже не имело значения.
   - Что им нужно от вас, Фрэнк?
   Энди надолго задумался - встретился с честными серыми глазами  Ирва
- и сказал:
   - Вы были в городе, так ведь? Видели там чужаков? Они одеты в такие
аккуратненькие,  прямо из магазина костюмы, которые почти сразу же за-
бываются,  едва парни исчезают с глаз.  Они ездят на машинах последних
моделей,  которые как бы растворяются в окружающей среде. Теперь заду-
мался Ирв.
   - В  "Эй  энд Пи" была такая пара,  - сказал он.  - Разговаривали с
Хельгой. Это одна из кассирш. Вроде бы показывали ей что-то.
   - Вероятно, наши фотографии, - сказал Энди. - Это правительственные
агенты.  Они работают заодно с полицией, Ирв. Точнее, полиция работает
на них. Полицейские не знают, почему нас ищут.
   - О каком правительственном учреждении вы говорите? ФБР?
   - Нет. О Конторе.
   - О чем? Это отделение ЦРУ? - Ирв смотрел явно недоверчиво.
   - Ничего общего с ЦРУ, - сказал Энди. - Контора, иначе АНР - Агент-
ство научной разведки. Года три назад я прочитал в статье, что в нача-
ле шестидесятых какой-то умник назвал АНР Конторой после того, как по-
явился научно-фантастический рассказ "Оружейные конторы Иштара". Фами-
лия автора,  кажется, ван Фогт, да это не имеет значения. Она вроде бы
должна заниматься научными разработками у нас в стране,  которые могут
быть использованы сейчас или в будущем для нужд национальной  безопас-
ности. Так сказано в ее уставе. Общественное мнение связывает ее в ос-
новном с финансированием исследований в области энергии -  электромаг-
нитной и термоядерной. На самом деле у нее гораздо более широкие зада-
чи. Мы с Чарли оказались частью эксперимента, проведенного давным-дав-
но,  еще до рождения Чарли. Ее мать также участвовала в нем. Ее убили.
Убила эта самая Контора.
   Ирв сидел молча.  Он выпустил воду из мойки,  вытер руки, подошел к
столу и стал вытирать клеенку. Энди снял свою банку с пивом.
   - Вот так прямо не скажу,  что верю вам,  - вымолвил наконец Ирв. -
Учитывая многое,  что тайно творилось у нас в стране, а потом выплыло.
Ребята из ЦРУ поили людей напитками с добавками ЛСД,  какого-то агента
ФБР обвинили в убийстве участников маршей в защиту  гражданских  прав,
деньги в бумажных мешках и все такое прочее. Не скажу прямо - не верю.
Скажу, что вы меня пока не убедили.
   - Не думаю,  что теперь им нужен я,  - сказал Энди.  - Может, и был
нужен когда-то. Но цель изменилась. Они охотятся за Чарли.
   - Хотите сказать, что правительство страны в интересах национальной
безопасности разыскивает первоклашку или второклашку?
   - Чарли не просто второклашка,  - сказал Энди.  - Ее матери  и  мне
влили  препарат под кодированным названием "лот шесть".  До сих пор не
знаю точно,  что это такое.  Насколько я понимаю,  какая-то вытяжка из
желез.  Она  изменила мои хромосомы и хромосомы девушки,  на которой я
потом женился.  Мы передали эти хромосомы Чарли,  и  они  перемешались
как-то  совершенно  по-новому.  Если она передаст их своим детям,  ее,
очевидно,  будут называть мутантом.  Если по каким-то причинам она  не
сможет  их передать - может быть,  она бесплодна в результате действия
препарата,  ее, очевидно, будут называть пустышкой. Как бы то ни было,
они ее ищут, хотят изучить, посмотреть, почему она способна делать то,
что делает. Я даже думаю, что они хотят использовать ее в качестве ар-
гумента для возобновления программы, связанной с "лот шесть".
   - А что она может делать? - спросил Ирв.
   Сквозь кухонное окно они видели, как Норма и Чарли выходят из амба-
ра.  Белый свитер болтался на Чарли, край его касался икр. Щеки ее го-
рели,  она что-то говорила Норме,  которая улыбалась и кивала головой.
Энди сказал негромко:
   - Она может зажигать огонь.
   - Ну,  это и я могу, - сказал Ирв. Он снова сел и с особой насторо-
женностью взглянул на Энди.  Так смотрят на людей, подозревая, что они
ненормальные.
   - Ей достаточно подумать об этом,  - сказал Энди. - Есть название -
пирокинез.  Это особая способность, как телепатия, телекинез или пред-
чувствие-у Чарли есть задатки и этого,  - но пирокинез встречается го-
раздо реже... и он более опасен. Она очень боится его. И правильно де-
лает,  потому что не всегда может держать его под контролем.  Она спо-
собна поджечь ваш дом, амбар, палисадник, сконцентрировавшись на этом.
Может запалить вашу трубку, - Энди слабо улыбнулся, - если только, за-
жигая ее, она не запалит ваш дом, амбар и палисадник. Ирв докончил пи-
во и сказал:
   - Мне кажется, вам следует позвать полицию и сдаться им, Фрэнк. Вам
нужна помощь.
   - Все это звучит довольно бредово, правда?
   - Да, - грустно сказал Ирв. - Такого бреда я еще никогда не слыхал.
- Он напряженно сидел на краешке стула, и Энди думал, он ждет, что при
первом же удобном случае я выкину какой-нибудь безумный фортель.
   - Полагаю, теперь звать не надо, - сказал Энди. - Они скоро появят-
ся. Пусть лучше полиция. По крайней мере, попав в руки полиции, не пе-
рестанешь быть человеком, как у этих...
   Ирв хотел ответить,  но дверь открылась.  Вошли Норма и Чарли. Лицо
девочки сияло, глаза блестели.
   - Папочка!  - сказала она.  - Папочка,  я кормила... И осеклась. Со
щек  исчез румянец,  она переводила пристальный взгляд с Ирва Мэндерса
на отца,  снова на Ирва.  Вместо радости на лице появилось  страдание.
Именно так она выглядела вчера вечером,  подумал Энди.  Именно так она
выглядела вчера,  когда я увел ее из школы.  И все это продолжается, и
где выход, где хэппи энд?
   - Ты рассказал,  - проговорила она.  - О, папочка, зачем ты расска-
зал?
   Норма шагнула вперед и обняла Чарли за плечи. - Ирв, что тут проис-
ходит?
   - Не знаю, - сказал Ирв. - О чем, по-твоему, он рассказал, Бобби?
   - Это  не мое имя,  - сказала она.  В глазах сверкнули слезы.  - Вы
знаете, меня зовут по-другому.
   - Чарли,  - сказал Энди.  - Мистер Мэндерс почувствовал неувязку. Я
рассказал ему, но он мне не поверил. Подумай - и поймешь почему...
   - Ничего  не  понимаю...  - закричала было Чарли.  И вдруг смолкла,
склонила голову набок,  словно прислушиваясь, хотя никто другой ничего
не слышал. Они видели, как с лица Чарли сбежала краска, словно из кув-
шина вылили цветную жидкость.
   - В чем дело, милочка? - спросила Норма, бросив на Ирва обеспокоен-
ный взгляд.
   - Они едут, папочка, - прошептала Чарли. Глаза ее налились страхом,
- Они едут за нами.

                                * * *

   Они съехались у пересечения Сороковой и проселочной дороги без  но-
мера,  там,  где свернул Ирв, - на городских картах Гастингс Глена она
была помечена как Олд Бейлингсроуд.  Эл Стейновиц наконец догнал своих
людей и быстро,  решительно взял бразды в свои руки. В пяти машинах их
было шестнадцать.  На пути к дому Мэндерса они казались мчащейся похо-
ронной процессией.
   Норвил Бэйтс  с искренним облегчением передал Элу руководство и от-
ветственность за операцию и спросил о местной полиции и полиции штата,
которые были привлечены к участию в погоне.
   - Пока мы их ни о чем не информируем,  - сказал Эл. - Если схватим,
то скажем полицейским,  что они могут снять пикеты. Если же нет - при-
кажем им стягиваться к центру,  сжимая кольцо.  Но - между нами - если
мы не управимся с помощью шестнадцати человек, нам вообще не сладить с
ними, Норв.
   Норв почувствовал легкий упрек и больше ничего не сказал. Он знал -
лучше всего захватить беглецов без постороннего вмешательства,  ведь с
Эндрю Макги произойдет несчастный случай,  как только они его поймают.
Несчастный случай со смертельным исходом. А если вокруг не будет поли-
цейских, дело пойдет куда быстрее.
   На мгновенье  впереди  вспыхнули  тормозные огни автомобиля О'Джея,
затем машина свернула на грунтовую дорогу. Остальные следовали за ней.

                                * * *

   - Ничего не понимаю,  - сказала Норма. - Бобби... Чарли... Успокой-
ся!
   - Вы не поймете, - сказала Чарли высоким, сдавленным голосом. Глядя
на нее, Ирв занервничал. В глазах у девочки застыл испуг, как у попав-
шего  в западню зайца.  Она вырвалась из рук Нормы и бросилась к отцу.
Тот положил ей руки на плечи.
   - Они хотят убить тебя, папочка, я знаю, - сказала она.
   - Что?
   - Убить тебя,  - повторила она.  В ее широко раскрытых глазах стоял
ужас.  - Мы должны бежать. Мы должны... - твердила девочка, как безум-
ная.
   ЖАРКО. ЗДЕСЬ СЛИШКОМ ЖАРКО.
   Он глянул влево. На стене между печью и мойкой висел термометр, та-
ких полно в любом каталоге,  высылающем покупки по почте. В его нижней
части ухмылялся и почесывал бровь маленький красный человечек с  вила-
ми. Под его раздвоенными копытцами было написано: "ВАМ ДОСТАТОЧНО ТЕП-
ЛО?"
   Ртутный столбик в термометре - этот обвиняющий красный палец - мед-
ленно поднимался.
   - Да,  да,  они этого хотят,  хотят,  - сказала она.  - Убить тебя,
убить тебя,  как они убили мамочку,  забрать меня,  я не хочу, не хочу
этого, я не позволю...
   - Чарли! Думай, что делаешь!
   Ее глаза  стали  чуть осмысленнее.  Ирв с женой придвинулись друг к
другу.
   - Ирв... что?..
   Но Ирв перехватил взгляд Энди на термометр и... поверил. Было дейс-
твительно  жарко.  Так жарко,  что прошибал пот.  Столбик в термометре
поднялся выше отметки девяносто градусов.
   - Господи Иисусе, - сказал Ирв охрипшим голосом. - Это она так сде-
лала, Фрэнк?
   Энди не  ответил.  Руки его по-прежнему лежали на плечах Чарли.  Он
заглянул ей в глаза:
   - Чарли... ты думаешь, уже поздно? Ты это чувствуешь?
   - Да,  - сказала она. В ее лице не было ни кровинки. - Они уже едут
по проселку. Ой, папочка, я боюсь.
   - Ты можешь их остановить,  Чарли, - спокойно сказал он. Они встре-
тились взглядами. - Да, - сказал он.
   - Но...  папочка...  это же плохой поступок.  Я знаю, что плохой. Я
могу ведь убить их.
   - Да,  - сказал он. - Сейчас мы перед выбором - убить или быть уби-
тыми. Видно, дело дошло до этого.
   - И это не плохой поступок? - ее голос был едва слышен.
   - Да,  - сказал Энди.  - Плохой.  Никогда не обманывай себя на этот
счет.  И не делай этого,  если сможешь остановиться.  Чарли. Даже ради
меня.
   Они посмотрели друг другу в глаза:  усталые,  в кровяных  прожилках
глаза Энди и широко раскрытые, словно под гипнозом, глаза Чарли.
   - Если я сделаю...  что-нибудь...  ты меня и тогда будешь любить? -
произнесла она.
   Вопрос будто повис в воздухе между ними.
   - Чарли, - сказал он, - я всегда буду тебя любить. Независимо ни от
чего.
   Ирв от окна прошел к ним через комнату.
   - Кажется, я должен извиниться перед вами, - сказал он. - На дороге
целая вереница машин. Хотите, я останусь с вами? У меня есть охотничье
ружье. - Но вид у него был испуганный, почти больной.
   - Ружье не потребуется, - сказала Чарли. Она вывернулась из-под ру-
ки отца,  двинулась к двери; в белом вязаном свитере Нормы Мэндерс она
казалась совсем малюткой. Вышла из комнаты.
   Еще через секунду Энди пришел в себя и ринулся следом за ней. В жи-
воте был холод,  словно он проглотил в три глотка большой брикет моро-
женого.
   Мэндерсы стояли не двигаясь.  Энди последний раз взглянул на озада-
ченное,  испуганное лицо Ирва, и в голове промелькнула шальная мысль -
это тебе урок не подсаживать попутчиков.
   Они с Чарли выскочили на крыльцо и увидели, как первая машина свер-
нула на подъездную дорожку.  Цыплята верещали и подпрыгивали. В амбаре
снова замычала Большуха,  зовя кого-нибудь подоить ее.  Над холмистыми
перелесками и коричневыми осенними полями,  окружающими городок в  се-
верной части штата Нью-Йорк,  стояло неяркое октябрьское солнце. Почти
год они в бегах.  Энди не без удивления почувствовал странное, смешан-
ное  с ужасом облегчение.  Он где-то слышал,  что в состоянии отчаяния
даже заяц, пока его не разорвали, в последнюю минуту иногда огрызается
на собак, повинуясь древнему инстинкту сопротивления.
   Что бы ни случилось, хорошо, что они больше не бегут. Он стал рядом
с Чарли, ее волосы сверкали в солнечном свете.
   - Ой,  папочка,  - простонала она. - Я едва стою.
   Он рукой обнял ее за плечи, сильно прижав к себе.
   Первая машина остановилась перед двориком, из нее вышли двое.

                                * * *

   - Нужно вывести его с крыльца,  - сказал Энди.  Он опустил Чарли на
траву  за  палисадником.  Одна сторона дома уже горела,  языки пламени
медленно двигались к крыльцу, подобно большим светлякам.
   - Проваливайте, - сказала Норма резко. - Не трогайте его.
   - Дом горит, - сказал Энди. - Я помогу.
   - Проваливайте! Вы и так достаточно натворили!
   - Перестань,  Норма!  - Ирв взглянул на нее. - Он ни в чем не вино-
ват. Заткнись.
   Она взглянула  на  него,  словно собиралась еще что-то сказать,  но
поджала губы.
   - Помогите встать,  - сказал Ирв.  - Ноги как ватные. Вроде я обмо-
чился.  Неудивительно.  Один из этих сукиных сынов подстрелил меня. Не
знаю какой. Дайте руку, Фрэнк.
   - Я - Энди, - сказал тот, обхватив Ирва рукой. Ирв Медленно поднял-
ся.  - Я не сержусь на вашу хозяйку. Лучше бы вы проехали мимо нас се-
годня утром.
   - Если бы пришлось решать снова,  я поступил бы так  же,  -  сказал
Ирв. - Эти паразиты с оружием заявились на мою землю. Паразиты, сукины
дети, штатные правительственные сутенеры и... оооуу-оох, боже!
   - Ирв?! - закричала Норма.
   - Молчи,  женщина. Это я ударился. Давайте, Фрэнк, Энди или как там
вас зовут. Становится жарко.
   И действительно,  жар усиливался. Едва Энди стащил Ирва по ступень-
кам во дворик, как порыв ветра метнул сноп искр на крыльцо. Чурбан для
рубки превратился в обгорелый пень.  От цыплят, подожженных Чарли, ни-
чего не осталось,  кроме обугленных костей и странного плотного пепла,
перьев, что ли? Они не поджарились, их кремировали.
   - Посадите меня у амбара, - задыхаясь, произнес Ирв. - Хочу погово-
рить с вами.
   - Вам нужен врач, - сказал Энди.
   - Найдется врач. Что с девочкой?
   - В обмороке.  - Он посадил Ирва на землю, прислонив его к амбарной
двери.  Ирв поднял глаза. Лицо его чуть ожило, губы постепенно розове-
ли.  Он вспотел. Позади полыхал большой белый фермерский дом, стоявший
на Бейлингсроуд с 1868 года.
   - Негоже, чтобы человеческое существо могло делать подобные вещи, -
сказал Ирв.
   - Похоже,  что так, - сказал Энди и перевел взгляд с Ирва на окаме-
невшее, неумолимое лицо Нормы Мэндерс. - Но ведь и негоже человеческим
существам страдать церебральным параличом, дистрофией мускулов, лейке-
мией. А дети этим болеют.
   - Она ничего не сказала, - кивнул Ирв на Норму. - Порядок. Не отры-
вая взгляда от Нормы, Энди сказал:
   - Чарли не более чудовище,  чем ребенок с аппаратом  искусственного
дыхания или из интерната для отсталых детей.
   - Извините мою резкость,  - ответила Норма и отвела взгляд от Энди.
- Мы вместе с ней кормили цыплят во дворе.  Я видела,  как она  гладит
корову. Но, мистер, мой дом горит, и люди мертвы.
   - Мне очень жаль...
   - Дом застрахован.  Норма,  - сказал Ирв,  взяв ее за руку здоровой
рукой.
   - Но это не вернет посуду моей мамы,  которая досталась ей  еще  от
бабушки,  - сказала Норма.  - И мой секретер, картины - мы купили их в
прошлом году в июле на художественной выставке в Скенектеди.  -  Слеза
выкатилась  из  одного глаза - она смахнула ее рукавом.  - А все,  все
письма, которые ты писал мне из армии...
   - Ваша кнопка придет в себя? - спросил Ирв.
   - Не знаю.
   - Так слушайте.  Вот что вы можете сделать, если хотите. За амбаром
стоит старый джип "виллис"...
   - Нет,  Ирв, не лезь больше в это дело! Он повернулся, посмотрел на
жену.  Лицо его было серым,  морщинистым, потным. Позади горел их дом.
Треск  лопающейся  черепицы  напоминал звук жарящихся в очаге рождест-
венских каштанов.
   - Явились на нашу землю без ордера, без официальной бумаги и хотели
увезти их,  - сказал он, - людей, которых я лично пригласил, как дела-
ется в любой цивилизованной стране с  нормальными  законами.  Один  из
этих типов подстрелил меня, другой пытался застрелить Энди. Промахнул-
ся не больше,  чем на четверть дюйма.  - Энди вспомнил первый  оглуши-
тельный  выстрел и щепку,  отлетевшую от столба крыльца.  Поежился.  -
Явились сюда и натворили дел. Как хочешь, чтобы я поступил, Норма? Си-
дел  сиднем  и  передал их этим из секретной службы,  если они посмеют
снова сунуться сюда?
   - Нет, - хрипло произнесла она. - Нет, наверно, нет.
   - Вы не должны... - начал Энди.
   - Должен,  - отрезал Ирв.  - А когда они вернутся...  Они вернутся,
Энди?
   - О,  да.  Они вернутся. Вы, Ирв, купили акции активно действующего
предприятия.
   Ирв глухо засмеялся:
   - Хорошо,  порядок. Когда они появятся здесь, единственное, что мне
известно, - вы взяли мой "виллис". Больше не знаю ничего. И счастливо-
го пути.
   - Спасибо, - сказал Энди.
   - Поторопитесь,  - сказал Ирв. - До города далеко, но там наверняка
увидели  дым.  Приедут пожарные.  Вы сказали мне,  что направляетесь с
кнопкой в Вермонт. Это-то хоть правда?
   - Да, - сказал Энди. Слева раздался стон:
   - Папочка...  - Чарли уже сидела.  Красные брючки и зеленая  блузка
испачкались.  Лицо было белое, в глазах - страх и недоумение. - Папоч-
ка,  что горит? Я чувствую, что-то горит. Это я натворила? Что там го-
рит? Энди подошел, поднял ее.
   - Все в порядке,  - сказал он, подумав: зачем обманывать детей, так
говоря,  коль и они, и взрослые прекрасно знают, где правда. - Все хо-
рошо. Как себя чувствуешь, малышок?
   Через его плечо Чарли видела горящие машины, скрюченное тело в саду
и дом Мэндерсов, над которым полыхал огонь.
   Крыльцо тоже было в пламени. Ветер относил от них дым и жар, но за-
пах бензина и горячей черепицы бил в нос.

   - Что я наделала... - шепнула Чарли. Лицо ее начало подергиваться -
вот-вот опять заплачет.
   - Кнопка! - строго сказал Ирв.
   Она взглянула мимо него.
   - Я, - простонала она.
   - Опустите ее, я хочу поговорить с ней. Энди перенес Чарли к амбар-
ной двери, на которую опирался Ирв, опустил ее на землю.
   - Послушай,  кнопка,  - сказал Ирв,  - Эти люди хотели убить твоего
папулю.  Ты знала это раньше меня,  раньше отца,  хотя, черт бы побрал
меня, если я понимаю, как ты узнала. Правильно я говорю?
   - Да,  -  сказала  Чарли.  В  ее запавших глазах по-прежнему стояло
страдание.  - Но вы не понимаете... Я не могла... не могла сдержаться.
Оно вырвалось из меня во все стороны. Я сожгла цыплят... чуть не сожг-
ла папу. - Страдающие глаза налились слезами - она беспомощно разрыда-
лась.
   - С папой все в порядке,  - сказал Ирв. Энди промолчал. Он вспомнил
это внезапное ощущение - как бы внутри тепловой капсулы.
   - Я никогда больше не стану так делать, - сказала она. - Никогда.
   - Хорошо,  - сказал Энди и положил руку ей на плечо. - Хорошо, Чар-
ли.
   - Никогда, - повторила она.
   - Не говори так,  кнопка, - сказал Ирв, поглядывая на нее. - Не ог-
раничивай себя.  Ты поступишь, как будет нужно. Сделаешь, как сумеешь.
И это все,  за что ты можешь ручаться. По-моему, одно из любимых заня-
тий господа бога - заставлять действовать тех,  кто говорит "никогда".
Совершать поступки. Понимаешь меня?
   - Нет, - прошептала Чарли.
   - Потом поймешь,  - сказал Ирв и посмотрел на Чарли с таким состра-
данием, что Энди охватил прилив тоски и страха.
   Затем Ирв взглянул на жену:
   - Норма,  подай мне вон ту палку, у твоей ноги.
   Норма подала  палку, вложила  ему в  руку, опять  сказала, чтобы не
напрягался,  отдохнул.  Поэтому  один  лишь  Энди  слышал,  как  Чарли
повторила  "никогда",  затаив  дыхание,  почти неслышно, словно тайную
клятву.

                                * * *

   - Смотрите,  Энди, - сказал Ирв, проведя палкой прямую линию по пы-
ли. - Это - проселочная дорога, мы по ней приехали. Бейлингсоруд. Если
вы проедете четверть мили к северу,  справа будет лесная дорога. Обыч-
ный автомобиль по ней не пройдет,  но "виллис" должен,  если не дадите
ему  заглохнуть и будете умело жать на сцепление.  В двух местах пока-
жется,  что дорога кончилась,  но продолжайте двигаться - она появится
снова. Ее нет на картах, понимаете? Ни на одной.
   Энди кивнул, наблюдая, как палка прочерчивает лесную дорогу.
   - Она уведет вас на двадцать миль к востоку, и если вы не застряне-
те и не собьетесь,  то выедете на дорогу Сто пятьдесят около Хоуг кор-
нере. Повернете налево - к северу - и примерно через милю по Сто пять-
десят пятой встретится другая лесная дорога.  Она идет низиной, по бо-
лоту,  нетвердая такая. "Виллис" должен проехать, а может, и нет. Я не
ездил по ней лет пять.  Она, как мне известно, ведет к Вермонту и, на-
верное,  единственная не будет блокирована.  Эта вторая дорога выведет
вас на шоссе Двадцать два, к северу от Черри-плейн, к югу от границы с
Вермонтом.  К  тому времени худшее будет позади - хотя,  полагаю,  они
всюду сообщили вашу фамилию и показали фотографии по телевизору. Но мы
желаем вам самого лучшего. Правда, Норма?
   - Да,  - сказала Норма, это прозвучало как вздох. Она посмотрела на
Чарли. - Ты спасла жизнь своему папе, малышка. Запомни это.
   - Правда?  - спросила Чарли.  Голос ее был так безжизнен, что Норма
немного испугалась,  но Чарли попыталась изобразить подобие улыбки,  и
Норма облегченно улыбнулась в ответ.
   - Ключи в "виллисе" и...  - Он нагнул голову, прислушиваясь. - Слы-
шите?
   Отдаленные звуки сирены,  то низкие, то высокие, несомненно прибли-
жались.
   - Это пожарные, - сказал Ирв. - Если едете, то поскорее.
   - Давай,  Чарли, - позвал Энди. Она подошла, глядя на него красными
от слез глазами. Слабая улыбка исчезла, как неяркое солнце в тучах, но
Энди обрадовался и тому,  что она вообще появилась. Ее лицо было лицом
человека,  чудом оставшегося в живых, потрясенное, ошеломленное. В это
мгновение Энди пожалел,  что не обладает ее даром:  он бы знал, против
кого использовать его.
   Он сказал:
   - Спасибо вам, Ирв.
   - Извините,  - тихо промолвила Чарли.  - За дом,  за цыплят и... за
все другое.
   - Не твоя вина, кнопка, - сказал Ирв. - Они сами напросились. Бере-
ги папулю.
   - Хорошо, - пообещала она.
   Энди взял ее за руку и повел за амбар, где под легким навесом стоял
"виллис".
   Пожарные сирены звучали уже рядом,  когда он завел его и проехал по
лужайке к дороге.  Дом превратился в пылающий ад. Чарли не могла смот-
реть на него. Последний раз Энди увидел Мэндерсонов в зеркальце задне-
го вида.  Ирв прислонился к амбару, кусок белой юбки, которым была об-
мотана его раненая рука, покраснел, рядом с мужем стояла Норма. Здоро-
вой рукой он обнял ее.  Энди махнул - в ответ Ирв чуть приподнял ране-
ную руку.  Норма не пошевелилась, думая, вероятно, о материнской посу-
де,  своем секретере,  любовных письмах - о том,  чего не оплачивают и
никогда не оплатят страховые деньги.

                                * * *

   Они нашли первую лесную дорогу именно там,  где сказал Ирв Мэндерс.
Энди переключил сцепление на все четыре колеса и свернул на нее.
   - Держись,  Чарли,  - сказал он. - Поболтает.
   Чарли держалась.  Лицо ее  было белым,  бескровным. Энди нервничал,
глядя  на  нее.  Домик,  думал  он.   Домик  Грэнтера  Макти на берегу
Ташморского пруда, вернее озера.   Если бы мы смогли добраться  туда и
отдохнуть.  Она восстановит силы - потом подумаем, что делать дальше.
   Подумаем завтра. Утро вечера мудренее.
   "Виллис"  с  рычанием  нырял  по  дороге,  оказавшейся  тропой  для
двухколесной  повозки;  посредине  рос  кустарник  и  даже низкорослые
сосенки. Этот лес раскорчевывали  лет десять назад, и  Энди усомнился,
ездил ли кто-нибудь  тут с тех  пор, кроме случайного  охотника. Через
шесть  миль  дорога  действительно  кончилась,  Энди  пришлось  дважды
останавливаться, чтобы сдвинуть упавшие деревья.  После второго  раза,
чувствуя боль в голове и  в сердце, разогнувшись, он увидел  задумчиво
смотревшую на него большую олениху. На секунду она задержалась,  затем
исчезла  в  глубине  леса,  вильнув  белым  хвостом.  Энди взглянул на
Чарли,  увидел,  как  та  изумленно  смотрит  вслед  животному...    и
приободрился.  Немного  дальше  снова  появилась  колея,  и около трех
часов  дня  они  выехали  к  двухрядной  дороге,  с твердым покрытием,
которая и была дорогой 152.

                                * * *

   Расцарапанный, грязный, едва способный двигаться из-за поврежденной
лодыжки Орвил Джеймисон сидел на обочине Бейлингсроуд  в  полумиле  от
фермы Мэндерсов и говорил в портативный радиотелефон.  Его слова пере-
давались на временный командный пункт в,  фургоне, стоявшем на главной
улице Гастингс Глена. Фургон был оборудован радио со встроенным шифру-
ющим устройством и мощным передатчиком. Сообщение О'Джея было зашифро-
вано,  усилено и отправлено в Нью-Йорк, где его перехватила ретрансля-
ционная станция,  послав дальше в Лонгмонт,  штат Вирджиния, а там Кэп
сидел и слушал в Своем кабинете.
   Лицо Кэпа  не было таким просветленным и самодовольным,  как утром,
когда он ехал в офис на велосипеде. Сообщению О'Джея трудно было пове-
рить:  они знали, что девочка чем-то обладает, некоторой способностью,
но этот рассказ о неожиданной бойне и разгроме был  как  молния  среди
ясного неба,  по крайней мере для Кэпа.  Четверо или шестеро его людей
мертвы,  другие в страхе убежали в лес,  полдюжины машин  пылает,  дом
сгорает  дотла;  ранен посторонний человек,  который того гляди начнет
рассказывать всем и каждому, что банда неофашистов без ордера на арест
явилась к порогу его дома и пыталась захватить мужчину с девочкой, ко-
торых он пригласил на ленч.
   После доклада О'Джея (хотя тот продолжал говорить, почти в истерике
повторяя  одно и то же) Кэп положил трубку,  плотнее устроился в своем
вращающемся кресле и попытался поразмыслить. Подумал, что ни одна тай-
ная операция со времен Залива Свиней на Кубе не кончалась таким сокру-
шительным провалом - и это на американской земле.
   В кабинете царил полумрак,  солнце ушло на другую сторону здания, и
появились густые тени,  но света он не включал.  Рэйчел Вызвала его по
переговорному устройству, он резко сказал ей, что не Желает разговари-
вать ни с кем. Без всяких исключений. Он почувствовал себя старым.
   В памяти возникли слова Уэнлесса: "Я говорю о разрушительном потен-
циале".  Теперь это был не просто вопрос о потенциале. Но мы ее пойма-
ем, думал он, тупо глядя в другой конец комнаты. Да, мы обязательно ее
поймаем. Он вызвав Рэйчел.
   - Свяжите меня с Орвилом Джеймисоном,  как только он Сможет  приле-
теть сюда, - сказал он. - И с генералом Брэкманом в Вашингтоне. Разго-
вор чрезвычайной важности. В штате Нью-Йорк сложилась потенциально ще-
котливая ситуация. Срочно сообщите ему.
   - Слушаюсь, сэр, - почтительно сказала Рэйчел.
   - В  девятнадцать ноль-ноль созовите всех шестерых заместителей ди-
ректора. Также разговор чрезвычайной важности. Я хочу также поговорить
с шефом полиции штата там, в Нью-Йорке. - Они участвовали в прочесыва-
нии,  и Кэп хотел им  это  напомнить.  Если  Контору  начнут  обливать
грязью, он позаботится, чтобы и полиция получила свою долю. Он намере-
вался,  однако, подчеркнуть, что если они будут выступать единым фрон-
том,  то  все смогут выйти из этой ситуации в довольно приличном виде.
Поколебавшись, он сказал:
   - И когда позвонит Джон Рэйнберд, скажите, что мне нужно поговорить
с ним. Для него есть новое задание.
   - Да, сэр.
   Кэп отпустил клавишу переговорного устройства,  откинулся в кресле,
разглядывая тени.
   - Ничего непоправимого не случилось,  - сказал он в сторону  теней.
Это  был  девиз его жизни - не напечатанный на свитке тонкого полотна,
не вывешенный на стенке,  не выгравированный на медной настольной  до-
щечке, а запечатленный в его сердце как безусловная истина.
   Ничего непоправимого.  До сегодняшнего вечера,  до сообщения О'Джея
он этому верил. Именно эта философия проложила дорогу наверх сыну бед-
ного пенсильванского шахтера.  Он верил в нее и сейчас,  хотя эта вера
на мгновение заколебалась.  Если говорить о Мэндерсе и его жене,  то у
них,  вероятно, есть родственники, разбросанные от Новой Англии до Ка-
лифорнии,  и каждый из них может стать потенциальным рычагом давления.
Здесь,  в Лонгмонте хватало сверхсекретных досье, чтобы любое слушанье
в конгрессе,  касающееся методов Конторы,  было бы... ну, трудно услы-
шать.  Автомобили и даже агенты - всего лишь винтики, хотя пройдет не-
мало времени, пока он привыкнет к мысли о смерти Стейновица. Кто заме-
нит Эла? Этот ребенок вместе с папашей заплатит, пусть не за все, хотя
бы за него. Кэп позаботится об этом.
   Но девочка... Как обуздать девочку?
   Есть разные способы. Разные методы.
   Дело Макги все еще лежало на тележке.  Он поднялся, подошел к ней и
стал нервно листать папку. Интересно, думал он, где в эту минуту нахо-
дится Джон Рэйнберд?

                              ВАШИНГТОН

   В ту минуту, когда Кэп Холлистер мельком подумал о Джоне Рэйнберде,
тот  сидел  в номере отеля "Мэйфлауэр",  смотря телевиэионную игру под
названием "Кто сообразительней".  Сидел в кресле, голый, сдвинув ноги.
Он ждал наступления темноты.  Стемнеет,  он будет ждать ночи. Наступит
ночь,  он будет ждать рассвета. Рассветет, почти замрет жизнь в отеле,
он перестанет ждать, поднимется в номер 1217 и убьет доктора Уэнлесса.
Затем опять спустится сюда,  продумает,  что рассказал  Уэнлесс  перед
смертью, а когда взойдет солнце - он немного поспит.
   Джон Рэйнберд  был  миролюбивым  человеком.  Он был в мире почти со
всеми - с Кэпом, Конторой, Соединенными Штатами. В мире с богом, сата-
ной и вселенной.  И если он до сих пор не был в мире с самим собой, то
лишь оттого,  что миссия его пока не окончилась... За его спиной много
удачных дел - на нем немало почетных шрамов. Неважно, что люди отвора-
чиваются от него со страхом и отвращением.  Неважно,  что  он  потерял
глаз  во Вьетнаме.  Сколько ему платят - также неважно.  Большую часть
денег он тратил на ботинки.  Он очень любил ботинки. (Его отца похоро-
нили босым. Кто-то украл мокасины, приготовленные для похорон.)
   Если не считать ботинок,  Джон Рэйнберд интересовался двумя пробле-
мами. Одна из них - смерть. Его собственная смерть, разумеется. Он го-
товился к ее неизбежности не менее двадцати лет. Иметь дело со смертью
- единственное постоянно занятие,  в котором  он  преуспел.  Становясь
старше, он интересовался смертью все больше и больше, подобно художни-
ку,  все более интересующемуся интенсивностью и уровнем света, писате-
лю,  занятому  характерами  и оттенками смысла,  которые он познает на
ощупь,  словно слепой, Читающий по шрифту Брайля. Его больше всего ин-
тересовал уход...  сам отлет души...  уход из тела,  из того, что люди
считают жизнью,  и переход в какое-то другое состояние.  Что ты должен
чувствовать,  когда уходишь навсегда? Кажется ли это сном, от которого
ты очнешься?  Ждет ли там  дьявол  из  христианской  религии,  готовый
проткнуть  твою  вопящую душу вилами и потащить ее в ад,  словно кусок
мяса на вертеле?  Ощущаешь ли ты радость?  Знаешь ли ты,  что уходишь?
Что видят глаза умирающих?
   Рэйнберд надеялся,  что  получит возможность узнать все сам.  В его
профессии смерть зачастую наступала быстро и неожиданно. Мгновенно. Он
надеялся,  что у него будет время подготовиться к собственной смерти и
все прочувствовать. В последнее время он внимательно, с надеждой найти
тайну  в  глазах,  всматривался в лица людей,  которых убивал.  Смерть
очень интересовала его.
   Его также интересовала  маленькая  девочка,  которая  так  заботила
всех.  Эта  Чарли  Макги.  Как считал Кэп,  Джон Рэйнберд имел смутное
представление о семействе Макги и ничего не знал о "лот шесть". На са-
мом деле Рэйнберд знал почти столько же,  сколько сам Кэп, - что опре-
деленно обрекло бы его на ликвидацию,  догадайся Кэп об этом.  Они по-
дозревали, что девочка наделена способностью или потенциальной способ-
ностью излучать энергию.  А может быть,  у нее еще куча других способ-
ностей.  Он  хотел бы встретиться с девочкой,  посмотреть,  что это за
способности.  Знал он также о том,  что Макги обладал, по словам Кэпа,
"потенциальной  силой внушения",  но это не волновало Джона Рэйнберда.
Он еще не встречал человека, способного внушить что-нибудь ему самому.
   "Кто сообразительней"  кончилось.  Начались  неинтересные  новости.
Джон  Рэйндберд сидел,  ничего не ел,  не пил,  не курил,  очищенный и
опустошенный, ожидая, когда подойдет время для убийства.

                                * * *

   Несколько ранее в тот день Кэп беспокойно размышлял о том, как бес-
шумно двигается Рэйнберд. Доктор Уэнлесс его не услышал. Он очнулся от
глубокого сна, потому что чей-то палец щекотал его под носом. Проснул-
ся  и увидел склонившееся над кроватью чудовище из кошмара.  Один глаз
мягко поблескивал в свете лампы из ванной,  которую Уэнлесс всегда ос-
тавлял гореть, ночуя вне дома. На месте второго глаза зияла дыра.
   Уэнлесс открыл  было рот,  чтобы закричать,  но Джон Рэйнберд одной
рукой зажал ему нос, а другой закрыл рот. Уэнлесс задергался.
   - Ш-ш-ш, - сказал Рэйнберд. Он произнес это умиротворенно и снисхо-
дительно,  как говорит мать ребенку, меняя пеленки. Уэнлесс задергался
сильнее.
   - Хотите жить - не шевелитесь и молчите, - сказал Рэйнберд.
   Уэнлесс взглянул на него, изогнулся разок и затих.
   - Будете вести себя смирно? - спросил Рэйнберд. Уэнлесс кивнул. Ли-
цо  его  наливалось кровью.  Рэйнберд убрал руки - Уэнлесс стал хрипло
хватать воздух. Из одной ноздри вытекала тонкая струйка крови.
   - Кто... вы... Кэп... послал вас?
   - Рэйнберд, - угрожающе сказал он. - Да. Кэп послал меня. В темноте
глаза Уэнлесса казались громадными. Он облизал губы. Лежа в постели со
сбитыми вокруг костлявых коленей простынями,  он выглядел самым старым
ребенком в мире.
   - У  меня есть деньги,  - быстро зашептал он.  - Счет в швейцарском
банке. Куча денег. Все ваши. Рта не раскрою. Клянусь богом.
   - Не нужны ваши деньги,  доктор Уэнлесс, - сказал Рэйнберд. Уэнлесс
уставился на него,  левый угол рта опустился в чудовищной ухмылке, ле-
вое веко закрыло глаз и дрожало.
   - Если хотите остаться живым после восхода солнца,  - сказал  Рэйн-
берд,  - побеседуйте со мной,  доктор Уэнлесс.  Прочитайте мне лекцию.
Семинар для одного. Я буду внимательным, хорошим слушателем. И награжу
вас жизнью, которую вы проведете вдали от глаз Кэпа и Конторы. Понима-
ете?
   - Да, - хрипло отозвался Уэнлесс.
   - Согласны?
   - Да... но что?..
   Рэйнберд положил два пальца на губы доктора Уэнлесса,  и тот  мигом
умолк. Его костлявая грудь быстро поднималась и опускалась.
   - Я  произнесу  два слова,  - сказал Рэйнберд,  - и вы начнете свою
лекцию.  Включите в нее все,  что знаете, все, о чем подозреваете, все
ваши теоретизирования.  Вы готовы услышать эти два слова,  доктор Уэн-
лесс?
   - Да, - кивнул доктор Уэнлесс.
   - Чарлина Макги,  - сказал Рэйнберд,  и доктор  Уэнлесс  заговорил.
Сначала он медленно выдавливал слова,  затем они полились быстрее.  Он
рассказал всю историю испытаний "лот шесть" и того,  главного экспери-
мента.  Многое  из  рассказанного  Рэйберд  знал,  но  Уэнлесс добавил
кое-что новое. Профессор повторил всю проповедь, прочитанную в то утро
Кэпу.  Рэйнберд внимательно слушал,  иногда хмурясь, слегка похлопывая
руками,  хихикая над метафорой Уэнлесса относительно обучения туалету.
Это поощрило Уэнлесса говорить быстрее;  когда же он, как все старики,
начал повторяться, Рэйнберд снова наклонился и снова одной рукой зажал
ему нос, а другой закрыл рот.
   - Извините, - сказал Рэйнберд.
   Уэнлесс извивался и бился,  как рыба,  под тяжестью Рэйнберда.  Тот
надавил сильнее.  Когда Уэнлесс стал затихать,  Рэйнберд быстро  убрал
руку, зажимающую нос. Настоящее дыхание доктора походило на шум возду-
ха, вырывающегося из шины, проколотой большим гвоздем. Глаза вращались
в  орбитах,  как  у перепуганной лошади...  и все же в них трудно было
что-нибудь разглядеть.
   Рэйнберд схватил доктора Уэнлесса за воротник пижамы и  сдвинул  на
край постели, чтобы свет из ванны светил ему прямо в лицо. И снова за-
жал доктору нос.
   Мужчина, если перекрыть доступ воздуха в легкие и он лежит без дви-
жения,  иногда  может прожить до девяти минут без необратимых последс-
твий для мозга; женщина, при несколько большем объеме легких и немного
лучшей системе выделения углекислого газа,  может протянуть десять или
двенадцать минут.  Конечно, борьба и страх значительно сокращают время
выживания.
   Доктор Уэнлесс бился сорок секунд, затем его попытки спастись осла-
бели.  Он сильно бил руками по гранитной маске, заменявшей Джону Рэйн-
берду лицо. Притуплено барабанил пятками по ковру на полу. Пустил слю-
ну в мозолистую ладонь Рэйнберда. И настал тот самый момент.
   Рэйнберд наклонился вперед, с детским нетерпением изучая глаза Уэн-
лесса.
   Но было все то же,  всегда одно и то же.  Из глаз,  казалось, исчез
страх, вместо него в них появилась озадаченность, не удивление, не по-
нимание  или  благоговейный страх - просто озадаченность.  На какое-то
мгновение два озадаченных глаза уставились на единственный Джона Рэйн-
берда,  и Рэйнберд знал,  что эти глаза видят его.  Неясно,  все более
расплывчато,  по мере того как доктор уходил все дальше и  дальше,  но
его  видели.  Затем ничего не осталось,  кроме остекленевшего взгляда.
Доктор Джозеф Уэнлесс больше не находился в отеле  "Мэйфлауэр".  Рэйн-
берд сидел на кровати рядом с куклой человеческого роста.
   Он был  неподвижен,  одна рука все еще закрывала рот куклы,  другая
крепко зажимала его ноздри.  Полная уверенность не  помешает  -  пусть
пройдет еще минут десять.
   Он думал о том, что рассказал ему Уэнлесс о Чарлине Макти. Возможно
ли, чтобы ребенок обладал такой силой? Он полагал, что это возможно. В
Калькутте он видел,  как человек прокалывал себя ножами - ноги, живот,
грудь,  шею,  - затем вытаскивал ножи, не оставляя ран. Оказалось, что
это возможно. И, конечно, интересно.
   Он думал обо всем этом,  но поймал себя на мысли: что почувствуешь,
убивая ребенка?  Сознательно он никогда этого не делал  (хотя  однажды
подложил бомбу в самолет, бомба взорвалась, убив шестьдесят семь чело-
век на борту,  и возможно, среди них были дети, но это не одной то же,
то  было  безлично).  Его профессия не часто требовала убийства детей.
Контора,  в конце концов,  не террористическая организация,  как бы ни
хотелось некоторым,  скажем,  некоторым слюнтяям в конгрессе,  считать
так.  Они, в конце концов, - научное учреждение. Может, & ребенком все
будет  по-другому?  В конце может появиться другое выражение в глазах,
что-то другое, а не озадаченность, опустошающая и - да, да - так печа-
лящая его.
   Возможно, в смерти ребенка он отчасти откроет для себя то,  что ему
так хочется знать.
   Именно такого ребенка,  как эта Чарлина Макги. - Моя жизнь как пря-
мая дорога в пустыне,  - негромко сказал Джон Рэйнберд. Он внимательно
посмотрел в мутные голубые кусочки  мрамора,  бывшие  недавно  глазами
доктора Уэнлесса.  - Но твоя жизнь никуда больше не ведет, мой друг...
мой добрый Друг.
   Он поцеловал Уэнлесса сначала в одну щеку,  потом в  другую.  Затем
вытащил на кровать и набросил на него простыню.  Она опустилась мягко,
словно парашют, и облегла его торчащий, теперь уже неподвижный нос.
   Рэйнберд вышел.
   Ночью он думал о девочке, способной якобы возжигать пламя. Он много
думал о ней.  Ему хотелось знать, где она находится, что думает, какие
видит сны.  Он испытывал к ней подобие нежности,  стремление  защитить
ее.
   Минуло шесть часов утра - он засыпал, уверенный: девочка будет его.

                        ТАШМОР, ШТАТ ВЕРМОНТ

   Энди и Чарли Макги добрались до коттеджа у Ташморского озера спустя
два дня после пожара на ферме Мэндерсов.  Начать с того,  что "виллис"
был далеко не в лучшей форме,  а поездка по грязи через лесные дороги,
указанные им Ирвом, не принесла ему пользы.
   Наступила ночь бесконечного дня,  начавшегося в Гастингс Глене. Они
были  менее чем в двадцати ярдах от конца второй и худшей из двух лес-
ных дорог.  Перед ними,  скрытая густыми зарослями кустарника,  лежала
дорога 22.  Они не видели дороги, но время от времени слышали шелест и
шум пролетавших мимо автомашин и грузовиков.  Ночь они провели в "вил-
лисе",  обнявшись, чтобы было теплее. И двинулись вновь в путь на сле-
дующее утро - вчерашнее утро - вскоре после пяти,  когда дневной  свет
был всего лишь блеклой белой полоской на востоке.
   Чарли - бледная,  вялая, измученная - не спросила отца, что случит-
ся,  если пикеты на дорогах передвинуты дальше на восток.  Если пикеты
передвинуты, их поймают, и на этом все кончится. Не вставал и вопрос о
том, чтобы бросить "виллис". Чарли не могла идти, не мог идти и он.
   Поэтому Энди выехал на шоссе, и весь этот октябрьский день они вер-
телись  по  второстепенным дорогам под белым небом,  которое грозилось
дождем,  но так и не пролило его. Чарли много спала. Энди беспокоился,
что она спит нездоровым сном, стараясь убежать от случившегося с ними,
вместо того чтобы попытаться приспособиться к происшедшему.
   Дважды останавливался он у придорожных кафе,  покупал котлеты с жа-
реным  картофелем.  Во второй раз он воспользовался пятидолларовой бу-
мажкой,  которую дал ему водитель фургона Джим Полсон. Мелочь из теле-
фонов была почти израсходована.  Он,  вероятно, выронил часть монет из
карманов в то сумасшедшее утро у Мэндерсов, но не мог этого вспомнить.
Кое-что  еще исчезло:  за ночь ушли пугающие омертвелые пятна на лице.
Он ничего не имел против их исчезновения.
   Большая часть котлет и картофеля,  купленных  для  Чарли,  осталась
несъеденной.

   Прошлым вечером  они  остановились на площадке отдыха у шоссе через
час после наступления темноты.  Никого не было.  Стояла осень, и сезон
кочевья индейцев прошел до следующего года. Грубо сработанное объявле-
ние выжженными по дереву буквами гласило:  "НОЧЕВКА ЗАПРЕЩЕНА, КОСТРОВ
НЕ РАЗВОДИТЬ,  ПРИВЯЖИТЕ СОБАКУ, МУСОР НЕ БРОСАТЬ - ШТРАФ - 500 ДОЛЛА-
РОВ".
   - Тоже мне чистюли,  - пробормотал Энди и проехал  на  "виллисе"  в
дальний  конец  усыпанной гравием площадки,  к рощице на берегу узкого
журчащего ручья.  Они с Чарли вышли из машины и, не сговариваясь, нап-
равились к воде.  Небо затянули облака.  Но было не холодно. Звезды не
просматривались, и ночь казалась очень темной. Присели, прислушались к
говору ручейка. Он взял руку Чарли, тут она заплакала - громкие захле-
бывающиеся рыдания,  казалось, готовы были разорвать ее. Он обнял ее и
побаюкал.
   - Чарли, - пробормотал он. - Чарли, Чарли, не надо. Не плачь.
   - Пожалуйста, не заставляй меня делать это снова, папочка, - рыдала
она.  - Если ты прикажешь мне сделать это, я сделаю и потом убью себя,
так что, пожалуйста... пожалуйста... никогда...
   - Я люблю тебя,  - шепнул он. - Успокойся и перестань болтать о са-
моубийстве. Это сумасшедшие разговоры.
   - Нет, - сказала она. - Не разговоры. Обещай, папочка. Он долго ду-
мал и затем медленно произнес:
   - Не знаю, смогу ли, Чарли. Но обещаю - постараюсь. Этого достаточ-
но?
   Ее тревожное молчание служило красноречивым ответом.
   - Я тоже боюсь,  - сказал он мягко.  - Отцы тоже  пугаются.  Поверь
мне.
   Эту ночь они снова провели в кабине "виллиса". К шести утра - снова
были в пути.  Облака стали рассеиваться, и к десяти часам наступил бе-
зупречный  день  бабьего лета.  Вскоре после пересечения границы штата
Вермонт они увидели в садах людей, взбирающихся на лестницы, словно на
мачты, и грузовики, наполненные плетеными корзинами с яблоками.
   В одиннадцать  тридцать они свернули с дороги 34 на узкую грунтовую
дорогу с надписью "Частное владение",  и Энди вздохнул с  облегчением.
Они добрались до Грэнтера Макги. Они были на месте.
   Медленно проехали  примерно  полторы мили к озеру.  Осенние листья,
красные и золотые,  перелетали через дорогу перед тупым  носом  джипа.
Когда сквозь деревья засверкала вода,  дорога раздвоилась. Поперек бо-
лее узкой колеи висела тяжелая металлическая цепь,  а на цепи - желтая
табличка со ржавыми пятнами:  "ПРОХОДА НЕТ ПО УКАЗАНИЮ ШЕРИФА ОКРУГА".
Большая часть ржавых пятен образовалась вокруг шести или восьми углуб-
лений  в  металле,  и Энди предположил,  что летом какой-то отдыхавший
здесь парнишка в течение нескольких минут развеивал скуку,  хлопая  по
табличке из револьвера 22-го калибра. Но это было давным-давно.
   Он вылез из "виллиса", достал из кармана кольцо с ключами. На коль-
це висела бирка из кожи с почти стершимися его инициалами Э.МкГ.  Этот
кусочек  кожи Вики подарила ему на рождество - рождество накануне рож-
дения Чарли.
   Он постоял какое-то мгновение перед цепью,  глядя на кожаную бирку,
затем на сами ключи.  Их было около двух десятков.  Забавная штука эти
ключи: по ним, имеющим тенденцию скапливаться на кольце, можно просле-
дить жизнь.  Некоторые люди,  безусловно более организованные, чем он,
просто выбрасывали старые ключи;  те  же  организованные  люди  каждые
шесть месяцев имели привычку проверять и очищать свои бумажники.  Энди
никогда не делал ни того, ни другого.
   Вот ключ,  который открывал дверь в восточном крыле Принс  Холла  в
Гаррисоне - там был его кабинет. Вот ключ от самого кабинета. От каби-
нета английского отделения.  Вот ключ от дома в Гаррисоне,  который он
видел в последний раз в день,  когда Контора убила его жену и похитила
его дочь.  Откуда еще два или три ключа, он даже не мог вспомнить. Да,
ключи - забавная пйука.
   Воспоминания затуманились. Внезапно он почувствовал, что скучает по
Вики,  тоскует по ней, как не тосковал с тех первых мрачных недель его
бегства с Чарли.  Он так устал,  так напуган и переполнен гневом. Если
бы он мог выстроить всех сотрудников
   Конторы здесь, вдоль грэнтеровской дороги, и если бы кто-нибудь дал
ему в руки автомат Томсона...
   - Папочка? - забеспокоился голосок Чарли. - Не можешь найти ключ?
   - Нашел,  нашел, - сказал он. Маленький ключ от замка фирмы "Йейл",
на котором он выцарапал своим карманным ножом Т.О,  то есть Ташморское
озеро, висел среди других. Последний раз они были здесь в год рождения
Чарли,  и теперь Энди пришлось немного пошевелить ключом,  прежде  чем
заржавевший  механизм сработал.  Затем замок открылся,  и Энди положил
цепь на ковер из опавших листьев.
   "Виллис" проехал по дорожке, и Энди вновь навесил замок на цепь. Он
с удовольствием отметил, что дорога в плохом состоянии. Когда они при-
езжали сюда регулярно каждое лето, жили по три-четыре недели, он всег-
да находил пару дней,  чтобы привести дорогу в порядок - доставал гра-
вий с камнедробилки Сэма Мура и укладывал его в особенно  разъезженные
колеи,  обрезал  ветки кустарника и приглашал самого Сэма приезжать со
старым дреггером разравнивать дорогу.
   Другой, более широкий конец развилки вел к поселку  из  двух  дюжин
летних домиков и коттеджей, вытянувшемуся вдоль берега. Эти люди имели
свою Дорожную ассоциацию,  ежегодные сборы, августовские членские соб-
рания  и  все такое прочее (хотя собрания членов по сути служили всего
лишь поводом, чтобы хорошенько нагрузиться спиртным накануне Дня труда
и  закрыть еще один летний сезон).  Зато на этом конце дороги владение
Грэнтера было единственным, потому что Грэнтер скупил всю эту землю за
сущий пустяк в разгар депрессии.
   В былые времена у них был семейный автомобиль, "фордуниверсал". Эн-
ди сомневался, что тот старый автомобиль проехал бы по этой теперешней
дороге  -  ведь даже "виллис" с высокими осями раз или два сел на "пу-
зо". Энди это не огорчало: значит, здесь никто не бывал.
   - А тут будет электричество, папочка? - спросила Чарли.
   - Нет,  - сказал он,  - и телефона не будет.  Нам не стоит включать
свет, крошка. Это все равно что выставить объявление: "А МЫ ЗДЕСЬ!" Но
есть керосиновые лампы и две бочки с соляркой для кухонной печки.  Ес-
ли,  конечно,  все не разворовано.  - Это его несколько беспокоило. Со
времени их последнего приезда сюда цена солярки  поднялась  настолько,
что кража себя оправдала бы.
   - А будет... - начала Чарли.
   - Вот черт,  - сказал Энди. Он резко нажал на тормоз. Впереди попе-
рек дороги лежало дерево - большая старая береза,  сваленная  какой-то
зимней бурей. - Пожалуй, отсюда мы пойдем пешком. Здесь около мили, не
больше.  Пешком одолеем. - Потом надо будет прийти сюда с лучковой пи-
лой  Грэнтера  и  перепилить  дерево.  Ему не хотелось оставлять здесь
"виллис" Ирва. Это было бы чересчур заметно. Взъерошил ей волосы:
   - Пошли.
   Они вылезли из "виллиса", Чарли легко пролезла под деревом, Энди же
осторожно перелез через него, стараясь не ободраться. Они шли - листья
приятно шуршали под ногами,  а лес был полон осенних запахов. С одного
дерева на них внимательно смотрела белочка,  наблюдая за каждым движе-
нием. И вот снова сквозь деревья - голубые проблески.
   - Что ты хотела сказать, когда мы подъехали к дереву? - спросил Эн-
ди.
   - Надолго ли хватит топлива? А если мы будем зимовать?
   - Для начала там достаточно.  Я еще смогу нарубить дров. А ты собе-
решь много хвороста.
   Через десять минут дорога перешла в лужайку на  берету  Ташморского
озера,  и они были на месте.  Какое-то мгновение стояли тихо.  Энди не
знал, что чувствовала Чарли, но перед ним пронеслись такие пронзитель-
ные воспоминания,  для которых даже слово "ностальгия" казалось малоз-
начащим. К воспоминаниям примешалось сновидение трехдневной давности -
лодка, извивающийся червяк, даже заплатки из шины на сапогах Грэнтера.
   Пятикомнатный коттедж  был построен из дерева,  фундамент сложен из
небольших валунов,  терраса была обращена к озеру,  каменный пирс вда-
вался в воду.  Если не считать опавших листьев и деревьев, не пережив-
ших трех зим,  место это почти не изменилось.  Ему едва не почудилось,
что сам Грэнтер выходит навстречу,  одетый в одну из своих зелено-чер-
ных клетчатых рубах,  приветливо машет ему, зовет его, спрашивает, об-
завелся  ли он лицензией для ловли рыбы,  потому что коричневая форель
еще хорошо клюет в сумерках.
   Место хорошее,  безопасное.  Вдалеке,  на другом берегу Ташморского
озера,  в лучах солнца серо-зеленым светом переливались сосны.  Глупые
деревья,  сказал однажды Грэнтер,  даже не знают разницы между летом и
зимой.  Единственным  признаком цивилизации на противоположной стороне
маячила брэдфордская городская пристань.  Никто не додумался построить
там  торговый  центр или увеселительный парк.  А тут ветер по-прежнему
разговаривал с деревьями. Позеленелая черепица на крыше выглядела зам-
шелой,  а сосновые иголки все еще плавали в уголках водостоков и в де-
ревянном сточном желобе.  Энди бывал здесь мальчишкой,  и Грэнтер учил
его нанизывать приманку на крючок.  У него была здесь собственная ком-
ната,  обитая панелями из хорошего клена,  здесь на узкой кровати  ему
снились мальчишеские сны и он просыпался от звука плескавшейся у пирса
воды. Он бывал здесь и взрослым мужчиной, спал со своей женой на двус-
пальной  кровати,  когда-то  принадлежавшей Грэнтеру и его жене - этой
молчаливой, несколько мрачной женщине, состоявшей членом Американского
общества атеистов и умевшей указать,  если ее спрашивали,  на тридцать
вопиющих несуразностей в Библии короля Иакова либо на смехотворную не-
лепость  Теории  Вселенной  как  часовой пружины,  произнося все это с
убийственно неопровержимой логикой убежденного в своей правоте  пропо-
ведника.
   - Вспоминаешь маму,  да?  - спросила Чарли жалким, несчастным голо-
сом.
   - Да, - сказал он. - Мне ее не хватает.
   - Мне тоже, - сказала Чарли. - Вам тут было хорошо, да?
   - Хорошо,  - согласился он.  - Пошли,  Чарли.  Она приостановилась,
глядя на него.
   - Папочка,  когда-нибудь у нас будет снова все хорошо?  Я смогу хо-
дить в школу, и вообще?
   Он хотел было соврать, но ложь плохой ответ.
   - Не знаю,  - сказал он. Попытался улыбнуться, но улыбка не вышла -
не сумел даже убедительно растянуть губы. - Не знаю, Чарли.

                                * * *

   Инструменты Грэнтера  были  по-прежнему  аккуратно разложены в мас-
терской при сарае для лодки,  и Энди нашел то,  на что не  осмеливался
особенно надеяться:  две почти полные поленницы дров, аккуратно наруб-
ленных и вылежавшихся в отсеке под лодочным сараем.  Большую их  часть
он когда-то наколол сам,  они лежали накрытые рваным,  грязным брезен-
том,  который он сам на них набросил.  С двумя поленницами всю зиму не
протянуть,  но  когда он распилит упавшие вокруг деревья и березу там,
на дороге, - они будут обеспечены дровами.
   Он пошел к упавшему дереву с лучковой пилой  и  распилил  его  так,
чтобы "виллис" мог проехать.  К этому времени почти стемнело, он устал
и проголодался.  Кладовую с продуктами также никто не потревожил; если
хулиганы  и воры и промышляли последние шесть зим,  то орудовали они у
более заселенного южного берега. Пять полок были набиты консервирован-
ными  супами  "Кэмпбелл",  сардинами "Ваймэн",  тушенкой "Динти Мур" и
всевозможными овощными консервами.  На полу стояла  наполовину  пустая
коробка  с  собачьими  консервами  "Райвл"  - наследство старой собаки
Грэнтера Бимбо, - но Энди не думал, что до них дойдет очередь.
   Пока Чарли рассматривала книжки на полках большой гостиной, Энди из
кладовой  спустился по ступеням в маленький погребок,  чиркнул спичкой
по одной из балок, сунул палец в дырку от сучка в доске - досками были
обиты  стены  этой  маленькой комнатки с земляным полом - и потянул за
эту доску.  Она подалась,  Энди заглянул внутрь и ухмыльнулся.  Внутри
затянутого паутиной углубления стояли четыре керамических кувшина, на-
полненных чистой, слегка маслянистой жидкостью - стопроцентным самого-
ном - Грэнтер называл его "удар ослиного копыта".
   Спичка обожгла пальцы Энди.  Он погасил ее и зажег вторую.  Подобно
суровым старым проповедникам из Новой Англии,  прямым потомком которых
была  Гульда Макти,  она не любила,  не понимала и не терпела простых,
слегка глуповатых мужских  радостей.  Она  была  атеисткой-пуританкой;
своим маленьким секретом Грэнтер поделился с Энди за год до смерти.
   Кроме спирта здесь стояла коробка с фишками для покера.  Энди выта-
щил ее и просунул пальцы в прорезь в крышке.  Раздался хруст, он выта-
щил тонкую пачку купюр - несколько десяти-, пяти- и однодолларовых бу-
мажек. Всего, наверно, долларов восемьдесят. Покер был слабостью Грэн-
тера, а эти деньги он называл "своей заначкой".
   Вторая спичка обожгла ему пальцы, Энди загасил ее. В темноте он по-
ложил назад покерные фишки и деньги. Хорошо, что они есть. Он задвинул
доску на место и пошел назад через кладовку.
   - Хочешь  томатного супа?  - спросил он Чарли.  Чудо из чудес - она
нашла на одной из полок все  книги  о  Винни-Пухе  и  сейчас  блуждала
где-то в Чудесном Лесу с Пухом и осликом Иа-Иа.
   - Конечно,  -  сказала она,  не глядя на него.  Он сварил в большой
кастрюле томатный суп, открыл по коробке сардин. Зажег одну из кероси-
новых ламп, прежде тщательно задернув занавески, поставил лампу на се-
редину обеденного стола.  Они сели за стол и ели,  почти не разговари-
вая.  Затем он зажег сигарету, раскурив ее над вытяжным стеклом лампы.
В бабушкином комоде Чарли обнаружила ящичек для  игральных  карт;  там
лежали восемь или девять колод,  в каждой из которых отсутствовал либо
валет, либо двойка, либо еще что-то. Она провела остаток вечера, раск-
ладывая их и играя с ними, пока Энди обходил поселок.
   Укладывая ее спать,  он спросил,  как она себя чувствует.
   - В безопасности,  - сказала она  без колебаний. -  Спокойной ночи,
папочка.
   Если Чарли было хорошо, значит, хорошо и ему. Он посидел с ней нем-
ного,  но  она быстро заснула,  и он ушел,  оставив дверь приоткрытой,
чтобы услышать, если ночью ее что-то потревожит.

