Василий ГОЛОВАЧЕВ

                            ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК

                               Книга I

                             ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                              СЕРАЯ ДЫРА

                               Глава 1

    Когда Шаламов очнулся от беспамятства и с  трудом  поднял  ставшие
чугунными веки, то не сразу понял,  что  все  еще  находится  в  рубке
интергалактического спасательного шлюпа "Кентавр" с маской-фильтром на
лице. К тому же сбивала с толку невесомость. Все органы чувств  вопили
что было мочи о том, что он попал если не в мясорубку, то  по  крайней
мере в камнедробилку, в то время как старт должен был быть мягким и не
влияющим на самочувствие.
    Шаламов  попробовал  шевельнуться  и  едва  сдержал   стон:   тело
уподобилось студню, в который вонзился миллион игл, осколков стекла  и
прочих острых предметов.
    - Елки-палки! - сказал  Шаламов  вслух,  не  узнавая  собственного
голоса. - На стон это мало похоже. Эй, кто-нибудь, что случилось?  Где
я?
    - Вы  на  шлюпе  курьерской  линии  СПАС-главный  -   Орион-6,   -
прошелестел в ушах бесплотный голос.
    И Шаламов наконец вспомнил, где он находится.
    Багровая пелена в глазах медленно растаяла, сквозь мглу проступили
очертания рубки.
    Поскольку    "Кентавр"    был    спасательным    шлюпом     класса
"универсал-абсолют" и представлял  собой  по  сути  единый  квазиживой
организм, внутри которого, как  семечко  в  яблоке,  обитал  водитель,
называемый по древней традиции пилотом, то  рубка  шлюпа  должна  была
иметь  вид  трехметрового  кресла-кокона,  оборудованного   множеством
датчиков; датчики подавали информацию напрямую в мозг пилоту  и  через
дисциплинатор, блок целесмыслового  контроля  [Этот  блок  "отсеивает"
неадекватные моменту мысли пилота при управлении, если  тот  почему-то
отвлекается;  поэтому  пилотами  спасательной  службы  могут  работать
только люди с четкой дисциплиной  мысли.],  передавали  его  мысленные
команды исполнительным механизмам. Теперь уже в передней части  кокона
напротив Шаламова зияла брешь, образуя своеобразное окно,  за  которым
располагалось  странное  помещение,  напоминавшее  пещеру.   "Пещера",
заросшая гребнеобразными перепонками, имела,  однако,  явные  признаки
технологической обработки. Ее торец представлял собой  черный  гладкий
экран, по которому плыли светящиеся линии,  искаженные  геометрические
фигуры,  замысловатые  символы  и  знаки,   а   напротив   в   кресле,
напоминающем журавлиное гнездо, сплетенное  из  толстых  металлических
прутьев, восседала завораживающая  взор  фигура:  трехгорбая  глыба  в
пластинчатых доспехах из полированного желтого металла. Глыба казалась
живой  и  неживой  одновременно  и  вызывала  в  памяти  ассоциации  -
окаменевшего бегемота или, наоборот, ожившую  скульптуру  модернистов.
Но хотя Шаламов и соображал пока туго, он сразу узнал маатанина.
    Цивилизация маатан была открыта около  десяти  лет  назад,  причем
курьезным образом, не с помощью звездных экспедиций.  По  земле  вдруг
прокатилась волна жалоб  операторов  и  владельцев  компьютерных  баз:
информация, запасенная компьютерами, начала вдруг исчезать,  теряться,
будто  ее  кто-то  нарочно  стирал.  Специалисты  сначала  грешили  на
компьютерный вирус, запущенный в общую сеть  неким  злодеем-любителем,
но подключенная к расследованию служба безопасности  вышла  совершенно
неожиданно  на  странных  существ,  беззастенчиво   грабивших   память
компьютеров. Последовавший вслед за этим открытием контакт привел если
не к войне, то к полному  отказу  маатан  объяснить  свои  действия  и
сотрудничать с землянами.
    Десять лет люди пытались узнать причину такого отношения к себе со
стороны  негуманоидного  разума,  и  все  десять  лет  маатане  упорно
продолжали не замечать усилий землян, отвечая молчанием на все вопросы
и предложения, демонстративно не замечая братьев по  разуму.  За  свой
необычный  облик,  подчеркнутое  нежелание  вести   диалог   и   явное
пренебрежение к деятельности людей маатан прозвали  "черными  людьми".
Разведчики, спасатели и археонавты  не  раз  встречали  в  космосе  их
корабли,  игнорирующие  любые   знаки,   будь   то   запрет   посадки,
предупреждение об опасности; и еще не было случая, чтобы "черные люди"
ответили на чьи-либо сигналы.
    "Джо, - позвал мысленно Шаламов, обрадовавшись тому, что пси-связь
с координатором не пострадала. - Жив, старина? Что случилось? Почему я
в маске? Высвети экспресс-информацию".
    - Маска надета аварийно, - сухо ответил координатор, - потому  что
в рубку проник инертный  газ.  Но  я  вам  не  Джо,  а  функциональный
киб-интеллект   типа   "проводник"   класса    "инк-пять"    [Инк    -
интеллектуальный компьютер.], и  прошу  обращаться  в  соответствии  с
инструкцией.
    - Слушаюсь, проводник! - пробормотал изумленный Шаламов.
    Искусственные интеллекты устанавливались, а  вернее,  выращивались
на   каждом   базовом   спасательном   шлюпе   и   даже   на   модулях
аварийно-спасательной службы и обычно откликались на то  имя,  которое
отражало название шлюпа или было вложено в них при  рождении.  Шаламов
еще с первого рейса назвал  координатора  своего  шлюпа  Джорджем,  по
имени героя старинного романа Апдайка "Кентавр", и тот принял имя  как
должное. И если уж он вдруг "обиделся",  значит,  шлюп  был  поврежден
серьезно, вплоть до нарушения работы главного компьютера.
    - Экспресс-информацию  выдать  не  могу,  -  продолжал  пси-доклад
координатор. - Почти все  рецепторы  и  нейронные  узлы  парализованы,
датчики  пространства  разрушены.   Через   пять-шесть   минут   смогу
восстановить визуальный обзор, но мешает присутствие чужих  логических
цепей, сбивающих оптимальное функционирование систем.
    - А нормальную гравитацию сделать можешь? Я не  люблю  работать  в
невесомости.
    - Только после восстановления ремонтного узла, через час, да и  то
с вероятностью ноль шесть.
    - Как мы оказались в одном месте? -  Шаламов  снова  посмотрел  на
сверкающую  металлическими  зеркалами  доспехов   неподвижную   фигуру
"черного человека".
    - Информации нет.
    - Тогда включи меня в свой главный нервный контур напрямую  и  дай
память от момента старта.
    - Опасно,  контур  блокирован   хаотическим   поступлением   чужих
сигналов и "белого шума". Источник  сигналов  находится  внутри  моего
информполя,   вероятно,   внедрен   в   меня   ударно,   однако    мне
неподконтролен.
    - Позволю  напомнить  пункт  инструкции:  "В  нештатной   ситуации
водитель имеет право..."
    - Подчиняюсь.
    И в мозг Шаламова хлынули  лавины  сигналов,  донесений  датчиков,
обрывков  команд,  мыслей   и   чувств   координатора,   бессмысленное
бормотание поврежденных  аппаратов,  шепоты  аварийных  систем,  пучки
импульсов и глухой угрожающий шум...
    Повторно очнулся пилот спустя  час,  хотя  и  не  помнил  этого  -
координатор  сам  равнодушно  сообщил  ему  о   времени   и   причинах
беспамятства.
    Невесомости уже не было,  сила  тяжести  равнялась  примерно  трем
четвертям  земной,  координатор  сдержал  слово  и  починил  генератор
тяготения.
    - Ввел максимальную аптечку, - добавил он,  -  вы  были  на  грани
коллапса.
    - Спасибо, - пробормотал  Шаламов,  наслаждаясь  почти  нормальной
силой тяжести и разливающимся  по  телу  теплом:  стимуляторы  аптечки
сработали и вытеснили из головы расплавленный свинец боли.  Теперь  он
кое-что знал, по сути главное.
    Давно  известна  формула:  проблема  межзвездных   путешествий   -
проблема побуждений, движущих разумом, а вовсе не физическая проблема;
если межзвездные путешествия нужны - разум ее решает.  Как,  например,
это сделал человек. Но, кроме человека, в  космосе  обитают  и  другие
разумные существа, решившие ту же  задачу  сходным  путем,  и  в  один
прекрасный день (вечер, утро)  два  межзвездных  корабля,  подобных  в
движении лучу света, точнее  -  потоку  информации,  а  еще  точнее  -
растянутым от точки старта до точки финиша "суперструнам  информации",
вдруг оказываются в одной и той же точке пространства в один и тот  же
момент. Именно этот редчайший случай и выпал на долю Шаламова.
    Осознав свое "счастье", пилот понял, насколько ему повезло:  шлюп,
вонзившись в чужой космолет,  не  взорвался!  Столкновение  напоминало
скорее процесс взаимопроникновения двух пересекшихся  струй  пыли  или
пара,  и  в  настоящий   момент   "Кентавр"   и   маатанский   корабль
действительно напоминали мифического тезку земного шлюпа: сам он  стал
"головой и торсом", а "туловищем" был корпус чужого корабля.
    - Включаю обзор, - предупредил координатор.
    Экранов визуального обзора шлюп  не  имел,  вместо  этого  сигналы
видеокамер выдавались непосредственно в мозг пилоту, прямо к синапсам,
минуя глаза, но суть видеосистемы от этого не изменилась.
    Первым ощущением Шаламова было впечатление глубины:  казалось,  он
заглянул в гигантский, непостижимо глубокий колодец,  причем  колодец,
вывернутый наизнанку, - со светлыми стенками, - потом упал  в  него  и
стал погружаться, глубже и глубже...
    Вторым было впечатление  гармонии  света:  мерцание  таинственного
"колодца" завораживало взор, как танцующее пламя костра...
    - С ума сойти! - сказал Шаламов, очнувшись.
    - Не понял, - откликнулся координатор, - повторите.
    - Что это?
    - Для правильной оценки мало достоверной информации.
    - Оцени с любой вероятностью, я и так понял, что это  не  Орион-6,
не далекая галактика и не диффузная туманность.
    - С вероятностью ноль семьдесят  семь  мы  приближаемся  к  "серой
дыре". Термин знаком?
    - Знаком, - буркнул Шаламов, вспоминая  все,  что  знал  о  "серых
дырах".
    Эти загадочные объекты были  предсказаны  учеными-космологами  еще
два века назад и  по  теории  представляли  собой  входы  в  свернутые
"струны",  скомпактифицированные,  то   есть   схлопнувшиеся   "лишние
измерения" (известно, что наша Вселенная  рождалась  двенадцатимерной,
но в процессе  эволюции  девять  из  двенадцати  измерений  сжались  в
"струны", скомпактифицировались). Косморазведчики и  пограничники  уже
встречали  рассеянные  по  Галактике  "серые  дыры",  но   "заросшие",
покрывшиеся,  как  вода  льдом  в  проруби,   слоем   преобразованного
пространства, сквозь который могли  просочиться  разве  что  отдельные
атомы; этот слой называли еще "мембраной закона  компактификации".  Но
еще никто никогда не встречал  "не  заросших"  "серых  дыр",  Шаламов,
видимо, был первым "счастливчиком" из землян.
    - М-да, повезло... Из "струны" нас выбросило явно  не  по  вектору
Ориона. Как далеки мы от "серой дыры"?
    - Мы уже в ее горловине, иначе  не  видели  бы  "колодца".  "Серую
дыру" можно увидеть, только попав за ее "горизонт".  Кстати,  если  не
принять мер, нас затянет за "критический горизонт", и выбраться  назад
мы уже не сможем.
    - Сколько времени в нашем распоряжении?
    - Не знаю.
    - Тогда к чему эти советы? Затянет так затянет, мы и так не  можем
выбраться отсюда, вломившись в маатанина. Я хочу посмотреть на себя со
стороны, дай внешний обзор.
    Координатор  выстрелил  одним  из  уцелевших  зондов,  его  камеры
передали изображение Шаламову, и тот присвистнул  от  удивления,  хотя
уже знал, что шлюп и  маатанский  корабль  проникли  друг  в  друга  и
"срослись".  Но  теперь  их  вид  стал  доступен  прямому  визуальному
наблюдению.
    Чужак был огромен, раз в  сто  двадцать  больше  двадцатиметрового
"Кентавра", и на  два  порядка  сложнее.  Больше  всего  он  напоминал
раздавленный  панцирь  черепахи,  сложенный  из  выпуклых   "костяных"
пластин размером с зимний  стадион.  Весь  панцирь  был  усеян  тускло
светящимися рубиновыми  линзами,  словно  десятками  паучьих  глаз,  и
множеством других деталей разной формы и размеров.
    "Кентавр" мог трансформировать свое тело в широком диапазоне  форм
- в зависимости от решаемых им задач, но,  "оборвав  струну  движения"
нештатно, не успев оптимизировать форму соответственно новым условиям,
он  представлял  сейчас  деформированную  "ракетку   для   настольного
тенниса" и "лопастью ракетки" проткнул  "панцирь  черепахи"  там,  где
должна была находиться ее голова.
    - Весело!.. - пробормотал Шаламов. Сказать больше ему было нечего.
Он  еще  раз  более  внимательно  оглядел  район  дрейфа   сцепившихся
кораблей, осторожно подключая к  сознанию  выводы  немногих  исправных
датчиков пространства, но определить свои координаты  не  смог:  звезд
сквозь мерцание горловины "серой дыры"  не  было  видно.  Пространство
внутри  горловины  в  пределах  прямого  визуального  наблюдения  было
стерильно  чистым  и  пустым,  если  не  считать  радиационного  фона,
обнаруженного датчиками.
    "Странно, звезд близко нет, а "дыра" светится, - подумал  Шаламов.
- Эффект, которого я не  знаю?  Или  "серые  дыры"  накачаны  энергией
изначально?"
    - Логично, - отозвался координатор.
    - Да, но тогда возникает вопрос: какого черта нас  занесло  именно
сюда, в горловину? Может быть, маатанский транспортник  направлялся  в
"серую дыру", зная дорогу, а нас вывернуло по вектору его "струны"?
    - Логично, - повторил координатор.
    - Я и сам знаю, что логично,  -  разозлился  Шаламов,  морщась  от
приступа головной боли. - Сам-то можешь что-нибудь предложить?
    - Нет, - холодно отрезал Джордж.
    - Тогда пиши завещание. Сам говорил:  затянет  за  горизонт  -  не
вылезем... или вылезем в другой вселенной. Подходит  перспектива?  Ищи
ориентиры,  какие-нибудь  объекты,  тела,  может,  мы  не  одни  здесь
болтаемся, не зря же маатанин шел сюда на всех  парах.  Чини  шлюп,  в
общем, делай что-нибудь. Впрочем... - Шаламов внезапно покрылся  потом
от приступа слабости, - сначала займись мной. Дай укол гиперальгина  и
через час рольфанг-массаж... если не разучился его делать.
    Координатор промолчал.

                               Глава 2

    Выдержав рольфанг - серию глубоких  и  болезненных  массажей  всех
основных групп мышц - и  приняв  душ,  Шаламов  впервые  после  аварии
почувствовал себя человеком.
    За то время, что он  отдыхал  и  лечился,  координатор  неожиданно
обнаружил концентрацию массы примерно по вектору  дрейфа  кораблей,  и
Шаламов присвистнул от удивления, когда узнал, что это за концентрация
массы: по всем  признакам  это  была  планета!  Как  она  оказалась  в
горловине "серой дыры", приходилось только  гадать.  Приказав  Джорджу
поточнее направить к ней вросший в гиганта-чужака "Кентавр" - кормовой
двигатель, к счастью, не пострадал,  -  Шаламов  принялся  исследовать
маатанский корабль. В его  распоряжении  было  достаточно  времени  до
встречи с  планетой,  скорость  "упряжки"  космолетов  по  космическим
меркам была невелика.
    Девяносто  процентов  имеющейся  на  борту  шлюпа  аппаратуры   не
работало, но и  оставшихся  датчиков  хватило  пилоту  на  определение
основных  параметров  маатанского  транспортника:   массы,   размеров,
энергозаряда,  гравидинамики  систем.  Было  интересно  разбираться  в
конструкции чужого корабля,  созданного  негуманоидами,  но  полностью
понять принципы его компоновки и функциональные особенности Шаламов не
смог даже с помощью Джорджа. Один из маатан, сидевший (или стоявший  -
поди разберись) в "гнезде" прямо  перед  рубкой-креслом  пилота,  был,
очевидно, еще жив. Но если бы у пилота спросили, почему он так  решил,
он мог бы ответить только одним словом: интуиция.
    Пока  он  приводил  в  порядок  рубку,  искал  способы  устранения
неисправностей, лечился сам, блистающий металлом "черный  человек"  ни
разу не пошевелился и обстановка в зале управления не изменилась, если
не  считать  того,  что  экран  перестал  работать,  извергать  потоки
светящихся кривых и лишь изредка на нем вспыхивали неяркие  блуждающие
звезды.
    Наконец Шаламов проанализировал свое положение достаточно трезво и
сделал неутешительный вывод: ремонт своими силами невозможен.  Оживить
компакт-генераторы,  то  есть  генераторы   свертки   пространства   в
"струну", как называли их инженеры,  или  -  по  терминологии  пилотов
спасательных шлюпов - дыробои, без спецверфи нечего было и  думать.  К
тому  же  растащить  корабли,  проникшие  друг  в  друга  до  накладки
кристаллических решеток материальных структур, было бы не под  силу  и
специалистам  на  Земле.  Поразмышляв  о  коварстве  случая,   Шаламов
приказал себе не паниковать и решил, пока связка "хлама" будет  ползти
к обнаруженной планете, обследовать чужой корабль.
    Для начала он осмотрел маатанина в "гнезде", используя  переносной
диагностер из походной аптечки, но микрокомпьютер прибора лишь отметил
пульсацию целого набора биополей и не смог прямо ответить  на  вопрос,
жив ли "черный человек". Не помог и Джордж, обладавший о маатанах лишь
сведениями общего характера.
    Шаламов   и   не   ожидал   позитивного   результата   от    своих
полудилетантских изысканий, имея кое-какие познания и  навыки  лечения
нормальных людей, а не "черных негуманоидов". Облачившись в  гибкий  и
легкий гермокостюм для  короткого  выхода  в  космос  -  во  избежание
неприятных сюрпризов, -  пилот  вошел  в  "пещеру"  центра  управления
чужого корабля, внимательно осмотрел  изломанные  волей  разработчиков
стены "пещеры", поросшие гребенчатыми перепонками, и понял, что выхода
из центра самостоятельно не найдет. Однако автоматика этого  странного
зала все еще работала и сама предложила гостю свои услуги.
    В самом темном углу помещения, как раз  напротив  черного  экрана,
пилот обнаружил нечто, напоминавшее прозрачный мыльный  пузырь  в  два
человеческих роста. Стена за пузырем была вогнута, сходясь кольцами  в
коническую воронку, вершина которой  "дышала"  -  то  проваливалась  в
стену, то надвигалась на наблюдателя. Все  это  сооружение  находилось
под напряжением. Заинтригованный Шаламов подошел ближе,  наклонился  к
прозрачной поверхности  пузыря,  и  в  тот  же  миг  внутри  вспыхнула
фиолетовая звезда, пузырь бесшумно лопнул  и  облепил  человека  тугим
коконом так, что он не мог  пошевелиться.  Мышцы  неприятно  свело  от
электрического удара, несмотря на  защиту  гермокостюма.  В  следующее
мгновение все вокруг пришло в движение: воронка  в  стене  надвинулась
вплотную,   провалилась    наружу    и    превратилась    в    длинный
прозрачно-светящийся  туннель,  стены   которого   побежали   мимо   с
нарастающей скоростью.
    "Если это катапульта для выхода в космос - мне здорово не повезло,
- отрешенно подумал Шаламов. - Выбросит в пространство -  поди  догони
своего "коня", впряженного в чужую колымагу..." И вдруг он понял,  что
его беспечность  и  заторможенность  могут  стоить  ему  жизни.  Страх
парализующей струей газа ударил в голову, перехватил дыхание: все-таки
пилот еще не выздоровел полностью и не был готов к подобной  ситуации.
Он рванулся изо всех сил назад, стараясь высвободиться от сдавливающих
тело пут. Тотчас же туннель изогнулся  как  живой  и  выбросил  его  в
тупик, слабо освещенный бледно-голубыми прожилками в плите потолка.
    - Спасибо! - с  чувством  поблагодарил  Шаламов  вслух  неизвестно
кого, облизывая пересохшие губы  и  успокаивая  сердце.  Потребовалось
целых  пять  минут  на  то,  чтобы   сообразить:   тревоги   напрасны,
включившийся   механизм   вовсе   не   катапульта,   а    своеобразный
внутрикорабельный транспорт.
    - Но все-таки сначала надо было спросить - хочу ли я  прокатиться.
- Шаламов укоризненно покачал головой: самобичевание  было  не  в  его
характере,  а  чувство   юмора   не   раз   помогало   справляться   с
растерянностью и быстро обретать форму.  -  Набрасываешься  как  дикий
зверь... мустанг необъезженный! Как я теперь вернусь обратно?
    "Мустанг" не ответил, мигая фиолетовым глазом готовности к  новому
старту.
    Пилот ощупал сухие теплые стены  тупика  и  выглянул  из  ниши.  И
увидел короткий, но широкий коридор с плохо  обработанными  на  первый
взгляд бугристыми стенами, освещенный ручьем жидкого с  виду  голубого
пламени,  который,  вопреки  здравому  смыслу,  струился  по  потолку.
Ближайший торец коридора был черным и дымился, впечатление было такое,
будто в нем догорает костер. Дальний  конец  коридора  зарос  шипастым
"кустарником" без листьев, а на концах каждого шипа светилась багровая
капелька.   Даже   отсюда   ощущалось,   что    "кустарник"    заряжен
электричеством.
    Непроизвольно задерживая дыхание при каждом шаге, спасатель обошел
коридор, внутри которого парила примерно земная гравитация,  издали  с
опаской осмотрел "заросли крыжовника" и подумал, что техника маатан ни
в коем случае не должна причинять вреда как хозяевам,  так  и  гостям.
Но, с другой стороны, что безвредно хозяину-негуманоиду, вполне  может
нанести вред гостю-человеку. Усмехнувшись своему внутреннему призыву к
осторожности,  Шаламов  медленно  приблизился  к   "дымящейся"   стене
коридора и стал свидетелем включения маатанской автоматики.
    Как только он приблизился к "струйкам дыма" на  расстояние  метра,
облачко  дыма  застыло,  покрылось  морозным  узором,   словно   "дым"
закристаллизовался от холода, и на его месте протаял глубокий  колодец
с черными стенками и светлым дном,  похожим  на  блюдо  со  светящейся
икрой. Шаламов не сразу  сообразил,  что  видит  торец  "серой  дыры",
открытый в сторону какого-то далекого звездного скопления. Сработавший
автомат включил не то телескоп, не то экран  видеосистемы.  Понаблюдав
за мерцанием "искринок", каждая из которых на деле представляла  собой
звезду, пилот поймал себя на мысли, что не знает,  как  добираться  до
своего "Кентавра", изуродованного, с травмированным координатором,  но
простого и  надежного,  готового  защитить  своего  хозяина  от  любой
предвиденной создателями опасности.  Тогда  Шаламов  заставил  себя  с
большей  тщательностью   проанализировать   имевшуюся   информацию   о
маатанском корабле и пришел к выводу, что "мустанг" ему не страшен:  в
конце концов это всего-навсего лифт с плавающими координатами выхода и
должен когда-нибудь  вынести  его  в  рубку  с  не  пришедшим  в  себя
водителем.
    Так и случилось.
    Не обращая внимания на приступы слабости и головной боли, а  также
на электрические уколы, сопровождавшие посадку на "мустанга",  Шаламов
принялся его  объезжать.  Сначала  "мустанг"  выбросил  его  на  узкий
балкон, нависающий над провалом неизвестных размеров. Пространство под
балконом  было  заполнено  текучим  багрово-фиолетовым  полумраком,  в
котором плыли дымы, шлейфы искр,  что-то  урчало,  хрустело,  чавкало,
вспыхивало, странные  тени  двигались  в  дыму,  корчились  и  шипели.
Шаламов нагнулся к перилам балкона, и дремавшая доселе  техника  этого
места снова отреагировала на его движение: из провала с  низким  гулом
выплыл "мыльный пузырь",  подплыл  к  балкону,  зажигая  внутри  своей
прозрачной оболочки знакомую фиолетовую звезду.
    Пилот отступил, усмехнувшись  собственной  готовности  попробовать
действие и этого  "зверя"  -  скорее  всего  разновидности  лифта  или
защитной кабины. В последний момент, когда он садился  на  "мустанга",
ему показалось, что провал за балконом на самом деле вовсе не  провал,
а зрачок какого-то исполинского живого существа, смотревшего  на  него
пристально и тяжело.
    Вторая попытка привела его на стык трех коридоров: один из них был
круглым и освещался ослепительным желтым светом, казалось, он заполнен
расплавленным стеклом; второй, наоборот,  давился  темнотой,  живой  и
текучей, как речная вода;  третий  был  вполне  земным,  квадратным  в
сечении, с черным потолком, по которому  мчались  стремительные  ручьи
голубого света. Заходить в него Шаламов не стал.
    В третий раз он вышел в мрачный склеп  с  едва  светящимся  низким
потолком и черными, с багровыми прожилками стенами. Склеп был заполнен
рядами неподвижных металлических глыб, восседавших на "гнездах  аиста"
собратьев маатанина в рубке. Возле каждого располагался плоский  экран
и пучок членистых антенн, похожих на удочки, но ни одна  из  фигур  не
казалась живой, экраны  были  черны,  и  веяло  от  них  пронзительным
холодом космического пространства.
    Шаламов со смешанным чувством жалости  и  отвращения  рассматривал
застывшие глыбы, понимая, что эти странные существа, то ли  пассажиры,
то ли члены экипажа, мертвы или на полпути к водам Стикса. Он не знал,
что послужило тому причиной, может быть, резкое  изменение  условий  в
пассажирском салоне, может, отсечка энергии  или  подачи  воздуха,  но
гибель "черных людей" не могла оставить его равнодушным.
    Устав от стремительных рывков "мустанга" и борьбы с собой, Шаламов
обреченно шагнул в его объятия и наконец вышел в знакомом  треугольном
зале с единственным его обитателем. Вздохнул с облегчением. И  еще  не
отдышавшись как следует, понял: здесь что-то изменилось.
    На первый взгляд все было как и прежде: мерцающий  экран,  мертвая
неподвижность всех предметов, тишина, - и все  же  пилоту  показалось,
что он не один в зале. Впрочем, он и был не один, вторым  был  "черный
человек". Глаз, подобных человеческим, у горбатившейся глыбы пилот  не
заметил, и тем не менее маатанин смотрел на него так же  пристально  и
тяжело, как жуткий монстр в провале.
    - Привет, - сказал пилот первое, что пришло в  голову,  интуитивно
ощущая давление чужого взгляда в пси-диапазоне. - Я думал, ты  уже  не
очнешься, дружище.
    В голове вспыхнула связь пылающих знаков, быстро и плавно меняющих
до тех пор очертания, пока не превратилась  в  неграмотно  построенную
фразу (это была именно картинка, видение, а не "мысленный шепот",  как
при обычном пси-обмене воспринимаемый человеком как  шепот  звуковой):
"Вода... жидкие гуманоид... хомо Землие да... дело что  хомо  на  борт
проникател..."
    Шаламов еще не собрался  с  мыслями,  что  ответить  маатанину  на
заданный вопрос, как фраза превратилась в пляшущие языки  пламени,  из
которых  вылепилось  новое  предложение:  "Мы  информацие...   причина
поломка проникател... неопытност водител Землие хомо... смысл понятное
да... нет..."
    - Еще бы! - сказал  Шаламов,  ошалевший  от  столь  бесцеремонного
обвинения и от того, что "черный человек" знает земной язык;  по  всей
видимости, маатане давно изучили язык и пси-спектр мыслеобщения людей,
хотя и никогда не общались с ними  в  открытую.  -  Но  у  меня  прямо
противоположная информация: еще  десять  лет  назад  мы  сообщили  вам
граничные параметры наших космических маш... э-э... проникателей. Ваша
раса использовала другие частоты свертки пространства  в  "струны",  и
"столкнуться" двум нашим проникателям было невозможно.  Мы  не  меняли
частот "струн", изменили вы, не известив нас, из-за чего,  собственно,
и произошел этот прискорбный  случай,  так  что  извини,  друг,  я  не
виноват. Но давай все же начнем с другого конца: найдем  более  мирный
способ контакта и попробуем  выжить  в  этих  условиях.  К  сожалению,
мой... м-м... проникатель потерял связь, в  том  числе  и  дальнюю.  А
твой?
    Маатанин  вдруг  изменил  позу,  причем  выглядел   этот   процесс
настолько необычно, что Шаламов застыл, изумленный, он еще  не  видел,
как   передвигаются   "черные   люди":   тело   маатанина    буквально
встопорщилось  мелкими   кристалликами,   словно   человеческая   кожа
пупырышками  от  холода,  превратилось  в  сросток  кристаллов  разной
величины, и каждый кристалл ожил, трансформируясь  из  одной  формы  в
другую; вероятно, эти движения были аналогичны вспуханию и  сокращению
мускулов под кожей человека при  ходьбе,  только  "мускулы"  маатанина
были твердыми,  кристаллоподобными.  Он  превратился  в  металлическую
глыбу, чем-то напоминающую вырубленную  из  грубого  камня  скульптуру
человека с горбом-головой.
    В мозгу Шаламова высветились слова:
    - Про  анализ  полученные  сведения  хомо  да.   Ориентацеры   нет
функционира... нет информацие положение проникател  два...  кто  район
галактика мы... нет...
    - Этого и я не знаю. Наши проникатели пересеклись  "на  струне"  и
выпали в евклидовом пространстве, причем не просто в  пространстве,  а
внутри горловины "серой дыры". Термин знаком?
    - Термин знакомство да... нормальное проникател у цел...
    - К сожалению, нас потихоньку затягивает в глубь "дыры",  придется
садиться на поверхность планеты, которую я обнаружил, хотя и не понял,
откуда она взялась.
    - Загде... нет да. Так... зачто... нет... зачем... вопрос.
    - Вы хотите провалиться в "дыру"?
    - Да так есто... необходимое... утверждение.
    - Благодарю покорно! Тогда мне с вами не по пути.  Если  за  время
полета к планете никто не откликнется, я буду садиться.
    Огненные ленты перестали трепетать  в  голове  Шаламова,  маатанин
"замолчал".  Шаламов  выжидательно  смотрел  на  него,  чувствуя,  что
блокада собственной  воли  начинает  сдавать,  тошнота  подкатывает  к
горлу, и темнота небытия накрывает его душной и болезненной волной.  К
тому же то и дело руки и ноги  начинали  казаться  манипуляторами  или
гибкими рукавами-шлангами - давал  о  себе  знать  синдром  механошока
после прокачки через мозг памяти компьютера.
    Ощущение взгляда со  стороны  внезапно  исчезло,  будто  выключили
пси-излучатель.  Металлическая  гора  "черного  человека"  -  маатанин
потерял сознание. Впрочем, Шаламов и сам был на грани срыва,  езда  на
"мустанге" отняла у него немало сил и здоровья. Пробормотав извинение,
Шаламов доплелся до рваной дыры в гондоле  своего  шлюпа,  свалился  в
кресло и поплыл в забытье, не чувствуя, как  корабль  начал  осторожно
лечить, массажировать, кормить и поить своего господина.

                               Глава 3

    "Кентавр"  с  прицепом  маатанского  корабля  достиг  обнаруженной
планеты спустя трое суток.
    Человек очень быстро привык преодолевать колоссальные  межзвездные
расстояния, которые свет преодолевает сотни, тысячи  и  даже  миллионы
лет, и как-то упустил  из  виду,  что,  случись  авария  или  какое-то
происшествие, обрекавшее его на  вечное  блуждание  между  звезд,  без
своих совершенных машин для  преодоления  пространства  он  становится
абсолютно беспомощным. И хотя подобные происшествия происходили редко,
каждый  из  попавших  в  беду  разрабатывал   философию   одиночества,
потрясенный открывшейся перспективой. Шаламов тоже был  в  шоке,  хотя
закаленный характер и не позволял ему поддаваться панике.
    За время подлета к планете он дважды  пытался  завязать  беседу  с
маатанином, который то и дело проваливался в  "коматозное  состояние",
но  помощи  так  и  не  попросил,  а  на  предложения  пилота  отвечал
равнодушным: "Хомо гуманоидо жидкие Землие да  нет",  -  что  в  устах
"черного  человека"  соответствовало,  наверное,   старой   пословице,
перелицованной на новый лад: "гуманоид негуманоиду не товарищ".
    С  помощью  диагностера  и  Джорджа  Шаламов  как  мог  обследовал
"черного нигилиста" и пришел к выводу, что жить тому осталось немного:
запасы энергии у маатанина почему-то истощались гораздо  быстрее,  чем
его снабжала собственная система  жизнеобеспечения.  Впечатление  было
такое, будто энергия от питателей утекает  в  какую-то  "черную  дыру"
внутри маатанина, и в то же время приборы вопреки смыслу фиксировали в
теле "черного человека" громадные запасы энергии. Почему он не мог ими
воспользоваться, оставалось непонятным.
    Надо было что-то делать, но пилот не знал - что. "Черный  человек"
был прав: земная медицина не могла ему  помочь,  не  имея  сведений  и
знаний  о  метаболизме  негуманоида,  параметрах  обмена  и  жизненных
циклах.
    Шаламов еще раз попытался  обследовать  чужой  корабль  в  надежде
найти живого и здорового члена экипажа и снова  потерпел  неудачу.  От
электрических  разрядов  "мустанга"  он  защитился,  надев   пленочный
скафандр,   но   обследовать    за    несколько    часов    гигантский
проникатель-космолет, не зная принципов смены координат выхода  лифта,
было невозможно.  "Мустанг"  выбрасывал  его  то  под  купол  башенки,
торчащей на воротнике "панциря черепахи", то в глубокие колодцы, то  в
широкие  гроты  с  мерцающими  сводами,   заполненными   таинственными
движущимися или неподвижными предметами, однако  живых  маатан,  равно
как и мертвых, в этих помещениях не оказалось.
    В башенке,  стены  которой  были  оптически  прозрачными,  Шаламов
задержался, с невольным благоговением любуясь сиянием  Горловины,  как
он стал называть вход в "серую дыру". Подумал: поверит  ли  кто-нибудь
его рассказу? Ведь чтобы оценить своеобразие  "серой  дыры",  ее  надо
увидеть. И все же он попробует  рассказать...  если  вернется.  Обязан
вернуться! Спасатель всегда должен возвращаться, иначе какой он  тогда
спасатель.
    Шаламов прищурился, вглядываясь в лучистое мерцание воронки "серой
дыры", сходившейся в точку на пределе видимости. Куда  же  ты  ведешь,
самая древняя из "струн"? В какие  измерения,  в  какие  пространства?
Осью какого мира ты служишь? И почему  ты  "не  заросла",  как  другие
"серые дыры"? Может быть, не только я один "провалился"  в  Горловину?
Ведь оказалась  же  здесь  каким-то  чудом  целая  планета!  Улыбнись,
Фортуна, помоги встретить своих и пусть даже  не  своих,  но  хотя  бы
друзей-гуманоидов...
    Вернувшись на корабль, Шаламов попытался помочь Джорджу с ремонтом
станции связи, но  координатор,  сам  травмированный  при  аварии,  не
принял его предложения и опять обиделся, перестав разговаривать. В это
время "Кентавр" догнал тело, которое Джордж  принимал  за  планету,  и
ошеломленный Шаламов наконец разглядел, что это было на самом деле.
    Перед ним  висел,  медленно  вращаясь,  слабо  освещенный  сиянием
Горловины колоссальный куб размером с небольшую  планету  типа  Марса!
Как и нормальная планета, он имел сфероидальную атмосферу, над которой
возвышались лишь "горные пики" углов куба, и моря, занимавшие  большую
часть каждой грани. В центре  каждого  моря  располагались  архипелаги
больших и малых островов, а материков Шаламов не заметил  вовсе,  если
не считать "материками" ребра планеты-куба, играющие здесь роль горных
хребтов. На базе своих знаний и логических умозаключений  Шаламов  мог
смело назвать это тело искусственным объектом, но что-то останавливало
его сделать окончательный вывод, какие-то неясные предчувствия да  еще
соседство "черного человека", который признался, что цель его полета -
именно "серая дыра". Не их ли тогда это  сторожевой  пост  у  входа  в
Горловину?  Правда,  не   видно   развитой   инфраструктуры,   которая
непременно  должна  иметь   место,   будь   планета   населена   расой
конструкторов куба, и обширной сети искусственных спутников и станций,
формирующих  архитектуру   околопланетного   пространства.   По   всем
признакам планета необитаема, хотя, по данным экспресс-анализа,  имеет
кислородную атмосферу.
    К такому же мнению склонялся и Джордж, несмотря на открытие им  на
островах  каких-то  почерневших  развалин.  Шаламов   тем   не   менее
обрадовался, углядев шанс встретить обитателей развалин и попросить  у
них помощи. Не привыкший сокрушаться о несбывшихся надеждах,  он  ввел
себе стимулятор, подключил через Джорджа мозг к  искалеченной  системе
датчиков,  исполнительных  машин  и  контуров  защиты  дисциплинатора,
принявшись сажать на одну из граней куба  почти  неуправляемую  связку
шлюпа с маатанским кораблем.
    Когда все закончилось, Шаламов с неожиданным сочувствием  вспомнил
о "черном человеке", потрогал свои соленые губы, не то от крови, не то
от пота, подумал: "Губы, кажется, всмятку", и потерял сознание.
    Пришел в себя через пять часов,  так  велики  были  потери  сил  и
"засорение" мозга информационными шлаками -  сигналами  регистраторов,
радаров, исполнительных вычислителей траектории, отработчиков  команд,
- чем обычно оперировал только инк. В голове шумело, перед глазами все
плыло и качалось, руки не слушались, но  пилоту  удалось  перекинуться
парой слов с координатором, после чего, успокоенный, он снова  впал  в
беспамятство,  проспал  еще  около  семи  часов,  не   чувствуя,   как
медицинский комплекс, отвечающий за здоровье хозяина,  пытался  лечить
его, поить и кормить, подавая питающие,  укрепляющие  и  стимулирующие
препараты прямо в кровь.
    Проснулся  почти  свежим,  бодрым,  отдохнувшим  и  первым   делом
проверил состояние  маатанина:  "черный  человек"  был  жив,  судя  по
медленной пульсации электрических и пси-полей в его  теле,  однако  на
пси-контакт не шел.
    Шаламов определил положение "Кентавра"  и  остался  доволен  своим
мастерством: грохнулись они  точно  по  расчету  -  "черепаха"  чужого
корабля послужила посадочной "подушкой", а шлюп сыграл роль наездника.
Теперь  предстояло  заняться  внешним  осмотром  и  попытаться   найти
аборигенов, способных  хоть  как-то  помочь  в  беде.  Пилот  еще  раз
проверил данные  экспресс-анализа  и  с  неохотой  констатировал,  что
придется-таки  одевать  если  не  скафандр,  то,  во  всяком   случае,
маску-фильтр: воздух планеты-куба, несмотря на присутствие кислорода и
азота, имел иной изотопный состав, дышать им было нельзя.
    Экипировавшись для пробной вылазки, Шаламов разблокировал люк и  с
трудом, сдерживая проклятия от ломоты в суставах, вылез  на  смотровой
балкон в корме "Кентавра".
    Сначала его оглушила, сбив дыхание, странная смесь  сладковатых  и
кисло-острых запахов: кипрей, клевер, полынь, аммиак,  окись  азота  и
озон;  маска-фильтр  пропускала  практически  все  безвредные  газовые
смеси, задерживая только  ядовитые,  опасные  для  здоровья  и  совсем
незнакомые. Потом показалось,  что  он  оглох:  тишина  стояла  как  в
вакууме - таково было первое впечатление.
    Обычного для дневной поры на любой "нормальной" планете  солнца  в
небе не оказалось, но света хватало: казалось, он льется отовсюду,  не
отбрасывая теней, окрашивая небо  в  нежно-розовый,  с  перламутровыми
переливами, цвет. Левая часть небосклона скрывалась за грядой высоких,
кипенно-белых, с яркими рубиновыми прожилками облаков.
    Холмистая равнина  простиралась  вперед  и  до  самого  горизонта,
справа переходила в каменистое плато, заканчиваясь  группой  невысоких
желтых  скал;  а  слева,  совсем  недалеко  от   упавших   космолетов,
начинались необычно черные, словно недавно выжженные  огнем  развалины
большого города, состоящего, насколько хватал глаз, из одних  толстых,
пересекающихся под разными углами стен.  Ни  одной  крыши  Шаламов  не
заметил, как,  впрочем,  и  других  деталей,  соответствующих  понятию
архитектуры городской застройки: стены,  стены,  стены  до  горизонта,
черные наверху и светлеющие до пепельного оттенка к основанию.
    - М-да, -  промычал  Шаламов,  переживая  острый  приступ  желания
проснуться.  -   Не   хватало   мне   стать   причиной   какого-нибудь
межпланетного конфликта...
    Он вернулся в кольцевой коридор и сформировал смотровой  балкон  с
противоположной стороны.
    "Черепаха" маатанского корабля пропахала  при  посадке  широкую  и
глубокую борозду в почве планеты, и  над  этой  серо-зеленой  бороздой
вспыхивали снопы  долго  не  гаснущих  искр,  которые  Шаламов  принял
поначалу за бабочек или мелких светящихся птиц.
    "Интересно, - подумал пилот, - если причина пожара в городе не мое
приземление - а это видно, слава Богу,  невооруженным  глазом,  мы  до
города не доползли, - то когда и по какой причине он сгорел?"
    С высоты в триста с лишним  метров  было  видно,  что  воды  моря,
окружающие остров со всех сторон, похожи  по  цвету  на  расплавленный
янтарь или мед. И нигде ничего - ни на глади моря, ни в воздухе,  небо
пустынно и чисто. Тишина...
    Что  ж,  пока  не  на  что  жаловаться,  если  следовать  принципу
оптимизма. При столкновении "Кентавр" не взорвался - первая удача.  Не
попадись в Горловине планета-куб, его могло затянуть в "серую дыру"  -
удача  номер  два.  Промахни  Шаламов  мимо  острова  -  утонул  бы  в
море-океане, попробуй потом  вылези  оттуда!  Осталось  разобраться  с
аборигенами: раз есть город, значит, должны быть и его хозяева. А коли
так, то появляется шанс выбраться отсюда и помочь маатанину.  В  таком
случае нарекаем планету,  этот  шедевр  кубизма,  именем  Шанс,  и  да
поможет нам Фортуна! Аминь!
    Разложив таким образом "по полочкам" имевшуюся информацию, Шаламов
мог теперь как следует рассмотреть маатанский корабль-проникатель  при
почти дневном освещении и еще раз убедиться  в  том,  что  технические
сооружения негуманоидного разума, переживающего технологическую стадию
эволюции, необычны, удивительны и кажутся  далекими  от  совершенства,
хотя на самом деле просто функционально  приспособлены  решать  задачи
своих повелителей, смысл  и  цели  которых  зачастую  так  и  остаются
непонятными людям.
    Корабль маатан только издали напоминал черепаху, а с расстояния  в
пятнадцать  метров  он  походил  на  обросшего  полипами,   ракушками,
водорослями и прочей  светящейся  и  мигающей  живностью  исполинского
кита. Непривычного человека это зрелище привело бы  в  содрогание,  но
Шаламов в бытность свою разведчиком-первопроходцем повидал  немало  на
своем веку, в том числе поистине жуткого  и  чудовищного,  поэтому  он
только отметил знакомые геометрические формы и мимолетно подумал,  что
маатанину свой корабль починить будет гораздо сложней. Если только  он
выживет в этой передряге...
    Подкрепившись питательным и к тому же  вкусным  бульоном,  Шаламов
предпринял  новую  попытку  разбудить  "черного  человека",   но   тот
по-прежнему  не  отзывался,  застыв   бугристой,   черной   сверху   и
бронированной снизу, похожей на  старого  сивуча  тушей.  Тогда  пилот
переоделся в кокос - компенсационный костюм спасателя, имеющий ко всем
своим  достоинствам  еще  и  прямую  связь  с  координатором,  нацепил
антиграв, респиратор и вышел в вечный день чужого мира,  которому  дал
название Шанс.
    До развалин города  решил  пройтись  пешком.  Идиллическая  тишина
настраивала на философские размышления, а прекрасная ласковая  погода,
чем-то напоминающая земное бабье лето умеренных широт, настраивала  на
умиротворение и спокойствие. Джордж включил исследовательский комплекс
и объяснил здешнее "лето" равномерным потоком тепла, идущим из  глубин
моря, а значит, из ядра  планеты-куба,  и  поддерживающим  на  планете
всюду одинаковые погодные условия. Сгоревшие закопченные развалины,  к
которым  подходил  Шаламов,   никак   не   вписывались   в   концепцию
безмятежного, размеренного бытия планеты. Что же здесь в конце  концов
случилось, черт побери?!
    Шагая по негустой желтой  траве,  Шаламов  спустился  с  холма,  в
который упирался уродливым носом маатанский корабль. При каждом шаге с
травы срывался рой электрических искр и оседал на сапогах. Воздух  был
насыщен   электричеством,    словно    облако,    готовое    пролиться
дождем-влагой, и кожу на щеках и на лбу слегка пощипывало при ходьбе.
    Шаламов принюхался: спектр  запахов  стал  иным,  видимо,  аппарат
обоняния уже адаптировался и не реагировал столь остро  на  незнакомые
радикалы. Преобладающими стали запах озона и горьковато-нежный  запах,
напоминающий аромат масличной пальмы.
    Координатор, подключенный контуром  пси-связи  напрямую  к  мозгу,
пробудился  и  выдал  двадцать  семь  наименований  пахучих   веществ,
составляющих общий фон запахов  здешних  мест.  Потом  предупредил  об
"электрических  карманах"  -   неизвестной   глубины   круглых   ямах,
заряженных статическим электричеством,  которые  встречались  довольно
часто и были, похоже, разбросаны по всему  острову.  Шаламов  выслушал
сообщение, пожал плечами и обошел яму на почтительном расстоянии.
    Черно-серые стены города приблизились и накрыли спасателя  ощутимо
теплой тенью. Датчики, встроенные в костюм, сообщили температуру стен:
около сорока двух градусов по Цельсию. Шаламов с недоумением вгляделся
в представшие перед ним развалины. Больше всего они напоминали сростки
неровных стен разной толщины - от  двух  дециметров  до  двух  метров,
разной длины и высоты:  ничего  похожего  на  геометрический  порядок,
расчет,  логику  и  гармонию,  соответствующие   понятию   пилота   об
архитектурных сооружениях. Но главное, что развалины, низкие и  редкие
на окраине, вскоре переходили в  поистине  непроходимые  "заросли"  из
черных стен, перегородок, перепонок, буквально  сросшихся  в  шеренги,
лабиринты, "беседки", "хижины" и "дворцы" без кровли, с  окнами-дырами
и дверями-провалами... Температура воздуха в городе была  градусов  на
двадцать пять выше, чем вне его,  повысилась  и  концентрация  горьких
примесей в нем.
    Шаламов забрел в тупик, остановился и  потрогал  стену  ближайшего
здания: поверхность ее была бархатистой, горячей на ощупь,  как  шкура
живого существа, с тонким муаровым рисунком, видимым только  вблизи  и
напоминающим загадочные письмена, и  поверхность  эта...  вздрагивала!
Шаламов приблизил ухо к стене и уловил внутри ее  медленную  пульсацию
какой-то жидкости.
    "Господи, да ведь они живые! - сообразил он.  -  Клянусь  Купавой,
живые! Я слышу пульс, слышу гул пробивающейся по сосудам крови!.."
    С минуту он прислушивался  к  четким,  размеренным  ударам  сердца
исполина и не сразу расслышал мысленный "шепот" координатора:
    - Догадка верна с  вероятностью  ноль  восемь.  Отмечаю  повышение
пси-фона в районе города, рекомендую вернуться.
    Тут только пилот понял,  почему  у  него,  по  мере  того  как  он
углублялся в город, появилось ощущение чьего-то скрытого  присутствия,
взгляда в спину: он и в самом деле находился внутри большого скопления
биомассы,  обладавшей  разветвленной  нервной  системой,   которая   и
создавала   пси-фон,   биоизлучение   "мысленного   эха".    Спасатель
скомандовал  антиграву  подъем  и   взлетел   над   "живым   городом",
внимательно  вглядываясь  в  сплетение  "улиц",   "переулков",   узких
извилистых проходов, двориков, "площадей" и открытых "зданий".  Теперь
было ясно, что ни о какой системе в скоплении сросшихся стен  речь  не
идет, перед человеком предстал самый настоящий лес! Выросший по  своим
законам, странный, жутковатый, похожий на развалины сгоревшего города,
состоящий из "живых" деревьев-стен, но лес!
    Шаламов записал картину стенолеса на видео и поднялся выше. Остров
оказался плоским - в пределах холмистого рельефа, большим, а главное -
идеально круглым, будто был вычерчен гигантским циркулем,  и  не  имел
береговой линии с пляжами и рифами. Он выступал из морских вод  метров
на сорок гладким цилиндром и будил в памяти  ассоциации  искусственных
морских платформ Земли. Впрочем, Шаламов не слишком удивился сходству,
вспомнив,  что  форма  планеты  -  куб,  искусственное   происхождение
которого не вызывало сомнений.
    Остров  почти  полностью   зарос   "развалинами",   "Кентавр"   на
"черепахе" маатанского корабля сел на  его  краю,  а  в  самом  центре
острова пилот разглядел какое-то грандиозное сооружение: храм не храм,
но нечто в этом роде, удивительно красивое, поражающее  законченностью
форм  и  эстетическим  совершенством.  У  Шаламова  дух  захватило  от
поднявшегося волнения, хотя  минуту  спустя  он  отметил  и  некоторые
отклонения  в  симметрии  "скульптур"  сооружения,  нарушения  в   его
структуре  и  очертаниях.  "Оно  не  достроено,  -  догадался  он  без
подсказки координатора. - Значит, где-то поблизости должны  бродить  и
сами строители? В таком случае надо  срочно  готовиться  к  нештатному
контакту, чтобы предстать пред светлые очи хозяев в  нужной  кондиции,
не то пойдет гулять по здешнему миру легенда о небритом пришельце".
    Порадовавшись своей вернувшейся способности  не  унывать  в  любой
ситуации, Шаламов утихомирил боль в грудной клетке и  помчался  домой,
где ждал его холодно-вежливый, но все же заботливый Джордж.

                               Глава 4

    Маатанина  он  застал  в  тот  момент,  когда   "черный   человек"
самостоятельно пытался заняться ремонтом рубки. Тот, кто метко  назвал
маатан "черными людьми", смотрел в  корень:  во-первых,  маатанин,  по
сути, до сих пор оставался загадкой, "черным ящиком", никто из  земных
ученых не обследовал его и не  знал  параметров  жизнедеятельности;  а
во-вторых, когда передвигался, то чем-то напоминал  человека,  вернее,
карикатуру на него, грубый слепок.
    Он сполз со своего  гнездоподобного  кресла  и  медленно  двинулся
вдоль стены рубки,  превратив  нижнюю  часть  тела  в  "ногу  улитки".
Шаламов  никогда  не  видел,  как  передвигаются  маатане,  поэтому  с
любопытством и жалостью смотрел на слабые попытки коллеги  разобраться
в обстановке.
    Черная сгорбленная фигура с намеками  на  плечи,  голову  и  руки,
одетая по пояс в сверкающие многогранные  зеркала  и  колышущаяся  при
каждом шаге, как  металлоподобный  студень,  тяжеловесно  доползла  до
стены и замерла. "Кожа" верхней части туловища  встопорщилась  мелкими
кристалликами и стала похожа на крупнозернистую наждачную бумагу. Одно
"плечо" маатанина претерпело несколько  быстрых  трансформаций,  меняя
форму в строго детерминированном  диапазоне  геометрических  фигур,  и
вдруг прошло сквозь стену. В то же мгновение "гнездо" в  центре  рубки
превратилось в "жидкую" стеклянную  чашу  и  скользнуло  к  маатанину,
который без сил рухнул в нее грудой кристаллов разных размеров и форм.
    - Осторожнее! - Шаламов подскочил к упавшему "черному человеку". -
Не хватало мне еще собирать тебя по частям. Помощь нужна?
    - Ничего... - высветилось перед глазами. - Нет помоч... нельзя  да
хомо команда зона операцие... без мой да вход нет...  нет  понятное...
вопрос.
    Маатанин снова сформировал свое непослушное тело и полез  в  стену
зала, но теперь  ему  было  легче  передвигаться  по  рубке  -  бывшее
"гнездо"   стало   подчиняться   его   командам   и   превратилось   в
тележку-антиграв,  перемещая   хозяина   со   скоростью   корабельного
"мустанга". Однако энергии у "черного"  хватило  ненадолго.  Он  успел
только включить экран, по которому тотчас же поплыли вереницы странных
знаков, и потерял сознание - превратился в безжизненную  глыбу  не  то
камня, не то какой-то иной субстанции.
    Шаламов вздохнул. Помочь маатанину он не мог, а сочувствием сыт не
будешь. Он даже накормить коллегу  не  мог,  не  ведая,  чем  питаются
негуманоиды и каким способом. "Может быть, попробовать  подсоединиться
к компьютеру его корабля? - мелькнула мысль. - Должен же  у  них  быть
компьютер или что там его заменяет - вычислитель-водитель, автомат".
    - Подобное  подсоединение  стопроцентно  гарантирует   психическое
расстройство, - буркнул Джордж. - А то и  аннигиляцию  личности.  Тебе
мало того, что получил?  Да  и  откуда  я  знаю,  на  каких  принципах
работает их компьютер и каким образом к нему можно присоединиться?
    - Нашел бы, если бы захотел... -  Шаламов  автоматически  проверил
экипировку. - Ладно, это беспредметный спор. Надеюсь, хозяева Шанса...
знаешь,  давай  лучше  назовем  этот  куб  Стражем,  вернее,   Стражем
Горловины, а? Так вот, хозяева  Стража  Горловины  должны  помочь  нам
починиться или хотя бы доставить "черных людей" на родину. Ну  и  нас,
конечно.
    Выйдя  наружу,  пилот  бегло  оглядел  тело  "Кентавра",   глубоко
вонзившееся в маатанский корабль, как топор в пень по самое  топорище,
вздохнул и направил полет  к  "храму",  с  хладнокровным  автоматизмом
выполняя привычную работу разведчика:  видеосъемки,  замер  параметров
среды  и  наблюдение  за  всеми  объектами,  способными   представлять
опасность. Правда, в данном  случае  самыми  опасными  объектами  были
маатанский корабль и приближающийся "храм".
    Чем ближе подлетал к нему Шаламов, тем необычнее становился  облик
колоссального строения. Оно на глазах теряло красоту контуров,  четкую
структуру,  эстетику  плавных   гармоничных   переходов,   грубело   и
корежилось, пока не превратилось в топорную неизящную  постройку-барак
из плохо пригнанных многотонных глыб, пористых стен, гнутых перепонок,
балок и витых поверхностей с невообразимо сложной  системой  связок  и
растяжек. Растерянный  пилот  затормозил,  не  веря  глазам.  То,  что
вырастало   перед   ним,   больше   напоминало   взорванный,   но   не
разлетевшийся, а склеенный неведомой силой в момент разлета грузинский
мгвиловани - пещерный город. Пилот несколько  минут  разглядывал  хаос
"каменных" глыб и блоков, потом подал  назад.  По  мере  того  как  он
удалялся от строения, жуткие вблизи разрывы, дыры, выпуклости и  горбы
складывались в красивый затейливый узор, корявые балки, столбы и шпили
превращались в изящные башенки, мелкие детали исчезли, растворились на
общем  фоне,  и  вскоре  перед  потрясенным  пилотом  опять   предстал
великолепный "дворец", сотворенный явно не человеческими руками, но  с
подобными человеческим размахом и фантазией.
    - Елки-палки!  -  удивился  Шаламов   негромко.   Полюбовался   на
"дворец", снова приблизился к нему  вплотную  и  вернулся  в  исходную
точку: метаморфозы чужого строения  не  исчезли.  Оно  то  становилось
"храмом",  достойным  богов,  то  превращалось   в   жуткий   ансамбль
слепленных кое-как развалин. Причем пилот теперь убедился в  том,  что
это чудовищное сооружение не недостроено, как ему показалось  вначале,
а наоборот, начинает разваливаться от  старости:  вблизи  хорошо  были
видны иззубренные бреши  в  его  стенах  и  обрушившиеся  вниз  блоки,
погнувшиеся, корявые, неровные балки,  похожие  больше  на  гигантские
кости и сухожилия с утолщениями и наплывами.
    - Что ты на это скажешь? - обратился пилот к Джорджу.
    - Не  имею  полной  информации...  -  завел  было  обычную   песню
координатор, но Шаламов его перебил:
    - Дай прогноз и перестань дуться, мы оба в  одинаковом  положении.
Или хочешь остаться здесь?
    Координатор поперхнулся и не отвечал несколько секунд, потом выдал
сигнал   метронома,   что   в   переводе   на   человеческие    эмоции
соответствовало растерянному покашливанию, и сказал:
    - Замечание  учту.  Даю  прогноз:  судя   по   этому   сооружению,
отсутствию развитой инфраструктуры и спутниковой архитектуры,  планета
имеет нуль психозоя, несмотря на все признаки искусственности.
    - Иначе говоря, хозяев здесь нет, - уточнил  Шаламов.  -  А  может
быть, перед нами памятник старины? И хозяева живут на других островах,
а этот - заповедная зона?
    Джордж промолчал.  То  ли  учел  замечание  пилота,  то  ли  сумел
заменить несколько поврежденных нервных узлов и понемногу  приходил  в
себя, обретал былую интеллектуальную форму.
    "Приду - проверю, - подумал Шаламов, блокируя  канал  пси-связи  с
координатором. - Похоже,  придется  поработать  с  оптимизатором,  сам
Джорж вряд ли вылечит себя полностью".
    Пилот осторожно  опустился  на  горизонтальный  участок  одной  из
угловых  башен  сооружения,  похожей  на  полный  складчатый  волдырь,
усеянный рваными дырами,  словно  по  нему  стреляли  из  гранатомета.
Материал крыши, мутный, зеленый, как старинное бутылочное  стекло,  на
камень или металл не походил.
    - Кремнийорганика с примесями солей бора, - сообщил Джордж. - Хотя
я могу и ошибаться.
    - Пора  взяться  за  исследования  всерьез,  если  мы   не   хотим
неприятных сюрпризов здешней природы. Наш  исследовательский  комплекс
сдох, попробуй расконсервировать  "пчел"  из  основного  груза,  если,
конечно, он не поврежден.
    - Извини, шкипер, "пчел" я уже  запустил,  сохранилось  всего  три
контейнера, около сотни штук. Пока есть ресурс, они будут работать.
    Как и любой спасательный шлюп, "Кентавр" имел  кибсистему  анализа
полевой обстановки,  "пчелы"  были  рабочими  органами  этой  системы,
сборщиками  информации,  но  так   как   в   результате   столкновения
оборудование шлюпа пришло в негодность, Джордж догадался  использовать
"пчел" из перевозимого "Кентавром" оборудования.
    - Маяк все еще не работает?
    - Ему досталось больше всего, ремонту практически не  подлежит.  Я
пытался запустить дубль, но и он, вероятно,  влип  в  материал  чужого
корабля, причем всем рабочим объемом.
    - Вот повезло, а? Нечем даже хозяев позвать, разве что  покричать:
караул.
    Шаламов  включил  антиграв  и,  преодолевая  налетевший  откуда-то
ветер, сквозь одну  из  дыр  в  оболочке  опухолевидной  башни  влетел
внутрь. В то же мгновение его подняло вверх и  вжало  спиной  в  купол
потолка. Внутри башни царила невесомость!
    "Вот откуда здесь сквозняк, - сообразил Шаламов, - а  развалины-то
функционируют! Не  получилось  бы,  как  с  прогулкой  по  маатанскому
проникателю..." Он уравновесил себя в центре башни и осмотрелся. Здесь
было довольно светло, стены башни казались обмазанными  толстым  слоем
слабо  светящейся  икры.  Пол  помещения  сходился   двумя   неровными
оплывшими конусами к двум отверстиям. Одно из них  напоминало  прорубь
во льду, затянутую свежим морозным  узором,  второе  давилось  мраком,
осязаемо густым, как желе. Шаламов осторожно приблизился к  отверстию,
заглянул внутрь и увидел длинный мрачный  туннель,  уходивший  куда-то
глубоко в недра здания, а на дне его мерцал странный багровый отблеск,
будто там догорал костер. Интуиция подсказывала  пилоту,  что  идти  в
этот туннель не стоит.
    - Ты согласен со мной? - позвал он координатора.
    Никто не ответил.
    - Проводник, в чем дело?
    Молчание. Глухая ватная тишина и в  пси-диапазоне.  Этого  еще  не
хватало! Выходит, стены экранируют все виды связи?
    Шаламов полюбовался на "прорубь", испытывая желание разбить  "лед"
рукой, потом на уходящий вниз туннель с "отблесками костра",  вспомнил
Верхарна: "Пространство,  сплющенное  между  скал,  смотрело  на  него
горящими глазами", - и вылетел из башни наружу.  Время  экспедиции  по
чужому  зданию  неизвестного  назначения  еще  не  пришло.  Тотчас  же
послышался мысленный "голос" координатора:
    - ...дите! Даниил,  почему  молчите?  Где  вы!  Я  вас  не  слышу,
сообщите координаты местонахождения... - Джордж нервничал и перешел на
"вы".
    - Все в порядке, старина, я никуда не исчезал, здесь, оказывается,
зона  блэк-аута  [Блэк-аут  -  полное  прекращение  радиосвязи.].   Не
паникуй, если  связь  снова  прервется,  попробуй  на  всех  доступных
диапазонах еще раз позвать хозяев. На нашем острове их  явно  нет,  но
ближайшие острова могут быть заселены.
    - Мощности уцелевшего радиопередатчика не хватает даже  на  двести
километров, но я давно пробую, вторые сутки.
    - Как там наш "черный друг"?
    - Плакал.
    - Что?!
    - Это образное выражение,  -  поправился  Джордж.  -  Он  очнулся,
посидел у  экрана,  минут  пять  издавал  жалобные  стоны  в  звуковом
диапазоне вместе с пси-волной тоски и горя, во  всяком  случае,  очень
похоже, и снова отрубился.
    "Парень совсем ослабел, - подумал Шаламов озабоченно. - Кто знает,
сколько ему жить осталось.  Да  и  мои  резервы  не  бесконечны,  надо
поторопиться с поисками аборигенов, не может быть, чтобы никого из них
не осталось на целой планете. Сюда я еще вернусь, поищем вокруг".
    Он облетел остров вдоль и поперек, но не обнаружил  ничего,  кроме
"развалин леса". Остров был безлюден, если  применять  термин  земного
языка к отсутствию  неведомых  обитателей  планеты,  хотя  в  зарослях
"стенолеса" вполне могли жить какие-то представители здешней фауны.
    Понаблюдав за изумительно ровной и гладкой - ряби почти не было  -
поверхностью словно светящегося изнутри янтарно-медового моря, Шаламов
заторопился домой, с нарастающей тревогой  обдумывая  слово  "плакал",
которым координатор охарактеризовал состояние маатанина. Конечно, ни о
каком внешнем сходстве речь не шла, негуманоид не мог ни  плакать,  ни
смеяться так, как это делал  человек,  но  что  его  состояние  близко
подошло к критическому, было видно невооруженным глазом. А при подлете
к сросшимся кораблям пилот стал свидетелем работы маатанской техники.
    Горб проникателя вспучился, увеличивающийся волдырь - грузовой люк
по-маатански  -  лопнул  и  со  скрежетом  выплюнул   нелепую   черную
конструкцию,   изломанную   фантазией   ее    конструкторов,    чем-то
напоминавшую безголового Змея  Горыныча.  Дребезжа,  как  разболтанный
вентилятор, она зависла  на  несколько  мгновений  над  десятиметровым
отверстием люка, встопорщила черные лохмотья  перепончатых  крыльев  и
перьев и, косо поднявшись в небо, исчезла в розовом сиянии.
    - Наверное, зонд-автомат, - подал голос координатор.
    - А где наши?
    - Трудятся вовсю, принимают информацию, хотя исправен  всего  один
канал.
    - Готовь к походу куттер, через час попробую  облететь  планету  и
поискать хотя бы одну живую душу.
    Шаламов вернулся в корабль  и  первым  делом  навестил  маатанина.
"Черный человек" был в сознании и торчал перед  своим  экраном,  густо
усыпанным светящимися, меняющими форму узорами, но едва  ли  он  видел
эти узоры  так,  как  человек,  обладая  совершенно  другим  аппаратом
зрения.
    - Он должен видеть в ультрафиолете и мягком рентгене,-  подтвердил
координатор. - Хотя не исключено, что диапазон его зрения сдвинулся  и
в фиолетовую область видимого света.
    - Если у него рентгеновское зрение, представляю,  каким  он  видит
меня: скелет в сапогах и шлеме. - Шаламов подошел ближе к маатанину. -
Как ты себя чувствуешь, дружище?
    "Черный человек", не шевелясь, "оглянулся" - пилот почувствовал на
себе его взгляд, - но не ответил. Только по шершавой  пупырчатой  коже
конвульсивно пробежала волна более крупных кристалликов.
    - Могу  я  все-таки  чем-нибудь   помочь?   Например,   что-нибудь
отремонтировать...
    - Жидкие Землие хомо нет помоч... утверждение... совсем  другой...
себе нет помоч груд да... больше нет беседа время да...
    "Ну и что ему ответить? - с досадой подумал Шаламов. - Доказывать,
что кто-то из конструкторов проникателей самовольно  поменял  диапазон
частот "генераторов струны"? Он  не  поймет...  потому  что  не  хочет
понимать. Винить соседа во всех  смертных  грехах  -  последнее  дело,
неужели он не понимает, что друг без друга нам не обойтись?"
    "Черный человек" равнодушно "отвернулся" - давление  его  тяжелого
взгляда исчезло - и занялся своими делами, а через минуту расслабленно
оплыл в кресле, потеряв сознание. Он был  невероятно  слаб  и  так  же
невероятно упорен и не хотел - хоть убей! - просить помощи у какого-то
там "жидкого хомо". Какие чувства руководили им? Гордость?  Презрение?
Равнодушие к судьбе "недоразвитого  землянина",  к  своей  собственной
судьбе? Или понимание обреченности? И вообще, обладает ли чувственной,
эмоциональной сферой негуманоидный разум?
    Шаламов   впервые   пожалел,   что   мало   интересовался   раньше
ксенопсихологией.
    - У меня есть кое-какие данные  из  этой  области,  -  откликнулся
Джордж. - Мы знаем всего две негуманоидные цивилизации:  маатанскую  и
орилоухскую. Ни та, ни другая в контакт с нами  не  вступают.  Причины
такого странного отношения к  разуму  мне  неизвестны,  вероятно,  оно
традиционно.   Знаю   только,   что   орилоуны   обладают    зачатками
психокультуры и своеобразным искусством, что уже предполагает  наличие
эмоциональной сферы, однако их этика и  мораль  настолько  отличны  от
человеческих, что всякие аналогии исключены. На то, что у нас вызывает
смех или любопытство, они  реагируют  иначе,  и  точек  контакта  наши
ксенопсихологи пока не подобрали.  С  маатанами,  по-моему,  положение
примерно такое же.
    - Что  ты  подразумеваешь  под   искусством   негуманоидов?   Цель
искусства вообще - заставить работать мысль  и  воображение  аудитории
выше привычной нормы. Но это человеческий подход к проблеме, а  как  с
этим у негуманоидов?
    - Я  просто  констатирую  факт  утверждения   ксенопсихологов   об
искусстве Орилоуха, больше ничего добавить не могу.
    - Понятно, извини.
    Шаламов вздохнул с сожалением,  не  видя  выхода  из  создавшегося
положения.  Бредовая  идея  с  подключением   к   памяти   маатанского
компьютера, чтобы тот сообщил ему  варианты  спасения  хозяина,  снова
всплыла из трясины трезвой оценки  происходящего,  но  пилот  поспешил
утопить ее  коротким  выпадом  сарказма:  не  сходи  с  ума!  Если  уж
подключение собственной автоматики к мозгу едва не повлекло фатального
исхода и до сих пор ломило в костях от разного  рода  электромагнитных
"шумовых" наводок, то что же получится при выводе на  мозг  чужеродной
информации, да еще  закодированной  неизвестным  образом?  Нет,  самый
реальный выход из положения - как можно быстрей отыскать хозяев Стража
Горловины, маатанин, судя по всему, долго не протянет.
    Пилот  отдохнул  в  своей   уютной   гондоле,   запустив   кассету
психоразгрузки - луг, опушка березового колка, речной  откос,  вдалеке
стадо  коров,  идиллия!  -  вытерпел  массаж  основных  групп  мышц  и
незаметно  для  Джорджа  подключил  к  цепи   управления   оптимизатор
интеллекта. Это  был  своеобразный  "массаж"  для  позитронного  мозга
координатора,   способствующий    регулированию    его    мыслительной
деятельности  и  компенсации  возможных  "шизофренических"  синдромов,
возникающих   в   результате   "болевых"   шоков   после   повреждений
кристаллической структуры мозга. Джордж отреагировал немедленно:
    - Отмечаю нерасчетные  колебания  контурных  связей  и  наводки  в
периферийных цепях. Причин такой "щекотки"  проанализировать  не  могу
из-за отсутствия данных. Встревожен.
    - Успокойся, проводник,  -  сказал  довольный  Шаламов.  -  Все  в
порядке, это вмешалась машинная терапия, терпи,  как  терпел  я.  Твоя
фармакопея, кстати, что-то слабовата,  никак  не  может  справиться  с
ломотой в костях, дал бы что-нибудь посерьезней.
    - Посерьезней может быть только удар по затылку.
    - О, кажется, подействовало! Ты уже юморишь. Машина готова?
    - Как штык, - после заминки ответил  координатор.  -  Не  могу  не
согласиться, что мне такая терапия приятна, но почему я ничего не знаю
о существовании на борту "машинной медицины"?
    - Потому что это резервная сеть, рассчитанная на аварию с тяжелыми
последствиями, и подконтрольна она только мне. Не обижайся, многое  из
того, что делают люди, рассчитано на их спасение ценой... э-э...
    - Понял, - сухо отрезал Джордж  и  неожиданно  съязвил:  -  Раньше
люди, не надеясь на интеллект отдельных индивидуумов,  предусматривали
для компьютеров  "защиту  от  дурака",  а  теперь  решили  перевернуть
формулу. Поздравляю!
    Шаламов опешил, не сразу разобравшись  в  юморе  координатора,  но
потом не выдержал и засмеялся: по сути, Джордж был прав -  оптимизатор
являлся  своеобразной  "защитой  дурака  от  компьютера".  Значила  ли
реплика проводника, что он вошел в форму?
    Ответом был короткий смешок Джорджа. Они поняли друг друга.
    Куттер ждал пилота у аварийного люка,  стремительный  и  красивый,
похожий на плоского ската-хвостокола. Судя по  высвету  готовности  на
терминале ручного  управления  -  полупрозрачном  квадрате  с  набором
сенсоров, - используемом только  при  отказе  системы  пси-управления,
Джордж перекачал из "баков" "Кентавра" в емкости  аппарата  почти  все
оставшиеся крохи энергии.
    Шаламов устроился в мидель-захвате аппарата - пилот в  куттере  не
сидел, а полулежал лицом вниз, упираясь  в  тубус  обзорной  сферы,  -
нахлобучил тугой шлем эмкана, как в обиходе все пользователи  называли
пси-рацию, и рванул куттер с места в джамп-режиме.

                               Глава 5

    За двое суток, почти без сна  и  отдыха,  он  облетел  практически
острова всех шести морей на шести гранях планеты-куба,  убедился,  что
острова похожи друг на друга,  как  две  капли  воды:  выступающие  из
янтарного моря верхушки цилиндров с плоской вершиной, сплошь  покрытые
зарослями  "стенолеса".  Кроме  того,  пилот  обнаружил  около   сотни
построек, похожих на первый "храм" у корабля, похожих не  очертаниями,
а  парадоксальной  особенностью  восприятия:   издали   они   казались
совершенными, красивыми, хотя и необычными, сработанными  без  единого
изъяна, однако вблизи производили впечатление полного разгрома,  -  но
нигде не встретил хозяев планеты или  свежих  следов  их  присутствия.
Возраст построек, по осторожной оценке  Джорджа,  везде  был  примерно
одинаков и подходил к сотне тысяч лет, но развалинами они  все  же  не
были, внешний разрушенный их вид имел какие-то другие причины.
    Однажды Шаламов встретил  невиданный  ранее  летательный  аппарат,
издали похожий на  красивого  парящего  кондора,  но  вблизи  "кондор"
смотрелся как сварганенный кое-как, из  чего  попало  воздушный  змей,
ничуть не напоминающий величественную земную птицу, и  на  сигналы  не
реагировал совершенно, направляя полет к одному  ему  известной  цели.
Может, то был автомат аборигенов, контролирующий  состояние  среды,  а
может, и маатанский зонд, исследующий новый мир.
    Получая новые и новые  порции  сведений  о  кубообразной  планете,
Шаламов все больше убеждался в том, что открыл  искусственный  объект,
созданный еще одной негуманоидной расой. Особенно изумляли его  "леса"
Стража, до умопомрачения  похожие  на  настоящие  развалины  сгоревших
дотла  городов,  крепостей,  замков  или  старинных  заводов.   Джордж
предложил назвать это чудо местной флоры и фауны вудволловыми  лесами:
от двух английских слов wood  -  лес,  и  wall  -  стена,  и  Шаламов,
поколебавшись,  принял  предложение:  вудволловый  лес  -  тавтология,
конечно, однако звучит гораздо приятнее, чем прежнее "стенолес".
    Устав так, что в который раз пришлось прибегнуть к  укрепляющим  и
тонизирующим  препаратам,  пилот  снова  вернулся  к  мысли  о  прямом
подключении к компьютеру маатанского корабля.  Такое  подключение  при
счастливом стечении обстоятельств помогло бы не  только  найти  способ
связи с маатанами, что в перспективе способно  было  спасти  и  самого
экспериментатора, но и найти метод лечения маатанина. Однако шаг  этот
был настолько рискованным, что Джордж  даже  не  захотел  подсчитывать
вероятность  благоприятного  исхода,  охарактеризовав   одним   словом
"дурак" шансы пилота остаться живым и нормальным человеком.
    Шаламов снова кинулся в поиск аборигенов,  несказанно  мучаясь  от
дикого  напряжения:   в   управляющем   компьютере   куттера   полетел
дисциплинатор, и приходилось напрягать волю, чтобы куттер летел  туда,
куда надо,  и  не  реагировал  на  "побочные  шумовые"  мысли  пилота,
сбивающие компьютер  с  толку.  Мыслеуправление  всегда  требовало  от
водителей чрезвычайно строгой дисциплины мысли, и Шаламов справился  с
управлением  потому,  что  был   одним   из   лучших   драйверов-прима
СПАС-центра с пятнадцатилетним опытом пилотирования любой техники.
    Он  сутки   обследовал   "горные   хребты"   ребер   планеты-куба,
монолитные, усыпанные крупными порами,  но  голые  и  безжизненные,  а
потом запасы энергии в емкостях куттера  иссякли,  и  пилот  с  трудом
дотянул до цилиндра-острова с "храмом", посадив  аппарат  за  тридцать
километров   от   сросшихся   кораблей.   Поплутав   по   "развалинам"
вудволлового леса - антиграв без энергии тоже не тянул, - он за  шесть
часов кое-как доплелся до "Кентавра", и  сил  его  хватило  только  на
ответ Джорджу, взгляд на  тушу  "черного  человека"  и  на  решение  о
немедленной подготовке к подключению. Ждать до тех пор, пока у Джорджа
кончатся и оставшиеся в наличии скудные запасы энергии, без надежды на
их пополнение, не имело смысла.
    - Давай лучше подключусь к  нему  я,  -  предложил  Джордж,  когда
Шаламов привел себя в порядок. - Риск намного  меньше,  к  тому  же  я
машина.
    Пилот отрицательно помотал головой.
    - Извини,  старина,  твои  возможности  самоподстройки   в   таких
условиях  невелики,  а  я  специально  тренирован   на   выживание   в
экстремальной среде. Вспомни, как нас называют поэты, любители громких
фраз.   Правильно,   рисконавтами!   Ну   а   меня   кто-то    прозвал
"сверхрисконавтом СПАС-флота". Да и случись что с  тобой,  мне  одному
все равно не выкарабкаться, так что риск  остается.  Ты  лучше  помоги
избежать первого вазомоторного  шока.  Запускай  "пчел"  внутрь  этого
маатанского монстра, даю тебе сроку на исследование корабля  сутки.  И
час на анализ работы его компьютера. Больше ждать мы не  имеем  права,
"черный" почти готов, а мы как-никак спасатели.
    - От упрямства нет лекарства, - сказал Джордж  сердито  и  надолго
замолчал. Он тоже был почти мертв, энергии  хватало  лишь  на  минимум
жизнеобеспечения кабины пилота и на  исследовательские  работы.  Шансы
починить  "гавкнувшиеся",  по   выражению   пилота,   многодиапазонные
накопители  таяли  с  каждым  часом,  "Кентавр"  давно  перестал  быть
межзвездным  спасательным  шлюпом,  восстановить  его  собственное   и
перевозимое им оборудование было уже невозможно.
    Шаламов попробовал еще раз подключить к маатанину  диагностер,  но
Джордж  обругал  его  вредителем  и   посоветовал   "подышать   свежим
воздухом":  земная  медицина  была  бессильна  дать  прогноз  здоровья
негуманоида, не имевшего внутренних органов в обычном  понимании  этих
вещей. А сам маатанин все с тем же беспощадным  фанатичным  упрямством
не  желал  разговаривать,  несмотря  на  бедственное  положение,  и  в
короткие минуты  полного  сознания  отгораживался  от  пилота  давящим
мысленно-психологическим барьером; Шаламов ощущал этот барьер каменной
стеной  с  бойницами,  за  которыми  притаились  вражеские  лучники  с
колчанами, полными стрел.
    Однажды он не выдержал и упрекнул маатанина в его непровоцированно
негативном отношении к людям.
    - Это же безнравственно, наконец! - закончил он в сердцах.
    И получил потрясающую в  своей  простоте,  совершенно  неожиданную
отповедь:
    - Хомо людно сам безнравство. - "Черный человек" помолчал, "глядя"
на замершего Шаламова недружелюбно и мрачно  (так  его  взгляд  ощущал
пилот). - Людно отношение природа нравство... вопрос. Нет. Много время
нет. Мы знание... вопрос нет.
    - Нет, - ответил Шаламов.
    Больше они  не  разговаривали.  Основную  часть  времени  маатанин
проводил в состоянии застывшей металлической горы и  бредил:  в  мозгу
пилота вспыхивали сами собой причудливые фигуры,  таинственные  тающие
призраки, ползующие "ангелы" с крыльями птеродактилей, обрывки слов  и
фраз...
    Гулять по "стражгорловианской" электрической природе не  хотелось,
в основном из-за непрекращавшихся болей в позвоночнике и в костях,  но
пилот заставил себя облачиться  в  легкий  пленочный  скафандр,  надел
антиграв и снова полетел к загадочному "храму",  присутствие  которого
волновало  душу  и  заставляло  прикидывать  возможности  контакта  со
строителями, искать причины их непонятного исчезновения.
    Облетев эту  колоссальную  постройку  кругом,  пилот  вдруг  опять
вспомнил строки Верхарна, удивившись их созвучию с явью: "Вы тексты от
каких затерянных страниц? Остатки  от  какой  разрушенной  Вселенной?"
Древний бельгийский  поэт  словно  своими  глазами  видел  мир  Стража
Горловины и писал о нем. Господи, что же это за куб,  равный  планете?
Для чего он построен почти  сто  тысяч  лет  назад?  Зачем  ему  моря,
атмосфера? "Храмы", наконец? Почему они покинуты? Ау,  строители,  где
вы?..
    Эфир  молчал.  "Храм"  безмолвствовал.   Тишина   прочно   владела
вудволловым  лесом,  островом,  морем,   атмосферой,   планетой-кубом,
построенной неизвестно  кем  и  неизвестно  для  каких  целей.  Только
Джордж, в котором проснулось чувство юмора, не удержался  от  реплики,
следуя  заложенной  в  него  программе  поддерживать   хозяина   всеми
доступными ему средствами:
    - Видимо, техника у "кубиан",  или  "стражгорловиан",  как  ты  их
обозвал, достигла такого совершенства, что  они  смогли  обойтись  без
самих себя.
    Шаламов невольно улыбнулся, расставаясь  с  оцепенением  волшебных
грез.
    - Принимаю твое предложение:  назовем  аборигенов  кубианами,  так
хоть не режет слух. Но ты не отвлекайся от основной задачи, шутник.  Я
тут поброжу в "храме", посмотрю, что это такое.  Помни  о  прекращении
связи.
    Спасатель  приметил  достаточно  широкий  проем  среди   громадных
пепельно-серых  стен,  торчащих  "лепестками  тюльпана",  и  проник  в
извилистый  коридор,  ведущий  в  шарообразную  полость  с  мерцающими
стенами. В полости, как и в башне при первом посещении "храма", царила
невесомость,  а  стены  ее,  усеянные  рваными  дырами  приблизительно
одинаковых размеров - словно из  полости  хотели  сделать  дуршлаг,  -
мерцали искристым узором, как перламутровое песчаное ложе реки  сквозь
толщу воды солнечным днем. Одна из самых больших дыр  была  похожа  на
стеклянное окно, затянутое морозным узором, а в  глубине  второй  дыры
мрак был какой-то  странный,  красноватый,  будто  отражавший  отсветы
далекого пожара.
    Связь  с  координатором  снова  прервалась,  однако   пилота   это
обстоятельство не смутило, в нем все еще жила  надежда  на  встречу  с
теми,  кто  создал  странные  "полуживые"  города,  "храмы"  и  вообще
планету-куб.  Кроме  того,  он   терпеть   не   мог   ничегонеделанья,
предпочитая активно искать выход  из  любых,  даже  самых  безнадежных
положений. Осмотрев мрачное  отверстие  с  "пожаром"  внутри,  Шаламов
поспорил со  своим  внутренним  "я",  не  рекомендовавшим  залезать  в
туннель, нашел доводы оппонента убедительными и  попробовал  прочность
"стекла  со  льдом".  К  его  удивлению,  рука  прошла  "стекло"   без
сопротивления и каких-либо неприятных ощущений. Тогда Шаламов окунулся
в "окно", ничего не видя впереди, и в тот же  миг  его  "разобрали  на
атомы", превратили в облачко газа, подержали в таком состоянии и снова
"собрали"...
    Шаламов инстинктивно подался назад и выбрался из "окна" в  той  же
полости. Впрочем, не совсем в той:  форма  полости  была  иной,  да  и
рваных дыр в ней не было вовсе. Рядом на него  мрачно  смотрел  зрачок
черного туннеля с отблесками пламени, а вверху виднелся светлый кружок
выхода. Пилот с замиранием сердца поднялся вверх и  вылетел  из  башни
"храма". И почти сразу увидел, что "храм" вовсе не тот, в  который  он
залетел, и стоит он не на острове с поврежденными космолетами.
    Хорошо, что надел скафандр с автономным  питанием,  пришла  первая
мысль. Вторая была эмоциональней, ибо характеризовала самого  Шаламова
не с совсем лестной стороны, он уже сообразил, что совершенно случайно
влез в узел мгновенного маатранспорта хозяев Стража  Горловины,  точно
так же как внутри маатанского корабля на "мустанга". Видимо, где-то на
страницах Книги Бытия рукой судьбы ему было начертано дважды  нештатно
испытать на себе чужие транспортные системы.
    - Джордж, старина, где ты? - позвал Шаламов, не надеясь на  скорый
свет. Координатор не ответил. Он был слишком  далеко,  чтобы  услышать
слабенькую рацию скафандра. Впрочем,  пилот  не  нуждался  в  советах,
потому что уже догадался, как поступить. Все работающие  станции  сети
мгновенного транспорта, по логике,  должны  были  соединяться  друг  с
другом, и даже прыжок в иную  звездную  систему  не  менял  положения:
вернуться оттуда обратно не составляло большого труда.
    Налюбовавшись переливчатым сиянием Горловины, Шаламов  вернулся  в
"пещеру" "храма", представлявшую собой машину  перемещения,  нырнул  в
"окно со льдом", испытал процедуру "рассеивания" на атомы  и  вынырнул
из "окна" другой похожей "пещеры". Определив по свечению выход наружу,
задержал дыхание и вылетел из "храма". Вылетел  и  забыл  о  приступах
слабости, у него даже дух  захватило  от  невероятной,  нереальной  по
земным меркам  картины:  "храм"  стоял  точно  на  вершине  куба,  где
сходились его исполинские ребра-"хребты" и  грани  с  видимыми  сквозь
дымку атмосферы линзами  морей.  Слов,  способных  выразить  состояние
Шаламова, не было, да он их и не искал, забыв и  о  постоянных  глухих
болях в суставах, и о своем незавидном положении. Главными  ощущениями
были  жадный  интерес  и  восторг,  граничащий  с  суеверным  испугом:
человеку было еще так далеко до строительства подобных чудес...
    Третий прыжок занес спасателя в глубины моря, судя  по  коричневой
тьме с желтыми прожилками  за  толщей  стены,  четвертый  -  снова  на
"хребет" ребра планеты-куба, пятый -  в  абсолютный  мрак  подземелья.
Вернулась тягучая головная боль, которую не снимали ни гиперальгин, ни
аутотренинг. Шаламов механически, с тупым равнодушием  входил  в  окно
переброса, выходил в новом месте, окидывал  взглядом  пейзаж  и  снова
нырял в отверстие входа. Он едва  не  прозевал  нужной  точки  выхода:
очнулся, не глядя по сторонам, собрался шагнуть  в  "подернутую  льдом
прорубь"  и  вдруг  понял,   что   ландшафт   с   вудволловым   лесом,
серо-желто-зелеными холмами и близким, светящимся желтизной морем  ему
знаком. Этот остров он уже посещал, когда облетал моря  на  куттере  в
поисках аборигенов, и располагался остров не так уж и далеко от  места
посадки "Кентавра".
    Однако после долгих размышлений пилоту все  же  пришлось  еще  раз
войти в туннель мгновенного скачка: дойти своим ходом на антиграве  до
корабля все равно было немыслимо. Стиснув зубы, Шаламов заставил  себя
прыгнуть в "ледяное окно".
    - Вези домой, ирод проклятый! - сказал он при этом с ненавистью.
    "Ирод" - автомат перемещения - не обиделся и  то  ли  читал  мысли
пассажира (надо было догадаться  приказать  автомату  раньше),  то  ли
Шаламову наконец повезло - вышел он  на  острове  с  видимым  издалека
маатанским кораблем и "гарпуном" "Кентавра".  Как  добирался  к  нему,
отвечал ли на скороговорку обрадованного и потому страшно  ругавшегося
Джорджа - не помнил, потому что провалился в  темный  сон-беспамятство
мгновенно, лишь только коснулся спиной мягчайшей  изоляционной  спинки
кресла. И снова заботливые "руки" медицинского комплекса,  встроенного
в гондолу кресла, начали приводить его в чувство, растирать и кормить.
Но вылечить его полностью автоматы все же не могли.

                               Глава 6

    В последний раз окинув взглядом пустынный пейзаж острова,  Шаламов
задраил люк и спустился вниз, в  свою  жилую  камеру,  где  ждала  его
подготовленная к работе система пси-передачи информации. В отличие  от
Джорджа внутренний голос, уговаривающий его не  рисковать  -  мол,  не
спасешь ни маатанина, ни себя, к чему  эти  эксперименты,  когда  есть
Джордж, вот его и подключи, - замолчал только после того, как  Шаламов
разозлился и заставил свое второе  "я"  уйти  в  "подполье".  Мысли  о
Купаве приходили все чаще, но с ними он справлялся без  труда.  Купава
поняла бы его решение.
    "Пчелы"  поработали  на  славу,   проникнув   во   все   доступные
микроавтоматам места маатанского корабля и собрав информацию о  работе
его систем  энергооборудования  и  вычислительных  комплексов.  Джордж
проанализировал поступивший массив  информации  и  рассчитал  варианты
обратной связи с центральным компьютером чужака, хотя компьютером  эту
странную управляющую систему, строго говоря, назвать было нельзя:  она
скорее  напоминала  нервную  систему  живого  существа,  вживленную  с
металлокерамическую гору с кавернами, причем в гору, которая  свободно
трансформировала  свою   форму   и   создавала   внутри   себя   любые
пространственные объемы. Но каналы  управления  этим  квазикомпьютером
сводились к залу с полумертвым маатанином,  и  Джорджу  было  несложно
определить точки  главных  выходов  "терминала",  с  помощью  которого
"черный  человек"  управлял  своим   проникателем.   Правда,   Джордж,
сконструированный для целей, далеких от решения лингвистических задач,
действующий по законам антилогики, математики и физики, так и не сумел
разобраться,  какие  сведения  содержит  память  компьютера.  Это  мог
сделать только Шаламов, включенный напрямую в  цепь  контроля.  Причем
дело осложнялось тем, что координатор не знал, какое  из  подключаемых
"нервных узлов" - контуров памяти - содержит нужную пилоту информацию.
    - Ничего, - пробормотал Шаламов, - включай поочередно,  потом  сам
разберешься, что нам нужно, если я потеряю сознание. Но сначала помоги
"включить" собственный резерв.
    Джордж настроил аппаратуру лазерного  иглоукалывания  и  вызвал  у
пилота  состояние  стрессовой  гипермнезии   -   сверхзапоминания.   О
последствиях эксперимента разговора не было, Шаламов понимал,  на  что
идет.
    За час до этого Джордж  попытался  подключить  свой  дубль-блок  к
выходу одной из координирующих цепей маатанского  компьютера,  но  это
привело лишь к тому,  что  блок  после  включения  выдавал  на  выходе
бессмысленный набор слов и цифр. Конечно, можно  было  попытаться  еще
инициировать в дыробое серию коротких и длинных распадов,  аналогичных
сигналам азбуки Морзе, то есть  дать  SOS,  однако  эта,  в  общем-то,
неплохая  идея  не  гарантировала,  что  сигналы  будут   услышаны   и
запеленгованы, потому что диапазон дыробоя был далек от тех  аварийных
частот, на которых слушают космос земные СПАСЫ [СПАС - станция  приема
аварийных сигналов.]. Шанс был, но у Шаламова не оставалось времени на
ожидание  ответа,  "черный  человек"  почти  не  двигался  и  перестал
высвечивать даже бред.
    - Приготовились, - сказал Джордж. - Трехсекундный отсчет.
    При  счете  "три"  в  мозг  пилота   хлынула   лавина   чужеродной
информации, насыщенная невероятным  "мусором"  специфичных  маатанских
понятий, символов и знаков, яркими  искрами  и  вспышками  озарений  и
темными облаками абсолютного непонимания. Это впечатление  прорвавшего
плотину водного потока, несущего на спине различный  мусор,  пелену  и
нефтяные пятна, сохранилось у Шаламова и после окончания сеанса.
    Продержался    он     ровно     две     минуты,     затем     боль
информационно-токсического шока оборвала сознание.
    Джордж отключил выход маатанского компьютера на  сферу  пси-приема
пилота и быстро привел того в чувство, высветив перед  глазами  данные
медицинского контроля: пульс,  давление  крови,  температуру,  частоту
дыхания, тургорные характеристики мышц, кардиозапас.
    - Может быть, хватит, мастер?
    - Делай свое дело, - мысленно отрезал Шаламов.  -  И  подключи  на
всякий случай резервы  памяти,  может  быть,  что-нибудь  запишется  в
параллели, только заблокируй входы основных управляющих центров, не то
сам превратишься в маатанина.
    Джордж послушно выполнил приказ и снова "вонзил" в  голову  пилота
бесшумную молнию информационного разряда чужой машины.
    Дважды Шаламов всплывал из небытия  после  ударов  аффективного  и
спинального шоков и окончательно потерял сознание только после  явного
пресыщения  мозга,  в  течение  получаса  работавшего   со   скоростью
электронно-вычислительной машины  и  получившего  колоссальный  объект
маатанских знаний.
    Сутки после этого жестокого эксперимента пилот отдыхал, ослабевший
до такой степени - мозг не смог переварить весь информационный поток и
"саботировал"  даже  простейшие  физиологические  потребности,  -  что
внезапно засыпал во время еды  или  испытывал  приступы  беспричинного
удушья.
    Джордж лечил его молча, без обычных нравоучений и ворчания, но  не
потому,  что  того  требовал  метод  лечения,  а  из-за  неясных   ему
патологических проявлений в работе многих внутренних органов Шаламова,
возникающих в результате  неадекватной  работы  спинного  и  головного
мозга. Что-то разладилось  в  организме  пилота,  центральная  нервная
система стала источником "фантомных" болей  и  "перевернутых  чувств":
Шаламов вдруг  начинал  "слышать"  глазами,  "видеть"  кожей  рук  или
"чувствовать" волосами температуру. Но все это  было  не  страшно,  на
Земле излечивали и не  такое,  главными  же  источниками  беспокойства
Джорджа  оставались  идущие  в  глубинах   психики   пилота   процессы
перерождения интеллекта  и  памяти:  в  мозгу  человека  боролись  две
вселенные - человеческая и маатанская, негуманоидная, рождалась темная
бездна  чужих  инстинктов  и  чувств,  вспыхивали  и  гасли  галактики
странных  психических  состояний,  проявлялась  записанная  в   памяти
информация, обработанная подсознанием.
    Однако тренированный и сильный интеллект  пилота  в  конце  концов
одержал верх, хотя никто, конечно, не мог  предсказать,  какими  будут
последствия необычного пси-контакта. Шаламов  неожиданно  заблокировал
пси-связь с Джорджем и общался с ним  только  по  радио.  Несмотря  на
постепенное улучшение общего тонуса, он не мог пока ни  самостоятельно
двигаться, ни отправлять естественные  физиологические  надобности,  и
координатору приходилось ухаживать за хозяином в аварийном режиме.
    На вторые сутки Шаламов потребовал дать ему рецептор прямой  связи
с исследовательским комплексом. Координатор  выполнил  приказ.  Спустя
минуту  "пчелы"  снова  полезли  в  маатанский   корабль,   подчиняясь
неведомым командам пилота. Что они там делали, Джордж так и не  узнал,
"пчелы" имели выход только на мозг Шаламова,  и  ни  одна  из  них  не
вернулась в бункер кибер-комплекса. После этого пилот завладел памятью
Джорджа  и  гипервычислителем,  с  помощью  которого  мог  оперировать
расчетами любой  сложности  со  скоростью  самого  координатора,  и  в
течение трех  часов  гонял  вычислитель  как  бешеный,  уйдя  в  дебри
странных и неприятных вычислений, от которых Джорджу становилось не по
себе: за вычислениями стоял мир чужих правил, знаний, математических и
этических формул.
    Шаламов  потерял  сознание  неожиданно,  работал  он   далеко   за
пределами человеческих возможностей и не  "всплывал"  из  беспамятства
около семи часов, бледный до синевы,  с  окаменевшими  в  судороге  от
непонятной  тоскливой  потери  губами.  Диагностер  бесстрастно  выдал
столбец биопараметров пилота,  и  Джордж  испугался  по-настоящему:  с
расширением  невралгии   у   Шаламова   обнаружилось   около   десятка
микроизлияний крови в мозг. Пилот нуждался в немедленной операции,  но
сделать это можно было только на Земле, координатор не  был  рассчитан
на лечение человека с такими специфическими травмами.
    Шаламов выкарабкался из пропасти небытия сам и снова  задействовал
вычислитель,  а  затем  Джордж  стал  свидетелем   того,   как   пилот
превратился в хозяина маатанского корабля, оживив  его  исполнительную
технику и дремлющую автоматику из числа оставшейся неповрежденной.
    Какие-то корявые, с человеческой точки зрения, механизмы,  похожие
на ожившие творения абстракционистов, принялись чинить  и  латать  зал
управления, запеленали неподвижного "черного человека"  в  серебристую
пленку и поместили под ажурный колпак,  напоминавший  грубо  сделанную
птичью  клетку.  Маатанин  был  еще  жив  и  даже   в   сознании,   но
индифферентный, как и прежде,  не  желая  ни  общаться,  ни  принимать
предлагаемую помощь.
    Деятельность маатанских киберов прекратилась так же внезапно,  как
и  началась:  они  разломали  силовые  отсеки   и   блоки   управления
"Кентавра", а также оборудование, которое он  вез  по  назначению  как
спасатель-курьер, перенесли нужные Шаламову компоненты  аппаратуры  на
маатанский корабль и вырастили на панцире "черепахи" корабля кособокую
башню, по виду - "из рогов и копыт". Затем попрятались по своим норам.
Все стихло.  Тишина  завладела  кораблями,  Джордж  "затаил  дыхание",
готовый  выполнить  любой  приказ   командира,   но   Шаламов   молчал
по-прежнему и не включал пси-связь. Он был в сознании,  даже  улыбался
иногда - сквозь невероятную усталость и непрерывную, терзающую тело  и
мозг боль. Глаза его были открыты, но Джордж знал, что пилот ничего не
видит, его зрительные нейроны были парализованы.
    - Все в порядке, старина, - прошептал Шаламов, услышав жалостливый
"шепот"   координатора.   -   Я   все-таки   недаром    ношу    значок
мастера-спасателя... мне, наверное, хана, но с  техникой  "черного"  я
разобрался...
    - Включите пси-канал,  Даниил,  -  попросил  Джордж,  воспрянувший
"духом", - я попробую снять аспекты, и мы поборемся с недугом.
    - Нет, дружище, держись теперь от меня подальше, я стал  для  тебя
опасен. Скоро за "черным" прилетят,  я  починил  его  тахеопередатчик,
использовав кое-что из нашего оборудования, иначе ничего не получилось
бы, и дал SOS на их языке. Не вмешивайся ни во что... если я не  смогу
участвовать в контакте лично. Понял?
    - Да, мастер. И все же еще  раз  прошу  использовать  медкомплекс,
вдвоем мы хотя бы снимем болевой синдром. Кстати, если  их  передатчик
работает, почему бы не позвать нашу аварийно-спасательную службу?
    - К  сожалению,  частоты  передатчика  далеки  от   частот   наших
приемников, как и в случае дыробоя,  едва  ли  наши  астрономы  службы
пространства слушают в этом диапазоне, и я, конечно  же,  дал  сигнал,
остается только ждать.
    - Но вас  необходимо  лечить!  И  как  можно  скорее.  Я  подключу
диагностер.
    Шаламов не ответил. У него не было ни сил, ни желания спорить,  ни
особого желания жить. В голове  все  еще  вертелась  одна-единственная
фраза, уже почти не тревожащая душу: "Бедная Купава!.."
    И тогда Джордж впервые нарушил  приказ  хозяина:  преодолел  порог
команды  запрета  и  включил  контур  мысленного  съема.   И   получил
сильнейший шумовой шок, превративший его в бесполезный кибернетический
хлам - он "захлебнулся" чужой информацией...
    Соплеменники "черного человека" прилетели  за  ним  спустя  десять
часов после включения передатчика, починенного Шаламовым, но ни пилот,
ни "сошедший с  ума"  Джордж  не  видели,  как  над  островом  зависла
километровая кошмарная конструкция в пластинчатой броне, а из  нее  на
"журавлиных гнездах" вылетели два десятка черно-золотых фигур. Маатане
обследовали свой разбитый проникатель, не обращая внимания на торчащий
из  него  "дротик"  "Кентавра",   забрали   запеленатого,   полуживого
командира и через час  улетели,  оставив  землянина  в  недрах  своего
покалеченного корабля, не сделав даже  попытки  анализа  ситуации,  не
выяснив причины аварии и не  узнав,  остался  ли  кто-то  в  живых  из
экипажа земного корабля и нуждается ли он в помощи. Зато они потратили
около  четырех  земных   суток   на   монтаж   ячеистой   конструкции,
напоминавшей пенал, уложили  в  ячеи  мертвых  собратьев  и  направили
"пенал" в глубину "серой дыры". Уходя из  Горловины,  они  оставили  у
планеты-куба маяк, высвечивающий галактическим кодом фразу:  "Владение
Маата. Входить, изучать, пользоваться запрещено!"

