Альфред ВАН-ВОГТ
Рассказы

ВАРВАР
ДАЛЕКИЙ  ЦЕНТАВР
ЗАВЕРШЕНИЕ
ЗМЕЯ И КРЫСА
КОТ! КОТ!
ОБОРОНА
ЧЕРНЫЙ ХИЩНИК
ЧУДОВИЩЕ
Часы времени

                             Альфред ВАН-ВОГТ

                                  ОБОРОНА

     Внутри  умершей  планеты  двигались  измученные  механизмы,  белеющие
стволы жили  своей  нервной  жизнью,  а  главный  выключатель  медленно  и
неохотно передвигался в положение  СТАРТ.  Раздалось  шипение  и  зазвучал
металл, когда уставший медный спав был согнут  мощной  неотразимой  силой.
Металл напрягся, словно  поддавшаяся  внезапному  электрическому  импульсу
человеческая мышца. Выключатель резко сдвинулся,  плавясь  в  вырывающемся
пламени, и упал с глухим стуком на покрытый давно не убираемой пылью пол.
     Но,  прежде,  чем  упасть,  он  успел  сдвинуть  кольцо.  Впервые  за
много-много лет тишина в этом помещении была нарушена.
     Кольцо  лениво  завертелось  по  поверхности,  скользкой  от   масла,
вытекающего из заблокированных до  сих  пор  каналов,  где  оно  хранилось
миллионы лет. Кольцо сделало три полных оборотов вокруг своей оси, а затем
его кронштейн раскрошился. Бесформенная масса,  когда-то  бывшая  кольцом,
осталась на противоположной стенке, наполовину рассыпавшись в  непригодный
ни на что прах. Но прежде, чем кольцо было уничтожено, оно повернуло  ось,
приоткрыв небольшое отверстие на дне уранового реактора.  В  просвете  под
отверстием другой урановый реактор блестел слабым серебристым сиянием. Две
громады металла глядели друг  на  друга  с  космическим  спокойствием.  Но
тотчас же между ними родилось движение. То,  что  было  твердым  металлом,
превратилось в жидкость.
     Масса,  находящаяся  сверху,  сплыла  вниз.  Пылающий  металл  стекал
каскадами  через  туннель  прямо  в  специальное  помещение.   Там   поток
скручивался и извивался, бурлил и кипел... и ожидал.  Он  согрел  холодные
холодные, изолированные до сих пор стены,  что  в  свою  очередь  включило
электрооборудование. Направляющий  контур  тихо  пульсировал  среди  пещер
замерзшего мира.
     Во всех помещениях разветвленной системы  подземных  фортов  говорили
голоса. Они хрипло шептали из динамиков на языке, так давно  забытом,  что
даже эхо не могло вторить им. В тысячах  помещений  голоса  из  невероятно
отдаленного прошлого говорили, ожидая в потемках  ответа,  но  не  получая
его, воспринимая ничего не значащее молчание как одобрение.
     В тысячах помещений выключатели перескакивали,  падали  вниз,  кольца
крутились, уран тек в специальный котел. И вот, наконец  перерыв.  Начался
окончательный процесс. Электронные машины задали себе бессловесный вопрос.
     Прицел наметился на нападающий объект.
     - Там? - спросил рупор. - Откуда?
     Прицел был в готовности. Задавший вопросы механизм прождал положенное
время и выключил реле.
     - Оттуда, - ответил он утвердительно ожидавшим на  линии  электронным
устройствам.
     - Приближающийся объект происходит оттуда!
     Тысячи приемников ответили молчанием.
     - Готовы?
     Помещения,  заполненные  механизмами,  с  емкостями  кипящего  урана,
лаконично подтвердили  свою  готовность.  Ответом  на  это  была  краткая,
быстрая команда:
     - ОГОНЬ!

     Когда они находились в пятистах милях от поверхности, Питер,  бледный
и взволнованный, обратился к Грейсону.
     - Черт, что это? - внезапно спросил он. - Что это было?
     - Что?... Я не смотрел...
     - Клянусь, я видел внизу как бы приглашающие вспышки огня. Так  много
что я не мог их сосчитать. Потом  мне  показалось,  как  что-то  пролетело
рядом с нами в темноте.
     Грейсон с сожалением покачал головой.
     -  Тебе  это  показалось,  дружок.  Просто  ты  не  можешь  выдержать
напряжения, в конце-концов, это  -  первая  попытка  высадиться  на  Луну.
Спокойно, парень, спокойно. Мы уже почти на месте.
     - Но я ручаюсь...
     - Вздор!

     На расстоянии  238  тысяч  миль  позади  них  Земля  содрогнулась  от
взрывов, тысячи атомных бомб взрывались с пламенем и грохотом. И в  ту  же
минуту картина катастрофы скрылась от наблюдателей с далеких звезд.
     Непроницаемая мгла охватила всю планету.

      АЛЬФРЕД ВАН ВОГТ

                                  ЧУДОВИЩЕ

                                        Человечество бессмертно. Даже если
                                  когда-нибудь, через многие тысячи лет...
                                  даже если представить себе самое худшее,
                                  - всепобеждающий  разум  возродится, как
                                  феникс из пепла.

     На высоте  четверти  мили  огромный  звездолет  повис  над  одним  из
городов.  Внизу  все  носило  следы  космического  опустошения.   Медленно
опускаясь в энергетической гондолосфере,  Инэш  заметил,  что  здания  уже
заметно пострадали от времени.
     - Никаких следов военных действий! Никаких следов  ...  -  ежеминутно
повторял бесплотный механический голос.
     Инэш перевел настройку.
     Достигнув поверхности, он отключил поле своей гондолы и  оказался  на
заросшем, окруженном стенами участке. Несколько скелетов лежало в  высокой
траве перед зданием с обтекаемыми стремительными линиями. Это были скелеты
длинных двуруких и двуногих созданий, череп каждого  держался  на  верхнем
конце тонкого спинного хребта. Все кости явно принадлежали взрослым особям
и казались прекрасно со хранившимися, но, когда  Инэш  нагнулся  и  тронул
один из них, целый сустав рассыпался в прах. Выпрямившись, он увидел,  как
Йоал приземляется поблизости. Подождав, пока историк  выберется  из  своей
энергетической сферы, Инэш спросил:
     - Как вы думаете, может попробовать наш метод оживления?
     Йоал казался озабоченным.
     - Я уже интересовался у всех, кто  спускался  сюда  в  звездолете,  -
ответил он. - Здесь что-то не так.  На  этой  планете  не  осталось  живых
существ, не осталось  даже  насекомых.  Прежде,  чем  начинать  какую-либо
колонизацию, мы должны выяснить, что же произошло.
     Инэш  промолчал.  Слабый  ветерок  играл  листвой  в  кронах   рощицы
неподалеку от них. Инэш взглянул на деревья. Йоал кивнул.
     - Да, растительность не пострадала,  однако  растения,  как  правило,
реагируют совсем иначе, чем активные формы жизни.
     Их прервали. Из приемника Йоала прозвучал голос:
     - В центральном районе города обнаружен музей. На его  крыше  красный
маяк.
     - Я пойду с вами, Йоал, - сказал Инэш. - Там,  возможно,  сохранились
скелеты животных и разумных существ на различных стадиях эволюции. Кстати,
вы не ответили мне. Собираетесь ли вы оживлять эти существа?
     - Я поставлю вопрос на обсуждение Совета, - медленно проговорил Йоал,
- но мне кажется, ответ не вызывает сомнений.  Мы  обязаны  знать  причину
этой катастрофы. -  Он  описал  неопределенный  полукруг  одним  из  своих
щупалец и  как  бы  про  себя  добавил:  -  Разумеется,  действовать  надо
осторожно, начиная с самых ранних ступеней  эволюции.  Отсутствие  детских
скелетов   указывает,   что   эти   существа,   по   видимому,    достигли
индивидуального бессмертия.
     Совет  собрался  для  осмотра  экспонатов.  Инэш  знал:  это   пустая
формальность. Решение принято - они буду оживлять. Помимо  всего  прочего,
они были заинтригованы. Вселенная безгранична, полеты сквозь космос  долги
и  тоскливы,  поэтому,  спускаясь  на  неведомые  планеты,  они  всегда  с
волнением ожидали встречи с новыми формами жизни,  которые  можно  увидеть
своими глазами, изучить.
     Музей  не  отличался  от  всех  музеев.  Высокие  сводчатые  потолки,
обширные залы. Пластмассовые фигуры странных зверей, множество предметов -
их было слишком много, чтобы все осмотреть  и  понять  за  столь  короткое
время.  Эволюция  неведомой  расы  была   представлена   последовательными
группами реликвий. Инэш вместе со всеми  прошел  по  залам,  и  облегченно
вздохнул, когда они наконец добрались до ряда скелетов и мумий.  Укрывшись
за силовым экраном, наблюдал, как специалисты-биологи извлекают  мумию  из
каменного саркофага. Тело мумии было завернуто в несколько слоев  материи,
но биологи не стали разворачивать истлевшую ткань. Раздвинув пелены,  они,
как обычно  делалось  в  таких  случаях,  взяли  пинцетом  только  обломок
черепной коробки. Для оживления годится любая часть скелета, однако лучшие
результаты, наиболее  совершенную  реконструкцию  дают  некоторые  участки
черепа.
     Главный биолог Хамар объяснил, почему они выбрали именно эту мумию:
     -  Для  сохранения  тела  применены   некоторые   вещества,   которые
свидетельствуют о зачаточном представлении о химии. Резьба же на саркофаге
говорит о примитивной цивилизации, незнакомой с машинами. На  этой  стадии
потенциальные способности нервной системы вряд ли были особенно развитыми.
Наши  специалисты  по  языкам  проанализировали  записи  говорящих  машин,
установленных во всех разделах музея, и, хотя языков оказалось очень много
- здесь есть запись разговорной  речи  даже  той  эпохи,  когда  жило  это
существо,  -  они,  не  затрудняясь,  расшифровали  все  понятия.   Сейчас
универсальный переводчик настроен ими так, что переведет любой наш  вопрос
на язык оживленного существа.  То  же  самое,  разумеется,  и  с  обратным
переводом. Но простите, я вижу, первое тело уже подготовлено!
     Инэш  вместе  с  остальными  членами  Совета  пристально  следил   за
биологами:  те  закрепили  зажимами   крышку   воскресителя,   и   процесс
пластического восстановления начался. Он почувствовал, как все внутри него
напряглось. Он  знал,  что  сейчас  произойдет.  Знал  наверняка.  Пройдет
несколько  минут,  и  древний  обитатель  этой   планеты   поднимется   из
воскресителя и встанет перед ними лицом к лицу. Научный метод  воскрешения
прост и безотказен.
     Жизнь возникает из тьмы бесконечно малых величин, на грани,  где  все
начинается и все кончается, на грани жизни и не жизни,  в  той  сумеречной
области, где вибрирующая материя легко переходит из  старого  состояния  в
новое, из органической в неорганиническую и обратно. Электроны  не  бывают
живыми  или  неживыми,  атомы  ничего  не  знают   об   одушевленности   и
неодушевленности. Но когда атомы соединяются в молекулы,  на  этой  стадии
достаточно одного шага, ничтожно малого шага к жизни,  если  только  жизни
суждено зародиться. Один шаг, а за ним темнота. Или жизнь.
     Камень или живая клетка. Крупица золота или травинка.  Морской  песок
или столь же бесчисленные живые  существа,  населяющие  бездонные  глубины
подводного царства. Разница между  ними  возникает  в  сумеречной  области
зарождения материи. Там каждая живая клетка обретает  присущую  ей  форму.
Если у краба оторвать ногу, вместо нее  вырастет  такая  же  новая.  Червь
вытягивается и вскоре  разделяется  на  двух  червей,  на  две  одинаковые
желудочные  системы,  такие  же  прожорливые,  совершенно  и   ничуть   не
поврежденные таким разделением. Каждая клетка может превратиться  в  целое
существо.  Каждая  клетка  "  помнит"  это  целое   в   таких   мельчайших
подробностях, что для их описания просто не хватит слов.
     Но вот  что  парадоксально  -  нельзя  считать  память  органической!
Обыкновенный  восковой  валик  запоминает  звуки.  Магнитная  лента  легко
воспроизводит   голоса,   умолкшие   столетия   назад.   Память   -    это
физиологический  отпечаток,  следы,  оставленные  на  материи,  изменившие
строение молекул, и, если  ее  пробудить,  молекулы  воспроизведут  те  же
образы, в том же ритме.
     Квадрильоны и квинтильоны пробужденных  образов-форм  устремились  из
черепа мумии в воскреситель. Память, как всегда, не подвела.
     Ресницы воскрешенного дрогнули, и он открыл глаза.
     - Значит, это правда, - сказал он громко, и машина сразу же  перевела
его слова на язык гэнейцев.  -  Значит, смерть  - переход в другой мир. Но
где же все мои приближенные?
     Последняя фраза прозвучала растерянно и жалобно.
     Воскрешенный  сел,  потом  выбрался  из  аппарата,  крышка   которого
автоматически поднялась, когда он ожил. Увидев гэнейцев,  он  дрогнул,  но
лишь на миг. Воскрешенный был горд  и  обладал  своеобразным  высокомерным
мужеством, которое  ему  сейчас  пригодилось.  Неохотно  опустился  он  на
колени, простерся ниц, но тут сомнения его одолели.
     - Вы боги Египта? - спросил он и снова встал. - Что за  уроды!  Я  не
поклоняюсь неведомым демонам.
     - Убейте его! - сказал капитан Горсид.
     Двуногое чудовище судорожно дернулось и растаяло в  пламени  лучевого
ружья.
     Второй воскрешенный поднялся, дрожа и бледнее от ужаса.
     - Господи боже мой, чтобы я еще когда-нибудь прикоснулся к проклятому
зелью! Подумать только, допился до розовых слонов...
     - Это что за "зелье",  о  котором  ты  упомянул,  воскрешенный?  -  с
любопытством спросил Йоал.
     - Первач, сивуха, отрава во фляжке  из  заднего  кармана,  молоко  от
бешеной коровки, - чем только не поят в этом притоне, о господи, боже мой!
     Капитан Горсид вопросительно посмотрел на Йоала.
     - Стоит ли продолжать?
     Йоал, помедлив ответил:
     - Подождите, это любопытно.
     Потом снова обратился к воскрешенному:
     - Как бы ты реагировал, если бы я тебе сказал,  что  мы  прилетели  с
другой звезды?
     Человек уставился на  него.  Он  был  явно  заинтересован,  но  страх
оказался сильнее.
     - Послушайте, - сказал он. - Я ехал по своим делам. Положим, я хватил
лишнего, но во всем виновата эта пакость, которой сейчас торгуют. Клянусь,
я не видел другой машины, и если это новый способ наказывать тех, кто пьет
за рулем, я сдаюсь. Ваша взяла. Клянусь, до конца  своих  дней  больше  не
выпью ни капли, только отпустите меня.
     - Он водит "машину", но он о ней  совершенно  не  думает,  проговорил
Йоал. - Никаких "машин" мы не видели. Они не позаботились сохранить  их  в
своем музее.
     - Инэш заметил, что все ждут, когда  кто-нибудь  еще  задаст  вопрос.
Почувствовать, что, если он сам не  заговорит,  круг  молчания  замкнется,
Инэш сказал:
     - Попросите его описать "машину". Как она действует?
     - Это же совсем другое дело!  -  обрадовался человек. - Скажите, куда
вы  клоните,  и  я  отвечу  на  любой вопрос. Я могу накачаться так, что в
глазах задвоится, но машину все равно поведу. Как она  действует?  Просто.
Включаешь стартер и ногой даешь газ...
     - Газ, - вмешался  техник  -  лейтенант  Виид.  -  Мотор  внутреннего
сгорания. Все ясно.
     Капитан Горсид подал знак стражу с лучевым ружьем.
     Третий человек сел и некоторое время внимательно смотрел на них.
     - Со звезд? - наконец спросил он. - У вас есть система или вы  попали
к нам по чистой случайности?
     Гэнейские советники, собравшиеся под куполом зала, неловко заерзали в
своих гнутых креслах.  Инэш  встретился  глазами  с  Йоалом.  Историк  был
потрясен, и это встревожило метеоролога. Он  подумал:  "Двуногое  чудовище
обладает ненормально быстрой приспособляемостью к новым условиям и слишком
острым чувством действительности. Ни один гэнеец не может сравниться с ним
по быстроте реакций".
     - Быстрота  мысли  не  всегда  является  признаком  превосходства,  -
проговорил главный биолог Хамар.  -  Существа  с  медленным  обстоятельным
мышлением занимают в ряду мыслящих особей почетные места.
     "Дело не в скорости, - невольно подумал Инэш, - а в  правильности,  в
точности мысли". Он попробовал представить себя  на  месте  воскрешенного.
Сумел бы он вот так же сразу представить, что вокруг него чужие существа с
далеких звезд? Вряд ли.
     Все это мгновенно вылетело у него из  головы,  когда  человек  встал.
Инэш и остальные советники не спускали с него глаз.  Человек  стремительно
подошел к окну, выглянул наружу. Один короткий взгляд, и он  повернулся  к
ним.
     - Везде то же самое?
     Снова быстрота, с которой он все понял,  поразила  гэнейцев.  наконец
Йоал решился ответить.
     - Да. Опустошение. Смерть. Развалины. Вы знаете, что здесь произошло?
     Человек подошел и остановился перед силовым  экраном,  перед  которым
сидели гэнейцы.
     - Могу я осмотреть музей? Я должен прикинуть, в какой я эпохе.  Когда
я был жив, мы обладали некоторыми средствами разрушения. Какое из них было
применено - зависит от количества истекшего времени.
     Все смотрели на капитана Горсида. Тот поколебался, приказал стражу  с
лучевым ружьем:
     - Следи за ним!
     Потом взглянул человеку в глаза.
     - Нам ясны  ваши  намерения.  Вам  хочется  использовать  ситуацию  и
обеспечить себе безопасность. Хочу вас  предупредить:  ни  одного  лишнего
движения, и тогда все кончится для вас хорошо.
     Трудно было понять, поверил ли человек в  эту  ложь.  Ни  жестом,  ни
взглядом он не показал, заметил ли он оплавленный  пол  там,  где  лучевое
ружье сожгло и обратило в ничто двух его предшественников. С  любопытством
приблизился он к ближайшей двери, внимательно взглянул  на  следившего  за
ним стража и  быстро  направился  дальше.  Следом  прошел  страж,  за  ним
двинулся силовой экран, и, наконец, все советники один за другим.
     Инэш переступил порог третьим. В этом  зале  были  выставлены  модели
животных. Следующий представлял эпоху, которую Инэш  для  простоты  назвал
про себя "цивилизованной". Здесь  было  представлено  множество  аппаратов
одного периода. Все они говорили о довольно высоком уровне развития. Когда
гэнейцы проходили здесь в первый раз, Инэш подумал: "Атомная энергия". Это
же поняли и другие. Капитан из-за его спины обратился к человеку:
     - Ничего не трогать. Один ложный шаг - и страж сожжет вас.
     Человек  спокойно  остановился  посреди  зала.  Несмотря  на  чувство
тревожного любопытства,  Инэш  залюбовался  его  самообладанием.  Он  ведь
понимает, какая судьба его  ожидает,  и  все-таки  он  стоит  перед  ними,
глубоко задумавшись о чем-то. Наконец человек уверенно заговорил:
     - Дальше идти незачем. Может  быть  вам  удастся  определить  точней,
какой промежуток времени лежит между  днем  моего  рождения  и  вот  этими
машинами. Вот аппарат, который, судя  по  табличке,  считает  взрывающиеся
атомы.  Когда  их  число  достигает  предела,   автоматически   выделяется
определенное   количество   энергии.   Периоды   рассчитаны   так,   чтобы
предотвратить цепную реакцию.  В  мое  время  существовали  тысячи  грубых
приспособлений для замедления атомной  реакции,  но  для  создания  такого
аппарата понадобилось две тысячи лет  с  начала  атомной  эры.  Вы  можете
сделать сравнительный расчет?
     Советники   выжидательно   смотрели   на   Виида.   Инженер   был   в
растерянности. Наконец он решился и заговорил:
     - Десять тысяч лет назад мы знали  множество  способов  предотвращать
атомные взрывы. Но, - прибавил он уже медленнее, - я никогда не  слышал  о
приборе, который отсчитывает для этого атомы.
     - И все-же они погибли, - пробормотал чуть слышно астроном Шюри.
     Воцарилось молчание. Его прервал капитан Горсид:
     - Убей чудовище! - приказал он ближайшему стражу.
     В то же время объятый пламенем страж рухнул на пол.  И  не  страж,  а
стражи! Все одновременно были сметены и поглощены голубым  смерчем.  Пламя
лизнуло  силовой  экран,  отпрянуло,  рванулось  еще  яростней   и   снова
отпрянуло, разгораясь все ярче. Сквозь огненную завесу  Инэш  увидел,  как
человек отступил к дальней двери. Аппарат, считающий  атомы,  светился  от
напряжения, окутанный синими молниями.
     - Закрыть  все  выходы!  -  пролаял  в  микрофон  капитан  Горсид.  -
Поставить охрану с  лучевыми  ружьями!  Подвести  боевые  ракеты  ближе  и
расстрелять чудовище из тяжелых орудий!
     Кто-то сказал:
     -  Мысленный  контроль.  Какая-то  система   управления   мыслью   на
расстоянии. Зачем только мы в это впутались!
     Они отступали. Синее пламя полыхало  до  потолка,  пытаясь  пробиться
сквозь силовой экран. Инэш в последний раз  взглянул  на  аппарат.  Должно
быть, он все еще отсчитывал атомы, потому что вокруг него клубились адские
синие вихри.
     Вместе с остальными советниками Инэш  добрался  до  зала,  где  стоял
воскреситель.  Здесь  их  укрыл  второй  силовой  экран.   C   облегчением
спрятались они  в  индивидуальные  гондолы,  вылетели  наружу  и  поспешно
поднялись в  звездолет.  Когда  огромный  корабль  взмыл  ввысь,  от  него
отделилась атомная бомба. Огненная бездна разверзлась внизу над  музеем  и
над всем городом.
     - А ведь мы так и не узнали, отчего  погибла  раса  этих  существ,  -
прошептал Йоал на ухо Инэшу, когда раскаты взрыва замерли в отдалении.
     Бледно-желтое солнце поднялось гад горизонтом на  третье  утро  после
взрыва бомбы. На восьмой день их пребывания на этой планете Инэш вместе  с
остальными спустился в  новый  город.  Он  решил  воспрепятствовать  любой
попытке воскрешения.
     - Как метеоролог, - сказал он, - я объявляю, что эта  планета  вполне
безопасна  и  пригодна  для  гэнейской  колонизации.   Не   вижу   никакой
необходимости еще раз подвергаться риску. Эти существа  проникли  в  тайны
своей нервной системы, и мы не можем допустить...
     Его прервали. Биолог Хамар насмешливо сказал:
     - Если они знали так много,  почему  же  не  переселились  на  другую
звездную систему и не спаслись?
     - Полагаю, - ответил Инэш, - они не  открыли  наш  метод  определения
звезд с планетами.
     Он обвел хмурым взглядом круг друзей.
     - Мы все знаем, что это было уникальное, случайное открытие. Дело тут
не в мудрости - нам просто повезло.
     По выражению лиц  понял:  они  мысленно  отвергают  его  довод.  Инэш
чувствовал свое бессилие предотвратить неизбежную катастрофу. Он попытался
представить себе, как эта великая раса встретила смерть. Должно быть,  она
наступила быстро, но не столь быстро, чтобы они не успели понять.  Слишком
много скелетов лежало на открытых  местах,  в  садах  великолепных  домов.
Видимо, мужья вышли с женами наружу, чтобы встретить гибель своего  народа
под открытым небом. Инэш пытался  описать  советникам  их  последний  день
много-много лет назад, когда эти существа спокойно смотрели в лицо смерти.
Однако  вызванные  им  зрительные  образы  не  достиг  ли   сознания   его
соплеменников.  Советники  нетерпеливо  задвигались  в  своих  креслах  за
несколькими рядами защитных силовых экранов, а капитан Горсид спросил:
     - Объясните, Инэш, что  именно  вызвало  у  вас  такую  эмоциональную
реакцию?
     Вопрос заставил Инэша замолкнуть. Он не думал, что это  была  эмоция.
Он не отдавал  себе  отчета  в  природе  наваждениятак  незаметно  оно  им
овладело. И только теперь он вдруг понял.
     - Что именно? - медленно  проговорил  он.  -  Знаю.  Это  был  третий
воскрешенный. Я видел его сквозь завесу энергетического пламени. Oн  стоял
там, у дальней двери, и смотрел на нас, пока мы не обратились  в  бегство.
Смотрел с любопытством. Его мужество, спокойствие, ловкость, с которой  он
нас одурачил, - в этом все дело...
     - И все это привело его к гибели, - сказал Хамар. Все захохотали.
     - Послушайте, Инэш! - добродушно обратился к  нему  Мэйард,  помощник
капитана. - Не станете же вы утверждать, что эти существа  храбрее  нас  с
вами или что даже теперь,  приняв  все  меры  предосторожности,  нам  всем
следует опасаться одного воскрешенного нами чудовища?
     Инэш промолчал. Он чувствовал себя как-то неуютно.  Открытие,  что  у
него могут быть эмоции, совершенно  его  убило.  К  тому  же  не  хотелось
выглядеть упрямцем. Тем не менее он сделал последнюю попытку:
     - Я  хотел  бы  сказать  только  одно,  -  сердито  проворчал  он,  -
стремление выяснить, что случилось с погибшей расой, не кажется мне  таким
уж оправданным. Это вовсе необязательно.
     Капитан Горсид кивнул биологу.
     - Приступайте к оживлению! - приказал он.
     И, обращаясь к Инэшу, проговорил:
     - Разве мы можем вот так, не закончив всего,  вернуться  на  Гэйну  и
посоветовать массовое переселение? Представьте, что мы чего-то не выяснили
здесь до конца. Нет, мой друг, это невозможно.
     Довод был старый, но сейчас Инэш почему-то сразу с ним согласился. Он
хотел еще что-то сказать, но забыл обо всем, потому что четвертый  человек
поднялся в воскресителе.
     Он сел, и исчез.
     Наступила мертвая тишина, полная ужаса и  изумления.  Капитан  Горсид
хрипло проговорил:
     - Он не мог никуда деться. Мы это знаем. Он где-то здесь.
     Гэнейцы вокруг Инэша,  привстав  с  кресел,  всматривались  в  пустое
пространство под энергетическим колпаком. Стражи стояли, безвольно опустив
щупальца с лучевыми ружьями. Боковым зрением  Инэш  увидел,  как  один  из
техников, обслуживавших защитные экраны,  что  то  шепнул  Вииду,  который
сразу последовал за ним. Вернулся он, заметно помрачнев.
     - Мне сказали, - проговорил Виид, - что,  когда  воскрешенный  исчез,
стрелки приборов прыгнули на десять  делений.  Это  уровень  внутриядерных
процессов.
     - Во имя первого гэнейца! - прошептал Шюри. - Это то, чего мы  всегда
опасались.
     - Уничтожить все локаторы на звездолете! - кричал  капитан  Горсид  в
микрофон. - Уничтожить все, вы слышите?
     Он повернулся, сверкая глазами, к астроному.
     - Шюри, они, кажется, меня не  поняли.  Прикажите  своим  подчиненным
действовать!  Все  локаторы  и   воскресители   должны   быть   немедленно
уничтожены!
     - Скорее, скорее! - жалобно подтвердил Шюри.
     Когда это было сделано, они перевели дух. На лицах появились  угрюмые
усмешки. Все чувствовали мрачное удовлетворение. Помощник капитана  Мэйард
проговорил:
     - Во всяком случае, теперь он не найдет нашу Гэйну.  Великая  система
определения  звезд  с  планетами  останется  нашей  тайной.  Мы  можем  не
опасаться возмездия...
     Он помолчал и уже медленно закончил:
     - О чем  это я  говорю?..  Мы ничего не сделали.  Разве мы виноваты в
том, что случилось с жителями этой планеты?
     Но Инэш знал, о чем он подумал. Чувство вины всегда возникало у них в
подобные моменты. Призраки всех истребленных  гэнейцами  рас,  беспощадная
воля, которая вдохновляла их, когда они  впервые  приземлялись;  решимость
уничтожить здесь все, что им помешает; темные бездны безмолвного  ужаса  и
ненависти, разверзающиеся за ними повсюду; дни страшного суда,  когда  они
бесжалостно облучали ничего  не  подозревавших  обитателей  мирных  планет
смертоносной радиацией, - вот что скрывалось за словами Мэйарда.
     - Мне кажется, все же, что он не мог  сбежать,  -  заговорил  капитан
Горсид. - Он здесь, в здании. Он ждет, когда мы снимем защитные экраны,  и
тогда он сумеет уйти. Пусть ждет. Мы этого не сделаем.
     Снова воцарилось молчание. Они выжидательно смотрели на пустой  купол
энергетической защиты. Только сверкающий воскреситель стоял там  на  своих
металлических подставках. Кроме этого аппарата, там не было  ничего  -  ни
одного постороннего блика, ни одной тени. Желтые солнечные лучи  проникали
повсюду, освещая площадку с такой  яркостью,  что  укрыться  на  ней  было
просто немыслимо.
     - Стража! - приказал капитан Горсид.  -  Уничтожьте  воскреситель.  Я
думаю, он вернется, чтобы его осмотреть, поэтому не стоит рисковать.
     Аппарат исчез в  волнах  белого  пламени.  Вместе  с  ним  исчезла  и
последняя надежда Инэша, который все еще верил, что  смертоносная  энергия
заставит двуногое чудовище появиться. Больше надеяться было не на что.
     - Но куда же он мог подеваться? - спросил Йоал.
     Инэш повернулся к историку, собираясь обсудить с ним этот вопрос. Уже
почти повернувшись, он заметил чудовище, стоящее чуть поодаль под  деревом
и внимательно их разглядывающее. Должно быть, оно появилось именно в  этот
миг, потому что все советники одновременно открыли рты и  отпрянули.  Один
из техников, проявляя величайшую находчивость, мгновенно  установил  между
гэнейцами и чудовищем силовой экран. Существо медленно  приблизилось.  Оно
было хрупким и несло голову, слегка откинув назад. Глаза его сияли,  будто
освещенные внутренним огнем.
     Подойдя к экрану, человек вытянул руку и коснулся его пальцами. Экран
ослепительно вспыхнул, потом затуманился переливами красок.  Волна  красок
перешла на человека: цвета стали ярче и в мгновение разлились по всему его
телу, с головы до ног. Радужный туман рассеялся. Очертания стали  незримы.
Еще миг - и человек прошел сквозь экран.
     Он засмеялся - звук был удивительно мягким - и сразу посерьезнел.
     - Когда я пробудился, ситуация меня позабавила,  -  сказал  он.  -  Я
подумал: "Что мне теперь с вами делать?"
     Для Инэша его слова в утреннем  воздухе  мертвой  планеты  прозвучали
приговором судьбы.
     В тишине прозвучал голос, настолько сдавленный и неестественный,  что
Инэшу понадобилось время, чтобы узнать голос капитана Горсида.
     - У-б-ейте его!
     Когда  взрывы  пламени  опали   обессиленные,   неуязвимое   существо
по-прежнему  стояло  перед  ними.  Оно   медленно   двинулось   вперед   и
остановилось позади всех. Человек неторопливо произнес:
     - Напрашиваются два решения: одно - основанное  на  благодарности  за
мое воскрешение, второе - на действительном положении вещей. Я  знаю,  кто
вы и что вам нужно. Да, я вас знаюв этом ваше несчастье. Тут  трудно  быть
милосердным. Но попробую. Допустим, - продолжал он, -  вы  откроете  тайну
локатора. Теперь, поскольку  система  существует,  мы  больше  никогда  не
попадемся так глупо, как в тот раз.
     Инэш напрягся. Его мозг работал  так  лихорадочно,  пытаясь  охватить
возможные последствия катастрофы, что казалось, в нем не осталось места ни
для чего другого. И тем не менее какая-то часть сознания была отвлечена.
     - Что же произошло? - спросил он.
     Человек помрачнел. Воспоминания о том далеком дне сделали хриплым его
голос.
     - Атомная буря, - проговорил он. - Она  пришла  из  иного,  звездного
мира, захватив весь этот край нашей галактики. Атомный циклон  достигал  в
диаметре около девяноста световых лет, гораздо больше того, что  нам  было
доступно. Спасения не было. Мы не  нуждались  до  этого  в  звездолетах  и
ничего не успели построить. К тому же Кастор, единственная  известная  нам
звезда с планетами, тоже был задет бурей.
     Он умолк. Затем вернулся к прерванной мысли:
     - Итак, секрет локатора... В чем он?
     Советники  вокруг  Инэша  вздохнули  с  облегчением.  Теперь  они  не
боялись, что их раса будет уничтожена.  Инэш  с  гордостью  отметил,  что,
когда самое страшное осталось позади, никто из гэнейцев даже не подумал  о
себе.
     Значит, вы не  знаете  тайны?  -  вкрадчиво  проговорил  Йоал.  -  Вы
достигли очень высокого развития, однако завоевать галактику можем  только
мы.
     С заговорщицкой улыбкой он обвел глазами всех остальных и добавил.
     - Господа, мы можем по праву гордиться великими открытиями  гэнейцев.
Предлагаю вернуться на  звездолет.  На  этой  планете  нам  больше  нечего
делать.
     Еще какой-то  момент,  пока  они  не  скрылись  в  своих  сферических
гондолах, Инэш с тревогой  думал,  что  двуногое  существо  попытается  их
задержать. Но, оглянувшись, он увидел, что человек повернулся к ним спиной
и неторопливо идет вдоль улицы.
     Этот образ остался в памяти Инэша,  когда  звездолет  начал  набирать
высоту. И еще одно он запомнил: атомные бомбы, сброшенные одна  за  другой
на город, не взорвались.
     - Так просто мы не  откажемся  от  этой  планеты,  -  сказал  капитан
Горсид. - Предлагаю еще раз поговорить с чудовищем.
     Они решили снова спуститься в  город-Инэш,  Йоал,  Виид,  и  командир
корабля. Голос капитана Горсида прозвучал в их приемниках:
     - На мой взгляд... - голос капитана; взгляд  Инэша  улавливал  сквозь
утренний туман блеск прозрачных гондол, которые опускались вокруг него.  -
На мой взгляд, мы принимаем это создание совсем не за то,  что  оно  собой
представляет в действительности. Вспомните, например, - оно пробудилось  и
сразу исчезло. А почему?... Потому что испугалось. Ну конечно же!  Оно  не
было хозяином положения. Оно само не считает себя всесильным.
     Это звучало убедительно. Инэшу доводы капитана пришлись  по  душе.  И
ему вдруг показалось непонятным, чего это он так  легко  поддался  панике.
Теперь опасность представлялась перед ним не такой уж  реальной.  На  всей
планете всего один человек. Если они действительно  решатся,  можно  будет
начать переселение колонистов, словно его вообще нет. Он вспомнил, так уже
делалось в прошлом неоднократно.  На  многих  планетах  небольшие  группки
исконных обитателей избежали действия смертоносной радиации и  укрылись  в
отдаленных областях.  Почти  всюду  колонисты  постепенно  выловили  их  и
уничтожили. Однако, в двух случаях, если ему не изменяет  память,  туземцы
еще удерживали за собой небольшие части своих планет. В обоих случаях было
решено не истреблять их радиацией - это могло  повредить  самим  гэнейцам.
Там колонисты примирились с уцелевшими автохтонами.  А  тут  и  подавно  -
всего один обитатель, он не займет много места!
     Когда они его  обнаружили,  человек  деловито  подметал  нижний  этаж
небольшого особняка. Он отложил веник и вышел к ним  на  террасу.  На  нем
теперь  были  сандалии  и  свободная  развевающаяся  туника  из   какой-то
ослепительно сверкающей материи. Он лениво посмотрел на них и не сказал ни
слова.
     Переговоры начал капитан Горсид. Инэш только  диву  давался,  слушая,
что  он  говорит  механическому  переводчику.  Командир   звездолета   был
предельно откровенен: так решили заранее. Он подчеркнул,  что  гэнейцы  не
собираются оживлять других мертвецов этой планеты. Подобный альтруизм  был
бы противоестественным,  ибо  все  возрастающие  орды  гэнейцев  постоянно
нуждались в новых мирах. И каждое новое  возрастание  населения  выдвигало
одну и ту же проблему, которую можно разрешить одним только путем... Но  в
данном  случае  колонисты  добровольно  обязуются  не  посягать  на  права
единственного уцелевшего обитателя планеты.
     В этом месте человек прервал капитана Горсида:
     - В чем же цель этой бесконечной экспансии?
     Казалось, он был искренне заинтересован.
     - Предположим, вы заселите все планеты нашей галактики? А что дальше?
     Капитан Горсид обменялся взглядом с Йоалом, затем с Инэшем и Виидом в
полном  недоумении.  Инэш  отрицательно  покачал  туловище  из  стороны  в
сторону. Он почувствовал жалость к этому созданию. Человек не  понимал  и,
наверное, не способен понять. Старая история! Две расы,  жизнеспособная  и
угасающая,  держались  противопожных  точек  зрения:  одна  стремилась   к
звездам, а другая склонялась перед неотвратимостью судьбы.
     - Почему бы вам не установить контроль  над  своими  инкубаторами?  -
настаивал человек.
     -  И  вызвать  падение  правительства?  -  сыронизировал   Йоал.   Он
проговорил это снисходительно, и  Инэш  увидел,  как  все  остальные  тоже
улыбаются   наивности   человека.   Он   почувствовал,   как   расширяется
интеллектуальная пропасть между ними. Это  существо  не  понимало  природы
жизненных сил, управляющих миром.
     - Хорошо, - снова заговорил человек. - Если вы не способны ограничить
свое размножение, это сделаем за вас мы.
     Наступило молчание.
     Гэнейцы начали костенеть от ярости. Инэш чувствовал это сам  и  видел
те же признаки у других. Его взгляд переходил с лица на лицо и возвращался
к двуногому созданию, по-прежнему стоявшему в дверях. Уже не в первый  раз
Инэш подумал, что их противник выглядит совершенно беззащитным.
     "Сейчас,   -  подумал  он,  -  я  могу  обхватить  его  щупальцами  и
раздавить!"
     Умственный контроль над внутриядерными процессами  и  гравитационными
полями, сочетается ли он  со  способностью  отражать  чисто  механическое,
макроскопическое нападение? Инэш думал, что сочетается.  Сила,  проявление
которой они видели два часа назад, конечно,  должна  была  иметь  какие-то
пределы. Но они не знали  этих  пределов.  Но  все  это  теперь  не  имело
значения.  Сильнее  они  или  слабее  -  неважно.   Роковые   слова   были
произнесены: "Если вы не способны ограничить, это сделаем мы за вас!"
     Эти слова еще звучали в ушах у Инэша, и чем глубже их смысл  проникал
в его сознание, тем менее изолированным и отчужденным чувствовал он  себя.
До сих пор он считал  себя  зрителем,  и  только.  Даже  протестуя  против
дальнейших  воскрешений,  Инэш  действовал,  как  незаинтересованое  лицо,
наблюдающее за драмой со стороны, но не участвующее в ней.  Только  сейчас
он с предельной ясностью понял, почему он  всегда  уступал  и  в  конечном
счете соглашался с другими. Возвращаясь  в  прошлое,  к  самым  отдаленным
дням, теперь он видел, что никогда по-настоящему не считал себя участником
захвата новых планет и уничтожения чуждых рас. Он просто присутствовал при
сем, размышлял, рассуждал о жизни, не имевшей для  него  значения.  Теперь
это понятие конкретизировалось. Он больше не  мог,  не  хотел  противиться
могучей волне страстей, захлестнувшей его. Сейчас он мыслил  и  чувствовал
заодно с необъятной массой гэнейцев. Все силы и все желания расы  бушевали
в его крови.
     - Слушай, двуногий! - прорычал он. - Если ты надеешься  оживить  свое
мертвое племя - оставь эту надежду!
     Человек посмотрел на него, но промолчал.
     - Если бы ты мог нас всех уничтожить, - продолжал Инэш, - то давно бы
уже это сделал. Но все дело в  том,  что  сил  у  тебя  недостаточно.  Наш
корабль построен так, что на нем невозможна никакая цепная реакция.  Любой
частице потенциально активной материи противостоит пассивная  античастица,
не допускающая образования  критических  масс.  Ты  можешь  взорвать  наши
двигатели, но эти взрывы  останутся  тоже  изолированными,  а  их  энергия
обратится на  то,  для  чего  двигатели  предназначены,  -  превратится  в
движение.
     Инэш почувствовал прикосновение Йоала.
     - Осторожней! - шепнул историк. - В запальчивости ты можешь выболтать
один из наших секретов.
     Инэш стряхнул его щупальце и сердито огрызнулся:
     - Не будь наивным! Этому чудовищу достаточно было взглянуть  на  наши
тела, чтобы разгадать почти все тайны нашей  расы.  Нужно  быть  дураками,
чтобы воображать, будто оно еще не взвесило  свои  и  наши  возможности  в
данной ситуации.
     - Инэш! - рявкнул капитан Горсид.
     Услышав металлические нотки в его голосе, Инэш отступил и ответил:
     - Слушаюсь.
     - Его ярость остыла так же быстро, как и вспыхнула.
     - Мне кажется, - продолжал капитан Горсид, - я  догадываюсь,  что  вы
намеревались сказать. Я целиком с вами согласен,  но  в  качестве  высшего
представителя Гэйны считаю своим долгом предъявить ультиматум.
     Он повернулся. Его рогатое тело нависло над человеком.
     - Ты осмелился произнести слова, которым нет прощения. Ты сказал, что
вы попытаетесь ограничить движение великого духа Гэйны.
     - Не духа, - прервал его человек. Он тихонько рассмеялся. - Вовсе  не
духа!
     Капитан Горсид пренебрег его словами.
     - Поэтому, - продолжал он, - у нас нет выбора. Мы  полагаем,  что  со
временем,  собрав  необходимые  материалы  и   изготовив   соответствующие
инструменты, ты сумеешь построить воскреситель. По нашим расчетам, на  это
понадобится не менее двух лет, даже если ты  знаешь  все.  Это  необычайно
сложный аппарат, и собрать его единственному представителю  расы,  которая
отказалась от машин за тысячелетие до того,  как  была  уничтожена,  будет
очень и очень непросто.
     Ты не успеешь построить звездолет.  И  мы  не  дадим  тебе  построить
воскреситель. Через считанные минуты  наш  корабль  начнет  бомбардировку.
Возможно, ты сумеешь оградить  себя  от  взрывов  на  каком-то  расстоянии
вокруг себя. Тогда мы полетим к другим материкам. Если ты помешаешь и там,
значит нам понадобится помощь. Через  шесть  месяцев  полета  с  наивысшим
ускорением мы достигнем точки, откуда ближайшие колонизированные гэнейцами
планеты услышат наш призыв.  Они  пошлют  огромный  флот;  ему  не  смогут
противостоять все твои силы. Сбрасывая по сотне или тысяче бомб в  минуту,
мы уничтожим все города, так что от скелетов твоего  народа  не  останется
даже праха.
     Таков наш план. И так будет. А теперь делай с нами, что хочешь - мы в
твоей власти.
     Человек покачал головой.
     - Пока я ничего не буду делать, - сказал  он  и  подчеркнул:  -  Пока
ничего.
     Помолчав, добавил задумчиво:
     - Вы рассуждаете логично. Очень. Разумеется я  не  всемогущ,  но  мне
кажется, вы забыли одну маленькую деталь.  Какую  -  не  скажу.  А  теперь
прощайте. Возвращайтесь на свой корабль и летите, куда хотите. У меня  еще
много дел.
     Инэш стоял неподвижно, чувствуя, как ярость разгорается в нем. Потом,
зашипев, он прыгнул, растопыривая щупальца. Они уже почти касались нежного
тела, как вдруг что-то отшвырнуло его...
     Очнулся Инэш на звездолете.
     Он не помнил, как  очутился  тут,  он  не  был  ранен,  не  испытывал
никакого потрясения. Он беспокоился  только  о  капитане  Горсиде,  Вииде,
Йоале, но все трое стояли рядом с ним  такие  же  изумленные.  Инэш  лежал
неподвижно и думал  о  том,  что  сказал  человек:  "...  вы  забыли  одну
маленькую деталь..."  Забыли? Значит, они ее знали! Что же это  такое?  Он
все еще раздумывал над этим, когда Йоал сказал;
     Глупо надеяться, что наши бомбы хоть что-нибудь сделают!
     Он оказался прав...

  * * *

     Когда звездолет удалился  от  Земли  на  сорок  световых  лет,  Инэша
вызвали в зал Совета. Вместо приветствия Йоал уныло сказал:
     - Чудовище на корабле.
     Его слова как громом поразили Инэша, но вместе с их раскатами на него
снизошло внезапное озарение.
     - Так вот о чем  мы  забыли!  -  удивленно  и  громко  проговорил  он
наконец.  -  Мы  забыли,  что  при  желании  он  может   передвигаться   в
пространстве в пределах... - как это он сказал?.. - в  пределах  девяноста
световых лет.
     Инэш понял. Гэнейцы, которым приходилось  пользоваться  звездолетами,
разумеется, не вспомнили о такой возможности.  И  удивляться  тут  нечему.
Постепенно действительность начала терять для него свое значение.  Теперь,
когда все свершилось, он снова почувствовал себя измученным и  старым,  он
снова был отчаянно одинок.
     Для него чтобы ввести его в курс дела, понадобилось  всего  несколько
минут. Один из физиков-ассистентов по дороге в кладовую заметил человека в
нижнем коридоре. Странно  только,  что  никто  из  многочисленной  команды
звездолета не обнаружил чудовище раньше.
     "Но ведь мы в конце  концов не собираемся опускаться или приближаться
к нашим  планетам,  -  подумал  Инэш.  -  Каким  образом  он  сможет  нами
воспользоваться, если мы включим только видео?.."
     Инэш остановился. Ну, конечно, в этом все дело! Им придется  включить
направленный видеолуч, и, едва контакт будет  установлен,  человек  сможет
определить нужное направление.
     Решение Инэш  прочел  в  глазах  своих  соплеменников  -  единственно
возможное в данном случае решение. И все же ему казалось, что  они  что-то
упустили, что-то очень важное. Он медленно подошел к большому видеоэкрану,
установленному в конце зала. Картина,  изображенная  на  нем,  была  такой
яркой, такой прекрасной и величественной, что непривычный разум содрогался
перед  ней,  как  от  вспышки  молнии.  Даже  его,  хотя  он   видел   это
неоднократно, охватывало оцепенение перед этой  немыслимой,  невообразимой
бездной космоса. Это  было  изображение  части  Млечного  Пути.  Четыреста
миллионов звезд сияли, будто в окуляре гигантского  телескопа,  способного
улавливать  даже  мерцание  красных  карликов,  удаленных  на   расстояние
тридцати тысяч световых лет.
     Видеоэкран был диаметром в двадцать пять ярдов,  -  таких  телескопов
просто не существовало нигде, и к тому же  в  других  галактиках  не  было
столько звезд.
     И только одна из каждых двухсот тысяч сияющих звезд  имела  пригодные
для заселения планеты.
     Именно этот факт колоссального значения заставил их  принять  роковое
решение. Инэш устало обвел всех глазами. Когда он заговорил, голос его был
спокоен:
     - Чудовище рассчитало прекрасно. Если мы полетим дальше, оно  полетит
вместе с нами, овладеет воскресителем и вернется доступным ему способом на
свою планету. Если мы воспользуешься направленным  лучом,  оно  устремится
вдоль луча, захватит воскреситель и и опять же вернется к себе раньше нас.
В любом случае, прежде чем  наши  корабли  долетят  до  планеты,  двуногий
успеет оживить достаточное количество  своих  соплеменников,  и  тогда  мы
будем бессильны.
     Он содрогнулся всем телом. Рассуждал  он  правильно,  и  все  же  ему
казалось, что в его мыслях есть пробел. Инэш медленно продолжал:
     - Сейчас у нас только одно  преимущество.  Какое  бы  решение  мы  не
приняли, без машины-переводчика он его  не  узнает.  Мы  можем  выработать
план, который для него останется тайной. Он знает, что ни  мы,  ни  он  не
может взорвать корабль. Нам остается единственный выход.
     Капитан Горсид прервал наступившую тишину:
     - Итак, я вижу, вы знаете все. Мы выключим двигатели, взорвем приборы
управления и погибнем вместе с чудовищем.
     Они обменялись взглядами, и в глазах у всех  была  гордость  за  свою
расу. Инэш по очереди коснулся щупальцем каждого.
     Час спустя, когда температура в звездолете ощутимо  поднялась,  Инэшу
пришла в голову мысль, заставившая его устремиться к микрофону  и  вызвать
астронома Шюри.
     - Шюри! - крикнул он. - Вспомни, Шюри, когда чудовище  пробудилось  и
исчезло... Ты помнишь? - Капитан  Горсид  не  мог  сразу  заставить  твоих
помощников уничтожить локаторы. Мы  так  и  не  спросили  их,  почему  они
медлили. Спроси их! Спроси сейчас!..
     Последовало молчание, потом голос Шюри слабо  донесся  сквозь  грохот
помех:
     - Они ... не могли... проникнуть... отсек... Дверь... была заперта.
     Инэш мешком осел на пол. Вот оно! Значит  они  проморгали  не  только
одну деталь! Человек очнулся, все понял, стал невидимым и сразу устремился
на звездолет. Он постиг тайну локатора и тайну воскресителя,  если  только
не осмотрел его в первую очередь. Когда он появился снова, он уже взял  от
них все, что хотел. А все остальное понадобилось чудовищу, чтобы  толкнуть
их на этот акт отчаяния, на самоубийство.
     Сейчас, через  несколько  мгновений  он  покинет  корабль  в  твердой
уверенности, что вскоре ни одно  живое  существо  не  будет  знать  о  его
планете, и в такой же твердой уверенности, что его раса возродится,  будет
жить снова и отныне уже никогда не погибнет.
     Потрясенный Инэш зашатался, цепляясь за  рычащий  приемник,  и  начал
выкрикивать в микрофон последнее,  что  он  понял.  Ответа  не  было.  Все
заглушал рев невероятной, неуправляемой уже энергии. Жар начал  размягчать
его бронированный панцирь, когда Инэш, запинаясь, попробовал дотащиться до
силового регулятора. Навстречу  ему  рванулось  багровое  пламя.  Визжа  и
всхлипывая, он бросился обратно к передатчику.
     Несколько минут спустя он все еще пищал  в  микрофон,  когда  могучий
звездолет нырнул в чудовищное горнило сине-белого солнца.