                                * * *

   Перед тем как лечь спать,  Энди снова пошел в погребок, достал один
из  кувшинчиков с прозрачным самогоном,  налил себе немного в стакан и
вышел через раздвижную дверь на веранду.  Он сел в один  из  шезлонгов
(пахнуло прелью - у него мелькнула мысль,  можно ли устранить этот за-
пах) и стал смотреть на темное, будто дышащее озеро. Было немного зяб-
ко,  но два маленьких глотка "удара ослиного копыта" запросто избавили
его от холода. Впервые с начала жуткой погони на Третьей авеню он тоже
чувствовал  себя  в безопасности и отдыхал.  Он курил и смотрел на тот
берег Ташморского озера. В безопасности и отдыхая, но не впервые после
Нью-Йорка.  Впервые с тех пор,  как Контора вновь вторглась в их жизнь
тем ужасным августовским днем четырнадцать месяцев назад.  С  тех  пор
они либо бежали, либо прятались, так или иначе отдыха не было.
   Он вспомнил  разговор  с Квинси по телефону и запах тлеющего ковра.
Энди - в Огайо,  Квинси - в Калифорнии, которую в своих редких письмах
он называл Волшебным Королевством Землетрясений.  "Да,  это хорошо,  -
говорил Квинси.  - А то они могут поместить их в две маленькие комнат-
ки,  где  они  будут  не разгибая спины работать во имя безопасности и
свободы двухсот двадцати миллионов американцев...  Уверен, что они хо-
тели бы только; заполучить этого ребеночка и посадить в маленькую ком-
нату и посмотреть,  не поможет ли он сохранить демократию на  планете.
И,  пожалуй,  это все,  что я хотел сказать, старина, только еще... не
возникай".
   Ему казалось, что тогда он испугался. На самом деле он еще не знал,
что  такое  испуг.  Испуг  - это когда приходишь домой и находишь жену
мертвой с вырванными ногтями. Они вырвали ей ногти, чтобы она сказала,
где Чарли. Два дня и две ночи Чарли гостила в доме своей подружки Тер-
ри Дугэн. Через месяц или около того Макги собирались пригласить Терри
такое  же время пожить у них в доме.  Вики назвала это Великим обменом
1980 года.
   Сейчас, сидя на веранде и покуривая, Энди мог восстановить в памяти
все случившееся,  а тогда для него все сплелось в клубок печали, ужаса
и гнева:  только слепой счастливый случай (а может, нечто большее, чем
случай) позволил ему догнать этих людей.
   За ними следили, за всей семьей. Продолжительное время. Когда Чарли
не пришла домой из летнего однодневного лагеря вечером в среду, не по-
явилась в четверг днем и вечером, они, должно быть, решили, что Энди и
Вики догадались о слежке. Вместо того чтобы поискать и обнаружить Чар-
ли у подруги не более чем в двух милях от дома,  они решили, что роди-
тели спрятали ребенка, ушли в подполье.
   Ошибка была немыслимо глупой и не первой на счету Конторы,  как от-
мечала статья,  которую Энди читал в "Роллинг стоун", Контора была за-
мешана в кровопролитии,  связанном с захватом самолета террористами из
некоей  "Красной бригады" (захват удалось предотвратить - ценой шести-
десяти жертв), в продаже героина мафии в обмен за информацию о кубинс-
ко-американских группах в Майами...
   Зная о таких громадных проколах в работе Конторы, нетрудно было по-
нять, как агенты, следившие за семьей Макти, ухитрились принять двухд-
невное пребывание ребенка у подружки за бегство.  Как сказал бы Квинси
(а может,  он это и говорил),  если бы более чем тысяче  самых  умелых
агентов  Конторы пришлось идти работать в частный сектор,  они перешли
бы на пособия по безработице до истечения испытательного срока.
   Глупейшие ошибки совершили обе стороны, размышлял Энди. По прошест-
вии  времени  горечь  при этой мысли несколько уменьшилась,  но в свое
время она была настолько остра,  что кровь бросалась в голову.  Он был
напуган  намеками Квинси по телефону в тот день,  когда Чарли споткну-
лась и упала с лестницы, но напуган, очевидно, недостаточно, иначе они
бы действительно скрылись.
   Он понял слишком поздно, что человеческий мозг легко поддается гип-
нозу, если жизнь человека или его семьи выходит из колеи, и попадает в
страну  лихорадочной фантазии,  похожей на шестидесятиминутные сериалы
по телевидению или двухчасовые сеансы в местном кинотеатре.
   Тогда, после разговора с Квинси, его стало иногда охватывать стран-
ное ощущение,  словно его обкладывают со всех сторон. Подслушивают те-
лефон?  Какие-то люди следят за ним? Возможность того, что семью забе-
рут и запрут в подвалах какого-то государственного комплекса? При этом
Энди почему-то хотелось глупо улыбаться и просто  наблюдать,  как  все
это назревает, вести себя интеллигентно и разумно, не обращая внимания
на собственное подсознание...
   Над Ташморским озером что-то внезапно зашумело, взлетела и устреми-
лась на запад в ночь стая уток.  Светил месяц, бросая мутный серебрис-
тый свет на их крылья.  Энди зажег новую сигарету.  Он  курил  слишком
много,  вскоре он окажется без курева:  осталось четыре или пять сига-
рет.
   Да, он подозревал, что телефон прослушивался. Странный двойной щел-
чок после того,  как снимешь трубку и скажешь "алло". Один или два ра-
за,  когда он разговаривал со студентом,  просившем о встрече,  или  с
коллегой, связь таинственно прерывалась. Он подозревал, что в доме мо-
гут быть установлены "жучки",  но никогда не искал их (а разве он  мог
найти?). Несколько раз подозревал - нет, не сомневался, - за ними сле-
дят.
   Они жили в районе Гаррисона под названием Лейклэнд,  а Лейклэнд яв-
лял собой типичный пригород.  Вечером,  подвыпив, можно часами кружить
вокруг шести или восьми кварталов, отыскивая свой дом. Соседи работали
на  заводе счетных машин компании ИБМ за городом,  на предприятии "По-
лупроводники Огайо" в самом городе или преподавали  в  колледже.  Если
провести  по  линейке  две  линии через таблицу доходов средних семей:
нижнюю - вдоль восемнадцати с половиной тысяч и верхнюю,  -  где-то  у
тридцати, то почти все обитавшие в Лейклэнде попадут в графу между ни-
ми.
   Людей постепенно узнаешь.  Киваешь на  улице  миссис  Бэкон,  после
смерти  мужа заключившей новый брак с водкой (по ней и видно:  медовый
месяц в таком браке наглядно отразился на ее лице и фигуре).  Приветс-
твенно  машешь двум девицам с белым "ягуаром",  которые снимают дом на
углу Джасминстрит и Лейклэнд-авеню,  - подумав:  интересно,  как может
выглядеть ночка в их обществе.  Рассуждаешь о бейсболе с мистером Хэм-
мондом на Лорел-лзйн,  он,  разговаривая, не перестает подрезать живую
изгородь. Мистер Хэммонд - клерк из фирмы ИБМ, родился в Атланте и был
ярым болельщиком команды  "Атлантские  молодцы".  Он  терпеть  не  мог
"Большой  красной машины" из Цинциннати,  что совсем не сближало его с
соседями. На это, Хэммонд плевал. Он просто ждал, когда ИБМ вручит ему
документы на получение пенсии.
   Не в  мистере  Хэммонде дело.  Не в миссис Бэкон и не в двух спелых
ягодках из белого "ягуара" с тусклой красной  грунтовкой  вокруг  фар.
Дело в том,  что в мозгу по прошествии времена подсознательно формиру-
ется стереотип: "группа принадлежащих к Лейклэнду".
   Однако в месяцы,  предшествовавшие убийству Вики и похищению  Чарли
из дома Дугэнов,  вокруг толклись люди, не принадлежавшие к этой груп-
пе. Энди игнорировал их, убеждая себя, что глупо тревожить Вики только
потому, что разговор с Квинси нагнал на него безумного страху.
   Люди в  светло-сером фургоне.  Мужчина с рыжими волосами,  которого
однажды вечером он видел за рулем "матадора", а потом, другим вечером,
две недели спустя,  за рулем "плимута", и опять через десять дней - на
заднем сиденье серого фургона. В дом приходило чересчур много коммиво-
яжеров.  Иногда вечерами, вернувшись домой с работы или вместе с Чарли
с последней диснеевской картины, он чувствовал, что у них кто-то побы-
вал,  что вещи чуть-чуть сдвинуты с места.  Чувство, что за тобой сле-
дят.
   Его глупейшая ошибка: он не мог поверить, что все это пойдет дальше
слежки.  И  сейчас он не был уверен,  что они тогда запаниковали.  Они
могли заранее замышлять похищение: схватить его и Чарли, убить сравни-
тельно бесполезную им Вики: и вправду, кому нужен слабосильный экстра-
сенс,  чей самый крупный трюк - не сходя с места,  закрыть дверь холо-
дильника?
   Тем не менее вся эта возня отдавала неосторожностью и спешкой, и он
поневоле думал, что внезапное исчезновение Чарли ускорило события. Ис-
чезни Энди,  они,  может быть, выжидали бы. Но исчезла Чарли, а именно
она интересовала их по-настоящему. Теперь Энди в этом не сомневался.
   Он поднялся,  потянулся, прислушиваясь, как хрустят спинные позвон-
ки. Пора спать, пора перестать тревожить эти старые болезненные воспо-
минания.  Он не должен всю оставшуюся жизнь винить себя в смерти Вики.
Да и остаток жизни,  может, не так уж долог. Энди Макги не забыл выст-
рела на крыльце Ирва Мэндерса. Они хотели избавиться от него. Им нужна
только Чарли.
   Он лег в кровать и довольно быстро заснул. Спал беспокойно. Снова и
снова видел,  как огненный язык пробежал через вытоптанный дворик, как
он раздвоился и охватил колдовским кольцом чурбан для колки дров,  ви-
дел,  как цыплята вспыхивали, словно зажигательные бомбочки. Во сне он
чувствовал,  как вокруг него все разрастается и разрастается капсула с
жаром.  Она сказала, что больше не будет ничего поджигать. Может быть,
так оно и лучше.
   За окном холодная октябрьская луна освещала Ташморское озеро, Брэд-
форд в штате Нью-Гэмпшир и там,  за озером, остальную часть Новой Анг-
лии. Южнее она же освещала Лонгмонт, штат Вирджиния.

                                * * *

   Порой у Энди Макги бывали необыкновенно яркие предчувствия. Со вре-
мени эксперимента в Джейсон Гирни Холле.  Были они  неким  проявлением
способности предвидения или не были, он не знал, но приучился доверять
им, когда они появлялись.
   В тот августовский день 1980 года около полудня  у  него  появилось
плохое предчувствие.
   Был час ленча в Бакей рум - факультетской комнате отдыха на верхнем
этаже студенческого клуба. Он мог бы даже точно указать минуту: вместе
с Ивом О'Брайаном,  Биллом Уоллэсом с Доном Грабовски он ел цыпленка с
рисом под соусом.  Все они были его друзья  с  факультета  английского
языка и литературы.  Как всегда,  кто-то рассказал смешную историю, на
этот раз польскую, специально для Дона, который коллекционировал поль-
ские шутки. Все смеялись, и вдруг тоненький, очень тихий голосок заго-
ворил в голове Энди.
   (ДОМА ЧТО-ТО НЕ В ПОРЯДКЕ)
   И все.  Но этого было достаточно.  Предчувствие назревало почти так
же,  как головные боли после чересчур сильного посыла.  Только это шло
не от головы;  казалось, все его эмоции, словно пряжа, медленно стяги-
ваются  в клубок и какого-то рассерженного кота выпускают играть в ни-
тях его нервной системы, запутывать их.
   Ему стало плохо.  Цыпленок в соусе  потерял  прежнюю  привлекатель-
ность.  Живот свело,  сердце быстро застучало, как от сильного испуга.
Затем внезапно стали пульсировать пальцы правой руки, словно он прище-
мил их дверью. Он быстро встал. Холодный пот на лбу.
   - Знаете, мне что-то нездоровится, - сказал он. - Билл, можешь про-
вести мое занятие в час?
   - С подающими надежды поэтами? Конечно. Нет проблем. Что с тобой?
   - Не знаю. Может, съел что-то.
   - Выглядишь бледновато,  - сказал Дон Грабовски.  - Загляни в  мед-
пункт, Энди.
   - Да, да, - сказал Энди.
   Он ушел, вовсе не собираясь идти в медпункт. Было четверть первого,
университетский городок в полудреме плыл через последнюю неделю летне-
го семестра к экзаменационной сессии.  Уходя, он поднял руку, прощаясь
с Ивом, Биллом и Доном. С того дня он никого из них больше не видел.
   Остановился на нижнем этаже клуба, вошел в телефонную будку, позво-
нил  домой.  Никто не отвечал.  Совсем не обязательно должны ответить:
Чарли у Дугэнов, Вики, возможно, в магазине, в парикмахерской, у Тэмми
Апмор или даже,  может быть,  обедает с Эйлин Бэкон.  Тем не менее его
нервы натянулись еще сильнее. Казалось, они стонали.
   Он вышел из здания клуба и почти побежал к автомашине на стоянке  у
Принс  Холла.  Поехал  через город в Лейклэнд.  Вел машину неуверенно,
дергаясь.  Проскакивал на красный свет, ехал вплотную к впереди идущим
машинам и чуть было не сбил хиппи на,  "Олимпии". Хиппи покрутил паль-
цем у виска. Энди не обратил внимания. Бешено колотилось сердце, слов-
но он принял хорошую дозу наркотика.
   Они жили  на  Конифер-плейс.  В Лейклэнде большинство улиц,  как во
многих пригородных районах,  построенных в  пятидесятые  годы,  носило
названия деревьев или кустарников. В знойный августовский полдень ули-
ца казалась странно пустынной. Это лишь усиливало предчувствие катаст-
рофы.  Машин у обочин было немного, и улица казалась шире. Даже немно-
гие игравшие тут и там детишки не могли развеять это ощущение  безлюд-
ности  -  большинство ребят либо обедали дома,  либо играли на детских
площадках.  С сумкой на колесиках прошла миссис Флинн с Лореллэйн;  ее
живот,  обтянутый эластичными брюками цвета авокадо, был крупным и ту-
гим,  как большой мяч.  Вдоль всей улицы лениво вращались  поливальные
установки,  разбрызгивая  воду на лужайки и рождая радужные переливы в
воздухе.
   Энди въехал правыми колесами на тротуар и так резко нажал на тормо-
за, что моментально сработал автоматический запор на ремне безопаснос-
ти;  а нос машины клюнул вниз. Он выключил мотор, оставив рукоятку ко-
робки передач во включенном положении,  чего никогда не делал,  и дви-
нулся по потрескавшейся бетонной дорожке, которую всегда хотел подпра-
вить, но как-то руки не доходили. Каблуки бессмысленно клацали. Он за-
метил,  что жалюзи в большом окне гостиной ("панорамное  окно  на  всю
стену",  сказал агент по продаже недвижимости,  продавший им дом, "тут
вы имеете панорамное окно на всю стену") опущены,  отчего дом  казался
безлюдным  и  таинственным,  ему это не понравилось.  Разве обычно она
опускала жалюзи? Может быть, от жары? Он не знал. Он понял, что много-
го не знал о том, что она делает в его отсутствие.
   Он взялся за шарик дверной ручки,  но тот не повернулся,  просколь-
знув по пальцам.  Неужели она заперла дверь после его ухода?  Не вери-
лось.  Не похоже на Вики.  Его беспокойство - нет,  теперь это был уже
страх - увеличилось.  И все же в какой-то момент (впоследствии он даже
себе  не  признавался),  в какой-то краткий миг у него не было ничего,
кроме желания уйти от этой запертой двери.  Просто смыться. Не думая о
Вики, Чарли или слабых оправданиях, которые появились бы потом. Просто
бежать.
   Вместе этого он пошарил в карманах, ища ключи. Нервничая, он уронил
их и наклонился подобрать - ключи от машины,  ключ от восточного крыла
Принс Холла, потемневший ключ, открывавший цепь, которую он протягивал
через дорогу к дому Грэнтера, уезжая в конце лета. Ключи имеют тенден-
цию странным образом накапливаться.
   Найдя в связке ключ от дома,  он отпер дверь.  Вошел и закрыл ее за
собой.  В гостиной стоял какой-то болезненный,  желтый полумрак.  Было
жарко. И очень тихо. О, боже, как тихо.
   - Вики?
   Никакого ответа.  Значит,  ее здесь не было. Надела свои туфли"шле-
панцы",  как она их называла,  и ушла за покупками или в гости. Однако
она не сделала ни того, ни другого. Он в этом не сомневался. А его ру-
ка, его правая рука... Почему так пульсируют пальцы?
   - Вики?
   Он прошел  на кухню.  Там стоял столик с пластмассовым верхом и три
стула.  Обычно они с Вики и Чарли завтракали на кухне. Один стул лежал
на боку, как мертвая собака. Солонка опрокинута, соль рассыпана по по-
верхности стола. Не сознавая, что делает, Энди ухватил щепотку большим
и указательным пальцами левой руки,  бросил через левое плечо, бормоча
под нос, как это делали когда-то отец и дед: "Соль, соль, беда и боль,
ступай прочь, голову не морочь".
   На электроплите стояла кастрюля с супом.  Она была холодная. Пустая
банка из-под супа стояла на стойке. Обед для нее одной. Но где же она?
   - Вики! - крикнул он с лестницы. Внизу темно. Там бельевая и комна-
та отдыха - они занимали весь подвал дома.
   Никакого ответа.
   Он снова оглядел кухню. Чисто, убрано. Два рисунка Чарли, сделанные
в Воскресной библейской школе, куда она ходила в июле, держатся на хо-
лодильнике  маленькими  магнитными присосками и виде овощей.  Счета за
электричество и телефон,  насажанные на спицу с  написанным  через  ее
подставку девизом:  "ЭТИ ОПЛАЧИВАЙ ПОСЛЕДНИМИ". Все было на своем мес-
те, и для всего было свое место.
   За исключением перевернутого стула.  За исключением просыпанной со-
ли.
   Во рту у него совсем пересохло. Энди поднялся наверх, осмотрел ком-
нату Чарли, их комнату, гостевую. Ничего. Он прошел назад через кухню,
зажег  свет  на лестнице и спустился вниз.  Стиральная машина "Мэйтэг"
стояла с открытой дверцей.  Сушилка установилась  на  него  стеклянным
глазом иллюминатора.  Между стиральной машиной и сушилкой на стене ви-
сел кусок ткани, купленный Вики; на нем написано: "Любонька, мы высти-
раны  и выжаты".  Он вошел в комнату отдыха,  стал нащупывать выключа-
тель, перебирая пальцами по стене в какой-то глупой уверенности, что в
любой  момент  незнакомые  холодные  пальцы накроют его руки и помогут
найти выключатель. Наконец он нащупал пластину выключателя - на потол-
ке засветились флюоресцентные трубки.
   Это была хорошая комната.  Он провел в ней немало времени,  что-ни-
будь мастеря и про себя улыбаясь:  в итоге он стал как раз  тем,  чем,
будучи студентом,  обещал никогда не становиться. Они втроем проводили
тут немало времени.  В стену был встроен  телевизор,  стоял  стол  для
пинг-понга,  большая доска для игры в триктрак. У стены - прислоненные
доски для других игр;  на низком столике,  который Вики смастерила  из
амбарных досок, лежало несколько фолиантов, целую стену занимали книги
в мягких обложках,  на других стенах в рамках висело несколько квадра-
тиков,  связанных Вики из овечьей шерсти; она шутя говорила, что у нее
прекрасно получаются отдельные квадраты,  но  не  хватает  усидчивости
связать  целиком  это чертово одеяло.  На детской книжной полке стояли
книжки Чарли, тщательно подобранные в алфавитном порядке, этому научил
ее  Энди однажды в скучный снежный вечер две зимы назад,  и это до сих
пор ее восхищало. Хорошая комната. Пустая комната.
   Он пытался расслабиться.  Предвидение, предчувствие или как там хо-
тите  называйте его оказалось неверным.  Просто она ушла.  Он выключил
свет и вернулся в комнату для стирки белья.
   Стиральная машина,  купленная у соседа при распродаже за шестьдесят
долларов,  стояла с открытым люком. Он бессознательно закрыл ее, точно
так же,  как бросил через плечо щепотку проспанной соли. На стеклянном
окошке стиральной машины была кровь. Немного. Три или четыре капельки.
Но это была кровь.
   Энди стоял,  уставившись на нее. Здесь было холодно, слишком холод-
но, как в морге. Он взглянул на пол. И на полу была кровь. Она даже не
высохла. Из его горла вырвался еле слышный звук, стонущий шепот.
   Он стал осматривать комнату для стирки, которая была простонапросто
небольшим  альковом с белыми оштукатуренными стенами.  Открыл корзинку
для белья.  Пусто,  если не считать одного носка.  Заглянул в ящик под
мойкой. Ничего, кроме моющих средств. Посмотрел под лестницей. Ничего,
кроме паутины и пластмассовой ноги от одной из старых  кукол  Чарли  -
эта  оторванная  конечность  терпеливо  валялась тут бог знает сколько
времени, в ожидании пока ее найдут.
   Он открыл дверь чуланчика между стиральной машиной и сушилкой,  от-
туда,  грохоча,  вывалилась  гладильная доска,  за которой лежала Вики
Томлинсон,  со связанными ногами,  так что коленки оказались чуть ниже
подбородка,  с открытыми глазами, остекленевшими и мертвыми, с засуну-
той в рот тряпкой.  В воздухе стоял густой и вызывающий тошноту  запах
политуры для мебели.
   Он издал  низкий захлебывающий звук и отшатнулся.  Взмахнул руками,
словно желая отогнать ужасное видение, одной из них зацепил панель уп-
равления  сушилки,  и та ожила.  Внутри нее начало вращаться и щелкать
белье. Энди вскрикнул. А затем побежал. Он взбежал по лестнице, спотк-
нулся, заворачивая за угол в кухню, растянулся плашмя, ударился лбом о
линолеум. Сел, тяжело дыша.
   Все вернулось,  вспомнилось.  Все вернулось в замедленном движении,
словно повтор в передаче футбольного матча, когда вы видите, как полу-
защитник упускает мяч или как перехватывают верный  гол.  Впоследствии
это преследовало его во сне.  Открывающаяся дверь, с грохотом выпадаю-
щая,  напомнившая ему гильотину, гладильная доска, его жена, втиснутая
в чулан, где стояла эта доска, с тряпкой во рту, тряпкой для полировки
мебели. Все вернулось как-то сразу, он понял, что сейчас закричит, су-
нул руку в рот и прикусил ее, а вырвавшийся звук походил на приглушен-
ный вой. Он снова прикусил руку, и как-то разрядился и успокоился. Это
было  ложное спокойствие от потрясения,  но им стоило воспользоваться.
Бесформенный страх и неясный ужас исчезли. Дрожь в правой руке прекра-
тилась.  Мысль, овладевшая им, была такой же холодной, как и наступив-
шее спокойствие: мысль была о ЧАРЛИ.
   Он поднялся,  направился было к телефону, но затем повернул назад к
лестнице.  Он постоял мгновение наверху,  кусая губы и собираясь с ду-
хом, затем спустился вниз. Барабан сушилки попрежнему вращался. Внутри
не было ничего, кроме его джинсов, их большая медная пуговица на поясе
издавала щелкающий,  звенящий звук,  по мере того как они вращались  и
падали,  вращались и падали.  Энди выключил сушилку,  заглянул в чулан
для гладильной доски.
   - Вики, - сказал он нежно.
   Она, его жена,  смотрела на него мертвыми глазами.  Он ходил с ней,
держал ее за руки,  обнимал ее в ночной темноте. Ему вспомнился вечер,
когда она перепила на факультетской вечеринке и он поддерживал ей  го-
лову,  пока ее рвало. Вспомнился день, когда он мыл автомобиль и пошел
к гаражу за коробкой с полировочной пастой, а она схватила шланг, под-
бежала к нему сзади и засунула ему шланг в штаны.  Он вспомнил свадьбу
- как он поцеловал ее на глазах у всех, наслаждаясь, этим поцелуем, ее
губами, сочными, мягкими губами.
   - Вики, - снова сказал он, и у него вырвался долгий дрожащий вздох.
   Он вытащил ее и вынул тряпку изо рта. Ее голова безжизненно склони-
лась к плечу. Он увидел, что кровь вытекла из ее правой руки, на кото-
рой было вырвано несколько ногтей. Небольшая струйка текла из носа, но
больше нигде крови не было видно.  Ее шея была сломана  одним  сильным
ударом.
   - Вики, - прошептал он.
   ЧАРЛИ - прозвучало,  как эхо,  в его сознании.  В холодном спокойс-
твии,  которое теперь наполняло его, он понимал, что Чарли стала самым
главным, главным в его жизни. Угрызения совести - это все потом.
   Он вернулся  в  комнату отдыха,  на сей раз не позаботившись зажечь
свет. На противоположной стороне комнаты рядом со столом для пинг-пон-
га  стояла  кушетка с покрывалом.  Он взял его,  вернулся в бельевую и
прикрыл им Вики.  Ее неподвижная фигурка под покрывалом почти что  за-
гипнозировала его. Неужели она никогда не будет двигаться? Возможно ли
это?
   Он приоткрыл ее лицо и поцеловал в губы. Они были холодными.
   ОНИ ВЫРВАЛИ У НЕЕ НОГТИ, ДУМАЛ ОН ИЗУМЛЕННО. БОЖЕ МОЙ, ОНИ  ВЫРВАЛИ
У НЕЕ НОГТИ!
   Он знал почему. Они хотели знать, где находится Чарли. Они каким-то
образом потеряли след, когда она пошла к Терри Дугэн, вместо того что-
бы вернуться домой после дневного лагеря.  Они запаниковали,  и период
слежки кончился.  Вики была мертва - так они запланировали или по при-
чине излишнего усердия какого-то деятеля Конторы.  Энди встал рядом  с
Вики на колени,  подумав:  возможно,  в страхе она сделала нечто более
впечатляющее,  чем закрывание двери холодильника через комнату.  Могла
отодвинуть одного из них или сбить с ног. Жаль, подумал он, что она не
была в состоянии швырнуть их об стену со скоростью  пятьдесят  миль  в
час.
   Могло быть и так,  предположил он,  что они знали достаточно, чтобы
занервничать.  Возможно,  им были даны конкретные инструкции: "Женщина
опасна. Если она сделает нечто - безразлично что - способное поставить
операцию под угрозу, избавьтесь от ее. Немедленно".
   А может,  они просто не любили оставлять свидетелей. В конце концов
на карту поставлено нечто большее,  чем их доля из долларов налогопла-
тельщиков.
   Но кровь.  Он теперь будет думать о крови, которая даже не высохла,
когда  он обнаружил ее,  а лишь загустела.  Они ушли  незадолго до его
прихода.
   В голове настойчиво билась мысль: ЧАРЛИ.
   Он снова поцеловал жену и сказал: "Вики, я вернусь".
   Он поднялся  наверх к  телефону, нашел  номер Дугэнов  в телефонной
книжке Вики, набрал его и услышал голос Джоан Дугэн.
   - Привет,  Джоан... - сказал он, потрясенье помогло: он говорил аб-
солютно спокойным, будничным голосом. - Можно подговорить с Чарли?
   - Чарли?  - в голосе миссис Дугэн послышался сомнение,  - Так  ведь
она ушла с двумя вашими приятелями.  Этими учителями.  А... что-нибудь
не так?
   Внутри него что-то поднялось - затем упало. Может, сердце? Не стоит
пугать эту милую женщину, он видел ее раза четыре или пять. Ему это не
поможет. Не поможет и Чарли.
   - Вот черт,  - сказал он.  - Я надеялся еще застать ее у вас. Когда
они ушли?
   Голос миссис Дугэн слегка отдалился:
   - Терри, когда ушла Чарли?
   Детский голос что-то пропел.  Он не расслышал что. Ладони его вспо-
тели.
   - Она говорит,  минут пятнадцать назад. - Она говорила извиняющимся
тоном. - Я стирала, и у меня нет ручных часов. Один из них спустился и
говорил со мной. Ведь все в порядке, правда, мистер Макти? Он выглядел
таким порядочным...
   У него появилось сумасшедшее желание засмеяться и сказать:  ВЫ СТИ-
РАЛИ?  ТО ЖЕ ДЕЛАЛА И МОЯ ЖЕНА.  Я НАШЕЛ ЕЕ ЗАТИСНУТОЙ В ЧУЛАН ЗА ГЛА-
ДИЛЬНУЮ ДОСКУ. СЕГОДНЯ ВАМ ПОВЕЗЛО, ДЖОАН.
   Он сказал:
   - Хорошо. Интересно, куда они направились?
   Вопрос был передан Терри, которая сказала, что не знает. Прекрасно,
подумал Энди. Жизнь моей дочери в руках другое шестилетней девочки.
   Он схватился за соломинку.
   - Мне надо пойти за угол,  на рынок, - сказал он миссис Дугэн. - Не
спросите ли вы Терри, была у них автомашина или фургон? На тот случай,
если я увижу их. На этот раз он услышал Терри:
   - Фургон.  Они уехали в сером фургоне, таком, как у отца Дэвида Па-
сиоко.
   - Спасибо,  - сказал он. Миссис Дугэн ответила, что не стоит благо-
дарности.  У него снова появилось намерение на сей раз закричать ей по
телефону: МОЯ ЖЕНА МЕРТВА! МОЯ ЖЕНА МЕРТВА, И ПОЧЕМУ ВЫ СТИРАЛИ БЕЛЬЕ,
КОГДА МОЯ ДОЧЬ САДИЛАСЬ В СЕРЫЙ ФУРГОН С ДВУМЯ НЕЗНАКОМЫМИ МУЖЧИНАМИ!
   Вместо этого он повесил трубку и вышел на улицу. На голову обрушил-
ся такой жар,  что он даже зашатался. Неужели так же было жарко, когда
он пришел сюда? Сейчас, казалось пекло сильнее. Приходил почтальон. Из
почтового ящика торчал рекламный листок фирмы "Вулко", которого не бы-
ло раньше.  Почтальон приходил,  пока он находился внизу,  баюкая свою
мертвую жену, бедную мертвую Вики: они вырвали у нее ногти, это забав-
но - гораздо забавнее,  чем ключи, имеющие тенденцию накапливаться. Ты
пытался увильнуть, ты пытался защититься с одной стороны, однако прав-
да о смерти проникала совершенно с другой. Смерть - как футбольный иг-
рок,  думал он. Смерть - это Франке Харрис, или Сэм Каннигхэм, или Джо
Грин. Она сбивает тебя с ног в гуще свалки.
   Давай двигайся,  подумал он. Упущено пятнадцать минут - не так мно-
го.  След еще не остыл. Немного, если только Терри Дугэн знает разницу
между пятнадцатью минутами и получасом или двумя часами. Ну, да ладно.
Двигай.
   И он двинулся. Он вернулся к своему "универсалу", который двумя ко-
лесами стоял на тротуаре.  Открыл левую дверцу и обернулся на свой ак-
куратный пригородный дом, за который половина была уже выплачена. Банк
предоставлял возможность "отдыха от уплаты" два месяца в году, если вы
в этом нуждались.
   Энди никогда не "отдыхал". Он посмотрел на дом, дремавший под солн-
цем,  и снова в глаза ему бросился красный рекламный  листок  "Вулко",
торчащий из почтового ящика,  и - раз!  - он снова подумал о смерти, в
глазах у него помутилось, зубы сжались.
   Он сел в машину,  поехал в сторону улицы, где жила Терри Дугэн, ни-
чего  не ожидая и логически не рассчитывая,  а просто в слепой надежде
увидеть их. Своего дома на Конифер-плейс в Лейклэнде он не видел с тех
пор.
   Машину он  вел теперь увереннее.  Зная самое плохое,  он вел машину
значительно увереннее.  Он включил радио - там Боб Сигер пел  "Все  то
же".
   Он мчался по Лейклэнду с максимальной скоростью. В какой-то ужасный
момент название улицы выскочило из головы, но затем вспомнилось. Дугэ-
ны жили на Блассмор-плейс.  Они с Вики шутили по этому поводу:  Бласс-
мор-плейс, где дома проектировал Билл
   Блас. При этом воспоминании он слегка улыбнулся,  но -  раз!  -  он
снова вспомнил: она мертва, и это опять потрясло его.
   Он приехал  туда  через десять минут.  Блассмор-плейс заканчивалась
тупиком.  Выезда для серого фургона там не было,  лишь  витая  ограда,
обозначавшая границу неполной средней школы имени Джона Гленна.
   Энди остановил   машину   на   пересечении  Блассмор-плейс  и  Рид-
жент-стрит. На углу стоял дом, выкрашенный в зеленый и белый цвета. На
газоне вращался разбрызгиватель.  Перед домом двое детишек,  девочка и
мальчик лет около десяти, по очереди катались на доске с роликами. Де-
вочка была в шортах, обе коленки украшали ссадины.
   Он вышел к ним из машины.  Они внимательно с ног до головы оглядели
его.
   - Привет,  - сказал он. - Ищу дочку. Она проехала тут примерно пол-
часа назад в сером фургоне.  Она была с...  ну, с моими приятелями. Вы
видели,  как проезжал серый фургон? Мальчик неопределенно пожал плеча-
ми.
   Девочка сказала:
   - Вы беспокоитесь о ней, мистер?
   - Ты видела фургон,  да? - вежливо спросил Энди, направив в ее сто-
рону очень легкий посыл.  Сильный произвел бы обратное действие. Тогда
она увидела бы,  как фургон уехал в любом направлении, какое ему хоте-
лось бы, включая небеса.
   - Да, я видела фургон, - сказала она, вскочила на доску с роликами,
покатила  в сторону гидранта на углу и там спрыгнула.  - Он поехал вон
туда.  - Она указала в другую сторону Блассморплейс, через две или три
улицы пересекающуюся с Карлайлавеню,  одной из главных улиц Гаррисона.
Энди так и предполагал,  что они направились туда,  но лучше знать на-
верняка.
   - Спасибо, - сказал он и сел в машину.
   - Вы беспокоитесь о ней? - повторила девочка.
   - Да, немного, - сказал Энди.
   Он развернулся  и проехал три квартала по Блассмор-плейс до пересе-
чения с Карлайл-авеню.  Это было безнадежно,  абсолютно безнадежно. Он
почувствовал прилив паники,  пока несильной,  но скоро она охватит его
целиком.  Отогнал ее, попытался сконцентрироваться на том, чтобы прос-
ледить их путь как можно дальше. Если придется прибегнуть к мысленному
посылу - прибегнет.  Он может давать много  небольших  вспомогательных
посылов,  не боясь разболеться. Энди благодарил бога, что ему все лето
не пришлось пользоваться своим талантом - или проклятием, если угодно.
Он был полностью заряжен и готов к действию, чего бы это ни стоило.
   Четырехполосная Карлайл-авеню  в этом месте регулировалась светофо-
ром. Справа от него - мойка для машин, слева - заброшенная закусочная.
Через улицу - заправочная "Экксон" и магазин фототоваров "Майк".  Если
они повернули налево,  значит,  направились в центр города.  Направо -
они двинулись в сторону аэропорта и шоссе Интерстейт-80.
   Энди заехал на мойку.  Выскочил парень с невероятной копной жестких
рыжих волос, ниспадающих на воротник грязно-зеленого халата. Он ел мо-
роженное на палочке.
   - Ничего  не выйдет,  - сказал он прежде,  чем Энди раскрыл рот.  -
Мойку рвануло около часа назад. Мы закрыты.
   - Мне не нужна мойка, - сказал Энди. - Я ищу серый фургон, который,
проехал через перекресток, может, полчаса назад. В нем была моя дочка,
и я немного беспокоюсь за нее.
   - Думаешь,  кто-то мог ее украсть? - Он продолжал есть свое мороже-
ное.
   - Нет, - сказал Энди. - Ты видел фургон?
   - Серый фургон?  Эй, парень, ты представляешь, сколько машин прохо-
дит здесь в течение часа?  Загруженная улица,  парень.  Карлайл  очень
загруженная улица.
   Энди показал большим пальцем через плечо:
   - Он выехал с Блассмор-плейс. Там не так много машин. - Он пригото-
вился мысленно слегка подтолкнуть,  но этого  не  понадобилось.  Глаза
парня  внезапно  заблестели.  Он переломил мороженое надвое и втянул в
себя кусок единым засосом.
   - Да,  конечно,  - сказал он. - Видел его. Скажу тебе, почему заме-
тил.  Он заехал на нашу площадку, чтобы миновать светофор. Мне-то нап-
левать,  но хозяина это чертовски раздражает.  Сегодня, правда, это не
имеет значения,  раз душ заклинило. У него сегодня есть отчего раздра-
жаться.
   - Фургон направился в сторону аэропорта?
   Парень кивнул, бросил одну из половинок палочки назад через плечо и
приступил к оставшемуся куску.
   - Надеюсь, найдешь свою девочку, парень. Если хочешь мой бесплатный
совет, следует позвать полицейских, коли так беспокоишься.
   - Не думаю, что это принесет пользу, - сказал Энди. - В данных обс-
тоятельства.
   Он снова сел в машину,  пересек площадку и повернул на Карлайл-аве-
ню.  Теперь он двигался на запад.  Район этот забит  бензозаправочными
станциями,  мойками машин,  закусочными на скорую руку,  площадками по
продаже подержанных автомашин.  Кинотеатр рекламировал сразу два филь-
ма:  "ТРУПОРУБЫ" и "КРОВАВЫЕ ТОРГОВЦЫ СМЕРТЬЮ". Он посмотрел на плакат
и услышал грохот выпадающей из чулана,  подобно гильотине,  гладильной
доски. Тошнота подступила к горлу.
   Он проехал под знаком, объявлявшим, что при желании вы можете прое-
хать по И-80 еще полторы мили на запад.  Тут же  был  меньший  знак  с
изображенным на нем самолетом. Ну что ж, сюда он доехал. А дальше?
   Внезапно он  въехал на стоянку при закусочной "Шейкиз пицца".  Вряд
ли стоило останавливаться и спрашивать.  Ведь парень  на  мойке  машин
сказал, что Карлайл - загруженная улица. Он мог мысленно давить на лю-
дей до тех пор,  пока его собственные мозги не потекут из  ушей,  а  в
итоге - путаница. Как бы то ни было, они поехали либо в аэропорт, либо
на магистраль. Он был уверен в этом. Либо луковичка, либо репка.
   Никогда в жизни он не пытался намеренно вызывать  предчувствия.  Он
просто принимал их как дар,  когда они приходили,  и обычно действовал
соответственно.  Теперь же он склонился пониже на водительском сиденье
"универсала",  кончиками  пальцев  слегка касаясь висков,  и попытался
что-то представить.  Мотор работал на холостых  оборотах,  радио  было
по-прежнему включено.  Группа "Ролинг Стоунс" пела "Танцуй, сестричка,
танцуй".
   Чарли, думал он.  Она пошла к Терри со своей одежкой,  запиханной в
ранец,  который она носила почти повсюду. Возможно, это могло обмануть
их. Когда он видел ее в последний раз, на ней были джинсы и бледно-ро-
зовая курточка.  Волосы,  как всегда, заплетены в косички. Беззаботное
"до свиданья,  папочка",  поцелуй,  и,  святый боже, где же ты теперь,
Чарли? Предчувствие не возникло.
   Не страшно.  Посиди еще.  Послушай "Стоунс". "Шейкиз пицца". Можешь
выбрать любую пиццу, либо с тонкой корочкой, либо хрустящую. Как гово-
рил Грэнтер Макги,  ты платишь деньги и выбираешь. "Стоунсы", убеждаю-
щие сестричку танцевать,  танцевать, танцевать. Квинси, говорящий, что
они посадят ее в комнату,  чтобы двести двадцать миллионов американцев
были в безопасности и свободны.  Вики.  У них с Вики поначалу возникли
проблемы  с  интимной близостью.  Она боялась до смерти.  Называй меня
Снегурочкой,  говорила она сквозь слезы после первого раза, когда блин
вышел  комом.  Но  каким-то  образом эксперимент с "лот шесть" помог в
этом - общность, которую они испытывали, по-своему была похожа на бли-
зость.  Все  же приходилось трудно.  Каждый раз понемножку.  Нежность.
Слезы.  Вики начинала было отзываться,  затем замирала, выкрикивая, не
надо,  больно,  не надо,  Энди, перестань! И все же этот эксперимент с
"лот шесть", пережитое вместе позволило ему продолжать попытки, подоб-
но медвежатнику, который знает, что возможность вскрыть сейф существу-
ет всегда.
   А затем наступила ночь, когда все получилось. Потом наступила ночь,
когда все было хорошо. Танцуй, сестричка, танцуй. Он присутствовал при
рождении Чарли. Быстрые, легкие роды.
   Ничего не приходило.  Надежда убывала, и не было никакого намека на
предчувствие. Аэропорт или магистраль? Луковичка или репка?
   "Стоунсы" кончили петь. Вступили "Братья Дуби", желавшие знать, где
бы ты была сейчас без любви. Энди не знал. Солнце палило немилосердно.
Разметочные линии на стоянке "Шейкиз" были проложены недавно.  Они ка-
зались очень белыми и жесткими на черном фоне покрытия.  Стоянка более
чем на три четверти была заполнена. Время ленча. Сыта ли Чарли? Покор-
мят ли они ее? Быть может...
   (БЫТЬ МОЖЕТ,  ОНИ ОСТАНОВЯТСЯ ПО НЕОБХОДИМОСТИ,  ЗНАЕТЕ, В ВДНОЙ ИЗ
ЭТИХ СТАНЦИЙ ВДОЛЬ АВТОСТРАДЫ - ВЕДЬ ОНИ НЕ МОГУТ ЕХАТЬ)
   Куда? Не могут ехать куда?
   (НЕ МОГУТ ЕХАТЬ ДО ВИРДЖИНИИ,  НЕ  ОСТАНОВИВШИСЬ  ПЕРЕДОХНУТЬ,  ТЕК
ВЕДЬ?  Я ИМЕЮ В ВИДУ,  ЧТО МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКЕ НУЖНО ОСТАНОВИТЬСЯ И СДЕ-
ЛАТЬ СВОИ ДЕЛИШКИ, ВЕРНО?)
   Он выпрямился,  ощущая огромное, но какое-то тупое чувство удовлет-
ворения.  Вот оно и пришло, вот так, просто. Значит, не аэропорт - его
первая догадка,  если он вообще догадывался, не аэропорт - автострада.
Он не был уверен абсолютно,  что его предчувствие правильно, но он до-
верял ему. К тому же это лучше, чем не иметь никакой цели.
   Он проехал на "универсале" по свежепокрашенной стрелке, указывающей
выезд,  и  повернул  направо  снова на Карлайл.  Через десять минут он
мчался по автостраде в восточном направлении,  сунув билет за проезд в
потрепанный,  испещренный  пометками том "Потерянного рая" на соседнем
сиденье. А спустя еще десять минут Гаррисон, штат Огайо, остался поза-
ди. Путь лежал на восток. Через четырнадцать месяцев он приведет его в
Ташмор, штат Вирджиния.
   Спокойствие не оставляло его. Он включил радио погромче, Так лучше.
Песня  шла за песней,  но он узнавал лишь старые,  Потому что перестал
слушать поп-музыку три или четыре  года  назад.  Без  особой  причины,
просто так получилось. Они все-таки оторвались, но царившая в нем спо-
койная рассудительность Подсказывала своей холодной  логикой:  оторва-
лись не так уже далеко.  Его ждут неприятности, если он будет выжимать
по полосе для объезда семьдесят миль в час.
   Он сбросил скорость до чуть больше  шестидесяти,  рассчитывая,  что
люди,  захватившие  Чарли,  не захотят нарушать ограничение скорости в
пятьдесят пять миль.  Они могут сунуть свои удостоверения любому поли-
цейскому,  который остановит их за превышение скорости, это правда, но
в то же время им придется трудновато,  объясняя присутствие  в  машине
зареванной шестилетней девочки.  Это может их задержать и уж, конечно,
вызовет неудовольствие со стороны тех,  кто дергает за ниточки в  этом
представлении.
   Они могли дать ей какой-то наркотик и спрятать ее, - шептал его ра-
зум.  - Тогда,  если их остановят за скорость в семьдесят,  даже в во-
семьдесят миль,  им достаточно показать удостоверения, и они продолжат
путь.  Неужели полицейский штата Огайо будет досматривать машину, при-
надлежащую Конторе?
   Эти мысли одолевали Энди, пока мимо проплывала восточная часть шта-
та Огайо.  Во-первых, они могут побояться дать ей наркотик. Это риско-
ванно,  когда речь идет о ребенке,  если вы не специалист... к тому же
они совсем не знают,  как именно это снадобье может  подействовать  на
способности,  которые они должны исследовать.  Во-вторых,  полицейский
может все же осмотреть фургон или,  по крайней мере,  задержать их  на
обочине,  пока  будет проверять подлинность удостоверений.  В-третьих,
чего ради им мчаться как угорелым?  Они не знают,  что за ними  кто-то
гонится.  Еще нет и часа дня. Предполагалось, что Энди пробудет в кол-
ледже до двух часов. Люди из Конторы не ожидали, что он вернется домой
раньше двух двадцати или около того, и рассчитывали на период спокойс-
твия от двадцати минут до двух часов,  прежде чем будет поднята трево-
га. Зачем, в таком случае, спешить? Энди нажал на скорость.
   Прошло сорок минут,  потом пятьдесят.  Казалось, больше. Он немного
вспотел; сквозь искусственный лед спокойствия и шока стало пробиваться
волнение.  Действительно  ли  фургон  где-то впереди или он всего лишь
принимает желаемое за действительное?  Машины на шоссе все  время  пе-
рестраивались. Он увидел два серых фургона. Ни один не походил на тот,
круживший по Лейклэнду.  Один вел пожилой человек с развевающимися се-
дыми волосами.  Другой был полон шпаны,  курившей наркотики.  Водитель
поймал внимательный взгляд Энди и покачал коротко  стриженой  головой.
Девица рядом с ним подняла средний палец, нежно поцеловала его и ткну-
ла в сторону Энди. Они отстали.
   У него начала болеть голова.  Машин было много, солнце палило. Каж-
дая  хромированная  часть  каждой машины пускала ему в глаза солнечные
стрелы. Он проехал знак "ПЛОЩАДКА ОТДЫХА ЧЕРЕЗ ОДНУ МИЛЮ".
   Он ехал по полосе для обгона.  Затем включил правый указатель и пе-
рестроился в обычный ряд.  Снизил скорость до сорока пяти миль,  затем
до сорока.  Мимо промчался маленький спортивный  автомобиль,  водитель
раздраженно погудел, обгоняя.
   "ПЛОЩАДКА ОТДЫХА" - объявил знак. Это была не станция обслуживания,
а просто заезд с покатой стоянкой,  фонтанчиком с водой  и  туалетами.
Там стояли четыре или пять машин и один серый фургон.  Тот самый серый
фургон.  Он был почти уверен в этом.  Сердце заколотилось.  Он заехал,
круто вывернув колеса, так что шины издали низкий воющий звук.
   " Он медленно въезжал на площадку по направлению к фургону,  погля-
дывая по сторонам и стараясь охватить всю картину разом.  За каждым из
двух столиков для пикника сидели семьи. Одна собиралась уезжать, мама-
ша складывала остатки еды в ярко-оранжевый пластиковый мешок, папаша с
двумя  детьми подбирали мусор и относили его в урну.  За другим столом
молодая пара ела сандвичи и картофельный салат.  Между ними в перенос-
ном  креслице  спал  ребенок.  На ребенке был комбинезон со множеством
танцующих слонов.  В траве между двумя большими,  раскидистыми  вязами
перекусывали две девицы. Никаких признаков Чарли или двух мужчин, дос-
таточно молодых и крепких,  чтобы принадлежать Конторе.  Энди выключил
мотор.  Теперь он чувствовал, как стук сердца отдается в глазных ябло-
ках. Фургон казался пустым.
   Из женского туалета появилась пожилая дама и медленно  двинулась  к
старому "бискейну" цвета красного бургундского вина.  Мужчина примерно
ее же возраста вылез из-за руля, обошел машину со стороны капота, отк-
рыл  дверцу к подсадил даму.  Затем он вернулся,  завел "бискейн" - из
выхлопной трубы вырвался большой клуб маслянистого голубого дыма  -  и
выехал с" площадки.
   Дверь мужского туалета открылась, оттуда вышла Чарли. Справа и сле-
ва от нее шли двое мужчин лет по тридцать, в спортивных куртках, расс-
тегнутых рубашках и темных шерстяных брюках. Судя по лицу, Чарли каза-
лась отрешенной и подавленной. Она посмотрела сначала на одного, затем
на другого мужчину, потом снова на первого. У Энди внутри все дрожали.
На спине у него ранец.  Они направились к фургону.  Чарли обратилась к
одному из мужчин - тот покачал головой.  Она обратилась к другому - он
пожал плечами, сказал что-то своему напарнику через голову Чарли. Дру-
гой кивнул. Они повернули назад и пошли к питьевому фонтанчику.
   Сердце Энди  стучало,  как никогда.  Волнение все больше охватывало
его.  Он был испуган,  здорово испуган. Но гнев в нем нарастал, ярость
накапливалась. Вот те двое, убившие его жену и похитившие дочку. И ес-
ли они не пребывали в мире с господом богом, пусть пеняют на себя.
   Двое мужчин шли с Чарли к фонтанчику для питья, спиной к нему. Энди
вылез из машины, зашел за фургон.
   Семейство из четырех,  закончившее трапезу, подошло к своему новому
"форду",  село в него,  и машина задом выехала на добегу.  Мамаша  без
всякого любопытства взглянула на Энди,  как смотрят люди друг на друга
в дальних поездках на американских автострадах. Они уехали, продемонс-
трировав  мичиганский  номерной знак.  На площадке для отдыха остались
три машины, серый фургон и "универсал" Энди. Одна из машин принадлежа-
ла типцам. Еще два человека прохаживались неподалеку, а один находился
внутри справочной будки;  засунув руки в задние  кармййи  джинсов,  он
рассматривал  карту  дороги И-80.  Энди не имел точного представления,
что ему делать.  Чарли кончила пить. Один из сопровождающих наклонился
к фонтанчику и сделал глоток. Затем они двинулись к фургону. Чарли ка-
залась испуганной,  очень напуганной.  Она недавно Плакала. Энди попы-
тался,  не зная зачем,  открыть дверь фургона, но бесполезно, она была
заперта. Неожиданно он вышел из-за фургона.
   Они среагировали мгновенно.  Энди видел,  что они узнали его  сразу
же,  прежде  чем на лице Чарли появилась радость,  сменившая выражение
отрешенности, испуга и потрясения.
   - Папочка!  - пронзительно закричала она,  заставив молодую пару  с
ребеночком оглянуться. Одна из девиц под вязами, поставив руку козырь-
ком, посмотрела, что происходит.
   Чарли рванулась было к нему,  но один из сопровождавших схватил  ее
за плечо и притянул к себе, чуть не сорвав с нее ранец. В одно мгнове-
ние у него в руке оказался револьвер.  Он вытащил его откуда-то из-под
спортивной  куртки,  словно иллюзионнист в дурном трюке.  Он приставил
револьвер к виску Чарли.
   Другой начал не спеша отходить от Чарли,  двигаясь в сторону  Энди,
держа  руку в кармане куртки,  но его манипуляции были менее удачными;
вытащить револьвер не удавалось.
   - Отойдите от фургона, если не хотите зла дочери, - сказал тот, что
с револьвером.
   - Папочка! - снова крикнула Чарли.
   Энди медленно двинулся прочь от фургона. Другой тип, не по возрасту
облысевший, наконец вытащил револьвер. Он направил его на Энди с расс-
тояния менее чем пять футов.
   - Искренне советую вам не двигаться,  - сказал он негромко.  - Этот
кольт-сорокапятка хорошо дырявит.
   Молодой парень с женой и ребенком поднялся из-за  столика.  На  нем
были очки без оправы, он казался суровым.
   - Что  тут  происходит?  - спросил он назидательным и строгим тоном
преподавателя колледжа.
   Спутник Чарли повернулся в его сторону.  Дуло  револьвера  медленно
отодвинулось от нее, так, чтобы молодой человек мог его увидеть.
   - Именем закона, - сказал он. - Стойте на месте, все в порядке.
   Жена молодого человека схватила мужа за руку и потянула в сторону.
   Энди посмотрел на лысеющего агента и сказал низким,  приятным голо-
сом:
   - Это револьвер жжет вам руку.
   Лысый озадаченно взглянул на него.  Затем вдруг вскрикнул и  уронил
револьвер.  Тот  ударился  об  асфальт и выстрелил.  Лысый тряс рукой,
приплясывая.  На ладони появились белесые пузыри ожогов, вздувавшиеся,
словно хлебное тесто.
   Тип, державший  Чарли,  уставился  на своего партнера и на какое-то
мгновение отвел револьвер от ее маленькой головки.
   - Вы ослепли, - сказал ему Энди и направил сильный мысленный посыл.
Жуткая боль охватила голову.
   Мужчина вдруг закричал, отпустил Чарли и поднял руки к глазам.
   - Чарли,  - негромко позвал Энди. Дочка подбежала к нему, обхватила
его колени дрожащими руками. Мужчина из будки выскочил посмотреть, что
происходит.
   Лысый, тряся  обожженной рукой,  двинулся к Энди и Чарли.  Лицо его
было перекошено.
   - Спите,  - повелительно сказал Энди и снова направил мысленный по-
сыл. Лысый упал, как срубленный столб, ударившись лбом об асфальт. Мо-
лодая жена строгого мужчины застонала.
   Теперь у Энди вовсю болела голова,  но отчасти он был рад, что сей-
час  лето  и ему до сего времени не приходилось прибегать к мысленному
посылу даже для помощи нерадивым студентам, без всяких причин не сдав-
шим  экзаменов еще в мае.  Энди был полон энергии - однако,  полон или
нет,  лишь один господь бог ведал,  как ему придется рассчитываться за
то, что он творит в этот жаркий летний день.
   Ослепший, шатаясь, ходил по газону и кричал, закрыв лицо руками. Он
наткнулся на зеленую урну с надписью: "Выбрасывайте мусор в отведенные
для  него  места",  перевернул  ее и упал в кучу бутербродных оберток,
окурков, пустых пивных банок и бутылок из-под содовой.
   - Ой, папочка, как я испугалась, - сказала Чарли и заплакала.
   - Вот там наша машина, видишь? - услышал Энди свой голос. - Залезай
в нее, я сейчас приду.
   - А мамочка там?
   - Нет,  залезай скорей,  Чарли. - Он не мог сейчас этим заниматься.
Ему нужно было что-то делать со свидетелями.
   - Это что еще за чертовщина? - спросил, недоумевая, мужчина, вышед-
ший из справочной будки.
   - Мои глаза,  - прокричал тип, приставлявший пистолет к голове Чар-
ли.  - Мои глаза, глаза. Что ты сделал с ними, сукин сын? - Он поднял-
ся.  К  руке прилипла обертка от бутерброда.  Нетвердым шагом он шел к
справочной будке, но мужчина в джинсах опять вбежал в нее.
   - Иди, Чарли.
   - Папочка, а ты придешь?
   - Да, сейчас приду. Давай иди.
   Чарли пошла,  размахивая белокурыми косичками. Ее ранец по-прежнему
висел криво.
   Энди прошел мимо спящего агента Конторы,  подумал,  не взять ли его
пистолет,  но решил - ни к чему.  Он приблизился к молодым за столиком
для пикников.  "Не выходи за рамки, - говорил он себе. - Спокойно. По-
немножку.  Чтобы не вызвать последствия. Главное - не сделать этим лю-
дям вреда".
   Молодая женщина резко выхватила своего ребенка из креслица,  разбу-
див его. Дитя заревело.
   - Не подходите ко мне,  сумасшедший! - крикнула она. Энди посмотрел
на мужчину и его жену.
   - Все  это  не имеет большого значения,  - проговорил он и направил
мысленный посыл.  Снова боль, подобно пауку, пробралась в затылок... и
застряла там. Молодой человек посмотрел с облегчением:
   - Ну, слава богу.
   Его жена слегка улыбнулась. Посыл не оказал на нее особого влияния:
взыграли ее материнские чувства. - Красивый ребенок, - похвалил малыша
Энди.  - Мальчик?  Ослепший споткнулся о поребрик, устремился вперед и
ударился головой о косяк двери красного "пинто",  принадлежавшего,  по
всей вероятности, двум девицам. Он взвыл. С виска заструилась кровь.
   - Я ослеп, - выкрикивал он. Легкая улыбка женщины стала лучезарной:
   - Да, мальчик, - ответила она, - Майкл.
   - Привет,  Майкл,  - поздоровался с малышом Энди,  проведя рукой по
его редким волосенкам.
   - Не знаю,  чего он плачет,  - сказала молодая женщина. - Он только
что спокойно спал. Наверное, голодный.
   - Точно, голодный, - сказал ее муж.
   - Извините.  - Энди направился к справочной будке. Нельзя терять ни
минуты.  В этот придорожный бедлам вот-вот  мог  заглянуть  кто-нибудь
еще.
   - Что это такое, парень? - спросил мужчина в джинсах. - Грабеж?
   - Не-а, ничего особенного не случилось, - ответил Энди и снова нап-
равил мысленный посыл.  Голова тяжело загудела, в висках запульсирова-
ло.
   - Ой, - сказал парень, - я просто хотел разобраться, как доехать до
Чагрин фоллс.  Извините меня. - С этими словами он снова залез в спра-
вочную будку.
   Девицы бежали к заграждению,  отделявшему площадку от участка како-
го-то фермера.  Они смотрели на Энди широко раскрытыми глазами. Ослеп-
ший  ходил  кругами,  неподвижно вытянув перед собой руки.  Он изрыгал
проклятья и стонал.
   Энди медленно направился к девицам,  выставив ладони  и  показывая,
что  в  руках  у  него ничего нет.  Заговорил с ними.  Одна из девиц о
чем-то спросила его, он ответил. Вскоре обе закивали и облегченно зау-
лыбались.  Энди  помахал им рукой,  они махнули ему в ответ.  Затем он
быстро прошел через газон к машине.  На лбу выступил холодный  пот,  в
желудке все переворачивалось. Он молил бога лишь о том, чтобы никто не
заехал сюда, прежде чем они с Чарли не скроются, ибо энергии у него не
осталось. Он полностью обессилел. Сел за руль, включил зажигание.
   - Папочка!  - Чарли бросилась к нему и уткнулась в грудь. Он на се-
кунду обнял ее и выехал с площадки.  Каждый поворот головы вызывал му-
чительную боль. Черная лошадь. Этот образ всегда возникал при головной
боли после посыла. Он выпустил черную лошадь из темного стойла подсоз-
нания, и теперь она снова начнет топтаться в извилинах его мозга. Нуж-
но куда-то заехать и прилечь. Быстро. Он не сможет долго вести машину.
   - Черная лошадь,  - произнес он заплетающимся языком. Она приближа-
ется. Нет... нет. Не приближается, она уже здесь. Цок... цок... цок...
Да, она уже здесь. Ее ничто не остановит.
   - Папочка, смотри! - закричала Чарли.
   Ослепший агент ковылял наперерез их машине. Энди затормозил. Слепой
начал барабанить по крышке капота и звать на помощь. Справа от них мо-
лодая мать дала грудь ребеночку.  Муж читал книжку в бумажной обложке.
Парень  из справочной будки подошел к двум девицам из красного "пинто"
- вероятно, в надежде на какое-нибудь необычное приключение, о котором
он  мог бы написать в раздел "Форум" журнала "Пентхауз".  Растянувшись
на асфальте, спал лысый.
   Другой оперативник продолжал барабанить по капоту.
   - Помогите! - кричал он. - Я ослеп! Сволочь эта что-то мне с глаза-
ми сделала!
   - Папочка, - простонала Чарли.
   Мгновенье - и он почти решил нажать педаль газа до упора.  В ноющей
голове Энди даже послышался визг колесных покрышек,  глухой  стук  при
переезде через тело.  Этот человек похитил Чарли и приставлял пистолет
к ее голове. Возможно, именно он затыкал рот Вики кляпом, чтобы она не
могла кричать,  когда ей вырывали ногти. Хорошо бы его убить... но чем
тогда Энди будет отличаться от них?
   Вместо этого он дал гудок,  вызвавший новый приступ острой  боли  в
голове.  Ослепший отшатнулся от машины, словно его ужалили. Энди резко
вывернул руль,  и машина проехала мимо.  Последнее,  что Энди увидел в
зеркало заднего вида при выезде с площадки - ослепший сидит на асфаль-
те, лицо его искажено гневом и страхом, а молодая мать безмятежно под-
нимает маленького Майкла к плечу, чтобы он срыгнул после кормления.
   Не глядя,  он влился в поток автомашин, бегущих по автостраде. Раз-
дался гудок, шины пронзительно завизжали. Массивный "линкольн" обогнал
"универсал", его водитель погрозил им кулаком.
   - Папочка, тебе плохо?
   - Сейчас будет хорошо,  - ответил Энди.  Казалось,  голос доносился
откуда-то издалека. - Чарли, посмотри по билетику, где кончается опла-
ченный участок дороги.
   Очертания идущих впереди машин стали неясными.  Они двоились, трои-
лись в его глазах,  возвращались на свое место и опять распадались  на
фрагменты,  как в калейдоскопе.  От хромированных частей всюду отража-
лось солнце.
   - Застегни ремень, Чарли.
   Следующий съезд с дороги был в Хаммерсмите,  через  двадцать  миль.
Каким-то чудом ему удалось дотянуть до него.  Позже он думал, что лишь
присутствие рядом Чарли,  ее надежда на него помогли ему удержаться на
дороге. Точно так же, как мысль, что он нужен Чарли, помогла ему прой-
ти все последующие испытания.  Он нужен Чарли Макги, родителям которой
когда-то понадобились две сотни долларов.
   Рядом с съездом в Хаммерсмите находился мотель "Бест вестерн". Энди
удалось получить в нем номер. Он сказал, что ему нужна комната, не вы-
ходящая окнами на автостраду, и назвался вымышленным именем.
   - Они будут охотиться за нами,  Чарли,  - сказал он,  - а мне нужно
поспать.  Но только дотемна,  больше времени у нас нет...  совсем нет.
Разбуди меня, как только стемнеет.
   Она что-то сказала,  но он уже валился с ног.  Все вокруг него сли-
лось в одну серую точку,  а затем и точка эта исчезла,  все кануло  во
тьму,  куда не проникала даже боль. Боли не было, не было и снов. Жар-
ким августовским вечером в семь пятнадцать, когда Чарли разбудила его,
в комнате было душно, его одежда стала влажной от пота. Чарли пыталась
включить кондиционер, но не знала, как это сделать.
   - Все в порядке, - сказал он, быстро опустил ноги на пол и приложил
руки к вискам, сжимая голову, чтобы она не раскололась.
   - Ну как, папочка, сейчас тебе лучше? - спросила Чарли с тревогой в
голосе.
   - Немножко, - ответил он. Ему действительно стало лучше... но толь-
ко чуть-чуть.  - Скоро где-нибудь остановимся и перекусим. Это мне по-
может.
   - А куда мы едем?
   Он помотал головой.  У него оставались только те деньги, которые он
взял с собой,  уезжая утром из дома, - около семнадцати долларов. Были
еще кредитные карточки "Мастер чардж" и "Виза",  но за место в  мотеле
он  предпочел заплатить двумя двадцатидолларовыми купюрами из дальнего
кармашка бумажника (мои деньги на черный день,  говорил он иногда  про
них  Вики,  говорил он это шутя,  но какой зловещей правдой обернулась
эта шутка). Использовать карточки значило бы выставить плакат: "К БЕГ-
ЛОМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ КОЛЛЕДЖА И ЕГО ДОЧЕРИ-СЮДА".
   За семнадцать долларов можно будет поесть котлет и полностью запра-
вить бензобак. После этого они окажутся на мели.
   - Не знаю, Чарли, - ответил Энди. - Куда-нибудь.
   - А когда мы маму заберем?
   Энди взглянул на нее.  Головная боль опять усилилась. Он вспомнил о
пятнах крови на полу и на иллюминаторе стиральной машины.  Он вспомнил
запах политуры "Пледж".
   - Чарли... - Больше он ничего не мог сказать, да и не надо было ни-
чего говорить.
   Она смотрела  на  него  широко раскрытыми глазами.  Поднесла руку к
дрожащим губам.
   - Ой, нет, папочка... пожалуйста, скажи, что нет.
   - Чарли...
   - Ну скажи, что нет! - закричала она.
   - Чарли, те люди, которые...
   - Ну скажи, что с ней все в порядке, все в порядке, все в порядке.
   А в комнате,  в комнате было жарко, душно, вентиляция не работала -
духота стояла невыносимая,  голова болела, пот струйками стекал по ли-
цу, но теперь это был уже не холодный пот, а горячий, как масло, горя-
чий...
   - Нет, - повторяла Чарли, мотая головой, - нет, нет, нет, нет, нет.
- Косички прыгали из стороны в сторону,  и у Энди возникло  нелепое  и
неуместное  воспоминание,  как они с Викой впервые взяли Чарли в парк,
покататься на карусели... Дело было не в кондиционере.
   - Чарли! - крикнул он. - Чарли, ванная! Вода! Она закричала и огля-
нулась  на открытую дверь ванной.  Там что-то внезапно вспыхнуло,  как
будто перегорела лампочка.  Лейка душа сорвалась со стены и с грохотом
упала в ванну.  Несколько голубых кафельных плиток разбились на мелкие
кусочки.
   Он с трудом удержал рыдающую Чарли, чтобы она не упала.
   - Папочка, прости, прости...
   - Не волнуйся, - сказал он с дрожью в голосе и обнял ее. Прозрачный
дымок  поднимался  от расплавленного крана.  Все глянцевые поверхности
мгновенно потрескались. Ванная комната имела такой вид, будто ее цели-
ком протащили через печь для обжига кирпича. Полотенца дымились.
   - Не волнуйся,  - говорил он, держа ее на руках и покачивая. - Чар-
ли, не волнуйся, все будет хорошо, все устроится, обещаю.
   - Хочу к маме, - всхлипывала Чарли.
   Энди кивнул. Он тоже хотел к Вики. Он прижал Чарли к себе и почувс-
твовал запах озона,  каленого фарфора,  тлеющих полотенец мотеля "Бест
вестерн". Чарли чуть не сожгла их обоих.
   - Все будет нормально,  - сказал Энди,  покачивая Чарли. Он не осо-
бенно сам тому верил, но это звучало как своего рода литания; как зау-
нывное чтение псалтыря;  это был голос  взрослого,  склонившегося  над
темным  колодцем  десятилетий и подбадривающего испуганного ребенка на
его дне;  это были слова,  которые родители  говорят,  когда  у  детей
что-то не ладится;  это был слабый свет ночника,  который не мог прог-
нать чудище из шкафа, но всетаки удерживал его на каком-то расстоянии;
это был бессильный голос, но он должен был звучать.
   - Все будет нормально, - говорил он ей, не особенно сам тому веря и
зная,  как знает в глубине души всякий взрослый, что в действительнос-
ти-то  ничего  никогда не бывает до конца нормально.  - Все будет нор-
мально.
   Энди плакал.  Он не мог сдержаться.  Слезы лились потоком, и он изо
всех сил прижимал к себе дочку.
- Чарли, клянусь, все как-нибудь образуется.