                             ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                              ЧЕЛОВЕК-ДА

                               Глава 1

    Заремба посмотрел на Мальгина как-то по-особенному, с любопытством
и сожалением, словно знал  о  нем  нечто  не  укладывающееся  в  рамки
общественного мнения о товарище.
    - Ты еще не в курсе?..
    Мальгин, только что вошедший в служебный модуль, с  давних  времен
называемый кабинетом, не оглядываясь, сделал жест -  заходи.  Одет  он
был  по  обыкновению  в  голубую  рубашку  с  черной  искрой,   черным
воротником и черными обшлагами рукавов,  в  белые  брюки  и  такие  же
туфли.
    Заремба остановился на пороге,  глядя  на  прямую  развитую  спину
заведующего отделением нейропроблем, надежную спину уверенного в себе,
уравновешенного и сильного человека. Повторил:
    - Так ты еще не знаешь новость?
    Мальгин сел  за  стол,  включил  автоматику,  формирующую  рабочую
поверхность: из черной блестящей плоскости стола вылез "бутон" эмкана,
линза  селектора  виома,  информационный   блок,   сетчатый   карандаш
киб-секретаря. Наконец Мальгин поднял  спокойный  взгляд  серых  глаз,
способных становиться  прозрачными  до  ледяной  твердости,  искриться
сдерживаемым, всегда запрятанным в глубине  смехом  или  прятаться  за
бровью иронического прищура.
    - Не бери меня на арапа,  Иван.  Ох  и  не  люблю  я  твою  манеру
сообщать неприятные новости.
    Заремба, не вынимая рук из карманов, прошел  на  середину  уютного
кабинета заведующего отделением.
    - Час назад привезли Шаламова...
    Глаза Мальгина сузились, похолодели, стали почти прозрачными.
    - Не понял. Что значит привезли?
    - Он  очень  плох,  попал  в  какой-то  переплет   при   аварийном
курьерском посыле или, как у них говорят, - кенгуру. У него коматозное
состояние, колониальный  неврит...  -  Заремба  замолчал,  глядя,  как
"железный" Мальгин вдруг побледнел, вернее, побелел, так что губы  его
стали  синими,  под  цвет  оттенка  рубашки.  Длилось  это   несколько
мгновений, заведующий тут же взял себя в руки, но цвет лица вернулся к
нему не скоро.
    - Где он?
    - В первом боксе, у Стобецкого, над ним сейчас колдуют сам  Готард
и Билл-старший со всеми своими "вивисекторами". Таланов обещал собрать
консилиум, искал тебя, но не нашел.
    - Я был на корте, - машинально сказал Мальгин и стремительно вышел
из кабинета, хотя мог бы связаться с  клиническим  отделением  Готарда
Стобецкого по селектору. - Кто его привез? - спросил он уже  на  ходу,
вскакивая  в  коридоре  в  первую  попавшуюся  "улитку"  институтского
конформного лифта.
    - Спасатели, кто же еще, -  забубнил  Заремба  в  спину.  -  Некто
Жостов и двое врачей, одного я немного знаю по практике -  Джума  Хан,
врач "Скорой".
    "Улитка" вынырнула из коммуникационной шахты  у  двери  с  зеленой
полосой  под  номером  два,  бесшумно  свернула  прозрачные  перепонки
выхода.
    Бокс номер два был собственно нейроклиникой, и заведовал ею Готард
Стобецкий, нейрофизиолог и врач с тридцатилетней  практикой.  Шел  ему
шестьдесят второй год, но  выглядел  он  на  тридцать  пять:  молодой,
гладколицый, уверенный и  обстоятельный  до  пунктуальности.  Ошибался
Стобецкий редко и, вероятно, поэтому не допускал мысли, что может быть
не прав. Это его качество раздражало  Мальгина,  но  в  остальном  они
давно притерлись друг к другу и хорошо знали свои возможности, сильные
и слабые стороны, хотя это не мешало  им  вести  деловые  и  неделовые
споры и отстаивать свою точку зрения. Но не до вражды.
    Пространство клиники было функционально и эстетически организовано
таким образом, что любая палата - а их  было  около  трех  десятков  -
имела прямой лонж-выход в  операционный  и  процедурный  комплексы,  и
выглядело это ячеистыми янтарными выступами, напоминавшими  обнаженные
светящиеся пчелиные соты, которые  упирались  в  причудливо  изогнутые
палевые   "бутоны"   реанимакамер.   Дежурный   терминал    управления
операционной  прятался  в  хрустально-белом  "бутоне",  сквозь  стенки
которого  были  видны  врачи  за  двумя   развернутыми   пси-вириалами
[Пси-вириал - блок управления с конформным преобразованием аппаратуры,
заменивший  устаревшие  пульты;  содержит   аппаратуру   звукового   и
мысленного (пси) управления.] стационарного диагностера и медицинского
информ-банка.
    Стобецкий, заметив заведующего первым отделением, жестом  попросил
соседа освободить кресло. Мальгин, кивком поздоровавшись  со  всеми  и
пожав  Готарду  руку,  сел.  Виом  напротив   показывал   внутренности
реанимакамеры с телом Шаламова. В правой верхней четверти оперативного
фронта изображения загорались и гасли строки бланк-сообщений,  а  чуть
ниже - данные медицинского анализа.
    - Нечто  странное,  -  отрывисто  бросил  Стобецкий.  -   У   него
парадоксальный статус абсанса [Статус абсанса  -  состояние  больного,
характеризующееся серией абсанов (кратковременных  потерь  сознания  с
последующей амнезией), в промежутках между которыми сознание полностью
не восстанавливается.], резко нарушена  нейроцитоархитектоника  мозга:
таламус сплющен и загнан в нейтропиль, оба полушария срослись  в  одно
целое, промежуточный  мозг  проник  в  средний,  сетчатое  образование
исчезло, мозжечок увеличился в объеме в два раза... ну  и  так  далее.
Никогда не видел ничего подобного!..
    Левая нижняя часть виома  отразила  голографический  разрез  мозга
пострадавшего. Алая стрелка показала узлы нарушений  и  переродившиеся
участки коры.
    - Кроме того, ПНС [ПНС - превертебральное  нервное  сплетение.]  у
него расположено прямо над тазом, а не на границе брюшной  полости,  -
добавил  заметно  волнующийся  Билл-старший,  заместитель  Стобецкого,
приступивший к работе всего три дня назад. - Такое впечатление,  будто
оно "сползло". А corpus callozun [Мозолистое тело (лат.).] увеличилось
и соединило полушария!
    - По данным коллег, - Стобецкий кивнул в сторону группы  мужчин  в
фирменных голубовато-зеленых комби - такие носили  все  врачи  "Скорой
помощи" и спасательной службы, - его организм  большую  часть  времени
отказывается регулировать деятельность внутренних органов.
    - Что значит "большую часть" времени?
    Один из гостей, рослый, черноволосый, загорелый до  цвета  красной
меди, с хищным носом и черными цепкими глазами, придвинулся ближе.
    - Это значит, что иногда этот парень вдруг сам выкарабкивается  из
беспамятства и организм  начинает  ему  подчиняться.  Не  надолго,  на
три-четыре минуты, но и это удивительно, ведь по сути он  фрустрирован
[Фрустрация - дезорганизация сознания личности.].
    - Простите, с кем имею честь?
    - Джума Хан, - представился черноволосый, и Мальгин понял, что его
загар - нормальный, естественный цвет кожи.
    - Нейрэктомию [Нейрэктомия - иссечение участка нерва.]  делали?  -
спросил Стобецкий, манипулируя секторами диагностера.
    - Конечно,  данные   в   персонбанке.   У   него   прогрессирующая
гетероплоидия   [Гетероплоидия   -   изменение   структуры   некоторых
хромосом.]. И при всем том парень умудряется всплывать из  преисподней
и разговаривать как вполне нормальный, почти здоровый  человек!  Очень
сильная личность.
    - Учтите, он ко всему еще и слеп,  -  невпопад  вмешался  Заремба,
дыша в затылок Мальгину.
    - Где Таланов?
    - На связи с индийским филиалом, через пару минут явится.
    Виом вдруг подернулся  рябью,  стершей  все  надписи.  Приглушенно
прозвенел колокол  внимания.  На  мигающем  огнями  "кактусе"  вириала
зажглись голубые и зеленые огни отмены контактного контроля.
    - Он просыпается,  -  быстро  сказал  Джума  Хан.  -  Зафиксируйте
параметры в момент "всплывания", это важно.
    - Пациент в сознании, - четко доложил инк-координатор клиники.
    Виом прояснился.
    Лицо  Шаламова  с  открытыми  глазами  было  повернуто   к   людям
(видеокамерам, конечно), так что создавалось впечатление, будто он  их
видит, хотя спасатель был слеп.
    - Джума, - позвал он.
    В группе,  обступившей  Мальгина  и  Стобецкого,  произошло  общее
движение.
    - Я здесь, Даниил, - с небольшим  опозданием  ответил  Джума  Хан,
покосившись на Мальгина.
    - Где я?
    - В Москве, в Институте нейрохирургии.
    Шаламов помолчал: в зале повисла хрупкая тишина. Было  видно,  что
держится спасатель с большим трудом, колоссальным напряжением  воли  -
по лицу его поползли капли пота.
    - Клим, ты тоже здесь?
    - Да, - каменно-твердо ответил Мальгин, шевельнув желваками.
    Шаламов усмехнулся, не мигая. Заремба невольно поежился.
    - Тогда я могу быть спокоен. Не давай никому  меня  резать,  Клим,
меня нельзя резать.  Даже  тебе.  Понял?  Даже  тебе!..  Ты  понял?  -
настойчиво повторил спасатель.
    - Да, - ответил Мальгин.
    Шаламов   еще   несколько    мгновений    с    улыбкой,    кривой,
понимающе-иронической, сожалеющей, странной,  смотрел  (не  видя!)  на
замерших  врачей,  потом  расслабился  и  откинул  голову,  глаза  его
закрылись.
    - Потеря пульса, - отозвался инк. - Активирую ВРС [ВРС -  водитель
ритма сердца.], дыхание, нейропинг, блокирую выделение избыточных  доз
вазопрессина, окситомицина.
    - Дьявольщина! - произнес Стобецкий. - Это же невозможно!
    - Что именно?  -  сухо  спросил  Мальгин  с  чувством,  близким  к
растерянности, глядя на тело друга, опутанное  шлангами  и  проводами.
Шаламов всегда был похож на дерзкого и  удачливого  пирата,  по-мужски
красивого, склонного  к  риску,  решительного  и  упрямого,  настолько
уверенного в себе, в своей неуязвимости, что трудно было  представить,
будто с ним может произойти какое-либо несчастье.  Во  всяком  случае,
Мальгин знал его давно и никогда не думал, что Шаламов, олицетворяющий
по натуре тип джек-лондоновского героя,  вдруг  окажется  в  положении
смертельно больного...
    - Каким образом он приходит в себя, не имея возможности  управлять
физиологией? Это же нонсенс!
    - Мы   назвали   такие   моменты    "пароксизмами    жизни"    или
"парадоксальным сознанием", - сказал Джума  Хан;  Мальгину  нравилось,
как держится молодой врач спасателей, спокойно, уверенно и раскованно.
- Кстати, во время "пароксизмов  жизни"  у  него  почти  все  основные
функции приходят в норму.
    Заремба легонько толкнул Мальгина в спину.
    - Главный...
    Толпа врачей расступилась, пропуская Богдана  Таланова,  директора
Института  нейрохирургии,   всегда   озабоченного,   нахмуренного,   с
морщинистым сухим лицом; глубокие поперечные морщины на  лбу  главного
врача говорили о его возрасте больше, чем седые виски.
    - Ваше мнение, Клим? - Голос у директора был низкий, почти бас, но
мягкий, не оглушающий.
    - Я только что узнал об этом, - сдержанно ответил Мальгин.  -  Мне
нужно знать, помимо медицинской диагностики, как все  произошло,  где,
по какой причине, то есть получить всю доступную информацию.
    - Можем дать только приблизительную реконструкцию происшествия,  -
сказал один из спасателей  чуть  в  нос;  это  и  был  Прохор  Жостов,
руководитель сектора, в котором работал Шаламов. - Дело в том, что  мы
обнаружили Даниила в последний момент, когда он уже  не  дышал,  да  и
координатор его шлюпа был кристаллически мертв.  Никто,  по  сути,  не
знает, что произошло, а маатане не хотят сообщать подробности.
    - При чем тут маатане?
    - О случившемся мы узнали от них, точнее, от  маатанина,  которого
спас Шаламов. Это все, что известно  достоверно.  В  системе,  где  мы
нашли спасателя, - кстати, это в высшей  степени  интересная  система,
так называемая Горловина "серой дыры",  -  на  искусственной  планете,
имеющей форму куба, остался маатанский космолет, но он тоже  пуст.  По
всему видно, что шлюп Даниила в состоянии  "струны"  пересек  "струну"
чужого корабля, но о подробностях аварии расспросить некого.
    - Появятся новые сведения - сообщите, пожалуйста.
    - Непременно.
    - У него есть близкие? Родственники? - спросил Таланов.
    - Отец, мать, жена, - ответил Джума Хан.
    - Они знают?
    - Отец и мать знают, жена еще нет, она... беременна.
    Мальгин медленно повернулся к говорившему.
    - Что?.. Что вы сказали?
    - Она беременна, - невозмутимо повторил Джума  Хан.-  Мы  считаем,
что  в  сложившейся  ситуации  до  родов  ее  нельзя  волновать   этим
сообщением.
    "Когда же роды?" - хотел спросить Мальгин, но сдержался.
    Таланов сел на его место, придвинул к темени выросшую из мигающего
огнями "кактуса" пси-вириала на  гибком  усике  "одуванчик"  эмкана  и
погрузился в мысленные переговоры с координатором.  Через  две  минуты
отодвинул эмкан, помассировал висок ладонью.
    - Готард, продолжайте анализационное  сканирование  и  структурное
интегрирование  показаний.  Завтра  соберем  консилиум.  Клим,  доклад
сделаете вы, не забудьте главное:  выводы  и  рекомендации  консилиума
принимаются  к  неукоснительному  исполнению,  и  ошибки  должны  быть
исключены. Такого случая я не помню в практике,  и  вряд  ли  подобные
зафиксированы историей медицины, но все-таки покопайтесь в планетарном
БМД и банках СПАС-службы.
    Мальгин молча кивнул.
    Весь день он находился под  впечатлением  встречи  с  Шаламовым  и
страшного диагноза его состояния. Память вопреки воле  снова  и  снова
прокручивала события давно минувших дней: детство, юность,  совместные
игры, увлечения, ссоры, первые серьезные  шаги  в  жизни  и,  наконец,
встречи с Купавой. До института.  После.  Признание...  Да,  тогда  он
казался  старше,  значимее  и  увереннее  Шаламова   благодаря   своей
природной сдержанности и спокойствию.  Даниил  слишком  разбрасывался,
хватался  за  тысячу  дел,  с   легкостью   бросая   переставшие   его
интересовать, а Мальгин шел одной тропой к намеченной цели,  и  Купава
пошла за ним. Четыре года, конечно, не прошли как один день, и все  же
они жили, не ощущая власти  времени,  но  потом  Шаламов  вернулся  из
очередной  звездной  экспедиции   повзрослевший,   переживший   смерть
товарищей, научившийся ценить сказанное  им  самим  слово  и  ответный
взгляд друга... нет, они встречались втроем и  раньше.  Купава  любила
Шаламова, как она говорила, - за общительность, распахнутость  души  и
склонность к юмору, но кто же знал, что это чувство внезапно  усилится
многократно и вырвется на свободу, ломая рамки сложившихся  отношений,
паритет дружбы и устоявшихся взглядов на смысл жизни?! Кто? Только  не
Мальгин. И ему пришлось пережить самый тяжелый  день  в  своей  жизни,
когда Купава сказала ему, что  уходит  к  Шаламову!  День,  когда  был
разрушен замок его привычных представлений о женской любви  и  мужской
дружбе, и ночь, когда он сквозь боль и муку  нахлынувшего  одиночества
вдруг понял, насколько ошибался в себе!..
    Шаламов пришел на следующее утро, волнуясь, сказал всего несколько
слов:
    - Я  ничего  не  знал.  Она  пришла  час  назад.   Ты,   наверное,
догадывался, что я ее люблю, но я бы никогда сам... она пришла и...  -
Шаламов беспомощно пожал плечами и криво  улыбнулся;  Мальгин  впервые
увидел в глазах друга растерянность. - Если считаешь меня  подлецом  -
прощай.
    Мальгин покачал головой. Ему было плохо, очень  плохо,  однако  он
недаром считался сильным и выдержанным человеком.
    Все правильно, подумал он  почти  бесстрастно,  загнав  свою  боль
глубоко в сердце. Она сделала все правильно.  Я  бы  тоже  никогда  не
понял, что все кончилось, а если бы и понял, то не поверил. Редко  кто
способен признаться в собственном эгоизме добровольно... Однако  вслух
он сказал другое:
    - Дан, если вы с Купавой не будете возражать,  я  приду  к  вам  в
гости. Позже. А сейчас я хочу побыть один.
    Он сдержал свое слово... через два месяца, когда  почти  полностью
преодолел последствия самоанализа, тоскливую тягу к  голосу  Купавы  и
желание сделать операцию на собственной памяти. И еще дважды  приходил
к ним в гости, хотя Купава всегда почему-то пугалась его  приходов,  и
вот спустя еще полгода Шаламова привозят спасатели...
    "Господи, - снова подумал Мальгин со страхом, - она  беременна!  И
вполне вероятно, "виновен" в этом именно я!..  Хотя  какое  это  имеет
теперь значение? Главное, она ничего не знает о Дане. Что же случится,
когда ей сообщат о положении мужа?.."
    Вошел Заремба, как всегда - руки в карманах.
    - Предлагаю путешествие в ближайший водоем - искупаться.
    До Мальгина не сразу дошел смысл сказанного.
    - Тебе что, делать нечего?
    Заремба опешил; Мальгина всегда забавляло, как Иван,  который  был
на  девять  лет  моложе  его,   вел   себя   со   всеми   запанибрата,
покровительственно, и всегда совершенно искренне поражался, когда  его
ставили на место. Но характер у молодого нейрохирурга был  незлобивый,
покладистый, общительный, просто он так был воспитан, без критического
отношения к себе, сам обижался  часто  и  быстро,  но  так  же  быстро
остывал.
    - Будешь ждать, пока Готард подготовит анализ?
    - А ты предлагаешь докладывать на консилиуме ему?
    - Нет, но времени-то еще воз и маленькая тележка.
    Мальгин потерял интерес к разговору и снова уткнулся  в  стол,  по
черной панели которого ползли последние сводки медицинских новостей из
всех районов земного шара, отобранные для него киб-секретарем. За день
лицо заведующего отделением осунулось и заострилось.
    Заремба потоптался у стола, повздыхал.
    - Ты меня включишь в бригаду лечащих?
    Мальгин с трудом вернулся из глубин памяти.
    - Я хотел бы попасть в ПР-группу.
    Клим наконец выключил  информпрограмму,  вскинул  на  нейрохирурга
затуманенные глаза.
    - Надеюсь, у тебя есть основания?
    - Ну, я думаю... считаю, что я... хороший специалист, врач...
    Мальгин вздохнул.
    - Ты же знаешь, что этого недостаточно, Иван.  Ответственность  за
лечение  таких  пациентов,  как  Шаламов,   требует   полной   отдачи,
колоссального опыта и знаний.
    - Что я, по-твоему, не лечил никого? - насупился Заремба. - А  кто
оперировал Кадовски? Кто поставил правильный диагноз Ламбергу?
    - Ты. - Мальгин снова вздохнул. - Но ты пока умудряешься брать  на
себя больше, чем можешь унести. К тому же Таланов уже назначил бригаду
операционников.
    - И кто в нее вошел?
    - Готард, я и... как его, врач-спасатель Джума Хан. Трое.
    - Мне этот индеец не показался опытным. - Заремба покривил губы. -
К тому же трое в группе - мало. Могу заменить индейца.
    - Он афганец.
    - Какая разница? Значит, не берешь?
    Мальгин тронул сенсор вызова, отрицательно качнул головой.
    - Ты даже не представляешь, какой это трудный случай. Не знаю, как
Готард и Джума, но я... я просто боюсь давать прогнозы.
    "Знал бы ты, что я испытываю, - с тоской  подумал  он.  -  Умирает
человек, который был моим другом, не подозревая, что мы  давно  враги!
Умирает исключительно коммуникабельный человек, которого все любили  и
всегда ждали. Умирает тот, кто, не дрогнув, пожертвовал собой,  спасая
маатанина,  совершенно  чужое  разумное  существо,  не  способное   на
ответное благородство. И наконец,  умирает  тот,  к  кому  ушла  жена,
превыше всего в жизни ставящая честность отношений, какой бы  ни  была
цена... Что будет, если Даниил умрет? Вернется ли она?  И  что  будет,
если он все-таки выживет?.."
    Над  "глазом"  виома  развернулся  объем  изображения  с   головой
Стобецкого.
    - Давайте поработаем  вместе,  -  сказал  Мальгин.  -  Мне  некуда
деться.
    - Успеешь поработать, - недовольно проговорил Готард. - Через пару
часов я дам предварительный вывод.
    - И все же я подключусь в параллель. Извините, Готард, но  у  меня
есть свои резоны.. Этот человек... мой злейший друг.
    Стобецкий  пожевал  губами,  хмурясь,  нехотя  кивнул.  Потом   не
удержался от ехидной тирады:
    - Боишься, что на стадии прогноза  не  учту  какую-нибудь  мелочь?
Стобецкий еще не ошибался в анализе.
    - Я знаю. - Мальгин остался бесстрастным. - Но решать судьбу этого
парня буду, наверное, я.
    Виом погас, Стобецкий выключил интерком.
    - Индюк, - сказал Заремба простодушно. - Клим, вспомни обо мне,  я
не подведу. Желаю удачи.
    Мальгин остался один. Минут десять он сидел в  том  же  положении,
боролся  с  воспоминаниями  и,  победив,  дал  задание   киб-секретарю
связаться со спасательной службой и собрать  все  материалы  о  работе
Шаламова. После этого спустился в  клинику  Стобецкого,  где  автоматы
реанимакамеры, насколько это возможно, поддерживали оптимальную  среду
для одного пациента, Даниила Шаламова, мастера-спасателя тридцати двух
лет от роду, верного своим принципам всегда и везде, даже в  ситуации,
когда выбор один - жизнь своя за жизнь чужую...
    Стобецкий не сказал ни слова, когда Мальгин сел рядом и  вывел  на
второй эмкан параллельный выход  диагностера.  До  глубокой  ночи  они
работали в полной тишине, связанные оперативным  полем  компьютера,  а
когда  закончили  формирование  отчета,  долго  сидели  за  светящимся
"кактусом"  вириала  и  смотрели   на   неподвижное   тело   Шаламова,
погруженные каждый в свои мысли и чувства. Их рабочие отношения  можно
было  бы  выразить  двумя  словами:  унисон  диссонансов.  Но  это,  в
общем-то, парадоксальное словосочетание точно  определяло  способности
каждого видеть границы принципиальной оценки событий.  Стобецкий  ушел
раньше, буркнув "спокойной ночи". Мальгин вернулся в кабинет, еще  раз
перечитал собственные  выводы,  зафиксированные  памятью  машины  -  в
институте  ее  все  называли  Гиппократом  [Инк  (интеллект-компьютер)
института.], - и в третьем часу ночи покинул  институт.  Думал  он,  к
собственному отвращению, только об одном: у Купавы будет ребенок...
    На консилиуме присутствовали едва ли не все крупнейшие специалисты
с приставкой "нейро" в области изучения и лечения человеческого  мозга
и нервной системы:  нейропсихологи  и  физиологи,  хирурги  и  химики,
кибернетики и лингвисты, психологи и генетики, в том  числе  и  доктор
неврологии Каминский, возглавлявший Европейский  центр  индивидуальной
психотерапии.
    Данные анализа состояния Шаламова  произвели  на  каждого  из  них
разное  впечатление,  но  в  одном  их  мнения  совпали:  случай   был
уникальным. Мозг пациента переродился почти на пятьдесят  процентов  и
продолжал  изменяться,  хотя   процесс   этот   и   замедлился   после
медикаментозного  вмешательства  врачей  спасательной  службы.  Начали
играть особую роль  интрамуральные  нейроны,  замурованные  в  стенках
сосудов, их объем  увеличился,  а  структура  изменилась,  теперь  они
объединились в автономную сеть, образовав  специфический  нейропиль  -
"скелет" новой нервной системы, почти  не  зависящей  от  головного  и
спинного мозга.
    За сутки, истекшие с момента  доставки  Шаламова  в  институт,  он
дважды приходил в себя, звал Джуму Хана или Мальгина, просил ничего не
сообщать Купаве, настойчиво требовал не пичкать его  нейролептиками  и
обойтись без хирургического вмешательства в его организм.  Каждый  раз
после этих кратких сеансов полного  сознания  у  него  останавливалось
сердце  и  наступала  клиническая  смерть,  но  ухищрениями   медиков,
вооруженных  тысячелетними  знаниями  методов  и  накопленным   опытом
медицины, опирающихся на умные машины и точнейшую аппаратуру,  Шаламов
снова возвращался к жизни, вернее, полужизни,  большую  часть  времени
проводя в глубоком беспамятстве. Он был явно неоперабелен, о чем прямо
заявил Стобецкий, но Мальгин, как, впрочем, и сам Готард, и Таланов, и
многие другие, не видели  иного  выхода:  Шаламова  надо  было  срочно
оперировать, он мог умереть в любую минуту.
    - Ну, хорошо, операция необходима, - согласился Каминский,  чем-то
напоминавший Мальгину дремлющего седого льва. - Но ведь сам пациент от
нее отказывается. Не нарушаем ли мы норм врачебной этики?  К  тому  же
поле хирургического вмешательства настолько  велико,  что  едва  ли  с
операцией справится один человек.  Вот  вы,  например,  справитесь?  -
Каминский посмотрел на Стобецкого.
    Готард нахмурился, пожевал губы и вдруг, к  удивлению  Мальгина  -
тот ожидал другого, отрицательно качнул головой.
    - Я, наверное, нет, а вот он справится. -  Кивок  на  Мальгина.  -
Клим   -   лучший   нейрохирург   Системы,   нейреконструктор   высшей
квалификации...
    - Оставьте  славословие,  Готард,  -  негромко   перебил   коллегу
Мальгин. - Бронислав прав,  оперировать  придется  сразу  два  десятка
пораженных участков, но не это главное. Операция ничего не даст,  если
мы не сможем стереть чужую информацию в  мозгу  больного.  Именно  она
формирует те структурные и  нейрохимические  изменения  мозга  и  тела
Шаламова  на  уровне  неосознанной   психики,   подсознания,   которые
превращают его в... - Мальгин запнулся,  -  в  нечеловека.  Но  вы  не
учитываете фактор времени. У нас  его  нет.  Дальше  будет  еще  хуже,
процесс перерождения продолжается, и скоро  мы  упремся  в  тупик,  из
которого всего два  выхода:  смерть  пациента  или  полная  фрустрация
личности, что для него в принципе одно и то же.
    - Вы берете на себя ответственность за  исход  операции?  Придется
сделать не одну, а целую сотню тончайших операций одновременно.
    Мальгин поднял на Каминского твердый взгляд, мельком отметив  жест
Зарембы, означавший: "Не дрейфь".
    - Да, - сказал он и вспомнил  шепот  Купавы:  "Тебя  все  называют
человеком-да.  Ты  всегда  так  уверен  в  себе?  В  своей  судьбе?  В
правильности выбора цели?" - "Да", - ответил он в тот день...
    - Но, повторяю, до нейрооперации необходима  операция  по  очистке
мозга больного от "шлаков" чужеродной информации. Это самое трудное  и
опасное в данном случае. Подобную операцию проводили всего один раз за
всю историю медицины: около  тридцати  лет  назад  мой  предшественник
Наумов оперировал двух космонавтов, попавших под информационно-лучевой
удар над Юпитером.
    - Ему было труднее, - проворчал Стобецкий. - В те времена  еще  не
было машин типа Умник или Гиппократ.
    Мальгин промолчал.
    - Но насколько я понял, вы  не  знаете  всех  запасов  криптогнозы
[Криптогноза - информация, осевшая в глубинах неосознаной психики.], -
сказал Каминский. - К тому же она может  быть  перемешана  с  жизненно
важной наследственной и приобретенной  информацией.  Как  вы  отделите
"зерна от плевел"?
    В демонстрационном зале, где проходил консилиум, повисла тишина.
    - Есть только один способ, -  нарушил  ее  Мальгин,  посмотрев  на
задумавшегося Таланова. - Прямой пси-контакт. Необходимо замкнуть мозг
больного на мозг врача.
    - Но это же колоссальный риск!
    - Да, риск, - согласился Таланов, -  прежде  всего  риск  шокового
исхода и глубокой психотравмы хирурга, но я не уверен, что нет другого
выхода. Давайте подумаем вместе, может быть, выход найдется. Предлагаю
укомплектовать группу профессионального лечебного риска пятью врачами.
У кого другое мнение? Прошу назвать кандидатуры.
    - Разрешите слово? - встал Заремба.  -  Мне  кажется,  мы  кое-что
упускаем из виду.
    Мальгин, приготовившийся к тому,  что  Иван  станет  предлагать  в
группу себя, с интересом посмотрел на молодого хирурга.
    - Конкретней,  пожалуйста,  -  сказал  Таланов  с  обычной   своей
ироничной вежливостью.
    - Шаламов работал с маатанской техникой в состоянии гипермнезии  и
впитал почти весь запас информации их корабельного компьютера, поэтому
прежде, чем  заняться  лечением  больного,  необходимо  узнать  все  о
маатанах: их биологию, физиологию, биохимию и так далее. Только  тогда
мы быстрее поймем процессы, идущие  в  организме  Шаламова,  и  сможем
определить   пределы    хирургического    и    психофармакологического
вмешательства.
    "А молодец Иван,  голова  у  него  варит",  -  подумал  Мальгин  с
некоторым  удивлением;  сам  он  упустил  из  виду   эту   особенность
случившегося.
    - Идея хорошая, - сказал Таланов, - хотя мы об этом  не  забывали.
Но как ее осуществить практически? Насколько я осведомлен,  контакт  с
нами маатане отвергли. Вообще  удивительно,  что  этот  травмированный
маатанин, которого спас Шаламов, внезапно  проникся  благодарностью  к
нему и решил сообщить нам координаты места катастрофы.
    Заремба сунул было руки в  карманы,  но,  посмотрев  на  Мальгина,
вытянул их обратно.
    - Это  можно   объяснить,   -   сказал   он   со   снисходительной
небрежностью.  -  Шаламов  сработал  обратную   связь   с   маатанским
компьютером, а тот мог иметь  такую  же  с  маатанином.  Вот  "черному
человеку"  и  передалась  часть  эмоциональной   и   психогностической
информации спасателя.
    В зале снова воцарилась тишина.
    "Недооценивал я Ивана, - подумал Мальгин с невольным сожалением. -
Из него может получиться отличный врач. Главное, он умеет думать".
    Таланов кашлянул в кулак, в глазах его отразилось уважение.
    - А вот об этом я не подумал. Спасибо за  идею,  она  интересна  и
ценна. Правда, я все равно  не  вижу,  каким  образом  можно  получить
сведения о физиологии маатан.
    - Да очень просто! Разве у нас в  УАСС  нет  отдела  разведки  или
безопасности? Пограничников наконец? Пусть поработают!
    На  лицах  присутствующих  в  зале  мелькнули  улыбки.  Горячность
молодого нейрохирурга и его манера поведения импонировали многим.
    - Это как раз очень непросто, - негромко сказал Джума Хан.  -  Как
вы себе сие представляете?
    - Элементарно:  выкрасть  маатанина,  обследовать   и   вернуть...
извинившись.
    Последняя  фраза  Зарембы  снова  развеселила  присутствующих,  но
ненадолго. Предстояло принять решение, определяющее дальнейшую  судьбу
больного.
    Спустя полчаса группа риска была  создана.  В  нее  вошли  четверо
мужчин: Мальгин, Стобецкий, Джума Хан, а также Бронислав Каминский,  и
женщина,  один  из  крупнейших  нейрохимиков  Земли  -  Карой   Чокой.
Консилиум закончил работу, и теперь предстояло выработать стратегию  и
тактику лечения Шаламова, поставившего в тупик странной своей болезнью
лучших специалистов Земли в области  изучения  человеческого  мозга  и
нервной системы человека.
    Заремба хотел было навязать Мальгину свое общество, но Клим отверг
эти  попытки  двумя  словами:  "встретимся  завтра"  -  и  сбежал   из
института, наугад ткнув иглой задатчика в схему выходов  метро  [Метро
(от   слов   "мгновенный    транспорт")    -    система    мгновенного
масс-транспорта; ретроспективный возврат  старого  привычного  термина
одного из самых удобных видов транспорта ХX века.]. Вышел он на второй
станции метро Ио, спутника Сатурна,  над  прозрачным  куполом  которой
нависала   пухлая   пятнисто-полосатая   стена   гигантской   планеты,
перечеркнутая узкой полоской кольца, видимого с ребра.
    "А может быть, поступить по совету  Зарембы?  -  подумал  Мальгин,
глядя на заметное глазу движение пятен на  боку  Сатурна.  -  Выкрасть
"черного  человека",   предварительно   подготовив   исследовательский
комплекс  на  базе  больших  Умников  академии,  и  за  два-три   часа
"распотрошить" его по всем параметрам. Потом извиниться и, бия себя  в
грудь коленом, вернуть обратно..."
    Из-за горба планеты брызнуло расплавленным золотом солнце. Мальгин
не отвернулся, только сожмурился.
    Нет, не имеем мы права действовать подобным образом,  по-пиратски.
Пусть "черные люди" высокомерны, эгоистичны и равнодушны к нам, но это
никому из людей не дает моральных преимуществ. Этика контакта живых  с
живыми складывалась веками, от контактов с братьями нашими меньшими  -
животными - до контактов людей с людьми.  Мы  пережили  все:  войны  и
геноцид, расизм и оголтелый шовинизм, примитивный социализм, фашизм  и
псевдокоммунизм и ворох других производных "измов", пока не  научились
уважать чужое мнение и чужие желания. Шаламов не  прикидывал  размеров
личной выгоды от спасения "черного человека", он просто его  спасал...
как тот дурак, который не знал, что задача неразрешима, и потому решил
ее...
    Ах, Данька, Данька, кто  знал,  что  ты  станешь  моим  пациентом!
Человек устроен таким образом, что считает  себя  бессмертным  до  тех
пор,  пока  не  встретится  со  смертью  лицом  к  лицу,  а   ты   был
сверхоптимистом и вряд ли задумывался над тем, что смертен, как и все.
В какую же историю ты влип, мой злейший друг! И меня тянешь за собой в
пропасть... потому что никогда не  задумывался  о  последствиях  своих
поступков. Я даже не уверен, думал ли ты о Купаве, когда спасал  этого
каменно-металлического монстра... хотя эгоистом тебя никто назвать  не
вправе, даже я. Просто ты  такой,  какой  есть,  -  ничего  показного,
фальшивого, хитрого, весь на ладони. А главное, ты всегда был искренне
уверен, причем не в меру общепринятых норм, что предать тебя никто  не
может, тем более друзья. Надо же таким уродиться?! А подумал ли  ты  о
том, каково сейчас мне? Имею ли я право на ошибку, зная о твоем святом
неведении и не менее святой уверенности  в  моем  профессионализме,  в
том, что я вытяну тебя из преисподней?..
    В глубинах атмосферы Сатурна мигнула алая звезда - луч лазер-связи
какого-то исследовательского  автомата.  Мальгин  опомнился  и  шагнул
обратно в камеру метро, не  обращая  внимания  на  удивленные  взгляды
работников станции. Через двадцать минут он был дома.
    Принял душ, переоделся, выпил бокал испли и  вдруг  бессознательно
набрал телекс Купавы, заблокировав обратную связь.
    Виом развернулся почти сразу. Перед Мальгиным возник вид  до  боли
знакомой гостиной Шаламова, а напротив стояла Купава в  халатике  и  с
недоумением смотрела на Мальгина, и, хотя видеть  его  она  не  могла,
Клим невольно сделал шаг в сторону, глотая ставшую горькой слюну.
    - Слушаю вас, - нараспев сказала  Купава  с  рязанским  выговором,
откидывая пушистую прядь волос со щеки. - Включите обратку, я  вас  не
вижу.
    Мальгин молчал, сжав кулаки так, что ногти впились  в  ладонь.  Он
увидел округлившийся живот, изменивший фигуру женщины,  ее  осторожные
движения, и в голову ударило волной пронзительной  тоски  и  отчаяния.
Купава любила Шаламова и еще ничего не знала о случившемся.
    - Кто звонит? -  повторила  Купава,  и  вдруг  выражение  ее  лица
изменилось. - Клим?.. Ведь это ты, Клим, я  знаю.  Включи  обратку,  я
хочу посмотреть на тебя. Почему ты не звонишь?
    Мальгин с трудом проглотил ком в горле и выключил виом связи.
    Уснул он только под утро, на рассвете.

                               Глава 2

    Заремба  встретил  Мальгина  рассеянным  "привет".  Он  сидел   за
пси-вириалом реаниматора с эмканом на голове и, судя  по  сигнализации
на терминале, работал с вычислителем в режиме интегрального обобщения.
Стобецкого в клинике не было.
    - Где   Готард?   -   спросил   Мальгин,   включая   передачу   из
реанимакамеры. Виом раскрыл внутренность  камеры:  сквозь  зеленоватый
сумрак  физиогаза  едва  проглядывало  тело   Шаламова,   похожее   на
скульптуру спортсмена из позеленевшей бронзы.
    - Ушел, - ответил Заремба с запозданием. - Он дежурил с Ханом  всю
ночь. Подожди, я сейчас освобожусь.
    Мальгин сел  рядом,  вывел  на  второй  эмкан  информацию  сторожа
состояния,  выслушал  мысленный  доклад,  откинулся  в  кресле.  Эмкан
свернулся в гибкий усик и втянулся в пульсирующую колонну вириала.
    Состояние Шаламова не изменилось к лучшему, состояние  коллапса  -
на грани клинической смерти. Спасатель не реагировал на  раздражители,
смену физиогаза, излучателей,  стимуляторов  и  на  регулярные  сеансы
внутривенного питания. Но за ночь он дважды "всплывал"  из  небытия  в
пароксизме псевдосознания, почти полностью восстанавливая на несколько
минут функции сердечно-сосудистой, вегетативной и центральной  нервной
систем. Однако блокада пси-сферы при этом не снималась, то есть даже с
помощью точнейших  датчиков  не  удавалось  "снять  мысли"  спасателя,
уловить, о чем он думает и какая информация скрывается в глубинах  его
памяти.
    Заремба стащил ушастую дугу эмкана и небрежно  бросил  на  вириал,
пригладил волосы.
    - Я нашел причину слепоты: у него нарушена  связь  между  стрирной
зрительной корой и латеральным  коленантным  телом.  Восстановить  эту
связь для меня - пара пустяков.
    - Что он говорил в сознании?
    - По-моему, ничего существенного... нет, постой, первый раз позвал
тебя и умолк, а второй произнес странную фразу, сейчас вспомню...  да,
вот: "Я, обезумевший в лесу Предвечных Чисел".
    - Числ, - поправил  Мальгин.  -  Это  Верхарн,  Даниил  любит  его
поэзию. - Клим полузакрыл глаза, помолчал, потом продекламировал:
    - "В одежде цвета горечи и яда  рассудок  мой  холодным  мертвецом
плывет по Темзе вверх лицом".
    Заремба хихикнул, но, видя,  что  Мальгин  не  расположен  шутить,
подобрался виновато и покачал головой:
    - Мрачновато, хотя и весьма оригинально. Я лично Верхарна не читал
и не особенно жалею об этом. Что будем делать, Климыч? Машина дает ему
не больше двух суток  жизни.  Если  не  успеем  что-либо  предпринять,
летальный исход неизбежен, несмотря на временные прояснения  сознания,
которые твой любимый Хан назвал "фазами хозяина".
    - Кстати, где он?
    - Джума? У себя, наверное, в клинике СПАС-центра, я им  как-то  не
интересовался. Скажи, ты знаком с Карой? Она почему-то  интересовалась
тобой, звонила, я дал твой домашний телекс.  Ну  и  женщина,  скажу  я
тебе! С ходу можно  отдать  ей  корону  "мисс  Вселенная"!  Во  всяком
случае, я бы отдал. Красивая женщина, а? Она занимается  исследованием
нейрилеммы  и  нейроглии  [Нейрилемма  -  оболочка  нервных   волокон;
нейроглия - ткань нервной системы,  в  которой  располагаются  нервные
клетки.], а старик Каминский собрал своих  лингвистов  и  кибернетиков
[Подразумевается:      нейролингвистов      и       нейрокибернетиков;
нейролингвистика изучает нарушения языковых навыков,  нейрокибернетика
- организацию и функционирование нервных сетей,  механизмов  памяти  и
поведения.], его задача -  ЦНС.  И  все  равно  мы  придем  к  одному:
требуется срочная операция. Вернее, две операции, как  ты  и  говорил:
стирание чужой информации -  после  выявления  запасов  криптогнозы  и
воссоздание нормального генома, конструирование здоровых  хромосом  со
всеми вытекающими последствиями. - Последние слова Заремба  проговорил
с видимым удовольствием, смакуя.
    Мальгин молчал, все так же полузакрыв глаза. Заремба вдруг щелкнул
пальцами, глаза его загорелись.
    - А давай сами слетаем к маатанам в гости и умыкнем  одного,  если
они не дадут нужной биоинформации! А?
    - Ты сам-то понимаешь, что говоришь?
    - Очень даже понимаю. Попытка - не пытка, а  твой  друг  ждать  не
может, он и так на ладан дышит.
    Мальгин встал так стремительно, что Заремба отшатнулся.
    - Ты что?..
    - Ничего,  -  глухо  сказал  Клим.  -  Может  быть,  и  из  лучших
побуждений, но  ты  провокатор,  Иван.  Обзвони  всех  и  сообщи,  что
собираемся  в  двенадцать,  будем  решать.  Спросит  Таланов  -  я   в
Управлении спасателей.
    - Хорошо, скажу. - Заремба шмыгнул носом. - А почему я провокатор?
    Мальгин окинул хирурга взглядом, глаза его стали грустными.
    - Тебе никогда не приходило в  голову,  что  ты  слишком  медленно
взрослеешь? Сколько тебе лет?
    - Двадцать семь.
    - А ведешь себя подчас  как  двенадцатилетний  малец.  Подумай  на
досуге, ведь есть чем - голова иногда соображает.
    В девятом часу утра Мальгин нашел Джуму Хана в  шоковом  отделении
клиники УАСС. Меднолицый врач  "Скорой  помощи"  не  удивился  визиту,
извинившись перед коллегой, отвел Клима в сторону; они медленно  пошли
по заросшему травой - таково было впечатление от ковра - коридору.
    - Нужна полная информация о физиологии и биологии маатан, - сказал
Мальгин прямо. - Я не имею права оперировать,  не  представляя  полной
картины того, с чем  могу  встретиться  на  молекулярном  и  атомарном
уровнях.
    - Такой информацией мы не располагаем и вряд ли будем  располагать
в ближайшем будущем.
    - Разве вы не поняли? - холодно спросил Мальгин. - Я и  сам  знаю,
что у нас есть, а чего нет.
    Джума Хан остался невозмутимым.
    - Не  сердитесь,  я  вас  понял.  К  сожалению,  мои  коллеги   не
догадались доставить из Горловины шлюп Шаламова или хотя бы его инк. А
выудить что-либо из поврежденного проводника на месте не удалось.
    - Надо     срочно     доставить     его     сюда     и      отдать
специалистам-структурщикам, может, хоть что-нибудь выудят.
    - Боюсь,  что  это  невозможно,  маатане  установили  в  Горловине
"маяк-табу", по  терминологии  безопасников,  то  есть  знак  частного
владения. Мы не имеем права врываться на занятую ими территорию.
    - Но ведь вы уже "врывались", когда забирали Шаламова.
    - Сядем, - кивнул Хан на кресла в нише с  видом  на  пойму  Десны.
Сели друг против друга, похожие сдержанностью и той особенной мимикой,
которая  выдает  в  собеседнике  умного,  понимающего  иронию  и  юмор
человека.
    - Все не так просто, не однозначно. Да,  мы  забрали  Шаламова  из
Горловины, но  после  этого  маатане  выпустили  внутри  ее  сторожей,
имеющих приказ уничтожать любых непрошеных гостей.
    Мальгин молча смотрел на врача. Тот оценил его взгляд.
    - Да, такова их логика, и ничего с этим не поделаешь.
    - А откуда это известно?
    Джума Хан слегка улыбнулся.
    - У разведки свои секреты и  методы,  к  тому  же  по  этому  делу
работают еще пограничники и безопасники.
    - Но ведь "черные люди" имеют  точно  такие  же  права  на  "серую
дыру", что и мы, Шаламов  "обнаружил"  ее,  если  можно  так  сказать,
одновременно с маатанином.
    - С юридической точки зрения - да, мы имеем право на владение  как
Горловиной,  так  и  планетой-кубом,  -  Шаламов  назвал  ее   Стражем
Горловины, - хотя никто из людей никогда не стал бы  присваивать  себе
лично и вообще всему  человечеству  подобный  объект,  нам  достаточно
иметь возможность  исследования  феномена,  однако  "черные  люди"  не
признают законов земной юрисдикции. Конечно,  комиссия  ИВК  [Институт
внеземных культур.]  попытается  официальным  путем  решить  возникшие
правовые вопросы, но едва ли маатане станут нас слушать.
    - Так что же, уперлись в тупик и на этом успокоимся?
    Джума внимательно посмотрел в глаза Мальгину.
    - У вас есть конкретные предложения?
    - Нет, - сказал Мальгин нехотя через некоторое время.- Но у меня в
распоряжении сутки, от силы двое. Сегодня в двенадцать я объявил общий
сбор  рисконавтов,  и,  если  решение  не  будет  найдено,   я   начну
действовать так, как сочту нужным.
    Джума Хан покачал головой.
    - Напрасно вы разговариваете со мной как с противником, я  целиком
и полностью на вашей стороне, и, как бы вы ни решили - а я думаю,  что
понял вас правильно, - будем действовать сообща, аморфная  позиция  не
по мне.
    Мальгин встал, протянул руку.
    - Благодарю,  и  простите  за  резкость,  этот  случай   настолько
неординарен для меня в личностном  отношении,  что  я  не  имею  права
ошибаться.
    Ладонь у Джумы была широкая и шершаво-твердая.
    - Никто из нас не имеет права ошибаться, хотя без ошибок человек -
не человек. Хотите, покажу одну любопытную картинку?
    - Она имеет отношение к теме нашего разговора?
    - Прямое.
    В своем рабочем кабинете Хан  включил  стол,  полистал  оглавление
проектора и остановился на  нужном  кадре.  Виом  развернул  плоскость
цветного изображения, медленно протаявшего в глубину.  Мальгин  увидел
дымящийся черный океан, низкое мрачное небо с перьями фосфоресцирующих
облаков, неожиданно светлый берег с редкими скалами.
    - Снято в ультрафиолете, - пояснил Джума, наблюдая за Мальгиным. -
Догадываешься?
    Вглядевшись, Клим понял, что видит вовсе не  скалы,  а  чудовищные
скелеты, облепленные не то насекомыми, не то  пиявками.  А  на  заднем
плане  торчало  из   песка   косо   уходящее   в   небо   перепончатое
перламутрово-полупрозрачное, с красивым рисунком  прожилок  крыло,  на
вершине  которого  громоздилась   мрачная,   многогорбая,   наполовину
покрытая зеркальным слоем глыба - "черный человек".
    На стереоснимке был запечатлен пейзаж Маата.
    Ничего  больше  не  сказав  друг  другу,  они  разошлись.  Мальгин
вернулся в институт и принялся внимательно изучать сканер-срезы  мозга
Шаламова, намечая пробную "тропу вмешательства". А около одиннадцати в
клинику пришла Купава.
    Одета она  была  в  нечто  пушистое,  снежно-белое  с  голубым,  с
зеркальными  перетяжками  -  комплект  "воздушный  замок",  скрывающий
фигуру, и никто не взял бы на себя  смелость  утверждать,  что  Купава
ждет ребенка. В кабинет она вошла без предупреждения.
    Когда Мальгин, недовольный вторжением, повернул голову к двери, он
сначала не поверил глазам своим, потом  встал,  не  снимая  эмкана,  и
молча уставился на женщину. В голове поплыли дым и звон - и ни  единой
мысли.
    Смуглое лицо Купавы казалось чуть бледнее обычного,  а  изогнутые,
как  птичьи  крылья,  брови  придавали   лицу   какое-то   трагическое
выражение. Мальгин никогда не видел у нее такого!
    - Что же ты не приглашаешь меня сесть, человек-да? - спросила  она
тихо, с неожиданно робкой улыбкой.
    Мальгин опомнился, сорвал с головы эмкан, бросил  на  стол,  вышел
навстречу. Слова застряли в горле, пришлось откашливаться.
    - Извини, я просто-напросто остолбенел. Проходи, садись.
    - Спасибо. Не ожидал?
    - Нет, - сказал он так жестко, что она снова улыбнулась, но улыбка
была невеселой и недолгой.
    - Клим,  ты  же  сильный  и  добрый,  иначе  тебя  не  назвали  бы
человеком-да, почему ты ничего мне не сказал?
    - О чем?!
    - Не притворяйся. - В голосе женщины прорывались слезы; она села в
кресло и облегченно вздохнула, прислушиваясь к себе. - Ты не  способен
на обман и должен сказать правду: что с Даном?
    Мальгин попятился, поймал спинку кресла, сел напротив.
    - Кто тебе сообщил?
    - Неважно кто. Ты звонил вчера, и я... почувствовала. И  потом,  у
меня есть друзья в Управлении спасателей и среди пограничников...  они
сказали, что он здесь. Что с ним? Почему он лежит у вас,  в  Институте
нейрохирургии? Почему мне никто ничего толком не говорит?
    - У тебя будет ребенок, -  сказал  он  вдруг  утверждающим  тоном,
словно разговор шел об этом.
    - Да, - сказала она спокойно, не удивляясь, только  прищурилась  и
словно отгородилась от него внутренним барьером.
    - Мой ребенок, - уточнил он.
    - Да, - повторила Купава все так же спокойно. - Но это  ничего  не
меняет, Клим. И речь о  другом.  Что  случилось  с  Даном?  Почему  он
оказался в твоем институте?
    - Идиот, - сказал он вдруг сокрушенно.
    Купава вздрогнула, непонимающе посмотрела на Мальгина.
    - Я идиот, - добавил он. - Что позволил тогда тебе уйти. Почему-то
не сработала интуиция. Надо было догнать тебя, всыпать как  следует  и
вернуть.
    - Вряд ли это подействовало бы, я бы все равно ушла.
    - Нет, - сказал он тихо, но так твердо, что Купава  посмотрела  на
него с явным интересом.
    - Ты, кажется, становишься человеком-нет. Не отвлекайся,  Клим,  я
знаю твою манеру уводить  разговор  в  сторону,  когда  ты  не  хочешь
говорить о главном. Почему Дан оказался в Институте  нейрохирургии?  У
него... стресс?
    - Хуже, - помолчав, сказал Мальгин: полуправду он не любил так же,
как и ложь. - У него коматозное  состояние,  сильнейший  шок...  а  он
умудряется при этом на две-три минуты выкарабкиваться из  беспамятства
и просить, чтобы тебе ничего пока не сообщали...
    - Что с ним случилось? Он же ушел в обычный курьерский рейс...
    - Его шлюп в режиме "компакт-струна" пересекся с чужим кораблем...
оба "выпали" в  наше  трехмерное  пространство  внутри  "серой  дыры",
вернее, внутри входа в нее... и, чтобы спасти экипаж чужака, Дан вывел
на свой мозг память и динамику  операционных  полей  их  компьютера...
маатанского компьютера.
    Мальгин поднял голову и тут же опустил.
    Купава  смотрела  на  него  ставшими  вдруг  огромными  бездонными
глазами, но совершенно пустыми, словно душа ее вдруг выгорела дотла.
    - Он...
    - Сейчас он почти нечеловек, Купава. И спасти его... - Клим  хотел
сказать: "невозможно", но не смог, но она поняла.
    - Ты сможешь! - прошептала она. - Ты  сможешь,  Клим,  ты  же  все
можешь, ты лучший нейрохирург Системы,  не  говори  "нет"...  -  Шепот
угас.
    - Не знаю. - С горлом у Мальгина  снова  что-то  случилось,  слова
застревали, цеплялись и царапали горло, и он испытал  самую  настоящую
боль. - Не знаю. Это правда.
    Она вдруг коротко и зло рассмеялась, так что у Мальгина  пробежала
по спине ледяная дорожка озноба.
    - Тебе не кажется, что мы с тобой оживили джек-лондоновский сюжет?
    - Какой? - Он смотрел непонимающе.
    - Вспомни рассказ "Конец сказки". От хирурга Линдея ушла  жена,  и
ему пришлось лечить соперника...
    Клим  кивнул,  к  нему  возвращалась  былая  уверенность  и  сила,
понимание того, что он тоже не в состоянии сказать "нет".
    - Так вот, - продолжала Купава, кусая губы, - я тоже могу, как  та
женщина, Медж, предложить тебе компромисс: спаси  Дана,  и  я  уйду  к
тебе... навсегда!
    Мальгин встал, наглухо  застегнутый  в  бронежилет  самообладания,
хотя в квартире души, уютно обставленной согласно привычкам и желаниям
тридцатилетнего  мужчины,  возведшего  в  абсолют  догмат  выдержки  и
самоконтроля, вдруг появилось желание сделать Купаве больно. Росло это
желание недолго, Мальгин умел бороться с малодушием. Он  усмехнулся  и
подумал: "Когда-то наши разговоры  были  для  меня  сродни  умственной
гимнастике, заставляли  держать  себя  в  постоянной  интеллектуальной
форме. Как давно это было, а интонации сохранились до сих пор. Неужели
мне суждено это помнить всегда?"
    - А если я соглашусь на твое условие?
    В глубине глаз Купавы мелькнуло не то сомнение, не  то  страх,  но
думала она в данный момент не о себе.
    - Я приду.
    Мальгин  глубоко  вздохнул,  не   позволяя   сорваться   с   языка
невысказанному, и Купава поняла, о чем он подумал.
    - Ты до сих пор не простил мне... ухода?
    Он покачал головой:
    - Не о том говорим.
    - Не простил... а мне казалось, умение прощать - свойство сильных.
Ты же сильный, Клим, неужели никогда не...
    - Замолчи, - оборвал он ее почти грубо, - иначе я возненавижу себя
за то, что дал тебе повод думать обо мне так.  Уходи,  Купава,  потому
что мы наговорим друг другу  такого,  что  не  сможем  потом  простить
никогда. Меня не нужно упрашивать вылечить Дана, это мой прямой  долг.
Одно знаю твердо: я сделаю все, что  в  моих  силах,  и  даже  больше,
насколько это вообще возможно.
    Купава встала, до боли желанная и чужая, встретила его  взгляд,  и
снова в глазах ее мелькнул страх. "Почему  страх?  -  подумал  Клим  с
недоумением, мимолетно. - За кого  она  боится?  Господи,  неужели  за
меня?!"
    Купава вдруг шагнула к нему, поцеловала и, не оглядываясь, пошла к
двери, а он остался стоять, оглушенный бурей чувств и желанием разбить
голову о стену...
    Потом, спустя несколько бесконечных минут, буря стихла, боль ушла,
и голова стала пустой, легкой, звонкой, как фарфоровый сосуд; отзвуком
эмоционального урагана повисла в  тишине  нота  грусти  и  тоски...  и
снова, как при ее появлении, - ни одной мысли.
    "Хватит!" - сказал сам себе Мальгин с ненавистью, а когда  это  не
помогло - ударил кулаком в стену  так,  что  разбил  пальцы  в  кровь!
Физическая боль отрезвила.
    Группа риска в полном  составе  собралась  возле  реанимакамеры  в
двадцать часов.
    Стобецкий попытался было вслух обобщить свои личные выводы, но его
перебил Заремба, и они вдруг углубились  в  спор,  заинтересовавший  и
остальных.  Предметом  спора  стала  конечная  стадия   преобразования
личности Шаламова. Стобецкий утверждал, что процесс интериоризации, то
есть расщепления личности, зашел слишком далеко, и спасатель  едва  ли
уже сможет вернуться в исходное состояние.
    - Чепуха!  -  заявил  Заремба  безапелляционным  тоном,  становясь
похожим на своего оппонента. - Должна  победить  человеческая  основа.
Слишком долго эволюция лепила и обжигала человека, чтобы он сдался под
напором информ-мутагена, пусть даже и на уровне генного приказа...
    Мальгин  одним  ухом  прислушивался  к  спору,  поглядывал  то  на
безмолвствующего  Каминского,  то   на   Карой   Чокой.   Заремба   не
преувеличивал, женщина действительно была молода и красива,  хотя  уже
успела стать ведущим нейрохимиком планеты. Мальгин слышал о ней, читал
ее  работы,  но  встречаться  с  Чокой  даже  по  виому  ему  еще   не
приходилось. Видимо,  их  интерес  был  взаимным,  потому  что  взгляд
Мальгина  то  и  дело  наталкивался  на  встречный   взгляд   женщины,
изучающий, задумчивый и вспыхивающий искрами улыбки в ответ на горячие
выпады Зарембы.
    - Может быть, коллеги позволят перейти к делу? -  негромко  сказал
невозмутимый Джума Хан. Он был единственным из  их  мужской  компании,
кто не посматривал на представительницу слабого пола.
    Заремба хотел было огрызнуться, но Мальгин остановил  его,  подняв
ладонь вверх.
    - Разрешите начать?
    Стобецкий остановился на  полуслове,  посмотрел  на  Карой  Чокой,
словно проверяя, какое впечатление оставила фраза Мальгина,  и  нехотя
кивнул.
    - Простите, не сдержался. Все мы знаем положение больного,  и  нет
смысла спорить по мелочам. Я безусловно хочу его вылечить и буду  рад,
если ошибусь, предполагая худшее. Что вы хотите предложить, Клим?
    - Сначала я хотел бы выслушать  остальных,  и  прежде  всего  вас,
Карой. Данные анализа я знаю, только выводы и прогноз.
    Нейрохимик  перекинула  ногу  за  ногу.   Держалась   свободно   и
непринужденно, и было заметно, что взгляды мужчин  ее  занимают  мало.
Мальгин невольно сравнил Карой с Купавой, тип лица у обеих женщин  был
одинаков, вероятно, обе имели славянские корни, общих предков; но если
красота Купавы была  милой,  "домашней",  противоречащей,  кстати,  ее
резкому  независимому  характеру,  то  у  Карой  доминировала   печать
интеллекта, деловой независимости и уверенности. Тонкое  смуглое  лицо
ее с бровями вразлет притягивало взоры  и  заставляло  мужчин  держать
себя в постоянном напряжении.
    - Я бы хотела вернуться к спору и поддержать коллегу Стобецкого, -
произнесла женщина глубоким  контральто.  -  Судя  по  цитохимическому
изменению структурных органелл нейронов и  расстройству  всей  нервной
системы, у Шаламова действительно начался распад  психики.  Вы  должны
понимать, что может последовать за  превращением  биполярных  нейронов
чувствительных ганглиев в мультиполярные [Биполярные - нейроны с двумя
отростками, мультиполярные - со многими.], а  именно  этот  процесс  у
пациента и происходит. Вывод один: у больного  налицо  прогрессирующий
синдром  "черного  человека"  -  термин  коллеги  Каминского.  Процесс
перерождения  нервной  ткани  замедлился,  но   начинают   сказываться
качественные эффекты: тело  больного,  его  ЦНС,  по  сути,  действуют
самостоятельно  в  соответствии  с  какой-то  внутренней   программой,
закодированной  информацией,  полученной  Шаламовым   от   маатанского
компьютера. Вот-вот наступит кризис:  больной  балансирует  на  тонкой
грани перехода человек - нечеловек, негуманоид, и, кем он  станет,  не
вмешайся  мы,  одному  Богу  известно.   Необходима   срочная,   очень
рискованная,  причем  не  только  для  пациента,  но  и  для  хирурга,
колоссальной сложности операция! Это все, что я могу предложить.  Если
не возражаете, согласна быть ассистентом хирурга по координации.
    - Но  сам  больной  во  время  "фаз  хозяина"   или   "пароксизмов
бодрствования" категорически  возражает  против  операции,  -  вскинул
голову Заремба.
    - Вот именно - "пароксизмов", - буркнул  Стобецкий.  -  Я  склонен
полагать,  что  это  не  просветление  сознания,  а   именно   моменты
псевдосознания, когда за Шаламова  говорит  его  нарождающееся  второе
"я", часть интеллекта, контролируемая информацией "черного человека".
    - Согласен, - кивнул Каминский, включаясь в разговор. - Мы  пришли
к такому же выводу.  Внутри  больного  формируется  личность  "черного
человека", и к чему это приведет, когда формирование закончится, боюсь
и представить. Случай беспрецедентный в моей практике, да и в  мировой
тоже.  Я  вообще  не  понимаю,  почему  Шаламов  в  той  ситуации   не
воспользовался двигателем как передатчиком, чтобы дать SOS.
    - По  утверждениям  экспертов,  он  им   воспользовался,   но,   к
сожалению, наши СПАСЫ его не услышали, - сказал Джума Хан. - Диапазоны
их частот прослушивания весьма  далеки  от  тех,  что  возбуждаются  в
компакт-камерах двигателя. Что касается действий Шаламова, то  он  был
спасателем и в создавшейся ситуации иначе поступить не мог, он  спасал
пусть и не человека,  но  разумное  существо!  Однако  я  не  стал  бы
обвинять и маатан в том, что они не люди. Конечно, они не люди! Совсем
иные, со своей этикой и моралью, которые кажутся нам несовместимыми  с
логикой жизни и даже враждебными, они  действуют  так,  как  воспитаны
своей средой, привычным укладом бытия.  И  все  же  позвольте  мне  не
согласиться с последним утверждением об их враждебности, ибо почему  в
таком случае "черный человек", спасенный Шаламовым, придя  в  себя  на
родной планете, несмотря на  все  различия  психа-  и  эмоциосфер,  на
многовековые  традиции,  запрещавшие  видеть  в  гуманоидах   разумных
существ - а есть подозрения, что маатане знают о  нас  давно,  гораздо
раньше, чем мы узнали о них, -  почему  он  вопреки  всему  потенциалу
цивилизации  добрался  до  станции  связи  и  сообщил  нам  координаты
Горловины, зная, что обрекает себя на остракизм?
    - Однако! - крякнул Каминский. - Вы, уважаемый коллега, вторглись,
по-моему, не в ту область. Речь идет  о  Шаламове,  о  его  характере,
почему он пошел на такой  огромный  риск,  имея  всего  один  шанс  из
миллиарда!
    - Видимо, идея прямого подключения к  чужой  машине  завладела  им
целиком и была интереснее остальных, - сказал  Мальгин,  с  удивлением
окинув взглядом лицо  Хана.  -  Джума  прав,  Шаламов  был  не  просто
спасателем,    но    и    разведчиком-исследователем,    склонным    к
непрогнозируемому риску. Думаю, у  него  даже  мысли  не  возникало  -
спасать или не спасать, вопрос был только - как спасать!
    - Ну это-то  как  раз  норма,  -  проговорил  Каминский,  -  норма
человечности, как я ее понимаю.
    Помолчали. Мальгин перевел взгляд на Хана.
    - Ваше мнение, Джума?
    - У нас в запасе двое суток, многое еще может измениться.
    Мальгин понял врача тотчас же:  Джума  Хан  нашел  способ  выявить
дополнительную информацию. Но открыто говорить об этом не хотел.
    - Тогда продолжаем работу  в  соответствии  с  заданиями,-  сказал
Мальгин сухо. - Соберемся вечером. Извините.
    В свой кабинет он вошел вместе с Джумой, остановив попытку Зарембы
войти следом:
    - Иван, поработай с Готардом, ему понадобится твоя светлая голова.
Я до вечера буду занят.
    Заремба пожал плечами, подозрительно  посмотрел  на  бесстрастного
Хана и нехотя удалился, проворчав напоследок:
    - Что-то не нравитесь вы мне, заговорщики...
    - Ну? - сказал Мальгин, когда врач сел напротив.
    - Я договорился  с  безопасниками:  нас  доставят  в  Горловину  к
столкнувшимся  кораблям  вместе  с  кибернетиками,  специалистами   по
компьютерам. Времени на сборы в обрез.
    - Я-то готов, но одного изучения шаламовского  координатора  будет
недостаточно.
    - Знаю. Вопрос контакта с маатанами  решается.  Пока  мы  будем  в
Горловине, безопасники и пограничники проработают модель  контакта  по
нашему делу и сформируют  свою  ПР-группу.  Я  уже  включен  в  нее  и
рекомендовал вас.
    - Согласен, - без колебаний сказал Мальгин.
    - Не сомневался. У вас есть полчаса  на  сборы,  в  управлении  мы
должны быть в два ноль-ноль. Кстати, вы  будете  настаивать  на  своем
предложении?
    - Каком именно?
    - О прямом подключении к мозгу больного.
    - Если не будет иного выхода.
    - Я могу рискнуть вместо вас...
    - Спасибо, Джума. Разговор преждевремен, но я  буду  иметь  вас  в
виду, хотя едва ли соглашусь. Жаль, что я не знал вас раньше.
    Джума Хан улыбнулся.
    - И мне жаль, что я не был знаком с вами.
    Мальгин встал,  и  в  это  время  в  кабинет  вошла  Карой  Чокой,
остановилась на пороге, посмотрев на мужчин с ироническим прищуром.
    - Не соблаговолят ли джентльмены взять с собой женщину, знакомую с
ксенопсихологией не понаслышке?
    "Заремба, - понял Мальгин, - она говорит его словами.  Обиделся  и
натравил ее на нас. Ну, погоди, информатор!"
    - О чем это вы?
    - Насколько я поняла, готовится экспедиция на Маат, и я хотела  бы
войти в ее состав.
    - Официальной информации о подготовке экспедиции  у  меня  нет,  -
сдержанно сказал Мальгин. - Так что едва ли смогу быть вам полезен.  К
тому же вы, по-моему, нейрохимик, биолог, а не ксенопсихолог.
    - Она Т-специалист, - сказал негромко Джума. - У нее два  диплома.
В качестве ксенопсихолога Карой не работала, но проходила практику  на
"Эдипе-2".
    Мальгин с удивлением посмотрел на  Хана.  "Эдип-2"  была  станцией
зоны контакта в системе Маата, и работали там в основном  безопасники,
прошедшие школу психотренинга в Институте внеземных  культур.  Попасть
практикантом     на     станцию     мог     далеко      не      каждый
ксенопсихолог-профессионал.
    - Мне просто  повезло,  -  любезно  пояснила  Карой,  видя  мимику
Мальгина. - Мой отец заболел и не смог явиться на "Эдип", а я  убедила
председателя комиссии, что смогу его заменить.
    - И все-таки вас дезинформировали, - сказал Мальгин, недовольный в
душе.
    - Об  экспедиции  речь  не  шла,  -  не  моргнув  глазом   добавил
всепонимающий Джума, - мы говорили  о  способах  давления  на  маатан.
Поскольку  виноваты  в  аварии  они,  без  предупреждения  использовав
диапазоны частот наших компакт-струнных машин, у нас  появилась  мысль
использовать этот факт.
    - То, что для нас является де-факто, для маатан - вовсе не де-юре,
- покачала головой женщина. - Вы еще убедитесь в этом.  Что  ж,  прошу
джентльменов извинить за вторжение. До встречи вечером.
    Карой вышла.
    - Умная женщина, - сказал Джума Хан со странной интонацией,  глядя
ей вслед. - Едва ли мы ее убедили.
    - Предпочитаю рисковать только собой, - буркнул Мальгин. - К  тому
же не я играю в этом деле первую скрипку.  Откуда  вы  ее  так  хорошо
знаете?
    - К сожалению, не так хорошо, как хотелось бы. Говорят, она мастер
спорта по десятиборью.
    Мальгин подозрительно и с неудовольствием посмотрел на врача.
    - Вы, кажется, не прочь взять ее с собой?
    - Ни в коем случае, просто констатирую факт.
    - Тогда в путь.

                               Глава 3

    Одетые  в  кокосы  -  компенсационные   костюмы   спасателей   (по
терминологии спасателей,  пограничников  и  безопасников),  Мальгин  и
Джума Хан присоединились к  ожидавшей  их  группе  молчаливых  крепких
парней, и руководитель десанта (риск-обоймы) Игнат  Ромашин  дал  знак
двигаться. Десантники гуськом потянулись к  метро  управления.  Группа
риска набиралась в основном из профессионалов отдела безопасности,  но
среди  них  были  и  представители  технического  сектора  управления:
кибернетики,   специалисты   в   области   интелматики,    археонавты,
ксеноматематики,  инженеры   и   контакторы,   специалисты   Института
внеземных культур в области неземных технологий. Всего  в  риск-обойму
вошли тридцать человек, считая Хана и Мальгина.
    - Вас искал Таланов, - тронул Мальгина за плечо Ромашин, рослый, с
малоподвижным суровым лицом и седыми висками; они  пошли  рядом.  -  Я
сказал, что риск участия в экспедиции не больше,  чем  при  купании  в
шторм, и Богдан меня понял. Но это не преувеличение. Не лучше ли, пока
не поздно, отказаться от  похода?  Вы  один  из  лучших  нейрохирургов
Системы, и мне потребовалось убедить в необходимости вашего участия не
только Таланова, но и СЭКОН [СЭКОН - сектор этического  и  социального
контроля  за  опасными  исследованиями  (подкомиссия  ВКС  -   Высшего
координационного совета).].
    Мальгин искоса взглянул на собеседника.  Ромашин  был  начальником
отдела безопасности, и его собственное участие в десанте указывало  на
серьезность  и  опасность  этого  шага,  последствия   которого   были
непредсказуемы,   несмотря   на   привлечение   к    операции    всего
интеллектронного и вычислительного потенциала управления. Руководитель
десанта понял Мальгина еще до того, как тот собрался  ответить,  пожал
его локоть и ушел вперед.
    - Он прав, - сказал Джума Хан, догнав Клима. - Пожалуй, я поспешил
с предложением вашей кандидатуры. Вы не должны  рисковать  собой  там,
где могут и должны рисковать другие.
    - Нет, - ответил твердо Мальгин, снова вспомнив слова Купавы:  "Ты
становишься человеком-нет". -  Я  не  следую  принципу:  все,  что  ни
делается, - делается к лучшему, но предпочитаю делать, а не рассуждать
- кто должен делать.
    Джума Хан едва заметно улыбнулся.
    - А я вот всю жизнь оправдываю это  принцип,  только  с  некоторым
довеском: все, что ни делается, - делается к  лучшему,  но  худшим  из
способов.
    Мальгин с недоверием посмотрел на врача. Тот снова улыбнулся.
    - Что, не похоже? К сожалению, это факт. Хотите свежий пример? Как
вы думаете, откуда я знаю Чокой?
    - Я хотел спросить об этом еще в институте, но постеснялся.
    - Дело в том, что она моя жена.
    Мальгин от неожиданности даже замедлил шаг, но  в  это  время  они
подошли к залу метро, и разговор прервался. Ромашин подождал, пока все
зайдут в кабину, перекинулся парой слов с оператором и вошел сам.
    Минута  ожидания,  короткий  гудок,  бесшумный  толчок  куда-то  в
область сердца, темнота - и яркий свет финишкамеры.  Открылась  дверь,
десантники вышли в коридор спейсера "Конунг", дежурившего возле Стража
Горловины, планеты-куба, открытой Шаламовым с  трагическими  для  себя
последствиями.
    Их ждали двое: командир  спейсера  Хольгер  Сваллинг  и  начальник
отряда безопасников Александр Шевчук,  оба  кряжистые,  белобрысые,  с
бородками и  светлыми  усами,  похожие  друг  на  друга,  как  братья.
Отличить их поначалу можно было только по родинке на щеке  у  Шевчука.
На обоих были надеты  эмканы  пси-связи  системы  "спрут"  ["Спрут"  -
система  компьютерной  связи,  соединяющая  всех,  включенных   в   ее
контур.], Мальгин видел такие второй раз в жизни.
    - Обстановка? - спросил Ромашин.
    - Пока нормально, - ответил Шевчук.  -  Оперативный  прогноз  дает
вектор свободы на сутки с вероятностью ноль семьдесят семь.
    - Готовность патрульной тревоги?
    - Две с половиной минуты.
    - Слишком много для данного случая, доведите готовность до минуты.
    - Две с половиной - и так сверхнорматива "срам"  ["Срам"  -  пункт
инструкции УАСС,  аббревиатура  слов  "сведение  риска  к  абсолютному
минимуму".], к тому же мы наконец запустили "Аргусы" у Маата, Орилоуха
и в Горловине.
    - Хорошо, тогда сразу включаемся в работу, если готова экипировка.
    Шевчук повел всех за собой.
    - О  чем  речь?  -  тихо  спросил  Мальгин  Хана,  направляясь  за
молчаливыми парнями.
    - "Аргус" - это система так называемого "глубокого" наблюдения  за
объектом, в данном случае наблюдение установлено не  только  за  всеми
маатанскими  зондами  в  Горловине,  но  и  за  стартовыми  коридорами
спейсеров-проникателей Маата, чтобы вовремя предупредить  наших  ребят
здесь, в Горловине, а также вне ее, о  старте  чужих  кораблей  или  о
передаче маатанами массивного груза в Горловину. Вообще-то  хорошо  бы
ознакомить вас  со  специфичной  терминологией  безопасников,  но  нет
времени. Если что не поймете - спрашивайте, чтобы не ошибиться.
    Мальгин кивнул. Он не  страдал  никакими  комплексами  и  хотя  не
любил, но и не боялся выглядеть смешным в  глазах  окружающих,  будучи
некомпетентным в какой-то из областей знания.
    В экспедиционном  зале  спейсера  их  ждали  в  зажимах  пленочные
скафандры,    энергопояса,    приборные    комплекты,    универсальные
инструментарии, антигравы, оружие и необычного  вида  эмканы.  Ромашин
оглянулся на Мальгина, ожидая увидеть на лице  хирурга  растерянность,
но не увидел и кивнул удовлетворенно.
    - Вы уже поняли, в чем особенность  экспедиции?  Так  как  маатане
установили  в  Горловине  маяк-табу  "частного  владения",  а  недавно
запустили в нее и "сторожей", уничтожающих любых  непрошенных,  по  их
мнению, гостей, нам приходится работать в режиме "инкогнито".
    Мальгин промолчал.
    - В десант-обойме ваш номер второй, и  по  связи  откликайтесь  на
вызов двойки.
    Рисконавты  принялись  натягивать  на  себя  костюмы,  застегивать
пояса, закреплять на них оружие  и  приборные  комплекты.  Хан  оделся
первым, подошел к Мальгину, помог застегнуть эмкан.
    - Не жмет? - раздался в голове его мысленный "шепот".  -  Включите
блокиратор пси-контроля. С оружием знакомы? Это "универсал-101".
    - Имел дело, хотя времени с тех пор прошло изрядно.
    - Порядок, вспомните. Не забудьте включить имитатор, когда  пойдем
вниз.
    - Какой имитатор?
    Джума Хан отступил на шаг и вдруг превратился в  черно-серебристую
глыбу "черного человека".
    - В шлемы встроены "динго"  ["Динго"  -  излучатель  динамического
голографического  изображения],  имитирующие  облик  маатан  во   всех
диапазонах вплоть  до  рентгена,  поэтому  и  понадобились  скафандры,
защищающие от их излучения.
    - Остроумно, - хмыкнул Мальгин. - Вы случайно не инструктор? Может
быть, врач "Скорой" - ваше хобби?
    Хан рассмеялся.
    - В управлении работают универсалы, дорогой Клим, я из  их  числа.
Еще полгода стажировки, и меня, возможно,  переведут  к  безопасникам,
если выдержу кое-какие испытания. Кстати, я заметил вашу  мину,  когда
сообщил новость о Карой. Помните, она выразила сомнение,  что  маатане
признают де-юре  наши  притязания  на  одновременное  открытие  "серой
дыры"? Так вот, чтобы не возвращаться к  этому,  приведу  вам  разницу
между де-факто и де-юре на примере наших с Карой отношений:  де-юре  -
мы с ней муж и жена, а де-факто... - Он развел руками.
    - Черт  возьми!  -  сказал  Мальгин   хладнокровно.   -   У   нас,
оказывается, сходные судьбы.
    - Я знаю, - сказал Хан не менее хладнокровно.
    "Откуда?" - хотел спросить Клим, но в этот  момент  Ромашин  подал
сигнал к выступлению.
    Через четверть часа они вышли из финиш-камеры метро спейсера "Илья
Муромец",  зависшего  над  островом  Стража  Горловины,  где  остались
умирать вонзившиеся друг  в  друга  "Кентавр"  Шаламова  и  маатанский
проникатель. А еще через несколько минут Мальгин,  продавив  перепонку
выходного  люка  в  брюхе  спейсера,  медленно  опускался  на  остров,
вглядываясь в открывшийся взору пейзаж.
    С момента эвакуации Шаламова  на  острове  ничего  не  изменилось.
"Теннисная  ракетка"   "Кентавра"   торчала   из   китообразной   туши
маатанского корабля - как дротик охотника, вернее, как гарпун китобоя.
Над заросшей  золотистым  пухом  бороздой,  пропаханной  гигантом  при
посадке, стояла туча красивых, долго не гаснущих искр, похожих на птиц
или насекомых. Угрюмо чернели невдалеке "развалины" вудволлового леса.
Манил  законченностью  форм  и  эстетическим  совершенством  "храм"  в
полутора десятках километров. Как и прежде, островом  владела  тишина,
от которой закладывало уши.
    Ромашин, превращенный  аппаратурой  "динго"  в  жуткую  фигуру  на
странном аппарате, похожем на журавлиное гнездо, первым  спикировал  к
спасательному шлюпу и скрылся  в  открытом  кормовом  люке.  Остальные
"черные  люди"  рассыпались  кто  куда,  исчезли,  у  них  были   свои
специфические задачи и каждый точно знал, что ему надлежит сделать.
    - У нас с вами нет конкретного задания, - раздался пси-шепот Хана.
- Давайте посетим маатанский гроб, спутешествуем к  "храму",  а  потом
вернемся в рубку  "Кентавра".  Пока  ребята  не  распотрошат  Джорджа,
делать там нечего. Если захочешь участвовать в оперативных переговорах
- дай команду, все мы завязаны между собой "спрутом"  и  подключены  к
Умнику, он выполнит приказ.
    Умниками называли компьютеры-инки высшего  класса  с  колоссальным
быстродействием и огромной собственной памятью, с ними можно  было  не
только работать, как с машинами, вычислителями, но и вести беседу, как
с  человеком,  компетентным  практически  во  всех  областях  науки  и
культуры.
    Мальгин посмотрел на зависшую рядом  глыбу  "черного  человека"  -
Хана, и вдруг что-то заставило его посмотреть вверх. Над  ними  висела
жуткая черно-коричневая громада, ничем не напоминающая земной спейсер!
И   лишь   несколько   секунд   спустя   Мальгин   понял,   что   этот
камуфляж-спейсер  прятался  внутри  созданного   с   помощью   "динго"
"маатанского корабля", как и люди - внутри голографических изображений
"черных людей".
    Что-то гулко прошипело там, в  днище  "чужака",  из  черного  люка
выпала странная  кособокая  конструкция,  набирая  скорость,  пошла  в
сторону "храма". Разведзонд, замаскированный под маатанский аппарат.
    Мальгин проводил его взглядом  и  опустился  вслед  за  Джумой  на
корпус мертвого маатанского проникателя.
    В течение двух часов они обшаривали  чужой  корабль,  стараясь  не
мешать исследователям десанта, потом слетали  к  "храму",  особенность
восприятия которого действовала на людей  как  неожиданно  вскрывшийся
обман. За это время дважды Умник включал сигнал  предупреждения  из-за
"падения вероятности положительного прогноза", то есть из-за появления
в поле зрения наблюдателей маатанских "сторожей", но все заканчивалось
благополучно. Мальгин с интересом знакомился с миром Стража  Горловины
и маатанской техникой, однако вскоре почувствовал  неудовлетворенность
собственным положением: рисконавты работали, а он прохлаждался.
    Судя по  переговорам  десантников,  кое-что  стало  уже  известно,
однако этого "кое-что" Мальгину было  мало.  Тогда  он  с  молчаливого
согласия Хана присоединился к тем, кто  работал  в  рубке  "Кентавра",
терпеливо "препарируя" мертвого Джорджа.
    - Каковы впечатления? - встретил его вопросом Ромашин; у него, как
и у остальных работающих в рубке шлюпа, "динго" был выключен.
    - Потрясающе! - честно признался Мальгин. - По  роду  деятельности
мне никогда не приходилось  сталкиваться  ни  с  чем  подобным,  а  об
археонавтике я  знал  только  понаслышке.  Если  бы  не  специфический
подтекст нашего здесь  появления  -  я  мог  бы  увлечься  профессиями
археонавта  и  ксенолога  всерьез.  Не  могу  даже  выделить  наиболее
интересные детали - все интересно! Хотя, конечно, особенно  впечатляют
маатанский корабль и "храм" на острове. Кстати, что это такое на самом
деле?
    - Моно-но  аварэ  [Эстетическая   категория   японской   культуры,
понятие, обозначающее скрытую прелесть предмета; дословно -  печальное
очарование.], - пробормотал протиснувшийся в рубку Хан.
    Ромашин заинтересованно взглянул на него, кивнул, соглашаясь.
    - В чем-то вы правы. А вообще  существует  несколько  гипотез,  по
одной из которых "храм" - останки разумного  существа,  "скелет",  так
сказать.
    - Вы серьезно?! - пробормотал Мальгин, переглядываясь с  не  менее
изумленным Джумой.
    Ромашин усмехнулся.
    - Правда, в связи с этой гипотезой возникает проблема  обоснования
строительства Стража Горловины. Зачем планета-куб  понадобилась  таким
странным существам? Как  они  ее  строили?  Известно,  что  социальная
целесообразность астроинженерной деятельности  равна  ее  практической
реализуемости. Планета-куб  реализована,  но  зачем  -  неизвестно.  И
почему погибла раса кубиан - неизвестно, видимых причин нет.  Конечно,
мы не исследовали и миллионной доли Горловины и  ее  "стража",  многое
еще прояснится, но, кроме "сторожей  ЧЧ",  в  Горловине  полно  другой
техники, чужой, разумеется, это здорово мешает.
    - Мне не совсем понятны... э-э... ваши...
    - "Сторожа ЧЧ" - это автоматы маатан, что касается другой техники,
то мы опознали только автоматы Орилоуха, принадлежность остальных пока
не выяснена. Но сомнений нет - все  они  исследуют  "серую  дыру",  не
обращая внимания на маатанский запрет...  что  дает  и  нам  основание
действовать подобным же образом, не  мешая  никому.  -  Ромашин  хотел
добавить что-то еще, и в это  мгновение  Умник  передал  по  пси-связи
сигнал общей тревоги.
    - В поле зрения "сторож  ЧЧ",  курс  на  Стража  Горловины,  время
подхода десять-двенадцать минут.
    - Всем "ВВУ-экстра"! - передал мысленный приказ Ромашин.
    Хан подтолкнул Мальгина в спину:
    - Аллюр три креста!
    Они помчались к выходу, но  как  быстро  ни  бежали  -  пришли  на
спейсер   последними.   Все-таки   безопасники   группы   риска   были
профессионалами и ориентировались в обстановке немного скорее.
    - "ВВУ-экстра" - это сигнал сбора  по  форме  "внезапно  возникшая
угроза", - сказал, переводя дыхание, Джума Хан, когда они ворвались  в
зал десанта и нырнули в кресло согласно штатному расписанию. - У  меня
предчувствие, что останемся мы при пиковом интересе, так ничего толком
и не узнав.
    Перед ними развернулся объем виома с пейзажем острова, над которым
висел спейсер. Остров немного отодвинулся и сместился вправо - спейсер
поднялся  чуть  выше  и  отработал  в  сторону,  теперь  стали   видны
проткнувшие друг друга земной шлюп и маатанский корабль.
    - Полный запас на отражение и поглощение! - раздался  в  наушниках
голос командира спейсера. - Десанту приготовиться к  капсулированию  и
маневру ухода.
    - Готовы, - сказал  Ромашин,  посмотрел  на  Мальгина,  совершенно
спокойный и обыденно неторопливый; он сидел рядом, справа. -  Ну  как,
взяли что-нибудь для себя? Хотя бы в эмоциональном плане?
    Мальгин собрался с мыслями, возбуждение его от бега и  непривычной
ситуации улеглось. Он понял, что имел в виду Ромашин.
    - В общем,  для  полноты  картины  мне  действительно  нужно  было
увидеть район действия, место встреч Шаламова  с  "черным  человеком".
Уверен, это поможет мне в будущем, когда  мы  вплотную  подойдем  к...
операции.  Но  скажите,  удалось  ли  что-нибудь  выудить  из   памяти
координатора шлюпа?
    Ромашин оглянулся на кого-то из десантников:
    - Об этом вам расскажет Фредерик...
    - Внимание! -  перебил  его  командир  спейсера.  -  "Сторож"  над
островом. Всем готовность "ноль"!
    Вариатор вырезал в верхней части виома окружность, внутри  которой
появилось  изображение  маатанского  аппарата:  нечто  вроде  корявого
ствола какого-то исполинского  дерева,  очищенного  от  ветвей,  но  с
разлохмаченной   корой    и    множеством    наростов,    напоминавших
гриб-трутовик. При входе  в  атмосферу  "ствол"  вдруг  превратился  в
плоский "блин" с вытянувшимся вперед "клювом" и стал похож  на  хищную
морскую манту.  Размеры  "манты"  от  "клюва"  до  "хвоста"  достигали
трехсот десяти метров, а толщина тела составляла около двадцати восьми
метров.  Она  за  несколько  секунд   пронзила   оставшиеся   двадцать
километров до  поверхности  Стража  Горловины,  одевшись  при  этом  в
струящийся ореол  -  слой  плазмы,  и  зависла  точно  над  "ракеткой"
шаламовского  шлюпа,  не  обращая  внимания  на  висящего   неподалеку
"собрата".
    Дальнейшее произошло в течение полуминуты. С  "клюва"  маатанского
"сторожа" сорвалась неяркая в свете "дня" зеленая молния и вонзилась в
тело шлюпа. На месте сцепившихся кораблей вздулся красивый  сверкающий
"мыльный пузырь", вырос до километра в  диаметре  и  лопнул  огненными
лоскутами. Чудовищный вихрь взрыва ударил во все  стороны,  сметая  на
своем  пути  скалы  и   ближайшие   "развалины"   вудволлового   леса.
Серо-зеленая пелена раздробленного в щебень камня, почвы и пыли скрыла
под собой чуть ли не весь остров.
    В зале заверещали счетчики радиации, хотя спейсер при взрыве  даже
не дрогнул - сработали поглотители инерции и ударной волны.
    - Аннигиляция? - пробормотал Ромашин.
    - По кораблям нанесен удар неизвестным видом  энергии,  -  сообщил
Умник,  -  мощностью  около  трех  мегатонн,  но  при  этом  применено
локализующее  капсулирование   взрыва,   ослабившее   ударную   волну,
гамма-излучение и  световой  поток  на  пять  порядков  по  двум  осям
координат.
    Корона выброшенного вверх слоя почвы постепенно осела, пыль и  дым
рассеялись,  и  взорам  свидетелей  неожиданного  нападения  в  центре
острова вдруг предстала изумительно  ровная,  отблескивающая  радужной
глазурью дыра! Не воронка, а именно дыра диаметром в два  километра  и
неизвестной глубины. Вся энергия взрыва, уничтожившего влипшие друг  в
друга корабли, пошла в глубь пород острова.
    Мальгин не успел обменяться с  соседом  впечатлениями,  маатанский
"сторож" вдруг развернулся "клювом" в их сторону.
    В  рубке  и  зале  десанта  повисла  напряженная  капельно-звонкая
"предгрозовая" тишина. У Мальгина непроизвольно сжались мышцы  живота,
будто неведомый противник направил  в  его  незащищенное  тело  острие
шпаги. Истекли долгие пять-шесть секунд, в течение  которых  состоялся
короткий диалог Умника, Ромашина и командира спейсера, но они говорили
на таком узкоспециальном жаргоне, что непосвященному разобраться в нем
было почти невозможно. Мальгин понял только, что чужак запросил  кодом
спейсер,  тот  ответил,  подлаживаясь  под   своего   (безопасники   и
разведчики поработали неплохо, раскрыв многие секреты  маатан,  в  том
числе и язык), но поверил ли "сторож" -  можно  было  узнать  лишь  по
реакции водителя аппарата.
    "Сторож" снова послал запрос - спейсер ответил еще раз. Маатанский
автомат "задумался", что-то  в  ответе  "собрата"  ему  не  нравилось.
Ромашин принял решение раньше.
    - Брэк! - скомандовал он.  -  Императив  "Кутузов"!  [Императив  -
разработка  аналитиками  отдела   безопасных   ситуаций,   компьютерам
остается только пересчитать их в конкретное приложение к  создавшемуся
положению.]
    В ту же секунду спейсер перешел на "струну" и сошел с нее  уже  за
пределами Горловины.
    Десантники зашевелились, перебрасываясь репликами.
    - Я думал, он и по "своему" проникателю шарахнет, -  сказал  Джума
Хан. - Интересно, мы бы ответили?
    - Скорее всего - нет. -  В  голосе  Ромашина  прорезались  мрачные
ноты. - Мы не исповедуем закона возмездия типа "око за око",  но  явно
чего-то не  учли  в  разработке  режима  "инкогнито".  Умник,  что  не
устраивало "сторожа"?
    - Видимо, "динго" работал нечетко, изображение плыло, вот  автомат
и не  поверил.  А  вообще-то  программу  "динго"  составлял  не  я.  Я
действовал на основе собранных данных,  точно  следуя  логике  маатан.
Сбоев и ошибок в работе систем и персонала не зафиксировал.
    - И все же  мы  действуем  пока  в  пределах  наших  правил  игры.
Необходим  тщательный  разбор  ситуации   ради   исключения   подобных
сюрпризов. Почему "сторож" уничтожил разбитые корабли?
    - Нет достоверной информации.
    - Есть предположение, - сказал  Шевчук.  -  В  Горловине  крутится
много чужой техники, я имею в виду орилоунскую, причем  в  отличие  от
нас орилоуны свою не маскируют, а маатане делают вид, что не  замечают
их, а может быть, они договорились о  совместном  исследовании  "серой
дыры", но в  любом  случае  маатане  решили  скрыть  от  всех  предмет
возможного спора - кто и когда открыл вход в "серую дыру". А появление
спейсера над островом спровоцировало, вернее, ускорило их решение.
    Ромашин подумал и выбрался из кресла.
    - Не бесспорно,  однако  у  меня  нет  принципиальных  возражений.
Возвращайтесь в Горловину и решайте свои прежние задачи,  коль  уж  мы
так неудачно вмешались в дела пограничной разведки.
    - Это мы  виноваты,  -  встал  Мальгин,  виноватым  жестом  теребя
подбородок. - Но я не знал всех обстоятельств дела, и у меня... просто
не было выхода.
    - Вашей вины здесь нет, - сказал Ромашин твердо. - Просто мы плохо
подготовили операцию, информационно и технологически плохо, с чем  еще
предстоит разобраться. Идемте, поговорим на базовом.
    Через несколько минут, сняв скафандры,  десантники  покинули  борт
"Ильи  Муромца",  который  тотчас  же  растворился   в   пространстве,
направляясь в Горловину, и собрались в кают-компании "Конунга".
    Неизвестно, о чем думал Джума Хан и какие им владели  чувства,  но
Мальгин  чувствовал  себя  неловко.  Словно  был  виноват  в   неудаче
экспедиции  или  на  худой  конец  отстаивал  необходимость   заведомо
обреченной  на  провал  операции.  Он  редко  нервничал,  никогда   не
паниковал, не чурался риска, если это касалось  только  его  самого  и
грозило неприятностями ему одному, но  и  бросаться  очертя  голову  в
схватку, в гущу событий,  не  зная  ориентиров  и  конечной  цели,  не
привык.
    - Свои проблемы обсудим позже, - сказал Ромашин,  каким-то  шестым
чувством оценив состояние Мальгина, -  поэтому  попрошу  высказываться
ближе к теме, касающейся наших гостей. - Он повернулся  к  хирургу.  -
Вся добытая информация и выводы экспертов будут зафиксированы в памяти
Умника, и вы сможете получить запись по возвращении на  Землю.  Помощь
наша, к сожалению, будет весьма незначительна, финал десанта не в нашу
пользу, так что не обессудьте. Итак, сначала вы, Фредерик.
    - Вынужден повторить эту очень неудобную фразу  "к  сожалению",  -
сказал главный кибернетик десанта, узкоплечий, с шапкой выгоревших  до
льняного блеска волос.  -  Все,  что  смогли,  мы  переписали  и  даже
демонтировали кое-какие из блоков памяти Джорджа, но едва  ли  удастся
восстановить из этого  электронного  хлама  что-то  путное.  Компьютер
получил сильнейший информационный  удар,  в  результате  чего  шоковые
наводки   разрушили   контуры   интеллекта   и   межцентровые   связи.
Единственное,  в  чем  мы  разобрались:  Джордж  не  был  подключен  к
маатанскому компьютеру и принял на себя  удар  от  пилота.  Да-да,  не
удивляйтесь, это обстоятельство выяснено совершенно точно, канал связи
координатора с эмканом пилота, слава Богу, сохранился.
    - Теперь  вы  сможете  оценить  не   только   качественно,   а   и
количественно информационную мощь мозга Шаламова, - добавил Ромашин.
    - Учтите еще вот что, - продолжал кибернетик. - Джордж,  очевидно,
подключился к мозгу пилота самовольно; это очень интересная деталь, но
для вас не главная, - зато может заинтересовать  процесс  подключения.
Время обратной связи "Шаламов  -  координатор"  не  превышало  десятых
долей секунды, но за эти мгновения Джордж, скорость операций  которого
близка к пределу Мука, пытался упорядочить хлынувший поток  информации
и успел частично перестроить электронную структуру мозга. Потом он все
равно был  "затоплен",  однако  четко  прослеживается  корреляция  его
оперативного поля со схемой маатанского компьютера.
    - Ну и что? - спросил Джума Хан, подождав.
    Кибернетик замялся, посмотрел на Ромашина.
    - Извините, если я чрезмерно усложнил объяснение...
    - Так давайте попроще, мы не обидимся.
    Фредерик  порозовел,  был  он,  по  сути,  еще  очень  молод,   но
ориентировался в разговоре с неспециалистами быстро.
    - В двух словах сказанное мной  сводится  к  следующему:  судя  по
состоянию  Джорджа,  принципы  мышления  вашего  пациента   близки   к
принципам  работы  маатанского  компьютера.  Предполагается,   что   у
Шаламова база этики - человеческая,  а  база  логики,  база  принципов
обработки информации - маатанская. Подчеркиваю - предполагается. Более
точную реконструкцию происшедших  событий  сможем  выдать  вам  только
после обработки массива полученных данных.
    - Информация нужна мне сегодня, не позднее... - Мальгин  запнулся,
потому что хотел сказать "не позднее десяти вечера", но в полете время
на спейсере отсчитывалось иначе. - Не  позднее  чем  через  шесть-семь
часов.
    Десантники, как по команде, одновременно посмотрели на Ромашина.
    - Надо - значит будет, - сказал Фредерик.
    - Вне всяких сомнений, - кивнул Ромашин. - Кто  еще  хочет  что-то
сказать гостям?
    - Добавлю,  -  Фредерик  посмотрел  на  Мальгина,  желая,  видимо,
произвести на него хорошее впечатление, - что сам маатании не смог  бы
починить свой проникатель, потому что необходимые для этого компоненты
находились на борту "Кентавра", а об этом знал только Шаламов. Он смог
разобраться в управлении маатанской  техникой  и  использовал  ее  для
ремонта системы связи. Это все.
    - У  меня  вопрос,  -  поднял  руку  верзила  с  несколько  сонным
выражением лица. - Вы хорошо знаете Шаламова?
    Хан и Мальгин переглянулись.
    - Достаточно, - сказал Хан. - Что вы имеете в виду?
    - Меня он интересует как личность.
    - Если  очень  коротко,  то  Шаламов  азартен,  упрям,  независим,
решителен, с твердой волей и любовью к риску.  Личность  своеобразная,
но сильная.
    - Это я и хотел услышать. Дело в том, что маатанский  компьютер  -
моя группа успела его "оживить"  -  носит  четкий  отпечаток  личности
оператора-человека, в данном случае -  Шаламова.  А  для  того,  чтобы
поменять знак императив-вектора обратной связи, нужно  обладать  очень
мощным интеллектом и несгибаемой волей.
    - Вы хотите сказать, что произошел обмен?  Шаламов  получил  запас
знаний маатанского компьютера, а тот - память пилота?
    - Более того, - сказал  ведущий  ксенопсихолог  десанта,-  Шаламов
воздействовал не только на маатанский инк, но и через него на  психику
"черного  человека",  из-за  чего  у  маатанина  произошел,  очевидно,
"сдвиг" в обратную сторону, в сторону "очеловечивания",  иначе  трудно
объяснить  его  поступок.  Нормальный  маатанин  никогда  не  стал  бы
беспокоиться за  судьбу  гуманоида,  а  спасенный  Шаламовым  по  сути
выручил своего спасителя, сообщив нам его  координаты.  Этот  поступок
еще требует анализа и влечет за собой интереснейшие последствия.
    - Это все,  что  мы  можем  сообщить  коллегам?  -  снова  спросил
Ромашин, вызвав отсчет времени на своем браслете.
    - Пока все, - ответил смущенный кибернетик за остальных.
    - Минуту, - сказал Мальгин через силу;  неожиданно  сжавший  горло
спазм мешал говорить. -  Я  бы  не  обратился  за  помощью,  имей  все
необходимые для операции Даниила сведения. Но  у  меня  нет  ни  капли
информации  по  физиологии,  биологии  и  психике  маатан.  Если  ваши
предположения об "очеловечивании" "черного человека" верны, то  у  нас
есть шанс выяснить все через этого спасенного Даном  маатанина.  Прошу
об одном: дайте мне возможность встретиться с ним.
    В зале возникла тишина. Ромашин оглядел свою команду, по губам его
скользнула тонкая иронично-понимающая усмешка.
    - Вы представляете последствия в случае конфликта с маатанами?
    - А вот  это  уже  ваша  забота,  -  огрызнулся  Мальгин.  Ромашин
засмеялся, за ним десантники. Джума Хан, улыбаясь, подмигнул хирургу и
поднял большой палец.
    - Хорошо. - Начальник отдела безопасности стал  серьезным.  -  Мне
нравится ваш подход к делу. Поскольку я предвидел аппетиты медиков, то
заранее  вышел  в  совет  с  просьбой  ради  спасения  жизни  Шаламова
разрешить локальный контакт с маатанином,  и  СЭКОН  дал  согласие,  а
специалисты  ИВК  разработали  варианты  сценария  встреч  с   "черным
человеком". Не буду говорить, какими методами и чего нам  это  стоило,
но мы вычислили местонахождение маатанина, спасенного Шаламовым.  Судя
по предварительным данным, он в  "сумасшедшем  доме",  если  применить
наши человеческие аналогии и  термины.  Видимо,  он  и  в  самом  деле
воспринял многое из того, чем был заполнен  мозг  пилота,  вот  его  и
решили изолировать. Честно скажу: если бы не это обстоятельство, мы не
рискнули бы провести операцию, против которой  до  сих  пор  возражает
председатель комиссии по контактам,  работающей  в  системе  Маата  на
"Эдипе-2". И все же речь идет не о нас, на  контакт  пойдете  вы,  что
намного усложняет подготовку и сопровождение операции, потому  что  вы
не профессионал-безопасник. Не  скажу,  что  риск  смертелен,  в  этом
случае СЭКОН не разрешил бы даже зондовой проверки, однако он все-таки
достаточно высок, и я вынужден официально получить  ваше  согласие  на
участие в операции.
    - Согласен, - твердо сказал Мальгин.
    - Ваш дублер?
    - Провалиться мне на этом месте, - поклялся Джума серьезно, - если
я откажусь.
    - Узнаю  по  когтю  льва,  -  пробормотал   Фредерик;   на   лицах
десантников  замелькали  улыбки:  многие  из  них  знали  нрав   врача
СПАС-службы.
    - Тогда перейдем к делу. - Ромашин кивнул. - Так как традиционного
РК-ВК-ИН [Радиоконтакт, визуальный контакт, информационный контакт.] с
маатанами не получается,  вступает  в  силу  специфика  работы  нашего
отдела, и,  пока  мы  будем  готовиться,  вам  придется  пройти  сеанс
гипнообучения для получения кое-каких жизненно необходимых сведений. -
Начальник десанта повернулся  к  своим  подчиненным.  -  Обойме  смены
усиления - на замену.
    Несколько    десантников,    в    том    числе    кибернетики    и
специалисты-инженеры, молча встали и вышли,  их  место  заняли  другие
безопасники. Проделано это было без единого слова, каждый человек знал
свои обязанности.
    Группа риска была готова к новой работе.