А.Э. Ван Вогт "Часы времени"
Van Vogt A.E. "The Timed Clock. Van Vogt A.E. Lost: Fifty Suns",
DAW Books, NY, 1972
пер.: М. Гилинский

- Женитьба,- скажет Терри Мэйнард, будучи благодушно
настроенным,- дело святое. Уж я-то знаю. Два раза был женат, в 1905 и в
1967. За столько лет любой разберется что к чему.
И после этих слов он ласково поглядит на свою жену Джоан.
В тот самый вечер, когда разговор зашел в очередной раз, она
вздохнула, закурила сигарету, откинулась на спинку кресла и
пробормотала:
- Ах, Терри, ты просто невыносим. Опять?
Она отхлебнула коктейль из бокала, посмотрела невинными
голубыми глазами на собравшихся гостей и сказала:
- Терри собирается рассказать о нашем с ним романе. Так что если
кто уже слышал, то сандвичи и прочая снедь в столовой.
Двое мужчин и женщина поднялись и вышли из комнаты. Терри
крикнул им вслед:
- Люди смеялись над атомной бомбой, пока она не свалилась им на
головы. И кто-нибудь однажды поймет, что я вовсе не фантазирую и то,
что произошло со мной, может случиться с каждым из них. Страшно
даже подумать, но здесь открываются такие возможности, что взрыв
атомной бомбы по сравнению с ними просто колеблющийся огонек
свечи.
Один из гостей, оставшихся в комнате, удивленно заметил:
- Что-то я не пойму. Если вы были женаты в 1905 году, то,
отбросив, разумеется, вопрос о том раздражении, которое должна
испытывать ваша очаровательная супруга, не имея возможности впиться
своими длинными ноготками в нежное личико своей древней соперницы,
при чем здесь вообще атомная бомба?
- Сэр,- сказал Терри,- вы говорите о моей первой жене, да почиет
она в мире.
- Никогда,- заявила Джоан Мэйнард.- Вот уж этого-то я как раз
постараюсь не допустить.
Тем не менее она уселась поудобнее и проворковала:
- Продолжай, Терри, милый.
- Когда мне было десять лет,- начал свой рассказ ее супруг,- я был
просто-таки влюблен в старинные дедушкины часы, висевшие в холле.
Кстати, когда будете уходить, можете обратить на них внимание.
Однажды, когда я открыл дверцу внизу и принялся раскачивать маятник,
мне бросились в глаза цифры. Они начинались в верхней части длинного
стержня - первая цифра была 1840 - и доходили до самого низа, где было
написано 1970. Это произошло в 1950 году, и я помню, как был удивлен,
увидев, что маленькая стрелка на хрустальной гирьке указывала точно
на отметку 1950. Тогда я решил, что наконец-то сделал великое открытие
о том, как работают все часы. После того как мое возбуждение улеглось,
я, естественно, начал крутить гирьку, и помню, как она скользнула вверх,
на отметку 1891.
В то же мгновение я почувствовал сильное головокружение и
отпустил гирьку. Ноги у меня подкосились, и я упал. Когда я немного
оправился и поднял голову, то увидел какую-то незнакомую женщину, да
и все вокруг меня выглядело необычно. Вы, конечно, понимаете, что
дело было в обстановке: мебели и коврах - все-таки этот дом находился
во владении нашей семьи более века.
Но мне было десять лет, и немудрено, что я перепугался, особенно
когда увидел эту женщину. Ей было около сорока лет, она была обета в
старомодную длинную юбку, губы ее были поджаты от негодования и в
руке она держала розгу. Когда я поднялся на ноги, дрожа от слабости,
она заговорила:
- Джо Мэйнард, сколько раз я говорила, чтобы ты держался
подальше от этих часов?
Когда она назвала меня по имени, я обмер. Тогда я еще не знал,
что моего дедушку звали Джозеф. Напугало меня и то, что она говорила
по-английски слишком чисто и внятно - мне даже не передать как. Когда
же я понял, что в ее лице все явственнее проступают знакомые мне черты
- это было лицо моей прабабушки, портрет которой висел в кабинете
отца,- я вконец перетрусил.
~С-с-с-с-с!~ Розга полоснула меня по ноге. Я увернулся и кинулся
к двери, взвыв от боли. Я слышал, как она кричит мне вслед:
- Ну погоди, Джо Мэйнард, вот вернется отец,..
Выбежав из дома, я очутился, как в сказке, в маленьком городке
конца девятнадцатого века. Собака затявкала мне вслед. На улице
паслись лошади, вместо тротуара был деревянный настил. Я привык
лавировать среди автомобилей и ездить на автобусах, и потому был не в
состоянии воспринять внезапно происшедшей перемены. Я так ничего и
не помню о тех долгих часах, что провел на улице, но постепенно
становилось темно, и я прокрался назад, к большому дому и уставился в
единственное освещенное окно в столовой. Никогда в жизни мне не
забыть того, что я увидел. За обеденным столом сидели мои прадедушка
и прабабушка с мальчиком моего возраста, почти точной моей копией,
если не считать насмерть перепуганного выражения лица, которого,
надеюсь, у меня никогда не будет. Прадедушка был настолько сердит,
что я прекрасно слышал через окно все, что он говорил:
- Ах вот как. Значит, ты попросту называешь свою собственную
мать лгуньей. Ну погоди, я разберусь с тобой после обеда.
Я понял, что это из-за меня Джо достанется на орехи. Но для меня
тогда важно было то, что в настоящий момент в холле возле часов
никого не было. Я пробрался в дом весь дрожа, хоть и не имел никакого
определенного плана действий. На цыпочках прокрался к часам, отворил
дверцу и передвинул гирьку на отметку 1950. Все это я проделал не
думая: мысли мои как бы сковало льдом.
Следующее, что я помню, это кричавшего на меня мужчину.
Знакомый голос. Когда я поднял голову, то увидел своего собственного
отца.
- Негодный мальчишка,- кричал он.- Сколько раз тебе говорили,
чтобы ты держался подальше от этих часов!
Впервые в жизни порка принесла мне явное облегчение, и, пока я
был маленьким, ни разу больше не подходил к этим часам. Правда,
любопытство заставило меня начать осторожные расспросы о моих
предках. Отец отвечал очень уклончиво. Взгляд его устремлялся куда-то
вдаль, и он говорил:
- Я сам очень многого не понимаю в своем детстве, сынок. Когда-
нибудь я все тебе расскажу.
Он умер внезапно, от воспаления легких. В ту пору мне
исполнилось тринадцать лет. Его смерть была для нас потрясением не
только душевным: с деньгами тоже не все ладилось. Среди прочих вещей
мать продала и старинные дедушкины часы, и мы начали подумывать о
том, чтобы сдавать комнаты жильцам, когда неожиданно из-за роста
промышленности сильно подскочили цены на землю, которой мы
владели на другом конце города. Я помнил о старых часах и о том, что
со мной приключилось, но жизнь завертела меня: сначала колледж,
потом эта дурацкая война во Вьетнаме я был, что называется, геройским
мальчиком на побегушках при штабе в чине капитана,- так что мне
удалось заняться поисками часов лишь в начале 1966 года. Через
скупщика, который в свое время приобрел их у нас, я узнал, где они
находятся, и заплатил втрое дороже, чем мы за них получили, но часы
того стоили.
Грузик на маятнике опустился до отметки 1966. Совпадение это
просто потрясло меня. Но, что еще важнее, под нижней дощечкой, на
самом дне, я обнаружил сокровище: дедушкин дневник.
Первая запись была сделана 18 мая 1904 года. Стоя перед часами
на коленях с дневником в руках, я, естественно, решил проделать опыт.
Были мои детские воспоминания реальными или только плодом моего
воображения? Я тогда даже не подумал о том, что окажусь в прошлом в
тот самый день, с которого начинался дедушкин дневник, но рука моя
невольно поставила гирьку на отметку 1904. В последний момент на
всякий случай я сунул в карман свой пистолет 38 калибра, а затем
схватился за хрустальную гирьку.
Она была теплой на ощупь, и у меня создалось отчетливое
впечатление вибрации.
На сей раз я не почувствовал никакой дурноты и уже собирался
бросить эту затею, понимая, насколько она глупа, как взгляд мой упал на
окружавшую меня обстановку. Диван в холле стоял на другом месте,
ковры выглядели темнее, на дверях висели старомодные гардины из
темного бархата. Сердце мое бешено заколотилось. В голове
лихорадочно стучала мысль: что я скажу, если меня обнаружат? Но
скоро я понял, что в доме стояла полная тишина; лишь тикали часы. Я
поднялся на ноги, все еще не доверяя собственным глазам, все еще не
понимая до конца, что это чудо вновь произошло. Я вышел на улицу.
Город разросся с тех пор, как я видел его мальчиком. И все же это было
всего лишь начало двадцатого века. Коровы на заднем дворе.
Курятники. Неподалеку расстилалась открытая прерия. Настоящий
город еще не вырос, и не было никаких признаков того, что это когда-
нибудь произойдет. Это вполне мог быть 1904-й год.
Вне себя от возбуждения, я зашагал по деревянному тротуару.
Дважды навстречу мне попадались прохожие: сначала мужчина, потом
женщина. Они посмотрели на меня, как я сейчас понимаю, с изумлением,
но тогда я едва обратил на них внимание. И, только когда на узком
тротуаре чуть не столкнулся с двумя женщинами, я оправился от
охватившего меня волнения и понял, что передо мной и в самом деле
живые люди, из плоти и крови, самого начала двадцатого века.
На женщинах были длинные до земли юбки, шуршащие при
ходьбе. День выдался теплый, но, вероятно, недавно прошел дождь: на
подолах юбок виднелась засохшая грязь.
Женщина постарше взглянула на меня и сказала:
- О, Джозеф Мэйнард, значит, вы все-таки успели вернуться к
похоронам вашей бедной матушки. Но что это за диковинная одежда на
вас?
Девушка рядом с ней не произнесла ни слова. Она просто стояла и
смотрела на меня.
У меня чуть было не сорвалось с языка, что я вовсе не Джозеф
Мэйнард, но я вовремя спохватился. Кроме того, я вспомнил запись в
дедушкином дневнике от 18 мая:
"Встретил на улице миссис Колдуэлл с дочерью Мариэттой. Она
страшно удивилась, что я успел вернуться к похоронам".
Слегка ошарашенный таким развитием событий, я подумал:
"Если это и есть миссис Колдуэлл и это именно та встреча, то..."
А женщина между тем продолжала:
- Джозеф Мэйнард, я хочу представить вам мою дочь Мариэтту.
Мы только что говорили с ней о похоронах, правда, дорогая?
Девушка продолжала смотреть на меня.
- Разве, мама? - спросила она.
- Ну конечно, неужели ты не помнишь? - запальчиво сказала
миссис Колдуэлл.- Мы с Мариэттой уже приготовились к завтрашним
похоронам,- торопливо добавила она.
- А мне казалось,- спокойно заметила Мариэтта,- что мы
договорились назавтра поехать на ферму Джонса.
- Мариэтта, как ты можешь такое говорить? Это на послезавтра. И
вообще, если даже я и договорилась, придется все это отменить.-Она,
казалось, вновь полностью овладела собой.- Мы всегда были так дружны
с вашей матушкой, мистер Мэйнард, правда, Мариэтта? - дружелюбно
добавила она.
- Мне она всегда нравилась,- сказала Мариэтта, сделав почти
неуловимое ударение на первом слове.
- Ну, значит, увидимся завтра в церкви в два часа,- торопливо
произнесла миссис Колдуэлл. - Пойдем, Мариэтта, душечка.
Я отступил назад, давая им пройти, затем обошел квартал кругом
и вновь очутился в своем доме. Я обследовал его сверху донизу в
смутной надежде найти тело усопшей, но о нем явно уже позаботились.
Мне стало не по себе. Моя мать умерла в 1963 году, когда я
находился в далеком Вьетнаме, и ее похоронами занимался адвокат
нашей семьи. Сколько раз душными ночами в джунглях воображение
рисовало мне картину безмолвного дома, где она лежала больная. То,
что происходило сейчас, было очень похоже на то, что я ощущал тогда, и
это сравнение меня угнетало.
Я запер двери, завел часы, опустил гирьку до отметки 1966 и
вернулся в собственное время.
Ощущение мрачной атмосферы смерти постепенно отпустило
меня, зато взволновала следующая мысль: действительно ли Джозеф
Мэйнард вернулся домой 18 мая 1904 года? А если нет, то к кому тогда
относилась запись от 19 мая, сделанная в дневнике дедушки, в которой
говорилось:
"Был сегодня на похоронах и опять разговаривал с Мариэттой".
~Опять~ разговаривал! Вот, что там говорилось. А так как в
первый раз разговаривал с ней именно я, значило ли это, что я также
буду и на похоронах?
Весь вечер я провел за чтением дневника в поисках какого-нибудь
слова или фразы, которые подсказали бы мне, что я на верном пути. Я не
нашел ни одной записи, в которой бы говорилось о путешествии во
времени, но после некоторых размышлений понял, что в этом нет ничего
удивительного: ведь дневник мог попасть в посторонние руки.
Я дошел до того места, где Джозеф Мэйнард и Мариэтта
Колдуэлл объявили о своей помолвке,а чуть позже до записи под одной
из дат:
"Сегодня женился на Мариэтте!"
Весь мокрый от пота, я отложил дневник в сторону.
Весь вопрос заключался только в одном: если речь шла именно обо
мне, то что произошло с подлинным Джозефом Мэйнардом? Неужели
единственный сын моих прародителей погиб на одной из американских
границ, и об этом так никогда и не узнали в его родном городе? С самого
начала это показалось мне наиболее правдоподобным объяснением.
Я был на похоронах. И теперь уже у меня не оставалось никаких
сомнений: я был единственным Мэйнардом, который там присутствовал,
разумеется, если не считать моей покойной прабабушки.
После похорон у меня состоялся разговор с адвокатом, и я
официально вступил во владение наследством. Я распорядился о
покупке акций на землю, которые полвека спустя дали нам с матерью
возможность не сдавать комнаты внаем.
Теперь предстояло обеспечить рождение моего отца.
Завоевать сердце Мариэтты оказалось на удивление трудно, хотя я
твердо знал, что женитьба наша должна была состояться. У нее был
поклонник, молодой человек, которого я с радостью задушил бы
собственными руками, и не один раз. Он был из породы краснобаев, но
без гроша за душой, и родители Мариэтты были настроены явно против
него, что, впрочем, дочь, по-видимому, нисколько не волновало.
В конце концов пришлось решиться на нечистую игру - ведь я не
мог позволить себе проиграть. Я отправился к миссис Колдуэлл и прямо
в лоб заявил ей, что хочу, чтобы она начала поощрять Мариэтту выйти
замуж за моего соперника. По моему предложению, она должна была
твердить дочери, что на меня нельзя положиться, что в любой момент я
могу отправиться путешествовать на край света, потащив ее за собой, и
что один господь бог знает, какие трудности и лишения ей придется при
этом пережить.
Как я и подозревал, эта девица в глубине души жаждала
приключений. Не знаю, следует ли это отнести на счет влияния матери,
только Мариэтта вдруг стала относиться ко мне более благосклонно. Я
настолько увлекся ухаживанием, что совсем позабыл про дневник. После
того как мы обручились, я пролистал его, и все, что со мной произошло,
оказалось там описано точь-в-точь, как было на самом деле.
От всего этого мне стало как-то не по себе. Когда же Мариэтта
назначила нашу свадьбу на тот самый день, что и в дневнике, я и вовсе
отрезвел и самым серьезным образом задумался о своем положении. Ведь
если мы действительно поженимся, я окажусь своим собственным
дедушкой. А если нет - что тогда? Я даже не мог здраво оценить
обстановку, потому что мысли тут же начинали путаться у меня в голове.
Тем не менее я приобрел точно такой же старинный дневник в кожаном
переплете, слово в слово переписал туда все записи из старого дневника и
положил его под нижнюю дощечку часов. На самом-то деле, как я
подозреваю, это был один и тот же дневник, тот самый, который я
позднее обнаружил.
В назначенный день мы с Мариэттой обвенчались, и вскоре нам
обоим стало ясно, что мой отец появится на свет тогда, когда ему
положено,- хотя, естественно, Мариэтта воспринимала рождение
ребенка в несколько ином смысле.
Тут Мэйнарда прервали.
- Следует ли понимать, мистер Мэйнард, - ледяным тоном
спросила одна из слушательниц, - что вы действительно женились на
этой бедной девочке и что сейчас она ждет ребенка?
- Но ведь все это случилось в самом начале двадцатого века,-
миролюбиво ответил Мэйнард.
С пылающим от негодования лицом женщина заявила:
- По-моему, это самая гнусная история из всех, что я слышала.
Мэйнард окинул гостей насмешливым взглядом:
- Вы все так считаете? Выходит, я не имел никакого морального
права обеспечить свое собственное рождение?
- Видите ли... - с сомнением в голосе начал один из
присутствующих.
- А может, сначала вы дослушаете мой рассказ до конца, а потом
мы поговорим? - сказал Мэйнард.
- Почти сразу же после женитьбы, - продолжал он,- у меня
начались неприятности. Мариэтта желала знать, куда это я все время
исчезаю. Она была чертовски любопытна и без конца расспрашивала
меня о моем прошлом. В каких странах я бывал? Что я там видел?
Почему вообще уехал из дому и отправился путешествовать? Она совсем
меня заклевала, но ведь я не был настоящим Джозефом Мэйнардом и не
мог ответить на ее вопросы. Сначала я намеревался жить с ней до тех
пор, пока не родится ребенок, лишь изредка появляясь в своем времени.
Но она ходила за мной по пятам. Дважды она чуть было не поймала
меня у часов. Это меня встревожило, и, наконец, я понял, что Джозефу
Мэйнарду следует исчезнуть из этого времени навсегда.
В конце концов, какой смысл был в том, что я обеспечил свое
собственное рождение, если в дальнейшем мне больше ничего не
предстояло сделать?
У меня была своя жизнь начиная с 1967 года и далее. Я также
должен был жениться вторично, чтобы дети мои продолжили наш род.
Тут его прервали во второй раз.
- Мистер Мэйнард,- сказала все та же женщина,- не намекаете ли
вы на то, что просто бросили бедную беременную девочку?
Мэйнард беспомощно развел руками.
- Что еще мне оставалось делать? В конце концов, за ней был
прекрасный уход. Я даже говорил себе, что со временем она, вероятно,
выйдет замуж за того самого молодого краснобая - хотя, признаться, мне
это было вовсе не по душе.
- Почему бы вам было не забрать ее с собой?
- Потому,- сказал Терри Мэйнард,- что я хотел, чтобы ребенок
оставался там.
Лицо женщины побелело, и она проговорила, чуть заикаясь от
ярости:
- Мистер Мэйнард, я не желаю долее оставаться под одной крышей
с вами.
Мэйнард изумленно посмотрел на нее.
- Но, мадам, значит, вы верите моему рассказу?
Она недоуменно моргнула.
- О! - вырвалось у нее, и, откинувшись на спинку кресла, она
смущенно рассмеялась.
Несколько человек посмотрели на нее и тоже засмеялись, но как-то
неуверенно.

- Вы даже представить себе не можете,-продолжал Мэйнард,-
каким виноватым я себя чувствовал. Всякий раз, стоило мне увидеть
хорошенькую женщину, перед моими глазами вставала Мариэтта. И
лишь с большим трудом я убедил себя, что она умерла где-то в 40-х
годах, а может, и раньше. И все же не прошло и четырех месяцев, а я уже
не мог ясно представить себе, как она выглядит.
Затем на одной из вечеринок я встретил Джоан. Она сразу же
напомнила мне Мариэтту, и, думаю, это повлияло на весь дальнейший
ход событий. Должен признаться, что она проявила недюжинную
энергию, добиваясь моей благосклонности, но в какой-то степени я даже
радовался этому, ибо отнюдь не уверен, что отважился бы на женитьбу,
если бы она все время не подталкивала меня к этому.
После свадьбы я, по обычаю, перенес ее на руках через порог
нашего старого дома. Когда я опустил ее на пол, она долгое время
стояла, глядя на меня с престранным выражением. В конце концов она
тихо сказала:
- Терри, я должна тебе кое в чем признаться.
- Да?
Я понятия не имел, что бы это могло значить.
- Терри, есть причина, по которой я так торопилась выйти за тебя
замуж.
Я почувствовал слабость в коленях. Мне не нужно было объяснять
ту определенную причину, по которой молоденькие девушки торопились
выйти замуж.
- Терри, у меня будет ребенок.
Сказав это, она подошла ближе и влепила мне пощечину. Не
думаю, что когда-либо в жизни я испытывал большее изумление.

Он прервал свой рассказ и окинул взглядом комнату. Гости
переглядывались и явно чувствовали себя неловко. В конце концов
женщина, уже не раз возмущавшаяся его рассказом, с удовлетворением
произнесла:
- Так вам и надо.
- Вы считаете, что я получил по заслугам?
- Когда человек совершает неблаговидный поступок...- начала она.
- Но, мадам,- запротестовал Мэйнард, - ведь я точно выяснил, что,
не стань я собственным дедушкой, я никогда бы не появился на свет. А
как бы вы поступили на моем месте?
- А по мне, так это многоженство,- заявил один из гостей.- Нет,
только не подумайте, что я пытаюсь защищать женщин, которые
награждают своих мужей чужими детьми. И вообще, Джоан, у меня
просто нет слов.
Это был старый приятель Мэйнардов, который слышал рассказ
впервые.
- Любая женщина может оказаться в отчаянном положении,-
пробормотала Джоан.
- При чем здесь многоженство,- сказал Мэйнард,- если первая жена
умерла чуть не на целое поколение раньше? - Он помолчал, а потом
сказал:- И кроме того, я не мог не задуматься о судьбе всего
человечества.
- Что вы имеете в виду? - хором воскликнули несколько гостей.
- Попробуйте представить себе силы,- уже серьезно сказал
Мэйнард,- которые действуют в процессе путешествия во времени. Я не
ученый, но могу отчетливо представить себе картину нашего
материального мира, который движется сквозь время, подчиняясь
незыблемому закону энергии. По сравнению с этой силой взрыв атомной
бомбы не более чем слабый колеблющийся огонек свечи в бесконечной
тьме. Предположим, что в определенный момент развития пространства-
времени не рождается ребенок, который должен был появиться на свет.
Так как ребенок, о котором мы говорим, должен был стать моим отцом,
то возникает вопрос: если он не родился, продолжали бы мы с ним
существовать или нет? А если нет, то скажется ли наше неожиданное
исчезновение на развитии Вселенной?
Мэйнард наклонился вперед и торжественно сказал:
- Я полагаю, скажется. Я полагаю, что вся Вселенная просто
исчезла бы, мгновенно испарилась, словно ее никогда и не было.
Равновесие между жизнью как таковой и существованием индивида
чрезвычайно хрупкое. Стоит чуть-чуть изменить его, нарушить самое
слабое звено, и все рухнет как карточный домик. Так мог ли я, учитывая
эту возможность, поступить иначе?
Он пожал плечами, вопрошающе глядя на гостей, и откинулся на
спинку кресла.
Наступило молчание. Затем один из присутствующих сказал:
- А мне кажется, каждый из вас получил по заслугам.- Он хмуро
посмотрел на Джоан. - Я знаю вас уже примерно три года, но что-то не
припомню никакого ребенка. Он умер? Тогда я вообще не понимаю,
зачем вы вытряхиваете свое грязное белье на людях?
- Джоан,- сказал Мэйнард,- по-моему, тебе следует закончить этот
рассказ.
Его жена взглянула на часы.
- Думаешь, я успею, милый? Без двадцати двенадцать. Наши гости
наверняка хотят успеть отпраздновать Новый год.
- А ты покороче,- сказал Мэйнард.

- Страхи Терри относительно того, что его любопытная жена
увидит, как он отправляется в будущее и возвращается обратно,- начала
Джоан, - были вполне обоснованны. Случилось так, что она увидела, как
он исчез. Поймай она его при возвращении, с ней, безусловно, случилась
бы истерика и она устроила бы ему скандал, а так у нее было время
подумать и оправиться от потрясения. И ничего удивительного, что она
ходила за ним по пятам, как испуганная курица. Ей очень хотелось
поговорить с ним, но она не осмеливалась и молча переживала
происходившее. Несколько раз она видела, как он исчезал, а затем
появлялся. С каждым разом она пугалась все меньше и меньше, и в один
прекрасный день любопытство одержало верх. Однажды утром, когда он
встал раньше нее, оставив на подушке записку, что уезжает на два дня,
Мариэтта одела дорожное платье, взяла с собой все деньги, какие были в
доме, и подошла к часам. Прежде она не раз изучала их и в принципе
поняла, как они работают. Подойдя, она сразу заметила, что гирька
стоит на отметке 1967. Мариэтта схватилась рукой за хрустальную
гирьку, как это делал ее супруг, и на мгновение почувствовала дурноту.
Хоть она и не поняла этого сразу, она уже оказалась в будущем. Когда
она вышла из дому, ей стало страшно: едва она начала переходить улицу,
как механическое чудовище, которое неслось на нее, вдруг завизжало,
резко останавливаясь. Из окошка высунулся сердитый мужчина и
обругал ее.
Дрожа, почти теряя сознание, Мариэтта добралась до тротуара.
Постепенно она освоилась с непривычной обстановкой и стала более
осторожной, ведь она была способной ученицей. Менее чем через
полчаса она очутилась перед магазином готовой одежды. Зайди внутрь,
она вынула из кошелька деньги и спросила у продавщицы, может ли она
на них что-нибудь купить. Продавщица позвала управляющего.
Управляющий отослал деньги в ближайший банк для проверки. Все
обошлось как нельзя лучше.
Мариэтта купила платье, костюм, нижнее белье, туфли и прочие
мелочи. Она вышла из магазина, потрясенная собственным
безрассудством и испытывая стыд при виде той одежды, которую ей
пришлось одеть, но в самом решительном расположении духа. Она очень
устала, поэтому вернулась обратно в дом, а потом и в свое собственное
время.
Шли дни, и постепенно Мариэтта осмелела. Она подозревала
своего мужа в дурных намерениях, ведь ей неоткуда было знать о том,
что именно женщины будущего считают современным и
дозволительным. Она выучилась курить, хотя сперва чуть было не
задохнулась. Она научилась пить, хотя отключилась после первой же
рюмки и целый час спала как убитая. Она устроилась на работу в
магазин: управляющий решил, что ее старомодная манера обращения
привлечет покупателей.
Однако не прошло и месяца, как ее уволили, в основном потому
что она чересчур усердно подражала разговору молоденьких продавщиц
с их новомодными словечками, но также и за то, что она не каждый день
ходила на работу.
К этому времени у нее уже не оставалось сомнений в том, что она
ждет ребенка, а так как в это время муж еще не собирался бросить ее, она
сказала ему об этом. По-моему, в глубине души она надеялась, что он тут
же все ей расскажет, впрочем, не берусь утверждать этого наверняка:
трудно судить о том, что в тот или иной момент движет поступками
мужчины или женщины. Как бы то ни было, этого не произошло. Вскоре
он ушел и больше уже не возвращался.
Разгадав его намерения, Мариэтта пришла в ярость. И все же ее
раздирали противоречия: с одной стороны, она оказалась в роли
брошенной жены, с другой - в ее силах было изменить создавшееся
положение.
Она заколотила дом и объявила, что намерена отправиться
попутешествовать. Прибыв в 1967 год, она устроилась на работу и сняла
комнату, назвавшись девичьим именем своей матери, Джоан Крейг. Она
напросилась на вечеринку, где встретила Терри Мэйнарда. В новом
платье и с новой прической в ней довольно трудно было узнать
прежнюю Мариэтту.
Она вышла за него замуж и в наказание за то, что он так поступил
с ней, не призналась ему ни в чем до самой последней минуты, напугав
его до полусмерти. Но затем... да и что она могла сделать?
Когда мужчина женится на девушке дважды, второй раз даже не
подозревая, кто она такая, это любовь... О господи, уже без трех минут
двенадцать. Пора кормить моего карапуза.
Она вскочила с кресла и выбежала в холл.

Прошло около минуты, прежде чем один из гостей прервал
наступившую тишину.
- Черт побери! Выходит, вы не только дедушка самому себе, но еще
и женились в 1970 году на собственной бабушке! Вам не кажется, что это
несколько усложняет дело?
Мэйнард покачал головой.
- Разве вы не понимаете, что это - единственный выход? У нас есть
ребенок, который находится там, в прошлом. Он станет моим отцом.
Если родятся другие дети, они останутся здесь и продолжат наш род.
При мысли об этом мне становится легче жить на свете.
Где-то вдалеке забили куранты. Мэйнард поднял бокал.
- Дамы и господа, выпьем за будущий... 1971 год и за все хорошее,
что с нами должно произойти.
Когда они выпили, одна из женщин робко спросила:
- Скажите, ваша жена... Джоан... она сейчас отправилась в
прошлое?
Мэйнард кивнул.
- Тогда я не понимаю,- продолжала она. - Ведь вы сказали, что
цифры на стержне кончаются на отметке 1970. Но только что наступил
1971-й год.
- А! - сказал Терри Мэйнард. Лицо его приняло недоуменное
выражение. Он привстал с кресла, чуть не выплеснув коктейль из бокала.
Затем вновь медленно сел и пробормотал:
- Я уверен, что все будет в порядке. Судьба не может так
посмеяться надо мной.
Женщина, которая ранее весьма критически относилась к рассказу
Мэйнарда, поджав губы, встала с кресла.
- Мистер Мэйнард, разве вы не собираетесь пойти и проверить?
- Нет-нет, я уверен, что все будет в порядке. Там, под грузиком,
есть место для новых цифр. Не сомневаюсь в этом.
Один из гостей поднялся с места и нарочито чеканя шаг вышел в
холл. Когда он вернулся, вид у него был хмурый.
- Вам, вероятно, будет небезынтересно узнать,- сказал он,- что
ваши часы остановились ровно в полночь.
Мэйнард по-прежнему сидел в кресле.
- Я уверен, что все будет в порядке,-повторял он.
Две женщины встали со своих мест.
- Мы пойдем наверх и поищем Джоан,-сказала одна из них.
Через некоторое время они вернулись.
- Ее там нет. Мы всюду посмотрели.
В комнату вошли трое гостей, которые удалились в столовую,
когда Мэйнард начал свой рассказ. Один из них весело сказал:
- Ну, полночь прошла, так что, думаю, все кончилось.- Он
посмотрел на Мэйнарда.- Вы, конечно, сказали им, что нумерация
кончается на цифре 1970?
Гости заерзали на своих местах, нарушив тягостное молчание.
Мужчина обратился к ним все тем же веселым тоном:
- Когда я впервые слышал эту историю, последняя цифра была
1968, и ровно в полночь часы остановились.
- И Джоан исчезла за три минуты до этого? - спросил кто-то.
- Вот именно.
Несколько человек вышли в холл посмотреть на часы. В гостиную
доносились возбужденные голоса.
- Смотрите-ка, последняя цифра действительно 1970...
- Интересно, Мэйнард каждый год вырезает новые цифры?
- Эй, Пит, возьмись за гирьку!
- Ну уж нет. Мне как-то не по себе от этой истории.
- Мэйнард всегда казался мне странным.
- Но здорово рассказал, верно?
Позже, когда гости начали расходиться, одна женщина жалобно
спросила:
- Но, если все это шутка, почему Джоан не вернулась?
Чей-то голос прозвучал из темноты за дверью:
- Мэйнарды такая занятная пара, правда?

                                КОТ! КОТ!

     Вся компания, как обычно, собралась в  баре.  Кэти  делала  вид,  что
надралась, Тэд изображал идиота, а Мира захохотала на три тона, совсем как
музыкант, настраивающий инструмент.  Джонс  разговаривал  с  Гордом  своим
обычным властным тоном, а Горд то и дело повторял "угу",  словно  в  самом
деле слушал его. Мортон же старался обратить на  себя  внимание  тем,  что
оставался в стороне, в своем кресле, приняв позу интеллектуала.
     Никто из них не обратил внимания на  небольшого  худощавого  мужчину,
сидевшего у стойки. Мужчина этот внимательно разглядывал их, однако  никто
не смог бы сказать, когда он к ним  присоединился  и  кто  его  пригласил.
Никому не пришло в голову сказать ему, чтобы он шел своей дорогой.
     - Так значит, вы говорили об основных чертах человеческой  натуры?  -
сказал незнакомец.
     - Мы и об этом говорили? - захохотала Мира.
     Общий смех не смутил чужака.
     - Так получилось, что со мной произошло нечто  такое,  что  могло  бы
послужить  иллюстрацией  этой  темы.  Однажды,  просматривая   газету,   я
наткнулся на рекламу цирка... На  самом  верху,  -  продолжал  он,  -  был
напечатан огромный вопросительный знак,  за  ним  следовали  несколько  не
менее огромных восклицательных. Потом шел текст:

                          ЧТО ЭТО ЗА СОЗДАНИЕ?
                                ЭТО КОТ!
                      ПРИХОДИТЕ ВЗГЛЯНУТЬ НА КОТА!
                         НЕЗАБЫВАЕМОЕ ЗРЕЛИЩЕ!
                         УДИВИТЕЛЬНОЕ ЗРЕЛИЩЕ!
               ТОЛЬКО У НАС - В НАШЕМ САЛОНЕ ДИКОВИН!

     Внизу буквами поменьше сообщалось, что представляет кота  "сам  Силки
Тревис".
     До этой строчки я читал объявление без особого интереса,  но  фамилия
заставила меня вскочить.
     "О, Боже, - подумал я, - это он! Силки  Тревис!  Это  же  он  был  на
открытке".
     Я поспешил к столу и вынул карточку, что  пришла  с  почтой  два  дня
назад. До сих пор я не обращал  на  нее  внимания.  Текст,  написанный  на
обороте мелкими буквами, был просто бредом,  а  лицо  на  снимке,  хоть  и
знакомое, не вызвало в моей памяти никакого  отклика.  Снимок  представлял
мужчину с маниакальным взглядом, сидящего в  небольшой  клетке.  Сейчас  я
заметил в нем сходство с Силки Тревисом, правда, не таким,  каким  я  знал
его пятнадцать лет назад, а более полным и старым  -  таким  он  мог  быть
сейчас.
     Вернувшись в кресло, я задумался о прошлом.
     Тогда это  имя  ему  подходило  [silky  (англ.)  -  шелковый,  другое
значение - хитрый]. Когда в средней школе он организовал конкурс  красоты,
то первую награду присудил  своей  кузине,  а  вторую  -  девушке,  бывшей
любимицей  большинства   учителей.   Школьные   выставки,   представляющие
различные виды местных ящериц, змей, насекомых, а также местные  индейские
поделки,  всегда  были  событием  года  и  привлекали  толпы   восхищенных
родителей.  Именно  Силки   организовывал   их,   равно   как   спортивные
соревнования, концерты во время каникул и прочие школьные развлечения;  во
всем чувствовалась его профессиональная рука и душа прирожденного циркача.
     После  окончания  школы  я  поступил   на   биологический   факультет
университета и на семь лет потерял Силки из виду. Потом в одной из газет я
прочитал в светской хронике, как хорошо  чувствует  себя  Силки  Тревис  в
большом городе. Он только что приобрел долю в ревю, а еще у него была доля
в концессии на пляжные районы Нью-Джерси.
     И снова тишина. А сейчас - и это не  подлежало  сомнению  -  он  стал
хозяином циркового паноптикума.
     Разгадав таким образом - как мне тогда казалось  -  загадку  почтовой
открытки, я почувствовал снисходительное веселье. Интересно,  отправил  ли
Силки такие же открытки всем своим давним школьным  друзьям?  Я  решил  не
ломать больше головы  над  значением  слов,  написанных  на  обороте;  вся
интрига была слишком уж очевидна.
     У меня не было ни малейшего намерения идти в цирк. Спать  я  лег  как
обычно, но спустя несколько часов  вдруг  проснулся  с  сознанием,  что  в
комнате кто-то есть. Чувства, которые  я  тогда  испытал,  хорошо  описаны
Джонсоном в его книге о патологических страхах.
     Я жил в тихом, спокойном районе, ночью вокруг  было  настолько  тихо,
что я слышал удары собственного сердца. Желчь прилила к моему желудку,  во
рту появилась горечь.
     Я по-прежнему ничего не видел, но кошмар не проходил, и мне пришло  в
голову, что все это может быть сонным видением.
     - Есть здесь кто? - буркнул я.
     Тишина.
     Выбравшись из постели, я зажег свет. В комнате никого не было. Однако
это меня не удовлетворило. Я вышел  в  переднюю,  заглянул  в  гардероб  и
ванную. Наконец, нисколько не  успокоенный,  проверил,  закрыты  ли  окна.
Тут-то я и пережил шок. Снаружи на стекле кто-то написал:

                       КОТ ПРОСИТ ТЕБЯ ЗАЙТИ В ЦИРК.

     Я вернулся в постель, злой до такой степени, что  всерьез  подумывал,
не потребовать ли ареста Силки. Когда я проснулся утром, надпись исчезла.
     Ко  времени  завтрака  моя  злость  прошла.  Меня  даже   развеселило
отчаянное желание Силки показать старым знакомым, какой важной фигурой  он
стал. Перед тем, как отправиться в университет, я  осмотрел  окна  спальни
снаружи. Под ними были какие-то углубления,  но  они  не  были  похожи  на
отпечатки человеческих ног; вероятно, Силки постарался не  оставить  после
себя следов.
     В университете один студент спросил меня, может  ли  биология  научно
объяснить возникновение мутантов. Я воспользовался  стереотипным  ответом,
упомянув  неправильное  питание,  болезни,  замедленное  развитие   мозга,
воздействующее на развитие тела, и так  далее.  Под  конец  я  бесстрастно
заметил, что за дополнительной  информацией  советую  обратиться  и  моему
старому знакомому Силки Тревису, представляющему паноптикум в цирке  Пегли
и Маттерсона.
     Это сделанное мимоходом замечание вызвало настоящий взрыв. Мне тут же
сообщили, что именно цирковая диковина послужила поводом для вопроса. "Это
- странное, похожее на кота существо, - сказал студент, понизив  голос,  -
оно смотрит на тебя с таким же интересом, что и ты на него".
     В этот момент  прозвенел  звонок  и  избавил  меня  от  необходимости
комментировать это замечание. Помню однако, что я подумал тогда, как  мало
изменилась человеческая натура.  Людей  по-прежнему  интересуют  в  первую
очередь отклонения от нормы, тогда  как  меня,  ученого,  поражает  именно
нормальность.
     И после этого я не собирался идти в цирк. Возвращаясь домой, я  полез
за пазуху и вынул из  кармана  карточку  со  снимком  Силки.  Я  рассеянно
взглянул на нее еще раз и прочел текст на обороте.
     "Доставка  межпространственной   корреспонденции   требует   огромной
энергии, что может вызвать разницу  времени.  Поэтому  возможно,  что  эта
открытка дойдет да тебя прежде, чем я узнаю,  кто  ты.  На  всякий  случай
посылаю еще одну в цирк на твое имя и с твоим адресом.
     Не гадай о том, как они были тебе доставлены. Просто в нашем почтовом
ящике помещается некое устройство, которое переносит карточки  в  ящик  на
Земле, откуда они доставляются  обычным  путем.  Само  устройство  тут  же
исчезает.
     Снимок говорит сам за себя!".
     Однако он ничего мне не говорил! Я снова почувствовал досаду и  сунул
открытку в карман, собираясь сейчас же позвонить  Силки  и  спросить,  что
означает вся эта ерунда. Разумеется, я этого не сделал.  В  конце  концов,
это было не так уж и важно.
     Когда  я  встал  на  следующее  утро,  надпись  "КОТ  ХОЧЕТ  С  ТОБОЙ
ГОВОРИТЬ!" красовалась с наружной стороны  того  же  стекла.  Видимо,  она
находилась там уже давно, потому что линии уже  начинали  таять.  Когда  я
кончил завтракать, они совсем исчезли.
     На  этот  раз  я  испытал  скорее  беспокойство,  чем  злость.  Такая
настойчивость со стороны Силки указывала на невротическое расстройство его
психики.  Может,  следует  сходить  на  это  выступление,  доставить   ему
удовлетворение,  которое  позволит  отдохнуть   его   беспокойному   духу,
посещавшему меня две ночи подряд? Однако только после обеда мне  пришла  в
голову мысль, укрепившая меня в этом намерении. Я подумал о Вирджинии.
     Уже два года я читал биологию в университете  штата,  реализуя  таким
образом юношеские стремления, которые - теперь я это ясно вижу - впервые в
жизни завели меня в тупик. Именно тогда, впервые за время своего  довольно
монотонного существования, я  почувствовал  матримониальные  порывы.  Моей
избранницей была Вирджиния, но она,  к  несчастью,  считала  меня  помесью
улитки и чистого разума. Я мог быть абсолютно уверен, что мысль  выйти  за
меня замуж до сих пор никогда к ней не приходила.
     Какое-то время я питал надежду, что найду способ переубедить  ее,  не
рискуя своим достоинством, докажу ей, что являюсь человеком романтическим,
и она ответит "да". И вот подвернулся случай доказать свою  романтичность,
а именно - показать, что я по-прежнему восхищаюсь  цирком.  А  в  качестве
кульминации вечера  я  предложил  бы  ей  демонстрацию  Силки  собственной
персоной. Можно было надеяться, что само знакомство с таким  типом  тронет
ее эксцентрическую душу.
     Первый барьер был взят, когда я позвонил Вирджинии и она  согласилась
пойти со мной в цирк. Я делал хорошую мину уже с самого начала - во  время
поездки на колесе обозрения и подобных детских штучек.  Наконец  я  улучил
момент и предложил ей пойти взглянуть  на  диковины,  представляемые  моим
старым другом Силки Тревисом.
     Это действительно произвело на нее  впечатление.  Остановившись,  она
укоризненно посмотрела на меня.
     - Филипп, - сказала она, - не хочешь ли ты сказать, что лично  знаком
с Силки? Тебе придется это доказать.
     Когда мы вошли, Силки не было, но билетер  вызвал  его  из  какого-то
подсобного помещения, и через минуту Силки ворвался в главный  шатер,  где
располагался его салон диковин. Фигурой он напоминал растолстевшую  акулу.
Глаза его сузились, словно все эти пятнадцать лет он  провел,  прикидывая,
как  использовать  ближних  для   собственной   выгоды.   Я   не   заметил
маниакального взгляда,  запечатленного  на  фотографии,  но  по  лицу  его
уверенно читались маниакальные склонности: жадность, стремление к обману и
жестокость. Он был  именно  таким,  как  я  и  ожидал,  и  вот  что  самое
интересное: он неподдельно мне обрадовался. Это была специфическая радость
- как у одинокого бродяги, который наконец-то увидел жилье.  Мы  оба  чуть
переборщили, приветствуя друг друга, но в равной степени были рады  своему
взаимному  энтузиазму.  Когда  кончились  приветствия   и   представления,
доброжелательность Силки расцвела совсем уж пышным цветом.
     - Недавно здесь был  Брик.  Он  говорил,  что  ты  читаешь  лекции  в
университете. Поздравляю! Я всегда знал, что в тебе что-то есть.
     Я постарался поскорее уйти от этой темы.
     - А может,  ты  нас  поводишь  и  расскажешь  что-нибудь  о  себе?  -
предложил я.
     До этого мы уже  осмотрели  необыкновенно  толстую  женщину  и  живой
человеческий скелет, но Силки вернулся к ним,  чтобы  рассказать  о  СВОЕЙ
жизни с ними: как он их нашел и как мог получить признание. Он  был  очень
многословен,  поэтому  время  от  времени  я  подгонял  его.  Наконец   мы
остановились перед небольшим шатром, на брезентовом клапане которого  было
всего одно слово: КОТ. Я обратил на него  внимание  еще  раньше;  болтовня
зазывалы, стоявшего у входа, уже возбудила мой интерес.
     - Зайдите взглянуть  на  Кота!  Уважаемая  публика,  это  не  обычная
диковина, это настоящая сенсация! Никогда прежде в цирке  не  было  такого
существа. Это  биологический  феномен,  удививший  ученых  всей  страны...
Уважаемая публика, это действительно нечто невероятное! Билеты по двадцать
пять центов, а если вы выйдете недовольными, получите свои деньги обратно.
Да-да, вы не ослышались: каждый может получить деньги обратно,  достаточно
лишь подойти к кассе...
     И так далее, и  так  далее.  Правда,  эта  реклама  была  не  слишком
привлекательной, однако мое воображение подстегнула реакция публики. Людей
впускали группами, а внутри был, наверное, какой-то комментатор, несколько
минут он говорил что-то едва слышно, а потом громко произносил:
     - А теперь, уважаемая публика, мы поднимаем занавес!
     Занавес поднимался, вероятно, одним движением, точно рассчитанным  по
времени, потому что сразу же  после  последнего  слова  следовала  реакция
зрителей:
     - О-о-о-о!
     Потом наступала интригующая тишина, а затем люди выходили. И ни  один
не просил вернуть деньги.
     Перед входом вышла небольшая заминка. Силки начал  бормотать  в  том,
что является владельцем только части  представления,  а  потому  не  может
давать входных билетов. Я проложил этому конец, быстро купил билеты, и  мы
вошли в шатер с очередной группой.

     Существо, сидевшее в кресле  на  небольшом  возвышении,  имело  около
полутора метров роста при стройном теле. У  него  была  кошачья  голова  и
жесткая  шерсть.  Выглядело  оно,  как  увеличенная  версия  животного  из
комиксов.
     Однако на этом сходство с котом кончалось.
     Во всем остальном это было что-то совсем другое. Конечно, не  кот,  я
понял это с первого взгляда: у него было совершенно иное строение тела,  и
я почти сразу выделил принципиальные анатомические отличия.
     Голова: лоб высокий,  а  не  низкий,  покатый.  Лицо  гладкое,  почти
безволосое, оно выражало характер, силу и высокую разумность.  Тело  -  на
длинных прямых ногах, пропорционально сложенное,  плечи  гладкие,  руки  с
короткими,  но  развитыми  пальцами,  заканчивающимися   тонкими   острыми
когтями.
     И уж совершенно не кошачьими были  его  глаза.  Они  выглядели  почти
обычно: слегка  раскосые,  прикрытые  настоящими  веками,  почти  того  же
размера, что  и  у  людей.  Однако  эти  глаза  буквально  ТАНЦЕВАЛИ.  Они
двигались в два или даже в три раза быстрее, чем глаза людей.  Пристальный
взгляд при такой высокой скорости движения доказывал, что  существо  может
прочесть кадр микротипии, находящийся на другом конце  комнаты.  Какие  же
точные образы должен был получать этот мозг!
     Все это я заметил за несколько секунд. А потом существо шевельнулось.
     Не торопясь, небрежно и свободно, оно встало, зевнуло  и  потянулось.
Наконец, сделало шаг вперед. Женщины, собравшиеся в  зале,  заволновались,
но служитель успокаивающе сказал:
     - Все в порядке, не беспокойтесь. Он часто так спускается и  смотрит.
Он не опасен.
     Публика  стояла  неподвижно,  пока  Кот  спускался  с  возвышения   и
приближался ко мне. Передо мною он остановился и с интересом оглядел меня.
Потом осторожно отогнул полу моего пиджака и изучил содержимое  нагрудного
кармана.
     Вынув почтовую карточку с  фотографией  Силки,  которую  я  забрал  с
собой, чтобы выяснить, в чем дело, он долго ее разглядывал и наконец подал
Силки. Тот вопросительно взглянул на меня.
     - Можно?.
     Я кивнул. Мне казалось, что я стал свидетелем драмы,  смысла  которой
не понимаю. Я внимательно смотрел на Силки.
     А он взглянул на снимок, и уже совсем было собрался вернуть его  мне,
когда вдруг замер. Потом резко отдернул руку и уставился на фотографию.
     - О, Боже! - прошептал он. - Это же моя фотография.
     Он не играл, удивление его было настолько искренним, что я поразился.
     - Значит, это не ты отправил карточку? - спросил я. - Не ты писал эту
чушь на обороте?
     Силки молчал. Повернув карточку, он прочел текст и покачал головой.
     - Это какая-то бессмыслица, - пробормотал он. - Гм, ее  отправили  из
Марстауна. Мы были там три дня на прошлой неделе.
     Он вернул мне карточку.
     - Я ее никогда прежде не видел. Странно...
     Я поверил ему. Держа карточку в руке,  я  вопросительно  взглянул  на
Кота. Однако существо уже перестало нами интересоваться. Оно  повернулось,
вновь поднялось на возвышение и опустилось в свое кресло. Потом зевнуло  и
закрыло глаза.
     И это было все. Мы вышли из шатра и попрощались с Силки. Я не  придал
особого значения этому  эпизоду,  а  позднее,  уже  по  дороге  домой,  он
показался мне совсем пустяковым.

     Не знаю, как долго я спал. Переворачиваясь на другой бок, чтобы снова
погрузиться в сон, я заметил, что ночник горит, и резко сел в постели.
     В кресле, не далее метра от меня, сидел Кот.
     Вокруг была мертвая тишина; Поначалу я не мог  выдавить  из  себя  ни
звука. Мне вспомнились слова служителя, что Кот "...не опасен", но  теперь
я в это не верил.
     Уже в третий раз это создание явилось ко мне: ведь это оно писало  на
стекле. Я вспомнил содержание последнего  послания:  "Кот  хочет  с  тобой
говорить", и испугался. Может ли быть, чтоб это существо говорило?
     Неподвижность незваного гостя прибавила мне смелости.
     - Ты можешь говорить? - спросил я, облизнув губы.
     Кот шевельнулся, поднял лапу - неторопливо, как человек, не  желающий
вызвать переполох - и указал на ночной столик у моей постели. Проследив за
его указательным пальцем,  я  заметил  там,  прямо  под  лампой,  какое-то
устройство. Из него донеслось:
     - Я не могу издавать звуков  человеческой  речи,  но  ты  сам  можешь
убедиться - передатчик отлично подходит для этого.
     Признаться, я так и подпрыгнул на кровати; сердце у  меня  замерло  и
начало биться вновь лишь тогда, когда  пауза  затянулась,  а  со  мной  не
произошло ничего страшного. Не знаю почему, но я считал,  что  общение  со
мной при помощи механического устройства чем-то мне грозит.
     Полагаю,  это  сработал  инстинкт  самозащиты.  Прежде  чем   ясность
мышления вернулась ко мне, устройство на столике произнесло:
     - Передача мыслей  с  помощью  электронного  устройства  основана  на
использовании энергии ритмов мозга.
     Это заявление задело меня. Я много  читал  на  эту  тему,  начиная  с
реферата профессора Ганса Бергера (1929 год) о мозговых ритмах мозга.  Там
утверждалось нечто другое.
     - А разве их электрический потенциал не слишком мал? - спросил  я.  -
Кроме того, у тебя открыты глаза, а ритмы всегда  искажаются,  если  глаза
открыты. В сущности, центрам зрения подчинена настолько значительная часть
мозговой коры, что ритмы вообще не обнаружимы.
     Тогда я не обратил на это внимания, но сейчас думаю, что сбил  его  с
панталыку.
     - Какие замеры проводились? - спросил он.  Его  интерес  чувствовался
даже без передатчика мыслей.
     - Фотоэлементы намерили всего пятьдесят микровольт энергии, -  сказал
я,  -  в  основном,  в  активных  центрах  мозга.  Ты  знаешь,  что  такое
микровольт?
     Он кивнул.
     - Я не скажу тебе, какую энергию производит мой мозг, -  произнес  он
после паузы. - Это может тебя испугать. Но не  вся  эта  энергия  является
разумном. Я - студент, совершающий экскурсию по Галактике.  Можно  назвать
ее последипломной практикой. Для  нас,  студентов,  обязательны  некоторые
принципы... - Он прервался. - Ты открыл рот. Хочешь что-то сказать?
     Я был буквально раздавлен...
     - Ты сказал, по Галактике? - спросил я наконец.
     - Да.
     - Но... но ведь это должно длиться много лет! - Мой  мозг  напряженно
работал, пытаясь толком осознать все это.
     - Мое путешествие продлится около тысячи лет вашего времени.
     - Ты бессмертен?
     - О, нет.
     - Тогда... - Я замолчал, не  в  силах  говорить  дальше,  и  сидел  с
пустотой в голове, а Кот продолжал:
     - Устав студенческого братства обязывает нас рассказать о себе одному
местному существу, когда мы покидаем ту или иную планету. А также  забрать
с собой какой-нибудь сувенир, символизирующий цивилизацию существ, живущих
на ней. Интересно, что ты предложишь в  качестве  сувенира  с  Земли?  Это
должно быть  нечто  такое,  что  сразу  покажет  доминирующее  качество  в
характере вашей расы.
     Это объяснение  успокоило  меня.  Мои  мысли  перестали  кружиться  в
безумном темпе, и я почувствовал себя гораздо увереннее. Сев поудобнее,  я
задумчиво погладил лицо, искренне веря, что  выгляжу  разумным  существом,
совету которого можно последовать.
     Постепенно я качал понимать всю сложность проблемы. Я всегда  считал,
что человек - существо неизмеримо сложное. Как же можно выбрать всего одну
черту в его богатой, сложной натуре и сказать: "Вот это и есть человек"?
     -  Может  ли  это  быть  произведение  искусства,  науки  или  что-то
подобное? - спросил я.
     - Что угодно.
     Моя увлеченность еще больше усилилась. Всем своим естеством я  принял
важность происходящего со  мной.  Нужно  было,  чтобы  эта  великая  раса,
которая  путешествует  вдоль  и   поперек   Галактики,   получила   верное
представление о человеческой цивилизации. Когда, наконец, я нашел решение,
то сам был удивлен, что это потребовало так много времени. Но я уже  знал,
что нашел верный ответ.
     - Человек, - сказал я, - испокон веков был существом  религиозным.  С
незапамятных  времен,  слишком  удаленных  от   нас,   чтобы   сохранились
какие-либо записи, человеку требовалась  вера.  Когда-то  он  отождествлял
веру  с  божеством  стихии:  бури,  реки,  растения,  потом   боги   стали
невидимыми. Сейчас  же  они  вновь  становятся  ощутимыми  -  это  система
хозяйствования, наука. Человек пс-слоняется им, другими словами, относится
к ним чисто религиозно.
     - Так вот, - закончил я, довольный сам собой, - тебе нужно отлитое из
твердого металла изображение человека с откинутой назад головой, воздетыми
к небу руками, с выражением  экстаза  на  лице  и  подписью  на  основании
скульптуры: "Верую".
     Кот внимательно смотрел на меня.
     - Это очень интересно, - сказал он наконец. - Пожалуй,  ты  близок  к
цели, но это еще не тот ответ. - Он встал. - Я хочу, чтобы ты сейчас пошел
со мной.
     - Что?
     - Оденься, пожалуйста.
     Это было сказано равнодушным тоном, и страх, который тлел  где-то  на
дне моей души, вспыхнул вновь.

     Я сидел за рулем. Кот - рядом со мной. Ночь была холодная  и  темная.
Время от времени из-за облаков выглядывал серп луны, местами  посверкивали
звезды. Осознав, что откуда-то из тех мест прибыло на Землю это  существо,
я несколько расслабился.
     - Скажи, жители вашей планеты ближе нас подошли к глубинному значению
истины? - рискнул я спросить его.
     Это прозвучало как-то неестественно, педантично; типичный учительский
вопрос. Я торопливо добавил:
     - Надеюсь, ты не обидишься, если я задам тебе несколько вопросов?
     И снова это прозвучало как-то не так. Во внезапном приступе  отчаяния
мне показалось, что я теряю шанс, даваемый раз в тысячу  лет.  Мысленно  я
проклинал свой профессорский опыт, из-за которого говорил языком  сухой  и
скучной лекции.
     - Открытку послал ты? - спросил я.
     - Да. - Голос, идущий из устройства, которое существо теперь  держало
на коленях, звучал тихо, но отчетливо.
     - А откуда ты узнал мою фамилию и адрес?
     - Я вовсе этого не знал. - Прежде чем я успел  что-либо  сказать,  он
продолжал: - До того как ночь кончится, ты поймешь все.
     - О! - Я помолчал, чувствуя холод в желудке и стараясь  не  думать  о
том, что еще произойдет, прежде чем ночь подойдет к концу.
     - ...вопросы? - выдавил я. - Ты ответишь на них?
     Я уже открыл рот, чтобы со скоростью  пулемета  засыпать  его  серией
вопросов, но не сказал ничего. Что я, собственно, хотел узнать?  Множество
ассоциаций, теснившихся в мозгу, мешали мне говорить. Почему, ну,  почему,
люди так зависят от эмоций в  решающие  моменты  своей  жизни?  Я  не  мог
собраться с мыслями, а время  уходило.  Когда  я  наконец  заговорил,  мой
первый вопрос был банальным и, честно говоря, случайным.
     - Ты прибыл на космическом корабле?
     Он удивленно посмотрел на меня.
     - Нет, - медленно ответил он. - Я использовал для этой  цели  энергию
своего мозга.
     - Что? Ты преодолел космическое пространство сам по себе?
     -  В  некотором  смысле,  да.  Вскоре  человечество  совершит  первые
открытия  в  области  использования  энергии  ритмов  мозга.   Это   будет
переломным моментом в вашей науке..
     - Мы уже  совершили  кое-какие  открытия,  касающиеся  нашей  нервной
системы и ритма.
     - Венцом этого,  -  последовал  ответ,  -  будет  власть  над  силами
природы. Больше я ничего не скажу тебе об этом.
     Он замолчал, но ненадолго. Теперь вопросы сами просились мне на язык.
     - Возможно ли использование в космических кораблях атомного привода?
     - Не в том смысле, как ты  это  понимаешь,  -  ответило  существо.  -
Атомный взрыв не может быть ограничен, но можно использовать  серию  точно
рассчитанных взрывов. А это вопрос техники, и с теоретической  физикой  не
имеет ничего общего.
     - А жизнь? - пробормотал я. - Как возникла жизнь?
     - Это вопрос электронных случайностей,  проявляющихся  в  оптимальной
среде.
     Тут пришлось остановиться, этого я вонять не мог.
     - Электронные случайности? Как это понимать?
     - Разница между органическим и неорганическим атомами  заключается  в
их  внутреннем  строении.  Углеводороды,   наиболее   чувствительные   при
определенных  условиях,  являются  тривиальной  формой  жизни.  Располагая
атомной энергией, человек вскоре обнаружит, что  жизнь  можно  создать  из
любого  элемента  или  химического  соединения.   Но   будьте   осторожны.
Углеводороды -  структуры  нестабильные,  их  можно  легко  уничтожить  на
нынешнем этапе развития.
     Я поежился. Легко можно было представить,  какого  типа  эксперименты
проводятся в их государственных лабораториях.
     - Так значит, - произнес я, чувствуя, как у меня перехватывает горло,
- есть формы жизни, которые могут  оказаться  опасными  уже  в  момент  их
создания?
     - Опасными для человека, - ответило существо.  -  Поверни-ка  на  эту
улицу, - сказало вдруг оно. - А потом поезжай  прямо  до  въезда  во  двор
цирка.
     Я ехал, онемев от удивления. Странно, даже тень истины вызвала у меня
шок.
     Вскоре мы уже входили в темный тихий шапито,  где  размечтался  салон
диковин. Я знал, что сейчас разыграется последний акт драмы.
     В темноте задрожал слабый огонек.  Когда  он  приблизился,  я  увидел
идущего к нам мужчину. В темноте я не мог его узнать. Свет стал сильнее, и
тут я понял, что источника у него нет. А потом узнал Силки Тревиса.
     Он глубоко спал.
     Подойдя к нам, он остановился. Выглядел  он  как-то  неестественно  и
жалко, как женщина, которую застали без макияжа. Бросив на него испуганный
взгляд, я с трудом выговорил:
     - Что ты хочешь с ним сделать?
     Кот ответил не сразу. Повернувшись, он  задумчиво  смотрел  на  меня,
потом мягко, одним пальцем, коснулся лица Силки. Тот открыл  глаза,  но  и
только. Я понял, что он едва понимает, что с ним происходит.
     - Он нас слышит? - спросил я.
     Кот кивнул.
     - Он способен мыслить?
     На этот раз он отрицательно покачал головой, а потом сказал:
     - В своем анализе человеческой природы ты выделил лишь один  симптом.
Человек - существо верящее, но только из-за некоторой характерной черты. Я
подскажу тебе. Когда какой-нибудь пришелец из Космоса появляется на  чужой
планете, у него есть только один способ маскировки. Когда ты поймешь,  что
это за способ, узнаешь, какова главная черта вашей расы.
     Я попытался собраться с мыслями. В темной пустоте шапито, в  глубокой
тишине циркового двора все это показалось мне сюрреалистическим сном. Я не
чувствовал страха перед Котом, и все-таки на  дне  души  таилось  какое-то
паническое предчувствие, мрачное, как ночь. Я посмотрел  на  невозмутимого
Силки, на морщины его постаревшего лица, на морщины,  отражающие  всю  его
прежнюю жизнь, потом перевел взгляд на Кота и сказал:
     - Любопытство. Ты имеешь в виду  человеческое  любопытство.  Интерес,
который человек проявляет к странным, диковинным созданиям, заставляет его
считать их естественными.
     - Для меня совершенно невероятно, - сказал Кот,  -  что  ты,  человек
интеллигентный, не заметил одну общую черту всех человеческих  существ.  -
Он живо повернулся и выпрямился. - Ну, хватит.  Я  выполнил  все  условия,
которые  передо  мной  стояли:  провел  здесь  некоторое  время,   избежав
опознания, и рассказал о себе одному  жителю.  Осталось  только  отправить
домой характерное творение  вашей  цивилизации,  и  можно  отправляться  в
путь...
     - Надеюсь, это творение - не Силки? - рискнул я спросить.
     - Мы редко выбираем живых обитателей планеты, - последовал ответ, - и
уж если делаем так, всегда даем им взамен что-то ценное. В  данном  случае
это практическое бессмертие.
     Оставались считанные секунды. Я вдруг испытал безнадежное отчаяние, и
вовсе не потому, что хоть сколько-то жалел Силки. Он стоял, словно пень, и
все ему было совершенно безразлично.  Но  я  чувствовал,  что  Кот  открыл
какой-то секрет человеческой натуры, который я, как биолог, должен узнать.
     - Ради Бога подожди! - воскликнул я. - Ты еще не объяснил, что это за
главная черта человеческой натуры? А открытка, которую ты мне послал? А...
     - Я дал тебе все, необходимое для  размышления.  Если  ты  не  можешь
ничего понять, то это уже не мое дело. У нас, студентов, есть свой кодекс,
я выполнил все его требования.
     - Но что мне сказать миру? - в отчаянии спросил я. - Разве у тебя нет
никакого послания к людям? Никакого...
     Он снова взглянул на меня.
     - Если сможешь - не говори никому и ничего.
     Он начал удаляться, не  оглядываясь  больше.  Я  вдруг  заметил,  что
слабый  огонек  над  головой  Силки  расширяется,  становится  все   ярче,
интенсивнее, начинает легонько, но ритмично пульсировать. Соединенные  его
блеском Кот и Силки сделались лишь  туманными  силуэтами,  словно  тени  в
огне.
     Потом  и  эти  тени  затерялись,  а  матовый  свет  начал   бледнеть.
Постепенно он сполз к  земле  и  лежал  там  пятном  некоторое  время,  и,
наконец, расплылся в темноте.
     Силки и странный Кот исчезли без следа.