                                * * *

   Зима в Ташморе как будто оправдала призрачную надежду,  за  которую
он с отчаяния ухватился тогда, в мотеле "Грезы".
   Не то  чтобы  все  было совсем безоблачно.  Схватив после рождества
простуду,  Чарли сопливилась до самого апреля.  У нее  даже  начинался
сильный  жар.  Энди давал ей по полтаблетки аспирина и уже решил,  что
если к исходу третьего дня температуру не удастся сбить, он понесет ее
через озеро в Брэдфорд к врачу,  чем бы это ни грозило. Но жар прошел,
хотя простуда досаждала ей еще долго.  В марте Энди угораздило обморо-
зиться,  а перед тем он чуть не спалил дом,  переложив в печку дров, -
ударили морозы,  дико завывал ветер,  и среди ночи Чарли,  на этот раз
именно Чарли, первой почувствовала во сне, как раскалился воздух.
   Четырнадцатого декабря они отпраздновали его день рождения, а двад-
цать четвертого марта - день рождения  Чарли.  Ей  исполнилось  восемь
лет, и порой Энди ловил себя на том, что не узнает собственной дочери.
Куда делась маленькая девочка,  не достававшая ему до локтя?  Волосы у
нее  отросли,  и она теперь заплетала их,  чтобы они не лезли в глаза.
Будущая красотка. Даже припухший нос ее не портил.
   Они остались без машины. "Виллис" Ирва Мэндерса превратился в глыбу
льда еще в январе - Энди подозревал,  что полетел блок цилиндров.  Изо
дня в день, больше для порядка, он запускал мотор, прекрасно сознавая,
что  после  Нового  года ни на каких колесах из дедовых владений им не
выбраться.  Снегу намело выше колена,  он лежал девственно-нетронутый,
если не считать следов белки,  бурундуков, постоянного гостя енота или
случайного оленя - нюх безошибочно приводил их к мусорному баку.
   В сарайчике за домом нашлись допотопные широкие лыжи, целых три па-
ры,  но ни одна не подошла Чарли. Оно и к лучшему. Дома спокойнее. Бог
с ним, с насморком, но по крайней мере можно не бояться температуры.
   Под верстаком,  на котором Грэнтер, орудуя фуганком, когда-то делал
ставни и двери, он наткнулся на картонную коробку из-под туалетной бу-
маги,  где лежали старые запыленные лыжные ботинки,  расползавшиеся по
швам от ветхости.  Энди смазал их маслом,  помял, надел - сколько же в
них надо натолкать газет,  чтобы они стали по ноге! Забавно, ничего не
скажешь,  но было в этом и что-то пугающее.  Зима выдалась долгая,  и,
частенько вспоминая деда,  он спрашивал себя, как старик поступил бы в
этой передряге.  Раз пять-шесть за зиму он становился на лыжи, затяги-
вал крепления (никаких тут тебе пружинных зажимов, сплошная неразбери-
ха  из тесемок,  скоб и колец) и проделывал путь через ледяную пустыню
Ташморского озера - к Брэндфордской пристани. Отсюда извилистая дорож-
ка вела в город, хорошо упрятанный среди холмов в двух милях восточнее
озера.
   Он всегда выходил до рассвета,  с рюкзаком Грэнтера,  за плечами, и
возвращался не раньше трех пополудни. Однажды он едва спасся от разыг-
равшегося бурана;  еще немного,  и, - он начал бы кружить по льду, ты-
чась во все стороны,  точно слепой котенок. Когда он добрался до дома,
Чарли дала волю слезам - ее рыдания перешли в затяжной приступ и этого
проклятого кашля.
   Он совершал вылазки в Брэдфорд, чтобы купить еду и одежду. Какое-то
время он продержался на заначке Грэнтера, позже совершал набеги на бо-
лее  внушительные  владения  у  дальней оконечности Ташморского озера.
Хвастаться тут было нечем,  но иначе им бы не выжить. Дома, на которых
он останавливал свой выбор,  стоили тысяч по восемьдесят - что их вла-
дельцам,  рассуждал он, какие-нибудь тридцать-сорок долларов в конфет-
ной коробке...  где,  как правило,  он и находил деньги. Еще одной его
жертвой за зиму стала цистерна с горючим,  обнаруженная на задах боль-
шого  современного  коттеджа с неожиданным названием "ДОМ ВВЕРХ ДНОМ".
Из этой цистерны он позаимствовал около сорока галлонов.
   Он был не в восторге от своих вылазок в Брэдфорд.  Он был не в вос-
торге  от  того,  что  старики,  гревшие косточки вокруг пузатой печки
вблизи прилавка, судачат о незнакомце, что живет в одном из домишек по
ту сторону озера.  Слухами земля полнится,  а Конторе хватит и полсло-
вечка, чтобы протянуть ниточку от деда и его дома в Ташморе, штат Вер-
монт,  к самому Энди.  Но что ему было делать? Есть-то надо, не сидеть
же всю зиму на сардинах в масле.  Он не мог оставить Чарли без фруктов
и  поливитаминов  и хоть какой-то одежки.  Все,  что на ней было,  это
грязная блузка, красные брючки и трусики. В доме не нашлось ни миксту-
ры от кашля - так, несколько сомнительных бутылочек, ни овощей, ни да-
же запаса спичек,  что его совсем добило. Дома, на которые он совершил
набеги, все были с каминами, но лишь однажды он разжился коробком спи-
чек.
   Конечно, свет не сошелся клином на Брэдфорде,  чуть  подальше  тоже
виднелись дома и коттеджи, однако там почти каждый участок прочесывал-
ся местной полицией.  И почти на каждой дороге был хотя бы  один  дом,
где люди жили круглый год.
   В брэдфордском  магазинчике  он купил все необходимое,  включая три
пары теплых брюк и три шерстяные рубашки для Чарли - размер он  прики-
нул на глазок.  Нижнего белья для девочек не было, пришлось ей доволь-
ствоваться шортами,  к тому же длинными. Чарли так и не решила, дуться
ей по этому поводу или потешаться.
   Шесть миль  туда-обратно  на лыжах Грэнтера одновременно радовали и
тяготили Энди.  Он не любил оставлять Чарли одну,  и не потому, что не
доверял ей, просто в нем поселился страх - вернусь, а ее нет в доме...
или нет в живых.  Старые дедовы ботинки  натирали  ноги  до  волдырей,
сколько бы носков он не надевал.  Стоило ему ускорить шаг, как начина-
лась головная боль,  и сразу вспоминались онемевшие точки  на  лице  и
мозг представлялся отработанной проводкой, так долго служившей верой и
правдой,  что кое-где от изоляции остались одни лохмотья.  А случись с
ним удар посреди этого чертова озера, околей он тут, как собака, - что
будет с Чарли?
   Но благодаря этим вылазкам он многое обдумал.  В тишине голова про-
яснялась.  Ташморское  озеро было неширокое - вся его лыжная трасса от
западного берега до восточного меньше мили,  - но сильно  вытянутое  в
длину.  Устав бороться с сугробами, которые к февралю выросли до метра
с лишком, он иногда останавливался на полдороге и обводил взглядом ок-
рестности.  В такие минуты озеро напоминало коридор, уложенный ослепи-
тельно-белым кафелем, - стерильно чистый, гладкий, без начала и конца.
Озеро  обступали  посыпанные  сахарной пудрой сосны.  Над головой была
безжалостная в своей слепящей голубизне твердь либо вдруг  надвигалась
безликая белая пелена,  предвестница снегопада.  Каркнет вдали ворона,
глухо хрустнет лед - и снова ни звука.  Он весь  подбирался  во  время
этих переходов.  Тело становилось горячим и влажным под слоем белья, и
до чего приятно было вытирать трудовой пот,  выступавший  на  лбу!  Он
почти  забыл  это чувство,  читая лекции о Ейтсе и Уильямсе и проверяя
контрольные работы.
   Тишина и физическая нагрузка прочищали мозг, и он снова и снова об-
думывал свое положение.  Пора действовать - давно пора,  ну,  да поезд
ушел.  Они решили перезимовать в доме у деда,  но это не значило,  что
погоня кончилась.  Достаточно вспомнить,  как он всякий раз поеживался
под колючими взглядами стариков, сидевших у печки. Его и Чарли загнали
в угол, и надо как-то выбираться.
   И еще это чувство протеста:  творится произвол, беззаконие. Свобод-
ный мир, нечего сказать, если можно ворваться в семью, убить жену, по-
хитить ребенка, а теперь отлавливать их, как кроликов в загоне.
   Опять он  возвращался  к  мысли  - дать знать об этой истории како-
му-нибудь влиятельному лицу или лицам,  с тем чтобы пошли круги по во-
де.  Он молчал,  поскольку никак не мог освободиться, во всяком случае
до конца, от странного гипноза - того самого гипноза, жертвой которого
стала Вики.  Он не хотел,  чтобы из дочери сделали уродца для дешевого
балагана.  Он не хотел,  чтобы на ней ставили опыты - для ее ли блага,
для блага ли страны. И тем не менее он продолжал себя обманывать. Даже
после того какого жену с кляпом во рту запихнули под гладильную доску,
он продолжал себя обманывать,  убеждать в том,  что рано или поздно их
оставят в покое.  Сыграем понарошку,  так это называлось в детстве.  А
потом я тебе верну денежку.
   Только сейчас они не дети и игра ведется не понарошку,  так что по-
том ни ему, ни Чарли никто и ничего не вернет. Игра идет всерьез.
   В тишине ему постепенно открывались  горькие  истины.  В  известном
смысле Чарли действительно была уродцем, вроде талидомидных детей шес-
тидесятых годов или девочек, чьи матери принимали диэтилстилбестрол по
рекомендации  врачей,  которым  было  невдомек,  что  через  четырнад-
цать-шестнадцать лет у этих девочек  разовьются  вагинальные  опухоли.
Чарли тоже неповинная жертва,  но факт остается фактом. Только ее ина-
ковость,  ее...  уродство - скрытое. То, что она учинила на ферме Мэн-
дерсов, ужаснуло Энди, ужаснуло и потрясло, с тех пор его преследовала
мысль:  как далеко простираются ее возможности, есть ли у них потолок?
За  этот  год,  пока они по-заячьи заметали следы,  Энди проштудировал
достаточно книг по парапсихологии, чтобы уяснить - и пирокинез и теле-
кинез связывают с работой каких-то малоизученных желез внутренней сек-
реции. Он также узнал, что оба дара взаимообусловлены и что чаще всего
ими бывали отмечены девочки немногим старше Чарли.
   Из-за нее,  семилетней,  погибла ферма Мэндерсов.  Сейчас ей восемь
лет.  А что будет, когда ей исполнится двенадцать и она вступит в пору
отрочества?  Может быть,  ничего.  А может быть... Она обещала никогда
больше не пускать в ход свое оружие - ну а если ее  вынудят?  Или  оно
сработает непроизвольно?  Что,  если она во сне начнет все поджигать в
результате возрастных изменений организма?  Что,  если Контора отзовет
своих ищеек... а Чарли выкрадут другие, иностранные? Вопросы, вопросы.
   Энди искал на них ответы во время своих лыжных переходов и поневоле
пришел к выводу, что Чарли, видимо, не избежать того или иного заточе-
ния - хотя бы для ее собственной безопасности. Видимо, придется с этим
примириться,  как примиряется человек,  страдающий дистрофией мышц,  с
электростимулятором  или  талидомидные  дети - с диковинными протезами
внутренних органов.
   И был еще один вопрос - его  собственное  будущее.  Немеющее  лицо,
кровоизлияние в глаз...  все это не сбросить со счетов. Кому охота ду-
мать,  что его смертный приговор уже подписан и число  проставлено,  и
Энди в общем-то тоже так не думал, но он понимал: два-три по-настояще-
му сильных посыла могут его доконать,  да и  без  них  отпущенный  ему
срок, вероятно, успел существенно сократиться. Надо позаботиться о бе-
зопасности Чарли.
   Не передоверяя это Конторе.
   Только не камера-одиночка. Этого он не допустит.
   Он долго ломал себе голову и, наконец, принял выстраданное решение.

   Энди написал  шесть  писем.  Они мало чем отличались друг от друга.
Два письма были адресованы сенаторам от штата Огайо. Третье - женщине,
члену палаты представителей от округа,  куда входил Гаррисон. Еще одно
предназначалось для "Нью-Йорк таймс".  А также для чикагской "Трибюн".
И  для  толедской "Блэйд".  Во всех шести письмах рассказывалось об их
злоключениях, начиная с эксперимента в Джейсон Гирни Холле и кончая их
вынужденным затворничеством на берегу Ташморского озера.
   Поставив последнюю точку, он дал Чарли прочесть одно из писем. Поч-
ти час - медленно,  слово за словом - она вникала в смысл.  Впервые ей
открывались все перепитии этой истории.
   - Ты их пошлешь почтой? - спросила она, дочитав.
   - Да, - сказал он. - Завтра. Последний раз рискну перейти озеро.
   Наконец-то повеяло весной.  Лед был крепок,  но уже потрескивал под
ногами, и кто знает, сколько он еще продержится.
   - И что будет, папа?
   Он пожал плечами:
   - Трудно сказать.  Может быть,  если все попадет в газету, эти люди
угомонятся.
   Чарли серьезно покивала головой:
   - Надо было сразу написать.
   - Пожалуй.  - Он знал,  о чем она сейчас думает:  октябрь, бушующее
пламя на ферме Мэндерсов.  - Даже наверняка.  Но у меня,  Чарли голова
была занята другим.  Куда бежать. А когда бежишь, не соображаешь... во
всяком случае, плохо соображаешь. Я все надеялся, что они угомонятся и
оставят нас в покое. Непростительная ошибка с моей стороны.
   - А они не заберут меня? - спросила Чарли. - От тебя? Правда, папа,
мы будем вместе?
   - Правда,  - сказал он,  умалчивая о том,  что как  и  она,  смутно
представляет себе,  чем эти письма обернутся для них обоих. Так далеко
он не заглядывал.
   - Это самое главное. А поджигать я ничего больше не стану.
   - Вот и умница.  - Он провел по ее волосам. Внезапно горло перехва-
тило от предчувствия беды,  и вдруг он вспомнил то, "что случилось не-
подалеку отсюда,  о чем не вспоминал многие годы. Отец и дед взяли его
на охоту,  Энди начал клянчить у деда ружье, и тот отдал ему свой дро-
бовик.  Энди заприметил белку и уже собрался стрелять. Отец начал было
возмущаться,  но  дед как-то странно,  с улыбкой глянул на него,  и он
осекся.
   Энди прицелился,  как учил его Грэнтер, после чего не рванул спуск,
а  плавно потянул на себя (опять же как его учили) - раздался выстрел.
Белка перекувырнулась, точно игрушечная, а Энди, весь дрожа от возбуж-
дения,  сунул деду ружье и ринулся к добыче. То, что он увидел вблизи,
оглушило его.  Вблизи белка перестала быть игрушечной.  Он не убил ее.
Он ее подранил. Она умирала в лужице крови, и в ее черных глазах стоя-
ла невыразимая мука.  Вокруг уже копошились насекомые,  смекнувшие,  к
чему идет дело.
   В горле у Энди стал комок: в девять лет он впервые ощутил презрение
к себе,  его тошнотворный привкус.  Он смотрел и не мог оторваться  от
окровавленного комочка, видя краем глаза еще две тени, спиной чувствуя
стоящих сзади отца и деда:  три поколения Макти над трупом белки в ле-
сах Вермонта. Дед тихо произнес за его спиной: НУ ВОТ ТЫ И СДЕЛАЛ ЭТО,
ЭНДИ. ПОНРАВИЛОСЬ? В ответ хлынули слезы, обжигающие слезы, с которыми
прорвалось наружу потрясение от открытия - сделанного не воротишь.  Он
стал повторять, что никогда больше не убьет живую тварь. Христом богом
поклялся.
   А ПОДЖИГАТЬ  Я  НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕ СТАНУ,  сказала Чарли,  а у него в
ушах снова стояли дедушкины слова,  произнесенные после того,  как он,
Энди, убил белку и перед богом поклялся, что это не повторится. НИКОГ-
ДА ТАК НЕ ГОВОРИ,  ЭНДИ. БОГ ЛЮБИТ, КОГДА ЧЕЛОВЕК НАРУШАЕТ КЛЯТВУ. ЭТО
СРАЗУ СТАВИТ ЕГО НА МЕСТО И ПОКАЗЫВАЕТ,  ЧЕГО ОН СТОИТ. Примерно то же
Мэндерс сказал Чарли.
   Энди бросил взгляд на Чарли,  медленно,  но верно одолевавшую серию
про мальчика Бемби, дитя джунглей, книжку за книжкой, которые она рас-
копала на чердаке.  Над ней вились пылинки в луче света,  а она безмя-
тежно сидела в стареньком кресле-качалке,  на том самом месте, где си-
живала ее бабка, ставившая в ногах рабочую корзинку со штопкой, и он с
трудом поборол в себе желание сказать дочери: подави, подави в зароды-
ше свой дар,  пока это в твоих силах, ты не готова к чудовищному иску-
шению...  Если у тебя есть винтовка, рано или поздно ты из нее выстре-
лишь.
   Бог любит, когда человек нарушает клятву.

   Никто не видел,  как Энди опустил письма в ящик, никто, кроме Чадли
Пейсона, человека пришлого, перебравшегося в Брэдфорд в ноябре прошло-
го года и с тех пор пытавшегося вдохнуть жизнь в захиревшую лавку "Га-
лантерейных  новинок".  Этот  Пейсон,  коротышка с печальными глазами,
как-то пытался зазвать Энди на рюмочку,  когда тот в очередной раз на-
ведался в городок.  Здесь все сходилось на том, что, если за лето дела
Пейсона не поправятся,  к середине сентября в  витрине  "Галантерейных
новинок" появится табличка "ПРОДАЕТСЯ или "СДАЮ В АРЕНДУ".  Жаль будет
человека,  малый он вроде ничего, а угодил как кур в ощип. Золотые-дни
Брэдфорда миновали.
   - Энди  приближался к магазинчику - лыжи он воткнул в снег,  одолев
подъем,  что начинался сразу от берега. Старики не без интереса наблю-
дали за ним в окно.  Об Энди за зиму успели почесать языки.  По общему
мнению,  он скрывался - то ли от кредиторов, то ли от алиментов. А мо-
жет, от гнева бывшей супруги, у которой он увел ребенка; а то зачем бы
ему детские вещи? Полагали также, что отец с ребенком самочинно заняли
один из домов по ту сторону озера, где и зимуют. Никто не спешил поде-
литься этими догадками с местным констеблем,  который жил в  Брэдфорде
без года неделю, каких-то двенадцать лет, а уже считал тут себя хозяи-
ну. Незнакомец поселился за озером, в штате Вермонт. А старик, гревши-
еся у печки в магазинчике Джейка Роули,  не очень-то радовали вермонт-
ские порядки - этот подоходный налог или взять питейный закон... даль-
ше ехать некуда!  Пусть вермонтцы сами в своих делах разбираются - та-
ково было единодушное, пусть и не высказанное всем миром заключение. -
Отходился  он  по льду-то,  - заметил один из стариков.  Он откусил от
конфеты суфле и заработал деснами.
   - А он сюда на подводных крыльях,  - отозвался другой, вызвав общий
смех.
   - Он свои лыжи,  поди,  в другую сторону навострил,  - веско сказал
Джейк,  глядя на приближающуюся фигуру. Энди был в сидром пальто Грэн-
тера, на голове синяя трикотажная повязка, чтоб уши не мерзли, и вдруг
в памяти Джейка что-то забрезжило - наверное,  уловил семейное  сходс-
тво,  - забрезжило и погасло. - Как таять начнет, так сразу слиняет. И
тот, кого он там прячет, с ним вместе.
   Энди остановился на крыльце, снял рюкзак и вытащил оттуда несколько
писем. Потом он вошел в магазин. Посетители углубились в изучение сво-
их ногтей, часов, а также видавшей виды печки. Кто-то извлек из карма-
на дорожный носовой платок, этакую голубую простыню, и от души высмор-
кался. Энди огляделся.
   - Доброе утро, джентльмены.
   - И вам тоже, - ответил за всех Джейк Роули. - Чем могу служить?
   - Вы марки продаете?
   - Пока что правительство мне это доверяет.
   - Тогда,  пожалуйста, шесть пятнадцатицентовых. Джейк оторвал марки
от блока, лежавшего в числе прочих в потрепанном кляссере.
   - Еще чего-нибудь?
   Энди улыбнулся,  думая о своем. Сегодня десятое марта. Не говоря ни
слова,  он подошел к вертушке подле кофемолки и выбрал большую в зави-
тушках поздравительную открытку:  ДОЧУРКЕ В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ.  Он распла-
тился.
   - Благодарю, - сказал Джейк, повернув ручку кассы.
   - Не за что, - ответил Энди и вышел из магазина. Все видели, как он
поправил на голове повязку,  как наклеил марки на конверты. Из ноздрей
у него вырывался пар.  Все видели,  как он завернул за угол, где стоял
почтовый ящик, но ни один из них не присягнул бы на суде, что он опус-
тил письма.  Когда он вновь оказался в поле зрения,  он уже  закидывал
рюкзак за спину.
   - Пошел, - прокомментировал кто-то из стариков.
   - Приличный человек, - сказал Джейк, и на этом тема себя исчерпала.
Переключились на другие.
   Чарльз Пейсон стоял в дверях своей лавки,  которая не принесла, ему
за год и трех сотен,  и смотрел Энди вслед.  Уж он-то,  Пейсон, мог бы
присягнуть в суде,  что письма были опущены: все это время он стоял на
пороге и своими глазами видел, как письма провалились в ящик.
   Когда Энди скрылся из виду,  Пейсон вошел внутрь, обогнул прилавок,
где лежали хлопушки вперемежку с  грошовыми  леденцами  и  пузырящейся
жвачкой, открыл вторую дверь и оказался в жилой комнате. Телефон у не-
го был со специальной глушилкой,  что исключало подслушивание.  Пейсон
набрал виргинский номер, чтобы запросить инструкции.

   В Брэдфорде, штат Нью-Гэмпшир (как, между прочим, и в Ташморе, штат
Вермонт), нет своей почты: городки-то крошечные. Ближайшее к Брэдфорду
почтовое отделение находится в Теллере.  В час пятнадцать того же дня,
десятого марта,  к магазину Джейка Роули подкатил почтовый фургончик и
почтальон  опорожнил ящик,  соседствовавший до 1970 года с бензоколон-
кой.  Вся корреспонденция состояла из шести писем Энди и открытки, ко-
торую  пятидесятилетняя  девица Шерли Дивайн адресовала своей сестре в
местечко Тампа во Флориде. Как раз в это время на том берегу озера Эн-
ди Макги отсыпался, а Чарли Макги лепила снеговика.
   Почтальон Роберт  Эверетт бросил мешок с корреспонденцией на заднее
сиденье бело-голубого фургона и отбыл в Уильяме,  еще один  городишко,
обслуживаемый телерским отделением связи.  На середине улицы, Главного
проспекта, как ее в шутку называли жители Уильямса, он развернулся об-
ратно, на Теллер, где часа в три почту рассортируют и отправят дальше.
Проехав пять миль,  он увидел, что дорогу перегородил бежевый "шевроле
каприс". Эверетт приткнулся к снежному бордюру и вылез из кабины, что-
бы предложить свои услуги.
   Из машины вышли двое.  Показав удостоверения, они объяснили, что им
от него нужно.
   - Да  вы что?  - У Эверетта вырвался нервный смешок,  как будто ему
предложили открыть сегодня пляжный сезон на Ташморском озере.
   - Если вы думаете,  что мы не те,  за кого себя выдаем...  -  начал
один из них.  Это был Орвил Джеймисон по кличке О'Джей,  а еще Живчик.
Ему было безразлично,  выяснять ли отношения с этим сумчатым болваном,
выполнять  ли  другие  какие приказы,  только бы подальше от девчонки,
этого исчадия ада.
   - Нет,  я верю,  очень даже верю,  - заторопился Роберт Эверетт. Он
испугался,  как  пугается каждый,  столкнувшись нос к носу с монолитом
верховной власти,  - вот она,  серая глыба, в которой вдруг проступили
конкретные  черты лица.  Однако Эверетт был тверд.  - Но я везу почту.
Почту Соединенных Штатов Америки. Понимаете?
   - Речь идет о национальной безопасности,  -  сказал  О'Джей.  После
провала  в Гастингс Глене вокруг фермы Мэндерсов было поставлено оцеп-
ление.  Когда ферма сгорела,  всю местность тщательно прочесали. В ре-
зультате  к  О'Джею вернулась его "пушка",  которая в настоящий момент
приятно согревала левый бок.
   - Очень может быть, но это ничего не меняет, - возразил Эверетт.
   О'Джей расстегнул пижонскую меховую куртку так,  чтобы  видна  была
"пушка". Зрачки у Эверетта расширились. О'Джей усмехнулся:
   - Достать?
   Все это было как сон. Эверетт предпринял последнюю попытку:
   - А вы знаете,  что есть статья за ограбление почты?  Ливенвортская
тюрьма в Канзасе обеспечена.
   - Это ты обсудишь со своим почтмейстером,  - вмешался второй,  мол-
чавший все это время. - А теперь кончай базар, понял? Где мешок с поч-
той?
   Эверетт отдал ему скудный улов после Брэдфорда и Уильямса. Они отк-
рыли  мешок прямо на дороге и деловито просмотрели содержимое.  Роберт
Эверетт испытывал возмущение и какое-то болезненное чувство стыда. Они
не  имеют права так поступать,  даже если там секреты ядерного оружия.
Они не имеют права вскрывать почту Соединенных Штатов Америки вот так,
посреди дороги. Нелепо сравнивать, но это все равно как если бы кто-то
вломился к нему в дом и начал раздевать его жену.
   - Вам еще за это будет,  - сказал он сдавленным голосом. - Вот уви-
дите,
   - Нашел,  - сказал второй тип О'Джею.  Он протянул ему шесть писем,
надписанных одним и тем же аккуратным почерком.  Роберт Эверетт  сразу
узнал их. Почтовый ящик возле магазина в Брэдфорде. О'Джей сунул пись-
ма в карман,  и они оба направились к "шевроле". Открытый мешок с поч-
той остался лежать на дороге.
   - Вам еще за это будет! - выкрикнул Эверетт дрожащим голосом.
   О'Джей бросил на ходу, не оборачиваясь:
   - Прежде чем трепать языком, поговори с почтмейстером. Если, конеч-
но, не хочешь, чтобы накрылась твоя пенсия.
   Они уехали. Эверетт провожал их взглядом - его мутило от бессильной
ярости  и страха.  Наконец он подобрал мешок и зашвырнул его на заднее
сиденье.
   - Ограбили,  - сказал он и с удивлением почувствовал, как наворачи-
ваются слезы. - Ограбили, о господи, меня ограбили, ограбили...
   Он гнал в Теллер, насколько позволяли раскисшие дороги. Он последо-
вал совету и поговорил с почтмейстером. Эверетт пробыл у Билла Кобхема
добрый час. Временами из-за двери доносились их возбужденные голоса.
   Кобхему было  пятьдесят  шесть.  Он проработал в почтовом ведомстве
тридцать пять лет,  и никогда еще на него не нагоняли такого страха. В
конце  концов  он сумел заразить им своего подчиненного.  И Эверетт ни
словом не обмолвился,  даже собственной жене,  о том, как его ограбили
средь  бела  дня  где-то между Брэдфордом и Уильямсом.  Но и забыть об
этом он не смог, как не смог до конца жизни избавиться от чувства воз-
мущения и стыда... и еще разочарования.
   К половине третьего Чарли закончила своего снеговика, а Энди немно-
го отоспался. Орвил Джеймисон и его новый напарник Джордж Седака нахо-
дились на борту самолета. Через четыре часа, когда Энди с Чарли, вымыв
после ужина посуду,  сели играть в пятьсот одно,  письма легли на стол
Кэпа Холлистера.

                           КЭП И РЭЙНБЕРД

   Двадцать четвертого марта, в день рождения Чарли Макги, Кэп Холлис-
тер сидел за своим рабочим столом, чувствуя, как в нем нарастает непо-
нятное беспокойство. Впрочем, причина для беспокойства была вполне по-
нятна: через час придет Джон Рэйнберд, а это все равно что увидеть са-
мого дьявола.  Еще неизвестно, что хуже. Правда, дьявол никогда не на-
рушает договоров, если верить его рекламе, а Рэйнберд совершенно неуп-
равляем,  Кэп давно подозревал это. После соответствующего инструктажа
Джон Рэйнберд превращался в рядового убийцу,  а убийцы рано или поздно
обращают оружие против себя.  Смерть Рэйнберда - это,  конечно,  будет
нечто из ряда вон.  Интересно,  что он знает об операции против Макги?
Разумеется,  только  то,  что ему сообщили...  и тем не менее какой-то
червь точил Кэпа.  Не в первый раз он подумал: а не устроить ли громи-
ле-индейцу автомобильную катастрофу по завершении операции?  Выражаясь
незабываемым языком отца Кэпа,  Рэйнберд из тех психов,  которые, если
надо, объявят крысиный помет черной икрой.
   Он вздохнул. Ветер швырял в стекла холодные капли дождя. По кабине-
ту,  такому светлому и уютному летом, разгуливали зловещие тени. И без
того  тошно  - глаза мозолит "Дело Макги",  лежащее по левую руку,  на
библиотечной тележке.  Зима состарила его; он уже не тот бодрячок, что
подъехал  на велосипеде к своей штаб-квартире тем памятным октябрьским
днем, когда Макги в очередной раз улизнули, оставив за собой пожарище.
На его лице,  еще недавно почти гладком,  залегли глубокие борозды. Он
докатился до того, что стал носить бифокальные очки - "совсем как ста-
рик",  и первые полтора месяца у него кружилась голова,  пока он к ним
не привык.  Это были мелочи,  внешняя,  так сказать,  символика,  лишь
подтверждавшая,  что все пошло кувырком.  Он растравлял,  изводил себя
из-за этих пустяков,  хотя воспитание  и  профессиональная  подготовка
приучили его не изводиться даже по серьезному поводу, когда объяснение
лежало на поверхности.
   Эта девчонка,  черт бы ее подрал, словно наводила на него порчу: за
зиму умерли от рака обе женщины, к которым он был по-настоящему привя-
зан после смерти матери, - его жена Джорджия, через три дня после рож-
дества, и его секретарша Рэйчел, всего месяц назад.
   Увы, он знал,  что дни Джорджии сочтены; операция на груди, сделан-
ная за четырнадцать месяцев до смерти, лишь приостановила развитие бо-
лезни.  А вот смерть Рэйчел явилась жестоким сюрпризом.  Когда уже все
шло к концу, ему припомнилось (задним числом всегда видны наши непрос-
тительные промахи),  сколько он отпустил шуточек по поводу ее худобы и
как она их парировала.
   Все, что у него теперь осталось,  это Контора - надолго ли? Скрытый
недуг,  своего рода раковая болезнь, поразил самого Кэпа. Как его наз-
вать?  Рак самоуверенности? Что-то в этом роде. Когда подобная болезнь
заражала высокопоставленных чиновников,  исход обычно бывал фатальным.
Никсон,  Ланс,  Хэлмс...  все жертвы рака,  поразившего их самоуверен-
ность.
   Он раскрыл "Дело Макги" и достал оттуда свежий материал - шесть пи-
сем, которые Энди отправил две недели назад. Он пролистал их не читая.
В сущности, везде одно и то же, он знал их почти наизусть. Под письма-
ми лежали стопкой глянцевые фотографии,  сделанные Чарльзом Пейсоном и
другими агентами в окрестностях Ташмора. Вот Энди идет по главной ули-
це Брэдфорда.  Вот он расплачивается в магазине. Энди с Чарли у лодоч-
ного сарая, а на заднем плане - снежный гроб мэндерсовского "виллиса".
Вот Чарли съезжает на картонке с отполированной до блеска горы, из-под
вязаной шапочки,  которая ей великовата, выбиваются волосы, а ее отец,
руки в боки, хохочет наверху, закинув голову. Кэп частенько смотрел на
эту фотографию долгим оценивающим взглядом,  а когда откладывал, вдруг
с удивлением замечал, что рука у него дрожит. Скорей бы заполучить их.
   Он встал и подошел к окну. Что-то сегодня не видать Рича Маккеона с
его газонокосилкой.  Ольха стояла, как голый скелет. Зеркало пруда на-
поминало гигантскую отполированную доску,  соединившую  два  строения.
Дел у Конторы,  и весьма важных, в эти дни хватало - так сказать, раз-
нообразное меню, можно было бы устроить хороший шведский стол, но Кэпа
интересовало только одно - Энди Макги и его дочь Чарлин.
   Провал на ферме Мэндерсов чувствительно ударил по престижу Конторы.
Сама Контора устояла,  и он,  Кэп,  тоже,  однако лавина  недовольства
пришла  в  движение и грозила вот-вот обрушиться на их головы.  В эпи-
центре оказался вопрос о просчетах в планировании "операции  Макги"  с
момента  устранения матери и похищения - пусть кратковременного - доч-
ки. Сколько на них свалилось шишек из-за того, что какой-то преподава-
тель колледжа,  даже в армии-то не служивший,  увел дочь из-под носа у
двух профессионалов,  причем один остался на всю жизнь  помешанным,  а
второй полгода пролежал в коме. Проку от него уже никакого: достаточно
ему услышать "спи!",  как он валится трупом и может  продрыхнуть  часа
четыре, а то и весь день. Глупо до смешного.
   Досталось им  и  за то,  что все это время Макги считал на один ход
дальше.  На его фоне Контора выглядела бледно. Все они выглядели дура-
ками.
   Но больше  всего  взгрели за ферму Мэндерсов,  из-за которой от них
могло мокрого места не остаться.  Кэп знал,  что сразу поползли слухи.
Были слухи и докладные,  а может быть, даже показания свидетелей в ка-
кой-нибудь сверхсекретной комиссии конгресса.  Тоже  выискался  второй
Гувер.  Как  будто  не было печального опыта с Кубой...  ну да где ему
помнить, закопался в досье этих Макги.
   У него,  между прочим, недавно жена умерла. Бедняга. Это его подко-
сило.  В истории с Макги он, конечно, дал маху - сплошная цепь ошибок.
Надо думать, человек помоложе...
   Нет, они не понимают,  с чем имеют дело.  Даже не догадываются. Раз
за разом он убеждался: все отрицают простейший факт, что девчонка вла-
деет даром пирокинеза - сжигает взглядом.  Что ни докладная о  причине
пожара  на  ферме Мэндерсов,  то какая-нибудь ахинея:  утечка бензина,
женщина разбила керосиновую лампу,  самовозгорание горючей смеси...  И
ведь так писали даже очевидцы.
   До чего дошло - Кэп пожалел,  что рядом нет Уэнлесса. Тот все пони-
мал. Он бы рассказал Уэнлессу про эту... преступную слепоту.
   Он вернулся за рабочий стол. Только не играй сам с собой в прятки -
если под тебя начнут копать, пиши пропало. Это тот же рак. Можно оття-
нуть конец,  сунув им в нос свои былые заслуги, и Кэп сунул - все, что
накопилось  за  десять  лет,  -  чтобы только удержаться в седле в эту
трудную зиму; можно добиться короткой ремиссии. Но рано или поздно те-
бе крышка.  Есди сидеть и не рыпаться,  рассуждал Кэп, продержишься на
этом месте до июля;  если же хорошо окопаться и дать бой, то, глядишь,
и до ноября.  Правда,  в результате таких боев Контора может затрещать
по всем швам,  а ему бы не хотелось этого.  Не разрушать же то, на что
ты ухлопал полжизни. Надо будет - разрушишь... Он был настроен идти до
конца.
   Он удержался у власти главным образом потому, что они быстро напали
на след Макги. Кэп поспешил присвоить себе все лавры, укрепляя тем са-
мым свои позиции, в действительности же операцию провернул компьютер.
   Они достаточно долго занимались этой семейкой, чтобы распахать поле
вдоль и поперек. В компьютер были заложены данные более чем на двухсот
родственников и четырехсот друзей, чьи корни так или иначе переплелись
с корнями генеалогического древа Макги - Томлинсон.  Связи прослежива-
лись вплоть до таких персонажей,  как ближайшая подружка Вики в первом
классе начальной школы,  девочка по имени Кэти Смит, ныне миссис Фрэнк
Уорси,  проживающая в Кабрале, штат Калифорния, и, скорее всего, давно
забывшая, кто такая Вики Томлинсон.
   В компьютер  заложили  информацию о последнем местопребывании семьи
Макги,  и тот,  переварив ее,  отрыгнул возможные варианты.  Первым  в
списке  стоял  покойный дед Энди,  житель Вермонта,  чей дом на берегу
Ташморского озера принадлежал теперь внуку. Семья Макги бывала там ле-
том,  к  тому  же лесными дорогами от фермы Мэндерсов до того места не
так уж далеко.  Компьютер полагал,  что если Энди с  Чарли  предпочтут
"знакомый пейзаж", им окажется Ташмор.
   Не прошло и недели,  а Кэп уже знал, что они во владениях Грэнтера.
Дом был взят под наблюдение.  С учетом вероятного  появления  Макги  в
Брэдфорде  -  понадобятся  же  им мало-мальски необходимые вещи - была
приобретена лавка "Галантерейные новинки".
   А пока наблюдение,  ничего больше.  Все снимки - телеобъективом  из
идеальных укрытий. С Кэпа хватило одного пожара.
   Чего проще  без  шума  взять Энди во время перехода через озеро.  А
пристрелить их обоих не сложней, чем сфотографировать Чарли съезжающей
с ледяной горки.  Но Кэп имел виды на девчонку,  а без отца, решил он,
им ее не приручить.
   Но вот беглецы обнаружены, главная забота теперь - чтобы у Макги не
развязался язык.  Кэп и без компьютера понимал, что страх в конце кон-
цов вынудит Энди искать помощи.  До происшествия  на  ферме  Мэндерсов
утечку  информации  можно было приостановить или даже проигнорировать.
Если же сейчас вмешается пресса,  тут завертятся совсем другие колеси-
ки.  Кэпа  бросало в жар от одной мысли,  какую бомбу изготовила бы из
этой начинки "Нью-Йорк тайме".
   Пожар поверг Контору в замешательство,  тут-то Энди и  мог  беспре-
пятственно отослать свои письма.  Но, очевидно, Макги сами пребывали в
замешательстве. И упустили верный шанс дать о себе знать письменно или
устно,  по телефону...  кстати,  еще неизвестно, был ли бы им от этого
прок.  Мозги сейчас у всех с вывихом, а газетчики - эти гребут под се-
бя.  Им  подавай красивую упаковку.  Что-нибудь из жизни Марго или Бу,
Сюзанны или Шерил. Тут верняк.
   - Марго Хемингуэ и Бу Деррик,  Сюзанна Саммер,  Шерил Тиге - амери-
канские киноактрисы.
   А теперь они в западне.  Всю зиму Кэп перебирал варианты.  Он зани-
мался этим даже на похоронах жены.  И под конец выработал  план  дейс-
твий,  который сейчас предстояло осуществить.  Их человек в Брэдфорде,
Пейсон, сообщал, что вот-вот вскроется лед на Ташморском озере. Вдоба-
вок  Макги  отправил письма и ждет ответа со дня на день - если уже не
заподозрил,  что его письма не дошли до адресатов.  Того и гляди, сни-
мутся с места, а это не входило в планы Кэпа.
   Под стопкой  фотографий,  в голубой папке с грифом "совершенно сек-
ретно",  лежал доклад - больше трехсот машинописных страниц.  Одиннад-
цать специалистов под руководством доктора Патрика Хокстеттера,  прак-
тикующего психолога и психотерапевта,  подготовили совместное заключе-
ние и обрисовали перспективы.  Хокстеттера Кэп ставил в первую десятку
наиболее светлых голов из тех,  что находились в распоряжении Конторы.
За восемьсот тысяч долларов,  в которые доклад обошелся налогоплатель-
щикам, он обязан иметь светлую голову. Листая доклад, Кэп думал о том,
что бы сказал по этому поводу Уэнлесс, незабвенный певец конца света.
   В докладе Кэп нашел подтверждение своим интуитивным догадкам:  Энди
надо взять живым.  В основе всех выкладок команды  Хокстеттера  лежала
мысль,  что  скрытые  возможности человека не могут проявиться без его
желания... ключевым словом тут была воля.
   Девочка могла потерять контроль над своими возможностями (очевидно,
они  не сводятся к одному пирокинезу),  не совладать с собственной во-
лей,  но лишь она сама, подчеркивалось в фундаментальном исследовании,
решала,  пустить  ли ей в ход заветное оружие,  - как это произошло на
ферме Мэндерсов,  когда она увидела, что агенты Конторы хотят убить ее
отца.
   Он бегло просмотрел отчеты об эксперименте с "лот шесть". Все запи-
си и выкладки компьютера говорили об одном:  первотолчком является во-
ля.
   Исходя из  этого,  Хокстеттер  и  его коллеги перерыли все мыслимые
транквилизаторы,  прежде чем остановиться на торазине для Энди и новом
препарате,  оразине, для девочки. Тот, кто мог продраться сквозь семь-
десят страниц словесных джунглей,  оказывался перед  простым  выводом:
транквилизаторы  погрузят подопытных в сомнамбулическое блаженное сос-
тояние. Лишенные воли, они не смогут сделать выбор между молоком и го-
рячим шоколадом, не говоря уже о том, чтобы устраивать пожары или вну-
шать людям, что они ослепли.
   Энди Макги можно было постоянно держать на наркотиках. Толку от не-
го все равно никакого, так, пустышка, отработанный пар - об этом гово-
рили и доклад,  и интуиция Кэпа.  Их интересовала девчонка.  Дайте мне
шесть месяцев,  думал Кэп,  и я управлюсь.  Я вам в точности изображу,
что творится в этой удивительной головке.  А там уж ни палата предста-
вителей,  ни  подкомиссии сената не устоят перед соблазном химического
воздействия на психику, открывающего для военных невиданные перспекти-
вы, даже если эта девчонка способна выдать половину того, что подозре-
вал в ней Уэнлесс.
   Но открывались и другие горизонты.  О них умалчивала голубая папка,
ибо есть тайны,  слишком взрывоопасные даже для грифа "совершенно сек-
ретно".  Всего неделю назад Хокстеттер, у которого все больше захваты-
вало дух от панорамы, возникшей перед ним и его учеными коллегами, на-
мекнул об том вскользь.
   - Фактор-зет... - сказал он Кэпу. - Вы не задумывались над тем, как
все может повернуться, если выяснится, что девочка небесплодна?
   Кэп задумывался, хотя и не сказал об этом Хокстеттеру. Тут возникал
интересный,  чреватый любыми неожиданностями вопрос, связанный с евге-
никой...  с евгеникой, а попутно с нацизмом и теорией высших рас - ко-
роче,  с тем,  против чего американцы воевали во вторую мировую войну.
Но  одно  дело пробурить философскую скважину,  из которой фонтанирует
всякая муть ("вы хотите узурпировать божественную власть!"),  и другое
-  представить  лабораторные доказательства,  что потомство участников
эксперимента "лот шесть" может стать  живыми  факелами,  левитаторами,
телепатами  и еще бог знает кем.  Чего стоят идеалы,  когда появляются
вполне земные контрдоводы! Допустим, таковые нашлись, что тогда? Фермы
по разведению новых видов?  На первый взгляд - безумие, но Кэп не счи-
тал это столь уж невероятным.  Тут ключ ко всему. И к всеобщему миру и
к мировому господству - а в чем, собственно, разница, если убрать кри-
вые зеркала риторики и высоких слов?
   Тут тебе червей не на одну рыбалку. Перспектива на десятки лет. Кэп
понимал  - в его распоряжении не более шести месяцев;  не так уж мало,
чтобы заложить основы: сделать топографическую съемку местности, преж-
де чем ее избороздят шоссейные и железные дороги.  Это будет его пода-
рок отечеству и всему миру. В сравнении с этим жизнь какого-то беглого
преподавателя  колледжа и его оборвашки дочери - все равно что пыль на
ветру.
   Разумеется, нельзя постоянно держать девчонку на  транквилизаторах,
если они ждут от тестов серьезного результата,  - что ж, имея заложни-
ком отца,  они смогут оказать на нее давление.  Ну а захотят  устроить
проверочку ему, сработает обратный принцип.
   Простейшая система рычагов. Как говорил Архимед, дайте мне рычаг, и
я переверну мир.
   Загудел селектор.
   - Джон Рэйнберд в приемной, - доложила новая секретарша. В ее обыч-
но  бесстрастном  казенном голосе мелькнули высокие нотки,  выдававшие
испуг.
   Тут я тебя понимаю,  малышка,  подумал Кэп.
   - Пригласите его, пожалуйста.

   Рэйнберд не меняется.
   Он не спеша вошел. Потертая кожаная куртка, выцветшая клетчатая ру-
башка. Ободранные рыжие башмаки выглядывают из-под линялых узких джин-
сов.  Огромная  голова  подпирает потолок.  И эта развороченная пустая
глазница, заставившая Кэпа внутренне содрогнуться.
   - Кэп,  - сказал он, опускаясь на стул, - что-то я засиделся в пус-
тыне.
   - Дом в Флэгстаффе,  - сказал Кэп. - Слышал, как же. И о вашей кол-
лекции обуви тоже.
   Джон Рэйнберд не мигая буравил его здоровым глазом.  - А вы все хо-
дите в своих старых дерьмодавах, - добавил Кэп.
   Рэйнберд скривил губы в улыбке, продолжая молчать. Вновь беспокойс-
тво овладело Кэпом, и он еще раз спросил себя, насколько Рэйнберд пос-
вящен в планы и почему вопрос этот не дает ему покоя.
   - У меня есть работа для вас, - сказал он.
   - Отлично. Та, что я хочу?
   Кэп озадаченно взглянул на него,  подумал,  затем сказал:  - Думаю,
да.
   - Что от меня потребуется?
   Кэп рассказал в общих чертах,  каким образом Энди и Чарли попадут в
Лонгмонт. Он был краток.
   - Не промахнетесь? - спросил он, закончив.
   - Я никогда не промахиваюсь. Да и план хорош. Все будет в порядке.
   - Мне очень лестно слышать ваше одобрение,  - сказал Кэп. Предпола-
галась легкая ирония,  а на поверку вылезло раздражение.  Черт бы  его
побрал со всеми потрохами.
   - Я спущу курок, - сказал Рэйнберд. - Но при одном условии.
   Кэп встал,  навалившись  на  стол,  который был завален бумагами из
"дела Макги", и весь подался к Рэйнберду.
   - Нет, - сказал он. - Здесь условия ставлю я.
   - Один раз сделаете исключение, - возразил Рэйнберд. - Я думаю, вам
это не составит труда.
   - Повторяю:  нет. - Сердце заколотилось в груди у Кэпа, и он не мог
понять,  от страха или от бешенства.  - Вам объяснить? Во главе агент-
ства и всех служб стою я.  А вы находитесь в моем подчинении. Кажется,
армия должна была приучить вас к понятию "старший по званию".
   - Да,  - улыбнулся Рэйнберд.  - Я даже кой-кому из них свернул шею.
Один раз, кстати, по приказу Конторы. По вашему приказу, Кэп.
   - Это что,  угроза? - выкрикнул Кэп. Он чувствовал, надо взять себя
в руки, но ничего не мог с собой поделать. - Угроза, дьявол вас разде-
ри? Я вижу, вы совсем рехнулись! Мне достаточно нажать кнопку, и вы не
выйдете из этого здания! А спустить курок охотники найдутся...
   - Но чтобы попасть,  вам нужен вот этот уродливый циклоп с его мет-
ким глазом,  - вставил Рэйнберд,  не повышая тона.  - Вы думаете, Кэп,
они у вас в кулаке,  но кулак пустой.  Кто-то там наверху не дает  вам
овладеть  добычей.  Не  дает посадить их в дьявольскую шкатулку.  Вы и
раньше думали,  что они у вас в кулаке.  - Он показал на гору материа-
лов,  что высилась на тележке,  а потом на голубую папку.  - Я все это
прочел. И доклад Хокстеттера тоже.
   - Черта с два!  - вырвалось у Кэпа,  но он видел по лицу Рэйнберда,
что тот говорит правду.  Прочел. Исхитрился. Но кто дал ему материалы?
Кэп был вне себя. Кто?
   - Представьте,  - сказал Рэйнберд. - Все само плывет ко мне в руки.
Отдают не задумываясь. Лицо у меня, наверно, такое... располагающее. -
Он еще больше осклабился,  и его улыбка вдруг стала  хищной.  Здоровый
зрачок бегал в своей орбите.
   - К  чему вы это?  - спросил Кэп.  Он был бы не прочь выпить стакан
воды.
   - К тому,  что я много гулял в Аризоне и принюхивался, что за ветер
подул в вашу сторону... неприятный ветер, Кэп, - из, солончаков. У ме-
ня было время почитать и поразмыслить.  Вот я и мыслю себе, что, кроме
меня,  больше некому доставить сюда эту парочку. И, кроме меня, некому
больше обработать девочку,  когда она окажется здесь.  Тут ни торазин,
ни оразин,  ни это ваше пухлое досье не помогут.  Дело тоньше, чем вам
представляется.
   Кто это говорил - Рэйнберд?  Призрак  Уэнлесса?  Кэпа  обуял  такой
страх и бешенство, что он лишился дара речи.
   - Я все сделаю,  - звучал мягкий голос.  - Я доставлю их сюда, а вы
проведете свои тесты.  - Так отец дает разрешение ребенку  поиграть  с
новой игрушкой. - Одно условие: вы отдаете мне девочку после всех экс-
периментов.
   - Вы сумасшедший, - прошептал Кэп.
   - Само собой,  - улыбнулся Рэйнберд.  - Как и вы. Опасный сумасшед-
ший. Сидите и мечтаете подчинить себе силу, которая выше человеческого
разумения. Силу, которая принадлежит одним богам... да еще этой девоч-
ке.
   - Я  могу  стереть вас с лица земли.  Прямо сейчас.  Думаете,  меня
что-нибудь остановит?
   - Остановит,  - сказал Рэйнберд.  - Если я исчезну,  через месяц по
всей  стране прокатится такая волна гадливости и негодования,  что Уо-
тергейт покажется невинной шалостью.  Остановит. Если я исчезну, через
полтора  месяца Контору прикроют,  а через полгода вам инкриминируют в
суде такие преступления,  что вы угодите за  решетку  до  конца  своих
дней.  - Он опять улыбнулся, обнажая кривые редкие зубы. - Я знаю, что
говорю.  Кэп. Я ведь давно ковыряюсь на этой грязной, вонючей делянке,
так что урожай будет тот еще, можете не сомневаться.
   Кэп попробовал рассмеяться. Смех застрял у него где-то в горле.
   - Больше  десяти лет я таскал в свое дупло орешки и всякую всячину,
- безмятежно продолжал Рэйнберд,  - как любой зверек,  переживший хоть
один раз голодную зиму. У меня, Кэп, такой винегрет из снимков, магни-
тофонных записей,  ксерокопий документов,  что у нашей старой подружки
миссис Общественности глаза на лоб полезут.
   - Это невозможно,  - выдавил из себя Кэп,  уже понимая,  что тут не
блеф, уже чувствуя, как холодная незримая рука давит ему на грудь.
   - Очень даже возможно, - успокоил его Рэйнберд. - Последние три го-
да  ко мне бесперебойно текут данные вашей ЭВМ,  я в любой момент могу
влезть в ее память.  В режиме с разделением времени,  разумеется,  что
стоит денег,  и немалых,  но мне это по карману.  Приличный заработок,
удачно помещенный капитал. Кэп, перед вами - вернее, сбоку от вас, хо-
тя  так будет менее поэтично,  - живой пример американского свободного
предпринимательства в действии.
   - Нет, - выдавил из себя Кэп.
   - Да,  - сказал Рэйнберд.  - Вы знаете меня как Джона Рэйнберда, но
Управление по переосвоению земных недр - это тоже я. Можете проверить.
Мой личный код AXON.  Проверьте на основном терминале. Лифт рядом, ту-
да-обратно. Я подожду. - Рэйнберд положил ногу на ногу, правая брючина
задралась, и выглянул лопнувший шов на ботинке. Этот человек, если на-
до, будет ждать вечность. Кэп лихорадочно соображал.
   - Работали  в  режиме  с разделением времени...  ну,  допустим.  Но
влезть в память...
   - Поговорите с доктором Нофтцигером.  - Рэйнберд был сама предупре-
дительность. - Спросите у него, сколько существует способов потоптать-
ся в памяти,  если у тебя есть к машине доступ. Два года назад двенад-
цатилетний пострел,  неплохо,  видимо, соображавший, влез в память ЭВМ
вычислительного центра американского конгресса.  Кстати,  я  знаю  ваш
шифр доступа, Кэп. В этом году BROW. В прошлом был RASP. По-моему, тот
более подходящий.
   Кэп таращился на Рэйнберда.  Его мозг напоминал трехъярусный  цирк.
Первый ярус размышлял о том,  что Джон Рэйнберд никогда не бывал таким
разговорчивым.  Второй ярус пытался примириться  с  мыслью,  что  этот
маньяк  посвящен во все тайны Конторы.  Третий ярус раздумывал над ки-
тайским проклятьем,  на редкость невинным,  пока не дашь себе труда  в
него вдуматься.  Чтоб вы жили в эпоху перемен.  Последние полтора года
составили такую эпоху.  Он чувствовал, еще одна перемена лишит его ос-
татков разума.
   Вдруг он снова вспомнил Уэнлесса - и ужас придавил его. Ему почуди-
лось,  будто он превра... да, превращается в Уэнлесса. Демоны, повсюду
демоны, а он бессилен отогнать их, даже позвать на помощь.
   - Чего вы хотите, Рэйнберд?
   - Я уже сказал, Кэп. Ничего, кроме вашего слова, что мое знакомство
с Чарлин Макги не кончится выстрелом,  а только с него начнется. Я хо-
чу...  - Его здоровый глаз потемнел, подернулся поволокой, взгляд стал
отрешенным. - Я хочу познать ее. У Кэпа отвисла челюсть.
   Внезапно сообразив, Рэйнберд презрительно покачал головой.
   - Не в этом смысле. Не в библейском. Но я узнаю ее ближе. Мы станем
с ней друзьями,  Кэп. Если она и вправду такая могущественная, мы ста-
нем с ней большими друзьями.
   Кэп издал какой-то странный звук:  смехом это трудно было  назвать,
скорее взвизгом.
   Лицо Рэйнберда продолжало изображать презрение.
   - Ну  да,  вы считаете это невозможным.  Еще бы - монстр.  И руки в
крови,  пролитой по вашему приказу. И все же так будет, Кэп. У девочки
два года не было друзей.  Только отец.  Для вас она, Кэп, все одно что
я. В этом ваша главная ошибка. Для вас она тоже монстр. Правда, полез-
ный.  Наверно,  это потому, что вы белый. Белому везде мерещатся монс-
тры.  Ему даже собственный отросток кажется монстром. - Рэйнберд расс-
меялся.
   Понемногу Кэп начал приходить в себя,  к нему вернулась способность
рассуждать здраво.
   - Зачем мне идти вам навстречу, даже если правда все, что вы сказа-
ли?  Вам ведь недолго осталось жить,  и мы оба это знаем. Двадцать лет
вы охотитесь за своей смертью. Остальное не в счет, в порядке хобби. И
вы  на  нее  вот-вот напоретесь.  А это развяжет нам руки.  Так зачем,
спрашивается, давать вам желанную игрушку?
   - Возможно, вы правы. Возможно, я охочусь за своей смертью... приз-
наться,  не ждал от вас,  Кэп, такого цветистого оборота. Пожалуй, вас
недостаточно воспитывали в страхе божием.
   - Ну уж вы-то,  во всяком случае,  не бог,  - заметил Кэп. Рэйнберд
усмехнулся.
   - Ну да,  дьявол, я понимаю. Вот что я вам скажу: если бы я всерьез
охотился за своей смертью,  я бы ее давно нашел. Может, я играл с ней,
как кот с мышью? Только я не собираюсь угробить вас, Кэп, или Контору,
или американскую контрразведку.  Слава богу,  не вчера родился. Просто
мне нужна это девочка.  А вам наверняка понадоблюсь я.  Мне может ока-
заться по силам то, перед чем спасуют все наркотики Хокстеттера.
   - А дальше что?
   - Когда мы закроем "дело Макги",  Управление по переосвоению земных
недр  прекратит  свое существование.  Ваш Нофтцигер сможет сменить все
шифры в машине.  А мы с вами,  Кэп,  слетаем в  Аризону.  Пообедаем  в
Флэгстаффе,  в моем любимом ресторане, потом пешком пройдемся ко мне и
за домом,  в пустыне,  запалим костер, на котором поджарим шашлычок из
разных бумаг, фотографий и магнитофонных пленок. Если захотите, я даже
покажу вам свою коллекцию обуви.  Кэп думал. Рэйнберд не торопил его с
ответом. Наконец Кэп сказал:
   - Хокстеттер и его коллеги считают,  что может уйти года два на то,
чтобы девчонка сломалась.  Все будет зависеть от того, насколько силен
в ней защитный императив.
   - А вам больше четырех-шести месяцев не продержаться. Кэп неопреде-
ленно повел плечами.
   Указательным пальцем Рэйнберд свернул нос на сторону,  скособочился
и стал похож на страшилу из сказки.
   - Ничего, Кэп, постараемся, чтобы вы подольше продержались в седле.
Мы с вами повязаны,  много чего нам довелось вместе похоронить -  и  в
переносном  смысле  и в прямом.  А насчет двух лет он загнул.  Мы свое
возьмем, и вы и я.
   Кэп обдумывал.  Он чувствовал себя старым и усталым,  а  главное  -
беспомощным.
   - Похоже, вы своего добились, - сказал он.
   - Отлично,  -  мгновенно  отреагировал Рэйнберд.  - Что если я буду
приходить к ней как уборщик? Человек, далекий от вашей братии. Это для
нее важно.  И, конечно же, она никогда не узнает, что стрелял я. Стоит
ли рисковать? Так рисковать?
   - К чему все это?  - спросил Кэп после долгой паузы.  - К чему  эти
безумные ходы?
   - Безумные?  -  невозмутимо переспросил Рэйнберд.  Он встал,  чтобы
взять одну из фотографий со стола у Кэпа.  Это была та фотография, где
смеющаяся  Чарли съезжала на картонке с ледяной горы.  - Все мы,  Кэп,
запасаем на зиму орехи и всякую,  всячину, работа такая. Гувер это де-
лал.  И все шефы ЦРУ.  Да и вы тоже,  не то сидели бы уже на пенсии. Я
начал обеспечивать прикрытие своим тылам задолго  до  рождения  Чарлин
Макги.
   - Но зачем вам девчонка?
   Рэйнберд долго  не  отвечал.  Он смотрел на фотографию внимательно,
почти любовно. Он погладил ее.
   - Она очень красивая,  - сказал он. - И совсем юная. Но в ней зало-
жен этот ваш фактор-зет.  Дар богов.  Мы с ней сойдемся.  - Взгляд его
затуманился. - Сойдемся, и очень коротко.

                              В ЗАПАДНЕ

   Двадцать седьмого марта Энди Макги внезапно решил,  что дальше, ос-
таваться  в Ташморе им нельзя.  Пошла третья неделя с тех пор,  как он
отправил письма,  - и ни ответа, ни привета. Это безмолвие, окружавшее
владения Грэнтера, действовало ему на нервы. Да, конечно, во всех шес-
ти случаях его могли принять за чокнутого... но что-то он в это не ве-
рил.
   Верил он в другое,  в то,  что подсказывало ему шестое чувство: его
письма каким-то образом попали не по адресу. А это значило, что им из-
вестно,  где скрываются он и Чарли. - Мы уходим, - сказал он дочери. -
Давай собираться. Она посмотрела на него - этот ее пристальный, немно-
го испуганный взгляд - и ничего не сказала.  Не спросила, куда они те-
перь и что будут делать, и от этого ему еще больше стало не по себе. В
одном из стенных шкафов нашлись два стареньких чемодана в наклейках от
былых путешествий - Гранд-Рапидс,  Ниагарский водопад,  Майами Бич,  и
они сложили в них самое необходимое.
   В окна било ослепительно яркое утреннее солнце.  Водостоки захлебы-
вались талой водой. Прошлой ночью он почти не спал, слушал, как вскры-
вается лед с запредельно-высоким загадочным звуком, побуревший, раска-
лывается и медленно движется к горловине озера, откуда течет на восток
через Нью-Гэмпшир и весь Мэн славная Хэнкокривер,  делаясь чем дальше,
тем грязнее и зловоннее,  пока ее, на глазах разлагающуюся, с шумом не
вырвет в Атлантику.  Звук был такой,  словно долго звенел хрусталь или
вели и вели скрипичным смычком на самой высокой ноте - бесконечно про-
тяжное  ззи-и-и-и-инн,  задевавшее нервные окончания и заставлявшее их
согласно вибрировать.  Он никогда раньше не бывал в здешних местах  во
время ледохода и сомневался,  что когда-нибудь вновь захочет побывать.
Слышалось нечто потустороннее в этом звуке, отражавшемся от вечнозеле-
ных окрестных холмов - приземистой выщербленной чащи.
   Он почувствовал - опять они подкрадываются, точно силуэт монстра из
повторяющегося ночного кошмара.  На следующий день после дня  рождения
Чарли,  телепаясь в очередной раз на неудобных дедовых лыжах, он натк-
нулся на следы сапог,  что вели к высокой сосне.  Возле сосны  человек
снял их и воткнул задниками в снег,  оставив две вмятины. Особенно на-
топтано было в месте,  где он снова надел свои сапоги (или  "мокросту-
пы", по терминологии Грэнтера, почему-то питавшего к ним странную неп-
риязнь).  Под деревом Энди нашел шесть окурков с надписью "Вэнтедж"  и
смятый желтый коробок из-под кодаковской цветной пленки. Встревоженный
не на шутку,  он сбросил лыжи и полез на дерево. Где-то на середине он
вдруг замер: прямо перед ним, на расстоянии мили, виднелся домик Грэн-
тера.  Отсюда он казался маленьким и необитаемым. Но если телеобъекти-
вом...  Он ни слова не сказал дочери о своей находке.  Вот и упакованы
чемоданы.  А Чарли все молчит,  словно обвиняет его. Наконец он не вы-
держал:
   - Доедем  на  попутке  до  Берлина,  а  там  сядем на автобус - и в
Нью-Йорк. И сразу в редакцию "Таймс"...
   - Но ведь ты написал им, папа.
   - Они могли не получить мое письмо, малыш. Секунду-другую она молча
смотрела на него.
   - Ты думаешь, они его перехватили?
   - Ну что ты, я... - Он не нашелся, что ответить, и сказал просто: -
Не знаю.
   Чарли молча опустилась на корточки, закрыла чемодан и принялась во-
евать с защелками, которые никак не желали подчиняться.
   - Я тебе помогу, малыш.
   - Я сама! - закричала она и расплакалась.
   - Ну что ты, Чарленок, - начал он ее успокаивать. - Не надо, малыш-
ка. Скоро все это кончится.
   - Неправда. - Слезы пуще прежнего хлынули из глаз. - Никогда... ни-
когда это не кончится!