                               Глава 4

    Спейсер  начал  ориентацию  в  пространстве,  чтобы  прыгнуть   на
двадцать  девять  парсеков  и  выйти  у  Маата,  соблюдая   все   меры
предосторожности режима "инкогнито". На маневр  и  прыжок  ушло  около
часа, готовить, собственно, было нечего, все было давно подготовлено к
операции,  остальное  было  делом  техники,  а  компьютерная   техника
человека уже давно не подводила.
    За это время Мальгин успел пройти  сеанс  гипнообучения  и  владел
теперь   не   только   специфичной   терминологией   безопасников    и
пограничников, но и знал все приемы работы и  страховки  групп  риска,
подобных их  риск-обойме.  Кроме  того,  ему  прокрутили  пятиминутный
видеоклип психологической разгрузки, и намечавшиеся признаки усталости
отступили.
    Пока   "Конунг"   устанавливал   связь   со   станцией   "Эдип-2",
находившейся  в  системе  Маата  уже  семь  лет,   -   Ромашин   хотел
предупредить контакторов о предстоящей работе, - Мальгин перекинулся с
Ханом несколькими фразами и убедился в том, что оба они  реагируют  на
происходящее одинаково: не без волнения, но сдержанно и ровно. К  тому
же Джума умел слушать собеседника, что всегда нравилось Мальгину, и он
даже подумал мимолетно - почему же при  таких  достоинствах  Джума  не
смог удержать Карой Чокой? Но тут же пришла  мысль:  а  ты  почему  не
удержал Купаву? Тоже, видать, есть какая-то червоточина,  нивелирующая
личное благополучие и счастье? И Клим, усмехнувшись в душе, переключил
внимание на предстоящую работу.
    Процедура переодевания не заняла много  времени,  хотя  экипировка
нового десанта отличалась от  первого  -  в  Горловину  "серой  дыры".
Скафандры   десантников   представляли   собой    компьютеризированные
автономные   оболочки,   увеличивающие   вероятность    выживания    в
экстремальных условиях, снабженные усилителями  силы  мышц,  системами
защиты, реагирующими на  любую  потенциальную  опасность,  и  оружием,
имеющим шлемные системы наводки и управляемым мысленным приказом.
    Компьютер-инк скафандра Мальгина носил звучное  имя  Кир  и  очень
быстро оптимизировал работу систем скафандра, подгоняя их под личность
и особенности хозяина таким образом, что Клим почти  перестал  ощущать
его на себе.
    Опробовав  скафандр  в   движении,   Мальгин   занялся   проверкой
автономного  медицинского  диагностера-инка,  напичканного  множеством
сложнейших систем для записи и  анализа  состояния  живых  организмов.
Этот диагностер был специально  подготовлен  для  работы  с  неземными
существами.
    Джума Хан молча  наблюдал  за  действиями  хирурга,  хотя  мог  бы
спросить - зачем Мальгину диагностер: работать на аппарате  предстояло
ему.
    - Перекличка-проверка, - послышался пси-шепот Ромашина.
    - Второй готов, - отреагировал  Мальгин,  чувствуя  возбуждение  и
желание действовать.
    Десантники один за другим  выдали  готовность,  и  Ромашин  первым
вошел в кабину метро. Через минуту они  вышли  из  финиш-камеры  метро
спейсера  "Стратег",  прибывшего  раньше  для  анализа  обстановки   и
подстраховки основных  сил,  затем,  сопровождаемые  одним  из  членов
экипажа, опустились на горизонт  транспортного  обеспечения.  Их  ждал
необычного  вида  аппарат,   похожий   на   засохший   кленовый   лист
буро-желтого цвета, с загнутыми краями и утолщением в центре.  Размеры
его превосходили размеры десантного когга:  высота  утолщения  -  пять
метров, диаметр окружности "листа" - тридцать.
    - Это и есть когг, - пояснил Кир, едва Мальгин  успел  подумать  о
форме аппарата, - но его "динго" уже включен. Включай свой.
    Десантники превратились в черно-металлические туши маатан, один за
другим влезли в щель  люка.  В  неподвижности  и  молчании  потянулись
минуты ожидания. Вид черных фигур действовал  на  Мальгина  угнетающе,
ему почему-то казалось, что от них  веет  угрюмым  презрением  и  даже
угрозой, и  хотелось  быстрее  включиться  в  дело,  чувствовать  себя
хозяином положения, а не гостем на чужом пиру. В грузовом отсеке когга
было ровно столько места, чтобы десантники разместились стоя,  касаясь
друг друга  локтями  и  плечами,  так  что  иллюзорные  тела  "маатан"
проникали от соседа к соседу.
    Стоящая рядом глыба "черного человека" не  шевельнулась,  но  Клим
почувствовал хлопок по плечу.
    - Джума? - сказал хирург наугад.
    Раздался смешок Хана.
    - Я думал, ты меня не узнаешь.
    - У  меня  перед  ответственным   делом   развивается   импринтинг
[Импринтинг - обостренная чувствительность к окружению.].
    - Поди ж ты - у меня то же самое.
    - Хочу  пояснить,  -  сказал  Ромашин,  неотличимый  от  остальных
"маатан". -  Операция  уже  началась,  но  первыми  включились  обоймы
сопровождения, поддержки и обеспечения, всего около трехсот человек, а
наша задержка вызвана тем, что спейсер сейчас проводит захват и замену
настоящего маатанского аппарата нашим, чтобы не насторожить маатанскую
систему контроля пространства. Сам спейсер невидим для любых  радаров,
а наш когг будет имитировать форму маатанского шлюпа и копировать  его
сигналы. Мальгина снова охватило  чувство  неловкости  и  вины:  чтобы
помочь ему  сделать  свою  работу,  включились  огромные  человеческие
коллективы, вынужденные рисковать ради решения  чужой  проблемы  своим
здоровьем и,  может  быть,  жизнью,  привелись  в  движение  громадные
технические и энергетические ресурсы, и все это - ради спасения одного
человека. Не велика ли цена?..
    Эта мысль мелькнула и погасла:  Мальгин  вспомнил  выражение  глаз
Купавы,  растерянно-ждущие  лица  родителей  Шаламова.  Чувство   вины
растаяло.
    - Есть захват, - прошелестело в наушниках эмкана. - Пошел десант!
    Толчок был несильным, а движение не ощущалось вообще.  Эфир  вдруг
взорвался множеством голосов - на несколько секунд:
    - Сопровождение - форма "экстра", тройное дублирование!
    - Юг - на контроль атмосферы.
    - Реакция нулевая...
    - Север - планетарный контроль...
    - Реакция нулевая...
    - Вруб "абракадабры", отбой аналоговой связи!
    Тишина в эфире, потом дробь писков и гудков, снова тишина. Толчок,
совсем легкий.
    - Группа обеспечения! - Голос Ромашина.
    Несколько черных фигур отделились от толпы "маатан"  -  десантники
обоймы обеспечения пошли на работу. Истекла минута, другая...
    - Двойка и тройка - ваш выход!
    Как ни был Мальгин готов к вызову, все же вздрогнул, хотя рефлексы
сработали мгновенно и не дали ему замешкаться. Джума Хан последовал за
ним вместе с диагностером, "динго" которого превратил аппарат в  нечто
напоминающее пень с массой плотно упакованных корней.
    В световом диапазоне пейзаж Маата был угрюм, необычен и дик, в его
красках преобладали багровые и бурые тона, и казалось, что вся планета
окутана туманом. Объяснялось это просто: окно  прозрачности  атмосферы
было сдвинуто  в  сторону  ультрафиолетового  диапазона.  Кир  включил
нужный диапазон видения скафандра, "туман" растаял.
    Небо планеты показалось низким и плотным, по  его  темно-серому  с
бурыми пятнами фону неслись перистые светящиеся облака. Светило висело
над горизонтом в зеленом ореоле, неяркое и  негреющее.  Когг  произвел
посадку на плоской, как стол,  равнине,  в  центре  круглой  площадки,
засыпанной  слоем  янтарно-желтой,  светящейся  изнутри   гальки.   За
площадкой шла  твердая  почва,  напоминавшая  бетон  или  асфальт,  но
зеленовато-желтого цвета, с черным узором, похожим на след  древоточца
в коре дерева. В трех десятках метров от  когга  начиналось  небольшое
озеро, вернее, пруд строгой геометрической формы - трапеции, с  черной
водой и громадными дышащими  пузырями.  За  прудом  начинался  пологий
склон холма, поросший ярко-оранжевыми языками, гребнями и перепонками.
На холме стояло низкое уродливое здание с покоробленной черной крышей,
без окон и  дверей.  Слева  от  него  из  почвы  вырастали  немыслимые
конструкции, похожие на заросли из металлических шипов и проволоки,  а
справа шел ряд "парусов" - громадных рваных полотен из полупрозрачного
материала с прожилками, обрамленных металлически блестевшими полосами.
За ними виднелись какие-то увенчанные черными "розами" мачты и ажурные
башни. И замыкалось голое пространство  за  коггом  невысокой  стеной,
сложенной из грубых, плохо обработанных блоков  не  то  камня,  не  то
металла серебристого цвета.
    Тишина в этом мире царила  удивительная,  лишь  изредка  откуда-то
из-за стены доносился какой-то цокот и скрип.
    - К зданию! - раздался в  наушниках  голос  Ромашина.  -  Он  там,
внутри. Прошу быть  готовыми  к  отходу,  в  глубине  здания  отмечена
громадная концентрация энергии. Факт этот  непонятен  и  потому  особо
опасен!
    Мальгин  скомандовал  антиграву  старт  и  за   несколько   секунд
перенесся к зданию маатанского "сумасшедшего дома". За  углом  торчала
фигура маатанина на "журавлином гнезде" - не поймешь: то ли десантник,
то ли настоящий "черный человек". Ну да Бог с ним!
    Сплошная стена здания вдруг раскололась  щелью,  в  образовавшийся
звездообразный  пролом  скользнула  на  "гнезде"  блистающая  серебром
глыба.
    - Переориентировка  Умника:  персонал  клиники  одет   в   голубые
"зеркала", мы выглядим чужаками.
    - Принял, - отозвался Умник. - Меняю программу "динго".
    В ту же секунду цвет маатанских "комбинезонов", в том  числе  и  у
Мальгина, изменился на зеркально-голубой.
    - За мной! - "Маатанин" нырнул в проем двери, за ним Мальгин,  Хан
с диагностером и двое десантников.
    - Это верхний ярус, - на ходу бросил проводник обоймы обеспечения.
- Основной массив клиники  внизу,  глубина  неизвестна,  но  не  менее
двухсот  метров.  Очень   много   энергоисточников,   шумовых   помех,
невозможно ориентироваться. Такое впечатление,  что  у  них  тут  куча
работающих энергостанций!
    Они  двигались  по  широкому  коридору  с  гладким  черным  полом,
бугристыми стенами и багрово светящимся  потолком,  в  толще  которого
пульсировали прожилки голубого пламени.  Ни  одной  двери  Мальгин  не
заметил, но впереди справа стена коридора лопнула сразу в трех  местах
и в образовавшиеся проломы выплыли "черные люди".
    У Мальгина екнуло сердце: влипли!
    Первый маатанин, в фиолетовом "одеянии", что-то сказал:  в  голове
Мальгина захрипело и затрещало, словно валежник  в  лесу  под  ногами,
"перед глазами"  -  таково  было  впечатление  -  метнулись  пламенные
стрелы, складываясь в узор  фразы  чужого  пси-языка.  "Вам  здесь  не
место", - перевел Умник.
    - Мы  идем  одним  путем,  -  мгновенно   отреагировал   десантник
сопровождения. Умник послушно  перевел  фразу  на  маатанский:  треск,
шорох, скрип, вязь огненных лент.
    Не останавливаясь, они проплыли мимо замерших озадаченных  "черных
людей". Десантник, замыкавший группу, отстал, загородив коридор, выдал
угрюмое:
    - Проходите, не задерживайтесь.
    Чем  закончилась  встреча,  Мальгин  не  увидел,  проводник  вдруг
свернул в поперечный коридор, где возле открытой  двери  их  ждал  еще
один член риск-обоймы.
    - Здесь, - сказал сопровождающий, уступая дорогу.
    Мальгин не раздумывая устремился в проем  двери.  Взору  открылось
странное мрачное помещение, сходящееся клином  метрах  в  двадцати  от
входа. Освещено оно было слабым ручьем багрового света, струящимся  по
потолку, но Мальгин все же разглядел впереди тушу "черного  человека",
буквально заклиненную в остром  углу  помещения.  Хирург  приблизился.
"Черный человек" не пошевелился, но у Мальгина возникло ощущение,  что
на него смотрит угрюмая гора.
    - Мы идем одним путем, - сказал Клим,  не  зная,  с  чего  начать.
Умник перевел сказанное.
    - Но вы идете с закрытыми глазами, - прозвучало в ответ.
    Мальгин вздрогнул.
    - Открывайтесь, - сказал быстро Хан, выталкивая вперед диагностер.
- Иначе он будет принимать нас за своих врачей.
    - Обойме-главной! - раздалось  в  наушниках  эмкана.  -  Штормовое
предупреждение!   Маатанский   глобконтроль   обратил   внимание    на
интенсивное движение в районе клиники. Вижу атмосферные объекты  "АА".
Время подхода - семь минут сорок секунд. Даю отсчет.
    - Балансировка,  -  прорезался   голос   Ромашина.   -   Умник   -
балансировка оптимала!
    - Предлагаю  вариант-1,   наиболее   оптимальный   в   создавшемся
положении.
    - Двойка, ваше слово.
    Мальгин сглотнул застрявший в горле вопрос.  По  первому  варианту
применялся отвлекающий маневр  с  запуском  самостоятельного  "динго",
имитирующего орилоунский зонд с  последующей  его  самоликвидацией,  а
также бегство десанта на борт спейсера.
    - Едва ли мы сможем еще раз прийти сюда, применив первый  вариант.
Предлагаю второй: я остаюсь, вы уходите на орбиту и ждете сигнала.
    Ромашин думал недолго.
    - Принимаю. Всем постам  императив  "Хеопс"!  Внешнему  наблюдению
максимальный "хамелеон"! Кен, обеспечь защиту двойки.
    - Я обеспечу, - вмешался Джума Хан. - Требую  соблюдения  иерархии
десанта, я - тройка!
    Мгновение спустя голос Ромашина принес короткое: "Разрешаю".
    Весь разговор длился девять секунд.
    Мальгин  и  Хан  остались  одни   перед   травмированным   "черным
человеком", взиравшим на них с равнодушием тысячелетнего старца. Связь
с  Умником  прервалась,  видимо,  когг  ушел  на  орбиту:  общаться  с
маатанином предстояло без переводчика. Но он знал земной язык.
    - Мы земляне, - сказал Мальгин, подходя ближе,  -  и  нуждаемся  в
вашей помощи. Вы в состоянии еще раз помочь человеку, который  выручил
вас из беды после столкновения в "серой дыре"? Помните?  Вы  понимаете
меня?
    "Черный человек" не пошевелился, лишь на коже проступила "сыпь"  -
встопорщились мелкие кристаллики.
    Тусклые огненные струйки пси-языка маатанина сплелись в немыслимый
узор, потом из него вылепилась фраза на земном языке:
    - Я понимат... я  понимат  да  есть...  люди  Землие  что  нуждаца
конкретну... вопрос.
    - Черт возьми! - прошептал Хан. - У маатан нет понятия "я", и  они
не умеют пользоваться глаголами. А этот - умеет!
    - Ваш ксенопсихолог прав: "черный человек" получил знания Шаламова
и теперь лучше знает язык. - Мальгин подошел к маатанину вплотную.
    - Для лечения вашего спасителя нам необходимо  знать  биопараметры
маатан: физиологию, биологию, нейрохимию, психологию...
    - Нет необходимост перечисление... я понимат... я  нет  помоч  нет
движение...
    - Мы освободим  вас.  Если  бы  вы  смогли  подключиться  к  банку
биологических данных... у вас есть такие банки?
    - Банк что есто - вопрос.
    - Вместилище информации, склад с запасом данных по  всем  отраслям
науки, техники и культуры.
    - У них нет науки и техники, - быстро сказал Джума, он уже включил
диагностер и запустил программу исследований  -  около  двух  десятков
"усов"  протянулись  от  "пня"  аппарата   к   неподвижному   "черному
человеку". - Их наука есть одновременно и  искусство,  и  культура,  и
быт, и мораль, и этика.
    - Я понимат, - высветил маатанин. - Помочь я да  есто  движение...
быстрие... три... быстрие нет време... опасно да есть...
    Мальгин бросился  к  маатанину,  зажатому  клиновидно  сходящимися
стенами его палаты, примерился, как вытолкнуть "черного  человека"  из
щели, и вдруг понял, что тот вовсе не сдавлен стенами, как  показалось
вначале, а... врос в них боками!
    - Джума! - окликнул Мальгин.
    - Вижу, - отозвался врач. - Без ножа  освободить  его  невозможно,
надо резать... по живому.
    - Резат ды быстрие... я много  понимат  ваш  друг...  нет  смыслие
жизние без жертвия сам - понимат... нет смыслие любвие без  препятство
понимат... наш Маат нет состояние  определит  смыслие  хомо  жизние  -
понимат... хомо ценил мы - я мы хомо - нет - плохо да есть...
    Маатанин  выдохся,  на  Мальгина  пахнуло  волной  чужой  тоски  и
сложных, невыразимых словами чувств. Человеческий язык не в  состоянии
определить все возможные оттенки переживаний даже самого человека,  не
хватило бы слов и точности, так что же тогда говорить  о  переживаниях
"черного человека"!..
    - Режу! - возглас Хана вывел Мальгина из ступора.
    - Простите нас!
    Джума  двумя  взмахами  "лезвия"   разряда   "универсал"   отделил
маатанина от стен. Дважды в голове Мальгина вспыхнули огненные  клубки
- то ли крики боли маатанина, то ли "крепкие выражения", распались  на
светящиеся лоскуты, сложились в слова:
    - Так я легко... контролеры кризис нет понимат я лечит  нет  время
нет быстрие... как я движение - вопрос нет транспорт...
    Джума мгновенно  сформировал  из  диагностера  нечто  напоминающее
двухметровое блюдо.
    - Садитесь, довезем.
    "Черный человек" всколыхнулся кристаллами тела, неуклюже  влез  на
"блюдо".
    - Я вперед... время  совсем  удар  сердца...  тревога  да...  ждат
контролеры кризис... быстрие...
    - "Контролеры кризиса" - это, наверное, их врачи. - Джума выглянул
в коридор. - Я пойду первым, ты за ним.
    Процессия вылетела из палаты, стены  которой  вдруг  задымились  и
покрылись сеткой мелких электрических разрядов. Свернули налево, потом
еще раз налево, по коридору, ведущему в глубь клиники. Встретили целую
толпу маатан в  голубом,  но  Хан  не  снизил  скорость,  а  наоборот,
направился прямо на них, "вопя" во всю мочь  заранее  составленную  на
маатанском языке фразу ("вопил", конечно, киб-интеллект скафандра):
    - Прочь! Опасность! Освободите путь! Он уходит в хаос!
    "Черный человек" вдруг засмеялся - так расшифровал его  пси-всхлип
Мальгин и не поверил себе: маатане не умели смеяться и не  знали,  что
такое юмор. Видимо, отпечаток личности Шаламова был настолько  глубок,
что и в самом деле перестроил личность маатанина: "черный человек" был
"болен" человеком...
    Мальгин посмотрел на громоздкую тушу, с поврежденных боков которой
"сочились" и стекали вниз струйки голубоватого сияния -  электрическая
"кровь" маатанина, и  хирурга  обдало  горячей  волной  благодарности,
нежности и жалости: "черный человек" рисковал, как и они, но если  они
спасали человека, своего соплеменника, то маатанин шел  на  риск  ради
чужака гуманоида, вопреки колоссальным  традициям  морально-этического
кодекса цивилизации. Мальгин снова пожалел, что затеял эту экспедицию,
заставившую  переступить  грань  дозволенного  риска  сотне  людей   и
совершенно чужому разумному существу, уже пострадавшему от  встречи  с
человеком, хотя и спасенному им же.
    Нырнули в прозрачный пузырь в тупике коридора - лифт, "мустанг" по
терминологии Шаламова, который  вынес  их  в  просторный  зал,  чем-то
напоминающий рубку маатанского корабля. У черного плоского  экрана  во
всю стену зала сидели на "журавлиных гнездах"  пять  маатан  в  синем.
Рядом с каждым  рос  из  пола  пучок  членистых  прутьев,  похожих  на
бамбуковые удочки. Все пятеро "оглянулись" на шум.
    - Не мешать! - рявкнул Джума Хан. - Контролеры кризиса. Вытолкнуть
"черного человека" на "блюдце" диагностера вперед. Приступайте.
    Неизвестно, что поняли из перевода маатане, сидящие у  экрана,  но
они не сделали ни одной попытки воспрепятствовать  смельчакам,  застыв
словно в столбняке лоснящимися тюленьими тушами.
    Маатанин Шаламова что-то сказал соотечественнику, располагавшемуся
в центре. В ответ раздалось такое сверкание чужой пси-речи - Мальгин и
Хан тоже "увидели" этот взрыв эмоций, - что не приходилось сомневаться
в смысле сказанного.  Джума  отреагировал  мгновенно:  туша  маатанина
кувырком вылетела из гнездообразного кресла и врезалась в барьер перед
экраном.
    - Полегче, - проворчал недовольно Мальгин.
    - Я всего лишь толкнул его немножко в назидание другим, времени на
уговоры у нас нет.
    "Черный человек", которого они привезли, с  некоторой  заминкой  -
опешил, видать - занял освободившееся место. "Удочки"  возле  "гнезда"
легли на него, образовав нечто вроде клетки.  Экран  напротив  тут  же
выдал сноп светящихся стрел и кривых.
    Выбитый "из седла" маатанин повозился у экрана и застыл в  нелепой
позе, сильно смахивая на карикатуру изваянной из металла гориллы.
    - Быстрие писание  ответ,  -  заговорил  "черный  человек"  спустя
минуту, он  был  специалистом  высокого  класса,  несмотря  на  травму
психики, и умел работать со своей компьютерной техникой.
    Джума Хан метнулся к нему, покопался в  диагностере,  отогнул  три
"удочки" от маатанина и воткнул их в спецгнездо на  корпусе  аппарата:
со  стороны  этого  никто  не  видел,  видеопризрак  тела   маатанина,
"надетый" на  скафандр,  надежно  скрывал  действия  человека,  просто
Мальгин знал, что так все и было на самом деле.
    - Готов.
    - Писание  идти...  много  нет  время...  опасно  близь...  должно
бегствие быстрие да... быстрие...
    Среди маатан у экрана  началось  вдруг  какое-то  общее  движение,
Мальгин почувствовал на затылке давление чужого  угрожающего  взгляда,
оглянулся.  Вход  в  зал  раскрылся,  и   в   образовавшийся   широкий
многоугольный проем ворвалось вдруг  жуткое  страшилище:  колоссальная
туша, похожая на зубра и носорога одновременно, в пластинчатой  броне,
с кучей хвороста вместо ног.
    - Уходим! - сказал Хан хладнокровно. - Это по наши души.
    - Я прикрою! - не колеблясь, отозвался Мальгин. - Главное теперь -
запись! Уноси диагностер и "черного". Быстро!
    - Только не отставай.
    В то  же  мгновение  тело  Джумы  разделилось  на  три  совершенно
одинаковые  фигуры,  две  из  них  бросились  навстречу   ворвавшемуся
существу или механизму, третья - сам врач  -  выдернула  диагностер  с
маатанином из объятий  "удочек"-антенн  управления  и  превратилась  в
туманное облако, в котором скрылись и Джума, и диагностер,  и  "черный
человек".  Облако  стремительно  рванулось  в  обход  "зуброносорога",
который  замешкался  с  выбором  цели,  и  этого  мгновения  оказалось
достаточно, чтобы Джума скрылся в дыре выхода.
    Мальгин увидел, как черный рог чужого автомата  повернулся  в  его
сторону  -  автомат  разобрался  в  запущенных   Джумой   "призраках".
Состязание в скорости реакций теперь шло между маатанским  компьютером
и земным, вмонтированным в скафандр, но Кир успел обработать  ситуацию
раньше и без подсказки Мальгина чиркнул лучом "универсала" по  кончику
рога. "Зуброносорог" окутался мощной короной  электрических  разрядов,
на месте его рога вздулся  ослепительный  радужный  пузырь,  несколько
разрядов сорвалось с "хвороста" ног под телом  "сторожа"  в  пол.  Что
последовало за этим, Мальгин увидеть не успел, он был уже в  коридоре,
оставив за собой "крик" маатан в пси-диапазоне, а в звуковом -  вой  и
треск поврежденного автомата.
    В конце коридора мелькнуло  маскировочное  облако  Джумы,  Мальгин
рванул за ним с такой скоростью, что едва не сломал себе шею от  этого
рывка. Он сбил какого-то маатанина в голубом, не успевшего увернуться,
увидел сзади еще двух  "зуброносорогов"  и  выстрелил  для  острастки:
прозрачно-желтый  хлыст  разряда  проложил  огненную  дорожку  в  полу
коридора, отгородив маатанскую стражу от беглецов.
    "Черный человек" вывел их другим  путем  -  со  стороны  "леса"  -
зарослей "стрекозиных крыльев" величиной с лопасть воздушной мельницы.
Тотчас включилась связь  с  Умником,  и  началась  отработка  операции
возвращения,  рассчитанной  аналитиками  отдела  безопасности,  но   и
маатане не дремали, все-таки технологический потенциал их  цивилизации
был очень высок, хотя и необычен.
    Над зданием  клиники  висели  один  над  другим  аппараты  маатан,
асимметричные, плоские, похожие на гигантских  каракатиц  диаметром  в
две сотни  метров.  Из  днища  нижнего  аппарата  торчала  вращающаяся
кособокая решетка, окутанная шубой электрического сияния. Второй снизу
через дыру в борту "метал икру" - выгружал маатанский десант в зеленой
броне; эта операция здорово напоминала выброс парашютного  десанта  из
самолета на Землю двухвековой давности.
    Стоило только беглецам появиться на открытом пространстве, как  их
тут же заметили. Из зарослей "стрекозиного леса"  с  треском  выползла
навстречу кошмарного вида конструкция, слепленная  из  ржавых  на  вид
балок,  штанг  и  рычагов,  сквозь  мешанину  которых  виднелась  туша
маатанина. Из носовой части этой машины угрожающе  выдвинулась  вперед
косая ажурная башенка.
    - Нет  оружие,  -  торопливо   высветил   предупреждение   "черный
человек". - Службе контроля нет загроза... опасно да  вверх...  беглие
назад быстрие...
    - Не стрелять, - торопливо перевел Мальгин Умнику. - Первый, у нас
всего одна-две минуты, здесь их десант.
    - Видим, успеем, - отозвался Ромашин.  -  Отойдите  от  "черного",
быстрее!
    - Прощай, друг, - сказал Джума Хан, освобождая диагностер от  туши
"черного человека". - Извини за хлопоты и боль. Держись!
    - Понятие да хомо эмоцие, - ответил маатанин, грузно осев на  одну
из  серых  плит,  цепочкой  уходивших  в  заросли  леса.  -   Маатание
безнадежност... желание дружно Шаламо здоровие да...  вам  здоровие...
мы не ест разумно хомо да... не есто понятие вы.
    - Спасибо! - успел крикнуть Мальгин до того, как их накрыл силовой
трал упавшего с неба десантного когга, втянул  внутрь  корабля.  Стены
дезокамеры сомкнулись вокруг, в глазах померк свет...
    В джамп-режиме когг преодолел  атмосферу  Маата  в  три  прыжка  и
растаял во тьме космоса, подхваченный невидимым  спейсером  "Стратег",
готовым  прийти  на  помощь  всей   своей   интеллект-компьютерной   и
энергетической мощью. Отпустив на волю  задержанный  чужой  зонд,  под
который был замаскирован когг, спейсер  включил  компакт-генераторы  и
ушел в "струну", а вышел из нее уже в Солнечной системе, дома.
    В дезокамере когга вспыхнул свет, открылась дверь наружу.
    - Выползаем,  -  сказал  Джума  Хан,  превращаясь  в  человека   в
скафандре. - Рокамболь [Необыкновенные  приключения  (по  имени  героя
романов Понсон дю Террайля).] наш кончился.
    Мальгин с удивлением обнаружил, что со времени старта к  Маату  на
когге прошло всего лишь тридцать восемь минут.
    - Я думал - по крайней мере два часа, - сказал он хриплым голосом.
- Знаешь, чего я хочу больше всего?
    - Чего? - спросил Хан из ангара спейсера.
    - Пить и есть!
    Мальгин выключил аппаратуру "динго", расправил плечи  и  вышел  из
дезокамеры. В конце коридора показался Ромашин без скафандра, в  белом
кокосе, за ним вся его гвардия, десантники риск-обоймы,  пограничники,
члены экипажа спейсера и оперативники бригады сопровождения.
    - Поздравляю с успехом, -  невозмутимо  сказал  начальник  отдела,
протягивая руку.  -  Вы,  Джума,  были  неподражаемы,  особенно  когда
скомандовали маатанам не мешать от имени "контроля  кризиса".  Знаешь,
как переводится на маатанский ваш грозный  рык  "не  мешать,  контроль
кризиса"? У маатан нет такой службы, и, будь с вами Умник, он  перевел
бы эту фразу, как "могильщики энтропии". К счастью, "черные люди"  вас
не поняли и поэтому не вмешались.
    Ромашин пожал руку Мальгину, пристально взглянул ему в глаза:
    - Вы довольны?
    - Еще минуту назад я ответил бы - да, - сказал Мальгин.
    - Что же изменилось?
    - Я подумал...  что  будет  с  "черным  человеком"?  По  сути,  он
допустил утечку информации...
    Ромашин улыбнулся, оглядываясь на зашумевших парней.
    - На Маате не знают, что такое смертная  казнь,  это  раз.  Мы  не
находимся в состоянии войны с маатанами, это два. Наша работа не  есть
игра в "шпионов и контрразведчиков", как может  показаться  с  первого
взгляда, - не те масштабы и задачи, - это три. И  наконец,  последнее.
Проведенная операция  -  только  начало  намеченного  контакта,  давно
подготовленного Институтом внеземных культур.  Комиссия  по  контактам
порядка работает у Маата на "Эдипе-2" и готова объяснить  смысл  нашей
вылазки, которая должна бы всколыхнуть омут маатанского  равнодушия  и
подготовить почву для переговоров.  Контакторы  испробовали  до  этого
момента все доступные им  средства  и  методы  ведения  переговоров  -
безрезультатно, наш десант - последний шанс.
    - И все же... - Мальгин откашлялся. -  Поймите  меня  правильно...
может быть, я не затевал бы подобного эксперимента,  подумай  об  этом
раньше... вероятно, мы в душе  больше  антропоцентристы,  чем  принято
считать... мы не подумали... вернее, я не подумал  о  судьбе  "черного
человека". Вы можете сказать точно, что будет с ним?
    Участники операции замолчали.
    Ромашин не отвел взгляда, но в  глубине  его  глаз  вдруг  всплыла
печаль. Не презрение, жестокость или ирония - печаль!
    - Точно - нет, - сказал он тихо. - Я думаю, что ничего  плохого  с
ним не случится, если верить ксенопсихологам, а я им верю.  Они  давно
возятся с Маатом и, хотя вынуждены довольствоваться только  косвенными
методами  исследований,  смогли  довольно  верно  определить  основные
аксиомы психологии "черных  людей".  Успешный  финал  десанта  -  тому
подтверждение.
    - И все же история маатан темна и непонятна...
    - Согласен. Я, кажется, понял вас. Но учтите -  невозможно,  жалея
двоих,  остаться  посередине,  нейтралитет  в  такой   ситуации   хуже
предательства. Вы не сможете помочь обоим сразу, а значит, не поможете
никому. Убедил?
    - Не знаю... я подумаю. Извините меня, я еще не пришел  в  себя  и
поэтому столь резок в оценках.
    - Все нормально, Клим, - вмешался Джума Хан, - не  вешай  на  себя
ярлык. На их месте я бы сразу взял тебя если не в безопасники, то уж в
пограничники обязательно.
    Обступившие их десантники засмеялись.
    - А что? - улыбнулся и Ромашин, он понимал Мальгина и сочувствовал
ему, но характер и положение не  давали  ему  права  на  колебания.  -
Пойдете?
    - Нет, - сказал Мальгин, внезапно ощутив  на  губах  горечь  этого
слова. Слова, которое так ненавидела Купава.

                               Глава 5

    Отдыхать не пришлось.
    Шел уже десятый час  вечера,  когда  Мальгина  доставили  на  базу
погранслужбы "Луна - центр",  откуда  он  сразу  позвонил  в  институт
Таланову - предупредить, что будет на  месте  к  десяти,  лишь  слегка
приведет себя в порядок.
    Хан прямо с базы умчался к  экспертам-кибернетикам  с  драгоценным
диагностером,  битком  набитым  полученными  от   "черного   человека"
сведениями, и обещал явиться сразу, как  только  удастся  расшифровать
хотя бы небольшой фрагмент записи. Мальгин попрощался с Ромашиным и  с
базы отправился домой, мечтая только о горячей хвойной ванне и  глотке
клюквенного морса, а в гостиной ему навстречу встала с дивана Купава.
    С минуту они молча смотрели друг на друга, потом Купава шагнула  к
нему и, как в былые времена, ткнулась в грудь лицом. Прошла  вечность,
прежде чем Мальгин опомнился и отстранил  женщину,  вглядываясь  в  ее
ставшее мокрым от слез лицо. Пришли на ум некрасовские строки:

              От ликующих, праздно болтающих,
              Обагряющих руки в крови,
              Уведи меня в стан погибающих
              За великое дело любви!..

    Купава потянулась к нему губами, странно робкая и беззащитная,  но
Мальгин уже овладел собой, погладил ее по щеке и усадил на диван.
    - Подожди немного, я переоденусь, а то с корабля на бал.
    Вскоре он появился в гостиной  в  строгом  сером  костюме.  Купава
заметила эту перемену, усмехнулась:
    - Ты, словно крепость, намерен выдерживать долговременную жестокую
осаду. Неужели боишься, что возьму тебя измором?
    - Боюсь, - серьезно кивнул Мальгин, усаживаясь напротив; она  тоже
привела себя в порядок и слез уже не было заметно. - Но боюсь не тебя,
а себя.
    - Плохо верится, что мастер Клим Мальгин может чего-либо  бояться.
И не говори  намеками,  я  давно  перестала  тебя  понимать,  ты  стал
загадочен как сфинкс.
    - Хорошо, давай говорить прямо. Зачем ты пришла?
    Купава стойко выдержала его взгляд.
    - Мне сказали, что ты ушел на Маат для встречи с...
    - Кто сказал?! -  спросил  он  с  тихим  бешенством.  -  Кто  этот
благодетель?
    - Не важно. Ты был там и...
    Он  встал   так   резко,   что   Купава   испуганно   отшатнулась,
отвернувшись, сказал глухо:
    - Купава, если ты хочешь, чтобы я не потерял рассудок, не  приходи
ко мне больше.
    Женщина задумалась, пристально разглядывая профиль хозяина, встала
тоже, подошла к нему, не  решаясь  дотронуться;  он  слышал  ее  тихое
дыхание, чувствовал теплоту ее тела, и душа рвалась на части.
    - Не сердись, - тихо проговорила Купава. - Сердиться - мстить себе
за ошибки других. Я знаю, ты не простил  мне  мою,  хотя  ошибкой  это
назвать трудно. Я не приду больше... может быть. Ответь мне только  на
один вопрос: почему ты рискуешь собой, пытаясь  вытащить  Дана?  Из-за
того, что я... обещала... вернуться?
    Мальгин медленно повернул  голову  к  ней,  лицо  его  побледнело.
Внутри с крутых гор души сошла  лавина,  столкнулись  тайфуны,  замерз
океан,  погасло  солнце,  взорвалась  сверхновая  звезда...  Несколько
секунд он смотрел на Купаву,  изогнув  бровь,  будто  силясь  сдержать
стон, и произнес только одно слово:
    - Нет!
    Глаза Купавы вспыхнули, заискрились радостью и слезами, она поняла
наконец, что пряталось на дне израненной души Клима.
    - Благодарю.
    И не успел Мальгин ничего сообразить, как горячие  ладони  женщины
обожгли его щеки, горячие губы прижались к его  губам  -  поцелуй  был
оглушающе долог, - и Купава исчезла, оставив после себя  тонкий  запах
ландыша. И горьковато-нежный привкус поцелуя на губах...
    Мальгин почувствовал боль, перевел взгляд на руку: он сжал  кулаки
с такой силой, что ногти впились в ладони до крови.
    - Намеки тонкие на то, чего не ведает никто...  -  пробормотал  он
глубокомысленно. - Еще одна такая встреча, и меня можно  будет  класть
вместо Даниила...
    Окончательно хирург  пришел  в  себя  только  после  пятиминутного
сеанса аутотренинга. По дороге в институт дал себе обещание  выяснить,
кто же все-таки сообщает Купаве о действиях безопасников и какие  цели
преследует этот "друг-благодетель". Правда, это мог быть  и  сотрудник
института, однако Мальгин не верил в  отсутствие  у  коллег  врачебной
этики.
    Таланов встретил заведующего отделением в кабинете вопросом:
    - Тебе никто не звонил?
    - Нет, а что случилось?
    - Джума Хан...
    - Что?! - у Мальгина перехватило дыхание. - Что с ним?
    - Тебе придется оперировать двоих.
    Мальгин так и сел.
    - У кибернетиков он включил диагностер через Умника,  -  продолжал
Таланов, - сначала в  режиме  выдачи  диагноза,  то  есть  выдачи  тех
данных, что записал  сам  диагностер  с  помощью  своих  датчиков  при
обследовании "черного человека". Потом включили программу,  с  помощью
которой  записали  информацию,   выведенную   маатанином   из   своего
компьютера. На выходе - тарабарщина! Код записи оказался не  тем,  что
рассчитали  кибернетики  при  составлении  программы.  И  тогда  Джума
подключился к диагностеру напрямую.
    - Он с ума сошел!
    - А черт его знает, чем он  руководствовался!  У  него  спинальный
шок. Поэтому времени у те... то есть  у  нас  осталось  всего  ничего.
Шаламов не выходит из комы и жив только с помощью аппаратов.
    Мальгин глубоко вздохнул, посидел немного и встал.
    - Мне надо было идти с Джумой.
    - Теперь  уже  поздно  сожалеть.  Данные  диагностера  введены   в
Гиппократа, можешь ознакомиться.  Группа  ждет  тебя  у  Стобецкого...
кроме Джумы и Карой Чокой. Она с ним в клинике СПАС-центра, примчалась
сразу, как только узнала. Непонятно...
    - Она его жена, - сказал Мальгин, думая о  своем,  -  чего  ж  тут
непонятного. Идем, заменишь Джуму, мне понадобятся по меньшей мере три
ассистента.
    - Возьми  Зарембу,  парень  рвется  в  бой,  да  и  специалист  он
неплохой.
    - Посмотрим.
    Они спустились к лифту.
    - Что нового выдал диагностер? Я имею в виду, из того, чего мы еще
не знали?
    - Практически все! У маатан нет  нервной  системы  в  общепринятом
значении этого слова. То есть она существует, но  не  постоянно,  а  в
нужный момент формируются нервные  пути  и  узлы  в  толще  однородной
массы, которая называется телом. Почему вдруг именно эти участки  тела
становятся нервной тканью,  нервами,  узлами,  сплетениями  волокон  -
загадка! То же касается и мозга. По сути  "черный  человек"  -  единый
организм  -  мозг  с  постоянно  меняющейся   структурой,   иерархией,
архитектоникой. Кстати, точно так же построен и маатанский  компьютер.
Но самое интересное у него внутри: сверхтвердое ядро массой около  ста
килограммов, закапсулированное к тому же силовым полем с головоломными
характеристиками. Поле  пульсирует,  а  энергетическая  мощь  его,  по
оценкам экспертов, равна мощи десантного когга!
    - Ерунда какая-то! Он что - живой реактор?
    - Кто знает?
    - А пульсирует из-за чего? Может быть, это сердце?
    - Нет у него сердца.
    Они вошли в отделение Стобецкого в тот момент,  когда  у  Шаламова
после  долгого  беспамятства  наступила  "фаза   хозяина"   -   период
парадоксального сознания.
    Шаламов не лежал, а  сидел  с  открытыми  глазами,  поддерживаемый
лапой манипулятора, и, казалось, смотрел  на  сдвинувшихся  к  вириалу
реаниматора людей, хотя видеть их, конечно, не мог.
    - Найдите Клима, - проговорил он негромко, но четко, голос был  не
его - гортанный, с каким-то вибрирующим тембром,  и  говорил  Шаламов,
почти не разжимая губ. - Найдите Мальгина, прощу вас. Быстрее найдите,
мне нужно поговорить с ним.
    - Я здесь, Дан, -  ответил  Мальгин,  заставив  всех  у  полусферы
вириала оглянуться. - Слушаю тебя.
    - Клим, как там мой "крестник"? Я знаю, ты был у него.
    - Откуда знаешь?
    - Не важно, знаю. - Шаламов раздвинул губы  в  улыбке.  -  Он  еще
помнит меня?
    - Да, - ответил Мальгин после паузы. - Он... болен.
    - Говори все.
    - У него проявляются черты человека...
    - Обратный эффект, эффект бумеранга. Я тогда слишком поздно понял,
что он тоже связан со своим компьютером напрямую... Ему можно помочь?
    - Подумай лучше о себе, - проворчал Стобецкий.
    Шаламов не обратил на реплику внимания.
    - Не знаю, - сказал Мальгин, с трудом подавляя  вдруг  поднявшийся
из глубины души гнев. - Скорее всего - нет. Но врач  прав,  подумай  о
себе.
    - Обо мне думай ты, а кто подумает о "черном"? Ты все  же  прикинь
наши  возможности,  он  стал  для  меня  крестником,   а   для   своих
соотечественников - отщепенцем, изгоем, и, хотя  у  них  нет  смертной
казни, маатане способны на казнь равнодушием, а эта  пытка  пострашней
остальных. И еще, Клим:  не  торопись  ты  меня  оперировать,  подожди
немного, может быть, я справлюсь сам. Не прошу - требую.
    - Но это невозможно! - воскликнул Заремба. - Ты все реже  выходишь
из комы, а искусственно  поддерживать  работу  внутренних  органов  до
бесконечности  невозможно,  они  теряют  способность   функционировать
нормально в отрыве от организма.
    - Это ваша забота, - отрезал Шаламов. - Ты слышишь, Клим? Не спеши
с операцией.
    - Слышу, - сказал Мальгин в наступившей тишине.
    Шаламов закрыл  глаза,  тело  его  расслабилось.  Со  всех  сторон
ударили дымные струйки физиогаза, внутренности реанимакамеры  затянуло
зеленоватой мутью.
    Мальгин оглядел обращенные к нему лица.
    - Ваши предложения?
    - Оперировать и немедленно! - быстро сказал Заремба.-  Если  и  не
приведем все в  норму,  то  хотя  бы  остановим  процесс  регрессивной
трансформации. У него все  большую  роль  начинает  играть  Р-комплекс
[Мозг  человека  создавался  эволюцией  постепенно,  сначала  ядро   -
Р-комплекс, так называемый "комплекс рептилий", который  возник  сотни
миллионов лет назад, потом "средний" мозг - лимбическая система, общая
со всеми млекопитающими, и наконец неокортекс - новая кора, отвечающая
за интеллект и высшие психические функции.], понимаете?
    - Я - тоже за операцию, - сказал Стобецкий с непривычной для  него
неуверенностью. - Шансы благополучного исхода с каждой минутой падают.
    - Предпочту воздержаться, - пожевав губами, проговорил  Каминский,
ни на кого не глядя.
    Мальгин кивнул, полузакрыв глаза и постукивая пальцем по  меняющей
световой узор прозрачной "шляпе" вириала.
    - С одной стороны, желание больного -  закон.  -  Таланов  был  не
менее решительным, чем Мальгин, но в данной ситуации решал не он. -  С
другой - Шаламов сейчас...
    - Вот  именно,  он  в  таком   состоянии,   -   перебил   главного
экспансивный Заремба, - что не может отвечать за себя сам. Мы не имеем
права ждать.
    - Не кипятись, - бросил Стобецкий, морщась. - Вчера  ты  доказывал
обратное.
    - Мало ли что я говорил вчера, - пожал плечами молодой  хирург,  -
главное, что я говорю сегодня.
    - Кредо болтуна.
    - Кредо человека,  способного  вовремя  почувствовать  собственную
ошибку...
    - Стоп! -  глухо  сказал  Мальгин.  -  Я  выслушал  вас.  Операция
откладывается... на сутки. Вопросы есть?
    - Ты понимаешь, чем это может обернуться? - проговорил Таланов.  -
Автоматика поддержки на пределе, еще сутки  такой  работы,  и  она  не
справится...
    - Сутки и подождем. У нас есть еще один больной - Джума Хан, будем
работать  с  ним.  Иван,  мчись  в  СПАС-центр  и   вместе   с   Карой
транспортируй его сюда.
    Заремба с готовностью поднялся.
    - Остальные с этого момента включаются в  постоянную  связь  через
Гиппократа. Час на изучение научной информатуры  о  маатанах,  час  на
подготовку к операции. Координатором буду я,  центральным  ассистентом
Готард, остальные - периферийными. Надо задавить процесс  перерождения
у Джумы в самом... - Мальгин не закончил.
    В реанимационную вошла грациозная, улыбающаяся Карой Чокой,  а  за
ней невозмутимый, хотя и бледней обычного, Джума Хан.
    Сцена, последовавшая за его появлением, длилась ровно пять секунд,
пока обстановку не разрядил смех Зарембы:
    - Явился не запылился! Тебе ж  положено  лежать  в  шоке,  мы  уже
оперировать тебя собрались!
    - Этого-то я и испугался.
    - Так слухи о твоем нездоровье преувеличены?
    - Кто меня отпустил бы из "Скорой"?
    - Поклянись.
    - Чтоб я сдох! - не моргнув глазом, поклялся Джума.
    Смеялись несколько минут все, кроме Мальгина, постепенно отходя от
неожиданного сюрприза, потом Клим спросил:
    - Что с тобой случилось? Нам сообщили, что ты в шоке...
    - Так  оно  и  было,  но   кибернетики   молодцы,   поставили   на
пси-съемоблокировку, и как только информация "пошла густо" -  сработал
отстрел. Мне, конечно, попало много всякого "мусора", но, как  видишь,
все обошлось.
    - Он как ребенок, - сказала Чокой своим красивым низким контральто
с непередаваемым акцентом. - Совсем по Лермонтову: то кровь кипит,  то
сил избыток!
    Джума посмотрел на нее вопросительно, и  Мальгин  понял,  что  все
можно объяснить данью  привычке,  вежливости  и  участию.  Видимо,  по
дороге в институт  они  успели  объясниться,  хотя  соотношение  между
де-факто и де-юре осталось прежним. "Дьявол их душу знает! - с мрачной
завистью подумал  вдруг  про  себя  Мальгин.  -  Не  копайся  в  чужих
отношениях и чувствах, разберись лучше в своих собственных".
    - На чем мы остановились, коллеги? - Чокой  сделала  вид,  что  не
заметила взгляда нейрохирурга, невольно выдавшего его мысли.
    - Операция переносится на сутки, - сказал Таланов.
    - Извините, нам необходимо поговорить. -  Мальгин  увлек  Хана  за
собой. - Продолжаем работу, как наметили. Я подключусь к  общей  связи
позже.
    Не  обращая  внимания  на  удивление  в  глазах  женщины,  Мальгин
подтолкнул к двери Джуму и вышел сам. В своем кабинете он усадил врача
и некоторое время изучал его лицо. Джума выдержал испытание  спокойно,
без обычной иронии или насмешливости.
    - Зачем ты пошел на этот неоправданный риск с диагностером?
    Лицо Хана не выразило досады, хотя  было  видно,  что  вопрос  ему
неприятен.
    - Если честно, это тот  редкий  случай,  когда  у  меня  сработало
самолюбие. Подумалось: смог же Шаламов выдержать  информационный  удар
маатанского компьютера и расшифровать запись, почему не смогу  я?  Тем
более что диагностер - не маатанский аппарат.
    - Я думал, ты лишен подобных  недостатков,  хотя  самолюбием  твой
поступок не объяснишь, скорее это ложная гордость, переоценка сил.
    - Свои недостатки я не  оправдываю.  -  Джума  слегка  нахмурился,
однако тут же вернул себе равновесие. - Но  и  причислять  их  к  семи
смертным грехам я бы не стал.
    Мальгин непонимающе уставился на собеседника. Тот вполне  серьезно
пояснил:
    - Гордость входит в число семи смертных грехов.
    - Екклезиаст? Вы неплохо  начитанны  для  своей  профессии,  слуга
Гиппократа, а на вид - обычный конокрад.
    Хан засмеялся.
    - Ты тоже на вид простой, в меру воспитанный спортсмен.
    - И за то спасибо. Как ты себя чувствуешь?
    - Нормально.
    - Скажи это Карой. Я недаром мастер-медик, мон шер, а любой мастер
-  интуитив  высокого  класса.  Ты  сильный  парень,  но  после  этого
прискорбного случая я не могу оставить тебя в группе риска. А жаль.
    - Жаль, - согласился Джума Хан, погрустнев. - Ты прав, мне здорово
досталось, и отпустили меня из  "Скорой"  только  под  честное  слово,
обещал,  что  я  приду  на  обследование   при   первых   признаках...
недомогания. Но ассистентом я был бы неплохим.
    - Знаю, потому и жаль. Что сказали кибернетики?
    - Код записи неизвестен, но логику маатан мы уже знаем.  В  общем,
надежда на расшифровку есть, все  дело  в  том,  сколько  может  ждать
Шаламов.
    - Он потребовал не оперировать его вообще.
    - Снова "фаза хозяина"?
    На столе замигало индикаторное окошко, раздался голос Таланова:
    - Клим, зайди ко мне, как освободишься.
    Мальгин молча ткнул пальцем в окошко.
    - Карой, кстати, как только узнала...  -  Клим  замолчал,  заметив
напрягшиеся скулы Джумы, - что...
    - Не стоит об этом. Все непросто, туманно и скользко... гололед  с
дождем.
    Мальгин покачал головой.
    - Если бы ты был ей безразличен, она не менялась бы в  лице  и  не
бежала к метро сломя голову, узнав, что с тобой приключилось.
    - Да ни о  чем  это  не  говорит!  -  В  голосе  Джумы  неожиданно
прорвалась тоска. - В том-то и дело, - сказал он тоном ниже, - что она
становится заботливой только в экстремальных ситуациях. Я уже два года
пытаюсь понять свою ошибку, где я свернул с  тропинки,  ведущей  к  ее
мироощущению, вернее, к взаимопониманию, и не могу найти. И ты  мне  в
этом деле не помощник, Клим, извини. Ты  и  сам,  похоже,  в  ситуации
похлеще.
    Мальгин посмотрел на свой кулак, потом на лицо Хана. Тот  невесело
улыбнулся.
    - А ты врежь, может, полегчает... а потом  я  тебе,  если  встану.
Идет?
    Мальгин в  ответ  улыбнулся  через  силу,  прислушался  к  себе  и
почувствовал, как тает в  сердце  лед  одиночества  и  отчаяния,  лед,
невидимый никем и никогда.
    - Давай думать,  старик,  нам  обоим  теперь  надо  много  думать.
Видать,  чего-то  нам  недостает,  может  быть,  чисто  человеческого,
доброты или простоты, щедрости или азарта,  жадности  или  способности
удивляться и совершать незапрограммированные поступки... не  знаю.  Но
успел  убедиться,  что  женщине   недостает   мужского   суперменства,
постоянной готовности мгновенно  ответить  на  любой  вопрос,  жесткой
постоянной стойкой уверенности в своей  правоте.  Может  быть,  им  не
хватает  минутного  колебания  между  "да"  и  "нет",  еле   заметного
проявления слабости, что уравновешивает нас  в  их  глазах  и  придает
силы... Может быть, уже плохо то, что мы  редко  ошибаемся.  Прав  был
мудрец, мы редко думаем о том, что имеем, зато всегда  думаем  о  том,
чего нам недостает [В. Шопенгауэр.]. Не поменять ли принципы?
    - Нет, - качнул головой Джума Хан  после  долгого  размышления.  -
Принципы менять не годится, зачем тогда жить? Но думать надо. Кажется,
мы с тобой прирастаем друг к другу, а?
    - Я как будто не против. А ты?
    - Взаимно.
    Мальгин  кивнул,  замыкаясь  в   обычной   оболочке   непреклонной
уверенности,  потом  искоса  посмотрел  на  Хана,  в  глазах  которого
запрыгали насмешливые  чертики  взаимопонимания,  и  они  одновременно
рассмеялись.
    Всему свое время, подумал Клим, отворачиваясь, время собираться  в
тугой комок мышц и время расслабляться, радоваться и страдать,  думать
и чувствовать... Научиться бы вот только угадывать нужный  момент  или
на худой конец вырастить  в  себе  инстинкт  безошибочной  реакции  на
происходящее,  чтобы  всегда  и  везде   при   любых   обстоятельствах
действовать  только  правильно...  впрочем,  стоп!  Это  уже  было   -
безошибочно,  скорей  всего  это  и  есть  одна  из   самых   страшных
человеческих ошибок...
    - Тебе пора к шефу, - напомнил Джума.
    - Иду, - встал Мальгин и спохватился: - Слушай-ка, мне нужна  твоя
помощь. Кто в отряде Шаламова  был  к  нему  особенно  близок?  Кроме,
пожалуй, самого Жостова? Ты их знаешь?
    - Почти каждого. По-моему, Даниил дружил со всеми,  завистников  у
него не было вообще, а вот близких... в парном патруле он  чаще  всего
ходил с Висенте Оросо, а отдыхал с Марселем Гзаронвалем.  Я  частенько
видел их втроем, Дана, Марса и... Купаву. Зачем они тебе?
    - Потом скажу. - Мальгин устремился к двери, на пороге  обернулся.
- Подключайся к Гиппократу, будешь сопровождать  группу  до  операции,
твой совет лекаря может  существенно  повлиять  на  подготовку,  а  на
операцию все равно не рассчитывай.
    Жест Джумы - кольцо из большого и среднего пальцев -  был  понятен
без слов.
    Мальгин знал, как вредно  сосредоточиваться  на  своих  внутренних
переживаниях,  уходить  от  действительности,  поэтому  с   ненавистью
относился к своей прогрессирующей слабости и нерешительности, чувствуя
сопротивление организма, некоторое время боролся сам с собой, гоня  из
головы мысли о Купаве, но целиком освободиться от навязчивых дум так и
не смог...
    Таланов разбирался в информатуре, подаваемой на  дисплей  рабочего
стола, поэтому кивком указал хирургу на стул.
    - Богдан, давай поговорим позже, - проникновенно сказал Мальгин. -
У меня возникло желание убыть в неизвестном направлении  и  отрешиться
на время от всего земного.
    Таланов поднял голову, изучающе посмотрел на Клима.
    - А я хотел предложить тебе поработать со старым  багажом,  только
что получил данные по всем операциям "стирания!" в мозгу  криптогнозы.
Но если устал - что ж, отрешайся.
    - Не устал, просто на какое-то время необходимо переключиться.
    - В таком случае не мешай мне!
    Мальгин кивнул и выбежал из кабинета  не  прощаясь.  А  для  того,
чтобы его могли найти в любое время и в любом месте - все-таки связь с
другими членами группы  риска  должна  быть  включенной  постоянно,  -
нацепил  на  ухо  усик  персональной  рации,  снабженной  радиомаяком:
поисковые спутники-автоматы системы СПАС были  способны  отыскать  его
практически за несколько секунд.
    Домой идти не хотелось, Клим наугад ткнул иглой датчика в карту на
стенке кабины метро и вышел в незнакомом помещении с низким потолком и
светящимся полом. С удивлением прислушался  к  своим  ощущениям:  сила
тяжести в помещении была меньше земной раза в три.  Луна?  Не  похоже,
там гравитация еще слабей. Марс? Венера? И почему другая планета? Я же
точно помню, что карта выходов была сугубо планетарной, земной.  Может
быть, Приземелье?
    Из помещения через единственную дверь, убирающуюся по  старинке  в
паз, Мальгин вышел в коридор  с  таким  же  низким  потолком  и  слабо
светящимся полом. Никого.  Тишина...  Лишь  издали  доносится  изредка
странный тихий звук,  напоминающий  верещание  цикад.  Заинтригованный
"путешественник" двинулся  вправо,  ловя  себя  на  желании  двигаться
бесшумно, поддаваясь таинственной атмосфере неведомого жилища.
    Коридор поворачивал под тупым углом и был абсолютно пуст, если  не
считать контуров двух дверей со светящимися на них римскими цифрами  I
и II. Следующий поворот был копией первого, и колено коридора ничем не
отличалось от предыдущего. Повернув еще три раза и  выйдя  к  двери  в
помещение  с  кабиной  метро,  Мальгин  понял,  что  коридор  образует
замкнутый шестиугольник. В каждом  его  отрезке  было  по  две  двери,
различавшихся только номерами от I  до  XII.  Мальгин  толкнул  первую
дверь - безрезультатно, не реагировала  она  и  на  мысленный  приказ.
Пожав плечами, Мальгин собрался было вернуться к  метро,  но  цикадный
скрип заставил его пойти на звук.
    Скрип доносился еще из-за одной двери - слева  по  ходу  коридора,
тогда как остальные находились справа, и хирург  не  заметил  ее  лишь
потому, что она не имела номера и почти сливалась со стеной.  Приказав
ей открыться, пару раз толкнув рукой, Мальгин вдруг  вспомнил  Маат  и
сказал вслух:
    - Сезам, откройся!
    Дверь послушно ушла в паз, так что  гость  невольно  вздрогнул,  и
перед ним открылся небольшой круглый  зал  с  куполовидным,  зеркально
отсвечивающим потолком, тремя большими вогнутыми экранами на стенках и
тремя старинными  пультами.  За  каждым  пультом  сидели  операторы  в
необычной черной форме с дугами наушников  на  головах.  На  появление
гостя никто не обратил никакого внимания, они были  заняты  работой  и
переговорами друг с другом. На экранах мерцали горсти цветных  искр  и
огней, на каждом внизу мелькали красные и зеленые цифры, и по  черному
их фону плавали светящиеся кресты визирных меток. На экране слева одна
из меток остановилась на крупном белом  огоньке,  тотчас  же  раздался
басовитый гудок, и оператор за пультом пробежал пальцами по  сенсорной
клавиатуре пульта.
    - Сорок третий, есть захват!
    - Ответа нет, - отозвался второй оператор. - Три секунды  до  зоны
поражения.
    - Пуск!
    По экрану снизу вверх шаркнуло световой полосой, на месте  огонька
расплылось облачко света и растаяло.
    - Сорок третий, есть поражение! Контроль МБР. Квадрат  пуст.  Цели
на подходе, минута сорок...
    - Вижу крупный объект в зоне "А", - вторил  переговаривающимся  за
первым пультом оператор соседнего.  -  Скорость  три  единицы,  вектор
Шамбуадор - Крокс, масса двенадцать сто...
    - Захват!
    - Машина отрабатывает четные цели, - говорил за последним  пультом
плотный здоровяк в комбинезоне с красивыми нашивками  и  эмблемами.  -
Отработка очередями, повтор по оценке вероятности  с  учетом  мощности
импульсов. Перенос огня на зоны "Б" и "Д"...
    Ошеломленный Мальгин молча смотрел, как на экранах разворачивается
настоящее  сражение:  все   больше   и   больше   искр   и   огоньков,
представляющих собой реально летящие в космосе объекты,  взрывались  и
таяли после бесшумных лазерных вспышек, а когда в прицельные  визирные
кресты перестали попадать плывущие световые черточки и  темп  стрельбы
замедлился, Мальгин очнулся и смело  подошел  к  центральному  пульту,
пройдя сквозь фигуру оператора. Оглядел пульт и тронул черную пластину
сенсора с  цифрой  "ноль".  Световая  беготня  по  экранам  и  пультам
прекратилась, операторы в креслах замерли.
    - Отбой принял, - раздался с пульта вежливый голос. - Слушаю.
    - Кто ты?
    - Экскурсионный программатор Цербер.
    - Это что за станция?
    - Боевая лазерная  база  "Эвриван"  для  уничтожения  спутников  и
межконтинентальных  баллистических  ракет,  запущена  в   две   тысячи
тринадцатом году, законсервирована в  две  тысячи  сорок  пятом  году,
отреставрирована и превращена в экскурсионный объект в две тысячи  сто
двадцать девятом.
    - Ну и зачем?
    Компьютер-инк, отвечающий за воссоздание иллюзии боевых действий и
работы базы, помолчал:
    - Вы не первый задаете этот  вопрос,  но  в  моих  программах  нет
ответа. Могу предложить  подслушанную  у  экскурсантов  реплику:  база
превращена в экскурсионный объект для напоминания об ошибках прошлого.
Своего мнения не имею.
    - И на том спасибо, - пробормотал Мальгин. - И часто у тебя бывают
гости?
    - Сначала бывали часто, теперь  редко.  Последняя  экскурсия  была
двести двенадцать дней назад.
    - Что ж, бывай... не скучай, если больше никто не придет.
    Мальгин невольно пожалел компьютер, обреченный на одиночество,  и,
пока шагал к метро, спрашивал себя: чего не хватает ему самому? И  уже
входя в кабину, понял: общения. По сути, он был сейчас так же  одинок,
как и компьютер-сторож древней военной ракетно-лазерной базы.
    Вышел он скорее всего  где-то  в  Европе:  город  был  незнаком  с
первого  взгляда,  но  по  архитектуре  зданий  можно  было   примерно
определить регион. "Швейцария,  -  подумал  Мальгин,  -  или  Австрия.
Послушаем, на каком языке здесь говорят".
    Он вышел на площадь перед метро и двинулся в глубь древнего  парка
по одной из  светящихся  изнутри  янтарных  дорожек,  прислушиваясь  к
говору идущих навстречу или обгонявших его людей.
    Вечер на долготе этого места только начинался:  солнце  зашло,  но
было еще довольно светло. Часов восемь с минутами, прикинул Мальгин  и
посмотрел на браслет видео: вспыхнувшие цифры высветили время  Брянска
- десять часов двадцать семь минут. Разница в два часа, значит, это не
Австрия и не Швейцария, а, вероятнее всего, Нидерланды.
    Однако по языку прохожих точно определиться не  удалось:  говорили
кругом и на немецком, и на французском, и на английском, и на русском.
Больше всего на  русском  и  на  английском,  с  акцентом  и  без,  но
удивляться не приходилось: русский и английский  языки  стали  основой
единого земного  разговорного  языка,  впитав  богатство  национальных
оттенков всех остальных языков мира, хотя и они, конечно, не  потеряли
своего значения.
    Мальгин  набрел  на  пруд,  задумчиво  направился  вдоль   берега,
вглядываясь в прозрачную водную толщу, а за  дубовой  рощей  обнаружил
изумительной красоты веранду, нависающую над водой. Высоко над  крышей
вспыхивало и гасло название ресторана  на  английском  языке:  "Король
Георг". Не раздумывая, повернул к летнему ресторану и сел за  один  из
столиков прямо у края веранды; людей  было  много,  но  в  большинстве
своем все сидели  парами,  лишь  две  или  три  компании  состояли  из
семи-восьми человек.
    - Слушаю вас, - раздалось над ухом по-русски.  Говорили  свободно,
без акцента.
    Мальгин оглянулся. Рядом с вежливой  полуулыбкой  на  губах  стоял
красивый молодой человек, одетый по  моде  "галант".  Он  мог  быть  и
фантомом, видеопризраком официанта, формируемым сервисной киб-системой
ресторана, но смахивал на живого.
    - А если  я  не  говорю  по-русски?  -  сухо  спросил  Мальгин  на
испанском.
    - Я буду говорить на вашем языке, - с улыбкой  сказал  по-испански
официант.
    - Полиглот?
    - Да, сеньор. Я знаю сто сорок шесть языков.
    - Фантомат, - с некоторым разочарованием  протянул  Мальгин.  -  К
чему тогда эта форма?  Ведь  вы  можете  выполнить  заказ  без  всяких
эффектов.
    - Традиция, сеньор.
    - Я   русский.   Принесите   что-нибудь   соответствующее    моему
настроению.
    - Сей секунд!
    Мальгин усмехнулся последней фразе  и,  поставив  локти  на  стол,
утвердил подбородок  на  сплетенных  пальцах.  Мозг  лениво  перебирал
обрывки видений, давних разговоров с друзьями,  Купавой,  проблемы,  с
которыми сталкивался  в  институте,  но  ни  одна  мысль  не  задевала
чувственных центров,  эмоции  притупились,  отступили  в  глубь  души,
словно под влиянием  наркотика.  Мальгин  грезил...  хотя  никогда  не
поверил бы, скажи ему кто-нибудь, что он способен на такое.
    Киб-официант принес высокий бокал с изумрудным напитком и  тарелку
с коричневыми хрустящими шариками.  Подождал  реакции  посетителя,  не
дождался, исчез,  а  Мальгин  сидел  в  этом  странном  состоянии  еще
несколько минут, пока кто-то рядом не спросил:
    - Разрешите присесть?
    Он медленно повернул голову. Рядом стояла Карой  Чокой,  красивая,
чуть улыбающаяся, одетая в летний вечерний костюм в стиле "очарованный
кварк": полуоткрытая грудь, серебристые буфы на плечах, два зеркальных
обруча на талии, обнимающая бедра и переходящая в черную бахрому юбка,
ажурные трансформные туфли, высота каблука которых зависит от скорости
движения. Черные волосы были распушены в громадный шар  -  прическу  в
стиле афро.
    - А говорят, что трансцендентальная [По представлениям  психологов
древности трансцендентальная медитация - четвертое состояние  сознания
после бодрствования, сна и сновидений.] медитация - ложное понятие,  -
мягко проговорила женщина.
    Мальгин опомнился, резко встал, неловко смахнул со стола бокал, но
успел его подхватить.
    - Простите,  ради   Бога!   Кажется,   я   действительно   увлекся
самосозерцанием.
    - И часто это с вами?
    - Если честно, то  первый  раз.  Обычно  я  справляюсь  со  своими
внутренними переживаниями на ходу.
    - Поэтому я и удивилась, с виду  вы  целеустремленный  и  жесткий,
или,  как  говорили  раньше,  "железный"  человек.  Вас  еще  называют
"человеком-да". Откуда пошло это прозвище?
    - Не помню. - Мальгин окончательно пришел в себя.  -  Может  быть,
присядем?
    - А я думала, вам так удобнее, - с легкой иронией  сказала  Карой,
перехватив его взгляд. - Закажите мне миндаль и сок.
    Они сели, посматривая друг на  друга:  с  просыпающимся  интересом
Мальгин и с лукавым вызовом в глазах женщина.
    - Не ожидала встретить здесь кого-то из знакомых, а тем более вас.
Любите отшельничество? Или ждете подругу?
    Он подумал, хотел сказать "нет" и произнес:
    - Просто сегодня  я  не  в  форме  и  удрал  из  института,  чтобы
побыть...
    - В одиночестве, так сказать, наедине с умным человеком.
    - Не заставляйте меня говорить "нет", я очень не люблю это слово и
произношу его, лишь когда меня вынуждают. Сегодня мне захотелось вдруг
побыть с кем-нибудь, кто не искал бы во мне идеала, и поговорить о чем
угодно, даже о погоде.
    Карой приподняла бровь.
    - Оригинальное желание. Обычно мужчины все делают наоборот. Что ж,
давайте говорить о погоде, хотя я больше хотела бы о  нашем  пациенте.
Меня  беспокоит  масштаб  изменений  нервной  ткани,  их   глобальный,
всеобщий характер. Что,  если  количество  перейдет  в  качество?  Что
произойдет? Сохранится личность Шаламова или перерождение  затронет  и
психику? Сможет ли он контролировать свой Р-комплекс?
    - Не знаю, - преодолевая внутреннее сопротивление, добавил:  -  Не
думал. Даниил очень сильный в психологическом отношении  человек,  его
весьма трудно вывести  из  равновесия,  -  потом  прямо  посмотрел  на
собеседницу: - Извините, Карой, я сбежал из института  именно  потому,
что не хочу сейчас думать об...
    - Все! - Карой Чокой подняла ладонь. - Не буду, мастер. Видимо,  я
плохой психолог, иначе  поняла  бы  вас  сразу.  -  Она  улыбнулась  с
оттенком вины и кокетства. - А вообще я с должным уважением отношусь к
прямым людям. Мало кто из моих знакомых способен прямо сказать  мне  в
лицо о своем  нежелании  говорить  на  ту  тему,  которую  я  избрала.
Пожалуй, кроме вас, я знаю лишь одного человека...
    - Я тоже его знаю, - кивнул Клим. - Кстати, а почему вы не вместе?
    - Ну вот, - с неожиданным сожалением сказала она, - как ушат  воды
на голову. От вас такого вопроса я не ожидала. Неужели интересно?
    Мальгин смешался, быть может, впервые в жизни. Карой заметила это,
улыбнулась.
    - Не ищите  ответ.  В  молодости  мне  больше  нравились  мужчины,
знающие ответ на любой вопрос.
    - А сейчас? Хотя едва ли вам стоит жаловаться на возраст.
    - Спасибо,  такие  слова  для  меня   уже   начинают   становиться
комплиментом. Сейчас я предпочитаю живых мужчин, способных  удивляться
и сочувствовать, а не все знающих, все умеющих суперменов.
    - Постараюсь  учесть  в  дальнейшем,  хотя  мне  еще   далеко   до
супермена. Правда, у некоторых моих знакомых суперменство - это скорее
состояние тела, а не души. Они умеют очень многое, почти  все,  но  не
потеряли способность удивляться.
    - Если вы о Джу... - Карой нахмурила брови.
    Мальгин тихо засмеялся.
    - Меня упрекаете и тут же сбиваетесь  на  личности.  А  Джума  мне
нравится, хороший парень, запросто рискующий собой во имя дела.
    - Ну, это нам знакомо.  -  В  том,  как  были  произнесены  слова,
чувствовалась ирония и чуть-чуть грусть. -  Риск  для  него  -  родная
стихия.
    - Я не договорил. Страсть  к  риску  не  главное,  не  может  быть
главным в жизни, а Джума,  кстати,  думающий  рисконавт.  Насколько  я
понял, он в последнее время многое переоценил,  в  том  числе  и  свой
имидж.
    - Вы так считаете? - На лицо Карой легла тень задумчивости.
    "Красивая женщина, - подумал Мальгин  с  невольным  сожалением.  -
Если бы не было Купавы... такая может зажечь  и  увлечь  и  всю  жизнь
держать в постоянном напряжении... но далеко не каждый способен гореть
всю жизнь. А ведь она тоже одинока! - понял вдруг хирург.  -  Красивые
женщины  зачастую  одиноки,  несмотря  на   постоянное   окружение   и
поклонение, а тем  более  женщины  умные.  Найти  идеал  для  такой  -
проблема почти безнадежная, особенно в условиях  постоянного  дефицита
джентльменов. Она права: суперменов среди нас - пруд пруди!  Романтики
без догмата превосходства - ау! Правда,  если  разобраться,  то  идеал
мужчины - величина постоянная, Карой, например, судя по  всему,  нужен
"живой" спутник жизни, который не подавлял бы ее своей непогрешимостью
и абсолютным знанием, чтобы он  стоял  рядом,  а  иногда  и  спрашивал
совета - как поступить в той или иной  ситуации.  По  сути,  она  тоже
очень сильный, умный, безусловно красивый человек  и  имеет  право  на
равное партнерство. Джума, кажется, понял это слишком  поздно...  как,
впрочем, и я. Купава ведь тоже  не  любит  суперменов  "без  страха  и
упрека"..."
    - Что с вами? - спросила  Карой,  оценив  его  молчание,  и  чисто
по-женски, по привычке, поправила прическу, которая вовсе не нуждалась
в подобной операции.  -  У  меня  что-нибудь  не  в  порядке?  Вы  так
пристально смотрели...
    - Все в норме, - поспешил успокоить женщину Мальгин. - Потанцуем?
    Стемнело, и пространство танцевальной площадки  в  центре  веранды
уже заиграло призрачными переливами света, превратившись в  волшебный,
постоянно меняющийся замок. Музыка была слышна только в пределах этого
"замка", причем психоадаптеры проецировали для каждой  танцующей  пары
свою мелодию и ритм.
    Настроение у Мальгина было меланхолическим, так что танцевали  они
с  Карой  древнее  замедленное  танго.  Женщина  прижалась  к  нему  и
вздрогнула, словно ей стало вдруг холодно. Шепнула:
    - Я искала вас. - Она подняла прядь  волос  над  ухом  и  показала
золотую каплю рации компьютерной связи. - Это было нетрудно.
    - Я догадался.
    - Только не делайте далеко идущих выводов, а то  я  разочаруюсь  в
вас прежде, чем наметила по плану.
    Он тихо рассмеялся.
    - Таких ошибок я не делаю уже давно. Впрочем, если мне не изменяет
память, то и в юности со мной такого не случалось.
    - Вы  умный  человек,  мастер,  и  классный  специалист,   многого
добившийся в жизни, но скажите... вы счастливы?
    Мальгин молчал. Спина Карой напряглась. Клим тихонько погладил  ее
по плечу.
    - На этот вопрос я сегодня  не  отвечу.  Сначала  надо,  наверное,
разобраться, что есть счастье. Всему свое время...
    - И время всякой вещи под небом. Вы опасный человек, мастер.
    - Почему? - искренне удивился Клим.
    - Потому что у меня начинает кружиться голова. - Намек был  весьма
прозрачен, а может быть, это был вовсе не намек.  Карой  говорила  то,
что думала, прекрасно зная, что он способен понять ее и по взгляду.
    - Мне надо идти, - сказал он  спустя  минуту.  -  Если  хотите,  я
провожу вас.
    - Идите, я еще немного посижу.
    - Вы обиделись?
    - На что? Нет, все в порядке, мастер, просто хочу побыть одна.
    Мальгин на мгновение прижал женщину к  себе  и  отвел  к  столику,
вырвавшись  из  плена  музыки.  На  выходе  оглянулся:  Карой   сидела
совершенно прямо, положив руки на стол, и смотрела на воду.
    "Разговор с умной женщиной сродни ловле тополиного пуха, - подумал
Мальгин: - одно неосторожное движение - и пух  улетел!  Учись  "ловить
пух" осторожно, мастер... А я, кажется, испугался..."
    Он вернулся, наклонился над ее плечом, сказал мягко:
    - Не сердитесь, Карой.
    - Я не сержусь, - сухо ответила она, не повернув головы. - С  чего
вы взяли? Насколько мне помнится, вы только что торопились уйти.
    Он сел рядом.
    - В таком случае выслушайте брюзжание человека, стоящего на пороге
зрелости. Природа  вас  щедро  наградила,  вы  красивая,  решительная,
смелая  женщина.  Но  когда  слабый  пол  начинает  выполнять  функции
сильного - что остается делать мужчинам? Будьте мудрее,  дайте  нам  -
даже не право - хотя бы иллюзию уверенности в том, что  решаем  всегда
мы. Ведь мы изначально не должны быть слабыми, амазонки  же  -  только
пример отклонения,  подтверждающего  правило..  Хотите  на  всю  жизнь
остаться амазонкой? Тогда мы вам не нужны. А если нужны - будьте  чаще
женщиной,  и  тогда  мужчины  будут  спорить  за  право  уступить  вам
первенство. Стоит вам только захотеть. А говорю я это лишь потому, что
корабль моей судьбы  уже  разбился  однажды  о  твердую  волю  сильной
женщины. Я слишком поздно понял, что всегда все  знать,  все  уметь  и
решать все может и киб-интеллект и что умение уступить  и  есть  сила.
Простите за длинную сентенцию, иногда я бываю невыносим. Даже себе. До
завтра.
    - Подождите, - быстро сказала Карой, бросив взгляд исподлобья.
    Он снова присел на краешек стула.
    - Она красивая?
    Мальгин понял.
    - Очень!
    - А вы знаете, к кому она ушла? Я поняла так, что она... Кто ее...
друг?
    - Наш общий пациент, - сказал Мальгин после недолгого раздумья.  -
Даниил Шаламов.
    Глаза у Карой сделались огромными и черными. Клим ободряюще кивнул
ей и пошел к выходу, не оглядываясь больше. Чувствовал он себя скверно
и был недоволен  собой  до  глухой  тоскливой  досады.  В  душе  росла
уверенность, что он снова что-то сделал не так.

                               Глава 6

    Ночь Мальгин провел плохо, третью ночь подряд после свалившейся на
голову беды с Шаламовым, которая перевернула  жизнь  и  поставила  его
перед необходимостью выбора и выхода  из  состояния  флегмы.  Спал  он
всего часа четыре, да и то с кошмарами, не  помогли  ни  гипносон,  ни
аутотренинг. Тем не менее встал, заставил тело работать физически, для
чего выбрал максимальный  разминочно-тренировочный  комплекс  тайбо  и
после часовой нагрузки, холодного душа и  завтрака  почувствовал  себя
бодрее.
    В институте  сразу  включился  в  обратную  связь  с  Гиппократом,
контролирующим работу всей  медицинской  аппаратуры,  в  том  числе  и
реанимационных камер, а через него - с остальными  членами  ПР-группы,
но все оставалось  по-прежнему:  Шаламов  не  выходил  из  коматозного
состояния, а процесс перерождения его нервных тканей продолжался, хотя
и значительно медленнее, чем в первое время. Никто из  рисконавтов  не
внес никаких предложений, и Мальгин понял, что они подошли  к  пределу
теоретических умопостроений, за которыми должно последовать  действие.
Свежих данных не поступало ни от медиков, ни от  кибернетиков,  ни  от
безопасников Ромашина.
    Джума Хан сообщил Климу о том, что  ксенопсихологи  и  кибернетики
нашли наконец ключ к  расшифровке  записи  маатанской  информации,  но
обещали сообщить результаты  перевода  только  к  обеду.  Эта  новость
несколько подняла общий тонус группы, а Заремба, дежуривший в  клинике
вместе с Каминским и не знавший, чем занять свою деятельную натуру  на
время, отведенное им пациентом, тут же испросил разрешения  поработать
с  кибернетиками.  Мальгин  не  возражал,  хотя  весьма  сомневался  в
полезности этого шага.
    В девятом часу утра Клим оставил  Стобецкого  с  Биллом-старшим  в
реанимационной и, ничего никому не говоря, покинул институт,  вспомнив
о своем обещании. С помощью волевых усилий, хотя и не без  борьбы,  он
загнал мысли о Купаве глубоко в "подземелье" души и "закрыл  дверь  на
замок",  понимая,  что  не  сможет  работать  творчески  и   спокойно,
поддаваясь чересчур эмоциональному калейдоскопу памяти.
    Центр Управления  аварийно-спасательной  службы  располагался  под
Брянском, на берегу Десны,  и  представлял  собой  километровой  длины
здание из универсального строительного пластика,  обладающего  памятью
формы и цвета; окна зданиям из такого материала не  требовались  -  по
желанию прозрачным мог становиться любой участок стены.
    Воспользовавшись метро, Мальгин видеть этого не  мог,  но  внешний
вид здания помнил по стереофото и видеопередачам. С помощью мысленного
шепота дистанционного кибергида, "уши" которого - пси-антенны  -  были
вмонтированы в коридоры и кабинеты, Мальгин быстро  отыскал  отдел,  в
котором работал до аварии Шаламов, и выплыл из лифта прямо у  кабинета
Жостова.
    Начальник службы курьерских спасательных линий не удивился приходу
хирурга, только мельком посмотрел на цифры времени,  горящие  в  толще
стола, но Клим и не  собирался  задерживать  этого  сурового  занятого
человека, от способности  которого  мгновенно  анализировать  ситуацию
зависели четкость и быстрота работы курьеров.
    - Я ненадолго, - сказал Мальгин, не садясь в предложенное  кресло.
- Всего один вопрос, если не возражаете:  где  я  могу  найти  Висенте
Оросо и Марселя Гзаронваля?
    Жостов и на сей раз не выказал удивления,  умение  сдерживаться  у
него, как и у Мальгина, вошло, очевидно, в  плоть  и  кровь,  формируя
характер.
    - Ничего нет проще, - ответил начальник  курьеров:  в  голосе  его
проскальзывали носовые дифтонги. - Висенте сейчас  драйвер-секунда,  а
месье Гзаронваль развлекается в "Аду-2".
    - Спасибо, - поклонился Мальгин. - Извините, не буду  вам  мешать.
Желаю здоровья и удачи.
    Жостов не ожидал подобной оперативности от  посетителя,  собираясь
объяснить нормальным  человеческим  языком,  где  находятся  названные
спасатели, но, посмотрев на Мальгина, понял, что тот  не  нуждается  в
объяснениях, и спросил:
    - Как Даниил?
    - Без изменений, - ответил Мальгин.
    - Звоните, если понадоблюсь.
    - Непременно.
    И они разошлись, довольные лаконизмом друг друга  и  общей  точкой
зрения на манеру делового разговора.
    "Драйвер-секунда" на арго спасателей означало, что  Висенте  Оросо
готовился  к  глубокому  интергалактическому  рейду   вторым   номером
курьерской линии. Кто был  прима  -  первым  пилотом,  -  Мальгина  не
интересовало,  поэтому,   найдя   спасателя   на   базе   погранслужбы
"Нептун-41",  он  отвел  того   в   сторону,   отметив   его   внешнюю
заторможенность и даже сонливость  и  лень,  вполне,  кстати,  могущую
оказаться обманчивой, и спросил напрямик:
    - Сеньор Оросо, когда вы  в  последний  раз  виделись  с  сеньорой
Купавой, подругой Дана Шаламова?
    Висенте - девяносто килограммов мышц и сухожилий без единой  унции
жира - равнодушно оглядел Мальгина и вдруг на  глазах  преобразился  в
готового к любому приему мастера тайбо. Длилось это превращение  всего
одно мгновение, но Клим понял, что не ошибся  в  выводах  относительно
внешности  Оросо:  парень   был,   что   называется,   тренирован   на
демонстрацию ленивого увальня.
    "Таким место среди безопасников, - подумал Мальгин хладнокровно. -
Хотя вполне может быть, что он работает и там".
    - Вы Клим Мальгин, - сказал, растягивая слова, Оросо,  прячась  за
свою обычную броню "шалтая-болтая". - Дан говорил, что  вы  друзья.  С
Купавой я в последний раз виделся перед "кенгуру"  Дана,  больше  двух
недель назад. С Даном все то же?
    Он  был  неглуп,  этот  бывший  "секунда"  Шаламова,  и  не   стал
спрашивать, зачем хирургу  знать  подробности  своих  встреч  с  женой
пилота.
    - Все то же, - ответил Мальгин и вскинул вверх кольцо из  пальцев.
- Удачи вам.
    - Взаимно.
    Что такое "кенгуру"  -  Клим  уточнять  не  стал,  но  на  жаргоне
пограничников  "кенгуру"  означало  спасательный   рейд   за   пределы
Солнечной системы.
    "Ад-2" на том же  жаргоне  был  известен,  как  "полигон  внезапно
возникшей угрозы формулы два", и предназначен  был  для  тренировки  и
выработки  навыков  действий  в  нештатных  ситуациях   у   работников
спасательной и пограничной служб. Существовал еще полигон "Ад-1" - для
стажеров,  и  "Ад-3"  -  для  командиров  групп  отдела  безопасности,
спортсменов высокого класса, обладающих большим "количеством здоровья"
- то есть резервом адаптации. Допускались на "Ад-3"  только  абсолютно
здоровые люди,  и,  если  полигоны  первый  и  второй  предназначались
практически  лишь  для  выявления  профессиональной  пригодности,   то
полигон  третьего  был  всегда  доброволен,  и  прошедший  его  полную
программу считался мастером-экстра. Шаламов когда-то прошел его вместе
с Мальгиным за четырнадцать с половиной часов.
    Полигон  "Ад-2"  располагался  в  пустыне  Такла-Макан  и  занимал
территорию площадью в две  тысячи  квадратных  километров.  Сверху  он
ничем не выделялся  на  фоне  гористо-пустынного  ландшафта  остальной
части  Такла-Макан,  однако  его  границы  невозможно  было   пересечь
незаметно:  по  всему  стовосьмидесятикилометровому  периметру   несли
службу зоркие автоматы, включающие сигналы предупреждения или  системы
гипноиндукционного  отпугивания  -  если  непрошеные  гости  перли  на
территорию полигона, не вняв предупреждению и уверовав  в  собственную
безнаказанность.
    Обычно во время запусков  программ  над  полигоном  на  безопасных
высотах зависали  сотни  аппаратов:  куттеров,  пинассов,  самодельных
вертопланов и нефов, пилотируемых юными любителями острых ощущений,  в
массе  своей  школьниками,  вооруженными   мощной   оптикой;   зрелище
действительно  было  весьма  своеобразным  и  неординарным,   все-таки
программы разрабатывались  в  основном  специалистами  погранслужбы  и
Института внеземных культур, моделирующими либо дальний  космос,  либо
реализацию миров, возможных только теоретически.
    Выйдя из метро на  административной  площади  полигона  и  заметив
высоко над горами облако разноцветных бликов - зрителей хватало  и  на
этот раз, Мальгин спустился под землю в зал управления и  контроля.  К
своему удивлению, Гзаронваля  он  обнаружил  не  на  трассе,  а  среди
зрителей:  человек   семь   в   форме   испытателей,   среди   них   и
курьер-спасатель, следили за происходящим на полигоне с помощью виомов
монитора контроля, отпуская по поводу участников иронические замечания
и шутки. Взрывы смеха сопровождали каждое такое замечание, и  особенно
громко смеялись зрители,  когда  шутил  высокий  широкоплечий  молодой
человек с густой шапкой вьющихся седых волос и невозмутимым лицом.  Он
был весьма эффектен, форма спасателя сидела на нем как вторая кожа,  а
в  ухе  был  закреплен  не  стандартный  усик   приемника   рации,   а
оригинальная серьга с камнем - источником "мурлыкающего" света.
    Мальгин    бегло    оглядел     компанию     (юнцы,     лет     по
восемнадцать-двадцать,   то   ли   стажеры,   то   ли   новоиспеченные
спасатели-линейщики, впервые попавшие на полигон и  пытавшиеся  скрыть
мандраж за бравадой и смехом)  и  спросил,  где  можно  найти  Марселя
Гзаронваля.   Черноволосый   юноша   с   добродушной   складкой   губ,
единственный из всех, кто не  спешил  смеяться  на  шутки,  кивнул  на
седоголового  крепыша.  Тот  внимательно  посмотрел   на   подошедшего
хирурга,  в  углах   губ   его   таилась   усмешка,   но   лицо   было
холодно-спокойным, по-мужски твердым и хорошо вылепленным,  с  тяжелым
подбородком и черными маслеными глазами,  в  которых  Клим  неожиданно
заметил скуку и равнодушие. Портил это лицо только длинноватый,  хищно
загнутый нос, придающий ему неприятное выражение.
    - А зачем он вам понадобился? - спросил седой  о  себе  в  третьем
лице. - Медиков заинтересовало его здоровье?
    Мальгин был одет в обычный рабочий костюм: светло-голубой блузон с
короткими рукавами, серые брюки "хокку",  кросс-туфли,  ничего  сугубо
медицинского, но Гзаронваль почему-то угадал в нем врача.
    - У меня к вам небольшой  личный  разговор.  -  Мальгин  пропустил
вопрос спасателя мимо ушей. - Не будете ли вы так добры выслушать меня
наедине?
    Компания перестала следить за событиями в виомах и притихла.
    - Не имею желания, - с прорвавшейся насмешкой ответил  Гзаронваль.
- Есть разговор - валяйте, нет... - Жест спасателя был красноречив.
    Мальгин, не ожидавший подобной реакции  от  незнакомого  человека,
растерялся  на  мгновение,  но  соревноваться   в   невозмутимости   и
сдержанности с кем бы то ни было  ему  было  не  привыкать.  "Он  меня
знает, - понял хирург. - От  Купавы  или  от  Дана...  и,  кажется,  я
вычислил "доброжелателя" Купавы. Непонятно  только,  почему  он  столь
неучтив. Воспитание с детства? Или считает,  что  отвергнутый  муж  не
заслуживает другого обращения?"
    - Вы, очевидно, не поняли, разговор личный, - произнес Мальгин,  -
прошу извинить.
    Видимо, Гзаронваль  посчитал  сдержанность  хирурга  за  слабость,
потому что оскорбительная насмешливость его перешла в грубость.
    - У меня нет секретов от друзей. Или говорите здесь, или  ступайте
по своим делам.
    Скрытый  характер  неожиданного  поединка  почувствовали  и  члены
компании. Один из них, круглолицый, вихрастый, с румянцем во всю щеку,
смущенно посмотрел на гостя и обратился к спасателю:
    - Ты что, Марс, словно после провала на полигоне? Человек хочет  с
тобой поговорить, тем более он медик, ты сам сказал.
    - Весь вопрос в том - хочу ли я с ним говорить?
    Остальные  испытатели  зашумели.  Ребята  не  привыкли   к   таким
поворотам беседы.
    Мальгин подавил закипающий в душе гнев.
    - Жаль. Я не хотел бы говорить с вами при посторонних,  но  теперь
придется. Вы уже дважды нарушили этикет службы, сообщив Купаве то, что
она должна была узнать гораздо позже и не от вас.  Я  не  знаю,  какой
целью вы руководствовались, но, во всяком случае, благородством  здесь
не пахнет. Предупреждаю: еще раз подобное повторится...
    - Ну и что будет?  -  Гзаронваль  выпрямился  с  пренебрежительной
улыбкой на губах, поиграл бицепсами. - Вы меня поставите  в  угол?  Не
дадите мороженого? Сообщите родителям?.. Указать  вам  на  дверь,  как
указала когда-то она?
    Мальгин  шагнул  к  спасателю,   почувствовав,   как   тот   сразу
напружинился и посерьезнел.
    - Высокомерный малодушный щенок, - тихо сказал Клим.  -  Я  пришел
вежливо и открыто, собираясь услышать такой  же  вежливый  и  открытый
ответ, но  услышал  голос  заурядного  пошляка.  Хайям  говорил,  что,
общаясь с дураком, не оберешься срама, поэтому общаться  не  буду,  но
предупреждаю в  первый  и  последний  раз:  стоит  Купаве  узнать  еще
что-нибудь, способное повредить  ей  в  том  положении,  в  каком  она
находится, я вышвырну тебя из  службы!  Надеюсь,  Купава  успела  тебе
сообщить, что меня недаром  называют  "человеком-да".  Я  сделаю,  что
сказал.
    Мальгин круто повернулся, чтобы уйти, и услышал возню за спиной  и
сдавленный голос:
    - За щенка я еще с тобой разделаюсь!..
    Оглянулся.
    Двое, в  том  числе  и  краснеющий  парнишка  с  вихрами,  держали
Гзаронваля за руки, хотя он явно не собирался драться, просто играл на
публику.  "Публика",  не  понявшая  причины  ссоры,  роптала.  Мальгин
кивнул, отвечая своим мыслям.
    - А вот насчет "разделаюсь" - не  советую.  Впрочем,  если  у  вас
чешутся кулаки, согласен  в  параллели  пройти  полигон:  кто  пройдет
последним - тот и не прав.
    Гзаронваль, не раз испытавший на себе программы второго  "Ада",  с
недоверием и неприязнью посмотрел на говорившего, покосился на  виомы,
отражавшие события на полигоне. Мальгин тоже посмотрел в  ту  сторону,
покачал головой:
    - Нет-нет, не здесь, это было бы слишком  просто,  -  на  третьем,
если вас допустят. И не сегодня. Захотите - найдете меня  послезавтра,
когда я закончу одну работу... не суть важно какую. И не забудьте, что
я говорил.
    Гзаронваль снова сжал кулаки, но Клим уже шел к  выходу  из  зала,
прислушиваясь к приглушенному шепоту за спиной:
    - Он сказал - на третьем? Я не ослышался?
    - Это "Ад-3", полигон безопасников...
    - Кажется, он где-то на Камчатке?
    - Не кажется, а точно. Суровая школа, я тебе скажу!
    - Едва ли их туда пустят...
    - А кто он такой, этот парень?
    - Это друг Дана Шаламова, знаменитый нейрохирург, я его узнал. Дан
как-то говорил, что он с ним проходил третий. Зря ты, Марс, с ним так.
Какая муха тебя укусила?..
    Улыбнувшись  в  душе   на   "знаменитый   нейрохирург",   внезапно
успокоившийся Мальгин вышел из центра управления полигоном,  посмотрел
на тучу аппаратов над облаками и зашагал к метро. Через двадцать минут
он был в институте.
    Таланов, хмурый и неразговорчивый,  копался  в  каких-то  бумагах,
называемых так  по  старинке:  "бумаги"  были  листками  сверхпрочного
пластпанира, не сгорающего даже при температуре плавления вольфрама.
    - Отлучаешься, так хоть говори - куда,  если  не  берешь  с  собой
рацию. Нас на одиннадцать  ноль-ноль  вызывают  в  отдел  безопасности
УАСС.
    - Зачем? - вяло удивился Мальгин, потом подобрался. - Кибернетики?
Сделали перевод?
    - Нет, нас ждет Ромашин. - Мальгин расслабился.
    - Я-то думал... не пойду, иди один.
    - Неудобно, просили прийти обоих, хотя и мне непонятно,  зачем  мы
им понадобились.
    - Значит, узнали  что-то  о  Маате...  или  о  "черном  человеке",
крестнике Даниила. Но с другой стороны, могли бы об этом  сообщить  по
видео.
    - Гадать положено на кофейной гуще. Поехали, времени в обрез. Кого
возьмешь в ПР-группу вместо Хана?
    - Зарембу, наверное. Хотя могу и тебя.
    Таланов  сделал   неопределенный   жест,   словно   сомневался   в
правильности решения хирурга, аккуратно подровнял  стопку  голубоватых
листков, вставая, постучал по ним пальцем:
    - Есть кое-какие любопытные данные по информационным шокам, придем
обратно - почитаешь. Этим данным лет двести.
    По дороге к метро  зашли  к  Стобецкому.  Все  члены  операционной
бригады были уже здесь. Карой выглядела, как  и  всегда,  уверенной  в
себе и подчеркнуто спокойной,  однако  на  взгляд  Мальгина  ответила,
виновато сморщив нос. Внимательный Джума  заметил  их  короткую  дуэль
взглядов, но никак не прореагировал.
    Заремба с эмканом на голове  о  чем-то  спорил  со  Стобецким,  не
замечая вошедших. Он  по  собственной  воле  снова  дежурил  у  пульта
реанимакамеры ночью и тем не менее был свеж и деятелен.
    - Клим, скажи ему, - обратился он за помощью к Мальгину, когда тот
поздоровался. - Пси-балет сейчас моден, как  ни  одно  из  направлений
модернкультуры, во всяком случае, сенсмути и саундай [Сенсмуть (разг.)
-  осязание  музыки  (от  англ.  sinse  of  tonch  music);  саундай  -
наблюдение за звуками (от англ. sound - звук и eye - глаз).]  до  него
далеко,  как  по  психоэмоциональному  насыщению,  так   и   по   силе
восприятия. Спорит, а не назвал ни одной конкретной вещи. А "Балладу о
вересковом меде" видели?
    Мальгин не  признавал  ценности  так  называемых  элитарных  видов
искусства, восприятие которых требует специальных познаний и  навыков,
поэтому он промолчал, хотя "Балладу" в свое время  смотрел.  Вместе  с
Купавой.
    Перебросившись парой фраз с Каминским и Стобецким - разговаривать,
собственно, было не о чем,  постоянная  компьютерная  связь  позволяла
обходиться  минимумом   слов,   распространяя   известия   практически
мгновенно и всем сразу, - директор института и  заведующий  отделением
нейропроблем проследовали к  метро  и  в  одиннадцать  ровно  вошли  в
кабинет Ромашина.
    Начальник отдела безопасности был не один, в его кабинете  медиков
ждали еще двое незнакомцев в стандартных кокосах:  полусонный  на  вид
толстяк и худощавый брюнет с орлиным носом и щеточкой усов.
    - Садитесь, пожалуйста. - Ромашин перевел свой стол-пульт в  режим
автоответа и по очереди посмотрел на приглашенных. - Вы люди  опытные,
битые, как говорят, и нет смысла подготавливать вас к тому, что сейчас
услышите. Разговор пойдет о вашем  пациенте  Шаламове,  ради  которого
наша служба пошла на некоторые неординарные меры.
    - Минуту, один вопрос, - поднял руку Мальгин. - Вы  говорили,  что
после нашего возвращения с Маата начнется контакт с "черными  людьми",
подготовленный специалистами ИВК. Как обстоят дела с этим в  настоящее
время?
    Хозяева кабинета переглянулись.
    - Никак, - ответил ровным голосом Ромашин. - Все попытки  привлечь
внимание маатан не привели к  успеху.  Девять  наших  зондов-автоматов
выявлены  маатанами  и  уничтожены,  была  попытка  атаковать  станцию
"Эдип-2" с дружиной комиссии по контактам. Даже после  нашего  с  вами
вояжа на Маат "черные люди" реагируют на вид хомо сапиенс по-прежнему,
то есть не признают в нас равных себе партнеров. И слушать не хотят, и
видеть не желают. Ксенопсихологам предстоит еще многое  узнать,  чтобы
найти подход к  этим  странным  существам.  Кстати,  диапазоны  частот
компактификации  своих  космических  линий  они   все-таки   сдвинули,
катастроф, подобной  той,  что  произошла  с  "Кентавром",  больше  не
предвидится, но это единственный штрих прогресса.
    - Что с тем "черным", которого спас Шаламов?
    Ромашин помолчал, глядя на свои сплетенные пальцы.
    - Он находится в том же  учреждении,  где  был  и  раньше.  Мы  по
незнанию назвали учреждение клиникой, но по новым косвенным данным это
скорее... - Ромашин поднял ставший  на  мгновение  колючим  взгляд,  -
тюрьма.
    Мальгин сжал зубы так, что они заныли.
    - Можно было бы догадаться об этом и раньше... и хотя бы перенести
его куда-нибудь в другое место, что ли...
    Усатый брюнет хмыкнул.
    - Какой смысл? Все не так просто, как  вы  себе  представляете.  В
отношениях "черных людей" между собой столько непонятных нюансов,  что
разглядывать  их  можно  сто   лет.   Это   самобытная   интереснейшая
цивилизация негуманоидов, не имеющая себе аналогов в  Галактике.  Даже
цивилизация Орилоуха ближе нам по духу, чем Маат... хотя нет, пожалуй,
это я переборщил. А то учреждение, о  котором  шла  речь,  тюрьмой,  в
общем-то, назвать трудно, вернее, только тюрьмой.  Это  и  клиника,  и
технико-информационный центр, и пинакотека, и  нечто  вроде  отделения
вивисекции, и энергоцентр,  и  собственно  тюрьма  с  первоклассным  -
по-маатански, конечно,  -  "кабинетом  пыток".  Учтите,  я  ничего  не
утверждаю, это пока предположения.
    - Да, таковы реалии, - тихо сказал Ромашин, не сводя  внимательных
глаз с Мальгина. - Но вернемся к существу вопроса. Вам  ни  о  чем  не
говорят такие факты? Первый: ваш пациент, находясь в  состоянии  комы,
неизвестно каким  образом  научился  эффективно  влиять  на  синтез  и
выделение энкефалинов, то есть освоил приемы  волевого  обезболивания.
Второй: его КЗ  [КЗ  -  "количество  здоровья",  термин,  обозначающий
резервы  организма,  измеряется  в   литрах   воздуха,   прокачиваемых
человеком  в   минуту   через   легкие.]   достигло   восьмисот?!   Не
десять-двадцать, как у нормальных людей, а даже не двести-триста,  как
у специально тренированного спортсмена, а восемьсот! Что  вы  об  этом
думаете?
    Мальгин внезапно вспомнил слова Карой  о  "переходе  количества  в
качество", и неприятный холодок пробежал у  него  вдоль  позвоночника.
Очевидно, это отразилось у него на лице, потому  что  Таланов  спросил
неприятным голосом:
    - Что вы хотите сказать? Я не люблю тонких намеков.
    - Хорошо,   давайте   говорить   открыто.   Случай   с   Шаламовым
беспрецедентен,  и  наша  служба  не  могла  им  не  заинтересоваться.
Конечно, Даниил Шаламов и в прежней  жизни  не  был  суперменом,  хотя
кое-какие задатки сильной  личности  у  него  были.  Но  сейчас  он...
нечеловек.
    - Чушь! - сердито бросил Таланов. - Извините. Он человек, хотя и с
гипертрофированной нервной системой. Обратных доказательств у вас нет.
    - Надо  уметь  смотреть  правде  в  глаза,  -  скрипучим   голосом
проговорил молчавший до сих пор толстяк. - Он биоморф, монстр,  химера
с открытым "синдромом ЧЧ", процесс перерождения  его  нервной  системы
зашел так глубоко, что не мог не затронуть личность, интеллект. В  его
мозгу родились такие сложные психические структуры...
    Ромашин приподнял ладонь, толстяк замолчал.
    - Простите, я вас не представил. Эфаналитик Делашвили.
    Усатый брюнет приподнялся и снова сел.
    - Ксенобиолог Тернье.
    Толстяк кивнул.
    - Да, мы склонны полагать, - продолжал Ромашин, - что дела обстоят
именно таким  образом.  По  имеющейся  информации  эфаналитики  отдела
просчитали прогнозы так называемых "фаз хозяина" у Шаламова и пришли к
выводу, что в случае  полного  контроля  над  собой  он...  -  Ромашин
впервые нахмурился, - может быть опасен!
    В кабинете повисла тишина.
    - Для кого? - спросил  Мальгин,  давно  понявший,  к  чему  клонят
безопасники. - Для кого он может быть опасен?
    - Для  всех,  -  ответил  толстяк  Тернье.  -  Для  людей  вообще.
Поведение маатан нельзя  назвать  агрессивным  ад  инфинитум,  но  оно
непредсказуемо нашей, человеческой логикой,  а  Шаламов  -  и  вы  это
прекрасно понимаете - наполовину уже маатанин.
    Таланов резко встал, он был бледен.
    - Во-первых, Шаламов, к сожалению,  почти  мертв,  и  нет  никаких
оснований утверждать обратное. Во-вторых, я не верю, что он наполовину
нечеловек,  доказательств  этому   утверждению   нет,   а   усложнение
нейроструктур - еще не доказательство. В-третьих,  опасным  для  людей
может  быть  только  маниакально-депрессивный  больной,  не  способный
контролировать  искаженное  сознание,  а   Шаламов   контролирует.   И
в-четвертых, мы уверены, что сможем прооперировать  его  и  вернуть  к
нормальной жизни.
    Ромашин тоже встал, за ним все остальные.
    - Что ж, хорошо, если так. Мы  хотели  бы  надеяться  на  это,  на
благополучный исход. Однако все же следует помнить, что  вы  отвечаете
за все неучтенные последствия. Желаю успеха.
    Таланов молча повернулся  и  пошел  к  двери,  прямой  и  угрюмый.
Мальгин, чувствуя себя так, словно  его  обвинили  в  профессиональной
несостоятельности, поплелся следом. Трое безопасников  смотрели  им  в
спины до тех пор, пока за ними не закрылась дверь.
    - Ты был великолепен, - пробормотал Клим, когда  они  шли  уже  по
коридорам института. -  Единственный  твой  прокол  -  в  нашей  общей
уверенности, что мы сможем вернуть Шаламова в  норму.  Операция  -  не
гарантия...
    - Да  знаю!  -  с  досадой  махнул  рукой  Таланов.  -  Я   просто
растерялся. К тому же твой Ромашин  прав.  Иди  к  Готарду,  я  сейчас
приду, надо посовещаться. Что ты на меня так смотришь?
    - Кажется, мы сами себя  загнали  в  угол.  Отвечать  за  здоровье
пациента - одно, а за его поведение - совсем другое.
    - Черт! - сказала Таланов. - Я не подумал.
    - Я тоже понял это лишь сейчас, - вздохнул Клим.
    Во втором  часу  дня  пришло  наконец  сообщение  от  кибернетиков
Ромашина  о  расшифровке  записей  диагностера,  вытащенного  Ханом  и
Мальгиным из преисподней маатанской "тюрьмы-клиники".
    Группа риска  собралась  у  Стобецкого,  связанная  информационным
каналом Гиппократа, главного компьютера института. Все были возбуждены
и с нетерпением ждали начала сообщения.  Непосредственный  Заремба  не
преминул  блеснуть  знанием  маатанской   компьютерной   техники,   но
Стобецкий остановил его пространную речь репликой:
    - По-моему,  не  правы  были  творцы  Библии,  ограничившие  число
смертных грехов цифрой семь, я бы добавил восьмой: болтливость.
    Заремба обиделся, но, имея характер незлобивый, сердился недолго.
    Мальгин,  успевший  проверить  приведенные   Ромашиным   факты   о
некоторых гипертрофированных способностях Шаламова  и  отметивший  еще
несколько подобных, почувствовал нарастающий страх, но в это  время  в
голове раздался мысленный "голос" Гиппократа:
    - Сосредоточьтесь,  даю  адаптированный  перевод  массива.   Время
сообщения - час двенадцать, при необходимости устроим перерыв.
    И в мозг Мальгина "пошла" видео- и звуковая передача записи.
    Уже через минуту в недоумении  приподнял  брови  Каминский,  потом
Стобецкий оглянулся на Мальгина, Заремба шумно вздохнул, а  Джума  Хан
снял с головы эмкан. Вытерпев еще несколько минут,  Мальгин  остановил
демонстрацию перевода. Врачи молча смотрели друг  на  друга.  То,  что
записал диагностер с подачи "черного человека", не было информацией  о
физиологии,  психологии  и  биологии  маатан,  в  записи  речь  шла  о
маатанской версии рождения Вселенной.
    - Еже  писах,  писах  [Что  я  написал,  то  написал   (изречение,
приписываемое  Пилату).],  -  пробормотал  Джума   Хан,   встретившись
взглядом с Мальгиным. - Ошибся наш приятель, не то записал, что  мы  у
него просили. Плохо просили?
    - Ничуть он не ошибся, - возразил Заремба. - Ваш "черный друг" был
и остался выкормышем Маата и нарочно подсунул то, что не  жалко.  Надо
же? "Вселенную сотворили Вершители, пришедшие из Глубины  Запределья"!
Или вот это: "Было вечное кипение, но  все  пузыри  связаны  пуповиной
единого начала, в одном из них родились Вершители  из  Глубины,  нашли
боковой отросток пуповины и открыли дверь..." Вот ведь ерунда!
    - Не так грубо, дружок, - заметил Джума Хан.  -  Что  мы  знаем  о
маатанах, чтобы говорить о них в уничижительном тоне?
    - И откуда в тебе вместе с полезной закваской  столько  мусора?  -
пробурчал Стобецкий. - Кто тебя воспитывал?
    - Гиппократ, - огрызнулся Заремба.
    Таланов медленно снял эмкан, повернулся к Мальгину.
    - Что будем делать, мастер?
    Хирург, встретив сочувствующий, пытливый и  подбадривающий  взгляд
Карой, очнулся и сказал твердо:
    - Будем опираться на те сведения, что у нас есть.
    Спасибо Джуме, что он смог  включить  диагностер  под  маатанином,
иначе у нас вообще ничего бы не было. Операцию начнем в семнадцать  по
Москве. Первая фаза: стаз криптогнозы из мозга через ЦНС на  периферию
- полтора  часа.  Вторая:  локализация  пораженных  шоком  участков  и
стирание криптогнозы в гипофизе, мозжечке, лобных долях -  пять  часов
со сменой ассистентов. Третья:  полная  нейрохирургическая  эктомия  -
только после анализа пропатоклизы и возрастания  тонуса.  Первую  фазу
готовит Богдан, вторую Готард,  Билл  и  Заремба.  Карой  и  вы,  Ежи,
отвечаете за манипуляционную, аппаратура  в  вашем  ведении  до  конца
операции. Я составляю программу Гиппократу, координация схем  операции
- за час до начала. Даю полчаса на личные дела и час на разгрузку. Все
свободны.
    Таланов кивнул и вышел первым. В дверь  реанимационной  попытались
проникнуть  сотрудники  других  лабораторий  института,  но  Стобецкий
отразил   натиск.   Мальгин    поспешил    к    себе,    ответив    на
вопросительно-грустный взгляд Хана отрицательным жестом.  Предчувствие
не обмануло: в кабинете  сидела  Купава.  Вскочила,  когда  он  вошел.
Мальгин остановился перед ней, покачиваясь с пятки на носок.  Огромные
глаза женщины наполнились слезами:
    - Прости, я не смогла... но,  Клим,  мне  некуда  деться!  У  меня
никого нет, кроме... него, - кивок на дверь, - и тебя... Я с ума сойду
одна... ты же знаешь, сестра не хочет меня слушать, а у Дана я...
    Мальгин посмотрел на браслет, отметил время, ни слова  не  говоря,
схватил Купаву за руку и потащил за собой.
    Она не сопротивлялась.
    Метро выбросило их в  Жуковке,  на  родине  Мальгина.  На  площади
Ленина Клим нашел такси и через  четверть  часа  ураганного  полета  к
хутору отца ввел растерянную, ничего не понимающую Купаву в его дом. К
счастью, Мальгин-старший был дома. Он молча перевел взгляд с  сына  на
бывшую невестку и обратно, поклонился в ответ на лепет ее приветствия.
    - Оставляю ее на твое попечение, па, - сказал Мальгин, подталкивая
женщину вперед. - Заберу завтра вечером. Не выпускай ее ни  под  каким
предлогом, иначе я не смогу работать. Надеюсь, ты будешь крут с нею.
    Губы отца тронула улыбка. Он был лыс, круглолиц, добр и несуетлив,
а главное, он всегда понимал сына.
    - Будь спокоен, - сказал он, пытаясь нахмурить выцветшие брови.
    Купава беспомощно оглянулась,  слезы  снова  задрожали  у  нее  на
ресницах. Язык слез и улыбок не требует перевода,  но  Мальгину  очень
захотелось, чтобы ему перевели.
    - Клим!..
    - Раньше ты была сильней, - сухо сказал он, обнимая  ее  взглядом,
единственное, что мог себе позволить, и вышел. Он знал, что отец,  как
никто другой, сможет успокоить ее и удержать  дома.  Несмотря  на  все
происшедшее, связанное с уходом Купавы  от  Мальгина,  отец  продолжал
любить ее и не потерял надежды на возвращение невестки.