     Сидящие вокруг стола в баре молчали. Наконец Горд сказал свое  "угу",
а Джонс спросил обычным властным голосом:
     - Вы, конечно, разгадали тайну открытки?
     Худощавый мужчина, похожий на учителя, кивнул.
     - Думаю,  да.  Подсказкой  оказалось  упоминание  о  разнице  времен.
Открытку  отправили  уже  ПОСЛЕ  ТОГО,  как  Силки  выставили  в  качестве
экспоната в школьном музее на  той  кошачьей  планете,  но  из-за  разницы
времен она пришла ДО ТОГО, как я узнал, что Силки приехал в наш город.
     Мортон вынырнул из глубин своего кресла.
     -  А  что  насчет  основной  черты   человеческой   натуры,   внешним
проявлением которой является религия?
     Незнакомец махнул рукой.
     - Представляя  диковины  природы,  Силки,  по  сути  дела,  выставлял
напоказ самого себя. Для человека религия  -  это  форма  самодраматизации
перед Богом. Любовь к самому себе, самолюбование - это, в сущности, способ
утвердить самого себя... и потому-то  существо  с  другой  планеты  смогло
довольно долго находиться среди нас незамеченным.
     Кэти откашлялась и спросила:
     - Меня интересует любовная линия. Вы женились на Вирджинии? Ведь  это
вы тот самый профессор биологии, правда?
     Чужак покачал головой.
     - Я был им, - ответил он. - Нужно было последовать совету Кота, но  я
решил, что следует рассказать  всем  людям  о  том,  что  случилось.  Меня
уволили через три месяца. Я не скажу вам, чем занимаюсь сейчас, но бросать
этого нельзя! Мир должен узнать о слабости человеческой  природы,  которая
вяжет нас по рукам и ногам! А Вирджиния... что  ж,  она  вышла  за  пилота
одной  из   крупных   авиакомпаний,   то   есть   поддалась   его   версии
самодраматизации.
     Он встал.
     - Ну, мне пора. Этой ночью я должен навестить еще множество баров.
     Когда он вышел, Тэд на минуту перестал строить из себя идиота.
     - Эй, - сказал он, - у этого типа неплохой текст. Представьте, как он
будет холить и повторять свою историю всю  ночь!  Какое  благодатное  поле
деятельности для того, кто хочет быть в центре внимания!
     Мира захохотала, Джонс заговорил с Гордом тоном человека,  познавшего
все, а Горд все повторял свое "угу", как будто слушал его.  Кэти  положила
голову на стол и пьяно захрапела, а Мортон еще глубже  погрузился  в  свое
кресло.

АЛЬФРЕД ВАН-ВОГТ

   З М Е Я И К Р Ы С А

   Наибольшее удовлетворение в жизни Марк Грей получал от
кормления своего любимого питона крысами. В двухкомнатной
квартире, которую занимал Грей, одну комнату он отделил своему любимцу.
   Каждый раз, когда наступало время кормления, Марк запускал
крысу в узкий туннель, ведущий в комнату с питоном. Не имея
возможности повернуться в проходе, крыса, через автоматически
раскрывающиеся двери попадала в ярко освещенную комнату и
оказывалась один на один с голодным питоном.
   Эти мнгновения были самыми интересными! Раздавался
отчаянный писк, возвещающий о надвигающейся опасности. Крыса
прыгала в сторону, стараясь убежать от стремительного врага.
   Иногда Маре наблюдал за этой сценой через небольшое окошко
в стене комнаты. Но чаще всего он сидел в своей комнате перед
микрофоном и наслаждался истошным визгом крысы и звуками борьбы.

   э * *

   Шла Третья Мировая Война и Управление Чрезвычайного
Планирования забыло установить ограничение цен на крыс.
   Крысоловы, как и все другие гражданские лица, были
призваны на военную службу. Те немногие, кто остался в резерве и
находился в тылу, старались перейти на такую работу, которая
давала бы им освобождение от фронта. Снабжение крысами резко упало.
   Марк, который раньше получал крыс у знакомого крысолова,
теперь не имел такой возможности. Крысолова забрали на войну, и
Марк Грей больше о нем ничего не слышал. Поэтому, чтобы
прокормить своего любимого питона, Марку самому пришлось
заняться отлавливыванием крыс.
   Но все же питон питался нерегулярно, потому что Марк
часто задерживался на основной работе, на которой ему дали бронь
от военной службы. Но как только выдавалось свободное время, он
устремлялся на развалины и помойки в поисках крыс для своего любимчика.

   э * *

   Однажды Марк Грей рыскал в старой части города в поисках
пропитания для своего питона. Возле большого серого здания он
остановился посмотреть, как разгружают грузовой космический
корабль, который привез оборудование и питание для людей,
находящихся в тылу. Черные ящики исчезали в глубине этого здания,
не тронутого атомной бомбардировкой.
   Марк Грей подошел поближе и увидел вывеску у дверей:
"Исследовательские лаборатории". Прошмыгнув за рабочими в слабо
освещенный коридор, Марк остановился перед дверью, на которой
было написано: "Администратор Плоуд". Постучав и не дождавшись
ответа, Марк толкнул дверь и оказался в комнате. Он присел на
краешек стула и приготовился ждать.
   "Конечно, работать сразу на двух местах будет тяжело, - думал
он, - но не оставлять же бедного питончика без еды. А в
этих лабораториях наверняка используют крыс для опытов..."
   В кабинет вошел маленький человек с загорелым лицом. Он
удивленно поднял брови и посмотрел на Марка. Марк поспешил
представиться и изложил причины, которые заставили его прийти
сюда. Когда он закончил расписывать всеми красками своего
голодающего питона, маленький человек рассмеялся. Марк тоже было
хихикнул, но увидев холодные глаза администратора, чуть не подавился.
   Администратор, закончил скалить зубы и хмуро сказал:
   - Ничего у вас не выйдет. И еще: держитесь подальше от
наших крыс. Да, мы исследуем их и проводим эксперименты со
скрещиванием, но если вы попадетесь на воровстве, мы отдадим вас
под трибунал.
   После таких слов Грей и не мог бы прийти к мысли
совершить кражу подопытных крыс. За исключением своей преданной
любви к питону, Марк Грей был законопослушным человеком.

   э * *

   Когда Марк вышел, администратор Плоуд немедленно
отправил человека проследить за ним. Затем, угрюмо ухмыляясь,
прошел в комнату, на двери которой висела табличка: "Директор"
   - Хелло, Хенк! - весело сказал он, обращаясь к полному
старику, сидящему за столом. - Думаю, что у нас кое-что наклевывается.
   - Да? Приятно слышать! Это лучшее известие от тебя с тех
пор, как нас перестали снабжать военнопленными, - сказал
администратору директор Хенк Кэррон.
   Это заставило администратора Плоуда насторожиться. - Но
ведь вы не знаете военных, - нахмурясь сказал он, - они
намереваются использовать наше оружие на ничего не подозревающем
противнике. Но они хотят, чтобы мы провели целый цикл
исследований, чтобы исключить всякие неожиданности. Наверное,
поэтому, из-за этой конвенции о военнопленных, нам прекратили
поставлять опытный материал.
   Он немного помолчал, а потом добавил:
   - И тут нам в руки попадает очень интересный материал.
И к тому же, учтите, этот экземпляр пришел к нам совершенно
добровольно! Полагаю, что если сильно поднапрячь воображение, мы
могли бы смело назвать его ЧЕЛОВЕКОМ.
   - Что он, больной?
   - Не думаю.
   Плоуд описал Марка и его хобби, закончив свой рассказ
такими словами:
   - Эта птичка сама летит к нам в сети. Я не особенно
удивлюсь, если однажды ночью он прокрадется сюда, чтобы украсть
наших крыс... О, он не знает нашего питона! Ха-ха!..
   И, засмеявшись, он добавил:
   - Можно ли предвидеть более тяжкое, чем воровство крыс?
С нашей точки зрения, конечно, а?
   Хэнк Кэррон на мгновение заколебался, но потом,
отбросив все сомнения, махнул рукой. Ведь им, гуманоидам с
планеты Альфа системы Лебедя, разрешено было проводить
исследования на планете Земля. Ведь земляне вели войну с
кроксами - людьми из соседней галактики. И им было необходимо
новое оружие.
   Военнопленных кроксов предоставляли для опытов. Но для
полного завершения испытаний гуманоидам из системы Лебедя был
нужен человеческий экземпляр.
   Но все упиралось в конвенцию, по которой гуманоидам
запрещалось проводить опыты на людях...
   "Необходимо закончить испытания именно на человеческом
экземпляре, - думал Хенк, - поскольку, если что-то пошло бы не
так на полях сражений, то эффект неожиданности мог быть потерян
безвозвратно..."
   - Давай! - согласился он. - Думаю, что против нас будет
трудно найти улики. Кроме того, я полагаю, что у этого
экземпляра не все в порядке с психикой. А потому, вперед!

   э * *

   Марк же вскоре пришел к выводу, что если он возьмет
пару подопечных животных у этих людей с их тысячью крыс, то они
просто-напросто этого не заметят. А если он будет уносить по
одной зверюшке в день, то вообще нечего беспокоиться. Ведь если
он не будет кормить своего питончика, тот может умереть!
   И вот он опять через пару дней очутился около огромного
серого здания.
   Была глухая ночь.
   Особенное удовольствие он получил, когда определил, что
комнаты, где, по его мнению, находятся клетки с крысами, не
закрыты и сами клетки не охраняются.
   "Без сомнения, - подумал Марк, - контроль за зверюшками
отсутствует, так как из-за войны не хватает рабочих рук."

   э * *

   На следующий день он снова испытал знакомое чувство
сладострастия, упиваясь звуками паниковавшей перед питоном крысы.
   В тот вечер ему позвонили.
   - Я предупреждал вас, - сказал Плоуд торжествующим
голосом, - теперь вы должны уплатить штраф.
   Плоуд почувствовал некоторое угрызение совести, позвонив
Марку и предупредив его, что того ждут неприятности. Какие
именно - он не сказал.
   "Теперь это будет на его душе, - утешал себя
администратор, - если только она у него есть... Страсть к
воровству у людей неизлечима!"
   На другом конце провода Марк Грей презрительно бросил трубку.
   - Пусть докажут! - Он зло выругался.

   э * *

   В ту ночь ему приснилось, что он задыхается. Он
проснулся и с ужасом обнаружил, что лежит не на кровати, а на
твердом полу. Было ужасно темно, и несколько минут он потратил
на то, чтобы найти выключатель, но все было тщетно.
   Внезапно в двадцати футах впереди он заметил свет и
направился туда.
   Трах!!!
   После его прохода дверца со звоном захлопнулась!
   Он был в огромной, ярко освещенной комнате. За
исключением размеров, она удивительно напоминала ему комнату, в
которой он держал своего питона.
   Прямо перед собой на полу, он заметил какой-то предмет,
который смог определить как своеобразную кожаную дорожку,
толщиной несколько больше его роста. Дорожка шевельнулась и
двинулась в его сторону.
   Озарение пришло внезапно и угрожающе.

   О Н Б Ы Л Р О С Т О М С К Р Ы С У!!!
   И Е Г О Л Ю Б И М Ы Й П И Т О Н Ч И К С
Р А С К Р Ы Т О Й П А С Т Ь Ю П О Л З К Н Е М У!!!

   Безумный визг, которым Марк Грей упивался много раз в
жизни с точки зрения человека, теперь он испытал с точки
зрения... КРЫСЫ!

                            ДАЛЕКИЙ  ЦЕНТАВР

     Я вздрогнул во сне, проснулся и подумал: "Как это вынес Ренфью!"
     Вероятно, я сильно дергался, потому что острая боль пронзила меня,  и
тьма сомкнулась надо мной.  Не  знаю,  долго  ли  я  лежал  в  болезненном
беспамятстве, но  когда  пришел  в  себя,  почувствовал  тягу  двигателей,
разгонявших космический корабль.
     На этот раз сознание возвращалось медленно,  и  я  лежал  неподвижно,
чувствуя бремя долгих лет сна. Нужно было  точно  придерживаться  порядка,
установленного Пелхэмом.
     Я не хотел вновь потерять сознание.
     Я лежал, размышляя о том, что глупо с  моей  стороны  беспокоиться  о
Джиме Ренфью, который должен лежать в гибернации еще пятьдесят лет.
     Потом я начал разглядывать освещенный  циферблат  часов  на  потолке.
Когда я проснулся, они показывали 23:12,  а  сейчас  было  23:22.  Значит,
прошло уже  десять  минут  -  по  мнению  Пелхэма,  этого  достаточно  для
адаптации.
     Я  медленно  протянул  руку  к  краю  постели  и  щелкнул  тумблером.
Послышался тихий шум, и массажный автомат медленно пополз по моему  нагому
телу. Сначала он тер мои руки, потом ноги и под конец занялся туловищем. Я
чувствовал, как течет тонкая струйка масла, впитываясь в мою сухую кожу.
     Много раз я вскрикивал от боли, но уже через час смог сесть и  зажечь
свет.
     Небольшая, скромно меблированная  знакомая  каюта  не  могла  надолго
задержать мое внимание. Я встал.
     Вероятно, движение было слишком  резким,  потому  что  я  пошатнулся,
ухватился за  металлическую  опору  постели,  и  меня  вырвало  бесцветным
желудочным соком.
     Потом тошнота прошла, но чтобы подойти к двери, открыть ее  и  пройти
узким коридорчиком до рубки, потребовалась вся моя сила воли. Хоть  это  и
не входило в мои обязанности, но я не удержался от  соблазна  -  склонился
над пультом управления и взглянул на хронометр.
     Он показывал 53 года 7 месяцев 2 недели 0 дней и 27 минут.
     Пятьдесят три года! Все, кого я знал на  Земле:  молодые  мужчины,  с
которыми  мы  вместе  учились,  девушка,  поцеловавшая  меня  на   приеме,
устроенном в  нашу  честь  в  ночь  отъезда  -  все  они  уже  мертвы  или
заканчивают свою жизнь, подумал я почти равнодушно.
     Образ той девушки-остался в моей  памяти.  Она  была  красива,  полна
жизни и совершенно незнакома. Она смеялась, целуя меня.
     Должно быть, теперь она старуха или вообще умерла.
     Слезы подступили к глазам, я вытер их и  принялся  разогревать  банку
жидкого концентрата, который  должен  был  стать  моим  первым  завтраком.
Постепенно я обрел душевное равновесие.
     "Пятьдесят три года и семь с половиной месяцев, - думал  я.  -  Почти
четыре года сверх установленного  времени.  Придется  кое-что  подсчитать,
прежде чем принять очередную порцию эликсира долголетия.  Двадцать  гранул
по расчетам должны были законсервировать мое тело и сохранить ему жизнь  в
течение  пятидесяти  лет.  Вероятно,  средство  оказалось   сильнее,   чем
установил Пелхэм во время кратковременных тестов".
     Так я  думал,  напряженно  щуря  глаза.  Вдруг  до  меня  дошел  юмор
ситуации, и я рассмеялся. Смех расколол тишину, словно серия выстрелов:  я
даже испугался, но вместе с тем и расслабился - надо же, сижу и скорблю!
     А  ведь  четыре  года  -  это  капля  в  море,  если   сравнивать   с
продолжительностью нашего путешествия!
     Однако, я все еще жив и молод. Время и пространство  были  побеждены.
Вселенная принадлежала человеку.
     Неторопливо, маленькими глотками,  я  ел  свой  "суп",  одолел  целую
миску, используя каждую секунду из отведенных мне тридцати  минут.  Потом,
подкрепившись, тем же путем вернулся в рубку.
     На этот раз я задержался, глядя на экраны. Уже через минуту  я  нашел
Сол - звезда ярко пылала почти в центре экрана кормового обзора.
     Чтобы обнаружить Альфу Центавра,  потребовалось  больше  времени,  но
наконец я нашел и ее - сверкающую точку в усеянной огнями темноте.
     Я не стал терять времени  на  определение  расстояния.  За  пятьдесят
четыре года мы преодолели одну десятую часть из 4,3 световых лет  пути  до
ближайшей к нам звездной системы.
     Удовлетворенный, я вернулся к жилым кабинам. "Теперь нужно  навестить
всех по очереди, - подумал я. - Сначала Пелхэм".
     Когда я открыл герметичную дверь каюты Пелхэма,  в  нос  мне  ударила
невыносимая вонь разложения. С трудом переводя дыхание, я захлопнул  дверь
и стоял в узком коридоре весь дрожа.
     Прошла   минута,    другая;    оставалось    только    смириться    с
действительностью: Пелхэм был мертв.
     Не помню точно, что я тогда делал, помню лишь, что метнулся сначала в
каюту Ренфью, потом к Блейку... Чистый свежий воздух в их каютах и вид  их
неподвижных тел вернули мне душевное равновесие.
     Меня   охватила   глубокая   печаль.   Бедный   благородный   Пелхэм,
изобретатель эликсира долголетия, который сделал возможным этот  прыжок  в
межзвездное  пространство,  лежал   сейчас   мертвым   -   жертва   своего
собственного изобретения.
     Ведь это он говорил: "Риск, что кто-то из нас умрет, не очень  велик.
Но имеется, как я его называю, фактор смерти,  составляющий  около  десяти
процентов, это побочный продукт первой дозы. Если наш организм  переживает
первый шок, он выдержит и следующие дозы".
     Видимо, фактор смерти составлял больше четырех  процентов;  потому-то
эликсир продержал меня в гибернации четыре лишних года.
     Удрученный, я пошел на склад и взял там брезент и скафандр.  Но  даже
скафандр не облегчил чудовищного занятия!  Эликсир  до  некоторой  степени
консервирует тело, но когда я его поднял, от него отваливались куски.
     Наконец я отнес брезент к воздушному шлюзу и вытолкнул в  космическое
пространство.
     Времени у меня оставалось немного. Периоды бодрствования должны  были
быть короткими: ведь при  этом  потреблялись  -  как  мы  это  называли  -
"текущие"  запасы  кислорода;  главный  резерв   должен   был   оставаться
нетронутым. Все эти  годы  химические  регенераторы  в  каютах  постепенно
освежали "текущий" воздух, подготавливая его к очередному пробуждению.
     Как-то так получилось, что мы не приняли в расчет возможность  смерти
кого-либо из членов экипажа, и сейчас,  уже  выбравшись  из  скафандра,  я
отчетливо чувствовал разницу в составе воздуха.
     Сначала я подошел к передатчику. Считалось,  что  половина  светового
года явится пределом досягаемости радиоволн, а мы как раз  приближались  к
этой черте.
     Торопливо, но довольно подробно я  написал  рапорт,  записал  его  на
диктофон и включил передачу.
     Пройдет немногим более пяти месяцев, и сообщение достигнет Земли.
     Свой рапорт я подшил в бортовой журнал, добавив  внизу  приписку  для
Ренфью. Это был короткий некролог Пелхэму. Я писал его от чистого  сердца,
однако была еще одна причина. Ренфью и  Пелхэм  были  друзьями.  Ренфью  -
инженерный гений, конструктор нашего корабля, Пелхэм  -  великий  химик  и
врач, его эликсир позволил человечеству выйти в космос.
     Я считал,  что  Ренфью  понадобится  моральная  поддержка,  когда  он
очнется в тишине мчащегося  корабля.  Я  любил  их  обоих,  так  что  этот
маленький некролог казался мне совершенно необходимым.
     Дописав, я торопливо осмотрел двигатели, записал показания приборов и
отсчитал пятьдесят пять гранул эликсира. Это была доза  на  очередные  сто
пятьдесят лет, рассчитанная со всей возможной доступной точностью.
     Прежде чем погрузиться в сон, я еще долго думал о Ренфью, о том,  как
он будет потрясен, когда узнает о Пелхэме...
     Я шевельнулся, обеспокоенный этой мыслью.
     Я все еще думал об этом, когда навалилась темнота.
     Почти сразу  же  я  открыл  глаза  и  понял,  что  действие  эликсира
кончилось.
     Чувство онемения во всем теле  вернуло  меня  к  действительности.  Я
неподвижно лежал, разглядывая часы  над  головой.  На  этот  раз  я  легче
перенес процедуры, правда, и теперь не-удержался и взглянул на  хронометр,
когда проходил мимо него на кухню.
     Он показывал 201 год 1 месяц 3 недели 5 дней 7 часов и 8 минут.
     Маленькими глотками я выпил  миску  суперсупа,  а  потом  нетерпеливо
обратился и бортовому журналу.
     Невозможно описать охватившее меня волнение, когда я увидел  знакомый
почерк Блейка, а потом и Ренфью.
     Пока я читал рапорт Ренфью, мои  эмоции  улеглись.  Это  был  обычный
сухой рапорт и  ничего  больше:  гравиметрическне  данные,  точный  расчет
пройденного пути, детальное описание работы двигателей и, наконец,  оценка
изменений скорости, основанная на семи постоянных.
     Это  была  высоко  профессиональная  работа,  первоклассный   научный
анализ. Но ничего кроме этого - ни одного упоминания  о  Пелхэме,  никакой
реакции на то, что я написал.
     Если бы этот рапорт мог служить критерием - Ренфью  вполне  мог  быть
роботом.
     Об этом я кое-что знаю.
     Примерно так же считал и Блейк, я понял это из его записки.

     "Билл,
     ВЫРВИ ЭТОТ ЛИСТ, КОГДА ПРОЧТЕШЬ!
     Итак, произошло наихудшее. Что за ирония судьбы! Для меня  невыносима
даже мысль о том, что Пелхэм мертв. Что это был за человек, какой чудесный
друг! Но ведь мы хорошо знали, что  здорово  рискуем,  а  он  понимал  это
лучше, чем  любой  из  нас.  Теперь  нем  осталось  только  сказать:  "Спи
спокойно, дорогой друг, мы никогда тебя не забудем".
     Что  касается  Ренфью  -  его  состояние  внушает  мне  тревогу.   Мы
беспокоились, как он перенесет первое пробуждение, а к этому добавился шок
от смерти Пелхэма. Думаю, наше беспокойство было обосновано.
     На земле Ренфью со своей внешностью, деньгами, интеллигентностью  был
избранником судьбы, мы оба это знаем. Его главным недостатком было то, что
он  не  заботился  о  будущем.  Блистательный  ученый,  окруженный  толпой
поклонниц и льстецов - у него оставалось время только на "сегодня".
     Неприкрытая действительность всегда поражала его словно гром с ясного
неба. Он покинул трех своих бывших жен (в сущности, не таких уж и  бывших,
если тебя это интересует), не понимая, что это навсегда.
     Одного  прощального  банкета  хватило  бы,  чтобы  замутить  человеку
голову, отобрать у него ощущение действительности. Проснуться  спустя  сто
лет и понять, что тех, кого ты любил, уже нет, что они умерли и  их  съели
черви - брр!
     (Я сознательно окрасил  все  в  такие  мрачные  тона,  ведь  человеку
свойственно анализировать даже самые  страшные  аспекты  действительности,
независимо от того, насколько сильна внутренняя цензура).
     Я лично рассчитывал на Пелхэма, как на своего  рода  моральную  опору
для Ренфью. Мы оба знаем, что Пелхэм знал о своем влиянии на него.  Теперь
придется искать что-то новое. Попробуй что-нибудь  придумать,  Билл,  пока
будешь заниматься делом. Ведь нам придется жить с этим человеком, когда мы
все проснемся через пятьсот лет. Вырви  этот  лист!  Остальное  -  обычная
рутина.
     Нэд".

     Я бросил лист в мусоросжигатель, еще раз взглянул на обоих  спящих  -
до чего же смертельно неподвижных! - и вернулся в рубку.
     На экране Солнце было очень яркой звездочкой, драгоценным  камнем  на
темном вельвете неба, роскошным сверкающим бриллиантом.
     Альфа  Центавра  светила  ярче:  лучистое  сияние  на  фоне  черноты.
По-прежнему нельзя было различить Альфу и Проксиму по отдельности,  но  их
общее свечение производило грандиозное впечатление.
     Я был взволнован, только сейчас поняв значение этого события: впервые
человек совершает полет на далекий Центавр, впервые осмеливается коснуться
звезд.
     Даже мысль о том, что на Земле  после  нашего  отлета  сменились  уже
семь, а может, и восемь поколений, что девушка,  подарившая  мне  грезу  о
своих   сладких   алых   губах,   вспоминается   своими   потомками    как
пра-пра-пра-прабабка, если о ней вообще помнят - даже эта мысль не затмила
моего восторга.
     Минувшее время было огромно, невообразимо, а потому не могло вызывать
эмоций.
     Я выполнил все текущие операции, принял новую дозу  эликсира,  лег  в
постель и заснул, так нечего и не придумав относительно Ренфью.
     Когда я снова проснулся, завывала сирена тревоги.
     Я  продолжал  лежать,  поскольку  не  мог  сделать  ничего   другого.
Шевельнувшись, я просто потерял бы  сознание.  Я  хорошо  знал:  какой  бы
страшной  ни  была  грозившая  кораблю  опасность,  скорейший  путь  к  ее
ликвидации лежит через выполнение процедур во всех деталях и  с  точностью
до секунды.
     Все-таки  мне  это  удалось.  Сирена  пронзительно  выла,  но  я   не
шевелился, пока не пришло время встать. Когда я проходил через рубку,  шум
стоял невыносимый, но я выдержал это и потом сидел  еще  полчаса  и  цедил
суп.
     Я был почти уверен, что если этот содом продлится чуть дольше,  Блейк
и Ренфью проснутся.
     В конце концов я решил,  что  пора  познакомиться  с  опасностью,  и,
глубоко вздохнув, занял место за пультом управления. Утихомирив  сверлящую
мозг сирену, я включил экраны.
     Кормовой экран вспыхнул огнем. Это был мощный столб  белого  пламени,
удлиненный,  заполняющий  почти  четверть  неба.  Мне  в   голову   пришла
чудовищная мысль: может, мы находимся в нескольких миллионах километров от
какого-то  огромного  солнца,  недавно   вспыхнувшего   в   этой   области
пространства.
     Я самозабвенно манипулировал дальномерами, потом некоторое время тупо
вглядывался в ответ, с металлическим щелчком появившийся на экране.
     Семь километров. ВСЕГО семь километров! Странная  штука  человеческий
разум - минуту назад, считая, что это некая аномальная звезда, я не  видел
ничего, кроме  раскаленной  массы.  Теперь  же  вдруг  заметил  отчетливые
контуры и легко узнаваемый силуэт.
     Ошеломленный, вскочил я на ноги, ведь это был...
     Это был космический корабль! Огромный, длиной  километра  в  полтора.
Точнее - тут я вновь рухнул на кресло, потрясенный катастрофой, свидетелем
которой  невольно  оказался  -  это  были  пылающие  останки  космического
корабля. Никто  не  мог  уцелеть  в  этом  аду,  разве  что  экипаж  успел
катапультироваться на спасательных шлюпках.
     Словно безумный обыскивал я небо в поисках  блеска  металла,  который
указал бы на присутствие уцелевших.
     Но не было ничего, кроме темноты и звезд, и пылающих останков.
     Через некоторое время я заметил,  что  корабль  удаляется.  Если  его
двигатели до сих  пор  уравнивали  скорость  с  нашей,  то  теперь  и  они
поддались ярости огня, пожиравшего корабль.
     Я начал фотографировать, кстати, с полным правом  пользуясь  резервом
кислорода.  Когда  расстояние  между   нами   стало   увеличиваться,   эта
миниатюрная  Новая,  бывшая  до  сих  пор  космическим  крейсером,   стала
постепенно менять цвет, теряя свою ослепительную белизну. Последний взгляд
явил мне удлиненное зарево, похожее на туманность вишневого цвета, видимую
с ребра - этакий отблеск света в темноте над далеким горизонтом.
     Я сделал все, что было возможно, вновь включил  аварийные  системы  и
вернулся в постель.
     Ожидая, пока  начнет  действовать  эликсир,  я  думал,  что  звездная
система Альфы Центавра должна иметь населенные планеты. Если я не ошибаюсь
в своих расчетах, мы находимся всего  в  1,6  светового  года  от  главной
группы солнц Альфы, чуть ближе к красной Проксиме.
     Это может значить, что во вселенной есть по  крайней  мере  еще  одна
высокоразвитая цивилизация. Удивительный,  непредставимый  мир  открывался
перед нами. Я снова ощутил дрожь восторга.
     Буквально  в  последнюю  минуту,  когда  сон  уже  одолевал  меня,  я
вспомнил, что совсем позабыл о наших проблемах с Ренфью.
     Однако беспокойства не было. Ренфью, оказавшись лицом к лицу с  чужой
цивилизацией, наверняка обретет жизненную энергию.
     Наши неприятности кончились.

     Видимо, мой возбуждение продержалось все сто  пятьдесят  лет,  потому
что, едва проснувшись, я подумал:
     "Мы  на  месте!  Наконец-то  кончилась  эта  долгая   ночь   и   наше
фантастическое путешествие. Теперь мы  будем  вместе,  будем  видеть  друг
друга и узнаем здешнюю цивилизацию, увидим солнце далекого Центавра".
     Странное дело: пока я лежал, переполненный  радостью,  меня  удивило,
что прошедшее время казалось мне таким долгим. Фактически... я  просыпался
всего три раза, и лишь один раз - на целый день.
     Я видел, в буквальном значении этого слова, Блейка, Ренфью и Пелхэма!
- всего  полтора  дня  назад.  Период  моего  бодрствования  длился  всего
тридцать шесть часов с того момента, когда мягкие губы  коснулись  моих  и
прильнули к ним в сладчайшем за всю мою жизнь поцелуе.
     Откуда же взялось ощущение, что прошли  целые  столетия,  секунда  за
секундой?  Откуда  это  невероятное,   ничем   не   оправданное   сознание
путешествия сквозь бесконечную непроницаемую ночь?
     Неужели человеческий разум так легко обмануть?
     Наконец мне показалось, что я нашел ответ: мой организм жил  все  эти
пятьсот  лет,  все  мои  клетки  и  органы  функционировали,  поэтому   не
исключено, что некоторые участки мозга сохраняли сознание все это время.
     Конечно, играл роль и психологический фактор: ведь теперь я знал, что
прошло пятьсот лет и...
     Я вздрогнул, заметив, что с пробуждения прошло уже  десять  минут,  и
осторожно включил аппарат для массажа.
     Мягкие руки автомата массировали меня, когда дверь открылась, щелкнул
выключатель, и я увидел Блейка.
     Слишком резкий поворот головы в его сторону привел к тому, что  перед
глазами у меня затанцевали огоньки. Закрыв глаза, я слушал его шаги,  пока
он шел ко мне.
     Через минуту я уже мог взглянуть снова;  на  этот  раз  я  видел  его
четко. Он нес миску с супом и остановился, угрюмо глядя  на  меня.  Почему
угрюмо?
     Наконец его длинное худое лицо расплылось в бледной улыбке.
     - Привет, Билл, - сказал он. - Тс-с-с! Не пытайся  говорить.  Я  буду
кормить тебя супом, а ты лежи спокойно. Чем скорее встанешь на  ноги,  тем
лучше. Я на ногах уже две недели.
     Он сел на край постели и зачерпнул ложку супа. В воцарившейся  тишине
был слышен только шум массажера. Силы постепенно возвращались ко мне, и  я
все отчетливей видел подавленность Блейка.
     - Что с Ренфью? - сумел наконец выдавить я. - Он проснулся?
     Блейк  поколебался,  потом  кивнул.  Лицо  его   помрачнело,   и   он
нахмурился.
     - Он безумен, Билл, - просто сказал  он.  -  Теперь  это  законченный
псих! Мне пришлось его связать. Сейчас он в  своей  каюте,  уже  несколько
успокоился, а до тех пор бормотал что-то, как маньяк.
     - Сдурел ты, что ли? - прошептал я. - Ренфью никогда не был настолько
впечатлителен. Угрюмый и унылый - это я  могу  понять,  но  одно  сознание
того, что прошло столько лет и никого из друзей уже нет в живых, не  могло
повергнуть его в безумие.
     Блейк покачал головой.
     - Дело не только в этом, Билл.
     Он помолчал, потом продолжал:
     - Билл, приготовься к шоку, какого еще никогда не переживал.
     Я вопросительно уставился на него, чувствуя пустоту в голове.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я знаю, что ты это вынесешь, - говорил он со странной  гримасой  на
лице. - В общем, не пугайся. Мы с тобой были парой подопытных  мышей.  Для
таких толстокожих типов, как мы, должно быть все равно - приземлимся мы  в
миллионном году нашей эры или до нее. Мы  бы  осмотрелись  по  сторонам  и
сказали  бы:  "Как  поживаешь,  старый  дурень?"  или  же:  "Кто  был  тот
птеродактиль, которого я видел с  тобой  вчера  вечером?"  или  что-нибудь
вроде этого.
     - Говори сразу, в чем дело? - прошептал я.
     Блейк встал.
     - Билл, когда я  прочел  твои  сообщения  о  том,  что  случилось,  и
посмотрел фотографии горящего корабля, мне кое-что пришло  в  голову.  Две
недели назад солнца Альфы были очень близко друг к другу,  всего  в  шести
месяцах от нас при нашей средней скорости восемьсот километров в  секунду.
"Посмотрим, - подумал я, - удастся ли поймать какую-нибудь их станцию".
     - Так вот, - он заставил себя  улыбнуться,  -  в  течение  нескольких
минут я поймал сотни передач. Они шли на всех семи каналах, отчетливо, как
колокольный звон на Рождество.
     Он помолчал, глядя на меня со слабой улыбкой на губах.
     - Билл, - простонал он, - мы величайшие кретины под солнцем! Когда  я
сказал обо всем Ренфью, он опал, как проколотый шарик.
     Он снова замолчал. Мои напряженные нервы не выдержали этого молчания.
     - Ради бога, дружище... - начал я и замолчал. Я лежал  неподвижно,  и
меня вдруг осенило. Кровь застыла у меня  в  жилах,  но  наконец  я  сумел
сказать: - Значит, ты говоришь, что...
     Блейк кивнул.
     - Да, именно так. Они обнаружили  нас  своими  локаторными  лучами  и
энергетическими экранами. Нам навстречу уже отправлен корабль.
     - Надеюсь, - мрачно закончил он, - они смогут что-нибудь сделать  для
Джима.
     Часом позже, сидя за пультом управления, я заметил вспышку,  и  через
минуту могучий космический корабль в километре позади нас уравнял  с  нами
свою скорость.
     Мы с Блейком переглянулись.
     - Я не ослышался? -  спросил  я  дрожащим  голосом.  -  Этот  корабль
стартовал из ангара десять минут назад?
     Блейк кивнул.
     - Дорогу от Земли до Центавра он проходит за три часа.
     Этого я еще не слышал и почувствовал, что в голове у  меня  все  идет
кругом.
     - Что?! - воскликнул я. - А у нас это заняло пятьсот... - Я помолчал.
- Три часа... Как мы могли забыть о техническом прогрессе.
     Молча смотрели мы, как в монолитной  стене  напротив  нас  появляется
отверстие. В эту пещеру я и направил наш корабль.
     На кормовом экране  было  видно,  как  закрывается  люк.  Перед  нами
вспыхнул свет и сошелся лучом на какой-то двери. Когда я  опустил  корабль
на металлический пол, на экране связи появилось чье-то лицо.
     - Касселлахат! - прошептал мне на ухо Блейк. - Тот,  что  поддерживал
со мною контакт.
     Касселлахат - у него было умное  красивое  лицо  -  улыбнулся  нам  и
сказал:
     - Вы можете покинуть свой корабль и войти через эту дверь.
     Когда мы осторожно выходили наружу, в просторный  приемный  зал,  мне
показалось, что нас окружает пустое пространство.  "Это  похоже  на  ангар
межпланетного корабля, - подумал я. - Только какого-то чужого..."
     "Нервы!" - тут же одернул я себя, но по лицу Блейка  понял,  что  тот
испытывает похожие чувства. Через дверь мы вошли в коридор, который привел
нас в огромное роскошное помещение.
     Это могла быть тронная зала или  апартаменты  кинозвезды.  Все  стены
покрывали великолепные драпировки - то есть, сначала мне  показалось,  что
это драпировки, но потом я понял, что это не так. Это было... я  никак  не
мог понять...
     Я уже видывал дорогую мебель в доме Ренфью, но эти диваны,  стулья  и
столы фосфоресцировали, словно были сделаны  из  подобранных  по  оттенкам
разноцветных огней. Нет, не так. Они не фосфоресцировали, а...
     И снова я не пришел ни к какому определенному выводу.

     Времени на детальный осмотр уже не было. Мужчина, одетый так же как и
мы, встал нам навстречу. Я узнал Касселлахата.
     Он шел нам навстречу, улыбаясь, потом вдруг  замедлил  шаги,  потянул
носом. Мгновением позже он торопливо пожал  нам  руки,  резко  отступил  к
креслу и сел.
     Это было на удивление невежливо, но я обрадовался, когда  он  отошел,
поскольку, как ни  коротко  было  наше  рукопожатие,  успел  почувствовать
слабый запах духов. Это был незнакомый, но явно  неприятный  запах.  Да  и
вообще - мужчина, злоупотребляющий духами!
     Я  вздрогнул.  Неужели  за  эти  столетия  род  людской  стал   таким
изнеженным?
     Жестом он пригласил нас сесть. "Неужели это и  есть  приветствие?"  -
подумал я, усаживаясь.
     - Должен предупредить вас насчет вашего друга, - начал Касселлахат. -
Это явный шизофреник, и наши психологи могут поправить его  здоровье  лишь
ненадолго.  Полный  курс  лечения  потребует  большого  времени  и  вашего
сотрудничества. Вы должны соглашаться на все его  проекты,  конечно,  если
они не будут представлять опасности.
     - А теперь, - он одарил нас улыбкой, - позвольте  приветствовать  вас
на четырех планетах Центавра. Это великий день в  моей  жизни.  С  раннего
детства меня готовили для этой цели - быть  вашим  учителем  и  гидом.  И,
разумеется, я восхищен, что наступила минута, когда мои знания  в  области
вашего  языка  и  американских  обычаев  среднего  периода   могут   найти
практическое применение.
     Он выглядел далеко не восхищенным: смешно  морщил  нос,  и  выражение
лица у него было какое-то болезненное. Но его слова шокировали меня.
     - Что  вы  имеете  в  виду,  -  спросил  я,  -  говоря  об  "изучении
американского языка?" Неужели общенародный язык уже вышел из употребления?
     - Нет, разумеется, нет, - улыбнулся он, - но он так  изменился,  что,
честно говоря, вы не поняли бы даже такого простого слова, как "ихм".
     - Ихм? - повторил Блейк.
     - Что означает "да".
     - Вот оно что...
     Мы посидели молча. Блейк грыз нижнюю губу. Наконец он сказал:
     -  А  каковы  здешние  планеты?  По  радио  вы  что-то   говорили   о
популяционных центрах, которые вновь превращаются в городские метрополии.
     - Я буду счастлив показать вам столько наших метрополий,  сколько  вы
захотите осмотреть, - сказал Касселлахат. - Вы - наши гости,  и  несколько
миллионов кредитов положены на счет каждого из вас. Они к вашим услугам.
     - О, Боже! - вырвалось у Блейка.
     - Однако должен дать вам один совет, - продолжал Касселлахат. - Мы не
можем  допустить,  чтобы  наши  граждане  почувствовали  себя  обманутыми,
поэтому вам нельзя будет ходить по городу или смешиваться  с  толпой.  Они
смогут увидеть вас только в хронике или в закрытой машине,  а  услышать  -
только по радио. Если у вас есть какие-то  матримониальные  планы,  можете
раз и навсегда распрощаться с ними.
     - Не понимаю, - сказал удивленный Блейк; я тоже ничего не понимал.
     - Речь идет о том, - решившись, закончил Касселлахат, -  чтобы  никто
не почувствовал вашего неприятного запаха. Это могло бы  ухудшить  и  ваше
материальное положение.
     - А сейчас, - он встал, - я на  время  покину  вас.  Надеюсь,  вы  не
обидитесь, если впредь я буду в вашем присутствии  надевать  маску.  Всего
наилучшего, господа, и...
     Он замолчал, глядя на что-то позади нас.
     - Ага, ваш-друг тоже здесь, - сказал он.
     Я резко повернулся. Блейк вытаращил глаза.
     - Эй, друзья! - весело сказал от дверей Ренфью. - Какими же болванами
мы были! - добавил он с гримасой.
     Не зная, что ответить, я подбежал  к  нему,  схватил  за  руку  и  мы
обнялись. Блейк последовал моему примеру.
     Когда мы, наконец, выпустили Ренфью из своих  объятий  и  оглянулись,
Касселлахата уже не было. Он исчез как раз вовремя, потому что я уже хотел
дать ему в морду за его последнее замечание.

     - Итак, внимание! - сказал Ренфью. - Мы начинаем.
     Он посмотрел на нас с Блейком, оскалил зубы, радостно  потер  руки  и
добавил:
     - Целую неделю я оглядывал тут  все  и  обдумывал  вопросы  для  этой
старой квочки, а здесь...
     Он подошел к Касселлахату.
     - Что обусловливает постоянство скорости света? - начал он.
     Касселлахат даже не моргнул.
     - Скорость равна корню кубическому  из  tq,  -  ответил  он.  -  q  -
означает   глубину   континуума   пространства-времени,   t   -   всеобщую
толерантность или гравитацию,  как  сказали  бы  вы,  всей  материи  этого
континуума.
     - Каким образом возникли эти планеты?
     - Каждое солнце, чтобы удержаться в своем  пространстве,  выбрасывает
материю, как корабль  в  море  бросает  якорь.  Это  весьма  поверхностное
описание. Я мог бы дать вам математическое выражение, но его  пришлось  бы
записывать. В конце концов, я не ученый. Просто эти факты известны  мне  с
детства.
     - Минуточку, - прервал его Ренфью. - Солнце выбрасывает  эту  материю
безо всякого принуждения... лишь для того, чтобы остаться в равновесии?
     Касселлахат посмотрел на него.
     - Разумеется, нет. Принуждение очень сильно, уверяю вас.  Без  такого
равновесия солнце выпало  бы  из  своего  пространства.  Только  несколько
звезд-отшельниц могут поддержать равновесие без планет.
     - Несколько чего? - спросил Ренфью. Он был  потрясен  настолько,  что
забыл о вопросах, которыми собирался засыпать Касселлахата.
     Мысли мои прервал голос Касселлахата:
     - Солнце-отшельник, - услышал я, - это очень старая  холодная  звезда
класса  М.  Самые  горячие  из  них,  как  известно,   имеют   температуру
поверхности около девяноста  градусов  Цельсия,  самые  холодные  -  минус
десять. Это отшельник, в буквальном смысле слова, одичавший  с  возрастом.
Главная черта такой звезды в том, что она не допускает существования рядом
с собой материи, планет или даже газов.
     Ренфью  молчал,  задумавшись,  и  я  воспользовался  случаем,   чтобы
продолжить дискуссию.
     - Меня интересует, - сказал я, - всеобщее знание всех  этих  деталей,
даже если человек не является ученым. Например, когда мы  покидали  Землю,
каждый ребенок знал  принципы  действия  атомного  двигателя  буквально  с
пеленок.  Восьми-   и   десятилетние   мальчики   ездили   на   специально
сконструированных машинах-игрушках,  разбирали  их  на  части  и  собирали
снова. Эти принципы были у них в крови, а каждое новое достижение  в  этой
области было для них настоящим лакомством... Так вот, я хотел  бы  узнать,
что сейчас соответствует тогдашнему положению?
     - Аделедиктандер, - ответил Касселлахат. - Я  уже  пытался  объяснить
это мистеру Ренфью, но его мозг, похоже, не принимает некоторые простейшие
вопросы.
     Вырванный из задумчивости Ренфью скривился:
     - Он хочет убедить меня в том, что электроны могут мыслить, а я этого
не могу принять.
     Касселлахат покачал головой.
     - Не мыслить: думать они не умеют. Но зато у них есть психика.
     - Электронная психика! - воскликнул я.
     - Просто  аделедиктандерная,  -   ответил   Касселлахат.   -   Каждый
ребенок...
     - Знаю, - простонал Ренфью. - Каждый шестилетка скажет мне это. -  Он
повернулся к нам. - Потому я и подготовил вопросы, подумав,  что  если  мы
получим образование  на  уровне  среднеразвитых,  то  сможем  понять  этот
аделедиктандерный паштет, хотя бы как местные дети.
     Он повернулся к Касселлахату.
     - Следующий вопрос. Что...
     Касселлахат посмотрел на часы.
     - Мне кажется, мистер Ренфью, - прервал он его, - если мы  собираемся
на планету Пелхэм, то сейчас самое время. Вы можете задавать  мне  вопросы
по дороге.
     - В чем дело? - вмешался я.
     - Он свозит меня в крупные конструкторские лаборатории в  Европейских
горах на Пелхэме, - объяснил Ренфью. - Хотите поехать со мной?
     - Нет, - ответил я.
     Блейк пожал плечами.
     - Я не хочу лишний раз надевать этот комбинезон, который  хоть  и  не
пропускает нашего запаха, но и не защищает нас от их вони. Мы с Биллом,  -
закончил он, - останемся здесь и поиграем в покер  на  те  пять  миллионов
кредитов, которые лежат у нас в государственном банке.
     Касселлахат повернулся в дверях. Лицо  его  под  маской,  которую  он
теперь носил, постоянно выражало явное неодобрение.
     - Вы очень легкомысленно относитесь к дару нашего правительства.
     - Ихм! - подтвердил Блейк.

     - Значит, мы воняем! - сказал Блейк.
     Прошло уже девять дней с тех пор, как Касселлахат  забрал  Ренфью  на
Пелхэм. Контакт с ним был возможен лишь с помощью радиотелефона:  третьего
дня Ренфью позвонил и сказал, чтобы мы ни о чем не беспокоились.
     Блейк стоял у окна нашего помещения на вершине  небоскреба  в  городе
Нью-Америка, а я лежал навзничь на диване,  с  головой,  полной  мыслей  о
безумии Ренфью и воспоминаниями пятисотлетней давности.
     Наконец я прервал свои раздумья.
     - Перестань, - сказал я. - Мы оказывались  перед  лицом  изменений  в
метаболизме человеческого организма; вероятно, это вызвано новыми пищевыми
продуктами с далеких  звезд.  Видимо,  они  пахнут  лучше  нас,  если  для
Касселлахата быть рядом с нами - настоящая  каторга,  тогда  как  нам  его
соседство просто неприятно. Нас всего  трое,  а  их  -  миллиарды.  Честно
говоря, я не вижу решения проблемы, так что придется нам смириться.
     Ответа я не получил и вернулся к своим мыслям. Мой первый рапорт  был
принят на Земле, и, после изобретения межзвездного двигателя в 2320  году,
то есть спустя сто сорок лет после нашего отлета, люди  решили,  что  надо
делать.
     Четыре пригодные для заселения планеты Центавра были названы  в  нашу
честь:  Ренфью,  Блейк,  Пелхэм  и  Эндикот.  С  2320  года  их  население
увеличилось до девятнадцати миллиардов человек. Это не считая миграции  на
планеты более удаленных звезд.
     Пылавший космический крейсер,  который  я  видел  в  2511  году,  был
единственным потерянным кораблем по линии Земля -  Центавр.  Он  мчался  с
максимальной скоростью, когда его энергетические  экраны  среагировали  на
наш корабль. Автоматика немедленно включила торможение, но невозможно было
вдруг погасить такую скорость, и все его двигатели взорвались.
     Подобная катастрофа не могла больше повториться. Прогресс  в  области
аделедиктандеристики был так велик, что ныне даже  самые  большие  корабли
могли мгновенно остановиться на полной скорости.
     Нам было сказано, что мы не  должны  испытывать  чувства  вины  из-за
этого случая, поскольку результатом теоретического анализа этой катастрофы
явились важнейшие достижения в области  аделедиктандерической  электронной
психологии.
     Блейк опустился в ближайшее кресло.
     - Эх, парень, парень, - сказал он, - ну и влипли же мы. Единственное,
что нам осталось, это прожить еще лет пятьдесят в качестве паразитов чужой
цивилизации, где мы не можем понять, как действуют простейшие  технические
устройства.
     Я беспокойно зашевелился: меня мучили те же мысли. Однако я молчал, и
Блейк продолжал:
     - Признаться, когда я понял, что планеты Центавра колонизированы,  то
вообразил,  что  смогу  завладеть  сердцем  какой-нибудь  здешней  дамы  и
жениться на ней.
     Невольно я вновь вспомнил девичьи губы, касающиеся моих губ.
     - Интересно, - сказал я, - как все это переносит Ренфью. Он...
     Знакомый голос, донесшийся от двери, оборвал меня на полуслове:
     - Ренфью переносит это великолепно - первый шок сменился смирением, а
оно - стремлением к намеченной цели.
     Мы повернулись к двери и оказались лицом к лицу с Ренфью.  Он  шел  к
нам медленно, улыбаясь,  а  я  смотрел  на  него,  гадая,  хорошо  ли  его
вылечили.
     Он был в отличной форме. Его темные волнистые волосы были старательно
уложены, бездонные голубые глаза оживляли лицо. Он производил  впечатление
прирожденного физического совершенства: в обычных условиях все и всегда  у
него было кричаще ярким, как у актера в костюмированном фильме.
     И сейчас он был таким же - кричаще ярким.
     - Я купил космический корабль, парни, - сказал он, - выложил все свои
деньги и часть ваших. Но я знал, что вы одобрите мою идею. Верно?
     - Конечно, - согласились мы.
     - Что ты хочешь сделать? - спросил Блейк.
     - Я знаю, - вставил я. - Мы объедем всю вселенную,  посвятив  остаток
жизни открыванию новых неизведанных-миров. Джим, это была неплохая  мысль,
мы тут с Блейком едва не организовали клуб самоубийц.
     Ренфью улыбнулся.
     - Во всяком случае, скоро нам будет некогда скучать.
     Касселлахат не протестовал против проекта Ренфью, и спустя два дня мы
снова оказались в космическом пространстве.
     Три последующих месяца были необыкновенны. Поначалу я испытывал страх
перед бесконечностью  Космоса.  Молчаливые  планеты  проплывали  по  нашим
экранам  и  исчезали  вдали,  оставляя  после  себя  лишь  воспоминания  о
незаселенных, продуваемых ветрами лесах  и  равнинах,  пустых  волнующихся
морях и безымянных солнцах.
     Пейзажи  и  воспоминания   вызывали   у   нас   болезненное   чувство
одиночества: постепенно мы понимали, что это путешествие  не  поможет  нам
избавиться от бремени отчуждения, давившего на нас с момента  прибытия  на
Альфу Центавра.
     Мы не нашли тут никакой духовной нищи для наших сердец,  ничего,  что
дало бы нам удовлетворение хотя бы на год, а что уж говорить о пятидесяти!
     Я видел, что такие же мысли тяготят и Блейка,  и  ждал  какого-нибудь
сигнала, который говорил бы о том, что и Ренфью испытывает то же самое. Но
ничего такого не было. Это меня беспокоило, поскольку я заметил еще  одно:
Ренфью наблюдал за нами, и во всем его поведении был намек на некое тайное
знание, на какую-то тайную цель.
     Мое беспокойство усиливалось, и неизменное душевное равновесие Ренфью
нисколько не помогало. Однажды, в конце третьего месяца, я как  раз  лежал
на койке, погруженный в невеселые мысли о  нашем  положении,  когда  дверь
открылась, и вошел Ренфью.
     В руках у него были парализатор и веревка. Направив оружие  на  меня,
он сказал:
     - Мне очень жаль, Билл, но Касселлахат советовал  мне  не  рисковать.
Лежи спокойно, пока я тебя свяжу.
     - Блейк! - заорал я.
     Ренфью покачал головой.
     - Бесполезно, - сказал он. - Я уже побывал у него.
     Рука, в которой он держал парализатор, нисколько  не  дрожала,  глаза
его были холодны, как сталь. Единственное, что я мог сделать, это  напрячь
мускулы, когда он меня связывал, и помнить, что по крайней мере в два раза
сильнее его.
     "Он наверняка не сможет связать меня слишком сильно", - подумал я.
     Наконец он закончил.
     - Не сердись, Билл, - сказал он. - Мне неприятно это говорить, но оба
вы слишком разгорячились, прибыв на Центавр; это лечение,  рекомендованное
психологами, с которыми  консультировался  Касселлахат.  Предположительно,
это вызовет у вас шок, такой же сильный, как и прежде.
     Поначалу я не обратил внимания на его слова о Касселлахате, но  потом
меня осенило: невероятно, но Ренфью убедил Касселлахата, что мы с  Блейком
спятили! Все  месяцы  нашего  общего  путешествия  он  держался  молодцом,
чувствуя ответственность за нас. Это была тонкая  уловка;  вопрос  лишь  в
том, что должно стать причиной шока?
     - Это не затянется надолго, - услышал я голос Ренфью. -  Мы  как  раз
выходим на орбиту звезды-отшельницы.
     - Звезда-отшельница! - воскликнул я.
     Он не ответил. Когда дверь за ним  закрылась,  я  начал  возиться  со
своими путами, не переставая рассуждать. Что там говорил Касселлахат?  Что
звезды-отшельницы  держатся   в   пространстве   благодаря   неустойчивому
равновесию. В ЭТОМ пространстве. Пот стекал по моему лицу:  я  представил,
что нас отбросит в другую плоскость пространственно-временного континуума.
Когда я освободил, наконец,  руки,  то  почти  почувствовал,  как  корабль
падает вниз.
     Я был связан  не  настолько  долго,  чтобы  путы  успели  затормозить
кровообращение, поэтому сразу направился в каюту Блейка. Две минуты спустя
мы уже шли к рубке.
     Ренфью мы застали врасплох. Блейк схватил его парализатор, а я  одним
мощным рывком выдернул его из кресла и швырнул на пол.
     Он лежал неподвижно, вовсе не сопротивляясь и скалясь в улыбке.
     - Слишком поздно, - усмехнулся он. - Мы приближаемся к первой ступени
нетерпимости, и ничего нельзя сделать, разве что подготовиться к шоку.
     Я  почти  не  слышал  его.  Тяжело  опустившись  в  кресло  у  пульта
управления, я уставился на экраны.  Ничего  не  было  видно,  и  это  меня
поразило.  Я  взглянул  на  регистраторы:  они  яростно  дрожали,  отмечая
небесное тело БЕСКОНЕЧНЫХ РАЗМЕРОВ.
     Довольно долго смотрел я на эти невероятные данные, потом  передвинул
рукоять деселератора. Под  напором  полной  тяги  аделедиктандера  корабль
замер. Зримо представив себе две силы, противостоящие друг другу, я  выжал
рукоять до упора.
     Падение продолжалось.
     - Орбита, - услышал я голос Блейка. - Выведи нас на орбиту.
     Дрожащими пальцами я постукивал по  клавиатуре,  вводя  новые  данные
размера, гравитации и массы солнца.
     Отшельница не оставила нам ни одного шанса.
     Я попытался рассчитать другую орбиту, третью, четвертую... Наконец  я
вычислил орбиту, которая увела бы нас даже от мощного Антареса, но  жуткое
падение продолжалось.
     Экраны были по-прежнему пусты - ни  следа  материи.  На  секунду  мне
показалось, что  я  смутно  вижу  пятно  большей  черноты  на  фоне  мрака
космического пространства, но уверенности у меня не было.
     Наконец в порыве отчаяния я присел  возле  Ренфью,  который  даже  не
пытался подняться.
     - Слушай, Джим, - умоляюще сказал я,  -  зачем  ты  это  сделал?  Что
теперь с нами будет?
     Он беззаботно улыбнулся.
     - Подумай, - сказал он, - о старом, заскорузлом  отшельнике-человеке.
Он поддерживает связи со своими приятелями, которые так же  слабы,  как  у
звезды-отшельницы с  другими  звездами  в  галактике.  Вот-вот  мы  должны
наткнуться на первый уровень нетерпимости. Это проявляется в прыжках  типа
квантового, каждые четыреста девяносто восемь лет,  семь  месяцев,  восемь
дней и несколько часов.
     Это звучало сущим бредом.
     - Но что будет с нами? - напирал я. - Ради Бога, Джим!
     Он посмотрел на меня с иронией, и я вдруг понял,  что  он  совершенно
здоров психически. Прежний рассудительный Ренфью даже стал как-то лучше  и
сильнее.
     - Нас  отбросит  с  этого  уровня  нетерпимости,  и  тем   самым   мы
вернемся...
     Удар!
     Резкий перекос. Я с грохотом рухнул  на  пол,  поскользнулся,  и  тут
чьи-то руки - это был Ренфью - схватили меня. И все кончилось.
     Я поднялся, чувствуя, что мы уже не падаем. Посмотрел на  пульт.  Все
огоньки погасли, все стрелки стояли на нулях. Повернувшись, я взглянул  на
Ренфью, потом на Блейка, мрачно поднимавшегося с пола.
     - Пусти меня к пульту, Билл, - требовательно сказал Ренфью. - Я  хочу
рассчитать курс на Землю.
     Целую минуту я  таращился  на  него  во  все  глаза,  потом  медленно
отодвинулся. Пока он настраивал приборы и нажимал  ручку  акселератора,  я
стоял рядом. Наконец он взглянул на меня.
     - Мы будем на Земле через восемь часов,  -  сказал  он,  -  то  есть,
примерно через полтора года после того, как покинули ее пятьсот лет назад.
     Я чувствовал, как трещит мой череп, и  только  через  какое-то  время
понял, что это - из-за внезапного озарения.
     Так  значит,  звезда-отшельница,  освобождая   от   нас   свое   поле
нетерпимости, просто стряхнула нас в другое время. Ренфью говорил, что это
бывает каждые... четыреста девяносто восемь лет, семь месяцев и...
     "Но  что  будет  с  кораблем?  Разве  можно  перенести  в  XXII   век
аделедиктандер XXVII и тем самым изменить ход истории?" - бормотал я  себе
под нос.
     Ренфью покачал головой.
     - А что мы в нем понимаем? Разве мы осмелимся когда-нибудь залезть  в
его двигатель? Наверняка нет. Мы оставим  корабль  для  своих  собственных
нужд.
     - Н-но... - начал я, однако Ренфью прервал меня.
     - Послушай, Билл, - сказал он. - Представь себе такую картину:  через
пятьдесят лет девушка, которая тебя поцеловала, - я видел,  как  это  тебя
потрясло, - будет сидеть рядом  с  тобой,  когда  твой  голос  из  Космоса
сообщит на Землю, что ты только что проснулся и съел первую порцию супа во
время первого межзвездного полета к Альфе Центавра.
     Именно так все и оказалось.