   Их было  двенадцать  человек.  Они  окружили дом Грэнтера Макти еще
прошлой ночью. Каждый занял свою позицию. На них были маскхалаты в бе-
ло-зеленых разводах.  Ни одному из них не довелось пережить потрясение
на ферме Мэндерсов,  и ни один не имел при себе оружия, за исключением
Джона Рэйнберда, у которого была винтовка, и Дона Джулза, прихвативше-
го пистолет 22-го калибра.
   - Мне не нужны паникеры, - сказал Рэйнберд Кэпу. - После предыдущей
операции Джеймисон до сих пор ходит так, будто у него полные штаны.
   И никакого оружия,  заявил он.  Не хватает только, чтобы все кончи-
лось двумя трупами. Он сам отобрал агентов и поручил Дону Джулзу взять
на себя Энди. Джулзу было за тридцать; это был коренастый и молчаливый
тугодум.  Свое дело он знал.  Рэйнберд не раз брал его с собой и  имел
возможность в этом убедиться.  Молчальник действовал быстро и четко. В
критические моменты он не путался под ногами.
   - В течение дня Макги обязательно  выйдет  проветриться,  -  сказал
Рэйнберд  на коротком инструктаже.  - Скорее всего,  девочка тоже,  но
Макги обязательно. Если он выходит один, я его снимаю одним выстрелом,
а Джулз быстро и без шума оттаскивает в сторону. То же самое, если де-
вочка выходит одна. Если они выходят вдвоем, я беру девочку, Джулз бе-
рет Макги.  Вы все только на подхвате, ясно? - Здоровый глаз Рэйнберда
слепил их, как фара. - На всякий пожарный. Конечно, если дойдет до по-
жара,  вы все рванете к озеру тушить самих себя. Вас берут на тот слу-
чай, один из ста, когда вы сможете пригодиться. И, конечно, чтобы зас-
видетельствовать,  как я сел в калошу...  если я сяду. Шутку встретили
жиденькими смешками. Рэйнберд предостерегающе поднял палец.
   - Но если один из вас чихнет не вовремя и спугнет их, я лично поза-
бочусь, чтобы он сдох на дне ямы в самых диких джунглях Южной Америки.
Вы знаете,  я слов на ветер не бросаю.  Итак,  в этом спектакле вы  на
подхвате. Запомните.
   Позднее, когда все собрались прорепетировать "в декорациях" - тако-
выми послужил богом забытый мотель в Сент-Джонсбери,  Рэйнберд отвел в
сторону Дона Джулза.
   - Ты читал досье на Макги, - сказал он.
   Джулз курил "Кэмел".
   - Читал.
   - Ты понял, что значит мысленное внушение?
   - Понял.
   - Понял,  что произошло с двумя нашими в Огайо?  Когда они пытались
увезти его дочь?
   - Я видел Джорджа Уэринга в деле,  - невозмутимо ответил Джулз. - У
него вода сама закипала, хоть чай заваривай.
   - Этот  может  выкинуть что-нибудь необычное.  Я просто хочу внести
ясность. Сделать все надо молниеносно.
   - Сделаем.
   - Учти,  он всю зиму копил силы.  Если он успеет  послать  импульс,
считай,  тихая палата на ближайшие три года тебе обеспечена.  Объявишь
себя птичкой или там репой...
   - Ладно.
   - Что ладно?
   - Сделаем, Джон. Не бери в голову.
   - Они могут выйти вдвоем,  - настойчиво продолжал Рэйнберд.  -  Они
тебя не увидят,  ты будешь сбоку от крыльца. Подожди, пока я сниму де-
вочку. Отец бросится к ней. Ты зайдешь со спины. Целься в шею.
   - Ясно.
   - Смотри не промажь!
   Джулз едва заметно улыбнулся и сделал затяжку.
   - Не промажу.

   Чемоданы стояли наготове.  Чарли надела парку поверх лыжного комби-
незона.  Энди застегнул молнию на куртке,  взял чемоданы. На душе было
скверно. Что-то свербило. Холодок предвидения.
   - Ты тоже чувствуешь? - спросила Чарли. Ее личико было бледным, ни-
чего не выражающим. Энди через силу кивнул.
   - Что же делать, папа?
   - Будем надеяться, что мы почувствовали опасность раньше времени, -
ответил он, хотя так не думал. - Что нам еще остается?
   - Что нам еще остается? - отозвалась она эхом. Она подошла к нему и
привстала на цыпочки,  чтобы он взял ее на руки; он и забыл, когда та-
кое было в последний раз...  года два назад,  не меньше.  Как же бежит
время,  как быстро растут наши дети, прямо на глазах, устрашающе быст-
ро.
   Он поставил чемоданы,  поднял ее, прижал к себе. Она поцеловала его
в щеку и тоже прижалась.
   - Ну что, ты готова? - спросил он, опуская ее на пол.
   - Готова,  - сникла Чарли.  Глаза у нее были на мокром месте. - Па-
па... я не стану ничего зажигать. Даже если они не дадут нам уйти.
   - Ну что ж, - сказал он, - и не надо. Я все понимаю, Чарленок.
   - Папа... я люблю тебя.
   Он кивнул.
   - Я тебя тоже люблю, малыш.
   Энди распахнул дверь.  В первую секунду свет ослепил его.  Но потом
глаза  попривыкли,  и все стало на свои места:  утро,  солнце,  тающий
снег.  Справа пронзительно голубели рваные лоскуты  воды  среди  льдин
Ташморского озера. Перед ними стеной стояли сосны. Сквозь просвет едва
виднелся ближайший дом с зеленой кровлей,  освободившейся  наконец  от
снега.
   Лес затаился, и Энди ощутил новый прилив беспокойства. Каждое утро,
с тех пор как началась оттепель, их встречала трелью какая-то пичуга -
где она сегодня?  Не слыхать...  одна капель звенит.  Господи,  ну что
стоило Грэнтеру протянуть телефонный кабель!  Энди чуть  не  выкрикнул
что было мочи: Кто здесь? Но он сдержался - и без того Чарли напугана.
   - Вроде все в порядке,  - сказал он вслух. - Они до нас еще не доб-
рались... если вообще хотят добраться.
   - Вот и хорошо, - произнесла она бесцветным голосом.
   - Тогда пришпорим лошадок,  малыш - сказал Энди и в сотый раз поду-
мал: А что нам остается? И еще подумал о том, как же он их ненавидит.
   Чарли направилась  к выходу;  она прошла мимо сушилки,  заполненной
перемытой после завтрака посудой. Весь дом блестел как новенький; каж-
дая вещь лежала на своем месте. Дед был бы доволен.
   Энди обнял дочь за плечи и еще раз прижал к себе.  Затем поднял че-
моданы, и они шагнули навстречу холодноватому весеннему солнцу.

   Джон Рэйнберд находился от них в ста пятидесяти ярдах - на  высокой
ели.  На  ногах у него были "кошки",  страховочный пояс надежно крепил
его к дереву.  Когда дверь распахнулась,  он вскинул винтовку; приклад
жестко уперся в плечо.  И сразу пришли тепло и покой - словно на плечи
набросили плед. Потеряв глаз, он стал видеть далекие предметы несколь-
ко размытыми,  но в минуты предельной концентрации,  вроде теперешней,
зрение полностью возвращалось к нему и отмечало каждую мелочь - загуб-
ленный глаз, казалось, на миг оживал.
   Расстояние было пустячным,  и если бы в стволе сидела обычная пуля,
он бы себе стоял и поплевывал,  - но с этой штуковиной риск  возрастал
раз в десять. В стволе винтовки, специально для него переделанной, на-
ходилась стрела с ампулой оразина в наконечнике, и кто мог дать гаран-
тию,  что стрела не отклонится от курса и вообще долетит.  По счастью,
день был безветренный.
   Если есть на то воля Великого Духа и моих предков, молился про себя
Рэйнберд,  пусть пошлют они твердость моей руке и зоркость глазу, и да
будет мой выстрел точным.
   Показался отец,  и дочь с ним рядом - значит,  Джулз входит в игру.
Телескопические  линзы увеличивали девочку до гигантских размеров;  на
фоне посеревших досок ее  парка  выделялась  сочным  голубым,  пятном.
Рэйнберд успел заметить чемоданы в руках Макги;  еще немного,  и не на
кого было бы устраивать засаду.
   Девочка не подняла капюшона и молнию  застегнула  лишь  наполовину,
распахнутый  ворот открывал горло.  И тут ему опять повезло - день вы-
дался довольно теплый.
   Он подвел палец к спусковому крючку и нашел перекрестьем оптическо-
го прицела ямку на шее. Если есть на то воля.
   Он нажал на спуск. Послышалось глухое  п ф а т!- и из ствола выполз
кренделек дыма.

   Они уже готовы были спуститься с крыльца, когда Чарли вдруг остано-
вилась,  издав горлом какой-то сдавленный звук.  Энди бросил чемоданы.
Он ничего не услышал, но случилось что-то страшное. С ней, с Чарли.
   - Чарли! Ч а р л и!
   Он весь обратился в зрение. Она застыла как статуя, невероятно кра-
сивая среди сверкающей белизны.  Невероятно маленькая. И вдруг до него
дошло. Это было так чудовищно, так непоправимо, что сразу не укладыва-
лось в голове.
   У Чарли из горла, пониже хрящика, торчала длинная игла. Рукой в ва-
режке Чарли судорожно нашарила иглу, но не сумела вынуть, а только вы-
вернула кверху под острым углом.  Из ранки побежала струйка крови. Она
образовала узор на воротнике рубашки и слегка  окрасила  искусственный
мех, там, где была вшита молния.
   - Ч а р л и!  - закричал   он. У  нее уже  закатывались глаза,  она
клонилась назад, когда  он подхватил ее.  Он бережно опустил  Чарли на
крыльцо, продолжая  повторять ее  имя. Стрела  поблескивала на солнце.
Чарли  вся  обмякла,  как  мертвая.  Прижимая  ее  к себе и баюкая, он
прочесывал  взглядом  лес,  весь  залитый  светом  и  словно покинутый
птицами и людьми.
   - Кто это сделал?  - выкрикнул он. - Кто? Выйди, я должен тебя уви-
деть!
   Из-за крыльца вынырнул Дон Джулз. Он двигался бесшумно в своих тен-
нисных тапочках. Он держал наготове пистолет 22-го калибра.
   - Кто застрелил мою дочь?  - крикнул Энди.  Горло саднило, но не от
крика. Он прижимал к себе безнадежно обмякшее, бескостное тело в голу-
бой  парке  на  меху.  Он извлек двумя пальцами стрелу - вновь струйка
крови.
   Отнести ее в дом,  мелькнуло в голове. Надо отнести ее в дом. Джулз
приблизился и выстрелил ему сзади в шею - так актер Бут выстрелил ког-
да-то в президента.  На мгновение Энди привстал, еще крепче прижимая к
себе Чарли. И тут же рухнул на нее ничком.
   Джулз убедился, что Макги без сознания, и помахал своим, прятавшим-
ся в лесу.
   - Делов-то,  - буркнул он. Рэйнберд уже бежал к дому, утопая в вяз-
кой мартовской каше. - Делов-то. А разговору было!

                             СВЕТ ГАСНЕТ

   Первым звеном  в  цепи событий,  что привели к небывалым по размаху
разрушениям и человеческим жертвам, явилась летняя гроза, во время ко-
торой отказали оба генератора.
   Гроза разразилась девятнадцатого августа, спустя почти пять месяцев
после боевой операции во владениях Грэнтера в  Вермонте.  Десять  дней
парило.  А тут,  как перевалило за полдень,  сгустились грозовые тучи;
впрочем, никто из сотрудников, работавших в двух красивых, построенных
еще до гражданской войны особняках, чьи фасады разделяло широкое зеле-
ное полотно газона с ухоженными  клумбами,  никто  не  принял  всерьез
грозного предупреждения - ни садовники, оседлавшие свои газонокосилки,
ни  женщина-оператор, которая  обслуживала  ЭВМ подразделения А - Е (а
также  автоматизированную  линию  подачи  горячего  кофе)  и  которая,
пользуясь обеденным  перерывом, вывела  из конюшни  красавицу лошадь и
пустила ее  в галоп  по идеальной  дорожке для  верховой езды, ни, тем
более,   Кэп   -   он    осилил   богатырский   бутерброд   в    своем
кондиционированном офисе и снова взялся за бюджет предстоящего года  -
что ему до этой парилки за окном?
   В тот день,  вероятно, лишь один человек из всей Конторы - Рэйнберд
за версту почуял грозу, оправдывая таким образом свое имя. Он подъехал
к  стоянке машин в двенадцать тридцать,  хотя отметиться перед началом
работы он должен был в час.  С утра ломило суставы и ныла искромсанная
пустая глазница - не иначе к дождю.
   Он приехал на стареньком облезлом рыдване с наклейкой "О" на ветро-
вом стекле. Он был в белом халате уборщика. Перед тем как выйти из ма-
шины,  он закрыл глаз узорчатой повязкой. Он носил ее только в рабочие
часы - ради девочки.  Повязка смущала его.  Она напоминала ему о поте-
рянном глазе.
   Огороженный со  всех  сторон паркинг был поделен на четыре сектора.
Личная машина Рэйнберда, новенький желтый "кадиллак", заправленный ди-
зельным топливом,  имел наклейку "А" на стекле.  Что означало: стоянка
для важных персон;  она находилась под окнами особняка, расположенного
южнее.  Подземный  переход и лифты соединяли стоянку для важных персон
непосредственно с вычислительным центром и помещениями для  экстренных
совещаний, обширной библиотекой, залами для периодики и - с этого мож-
но было начать - приемной; за безликой табличкой скрывался целый комп-
лекс лабораторий и примыкавших к ним помещений,  где содержались Чарли
Макти и ее отец.
   Стоянка "В" - для служащих второго эшелона -  была  чуть  подальше.
Еще дальше находилась стоянка "С" - для секретарш, механиков, электри-
ков - словом,  для технического персонала. Стоянка "D" предназначалась
для безликой массы - для тех,  кто, как говорил Рэйнберд, на подхвате.
Эта стоянка,  с ее богатой и пестрой коллекцией развалин  детройтского
происхождения,  находилась совсем на отшибе, оттуда было уже рукой по-
дать до Джексон-Плейнс, где еженедельно устраивались гонки на фургонах
для скота.
   "Вот где развели бюрократию", - подумал Рэйнберд, запирая свой рыд-
ван;  он задрал голову, чтобы убедиться - тучи сгущаются. Грозы не ми-
новать. Часам к четырем ливанет, решил он.
   Он направился  к сборному домику из гофрированного железа,  предус-
мотрительно упрятанному среди высоких сосен: здесь отмечались служащие
пятой и шестой - низших - категорий.  Халат Рэйнберда развевался. Мимо
проехал садовник на одной из полутора десятков газонокосилок, находив-
шихся в ведении отдела озеленения.  Над машиной парил веселенький цве-
тастый зонтик от солнца.  Садовник,  казалось,  не замечал Рэйнберда -
тоже отголосок бюрократических порядков.  Для работников четвертой ка-
тегории тот,  кто принадлежал к пятой, превращался в человека-невидим-
ку.  Даже обезображенное лицо Рэйнберда почти не обращало на себя вни-
мания - как во всяком правительственном агентстве,  в Конторе работало
достаточно ветеранов,  внешность которых была "в полном порядке". Аме-
риканскому правительству незачем было учиться у  фирмы  "Макс  Фактор"
косметическим ухищрениям.  Существовал один критерий:  ветеран с явным
увечьем - протез вместо руки, инвалидное кресло, обезображенное лицо -
стоил  трех  "нормальных"  ветеранов.  Рэйнберд знавал людей с душой и
мыслями, изуродованными не меньше, чем его лицо во время той вьетнамс-
кой прогулочки в веселой компании,  людей, которые бы с радостью пошли
хоть разносчиками в "Пиггли-Виггли".  А их не брали - вид не тот.  Жа-
лость к ним Рэйнберд не испытывал. Все это его скорее забавляло.
   Он был уверен на все сто,  что те,  с кем он сейчас непосредственно
работает,  не узнавали в нем агента и хиттера.  Кем он был для них еще
семнадцать недель тому назад? Неразличимый силуэт в желтом "кадиллаке"
с поляризованным ветровым стеклом и наклейкой "А".
   - Вам не кажется,  что вас несколько занесло?  - сказал ему  как-то
Кэп.  -  У  девчонки нет никаких контактов с садовниками или стеногра-
фистками. Вы видитесь один на один. Рэйнберд покачал головой:
   - Достаточно малейшей осечки. Случайно оброненной фразы, что добрый
дядя  уборщик  с  изувеченным  лицом ставит свою машину на стоянке для
важных персон,  а после переодевается в рабочий халат  в  душевой  для
технического персонала.  Я пытаюсь создать атмосферу доверия, основан-
ного на том,  что мы с ней оба чужаки или, если хотите, уроды, которых
гноят в американской охранке.
   Кэпа покоробило:  он не любил дешевой иронии по поводу методов Кон-
торы,  тем более что во всей этой истории  методы  действительно  были
крайними.
   - Великолепно придумано, ничего не скажешь, - уколол его Кэп.
   Крыть было нечем,  потому что ничего великолепного,  в сущности, из
этой придумки пока не вышло.  Девочка даже спички и той не зажгла. И с
ее  отцом  дело обстояло не лучше - ни малейшего проблеска дара внуше-
ния,  если таковой вообще сохранился.  Они все  больше  сомневались  в
этом.
   Рэйнберда тянуло к девочке. В первый год своего пребывания в Конто-
ре он прослушал ряд курсов, которые тщетно было бы
   Сеть забегаловок,  где можно быстро перекусить,  искать в программе
колледжа  -  прослушивание телефонов,  угон машин,  тайный обыск и еще
несколько в том же духе.  Но по-настоящему его увлек один курс - взла-
мывание сейфов,  - прочитанный ветераном своего дела по фамилии Дж. М.
Раммаден. Последнего доставили прямиком из исправительного заведения в
Атланте,  с  тем чтобы он обучил своему искусству новобранцев Конторы.
Раммадена называли лучшим специалистом в этой области,  что, по мнению
Рэйнберда, соответствовало действительности, хотя на сегодняшний день,
полагал Рэйнберд, он едва ли в чем уступил бы своему учителю.
   Раммаден, который умер три года назад (Риберд, кстати, послал цветы
на  его похороны-вот где комедия!),  рассказал им целую сагу про скид-
морские замки,  про сувальные замки и цилиндровые, про предохранитель-
ную защелку,  которая намертво заблокирует запирающий механизм,  стоит
только сбить цифровой циферблат молотком или зубилом; рассказал им про
отмычки и подгонку ключей, про неожиданное применение графита, про то,
как можно сделать слепок ключа с помощью обмылка, и как делать нитрог-
лицериновую ванну, и как снимать слой за слоем заднюю стенку сейфа.
   Рэйнберд внимал Дж.  М. Раммадену с холодной и циничной заинтересо-
ванностью.  Однажды Раммаден сказал,  что с сейфами,  как с женщинами:
просто надо иметь время и необходимый инструмент.  Бывают,  сказал он,
крепкие орешки,  бывают хрупкие,  но нет таких, которые нельзя было бы
разгрызть. Девочка оказалась крепким орешком.
   Поначалу им  пришлось кормить Чарли внутривенно,  иначе она уморила
бы себя голодом. Постепенно до нее дошло, что, отказываясь от еды, она
не  выигрывает ничего,  кроме синяков на локтевых сгибах,  и тогда она
стала есть - без всякого желания, просто Потому, что эта процедура ме-
нее болезненная.
   Ей приносили книжки,  и кое-что она прочитывала - пролистывала,  во
всяком случае; иногда она включала цветной телевизор - дисплей - и че-
рез  несколько  минут выключала.  В июне она просмотрела целый фильм -
картину местного производства по мотивам "Черной красавицы" и еще раза
два прокрутила "Удивительный мир Диснея".  Больше ничего. В еженедель-
ных докладных замелькало выражение "спорадическая афазия".
   Рэйнберд заглянул в медицинский справочник и сразу все понял - воз-
можно,  даже лучше самих врачей,  недаром он воевал. Иногда девочке не
хватало слов.  Ее это не удручало;  она стояла посреди комнаты и безз-
вучно  шевелила  губами.  А  иногда  у нее вдруг вылетало не то слово.
"Что-то мне не нравится это платье.  Лучше бы соломенное".  Случалось,
она себя мимоходом  поправляла - "я имела в виду  з е л е н о е", - но
чаще всего оговорка оставалась незамеченной.
   Справочник определял афазию как забывчивость,  вызванную нарушением
мозговой деятельности.  Врачи,  наблюдавшие Чарли, бросились химичить.
Оразин заменили валиумом - никакого улучшения. Соединили валиум с ора-
зином - эффект оказался неожиданным: Чарли начинала плакать, слезы ли-
лись и лились, пока не прекращалось действие препарата. Опробовали ка-
кое-то новое средство, комбинацию транквилизатора и легкого галлюцино-
гена, и поначалу дело пошло на лад. Но неожиданно она покрылась сыпью,
стала заикаться. В конце концов вернулись к оразину и усилили наблюде-
ние на тот случай, если афазия будет прогрессировать.
   Горы бумаги были исписаны по поводу ее неустойчивой психики, а так-
же  того,  что психиатры окрестили "конфликтной установкой на пожар" -
проще сказать,  противоречие между требованием отца: "Не делай этого!"
- и настойчивыми просьбами сотрудников Конторы: "Сделай..." И вдобавок
чувство вины в связи с происшествием на ферме Мэндерсов.
   Рэйнберд все это отмел с порога.  Дело не в наркотиках, и не в том,
что  ее  держат под замком и глаз с нее не спускают,  и не в разлуке с
отцом. Она крепкий орешек, вот и все объяснение. В какой-то момент она
решила,  что не будет с ними сотрудничать,  ни при каких обстоятельст-
вах.  И баста.  Инцидент исчерпан.  Психиатры будут показывать ей свои
картинки до посинения, будут колдовать над лекарствами и прятать в бо-
роды тяжелые вздохи - как,  дескать, непросто должным образом накачать
восьмилетнюю девочку. Стопка отчетов на столе у Кэпа будет расти, сво-
дя его с ума. А Чарли Макги будет стоять на своем.
   Рэйнберд предвидел это так же ясно, как грозу сегодня утром. И вос-
хищался  девочкой.  По ее прихоти вся свора крутится волчком,  пытаясь
поймать свой хвост, и если ждать у моря погоды, они будут крутиться до
дня благодарения,  а то и до рождества. Но бесконечно так продолжаться
не может, это-то и тревожило Джона Рэйнберда.
   Раммаден, ас-взломщик,  рассказал им как-то  занятную  историю  про
двух воров:  пронюхав, что из-за снежных заносов инкассаторская машина
не смогла забрать недельную выручку, они проникли в супермаркет в пят-
ницу вечером. Замок у сейфа оказался цилиндровым. Они попытались расс-
верлить цифровой циферблат - не удалось. Попытались снять слой за сло-
ем заднюю стенку,  но и уголка не сумели отогнуть.  Кончилось тем, что
они взорвали сейф.  Результат превзошел все ожидания. Сейф открылся...
даже больше, чем нужно, если судить по его содержимому. От денег оста-
лись только обгорелые клочки,  какие можно увидеть на  прилавке  среди
нумизматических раритетов.
   - Все  дело в том,  - закончил Раммаден своим сухим свистящим голо-
сом,  - что эти двое не победили сейф. Вся штука в том, чтобы победить
сейф.  А  победить его - значит унести его содержимое в целости и сох-
ранности, уловили суть? Они переложили начинки, и плакали денежки. Они
сваляли дурака, и сейф победил их.
   Рэйнберд уловил суть.
   Шестьдесят с лишним выпускников колледжей занимались девочкой,  а в
конечном счете все сводилось к одному - вскрыть сейф. Пытаясь рассвер-
лить шифр Чарли,  они прибегли к наркотикам,  целая футбольная команда
психиатров потела над "конфликтной установкой на пожар",  и все это не
стоило  ломаного  гроша,  потому  что  они упорно тщились снять заднюю
стенку сейфа.
   Рэйнберд вошел в сборный домик, вытащил из ящика свою регистрацион-
ную карточку и отметил время прихода.  Т.  В. Нортон, начальник смены,
оторвался от книги в бумажной обложке.
   - Зря ты так рано, парень. Сверхурочных не получишь.
   - А вдруг? - сказал Рэйнберд.
   - Никаких вдруг. - Нортон смотрел на него с вызовом, преисполненный
мрачной уверенности в своей почти божественной непогрешимости, что так
часто отличает мелкого чиновника.
   Рэйнберд потупился и подошел  к  доске  объявлений.  Вчера  команда
уборщиков  выиграла в кегельбане.  Кто-то продавал "2 хорошие б/у сти-
ральные машины".  Официальное предписание гласило,  что "все  рабочие,
прежде чем выйти отсюда, должны вымыть руки".
   - Похоже, будет дождь, - сказал Рэйнберд, стоя спиной к Нортону.
   - Не болтай ерунду,  индеец, - отозвался тот. - И вообще двигай от-
сюда. Меньше народу, больше кислороду.
   - Да, босс, - согласился Рэйнберд. - Я только отметиться.
   - В следующий раз отмечайся, когда положено.
   - Да, босс, - снова согласился Рэйнберд, уже идя к выходу и мельком
бросив взгляд на розоватую шею Нортона,  на мягкую складочку под самой
скулой.  Интересно,  успеешь ли ты крикнуть, босс? Успеешь ли ты крик-
нуть, если я воткну указательный палец в это место? Как вертел в кусок
мяса. Что скажешь... босс?
   Он вышел в волглый зной. Тучи, провисшие под тяжестью влаги, успели
подползти ближе.  Гроза намечалась нешуточная.  Проворчал гром, пока в
отдалении.
   Вот и особняк.  Сейчас Рэйнберд зайдет с бокового входа, минует по-
мещение  бывшей  кладовки и спустится лифтом на четыре этажа.  Сегодня
ему предстоит вымыть и натереть полы в квартирке Чарли:  хорошая  воз-
можность  понаблюдать за девочкой.  Нельзя сказать,  чтобы она наотрез
отказывалась с ним разговаривать, нет. Просто она, черт возьми, держа-
ла  его на расстоянии.  А он пытался снять заднюю стенку сейфа на свой
манер: если только она посмеется, разок посмеется с ним вместе над шу-
точкой в адрес Конторы,  - это все равно что отогнуть уголок сейфа.  И
тогда он подденет его зубилом. Одна улыбка. И тогда они сроднятся, об-
разуют партию, что собралась на свой тайный съезд. Двое против всех.
   Но пока он так и не сумел выжать из нее хотя бы улыбку,  и одно это
приводило Рэйнберда в несказанное восхищение.

   Рэйнберд просунул свою карточку в специальную прорезь,  после  чего
отправился выпить кофе в буфет для обслуги.  Кофе ему не хотелось,  но
еще оставалось время. Нельзя быть таким нетерпеливым, вот уже и Нортон
обратил внимание.
   Он налил себе горячей бурды и осмотрелся,  куда бы сесть. Слава бо-
гу,  пусто - ни одного болвана.  Он уселся на рассохшийся продавленный
диван неопределенно-грязного цвета и стал потягивать кофе.  Его изуро-
дованное лицо (кстати,  у Чарли оно вызвало лишь  мимолетный  интерес)
было спокойным и бесстрастным.  Только мозг усиленно работал, анализи-
руя сложившуюся ситуацию.
   Все, кто имел дело  с  Чарли,  напоминали  ему  раммаденовских  го-
ре-взломщиков  в супермаркете.  Сейчас они натянули мягкие перчаточки,
но сделали это не из любви к девочке.  Рано или поздно они поймут, что
от мягких перчаток мало проку,  и, исчерпав "слабые" меры воздействия,
решат взорвать сейф. Если до этого дойдет, рассуждал Рэйнберд, то, вы-
ражаясь языком Раммадена, почти наверняка, "плакали денежки".
   Ему уже  встретилась фраза "легкая шокотерапия" в отчетах двух вра-
чей - одним из них был Пиншо, к чьим рекомендациям прислушивался Хокс-
теттер. Ему уже довелось случайно прочесть медицинское заключение, на-
писанное на таком дремучем  жаргоне,  что,  казалось,  имеешь  дело  с
иностранным языком. После перевода отчетливо проступала тактика выкру-
чивания рук: ребенок сломается, если увидит, как мучают папу. Рэйнберд
держался иного мнения:  если она увидит, как ее папа под током танцует
польку и волосы у него дыбом, она, не моргнув глазом, вернется к себе,
разобьет стакан и проглотит осколки.
   Но попробуй скажи им это.  Подобно ФБР и ЦРУ, Контора в который уже
раз убедится, что "плакали денежки". Не можешь добиться своего под ви-
дом иностранной помощи - пошли десант с ручными пулеметами и напалмом,
и пусть прихлопнут сукиного сына.  Или начини цианистым калием сигары.
Верх сумасшествия, но попробуй скажи им это. Им одно подавай - РЕЗУЛЬ-
ТАТЫ - в мерцании и блеске,  точно это сказочная гора жетонов на игор-
ном столе в Лас-Вегасе. Но вот результат достигнут, "плакали денежки":
никому не нужные зеленые клочки просеиваются меж пальцев,  а они стоят
и недоумевают - что за чертовщина?
   Потянулись другие уборщики; они перебрасывались анекдотами, хлопали
друг друга по плечу, кто-то хвалился, как он вчера сбил все кегли дву-
мя шарами, другой - что первым же шаром, говорили о женщинах, машинах,
о выпивке.  Обычный треп,  какой был, есть и будет до скончания мира -
аллилуйя,  аминь. Они обходили Рэйнберда стороной. Рэйнберда здесь не-
долюбливали.  Он не посещал кегельбана,  не говорил о своей машине,  и
лицо у него было такое, точно у киномонстра, сотворенного Франкенштей-
ном.  При нем всем становилось не по себе.  Того, кто решился бы хлоп-
нуть его по плечу, он бы в порошок стер.
   Рэйнберд достал кисет с "Ред Мэном",  бумагу ддя закрутки,  свернул
сигаретку.  Он сидел и дымил и ждал,  когда придет время спуститься  к
девочке.
   Вообще говоря,  уже много лет он не был в такой отличной форме,  на
таком подъеме.  Спасибо Чарли.  В каком-то смысле, сама того не ведая,
она  ненадолго вернула ему интерес к жизни - а он был человеком обост-
ренных чувств и какой-то тайной надежды, другими словами, жизнеспособ-
ным.  Она крепкий орешек - тем лучше. Тем приятнее после долгих усилий
добраться до ядрышка; он заставит ее исполнить для них гвоздь програм-
мы  -  пусть потешатся,  а когда она отработает номер,  он ее задушит,
глядя ей в глаза,  ища в них искру сопонимания и особый знак,  который
она,  быть может,  даст ему перед тем,  как уйти в неизвестность. А до
тех пор он будет жить.  Он раздавил сигарету и встал,  готовый присту-
пить к работе.

   Когда отказала  энергосистема,  Энди  Макги  смотрел  по телевизору
"Клуб РВ".  "РВ" значило "Ревнители Всевышнего".  Могло создаться впе-
чатление, что передачу "Клуб РВ" транслируют по этому каналу круглосу-
точно. Наверное, это было не так, но Энди, живший вне времени, потерял
способность к нормальному восприятию.
   Он располнел. В редкие минуты отрезвления он ловил свое отражение в
зеркале,  и сразу вспоминался Элвис Пресли, которого под конец разнес-
ло.  А иногда он сравнивал себя с кастрированным котом,  огрузневшим и
ленивым.
   Нет, он еще не был тучным, однако к тому шло. Когда они с Чарли ос-
танавливались  в  мотеле "Грезы" в Гастингс Глене,  он весил семьдесят
три килограмма.  Сейчас перевалило за восемьдесят пять. Щеки налились,
наметился второй подбородок,  а также округлости, чьих обладателей его
школьный учитель гимнастики презрительно называл "сисястыми".  И  явно
обозначилось брюшко.  Кормили здесь на убой, а двигался он мало - поди
подвигайся, когда тебя накачивают торазином. Почти всегда он жил как в
дурмане,  поэтому ожирение его не волновало.  Время от времени затева-
лась очередная серия бесплодных тестов, и тогда они на сутки приводили
его в чувство; после медицинского освидетельствования и одобрительного
"отзыва" ЭЭГ его препровождали в кабинет,  выкрашенный белой краской и
обшитый пробковыми панелями.
   Тесты начали еще в апреле,  пригласив добровольцев.  Энди поставили
задачу и предупредили его,  что если он перестарается - например пора-
зит человека слепотой, - ему несдобровать. Подразумевалось: не ему од-
ному. Эту угрозу Энди не воспринял всерьез. Делая ставку на Чарли, они
не посмеют ее тронуть. Что до него самого, то он проходил у них вторым
номером.
   Тестирование проводил доктор Герман Пиншо.  На вид ему было лет под
сорок;  впрочем, вида-то он как раз и не имел, одна беспричинная улыб-
ка. Улыбка эта иногда нервировала Энди. Бывало, к нему заглядывал муж-
чина постарше - доктор Хокстеттер, но в основном он имел дело с Пиншо.
   Перед первым тестом Пиншо предупредил его,  что в кабинете на столе
будет бутылочка с виноградным сиропом и этикеткой ЧЕРНИЛА, подставка с
авторучкой,  блокнот,  графин с водой и два стакана. Пиншо предупредил
его - испытуемый в полной уверенности,  что в бутылочке  чернила.  Так
вот,  они будут весьма признательны Энди, если он "толкнет" испытуемо-
го,  чтобы тот налил себе воды из графина, добавил в стакан "чернил" и
все это залпом выпил.
   - Блестяще, - сказал Энди. Сам он чувствовал себя далеко не блестя-
ще - целые сутки ему не давали торазина.
   - Уж это точно, - согласился Пиншо. - Ну как, сделаете?
   - А зачем?
   - Небольшое вознаграждение. Приятный сюрприз.
   - Не будешь, мышка, артачиться - получишь сыр. Так, что ли?
   Пиншо пожал плечами,  снисходительно улыбаясь.  Костюм сидел на нем
элегантно до отвращения: не иначе как от "Брукс бразерс".
   - Так, - сказал Энди, все понял. И почем стоит напоить беднягу чер-
нилами?
   - Ну, во-первых, получите свои таблетки. У него вдруг встал комок в
горле;  неужели я так пристрастился к торазину, подумал он, и если да,
то как - психологически или физиологически?
   - Скажите,  Пиншо,  что же, давить на пациента вас побуждает клятва
Гиппократа?
   Пиншо пожал плечами, продолжая снисходительно улыбаться.
   - Кроме  того,  вам  разрешат  небольшую прогулку,  - сказал он.  -
По-моему, вы изъявляли такое желание?
   Изъявлял. Жил он вполне прилично - насколько приличной  может  быть
жизнь в клетке.  За ним числились три комнаты и ванная, в его распоря-
жении был кабельный цветной телевизор с дополнительными  каналами,  по
которым  каждую  неделю  давали фильмы,  только вышедшие на экраны.  В
светлой голове одного из этих "жевунов" - возможно, то была голова са-
мого  Пиншо - родилось предложение не отбирать у него брючный ремень и
не заставлять есть пластмассовой ложкой и писать разноцветными  мелка-
ми.  Вздумай он покончить с собой,  его не остановишь.  Ему достаточно
перенапрячь свой мозг, чтобы тот взорвался, как перекачанная шина.
   К его услугам были все удобства,  вплоть до высокочастотной духовки
в кухоньке.  На стенах ярких тонов висели неплохие эстампы,  на полу в
гостиной лежал мохнатый ковер. Но с таким же успехом покрытую глазурью
коровью лепешку можно выдавать за свадебный торт;  достаточно сказать,
что все двери в этой очаровательной квартирке без ручек.  Зато дверных
глазков было в избытке.  Даже в ванной комнате.  Энди подозревал,  что
каждый его шаг здесь не просто прослеживается, но и просматривается на
мониторе,  а  если  к тому же аппаратура у них работает в инфракрасном
режиме, они тебя даже ночью не оставят в покое.
   Он не был подвержен клаустрофобии,  но слишком уж долго держали его
взаперти.  Это  его подавляло при всей наркотической эйфории.  Правда,
подавленность не шла дальше протяжных вздохов и приступов апатии.  Да,
он заговаривал о прогулках.  Ему хотелось снова увидеть солнце и зеле-
ную траву.
   - Вы правы, Пиншо, - выдавил он из себя, - я действительно изъявлял
такое желание. Но дело кончилось ничем.
   Поначалу Дик Олбрайт нервничал, явно ожидая от Энди любого подвоха:
или на голову поставит,  или заставит кудахтать,  или отмочит еще  ка-
кую-нибудь штуку.  Как выяснилось, Олбрайт был ярым поклонником футбо-
ла. Энди стал его расспрашивать про последний сезон - кто встретился в
финале, как сложилась игра, кому достался суперкубок.
   Олбрайт оттаял. Завелся на двадцать минут про все перипетии чемпио-
ната, и от его нервозности скоро не осталось и следа. Он дошел в своем
рассказе до похабного судейства в финальном матче,  что позволило "Пе-
там" выиграть у "Дельфинов",  когда Энди сказал ему:  "У вас, наверно,
во рту пересохло. Налейте себе воды."
   Олбрайт встретился с ним взглядом.
   - И правда пересохло. Слушайте, я тут болтаю, а тесты... Все к чер-
ту испортил, да?
   - Не думаю, - сказал Энди, наблюдая, как он наливает воду из графи-
на.
   - А вы? - спросил Олбрайт.
   - Пока  не хочется,  - сказал Энди и вдруг дал ему сильный посыл со
словами: - А теперь добавьте немного чернил.
   - Добавить чернил? Вы в своем уме?
   С лица Пиншо и после теста не сходила улыбка, однако результаты его
обескуражили. Здорово обескуражили. И Энди тоже был обескуражен. Когда
он дал посыл Олбрайту, у него не возникло никакого побочного ощущения,
столь же странного,  сколь уже привычного, - будто его силы удваивают-
ся. И никакой головной боли. Он старался как мог внушить Олбрайту, что
нет более здравого поступка,  чем выпить чернила,  и получил более чем
здравый ответ: вы псих. Что и говорить, этот дар принес ему немало му-
чений, но сейчас от одной мысли, что дар утрачен, его охватила паника.
   - Зачем вам прятать свои способности? - спросил его Пиншо. Он заку-
рил "Честерфилд" и одарил Энди неизменной улыбкой. - Я вас не понимаю.
Что вы этим выигрываете?
   - Еще раз повторяю, я ничего не прятал. И никого не дурачил. Я ста-
рался изо всех сил.  А толку никакого.  - Скорей бы дали таблетку!  Он
был подавлен и издерган. Цвета казались нестерпимо яркими, свет - рез-
ким, голоса - пронзительными. Одно спасение - таблетки. После таблеток
его  бесплодная  ярость при мысли о случившемся,  его тоска по Чарли и
страх за нее - все куда-то отступало, делалось терпимым.
   - И рад бы поверить вам,  да не могу, - улыбнулся Пиншо. - Подумай-
те,  Энди. Никто ведь не просит, чтобы вы заставили человека броситься
в пропасть или пустить себе пулю в лоб. Видимо, не так уж вы и рветесь
на прогулку. Он поднялся, давая понять, что уходит.
   - Послушайте, - в голосе Энди прорвалось отчаяние, - мне бы таблет-
ку...
   - Вот как?  - Пиншо изобразил удивление.  - Разве я не сказал,  что
уменьшил вам дозу?  А вдруг всему виной торазин? - Он так и лучился. -
Вот если к вам вернутся ваши способности...
   - Поймите,  тут сошлись два обстоятельства, - начал Энди. - Во-пер-
вых, он был как на иголках, ожидая подвоха. Во-вторых, с интеллектом у
него слабовато.  На стариков и людей с низким уровнем интеллекта  воз-
действовать гораздо труднее. Развитой человек - дело другое.
   - Вы это серьезно? - спросил Пиншо.
   - Вполне.
   - Тогда  почему  бы  вам  не заставить меня принести сию минуту эту
злосчастную таблетку?  Мой интеллектуальный показатель куда выше сред-
него.
   Энди попытался... никакого эффекта.
   В конце  концов ему разрешили прогулки и дозу увеличили,  предвари-
тельно убедившись,  что он их в самом деле не  разыгрывает,  наоборот,
предпринимает  отчаянные попытки,  но его импульсы ни на кого не дейс-
твуют.  Независимо друг от друга у Энди и у доктора  Пиншо  зародилось
подозрение,  что он простонапросто израсходовал свой талант, растратил
его,  пока они с Чарли были в бегах:  Нью-Йорк,  аэропорт Олбани, Гас-
тингс  Глен...  Зародилось у них обоих и другое подозрение - возможно,
тут психологический барьер.  Сам Энди склонялся к тому,  что либо спо-
собности безвозвратно утеряны, либо включился защитный механизм и мозг
отказывается дать ход тому,  что может убить его. Он еще не забыл, как
немеют щеки и шея, как лопаются глазные сосудики.
   В любом случае налицо было одно - дырка от бублика. Поняв, что сла-
ва первооткрывателя,  заполучившего неопровержимые лабораторные данные
о даре внушения, ускользает от него, Пиншо стал все реже заглядывать к
своему подопечному.
   Тесты продолжались весь май и июнь; сначала Энди имел дело с добро-
вольцами,  позже  -  с ничего не подозревающими подопытными кроликами.
Пиншо признал, что это не совсем этично, но ведь и первые опыты с ЛСД,
добавил он,  не всегда были этичны.  Поставив знак равенства между тем
злом и этим,  Пиншо,  видимо, без труда успокоил свою совесть. А впро-
чем, рассуждал Энди, какая разница: все равно я ни на что не способен.
   Правда, месяц назад,  сразу после Дня независимости, они начали ис-
пытывать его дар на животных. Энди было возразил, что внушить что-либо
животному еще менее реально,  чем безмозглому человеку, но Пиншо и его
команда пропустили это мимо ушей:  им нужна была видимость деятельнос-
ти.  И теперь раз в неделю Энди принимал в кабинете собаку, или кошку,
или обезьянку,  что сильно смахивало на театр  абсурда.  Он  вспоминал
таксиста,  принявшего  долларовую  бумажку за пятисотенную.  Вспоминал
робких служащих,  которых он встряхнул, чтобы они обрели почву под но-
гами. А еще раньше, в Порт-сити, Пенсильвания, он организовал програм-
му для желающих похудеть,  желали же в основном одинокие  домохозяйки,
имевшие слабость к тортикам из полуфабриката, пепси-коле и любым санд-
вичам - лишь бы что-нибудь повкуснее между ломтями хлеба;  это  как-то
скрашивало безрадостную жизнь.  Большинство этих женщин уже сами наст-
роились скинуть лишний вес,  оставалось их подтолкнуть самую  малость.
Что он и сделал.  Еще Энди думал о том, как он обошелся с двумя молод-
чиками из Конторы, похитившими Чарли.
   Сейчас бы он не смог повторить ничего подобного. Дай бог вспомнить,
что  он при этом чувствовал.  А тут сиди не сиди - ничего не высидишь;
собаки лизали ему руку,  кошки мурлыкали, обезьяны глубокомысленно по-
чесывали  зады,  иногда вдруг обнажая клыкастый рот в апокалипсической
ухмылке,  до жути напоминавшей улыбку Пиншо,  - короче,  животные вели
себя,  как  им  и подобает.  По окончании теста Энди уводили обратно в
квартиру без дверных ручек, и на кухонном столе его ждала голубая таб-
летка на блюдечке, и мало-помалу нервозность и мрачные мысли оставляли
его.  Он входил в норму. И садился смотреть по специальному каналу но-
вый фильм с Клинтом Иствудом...  или, на худой конец, "Клуб РВ". В эти
минуты он как-то забывал, что утратил свой дар и превратился в никчем-
ного человека.
   Впоследствии Джон  Рэйнберд пришел к убеждению,  что нарочно подга-
дать такую карту едва ли было возможно...  хотя, будь на плечах у этих
модных душеведов голова, а не кочан капусты, они бы эту карту подгада-
ли.  На деле же все решила счастливая случайность -  свет  погас,  что
позволило ему,  Рэйнберду, наконец-то поддеть зубилом краешек психоло-
гической брони,  в которую заковалась Чарли Макги.  Счастливая случай-
ность и его сверхъестественное наитие.
   Он вошел  к  Чарли в половине четвертого,  когда гроза толькотолько
начиналась. Он толкал перед собой тележку, как это делают коридорные в
гостинице или мотеле. На тележке были чистые простыни и наволочки, по-
литура для мебели, жидкость для чистки ковров. А также ведро и швабра.
К тележке крепился пылесос.
   Чарли сидела  в  позе  лотоса на полу возле кушетки в своем голубом
трико. Она подолгу так сидела. Кто другой принял бы это за наркотичес-
кий транс,  только не Рэйнберд.  Девочке, правда, еще давали таблетки,
но теперешние дозы были скорее символическими. Все психологи с досадой
подтвердили: слова Чарли о том, что она не станет больше ничего поджи-
гать,  - не пустая угроза.  Ее сразу посадили на наркотики, боясь, как
бы она не устроила пожар,  чтобы сбежать,  но, похоже, это не входит в
ее намерения... если у нее вообще есть какие-то намерения.
   - Привет, подружка, - сказал Рэйнберд и отсоединил пылесос.
   Она взглянула на него, но ничего не ответила. Когда заработал пыле-
сос, она грациозно поднялась с пола и ушла в ванную. Дверь за ней зак-
рылась.
   Рэйнберд принялся чистить ковер.  В голове у него не  было  четкого
плана.  Какой тут план?  - лови на ходу любой намек, малейшее движение
и,  зацепившись за него,  устремляйся вперед.  Он не переставал восхи-
щаться девочкой.  Ее папаша расползался как студень, что на языке вра-
чей выражалось терминами "подавленность" и "распад личности", "мыслен-
ный  эскепизм"  и "утрата чувства реальности",  ну а проще говоря,  он
сломался,  и на нем смело можно было ставить крест.  А вот девочка, та
не сдалась.  Она просто ушла в свою раковину. Оставаясь один на один с
Чарли Макги, Рэйнберд вновь становился настоящим индейцем, не позволя-
ющим себе расслабиться ни на минуту.
   Он скреб  ковер  пылесосом и ждал - может быть,  она к нему выйдет.
Пожалуй,  в последнее время она стала чаще выходить из ванной комнаты.
Поначалу она отсиживалась там,  пока дверь за ним не закрывалась.  Те-
перь иногда выглядывает,  наблюдает за его работой.  Может,  и сегодня
выглянет. А может, нет. Он будет ждать. И ловить малейший намек.
   Чарли только притворила дверь в ванную.  Запереться не было возмож-
ности.  До прихода уборщика она осваивала несложные упражнения,  вычи-
танные из книги.  Сейчас уборщик наводит там порядок. До чего холодное
это сиденье. И свет от люминесцентных ламп, отраженный в зеркале, тоже
делает все вокруг неправдоподобно белым и холодным.
   Сначала вместе с ней жила "добрая тетя" лет сорока пяти. Она должна
была заменить ей маму, но "добрую тетю" выдавал жесткий взгляд. Ее зе-
леные глаза посверкивали как льдинки. Они убили мою маму, сказала себе
Чарли, а вместо нее присылают неизвестно кого. Она заявила, что не хо-
чет жить ни с какой "мамой".  Ее заявление вызвало улыбки. Тогда Чарли
поставила условие этому Хокстеттеру:  если он уберет зеленоглазую, она
будет отвечать на его вопросы. Чарли перестала разговаривать и не про-
ронила ни звука, пока не избавилась от "мамы" и ее леденящих глаз. Она
хотела жить с одним человеком, папой, - а не с ним, так ни с кем.
   Во всех  отношениях пять месяцев,  что она провела здесь (эту цифру
ей назвали, сама она потеряла ощущение времени), казались ей сном. Еда
не имела вкуса.  Все дни были на одно лицо, а человеческие лица безли-
кими,  они вплывали и выплывали как бы вне туловища,  точно  воздушные
шары.  Она и себе самой порой казалась воздушным шаром. Летит и летит.
Разве только в глубине души гнездилась уверенность:  так мне и надо. Я
убийца. Я нарушила первейшую из заповедей и теперь попаду в ад.
   Чарли думала  об  этом  по  ночам,  когда приглушенный свет заливал
спальню, и тотчас появлялись призраки. Бегущие люди с огненным ореолом
вокруг головы. Взрывающиеся машины. Цыплята, поджаренные заживо. И за-
пах гари,  всегда вызывающий в памяти другой запах -  тлеющей  набивки
плюшевого медвежонка.
   (и ей это нравилось)
   То-то и оно.  В том-то и беда. Чем дальше, тем больше ей это нрави-
лось;  чем дальше, тем сильнее ощущала она свое могущество, этот живой
источник, набирающий и набирающий силу. Это ощущение казалось ей похо-
жим на сноп света:  чем дальше,  тем шире и шире...  Мучительно трудно
бывает остановиться.
   (даже дух захватывало)
   И поэтому она остановится сейчас.  Умрет здесь,  но зажигать ничего
не станет.  Вероятно,  она даже хотела умереть.  Умереть во сне - ведь
это совсем не Страшно.
   В ее сознании запечатлелись только два человека - Хокстеттер и этот
уборщик,  наводивший каждый день порядок в ее жилище. Зачем так часто,
спросила она его однажды, когда здесь и так чисто.
   Джон -  так его звали - вытащил из заднего кармана старенький заму-
соленный блокнот,  а из нагрудного кармана грошовую  шариковую  ручку.
Вслух он сказал:  "Работа, подружка, у меня такая". А в блокноте напи-
сал: "Куда денешься, когда они тут все дерьмо?"
   Она чуть не прыснула, однако вовремя вспомнила про людей с огненным
ореолом вокруг головы и про запах человеческого мяса, напоминающий за-
пах тлеющего плюшевого медвежонка. Смеяться опасно. Поэтому она сдела-
ла  вид,  что не разглядела записку или не поняла ее.  С лицом у этого
уборщика было что-то жуткое.  Один глаз закрывала  повязка.  Ей  стало
жаль его,  она уже собиралась спросить, из-за чего это - автомобильная
авария или другое несчастье,  но тут же подумала, что это еще опаснее,
чем  прыснуть  от фразы в блокноте.  Она не смогла бы этого объяснить,
просто интуитивно чувствовала каждой клеточкой.
   Вообще он производил приятное впечатление при всей своей страхолюд-
ной внешности,  с которой,  кстати,  вполне мог бы поспорить Чак Эбер-
хардт, ее сверстник из Гаррисона. Когда Чаку было три года, он опроки-
нул на себя сковородку с кипящим жиром,  и это едва не стоило ему жиз-
ни. Мальчишки потом дразнили Чака Шкваркой и Франкенштейном, чем дово-
дили его до слез.  Это было гадко. Никому и в голову не приходило, что
такое может случиться с каждым.  В три-то года головенка  маленькая  и
умишко соответственный.
   Исковерканное лицо Джона ее не пугало.  Ее пугало лицо Хокстеттера,
хотя оно ничем не выделялось - только что глазами.  Глаза у него  были
еще  ужаснее,  чем у "доброй тети".  Они впивались в тебя.  Хокстеттер
уговаривал Чарли поджечь что-нибудь. Клещом вцепился. Он приводил ее в
кабинет, где иногда лежали скомканные газеты, стояли стеклянные плошки
с горючей смесью или что-то в этом роде.  Он расспрашивал ее о  том  о
сем и сюсюкал, а кончалось всегда одним: Чарли, подожги это.
   С Хокстеттером ей было страшно. Она чувствовала, что у него в запа-
се много разных... разных
   (хитростей)
хитростей, и с их помощью он заставит ее что-нибудь поджечь. Нет,  она
не будет. Но страх подсказывал ей, что будет. Хокстеттер ни перед  чем
не  остановится,  для  него  все  средства  хороши. Однажды во сне она
превратила его  в живой  факел и  в ужасе  проснулась, зажимая  руками
рот, чтобы не закричать.
   Как-то раз,  желая оттянуть неизбежный финал,  она спросила у Хокс-
теттера,  когда ей разрешат увидеться с папой.  Она бы давно спросила,
если бы наперед не знала ответ. Но тут она была особенно усталая и по-
давленная, и вопрос вырвался сам собой.
   - Чарли,  ты же знаешь,  что я тебе отвечу. - Хокстеттер показал на
стол в нише.  Там на металлическом подносе  лежала  горкой  деревянная
стружка.  - Подожги это,  и я сразу отведу тебя к отцу. Ты можешь уви-
деть его хоть через две минуты.  - Взгляд у Хокстеттера был  холодный,
цепкий,  а рот растягивался в эдакой свойской улыбочке.  - Ну что,  по
рукам?
   - Дайте спички, - сказала Чарли, чувствуя, как подкатывают слезы. -
Дайте спички, и я подожгу.
   - Ты можешь это сделать одним усилием воли. Разве не так?
   - Нет.  Не так. А если даже могу, все равно не буду. Нельзя. Свойс-
кая улыбочка Хокстеттера увяла, зато в глазах изобразилось участие.
   - Чарли,  зачем ты себя мучаешь?  Ты ведь хочешь увидеть папу? И он
тебя тоже. Он просил тебе передать, что поджигать можно.
   И тут слезы прорвались.  Она плакала долго,  навзрыд;  еще бы ей не
хотелось его увидеть,  да она каждую минуту думала о  нем,  тосковала,
мечтала  оказаться  под защитой его надежных рук.  Хокстеттер смотрел,
как она плачет,  и в его взгляде не было ни теплоты,  ни симпатии,  ни
даже сожаления. Зато было другое - расчет. О, как она его ненавидела!
   С тех пор прошло три недели. Она упрямо молчала о своем желании по-
видаться с отцом,  хотя Хокстеттер без конца заводил  одну  пластинку:
про то,  как ее папе одиноко, и что он разрешает ей поджигать, и - это
добило Чарли - что она папу,  наверное, больше не любит... так он ска-
зал Хокстеттеру.
   Она вспоминала  все  это,  глядя на свое бледное личико в зеркале и
прислушиваясь к ровному гудению пылесоса.  Когда Джон покончит с  ков-
ром,  он перестелет белье. Потом вытрет пыль. Потом уйдет. Лучше бы он
не уходил - ей вдруг так захотелось услышать его голос!
   Раньше она отсиживалась в ванной до его ухода; был случай, когда он
выключил пылесос, постучал к ней в дверь и обеспокоено спросил:
   - Подружка?  Ты как там?  Может,  тебе плохо,  а? В его голосе было
столько доброты - простой, безыскусной, от которой ее здесь давно оту-
чили,  - что она с большим трудом придала своему голосу твердость, ибо
в горле уже стоял комок:
   - Нет... все хорошо.
   Пока она гадала,  пойдет ли он дальше, попытается ли влезть к ней в
душу,  как это делали другие,  он отошел от двери и снова включил свой
пылесос. Она даже была немного разочарована.
   В другой раз она вышла из ванной комнаты, когда Джон мыл пол, и тут
он сказал,  не подымая головы: - Осторожно, пол мокрый. Смотри не рас-
шибись.  Всего несколько слов, но как они ее растрогали - его заботли-
вость, грубоватая, без затей, шла не от ума - от сердца.
   В последнее  время  она все чаще выходила из своего укрытия,  чтобы
понаблюдать за ним.  Понаблюдать...  и послушать. Изредка он спрашивал
ее о чем-нибудь, но его вопросы не таили в себе угрозы. И все-таки она
предпочитала не отвечать - принцип есть принцип.  Однако Джона это  не
смущало.  Он себе продолжал говорить. Об успехах в кегельбане, о своей
собаке,  о сломавшемся телевизоре,  который ему теперь долго не  почи-
нить, потому что даже маленькая трубочка стоит бешеные деньги.
   Он, должно быть,  совсем одинокий.  За такого некрасивого кто замуж
пойдет?  Она любила слушать его - это был ее тайный выход  во  внешний
мир.  Его низкий с распевом голос звучал убаюкивающе.  Ни одной резкой
или требовательной ноты, не то что у Хокстеттера. Не хочешь - не отве-
чай.
   Она поднялась с сиденья,  подошла к двери...  и тут погас свет. Она
остановилась в недоумении,  напрягая слух.  Не иначе какая-то  уловка.
Пылесос прощально взвыл,  и сразу раздался голос Джона:  - Что за чер-
товщина?
   Свет зажегся. Но Чарли не трогалась с места. Опять загудел пылесос.
Послышались приближающиеся шаги и голос Джона:
   - У тебя там тоже гас свет?
   - Да.
   - Гроза, видать.
   - Гроза?
   - Все небо обложило, когда я шел на работу. Здоровенные такие тучи.
   В с е  н е б о  о б л о ж и л о. Там, на  воле. Вот  бы  сейчас  на
волю, на тучи бы посмотреть. Втянуть носом воздух, какой-то  особенный
перед летней грозой. Парной, влажный. И все вокруг та...
   Опять погас свет.
   Пылесос отгудел свое. Тьма была кромешная. Единственной реальностью
для Чарли служила дверь, найденная на ощупь. Чарли собиралась с мысля-
ми, трогая верхнюю губу кончиком языка.
   - Подружка?
   Она не отвечала. Уловка? Он сказал - гроза. И она поверила. Она ве-
рила Джону.  Удивительное, неслыханное дело: после всего, что произош-
ло, она еще могла кому-то верить.
   - П о д р у ж к а?
   На этот раз в его голосе звучал... испуг.
   Как будто  ее собственный страх перед темнотой,  едва успевший зая-
вить о себе, отозвался в нем с удвоенной силой.
   - Что случилось, Джон?
   Она открыла дверь и выставила перед собой руки. Она еще не рискнула
шагнуть вперед, боясь споткнуться о пылесос.
   - Да что же это?  - Сейчас в его голосе зазвенели панические нотки.
Ей стало не по себе. - Почему нет света?
   - Погас, - объяснила она. - Вы говорили... гроза...
   - Я не могу в темноте.  - Тут был и ужас, и наивная попытка самооп-
равдания.  - Тебе это не понять. Но я не могу... Мне надо выбраться...
- Она слышала,  как он бросился наугад к выходу и вдруг упал с оглуши-
тельным  грохотом - по-видимому,  опрокинул кофейный столик.  Раздался
жалобный вопль, от которого ей еще больше стало не по себе.
   - Джон? Джон! Вы не ушиблись?
   - Мне надо выбраться! - закричал он. - Скажи им, чтобы они меня вы-
пустили!
   - Что с вами?
   Долго не было никакого ответа.  Затем она услышала сдавленные звуки
и поняла, что он плачет.
   - Помоги мне!
   Чарли в нерешительности стояла на пороге. Ее подозрительность усту-
пила место сочувствию, но не до конца - что-то ее по-прежнему настора-
живало.
   - Помогите... кто-нибудь... - бормотал он, бормотал так тихо, слов-
но и не рассчитывал быть услышанным,  тем более спасенным.  Это решило
дело. Медленно, выставив перед собой руки, она двинулась на его голос.
   Рэйнберд, услышав ее шаги, невольно усмехнулся - жестко, злорадно -
и тотчас прикрыл рот ладонью - на случай, если свет вдруг опять вспых-
нет.
   - Джон?
   Стараясь изобразить в голосе неподдельную муку,  он выдавил  сквозь
усмешку:
   - Прости, подружка. Просто я... Это темнота... я не могу в темноте.
После того как они держали меня в яме.
   - Кто?
   - Конговцы.
   Она была уже совсем рядом.  Он согнал с лица  ухмылку,  вживаясь  в
роль.  Страх.  Тебе страшно,  с тех пор как вьетконговцы посадили тебя
однажды в темную яму и держали там...  а перед этим один из  них  снес
тебе пол-лица... и сейчас ты нуждаешься в друге.
   Отчасти роль  была невыдуманной.  Оставалось лишь убедить девочку в
том,  что его волнение - как бы не упустить счастливый случай - объяс-
няется  ничем иным,  как отчаянным страхом.  И все-таки было страшно -
страшно завалить роль.  В сравнении с этим выстрел ампулой оразина ка-
зался детской забавой. Она ведь чует за версту. По лицу его градом ка-
тился пот.
   - Кто это - конговцы? - спросила она почти над ухом у Рэйнберда. Ее
рука скользнула по его лицу и тут же попала в тиски. Чарли охнула.
   - Эй, не бойся, - прошептал он. - Я только...
   - Вы... больно! Вы делаете мне больно.
   Вот! Этого он и добивался.  Судя по тону,  она тоже боится,  боится
темноты и его боится...  но и тревожится за него.  Пусть  почувствует,
что он хватается за соломинку.
   - Прости,  подружка.  - Он ослабил хватку, но руку не выпустил. - А
ты можешь... сесть рядом?
   - Ну конечно.
   Она почти неслышно уселась на пол,  он же чуть не подпрыгнул от ра-
дости. Кто-то - далеко-далеко - что-то кричал неизвестно кому.
   - Выпустите нас!  - завопил Рэйнберд.  - Выпустите нас!  Выпустите!
Эй, вы там, слышите!
   - Ну что вы,  что вы,  - занервничала Чарли.  - С нами все в поряд-
ке... разве не так?
   Его мозг,  эта идеально отлаженная машина,  заработал с невероятной
скоростью,  сочиняя сценарий с заглядом на тричетыре  реплики  вперед,
чтобы обезопасить себя,  но в то же время не запороть блестяще начатую
импровизацию.  Больше всего сейчас его волновало,  на сколько он может
рассчитывать,  как  долго  продержится темнота.  Он настраивал себя на
худший вариант.  Что ж,  он успел поддеть зубилом самый краешек. А там
уж как бог даст.
   - Да вроде,  - согласился он.  Все из-за этой темени.  Хоть бы одна
спичка, мать ее так... Ой, извини, подружка. С языка сорвалось.
   - Ничего,  - успокоила Чарли.  - Папа тоже иногда выражается.  Один
раз чинил в гараже мою коляску и ударил себя молотком по пальцу и тоже
сказал это... раз шесть, наверно.
   И не только это.  - Никогда еще она не бывала  с  Рэйнбердом  столь
разговорчивой. - А они скоро откроют?
   - Не раньше,  чем врубят ток,  - ответил он убитым голосом,  хотя в
душе ликовал. - У них тут все двери, подружка, с электрическими замка-
ми. Если вырубить ток, замок намертво защелкивается. Они, дьявол их...
они держат тебя в настоящей камере. С виду такая уютненькая квартирка,
а на самом деле тюрьма.
   - Я знаю, - сказала она тихо. Он продолжал сжимать ее руку, но Чар-
ли уже не протестовала.  - Только не надо громко. Я думаю, они подслу-
шивают.
   Они! Горячая  волна  торжества  захлестнула Рэйнберда.  Он и забыл,
когда в последний раз испытывал такое. Они. Сама сказала - они!
   Чувствуя, как поддается броня, в которую заковалась Чарли Макги, он
бессознательно стиснул ее руку.
   - О-ой!
   - Прости,  подружка,  -  сказал он,  слегка разжимая пальцы.  - Что
подслушивают,  уж это точно.  Только не сейчас, когда нет тока. Все, я
больше не могу... пусть меня выпустят! - Он весь дрожал.
   - Кто это - конговцы?
   - А ты не знаешь?.. Ну да, ты еще маленькая. Война, подружка. Война
во Вьетнаме. Вьетконговцы - они были плохие. Жили в джунглях. И носили
такие черные...  Ну, вроде пижамы. Ты ведь знаешь про вьетнамскую вой-
ну? Она знала... смутно.
   - Наш патруль напоролся на засаду,  - начал он. Это была правда, но
дальше дороги Рэйнберда и правды расходились. Стоило ли смущать девоч-
ку такой деталью, что все они закосели - салаги накурились камбоджийс-
кой марихуаны, а их лейтенантик, выпускник Вест-Пойнта, уже балансиро-
вавший на грани безумия,  вконец одурел от пейота, который он жевал не
переставая.  Однажды Рэйнберд сам видел, как этот лейтенантик разрядил
обойму в живот беременной женщины и оттуда полетели куски  шестимесяч-
ного ребенка; позже лейтенантик объяснил им, что это называется "аборт
по-вестпойнтски".  И вот их патрульная команда возвращалась на базу  и
напоролась на засаду,  только в засаде сидели свои же ребята, закосев-
шие на порядок выше,  так что четверых патрульных уложили на месте. Не
стоит,  решил Рэйнберд, посвящать девочку в эти подробности, равно как
и в то,  что мина, разукрасившая ему половину лица, была изготовлена в
Мэриленде.
   - Спастись удалось шестерым,  - продолжал он.  - Мы рванули оттуда.
Через джунгли.  И меня,  видно,  понесло не в ту сторону.  В ту,  не в
ту...  В такой кретинской войне, когда даже нет линии фронта, кто зна-
ет,  где она, та сторона? Я отстал от своих. Все пытался отыскать зна-
комые ориентиры, и вдруг - минное поле. Результат на лице.
   - Бедненький, - сказала Чарли.
   - Когда я очнулся,  я уже был у них в руках,  - продолжал Рэйнберд,
углубляясь в дебри легендарного острова под названием Чистый  Вымысел.
На  самом деле он пришел в сознание в сайгонском армейском госпитале -
с капельницей.  - Они сказали, что не будут меня лечить, пока я не от-
вечу на их вопросы.
   ТЕПЕРЬ НЕ ТОРОПИСЬ. ДВА-ТРИ ПРАВИЛЬНЫХ ХОДА, И ПАРТИЯ ЗА ТОБОЙ.
   Он возвысил  голос,  придав ему оттенок горечи и какой-то растерян-
ности перед людской жестокостью.
   - Допросы, с утра до вечера допросы. Передвижение частей... развер-
тывание стрелковых подразделений...  провиант...  их интересовало все.
Они не давали мне передышки. Буквально тянули из меня жилы.
   - А вы?  - с горячностью спросила Чарли. Сердце у него радостно за-
билось.
   - Я объяснял им,  что ничего не знаю, что мне нечего сказать, что я
обыкновенный салага со скаткой за плечами,  да просто бирка с номером.
А они не верят.  А у меня все лицо...  такая боль... я на коленях пол-
зал, просил дать мне морфия... потом, говорят... ответишь - будет мор-
фий. И в хороший госпиталь отправим, как ответишь.
   Пришел черед Чарли стиснуть ему руку.  Она вспомнила глаза Хокстет-
тера,  показывающего ей на металлический поднос, где высится горка де-
ревянной стружки.  ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ТЕБЕ ОТВЕЧУ... ПОДОЖГИ ЭТО, И Я
СРАЗУ ОТВЕДУ ТЕБЯ К ОТЦУ. ТЫ МОЖЕШЬ УВИДЕТЬ ЕГО ХОТЬ ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ.
Ее  сердце  заныло  от жалости к этому человеку с израненным лицом,  к
этому взрослому мужчине, который боялся темноты. Как она понимала все,
что ему довелось пережить.  Ей была знакома эта боль.  По лицу потекли
слезы - она беззвучно оплакивала его в темноте... его и немножко себя.
То  были  невыплаканные за пять месяцев слезы.  В них смешались боль и
гнев - за Джона Рэйнберда,  за отца, за маму, за себя. Эти слезы обжи-
гали.
   Она плакала беззвучно,  но у Рэйнберда были не уши, а радары, и ему
опять пришлось подавить ухмылку.  Что и говорить, ловко он поддел бро-
ню. Есть простые замки, есть с секретом, но нет таких, к которым нель-
зя было бы подобрать отмычку.
   - Они мне так и не поверили.  Они бросили меня в яму,  а там темень
даже днем.  Места - только повернуться, я ползал, натыкаясь на обрубки
корней...  иногда сверху пробивалась полоска света.  Кто-то подходил к
яме - комендант,  что ли - все спрашивал: надумал отвечать на вопросы?
Он говорил,  что я стал похож на дохлую рыбу.  Что у меня гниет  лицо,
что то же самое скоро будет с мозгом и тогда я сойду с ума и умру.  Он
все спрашивал - не соскучился по солнышку?  Я просил его...  умолял...
матерью своей клялся, что ничего не знаю. А они - ржут. Потом заклады-
вали яму досками и землей присыпали.  Живьем замуровывали.  Темень бы-
ла... как сейчас...
   Он задохнулся,  и Чарли еще крепче стиснула его руку, давая понять,
что она рядом.
   - В этой яме был еще лаз метра на два. Я залезал туда, чтобы... ну,
сама понимаешь.  Вонь была такая - я думал,  концы отдам, задохнусь от
запаха собственного дерь... - Он застонал. - Прости. Недетская это ис-
тория.
   - Ничего.  Рассказывайте, если вам от этого легче. Он поколебался и
решил добавить последний штрих:
   - Я просидел там пять месяцев, пока меня не обменяли.
   - А что же вы ели?
   - Они швыряли мне гнилой рис.  Иногда пауков. Живых. Огромные такие
пауки - древесные,  кажется.  Я гонялся за ними впотьмах,  убивал их и
ел.
   - Фу, гадость какая!
   - Они меня превратили в зверя, - сказал он и замолчал, тяжело пере-
водя дыхание.  - Тебе тут,  конечно,  живется получше, подружка, но, в
сущности,  это одно и то же. Мышеловка. Как думаешь, дадут они наконец
свет?
   Она долго  не отвечала,  и у него екнуло сердце - не перегнул ли он
палку. Затем Чарли сказала:
   - Неважно. Главное, мы вместе.
   - Это точно,  - согласился он и вдруг словно спохватился: - Ты ведь
не скажешь им ничего, правда? За такие разговорчики они меня вышвырнут
в два счета. А я держусь за работу. С таким лицом хорошую работу найти
непросто.
   - Не скажу.
   Еще немножко подалась броня. Теперь у них был общий секрет.
   Он обнимал ее.
   Он пытался  представить,  как  обеими руками сожмет эту шейку.  Вот
главная его цель,  остальное мура - эти их  тесты  и  прочие  игрушки.
Она...  а там, глядишь, и он сам. Она ему нравилась все больше и боль-
ше.  Это уже было похоже на любовь.  Придет день,  и он проводит ее за
последнюю черту и будет жадно искать ответ в ее глазах. А если они да-
дут ему знак,  которого он так долго ждал... возможно, он последует за
ней.
   Да. Возможно, в этот мрак кромешный они отправятся вместе.
   А там,  за  дверью  прокатывались волны общего смятения - то где-то
далеко, то совсем рядом.
   Рэйнберд мысленно поплевал на руки и с новыми  силами  принялся  за
дело.