                               Глава 7

    О том, что Шаламов сбежал из института,  прямо  из  реанимакамеры,
Мальгин  узнал  еще  в  здании  Жуковского  метро:  заговорила   вдруг
"чревовещательница" рации в ухе:
    - Внимание всем рисконавтам ПР-группы! Пациент второй РК вышел  из
состояния комы, взломал саркофаг и удалился за пределы института! Всем
рисконавтам принять меры к его  задержанию  и  успокоению.  Применение
обычных  психолептиков   противопоказано,   арсенал   транквилизаторов
подчинен МНК Мальгину.
    - Готард, Богдан! - мысленно позвал Клим. - Где Даниил сейчас?
    Ни Таланов, ни Стобецкий не отозвались, вместо них снова заговорил
Гиппократ:
    - Связи с названными  рисконавтами  не  имею,  оба  находятся  вне
здания института. Предлагаю...
    Что предлагал инк, Мальгин уже не услышал, находя иглой  задатчика
точку на карте метро с координатами института. Через  несколько  минут
он ворвался в бокс-клинику Стобецкого.
    Куб  второй  реанимакамеры  имел  такой  вид,  будто  внутри   нее
произошел взрыв: люк с окантовкой пневмоприсоса был вырван  и  погнут,
верхняя крышка со сменным оборудованием съехала набок,  по  полу  были
разбросаны  осколки  прозрачного  фторогласса,  черного   пластика   и
металлические детали креплений. Воняло в реанимационной смесью  острых
и горьких запахов от сгоревшей изоляции и  физиогаза.  Человек  десять
знакомых сотрудников лаборатории  из  соседнего  отделения,  одетые  в
блестящие зеленоватые комбинезоны - сработала аварийная  сигнализация,
- успокаивали плачущую Карой и галдели, живо обсуждая сенсацию.
    - Чтобы вырвать дверь камеры, удар должен быть не менее пяти тонн!
-  говорил  один.  -  Как  это  можно  сделать  голыми  руками  -   не
представляю!
    - А  внутренний  фтороглассовый  саркофаг?  -  вторил   сосед.   -
Фторогласс с компенсирующим слоем вообще разбить невозможно!
    - Всем вон! - сказал Мальгин тихо, но так, что его все услышали.
    Руководитель   смежного   отделения,   бородатый,   вальяжный    и
громогласный, посмотрел на него, открыл было рот, собираясь возразить,
но повернулся к подчиненным:
    - Пошли отсюда, ребята,  наша  помощь  не  потребуется,  они  сами
разберутся.
    Мальгин подождал, пока выйдет последний из добровольных утешителей
и помощников, сел напротив нейрохимика.
    - Где остальные?
    - Ищут Ша... Шаламова, - всхлипнула зареванная Карой.  Сейчас  она
совсем не походила на ту уверенную в себе  красавицу  гордячку,  имидж
которой  культивировала  в  себе  всю   жизнь.   Первую   можно   было
боготворить, вторую, ставшую проще и милей, - любить.
    - Кажется, мы реализовали закон Мэрфи.
    Карой посмотрела на хирурга с недоумением, и Мальгин пояснил:
    - По  закону  Мэрфи,  если  неприятность  может   случиться,   она
случается. Как это произошло? Он же был совершенно слаб и слеп!
    - Я не  знаю...  мы  с  Иваном  прогоняли  операционную  в  режиме
"экпресс", как вдруг раздался грохот, люк упал в  камеру...  и  оттуда
вышел Шаламов... голый...
    - Дальше.
    - Он посмотрел на... Каминского,  который  бросился  навстречу,  и
что-то сказал, кажется: "Не мешай, я должен успеть..."  -  и  пошел  к
двери. Джума прыгнул к нему и... - Карой снова заплакала.
    - Ну? - спросил Мальгин одеревеневшими губами. - Что с ним?
    - Шаламов его не трогал... а может, я не заметила.  Джума  упал  и
разбил лицо...
    - Где он?
    - Иван повез в "Скорую"... Джума без  сознания.  Что  мне  делать?
Можно, я поеду к нему? Пока найдут  Даниила  и  привезут  сюда,  здесь
делать нечего.
    - Нет, - сказал Мальгин, прикидывая, что делать дальше. - Везет же
парню - то есть я хотел сказать, с Джумой ничего не случится,  вы  мне
нужны здесь. Гиппократ, твоя версия происшедшего. Почему ты не  поднял
тревогу раньше? Меня интересуют предпосылки происшествия.
    - У пациента внезапно заработало сердце  без  водителя  сердечного
ритма,  изменился  энцефалообмен,  резко  ускорился  процесс  передачи
возбуждения по нервам. Я дал сигнал внимания, но пациент  очнулся  уже
через несколько секунд и разбил саркофаг.
    "Вы не боитесь, что количество перейдет в  качество?"  -  холодея,
снова вспомнил Мальгин слова Карой, и еще он вспомнил глаза Ромашина и
его предупреждение. Такого поворота событий  хирург  не  предусмотрел,
хотя был обязан. Конечно, он и до сих пор не верил в то,  что  Шаламов
вдруг станет опасен окружающим, но его  неверие  опиралось  только  на
эмоции и память прошлого, не имеющие доказательной силы.  Куда  же  ты
ушел, Дан? Кем стал? И что собираешься делать?..
    - Пациент ничего не просил передать мне лично?
    - Нет, - ответил Гиппократ. - Разбив саркофаг,  он  сказал  только
одну фразу: "Нек Деус интерсит".
    - "Пусть Бог не вмешивается", - перевел Мальгин хрипло;  посмотрел
на Карой, но не увидел ее. - Соедини меня с отделом безопасности.
    Через минуту над пультом общей координации развернулся виом связи,
на  Клима  глянул  прозрачноглазый   внимательный   начальник   отдела
безопасности УАСС.
    - Он сбежал, - сказал  Мальгин,  чувствуя,  как  слова  болезненно
царапают   горло.   -   Даниил   Шаламов   освободился   от   пуповины
жизнеобеспечивающей автоматики и  ушел  из  института  минут  двадцать
назад. Куда - неизвестно.
    - Мы знаем, - кивнул Ромашин. -  Он  побывал  дома,  переоделся...
вернее, оделся и из метро ушел на базу погранслужбы "Златоуст". Там он
захватил спейсер "Скиф" и исчез вместе с ним из поля наблюдения.
    Мальгин  проглотил  ставшую  полынно-горькой  слюну,  бессмысленно
посмотрел на издавшую восклицание Карой.
    - Так быстро? За двадцать минут?! Он... ничего... никого?..
    - Бортинженер и драйвер-прима спейсера, пытавшиеся ему помешать...
находятся в клинике "Скорой помощи" СПАС-центра. К  сожалению,  мы  не
успели, на несколько секунд, но не успели... он действовал быстрее.  -
Ромашин помолчал, во взгляде его не было сочувствия, но  и  презрения,
отвращения или злости не было тоже. - Упрек вы заслужили, прежде всего
упрек  в  утрате  критического  отношения  к  реалиям  нынешних  ваших
отношений с Шаламовым. В какой-то степени это малодушие, вы просто  не
хотели думать о нем плохо, и  по-человечески  понять  это  можно.  Но,
кроме вас двоих, в орбиту ваших отношений вовлечены и другие  люди,  а
они не должны страдать из-за... кого бы то  ни  было.  Разберитесь  со
всеми обстоятельствами бегства Даниила и приходите ко  мне,  подумаем,
что делать дальше. Часа вам хватит?
    Мальгин с трудом заставил себя ответить:
    - Хватит. - Торопливо добавил: -  Если  возможно  -  не  допустите
утечки информации. От этого... - он хотел сказать: "Пострадают другие,
например, жена Шаламова", но передумал.
    Ромашин несколько мгновений рассматривал его лицо, словно  изучая,
потом, вероятно, понял:
    - Постараемся. Жду вас у себя.
    Виом свернулся  в  нить,  угас.  В  реанимационной  снова  повисла
тишина. Мальгин обернулся. Карой смотрела на него странно, с  каким-то
новым, необычным для нее  выражением.  "Неужели  ей  тоже  свойственна
растерянность? - подумал он, словно определение состояния женщины было
сейчас главным делом жизни. - Или страх? Не похоже... Скорее надежда и
ожидание чуда и тайная уверенность, что я это чудо  сотворю.  Кажется,
она впервые  в  жизни  не  знает,  что  делать!"  И  вдруг  Мальгин  с
отвращением поймал себя на родившемся глубоко  под  слоем  собственной
растерянности, изумления и  тревоги  чувстве  облегчения!  Облегчения!
Облегчения от того, что Шаламов сбежал, по-своему решив  все  проблемы
разом, и операция таким образом  откладывается...  если  не  срывается
совсем.
    - Нек Деус интерсит, - выговорил  Мальгин  тяжелые  слова  древней
латинской поговорки. - Пусть Бог не вмешивается. Интересно, кого  имел
в виду Дан?
    - Вас, мастер, - сказала Карой.
    Мальгин покачал головой.
    - Я не Бог, и он это знает. Бог  не  ошибается,  как  человек,  не
должен ошибаться...
    Джума Хан был все еще без сознания,  находясь  в  почти  такой  же
реанимационной камере, какие стояли и в боксе Стобецкого.
    Движения врачей за терминалом компьютера, следящего за  состоянием
больного, были спокойными, а разговоры  буднично-деловитыми,  и  Карой
немного успокоилась, как, впрочем, и Мальгин.
    - Болевой шок и кровоизлияние в мозг, - сказал  им  лечащий  врач,
соратник Джумы. - Симптомы странные,  ничем  не  спровоцированные,  но
тревог особых нет, все излечимо. Такое впечатление, что он  перегрузил
мозг при работе с машиной в режиме "один на один", да еще  использовал
при этом запрещенные стимуляторы.
    - Исключено,  -  возразила  Карой  сухо,   разглядывая   в   виоме
внутренности реанимакамеры с телом Джумы: глаза ее  сухо  блестели,  и
она опять была  собранной,  самоуверенной  и  нетерпимой  к  слабостям
других. -  Он  не  работал  с  компьютером  перед  тем,  как  потерять
сознание.
    - А до того?
    - Мы работали вместе, но до перегрузки не доходило.  Другое  дело,
что вчера утром он... - Карой оглянулась на Мальгина.
    Тот кивнул, повернулся к врачу:
    - Разве он лечился не у вас?
    - Вы имеете в виду психологический удар  при  подключении  к  инку
диагностера? Да, мы работали с ним, но  сегодняшний  случай  не  имеет
отношения к вчерашнему.
    Мальгин встретил затуманенный взгляд женщины: она силилась  что-то
вспомнить, но с сожалением покачала головой.
    - Мне кажется, все так и было, как я рассказывала: Джума  подбежал
к Шаламову и... и упал. Но Даниил его не... по-моему... нет, точно, не
касался. К тому же у Джумы хороший тренинг, он бы не позволил себя...
    - Я знаю, - кивнул врач, косясь на терминал. - Простите, я  должен
работать. Звоните вечером, думаю, он выйдет из этого состояния. - Врач
отошел.
    - Пошли, - проворчал  Мальгин,  постояв  с  минуту.  -  Все  будет
нормально.
    Он уже просрочил время, данное ему Ромашиным, и торопился.
    - Идите, - сказала Карой, не глядя на  него,  потом  опомнилась  и
улыбнулась виновато. - Я подожду здесь, Клим, если не возражаете.
    - Тогда   встретимся   в   девять    у    Стобецкого,    предстоит
систематизировать все наши загадки и беды,  выдать  прогноз  поведения
Шаламова, проанализировать...  -  Он  замолчал,  так  как  видел,  что
женщина его явно не слушала, и, легонько сжав ее локоть, ушел.
    Разговор с Талановым занял всего две минуты, оба  все  понимали  с
полуслова и знали, что предстоит сделать каждому в отдельности и  всем
вместе.
    - Поступили два пациента с  интегральным  поражением  подкорки,  -
сообщил Таланов хмуро.
    - Стобецкий справится сам, бригада у него хорошая.
    - Я уже перевел на него отработку проблем, кроме той,  которой  ты
занимался до...
    - Регуляция эндокриножелез? Посади на нее Зарембу, парень рвется в
бой, его энергию надо направлять в нужное русло.
    - Согласен. После встречи с безопасниками позвони.
    - Если буду готов. До девяти не  позвоню  -  собирай  группу  сам,
нужен глубокий анализ с привлечением эфаналитиков.
    - Ступай, не беспокойся за тылы.
    Таланов был озабочен и встревожен, но не стал напоминать  Мальгину
об их общей ответственности за происшедшее вообще и за жизнь  Шаламова
в частности.
    Выпив по пути два стакана ежевичного сока - пересохло горло,  Клим
переместился из института, выросшего в южной Курской  зоне  Москвы,  в
Брянск,    на    окраине     которого     располагалось     Управление
аварийно-спасательной службы, но Ромашина в отделе не нашел.
    - Он в погранслужбе, - сообщил киб-секретарь, мигая зеленым глазом
внимания.
    - Где именно?
    - С кем имею честь?
    - Клим Мальгин, нейрохирург. Институт нейропроблем.
    - Он  в  отделе  пограничных  конфликтов,  код  лифта  "сто  сорок
один-ю".
    Клим, чувствуя сосущую пустоту под ложечкой, отыскал лифт и набрал
названный код.
    Здание УАСС строилось лет сто с лишним назад, но уже тогда при его
строительстве были использованы  прогрессивные  архитектурные  решения
типа "плывущей структуры",  "свободно  организованного  пространства",
"модульной  компоновки"  и   принципы   трансформных   преобразований,
основанные на материалах с памятью формы, поэтому с  течением  времени
облик  его,  хоть  и  менялся,  но  инженерно-техническое  обеспечение
оставалось  тем  же,  разве   что   совершенствовалось.   Погранслужба
Даль-разведки  была  в  Джезказгане,  но  спустя  двадцать  лет  после
создания  решением  Высшего   координационного   совета   Земли   была
перенесена в СПАС-центр, из-за чего здание УАСС, и без того занесенное
в Книгу рекордов Гиннесса, как самое  большое  и  сложное,  выросло  в
длину еще на полкилометра. Однако благодаря пронизывающим  его  лифтам
попасть из одного конца здания в другой можно было всего за  несколько
минут.  Путешествие  Мальгина,  например,  длилось  две  минуты  сорок
секунд.  Лифт  выбросил  его  прямо  у  двери  сектора   погранслужбы,
занимающегося разного рода конфликтными ситуациями  на  переднем  крае
космических исследований человечества.
    Дверь открылась сама, едва Мальгин к ней приблизился, видимо, инки
сектора  были  предупреждены  о  допуске   нейрохирурга   к   секретам
погранслужбы.  За  дверью  шумел  сосновый  лес,  созданный   иллюзией
видеопласта,  сквозь  лапы  елей  и  сосен  проглядывало  солнце.   По
"песчаным дорожкам" коридора изредка сновали люди,  по  большей  части
одетые в  кокосы  с  эмблемами  погранслужбы  на  рукавах:  сине-белый
полосатый ромбик с золотыми звездочками. Мальгин двинулся по дорожке в
глубь  коридора  и  буквально  наткнулся  на  Ромашина,   вынырнувшего
навстречу из-за пушистой японской сосны.
    - Идемте, - кивнул начальник отдела безопасности,  не  удивившись.
Следом за  ним  вышли  из  незаметной  двери  двое  мужчин:  плечистый
здоровяк с крупным мясистым лицом и тонкий, стройный, как юноша, но  с
гривой седых волос  (интересно,  свои  такие  или  краска?)  начальник
сектора Милослав Торопов.
    Молча сели в лифт, перенесший их  в  зал  метро,  подождали,  пока
освободится нужная кабина. Вышли где-то в  недрах  базы  погранслужбы,
как определил Мальгин. Короткий  коридор  вывел  молчаливую  группу  к
двери со светящейся надписью "ППП". Первым двинулся  Торопов,  Ромашин
пропустил Клима вперед и вошел последним.
    Открывшееся  взгляду  помещение  было   весьма   своеобразным,   с
комфортной  организацией  технопространства:  три   стены   собственно
стенами  назвать  было  нельзя,  они  представляли  собой  законченные
устройства линий доставки с  меняющейся  геометрией  бункеров,  третья
стена служила терминалом контроля и связи, а  потолок  мог  пропустить
через себя крупногабаритный модуль или патрульный шлюп.
    Торопов, обойдя в центре зала манипуляторы  и  груду  контейнеров,
возле которых трудились трое парней в одинаковых черных  комбинезонах,
подвел прибывших к единственному пульту,  ежесекундно  меняющему  узор
индикаторов. Над  пультом  склонились  два  оператора.  Один  из  них,
кряжистый, белобрысый, со светлой бородкой и усами, родинкой на  щеке,
оглянулся, и Мальгин узнал  Александра  Шевчука,  руководителя  группы
безопасников в Горловине.  Второй  продолжал  работать  с  эмканом  на
голове, не обращая ни на кого внимания.
    - Все посты предупреждены, - сказал Шевчук, кивком  поздоровавшись
с  Мальгиным.  -  В  намеченных  финиш-зонах  задействован   императив
"чеширский кот" и включен "спрут", но пока все тихо.
    - Поймать "след" старта не удалось,  -  отрывисто  добавил  второй
оператор.
    - Этого  и  следовало  ожидать,  -  сказал  седой  Торопов.  -   К
сожалению, приходится повторять это слово  снова  и  снова,  "Скиф"  -
спейсер высшего класса и ходит без "шипения".  И  управлять  им  может
любой мало-мальски подготовленный человек. Да и Шаламов - не любой,  а
драйвер-прима, специалист высокой квалификации.
    - Почему его, то есть "Скифа", СПАС-управление не заблокировало? -
спросил Ромашин. - У вас что, не соблюдается стандартный "срам"?
    - "Скиф" стоял на приколе второй месяц  и  готовился  к  рейду  на
границу в Гиппархе, -  нехотя  ответил  Торопов.  -  Блокировку  сняли
буквально  перед  похищением,  хотя  странно,  почему   инк   спейсера
послушался чужого приказа.
    - Это не оправдание.
    - Я и не оправдываюсь, удивление мое вовсе не риторическое, вы  же
знаете, обычно  инки  работают  только  со  своими  пилотами,  и  этот
психологический порог переступить нелегко. Но к делу, коллеги.
    Ромашин повернулся к Мальгину.
    - Пора прояснить ситуацию. Поскольку лучше всех Шаламова знаете вы
и отвечаете за его поведение тоже вы, участие ваше  в  его  поиске  не
только желательно, но и обязательно. Возражения?
    - Нет.
    Торопов, прислушивающийся  одним  ухом  к  разговору,  усмехнулся,
окидывая взглядом Мальгина:
    - По всему видно, он  не  знаком  с  законом  Биллингса:  половина
трудностей происходит от того, что мы слишком быстро  говорим  "да"  и
недостаточно быстро "нет".
    Мальгин с каменным лицом промолчал, подумав с удивлением: кажется,
этот пограничник за минуту обнаружил во мне то, что  я  пытаюсь  найти
столько лет. Не от того ли проистекают все  мои  беды,  что  я  всегда
говорю "да"?
    Ромашин с любопытством посмотрел на него, кивнул:
    - Умение выбирать между "да" и "нет" - великое искусство. Итак,  с
этого момента вы участник операции.  Всю  свою  работу  переложите  на
заместителей.
    - Уже. Но я хотел собрать группу для анализа  реакции  Шаламова  и
предшествующего  его  состояния,  это  поможет  нам  в  прогнозе   его
поведения.
    - Таланов справится без вас?
    - Безусловно.
    - В таком случае мы свяжемся с ним  и  все  объясним.  Эфаналитики
нашего отдела определили вероятные выходы Шаламова:  Горловина,  Маат,
Орилоух. Ваше мнение?
    - Почему Орилоух? - пожал плечами Мальгин. - Что ему там делать?
    - Вероятность  похода  к  Орилоуху  мала,  но  она  есть.  Маатане
каким-то образом связаны с орилоунами, хотя  обменом  информацией  эту
связь назвать нельзя,  но  дело  в  том,  что  в  экипаже  маатанского
корабля, командира которого спас Даниил, были два орилоуна.
    - Откуда это известно?
    - Вспомните наш  поход  в  Горловину.  Эксперты  успели  осмотреть
проникатель и обнаружили отдельную "каюту",  в  которой  и  находились
орилоуны. Сразу,  конечно,  мы  не  смогли  определиться,  и  открытие
сделали только при анализе полученного фактажа.
    Мальгин задумался, его не торопили.
    - Но если я правильно понимаю  спейс-навигацию,  чтобы  попасть  в
нужное место, инк спейсера должен знать маршрут и координаты выхода  к
Маату... или к Орилоуху, в противном  случае  придется  идти  вслепую.
Разве нет?
    Безопасники и пограничники переглянулись.
    - Мысль верная, - хмуро сказал Торопов, - но Шаламов тоже знал это
обстоятельство. Он проверил карту маршрутов сразу же, как только попал
в рубку, определил, что "Скиф" - непривязанный  спейсер  и...  рискнул
остаться в Системе для пополнения информационных запасов.
    - Картина,  вообще  говоря,  получается  неприглядная,  -   сказал
Ромашин. -  Шаламов  все  время  опережал  нас  на  минуты,  а  иногда
буквально на секунды, опережал прежде всего в оценке событий и  выборе
оптимального решения. И это говорит о том, что его возможности намного
превышают возможности нормального человека, ведь против  него  работал
весь интеллект-потенциал отдела  и  погранслужбы  с  мощным  кабинетом
эфанализа. Он перевел спейсер в режим "инкогнито", не  уходя  с  базы,
подключился   к   компьютерной   сети,   соединяющей   банки    данных
погранслужбы, и, пока мы искали его по  Системе,  выкачал  необходимую
информацию,  в  том  числе  и  маршрутные  данные   погранкораблей   и
галактические координаты дальних погранпостов и маяков. И ушел. Куда -
приходится только гадать. Уверен, его бегство не  было  бессмысленным,
да и актом протеста против лечения оно быть не может. Космос велик, но
искать беглеца стоит только в районах, которые могут представлять  для
него интерес.
    - Скорее всего он пойдет к Маату, - сказал Мальгин, пряча душившее
его желание отказаться от участия в поисках спасателя.
    - Наши мнения совпадают. Будем ждать его  в  системе  Маата,  хотя
того, что он может там искать, на планете нет.
    - То есть?
    - "Черный человек", с которым вы встречались...
    - Умер?!
    - Ну что вы, нет, конечно, но бежал с Маата.
    - Бежал?!
    - Выглядели его действия именно как бегство,  хотя...  кто  знает,
может, мы неправильно оцениваем его  поступки,  не  изучив  психологии
отношений. Как бы то ни было, "черного" на Маате нет, и я не знаю, что
произойдет, когда об этом станет известно Шаламову.
    - А не ясно, куда сбежал маатанин? И на чем?
    - По-видимому,  у  маатан  есть  нечто  похожее  на  наше   метро,
единственная станция на всю  планету,  и  "черный"  прорвался  к  ней,
подняв в стане соотечественников изрядный переполох.
    - Что  значит  -  единственная  станция?  -  недоверчиво   спросил
Мальгин. - Разве у маатан нет внутрисистемных линий метро?
    - В том-то все и дело. Их  межзвездные  проникатели,  выполняющие,
кстати, множество других функций, в том числе и совершенно  непонятных
нам, работают на принципах "компактификации  измерений",  как  и  наши
"струнные" корабли, но метро тем не менее у них нет.  Эта  станция  на
Маате - единственная.
    - Какой-то парадокс...
    - Подобных  парадоксов  у  маатан   отмечено   много.   Мы   давно
присматриваемся к этой станции  и  пришли  к  выводу,  что  маатане...
э-э... не являются ее хозяевами. Точнее, они только эксплуатируют  ее,
а вот строили станцию другие, возможно даже орилоуны.
    - Интересная версия.  -  У  Мальгина  внезапно  пропал  интерес  к
загадкам маатанской цивилизации,  в  настоящий  момент  его  волновали
другие проблемы. - И вы до сих пор не узнали координат выхода станции?
    Безопасники снова переглянулись.
    - Это очень непросто сделать, - буркнул Торопов.
    - Если еще учесть, что подойти незаметно к станции  невозможно,  -
добавил Ромашин. - Минимальное расстояние, на которое допускается наша
спецтехника, около полусотни  километров,  ближе  подойти  невозможно,
хотя для  нас  это  совершенно  неожиданная  загадка:  техника  у  нас
работает совершенно без шума. Любого. Да и замаскирована она хорошо...
как мы думали. Однако мы отвлеклись. Вас, Клим, включили  в  ЧП-вахту,
через несколько минут она  передислоцируется  на  "Илью  Муромца",  мы
ждали только вас, все давно  готовы  к  работе.  Шкипер  вахты  -  уже
знакомый вам  Алекс  Шевчук  (бородатый  Шевчук  за  пультом  кивнул),
старпом - Калина Лютый, познакомьтесь.
    Молчавший до сих пор крупнолицый напарник Торопова протянул мощную
ладонь,  словно  клещами  сдавил  руку  Мальгина.  Клим  встретил  его
испытующий взгляд и напряг мышцы.
    - Годится, - кивнул  Лютый  после  минутной  борьбы  с  неожиданно
добродушной улыбкой. Эта улыбка погасила  в  душе  Мальгина  возникшую
было неприязнь.
    - А вы не идете? - спросил он Ромашина.
    - Мое непосредственное участие в поиске не обязательно, а  опытных
работников в ЧП-вахте хватает. Желаю удачи.
    - Пойдемте, - сказал Лютый, направляясь к  груде  оборудования.  -
Переоденетесь уже на месте.
    - Минуту, -  сказал  Мальгин,  оглядываясь  в  нерешительности  на
Ромашина. - Мне необходимо вернуться в... в общем, я буду готов только
через час.
    Начальник отдела  безопасности  смотрел  на  него  без  удивления,
взвешивая не то свой ответ, не то  причину  внезапной  нерешительности
Мальгина. Однако психолог он  был  высокого  класса,  не  хуже  самого
хирурга.
    - Надеюсь, часа вам хватит.
    Мальгин промолчал.
    - Хорошо, мы подождем.
    Шевчук, ни слова не говоря, сел обратно за пульт.  Лютый  похлопал
Клима по плечу:
    - Не переживайте, отвезу вас к метро коротким путем.
    Контейнеры уже были уложены  на  черном  диске  в  центре  зала  в
аккуратный штабель,  манипуляторы  отступили  к  слепым  мордам  линий
доставки. Двое парней вышли, третий  остался.  Лютый  встал  на  диск,
поманил Мальгина:
    - Смелей.
    Мальгин оглянулся. В немигающем взгляде Ромашина, устремленном  на
него, помимо укора и отчужденности, он уловил и сомнение.

                             ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

                             ЧЕЛОВЕК-НЕТ

                               Глава 1

    Прошло  немало  времени,  прежде  чем  Шаламову  сквозь   странную
сосущую, шершавую, занозистую боль, терзавшую приступами  все  нервные
центры,  удалось  кое-как  овладеть  своим  телом  и  сократить  время
беспамятства до минимума: организм, "воспитанный" десятками тысяч  лет
эволюции,  сопротивлялся  вторжению  чужой  воли,  появлению  странных
возможностей и продолжал "отключать" мозг на уровне инстинкта. Тем  не
менее Шаламов  после  многих  попыток,  отнявших  громадное  количеств
психических сил, сумел установить компромисс между двумя чуждыми  друг
другу системами переработки информации  (раньше  сказали  бы  -  между
двумя половинами души), подчинить нейросекретные функции тела волевому
усилию и обеспечить некоторую власть над  процессом  биотрансформации,
основанном  на  электроэнергетике,  на  два  порядка  превышающей   по
мощности биоэнергетику нормального человеческого организма. Зрение  он
не  только  восстановил,  но  и  усовершенствовал,  сдвинув  диапазоны
видения в инфракрасную часть спектра и немного в ультрафиолет.
    Приступы слабости, обмороки и черные приступы потери сознания  все
еще продолжались, но значительно реже, и в конце концов Шаламов решил,
что для достижения  поставленной  цели  владеет  собой  в  достаточной
степени.   Единственная   раздражающая   мысль,    венчавшая    земное
психологическое наследие, была: где, черт возьми, Купава?!  Почему  ее
не оказалось дома?..
    Потренировавшись в смене облика и оптимальной подгонке функций под
тот  или  иной  тип  тела,  Шаламов   вернулся   в   рубку   спейсера,
самостоятельно шедшего крейсерским шпугом, то есть в  режиме  двойного
ускорения, со скоростью, близкой к скорости света,  но  без  включения
дыробоя - генератора  "струны".  Координатор  с  готовностью  высветил
пилоту  в  пси-диапазоне  основные  параметры  хода  и  характеристики
окружающего  корабль  пространства.  В   пределах   прямых   измерений
пространство было "плоским" и чистым, как лист ватмана.
    Рубка спейсера  напоминала  рубку  спасательного  шлюпа,  но  была
рассчитана на трех человек: шкипера (он же пилот или, по  терминологии
спасателей,  драйвер-прима)  и  двух   бортинженеров,   собственно   и
представлявших весь экипаж. Кресла-коконы экипажа были  установлены  в
общем коконе рубки так, что шкипер видел своих подчиненных  одного  за
другим, а напротив него стена рубки выгибалась пузырем и  представляла
собой ситуационный экран, используемый в аварийном режиме при отстреле
контролирующей пси-связь автоматики и включении ручного управления.
    По желанию пилот мог передвигаться по спейсеру, не покидая кресла,
с помощью пронизывающего  лифта,  так  что  время  в  пути  до  самого
отдаленного отсека не превышало минуты,  несмотря  на  пятисотметровый
размах корпуса, тем не менее каюты погранвахты располагались  рядом  с
рубкой, рассчитанные на двадцать шесть человек; сейчас они пустовали.
    Устроившись в кресле шкипера, Шаламов с мимолетным удовлетворением
подумал: теперь он кум королю и  сват  министру.  Жаль,  что  пришлось
немного помять ребят, но  они  были  так  воинственно  настроены...  к
сожалению, друг  Клим  Мальгин  не  оставил  другого  выхода,  наметив
операцию,  которая  ему,  Даниилу,  абсолютно  не  нужна...  а  ребята
попались на пути наибольшего сопротивления случайно, когда он сам  уже
не мог избрать другого варианта...
    - Скиф, что с ними? Есть сведения?
    - Оба в реанимации, - отозвался  координатор  в  пси-диапазоне.  -
Результата лечения не знаю.
    - Плохо, - помрачнел Шаламов.  -  Не  помню,  как  это  произошло.
По-моему, я их не трогал... черт, провал в памяти! Я не хотел этого...
Ничего, оклемаются. Как далеко мы ушли от Солнца?
    - Три парсека с небольшим хвостиком.
    - Что ж, давай посмотрим. Три мы дали на  "струне",  а  остальные,
выходит, шпугом? Индекс ЛЗВ [ЛЗВ - Лоронцево замедление  времени,  при
скорости корабля, близкой к скорости света, время в  корабле  начинает
идти медленно по сравнению со временем на Земле.]?
    - Семь ноль-ноль два.
    - Значит, если я отдыхаю здесь всего вторые сутки,  то  в  Системе
прошло уже около двух  недель.  Интересно,  где  они  подготовили  мне
встречу?
    - Кто?
    - Пограничники, кто же еще, плюс безопасники, шедшие  за  мной  по
пятам. Хваткие ребята, да и начальник у них  не  без  царя  в  голове.
Наверное, запустят "Шторм" и будут дежурить у  Маата  и  в  Горловине,
причем наверняка погранвахты будут со сменами усиления. А?
    - Наверняка, - согласился координатор.
    - Ничего, мы тоже не лыком шиты, прорвемся. Идем к Маату в  режиме
"инкогнито", на  подходе  ищем  трассы  и  коридоры  входа  маатанских
космотранспортов, засекаем всю их космотехнику и вычисляем,  какая  из
нее предположительно принадлежит нашей разведке.  Только  после  этого
формируем из тебя "проникатель" - программа трансформации  записана  в
моей памяти - и ползем к Маату,  как  свои.  Работу  будем  продолжать
независимо от того, в сознании я или нет. Понял?
    - Так точно, - ответил координатор по имени  Скиф,  имя  было  ему
дано по названию  спейсера.  Он  уже  не  был  инком,  самостоятельным
киб-интеллектом, после того как Шаламов оглушил  его,  подав  на  вход
запороговую  шумовую  задачу,  и  переориентировал  блоки   этического
контроля.  В  настоящее  время  Скиф  наполовину   представлял   собой
маатанский компьютер, позаимствовав многое из того, что знал Шаламов.
    Через несколько часов по внутреннему времени, ушедших  на  ввод  и
корректировку  маршрута,  спейсер  в  режиме  "суперструны"  преодолел
гигантское  расстояние  в   тридцать   семь   парсеков   и   вышел   к
гравитационным границам звездной системы Маата. Звезда,  давшая  жизнь
собственно Маату - второй планете системы, была  класса  FO,  имела  в
свите еще четыре планеты размером с Юпитер и пылевой пояс. На Земле ее
знали как сто вторую Щита и называли Угрюмой.
    Чувствительность техники наблюдения спейсера была так велика,  что
Шаламов,   включенный   в   контур   управления   координатора,    мог
контролировать даже  перемещение  летательных  аппаратов  в  атмосфере
Маата, хотя расстояние между  кораблем  и  планетой  превышало  триста
миллиардов  километров.  Работая  с  координатором   в   рапид-режиме,
позволяющем  человеку  вести   расчеты   со   скоростью   позитронного
вычисления,  Шаламов  выполнил  первую  часть  задачи  по  обнаружению
крупнотоннажного космического  транспорта  в  системе  и  принялся  за
вторую - выявление земных разведкораблей, способных маскироваться  под
любое движущееся тело.
    Работал он с удовольствием и чувствовал себя вполне сносно, загнав
эмоции глубоко в  недра  психики,  хотя  образ  Купавы  нет-нет  да  и
пробивался наверх, к центрам зрительной  памяти.  Однако  неясные  эти
картины - то лицо Купавы, то  ее  фигура,  то  отдельно  глаза,  губы,
волосы - не отвлекали пилота от  главного  дела  и  не  злили,  только
заставляли работать быстрей. Он знал, что вернется за ней и заберет  с
собой. Но сначала надо было достичь поставленной цели.
    Аномалий в движении маатанских внутрисистемных  аппаратов  они  со
Скифом не нашли, зато с ходу  определили  координаты  базовой  станции
"Эдип-2", принадлежащей земной Комиссии по контактам, и  отметили  два
тела, круживших над Маатом по хитрым траекториям. Кроме того,  приборы
выявили несколько  концентраций  масс,  не  привязанных  ни  к  одному
визуально  наблюдаемому  объекту,  и  Шаламов  отнес   их   в   разряд
потенциальных наблюдателей, работающих в системе, как и он со  Скифом,
в режиме "инкогнито".
    Затем  пришла  очередь  определения  коридоров  выхода   к   Маату
возвращающихся из  дальних  рейсов  космолетов-проникателей.  Просидев
сутки в кресле шкипера, отвлекаясь только на завтраки  -  человеческое
тело  просило  человеческой  пищи  и  привычных  процедур,  -  Шаламов
справился и с этой  задачей,  после  чего  наступило  время  действий.
Проложив трассу "струны" корабля мимо обнаруженных объектов, способных
помешать осуществлению задуманного с точностью, недоступной  ювелирам,
пилот взял управление "Скифом" на себя.
    Корабль,  превращенный  в  маатанский  "проникатель"  -  с   виду,
конечно, вышел к Маату безошибочно, но обмануть земных наблюдателей не
смог. Правда, это и не требовалось, Шаламову важно было  не  вспугнуть
самих маатан.
    - Нас засекли, - предупредил Скиф.
    - Сам вижу. Делай свое дело.
    - Принимаю кодовый вызов.
    - Слышу.
    - Похоже, нас пытаются перехватить. Не понимаю смысла игры.
    - Отставить вопросы, это не игра. Вход в атмосферу  аварийный,  не
забудь смену режима. Район финиша определяю я.
    - Принял.  Хочу  напомнить:  на  выходе  из  атмосферы  нас  будут
ждать... если только не приготовили встречу внизу, на дне. Внезапность
- пропуск только для входа.
    - Есть другая поговорка: сила  -  пропуск  для  входа,  ум  -  для
выхода. Разговорам конец. Начали!
    "Скиф" прыгнул...

                               Глава 2

    Две недели Мальгин маялся на борту спейсера "Стратег", дежурившего
в системе Маата, и вместе с другими вахтенными  отрабатывал  императив
"черный    поиск",    представленный    специалистами-ксенопсихологами
Института внеземных культур и аналитика погранслужбы из отдела проблем
контакта. Но Шаламов как в воду канул, исчез, растворился  в  глубоком
мраке космоса, не появившись ни в Горловине, ни у планет  Орилоуха,  а
искать его прямым зондажом было бессмысленно.
    В первый же день на спейсер прибыл  Ромашин,  вызвал  Мальгина  из
отсека отдыха в зал десанта. По его лицу ничего нельзя было прочитать,
однако Мальгин, внутренне сжавшись,  приготовился  к  самому  худшему,
подумав при этом, что не достиг предела, когда о худшем думать уже  не
хочется. С Ромашиным сидел озабоченный и хмурый Таланов. Клим взглядом
спросил у директора института, что случилось.
    - Мы ошибались в оценке состояния  Шаламова,  -  ответил  Таланов,
нервно сцепляя и расцепляя на груди пальцы.
    Мальгин  невольно  перевел  взгляд  на  Ромашина,   застывшего   в
неподвижной позе, но  не  терявшего  присутствия  духа  ни  при  каких
обстоятельствах и привыкшего  спрашивать  с  себя  не  меньше,  чем  с
других.
    - Не может быть!
    - Это  стало  известно  час  назад,  после  прогонки  ситуации  на
Европейском эм-синхро  [Таланов  имеет  в  виду  компьютерную  систему
медицинских институтов и клиник, работающую  по  заданной  проблеме  в
режиме  синхронизации  банков  данных.].  Когда  Шаламов  находился  в
бессознательном состоянии, процессы  обмена  у  него  шли  параллельно
маатанским. То есть в эти периоды он по сути был маатанином, сердце  и
другие органы ему не  требовались...  а  мы  "спасали"  его  от  комы!
Поддерживали   сердечную   деятельность   и   работу   легких!..    Но
непосредственно перед выходом из камеры он... перестал излучать.
    Мальгин не понял, продолжая в недоумении смотреть на Таланова. Тот
снова сложил руки на груди, покосился на Ромашина.
    - Человеческое тело, как тебе известно, излучает тепло, а  мозг  -
электромагнитные волны, так вот  Шаламов  перестал  излучать  и  то  и
другое.
    - Как маатане! - хрипло сказал Мальгин, вспомнив.
    - Вот именно, Клим, как "черные люди". И больше всего я боюсь, что
Даниил не знает обо всех своих специфических  способностях,  как  и  о
расщеплении личности.
    Ромашин впервые пошевельнулся.
    - А я боюсь, что вы не совсем понимаете,  к  чему  может  привести
"двойное  дно"  души  вашего  пациента.  Он   уже   не   в   состоянии
контролировать свои поступки, не будучи человеком, то есть в  периоды,
когда в нем властвует маатанин.
    Медики молчали. Потом Таланов спросил:
    - Кто у тебя отвечал за информацию о состоянии  Даниила?  Заремба,
Билл-старший или Стобецкий?
    - Какая разница? В конечном счете виноват я.
    Ромашин усмехнулся.
    - Вы смелый человек, Клим, но все же не стоит взваливать  на  свои
плечи  чужой  груз.  Что  касается  ответственности  за  своевременную
информацию о нюансах состояния Шаламова, то винить надо  вас,  Богдан,
за то, что понадеялись на достаточную оперативность и мощь Гиппократа,
главного компьютера института. Он  не  справился  с  анализом,  случай
беспрецедентный и достаточно специфичный, очевидно,  надо  было  сразу
включить режим эм-синхро, тогда бы нам удалось избежать многих ошибок.
    - Виноват  я,  -  твердо  повторил  Мальгин.  -   Я   обязан   был
предусмотреть такой финал и  не  надеяться  только  на  Гиппократа.  О
включении эм-синхро я просто не подумал.
    - Нет, - так же твердо возразил Ромашин. - Но  поговорим  лучше  о
маатанах.
    - Хорошо, - тихо согласился нейрохирург после паузы.- Один вопрос:
что с Ханом?
    - Он очнулся, скоро будет на ногах. Самое интересное,  он  уверен,
будто из Шаламова... прыгнул на него  "с  рычанием"  оскаленный  барс!
После чего Джума потерял сознание.
    Таланов подтверждающе кивнул.
    - Да, я с ним  разговаривал.  Джума  уверен  именно  в  физическом
прыжке, он даже почувствовал на лице "смрадное дыхание  пасти  зверя",
причем, по его версии, "барс выпрыгнул из глаз" Даниила.
    - Скорее  всего  это  личностное  впечатление   от   направленного
гипноимпульса. - Ромашин поправил у виска усик антенны  связи.  -  Как
известно, дыма без огня не бывает, и "прыжок барса" - это скорее всего
пси-атака Даниила. Если бы у нас была видеозапись выхода  Шаламова  из
реанимакамеры, подобные вопросы отпали бы  сами  по  себе.  Клим,  вам
необходимо запомнить новые данные о маатанах, Богдан привез кассету.
    Таланов вытащил из кармана плоскую пуговку видеозаписи.
    - Прокрути, много интересного, я, например, ничего этого не  знал.
Догадайся, почему маатане нас  не  признают  как  братьев  по  разуму?
Конечно,  это  всего  лишь  гипотеза,  но  ксенопсихологи   поработали
исключительно результативно и  скорее  всего  не  ошиблись.  Специфика
живого организма на Земле заключается  в  поддержании  низкого  уровня
энтропии в себе  за  счет  увеличения  энтропии  окружающей  среды,  а
маатане энтропию среды не повышают, создавая как бы "склады  энтропии"
внутри себя! Отсюда и их неприятие всех, кто "увеличивает хаос мира"!
    - Не спешите с выводами, -  мягко  возразил  Ромашин.  -  Проблема
отказа "черных людей" от контактов с нами -  комплексная,  сложная,  в
ней отражены и физиологические,  и  чисто  физические,  и  философские
аспекты жизни маатан, их этика и  мораль.  Например,  в  их  речи  нет
местоимения "я" и в то  же  время  каждый  маатанин  -  это  личность.
Парадокс не парадокс, но противоречие  налицо,  и  таких  противоречий
много.  Возьмем  их  эволюцию:  маатане  сознательно  ограничили  рост
производства  и  потребления  информации,  выбрав  из  всего   спектра
направлений познания мира лишь те диапазоны, которые ориентируют их не
на всестороннее  развитие  личности  с  возможностью  самовыражения  в
избранной области науки,  искусства  и  культуры,  а  на  максимальное
"закукливание",   централизацию   в    каждом    индивидууме    одного
какого-нибудь  достоинства  -  возможно,  ради  меньшего   потребления
энергии и информации.
    - Разве такое может быть?
    - Посмотрите запись, там не только голые выводы, но и выкладки, на
которых они основываются. Вы говорите - возможно ли? А  то,  что  тело
маатанина есть одновременно его мозг, возможно? А то, что  нужный  для
решения определенной задачи "объем ума" у маатанина как  бы  растет  с
подключением  новых  и  новых  участков  тела-мозга,   с   увеличением
количества нервных связей, возможно? Кто-нибудь из  ксенобиологов  мог
представить, что природа реализует "черного человека",  мозг  которого
по сути - фрактальный кластер?
    Таланов и Мальгин молчали. Ромашин  перевел  взгляд  с  одного  на
другого и встал.
    - Идемте, Богдан, у нас мало времени.
    - Погодите, - сказал Клим ему в спину, не вставая. - А  что,  если
Шаламов появится где-нибудь... в другом месте?
    Начальник отдела безопасности обернулся, помолчал, разглядывая пол
под своими ногами.
    - Если  я  вас  правильно  понял,  вы   говорите   о   Земле.   Не
беспокойтесь, мы приняли необходимые меры предосторожности.  Купава  в
полной безопасности.
    Они ушли, и  Мальгин  расслабленно  откинулся  на  спинку  кресла.
Напряжение  схлынуло,  в  голове  стоял  сплошной  туман,  в  ушах  же
раздавался шепот Купавы:
    - Найди его, Клим, милый! Он же серьезно болен, его спасать  надо,
а не ловить, как преступника. Скажи  им  всем,  пусть  не  расставляют
капканы,  иначе  он  сорвется  и  такое  может  натворить!..  Слышишь,
Климушка?..
    - К сожалению, да, - горько отозвался Мальгин,  запоздало  отвечая
на ее опасения.
    Ромашин посещал спейсер еще дважды, сообщая новости  с  Земли,  не
проходившие  по  каналам  срочной  связи,   передавал   новые   порции
информации  от  ксенопсихологов,  эфаналитиков,  биологов  и  медиков,
приносил приветы от выздоравливающего Джумы и ни слова  от  Карой  или
Купавы. Мальгину уже осточертели шестичасовые  вахты,  чередующиеся  с
периодами отдыха, неразговорчивость  вахтенных,  атмосфера  тревоги  и
томительного  ожидания,  но  он  старался  ничем  не  выдавать  своего
недовольства. Соображения о  том,  что  можно  было  бы  обойтись  без
перехвата угнанного Шаламовым спейсера,  ограничившись  наблюдением  и
попыткой связи с ним, не произвели на Ромашина  должного  впечатления.
Спорить  с  Мальгиным  он  не  стал,  на  совет  снять  вахту  ответил
односложным "нет" и только  очень  спокойно  и  корректно  напомнил  о
предполагавшемся расщеплении личности  спасателя.  Последствия  такого
расщепления действительно могли быть катастрофическими, что и  признал
хирург скрепя сердце.
    А на четырнадцатый  день  дежурства  спейсер  "Скиф"  объявился  в
трехстах миллиардах километров от Угрюмой - светила Маата,  защищенной
хитроумным режимом "инкогнито" почти  от  всех  способов  обнаружения,
кроме гравитационного.  На  "Стратеге"  сыграли  тревогу,  и  началась
отработка императива "черный перехват", предписывающего каждому  члену
ЧП-вахты свой участок работы.
    Место Мальгина было в десантной группе, подчиненной Шевчуку, и уже
через полминуты он прибыл в зал десанта, облаченный  в  гермокостюм  с
компьютером сопровождения по имени Клаус. В  ушах  раздавались  голоса
переговаривающихся наблюдателей, пилотов спейсера,  команды,  указания
координатору, его ответы и краткие реплики руководителя операции.
    Десантников  вместе  с  Мальгиным  было  семеро  -  четвертьобойма
(полная обойма насчитывала  тридцать  одного  человека,  полуобойма  -
пятнадцать), и едва они успели собраться, как последовал приказ занять
места в десантном когге. Купол зала разошелся лепестками диафрагмы,  в
него просунулось  глянцево-черное  рыло  посадочного  автомата  когга,
выстрелило коробкой лифта. Спустя минуту  Мальгин  полулежал-полустоял
лицом вниз под углом сорок пять градусов в мидель-захвате рубки когга,
вслушиваясь в голоса, доносимые "спрутом"  компьютерной  связи.  Перед
ним возник объем видеопередачи, созданный прямой  подачей  сигналов  в
мозг, и  Клим  как  бы  висел  в  рубке  спейсера  с  черным  провалом
Центрального виома над пультом ручного вириала.
    "Стратег" шел шпугом, то  есть  в  режиме  двойного  ускорения,  и
звезда  в  левом  верхнем  углу   виома   на   глазах   увеличивалась,
превращалась в плотный раскаленный шар. В  правом  нижнем  углу  виома
голубела горошина Маата, увеличиваясь в диаметре с такой же скоростью,
что и Угрюмая. А по центру виома, перечеркнутый крестом визира,  висел
кособокий,  словно  созданный  сумасшедшим   скульптором,   маатанский
космотранспорт, в котором не было, с человеческой точки зрения, ничего
похожего на космолет, способный преодолевать колоссальные  межзвездные
расстояния. Это был спейсер  "Скиф",  загримированный  под  маатанский
корабль.
    Переговоры пилотов,  бортинженеров  и  координатора  специфичны  и
немногословны, для непосвященного звучали бы сплошной абракадаброй, но
Мальгин понимал их свободно,  не  требуя  перевода,  давно  изучив  по
настоянию  Ромашина   профессиональные   жаргоны   космических   служб
человечества.
    - Объект пошел в "косой лист", - говорил пилот драйвер-прима,  что
означало: "объект совершил маневр перехода  из  походной  гиперболы  в
финиш-параболу с "перекручиванием" координат".
    - Скорость три и  три,  демпфирование  ноль  двенадцать,  повторяю
маневр в режиме половинного спрямления - хамаль сорок два  градуса,  -
бубнил координатор.
    - Боковые  зэ-эс-эл  плывут,  после  допуска  семьдесят  пять,   -
скороговоркой докладывал бортинженер, что на  нормальном  человеческом
языке звучало бы как "границы  створа  захвата  и  слежения  локаторов
отрабатывают сверхскоростное маневрирование объекта на семьдесят  пять
процентов".
    - Три минуты до цели, - это снова  координатор.  -  Размыв  трассы
ноль-ноль шесть, граничные параметры  "свиста"  сто  децибел  на  один
градус.
    - Связь с объектом? - вклинился в разговор вопрос Шевчука.
    - Отсутствует. Объект  маневрирует  в  режиме  "бегущий  призрак",
перехват возможен только с риском ПС (с риском прямого столкновения  -
перевел для себя Мальгин).
    - Расстояние от объекта до планеты?
    - Сорок мегаметров, время входа в атмосферу минута двадцать.
    - Мы не успеваем выйти раньше?
    - Пятьдесят на пятьдесят с риском ПС.
    - Готовить силовой демпфер и контактное задерживание. На подходе с
маневром перехвата нанести удар. Масса удара должна  быть  достаточной
для выбивания "Скифа" с трассы  входа,  защите  -  полную  компенсацию
ответа. Ни в коем случае  не  допустить  прорыв  объекта  в  атмосферу
Маата!
    - Принял!
    - Я "ведомый", - раздался голос командира спейсера "Илья Муромец",
идущего к планете с другой стороны системы. - Готов к прямому контакту
с объектом. Задачи введены, предлагаю начать развертку "зонтика"...
    Мальгин вдруг осознал, что, если захват "Скифа" станет  возможным,
его собьют! И уцелеет ли при  этом  Шаламов,  гарантировать  никто  не
сможет, потому что в дело пущены силы, не способные  к  избирательному
разрушению: силовой удар нельзя "научить" разрушить спейсер,  сохранив
его пилота в целости и сохранности.
    "Стратег" был уже рядом с  планетой,  стремительно  выраставшей  в
размерах, спейсер Шаламова появился  в  пределах  прямой  видимости  и
делал сумасшедшие прыжки, сбивающие постановщиков захвата цели; уже  и
координатор "Стратега" доложил, что к залпу готов, как  вдруг  Мальгин
крикнул:
    - Отставить силовое задержание!
    - Это вы, Клим? - реагировал Шевчук. - Причина?
    - Мы не имеем права...
    - Ошибаетесь, у нас есть карт-бланш комиссии морали и  этики  ВКС.
Мы не должны допустить такую мощную машину,  как  спейсер,  с  больным
пилотом на чужую планету. Возможен инцидент.
    - Карт-бланш на убийство?
    - Вы с ума сошли! - Это голос Калины Лютого. -  О  каком  убийстве
речь? Шаламов должен быть задержан...
    - И все же я требую прекратить гонку! Немедленно!
    Двухсекундная тишина в эфире.
    - Вы берете на себя ответственность за последствия?
    - Да!
    - Отбой! - Шевчук тоже был решительным человеком и  этим  приказом
ответственность за случившееся брал и на себя. -  Ведомой  "двойке"  -
императив "змея"! Команде - свертка "шепотом",  переход  на  гиперболу
возвращения. Конец прямому эфиру.
    Спейсер  резко  затормозил,  Маат  перестал  расти   в   виоме   -
шарообразная глыба дымящегося не то камня,  не  то  стекла.  Рубиновые
стрелки визира продолжали вести уходящий в атмосферу  планеты  спейсер
Шаламова, пока он не исчез из  виду.  Наискось  по  темно-серому  боку
Маата скользнула искра зонда -  Шевчук  запустил  наблюдателей,  чтобы
знать, что предпримет Шаламов после посадки.
    - Вижу объекты АА, - доложил координатор.
    С   двух   сторон   к   земному   спейсеру   спешили    маатанские
корабли-"сторожа" пространства. Молча. Они никогда не давали  запросов
и не требовали ответов, они действовали.
    - Брэк! - скомандовал Шевчук.
    Спейсер перешел в режим "суперструны", Маат исчез из поля  зрения.
Мальгин, обессиленный нервным напряжением, лежал  в  рубке  десантного
когга, закрыв глаза, и вспоминал, как ходил  с  Даниилом  по  грибы  в
брянских лесах и как Шаламов по-детски радовался, находя  подосиновики
или боровики...
    Двое  суток  "Стратег"  дежурил  в  системе  Маата   в   состоянии
повышенной готовности, с  помощью  разного  рода  ухищрений  следя  за
действиями Шаламова на поверхности планеты.
    "Скиф", превращенный аппаратурой "динго" в маатанский проникатель,
сел в горах, на первый  взгляд  совершенно  безжизненных.  Атмосферные
летательные аппараты маатан не обратили на него особого внимания, хотя
и покружили над ним некоторое  время.  Затем  от  спейсера  отделились
кособокие "маатанские" планеры - Шаламов выпустил  своих  разведчиков.
Планеры вернулись через несколько часов, облетев Маат по  замысловатым
траекториям, но один из них остался висеть над "клиникой", где некогда
находился спасенный Даниилом "черный человек".
    Висел он сутки, а потом к нему подошли  аппараты  маатанских  "сил
безопасности", и Шаламову пришлось возвращать разведчика. Вернулся  он
в сопровождении "сторожей", могущих испугать своей формой кого угодно.
Однако Шаламову удалось, очевидно, найти с ними общий язык и  рассеять
на время подозрения: аппараты улетели. Шаламов снова запустил зонды  и
к исходу вторых суток наверное узнал все, что хотел. На  вызовы  кодом
по ТФ-связи, а также на прямые, открытым текстом с  помощью  лазерного
луча, он не отвечал.
    Ромашин за это время несколько раз появлялся  на  спейсере,  но  с
Мальгиным не разговаривал, решая какие-то  свои  задачи  с  командиром
ЧП-вахты.  Клим  замкнулся  в  себе  и  на  вызовы   Шевчука   отвечал
преимущественно односложными "да"  и  "нет".  Он  был  готов  к  любым
неожиданностям, неприятным объяснениям и даже к отстранению от участия
в операции, но ум его оставался холоден,  трезв  и  оценивал  ситуацию
логически точно.
    Спустя еще двое  суток  "Скиф"  выпустил  более  крупный  аппарат,
скорее всего десантный когг, а сам неторопливо пополз вверх,  всплывая
сквозь  малопрозрачную  для  световых  лучей  толщу  атмосферы  Маата.
Наблюдатели растерялись: определить, где именно находится Шаламов - на
борту спейсера или в когге - было невозможно.
    Ромашин созвал  экстренный  компьютерный  совет:  каждый  работник
вахты мог участвовать в нем, решая одновременно свои задачи на рабочем
месте. Мальгин в этот момент дежурил в зале десанта.
    - Он на "Скифе", - предположил Лютый. - Узнал, что его "друга" нет
на планете, и понял, что делать ему там нечего.
    - Я тоже  так  считаю,  -  сказал  Шевчук.  -  Надо  перехватывать
спейсер. А если он остался?
    - Насколько  я  понимаю,  Шаламов   болен,   -   вмешался   шкипер
"Стратега", - а  человек  с  нарушенной  психикой  способен  на  любой
нелогичный поступок.
    - И все же его действия должны иметь  логические  предпосылки  или
хотя бы видимость логики. Есть такой термин - антилогика, ее  варианты
можно просчитать. Пусть Умник проанализирует вероятности...
    - Некогда. Ваше мнение, Клим? Вы знаете Даниила лучше.
    Мальгин ждал этого вопроса и ответил без запинки:
    - Он остался. Дан всегда отличался  способностью  к  нестандартным
решениям, потому и смог стать мастером-спасателем, равных  которому  я
не встречал. Ромашин думал  несколько  мгновений,  был  слышен  только
пульсирующий фон пси-связи.
    - Что вы предлагаете?
    - Мне надо идти за ним... пока он не... Я уже  бывал  на  Маате  и
готов к любому повороту  событий.  А  идти  туда  должен  только  один
человек во избежание ненужного риска.
    - Это невозможно!
    - Единственный способ установить границы  возможного  -  выйти  за
них. Решайте быстрее, он уйдет из-под контроля.
    - Принимаю. - Ромашин понимал ситуацию не хуже. - Коггу десанта  -
на старт! Клим, в рубку, через минуту пробьем  "струну"  до  Маата.  В
атмосфере вас поведут на  луч  целеуказания  по  данным  наблюдателей,
выйдете на цель - решайте самостоятельно, мы  подстрахуем  каждый  ваш
шаг. И еще один нюанс... Вполне вероятно, что вам придется задерживать
Шаламова  самостоятельно,  так  вот,  в   ваш   скафандр   вмонтирован
"василиск". Инструкция по применению нужна?
    - Нет,   -   сказал   Мальгин:   "василиском"   -   гипнотизатором
направленного действия он пользоваться умел, как и любой хирург.
    - Отлично. Ни пуха вам...
    - К черту!
    - Остальным готовить перехват спейсера на тот случай, если Шаламов
останется в нем. Ведомые - старт!
    Все совещание заняло немногим более тридцати секунд, "Скиф"  успел
лишь подняться над горами Маата, а выпущенный им когг, похожий  внешне
на уродливого безголового орлана, преодолел  горную  цепь  и  вышел  к
долине, где располагалась единственная на всю планету станция метро.
    Мальгин очнулся от короткого беспамятства  -  встряска  нештатного
"броска на струну" была довольно приличной, - когда  когг  уже  шел  в
атмосфере по пеленгу зонда, ведущего наблюдение за машиной Шаламова.
    В  ушах  раздавалась  скороговорка  обещанного  Ромашиным  десанта
подстраховки и защиты:
    - Вижу "гадюк", фронт сорок один градус - пять  единиц,  семьдесят
три градуса - шесть единиц.
    - Маневр влево с выпуском "динго".
    - Вижу, пошел "сарыч".
    - Первый, в тылу "носорог", включаю "музыку"...
    - Синхронизация  ответа  -  в  диапазоне  "агрессив",  не  давайте
подойти на залповую дистанцию, уводите прочь, пустите "попугаев".
    - Шестой, императив "цунами"! Дерутся, гады!..
    - Принял...
    - Смене два - перехват "драконов" на высоте  сорок.  Смене  три  -
кильватерная расчистка. Дайте "карусель".
    - Первый, контакт в наносекундном интервале - предел авто, ведомый
отстал, поддержите "попугаями".
    - Пятый, держать синхроконтакт во что бы то ни стало! Чем  хотите,
хоть голыми руками! "Попугаи" пошли.
    - Принял... Попробую перейти на ПС [ПС  -  половинное  спрямление:
при локации  в  автоматическом  режиме  ведомый  аппарат  не  копирует
траекторию ведущего, а спрямляет свой путь; при половинном  спрямлении
вектор движения ведомого аппарата "упирается"  не  в  ведущий  аппарат
(полное спрямление), а в середину оставшейся дистанции.] траектории...
    Мальгин  не  знал,  что  его  сопровождают  три  эшелона   коггов,
перекрывших доступ к  машине  в  коридоре  погони  за  Шаламовым  всем
маатанским аппаратам.  Управлялись  когги  страхующего  десанта  асами
погранслужбы,  умеющими  избегать  конфликтов  чуть  ли  не  во   всех
диапазонах   сложнейшей   ситуации,   поэтому   маатане,   ошарашенные
внезапными  отвлекающими  действиями  земных   кораблей,   внешне   не
отличавшихся от их аппаратов,  не  смогли  помешать  Мальгину  догнать
Шаламова и перехватить его когг.
    А  когда  "птеродактиль"  Шаламова  вполз  в  перекрестие  захвата
следящей автоматики, Мальгин получил  сообщение,  что  спейсер  "Скиф"
взорвался в десяти мегаметрах от Маата, будучи атакованным маатанскими
"сторожами". Перехватить его пограничникам не удалось,  "черные  люди"
на этот раз действовали расторопней.
    Сообщение не потрясло Мальгина, он просто не  верил,  что  Шаламов
находился на борту "Скифа"; едва ли спасатель позволил  бы  уничтожить
спейсер   погранслужбы,   защищенный   от   большинства    космических
катаклизмов, и принять бессмысленную смерть. Вполне могло быть, что он
сам запрограммировал взрыв спейсера, чтобы замести следы, и  следовало
идти по его предполагаемому пути до конца.
    Когг Мальгина нагнал  машину  Шаламова  в  тот  момент,  когда  та
двинулась в глубь воздушного пространства долины, к видимому  издалека
- в ультрафиолете,  конечно,  -  строению,  удивительно  напоминавшему
скелет  земной  радиолярии  или  колокольчатой  диатомовой  водоросли.
Правда, размеры "водоросли" на много  порядков  превышали  размеры  ее
земного аналога.
    Мальгин, не раздумывая, направил машину вслед  за  "птеродактилем"
Шаламова, увеличил скорость и включил передатчик, пытаясь связаться со
спасателем. Координатор перешел на полное копирование эволюций впереди
идущего аппарата, повторяя не только его маневры, но и сигналы.
    Мелькнули  внизу  удивительные  заросли  блистающих  хрусталем   и
серебром  "стрекозиных  крыльев",  какие-то  угрюмые,   черно-багровые
громады, похожие на вздувшиеся опухоли с рядами неровных дыр.  "Скелет
радиолярии" приблизился, и тут подал голос координатор когга:
    - За нами погоня - три аппарата массой до трех килотонн,  еще  два
опускаются сверху, масса около пяти мегатонн,  энерговооруженность  до
ста Кларков. Надо возвращаться, подстраховка отстала.
    - Вперед! - ответил  Мальгин.  Он  знал,  что  примерно  такую  же
энерговооруженность имеют и земные спейсеры, что намного  превосходило
возможности когга, но драка с чужими не входила в планы пилота. К тому
же он верил в обещание Ромашина прийти на выручку в случае осложнений.
    Когг-"птеродактиль" впереди круто спикировал к зданию  маатанского
метро, из него вынеслась черная соринка, и тотчас же когг  превратился
в язык бело-голубого пламени. Машина Мальгина  подпрыгнула,  некоторое
время шла боком, потом с трудом выровнялась.
    Он не знал причин взрыва, то ли когг взорвался сам, то ли по  нему
выстрелили  охраняющие  здание  автоматы,  и  действовал,  основываясь
только на  интуиции:  резко  затормозил,  в  темпе  передал  сообщение
Ромашину и катапультировался из рубки в скафандре, не  забыв  включить
"динго". Его когг взорвался в тот момент,  когда  он  падал  вслед  за
несшимся впереди пятном "черного человека". Инк  скафандра  работал  с
такой же быстротой, что и координатор когга,  и  прочно  держал  пятно
беглеца в  центре  визирных  меток  оптического  визирного  устройства
шлема. Таким образом,  один  за  другим,  в  полусотне  метров  они  и
ворвались в раскрывшиеся лепестками неровные  двери  странного  здания
примерно на уровне третьего этажа. Но уже с первых метров  путешествия
по чужому зданию Мальгин вынужден был притормозить.
    "Черный  человек",  за  которым  он   гнался,   бесследно   исчез.
Извилистый коридор, начинавшийся за входом в здание маатанского метро,
дышал, как живой, его освещение пульсировало от багрового  сумрака  до
пронзительной зелени, так что ориентироваться в нем было очень трудно.
Углубившись  в  коридор  метров  на  сто,  Мальгин  в  нерешительности
остановился. Навстречу изредка попадались летающие "доски"  длиной  до
трех метров, но ни одного маатанина видно не было.
    - Дан! - позвал Мальгин. -  Даниил,  отзовись!  Какой  смысл  тебе
прятаться? Давай поговорим.
    И услышал вежливый ответ:
    - Хомо, тот, кого ты назвал Даниилом, ушел.
    Это был не голос - мысленный "шепот", его владелец показался Климу
похожим на Ромашина: тот же  тембр,  та  же  учтивость,  непробиваемое
хладнокровие и способность понять мысль собеседника.
    - Кто вы?
    - В одном из приближенных значений - транспортная  машина,  аналог
станции метро Галактики. Можете называть меня  Хранителем  Пути,  если
угодно. Можете не называть никак.
    - Извините, я спешу... где ваш зал контроля и управления?
    - Я не нуждаюсь в контроле и управлении.
    - Но как вас найти? Где вы находитесь?
    - Везде. Вы находитесь внутри меня.
    Мальгин чертыхнулся в душе, сообразив, что допустил  бестактность,
но на переживания у него не было времени.
    - Простите...
    - Я не в обиде.
    - Это верно, что  вас  сконструировали  и  установили  по  просьбе
маатан орилоуны? -  Вопрос  был  задан  машинально,  Мальгин  вспомнил
разговор с Ромашиным и не сдержал любопытства.
    - Верно лишь отчасти. Собственно, я тоже один из орилоунов.
    Мальгин снова смешался, не сразу придя в себя от изумления, только
предупреждение осторожного Клауса вывело его из ступора.
    - Простите, я не знал... не думал, что вы... голова забита другим.
Сюда... в вас могут проникнуть маатане?
    - Если я захочу.
    - Понимаете, может быть, мы и превысили полномочия,  но  не  нашли
другого способа...
    - Я знаю. Чем могу помочь?
    - Я должен отыскать Даниила... Шаламова... он болен...
    - Он  вслед  за  "черным  человеком"  ушел  в  место,  которое  вы
называете "серой дырой".
    - Они оба там?!
    - Да.
    - Если можно, переместите и меня к ним.
    - Точных координат их местоположения я не знаю, но могу  соединить
с моим коллегой, живущим на последнем Свидетеле.
    - На ком?
    - Вы назвали его Стражем  Горловины,  хотя  это  не  искусственный
объект. На самом деле это Свидетель.
    - Живое существо?!
    - И  да  и  нет.  Он  действительно  свидетель  -  рождения  вашей
Вселенной в частности. Итак, вы идете?
    Мальгин очнулся.
    - Да, благодарю.
    Коридор, посередине которого висел Мальгин, превратился  в  ровную
гладкую трубу, стенки ее засвистели мимо, и через несколько  мгновений
гость вылетел под купол циркообразного зала.
    - Добрых дел, - пожелал Хранитель Пути.
    - Погодите, - торопливо  бросил  Мальгин,  -  вы  затронули  очень
интересную тему, можно, я потом вернусь? Поговорить с вами?  Завтра...
когда удастся.
    - Завтра будет дуть завтрашний ветер. Это земная поговорка,  хомо.
Вряд ли вы вернетесь. Хочу предупредить: ваш друг Даниил действительно
серьезно болен, будьте осторожны при встрече с ним. В  нем  живут  две
личности, две психики, отражающие  два  совершенно  разных  подхода  к
жизни и смерти.
    - Спасибо, Хранитель, я учту.
    - До встречи на Земле, хомо.
    Мальгина окутал мрак, потом, спустя  неизвестное  время,  в  глаза
брызнул призрачный свет.
    Хирург висел,  поддерживаемый  антигравом,  в  центре  сплюснутого
помещения с закругленными углами и светящимися зернистыми  стенами.  В
полу угрюмо чернела неровная дыра,  густо  затканная  паутиной,  -  по
первому впечатлению, в потолке начиналась широкая  труба,  проложенная
сквозь толщу переплетений каких-то белых жил, полос  и  труб.  Мальгин
"на цыпочках" пробрался сквозь трубу и  выглянул  в  отверстие:  перед
глазами возвышался белоснежный  пористый  купол,  венчающий  громадное
здание неопределенных форм, а внизу, насколько хватает  глаз,  угрюмый
вудволловый лес, освещенный сиянием Горловины...

                               Глава 3

    Боль была странной и почти нестерпимой: начиналась где-то в  одной
точке грудной клетки и распространялась по всему телу, словно  ударная
волна от взрыва, пока не достигала кожи. Затем она втягивалась обратно
в исходную точку, и все начиналось сначала. От пульсации  к  пульсации
боль утихала, успокаивалась, но кожа "горела" долго, словно ошпаренная
кипятком, и заканчивался цикл щекотным передергиванием мышц спины...
    Шаламов  очнулся,  глубоко  вздохнул  и   наконец   кинул   вокруг
осмысленный взгляд. Пейзаж Стража Горловины, планеты-куба узнал сразу,
но, хоть убей, не мог вспомнить, как здесь оказался. Потерял  сознание
он еще в спейсере, при  подлете  к  Маату,  и  все  случившееся  потом
напрочь выпало из памяти. Значит, пока в нем  спал  человек,  работала
вторая часть сознания, маатанская, и, как видно, справилась  со  своей
задачей неплохо.  Знать  бы,  что  произошло  на  Маате,  как  он  там
действовал...
    Шаламов оглядел  себя:  скафандр  погранслужбы,  как  и  положено,
"динго" включен на создание облика  "черного  человека",  все  системы
работают нормально... стоп! А инк скафандра? Он-то  не  отключался  во
время "сезона небытия" хозяина и все видел!
    - Джордж, - позвал  мысленно  спасатель;  киб-интеллект  скафандра
имел при рождении другое имя, но Шаламов упорно называл его  Джорджем,
отдавая своеобразную дань памяти погибшему "Кентавру".
    - Готов к работе, - отозвался компьютер бесстрастно.
    - Высвети мне события после моего отключения.
    - Не понял, повторите. С какого момента времени?
    Шаламов сообразил, что для Джорджа он сознания не терял, разве что
изменилась  манера  управления  скафандром.   Значит,   его   сомнения
подтверждаются: в периоды забытья  телом  управляет  та  часть  мозга,
которая удерживает маатанскую память. Итак, формула его  существования
такова,  что  сознание  и  оба  вида  памяти  подчинены  человеку,  за
исключением "черных кладов",  а  подсознание  и  маатанская  память  -
сформировавшемуся  "черному"...  Можно  натворить   дел...   если   не
подчинить  себе  до  остатка  мозг.   Необходимо   срочно   попытаться
"присоединить" все ресурсы одному хозяину - ему, Шаламову.
    - С какого времени дать запись? - повторил Джордж.
    - С момента подхода к Маату.
    - Даю запись.
    Шаламов терпеливо выслушал скоростную запись  происшедших  за  это
время событий  и  в  задумчивости  прошелся  по  неровной  поверхности
какой-то плиты, венчавшей не то башню, не то колонну, пока  не  понял,
что стоит на крыше одного из "горловианских храмов".
    - Как я оказался на этом здании?..
    Инк скафандра удивился, но задавать вопросы в духе своего  хозяина
запрограммирован не был.
    - Вы просили Хранителя Пути отправить вас вслед за больным "черным
человеком", и "струна" метро закончилась здесь, внутри здания.
    - Этого следовало ожидать... я  уже  испытал  однажды  их  систему
мгновенного транспорта, правда, внутреннюю, но от внешней она, похоже,
не отличается ничем. Значит, мой "черный приятель" тоже  вышел  здесь?
Что ж, помаракуем, куда он мог отправиться, и двинемся искать.  Никуда
он отсюда не денется, если только не  махнет  куда-нибудь  за  пределы
Горловины... что, кстати, вполне может статься.
    Шаламов поднялся  над  "храмом",  оглядел  с  километровой  высоты
панораму острова, заросшего вудволловым лесом,  но  на  этот  раз  вид
"развалин сгоревшего города" на него не слишком  подействовал.  Океан,
окружавший остров,  отсвечивал  медвяной  желтизной,  был  пустынен  и
неподвижен, лишь у побережья он серебрился рябью мелких волн. Тишина и
покой. Мертвая тишина и мертвый покой. И все же что-то здесь  было  не
так,  Шаламов  мог  поклясться,  что  пейзаж  во  время  его   первого
пребывания на Страже был иным.
    Озарение  пришло,  когда  он  обратил  внимание  на  цвет  неба  -
темно-розовый, вишневый на горизонте, а раньше он был гораздо светлее.
Выходит, Горловина перестает излучать свет, а это  значит,  что  Страж
Горловины уже не сможет долго сдерживать схлопывание  "серой  дыры"  в
"струну", и времени до этого момента осталось не так уж и  много.  Еще
чуть-чуть,  и  одна  из  последних  оставшихся  дверей  в  иные   миры
закроется, и соответственно маатане останутся совсем без присмотра...
    Шаламов пожал плечами, пытаясь сориентироваться. Он уже решил, что
будет делать дальше, "Черный человек" бежал в  Горловину  не  ради  ее
красот,  маатане  меньше  всего  были   романтиками   в   человеческом
понимании,  способными  к  эстетическому  созерцанию  гармонии   чужих
пейзажей, они признавали  только  собственные  картины  и  собственное
искусство, и целью маатанина была, конечно, сама "серая дыра" - и путь
его туда. Однако, не имея проникателя, он вряд  ли  добьется  цели,  а
значит, искать его надо где-то на Страже или  на  форпосте  Границы...
куда можно добраться и с любого острова, где есть  скелеты  Хранителей
Пути. И Шаламов повернул к "храму", откуда только что вышел.
    Первые две попытки выйти  к  форпосту  привели  спасателя  на  два
астероида, расположенные один за другим в глубине Горловины. Это  были
по сути "автоматы поддержки  оси",  давно  потерявшие  свое  значение;
астероиды были окутаны текучим  и  тяжелым  черным  дымом  толщиной  в
полметра, не желающим испаряться в космос  и  быстро  оседающим  после
взбаламучивания. "Дым" этот, конечно, дымом не был,  вероятно,  вблизи
поверхности  астероидов   происходили   какие-то   полевые   процессы,
визуально наблюдаемые как дым, зато  в  результате  свет  он  поглощал
стопроцентно.
    С третьей попытки  использования  "горловианского"  метро  Шаламов
оказался на борту  какого-то  архисложного  левиафана,  описать  форму
которого не смог бы и профессиональный  математик  или  кристаллограф.
Любопытства это космическое чудо у Шаламова не вызвало, и он продолжал
методично входить и выходить в туннель переброса, пока не очутился  на
острове планеты-куба, который по  какой-то  ассоциации  показался  ему
тоже знакомым.
    Поднявшись повыше, спасатель убедился, что остров -  тот,  который
ему нужен (спутать с другим было невозможно); однако на том месте, где
когда-то сел маатанский проникатель с  "Кентавром"  на  горбу,  угрюмо
блестел глазурью колоссальный  провал  строгой  цилиндрической  формы,
достигавший в диаметре не менее трех километров и с уходящими примерно
на такую же глубину  стенами.  Шаламов  завис  над  его  краем,  молча
вглядываясь в слоистые стены. Накатила волна боли, втянулась в голову,
царапнула глазные яблоки. И сразу  пришло  ощущение,  будто  в  голове
проросла почка, лопнула  бесшумно  и  безболезненно,  и  под  черепной
коробкой раздался темный, равнодушный, щекочущий голос:
    - Терроморфа глубь...
    Шаламову захотелось почесать под  черепом,  от  необычной  щекотки
даже зубы заломило, такого он еще не испытывал.
    - Джордж, переведи, что ты сказал.
    - На понял, уточните, что имеется в виду.
    - Ну, эти слова: терроморфа глубь... или что-то в этом  роде.  Что
они означают?
    - Прошу прощения, я ничего не говорил и перевода слов не знаю.  По
ассоциативной связи речь может идти о проникновении в суть явления.
    - Вряд ли. - Шаламов прислушался к себе. Снова внутри  головы,  во
лбу начала "расти почка", лопнула, и тот же голос проскрипел:
    - Терроморфа глубь -  селективное  трясение  основ  материи.  -  И
добавил: - Здесь.
    Шаламов   нашарил    ртом    мундштук    пищеблока    и    глотнул
витаминизированного желе-концентрата. Он понял, что каким-то образом в
нем пробился маатанин - сквозь изолирующие барьеры подсознания в сферу
сознания - и подсказал ответ. "Спасибо" говорить  было  некому,  разве
что самому себе. Что ж, если он овладеет  таким  способом  и  закрытым
маатанским знанием,  "черным  кладом",  осевшим  в  глубинах  психики,
откроется и возможность прямого контакта с главным информарием  Маата.
Тогда и "черный" не понадобится с его "ключами". А пока  надо  идти  к
намеченной цели, искать этого придурка, на острове его нет.  Возможно,
он был, но задерживаться не стал, нет смысла. Что же здесь  произошло?
Кто "селективно" разнес на атомы разбитые корабли, применив  "трясение
основ материи", скорее всего - кварковый резонанс? И зачем?
    - С юга приближаются объекты неизвестной природы, - вмешался вдруг
Джордж в размышления хозяина. - Скорость шесть и  два,  время  подхода
две минуты двадцать две секунды. Мы в поле их радаров.
    Шаламов бросил последний взгляд  на  провал,  пробитый  в  породах
острова, - на дне его  блестело  озерцо,  -  и  стартовал  к  "храму",
поражавшему со  стороны  своим  идеальным  замысловатым  асимметричным
узором. Все-таки было в  этом  строении  что-то  от  геометрии  живого
организма, некий "биологический беспорядок", всегда  отличающий  живое
от  холодной  симметрии  мертвого  кристалла.  Кажется,  пришло  время
заняться им вплотную, при первом знакомстве с планетой-кубом  серьезно
изучать "храмы" было некогда.
    Уже на  вершине  здания  Шаламов  оглянулся.  Объекты  неизвестной
природы приблизились настолько, что были видны  невооруженным  глазом:
два летающих громадных "крокодила", с воем  раздиравших  воздух.  Один
был маатанским сторожем, второй - скорее всего замаскированным  земным
автоматом.
    - Ну и драндулеты! - Шаламов, усмехаясь, качнул  головой,  помахал
им рукой и нырнул в дыру одного из куполов, венчавших "храм".
    Обычно дальше "зала метро" - полости с  дырами  входов  в  туннели
мгновенного  перемещения  -  он  не  заходил,  теперь  же  надо   было
попытаться пройти в глубь "храма", посмотреть на его остальные залы  и
разобраться  в  системе  архитектурного  подхода.   Но   прогулки   не
получилось. Как только Шаламов нашел несветящееся отверстие, с виду  -
"затканное паутиной", к которому пол опускался  неровной  воронкой,  и
прыгнул в него, сработал обычный механизм метро: спасателя  "разложили
на атомы" и "собрали" уже в другом месте, за сотни тысяч километров от
этого места.
    - Граница перехода! - раздался  внутри  Шаламова  чей-то  безликий
голос.
    Прошло  время,  пока  спасатель  сообразил,  что   "говорили"   на
маатанском - фейерверк огня, но он понял фразу  без  перевода,  словно
всю жизнь говорил по-маатански - вспышками света.
    - Повторите, - попросил он. - Что это значит?
    - Граница перехода, - повторил  неведомый  собеседник.  -  Граница
континуума. Мембрана. Обратный переход невозможен.
    Шаламов  хмыкнул,  огляделся.  Труба.  Впереди  сужается   и   еле
светится, сзади светится чуть сильнее. Проверить?
    Выход из "трубы" оказался недалеко, в ста метрах. Шаламов выглянул
из устья "трубы"  и  увидел  расширяющийся  в  бесконечность  световой
конус, перегороженный "стеной" с дырами-ячеями; из  одной  такой  дыры
выглядывал спасатель. Вот, значит, какой на самом деле конец Горловины
- "стена сыра"!..
    - Неправильно, - угрюмо возразил кто-то внутри его.
    - Почему неправильно? - удивился Шаламов, не обращая внимания, что
спорит сам с собой. - Я же вижу!
    - Это  ложное  видение,   отражающее   стереотипы   геометрических
представлений. На самом деле все выглядит иначе.
    - Так что, я, по-твоему, вижу не то... что вижу?
    - Для адекватного отражения необходим набор других органов чувств,
у человека их нет.
    - Понятно. Нет - так будут, попозже я займусь усовершенствованием.
Что ж, посмотрим, что там дальше, за границей. - Шаламов  спохватился.
- С кем я говорю?
    - Не понял вопроса, - отозвался Джордж.
    Глотнув желе, Шаламов вернулся  к  исходной  точке  трубы,  откуда
начинал знакомство с  "границей  перехода".  Идти  в  глубь  трубы  не
хотелось, но он себя пересилил.
    Метров сто - если опираться  на  ощущения  -  труба  шла  идеально
ровная и светлая, а потом начался самый настоящий лабиринт  с  пятнами
какого-то лишайника на гладких, серо-белых, словно мраморных,  стенах.
Лабиринт вел  сначала  вперед,  потом  нырнул  вниз,  если  судить  по
изменению ощущений,  стал  однообразно  петлять  и  кружить,  и,  пока
Шаламов следовал  его  изгибам,  Джордж  насчитал  полсотни  петель  и
столько же расширений коридора,  запоминая  на  всякий  случай  дорогу
назад. Он первым отметил нарастание пси-фона, Шаламов среагировал чуть
позже и не количественно, а качественно: показалось вдруг,  что  он  с
ходу влетел в трясину заросшего ряской болота.  Остановился.  "Болото"
исчезло, зато коридор впереди стал "дышать", стены его то  сдвигались,
то раздвигались, воздух сгустился, замерцал.
    - Что это? - задал мысленный вопрос Шаламов.
    - Рекомендую  вернуться,  -  отозвался  Джордж.  -  Кроме   набора
электромагнитных полей, отмечаю синусоидальные  колебания  пси-поля  с
нарастающим градиентом.
    Шаламов  напряг  зрение  и  слух,  но  даже   в   инфракрасном   и
ультрафиолетовом диапазонах не смог опуститься взором ниже  нескольких
десятков метров от уровня, на  котором  находился.  Туннель  продолжал
складываться в петли (словно двенадцатиперстная кишка,  пришло  на  ум
сравнение), а  за  его  стенками  простирался  хаос:  пустота  стенок,
перепонок, провалов и наборов плоскостей разного порядка сложности.
    - Ничего не вижу. Метров на сорок опуститься можно, впереди чисто,
а там посмотрим, спешить нам некуда.
    Координатор  скафандра  промолчал.  Он,  как  и  хозяин,  видел  и
чувствовал лишь то, что мог видеть и чувствовать с  помощью  датчиков,
разработанных  человеком  и  рассчитанных  на  диапазоны  его  органов
чувств.
    Шаламов  тронулся  с  места,  и  чем  дальше  углублялся  в  недра
загадочной "мембраны перехода" (видимо, это и есть тот самый  "форпост
Границы", о котором доложила "проросшая почка" маатанской памяти), тем
сильнее на него влияли странные,  невесть  откуда  взявшиеся  перепады
пси-поля.  Галлюцинации  стали  приобретать  вещественный,  предметный
характер, мозг уже  не  справлялся  с  ориентацией  в  пространстве  и
перестал различать, где фантом, а где реальное  препятствие.  Шаламов,
вспотевший и злой, вынужден  был  остановиться  перед  развилкой:  ход
раздваивался  на  два  одинаковых  коридора,  то   расширяющихся,   то
суживающихся до размеров игольного ушка.
    - Дальнейшее передвижение считаю нецелесообразным,-  снова  сказал
Джордж. - Опасно!
    - Черта с два! - огрызнулся Шаламов. - Непосредственной  опасности
не вижу, а с галлюцинациями мы как-нибудь разберемся. Помогай лучше, а
не встревай с советами. На сколько метров мы уже опустились?
    - Метров на двести... если ваше "опустились" соответствует истине.
На самом деле мы могли пролететь всю Галактику.
    - Не остри,  умник.  Мое  второе  "я"  молчит,  значит,  все  идет
нормально. Вперед!
    Антиграв  бросил  скафандр  с  начинкой  в  одно  из  пульсирующих
отверстий,  и  в  тот  же  момент  Шаламов  услышал   чей-то   густой,
"астматический" мысленный "шепот":
    - Остановись, хомо!
    "Шепот" не принадлежал ни координатору, ни "внутреннему голосу", и
все же Шаламов, машинально затормозив, окликнул инка:
    - В чем дело, Джордж, снова твои штучки?
    - Не понял, - сухо ответил координатор. - Что вы имеете в виду?
    - Ты сказал "остановись"?
    - Нет.
    "Ясно, - подумал спасатель, - галлюцинации перешли  и  в  звуковую
форму. Хотел бы я знать, откуда внутри этой "мембраны"  пси-излучение.
Может быть, в ней кто-то живет? Орилоун, например?"
    Снова  мимо  поплыли  стены  туннеля,  то  вспыхивающие  странными
узорами,  то  передергивающиеся  судорогой,  то   вспухающие   волнами
конвульсивных  сокращений,   расплывающиеся   туманной   пеленой   или
твердеющие  до  металлического  звона.  Но  не  успел   путешественник
пролететь и двух десятков  метров,  как  снова  послышался  угрожающий
"шепот":
    - Остановись, хомо!
    - Кто говорит?! - еле сдерживаясь, воскликнул Шаламов,  не  ожидая
ответа от "звуковой галлюцинации".
    - Остановись, - последовал тот  же  совет.  -  Тебе  не  выдержать
увеличения трансцендентности. Возвращайся.
    - Ха-ха! - сказал Шаламов с веселой злостью. -  Советчик  нашелся!
Скажи, кто ты, и я скажу, друг ты мне или нет.
    - Друг. Еще немного, и ты никогда не вернешься...
    - Вздор! Кто не рискует, тот не живет! А я живу!
    - Похоже, риск для тебя - главное. А как же Купава?
    - А  вот  ее  не  тронь,  не  советую!  -  Шаламов  вынужден   был
остановиться; пот заливал глаза, вокруг началось  светопреставление  и
не было видно, куда  двигаться  дальше.  -  Лучше  подскажи,  как  мне
пробиться по ту сторону границы, а то от моих "кладов"  памяти  что-то
мало толку, жди - когда еще они проснутся.
    - Рекомендую вернуться, - снова  вмешался  Джордж;  его  мысленный
"голос" стал почему-то по-детски тонким, как писк.
    - Заткнись! Я разнесу  эту  "мембрану"  на  куски,  но  пройду  ее
насквозь!
    Еще несколько минут истекли в борьбе с изменившимся  пространством
и бунтующими чувствами. Искаженные,  причудливые,  необычные  ощущения
сбивали с толку, расщепляли "я" Шаламова, заставляли его напрягать все
силы,  чтобы  хоть  как-то  ориентироваться  внутри  сошедшего  с  ума
пространства. Не помогали ни приборы скафандра, ни транквилизаторы, ни
аптечки, ни  новые  "нечеловеческие"  способности.  И  снова  человеку
пришел на помощь дремлющий в нем "черный человек".
    Шаламов  почувствовал  знакомую  боль  во  всем  теле,  эта   боль
стянулась в одну точку  в  голове  и  лопнула  с  отчетливым  хлопком.
Световая  феерия  вокруг  потускнела,  извивающиеся  стены   перестали
дергаться,  танцующие  тени  застыли,  хотя  весь   пейзаж   продолжал
вздрагивать и шататься, будто был вылеплен из единого куска  желе  или
кто-то бил Шаламова по затылку. Пришло странное  холодное  успокоение,
как бы поднявшись от ног до головы, вернулась небывалая ранее  острота
зрения.  Шаламов  понял,  что  висит  над  краем  обрыва,  за  которым
распахивается колоссальный провал  неизвестных  размеров,  заполненный
пульсирующим мраком.  В  этом  мраке  плыли  вереницы  огней  в  форме
спиралей, туманных облаков и звезд, мелькали жуткие  тени,  вспыхивали
зарницы, взрывались хрустально-прозрачные шары, истекая струями  искр,
перемещались и разбегались огромные объемы  не  видимой,  а  ощущаемой
материи... Это был иной мир, иная вселенная, и  Шаламов  все  смотрел,
смотрел, смотрел,  завороженный,  пока  внутри  не  раздался  знакомый
"астматический шепот":
    - Ты очень сильный, но и твои силы кончаются. Обрыв -  это  предел
трансцендентности трехмерного континуума, за ним - иной  вакуум,  иные
формы материи. Возвращайся, ты и так прошел путь,  недоступный  никому
из людей. Когда-то эта линия - "серая дыра", как вы ее называете,  или
"суперструна" - была совершенно прозрачной, а теперь она почти заросла
и превратилась в мембрану. Возвращайся.
    - Нет!  -  решительно  возразил  Шаламов,  собираясь  "шагнуть   с
обрыва", понимая, что это вовсе не обрыв, а его представление об  этом
месте, отражение неизведанных пространств, ограниченных  человеческими
чувствами. - Я не прошел всего, чего хотел, и остановить  меня  ты  не
сможешь, кто бы ты ни был.
    - Тогда посмотри налево.
    Шаламов невольно повернул голову и увидел слева  от  себя,  совсем
недалеко, неподвижную глыбу маатанина,  "застрявшую"  в  нагромождении
камней. Мгновение смотрел на нее, не веря глазам,  но  что-то  лопнуло
внутри с тонким стеклянным звоном,  и  на  нервную  систему  спасателя
обрушился штормовой прибой расстроенных  чувств,  ломая  волю,  умение
трезво мыслить и правильно оценивать происходящее.
    Шаламов сопротивлялся психологическому давлению извне самозабвенно
и яростно, но  уже  через  минуту  понял,  что  "астматик",  внушавший
неизбежность отступления, прав и что еще немного - и спасатель  сойдет
с ума! И, хотя вся его натура восставала  против  совета  неизвестного
советчика-благодетеля, надо было отступать, спасать маатанина и  себя.
Шаламов был уверен, что перед  ним  тот  самый  "черный  человек",  за
которым он гнался с Маата.
    - Но я вернусь! - пригрозил Даниил неизвестно кому.
    Он не помнил,  как  пробирался  по  "живым"  туннелям  "мембраны",
поднимаясь   из   преисподней   наверх,   сквозь   бесшумный    ураган
пси-излучения, выворачивающий наизнанку все чувства до глубин души, но
позволил себе потерять сознание,  лишь  когда  убедился,  что  миновал
опасную зону, грозившую полным распадом  личности.  Бросив  взгляд  на
тушу маатанина, следующую в кильватере на  тонком  реп-шнуре,  Шаламов
улыбнулся, удовлетворенный, и рухнул в  грохочущую  багровую  пропасть
беспамятства.