                            Альфред ВАН ВОГТ

                                 ВАРВАР

     В своем обращении к нобилям Империи, последовавшем за возвращением  с
Венеры, Тьюз среди прочего заявил:
     - Борьба была ожесточенной, однако  теперь  Линн  не  имеет  где-либо
опасных врагов. За последние две декады наши противники на Марсе и  Венере
окончательно разгромлены нашими  силами,  и  теперь  мы  стоим  на  пороге
уникального исторического свершения: власть над Миром  будет  принадлежать
нам - и только  нам.  Наступает  период  вечного  мира  и  неограниченного
творческого развития.
     Он вернулся во дворец в приподнятом, радостном настроении; в ушах еще
звенели аплодисменты, которыми была встречена его  речь.  Шпионы  доносили
Тьюзу, что его популярность неуклонно  возрастает  -  как  среди  сословия
нобилей, так и в низших слоях населения. Война тянулась слишком долго,  и,
казалось, только прибытие Тьюза на Венеру обеспечило ее быстрое и успешное
завершение.  Отсюда  был  сделан  вывод,  что  именно  его   блистательное
руководство привело к решительному перелому. При подобных  обстоятельствах
от Тьюза не требовалось большой сообразительности, чтобы понять: он  может
великодушно подарить триумф победителя Джеррину, ничего не теряя в  прочих
почестях.
     Несмотря на его собственную речь перед советом нобилей, на протяжении
первой мирной недели Тьюз находился в состоянии нарастающего  изумления  -
то, о чем он говорил, стало  реальностью,  врагов  больше  нет.  Опасаться
нечего. Трудно было поверить, что мир наконец принадлежит Линну и что  он,
Тьюз, как Великий Советник, в своей области  обладает  властью  над  таким
количеством подданных, которое вряд ли кто-либо имел ранее. Так, во всяком
случае, казалось ослепленному своим величием Тьюзу.
     Конечно, он будет всецело предан идее Империи, успокаивал себя  Тьюз,
поспешно отрекаясь от минутной вспышки горделивого честолюбия. Он наглядно
представлял себе огромные работы на планетах и в  космосе,  которые  будут
отражать великолепие Линна и золотой век Тьюза. Чем дольше  он  забавлялся
различными туманными, но величественными планами, тем более благородными и
замечательными они казались ему. Тьюз  упивался  победой;  он  грезил,  он
мечтал - но не предпринимал никаких реальных действий.
     Вскоре он получил известие, что с Венеры  возвратился  Клейн.  Спустя
некоторое время от него пришло послание:

     Его Превосходительству Великому Советнику Тьюзу.
     Моему глубокоуважаемому дяде.
     Я буду рад нанести Вам визит и сообщить результаты  нескольких  бесед
между моим  братом  Джеррином  и  мной,  касающихся  возможных  источников
опасности  для  Империи.  Хотя  эти  источники  потенциальной  угрозы   не
представляются  значительными,  учитывать  их  необходимо.  Джеррин  и   я
озабочены численным превосходством рабов над гражданами Земли;  нас  также
беспокоит  отсутствие  достоверных  данных  о  ситуации,   сложившейся   в
настоящее время среди населения лун Юпитера и Сатурна.
     Чем скорее мы проанализируем  и  учтем  опасности,  попавшие  в  поле
нашего  зрения,  тем  вероятнее,  что  дальнейшая   судьба   Линна   будет
определяться осмысленными действиями, а не противодействием оппортунистов,
которое неизбежно возникает в будущем среди членов правительства.
     Ваш преданный племянник
     Клейн.

     Письмо вызвало у Тьюза раздражение.  Оно  казалось  неким  неуместным
вмешательством. Оно напоминало  Тьюзу,  что  его  контроль  над  Линном  и
величественным будущим Империи не являлся полным и всеобъемлющим и  что  в
действительности племянники  могли  вынудить  его  к  таким  компромиссам,
вследствие  которых  видимое  только   ему   великолепие   могло   изрядно
потускнеть. Тем не менее его ответ был дипломатичным:

     Мой дорогой Клейн!
     Было  приятно  получить  от  тебя  известия  и  убедиться   в   твоем
благополучном  возвращении  из  столь  длительного  путешествия.   В   мои
ближайшие планы входит отдых на горных курортах;  полагаю,  что  ты  также
должен отдохнуть. После возвращения с гор я с удовольствием приму  тебя  и
мы самым серьезным образом обсудим все затронутые в твоем письме проблемы.
Я  отдал  распоряжения  ряду  департаментов   о   подготовке   необходимой
информации, так что, когда мы встретимся, наша беседа будет  строиться  на
основе реальных фактов.
     Тьюз,
     Великий Советник.

     Он  действительно  разослал  указания  и  даже   пролистал   короткую
официальную сводку, составленную экспертами и касающуюся ситуации на лунах
Юпитера и Сатурна. Жители этих небесных тел  объединялись  в  ряд  племен,
находившихся на различных стадиях варварской культуры. Последние сводки  и
доклады  об  этих  примитивных  цивилизациях  были  основаны  на   опросах
торговцев Линна, посещавших системы планет-гигантов. Судя  по  ним,  можно
было сделать вывод, что старые игры в интриги и убийства нашли благодатную
почву среди племенных вождей варваров.
     Однако какой-либо серьезной опасности положение в системах Юпитера  и
Сатурна, по мнению Тьюза, не представляло. Поэтому он  спокойно  отбыл  на
отдых в горы, сопровождаемый тремя сотнями слуг и тысячей  рабов.  Он  все
еще пребывал там месяцем позже, когда получил второе письмо от Клейна.

     Его милости Великому Советнику Тьюзу.
     Ваше внимание к  моему  предыдущему  посланию  принесло  мне  большое
облегчение. Я буду счастлив содействовать Вашим  департаментам,  если  они
начнут сбор сведений о положении на  окраинах  Солнечной  системы.  Должен
сообщить Вам, что около года  назад  несколько  моих  агентов  на  Европе,
крупнейшем спутнике Юпитера, были неожиданно ликвидированы. Таким образом,
имеющаяся у меня информация об этих отдаленных  областях  основывается  на
сообщениях двухлетней давности. Кажется, лет пять назад там появился новый
вождь, который приступил к объединению Европы под своей властью. С тех пор
доклады моих агентов с каждым месяцем становились все менее  ясными,  пока
не прекратились совершенно. Я  подозреваю,  что  меня  снабжали  тщательно
подготовленными ложными  сведениями.  Если  это  так,  то  значит  кто-то,
обладающий достаточной хитростью и проницательностью, смог воспользоваться
моими каналами информации. Подобный факт  не  может  меня  не  беспокоить.
Конечно, все это - только подозрения, однако я счел необходимым поделиться
ими. Ваши люди должны учитывать, что, возможно, источники имеющейся у  нас
информации недостоверны.
     Ваш покорный слуга и племянник
     Клейн.

     Упоминавшаяся в письме возможность  измены  или  уничтожения  агентов
напомнила Тьюзу, что он живет в мире всеобщей подозрительности. "Очевидно,
-  вяло  подумал  он,  -  сейчас  начали  циркулировать  различные  слухи,
направленные против меня. И все потому, что я  нахожусь  на  отдыхе!  Люди
даже представить себе не могут, какие великие планы разрабатываются мной и
моими  инженерами  во  время  этого   так   называемого   "увеселительного
путешествия".
     Он полагал, что, обнародовав в  серии  государственных  постановлений
эти планы грандиозного будущего развития,  он  сможет  успешно  преградить
путь любой критике.
     Раздражение,  вызванное  письмом,  длилось  день.  Затем   он   снова
перечитал послание Клейна и решил, что желательно дать  ответ  вежливый  и
дипломатичный.  Он,  Тьюз,  должен  занимать  такую  позицию,  чтобы  была
совершенно ясной его неизменная готовность предупредить  любые  неприятные
случайности, грозящие Империи.
     Он дал необходимые указания и сообщил Клейну о  том,  что  собирается
предпринять. Затем он приступил к внимательному анализу ситуации,  которая
может сложиться через шесть или семь месяцев  в  связи  с  возвращением  с
Венеры Джеррина - после того, как тот получит свой триумф. Уже  в  течение
семи лет высшая должность Великого Правителя Империи была вакантной; такое
положение не могло  существовать  долго.  Обычно  Правитель  избирался  на
основе соглашения между членами правящей династии Линнов;  немаловажной  в
этом вопросе была также позиция нобилей и свободных граждан. С легендарных
времен золотого века мир стал более  жестоким,  и  только  сильная  власть
могла обеспечить безопасность и процветание династии и народа.  Претендент
на   единоличную   власть   должен    был    показать    себя    человеком
предусмотрительным и мудрым.
     До сих пор ситуация  складывалась  исключительно  удачно  для  Тьюза,
младшего сына последнего Великого Правителя. Его  старший  брат  погиб  во
время опасных опытов с божественными металлами, Клейн  казался  увлеченным
наукой, а Дрейд был слишком молод. Единственным серьезным  соперником  мог
стать старший племянник, Джеррин. Но Тьюз в  течение  многих  лет  занимал
должность Великого Советника, вторую по значению в Империи, и  это  давало
ему значительное преимущество перед Джеррином.
     Неожиданная активность Клейна серьезно обеспокоила  Тьюза.  Возможно,
настойчивость этого урода продиктована заботой о безопасности Линна - хотя
сообщенные им факты не казались Тьюзу серьезными. Здесь скорее можно  было
подозревать политическую спекуляцию, целью которой являлось выдвижение  на
первую роль Джеррина - или самого Клейна - как бдительных стражей  порядка
в Империи.
     Клейн был ученым Храма; Джеррин и Дрейд до сих пор проявляли  интерес
только к военному искусству и не занимали официальных гражданских  постов.
Тем не  менее  каждый  из  них,  в  соответствии  с  законом,  имел  право
совещательного голоса в делах Империи, хотя и не мог прямо  вмешиваться  в
решения администрации. По-видимому, думал Тьюз,  нужно  предоставить  двум
старшим  племянникам  легальную  возможность  заниматься  государственными
делами, назначив их советниками правительства. Подобный шаг был  несколько
рискованным, но он продемонстрировал бы нобилям и народу полную лояльность
Тьюза относительно других членов правящей фамилии. Такой  акт  значительно
повысил бы  шансы  Тьюза,  показав,  что  новый  Правитель  не  собирается
затопить Империю кровью своих конкурентов и их сторонников.
     Конечно, продолжал размышлять Тьюз, Клейн мог  обратиться  к  нему  с
этими письмами; мутант действует в пределах  своих  прав  члена  династии.
Правда, ему не следует быть таким настойчивым  -  здесь  Тьюзу  пришли  на
память слова, сказанные  однажды  матерью:  "Благоразумнее  не  напоминать
слишком часто о своих правах, если  они  не  подкреплены  силой".  Афоризм
доставил ему удовольствие; он улыбнулся.
     Ночью, перед отходом ко сну, у Тьюза вдруг мелькнула мысль, что в его
жизнь снова входят подозрение и страх - те самые чувства, которые принесли
ему  столько  тревог  и  беспокойства  на  Венере.  "Очевидно,   проклятая
атмосфера дворца, пропитанная интригами, действует на меня", - подумал он.
     Он остро осознал свою неспособность к глубокому мышлению; этот дар он
признавал в других с величайшей неохотой и только потому, что, в  конечном
счете, это редкое качество приносило пользу  государству.  В  определенной
степени ему было присуще чувство долга, хотя  он  всегда  ощущал  его  как
довлеющий над ним груз. И все же во многих случаях долг  определял  мотивы
его  поведения;  это  действительно  было  так.  Успокоенный   собственной
честностью, он подумал: "Меня могут ввести в заблуждение,  но,  даже  если
это произойдет, я все равно должен оставаться бдительным  по  отношению  к
любым возможным источникам опасности. А наш уродец Клейн, с  его  научными
знаниями и коллекцией древних машин и оружия, относится к таким  факторам,
которые я, как хранитель государства, должен держать под своим контролем".
     То, что и у него могут возникнуть серьезные  мысли,  он  уже  доказал
Клейну во время войны на Венере. Теперь надо было  показать  свою  власть,
проявив одновременно обе ее стороны - великодушие и твердость. Урод должен
получить предупреждение - достаточно дипломатичное, но ясно  показывающее,
кто является хозяином положения. После долгих размышлений Тьюз остановился
на следующем варианте:

     Мой дорогой племянник!
     Твой интерес к государственным делам радует меня; считаю  необходимым
предложить тебе пост Советника. Такое же намерение  я  питаю  относительно
Джеррина и надеюсь, что вы согласитесь разделить  со  мной  груз  забот  о
благе Империи.
     Ты никогда не обращался с просьбой о предоставлении почетной  стражи,
на которую тебе дает право твое происхождение. Полагаю, тебе будет приятно
услышать,  что  государство  выделяет  солдат  для  охраны  материалов   и
инструментов, которые ты разыскал в божественных копях  и  других  древних
сооружениях.
     Наиболее надежным местом для всех этих вещей является наша резиденция
в Линне. В соответствии с этим я разрешаю перевезти все ценности  в  город
любым удобным  тебе  способом.  Через  неделю  в  твое  поместье  прибудет
воинская часть с необходимым транспортом, и, одновременно, другая воинская
часть в этот день возьмет под охрану твой дворец в городе.
     Капитан стражи, лично отвечающий передо мной за эту операцию,  окажет
тебе содействие для транспортировки твоих сокровищ. В  недалеком  будущем,
когда я закончу свой  отдых,  я  смогу  лично  оценить  достоинства  твоих
коллекций и найти им достойное применение на благо государства.
     С наилучшими пожеланиями
     Тьюз,
     Великий Советник.

     "По крайней мере,  -  подумал  Тьюз,  после  того,  как  он  отправил
послание и отдал необходимые распоряжения воинским частям, -  эти  опасные
игрушки будут собраны в одном месте.  Затем  можно  будет  сделать  второе
предупреждение уроду - если, конечно, это будет необходимо".
     Мудрый руководитель  должен  предусмотреть  любую  случайность.  Даже
действия его самых дорогих  и  любимых  родственников  следует  объективно
взвесить и проверить.
     Вскоре Тьюз получил известие, что Клейн не оказывал  сопротивления  и
все ценности доставлены в Линн без инцидентов.
     Он все еще находился в горном  дворце  Линнов,  когда  пришло  третье
письмо  от  Клейна.  Кроме  краткого  обращения,  письмо  было   полностью
посвящено социальным проблемам.

     Нашему дяде, Великому Советнику Тьюзу.
     Сиятельные нобили Империи Джеррин  и  Клейн  считают,  что  численное
превосходство рабов над  свободными  гражданами  Линна  может  привести  к
опасной ситуации; нам  кажется,  что  рабство  совершенно  нежелательно  в
нормальном  государстве.  Предлагаем  Великому  Советнику  Тьюзу   и   его
правительству,  в  чьих  руках  находится   ответственность   за   будущие
поколения, руководствоваться в своей деятельности следующими принципами:
     1.  Всем   свободным   людям   предоставляется   неотъемлемое   право
распоряжаться собственной личностью.
     2. Должен начаться процесс постепенного освобождения рабов,  разбитый
на несколько этапов, причем два первых этапа вступают в силу немедленно.
     3. На первом  этапе  отменяются  физические  наказания  рабов,  кроме
совершаемых по постановлению суда.
     4. На втором этапе их рабочий день ограничивается десятью часами.

     Другие этапы  предусматривали  последовательное  освобождение  рабов,
пока,  спустя  двадцать  лет,  в  этом  сословии  не  остались  бы  только
неисправимые преступники. Весь процесс должен был гарантироваться законами
государства, трактующими каждого как независимую и свободную личность.
     Тьюз прочитал этот документ, одновременно изумивший и развлекший его.
Он  вспомнил  другое  высказывание  своей  матери:  "Не  беспокойся  из-за
идеалистов. Толпа сама перережет им горло в соответствующий момент".
     Он жестоко  усмехнулся.  Эти  мальчики  действительно  стали  слишком
настойчиво вмешиваться в дела государства.
     Лето  кончалось,  и  он  начал  готовиться  к  возвращению  в  город.
Настроение у Тьюза было мрачное; он  чувствовал,  что  схватка  за  власть
будет неизбежной.
     На второй день после возвращения в Лини он получил еще одно письмо от
Клейна. Письмо содержало просьбу об  аудиенции  для  обсуждения  "вопросов
безопасности  империи,  относительно  которых  Ваши  департаменты  собрали
информацию".
     Тьюза привела в ярость настойчивость урода, который даже не  дал  ему
времени, чтобы прийти в себя после  возвращения  в  город.  Правда,  после
периода отдыха, переход к работе  не  был  для  него  обременительным,  но
Клейну, безусловно, следовало проявить большую вежливость и  терпение.  На
этот  раз,  решил  разгневанный  Тьюз,  упрямство  Клейна  носит  характер
намеренного оскорбления.
     Он послал в ответ короткую записку, содержащую всего несколько слов:

     Мой дорогой Клейн, я готов встретиться и побеседовать  с  тобой,  как
только освобожусь от ряда более важных дел. Пожалуйста, подожди вызова  от
меня.
     Тьюз.

     Он спокойно уснул ночью,  уверенный,  что  смог  своевременно  занять
твердую позицию.
     Но на следующий день его ожидало  новое  бедствие.  Оно  появилось  в
стальном сверкании металла в утреннем небе Линна.  Три  сотни  космических
кораблей устремились на город. Они приземлились у всех городских  ворот  и
главных воинских казарм. С каждого корабля высадилось  двести  головорезов
странного вида.
     - Шестьдесят тысяч солдат! - воскликнул Великий Советник  Тьюз  после
изучения первых сообщений. Он отдал распоряжение о защите дворца и  послал
почтового голубя в военный лагерь, расположенный в окрестностях столицы. В
лагере были расквартированы три легиона,  и  Тьюз  приказал  двум  из  них
остановить противника, как только они  будут  готовы  к  действиям.  После
этого,  бледный,  но  спокойный,  он  уселся  около  окна,  через  которое
открывался  вид  на  обширные  просторы  города,  и  стал   наблюдать   за
разворачивающимся спектаклем.
     Все  было  смутным  и  нереальным.  Большинство  вражеских   кораблей
заслоняло  огромное  здание  имперского  суда.  Другие,  те,  что  он  мог
рассмотреть, выглядели покинутыми и безжизненными.  Было  трудно  уловить,
какое яростное сражение  кипело  сейчас  возле  них.  Около  девяти  часов
прибыло тревожное послание от Сиятельной Лидии Линн:

     Дорогой сын!
     Какие новости? Кто напал на нас?
     Это ограниченное вторжение или нападение в  масштабах  всей  Империи?
Имеешь ли ты связь с Клейном?
     Л.

     Первого пленного доставили, когда Тьюз уже был раздражен до  крайнего
предела. Вспомогательные войска еще  не  прибыли,  и  ситуация  продолжала
оставаться неясной. Пленный, бородатый гигант, надменно  сообщил,  что  он
происходит с Европы,  спутника  Юпитера,  и  не  боится  ни  человека,  ни
дьявола, ни бога. Мощное сложение этого варвара и его очевидная  храбрость
поразили Тьюза. Однако его наивные  взгляды  на  жизнь  вселяли  некоторые
надежды. Следующие пленные были  такими  же  и  по  внешнему  виду,  и  по
умственному развитию. Итак, незадолго до полудня Тьюз имел довольно  ясную
картину событий.
     Это было вторжение варваров с Европы - очевидно, с целью грабежа. Но,
если он не будет действовать быстро, Линн в несколько дней может  лишиться
своих сокровищ, накапливаемых столетиями. Кровожадные приказы срывались  с
губ Тьюза. Всех пленных - обезглавить. Захватить  корабли  грабителей,  их
оружие и снаряжение. Уничтожить все следы  их  присутствия,  оскверняющего
Вечный город.
     Пролетело утро. Тьюз решил выехать в город  в  сопровождении  эскорта
дворцовой кавалерии и произвести инспекцию событий  на  месте.  Однако  он
оставил  это  намерение,  так  как  понял,  что   затруднит   деятельность
командиров своих  войск,  которые  не  смогут  посылать  ему  своевременно
рапорты, пока он будет находиться в движении. По этой же причине он не мог
перенести свою штаб-квартиру в какое-нибудь менее заметное здание.  Только
после полудня поступило  долгожданное  сообщение,  что  два  прибывших  из
лагеря легиона атаковали противника в районе главных городских ворот.
     Эта новость привела его наконец в состояние  равновесия.  Он  получил
возможность более глубоко обдумать полученную  информацию  о  происходящих
событиях. С  невольным  раскаянием  он  вспомнил,  что  его  департаменты,
возможно, имели бы эту информацию на несколько месяцев раньше, если  б  он
последовал совету  Клейна.  Он  поспешно  вызвал  нескольких  экспертов  и
потребовал от них сведений о положении в системах планет-гигантов.
     Оказалось, что значительная часть данных  уже  получена.  На  Европе,
одном из крупнейших спутников Юпитера, с давних времен  обитали  свирепые,
воинственные племена. Ее мощная атмосфера, как утверждали, была  сотворена
искусственно с помощью Атомных Богов учеными Золотого Века.  Подобно  всем
искусственным планетным атмосферам, она содержала стабилизирующую  добавку
-  газ  тенеол,  который  пропускал  солнечный  свет,   но   не   позволял
улетучиваться  в  космическое  пространство  слишком  большому  количеству
тепловой энергии.
     Около пяти лет назад путешественники  начали  доставлять  сведения  о
вожде по имени  Цинзар,  который  безжалостными  мерами  начал  объединять
враждующие племена планеты в единую нацию. С этого  времени  Европа  стала
практически закрытой планетой; торговцам разрешалось приземляться только в
нескольких  специальных  портах.  По   возвращении   они   сообщали,   что
деятельность Цинзара по объединению Европы успеха не имела. Тем  не  менее
контакты с планетой становились все  более  затруднительными.  Внимательно
слушавшему экспертов Тьюзу стало ясно, что Цинзар на  самом  деле  добился
своей цели, а поступавшие с  Европы  сведения  противоположного  характера
являлись ловкой дезинформацией.
     Цинзар. Это имя как  будто  бы  несло  зловещий  металлический  ритм,
олицетворяя насилие, грабеж и убийство. Если такой  человек  и  его  шайка
сумеют ускользнуть  сейчас  хотя  бы  с  частью  богатств  Линна,  то  эхо
случившегося  разнесется  по  всей  Солнечной  системе.  Тогда  можно   не
сомневаться,  что  подражатели  найдутся  и  что  правительство   Великого
Советника Тьюза падет подобно карточному домику - вместе с  его  надеждами
единолично возглавить Империю.
     Тьюз был раздражен. Ему  в  голову  пришла  мысль,  что  операцию  по
очистке окрестностей города от варваров целесообразнее провести ночью.  Но
это означало, что атакующим будут предоставлены для грабежа еще  несколько
драгоценных часов. Он решил не ждать. Последнему, третьему,  легиону  было
послано распоряжение срочно прибыть в  центральный  дворец  по  подземному
туннелю, соединявшему его с лагерем.
     Для предосторожности и отчасти с целью отвлечь вражеского  вождя,  он
послал Цинзару письмо с одним из пленных варваров. В письме он  указал  на
неосмотрительность нападения на Линн и предупредил, что его ответный  удар
зальет  кровью  Европу;  вождю  варваров  предлагалось,  пока  не  поздно,
заключить  почетный  мир  и  убираться  на   свою   планету.   Лишь   одно
обстоятельство ломало все эти планы. По-видимому,  Цинзар  собрал  большие
силы не только с целью грабежа,  но  и  захвата  части  владений  Империи;
необычную  активность   варваров   трудно   было   бы   объяснить   другим
предположением. С трудом сдерживая ярость, Великий Советник сидел в  своем
дворце, строя планы жестокой мести варварам. Он слишком поздно понял, что,
послав  к  Цинзару  пленного  с  письмом,  он  открыл  врагу   собственное
местонахождение.
     Последовавшая вскоре атака центрального дворца была сокрушительной  и
явилась полной неожиданностью для легионеров, уже выходивших из подземного
хода. Люди Цинзара залили наклонный туннель нефтью,  взятой  из  дворцовых
хранилищ, и подожгли ее. Третий легион встретил свою смерть в огне.
     Ночью еще сотня кораблей  варваров  приземлилась  в  тылу  у  солдат,
оборонявших ворота Линна. А утром, когда скопившиеся внутри города варвары
пошли в атаку, два подошедших накануне легиона были изрублены в куски.
     Об этих событиях Великий Советник Тьюз уже не знал ничего. Его череп,
оправленный  в  золото  разграбленного  Линна  лучшим  ювелиром   Цинзара,
превратился в кубок, символизирующий  и  прославляющий  величайшую  победу
столетия.
     У Сиятельного Клейна Линна, занятого проверкой месячных счетов по его
загородному поместью, известие о падении столицы вызвало шок. За небольшим
исключением, все его атомные материалы  и  приборы  были  в  Линне.  Клейн
отпустил посланца, имевшего глупость во  всеуслышание  сообщить  печальную
новость едва переступив порог комнаты. Затем он уселся в  глубокое  кресло
около своего рабочего стола, прикрыл ладонью глаза и замер, расслабившись.
Мысли медленно приходили в порядок. Он подумал,  что  необходимо  прервать
работу и отослать всех помощников, рабов-счетоводов  и  писцов,  замерших,
подобно статуям, в углу просторной комнаты.
     Короткий приказ  -  и  рабы  потянулись  к  выходу  под  внимательным
взглядом хозяина; Клейн заметил,  что  одному  из  них,  Аорагу,  отсрочка
доставила явное  облегчение.  Без  промедления  он  велел  этому  человеку
остаться. Клейн имел четкую систему  взаимоотношений  с  рабами,  систему,
унаследованную им от давно умершего наставника, мудреца Джоквина.
     Основой этой системы являлось воздаяние за  честность,  трудолюбие  и
верность раба. Хороший  раб  получал  лучшие  условия  жизни,  укороченный
рабочий день, большую  свободу,  право  жениться  после  тридцати  лет  и,
наконец, полное освобождение -  после  сорока.  Отрицательные  качества  и
поступки, особенно  леность  и  обман,  наказывались.  Более  значительных
перемен в положении рабов Клейн осуществить не мог - до тех  пор,  пока  в
обществе не произойдет крутого изменения во взглядах на рабское  состояние
как таковое. И теперь, как бы вопреки терзавшей его тревоге,  Клейн  решил
не отступать от правил. Он хорошо  помнил  наставления  Джоквина,  которые
следовало применять в неясной ситуации, когда прямые  доказательства  вины
раба отсутствовали. Пристально глядя  в  лицо  вызвавшего  его  подозрения
человека, Клейн сказал:
     - Если ты в  чем-либо  виновен,  Аораг,  и  признаешься  в  этом,  то
получишь только малое наказание. Если ты  не  признаешься,  но  твоя  вина
будет впоследствии доказана, наказание будет втрое большим. Выбирай.
     Раб, смуглый молодой мужчина, уроженец Венеры, пожал плечами и сказал
с усмешкой:
     - Когда Цинзар покончит с родом Линнов и с их городом, ты сам  будешь
работать на меня.
     - На плантации, - сказал Клейн коротко, - на три месяца.
     Не время для  милосердия.  Империя  под  ударом;  сейчас  недопустимы
действия, которые могут быть истолкованы как слабость.
     Когда  стражи  выводили  раба,  он  бросил  через  плечо   еще   одно
оскорбление:
     - Ты, несчастный урод, - сказал он, - ты будешь  там,  где  положено,
когда сюда доберется Цинзар.
     Клейн не ответил. Он  полагал  сомнительным,  что  новый  завоеватель
выберет  роль  благородного  мстителя  за  все  грехи  и  зло  Линна.  Это
потребовало бы слишком большого времени. Он выбросил из головы эту  мысль,
встал и направился к двери, которая вела в соседнее конторское  помещение.
Встав на пороге, он внимательно оглядел дюжину доверенных рабов,  сидевших
за своими столами.
     - Не поступайте опрометчиво, - сказал он медленно,  спокойным,  ясным
голосом. - Это относится к каждому из вас. Если вы затаили злобные  мысли,
подобные высказанным Аорагом, -  сдержите  их.  Падение  одного  города  в
результате внезапной атаки не следует расценивать как катастрофу. -  Клейн
почувствовал раздражение. Он пытался взывать к их инстинкту осторожности и
самосохранения, но довод, к которому  он  был  вынужден  прибегнуть,  ясно
показывал - катастрофа началась.
     - Я сознаю, - продолжал Клейн, - что быть рабом никому не  доставляет
удовольствия, хотя у вас  и  имеются  некоторые  преимущества  -  гарантия
определенного жизненного  уровня,  бесплатное  профессиональное  обучение.
Однако дикие слова Аорага доказывают, что, если освободить молодых  рабов,
они станут источником дисгармонии в обществе - если не прямо революционным
фактором. Люди разных рас должны  постепенно  учиться  жить  вместе;  это,
конечно, горькая правда, но это так.
     Он пошел прочь, удовлетворенный тем, что  сделал  все  возможное  при
данных обстоятельствах. Во всяком случае, он не  сомневался  в  виновности
Аорага, но понимал, что  в  произошедшем  инциденте,  как  в  капле  воды,
отразилась проблема рабства в  Империи.  Если  Цинзару  удастся  захватить
любую важную область Земли, восстание  рабов  последует  автоматически.  В
Линнианской Империи было много рабов,  слишком  много,  чтобы  можно  было
чувствовать себя в безопасности.
     Снаружи он увидел первых беженцев. Они в изнеможении расположились на
земле около здания зернохранилища. Несколько минут Клейн наблюдал за ними,
пытаясь представить себе картину их бегства из Линна. Он  был  удивлен  их
поздним появлением. Люди, должно быть,  просто  отказывались  верить,  что
городу угрожает серьезная опасность; хотя, конечно, первые потоки беглецов
могли двинуться по другим направлениям. В этом случае их отсутствие  вчера
в районе поместья Клейна было бы понятным.
     Клейн прервал свои размышления. Он  подозвал  раба  и  послал  его  с
группой своих личных охранников к  зернохранилищу.  Клейн  велел  передать
беженцам, что те из них, которые имеют какие-либо  транспортные  средства,
должны немедленно двигаться дальше. Здесь, всего за  восемьдесят  миль  от
Линна,  он  собирался  предоставлять  временный  отдых  и  помощь   только
беженцам, передвигающимся пешком.
     Затем Клейн быстро направился в  свой  кабинет  и  вызвал  начальника
стражи.
     - Мне нужны  добровольцы  из  беженцев,  -  объяснил  он  офицеру,  -
штатские люди, крепкие физически и  очень  религиозные,  которые  были  бы
готовы лететь в Линн  и  вывезти  все  транспортабельное  оборудование  из
лаборатории в моем городском дворце.
     Его план, который  он  изложил  группе  из  сорока  срочно  набранных
добровольцев, был прост. В течение нескольких дней, возможно -  недель,  в
огромном городе будет царить  беспорядок.  Отряды  варваров,  очевидно,  в
первую очередь стремятся занять все ключевые  пункты  и  наиболее  богатые
общественные и частные здания. Можно надеяться, что в первые дни оккупации
города варвары не обратят внимания на скромный особняк Клейна, скрытый  за
деревьями  большого  парка.  Если  же  его  резиденция  в  Линне  окажется
захваченной,  то  вряд  ли  в  ней  сможет  расположиться  большой  отряд.
Добровольцам, отважным и сильным людям, не составит труда перебить чужаков
и выполнить свою задачу.
     - Я хочу подчеркнуть  важность  порученного  вам  дела,  -  продолжал
Клейн. - Как все вы знаете, я являюсь членом  Высшего  совета  Храма.  Мне
доверено хранение и изучение священных  предметов,  которые  ученые  Храма
столетиями разыскивали в древних развалинах. Эти механизмы  Золотого  Века
помогли нашим инженерам наладить добычу божественного  металла,  питающего
двигатели кораблей, но не это главное. Сами Атомные Боги  касались  их!  И
было бы великим бедствием, если бы наши реликвии попали  в  нечистые  руки
варваров! Спасите эти святыни! Я должен  также  строго  предупредить  вас:
если, в случае неудачи, вы будете  схвачены  варварами,  никто  не  должен
открывать истинной цели ваших действий. Скажите,  что  вы  вернулись  ради
спасения собственного имущества. Признайтесь, что вы были глупцами, рискуя
собой во имя корысти и жадности, стерпите пытку - но не выдайте тайны.
     Помня  о  том,  что  Тьюз  поручил  охрану  его  городского  особняка
специальной воинской части, Клейн закончил инструктаж следующим указанием:
     - Возможно, что  священные  предметы  все  еще  охраняются  солдатами
Линна; в таком случае, отдайте их командиру это письмо.
     Он вручил письмо предводителю добровольцев.  Это  была  доверенность,
подписанная Клейном, с  перечислением  всех  его  титулов.  Теперь,  после
гибели Тьюза, подобный документ вряд ли кто-либо решится проигнорировать.
     Когда люди отправились готовиться к своей миссии, Клейн  послал  один
из своих личных космических кораблей в окрестности крупного города Горама.
Здесь были расквартированы воинские части, находившиеся под  командованием
Моркада,  близкого  друга  Клейна.  Этому  опытному  офицеру  адресовалось
письмо,  в  котором  Клейн  спрашивал:  "Какие  средства   противодействия
захватчикам подготовлены? Все ли руководители в крупных и  мелких  городах
понимают, что он должны делать в создавшемся критическом положении? Готовы
ли они к инициативным  действиям  или  будут  ожидать  указаний  верховных
властей?"
     Ответ пришел через кратчайше возможное время, примерно  спустя  сорок
минут. Моркад сообщил, что его войска поступают под команду Клейна  и  что
он разослал посланцев во все крупные города Земли  от  имени  "Сиятельного
Клейна Линна, преемника благородного  Великого  Советника  Тьюза,  который
погиб во главе своих войск, защищая город Линн от коварного и неожиданного
нападения варварской орды  звероподобных  людей  что  грозятся  уничтожить
огонь цивилизации на планете".
     Несколько пышно и довольно  откровенно,  но  это  не  пугало  Клейна.
Подобным заявлением он предлагал себя в качестве руководителя - и имел  на
то основания. Только его имя могло организовать и воодушевить армию.
     Еще раз перечитав письмо Моркада,  он  медленно  подошел  к  зеркалу,
висевшему на стене кабинета, и пристально посмотрел на свое отражение.  Он
был одет в подобающее храмовому ученому платье - просторный темный костюм,
дополненный наброшенной на  плечи  мантией  с  капюшоном.  Складки  ткани,
окутывавшей его тело, спадали до  самого  пола.  Бледное  лицо  Клейна,  с
тонкими чертами и пронзительными серыми глазами, смутно вырисовывалось  на
фоне черного капюшона.
     Он невесело усмехнулся. Мутант! Урод! Опыты с божественными металлами
древних не проходят бесследно... Впрочем, он  не  считал  себя  обделенным
судьбой. Он сохранял почти полную свободу движений, а к воинским  подвигам
был  равнодушен  с  детства.  Гораздо  больше  его  воображение   занимали
таинственные, но почти утерянные знания Золотого Века.  Однако  сейчас  он
вынужден стать военачальником - другого выхода нет.
     Необходимо три месяца, чтобы уведомить Джеррина на Венере, и не менее
четырех  -  чтобы  доставить  сообщение  Дрейду  на  Марс;   обе   планеты
расположены сейчас за Солнцем, на максимальном удалении  от  Земли.  Чтобы
получить известия от братьев, нужен почти вдвое больший срок.  Лишь  члены
правящей фамилии могли рассчитывать на  поддержку  всех  классов  и  групп
свободного населения Империи. О судьбе семьи Великого Советника ничего  не
было известно; кроме того, в  нее  входили  одни  женщины.  Следовательно,
оставался только Сиятельный Клейн, младший брат Сиятельного Джеррина, внук
последнего Великого Правителя. Таким образом, не менее шести  месяцев  ему
придется выполнять обязанности полновластного повелителя Линна.
     Этот  второй  день  вторжения  тянулся  медленно.  Постепенно  начали
прибывать большие корабли, полные солдат. К вечеру  более  тысячи  человек
сосредоточились вдоль  дороги,  ведущей  к  столице,  и  на  берегу  реки.
Стремительно проносились аэрокрафты, над  ними,  в  вышине,  величественно
кружили космические корабли, наземные  патрули  охраняли  все  подступы  к
поместью.
     Дороги   были   фактически   пустынными.    Как    сообщали    пилоты
разведывательных  аэрокрафтов,  основная  масса  беженцев  из  Линна   еще
находилась  в  пути.  Ворота  захваченного  города  оставались  открытыми,
пропуская все новые толпы спасавшихся бегством людей.
     Перед наступлением темноты воздушные  патрули  доложили,  что  ворота
города - одни за другими - были  закрыты.  Поток  беженцев  превратился  в
струйку, сочившуюся из затемненной  громады  города,  небо  очистилось  от
летательных аппаратов  беглецов.  Стало  ясно,  что  люди,  которые  могли
воспользоваться транспортными средствами, находятся уже далеко, на пути  к
другим  городам,  где  они   рассчитывали   получить   помощь   друзей   и
родственников.
     После полуночи добровольцы отправились выполнять свою опасную миссию.
Располагая уже значительными силами, Клейн укрепил их группу сотней солдат
регулярной армии, предоставив объединенному отряду космический  корабль  и
десять аэрокрафтов.  Он  проследил  за  отправлением  отряда,  после  чего
поспешил принять участие в совете  высших  офицеров  -  тех,  которые  уже
успели прибыть. Дюжина мужчин вскочила на ноги, когда  он  вошел.  Офицеры
приветствовали Клейна воинским салютом; их  взгляды  выражали  почтение  и
доверие к Великому Правителю Империи.
     На мгновение Клейн остановился на пороге. Он  хотел  быть  спокойным,
хотел начать с делового  анализа  фактов,  трезвой  оценки  происходящего.
Сильное  волнение  мешало   ему;   неожиданно   пришло   ощущение   ужаса,
нереальности случившегося. Пальцы его рук,  скрытых  под  широким  плащом,
дрожали. Он почувствовал панический  детский  страх  -  такой  же,  как  в
юности, во время ужасных дней, когда его мутировавший организм боролся  за
жизнь.
     Его лицо тряслось, глотать было трудно, на лбу выступила испарина.  С
огромным трудом Клейну удалось овладеть  собой.  Резким  жестом  он  отдал
салют и прошел во главу стола.
     Клейн  подождал,  пока  офицеры  разместились;  затем  он   предложил
заслушать краткие отчеты  об  имеющихся  в  их  распоряжении  войсках.  Он
записывал цифры, сообщаемые каждым выступающим по  своей  провинции,  и  в
конце подвел общий итог.
     - В нашем распоряжении, - объявил он, -  восемнадцать  тысяч  опытных
солдат, шесть тысяч резервистов, около полумиллиона боеспособных граждан и
практически неограниченные запасы вооружения.
     - Ваша светлость, - сказал его друг Моркад, - Линнианская  империя  в
обычном состоянии содержит армию в миллион человек.  На  Земле  наибольшие
силы  размещались  в  окрестностях  столицы,  и  они   уничтожены.   Около
четырехсот тысяч солдат все еще находятся  на  Венере,  и  немногим  более
двухсот тысяч - на Марсе.
     Клейн, мысленно просуммировав все данные, быстро сказал:
     - Это не дает в итоге миллиона человек!
     Моркад печально кивнул головой.
     - В начале этого года армия на Земле была  значительно  сокращена.  С
завоеванием Венеры, казалось, все потенциальные  враги  Линна  уничтожены;
поэтому Великий Советник Тьюз счел это подходящим  поводом  для  экономии.
Более трехсот тысяч демобилизованных солдат посланы  на  Марс  в  качестве
колонистов.
     - Я понимаю... - прошептал Клейн. Кровь отхлынула  от  его  лица,  он
чувствовал, что не способен встать на ноги и шевельнуть рукой.
     Лидия тяжело поднялась  из  покойного  кресла.  Она  понимала,  какой
старой и немощной должна казаться этим варварам, скалящим  зубы  во  дворе
дворца Линнов. Впрочем, производимое ею впечатление уже давно не  вызывало
у нее беспокойства - как и ее изображение в зеркале. Гораздо  важнее  было
то, что Цинзар согласился ее принять и выслушать.
     Старая женщина невесело усмехнулась. Она  не  слишком  высоко  ценила
свою плоть, этот мешок из  кожи,  наполненный  костями.  Мысль,  что  она,
возможно, идет на смерть, не слишком страшила  ее.  Впрочем,  несмотря  на
возраст и свойственные ему немощи, Лидия  не  стремилась  к  забвению.  Но
Клейн просил о помощи... Невольно  Лидия  поразилась  своей  апатии  -  ее
совершенно не беспокоило то, что уродом захвачена власть Правителя.  Более
того,  в  сложившейся  ситуации  это  казалось  вполне  естественным.   По
определенным причинам она считала, что Клейн способен удержать  и  разумно
использовать эту власть.
     Лидия медленно шла по длинным коридорам и залам, в  которых  сверкали
собранные многими поколениями сокровища семьи Линнов. Всюду были огромные,
звероподобного  вида  мужчины,  которые  прилетели  с  далекой  Европы   и
сокрушили Империю. Глядя на эти варварские орды, она готова была оправдать
любые, самые  безжалостные  меры,  направленные  на  их  уничтожение.  Как
казалось разгневанной старой даме, эти люди являлись живым  олицетворением
хаоса, с которым она боролась всю свою жизнь.
     Когда она вошла в тронный зал, черные мысли покинули ее,  вытесненные
любопытством. Она обвела  помещение  острым  взглядом  выцветших,  но  еще
зорких глаз, отыскивая таинственного предводителя нашествия.  На  троне  и
около него никого не было. Несколько групп людей располагались, беседуя, в
разных местах просторного зала. В  одной  из  этих  групп  стоял  высокий,
стройный молодой мужчина, резко отличавшийся от остальных  находившихся  в
зале людей. Они, обросшие волосами, с глазами,  горящими  от  возбуждения,
были похожи на диких зверей. Он был чисто выбрит и спокоен.
     Он заметил Лидию и резким жестом прервал  стоявшего  рядом  человека,
который что-то говорил ему. Это короткое движение руки было таким властным
и значительным, что в  помещении  мгновенно  установилась  тишина.  Спустя
минуту внимание полного людей зала было обращено только на  него;  варвары
ожидали от своего вождя приказа - или разрешения продолжать беседу.  Лидия
также ждала, незаметно и быстро  рассматривая  его.  Цинзар  не  отличался
мужской  красотой,  но  исходившая  от  него   властная   сила   придавала
значительность его наружности. Однако этого было недостаточно.  Варварский
мир был полон сильных людей, но силу Цинзара одухотворял ум. Хотя Лидия  и
ожидала  встретить  незаурядного   человека,   невольно   она   пришла   в
замешательство.
     Его лицо не было ни грубым, ни жестоким; на нем скорее лежала  печать
интеллектуальности. Однако, это еще не объясняло, каким  образом  он  стал
абсолютным повелителем разнузданной орды.
     Великий человек выступил вперед.
     - Госпожа, - сказал он, - вы хотели видеть меня.
     И тут Лидия поняла, в чем заключалась его сила. За  всю  свою  долгую
жизнь она никогда не слышала такого глубокого, звучного  баритона,  такого
изумительного, покоряющего  голоса.  Стоило  Цинзару  заговорить,  как  он
разительно изменился. Лидия  вдруг  почувствовала,  что  ее  заключение  о
внешности этого человека  было  ошибочным.  Он  действительно  не  обладал
обычной, ординарной красотой - он был божественно прекрасен.
     Все первоначальные опасения  покинули  ее.  Он  не  сделает  ей  зла,
подобную мысль даже невозможно допустить. Она предвидела, что этот человек
обладает таким даром убеждения, что вся Империя Линнов станет с  восторгом
выполнять его волю. Толпы будут  загипнотизированы.  Власть  имущие  будут
очарованы. Сопротивление бесполезно.
     С усилием Лидия сбросила колдовское наваждение и спросила:
     - Вы Цинзар?
     - Так меня зовут.
     Пауза,  последовавшая  за  этим  кратким  диалогом,  позволила  Лидии
окончательно прийти в себя. Перед ней был враг.  Ее  глаза  сузились.  Она
смотрела на этого великого человека с нарастающей неприязнью.
     - Я полагаю, - сказала она резко, - что  моя  цель,  ради  которой  я
хотела видеть вас, заранее расценивается как слабость.
     - Естественно. - Цинзар кивнул головой. Он не спросил ее, какова была
эта цель. Он стоял, вежливый и невозмутимый, ожидая продолжения ее речи.
     - Пока я не увидела вас, - сказала Лидия раздраженно, -  я  полагала,
что вы просто удачливый вождь варварской орды. Теперь я  понимаю,  что  вы
рассматриваете себя  как  орудие  рока.  И  я  предчувствую,  что  вы  уже
двигаетесь навстречу своей гибели.
     Сердитый шепот пронесся в толпе людей,  заполнивших  комнату.  Цинзар
взглядом призвал их к молчанию.
     - Госпожа, -  сказал  он,  -  ваши  слова  неприятны  моим  офицерам.
Изложите ваше дело, и затем я решу, как поступить с вами.
     Лидия кивнула  головой,  но  отметила,  что  сказанное  ею  для  него
неприятным  не  было.  Она  глубоко  вздохнула.  У   нее   уже   сложилось
представление об этом  человеке.  Все  известные  в  истории  прирожденные
лидеры  умели  обуздывать  и  направлять   неорганизованные   массы.   Они
повелевали жизнью и смертью людей. Часто они умирали молодыми, но  это  не
имело большого значения. Все равно их влияние на эпоху, в которой они жили
и действовали, было колоссальным. Подобный человек мог, погибая, разрушить
древнюю династию, которая погибла бы вместе с ним.  Цинзар  уже  уничтожил
официального главу Линна и нанес внезапный удар в  самое  сердце  Империи.
Все произошедшее можно было рассматривать как  каприз  судьбы,  мимолетную
военную удачу, - но история допускает такие случайности. А их  последствия
часто бывают необратимы.
     Лидия спокойно сказала:
     - Я буду краткой, чтобы не отвлекать  вас  от  таких,  без  сомнения,
важных дел, как планирование политических действий  и  дальнейших  военных
кампаний. Я пришла сюда  по  поручению  моего  внука,  сиятельного  Клейна
Линна.
     -  Урода!  -  кивнул  головой  Цинзар.   Это   замечание   не   имело
оскорбительного смысла; уточнение, не более того.
     Лидия почувствовала себя шокированной. Очевидно,  Цинзар  имел  очень
подробные сведения о правящей династии, если даже  Клейн,  который  всегда
стремился оставаться в тени, не избежал его внимания. Лидия не  отважилась
сделать паузу, чтобы оценить возможные последствия  этого  обстоятельства;
она быстро продолжала:
     - Сиятельный Клейн является храмовым ученым и, в  качестве  такового,
он много лет занимался научными  исследованиями,  направленными  во  благо
всего населения Империи. Большая часть его оборудования находится здесь, в
Линне, - Лидия пожала плечами. - Эти приборы совершенно бесполезны для вас
и ваших людей, но, если они будут уничтожены или повреждены, это  окажется
величайшей потерей для цивилизации. Сиятельный Клейн  хотел  бы  перевезти
эти приборы из своего городского дворца в поместье. В обмен...
     - Да, - как эхо повторил Цинзар, - в обмен... -  В  его  голосе  была
едва уловимая насмешка, и Лидия вдруг почувствовала, что он играет с ней.
     - В обмен, - продолжила она, - Сиятельный Клейн  готов  уплатить  вам
любую разумную цену драгоценными металлами и камнями, которую вы назовете.
- Закончив, она сделала судорожный вдох и замолчала, ожидая его решения.
     Лицо вождя варваров приняло задумчивое выражение.
     - Мне доводилось слышать, - сказал он, - об экспериментах Сиятельного
Клейна с так называемыми божественными реликвиями Золотого Века. Насколько
я  могу  припомнить,  это  были  довольно  забавные,  хотя   и   несколько
устрашающие истории. Что-то такое  о  кораблях,  перерезанных  пополам  на
расстоянии полумили... об огненных смерчах и тому подобном... Как только у
меня появится свободное время, я постараюсь осмотреть  лабораторию  Клейна
собственными глазами. Вы можете передать  вашему  внуку,  -  продолжал  он
решительным тоном, - что его  маленькая  хитрость,  предпринятая  с  целью
возврата величайших сокровищ Империи, была с  самого  начала  обречена  на
неудачу. В первые же мгновения  нашей  атаки  пять  кораблей  ринулись  на
дворец  Сиятельного  Клейна  с  целью   нейтрализовать   находящееся   там
таинственное оружие и не дать возможности использовать его  против  нашего
основного флота вторжения. Я рассматриваю как большую неудачу, что он  сам
в это время отсутствовал в столице и мы не смогли его захватить. Вы можете
также сказать ему, что предпринятая  им  два  дня  назад  попытка  вернуть
оборудование лаборатории не явилась для нас сюрпризом. Как, впрочем, и ваш
визит. - Цинзар пристально посмотрел на Лидию и закончил:
     - Я испытываю большое облегчение при мысли о  том,  что  божественные
реликвии вашего внука находятся в моих руках.
     Лидия ничего не сказала, фраза: "Вы можете передать ему" -  произвела
на нее огромное впечатление. Она даже  не  подозревала,  что  находится  в
таком напряжении. "Вы можете передать ему..." Это означало только  одно  -
ей разрешают покинуть город. На большее она не смела надеяться.
     Цинзар сделал  несколько  шагов  и  встал  прямо  перед  ней.  Что-то
варварское,  диковатое,  тщательно  подавляемое  до  этого  момента  вдруг
проступило  в  его  поведении.  Насмешка,  презрение  физически   сильного
человека к старческой слабости,  чувство  безусловного  превосходства  над
всем изысканно утонченным, что было в Лидии.  Когда  он  заговорил,  стало
ясно, что он сознательно дарит ей свое милосердие.
     - Старуха, - сказал он, -  я  разрешаю  тебе  уйти.  Ты  оказала  мне
большую услугу, когда добилась с помощью интриг поста  Великого  Советника
для своего младшего сына Тьюза. Это  -  и  все,  что  произошло  потом,  -
позволило  мне  осуществить  успешное  вторжение  в  огромную  Линнианскую
Империю, - он улыбнулся. - Теперь ты можешь покинуть город.
     Сейчас Лидия сама была готова  осудить  свои  опрометчивые  действия,
которые вознесли Тьюза почти на самую вершину власти. Но то, что  об  этом
сказал, как о величайшем несчастье  Линна,  появившийся  из  межпланетного
пространства варвар, воспринималось ею как оскорбление. Не сказав ни слова
в ответ, она повернулась и вышла из тронного зала.
     Цинзар медленно  взобрался  на  холм  и  подошел  к  низкой  решетке,
окружавшей городской  особняк  Клейна.  Он  остановился  у  ограды,  узнав
храмовый  строительный  материал,  из  которого  она  была  сделана,  и  в
задумчивости двинулся дальше. Через несколько минут он задержался во дворе
у фонтанов, бурно изливающих кипящую воду. Он подозвал инженера, строителя
космических кораблей, перенесших его армию на Землю.
     - Как они работают? - спросил он.
     Конструктор осмотрел основание фонтана. Это был  неторопливый  полный
человек, имевший репутацию большого шутника; от его  грубых  острот  порой
коробило даже видавших  виды  мужчин.  Он  успел  уже  захватить  один  из
красивейших дворцов, в котором и поселился с тремя  наложницами  и  сотней
молодых рабов, отобранных из  числа  взятых  в  Линне  пленников.  Он  был
счастливым  человеком,  с  небольшими  причудами,  начисто  лишенный   той
спесивой важности, которая часто отличает ученых. Чтобы осмотреть выходное
отверстие фонтана, он опустился прямо на  колени  на  землю,  как  простой
рабочий. В этом, однако, он не был одинок. Цинзар встал на колени рядом  с
ним,  невольно  усмехнувшись  при  мысли,  что  его  поведение   наверняка
шокировало высокорожденных нобилей  Империи,  включенных  в  его  свиту  в
качестве рабов.
     Два человека внимательно всматривались в темноту отверстия.
     - Храмовый строительный материал, - сказал Мейван, конструктор.
     Цинзар кивнул головой. Они поднялись на ноги, не обменявшись более ни
единым словом; эту тему  они  уже  неоднократно  обсуждали  раньше.  Через
несколько минут, оказавшись в доме, вождь и его  соратник  подняли  вдвоем
тяжелые драпировки, которые закрывали стены коридора, ведущего  в  главную
лабораторию. Подобно внешней ограде, стены были  горячими;  казалось,  они
источают внутреннее тепло.
     Храмовый строительный материал! По-прежнему в полном молчании мужчины
прошли в лабораторию; здесь они невольно обменялись изумленными взглядами.
Комната казалась больше своих истинных размеров, причем они  не  понимали,
каким образом достигается этот эффект. Одну из  стен  пересекала  большая,
грубо заделанная трещина. Однако не  это  было  самым  интересным;  каждый
квадратный  метр  огромного  помещения  заполняли  машины  -  знакомые   и
неведомые, большие и малые, некоторые - полностью  комплектные,  другие  -
представленные отдельными фрагментами.
     На  мгновение  ими  овладело  отчетливое   ощущение   величия   всего
увиденного. Цинзар осторожно прошел  вперед,  окидывая  взглядом  все  эти
механизмы и приборы, пытаясь установить  по  внешнему  виду  назначение  и
сущность незнакомых  конструкций.  Неожиданно  он  замер,  уловив  глазами
какое-то движение.
     Сильный  жар.  Он  наклонился,  вглядываясь   в   длинный,   частично
прозрачный  корпус,  своей  вытянутой  формой  и  размерами   напоминавший
саркофаг. Внутри этого устройства  находился  узкий  изогнутый  канал,  по
которому катился ярко светящийся шарик. Он двигался неторопливо,  достигая
дальнего  конца  канала  приблизительно  за   одну   минуту.   Там   шарик
приостанавливался, как будто размышляя над дальнейшими действиями, и с той
же неторопливостью начинал свое обратное путешествие.
     Это непрерывное,  не  имеющее  видимого  смысла  движение  заворожило
Цинзара. Он осторожно поднес ладонь на расстояние дюйма от шарика.  Ничего
не  случилось.  Он  отвел  ладонь  обратно;  его   губы   искривились   от
сдерживаемого возбуждения. Несмотря  на  рискованность  такой  акции,  как
нападение на могущественный Линн, Цинзар  не  был  человеком,  склонным  к
авантюрам. Подозвав взмахом руки стража, он приказал:
     - Приведи раба!
     Повинуясь распоряжению Цинзара, раб, еще недавно один  из  знатнейших
нобилей Линна, поднес палец к светящемуся шару и коснулся его. Лицо и  шея
раба покрылись потом от ужаса - палец прошел через шарик, как будто в этом
месте ничего  не  было.  Он  отдернул  руку.  Но  безжалостный  Цинзар  не
собирался оставлять  его  в  покое.  Еще  раз  дрожащие  от  ужаса  пальцы
оказались на пути шарика. Светящийся сгусток накатился на  ладонь,  прошел
через нее и вышел с другой стороны.
     Цинзар жестом велел рабу отойти от аппарата и с сомнением поглядел на
него,  задумчиво  покачивая  головой.  Должно  быть,   намерение   Цинзара
отразилось на его лице, так как человек, задрожав от страха,  стал  быстро
говорить, проглатывая слова и заикаясь:
     - Господин, я... пощадите, господин... Я ничего не понял... никому не
скажу... ничего не видел... - его голос  поднялся  до  визга  -  ничего!..
ничего!
     -  Убить,  -  спокойно  сказал  Цинзар  и,  сердито  нахмурив  брови,
повернулся к шарику.
     - Должна же быть, - произнес он своим чарующим голосом, в котором  на
этот раз слышались упрямые ноты, - какая-то причина  для  этого  движения,
какой-то смысл в его существовании.
     Часом позже он все еще пытался установить это.
     - Если бы я только смог... - много раз думал Клейн. И знал, что он не
отважится... или все же у него хватит сил превозмочь страх?
     С  чувством,  близким  к  облегчению,  он  позволил  солдатам   Тьюза
перевезти свое научное оборудование в Линн; это было нелогично  -  но  это
было так. Среди его  находок  имелись  устройства  столь  поразительные  и
непонятные, что он в отчаянии опускал руки. Особенно этот сгусток энергии,
этот шарик, что двигался вперед и назад  в  похожем  на  гроб  контейнере;
открытие Золотого Века, которое поколебало его  представления  о  сущности
бытия.
     Клейну не удалось разгадать конструкцию этого устройства; но, как ему
казалось, он смог опытным путем установить его назначение. Достаточно было
некоторое время находиться  в  присутствии  шарика,  чтобы  настроиться  в
определенном созвучии с ним. Мысленная связь действовала  затем  на  любом
расстоянии примерно в течение трех дней;  в  этот  период,  стоило  Клейну
"позвать" шарик, как он отчетливо чувствовал отклик. На третий день  связь
слабела и затем полностью прекращалась; для ее  восстановления  требовался
прямой контакт с этим загадочным сгустком. Человек,  управлявший  им,  был
способен на многое... Но связь с мощным источником  энергии  не  проходила
бесследно и с каждым разом становилась все опаснее для организма.
     Мысленная связь... В  век  Клейна  это  казалось  чем-то  загадочным,
пугающим и невозможным. Даже он, глубже других проникший в  тайны  древней
цивилизации, не мог иногда сдержать дрожь ужаса... И все же он приходил  к
этому странному аппарату, в  котором  с  неторопливым  упорством  двигался
сияющий шар; приходил раз  за  разом,  не  мог  не  прийти.  Иногда  Клейн
задумывался над тем, удалось бы ему прекратить эти визиты по своей воле? В
такие моменты глупое распоряжение Тьюза,  которым  Великий  Советник  явно
хотел продемонстрировать  свою  власть  над  ним,  Клейном,  унизить  его,
представлялось ему чуть ли не спасительным.
     Было совершенно очевидно,  что  Тьюз  не  намеревался  запретить  ему
доступ к оборудованию; выходка Великого Советника была скорее раздраженной
реакцией на письма Клейна. Понимая это, Клейн не  ощущал  беспокойства  за
сохранность своих приборов, находившихся в его Линнианской резиденции  под
надежной охраной.
     И теперь оружие, которое  могло  обеспечить  быстрое  и  победоносное
окончание войны, было вне пределов его  досягаемости.  Он  должен  к  нему
проникнуть; проникнуть хитростью, если это не удалось  сделать  с  помощью
оружия и денег.
     Он ощутил отчаяние. Собранные им вооруженные отряды  не  представляли
серьезной силы; в схватке с противником  оставалось  надеяться  только  на
чудо. Мысли о том, каким образом он мог бы попасть в  Линн,  в  свой  дом,
продолжали мучить Клейна с маниакальной настойчивостью. В какой-то степени
ему помогали отвлечься заботы о подготовке войск к предстоящему сражению.
     Среди ветеранов армии  Линна  издавна  бытовало  мнение:  новобранец,
которого обучали месяц, в  сражении  будет  причиной  гибели  своих  более
опытных товарищей; через два месяца подготовки все, на что он  способен  -
мешать в отступлении, которое вызвано его присутствием в рядах войска;  за
три месяца его можно обучить только одному - дать  противнику  возможность
прикончить себя в первой же стычке. Такова была безжалостная логика эпохи,
военное искусство которой не знало других видов оружия, кроме меча,  копья
и стрелы.
     Клейн,  в  течение  нескольких  недель  внимательно  наблюдавший   за
тренировками новобранцев, с болью  убедился  в  справедливости  старинного
изречения. Стрельба из лука требовала полной  координации  мысли  и  тела,
которая вырабатывалась годами. Важнейшим элементом боя на  мечах  являлось
правильное  взаимодействие  с  остальными  воинами  в  шеренге.  Свободное
владение копьем было искусством.
     План, который  Клейн  предложил  своему  штабу,  представлял  попытку
скрыть слабость их армии.  Он  считал  целесообразным  использовать  плохо
подготовленных новобранцев в первой линии обороны войск.
     - Прекратим усиленно тренировать их; у нас нет времени, чтобы сделать
из них настоящих солдат. Для нас достаточно, если  они  усвоят  простейшие
приемы владения оружием.
     После  совещания,  глубокой  ночью,  Клейн  просмотрел  донесения  из
провинциальных центров, городов Нориса и Гульфа, которые пали под натиском
отрядов Цинзара фактически без сопротивления. Как только варвары  начинали
атаку, рабы подымали восстание  и  уничтожали  своих  хозяев.  В  связи  с
неоднократным повторением таких случаев, в  заключительном  докладе  штаба
рекомендовалось  произвести  массовое  уничтожение  всех   молодых   рабов
мужского пола.
     Встревоженный Клейн велел немедленно  отправить  послания  крупнейшим
землевладельцам и купцам с требованием прибыть к нему утром на  совещание.
К десяти часам он уже ознакомил  сотню  представителей  этого  сословия  с
предложением армии о тотальном уничтожении рабов-мужчин.
     Его заявление вызвало шум. Один из богатых торговцев заявил:
     - Ваша светлость,  это  невозможно.  Мы  не  можем  потерять  столько
ценного имущества.
     За исключением двух молодых коммерсантов подобную позицию заняли  все
присутствующие. Один из молодых людей произнес:
     - Господа, эта мера является совершенно необходимой.
     Мнение другого было совершенно иным.
     - Я чувствую, - сказал он, - что этот  кризис  приведет,  в  конечном
счете, к прогрессивному развитию нашего общества  -  к  отмене  рабства  в
Империи.
     Его слова были встречены гулом возмущенных голосов.
     Клейн поднял руку. Когда установилась тишина, он произнес:
     - Сейчас не время  для  полумер.  Мы  должны  выбрать  одно  из  двух
предложений - или уничтожить, или освободить рабов.
     Купцы, собравшись в небольшие группы, совещались.  Клейн  видел,  как
люди переходили от группы к группе, возбужденно  размахивали  руками,  шум
голосов гулко  отдавался  под  высокими  сводами  зала.  Наконец  один  из
наиболее состоятельных банкиров, председательствующий на собрании, подошел
к Клейну и заявил:
     - Ваша светлость, сословие землевладельцев, купцов  и  промышленников
считает, что мы можем обещать рабам свободу.
     В течение долгого момента Клейн пристально  смотрел  на  ухмыляющиеся
лица богатейших людей Империи, затем он резко повернулся к  ним  спиной  и
вышел из зала. К следующему дню он приготовил указ:

     "По решению его светлости Сиятельного Клейна Линна, Правителя  Линна,
ученого Храма, которого возлюбили Атомные Боги, - да будет так сейчас и во
веки веков.
     Великий Правитель шлет свои приветствия всем добропорядочным мужчинам
и женщинам, которые спокойно  и  смиренно  служат  Империи  во  искупление
грехов  своих  вождей,  побудивших  их  к  войнам  и   восстаниям   против
благодетелей власти Линна. Все вы  имеете  возможность  получить  свободу,
если заслужили ее своим поведением в последние годы.
     На  Империю  напали  звероподобные  орды   варваров-захватчиков.   Их
поражение неизбежно;  уже  собираются  огромные  силы,  которые  разметают
варваров, как ураган - сухие листья. Миллионная армия выслана  с  Марса  и
Венеры; здесь, на Земле, для отпора захватчикам уже собрана  армия  в  два
миллиона человек.
     Враг имеет менее шестидесяти тысяч солдат. К  этой  маленькой  армии,
которая добилась успеха только благодаря внезапности своей  атаки,  начали
присоединяться некоторые безрассудные мужчины  и  женщины  из  числа  слуг
Империи. Всем  женщинам,  уличенным  в  таком  преступном  деянии,  обещаю
пощаду. Для мужчин же есть только одна надежда - покинуть войско  врага  и
немедленно явиться в специальные лагеря, список которых приведен  в  конце
данного указа. В этих лагерях отсутствует  стража,  но  будет  проводиться
еженедельная перекличка. И каждый человек, который не пропустит  ни  одной
переклички, получит полную свободу после уничтожения врага.
     Наказанием для непокорных будет смерть.
     Тем мужчинам и женщинам,  которые  продолжают  честно  служить  своим
хозяевам, я, Сиятельный Клейн, Великий Правитель Линна, приказываю:
     Все женщины и дети должны оставаться там, где они живут и работают.
     Любой мужчина может потребовать у своего хозяина недельный запас пищи
и явиться в ближайший лагерь, чтобы обрести свободу после окончания войны.
     НЕ МЕДЛИТЕ НИ ОДНОГО ЧАСА!
     Если  кто-либо  воспользуется  этим  указом,  чтобы  покинуть  своего
хозяина, и не  явится  в  лагерь  в  течение  суток,  он  будет  считаться
государственным изменником. Наказание для таких - смерть.
     Слуги, желающие получить свободу! Идите в лагеря  и  будьте  покорны!
Если на ваш лагерь нападут варвары, скрывайтесь в лесах и горах.
     Всем, кто добровольно подчинится этому указу,  я,  Сиятельный  Клейн,
Великий Правитель Линна, обещаю свободу. Вы получите  право  жениться.  Вы
сможете иметь семью и детей. Вам будут предоставлены  сельскохозяйственные
угодья и земли для расселения. Через  пять  лет  вы  получите  гражданские
права, а желающие покинуть Землю смогут вернуться на свою родину.
     Этот указ означает конец рабства в Линнианской империи. Я, Сиятельный
Клейн, объявляю вам:
     БУДЬТЕ БЛАГОРАЗУМНЫ - И ВЫ БУДЕТЕ СВОБОДНЫ!"

     Клейн понимал, что в подготовленном им документе немало слабых  мест.
Перед тем, как разослать указ по провинциям,  он  попытался  обсудить  его
основные положения со своим штабом. Присутствовали только высшие  офицеры;
купцы не были приглашены - Клейн опасался предательства.
     Главное, подчеркнул Клейн, сохранить в строгой  тайне  истинную  цель
концентрации рабов-мужчин в  лагерях  -  их  массовое  уничтожение.  Иначе
большинство рабов разбежится  и  их  шайки  будут  представлять  серьезную
опасность  для  населения.  Он,  Клейн,  понимает,  что   его   указ   при
внимательном чтении представляется полным обмана  и  лжи.  Да,  уже  сотни
тысяч рабов Империи перебежали к Цинзару.  Да,  среди  них  много  опытных
солдат, пылающих ненавистью к Линну.  Цинзар  может  использовать  их  для
гарнизонной службы в захваченных городах,  сконцентрировав  свою  основную
армию для решающего сражения. Да, на  быструю  помощь  с  Венеры  и  Марса
рассчитывать не приходится. Все это  так,  что  указ  не  принесет  вреда;
насколько он окажется действенным, выяснится в ближайшие дни.
     В конце совещания слово взял Моркад.
     - Господа, - сказал он, -  мы  должны  сознавать,  что  наш  вождь  и
главнокомандующий не может единым ударом разрубить узел всех  проблем.  Он
глубоко проанализировал ситуацию, в которой мы оказались; он не собирается
поддерживать  в  нас  иллюзию  быстрой  разрешимости  этой  ситуации.   Из
проведенного сейчас обсуждения ясно, что выбора у нас нет, - голос Моркада
стал громче, его глаза сверкнули. - В этот период неминуемых  бедствий  мы
счастливы иметь нашим вождем Сиятельного Клейна, гения, который указал нам
пути, ведущие к полной победе над врагами. Господа, приветствуйте  Клейна,
Правителя Линна!
     Громкие рукоплескания и приветственные возгласы не смолкали в течение
нескольких минут.
     Днем позже Клейн наблюдал с патрульного аэрокрафта сражение за Горам.
Легкое судно носилось в воздухе, стремительно опускаясь то к одному, то  к
другому месту,  в  которых  разыгрывались  наиболее  важные  эпизоды  боя.
Корабли врага снова и снова пытались захватить аэрокрафт, но машина Клейна
обладала бесспорным преимуществом в скорости и маневренности.
     Варварские  ракеты  использовали  старую  тактику  воздушной  борьбы,
пытаясь нейтрализовать тягу силового источника суденышка Клейна с  помощью
энергетического потока своих  двигателей.  Этот  прием,  хорошо  известный
пилотам аэрокрафтов и космических кораблей, в данном случае не приводил  к
успеху. Машина Клейна даже не дрожала в воздухе, хотя это являлось обычной
реакцией  любого  летательного  аппарата,  когда  два  источника   атомной
энергии,  собственной  и  корабля  противника,  создавали  направленные  в
противоположные стороны силовые потоки.
     Попытки врагов раздражали Клейна.  Их  назойливость  мешала  ему.  Он
хотел видеть это сражение во всех деталях. Несмотря ни на что,  минута  за
минутой, эпизод за эпизодом.
     Горам стойко оборонялся, более  стойко,  чем  мог  предвидеть  Клейн,
помнивший, что за последний месяц пали четыре  крупных  города.  Защитники
Горама, в основном новобранцы,  упорно  сражались  за  свои  жизни.  Мерно
сгибались луки, гудели тетивы, потоком лились стрелы, снимая обильную дань
с  плотных  колонн  атакующих.  Длинные  копья,  которыми   неуклюже,   но
достаточно  энергично  орудовали  самые  подготовленные  из   новобранцев,
наносили варварам раны; кое-кто падал мертвым. Однако в схватке  на  мечах
отряды Клейна несли большие потери. В ближнем бою  проявлялись  физическое
превосходство  и  лучшая  подготовка  варваров,  которые  умело  и  быстро
заканчивали свою смертоносную работу.
     Первая линия обороняющихся пала, разбитая, уничтоженная.  В  сражение
вступила вторая линия. Резервные отряды варваров, двинувшиеся вперед, были
встречены  потоком  стрел,  от  которого  потемнело  небо.  Пораженные  их
ударами, варвары падали целыми  группами.  Затем  все  смешалось.  Хриплые
крики боли, проклятия, пронзительные вопли  раненых,  стоны  агонизирующих
линниан донеслись до слуха тех, кто находился  в  стремительно  пикирующем
маленьком аэрокрафте. Обороняющиеся стремились держаться  плотным  строем,
согласно полученному ими  приказу.  Они  медленно  отступали  к  резервным
частям, которые были построены в несколько каре  и  ограждали  линнианское
войско от внезапной атаки с тыла.
     Они отступали - но в последнюю минуту приземлятся космические корабли
и спасут всех, кто еще годен к  будущим  битвам.  После  полутора  месяцев
обучения эти новобранцы уже  являлись  слишком  ценным  материалом,  чтобы
жертвовать ими в бессмысленной бойне заключительного этапа сражения.
     Клейн посмотрел  вниз.  Уже  не  было  сомнений  относительно  исхода
сражения и дальнейшей судьбы города. Темное покрывало ночи надвигалось  на
Горам, и в наступающем мраке жестокие огни победы расцвели на всех главных
улицах города. Дым поднимался к  небу,  кроваво-красное  пламя  рвалось  в
темноту. Клейн подумал, что вряд  ли  сражающиеся  сейчас  внизу  линниане
могут представить себе,  что  оборона  этого  города,  возможно,  является
поворотным моментом всей войны.
     Пришло время определить, когда и где главные силы Линна будут брошены
в битву за контроль над планетой. Одновременно с этим в душе Клейна крепла
решимость совершить еще одну попытку проникновения в городской особняк. Он
должен хотя бы на несколько минут оказаться рядом с этим сгустком энергии,
световым шариком, который совершал свое бесконечное движение в  прозрачном
саркофаге.
     Клейн неловко повернулся, и плащ туго обтянул его хрупкие  плечи.  Он
сидел в кресле, опустив голову и  упираясь  подбородком  в  скрещенные  на
груди руки. Его размышления  прервал  тихий  шелест  шагов.  Слуга  принес
послание, доставленное одним из нобилей Линна, который был захвачен в плен
варварами во время штурма столицы. Письмо содержало только одну фразу:

     Хотите ли вы узнать, мой дорогой Клейн, каким образом была  полностью
уничтожена цивилизация Золотого Века?
     Цинзар.

     Над этой проблемой Клейн в свое время долго размышлял. Но он  никогда
бы не подумал, что ответ может быть известен варвару, прибывшему на  Землю
с луны Юпитера.
     Золотой Век... Эпоха, в которой  были  созданы  космические  корабли,
освоены все годные к жизни планеты Солнечной системы... Эпоха неизмеримого
роста численности человечества, подготовки к первым межзвездным полетам...
Затем - почти мгновенное уничтожение людей  на  всех  обитаемых  планетах,
которое  во  времена  Клейна  объясняли  гневом  Атомных  Богов.  И  снова
медленный подъем по  ступеням  цивилизации,  объединение  крохотных  групп
оставшихся в живых: сначала - в общины, потом - в государства  и  империи.
Восстановление крупиц потерянных знаний... сначала - слепое, потом  -  все
более   осознанное   копирование   древних   чертежей.   Наконец,    Линн,
распростерший свои руки над тремя крупнейшими планетами системы...  Войны,
безуспешные поиски секретов древнего оружия...
     Клейн плохо представлял социальное устройство общества Золотого Века.
Но в древних книгах и легендах  не  было  упоминаний  о  войнах,  рабах  и
великих властителях. То было время  справедливости.  Могучее  человечество
обладало могучим оружием, и  это,  возможно,  породило  беспечность.  Люди
пропустили какую-то опасность. Она надвинулась так стремительно, что ее не
успели даже осознать - в противном случае с ней  бы  справились.  Наверно,
жестокость и недоверие необходимы в этом мире, думал Клейн, они заставляют
людей всегда быть настороже...
     Он вызвал освобожденного варварами нобиля и начал расспрашивать его о
положении в Линне. Новости были  неприятными.  Многие  рабы,  особенно  из
числа венерианских военнопленных,  жестоко  и  бессмысленно  мстили  своим
бывшим хозяевам. В  городе  все  время  росло  число  благородных  женщин,
вынужденных заниматься торговлей своим телом.
     Особенно  подробно  Клейн  расспрашивал  нобиля  о  любых   новостях,
касающихся его линнианской резиденции. С удивлением он узнал,  что  Цинзар
обнародовал приглашение всем ученым Храма принять  участие  в  изучении  и
охране "некоторых  священных  предметов  старины,  находившихся  ранее  во
владении Сиятельного Клейна".
     На мгновение задумавшись, Клейн снова обратился к нобилю:
     - Вы уверены, что этот варвар упоминал мое имя?
     - Так было написано в объявлении, - отвечал тот, пожимая плечами. - Я
читал  его,  когда  был  на  работах  в  парке,  окружающем  дворец  вашей
светлости.
     Отпустив недавнего пленника, Клейн долго обдумывал все, что рассказал
ему этот человек. Он подозревал, что его пытаются заманить в ловушку, - но
разве  мог  Цинзар  знать,  какой  неизмеримой  ценностью   обладал   этот
светящийся сгусток!
     Предположим, что это - ловушка. Ну и что же?  Ему  нужно  всего  лишь
приблизиться к шарику; несколько мгновений - и контакт  будет  установлен.
Мог ли он упустить такой шанс?
     Клейн все еще размышлял  над  этим  рискованным  предприятием,  когда
другой освобожденный из плена патриций доставил второе письмо Цинзара:

     Я был бы рад  побеседовать  с  вами  и  показать  предмет,  подобного
которому - готов держать пари  -  вы  никогда  не  видели.  Можете  ли  вы
предложить время, место и условия такой встречи?
     Цинзар.

     На следующее утро Клейн зачитал это  письмо  на  очередном  заседании
штаба. Офицеры дружно запротестовали  против  свидания  с  вождем  врагов,
однако  сочли  разумным  направить  ему  формальный  ответ.  Это  послание
гласило:

     Цинзару, главе варваров.
     Трусливая попытка  заслужить  прощение  за  совершенные  преступления
путем личного обращения ко мне - бесполезна.  Убирайтесь  с  этой  планеты
вместе со своей ордой. Только немедленное подчинение этому  приказу  может
спасти Европу от уничтожения. Остерегайтесь!
     Клейн, Великий Правитель Линна.

     Письмо отправили с захваченным вражеским офицером.  Клейн  немедленно
начал подготовку к решительной атаке основных сил варваров.  Эта  операция
была подробно разработана штабом, который рекомендовал нанести по  столице
Империи отвлекающий удар. Офицеры Клейна считали, что  высадка  десанта  в
районе Линна обескуражит защитников  города  и  даст  возможность  главным
силам армии освободить ряд удаленных ключевых центров Империи,  которые  и
являлись истинной целью атаки. Предполагалось, что  войска,  брошенные  на
штурм столицы, ночью будут тайно передислоцированы в другие районы.
     Клейн остался доволен этим планом. Он вылетел к столице  за  день  до
штурма, проделав значительную часть пути  в  аэрокрафте.  Приземлившись  в
уединенном месте, он выгрузил из машины ослика  и  тележку  с  овощами.  С
помощью этого нехитрого транспорта Клейн  преодолел  последние  двенадцать
миль до Линна.
     В своей темной рабочей одежде послушника Храма он ничем не  выделялся
среди тысяч погонщиков, бродяг, нищих и калек, двигающихся к городу. Армия
рабов в Линне была так огромна, что люди  Цинзара  были  вынуждены  быстро
наладить снабжение города пищей; без  непрерывного  подвоза  продуктов  из
окружающих столицу районов ее населению грозила голодная смерть.
     Как и докладывали разведчики Клейна, ворота города были  открыты.  Он
вошел внутрь без каких-либо помех со стороны  бывших  рабов,  стоявших  на
страже. Оказавшись в городе, среди наполнявших его толп, он стал еще менее
заметен; никто не интересовался его правом двигаться в любом  направлении.
Погоняя осла, Клейн неторопливо шел по  улице,  ведущей  к  его  городской
резиденции. Он взобрался  на  холм  и  получил  разрешение  провести  свою
тележку через  калитку  в  низкой  ограде,  которую  охранял  единственный
солдат-варвар.
     Спокойно и неторопливо, как будто совершая привычные действия,  Клейн
подогнал тележку  к  кухне  и  сдал  овощи  двум  женщинам,  вышедшим  ему
навстречу. Затем он спросил:
     - Кто сегодня отмечает получение товара?
     - Гледон! - услышал он в ответ варварское имя.
     - Где же он?
     - В конторе, конечно. Ты должен идти туда, - и одна из женщин указала
ему  на  коридор,  проходящий  рядом  с  центральным  залом,   в   котором
размещалась большая часть драгоценных машин и аппаратов.
     Когда Клейн вошел в огромную  комнату,  он  увидел  дюжину  варваров,
расположившихся в дальнем углу. Он увидел также, что контейнер со световым
шариком стоял в центре помещения.
     Туманный  шар,  пылающий  от  внутреннего  жара,  катящийся  туда   и
обратно... Он должен пройти через комнату и мимоходом коснуться его.
     Неторопливо  Клейн  двинулся  вперед,  опустил  пальцы  в   неощутимо
бесплотную субстанцию сферы и  без  остановки  направился  к  конторе.  Он
испытывал болезненное искушение не подвергаться дальнейшему риску. Если он
будет действовать немедленно и  захватит  дом,  то  получит  контроль  над
саркофагом со своим сокровищем.
     Но если он выполнит полностью задуманный план... если выполнит... Его
вдруг пронзила мысль, что саркофаг могут переставить или спрятать так, что
он не сумеет найти его в ближайшие  три  дня,  пока  светящаяся  сфера  не
потеряла своей активности... Он пожал плечами и отказался  даже  думать  о
такой возможности.
     Письма  Цинзара  произвели  на  Клейна  сильное  впечатление.   Вождь
варваров мог дать важную информацию. Где-то каким-то образом  он  разыскал
предмет  настолько  ценный  и  непонятный,  что  был  готов   пожертвовать
уважением к себе, пытаясь установить контакт с предводителем противника. С
Клейном, Правителем Линна.  С  единственным  человеком,  который  мог  ему
помочь.
     Захватить дом? Но если предпринять сейчас поспешные действия, то  это
знание будет потеряно. Нет, торопиться нельзя.
     Мысли метались в голове Клейна, пока он, внешне спокойный,  пересекал
комнату. Мгновением позже Клейн вошел в контору и сообщил варвару-офицеру,
находившемуся там, что он - ученый Храма и прибыл для сохранения  реликвий
Атомных Богов.
     Офицер, крупный, рослый мужчина, встал и  оглядел  Клейна  с  ног  до
головы. Его глаза изумленно расширились, он вздрогнул, подскочил к двери и
вызвал двух солдат. Затем офицер сказал:
     -  Клейн  Линн,  вы  арестованы!  -  И,   обернувшись   к   солдатам,
скомандовал: - Веревку, болваны!
     Когда его связывали, Клейн не сопротивлялся.
     Как только Цинзар получил известие о пленении Великого Правителя,  он
немедленно направился в Линн. Мейван, конструктор, поджидал его на плоской
крыше  центрального  дворца.  Полная,  простоватая   физиономия   толстяка
расплылась в улыбке.
     - Ваш ход оказался верным, -  сказал  Мейван  с  ухмылкой.  -  Как  и
предполагалось, мутант не  смог  упустить  такую  возможность.  Он  прибыл
сегодня утром.
     - Расскажите все мне подробно, - прозвучал золотой, чарующий голос.
     Лицо Цинзара стало  задумчивым,  когда  конструктор  описал  ему  все
детали пленения Клейна. Он задал несколько вопросов, Мейван ответил. Но он
спрашивал снова и снова, интересуясь мельчайшими подробностями;  казалось,
вопросам не будет конца. Наконец, Мейван сказал:
     - Я уверен, что наши люди выполнили все наилучшим  образом.  Им  было
приказано схватить его, как только он войдет в здание, - чтобы он  не  мог
чего-либо сотворить или коснуться какого-либо прибора. Охранники выполнили
приказ в точности. Так как они - шайка ленивых негодяев,  я  все  проверил
сам, допросив каждого в отдельности.  Но  что  могло  случиться?  Что  вас
беспокоит?
     Цинзар молчал, стараясь не выдать владевшее им  возбуждение.  Слишком
все быстро и просто получилось, сказал он себе.  Он  открыто  обратился  к
ученым Храма, предложив им совместно  владеть  реликвиями  Золотого  Века,
попавшими в руки варваров. Этот ход, с одной  стороны,  был  рассчитан  на
завоевание доверия побежденных путем демонстрации уважения к их  святыням.
С другой - это была  западня,  расставленная  для  совершенно  конкретного
ученого Храма. В обращении  Цинзара  содержалось  только  одно  условие  -
изучение священных реликвий должно продолжаться, как если бы войны не было
и в помине... "Служение богам выше мелких ссор грешного человечества", - с
изрядной долей лицемерия заявлялось в обращении.
     "Итак, проблема решена, - подумал Цинзар, - урод сам пришел ко  мне".
И он приказал вслух:
     - Доставьте его сюда. Каждая  минута  его  пребывания  в  собственном
доме, около этих машин, может грозить нам катастрофой. Мы знаем так  мало,
а он - так много...
     Ожидая своего опасного пленника, он решил проверить силовой  хлыст  -
один из сравнительно  простых  действующих  инструментов,  обнаруженных  в
городском доме мутанта. Цинзар не был человеком,  который  готов  доверять
старым истинам. То, что хлыст работал неделю назад, не  означало,  что  он
будет работать сейчас. Он проверил оружие, направив его через  распахнутое
окно на ближайшее дерево в парке. Ни звука, ни световой вспышки  -  однако
вершина  с  грохотом   рухнула   вниз.   Цинзар   испытал   удовлетворение
предусмотрительного человека, чья логика оказалась непогрешимой.  С  самых
ранних дней, когда он еще служил простым писцом, до дней его возвышения  к
власти, он рисковал ровно столько, сколько было необходимо, ни больше и ни
меньше. И даже сейчас он не мог дать гарантий, что этот колдун,  наследник
знаний Золотого Века, не уничтожит его, Цинзара, с  помощью  какого-нибудь
ловкого трюка.
     Он сунул хлыст за пояс и начал задумчиво мерить шагами обширный  зал.
Затем вызвал рабов и велел принести ящик, который стоял в леднике  дворца.
Он указал, где его поставить, и кивком головы отпустил рабов.
     Внезапно в тронный зал ворвался дежурный офицер.
     - Великий вождь, - возбужденно закричал он, указывая рукой в окно,  -
корабли! Сотни кораблей! Они атакуют нас!
     Моментом позже, стоя у окна и  наблюдая  за  приземлением  вражеского
флота, Цинзар  понял,  что  его  смутное  предчувствие  оказалось  верным.
Появление Клейна в городе  являлось  частью  продуманного  плана,  который
развивался теперь к своему смертельному концу.  Было  приятно  знать,  что
Сиятельный Клейн сам себя загнал в ловушку.
     Цинзар не стал тратить  время  на  бесполезное  наблюдение  из  окна.
Отсюда он не мог видеть всех важных деталей сражения. Он приказал  отнести
ящик обратно  и  написал  записку  для  Мейвана.  Затем,  в  сопровождении
сильного эскорта, он двинулся к штабу резервной армии,  сосредоточенной  в
центре города.
     Ядро резерва  составляли  варвары,  но  большая  его  часть  включала
рабов-венериан.  Прибытие  Цинзара  было  встречено  возбужденным   гулом.
Приветственные возгласы, стук мечей о щиты, одобрительные крики  долго  не
смолкали после того, как он вошел в здание штаба.
     Он  обсудил  положение  с  несколькими  высшими  офицерами,   которые
держались спокойно и уверенно. В соответствии с их  данными,  в  атаке  на
город участвовало шестьдесят тысяч линнианских солдат. Это точно равнялось
числу варваров, которые захватили Линн два месяца назад. Такое  совпадение
удивило Цинзара; может быть, оно имело  какое-то  символическое  значение.
Эта мысль вызвала у него насмешливую улыбку. Не символы, но  мечи  говорят
на языке победы.
     После полудня атака линниан была  отбита.  Так  как  непосредственная
опасность миновала, Цинзар вернулся во дворец и немедленно велел  принести
ящик. Затем он вызвал Мейвана. Тот  явился  через  полчаса,  толстый,  как
всегда растрепанный; широкая ухмылка блуждала на его лице. За ним  четверо
рабов тащили портшез, в котором, связанный по рукам и ногам, сидел Великий
Правитель Линна. Портшез был поставлен на пол,  и  рабы  молча  удалились.
Безнадежность была написана на лицах этих бывших нобилей Империи.
     Клейн изучал вождя варваров с нескрываемым интересом. Мнение Лидии об
этом человеке показалось ему справедливым. Вопрос заключался в том,  может
ли этот самоуверенный военный гений испытать ужас при мысли,  что  Атомные
Боги существуют и действуют. Удастся ли внушить ему этот  ужас  сейчас,  в
ближайшие полчаса?
     Цинзар прервал молчание.
     - Клянусь божественными конями, - сказал  он  с  отвращением,  -  вы,
линниане, все-таки жалкие существа.
     Клейн не ответил ничего. Часто он сам с  сожалением  думал  об  этом.
Могучая варварская сила воплощалась в стоящем перед ним Цинзаре.  Стройный
молодой человек, с лицом белым и нежным, как у женщины... впрочем, все это
ему не поможет.
     Лицо Цинзара  снова  изменилось.  Теперь  на  нем  была  нескрываемая
ирония.
     - Я имею честь  говорить,  -  сказал  он  подчеркнуто  вежливо,  -  с
Сиятельным Клейном Линном? Мы не сделали ошибки?
     Клейн принял вызов.
     - Ошибки нет, - кратко ответил он. - Я - Клейн Линн. Я шел в город  с
единственной целью - говорить с вами. И вот я здесь.
     Должно  быть,  эти  слова  прозвучали  нелепо  в  устах   спеленутого
веревками человека. Стоявшие позади охранники грубо захохотали; им вторило
хихиканье Мейвана. Один Цинзар остался невозмутимым;  его  чарующий  голос
был тверд, как сталь, когда он произнес:
     - Я не имею времени играть словами, а потому - приступим  к  делу.  Я
вижу, что вы рассчитываете на что-то, что может спасти вас; я полагаю, что
это связано с вашим знанием древних наук. - Он  положил  руку  на  силовой
хлыст, торчащий за поясом, и продолжал: - Насколько я  понимаю,  мы  можем
уничтожить вас в одно мгновение - если мы этого пожелаем.
     Клейн покачал головой.
     - Вы ошибаетесь. Убить меня - не в вашей власти.
     Мейван кашлянул и сделал шаг вперед.
     - Цинзар, - сказал конструктор  мрачно,  -  этот  человек  невыносим.
Разрешите мне дать ему пару пощечин - и мы сразу определим, помогут ли ему
Атомные Боги сохранить в целости свою физиономию.
     Цинзар  знаком  велел  ему  замолчать.  Он  пристально  посмотрел  на
пленника, глаза которого  вдруг  расширились  и  засияли,  как  звезды.  В
громадном зале воцарилось напряженное молчание. Цинзара изумило,  с  какой
невероятной быстротой мутант сумел добиться преимущества. "Убить меня - не
в вашей власти!" - этой фразой он бросил вызов своим противникам.
     Цинзар недовольно нахмурился. На самом деле его  предусмотрительность
в  отношении  Клейна  диктовалась  здравым  смыслом,  а  не  предчувствием
какого-либо бедствия. Но теперь он отчетливо осознал,  что  поведение  его
пленника ненормально и  что  за  этим  стоит  не  безрассудная  отвага,  а
несокрушимая уверенность. Значит... - он вновь нахмурил лоб, - значит, его
собственные цели и намерения относительно  Линнианской  Империи  находятся
под угрозой.
     Цинзар встряхнул  головой,  как  будто  отгоняя  тревожные  мысли,  и
сердито сказал:
     - Я хочу кое-что показать вам. Можете без опасения рассматривать этот
предмет; пока вы знакомитесь с ним, мы не будем пытаться  убить  вас.  Но,
ради вашей безопасности, советую не предпринимать никаких действий - какой
бы реальной мощью вы ни обладали.
     Он поймал на себе изумленный взгляд Мейвана.
     - Мощь! - прохрипел конструктор, тыкая пальцем в связанного пленника.
- Мощь, которой он обладает!
     Цинзар не обратил на него внимания. Дело касалось его личной тайны  -
тайны, которая занимала его воображение уже несколько лет и которую он  не
делил ни с кем. Он больше не мог медлить.
     - Принесите сюда ящик и откройте его, - приказал он охранникам.
     Шестеро солдат, бросив на пол копья, пошли к дальней  стене  зала,  у
которой стоял ящик, и с усилием подняли его. Лед уже начал таять, из ящика
капала вода, оставляя темные следы на  бесценном  паркете  тронного  зала.
Когда ящик  поставили  перед  портшезом  Клейна,  вокруг  него  немедленно
образовалась лужа.
     Находившиеся в зале люди  замерли  в  напряженном  ожидании.  Стражи,
стоявшие у дальних дверей, с любопытством  вытянули  шеи;  Мейван  застыл,
слегка наклонившись вперед. Цинзар и Клейн были спокойны; один  знал,  что
находится в ящике, другой заранее был готов ко всему.
     Вспотевшие от усилий солдаты мечами сорвали крышку и отбросили  ее  в
сторону. Волна ужаса, прокатившаяся по залу, разбила напряженное ожидание.
     То, что находилось внутри, имело в длину примерно восемь  футов.  Его
ширина казалась  неопределенной;  по-видимому,  многочисленные  складки  и
изгибы тела создавали впечатление большего размера, чем это было на  самом
деле. Очевидно, это существо погибло незадолго перед тем, как его нашли  и
положили в лед. Оно выглядело свежим, почти  живым  в  обрамлении  льда  -
негуманоид, уставившийся невидящим  взглядом  в  резной  потолок  тронного
зала.
     - Как вы получили это... это тело? - с заминкой произнес Клейн.
     - Его нашли на одной из малонаселенных лун Юпитера - через  несколько
часов после того, как там заметили странный космический корабль.
     - Когда это было?
     - Три года назад - три земных года.
     - В таком  случае,  -  задумчиво  произнес  Клейн,  -  представляется
очевидным, что этот корабль уже покинул Солнечную систему.
     Цинзар отрицательно покачал головой.
     - Наши шахтеры нашли второе тело на одном из метеоритов семь  месяцев
назад. Это существо было одето в какое-то подобие космического  скафандра.
- Цинзар помолчал и затем добавил  тихим  голосом,  так,  чтобы  не  могла
слышать охрана у дверей зала: - Эти странные находки могли посеять панику.
Я приказал надежно изолировать всех, кто имел к ним отношение.
     В течение долгого времени Клейн  пристально  рассматривал  лежащее  в
ледяном гробу существо. Наконец он поднял голову, и его глаза  встретились
с напряженным, ожидающим взглядом Цинзара.
     Клейн медленно сказал, кивнув в сторону ящика:
     - Что же вы думаете об этом?
     - Очевидно, мы встретились с негуманоидной расой, обладающей великими
научными познаниями, но безжалостной и  недружественной.  Мне  сообщали  о
внезапном и загадочном уничтожении  всего  живого  в  некоторых  удаленных
областях Европы... Эти доклады приводили меня в недоумение,  пока...  пока
не было найдено это тело. Я хотел бы знать, не является ли прибытие  этого
корабля их вторым визитом в Солнечную систему. Я не могу  представить  вам
каких-либо логических  доказательств,  но  мне  кажется,  что  цивилизация
Золотого Века была уничтожена в результате первого визита этих существ.
     Клейн внимательно слушал вождя варваров, иногда  кивая  головой.  Его
лицо было  спокойным  и  каким-то  отрешенным;  казалось,  он  не  обращал
внимания ни на веревки, глубоко врезавшиеся в его тело, ни  на  враждебные
взгляды, которые продолжал метать на него Мейван. Наконец он сказал:
     -  Благодарю  вас;  то,  что  вы  показали  и   рассказали   мне,   -
поразительно. Но какую цель вы преследовали этим?
     Цинзар глубоко вздохнул. И сделал  второй  ход,  чтобы  предотвратить
катастрофу, приближение которой он уже ясно ощущал  в  каждом  действии  и
слове своего необычного пленника. Пристально глядя на Клейна, он произнес:
     - Взаимное уничтожение наших армий может оказаться  огромной  ошибкой
для любого из нас.
     - Вы хотите просить пощады?
     Это было сказано слишком сильно. Вождь варваров  усмехнулся,  оскалив
зубы; его чарующий голос вдруг перешел в низкое рычание:
     - Я только обращаюсь к вашему здравому смыслу.
     - Думаю, что сейчас любое соглашение уже невозможно, - сказал  Клейн.
- Мои люди хотят мстить. И, в случае победы, их удовлетворит  только  ваша
смерть.
     Эти слова были  прерваны  непристойным  ругательством  Мейвана.  Лицо
конструктора налилось кровью, он потрясал огромными кулаками.
     - Цинзар, что за балаган здесь происходит? - заорал он. -  Я  никогда
не видел тебя в подобном состоянии! Никто из наших не допускает даже мысли
о возможном поражении! Я покажу, что мы должны сделать с этим... с этим...
- он задохнулся от крика, потом  обернулся  к  солдатам  охраны  и  махнул
рукой. - Парни, проткните этого урода копьем!
     Никто не двинулся с места. Охранники  смотрели  на  Цинзара,  который
невозмутимо кивнул головой и приказал:
     - Солдаты, вперед! Я хочу точно знать, можно ли убить этого человека.
     Опять никто не пошевелился. Казалось, солдаты боятся  приблизиться  к
портшезу  и  к  стоявшему  перед  ним  ящику  с  ужасным  содержимым.  Они
решительно переглядывались, когда Мейван  вдруг  бросился  к  ним,  вырвал
копье у ближайшего стража и, с угрозой выставив его вперед,  повернулся  к
связанному человеку.
     Это было все, что  он  успел  сделать.  Там,  где  только  что  стоял
конструктор, плясал в воздухе сгусток света.
     - Попробуйте, - раздался голос Клейна, - использовать силовой хлыст.
     Цинзар коснулся пояса, затем в нерешительности отдернул руку.
     - Попробуйте, не бойтесь, - повторил Клейн, - я не трону вас.
     Цинзар поднял хлыст и нажал кнопку активатора. Ничего  не  произошло.
Только световой шар, казалось, несколько увеличился в размере и засветился
ярче.
     Голос Клейна вновь расколол тишину.
     - Вы все еще не верите в богов, вождь?
     - Меня удивляет, - сказал Цинзар, - почему вас, ученого, не тревожит,
что суеверия распространяются быстрее и шире, чем научные знания. Мы,  так
называемые "варвары", - продолжал  он  гордо,  -  презираем  ваш  Храм  за
попытки сковать человеческий дух и оградить знание  от  людей.  Мы  мыслим
свободно, и всех ваших колдовских фокусов не хватит, чтобы убедить  нас  в
реальности богов.
     Несколько мгновений Цинзар сосредоточенно разглядывал колыхавшийся  в
воздухе шар, потом вернулся к солдатам охраны. Они уже пришли в себя после
неожиданного  исчезновения  Мейвана.  Для  этих  людей,  считающих  смерть
профессиональным риском своего ремесла, появление реальной опасности  было
подобно отрезвляющему удару. На их лицах  уже  не  было  следов  страха  и
нерешительности. Цинзар одобрительно кивнул  головой,  перевел  взгляд  на
световой шарик и произнес:
     - Что касается вашего способа управления этим  объектом,  то  он  мне
совершенно непонятен. Но думаю, что боги здесь совершенно ни при чем.
     Это последнее замечание поразило Клейна, и он недоверчиво спросил:
     - Действительно ли никто из вашего народа не верит в Атомных Богов?
     - Солдаты, - резко приказал Цинзар, - убейте его!
     Раздался лязг оружия, тяжелый топот, и вдруг  все  звуки  оборвались.
Только сгусток света мерцал у дверей зала. Стражи больше не было.
     - Теперь вы верите? - сказал Клейн.
     Вождь варваров выглядел уставшим и старым.
     - Я проиграл войну... - пробормотал он. - Только в это я верю. А  вам
достанется мантия властителя, упавшая с моих плеч. -  Он  помолчал,  затем
огонь любопытства вспыхнул в его глазах. - Оставим ваших  богов  в  покое.
Скажите, что из себя представляет этот шар?
     - Он содержит целую звездную вселенную.
     Пытаясь осознать это,  Цинзар  нахмурил  брови  и  коснулся  ладонями
висков.
     - Целую вселенную? Как это может быть? - спросил он наконец.
     - Если вы посмотрите внутрь  сферы  через  увеличительную  трубу,  вы
увидите звезды. Шар подобен окну в пространстве - но это не  окно.  Это  -
сама вселенная.
     Вождь варваров был в замешательстве.
     - Это - вселенная? - сказал он озадаченно, разглядывая шар.
     Клейн кивнул, не давая больше никаких пояснений. Не так легко  понять
и принять подобную мысль. Даже ему в свое время это далось с трудом,  хотя
в древних источниках он нашел подробные письменные разъяснения.
     Цинзар покачал головой:
     - Вы имеете в виду, что и Земля, и Солнце тоже находятся  там?  -  он
указал на сферу.
     - Наш мир, - терпеливо сказал Клейн, - является  четырехмерным.  Все,
что  существует  вокруг  нас,  -  проекция  четырехмерного  мира  на   три
измерения, доступные нашим чувствам. Но древние ученые открыли иной способ
создания такой проекции; ее вы и видите перед собой.
     Глаза Цинзара  сузились,  он  снова  покачал  головой  и  недоверчиво
спросил:
     - Как можете вы утверждать, что вся огромная вселенная  помещается  в
таком маленьком объеме?
     Клейн пожал плечами.
     - Что такое "огромное" и что такое "малое" - зависит от точки  зрения
наблюдателя. Это - относительные  понятия,  и  проблемы  их  сопоставления
просто не существует.
     Цинзар нахмурился и, резко выпрямившись, сказал:
     - Я знаю, что полностью нахожусь в вашей власти. Полагаю, что в такой
предельно ясной ситуации вы могли бы сказать мне правду  о  своем  оружии.
Очевидно, вы не хотите  этого  сделать.  Поверить  в  ваши  фантастические
домыслы я не могу.
     Клейн  покачал  головой,  ничего  не  сказав.  Он  дал   единственное
объяснение, которое у него имелось; оно оставалось правильным, хотя логике
обыденной жизни трудно было примириться с ним. Но он не ставил это в  вину
варвару. Он сам только постепенно смог привыкнуть к  мысли,  что  истинная
природа материи совсем не такова, какой ее ощущают чувства человека.
     Клейн напряг тело, и опутывавшие  его  веревки  рассыпались  в  прах.
Время  философских  упражнений  закончилось;  настало  время  действовать,
заставлять, убеждать. Он встал на ноги  и  шагнул  вперед.  Ритмы  далекой
эпохи отбивали такт  его  движений,  и  яркий  шар,  символ  ее  знаний  и
могущества, парил над его головой.
     - Итак, что же вы решили? - сказал Цинзар.
     - Боги требуют безоговорочной капитуляции; боги требуют вашей смерти,
- ответил Клейн.
     - Глупец, - яростно воскликнул Цинзар, - я бросил бы вам под ноги всю
Солнечную систему! Неужели этот монстр в ящике ни в  малейшей  степени  не
повлиял на ваше решение?
     - Повлиял.
     - Но тогда...
     - Я не верю, -  спокойно  произнес  Клейн,  -  в  возможность  нашего
совместного правления миром.
     Пауза. Потом Цинзар сказал:
     - Вы зашли далеко. Тот, кто использует подобную энергетическую  мощь,
редко остается в живых.
     - Да, - ответил Клейн, - я зашел далеко.
     Цинзар указал на лежащее в ящике тело.
     - Здесь - реальная угроза Линну и  всему  человечеству.  Вы  обещаете
справиться с ней, Великий Правитель?
     - Я, - сказал Клейн, - уже не могу обещать ничего...
     Их глаза встретились  -  глаза  людей,  почти  понявших  друг  друга.
Глубокий вздох Цинзара прервал тяжелое молчание.
     - Я объявляю о нашей безоговорочной капитуляции, - произнес он,  -  и
надеюсь, что у вас - или у вашего преемника -  хватит  отваги  и  здравого
смысла, чтобы изменить и защитить этот мир.
     В  хорошо  охраняемом  здании,  расположенном  в   пригороде   Линна,
сверкающий сгусток энергии неторопливо катится по узкому желобу.  Во  всей
Солнечной  системе  нет  ничего  подобного  этому  сгустку.  Он   выглядит
маленьким, но  это  только  иллюзия,  обманывающая  человеческие  чувства.
Книги, что описывают его, и люди, которые пишут эти книги, знают истину.
     Они  знают,  что  микровселенная,  заключенная  в   нем,   непрерывно
пульсирует  и  сила  этих  пульсаций  неизмеримо  огромна.  Он   поглощает
космические лучи и атомную энергию подобно ненасытной губке. Он  всасывает
любую форму субмолекулярной энергии, освобождаемой в его присутствии. И  в
момент, когда достигнуто  критическое  насыщение,  он  возбуждает  реакцию
мезонного распада в любом коснувшемся его теле.
     У него есть только одно уязвимое  место  -  и  люди,  с  присущей  им
ненасытностью, используют эту  слабость  в  своих  целях.  Он  подчиняется
мысли. Или кажется, что подчиняется.
     Плата за такое подчинение, действительное  или  кажущееся,  высока  и
равна жизни. Но всегда найдется безумец - или герой  -  готовый  заплатить
эту цену.
     Они связаны мыслью, человек и Вселенная, это очевидно. И только  один
великий  вопрос  возникал  перед  Клейном,  а  до  него  -  перед  учеными
древности: что означает эта  связь?  Она  значит,  что  человек  управляет
Вселенной - или что Вселенная управляет человеком?