                                * * *

   У Энди  и  в  мыслях  не было,  что его не могут вызволить по одной
простой причине: с выходом из строя электросети автоматически заклини-
ло двери.  Потеряв всякое представление о времени, доведенный паничес-
ким страхом до полуобморочного состояния,  он был уверен,  что загоре-
лось здание, уже, казалось, чувствовал запах дыма. Между тем небо рас-
чистилось: дело шло к сумеркам.
   И вдруг он мысленно увидел Чарли, увидел так ясно, будто она стояла
перед ним.
   (она в опасности, Чарли в опасности!)
   Это было озарение,  впервые за многие месяцы; в последний раз с ним
это случилось в день их бегства из Ташмора.  Он  давно  распрощался  с
мыслью,  что такое еще возможно,  как и со своим даром внушения, и вот
тебе раз:  никогда раньше озарения не бывали столь отчетливыми, даже в
день убийства Вики.
   Так, может  и  дар внушения не оставил его?  Не исчез бесследно,  а
лишь дремлет до поры?
   (Чарли в опасности!)
   Что за опасность?
   Он не знал.  Но мысль о дочери,  страх за нее мгновенно  воссоздали
среди непроглядной черноты ее образ, до мельчайших деталей. И эта вто-
рая Чарли - те же широко посаженные голубые глаза,  те же  распущенные
русые  волосы  -  разбудила в нем чувство вины...  хотя вина - слишком
мягко сказано, его охватил ужас. Оказавшись в темноте, он все это вре-
мя  трясся от страха,  от страха за себя.  И ни разу не подумал о том,
что Чарли тоже, наверное, сидит в этой темнице.
   Не может быть, уж за ней-то они точно придут, если сразу не пришли.
Чарли нужна им. Это их выигрышный билет.
   Все так, и тем не менее его не оставляла леденящая уверенность - ей
угрожает серьезная опасность.
   Страх за дочь заставил его отбросить свои страхи, во всяком случае,
взять себя в руки. Отвлекшись от собственной персоны, он обрел способ-
ность мыслить более здраво.  Первым делом он осознал, что сидит в луже
имбирного пива,  отчего брюки стали мокрые и липкие. Он даже вскрикнул
от брезгливости. Движение. Вот средство от страха.
   Он привстал,  наткнулся на банку из-под пива,  отшвырнул ее.  Банка
загрохотала  по кафельному полу.  В горле пересохло;  хорошо - в холо-
дильнике нашлась другая банка. Он открыл ее, уронив при этом алюминие-
вое кольцо в прорезь,  и начал жадно пить.  Колечко попало в рот, и он
машинально выплюнул его,  а ведь случись такое даже час назад,  его бы
еще долго трясло от неожиданности.
   Он выбирался из кухни, ведя свободной рукой по стене. В отсеке, где
находились его апартаменты, царила тишина, и хотя нет-нет да и долета-
ли какие-то отголоски, судя по всему, никакой паникой или неразберихой
в здании не пахло. Что касается дыма, то это была просто галлюцинация.
Духота отчасти объяснялась тем, что заглохли кондиционеры.
   Энди не  вошел  в  гостиную,  а свернул налево и ощупью пробрался в
спальню.  Нашарив кровать,  он поставил банку на прикроватный столик и
разделся. Через десять минут он был во всем чистом, и настроение сразу
поднялось.  Кстати,  вся процедура, подумал он, прошла как по маслу, а
вспомни,  какой погром ты учинил сослепу в гостиной, когда погас свет.
   (Чарли... что с ней могло стрястись?)
   Не то чтобы он чувствовал, будто с ней что-то стряслось, скорее тут
другое что-то происходит,  что-то ей угрожает.  Увидеться бы им, тогда
бы...
   Он горько рассмеялся. Валяй дальше. Кабы во рту росли бобы, а сидню
бы  да ноги...  То-то и оно-то.  С таким же успехом ты можешь пожелать
снегу летом. С таким же успехом...
   На мгновение его мозг притормозил,  а затем снова заработал, но уже
более размеренно и без всякой горечи.
   С ТАКИМ ЖЕ УСПЕХОМ ТЫ МОЖЕШЬ ПОЖЕЛАТЬ, ЧТОБЫ СЛУЖАЩИЕ ОБРЕЛИ ВЕРУ В
СЕБЯ.
   И ЧТОБЫ ТОЛСТУХИ ПОХУДЕЛИ.
   И ЧТОБЫ ОСЛЕП ОДИН ИЗ ГОЛОВОРЕЗОВ, ПОХИТИВШИХ ЧАРЛИ.
   И ЧТОБЫ К ТЕБЕ ВЕРНУЛСЯ ТВОЙ ДАР ВНУШЕНИЯ.
   Его руки  беспокойно забегали  по покрывалу,  тянули его,  комками,
щупали -  это была  неосознанная потребность  в своего  рода сенсорном
подзаряде. Но разве  есть надежда, что  дар вернется?   Никакой.  Поди
внуши  им,  чтобы  его  привели   к  Чарли.  Все  равно  что   внушить
бейсбольному тренеру,  чтобы его  взяли подающим  в команду "Красных".
Он уже не способен никого подтолкнуть.
   (а вдруг?)
   Впервые он засомневался.  Может быть,  его "я" -  подлинное  "я"  -
вдруг запротестовало, не захотело мириться с его готовностью следовать
по пути наименьшего сопротивления, подчиняться любому их приказу. Воз-
можно, его внутреннее "я" решило не сдаваться без боя.
   Он сидел на постели, нервно теребя покрывало. Неужели это правда...
или он выдает желаемое за действительное  после  случайного  озарения,
которое ровным счетом ничего не доказывает?  Озарение, быть может, та-
кой же самообман, как запах дыма - следствие его нервозности. Озарение
не проверить,  и дар внушения тоже сейчас испытать не на ком. Он отпил
пива из банки.
   Предположим, дар к нему вернулся. На нем далеко не уедешь, уж он-то
знает.  Ну, хватит его на серию слабых уколов или на три-четыре нокау-
тирующих удара - и все,  выноси вперед ногами.  К Чарли,  допустим, он
прорвется,  но  о том,  чтобы выбраться отсюда,  не может быть и речи.
Все,  чего он добьется, это подтолкнет себя к могиле, устроив прощаль-
ное  кровоизлияние  в  мозг (тут его пальцы непроизвольно потянулись к
лицу, туда, где были онемевшие точки).
   Другая проблема - торазин.  Отсутствие лекарства  явно  сыграло  не
последнюю роль в его недавней панике, а ведь он всегонавсего просрочил
прием одной таблетки. Даже сейчас, когда он взял себя в руки, он чувс-
твует  потребность  в этой таблетке с ее умиротворяющим,  убаюкивающим
действием.  Поначалу перед каждым тестом его два дня  выдерживали  без
торазина. Он становился дерганым и мрачным, как обложная туча. А тогда
он еще не успел по-настоящему в это втянуться.
   - Ты стал наркоманом,  тут и думать нечего, - прошептал он. Но если
вдуматься,  вопрос оставался открытым.  Он знал, существуют привыкания
физиологического порядка - например,  влечение к никотину или героину,
что, в свою очередь, вызывает перестройку центральной нервной системы.
И есть привыкания психологического свойства. С ним вместе работал один
парень, Билл Уоллес, так тот дня не мог прожить без трех-четырех буты-
лочек тоника;  а Квинси,  его дружок по колледжу, помешался на жареном
картофеле  в  пакетиках "Шалтай-Болтай",  который производила какая-то
фирма в Новой Англии,  - все прочие разновидности, утверждал он, этому
картофелю  в  подметки  не годятся.  Такую привычку Энди определял как
психологическую. Чем была обусловлена его собственная тяга к торазину,
он не знал; одно не вызывало сомнений: без этого он не мог. Вот и сей-
час - только подумал о голубой таблетке на блюдечке,  и во  рту  опять
пересохло.  Уже давно они не оставляют его в преддверии теста без нар-
котика - то ли опасаются,  что у него начнется истерика, то ли продол-
жают испытания только для порядка - кто знает?
   Так или иначе положение сложилось отчаянное,  безвыходное: принимая
торазин,  он терял силу внушения, отказаться же от наркотика у него не
было сил (а если бы нашлись? что ж, им стоит разок поймать его на мес-
те преступления...  да,  уж это откроет перед ними широкие горизонты).
Вот зажжется свет,  принесут на блюдечке голубую таблеточку,  и он тут
же на нее набросится. И так, таблетка за таблеткой, постепенно вернет-
ся  в  состояние  устойчивой апатии,  в какой пребывал до сегодняшнего
происшествия. То, что с ним сегодня приключилось, - это так, маленькое
завихрение,  причудливый фортель.  А кончится все тем же "Клубом РВ" и
Клинтом Иствудом по ящику и обильной снедью в  холодильнике.  То  бишь
еще большим брюшком.
   (Чарли, Чарли в опасности, она попала в беду, ей будет очень плохо)
   Все равно он бессилен ей помочь.
   Но даже если не бессилен, даже если ему удастся скинуть камень, что
придавил его,  и они отсюда вырвутся - короче, во рту вырастут бобы, а
сидень почувствует под собой ноги,  а почему бы и нет,  черт возьми? -
все равно будущее Чарли останется проблематичным...
   Он повалился на спину,  раскинув руки. Участок мозга, занятый проб-
лемой  торазина,  никак не хотел угомониться.  Настоящее было тупиком,
поэтому он погрузился в прошлое. Вот они с Чарли бегут по Третьей аве-
ню  - высокий мужчина в потертом вельветовом пиджаке и девочка в крас-
но-зеленом,  - и движения их невыносимо медлительны...  как  в  ночном
кошмаре,  когда в спину тебе дышит погоня. А вот Чарли, бледная, с ис-
каженным лицом - рыдает после того,  как она опустошила телефонные ав-
томаты в аэропорту... а заодно подпалила какого-то солдата.
   Память вернула его к еще более далеким дням - Порт-сити, Пенсильва-
ния,  и миссис Герни.  Толстая,  печальная, в зеленом брючном костюме,
она однажды вошла в заведение под вывеской "Долой лишний вес!", прижи-
мая к груди объявление, задуманное и аккуратно выведенное рукою Чарли:
"ЕСЛИ ВЫ НЕ ПОХУДЕЕТЕ, МЫ БУДЕМ КОРМИТЬ ВАС БЕСПЛАТНО ПОЛГОДА".
   За семь лет,  с пятидесятого по пятьдесят седьмой, миссис Герни ро-
дила своему мужу, диспетчеру автобазы, четверых детей, но вот дети Вы-
росли и отвернулись от нее, и муж от нее отвернулся, завел себе другую
женщину,  и она его даже не осуждала, потому что в свои пятьдесят пять
Стен Герни был привлекательный мужчина, и все, как говорится, при нем,
а она с тех пор,  как их предпоследний ребенок пошел в колледж, посте-
пенно  набрала килограммы,  и если до замужества она весила семьдесят,
то под конец дошла до полутора центнеров.  Чудовищно тучная,  с лосня-
щейся кожей, вылезающая из своего зеленого костюма, она вошла и внесла
за собой седалище размером со стол в кабинете директора  банка.  Когда
она опустила голову, ища в сумочке чековую книжку, к ее трем подбород-
кам добавилось еще столько же.
   Он подключил ее к группе, в которой уже были три толстухи. Он давал
им  упражнения и умеренную диету (и то и другое Энди вычитал в публич-
ной библиотеке),  а также легкую накачку в виде  "рекомендаций"...  и,
время от временя, посыл средней силы.
   Миссис Герни сбросила десять килограммов,  еще пять,  и тут она, не
зная,  пугаться ей или радоваться, призналась ему, что у нее пропадает
желание  беспрестанно отправлять в рот "чтонибудь вкусненькое".  Вкус-
ненькое перестало казаться вкусным. Раньше холодильник у нее бывал за-
бит всякими мисочками и плошечками (а еще полуфабрикаты творожного пу-
динга в морозилке, а еще пончики в хлебнице), которые опустошались ве-
чером перед телевизором,  а теперь вдруг... да нет, чепуха какая-то, и
все же... теперь она забывает об их существовании. И потом, она знала,
что стоит сесть на диету, как все мысли начинают крутиться вокруг еды.
Так оно и было,  по ее словам, когда она голодала по системе "Уэйт Уо-
черс", а тут все иначе.
   Остальные три женщины из группы взялись за дело столь же рьяно. Эн-
ди поглядывал со стороны - этакий отец семейства. Его подопечных изум-
ляла и восхищала простота новой "системы".  Общефизические упражнения,
некогда казавшиеся мучительно трудными и тоскливыми,  сейчас  были  им
почти в радость.  А тут еще дамам вдруг загорелось ходить пешком.  Все
четверо сходились на том,  что без основательной вечерней прогулки  их
начинает охватывать какое-то смутное беспокойство.  Миссис Герни приз-
налась, что она теперь каждый День ходит пешком в центр и обратно, хо-
тя на круг это две мили.  Раньше она всегда ездила автобусом, да и как
иначе, когда остановка напротив дома.
   Один раз - жутко болели мышцы ног - она  изменила  принципу,  решив
подъехать на автобусе,  и так извелась,  что сошла через остановку. Ей
вторили другие женщины. И все, как бы ни ныли натруженные мышцы, моли-
лись на Энди Макти.
   Третье контрольное  взвешивание  миссис Герни показало сто двадцать
килограммов;  к концу шестинедельного курса она весила сто двенадцать.
Муж не верил своим глазам, тем более, что до сих пор ее увлечение дие-
тами и всякими новомодными штучками было пустой тратой времени. Он ис-
пугался,  что у нее рак,  и погнал к врачу. Он не верил, что можно ес-
тественным образом похудеть за шесть недель на тридцать восемь  килог-
раммов.  Она показала ему исколотые пальцы с мозолями на подушечках от
бесконечного ушивания своих вещей.  А потом заключила мужа  в  объятия
(едва не сломав ему хребет) и всплакнула у него на плече.
   Обычно его  питомицы  объявлялись рано или поздно,  как объявлялись
хотя бы раз его лучшие выпускники, - один сказать спасибо, другой пох-
вастаться успехами, а по сути, дать понять: вот, ученик превзошел учи-
теля...  что, кстати, происходит в жизни сплошь и рядом, полагал Энди,
хотя каждый из них считал свой случай исключительным.
   Миссис Герни объявилась первая.  Она зашла проведать его и поблаго-
дарить - за каких-нибудь десять дней до того,  как Энди кожей  почувс-
твовал  слежку  за собой.  А в конце месяца они с Чарли уже скрылись в
Нью-Йорке.
   Миссис Герни по-прежнему была толстой, лишь тот, кто видел ее рань-
ше,  отметил бы разительную перемену - так выглядит в журналах реклам-
ные снимки:  до и после эксперимента.  В тот свой последний приход она
весила девяносто шесть килограммов.  Но не это главное.  Главное,  что
она худела каждую неделю на три килограмма,  плюс-минус  килограмм,  а
дальше  будет худеть по убывающей,  пока не остановится на шестидесяти
пяти, плюс-минус пять килограммов. И никаких последствий в виде бурной
декомпрессии  или устойчивого отвращения к еде,  что может приводить к
потере аппетита на нервной почве.  Энди хотел подзаработать  на  своих
подопечных, но не такой ценой.
   - Вы творите чудеса,  вас надо объявить национальным достоянием,  -
воскликнула миссис Герни в конце своего рассказа о том,  что она стала
находить с детьми общий язык и ее отношения с мужем налаживаются. Энди
с улыбкой поблагодарил ее на добром слове;  сейчас же,  лежа в темноте
поверх  покрывала и начиная задремывать,  он подумал о том,  что этим,
собственно, все и кончилось: его и Чарли объявили национальным достоя-
нием.
   И все-таки  дар - это не так уж плохо.  Если ты можешь помочь такой
вот миссис Герни.
   Он слабо улыбнулся.
   И с этой улыбкой заснул.
   Прежде чем осознать,  что он проснулся, Энди, по-видимому, пролежал
без  сна  довольно  долго.  В  такой темноте граница между сном и явью
практически стиралась. Несколько лет назад он прочел об одном экспери-
менте:  обезьян  поместили в среду,  которая подавляла все их чувства.
Животные обезумели.  Теперь он понимал почему. Он не имел ни малейшего
представления  о том,  сколько он проспал,  никаких реальных ощущений,
кроме...
   - О боже!
   Едва он сел,  как две иглы вонзились в мозг. Он зажал голову обеими
руками  и  стал ее баюкать;  мало-помалу боль не то чтобы унялась,  но
стала терпимой.
   Никаких реальных ощущений,  кроме этой чертовой головной боли.  На-
верно, шею вывернул, подумал он. Или...
   О-о-о. Нет. Эта боль ему слишком хорошо знакома. Такое у него быва-
ет после посыла - не самого мощного,  но выше  среднего...  посильней,
чем те, что он давал толстухам или робким служащим, и чуть слабее тех,
что испытали на себе те двое возле придорожной закусочной.
   Он схватился руками за лицо и все ощупал,  от лба до подбородка.  И
не обнаружил точек с пониженной чувствительностью. Он раздвинул губы в
улыбке,  и уголки рта послушно поднялись вверх,  как им и  полагалось.
Сейчас бы свет - посмотреть в зеркало, не появились ли в глазах харак-
терные красные прожилки...  Дал посыл?  Подтолкнул?  Не смеши. Кого ты
мог подтолкнуть? Некого, разве только...
   На мгновение  у него перехватило дыхание.  Он и раньше подумывал об
этом,  но так и не отважился. Если перегрузить электросеть, может кон-
читься замыканием. Попробуй решись на такое.
   Таблетка, мелькнуло в голове. Прошли все сроки, дайте мне таблетку,
дайте, слышите. Таблетка все поставит на свои места.
   Мысль-то мелькнула,  но желание при этом не возникло.  Отсутствовал
эмоциональный накал. С подобной невозмутимостью он мог попросить сосе-
да за столом передать ему масло.  А главное - он отлично себя чувство-
вал...  если отвлечься от головной боли.  В том-то и дело,  что от нее
нетрудно было отвлечься;  его прихватывало и посильнее - ну, скажем, в
аэропорту Олбани. В сравнении с той болью эта - детские игрушки. Я сам
себя подтолкнул, оторопело подумал он.
   Впервые в жизни он понял,  что должна была  испытывать  Чарли,  ибо
только  сейчас  впервые  в жизни,  его испугал собственный психический
дар.  Впервые он понял,  как мало он во всем этом понимает. Почему дар
пропал? Неизвестно. Почему вернулся? Тоже неизвестно. Связано ли это с
его безумным страхом,  вызванным темнотой?  Или с внезапным ощущением,
что Чарли в опасности (где-то в подсознании помаячил образ одноглазого
пирата,  явившегося ему во сне,  помаячил и растаял),  и отвращением к
себе, из-за того, что забыл о дочери? Или с тем, что он ударился голо-
вой, упав в темноте?
  Неизвестно. Одно ему было ясно - он сам себя подтолкнул.
  МОЗГ - ЭТА ТА СИЛА, КОТОРАЯ МОЖЕТ СДВИНУТЬ МИР.
  Вдруг ему пришло в голову:   стоило ли ограничивать себя  обработкой
мелких служащих  и растолстевших  дам, когда  он один  мог бы заменить
собой наркологический центр? От этого ошеломительного предположения  у
него побежали мурашки по  спине.  Он уснул  с мыслью - не  так уж плох
дар, который  может спасти  несчастную миссис  Герни. А  если он может
спасти всех нарко- манов в Нью-Йорке? Ничего себе размах, а?
   - Бог мой, - прошептал он, - неужели я очистился?
   Никакой  потребности  в  торазине.  Мысль  о  голубой  таблетке  на
блюдечке не вызывала эмоций.
   - Чист, - ответил он себе.
   Второй вопрос:  способен ли он и дальше оставаться чистым?
   И тут на него обрушился целый град вопросов. Может ли он  выяснить,
что  происходит  с  Чарли?  Он  дал  себе  посыл  во сне - своего рода
самогипноз.  Но сможет ли он дать посыл другим наяву? Например,  этому
Пиншо с его вечной гаденькой  улыбочкой?  Пиншо наверняка знает  все о
Чарли.  Можно ли  заставить его рассказать?   И сможет ли он  все-таки
выбраться отсюда вместе  с дочерью?   Есть ли хоть  какой-нибудь шанс?
А  если  выберутся,   что  дальше?   Только   не  ударяться  в   бега.
Отбегались, хватит. Надо искать пристанище.
   Впервые за многие месяцы он был возбужден,  полон надежд. Он строил
планы,  принимал решения, отвергал, задавал вопросы. Впервые за многие
месяцы он был в ладу со своей головой, чувствовал себя жизнеспособным,
бодрым,  готовым к действиям. Главное, суметь обвести их вокруг пальца
- пусть думают,  что он по-прежнему одурманен наркотиками и что к нему
не вернулся дар внушения;  если ему это удастся,  может появиться шанс
на контригру... какой-то шанс.
   Возбужденный, он снова и снова прокручивал все это в голове,  когда
свет вдруг зажегся.  В соседней комнате из телевизора  мутным  потоком
полилось   привычное: Иисус-позаботится-о-вашей-душе-а-мы-о-вашем-бан-
ковском-счете.
   ГЛАЗ, ЭЛЕКТРОННЫЙ ГЛАЗ! ОНИ УЖЕ НАБЛЮДАЮТ ЗА ТОБОЙ ИЛИ ВОТ-ВОТ НАЧ-
НУТ... ПОМНИ ОБ ЭТОМ!
   И тут  открылось как на ладони:  сколько же дней,  возможно недель,
ему предстоит ловчить, чтобы поймать свой шанс, и ведь скорее всего на
чем-нибудь он да погорит.  Настроение сразу упало... но, однако же, не
возникло желания проглотить спасительную таблетку,  и это помогло  ему
овладеть собой.
   Он подумал о Чарли, и это тоже помогло.
   Он сполз с кровати и расслабленной походкой направился в гостиную.
   - Что случилось?  - закричал он.  - Я испугался! Где мое лекарство?
Эй, дайте мне мое лекарство!
   Он обмяк перед телевизором и тупо уставился на экран.
   Но под  этой маской  тупости мозг  - сила,  которая может  сдвинуть
мир, - лихорадочно искал пути к спасению.

   Как ее отец,  проснувшись в темноте,  не вспомнит толком свой  сон,
так  Чарли  Макги  не сумеет потом восстановить в памяти детали своего
долгого разговора с Джоном Рэйнбердом,  лишь наиболее  яркие  моменты.
Она так и не поймет,  почему выложила во всех подробностях, как попала
сюда,  почему призналась,  как ей тоскливо одной, без папы, и страшно,
что ее обманом снова заставят что-нибудь поджигать.
   Во-первых, конечно,  темнота  -  а  также уверенность,  что о ни не
подслушивают. Во-вторых, Джон... сколько он в своей жизни натерпелся и
как,  бедняжка, боится темноты, после того как эти конговцы продержали
его в ужасной яме.  Он, наверное, об этой яме думал, когда спросил от-
сутствующим голосом,  за что ее сюда упрятали,  и она начала рассказы-
вать,  желая отвлечь его. Ну а дальше - больше. То, что она держала за
семью печатями,  выплескивалось все быстрее и быстрее, в сплошном сум-
буре.  Раз или два она заплакала, и он неуклюже обнимал ее. Хороший он
все-таки... даже в чем-то похож на папу.
   - Ой, ведь если они поймут, что тебе все про нас известно, - неожи-
данно всполошилась Чарли,  - они тебя тоже могут запереть. Зря я расс-
казывала.
   - Запрут,  как пить дать,  - беззаботно сказал Джон. - Знаешь, под-
ружка,  какой у меня допуск?  "D".  Дальше политуры для мебели меня не
допускают.  - Он рассмеялся. - Ничего, если не проболтаешься, я думаю,
все обойдется.
   - Я-то не проболтаюсь,  - поспешила его заверить  Чарли.  Она  была
обеспокоена тем,  что,  если проболтается Джон,  они на него насядут и
сделают орудием против нее.  - Жутко пить хочется. В холодильнике есть
вода со льдом. Хочешь?
   - Не бросай меня! - тут же откликнулся он.
   - Ну давай пойдем вместе. Будем держаться за руки. Он как будто за-
думался.
   - Ладно.
   Осторожно переставляя ноги,  держась друг за дружку, они пробрались
в кухню.
   - Ты уж,  подружка,  не сболтни чего.  Особенно про это.  Что такой
здоровяк боится темноты. А то такой гогот подымется - меня отсюда вет-
ром выдует.
   - Не подымется, если ты им расскажешь про...
   - Может,  и нет.  Все может быть.  - Он хмыкнул.  - Только, по мне,
лучше бы им не знать. Мне тебя, подружка, сам бог послал.
   От его слов у нее на глазах снова навернулись слезы. Наконец добра-
лись до холодильника,  она нащупала рукой кувшин. Лед давно растаял, и
все равно пить было приятно.  Что я там  наболтала,  испуганно  думала
Чарли. Кажется... все. Даже такое, о чем уж никак не хочется говорить,
- про ферму Мэндерсов, например. Хокстеттер и эти люди, они-то про нее
все знают, ну и пусть. Но Джон... теперь он тоже знает, - что он о ней
подумает?
   И все же рассказала.  Каждый раз его слова почему-то попадали в са-
мое  больное  место,  и  -  она рассказывала...  и плакала.  Она ждала
встречных вопросов, вытягивания подробностей, осуждения, а вместо это-
го встретила понимание и молчаливое участие. Не потому ли он сумел по-
нять, через какой ад она прошла, что сам побывал в аду?
   - На, попей, - предложила она.
   - Спасибо. - Он сделал несколько глотков и вернул ей кувшин. - Спа-
сибо тебе. Она поставила кувшин в холодильник.
   - Пошли обратно,  - сказал он.  - Когда же,  наконец, дадут свет? -
Скорей бы уж.  Сколько они уже здесь вдвоем?  Часов семь, прикинул он,
не  меньше.  Скорей  бы выбраться отсюда и все хорошенько обмозговать.
Нет, не то, о чем она ему сегодня рассказала, тут для него не было ни-
чего нового, - а план дальнейших действий.
   - Дадут,  дадут, - успокаивала его Чарли. С теми же предосторожнос-
тями они проделали обратный путь и уселись на кушетке.
   - Они тебе ничего не говорили про твоего?
   - Только, что он живой-здоровый, - ответила она.
   - А что если я попробую пробраться к нему?  - сказал Рэйнберд  так,
будто его только что осенило.
   - А ты можешь? Правда, можешь?
   - А что, поменяюсь с Герби отсеками... Увижу, как он там.
   Скажу, что ты в норме. Нет, сказать не получится... я ему лучше за-
писку или что-нибудь такое.
   - Ты что, это ведь опасно!
   - Ну,  это если часто.  А разок можно - я ведь твой  должник.  Надо
глянуть, что с ним.
   Она бросилась к нему на шею и расцеловала. Рэйнберд прижал ее к се-
бе.  По-своему он любил ее,  сейчас больше, чем когда-либо. Сейчас она
принадлежала ему, а он, хотелось верить, ей. До поры до времени.
   Они сидели,  почти  не разговаривая,  и Чарли задремала.  Но тут он
сказал такое,  от чего она мгновенно проснулась, как от ушата холодной
воды:
   - Ну  и  зажги  ты им,  если можешь,  какую-нибудь дерьмовую кучку,
пусть подавятся.
   Чарли на секунду потеряла дар речи.
   - Я же тебе объясняла, - сказала она. - Это все равно что... выпус-
тить из клетки дикого зверя. Я ведь обещала больше так не делать. Этот
солдат в аэропорту...  и эти люди на ферме... я убила их... я их сожг-
ла! - Кровь бросилась ей в лицо, она опять была готова расплакаться.
   - Ты, я так понял, защищалась.
   - Ну и что. Все равно я...
   - И к тому же спасала жизнь своему отцу,  разве нет?  Молчит. Но до
него докатилась волна ее  горестного  замешательства.  Он  поторопился
прервать паузу,  пока она не сообразила, что и ее отец тоже мог погиб-
нуть в том пожаре.
   - А твой Хокстеттер... видел я его. В войну я на таких насмотрелся.
Дерьмо высшей пробы. Все равно он тебя обломает - что так, что эдак.
   - Вот и я боюсь, - тихо призналась она.
   - Этот тип тебе еще вставит горящий фитиль в зад!  Чарли громко за-
хихикала,  хотя и смутилась;  по ее смеху всегда можно было определить
степень дозволенности шутки. Отсмеявшись, она заявила:
   - Все равно я ничего не буду поджигать.  Я дала себе слово. Это не-
хорошо, и я не буду.
   Пожалуй, достаточно.  Пора остановиться.  Можно,  конечно, и дальше
ехать на интуиции, но он уже побаивался. Сказывалась усталость. Подоб-
рать ключи к этой девочке не легче,  чем открыть самый надежный  сейф.
Ехать-то дальше можно, но ежели по дороге споткнешься - пиши пропало.
   - Все, молчу. Наверно, ты права.
   - А ты, правда, сможешь увидеться с папой?
   - Постараюсь, подружка.
   - Мне тебя даже жалко,  Джон.  Вон сколько ты тут со мной просидел.
Но, знаешь, я так рада...
   - Чего там.
   Они поговорили о том о сем,  Чарли пристроилась у него на руке. Она
задремывала - было уже очень поздно,  - и когда минут через сорок дали
свет, она крепко спала. Поерзав оттого, что свет бил ей прямо в глаза,
она ткнулась ему под мышку. Он в задумчивости смотрел на тонкий стебе-
лек шеи, на изящную головку. В столь хрупкой оболочке такая сила? Воз-
можно ли?  Разум отказывается верить,  но сердце подсказывало, что это
так. Странное и какое-то головокружительное чувство раздвоенности. Ес-
ли верить сердцу,  в этой девочке таилось такое,  что никому и не сни-
лось, ну разве только этому безумцу Уэнлессу.
   Он перенес ее на кровать и уложил под одеяло.  Когда он укрывал ее,
она забормотала сквозь сон. Он не удержался и поцеловал ее.
   - Спокойной ночи, подружка.
   - Спокойной ночи, папочка, - сказала она сонным голосом. После чего
перевернулась на другой бок и затихла.
   Он постоял над ней еще немного,  а затем вышел в гостиную.  Десятью
минутами позже сюда ворвался сам Хокстеттер.
   - Генераторы отказали,  - выпалил он.  - Гроза.  Чертовы замки, все
заклинило. Как она тут...
   - Не орать,  - прошипел Рэйнберд. Он схватил Хокстеттера своими ру-
чищами за отвороты рабочего халата и рывком притянул к себе, нос к но-
су.  - И если вы еще хоть раз при ней узнаете меня,  если вы еще  хоть
раз забудете,  что я простой уборщик,  я вас убью и сделаю из вас рагу
для кошек.
   Хокстеттер издавал нечленораздельные звуки. Он давился слюной.
   - Вы меня поняли? Убью. - Рэйнберд дважды встряхнул его.
   - По-по-понял.
   - Тогда вперед, - сказал Рэйнберд и вытолкал Хокстеттера на котором
лица не было, в коридор.
   Он в последний раз обернулся, а затем выкатил свою тележку и закрыл
дверь;  замок сработал автоматически.  А Чарли спала себе  безмятежно,
как не спала уже много месяцев. А может быть, и лет.

                   МАЛЕНЬКИЕ КОСТРЫ, БОЛЬШОЙ БРАТ

   Небывалая гроза прошла. И время прошло - три недели. Затяжное влаж-
ное лето продолжало властвовать над восточной Виргинией,  но уже  рас-
пахнули свои двери школы,  и грузноватонеуклюжие желтые школьные авто-
бусы засновали взад-вперед по ухоженным дорогам вокруг Лонгмонта. В не
таком уж далеком Вашингтоне, округ Колумбия, брал разгон очередной гон
законоверчения,  сплетен и инсинуаций в привычной атмосфере  показухи,
порожденной национальным телевидением, системой продуманной утечки ин-
формации и густым туманом, который умеют напускать твердолобые.
   Все эти перемены не отразились на жизни двух особняков, построенных
до гражданской войны,  с их кондиционированными комнатами и различными
службами в нижних этажах.  Кое-что общее,  впрочем,  было: Чарли Макги
тоже начала учиться.  Идея принадлежала Хокстетеру,  но если б не Джон
Рэйнберд, Чарли ни за что бы не согласилась.
   - Хуже не будет,  - сказал он. - Разве это дело, чтобы такая умница
отстала от своих однолеток. Да если б мне, черт возьми... извини, Чар-
ли...  если б мне дали настоящее образование,  а не восемь  классов...
Драил бы я сейчас полы, как же. И потом, как-никак отвлечешься.
   И она сделала это - ради Джона. Явились учителя: молоденький препо-
даватель английского языка,  пожилая математичка,  средних лет францу-
женка в очках,  мужчина в инвалидной коляске, преподававший естествен-
ные науки.  Она их добросовестно слушала и,  кажется,  неплохо успева-
ла... но все это ради Джона.
   Джон трижды  рисковал своим местом,  передавая записки ее отцу,  и,
чувствуя собственную вину,  Чарли старалась доставить Джону удовольст-
вие.  Он и ей передавал известия об отце: с ним все в порядке, он рад,
что и с Чарли тоже,  и еще - он участвует в серии тестов. Это ее огор-
чило,  но она уже была достаточно взрослой, чтобы понимать, по крайней
мере отчасти,  - то, что нехорошо для нее, может быть хорошо для отца.
А что хорошо для нее, начинала думать она, лучше всего знает Джон. Его
бесхитростная,  несколько забавная манера говорить (не успевает  изви-
ниться, как уже опять выругался - вот умора) действовала на нее безот-
казно.
   После того разговора он больше не советовал ей что-либо  поджигать,
ни разу за десять дней.  На подобные темы они теперь говорили шепотом,
на кухне, где, сказал он, нет "жучков". Но вот однажды он спросил:
   - Ну что, Чарли, ты больше не думала насчет их предложения? - По ее
просьбе он отставил "подружку" и стал звать ее по имени.
   Ее охватил озноб. После событий на ферме Мэндерсов от одной мысли о
поджоге ее начинало колотить.  Она вся напрягалась,  руки леденели;  в
докладных Хокстеттера это называлось "умеренной фобией".
   - Я уже говорила, - ответила она. - Я не могу. И не буду.
   - Не  могу и не буду - разные вещи,  - возразил Джон.  Он мыл пол -
очень медленно, чтобы не прекращать разговора. Пошваркивала швабра. Он
говорил,  почти не шевеля тубами, будто каторжник под носом у охранни-
ка. Чарли молчала.
   - Есть кое-какие соображения, - сказал он. - Но если не хочешь слу-
шать, если ты уже все решила, тогда молчу.
   - Да нет, говори, - вежливо сказала Чарли, хотя предпочла бы, чтобы
он помолчал,  а еще лучше вообще не думал об этом, - только зря ее му-
чает. Но ведь Джон столько для нее сделал... и ей так не хотелось оби-
деть его. Она нуждалась в друге.
   - Понимаешь,  тогда, на ферме, они не приняли мер предосторожности,
- начал Рэйнберд, - и узнали, чем это пахнет. Зато теперь семь раз от-
мерят.  В самом деле, не устроят же они тесты в комнате, где полно бу-
маги и тряпок, пропитанных бензином?
   - Но ведь... Он остановил ее жестом.
   - Подожди, выслушай сначала.
   - Слушаю.
   - Они знают, что такой - э-э - такой пожарище ты устроила один раз.
А тут им нужен маленький костер,  Чарли. В этом вся штука. Костерок. А
если что и случится - да нет, исключено, ты просто сама не знаешь, что
способна теперь лучше владеть собой...  ну даже,  допустим, что-нибудь
случилось...  кто будет виноват,  а?  Ты,  что ли? После того как тебе
полгода выкручивали руки эти подонки. Тьфу ты. Извини, пожалуйста.
   Как ни жутковато все это звучало,  она прыснула в ладошку при  виде
его  вытянувшейся  физиономии.  Джон тоже улыбнулся и беспомощно пожал
плечами.
   - И еще я подумал вот о чем:  чтобы научиться себя  контролировать,
нужно тренироваться и еще раз тренироваться.
   - Не надо мне ничего контролировать, я лучше совсем не буду это де-
лать.
   - Как знать,  как знать,  - не сдавался Джон.  Он поставил швабру в
угол, отжал тряпку и вылил мыльную воду в раковину.
   В ведро полилась чистая вода. - А вдруг тебя поймают врасплох?
   - Ничего меня не поймают.
   - Или у тебя подскочит температура. От гриппа или крупозного воспа-
ления легких или,  не знаю,  какой-нибудь инфекции. - Это была одна из
немногих толковых мыслей Хокстеттера. - Тебе аппендикс вырезали?
   - Не-е-ет...
   Джон принялся начисто вытирать пол.
   - Моему  брату вырезали,  только сначала у него там все нагноилось,
так что он чуть концы не отдал. Мы ведь жили в резервации, и белым бы-
ло наплевать,  живые мы или подохли.  У брата была температура чуть не
105 по Фаренгейту,  он уже ничего не соображал,  ругался по-черному  и
разговаривал  не  поймешь с кем.  Принял нашего отца за ангела смерти,
который пришел, чтобы его унести, - представляешь, схватил нож со сто-
ла - и на родного отца... Разве я тебе не рассказывал?
   - Не-ет, - прошептала Чарли, но уже не из страха быть услышанной, а
от ужаса. - Хотел зарезать?
   - Зарезать, - подтвердил Джон, еще раз выжимая тряпку. - Но, конеч-
но, он не отвечал за свои действия. Это все высокая температура. Когда
человек в бреду, он может что угодно сказать или сделать. Что угодно.
   У Чарли все внутри похолодело. Ни о чем таком она не знала раньше.
   - Если же ты научишься контролировать этот  свой  пиро...  как  его
там...
   - Как я смогу его контролировать, если я буду в бреду?
   - Тут ты,  Чарли,  ошибаешься. - Рэйнберд обратился к метафоре Уэн-
лесса,  той самой,  которая год назад покоробила Кэпа.  - Это как нау-
чишься ходить в уборную.  Когда научишься,  как бы ни хотелось,  - все
равно дотерпишь.  У больных в бреду вся постель бывает мокрая от пота,
но чтобы обмочиться - такое случается редко.
   Правда, на  этот счет Хокстеттер был несколько иного мнения,  ну да
чего уж там...
   - Я что хотел сказать,  стоит тебе поставить это дело под контроль,
и тебе не о чем волноваться. Черт заперт в коробочку. Но сначала нужно
тренироваться и еще раз тренироваться. Как ты училась завязывать шнур-
ки или выводить буквы в детском саду.
   - Но я... я не хочу ничего поджигать! И не буду! Не буду!
   - Ну вот,  все из-за меня,  - расстроился Джон.  - Разве я думал...
Прости, Чарли. В следующий раз прикушу свой длинный язык.
   Но в следующий раз она сама завела разговор.  Это произошло  спустя
три  или четыре дня,  она успела хорошенько обдумать его построения...
и, похоже, нашла в них один изъян.
   - Они от меня не отстанут,  - сказала она. - Будут требовать, чтобы
я еще зажигала,  и еще,  и еще. Если бы ты знал, как они за нами гоня-
лись! Они не отвяжутся) Сначала, скажут, маленький костер, потом боль-
ше, потом еще больше, потом... Я боюсь... боюсь!
   Воистину, он не переставал ею восхищаться.  Интуиция и природный ум
были у нее отточены до совершенства. Интересно, что сказал бы Хокстет-
тер,  узнай  он,  что Чарли Макги в двух словах сформулировала их тща-
тельно разработанный сверхсекретный план.  Все их отчеты,  посвященные
Чарли,  поднимали вопрос о том,  что пирокинез был лишь одним,  пускай
главным ее псионическим даром, - к числу прочих Рэйнберд относил инту-
ицию.  Ее  отец несколько раз повторил,  что Чарли знала о приближении
агентов - Эла Стейновица и прочих - к ферме Мэндерсов,  знала  задолго
до того, как их увидела. Есть от чего хвост прижать. Если в один прек-
расный день ее интуиция обратится на его,  Джона, личность... говорят,
никакой ад не сравнится с оскорбленной женщиной,  а Чарли, обладай она
хоть половиной тех способностей,  которые он в ней подозревал,  вполне
способна устроить ад,  во всяком случае его точную копию.  И тогда ему
станет очень жарко.  Что ж, это добавляло остроты в его будни - что-то
в последнее время они пресноваты.
   - Чарли,  - ободряюще сказал он, - ты ведь не будешь это делать за-
даром.
   Она озадаченно смотрела на него. Джон вздохнул.
   - Не знаю даже,  как объяснить, - сказал он. - Привязался я к тебе,
вот что.  Ты мне вроде дочки.  Как подумаю, что они тебя держат в этой
клетке, к отцу не пускают, не разрешают гулять, играть, как другим де-
вочкам... меня аж зло берет.
   Она слегка поежилась, увидев, как сверкнул его здоровый глаз.
   - Ты  можешь многого добиться,  если согласишься иметь с ними дело.
Тебе останется только время от времени дергать за ниточки.
   - Ниточки... - повторила Чарли, заинтригованная.
   - Именно! Они еще разрешат тебе на солнышке погреться, вот увидишь.
Может, и в Лонгмонт свозят купить чего-нибудь.
   Переберешься из  этой поганой клетки в нормальный дом.  Поиграешь с
другими ребятами. Увидишь...
   - Папу?
   - Ну конечно.
   Конечно - нет, ибо стоит им увидеться и сопоставить информацию, как
добрый  дядя уборщик окажется слишком добрым,  чтобы поверить в непод-
дельность его доброты. Рэйнберд не передал Энди Макти ни единой запис-
ки.  Хокстеттер посчитал, что игра не стоит свеч, и хотя его соображе-
ния Рэйнберд обычно в грош не ставил,  на этот раз пришлось согласить-
ся.
   Одно дело  заморочить  восьмилетней девочке голову сказками про то,
что на кухне нет "жучков" и можно шепотом говорить на  любые  темы,  и
другое - потчевать этими сказками ее отца,  путь даже смурного от нар-
котиков.  Может статься,  не настолько уж он смурной, чтобы не сообра-
зить,  какую игру они затеяли с Чарли,  поскольку испокон веку полиция
прибегает к этой игре в доброго и злого  следователя,  когда  ей  надо
расколоть преступника.
   Вот и приходилось поддерживать легенду о записках,  передаваемых ее
отцу,  а заодно и другие легенды. Да, он видел Энди, и довольно часто,
но исключительно на экране монитора.  Да,  Энди участвует в серии тес-
тов,  но он давно выхолощен,  он не сумел бы внушить даже ребенку, что
кукурузные  хлопья  -  это вкусно.  Энди превратился в большой толстый
ноль,  для которого не существует даже собственной  дочери  -  ничего,
кроме ящика и очередной таблетки.  Если бы она увидела,  что они с ним
сделали,  она бы окончательно замкнулась, а ведь Рэйнберд ее уже почти
открыл.  Да она сейчас сама рада обманываться. Поэтому все что угодно,
только не это.  Чарли Макги никогда не увидит отца.  Рэйнберд подозре-
вал,  что Кэп уже готов отправить Макги на Маун, за колючую проволоку,
благо свой самолет под рукой. Но об этом ей знать совсем уж ни к чему.
   - Думаешь, они мне разрешат с ним увидеться?
   - Спрашиваешь, - ответил он не задумываясь. - Не сразу, конечно. Он
ведь  их  козырная  карта  в игре с тобой.  Но если ты вдруг скажешь -
стоп,  никаких больше экспериментов,  пока я не увижу папу...  - Фраза
повисла  в воздухе.  Соблазнительная приманка.  Правда,  насаженная на
острый крючок и к тому же отравленная,  но в таких тонкостях эта храб-
рая маленькая рыбка не разбиралась.
   Она в задумчивости смотрела на него.  Больше она ничего не сказала.
Тогда.
   А спустя неделю Рэйнберд резко изменил тактику.  Не  то  чтобы  был
конкретный повод,  скорее интуиция подсказала,  что с советами ему уже
нечего соваться.  Сейчас больше пристала роль смиренника - так  Братец
Кролик смиренно упрашивал Братца Лиса не бросать его в терновник.
   - Помнишь наш разговор?  - начал Рэйнберд.  Он натирал пол в кухне.
Чарли с преувеличенным интересом рылась в недрах открытого холодильни-
ка.  Она стояла нога за ногу, так, что видна была нежно-розовая пятка,
в этой позе было что-то от уже зрелого детства,  что-то почти девичес-
кое и все же ангельскиневинное. Он опять почувствовал прилив нежности.
Чарли повернула к нему голову. Конский хвостик лег на плечо.
   - Да, - неуверенно сказала она. - Помню.
   - Я вот о чем подумал: ну куда я лезу со своими советами? Да я даже
не знаю, как взять ссуду в банке, не то что...
   - Ну при чем тут это, Джон?
   - Притом.  Имей  я  голову  на плечах,  я бы сейчас был вроде этого
Хокстеттера. С дипломом.
   В ее ответе звучало открытое презрение:
   - Папа говорит, любой дурак может получить диплом - были бы деньги.
   Он поздравил себя с удачей.

   Через три дня рыбка проглотила приманку.
   Чарли сказала, что  согласна принять участие  в их тестах.   Но она
будет осторожна. И  заставит их тоже  быть осторожными, если  они сами
не  примут  мер.  Ее  личико,  осунувшееся  и  бледненькое,   исказила
страдальческая гримаса.
   - А ты хорошо подумала? - спросил ее Джон.
   - Хорошо, - прошептала она.
   - Ты делаешь это для них?
   - Нет!
   - Правильно. Для себя?
   - Да. Для себя. И для папы.
   - Тогда ладно, - сказал он. - Но ты должна их заставить плясать под
твою дудку. Слышишь, Чарли? Ты им показала, что умеешь быть жесткой. И
сейчас не давай слабину.  Не то они сразу возьмут тебя в оборот.  Будь
жесткой. Понимаешь, о чем я?
   - Да... кажется.
   - Они свое получили - ты получаешь свое.  Каждый раз.  Ничего зада-
ром.  - Он вдруг ссутулился. Огонь потух в глазу. Всякий раз, когда он
становился таким вот подавленным и разнесчастным,  это  было  для  нее
тяжким зрелищем.  - Не позволяй им обращаться с собой так, как обраща-
лись со мной.  Я отдал за свою страну четыре года  жизни  и  вот  этот
глаз.  Полгода я просидел в земляной яме, погибал от лихорадки, ел на-
секомых, весь завшивел, задыхался в собственном дерьме. А когда я вер-
нулся домой,  мне сказали:  "Спасибо тебе,  Джон", - и вручили швабру.
Они меня обокрали, Чарли. Поняла? Не давай им себя обокрасть.
   - Поняла, - сказала она звенящим голосом. Лицо его немного просвет-
лело, он даже улыбнулся.
   - И когда же прозвучит сигнал к бою?
   - Завтра я должна увидеться с Хокстеттером.  Скажу, что согласна...
только чуть-чуть. И скажу ему, чего хочу я.
   - Ты поначалу-то много не запрашивай, Чарли. Это как торговая сдел-
ка - я тебе, ты мне. Услуга за услугу, верно? Она кивнула.
   - Но  ты  им покажешь,  у кого в руках поводья?  Покажешь,  кто тут
главный?
   - Покажу.
   Он еще шире улыбнулся.
   - Так их, подружка!

   Хокстеттер был в ярости.
   - Что за игру вы затеяли,  черт подери!  - кричал он на  Рэйнберда.
Они сидели в кабинете у Кэпа.  "Раскричался, - подумал Рэйнберд. - Это
в его присутствии ты такой смелый". Но, присмотревшись, как горят гла-
за Хокстеттера,  как побелели костяшки пальцев и заалели щеки, он счел
за лучшее во всеуслышание признать, что, пожалуй, переборщил. Осмелил-
ся вторгнуться в священные владения Хокстеттера. Одно дело было вытол-
кать его взашей в день аварии - Хокстеттер допустил грубейший промах и
знал это. Но тут разговор другой.
   Рэйнберд обдумывал положение. И молча смотрел на Хокстеттера.
   - Вы сделали все,  чтобы завести нас в тупик! Вам, черт возьми, от-
лично известно,  что ей не видать отца как собственных ушей! "Они свое
получили - ты получаешь свое", - в бешенстве передразнил Хокстеттер. -
Идиот!
   Рэйнберд все так же пристально смотрел ему в глаза.
   - Лучше вам не повторять это слово,  - произнес он совершенно бесс-
трастно. Хокстеттер вздрогнул... почти незаметно.
   - Джентльмены, - вмешался Кэп; голос у него был усталый. - Я бы вас
попросил...
   Перед ним лежал магнитофон. Они только что прослушали запись сегод-
няшнего разговора Рэйнберда и Чарли.
   - Судя по всему,  от доктора Хокстеттера ускользнул один момент: он
и его команда наконец-то приступят к делу, - заметил Рэйнберд. - В ре-
зультате чего их практический опыт обогатится на сто процентов, если я
в ладах с арифметикой.
   - Вам просто повезло.  Непредвиденный случай,  - пробурчал Хокстет-
тер.
   - Что  же  это у всех вас не хватило фантазии подстроить такой слу-
чай? - отпарировал Рэйнберд. - Увлеклись, видно, своими крысами.
   - Хватит! - не выдержал Кэп. - Мы собрались здесь не для того, что-
бы выслушивать взаимные нападки.  Перед нами несколько иная задача.  -
Он повернулся к Хокстеттеру. - Вам представилась возможность сыграть в
свою игру,  - сказал он. - Должен вам заметить, что вы могли бы выска-
зать больше признательности.
   Хокстеттер что-то проворчал в ответ. Кэп повернулся к Рэйнберду:
   - Вместе с тем я считаю, что в роли индийских сипаев вы зашли слиш-
ком далеко.
   - Вы считаете?  Значит, вы так и не поняли. - Он переводил взгляд с
Кэпа на Хокстеттера и обратно.  - По-моему, вы оба проявляете чудовищ-
ное непонимание.  У вас здесь два детских психиатра,  и если это общий
уровень, я не завидую детям с нарушенной психикой.
   - Критиковать легко, - подал голос Хокстеттер. - В этой...
   - Вы просто не понимаете,  как она умна,  - перебил его Рэйнберд. -
Не  понимаете,  насколько  быстро  она  ориентируется  в цепи причин и
следствий. Иметь с ней дело - это все равно что пробираться через мин-
ное поле.  Если бы я не подал ей идею кнута и пряника,  она сама бы до
нее додумалась.  Сделав это первым, я еще больше укрепил ее доверие ко
мне... иными словами, превратил минус в плюс.
   Хокстеттер открыл было рот.  Кэп остановил его движением руки и об-
ратился к Рэйнберду. Он говорил с ним мягким примирительным тоном, ка-
кой не приходилось слышать кому-нибудь другому... но ведь это и был не
кто-нибудь, а Рэйнберд.
   - И все же факт остается фактом - вы несколько  ограничили  возмож-
ности Хокстеттера и его людей.  Раньше или позже она сообразит, что ее
главная просьба - увидеться с отцом - не будет удовлетворена. Кажется,
мы  все сошлись на том,  что пойти ей в этом навстречу значило бы нав-
сегда потерять ее.
   - Бесспорно, - вставил Хокстеттер.
   - А если она действительно так умна,  - продолжал Кэп, - она выска-
жет эту невыполнимую просьбу скорее раньше, чем позже.
   - Выскажет,  - согласился Рэйнберд,  - и это будет конец. Увидев, в
каком он состоянии,  она сразу поймет,  что все это время я ее обманы-
вал.  И  тут же смекнет,  что все это время я был у вас за подсадного.
Следовательно, весь вопрос в том, как долго вы сможете протянуть.
   Рэйнберд подался вперед.
   - Учтите два момента.  Первый:  вам придется примириться с  мыслью,
что она не будет зажигать для вас костры. Она не автомат, а просто де-
вочка,  которая соскучилась по отцу.  С ней нельзя, как с лабораторной
крысой.
   - Мы и без вас... - взорвался было Хокстеттер.
   - То-то и оно, что нет, - не дал ему закончить Рэйнберд. - Так вот,
это знает любой экспериментатор.  Принцип  кнута  и  пряника.  Зажигая
костры, Чарли будет думать, что она соблазняет вас пряником и что вы -
а значит,  и она - шаг за шагом приближаетесь к ее отцу. На самом деле
все, разумеется, наоборот. В данном случае пряник - ее отец, и соблаз-
нять ее этим пряником будем мы.  Если перед носом у мула держать лако-
мый кусок,  он перепашет вам все поле.  Ибо мул глуп. Но эта девочка -
нет.
   Он сверлил глазом то Кэпа, то Хокстеттера.
   - Я готов повторять это снова и снова.  Что, легко вогнать гвоздь в
железное дерево?  Та еще работенка,  но вы почему-то постоянно об этом
забываете.  Рано или поздно она вас раскусит и сыграет  отбой.  Потому
что она не мул. И не лабораторная крыса.
   "А ты только и ждешь, когда она выйдет из игры, - подумал Кэп с ти-
хой ненавистью. - Ждешь, когда ты сможешь отправить ее на тот свет".
   - Итак, это отправная точка, - продолжал Рэйнберд. - Начинайте экс-
перименты.  А дальше думайте, как максимально протянуть их. Закончатся
эксперименты - валяйте, систематизируйте. Если соберете достаточно ин-
формации, получите вознаграждение в больших купюрах. Съедите свой пря-
ник. И можете снова впрыскивать ваше зелье разным олухам.
   - Вы опять за оскорбления? - голос Хокстеттера задрожал.
   - При чем тут вы? Это я про олухов.
   - И как же, по-вашему, можно протянуть эксперименты?
   - Чтобы ее завода хватило на первое время, будете давать ей малень-
кие поблажки,  - ответил Рэйнберд.  - Пройтись по лужайке.  Или... все
девочки любят лошадей.  Пять-шесть костров она вам устроит  только  за
то,  чтобы прокатиться на лошадке по верховой тропе - понятно,  не без
помощи грума.  Я думаю, этого вполне хватит, чтобы дюжина бумагомарак,
вроде Хокстеттера,  еще пять лет потом исполняла победный танец. Хокс-
теттер рывком встал из-за стола:
   - С меня хватит!
   - Сядьте и помолчите,  - одернул его Кэп.  Побагровевший Хокстеттер
готов был ринуться в бой,  но весь его запал улетучился так же быстро,
как возник, даже слезы навернулись. Он снова сел.
   - Свозите ее в город за покупками, - продолжал Рэйнберд. - В увесе-
лительный парк - покататься на машинках.  Скажем, в компании с Джоном,
добрым дядей уборщиком.
   - Вы всерьез думаете, - подал голос Кэп, - что этими подачками...
   - Нет,  не думаю. Долго так продолжаться не может. Раньше или позже
она опять спросит про отца.  Она ведь тоже человек.  И у нее есть свои
желания. Она с готовностью поедет куда скажете, ибо считает: услуга за
услугу.  Но в конце концов опять встанет вопрос о любимом папочке. Она
не из тех, кого можно купить. Ее голыми руками не возьмешь.
   - Итак,  приехали, - задумчиво произнес Кэп. - Все выходят из маши-
ны.  Проект исчерпан.  На данном этапе,  во всяком случае. - По разным
причинам он испытывал огромное облегчение от подобной перспективы.
   - Нет, не приехали, - сказал Рэйнберд со своей леденящей улыбкой. -
У  нас  в  запасе будет еще одна козырная карта.  Один большой пряник,
когда уже не останется маленьких. Я не имею в виду Гран-при - ее отца,
но кое-что способно заставить ее проехать еще немного.
   - Что же? - спросил Хокстеттер.
   - Догадайтесь.  - С лица Рэйнберда не сходила улыбка,  но больше он
не сказал ни слова. Кэп, может, и сообразит, хотя за последние полгода
он сильно развинтился. И все же мозги у него даже в среднем режиме ра-
ботают куда лучше,  чем у его  подчиненных  (включая  претендентов  на
престол) с предельной нагрузкой. Что до Хокстеттера, то этот ни за что
не сообразит.  Он уже поднялся на несколько ступенек выше собственного
уровня некомпетентности - своего рода подвиг,  который вообще-то легче
совершить государственным чиновникам,  чем кому-либо другому. Хокстет-
тер  давно разучился брать след по запаху.  А впрочем,  догадаются они
или нет,  каким будет последний  пряник  (так  сказать,  поощрительный
приз) в этом маленьком соревновании,  не столь уж важно;  на результат
не повлияет.  В любом случае он,  Рэйнберд,  пересядет за баранку. Он,
конечно,  мог задать им вопрос: кто, по-вашему, отец девочки после то-
го,  как вы ее лишили отца?
   Но пусть сами догадаются.
   Если сумеют. С лица Джона Рэйнберда не сходила улыбка.