                               Глава 4

    Мальгин, как и Шаламов, тоже догадался, что может  воспользоваться
"внутригорловианским" метро - только так можно  было  обрести  шанс  и
наткнуться на беглеца. Конечно, хирург не  удержался  от  прогулки  по
острову, с трепетом взирая на исполинские стены вудволлов, этого  чуда
Стража Горловины, теплокровных полурастений-полуживотных, но Клаус, не
имевший человеческих слабостей, напомнил ему о невыполненном  задании,
присовокупив предупреждение о возможных наблюдателях маатан.
    - Засекут нас здесь - костей не соберем!
    - Не пугай, - буркнул Мальгин. - В Горловине должны  быть  и  наши
наблюдатели, в случае чего придут на помощь.
    Ему повезло. Уже  со  второй  попытки  он  попал  на  остров,  где
когда-то совершили вынужденную посадку изуродованные, вросшие  друг  в
друга маатанский проникатель и земной спасательный шлюп. Мальгин сразу
узнал глубокую дыру в центре  острова,  пробитую  маатанским  сторожем
Горловины, когда тот уничтожил космолеты. Клим поднялся над  "храмом",
из башни  которого  только  что  выбрался,  и  не  успел  как  следует
осмотреться, как оказался в гуще событий.
    К "храму" со стороны океана мчались  два  маатанских  "крокодила",
еще один аппарат - сложное  сплетение  серебристых  колец,  решеток  и
спиралей  -  падал  сверху.   Первый   "крокодил"   с   расстояния   в
триста-четыреста метров метнул вдруг в замешкавшегося Мальгина  дымный
рукав, внутри которого, как в  трубе,  просверкнул  огненный  пунктир.
Клима спас координатор скафандра, без предупреждения хозяина - не было
времени - рванувшего изо  всех  сил  в  сторону,  так  что  хирург  на
мгновение потерял сознание от удара ускорения.
    А затем произошло неожиданное: второй "крокодил" прыгнул вперед  и
столкнулся со своим напарником, отчего следующий  выстрел  маатанского
автомата пришелся по "храму", испарив в нем часть неимоверно изогнутой
крыши. Что-то сверкнуло внутри столкнувшихся "крокодилов", оба нырнули
вниз, кувыркаясь, один из них стал разваливаться на огненные  лохмотья
и дымящиеся куски.
    - Берегись! - предупредил Клаус. - Еще один над нами.
    - Вижу, - хладнокровно отозвался  Мальгин,  облизывая  соленую  от
крови верхнюю губу; от удара у него носом  пошла  кровь.  -  Быстро  в
здание!
    - Я только что заметил странную фигуру, как раз перед тем, как  на
нас напали. Похоже, это были два "черных человека"...
    - Где?!
    - У той угловой башни с дырами, слева по борту.
    - Это Даниил, больше некому. Ходу к башне, быстрей!
    Скорость  подскочила  до  ста  километров  в  час,  и   оставшееся
расстояние Мальгин преодолел буквально за несколько секунд, но, как ни
спешил, серебристая многоэтажная машина успела  опуститься  к  "храму"
раньше. Клим вынужден был затормозить.  Ему  показалось,  что  изнутри
чужой непонятной машины на него смотрят десятки пар глаз, и только  он
успел  подумать  об  этом,  как  спирали,  кольца  и  решетки   внутри
диковинной конструкции  пришли  в  движение,  размазались,  расплылись
дымом, а на их месте действительно проступили... десятки  человеческих
глаз!
    - Что  за  дьявольщина?!  -  Ошеломленный   Мальгин   не   поверил
собственным глазам. - Клаус,  ты  тоже  их  видишь  или  мне  все  это
пригрезилось?
    - Вижу только одного, он  возвращается.  -  Координатор  не  понял
вопроса, он следил за обстановкой вокруг и увидел одного из  уцелевших
"крокодилов".
    - Я о "глазах". Ты что, в самом деле не видишь?
    - Вижу впереди чужой автомат сложной структуры, излучающий  мощный
пси-фон.
    - Ах, так вон оно в  чем  дело,  пси-наводки...  -  Мальгин  кинул
взгляд назад: "крокодил" угрожающе приближался. Размышлять -  "добрый"
это автомат или нет - было некогда.
    - "Универсал" к бою! Ныряем под эту... этот геометрический ребус с
глазами, а попытается помешать - стреляем. Не лучом - по площади,  для
острастки. Не внемлет - откроем огонь на поражение.
    - Понял.
    Мальгин выписал аккуратную синусоиду в воздухе, сначала вниз,  под
"глазастую" конструкцию - она никак не  реагировала  на  этот  маневр,
только глаза повернулись вслед человеку, - потом вверх, и вышел  точно
под башней со множеством отверстий, в которой, по утверждению  Клауса,
скрылись два "черных человека". Уже влетая в одно из  отверстий,  Клим
оглянулся.
    Упакованные в прозрачный пузырь  внутри  обрамленной  серебристыми
кольцами машины глаза, совершенно живые, человеческие глаза,  мигающие
по очереди (!), смотрели ему вслед.
    - Клим, - послышался чей-то далекий голос, и  наступила  тишина  -
Мальгин оказался в  башенке  "храма",  стенки  которой  не  пропускали
радиоволн. Он сразу угадал вход в туннель, где  мог  скрыться  "черный
человек", и, направляясь к нему, не удержался от вопроса:
    - Ты слышал?
    - Что именно? - отозвался Клаус.
    - Меня кто-то окликнул...
    - Нет.
    Накатила волна глухой досады.
    - Что-то глуховат ты у меня, братец, да и подслеповат к тому же...
Неужели так и не разглядел "глаза" внутри того прозрачного монстра?
    - Нет, - ответил координатор бесстрастно.
    Как и Шаламов до него, Мальгин вышел из туннеля "храмового"  метро
в том же месте, внутри последнего форпоста Границы "серой дыры",  хотя
и не знал  этого.  Ему  показалось,  что  он  блуждает  по  лабиринтам
необычного объекта, постепенно опускаясь в его недра, на самом же деле
путь Мальгина был гораздо длиннее, хотя  он  и  не  мог  быть  измерен
линейными мерами, в километрах или парсеках.
    "Черные люди", в  которых  Мальгин,  как  ему  казалось,  угадывал
Шаламова и его "приятеля", мелькнули и пропали,  не  оставив  и  следа
своего пребывания в петляющих коридорах, то ярко освещенных, то темных
или заполненных редким цветным  туманом,  затрудняющим  тем  не  менее
ориентацию. Мальгин все еще вспоминал встречу с  неизвестным  летающим
объектом, битком набитым "глазами", но  уже  склонялся  к  мысли,  что
"глаза" ему пригрезились. Очевидно, давление  пси-фона  вблизи  чужого
аппарата было таким  сильным,  что  вызвало  наведенную  галлюцинацию,
ассоциирующуюся с похожими на человеческие мигающими  глазами.  Внутри
аппарата кто-то был,  внимательно  наблюдавший  за  событиями,  но  не
желающий вмешиваться, что и уловило подсознание Мальгина.
    Устав, Клим съел два кубика интергропищи,  по  вкусу  напоминающей
жареное мясо, запил витаминизированным желе. Кровь веселее побежала по
жилам, мышцы обрели былую силу, однако голова оставалась тяжелой,  как
после бессменного суточного дежурства.
    "Странное ощущение, - подумал Мальгин,  прислушиваясь  к  себе.  -
Будто  застряло  что-то  во  лбу  и  мешает   двигаться...   результат
усталости? Не  похоже.  Я  не  мог  устать  до  такой  степени,  да  и
стимуляторы должны были сработать..."
    - Вероятно,  это  следствие  действия  повышенного   пси-фона,   -
предположил Клаус.
    - Что?! И здесь повышен пси-фон?
    - Ощущаю качественно, количественные оценки  дать  не  могу  из-за
невозможности замера параметров поля,  его  диапазон  лежит  далеко  в
стороне от полосы чувствительности датчиков.
    - То есть ты хочешь сказать, что этот пси-фон далек от нормального
гуманоидного?
    - Совершенно верно. Источник излучения  где-то  внизу,  в  глубине
здания... если только это здание, что весьма спорно.
    - Тогда идем вниз.
    - Есть ли смысл? Ubi nihil - nihil [Где нет ничего, там нет ничего
(лат.).]. "Черный человек" давно  покинул  здание,  ему  здесь  просто
нечего делать.
    - Ты не знаешь Даниила, он наверняка пойдет вниз, а  тем  более  в
таком возбужденном состоянии... Готовься к медблокаде, чувствую, будет
мне худо. Но проверить этот ход необходимо.
    Мальгин двинулся вперед, сосредоточив волю и желание на достижении
одной цели: поиске Шаламова. Все остальное, в  том  числе  собственные
переживания и физическое состояние, было несущественным.
    По мере того как он опускался с "этажа на  этаж",  психологическое
давление на мозг усиливалось, Клим  пережил  те  же  ощущения,  что  и
Шаламов до него, только возможности адаптации и сопротивления  внешним
пси-ударам у Мальгина  были  скромнее.  Вскоре  он  перестал  отличать
реальные предметы  от  галлюциногенных  призраков,  натуральные  стены
коридоров от стен, сооруженных  взбунтовавшейся  фантазией,  и  только
трезвая  оценка  координатора  кое-как  спасала  положение.   Мальгину
грезились готовые к прыжку хищники, сочетавшие  в  себе  злобную  силу
земных  тигров-людоедов  и  мрачную  таинственность  "черных   людей",
чудились засады, руки, сжимавшие оружие, уродливые  фигуры  джиннов  и
дивов, демонов и чертей с трезубцами, направленными ему то в грудь, то
в спину; но как бы ни был он дезориентирован и сбит с толку,  стрелять
по "нападавшим джиннам" не стал,  удержался,  каждый  раз  срабатывала
глубинная "блокировка" морали,  закалка  воспитываемой  веками  этики,
основанная на  заповеди  "не  убий"  и  опиравшаяся  на  тренированное
самообладание.  "Меч"  оставался  в  "ножнах",  хотя  меч   у   Клима,
многодиапазонный излучатель "универсал" с автоматической  наводкой  на
цель и мысленным спуском, был гораздо более мощным оружием.
    Опустившись еще на сто метров ниже прежнего уровня -  таково  было
впечатление, подкрепленное измерениями датчиков, - временами полностью
теряя ориентацию, от оглушительного  "шума"  забывая  о  смысле  своих
блужданий, с трудом удерживаясь на зыбкой грани беспамятства,  Мальгин
вынужден был констатировать, что глубже ему не пройти. Хорошей  защиты
от пси-излучения у него не было. К зрительным  добавились  и  звуковые
галлюцинации: кто-то звал его, предупреждал, вещал философские истины,
смеялся и плакал, говорил голосами Купавы и Ромашина.  Однако  Мальгин
отреагировал на все эти "голоса" лишь дважды: первый раз - когда с ним
заговорил Ромашин, и второй - когда послышался голос Шаламова.
    - Дан, это ты? - прохрипел Мальгин.
    - Я то, что было, есть и будет, - ответил "собеседник", - никто из
смертных не приподымал моего покрывала [Надпись на храме Изиды в Саисе
(Египет).].
    Мальгин сразу потерял интерес к голосу - едва понял,  что  говорил
сам с собой.  Но  когда  "Шаламов"  послышался  второй  раз,  Клим  не
выдержал, вступил в диалог:
    - Где ты, Дан? Отзовись!
    - Клим, дальше тебе ходу нет, возвращайся.
    - Где ты? - крикнул Мальгин, невольно напрягая зрение и  слух,  но
видел вокруг лишь танцующих огненных чудовищ,  а  в  ушах  звучал  рев
"диких слонов", "грохот взрывов" и "адский вой урагана".
    Шаламов не ответил.
    И Мальгин двинулся в прежнем  направлении.  Он  обнаружил  Даниила
случайно, буквально  наткнувшись  на  две  черные  фигуры,  причудливо
искаженные  искривленной  линзой  сознания,  но  все  же   материально
ощутимых, твердых. Мальгин не смог определить, кто из  них  Шаламов  в
образе маатанина, а  кто  галлюцинация,  иллюзорный  двойник,  поэтому
хирург, ощупав первую фигуру и  убедившись,  что  перед  ним,  похоже,
человек в скафандре типа "отшельник",  принайтовил  находку  к  своему
скафандру с помощью прочного линя и приказал  Клаусу  включить  "аллюр
три креста". Координатор, тоже наполовину оглохший и ослепший,  память
все же сохранил и рванул  назад  из  адского  места,  стены  которого,
казалось, вот-вот сомкнутся и раздавят непрошеных гостей.
    Очнулся Мальгин в просторном  гроте  с  неровным  полом  и  низким
потолком,  украшенном  пятнами  светящейся  изморози.   Огляделся.   В
кильватере за ним одна за другой смиренно следовали две черные  глыбы,
два маатанина.
    - Кажется, у меня начался бред, - сказал  он  сам  себе  спокойно,
жадно глотая витаминизированную смесь. - Я почему-то вижу двух "черных
людей". Чур меня?
    - Я тоже, - ответил Клаус не без иронии.
    Мальгин поперхнулся,  с  минуту  смотрел  на  неподвижные  фигуры,
постепенно приходя в себя, потом наконец вспомнил:
    - Их и должно быть двое, ты  же  сам  говорил,  что  видел  двоих.
Даниил  нашел-таки  своего  визави,  того  самого,  своего  крестника,
которого спас. Надо же, как повезло, ай да мы!.. Кстати, как  долго  я
был без сознания?
    - Час одиннадцать минут. По  моим  подсчетам  мы  где-то  недалеко
от... - Клаус замялся. - Я потерял ориентацию. Здесь мы не проходили.
    - Немудрено в такой свистопляске... Поехали наверх... или куда там
еще, вылезем - сообразим, что делать дальше.
    Связка из трех одинаковых  с  виду  фигур,  две  из  которых  были
созданы  голографической  аппаратурой  земных   скафандров,   медленно
поползла вдоль грота  к  выходу,  потом  по  коридорам  из  "пещеры  в
пещеру"; менялись диаметры и длины коридоров, размеры залов, их  стены
постепенно светлели, наливались молочным свечением,  в  них  появились
прозрачные прожилки,  словно  пласты  хрусталя,  и,  наконец,  впереди
засияло отверстие выхода. Мальгин инстинктивно замедлил движение,  ему
стало не по себе: выходил он явно не там, где когда-то начал погоню за
Шаламовым. В тревоге сжалось сердце.
    Выход приблизился, в глаза брызнуло ярким  белым  светом.  Стиснув
зубы, Мальгин одним прыжком преодолел последние метры пути  и  вылетел
наружу. И не поверил глазам.
    Ландшафт кругом был не похож на окрестности  Стража  Горловины,  и
вылетел хирург не из "храма" -  из  сверкающей  алмазными  просверками
ледяной горы. Гора имела плоскую вершину, усеянную множеством  ниш,  и
курилась паром. Стояла она в ущелье  с  отвесными,  синими  с  голубым
стенами, поднимавшимися на колоссальную высоту  и  тающими  в  голубой
прозрачности неба. Светила видно не было, и все же  освещен  этот  мир
был как в яркий солнечный день на Земле. Казалось,  что  светится  сам
воздух.
    В серо-синей почве ущелья были разбрызганы вкрапления черных пятен
и заросли "настоящего"  бамбукового  леса,  удивительно  ровного,  как
щетка: каждое "дерево" представляло собой совершенно прямой  членистый
прут высотой до ста метров, черный у основания и краснеющий к вершине.
В разных местах ущелья, уходящего влево до горизонта и поворачивающего
справа, виднелись "ледяные горы", такие  же,  как  и  те,  из  которых
выбрался Мальгин: неровные параллелепипеды в невероятно сложном  узоре
ниш  и  рытвин,  красивые,   гармоничные,   эстетически   совершенные,
создающие впечатление небывалой легкости  и  стройности,  несмотря  на
неуклюжую форму и размеры.
    - Поздравляю, - раздался в ушах чей-то голос.
    Зачарованный Мальгин медленно повернулся.
    - Привет, Клим, - снова прозвучал голос. - Поздравляю с  прибытием
в Орилоух. Ты все же нашел меня, старик. Зачем?
    Мальгин  вспомнил  о  "василиске",  как  о  постыдной   тайне,   в
пересохшем горле  пискнул  задавленный  волнением  вопрос:  "Кто  ты?"
Вместо этого он хрипло проговорил:
    - Ты напрасно сбежал из клиники, Дан. Многие беспокоятся,  что  ты
можешь... понимаешь, может быть, даже неосознанно...
    - Ясно,  не  продолжай.  Кто  именно  беспокоится?   Безопасность?
Ромашин?
    - Не только.
    Шаламов рассмеялся. У Мальгина похолодела спина  от  этого  смеха,
лишенного эмоций, ровного и холодного, как снежное поле.
    - Купава, что ли? Допускаю. А ты, видать, до  сих  пор  не  остыл,
Климушка, и не забыл... и не простил, а?
    - Дурак ты! -  непроизвольно  вырвалось  у  Мальгина  первое,  что
пришло в голову.
    - Может быть, - с неожиданной легкостью согласился Шаламов. -  Что
есть, то есть. Хотя я почему-то всегда был уверен  в  обратном.  Да  и
Купава не ушла бы к дураку. - Тот же холодный смех.
    "Тогда был дурак я, - подумал Мальгин  с  тоской,  блокируя  выход
пси-передатчика на антенну связи. - Если бы мне дали возможность, я бы
каждый свой шаг прошел не так... и не было бы этой встречи..."
    - Где Купава? - спросил спасатель. - Дома я ее не нашел.
    - Не знаю, - соврал Мальгин с пугающей простотой.
    - Знаешь, - твердо сказал Шаламов. -  Знаешь,  мастер.  Не  хочешь
говорить - не надо, узнаю сам. Что же  мне  с  тобой  делать?  Ты  мне
будешь мешать.
    - Давай вернемся, Дан. Без твоего согласия  ни  о  какой  операции
речи быть не может, обещаю, хотя ты и...
    - Договаривай.
    - Ты болен, Дан, болен чужим знанием и  прекрасно  понимаешь  это.
Прощу тебя, давай вернемся, тебя ждут. Купава тоже.
    - Откуда сведения? Вернуться я успею. Лучше скажи, что мне с тобой
делать. Ты же добровольно не отстанешь...
    - Не успеешь, Дан. Я имею в виду, что чем позже ты вернешься,  тем
дальше зайдет процесс...
    - Ну-ну... Интересно.
    - Не торопи меня и не стращай, я давно преодолел  границы  страха.
Ты и сам знаешь, что в тебе идет процесс перестройки психики.  Кем  ты
станешь, Дан, когда он закончится?
    - А тебе что за забота? Подумал бы лучше о себе.
    У  Мальгина  вдруг  возникло   ощущение,   что   внутри   Шаламова
шевельнулся  дракон,  поднял  голову  и  посмотрел  на  него   ледяным
взглядом.

                               Глава 5

    Ромашин сорвал с головы эмкан и посмотрел на осоловелого Шевчука.
    - Прошел?
    - А дьявол его знает! Стопроцентной гарантии нет, но он в станции.
Думаю,  конфликтная  ситуация  внутри  маатанского  метро   исключена,
"черные люди" не самоубийцы, чтобы пытаться силой остановить  гостя  с
такой энерговооруженностью, как Мальгин.
    - И все же...
    - Отбой прикрытию! - скомандовал Шевчук и тоже снял эмкан.
    Пока отрабатывалась процедура свертки операции, возврата эшелонов,
подстраховывающих  поход  Мальгина  к   станции   маатанского   метро,
руководители операции молчали и вздохнули  с  облегчением  лишь  после
того, как все аппараты десанта, кроме телезондов,  покинули  атмосферу
планеты и вообще пространство системы. Но  не  успел  Ромашин  вызвать
начальников служб и  руководителей  отрядов,  как  на  спейсер  пришел
кодированный видеовызов. Развернувшийся  виом  кодовой  связи  отразил
экспедиционный зал станции "Эдип-2", центральной  резиденции  комиссии
по контактам в системе Маата.
    - Что   вы   самовольничаете,   Ромашин?   -   сказал   из   виома
прозрачноглазый,  седой,  вечно  чем-то   опечаленный   Уильям   Уэрт,
начальник экспедиции и он же заместитель председателя ВКС. - Мы только
что получили ноту маатан: в течение часа покинуть систему во избежание
"недоразумений". Что произошло? Почему ваши технари сидят на Маате?
    - Уже не сидят, - вздохнул Ромашин. - Мы вынуждены были развернуть
императив по пункту "срам". Кстати, мы вас  предупреждали,  что  могут
быть осложнения.
    - Вы практически сорвали начавшийся  было  единственный  возможный
вариант неформального контакта с "черными людьми". Понимаете?  Неужели
не могли обойтись без этих ваших императивов?
    - Не могли, - ровным голосом  ответил  Ромашин.  -  Альтернативных
решений много, а верное, отвечающее оптимальным расчетам, одно. Но кто
может  без  колебаний  оперативно  принять  его  в  условиях  дефицита
времени? Уверен, что мы действовали правильно.
    - Какова "размазка" вероятности?
    - Эфаналитики дали семьдесят семь  [Имеется  в  виду,  что  вектор
правильного выбора операции  рассчитывается  аналитиками  заранее,  и,
если вероятность правильного  выбора  превышает  семьдесят  процентов,
вариант принимается.] - достаточно для проведения любой операции.
    - И все же ваши действия можно квалифицировать как намеренный срыв
работы комиссии. Вы не  можете  не  знать,  что  контактные  отношения
цивилизаций - это не только научные и культурные связи, но и все  виды
взаимодействия - от экономических, идеологических  до  политических  и
дипломатических, и если сорвать дипломатические...
    - Я понимаю, - сказал Ромашин.
    - Вряд ли, - отрезал Уэрт. - Иначе  обеспечили  бы  себе  квалитет
ответственности.
    - Председатель СЭКОНа предупрежден.
    - Он  должен  был  присутствовать  на  борту  спейсера  во   время
проведения вашей операции, вы  же  не  мальчик,  Ромашин.  Я  тоже  не
поборник официальных инструкций, но не в таком  же  деле.  Единоличные
решения операций столь крупного  масштаба  неправомочны  и  преступны,
даже если они рассчитаны с дальним прицелом и намерения их благие. Чем
вы замотивируете свои действия?
    - С Земли в систему Маата бежал из Института  нейропроблем  Даниил
Шаламов, находившийся на излечении с диагнозом...
    - Я слышал, - кивнул  Уэрт,  в  чертах  которого  было  что-то  от
грустного бульдога. - Синдром "черного человека",  так  это,  кажется,
называется? Ну и из-за чего вы всполошились?
    Ромашин помолчал, покосился на каменно застывшего Шевчука.
    - Он... не всегда способен  контролировать  свои  поступки.  Более
того, прогноз  его  будущей  психической  деятельности  неблагоприятен
настолько, что... вероятно даже полное раздвоение личности, а при  его
возможностях это может повлечь  непредсказуемые  тяжелые  последствия.
Его надо остановить и вернуть.
    - Он что же - супермен-киборг?
    - Ирония здесь неуместна. О его возможностях говорит уже тот факт,
что против него  работал  весь  технический  и  оперативный  потенциал
отдела и погранслужбы, а он все равно ушел!
    Теперь замолчал председатель комиссии, грустно  опустились  уголки
его губ; казалось, он вот-вот готов заплакать. Голос его стал тихим:
    - Еще раз убеждаюсь, что древние философы знали жизнь не хуже нас,
овладевших космосом. По закону  Джилба  любая  система,  зависящая  от
человеческой надежности, ненадежна. Мы просто  не  в  состоянии  всего
предугадать,  в  силу  несовершенства  логического  аппарата,  в  силу
психологического несовершенства, а может быть, и биологии. До связи на
Земле, камрады.
    - Все же попытайтесь объяснить маатанам, в чем  дело,  -  попросил
Ромашин. - По сути, мы пытались обезопасить в первую очередь не  себя,
а их.
    Уэрт не ответил.
    Виом свернулся в нить и погас.
    Ромашин и Шевчук смотрели на глазок проектора, словно  ждали,  что
он вспыхнет вновь и Уэрт весело прокричит: "Все  в  порядке,  камрады,
маатане все поняли и передают всем привет!"
    - Если бы мы еще были уверены, что  Мальгин  отыщет  беглеца...  -
произнес Шевчук. Ромашин встрепенулся.
    - Не стоит думать о  потерянных  возможностях.  Временная  неудача
лучше временной победы. Если у Мальгина все получится, как он задумал,
и удастся выплыть вслед за Шаламовым или в Горловине, или на Орилоухе,
это рационально. Что говорят наблюдатели?
    - Молчат. Может быть, все же потревожим СЭКОН  еще  раз,  объясним
ситуацию? Пусть кто-нибудь прибудет для соблюдения квалитета.
    - Поздно, - сухо сказал Ромашин. - Мы в цейтноте,  и  думать,  как
действовать, поздно, надо действовать. Зонды на Маате уцелели?
    - Все пять, передачи вполне чисты... пока.
    - В таком случае уходим  в  Горловину,  здесь  останется  Лютый  с
обоймой прикрытия. Гони вызов на "Конунг".
    Шевчук замешкался.
    - В чем дело? -  моментально  отреагировал  Ромашин,  от  внимания
которого не ускользала ни одна мелочь.
    - Есть сообщение с Земли, но я не знаю, настолько  ли  оно  важно,
чтобы заниматься им сейчас.
    - Короче и по существу.
    - Некто  Марсель   Гзаронваль   самовольно,   без   подготовки   и
уведомления соответствующих служб попытался пройти третий полигон.
    - "Ад-3"?! Он что, сумасшедший? Что с ним?
    - Сняли с трассы в состоянии грогги.
    - В каком месте?
    - В зоне информационно-топологической развертки.
    - Для   непосвященного   он   еще   легко   отделался.   Кто    он
профессионально?
    - Спасатель из группы курьеров Жостова.
    - Что?! Ты понимаешь, о чем речь? Шаламов тоже из  группы  Жостова
и, возможно, встречался с этим  Гзаронвалем.  Немедленно  проверить  и
сообщить!
    - Проверяется, - сказал Шевчук без  тени  самодовольства,  он  был
умен и надежен как скала.
    На борту спейсера "Конунг", которым командовал  Хольгер  Сваллинг,
похожий на Шевчука, как  родной  брат,  Ромашина  ждало  сообщение  об
инциденте на острове Спасения,  как  его  окрестили  наблюдатели,  где
некогда произвел посадку  верхом  на  маатанском  корабле  шаламовский
"Кентавр".
    Наблюдатели заметили Шаламова одновременно с маатанским "сторожем"
и вынуждены были на своем когге, замаскированном под  аппарат  "черных
людей", предпринять марш-бросок к "храму" вслед за маатанином. Они  же
смогли помешать "сторожу" в тот момент, когда тот пытался  напасть  на
появившегося в поле зрения "черного человека", не сразу распознав  под
его видеокамуфляжем скафандр Мальгина. А когда наблюдатели,  уничтожив
"сторожа", достигли "храма", Мальгин уже проник в здание,  не  ответив
на прямой вызов.
    - Так. - Ромашин думал несколько мгновений, просматривая некоторые
фрагменты записи еще раз, сел за пульт оперативного  выхода.  -  И  вы
его, конечно, упустили.
    Сваллинг, флегматичный и корректный, сел рядом.
    - Не совсем так. Мальгин, как  и  Шаламов,  проник  в  артефакт...
извините, вы  еще  не  знаете  изменений  в  терминологии.  Паучниками
исследовательской дружины с некоторыми оговорками  доказано,  что  все
эти "храмы", "башни", "здания" и прочие "постройки" не что  иное,  как
скелеты живых существ.
    - С гипотезой я знаком, что за оговорки?
    - Похоже, это не совсем скелеты, вернее, по внешнему  виду  -  да,
именно скелеты, а внутри у них как будто еще  тлеет  жизнь.  Странная,
судя по всему, жизнь.
    - А из чего видно, что "храмы" - это все-таки скелеты?
    - Машинный анализ показал, что все  их  пропорции  от  больших  до
малых подчиняются закону золотого вурфа [Вурф - бросок (нем.) - термин
проективной  геометрии  означает  четверку  точек  прямой,  обладающих
свойством не меняться при конформном преобразовании. Золотой вурф, как
и  золотое  сечение,  будучи  воплощенным  в   геометрические   формы,
производит   наибольшее   эстетическое   впечатление    гармоничностью
пропорций, в живом  золотой  вурф  заложен  изначально  как  следствие
закона выживания  более  совершенного.],  как  и  все  живое.  Кстати,
артефакты,  как  мы  тут  их  называем,   очень   сильно   "фонят"   в
пси-диапазоне. Жуть  берет,  как  подумаешь,  что  это  останки  живых
существ, строителей Стража Горловины, со встроенными в них механизмами
мгновенного - "струнного"! - транспорта. Хотя кто знает, может, это  и
не останки вовсе.
    - Паучники считают, что они погибли? Или умерли от старости?
    - Скорее всего вымерли, но по этому поводу да  и  по  другим  тоже
идут жаркие споры.
    - Но ведь многие, если не все, архитектурные сооружения  на  Земле
также построены с учетом канона пропорций, в  том  числе  и  с  учетом
золотого вурфа, золотого сечения, иконографических норм. Даже  древние
зодчие тысячи лет назад знали эти законы и  создавали  потрясающие  по
красоте архитектурные  комплексы,  храмы,  соборы,  церкви.  Разве  не
так?..
    - Вы правы, но ни одно сооружение на Земле, какой бы сложности оно
ни было, не построено еще  и  по  закону  фрактального  кластера,  это
прерогатива только живой природы. Для создания  эстетического  эффекта
человеку этот закон не понадобился, хватило законов более общих.
    - Хорошо, оставим эту тему, пусть ею занимаются паучники и  другие
компетентные службы. Вы не ответили на вопрос, где Мальгин.
    - Он в артефакте, имеющем, кстати,  несколько  прямых  выходов  на
"струну" мембранного типа, а "струны" здесь соединяются наподобие сети
метро, уходящей в  глубь  Горловины  вплоть  до  объекта,  который  мы
назвали форпостом Границы. Возможно,  есть  выходы  и  на  межзвездные
"струны".
    - "Храм"... артефакт обследован? Куда делись  Шаламов  и  Мальгин?
Ушли по "струнной" сети в Горловину? Прячутся в глубине здания?
    - Если  ушли,  то  найти  их  практически  невозможно,  они  могут
появиться где угодно, в любой  точке  Горловины,  а  само  здание  еще
исследуется. Что касается форпоста Границы, то автоматы из его  глубин
не возвращаются, а люди... глубже двух сотен метров от  уровня  входа,
если судить по датчикам, пройти  не  удается,  пси-фон  возрастает  до
величин, расстраивающих нервную систему до сильнейших фантомных  болей
и галлюцинаций. Мы едва не  потеряли  двух  разведчиков...  Шаламов  и
Мальгин исчезли.
    Ромашин молча натянул эмкан "спрута",  включаясь  в  интегративную
систему связи оперативной группы  в  Горловине,  вылущивая  из  памяти
базового компьютера те сведения, которыми располагал банк  оперативных
данных по "серой дыре".
    С момента открытия "серой дыры" Шаламовым и его спасения  ситуация
в  Горловине  изменилась.  Доказав   с   необходимой   и   достаточной
достоверностью   приоритет   открытия   "серой    дыры"    за    двумя
представителями  разных  цивилизаций  одновременно  -  человеческой  и
маатанской (хотя  социологи  и  ксенопсихологи  отдавали  предпочтение
землянам "по очкам",  потому  что  Шаламов  пришел  в  себя  раньше  и
обнаружил Стража  Горловины),  -  люди  с  многократным  дублированием
передавали  свои  доказательства  на  Маат,  а  так  как   ответа   не
последовало, сочли возможным действовать по своему усмотрению.
    Маяк маатан, вопивший на весь космос: "Владение  Маата.  Заходить,
исследовать, пользоваться запрещено!" - был выключен,  а  вместо  него
установлен   бакен   с   высветом   на   всех   мыслимых    диапазонах
электромагнитного  спектра  фразы:  "Заповедная  зона!  Применение   в
частных целях запрещено! Разрешены только исследовательские  работы  с
чистой экологией". Аппараты маатан, прозванные "дикими  сторожами"  за
их агрессивность в отношении к земной технике, сначала были  несколько
раз предупреждены, о чем немедленно передавались сведения на  Маат,  а
потом уничтожены. Оставшиеся автоматы, а  может  быть,  и  управляемые
живыми "черными людьми", стали избегать встреч  с  земными  кораблями,
испробовав на них свои излучатели и  убедившись  в  тщетности  попыток
атак на уничтожение. Но поскольку они все  равно  оставались  опасными
соседями с непредсказуемым поведением, земные наблюдатели глаз  с  них
не спускали.
    Встречались  в  Горловине  и  другие  аппараты,  не   похожие   на
маатанские и предположительно  относящиеся  к  орилоунским.  Были  они
странными, иррационально неконтактными, неуловимыми и так  же,  как  и
аппараты "черных людей", не отвечали на запросы землян.  Как  правило,
они уходили из-под наблюдения, едва люди обращали на них  внимание,  и
не подпускали к себе никого ближе  чем  на  несколько  километров,  за
редким исключением типа того, что  случилось  во  время  проникновения
Мальгина в "храм". Исчезали и появлялись в пространстве они  бесшумно,
как призраки, то есть не оставляли  после  себя  ни  ударных  ТФ-волн,
сотрясающих  вакуум,  ни  "суперструнного   тайм-фагового"   эха   или
"шипения",  ни  электромагнитного  излучения,  за  что   их   прозвали
"фантомами", хотя были они не менее материальны, чем земные спейсеры и
когги или маатанские "дикие сторожа".
    Выслушав мысленные рапорты командиров ведомых  станций  и  постов,
исследовательских баз, разбросанных по узкому пространству  Горловины,
Ромашин сделал вывод, что его присутствие на борту лидера погранслужбы
"Конунг" необязательно, да и на Земле ждало много нерешенных  проблем.
Пробыв на "Конунге" еще несколько часов и убедившись,  что  Шаламов  и
Мальгин  действительно  затерялись  в  таинственных  недрах   форпоста
Границы, начальник отдела безопасности вернулся в управление.  Первым,
кто встретил его в зале метро, был Джума Хан.
    - Что с Климом? - спросил врач,  как  всегда  собранный  и  как-то
особенно серьезный.
    Ромашин в двух словах обрисовал ситуацию, добавив, что рад  видеть
Джуму живым и здоровым. В своем кабинете он  усадил  гостя  в  кресло,
поколдовал  над  столом,  пробуждая  ото  сна  киб-секретаря,   сказал
негромко:
    - Джума, у меня к вам два вопроса, от точности ответов на  которые
будет зависеть многое.
    У глаз врача СПАС-службы собрались в ироничном  прищуре  морщинки,
но он  только  молча  поклонился.  Ромашин  искоса  посмотрел  на  его
спокойно лежащие на коленях руки.
    - Вопрос первый: что случилось между вами и  Шаламовым,  когда  он
выбрался из реанимакамеры?
    Джума ничем не выдал своего состояния.
    - Ничего. Практически ничего.
    Ромашин безмолвно смотрел на него.
    - Я  до  него  не  добежал,  -  продолжает   врач,   нахмурившись,
вспоминая, и нехотя добавил: - Можете смеяться  надо  мной,  но  перед
тем, как я... мне показалось, что я вижу внутри Даниила хищного зверя.
    - Какого именно? - быстро спросил Ромашин.
    - Д-да...  в  общем-то...  -  Джума  ошеломленно  взглянул  в  его
изменившееся на мгновение лицо. -  Мне  показалось,  что  это  была...
странная помесь тигра и крокодила... или варана.
    - Продолжайте.
    - Это  все.  "Тигрокрокодил"  прыгнул  на  меня,  и...  я  потерял
сознание.
    - Спасибо. - Ромашин откинулся в кресле, не сводя взгляда  с  лица
врача. - Это коррелируется с впечатлениями экипажа  "Скифа",  хотя  их
видения несколько отличаются от ваших. Второй вопрос: вы хорошо знаете
Мальгина?
    Джума Хан  оторопел,  затем  усмехнулся,  покачал  головой,  будто
отвечая каким-то своим мыслям, выражение затаенной иронии в  его  лице
стало заметней.
    - Вряд ли. Хотя суть его характера, по-моему, постиг. Знаете,  как
его прозвали товарищи по работе и друзья? Человек-да. Он весь  в  этом
определении. Хотя, с другой стороны, если он скажет  "нет"  -  значит,
так оно и будет.
    - И  мне  так  показалось.  -  Взгляд  Ромашина  смягчился,   стал
задумчивым. - Как говорил Бернард Шоу: "Существует пятьдесят  способов
сказать слово "да" и "нет" и только один  способ  написать  его".  Это
изречение в известной мере можно отнести и  к  Мальгину,  его  "да"  и
"нет" словно отлиты в металле.
    - То есть? Поясните, пожалуйста.
    - Его "да" и "нет" почти не имеют оттенков, они  словно  написаны,
впечатаны в металл раз и навсегда. Недаром он одинок.
    Врач покачал головой, колеблясь, будто силясь что-то  сказать,  но
так и не заговорил. Встал, собираясь уйти.
    - С какой целью вы спросили о нем?
    - Просто хочу знать, чего от него можно ждать. Как вы думаете, что
он предпримет, догнав Шаламова?
    - Не знаю. Простите, но действительно не знаю.
    - И я не знаю, а должен. Едва ли он воспользуется "василиском".
    - Вы снабдили его гипнотизатором?!
    - Да, а что?
    - Если Клим включит его, он погиб! Черт бы вас побрал! - Хан круто
повернулся и пошел к двери.
    - Вернитесь, Джума, - сказал Ромашин, не повышая голоса.
    Врач остановился, бросил через плечо:
    - Извините...
    - Почему вы считаете, что он погибнет?  "Василиск"  -  не  обычный
гипнотизатор, он  способен  усыпить  любое  живое  существо,  с  любым
соматическим и генетическим аппаратом.
    - И "черного человека" тоже?
    - При  чем  тут   "черный   человек"?   Шаламов   биологически   и
физиологически - человек, гуманоид,  несмотря  на  усиление  некоторых
качеств и засевшую в генах память маатанского компьютера.
    - Дремлющую до поры до времени.
    - Пусть дремлющую,  но,  даже  если  память  пробудилась,  она  не
способна разрушить органы чувств Шаламова.
    - Шаламов - оборотень, вы это прекрасно знаете, иначе не поднимали
бы панику по поводу его бегства. А если, усыпив в  Шаламове  человека,
вы тем самым разбудите в  нем  "черного"?  Что  произойдет?  Я  уповаю
только на то, что  Клим  удержится  от  выстрела  из  "василиска".  До
свидания.
    Джума вышел.
    Ромашин, глубоко задумавшись, опустил голову на кулаки.
    Во второй половине дня он вспомнил заинтересовавшее его  сообщение
Шевчука о спасателе по имени Марсель  Гзаронваль,  который  проник  на
полигон "Ад-3" ради острых ощущений, и что случилось это вскоре  после
бегства Шаламова из клиники. Связи между этими событиями  могло  и  не
быть, но Ромашин обязан был проверить,  тем  более  что  Гзаронваль  и
Шаламов работали  когда-то  в  одной  упряжке.  Узнав,  где  находится
пострадавший начальник отдела,  он  за  несколько  минут  добрался  до
клиники  "Скорой   помощи"   СПАС-центра,   занимавшей   левое   крыло
управления.
    Гзаронваль лежал в отдельной палате, вернее, сидел перед виомом  и
смотрел какую-то комедию. Сопровождавший Ромашина врач выслушал доклад
автомеда и вышел.  Гзаронваль  -  красивый,  мускулистый  и  загорелый
парень с капризным изгибом губ и острым хищным носом  -  покосился  на
Ромашина, потом понял, что это не врач, и повернулся к нему лицом.
    - У меня один вопрос, - сказал Ромашин, стоя.  -  Извините,  я  не
представился: Игнат Ромашин.
    - Я вас знаю, - кивнул спасатель хмуро. - Не хватало,  чтобы  мной
еще  занималась  безопасность.  Чем  могу  быть   полезен?   Или   вас
интересует, кто меня пропустил на полигон?
    - Это я уже знаю, - спокойно ответил Ромашин. - Вопрос такой:  что
вас толкнуло на этот странный поступок? Ведь для  того,  чтобы  пройти
третий полигон, необходимо закончить курс  спецподготовки,  в  который
входит  не  только  оптимайзинг,  но  и   социотренинг,   неформальное
эс-моделирование, интепэальный пилотаж, тень-маскировка, а после этого
необходимо  еще  и  пройти  проверку  на  сюрприз-сопротивляемость   и
стрессовую закалку. Вы понимаете, что могли погибнуть? С чего вдруг  у
вас возникло столь дикое желание?
    - Ничуть не дикое... Мальгин смог пройти "Ад-3", и я смогу.
    - При чем тут Мальгин? - Ромашин озадаченно погладил левую бровь.
    - Был у меня с ним... разговор.
    - Так это с его подачи вы кинулись в омут? -  догадался  начальник
отдела.
    - Да, - нехотя ответил Гзаронваль, помолчав.
    - А откуда вы знаете, что Мальгин проходил третий?
    Спасатель кривовато улыбнулся.
    - Слухом земля полнится... Разве узнать об этом сложно?
    - Понятно. А с Шаламовым вы давно виделись?
    - Да, почитай, с момента его последнего  "кенгуру".  Вообще-то  по
графику идти курьером на Орион-6 должен  был  я,  но  у  меня  были...
свои... в общем, я попросил Дана, и он согласился.
    "М-да, насколько все было бы проще, - подумал Ромашин, оставаясь с
виду бесстрастным, - вряд ли этот красавчик стал бы спасать  маатанина
столь изобретательно, как Шаламов. И не получилось бы этого  кавардака
с бегством и вынужденными нештатными режимами. Как говорили в старину:
sublata causa, tollitur effectus [С  устранением  причины  устраняется
следствие (лат.).] ".
    - Спасибо. - Ромашин откланялся. - Желаю скорейшего выздоровления.
Извините за беспокойство.
    Он почувствовал облегчение и одновременно странное сожаление,  что
случай с Гзаронвалем не связан с Шаламовым. Правда,  не  совсем  ясной
была роль  Мальгина  в  этом  деле,  но  то  была  уже  другая  опера,
неподвластная партитуре отдела безопасности. Ай да Мальгин! Вот тебе и
тихоня хирург, упустивший жену из рук. Пройти "Ад-3" надо умудриться!
    По пути в управление Ромашин зашел в бар, выпив брусничного  соку,
поговорил с коллегами из погранслужбы, забежавшими в бар  "перехватить
по капле смысла", и вернулся в отдел. В кабинете его ждала  женщина  с
тонким красивым лицом, бровями вразлет и лучистыми серыми глазами.  Он
узнал ее сразу - Купава,  жена  Шаламова.  Она  встала  при  появлении
Ромашина, молча ожидая его реакции.
    Начальник отдела остановился на пороге,  глядя  женщине  в  глаза,
потом поздоровался, усадил ее в "личном" углу кабинета и сел напротив.
Он редко ошибался в оценке собеседника, поэтому, не ожидая ее вопроса,
заговорил сам:
    - Будем откровенны, Купава. Вы сильная натура, насколько я знаю, и
в разговоре с вами не нужно искать путей обхода острых  углов.  Ничего
утешительного сообщить не могу: он жив, но исчез.
    - Кто? - шепотом спросила Купава; глаза ее наполнились слезами.
    Ромашин опешил, оставаясь с  виду  спокойным  и  доброжелательным.
Подумал: кажется, она одинаково беспокоится за судьбу обоих. Во всяком
случае, ее вопрос явно не о муже... хотя такой паритет  мне  абсолютно
непонятен. Зачем в таком случае надо было уходить от одного к другому?
Захотелось  проверить  свою  силу?  Чувства?  Впрочем,   как   говорят
философы: единственная действительно непрогнозируемая вещь  -  женская
логика.
    - Мальгин исчез тоже, - сказал он ровным голосом.
    Купава  судорожно  вздохнула,  погладила   живот   -   машинально,
прислушиваясь к себе, потом глаза ее затуманило облачко недоумения.
    - Клим? Как... исчез? Почему?
    - Он участвовал  в  операции  по  перехв...  поиску  вашего  мужа.
Подробности вам ни к  чему.  Оба  замечены  в  Горловине...  редчайшем
астрофизическом объекте, оставшемся от эпохи инфляционного  расширения
нашей Вселенной... и открытом вашим мужем. Дальнейшее  местопребывание
их неизвестно, хотя уверен, что они оба живы.
    Купава с заметным усилием справилась с  собой,  улыбнулась  сквозь
тоску и внутреннюю боль.
    - Простите... думаете, я всегда такая... рева?
    - Не думаю, - как можно  мягче  ответил  Ромашин.  -  Все  дело  в
маленьком, так? - Он кивнул на ее живот.
    - Вы проницательны. Но я жду не мальчика - девочку.
    - Уже есть имя?
    - Нет.
    - Хотите предложу?
    Купава  недоверчиво  посмотрела  в  глаза   Ромашину,   мудрые   и
всепонимающие, и вдруг поняла, что он далеко не  молод,  хотя  с  виду
выглядит не более чем на тридцать пять-сорок лет. И  еще  она  поняла,
что ее успокаивают - ее, всегда гордившуюся  своим  самообладанием,  с
насмешкой относившуюся  к  любому  проявлению  женской,  равно  как  и
мужской, слабости.
    - Спасибо, но все же пусть имя дают ей те, от кого это зависит.
    - Резонно, - кивнул Ромашин, скрывая улыбку.
    - А хотите в ответ выслушать мою историю? Вы не торопитесь?
    Ромашин встал, наклонился над столом, негромко произнес:
    - Я занят, беспокоить только в ЧП-режиме.
    Сел снова.
    И Купава вдруг, неожиданно для себя самой, рассказала  ему  все  о
себе и о своих отношениях с Мальгиным и Шаламовым...
    Несколько  минут  он  молчал,  постукивая  по  столу  указательным
пальцем, потом поднял голову. Женщина виновато улыбнулась.
    - Никогда не думала, что когда-нибудь вот так... ни с  того  ни  с
сего разоткровенничаюсь перед незнакомым человеком о наболевшем...  но
мне больше не с кем делиться... хотя вру,  есть  такой  человек,  отец
Клима. Но так уж  получилось...  извините.  Клим  как-то  сказал,  уже
после... после нашего разрыва: все проходит,  но  мы  остаемся.  Я  не
верила, что эта простая фраза способна мучить больней, чем  физическое
страдание, особенно когда понимаешь, что во многом  была  не  права...
Что-то словно погасло во мне и вспыхнуло вновь, когда  я  увидела  его
глаза и поняла, что он все еще любит и  страдает,  как  никто  другой,
потому что больше всего  мучаются  и  страдают  именно  сильные  люди,
просто это мало кто видит. И у меня появился... есть  такой  термин  в
медицине: синдром стресса ожидания, - у меня внутри все  заледенело  и
не тает. А самое страшное -  я  жду  их  обоих!  И  люблю  обоих...  -
последние слова Купава произнесла шепотом, с  изумлением  и  страхом.-
Или так не бывает?
    - Бывает, - сказал Ромашин. - Но недолго. Рано  или  поздно  выбор
делать придется, а сейчас они в равном положении... для вас.
    - Не знаю... Марс говорит, что оба они любители острых ощущений  и
не способны... думать о других.
    - Кто это - Марс?
    - Марсель Гзаронваль, друг Дана, они вместе работали.
    "Вот это сюрприз, - подумал Ромашин изумленно. - Снова Гзаронваль!
Теперь только в качестве "друга семьи"... Что же это он  отзывается  о
своем друге так нехорошо? Ладно бы о Мальгине,  как-никак  "списанный"
муж, но о Дане?.. Интересная ситуация, надо бы с ним повстречаться еще
раз..."
    - Что молчите? - не выдержала Купава.
    - По-моему, ваш Марс не прав,  Мальгина  никак  нельзя  отнести  к
любителям острых  ощущений.  И  относить  его  в  разряд  людей,  мало
заботящихся о других, я бы тоже не стал.
    - Разве он не может измениться?
    - Он - нет, - покачал головой Ромашин. - Хотя я могу и  ошибаться.
Вам судить о нем, несомненно, легче.
    Тишина повисла в комнате, тонкая и хрупкая, как льдинка на стекле.
Ромашин сидел, полузакрыв глаза, и  Купаве  даже  показалось,  что  он
задремал, но губы собеседника вдруг шевельнулись:
    Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен.  Сам  не  знаю,  откуда
взялась эта боль. То ли ветер свистит Над пустым и безлюдным полем, То
ль, как рощу в сентябрь, Осыпает мозги алкоголь.
    Ромашин вспомнил Есенина!..
    Дочитал. Купава  сидела  не  шевелясь.  По  лицу  ее  трудно  было
определить, о чем она думает.
    - Клим однажды произнес интересную фразу, -  проговорил  начальник
отдела словно про себя. - В душе каждого из  нас  сидит  свой  "черный
человек".  Понимаете?  Не  тот,  не  маатанин  -  есенинский   "черный
человек". У него, у меня... у вас  тоже.  И  знаете,  какой  я  сделал
вывод? Мальгин, легендарный человек-да, спасший многие десятки жизней,
сильный, властный и решительный человек, -  раним  и  беззащитен,  как
никто из нас! И как никто из нас нуждается в поддержке.  Но  в  чем  я
уверен на сто процентов - он никогда, ни при каких обстоятельствах  не
даст себе сорваться, какой бы "черный человек" внутри него  не  сидел!
Он всегда верен себе и, наверное, поэтому так одинок.
    Купава покачала головой, порываясь что-то  сказать,  скорее  всего
возразить, но так ничего и не ответила.
    Они посидели молча еще несколько минут, потом женщина  встала.  На
пороге оглянулась.
    - Простите меня еще раз за этот визит и спасибо  за  терпение,  вы
мне очень помогли. Я почему-то верю, что вы вернете их... Что касается
Клима... до сих пор я была уверена, что сильным натурам  не  требуется
ничья поддержка, вы поколебали во мне эту уверенность. Но я уверена  и
в другом: Дан тоже сильный человек и не  позволит  себе  нанести  вред
другим. Марс здесь не прав. Просто Дан болен, вот и все. Клим  вылечит
его, вы только найдите. До свидания.
    "Мне бы  твою  веру,  девочка!  -  с  неожиданной  тоской  подумал
Ромашин. - Когда личность ломается - это одно, последствия такой ломки
предсказуемы и поступки человека легко предугадать, а  когда  личность
раздваивается и не знаешь, маатанин с тобой контактирует, динозавр или
человек, - это совсем другое дело. Тогда дело из рук вон плохо! Потому
что  приходится  не  только  страховаться,  но  и  перестраховываться,
шарахаться из крайности в крайность и совершать ошибки, не поддающиеся
формализации и расчету..."
    Над столом всплыло алое  кольцо  аварийного  вызова,  пронзительно
свистнул сигнал интеркома. Ромашин дотянулся и снял блокировку сенсора
ответа.
    - Они появились  на  Орилоухе,  -  доложил  возникший  из  воздуха
дежурный по отделу. - Все трое: Шаламов, Мальгин и "черный человек".
    - Где именно?
    - Квадрат аш-сорок один-юг, "дефиле духов". Самое загадочное место
на планете, по-моему, - добавил дежурный. - Ландшафт  там  никогда  не
держится более суток, то и дело плывет и трансформируется.
    - Готовьте "струну" на Орилоух. Шевчуку с обоймой усиления прибыть
туда же. Тренажу отбой "три девятки" в эфир! От меня только  что  ушла
Купава, жена Шаламова, прошу взять ее под наблюдение. Кто знает, вдруг
ее супруг неожиданно объявится на Земле, возможности у него имеются. А
для этого случая включите в постоянную  готовность  тревожную  обойму.
Все!
    - "Три девятки" проиндексированы?
    - АА.
    - Может быть, "Шторм"?
    - Нет, - отрезал Ромашин. - Выполняйте.
    Дежурный кивнул, исчезая.
    - Держись, Мальгин! - вслух сказал Ромашин, делая шаг к  двери.  -
Все теперь зависит от тебя.
    Когда-то состязание в силе и ловкости, открытая схватка  с  силами
зла, кто бы их ни олицетворял -  природа  или  человек,  стремительный
темп  событий  были  его  стихией,  способствующей  вскрывать  резервы
организма  и  полнее  почувствовать  вкус   бытия;   теперь   же,   на
шестидесятом году жизни, на "пороге мудрости", как говорили  философы,
такие схватки расценивались уже как акты  отчаяния  после  проигранной
дуэли умов. Безопасник обязан выигрывать бой  до  его  начала,  только
тогда он специалист своего дела. Правда, если  приходится  вступать  в
борьбу с опозданием, как  в  случае  с  Шаламовым,  когда  принципы  и
правила  игры  навязываются  извне,  ультимативно,   то   времени   на
обдумывание адекватного ответа почти не остается...

                               Глава 6

    Мальгин напрягся, но не испугался - Шаламов почувствовал  это  без
удивления, как само собой разумеющееся; Клим был не  робкого  десятка,
но чувствовалось, что на душе у него  тьма  и  мука.  На  мгновение  у
Шаламова  в  ответ  шевельнулось  чувство  жалости,   желание   как-то
успокоить друга, однако тут же в  голове  родилось  знакомое  ощущение
проскочившей электрической искры: щелк! - и волна безразличия потушила
желание, как вода - затлевший фитиль.
    - Возвращайся, Клим, - глухо сказал Шаламов. - Я вернусь на  Землю
сам, когда мне будет нужно. Этот "ледяной айсберг" - то же самое,  что
метро на Маате - Хранитель Пути, только  он  еще  молодой,  ему  всего
несколько  тысяч  лет.  Все  они  наполовину  растения,  а  наполовину
животные плюс интеллект. Когда-то их  вырастили  Вершители,  пришедшие
сюда из другого  мира,  и  с  тех  пор  они  живут  как  флорафиты,  а
функционируют как живые станции метро. На Страже Горловины ты видел их
скелеты, там они почему-то не прижились... хотя с ними мне еще не  все
ясно. Залезай внутрь "горы", ищи "окно" и уходи на Землю.
    - А разве они имеют связь с Землей?! - невольно изумился  Мальгин.
- И никто из людей этого не знает?
    - Скелет заплыл почвой и распознать его издали очень сложно.
    - В таком случае орилоуны посещали Землю?
    - Задолго до появления на  ней  человека,  поэтому  легенд  об  их
пришествии не сохранилось. К тому же, вероятнее всего,  орилоуны  сами
не путешествовали.
    - Что ты имеешь в виду? По крайней мере один из орилоунов - тот же
Хранитель Пути - сидит на Маате.
    Шаламов почувствовал нарастающее  раздражение:  время  уходило  на
пустопорожнюю болтовню, игру в вопросы и ответы, разговор затягивался,
Мальгин явно тянул паузу - для того чтобы их  успели  заметить  земные
наблюдатели, вдобавок "черный человек" начинал приходить в себя.
    - На Маате сидит не орилоун, а универсальная транспортная  машина,
квазиживой  организм,   созданный   или,   если   хочешь,   выращенный
орилоунами. Живых орилоунов еще никто не видел, даже  маатане,  а  все
"орилоуны", с кем  имели  дело  наши  пограничники,  ксенопсихологи  и
контакторы, - это изделия Вершителей, наделенные разумом в необходимых
для функционирования пределах. Так что наши специалисты искали способы
контакта с "машинами" орилоунов, если их так можно назвать. -  Шаламов
хихикнул: прорвалась одна  из  эмоций  его  былого  "я".  -  Есть  еще
вопросы? Уходи, Клим, ради Бога, мне  действительно  некогда  с  тобой
возиться.
    - Тогда  ответь  на  последний  вопрос.  -  В  мысленном  "голосе"
Мальгина отразилось его возбуждение, волнение, изумление и  недоверие.
- Значит, на Орилоухе... нет живых орилоунов?!
    - Я же сказал - нет.
    - А откуда ты знаешь?
    - Ты же только что утверждал, что вопрос  последний.  Знаю,  Клим.
Как и все маатане.
    "Черный человек" рядом шевельнулся.  Шаламов  переключил  диапазон
мыслесвязи и быстро спросил по-маатански:
    - Маатанин решил покончить с собой? Или хотел по  "струне"  "серой
дыры" уйти в иное пространство? Зачем?
    - Я исчерпать моменты бытия, - ответил "черный человек"  почти  на
чистом русском языке. Шаламов даже присвистнул от удивления:  в  языке
маатан не существовало местоимения  "я",  и  говорили  они  о  себе  в
третьем лице, а его спаситель  вдруг  свободно  перешел  на  пси-язык,
адекватный земному разговорному.
    - Ты явно прогрессируешь, старик!
    - Мне более тысяча лет, хомо,  -  продолжал  маатанин,  не  слушая
пилота, - и я устать хранить в себе жизнь. Хомо получить представление
о цель жизни маатан?
    - В самых общих чертах, но хочу разобраться глубже.
    - Мне жаль, но я ничем не помочь. Силы иссякать и долго удержать в
себе жизнь я не смочь, и это очень опасность для хомо.
    - Чепуха, - отмахнулся Шаламов,  -  не  отказывайся  от  беседы  в
небезопасной для себя ситуации, ответь лучше на вопрос: зачем  ты  это
сделал?
    - Что есть? Точность формулировка вопрос, хомо.
    - Сообщил обо мне на Землю зачем?
    "Черный человек" помолчал: в мозгу  Шаламова  вспыхивали  и  гасли
странные картины, соответствующие переживаниям негуманоида, но что они
означали, спасатель  не  понимал,  несмотря  на  приобретенные  знания
маатанских обычаев, истории и психологии.
    - Хомо знать, что есть обратная  связь?  Когда  он  открыть  шлюзы
компьютера проникателя, я быть подключен другая сторона. И теперь я  -
наполовину хомо...
    - Об этом я не подумал. Но все, что  ни  делается,  -  делается  к
лучшему, я ведь тоже - наполовину маатанин, хотя  меня  это  беспокоит
мало. К тому же есть желание  разобраться  во  всех  "складах"  памяти
вашего компьютера, которые остаются закрытыми для  меня  до  сих  пор.
Помоги осмыслить их и применить. Зря я, что ли,  гонюсь  за  тобой  по
Галактике?
    - Хомо сейчас есть наполовину маатанин, ему  этот  мало?  А  стать
маатанин он не смочь, как бы ни хотеть, им надо  родиться.  Хомо  быть
чужой для соплеменники и не стать свой для маатан, у нас разность цели
существования.
    - Цель жизни есть жизнь.
    - Цель жизни - ничтожество хаоса в  пространстве  жизни,  хомо,  а
люди способность поддерживать стабильность уровень энтропии  только  в
масштабах оболочка свой тело, увеличность энтропия окружающей среды. И
при этом называть себя разумными. Маатане жить иначе.
    - Люди разумны, потому что стремятся познать мир.
    - Как хомо мочь познать мир, не познав себя? Ему пора знать  смысл
маатанской цивилизации:  объем  используемость  информация  стремит  в
бесконечность, и ее принципиальность невозможность  ни  запомнить,  ни
освоить. Зачем тогда? Все связи с хомо -  лишнесть.  Не  трать  время,
хомо, у маатан и людей разность цель жизни, им не понять друг друга.
    - Но раньше маатанин был вообще некоммуникабелен,  и  все-таки  мы
нашли общий язык.
    - Кто знать, хомо, можно ли считать этот разговор, мне для общение
достаточность один контур память, в то время как  я  вмещать  миллиард
такой  контур.  Люди  устроенность  проще,  их  место  внизу  лестницы
эволюции, как и у всех биологические существа.
    - Место людей - между богами и зверьми, - пробормотал  Шаламов.  -
Маатанин ошибается. Еще раз по-хорошему прошу помочь  расшифровать  во
мне криптогнозу, мне это очень важно.
    - Пусть хомо не обольщаться, помочь ему мочь только  соплеменники,
например, один из них, что приходить ко мне ради хомо. Он рядом, пусть
хомо обратиться к он.
    - Что?! Мальгин приходил к тебе? Когда? Зачем?
    - Он хотел познать  маатан,  чтобы  вылечить  хомо.  Прощальность,
хомо. Я уходить, время мой возвращение в колыбель придти.
    - Дан, - послышался извне слабый пси-вызов.
    - Что? - очнулся Шаламов, услышав наконец, что его окликают.
    - Я спрашиваю, кто построил Стража Горловины?  -  повторил  вопрос
Мальгин, ничего не понявший из разговора Шаламова с маатанином.
    - Не знаю, - машинально ответил Шаламов. - Его никто не строил, он
выращен задолго до появления в космосе Орилоуха и Маата. Снова  ты  со
своими дурацкими вопросами?.. Это  правда,  что  ты  был  на  Маате  и
встречался с "черным"?
    - Правда.
    - И что ты узнал?
    - "Черный  человек"  получил  отпечаток  твоей  личности,  Дан,  и
положение его в его мире от этого не улучшилось.
    - Чепуха,  его  положение  меняется  не  от  внешних  причин,   не
подходите к маатанам со своими мерками. Так ты узнал, как  меня  можно
вылечить?
    - В общем...  да,  хотя  подтекст  твоего  вопроса  явно  скрывает
иронию.
    - Да потому, что никто не знает точно, от чего меня надо лечить. И
я не знаю, Климушка. И разговор о моем лечении излишен.  Прощай.  Или,
как  сказал  "черный":  прощальность.  Вряд  ли  мы  когда-нибудь  еще
встретимся.
    - Ты изменился, Дан. Раньше ты больше думал о своих друзьях...  не
говоря о Купаве. Неужели ты забыл о ней?
    - Шел бы ты к черту?! - выругался Шаламов. - Достал-таки! О Купаве
я позабочусь сам, не трогайте вы эту тему!  Дайте  мне  разобраться  с
этим булыжником, возомнившим  себя  "вершиной  эволюции",  вот  тогда,
может быть, и вернемся к старой теме.
    Спасатель  включил  антиграв,   устремляясь   вслед   за   "черным
человеком".
    Он не знал, что Мальгин в это время борется с собой, решая вопрос,
включать "василиск" или нет. Время шло, но гипнотизатор так и  не  был
задействован... В  последнее  мгновение  Мальгин,  обливаясь  холодным
потом, заблокировал выстрел и успел скомандовать  скафандру  следовать
за двумя "черными людьми", уносящимися прочь...
    Маатанин не свернул к "ледяной горе" орилоунского "живого  метро",
а  направился  к  стене  ущелья,  возле   которой   росла   сложнейшая
головоломная конструкция, от взгляда на которую  в  душе  пробуждались
древние атавистические страхи и тревоги.
    - Ваш  друг  следует  за  нами,  -  предупредил  Джордж.   Шаламов
оглянулся: Мальгин  в  защитном  скафандровом  комплексе  спасателя  -
камуфляж под  маатанина  он  выключил  -  держался  в  кильватере  как
привязанный.
    - Черт с ним, - буркнул Шаламов. - Я его понимаю: он меня  упустил
и теперь будет лезть из шкуры, чтобы оправдаться перед  безопасностью.
Македонский в свое время выразился правильно: избави  меня,  Боже,  от
друзей, а с врагами я и сам справлюсь. Будет надоедать - остановим.
    - Он вооружен.
    - Не имеет значения. Я его  знаю,  он  не  способен  выстрелить  в
человека, которого  считал  своим  другом  всю  жизнь.  Так  воспитан.
Догоняй "черного".
    Но догнать "черного человека" они не успели. Впереди вдруг с ревом
разверзлась земля, из гигантской трещины выметнулся бешено вращающийся
смерч дыма пополам с огнем, все вокруг зашаталось, загрохотало,  волна
искажения  пробежала  по  ущелью,  меняя  очертания  предметов,  скал,
строений и конструкций. Ударивший от смерча вихрь  увлек  Шаламова  за
собой, закрутил, бросил вниз,  едва  не  разбив  о  голую  поверхность
обнажившегося скального дна. А потом на месте смерча вырос жуткий,  ни
на  что  не  похожий  стеклянно  просвечивающий  призрак,  заполненный
"рыбьей икрой". Приглядевшись, Шаламов понял, что каждая  "икринка"  -
на самом деле не то птичий, не то человеческий глаз!
    В первые  мгновения  Шаламов  опешил  и  упустил  фигуру  "черного
человека" из виду, но Джордж не сплоховал, выполняя приказ  хозяина  и
не  обращая  внимания  на  свистопляску  орилоухской  природы  вокруг.
Маатанин вонзился  в  тело  "призрака",  превратился  в  черную  струю
жидкости, эта струя собралась в каплю и нырнула в растущую  трещину  в
дне ущелья. Джордж замешкался, прежде чем  повторить  маневр  "черного
человека", и Шаламов крикнул:
    - Вперед, не дрейфь!
    - Мы в зоне полтергейста [Полтергейст -  шум,  игра  духов.],  это
опасно.
    - Вперед, я сказал!
    - Предупредите хотя бы вашего  друга.  Кстати,  чую  локацию,  нас
догоняют.
    Шаламов оглянулся и увидел,  как  в  ущелье  стремительным  копьем
падает десантный когг.
    - Молодцы, быстро нас вычислили. Клим, слышишь меня?  Не  ходи  за
мной, нянчиться с тобой я не смогу.
    - Я тебе не мешаю.
    - Мешаешь!  -  В  Шаламове  вдруг  на  мгновение  проснулся  некто
свирепый, яростно агрессивный; волной  поднялся  слепой  гнев,  затмил
рассудок. Спасатель тут же опомнился, но Мальгин уже тормозил.
    - Так-то лучше. - Шаламов унял поднявшуюся было в голове  боль  и,
не оглядываясь, нырнул в тело танцующего, меняющего  форму  глазастого
"призрака".
    Мальгин, беспомощный, потерявший сознание  от  пси-удара,  остался
висеть в воздухе, не отвечая на тревожные запросы Клауса  и  командира
десантного шлюпа.

                           ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

                              НЕЧЕЛОВЕК

                               Глава 1

    Причудливые видения, то жуткие и угрюмые,  то  сказочно  красивые,
как танцующие эльфы, посещали его все реже и реже, и наступил  наконец
день, когда Мальгин проснулся с ясной головой и без тяжести в сердце.
    Он лежал один в комнате с  распахнутым  во  всю  стену  окном,  за
которым пели птицы и шелестели  кроны  деревьев,  заслонявших  солнце.
Кровать была нормальной, без видимых медицинских приспособлений, но  у
стены  висел  пульт  медицинского  комбайна,  и  Мальгин  понял,   что
находится в лечебнице.
    Легкий ветерок заносил в комнату  запахи  свежескошенного  сена  и
меда. Где-то далеко родился странный звук, поющий,  нежный,  звенящий,
легкий,  пробудивший  древнюю  родовую  память  и  ассоциации  чего-то
патриархально идиллического, вроде вкуса парного молока, рожка пастуха
и колокольчика на шее коровы...
    "Коса, - вспомнил Мальгин, - кто-то недалеко точит косу".
    Ему до зуда в руках захотелось самому взять в руки  отполированное
руками цевье и пройтись по лугу,  оставляя  за  собой  ровную  дорожку
выкошенной травы. Он встал, прошлепал в плавках к окну и выглянул.
    Так, все ясно, третий  этаж  клиники  СПАС-центра.  Неясно  только
одно,  как  я  здесь  оказался...  и  сколько  времени  провалялся   в
постели...
    Сзади послышался шорох открываемой  двери.  Мальгин  оглянулся.  В
палату входил  начальник  отдела  безопасности  Ромашин,  из-за  спины
которого выглядывал улыбающийся Джума Хан с букетом полевых цветов.
    - Доброе утро, - скупо улыбнулся  и  Ромашин,  протягивая  сильную
руку. - Как вы себя чувствуете, больной?
    - А разве  я  больной?  -  Мальгин  ответил  на  рукопожатие  и  с
удовольствием хлопнул ладонью по ладони подмигнувшего Хана. Ему он был
рад искренне.
    Джума критически оглядел хирурга, ткнул пальцем в живот,  вздохнул
сожалеюще:
    - Отощал малость, кожа да кости...
    Все трое засмеялись. Клим напряг мышцы, приподнял врача и  положил
на кровать.
    - Ладно, ладно, убедил, - сказал тот, вставая. - Вижу, что  здоров
как бык. Рад видеть тебя в форме.
    Мальгин сел на кровать, Ромашин и Хан уселись  напротив,  вырастив
кресла из стены.
    - Как я здесь очутился?
    - А что вы помните? - спросил Ромашин.
    Клим нахмурился. Чудовищные метаморфозы орилоухской природы встали
перед глазами, удивительный колеблющийся  "призрак"  смотрел  на  него
миллионом глаз, судорога ломала стену ущелья, а напротив висел "черный
человек" - Шаламов, и не хватало решимости включить гипнотизатор...
    - Мне показалось, что на меня прыгнул какой-то зверь, - проговорил
Мальгин. - Потом вспоминаются всякие  кошмары,  но  это,  видимо,  уже
последствия.
    - Нам удалось вытащить вас в последний момент. Едва  десант  пошел
вверх, ландшафт ущелья полностью изменился: на его месте выросло нечто
вроде  чаши,  заполненной  кипящей   лавой.   Подобные   трансформации
ландшафта вообще характерны для Орилоуха, так что вы чудом остались  в
живых.
    Помолчали.  Мальгин  никогда  не  предполагал,  что  ему  на  роду
написано испытать так много необычных приключений в космосе, далеко от
Земли, но он был рад, что  выдержал  эти  незапланированные  им  самим
испытания.
    - Что с Шаламовым? Вы его... задержали?
    - Нет, ушел, к сожалению. Вместе с "черным человеком". И  где  они
находятся в данный момент, никто не знает. Во  всяком  случае,  ни  на
Орилоухе, ни на Маате, ни  в  Горловине  они  не  появлялись.  Кстати,
почему вы не воспользовались  "василиском"?  -  Ромашин  покосился  на
Джуму Хана, который ответил ему таким же косым взглядом.
    Мальгин задумался, потом тихо сказал:
    - Мне почему-то казалось, что это... вроде удара в  спину.  Он  не
знал, что у меня есть гипнотизатор... а я хотел предупредить, но так и
не смог.
    - Ты молодец,  -  заявил  Джума  убежденно.  -  Это  тебя  спасло.
Излучение гипнотизатора "переключило"  бы  личность  Шаламова  на  его
альтер эго - второе "я", на личность "черного  человека",  а  тот  мог
отреагировать гораздо агрессивнее.
    - Я в это не верю, - вежливо возразил Ромашин, - но  объективности
ради  приходится  признать,  что  Даниил,  видимо,  обладает   особыми
психофизическими  способностями.  По  вашей  записи  мы   расшифровали
разговор Даниила с маатанином и выяснили  многое  из  того,  что  было
непонятным  до  сих  пор.  У  "черного  человека"  наступил   какой-то
жизненный кризис, так  сказать,  "соблазн  небытия",  он  ищет  то  ли
смерти, то  ли  забвения,  а  Шаламов  жаждет  разобраться  в  запасах
маатанских знаний, "записанных" у него в  мозгу.  Судя  по  всему,  он
очень изменился. Если  раньше  он  был  просто  увлекающейся  натурой,
бескорыстной и прямой, хотя и не без проявлений беспечности, то  после
бегства его уверенность гипертрофировалась в самоуверенность, воля - в
своеволие,  независимость  -   в   авторитарность,   решительность   и
жесткость, и базируется все это на прогрессирующем равнодушии.
    Мальгин с недоверием посмотрел на гостя.
    - И все эти выводы вы сделали на анализе одного разговора?
    - К сожалению, не только. Расщепление личности  Шаламова  -  факт,
подтвержденный множеством косвенных улик, и никуда от него не  деться.
Да,  конечно,  биологическая  основа  человека  требует  физически   и
психологически  напряженной  жизни,  такими  нас  вырастила   природа,
запрограммировала  эволюция,  но  если  нормальный   человек   успешно
подавляет агрессивность и хищнические  инстинкты,  доставшиеся  нам  в
наследство от предков-динозавров,  то  человек  с  такими  нарушениями
мозга, как у Даниила,  способен  на...  в  принципе,  на  все,  причем
независимо от его желаний, что страшнее всего. Вот  почему  надо  было
задержать его. Понимаете?
    Любой ценой, понял Мальгин невысказанную мысль Ромашина. Задержать
надо было любой ценой... Может быть, он прав?
    - Знаешь,  Клим,  что  такое  орилоуны?  -  после  паузы  нарочито
оживленно спросил Хан. - Не кто, а что, именно так.  Оказывается,  все
"живые" организмы на Орилоухе, которых мы считали таковыми и хозяевами
планеты вдобавок, на самом деле являются  реализациями  математических
формул, снабженными способностью к размножению и движению. Квазижизнь!
А сами орилоуны канули в неизвестность, понастроив в Галактике  тысячи
станций метро типа тех, что ты видел в Горловине и на Маате. Только на
Маате машина метро -  тот  самый  Хранитель  Пути  -  еще  жива,  а  в
Горловине остались лишь скелеты,  хотя  и  сохранившие  способность  к
"струнной" связи.
    Мальгин кивнул, не особенно удивившись.
    - Знаешь, с кем ты столкнулся на  Орилоухе?  -  продолжал  Хан.  -
"Призрак"  с  глазами  -   это   воплощенное   материально   множество
Мандельброта... - Джума посмотрел на Ромашина и замолчал.
    - А Страж Горловины? - против  воли  поддержал  врача  Мальгин.  -
Известно, для чего и кем он создан?
    - Со Стражем еще не все ясно. С одной стороны - это  искусственный
объект, не позволяющий "серой дыре" закрыться, превратиться в  частицу
микромира, с  другой  -  это  узел  пересечения  древних  трас  обмена
информацией с другими вселенными, - сказал Ромашин, понимающе глядя на
больного. - А с третьей -  это  самоподдерживающая  система  с  полной
утилизацией отходов и признаками живого организма. Кем  она  построена
или выращена, не знает не только Шаламов, но, видимо, и  сами  "черные
люди". Клим, у вас свой  взгляд  на  вещи,  и  ответ  ваш  может  дать
разгадку... Меня взволновала одна фраза "черного человека" в разговоре
с Даниилом. Маатанин сказал, что его смерть опасна для окружающих. Что
он хотел этим выразить?
    - Не знаю, - подумав, произнес озадаченный Мальгин. - Темный  лес.
Извините.
    - И я не знаю, - вздохнул Ромашин. - И не  узнаю,  наверное,  хотя
чувствую, как это важно.
    - Еще узнаете.
    - Вряд ли. - Ромашин едва заметно улыбнулся, совсем  не  так,  как
улыбался раньше.  -  Нет  возможностей.  Я  уже  не  начальник  отдела
безопасности.
    - Что?! - Мальгин не поверил своим ушам. - Не начальник отдела?  -
Посмотрел на Джуму. Тот отвел глаза.
    - Три  дня  назад  решением  Совета  безопасности   отстранен   от
должности. Такие вот дела.
    Клим растерянно перевел взгляд с одного гостя  на  другого.  Джума
Хан  слегка  пожал  плечами  и  кивнул.  Мальгин  снова  посмотрел  на
Ромашина. Тот сидел спокойно и невозмутимо, будто ничего существенного
не произошло. Он был очень сильным человеком, жестким,  заряженным  на
результат, всегда добивающимся  поставленной  цели,  и  Мальгин  вдруг
подумал, что по контрасту с ним самим  этого  человека  можно  назвать
"человеком-нет", потому  что  сам  Клим,  сказав  "нет",  мог  сделать
наоборот, а ромашинское "нет" было незыблемым, как монолит.
    - Минутку, я оденусь, -  пробормотал  Мальгин,  доставая  из  ниши
кровати мохнатый халат.
    - Послушай, Клим, - начал Джума  и  не  договорил,  потому  что  в
палату без предупреждения вошла Купава.
    У Мальгина внезапно заложило уши и остановилось сердце, поэтому он
пропустил  момент,  когда  Ромашин  оглянулся,  встал,   пожелал   ему
скорейшего выздоровления и вышел, подталкивая Хана  в  спину.  Очнулся
хирург, когда в палате, кроме Купавы, никого уже не было.
    Купава, тонкая, стройная, как и прежде, в летнем сарафане,  стояла
рядом и смотрела на него вопрошающе, строго и в то же время робко, как
никогда прежде, и было видно, что держится она спокойно  из  последних
сил, потому что глаза ее в  любое  мгновение  могли  пролиться  дождем
слез.
    Мальгин запахнул халат, рука  его  дрожала.  Купава  заметила  эту
дрожь и вдруг подалась вперед - прижалась  к  нему,  спрятав  лицо  на
груди.
    - Я дура, да? - послышался ее изменившийся голос.
    - Не знаю, - сказал Мальгин, усмехнувшись, обнял ее  за  плечи,  и
так они стояли некоторое время, словно пытаясь соединить несоединимое,
каждый  со  своей  надеждой,   верой   и   отчаянием.   Потом   Купава
отстранилась.  Вопреки  ожиданию  Мальгина  она  не  заплакала,  глаза
женщины сухо блестели, брови, придававшие лицу неповторимый колорит  и
красоту, были сдвинуты и, казалось,  взлетят  сейчас  птицей  со  лба,
унося ее тоску и муку... непонятную, в общем-то, муку, так как Мальгин
впервые в жизни не смог определить ее причины; во  всяком  случае,  он
был твердо уверен, что причина не только в исчезновении Шаламова.
    - Мне  никто  не  хочет  говорить,  где  Дан,  -  сказала  женщина
непривычно низким от сдерживаемого волнения голосом. -  Ты  видел  его
последним. Что с ним?
    Мальгин неожиданно успокоился, стремясь зажать сердце  в  холодных
тисках рассудка. Подумал: не прав был древний  философ,  утверждавший,
что  разум  -  это  возбужденное  сердце.  В   жизни   все   наоборот:
возбужденное сердце - это  полное  отсутствие  разума.  Держи  себя  в
руках, мастер, не поддавайся очарованию несбыточных надежд и эмоций.
    - Садись, успокойся, - сказал он, придвигая  ей  кресло;  сам  сел
напротив на кровать. - Дан... ушел вместе с "черным человеком". Куда -
неизвестно. Но я уверен, он жив.
    - А мне сказали, что ты его...
    Мальгин потемнел от гнева. Купава испугалась.
    - Я не верю, конечно, все это чепуха, но... ты вернулся,  а  он...
прости, Клим.
    Хирург подождал, пока кровь отхлынет от щек и  перестанут  дрожать
пальцы на руках, сцепил руки на колене.
    - Снова Гзаронваль, узнаю почерк. Можешь  не  отвечать,  я  и  так
знаю. Не думал, что  ты  можешь  быть  такой  неразборчивой  в  выборе
друзей. Это же... низкий и подлый человек!
    - Не смей о нем так... - Купава заговорила с вызовом,  но  тут  же
сникла, в голосе прозвучали нотки горечи. - Мои друзья  -  это  друзья
Дана, а врагов у него  не  было...  если  только...  А  Марсель...  он
хороший парень, только самолюбив немного... ты его плохо знаешь.
    - Достаточно, чтобы понять его. Он ведь по сути  натравливает  нас
друг на друга. Подумай об этом на досуге.
    Мальгин вдруг с пронзительной остротой понял ее состояние:  Купава
была непередаваемо, чудовищно одинока, если  искала  утешения  даже  у
такого человека, как Марсель Гзаронваль! Всю свою  жизнь  привыкшая  к
лидерству, созданному и культивируемому ее красотой и умом,  привыкшая
ко всеобщему поклонению, она пыталась доказать, что не зависит  ни  от
кого и ни от чего и всегда способна принять  самостоятельное  решение,
сделать так, как хочет сама. И уход-то ее к  Шаламову  был,  вероятно,
попыткой доказательства полной независимости и самостоятельности, хотя
жизнь всегда с  успехом  доказывала  обратное.  А  теперь,  неожиданно
оказавшись  в  ситуации,  когда  потребовались  истинное  мужество   и
решительность, умение переносить удары судьбы, Купава  растерялась,  и
не оказалось рядом никого, кто помог бы ей обрести  уверенность.  А  к
одиночеству она готова не была...
    - Я не враг даже врагам своим, - улыбнулся Мальгин.  -  Не  помню,
чей это девиз, но могу под ним подписаться. -  А  Дан  -  мой  злейший
друг. - Он снова улыбнулся. - Друг, а не враг,  как,  вероятно,  хочет
доказать тебе твой Марсель. Ну да Бог с ним. Дай мне только  чуть-чуть
прийти в себя, и я доставлю тебе Дана живым и невредимым.
    - Правда? -  Взгляд  Купавы  был  так  откровенно  и  красноречиво
недоверчив, что Мальгин опять пережил приступ острой головной боли.
    - Правда.
    В палату вошел врач, знакомый Климу по первому  посещению  клиники
СПАС-центра: он же лечил и Джуму Хана.
    - Извините, пациенту необходим покой.
    Купава встала, несколько мгновений смотрела на  Мальгина  сияющими
глазами и вышла. А потом вдруг вернулась, сказала: "У нас дочь, Клим",
- и дверь бесшумно закрылась за ней.
    Судорога боли снова вонзилась  в  голову  хирурга,  лишая  воли  и
спокойствия.  Любовь  и  ненависть,  тоска  и  радость,  лед  и  пламя
смешались в его душе в кипящую болезненную лаву, вывели из равновесия,
заставили смеяться, и плакать, и шептать  странные  слова,  непонятные
никому, кроме него самого.
    - Ну-ну, сейчас все будет в  норме,  -  бормотал  врач,  укладывая
Мальгина на кровать  и  задвигая  над  ним  невесть  откуда  взявшийся
прозрачный  колпак  процедурной  камеры.  -  Я,  кажется,  поспешил  с
разрешением посещений, не все они несут положительные эмоции...
    Последним  видением  Клима  была  абстрактная  фигурка  ребенка  с
громадными  черными  -  в  пол-лица  -  глазами,  в  которых   застыли
непонятная угроза и вопрос...
    Солнце уже встало, пронзив сосновый бор на противоположном  берегу
копьями оранжевого света, но до речного  плеса,  над  которым  стлался
туман, его  лучи  пока  не  доставали.  Вода  в  заводи  была  тиха  и
прозрачна, она еще  спала  и  едва  заметно  вздыхала,  шевеля  листья
кувшинок.
    Мальгин поправил удилище и снова уставился на  поплавок,  грезя  с
открытыми  глазами.  Перед  мысленным   взором   проплывали   вереницы
призрачных лиц, каких-то  бесформенных  фигур,  картин  природы  чужих
планет, но ни одно  видение  не  затрагивало  душевных  центров  и  не
заставляло волноваться и переживать заново приключения вдали от Земли.
Природа вокруг была так чиста,  идиллически  тиха  и  безмятежна,  что
тревогам дня не дано было пробиться к человеку сквозь эту  хрупкую  на
первый взгляд броню,  защищавшую  его  душу  не  хуже  любой  лечебной
психологической  блокады.  Отец  знал,  что  делал,   предлагая   сыну
отдохнуть в лесной глуши, вдали  от  цивилизации,  суеты  и  скорости,
вечных  забот,  не  оставляющих   человеку   времени   на   осмысление
собственных желаний и устремлений.
    Уже два дня Мальгин жил с отцом в  заповеднике  на  берегу  Десны,
установив  палатку  в  красивейшем  сосновом  бору,  рядом  с   густым
малинником, обещавшим в то лето невиданный урожай малины. Они почти не
разговаривали, понимая друг друга без слов, а  старик  был  не  только
умным собеседником, но и хорошим  психологом,  зная,  что  нужно  сыну
после сильных  потрясений,  дозу  которых  никто  не  регулировал.  Он
старался не мешать Климу, отвлекая его от созерцания природных красот,
только лишь когда приходило время обеда и ужина, и  не  заговаривая  с
ним без нужды. Вчера вечером он сказал:
    - Ты изменился...
    Мальгин улыбнулся, не отрывая взгляда от пляшущих  языков  пламени
костра.
    - В какую сторону?
    Отец закряхтел, устраиваясь на  боку,  подбросил  в  костер  сухих
полешек.
    - Пока не  знаю.  Раньше  ты,  во  всяком  случае,  не  колебался,
принимая какое-то решение, даже самое пустяковое.  Ты  знаешь,  что  у
Купавы дочь?
    - Знаю, Дарья.
    - Она сказала, что ребенок твой... и, значит, мой внук.
    Мальгин промолчал, завороженный колдовством пламени.  Он  мог  так
просидеть всю ночь.
    Старик поворочался, бормоча что-то про себя, покрякивая, пошевелил
хворост, огонь высветил  его  лицо  с  резкими  чертами,  углубленными
резцом теней.
    - Я предложил ей жить у нас...
    Молчание.
    - Она сказала, что подумает. Тебя это не интересует?
    Клим посмотрел на отца, словно только сейчас расслышав его слова.
    - Отец, давай о чем-нибудь другом. У нее есть муж...
    - Какой он ей муж, - буркнул  Мальгин-старший.  -  Ему  бы  только
приключений побольше... да и если бы он был настоящим мужем, то прежде
подумал бы о ней, а не о...
    - Отец!
    - Что "отец"? Ты тоже хорош! Вы оба с ней - два  сапога  пара,  не
ведаете, что творите. Как можно быть такими глупцами? Ведь значит,  вы
до сих пор не разобрались  в  себе,  если  не  можете  порвать  связи.
Главное, что вы любите друг друга, но как-то...  эгоистично,  что  ли,
самолюбиво, не считаясь с обидами...
    - Я счета обидам не веду.
    - Вот-вот, не ведешь, но не ведешь-то  своим  обидам,  а  речь  об
обидах другого.  Ты  когда  наконец  поймешь,  что  нельзя  всю  жизнь
оставаться прямым и твердым, как  скала?  Когда  научишься  определять
границу компромиссов? Любовь - самый великий и древний из них, неужели
еще не понял?
    Мальгин молчал.
    Отец еще повздыхал и затих. Костер продолжал потрескивать,  играть
оранжевыми и фиолетовыми язычками  огня,  одобряя  все,  о  чем  думал
созерцатель  и  что  творилось  в  его  душе.  Он  тоже  был   хорошим
собеседником...
    С другой стороны лодки плеснула рыба, Мальгин очнулся,  машинально
потрогал на груди золотистого "паучка" - не потерялся ли?
    - Вам придется поносить вот  такую  штучку,  -  сказал  ему  врач,
вручая нечто вроде небольшого значка  в  форме  десятиногого  плоского
паучка. - Это "филер" - анализатор состояния, он будет записывать ваши
биопараметры в течение дня и в случае накопления отрицательных  данных
напомнит, что вам необходимо  зайти  в  клинику.  Если  же  все  будет
нормально, приходите через три-четыре дня, и я сниму прибор.
    Мальгин снова погладил почти неощутимый  значок,  приклеившийся  к
коже над сердцем, и вспомнил еще об одном приборе, который вручил  ему
Ромашин.  Бывший  начальник  отдела  безопасности  застал   его   дома
буквально перед отъездом в Придесновье.
    - Простите, что я незванно, не помешаю? Я всего на одну минуту.
    Клим сдержанно пожал протянутую руку, познакомил гостя с  отцом  и
пригласил его в свой "грот", как называла гостиную Купава:  видеопласт
комнаты  создавал  непередаваемую  иллюзию   пещеры   с   "наскальными
рисунками"  и  закопченным  потолком,  причем   иллюзию   с   эффектом
законченности и уюта. Ромашин огляделся без удивления, а  может  быть,
хорошо скрывал его и сел  на  "лежак"  в  углу,  в  меру  твердый,  но
удобный. Хозяин сел напротив на "плоский камень", чуть  подрегулировал
освещение.
    Знание того, что Ромашин отстранен  от  должности  за  "превышение
полномочий  и  служебного  положения"  плюс   "преувеличение   степени
опасности одного человека для  всего  общества",  заставляло  Мальгина
держаться с изрядной долей вины и сочувствия. Операция  по  задержанию
Шаламова в системе Маата свела на нет усилия комиссии коммуникаторов и
по сути сорвала контакт с "черными людьми", а также едва не привела  к
человеческим жертвам. И хотя компетентная подкомиссия СЭКОНа не  нашла
в действиях Ромашина  корыстных  побуждений,  ему  было  рекомендовано
найти другую работу. Что он выбрал, какую профессию, Клим еще не знал.
    - Собираетесь на природу? - спросил Ромашин; под  глазами  у  него
собрались иронические морщинки, словно он догадывался,  о  чем  думает
собеседник.
    - Да вот, еду порыбачить на Деснянские плесы с отцом, он  старожил
тех мест и знает заповедник как егерь и лесник.
    - Завидую, право слово. С удовольствием отдохнул  бы  денек-другой
на лоне природы, вдали от суеты... хотя от дома до поймы Днепра - пять
минут лета на любом транспорте.
    - Поедемте с нами, - великодушно  предложил  Мальгин,  учинив  над
собой насилие, но готовность его не  могла  обмануть  такого  опытного
психолога, как Игнат Ромашин.
    - Спасибо, и рад бы, но не могу, нет времени.  Замаливаю  грехи  в
экспертном секторе отдела безопасности. Работы много, и она неожиданно
интересна, хотя и весьма специфична... Да вы не переживайте  за  меня,
Клим, ей-Богу, вы в этом не виноваты.
    - Если бы я догадался поработать на эм-синхро, Даниил не  ушел  бы
из института, и ничего не случилось бы...
    - Нет,   все   правильно,   бегство   Даниила   послужило   только
катализатором остальных действий, спусковым механизмом...  да  что  вы
все об этом да об этом.
    - А кто теперь во главе отдела? Шевчук?
    Гость покачал головой.
    - Нет, новый человек, вы его не знаете.
    Помолчали, присматриваясь друг к другу. Потом Ромашин покопался  в
кармане рубашки и протянул Климу, как  показалось  на  первый  взгляд,
ажурную золотистую змейку.
    - Вам придется некоторое время поносить на голове эту машинку, она
легкая.
    "Машинка"  оказалась  почти  невесомой:  тоненькая  дуга  с  двумя
сеточками и блестящими иголочками.
    - Что это?
    - "Защитник",  персонком  со  спецпрограммой.  Другими  словами  -
контур защиты от пси-излучения в широком  диапазоне  волновых  ритмов.
Настроен на ваши ритмы.
    - Зачем? - Клим тяжело посмотрел на гостя и встретил  его  прямой,
без тени смущения или колебания взгляд.
    - Чтобы отразить пси-выпад наподобие того,  которым  вас  наградил
Шаламов.
    Мальгин некоторое время перебирал в пальцах красивую вещицу.
    - Почему вы уверены, что мне это пригодится?
    - Я не уверен, но береженого Бог  бережет.  Мне  кажется,  Шаламов
вернется, а вам... надо беречь Купаву.
    - Вы считаете, что он?..
    - Не знаю, просто хочу исключить  неожиданные  повороты  ситуации,
может быть, если угодно,  перестраховаться.  Обычный-то  человек,  как
правило, и тот непредсказуем, так что говорить о Данииле?
    Мальгин вдруг вспомнил разговор с Ханом, вскинул голову:
    - А орилоунское метро на Земле еще не нашли? Если верить  "черному
человеку", орилоуны строили... или выращивали свои трансгрессы на всех
планетах, перспективных для появления разума.
    - "Черному  человеку"  верить  можно,   он   не   способен   лгать
биологически,  вернее,  генетически.  Выявлены  уже  десятки  звездных
систем, где были  установлены  станции  метро,  и  все  они  стоят  на
планетах, где или была когда-то жизнь, или есть в настоящее время,  но
без носителей разума. На Земле  орилоунский  вариант  трансгресс-метро
пока не найден, хотя поиски велись не слишком тщательно, да и то  лишь
в Антарктиде. Решено проверить и Северный Ледовитый океан.  -  Ромашин
легко встал. - Извините, Клим, мне пора идти. Вы наденете "защитника"?
    Мальгин тоже встал, все еще  поглаживая  ободок  прибора,  наконец
проговорил:
    - Надену.
    - Спасибо. Если неожиданно появится Даниил, дайте мне знать.  Хочу
поговорить с ним, и вовсе не из-за нехватки острых ощущений, просто он
мне симпатичен,  хочу  предостеречь  его  от  необдуманных  поступков.
Впрочем, решать вам...
    Мальгин погладил невидимую под волосами скобу "защитника", плеснул
в лицо воды и сделал глоток. Клевать перестало,  пора  было  сматывать
удочки.
    - Кли-им! - раздался из тумана близкий зов. - Клим, отзовись!
    - Слышу, - отозвался Мальгин.  -  Что  случилось,  па?  Завтракать
вроде еще рано.
    - Греби к берегу, к тебе гости.
    Сердце замерло, потом ухнуло вниз и забилось часто и сильно,  пока
Мальгин не успокоил его привычным усилием аутотренинга. Подумал:  если
Купава - придется просить отца увезти ее...
    Но это была не Купава.

                               Глава 2

    Ромашин  уже  достаточно  хорошо   ориентировался   в   сплетениях
коридоров  и  транспортных  линий  Института   внеземных   культур   и
лабораторию фантом-моделирования нашел за несколько минут.
    Обстановка лаборатории была совсем простой: странный белоствольный
лес заполнял  ее  всю,  оставив  свободным  только  небольшой  пятачок
посередине, над которым висела угрюмая, многоугольная бугристая  глыба
"черного  человека",  голого,  без  нижней  металлической  "кольчуги".
Каждый ствол "дерева" на уровне чуть выше человеческого роста  начинал
ветвиться и под потолком  превращался  в  густейшую  паутинную  шапку,
сраставшуюся  с  другими  такими  же.   Изредка   в   этой   "паутине"
высверкивали желтые и оранжевые огоньки, некоторые из них мигали.
    Ромашин равнодушно окинул  взглядом  "зимний  заснеженный  лес"  -
конечно, это был  никакой  не  лес,  а  система  эффекторов  комплекса
моделирования, снабженная тысячами датчиков  системы  измерения,  -  и
прошел к свободному пространству в центре лаборатории.
    У стены за "кустами" конформных аппаратных стоек он увидел краешек
пульта,  почти  скрытого  широкими  спинами  работников   лаборатории;
мужчины были одеты в синие полукомби, женщины - в  белые  халаты.  Еще
трое мужчин стояли у неподвижного "черного человека" и спорили. Шум  в
лаборатории стоял изрядный.
    Игнат кашлянул.
    Мужчины оглянулись. Один  из  них,  толстый,  с  короткой  шеей  и
лысиной на полчерепа, шагнул навстречу:
    - Ромашин? Мне передали, что вы звонили  утром.  Коллеги,  потише,
пожалуйста... Извините, со временем у меня туго.
    - У меня тоже.
    - Прекрасно, пару минут можем поговорить. Идемте в совещальник.  -
Толстяк махнул рукой собеседникам. -  Не  меняйте  условий,  я  сейчас
вернусь.
    Он открыл незаметную дверь в стене справа и вошел первым.
    "Совещальник" оказался рабочим кабинетом заведующего лабораторией,
оборудованным по последнему слову оргтехники и эргономики.  Видеопласт
кабинета  показывал  пейзаж   Орилоуха:   пляж,   усыпанный   крупными
кристалликами соли, черная  лента  "реки"  -  реки  на  Орилоухе  были
асфальтовыми, - испещренная голубыми трещинами стена льда за  рекой  и
несколько пушистых белых шаров, плавающих в воздухе.
    - Проходите, - махнул рукой хозяин. Короткая бородка а-ля  "варяг"
не могла скрыть два его подбородка и выглядела приклеенной, как деталь
маски.  -  Я  Герхард  Маттер,  ксеноэксперт,   исполняю   обязанности
заведующего лабораторией, сам он находится в данный момент в Горловине
"серой дыры". Итак, слушаю. Что вас интересует? Кстати, как вас звать?
    - Игнат, - подал руку Ромашин, сел, кивнул на видеопласт. -  Давно
занимаетесь Орилоухом?
    - Второй год. Бездна интересного! Можно работать по  Орилоуху  всю
жизнь и все равно до конца не размотать этот клубок тайн и загадок.
    - Но сейчас вы, насколько я знаю, работаете  с  Маатом.  -  Маттер
пожал круглыми плечами.
    - Не  с  Маатом,  а  с  маатанином.   Лаборатории   дали   задание
проанализировать информацию, полученную разведчиками на  Маате.  Тоже,
скажу я вам, масса непонятного и загадочного.
    - За этим я и пришел - услышать мнение  компетентного  человека  о
"черных людях".
    - А  мнения  еще  нет,  -  всколыхнул  в  улыбке  свои  подбородки
ксеноэксперт. - Я имею в виду - официально выверенного мнения  группы.
Анализ еще не закончен, а данные противоречивы.
    - Хорошо,  поделитесь  личным  мнением,   клянусь   здоровьем   не
использовать его как базу умозаключений нашей фирмы.
    Глаза Маттера весело блеснули.
    - В таком случае, пожалуйста. Первое и главное:  лично  я  считаю,
что цивилизации маатан вопреки  общепринятому  мнению  не  существует.
Впрочем, как и цивилизации Орилоуха.
    Ромашин, не справившись с изумлением, смотрел на собеседника.  Тот
засмеялся с удовольствием, тряся животом, мягкими  плечами  и  руками,
каждая из которых была размером с бедро нормального человека.
    - Что, озадачил? Думаете,  соригинальничал  для  эффекта?  Ничуть.
Поясняю, в чем  суть  утверждения.  Любой  безопасник  должен  быть  в
известной мере социологом и знать, что культура  -  это  приобретенная
разумным существом способность ставить любые  цели  вообще.  Так  вот,
похоже, что "черные люди" не имеют целей! Накопление энергии  не  есть
цель разумного существа, а именно это и имеет место  у  маатан.  Более
того, внегенетическое и внесоматическое знание  у  рядового  маатанина
составляет всего лишь две десятых процента от всего запаса информации.
Вдумайтесь в эту цифру - две десятых процента! Вам  это  о  чем-нибудь
говорит?
    Ромашин подумал.
    - Дайте собраться с мыслями... честно говоря, вы меня сразили!  Вы
хотите сказать, что  почти  весь  объем  информации  маатане  получают
генетическим путем, при рождении?
    - Именно! Хотя термин "рождение"  -  не  совсем  правилен.  А  это
значит,  что  их  так  называемая  "цивилизация"  -  фикция!  Они   не
развиваются, и то, что каждый из нас получает в процессе  обучения  за
день, маатане получают за полтора года! О какой  культуре  может  идти
речь при таком методе познания  мира?  Складывается  впечатление,  что
"черные люди" знают лишь себя и кое-что,  очень  мало,  об  окружающем
мире. Хотят знать, но не пользуются информацией, вот в чем парадокс!
    - У вас есть факты, подтверждающие этот вывод?
    Маттер шлепнул громадной ладонью по столу.
    - Могу представить. Хотя точно такие же факты имеют  и  ребята  на
"Эдипе-2",  которые  со  мной,  естественно,  не  согласны,   особенно
теоретики-ксенопсихологи. Они видят только то, что желают видеть, и  в
основном живут по закону Майерса: если факты не  подтверждают  теорию,
от них надо избавиться.
    Теперь улыбнулся Ромашин, а смеялся он редко.
    - Вы не жалуете коллег.
    - Только тех, кто делает вид, а не работу.  Вы  же  знаете  тезис:
если кто-то морщит лоб, это еще не значит, что  он  думает.  Но  будем
справедливы, среди них есть и талантливые ученые, блестящие  аналитики
и прогнозисты.
    - Вернемся к "черным человекам". Кто же  они  тогда,  если  у  них
отсутствует  интеллект?  Животные,  наделенные   сложным   инстинктом,
который мы принимаем за разум?
    Маттер почесал бороду.
    - Вопрос прост - ответ на него сложен. Интеллект-то у маатан есть,
такой примерно, как у наших инков, но... он в них  вложен,  понимаете?
Так же как у тех же наших инков. Эволюция разума вообще невозможна без
развития органов действия, таких, скажем, как рука человека. "Эволюции
мозгов", так сказать, "чистого ума" не существует, и  маатане  -  тому
пример: они  не  эволюционируют.  Тело  маатанина  -  поликристалл,  в
котором трехмерная пространственная периодичность строения  нарушается
в  двух  измерениях,  то  есть  это  кристаллы   с   так   называемыми
несоразмерно модулированными структурами, а их оболочка, "кожа", имеет
"запрещенную" в кристаллографии симметрию - оси пятого порядка! В этом
есть свой парадокс: подобные  нарушения  могут  быть  только  у  живых
существ, и поэтому маатане - биологические  объекты,  но...  -  Маттер
развел руками, - в  остальном  они  -  физические  "растворы"  нервной
системы  в  кристаллической  структуре,   опять   же   подобно   нашим
киб-интеллектам. И еще меня настораживает обстоятельство, что  маатане
интенсивно аккумулируют энергию, почти не расходуя, создают внутри так
называемые "зоны с максимально возможным дефицитом энтропии".
    - Почему это вас беспокоит?
    - Не беспокоит - настораживает. Я не  знаю,  зачем  это  им  надо.
Никто из наблюдателей и специалистов по контактам еще не видел,  чтобы
маатане использовали накопленную ими энергию в каких  бы  то  ни  было
целях. Никто! И никто не наблюдал смерти "черного  человека".  А  ведь
это как-то противоестественно, а?
    Ромашин промолчал. Эксперт смотрел на него, выпятив толстые  губы,
словно решал: может ли продолжать и говорить дальше. Игнат оценил  его
скепсис.
    - Ваши сообщения  многое  меняют.  Признаюсь,  я  ошеломлен,  хотя
считал, что знаю маатан достаточно хорошо. Вы можете поделиться своими
соображениями с Климом Мальгиным?
    - Кто это?
    - Тот  самый  разведчик,  который  добыл  информацию  о   маатанах
непосредственно на Маате. Он нейрохирург, готовится к операции...
    - Кажется, я слышал эту историю.  Шаламов?  Такая,  мне  помнится,
фамилия у того парня, что получил информацию маатанского компьютера.
    - Совершенно верно, Шаламов. Сейчас он... м-м... вышел из клиники,
но вряд ли удастся обойтись без  операции.  Так  что  ваша  информация
будет весьма ценной для врачей, для Мальгина в особенности.  Я  пришлю
его к вам, если не возражаете.
    - Ради Бога, о чем разговор, буду рад помочь.
    Ромашин встал, поколебался немного, но все же задал  вопрос,  ради
которого он и пришел:
    - Скажите,  Герхард...  маатане  могут  стать...  не  врагами,  но
опасными для людей?
    - В каком смысле? - выпучил глаза Маттер.
    - В прямом. Могут ли  их  внутренние  императивы  -  равнодушие  и
агрессивность - возобладать в их поведении? Превратить их  в  злобных,
не знающих жалости и доброты существ?
    Эксперт покачал головой.
    - Тут я пас. Их внутренние мотивы для  нас  пока  -  черный  ящик,
ларец за семью печатями. Сами знаете пословицу: чужая душа -  потемки,
а тут речь идет о "душе" негуманоида...
    - Понятно. Спасибо за консультацию.
    Оставив озадаченного толстяка-эксперта в лаборатории, Ромашин лишь
по дороге к метро вспомнил, что забыл спросить  Маттера  об  Орилоухе:
почему ученый  приравнял  маатан  и  орилоунов?  Невооруженным  глазом
видно, что "черные  люди"  отличаются  от  неуловимых  орилоунов,  как
журавль от крокодила. Что имел в виду эксперт?
    - Послушайте, Игнат,  -  сказал  негромко  Лондон,  останавливаясь
перед дверью в свою квартиру,  дверь  утратила  твердость,  свернулась
валиком вверх, хозяин пропустил гостя в прихожую. - Мне кажется,  ваше
участие  в  деле  Шаламова  не  ограничивается   рамками   теперешнего
служебного  положения.   Как   эксперт   отдела   вы   можете   только
консультировать оперативников, но ни в коем случае не решать  проблемы
сами.
    Ромашин прошел в гостиную, огляделся, не  пряча  любопытства,  как
обычно.
    Майкл Лондон жил в стандартном этажно-ступенчатом  модульном  доме
типа    "гроздь     винограда"     с     прихотливым     расположением
квартир-"виноградин";   квартира   Лондона   венчала    "гроздь"    на
головокружительной высоте в триста метров и была открыта всем ветрам и
горизонтам. Дом стоял на окраине Колорадо-Спрингс, в  центре  древнего
экопарка, и с его "крыши" можно было целый день любоваться  живописным
пейзажем, включающим в себя реки,  скальные  ансамбли,  величественные
каньоны, прерии и дикие леса.
    Квартира нового начальника отдела безопасности состояла из четырех
комнат, жил он с женой и дочерью, уже взрослой самостоятельной особой,
хотя самому ему пошел всего тридцать восьмой год.
    Из "глубоких ниш"  великолепных  стереофотографий,  которыми  были
увешаны  стены  гостиной,  смотрели  на  гостя  дикие  звери:   волки,
медведь-гризли, барс, гиена, росомаха, тигры и львы.  Причем  все  они
стояли к фотографу анфас, а некоторые  -  рассерженные,  с  угрожающим
оскалом  -  явно  готовились  к  прыжку.  Мастерство  фотографа   было
очевидным: хищники казались живыми.
    Лондон принес по бокалу прозрачного, янтарного  напитка,  протянул
один Ромашину, отпил глоток.
    - Нравится?
    - Отменно! - пробормотал Игнат, пригубив. - Кто фотограф?
    Хозяин сел в кресло, выдолбленное из  целого  пня  секвойи,  отпил
напитка, ткнул себя пальцем в грудь.
    - Увлекаюсь с детства.
    - Инцидентов не было?
    Лондон  задрал  рукав  рубашки,   обнажив   мускулистую   руку   с
несколькими беловатыми зажившими шрамами.
    - Таких украшений у меня  много.  Но  вы  же  знаете:  охота  пуще
неволи. Так все-таки, Игнат, вы не ответили на вопрос. Почему вас  так
волнует судьба Шаламова?
    Ромашин, не отвечая, выцедил напиток, поднял брови.
    - Черт возьми, это же сбитень [Сбитень - древнерусский напиток  из
меда, мяты и хмеля.]!
    - Совершенно   верно,   сбитень,   рецепт   родителей   жены.    С
удовольствием пьет вся семья. Итак?
    Ромашин покрутил в пальцах бокал и  поднял  на  хозяина  спокойные
глаза:
    - Он опасен, Майкл. Проанализируйте весь объем информации,  случаи
с экипажем угнанного им спейсера,  с  Джумой  Ханом,  с  Мальгиным,  а
главное, поговорите с ксенопсихологами, изучающими маатан.  Шаламов  -
на  половину  "черный  человек",  психика  его  расщеплена,   и   этот
процесс...
    Лондон поднял ладонь, Ромашин замолчал.
    - Я все это уже анализировал, Игнат, и не только  я  -  крупнейшие
эфаналитики отдела и погранслужбы, и наши мнения совпали: да,  Шаламов
может стать оборотнем, химерой,  соединяющей  в  себе  черты  "черного
человека" и землянина, но он не может стать нашим врагом - нет причин.
Понимаете? Нет ни  объективных,  ни  субъективных  причин.  Ведь  даже
настоящие "черные люди" не являются врагами людей.
    Ромашин покачал головой.
    - Вы не учитываете нюансы, Майкл. Конечно, Шаламов не враг нам, ни
вообще,  ни  кому-нибудь  конкретно,  но...  он  не  всегда   способен
контролировать свои поступки, как раньше, до  катастрофы.  Что  бы  ни
утверждали  врачи,  психика  его  нарушена  серьезно,  восприятие   им
действительности не может быть адекватным, он уже  в  большей  степени
начинает мыслить категориями маатан, а много мы знаем о "черных" - что
они считают для себя нормальным поведением? Может быть, для них смерть
землянина - нормальное явление, исключительно полезное с точки  зрения
энтропийного  равновесия.   Именно   поэтому   Шаламов   должен   быть
изолирован, хотя бы на  время  изучения  его  возможностей  и  попыток
лечения.
    Лондон улыбнулся, и Ромашин,  как  Мальгин  когда-то,  оценил  эту
улыбку,  отражавшую  вторую,  скрытую  во  время  официальных  деловых
разговоров и  напряженной  служебной  деятельности  натуру  начальника
отдела:  мягкую,  деликатную,  великодушную   и   тактичную.   Ромашин
признался в душе, что по внутренним качествам в чем-то уступает  этому
человеку, не признающему за собой особых достоинств и не претендующему
на исключительность. И вместе с тем мягкость Лондона хорошо сочеталась
в нем с высокой  требовательностью  и  упорством.  Во  всяком  случае,
убеждений своих он не менял и  если  уж  решил  что-то  по-своему,  то
решил.
    - Хотите еще сбитня? Предпочитаю его остальным фирменным напиткам,
хотя люблю и кока-колу, и солинт. Хмель и мяту собирала дочь в прошлом
году, а делает напиток жена, она у меня русская, Катя.
    - А дочь как назвали?
    - Акулина. Жена настояла. - Лондон вздохнул.
    Ромашин засмеялся.
    - Вы предлагали другое имя?
    - Вообще-то я хотел сына,  хотя  уже  знал,  что  будет  дочь.  Но
поверите, все теплилась надежда,  что  медики  ошибаются.  Кстати,  вы
осведомлены, что предложил врач "Скорой" Джума Хан?
    Ромашин замялся на мгновение, а у Лондона  собрались  вокруг  глаз
веселые морщинки.
    - Да.
    - Результатов еще нет?
    - Просчитаны обе Америки, Южная и Северная,  Австралия  и  Африка,
остались Европа и Азия. Вряд ли  орилоунский  трансгресс  отыщется  на
территории Европы, слишком уж хорошо она изучена, остается Азия. Ждем.
Что вы еще хотели у меня спросить?
    Ромашин помолчал немного. Было воскресенье, выходной день. Лондон,
конечно, удивился, когда Игнат попросил его встретиться,  но  виду  не
подал. Жена и дочь, очевидно, не обрадовались тому, что супруг и  отец
остается дома, но привыкли  ко  всему.  Зря  пришел  сегодня,  подумал
Ромашин, мог бы потерпеть до  понедельника,  человек  и  так  отдыхает
редко...
    - Майкл, вы верите в интуицию?
    Лондон снова прищурился, изучающе глядя на гостя.
    - Верю.
    - Тогда установите наблюдение за женой Шаламова. У меня  нехорошее
предчувствие, что Даниил вот-вот появится на Земле.
    Хозяин посмотрел на окно сквозь бокал  красного  стекла,  встал  и
принес еще напитка. Сказал стоя:
    - Игнат, вы на двадцать лет  старше  меня  и  намного  опытней,  я
всегда уважал вас и прислушивался к вашему мнению, когда  мы  работали
вместе - вы в службе Б, я в погранслужбе, - но не все то, что подходит
вам, подходит мне. Извините. - Лондон с сожалением развел руками. -  Я
слеплен из другого теста и чту принципы, заложенные в меня с  детства.
К тому же вы сами, да и СЭКОН в первую голову, не дадите  мне  санкции
на наблюдение. Нет причин.
    Игнат полузакрыл глаза.
    - Принцип у нас один: безопасность людей.
    - Да, вы правы, и все же...
    - Я понял.
    - Извините еще раз, обидеть вас я не хотел, просто так  думаю.  Но
мы сделаем все, что следует сделать в  создавшемся  положении.  Обещаю
советоваться с вами по каждому... - Начальник отдела не  договорил,  с
панели  "домового"  -  домашнего  координатора,  декорированного   под
древнеафриканскую маску, кузнечиком прострекотал вызов.
    - Включай, - скомандовал Лондон автомату.
    Панель превратилась в окно виома, из  которого  выглянул  дежурный
североамериканского СПАС-центра:
    - Майкл, вам "две семерки" по треку [Трек - тревожный канал;  "две
семерки" -  вызов  по  тревоге  общей  степени,  когда  счет  идет  на
секунды.].
    - Причина?
    - Разве ваши мудрецы сообщат? Но я понял, что речь идет о какой-то
жутко необычной находке.
    Лондон оглянулся на Ромашина, тот встал.
    - Орилоун?
    - Похоже на то. Где именно, Джо?
    - Русский север, полуостров Таймыр. Больше ничего не знаю.
    - И на том  спасибо.  Идемте,  Игнат.  Кажется,  интуиция  вас  не
подвела. Да и моя меня тоже, иначе я не остался бы дома.
    Обменявшись понимающими полуулыбками,  они  вышли  из  квартиры  и
поднялись к причалу дежурных машин, где Лондона всегда ждал скоростной
куттер.