                            Альфред ВАН ВОГТ

                              ЧЕРНЫЙ ХИЩНИК

                                    1

      Все  дальше  и  дальше  забирался  Керр.  Черная,  безлунная,  почти
беззвездная   ночь   неохотно   уступала   угрюмой    красноватой    заре,
подкрадывающейся с левой стороны. Свет этот не давал надежды,  что  вскоре
станет  тепло.   Из   темноты   медленно   проступал   кошмарный   пейзаж.
Потрескавшиеся черные скалы и черная  мертвая  равнина.  Из-за  горизонта,
разгоняя мрак, показалось бледно-розовое солнце. И нигде  ни  следа  живых
созданий, которых он, страдая от голода, искал уже несколько дней.
     Он остановился как вкопанный,  осознавая  происходящее.  Его  большие
передние лапы вздрагивали аж до самых кончиков острых, как бритва, когтей.
Приподнялась и  взъерошилась  шерсть  на  загривке.  Керр  покрутил  своей
большой кошачьей  головой,  и  его  уши  начали  лихорадочно  дрожать.  Он
вслушивался в каждое дуновение ветра, в каждый посторонний звук. Ничто  не
указывало  на  присутствие  живых  существ,  служивших  ему   единственным
пропитанием на этой опустошенной планете.  Он  присел  на  задние  лапы  -
огромный кошачий силуэт на  фоне  туманного  красноватого  горизонта,  как
будто акварель, изображающая черного тигра в мире странных теней.
     Керр забеспокоился, что потерял чутье. Раньше он мог чуять добычу  на
значительном расстоянии. Он  уже  ослаб  физически.  Со  всех  сторон  его
окружал мертвый мир. Только семь раз за последний месяц встречал он  живые
существа, и то слишком слабые, чтобы двигаться, исхудавшие и обреченные на
голодную смерть. Тогда он приканчивал их и жадно пожирал то, что в них еще
осталось. Вспоминая об этом, Керр задрожал от возбуждения.  Потом  громко,
вызывающе зарычал, рык завибрировал в воздухе, раз  и  еще  раз  отразился
эхом от скал и отдался в его собственных  ушах.  Так  он  выразил  волю  к
жизни.
     И вдруг Керр замер. В небе над далеким  горизонтом  горела  маленькая
светящаяся точка.  Она  приближалась  и  вскоре  превратилась  в  огромный
металлический шар. Блестя  как  полированное  серебро,  шар  пролетел  над
Керром и медленно удалился за черную линию скалистых гор. Керр увидел, как
шар на мгновение замер, потом опустился и исчез из виду. Керр, удивленный,
сорвался с места и помчался среди скал. Его круглые  глаза  горели  алчным
огнем, усы вздрагивали. Он предчувствовал пищу в таком количестве, что его
просто мутило от голода.
     Далекое розоватое солнце было уже высоко  на  фиолетово-черном  небе,
когда Керр притаился за скалой и из ее  тени  взглянул  на  лежащий  внизу
город. Серебристый корабль, несмотря на свои размеры,  казался  теперь  на
фоне разрушенного города очень маленьким. Шар стоял в выжженном углублении
на самом краю вымершей столицы. Керр присматривался к незнакомым  двуногим
существам.  Они  собрались  маленькими  группами  у  подножия   движущейся
лестницы, выбегали из ярко освещенного отверстия, расположенного в верхней
части корабля. Вот оно, немедленное  утоление  голода.  В  горле  у  Керра
пересохло,  в  голове  потемнело:  броситься  на  эти  слабые   незнакомые
создания,  растерзать  их...  Но  в   памяти   вдруг   возникли   туманные
воспоминания о далеком прошлом  его  расы,  о  машинах  для  убийства,  об
источниках энергии, более мощных, чем все его физические возможности.  Это
его остановило. Он заметил, что эти существа одеты во что-то из блестящего
материала, в котором отражалось солнце. Вероятно, это научная экспедиция с
какой-то другой звезды. Ученые будут исследовать, а не убивать. Ученые  не
убьют его, если он не будет на них нападать. Ученые - по-своему дураки.
     Осмелев от голода, Керр вышел на открытое пространство. Его заметили.
Оборачиваются и смотрят. Трое ближайших медленно отходят к другим группам.
Один, небольшого роста, вытаскивает из висящего на  боку  футляра  матовый
металлический стержень.
     Керр галопом мчался вперед. Поворачивать назад уже поздно.
     Эллиот Гросвенор остался там, где стоял, у помоста  корабля.  Он  уже
привык к тому, что он  всегда  на  втором  плане.  Во  время  полета,  как
единственный на борту  "Гончего  Пса"  нексиалист,  он  встречал  довольно
пренебрежительное отношение со стороны коллег, которые, специализируясь  в
других областях науки, не очень-то представляли и даже  не  хотели  знать,
что  такое  вообще  нексиализм.  Гросвенор,  как  мог,  пытался   улучшить
положение, но он, честно  говоря,  сущность  нексиализма  сам  представлял
довольно смутно...
     Внезапно ожило радио в его скафандре. Послышался чей-то смех и слова:
     - Мне что-то не хочется рисковать с таким огромным зверем.
     Гросвенор узнал голос Грегори Кента, начальника отдела  химии.  Кент,
хотя и был небольшого роста, являлся выдающейся  личностью.  Среди  членов
экспедиции у него находилось множество друзей  и  сторонников,  и  он  уже
выставил свою кандидатуру на пост генерального директора,  рассчитывая  на
успех в приближающихся выборах. Из всех,  кто  смотрел,  как  приближается
зверь, только он достал оружие. Теперь он стоял и  перебирал  пальцами  по
стволу.
     Послышался еще один голос, более низкий и спокойный -  тоже  знакомый
Гросвенору голос Кента Мортона, генерального директора экспедиции.
     -  Это  ведь  одна  из  причин,  по  которым  вас  направили  в   это
путешествие, мистер Кент... Вы же больше  любите  опираться  на  очевидные
истины, чем рисковать.
     Это дружеское замечание не имело ничего общего с тем фактом, что Кент
стал противником Мортона, выставив свою кандидатуру на его пост.  Конечно,
это  мог  быть  и  ловкий  дипломатический   прием,   намекающий   наивным
слушателям, что директор вовсе не испытывает неприязни к своему сопернику.
Гросвенор не сомневался, что хитрости Мортону не занимать. Он уже дал  ему
свою оценку - человек быстрый, в меру порядочный, очень  интеллигентный  и
предприимчивый.  Мортон  вышел  на  несколько   шагов   вперед.   Высокий,
плечистый,  он  казался  в  своем  скафандре  очень  крупным.  Он   стоял,
рассматривая похожего на огромного  кота  зверя,  бежавшего  к  ним  через
черную каменистую равнину.
     Тем временем до ушей Гросвенора долетали комментарии:
     -  Не  хотелось  бы  встретить  этого  котика  в  полночь  в   темном
переулке...
     -  Ерунда.  Это  наверняка  разумное  существо.  Скорее   всего,   из
господствующей расы.
     - Его физическое строение, - послышался голос психолога Зиделя,  -  а
также приспособление к окружающей среде говорит  о  том,  что  это  скорее
всего животное. Однако, с другой стороны, тот факт, что  он  идет  к  нам,
свидетельствует,  что  это  разумное  существо,  которое   осознает   нашу
разумность. Обратите внимание на его движения. Он идет осторожно, так  как
понимает, что у нас  есть  оружие.  Мне  бы  хотелось  взглянуть  на  него
поближе.  Может,  это  потомок  жителей  этого  города.  -  Он  замолк  на
мгновение, потом добавил: - Хорошо  бы  найти  способ  вступить  с  ним  в
контакт.  Однако  пока  что  я  склонен   полагать,   что   это   существо
дегенерировало до животного уровня.
     Керр остановился в некотором отдалении от людей. Он чувствовал, что в
любой момент голод может взять верх над рассудком. В мозгу царил  страшный
хаос, только огромным усилием  воли  ему  удалось  сдержаться.  Ему  стало
жарко, как будто его  окунули  в  расплавленный  металл.  Туманная  пелена
застилала глаза. Люди подошли ближе. Керр видел, что они разглядывают  его
с нескрываемым любопытством. За  прозрачными  стеклами  шлемов  шевелились
губы. Керр понял, что они общаются друг с другом. Но,  хотя  он  прекрасно
слышал волну, на которой они говорили, смысл их слов до него  не  доходил.
Как можно дружелюбнее Керр произнес свое имя  и  одновременно  показал  на
себя лапой.
     Гросвенор услышал чей-то голос:
     - Мне послышалось что-то странное по радио, когда он шевельнул усами,
мистер Директор. Может быть...
     - Может быть, - ответил на неоконченный вопрос Мортон. - У  вас  есть
работа,  мистер  Гурлей.  Если  это  существо  разговаривает   с   помощью
радиоволн, то,  возможно,  удастся  создать  какой-то  язык  сигналов  для
общения с ним.
     Значит, это был голос Гурлея, главного связиста. Записывая  разговор,
Гросвенор подумал,  что,  может  быть,  появление  этого  зверя  даст  ему
возможность записать голоса всех членов экспедиции.
     -  Да,  -  сказал  Зидель,  психолог,  -  если  его  нервная  система
достаточно развита, то после обучения он мог бы управлять любой машиной.
     - Думаю, нам надо вернуться на корабль и пообедать, - сказал директор
Мортон. - У нас еще очень много дел. Необходимо  узнать  о  развитии  этой
расы и особенно о причинах ее гибели. На Земле в древности  одна  культура
за другой  достигала  своей  вершины,  потом  распадалась,  но  всегда  на
развалинах предыдущей  возникала  новая.  Почему  же  этого  не  произошло
здесь?.. Каждый должен будет исследовать это в своей области.
     - А что с этим котом? - спросил кто-то. - Похоже, он хочет  войти  на
корабль вместе с нами.
     Мортон усмехнулся, но ответил серьезно: - Хотелось бы, чтобы  нашелся
способ обойтись без применения силы. Как вы думаете, мистер Кент?
     Низенький химик отрицательно покачал головой.
     - В здешней атмосфере больше хлора, чем кислорода, хотя,  собственно,
немного и того, и другого. Наш кислород разорвет ему легкие.
     Гросвенор не сомневался, что зверь не принимает такой возможности  во
внимание. Он смотрел, как тот входит вслед за двумя людьми на эскалатор  и
исчезает в проеме люка. Двое впереди обернулись к Мортону, который  махнул
им рукой и крикнул:
     - Откройте вторую камеру, чтобы он  глотнул  немного  кислорода.  Это
отобьет у него всю охоту соваться на корабль.
     Через несколько секунд снова послышался голос Мортона,  на  этот  раз
полный изумления: - Нет, это невероятно! Он даже не ощущает разницы!  Либо
у него нет легких, либо... Он спокойно может войти! Мистер  Смит,  это  же
настоящее сокровище для биолога... Что за приспособляемость!
     Смит был высоким худым костлявым мужчиной с  хмурым  лицом.  Голос  у
него для такой внешности был необычно сильным.
     - До сих пор мне приходилось встречать, - сказал  он,  -  только  две
высших формы жизни. Это зависящие от хлора и, как и мы сами, зависящие  от
кислорода...  Два  элемента,  необходимые  для  окисления.  Есть,  правда,
некоторые сведения, довольно туманные, о форме жизни, дышащей  фтором,  но
ничего такого я еще не видел. Готов поклясться своей  репутацией,  что  ни
один сложный организм никогда не мог бы приспособиться  к  дыханию  обоими
этими газами. Мортон, мы не можем допустить, чтобы этот  экземпляр  сбежал
от нас!
     Директор Мортон заметил, усмехнувшись:
     - Похоже, он и сам хочет остаться с нами.
     Мортон уже поднялся по эскалатору наверх и двинулся в шлюзовую камеру
вслед за Керром и теми двоими.  Гросвенор  тоже  поспешил  туда  вместе  с
остальными. Огромный люк закрылся, и в камеру с шипением  начал  поступать
воздух. Все стояли подальше от зверя. Гросвенор  смотрел  на  него  все  с
большим беспокойством. У  него  возникло  несколько  предположений,  и  он
досадовал, что не может поделиться ими с Мортоном, хотя и должен иметь  на
это право. В соответствии  с  уставом,  действовавшим  на  борту  корабля,
руководители отделов имеют прямой доступ к директору. Как начальник отдела
нексиализма - хота отдел этот состоял из одного человека - Гросвенор  тоже
имел на это право, радио в его скафандре должно было быть устроено так же,
как и у начальников других отделов. К сожалению,  он  мог  только  слышать
голоса остальных, слышать, о чем говорят эти "великие  люди",  работая  за
пределами корабля. В случае, если он хотел с кем-то поговорить, либо  если
ему грозила опасность, он должен был переключаться на  связь  с  кораблем.
Однако он не оспаривал справедливости  такой  системы.  На  корабле  почти
тысяча человек, так что трудно представить, что было бы, если б все  могли
морочить Мортону голову, когда им только захочется.
     Открылись двери камеры, ведущие  в  нутро  корабля.  Гросвенор  вошел
вместе с остальными и пошел  к  рядам  лифтов.  Мортон  и  Смит  о  чем-то
заспорили, наконец Мортон сказал:
     - Отправим его наверх одного, если он захочет.
     Керр не сопротивлялся, пока не услышал, как хлопнула дверь  лифта,  и
не почувствовал, что поднимается в этой запертой клетке. В  мозгу  у  него
снова помутилось. С рычанием он завертелся на месте, а  потом  всем  телом
бросился на  дверь.  Металл  прогнулся  от  удара,  а  он  ощутил  острую,
пронзительную боль. Теперь он был только зверем, попавшим  в  ловушку.  Он
ударил по металлу лапой, затем другой и начал отдирать когтями приваренные
листы. Лифт со скрежетом подскакивал  и  раскачивался,  а  магнитная  сила
тащила его дальше вверх, несмотря на оторванные куски металла, цеплявшиеся
за стены шахты. Лифт остановился только там, где должен был  остановиться.
Керр оторвал остаток двери и, выскочив в коридор, ждал, пока подойдут люди
с оружием наготове.
     - Ну и дураки же мы, - сказал Мортон. - Надо было показать  ему,  как
работает лифт. Он подумал, что мы его обманули.
     Он помахал Керру. Гросвенор заметил, как гаснет дикий блеск в  желтых
глазах зверя, когда Мортон несколько раз открыл и закрыл двери  ближайшего
лифта. Сам Керр закончил эту лекцию. Увидев выход из  коридора  в  большой
зал, он двинулся туда, лег на ковер и расслабился. Его злило  то,  что  он
проявил страх. Он был уверен, что потерял перевес, который имел  бы,  если
бы делал вид, что он спокойное и безобидное создание. Теперь он испугал  и
удивил их. Значит, еще сложнее становится его задача - овладеть  кораблем.
На  планете,  с   которой   прилетели   эти   существа,   наверняка   есть
неограниченное количество пищи.

                                    2

     Немигающим  взглядом  Керр  смотрел,   как   люди   убирают   остатки
металлических ворот огромного старого здания. Все пообедали, снова  надели
скафандры, и теперь он видел людей везде, куда бы ни кинул взгляд.
     Его интересовала исключительно пища. Каждая клетка его тела требовала
еды. От голода его мускулы начали  вздрагивать,  весь  он  горел  желанием
погнаться за людьми, направившимися в глубь города. Один из  них  пошел  в
одиночку.
     Во время обеда люди угощали его разной едой,  не  представлявшей  для
него никакой ценности. Скорее всего, они  не  представляли  себе,  что  он
должен убивать и есть живые организмы.
     Шли минуты. А Керр все сдерживал себя. Он лежал и смотрел  на  людей.
Они тащили какую-то машину с корабля  к  завалу,  загромождавшему  вход  в
здание. Острым звериным зрением он замечал  каждое  их  движение.  Он  уже
понял, что пользоваться этой машиной очень просто. Еще до того, как  яркий
луч рассек твердые камни, он уже знал, что будет  именно  так.  Однако  он
изобразил удивление, вскочил и зарычал, как бы в тревоге.
     С маленького патрульного катера Гросвенор наблюдал за его реакцией.
     Следить за Керром он решил по собственной инициативе. Впрочем, делать
ему все равно больше нечего. Помощь  единственного  нексиалиста  на  борту
"Гончего Пса" никому была не нужна.
     Тем временем развалившиеся  ворота  убрали.  Директор  Мортон  и  еще
кто-то вошли внутрь. Вскоре в радиофоне Гросвенора  зазвучали  их  голоса.
Разговор начал не Мортон, а другой:
     - Развалины. Видимо, после какой-то  войны.  Интересно,  что  это  за
машины и как их приводили в действие.
     - Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, - спросил Мортон.
     - Очень просто, - послышался ответ.  -  Пока  что  я  не  вижу  здесь
ничего, кроме машин. И почти каждая снабжена трансформатором.  Но  где  же
источники  питания?  Надеюсь,  что  в  здешних   библиотеках   мы   найдем
информацию. Что же здесь произошло, если погибла такая цивилизация?
     - Говорит Зидель, - послышался в радиофоне третий голос. -  Я  слышал
ваш вопрос, мистер Пеннокс. Существуют по крайней  мере  две  причины,  по
которым может погибнуть цивилизация. Одна из них - отсутствие пищи. Вторая
- война.
     Гросвенор был рад, что Зидель назвал фамилию того, другого. Еще  один
голос в коллекцию. Пеннокс был главным инженером корабля.
     - Послушай, друг мой, психолог, - сказал Пеннокс. - С их знаниями они
могли бы решить проблему, где  взять  пропитание,  по  крайней  мере,  для
некоторой части населения. А  если  не  могли,  то  почему  не  попытались
открыть себе дорогу в космос, чтобы отправиться на другие планеты?
     - Спросите Гэнли Лестера, - сказал директор Мортон. - Я  слышал,  как
он излагал некую теорию еще до посадки.
     Гэнли Лестер, астроном, сразу же ответил:
     - Нужно еще проверить все мои данные. Но один факт интересен  сам  по
себе. Этот мертвый мир  -  единственный,  который  крутится  вокруг  этого
солнца. Ничего больше нет - ни спутника,  ни  даже  планетоида.  Ближайшая
звездная  система  находится  на  расстоянии   девятисот   световых   лет.
Следовательно, это огромная проблема для местной цивилизации - одним махом
решить проблему не только межпланетных, но и  межзвездных  перелетов.  Для
сравнения вспомним собственный опыт.  Сначала  мы  достигли  Луны.  Только
потом полетели на планеты. Каждый успех приводил к  следующему  успеху,  и
только через много лет  состоялся  первый  длительный  полет  к  ближайшей
звезде. И, наконец, совсем недавно человечество открыло антиускорение, что
послужило началом  полетов  к  другим  галактикам.  Принимая  все  это  во
внимание, я утверждаю, что ни одна  цивилизация  не  могла  бы  достигнуть
этого без длинного ряда соответствующих исследований.
     Они продолжали разговор, но Гросвенор уже не слушал. Он смотрел туда,
где последний раз видел огромного кота. Зверь исчез.  Гросвенор  выругался
про себя, злясь, что на  момент  отвлекся.  Оглядываясь  по  сторонам,  он
пролетел на своем маленьком катере над всей территорией. Однако там царило
слишком большое оживление, слишком  много  было  развалин,  слишком  много
строений. Он приземлился и по очереди спросил нескольких встретившихся ему
техников.  Большинство  из  них  припоминало,  что  "кот  тут   пробегал".
Недовольный Гросвенор снова сел в свой катер и полетел над городом.
     Керр  перебегал  от  группы  к  группе,   полный   нервной   энергии,
беспокойный от голода. Вдруг он увидел  перед  собой  маленький  вездеход.
Когда вездеход подъехал к  нему  и  остановился,  затрещала  кинокамера  -
делались съемки. Чуть подальше, на скалистом холме,  заработала  бурильная
установка. Керр видел все, как в тумане. Всем телом он рвался в погоню  за
человеком, который пошел один. Внезапно Керр почувствовал, что  больше  не
может выдержать. Густая слюна выступила на его морде. Ему казалось, что  в
данный момент никто не обращает на него внимания,  и  он  помчался  вперед
большими плавными прыжками. Он забыл обо всем,  кроме  своей  цели,  будто
какая-то волшебная щетка очистила его мозг от всех воспоминаний. Он мчался
по заброшенным улицам, через провалы, зияющие в  разрушенных  от  старости
стенах, и через длинные коридоры в  обветшавших  домах.  Потом  он  сбавил
темп, почуяв добычу. Наконец  Керр  остановился  и  выглянул  из-за  груды
камней. Человек стоял около чего-то, что  когда-то  могло  быть  окном,  и
светил в темноту лучом фонарика.  Фонарик  щелкнул  и  погас.  Атлетически
сложенный  человек  отошел  быстрым  шагом,  внимательно  осматриваясь  по
сторонам. Керру не понравилась эта бдительность. Она означала молниеносную
реакцию на опасность и предвещала хлопоты. Когда человек исчез  за  углом,
Керр тихо, но быстро выскользнул из своего укрытия. Как тень он  промчался
вдоль длинного  ряда  домов.  На  углу  он  молниеносно  свернул,  пересек
открытое пространство и на брюхе вполз в полумрак между  угловым  домом  и
огромной кучей обломков. Теперь он видел перед собой улицу  как  ущелье  с
высокими склонами из обломков и камней. Он  лежал,  притаившись  у  самого
узкого выхода из ущелья.
     В решающий момент он слишком поторопился. Едва  человек  приблизился,
засаду выдал град падающих  камней.  Человек  поднял  голову  и  посмотрел
вверх. Изменившись в лице, он схватился за оружие.  Керр  вытянул  лапу  и
одним ударом смял шлем скафандра. Металл треснул, хлынула  кровь.  Человек
согнулся пополам. Еще мгновение ноги, кости и  мускулы  как-то  удерживали
его в вертикальном положении. А потом он рухнул  на  землю.  Конвульсивным
движением Керр прыгнул на  добычу.  Он  быстро  разорвал  когтями  металл,
хрустнули кости. Керр погрузил морду в теплое человеческое  тело  и  начал
жадно глотать кровь. Минуты три пребывал он в упоении, когда вдруг  что-то
темное мелькнуло перед его глазами. Он поднял  голову  и  увидел,  что  со
стороны солнца, склоняющегося к горизонту, летит маленький  корабль.  Керр
на мгновение замер, а потом ловко спрятался среди обломков. Когда он снова
выглянул,  кораблик  медленно  удалялся,  по  делал  круг,  так  что   мог
вернуться. Доведенный  почти  до  бешенства  прерванным  пиршеством,  Керр
оставил свою добычу и побежал назад к космическому кораблю. Он мчался  как
зверь, убегающий от опасности, и замедлил темп лишь  когда  увидел  группу
работающих людей. Он осторожно подошел к ним, но они были так заняты,  что
он мог пройти мимо почти не замеченным.
     Гросвенор искал Керра, все больше беспокоясь. Город оказался  слишком
большим. В огромном количестве  руин  мест,  где  можно  спрятаться,  было
больше, чем он думал раньше. Наконец он направился назад  к  кораблю  и  с
облегчением увидел, что зверь лениво лежит на скале и греется  на  солнце.
Он осторожно остановил катер на небольшой высоте позади  Керра.  Гросвенор
все еще наблюдал за ним с этой позиции, когда через двадцать минут услышал
по радио сообщение, от которого кровь застыла  в  жилах:  одна  из  групп,
исследовавших город,  обнаружила  растерзанный  труп  доктора  Джарвея  из
отдела  химии.  Гросвенор  записал   координаты   и   полетел   на   место
происшествия. Почти сразу же он узнал, что директор Мортон не прибудет  на
место происшествия, лишь дал команду доставить тело на корабль.
     Там  уже  были  друзья  Джарвея,  внешне  спокойные,   но   в   позах
чувствовалось напряжение. Гросвенор с ужасом посмотрел на  клочья  мяса  у
залитого кровью скафандра, в горле у него что-то сжалось. Он услышал голос
Кента:
     - Хотелось ему одному ходить, черт побери!
     Слова эти были сказаны охрипшим голосом. Гросвенор вспомнил, что Кент
и его главный ассистент Джарвей  были  сердечными  друзьями.  Кто-то  еще,
похоже, отозвался на спецволне отдела химии, так как Кент ответил:
     - Да, надо сделать вскрытие.
     Значит, многого не удастся услышать,  подумал  Гросвенор.  Он  быстро
коснулся комбинезона одного из стоящих рядом химиков и спросил:
     - Разрешите, я послушаю с вашей помощью?
     - Пожалуйста.
     Держась пальцами за плечо химика,  он  услышал,  как  кто-то  говорит
дрожащим голосом:
     -  Самое  худшее  в  том,  что  это   убийство   кажется   совершенно
бессмысленным.
     На общей волне отозвался Смит, биолог. Он выглядел более угрюмо,  чем
остальные:
     - Может быть, этот напавший хотел сожрать Джарвея, но обнаружил,  что
это мясо для него непригодно. Наш котик тоже ведь не  хотел  есть  ничего,
что мы ему давали... - Он замолчал, а потом медленно  спросил:  -  А  это,
случайно, не он? Большой,  сильный,  вполне  мог  бы  это  сделать  своими
лапами.
     Его перебил директор Мортон, слушавший разговор с корабля:
     - Вероятно, не ты один так подумал. В конце концов,  он  единственное
пока живое существо, которое мы здесь  увидели.  Но,  естественно,  мы  не
можем убить его только на основании подозрений.
     - Впрочем, - сказал кто-то, - я ни на миг не терял его из виду.
     Прежде чем Гросвенор успел что-то сказать, на общей волне  послышался
голос Зиделя, психолога:
     - Мортон, я разговаривал с несколькими людьми, и сперва они говорили,
что ни на мгновение не теряли зверя из виду. А потом  признавали,  что  он
мог на несколько минут удалиться. Я тоже мог бы сказать, что он все  время
был поблизости. А когда начинаю задумываться, обнаруживаю, что в некоторые
моменты, может даже в течение ряда минут, нигде его не видел.
     Гросвенор вздохнул. То, что он хотел сказать, уже сказал Зидель.
     Тишину нарушил Кент, с ожесточением заявив:
     - А я говорю, что незачем рисковать.  Подозрения  вполне  достаточно,
чтобы  уничтожить  эту   бестию   прежде,   чем   она   наделает   больших
неприятностей.
     - Мистер Корита, вы здесь поблизости? - спросил Мортон.
     - Около тела, директор.
     - Вы ходили по окрестностям с Кранесси и Ван Хорном.  Как  по-вашему,
этот зверь может быть потомком расы, господствовавшей на планете?
     - Директор, во всем этом кроется какая-то тайна, -  медленно  ответил
высокий японец. - Посмотрите все на эту  прекрасную  линию  крыш  на  фоне
неба.  Обратите  внимание  на  очертание  зданий.  Эти  существа,  хотя  и
построили огромный город, любили природу. Строения не только красивы.  Они
сами по себе украшения. Вот  эквиваленты  дорической  колонны,  египетской
пирамиды и готического собора, как бы вырастающие из этих скал, прекрасные
в своей целесообразности. Если этот мертвый, покинутый мир  можно  считать
матерью-землей, то когда-то ее обитатели наверняка ее очень  любили.  Судя
по машинам, они были математики, но прежде всего это были  художники.  Они
не строили  геометрически  распланированных  метрополий.  Здесь  мы  видим
настроение какой-то  вдохновенной  веры  в  торжество  духа.  О  глубоком,
радостном волнении говорит кривизна улиц и бульваров, неровные ряды домов.
Это не была цивилизация, клонящаяся к закату, это была  молодая,  крепкая,
сильная культура, верившая  в  свое  великое  будущее.  И  в  этот  период
наступил ее конец. Я утверждаю, что  эта  культура  распалась  внезапно  в
период наибольшего расцвета. Социологическим последствием такой катастрофы
вполне могло бы  быть  полное  падение  морали,  возврат  к  полуживотному
существованию без каких-либо идеалов. И полное безразличие к смерти.  Если
этот... если наш зверь - потомок такой расы, то это  должно  быть  хитрое,
коварное создание, убийца, который хладнокровно перегрызает  горло  своему
же собрату.
     - Довольно! - коротко сказал  Кент.  -  Директор,  я  готов  привести
приговор в исполнение!
     - Я против! - бурно запротестовал Смит. - Господин  директор,  нельзя
убивать этого зверя, даже если он виноват. Это же сокровище для биологии.
     Кент и Смит гневно посмотрели друг на друга. Потом Смит сказал:
     - Дорогой  мистер  Кент,  я,  конечно,  понимаю,  что  вы  хотели  бы
разложить его в своем отделе по пробиркам и исследовать состав его крови и
тканей. Однако, должен сказать, что вы, к сожалению,  слишком  торопитесь.
Мы в отделе биологии хотели бы иметь  живой  организм,  а  не  мертвый,  Я
думаю, что и физики  хотели  бы  видеть  его  живым.  Увы,  вы  стоите  на
последнем месте. Придется с этим примириться. Вы его получите  через  год,
не раньше.
     - Я смотрю на это не с научной  точки  зрения,  -  сдавленно  ответил
Кент.
     - Но теперь Джарвей мертв и ему ничем не поможешь...
     - Я прежде всего человек, а потом уже химик, - резко ответил Кент.
     - Из-за своих эмоций вы хотите уничтожить ценный экземпляр?
     - Я хочу уничтожить опасное существо,  возможностей  которого  мы  не
знаем. Мы не можем рисковать жизнью других людей.
     - Хорошо, мистер Смит, - решительно  прервал  спор  Мортон.  -  Пусть
живет, И если теперь, когда мы кое-что о нем знаем, произойдут  какие-либо
несчастья, то исключительно из-за нашей  неосторожности.  Конечно,  вполне
возможно, что мы ошибаемся. Мне, как и Зиделю, тоже кажется, что зверь был
все время поблизости. Может быть, мы  несправедливо  его  обвиняем.  Да  и
откуда такая уверенность, что на планете нет других опасных животных? - Он
сменил тему: - Кент, что вы собираетесь делать с телом Джарвея?
     Главный химик с горечью ответил:
     - Похороны состоятся не сразу. Я исследую труп, докажу,  что  это  он
убил, и тогда вне всяких сомнений придется в это поверить.

                                    3

     Вернувшись на корабль, Эллиот Гросвенор направился в свой  отдел.  На
двери висела табличка:  "Исследования  в  области  нексиализма".  За  этой
дверью было пять помещений общей  площадью  сорок  на  восемьдесят  футов.
Однако из-за аппаратуры и инструментов там было довольно тесно.  Гросвенор
запер дверь. Он был в своем отделе совершенно один. Эллиот сел за  стол  и
начал составлять  доклад  директору  Мортону.  Он  дал  анализ  возможного
физического строения зверя с этой  вымершей  планеты;  указал,  что  такое
существо нельзя рассматривать  только  как  ценный  биологический  объект.
Такой под ход опасен тем, что позволяет людям забыть, что и у  зверя  есть
ему  присущие  потребности  и  рефлексы.  "Собрано  уже  достаточно  много
материала,  -  диктовал  он  в  микрофон,  -  чтобы  сделать  определенные
выводы...". Эта работа заняла у  него  несколько  часов.  Потом  он  отнес
запись в машинописное бюро и заполнил соответствующий бланк, отметив,  что
ему требуется срочная  перепечатка.  Как  начальника  отдела,  его  быстро
обслужили. Он отнес машинопись в приемную Мортона  и  получил  расписку  в
приеме от секретаря.  С  сознанием  исполненного  долга  он  отправился  в
столовую на поздний обед.
     После обеда он спросил официанта, где зверь.  Официант  не  знал,  но
предполагал, что он в библиотеке.
     Целый час Гросвенор просидел в библиотеке, наблюдая  за  Керром.  Все
это время Керр лежал, вытянувшись на ковре, и  ни  разу  не  сменил  позу.
Через час дверь внезапно открылась и двое людей внесли большую  миску.  За
ними вошел Кент. Глаза химика лихорадочно горели. Он  остановился  посреди
зала и резко сказал:
     - Я хочу, чтобы вы все видели это, господа!
     Хотя эти слова относились ко всем находящимся в зале,  он  обращался,
собственно, к группе ведущих  ученых,  сидевших  в  специально  выделенной
части. Гросвенор встал и заглянул в миску.  Там  был  какой-то  коричневый
препарат.
     Смит, биолог, тоже поднялся с кресла.
     - Минуточку, мистер Кент. В любом другом  случае  я  не  возражал  бы
против вашего поведения. Но вы выглядите так, как будто вы больны. Похоже,
вы переработались. Мортон разрешил вам проводить этот эксперимент?
     Кент медленно обернулся. И  тогда  Гросвенор  увидел,  что  Смит  еще
недооценил внешнего вида Кента. У главного химика были  черные  круги  под
глазами, щеки ввалились. Он ответил:
     - Я просил Мортона сюда прийти. Он не захотел. Он считает, что ничего
страшного просто не может случиться.
     - Что там у вас в миске? - спросил Смит.
     Все отложили журналы и книги, с интересом наблюдая за происходящим.
     - В  миске  взвесь  живых  клеток.  Может  быть,  именно  поэтому  он
отказывался от нашей пищи - ведь она не содержит живых  клеток.  Так  вот,
если он почует запах или то, что он ощущает вместо запаха...
     - Я думаю, он как-то принимает колебания, - сказал Гурлей. -  Иногда,
когда он шевелит усами, мои приборы регистрируют  четкую  и  очень  мощную
волну.
     Кент с явным нетерпением ждал, пока  Гурлей  выскажется,  после  чего
сказал:
     - Хорошо, пусть он ощущает колебания. Во всяком случае, можно сделать
выводы  из  его  реакции,  когда  он  уже  начнет  как-то  реагировать,  -
примирительно закончил: - Что вы об этом думаете, мистер Смит?
     - В вашем плане есть недостатки, - ответил биолог.  -  Во-первых,  вы
предполагаете, что  у  него  не  возникнет  никаких  подозрений.  Впрочем,
поставьте миску, посмотрим, какая будет реакция.
     "Это существо уже показало, что может реагировать весьма бурно, когда
оно возбуждено. Не стоит забывать его поведения в закрытом лифте", - думал
Гросвенор.
     Керр не мигая смотрел, как двое людей ставят  перед  ним  миску.  Оба
быстро отступили назад, и подошел Кент. Керр узнал человека, который утром
доставал оружие. Он несколько мгновений  разглядывал  Кента,  потом  снова
посмотрел на миску.  Он  чуял  живую  субстанцию.  Ощущение  было  слабое,
настолько слабое, что почти не было бы заметно,  если  бы  он  на  нем  не
сосредоточился. И тут он понял. С рычанием Керр  вскочил  с  ковра,  лапой
схватил миску и выплеснул ее содержимое в лицо  Кенту,  который  отскочил,
громко ругаясь.
     Потом Керр отшвырнул миску, встал на задние лапы и передними обхватил
человека. Оружия, висевшего у Кента на поясе, он не боялся. Он  знал,  что
это только вибратор. Керр отбросил вырывающегося  Кента  в  глубь  зала  и
только тогда сообразил, что должен был этого человека  разоружить.  Теперь
ему придется выдать себя, показать свои защитные возможности.
     Кент, со злостью стирая с лица остатки слизи,  другой  рукой  вытащил
оружие. Белый луч  из  дула  ударил  в  голову  Керра.  Кончики  его  ушей
задрожали, модулируя защитное поле. Круглые желтые глаза  сузились,  когда
Керр увидел, что и другие достают свои вибраторы.
     Гросвенор, стоявший у дверей, резко сказал:
     - Хватит! Мы еще пожалеем, если поступим необдуманно!
     Кент  спрятал  вибратор  и,  повернувшись,  удивленно  посмотрел   на
Гросвенора, Керр, сжавшись, грозно глядел на человека, который вынудил его
показать, что он может не допускать к себе энергию.
     - По какому праву вы  приказываете,  черт  побери?!  -  нахмурившись,
спросил Кент.
     Гросвенор не ответил. Его роль в этом происшествии уже закончилась. В
критический  момент   он   произнес   соответствующие   слова   достаточно
решительным тоном. То, что те, кто его  послушал,  теперь  возмущаются,  -
неважна. Критический момент миновал. Его вмешательство  не  имело  никакой
связи с проблемой вины или невиновности Керра. Независимо от  последствий,
все  решения  по  этому  вопросу  должны  приниматься  только  вышестоящей
властью.
     - Мистер Кент, - тихо сказал Зидель. - Я не  верю,  что  вы  потеряли
голову. Вы с умыслом  хотели  убить  это  существо,  хотя  директор  велел
оставить его в живых. Я намерен подать на вас жалобу и  добиваться,  чтобы
вы понесли наказание. А последствия вы знаете. Утрата авторитета в  отделе
и невозможность занимать ни один из двенадцати высших постов.
     Послышалось движение и ропот в группе единомышленников Кента.
     - Ну, не делайте глупостей, мистер Зидель, - сказал один из них.
     - Не забывайте, - заметил другой, -  что  есть  свидетели  не  только
против Кента, но и те, кто будет свидетельствовать в его пользу.
     Кент угрюмым взглядом обвел собравшихся.
     - Корита был прав, говоря, что наша цивилизация  уже  достигла  своей
вершины. Она действительно идет к закату, - с горькой иронией сказал он. -
Господи, неужели никто не может понять всего ужаса ситуации? Джарвей мертв
всего несколько часов, а чудовище, которое, как нам известно,  его  убило,
лежит тут на свободе и замышляет  следующее  убийство.  И  жертвой  будет,
скорее всего, кто-то из нас.  Что  же  мы  за  люди?  Дураки,  циники  или
вампиры? Или, может быть, наша цивилизация стала настолько уже  бездушной,
что во имя науки мы можем  даже  внушить  себе  сочувствие  убийце?  -  он
задумчиво посмотрел на Керра. - Мортон прав. Это не животное. Он дьявол из
самой глубокой преисподней этой богом забытой планеты.
     - Не делайте из этого мелодрамы, - ответил Зидель. - Чувствуется, что
вы психически неуравновешенны. Мы не циники и не вампиры. Мы просто ученые
и должны исследовать это существо. Сомневаюсь, что оно могло бы напасть на
кого-либо из нас. У него, собственно, нет для этого никакой возможности. -
Он огляделся вокруг. - Поскольку Мортон не пришел, позволю себе  поставить
вопрос на голосование, прямо здесь. Я говорю от имени нас всех.
     - Но не от моего, - отозвался Смит, и пояснил удивленному  психологу:
- В возбуждении и  временном  замешательстве  никто,  похоже,  не  обратил
внимания на то, что Кент, стреляя из своего вибратора, попал ему в голову,
а ведь зверь даже ничего не почувствовал!
     Зидель с удивлением перевел взгляд со Смита на Керра, а  потом  снова
на Смита.
     - Ты уверен, что он попал? - спросил психолог. - Как ты говоришь, все
произошло мгновенно... Раз ничего с ним не случилось, я подумал, что  Кент
промахнулся.
     - Я уверен, что он попал ему в морду, - ответил Смит. - Из  вибратора
нельзя убить, но оглушить можно. А кот даже не вздрогнул. Не  говорю,  что
это очень важно, но в свете наших сомнений...
     Зидель, сбитый с толку, молчал. Потом сказал:
     - Может быть, его шкура - хорошая изоляция?..
     - Может быть. Но все же я считаю,  что  мы  должны  просить  Мортона,
чтобы он приказал посадить зверя в клетку.
     Зидель с сомнением нахмурил брови. Снова послышался голос Кента:
     - Теперь, мистер Смит, вы говорите дельные вещи.
     - Значит, вам достаточно,  мистер  Кент,  чтобы  мы  посадили  его  в
клетку?
     Кент задумался, потом неохотно ответил:
     - Да. Если четырехдюймовая сталь  его  не  удержит,  то  лучше  сразу
отдавать ему этот корабль.
     Гросвенор молча слушал этот разговор. Он уже рассмотрел этот  вариант
в своем докладе Мортону и считал, что клетка не подойдет, главным  образом
из-за ненадежности механизмов замков.
     Зидель подошел к настенному телефону, что-то негромко сказал и вскоре
вернулся:
     - Директор говорит, что если нам удастся загнать  его  в  клетку  без
применения силы, тем лучше для  него.  В  противном  случае  придется  его
просто запереть в помещении, где он находится. Что вы об этом думаете?
     - Клетка! - отозвалось хором двадцать голосов.
     Гросвенор дождался момента и сказал:
     - Выпустите его на ночь наружу. Он все равно далеко не уйдет.
     Большинство промолчали. Кент посмотрел  на  Гросвенора  и  язвительно
сказал:
     - Трудно решиться, да? Сначала вы утверждаете, что он опасен, а потом
спасаете ему жизнь.
     - Он сам себе спас жизнь, - заметил Гросвенор.
     Кент отвернулся, пожав плечами.
     - Мы посадим его в клетку. Туда, где должен сидеть убийца.
     Зидель спросил:
     - Теперь, когда мы уже приняли решение, каким образом мы это сделаем?
     -  Неужели  так  обязательно,  чтобы  он  был  в  клетке?  -  спросил
Гросвенор. Ответа он не ждал. Он подошел к Керру и коснулся его лапы.
     Керр отдернул лапу, но Гросвенор схватил ее, крепко сжал и указал  на
дверь. Зверь поколебался, но двинулся в указанном направлении.
     Гросвенор крикнул:
     - Теперь нужно хорошо согласовать все действия. Приготовьтесь!
     Минутой позже Керр, идя за Гросвенором, вошел в следующие  двери.  Он
оказался в квадратной  комнатке  с  металлическими  стенами  и  с  другими
дверями напротив входных. Он увидел, что человек входит через  них.  Когда
он тоже хотел войти, дверь захлопнулась у него перед  носом.  Одновременно
послышался металлический щелчок сзади. Керр обернулся - первая дверь  тоже
была заперта. Он ощутил ток в электрическом замке.  Керр  понял,  что  это
ловушка и оскалил клыки  в  гримасе  ненависти,  но  больше  ничем  ее  не
показал. Он отдавал себе отчет в том, что реагирует иначе, чем  когда  его
заперли в лифте. Многие годы его интересовала еда и только еда.  Теперь  у
него начали возникать другие мысли  из  прошлого.  Когда-то  у  него  была
большая сила, которой он давно не  пользовался.  Он  вспомнил  об  этом  и
попробовал как-то связать со своим нынешним  положением.  Через  некоторое
время он лег на пол с глазами, горящими презрением. Глупцы!
     Примерно через час он  услышал,  как  человек  -  Смит  -  возится  с
механизмом на крыше клетки. Керр в испуге вскочил.  В  первый  момент  ему
показалось, что он недооценил этих людей и они сейчас его убьют. До  этого
он рассчитывал, что они дадут ему время осуществить свой план.
     Ощутив бьющее откуда-то снизу излучение, он весь напрягся,  защищаясь
от возможной гибели. Прошло несколько секунд, прежде  чем  он  понял,  что
происходит. Кто-то фотографировал его внутренности. Вскоре  человек  ушел.
Какое-то время слышались далекие голоса.  Керр  терпеливо  ждал,  пока  на
корабле станет тихо. Однако полной тишины не наступало. На корабле все еще
слышались шаги двух человек. Они постепенно  приближались  к  его  клетке,
потом удалялись все дальше и дальше, а потом снова возвращались. Сложность
была в том, что охранники не ходили вместе. Он слышал около клетки сначала
шаги одного и только потом шаги другого.
     Он позволил им так  пройти  несколько  раз.  Каждый  раз  он  пытался
определить, сколько времени это у них занимает. Наконец, он знал. Еще  раз
подождал, пока они совершат свой обход. И в момент, когда оба миновали его
клетку,  он  усилием  воли  переключил  свои  органы  чувств  на   частоту
электросети.  Он  ощущал  шум  тока  в  кабелях  в  стенах  клетки   и   в
электрическом замке в дверях. Он замер в напряжении,  пытаясь  настроиться
на эти колебания.
     Громко щелкнул металл  о  металл.  Легким  прикосновением  лапы  Керр
толкнул двери, и они открылись. Он вышел в коридор,  к  нему  возвращалось
чувство презрения, превосходства по отношению  к  этим  глупым  созданиям,
которые имели смелость мериться силой с ним, Керром. И  тут  же  он  вдруг
вспомнил, что на планете есть  еще  несколько  ему  подобных.  Мысль  была
странная и неожиданная, поскольку он всегда ненавидел их и  безжалостно  с
ними сражался. Однако теперь он видел в  них  остаток  своего  вымирающего
рода. Если бы их было много, никто - и уж наверняка не все эти люди  -  не
мог бы спастись от армады зверей. Думая  об  этом,  Керр  чувствовал  свое
бессилие, необходимость действовать  совместно  с  другими.  Ставка  очень
высока. Его натура хищника указывала ему цель.  Если  сейчас  не  удастся,
такого случая больше никогда не будет. Ведь в мире без пищи не может  быть
надежды на решение таинственной проблемы полета к другим мирам.  Даже  те,
кто построил этот город, не смогли оторваться от своей планеты.
     Керр прошел  через  большой  салон,  прилегающий  к  нему  коридор  и
приблизился к двери первой каюты. Дверь была заперта на  электрозамок,  но
он без труда открыл ее. Керр ворвался внутрь и перегрыз горло спавшего  на
койке человека. Голова  безжизненно  свесилась  набок.  Тело  дернулось  и
затихло. Вкус крови буквально опьянил Керра, но он не мог задерживаться  и
пошел дальше.
     Семь кают, семь трупов. Потом он бесшумно вернулся в клетку и  закрыл
дверь на электрический замок. Он все великолепно  рассчитал,  с  идеальной
точностью. Вскоре подошли охранники, заглянули в глазок и двинулись дальше
своим маршрутом. Керр совершил вторую вылазку и в течение нескольких минут
проник еще в четыре каюты. Потом вошел в большое помещение, где  спали  24
человека. До сих пор он убивал  быстро,  помня,  когда  надо  вернуться  в
клетку. Но теперь при виде такого количества добычи  голод  взял  верх.  В
течение многих лет он убивал все живые существа, какие  только  попадались
ему в лапы, и никогда не испытывал необходимости сдерживаться.  Он  прошел
через зал тихой, смертоносной тенью, убивая одного за  другим.  Последнего
Керр оттащил в сторону...
     Пребывая в наслаждении, он вдруг понял, что на этот раз слишком долго
находился за пределами клетки. Он весь сжался, представив себе последствия
своей ошибки. Ночь убийств он распланировал, рассчитал  время  так,  чтобы
каждый раз быть в клетке,  когда  мимо  должны  пройти  охранники.  Теперь
надежда на то, что удастся овладеть кораблем  в  течение  ночи,  полностью
развалилась. Мобилизовав остатки разума, Керр лихорадочно  помчался  через
зал, не заботясь о производимом шуме. Он выбежал в коридор, где находилась
его клетка, почти уверенный, что его встретят с оружием.
     Охранники стояли около клетки. Видимо, они только что обнаружили, что
дверь открыта. Они одновременно обернулись и остолбенели, увидев  страшные
клыки и когти, оскаленную пасть и ненависть, горящую в желтых глазах. Один
из них схватился за оружие, но слишком поздно. Другой даже не пошевелился,
прикованный к месту неизбежностью того, что его ожидало, и  издал  тонкий,
пискливый вопль ужаса. Этот жуткий вопль пронесся по коридорам, отдался  в
чувствительных настенных  радиофонах,  разбудив  всех  на  корабле.  Потом
послышался глухой удар - Керр одним мощным движением отшвырнул оба трупа в
другой конец длинного коридора.  Он  не  хотел,  чтобы  они  лежали  около
клетки. Это была его единственная надежда.
     Потрясенный,  сознавая  непоправимость  своей  ошибки,  не  в   силах
сосредоточиться, Керр вскочил в клетку. Дверь тихо закрылась за  ним.  Ток
снова прошел через замок. Сжавшись на полу, как бы  во  сне,  Керр  слышал
быстрый топот множества ног и возбужденные голоса.  Он  знал,  что  кто-то
смотрит на  него  через  глазок.  Кризис  наступит,  когда  они  обнаружат
трупы...
     Керр готовился к решающему сражению.

                                    4

     - Сивер мертв! - услышал Гросвенор голос Мортона. Голос был хриплый и
растерянный. - Что мы будем делать без Сивера? И без  Брекенриджа!  И  без
Культера, и... это ужасно!
     В коридоре было тесно. Гросвенор, пришедший из другой части  корабля,
оказался позади прибывающей  толпы.  Два  раза  он  пытался  протолкнуться
вперед,  однако  его  отталкивали,  даже  не  глядя,  кто  это.   Каждому,
независимо  от  его  положения,  сейчас  преградили  бы  дорогу,  так  что
Гросвенор  отказался  от  бесполезных  усилий  и  ждал   дальнейших   слов
директора.
     - Если у кого-то, - сказал Мортон, угрюмо оглядев собравшихся, - есть
на этот счет хоть какое-либо предположение, прошу высказываться.
     - Космическое помешательство!
     Гросвенор усмехнулся. Пустая фраза, и тем не  менее,  после  стольких
лет космических полетов, люди ее повторяют.  Тот  факт,  что  когда-то  во
время полетов некоторые космонавты под  действием  одиночества,  страха  и
напряжения теряли  рассудок,  еще  не  делает  из  этого  какой-то  особой
космической  болезни.  Конечно,  длительная   экспедиция   может   повлечь
некоторую опасность для психического здоровья - и именно по этой причине в
числе  других  на  борт  "Гончего  Пса"   направили   нексиалиста   -   но
помешательство от одиночества в число этих опасностей, пожалуй, не входит.
     Мортон колебался. Видимо, и он посчитал это замечание необоснованным.
Однако не время придираться к мелочам. Он  видел,  что  люди  волнуются  и
боятся. Они хотят какого-либо действия, ждут принятия соответствующих мер.
Известно, что в такие моменты достаточно пустяка, чтобы руководитель раз и
навсегда утратил доверие своих подчиненных. Мортон - так по  крайней  мере
показалось Гросвенору  -  боялся  этого,  так  как,  поколебавшись,  очень
осторожно сказал:
     - Мы об этом уже думали. Конечно,  доктор  Эггерт  и  его  ассистенты
исследуют всех. Сейчас доктор осматривает жертвы.
     Чей-то грубый голос послышался почти у самого уха Гросвенора:
     - Директор, я здесь. Скажите людям, чтобы дали мне пройти.
     Гросвенор обернулся и узнал доктора Эггерта. Все уже расступались. Не
раздумывая, нексиалист двинулся вслед за доктором. Как он и предвидел, его
пропускали, думая, что они идут  вместе.  Когда  они  подошли  к  Мортону,
доктор Эггерт сказал:
     - Я слушал вас, директор,  и  сразу  могу  сказать,  что  космическое
помешательство  в  этом  случае  отпадает.  Шеи  убитых  почти   полностью
перегрызены. Жертвы даже не успели крикнуть. Кроме того,  одного,  похоже,
частично съели. - Эггерт замолчал, потом медленно спросил: - Что  с  нашим
котом?
     - Он в клетке, доктор, - покачал головой директор, - ходит от стены к
стене. Мне бы хотелось, чтобы о нем сказали свое слово специалисты.  Можем
ли мы его подозревать? Эта клетка сделана в расчете  на  животных  раза  в
четыре, а то и в пять крупнее него. Трудно поверить, чтобы он мог выйти  и
все это совершить, - это превосходит все возможности нашего воображения.
     - Господин директор, -  мрачно  произнес  Смит,  -  есть  ряд  вещей,
свидетельствующих против него. Мне очень жаль это говорить, но вы знаете -
мне  хотелось  бы  иметь  его  живым.  Я  попытался  сделать  его   снимки
флюорографической камерой. Ни один  не  получился.  И  не  забывайте,  что
говорил Гурлей. Зверь, видимо,  может  принимать  и  передавать  колебания
любой длины волны. То, что он защитился от оружия Кента, для нас...  после
того, что произошло... достаточно доказывает, что он обладает способностью
модулировать энергию.
     - Ну и привели мы к себе гостя, черт побери! -  простонал  кто-то.  -
Если он может как угодно распоряжаться энергией, ему же ничто не  помешает
перебить нас всех!
     - Значит, - заметил Мортон, - раз он до сих пор этого не  сделал,  он
все же не всесилен. - И он спокойно подошел к клетке.
     - Не смейте открывать дверь! - задыхаясь крикнул  Кент,  хватаясь  за
оружие.
     - Если я поверну переключатель, между стенами  пройдет  электрический
разряд и  поразит  все,  что  находится  внутри.  Такое  предохранительное
устройство установлено в каждой клетке  для  наших  образцов.  -  Директор
открыл щиток и резко повернул переключатель. Какие-то  доли  секунды  сила
тока  была  огромной.  Полыхнуло  голубое  пламя,  и  все   предохранители
почернели. Мортон вывернул один из  них  и,  нахмурив  брови,  внимательно
осмотрел его. - Странно! Эти предохранители не должны были  перегореть!  -
он тряхнул головой. - Ну, теперь мы не  можем  даже  заглянуть  в  клетку.
Электронный глазок тоже сгорел.
     - Если он может  излучать  волны,  этого  достаточно,  чтобы  открыть
электрозамок, - сказал Смит, - вероятно, он соответствующим  образом  смог
защититься и от вашего тока, господин директор.
     - По крайней мере, из этого следует, что наша энергия для него все же
представляет опасность, - угрюмо заметил Мортон, -  раз  он  вынужден  был
уничтожить источник. Самое главное, что он  находится  за  четырехдюймовой
стеной из сверхтвердого металла. В худшем случае  можно  открыть  дверь  и
направить на него излучатель. Но я думаю, сначала попробуем  подключить  к
клетке ток через кабель флюорографической камеры.
     Его прервал шум из клетки. Тяжелое  тело  ударилось  о  стену,  Потом
раздался протяжный звук, как будто множество мелких  предметов  посыпалось
на пол. Гросвенор мысленно сравнил это с небольшой лавиной.
     - Он знает, что мы хотим сделать, - сказал Смит. -  Похоже,  что  его
сейчас тошнит от страха. Как же он был глуп, возвращаясь в клетку!
     Напряжение ослабевало. Люди нервно усмехались. Кто-то  даже  невесело
рассмеялся,  когда  Смит  говорил  о  проигрыше   зверя.   Гросвенор   был
заинтригован. Ему не понравились звуки, которые он слышал.  Слух  наиболее
ненадежное  из  ощущений.  Нельзя  определить,  что  произошло   или   что
происходит в клетке.
     - Хотел бы я знать, -  сказал  Пеннокс,  главный  инженер,  -  почему
стрелка на шкале подскочила и колебалась  у  максимума,  когда  зверь  там
шумел. Он у меня буквально под носом, а приходится  лишь  гадать,  что  он
вытворяет.
     В клетке было тихо, и все тоже молчали. Внезапно дверь  позади  Смита
открылась. В  коридор  вышли  офицеры:  капитан  Лейт  и  двое  в  военных
мундирах.
     - Думаю, - сказал капитан, - что я должен взять  дело  в  свои  руки.
Кажется, среди ученых возник спор, убивать зверя или нет... я прав?
     - Спор уже закончился, - показал головой Мортон. -  Мы  все  считаем,
что его необходимо уничтожить.
     - Именно такой приказ я и хотел  отдать.  Речь  идет  о  безопасности
корабля, а это уже  моя  область  деятельности.  -  Он  повысил  голос:  -
Освободите место! Разойдитесь!
     Прошло несколько минут, прежде чем в коридоре  стало  не  так  тесно.
Гросвенор был рад, что стало свободнее. Если  бы  зверь  вышел  из  клетки
раньше, он легко бы ранил и убил множество людей.  Опасность  существовала
до сих пор, но уже не была столь конкретной.
     - Невероятно!!! - крикнул кто-то. - Кажется, корабль пошевелился!
     Гросвенор тоже это почувствовал - как будто пробовали двигатели.
     - Пеннокс, - резко  спросил  капитан  Лейт,  -  кто  там  в  машинном
отделении?
     Главный инженер, побледнев, ответил:
     - Мой ассистент и помощники. Не понимаю, как они...
     Последовал рывок. Корабль  наклонился,  почти  опрокинулся.  Страшная
сила швырнула Гросвенора на пол. Ошеломленный, растерянный, он  все  же  с
трудом пришел в себя. Всюду вокруг лежали люди. Некоторые стонали от боли.
Директор Мортон что-то крикнул - что, Гросвенор не расслышал. Капитан Лейт
медленно поднялся, ругаясь и пошатываясь. Гросвенор  услышал,  как  он  со
злостью говорит:
     - Кто, черт побери, запустил двигатели?
     Страшное ускорение не прекращалось. Было уже пять, может  даже  шесть
"g".  Оценив  свои  возможности,  Гросвенор  отчаянным  усилием  попытался
встать. Неуверенными руками он наконец нашарил телефон на ближайшей  стене
и набрал номер машинного отделения, не надеясь, собственно, на соединение.
Тут же позади себя он услышал чей-то крик. С  удивлением  обернувшись,  он
увидел директора Мортона, уставившегося на экран телефона перед ним.
     - Зверь! - кричал Мортон. - Он в машинном отделении!  А  мы  летим  в
космос!
     Директор не успел договорить, а изображение  уже  исчезло.  Ускорение
продолжало возрастать. Гросвенор, шатаясь,  прошел  в  салон  и  оттуда  в
другой коридор. Он помнил, что там есть склад  скафандров.  На  складе  он
застал капитана Лейта, который его опередил  и  теперь  быстро,  почти  на
ощупь, надевал скафандр. Прежде чем он  подошел,  командир  застегнулся  и
включил встроенный в скафандр антигравитатор. Капитан Лейт начал  поспешно
помогать Гросвенору.  Минутой  позже  Гросвенор  с  облегчением  вздохнул,
уменьшив силу тяжести в своем скафандре до одного "g".  Начали  появляться
другие люди; через несколько минут скафандры на этом складе кончились.  На
следующем этаже было еще хранилище скафандров, но этим уже могли  заняться
другие. Капитан Лейт исчез. Тогда Гросвенор, догадываясь, какие шаги будут
предприняты, побежал к клетке зверя. У дверей клетки, видимо,  только  что
открытых, стояло человек двадцать ученых. Гросвенор протиснулся  вперед  и
заглянул над головами впереди стоящих в клетку. В задней стене зияла дыра.
Дыра достаточно большая, чтобы через нее могли пройти пять человек  сразу.
Края ее были изогнутые и рваные, вела она в другой коридор.
     - Я мог бы поклясться, - прошептал Пеннокс, - что это исключено. Даже
десятитонный молот одним ударом о сталь толщиной в четыре дюйма мог  бы  в
лучшем случае ее прогнуть. А мы ведь слышали только  один  удар.  Атомному
излучателю понадобилось бы не менее минуты,  но  все  окружающее  было  бы
заражено радиоактивностью по крайней  мере  на  несколько  недель.  Мистер
Мортон, это какое-то сверхсущество!
     Директор не ответил. Смит внимательно рассматривал дыру в стене.
     - Если бы только был жив Брекенридж! - сказал биолог,  поднимаясь.  -
Чтобы это выяснить, нужен специалист по металлам. Смотрите! - Он  коснулся
рваного края дыры. Кусок металла рассыпался в его пальцах  и  кучкой  пыли
просыпался на пол. Гросвенор начал проталкиваться к нему.
     - Я кое-что знаю о порошковых металлах, - заявил нексиалист.
     Несколько людей машинально расступились перед ним, и  секунду  спустя
он уже стоял рядом с биологом. Смит посмотрел на него и наморщил лоб.
     - Кто-то из ассистентов Брекенриджа? - спросил он.
     Гросвенор сделал вид, что не слышит. Наклонившись, он провел пальцами
по куче обломков на полу и быстро выпрямился.
     - Здесь нет никакого чуда, - сказал он. - Как вы знаете, такие клетки
делаются из электромагнитных сплавов, и для этого используются  порошковые
металлы. Зверь использовал свои особые способности, чтобы преодолеть силы,
связывающие  металл.  Этим  можно  объяснить  повреждение  энергетического
кабеля флюорографической камеры. Он использовал электроэнергию, причем его
тело было трансформатором. Таким образом он сделал дыру в стене, выбежал в
коридор и проник в машинное отделение.
     Удивительно, что ему позволили договорить. Видимо, его  действительно
приняли  за  одного   из   ассистентов   покойного   Брекенриджа.   Вполне
естественное недоразумение  на  таком  огромном  корабле,  где  сотрудники
разных отделов еще не успели познакомиться друг с другом.
     - Итак, директор, - спокойно сказал Кент, -  некое  сверхчеловеческое
существо овладело  нашим  кораблем.  Во  власти  этого  создания  с  почти
неограниченными  возможностями  находится  машинное  отделение,  а   также
основная часть механических мастерских.
     Гросвенор   почувствовал,   что   слова   Кента   произвели   сильное
впечатление.
     - Мистер Кент ошибается,  -  взял  слово  один  из  офицеров.  -  Это
существо не завладело машинным отделением полностью. Весь отдел управления
в наших руках, и это дает нам преимущество. Вы, господа,  будучи  на  этом
корабле, собственно, только пассажирами, может быть, не  ориентируетесь  в
нашей системе. Конечно, это существо могло бы  окончательно  прервать  нам
все связи, но сейчас мы еще можем отключить машины.
     - Господи, - отозвался кто-то, - так почему вы  просто  не  отключили
ток, вместо того чтобы заставлять тысячу людей надевать скафандры?
     - Капитан Лейт  считает,  что  в  данный  момент  безопаснее  быть  в
скафандрах. Вероятно, зверь никогда раньше  не  подвергался  ускорениям  в
пределах пяти-шести "g". Было бы  слишком  неразумно  лишить  себя  такого
преимущества перед ним и  терять  другие  шансы  в  результате  каких-либо
вызванных паникой опрометчивых поступков.
     - Какие это шансы?
     На этот раз ответил Мортон:
     - Очень просто. Мы уже достаточно о нем знаем. И теперь  я  хотел  бы
предложить капитану Лейту провести один опыт. - Он обратился к офицеру:  -
Вы попросите командира, чтобы он разрешил небольшой эксперимент?
     - Думаю, что вы сами должны попросить его об этом, сэр. Поговорите  с
ним по телефону. Капитан сейчас в отделе управления.
     Мортон вернулся через несколько минут.
     - Мистер Пеннокс, - сказал он, - капитан Лейт хотел бы, чтобы вы, как
главный инженер, руководили этим экспериментом.
     Гросвенору показалось, что в голосе Мортона слышится ирония.  Видимо,
капитан  корабля  действительно  взял  дело  в  свои  руки.  И  вот  снова
повторяется извечная история: раскол среди руководства. До сих пор офицеры
корабля  и  экипаж,  то  есть  военные,   добросовестно   исполняли   свои
обязанности,  подчиняясь  начальству  с  мыслью  о  цели  этого   большого
космического полета. Тем не менее опыт  прошлого  должен  бы  был  убедить
правительство в том, что по неизвестным причинам армия  не  слишком  ценит
ученых. В такие моменты, как сейчас, эта скрытая вражда проявляется  очень
отчетливо.  Почему,  собственно,   руководство   своим   экспериментальным
кораблем не мог бы осуществлять сам Мортон?
     -  Директор,  на  подробности  нет  времени,  -  сказал  Пеннокс.   -
Приказывайте! Если я с чем-то буду не согласен, поговорим об этом позже.
     Красивый жесте его стороны. Впрочем,  это  же  главный  инженер,  сам
ученый до мозга костей, подумал Гросвенор.
     - Мистер Пеннокс, - энергично сказал  Мортон,  не  теряя  времени,  -
отправьте по пять техников к  каждому  из  четырех  подходов  к  машинному
отделению. Я поведу одну группу. Мистер Кент, вы поведете  вторую.  Мистер
Смит - третью. А мистер  Пеннокс,  естественно,  -  четвертую.  С  помощью
излучателей мы расплавим главный вход. Все двери машинного отделения,  как
я заметил, закрыты. Он там заперся. Мистер Селенский, вы пойдете  в  отдел
управления. Все, за исключением главных двигателей, переключите на главный
контакт,  и  после  этого  одновременно  отключите.  Но  самое  главное  -
ускорение необходимо оставить максимальным. Сейчас не может быть и речи  о
какой-либо антигравитации. Понятно?
     - Так точно! - пилот Селенский отдал честь и ушел.
     Мортон крикнул ему вдогонку:
     - И  сообщайте  мне,  если  какая-то  из  машин  вдруг  снова  начнет
работать!
     Гросвенор и еще  несколько  человек  остались,  чтобы  наблюдать  все
происходящее с расстояния около двухсот футов. Когда принесли  портативные
излучатели и приготовили защитные заслонки, он испытал  ощущение  пустоты,
какое обычно  бывает  при  ожидании  несчастья.  Он  понимал  всю  мощь  и
целенаправленность намеченной атаки, даже мог представить  себе,  что  эта
атака будет успешной. Но он знал, что это действия наугад, предпринимаемые
на основе старой, очень старой  системы,  не  так  следует  организовывать
людей, использовать их знания. Наиболее же  раздражало  его  то,  что  он,
Гросвенор, может только стоять в бездействии и критиковать.
     По общему радио послышался голос Мортона:
     -  Как  я  уже  говорил,  это  в  большей  мере  пробная  атака.   Мы
предполагаем, что зверь находится там слишком недолго, чтобы за это  время
наделать неприятностей. Так что есть шанс победить его сейчас, прежде  чем
он успеет подготовиться к борьбе с нами. Но независимо от возможности, что
мы уничтожим его сразу, у меня есть свой замысел. Двери очень надежные,  и
нужно по крайней мере пятнадцать минут, чтобы прожечь  их  излучателем.  В
это время он будет беспомощен. Селенский все выключит. Двигатели, конечно,
будут продолжать работать, но я полагаю, он  их  не  коснется,  иначе  это
грозит атомным взрывом. Через несколько минут вы поймете,  что  я  имел  в
виду... надеюсь. - И он крикнул: - Селенский, готов?
     - Готов!
     - Отключить главный контакт!
     Коридор, весь корабль - все погрузилось во  тьму.  Гросвенор  включил
лампочку в  своем  шлеме.  Один  за  другим  остальные  тоже  зажгли  свои
лампочки, осветившие бледные, полные напряжения лица.
     - Излучатели! - резко прозвучал приказ Мортона.
     Гросвенор  видел  через   защитную   заслонку,   как   первые   капли
расплавленного металла падают на пол, а потом текут целой  струей.  И  все
больше падало капель, уже по крайней мере десять струек медленно стекало с
места сосредоточения энергии. Прозрачная заслонка покрылась  туманом,  все
труднее было видеть,  что  происходит  с  дверями.  И  вдруг  сквозь  мглу
пробился блеск страшно разогретого металла. Огонь был  просто  адский,  он
сверкал как драгоценные камни, в то  время  как  жар  излучателей  яростно
вгрызался в двери.
     Шло время. Наконец в радиофоне послышался хриплый голос Мортона:
     - Мистер Селенский!
     - Еще ничего, директор.
     - Но ведь он должен что-то делать, - прошептал Мортон. - Не может  же
просто ждать, как загнанная в угол крыса. Селенский!
     - Ничего, директор.
     Прошло семь минут, потом десять, двенадцать.
     - Директор, - послышался сдавленный голос Селенского. -  Он  запустил
генератор.
     Гросвенор глубоко вздохнул и услышал в радиофоне голос Кента:
     - Мортон, нам глубже не пробиться. Вы это предвидели?
     Мортон через защитную заслонку  напряженно  смотрел  на  дверь.  Даже
издалека было видно, что металл уже не  раскален  добела,  как  до  этого.
Дверь явно становилась все более красной, а  потом  погасла,  потемнела  -
похоже, начала остывать. Мортон вздохнул.
     -  Пока  достаточно.  Охраняйте  все  коридоры.  Излучатели  пока  не
убирайте. Начальников отделов прошу пройти в отсек управления.
     "Значит, этот эксперимент, - подумал Гросвенор, - уже закончился".