   Энди Макти сидел перед телевизором.  Мерцал янтарный глазок коробки
дистанционного управления.  На экране Ричард Дрейфус пытаются  изобра-
зить некое подобие Чертова Пальца - вроде тех,  в пустыне, где призем-
лялись эти тарелочки - в домашних условиях. Энди наблюдал за его дейс-
твиями с глуповато-блаженным лицом.  При этом он был натянут как стру-
на. Сегодня контрольный день.
   Три недели,  прошедшие после аварии, превратились для Энди в пытку,
когда едва переносимое напряжение сменялось почти преступной радостью.
Он хорошо понимал состояние оруэлловского Уинстона Смита,  который  на
какое-то время ошалел от своего подпольного бунтарства.  У него, Энди,
появилась тайна. Она точила и терзала его, как всякая сокровенная тай-
на,  но она же вернула ему бодрость духа и былые силы. Он обошел их на
полкорпуса.  Одному богу известно,  хватит ли его на всю дистанцию, но
первый рывок сделан.
   До десяти  оставалось  совсем немного - в десять придет Пиншо,  как
всегда улыбаясь.  Они вдвоем отправятся в сад  на  утреннюю  прогулку,
чтобы обсудить, как "подвигаются его дела". Энди даст ему посыл... по-
пытается дать. Он бы давно это сделал, когда б не телемониторы и пона-
тыканные всюду "жучки".  Ожидание позволило ему обдумать стратегию на-
падения,  еще и еще раз проверить наиболее уязвимые места.  Кое-что  в
сценарии он мысленно переписал, и не один раз.
   Ночами, лежа в темноте,  он неотвязно думал: Большой Брат все время
смотрит на тебя.  Помни от этом каждую секунду,  об этом прежде всего.
Ты под колпаком у Большого Брата, поэтому, чтобы спасти Чарли, ты дол-
жен их всех перехитрить.
   Он спал как никогда мало,  в основном потому,  что опасался загово-
рить во сне.  Иногда часами лежал, боясь даже пошевелиться, - вдруг их
насторожит, что накачанный наркотиками человек ведет себя излишне бес-
покойно.  А когда его все же смаривало, спал чутко, видел странные сны
(его преследовал одноглазый Джон Сильвер,  долговязый пират с деревян-
ной ногой) и то и дело просыпался.
   Избавляться от  торазина  оказалось  проще простого - они ведь были
уверены,  что он без наркотика не может. Ему теперь приносили таблетки
четыре  раза в день и ни о каких тестах со времени аварии не заговари-
вали. "Похоже, они махнули на меня рукой, - решил Энди, - и сегодня на
прогулке Пиншо сообщит мне об этом".
   Иногда он, откашливаясь, выплевывал таблетки в кулак, а затем вмес-
те с объедками отправлял в мусоропровод.  Иногда он прихватывал  их  в
туалет. А то еще делал вид, будто запивает их пивом, а сам сплевывал в
полупустую банку,  где они благополучно растворялись. Про банки он как
бы забывал и,  когда пиво окончательно выдыхалось, выливал его в рако-
вину.
   Видит бог,  все это он делал  не  профессионально,  чего  наверняка
нельзя было сказать о тех,  кто за ним наблюдал. Но вряд ли они сейчас
наблюдали за ним так уж пристально.  В противном случае, рассуждал он,
его бы давно накрыли. И весь сказ.
   Дрейфус вместе с женщиной, чей сын в данный момент катался на таре-
лочке в компании инопланетян,  карабкался по  склону  Чертова  Пальца,
когда раздался короткий зуммер,  что означало: открывается дверь. Энди
едва не подскочил. Ну вот, пронеслось в голове.
   Вошел Герман Пиншо. Он был ниже ростом, чем Энди, хрупкий, изящный;
с  первого  дня Энди почувствовал в нем что-то женственное,  хотя и не
мог себе объяснить,  что именно. Сегодня Пинщо был в серой водолазке и
легком костюме - как с картинки сошел. И, как всегда, улыбочка.
   - Доброе утро, Энди, - сказал он.
   - А?  - встрепенулся тот и, помедлив, словно в раздумье, ответил: -
Здравствуйте, доктор.
   - Ничего, если я выключу? У нас ведь сегодня прогулка, не забыли?
   - Да? - Энди нахмурился, но затем лоб его разгладился. - Ладно. Во-
обще-то я его не первый раз смотрю. Конец мне нрайится. Очень красиво.
Он улетает на тарелочке, представляете? К звездам.
   - Красиво,  - согласился Пиншо и выключил телевизор. - Ну что, пой-
дем?
   - Куда? - спросил Энди.
   - На прогулку, - терпеливо повторил Пиншо. - Вспомнили?
   - А-а, - кивнул Энди, - да-да. Он поднялся.
   Дверь из  апартаментов  Энди выходила в просторный холл с кафельным
полом.  Свет здесь был рассеянный,  приглушенный. Где-то рядом находи-
лись  диспетчерская  или вычислительный центр;  там едва слышно гудели
машины, туда входили с перфокартами, а выходили с кипой распечаток.
   Под дверью Макги прогуливался молодой человек в спортивного  покроя
пиджаке, словно только что из магазина, - сразу видно, правительствен-
ный агент.  Под мышкой пиджак слегка оттопыривался. Агент торчал здесь
согласно  инструкции,  и  как только они с Пиншо начнут удаляться,  он
последует за ними - разговора он слышать не будет,  однако из виду  их
не выпустит. С этим, подумал Энди, сложностей не возникнет.
   Они направились к лифту, агент пристроился сзади. Сердце у Энди ко-
лотилось - казалось,  сотрясается грудная клетка.  Вместе с тем он без
видимых усилий подмечал детали. С десяток дверей без табличек. Некото-
рые из них бывали открытыми,  когда Энди проходил ранее по этому кори-
дору, - например, тут была какая-то специализированная библиотека, фо-
токопировальная комната,  но остальные представляли для него  загадку.
Чарли может находиться за любой из этих дверей...  или вообще в другом
здании.
   Они вошли в лифт,  где бы запросто разместилась больничная каталка.
Пиншо достал связку ключей, повернул один из них в замке и нажал кноп-
ку (все кнопки были без обозначений).  Внутренние створки закрылись, и
кабина поплыла вверх.  Агент удобно расположился в дальнем углу.  Энди
стоял, засунув руки в карманы своих "Ли Райдерс", на лице его блуждала
бессмысленная улыбка.
   Дверь лифта открылась, и они оказались в бывшем бальном зале. Блес-
тел отполированный паркетный пол.  В глубине огромного зала  лестница,
сделав два изящных витка,  уходила наверх.  Застекленные двустворчатые
двери слева приглашали на залитую солнцем террасу,  за которой  откры-
вался сад камней. Справа, из-за полуприкрытых дубовых дверей, доносил-
ся стук пишущих машинок,  едва успевавших переваривать дневную  норму.
Воздух был наполнен запахами цветов.
   Пересекая следом за Пиншо бальный зал, Энди не преминул высказаться
по поводу великолепного паркета,  как будто он видел его впервые.  Они
вышли через застекленные двери в сад и за ними, как тень, вышел агент.
Здесь было совсем тепло и очень влажно. Лениво жужжали пчелы. За садом
камней тянулись кусты гидрангии,  форзиции и рододендронов.  Ни на се-
кунду не умолкая,  вершили свой нескончаемый труд газонокосилки.  Энди
потянулся к солнцу,  и выражение благорадности на его лице было непод-
дельным.
   - Как вы себя чувствуете, Энди? - спросил Пиншо.
   - Прекрасно. Прекрасно.
   - Знаете, сколько вы уже здесь? Почти полгода, - произнес Пиншо то-
ном легкого удивления - дескать,  надо же,  как летит время, когда жи-
вешь в свое удовольствие. Они свернули направо по гравийной дорожке. В
неподвижном  воздухе  стоял смешанный аромат жимолости и лавра.  Вдоль
берега, неподалеку от особняка по ту сторону пруда, легким галопом шли
две лошади.
   - Долго, - сказал Энди.
   - Да,  долго,  - улыбнулся Пиншо. - И мы пришли к выводу, Энди, что
ваша сила...  пошла на убыль.  Да вы и сами знаете - результаты тестов
неудовлетворительны.
   - Это все ваши таблетки,  - с укором сказал Энди. - Что я могу сде-
лать, когда у меня туман в голове.
   Пиншо прокашлялся,  но не стал напоминать ему о том, что когда про-
водились  первые  три серии тестов,  оказавшиеся столь же бесплодными,
наркотиков еще не было и в помине.
   - Я ведь делал что мог, доктор Пиншо. Я старался.
   - Да-да.  Разумеется.  Вот мы и думаем - точнее,  я думаю, - что вы
заслужили отдых.  У нас есть лагерь на Мауи, это в Гавайском архипела-
ге.  Я сейчас сажусь за полугодовой отчет.  Так вот, Энди, хотите... -
Пиншо весь сиял,  словно ведущий в телеиграх,  а тон был такой,  каким
объявляют ребенку,  что его ожидает невероятный сюрприз,  - хотите,  я
предложу, чтобы вас ненадолго туда послали?

   Ненадолго - это года два, подумал Энди. А может, все пять. Они, ко-
нечно,  будут приглядывать за ним на случай,  если вернется дар внуше-
ния...  или, так сказать, подержат в прикупе на случай, если возникнут
непредвиденные трудности с Чарли. А кончится все, как водится, наездом
или лошадиной дозой снотворного,  или "самоубийством". И станет он, по
выражению Оруэлла, несуществом.
   - А лекарство мне будут давать? - забеспокоился Энди.
   - Обязательно, - ответил Пиншо.
   - Гавайи... - мечтательно протянул Энди. Вдруг он повернулся к Пин-
шо  и попробовал сработать под простачка:  - Доктор Хокстеттер меня не
отпустит. Он меня не любит, я знаю.
   - Ну что вы, - возразил Пиншо, - очень даже любит. И потом, Энди, я
вас пасу,  а не доктор Хокстеттер. Так что не волнуйтесь, он меня под-
держит.
   - Но вы ведь еще не подали докладную? - уточнил Энди.
   - Нет.  Сначала я решил переговорить с вами. Да уверяю вас, одобре-
ние Хокстеттера - это всего лишь формальность.
   - Пожалуй,  стоит  провести еще одну серию тестов,  - сказал Энди и
дал Пиншо легкий посыл. - Для страховки.
   Зрачки у Пиншо как-то странно дрогнули. Улыбочка застыла, а затем и
вовсе сошла. Теперь уже у Пиншо был вид человека, накачанного наркоти-
ками,  на что Энди взирал не без тайного удовольствия.  А где-то рядом
гудели на цветах пчелы. Долетал густой дурманящий запах свежескошенной
травы.
   - Когда будете писать докладную, предложите провести еще одну серию
тестов, - повторил Энди.
   Взгляд Пиншо прояснился. На губах вновь заиграла неподражаемая улы-
бочка.
   - О Гавайях, смотрите, никому ни слова, - сказал он. - А пока что я
напишу докладную и предложу еще одну серию тестов.  Я думаю, стоит это
сделать. Для страховки.
   - Но потом я смогу поехать на Гавайи?
   - Да, - подтвердил Пиншо. - Потом.
   - Чтобы провести эти тесты, понадобится месяца три, верно?
   - Да,  около трех месяцев. - Пиншо так и млел - он сейчас напоминал
учителя, слушающего ответ лучшего своего ученика.
   Они приближались к пруду.  По зеркальной глади тихо скользили утки.
Собеседники остановились у  воды.  Агент,  держась  поодаль,  провожал
взглядом  наездников,  мужчину средних лет и женщину,  трусивших бок о
бок вдоль того берега,  почти у кромки воды.  Их отражения перечеркнул
длинный след,  тянувшийся за белой уткой. Энди подумалось, что эта па-
рочка странным образом вызывает в памяти рекламку страховой компании -
из тех,  что непременно вылетают,  стоит развернуть утреннюю газету, и
падают тебе на колени или... в кофе.
   В висках у него немного стучало.  Пока ничего угрожающего. Хуже то,
что от волнения он чуть не подтолкнул Пиншо сильней,  чем следовало, а
это могло привлечь внимание агента.  Правда, молодой человек смотрел в
другом направлении, но Энди были знакомы их уловки.
   - Расскажите мне о здешних дорогах и вообще о местности, - попросил
он вполголоса Пиншо и снова легонько подтолкнул его.  Из обрывков раз-
говоров он знал,  что Контора находится не очень далеко от Вашингтона,
но не так близко, как оперативная база ЦРУ в Лэнгли. Этим его осведом-
ленность исчерпывалась.
   - Тут стало очень красиво, - мечтательно сказал Пиншо, - после того
как заделали все отверстия.
   - Да,  - согласился Энди и замолчал. Посыл иногда погружал человека
в  транс,  вызванный  каким-нибудь воспоминанием,  как правило,  через
весьма далекую ассоциацию,  и обрывать его не стоило ни при каких обс-
тоятельствах.  В противном случае можно породить эффект эха, от эха же
недалеко до рикошета,  ну,  а рикошет способен привести к... да, собс-
твенно, к чему угодно. Нечто подобное произошло с одним из мелких слу-
жащих,  этих уолтеров митти,  которым он внушал веру в себя, и Энди не
на  шутку перепугался.  Тогда все кончилось хорошо,  но если его друга
Пиншо вдруг начнут одолевать кошмары, тут уж не будет ничего хорошего.
   - Моей жене он понравился,  - продолжал Пиншо все так же мечтатель-
но.
   - О чем вы? - спросил Энди. - Кто понравился?
   - Новый мусоросборник. Он очень... И умолк.
   - Красивый,  - подсказал Энди. Молодой человек в спортивном пиджаке
подошел поближе: над верхней губой у Энди выступил пот.
   - Очень красивый, - подтвердил Пиншо и уставился на воду. Агент по-
дошел совсем близко,  и Энди лихорадочно подумал, что придется, навер-
ное, еще раз подтолкнуть Пиншо. Тот не подавал признаков жизни - вроде
перегоревшего кинескопа.
   Агент поднял с земли какую-то деревяшку и швырнул ее в пруд. По во-
де побежали мерцающие круги. Пиншо встрепенулся.
   - Места здесь очень красивые,  - заговорил он.  - Холмистые.  Зани-
маться  верховой  ездой - одно удовольствие.  Мы с женой хотя бы раз в
неделю стараемся выбираться.  Если не ошибаюсь, ближайший город на за-
пад...  точнее на юго-запад - Дон. Городишко. Мимо него проходит 301-я
автострада. Ближайший на восток - Гезер.
   - Мимо Гезера тоже проходит автострада?
   - Нет. Обычная дорога.
   - Куда ведет 301-я автострада?
   - Если на юг,  то почти до Ричмонда.  А на север... прямо до округа
Колумбия.
   Энди   собирался спросить  про Чарли, уже продумал  вопросы, но его
несколько     смутила    реакция   Пиншо.  Его   ассоциации - ж е н а,
о т в е р с т и я,  к р а с и в о  и,   что   совсем   уж   непонятно,
м у с о р о с б о р н и к  удивляли  и   настораживали.  Хотя  Пиншо и
поддается  внушению,  вполне  возможно,  что  он  не  самый подходящий
объект  для  этой  цели.   Возможно,  у  него  какие-то  отклонения  в
психике,  и,  пусть  он  производит  впечатление нормального человека,
одному  богу  известно,  какие  взрывные  силы,  находящиеся  пока   в
относительном равновесии, могут  дремать под этой  оболочкой. Воздейс-
твие  на  людей  с  неустойчивой  психикой  способно  привести к самым
неожиданным последствиям. Если  бы не их  тень, агент, он,  пожалуй, и
рискнул бы (после  того, что с  ним тут учинили,  плевать он хотел,  в
конце  концов,  на  бедную  голову  Германа Пиншо), а тут испугался...
Психиатры  -  эти,  обладай  они  даром внушения, спешили осчастливить
всех направо и налево... но Энди Макги не был психиатром.
   Наверное, глупо было из единичного случая делать столь далеко  иду-
щие выводы; с подобной реакцией ему приходилось сталкиваться и раньше,
однако ничем серьезным ни разу не пичкали. Но от Пиншо можно ждать че-
го угодно. Пиншо слишком много улыбается.
   Внезапно до  него донесся убийственно-холодный голос из глубин под-
сознания,  из этого бездонного колодца:  СКАЖИ ЕМУ,  ЧТОБЫ ШЕЛ ДОМОЙ И
ПОКОНЧИЛ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. И ПОДТОЛКНИ. ПОДТОЛКНИ ИЗО ВСЕХ СИЛ.
   От этой мысли его бросило в жар,  даже нехорошо стало;  он поспешил
от нее отделаться.
   - Ну что, - прорезался Пиншо; он осмотрелся по сторонам с довольной
улыбочкой. - Направим наши стопы обратно?
   - Да, - сказал Энди.
   Итак, начало положено.  Только с Чарли по-прежнему полная неизвест-
ность.

                          СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

   От кого                Германа Пиншо
   Кому                   Патрику Хокстеттеру
   Дата                   12 сентября
   О чем                  Энди Макги

   За эти три дня я еще раз просмотрел свои записи и прослушал пленки,
а также поговорил с Макги. После обсуждения от 5/9 ничего существенно-
го не произошло,  однако, если нет возражений, я бы повременил с Гава-
йями (как говорит капитан Холлистер, "дело только в деньгах"!).
   Мне думается,  Пат,  стоит провести еще одну, заключительную, серию
тестов - для страховки. После чего можно смело отправлять его на Мауи.
На заключительную серию, я думаю, понадобится месяца три.
   Если вы не против, я подготовлю необходимые бумаги.
                                            Герм

                          СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

   От кого                П.X.
   Кому                   Герману Пиншо
   Дата                   13 сентября
   О чем:                 Энди Макги

   Я вас не понимаю! На последнем обсуждении мы все - и вы тоже - сош-
лись  на том,  что от Макги столько же проку,  сколько от перегоревшей
пробки. Что за сомнения? Это вам не в бридж играть.
   Если это будет  у к о р о ч е н н а я    серия,  тогда   возражений
нет. На  следующей неделе  мы принимаемся  за девочку  (боюсь, кое-кто
переусердствовал и теперь нам с  ней недолго удастся поработать),   и,
может  быть,  есть  смысл  придержать  пока  ее  отца...  в   качестве
"огнетушителя"!
   Согласен, возможно, "дело только в деньгах", но это деньги налогоп-
лательщиков, и легкомыслие в этом вопросе не поощряется, Герм. О с о -
б е н н о  капитаном Холлистером. Учтите на будущее.
   Рассчитывайте на  шесть,  от  силы  восемь  недель - разве что дело
сдвинется с мертвой точки.  В этом случае можете скормить мне  лепешки
"собачья радость".
                                            Пат

   - Нет, - сказала Чарли. - Не так. - Повернулась и вновь направилась
к выходу. Она была бледная, вся - комок нервов. Под глазами синяки.
   - Эй, эй, постой-ка... - Хокстеттер с вытянутыми руками бросился на
перехват. - Что не так, Чарли? - спросил он, изображая на лице улыбку.
   - Все, - ответила она. - Все не так.
   Хокстеттер обвел взглядом комнату.  В углу телекамера "Сони". Утоп-
ленный в стене из прессованной пробки кабель от нее ведет к  видеомаг-
нитофону, что установлен на КП в соседней комнате. Посередине стол, на
нем металлический поднос с деревянной стружкой.  Слева  электроэнцефа-
лограф, опутанный проводами. За пультом молодой оператор в белом хала-
те.
   - "Все" - это не объяснение. - Хокстеттер продолжал поотечески улы-
баться,  хотя  его распирала злость.  Даже человек,  не умеющий читать
мысли, понял бы это - по его глазам.
   - Вы не слушаете,  что вам говорят!  - Ее голос  зазвенел.  -  Один
только...
   (ОДИН ТОЛЬКО ДЖОН СЛУШАЕТ, НО ОБ ЭТОМ НЕ СКАЖЕШЬ)
   - А ты нам объясни, как надо сделать, - вкрадчиво попросил Хокстет-
тер.
   Чарли не смягчилась.
   - Надо было сразу слушать!  Железный поднос - правильно,  а все ос-
тальное - неправильно. Стол у вас деревянный, и стены воспла... пламе-
няющиеся. И одежда на нем - тоже. - Она показала на оператора, который
слегка поежился.
   - Чарли...
   - И эта камера!
   - Чарли, камера из...
   - Из пластмассы!  Если станет очень жарко, она разлетится на мелкие
кусочки.  И воды нет! Я же сказала, мне нужна вода, когда я захочу ос-
тановиться.  Так меня учили папа с мамой.  Мне нужна вода, чтобы пога-
сить это. Иначе... иначе...
   Чарли разрыдалась.  Она хотела к Джону. Она хотела к отцу. И больше
всего,  больше всего на свете ей хотелось бежать отсюда.  Всю ночь она
не сомкнула глаз.
   Хокстеттер испытующе глядел на нее.  Эти слезы,  этот эмоциональный
взрыв...  похоже,  она  действительно собирается показать,  на что она
способна.
   - Ну,  успокойся,  - сказал он. - Успокойся, Чарли. Мы сделаем все,
как ты скажешь.
   - Вот именно,  - процедила она. - А то ничего не получите. Про себя
Хокстеттер подумал:  все мы получим,  гаденыш. Как показали дальнейшие
события, он был абсолютно прав.

   Вечером они привели ее в другую комнату.  После несостоявшегося ут-
реннего теста,  едва вернувшись к себе, она уснула у экрана телевизора
-  молодой,  растущий организм быстро взял свое,  несмотря на протесты
взбудораженной души,  - и проспала почти  шесть  часов.  Подкрепленная
сном, а также рубленым бифштексом с жареным картофелем, она почувство-
вала себя гораздо лучше,  уже могла держать себя в руках.  Перед новым
тестом она придирчиво осмотрела комнату.  Поднос с деревянной стружкой
стоял на железном столе.  Голые стены, обшитые листовым железом, отли-
вали синевой. Хокстеттер сказал:
   - Оператор, видишь, в асбестовом комбинезоне и асбестовых тапочках.
- Он по-прежнему говорил с ней,  отечески улыбаясь. Оператору ЭЭГ было
явно  жарко и неуютно в своем комбинезоне.  Он надел марлевую повязку,
чтобы не дышать асбестовыми испарениями. Хокстеттер показал на прямоу-
гольное с зеркальным стеклом окошечко в стене. - В него можно смотреть
только оттуда. Там, за окошечком, телекамера. А вот ванна.
   Чарли подошла поближе. Ванна была старого образца, на ножках, и ка-
залось инородной среди этой стальной голизны.  Воды в ней было до кра-
ев. Чарли осталась удовлетворенной.
   - Все правильно, - сказала она. Хокстеттер расплылся в улыбке.
   - Вот и отлично.
   - А теперь уходите в ту комнату.  Ничего вам здесь стоять,  я  буду
это  делать.  - Чарли не мигая смотрела,  на Хокстетгера.  - Все может
случиться.
   Отеческая улыбка Хокстеттера несколько поблекла.

   - А ведь она права,  - сказал Рэйнберд.  - Если бы вы к  ней  сразу
прислушались,  провели бы тест еще утром.  Хокстеттер глянул на него и
что-то пробурчал.
   - Хотя вы же все равно не верите.
   Хокстеттер, Рейнберд и Кэп стояли перед окошечком.  Вместе с ними в
окошко смотрел объектив камеры.  Почти беззвучно работал видеомагнито-
фон.  Стекло было поляроидное, из-за чего все предметы в испытательной
комнате  делались голубоватыми - вроде пейзажа "грейхаундл".  Оператор
подсоединил ЭЭГ к Чарли.  Сейчас же монитор в соседней комнате воспро-
извел энцефалограмму.
   - Гляньте,  какая альфа, - пробормотал кто-то из лаборантов. - Здо-
рово подзавелась.
   - Напугана, - поправил Рэйнберд. - Здорово напугана.
   - А вы,  значит, верите? - неожиданно спросил его Кэп. - Сначала не
верили, а сейчас верите?
   - Да,  -  ответил Рэйнберд.  - Сейчас верю.  Оператор ЭЭГ отошел от
Чарли.
   - Мы готовы.
   Хоксесттср щелкнул переключателем. - Дазай, Чарли. Если ты готова.
   Чарли повернулась к окошечку с зеркальным стеклом, и, хотя это было
невозможно,  на мгновение Гэйнберду почудилось,  что ее глаза встрети-
лись с его единственным глазом.  Он смотрел на нее, и на его губах иг-
рала улыбка.

   Чарли Макги  посмотрела в зеркальное стекло прямоугольного окошка и
не увидела ничего,  кроме своего отражения... но ощущение устремленных
на нее глаз было очень сильным.  Ах, если бы там сейчас стоял Джон, ей
было бы гораздо легче. Но откуда ему там взяться?
   Она перевела взгляд на поднос с деревянной стружкой. Это будет даже
не посыл,  а толчок. Одновременно с этой мыслью явилась другая, от ко-
торой она содрогнулась, пришла в ужас: ей хотелось испытать свою силу.
Она думала о предстоящем так, как изголодавшийся человек, глядя на шо-
коладное мороженое,  думает проглотить его одним махом. Но, прежде чем
проглотить, он хотя бы миг будет... смаковать его.
   За этот миг смакования ей стало вдруг стыдно;  впрочем,  она тут же
сердито тряхнула головой.  ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ?  ВСЕМ ЛЮДЯМ ХОЧЕТСЯ ДЕЛАТЬ
ТО,  ЧТО ОНИ ХОРОШО УМЕЮТ.  МАМА ЛЮБИМ СОСТАВЛЯТЬ КРОССВОРДЫ, А МИСТЕР
ДОУРИ ИЗ СОСЕДНЕГО ДОМА В ПОРТ-СИТИ ЛЮБИЛ ПЕЧЬ ХЛЕБ.  КОГДА  ИМ  САМИМ
УЖЕ НЕ НУЖНО БЫЛО ХЛЕБА, ОН ВЫПЕКАЛ ДЛЯ ДРУГИХ. КАЖДОМУ ХОЧЕТСЯ ДЕЛАТЬ
ТО, ЧТО ОН ХОРОШО УМЕЕТ...
   "Стружка, - презрительно подумала она. - Могли бы придумать что-ни-
будь потруднее".

   Первым это  почувствовал  оператор ЭЭГ.  Он давно испарился в своей
защитной одежде и поэтому в первый момент решил,  что все дело в  этом
проклятом комбинезоне. Но в следующую секунду он увидел на экране, что
волны альфа-излучения вдруг ощетинились,  как  пики,  -  свидетельство
предельной  концетрации  воли,  а также автограф мозга с разыгравшимся
воображением.
   Ощущение жара нарастало - и тут его охватил страх.

   - Там что-то происходит, - возбужденно сказал один из лаборантов.
   - Температура подскочила на десять градусов.  Мать честная,  это же
Анды, а не альфа-излучение...
   - Вот  оно!  -  воскликнул Кэп.  - Вот оно!  - В его голосе звучала
пронзительно-победная нота - так кричит человек, годами ждавший своего
звездного часа.

   Она толкнула взглядом горку стружки - нерастраченная сила сама рва-
лась наружу.  Горка взорвалась раньше,  чем успела  вспыхнуть.  Поднос
дважды перевернулся в воздухе, разбросав горящие щепочки, и срикошети-
ровал от стены, оставив вмятину на стальной обшивке.
   Оператор ЭЭГ издал вопль ужаса и пулей  вылетел  из  комнаты.  Этот
вопль мгновенно перенес Чарли в Олбани. Так вопил тот человек, в аэро-
порту, когда несся в женский туалет в пылающих армейских ботинках.
   Со смешанным чувством страха и торжества она подумала:  Я стала еще
сильнее!
   Стальная обшивка стен пошла радужными разводами.  Это было пекло. В
соседней комнате ртуть термометра,  остановившаяся было на отметке во-
семьдесят, после того как уже поднялась на десять градусов, вдруг рва-
нулась вверх, миновала отметку девяносто, добралась до девяноста четы-
рех и только тогда успокоилась.
   Чарли, уже готовая удариться в панику, направила испепеляющий луч в
ванну. Вода забурлила, отчаянно пузырясь. В пять секунд она была дове-
дена до кипения.
   После бегства оператора дверь осталась распахнутой настежь.  Но ни-
кому до этого не было дела - на командном посту в соседней комнате ца-
рил переполох. Хокстеттер кричал в голос. Кэп с отвислой челюстью при-
ник к окошку, заворожено глядя на бурлящую поверхность. От воды клуба-
ми подымался пар - обзорное стекло запотевало.  Один Рэйнберд сохранял
невозмутимость;  он стоял,  руки за спину,  и улыбался.  Он походил на
учителя, чей лучший ученик только что решил особо трудную задачу.
   (остановись!)
   Ее внутренний голос.
   (ОСТАНОВИСЬ! ОСТАНОВИСЬ! ОСТАНОВИСЬ!)
   И вдруг это ушло. Что-то отделилось, секунду-другую еще напоминая о
себе, а потом и вовсе замерло. Стоило ей рассредоточиться, как луч по-
гас. Она увидела окружающие предметы, почувствовала, что ей жарко, что
она вся взмокла.  Пузыри в бурлящем котле пошли на убыль - к этому мо-
менту половина воды выкипела.  Несмотря на открытую дверь,  здесь было
как в парной.  В наблюдательной комнате столбик термометра остановился
на отметке девяносто шесть, после чего упал на один градус.

   Хокстеттер лихорадочно проверял,  сработала ли техника. Его волосы,
обычно зачесанные назад,  прилизанные до неправдоподобия, растрепались
и стояли сзади торчком.  Хокстеттер чем-то напоминал Альфальфу из "Ма-
леньких негодников".
   - Получили!  - Он задыхался. - Все получили... вот... температурная
кривая...  видели,  как закипела вода?.. с ума сойти!.. а звук записа-
ли?.. точно?.. нет, вы видели, что она творила?.. Фантастика!
   Он пробежал  мимо  одного из лаборантов,  неожиданно развернулся и,
схватив его за отвороты халаты, закричал:
   - Ну, кто скажет, что не она это сделала?
   Тот был потрясен, пожалуй, не меньше Хокстеттера.
   - Никто, шеф, - замотал он головой. - Никто.
   - Вот это да!  - воскликнул Хокстеттер и снова закружил по комнате.
- Я думал...  ну да...  может быть... но чтоб такое... как она поднос,
а?!
   В поле его зрения попал Рэйнберд,  тот по-прежнему  стоял  руки  за
спину, загадочно улыбаясь. Хокстеттер на радостях забыл о старых расп-
рях. Он бросился к Рэйнберду и стал трясти его руку.
   - Получили!  - объявил он с плотоядной ухмылкой.  -  Все  получили.
Этого  хватит,  чтобы оставить с носом любой суд!  Будь он хоть трижды
Верховный!
   - Хватит,  - спокойно согласился Рэйнберд.  - А сейчас не  худо  бы
послать за девочкой вдогонку, пока она не оставила кой-кого с носом.
   - А? Что? - Хокстеттер хлопал глазами.
   - Видите ли, - продолжал Рэйнберд подчеркнуто спокойно, - парнишка,
сидевший с ней рядом,  видимо,  вспомнил, что у него срочное свидание,
во  всяком  случае,  он вылетел так,  словно получил хороший пинок под
зад. А следом за ним вышла ваша поджигательница.
   Хокстеттер воззрился в смотровое окошко.  Стекло еще больше запоте-
ло,  но все же было видно:  вот ванна, ЭЭГ, перевернутый металлический
поднос, дотлевающие стружки... и - никого.
   - Ну-ка,  кто-нибудь, догоните ее! - приказал Хокстеттер, поворачи-
ваясь  к техническому персоналу.  Пять или шесть человек стояли не ше-
лохнувшись.  А что же Кэп? Он исчез в тот самый миг, когда испытатель-
ную комнату покинула Чарли,  но никто,  кроме Рэйнберда, похоже, этого
не заметил.
   Индеец насмешливо смотрел на Хокстеттера,  потом  его  единственный
глаз  скользнул  по остальным лицам,  побелевшим до цвета лабораторных
халатов.
   - Как же,  - тихо сказал он.  - Или все-таки есть желающие? Ни один
не пошевелился. Умора да и только. "Вот так, - подумал Рэйнберд, - бу-
дет и с политиками,  когда до них вдруг дойдет,  что кнопка нажата,  и
ракеты  уже в воздухе,  и бомбы сыплются градом,  и уже горят города и
леса". Это была такая умора - хоть смейся... и смейся... и смейся.
   - Красиво как,  - пролепетала Чарли. - Как красиво... Они стояли на
берегу  пруда,  недалеко  от  того места,  где всего несколькими днями
раньше стоял ее отец вместе с Пиншо.  Сегодня было куда прохладнее;  в
зеленых кронах наметилась желтизна.  И уже не ветерок, но ветер пускал
рябь по воде.
   Чарли подставила лицо солнцу и закрыла глаза; она улыбалась. Стояв-
шему  рядом  Джону  Рэйнберду,  пробывшему  шесть месяцев охранником в
тюрьме "Кэмп Стюарт" в Аризоне, прежде чем отправиться за океан, дово-
дилось  видеть  подобное выражение лица у людей,  отмотавших приличные
сроки.
   - Хочешь пойти посмотреть на лошадей?
   - Пошли! - немедленно откликнулась она и, спохватившись, робко пос-
мотрела на него. - Если ты не против.
   - Не против?  Да ты знаешь, как я рад, что выбрался. Когда еще под-
вернется такая передышка!
   - Они тебе приказали?
   - Нет,  - ответил он. Они шли берегом; чтобы выйти к конюшням, надо
было обогнуть пруд. - Спросили, есть ли добровольцы. Что-то я не заме-
тил ни у кого особого рвения после вчерашнего.
   - Испугались? - спросила Чарли, пожалуй, чуть кокетливо.
   - Испугались,  - сказал Рэйнберд,  и это была чистая правда.  Кэпу,
нагнавшему Чарли в холле, пришлось самолично отвести ее "домой". Моло-
дого человека,  оставившего свой пост возле ЭЭГ, отдали под трибунал в
Панама-сити, Флорида. Ведущие специалисты, собранные на экстренное со-
вещание сразу после теста,  превратили обсуждение в  сумасшедший  дом,
воспаряя  до  небес с самыми невероятными прожектами и тут же хватаясь
за голову в поисках способов контроля.
   Предлагали сделать огнеупорным ее жилище,  и приставить к ней круг-
лосуточную охрану,  и одурманивать ее наркотиками.  Рэйнберд долго это
слушал, наконец не выдержал и застучал по столу тяжелым перстнем с би-
рюзой.  Он стучал до тех пор,  пока не дождался полной тишины. С Рэйн-
бердом,  чья звезда так круто взошла,  волей-неволей приходилось  счи-
таться при всей нелюбви к нему Хокстеттера (пожалуй,  не было бы преу-
величением сказать - ненависти) и,  соответственно,  его  сотрудников.
Как-никак именно он в основном имел дело с этим живым факелом.
   Рэйнберд поднялся и милостиво дал им возможность полюбоваться своим
изуродованным лицом.
   - Я предлагаю ничего не менять.  До сегодняшнего дня вы исходили из
того,  что девочка,  скорее всего, не обладает никаким даром, хотя два
десятка документов свидетельствовали об обратном,  а если и  обладает,
то весьма скромным, а если не таким уж скромным, то, скорее всего, она
им не воспользуется.  Теперь же,  когда ситуация изменилась,  вы снова
хотите выбить девочку из колеи.
   - Это не так, - поморщился Хокстеттер. - Опять вы...
   - Это так! - обрушился на Хокстеттера громовой голос, заставляя его
вжаться в кресло.  Рэйнберд ободряюще улыбнулся притихшей аудитории. -
Короче. Девочка стала нормально есть. Она прибавила пять килограммов и
перестала быть похожей на тень. Она читает, отвечает на вопросы, раск-
рашивает картинки. Она мечтает о кукольном домике, и добрый дядя убор-
щик пообещал достать его.  И после этого, джентльмены, вам, что же, не
терпится начать все сначала? С многообещающего нуля?
   Техник, обслуживающий  во  время  теста  видеокассетную аппаратуру,
позволил себе робко поинтересоваться:
   - Ну, а если она подожжет свою квартирку?
   - При желании она давно бы это сделала,  - ответил Рэйнберд. Возра-
зить тут было нечего. Дискуссия закончилась.
   ...Впереди виднелись  конюшни  -  темно-красные  с  белой отделкой.
Рэйнберд громко рассмеялся.
   - Здорово ты их напугала, Чарли!
   - А тебя?
   - А чего мне пугаться?  - Рэйнберд потрепал ее по  волосам.  -  Это
только когда в темноте запирают, я нюни распускаю.
   - И ни капельки это не стыдно, Джон.
   - При желании,  - тут он слегка перефразировал то, что сказал вчера
на совещании, - при желании ты давно могла бы меня поджечь.
   Она мгновенно подобралась.
   - Как ты... как ты можешь!
   - Прости, Чарли. Язык мой - враг мой. Они вошли в полумрак конюшен,
и в нос сразу ударили запахи.
   Лучи закатного солнца косо пробивались между балок,  и в этих неяр-
ких полосах света полусонно кружилась мякинная пыль.
   Грум расчесывал гриву вороному с белой звездой во лбу.  Чарли оста-
новилась  как вкопанная,  не в силах отвести глаз.  Грум поворотился к
ней и сказал с улыбкой:
   - Это,  значит,  вы и есть юная мисс.  Мне сказали,  что вы  должны
прийти.
   - Какая она красивая, - прошептала Чарли. У нее задрожали руки, так
ей хотелось коснуться этой шелковистой кожи.  Ока увидела темный, спо-
койный,  чуть  увлажненный  конский  зрачок...  и  влюбилась с первого
взгляда.
   - Вообще-то это мальчик,  - сказал грум и украдкой подмигнул  Рэйн-
берду,  не подозревая, что он за птица, поскольку видел его впервые. -
В некотором смысле.
   - А как его зовут?
   - Некромансер,  - сказал грум. - Хочешь погладить? Чарли неуверенно
приблизилась.  Лошадь опустила морду, и девочка ее погладила. Знала бы
Чарли,  что она зажжет полдюжины костров, только бы прокатиться верхом
- при условии,  что Джон будет рядом... но Рэйнберд сразу понял это по
ее глазам и невольно улыбнулся.
   Она случайно обернулась и поймала его улыбку; на мгновение ее рука,
гладившая лошадиную морду, повисла в воздухе. Что-то ей не понравилось
в этой улыбке, а уж, кажется, в Джоне ей нравилось решительно все. Она
воспринимала  людей интуитивно,  не задумываясь:  для нее это свойство
было столь же неотъемлемым,  как голубые глаза и пять пальцев на руке.
И  отношения  у  нее  складывались на основе первоначального ощущения.
Хокстеттер ей не нравился - она тотчас почувствовала,  что он  смотрит
на нее как на лабораторную пробирку. Как на объект исследования.
   Но к Джону она привязалась сознательно - он столько для нее сделал,
он такой добрый,  к тому же он натерпелся из-за своего уродства... од-
ного этого было достаточно, чтобы почувствовать в нем родственную душу
и пожалеть. Разве она сама оказалась здесь не потому, что природа соз-
дала ее уродцем? И при всем при том Джон был из тех людей - вроде мис-
тера Рочера, владельца закусочной в Нью-Йорке, который частенько играл
в шахматы с ее отцом, - чья душа потемки. Старый Рочер всегда ходил со
слуховым аппаратом,  на руке у него была татуировка - голубоватый  не-
четкий  номер.  Однажды Чарли спросила отца,  что это значит,  и папа,
взяв с нее слово,  что она никогда не спросит об этом мистера  Рочера,
пообещал как-нибудь все объяснить.  Но так и не объяснил. Пока они иг-
рали в шахматы, Чарли смотрела телевизор и жевала ломтики колбасы, ко-
торые приносил ей Мистер Рочер.
   Случайно подсмотренная улыбка Джона озадачила, даже обеспокоила ее,
и впервые она задала себе вопрос: о чем он думает?
   И тут же все вновь заслонило изумление перед этим четвероногим  чу-
дом.
   - Джон, - спросила она, - что такое "Некромансер"?
   - Ну, это что-то вроде волшебника, чародея.
   - Волшебник...  чародей... - повторила она с нежностью, словно про-
буя слова на вкус.  Ее рука гладила черную шелковистую морду Некроман-
сера.

   За ним пришли двое. Одного он видел на ферме Мэндерсов.
   - Вставай, дружище, - сказал тот, чье лицо было ему знакомо. - Про-
гуляемся.
   Энди глуповато улыбнулся,  но внутри у него все  оборвалось.  Не  к
добру это.  Что-то случилось.  Иначе бы не прислали этих молодцов. Ра-
зоблачен? Скорее всего.
   - А куда?
   - Разберемся.
   Его отконвоировали к лифту, но, поднявшись в бальный зал, повели не
к ВЫХОДУ в сад, а в глубь особняка. Они миновали машбюро и вошли в не-
большую приемную, где секретарша печатала на ИБМ какие-то бумаги.
   - Вас ждут, - сказала она.
   Они обогнули справа ее стол и,  открыв дверь,  очутились в скромном
кабинете с эркером,  из которого открывался вид на пруд сквозь ажурную
крону ольхи.  За старомодным бюро с откинутой  крышкой  сидел  пожилой
мужчина с выразительным умным лицом;  щеки у него были кирпичного цве-
та, но скорее от солнца и ветра, подумал Энди, нежели от злоупотребле-
ния спиртным. Он взглянул на Энди, потом кивнул двум сопровождающим.
   - Благодарю вас. Вы можете подождать в приемной. Те вышли.
   Мужчина за столом пристально изучал Энди: ответом ему была глупова-
тая улыбка. Энди богу молился, только бы не перепутать.
   - Здравствуйте, - сказал он. - Кто вы?
   - Меня зовут капитан Холлистер,  Энди. Можете звать меня Кэп. Гово-
рят, я заведую этой лавочкой.
   - Рад познакомиться.  - Энди постарался улыбнуться пошире. Одновре-
менно возросло внутреннее напряжение.
   - У меня для вас, Энди, печальная новость.
   (господи, неужели Чарли, что-то случилось с Чарли)
   Умные  глаза  Кэпа  следили  за  его  мимикой,  они были так хорошо
замаскированы  сетью  симпатичных  морщинок,  что  не сразу можно было
распознать холодный и пытливый взгляд.
   - Печальная?
   - Да,  - сказал Кэп и замолчал. Повисла невыносимая пауза. Кэп при-
нялся разглядывать свои руки, аккуратно сложенные на пресс-папье. Энди
с  трудом  сдерживался,  чтобы не вцепиться ему в глотку.  Наконец Кэп
поднял на него глаза.
   - Доктор Пиншо мертв, Энди. Он покончил с собой прошлой ночью.
   Энди не пришлось изображать изумление -  у  него  отвисла  челюсть.
Сначала нахлынула волна облегчения,  затем ужаса. И над всем этим, как
вспышка молнии над взбаламученным морем,  догадка - теперь все переме-
нилось... но как? Как?
   Кэп не сводил с него глаз.  ОН ПОДОЗРЕВАЕТ.  ЧТО-ТО ПОДОЗРЕВАЕТ. НО
ОСНОВАНЫ ЛИ НА ЧЕМ-ТО ЕГО ПОДОЗРЕНИЯ ИЛИ ОН ПОДОЗРЕВАЕТ ПО ДОЛГУ СЛУЖ-
БЫ?
   Сотни вопросов.  Нужно время, чтобы их обдумать, а времени нет. Ре-
шать надо с ходу.
   - Вы удивлены? - спросил Кэп.
   - Он был моим другом,  - сказал Энди просто и удержался,  чтобы  не
сказать больше.  У человека,  сидящего напротив, завидная выдержка, он
готов протянуть любую паузу (как,  например,  сейчас) в расчете на то,
что за "а" у Энди последует "б", ибо язык нередко опережает мысль. Ис-
пытанный метод допроса.  И наверняка,  чувствовал Энди, в этом лесу не
одна западня. Пиншо... Всему виной эхо, это ясно. Эхо, которое привело
к рикошету.  Он дал ему посыл и вызвал рикошет, и рикошет разорвал его
на части.  Все так,  но раскаянья Энди не испытывал.  Только ужас... и
еще радость пещерного дикаря.
   - Вы уверены,  что это...  я хочу сказать, иногда несчастный случай
легко принять за...
   - Увы, это не несчастный случай.
   - Он оставил записку?
   (и обвинил во всем меня?)
   - Он надел нижнее белье своей жены,  включил на кухне мусоросборник
и запустил в него руку.
   - Ка...  какой ужас... - Энди так и сел. Не окажись за ним стул, он
бы сел на пол. Ноги стали ватные. Он таращился на Кэпа Холлистера, бо-
рясь с подступающей тошнотой.
   - Вы случайно не имеете к этому отношения,  Энди?  - спросил Кэп. -
Может быть, вы его подтолкнули?
   - Ну что вы, - отозвался Энди. - Даже если бы я мог... зачем?
   - Возможно,  вы не хотели на Гавайи,  - сказал Кэп.  - Возможно, вы
хотели остаться поближе к дочери. Возможно, все это время вы нас дура-
чили, Энди, а?
   Хотя Кэп Холлистер попал в яблочко, Энди немного отпустило. Если бы
Кэп всерьез полагал, что Энди толкнул Пиншо на этот шаг, они бы сейчас
не беседовали с глазу на глаз.  Нет,  это обычная процедура,  не более
того.  У них,  надо думать,  достаточно фактов в досье Пиншо, чтобы не
объяснять его самоубийство вмешательством сверхъестественных сил.  Не-
даром же говорят,  что среди всех профессий на первом месте по  самоу-
бийствам идут психиатры.
   - Это  неправда,  - забормотал Энди.  Он казался таким испуганным и
растерянным.  - Наоборот,  я хотел на Гавайи. Я сразу ему сказал. А он
взял  и назначил новые тесты.  А я хотел на Гавайи.  Почему-то он меня
недолюбливал.  Но я,  правда,  не имею никакого отношения к... к тому,
что с ним случилось.
   Кэп раздумывал.  Энди  выдержал  его  взгляд и только потом опустил
глаза.
   - Ну что же, Энди, я вам верю, - сказал Кэп. - Последнее время Герм
Пиншо был на взводе. Жизнь наша такая, ничего не попишешь. Да еще этот
тайный трансвестизм... В общем, жене его не позавидуешь. Да уж, не по-
завидуешь.  Но при этом мы не забываем о себе,  не так ли? - Его глаза
буравили Энди насквозь. - В любых обстоятельствах мы не забываем о се-
бе. Вот ведь какая штука.
   - Точно, - подтвердил Энди бесцветным голосом.
   Опять повисла пауза. Когда Энди поднял глаза, он ожидал встретиться
со взглядом Кэпа.  Но нет,  Кэп смотрел в окно на кроны деревьев и  на
далекую лужайку, при этом лицо его вдруг обмякло, стало каким-то поте-
рянным - лицо человека, вздыхающего по старым, наверное более счастли-
вым временам.  Кэп поймал на себе взгляд и брезгливо поморщился.  Вне-
запно Энди ощутил приступ ненависти.  Брезгует,  ну еще бы!  Кто перед
ним - рыхлый,  опустившийся наркоман...  по виду, во всяком случае. Но
не по твоему ли приказу меня до этого довели?  И что ты там проделыва-
ешь с моей дочерью, старый вампир?
   - Так вот,  - заговорил Кэп. - Я рад сообщить вам, Энди, что вы по-
летите на Мауи. Как говорится, не было бы счастья... так, что ли? Сло-
вом, я уже начал оформление.
   - Но...  скажите, вы ведь не думаете, что я имею отношение ко всему
этому?
   - Ну,  разумеется, нет. - Опять эта непроизвольная гримаса брезгли-
вости. Тут Энди испытал тайное злорадство, какое, вероятно, испытывает
негр, отдубасивший мерзавца белого. Но гораздо сильнее было в нем сей-
час чувство тревоги, вызванное фразой: Я уже начал оформление.
   - Спасибо вам... Бедный доктор Пиншо. - Он на миг опустил глаза, но
тут же оживился: - А скоро вы меня отправите?
   - Как можно скорее.  Не позднее конца следующей недели. Девять дней
от силы! Это было как удар в живот.
   - Приятно было с вами поговорить,  Энди.  Жаль,  что мы встретились
при таких печальных обстоятельствах.
   Он потянулся к селектору, и в ту же секунду Энди понял, что его на-
до остановить. В своих апартаментах, где все прослушивается и просмат-
ривается, Энди связан по рукам и ногам. Но если этот тип и вправду та-
кая шишка,  насчет его кабинета можно не волноваться - здесь наверняка
проводится регулярная дезинсекция на предмет различных "жучков". У не-
го,  правда,  может быть собственное прослушивающее устройство, но тут
уж...
   - Опустите руку, - сказал Энди и подтолкнул.
   Кэп помедлил.  Затем рука пошла обратно и легла рядом с  другой  на
пресс-папье.  Он  уставился  в  окно на лужайку - его лицо снова стало
рассеянно-задумчивым.
   - Вы записываете разговоры в своем кабинете?
   - Нет.  - Голос Кэпа звучал бесстрастно. - Одно время я пользовался
скрытым  микрофоном,  который включается от звуков человеческого голо-
са... из-за такого как раз погорел Никсон... но три месяца назад я ве-
лел его убрать.
   - Причина?
   - Мне казалось, я могу потерять работу.
   - Почему вам так казалось?
   Ответ Кэпа, быстрый, сумбурный, напоминал литанию:
   - Никакой отдачи.  Никакой отдачи.  Никакой отдачи. Все средства на
ветер. Пора менять руководство. Не будет записей, не будет скандала.
   Энди пытался вникнуть.  Верный ли он выбрал путь? Непонятно, а вре-
мени  в  обрез.  Он чувствовал себя законченным тупицей - вроде самого
недогадливого ребенка в разгар поисков пасхального яйца. Он решил сде-
лать шаг в этом направлении.
   - Почему не было отдачи?
   - Сила внушениия у Макги на нуле.  Отработанный пар.  Общее мнение.
Девчонка не хотела поджигать. Сказала - не буду и все. Пошли разговоры
- Кэп зациклился на "лот шесть". Из ума выжил. - Он ухмыльнулся. - Те-
перь порядок. Даже Рэйнберд так считает.
   На всякий случай Энди подтолкнул его еще раз,  и сразу в голове за-
пульсировала боль.
   - Почему теперь порядок?
   - Уже  провели  три  теста.  Хокстеттер на седьмом небе.  Вчера она
расплавила листовое железо.  Четыре секунды держалось  двадцать  тысяч
градусов.
   Это был шок,  от которого боль усилилась,  мысли стали разбегаться.
Чарли поджигает? Как они ее заставили? Как?!
   Он уже собирался задать этот вопрос вслух, но тут загудел селектор,
и Энди совершенно непроизвольно дал посыл ненужной силы.  Чуть весь не
выложился в одну секунду. Кэп содрогнулся, как будто его ткнули элект-
рическим стрекалом.  Из горла вырвался сдавленный звук, от красных щек
отхлынула кровь. У Энди же чуть не лопнула голова. Полегче, уговаривал
он себя,  полегче - если тебя здесь хватит удар, ты уже ничем не помо-
жешь Чарли.
   - Не надо так, - взвыл Кэп, - больно...
   - Скажите: никаких звонков в ближайшие десять минут, - приказал Эн-
ди.  Черепную коробку разносили удары - точно черная лошадь била копы-
тами в дощатую дверь стойла,  - так и рвалась наружу, на волю. По лицу
тек липкий пот.
   Вновь загудел селектор.  Кэп подался вперед и перевел тумблер вниз.
В считанные минуты он состарился лет на пятнадцать.
   - Кэп,  помощник сенатора Томпсона принес данные, которые вы запра-
шивали по Большому проекту.
   - Никаких звонков в ближайшие десять минут, - сказал Кэп и выключил
тумблер.
   Энди взмок.  Остановит ли их это распоряжение?  Или учуят неладное?
Все равно ничего не поправишь. Вот такая же безнадега была у Вилли Ло-
мена,  земля горела под ногами. Господи, при чем тут Вилли Ломен? Бред
какой-то.  Черная лошадь вот-вот вырвется на волю... такая куда хочешь
вынесет.  Он представил себе,  как оставит их с носом, и чуть не улыб-
нулся.
   - Чарли поджигает?
   - Да.
   - Как вам удалось ее заставить?
   - Кнут  и пряник.  Идея Рэйнберда.  За первые два костра - выход на
воздух.  Теперь прогулки верхом.  Рэйнберд считает, этого ей хватит на
пару недель. - И повторил: - Хокстеттер на седьмом небе.
   - Кто такой Рэйнберд?  - спросил Энди, не подозревая, что задал са-
мый важный вопрос.
   За несколько минут,  с пятого на десятое, Кэп обрисовал картину. Он
рассказал Энди,  что Рэйнберд, главный хиттер Конторы, сражался во Вь-
етнаме,  где потерял один глаз ("То-то мне снился одноглазый пират", -
подумал Энди в каком-то оцепенении).  Он рассказал Энди,  что Рэйнберд
руководил операцией по захвату его и Чарли на Ташморском озере.  Расс-
казал про аварию и про то,  как Рэйнберд по наитию нащупал верный спо-
соб подбить Чарли на участие в тестах.  Наконец,  рассказал, что Рэйн-
берд лично заинтересован в том, чтобы ему, когда система надувательст-
ва себя исчерпает,  дали на откуп жизнь Чарли. Хотя голос Кэпа был ли-
шен эмоций, он словно спешил все сказать. И вот умолк.
   От каждой  новой  подробности  Энди  все  больше  охватывали ужас и
ярость.  К концу повествования его колотило. "Бедная моя Чарли, - сто-
нало его сердце, - бедная, бедная Чарли".
   Отпущенные ему  десять  минут были на исходе,  а сколько оставалось
невыясненного.  Секунд сорок они просидели молча; со стороны могло по-
казатьсся,  что  встретились два старинных приятеля,  которые понимают
друг друга без слов.  В действительности же Энди лихорадочно искал вы-
ход.
   - Капитан Холлистер, - нарушил он молчание.
   - Да?
   - Когда хоронят Пиншо?
   - Послезавтра, - безучастно сказал Кэп.
   - Мы едем. Вы и я. Вы меня поняли?
   - Да, понял. Мы едем на похороны Пиншо.
   - Я упросил вас. Узнав о смерти Пиншо, я был так потрясен, что раз-
рыдался.
   - Да, вы были так потрясены, что разрыдались.
   - Для меня это был большой удар.
   - Да, конечно.
   - Мы поедем в вашей личной машине,  никого, кроме нас. Сзади и спе-
реди могут ехать ваши люди,  могут быть мотоциклисты, если таков поря-
док,  н о  м ы  е д е м  в д в о е м. Понятно?
   - Ну да. Вполне понятно. Никого, кроме нас.
   - И мы с вами обо всем поговорим. Это тоже понятно?
   - Да, обо всем поговорим.
   - Ваша машина прослушивается?
   - Разумеется нет.
   Энди дал ему,  один за другим, несколько слабых посылов. Всякий раз
Кэп дергался,  и хотя Энди прекрасно понимал, что дело может кончиться
эхом, иного выхода не было.
   - Мы поговорим о том,  где находится Чарли.  Поговорим о  том,  как
устроить небольшой переполох в вашей лавочке,  - вроде того,  что слу-
чился из-за аварии.  И еще мы поговорим о том,  как мне и Чарли отсюда
выбраться. Понятно?
   - Вы  не  должны убежать отсюда,  - по-детски рассердился Кэп.  - В
сценарии этого нет.
   - Т е п е р ь  е с т ь, - сказал Энди и подтолкнул.
   - Ааааа! - взвыл Кэп.
   - Вы меня поняли?
   - Понял, понял, только больше не надо, больно!
   - Этот Хокстеттер... он не будет возражать против моего присутствия
на похоронах?
   - Нет. Хокстеттер по уши занят девчонкой. Остальное его не волнует.
   - Вот и хорошо. - На самом деле хорошего было мало. Все диктовалось
отчаянием.  - И последнее, капитан Холлистер. Вы забудете про этот наш
разговор.
   - Да, я про него забуду.
   Черная лошадь  вырвалась  на волю.  И понеслась.  ВЫПУСТИТЕ И МЕНЯ,
мелькнуло у Энди в подкорке. ВЫПУСТИТЕ И МЕНЯ. ЛОШАДЬ УЖЕ ВЫРВАЛАСЬ НА
ВОЛЮ, И ЛЕСА ГОРЯТ. Тупая боль в мозгу накатывала волнами.
   - Все, о чем я сказал сегодня, придет вам в голову само по себе.
   - Да.
   Взгляд Энди упал на стол,  где лежала пачка салфеток.  Он взял одну
салфетку и приложил к глазам.  Нет,  он не плакал, но от головной боли
начали слезиться глаза, и это было кстати.
   - Я готов идти, - сказал он Кэпу.
   И "отпустил" его.  Кэп снова уставился на деревья в прострации. Ма-
ло-помалу кровь приливала к его щекам;  он повернулся к Энди и увидел,
что тот хлюпает носом и вытирает глаза салфеткой. Это даже не было те-
атром.
   - Как себя чувствует Энди ? - спросил Кэп.
   - Немного получше. Но вы же... вы же понимаете... услышать такое...
   - Да-да,  для вас это большой удар, - сказал Кэп. - Хотите кофе или
еще чего-нибудь?
   - Спасибо, не надо. Я хочу поскорее вернуться к себе.
   - Спасибо.

   Джон всегда ехал с ней рядом,  но во сне Чарли ехала одна.  Старший
грум,  Питер Дрэббл,  приспособил для нее маленькое изящное английское
седло, но во сне конь был неседланный. Они с Джоном ехали бок о бок по
специальным дорожкам для верховой езды,  что вплелись причудливым узо-
ром во владения Конторы, петляя среди рощиц из серебристых сосен, кру-
жа вокруг пруда,  и никогда дело не шло дальше легкого галопа,  но  во
сне  она  мчалась на Некромансере во весь опор,  быстрее и быстрее,  и
кругом был настоящий лес, а они неслись по просеке, и свет казался зе-
леным сквозь переплет ветвей над головой, и ее волосы относило ветром.
   Она вцеплялась в гриву и,  чувствуя, как играют мышцы под шелковис-
той кожей, шептала коню в ухо: быстрее... быстрее... быстрее.
   Некромансер прибавлял. Его копыта прокатывались громом. Лес подсту-
пал со всех сторон, узкая просека врезалась в него тоннелем; за спиной
можно было различить далекое потрескивание и
   (леса горят)
легкий  дымок.  Где-то  там  пожар,  ею  устроенный пожар, но никакого
чувства вины -  лишь радостное возбуждение.  Они уйдут от  пожара. Для
Некромансера  нет  ничего  невозможного.   Они  вырвутся  из   лесного
тоннеля. Уже брезжил просвет впереди.
   - Быстрее. Быстрее.
   Радостное возбуждение.  Свобода.  Ее  ноги  плавно переходят в бока
Некромансера. Они составляют единое целое, как два металлических брус-
ка,  которые  она сварила взглядом во время одного из тестов.  Впереди
показался завал,  гора валежника, белевшая подобно гигантской пирамиде
из костей. Охваченная безумным порывом, она наддала Некромансеру босы-
ми пятками, и он весь подобрался.
   Толчок от земли - и вот они летят.  Она обернулась назад, не выпус-
кая гривы,  и закричала - не от страха,  просто потому, что не закричи
она,  и все,  что ее переполняло,  разорвало бы ее на части.
СВОБОДНА, СВОБОДНА, СВОБОДНА... НЕКРОМАНСЕР, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
   Они без  труда  преодолели завал,  однако запах дыма становился все
явственней,  все острее; послышался сухой треск, и когда искра, описав
дугу,  коротко обожгла ее, как крапива, прежде чем погаснуть, вдруг ей
открылось,  что она голая.  Голая и
   (а леса горят)
свободная,  раскованная, парящая - мчится на Некромансере к свету.
   - Быстрее,  - шептала она.  - Ну,  быстрее же, быстрее...
   И вороной красавец прибавлял.  Ветер гремел у Чарли в ушах.  Ей  не
надо  было  дышать:  воздух  сам  врывался в легкие через полуоткрытый
рот.  Прогалы   между  вековыми   деревьями  заливало   солнце   цвета
потускневшей меди.
   А там,  впереди, свет - там кончается лес и открывается равнина, по
которой Некромансер будет нести ее, не зная устали. Позади пожар, отв-
ратительный запах дыма,  запах страха.  Впереди солнце и далекое море,
куда примчит ее Некромансер, а там ее наверняка ждет отец, и они зажи-
вут вдвоем и будут таскать полные сети серебристых скользких рыбин.
   - Быстрее!  - ликующе кричала она.  - Давай  же,  Некромансер,  еще
быстрее, еще...
   И в этот миг там, где расширяющаяся воронка света выводила из леса,
появлялся силуэт и закрывал собой световое пятно,  блокировал выход. В
первую  секунду - это повторялось из сна в сон - ей казалось,  что она
видит отца,  ну,  конечно,  это он, и от счастья ей становилось больно
дышать... но уже в следующий миг она цепенела от ужаса.
   Она успевала лишь сообразить, что этот некто слишком высок, слишком
широк в плечах - на кого он похож,  до жути похож,  даже силуэтом? - а
Некромансер уже кричал и осаживал.
   РАЗВЕ ЛОШАДИ КРИЧАТ? Я И НЕ ЗНАЛА, ЧТО ОНИ КРИЧАТ...
   Пытается удержаться и не может, а конь встает на дыбы и... нет,  он
не  кричит,  он  ржет,  но  столько  в  этом человеческого отчаяния, и
где-то сзади  раздается такое  отчаянное ржанье,  и, господи, мысленно
восклицает она, там лошади, много лошадей, а леса горят...
   А впереди  силуэт,  страшный этот человек,  заслонивший собою свет.
Человек начинает приближаться,  а она, она, беспомощная, лежит на зем-
ле, и Некромансер мягко тычется мордой в ее голый живот.
   - Только лошадь мою не трогай! - кричит она надвигающейся тени, от-
цу-призраку,  который на самом деле не ее отец. - Только не трогай ло-
шадей! Пожалуйста, не трогай лошадей!
   Но тень  все приближается и уже поднимает пистолет - и тут она про-
сыпалась,  иногда с криком, иногда без, дрожа и обливаясь холодным по-
том,  понимая, что ей опять приснился этот ужасный сон, и опять она не
может ничего вспомнить - только бешеную,  умопомрачительную скачку  по
лесной просеке и запах дыма,  только это...  и еще боль - от того, что
ее предали.
   И если наутро Чарли приходила в конюшни, она особенно нежно гладила
Некромансера, она прижималась щекой к его теплой груди, и вдруг ее ох-
ватывал ужас, которому не было имени.