                               Глава 3

    Сложена  была  Карой  великолепно.  В  своем   таитянском   парео,
загорелая до бронзового  свечения,  она  казалась  Мальгину  Алкменой,
дочерью царя Электриона, чья  исключительная  красота  заставила  даже
Зевса обратить на нее внимание.
    Плавала она бесшумно и надолго уходила в  глубины  заводи,  словно
поддразнивая хирурга, пугая его  своей  смелостью.  Мальгин  лежал  на
берегу, покусывая травинку, и думал о том, что наряд женщин не  должен
быть вызывающим, намек на тайну всегда интереснее  и  привлекательнее;
полное  откровение  всегда  интимно  и  редко  не  возбуждает   самого
примитивного желания, но Карой  и  в  парео  не  вызывала  у  Мальгина
вожделения, лишь восхищение и невольное легкое волнение.
    Они позавтракали у костра вместе с отцом Клима, выпили  по  кружке
вкусного  чая,   пахнущего   дымком,   малиной   и   чабрецом,   потом
Мальгин-старший отбыл на лодке вниз по течению, скрылся  за  излучиной
реки. Карой предложила искупаться и  позагорать,  и  Мальгин,  в  душе
забавляясь  непосредственностью  женщины,   своей   растерянностью   и
ожиданием неизвестных, но приятных событий, первым полез в воду.
    Говорили  они  мало,  ограничиваясь  в  основном  междометиями   и
малозначащими  замечаниями.  Клим  испытал  мимолетное  разочарование,
когда вместо Купавы увидел на берегу Карой. Но теперь  уже  не  жалел,
что его одиночество - отец не в счет - получило пробоину.
    - Что вы на меня так  смотрите?  -  спросила  девушка,  выходя  на
песчаную отмель и стряхивая с волос капли воды.
    Мальгин отвел взгляд от ее точеной загорелой  груди  с  маленькими
темными сосками и подвинулся на махровой простыне. Карой  села.  Потом
легла навзничь, зажмурясь и подставляя лицо солнцу.
    - Господи, как хорошо!
    Мальгин тихо засмеялся.
    Карой открыла глаза.
    - Что вы смеетесь?
    - Просто так. Рад, что вы нашли меня... хотя час назад  готов  был
убить на месте всякого, кто пожелал бы нарушить мой покой.
    - Я это заметила. И все-таки вы не ответили  на  вопрос.  Когда  я
выходила на берег, вы смотрели на меня, как...
    - Бальзак.
    - Нет.
    - Македонский.
    - Я не то хотела  сказать,  а  вы,  кстати,  Клим  Мальгин,  и  им
останетесь, хотя что-то от Македонского в вас, пожалуй, есть. -  Карой
оценивающим взглядом окинула поджарую фигуру хирурга.  -  Нет-нет,  не
напрягайте мышцы, я уже поняла, чем вы похожи - шрамами на груди.
    Мальгин снова засмеялся, с удовольствием.
    - Благодарю за столь лестное сравнение, но  есть  еще  одна  вещь,
которая объединяет меня с великим Александром:  упрямство.  Знаете,  о
чем я подумал, глядя на вас?
    - Честно?
    - Вполне. Вы - копия Алкмены,  жены  Амфитриона,  красота  которой
опьянила Зевса до такой степени, что он три дня и три ночи...
    - Не продолжайте. - Карой задумчиво разглядывала лицо Мальгина.  -
В результате их встречи родился Геракл, так? Я хорошо помню эти  мифы,
они интересны тем, что женщины в них равны  мужчинам  почти  во  всем.
Поцелуйте меня...
    Мальгин,  замерев,  долгое  мгновение  смотрел  в   глаза   Карой,
постоянно меняющие цвет  от  желто-рыжего  до  черного,  наклонился  и
поцеловал  ее  в  полуоткрытые,  пухлые,  необычайного  рисунка  губы.
Отодвинулся.
    - Еще, - прошептала она с закрытыми глазами.
    Клим вздохнул, покачал головой, сказал коротко:
    - Хан.
    - Что? - Карой изумленно распахнула глаза.
    - Джума узнает, - серьезно сказал он. - Вызовет на дуэль и  убьет,
я его знаю.
    Она не ответила, снова закрывая глаза и  отворачиваясь.  Несколько
минут прошло в молчании.
    - Вы обиделись? - негромко сказал  Мальгин,  укладываясь  рядом  и
тоже  подставляя  лицо  солнцу,  по  сравнению  с  Карой  он   казался
незагорелым.
    - Знаете, что мне в вас нравится?  -  проговорила  женщина.  -  Не
поверите.
    - Простота.
    - Не гадайте, у вас это плохо  получается,  к  тому  же  вы  очень
непростой человек, Мальгин,  хотя  и  очень  открытый.  Вы  интересный
собеседник,  прекрасный  специалист,  хороший  организатор,  смелый  и
решительный человек, и прочее, и прочее, но меня тянет  к  вам  просто
как к мужчине. И я не могу этому противиться. И не хочу. Не верите?
    - Почему, верю, - сказал  Мальгин,  чувствуя  легкий  эйфорический
звон в ушах, словно от избытка кислорода. - А как же Джума?
    Карой резко привстала,  повернулась  к  хирургу,  как  разъяренная
тигрица,  на  Клима  глянули  бездонные  черные  омуты.  Он   опасливо
отодвинулся.
    - Извините, Карой, я не хотел... честное слово, больше не буду.
    - С Джумой у меня все иначе, хотя вряд ли я смогу  объяснить  как.
Помните  у  Блока?  "Принимаю  тебя,  неудача,  и  удача  -  тебе  мой
привет..." Джума - моя неудача, и не надо было напоминать мне о нем, я
думала о вас...
    Мальгин не дал ей договорить, поцеловал еще  раз  и  не  отпускал,
пока она не задохнулась. Пробормотал:
    - Есть такой закон: с пола упасть  нельзя.  Лично  я  нахожусь  на
полу, и падение мне не грозит. А вам?
    - Мне тоже. - В  глазах  Карой  сквозь  изумление,  гнев,  вопрос,
растерянность и колебания пробился опасный блеск взаимопонимания.
    - Тогда следуйте за мной. - И Мальгин пополз по  траве  к  шалашу,
сделанному из лещины и  осоки.  Эйфорический  звон  в  ушах  усилился,
перекрывая нудный шепот внутреннего "контролера", думать  не  хотелось
ни о чем и ни о  ком,  кроме  лесной  феи,  принявшей  облик  Карой  и
глядящей ему вслед с радостью и недоверием. Тогда он встал, вернулся и
подхватил ее на руки...
    Карой  улетела  в  полдень,  вызвав  по  рации  видеобраслета   из
ближайшего поселка загородный пинасс.
    - Презираешь? - сказала она с пленительной улыбкой, вглядываясь  в
лицо Мальгина, стоя вплотную к нему.
    - Нет.  В  противном  случае  пришлось  бы  презирать  себя.   Все
непросто, и... не знаю, как назвать... вообще надо бы начать с анализа
своих эмоций, но я и так себе верю... Пусть все идет как идет, не надо
уточнений... Мне придется многое  переосмыслить  и  кое-что  решить...
хотя я и рад этому.
    - Решай, Мальгин. Мне тоже надо многое переоценить, и прежде всего
в себе. Может случиться, что в результате наших переоценок  мы  больше
не встретимся... Но если я позову, ты... придешь?
    - Приду, - тяжело обронил Мальгин.
    Женщина засмеялась, легонько поцеловала его в подбородок и нырнула
в хрустальное нутро пинасса-такси. Аппарат бесшумно взмыл  в  небо  и,
тотчас превратившись в золотую точку, пропал.
    Пойду спать, подумал Клим, почитаю немного - и спать...
    Он стоял несколько минут лицом к небу, ни о чем особом  не  жалея,
собрался было достать книгу и в это время заметил, что  в  небе  снова
засияла звездочка. Пинасс возвращался?.. Однако  это  оказался  другой
аппарат, не Карой.
    Этот был оранжевый, класса "три крыла", и принадлежал спасательной
службе. Из кабины на траву выбрался Джума Хан, подходя, помахал рукой.
Мальгин почувствовал укол совести и неприятный холодок в  груди:  если
бы Джума прилетел на минуту раньше, он застал бы Карой, хотя сам  Клим
и не был инициатором  встречи.  Что  было  бы,  прилети  врач  десятью
минутами раньше, говорить не приходилось.
    - Привет, путешественник, - скупо улыбнулся Джума  (по-ромашински,
подумал Мальгин). - Что-то выглядишь ты бледновато, не по  погоде.  Не
любишь загорать?
    - Не успел да и гости отвлекают. Только что от меня улетела Карой.
    Джума поднял брови, в глазах его мелькнула хмурая отчужденность.
    - Карой? Это любопытно.
    Они некоторое время смотрели друг на друга, проверяя впечатление и
реакцию, но Мальгин закрылся "наглухо", и прочитать,  что  творится  в
его душе, Джуме не удалось.
    - Не возражаешь, если я посижу с тобой полчаса?  -  Врач  "Скорой"
огляделся. - Благодать-то какая...
    Клим надул два матраса и улегся в тени клена -  одного  из  редких
лиственных деревьев среди сосен и елей.  Джума  расстегнул  рубашку  и
пристроился рядом.
    - Как здоровье?
    - Нормально. Я здесь уже третьи сутки отдыхаю и не думал, что  это
так приятно после покорения пространств. В суете и  обыденности  бытия
как-то мало задумываешься над философскими проблемами, смыслом  жизни,
над своим местом в системе отношений в межчеловеческом пространстве. А
ведь жизнь - это лишь пауза между рождением и смертью,  антракт  между
двумя сценами, как сказал бы Ваня Заремба,  завзятый  театрал.  Каждый
заполняет эту паузу сам, в меру таланта и способностей, не рассчитывая
терять, рассчитывая только приобретать. По молодости лет я все считал,
что мои потери зависят не от меня, а только от внешних  обстоятельств,
а теперь вдруг понял: я, и только я, виноват в том, что терял. Хотя, в
отличие от поэта, с потерями не согласен.
    - Это хорошая формула, я, пожалуй, возьму  ее  на  вооружение.  Но
ведь  не  всегда  точно  знаешь,  что  твои  лучшие  побуждения  могут
обернуться потерей. Например, будучи женатым человеком,  я  неожиданно
вывел другую формулу: не целуйте спящих жен, они пугаются.
    Мальгин подумал.
    - Это наводит на размышления.
    - Вот именно.
    - Если жена пугается, она не уверена, кто ее поцеловал...
    Джума засмеялся.
    - Примерно так же рассуждал и я, и в результате - Карой ушла.  Так
что, как видишь, я далеко не  идеал.  А  вообще  всерьез  вести  такие
разговоры трудно, тем более с умным собеседником.
    - Согласен. В каждом из нас  сидит  свой  "черный  человек",  ждет
своего часа, и бороться с ним порой просто нет сил.
    - Тебе ли плакаться, мастер? По-моему, до сих пор ты справлялся со
своим "черным человеком" успешно. Это Шаламову труднее, а нам с  тобой
не пристало жаловаться при наличии мощных сдерживающих  систем.  Я  не
узнаю тебя, Клим.
    - Я сам себя не узнаю, - пробормотал Мальгин.
    Где-то в лесу послышался шум, словно кто-то на  бегу  застучал  по
стволам сосен. Такой звук Мальгин слышал впервые, на ум  пришло  слово
из  лексикона  Бажова:  голк...  По  лесу  гулял   звонкий,   светлый,
деревянный голк...
    - Дятел, - сказал Джума  Хан,  прислушиваясь.  -  Лупит  по  сухой
сосне. Ты уже знаешь, что орилоунский трансгресс, о  котором  упоминал
маатанин в разговоре с Шаламовым, в Антарктиде не найден?
    - Мне говорил Ромашин. Решено вести поиски и в Северном  Ледовитом
океане. Но и там его вряд ли найдут.
    - Сведения от самого Ромашина?
    - Конечно. А твои?
    - Из первых рук. Я уже не стажер отдела  безопасности,  а  рядовой
оперативник.
    - Поздравляю, если  только  выбор  твой  обоснован.  Как  и  Оскар
Уайльд, я тоже люблю мужчин с будущим... и женщин с прошлым.
    По лицу Джумы прошла тень. Он поколебался немного, потом  все-таки
спросил:
    - Клим, можешь не отвечать, если вопрос покажется чересчур личным,
но все ж: чем объясняется визит к тебе Карой?
    - Скукой,  -  ответил  Мальгин,   наблюдая   за   гаммой   чувств,
отразившейся последовательно на лице собеседника:  интерес,  ожидание,
недоверие, облегчение.  -  А  насчет  поисков  орилоунской  машины,  -
продолжал Мальгин, - я посоветовал бы искать ее  иначе:  дать  задание
большому   инку   СПАС-центра   покопаться    в    ПОБах    [ПОБы    -
проблемно-ориентированные банки  данных.],  содержащих  всю  подробную
картографию Земли вплоть до дна океанов и  морей,  и  проанализировать
формы рельефа, близкие  к  геометрии  орилоунских  зданий,  причем  не
только живых, но и мертвых, то есть скелетов, как на Страже Горловины.
    Джума неожиданно рассмеялся. Клим поднял брови, не понимая причины
веселья. Бывший врач толкнул его в плечо:
    - Не обижайся, просто мы с тобой  действительно  схожи  по  складу
ума. Эту идею я уже предложил Лондону.
    - Кому-кому?
    - Это  новый  начальник  отдела   вместо   Ромашина,   работал   в
погранслужбе, потом заведовал  Североамериканским  филиалом  Б.  Мужик
толковый. Говорят, он прямой потомок Джека Лондона, и хотя я в  прямую
генеалогию не верю, он действительно похож на  Джека,  почти  как  две
капли воды.
    Мальгин вспомнил слова Купавы и проговорил:
    - Передавай ему привет. Джек Лондон - один из самых  любимых  моих
писателей, его циклы рассказов,  как  северный,  так  и  южный,  можно
перечитывать всю жизнь. Я благодарен ему за то, что он был,  а  судьбе
за то, что она позволила  начать  изучение  литературы  с  его  "Конца
сказки" и "Прибоя Канака".
    Джума молча вскинул руку в прощальном жесте и полез в кабину.
    - Подожди, - вспомнил Мальгин. - Ты-то с какой целью нашел меня  в
этой глуши?
    Новоиспеченный безопасник придержал дверцу машины.
    - Во-первых, я соскучился; во-вторых, Ромашин просил передать, что
твоей расчетливости предстоит экзамен в самом ближайшем будущем.
    - Поясни, не совсем уразумел.
    - У слона расчетливость шесть тысяч орфографических вариантов,  но
смысл всего один. При появлении Шаламова ты должен рассчитывать каждый
свой жест, и это время не за горами. Он вернется на Землю, одиночество
- не его удел, потому что он все-таки не совсем  "черный  человек".  И
еще учти, что он способен трансформировать внешность.
    Хан захлопнул дверцу пинасса, прошелестев обшивкой  по  кустам,  и
скрылся за верхушками деревьев.
    День померк.
    Джума улетел озадаченный, а может быть, и уязвленный - если  понял
значение визита Карой, неожиданного  лишь  для  него;  Мальгин-то  его
ждал, чего уж там греха таить, хотя ждал и другой встречи, которой  он
одновременно боялся, как удара в спину. Он боялся Купавы,  потому  что
не мог гарантировать собственной твердости и дружески  ровного  к  ней
отношения; он боялся ее, потому  что  давно  простил,  но  не  простил
самому себе; он боялся, потому  что  любил  ее  до  сих  пор,  хотя  и
казалось ему иногда, что это чувство слабеет, размывается, как рисунок
акварелью под дождем. И не потому ли  так  легко  ему  было  с  Карой?
Женщина была независима, свободна в решениях  и  поступках  в  той  же
степени, в какой он был несвободен. Господи,  зачем  же  формулу:  нет
любви без препятствий - возводить в ранг абсолюта?..
    Мальгин очнулся: из лодки на него вопросительно и странно  смотрел
незаметно подплывший отец.
    - Ты что-то сказал, па?
    - У тебя сегодня день приема гостей? Кто это был?
    Заноза тревоги с этим вопросом вошла в  сердце  Клима  и  так  там
осталась, пока он умывался, собирал вещи и одевался.
    - Па, я должен идти, извини. Есть  неотложные  дела.  Не  сердись,
ладно?
    - Жаль, - тихо, с грустью сказал старик. -  Как  я  могу  на  тебя
сердиться? Береги себя.
    - Спасибо за два прекрасных дня, два вечера и две ночи. Я отдохнул
так, как не отдыхал никогда в жизни. Мы еще порыбачим с тобой, обещаю.
    Старик прижал его к себе, уколов небритым подбородком - он никогда
не брился на природе, отращивал бороду, - пробормотал:
    - Ты изменился, Клим...
    Мальгин  поцеловал  его  в  темную  от  загара  шею  и  пошел,  не
оглядываясь, к их туристскому пинассу.
    Заремба вошел в кабинет в  тот  момент,  когда  Мальгин  собирался
выключить связь  с  Гиппократом:  он  успел  узнать  все  институтские
новости и раздумывал теперь над тем, за что браться в первую очередь.
    - Привет директору, - сказал молодой нейроконструктор;  руки,  как
всегда, в карманах, на  лице  непробиваемая  безмятежность,  в  глазах
любопытство. - А Богдан говорил, что ты выйдешь только в августе.
    - А я еще не  вышел,  просто  заглянул  ради  интереса.  Гиппократ
сообщил, что ты успешно сделал сложную операцию  на  ganglion  spinale
[Спинномозговой узел - ганглий (лат.).]. Поздравляю.
    Заремба небрежно отмахнулся.
    - Не стоит поздравлений, я могу делать и более сложно.
    Мальгин засмеялся.
    - Ты не меняешься. Как дела у Стобецкого?
    - У него тоже ничего не меняется: работает, бурчит, каждую  неделю
ходит в театр с новой дамой. Лучше расскажи, где ты пропадал, -  вдруг
жадно сказал Заремба. - А то слухи ходят один  страшней  другого.  Где
Шаламов? Что там у вас произошло?
    На миг в душе  Мальгина  шевельнулось  дремлющее  раздражение,  он
отвык  от  манеры  поведения  Зарембы,  парень  так,  наверное,  и  не
избавится от амикошонства,  не  научится  тактичности  самостоятельно,
надо бы  позаниматься  с  ним,  хотя  чувство  такта,  деликатность  и
галантность,   очевидно,   должны   быть   врожденными,    генетически
запрограммированными. А их планируемое приобретение в зрелом  возрасте
- процесс длительный и не всегда результативный...
    - Какие слухи ты имеешь в виду? - спросил Мальгин, снимая эмкан  и
приглаживая волосы.
    - Говорят, ты дрался с Шаламовым, но тот  превратился  в  "черного
человека" и удрал на Орилоух. А еще говорят, что ты стрелял в него...
    - Кто говорит? - наливаясь яростью, сипло спросил Мальгин.
    Заремба испуганно  отступил,  в  замешательстве  потрогал  верхнюю
губу.
    - Да ребята из неврологического, Стоун, Роб, Жека...
    - А они откуда знают такие подробности?  Что  у  них  за  источник
информации?
    - Не знаю точно. - Заремба пожал плечами.  -  У  Роба  приятель  в
СПАС-центре, может, он?
    - Имя приятеля не помнишь?
    Молодой нейрохирург засмеялся, преодолевая внутренний  трепет:  он
никогда не видел у товарища таких глаз - в них плавились  ненависть  и
угроза.
    - Ты будто ведешь допрос... Имени приятеля Роба я не помню, спроси
у него сам. Так ты расскажешь о своих приключениях?
    - Расскажу. - Мальгин взял себя в руки; он уже понял, откуда ветер
дует, информатором Роба, равно как и  Купавы,  мог  быть  только  один
человек - Марсель Гзаронваль, мстивший ему подобным образом.  -  Позже
расскажу. Не обижайся, Иван, я еще не  совсем  здоров,  и  мне  вредно
волноваться.
    Заремба торопливо закивал.
    - Все понял, прошу прощения, Клим, но смотри -  ты  пообещал.  Моя
помощь не понадобится?
    - В чем? - усмехнулся Мальгин через силу. - Спасибо за сочувствие,
обойдусь. Таланов у себя?
    Заремба как-то странно посмотрел на него.
    - Тебе разве ничего не говорили?..
    Мальгин молча взглянул на коллегу, и тот снова  почувствовал  себя
неуютно.
    - На Совете академии Таланов снял с себя обязанности  директора  и
взял месяц отдыха. Мотивировал тем, что  не  предусмотрел  последствий
пробуждения Шаламова и тем самым подверг риску ни в  чем  не  повинных
людей.
    Вставший было Мальгин снова сел.
    - А Гиппократ этого мне почему-то  не  сообщил...  странно...  Что
Богдан собирался делать?
    - Сказал, что будет согласен с любым назначением, и  Совет  принял
решение поменять вас местами. Так что  ты  теперь  -  без  пяти  минут
директор. Ты разве не расслышал, как я тебя приветствовал?
    - Думал, ты, как всегда, шутишь.
    Мальгин медленно и глубоко вздохнул и так же медленно выдохнул:  в
голове тонко задергал-запульсировал сосудик, и тотчас же ожил  "филер"
на груди - его писк был слышен только хозяину.
    Такой новостью можно свалить и здорового, подумал Клим,  а  я  еще
действительно не в форме. Бедный старикан, что ему пришлось  пережить!
Он ведь  на  самом  деле  всю  жизнь  будет  считать  себя  виновником
случившегося, и доказать обратное невозможно,  уж  такой  он  человек.
Если уж вбил  себе  в  голову  какую-то  идею  -  обухом  не  выбьешь.
Кремень... Дредноут!
    Последнее слово Мальгин произнес вслух.
    - Кто? - не понял Заремба.
    Мальгин очнулся.
    - Я, конечно. Не обращай внимания, это эвфемизм.  Ты,  пожалуйста,
иди, Иван, мне надо побыть одному. Не говори, что я  в  институте,  не
хочу паломничества, хватит с меня и твоих расспросов.
    Хирург  подошел,  похлопал  его  по  плечу  и   вышел,   несколько
разочарованный  тем,  что  не  смог   целиком   удовлетворить   своего
любопытства. Однако быстро примирился с неудачей и тут  же  переключил
внимание на новый интерес. Мальгин невольно позавидовал  легкости  его
характера, сам он был слеплен из другого теста.
    На груди снова зашелся писком "филер".
    - Слышу, слышу, не нервничай, - буркнул хирург. - И без тебя ясно,
что мне необходима консультация.
    Он позвонил Купаве, не  включая  обратной  связи,  полюбовался  на
крошечное существо в колыбели, возле которой топтался  робот-нянька  с
немыслимым набором игрушек, и вызвал отдел безопасности УАСС.

                               Глава 4

    Уже после второго путешествия по "струнным"  трассам,  связывающим
Орилоух с "живыми" станциями метро на других планетах, Шаламов  ощутил
потребность делиться с кем-нибудь своими открытиями. "Черный человек",
которого он не отпускал, таская  за  собой  в  качестве  гида,  живого
справочника и просто собеседника, замкнулся в себе и все реже  отвечал
на  вопросы,  а   скафандровый   микрокомп   не   годился   для   роли
сопереживателя и товарища, его  забота  не  распространялась  на  душу
хозяина. И тогда снова вернулась мысль  посетить  Землю  и  забрать  с
собой Купаву. Это был бы самый благодарный слушатель и  сопереживатель
из всех возможных,  включая  даже  ученых-ксенопсихологов,  а  уж  что
показать Купаве - Шаламов знал.
    Первый прыжок с Орилоуха  после  схватки  с  чужим  автоматом,  из
которой   Даниил   вышел   победителем,    впервые    воспользовавшись
"универсалом", занес его в иную галактику, на планету, где царствовала
электрическая жизнь. Ничего в ней не поняв, Шаламов стартовал снова  и
оказался за пределами местного скопления галактик, в которое входили и
Туманность Андромеды, и галактики в  Волосах  Вероники,  и  Галактика,
давшая жизнь Солнцу.
    Орилоун-метро,  выбросивший  спасателя  с  "черным  человеком"  на
поводке, с первого взгляда был установлен на небольшом по  космическим
масштабам скалистом планетоиде, изъеденном порами, как  головка  сыра.
На самом  же  деле  планетоид  оказался  чудовищным  скелетом  жившего
некогда существа! В  поперечнике  скелет-планетоид  достигал  шестисот
шестидесяти  шести  километров!  Сам  Шаламов,  наверное,  никогда  не
догадался  бы,  что  это  такое,   новость   сообщил   ему   маатанин,
взволновавшийся на короткое время. Потрясенный спасатель долго не  мог
прийти в себя от неожиданности, бродя по "внутренностям"  монстра,  но
не верить "черному человеку" не мог, маатане не были способны на ложь,
да и на творческую фантазию тоже.
    Исполин давно был мертв, сотни тысяч лет, но  трансгресс-метро  на
нем работало исправно, как ни в чем не бывало, хотя от  старости  само
превратилось в "скелет".
    Не найдя на "трупе" ничего достойного внимания, Шаламов отправился
дальше и вышел на  Орилоухе,  в  незнакомом  районе.  Снова  нырнул  в
"струну" мгновенной  транспортировки  и  вылез  под  водой  неизвестно
где...
    Потом были десятки голубых,  красных,  желтых  солнц,  гигантов  и
карликов, с планетами и без  них,  вращающихся  вокруг  черных  дыр  и
нейтронных звезд, в шаровых скоплениях, в эллиптических, спиральных  и
не имеющих определенной формы галактиках.  Однажды  Шаламов  вышел  из
метро, выращенного в системе квазара,  и  в  течение  суток  любовался
грандиозной картиной горящего  обломка  праматерии,  сохранившегося  с
момента Большого Взрыва Вселенной.
    А потом идущий внутри Шаламова процесс распада психики достиг  той
стадии,  когда  включение  памяти  "черного  человека"  стало  уже  не
раздражающим, а приятным фактором, хотя сам Даниил не понимал, что при
этом состояние  озарения  сопровождается  устойчивым  безразличием  ко
всему, что еще так  недавно  казалось  интересным  и  волновало  душу.
Вспыхивающее восхищение быстро сменялось равнодушием, интерес к  новым
ощущениям гас, разгорался  ненадолго  и  снова  потухал;  человеческая
психика все еще боролась за власть внутри Шаламова, но силы  были  уже
неравны - подсознание, принадлежащее  маатанской  психике,  постепенно
подчиняло сознание, и таявшему  человеческому  "я"  все  труднее  было
контролировать поступки хозяина. Спасти личность Шаламова могла только
немедленная операция.
    Вернулись головные боли, появилась  тяга  к  обычной  человеческой
пище, несмотря  на  то  что  спасатель  не  был  голоден,  приспособив
организм к прямому поглощению энергии, как это делали "черные люди".
    Спустя неделю с начала путешествия Шаламов  заметил,  что  за  ним
следует тот самый непонятный орилоунский автомат с "миллионом глаз", с
которым он  столкнулся  еще  на  Страже  Горловины,  когда  гнался  за
сбежавшим маатанином. На запросы "глазастый" фантом не отвечал, только
смотрел, а когда Шаламов брался за пистолет - исчезал, словно понимая,
к чему это может привести. Однако исчезал ненадолго, на час-два, чтобы
потом выскользнуть из ниоткуда, как стеклянная змея, и превратиться  в
зыбкое  полупрозрачное  облако  со  множеством  живых,   внимательных,
вразнобой мигающих глаз.
    На вопрос Шаламова: что это  такое?  -  "черный  человек"  ответил
коротким: "Было всегда", - но пояснять свой ответ  не  стал.  В  конце
концов спасатель привык к необычному преследователю,  будто  к  детали
пейзажа,  и  перестал  обращать  на  него  внимание:  "глазастый"  был
безвреден и представлял собой скорее всего автомат-наблюдатель.
    Почувствовав, что ему  становится  хуже,  Шаламов  решил  серьезно
поговорить с маатанином: многое из того, что всплывало в  сознании  из
хранившихся в памяти запасов маатанских знаний, оставалось непонятным,
хотя спасатель уже знал главное: кто такие маатане,  как  возникла  их
"цивилизация", что такое Орилоух и для чего создан Страж Горловины. Но
оставались "темными" знания, передаваемые  маатанами  из  поколения  в
поколение и не используемые ими в повседневной  жизни;  вот  они-то  и
будоражили остатки человеческого любопытства  Даниила.  Ему  казалось,
найди он ответ на все загадки - и его болезнь прекратится сама  собой,
или он сможет вообще вылечить себя сам, без помощи хирурга Мальгина  и
земных врачей, поэтому Шаламов наконец перестал метаться по неизвестно
кем созданной сети мгновенного масс-транспорта и попытался разговорить
молчаливого "черного человека", полного непонятной тоски и скорби.
    Вышли они в угрюмом дождливом мире с низкими, зеленоватыми тучами,
нависшими над серо-коричневыми, рябыми  от  дождя  водоемами  и  голой
скалистой почвой, черной и блестящей от пленки воды.
    Джордж определил, что вода  в  этом  мире  насыщена  целой  смесью
кислот от серной до плавиковой, и Шаламов  вынужден  был  вернуться  в
сухой грот метро: глазастый орилоунский автомат остался висеть снаружи
- видимо, погода ему нравилась.
    Шаламов уже знал, что "черные люди" не имеют имен, хотя это  и  не
мешало им различать друг друга, но для определенности называл "своего"
маатанина Отшельником.
    - Послушай, старик, - просигналил он мысленно,  свободно  переходя
на маатанский. - Я, конечно, мог бы оставить тебя  помирать,  коль  уж
тебе приспичило, но все же войди в положение, мне тяжело носить в себе
драгоценный груз, не зная, как  и  где  его  можно  применить.  Откуда
пришли ваши хозяева, Вершители, как ты выражаешься, я понял, но  зачем
они оставили вас одних? Да и орилоунов тоже? Бросили за  ненадобностью
или рассчитывали вернуться? И почему тогда не вернулись?  Ведь  прошли
уже тысячи лет, если не миллионы.
    - Маатане давно перестать быть теми, кем их создали  Вершители,  и
хозяев у них нет.
    - Обиделся?  А  с  виду  камень  камнем.  Ладно,  мне  все   равно
непонятно, зачем эти самые Вершители прорвались в  нашу  Вселенную  из
своей, сотворили  вас,  орилоунов,  колоссальную  систему  мгновенного
перемещения, охватившую десятки галактик, и ушли. Кстати, ты на  самом
деле, не знаешь, что это за "мешок с глазами" сопровождает нас?
    - Так было всегда. Сначала появились они, потом Вершители. Сделать
Орилоух. Орилоуны создать нас... мы искусственные существа.
    - Ну, это я знаю. М-да, понятно... что ничего не понятно. Как хоть
выглядят Вершители? Ты их видел?
    - Они везде и нигде, они могут быть всем  и  ничем,  от  атома  до
звезды, они принимать любой облик...
    - Ну-ну, не пересказывай только всю свою  религию,  я  сыт  ею  по
горло. Похоже, вы деградируете, Отшельник, вас хватило только  на  то,
чтобы создать религию, а запасы знаний, добытые для  вас  Вершителями,
вы умудрились запихнуть в себя и забыть про них. Зря я тебя таскаю  за
собой, плохой ты помощник, а  гид  и  вовсе  никудышный.  Кто  бы  мог
заглянуть мне в башку и выпустить на волю все, что там записано?..
    Шаламов  вздохнул.  Его  мутило,  голова  раскалывалась  от  боли,
хотелось  принять  душ,  выпить  молока  и  лечь   спать   в   чистую,
благоухающую свежестью постель, хотя, с  другой  стороны,  он  отлично
знал, что ни в чем таком не нуждается.
    - М-да, вахлак ты, Отшельник, прости меня, Господи! Сколько в тебе
запасено информации - а поговорить не о чем.
    - Не видеть смысла, хомо.
    - Зато я вижу, дубина ты стоеросовая!  Мне  на  Землю  надо,  хочу
забрать с собой... свою половину, а ты не хочешь помочь.
    - Что значит "свою половину"? Ты - не есть целое?
    - Не поймешь. Она поможет мне, да и вдвоем веселей будет. Как туда
добраться? Можно ли нащупать канал связи с метро на Земле?
    - Попросить орилоуна, он доставить тебя, куда надо.
    - А разве орилоунские метро соединены не случайным образом?
    - Это не есть рационально. Каждый соединяться с каждым.
    Шаламов присвистнул.
    - Ну и дурака же я свалял! Надо было  раньше  сообразить.  Что  ж,
лучше поздно,  чем  никогда.  В  таком  случае  поехали  домой.  И  не
возражай, не поможет. Побудешь гостем, покажу Землю, нашу жизнь.  Ведь
тебе все равно, где помирать?
    - Снова хомо упоминать этот странное понятие "помирать", хотя я  и
понимать, о чем идти речь. В лексиконе маатан нет  такое  понятие,  и,
если маатанин терять интерес к жизни или исчерпать лимит бытия, это не
значит, что он хотеть собраться "помирать".
    - Отшельник,  не  надо  выкомуривать,  нагнетать  страсти   вокруг
маатанской смерти, ваша "философия" мне известна. Я мог  бы  вообще  с
тобой не церемониться, зная, кого спас у Горловины, а я,  как  видишь,
еще довольно вежлив с тобой.
    - Хомо, твоя половина во мне заставить меня много переосмыслить, и
я тоже не мочь поступать так, как поступить  бы  на  мое  место  любой
маатанин. Но все же ты не знать, как умирать маатанин. Это опасно  для
всего твои сопленники, не только для ты один. Еще ни один маатанин  не
умирать  в  эта  Вселенная.  При  достижении  предела  бытия   в   нас
просыпаться вторая целевая программа, и мы уходить в тот  мир,  откуда
прийти Вершители. Мой срок близок  очень,  весьма,  сильно,  я  должен
уходить, не задерживать меня. Да!
    - Подождешь,  -  буркнул  осоловевший  Шаламов.  -  Отпущу,  когда
объяснишь все, что я храню в своем сейфе.  -  Спасатель  шлепнул  себя
ладонью по затылку. - Кстати, почему ты полез в Горловину? Разве  ваше
собственное  маатанское  метро,  этот  ваш  Хранитель  Пути,  не   мог
доставить тебя Вершителям? Или куда ты там собрался?
    - Нет  остаться  только  два,  может  быть,  три  живой   орилоун,
способностью к выводу в иную вселенную через "серую дыру", да и то они
больные и мочь необратимо трансформировать уходящего.
    - Посмотрим. Любопытно будет взглянуть на мир Вершителей, да и  на
них самих. Первым делом я спрошу, чего им у  нас  было  надо.  Пришли,
покрутились, бросили своих слуг и ушли. Ну что,  вперед?  Кстати,  наш
"глазастый" призрак-преследователь, кажется, отстал наконец. Послушай,
Отшельник, а что, если я спрошу у него, он поможет?
    Маатанин не ответил.
    Пожав плечами, Шаламов, подбадривая себя, пропел  дурным  голосом:
"Где над омутом синеет тонкий лед, там часочек погощу я,  кончив  лет"
[И. Анненский.], - и нырнул в открытую дверь чужого метро.
    Боль внезапно отступила, сменилась волной возбуждения, и  Шаламов,
с трудом пробившись  из  внутренностей  метро  наружу  сквозь  забитый
песком, грязью и льдом  выход,  даже  засмеялся,  увидев  над  головой
темно-синий купол неба с полосой Млечного Пути.
    - Слава Богу, дома! Слышишь, Отшельник? Красиво у нас,  на  Земле?
Кажется, вылезли мы где-то в северных широтах, в зоне мерзлоты.
    - Я плохо видеть, у вас сильно темнота.
    - Извини, я забыл, что ты видишь в  другом  интервале  спектра.  У
вас, на Маате, тоже не очень-то светло, с моей  точки  зрения.  Теперь
держись, я буду действовать по своему усмотрению. Рано или поздно нас,
конечно,  засекут,  поэтому  действовать  надо  быстро,  не   хочу   я
объяснений с властями. Одно хорошо, что ты есть не хочешь и на  горшок
не просишься, это великое преимущество маатан перед людьми.
    Понял ли "черный человек" грубоватый юмор Шаламова, неизвестно, но
возражать не стал. При свете звезд на фоне земного пейзажа  -  тундра,
край озера, приземистая березовая роща неподалеку - маатанин  выглядел
настолько необычно, что Шаламов возблагодарил Его Величество Случай за
прибытие в полночь. До утра они  успеют  найти  транспорт  и  упрятать
бесформенную глыбу вместе с ее "гнездом". "Черный  человек",  конечно,
не ведьма на метле, но встреча с ним любому нормальному человеку может
стоить сердечного приступа: что издали, что вблизи - нечистая сила, да
и только!
    Шаламов  ухмыльнулся  и,  пристроив   на   теле   маатанина   свой
скафандровый "динго", превратил того в двухметровый снежный ком. Затем
утопил  скафандр  в  озере,  приметив  место,   с   неведомым   доселе
наслаждением искупался сам, хотя  вода  была  по  человеческим  меркам
исключительно холодной, и принялся  искать  транспорт.  Через  полчаса
дежурный куттер общетранспортной  инспекции  доставил  его  к  станции
метро на Таймыре. Внушив пилоту, что он  отвозил  влюбленную  парочку,
Шаламов  отыскал  кабину  для  "негабаритных"  пассажиров  и  вышел  в
Брянске.
    Купавы дома не оказалось.
    Побродив по комнатам, Даниил сел  на  кровать  и  несколько  минут
размышлял, вспоминая ее поведение в последние дни перед его  неудачным
"кенгуру", жесты, улыбку и голос. Проснулась головная боль, а вместе с
ней древние атавистические инстинкты ревности, обиды  и  пренебрежение
нормами этики. Справиться с ними было нелегко да и не очень  хотелось.
В условиях постоянной внутренней борьбы двух психик  и  медленной,  но
растущей дезорганизации личности  Шаламовым  начинали  командовать  те
стороны характера, о  существовании  которых  он  и  не  подозревал  и
которые остались в человеке  от  его  общих  предков  по  эволюционной
лестнице  -  динозавров   и   хищных   млекопитающих:   индивидуализм,
высокомерное  сознание  собственной  исключительности,  бессердечие  и
равнодушие.  Правда,  все  эти  черты  пока  еще  сглаживались  волей,
сознанием и запасом лучших человеческих качеств, свойственных Шаламову
в прежней жизни,  врожденных  и  воспитанных,  но  моменты  равновесия
наступали  все  чаще  и  чаще,  а  сам   Шаламов   не   способен   был
проанализировать свои мысли  и  поступки  с  точки  зрения  стороннего
наблюдателя.
    Мелькающие изредка сомнения в правильности принимаемых  решений  и
мысль, что он что-то упускает из виду, что-то делает  не  так,  таяли,
как мираж, оставляя в душе саднящий след. И все же спасатель  верил  в
свои силы, нося  в  себе  знания,  расшифровка  которых  позволила  бы
землянам решить проблему контакта не только с орилоунами и  маатанами,
но и с загадочными их прародителями, перекинувшими  мост  между  двумя
Вселенными еще в те времена, когда по Земле бродили мамонты...
    Мальгин, подумал Шаламов с неприязнью... Купава может быть  только
у Мальгина... черт его побери! Он же ее до сих пор любит, это  заметно
невооруженным  глазом.  Но,  с  другой  стороны,  Клим   исключительно
щепетилен в вопросах чести, искренне  считая  меня  своим  другом.  Не
может он перемениться вдруг, не тот человек... "человек-да". М-да... А
с третьей: меня уже  могли  списать  с  довольствия,  погиб,  мол,  на
Орилоухе, вот и развязали ему руки. Да он из простой заботы о  ближнем
обязан был забрать Купаву к себе, к тому же и ребенок его...
    Шаламов вскочил, снова сел, но успокоился только после  того,  как
обдумал план  дальнейших  действий.  Хотя  во  время  последней  своей
встречи с Мальгиным он и был не очень  вежлив,  тем  не  менее,  помня
изречение Бернарда Шоу: "Берегись того, кто не ответил на твой  удар",
- должником себя не считал. Ты сам во всем виноват, Клим, подумал  он,
я не отбирал у тебя жену, она ушла  сама...  по  неведомому  даже  мне
зигзагу настроения. А если думаешь, что  я  этому  был  дико  рад,  то
глубоко ошибаешься. Это только со стороны кажется, да и  тебе  самому,
что мы остались друзьями, на самом деле мы враги. Жаль, что  ты  этого
не понял раньше. И кстати, мне Купава нужней, она это поняла. Если  бы
она была необходима тебе, она бы не ушла.
    Спасатель  вызвал  городское  транспортное  бюро  по  обслуживанию
населения и заказал грузовой куттер. Хотя шел  второй  час  ночи,  инк
бюро не удивился вызову и пообещал подогнать машину  через  пятнадцать
минут.
    - Вот и все, - сказал Даниил "черному человеку". - Скоро мы  будем
далеко отсюда, осталось уладить кое-какие дела. У  меня  предчувствие,
что ухожу я  отсюда  надолго.  Юкиккирини  [Навсегда,  надолго.],  как
говорят японцы.
    - Мне жаль тебя, - ответил с необычной, прорвавшейся вдруг  совсем
человеческой тоской и горечью маатанин.

                               Глава 5

    ...Он  бежал,  задыхаясь,  по  странному  и  сложному   лабиринту,
сворачивая в бесчисленные коридоры  с  черными  стенами  и  светящимся
потолком, полные жутких теней и  танцующих  призраков,  слепленных  из
струй лилового тумана. Сзади все явственней доносился  тяжелый  топот,
сотрясавший лабиринт: кто-то черный, бесформенный, страшный, без  лица
и без ног, догонял и жег спину угрожающим взглядом. Как  же  он  бежит
без ног?! - мелькнула мысль, но тут же была задавлена  темным,  слепым
ужасом,  поднявшимся  из  глубины  души.  Мальгин  уперся  в  тупик  и
повернулся к преследователю лицом. "Черный человек" тоже остановился и
начал менять форму, превращаться в невиданное  существо,  с  туловищем
тигра, орла, дракона и с человеческой головой...
    Все исчезло. Мальгин  шевельнулся  и  бессмысленным  взором  обвел
комнату. Он лежал на кровати, мокрый от пота, одеяло валялось на полу,
исчерченном голубыми полосами света. Тревога  не  проходила.  Какие-то
смутные ассоциации продолжали роиться в голове, чье-то лицо,  бледное,
странно знакомое и в то же время чужое маячило на  стене,  притягивало
взор, будило неуверенность и страх.
    Мальгин рывком поднялся. Это был  просто  лунный  блик  на  стене,
высветивший кружевной узор  старинной  картины.  И  все  же  тревожное
ощущение чьего-то присутствия не проходило. Клим вспомнил слабый шорох
в гостиной, который он принял за звук упавшего одеяла, бесшумно  встал
и выглянул из спальни.
    Дымящиеся  столбы  лунного  света  пробивали  гостиную   насквозь,
придавая ей нереальную призрачность воздушного замка. Никого.  Все  на
своих местах. Тишина. И запах...
    Обоняние у Мальгина было как у собаки, поэтому,  принюхавшись,  он
сразу выделил из спектра домашних запахов  тонкий  незнакомый  аромат,
чуждый этому дому. Так могла пахнуть лунная  пыль...  или  марсианский
лишайник...
    Хирург включил свет, обошел  все  три  комнаты,  опустевшие  после
ухода Купавы. При ней в доме вечно торчали какие-то друзья и  подруги,
бросая свои и вещи хозяев где попало. Никого. М-да, не хватало  только
горячечных бредовых снов. Однако откуда в  квартире  этот  слабый,  но
отчетливо чужой запах? Может быть, из сада? Ночные цветы?..
    Мальгин выглянул в окно, постоял с  минуту,  прислушиваясь,  потом
выключил свет и вернулся в спальню. Левую ступню  вдруг  пронзил  укол
боли. Клим присел, пошарил рукой и поднял с пола  миниатюрный  значок,
очень тяжелый, похожий на бокальчик с отбитой ножкой: диаметр  чаши  -
около сантиметра, длина игловидной ножки - тоже  около  сантиметра,  а
цвет неопределенный, то ли стекла, то  ли  ракушечного  перламутра,  а
весит, как будто сделан из осмия. Действительно,  бокал  в  миниатюре,
только внутри чаши застряла какая-то крошка...
    Клим попытался вытряхнуть застрявший в бокальчике предмет,  но  не
смог. Заинтересовавшись, поднес значок к глазам: точно такой же  формы
чаша, только чуть меньше, а в той еще  чаша,  и  еще...  словно  набор
матрешек, штук шесть-семь одна в  одной.  Хмыкнув,  Мальгин  задумчиво
подкинул непонятный "значок" на ладони, весивший не менее  килограмма,
принюхался - запах был тот самый, "лунный". Как же он попал сюда?  Сам
Клим принести его не мог, а гостей у него давно не  было,  пожалуй,  с
момента начала внеземных путешествий. Тогда кто его принес? И когда?
    Заныло под ложечкой. Мальгин вдруг ясно и четко представил, как  в
квартиру проникает  неизвестный,  скорее  всего  Шаламов  -  он  знает
мысленный код замка, - и роняет  на  пол  значок...  а  потом  уходит,
удостоверившись, что хирург Клим Мальгин спит один, без Купавы...
    - Один, - вслух пробормотал Мальгин, голос был  хриплым.  -  Один,
без Купавы...
    Эта мысль объясняла все:  в  доме  действительно  побывал  Даниил;
чтобы убедиться, что Купавы здесь нет.
    Спокойно, приказал себе Мальгин, ничего еще не  произошло,  просто
фантазия разыгралась, с чего бы Шаламову переться прямо ко мне,  когда
он мог бы сначала навестить свой собственный дом,  не  вяжется  тут  у
тебя, мастер, перестань  психовать...  Но  мысль  уже  рисовала  такие
картины, с которыми не справлялись ни логика, ни воля;  и  хирург,  не
выдержав, набрал номер Купавы.
    Нить виома развернулась в плоскость, но глубины  не  приобрела:  с
той стороны связь не включили. Прошла минута, другая, третья, на вызов
никто не отвечал. И  тогда  Мальгин  испугался  по-настоящему.  Бросив
взгляд на часы в стене -  три  двадцать  три  утра,  -  набрал  телекс
Ромашина  и  стал  поспешно  одеваться.  Ромашин  ответил,  когда   он
застегивал рубашку.
    - Клим? Что случилось?
    Выглядел Игнат так, словно спать и не ложился.
    - По-моему, у меня только что побывал Шаламов.
    Бывший начальник отдела безопасности внимательно  рассмотрел  лицо
Мальгина, отметил его нервозность, кашлянул.
    - Что значит "по-моему"? Вы его видели?
    - Нет, но... ощущение,  что  в  квартире  кто-то  был...  странный
запах... и еще вот это. - Клим показал "значок".
    - Что это?
    - Похож на значок с отломанной булавкой, но какой-то  необычный  и
весит около килограмма.
    - Из ваших гостей никто не мог обронить?
    - Я обнаружил бы его раньше. Повторяю, у меня  ощущение,  что  был
именно Шаламов. И еще меня тревожит... - Клим заколебался. - Купава не
отвечает на вызовы, дома ее нет. - Заметив взгляд Ромашина, с  усилием
заставил себя успокоиться, сказал с усмешкой: -  Все-таки  неожиданное
случается в жизни чаще, чем ожидаемое.
    В глазах Ромашина мигнули колючие огоньки.
    - Вряд ли эту формулу можно применить к данной  ситуации.  Давайте
сделаем вот что: проверьте, дома ли Купава, может быть, у  нее  просто
не работает связь, а я кое-кого предупрежу. Встретимся возле ее  дома.
Идет?
    Клим кивнул, уколол руку "значком" и, спрятав его в карман, вызвал
такси к дому.
    Начало уже светать, когда он, преодолев три  сотни  километров  на
метро,  а  остальные  десять  на  такси,  позвонил  в  дверь  квартиры
Шаламова, подождал, позвонил снова и вошел,  мысленно  приказав  двери
открыться.
    В квартире стойко держался тот же самый запах, что  появился  и  в
его собственном доме, ошибиться было невозможно, а сама квартира  была
прибрана   и   пуста.   Купава   исчезла.   Исчезла   и   колыбель   с
антиграв-подвеской.  Мальгин  со  звонким  туманом  в  голове  сел  на
несмятую кровать Купавы и сидел так до тех пор,  пока  в  квартиру  не
вошел Ромашин. Он сразу все понял.
    - А не могла она поехать к вашему отцу?
    - Он сразу бы позвонил.
    - И все же я, с  вашего  позволения,  проверю.  -  Игнат  негромко
продиктовал распоряжение в каплю микрофона, свисавшую с мочки уха;  на
нем уже была рация компьютерной связи, подобная той, что носил недавно
Мальгин. - Идемте со мной. С вами хочет познакомиться мой преемник.
    - А не рано?
    Ромашин молча ждал.
    Клим еще раз кивнул и встал.
    Они спустились вниз, сели в белый  скоростной  куттер  пограничной
службы, из которого выпрыгнули  двое  крепких  ребят  в  кокосах.  Шел
шестой  час  утра,  и  солнце  уже  встало,  вызолотив  вершины  берез
недалекой рощи.
    В пути почти не разговаривали. Ромашин покрутил в пальцах  тяжелый
"значок", вопросительно посмотрел на соседа.
    - Вы разрешите взять его на время?
    Мальгин безмолвно пожал плечами, решая и в  дальнейшем  обходиться
минимумом слов и жестов. Он все  искал  ответ  на  вопрос,  где  могла
находиться Купава. Подруг ее новых он не  знал,  а  из  старых  помнил
только Наташу Верченко, проживавшую где-то в Днепропетровске. Но  едва
ли Купава ни с того ни с сего поедет к подруге, когда у нее есть  люди
ближе, сестра, например, под Курском, родители Дана  в  Бежице...  Или
она все-таки поехала к отцу? Зачем? Да и он сообщил бы...
    - Не ломайте голову, Клим, - посоветовал проницательный Ромашин, -
отыщется. К сожалению, мое  предложение  об  установлении  постоянного
наблюдения за Купавой не прошло, СЭКОН добро не дал, поэтому я тоже не
знаю, где она, однако по всем адресам, известным  мне...  и  вам,  уже
пошли люди. Подождем.
    Хирург не ответил. Тоска  вползла  в  сердце  струей  холодного  и
зябкого тумана, и все время хотелось проснуться.  Купава  смотрела  на
него из  памяти  тревожно  и  с  ожиданием,  словно  хотела  о  чем-то
предупредить, и ничего с этим ощущением Клим поделать не мог.  Правда,
уже в здании СПАС-центра его усилия взять себя в руки наконец возымели
действие, и в отдел  безопасности  он  вошел,  повторяя  девиз  Фихте:
"Действовать! Действовать! - вот для чего мы существуем".
    В знакомом кабинете, хозяином которого был недавно Ромашин,  стоя,
разговаривали двое: средних лет мужчина, широкий, но болезненно рыхлый
на первый взгляд (Мальгин вспомнил, что таких мужчин скорый на эпитеты
Шаламов обычно называл "гроб с музыкой"), и невысокий, но крутой, весь
накачанный, большерукий молодой человек. Лицо у  него  было  овальное,
широкоскулое, с широко расставленными  серыми  глазами  под  выпуклыми
дугами бровей и с тяжелым подбородком; волевое, умное, серьезное лицо,
чем-то неуловимо  схожее  с  лицом  Ромашина.  Во  всем  облике  этого
человека проглядывала спокойная надежность. Мальгин понял, что  это  и
есть новый начальник отдела.
    - Знакомьтесь, - сказал Ромашин, поздоровавшись. -  Клим  Мальгин,
нейрохирург.
    - Майкл Лондон, - подал широкую сильную ладонь начальник отдела. -
Очень приятно.
    Мальгин молча пожал руку.
    - А это Герхард Маттер, ксенолог,  привлечен  нами  для  работы  с
объектами в Горловине.
    - Извините, - шевельнул двумя подбородками Маттер, наклонил голову
с громадной лысиной, - слышал о  вас  много,  но  никак  не  удавалось
познакомиться. Заходите  в  лабораторию,  Клим,  поговорим.  Я  сейчас
вынужден вас покинуть, дефицит времени просто жесточайший. До встречи.
    Он ушел.
    Лондон поправил усик микрофона  у  губ,  он  тоже  был  включен  в
систему компьютерной связи, жестом указал на стулья:
    - Располагайтесь, побеседуем, хотя Маттер  прав:  дефицит  времени
катастрофический.  Клим,  вы  лучше   знаете   свою   бывшую   жену...
простите...
    - Ничего, - сказал Мальгин.
    - Ее нет ни у вашего отца, ни у сестры,  ни  у  подруг  и  друзей,
известных нам. Куда она могла отправиться? Вполне вероятно, что панику
мы затеяли зря, но Игнат опытней меня, и я  доверяю  его  интуиции.  К
тому же выяснились новые обстоятельства. Пять часов  назад  обнаружена
орилоунская станция метро. Мальгин невольно  вздрогнул,  посмотрел  на
ничем не выдавшего свои чувства (уже знает?) Ромашина, перевел  взгляд
на Лондона, но от вопроса "где?"  удержался.  Начальник  отдела  снова
поправил усик микрофона, кивнул.
    - Ваша идея оправдалась, равно как  и  идея  Джумы  Хана,  который
первым ее предложил.  Большой  инк  Геоинститута  за  несколько  часов
обнаружил три похожих образования, одно из них  оказалось  орилоунской
транспортной машиной, вернее, ее "скелетом", таким же, как  и  "храмы"
на Страже Горловины. Координаты: северная оконечность озера Таймыр.
    - Таймыр? В тундре?
    - "Скелет" прячется в  слое  вечной  мерзлоты,  видна  только  его
"крыша", да  и  то  лишь  сверху,  со  спутников.  По  мнению  ученых,
орилоунские трансгресс-метро - бесконечно сложные объекты, чем  больше
их  изучают,  тем  больше   возникает   проблем.   Мало   того,   есть
предположение, что эти машины - Страж Горловины и объекты  Орилоуха  -
созданы или выращены пришельцами не из нашей Вселенной.  По  косвенным
данным и расчетам эфаналитиков, это мир, где  размерность  дробная,  а
число координат изменяется с течением двух, а то и  трех  времен.  Это
совершенно иная физика, более  сложная,  чем  наша,  и  более  сложная
геометрия, таким образом  открытие  Шаламова  -  факт  исключительного
научного и социально-исторического значения! Вот как обстоят  дела  на
самом  деле.  Теперь  о  насущных  проблемах.  Есть  подозрение,   что
орилоунское метро все еще работает, хотя и  заплыло  торфом,  водой  и
песком,  а  главное,  что  в   нем   обнаружены   следы,   позволяющие
предположить: не далее вчерашнего вечера на Землю прибыли гости.
    - Гости? Разве их было много?
    - Скорее всего двое. Один, очевидно, человек.
    - Шаламов!
    - Возможно. А второй... здесь  есть  неясности.  Повторяю  вопрос:
куда могла уехать Купава, да еще с ребенком?
    Мальгину стало жарко. Неужели Данька успел забрать Купаву и увезти
ее с собой? - подумал он. Куда? Зачем?.. Вспомнил о Гзаронвале, но без
колебаний решил: к нему  я  схожу  сам.  Парень,  похоже,  давно  ищет
возможность и способ переступить границу сложившихся отношений,  видит
себя на месте Дана. Неужели Купава не ощущает  низменных  глубин  души
этого "супермена"?
    - Не знаю, - покачал головой Мальгин.  -  Я  начинаю  думать,  что
Шаламов успел раньше нас и забрал Купаву с собой. Она  все  же  его...
жена.
    Лондон  неожиданно  улыбнулся,  отчего  его   лицо   преобразилось
неузнаваемо. Прав Шатобриан, подумал Мальгин рассеянно, чем  серьезней
лицо, тем прекрасней улыбка. Правда,  неизвестно,  к  чему  относилась
улыбка Майкла. Видимо, уровни информированности у него  и  у  Ромашина
одинаковы, и он тоже знает, что Купава ушла от него к Даниилу...
    - Мы учитываем эту возможность, - сказал Лондон, погасив улыбку. -
В  этом  случае  Шаламову  будет  труднее  остаться  незамеченным,  он
потеряет свободу маневра и мобильность. Но прежде  чем  объявлять  его
розыск, необходимо выяснить главное - цель! Цель его действий,  вектор
устремлений, его желания. И тут нам без вашей помощи не обойтись. Судя
по  личному  делу  и   послужному   списку   Шаламов   был   личностью
неординарной,  в  его  жизни  большую  роль  играло...   скажем   так,
странствие сердца.
    - Что вы хотите сказать? - осторожно проговорил хирург.
    - Даниил был подвержен эмоциям  чуть  больше,  чем  позволяла  ему
специфика работы,  любил  рисковать,  любил  острые  ощущения,  а  его
бесшабашность  даже  вошла   в   поговорку,   недаром   его   прозвали
"сверхрисконавтом" СПАС-центра. Существуют открыватели  проблем  и  их
закрыватели, так вот Шаламов - из первых. Разве нет?
    Интересно, кто же тогда  я,  если  следовать  этой  классификации,
подумал Клим, - закрыватель, а вслух сказал:
    - Пожалуй! О характере Дана я уже говорил с... э-э... с Игнатом.
    Ромашин не пошевелился, будто речь шла не о нем.
    - Я знаю. - Лондон больше не улыбался. Он  был  здорово  похож  на
своего предшественника, не  внешне  -  внутренне,  манерой  поведения,
способностью к оценке вещей, и это обстоятельство сбивало  Мальгина  с
мысли.
    - Последний вопрос. Вы уверены  в  том,  что,  если  Даниил  будет
доставлен в клинику, вы его вылечите?
    В кабинете стало тихо, как  в  пустой  комнате.  Мальгин  задержал
дыхание, не ожидая этого вопроса, он не был готов к нему,  хотя  давно
уже в глубине души пытался ответить на него сам. Но ответа для других,
равно как и для себя, у него не было.
    - Не знаю, - честно сказал он, помедлив; подумал: "Кажется, прошли
времена, когда я на все вопросы такого рода мог ответить "да".
    - Это плохо.
    - Почему?  Какое  отношение  результат  лечения  имеет  к   службе
безопасности?
    - Прямое: пропадает смысл нашей "охоты" за этим человеком.
    Ромашин встрепенулся, хотел что-то сказать,  Лондон  посмотрел  на
него, но не прервал речь:
    - Игнат не согласен с этим, но у  меня  другое  мнение.  У  СЭКОНа
тоже. Не думаю, что Шаламов способен нанести кому-нибудь вред, поэтому
искать его следует только как пациента, нуждающегося в лечении. А если
излечить его невозможно, какой смысл  в  операции  поиска  и  захвата?
Понимаете?
    - Вполне.  Вообще  я  придерживался  такой  точки  зрения   давно.
Извините, Игнат. - Мальгин поглядел  на  невозмутимого  Ромашина,  тот
слегка развел руками. - Но отыскать  Даниила  все  же  необходимо,  не
обязательно надо встречаться с  ним,  поговорить,  мы  недоговорили  в
последний раз, а мне почему-то казалось, что ему плохо... Убежден,  он
скажет мне, чего хочет.
    Ромашин с сомнением покачал головой.
    - Клим, он мог убить вас...
    - Не убил же? К тому же он мой друг...  -  Утверждение  прозвучало
неуверенно и беспомощно. Почувствовав это, Мальгин  разозлился.  -  Не
верю я  в  его  полное  интрапсихологическое  перерождение,  не  верю!
Задавить человеческое в  человеке  довольно  просто,  но  лишь  в  том
случае, когда он этого хочет и  если  применить  внешнее  психотропное
давление, а у Даниила случай особый.
    Ромашин вздохнул, встретил взгляд Лондона и пожал плечами.
    - Расщепление личности Шаламова - факт, не подлежащий сомнению,  я
уже говорил, и не учитывать его нельзя. Вы  это  прекрасно  понимаете,
Майкл.
    - Ноу коммент, - развел руками начальник отдела.
    - Обещайте мне, - медленно сказал Мальгин,  вставая,  -  обещайте,
что, как только вы обнаружите Даниила,  предоставите  мне  возможность
поговорить с ним первому.
    Лондон тоже встал, не колеблясь протянул руку.
    - Договорились.
    Оставив Ромашина в отделе, Мальгин вышел в парк, окружавший здание
СПАС-центра, и, машинально огибая деревья, направился по склону  холма
к реке, раздумывая над всем, что услышал. Солнце уже стояло  высоко  и
пригревало, день обещал быть жарким. Отец, наверное, свернул удочки  и
бродит по лесу, мимолетно подумал Клим, сожалея, что  оставил  старика
одного. Что-то мешало ему, словно натирающий ногу мокасин  или  тесный
ворот рубашки... нет, словно головной убор! Мальгин вспомнил о подарке
Ромашина, потрогал дугу "защитника", спрятанного под волосами, и вдруг
укол тревоги заставил  его  вздрогнуть  и  очнуться.  Гзаронваль!..  С
визитом к Гзаронвалю следовало поторопиться. Если Купавы нет и у него,
значит, Шаламов действительно забрал жену  с  собой.  Данька,  Данька,
баловень судьбы, что же ты еще затеял?..
    Спасатель из группы Жостова жил, как ни странно,  под  Рязанью,  в
Спас-Клепиках, в коттедже, стилизованном под старинную русскую избу из
толстых  бревен,  с   двускатной   крышей   и   резными   наличниками.
Ошеломленный Мальгин даже не предполагал,  что  родина  Гзаронваля  не
Руан или Марсель, а Рязанщина, как и матери Клима, - оставил  такси  у
закрытой калитки и огляделся.
    Солнце стояло в зените и пекло как по заказу. Улица  в  оба  конца
была почти безлюдна, две  шеренги  похожих  друг  на  друга  коттеджей
проглядывали сквозь кружевную резьбу листвы плодовых  деревьев,  возле
некоторых  домов  стояли  машины  индивидуального  пользования  -   от
одноместных пинассов типа "гном" до многоместных скоростных  драккаров
класса "семь самураев". У дома Гзаронваля машина не  стояла,  хотя  по
характеру  спасатель  должен  был  иметь  какой-нибудь  из  престижных
аппаратов подобного типа.
    Мальгин  прошелся  вдоль  штакетника,  невысокого,  символического
забора из планок, калитка сама открылась  перед  ним  -  автоматика  в
порядке, - и вошел в сад,  окружавший  коттедж.  Яблони  -  антоновка,
золотой налив, штрифель; груши, экзотичный дуриан (на широте Рязани он
вряд  ли  плодоносит,  это  уже  явный  снобизм  хозяина),   малинник,
смородина, заросли крупноплодной земляники - все, как  полагается.  Но
где же хозяин?
    Что-то зашуршало в малиннике, у Мальгина екнуло сердце. Из  кустов
выползло  страшилище,  похожее  на  крокодила  и  древних  динозавров,
глянуло на  гостя  стеклянными  глазами,  стрельнуло  длинным  розовым
языком. Дракон Коммодо! М-да...
    Мальгин покачал головой, усмехаясь  в  душе.  Все-таки  Гзаронваль
верен себе даже в таких мелочах, привычка выделяться, хотя бы  внешне,
у него в крови. Правильно, выходит,  Клим  вычислил  его  сущность  во
время первой встречи. Надо ж  -  притащить  на  древнерусские  равнины
заморского дракона! И посадить дуриан! Что он с этим  драконом  делает
зимой? Отвозит домой, на остров?  Или  эти  гигантские  ящерицы  зимой
спят? А экземпляр неплох, метра три с половиной от  морды  до  кончика
хвоста...
    Клим потрепал медлительное пресмыкающееся по отставшей на  затылке
коже.
    - Что, зверь, холодно и скучно? Где твой хозяин?
    Дракон мигнул, снова показал язык и уполз на солнцепек.
    - Вы Сеню ищете? - раздался сзади женский голос.
    Мальгин оглянулся. Из-за  разросшихся  кустов  смородины  на  него
смотрели две пары глаз, принадлежавших женщине средних лет с волосами,
собранными на затылке в тяжелый  узел,  и  мужчине  на  склоне  жизни,
одетому в  белую  майку  и  полосатые  брюки.  На  их  лицах  читалось
сдерживаемое любопытство.
    Соседи, сообразил Мальгин. Только  при  чем  тут  Сеня?  Неужто  я
ошибся адресом, а этот дом - не Гзаронваля?
    - Добрый  день,  -  поклонился  хирург.  -  Я,  кажется,   немного
промахнулся. Я ищу Марселя Гзаронваля.
    Мужчина засмеялся, женщина тоже улыбнулась.
    - Это его дом и есть, просто мы  привыкли  называть  его  крещеным
именем.
    - Сейчас модно иметь по два имени, - пояснил сосед.  -  Мальчишкой
он был Семеном Руцким, а вырос - стал Марселем Гзаронвалем. - В голосе
соседа прозвучало осуждение. - Он и вообще-то был слишком заносчив...
    - Пантюша, - с укором  сказала  женщина,  краснея,  -  ну  что  ты
говоришь? Вы его не слушайте. Сеня - мальчик неплохой, просто немножко
любит порисоваться, знаете, как это бывает у молодежи?  А  второе  имя
взял не из прихоти, просто спас какого-то француза и поменялся  с  ним
именем...
    - Он тебе не то еще наплетет... - Мужчина фыркнул. - Спас!.. Знаем
мы, кого и когда он спас... Неплохой... базло [Базло -  глотка,  горло
(слонецк.).] он луженое, позер и хвастун, к тому же злопамятный...
    - Пантелей!
    Мужчина махнул рукой.
    - Вот на баб он влияет здорово, этого у него  не  отнять,  раз  уж
даже ты его хвалишь... Извините, вырвалось, но уж очень хорошо  я  его
знаю. Ну что, Пантелей, Пантелей? Вспомни,  как  он  буквально  облаял
бабушку Улю? А его "шутки" вроде ям и капканов в саду? А что он учудил
в прошлом году с компанией  друзей?  А  сколько  слез  ты  из-за  него
пролила? Хоть одно обещание свое он выполнил?..
    - Пантелеймон! - Женщина смутилась, но держалась  твердо,  хотя  и
краснела при каждом слове. - Не надо об этом,  молодой  человек  может
подумать, что мы со зла...
    - Можно подумать, они там в своей конторе ничего этого не знают. Я
еще много чего могу вспомнить, если понадобится.
    Кажется, меня тоже приняли за другого, подумал  Клим.  Сюрприз  за
сюрпризом! Ай да Марсель Гзаронваль... Семен Руцкий! Кого же ты  спас?
Неужели было такое на самом  деле?  Ведь,  судя  по  реакции  соседей,
зарекомендовал ты себя "хорошо". Оказывается, наклонности  твои  имеют
глубокие корни в детстве. Куда же смотрели  родители,  особенно  отец?
Кто тебя воспитывал? И что нашла в тебе  Купава,  кроме  мужественного
профиля? Какой же слепой она бывает! И как часто ее доверчивость, вера
в лучшее в человеке подводит и ее саму, и друзей.
    - Так где же хозяин? - спросил Мальгин.
    - Вы третий, кто об этом спрашивает, - буркнул склонный к  прямоте
Пантелеймон.
    - Утром прилетал какой-то мужчина, - извиняющимся  тоном  пояснила
соседка Гзаронваля. - Суровый такой, глаза такие у него...  словно  он
видит все насквозь. Спрашивал про какую-то Купаву. Потом следом за ним
пожаловал вежливый молодой человек. Теперь вы...
    Шаламов! Первым, несомненно, был  Даниил.  А  вторым  -  посыльный
Лондона или Ромашина. Опоздал я со своими догадками. Впрочем,  это  не
беда, главное, что Шаламов еще не нашел Купаву, а  значит,  есть  шанс
его опередить...
    - Простите, а Марсель... э-э, Сеня один уехал? Не знаете, куда? Он
не говорил?
    Соседи переглянулись.
    - Один. - Пантелеймон махнул рукой вдоль улицы. -  Оседлал  своего
"носорога" и умчался. Вообще-то он редко  здесь  бывает,  да  и  то  с
компанией.
    - Сказал, что его ждут в раю, - добавила женщина, виновато и робко
посмотрев на спутника. - Но что он имел в виду, извините, не знаю.
    - И за то спасибо, - бодро сказал Мальгин.  -  Прошу  прощения  за
беспокойство. Всего вам доброго.
    - И вам того же! - дружно ответили соседи Гзаронваля-Руцкого.
    У  калитки  Мальгин  оглянулся.  Все  трое   смотрели   на   него:
Пантелеймон, задравши майку и почесывая бледный живот, его  жена  или,
может, сестра и дракон с острова Коммодо.
    В "раю", повторил про себя Мальгин, чувствуя в  душе  опустошающую
горечь и бессилие. Ждут в "раю". Где он, этот "рай"  по-гзаронвальски?
Купава, ау!..
    "Подожди, мастер, не суетись, -  раздался  вдруг  внутри  Мальгина
трезвый голос. - Что тебе, собственно, надо? Чего ты  так  переживаешь
за чужую жену? Ты же отрезал ее от себя, с кровью, болью и  мукой,  но
отрезал! Какого ж рожна, спрашивается, тебе от нее надо? Пусть за  нее
беспокоятся те, кому это положено по службе". - "За нее больше  некому
беспокоиться, - возразил Мальгин-второй, - сестра не в счет, как и сам
Шаламов, и его родичи".
    "Есть   отдел   безопасности,   это   его   работа.   Брось   свои
сентиментальные замашки, игру  в  благородство,  никого  не  поразишь,
никто не оценит. Вчера ты, кажется, думал о другой женщине".
    "Если б все было так просто..."
    "Не  оправдывайся  хотя  бы  перед  собой.  Карой  пришла   не   к
кому-нибудь, а к тебе, и о Джуме ты в тот момент не вспомнил.  Вступил
на дорогу - иди до конца".
    "А шел бы ты сам!" - сказал Мальгин  себе-первому  с  отвращением,
оглядываясь на дом Гзаронваля. Ему показалось, что из  окна  посмотрел
ему в спину кто-то угрюмый и неприязненно-враждебный.

                               Глава 6

    В институт идти не хотелось. Вообще никуда не хотелось.  Сообщение
Зарембы о замене Таланова хотя и взволновало Мальгина, однако думал он
сейчас о другом и планов своей дальнейшей судьбы в качестве  директора
не строил. Поскольку не знал, где искать Гзаронваля, а вместе с ним  и
Купаву (наверняка она в компании спасателя), то решил  прогуляться  на
Таймыр, посмотреть на орилоунское метро.
    Шел пятый час вечера по Москве и девятый  -  по  долготе  Таймыра,
когда Мальгин вышел из кабины  второго  таймырского  метро  в  Хатанге
(первая станция располагалась в Норильске), ближайшего к  океану  и  к
озеру Таймыр, на северной оконечности которого был найден утопленный в
землю орилоунский "скелет".
    Пока Мальгин искал транспорт, способный  доставить  его  в  нужное
место, стемнело. Такси так далеко за город не летало, а  рейсовый  неф
уходил в десять по местному времени, так  что  предстояло  провести  в
Хатанге целых полтора часа; но поскольку Мальгин не любил изнывать  от
безделья, то и решил погулять вокруг  станции  метро,  не  рассчитывая
встретить кого-нибудь из знакомых.
    Еще дома  он  несколько  раз  порывался  позвонить  Карой,  то  ли
объясниться, то ли просто убедиться, что она  есть  и  не  желает  его
видеть, потом все же нашел в себе силы не звонить.  Он  не  знал,  что
скажет  ей  при  встрече,  а  мямлить:  "Как  дела?  Как  жизнь?   Что
собираешься делать вечером?" - не хотел. Каприз судьбы, толкнувший  их
навстречу друг другу, был  непонятен,  хотя  в  глубине  души  Мальгин
чувствовал: всему виной не логика и трезвый расчет и не любовь,  может
быть, а желание уйти от одиночества, признаться  в  котором  не  могли
себе ни он, ни Карой. И все же странно, что его снова потянуло к  этой
женщине, словно в доказательство известной истины: очарование  разлуки
скоротечно... как и очарование встречи, впрочем. Ведь давно все решено
и взвешено: нет в мире второй Купавы... или есть?
    "Зато совершенно точно есть Карой,  -  проговорил  знакомый  голос
внутри Мальгина. - И брось  притворяться,  что  можешь  справиться  со
своим желанием увидеть ее снова. Это было бы, кстати,  лучшим  выходом
из положения. Купава к тебе не вернется,  даже  если  -  не  дай  Бог,
конечно, - что-то  произойдет  с  Шаламовым,  она  просто  мечется  от
одиночества, не найдя в себе достаточно сил для поддержки, а один ты -
половина пары".
    "Но Карой меня не любит, она же сама сказала об этом просто, прямо
и открыто..."
    "А ты точно знаешь, что такое женская любовь? Ее  формула:  правда
хорошо, а счастье лучше..."
    "Я не знал, что ты циник".
    "Я - это ты, дорогой мой, но циничного я  ничего  не  сказал,  это
народная мудрость. Не узнаю тебя, ты стал  слишком  раздражительным  и
легко выходишь из равновесия. Неблагополучие души -  хуже,  чем  любая
физическая болезнь. Может быть, тебе пора отдохнуть  от  дел,  мастер?
Полечиться?"
    "Нет, я справлюсь".
    "Что ж, хотелось бы верить..."
    Клим очнулся и, озираясь, попытался определить, куда  его  занесли
ноги.
    По-видимому, он вышел не к центру города, а, наоборот, на окраину.
Сзади за деревьями вставало облако света  центральной  части  Хатанги,
впереди в сгущающейся темноте вырастали  редкие,  мозаично  светящиеся
башни  жилых  кварталов,  соединенные  дорожками   из   хрусталита   с
зеленовато светящимся покрытием. Чуть вправо виднелась стена какого-то
мрачного низкого здания, дорожка огибала его и исчезала за  поворотом.
Слева начинался пустырь или луг, за которым Мальгин разглядел какие-то
неясно очерченные громады, увенчанные вертикальными алыми  огнями  или
гроздьями алых искр. Заинтересовавшись, повернул в ту сторону.
    Конечно, он шел по  лугу,  заросшему  невысокой  травой,  пушицей,
цветущей камнеломкой, княженикой и мхом,  обошел  несколько  островков
карликовой  березы  и  наткнулся  на  невидимую  в  темноте  узорчатую
металлическую ограду в рост человека. Оглянувшись - не видит ли кто? -
подпрыгнул и,  помогая  руками,  перемахнул  через  ограду  на  другую
сторону.
    Тот же луг с теми же цветами и травой, но луговые ароматы здесь не
превалировали: все  перебивали  запахи  озона  и  металла,  к  которым
примешивался  тонкий,   горьковатый   аромат,   напомнивший   Мальгину
космодром.
    Первая темная громада высотой в четырехэтажный дом оказалась,  как
он уже понял, спасательным шлюпом с  включенными  габаритными  огнями,
подогнавшим свою форму под формулу "отдых-ожидание".  Перед  Мальгиным
простиралась  взлетно-посадочная  площадка  курьерских  коггов.  Возле
каждой  машины  торчал  "журавль"  с  "клювом"  энергопитания,   около
некоторых хлопотали многорукие киберпогрузчики, но большинство  шлюпов
было погружено в сторожкий сон - ожидание тревоги. Лишь у тонкой спицы
орбитального лифта на дальнем конце поля, где  располагался  вокзал  и
пост управления, то и дело сверкали молнии, с  шипением  стартовали  и
садились дежурные машины.
    Вдруг Мальгину показалось, что над полем пролетел бесшумный  косяк
электрических птиц  или  рой  светляков.  Кольнуло  в  груди:  хирургу
почудилось что-то знакомое в этом "рое",  отзвук  былого  происшествия
заставил работать память, но "птицы" поднялись  выше  и  затерялись  в
небе. Ощущение неуютной причастности к непонятному явлению  усилилось.
Мальгин был уверен, что уже видел где-то нечто подобное, однако память
не торопилась выдать ему нужное воспоминание, не хватало зацепки.
    Обойдя когг, Мальгин двинулся к зареву рабочей зоны и наткнулся на
спешащего по дорожке человека.
    - Чокко, ты?
    - Нет, - ответил Мальгин.
    - Кто это еще? - Вспыхнул фонарь. - Кто вы?  Каким  образом  здесь
оказались? Ба! Да никак это хирург Мальгин! Ну и сюрприз!
    Человек осветил себя, и Клим узнал Жостова, начальника  курьерской
группы спасателей.
    Черт возьми, это же их база! - сообразил хирург с удивлением.  Как
я не догадался раньше? Дан говорил, что база в Хатанге, а  я  забыл...
Везет же!
    - Здравствуйте, Прохор, - пробормотал он. - Я,  кажется,  случайно
попал туда, куда  надо.  Вы  не  можете  подбросить  меня  к  северной
оконечности озера Таймыр?
    Жостов хмыкнул, выключил фонарь; темнота вокруг сгустилась.
    - Вас искал Ромашин, спрашивал, не интересовались ли вы кем-нибудь
из моих ребят.
    - Когда?
    - Когда спрашивал или когда интересовались? Если первое, то с  час
назад. Кстати, он тоже должен быть там, куда вы проситесь. Вообще-то у
меня другой маршрут... да и не уверен я, можно ли вам на Таймыр, там у
них  развернулись  какие-то  непредвиденные  события,  зона  объявлена
"квадратом гарантированного риска"...
    - Что за события? Нашли Шаламова?
    - По-моему, нет, но... пограничники закрыли зону наглухо.
    - Что же делать?
    Жостов помолчал, изучая лицо хирурга, выступившее из темноты из-за
включившегося освещения кормового  люка  ближайшего  к  ним  когга.  В
кармане у начальника отряда пискнул вызов.
    - Ладно, попробую помочь. Пойдемте, через минуту стартуем.
    Жостов  свернул  к  шлюпу,   возле   которого   началась   быстрая
предстартовая суматоха: появились, как по мановению волшебной палочки,
киберы, какие-то механизмы, люди.
    - Понимаете, рейсовый неф на  север  отправляется  в  одиннадцатом
часу, - забормотал Мальгин, обрадованный и смущенный одновременно, - и
я решил прогуляться... а тут стемнело... увидел огни...
    - Рейсовые маршруты на север Таймыра отменены, - не  оборачиваясь,
бросил Жостов, - так что считайте, вам повезло.
    По старинной поговорке - везет  дуракам  или  влюбленным,  подумал
Мальгин. Дураком  я  вроде  бы  не  был,  а  быть  влюбленным  хочется
взаимно... что весьма проблематично в создавшейся ситуации. Пока что я
способен только разрушать взаимность...
    Он споткнулся, подумал: не хватало еще, чтобы  я  себе  что-нибудь
сломал...  И  вдруг  отчетливо  понял,  что  видел  над  ВПП  не  стаю
светящихся птиц, а...  орилоунский  автомат  с  "миллионом  глаз"!  Он
дважды встречался с ним в Горловине, на планете-кубе и на Орилоухе. Но
почему "глазастый" объявился здесь, на Земле? Что ему надо? За кем  он
наблюдает?..
    Мальгин похолодел.
    Как это - за кем? За Шаламовым, конечно! А это значит, что Дан и в
самом деле на Земле... а может быть, и здесь близко, на Таймыре...
    - Что остановились? - оглянулся Жостов, подходя к осветившейся при
его приближении капсуле лифта. - Поторопитесь, у нас мало времени.
    Мальгин очнулся и безмолвно  последовал  за  руководителем  группы
спасателей-курьеров.
    В рубке Жостов  критически  оглядел  костюм  хирурга  и  остановил
пробегающего мимо парня с пышной шевелюрой.
    - Чокко, принеси кокос на мой размер. - Повернулся к  Мальгину.  -
Вам лучше переодеться, в цивильном вас туда не пропустят, а так будете
как все.
    Клим кивнул, все еще находясь под  впечатлением  своего  открытия.
Шаламов был где-то рядом, и существовал реальный  шанс  встретиться  с
ним. Хорошо, что "миллионноглазый" орилоун попался на глаза  в  нужный
момент, подумал хирург, теперь я буду готов  к  неожиданностям,  а  то
совсем расслабился. Мне и в самом  деле  везет.  Спасибо  случаю,  что
столкнул меня с Жостовым, мужик он умный и деловой. Черта б  с  два  я
добрался без него к озеру...
    Переодевшись  в  компенсационный  костюм  спасателя   с   эмблемой
курьерского сектора  на  предплечье,  Мальгин  уселся  в  предложенное
кресло в кабине десанта и  затих.  Кроме  него,  в  кабине  находилось
четверо  молодых  людей,  ведущих  разговор  о  спорте;  из  динамиков
интеркома доносились голоса членов экипажа,  приглушенный  говор  двух
десятков людей - экипажей других машин, тоненькие посвисты  автоматов;
перед мысленным взором хирурга  проплывали  сумрачные  пейзажи  Маата,
лица тех, кто участвовал вместе с  ним  в  десанте,  напряженное  лицо
Джумы и красивое нежное лицо Карой, потом возник земной пейзаж с лесом
и  отцом  в  лодке,  подзывающим  к   себе...   Очнулся   Мальгин   от
прикосновения.
    - Ну и нервы у вас, - с одобрением сказал нависший над ним Жостов.
- Ребята сказали, что вы уснули, едва  сели  в  кресло.  Мы  почти  на
месте, пойдемте, покажу вам объект.
    В видеорубке когга, предназначенного для работы командира  десанта
- пилот сидел отдельно в коконе пси-управления, - продолжалась эфирная
перекличка многих десятков людей, раздавались  команды,  писк,  гудки,
скороговорка и бормотание  автоматов,  резкие  многотональные  сигналы
кодовых сообщений. Жостов поднес к голове дугу  эмкана,  и  тотчас  же
стены и пол рубки растаяли, Мальгин оказался  висящим  в  воздухе  над
ночной землей, вернее, над черным зеркалом  озера.  Прямо  перед  ним,
километрах в десяти от шлюпа, вырастала из  земли  колоссальная  струя
светящегося тумана или пыли, бьющая в небо и тающая где-то  на  высоте
двух десятков километров,  хотя  точно  оценить  высоты  этого  факела
Мальгин, конечно, не мог.
    - Что это? - спросил он тихо, уже догадываясь, что произошло.
    - Ромашин тоже здесь, - ушел от прямого ответа Жостов. - Я  высажу
вас на берегу, недалеко от  бункера  управления  СПАС-обоймой,  а  там
сориентируетесь.
    Мальгин молча пожал руку спасателю.
    Через минуту упругий язык десантного лифта выплюнул его на плотный
песок берегового откоса, и когг Жостова  растаял  в  ночи,  мигнув  на
прощание кормовыми огнями.
    Мальгин вдохнул в себя  воздух  и  закашлялся:  не  горький  и  не
кислый, но резкий запах перехватил дыхание. Амбре, однако... Пыль! Так
пахнет лунная пыль, подумал хирург, зажимая нос рукой.  Значит,  факел
на горизонте - фонтан пыли. Не  лунной,  конечно,  но,  похоже,  и  не
земной. Неужели Жостов не знал, что дышать в  этом  угаре  практически
нельзя? На него это не похоже.
    Вглядываясь в бьющий в высоту факел, Мальгин двинулся к  мигающему
огнями  десятиметровому  диску  драккара,  который  на  данный  момент
представлял собой временный мобильный бункер  управления  ситуационной
работой. Рядом то и  дело  садились  и  взлетали  пинассы,  куттеры  и
черепаховидные  галеоны  чистильщиков.  Их   уносило   круговертью   к
недалекому факелу, но из ниоткуда возникали новые аппараты,  садились,
взлетали, уходили, как выстрел в темноту, оставляя  штриховые  очереди
трасс мигающих габаритных огней.
    Людей почти не было видно, лишь изредка  из  финишировавших  машин
выскакивали командиры групп  с  надвинутыми  респираторами,  одетые  в
такие же кокосы, что и Мальгин, и  ныряли  обратно,  чтобы  освободить
место прибывающим машинам, принадлежащим  чуть  ли  не  всему  спектру
земных специальных служб и ведомств.
    - А вы почему без респиратора? - окликнул Мальгина какой-то  рыжий
детина с бородой, выбивающейся из-под маски.  -  Немедленно  наденьте!
Герои тут не нужны, а газ еще не исследован.
    - Рад бы... - развел руками Клим, чувствуя, как  в  голове  поплыл
легкий звон.
    - Присылают же растяп! - рявкнул детина и махнул рукой  в  сторону
драккара. - Быстро внутрь, в тамбуре есть маски-фильтры.
    Мальгин не заставил  себя  ждать.  Надев  респиратор,  вздохнул  с
облегчением,  но  голова  прояснилась  не  сразу,  видимо,   в   газе,
затопившем окрестности озера, были компоненты, вызывающие нечто  вроде
кислородной эйфории. Побродив по кольцевому  коридору,  уступая  место
спешащим пограничникам в синей форме и  безопасникам  в  серо-голубой,
Мальгин набрел на десантный отсек и вошел.
    Отсек был на удивление просторен и почти пуст. У  висящей  подковы
пульта располагались в креслах операторы, еще трое стояли  у  виома  с
плавающими по всему объему визирными метками и вспыхивающими  зелеными
и красными цифрами.  Виом  показывал  светящийся  факел  с  кружившими
вокруг мотыльками исследовательских и тревожных машин.
    Входившие в зал люди  подбегали  к  сидевшим  у  пульта,  получали
инструктаж и кассеты программ, убегали, снова  возвращались.  Один  из
стоявших у виома обернулся, и  Клим  узнал  Ромашина;  его  респиратор
висел на шее. Собеседниками Игната были Майкл Лондон и  Калина  Лютый,
дружески  кивнувший  Мальгину.  Лондон  что-то  сказал  им,  и  бывший
начальник отдела безопасности, не удивившись появлению хирурга, быстро
подошел к нему.
    - Уж полночь близится, а Германа все нет... но вот он  появился...
нежданно-негаданно. У вас случайно нет индивидуального метро?  В  зону
сейчас попасть невозможно.
    - Меня пропустили по блату. Что тут происходит?
    - Потом  поделитесь  опытом  проникновения  в  закрытые  зоны.   А
происходит  следующее:  исследователи  орилоунского  метро  попытались
забраться в него поглубже, но в  нем  что-то  сработало,  и  он  начал
генерировать джет.
    - Что, простите?
    - Термин астрофизиков:  джет  -  высокоскоростная  струя  газа  из
области формирования молодых звезд. В общем, к "скелету" метро подойти
нельзя, из него со скоростью двадцать километров в секунду бьет  струя
пыли и газа. К счастью, обошлось  без  жертв.  Пытаемся  локализовать,
готовим "панцири" для похода в  метро,  может  быть,  сможем  заткнуть
глотку этому вулкану.
    Мальгин молча смотрел на колоссальную струю серебристого свечения,
перечеркнувшую небосвод.
    - Кого вы ищете? - спросил Ромашин, тоже  посмотрев  на  факел.  -
Шаламова здесь нет.
    Клим встрепенулся.
    - Я видел орилоуна...
    - Что вы сказали?!
    - Я видел  ту  странную  штуку  с  глазами,  которую  встретил  на
Орилоухе и в  Горловине.  Помните?  Полупрозрачное  облако,  а  в  нем
миллион вполне человеческих глаз.
    - Где?
    - В Хатанге. - Мальгин рассказал,  при  каких  обстоятельствах  он
оказался на стартодроме базы курьеров-спасателей.
    Ромашин секунду смотрел на него, как на предвестника апокалипсиса,
потом стремительно подошел к продолжавшим беседовать Лондону и Лютому.
Их разговор длился полминуты, затем Лютый бросился из зала, Лондон сел
за пульт, а Ромашин вернулся к хирургу.
    - Задали вы нам задачу. Выходит,  Шаламов  притащил  на  Землю  не
только "черного человека", но и автомат с неизвестными нам  функциями.
Дело осложняется. Кстати, вы хорошо помните свой поход  на  Маат?  Так
вот "клиника", где вы встречались с "черным  человеком",  не  имеет  к
медицине      никакого      отношения.      Это      нечто       вроде
информационно-энергетического центра. Вам это ни о чем не говорит?
    Мальгин подумал, пожал плечами.
    - Нет. Но если это энергоцентр, что там делали с маатанином?
    - Насколько я понял объяснения ксенологов,  у  "черного  человека"
что-то не в порядке с балансами энергии. У маатан вообще  энергобаланс
весьма странен, они больше получают, чем тратят, то есть  представляют
собой своеобразные живые аккумуляторы, а вот у нашего  маатанина  этот
запрограммированный генами баланс нарушился, он стал излучать  больше,
чем получать. - Ромашин помолчал,  посматривая  то  на  пульт,  то  на
безучастное лицо Мальгина, потом что-то вспомнил и достал  из  кармана
значок, найденный Климом дома. - Узнаете?
    - Мой значок?
    - Если бы значок. Есть предположение, что это... материализованный
обрывок "суперструны", связывающей некогда наш мир с иной вселенной!
    Клим фыркнул. Ромашин остро взглянул ему в глаза.
    - Что, не воспринимается? Моя реакция тоже была под  стать  вашей:
как это можно материализовать "струну",  по  сути  -  пространственное
измерение! Оказывается, можно. Не  нам,  конечно,  природе.  Время  на
границе  этого  "значка"  застыло,  поэтому  он  кажется   вещественно
осязаемым. Самое удивительное в нем - его "конструктивное" исполнение.
Видите, его внешняя форма -  гиперболоид  вращения  на  тонкой  ножке,
внутри - точно такой  же  гиперболоид,  который  крепится  к  внешнему
ножкой, внутри того - еще  один,  и  так  до  бесконечности!  Так  что
гипотеза физиков правомерна.
    - Не понял. - Мальгин наконец проявил  интерес,  слегка  удивился,
потом до него дошел смысл сказанного. - Как до бесконечности?!
    - В прямом смысле этого слова. - Ромашин подкинул тяжелый "обрывок
суперструны", довольный произведенным эффектом. - У  русской  матрешки
пять-шесть   сестер   одна   в   другой,   а   у   этой   штуки    ряд
гиперболоидов-чашечек уходит в бесконечность.  Специалисты  с  помощью
нейтринных умножителей насчитали больше триллиона чашечек, одна меньше
другой, но так и не дошли до конца, не хватило глубины микроскопов. То
есть последняя "чашка" этого "значка" по  размерам  меньше  не  только
атома, но и нуклона [Нуклон - класс  элементарных  частиц,  в  который
входят нейтрон и протон.]!
    Мальгин перевел дыхание, он был ошеломлен.
    - Из чего же тогда он сделан? Не платина, конечно, и не осмий?
    - По цвету и массе действительно похоже, но не  осмий,  не  металл
вообще и никакое другое вещество. Физики предложили  кучу  объяснений:
устойчивые  конфигурации  известных  частиц  типа  нейтрино,   глюоний
[Глюоний - частица, "склеивающая"  кварки  в  элементарные  частицы.],
мезовещество, "вспененный вакуум" и черт знает что еще. По-моему,  они
сами плохо разбираются в своих гипотезах. Но реально дело обстоит так:
неизвестно что,  сделанное  неизвестно  из  чего  и  неизвестно  каким
образом. Лично я склоняюсь к уже  высказанному  мнению:  это  "обрывок
суперструны", соединявший наш мир с иным во времена Большого взрыва.
    - Я могу забрать?
    - Пока  нет.  -  Ромашин  спрятал  "значок".  -  Это  вещественное
доказательство, говоря языком следствия, да и физики  готовы  за  него
продать душу не только  мне,  но  и  дьяволу.  Лишь  один  специалист,
изучавший эту "матрешку", автор гипотезы "обрывка суперструны", мыслит
нестандартно. У него в запасе есть еще одна гипотеза - "значок" сделан
во вселенной, где царствуют иные физические константы  и  законы,  где
время  не  одно,  а  несколько,  и  размерность   координат   там   не
целочисленная,  а  дробная.  Что,  кстати,  хорошо   коррелируется   с
гипотезами физиков, изучавших "скелеты" орилоунских метро в Горловине.
И принес "значок" наш общий друг Даниил Шаламов.
    - Вы на что-то намекаете?
    - По возможности я стараюсь говорить прямо,  без  намеков.  Просто
хотел сказать, что  Шаламов  знает  такое,  что  и  не  снилось  нашим
мудрецам. А главное, он знает маатан, которые знают остальное.
    - Ну и что?
    - Клим, он должен быть задержан. Видите, во  что  вылилось  только
одно его появление на Земле? Укротить этот фонтан пыли  и  газа  будет
очень  нелегко.  А  кто  знает,  что  может  произойти  еще?   Обладая
колоссальным  запасом  чужих  знаний,   атакующих   подкорку,   будучи
энергетически   независимым,   имея   расщепленную   психику,   Даниил
способен...  -  Ромашин  замолчал,   увидев,   как   изменилось   лицо
собеседника.
    - Как бы ни был болен Шаламов, - угрюмо выдавил из себя Мальгин, -
он не способен на преднамеренное зло. Нет причин. Если только  они  не
появятся, когда вы попытаетесь задержать его силой.
    Глаза Ромашина стали грустными.
    - Вы рассуждаете, как Майкл. - Он перевел взгляд на работающего  у
пульта Лондона. - По-моему, вы даже похожи, хотя по натуре он ближе  к
"человеку-нет", чем к "человеку-да".
    Клим невольно улыбнулся, отрицательно качнул головой.
    - Я давно перестал быть "человеком-да". Потому что понял: всегда и
во всем быть уверенным - не достоинство, надо уметь говорить и  "нет",
особенно самому себе. А Лондон, как мне кажется, надежный человек.
    - Значит, я был ненадежен? - Ромашин тоже улыбнулся.
    - Нет, почему... - Мальгин смешался. - Я не  сравниваю  вас...  во
всяком случае, с таких позиций.
    - Не  оправдывайтесь.  Все  правильно.   Мы   с   Майклом   мыслим
по-разному, но человек он действительно надежный, хотя, с  моей  точки
зрения, ему надо бы иметь больше творческого воображения и способности
рисковать.  Хотите  еще  новость?  Вы  видели  на   Страже   Горловины
вудволловые леса? Похожие на развалины? Случайное чудо природы, потому
что они растения и животные одновременно. Так вот, судя по всему,  они
обладают  интеллектом.  Не  человеческим  и  даже  не  маатанским,  но
интеллектом.
    - Разумные леса? - Мальгин скептически покачал головой. -  Это  не
ново. Имею в виду идею. Хотя возникает множество  вопросов.  Например,
каким образом они познают мир? Эволюционируют? Общаются?
    - Я тоже задал себе эти вопросы и не нашел ответа. Но вудволлы тем
не менее существуют. Извините, я вынужден удалиться. Что  вы  намерены
делать дальше?
    Мальгин посмотрел на светящийся  столб  пыли,  издали  похожий  на
раздувшийся канал орбитального лифта, почувствовал  вдруг  неимоверную
усталость и пробормотал:
    - Пойду спать.
    - Моего "защитника" еще не выбросили?  У  меня  ощущение,  что  он
может понадобиться вам с минуты на минуту.
    Клим раздвинул  волосы  на  виске,  показал  сетку  и  часть  дуги
"защитника", о котором он уже успел забыть. Ромашин кивнул.
    - Не призываю вас  чураться  Шаламова,  как  черт  ладана,  однако
опасайтесь его. Он не знает пределов своей мощи...  и  неосторожности.
Если хотите, ребята доставят вас в Норильск, туда проложена курьерская
линия СПАС-центра.
    - Спасибо, буду обязан.
    - Вы так и не определили координат Купавы?
    Мальгин молча отвернулся.
    - Жаль. Найдете - дайте знать, вас соединят со  мной  по  "спруту"
немедленно. - Ромашин некоторое время смотрел на  хирурга  с  каким-то
неопределенным сожалением. - И все же вы не сказали, что  привело  вас
на Таймыр, к орилоунскому  метро.  Надежда  на  встречу  с  Шаламовым?
Любопытство?
    - Игнат, подойдите, - позвал Ромашина  Лондон.  И  в  этот  момент
Мальгин  снова  физически  почувствовал  на  спине  знакомое  "дыхание
притаившегося  зверя",  как  и  давеча  у  дома  Гзаронваля:   "зверь"
посмотрел  ему  в  спину  и  "тихо  зарычал"...  Хирург   стремительно
обернулся. Дверь медленно закрывалась за мелькнувшей спиной человека в
синем кокосе. Мальгин  выбежал  в  коридор,  потом  наружу,  простучав
каблуками по пандусу. Надвинул респиратор. Человек в синем комбинезоне
уже садился в куттер, взмахнул рукой, и куттер тут же взмыл в небо.
    - Что с вами? - окликнул Мальгина выглянувший Ромашин, реагирующий
на все, что касалось хирурга, как настроенный на его эмоции  камертон.
Зажал нос пальцами, потом вспомнил о респираторе.
    Мальгин проводил взглядом тонущие искры света под брюхом  куттера,
оглянулся и сказал почти равнодушно:
    - Это был Даниил.