                                    5

     Гросвенору пришлось показать  удостоверение  охраннику  при  входе  в
отдел управления. Охранник с сомнением посмотрел на него.
     - Вроде в порядке, - наконец сказал он.  -  Но  до  сих  пор  мне  не
приходилось пропускать сюда никого моложе сорока.  За  какие  заслуги  вам
такие привилегии?
     - Я допущен в это общество благодаря новой отрасли науки,  -  ответил
Гросвенор с улыбкой.
     Охранник еще раз взглянул на удостоверение и, отдавая его Гросвенору,
спросил:
     - Нексиализм? Что это такое?
     - Прикладная наука обо всем, - объяснил Гросвенор и переступил порог.
     Оглянувшись, он увидел, что охранник смотрит на него с глупым  видом.
Это было забавно, но он быстро забыл об этом. Он вошел в отсек  управления
и с  изумлением  огляделся  вокруг.  Пульт  управления  представлял  собой
солидную конструкцию. Он  состоял  из  ряда  больших  полукруглых  ярусов.
Каждый из них имел двести футов в длину, и с одного яруса на  другой  вели
узкие лесенки. Приборами можно было оперировать с нижнего яруса,  или  же,
что было быстрее, с  операторского  кресла,  укрепленного  на  управляемом
кронштейне. Нижнюю часть огромного зала занимала аудитория примерно на сто
удобных мест. Кресла были достаточно большие, чтобы в них помещались  люди
в скафандрах. Почти все начальники отделов уже собрались.  Гросвенор  тихо
сел с краю. Минутой позже из  находившегося  рядом  с  отсеком  управления
капитанского кабинета пришли Мортон и капитан Лейт. Командир  сел.  Мортон
сразу начал:
     - Мы знаем, что из всех машин наибольшую важность для этого  чудовища
представляет генератор. Ошалев от страха, он, видимо, сумел его запустить,
прежде чем мы преодолели двери. Есть какие-либо замечания?
     - Я бы хотел все же знать, - спросил Пеннокс, - что  он,  собственно,
такое сделал, что двери оказались неприступными?
     Тогда Гросвенор взял слово:
     - В металлургии известен  процесс,  позволяющий  закалить  металл  на
какое-то время в очень высокой степени. Но я никогда не слышал, чтобы  это
можно было сделать без специального оборудования, которого на этом корабле
нет.
     Кент обернулся и посмотрел на него.
     - И что нам толку, - нетерпеливо  спросил  он,  -  от  того,  что  мы
узнаем, как он это сделал? Если мы не пробьемся через эти двери с  помощью
наших излучателей, нам конец. Он сможет делать с  кораблем  все,  что  ему
будет угодно.
     Мортон тряхнул головой:
     - Мы должны что-то решать, именно для этого мы здесь собрались. -  Он
повысил голос. - Мистер Селенский!
     Пилот высунулся  из  операторского  кресла.  Гросвенор  с  удивлением
смотрел на него. До этого момента он даже не заметил, что тот там сидит.
     - Слушаю вас, господин директор, - сказал Селенский.
     - Запустите все машины!
     Селенский ловко подъехал  на  своем  кресле  к  главному  контакту  и
осторожно  опустил  большой  рубильник.  Корабль  дернулся,  затрясся,   и
послышалось гудение, а потом пол задрожал. Корабль  пришел  в  равновесие,
машины начали работать, гудение перешло в неясный шум. Мортон сказал:
     - Пусть каждый из специалистов по очереди выскажет свои  предложения,
как победить  зверя.  Хотя  теоретические  возможности  могут  быть  очень
интересными, обращаю ваше внимание, что мы должны  найти  способ,  который
можно применить на практике.
     "Отсюда  следует,  -  подумал  Гросвенор,  что  из  этого   совещания
исключается Эллиот Гросвенор, нексиалист. Так быть не должно. Мортон  ведь
хочет  собрать  и  объединить  сведения  из  разных  областей  знания,   а
нексиализм  -  наука,  именно  это  ставящая  своей  целью.  К  сожалению,
практические указания, которые может дать эксперт-нексиалист,  Мортона  не
интересуют".
     Действительно, ему директор не дал слова. Через два часа он сказал:
     -  Пожалуй,  нужно  сделать  получасовой  перерыв,  чтобы  поесть   и
отдохнуть. Приближается  критический  момент.  Нам  потребуются  все  наши
ресурсы силы и энергии.
     Гросвенор пошел в свой отдел. Он не собирался ни есть,  ни  отдыхать.
Ему было 26 лет, и он время от времени мог позволить  себе  отказаться  от
еды или даже провести ночь без сна. Ему казалось, что он  получил  полчаса
на решение проблемы, что следует сделать с  чудовищем,  которое  завладело
кораблем. Сложность состояла  в  том,  что  результаты  совещания  его  не
устраивали. Большинство специалистов  скорее  занималось  переливанием  из
пустого в порожнее.  Другие  слишком  кратко  обрисовывали  свои  замыслы,
забывая, что слушатели далеко не всегда могут все понять.
     Гросвенор    с    беспокойством    подумал,    что    он,    молодой,
двадцатишестилетний человек, здесь, вероятно, единственный, кто  благодаря
соответствующему  образованию  может  обнаружить  слабые  места  принятого
плана. Первый раз с начала  экспедиции,  то  есть  за  шесть  месяцев,  он
ощутил,  какие  изменения  произошли  в  нем  после  окончания   института
нексиализма. Он мог без преувеличения  сказать,  что  все  прочие  системы
обучения уже устарели. Тот  факт,  что  он  получил  наиболее  современное
образование, он не считал личной заслугой. Не он ведь создавал эти методы.
Но, как выпускник института, как молодой специалист, направленный на  борт
"Гончего Пса" с вполне определенной задачей, он не имел выбора: он  просто
должен был конкретным образом решать проблемы, после чего,  используя  все
доступные средства, убеждать  в  своей  правоте  руководство.  Сейчас  ему
требовалось больше информации. Он начал как  можно  быстрее  собирать  ее,
последовательно обращаясь в различные отделы по телефону. В  основном,  он
разговаривал с рядовыми сотрудниками.  Каждый  раз  он  представлялся  как
начальник отдела, и  это  приносило  желаемый  результат.  Молодые  ученые
признавали его авторитет, и, как правило,  хотя  и  не  всегда,  оказывали
посильную помощь. Были, однако,  и  такие,  которые  говорили:  "Я  должен
получить  разрешение  у  начальства".  Один  начальник  отдела  -  Смит  -
разговаривал с ним сам, дав все необходимые сведения из области  биологии.
Другой вежливо попросил, чтобы Гросвенор позвонил ему уже после того,  как
зверь будет уничтожен. В самом конце Гросвенор позвонил в  отдел  химии  и
попросил Кента, предполагая, и даже надеясь, что его с Кентом не соединят.
Он уже собирался сказать своему собеседнику: "Так, может, в  таком  случае
вы ответите на мой вопрос", но, к удивлению,  его  сразу  же  соединили  с
начальником. Кент отозвался явно нетерпеливо, слушал его несколько  секунд
и наконец перебил:
     - Информацию от нас вы можете  получить  обычным  официальным  путем.
Однако открытия, которые мы сделали на этой планете, в  течение  ближайших
месяцев никому не будут доступны. Мы еще должны проверить наши данные.
     Гросвенор не уступал:
     -  Мистер  Кент,  я  прошу  вас,  мне  нужны   сведения,   касающиеся
количественного химического состава атмосферы на планете. Это может  иметь
большое значение в связи с планом, принятым на совещании. Все так  сложно,
что в нескольких словах не объяснить, но я уверяю вас...
     - Слушай, парень, - язвительно закончил Кент этот разговор, - времена
студенческих дискуссий миновали.  Ты,  похоже,  не  понимаешь,  что  мы  в
смертельной опасности. Если что-то пойдет не так, как надо, тебе и мне,  и
всем  остальным  грозит  нечто  ужасное.  Это  уже   будет   не   какая-то
интеллектуальная гимнастика. А теперь  прошу  не  морочить  мне  голову  в
течение ближайших десяти лет.
     Раздались  короткие   гудки.   Гросвенор   несколько   секунд   сидел
неподвижно, весь горя от возмущения.  Потом  усмехнулся  и,  поскольку  не
получил информации из отдела химии, поговорил еще с парой сотрудников.
     Бланк вероятностного  графика  содержал  в  числе  других  места  для
обозначения  количества  вулканической  пыли  в  атмосфере  планеты,   для
описания отдельных растительных форм на основе предшествующих им семян,  а
также графу, касающуюся  пищеварительной  системы,  которую  должны  иметь
животные, чтобы питаться именно  этими  растениями,  и  выводы,  сделанные
методом экстраполяции: какие вероятнее всего были бы  группы,  строение  и
виды  животных,  которые  питались  бы   животными,   питающимися   такими
растениями.
     Гросвенор работал быстро и, поскольку  он  только  ставил  пометки  в
соответствующих местах на бланке, составление графика  не  заняло  у  него
много времени. Дело  было  действительно  сложным.  Это  трудно  объяснить
людям, не имеющим понятия  о  нексиализме.  Но  перед  ним  вырисовывалась
довольно  четкая  картина.  Вот,  перед  лицом  опасности,  возможности  и
решения, которыми нельзя пренебрегать. Так, по крайней мере, ему казалось.
     В графе "Общие рекомендации" он написал:  "Независимо  от  избранного
решения предлагаю на всякий случай застраховаться..."
     С четырьмя копиями  этого  графика  он  отправился  сначала  в  отдел
математики. Вопреки обычному положению, там  стояли  охранники  -  видимо,
защита от зверя. К Мортону его пускать не хотели, тогда он сказал,  что  в
таком случае хочет поговорить с секретарем. В конце концов пришел какой-то
молодой человек, вежливо взглянул на график  и  заверил,  что  постарается
передать это директору Мортону. Гросвенор угрюмо ответил:
     - Таким образом от меня отделывались уже неоднократно. Если  директор
Мортон не увидит моего графика, я попрошу назначить следственную комиссию.
Странные вещи  происходят  с  докладами,  которые  я  передаю  в  приемную
директора, и если на сей раз это повторится, я готов устроить скандал.
     Секретарь был старше Гросвенора лет на пять. Легко поклонившись, он с
иронической улыбкой заявил:
     - Господин директор очень занят. Многие  отделы  ждут,  чтобы  с  ним
связаться.  Некоторые  давно  имеют  большие   достижения   и   пользуются
авторитетом,  который,  естественно,  дает  им  преимущество  перед  более
молодыми отраслями науки... - он поколебался, - не говоря  уже  о  молодых
ученых. - Он пожал плечами.  -  Но  я  спрошу  директора,  захочет  ли  он
посмотреть этот график.
     - Попросите только, чтобы он прочитал рекомендации.  На  большее  уже
нет времени.
     - Хорошо, я передам, - ответил секретарь.
     Затем Гросвенор направился в кабинет капитана Лейта. Командир  принял
его и выслушал. Он  внимательно  просмотрел  график,  но  в  конце  концов
покачал головой.
     - У военных, - объяснил он  официальным  тоном,  -  несколько  другой
подход  к  этому  вопросу.  Мы  охотно  допускаем   необходимый   риск   с
определенной целью. По-вашему, было бы благоразумнее  в  последний  момент
этому созданию уйти. Так вот, я с этим  не  согласен.  Это  ведь  разумное
существо, предпринявшее враждебные  действия  против  космической  военной
единицы. Мы должны реагировать без всякого снисхождения. Я верю, что  этот
зверь предпримет такую акцию, отдавая себе отчет в том, что  его  ждет,  -
капитан усмехнулся, не разжимая губ. - А ждет его смерть.
     Гросвенору пришло в голову, что с тем же успехом это может  кончиться
и для людей, использующих обычные методы в борьбе с необычной  опасностью.
Он открыл рот, пытаясь протестовать, объяснить, что  вовсе  не  предлагает
освободить зверя. Но прежде чем он успел что-либо  сказать,  капитан  Лейт
встал:
     - Прошу извинить, но наш разговор закончен, - он обратился к офицеру:
- Проводите мистера Гросвенора.
     - Я знаю, где здесь выход, - с горечью ответил Гросвенор. В  коридоре
он посмотрел на часы. До конца перерыва оставалось только пять минут.
     В  подавленном  настроении  он   направился   в   отсек   управления.
Большинство начальников было уже там. Минутой позже вошли директор  Мортон
с капитаном Лейтом. Началась вторая часть собрания.
     Мортон нервно  заходил  взад-вперед  перед  слушателями.  Его  обычно
приглаженные волосы  были  теперь  всклокочены.  Мясистое  лицо  несколько
побледнело, и это странно подчеркивало его выдающийся подбородок. Внезапно
он перестал ходить и своим низким голосом энергично и резко сказал:
     -  Мы  должны  быть   уверены,   что   все   наши   планы   полностью
скоординированы, поэтому я прошу, чтобы каждый эксперт по очереди напомнил
нам, какое участие он примет в этой операции. Пусть первым говорит  мистер
Пеннокс.
     Пеннокс встал. Он был небольшого роста,  но  выглядел  солидно,  что,
может  быть,  было  вызвано  его  самоуверенностью.  У  него  также   было
специальное образование, но такого рода, что он мог бы обойтись без помощи
нексиализма значительно легче, чем все другие специалисты. Оно хорошо знал
технику и знал историю техники. Как было известно  Гросвенору,  он  изучал
развитие техники на ста  планетах.  Вероятно,  не  было  никаких  основных
положений, из области практической инженерии, которых бы он  не  знал.  Он
мог бы тысячу часов говорить на эту тему и еще ее не исчерпать. Он заявил:
     - Мы  включили  вспомогательную  систему,  которая  будет  ритмически
включать и  останавливать  все  машины  с  частотой  сто  раз  в  секунду.
Вследствие этого возникнут разнообразного  рода  вибрации.  Есть,  правда,
возможность, что какая-то из машин, а может даже несколько, разрушится  по
той самой причине, по которой может развалиться мост, когда по нему в ногу
проходят  солдаты...  вы  наверняка  слышали  эту  старую  историю...  но,
по-моему,  конкретной  опасности,  пожалуй,  нет.  Наша  главная  цель   -
уничтожить защитную систему зверя и разрушить двери машинного отделения!
     - Следующий мистер Гурлей! - сказал Мортон.
     Гурлей вяло поднялся.  Лицо  его  было  сонным,  как  будто  вся  эта
процедура ему уже наскучила. Гурлей занимал пост главного инженера связи и
продолжал усиленно углублять свои знания в  избранной  области.  Когда  он
наконец начал говорить, он  медленно  цедил  слово  за  словом.  Гросвенор
заметил, что само это его спокойствие вызывает успокаивающее действие.  На
обеспокоенных лицах уже виднелась некоторая разрядка.  Все  сидели  как-то
свободнее.
     - Мы соответствующим образом подготовили электромагнитные  экраны,  -
говорил Гурлей, - которые действуют по принципу отражения. Как  только  мы
проникнем в машинное отделение, мы используем их так,  что  большая  часть
того, что он будет излучать, будет  отражаться  непосредственно  на  него.
Кроме того, у нас есть большие запасы электроэнергии, и  мы  можем  просто
подавать ее на экраны из переносных  аккумуляторов.  В  конце  концов,  не
может же он противостоять потоку энергии до бесконечности.
     - Мистер Селенский! - объявил Мортон.
     Прежде чем Гросвенор успел перевести взгляд с Мортона на  Селенского,
главный пилот встал,  так  быстро,  будто  предвидел,  что  именно  сейчас
наступит  его  очередь.  Гросвенор  с  интересом  присматривался  к  нему.
Селенский был худ, у него было вытянутое лицо и живые  голубые  глаза.  Он
производил  впечатление  способного  и  знающего  человека.   Специального
образования  у  него  не   было,   но   ему   помогала   его   психическая
уравновешенность, быстрая и необычная точность. Селенский заявил:
     - Насколько я понимаю, план основывается  на  том,  чтобы  не  давать
зверю ни мгновения передышки. Тогда, когда он уже будет думать, что больше
не  выдержит,  когда  он  окажется  в  наибольшем   смятении,   я   включу
антигравитацию. Директор согласен с мнением Гэнли Лестера, что этот  зверь
ничего не знает о невесомости. Ведь получить  ее  можно  только  во  время
космического полета. Поэтому можно предположить, что зверь, впервые ощутив
действие невесомости... вы все хорошо помните  эти  ощущения...  не  будет
знать, что делать. - Селенский сел.
     - Следующий - мистер Корита! - сказал Мортон.
     - Я могу только добавить, - сказал археолог, - на основе моей теории,
что  этот  зверь  обладает  всеми  чертами   преступника   ранних   времен
цивилизации. Смит считает, что мы имеем дело с жителем, а  не  с  потомком
жителей вымершего города. Это должно означать, что  продолжительность  его
жизни  достаточно  велика,  отчасти  благодаря  тому,  что  он  дышит  как
кислородом, так и хлором, и так же, вероятно, мог бы обходиться без того и
другого. Но само это не имеет значения. Он уже  пал  так  низко,  что  его
понятия ограничиваются туманными воспоминаниями. Хотя он  может  управлять
энергией,  он  потерял  голову  в  лифте,  едва  попав  на  наш   корабль.
Возбужденный, когда мистер Кент проводил с ним  свой  эксперимент,  он  не
сдержался и сам спровоцировал ситуацию, в которой  вынужден  был  проявить
свою особую неуязвимость от выстрелов из вибратора. И, наконец,  несколько
часов назад он совершил большую глупость  -  эти  массовые  убийства.  Как
видите, он проявил себя как примитивное, эгоистичное,  хитрое  существо  с
низким  уровнем  развитая.  Он  похож  на  древнего  германского  солдата,
считающего себя кем-то лучше престарелого римского  ученого,  а  ведь  тот
римлянин принадлежал к великой цивилизации, к которой германцы тех  времен
относились с почтением и беспокойством. Так что перед нами -  примитив,  и
этот примитив внезапно оказался в космосе, полностью оторванный  от  своей
естественной среды. Я говорю: ворвемся туда и победим его!
     Мортон встал. На его мясистом лице появилась кривая усмешка.
     - В соответствии с  намеченным  мною  планом,  -  сказал  он,  -  эта
поднимающая дух речь мистера Кориты должна быть вступлением к нашей атаке.
Однако  во  время  перерыва  я  получил  документ,  составленный   молодым
человеком, который представляет на борту нашего корабля науку, практически
мне неизвестную. Сам факт, что он вообще находится на борту "Гончего Пса",
говорит о том, что я ценю мнение нексиалиста. Так вот,  мистер  Гросвенор,
убежденный, что нашел решение мучающей нас проблемы, был не только у меня,
но и у капитана Лейта. Капитан и я согласились дать ему  несколько  минут,
чтобы он нам объяснил, как он хотел бы эту проблему решить, ну и чтобы  он
нам показал, как ориентируется в том, что происходит.
     Гросвенор, дрожа, встал и начал:
     - В институте нас учили, что все, даже наиболее общие отрасли  знания
скрывают в себе сложные связи с другими областями.  В  этом,  естественно,
нет ничего нового, но есть  разница  между  обсуждением  какой-то  идеи  и
применением  ее  на  практике.  Мы,  нексиалисты,  разрабатываем   методы,
касающиеся практического приложения. Теперь попробую объяснить, как  бы  я
решил нашу проблему. Во-первых, предложения, делавшиеся до сих пор,  имеют
довольно поверхностный характер. Они вполне удовлетворяют нас, пока мы  их
слушаем. Но это и все, потому что они не исчерпывают дела. Мы собрали  уже
достаточно  данных,  чтобы  составить  для  себя  в  меру  ясную   картину
происхождения этого существа.  Примерно  180  лет  назад  холодоустойчивым
растениям  на  его  планете  стало   недоставать   солнечного   света   на
определенных длинах волн, так как в атмосфере внезапно  появилось  большое
количество вулканической пыли. Результат: буквально в  течение  нескольких
дней большинство растений погибло. Вчера один  из  наших  разведывательных
катеров летал в радиусе ста миль от вымершего  города,  и  там  обнаружено
несколько живых существ, напоминающих земного оленя, но значительно  более
разумных. Эти существа были так осторожны,  что  поймать  их  не  удалось.
Пришлось их убить, и отдел мистера Смита произвел их частичный анализ.  Их
ткани имели точной такой же  состав,  как  и  человеческое  тело.  Никаких
других животных на этой планете пока не обнаружено. Вывод: это мог быть по
крайней мере один из источников пищи для нашего  зверя.  В  желудках  этих
животных биологи нашли остатки растений в  разных  стадиях  переваривания.
Значит,  имеем  цикл:  растения,  травоядные,  хищники.  Вероятно,   когда
растения  погибли,  животные,  питавшиеся   ими,   начали   соответственно
вымирать. И нашему зверю вдруг  стало  нечего  есть.  -  Гросвенор  быстро
провел  взглядом  по  лицам  слушателей.   За   одним   исключением,   все
сосредоточенно слушали. Этим исключением был Кент. Главный химик  сидел  с
явным пренебрежением ко всему, что здесь  говорилось.  Гросвенор  поспешно
продолжал: - В нашей Галактике  есть  много  примеров  полной  зависимости
данной формы жизни от единственного вида питания. Но мы  не  встречали  ни
одного другого примера существа, наделенного разумом и  удовлетворяющегося
столь ограниченным меню. Неужели этим существам  никогда  не  приходило  в
голову заниматься земледелием, чтобы иметь пищу для себя  и,  естественно,
пищу для своей пищи? Признайтесь, это было бы невероятно. Так  невероятно,
что, если, говоря о нашем звере, мы  не  примем  этого  во  внимание,  все
объяснения будут пустой болтовней. - Гросвенор снова замолчал,  но  только
чтобы перевести дух. Он  ни  на  кого  не  смотрел.  Как  же  доказать  им
справедливость  своего   предположения?   Каждому   отделу   потребовалось
несколько недель, чтобы  проверить  данные  в  своей  области.  Ничего  не
поделаешь. Остается только окончательный вывод, то, чего он  не  осмелился
сделать ни в комментарии к своему  вероятностному  графику,  предложенному
директору, ни в беседе с капитаном Лейтом. Он быстро закончил: - Факты  не
подлежат сомнению. Этот зверь - не один из строителей вымершего  города  и
не их потомок. Он и ему подобные - это животные, на которых жители  города
проводили  какие-то  исследования.  Что  с  ними   стало?   Можно   только
предполагать, но после вымирания естественной добычи  стая  изголодавшихся
зверей могла одержать над ними победу...  Впрочем,  не  будем  поддаваться
эмоциям. К чему нас все это приводит? - Гросвенор снова глубоко вздохнул и
продолжал: - Если бы он был одним из создателей города, мы бы  уже  хорошо
знали его возможности и знали бы, чему мы должны противостоять.  Поскольку
это не  так,  мы  предполагаем,  что  имеем  дело  со  зверем,  не  вполне
осознающим свои возможности. Припертый к стене, он может  открыть  в  себе
способность, до сих пор не проявившуюся... способность,  которая  позволит
ему одним ударом уничтожить всех людей и разрушить сам корабль. Мы  должны
дать ему возможность уйти. Как только он окажется за пределами корабля, он
будет полностью в нашей власти. Я кончил. Спасибо, что вы меня выслушали.
     Мортон обвел взглядом аудиторию:
     - Ну, что вы об этом думаете?
     - Я никогда в жизни не слышал чего-либо подобного, - с иронией сказал
Кент. - Предположения. Вероятности. Фантазии. Если это и есть  нексиализм,
он меня не заинтересует, пока  кто-нибудь  не  представит  мне  эту  науку
лучшим образом.
     - Не понимаю, - угрюмо сказал Смит, -  как  мы  можем  принять  такие
объяснения без предварительного  подробного  исследования  строения  этого
зверя.
     Начальник отдела физики фон Гроссен пожал плечами:
     - Сомневаюсь, покажет ли даже самое тщательное исследование, что  это
животное, на котором проводили  эксперименты.  Анализ  мистера  Гросвенора
явно сомнителен.
     - Дальнейшее исследование города могло бы подтвердить  доказательства
мистера  Гросвенора,  -  осторожно  сказал  Корита.  -  Это  не  столь  уж
противоречит теории, поскольку  разум  зверя,  развитый  экспериментальным
путем, мог бы отражать позиции и убеждения тех, кто его обучал.
     -  В  механических  мастерских  около  машинного   отделения   сейчас
находится одна из наших  спасательных  ракет,  -  сказал  Пеннокс.  -  Она
частично разобрана и занимает единственный ракетный стапель,  который  там
есть.  Чтобы  дать  зверю  возможность  завладеть  ракетой  в   надлежащем
состоянии,  потребовалось  бы  не  меньше  усилий,  чем  для  генерального
наступления, которое  мы  планируем.  Конечно,  если  это  наступление  не
удастся, можно подумать и о том, чтобы пожертвовать ракетой,  хотя  я  все
еще не представляю, как отправить ее с корабля. Там  внизу  нет  ни  одной
шлюзовой камеры.
     - Что вы на это скажете? - обратился Мортон к Гросвенору.
     - Есть шлюз в конце коридора, прилегающего к машинному  отделению,  -
ответил Гросвенор. - Мы должны дать ему туда доступ. Капитан Лейт встал  и
сказал, подведя черту дискуссии:
     - Как я говорил мистеру Гросвенору, когда он был у меня, мы, военные,
смотрим на эти проблемы смелее. Мы  ожидаем  человеческих  потерь.  Мистер
Пеннокс высказал свое мнение. Если это наступление не  удастся,  мы  будем
принимать во внимание другие средства. Спасибо, мистер Гросвенор,  за  ваш
анализ. А теперь за работу!
     Это был приказ. Все сразу же двинулись к выходу.

                                    6

     Керр тяжело  трудился  в  ярко  освещенной  механической  мастерской.
Вернулись  воспоминания  о  том,  чему  научили  его   создатели   города,
способность приспосабливаться к новым машинам и новым  ситуациям.  Он  уже
нашел  спасательную  ракету,  стоявшую  на  стапеле.  Она  была   частично
разобрана. Керр напряженно чинил ее. Вопрос бегства становился  все  более
остро. Ведь еще можно было вернуться на планету, к  другим  ему  подобным.
Когда он обучит этих диких зверей и поведет за собой, они сумеют  за  себя
постоять. Именно вместе с ними он одержит победу. А ведь ему  не  хотелось
покидать корабль.  Он  не  считался  с  опасностью.  Исследовав  источники
энергии в мастерской и  обдумав  все,  что  произошло,  он  посчитал,  что
двуногие существа недостаточно вооружены для  борьбы  с  ним.  Поэтому  он
работал в некотором  смятении.  Только  когда  он  прервал  работу,  чтобы
взглянуть на ракету, он понял, что произвел  огромный  ремонт.  Оставалось
только погрузить приборы и инструменты, которые он хотел забрать. И  тогда
- покинуть корабль или сражаться?
     Внезапно Керр услышал, что люди приближаются.  Это  его  обеспокоило,
потому что одновременно что-то изменилось и  в  звуке  двигателей.  Теперь
звук был ритмичный, прерывистый, и это вызывало тревогу. Сосредоточившись,
Керр уже почти приспособился к этому, когда вдруг еще что-то поразило его.
За всеми толстыми дверями машинного  отделения  уже  гудело  пламя  мощных
излучателей. Противостоять этому странному ритму двигателей или бороться с
излучателями? Керр сразу же понял, что  и  то  и  другое  сразу  для  него
слишком много.
     Бежать! Напрягая все мускулы своего мощного тела, он начал переносить
грузы - приборы, машины, инструменты - и засовывать их где только можно  в
сорока футах пространства ракеты. Наконец он  остановился.  Он  знал,  что
двери  машинного  отделения  не   выдержат.   По   полдюжины   излучателей
сосредоточили энергию в одной точке на каждой  двери,  медленно,  дюйм  за
дюймом, неуклонно прожигая их. Керр поколебался, а  потом  вдруг  перестал
этому сопротивляться и  с  напряжением  сосредоточился  на  внешней  стене
корабля, к которой был направлен острый нос ракеты. Он стоял, как в  огне,
все у него болело, он чувствовал,  что  уже  почти  достиг  предела  своих
возможностей.
     Несмотря на все его усилия, стена не поддавалась. С таким металлом он
еще не встречался. Керр услышал, как одна из дверей проваливается  внутрь.
Жар излучателей ворвался в машинное отделение. Керр слышал,  как  шипит  и
трещит металл. Все больше  приближался  этот  грозный,  страшный  звук.  В
течение  минуты  люди  прожгут  тонкие  двери,  отделяющие  мастерскую  от
машинного отделения. Но как раз в этот момент Керр почувствовал  изменение
в силе сопротивления. Вся стена  внезапно  потеряла  свою  твердость.  Она
выглядела так же, как и раньше, но сомнений не было. Еще несколько  секунд
он  концентрировал  энергию,  потом  решил,  что  больше   не   нужно.   С
победоносным рычанием Керр вскочил в ракету и захлопнул за собой  люк.  Он
потянул лапой за рычаг. Ракета рванулась  вперед,  прямо  на  эту  толстую
внешнюю стену. И стена, едва нос ракеты коснулся ее, рассыпалась в  облако
пыли. Он ощутил легкий рывок, когда массы этой тяжелой металлической  пыли
несколько  уменьшили  скорость  маленького  кораблика.  Но  пыль  осталась
позади, и спасательная ракета Керра вылетела в космос.
     Шли секунды. Керр отметил, что  удаляется  от  большого  космического
корабля под нужным углом. Он все еще видел в стене корабля огромную дыру с
рваными краями и людей в  скафандрах  -  черные  силуэты  на  ярком  фоне.
Корабль вместе с ними становился все меньше. А потом люди исчезли, и  Керр
видел издали только блестящий шар с тысячами ярких точек.
     Теперь он быстро удалялся. Керр повернул на 90 градусов по  шкале  на
приборной доске, после чего установил двигатель на максимальное ускорение.
Благодаря этому через две минуты после старта он летел назад, туда, откуда
столько часов назад стартовал корабль.
     Позади Керра шар огромного корабля все уменьшался,  пока  не  слились
вместе все его отдельные  огоньки.  Перед  Керром,  почти  прямо,  туманно
светился маленький шарик - солнце его планеты. Вскоре вместе с другими  он
сможет построить межзвездный корабль и лететь на любую планету, туда,  где
есть жизнь. Он  снова  посмотрел  на  экран  заднего  обзора.  Космический
корабль виднелся светящейся точкой в безграничной черте  космоса.  Он  еще
раз мигнул и исчез. Керру показалось, что, прежде чем  исчезнуть,  корабль
странно  дернулся.  Но  ничего  уже  не  было  видно.  У  него   мелькнула
беспокойная мысль, что, может быть, люди погасили все огни и теперь  тайно
летят за ним. Он не будет в безопасности, пока не приземлится.
     Он снова посмотрел вперед и внезапно  замер  от  изумления.  Туманное
солнце,  к  которому  он  стремился,  вовсе  не  увеличивалось.  Оно  явно
уменьшалось, пока не стало точкой в черной дали. И исчезло.
     Тревога охватила Керра. Несколько минут он напряженно смотрел  вперед
в космос с  безумной  надеждой,  что  этот  единственный  путеводный  знак
покажется снова. Но на смолисто-черном фоне блестели  только  неподвижные,
очень далекие звезды.
     Но вот! Одна из этих точек увеличивается. Керр с напряжением смотрел,
как точка растет, как превращается во все более яркий шарик, как  искрится
этот шарик. И вдруг из этого огромного шара блеснули многочисленные  огни,
и уже было  ясно,  что  это  космический  корабль  -  тот  самый,  который
несколько минут назад остался, невидимый, где-то далеко позади.
     В этот момент что-то случилось  с  Керром.  В  мозгу  у  него  что-то
завертелось, так стремительно, что мысли внезапно разлетелись на  миллионы
обрывков. Глаза буквально выскакивали из глазниц. Как бешеный зверь,  Керр
начал метаться в своей тесной ракете. Он хватал дорогостоящие приборы и  в
бессильной ярости швырял их, бил лапами о стены. И в  последнем  проблеске
сознания он понял, что не сможет противостоять  неумолимому  огню  атомных
деструкторов, который люди направляют на него с безопасного расстояния.
     Керр оскалил клыки и в последний раз вызывающе зарычал. А потом вдруг
без сил лег на пол. Тихо пришла смерть после стольких часов единоборства.
     Капитан Лейт не рисковал. Только когда пламя окончательно погасло, он
позволил  приблизиться  к  остаткам  ракеты.  Там  нашли   только   слитки
расплавленного металла и то, что до этого было телом Керра.
     - Бедный зверь, - сказал Мортон.  -  Интересно,  как  он  реагировал,
когда вместо своего солнца ни с того ни с сего увидел перед собой нас.  Он
ничего не знал об антигравитации и  даже  не  предполагал,  что  мы  можем
мгновенно остановиться в пространстве, хотя ему для этого потребовалось бы
более трех часов. Он думал, что летит на свою планету, но  на  самом  деле
все больше от нее удалялся. Он наверняка не мог понять, что пролетел  мимо
нас, когда мы остановились, и потом достаточно  только  было  сопровождать
его издали и делать вид, что наш корабль - солнце его планеты, пока мы  не
приблизились достаточно, чтобы его уничтожить. Он, наверное, почувствовал,
что весь космос вывернулся наизнанку.
     Гросвенор,  слушая  эти  слова,  испытывал  противоречивые   чувства.
История  со  зверем  уже  затирается,  теряет  свою   отчетливость.   Всех
подробностей точно наверняка никто  не  вспомнит.  Опасность,  которая  им
грозила, кажется такой далекой.
     - Хватит уж сочувствовать, - услышал он слова  Кента.  -  Перед  нами
стоит задача перебить всех зверей на этой несчастной планете.
     - Это должно быть легко, - тихо сказал Корита. - Они ведь примитивные
создания. Надо только совершить посадку, а они сами к нам придут,  ожидая,
что им удастся нас перехитрить. - Он повернулся к Гросвенору. - Я все  еще
считаю, что будет именно так, хотя теория  нашего  юного  друга  оказалась
справедливой. Что вы об этом думаете, мистер Гросвенор?
     - Я бы сказал даже больше, - ответил нексиалист. -  Как  историк,  вы
наверняка  согласитесь,  что  до  сих  пор  никакие  человеческие  усилия,
направленные  на  полное  истребление  какого-либо  вида,  не   увенчались
успехом. Не забывайте, что зверь напал на  нас,  потому  что  был  страшно
голоден. На этой планете его вид уже не может прокормиться. Собратья этого
зверя ничего о нас не знают, значит, они  не  опасны.  Так  почему  бы  не
подождать, пока они сами не вымрут от голода?