                              ЭНДШПИЛЬ

   Атмосфера похорон была гнетущей.
   А настроен Энди  был совсем иначе  - головная боль  отпустила, да и
сами похороны, в  сущности, для него  лишь предлог остаться  наедине с
Кэпом. Энди относился  к Пиншо неприязненно  - более сильного  чувства
он,  как  выяснилось,  не  заслуживал.  Он  плохо  умел  скрывать свое
высокомерие  и  совсем  не  скрывал  удовольствия  от  того, что может
помыкать кем-то,  и это  обстоятельство, помноженное  на озабоченность
судьбою Чарли, свело практически  на нет чувство вины,  возникшее было
у Энди из-за  случайного рикошета, который  он вызвал в  голове Пиншо.
Рикошета, который изрешетил его мозг.
   Эффект эха  случался  и  раньше,  но у Энди всегда была возможность
поправить положение.  Что он с успехом и делал,  пока им  с  Чарли  не
пришлось бежать из Нью-Йорка. В мозгу человека глубоко заложены, точно
мины,  всевозможные страхи, комплексы, импульсы - суицидальные, шизоф-
ренические,  параноидальные, даже мания человекоубийства. Посыл выпол-
няет роль своего рода подсказки,  и,  если подсказка упадет в любую из
этих темных шахт,  может произойти взрыв.  У одной домохозяйки, прохо-
дившей курс "Скинем лишний вес",  появились тревожные признаки катато-
нии.  Другой его подопечный, мелкий служащий, признался в том, что его
так и подмывает достать с антресолей армейский пистолет  и  сыграть  в
русскую рулетку, причем это желание ассоциировалось у него с рассказом
Эдгара По "Уильям Уилсон",  читанным еще в школе. В обоих случаях Энди
удалось остановить эхо,  не дать ему,  набрав скорость, превратиться в
губительный рикошет.  Что касается мелкого служащего, тихого светлово-
лосого  банковского  клерка,  то  тут хватило дополнительного посыла и
легкого внушения,  что он никогда не читал этого рассказа По; ассоциа-
ция  -  какова  там она ни была - оказалась прерванной.  В случае же с
Пиншо возможность остановить эхо ни разу не представилась.
   С утра зарядил холодный осенний дождь; они ехали на похороны, и всю
дорогу  Кэп  только  и говорил что о самоубийстве Пиншо - оно никак не
укладывалось у него в голове.  Ему казалось невозможным, чтобы человек
взял и...  сунул руку в эту мясорубку.  А Пиншо сунул.  Именно Пиншо -
сунул. С этого момента для Энди атмосфера похорон стала гнетущей.
   Во время погребения они стояли особняком,  в стороне  от  друзей  и
родственников  покойного,  сбившихся  в кучку под сенью черных зонтов.
Тут-то Энди и понял,  что одно дело вспоминать высокомерие Пиншо,  его
осанистую походочку эдакого пигмея, возомнившего себя Цезарем, мерзкую
застывшую улыбочку,  словно у него парез лица,  - и другое дело видеть
изможденную  бледную  жену  в трауре,  держащую за руки двух мальчиков
(младший,  видимо,  ровесник Чарли,  оба они совершенно оглоушенные, с
отсутствующим  выражением  лица,  точно  их  накачали успокоительным),
прекрасно понимающую (не может не понимать),  что все вокруг знают,  в
каком виде нашли ее мужа,  а нашли его на полу,  в ее нижнем белье,  с
отхваченной по локоть правой рукой,  напоминавшей отточенный карандаш,
и везде кровь - в раковине, на буфете, на шкафчиках "под дерево"...
   Энди стало  нехорошо.  Он  согнулся  под холодным дождем,  борясь с
подступающей тошнотой.  Речь священника воспринималась как бессмыслен-
ные завывания.
   - Я больше не могу, - сказал Энди. - Мы можем уйти отсюда?
   - Да,  конечно,  - сказал Кэп.  Он и сам выглядел неважно, посерел,
осунулся. - За этот год я достаточно насмотрелся похорон.
   Они незаметно отделились от общей группы,  стоявшей  кружком  возле
выкопанной  могилы;  а рядом - гроб на ходовых роликах,  искусственный
дерн,  побитые дождем цветы с облетающими лепестками.  Они шли рядом в
сторону гравийной дорожки, где в хвосте траурного кортежа пристроилась
малолитражка Кэпа - "шевролевега".  Таинственно шелестели  ивы,  роняя
дождевые капли.  В отдалении за ними следовало четверо.  Теперь я, ка-
жется,  понимаю,  подумал Энди,  как должен себя чувствовать президент
Соединенных Штатов.
   - Вдове и детям,  прямо скажем,  несладко, - заговорил Кэп. - Скан-
дал, сами понимаете.
   - А она... о ней позаботятся?
   - Пенсия будет более чем приличная,  - ответил Кэп без всяких  эмо-
ций.  Они  приближались  к  стоянке.  Еще издали Энди увидел оранжевое
"шевви" у обочины. Двое мужчин садились в "бискайн" впереди. Двое дру-
гих сели в серый "плимут" сзади. - Но что этим мальчуганам пенсия? Ви-
дели их лица? Энди промолчал. Вот оно, чувство вины: вгрызается в киш-
ки,  как пила. Не спасала даже мысль, что он сам в безвыходном положе-
нии.  И тогда он попробовал представить себе Чарли... а также притаив-
шуюся сзади зловещую тень - одноглазого пирата Джона Рэйнберда,  кото-
рый змеей вполз в сердце его дочери, чтобы приблизить день, когда...
   Они сели в "вегу",  Кэп завел мотор. "Бискайн" вырулил на дорогу, и
Кэп за ним следом. "Плимут" пристроился сзади.
   Энди охватил  необъяснимый страх,  что сила внушения вновь оставила
его,  что все попытки обречены на провал.  Это будет расплата за  лица
мальчиков.
   Но что ему еще остается, кроме как попытаться?
   - Сейчас мы с вами немного поговорим,  - обратился он к Кэпу и под-
толкнул.  Сила внушения не оставила его,  что сейчас же подтвердила  и
головная боль - цена злоупотребления своим даром в последнее время.  -
Это не помешает вам вести машину.
   Левая рука Кэпа,  потянувшаяся просигналить поворот, на миг зависла
- и продолжила свое движение. "Вега" степенно проследовала за головной
машиной между высоких столбов у входа на кладбище и выбралась на  шос-
се.
   - Да, наш разговор не помешает мне вести машину, - согласился Кэп.
   До Конторы  было  двадцать  миль - Энди засек по спидометру,  когда
ехали на кладбище. Большая часть пути проходила по 301-й автостраде, о
которой  говорил  ему  Пиншо.  Это была скоростная магистраль.  Он мог
рассчитывать максимум на двадцать пять минут.  Последние два дня он ни
о чем другом не думал и, кажется, неплохо все спланировал... но прежде
необходимо выяснить один важнейший момент.
   - Капитан Холлистер,  как вы с Рэйнбердом считаете, долго еще Чарли
будет участвовать в экспериментах?
   - Не очень долго,  - ответил Кэп. - Рэйнберд так все подстроил, что
в ваше отсутствие она никого,  кроме него, не слушается. Он занял ваше
место. - И, понизив голос, со значением преподнес: - Он стал ее отцом,
после того как ее лишили отца.
   - И когда эксперименты прервутся, ее убьют?
   - Не сразу. Рэйнберд сумеет еще немного потянуть. - Кэп дал сигнал,
что поворачивает на 301-ю автостраду.  - Он притворится, будто нам все
стало известно.  Что они секретничали.  Что он ей советовал,  как  она
должна  использовать свои...  свои преимущества.  Что он передавал вам
записки от нее.
   Он умолк, но и сказанного хватило, чтобы у Энди сжалось сердце. На-
до думать,  они от души радовались - как легко одурачить ребенка, сыг-
рать на чувстве одиночества, на страстном желании иметь друга, которо-
му можно довериться, - и обратили это в свою пользу. Когда же все про-
чие средства себя исчерпают, достаточно будет намекнуть, что ее единс-
твенному другу, доброму дяде уборщику грозит потеря работы, а то и суд
за разглашение государственных тайн.  Дальше Чарли сама сообразит. Ни-
куда  она от них не денется.  Будет жечь костры как миленькая.
   МНЕ БЫ ТОЛЬКО ВСТРЕТИТЬСЯ С ЭТИМ ТИПОМ. ТОЛЬКО БЫ ВСТРЕТИТЬСЯ.
   Но сейчас не до него...  если все пройдет гладко, ему  наверняка не
придется встречаться с Рэйнбердом.
   - Меня должны отправить на Гавайи через неделю, - полуутвердительно
спросил Энди.
   - Совершенно верно.
   - Каким образом?
   - На военном транспортном самолете.
   - Как вы это организовали?
   - Через Пака, - тотчас отозвался Кэп.
   - Кто такой Пак?
   - Майор Виктор Пакеридж, - объяснил Кэп. - Эндрюс.
   - Военно-воздушная база в Эндрюсе? Точно.
   - Он ваш приятель?
   - Мы  вместе играем в гольф.  - Кэп чему-то улыбнулся.  - Он делает
подрезки.
   "Сногсшибательные подробности", - подумал Энди. Голову дергало, как
гнилой зуб.
   - Что, если вы предложите ему сегодня сдвинуть рейс на три дня?
   - Сдвинуть? - усомнился Кэп.
   - Это сложно? Много бумажной волокиты?
   - Да нет.  Пак подрежет лишнюю волокиту. - Опять эта странноватая и
довольно безрадостная улыбка. - Он делает подрезки. Я вам говорил?
   - Да-да. Говорили.
   - А, ну хорошо. Ровно гудел мотор, стрелка спидометра четко показы-
вала  положенные  пятьдесят пять миль.  Дождь сменился густым туманом.
"Дворники" продолжали щелкать.
   - Свяжитесь с ним сегодня же. Сразу как вернетесь.
   - Связаться с Паком, ну да. Я только что об этом подумал.
   - Скажете ему,  что я должен лететь не в субботу, а в среду. Четыре
дня - невелик выигрыш,  лучше бы три недели,  но развязка стремительно
надвигалась.  Игра перешла в эндшпиль.  Хочешь не хочешь,  с этим надо
считаться.  Он не хотел - не мог - допустить,  чтобы Чарли лишний день
находилась в руках этого Рэйнберда.
   - Не в субботу, а в среду.
   - Да. И еще скажете, что вы тоже летите.
   - Тоже лечу? Но я...
   Энди дал посыл.  Сильный посыл,  хотя это было болезненно. Кэп дер-
нулся за рулем.  Машина  едва  заметно вильнула, и у Энди промелькнула
мысль, что он делает все, чтобы породить эхо в голове Кэпа.
   - Ну да, тоже лечу. Я лечу с вами.
   - Так-то оно лучше, - жестко сказал Энди. - Дальше... как вы распо-
рядились насчет охраны?
   - Никаких особых распоряжений,  - сказал Кэп. - Ваша воля подавлена
благодаря торазину. К тому же вы выдохлись и уже не воспользуетесь да-
ром внушения. Он давно дремлет.
   - Разумеется,  - согласился Энди и невольно потянулся ко лбу;  рука
его слегка дрожала. - Я, что же, полечу один?
   - Нет, - поспешил ответить Кэп. - Я, пожалуй, тоже полечу с вами.
   - Само собой. Ну, а кроме нас двоих?
   - Еще два агента,  они будут работать стюардами и заодно присматри-
вать за вами. Порядок, сами понимаете. Вклад нужно охранять.
   - С нами летят только два оперативника? Вы уверены?
   - Да.
   - Плюс экипаж.
   - Да.
   Энди глянул в окно.  Позади полдороги.  Наступил решающий момент, а
голова уже так болит,  что он,  того гляди,  упустит что-то важное.  И
весь карточный домик рассыплется.
   Чарли, повторил он про   себя,  как заклинание,  и постарался овла-
деть собой.
   - Капитан Холлистер, от Виргинии до Гавайских островов путь неблиз-
кий. Самолет будет дозаправляться?
   - Да.
   - Где же?
   - Не знаю, - безмятежно ответил Кэп.
   Энди едва удержался от того, чтобы не заехать ему в глаз.
   - Когда  вы  будете говорить с...  - Как его зовут?  Он лихорадочно
рылся в своем уставшем,  истерзанном мозгу и наконец нашел. - Когда вы
будете говорить с Паком, выясните, где намечена дозаправка.
   - Да, выясню.
   - Пусть это всплывет в разговоре как бы само собой.
   - Да,  я выясню,  где намечена дозаправка, это всплывет в разговоре
как бы само собой.  - Он уставилсся на Энди  с  задумчиво-мечтательным
выражением,  а Энди подумал: вероятно, этот человек отдал приказ убить
Вики.  Так и подмывало сказать: нажми на акселератор и врежься в опору
этого моста.  Но есть Чарли. "Чарли! - мысленно сказал он. - Надо про-
держаться ради Чарли". - Я говорил вам, что Пак делает подрезки? - до-
верительно спросил Кэп.
   - Да. Говорили. - Думай! Думай, черт возьми! По всей вероятности, в
районе Чикаго или Лос-Анджелеса.  Но, понятное дело, не на гражданском
аэродроме вроде "О'Хэйр" или "Л. А. интернэшнл". Дозаправка будет про-
изводиться на воздушной базе.  Само по себе это ничем не  грозило  его
шаткому плану - хватало других угроз, если он узнает место посадки за-
ранее.
   - Хорошо бы вылететь в три часа дня, - заметил он Кэпу.
   - В три.
   - Проследите, чтобы этого Джона Рэйнберда поблизости не было.
   - Отослать его?  - обрадовался Кэп, и Энди точно током ударило: Кэп
побаивается Рэйнберда... нет, боится!
   - Да. Куда, угодно.
   - Сан-Диего?
   - Хорошо.
   Ну вот.  И последний ход.  Сейчас он его сделает; впереди уже виден
зеленый знак-отражатель - поворот на Лонгмонт.  Энди достал из кармана
брюк сложенный листок бумаги. Да так и оставил его до поры на коленях,
держа большим и указательным пальцами.
   - Скажите агентам, которые летят с нами на Гавайи, чтобы они встре-
тили нас на воздушной базе, - объявил Энди. - В Эндрюсе. До Эндрюса мы
поедем без них.
   - Да.
   Энди набрал в легкие побольше воздуху.
   - И еще с нами полетит моя дочь.
   - Девчонка?  - впервые Кэп по-настоящему разволновался. - Девчонка?
Но она опасна! Она не должна... мы не должны...
   - Она  не была опасной,  пока вы не начали производить над ней свои
опыты, - ожесточился Энди. - Короче, она летит с нами, и чтоб вы боль-
ше не смели мне возражать, вы меня поняли? На этот раз машина вильнула
сильнее, а Кэп застонал.
   - Она полетит с нами,  - с готовностью повторил он.  - Я больше  не
посмею вам возражать. Больно. Больно.
   НО МНЕ ЕЩЕ БОЛЬНЕЕ.
   Когда он снова заговорил, его голос, казалось, прорывался откуда-то
издалека,  сквозь набухшую кровью сеть боли,  что неумолимо  стягивала
его мозг.
   - Вы  передадите  ей вот это,  - сказал Энди и подал Кэпу сложенный
листок. - Сегодня же, но так, чтобы не вызвать подозрений.
   Кэп засунул листок в нагрудный карман.  Они подъезжали  к  Конторе;
слева  потянулось  двойное  проволочное заграждение под током высокого
напряжения.  Через каждые пятьдесят ярдов  вспыхивали  предупреждающие
сигналы.
   - А теперь повторите важнейшие пункты,  - сказал Энди.  Кэп говорил
быстро и четко - сразу видна была выправка выпускника  военной  акаде-
мии.
   - Я договорюсь о том, что вы полетите на армейском транспортном са-
молете в среду,  а не в субботу.  Я полечу с вами,  третьей будет ваша
дочь.  Два агента из сопровождения встретят нас в Эндрюсе.  Я выясню у
Пака,  где намечена дозаправка.  Я спрошу об этом, когда свяжусь с ним
по  поводу переноса рейса.  Я должен передать вашей дочери записку.  Я
передам ее после того,  как поговорю с Паком,  и сделаю это так, чтобы
не вызвать подозрений.  Я также отправлю Джона Рэйнберда в Сан-Диего в
следующую среду. Вот, собственно, и все пункты.
   - Да, - сказал Энди, - все. - Он откинулся на спинку сиденья и зак-
рыл глаза.  В голове проносились беспорядочные обрывки прошлого и нас-
тоящего - соломинки на ветру. Неужели из этой затеи что-нибудь выйдет?
Не подписывает ли он смертный приговор им обоим? Теперь они знают, че-
го можно ждать от Чарли, своими глазами убедились. Случись что не так,
и они с Чарли закончат свой перелет в грузовом отсеке самолета. В зап-
ломбированных ящиках.
   Кэп притормозил у контрольно-пропускного  пункта,  опустил  боковое
стекло  и  отдал свою карточку из тонкого пластика дежурному,  который
сунул ее в прорезь компьютера.
   - Можете ехать, сэр, - сказал дежурный. Кэп нажал на педаль.
   - Вот еще что,  капитан Холлистер.  Вы забудете о нашем  разговоре.
Все,  что мы здесь обсуждали, вы сделаете спонтанно. Ни с кем не сове-
туясь.
   - Хорошо.
   Эвди кивнул.  Хорошего мало,  но что будет,  то и будет. Дело может
запросто  кончиться эхом,  ведь ему пришлось подтолкнуть Кэпа изо всех
сил,  а кроме того Кэпу, выполняя его инструкции, придется идти против
своих  убеждении.  Не исключено,  сработает высокое положение капитана
Холлистера.  Или не сработает.  Сейчас Знди был слишком измотан  уста-
лостью и головной болью, чтобы взвешивать возможные последствия.
   С огромным  трудом он выбрался из машины,  Кэпу пришлось поддержать
его под локоть.  Холодная морось приятно освежила лицо, но он не сразу
это понял.
   Агенты, покинувшие "бискайн", смотрели на него с брезгливостью, хо-
тя и старались не подавать виду. Один из них был Дон Джулз. На нем был
голубой спортивный свитер с надписью "НАЦИОНАЛЬНАЯ ОЛИМПИЙСКАЯ КОМАНДА
ПО ЛИТРОБОЛУ".
   "Полюбуйтесь на рыхлого опустившегося наркомана,  - смутно  подума-
лось Энди.  Он задыхался, глаза опять пощипывало. - Полюбуйтесь напос-
ледок, потому что если рыхлый дядя уйдет от вас на этот раз, он разво-
рошит к чертовой матери ваше осиное гнездо".
   - Ну,  ну, ну, - приговаривал Кэп и покровительственнонебрежно пох-
лопывал его по плечу.
   "Ты только сделай,  что тебе сказано, - думал Энди, с мрачной реши-
мостью сдерживая слезы;  не дождутся они его слез,  не дождутся.  - Ты
только сделай, что тебе сказано, сукин ты сын".

   Еще долго после ухода Кэпа Чарли лежала на кровати - она была  бро-
шена, напугана, сбита с толку. Она буквально не знала, что и думать.
   Он пришел полчаса назад,  без четверти пять, и представился капита-
ном Холлистером ("но ты можешь смело называть меня Кэпом, меня так все
зовут").  Его  доброе  умное  лицо немножко напомнило ей иллюстрации к
"Ветру в ивах". Где-то она его недавно видела... но она никак не могла
сообразить,  пока Кэп не навел ее ка след.  Это он проводил ее "домой"
после первого теста,  когда мужчина в  белом  халате  сбежал,  оставив
дверь  открытой.  В тот момент она была как в тумане от потрясения,  и
чувства вины, и... и еще от головокружительного торжества, поэтому не-
удивительно,  что она его не сразу узнала. Даже если бы ее сопровождал
сам Джин Симмонс из рок-группы "Кисе",  она бы и его, вполне возможно,
не заметила.
   Манера говорить у Кэпа была мягкой,  располагающей,  и это сразу ее
насторожило.
   Хокстеттер, сказал он, озабочен тем, что она объявила о своем отка-
зе участвовать в тестах,  пока не увидится с отцом.  Чарли подтвердила
это и замолчала, как в рот воды набрала... в основном от страха. Толь-
ко начни спорить с такой лисой, через пять минут твои доводы рухнут, и
черное представится белым,  а белое черным.  Уж лучше упереться рогом.
Надежнее. Но ее ждала неожиданность.
   - Что ж, это твое право, - сказал он. Видимо, лицо у нее вытянулось
от изумления,  потому что Кэп рассмеялся.  - Придется кое-что утрясти,
но в принципе...
   При словах "кое-что утрясти" она снова набычилась.
   - Никаких больше тестов. Никаких поджогов. Хоть десять лет утрясай-
те.
   - Ну,  так много времени, я думаю, не понадобится, - сказал он, ни-
чуть не обидевшись.  - Просто я должен,  Чарли, кое с кем это согласо-
вать.  К тому же бумажной волокиты у нас тут хватает.  Но пока я  буду
все устраивать, ты можешь ничего не зажигать. Даже свечку.
   - Я и не хочу, - сказала она с металлом в голосе, не веря ни одному
его слову, не веря, что он что-то устроит. - И нс буду.
   - Я постараюсь все уладить... к среде. Да-да, к среде я все улажу.
   Вдруг он замолчал.  Он склонил голову набок, словно прислушиваясь к
тому,  чего  не  могла слышать она,  не будучи настроена на эту волну.
Чарли озадаченно смотрела на него и уже  собиралась  спросить,  что  с
ним,  но вовремя прикусила язык.  В том,  как он сидел, было что-то...
знакомое.
   - Значит, в среду я его увижу? - робко спросила она.
   - По-видимому,  - ответил Кэп.  Он поерзал на стуле и тяжело вздох-
нул.  Их  взгляды  встретились,  и на губах Кэпа появилась растерянная
улыбка...  тоже знакомая. Ни к селу ни к городу он вдруг сказал: - Го-
ворят, твой папа классно играет в гольф.
   Чарли захлопала глазами.  Насколько ей было известно,  папа в жизни
не держал в руках клюшку.  Она открыла рот,  чтобы  сказать  это...  и
вдруг до нее дошло, даже голова закружилась от внезапной догадки.
   (мистер Мерль! в точности как мистер Мерль!)
   Мистер Мерль был одним  из папиных клиентов в  Нью-Йорке. Маленький
невзрачный блондин,  застенчивая улыбка,  очки в  розовой оправе.  Ему
тоже, как и другим клиентам, недоставало верить в себя. Он работал  не
то в страховой компании, не то в банке. Папа за него очень  переживал.
Все это - "рикошет". Из-за того, что папа его подтолкнул.  И еще  этот
рассказ, который он когда-то прочел, там было что-то плохое.  И  вдруг
мистер Мерль начал мучиться. Папа сказал, что этот "рикошет" вылез  из
рассказа и давай прыгать в голове у мистера Мерля, как теннисный  мяч,
только мяч бы потом  остановился, а этот рассказ  все лез и лез  ему в
голову, совсем  бы его  скоро замучил.  Чарли даже  подумала: это папа
специально ей  говорит "мистер  Мерль замучается",  а сам  боится, что
мистер Мерль умрет. Поэтому он однажды попросил его задержаться и  еще
раз его подтолкнул со словами: "Вы никогда не читали этот рассказ".  И
у мистера Мерля сразу все прошло. Остается надеяться, сказал ей  потом
папа,  что  он  никогда  не  увидит  фильм  "Охотники за оленями". Что
имелось в виду, она так и не узнала.
   У мистера Мерля,  пока папа ему не помог,  вид был точно такой  же,
как сейчас у Кэпа.
   Сомнения отпали:  ее отец подтолкнул этого человека. У Чарли словно
крылья выросли.  Ничего не слышать о нем,  кроме самых общих  слов  от
Рэйнберда, да и то изредка, не видеть его так долго, не знать, где он,
и вдруг...  странное чувство - будто он в комнате, успокаивает ее, го-
ворит, что он здесь, рядом. Неожиданно Кэп поднялся.
   - Ну, мне пора. Мы еще увидимся, Чарли. Ни о чем не беспокойся:
   Она хотела остановить его, расспросить об отце - где он, что с ним,
но язык прилип к гортани.
   Кэп направился к выходу, остановился.
   - Да,  чуть не забыл.  - Он пересек комнату,  достал из  нагрудного
кармана сложенный листок бумаги и протянул его Чарли.  Онемевшая,  она
взяла листок,  бегло на него взглянула и спрятала в карман халатика. -
Кстати,  когда будешь кататься верхом, берегись змей, - посоветовал он
доверительно.  - Стоит лошади увидеть змею и она понесет. Проверено. У
нее...
   Не договорив, Кэп принялся тереть висок. Он как-то осунулся, взгляд
стал рассеянным.  Потом он обреченно тряхнул головой. И, попрощавшись,
вышел.
   Чарли так  и  застыла  посреди комнаты.  Затем она достала записку,
развернула, прочла... и все изменилось.

   Чарленок!
   Первое. Когда прочтешь,  отправь это в унитаз,  ладно?
   Второе. Если все пойдет так,  как я наметил (как мне  хотелось бы),
в следующую среду  нас здесь уже  не будет. Записку  передаст тебе наш
человек, хотя он сам об этом не подозревает... поняла?
   Третье. В  среду в час дня ты должна быть в конюшнях.  Придумай что
хочешь - если надо,  зажги для них еще один костер.  Но ты должна быть
там.
   Четвертое, самое  главное. Н е  д о в е р я й  э т о м у  Д ж о н у
Р э й н б е р д у. Мои  слова  могут  тебя  огорчить. Я  знаю, ты  ему
верила. Но он очень опасный  человек, Чарли. Ты все приняла  за чистую
монету, оно и неудивительно, - по словам Холлистера, это такой  актер,
хоть  завтра  Оскара  давай.  Так  вот,  он командовал людьми, которые
схватили нас у  дома Грэнтера. Надеюсь,  тебя это не  слишком огорчит,
но,  зная  тебя,  боюсь,  что  огорчит.  Кому приятно узнать, что тебя
используют  в  своих  целях. Чарли, запомни: если Рэйнберд появится, а
скорее всего он появится, о ч е н ь  в а ж н о, чтобы  ты вела  себя с
ним так, будто ничего не произошло. В среду он нам помешать не сможет.
   Чарли, мы полетим в Лос-Анджелес или в Чикаго.  Я,  кажется, приду-
мал, как организовать пресс-конференцию. Я рассчитываю на помощь Квин-
си,  моего старого друга,  который,  наверное, пожалуй даже наверняка,
вылетит  нам  навстречу,  надо  только  дать  ему  знать.  А что такое
пресс-конференция? Это значит, что про нас узнает вся страна. Даже ес-
ли они нас опять куда-нибудь упрячут, по крайней мере мы будем вместе.
Надеюсь, ты хочешь этого не меньше, чем я.
   Наше нынешнее положение можно было бы считать сносным,  но они зас-
тавляют тебя поджигать,  преследуя самые гнусные цели.  Если ты сейчас
думаешь,  "ну вот,  опять куда-то бежать", поверь мне, это в последний
раз... и мама, я уверен, сказала бы то же самое.
   Я по тебе соскучился, Чарли, и очень тебя люблю.
                                                                  Папа

   Мало что от  той ночи запомнилось.  Запомнилось, что среди  ночи ей
стало жарко, она встала и погасила жар. Смутно запомнился сон - ощуще-
ние свободы,
   (там впереди  свет -  там кончается  лес и  открывается равнина, по
которой Hекромансер будет нести ее не зная устали)
   к которому примешивался  страх и чувство  потери. Так вот  чье лицо
это было,  вот кто  ей все  это время  снился -  Джон. Да разве она не
догадывалась? Разве не догадывалась
   (леса горят,  только не трогай лошадей, пожалуйста, не трогай лоша-
дей)
все это время?
   Когда она утром проснулась,  ночные страхи, и растерянность, и боль
от сознания,  что ее предали, уже переплавлялись со всей неизбежностью
в гнев - твердый и пылающий, как алмаз.
   Пусть только попробует помешать нам в среду,  повторяла она про се-
бя.  Пусть только попробует. Если все это правда, пусть только посмеет
показаться нам на глаза.

   Ближе к обеду открылась дверь,  и Рэйнберд вкатил свою  тележку  со
шваброй, полиролями, губками и тряпочками. Полы его белого халата раз-
вевались.
   - Привет, Чарли, - сказал он.
   Чарли сидела на кушетке и разглядывала  книжку  с  картинками.  Она
подняла глаза - бледненькая,  неулыбчивая... настороженная. Кожа обтя-
нула скулы. С опозданием улыбнулась. Не ее улыбка, подумал Рэйнберд.
   - Привет, Джон.
   - Вид у тебя сегодня, Чарли, ты уж меня извини, неважнецкий.
   - Я плохо спала.
   - Правда?  - Он был в курсе. Этот болван Хокстеттер закатил формен-
ную истерику по поводу того, что ночью температура в ее комнате подня-
лась на пять или шесть градусов. - Бедняга. Из-за папы?
   - Наверно.  - Она захлопнула книжку и встала.  - Пойду полежу. Даже
разговаривать неохота.
   - Ложись, ясное дело.
   Он проводил ее взглядом и,  когда дверь в спальню закрылась, отпра-
вился на кухню набрать воды в ведро. Странно она на него посмотрела. И
улыбнулась странно.  Все это ему не понравилось.  Плохо спала - что ж,
бывает.  Все время от времени плохо спят,  а утром кидаются на жен или
бессмысленно  таращатся в газету.  Бывает.  И все же...  внутри звенел
тревожный звоночек. Он уже забыл, когда она так на него смотрела. И не
бросилась к нему, как обычно, что тоже ему не понравилось. Затворилась
в каком-то своем мирке. Это его тревожило. Может, все дело в бессонной
ночи... а дурной сон позавчера - может, не то съела... и все равно это
его тревожило.
   И еще одно: вчера под вечер к ней заглянул Кэп. Такого еще не быва-
ло.
   Рэйнберд поставил  ведро  и надел на швабру пористый валик.  Окунув
швабру в ведро, он отжал валик и принялся размашисто и не спеша проти-
рать пол. Его страшное лицо было спокойным и невозмутимым.
   УЖ НЕ ХОЧЕШЬ ЛИ ТЫ,  КЭП,  ВОНЗИТЬ МНЕ НОЖ В СПИНУ?  ДУМАЕШЬ, САМОЕ
ВРЕМЯ? РЕШИЛ МЕНЯ УДЕЛАТЬ?
   Если так,  то он здорово недооценил Кэпа. Одно дело Хокстеттер. Ну,
появится  в комиссии или подкомиссии сената - и что?  Там вякнул,  тут
брякнул, а в результате пшик. Начнет потрясать доказательствами. Может
даже  позволить  себе роскошь повспоминать,  какой там на него нагнали
страх.  Другое дело - Кэп.  Кэп прекрасно понимает,  чем оборачиваются
все доказательства, когда речь заходит о таком взрывоопасном материале
(чем не каламбур?), как Чарли Макги. Поэтому, когда в закрытом заседа-
нии выступит Кэп,  он будет говорить о другом - об ассигнованиях, при-
чем размениваться не станет, а просто обронит одно из самых зловещих и
загадочных  выражений из бюрократического лексикона:  долгосрочные ас-
сигнования. И хотя ничего не будет произнесено вслух, все присутствую-
щие отлично поймут,  что в подтексте - вопрос евгеники.  Конечно, рано
или поздно, рассуждал дальше Рэйнберд, Кэпу все же придется пригласить
группу сенаторов на аттракцион Чарли.  "Может быть,  даже с детьми,  -
подумал Рэйнберд,  намачивая пол и протирая. - Это будет поинтереснее,
чем дрессированные дельфины в океанариуме".
   И тут,  Кэп это знает,  ему очень понадобится кое-какая помощь. Так
зачем он к ней приходил вчера?  Зачем раскачивает лодку, в которой сам
сидит?
   Рэйнберд отжимал пористый валик,  наблюдая, как грязная мутная вода
стекает в ведро.  Он снова бросил взгляд на  закрытую  дверь  спальни.
Чарли от него отгородилась, и это ему не нравилось.
   Тут было, было отчего забеспокоиться.

   Вторая половина дня в понедельник выдалась  ветреная,  но  Рэйнберд
этого  не  знал - весь вечер он посвятил сбору информации.  Информация
оказалась тревожной. Первым делом он пришел к Нири, который обслуживал
мониторы во время вчерашнего визита Кэпа к Чарли.
   - Я хочу посмотреть видеозаписи, - сказал Рэйнберд. Нири спорить не
стал.  Он устроил Рэйнберда в маленькой комнатке за холлом  наедине  с
воскресными  записями и видеокассетником "Сони",  позволявшим увеличи-
вать изображение и делать стоп-кадр. Нири был рад от него отделаться и
только  молил бога,  чтобы Рэйнберд еще чего-нибудь не попросил.  Если
девчонка монстр, то Рэйнберд, этот гигантский ящер, монстр вдвойне.
   Записи представляли собой кассеты,  рассчитанные на три часа звуча-
ния и снабженные пометой "00.00 - 03.00" и дальше. Рэйнберд нашел нуж-
ную кассету и прокрутил сцену с Кэпом четыре раза подряд,  прервавшись
лишь затем, чтобы вернуть момент, когда Кэп произносит: "Ну, мне пора.
Мы еще увидимся, Чарли. Ни о чем не беспокойся".
   Многое в этой записи смущало Джона Рэйнберда.
   С  Кэпом  было  что-то  не  так,  и  это  настораживало. Он казался
постаревшим;  то  и  дело,  говоря   с  Чарли,  он  терял  нить,   как
какой-нибудь  склеротик.  Его  взгляд  -  блуждающий,  бессмысленный -
странным  образом  напоминал  Рэйнберду   выражение  глаз  у   солдат,
одуревших от затяжных боев, выражение, которое его собратья по  оружию
удачно окрестили "заворот мозгов".
   Я ПОСТАРАЮСЬ ВСЕ УЛАДИТЬ...  К СРЕДЕ.  ДА-ДА,  К СРЕДЕ Я ВСЕ УЛАЖУ.
   Какого рожна он сказал это?
   Пообещать ей такое значило распрощаться с мыслью о будущих  тестах.
Отсюда напрашивается вывод:  Кэп затеял свою игру,  интригует в лучших
традициях Конторы.
   Но Рэйнберд подобный вывод отверг.  Кэп меньше всего был  похож  на
человека,  затеявшего игру.  Скорее он был похож на человека, которого
совсем задрючили.  Взять эту фразу о гольфе. Фраза совершенно с потол-
ка. Никакой связи с предыдущим или последующим. Рэйнберд было подумал,
что тут какой-то код, но сам же отмел это предположение как смехотвор-
ное.  Кэп отлично знал, что квартира Чарли просматривается и прослуши-
вается, каждый шаг под контролем. Уж Кэп-то нашел бы способ закамуфли-
ровать кодовую фразу. Говорят, твой папа классно играет в гольф. Фраза
словно повисла в воздухе, абсолютно чужеродная и непонятная.
   И, наконец, последнее.
   Рэйнберд прокручивал это место снова и снова. Кэп задумывается. Да,
чуть не забыл.  И затем дает ей что-то,  а она,  быстро глянув, прячет
это в карман халатика.
   Рэйнберд нажимал на кнопку,  заставляя Кэпа раз за разом повторять:
Да,  чуть  не забыл.  И раз за разом что-то передавать Чарли.  Сначала
Рэйнберд думал, что это жевательная резинка, - пока не прибегнул к по-
мощи электронного увеличения и стоп-кадра. И убедился, что это, скорее
всего, записка.
   ЧТО ЖЕ ТЫ, КЭП, СУКИН СЫН, ЗАТЕВАЕШЬ?

   Всю ночь с понедельника на вторник он просидел перед  ЭВМ,  собирая
всю мыслимую информацию о Чарли Макги,  пытаясь нащупать ниточку. И не
нащупал. Только глаз устал и голова от этого разболелась.
   Он уже встал,  чтобы выключить свет,  как вдруг, вне всякой связи с
предыдущим,  мелькнула мысль.  Не о Чарли, а об этом разъевшемся, оду-
ревшем от наркотиков ничтожестве, ее отце.
   Пиншо. Он занимался Энди Макги,  а на прошлой неделе покончил с со-
бой,  да таким диким способом, что нарочно не придумаешь. Явные нелады
с психикой.  Сдвиг по фазе. Не все дома. Кэп берет с собой Энди на по-
хороны - странно, конечно, если вдуматься, но в пределах разумения.
   После чего с Кэпом что-то происходит - он начинает говорить о голь-
фе и передавать записочки.
   ДА НУ, ЧУШЬ СОБАЧЬЯ. ОН ДАВНО ВЫДОХСЯ.
   Рука Рэйнберда замерла на выключателе.  Экран машины был матово-зе-
леным, цвета необработанного изумруда.
   КТО СКАЗАЛ, ЧТО ОН ВЫДОХСЯ? ОН САМ?
   Только сейчас Рэйнберд обратил внимание на еще одно странное обсто-
ятельство.  Пиншо  махнул  рукой на Энди и решил отослать его на Мауи.
Раз Энди не может демонстрировать чудеса,  на  которые  способен  "лот
шесть",  то и незачем держать его тут...  да оно и спокойнее,  если он
будет подальше от Чарли.  Логично. Но затем Пиншо неожиданно передумы-
вает и решает провести серию новых тестов.
   А затем  Пиншо решает почистить мусоросборник...  пока крутятся ло-
пасти.
   Рэйнберд вернулся к машине.  Секунду помедлив, он напечатал: ПРИВЕТ
МАШИНА /ВОПРОС СТАТУС ЭНДРЮ МАКГИ 14112/ ДАЛЬНЕЙШИЕ ТЕСТЫ/ ОТПРАВКА НА
МАУИ/ К 4
   ПРИЕМ, - помигала ему машина.  И почти сразу:  -  ПРИВЕТ  РЭЙНБЕРД/
ЭНДРЮ  МАКГИ  14112 НИКАКИХ ДАЛЬНЕЙШИХ ТЕСТОВ/ РАСПОРЯЖЕНИЕ "СКВОРЕЦ"/
НАМЕЧЕННЫЙ ВЫЛЕТ НА МАУИ 9 ОКТЯБРЯ 15.00/ РАСПОРЯЖЕНИЕ "СКВОРЕЦ"/ ЭНД-
РЮС ВВБ-ДУРБАН (ИЛЛ) ВВБ-КАЛАМИ ПОСАДКА (ГА)/ОТКЛ
   Рэйнберд посмотрел  на часы.  Девятое октября - среда.  Завтра днем
Энди улетает на Гавайи.  Кто отдал такой приказ?  "Скворец",  то  есть
Кэп. Для Рэйнберда это была полная неожиданность. Его пальцы вновь за-
бегали по клавиатуре.
   ВОПРОС ВОЗМОЖНОСТИ ЭНДРЮ МАКГИ 14112/ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СИЛА ВНУШЕ-
НИЯ/ ОБЪЕКТ ГЕРМАН ПИНШО
   Он помешкал,  ища  шифр Пиншо в потрепанной замусоленной книге або-
нентов,  которую он сунул в задний карман брюк, прежде чем отправиться
сюда. Наконец нашел и отстучал: 14409/ К 4
   ПРИЕМ, - помигала машина и так долго не отвечала,  что Рэйнберд уже
засомневался,  правильные ли он заложил данные,  и настроился получить
"609", иначе говоря, баранку за все свои хлопоты.
   Но тут  машина  выдала:  ЭНДРЮ  МАКГИ 14112/ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СИЛА
ВНУШЕНИЯ 35%/ ОБЪЕКТ ГЕРМАН ПИНШО/ ОТКЛ
   Тридцать пять процентов?
   Возможно ли?
   "Ладно, - подумал Рэйнберд.  - Попробуем выбросить Пиншо  из  этого
дурацкого уравнения. Интересно, что получится".
   Он отстучал:  ВОПРОС ВОЗМОЖНОСТИ ЭНДРЮ МАКГИ 14112/ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬ-
НАЯ СИЛА ВНУШЕНИЯ/ К 4
   ПРИЕМ, - помигала  машина и на  этот раз ответила  через пятнадцать
секунд. - ЭНДРЮ МАКГИ 14112/ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СИЛА ВНУШЕНИЯ 2%/ ОТКЛ
   Рэйнберд откинулся назад и закрыл глаз; в висках неприятно стучало,
но еще сильнее был ликующий стук сердца.  Он задал два важных вопроса,
а что в обратном порядке, так эту цену стоило заплатить за интуитивное
озарение - озарение, которое доступно человеку и неведомо машине, хотя
ее можно научить говорить "Привет" и "Будь здоров",  "Извини" (имярек)
и "Ошибочка вышла" или "Фу, черт".
   Машина не  верила,  что у Энди сохранилась сила внушения...  пока в
нее не заложили фактор Пиншо. Показатель сразу резко подскочил.
   Он отстучал:  ВОПРОС ПОЧЕМУ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СИЛА  ВНУШЕНИЯ  ЭНДРЮ
МАКГИ 14112 (ВЕРОЯТНОСТЬ) ПОВЫШАЕТСЯ ОТ 2% ДО 35% УЧИТЫВАЯ ОБЪЕКТ ГЕР-
МАН ПИНШО 14409/К 4
   ПРИЕМ,- ответила машина, а затем: - ГЕРМАН ПИНШО 14409 ЗАКЛЮЧЕНИЕ О
САМОУБИЙСТВЕ/  ПРИНИМАЕТСЯ  ВО  ВНИМАНИЕ ВЕРОЯТНОСТЬ ЭНДРЮ МАКГИ 14112
СПРОВОЦИРОВАЛ САМОУБИЙСТВО/ СИЛА ВНУШЕНИЯ ОТКЛ
   Вот он,  готовый ответ,  лежит себе в банке памяти самой большой  и
умной машины в западном полушарии, которая только и ждет, чтобы ей за-
дали правильные вопросы.
   А что если мои подозрения насчет Кэпа  заложить  в  нее  как  факт?
Рэйнберд  поразмыслил и решил попробовать.  Он опять достал книгу або-
нентов и нашел в ней шифр Кэпа.
   ПРИНЯТЬ К СВЕДЕНИЮ,  - отстучал  он.  -  КАПИТАН  ДЖЕЙМС  ХОЛЛИСТЕР
16040/  ПОСЕТИЛ  ПОХОРОНЫ  ГЕРМАНА  ПИНШО  14409  ВМЕСТЕ С ЭНДРЮ МАКГИ
14112/К 4
   ПРИНЯТО, - ответила машина.
   ПРИНЯТЬ К СВЕДЕНИЮ,  - отстучал снова Рэйнберд.  -  КАПИТАН  ДЖЕЙМС
ХОЛЛИСТЕР 16040/ ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ПРИЗНАКИ СИЛЬНОЙ МОЗГОВОЙ УСТАЛОСТИ/К
4
   609, - ответила машина. Очевидно, "мозговая усталость" была для нее
все равно что китайский иероглиф.
   - Чтоб  ты  подавилась,  - пробормотал Рэйнберд и предпринял другую
попытку.
   ПРИНЯТЬ К СВЕДЕНИЮ/ КАПИТАН ДЖЕЙМС ХОЛЛИСТЕР 16040/ ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ
ВЕДЕТ СЕБЯ В НЕСООТВЕТСТВИИ СО СЛУЖЕБНЫМИ ПРЕДПИСАНИЯМИ/ ОБЪЕКТ ЧАРЛИН
МАКГИ 14111/К 4
   ПРИНЯТО
   - Съела,  паразитка,  - отреагировал Рэйнберд.  - А теперь вот тебе
моя команда. - Его пальцы забегали по клавиатуре.
   ВОПРОС ВОЗМОЖНОСТИ ЭНДРЮ МАКГИ 14112/ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СИЛА ВНУШЕ-
НИЯ/ ОБЪЕКТ  ГЕРМАН  ПИНШО  14409/  ОБЪЕКТ  КАПИТАН  ДЖЕЙМС  ХОЛЛИСТЕР
16040/К 4
   ПРИЕМ, - зажглось в ответ,  и Рэйнберд откинулся на стуле, не сводя
глаз с экрана.  Два процента - ничтожно мало. Тридцать пять - тоже еще
не цифра, чтобы биться об заклад. Вот если бы...
   На экране зажглось:  ЭНДРЮ МАКГИ 14112/ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ СИЛА ВНУ-
ШЕНИЯ 90%/ ОБЪЕКТ ГЕРМАН ПИНШО 14409/ ОБЪЕКТ КАПИТАН ДЖЕЙМС  ХОЛЛИСТЕР
16040/ ОТКЛ
   Ого, девяносто процентов.  Вот теперь можно биться об заклад.
   И еще в  отношении двух моментов  Джон Рэйнберд готов  был побиться
об заклад: во-первых,  что Кэп действительно  передал Чарли записку  -
от отца и, во-вторых, что записка содержала в себе некий план побега.
   - Ах ты старый навозный жук,  - пробормотал Рэйнберд... не без вос-
хищения.
   Он опять наклонился вперед и отстучал:
   600 БУДЬ ЗДОРОВА МАШИНА 600
   604 БУДЬ ЗДОРОВ РЭЙНБЕРД 604
   Он выключил клавиатуру. Его разбирал смех.

   Рэйнберд добрался до своей квартиры и, как был в одежде, рухнул за-
мертво на кровать.  Проснулся он после полудня и сразу позвонил  Кэпу,
что  не выйдет сегодня на работу.  Дескать,  сильная простуда или даже
грипп - еще, чего доброго, заразит Чарли.
   - Надеюсь,  это не помешает вам вылететь завтра в Сан-Диего, - сухо
сказал Кэп.
   - Сан-Диего?
   - Три догьо,  - пояснил Кэп. - Особо секретно. Нужен курьер. Я выб-
рал вас. Вылет с базы Эндрюс завтра в 7.00,
   Мысли Рэйнберда закрутились с бешеной скоростью.  Очередной сюрприз
Энди Макги.  Макги раскусил его. Ясно как божий день. И все это было в
записке, вместе с каким-то безумным планом побега. Теперь понятно, по-
чему Чарли так странно вела себя.  По дороге на похороны или на обрат-
ном пути Энди тряханул Кэпа,  и тот выложил все как на блюдечке. Макги
вылетает из Эндрюса завтра днем,  а его,  Рэйнберда, рейс назначают на
утро. Макги использует Кэпа, чтобы вывести его из игры. Он должен...
   - Рэйнберд? Вы меня слышите?
   - Слышу, - сказал он. - Может, другого пошлете? Что-то я себя пога-
но чувствую, Кэп.
   - Другому я не могу это доверить,  - услышал он в ответ. - Материал
взрывоопасный. Не дай бог... в траве... какая змея схватит.
   - Вы сказали "змея"? - переспросил Рэйнберд.
   - Да! Змея! - буквально завизжал Кэп.
   Макги подтолкнул его,  еще как подтолкнул,  и сознание Кэпа сдвину-
лось и медленно поползло вниз наподобие лавины. Рэйнберд вдруг сообра-
зил - нет, шестым чувством угадал, - что, начни он сейчас артачиться и
качать права,  Кэп может сорваться с катушек... как Пиншо. Заинтересо-
ван ли он в этом? Нет, решил он, не заинтересован.
   - Будет сделано, - сказал он вслух. - Полечу. В 7.00. Придется наг-
лотаться антибиотиков. Сукин вы сын, Кэп.
   - С родителями у меня все чисто,  - отшутился Кэп, но как-то натуж-
но,  безрадостно.  И,  кажется, вздохнул с облегчением... правда, нес-
колько нервозно.
   - Так я вам и поверил.
   - Пока будете заправляться, может, успеете сыграть партию в гольф.
   - Я  не  играю в... г о л ь ф. - И в  разговоре с Чарли он упомянул
гольф -  гольф и  змей.   То и  другое каким-то  образом оказалось  на
карусели, которую  Макги закрутил  в голове  Кэпа.   - Да-да, может, и
успею, - поспешил он согласиться.
   - В Эндрюсе вам надо быть в 6.30,  - сказал Кэп.  -  Спросите  Дика
Фолсома. Помощника майора Пакериджа.
   - Будет сделано,  - сказал Рэйнберд. Ни на какой базе в Эндрюсе его
завтра, разумеется, не будет. - До свидания, Кэп.
   Он положил трубку и спустил ноги с кровати. Потом надел свои старые
грубые ботинки и принялся расхаживать по комнате,  обдумывая предстоя-
щие действия.

   ПРИВЕТ МАШИНА /ВОПРОС СТАТУС ДЖОНА РЭЙНБЕРДА 14222/ ЭНДРЮС ВВБ (ОК)
ДО САН-ДИЕГО (КА) ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ/Ф 9
   ПРИВЕТ КЭП/ДЖОН  РЭЙНБЕРД  14222 ВЫЛЕТ ЭНДРЮС ВВБ 07.00 ВПВ/ СТАТУС
ОДОБРЕН/ОТКЛ
   Эти машины как дети,  подумал Рэйнберд, считывая информацию. Доста-
точно было впечатать новый шифр Кэпа - узнай он, что и этот шифр раск-
рыт,  он бы лишился дара речи,  - чтобы он.  Рэйнберд, стал для машины
Кэпом. Он начал посвистывать на одной ноте. Уже зашло солнце, и Конто-
ра сонливо ворочала делами.
   ПРИНЯТЬ К СВЕДЕНИЮ ОСОБО СЕКРЕТНО
   ПОЖАЛУЙСТА ШИФР
   ШИФР 19180
   ШИФР 19180,  - повторила машина.  - ГОТОВА ПРИНЯТЬ К СВЕДЕНИЮ ОСОБО
СЕКРЕТНО
   Рэйнберд секунду  поколебался,  а затем отстучал:  К СВЕДЕНИЮ/ ДЖОН
РЭЙНБЕРД 14222/ ЭНДРЮС (ОК) ДО САН-ДИЕГО (КА) ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ/ОТМЕНЯ-
ЕТСЯ/ОТМЕНЯЕТСЯ/Ф 9
   ПРИНЯТО
   Далее, пользуясь  книгой абонентов,  Рэйнберд сообщил машине,  кого
надо известить об отмене:  Виктора Пакериджа и его  помошника  Ричарда
Фолсома.  С ночным телексом эти сведения поступят на базу в Эндрюсе, и
утром самолет просто-напросто поднимется в воздух без него.
   И никто ничего не будет знать, включая Кэпа.
   600 БУДЬ ЗДОРОВА МАШИНА 600
   604 БУДЬ ЗДОРОВ КЭП 604
   Рэйнберд откинулся назад.  Проще всего,  конечно, покончить со всем
этим прямо сегодня.  А вдруг осечка? На машину до определенной степени
можно  положиться,  но даже если из ее "вероятностей" сшить себе шубу,
греть такая шуба не будет. Нет, надежнее - дать им развернуться, раск-
рыться и тогда поразить наверняка. Надежнее, да и забавнее.
   Вообще ситуация забавная.  Пока они не сводили глаз с девочки, этот
Макги восстановил свои способности,  если вообще не скрывал их все это
время.  Таблетки, надо полагать, идут "не в нас, а в таз". Кэпа он уже
прибрал к рукам, а это значит, что завтра он приберет к рукам Контору,
захватившую его в плен.  Еще бы не забавно.  Тем эндшпили и интересны,
думал про себя Рэйнберд.
   Он не знал,  что там планирует Макги,  но нетрудно было догадаться.
Да, они полетят в Эндрюс, только вместе с Чарли. Без особых хлопот Кэп
выведет ее за пределы Конторы - едва ли кому другому в целом мире  это
по силам. Они полетят в Эндрюс, не на Гавайи. Возможно, Энди рассчиты-
вает скрыться в Вашингтоне.  Или,  когда они сядут в Дурбане, Кэп, как
послушный робот,  велит подать к трапу служебную машину. В этом случае
они скроются в Шайтауне - а через два дня дадут о себе знать кричащими
заголовками в чикагской "Трибюн".
   Была у него мысль самоустраниться. Тоже забавный вариант. Кэп, ско-
рее всего, окончит свои дни в психушке, бормоча про клюшки для гольфа,
или наложит на себя руки. Ну а Контора... достаточно представить мура-
вейник,  который облили нитроглицерином и сейчас подожгут. ХОЖДЕНИЕ ПО
МУКАМ СЕМЬИ МАКГИ... одна такая заметочка в прессе, и через пять меся-
цев, полагал Рэйнберд, Контора прекратит свое существование. Туда ей и
дорога - он не присягал на верность Конторе.  Он сам себе голова, пок-
рытый шрамами джентльмен удачи,  меднокожий ангел смерти,  и  знамена,
под которыми он служит, для него не более чем половая тряпка. С Конто-
рой он ничем не связан. Он связан с Чарли.
   Им предстоит свидание. Он заглянет в ее глаза, она в его единствен-
ный...  а следующий шаг они,  возможно, сделают вместе, объятые пламе-
нем.  Что,  убивая ее, он, вероятно, спасает мир от светопреставления,
он тоже не думал. Он не присягал миру на верность, как и Конторе.
   Мир и Контора вырвали его с корнем из родной замкнутой среды, кото-
рая,  наверно,  была его единственным спасением...  и сделали из  него
сначала послушного пьянчужку-краснокожего, подручного на бензоколонке,
а потом лоточника,  продававшего "индейские" фигурки на какой-то заню-
ханной дороге между Фениксом и Флэгстаффом. Но Чарли, Чарли!
   С того  затянувшегося  вечера,  когда  темнота бросила их в объятия
друг другу,  они закружились и поныне кружатся в вальсе смерти.  То, о
чем  он  лишь подозревал ранним утром в Вашингтоне,  когда приканчивал
Уэнлесса,  превратилось в стопроцентную уверенность: девочка принадле-
жит  ему.  Но это будет акция любви,  а не разрушения,  хотя на первый
взгляд все наоборот.
   Он готов.  Он в общем-то давно искал смерти. Ну а смерть от ее рук,
на  ее  костре  - это уже близко к жертвенности...  а то и к отпущению
грехов.
   Стоит только дать возможность ей и ее отцу быть вместе,  как  Чарли
станет заряженной винтовкой - или, лучше сказать, огнеметом.
   Он проследит  за  ней  и даст им эту возможность.  Что дальше - кто
знает?.. Да и зачем знать? Разве это не испортит все удовольствие?

   В тот же день Рэйнберд слетал в Вашингтон, где нашел предприимчиво-
го адвоката, не гнушавшегося работать дотемна. Он вручил ему три сотни
долларов в мелких купюрах. И так, в адвокатской конторе, Джон Рэйнберд
уладил немногие свои дела, чтобы завтра быть готовым ко всему.

                       ВОСПЛАМЕНЯЮЩАЯ ВЗГЛЯДОМ

   На столе перед Кэпом как попало лежали телеграммы и деловые бумаги.
О них было забыто. Обо всем было забыто, кроме змей и клюшек для голь-
фа да еще того,  что он должен сделать без четверти час.  Он спустится
вниз к Энди Макги.  Он очень рассчитывал на то,  что Энди скажет  ему,
как поступать дальше. Он очень рассчитывал на то, что Энди устроит все
в лучшем виде.
   За этой чертой - без четверти час - будущее виделось Кэпу бездонной
черной воронкой.
   Его это не тревожило. Как-то даже легче стало.

   Без четверти десять Джон Рэйнберд незаметно проскользнул в наблюда-
тельную комнату - по соседству с квартиркой  Чарли.  Перед  мониторами
сидел Луис Трантер,  мужчина необъятных размеров, едва помещавшийся на
стуле. За стеной, если верить термометру, стабильно держались шестьде-
сят  восемь  градусов.  Луис  полуобернулся  на скрип двери и при виде
Рэйнберда весь напрягся.
   - А говорили, что вы уехали, - сказал он.
   - Отмотался,  - сказал Рэйнберд.  - Учтите,  Луис, сегодня утром вы
меня не видели.
   Луис смотрел на него непонимающим взглядом.
   - Вы  меня не видели,  - повторил Рэйнберд.  - После пяти - все что
угодно.  Но до пяти вы меня не видели. А если что ляпнете, жирку у вас
малость поубавится. Уразумели?
   Луис Трантер  заметно  побледнел.  Сладкий пирожок,  который он ел,
упал на наклонную металлическую панель  пульта  обслуживания.  Пирожок
скатился и,  незамеченный, упал на пол, оставив за собой шлейф крошек.
У Луиса мгновенно пропал аппетит.  Ему приходилось слышать,  что  этот
малый псих, теперь он и сам убедился.
   - Уразумел,  -  прошептал он под прицелом горящего глаза и какой-то
жутковатой ухмылочки.
   - Вот и хорошо,  - сказал Рэйнберд,  надвигаясь. Луис попятился, но
Рэйнберд уже забыл про него, сосредоточив все внимание на одном из мо-
ниторов. На экране была Чарли в своем голубом джемпере - как с картин-
ки  сошла.  Влюбленный взгляд Рэйнберда отметил,  что сегодня Чарли не
заплела волосы, и они красиво рассыпались по плечам. Она сидела на ку-
шетке,  просто сидела. Ни книги. Ни телевизора. Так женщина ждет авто-
буса.
   Чарли, произнес он про себя восторженно, я люблю тебя. Правда.
   - Что у нее на сегодня? - спросил он.
   - Ничего особенного, - суетливо пробормотал Луис. "Пролепетал" было
бы точнее. - Без четверти час идет чистить свою лошадь. На завтра наз-
начен новый тест.
   - На завтра, говорите?
   - Да,  сэр.  - Луис плевать хотел на все тесты,  но он подумал, что
это обрадует Рэйнберда.  Может, уйдет скорее. Вроде бы обрадовало. Вон
как ухмыльнулся.
   - Говорите, без четверти час она идет в конюшни?
   - Точно.
   - Кто ее сопровождает? Учитывая, что я уже лечу в СанДиего?
   Луис тоненько захихикал,  почти по-женски,  желая показать,  что он
оценил шутку.
   - Ваш приятель. Дон Джулз.
   - Он мне не приятель.
   - Да-да,  конечно, - быстро согласился Луис. - Он... ему приказ по-
казался немного странным, но поскольку сам Кэп...
   - Странным? Что ему показалось странным?
   - Он,  понимаете, должен отвести ее в конюшки и там оставить. Коню-
хи,  сказал Кэп, за ней присмотрят. Они же в этом деле ни бум-бум. Дон
подумал, что тут можно здорово...
   - Ясно.  Но разве ему платят,  чтобы он думал? А, толстячок? - Он с
оттяжкой хлопнул Луиса по плечу. Звук раздался нешуточный.
   - Нет,  конечно,  - ответил Луис, проявив чудеса сообразительности.
Его прошиб пот.
   - Ну, бывайте, - сказал Рэйнберд и направился к выходу.
   - Уходите?  - Луис не сумел скрыть своего облегчения. Рэйнберд, уже
взявшийся за дверную ручку, обернулся:
   - Что значит - ухожу? Меня здесь и не было.
   - Не  было,  сэр,  - тотчас согласился Луис.  Рэйнберд одобрительно
кивнул и выскользнул за дверь,  прикрыв ее за собой.  Несколько секунд
Луис оцепенело смотрел на дверь, а затем с облегчением шумно выдохнул.
Подмышки у него намокли,  белая рубашка прилипла к  спине.  Еще  через
несколько секунд он поднял с пола пирожок,  смахнул с него пыль и про-
должил прерванное занятие.  Девочка по-прежнему сидела неподвижно. Чем
Рэйнберд - именно Рэйнберд!  - сумел приворожить ее, было загадкой для
Луиса Трантера.

   Без четверти час - прошла целая вечность с тех пор, как Чарли прос-
нулась, - послышался короткий зуммер, и дверь открыл
   Дон Джулз  в тренировочной бейсбольной фуфайке и заношенных вельве-
товых брюках. Он взглянул на нее отчужденно и без особого интереса.
   - Пошли, - сказал он.
   Чарли направилась к выходу.

   День был прохладный,  ясный.  В двенадцать тридцать появился  Рэйн-
берд;  он  с  удовольствием  шел по еще зеленой траве по направлению к
г-образным конюшням с их темно-красными стенами - цвета спекшейся кро-
ви - в яркую белую полоску. По небу медленно скользили легкие облачка.
Ветерок колыхал рубашку.  Если уж помирать, лучше дня не придумаешь. В
конюшнях он отыскал каморку старшего грума.  Он показал ему свое удос-
товерение с грифом "А".
   - Да, сэр? - вопросительно посмотрел на него Дрэббл.
   - Очистить помещение, - сказал Рэйнберд. - Всем. Пять минут.
   Грум не стал спорить или возмущаться,  и если он несколько  поблед-
нел, загар скрыл это.
   - Лошадям тоже?
   - Только людям. Через задний выход.
   На Рэйнберде  было солдатское хэбэ,  которое они во Вьетнаме иногда
нызывали "конговкой". Из кармана брюк - огромного, глубокого, с клапа-
ном  - он извлек увесистый армейский пистолет.  Старший грум воспринял
это без удивления, как должное. Пистолет уткнулся дулом в пол.
   - Что, сэр, ожидается заварушка?
   - Все может быть, - спокойно сказал Рэйнберд. - Пока не знаю. В об-
щем, давай, папаша.
   - Надеюсь,  с лошадьми ничего не случится,  - сказал Дрэббл. На это
Рэйнберд улыбнулся,  подумав:  "Она тоже надеется".  Он видел, как она
смотрела  на  лошадей.  Нет,  не  зря здесь всюду надписи "не курить":
охапки сена,  сложенные в простенках, сеновал, заваленный набитыми тю-
ками, и дерево, дерево... только спичку поднеси.
   Как на пороховой бочке.
   Ничего, с  тех  пор как он все меньше и меньше стал дрожать за свою
жизнь, он сиживал и не на таких бочках.
   Опять подошел к выходу и выглянул из-за двустворчатой двери. Ни ду-
ши.  Он повернул обратно, к стойлам, вдыхая сладковатый острый полуза-
бытый запах лошадей. Он убедился, что все стойла на запоре.
   Затем снова вернулся к выходу.  Идут. Двое. Пока еще на том берегу,
значит, будут здесь минут через пять. Это не Кэп и Энди. Это Дон Джулз
и Чарли.
   ИДИ КО МНЕ, ЧАРЛИ, подумал он с нежностью. ИДИ ЖЕ КО МНЕ.
   Он быстро оценил взглядом черноту сеновала на верхнем ярусе,  подо-
шел к примитивной лестнице - стойке с набитыми перекладинами - и начал
легко взбираться наверх.
   Спустя три минуты в прохладный полумрак обезлюдевших конюшен шагну-
ли Чарли и Дон Джулз. Они постояли, обвыкаясь в темноте. Рэйнберд дер-
жал наготове "магнум" 357-го калибра, на который он поставил глушитель
собственной конструкции,  облапивший дуло, точно невиданный черный па-
ук. Глушитель, собственно говоря, глушил звук лишь до некоторой степе-
ни, да и невозможно совсем погасить выстрел из такой "пушки". Когда он
первый раз нажмет (если нажмет) на  спуск,  раздастся  всхрип,  второй
выстрел  сопроводится  отрывистым  лаем,  а  дальше - дальше глушитель
практически бесполезен.  Рэйнберд надеялся,  что до стрельбы  дело  не
дойдет, но на всякий случай зажал пистолет обеими руками, направив его
так, что глушитель закрывал кружок на груди Дона Джулза.
   Джулз настороженно осматривался.
   - Вы можете идти, - сказала Чарли.
   - Эй!  - крикнул в темноту Джулз, не обращая на нее никакого внима-
ния.  Рэйнберд хорошо знал своего напарника. Все по уставу. Комар носа
не подточит.  Главное - себя обезопасить.  - Эй,  грум!  Кто-нибудь! Я
привел девочку!
   - Вы  можете  идти,  - повторила Чарли,  и вновь Джулз пропустил ее
слова мимо ушей.
   - Стой, - сказал он, беря ее за запястье. - Надо кого-нибудь найти.
   Не без сожаления Рэйнберд приготовился застрелить его.  Что ж,  Дон
Джулз мог бы кончить и хуже.  По крайней мере умрет по уставу, во всем
себя обезопасив.
   - Я ведь с к а з а л а - можете идти, - повысила голос Чарли, и
неожиданно Джулз выпустил ее запястье. Не просто выпустил, а  отдернул
руку, как если бы схватился за что-то горячее.
   Рэйнберд пристально следил за неожиданным развитием событий.
   Джулз повернулся к Чарли.  Он потирал ладонь - покраснела  ли  она,
Рэйнберд со своего места разглядеть не мог.
   - Ну-ка убирайтесь отсюда,  - тихо сказала Чарли.
   Джулз сунул руку под фуфайку, и Рэйнберд вторично приготовился  его
застрелить.  Но  сначала  надо  дождаться,  чтобы  он вытащил оружие и
недвусмысленно заявил о своем намерении увести се обратно.
   Не успел он,  однако, достать пистолет, как тут же с криком выронил
его. И попятился, смотря на девочку округлившимися глазами.
   Чарли отвернулась,  как будто Джулз ее больше не интересовал. Посе-
редине длинного прохода,  являвшего собой боковину буквы Г,  торчал из
стены водопроводный кран,  под которым стояло корыто,  до половины на-
полненное водой.
   Над корытом заклубился пар.
   Вряд ли,  подумал Рэйнберд, это заметил Джулз, неотрывно смотревший
на девочку.
   - Убирайся  отсюда,  дрянь такая,  - сказала Чарли,  - или я сейчас
сожгу тебя. Живьем изжарю.
   Джон Рэйнберд в душе поаплодировал.
   Джулз стоял в нерешительности.  Напряженный,  голова вперед,  глаза
бегают  по  сторонам  -  ни дать ни взять крыса,  готовая к нападению.
Рэйнберд был готов,  если понадобится,  подстраховать Чарли,  надеясь,
впрочем, что Джулз проявит здравый смысл. Как известно, сила порой вы-
ходит из-под контроля.
   - Убирайся,  ну, - повторила Чарли. - Иди откуда пришел. Я за тобой
прослежу. Ну! Выметайся!
   В ее голосе зазвенели ноты ярости, и это решило дело.
   - Полегче,  - сказал он. - Ладно, иду. Но учти, отсюда тебе не вый-
ти. Лучше и не пытайся.
   Тем временем он протиснулся мимо нее и начал пятиться к выходу.
   - Я прослежу,  - пригрозила Чарли. - И не смей оборачиваться, ты...
какашка.
   Джулз уже был в дверях. Он что-то сказал напоследок, но Рэйнберд не
расслышал.
   - Пошел вон! - закричала Чарли.
   Она стояла в дверях, спиной к Рэйноерду, - миниатюрный силуэт в об-
рамлении мягкого солнечного света.  И вновь он ощутил прилив нежности.
Вот, стало быть, где назначено им свидание.
   - Чарли, - тихо позвал он.
   Девочка вся подобралась и отступила от двери. Она узнала его голос,
он это почувствовал.  Так же как почувствовал ярость, мгновенно ее ох-
ватившую. Она не подала виду, только вскинулись плечики.
   - Чарли, - снова позвал он. - Эй, Чарли.
   - Ты! - прошептала она. Он едва расслышал. Где-то под ним всхрапну-
ла лошадь.
   - Я,  - подтвердил он.  - С самого начала - я, Чарли.
   Она резко повернулась и  обшарила взглядом уходившие вдаль  стойла.
Нет, она  не могла  увидеть Рэйнберда,  он укрылся  за грудой  тюков в
темноте сеновала.
   - Где ты? - возвысила она голос. - Ты меня обманул! Я знаю от папы!
Это ты нас тогда,  у Грэнтера!..  - Рука ее сама потянулась к горлу, к
тому месту, куда воткнулась его стрела. - Где же ты?
   АХ, ЧАРЛИ, ТЕБЕ ТОЛЬКО СКАЖИ...
   Заржала лошадь  -  это не было похоже на сытое довольное ржание,  в
нем сквозило смятенье. В ответ заржала другая. Раздался двойной удар -
одна из этих чистокровных лягнула дверь задними копытами.
   - Где  ты?  - еще раз выкрикнула она,  и тут Рэйнберд почувствовал,
как воздух нагревается. Прямо под ним послышалось громкое ржание - это
мог быть и Некромансер, - похожее на женский крик.