                               Глава 7

    Такси несло его над  засыпающим  городом,  как  хрустальную  вазу,
осторожно, быстро и плавно. И мысли у Мальгина были такие же  плавные,
невесомые, не затрагивающие эмоциональных центров: о спорте - забросил
тренировки и вышел из формы; о библиотеке  -  давно  не  брал  в  руки
книгу, не "дышал запахом истории", переживая  приступы  ностальгии  по
прошлому; о работе - проблемы остались, а решать их  придется  другим,
если он согласится на пост  директора;  вспыхивали  на  миг  и  другие
мысли,  но,  не  разбудив  активность  сознания,  гасли,  не  оставляя
следа...
    После того как Мальгин сообщил Ромашину  на  Таймыре  о  том,  что
видел  Шаламова,  Игнат  оперативно  организовал  поиск  скрывающегося
спасателя, но тот как в  воду  канул,  хотя  полуостров  был  перекрыт
буквально за несколько  минут  по  всем  направлениям.  Задержали  два
куттера местных служб и пинасс лесничего, но  куттер  Шаламова  исчез,
словно растворился в воздухе.
    Мальгин участвовал в поиске пассивно: сидел  в  драккаре  рядом  с
Ромашиным, пока машина пахала ночное небо  над  Таймыром,  координируя
работу тревожных групп -  десантных  обойм.  Поиск  закончился  ничем,
Ромашин остался таким  же  невозмутимым,  как  и  Лондон,  и  не  стал
выяснять, видел ли Мальгин Шаламова на самом деле или ему  это  только
показалось.
    Высадили хирурга в Норильске недалеко от  метро,  во  втором  часу
ночи по местному времени и в десятом -  по  московскому.  Клим  сел  в
такси, направляясь домой в состоянии глубокой  прострации.  Гзаронваль
увез Купаву с дочкой в "рай" с только ему известными  координатами,  и
после первых негативных  реакций  -  гнева,  растерянности,  ревнивого
удивления и отчаяния - Мальгин вдруг подумал, что исчезновение  Купавы
может оказаться лучшим выходом из создавшегося положения. Шаламов тоже
не знает, где она, а значит, договориться с ним, когда он один, проще,
чем если бы он был с Купавой. И Клим расслабился...
    Пинасс мягко опустился на крышу дома, откинул  прозрачный  колпак,
мигнул глазом,  ожидая  команды.  Клим  очнулся,  и  вдруг  ему  остро
захотелось увидеть Карой. Не раздумывая, он назвал киб-водителю  такси
обратный маршрут, к метро, и, пока летел  над  Смоленском,  вспоминал,
где живет Карой Чокой.
    Ровно в восемь вечера метро выбросило его в Братиславе,  на  берег
Дуная,  а  такси  за  десять  минут  доставило  в  пригородную   зону,
застроенную  коттеджами,  владельцы  которых  имели   высокий   индекс
социальной значимости.
    Коттедж  Карой  стоял  в   липовой   роще:   двухэтажный   "финн",
среднеевропейский вариант, с сауной, открытой верандой,  эллингом  для
флайта и коралем для верховой езды.  На  белом  пятачке  для  гостевых
машин стоял голубой неф, а на веранде в компании Карой Мальгин  увидел
Джуму Хана.
    Настроение резко  упало,  возбуждение  схлынуло,  но  поворачивать
назад было уже поздно, его заметили. Не выдавая своих чувств,  Мальгин
выпрыгнул из пинасса, не забыв  отослать  такси,  и  по  густой  траве
прошел к веранде, издали помахав рукой в ответ на жест зоркого Хана.
    Карой была удивлена так же, как и  Джума,  Мальгин  перехватил  ее
взгляд, брошенный на врача СПАС-центра, и  понял,  что  его  здесь  не
ждали.
    - Какими судьбами? - Хан встал  навстречу,  протягивая  коричневую
сильную руку. Одет он был в ослепительно белую  рубашку,  обтягивающую
торс с рельефными  мышцами,  и  белые  брюки.  Карой  в  белой  блузке
свободного  покроя  и  белых  шортах  была   похожа   на   него,   как
сестра-близнец.
    Клим встретил пытливый взгляд бывшего хирурга  "Скорой  помощи"  и
сумел ответить на него открытым взглядом уверенного в  себе  человека;
он уже взял себя в руки.
    - Летел мимо, дай, думаю, загляну.
    Хан засмеялся, сжимая ладонь Клима в полную силу. Мальгин ответил.
Борьба, незаметная со стороны, длилась полминуты и закончилась ничьей.
    - Садитесь, мастер. - Карой пододвинула плетеное кресло.
    Джума опустился в кресло рядом с  ней,  пряча  в  глазах  вызов  и
грусть. Он понял все еще до того, как понял сам Мальгин.
    - Хочешь угадаю, откуда ты "летел мимо"? С Таймыра.
    Мальгин усмехнулся, ткнул пальцем себя в грудь.
    - По кокосу? Ты прав, я только что с Таймыра.
    - Не только по кокосу - амбре.
    - А-а... возможно. - Мальгин вспомнил незнакомый тревожащий  запах
газо-пылевого фонтана, бьющего из орилоунского метро. - Я к  нему  уже
привык и не ощущаю.
    - О чем речь, джентльмены? - вставила наконец слово  недоумевающая
Карой.
    Джума покосился на ее ноги, потом, прищурясь, глянул на Мальгина.
    - Но Таймыр лежит несколько  в  стороне  от  Европы,  насколько  я
разбираюсь в географии.
    Клим не успел ответить, Карой встала:
    - Джентльмены, я переоденусь, и мы погуляем.
    Вошла в дом. На веранде установилась тишина. Двое мужчин  смотрели
друг на друга, оценивая причины присутствия каждого в обществе  Карой.
Клим вспомнил стихи Велимира Хлебникова:

              Вечер. Тени.
              Сени. Лени.
              Мы сидели, вечер пья.
              В каждом глазе бег оленя.
              В каждом взоре лет копья...

    "Лет копья" Джумы был холоден  и  грустен,  однако  ни  злобы,  ни
ненависти он с собой не нес.
    Вечерние тени уже затуманили даль, заштриховали детали  пейзажа  и
превратили близкий лес в таинственное обиталище троллей  и  гномов.  В
воздухе разлился аромат вечерних цветов, дурманящий  и  пряный.  Вечер
был полон ожидания, только у каждого из  сидящих  на  веранде  причины
ожидания были разными. Мальгин думал о том, что шкура у него стала как
у носорога,  толстая,  шершавая  и  непробиваемая,  потому  что  почти
никаких угрызений совести он  не  ощущал.  Первое  чувство  неловкости
прошло, и хотя он мог в любой момент подняться и уйти, помня удивление
в глазах Карой и  не  боясь  показаться  смешным,  но  все  же  что-то
удерживало его на месте, не то желание объясниться,  не  то  упрямство
пополам с любопытством: чем все это закончится?
    А ведь раньше я покраснел бы и ушел, сославшись на дела,  и  долго
бы мучился потом, пытаясь выглядеть человеком, не  ведающим  сомнений,
подумал Клим, невольно развеселившись. Хан заметил в нем эту перемену,
улыбнулся в ответ:
    - Хочешь угадаю, о чем ты подумал?
    - Стоит ли? Мы уже убедились, что мыслим одинаково. Я могу прямо и
откровенно сказать, что привело меня сюда.
    - Стоит ли? - в том же тоне  ответил  Джума.  -  Что  бы  тебя  ни
привело в этот дом, дружище, я не вправе  требовать  от  тебя  отчета.
Единственное, о чем хочу предупредить: я  буду  бороться  за  нее.  До
конца. Я многое понял в последнее время, кстати, не без твоей  помощи,
и взял на вооружение твою формулу: с потерями не согласен.
    - И уже есть результаты?
    - Поэтому-то я здесь.
    - И я тоже.
    На веранду внезапно выскочил громадный пушистый, с рыжими полосами
по черному кот. Зыркнул на  Мальгина  прозрачно-бирюзовыми  глазами  и
подошел к Джуме, потерся о ногу.
    - Привет, зверь, - сказал Хан, почесав кота за ухом.
    - Хорошо! - невольно восхитился Мальгин. - Оцелот? Или каракал?
    - Ни то, ни другое.
    - Манул?
    - Нет, селективная модификация, хотя яйцеклетка от каракала.
    - Вид у него довольно устрашающий.
    - Хищник без всяких скидок, вовсю охотится за птицами на лугу,  за
мышами и леммингами, но ластится как ни в чем не  бывало.  Мне  иногда
кажется, что он понимает все, о чем мы говорим.
    Кот обнюхал ноги Мальгина и ткнулся носом ему в бок с такой силой,
что едва не  опрокинул  вместе  со  стулом.  Мальгин  с  удовольствием
погрузил пальцы в шерсть на загривке животного. Кот  еще  раз  толкнул
его, словно стараясь вывести из равновесия, зевнул, показывая  розовую
пасть.
    - Гаргантюа, отстань! -  На  веранде  появилась  Карой,  одетая  в
индейский костюм для верховой езды: джинсы с бахромой, куртка и мягкие
мокасины. Костюм этот давно вышел из моды, хотя  время  от  времени  и
появлялся на ней, и Карой выглядела в нем великолепно.  Умную  женщину
всегда можно узнать по  ее  непокорности  модному  стандарту,  подумал
Мальгин, любуясь фигурой женщины, она носит лишь то, что ей идет.
    Кот с достоинством уклонился  от  руки  хирурга,  потерся  о  ногу
хозяйки и удалился в дом походкой баловня судьбы.
    - Итак,  джентльмены,  прошу  составить  мне  компанию.  -   Карой
поглядела на мужчин с легким вызовом. - Лошади ждут.
    Ни слова не говоря, оба встали. Женщина засмеялась  и  сбежала  по
ступенькам на газон.
    Мальгину  досталась  караковая  кобыла-трехлетка  с   великолепной
сбруей, сделанной, очевидно, кустарем-профессионалом. Хан выбрал серую
в яблоках, а Карой легко вскочила в седло ахалтекинца, потянувшегося к
ней мягкими губами; было видно, что лошади ее знают и любят.
    Умело подтянув подпругу, проверив уздечку и не обращая внимания на
взгляды Карой и Джумы, Мальгин одним махом оказался в седле  и  первым
выехал за ворота кораля.
    - А вы, оказывается, мастер не  только  в  нейрохирургии,-  догнав
его, с уважением сказала Карой, окидывая  Клима  взглядом,  в  котором
сквозь удивление загорелся интерес, и пустила коня вскачь.
    Пройдя  бешеным  аллюром  с  десяток  километров,   по   лугам   и
перелескам, обгоняя друг друга, дурачась  и  смеясь,  разгоряченные  и
опьяненные  скачкой,  они  повернули  назад,  когда  уже  окончательно
стемнело.  К  дому  подъехали  в  половине  одиннадцатого  вечера,   с
удовольствием искупались в бассейне, брызгаясь и топя друг друга,  как
дети, сбросив груз тревог  и  забот  дня,  и  снова  расположились  на
освещенной веранде вокруг накрытого стола с напитками, бутербродами  и
горячим кофе.
    За ужином ни разу не обмолвились и словом, только переглядывались,
и этот разговор взглядами был красноречивее слов. Мальгин  уже  понял,
что имеет такие же права на присутствие в доме, как и Джума, ну, может
быть, чуть меньшие, но уходить не торопился, хотел убедиться  в  своих
выводах и выяснить, что означает мерцающее в глазах Карой обещание и к
кому оно обращено.
    Джума выпил  свой  кофе  первым,  отодвинулся  вместе  с  креслом,
мельком посмотрел на часы.
    - Пока вы пьете, я расскажу одну притчу  о  вечности.  "Видишь  за
рекой гору? - сказал  индийский  мудрец.  -  Она  состоит  из  чистого
алмаза. Раз в тысячу лет на ее вершину прилетает ворон и  точит  клюв.
Когда им будет источена вся гора, это и будет секунда вечности".
    Наступило молчание. Мальгин промокнул губы и отодвинулся от  стола
тоже, Карой изогнула бровь.
    - Я не поняла, Джу.  Многозначительные  заявления  тебе  не  идут,
поясни, что ты хотел сказать.
    Хан рассмеялся с некоторой долей неискренности и встал.
    - Это же очень просто, не так ли, мастер?
    Карой перевела взгляд на Мальгина.
    - Вы что, сговорились?
    Мальгин кивнул.
    - Конечно, сговорились. Хотя я тоже не врубился, как сказал бы мой
друг Даниил.
    С упоминанием имени Шаламова Хан перестал  улыбаться  и  внутренне
подобрался. Все понимая, держался он отлично, но Мальгину не нужен был
переводчик с языка тоски и боли, он сам хорошо говорил на этом  языке.
Накатила волна отвращения к себе и желания бежать куда  глаза  глядят,
чтобы не видеть вопроса в глазах Джумы и любопытства в  глазах  Карой;
она все понимала не хуже мужчин.
    - Кажется, я понял, - пробормотал  Мальгин,  всплывая  из  колодца
самоанализа. - Никому из нас не суждено прожить даже секунду вечности,
и поэтому важно оставить след, по  которому  потомки  будут  судить  о
нас... нет?
    - Не потомки, - покачал головой Хан, принявший какое-то решение. -
Современники. Знаете что, ребята, мне надо идти, важная встреча,  а  я
пунктуален. Хотите, я на прощание вам кое-что сыграю? -  Не  дожидаясь
ответа, Джума вошел в дом, и переглянувшиеся Карой  и  Клим  вынуждены
были последовать за ним.
    В гостиной, обставленной в стиле "персидская сказка", к  изумлению
Мальгина,   стоял   музыкальный   синтезатор   "Терпсихора",   которым
пользовались  все  знаменитые  вокально-инструментальные  ансамбли   и
достать который было практически невозможно,  так  он  был  популярен.
Странно, что такой стоит  у  Карой,  подумал  Мальгин,  на  нем  могут
работать только виртуозы...
    Джума сел за панель синтезатора, привычно натянул эмкан и  нацепил
на запястья браслеты биосъемов. Замер на мгновение... и заиграл.
    Мальгин ощупью нашел кресло, сел,  вслушиваясь  в  каскады  звуков
сначала с недоверием, потом завороженно,  затаив  дыхание.  Перед  ним
возникали видения бешеных горных рек,  грохочущих  водопадов,  моря  в
шторм, смерчей в океане и на суше; они сменялись бездонными каньонами,
мрачными  пропастями,  извергающими  вулканические  бомбы   кратерами,
озерами плюющейся огнем лавы,  цунами,  снежными  лавинами  и  селями,
придвинулось вплотную солнце с протуберанцами, показались взрывающиеся
звезды, галактики, квазары; запылала Вселенная!.. Но постепенно бурные
земные и космические катаклизмы стали стихать, пока не остались  перед
глазами прозрачное  окошко  родника  и  тонкий  ручеек,  исчезающий  в
траве... Мальгин очнулся, потрясенный до глубины души.
    - Колдовство! - хрипло выговорил он, не в силах сказать больше  ни
слова.
    Хан, сгорбившись, посидел  за  синтезатором  несколько  мгновений,
сорвал эмкан, встал и, улыбнувшись своей обычной, всепонимающей,  чуть
ироничной улыбкой, как ни в чем не бывало сказал:
    - До связи, ценители.
    Ушел, не взглянув на Карой.  В  комнате  повисла  неловкая  пауза.
Мальгин  подумал:  похоже,  первый  раунд  он  выиграл  без  боя.   И,
собравшись с силами, нарушил тишину первым:
    - Я не знал, что он еще и музыкант экстра-класса...
    - Не преувеличивайте, мастер, - тихо ответила задумчивая Карой.  -
Такое играется редко, лишь когда  что-нибудь  сгорает:  вера,  надежда
или... - Она зябко передернула плечами. - Зачем ты пришел ко мне?
    - Не знаю, - помедлив, признался Мальгин. - За тобой, наверное.
    - Ты считаешь, что имеешь право?..
    Клим поморщился.
    - Извини,  что  перебиваю,  но  я  ничего  не  считаю  и  выяснять
отношения не хочу. Мне нужно было увидеть  тебя  -  я  увидел,  вот  и
все... - Мальгин  наткнулся  на  взгляд  женщины  и  не  договорил.  -
Впрочем, - сказал через силу, - вру. Я, кажется, люблю тебя...
    Глаза Карой  вспыхнули,  засияли,  хотя  в  них  остались  плавать
хрупкие льдинки вопроса и сомнения.
    - А как же Купава?
    Мальгин, не ожидавший такого вопроса, замер, потом встал и пошел к
двери. Карой догнала его у выхода на веранду, обняла сзади,  прижалась
к спине.
    - Прости, мастер, я не хотела обидеть. Теперь ты понимаешь, как на
меня действуют подобные вопросы? Мы квиты... Но  я...  еще  ничего  не
решила... Ты же знаешь, с  тобой  немногим  по  дороге.  Не  обижайся,
ладно? Ты, наверно, думаешь, что я  бесстыжая?  Играю  с  обоими  ради
удовольствия?
    - Нет, - глухо сказал Мальгин. Он  устал  и  хотел  теперь  только
одного - спать.
    Карой прижалась к нему тесней, Клим не сразу расслышал  ее  голос,
она читала стихи:

              Исполненный греха, без разума и воли,
              Непрочен и тщеславен человек.
              Куда ни погляди - одни утраты, боли
              Ему терзают плоть и душу целый век.
              Едва уйдут одни - на смену им иные,
              Все в мире для него страдания сплошные:
              Его друзья, враги, любимые, родные... [Анна Брэдстрит.]

    Потом добавила тихо:
    - Особенно друзья и любимые... Ты не пожалеешь о том,  что  сказал
мне сегодня?
    Мальгин повернулся, и его ослепил влажно-фарфоровый блеск ее зубов
между полуоткрытыми, ждущими губами.
    - Нет, - каменно  сказал  он,  целуя  Карой.  На  поцелуй  она  не
ответила...
    Домой Мальгин добрался на "автопилоте", в  полубреду-полусне.  Сил
хватило только на то, чтобы снять кокос и доплестись до кровати.
    Ему  снился  Джума  Хан,   читающий   с   надрывом   стихи   поэта
восемнадцатого века Василия Тредиаковского:

              Люблю, драгая,
              Тя, сам весь тая...

    Потом Клим блуждал в каменных  лабиринтах  орилоунского  метро,  и
слышался  ему  дивной   красоты   голос,   чем-то   смутно   знакомый,
заставляющий плакать злыми слезами бессилия и тоски...
    Проснулся он рано утром от какой-то важной мысли. Полежал немного,
пытаясь разлепить веки, и  вспомнил  сон.  Дурман  тревоги  накатил  и
отозвался в теле спазмом желудка, заныли натертые от вчерашней  скачки
боками и спиной лошади места; в последний раз он садился на коня почти
год назад, хорошо, что отец вовремя научил  его  не  только  сидеть  в
седле, но и сносно ездить...
    Мальгин окончательно проснулся, прошлепал босиком по ворсу пола  в
гостиную и набрал код аппарата отца. Виом сработал на шестом сигнале.
    - Извини, па, - пробормотал хирург. - Разбудил?
    Отец запахнул на груди халат  с  изображением  рязанского  Кремля,
посмотрел на часы: пять утра.
    - В самый аккурат. Что-нибудь стряслось?
    - Ты не знаешь, где Купава?
    Мальгин-старший пригладил седой вихор на затылке.
    - Меня  уже  спрашивали  об  этом  твои  коллеги...  как  ты   их,
безопасники, так ты их называешь.
    - Ромашин? И что ты ответил?
    - А я почем знаю? Она мне уже не невестка.
    Клим помял лицо ладонями. Отец смотрел на него, хмурясь.
    - Не хотел говорить,  но  коль  уж  ты  сам  позвонил...  у  меня,
по-моему, был Даниил.
    - Да что ты говоришь?! Когда? Где он?
    - Я не  совсем  уверен,  что  это  был  он...  во  всяком  случае,
физиономия у него  другая,  но  манера  поведения...  Он  представился
безопасником из ромашинского  отдела,  а  я  потом  вспомнил,  что  ты
говорил, будто Ромашин ушел... вот и заработало сомнение.
    - Понятно. - Голос сел, и Мальгин откашлялся. - Ты ему  ничего  не
сказал?
    - Что я мог ему сказать?  Я  не  знаю,  где  твоя...  его  Купава.
Тебе-то она зачем понадобилась?
    - Извини, па, я потом еще позвоню. - Клим протянул руку, собираясь
выключить виом. Отец сделал жест: подожди.
    - Может быть, это? В прошлом  году  ты  вместе  с  ней  и  Данькой
отдыхал где-то на Сахалине...
    - На Симушире! - Сердце отозвалось  падением  и  взлетом.  Мальгин
вспомнил, что долину Шаншири на Симушире Купава называла "раем".  Вот,
значит, куда рвался Гзаронваль!
    - Спасибо, па! - Мальгин поднял руку в прощальном жесте, образовав
кольцо из пальцев, и побежал одеваться. Через несколько минут  он  уже
мчался в такси к метро над еще спящим городом, обгоняя редкие утренние
машины, не замечая, что за ним в  отдалении  следует  белый  куттер  с
номером "сто".

                               Глава 8

    До Симушира он добрался за полдень по местному  времени,  уговорив
пилота  грузового  галеона  доставить   его   на   остров   от   метро
Петропавловска-Камчатского. Чтобы  поймать  такси  на  Симушире,  надо
обладать терпением и временем, а  поскольку  ни  того,  ни  другого  у
Мальгина в запасе не  было,  он  просто-напросто  увел  со  стоянки  у
вокзала чей-то пинасс, на панели которого  мигал  красный  транспарант
"занято".
    Не  обращая  внимания  на  удивленный  оклик  пассажиров  пинасса,
стоявших неподалеку, Клим закрыл дверцу и взлетел, отключая автопилот.
От одной мысли, что он сейчас увидит  сытое,  презрительно-равнодушное
лицо Гзаронваля с выражением превосходства в глазах, у Мальгина  свело
скулы, однако он заставил себя думать только о Купаве  и  о  том,  что
будет, если Шаламов найдет ее первым.
    Панорама  Симушира  легла  под   ним   зелено-коричневым   ковром,
замыкаясь бухтой Броутона с одной стороны и седой  далью  океана  -  с
другой. Озеро Шаншири  располагалось  в  семи  километрах  от  вокзала
орбитального  лифта  и  станции  местного  воздушного  транспорта,  на
северной  оконечности  острова,  заполняя  боковой   кратер   древнего
вулкана.  Его  крутые  берега  заросли  низкорослыми  соснами-пиниями,
багульником, можжевельником и высокой, по пояс, травой; сверху в  этой
зеленой кипени ничего заметить было нельзя, но Мальгин уверенно  повел
пинасс к восточному краю озера и не ошибся: под шатром  сосновых  крон
на берегу заросшего ерика он увидел две (все-таки две!) палатки,  одну
- оранжевую, просторную, с компьютерным и  хозяйственным  обеспечением
типа  "Колыбель-комфорт",  и  вторую,  серебристую,  разворачивающуюся
автоматически за несколько секунд, -  типа  "Спартанец".  Рядом  стоял
синий шестиместный куттер. На скале,  нависающей  над  обрывом  озера,
покрытой мхом и прогреваемой  солнцем,  лежала  с  книгой  на  матрасе
Купава, рядом висела яркая детская колыбелька. Гзаронваля нигде  видно
не было.
    Мальгин посадил машину, некоторое время сидел, ни о чем не  думая,
просто глядел на женщину, одетую в такое же парео, что и Карой два дня
назад, потом с усилием выбрался  из  кабины.  Купава,  отложив  книгу,
молча смотрела, как он приближается.
    - Привет. - Мальгин сел на замшелый валун,  посмотрел  на  солнце,
расстегнул рубашку. - А где этот красавец... Марсель?
    - Клим! - удивленно и обрадованно, словно только что  узнала  его,
нараспев сказала Купава. - Как ты нас нашел? Ты один?
    - Один, - буркнул хирург. - Нашел по следу. Где Марсель?
    - Занимается подводной охотой, он взял  с  собой  лайтинг,  лодку,
ружье, обещал вернуться к обеду.
    - И кто же из вас был инициатором этой идиллии?
    - Марсель. Он сказал, что ты... - Купава запнулась.
    Мальгин  остался  спокойным,  только  внутри   живота   болезненно
напрягся какой-то мускул.
    - Договаривай, не бойся, не укушу.
    - Он сказал... мне надо держаться от тебя подальше, потому  что...
его предупреждал Дан... Ты правду мне сказал?
    - Когда и что именно?
    - Ну... что ты не... бросил Дана специально...
    Мальгин покачал головой: помнишь?..

              Я лишнего и в мыслях не позволю,
              когда живу от первого лица.
              Но часто вырывается на волю
              второе "я" в обличье подлеца [В. Высоцкий.].

    - Не узнаю тебя. Ты же всегда имела вкус и обладала чувством меры,
по-моему, врожденным, и вдруг такой нонсенс. Неужели ты не видишь, что
Марсель... - Клим хотел  сказать  "подонок",  но  удержался,  -  лжет!
Неужели ты так слепа?
    Купава нахмурилась.
    - Я так и думала, что ты это скажешь. Марс правильно предупреждал.
Ты же его совершенно не знаешь.
    - Да знаю! - махнул рукой Мальгин. - Это ты не знаешь и не  хочешь
знать, отгородившись от мира  стеной  стереотипа.  А  он  обыкновенный
шантажист, который давно метит занять мое... то есть место Дана, а  не
видеть этого, благосклонно принимать его ухаживания - значит совсем...
    - Я поняла. - Ее тон стал еще более холодным. - Если ты  прилетел,
чтобы сказать мне гадость...
    - Да! - твердо сказал Мальгин. -  Именно  поэтому  я  и  прилетел.
Больше всего меня поражает мысль, что ты веришь ему и не  веришь  мне,
хотя я никогда не давал тебе повода обвинить меня во лжи или подлости.
Но это твое дело, веришь - верь, ты действительно изменилась, и далеко
не в лучшую сторону, не обольщайся. Видимо, влияние этого  "супермена"
в конце концов сказывается даже на такой самостоятельной личности, как
твой супруг, если он тоже его не разглядел. Но известно, что поддается
чужому влиянию тот, кто хочет поддаться, а тебе - это понятно -  очень
хотелось бы убедиться в том, что я, "железный" Мальгин,  "человек-да",
не такой уж идеал, хотелось бы как-то подстраховать свое решение  уйти
от меня, вот и появляется Гзаронваль-Руцкий, удобное оправдание  своей
прогрессирующей... - Мальгин остановился, так как женщина закрыла лицо
ладонями; говорил он  без  горечи,  спокойно  и  даже  удивился  этому
(неужели перегорел?). - Извини, если я излишне резок, но  такого  тебе
больше никто не скажет, тем более твой Марсель.  Я  не  в  обиде,  что
заслужил, то заслужил, но друзей  все-таки  надо  выбирать,  Пава.  Ты
как-то сказала, что я сильный  и  все  вынесу.  Да,  я  сильный,  хотя
слабостей у меня - хоть отбавляй. Вот тебя же я не  смог  удержать?  А
пришел затем, чтобы просить: появится Дан - позвони мне,  обязательно.
Это больше нужно ему, чем мне. Позвони. Обещаешь?
    - Я здесь,  -  раздался  сзади  знакомый,  с  хрипотцой  голос.  -
Хотелось бы знать, зачем я тебе опять понадобился?
    Купава отняла ладони от лица, глаза ее расширились.
    Мальгин рывком обернулся.
    Возле его пинасса стоял белый куттер с номером "сто", из  которого
выпрыгнул Шаламов и раскачивающейся походкой направился к  сидящим.  В
наступившей тишине вдруг заплакал  в  колыбели  проснувшийся  ребенок,
заставив всех вздрогнуть.
    Шаламов, загорелый до черноты, буквально обуглившийся  под  лучами
неведомых  солнц,  одетый  в  синий  кокос,  подошел  к  автоматически
качавшейся колыбели, наклонился, вглядываясь в захлебывающееся  плачем
существо.
    - Спасибо за торжественную встречу,  карапуз.  М-да...  А  Марсель
прав, ребенок - вылитый ты, Клим.
    У Мальгина  родилось  знакомое  ощущение,  будто  внутри  Шаламова
шевельнулся дремлющий тигроящер,  поднял  голову  и  обнажил  клыки  в
предупреждающем беззвучном рычании. От напряжения заныли мышцы ног.  В
голове бесшумно  раскрылся  тугой  веер  необычных  ощущений,  лег  на
затылок,  придав  чувствам  хирурга  приятную   тяжесть   -   сработал
"защитник".
    - Дан! - сдавленным голосом  произнесла  Купава,  протягивая  руки
навстречу Шаламову. - Ты жив!..
    - Жив,  жив.  -  По  лицу  спасателя  тенью  пронеслось  отражение
грызущей голову боли, и оно снова стало  гладким  и  равнодушным,  без
обычной, присущей ему мимики, отражавшей движения души и готовность  к
иронии и шутке. Шаламов шагнул к жене, взял ее за руки, наклонился:  в
ставших огромными и черными глазах женщины стояли слезы. - Я за тобой,
Пава.
    Брови Купавы в недоумении поднялись.
    - Ты... что ты сказал? Как за мной?
    - Ты мне нужна там, в космосе. На Земле мне нечего делать, а там -
непочатый  край  неизведанных  гармоний  и   красот,   не   пожалеешь.
Собирайся, у нас нет времени.
    - Но  как  же...  -  Купава,  не  ожидавшая  такого   предложения,
беспомощно посмотрела на сидевшего неподвижно Мальгина, оглянулась  на
колыбель. - С ней?
    Шаламов разогнулся, искоса посмотрел на Клима.
    - Отвернись, мастер, ни солнце, ни смерть  нельзя  разглядывать  в
упор, как говорил древний мудрец [Ф. де  Ларошфуко.].  Раньше  ты  был
деликатней.
    Мальгин встал, все время чувствуя ворочавшегося  внутри  спасателя
чем-то недовольного или страдающего "зверя", пошел к  обрыву,  оставив
за спиной чету Шаламовых, но все еще продолжал слышать их разговор.
    - Ты же болен, болен, - быстро, глотая  окончания  слов,  говорила
Купава. - Ну почему ты не хочешь лечиться? Клим все сделает,  и  потом
мы улетим, куда захочешь... а дочь куда я дену? Как я в твоем  космосе
буду с ней? Что я там буду делать? Кто ее  воспитает?  Пойми  же,  это
глупо...
    - Мне трудно одному, ты  поможешь  мне,  а  с  дочерью  ничего  не
случится, тем более что ее можно оставить здесь,  хотя  бы  на  время,
Клим присмотрит, отец как-никак... - отвечал Шаламов скороговоркой,  и
в голосе его появились нетерпеливые нотки. - Почему ты уехала из  дома
сюда? Клим посоветовал?
    - Нет, Марсель. Он говорил, что ты погиб...
    - Чушь! Я теперь бессмертен. Белены объелся твой Марсель? Где  он?
Я с ним поговорю, что это  ему  вздумалось  объявлять  меня  погибшим?
Трогательная забота, ничего не скажешь!
    - Он на озере, ныряет с подводным комплектом.
    - Черт, времени нет совсем! Все время висят на хвосте...  Ну,  так
ты идешь?
    - Нет, Дан... не знаю... ну как ты можешь  требовать?  Зачем  тебе
уходить с Земли, разве здесь плохо? Послушай,  я  тебя  умоляю,  пусть
Клим посмотрит тебя, ты же совсем больной, я тебя не  узнаю.  Я  боюсь
тебя!.. - Купава заплакала.
    - О женщина!
    Мальгин обернулся. Шаламов, морщась, смотрел на жену, потом поднял
взгляд на хирурга.
    - Как часто женщина, вдохновляющая нас на великие дела, мешает нам
их исполнить [А. Дюма-сын.]. Ты же не сможешь ничего сделать,  мастер,
это выше твоих сил. Ведь так?
    - Не знаю, - тяжело ответил Мальгин.
    - Вот видишь. Помоги уговорить ее, ведь она не хочет уходить из-за
тебя, я чую.
    - Дан, что ты говоришь! -  жалобно  запротестовала  Купава  сквозь
слезы.
    Оба посмотрели на нее. Мальгин, стараясь говорить проникновенно  и
убедительно, сказал:
    - Я уже давно не имею права совета, Дан, а  для  нее  и  вовсе  не
авторитет... как ты уже смог убедиться. Для нее авторитет  -  Марсель,
может, он тебе поможет? Но извини, я  тоже  не  вижу  смысла  в  твоем
призыве. Подумай хорошенько, куда ты зовешь Купаву. Ей нужен спокойный
образ жизни, уверенность в  завтрашнем  дне,  возможность  воспитывать
ребенка, а не опасные приключения в космосе. Не доверяешь  медицине  -
Бог с тобой, это твое личное горе, но не  вовлекай  в  авантюру  жену,
риск ей противопоказан.
    Лицо  Шаламова  исказилось.  Мальгину  показалось,  что  на   него
приготовился   прыгнуть   громадный   зверь,   удивительным    образом
соединившийся с фигурой спасателя. Одновременно под  черепом  родилось
ощущение выросшей твердой скорлупы, отгородившей мозг от  всего  мира.
Облик "зверя" побледнел, хотя и не исчез.  Вспомнилось  шекспировское:
"Не стой между драконом и яростью его..."  И  тут  Мальгин  неожиданно
увидел над лесом странное полупрозрачное облако, опускающееся с  неба.
Вгляделся и не поверил глазам: это был орилоунский фантом с "миллионом
глаз"!
    Шаламов оглянулся, следуя за застывшим взглядом хирурга.
    - Смотри-ка! Отыскал-таки, дьявол глазастый! Слышишь, Отшельник?
    Из грузового люка  куттера  выполз  "черный  человек",  осторожно,
почти по-человечески, пробуя псевдоногой почву.  У  Мальгина  не  было
пси-рации, и ответа маатанина он не услышал, но  и  без  того  он  был
буквально ошарашен появлением новых действующих лиц.
    Шаламов выслушал ответ "черного человека", отмахнулся.  В  отличие
от маатанина, он дублировал свои мысли звуковой речью:
    - Не дури, ничего с тобой не случится, потерпишь... Что  значит  -
не можешь? Эти песни я слышу давно...  ну  и  что?  Держал  же...  ну,
хорошо, хорошо, мы скоро... -  Даниил  снова  поморщился,  схватившись
рукой за голову, ему действительно было плохо.
    - Дан, - сказала Купава, вставая. - Я тебя  заклинаю!  Пусть  Клим
хотя бы посмотрит тебя как врач.
    Шаламов окинул Мальгина горящим взглядом.
    - Каким образом он посмотрит меня без своей аппаратуры?
    - Напрямую, - хрипло сказал  Мальгин.  -  У  тебя  есть  еще  одна
пси-рация? Одна есть точно, ты же общаешься с "черным".
    - Найду. И что дальше?
    - Прямой синхроконтакт. Я подключусь к твоему...  мозгу  напрямую,
мне приходилось проделывать подобные контакты во  время  дежурства  на
"Скорой помощи".
    - А не боишься? Я ведь наполовину "черный".
    Мальгин усмехнулся.
    - А ты, в свою очередь, не боишься?
    "Зверь" внутри Шаламова "обнажил клыки"  и  посмотрел  на  хирурга
ледяными глазами.
    - Хорошо, - сказал Даниил. - Даю тебе три минуты сроку, а потом мы
с ней уйдем. Собирайся пока, Пава. - Не обращая внимания на испуганный
жест жены, он направился к своему куттеру. Мальгин погладил Купаву  по
плечу.
    - Все будет хорошо.
    Купава не  ответила,  беззвучно  глотая  слезы.  Ребенок  перестал
плакать, словно внимал словам Мальгина.
    Орилоун с  глазами  превратился  в  "блин"  и  завис  над  "черным
человеком", делающим осторожные попытки "пощупать" попавшееся на  пути
дерево "руками". Ему тоже было плохо. Добравшись до Купавы, смотревшей
на него во все глаза, он вдруг принялся ее утешать! Вслух!
    Коверкая слова,  запинаясь,  меняя  регистр  речи,  хотя  речевого
аппарата, подобного человеческому, у него не было.
    Мальгин пришел в изумление настолько, что забыл о своем положении.
О Купаве и  говорить  нечего.  Даже  Шаламов  был  удивлен,  хотя  его
удивление носило специфический характер.
    - Еще  один  соперник!  -  фыркнул  он,  морщась.   -   Надо   же,
разговаривать выучился! Далеко пойдешь, аккумулятор.
    "Черный человек" замолчал, потом пополз обратно  к  шлюпу,  бросив
последнее, жалобное:
    - Прощальность...
    Мальгин опомнился.
    Подготовка к пси-контакту заняла всего две минуты. Шаламов  сел  в
кресло пилота, Мальгин в соседнее, настраивая волю,  нервные  резервы,
душевные силы на сопротивление первому натиску  чужой  пси-информации.
Он почти справился со своим отчаянием, рожденным неизвестностью финала
создавшейся  ситуации,  и  старался  не  думать  ни   о   чем,   кроме
предстоящего сеанса. Корону "защитника", которую вручил  ему  Ромашин,
он снял, вызвав понимающую усмешку Даниила. Было видно,  что  держится
Шаламов из последних  сил,  хотя  и  старается  не  показывать  этого.
Временами его облик начинал плыть, Даниил  становился  не  похожим  на
себя,  чужим,  вмещающим  в  себя  десятки  других  типажей,  и  тогда
"дремлющий тигроящер" в нем ощущался сильнее.
    - Готов, мастер? - спросил Шаламов гортанно;  в  голосе  спасателя
отчетливо слышался органно-металлический клекот.
    - Да! - ответил Мальгин.
    "Держись, "черный"!" - подумал он со взявшейся  откуда-то  веселой
злостью и доломал отчаяние о колено. А в следующее  мгновение  на  его
голову  обрушился  весь  внутренний  мир-космос,  вселенная  Шаламова,
измученного борьбой двух психик, человеческой и маатанской...
    Первый взрыв эмоциональных переживаний Даниила  Мальгин  выдержал,
хотя и с трудом удерживаясь на грани  сознания:  помог  опыт,  воля  и
страстное желание сделать то, что до него не делал никто. Погружение в
"маатанское"  подсознание  Шаламова,  властно  довлеющее  над  большей
частью его внутреннего пространства, было очень трудным и болезненным.
"Черный человек" психики сопротивлялся вторжению извне и  "выталкивал"
Мальгина, с яростью пытаясь подчинить его себе.
    Мальгин шел по цепи чужих знаний и ассоциаций  медленно,  пресекая
попытки появления собственного "я",  сочувствия  запертому  в  тесноте
шаламовской  психики  "черному  человеку"   и   постепенно   приближая
"скальпель" деформации биотоков к узлам информации, как бы  готовя  ее
постепенный спуск по "информационным ступенькам" в свою  память,  и  в
какой-то момент остро пожалел, что Шаламов не в хирургической  камере,
где можно было бы вывести из  его  организма  основные  "шлаки"  чужой
информации, пользуясь благоприятным моментом.
    Клим уже разобрался в  хаосе  вспыхивающих  психических  состояний
Шаламова, был готов к предельной концентрации воли и психических сил -
подавить центры чужой памяти и без вмешательства гипноаппаратуры, но в
следующий миг ему показалось, что на голову рухнула скала!..
    Очнулся он спустя несколько секунд.  В  голове  гудело,  сверкало,
звенело;  перед   глазами   мельтешили   какие-то   призрачные   лица,
геометрические фигуры и цветные пятна -  "следы"  памяти  Шаламова;  в
ушах шумел прибой странных звуков - не реальных, а  мысленных,  потому
что Мальгин  одновременно  осознавал,  что  вокруг  стоит  тишина.  Он
повернул голову: Шаламова в кабине  не  было,  его  эмкан  валялся  на
сиденье. Голову пронзила острая, как заноза, тревога.  Мальгин  встал,
его шатнуло, в глазах  поплыло,  но  он  заставил  себя  выбраться  из
кабины. Открывшаяся картина запечатлелась в памяти  предельно  ярко  и
четко: Купава, зажавшая рот рукой и  протягивающая  другую  в  сторону
Даниила; сам  Шаламов,  пригнувшийся,  неестественно  растопырившийся,
оглядывающийся на недалекие  кусты;  "черный  человек"  с  орилоунским
"глазастым"  фантомом;  Ромашин  в   необычном   блестящем   шлеме   и
телескопических  очках,  выглядывающий   из-за   кустов,   и   Марсель
Гзаронваль, наполовину вылезший из-за  обрыва  с  подводным  ружьем  в
руках.
    В ушах Мальгина бесшумно лопнула  пленка  глухоты,  и  он  наконец
услышал жуткую тишину непредвиденной им драмы. Шлем на голове Ромашина
был прицельно-расчетным  устройством  "василиска",  а  ружье  в  руках
Гзаронваля говорило само за себя.
    - Не стреляйте! - крикнул Мальгин, не слыша своего голоса.
    Ромашин включил "василиск", гипнолуч накрыл Шаламова и  Купаву.  В
то же мгновение Шаламов ответил на удар, и даже на  расстоянии  в  три
десятка  шагов  Мальгин   почувствовал   силу   ответного   пси-удара,
обрушившегося на Игната: это было уже не "рычание дремлющего зверя", а
смертельно опасный прыжок "рассвирепевшего хищника"! Купава и  Ромашин
упали почти одновременно, хотя Клим и не понял в первый момент,  из-за
чего упала женщина. Зато он первым отреагировал  на  жест  Гзаронваля,
поднявшего ружье:
    - Дан!..
    Шаламов остался стоять в прежней позе, вполоборота к нему,  словно
не слышал окрика, и тогда Мальгин, чувствуя себя  так,  словно  внутри
него рвутся мышцы и сухожилия, в три прыжка достиг Гзаронваля и ударил
его по руке. Тяжелая металлическая стрела подводного ружья на  длинном
лине с треском вошла под камень у ног Шаламова. Тот медленно завалился
навзничь, прямой, как монумент, будто стрела обладала  силой  убивать,
не прикасаясь.
    - Дан!
    О, черт! Почему он упал? Стрела же в него не  попала...  В  голове
вдруг вспыхнул свет, раздались чьи-то слова:
    - Я  ведь  -  огонь,  и  холод,  и...   обман...   Я   -   радугой
пронизанный... туман...
    Кто это сказал?!
    Оцепенело Мальгин смотрел, как одетый в плавки Гзаронваль деловито
сматывает линь ружья и снова поднимает его к  плечу,  прицеливается...
Зачем? Что он делает?..
    - Стой! - шепотом проговорил он.
    - Не мешай, слабак, а то очнется, - ответил Гзаронваль спокойно. -
Неужели не понимаешь? Ромашин убил в нем человека, а очнется монстр.
    - Не смей! - На негнущихся ногах Клим загородил Шаламова.
    - Уйди, неудачник! -  Стрела  ружья  угрожающе  уперлась  в  грудь
хирурга. -  Натворил  дел,  а  другие  -  расхлебывай.  Ну?!  -  Голос
курьера-спасателя был все так же спокоен и равнодушен, он верил в  то,
что говорил, и это дикое,  циничное  в  данном  положении  спокойствие
возбудило в душе Клима вулкан ненависти и жажду  убийства.  Прыгнув  к
Гзаронвалю, он выбил у него из рук ружье и, хотя  спасатель  мгновенно
встал в стойку и приготовился к защите - осознанно, без удивления,  он
так жил, уверенный в том, что имеет право  на  исключительность,  -  с
первого же удара уложил его на камни, дав выход ярости и непривычному,
никогда   не   испытанному   раньше   чувству   мести.    Остановился,
опустошенный, оглядывая страшную картину места боя.
    В  разных  позах  на  земле  лежали  четверо:  Шаламов,   Ромашин,
Гзаронваль и Купава, но  из  них  только  Купава  лежала  относительно
спокойно, мгновенно уснув от удара гипнолуча "василиска", да еще  дочь
Дарья в люльке.
    И Мальгин вдруг с ужасом понял, что никогда  не  был  и  не  будет
свободен и всегда будет  зависеть  от  взгляда,  слова  и  жеста  этой
женщины, а его встречи с Карой  -  всего  лишь  слабый  протест  души,
попытка  обрести  смысл  жизни  и  выйти   из   заколдованного   круга
несчастливого бытия, куда он запер все  свои  мечты  и  чувства  после
ухода жены. Какие же силы потребуются ему, чтобы и после этих  событий
остаться для всех "человеком-да"? Где найти эти силы,  и  кто  поможет
ему? Не Карой, и не Купава... и не  Джума  Хан...  Снова  одиночество?
Если можешь, отче, чашу эту мимо пронести...
    Мальгин постоял немного на подгибающихся ногах рядом с  Шаламовым,
глядя на его разгладившееся, спокойное  лицо,  неуловимо  схожее  и  с
лицом Прохора Жостова, и Висенте Оросо, и Ромашина,  и  многих  других
людей, кто был знаком со спасателем. Вспомнил  о  куттере.  Еще  можно
было попытаться спасти Шаламова, как и Ромашина. Мозг  начнет  умирать
минут через двадцать, и за это время можно было доставить их  обоих  к
метро... Клим поплелся  к  куттеру,  будто  во  сне  раздвигая  руками
воздух, ставший плотным, как вода. И тут над лесом сверкнули бесшумные
молнии скоростных машин, с неба на берег озера  посыпались  пинассы  и
нефы  безопасников  с   мигающими   лампами   предупреждения.   Хирург
остановился, рыхлый, как бы набитый ватой, опустошенный до предела, до
нежелания жить.
    Из  севших  машин  выскакивали  люди  в  белых  кокосах  -  полная
аварийная обойма - тридцать одна душа. К Мальгину подбежал Лондон.
    - Черт возьми, что здесь  произошло,  Клим?  Неужели  Ромашин  был
прав? Опоздали?
    - Извините, Майкл, - пробормотал Мальгин,  прислушиваясь  к  себе;
внутри его вдруг проклюнулось странное ощущение безмерной  пустоты,  в
которой  начали  вспыхивать  искры  звезд,  сначала  редкие,  тут   же
гаснущие, а потом по нарастающей - роями и облаками. И каждая "звезда"
превращалась в строчку информации, в понятие, которых Мальгин до этого
не знал, - в нем заговорила память Шаламова!
    - Что с вами? - донесся сквозь  глухой  "шум"  колоссального  поля
информации голос Лондона.
    - Господи! - прошептал Мальгин, поднимая глаза на  поддерживающего
его под локоть начальника отдела безопасности.  -  Помогите  мне...  -
Клим шагнул к оплывшему телу "черного человека", уперся в него плечом.
- Помогите втащить его в куттер, быстрее!
    - Зачем?!
    - Я знаю, что это такое! Маатане не  разумные  существа  в  полном
смысле этого слова, они действительно аккумуляторы, причем  не  только
информации, но и энергии. Правы были эксперты... Миллиарды  лет  назад
их хозяева пришли из иной вселенной по "струне" первичных "серых дыр",
соорудили Орилоух и Стража Горловины... Страж - это  центральный  узел
перехода обратно в  тот  мир,  хотя  к  настоящему  времени  он  почти
"зарос". - Все это не суть важно. Помогайте!
    Лондон  очнулся  и  дал  неслышимую  команду:  трое  оперативников
бросились к ним  на  помощь,  приволокли  универсальный  антиграв  для
транспортировки  негабаритных  грузов,  взгромоздили  на   него   тушу
маатанина и впихнули в чрево куттера. Остановились, глядя на Мальгина.
Хирург, запыхавшись, повернулся к Лондону.
    - Майкл, эта машина поднимет меня только километров  на  двадцать,
дальше нужен драккар или десантный когг, без экипажа.  Пусть  встретит
меня по пеленгу на  выходе  из  стратосферы.  Спасайте  Ромашина,  еще
успеете.
    Лондон остановил его.
    - Что вы хотите делать?
    - "Черного" надо немедленно убрать подальше от Земли,  тысячи  лет
он аккумулировал энергию, и теперь внутри него  -  адова  пропасть!  В
идеале  было  бы  хорошо  отправить  его  в  Горловину...  он  туда  и
направлялся, вез готовую к употреблению продукцию... вместе  с  собой,
но Дан вытащил его обратно, не ведая, что  вытаскивает  опаснейшую  из
бомб...
    - Я думаю, что вы не правы, он знал, кого возил с собой.
    - И последнее... -  Мальгин  не  имел  желания  спорить,  чувствуя
головокружение. -  На  тот  случай,  если  я  не  успею...  маатанские
проникатели - это нечто вроде передвижных  "роддомов",  предохраняющих
"черных" от спонтанного энергоизвержения, поосторожнее  с  ними,  если
встретите. Я пошел. До встречи, Майкл.
    - Стойте. - Лондон отстранил Мальгина твердой рукой. - Это уже  не
ваше дело. - Сел в кабину. - Всем продолжать работу в  прежнем  темпе.
Ромашина и Шаламова - в клинику! Калина - "три девятки" в эфир.
    Бластер бесшумно вошел в паз, куттер свечой рванул в небо. За  ним
тенью  скользнул  "миллионноглазый"  орилоунский  "призрак".  Мальгин,
опустив руки, смотрел им вслед, постарев сразу на сто лет. Взмолился в
душе: Господи, если  ты  человек,  не  дай  им  взорваться!  Не  карай
невинных, ни слабых, ни сильных, а  с  недобрыми  мы  справимся  сами!
Подожди немного...
    Кто-то тронул его за плечо, раз, другой... Клим повернул голову  -
рядом стоял Джума.
    - Очнись, мастер. Кажется, наша работа еще  не  завершена.  -  Хан
смотрел за спину хирургу. Мальгин оглянулся.
    Шаламов пытался встать, царапая землю руками, не обращая  внимания
на обступивших его людей. Встал! Оперативники попятились.
    Внезапно Мальгину показалось, что воздух вокруг странно  загустел,
завибрировал, навалилось жуткое ощущение нависшей над  всеми  горы!  В
ушах поплыл звон гигантской, готовой лопнуть струны.
    Шаламов повернулся к ним, и на Мальгина сквозь маску человеческого
лица взглянула иная вселенная!..

                             ЧАСТЬ ПЯТАЯ

                                ТРЕТИЙ

                               Глава 1

    Удар ускорения был так силен, что Лондон едва не потерял сознание.
    Еще никогда в жизни ему не приходилось гнать машину в таком темпе:
куттер за двадцать секунд набрал скорость более  тысячи  километров  в
час!
    В  ушах  проклюнулся  шум  заработавшей  линии   связи   "спрута":
бормотание инспекторов транспорта, освобождавших на пути  куттера  все
эшелоны и трассы, перекличка спасательных  обойм,  зуммеры  скоростных
передач инков всей системы СПАС,  отрабатывающих  поступившую  задачу.
Сквозь этот шум пробился четкий и спокойный баритон:
    - "Три девятки" развернуты. Рандеву с десантным шлюпом  через  три
минуты сорок две секунды на высоте двадцать один шестьсот. Вас  примут
на автомате, не вмешивайтесь. После стыковки выпрыгивайте в  люк,  вас
выловит вторая машина. Не забудьте надеть маску.
    - Хорошо,  -  мысленно  ответил   Лондон,   обливаясь   потом   от
нахлынувшей слабости.
    Инк-координатор куттера понял его состояние  и  сбавил  ускорение,
дышать стало легче.
    - Оператору тревоги СПАС-главный, - всплыл из множества  звуков  в
ушах еще один голос. - Спейсер "Мичиган" готов к  перехвату  машины  в
Приземелье. Цель на радарном поле.
    - Отставить! - прошептал  Лондон,  от  волнения  дублируя  голосом
мыслесвязь. - Перехват будет осуществлен в режиме  "теннисист"  силами
отдела  безопасности.  Подготовьте  клируэй  [Клируэй   -   скоростная
трасса.] к солнцу по данным "трека", очистите канал  от  общественного
транспорта.
    - Выполняю.
    Лондон с трудом повернул голову, чтобы посмотреть на  маатанина  -
люк в грузовой отсек куттера был открыт, но  от  напряжения  в  глазах
поплыли огненные круги, и разглядеть, что делает "черный человек",  не
удалось.
    "Это величайшая из  бомб!"  -  проявились  в  памяти  слова  Клима
Мальгина. Ледяной озноб пробежал  по  спине,  по  лицу  стекали  капли
горячего пота. Я сейчас представляю собой  спай  термоэлемента,  почти
спокойно подумал Лондон, и через меня, наверное, течет ток...  Хорошо,
что службой наработан опыт внезапности, все точно знают, что делать, и
не путаются под ногами даже при появлении таких  невероятнейших  casus
imponsus [Непредвиденный случай (лат.).]... И  спасибо  Шаламову,  что
взял куттер формулы "три  эс"  [От  англ.  speed,  saving,  comfort  -
скорость, экономичность, комфорт.], в другой машине я бы  не  выдержал
такого набора скорости...
    - Выходим в расчетную сферу рандеву, - доложил инк.- Торможение до
двадцати единиц в импульсе. Может быть, я вас катапультирую раньше?
    - Выдержу,  -  пробормотал  Лондон,  собираясь  в   комок.-   Кому
повешенному быть, тот не утонет.
    И вдруг перед глазами разгорелось облачко алых искр, хотя на самом
деле это был фантом пси-связи. Из облачка вытекли три  ручейка  света,
которые превратились в дрожащие строчки английского языка:
    - Человек, уходи! Я не в состоянии контролировать балансы  энергии
"эго", через несколько секунд произойдет спонтанный разряд.  Ваш  друг
прав: в настоящий момент я - бомба. Уходи!
    - Погоди!  -  взмолился  Лондон,  пытаясь  встать.  -   Продержись
чуть-чуть,  осталось  совсем  немного,  минута-две,  и  тебя   заберет
джамп-шлюп...
    - Мое бытие - нуль, прощай, человек...
    Лондон встал - при шести "же" ускорения! - сполз  на  пол  кабины,
пытаясь сквозь кровавый туман разглядеть люк в  грузовой  отсек,  и  в
этот миг в кабине возникло и  окутало  человека  переливчатое  облако,
наполненное странной икрой: в каждой икринке - глаз!
    Орилоунский "призрак"! - подумал без удивления  Лондон,  продолжая
ползти к люку,  нащупал  края,  приподнялся,  и  ему  показалось,  что
маатанин плюнул в него струей черного пламени...
    Мальгин выключил проектор и некоторое время  сидел  с  эмканом  на
голове, вспоминая спокойное и уверенное  лицо  Майкла  Лондона,  потом
снял легкую дужку  эмкана  -  аппарата  пси-управления,  подержал  над
столом и отпустил. Дуга  превратилась  в  бутон  цветка,  втянулась  в
блестящую гладкую поверхность, в глубине которой разгорались  и  гасли
строки сообщений внутриинститутской информсети.
    Итак, совершенно очевидно, что если бы не орилоунский  "глазастый"
фантом,  "черный  человек"  взорвался  бы  по-настоящему   и   загадил
атмосферу, как тысяча  Чернобылей,  вместе  взятых!  Мальгин  невольно
поежился. Спаси и помилуй!.. Но энергетического взрыва  не  произошло.
То ли "глазастый" поглотил всю энергию маатанина, то  ли  направил  ее
куда-то  по  запредельной  "струне"  в  иное   пространство,   то   ли
закапсулировал  в  себе  неизвестным  образом.  Зато   он   не   успел
предотвратить другой взрыв -  информационный,  и  разряд  пришелся  на
бедную голову Майкла Лондона, бывшего начальника отдела  безопасности,
человека  решительного  и  смелого.  Как  говорится,  рок  обреченного
найдет. А в результате мы теперь имеем  не  одного,  а  двух  нелюдей,
Шаламова  и  Лондона,  две  нечеловеческие   вселенные,   с   которыми
необходимо заново устанавливать связь. Впрочем...
    Мальгин выключил аппаратуру кабинета и вызвал Зарембу.
    Впрочем, имеем мы всего лишь  одного  монстра  -  Лондона,  и  где
сейчас второй - Дан Шаламов - неизвестно.
    Бывший курьер-спасатель ушел от них еще тогда, почти четыре месяца
назад, после схватки  на  Симушире,  когда  Ромашин  разрядил  в  него
гипнотизатор "василиск",  усыпив  человека,  но  разбудив  Шаламова  -
"черного человека", который, с легкостью пройдя сквозь заслоны  обоймы
безопасности, оседлал галеон и ушел...
    - Где же ты, Дан? - прошептал Мальгин, глядя перед собой и не видя
вошедшего Зарембу. - Что же ты бросил Купаву, спасатель?
    - Я?! - изумился молодой нейрохирург.
    Мальгин очнулся.
    - Извини, я разговаривал сам с  собой.  Проходи.  У  меня  к  тебе
просьба... - Мальгин задумался, уходя в себя, в измученную  сомнениями
душу. - Никто не знает, что на Симушире я пытался подключиться к мозгу
Шаламова напрямую... - Хирург усмехнулся, увидев круглые от  изумления
глаза Зарембы. - Да-да, через обыкновенный эмкан, и мне, по-моему, это
удалось. А сейчас я все больше убеждаюсь в том, что во мне  "закопаны"
некие "черные клады" - знания, которые в одиночку мне не расшифровать,
- след памяти Шаламова.
    Глаза молодого хирурга сделались еще больше, но реакция  его  была
такой, какую и предполагал Мальгин.  Таланов  бы  сказал:  "Ты  с  ума
сошел! Представляешь последствия?!", а Заремба произнес шепотом:
    - Ну ты даешь, мастер! Вот здорово! Представляешь,  что  мы  можем
узнать?!
    Мальгин невольно засмеялся и сразу посерьезнел.
    - Представляю, анархист. Вот поэтому  я  и  обращаюсь  к  тебе  за
помощью. Я  нащупал  метод  считывания  и  дешифровки  моего  "темного
знания", а ты мне поможешь. Но никому ни слова! До  тех  пор  пока  не
появятся результаты.
    - Но ведь это, наверное, опасно... я имею в виду недозируемый стаз
криптогнозы в сферу сознания. Могут быть нежелательные последствия.
    - Еще первобытные жрецы умели открывать и закрывать без ущерба для
психики подсознание, почему же не сможем мы, вооруженные их  опытом  и
современной техникой? В общем, пока молчок. Могу я на тебя положиться?
    - Буду нем как рыба!
    - Договорились.  Вечером  пройдем   первый   цикл   эфанализа,   я
подготовлю   Гиппократа,   а   ты   пока   полистай   информатуру   по
палеомедицине. Встречаемся в девять вечера в боксе Стобецкого.
    - Слушаюсь, шеф!
    Заремба вытянулся, четко повернулся, щелкнув каблуками,  и  вышел,
заинтересованный  и  обрадованный   доверием   старшего   товарища   и
предстоящей интересной работой. Он оставался  самим  собой  при  любых
обстоятельствах:     метался,     постоянно     испытывая     здоровую
неудовлетворенность, не сомневался в правильности своих поступков, жил
по  собственным  программам  и   отличался   кипучей   активностью   и
хронической невоспитанностью. И все же нейрохирург из него  вылуплялся
талантливый.
    - Лучшего не найду, - вслух подумал Мальгин.
    Он уже собирался уходить, когда киб  кабинета  сообщил  о  чьем-то
запросе.
    - Включай, - через силу кивнул Клим; разговаривать  ни  с  кем  не
хотелось.
    Виом напротив воспроизвел пятачок домашней  обстановки  и  молодую
девушку, почти девочку, чем-то похожую на Купаву, однако  напоминавшую
также и Карой, и мать Мальгина в молодости, и кого-то еще. Но схожесть
ее с Купавой была очевидна: тот же овал лица, огромные серо-голубые, с
зеленоватым оттенком, глаза, брови вразлет и  необычная  складка  губ,
придававшая лицу неповторимую прелесть печального очарования... Сердце
дрогнуло, и сразу  же  навалилась  тоска  и  желание  увидеть  Купаву.
Мальгин с трудом удержался от соблазна выключить виом.
    - Доброе утро, - произнесла незнакомка певуче, на  русском  языке,
но с уловимым  акцентом.  -  Меня  зовут  Акилина  или,  если  хотите,
Акулина, я дочь Лондона.
    Мальгин захлопнул рот, "включая" привычное самообладание. До этого
дня он не видел дочери Майкла, хотя и знал,  что  она  существует.  Но
девчонка была красива, а главное, похожа на Купаву, что  и  подняло  в
душе хирурга бурю чувств.
    - Слушаю вас.
    - Извините за вторжение, я знаю, как вы  заняты.  У  отца  никаких
изменений?
    Мальгин помолчал, переживая приступ иссушающего душу бессилия:
    - Все то же: без сознания.
    Он не стал говорить ей, что у Лондона идет тот же процесс, что и у
Шаламова когда-то, хотя и медленнее, и помешать этому земная  медицина
не смогла.
    - Могу я поговорить с вами не по видео?
    "Зачем?" - подумал Клим, но вслух сказал:
    - Можете. Завтра утром, в восемь тридцать у меня в  институте,  не
более получаса.
    Девушка молча кивнула,  принимая  ответ  хирурга  как  должное,  и
выключила связь, повесив в воздухе короткое и странное "аве".
    - В его устах звучало "завтра",  как  на  устах  иных  "вчера",  -
глубокомысленно   пробормотал   Мальгин   строфу   из    стихотворения
Пастернака. Отголосок смутной боли, который вошел в сердце и  заставил
душу вырастить руку и пошарить вокруг в поисках резонанса,  стих.  Все
стало на свои места. Была Купава, существовала Карой... и Джума Хан, и
Даниил  Шаламов.  И  красивая  девочка  по   имени   Акилина...   нет,
действительно, лучше Акулина, Акуля: пухлые губы, брови - как  крылья,
тонкая талия... птица, готовая к полету. Интересно,  сколько  ей  лет?
Судя по впечатлениям Ромашина, который встречался с семьей Лондонов не
раз, ей не более семнадцати. По сути, ребенок. Впрочем, как и  во  все
времена, девушки формируются раньше парней.
    Мальгин поймал себя на том, что думает не о деле, и рассердился.
    Что с тобой, мастер? Что за вздор лезет тебе в голову? Не пора  ли
наконец  прекратить  препарировать  душу  скальпелем  диких  сомнений,
поклоняться идолу хандры и ждать неизвестно чего?..
    А  выходя  из  кабинета,  он  нос  к  носу  столкнулся  с  Игнатом
Ромашиным, экспертом аналитического центра Управления безопасности.
    Бывший  начальник  отдела  безопасности  выглядел,   как   всегда,
уравновешенно-приветливым и внимательным,  словно  не  пережил  момент
небытия, когда его на Симушире накрыл ответный пси-удар  Шаламова.  Но
именно  поэтому  он  был  дорог  Мальгину,  и  его  появление   всегда
благоприятно действовало на психику.
    - Похоже, я не вовремя, - проговорил Ромашин, отступая.
    - И да и нет, - заулыбался Мальгин и сделал приглашающий  жест.  -
Входите.
    - Вы куда направляетесь, если не секрет?
    - Домой, кое-что надо  обдумать  и  сделать,  а  мой  "домовой"  -
помощник неплохой, разве чуть-чуть хуже Гиппократа.
    - Тогда я вас провожу, поговорим по пути.  Кстати,  как  состояние
Лондона?
    - Положение остается сложным, хотя процесс преобразования  нервной
системы почти прекратился.
    Они направились к лифту,  потом  нашли  такси,  доставившее  их  к
станции метро.
    - Мне звонила дочь Лондона, - сказал  Мальгин,  набирая  в  кабине
метро код Смоленска. - Вы ее знаете?
    - Чисто внешне. Судя по  репликам  Майкла,  очень  самостоятельная
особа... с великолепными данными. А? - Ромашин приподнял бровь.
    - Согласен, - кивнул Мальгин без улыбки. - Она хочет увидеться  со
мной, поговорить о чем-то. О чем? Об отце она может узнать и без меня.
Я оценил ее возраст в семнадцать лет, не ошибся?  Хотя  это  не  имеет
никакого значения.
    - Ошиблись всего на год, ей шестнадцать.
    Автомат метро быстро прошепелявил: "Внимание!  Смоленская  станция
"Десна-три". В глазах потемнело, привычно перехватило дыхание,  и  они
вышли в зал станции метро "Десна-три", ближайшей от дома хирурга.
    Через пятнадцать минут Мальгин открыл  дверь  квартиры  и  впустил
Ромашина, вошедшего с некоторым колебанием.
    - Спешу, - пояснил тот в ответ на взгляд хозяина.
    - Надеюсь, не  настолько,  чтобы  не  зайти.  Кофе,  чай,  медовый
напиток?
    - Сбитень? Не откажусь. Сами готовите?
    - Рецепт прабабушки Ули, ему лет сто.
    - В таком случае задержусь на пару минут, только позвоню кое-кому.
    Пока Мальгин  готовил  сбитень  (пьют  его  горячим,  сразу  после
приготовления), Игнат познакомился  с  его  "домовым"  и  поговорил  с
кем-то,  Клим  расслышал  только  короткое  "позже"  и   произнесенное
несколько раз "нет".
    Расположившись  в  креслах  напротив  друг  друга,  они  принялись
прихлебывать пахнущий мятой, горячий, в меру сладкий, чуть горьковатый
напиток.
    - Отменно! - похвалил гость кулинарные способности  хозяина.  -  В
последний раз я пивал сбитень у Лондона, но у него он с кислинкой, а у
вас с горчинкой, что, на мой взгляд, вкуснее.
    - Что Америка против Европы! - небрежно махнул  рукой  Мальгин,  и
оба рассмеялись. Потом Клим внимательно посмотрел на Ромашина. -  Вашу
манеру я знаю, без причины не заявились бы.
    - Вы правы. И хитрить не  собираюсь,  потому  что  и  я  вас  знаю
достаточно, вы любите сразу брать быка за рога. Кстати, у  американцев
насчет этого есть своя формула: никогда не жуйте пилюлю,  которую  вас
заставляют проглотить.
    Мальгин кивнул.
    - Правило Старджона, один из законов Мэрфи. Итак, не будем жевать.
    - Я хотел  предложить  вам  на  пару  поискать  Шаламова.  У  меня
появились некоторые идеи. Этим мы, между прочим,  могли  бы  помочь  и
Лондону, - добавил Ромашин, угадав ответ  в  глазах  Клима,  и  хирург
воздержался от категоричного "нет". Задумался.
    Посидели, налив еще по бокалу золотистого, с  оранжевыми  искрами,
напитка. "Домовой" по мысленному приказу  хозяина  включил  музыку,  и
комнату заполнили тихие гитарные  переборы,  сквозь  которые  пробился
хрустальный ручеек свирели.
    Ромашин ощупал лицо  хирурга  взглядом  серых  цепких  глаз,  едва
заметно улыбнулся.
    - Решаете, не слишком  ли  отдает  авантюрой?  Риск,  естественно,
неизбежен, однако выигрыш очевиден.
    Знал бы ты, дорогой Игнат, мое отношение к риску, подумал Мальгин,
невольно развеселившись. Я авантюрист не меньшего класса.
    Бывший начальник отдела безопасности,  а  теперь  эксперт  отдела,
член Совета старейшин - синклита, как его называли, подметил изменение
в настроении Клима, но понял его по-своему:
    - Я слежу за вами вот уже три с лишним месяца, мне кажется,  вы...
как бы помягче выразиться... закостенели, что ли, закрепостились,  как
говорят спортсмены. Хотите,  процитирую?  Нужно,  как  то  свойственно
сильному, отдавать предпочтение вопросам, которые в наши дни никто  не
осмеливается ставить; необходимо мужество, чтобы  вступать  в  область
запретного... Продолжать?
    - И семикратный опыт одиночества, - глухо проговорил Мальгин. -  И
новые уши для новой музыки.  И  новые  глаза  -  способные  разглядеть
наиотдаленнейшее [З. Фрейд.]...
    - И семикратный опыт одиночества, -  повторил  Ромашин,  понимающе
глядя на Клима; черт ли, дьявол или ангел? - он все знал о хирурге.  -
Итак?
    - Я  задумался  по  другому  поводу,   а   не   из-за   недостатка
решительности.
    - Кажется, я догадываюсь: хотите  покопаться  в  себе,  попытаться
прочитать след, оставленный памятью Шаламова?
    - Откуда вы?..
    - Парасвязь, - серьезно  сказал  Ромашин.  -  Между  мною  и  вами
установился телепатический мостик... впрочем, шучу. К сожалению, я  не
интрасенс. Просто у меня есть выход на  вашего  Гиппократа,  а  он  не
делает секрета из наших личных поисков.  Я  согласен  подождать.  Если
после эксперимента с вами ничего  не...  простите,  оговорился.  После
эксперимента я свяжусь с вами.
    - Каркнул ворон: "Nevermor!.." [Э. По. "Ворон".]
    - Что?!
    - Это я про себя... Согласен.
    Ромашин поставил бокал на плавающий рядом поднос и встал.
    - До связи.
    Мальгин  проводил  его  до  двери,  пожал  твердую  руку  и  вдруг
вспомнил:
    - Одну минуту, Игнат. Не  могли  бы  вы  помочь  мне  с  кое-какой
информацией? Не из медицинской области.
    - Что вас интересует конкретно?
    - Например, что  творится  на  Таймыре,  на  Маате,  в  Горловине.
Хочется знать, кто ведет поиск Даниила, где, какими методами...
    - Я обеспечу вам доступ к линии "трека" УАСС, а понадобится - и  к
инкам отдела безопасности. Код выхода -  три  нуля  семерка  плюс  мой
личный номер эксперта.
    Ушел.
    Мальгин закрыл дверь  и  задумчиво  побродил  по  гостиной,  убрал
бокалы, затем  выключил  музыку  и  включил  видео  -  канал  вечерних
новостей.  А  из  головы   не   шла   фраза:   "И   семикратный   опыт
одиночества..." Очень хотелось поговорить с кем-нибудь не о деле, не о
медицине - по сути ни о чем, но Джума Хан  был  далеко,  за  пределами
Солнечной системы, а Карой не поняла бы колебаний хирурга. Он и сам  с
трудом  их  понимал.  Но  каков  Ромашин!   Змей-искуситель.   Вернее,
авантюрист-искуситель чистых кровей, все-то у него рассчитано на  пять
ходов вперед, все-то он знает, все анализирует...  А  готов  ли  ты  к
тому, чтобы "ставить вопросы,  которые  в  наши  дни  не  осмеливается
ставить никто?" - спросил сам себя Мальгин. Например, что  тебе  стоит
взять и нанести визит семье Шаламова?  Зачем  откладывать  разговор  с
Купавой, если и без того ясно, что речь пойдет о  перспективах  поиска
мужа? Другое дело - что сказать в ответ...
    И Мальгин отправился переодеваться.

                               Глава 2

    Купава, как и прежде, жила не в Брянске  у  Шаламова,  а  в  своем
модульном доме формулы "гроздь винограда" на окраине Рязани, по  сути,
в центре древнего экопарка. Квартира венчала "гроздь" на высоте триста
метров и смотрела на все четыре стороны света. Вид отсюда, из "пузыря"
лифтовой кабины, открывался великолепный, и  Мальгин  несколько  минут
любовался пейзажами  лесов,  полей  и  перелесков  середины  сентября,
начала осени...
    Мальгин не задумывался, почему он так уверен, что Купава дома,  но
интуиция его - истоки уверенности - не подвела, женщина была  дома.  И
снова  лицо   ее,   недоверчиво-изумленное,   ошеломляющее   странной,
противоречивой гаммой особого милого трагизма  -  в  уголках  губ  ли,
изломе бровей, загадочности взгляда? - заставило хирурга вздрогнуть  и
ощутить волну огня и  холода,  тоски,  и  старой  боли,  и  невольного
ожидания каких-то открытий... которые не заставили себя ждать!
    Его  сразу  насторожило  отсутствующее  выражение  лица  Купавы  и
затуманенные глаза. А потом он услышал музыку, и по  тому,  как  вдруг
сладко закружилась голова, понял, в чем дело:  это  была  наркомузыка.
Купава крутила наркоклипы!
    Отстранив женщину,  он  прошел  в  гостиную,  озаряемую  сполохами
цветоселектора, вытащил из  проектора  блок  иглокассет  и  с  хрустом
наступил на него каблуком. Но голова прояснилась не сразу, а на  языке
долго оставался приторный вкус какой-то гнили. Мальгин  в  свое  время
профессионально      интересовался      воздействием      наркомузыки,
"раскачивающей" биоритмы деятельности  мозга,  обостряющей  восприятие
электромагнитных колебаний низкой частоты, и знал, что  нужно  делать,
чтобы снять стресс выключения.
    Подхватив слабо сопротивлявшуюся Купаву на руки, он затащил  ее  в
ванную, пустил горячую воду и, сорвав с нее  халат,  сунул  под  струю
душа. Через минуту сменил воду на холодную, затем снова на горячую,  и
последние две минуты буквально исхлестал ледяными струями тело Купавы.
Растер ее докрасна махровым полотенцем, пока  она  не  запротестовала,
едва слышно выдохнув:
    - Я сама.
    Пройдя на кухню, знакомую  до  тихого  бешенства,  Клим  вскипятил
молока, нашел в аптечке возбуждающее (кто-то  побеспокоился  заранее),
растворил таблетку в чашке и отнес в гостиную, где Купава устроилась с
ногами на диване в форме спящего льва.
    Кивком поблагодарив его, она принялась прихлебывать из чашки,  дуя
на  молоко.  Мальгин  смотрел,  как  она  по-детски  выпячивает  губы,
ослабевшая, бледная, сонная, круги под глазами, и в душе рвались бомбы
и гранаты, отряды шли на отряды, и кто-то погибал  каждую  секунду,  и
крепла уверенность, что напрасно он бежал от себя, его будущее - перед
ним, и росло чувство вины перед  Карой,  которая  ждала  его  решения,
делая вид, что ничего не решила сама...
    Купава успела переодеться  в  шорты  и  полупрозрачную  майку,  по
которой бродили, смешиваясь,  цветные  и  тоже  полупрозрачные  пятна.
Пышные волосы она сколола сзади гребнем  в  форме  рыбьего  хвоста,  и
взору открывались  ее  маленькие  розовые  уши  с  замысловатой  формы
сережками из серебристого металла, с вкраплениями  черного  блестящего
камня. Кольцо на пальце и браслет из того же материала, подаренные  ей
Даниилом,  дополняли  гарнитур,  хотя,   по   мнению   гостя,   и   не
соответствовали наряду.
    - Что разглядываешь? - подняла она взгляд  на  хирурга,  стоявшего
напротив, руки в карманах;  попыталась  приободриться,  а  может,  уже
сказывалось действие лекарства. - Давно не видел?
    - Все, что угодно, но это! - Мальгин глубоко  вздохнул,  сдерживая
клокотавшую в душе ярость.  -  Наслаждение  должно  быть  результатом,
побочным  эффектом  достижения   цели,   а   не   целью,   иначе   оно
обесценивается.  Ты  в  состоянии  это  понять?  Кто   надоумил   тебя
воспользоваться наркоклипами? Ты  не  знаешь  разве,  что  в  одиночку
слушать их опасно - можно не выйти из транса?
    Купава усмехнулась, отчего присущий ее лицу особый  милый  трагизм
исчез, сменившись гримасой высокомерия и скрытого злорадства.
    - Билл сейчас придет, так что я не одна... и лучше  бы  тебе  уйти
раньше.
    Мальгин покачал головой, понимая, что сейчас вряд ли достучится до
ее логики и здравого смысла, но все же сказал:
    - Помнишь, ты спросила, простил ли я тебя? Я  тогда  ответил,  что
простил. Да, я готов простить все, что ты сделала мне, но  никогда  не
прощу того, что ты делаешь себе! И дочери. Кстати, где она?
    Купава смахнула пот со лба, опустила взгляд.
    - Какое это имеет значение? У матери. Что тебе еще хочется узнать?
Спрашивай и уходи. - Она с трудом встала и пошла в ванную. Зашелестели
струи душа.
    Мальгин прошелся по комнате, разглядывая  обстановку  и  оценивая,
что изменилось с момента последнего его появления здесь. Остановился у
стенки  красивого  гарнитура  под   старину,   с   двумя   стеклянными
фонарями-уступами  серванта.  На  прозрачных  полках  "фонарей"  среди
обычных безделушек, посуды, сувениров из разных стран лежали  странные
предметы, которых Клим никогда  прежде  не  видел.  Заинтересовавшись,
открыл дверцу и взял с полки круглый и плоский диск, похожий на голыш,
скатанный морем. Голыш оказался неожиданно тяжелым и  был  слеплен  из
мелких черных кристалликов. Время от времени  внутри  него  вспыхивала
искра света и разбегалась тающим световым кольцом к его краям.  Камнем
голыш быть не мог, но и металла с таким удельным весом Клим  не  знал.
Он перевернул голыш и вздрогнул: диск исчез! Не  веря  глазам,  хирург
посмотрел на пол - не закатился ли куда? Но  голыш  как  сквозь  землю
провалился, растаял в воздухе как мираж.
    Ошеломленный хирург не сразу обратил  внимание  на  тихий  всхлип,
идущий словно из-за стены, затем прислушался и с  растущим  изумлением
понял, что "плачет" второй необычный предмет из коллекции на  полке  -
нечто похожее на  дышащую  черную  свечу.  Стоило  посмотреть  на  нее
пристальнее, как всхлипывание и  тоненькое  завывание  усиливались,  а
сама она начинала  корчиться,  оплывать  и  вытягивать  вверх  неяркое
желтое пламя, будто чувствовала взгляд и старалась  обратить  на  себя
внимание, и замирала, когда Клим отворачивался.
    Третьим предметом был шар, слепленный из редкого светлого  тумана,
внутри которого то плыли звезды, спирали  и  эллипсоиды  галактик,  то
вихрились огненные смерчи взрывов, то метались какие-то живые  тени  с
просверкивающими из мрака глазами-бусинами.
    Что-то  звякнуло  о  стекло,  Клим  снова  вздрогнул,  разглядывая
появившийся  ниоткуда,  из  воздуха,  голыш  с  искрой  внутри.  М-да!
Странная  вещица,  если  не  сказать  больше,  можно  даже   подумать,
неземная. Как и две другие, впрочем. Интересно, откуда они здесь,  где
их достала Купава? Или вопрос лучше поставить по-другому:  кто  ей  их
подарил?
    В прихожей что-то вдруг  зашуршало,  скрипнуло,  с  грохотом  упал
какой-то предмет, похоже - лыжи, раздались быстрые шаги, и в  гостиную
ворвался высокий, загорелый до  черноты,  мускулистый  парень,  одетый
более чем странно: в обтягивающие ноги брюки-сетку - ни дать ни  взять
рыболовная сеть! - сквозь которые виднелись узкие желтые плавки,  и  в
нечто напоминающее металлическую кирасу с дырами  на  груди,  а  также
высокие ботинки а-ля "коммандос". В руке, запястье которой обхватывали
штук семь разноцветных браслетов, он держал блок видеокассет. Замер на
пороге, уставившись на Мальгина, улыбка сбежала с его губ.
    - Пава, ты не одна? Смотри, что я  принес:  "Жизнь  после  смерти"
Парнавы.  Кто  это?  Родственник?  Друг  предка?  -  говорил  вошедший
по-английски.
    Из ванной вышла Купава,  распустив  мокрые  волосы  по  плечам,  с
иронией посмотрела на Мальгина.
    - Это мой бывший муж, друг Дана.
    - А здесь он что делает? Ты его пригласила? - Юноша говорил  очень
быстро, был бесцеремонен и нетерпелив и не понравился Мальгину  сразу.
Глаза  парня,  посаженные  слишком  близко  по  канонам   классических
пропорций, черные и блестящие, таили в себе заряд неизвестных эмоций и
отражали характер бескомпромиссный  и  решительный.  Впрочем,  подумал
Клим флегматически, я могу и ошибаться.
    - Это Билли, - представила нового гостя хозяйка, -  Вильям  Шуман,
друг Марса и мой друг, заканчивает  факультет  археонавтики  Тверского
института истории и культуры.
    Гость осклабился и шаркнул ногой.
    - Добавь:  прямой   потомок   великого   композитора,   спортсмен,
художник, артист, лауреат многих премий...
    - Не стоит, Билли, - нахмурилась Купава,  вдруг  порозовев,  -  не
ерничай. Подожди меня в моей комнате, я скоро освобожусь.
    Шуман рассмеялся и, поигрывая мышцами, подошел к Мальгину.
    - Вот, значит, как выглядит знаменитый нейрохирург  Клим  Мальгин,
угробивший друга. Соперник Марса. Ничего, с виду он даже... герой!
    Ни по роду деятельности, ни в системе бытовых  отношений  да  и  в
рамках воспитания Мальгин никогда не сталкивался с  подобными  людьми,
не  считая  Марселя  Гзоронваля,  но  жизнь  уже  научила   его,   как
реагировать на их действия. Если шутовство и  ерничество  не  заходили
далеко, не задевали честь мундира, не переходили в  злопыхательство  и
насмешку, это забавляло, в ином  же  случае  надо  было  уметь  давать
отпор. Такие люди уважали только силу.
    - Не понимаю только, какого дьявола ему здесь... - фразы Шуман  не
закончил.
    Клим молча скрутил ему руку за спину, так что тот пискнул от боли,
отобрал блок кассет и повел, согнувшегося, к  выходу.  Открыв  входную
дверь, так же молча придал парню ускорение, проследил  за  траекторией
полета и аккуратно закрыл дверь. Вернулся в гостиную.
    Купава хмурилась и улыбалась одновременно, однако разговор  повела
резко:
    - А ты горазд  драться,  мастер.  Изменился.  Раньше  мог  убедить
словом, теперь же не брезгуешь и кулаком. Аль ослабел?
    - Извини, -  пожал  плечами  Мальгин,  пряча  принесенные  Шуманом
кассеты в  карман.  -  Иной  раз  кулак  намного  убедительнее  слова,
особенно для некоторых твоих друзей. -  В  голосе  его  вдруг  лязгнул
металл. - Если он или кто-то другой предложат тебе ви-нарко, я из  них
дух вышибу! Передашь? Не забудь, пожалуйста, и ты меня знаешь:  сказал
- сделаю. Одно меня удивляет: как это ты, талантливый  психоскульптор,
красивая, умная женщина, связалась с  дилайтменами?  [Дилайтмен  -  от
слова delight - наслаждение (англ.).] Чего тебе не хватает?
    - Тебе не понять. - Губы  Купавы  задрожали,  но  глаза  вспыхнули
угрозой и злостью. - Они делают все, что я захочу, и мне это нравится!
И не ходи больше сюда, слышишь? Ты чужой! Мне, Дану, дочери. Чужой!  И
пусть совесть твоя будет чиста: я  сама  способна  постоять  за  себя,
выбрать друзей, подруг, занятия и круг интересов.
    Видимо, Мальгин побледнел, потому что зрачки  Купавы  расширились,
она отступила на шаг, не спуская с него огромных глаз. Прошептала:
    - Уходи, Клим, прошу тебя, у нас давно уже разные дороги.
    Внутри  Мальгина  что-то  погасло.  Он  постоял  немного,  пытаясь
избавиться от гулкого эха слова "чужой" в пустой голове,  и  побрел  к
дверям. Оглянулся, вбирая взглядом съежившуюся, как от удара,  фигурку
женщины.
    - Людям, не слушающим советов, нельзя помочь. Я никогда  не  желал
тебе зла, ты прекрасно это знаешь, поэтому и бесишься, когда я задеваю
твоих друзей... которые на самом  деле  далеко  не  друзья,  а  враги.
Когда-нибудь ты убедишься в этом, дай  Бог,  чтобы  это  случилось  не
поздно. Но не надейся, что я оставлю тебя в покое... по  крайней  мере
до тех пор, пока не отыщется Даниил.
    - А зачем его искать? - криво улыбнулась Купава. - Он сам...
    - Что? - быстро спросил Мальгин. - Что сам?
    - Сам отыщется, - нашлась женщина, явно чего-то недоговаривая.  Но
у Клима не осталось сил это выяснять. Купава вдруг оживилась, уходя от
неприятной темы.
    - А что ты так печешься обо мне, мастер?  Что  ты  мечешься  между
мной и этой...  Карой,  кажется?  Так  ее  зовут?  Что  это  за  дрейф
влюбленности?
    Гзаронваль, его подача, сказал кто-то равнодушно в  глубинах  души
Мальгина. А он мог узнать от кого угодно, от того же Джумы. Ну и тварь
же ты, бывший курьер-спасатель, "друг" Дана!  Неужели  урок  не  пошел
впрок?
    - Кто она? - продолжала Купава с издевательской теплотой в голосе,
наслаждаясь его молчанием. -  Случайная  подруга,  жена,  любительница
острых  ощущений,  путана  или,  как  и  я  когда-то,  просто   среда,
необходимая,  но  никаких  конкретных  действий  не   предпринимающая?
Знаешь, как зрители на  концерте?  Признайся,  я  ведь  была  неплохой
зрительницей, не так ли?
    - Не так, -  тяжело,  словно  ворочая  камни,  выговорил  Мальгин,
унимая поднявшуюся в душе ненависть к наушникам, нашептывающим  Купаве
гнусные вещи. - Я виноват лишь  в  том,  что  не  оглянулся  на  тебя,
прокладывая дорогу для двоих.
    - А может быть, то была дорога  для  одного?  -  тихо  проговорила
Купава, на миг превращаясь в ту,  единственную,  которую  он  когда-то
любил. Когда-то? А сейчас?..
    - До встречи, - сказал он,  удерживая  рванувшееся  сердце  обеими
руками, переживая который раз горечь невосполнимой  утраты.  -  Я  еще
приду.
    Добираясь домой, он вспоминал свои разговоры с Ромашиным, и спорил
сам с собой, и ругался, и  стонал  в  бессилии,  понимая,  что  связан
обязательствами по рукам и ногам. И разорвать  эти  цепи  он  не  имел
права до тех пор, пока не выяснится судьба Шаламова, а стало  быть,  и
судьба остальных людей, так или иначе связанных с ним.
    Давно ли он был человеком-да? И остался ли им? Да и стоит ли  быть
им всегда и везде? Говорил же древний философ:  человеку  нужна  смесь
мужества и слабости, уныния и самоуверенности [Вовенарг.]. Дело только
в пропорции...
    Утром Клим просмотрел кассеты, отобранные у друга Купавы, выбросил
их в утилизатор, после обычного получасового  тренинга  позавтракал  и
был приятно удивлен, когда "домовой" доложил ему  о  какой-то  кодовой
программе, поступившей в комп ночью.
    - Включай, - приказал  хирург,  надевая  обычный  рабочий  костюм:
серую, с голубыми погончиками и бахромой, рубашку и такие же брюки.
    - Дежурный-шесть по "треку" слушает, - раздался  приятный  мужской
голос, принадлежавший, несомненно, инку.
    - Информацию по Таймыру можете выдать?
    - Уточните район и что имеется в виду конкретно.
    - Район, э-э... северный берег озера Таймыр.
    - Понял, квадрат  гарантированного  риска,  объект  -  орилоунская
машина мгновенного масс-транспорта. С какого времени и какие  сведения
вы хотели бы получить?
    Молодец Игнат, подумал  Мальгин,  похоже,  подключил-таки  меня  к
"треку" безопасников.
    - Охарактеризуйте ситуацию и дайте картинку нынешнего состояния.
    Виом, мигнув, развернул пейзаж северного побережья озера Таймыр, в
песках и торфяных глубинах которого был обнаружен "скелет" орилоуна  -
неземного варианта метро, обладающего сверх того  еще  и  неизвестными
функциями. Снимок был сделан  утром,  и  косые  лучи  солнца  рельефно
высвечивали свежий котлован и в нем странную черно-серую  конструкцию,
напоминавшую старинный рассохшийся многоэтажный дом без внешних  стен.
"Скелет" дома еще не был  выкопан  полностью,  в  котловане  скопилось
целое войско строительной и аварийно-спасательной  техники,  но  людей
почти не было видно. Сверху "скелет" был накрыт колпаком из материала,
похожего  на  полированную  медь,  с  тремя  толстыми   гофрированными
шлангами-отводами, исчезавшими в трех висящих один  над  другим  белых
шарах диаметром в сто метров каждый.
    - Орилоун продолжает дымить,  -  сказал  комментатор  кадра.  -  В
основном это газы: азот, метан, гелий, водород, аммиак, а также  пыль:
органика,  силикаты,  фторбороводородные  соединения,  окислы   легких
металлов. Отсос поэтому разделен. Удастся ли устранить причину гейзера
- неизвестно.
    Затем  пошел  текст   экспозе   [Экспозе   -   краткое   сообщение
(правительства), в данном  случае  -  сообщение  с  выборкой  основных
фактов.], Мальгин читал его минут десять, пропуская то,  что  казалось
неинтересным.
    Первые факты о странном  поведении  озера  Грома  -  как  прозвали
издавна озеро Таймыр коренные жители полуострова, энцы, появились  еще
триста лет назад, в  девятнадцатом  веке,  хотя  и  выяснилось  это  в
последующем  столетии  -  двадцатом,  когда  на  Земле  была   создана
континентальная служба по  выявлению  и  изучению  аномальных  явлений
природы.  Тогда  эти  факты  упорно  пытались  увязать  с   концепцией
"пришельцев" из НЛО, и озеро исследовалось лишь архаическими методами,
визуально, без применения технических средств. В двадцать первом  веке
Таймыр  стал  заповедной  зоной,  доступ  к  его   природе   любителям
путешествий сократился, и, несмотря на отступление озера, орилоун  так
и не был обнаружен, хотя вполне возможно, что по его крыше  прошел  не
один человек. Ну  а  после  его  обнаружения,  когда  в  него  полезли
исследователи, сработал какой-то механизм переброса  материи  из  того
мира,  с  которым  орилоун  был  связан   "суперструной"   мгновенного
перемещения.
    Конечно,   в   связи    с    укрощением    пыле-газового    факела
исследовательские  работы  были  приостановлены,  хотя  безопасники  и
проникали в глубь орилоуна на  десятки  метров,  пытаясь  найти  "дыру
гейзера", однако не нашли. И все же добытых крох информации  оказалось
достаточно для вывода: фонтан газа бил... из глубин атмосферы Нептуна,
восьмой планеты  Солнечной  системы!  А  это  означало,  что  один  из
орилоунов  находился  на  этой  огромной  синей  планете  с   толщиной
атмосферы в несколько тысяч километров!
    - Да-а!  -  только  и  смог  произнести  Мальгин,  ошеломленный  и
заинтригованный результатами исследований.
    Сообщение закончилось.
    Сильно разволновавшись, Клим забыл о своем желании узнать  кое-что
и о судьбе Шаламова, но фантазия его  уже  заработала,  и  он,  наспех
позавтракав, привычным маршрутом помчался в институт, над которым днем
и  ночью  горело  название:  "Институт  травматической   нейрохирургии
мозга".
    После отставки  Таланова  институтом  управлял  Готард  Стобецкий,
нашедший в себе силы сохранить с  Мальгиным  прежние  отношения.  План
работы  отделения  нейропроблем,  которым  заведовал   Клим,   остался
прежним, а сам хирург участвовал в наиболее сложных операциях не  чаще
одного раза в месяц, когда требовалось его мастерство и опыт.
    В кабинете хирурга встретил возбужденный Заремба.
    - Не передумал?
    - Нет. - Клим сел за стол, привычно вырастил из его твердой на вид
поверхности эмкан и бегло пролистал новости за сутки. Новых  пациентов
не поступало, нужды в  его  услугах  хирурга  экстра-класса  не  было,
состояние  Лондона  оставалось  прежним:  кома  с  редкими  всплесками
"псевдосознания".
    - Я проштудировал все, что отыскалось в  банках  [Имеются  в  виду
банки информации.] Евромеда, - продолжал Заремба, жестикулируя,  -  и,
кроме того, нашел труды по  палеомедицине.  Действительно,  любопытное
чтиво. Итак, когда начнем?
    - Какой ты прыткий. Завтра. -  Мальгин  вызвал  инка-дежурного  по
отделению и выслушал его рапорт о решаемых коллективом задачах.  -  Но
мне будет необходима консультация биоматематика.
    - Нет ничего проще, - пожал плечами молодой нейрохирург, - у  меня
друг - математик, каких поискать, работает в ксенобиологическом центре
Даль-разведки. Знаешь, что он учудил?  Составил  программу  тренировки
мышц-антагонистов своего тела и вырастил себе  мускульный  каркас,  не
занимаясь спортом!  Теперь  это  не  человек,  а  гора  мышц,  страшно
смотреть! Годится?
    - Не знаю, посмотрим. Свяжись с ним, пусть позвонит, если согласен
поучаствовать   в    эксперименте.    Но    разговор    должен    быть
конфиденциальным.
    - Он парень не из болтливых, увидишь. Когда подойти?
    - После обеда.
    Заремба поднял вверх кулак и удалился вприпрыжку, полный энергии и
жажды деятельности. Мальгин закрыл за ним дверь  на  замок,  чтобы  не
мешали  случайные  посетители,  и  принялся  решать   задачу   -   как
практически вывести свои "черные знания" из кладов подсознания в сферу
оперативной памяти.
    Проработал спокойно всего час, а  потом  пошли  звонки  внутренних
перекрестных совещаний, встречи со  Стобецким  и  заведующими  другими
отделениями,  переговоры  с  инками  родственных  институтов,  осмотры
пациентов и другая  рутинная  динамика  рабочего  дня.  Лишь  к  обеду
Мальгин вспомнил о своем желании узнать, не появились ли новые  данные
о Шаламове.
    Позвонив домой, хирург вывел консорт-линию "домового"  на  стол  в
кабинете и снова набрал код "трека" отдела безопасности.
    До этого момента он  знал  историю  второго  исчезновения  бывшего
курьера-спасателя  в  общих  чертах,  теперь   же   ему   сообщили   и
подробности.
    После схватки на Симушире,  в  результате  которой  Игнат  Ромашин
выстрелом  из  "василиска"  усыпил  Шаламова-человека,   в   спасателе
проснулся "черный человек"  и  начал  действовать  в  соответствии  со
своими понятиями о добре и зле, о правилах поведения и  средствах  для
достижения цели.
    Сначала он пси-выпадом уложил Мальгина и  Джуму  Хана,  пытавшихся
наладить с ним контакт, затем всю команду Лондона (парни были  опытные
и о стрельбе думали в последнюю очередь), сел в галеон безопасников  и
взлетел.
    Его пыталась остановить над островом обойма подстраховки, но  дело
закончилось тараном и падением куттера с экипажем в море.  Шаламов  же
вынырнул у метро в Хатанге, где его  не  ждали,  потом  на  базе  УАСС
"Радимич" - инцидент у метро привел к "огневому  контакту"  и  ранению
трех человек. Гибели  людей,  к  счастью,  удалось  избежать.  Шаламов
захватил  вакуум-плотный  -  способный   долгое   время   работать   в
пространстве - неф и стартовал по  грузовой  линии  метро  на  Тритон,
спутник Нептуна. Куда он направился  дальше,  определить  не  удалось,
Тритон еще  не  обслуживался  бригадой  наблюдения  за  пространством,
располагались на нем лишь редкие посты погранслужбы да  пять  поселков
исследователей.
    Поиски нефа с Шаламовым на борту длились почти месяц, но ни к чему
не привели: спасатель исчез. Почему его потянуло на  Тритон,  выяснить
не удалось, хотя  и  существовала  гипотеза,  по  которой  на  Тритоне
располагался еще один орилоун. Однако искать "метро по-орилоунски"  на
поверхности спутника Нептуна было нецелесообразно, для этого  пришлось
бы привлечь едва ли не весь космофлот Системы, и поиски прекратили.
    Не появился Шаламов в поле зрения пограничников ни на Маате, ни на
Орилоухе, ни у Стража Горловины, канув в космос, как в омут.
    - Так что, теперь его не ищут? - уточнил Мальгин.
    - Практически нет, - ответил инк "трека". - Погранпосты у Маата  и
Орилоуха предупреждены о его появлении, но тревог пока не было.
    - А пост у Стража Горловины?
    - Дела со Стражем обстоят  сложнее.  "Серая  дыра"  зарастает,  по
выражению ученых, и вход в нее стал почти недоступен. Через  несколько
дней из Горловины будут эвакуированы последние отряды  исследователей,
оставаться там слишком рискованно.
    Мальгин кивнул и выключил канал.  Посидел  с  минуту,  переваривая
услышанное. Подумал: здесь  есть  какая-то  связь  -  между  тем,  что
Шаламов угнал на Тритон машину, и тем, что пыле-газовый фонтан бьет из
атмосферы Нептуна. Либо Дан знал об орилоуне на  Тритоне,  либо  пошел
дальше - на Нептун,  зная  точные  координаты  орилоунского  метро  на
планете. Интересно, не это ли  имел  в  виду  Ромашин,  предлагая  мне
участие в поиске Дана?..
    Обед Клим поглотил в одиночестве и размышлениях,  а  ровно  в  два
часа дня Заремба ввел в кабинет огромного детину в спортивном комби  -
на голову выше Клима  и  в  два  раза  шире.  Мускулатуру  гость  имел
действительно впечатляющую, хотя ходил удивительно мягко  и  тихо.  Он
вообще двигался очень экономно, а в кресле сидел  почти  не  шевелясь.
Только поглядывал исподлобья: твердое, широкоскулое лицо, большие,  но
тоже по-мужски красивые, твердые  губы,  серо-голубые  глаза,  тяжелый
подбородок. Про таких говорят  -  амбал,  подумал  Мальгин  отрешенно.
Великолепная лепнина! Только мимики не хватает, уж больно суров.
    Парня звали Аристархом Железовским, шел ему двадцать седьмой  год.
У него было еще одно достоинство - голос. Когда он заговорил,  Мальгин
даже вздрогнул: такого глубокого и тяжелого баса он в жизни своей  еще
не слышал.
    - Годится? - весело спросил Заремба, когда они познакомились.
    - Посмотрим, - пробормотал несколько потрясенный  Клим,  оставаясь
тем не менее верным своим принципам: хотя его внутреннее  "я"  оценило
незнакомца с первого взгляда, выводы он  привык  делать  на  основании
большего объема впечатлений.
    Железовский ни разу не пошевелился и не прервал его,  пока  хирург
вводил присутствующих в  курс  дела,  и,  лишь  когда  Клим  закончил,
математик спросил:
    - Что от меня потребуется конкретно?
    Хорошо, что он не поинтересовался  этикой  эксперимента,  вздохнул
про себя Мальгин с облегчением, разрешения-то у СЭКОНа  я  испрашивать
не собираюсь.
    - Ваша задача,  -  произнес  он  вслух,  -  дать  логико-смысловой
прогноз опыта и математическую модель. Сможете?
    Железовский помолчал.
    - Все зависит от объема информации.
    - Тогда сегодня вечером приходите сюда, мы  включимся  в  обратную
связь: Гиппократ - вы - я, получите все, чем обладает институт.
    - В девять, - после паузы уточнил математик и встал. -  Раньше  не
смогу.
    - Извините, э-э... -  сказал  Мальгин  ему  в  спину  с  некоторым
сомнением. - Надеюсь, я не нарушил ваших планов. Может быть, вам стоит
подумать?..
    - Мне интересно, - оглянулся человек-гора, и Мальгин увидел на его
губах улыбку, открытую, дружелюбную, чуть смущенную.
    - Годится? - прошептал Заремба, когда математик вышел.
    Мальгин молча хлопнул его по подставленной ладони.
    Акулина Лондон заявилась в институт ровно в  восемь,  демонстрируя
неслыханную для девушек своего возраста пунктуальность. Одета она была
в чешуйчатый костюм - блузка  и  короткая  юбка,  -  играющий  зеленым
огнем, и в такие же туфли на высоком каблуке, удлинявшие  и  без  того
длинные и стройные ноги. В ушах девушки сверкали алые  капли  сережек,
ожерелье из таких же капель струилось на груди, как  цепь  из  тлеющих
углей.
    "Вырядилась!" - с мимолетной неприязнью подумал  Мальгин,  тут  же
меняя свое мнение при взгляде  на  лицо  Акулины:  контраст  свежести,
красоты, молодости и печали буквально потрясал!  И  все  же  могла  бы
надеть что-либо попроще... или  я  слишком  придираюсь?  На  ее  месте
Купава вряд ли оделась бы так... вызывающе.
    - Идемте.  -  Мальгин  встал  из-за  стола,   стараясь   незаметно
поправить рубашку на спине.  -  Отец  лежит  в  клиническом  отделении
этажом ниже.
    - Вы не поздоровались, - укоризненно проговорила Акулина.
    - Извините. - Клима бросило в жар,  но  он  тут  же  парировал:  -
Засмотрелся на ваши ноги.
    Девушка озадаченно посмотрела на туфли, потом поняла, порозовев.
    - Надо было, наверное, одеться иначе?
    Мальгин молча открыл дверь, сердясь  неизвестно  на  кого,  первым
шагнул за  порог  и  нос  к  носу  столкнулся  с  незнакомым,  дочерна
загорелым парнем.
    - Добрый вечер,  -  пробормотал  тот,  отступая;  одет  он  был  в
спортивный костюм.
    - Привет, - буркнул Клим, оглядываясь.
    - Клайд? - удивилась Акулина, переходя на английский. - Что ты тут
делаешь?
    - Гуляю, - огрызнулся парень, быстро приходя в себя. - Может быть,
мне нужна консультация. Может быть, я хочу сделать операцию на  мозге,
чтобы стать таким же умным, как твой па.
    Глаза у Акулины сузились, ничего хорошего не предвещая.
    - Ты только затем и явился, чтобы сморозить  глупость?  Ты  что  -
следишь за мной?
    - Ничуть не бывало, - запротестовал Клайд со смехом.  -  А  насчет
глупости я уже говорил: хочу, чтобы...
    - Клайд!
    - Не придирайтесь к нему, - сказал Мальгин,  оставаясь  спокойным,
вполне понимая чувства молодого человека. - Чем сосуд наполнен, то  из
него и льется. - Он обошел Клайда и направился к лифту,  оглянулся.  -
Идемте. Оба.
    Сзади произошел короткий невнятный  диалог,  шум  (парень  пытался
обнять подругу), возглас Акулины: "Получил? И не смей больше  хамить!"
Шепот Клайда: "И пошутить уже нельзя..."
    В лифте парень тем не менее выглядел  уверенно  и  ничуть  не  был
смущен. Мальгин поймал взгляд  Акулины  и  понял,  что  она  в  гневе.
Держись,  малыш,  посочувствовал  он  Клайду,  хоть  ты  и  самоуверен
донельзя, но и она - не мягкая глина.
    В бывшем  боксе  Стобецкого  дежурил  вездесущий  Заремба.  Удобно
устроившись в "беседке" управления, он  работал  в  обратной  связи  с
Гиппократом - судя по высвету огней, на полусфере пси-вириала. Заметив
вошедших, воззрился на них в немом удивлении, затем оценил достоинства
Акулины и уже не сводил с нее глаз.
    - Что за юница? - шепотом спросил он у подошедшего Мальгина.
    - Дочь Лондона,  -  сухо  ответил  хирург,  вытянул  из  полусферы
вириала дугу эмкана и  оглянулся  на  топтавшуюся  у  порога  пару.  -
Проходите, садитесь.
    "Беседка" растянула прозрачно-кисейные стены, из ее  пола  выросли
три "бутона" кресел и световая  нить  виома,  развернувшаяся  в  объем
изображения с  внутренностями  реанимационной  камеры:  в  зеленоватом
сумраке, опутанный шлангами, с десятками  мигающих  глазков  по  всему
телу, полулежал Майкл Лондон.
    Акулина, прижав кулачки к груди, тихо вскрикнула:
    - Папа!
    - Изменений нет, - выслушал Клим пси-шепот Гиппократа.  -  Реакции
отсутствуют, процессы обмена идут, но вяло. Парасимпатика  практически
на нуле. Последняя "фаза хозяина" была девять часов назад.
    Мальгин снял эмкан, сказал тихо:
    - Состояние прежнее, он жив... аппаратно. И все-таки надежда есть.
    - Спасибо, - прошептала Акулина. - Я слышала, что у вас  уже  были
такие больные... Шаламов, да? А отец не станет таким же?
    Клим повернул голову и посмотрел ей  в  глаза.  Девушка  прочитала
ответ.
    - Я поняла... никаких гарантий... и все  же  мы  надеемся...  я  и
мама... мы любим его! Вы спасете отца? Только не говорите "нет"!
    Мальгин покачал головой, с трудом отводя взгляд. Этого ты могла бы
и не произносить, девочка,  сказать  "нет"  проще  всего,  но  и  "да"
говорить без надежды на успех я не умею. С Шаламовым я  тогда  ошибся,
недооценил рост его второго "я", а с Лондоном такой ошибки не допущу.
    - Я  поняла,  -  повторила  Акулина  полушепотом;  глаза  ее  были
глубоки, черны и полны влаги, но слезы она сдержала.
    Ушла  она  вместе  с  притихшим  другом  через  несколько   минут,
посмотрев, как автоматика  меняет  на  теле  отца  аппараты  поддержки
жизни.
    Заремба шумно вздохнул, просидев безмолвно - что само по себе  уже
было чудом! - все это время.
    - Ну и девица! Американка, а по выговору не  скажешь.  И  на  отца
она, по-моему, не похожа.
    - У  нее  мать  русская...  Кстати,  почему  ты  здесь?  Разве   у
Билла-старшего своих клиницистов не хватает?
    - А мне интересно работать с Лондоном. Проблемщик я или кожура  от
банана? - Заремба поднял бесхитростные глаза.  -  Да  и  Стобецкий  не
возражает.
    - Ну тогда сиди. - Мальгин встал и вышел, не оглядываясь.
    На душе было пасмурно  и  неуютно,  не  покидало  беспокойство  за
Купаву, хотелось повидать дочь, поговорить с отцом, еще с  кем-нибудь,
кто мог бы хоть как-то успокоить его, а откуда-то  наплывали  ощущения
смутной тревоги и - диссонансом - жажда чудес...