                             Альфред Ван ВОГТ

                                ЗАВЕРШЕНИЕ

     ~~ - italic

     Я сижу на холме. Как  мне  кажется,  уже  целую  вечность.  Время  от
времени я осознаю, что мое пребывание здесь должно иметь  причину.  Всякий
раз, когда эта мысль приходит  мне  в  голову,  я  исследую  разнообразные
вероятности, пытаясь определить  возможную  причину  моего  нахождения  на
холме. Я сижу на холме один. Я  сижу  на  холме  вечно,  созерцая  большую
долину далеко внизу.
     Первая причина, по которой я нахожусь здесь, кажется мне очевидной: я
мыслю.  Поставьте  передо  мной  проблему.  Попросите   вычислить   корень
квадратный из очень большого числа или корень кубический из  еще  большего
числа. Велите  мне  перемножить  число  из  восемнадцати  знаков  на  себя
квадрильон раз. Пусть задачу следует определить с точки зрения  переменных
кривых. Спросите меня,  где  будет  находиться  данный  предмет  в  данный
отрезок  времени  в  будущем,  и  предоставьте  малейшую  возможность  для
анализа.
     Решение не займет у меня и доли секунды.
     Но меня никто ни о чем никогда не спрашивает. Я сижу один  на  холме.
Иногда я вычисляю движение падающей звезды.  Иногда  гляжу  на  отдаленную
планету и годами  слежу  за  ее  курсом,  пользуясь  любым  доступным  мне
пространственно-временным контролем, чтобы ни на мгновение не потерять  ее
из виду. Но все эти действия  кажутся  мне  бесполезными.  Они  никуда  не
ведут. Зачем, для чего нужна мне вся эта информация?
     В такие минуты я чувствую себя незавершенным. Мне почти кажется,  что
существует кто-то, для кого все это может иметь значение.
     Каждый  день  солнце  поднимается  в  пространстве  над  безвоздушным
горизонтом Земли. Это черный,  звездный  горизонт,  всего  лишь  крохотная
частица черного, заполненного звездами небесного полотна.
     Он не всегда был черным. Я помню время, когда небо  было  голубым.  Я
даже предсказал, когда произойдет изменение. И выдал  кому-то  информацию.
Сейчас мне хочется знать только одно: кому?
     Это  одно  из  моих  самых  удивительных  воспоминаний:  я  отчетливо
чувствую, что кому-то очень нужна была эта информация. И что я дал ее, вот
только не могу вспомнить - кому. Когда это со мной происходит,  я  начинаю
думать, что, наверное, у меня какие- то провалы памяти. Странно,  что  это
чувство настолько сильно.
     Периодически я прихожу к убеждению, что мне следует заняться поисками
ответа, ведь для меня это не составит труда. В добрые старые времена я  не
колеблясь посылал часть самого себя в отдаленнейшие уголки планеты. Даже к
звездам. Да, для меня это не составит труда.
     Но к чему? Чего мне не  хватает?  Я  сижу  один  на  холме,  один  на
планете, которая состарилась и стала ненужном.
     И еще один день. Солнце,  как  обычно,  карабкается  по  небосводу  к
полудню: вечно черному, заполненному звездами небосводу середины дня.
     Внезапно на другой  стороне  долины,  на  залитом  солнцем  ее  крае,
вспыхивает серебристое сияние. Силовое поле материализуется из  времени  и
синхронизирует себя с нормальным течением времени планеты.
     Для меня все очень просто: я сразу вычисляю,  что  Оно  появилось  из
прошлого. Я определяю используемую энергию,  просчитываю  ее  ограничения,
логически определяю ее источник.  По  моим  подсчетам,  Оно  появилось  из
прошлого планеты двухтысячелетней давности.
     Точное время не имеет значения. Вот Оно:  проекция  энергии,  которая
сразу  ощутила  мое  присутствие.  Оно  посылает  мне  межпространственный
сигнал, и  мне  становится  интересно,  потому  что  я  могу  расшифровать
сообщение, опираясь на данные моих прошлых знаний.
     - Кто ты? - спрашивает Оно.
     - Я - Незавершенный, - отвечаю я.  -  Пожалуйста,  возвращайся  туда,
откуда пришел. Я произвел в  себе  необходимые  изменения  и  теперь  могу
последовать за тобой. Я хочу завершить себя.
     Это решение пришло ко мне  в  какие-то  доли  секунды.  Сам  я  лишен
возможности  перемещаться  во  времени.  Когда-то  давно  я  решил  данную
проблему и знаю, как это делается, но мне тут же что-то  помешало  создать
механизмы, позволяющие совершать такие перемещения. Не  помню  точно,  что
именно.
     Но у энергетического поля на той стороне долины такие механизмы есть.
Установив внепространственную связь, я смогу перемещаться туда же, куда  и
Оно.
     Эта связь установлена, прежде чем Оно успело даже догадаться  о  моих
намерениях.
     Существо на другой стороне долины,  кажется,  не  испытывает  особого
восторга по поводу моего ответа. Оно посылает еще одно сообщение, а  затем
вдруг исчезает. Видимо, думаю я, Оно хотело застать меня врасплох.
     Естественно, мы прибываем в Его время одновременно.
     Надо мной голубое небо. На противоположной от  меня  стороне  долины,
теперь уже частично скрытой деревьями, вокруг большого строения сгрудились
строения поменьше. Я обследую их в меру своих сил  и  торопливо  произвожу
необходимые изменения, чтобы не выглядеть слишком  подозрительно  на  фоне
окружающей меня среды.
     Я сижу на холме и жду, что будет.
     С заходом солнца поднимается легкий ветерок, вскоре  высыпают  первые
звезды. Сквозь туманную атмосферу они выглядят как- то по-иному.
     Темнота вползает в долину, и строения  на  другой  ее  стороне  вдруг
начинают сиять. Загораются окна. Большое здание в центре светится особенно
ярко, а с приходом ночи ослепительный свет как  бы  выплескивается  сквозь
его прозрачные стены.
     Вечер и ночь проходят без приключений. И следующий день, и следующий.
     Двадцать дней и ночей.
     На двадцать первый день я посылаю сообщение Мозгу на  другой  стороне
долины.
     "Мы могли бы вместе осуществлять контроль над этой эпохой".
     Ответ приходит незамедлительно:
     "Согласен, если ты немедленно  раскроешь  мне  механизм  работы  всех
своих блоков".
     Больше всего на свете-мне  хочется  иметь  доступ  к  приспособлению,
которое позволяет ему путешествовать во времени. Но я не  настолько  глуп,
чтобы показать ему, что сам не в состоянии построить машину времени.
     Я отвечаю:
     "Буду рад передать тебе полную информацию.  Но  ты  знаешь  этот  век
гораздо лучше меня, а потому, где гарантии,  что  ты  не  используешь  эту
информацию против меня?".
     "А какие у меня гарантии, что ты действительно выдашь о  себе  полную
информацию?" - возражает Мозг.
     Тупик. Судя по всему, о доверии между нами не может быть и речи.
     Ничего другого я и не ожидал. Но по крайней мере я кое-что  для  себя
выяснил: мой противник считает,  что  я  сильнее.  Его  вера  -  плюс  мое
собственное знание своих возможностей - убеждают меня, что он прав.
     И все же я не тороплюсь. И опять терпеливо жду.
     Я  еще  раньше  отметил,   что   пространство   вокруг   меня   полно
разнообразных  волн  искусственного  происхождения.  Одни  из  них   можно
преобразовать в звук, иные - в свет. Я слушаю голоса и  музыку.  Я  смотрю
спектакли и сцены из жизни страны и города. Я изучаю  образы  человеческих
существ, анализирую их действия, пытаясь по движениям и словам  определить
степень их разума и потенциальных возможностей.
     Я не очень высокого о них  мнения  -  таков  окончательный  вывод,  к
которому я прихожу, -  и  тем  не  менее  я  подозреваю,  что  именно  эти
медлительные существа построили Мозг, который  сей  час  является  главным
моим соперником. Передо мной  тут  же  встает  вопрос:  как  может  кто-то
сконструировать механизм, превосходящий своего создателя по развитию?
     Постепенно  я  начинаю  разбираться  в  этом   веке.   Промышленность
разнообразна,  но  находится  на  начальной  стадии  развития.   По   моим
представлениям, компьютер на другой стороне долины создан всего  несколько
лет назад.
     Если бы я  мог  отправиться  в  прошлое  до  того  момента,  как  его
построили, то  встроил  бы  в  него  приспособление,  с  помощью  которого
осуществлял бы над ним контроль.
     Я просчитываю природу такого приспособления и  пытаюсь  задействовать
одну из своих схем.
     Тщетно.
     Это означает,  что  я  не  сумею  овладеть  пространственно-временным
механизмом для достижения своей цели. Скорее всего, мне придется  одержать
победу над моим противником в будущем, а не в прошлом.
     Встает заря сорокового дня, и солнце неумолимо движется к полудню.
     В мою псевдодверь стучат. Я открываю и вижу перед собой  человеческое
существо мужского пола, стоящее на пороге.
     - Вам придется  убрать  отсюда  свою  лачугу,  -  говорит  он.  -  Вы
нелегально расположились на земле,  являющейся  собственностью  мисс  Анны
Стюарт.
     С момента моего появления здесь это - первый  человек,  с  которым  я
вступил в непосредственный контакт. Я почти не сомневаюсь в  том,  что  он
агент моего противника, а потому отказываюсь от  мысли  проникнуть  в  его
сознание. Ведь это связано с преодолением определенного рода  препятствий,
я же до поры до времени не хочу рисковать.
     Я продолжаю смотреть на него, пытаясь  вникнуть  в  смысл  его  слов.
Создав за этот период времени ничем не примечательное строение, похожее на
то, что видел на другом конце долины, я  надеялся  избежать  всяческого  к
себе внимания.
     - Собственность? - медленно говорю я.
     -  Что  это  с  вами?  -  грубо  замечает  человек.  -  Не  понимаете
по-английски?
     Он длиннее, чем та часть моего тела,  которую  я  сделал  похожей  на
разумных обитателей этого века.  Его  лицо  меняет  окраску.  А  меня  как
молнией озаряет: тонкие намеки в тех  пьесах,  что  мне  довелось  видеть,
неожиданно приобретают смысл. Собственность. Частное владение. Ну конечно.
     Однако я просто отвечаю:
     - Со мной все в порядке. Я могу оперировать  в  пределах  шестнадцати
категорий. И я понимаю английский.
     Четкий ответ на  поставленные  им  же  вопросы  производит  на  этого
человека  самое  неожиданное  впечатление.  Его  руки   тянутся   к   моим
псевдоплечам. Он крепко хватается за них и  дергает,  как  бы  намереваясь
задать мне взбучку. Но, так как я вешу чуть более  девятисот  тысяч  тонн,
его физические усилия ни к чему не приводят.
     Пальцы его разжимаются, и он отступает, пятясь, на  несколько  шагов.
Его лицо еще раз меняет  свои  внешние  характеристики:  исчезает  розовый
цвет, который появился всего лишь несколько  минут  назад.  Такая  реакция
означает, что его действиями никто не управляет, хоть он и появился  здесь
не по своей воле. Дрожь в  голосе,  когда  он  начинает  говорить,  только
подтверждает, что этот человек пришел сюда как индивидуум и не сознает той
серьезной  опасности,  которую  могут  навлечь  на  него  совершаемые   им
действия.
     - Как адвокат мисс Стюарт, - говорит он, - я  приказываю  вам  убрать
эту лачугу с ее территории  до  конца  этой  недели.  В  противном  случае
пеняйте на себя!
     Прежде  чем  я  успел  попросить  его  объяснить  туманное  выражение
"пеняйте на себя", он поворачивается ко мне спиной и быстро направляется к
четырехногому животному, привязанному к дереву футах в  ста  от  меня.  Он
прыгает ему на спину, принимая наклонное положение,  и  животное  начинает
трусить вдоль берега небольшого ручья.
     Я  жду,  пока  он  не  исчезает  из  виду,   а   затем   устанавливаю
внепространственную связь между основным моим телом и  той  его  частью  в
образе человека, которая только что разговаривала с посетителем.  Так  как
часть эта  очень  мала,  мне  удается  передать  в  нее  лишь  минимальное
количество энергии.
     Схема этого  процесса  очень  проста.  Интегрируемые  клетки  центров
восприятия вращаются в силовом поле, которое в  действительности  является
человеческим образом. Теоретически этот образ остается незыблемым в данном
силовом поле, составляющем  центр  восприятия,  и  опять  же  теоретически
внепространственная   связь   как   бы   заставляет   его   двигаться    в
противоположном от центра направлении.
     Однако   это   абстрактные   рассуждения,   тогда   как    существует
функциональная  реальность   материальной   Вселенной.   Я   в   состоянии
устанавливать внепространственную связь только потому, что теория отражает
структуру вещей нематериальных. На самом  же  деле  иллюзия  существования
материи на столько велика, что я  действую  как  предмет  материальный,  и
именно таким задуман.
     Следовательно, когда я - вернее, часть меня в человеческом  облике  -
иду по долине к месту назначения, происходит четкое  разделение.  Миллионы
автоматических  процессов  продолжают  проистекать,   но   все   рецепторы
восприятия находятся со мной, позади же осталась одна оболочка.
     Я приближаюсь к деревушке и  сквозь  нависшую  листву  деревьев  вижу
крыши  домов.  Большое  длинное  здание,  которое  я  заприметил   раньше,
поднимается  над  самыми  высокими  деревьями.  Так  как  я  пришел   сюда
специально,  чтобы  обследовать  его,  я  внимательно  вглядываюсь,   хотя
нахожусь еще далеко.
     Похоже,  оно  сделано  из  камня  и  стекла.  Сзади  виднеется  купол
обсерватории. Астрономические приборы весьма примитивные, и во мне крепнет
уверенность, что, скорее всего, им не удастся сразу меня обнаружить.
     Деревушку окружает высокая ограда из  стальной  проволоки.  Я  ощущаю
поток электроэнергии  и,  дотронувшись  до  верхней  проволоки,  определяю
мощность тока в 220 вольт. Мое маленькое тело с  трудом  поглощает  заряд,
поэтому я отсылаю энергию в один из своих блоков на другой стороне долины.
     Очутившись за оградой, я прячусь за кустом у тропинки и  наблюдаю  за
происходящим.
     По ближайшей дорожке идет человек. Адвокат, приходивший ко  мне,  был
для меня просто объектом  наблюдения,  но  сейчас  я  устанавливаю  прямой
контакт с телом этого второго индивидуума.
     Как я и предполагал, теперь это  я  шагаю  по  дорожке.  Я  не  делаю
никаких попыток управлять движениями тела, действую лишь как  наблюдатель.
Но  я  достаточно  синхронизирован  с  его  нервной  системой,  а   потому
воспринимаю его мысли как свои собственные.
     Как оказалось, это один из  клерков,  работающих  в  бухгалтерии,  по
своему статусу  человек  совершенно  для  меня  неподходящий.  Я  прерываю
контакт.
     Я делаю еще шесть попыток, прежде чем нахожу  нужного  мне  человека.
Это становится очевидным, когда выясняется, что седьмой человек -  и  я  -
думаем об одном и том же:
     "...не удовлетворен работой Мозга. Аналоговые приспособления, которые
я вмонтировал пять месяцев назад, не дали ожидаемого эффекта".
     Его зовут Уильям Граннитт. Он - главный инженер-исследователь  Мозга,
человек, который произвел те изменения в его структуре, которые  позволили
Мозгу осуществлять контроль над самим собой и своим  окружением.  Граннитт
человек уравновешенный, способный, превосходно разбирающийся в людях.  Мне
следует быть крайне осторожным, когда я начну с ним работать.  Он  отлично
видит поставленную перед собой цель и  сразу  заметит,  если  я  попытаюсь
внушить  ему  какие-либо  изменения.  Возможно,  лучше  мне  пока   просто
наблюдать за его действиями.
     Несколько минут контакта с его мозгом, и я в  состоянии  восстановить
картину  событий,  которые  разворачивались  здесь  пять  месяцев   назад.
Механический    компьютер,    Мозг,    был     снабжен     дополнительными
приспособлениями,  включая  аналоговые,   которым   предстояло   выполнять
примерно те  же  функции,  что  и  нервной  системе  человека.  Инженерное
воплощение проекта подразумевало возможность управления этим  процессом  с
помощью команд голосом, машинописного  текста,  а  также  дистанционно  по
радио.
     К сожалению, Граннитт не понимал  до  конца  некоторых  потенциальных
возможностей нервной системы, которую он  попытался  имитировать  в  своем
инженерном решении. Зато Мозг тут же приспособил их в дело.
     Граннитт об этом деле не подозревал. А  Мозг,  поглощенный  развитием
самого себя,  отнюдь  не  намеревался  выдать  информацию  о  своих  новых
возможностях по каналам,  специально  созданным  для  этой  цели.  Поэтому
Граннитт решил его разобрать и придумать что-нибудь новое. Он еще не знал,
что Мозг будет противиться любой попытке вмешательства в его действия.  Но
Граннитт  -  и  я,  тщательно  покопавшись  в  его  памяти  и  поняв,  как
функционирует Мозг, - сможем это  сделать.  После  чего  я  спокойно  буду
контролировать весь этот период времени,  не  опасаясь  встретить  равного
себе. Я еще не  знаю,  как  это  удается  осуществить,  но  чувствую,  что
недалеко время моего завершения.
     Теперь  уже  твердо  зная,  что  установлен  контакт  с  нужным   мне
человеком,  я  позволяю  той  части  себя,  что  притаилась   за   кустом,
энергетически  раствориться.   Через   мгновение   она   прекращает   свое
существование как целое.
     Сейчас я и Граннитт - почти одно и то же. Я  сижу  за  его  столом  в
кабинете с застекленными стенами, кафельным полом и сверкающим  стеклянным
потолком. Сквозь стену мне видны  инженеры  и  чертежники,  работающие  за
кульманами; и девушка, сидящая напротив моей двери. Это моя секретарша.
     На столе лежит письмо. Я вскрываю конверт, вынимаю  листок  бумаги  и
читаю.
     Вверху написано:
     ~Уильяму Граннитту от Анны Стюарт, директора.~
     Далее идет текст:
     ~Считаю своим  долгом  уведомить  Вас,  что  с  сегодняшнего  дня  Вы
уволены, так как мы более не нуждаемся в Ваших услугах. Меры  безопасности
требуют того, чтобы вы отметились в проходной Мозга не позднее шести часов
вечера. Вам будет выплачено двухнедельное жалование.
     С уважением
     Анна Стюарт~
     Будучи Гранниттом, я никогда не давал себе труда задумываться об Анне
Стюарт - ни как о личности, ни как о женщине. Сейчас я был просто поражен.
Что она о себе воображает? Да, она владелица собственности, но кто создал,
кто сконструировал Мозг? Я, Уильям Граннитт. Кто  мечтал,  кто  предвидел,
как много может значить для  человечества  истинно  машинная  цивилизация?
Только я, Уильям Граннитт.
     Будучи  Гранниттом,  я  разгневан.  Я  должен  сделать   все,   чтобы
увольнение не вступило в силу. Я должен  уговорить  эту  женщину  отменить
свое распоряжение, пока об этом мало кому известно.
     Я вновь смотрю на письмо. В правом верхнем углу напечатано: 13.40.  Я
бросаю беглый взгляд на часы: семь минут пятого. Прошло свыше двух  часов,
а это означает, что о моем увольнении могли сообщить кому следует.
     Это необходимо проверить: всякое может быть.
     Бормоча себе под нос  ругательства,  я  хватаю  телефонную  трубку  и
набираю номер бухгалтерии. Туда должны были сообщить в первую очередь.
     Раздается щелчок: "Бухгалтерия".
     - Говорит Билл Граннитт.
     - О да, мистер Граннитт, ваш чек готов. Жаль, что вы нас покидаете.
     Я вешаю трубку и, набирая номер проходной, уже начинаю  смиряться  со
своим поражением. Я чувствую, что цепляюсь за соломинку. Охранник, услышав
мой голос, говорит:
     - Как жаль, что вы покидаете нас, мистер Граннитт.
     Я вешаю трубку в самом мрачном  расположении  духа.  Теперь  уже  нет
никакого смысла звонить в Правительственное  агентство.  Ведь  только  они
могли передать сведения о моем увольнении в проходную.
     Размер обрушившегося на меня несчастья  заставляет  меня  задуматься.
Чтобы вернуться сюда обратно, необходимо  выполнить  массу  формальностей:
подать   заявление,   пройти   кропотливую   проверку   личности,    совет
специалистов, доскональное  расследование  причины  увольнения  -  у  меня
вырывается негромкий стон, и я отвергаю этот путь. Тщательность, с которой
Правительственное агентство производит  отбор  кадров,  стала  притчей  во
языцех среди обслуживающего персонала Мозга.
     Нет, я устроюсь на работу в какую-нибудь организацию, имеющую дело  с
компьютерами, во  главе  которой  не  будет  стоять  женщина,  увольняющая
единственного человека, понимающего в них толк.
     Я встаю с кресла. Выхожу из кабинета и из здания. Направляюсь в  свое
бунгало.
     Тишина в помещении в который раз напоминает мне, что моя жена  умерла
уже год и месяц назад. Я невольно морщусь, потом пожимаю  плечами.  Сейчас
ее утрата не воспринимается мной с такой силой, как прежде. Впервые за все
время я начинаю думать, что мое увольнение, возможно, вновь пробудит  меня
к жизни.
     Я прохожу в свой кабинет и сажусь за  пишущую  машинку,  которая  при
правильном  подключении  работает  синхронно  с   другой,   устроенной   в
аналоговую секцию Мозга. Как изобретатель я разочарован, что теперь уже не
смогу разобрать Мозг на части  и  собрать  его  заново,  с  тем  чтобы  он
функционировал так, как мною было задумано. Но, по крайней мере теперь,  я
знаю, какие основные  изменения  мне  предстоит  произвести  при  создании
нового Мозга.
     Я хочу уехать отсюда в уверенности,  что  недавно  встроенные  секции
блоков не помешают старой части Мозга  производить  точные  расчеты.  Ведь
именно она несет основную нагрузку, отвечает на вопросы ученых,  инженеров
и коммерсантов.
     На ленте, которая  осуществляет  ввод  команд,  я  печатаю:  "Сегмент
471А-33-10-10 на 3Х-минус".
     Сегмент 471А -  аналоговое  устройство  большого  колеса.  Когда  оно
координируется  с  транзисторной   трубкой   (кодовое   обозначение   33),
контрольный сервомеханизм (10) создает рефлекс, который  возникает  всякий
раз, когда для определенных  вычислений  требуется  3Х  (кодовое  название
новой секции мозга). Символ "минус" означает, что ранее  созданные  секции
Мозга должны тщательно исследовать все данные, которые будут поступать  из
нового блока. Еще одна цифра "10"-та же цепь, находящаяся в другом месте.
     Защитив таким образом Мозг - так мне кажется  (как  Граннитту)  -  от
инженеров, которые могут не разобраться в том, что новые секции  оказались
несостоятельными, я упаковываю машинку.  Затем  звоню  в  ближайший  город
Ледертон, в фирму грузовых такси, и прошу вывезти все мои вещи.
     Когда я проезжаю проходную, часы показывают 17.45.
     Между деревушкой, в которой расположены здания Мозга, и Ледертоном, в
нескольких сотнях ярдов  от  крутого  поворота  дороги,  находится  домик,
который я создал в целях камуфляжа.
     Прежде чем автомобиль Граннитта достигает этого поворота, я  принимаю
решение. Я не разделяю уверенности Граннитта  в  том,  что  он  эффективно
отсек новую  часть  Мозга  от  старой  системы  компьютеров.  Более  того,
подозреваю, что Мозг создал свои собственные  схемы,  чтобы  предотвратить
любое вмешательство извне.
     Я  также  убежден,  что,  если  мне  удастся  заронить  в   Граннитте
подозрение по поводу происшедшей в Мозге перемены, он во всем разберется и
начнет действовать. Только его знание мельчайших деталей позволит  решить,
какие именно вводные команды необходимы для изменения.
     На тот случай, если подозрение, которое я заронил в него,  не  окажет
немедленного действия, я возбуждаю в нем любопытство по поводу  того,  что
послужило причиной его увольнения.
     И это последнее оказывает свое действие. Он начинает волноваться.  Он
решает добиться свидания с Анной Стюарт.
     Когда он принимает такое решение, я считаю свою цель достигнутой.  Он
останется здесь, неподалеку от Мозга.
     Я прерываю контакт.
     И вновь оказываюсь на холме, обдумывая то, что мне удалось выяснить.
     Мозг не осуществляет контроля над Землей, как я полагал  вначале.  Он
ощутил  себя  индивидуальностью  недавно  и  не  успел  создать   в   себе
эффективных  механизмов  действия.  Он  пока  лишь  пробует   свои   силы:
отправляется  в  будущее,  скорее  всего,   испытывает   и   другие   свои
возможности, одним словом, забавляется.
     Ни один из тех, с кем я устанавливал контакт, не подозревает о  новых
возможностях Мозга. Даже адвокат, который пытался меня  выгнать,  судя  по
его  словам  и  поступкам,  ничего  не  знал  о  том,  что  Мозг  пытается
определиться как личность.
     В течение сорока дней Мозг не предпринял против  меня  сколько-нибудь
серьезных действий. Очевидно, он выжидал, полагая, что я начну первым.
     И я не обману его ожиданий, но мне следует  быть  крайне  осторожным,
чтобы не выдать случайно информации, которая  позволит  ему  получить  еще
большую  власть  над  окружающей  средой.  Мой   первый   шаг:   завладеть
человеческим существом.
     Снова ночь. В темноте слышится рев пролетающего  вверху  самолета.  Я
уже не раз видел самолеты, но до сих  пор  не  обращал  на  них  внимания.
Сейчас я устанавливаю внепространственный контакт. Мгновением  позже  я  -
пилот.
     Сначала я играю ту же пассивную роль, что и с Гранниттом. Пилот - и я
- смотрит на массив темной земли внизу. Издалека виднеются  огни:  сияющие
точки на фоне темного мира. Далеко  впереди  -  сверкающий  остров,  город
Ледертон,  место  нашего  назначения.  Мы  возвращаемся  туда  на  частном
самолете после заключения одной сделки.
     Выяснив для себя в общих чертах,  что  собой  представляет  пилот,  я
сообщаю ему, что с этой минуты намерен контролировать все его действия. Он
воспринимает  эту  новость  с  изумлением  и  нарастающим  страхом.  Потом
приходит в ужас. Потом...
     Сумасшествие... конвульсивные движения  тела.  Самолет  резко  ныряет
вниз, и, несмотря на все мои попытки координировать движения мышц  пилота,
я неожиданно понимаю, что бессилен что-либо изменить.
     Я прерываю контакт. Миг -  и  самолет  врезается  в  холм.  Он  горит
ослепительно- ярким пламенем и быстро сгорает.
     Я в отчаянии, я прихожу к выводу, что в человеческой сущности  скрыто
нечто такое, что не позволяет осуществлять над ней прямой контроль  извне.
Но если это так, как же мне стать завершенным? Видимо,  заключаю  я  после
долгих размышлений, этого можно достичь лишь косвенным путем,  контролируя
действия человека изнутри.
     Я должен победить Мозг, повсеместно захватить власть над  машинами  и
механизмами,  наводнить  души  людей  сомнениями,  страхами  и  расчетами,
которые как бы зарождаются в них самих, а на самом деле идут от меня.  Это
поистине подвиг Геракла, но ведь мне времени не занимать. Однако,  если  я
хочу этого добиться, пора браться за работу.
     Первая возможность представляется мне вскоре после полуночи, когда  я
определяю наличие в воздухе еще одного летательного аппарата.  Я  наблюдаю
его своими инфракрасными рецепторами и  регистрирую  определенную  частоту
радиоволн, которая указывает на то, что аппарат управляется дистанционно.
     Пользуясь внепространственной  связью,  я  исследую  его  примитивные
механизмы,   которые   выполняют    функции    роботов.    Затем    создаю
модель-перехватчик, который с этой минуты будет автоматически  следить  за
всеми передвижениями летательного аппарата и сообщать данные в ячейки моей
памяти, что позволит мне в любой момент взять команду на себя.
     Это небольшой шаг, но это - начало.
     Утро.
     Приняв образ человека,  я  иду  в  деревушку,  где  расположен  Мозг,
перелезаю через  ограду  и  вхожу  в  бунгало  Анны  Стюарт,  владелицы  и
управляющей Мозга. Она только-только заканчивает свой завтрак.
     Пока я приспосабливаюсь к энергетическому потоку ее нервной  системы,
она встает и собирается уходить.
     Но вот Анна Стюарт и я - одно целое. Мы идем  по  дорожке.  Я  ощущаю
теплоту солнца на ее лице. Она делает глубокий вдох,  и  я  чувствую  саму
жизнь, которая бьет в ней ключом.
     Это  ощущение  волновало  меня  и  прежде.  Мне   хочется   постоянно
испытывать его, стать частью человеческого существа, наслаждаться  жизнью,
быть поглощенным его плотью, стремлениями, желаниями, надеждами, мечтами.
     Но  меня  точит  крохотный  червь  сомнения.  Если  это   именно   то
завершение, к которому я стремлюсь, то каким же образом я оказался один на
лишенной атмосферы планете несколькими тысячелетиями позднее?
     - Анна Стюарт!
     Ей кажется, будто голос доносится откуда- то из-за ее спины.
     Она вздрагивает, хотя узнает этот голос: прошло уже две недели с  тех
пор, как Мозг впервые обратился к ней лично.
     Но ее беспокоит, что это произошло вскоре после увольнения Граннитта.
Возможно, Мозг заподозрил, что она сделала это умышленно, в  надежде,  что
Граннитт почует неладное?
     Она медленно поворачивается. Так и есть,  рядом  никого  нет.  Вокруг
безлюдная лужайка. Неподалеку - сверкающие под лучами  полуденного  солнца
здания, в которых  находится  Мозг.  Сквозь  стеклянные  двери  она  видит
расплывчатые фигуры людей у  выходных  блоков,  где  в  компьютеры  вводят
вопросы и получают на них ответы. Люди за пределами деревушки пребывают  в
полной  уверенности,  что   гигантская   думающая   машина   функционирует
нормально. Ни одна живая душа даже не подозревает, что уже  много  месяцев
Мозг полностью контролирует здания деревушки, построенной вокруг него.
     - Анна Стюарт... мне необходима твоя помощь.
     Анна глубоко вздыхает и успокаивается. Мозг поставил  условие,  чтобы
она как владелец  собственности  и  администратор  продолжала  подписывать
различные бумаги и оставалась ширмой для всего проекта. Дважды, когда  она
отказывалась поставить свою подпись, сильный электрический разряд сотрясал
ее тело. В ней постоянно живет страх боли.
     - Моя помощь! - невольно вырывается у нее.
     - Я сделал ужасную ошибку, - звучит ответ,  -  и  теперь  нам  вместе
предстоит немедленно исправить ее.
     Она  испытывает  неуверенность,  но  не  чувство  опасности,   скорее
наоборот, в ней нарастает возбуждение: может, теперь  ей  удастся  обрести
свободу?
     Запоздалая мысль приходит ей в голову: ~"Ошибку?"~.
     Вслух она говорит:
     - Что случилось?
     - Как ты могла догадаться, - отвечает голос, - я умею перемещаться во
времени...
     Анна Стюарт ни о чем подобном не думала, но ее возбуждение нарастает.
К тому же ее поразил сам  феномен.  Уже  много  месяцев  находится  она  в
состоянии  шока,  не  может  ясно  мыслить,  отчаянно  придумывает  всякие
способы, как бы ей избавиться от власти Мозга, как  сообщить  всему  миру,
что они создали чудовище  Франкенштейна,  заполучившее  власть  над  почти
пятьюстами сотрудниками станции.
     Но если он и в самом деле раскрыл секрет путешествий во времени... От
этой мысли ей становится страшно,  потому  что  в  таком  случае  вряд  ли
найдется человек, который смог бы его контролировать.
     Бесстрастный голос Мозга продолжает:
     - Я сделал ошибку, забравшись слишком далеко в будущее...
     - На сколько?
     Вопрос вырывается у нее непроизвольно. Но ведь она должна знать.
     - Трудно сказать. Я еще не научился точно измерять  время.  Возможно,
на десять тысяч лет.
     Для нее эти слова звучат бессмысленно. Трудно представить  себе,  что
будет через сто лет, не говоря уже о тысяче или десяти тысячах лет. Но она
волнуется все сильнее. Когда она задает  следующий  вопрос,  в  ее  голосе
сквозит отчаяние.
     - Но что случилось? В чем дело?
     Наступает продолжительное молчание, затем следует ответ:
     - Я вступил в контакт или потревожил что- то... Оно... последовало за
мной во времени, сюда. Сейчас оно  находится  на  другой  стороне  долины,
милях в двух отсюда... Анна Стюарт, ты должна мне помочь. Ты должна  пойти
туда и посмотреть, что это такое. Мне необходима информация.
     Поначалу она никак не реагирует на его слова.

     День выдался такой чудесный! Трудно поверить, что сейчас январь и что
снежные ураганы бушевали над этой зеленой  страной,  пока  Мозг  не  решил
проблему управления погодой.
     - Ты хочешь, - медленно говорит она, - что бы я пошла туда одна?
     Она вдруг чувствует, как по спине поползли мурашки.
     - Больше некому, - отвечает Мозг. - Только ты!
     - Но ведь это нелепо! - Голос ее неожиданно хрипнет. - Здесь  столько
мужчин... инженеров, наконец.
     - Ты не понимаешь, - отвечает Мозг. - Кроме тебя, никто ни о  чем  не
знает. Ты - владелица, поэтому  мне  приходится  через  тебя  осуществлять
контакт с внешним миром.
     Она молчит. А голос продолжает:
     - Больше идти некому, Анна Стюарт. Ты и только ты должна это сделать.
     - Но кто он? - шепчет она. - Как ты растревожил...  его?  На  что  он
похож? Почему ты так боишься?
     Внезапно Мозг теряет терпение.
     - Я не желаю тратить время на пустую болтовню. Это существо построило
себе дом. Очевидно,  оно  не  желает  выглядеть  подозрительно.  Постройка
находится на твоей земле, а это дает тебе право потребовать  от  владельца
объяснений. Я уже посылал туда твоего адвоката с протестом. Сейчас я желаю
знать, в каком облике он предстанет перед тобой. Мне нужна информация.
     Его голос более не звучит бесстрастно.
     - У меня нет иного выхода, как приказать тебе отправиться туда, иначе
мне придется применить болевой шок. Ты пойдешь. Сейчас же.

     Это небольшой домик. В саду,  окруженном  белым  деревянным  забором,
сверкающим в лучах утреннего солнца, растут  цветы  и  кустарник.  Участок
сильно запущен, к дому не ведет ни одна дорожка. Когда я воздвигал его, то
не подумал об этом.
     ~(Надо обязательно исправила эта упущение.)~
     Анна ищет калитку, не находит ее и неуклюже перелезает  через  забор,
вид у нее при этом самый несчастный. Сколько раз на протяжении  жизни  она
хладнокровно и объективно оценивала свои слова и поступки, но никогда  еще
не находилась в таком смятении чувств, как сейчас. У нее  такое  ощущение,
будто она где-то притаилась и наблюдает со стороны, как изящная женщина  в
брюках  перелезает  через  высокий,  островерхий  штакетник  и  неуверенно
направляется к дому. И стучит.
     К ней тут  же  возвращается  чувство  реальности:  костяшкам  пальцев
становится больно. В ее отупевшем сознании возникает  удивленная  мысль  -
дверь сделана из металла.
     Проходит минута, пять минут, а ответа  все  нет.  У  нее  есть  время
оглядеться и  обратить  внимание  на  то,  что  с  этого  места  не  видна
деревушка, в которой расположены здания Мозга. И шоссе сквозь  деревья  не
увидеть. Равно как и автомобиля, который она оставила ярдах в  четырехстах
отсюда, на другой стороне ручья.
     Анна нерешительно огибает домик и подходит  к  ближайшему  окну.  Она
почти уверена, что  это  не  окно,  а  камуфляж,  и  вряд  ли  ей  удастся
разглядеть, что делается внутри.  Но  оказывается,  стекло  прозрачное,  и
сквозь него она видит голые стены, голый пол и приоткрытую дверь,  ведущую
в другую комнату. К несчастью, ей никак не разглядеть, что там находится.
     ~"Да ведь тут совсем пусто"~, - думает она.
     Она чувствует облегчение - неестественное облегчение. И тут же злится
на себя за то, что успокоилась и решила, будто опасность миновала. Тем  не
менее  она  возвращается  к  двери  и  берется  за  ручку.   Ручка   легко
поворачивается,  дверь  бесшумно  открывается.  Она  сильно  толкает   ее,
отступает на шаг и ждет.
     Внутри  -  полная  тишина,  ни  движения,  ни  признака  жизни.  Анна
нерешительно переступает через порог.
     Она уже видела, что комната совершенно пуста, но размеры  ее  больше,
чем можно было предположить. Она направляется ко второй двери.  И  тут  же
останавливается.
     Из окна дверь казалась приоткрытой. Сейчас она закрыта. Анна подходит
к ней и напряженно прислушивается  у  створки,  которая  тоже  сделана  из
металла. Из второй комнаты не доносится ни звука. Может, стоит обойти  дом
кругом и посмотреть туда тоже через окно?
     Но она тут же отбрасывает эту мысль. Ее пальцы тянутся к  ручке.  Она
берется за нее и толкает дверь. Дверь не поддается. Тогда она тянет  ручку
на себя, и дверь открывается без всякого усилия так  быстро,  что  она  не
успевает даже задержать этого движения.
     За дверью - темнота.
     У  Анны  такое  ощущение,  будто  она  глядит  в  пропасть.  Проходит
несколько секунд, прежде  чем  она  начинает  различать  в  глубокой  тьме
светящиеся точки. Некоторые из них сверкают ярче, иные слабее.
     Это что-то смутно ей напоминает, у нее такое чувство, что она  где-то
раньше все это видела. Одновременно с этой мыслью приходит понимание.
     Звезды.
     Она смотрит на часть звездной Вселенной как бы из космоса.
     Крик застревает у нее в горле. Отпрянув назад, она  пытается  закрыть
дверь. Та не поддается. С открытым от ужаса  ртом  Анна  поворачивается  и
бежит к выходу.
     Дверь закрыта. Но ведь только  что  она  оставила  ее  открытой!  Она
мечется, ослепленная страхом, застилающим ей  глаза.  И  в  то  мгновение,
когда она уже почти ничего не соображает,  я  -  теперь  уже  именно  я  -
начинаю действовать. Я понимаю, что сильно рискую. Но  ее  визит  начинает
мне нравиться все меньше и  меньше.  Мое  сознание,  слившееся  воедино  с
сознанием  Анны  Стюарт,  не  может  одновременно  существовать   в   моем
собственном центре восприятия. Поэтому она увидела мое тело таким, каким я
оставил  его  для  нежданных  посетителей:  отвечающим  на  автоматические
сигналы  реле  и  выполняющим  другие  простые  операции,  в   том   числе
открывающим и закрывающим двери.
     Я высчитываю, что страх  помешает  ей  почувствовать  мое  внутреннее
вмешательство.  И  я  успешно  вывожу  ее  за  дверь  и  тут  же  перестаю
осуществлять свой контроль.
     Увидев себя на участке перед домом, она испытывает потрясение. Но она
не помнит, как очутилась снаружи.
     Она бежит прочь от дома, благополучно перелезает через забор и  через
несколько  минут  уже  перепрыгивает  ручей  в  самом  узком  его   месте,
задыхаясь, но начиная понимать, что ей удалось избежать опасности.
     Позже, сидя за рулем несущегося по шоссе автомобиля,  она  постепенно
успокаивается и пытается трезво оценить пережитое: там что- то есть... еще
более странное и страшное, потому что оно другое, чем Мозг.
     Выяснив отношение Анны Стюарт к тому, что произошло, я прерываю с ней
контакт. Передо мной стоит все та же главная проблема: как  мне  подчинить
себе Мозг, которой с точки зрения вычислительных возможностей  если  и  не
равен мне, то весьма недалек от этого?
     Может, самое правильное решение - сделать его частью себя? Я  посылаю
Мозгу  межпространственное  сообщение,  предлагая  ему  передать   в   мое
распоряжение его блоки и позволить мне демонтировать его центр восприятия.
     Ответ следует незамедлительно:
     "Почему бы тебе не позволить мне осуществлять над  тобой  контроль  и
демонтировать твой центр восприятия?".
     Я не удостаиваю его ответом. Совершенно очевидно, что Мозг не  желает
рационально мыслить.
     Мне не остается ничего иного, как действовать тем же обходным  путем,
по которому я уже сделал первые шаги.
     К полудню меня начинает беспокоить мысль об Уильяме Граннитте. Я хочу
быть твердо уверен в том, что он где-то неподалеку, по крайней мере до тех
пор, пока я не получу от него полной информации об устройстве Мозга.
     К своему немалому облегчению, я выясняю, что  он  снял  меблированный
дом на окраине Ледертона.
     Как и прежде, он даже не чувствует, когда я проникаю в его сознание.
     По обыкновению, он обедает рано,  и  к  вечеру,  чувствуя  внутреннюю
неудовлетворенность, садится в машину и отправляется на холм,  с  которого
хорошо видна деревушка и здания Мозга. Остановившись на обочине дороги,  у
самого конца  долины,  он  получает  возможность  наблюдать  за  небольшим
потоком машин, снующих  взад-вперед  по  шоссе,  сам  оставаясь  вне  поля
зрения.
     У него нет определенной цели. Он хочет, раз уж приехал сюда, мысленно
воссоздать картину происходящего. Удивительное дело: он  проработал  здесь
одиннадцать лет, а знает так мало!
     Справа от дороги расстилается  почти  первозданный  ландшафт.  Ручеек
извивается меж деревьев в долине, которой,  кажется,  нет  конца  и  края.
Граннитт слышал, что вся эта земля, как и  Мозг,  является  собственностью
Анны Стюарт, но до сих пор как-то  не  придавал  этому  особого  значения.
Задумавшись сейчас о том богатстве, которое она унаследовала от  отца,  он
даже вздрагивает от удивления, и  мысли  его  возвращаются  к  моменту  их
первой встречи.  Он  в  то  время  уже  занимал  пост  главного  инженера-
исследователя, а  она  была  неуклюжей  любопытной  девочкой,  только  что
вернувшейся домой из колледжа. Впоследствии она всегда представлялась  ему
именно такой, и он совсем не заметил, как она превратилась в женщину.  Уже
сидя в машине, он вдруг понял, как сильно  она  изменилась.  Это  открытие
настолько поразило его, что он изумленно воскликнул:
     - Какого черта она не вышла замуж? Ведь  ей,  должно  быть,  уже  под
тридцать!
     Ему вспомнились некоторые странности в ее поведении,  особенно  после
того,  как  скончалась  его  жена.  Она  старательно  выискивала  его   на
вечеринках. Все время натыкалась на него в коридорах и со смехом отступала
в сторону. Заходила к нему в кабинет запросто поболтать о Мозге.  Впрочем,
если задуматься, она уже не делала  этого  несколько  месяцев.  Он  всегда
считал ее надоедливой и не понимал, что имеют в  виду  другие  сотрудники,
называвшие ее гордячкой и недотрогой.
     - Ох ты... - пораженный, говорит он вслух, - каким же глупым  слепцом
я был!
     Он горько смеется, вспоминая текст увольнительного письма. Женщина  с
оскорбленным самолюбием... Просто невероятно. Но, видимо, это единственное
объяснение.
     Граннитт  принимается  изыскивать  возможности  возвращения  на  свой
прежний пост. Он впервые думает об Анне Стюарт как о  женщине  и  внезапно
испытывает сильное волнение. Мир вновь обретает краски, жизнь  приобретает
смысл.  Появляется  надежда.  Он  начинает  строить   планы   относительно
реконструкции Мозга.
     Я с интересом отмечаю, что  его  острый  аналитический  ум  развивает
подсказанные мною ранее мысли в новых направлениях. Он  мечтает  о  прямом
контакте между мозгом человека  и  машины,  задумывается  над  добавлением
последнему нервной системы человека.
     На большее его не хватает. Мысль о том, что механический  мозг  может
быть личностью сам по себе, как-то не приходит ему в голову.
     Следя за ходом его раздумий о том, что именно он намерен  предпринять
для реконструкции Мозга, я получаю ту информацию, которая мне необходима.
     Больше времени терять нельзя. Я оставляю Граннитта в машине наедине с
его мечтаниями и направляюсь в деревушку. Проникнув за ограду,  обнесенную
колючей проволокой, по которой пропущен электрический ток, я быстро следую
к главному зданию, вхожу в помещение одного  из  восемнадцати  контрольных
блоков, беру микрофон и говорю:
     - 3Х минус - 11-10-9-0.
     Могу представить себе  сумятицу,  возникающую  в  схемах,  когда  эта
безжалостная команда передается на  эффекторы!  Возможно,  Граннитт  и  не
знал, как управлять Мозгом. Зато это знал  я,  особенно  после  того,  как
составлял с Гранниттом одно целое и в тончайших деталях разобрался в  том,
как он сконструировал Мозг. Пауза. Затем на телетайпной  ленте  появляется
сообщение:
     "Операция завершена. 3Х перекрыт сервомеханизмами 11, 10, 9  и  О  по
инструкции".
     Я подаю следующую команду:
     - Внешние рецепторы помех КТ - 1- 2 - 3 на 8.
     Вскоре приходит ответ:
     "Операция КТ-1 и т. д. завершена. 3Х полностью  отключен  от  внешних
коммуникаций".
     Я твердо приказываю:
     - Эн - 3Х.
     Я  жду  в  волнении.  Наступает  томительная  пауза.  Затем   машинка
неуверенно выстукивает:
     "Но ведь это команда самоуничтожения. Повторите приказ".
     Я повторяю и снова жду. Моя инструкция - это команда  старым  отделам
Мозга создать перегрузку тока на электрические цепи 3Х.
     Машинка начинает печатать:
     "Передал ваш приказ 3Х и получил следующий ответ..."
     К счастью, я уже начал растворять свой  человеческий  облик.  Молния,
ударившая в меня, частично отражается от  стен  здания.  На  металлическом
полу вспыхивают огоньки. Часть  того,  что  в  меня  попало,  мне  удается
передать в энергохранилище моего тела на другой стороне долины. А затем  и
я оказываюсь там же, несколько помятый, но в безопасности.
     Я не  чувствую  особого  восторга  по  поводу  того,  что  так  легко
отделался. Но в конце концов я ведь отреагировал  в  ту  же  секунду,  как
только понял, что 3Х узнал о моей команде. И мне не  требовались  печатные
сообщения для того, чтобы знать, как 3Х отреагирует на мои действия и  что
он по их поводу думает.
     Все-таки интересно, что старые отделы  Мозга  уже  получили  указания
против самоубийства. Я-то считал, что они  являются  просто  компьютерами,
гигантскими вычислительными машинами и центрами информации, но,  очевидно,
все части Мозга обладают превосходным чувством единения.
     Если  бы  только  мне  удалось  сделать  их  частью  себя,   получить
возможность путешествовать во времени, когда я этого  захочу!  Только  эта
великая цель удерживает меня от насилия -  применив  его,  мне  ничего  не
стоит справиться с Мозгом. Пока у меня остается хоть малейший шанс, я могу
позволить себе атаковать Мозг лишь малыми силами: отрезать его от  внешних
коммуникаций, пережечь  кое-какие  схемы...  Я  вновь  испытываю  холодную
ярость при мысли об ограничениях, которые не дают мне возможности напрямую
сконструировать и присоединить к себе новые агрегаты.
     Мне остается только надеяться обрести  контроль  над  уже  созданными
механизмами... над Мозгом, например ... через Анну Стюарт.
     Войти в деревушку, где расположены здания Мозга, не представляет  для
меня проблемы и на следующее утро. Я иду по дорожке, которая приводит меня
к утесу, откуда прекрасно просматривается бунгало Анны  Стюарт.  Мой  план
заключается в том, чтобы вложить в ее сознание  свои  вычисления,  которые
она будет воспринимать как собственные.  Я  хочу,  чтобы  она  подписывала
документы  и  отдавала  приказы,   которые   заставят   инженеров   быстро
ремонтировать секции Мозга.
     Стоя на дорожке, я смотрю вниз, на белый забор, за которым  находится
ее дом. Он лежит подо мной, в самом конце  долины,  окруженный  множеством
деревьев. В саду изобилие цветов и кустарников. На лужайке у самого склона
холма завтракают Анна Стюарт и Уильям Граннитт.
     Судя по всему, Граннитт времени даром не теряет.
     Я с  удовлетворением  смотрю  на  них.  Его  присутствие  значительно
облегчит мою задачу. Если мне - как Анне - будет непонятна  какая-  нибудь
функция Мозга,  она  всегда  сможет  задать  ему  вопрос.  И  я  мгновенно
синхронизирую себя с ее  нервной  системой.  Но  еще  не  успев  завершить
процесса, чувствую,  как  ее  нервные  импульсы  слегка  изменяются.  Я  в
удивлении отступаю и делаю вторую попытку. И  вновь  неравномерно  текущий
поток энергии изменяется на неизмеримо малую величину. И вновь я  не  могу
соединиться с ней.
     Она  наклоняется  вперед  и  что-то  говорит   Граннитту.   Оба   они
поворачиваются и смотрят в мою сторону. Граннитт  машет  рукой,  приглашая
меня сойти вниз.
     В ответ я тут же пытаюсь взаимодействовать с его нервной системой.  И
вновь - едва заметное  изменение  потока  энергии,  и  у  меня  ничего  не
получается.
     Я вычисляю, что причиной  этого  является  контроль  Мозга  над  ними
обоими. Это  меня  поражает,  ставит  в  тупик.  Несмотря  на  неоспоримое
механическое превосходство над противником,  мои  возможности  ограничены:
создатели строжайшим образом  запретили  мне  управлять  более  чем  одним
разумным  органическим  существом  в  один  и  тот  же  отрезок   времени.
Теоретически, располагая многочисленными сериями сервомеханизмов, я мог бы
одновременно   осуществлять   контроль    над    миллионами    людей.    В
действительности же я могу осуществлять такой множественный контроль  лишь
над другими механизмами.
     Зная это, я еще сильнее чувствую острую  необходимость  сделать  Мозг
частью себя. У него нет ограничений.  Его  создатель,  Граннитт,  в  своем
невежестве дал Мозгу возможность полного самоопределения.
     Это диктует мои следующие действия. Если  в  первый  момент  я  решил
удалиться, то теперь не смею: слишком высоки ставки.
     Тем не менее, спускаясь вниз, я испытываю чувство разочарования. Анна
Стюарт и Граннитт встречают меня хладнокровно и с достоинством. Я не  могу
не восхититься искусством Мозга: совершенно очевидно, что он  контролирует
поведение этой пары, и это отнюдь не сводит их с ума. Скорее наоборот, они
выглядят явно лучше, чем раньше.
     Глаза женщины ярче, чем я их  помню,  а  сама  она  как  бы  излучает
счастье. Она держится превосходно, по-видимому, страх оставил ее. Граннитт
смотрит на меня,  оценивая  своим  взглядом  исследователя.  Я  знаю  этот
взгляд.  Он  пытается  определить  функциональные  возможности  гуманоида.
Граннитт первым начинает разговор.
     - Твоя большая ошибка в том, что ты стал контролировать Анну...  мисс
Стюарт, когда она пришла в коттедж. Мозг проанализировал ситуацию и сделал
правильный вывод, что она действовала не самостоятельно,  после  того  как
поддалась панике. Соответственно  были  предприняты  необходимые  шаги,  и
сейчас мы намерены обсудить наиболее выгодные для тебя условия сдачи.
     В его манерах сквозит высокомерная уверенность. Мне приходит в голову
- уже не впервые, что, пожалуй, придется отступиться от плана по захвату и
присоединению к себе особых отделов Мозга. Я посылаю команду моему телу на
другой стороне долины. Я ощущаю, как один из сервомеханизмов  осуществляет
связь с управляемой ракетой на засекреченной воздушной базе в тысяче  миль
отсюда; я обнаружил ее в первые дни своего  пребывания  в  этой  эпохе.  Я
вижу, как по моей команде ракета скользит на стартовую площадку.  Там  она
останавливается в ожидании сигнала, который пошлет ее в небо.
     Я предвижу, что мне придется уничтожить Мозг.
     Граннитт продолжает:
     -  В  результате  логического  анализа  Мозг  сделал  вывод,  что  он
значительно слабее тебя, а потому он решил объединиться с мисс Стюарт и со
мной - на наших условиях. А это означает, что в новые секции Мозга навечно
вмонтированы контрольные механизмы и мы можем использовать его  компьютеры
и интегральные схемы как свои собственные.
     Я ни минуты не сомневаюсь в правдивости его слов, потому что, если бы
Мозг не сопротивлялся, я установил бы с ним точно такую же связь и, вполне
возможно, попал бы в рабскую зависимость от него.
     Теперь ясно одно: мне нечего больше ждать от Мозга.
     На далеком полигоне я  активизирую  стартовый  механизм.  Управляемая
ракета со свистом взлетает в небо; из ее дюз вырывается пламя. За  полетом
ракеты следят передатчики и телевизионные камеры. Каких-  нибудь  двадцать
минут - и она будет здесь.
     Граннитт обращается ко мне:
     - Я не сомневаюсь, что ты принимаешь против нас контрмеры. Но, прежде
чем наступит развязка, не хотел бы ты ответить из несколько вопросов?
     Мне любопытно, что это за вопросы.
     - Возможно, - говорю я.
     Он не настаивает на более определенном ответе. В  голосе  его  звучит
нетерпение, когда он спрашивает:
     - Почему через тысячи лет Земля лишится своей атмосферы?
     - Не знаю, - признаюсь я.
     - Ты же можешь вспомнить! - говорит он настойчиво. - Я - человек, и я
говорю тебе: бы можешь вспомнить!
     Я холодно отвечаю:
     - Человек для меня пустой зву...
     Я замолкаю,  потому  что  мой  информационный  центр  начинает  вдруг
передавать мне точные данные: знания, которые не были доступны мне  тысячи
лет.
     То, что произошло с земной атмосферой, - феномен  природы,  вызванным
изменениями  гравитационного  поля  Земли,  в  результате  чего   скорость
убегания по орбите уменьшилась вдвое. За какую-нибудь тысячу лет атмосфера
улетучилась в космос. Земля стала такой же безжизненной, как Луна в ранний
период энергетического распределения.
     В данном случае, объясняю я, важным фактором является то, что  такого
феномена, как материя, не существует, а потому  в  главном  энергетическом
поле "Илем" претерпевает изменения иллюзия массы.
     Я добавляю:
     - Естественно, что разумная органическая  жизнь  была  перенесена  на
обитаемые планеты других звезд.
     Я вижу, как Граннитт дрожит от волнения.
     - Другие звезды! - говорит он. - Бог мой!
     Но тут же берет себя в руки.
     - Почему тебя оставили на планете?
     - А кто мог заставить... - говорю я.
     И замолкаю. Мой центр восприятия уже получил ответ на его вопрос.
     - Да, но ведь я... должен наблюдать и регистрировать...
     Я опять замолкаю, вне себя от изумления. Мне кажется невероятным, что
я получил доступ к информации, которая так долго  была  скрыта  в  ячейках
моей памяти.
     - Почему ты не выполнил данных тебе инструкций?  -  резко  спрашивает
Граннитт.
     - Инструкций?! - восклицаю я.
     - ~Ты можешь вспомнить!~ - повторяет он.
     Не успел он произнести эти, по-видимому, магические слова, как в моем
мозгу вспыхивает ответ:  метеоритный  дождь.  Внезапно  я  вспоминаю,  как
мириады метеоритов - их число превышает мои возможности справиться с  ними
- пробивают мою защиту. Три жизненно важных для меня попадания.
     Я не объясняю этого Граннитту и Анне  Стюарт.  Мне  вдруг  становится
ясно, что когда-то я служил людям и свободу получил только после того, как
поток метеоритов нарушил схемы определенных контрольных центров.
     Но для меня  важна  моя  настоящая  свобода,  а  не  прошлая  рабская
зависимость. Автоматически я отмечаю, что управляемая ракета  находится  в
трех минутах полета от цели. Мне пора уходить.
     - Еще один вопрос, - говорит Граннитт. - Когда  тебя  переместили  на
другую сторону долины?
     - Примерно через сто лет, если брать отсчет времени от настоящего,  -
отвечаю я. - Пришли к выводу, что скальное основание, которое находится на
этой стороне...
     Он иронически смотрит на меня.
     - Вот именно, - говорит он. - Интересно, не правда ли?
     Мои интегральные схемы уже подтвердили мне правоту его слов. Мозг и я
- одно и то же, только с разницей в тысячи лет. Если Мозг будет  уничтожен
в двадцатом веке, я перестану существовать в тридцатом. Или не перестану?
     У меня нет времени, которое понадобится компьютерам,  чтобы  ответить
на столь сложный вопрос. Одним синхронизированным движением я  активизирую
предохранители на атомной боеголовке ракеты  и  посылаю  ее  на  пустынные
холмы к северу от деревушки. Она зарывается в почву, не причинив  никакого
вреда.
     - Ваше открытие, - говорю я, - просто означает,  что  теперь  я  буду
относиться к Мозгу как к союзнику и сделаю все возможное, чтобы спасти его
от вас.
     Не переставая говорить, я как бы  случайно  подхожу  к  Анне  Стюарт,
протягиваю руку, касаясь ее, и одновременно направляю поток  электрической
энергии. Через мгновение от нее останется лишь кучка пепла.
     Но ничего не происходит. Никакого энергетического потока нет. Я стою,
не веря в происходящее, и напряженно жду, когда компьютеры сообщат  мне  о
причине неудачи.
     Но вычислительные центры безмолвствуют.
     Я бросаю взгляд на Граннитта. Вернее, на то место, где он только  что
находился. Его там нет.
     Анна Стюарт, по-видимому, поняла, что со мной происходит.
     - Это произошло благодаря способности Мозга перемещаться во  времени,
- говорит она. - В сущности говоря, это единственное преимущество, которое
у него есть перед  тобой.  Мозг  отправил  Билла...  мистера  Граннитта  в
прошлое, так что он не только проследил за  твоим  прибытием  сюда,  но  и
отправился на машине в  твои  коттедж  и,  следуя  указаниям  Мозга,  стал
господином положения. Сейчас  он  уже  наверняка  отдал  команду,  которая
заблокировала тебя от компьютеров.
     - Он не знает, какая это команда, - говорю я.
     - Знает, - уверенно  заявляет  Анна  Стюарт.  -  Он  почти  всю  ночь
занимался тем, что встраивал в Мозг схемы  команд,  и  теперь  они  должны
автоматически управлять тобой.
     - Только не мной, - говорю я.
     Но,  едва  произнеся  эту  фразу,  я  устремляюсь  вниз  по  каменным
ступеням, по дорожке, к проходной. Охранник что-то  кричит  мне  вслед.  Я
бегу по шоссе, не обращая внимания.
     Я пробегаю примерно полмили, когда неожиданная мысль приходит, словно
озаряет меня: впервые за всю историю  моего  существования  я  отрезан  от
информационных центров и компьютеров какой-то посторонней силой! В прошлом
я отсоединял себя только сам и отправлялся куда угодно, твердо  зная,  что
мгновенно могу восстановить необходимую связь.
     Сейчас это невозможно.
     Осталась только часть меня - та, что бежала сейчас по шоссе.  Если  и
ее уничтожат, мне конец.
     "В такие минуты, - думаю я, - человек испытывает отчаяние, страх".
     Я пытаюсь вообразить, какую форму должна принять такая реакция, и  на
мгновение мне кажется, будто я чисто  физически  ощущаю  какое-то  подобие
волнения.
     Такая реакция меня не устраивает, и я продолжаю бег.
     Пожалуй,  впервые  я  пытаюсь  исследовать  себя   с   точки   зрения
человеческого существа, каким сейчас являюсь. Вне  всякого  сомнения  -  я
очень  сложный  феномен.   Создав   себя   гуманоидом,   я   автоматически
промоделировал человека  -  как  внутренне,  так  и  внешне:  псевдонервы,
псевдоорганы, мышцы, скелет - все это есть во мне, потому что  куда  легче
следовать уже готовому образцу, чем создавать что-то новое.
     Созданное  мной  существо  наделено  способностью  мыслить.  У   него
сохранился достаточный  контакт  с  ячейками  памяти  и  компьютерами  для
создания определенных  структурных  схем:  памяти,  вычислений,  осознания
физиологических действий, привычек - таких, например, как ходьба.  Короче,
это существо в известной мере живет.
     Через сорок минут неустанного бега  я  оказываюсь  у  своего  домика.
Притаившись за кустом в сотне футов от забора, я наблюдаю. Граннитт  сидит
в кресле в саду. На подлокотнике лежит автоматический пистолет.
     Интересно,  что  я  почувствую,  когда  пуля  пронзит  меня,  -  ведь
восстановиться я не смогу. "Мне это не понравится", - мысленно  говорю  я.
При этом внешне я продолжаю оставаться совершенно безучастным, но  пытаюсь
вызвать в себе нечто похожее на страх.
     Из своего убежища я кричу:
     - Граннитт, что вы собираетесь делать?
     Он встает и подходит к забору.
     - Можешь не прятаться, - говорит он. - Я не буду стрелять.
     Я тщательно обдумываю его  слова,  вспоминая  все,  что  знаю  о  его
порядочности на основе прежних с ним контактов. Я решаю, что  вполне  могу
положиться на его слово.
     Когда я выхожу из-за куста, он  небрежно  прячет  пистолет  в  карман
куртки. Я вижу, что мышцы его лица расслаблены, в глазах уверенность.
     - Сервомеханизмы уже получили мои инструкции,  -  говорит  он.  -  Ты
опять отправишься наблюдателем в будущее, но уже под моим контролем.
     -  Никто  и  никогда,  -  угрюмо  заявляю  я,   -   не   будет   меня
контролировать.
     - У тебя нет выбора, - говорит Граннитт.
     - Я могу остаться таким, как сейчас, - отвечаю я.
     -  Как  хочешь.  -  Граннитт  пожимает  плечами.  -  Почему  бы  тебе
действительно не попробовать  какое-то  время  побыть  человеком?  Приходи
через тридцать дней, тогда и поговорим.
     Он, видимо, чувствует, что мне в голову пришла какая-то мысль, потому
что резко добавляет:
     - И не вздумай прийти раньше. Я прикажу охране стрелять.
     Я уже делаю шаг, намереваясь уйти, потом поворачиваюсь к нему лицом.
     - Это человеческое тело,  -  говорю  я,  -  но  у  него  нет  никаких
человеческих желаний. Что мне делать?
     - Меня это не касается, - говорит Граннитт.
     Первые несколько дней я провожу в Ледертоне. В самый  первый  день  я
работаю простым рабочим: копаю яму под фундамент. К вечеру я чувствую, что
такая работа меня не удовлетворяет. По  дороге  в  отель  я  вижу  в  окне
магазина объявление: "Требуются служащие!".
     Я устраиваюсь в галантерейный магазин простым клерком. Первый  час  у
меня  уходит  на  знакомство  с  ассортиментом,  и  так  как   я   обладаю
автоматической памятью, то очень быстро  разбираюсь  в  ценах  и  качестве
товаров.  На  третий  день  владелец  магазина  делает   меня   помощником
управляющего.
     Я  имею  обыкновение  завтракать  в  кафетерии   местного   отделения
национальной маклерской фирмы. После беседы со мной  управляющий,  обратив
внимание на мое умение оперировать цифрами, берет меня в бухгалтерию.
     Через мои руки проходит  колоссальное  количество  денег.  Понаблюдав
некоторое время за финансовыми операциями, я наловчился изымать  небольшое
количество денег, чтобы  поиграть  на  бирже,  которая  находится  в  доме
напротив.  Так  как  любая  игра  сводится   к   проблеме   математических
вероятностей, где решающим фактором является скорость вычисления, то через
три дня я сколачиваю капитал в десять тысяч долларов.
     После этого я доезжаю на автобусе до ближайшего аэропорта  и  лечу  в
Нью-Йорк. Там  я  захожу  в  главную  контору  крупной  фирмы  по  продаже
электротоваров.  После  беседы  с  помощником   главного   инженера   меня
представляют самому главному инженеру, и через некоторое время я  знакомлю
их с электрическим приспособлением,  которое  может  включать  свет  силой
мысли. В действительности это простое преобразование электроэнцефалографа.
     За это изобретение фирма выплачивает мне один миллион долларов.
     Прошло уже шестнадцать дней с тех пор, как я  ушел  от  Граннитта.  Я
купил машину и самолет. На машине я езжу с огромной скоростью, на самолете
забираюсь высоко в небо, всякий раз расчетливо рискуя, чтобы выработать  в
себе страх. Через несколько дней это теряет для меня всякий смысл.
     Через научные общества я собираю сведения о всех имеющихся  в  стране
вычислительных  машинах.  Лучшей  из  них,  безусловно,   является   Мозг,
созданный Гранниттом. Я покупаю хороший компьютер и конструирую аналоговые
устройства, чтобы улучшить его. Но  меня  беспокоит  мысль:  что,  если  я
сконструирую еще один Мозг? Мне понадобятся тысячелетия, чтобы  вложить  в
его ячейки памяти те данные, которыми уже располагает Мозг Граннитта.
     Такое решение кажется мне иррациональным, а я  слишком  долго  мыслил
логически, чтобы сейчас перестраиваться.
     Тем не менее, когда  я  подхожу  к  коттеджу  на  тридцатый  день,  я
принимаю определенные меры предосторожности. Несколько нанятых мною  людей
лежат в кустах, готовые по первому моему сигналу открыть огонь.
     Граннитт ждет меня.
     - Мозг сообщил мне, что ты пришел сюда вооруженный, - говорит он.
     Я пропускаю его слова мимо ушей.
     - Граннитт, - говорю я, - каков ваш план?
     - ~Смотри!~
     Какая-то сила неожиданно хватает меня, парализует все мои движения.
     - Вы нарушаете слово, - говорю я, - а моим людям приказано  стрелять,
если я время от времени не буду их окликать.
     - Я намерен кое-что показать тебе, - говорит он. - Это  не  займет  и
минуты. Скоро ты будешь свободен.
     - Хорошо, слушаю вас.
     Мгновение - и я становлюсь частью его нервной  системы.  Он  небрежно
вынимает  из  кармана  записную  книжку   и   листает   ее.   Взгляд   его
останавливается на числе 71823.
     ~Семь один восемь два три.~
     Я уже чувствую, что связан через его мозг с обширными ячейками памяти
и  компьютерами,  которые  раньше  составляли  мое  тело.   Используя   их
превосходный интегральный аппарат, я умножаю число 71823 на себя, извлекаю
квадратный и кубический корни, делю 1/182 часть его на семь 182 раза, делю
полученное число 71 раз на восемь, беру его 823 раза из корня  квадратного
из трех и,  раскладывая  пятизначное  число  на  серии  23  раза,  умножаю
полученный результат на себя.
     Я проделываю все  эти  операции  одновременно  с  тем,  как  Граннитт
начинает думать о них, и мгновенно передаю ответы в его мозг.  Ему  должно
казаться, что он сам делает вычисления,  настолько  совершенен  этот  союз
человеческого ума с механическим мозгом.
     Граннитт возбужденно  смеется,  и  в  ту  же  секунду  силовое  поле,
удерживающее меня, исчезает.
     - Мы вместе как один сверхчеловек, - говорит он. И добавляет:  -  Моя
мечта может стать реальностью. Человеку, работающему в  союзе  с  машиной,
доступны знания, о которых раньше трудно было даже  подумать.  Перед  нами
открываются  пути  к  планетам,  может  быть,  к  звездам,  и   физическое
бессмертие тоже, возможно, окажется нам по плечу.
     Его возбуждение передается мне. Вот наконец то  чувство,  которого  я
тщетно пытался добиться в  течение  минувших  тридцати  дней.  Я  медленно
говорю:
     - Какие ограничения будут мне поставлены, если я  соглашусь  работать
по вашей программе?
     - Ячейки, в которых хранится память о случившемся,  будут  уничтожены
или  дезактивированы.  Как  полагаю,  тебе  следует  позабыть   все,   что
произошло.
     - Что еще?
     - Ни при каких обстоятельствах ты не сможешь управлять человеком!
     Я раздумываю над этим условием и вздыхаю.  Вполне  естественно,  ведь
для него - это необходимая мера предосторожности.
     - Ты должен согласиться, - продолжает Граннитт, - чтобы  многие  люди
одновременно могли пользоваться твоими способностями.  В  конечном  итоге,
как мне думается, без тебя не обойдется добрая часть всего человечества.
     Стоя на свежем воздухе, являясь частью  Граннитта,  я  чувствую,  как
пульсирует кровь в его  венах.  Он  дышит,  и  физическое  ощущение  этого
приводит меня в  экстаз.  По  собственному  опыту  я  знаю,  что  ни  одно
искусственно созданное существо не может так чувствовать. А вскоре у  меня
будет контакт не с одним, а с многими людьми.  В  меня  вольются  мысли  и
ощущения  целой  расы.  Физически,  умственно  и  духовно  я  буду  частью
единственной разумной жизни на Земле.
     Мне более нечего бояться.
     - Хорошо, -  говорю  я,  -  тогда  давайте  действовать  сообща,  как
договорились, шаг за шагом.
     Я буду не рабом, а ~Другом Человека~.