   После короткого  и резкого зуммера дверь в квартиру Энди в полупод-
вальном этаже северного особняка открылась,  и на  пороге  возник  Кэп
Холлистер. За этот год он стал другим человеком. Тот Кэп, хотя и в ле-
тах,  был умница,  крепкий мужчина с волевым лицом;  такое лицо  можно
увидеть у бывалого охотника,  сидящего в засаде с дробовиком наготове.
Этот Кэп передвигался как сомнамбула, волоча ноги. Год назад его воло-
сы были стального отлива;  сейчас они побелели и напоминали старческий
пушок.  Губы то и дело подергивались.  Но главная  перемена  коснулась
глаз,  в которых появилось недоуменное, какое-то по-детски беспомощное
выражение;  иногда оно сменялось  подозрительностью  и  почти  рабским
страхом,  когда он озирался по сторонам. Руки висели по бокам как пле-
ти,  пальцы бесцельно шевелились.  Эхо превратилось в рикошет, который
куролесил  сейчас  в его мозгу,  носясь со свистом и набирая все более
сумасшедшую, убийственную скорость.
   Энди Макги поднялся ему навстречу.  Он был одет,  как в тот день  в
Нью-Йорке,  когда они с Чарли бежали от зеленого автомобиля Конторы по
Третьей авеню. Только вельветовый пиджак порвался по шву на левом пле-
че и коричневые саржевые брюки выцвели и до блеска протерлись на заду.
   Ожидание пошло ему на пользу. Он сумел обрести внутренний покой. Не
понимание, нет. Он чувствовал, что оно уже никогда не придет, даже ес-
ли  они  с  Чарли совершат невероятное - вырвутся на свободу и заживут
нормальной жизнью. Он не находил в своем характере роковго изъяна, ко-
торый бы хоть как-то оправдал эту жизненную мясорубку;  он,  отец,  не
совершил таких грехов, которые должна была бы искупить его дочь. Разве
грешно  хотеть заработать двести долларов и ради этого принять участие
в официальном эксперименте?  Не более грешно,  чем хотеть вырваться на
свободу.  Если я окажусь на воле, думал он, я скажу людям: учите своих
детей,  учите с пеленок премудростям жизни...  Нам говорят:  мы знаем,
что делаем, и бывает, что знают, но чаще всего нам лгут.
   Впрочем, что после драки-то кулаками махать?  Во всяком случае, они
не пустили свои денежки на ветер.  Возможно...  и все равно он не  мог
понять и,  тем более,  простить тех, кто устроил им эту мясорубку. Об-
рести внутренний покой значило притушить костер ненависти к безыменным
бюрокретинам,  творящим  зло  во имя национальной безопасности или че-
го-то там еще.  Хотя какие же они безыменные: вот один стоит перед ним
- глаза пустые,  нервный тик,  бессмысленная улыбка. Жалости к Кэпу он
не испытывал.
   САМ ВИНОВАТ, ПРИЯТЕЛЬ.
   - Ну как, Энди? - спросил Кэн. - Готовы?
   - Да,  - сказал Энди.  - Вы не возьмете одну сумку?  В опустошенном
взгляде Кэпа промелькнул обманчивый блеск - жалкий намек на былую про-
ницательность.
   - А вы их проверили?  - рявкнул он.  Там змей нет?  Энди подтолкнул
его несильно. Надо было экономить силы для чрезвычайных обстоятельств.
   - Берите,  - сказал он,  показывая на одну из сумок.  Кэп подошел и
взял. Энди подхватил вторую.
   - Где ваша машина?
   - У подъезда, сказал Кэп. - Только что подогнали.
   - Нас будут... проверять? - Подразумевалось: НАС НИКТО НЕ ЗАДЕРЖИТ?
   - С какой стати? - искренне удивился Кэп. - Вы ведь со мной.
   Пришлось удовлетвориться этим ответом.
   - Сейчас мы выйдем на улицу,  - сказал Энди,  - и поставим сумки  в
багажник...
   - В багажник, да, - вставил Кэп. - Я его утром проверил.
   - А потом подъедем к конюшням и заберем мою дочь. Есть вопросы?
   - Нет.
   - Отлично. Тогда вперед.
   Они вышли  в коридор и направились к лифту.  В холле им встретились
несколько человек,  спешивших по делам.  Они проходили мимо,  украдкой
бросая взгляды на Кэпа.  Выйдя из лифта, Кэп провел Энди через бальный
зал в просторный вестибюль.
   За конторкой сидела не рыжеволосая Джози - она дежурила в тот день,
когда Кэп послал Эла Стейновица в Гастингс Глен,  и за последнее время
круто пошла в гору, - а лысеющий молодой человек, потевший над учебни-
ком программирования.  В руке он держал желтый фломастер. Заслышав ша-
ги, он оторвался от книжки.
   - Ну что,  Ричард, - сказал Кэп, - добиваешь учебник? Ричард засме-
ялся.
   - Скорее он меня добивает. - Молодой человек с любопытством посмот-
рел на Энди. Тот постарался придать своему лицу неопределенное выраже-
ние.
   Кэп сунул большой палец в щель, раздался щелчок. На приборной пане-
ли зажегся зеленый свет.
   - Пункт назначения?  - спросил Ричард.  Вместо фломастера он воору-
жился шариковой ручкой, которая зависла над регистрационным журналом в
переплете.
   - Конюшни,  - односложно ответил Кэп. - Захватим дочь Энди - и наши
птички улетели.
   - С военно-воздушной базы в Эндрюсе,  - поправил его Энди и дал по-
сыл. Сейчас же в мозг, как тупой нож, вонзилась боль.
   - База в Эндрюсе,  - понимающе кивнул Ричард и записал это в журнал
вместе с временем вылета. - Желаю удачи.
   Их встретил солнечный октябрьский день с легким ветерком. Кэповская
"Вега" стояла у выхода, перед которым делала кольцо подъездная дорога,
посыпанная белой кирпичной крошкой.
   - Дайте мне ключи, - сказал Энди. Взяв у Кэпа связку, он открыл ба-
гажник,  и они сложили туда сумки.  Энди захлопнул багажник  и  вернул
ключи. - Поехали.
   Кэп сделал  петлю  вокруг пруда,  держа курс на конюшни.  Когда они
отъезжали, Энди увидел, что какой-то мужчина в тренировочной бейсболь-
ной  фуфайке бежит к дому,  откуда они только что вышли.  Его кольнуло
беспокойство.  Кэп остановил машину у самых конюшен; дверь была откры-
та.
   Он потянулся  за ключами,  и Энди пришлось легонько стукнуть его по
руке.
   - Не надо. Пусть мотор работает. Идемте. - Он вылез первым. В голо-
ве стучало,  боль ритмично пульсировала в мозгу,  но это было терпимо.
Пока.
   Кэп вылез из машины и в нерешительности остановился.
   - Я туда не пойду, - сказал он. Его глаза так и бегали в орбитах. -
Там темно. Они любят темноту. Они прячутся. Они кусаются.
   - Там  нет змей,  - сказал Энди и дал слабый посыл.  Этого хватило,
чтобы Кэп тронулся с места,  однако  с  большой  неохотой.  Они  вошли
внутрь.
   В первое мгновение Энди похолодел от мысли,  что ее нет.  Он ровным
счетом ничего не видел после яркого уличного света. Здесь было жарко и
душно.  Отчего-то беспокойно вели себя лошади - они всхрапывали и били
копытами в стойлах. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте.
   - Чарли? - позвал он дрогнувшим взволнованным голосом. - Чарли?
   - Папа!  - крикнула она, и его захлестнула радость - радость, кото-
рая  сменилась ужасом,  ибо голос ее звенел от страха.  - Папочка,  не
входи сюда! Не входи...
   - Боюсь, что уже поздно, - раздался голос откуда-то сверху.

   - Чарли,  - тихо позвал голос.  Откуда-то сверху,  но откуда? Каза-
лось, он звучал отовсюду.
   Внутри у нее так и вспыхнула ярость, раздуваемая чудовищной неспра-
ведливостью происходящего,  - этому не будет конца,  их  поджидают  за
каждым поворотом,  им отрезают все пути к бегству.  Она почувствовала,
как мгновенно подступило н е ч т о. В последнее время о н о держится
у самой поверхности -  так и просится наружу.   Вот и с этим,  который
привел ее  сюда... ей  стоило только  подумать о  том, чтобы он бросил
пистолет, как  его обжег  горячий металл.   Пусть еще  скажет спасибо,
что патроны в обойме не взорвались.
   Вот уже подступает этот жар и начинает расходиться во все  стороны,
точно она, Чарли, - немыслимая батарея отопления или что-то в этом ро-
де.  Она прочесывала взглядом сеновал - нет,  не видно.  Сплошные ряды
тюков. Сплошная темень.
   - Я здесь,  Чарли.  - Голос звучал громче, но по-прежнему спокойно.
Он врезался лучом прожектора в туман ее слепой ярости.
   - Спустись вниз!  - закричала Чарли.  Она вся дрожала.  -  Спустись
вниз, пока я все не подожгла! Я ведь могу!
   - Можешь,  я знаю,  - тихо отозвался голос. Да, он несся ниоткуда и
одновременно отовсюду.  - Но если ты это сделаешь, сгорят лошади. Слы-
шишь, что с ними творится?
   Она услышала.  Только сейчас услышала, когда он сказал. Лошади обе-
зумели от страха, они храпели и бились в запертые двери. Среди них был
и Некромансер.
   У нее сжалось горло. Перед глазами возникла ферма Мэндерсов, огнен-
ные зигзаги в траве, обугленные цыплята.
   Она устремила взгляд к спасительному корыту с водой,  близкая к па-
нике. Она кое-как сдерживала силу, дрожавшую на пределе, готовую в лю-
бую секунду
   (назад)
вырваться наружу
   (НАЗАД!)
и смести все на своем пути.
   (НАЗАД, НАЗАД, СЛЫШИШЬ, НАЗАД!)
   На этот  раз из корыта не просто повалил пар - в мгновение ока вода
превратилась в яростно бурлящее варево. В следующее мгновение хромиро-
ванный кран над корытом сорвался с резьбы, закрутился пропеллером. На-
садка выстрелила из трубы,  как из пушки,  и пролетев через весь кори-
дор,  врезалась в дальнюю стену.  Из трубы хлынула вода.  Холодная. Ей
передалось это ощущение прохлады.  Но вода уже начинала испаряться,  и
проход  между  стойлами заволокло молочным туманом.  Свернутый в бухту
зеленый пластмассовый шланг,  висевший на стене рядом с  трубой,  стал
плавиться, одно кольцо за другим.
   (НАЗАД!)
   Но она  уже обуздывала стихию,  постепенно усмиряла ее.  Прежде это
было невозможно - стихия угомонилась бы не раньше, чем произвела наме-
ченные разрушения.  Сейчас она научилась как-то сдерживать эту силу...
да только сила с тех пор выросла неизмеримо!
   Ее лихорадило.
   - Чего тебе еще надо? - спросила она, понижая голос. - Почему ты не
даешь нам уйти?
   Испуганно, на высокой ноте заржала лошадь.  Чарли нетрудно было по-
нять, что с ней там творится.
   - Кому придет в голову,  что можно дать вам уйти, - сказал Рэйнберд
все так же тихо. - Даже твоему отцу, думаю, не придет. Ты опасна, Чар-
ли.  И ты это знаешь.  Если мы дадим тебе уйти,  завтра тебя  захватят
агенты какой-нибудь другой стороны. Я не шучу, можешь быть уверена.
   - Я не виновата! - крикнула она.
   - Оно конечно,  - раздумчиво сказал Рэйнберд. - Не виновата. Только
это все фигня.  Я не думаю об этом факторе-зет.  И никогда не думал. Я
думаю о тебе одной, Чарли.
   - Все ты врешь!  - пронзительно крикнула она.  - Ты обманывал меня,
притворялся, что ты...
   Она остановилась.  Рэйнберд одним махом перелез через ряд  тюков  и
уселся на край сеновала,  свесив ноги.  На коленях у него лежал писто-
лет. Его лицо выплыло на нее, как выщербленная луна.
   - Разве я врал тебе?  Нет.  Просто я переиначивал правду.  И  делал
это, чтобы спасти тебя, Чарли.
   - Нагло  врешь!  - прошептала она и с ужасом почувствовала,  как ей
хочется ему поверить.  Глаза щипало от подступивших слез.  Она слишком
устала,  и ей очень хотелось поверить ему,  поверить в то, что она ему
действительно небезразлична.
   - Ты отказывалась участвовать в тестах,  -  продолжал  Рэйнберд.  -
Твой отец тоже.  Как по-твоему,  чем бы кончилось? Думаешь, они броси-
лись бы извиняться:  "Ах, это недоразумение"... и выпустили вас на во-
лю?  Ты же видела их в деле,  Чарли. Видела, как они ранили этого Мэн-
дерса. Они вырывали ногти у твоей матери, а потом они ее у...
   - Хватит!  - страдальчески закричала она. Неусмиренная стихия вновь
напомнила о себе, угрожающе подступив к самому краю.
   - Не хватит, - сказал он. - Пора тебе узнать правду. Я сдвинул тебя
с мертвой точки.  Я заставил их плясать вокруг  тебя.  Ты  думаешь,  я
расстарался, потому что это моя работа? С...тобой я хотел на мою рабо-
ту. И на всех этих... Кэпа, Хокстеттера, Пиншо, Джулза, что привел те-
бя... Все они дерьмо.
   Она, как  загипнотизированная,  смотрела  на зависшее над ней лицо.
Сегодня его глаз не был закрыт повязкой,  и этот щелевидный с извивами
провал казался напоминанием о каком-то ночном кошмаре.
   - Я  не  соврал тебе про это.  - Он поднес руку к лицу.  Его пальцы
легко,  почти любовно ощупывали шрамы на подбородке, до мяса содранную
щеку,  выжженную глазницу. - Да, я переиначил правду. Не было ни ямы в
земле, ни конговцев. Меня оприходовали свои. Потому что они были такое
же дерьмо, как эти.
   Чарли не понимала,  не могла вникнуть,  о чем он.  Голова у нее шла
кругом.  Разве он не знает,  что стоит ей захотеть, и он превратится в
хрустящий хлебец?
   - Но все это дело десятое,  - сказал он.  - Все, кроме нас с тобой.
Между нами должна быть ясность. Полная ясность. Больше ничего. Чарли.
   Внутренний голос подсказывал ей, что он говорит правду, - но за его
словами лежит еще другая, скрытая правда. То, чего он не договаривал.
   - Поднимись ко мне,  - сказал он, - и мы здесь все обсудим. Это был
своего рода гипноз.  И отчасти телепатия. Она ведь догадывалась о той,
скрытой правде,  однако ноги сами несли ее к лестнице, что вела на се-
новал. Нет, не о каких-то там обсуждениях он ей сейчас говорил. Он го-
ворил о том,  что надо разом со всем покончить. С сомнениями, горечью,
страхом...  с искушением зажигать костры один другого больше,  пока не
случится непоправимое. При всем безумии, при всей своей извращенности,
слова этого человека убеждали ее в том,  что он ей предан,  предан как
никто.  И...  да,  это правда, в глубине души она желала этого. Желала
конца и освобождения.
   И поэтому она шла к лестнице и уже взялась  за  перекладину,  когда
раздался голос отца.
   - Ч а р л и?  - позвал он, и чары разрушились.
   Она  выпустила  перекладину;  внезапно  все  увиделось  с ужасающей
ясностью. Она повернулась: отец стоял в проеме. Первая мысль
   (как ты потолстел, папа!)
пронеслась в мозгу  так быстро, что  на не успела  отдать себе в  этом
отчет. Толстый, худой - какая  разница, она узнала бы его  с закрытыми
газами; любовь к  нему брызнула живой  водой - и  вмиг рассеялись чары
Рэйнберда, точно  колдовской туман.  И стало  яснее ясного:  что бы ни
значил Джон для нее, для ее отца он означал одно - смерть.
   - Папочка, - закричала она. - Не входи сюда!
   Гримаса  досады  исказила  лицо  Рэйнберда.  Пистолет,  только  что
лежавший на  коленях, уже  был нацелен  в силуэт,  возникший в дверном
проеме.
   - Боюсь, что уже поздно, - сказал он.
   Рядом с отцом стоял мужчина.  "Это тот, кого называют Кэпом", - по-
думала она. Он стоял неподвижно, плечи опущены, точно перебиты кости.
   - Войдите,  - велел  Рэйнберд, и  Энди вошел.  - Остановитесь. Энди
остановился.  Кэп,  держась  чуть  сзади,  также  продвинулся  вперед,
словно был на  привязи. Глаза Кэпа  с беспокойством обшаривали  темные
углы.
   - Я  знаю,  что  ты можешь это сделать.  - Голос Рэйнберда зазвучал
непринужденно,  почти насмешливо.  - И твой отец, кстати, тоже кое-что
может. Но учтите, мистер Макги... Энди. Могу я звать вас Энди?
   - Как вам будет угодно, - ответил тот. Голос его был спокоен.
   - Так вот,  Энди, если вы попытаетесь пустить в ход свои способнос-
ти,  я продержусь ровно столько,  сколько нужно, чтобы застрелись вашу
дочь.  А если ты, Чарли, пустишь в ход свои, - кто знает, чем это кон-
чится.
   Чарли подбежала к отцу.  Она уткнулась в его  пиджак,  почувствовал
щекой рубчатую ткань.
   - Папа, папочка, - прошептала она срывающимся голосом.
   - Здравствуй, мышонок, - сказал он гладя ее по голове. Он прижал ее
к себе,  потом поднял глаза на Рэйнберда. Вот и сбылся сон об одногла-
зом пирате,  тем более что Рэйнберд сидел на краю сеновала, точно мат-
рос на мачте.  - И что теперь? - спросил пн Рэйнберда. Он понимал, что
тот, пожалуй, сумеет продержать их под дулом писголета, пока не подос-
пеет подмога,  за которой побежал мужчина в фуфайке, но что-то подска-
зывало ему - не этого хочет Рэйнберд.
   Его вопрос остался без ответа.
   - Чарли! - позвал Рэйнберд.
   Она вздрогнула в объятиях отца, но не обернулась.
   - Чарли, - снова позвал он - мягко и вместе требовательно. - Помот-
ри на меня, Чарли.
   Медленно, неохотно она обернулась и посмотрела.
   - Поднимись сюда,  - сказал он, - ты ведь уже собиралась подняться.
Все остается в силе. Мы решим наши дела, и все будет кончено.
   - Боюсь,  что это невозможно,  - достаточно вежливо заметил Энди. -
Мы уходим.
   - Иди,  Чарли,  - не отступал Рэйнберд,  - иначе я сейчас прострелю
голову твоему отцу.  Ты можешь сжечь меня, но на спуск я нажму раньше,
будь уверена.
   Чарли издала горлом стон, точно раненый зверь.
   - Не двигайся, Чарли, - сказал Энди.
   - С ним будет все в порядке,  - сказал Рэйнберд.  Его низкий  голос
звучал рассудительно,  убаюкивающе.  - Он летит на Гавайи, с ним будет
все в порядке. Выбирай, Чарли. Пуля в голову или золотой песок на пля-
жах в Калами. Одно из двух. Выбирай.
   Завороженная его  взглядом,  Чарли,  вся  дрожа,  шагнула навстречу
Рэйнберду.
   - Чарли! - резко сказал отец. - Нет!
   - Все будет кончено,  - сказал Рэйнберд. Пистолет, ни разу не дрог-
нувший в его руке, метил Энди в голову. - Ты ведь этого хочешь? Я буду
нежен,  ты и не почувствовасшь боли.  Верь мне, Чарли. Этим ты спасешь
отца... и себя. Поверь мне.
   Она сделала еще шаг. И еще.
   - Нет, - сказал Энди. - Не слушай его, Чарли. Голос отца дрогнул, и
это лишь добавило ей решимости.  Она приближалась к лестнице.  Вот она
взялась за верхнюю перекладину, помедлила. Вот задрала голову - взгля-
ды ее и Рэйнберда сомкнулись.
   - Ты обещаешь, что с ним ничего не случится?!
   - Да,  - сказал Рэйнберд, но Энди всей кожей ощутил, внезапно и бе-
зоговорочно: он лжет... и всегда лгал.
   Мне придется подтолкнуть ее,  подумал он и сам себе не поверил.  Не
его - ее.
   Он набирался духу это сделать.  Чарли уже стояла на нижней ступень-
ке,  взявшись за следующую перекладину. И тут Кэп, о котором все забы-
ли, начал кричать.
   Вид у Дона Джулза, ворвавшегося в здание через несколько минут пос-
ле ухода Кэпа и Энди,  был такой, что Ричард, дежуривший на своем пос-
ту, выхватил оружие из полуоткрытого ящика.
   - Что... - только и успел он сказать.
   - Тревогу! Давай тревогу! - завопил Джулз.
   - А у вас есть полно...
   - Есть у меня,  кретин,  полномочия!  Девчонка! Девчонка хочет сбе-
жать!
   На приборной  панели у Ричарда были два простейших десятеричных на-
борника, которые устанавливались поворотом ручки. Ричард, не долго ду-
мая,  установил шифр слева на семерке. Джулз, уже успев обогнуть стол,
установил шифр справа на единице.  Через секунду  с  приборной  панели
стал разноситься утробный сигнал, мгновенно подхваченный динамиками на
всей территории Конторы.
   Рабочие побросали свои газонокосилки и ринулись к ангарам, где хра-
нились винтовки. Защелкнулись электронные дверные замки, пряча от гре-
ха подальше ЭВМ с их соблазнительной информацией.  Глория,  секретарша
Кэпа, достала личное оружие. Агенты, весь наличный состав, расстегивая
на ходу пиджаки, бежали к динамикам в ожидании инструкций. Вместо сла-
бого  тока  на внешнее заграждение сразу поступило столько вольт,  что
они могли бы убить все живое. Почуяв, как по звуку сирены Контора при-
ходит в состояние боевой готовности, доберманы, охранявшие полосы меж-
ду двумя ограждениями,  истерично залаяли и заметались.  Ворота, отде-
лявшие Контору от внешнего мира, намертво закрылись. При этом хлебному
фургону,  обслуживавшему гарнизонный магазин, как ножом срезало задний
бампер;  окажись  шофер менее удачливым,  его бы убило током на месте.
   Нескончаемый звук сирены въедался в подсознание.
   Джулз сорвал микрофон с приборной панели.
   - Готовность - ярко-желтый. Повторяю, готовность - яркожелтый. Тре-
вога боевая. Окружить конюшни. Предельная осторожность. - Он попытался
вспомнить  кодовое  наименование,  под  которым проходила Чарли,  и не
вспомнил. Каждый день меняют, черт бы их подрал. И тогда Джулз объявил
по-простому, без затей: - Там девчонка, и она готова на все! Повторяю,
она готова на все!

   Экстренное сообщение застигло Орва Джеймисона в фойе третьего этажа
северного особняка;  он стоял, держа в руке свою "пушку". Выслушав ди-
рективу Джулза, он так и сел и первым делом зачехлил оружие.
   - Так-так,  - пробормотал он себе под нос, видя, как трое его парт-
неров по бильярду выбегают в коридор. - Лично я пас, так что без меня.
Другие пусть мчатся туда,  как гончие по свежему следу. Они не были на
ферме Мэндерсов. Они еще не видели эту третьеклассницу во всем блеске.
   Больше всего О'Джею хотелось сейчас найти ямку поглубже.

   Кэп Холлистер  мало  что  слышал из трехсторонних переговоров между
Чарли, ее отцом и Рэйнбердом. Кэп находился в простое: старые указания
он выполнил, новых не получил. Слова обтекали его бессмысленными пото-
ками, ничто не мешало ему сосредоточиться на гольфе и ползающих гадах,
на битах с железными головками и боа-констрикторах,  на клюшках и гре-
мучих змеях, на нибликах и питонах, способных заглотать целого козлен-
ка.  Ему определенно не нравилось это место.  Разбросанное здесь и там
сено напоминало ему своим запахом только  что  подстриженную  площадку
для гольфа. Не где-нибудь, а именно в скошенной траве укусила змея его
брата, когда самому Кэпу было три годика, и хотя змея была не такая уж
опасная,  его старший брат заголосил,  просто-таки заголосил, а вокруг
пахло сеном,  клевером, тимофеевкой, и его старший брат, самый сильный
и отважный на свете,  голосил,  девятилетний Леон Холлистер, взрослый,
мужественный мальчик,  голосил:  "Скорей беги за папой!" -  он  держал
обеими руками опухающую ногу и обливался слезами, - и когда трехлетний
малыш, лепеча что-то от страха бросился выполнять его приказ, она про-
ползла по его ноге, прямо по ноге, как осклизлая водоросль, - уже пос-
ле доктор сказал,  что укус не опасный, что змея, по-видимому, укусила
перед тем кого-то другого и выпустила почти весь свой яд, но Ленни ре-
шил,  что он умирает,  а воздух тогда был пропитан  медовыми  запахами
летней травы, в которой прыгали кузнечики и стрекотали, как водится, и
плевались в обидчика табачной жидкостью ("Плюнь - выпущу",  - говорили
они мальчиками в Небраске), да то были чудо-запахи и чудо-звуки, запа-
хи и звуки игры в гольф... если бы только не отчаянье в голосе брата и
не это прикосновение к ноге чешуйчатого тела, отчего его взгляд камнем
упал вниз,  а там - плоская треугольная головка и черные глаза...  она
проползла по его ноге, спеша укрыться в траве, высокой, как на недост-
риженной площадке для гольфа... точно такой же был тогда запах... неу-
дивительно, что ему не понравилось это место.
   БИТЫ С ЖЕЛЕЗНЫМИ ГОЛОВКАМИ,  И ГАДЮКИ,  И КОРОТКИЕ КЛЮШКИ, И МЕДЯН-
КИ...
   Слепо метался рикошет по безумной траектории,  и так же слепо блуж-
дал взгляд Кэпа в полумраке конюшен, пока Джон Рэйнберд воевал с обои-
ми Макги. Наконец он уставился на зеленый пластмассовый шланг, местами
оплавленный,  на стене возле покореженной водопроводной трубы.  Кольца
шланга, висевшего на крюке, частично скрадывались остатками пара.
   Внезапно в нем вспыхнул панический страх,  столь  же  опасный,  как
случайная  искра  в заброшенной шахте,  куда просочился газ.  В первые
мгновения страх был такой всеобъемлющий, что он не мог даже выдохнуть,
не говоря уже о том, чтобы закричать, предупредить об опасности. Голо-
совые связки намертво сомкнулись.
   Потом отпустило.  Кэп судорожно, одним глотком втянул полные легкие
воздуха и издал душераздирающий вопль:
   - ЗМЕ-Я-ААААА!
   Он не бросился бежать.  Как ни сдал он, бежать Кэп Холлистер был нс
приучен.  Он сделал несколько шагов на несгибающихся ногах, как заржа-
вевшая механическая кукла,  и схватил прислоненные к стене грабли.  Он
приготовился забить,  порубить, искрошить эту гадину. Сейчас... сейчас
он...
   СЕЙЧАС ОН СПАСЕТ ЛЕНЧИ!
   Он бросился к оплавленному шлангу, воинственно размахивая граблями.
   Дальше все произошло в считанные секунды.

   Агенты, почти все имевшие при себе личное оружие,  и садовые  рабо-
чие,  почти  все  вооруженные  винтовками,  цепью окружали приземистые
г-образные конюшни, когда послышался протяжный вопль. Мгновение спустя
-  тяжелый  глухой стук и что-то вроде сдавленного крика боли.  Спустя
еще мгновение донеслись частые удары и  тут  же  -  отрывистый  ватный
звук, какой мог издать только пистолет с глушителем.
   Цепочка людей,  окружавших конюшни,  приостановилась, а затем вновь
начала смыкаться.

   Когда Кэп завопил и ринулся за граблями, внимание Рэйнберда отвлек-
лось на один лишь миг, но и этого мига оказалось достаточно. Дуло, на-
целенное Энди в голову,  молниеносно поймало новую мишень - Кэпа; сра-
ботал инстинкт готового к прыжку тигра. И этот природный инстинкт сос-
лужил ему плохую службу - та самая пороховая бочка,  на которой он так
долго просидел, взорвалась, и его отбросило взрывом.
   Энди подтолкнул  его  столь  же молниеносно,  ибо и у него сработал
инстинкт.  Когда дуло переметнулось на  Кэпа,  он  крикнул  Рэйнберду:
"Прыгай!"  - и дал такой силы посыл,  какой ему давать еще не приходи-
лось.  От адской боли, разорвавшейся в мозгу шрапнелью, у него помути-
лось  в   голове,  и  он  почувствовал,  как  там что-то с м е с т и -
л о с ь, окончательно и бесповоротно.
   Перегорело, подумал он.  Мысль увязла в какой-то каше. Он пошатнул-
ся. Вся левая половина разом онемела. Левая нога отказывалась служить.
   (к тому шло,  замыкание, перегорело, зараза)
   Рэйнберд обеими руками резко  оттолкнулся от края сеновала.  На его
лице  изобразилось  почти  комическое  недоумение.  Но  пистолет он не
выпустил; даже все  себе отшибив при  падении, распластанный на  полу,
со сломанной  ногой, он  не выпустил  пистолет.   Он не сумел подавить
крик от боли и замешательства, но пистолет он не выпустил.
   А Кэп в исступлении уже колотил граблями по зеленому  шлангу.  Губы
его беззвучно шевелились, разбрызгивая слюну.
   Рэйнберд оторвался от поло.  Волосы упали на лицо.  Он мотнул голо-
вой,  чтобы они не мешали обзору.  Его единственный глаз сверкал в по-
лумраке.  Рот скривила горькая гримаса. Он поднял пистолет и навел его
на Энди.
   - Нет! - вырвалось у Чарли. - Нет!
   Рэйнберд выстрелил,  дымок просочился сквозь сетку глушителя.  Пуля
вонзилась в стену позади безвольно поникшей головы Энди; полетели све-
жие щепки.  Рэйнберд подставил для упора здоровую руку и снова выстре-
лил.  Голову  Энди так и отбросило вправо,  из шеи - с левой стороны -
хлынула кровь.
   - Нет! - Чарли в ужасе закрыла лицо. - Папочка! Папа! Рука, постав-
ленная для упора, соскользнула, и ладонь Рэйнберда беспомощно проехала
по деревянному полу, оставившему в ней не одну занозу.
   - Чарли, - прошептал он. - Чарли, посмотри на меня.

   Цепь наступавших наконец замкнула кольцо вокруг конюшен; люди оста-
новились, не зная, как быть дальше.
   - Девчонка! - сказал Джулз. - Убираем девчон...
   - Нет!  - донесся ее крик,  словно она услышала Джулза. И через се-
кунду: - Папочка! Папа!
   Затем раздался еще выстрел,  на этот раз куда более громкий,  и од-
новременно с выстрелом полыхнула такая яркая вспышка, что все невольно
заслонили глаза.  Из открытой двери конюшен выплеснула обжигающая вол-
на,  заставившая  людей  попятиться.  А  потом все увидели дым - дым и
красные сполохи.  И в недрах этого ада с детским лицом - заржали лоша-
ди.

   Услышав обращенные к ней слова Рэйнберда,  Чарли, хотя она бежала к
отцу и мысли ее путались,  - обернулась.  Он лежал на животе и пытался
укротить пистолет, который так и плясал в его вытянутых руках.
   Невероятно, но он улыбался.
   - Вот так, - прохрипел он. - Чтобы видеть твои глаза. Я люблю тебя,
Чарли.
   И выстрелил.
   И тут стихия, выйдя из-под ее контроля, как бешеная вырвалась нару-
жу. На пути к Рэйнберду стихия испарила кусочек свинца, который бы на-
верняка поразил в голову свою жертву.  Мгновение казалось, что воздуш-
ная струя колышет одежду Рэйнберда,  а также Кэпа,  находившегося чуть
дальше,  - и что больше ничего не происходит.  Но колыхалась не только
одежда,  сама плоть колыхалась,  тая как воск и обнажая кости, которые
на глазах обугливались и пригорали.
   Неожиданной яркости блиц на какое-то время ослепил Чарли;  но  если
глаза ничего не видели,  то в ушах стояло ржание лошадей,  обезумевших
от страха в своих стойлах... и еще пахло паленым.
   ЛОШАДИ! ЛОШАДИ!  - отпечаталось  в сознании.  Она кружила на месте,
ничего не видя перед собой. Сон обернулся явью. Это был и он, и не он.
На какой-то миг возникла иллюзия,  что она снова в  аэропорту  Олбани,
маленькая девочка, и ростом на пять сантиметров пониже и худее на пять
кило,  а главное, совсем еще простодушная маленькая девочка, и в руках
у нее пакет,  выуженный из мусорной урны,  она ходи) по кабинам и дает
им тычки взглядом,  и серебро к ней в пакет так  и  сыплется  из  щели
возврата монет...
   Вот и сейчас она дала тычок,  можно сказать,  сама того не желая, и
что ей теперь делать, спрашивается?
   А тем временем всколыхнувшийся раскаленный воздух пробежал из конца
в конец длинный проход между стойлами. Железные засовы, деформируясь и
плавясь, падали на пол один за другим.
   Словно выпущенная из некой биопушки,  сметя по дороге Кэпа с  Рэйн-
бердом, стихия с ревом выбила заднюю стену конюшен и подняла на воздух
десяки досок и бревен.  Щепки разлетелись веером ярдов на  шестьдесят,
разя тех,  кто подвернулся ненароком,  не хуже крупной картечи. Агенту
Клейтону Брэддоку аккуратно срезало голову обломком деревянной  обшив-
ки,  просвистевшим,  как бумеранг.  Его соседа раскроил пополам брус -
этакий сорвавшийся пропеллер.  Третьему отхватил ухо дымящийся клин, а
он даже не сразу осознал это.
   Неровная цепь  наступавших  вмиг  рассыпалась.  Кто  не мог бежать,
уползал.  Лишь один человек не сразу  обратился  в  бегство.  Это  был
Джордж Седака,  тот самый, что вместе с Орвилом Джеймисоном перехватил
письма Энди на безлюдном шоссе в Нью-Гэмпшире. Седака, которому надле-
жало быть в Панама-сити, по случайности застрял в Конторе. Агент слева
от него стонал на земле. Справа лежал бедняга Клейтон Брэддок.
   Седака же был словно заговорен.  Обломки и горящие  щепки  облетали
его  стороной.  Огромный крюк,  на каких подвешивают тюки,  вонзился в
землю своим беспощадно острым концом в каких-то сантиметрах от его но-
ги. Металл еще был раскален докрасна.
   Дыра в  конюшнях  зияла такая,  будто з этом месте заложили не один
пакет динамита. Рухнувшие и еще охваченные пламенем стропила образова-
ли черную яму метров восьми в диаметре. Основная масса обломков, выби-
тая,  как пробка, взрывной волной невиданной силы, обрушилась на боль-
шую кучу компоста и устроила целый пожарище; занималось и то немногое,
что уцелело от задней стены конюшен.
   Седака слышал,  как храпят и ржут лошади, видел, как зловещие оран-
жево-красные  языки  пламени  пожирают сухое сено,  врываясь на второй
ярус. Это было все равно что увидеть ад в иллюминатор.
   "Все, - решил Седака, - с меня хватит".
   Одно дело совершить налет на безоружного почтальона в тихом месте и
другое... Джордж Седака зачехлил пистолет и обратился в бегство.

   Растерянная, она никак не могла осмыслить происходящее.
   - Папа! - кричала она. - Папа! Папочка! Все размыто, призрачно. Го-
рячий удушливый дым и красные вспышки.  Удары копыт в дощатые двери. А
засова уже нет, и двери настежь. И лошади вырываются.
   Чарли, упав на колени,  искала отца, искала на ощупь, а мимо проно-
сились лошади - тени, абрисы лошадей. Обрушилась балка в снопе искр, и
сразу  вспыхнуло  сено  в каком-то стойле.  В меньшем отсеке конюшен с
грохотом взорвался бак с бензином для трактора - точно великан  откаш-
лялся тридцатью галлонами горючего.
   Чарли ползла как слепая, выставив перед собой руки; копыта проноси-
лись над самой ее головой.  Вот одно чиркнуло по  плечу  и  опрокинуло
навзничь. Ее рука наткнулась на ботинок.
   - Папа? - Голос ее дрожал. - Папа?
   Он был мертв. Еще бы не мертв. Все мертво. Сама земля горит. Снача-
ла мать убили, теперь отца.
   Зрение постепенно возвращалось к ней,  но предметы словно плавали в
тумане.  Жар накатывал волнами.  Ведя рукой по его ноге, она добралась
до ремня,  потом пальцы осторожно скользнули вверх по рубашке и  вдруг
нащупали что-то влажное, липкое. Набухающее. Она окаменела.
   - Папа, - прошептала она.
   - Чарли?
   Едва различимый хрип...  но,  несомненно, его хрип. Рука отца нашла
ее лицо; он потянул ее к себе.
   - Нагнись... ближе.
   Она подползла вплотную,  и тут его лицо выплыло из  серого  марева.
Вся левая сторона опустилась вниз, застыла, левый глаз налился кровью,
как в то утро в мотеле Гастингс Глен.
   - Папа, что же это... - простонала она.
   - Некогда, - сказал он. - Слушай, Слушай меня!
   Она склонилась над ним, слезы закапали ему на лицо.
   - К этому шло, Чарли... И нечего плакать. Сейчас...
   - Нет! Нет!
   - Хватит!  - оборвал он ее грубо. - Сейчас они попытаются убить те-
бя.  Так ты...  не церемонься.  Хватит в перчатках.  - У него вышло "в
певчатках",  ибо говорить он мог лишь уголком перекошенного рта.  - Не
давайся им,  слышишь!  И не дай им замести следы. Чтобы не сказали по-
том... случайный пожар...
   Он с трудом приподнял голову,  ловя губами воздух.  Снаружи, сквозь
треск прожорливого огня, пробились хлопки выстрелов, не имевших, каза-
лось,  никакого отношения к происходящему.  Только с  лошадьми,  опять
что-то с лошадьми...
   - Папочка, не разговаривай... тебе нельзя.
   - Не...  когда.  - Он чуть привстал на правом локте, чтобы лучше ее
видеть.  Изо рта с обеих сторон текла кровь.  - Ты должна сделать все,
чтобы вырваться,  слышишь? - Она вытерла с его губ кровь краем джемпе-
ра.  Спину обожгло. - Сделай все, чтобы вырваться. Будут мешать - уби-
вай. Война так война. Пусть знают... - Голос его слабел. - Все сделай,
чтобы вырваться. Сделай это для меня, Чарли. Поняла?
   Она кивнула.
   Где-то сзади рухнула еще одна балка,  крутанувшись в воздухе огнен-
ным колесом фейерверка.  На них дохнуло жаром,  точно из печной трубы.
Искры, как голодная мошкара, впивались в тело, прежде чем погаснуть.
   - Сделай... - Он откашлялся кровью и через силу выговорил: - Сделай
так,  чтобы это никогда не повторилось. Сожги все это, Чарли. Все сож-
ги.
   - Папа...
   - Иди же. Сейчас... рухнет.
   - Я тебя не оставлю, - сказала она дрожащим беспомощным голосом.
   На лице его появилось подобие улыбки. Он привлек ее к себе еще бли-
же, словно хотел что-то шепнуть на ухо. И - поцеловал.
   - Я тебя оч...
   Это были его последние слова.

   За отсутствием  старших по рангу Джулзу пришлось взять командование
на себя.  Он выжидал сколько мог после выстрелов в  конюшнях,  он  был
уверен, что вот-вот перед ним появится живая мишень. Но Чарли не появ-
лялась,  а тем временем наиболее глазастые уже углядели,  что творится
позади  конюшен,  и тогда он понял - если он хочет их задержать,  надо
действовать.  Он двинулся вперед,  и люди за ним.  Лица у всех напряг-
лись, посуровели. Вот теперь стало видно: не для того вышли, чтобы во-
рон пострелять.
   В дверном проеме мелькнула тень.  Она! Все разом вскинули винтовки.
Двое открыли огонь, еще не видя цели. Но вот...
   То была не она,  то были лошади - пять,  восемь,  десять, - морды в
пене, зрачки белые, безумные.
   Пальцы сами нажали на спуск.  Даже наиболее хладнокровные, успевшие
сообразить,  кто перед ними, втянулись в общую пальбу. Это была бойня.
Две лошади завалились вперед на полном скаку;  одна из них  напоследок
горестно  заржала.  Трава окрасилась кровью,  такой яркой в этот ясный
октябрьский день.
   - Стойте!  - заорал Джулз. - Стойте, дьявол вас! Это же лошади, ло-
шади!
   С равным успехом король Канут некогда пытался укротить морскую сти-
хию.  Людей обуял страх перед невидимой силой;  от завывания сирены  и
этих слов "готовность ярко-желтый", от вида пожарища, охваченного чер-
ными клубами дыма,  и грохота взорвавшегося бака с горячим,  от  всего
этого нервы у людей натянулись до предела, а тут вдруг мишени, в кото-
рые можно разрядить винтовку... и они разряжали.
   Две лошади остались лежать на траве без движения,  у третьей тяжело
вздымались бока; упав, она перегородила дорожку, посыпанную измельчен-
ным кирпичом.  Те,  что неслись следом, резко взяли влево и, ничего не
видя  перед собой,  помчались прямо на людей.  Трое или четверо успели
отскочить, но у одного заплелись ноги, и его, кричащего, затоптали.
   - Хорош!  - орал Джулз.  - Хорош, говорю! Отставить огонь, кретины!
Отставить, кретины!

   Но бойня продолжалась. Глядя перед собой пустыми, отчужденными гла-
зами, люди перезаряжали оружие. Многие из них, подобно Рэйнберду, были
ветеранами вьетнамской войны,  и на их лицах, выжатых и застывших, ле-
жала печать былых кошмаров,  возведенных в  степень  безумия.  Кое-кто
прекратил пальбу - одиночки.  Пять лошадей полегло. Нескольким удалось
спастись, среди них Некромансеру, чей хвост развевался, словно флаг на
боевом корабле.
   - Девчонка!  - заорал кто-то, показывая на дверь конюшен. - Девчон-
ка!
   Поздно. Они только что разделались с лошадьми и не могли с ходу пе-
реключиться. Не успели все развернуться в сторону Чарли - в глаза бро-
силась жалкая фигурка в свитерке,  в синих гольфах, поникшая голова, -
а навстречу им уже бежали дорожки огня,  точно нити губительной паути-
ны.

   Вновь стихия захлестнула Чарли,  и это было ее спасение. Боль утра-
ты, невыносимо острая, сразу пошла на убыль, притупилась.
   И вновь  собственная власть раздразнила,  разожгла ее любопытство -
чем не заманчивая игрушечная адская  машина,  о  возможностях  которой
можно только гадать?
   Дорожки огня разбегались по траве, приближаясь к расстроенной цепи.
   "Вы убили лошадей,  бандиты",  - подумала она,  и, вторя ее мыслям,
прозвучал эхом голос отца:  БУДУТ МЕШАТЬ - УБИВАЙ.  ВОЙНА  ТАК  ВОЙНА.
ПУСТЬ ЗНАЮТ.
   Да, решила она, сейчас они у меня узнают.
   Кое-кто не  выдержал и побежал.  Едва заметным поворотом головы она
сместила линию огня правее и накрыла трех человек, превращая их одежду
в горящие тряпки. Люди забились на земле в жестоких конвульсиях.
   Что-то просвистело мимо ее лица,  секундой позже что-то обожгло за-
пястье.  Это Джулз открыл огонь из второго пистолета,  который взял  у
Ричарда. Широко расставив ноги, он целился в нее, зажав пистолет в вы-
тянутых руках.
   Чарли послала импульс:  один короткий мощный выброс. Джулза отшвыр-
нуло,  будто ударило невидимой бабой копра. Он пролетел метров пятнад-
цать, еще в воздухе превратившись в огненный шар.
   И тогда побежали даже те,  у кого нервы были покрепче. Точно так же
все бежали на ферме Мэндерсов.
   ВОТ ВАМ, подумала она. ВОТ ВАМ ВСЕМ.
   Нет, она не хотела убивать. Тут для нее ничего не изменилось. Изме-
нилось другое: она будет их убивать, если ее к этому вынудят. Если они
станут у нее на пути.
   Она направилась  к  ближайшему особняку,  что закрывал собой амбар,
такой ухоженный,  какие бывают только на календарях с сельскими пейза-
жами; просторная лужайка отделяла особняк от его брата-близнеца.
   Одно за другим оглушительно лопались оконные стекла.  Плющ, который
вился по восточной стене особняка, заходил ходуном, во все стороны по-
бежали огненные артерии. Краска задымилась, пошла пузырями, вспыхнула.
Пламя взметнулось вверх двумя руками и словно сграбастало крышу.
   Распахнулась дверь,  и оттуда выплеснулся истеричный  вой  пожарной
сирены и с ним два десятка секретарш,  техников и лаборантов. Они нес-
лись по газону - к ограждению,  где их ждал ток высокого напряжения  и
беснующиеся собаки, - там они сбились, как овцы, в кучу. Стихия рвану-
лась было навстречу людям,  но Чарли вовремя отвела взгляд, он упал на
ограждение, и аккуратные ромбовидные звенья поплыли, потекли, закапали
на землю слезами расплавленного металла.  От перегрузки ограждение за-
гудело, точно басовая струна, и стало разваливаться секция за секцией.
Слепящие огненные брызги взлетали вверх. Над ограждением плясали шаро-
образные электрические разряды, белые фарфоровые изоляторы взрывались,
как игрушечные мишени в тире.
   Доберманы неистовствовали, мечась между внешним и внутренним ограж-
дениями, как духи смерти. Шерсть на них стояла дыбом. Один наскочил на
плюющуюся искрами железную сетку,  и его,  растопыренного,  подбросило
высоко вверх. На землю упал дымящийся комок. Двое сородичей в припадке
истерии растерзали его.
   За особняком, в котором держали Чарли и ее отца, симметрично амбару
находилось  длинное  одноэтажное  прекрасно  сохранившееся  деревянное
строение,  выкрашенное в красное с белым.  Здесь был оборудован  гараж
Конторы.  Распахнулись широкие створки,  и,  набирая скорость,  выехал
бронированный лимузин с федеральным номером.  Верх был убран, и из ма-
шины  торчали  головы  и плечи.  Положив локти на борт,  мужчина начал
расстреливать Чарли из ручного  пулемета.  Куски  вывороченного  дерна
разлетались перед самым ее носом.
   Чарли повернулась  к автомобилю и направила стихию по новому руслу.
Мощь стихии продолжала расти; при всей своей податливости она неуклон-
но набирала силу, словно питала самое себя, словно это была перманент-
ная цепная реакция. Бензобак лимузина взорвался, метнув в небо выхлоп-
ную трубу, как копье, и окутав облаком заднюю часть автомобиля. Но еще
раньше ударной волной вдавило ветровое стекло,  и заживо сгорел  стре-
лявший, а специальные самозаклеивающиеся шины оплыли, точно свечи.
   Машина еще двигалась по инерции в огненном ореоле,  сбиваясь с кур-
са,  теряя очертания,  превращаясь в подобие торпеды. Она дважды пере-
вернулась, и повторный взрыв Доконал ее.
   Из второго  особняка  тоже повалили служащие,  люди разбегались как
муравьи.  Она могла накрыть их огнем - и в глубине души ей этого  даже
хотелось,  - но, собрав остатки воли, она заставила себя обратить сти-
хию на само здание - место,  где ее и отца держали насильно  и...  где
Джон ее предал.
   Она дала  импульс  - все,  на что была способна.  Секунду ничего не
происходило, только воздух заколебался, как бывало во время пикников с
шашлыками, когда раскалятся угли. А затем особняк разнесло на куски.
   Единственное, что  ей отчетливо запомнилось (та же деталь впоследс-
твии фигурировала в показаниях оставшихся в живых очевидцев),  это це-
лехонькая  кирпичная труба,  взлетевшая в небо,  подобно ракете,  в то
время как особняк о двадцати пяти комнатах,  объятый пламенем,  разва-
лился,  словно карточный домик.  Стихия, это огненное дыхание дракона,
подняла на воздух камни, доски, целые балки. Расплавленная пищущая ма-
шинка, похожая на завязанную в узел зеленую тряпочку для мытья посуды,
описав крутую дугу,  врезалась в землю меж двух ограждений,  образовав
небольшой кратер. Со скоростью стрелы, выпущенной из арбалета, пронес-
ся и скрылся из виду стул с бешено крутящимся сиденьем.
   Жгучий зной сгущался вокруг Чарли.
   Она озиралась,  ища, что бы еще разрушить. Уже дымились два велико-
лепных особняка (впрочем,  от одного из них осталось только воспомина-
ние),  конюшни, останки лимузина. Даже тут, на открытом воздухе, пекло
нещадно.
   А внутренняя  энергия  все набирала и набирала силу,  прося выхода,
требуя выхода, грозя в противном случае разорвать, уничтожить ее носи-
теля.
   Чарли ничего уже не соображала.  Неужели и это еще не конец?  И тут
она вновь повернулась к ограждению,  за которым  начиналась  дорога  в
другой мир,  и увидела,  как люди, потеряв голову от страха, бросаются
на заградительную сетку.  Там, где секции выпали, им удалось через нее
перелезть.  Истошно кричала молодая женщина в желтой юбке гаучо, став-
шая добычей собак.  И вдруг Чарли услышала голос отца - так явственно,
словно он, живой, стоял рядом: Хватит, Чарли! Остановись, пока можешь!
Но может ли?
   Оторвавшись от ограды,  она лихорадочно искала взглядом то, что су-
лило спасение, одновременно пытаясь совладеть с этой стихией, удержать
ее в каких-то границах.  А та рвалась наружу, разбегалась по траве не-
мыслимыми огненными спиралями.
   Ничего. Ничего, разве что...

   Пруд.

   Чарли, окруженная  особым  миром  молочной белизны,  отдавала пруду
свою энергию, пыталась укротить ее, утихомирить, одолеть. Казалось, ей
не  будет предела.  И все же Чарли уже могла ее как-то контролировать;
энергия послушно перетекала в пруд, словно по невидимой трубе. Но что,
если вся вода испарится раньше,  чем стихия будет отторгнута и раство-
рена?
   Отныне - никаких разрушений. Лучше она сама отдастся на растерзание
этому  зверю,  чем  позволит ему вырваться наружу,  чтобы пожирать все
вокруг.
   (назад! назад!)
   Наконец-то энергия стала утрачивать свой запал,  свою...  свою спо-
собность к самогенерации. Начался распад. Все вокруг было окутано гус-
тым белым паром;  пахло прачечной. Угрожающе шипел и пузырился невиди-
мый пруд.
   (НАЗАД!)
   Опять всколыхнулась мысль об отце,  и боль утраты пронзила ее с но-
вой силой: мертв... он мертв... эта мысль словно еще больше растворила
энергию,  и  вот  уже  шипенье пошло на убыль.  Мимо нее величественно
проплывали клубы дыма.  Потускневшей серебряной монетой висело над го-
ловой солнце.
   ЭТО Я ЕГО ТАКИМ СДЕЛАЛА, МЕЛЬКНУЛО В ГОЛОВЕ НЕОЖИДАННОЕ - И ТУТ ЖЕ:
"НЕТ... НЕ Я... ЭТО ПАР... ТУМАН... ВОТ РАССЕЕТСЯ...
   Но в глубине души она вдруг почувствовала, что стоит ей захотеть, и
она это сделает с солнцем...  со временем. Сила ее раз от разу возрас-
тала.
   Все эти разрушения,  этот апокалипсис, обозначили поток сегодняшних
ее возможностей.
   А сколько еще в потенции?
   Чарли упала в траву и дала волю слезам;  она оплакивала отца, опла-
кивала тех,  кого убила,  даже Джона. То, чего хотел для нее Рэйнберд,
было бы скорее всего ее спасением...  и все же, несмотря на смерть от-
ца, несмотря на разрушительную лавину, которую она вызвала на свою го-
лову,  в  ней  билось  желание жить - всем существом она молча и цепко
хваталась за жизнь.
   Так что в первую очередь она, наверно, оплакивала себя.

   Сколько она пробыла в такой позе - на коленях,  голова, обхваченная
руками,  уткнулась в траву,  - Чарли не знала; ей даже показалось, что
она - возможно ли?  - задремала.  Как бы там ни было,  когда она очну-
лась, солнце светило ярче и стояло западнее. Пар, висевший над прудом,
разметало в клочья и разогнало легким ветром.
   Чарли медленно поднялась и осмотрелась.
   В глаза бросился пруд.  Еще бы немного и... конец. Отдельные лужицы
поблескивали на солнце,  точно стеклярус, разбросанный в жирной грязи.
Как куски яшмы в ржавых прожилках,  валялись там и  сям  перепачканные
илом листы кувшинок и водоросли. Кое-где дно высохло и потрескалось. В
грязи виднелись монетки и какой-то ржавый предмет - то ли длинный нож,
то ли лезвие от газонокосилки. Трава по берегу пруда обуглилась.
   Мертвая тишина,  нарушаемая лишь сухим потрескиванием огня, повисла
над территорией Конторы.  Папа сказал ей: пусть узнают, что такое вой-
на: это ли не поле боя? Яростно горели конюшни, амбар, ближайший особ-
няк.  От второго особняка остались дымящиеся руины;  можно было  поду-
мать,  что  в  него  угодила  огромная  зажигательная бомба или снаряд
"фау", изобретенный в конце второй мировой войны.
   Выжженные черные линии избороздили газон во всех направлениях, сос-
тавив  какой-то  причудливый  дымящийся  узор.  В конце образовавшейся
траншеи валялись обгорелые останки бронированного лимузина. Кто бы уз-
нал сейчас автомобиль в этой груде металлолома?
   Но когда ее взгляд упал на ограждение...
   Вдоль внутренней сетки лежали тела, пять или шесть. Еще два или три
тела и несколько трупов собак лежали между оградами.
   Как во сне Чарли направилась в ту сторону.
   По лужайке бродили одиночки.  Завидя ее,  два человека  попятились.
Остальные,  очевидно, ее не знали и не догадывались, что она всему ви-
новница. Люди еще не оправились от шока и двигались точно сомнамбулы.
   Чарли перелезла через внутреннее ограждение.
   - Зря ты это,  девочка, - бросил ей вслед мужчина в белом халате. -
На собак напорешься.
   Чарли даже головы не повернула.  Оставшиеся в живых собаки зарычали
на ее,  но приблизиться не рискнули:  тоже, видать, натерпелись. Осто-
рожно,  просовывая носки тапочек в ромбовидные отверстия сетки и цепко
перехватывая руками,  она полезла на внешнее  ограждение.  Взобравшись
наверх,  медленно перекинула одну ногу, затем другую. Спускалась она с
теми же предосторожностями и вот,  наконец ступила на землю -  впервые
за полгода на землю,  не принадлежавшую Конторе. Она стояла в оцепене-
нии.
   СВОБОДНА, подумалось смутно. Я СВОБОДНА.
   Где-то вдали, нарастая, завыла сирена.
   Шагах в двадцати от опустевшего  караульного  помещения  сидела  на
траве женщина со сломанной рукой.  У нее был вид раскормленного ребен-
ка,  который не в силах самостоятельно подняться.  От потрясения подг-
лазья у нее побелели. Губы тронула синева.
   - У вас рука... - срывающимся голосом сказала Чарли. Женщина подня-
ла на нее взгляд - и вдруг узнала.  Она стала отползать, повизгивая от
страха.
   - Не подходи ко мне! - пронзительно заверещала она. - Эти их тесты!
Я знаю без всяких тестов! Ты ведьма! Ведьма! Чарли остановилась.
   - У вас рука,  - повторила она.  - Что же это? Рука. Бедненькая. Ну
что вы? - Губы у нее задрожали. Боже, какие затравленные округлившиеся
зрачки у этой женщины, как судорожно кривится рот! Вдруг Чарли пронзи-
ло - вот оно, самое страшное.
   - Что же это!  - закричала она.  - Мне ведь правда жалко!  А они...
они убили моего папу!
   - Надо было и тебя...  с ним, - задохнулась женщина. - Жалостливая?
Вот бы сама себя и подожгла!
   Чарли сделала  к ней один шаг - женщина снова отпрянула и,  упав на
поврежденную руку, вскрикнула.
   - Не подходи ко мне!
   И в этот миг вся боль,  и скорбь, и гнев, переполнявшие Чарли, вне-
запно обрели голос.
   - Я не виновата! - закричала она женщине со сломанной рукой. - Я ни
в чем не виновата!  Они сами напросились, и нечего на менять валить! И
убивать я себя не буду! Слышите вы? Не буду!
   Женщина униженно отползала, бормоча что-то невнятное.
   Вой сирены приближался.
   Чарли почувствовала,  как стихия рвется наружу на гребне ее возбуж-
дения.
   Она с силой загнала ее поглубже, подавила.
   (и этого я делать не буду)
   Она пересекла дорогу, не обернувшись на униженно распростертую бор-
мочущую женщину.  Через дорогу начинались поля,  заросшие высокой тра-
вой,  уже посеребренной октябрьским солнцем,  но не  растерявшей  свои
ароматы.
   (куда я иду?)
   Она пока не знала.
   Но в руки им она уже никогда не дастся.

                             ЧАРЛИ ОДНА

   В общих чертах о случившемся сообщили в тот же вечер в позднем  вы-
пуске теленовостей,  но подробностями американцев побаловали только на
следующее утро. К тому времени всю собранную информацию уже можно было
преподнести  в виде того,  что американцы с нетерпением ждут,  называя
это словом "новости", хотя на самом деле они жаждут услышать "интерес-
ную историю" - непременно с завязкой, развитием и определенной развяз-
кой.
   История, которую Америка узнала за чашкой кофе в передачах "С  доб-
рым  утром,  Америка"  и "Утренний выпуск новостей" компании Си-би-эс,
была следующей:  террористы забросали бомбами  сверхсекретный  научный
центр в Лонгмонте,  штат Виргиния. Какую группировку представляли тер-
рористы,  пока выяснить не удалось,  однако три организации  поспешили
заявить о своей причастности - экстремистская японская "Красная брига-
да", группировка Хафади, отколовшаяся от "Черного сентября", и местная
группа под неожиданным броским названием "Воинствующие метеопаты Сред-
него Запада".
   При том,  что не было доподлинно известно,  кто организовал нападе-
ние,  для репортеров, похоже, не составляло тайны, каким образом напа-
дение было осуществлено.  По поручению террористской организации бомбы
подложил некий Джон Рэйнберд,  индеец, ветеран вьетнамской войны, ока-
завшийся двойным агентом.  Он погиб - то ли случайно, то ли покончил с
собой в конюшнях,  где произошел первый взрыв.  Согласно одной версии,
Рэйнберд задохнулся в дыму,  пытаясь освободить лошадей из горящих ко-
нюшен;  в связи с этим,  как и следовало ожидать, комментатор прошелся
насчет трогательной любви террористов к животным,  чего нельзя сказать
об их отношении к роду человеческому. Двадцать жизней унесла разыграв-
шаяся трагедия;  сорок пять человек получили ранения,  из них десять -
серьезные. Всех выживших "взяло под свою опеку" правительство.
   Вот как была преподнесена история.  О Конторе никто и словом не об-
молвился. Все обошлось.
   Если не считать одной заминки.

   - Меня не интересует,  где она,  - сказал новый  шеф,  возглавивший
Контору.  Разговор  происходил через месяц после грандиозного пожара и
исчезновения Чарли. Первые десять дней, когда схватить ее не составило
бы труда,  жизнь Конторы была сплошным хаосом; она и поныне не вошла в
русло.  Новый шеф,  вернее шефиня,  довольствовалась первым попавшимся
столом;  ее собственный прибудет только через три дня. - И меня не ин-
тересует, что она способна натворить. Мы имеем дело с восьмилетней де-
вочкой,  а не с Джеймсом Бондом в юбке. Долго скрываться она не может.
Ее надо найти и ее надо уничтожить.
   Шефу внимал мужчина средних лет,  по виду типичный  библиотекарь  в
заштатном городке. Надо ли говорить, что он не был библиотекарем.
   Мужчина постучал  пальцем по аккуратной стопке расшифровок на столе
у шефа. Все бумаги Кэпа погибли во время пожара, но главная информация
хранилась в банке машинной памяти.
   - А что с этим?
   - Разработки  по  программе "лот шесть" приостановлены на неопреде-
ленное время,  - ответила шеф. - Тут замешана политика. Что вы хотите?
Двенадцать джентльменов - из них одиннадцать старцев - и три молодящи-
еся леди голубой масти, акционерши какой-нибудь геронтологической кли-
ники  в Швейцарии...  от одной мысли,  что будет,  если девчонка вдруг
объявит о себе, они уже накладывают в штаны. Им только...
   - Я,  признаться, не уверен, что у сенаторов от Айдахо, Мэна и Мин-
несоты такая слабая кишка,  - пробормотал мужчина, который не был биб-
лиотекарем.
   Шеф отмахнулась:
   - Они заинтересованы в "лот шесть".  Можете не  сомневаться.  Будем
считать,  что  на  светофоре сейчас горит желтый свет.  - Она поиграла
прядью волос - длинных, густых, красивого каштанового оттенка. - "При-
остановите  на  неопределенное  время"  -  это до тех пор,  пока мы не
предъявим им девчонку с биркой на ноге.
   - Или ее голову,  - пробормотал мужчина. - Но тут надо быть Саломе-
ей. А пока что на блюде пусто.
   - Что-что?
   - Это я так, - сказал он. - Короче, мы опять начинаем с нуля.
   - Не совсем,  - жестко поправила его шеф. - С ней нет отца, который
принимал за нее решения.  Она теперь одна.  Словом, ее надо найти. Не-
медленно.
   - А если она успеет все выболтать?
   Шеф откинулась  на спинку стула,  оставшегося от Кэпа,  и соединила
руки на затылке.  Мужчина,  который не был библиотекарем, с пониманием
отнесся  к  тому,  как свитер обтянул упругие груди шефа.  Это тебе не
Кэп.
   - Если бы она хотела все выболтать, она бы уже давно это сделала. -
Шеф снова наклонилась вперед и постучала пальцем по перекидному кален-
дарю.  - Пятое ноября - и ничего.  Да и мы приняли кой-какие предосто-
рожности. "Таймс", "Вашингтон пост", чикагская "Трибюн"... все крупные
газеты под контролем. И пока ничего.
   - А если она надумает обратиться в мелкую газетенку?  В  поданкскую
"Таймс",  а не в нью-йоркскую?  Мы не можем взять под контроль все пе-
чатные органы в стране.
   - К сожалению,  - согласилась шеф. - И, однако же, пока не просочи-
лось ни слова. Значит, она не сказала ни слова.
   - А хоть бы и сказала. История-то фантастическая. Кто поверит вось-
милетней девчонке?
   - Я думаю,  что если в конце своего рассказа она устроит  небольшой
костер,  поневоле поверят. Но знаете, что говорит ЭВМ? - Она с улыбкой
постучала по стопке бумаг.  - Восемьдесят процентов за то,  что нам не
придется даже пальцем пошевелить,  чтобы представить ее труп комитету.
Ну разве что доставим для опознания.
   - Самоубийство?
   Шеф кивнула. Судя по всему, ей очень улыбалась такая перспектива.
   - Оно бы неплохо, - вставая, заметил мужчина, который не был библи-
отекарем. - Но, помнится, не так давно ЭВМ говорила, что сила внушения
у Эндрю Макги практически на нуле. Улыбка шефа несколько поблекла.
   - Всего доброго,  шеф, - сказал мужчина, который не был библиотека-
рем, и вышел.

   Библиотекарь был молодой человек лет двадцати шести, длинноволосый,
бородатый.  Перед его конторкой стояла девочка  в  джинсах  и  зеленой
блузке. В одной руке она держала пакет для покупок. Она была такая ху-
дющая, смотреть больно; чем только ее кормят мать с отцом, подумал мо-
лодой человек... если вообще кормят.
   Он слушал  ее просьбу внимательно и уважительно.  Ее папа,  сказала
она, советовал ей со всеми трудными вопросами обращаться в библиотеку,
потому  что в библиотеке могут ответить на любой вопрос.  Совсем рядом
приглушенно гудел огромный коридор нью-йоркской Публички,  у  входа  в
которую несли свою бессменную вахту каменные львы.
   Когда она закончила,  библиотекарь повторил вкратце ее просьбу, за-
гибая палец на каждом пункте.
   - Честная.
   Она кивнула.
   - Большая... то есть национального масштаба. Вновь кивок.
   - Не связана с правительством.
   Худышка кивнула в третий раз.
   - Может быть, ты мне скажешь, зачем тебе это?
   - Я...  - она помедлила - ...я должна кое-что сообщить. Молодой че-
ловек  подумал несколько секунд.  Он уже собирался ответить,  но потом
многозначительно поднял кверху палец и  пошел  переговорить  со  своим
коллегой. Вернувшись, он произнес всего два слова.
   - Вы дадите мне адрес? - попросила она.
   Он нашел в справочнике адрес и аккуратно выписал его печатными бук-
вами на желтой карточке.
   - Спасибо, - сказала девочка и собралась уходить.
   - Послушай,  - остановил он ее,  - когда ты последний раз ела, дру-
жок? Может, тебе дать пару долларов на завтрак?
   Она улыбнулась  -  это была удивительно милая,  обаятельная улыбка.
Еще немного, и молодой библиотекарь влюбился бы.
   - У меня есть деньги, - сказала она и открыла пакет, чтобы ему было
видно.
   Пакет был набит четвертаками.  Пока он собирался спросить - разбила
она свою свинью-копилку или раздобыла деньги еще где-то,  - ее  уже  и
след простыл.

   Девочка поднималась в лифте на шестнадцатый этаж небоскреба. На нее
с любопытством посматривали - едет девчушка в джинсах и зеленой  блуз-
ке,  одна,  в  левой  руке мятый пакет,  в правой апельсин с наклейкой
"Санкист".  Но у жителей Нью-Йорка есть неписаное  правило:  занимайся
своими делами и не лезь в чужие.
   Выйдя из лифта, она прочитала указатели и повернула налево. За рас-
пашными стеклянными дверями был холл, в конце холла красивая приемная.
На дверях она прочла два слова,  сообщенные библиотекарем, и девиз под
ними: "Все хорошо, что ко двору". Чарли постояла секунду-другую.
   - Наконец я что-то делаю, папа, - прошептала она. - Только бы я все
сделала правильно.
   Чарли Макги  потянула на себя одну стеклянную створку и вошла в ре-
дакцию журнала "Роллинг Стоун", куда ее направил библиотекарь.
   Дежурила молодая женщина с прозрачными серыми  глазами.  Она  молча
разглядывала  Чарли,  отмечая про себя детали - измятый магазинный па-
кет, апельсин, стройненькая фигурка... пожалуй, это уже не стройность,
а худоба,  граничащая с истощением... рост уже не девочки, но подрост-
ка,  и какое-то безмятежное выражение лица. "Красотка вырастет", - по-
думала дежурная по редакции.
   - Чем я могу тебе помочь, сестренка? - спросила она, улыбаясь.
   - Мне  нужно кого-нибудь,  кто пишет для вашего журнала,  - сказала
Чарли.  Ее голос звучал тихо,  но при этом отчетливо и решительно. - Я
хочу рассказать одну историю. И кое-что показать.
   - Как в школе? - спросила дежурная.
   Чарли улыбнулась. Та же улыбка, что пленила библиотекаря.
   Да, - сказала она. - Я давно ждала этого дня.

                                Конец