                               Глава 3

    Джума Хан стоял на вершине  колоссальной  трехгранной  пирамиды  и
задумчиво смотрел "вниз", на одну из граней, края которой  терялись  в
дымке атмосферы за пределом видимости. В центре грани  лежала  ощутимо
тяжелая, выпуклая лужа бликующего расплавленного  стекла,  отороченная
ослепительно белой пушистой пеной. Казалось, пена  эта  светится  сама
или скрывает внутри прожилки необычных светильников. Грань пирамиды не
была ровной, ее избороздил узор трещин, рытвин, ям, холмов  и  длинных
каменистых гряд, но на расстоянии этот узор размывался,  прятался  под
утолщавшейся постепенно желто-зеленой дымкой, и грань  превращалась  в
гладкий бильярдный стол размерами в несколько тысяч километров...
    Конечно, это была не пирамида: Джума  стоял  на  одной  из  вершин
гигантского куба под названием Страж Горловины, планеты, расположенной
в устье "серой дыры", которую открыл Даниил Шаламов  во  время  своего
нашумевшего спасательного  рейда.  И  "лужа  стекла"  в  центре  грани
планеты-куба была на самом деле одним из шести  ее  океанов,  а  белая
пена  -  пеленой  облаков.  Зрелище  было  необычным,  завораживающим,
удивительным, и редко кто из посещающих  вершины  куба  -  их  назвали
Углами с прибавлением цифры от единицы до четырех, чтобы  хоть  как-то
различать в отчетах (Джума стоял на вершине "Угла-3"), - не замирал  в
благоговении перед непостижимой фантазией и мощью  Природы,  создавшей
этот феномен.  Впрочем,  кое-кто  из  ученых  всерьез  утверждал,  что
планета-куб была создана искусственно...
    - Хорошо смотришься, - раздался в наушниках чей-то веселый голос.
    Джума оглянулся не сразу, с трудом  возвращаясь  к  реальности.  К
нему приближался похожий на йети, одетый, как и он  сам,  в  мохнатый,
ослепительно белый скафандр,  Андрей  Бегич,  пограничник  из  дружины
Торопова, обслуживающей весь район исследований. За его спиной в сотне
метров стоял драккар, из которого выпрыгивали косматые "снежные  люди"
- пограничники. Было странно смотреть на эту сцену: казалось,  драккар
вот-вот заскользит вниз "по склону"  и  разобьется  где-то  "внизу"  о
"гору стекла", хотя на самом деле стоял он довольно прочно,  повинуясь
закону тяготения.
    - Издали ты похож на памятник первопроходцу,  -  продолжал  Бегич,
подходя ближе, и хлопнул ладонью в перчатке по  подставленной  ладони;
передняя  часть  его  конусовидного  шлема  была  прозрачна,  открывая
веселое, с румянцем во всю щеку лицо. - Стоишь и не двигаешься.  -  Он
обошел закруглявшуюся вершину "Угла" и посмотрел вниз  по  очереди  на
каждую грань куба. - А впечатляет, черт возьми! Прямо  оторопь  берет,
а?  Хочется  сесть  на  коня  и,  как  ликоковский  Одинокий  всадник,
поскакать сразу на все стороны света, хотя их  здесь  всего  три.  Или
шесть, по числу граней? - Бегич хмыкнул, почесал затылок широкого - по
плечи - шлема. - Во ребус, а?
    Джума улыбнулся.
    - Еще не привык?
    - Если  бы  привык,  ушел  бы  из  службы.  -  Бегич  был   молод,
инициативен и горяч, поэтому начальству приходилось  часто  сдерживать
его порывы и направлять энергию в нужное русло. - Любуемся в последний
раз, а? Жаль.
    - Жаль, - согласился Джума. - Страж действительно  одно  из  чудес
света!
    - Даль-разведка, похоже, открыла  еще  один  интересный  объект  -
Сферу Дайсона, слышал? После того как свернем работу здесь,  попрошусь
в отряд туда. Кстати, что интересно:  внутри  самой  Сферы  нашли  три
планеты, и на всех трех обнаружены вудволловые леса. Точно  такие  же,
что и здесь, на островах Стража. Представляешь связь?
    Джума покачал головой.
    - Не представляю. А что, ты думаешь, между Сферой и  Стражем  есть
связь?
    - Не я думаю - ученые. Но ты сам посуди: кто  мог  создать  Сферу,
как и Стража, кроме таинственных Вершителей, создавших  в  свое  время
Орилоух?
    - Андрей, - окликнули пограничника товарищи, - время.
    - Иду. - Бегич кинул взгляд вверх. - Ни солнца, ни луны, а  светло
как днем! Вот к этому уж точно  трудно  привыкнуть.  Так  ты  затем  и
прилетел сюда, чтобы насмотреться? Запиши на видео, и дело с концом.
    - А вы по чью душу? -  Джума  кивнул  на  драккар  погранслужбы  с
зелеными  полосками  по  корпусу.  Его  машина  стояла  в   нескольких
километрах отсюда на другой грани куба и была почти не видна.
    - Обеспечиваем контроль экологической чистоты. До связи.
    Бегич запрыгал вниз, к  своим:  сила  тяжести  на  вершине  "Угла"
составляла две трети земной, и легкость в теле буквально окрыляла.
    Пограничники  установили  возле  драккара   какие-то   контейнеры,
закрепив их с помощью липучек, и улетели. Но Джума  недолго  оставался
один, пребывая почти  в  сомнамбулическом  состоянии,  -  в  наушниках
раздался голос Имама, инка хановского драккара:
    - По "треку" три семерки!
    - Дуй сюда, - среагировал Джума, приходя в себя. - Что случилось?
    Из хаоса теней на одной из граней  куба,  у  "подножия  пирамиды",
вырвалась блестящая капля, в считанные секунды увеличилась в  размерах
в десятки раз и превратилась в семиметровый конус  драккара.  Бесшумно
погасив скорость в одно мгновение, конус опустился рядом, открыл  люк,
высунул язык лифта. Джума прыгнул на язык и через две секунды был  уже
в рубке, упал в разверстое кокон-кресло.
    За это время Имам успел сообщить ему,  в  чем  дело:  в  Горловине
объявился странный объект,  по  размерам  и  массе  близкий  к  земным
спейсерам и маатанским проникателям.
    Объект шел, "мигая": то появлялся, как твердое тело,  на  тысячную
долю секунды, то растягивался в зыбкую полоску света и исчезал,  чтобы
через две-три секунды вынырнуть дальше  на  сто  тысяч  километров  по
вектору движения. Направлялся  он  прямо  в  лоб  Стражу  Горловины  и
миновать планету, судя по намерениям, не мог.
    Кресло запеленало Джуму системой коммуникаций,  и  на  голову  ему
вылился  ушат  звуков  волны  "спрута":   чьи-то   команды,   запросы,
переговоры служб, шумы эфира.
    - Время подхода к Стражу - семь минут двадцать секунд,  -  сообщил
Сократ, координатор всей системы "спрута" в Горловине. - По  состоянию
дежурных средств спейсерный перехват невозможен.
    - Точные координаты точки столкновения рассчитаны? -  вклинился  в
связь Калина Лютый, командир отряда безопасников, в котором числился и
Джума Хан.
    - С точностью до двухсот километров.
    - Точнее нельзя?
    - Чего захотел, - проворчал Имам на ухо Джуме, не выходя в эфир. -
Задачу с нелинейно изменяющимся ковром  условий  могут  решать  только
большие инки типа Умник.
    - А что вы так всполошились, Калина?  -  донесся  вызов  командора
пограничников Торопова. - Скорей всего это транспорт маатан,  идет  по
своим делам. С чего вы решили, что он будет таранить Стража?
    - "Срам", -  отозвался  Лютый  лаконично,  подразумевая  известный
пункт инструкции. - Всем, кто меня слышит: объект  идет  к  Стражу  со
стороны "Угла-З", есть машины в этом районе?
    - Четырнадцатый, гриф Хан, - ответил Имам  на  полсекунды  раньше,
чем это сделал сам Джума.
    - Шестой, гриф Гордон.
    И с заминкой:
    - Второй погранотряда,  кобра  [Жаргон  тревожных  служб:  гриф  -
главный исполнитель, работающий по факту происшедшего события. Кобра -
командир обоймы риска.] Бегич.
    - Обеспечьте эвакуацию зоны, координаты и площадь сообщит Сократ.
    - Получил, - тут же доложил Имам.
    - Давай, - мысленно скомандовал Джума. - Только довези целым.
    - Тело довезу, а за душу не ручаюсь, - пошутил координатор.
    И Джума отдался во власть инка, глядя, как  планета-куб  перестала
уменьшаться, сделала кульбит и понеслась навстречу. Думал  он  в  этот
момент о самых разных вещах - это  говорило  о  закаленной  психике  и
уравновешенной нервной системе - в том числе:  что  можно  сделать  за
шесть минут, если объект не отвернет?..  Где  сейчас  Мальгин,  ищущий
себя?.. Что делает Карой,  а  главное,  с  кем?..  Интересно,  помогут
пограничники или будут снова цепляться за амбиции?..
    Видимо, Торопов решил не вставать  в  позу  и  дал  разрешение  на
совместную операцию, потому что драккар  Бегича  вынырнул  в  квадрате
гарантированного риска одновременно с машиной Джумы.
    Но спасать или эвакуировать им никого не  пришлось:  в  этой  зоне
площадью в тридцать с лишним тысяч квадратных километров,  к  счастью,
располагалась лишь одна научная  станция  "Ребро-12"  с  персоналом  в
двадцать шесть душ, и все эти  души  по  сигналу  тревоги  уже  успели
забраться в галеон и дать драпака, по образному  выражению  Бегича.  А
затем прибывшие к предполагаемому месту  столкновения  пограничники  и
безопасники стали свидетелями странного  явления:  объект,  о  котором
предупреждал  Сократ,  вынырнул  из  "струны"   всего   в   нескольких
километрах от одного из ребер "Угла-3"  -  черный,  пористый  на  вид,
похожий на чугунную чушку, -  "размазался"  в  темную  полосу,  словно
начиная новый прыжок, и, не дотянув каких-то двух-трех десятков метров
до закруглявшейся поверхности ребра... исчез! Ни удара, ни взрыва,  ни
рикошета - ничего!
    Спустя минуту притихший до этого эфир взорвался хором восклицаний,
возгласов недоумения и удивления, скороговоркой постов  наблюдения  за
пространством и докладами автоматов.
    - Может быть, он вынырнул дальше по ходу? - спросил Джума на своей
волне.
    - Не появился, - помолчав, отозвался Лютый, - его бы увидели. Всем
свободным от вахт отбой, дежурным вернуться к своим обязанностям.
    Джума пожал плечами и, поскольку  обязанностей  у  него  в  данный
момент не было никаких, мысленно произнес только одно слово: домой.
    Имам без вопросов направил машину  к  базе  -  спейсеру  "Конунг",
дрейфующему в двухстах тысячах километров от планеты-куба.
    - Что это было? - спросил  Джума,  заявившись  в  зал  управления,
называемый по традиции  рубкой.  Зал  был  невелик  -  треугольник  со
стороной  в  пять  метров,  и  почти  весь  его  объем  занимали   три
кокон-кресла экипажа, каждое  кресло  -  перед  своей  стеной  ручного
вириала.
    - Маатанский  динозавролет,  -  ответил  дежуривший  в  это  время
командир спейсера, он же драйвер-прима, Хольгер Сваллинг,  поворачивая
кресло, чтобы видеть вошедшего. Его самого видно в коконе не было, так
что  казалось  -  разговаривает  странное  существо,  не  то  огромный
гусеничный кокон, не то раковина какого-то неземного моллюска.
    - Я посижу рядом?
    Сваллинг,  видимо,  удивился,  несмотря  на  всю  свою   природную
северную  флегму:  верхняя  "опухоль  раковины"   отогнулась,   и   на
безопасника   уставилась    голова    командира    спейсера.    Словно
удовлетворившись осмотром,  голова  кивнула,  и  "опухоль"  встала  на
место.
    - Посидеть можешь, - раздался голос Хольгера, - но  некоего  Джуму
Хана, по-моему, ждут в дежурке. У тебя что, рация не работает?
    "Дежуркой" назывался зал контроля сил безопасности, где  постоянно
дежурили работники обоймы Лютого и пограничники.
    Джума озабоченно взялся за  ухо  и  обнаружил,  что  клипса  рации
отсутствует. То-то стало  тихо,  подумал  он.  Интересно,  где  я  его
оставил? Неужели так задумался, что не заметил?
    Вспыхивающую  алой  искрой  каплю  рации  он  отыскал   в   рукаве
скафандра, и это наконец заставило его встряхнуться.  Рутина  бытия  в
Горловине, несмотря на ее тайны и захватывающие дух  пейзажи,  все  же
оставалась рутиной, и, может быть, прав был  Торопов,  утверждая,  что
погранслужба  вполне  справилась  бы   с   обеспечением   безопасности
исследователей.  Все-таки  у  отдела  безопасности  УАСС   была   своя
специфика работы и не стоило  дублировать  пограничников  только  лишь
ради соблюдения "срама".
    Стены "дежурки" отсутствовали,  "распахнутые"  в  космос,  поэтому
иллюзия дрейфа в световом тумане площадки зала с пятью коконами кресел
была полной. Собственно космосом или пустотой эту субстанцию за бортом
спейсера  назвать  было  трудно;  Горловина  излучала   слабый   свет,
забивавший   свечение   звезд   извне,   и   лишь   по    центру    ее
двухмиллионнокилометрового  конуса  можно  было  разглядеть   паутинку
какого-то звездного скопления. А так с виду - туман и  туман,  ровный,
бесплотный, вызывающий впечатление небывалой глубины. Страх  Горловины
висел в этом тумане ощутимо тяжелой глыбой обработанного человеческими
руками камня, пронизанного по центру янтарно-прозрачным шаром.
    - Что остановился? - раздался из ряда обычных - гостевых -  кресел
голос Лютого. - Тебя тут ждут.
    - Не могу поверить, что эта планета творилась естественным  путем,
- пробормотал Джума, пересекая зал и приветствуя  дежурных  в  креслах
поднятой рукой. - Любит же шутить природа.
    - И  тем  не  менее  родилась  она  в  пространстве,  где  фигурой
равновесия был именно куб, а не шар, - проговорил собеседник Лютого, в
котором  Джума  узнал  лидера   исследовательской   дружины   Анатолия
Новикова. - Страж - не  из  нашей  Вселенной,  это  уже  почти  трюизм
[Трюизм - общеизвестная,  избитая  истина.].  Природа  творила  его  в
условиях Пуанкаре-геометрии [Обладает необычными свойствами, например:
прямая  в  ней  перпендикулярна  себе  самой.],  а  уж  потом  планету
приспособили те, кто использовал ее в качестве форпоста  Границы,  для
поддержания открытого входа в "серую дыру".
    - Орилоуны?  -  проговорил  Джума,  переводя  взгляд  на  третьего
молчаливого слушателя.
    - Нет, - покачал головой Новиков, плотный,  с  выдающимся  лбом  и
голубыми глазами медиума. - Орилоуны, похоже, сами были созданы... или
выращены, если хотите, они - Хранители Пути, по  терминологии  маатан,
то есть хранители древнейшей во Вселенной  сети  метро,  не  более.  Я
говорил о Вершителях. Жаль, что "серая дыра" закрывается. Страж уже не
в силах ее удержать.
    - Это Дмитрий Столбов, инспектор кримрозыска, -  прервал  Новикова
Лютый, посмотрев на Джуму, и добавил: - Сыщик.
    - Извините, дела, - тут  же  поднялся  все  понимающий  Новиков  и
выкатился из зала.
    - Садитесь ближе, - кивнул на кресло черноглазый,  черноволосый  и
черноусый  Столбов.  -  Появилась  потребность  задать  вам  несколько
вопросов, не возражаете?
    - О Шаламове? - помолчав, спросил Джума. - Или о Мальгине?
    - Ну, я тоже пойду, - встал Калина.  -  Потом  поделишься  личными
впечатлениями о маатанском "динозавролете".
    Безопасник кивнул.
    Столбов никак не  прореагировал  на  вопрос  Хана,  только  уселся
поудобней, самообладания ему было не занимать.
    - О Мальгине. Он контактировал  с  Шаламовым  в  режиме  "один  на
один"...
    - Без  аппаратуры,  -  угрюмо  сказал   Джума.   -   Вернее,   без
соответствующей   медицинской   аппаратуры,   через   обычные   эмканы
пси-рации.
    - И все же пси-контакт у них был, вы  не  можете  этого  отрицать.
После него у Мальгина едва хватило сил на...
    - Не отрицаю, - нехотя согласился бывший врач "Скорой". -  У  него
был нервный срыв, довольно мощный, почти шок... но  он  очень  сильный
человек и быстро вылечился.
    - Он не вылечился, - тихо проговорил  Столбов.  -  Какая-то  часть
информации Шаламова передалась ему... и теперь он хочет перекачать это
"темное знание" из глубин подсознательной психики в сферу сознания.
    - Откуда вы это?.. - начал Джума, недоверчиво глядя на инспектора.
    - Так получилось, - ответил тот равнодушно, - не о  том  речь.  Вы
давно  его   знаете,   как,   по-вашему,   он   может   в   результате
эксперимента... - Столбов помедлил, - стать похожим на Шаламова?
    - Вы хотели спросить, - прищурился Джума, - не станет ли он опасен
для окружающих, так?
    Инспектор улыбнулся - губами, глаза остались непроницаемыми.
    - В принципе - да, хотя я не придерживаюсь версии, что  он  станет
опаснее Даниила Шаламова. С моей точки зрения, даже  Шаламов  не  есть
средоточие какого-то зла, а  тем  более  заранее  спланированного,  он
жертва обстоятельств, не более того. Но  в  то  же  время  эта  стихия
может... э-э...
    - Я понял, - кивнул Джума, - но могу рискнуть с  заявлением:  Клим
Мальгин никогда не станет опасен кому бы то  ни  было.  Повторяю,  это
очень  сильный,  волевой,  целенаправленный   человек,   сломать   его
невозможно. - Последние слова Хан произнес с  внутренним  вздохом.  По
правде говоря, его  оценка  Мальгина  отнюдь  не  была  завышена,  что
постоянно  снижало  настроение  и  будило  атавистические  страсти   -
ревность и зависть. С другой стороны, Джуме были известны и  колебания
хирурга, особенно в сфере личной жизни, однако это  обстоятельство  не
давало повода говорить о нем иначе.
    - Хорошо, - сказал внимательный Столбов, он тоже многое  понял  из
того, чего не досказал безопасник. - В таком  случае  у  нас  просьба:
помогите  ему,  побудьте  рядом  во  время...   э-э...   опыта.   Ваше
присутствие как  бывшего  коллеги  -  куда  большая  гарантия,  нежели
присутствие всего отдела безопасности.
    - Значит,   я   отзываюсь   на   Землю?   А   как   же   эвакуация
исследовательского контингента из Горловины?
    - Лютый дал добро на ваш... отдых, гм-гм... Он в курсе проблемы.
    - Здесь мне работать интереснее, конечно... однако, если  надо,  я
готов. Когда нужно быть на Земле?
    Столбов встал, худой, высокий, несколько сутулый  из-за  чрезмерно
развитых мышц спины.
    - Сегодня.
    В зале прогудел гудок, и тут же дежурный сообщил:
    - У границ Горловины обнаружен объект,  подобный  предшествующему.
Идет, "мигая", направление то же - на Стража Горловины.
    Джума вскочил, не обращая  внимания  на  собеседника,  подбежал  к
центральному кокону, хотя мог бы и не делать лишних  движений:  в  его
помощи не нуждались. Рядом возник Лютый, выдернул из раковины  вириала
параллельный эмкан.
    - Сократ, расчет выхода объекта! Картинку на виом.
    Ответ инка никто не услышал, он предназначался  только  начальнику
ЧП-вахты, зато "пейзаж"  в  виоме  изменился:  туман  поредел,  в  нем
появились темные провалы, и на фоне одного  из  провалов  вспыхнуло  и
погасло облачко света. Снова мигнуло - поближе,  потом  еще  ближе,  и
наконец люди разглядели:  из  черноты  вынырнул  в  ореоле  оранжевого
свечения уродливый  "огурец",  расплылся  в  полосу  багрового  света,
исчез...
    - К перехвату готов! - доложил инк пограничного спейсера.
    - Отставить! - отрезал Лютый. -  Проследить  вектор,  эвакуировать
людей... на всякий случай, хотя, думаю, столкновения не будет.
    Последующие несколько минут прошли в тревожном ожидании,  а  возле
Стража - в лихорадочной спешке эвакуации  исследовательской  базы.  Но
предсказание  Калины  сбылось:  объект  -  маатанский  проникатель   -
"испарился" прямо над группой островов в  океане,  не  долетев  до  их
поверхности всего сотни метров.
    Джума расслабился. Лютый сбросил эмкан, посмотрел на  безопасника,
потер лоб мощной дланью.
    - Второй.  Последний  ли?  Что  их   тянет   сюда?   Впрочем,   на
риторические вопросы следуют такие же ответы. Сыщик все  выяснил?  Что
ему от тебя надо? Закончишь на Земле -  сразу  сюда,  место  в  обойме
сохраню.
    Джума молча протянул руку.

                               Глава 4

    В голубом полумраке лицо сидевшего  напротив  человека  показалось
Ромашину  исполненным  таинственной  силы  и   мудрости,   но   стоило
собеседнику шевельнуться, как сразу становилось ясно, что  напротив  -
женщина.  С  короткой  прической,  одетая  в  белый  кокос  [Кокос   -
компенсационный  костюм,  удобный,  красивый   и   многофункциональный
комбинезон для работников спасательной службы.],  гибкая,  похожая  на
подростка, манерой  поведения  смахивающая  на  мужчину,  но  женщина.
Комиссар  безопасности  УАСС  Власта  Боянова,  заменившая  на   посту
начальника отдела Майкла Лондона.
    - Вы просите невозможного, Игнат, - проговорила она  мягко,  но  в
этой мягкости крылась сдержанная властность и непреклонность.
    - "Серая дыра" скоро закроется, - пригорюнился Ромашин, - и  тогда
мы потеряем последнюю возможность  не  только  найти  Шаламова,  но  и
проникнуть в другую вселенную.
    Боянова помолчала.
    Голубой  отсвет  на  панелях  кабинета,   на   столе,   на   лицах
собеседников помутнел; светился объем  виома,  показывающего  одну  из
самых загадочных планет Солнечной системы - Нептун. Станция, с которой
велась передача, уходила в тень голубого гиганта.
    - Почему вы уверены, что Шаламов ушел в "серую дыру"?
    Теперь задумался Ромашин.
    - Не знаю, уверен и все, интуиция. Ему больше некуда идти, ведь он
- не человек... благодаря мне. И я обязан его найти.
    Женщина покачала головой, погасила виом  и  переключила  плоскость
поляризации стен кабинета. Стены стали  прозрачными,  однако  света  в
комнате не прибавилось: снаружи царил поздний вечер, солнце уже зашло.
Теперь Игнат видел лишь профиль хозяйки кабинета, обманчиво бесплотный
и нежный. Но голос ее не стал мягче:
    - Ваша вина очевидна, хотя я и не склонна  обвинять  вас  во  всех
грехах. И все же разрешить поход в "дыру"  не  могу.  Риск  не  просто
велик, он не просчитан, и ни у кого нет уверенности...
    - Если я не вернусь, то это коснется меня  одного,  я  ведь  пойду
добровольно.
    - Заявление эгоиста. А родных и друзей у вас нет?  Но  речь  не  о
том. В результате похода вполне может случиться нечто непредвиденное -
вроде колоссального взрыва или обращения "серой дыры" в "черную". Я уж
и не говорю, что Горловина может просто  захлопнуться,  похоронив  все
исследовательские  базы  под  мембраной  перехода.  Вы   знаете,   чем
закончился посыл в "дыру"  драккара  без  экипажа,  с  инком,  имевшим
жесткое условие "глянуть одним глазом" и вернуться?
    Ромашин знал.
    Ученые рассчитали оптимальную траекторию полета беспилотного шлюпа
внутрь  Горловины  и  запустили  драккар,   напичканный   "по   горло"
всевозможной научной аппаратурой, предусмотрев  все  необходимые  меры
безопасности. Два часа они  принимали  поступающую  с  борта  драккара
информацию, хотя он исчез из поля зрения  уже  через  сорок  минут,  а
потом инк шлюпа по имени Арджуна сообщил, что достиг "мембраны  закона
компактификации", и замолчал.
    Наблюдатели за пространством не зарегистрировали ни вспышки  света
или гамма-излучения, ни радиовсплеска, ни магнитного  эха,  но  спустя
минуту стало известно, что  площадь  торца  конуса  Горловины  скачком
сократилась  вдвое,  следствием  чего  был   катастрофический   выброс
полусотни зондов за пределы конуса - ни один из них не уцелел. Люди, к
счастью, не пострадали.
    Драккар вернулся (что уже было удивительно!) через трое  с  лишним
суток, вернее, его заметили после истечения этого  срока,  сам  он  не
подавал признаков жизни. С виду он  был  цел  и  невредим,  но,  когда
автоматы  вскрыли  корпус  шлюпа  в  изолированном  отсеке   спейсера,
изумлению ученых  не  было  предела:  внутри  драккара  царил  вакуум!
Абсолютный вакуум: ни частиц, ни каких-либо полей, ни излучения.  Все,
чем был заполнен шлюп, его оборудование, каркас, реактор, двигатель, а
также инк Арджуна, исчезли...
    - А что будет, если туда, в  Запределье,  пойдете  вы?  -  сказала
Боянова. - Или вы привыкли действовать по  старой  русской  пословице:
смелость города берет?
    Ромашин молчал.
    - Извините, я не хотела вас обидеть.
    - Ничего,   поделом   мне.   Когда    вы    начинаете    эвакуацию
исследовательской базы в Горловине?
    - Она уже начата. Последняя станция будет  свернута  через  месяц,
останутся одни инки. - Боянова что-то решала про  себя,  колеблясь.  -
Может быть, я предваряю тему скорого совещания по "серой  дыре"...  но
меня тревожит поведение маатанских  транспортов.  Проникатели  "черных
людей" начинают таранить Стража Горловины, исчезая при этом без всяких
последствий.  За   прошедшие   сутки   проникли   в   Горловину   семь
"динозавролетов", масса каждого - около триллиона тонн.
    - Ого! - сказал Ромашин негромко.
    Боянова посмотрела сквозь него.
    - Вот именно, если учесть эквивалентность  массы  и  энергии.  Что
скажете?
    - Пока ничего, дайте полный интенсионал. Кстати,  как  ведут  себя
"черные люди" на Маате?
    - Вы хорошо схватываете  суть.  Наблюдатели  докладывают,  что  на
Маате  заметно  активизировалась  деятельность  орилоунов,  а  "черные
люди", похоже, формируют флот.
    - Вот и ответ, - сказал Ромашин спокойно. - Они знают единственный
узел перенесения древних трасс, обмена с другими вселенными  -  "серую
дыру"  со  Стражем  Горловины,  и  если  "дыра"  начинает   зарастать,
закрываться, это не  может  их  не  встревожить.  Они  пришли  оттуда,
вернее, их творцы - Вершители - пришли оттуда, из Запределья, а теперь
они  начинают   возвращаться.   Это   эвакуация,   Власта,   эвакуация
по-маатански.
    - Зачем им уходить туда? Всем сразу? Ведь они нормально жили здесь
миллиарды лет.
    - Не знаю. Может быть, прошел их  срок,  закончилось  время  сбора
энергии и информации, может быть, их позвали, не  знаю.  Но  если  они
попрут в Горловину все сразу...
    - Я поняла. - Боянова включила свет и вырастила из стола эмкан.  -
В таком случае перестрахуемся. Извините, буду работать.
    Ромашин тихонько вышел, обдумывая собственную гипотезу и  все  еще
находясь под впечатлением своей проницательности.
    Спустя час после ухода эксперта в кабинете Бояновой собрались пять
человек: инспектор криминального розыска Дмитрий Столбов,  заместитель
комиссара по Внеземелью  Алекс  Шевчук,  председатель  СЭКОНа  Казимир
Ландсберг, командор погранслужбы Милослав Торопов и начальник  земного
сектора службы безопасности Рене Борда.
    - Сначала о деле Мальгина, -  начала  Боянова,  на  красивом  лице
которой лежала печать решительности и воли.
    - А разве уже есть дело? - спросил иронично настроенный Ландсберг,
обводя  всех  светло-голубыми  глазами,  в   которых   таились   искры
насмешливости.
    - Может быть, это  слишком  громко  сказано,  однако  наш  дорогой
нейрохирург контактировал с Шаламовым на пси-уровне, поэтому исключить
появление нежелательных последствий мы не имеем права.
    - Поведение  обычное,  -  проговорил  толстяк  Борда,  похожий  на
грустного бульдога, -  отклонений  в  психике  не  замечено.  Контакты
практически в пределах своего профессионального круга плюс  отец  плюс
эксперт  синклита  -  Совета  старейшин  Ромашин.  В  настоящее  время
готовится к эксперименту по чтению в своей собственной глубокой памяти
какого-то "темного знания".
    - О чем идет речь? - осведомился  прозрачноглазый,  русоголовый  и
русобородый Шевчук.
    - Поясню,  -  сказала  Боянова.  -  Мальгин  участвовал  в  финале
операции по захвату Шаламова и пытался лечить  его,  а  может,  просто
успокоить в прямой пси-связи.  Кое-какая  информация,  которой  владел
Шаламов, передалась и нейрохирургу.
    - То есть, по сути, он тоже "черный человек"?
    - По  сути  он  человек,  причем   с   очень   сильной   волей   и
самоконтролем, но запасов его "черных" знаний не ведает никто.
    - Джума  Хан  согласился  ассистировать  ему,  -  добавил  Столбов
флегматически, - так что подстраховка неплохая.
    - Хорошо, перейдем непосредственно  к  теме,  ради  которой  мы  и
собрались: дело Шаламова. Начинайте вы, Алекс.
    Шевчук, похожий на потомка старинного рода русских князей, кивнул.
    - Мы проверили два пути  Шаламова  в  Горловину  -  через  Маат  и
Орилоух, оба - отпадают. Даниил не появлялся ни в системе Маата, ни на
Орилоухе. Остается проанализировать еще два  пути:  через  только  что
открытый космический  объект  под  названием  Сфера  Дайсона  и  через
систему Нептуна.
    - Не понял логики, - проговорил хмуро внимательный,  хладнокровный
в деле, но нервный в  повседневной  жизни  Торопов.  -  Как  известно,
Шаламов ушел именно в систему Нептуна, на одну из  ее  лун  -  Тритон.
Зачем же искать его у Маата или на Орилоухе?
    - Естественно, мы сначала обследовали Нептун и его  свиту,  поиски
не прекращены и до сих пор,  я  имею  в  виду  -  поиски  орилоуна,  к
которому только и мог стремиться Шаламов. Кстати,  объект  примерно  с
такими параметрами  обнаружен  на  дне  атмосферы  Нептуна,  готовится
экспедиция. Что касается поисков Шаламова на Маате,  то...  обнаружены
свидетели,  показания  которых  дают  нам  основания  утверждать,  что
Шаламов ушел с  Тритона  по  сети  внутрисистемного  метро.  Отсюда  -
Маат...
    - Они что же, видели, как Даниил входил в метро?  Или  использовал
грузовую систему? - не сдавался  Торопов.  -  У  вас  имеются  данные,
которые неизвестны погранслужбе? Ведь мы работали и работаем вместе.
    Командор посмотрел на Шевчука, поглаживающего  бородку,  потом  на
Власту. Женщина тонко улыбнулась.
    - Не надо амбиций, Милослав. Ведь вы прекрасно понимаете, что  две
шпаги в одних ножнах не живут. Погранслужба  -  сектор  Даль-разведки,
служба безопасности - епархия УАСС. У нас разные цели и задачи.
    - Цель у нас одна, - все так же бесстрастно  произнес  Торопов,  -
безопасность человеческих коллективов.
    Боянова покачала головой:
    - Мы входим в систему защиты  человека  и  человечества  с  разным
историческим и социальным багажом. Но не будем дискутировать, не место
и не время. Я понимаю, вас задели  конфликты  между  нашими  и  вашими
представителями в Горловине, но это уже вина конкретных  людей,  а  не
самих служб. К этому вопросу мы еще  вернемся.  Итак,  Горловина.  Мы,
люди, сможем остановить ее сжатие в "струну"?
    - Нет, - покачал головой Шевчук. - Скудость знаний  о  структурных
механизмах регуляции "серой дыры" Стражем  Горловины,  об  уровнях  ее
организованности  и  энергетике  не  дает  ученым   возможности   даже
рассчитать  последствия  "схлопывания",   говорить   же   о   каком-то
управлении  этим  процессом  вообще   не   приходится:   в   Горловине
реализуются законы не нашей физики и метрики, не евклидовой, во всяком
случае. Чего стоит, например,  такой  эффект,  как  фединг  [Фединг  -
ослабление  или  прекращение  радиоприема  на  больших  расстояниях  в
результате  изменений  условий  распространения  радиоволн;  в  данном
случае речь идет о связи на "судорогах пространства".] ТФ-связи.  Даже
метро начинает давать сбои!
    - "Серая дыра" умирает от старости, - заметил председатель СЭКОНа,
- это один из самых древних объектов нашей Вселенной, если  вообще  не
самый  древний.  К  тому  же  процесс   ее   "схлопывания"   полностью
соответствует  теории  катастроф  [Всегда  возможно  такое  плавное  и
обратимое изменение независимых переменных, при котором в  окрестности
данной точки система терпит одну из элементарных  катастроф  (перегиб,
пик, гиперузел).]. - Ландсберг был физиком  и  совмещал  профессию  по
интересам с профессией по социальной необходимости, и неизвестно,  что
ему нравится больше.
    - Возможно, - сказал Торопов.  -  Похоже,  наш  уважаемый  эксперт
Ромашин прав: маатане начинают глобальную эвакуацию. Надо поторопиться
со своей.
    - А если они так взволновались, то  в  нашей  Галактике,  а  может
быть, и во всем метагалактическом домене, который мы ничтоже сумняшеся
назвали Вселенной, нет больше сохранившихся с начала  Большого  Взрыва
"серых дыр".
    Молчание в кабинете длилось несколько минут. Потом Боянова  надела
эмкан связи с Умником, инком отдела, остальные сделали  то  же  самое:
предстояло сформулировать решение и распределить конкретные задачи.
    - Лирика закончена, коллеги.
    - Наверное, не совсем, - проговорил Шевчук с ноткой сомнения. - По
сообщению наблюдателей с "Эдипа-2", час назад  орилоун  на  Маате,  их
единственная станция метро, исчез. А может быть, и взорвался.  На  том
месте  наличествует  приличная  воронка,  и  над  ней  до  сих  пор  в
колоссальном столбе светится воздух.
    Снова  кабинетом  завладела  тишина.   Боянова   повела   короткий
мысленный диалог с Умником, покачала головой.
    - Есть такое сообщение, попало  в  разряд  несрочных.  И  что  это
означает, Алекс?
    - Не знаю.
    Торопов поморщился.
    - Если уж безопасность не знает...
    Шевчук вдруг  медленно  встал,  глядя  перед  собой  отсутствующим
взором.
    - На Орилоухе ведь тоже стали взрываться старые орилоуны...
    - Ну и что? Не вижу связи.
    - Таймыр...
    - Что?!
    - Орилоун на Таймыре. А если и он попытается?..
    - "Три семерки" в эфир! - проговорила Боянова в ответ.
    Ромашин задумчиво смотрел на озеро сверху, сквозь прозрачный  борт
пинасса,  потом  перевел  взгляд  на  громадный  котлован,  в  котором
красовался  очищенный  от  торфа,  глины,  песка  и  грязи  Таймырский
орилоун. Котлован постоянно  заплывал  подпочвенными  водами,  вернее,
коричневой жижей, и техника откачки работала вовсю. Людей в  котловане
на самом орилоуне видно не было: отдел безопасности сыграл тревогу,  и
район озера был объявлен зоной непрогнозируемого риска.  Исследователи
заперлись  по  бункерам,  изучая  орилоуна  дистанционно,  с   помощью
автоматов.
    - "Софии  храм  передо   мной   блистал,   чаруя   всей   громадой
драгоценной" [Дж. Г. Байрон.],  -  продекламировал  спутник  Ромашина,
оставаясь сонно-невозмутимым.
    Игнат покосился на его глыбистые плечи, хмыкнул.
    - На храм он похож только издали, а вблизи  это  разрушающийся  от
старости замок, вернее, старинный многоэтажный панельный дом. Как  вам
его форма?
    - "Чтобы описать сие сооружение, я бы отдал червонный без  досады"
[Сервантес.], - снова негромко произнес  сосед,  демонстрируя  хорошую
начитанность и память. Говорил он таким гулким, внутренним, чуть ли не
"подземным" басом, что Ромашину казалось, будто у него от этого голоса
резонируют кости черепа.
    Спутником  эксперта  был  Аристарх  Железовский,  биоматематик  из
ксеноцентра Даль-разведки, согласившийся помочь Ромашину решить личную
проблему. То, что эта проблема называлась "поиск Шаламова",  математик
еще не знал.
    Колоритная фигура, подумал Ромашин мимолетно. Несколько  рисуется,
да и мышц нарастил  больше,  чем  требуется,  однако  в  рекомендациях
Грехова  и  Доброгнева  сомневаться  не  приходится.   Обычно   ученые
затрудняются отвечать, почему их интересует та или иная проблема.  Что
заинтересовало Аристарха? Ответит ли он, если спросить  напрямик?  Что
ж, посмотрим его в деле... если не откажется. Впрочем, не  отказал  же
он Мальгину...
    Железовский   вдруг   ухмыльнулся   -   улыбка   преобразила   его
скульптурное, каменно-неподвижное лицо  в  лицо  доброго  великана  из
детской сказки, - бросил взгляд на Ромашина, и тому показалось, что  в
голове его кто-то прошептал: "Не волнуйтесь, не откажусь".
    Игнат мотнул головой, наваждение прошло. Но сомнение осталось.  Он
готов был поклясться, что  Железовский  передал  ему  свою  мысль  без
всякой пси-рации.
    - Этот  орилоун  -  реализация  эллиптической  функции   Якоби   в
многомерном континууме, - сказал Железовский, доставая бинокль.  -  Но
много дислокационных нарушений. Могу посчитать, сколько он продержится
до схлопывания.
    - Что? - поразился Ромашин. - Вы можете... какого схлопывания?
    - Я работаю в ксенологическом центре,  -  снова  слегка  улыбнулся
Железовский, - и знаю все об орилоунах, "черных людях"... о Горловине.
О Данииле Шаламове. И чтобы не возникало вопросов в будущем: я работаю
с вами по Даниилу до тех пор, пока это мне интересно.
    - Откуда вы... откуда вы взяли, что работать придется по Шаламову?
    Математик прижал окуляры бинокля к глазам и превратился  в  статую
Геракла, выбирающего цель для охоты. Все позы Аристарха были настолько
скульптурными, что на ум невольно шли сравнения из древних сказаний  и
легенд о богах и героях.
    - Интуиция, - ответил наконец Железовский своим потрясающим басом,
в котором прозвучали нотки насмешливости и превосходства. -  Подойдите
к нему поближе.
    - Не пустят, - очнулся от транса Ромашин,  но  команду  автопилоту
дал.
    Пинасс плавно заскользил к громаде орилоуна, и тотчас  же  впереди
возникло в воздухе алое  светящееся  кольцо,  перечеркнутое  таким  же
крестом. Их просили остановиться. Затем по рации пришел запрос: кто  и
по какому поводу пытается проникнуть в зону риска?
    - Эксперт синклита УАСС Ромашин, - вздохнул Игнат,  отворачиваясь.
- Интерес сугубо личный. Я поброжу здесь вокруг немного,  а  чтобы  не
мешал, включите машину в поисково-опознавательную сеть.
    Пинасс пошел по кругу.
    Железовский достал  из  сумки,  с  которой  заявился  к  Ромашину,
видеокамеру   и   несколько   минут   снимал   орилоуна   с   колпаком
газоконденсатора и шарами пылесборника, а также пейзаж  вокруг,  потом
откинулся на спинку кресла и застыл неподвижно.
    - Этот орилоун  мертв,  иначе  давно  прекратил  бы  фонтанировать
газом. Что вы хотели поручить мне, какой расчет? Или прогноз?  Учтите,
эфаналитик я еще слабый.
    - Не прогноз, а действительно поисковый  расчет.  Я  даю  вам  всю
информацию по этому орилоуну, данные по анализу  пыли  и  газа,  а  вы
должны будете рассчитать, с  максимально  возможной  точностью,  район
Нептуна, из атмосферы которого  поступает  сюда  струя  газа  и  пыли.
Ученые как будто бы сделали подобные расчеты, но  я  им  почему-то  не
очень доверяю. Расчетам, разумеется.
    Железовский не пошевелился, вглядываясь куда-то в даль, не  сделал
ни одной попытки пошутить или возразить.
    - Попробую,  -  сказал   он,   помолчав,   -   это   действительно
неординарная задача. Вы хотите найти орилоуна на Нептуне?
    - Или на Тритоне. Шаламов ушел в систему  Нептуна,  его  видели  и
стационарщики на Тритоне, и динамисты у колец планеты. Если бы  я  мог
исследовать выходы орилоунской сети метро, я не бродил бы вслепую,  но
орилоуна на Маате уже нет, а на Орилоух и в Горловину  мне,  наверное,
уже не попасть. Да и этот орилоун, сами говорите, мертв, работает  как
мембрана: сюда пропускает, а обратно  нет.  Недаром  Шаламов  не  стал
пробиваться к нему.
    Солнце зашло, сумерки  завладели  землей  внизу,  и  краски  сразу
потускнели. Из красивой асимметричной "этажерки" орилоун превратился в
разваливающийся многоэтажный барак, с покрытыми плесенью  стенами.  Но
через минуту над котлованом зажгли мощные осветители, и орилоун  снова
засверкал белизной и муаровой вязью "настенной росписи".
    - Знать бы, оживет ли в Шаламове человек,  -  пробормотал  Ромашин
словно про себя. - Можно было бы просчитать  его  появление.  Или  все
человеческое в нем подавлено?
    - Вряд  ли,  -  пробасил  внезапно   Железовский,   умевший   быть
проницательным в нужный момент. - "Наши тела состоят  из  пепла  давно
угасших звезд" [Дж. Джинс.], помните? Люди - представители  вторичной,
если не энной, волны разума,  а  "черные  люди"  -  представители  уже
исчезнувшей ветви существ - нечто среднее между живым и неживым, между
разумом  и  сложным  инстинктом.  Правда,  человеческие  оценки  этого
разума, равно как и инстинкта, в данном случае не годятся.
    Ромашин с интересом посмотрел  на  математика,  мысленно  приказал
киб-пилоту: в Хатангу, к метро. Пинасс взял курс на юго-запад,  набрал
скорость.
    - Вы знакомы с информацией по "черным людям"?
    - Я в группе по их исследованию.
    Кажется, даже для  работника  моего  уровня  могут  быть  приятные
сюрпризы,  подумал  Игнат.  Аристарх  настоящий  подарок  судьбы.  Или
экспромты подобного рода кем-то готовятся?
    - Вы недоговорили.
    - Человек от маатанина отличается настолько, что  никакая  целевая
перестройка нервной системы не способна превратить первого во второго.
    - Но  зачем  тогда  чужая  генная  память  начинает   переделывать
человеческое тело, если не способна сделать полноценного маатанина?
    - Эволюция "черных  людей"  шла  иным  путем,  нежели  земная:  от
большого  числа  органов  с   небольшим   числом   степеней   свободы.
Динамические системы типа человека - у него около восьмисот мышц! - не
могут управляться из единого  центра,  должна  быть  иерархия  уровней
управления, а у "черных" нет  иерархии.  Маатанин  -  сам  себе  мозг,
сердце, генератор движения плюс комплекс мышц, выращиваемых  из  любой
части тела.
    Ромашин задумался, глядя на уносящееся назад и вниз  пятно  света.
Кивнул своим размышлениям.
    - Значит, Шаламов вернется?
    Железовский удивленно посмотрел на него, повернувшись так, что  на
груди шевельнулись чудовищные мускулы.
    - Я этого не говорил. Да и кто это может знать?
    Игнат засмеялся:
    - Не переигрывайте, Аристарх, я и так уже понял, что вы  интрасенс
[Интрасенс  -   человек,   обладающий   врожденными   экстрасенсорными
способностями  в  отличие  от  экзосенса  -  получившего   таковые   в
результате внешних воздействий.]. У вас это с детства или проявилось в
юности?
    - С  восемнадцати  лет.  -  Железовский  порозовел  и  отвернулся,
рассердившись неизвестно на кого.
    Разговор прервался.
    Через четверть часа на горизонте возник  световой  шатер  Хатанги,
пинасс пошел  на  снижение,  подчиняясь  общетранспортному  регулятору
этого края.
    - Когда вас потревожить?
    - Я сам  найду  вас,  -  сказал  математик,  просидев  в  каменной
неподвижности все это время. - Расчет  не  займет  много  времени,  но
главное - полнота данных.
    - Все, что у меня есть, я дам по своей консорт-линии, остальное  -
ваша забота. Один вопрос, прежде чем мы  расстанемся:  не  рискует  ли
Мальгин стать таким же, как Шаламов? Не слишком ли он самоуверен?
    Железовский пристально вгляделся в него:  Игнату  показалось,  что
под черепом у него потянуло прохладой.
    - Клим - интрасенс с очень хорошей пси-базой,  он  просто  еще  не
знает об этом, поэтому ничего ему не грозит.
    - Человек-да, - пробормотал Ромашин.
    Математик  дождался,  пока  раскроется  колпак  кабины,  и,  легко
выпрыгнув на покрытие финиш-поля, прогудел:
    - До завтра.
    Ну  и  везет  же  мне  на  компанию,  подумал  Игнат  с  некоторым
сомнением, глядя на его мощную спину. И тотчас же  в  голове  струйкой
воды из крана пролилась фраза: волков бояться - в лес не ходить...

                               Глава 5

    Горловина  -  вход   в   "серую   дыру"   -   представляла   собой
двенадцатимерный  конус  и  со  всех  сторон  выглядела  одинаково   -
"мыльно-кисейным пузырем" диаметром  сто  километров.  Однако  изнутри
благодаря эффектам многомерной метрики диаметр  основания  конуса  был
эквивалентен  двум  с  лишним  миллионам  километров  -  если   верить
приборам. И лишь попав в конус, можно было не  только  увидеть,  но  и
ощутить, что этот объект действительно конус, хотя  и  сложнее  своего
трехмерного аналога.
    Спейсер "Конунг" уходил из Горловины последним, после того как был
эвакуирован на Землю весь научный десант.
    Страж Горловины медленно уплывал в слабо фосфоресцирующую  даль  -
невообразимо огромная "игральная кость" неведомого великана, идеальный
куб размером с планету земного типа. На его ребрах и углах, как  и  на
островах всех шести океанов, остались только инки,  знающие,  что  они
остаются здесь навсегда,  молча  принимающие  судьбу,  уготованную  им
людьми. И "серой дырой". Они записывали изменения параметров  среды  и
передавали  их  по  "струнам"  связи  за  пределы  "серой  дыры",  где
дрейфовали  до  сотни  земных  кораблей,  жадно  ловящих   поступающую
информацию.
    По  всему  пространству  Горловины  метались   потоки   маатанских
проникателей, ухитряясь не сталкиваться между собой  и  находить  свой
коридор входа в "серую дыру",  но  большинство  из  них  стремилось  к
планете-кубу.  Зрелище  было  потрясающее,  феерическое:   очереди   в
сто-двести "пуль", размером  три-пять  километров  каждая,  мчались  к
Стражу со всех сторон, пробивали атмосферу, чаще всего над океанами, и
бесшумно и стремительно исчезали у самой поверхности  островов,  будто
ныряли в бездну.  И  лишь  один  раз  за  шестеро  суток  непрерывного
обстрела произошло настоящее столкновение (то ли стрелок  промахнулся,
то ли не сработала техника "кубиан"): на  всей  скорости  порядка  ста
километров в секунду ведущая гороподобная громадина врезалась прямо  в
остров!
    Взрыв испарил три четверти острова, образовав кратер  диаметром  в
двенадцать и глубиной в четыре километра! Страж Горловины вздрогнул  и
завибрировал, как хороший резонатор, поднимая на  всех  шести  океанах
янтарно-желтые,  с  ослепительно  белыми   пенными   гребнями   волны,
казалось, океаны  вскипели!  Но  резонансные  колебания  куба  тут  же
затихли, океаны перестали "кипеть", раскаленный  гейзер  взрыва  осел,
поредел  и  растаял.  Таинственные  колоссальные   механизмы   Стража,
поддерживающие  его  жизнедеятельность,  быстро   навели   порядок   в
собственном  доме,  хотя  и  не  стали  залечивать  рану,   нанесенную
"динозавролетом" маатан.
    Удивительное  дело:  ни  один   из   последующих   кораблей-"пуль"
злополучной  "очереди"  не  врезался  в  планету,  все  они  мгновенно
отвернули  в  сторону,  несмотря  на  кажущуюся   неповоротливость   и
громадные размеры и вес, и вся "очередь" помчалась прочь от Стража,  в
глубину "серой дыры", будто испугавшись содеянного, пока не затерялась
в светлом мареве конуса.  Это  был  всего  второй  караван  маатанских
кораблей, ушедших непосредственно в "дыру",  остальные  шли  к  Стражу
или,  побродив  по  Горловине,  исчезали  в  неизвестном  направлении.
Видимо, прямой переход через  "мембрану  закона  компактификации"  (по
терминологии  земных  ученых)  был  чреват  какими-то   нежелательными
последствиями и для самих "черных  людей",  а  не  только  для  земных
автоматов.
    На запросы и целевые программы  контакта  маатане  по-прежнему  не
реагировали, лихорадочно  спасаясь  бегством  в  неизведанные  глубины
"серой дыры".
    На борту "Конунга", в рубке, в залах контроля  и  десанта,  царила
тишина, изредка нарушаемая только тихими репликами  экипажа.  Передачи
по сети "спрута" почти совсем прекратились, с выводом флота за пределы
Горловины сеть распалась,  и  Сократ  стал  просто  корабельным  инком
спейсера, а не координатором экспедиции.
    - Вероятность  положительного  контроля  упала  до  нуля  двух,  -
сообщил он бесстрастно, как судья-информатор  на  футбольном  поле.  -
"Серая дыра" показывает "дно", пора уходить.
    Перед четырьмя людьми в зале контроля, сидящими  в  кокон-креслах,
вместо удаляющейся  в  светлую  бездну  желто-оранжевой  капли  Стража
протаяла серая клякса, стала  расти.  В  ее  центре  появилась  черная
точка,  испустила  черное  кольцо,  которое  стало   увеличиваться   в
диаметре. За ним появилось еще кольцо, и еще - словно круги по воде от
брошенного камня.
    - Мембрана закона компактикации в наглядном изображении,  -  снова
раздался голос  Сократа.  -  Начались  необратимые  искажения  метрики
здешнего пространства, рекомендую немедленно уходить.
    - Старт!  -  коротко  отозвался  Хольгер  Сваллинг,  не  дожидаясь
реакции командира безопасников. Лютый промолчал.
    Серая с черным  трясина,  грозящая  затянуть  спейсер,  мигнула  и
пропала. Короткая темнота, глубокий - как бы изнутри - удар по голове,
мягкий,  но  не  болезненный,  и  перед  глазами  уже  иная   картина:
великолепный пейзаж Галактики под ногами,  слабые  россыпи  звезд  над
головой,  тонкие  паутинки  далеких   скоплений   галактик   сзади   и
прозрачный,  стеклянный  с  виду,  шар  впереди,  по  которому  ползут
радужные пятна.
    - Точь-в-точь мыльный пузырь! - проговорил кто-то негромко.
    Хор  голосов  в  эфире  приветствовал  появление  спейсера   среди
остальных кораблей флота. Все ждали, чем закончится схлопывание "серой
дыры".
    - Видеокартинка изнутри поступает? - спросил Лютый.
    - С искажениями, - ответил Сократ.
    - Выведи прямую КПР.
    Снова  перед  глазами  людей  появилось  изображение   внутреннего
пространства Горловины с тысячами стремительных черных трасс,  в  упор
расстреливающих форпост  Границы  -  планету-куб.  Но  теперь  и  сами
"очереди", и Страж Горловины не были видны четко, их  мяла,  корежила,
искажала какая-то сила, отчего  у  всех  внешних  наблюдателей  вскоре
закружилась голова.
    "Дно" Горловины еще больше увеличилось и стреляло  теперь  во  все
стороны змеящимися черными  зигзагами  -  словно  потухшими  молниями.
Зрелище поражало  необычностью  и  масштабами  не  виданного  никем  и
никогда  из  людей  катаклизма,  странными  цветовыми  сочетаниями   и
разгулом неведомых стихий, и всем, кто это видел, стало жаль мечущихся
по Горловине "черных людей". Их оставалось еще очень и очень  много  -
около трех миллионов транспортеров, и все они уже не успевали пересечь
границу "дыры", уйти в Запределье...
    Сжатие "серой дыры" произошло внезапно.
    Сначала для тех, кто  это  видел,  исчезло  изображение  Горловины
изнутри,  а  затем   для   внешних   наблюдателей   "мыльный   пузырь"
удивительного объекта вдруг бесшумно лопнул и  словно  миллион  черных
шипов вонзился в пространство, вызывая ответный  ливень  ослепительных
искр. Каждая такая искра по размерам превосходила расстояние  от  Луны
до Земли.
    Судорога пространства затронула и  земной  флот,  вздыбив  его  на
гравитационной волне. Но все  успокоилось,  как  и  началось,  в  одно
мгновение. На месте "мыльного пузыря" Горловины с  трудом  можно  было
теперь разглядеть странную белесую паутинку, нереальную и  призрачную.
"Серая дыра" заросла, и с этих пор видеть можно было только ее  "след"
или "тень", в научном информаторе бытовали оба  термина.  Этот  "след"
сохранялся бесконечно долго, не исчезая, как  луч  звезды  в  космосе,
время на срезе "серой дыры" застыло, заставляя светиться  сам  вакуум,
но "след" этот уже никуда не вел.
    - Пошли   зонды,   -   предупредил   кто-то   из   исследователей,
продолжавших свою работу. - На радарах все чисто.
    - Неужели "черные люди" погибли? - спросил Сваллинг. - Я думал, их
выкинет обратно, за пределы Горловины.
    - Их и выкинуло,  -  ответил  лидер  исследователей.  -  Вспомните
черные "молнии" и следом искры. Их выкинуло, но с обратным знаком -  в
виде образований из минус-материи. Искры - это их аннигиляция.
    Наступило красноречивое молчание.
    - Каюк "дыре", - донесся голос драйвера-секунды "Корунга".  -  Что
дальше?
    - Амба "дыре", -  согласился  Лютый,  ощущая  в  груди  пустоту  и
странное сожаление, будто расстался с чем-то  родным  и  волнующим.  -
Теперь домой.
    - В  Галактике  обнаружено  всего  три  следа  "серых  дыр",  этот
четвертый, - сказал сосед Лютого, раскрывая  свой  кокон.  -  Надо  бы
порыскать там, может, поблизости отыщутся орилоуны. Слышал гипотезу?
    - Какую? - Лютый тоже превратил кокон в обычное кресло.
    - "Черные люди" предназначены для сбора информации,  и  сидят  они
практически в каждой звездной системе, в которой развивался или должен
был развиваться разум. В том числе и в Солнечной системе.  И  сеть  их
метро объединяет всю Галактику... если не Вселенную вообще.
    - Для меня это уже не новость. Один  орилоун  найден  на  Таймыре,
второй в системе Нептуна.
    - Речь не о том. Есть  шанс  найти  вход  в  систему  орилоунского
метро.
    - Хорошая  мысль,  но  запоздалая...  -  Лютый  недоговорил,   как
завороженный уставившись на виом, воспроизводящий панораму  космоса  в
направлении на "серую дыру". Мимо камер спейсера неторопливо двигалась
огромная  переливчатая  гроздь  воздушных  шариков,  и   из   каждого,
помаргивая, с любопытством взирал на мир  не  человеческий,  а  скорее
птичий глаз...

                               Глава 6

    Отец выглядел, как и всегда,  хмуровато-сосредоточенным  и  чем-то
недовольным, но уголки губ таили улыбку, а морщинки у глаз - лукавство
и готовность к шутке. Одет он был в зеленую егерскую куртку,  брюки  и
высокие сапоги, древний головной убор под названием  "берет"  довершал
наряд.
    Мальгин отыскал отца в  Брянском  заповеднике,  на  берегу  Десны,
неподалеку от старинного русского городища Вщиж,  где  Мальгин-старший
поставил шалаш рыбака.
    - У нас тут мга [Мга - изморось, холодный сырой туман.], - пояснил
он сыну в ответ  на  его  взгляд,-  довольно  прохладно.  Однако  рыба
ловится. Не приедешь?
    - В  другой  раз,  -  пообещал  Мальгин,  не   зная,   зачем   ему
понадобилось разыскивать отца. А потом вдруг взял и рассказал  все.  И
почувствовал облегчение. Наверное, надо было высказаться кому-то, даже
просто  так,  не  спрашивая  совета,  а  отец   всегда   был   хорошим
собеседником, потому что умел слушать.
    Старик понял мимику сына и  улыбнулся,  превращаясь  в  хитрого  и
доброго гнома из детской сказки.  Хотя  в  этом  наряде  он  смахивает
больше на лешего, подумал Мальгин с ответной улыбкой.
    - Жизнь  -  непрерывная  цепь  принимаемых  решений,  -  проворчал
старик, снимая берет и вытирая лысину влажной ладонью. -  Я  вижу,  ты
уже принял решение, а ошибаешься или нет - не мне  судить.  Все  равно
ведь сделаешь по-своему. Я живу просто, по пословице: чего не  знаешь,
туда и не тянет, - ты так не сможешь. Уверен, что все предусмотрел?
    - Да, - сказал Мальгин, подумав.
    - Тогда ступай, куда наметил. Потом позвонишь, а может,  приедешь,
как в прошлый раз, на Пру. Я тут набрел на куманику, сварил  морс,  ты
такого еще не пивал.
    - Наверное, вкусно.
    - Не отведав, вкуса не узнаешь. Как там Купава, Дарья?
    Мальгин, не ожидавший вопроса, вздрогнул, отвернулся.
    - Нормально.
    Отец перестал улыбаться, в глазах его на миг проглянула тоска.
    - Жена друга... ну это я еще понимаю, но ведь Дарья - твоя дочь, а
не Данькина. - Старик хотел еще что-то сказать резкое, но сдержался. -
Когда ты был у нее в последний раз?
    - Недавно... вчера.
    - Дочь видел?
    - Она у матери... у ее матери. Купава так сказала.
    - Почему же не проведал? Не боишься потерять окончательно?
    - Что потеряно единожды, нельзя потерять второй раз, - пробормотал
Клим, поднимая взгляд и тут же опуская. - Мне что, драться с ней, если
она не хочет, чтобы я приходил?
    - Драться не стоит,  однако  голова  у  тебя  для  чего  на  плечи
посажена? Эмкан носить? Думай.
    - Я позвоню. - Клим зябко передернул плечами: стало вдруг холодно.
    - Ну-ну, - буркнул отец и выключил связь, не прощаясь.
    Мальгин посидел перед световой нитью виома, прислушиваясь к  себе:
показалось,  что  кто-то  окликнул  его,  издалека,  из  невообразимой
дали... мистика! Выключил виом  и  побежал  в  душ,  представляя,  как
бросился бы сейчас с обрыва в реку, будь он с отцом... и  чтобы  рядом
была Купава...
    В институт он заявился в половине восьмого утра,  когда  в  здании
начинали  появляться  первые  энтузиасты  -  "жаворонки",  встающие  с
солнцем. Правда,  сентябрьское  солнце  только-только  показалось  над
горизонтом.
    Полчаса  ушло  на  переговоры  с   Гиппократом   и   Пироговым   -
хирургическим инком, с которым Клим  работал  постоянно,  а  также  на
подготовку операционной; потом пришел Заремба.
    - В генофонде человека используется всего три процента  записей  в
ДНК, - заявил он с ходу, проходя  к  операционной  камере,  у  которой
стоял Мальгин. - Интрасенсы берут у природы чуть больше  -  до  десяти
процентов. А тебе мы сделаем все сто, будешь первым супером.  Ну  что,
начинаем?
    - Не гони лошадей, - остудил коллегу Клим, несколько  отвыкший  от
манеры поведения молодого нейрохирурга. - Где твой хваленый математик?
    - Сейчас явится, любит точность.
    - Он сделал, что я просил?
    - Это человек слова, почти как  ты,  сказал  -  сделает.  Если  ты
человек-да, то он - человекогора-да. Так я подключаюсь к машине?  -  И
Заремба,  не  дожидаясь  ответа   Мальгина,   залез   в   кокон-кресло
хирурга-ассистента. Он должен был быть ведомым хирургом,  ведущим  был
сам Клим, хотя операцию планировалось провести на его мозге.
    Ровно в девять пришел Железовский,  одетый  в  ослепительно  белый
кокос, который немного скрадывал его мускульный рельеф.
    - Доброе   утро.   -   Математик   подал   Климу    три    булавки
кристаллозаписи. - Здесь прогноз и  динамически-информационная  модель
ситуации. Работа нашего Большого  Мыслителя,  так  что  ваш  Гиппократ
должен проглотить, не подавившись. Вероятность  благоприятного  исхода
ноль пятьдесят семь, не мало?
    - Маловато, конечно, -  раздался  вдруг  сзади  чей-то  уверенный,
гортанный голос, и в операционный бокс вошел энергичный жизнерадостный
Джума Хан, одетый по самой последней  моде:  при  движении  драконы  и
ящеры  на  его  рубашке  и  брюках  становились  трехмерными  и  очень
натурально разевали огненные зубастые пасти. - Я, кажись, вовремя.
    Мальгин  с  радостным  недоверием  пожал  протянутую  руку  и,  не
удержавшись, сунул палец в пасть одного из драконов. Дракон цапнул его
за палец, неощутимо, конечно,  однако  руку  Клим  отдернул.  Повернул
вошедшего лицом к оглянувшимся Зарембе и Железовскому.
    - Это Джума Хан, бывший врач "Скорой", сейчас гриф безопасности.
    - Знакомы уже, - буркнул Заремба, но руку Джуме пожал.
    Тот с уважением окинул взглядом фигуру  математика,  посмотрел  на
Мальгина.
    - Возьмешь ассистентом? Думаю, навыков контрольхирурга  я  еще  не
утратил.
    - Ты что же, знаешь, чем я буду заниматься?
    Хан посерьезнел.
    - Конечно, знаю, иначе не успел бы к  началу  эксперимента.  Кроме
того, я работал в эм-синхро  Европы  по  этому  вопросу  и  специально
готовился для спарринга.
    Медики  переглянулись.  Лишь  Железовский  остался   невозмутимым,
превратившись в статую.
    - Безопасность? - догадался Мальгин.
    - Они отрабатывают "срам". -  Джума  пожал  плечами.  -  Их  можно
понять. Кстати, Карой просила тебя позвонить ей до операции.
    Хирург молча направился к  операционной  камере,  снимая  рубашку.
Торс его был перевит  мышцами,  даже  в  сравнении  с  Железовским  он
проигрывал мало. Джума и сам был развит  неплохо,  однако  смотрел  на
спину Мальгина с чувством зависти.
    - Садись, - сказал Клим через плечо, -  будешь  ассистент-дублером
Ивана, он - ведомый. Заодно и побреешь.
    - Ты собираешься брить голову? Зачем?
    - Клим,  не  порть  шевелюру,  -  вмешался  Заремба.   -   Пирогов
подтвердил, что бритье головы не обязательно, аппаратура возьмет  тебя
и так.
    - Включайте подготовку: мытье, бритье, наложение сетки и прочее. -
Мальгин остался непреклонен. - Я хочу исключить  малейшую  возможность
искажения картины.
    И Джума с Зарембой проглотили вертевшиеся на языке возражения.
    - Усаживайтесь, подгоняйте кресла и КПР.
    Трое без лишних слов заняли места у камеры, запеленались в кресла,
закрыли глаза. Информация из камеры и от инков поступала им напрямую в
мозг через дисциплинатор и контуры пси-развертки.  Мальгин  полулег  в
кресло, специально подготовленное таким  образом,  чтобы  пациент  мог
видеть все операционное поле и  корректировать  работу  хирургического
инка, который командовал тончайшими магнитными и лазерными  сканерами,
энцефалоскопами, аппаратами считывания и записи  информации,  контроля
давления, сердечного ритма и другим оборудованием.
    - Брейте быстрей, - сказал Клим.
    - Потерпи, сейчас сделаем из  тебя  бильярдный  шар,  -  проворчал
Джума. - Только зря ты это делаешь.
    Через четверть часа голова хирурга отражала свет, как полированное
дерево.
    - Красавец! - восхищенно сказал  Заремба.  -  Был  бы  женщиной  -
целыми днями...
    Но Мальгин не дал им времени на шутки.
    - Поехали!
    - Ни пуха! - суеверно перекрестился Джума.
    - К черту!
    И Мальгину показалось, что кто-то огромный и сильный, но добрый  и
мягкий осторожно вынул его мозг из черепа и поместил под струю текущей
воды.
    Сканер воспроизвел перед ним трехметровую проекцию  мозга.  Каждый
участок имел свой цвет: зеленый - левое полушарие,  желтый  -  правое,
серый - мозжечок, белый - промежуточный мозг и так далее, и  в  каждой
области коры и глубинных структур выделялись черные и красные зерна  -
"черные клады", не имевшие выхода в сферу сознания. Что  они  хранили,
какие знания, какими последствиями грозило их вскрытие, медицина  пока
не знала.
    - Параллельный  перенос  готов,  -  просочился  в  уши   пси-шепот
Зарембы; он имел в виду готовность аппаратуры записи,  подключаемой  в
случае  непредвиденных  осложнений  и  берущей  на  себя  выход  чужой
информации.
    Рядом  с  проекцией  мозга  возникло  его  схематическое  объемное
изображение с расписанными векторами нейрохирургического вмешательства
- модель операции, рассчитанная Железовским.
    Стрелка под  номером  "один"  запульсировала,  раздался  пси-голос
Пирогова:
    - Энцефалон - церебрум - телеэнцефалон, программа "бэта",  прогноз
три к одному, гипотетическое подключение родовой памяти и  маатанского
"введения": основные рефлексы.
    Шум в голове усилился: "поток воды" набирал скорость.  Со  зрением
стало  твориться  что-то  странное:  форма  предметов  начала   плыть,
цветовосприятие  изменилось,  изображение  перед  глазами   задрожало,
принялось мигать. Где-то послышались голоса, возгласы,  смех,  гулы  и
свисты... На фоне черной плоской доски, появившейся "перед глазами"  -
отражение поля связи, - всплыли строки:
    Стал мигать обвал сознанья; Вот, казалось, озарятся Даже  те  углы
рассудка, Где теперь светло, как днем.
    Пастернак, подумал без удивления  Мальгин,  как  нечто  ординарное
восприняв выходы-причуды собственной памяти.
    Снова послышался смех и вслед за  тем  голос  Зарембы,  тихий,  но
отчетливый:
    - Все в порядке, мастер, это заговорила  твоя  первая  сигнальная.
Набит ты стихами и ненужными переживаниями изрядно.
    - Не отвлекайся, Иван, - долетел недовольный возглас Джумы, -  это
слой  культуры...  которой  тебе  пока  еще   не   хватает.   Дыхание,
альфа-ритм, кардиограмма - в норме.
    - Есть выход! - вклинился в разговор Пирогов.
    Мальгину вдруг показалось, что у него шесть рук и по крайней  мере
две головы. Ноги он перестал чувствовать совсем, сознание раздвоилось:
он ощущал себя лежащим в операционном кресле и одновременно висящим  в
пустоте, в невесомости!
    Тело отвердело, покрылось кристаллической чешуей, а вместо  сердца
зашевелилась и  принялась  пульсировать  раскаленная  добела  масса  -
"солнечная материя" в  упругой  оболочке,  грозящей  вот-вот  лопнуть.
Дыхание стало ненужным, мысли вспыхивали  в  темных  подвалах  "обеих"
голов  сверкающими  полотнищами  реклам.  Мальгин   потерял   ощущение
времени, он "листал" справочник маатанской жизни, ничему не  удивляясь
и в то же время  с  безмерным  удивлением.  Звуки,  приходящие  извне,
обрели вкус и цвет, изображения предметов и картин - плотность, вес  и
запах, сложнейшие гаммы запахов...
    - Отсечка дыхания! - пробился в пустоту двух голов чей-то  колючий
красный голос. - Остановка сердца! Включаю водитель...
    - Синестезия [Синестезия - смешение  чувств.],  -  вторил  первому
второй  голос,  фиолетовый  с  синим.  -  Дели  каналы  приема,  Иван.
Состояние трансляции.
    - Информтоксикоз, - гулко врезался  в  сознание  еще  один  голос,
оранжевый,  с  металлическим   привкусом.   -   Отсоединяю   связь   с
комиссуральными волокнами, пошел блок.
    Мальгин с огромной высоты упал на  землю,  но  мягко,  без  особых
болезненных ощущений, и  оказался  в  кресле.  Зрение  прояснилось.  В
голове продолжало шуметь и всхлипывать и, как заноза, торчало ощущение
заползшего туда жука.
    - Может быть, остановим? - спросил Джума;  гортанные  интонации  в
голосе его усилились.
    - Пару минут отдохну  и  продолжим,  -  отрезал  Мальгин,  пытаясь
выковырнуть из головы застрявшего "жука".
    Гиппократ и Пирогов перебросились между собой какими-то репликами,
но скорость их  разговора  лежала  далеко  за  пределами  человеческих
реакций.
    - "Черные клады"  -  это  преобразованные  нейронные  ансамбли,  -
сказал Пирогов уже в нормальном темпе. -  Чистый  стаз  криптогнозы  в
сферу сознания  невозможен,  только  эмиссионный  перевод  в  глубокую
память.  Вызов  информации  оттуда  будет  зависеть  лишь  от  волевых
возможностей перципиента.
    Мальгин смотрел на изображение своего мозга, пульсирующее  огнями,
и считал черные и алые зерна - их набралось  около  двух  десятков,  а
было прощупано лишь одно из них.
    - Не буди лихо, пока оно тихо, - пробормотал хирург.
    - Что? - просочился вопрос Зарембы. - Что ты сказал?
    - Поехали дальше.
    И опять сквозь голову с шумом "полился поток воды", несший  внутри
себя "пузыри" странных ощущений.
    Повторилась   метаморфоза   со   зрением,    чувства    смешались,
контролировать операцию снова стало невозможно, приходилось  опираться
лишь на  рекомендации  Пирогова  и  реплики  хирургов.  Молчал  только
Железовский, контролирующий совпадение хода операции с рассчитанной им
моделью. А потом голову пронзила  такая  боль,  что  Мальгин  едва  не
закричал, с трудом удержав готовый сорваться с языка приказ прекратить
операцию.
    Пирогов и Гиппократ, правда, уловили его желание,  но  Клим  успел
послать им яростное "вперед"!
    Перед глазами появился отец, покачал головой,  что-то  говоря,  но
что именно - Мальгин не  расслышал.  Отца  сменила  мама,  укоризненно
грозя ему  пальцем.  И  ее  голоса  Клим  не  услышал,  в  ушах  стоял
стоголосый стон пси-реки, рвущейся сквозь плотину мозга... Мелькнул  в
стороне Таланов, бежал навстречу Заремба  -  руки  в  карманах,  Джума
держал на руках плачущую Карой и отворачивал лицо, но все равно видно,
что лицо у него измученное и несчастное. Что-то кричал  Ромашин,  сидя
верхом на глыбе "черного человека", Майкл Лондон  -  наполовину  тигр,
наполовину человек - готовился  к  прыжку,  и  во  все  небо  улыбался
загадочно, с превосходством в глазах, Даниил Шаламов...
    Очнулся Мальгин от наступившей звонкой тишины и ощущения безмерной
пустоты в голове.
    - Нейровегетативная стабилизация, - прошелестел чей-то  бесплотный
голос (Гиппократа?  Пирогова?).  -  Двигательный  покой.  Нарушений  в
программе нет. Мнемозапас девяносто девять.
    - Как ты себя чувствуешь? - сквозь  толщу  безразличия  прорывался
возглас Джумы.
    Нормально, мысленно ответил Мальгин. Долго еще?
    - Вскрыли половину. -  Это  уже  Заремба.  -  Кое-что  не  удалось
перенести чисто, отсюда болевые нейронаводки, анестезия справляется не
сразу. Потерпишь?
    - Можем остановить вообще, - предложил Джума.
    - Нет, -  отрезал  Мальгин.  -  Не  останавливайтесь,  что  бы  ни
случилось. Дальше  самого  себя  я  не  убегу,  а  с  моими  реакциями
аппаратура справится, она даже шизофреников выдерживает.
    В третий раз невидимый, но отчетливо слышимый водный поток  хлынул
сквозь мозг, растворяя в себе мысли, путая чувства, заполняя  огромный
объем головы пеной неизведанных эмоций и непереводимых на человеческий
язык понятий... А затем Мальгин, оставаясь в  сознании,  с  отчетливым
всплеском нырнул в серый омут глухоты и полного отсутствия  каких-либо
чувств.  Вереницей  стали  проплывать  мимо  (слева?  справа?   внизу?
вверху?) бесплотные призраки невиданных прежде фигур, но определить их
форму Клим не мог, просто не знал, что эти  многомерные  фигуры  -  не
плод его воображения, а отраженные подсознанием информационные блоки и
цепи.
    Ощущение "погружения в  омут"  не  пропадало,  хирурга  засасывало
куда-то  глубоко  "вниз",  в  преисподнюю,   ощущаемую,   как   вязкий
колышущийся мрак. Что-то черное, огромное, без рук и  ног,  ворочалось
там и открывало пасть, собираясь поглотить  человека  целиком.  Однако
ужаса Клим не чувствовал. Затопленный безразличием  ко  всему,  в  том
числе и к себе, он просто ждал, чем все кончится.
    Лишь однажды извне прорвались какие-то далекие раздражающие вопли,
звонки, ужасный болезненный шум, и тут же все  стихло.  Кругом  царили
тишина и покой да наплывала, становясь гуще, серая вязкая жижа, сквозь
которую просматривалось мрачное черное дно этого мира.
    "Тону", - выплыла откуда-то вялая мысль, написанная белым дымом на
сером фоне. Дым свернулся в струйку и растворился  в  мутной  серости.
Второе слово было уже полупрозрачным, Мальгин с трудом  разобрал  его:
Купава... Третье было  совсем  прозрачным  -  не  имя  и  не  название
предмета или явления, странное слово, ласковое, хрупкое... но удержать
его в сознании Клим уже не смог...
    И вдруг снова где-то далеко-далеко, на  краю  света,  приоткрылась
дверца в  иной  мир,  раздались  дивные,  волшебные,  чарующие  звуки,
потрясающе чистые и прекрасные, всколыхнувшие серую муть и вонзившиеся
в сердце сладкой томящей болью...
    Музыка,  проговорил  кто-то  внутри  Мальгина.   Слово   почему-то
волновало и звало  куда-то,  сама  музыка  уже  пропала,  но  ощущение
неудобства осталось. Рядом кто-то стоял... и смотрел на него... кто-то
знакомый и добрый... протягивал руки и звал, без голоса, а звал...
    - Что? - спросил Мальгин, не ощущая ни губ, ни языка.
    И услышал наконец:
    - Пора вставать, сынок.
    Он открыл глаза.
    Деревенская изба, белый потолок, русская печь с лежанкой, в углу -
иконка. Он лежит на кровати, маленький, в белой рубашонке, а  над  ним
склонилось сморщенное, морщинки - лучиками, улыбающееся доброе лицо.
    - Отямился,  родимый?  Вот  и  хорошо,  пройдет  онава  [Слабость,
утомление (древнерус.).], не рюмзай, побежишь к друзьям...
    - Бабушка, - прошептал, давясь слезами, Мальгин. - Я заболел, да?
    Серая муть, глухой шум, чьи-то птичьи голоса:
    - Пошел, пошел! Иван - активируй назион...
    - Многовекторное сканирование!
    - Корпус каллозум - ноль...
    - Энцефалон - ноль...
    - Церебрум - слабые импульсы, пульс нитевидный...
    - Давление сорок на десять...
    - Пошел, пошел, дальше - вегетативная симпатика,  парасимпатика  -
аппаратно, периферия - эгостеника...
    Новый наплыв.
    Он сидит на траве и ревет, рука по локоть красная, в сыпи. И голос
над головой, певучий, ласковый:
    - Острекался, баловень? Говорила -  там  крапива,  а  ты  все  сам
норовишь проверить. Ну ладно, мы ее, лихоманку, сейчас полечим.
    Удар, клубы пыли кругом, серое с желтым, и  белые  просверки,  как
сполохи далекой грозы, и те же птичьи голоса:
    - Фибрилляция... сердечно-сосудистая заработала...
    - Гипервентиляция!
    - Стереотаксический контакт - зеленый ноль...
    - Таламус, ретикулярная,  восходящие  -  норма...  легкие,  почки,
селезенка - пока аппаратно...
    - Вылезет,   парень   сильный.   Аристарх,   убери   отрицательные
гармоники, он все время скатывается... гипофиз,  апифиз,  щитовидка  -
норма...
    Еще наплыв.
    Пруд. Мелкий дождь. Сыро, холодно, тоскливо... И голос сзади:
    - Вот он где, тохтуй  [Тохтуй  -  баран,  у  которого  только  что
появились рога.] наш привередливый. Что квелый такой? Ну, поссорились,
а прав ли был? А если и прав, мужчина ты или михлюй [Михлюй -  зевака,
разиня.] ушастый? Досыть хмуриться, прошла падорога - пройдет и назола
[Падорога - непогода, назола - печаль, тоска (древнерус.).]...
    Боль!
    Тягучая, дергающая, саднящая боль... в голове, в животе, в сердце,
во всем теле... И глухой шум, и грохот скатывающихся в бездну  камней,
и он - висящий  над  бездной.  Откуда-то  из  мглы  протянулись  вдруг
сильные руки, поддержали, отнесли от пропасти, уложили на траву...
    - Оклемался! - Голос громкий, радостный и знакомый.
    - Джума! - заикаясь, выговорил Мальгин. - Я жив?
    - Порядок! - ответили ему со смехом.
    "Что случилось?" - хотел  он  спросить,  но  не  успел:  наступила
темнота.

                               Глава 7

    Как самочувствие?
    Этот вопрос преследовал Мальгина каждые полчаса  в  течение  суток
после операции, вошедшей во Внеземной информационный банк  медицинских
сведений под названием "Выявление  "черных  кладов"  -  закодированных
генных записей в мозгу человека"; звонили коллеги по  работе,  друзья,
знакомые,  родственники,   неизвестно   каким   образом   узнавшие   о
рискованном эксперименте. Дважды звонили Ромашин и отец, потом  Карой,
и лишь Купава не позвонила ни разу. Скорее  всего  она  ни  о  чем  не
знала, как и ее добровольный  информатор  Марсель  Гзаронваль,  он  же
Семен Руцкий, перешедший из отряда  курьеров-спасателей  на  работу  в
один из районных центров службы сервиса.
    Мальгин должен был находиться под наблюдением врачей  в  институте
еще как минимум трое суток - по рекомендации Гиппократа, но уже  через
сутки  не  выдержал  и  буквально  сбежал   домой.   Его   мотивировки
"прекрасного самочувствия" не возымели бы никакого действия,  если  бы
не поддержка  хирургического  инка,  не  выявившего  послеоперационных
патологий, и директора института Стобецкого. И  лишь  последний  знал,
что его собственное решение основано на согласии службы  безопасности,
контролирующей пациента своими средствами.
    Клим  и  вправду  чувствовал  себя   сносно.   Ушли   головные   и
фантомальные боли  -  беспричинные,  от  срабатывания  перенапряженных
нервных  узлов,  шум  в  ушах  прекратился,   вялость   и   сонливость
улетучились, и лишь мышечная слабость напоминала  о  буре,  бушевавшей
недавно в голове,  поднявшей  на  ноги  все  иммунно-защитные  резервы
организма.
    Ничего сверх  обычного  восприятия  окружающего  мира  Мальгин  не
ощущал и даже почувствовал легкое разочарование, когда попытался ночью
"напрячь" центры новых знаний и у него ничего не получилось. Но  потом
вспомнилось: "чтение  темного  знания  возможно  только  при  огромном
напряжении воли", - и хирург успокоился.  Время  огромного  напряжения
еще не пришло, да и кто знает, что это такое и как проявляется?
    Домой его провожали Заремба  и  Джума  Хан.  Железовский  ушел  из
института  сразу  после  операции,  довольный  результатом  и   полным
соответствием своей модели  с  ходом  эксперимента.  Уходя,  он  кинул
загадочную фразу (ее привел Джума): "Что ж, еще одним стало больше..."
Что он хотел этим сказать, догадаться было трудно.
    - Знаешь, на кого ты похож? - сказал безопасник,  уложив  Клима  в
спальню под надзор переносного медкомбайна.  -  Вылитый  Фантомас.  Но
тебе эта прическа идет из-за  высокого  лба.  Лежи  теперь,  привыкай.
Кормить мы тебя будем сами, точно по времени, ты  понимаешь.  Вот  это
пойло будешь пить, как минимум, три раза в  день.  -  Хан  поставил  у
изголовья   кровати   графин   с   темно-рубиновым   зельем.   -   Это
общеукрепляющий бальзам, целый комплекс  трав  и  снадобий.  Вообще-то
первое время я бы у тебя пожил, а?
    - Или я, - вставил Заремба, изучающий жилище хозяина. - А это кто?
Кого-то она мне напоминает.
    Мальгин перевел взгляд: Иван  разглядывал  стереографию  Купавы  в
детстве, здесь ей было двенадцать лет.
    - Это моя... Наяда.
    - Сестра, что ли? Ты о ней не рассказывал.
    - Наяды - нимфы родников и ручьев, феи печали, - улыбнулся  Джума,
глядя на Мальгина прищуренными глазами. - Но надо признаться,  ты  нас
удивил, мастер.
    - Чем? - тихо спросил Клим, прислушиваясь  к  тонкому  замирающему
звону в голове: словно кто-то нежно тронул струну гитары.
    - Да уж, было дело, - согласился Заремба, оживляясь.  -  Лежишь  в
полной отключке, глаза под лоб,  и  вдруг  начинаешь  давать  указания
Пирогову - куда направлять лучи сканера. Мы обалдели! Да и еще моменты
были интересные.
    - Какие?  -  Внутри  что-то  болезненно  напряглось,  на   колонке
медкомбайна  вспыхнули  алые  огоньки:   инк   аппарата   зафиксировал
ухудшение состояния пациента.
    - Потом, потом об этом, - быстро сказал Джума. - На, выпей.
    Мальгин  послушно  выцедил  стакан  почти  черного,  с   рубиновым
просверком, напитка, уперся требовательным взглядом в Зарембу:
    - Выкладывай.
    Молодой нейрохирург помялся, посматривая на недовольного Хана.
    - Да, в общем-то, ничего такого... один раз показалось, что ты нас
всех внимательно рассматриваешь... с  закрытыми  глазами.  Ну  и  тому
подобное. Тебе все  Гиппократ  расскажет,  попозже,  когда  окрепнешь.
Главное, что нам еле удалось тебя вытащить  из  Запределья...  -  Иван
осекся, виновато поглядев на Джуму.
    - Вот как? - Мальгин тоже посмотрел на врача.  -  И  как  вам  это
удалось? Я действительно одно время чувствовал,  что  меня  затягивает
серая трясина.
    - Трясина полного покоя, - буркнул Джума.
    - Ни один раздражитель не действовал, и тогда он, - Заремба кивнул
на  Хана,  -  откуда-то  притащил  в  операционную  малый   синтезатор
"Паганини" и начал играть. Ты и выкарабкался.
    - Музыка, - прошептал Клим, вспоминая волшебные звуки. - Я  так  и
подумал - музыка. Выходит, я твой должник, Джу...
    - Сочтемся. - Джума Хан легонько похлопал Мальгина по  руке.  -  К
счастью, мои музыкальные  пассажи  затронули  твою  родовую  память  и
потащили   цепочку    положительных    ассоциаций,    иначе    процесс
восстановления твоего "я" затянулся бы. Отдыхай, я приду вечером.
    Спасибо, хотел сказать Мальгин, но передумал: Джума не нуждался  в
одобрениях, а благодарность чувствовал и так.
    Он засыпал и просыпался каждые полчаса и снова засыпал под мелодию
дождя, и длилось это состояние почти до вечера, когда наконец  удалось
справиться  с  сонливостью  и  расслабленными  мышцами.  Приходил   ли
кто-нибудь к нему, Клим не помнил, а выяснять у  "домового"  не  стал.
Душа остановилась у глубокого провала в неизведанные глубины психики и
жаждала покоя, и даже мысли о Купаве  и  обо  всем,  что  было  с  ней
связано, не создавали привычного фона тоски и безнадежности.
    Сначала Мальгин  удивился  такому  безразличию,  потом  подумал  о
нейролептанальгетическом барьере, который ему обязаны  были  поставить
хирурги, и успокоился. Состояние покоя пройдет, а  с  тоской  бороться
нет смысла: он до сих пор  барахтается  в  болоте  собственных  оценок
происходящего и нравственных норм,  внушенных  ему  с  детства,  и  не
знает, что делать. Купаву не вернуть. Да  и  в  особой  опеке  она  не
нуждается. Должна же она соображать, куда  могут  завести  ее  попытки
ловить кайф с помощью  наркомузыки.  Хотя...  кто  знает,  поймет  ли,
друзья у нее не из клана заботливых помощников.  Вот  за  дочкой  надо
присмотреть. Ребенок-то мой, - вслух проговорил  Мальгин,  разглядывая
себя в зеркале. С другой стороны, еще жив Даниил, и, чтобы разобраться
в ситуации, необходимо его присутствие. Надо  помочь  Ромашину  в  его
реабилитирующем поиске, это снимет груз вины  с  обоих.  Что  касается
Купавы, то... может быть, есть смысл  запретить  себе  думать  о  ней,
включив свои новые "блоки"?
    Мальгин усмехнулся, покачал головой.
    В кого ты превратился, "человек-да"? Неужто так  и  будешь  теперь
жить с синдромом раздвоенности и нерешительности? Не пора  ли  вернуть
прежнюю  формулу  характера  -  воля,  плюс   твердость   духа,   плюс
убежденность в своей правоте?
    Не пора ли сосредоточиться именно на этом?
    Он напрягся и  сосредоточился,  в  голове  тихо  лопнула  гитарная
струна, серый ливень хлестнул, казалось, из окна сквозь голову,  родив
необычные ощущения, и все стихло. Перед глазами заколебались  предметы
домашней обстановки, сердце болезненно сжалось.  Хирург  ухватился  за
раму кровати, закрыл глаза, расслабился.
    Спокойно, парень, напрягаться тебе еще рано, слаб. Давай-ка думать
о приятном, например, об ужине.... или лучше о чистой родниковой воде,
о реке, лесе, грибной охоте наконец... Отпустило? Ну и слава Богу!  Из
спальни засвистел медкомбайн.
    - Слышу, слышу, эскулап, - с  досадой  отозвался  Клим,  осторожно
отрываясь от стены.  Прошлепал  в  спальню,  выпил  стакан  рубинового
бальзама и направился в душ. Купался долго, то с тихим наслаждением, с
подвыванием, то с воплями и  хлопаньем  по  спине  и  бокам,  а  когда
вытерся и прошествовал в  халате  к  "домовому",  собираясь  послушать
новости, в гостиную вошла Карой.
    С минуту они молча смотрели друг на друга, потом у Мальгина  снова
сработал какой-то  музыкальный,  "струнный"  переключатель,  в  голове
прошумел  теплый  ветер,  и   хирург   уловил   слабый   пси-шепот   в
сопровождении  волны   грустных   и   одновременно   вызывающе-дерзких
настроений. Шепота он не разобрал, а  "пакет"  настроений  исходил  от
Карой, с любопытством разглядывающей его голый череп. Где-то глубоко в
колодце памяти на черном фоне мелькнул тающий мираж лица - кто  знает,
чьего? - и Мальгин очнулся.
    - Привет.
    - Я думала, что ошиблась квартирой, - проговорила  женщина  низким
голосом вместо приветствия. - А знаешь, тебя безволосие  не  портит  -
лоб настолько высок, что скрадывает отсутствие волос.
    - Спасибо, - хмыкнул Клим, размышляя: показалось ему или нет,  что
он "подслушал" мысли Карой, вернее, увидел ее эмоциональный портрет.
    - Меня  прислал  Джума,  -  продолжала  гостья,  морща   носик   и
оглядываясь в нетерпении: разбираясь в  своих  новых  ощущениях,  Клим
забыл предложить ей сесть. - Но я думала, что  вы,  мастер,  лежите  и
нуждаетесь в лечении и уходе.
    - Нуждаюсь, - поспешно сказал Мальгин и сделал утомленный  вид.  -
Особенно в массаже. Я, пожалуй, лягу под присмотр компа.
    Карой рассмеялась.
    - Малая подвижность, компьютеризация, а также избыток лекарств уже
завели человечество в тупик, тебе этого мало? Можно, я сяду?
    - О, биг пардон! - Клим дал  "домовому"  мысленную  команду,  и  в
гостиной выросли низкие кресла и столик.
    - Мой любимый размер, - сказала Карой с иронией, пробуя кресло.  -
Любишь комфорт?
    - А кто его не любит? - Хирург отдал еще одно  распоряжение,  и  в
комнату вплыл поднос, на котором  стояли  бокалы  золотистого  стекла,
бутылка "Киндзмараули", тарелочки с тостами и коробка конфет.
    - Надо же, мой любимый набор, -  с  той  же  интонацией  протянула
гостья.
    Клим   внимательно   присмотрелся   к   ней,   и   снова    где-то
глубоко-глубоко,   казалось,   внутри   позвоночника,   тихо   щелкнул
переключатель, хирурга обдало  волной  несвойственных  ему  мгновенных
переживаний, а в ушах прошуршал степной ветер и  принес  еле  слышимый
неразборчивый   шепот,   в   котором   угадывались   слова:   Джума...
несмышленыш... не понять... одиноко...
    Мальгин наполнил бокалы, пытаясь держать себя в руках,  ничему  не
удивляться и выглядеть естественным и галантным. Он уже сообразил, что
начал воспринимать эмоции и пси-сферу собеседника, как и  в  случае  с
Джумой, но было ли это результатом эксперимента, утверждать не брался.
    - Комфорт любят  все,  -  повторил  он,  поднимая  бокал,  -  даже
спортсмены и туристы, а не только старики и женщины. За тебя?
    - За тебя. - Карой пригубила вино. - Насчет комфорта у  меня  свое
мнение. Слишком  памятны  примеры,  которыми  нас  нафаршировывали  по
методу Карнеги на первом курсе университета. Ты тоже должен помнить: в
двадцатом веке комфортные  условия,  вместо  обычного  сосания  груди,
начали создавать ребенку сразу же в послеродовой период, а  обернулось
это болезнями для большинства детей и в конце  концов  физиологической
незрелостью как наследственным признаком.
    Мальгин покачал головой.
    - Нам такую информацию не давали. Но пример действительно сильный.
У тебя с этим было что-то связано?
    - Вы, как всегда, проницательны, мастер. Моя ветвь по  материнской
линии начиналась от прапрапрабабушки,  которая  практически  не  могла
ходить. Вся эта ветвь словно была проклята: болезни,  болезни,  пороки
сердца, аллергия, хроническая слабость, малый рост...
    Карой залпом выпила бокал, успокаиваясь, провела ладонью по  лицу.
Клим налил еще, проговорил, осторожно подбирая слова:
    - Но ты, похоже, сломала эту закономерность.
    - Повезло с отцом. Давай о другом. - Женщина откинула прядь  волос
за ухо, обнажая  сверкающую  каплю  серьги.  Капля  набухла  светом  и
сорвалась на пол, обозначив падение высверкивающей трассой.  Серьга  в
ухе снова налилась алым сиянием и, спустя несколько секунд, уронила на
пол очередь тающих огоньков.
    - Нравится?
    - Очень! - Мальгин был искренен. - А Джуме?
    "Джума... странное имя...  хороший  парень...  но  вряд  ли..."  -
прошипело  в  голове  хирурга  в  сопровождении  знакомого  "ветра"  и
грустного вздоха, в то время как губы Карой оставались в покое.
    - Джу хороший парень, - повторил Мальгин автоматически  и  увидел,
как брови Карой взлетели вверх.
    - Что?!
    - Ничего, мысли вслух. - Губы пересохли, и Клим смочил  их  вином,
не слыша, как медкомбайн в спальне заливается протестующим звонком.
    Глаза Карой потемнели, с изумлением она справилась быстро и теперь
смотрела на хирурга испытующе и недоверчиво.
    - Вы никак читаете мои мысли,  мастер.  Неужели  это  -  результат
операции?
    - Скорее всего - нет. Одну минуту, мне надо узнать, чего он хочет.
    Мальгин поспешил в спальню, выслушал  нотацию  медицинского  инка,
выпил стакан бальзама и вернулся в гостиную.
    - Пей без меня,  мне,  оказывается,  еще  нельзя,  иначе  угрожают
смирительной рубашкой.
    Женщина осталась серьезной.
    - Если мои предположения верны, то...
    - То что?
    - Не знаю... надо подумать. Ведь ты еще ничего не решил, мастер?
    Мальгин нахмурился.
    - Не отвечай, - качнула она головой, - я вижу. И  понимаю.  Купава
одна, с дочерью, Шаламов исчез... Я все  понимаю.  Я  тоже  ничего  не
решила, хотя всегда славилась  решительностью.  Что-то  изменилось  во
мне, в тебе тоже - до операции, а теперь  еще  и  прямая  пси-связь...
телепатия, как говорили раньше. Ты будешь знать обо мне  все,  а  я  о
тебе... обычная слабая женщина, не интрасенс. Мне надо подумать, Клим.
Может быть, ты становишься супером, как сказал Ваня Заремба?
    - Это плохо?
    - Не знаю. Спасибо за вино. Тебе действительно не нужна сейчас моя
помощь?
    - Помощь? То есть?
    - Ну, умыть тебя, накормить, сделать массаж, - рассердилась Карой.
    - Если честно, то нет, - кротко сказал Мальгин. - Хотя от  массажа
я бы не отказался.
    - Это тебе сделает инк. Прощай, мастер. Извини, если я...
    - Это не проявляется все время, - сказал Клим ей  в  спину,  -  не
беги так поспешно. Я еще сам не разобрался, как и  почему  срабатывает
мой... мое гипервидение. Не пугайся.
    - Я не трусиха, и все же ты меня поразил,  Клим.  Я  приду  позже,
выздоравливай... "черный человек"-да.
    Вышла.
    А Мальгин остался  стоять,  оглушенный,  будто  на  голову  рухнул
потолок. В таком состоянии его и застал Железовский.
    Человек-глыба молча подошел и положил свои огромные длани - руками
их назвать язык не поворачивался - на затылок и лоб  хирурга,  и  тому
показалось, что под черепом приятно потянуло  прохладным  сквознячком.
Аристарх кивнул сам себе и бесшумно сел в кресло Карой, принюхался.
    - Духи "Витэ". От Джумы Хана тоже  попахивает  этими  духами.  Это
была его жена?
    - Испугалась и убежала, - слабо улыбнулся Мальгин. - Хотя,  честно
говоря, я испугался не меньше. До сих пор не верится...
    - Все нормально, интрасенс, когда-то это должно было произойти.
    - Как я выгляжу без волос?
    - Очаровательно. Похож на Юла Бриннера, актера, играющего в старых
ковбойских фильмах. Кстати, волосы можешь вырастить себе  сам  за  два
сеанса, это нетрудно.
    - Я подумаю. Все утверждают, что такая прическа мне идет.
    Мальгин налил вина в чистый бокал, поднял свой и сказал, кивнув на
дверь в спальню:
    - Черт с ним, пусть вопит.
    Математик понимающе кивнул.
    - С ним управиться легко, а  вот  с  "минами"  внутри  труднее.  Я
пришел помочь тебе, - Аристарх не  обратил  внимания  на  протестующий
жест  хозяина,  -   разобраться   в   себе.   Чем   скорее   научишься
контролировать  свое  "экстра-я",  тем  легче  будет   справляться   с
синдромом "черного человека". И не смущайся, мне тоже помогли  в  свое
время.
    Клим проглотил вино, не чувствуя вкуса.
    - А разве мое... моя телепатия - не результат прорыва подсознания,
вернее, маатанского знания?
    - Во-первых, не маатанского, а шаламовского, что, кстати,  намного
упрощает дело, во-вторых, не телепатия, а экстра-видение, что не  одно
и то же, и, в-третьих, ты интрасенс, то есть экстрасенс  от  рождения,
только реализуешь свои способности с опозданием.
    Железовский вдруг набычился, поглядев на Мальгина как-то  остро  и
оценивающе, и тому показалось, что он видит перед собой полупрозрачную
фигуру "черного человека". В  затылке  родилось  ощущение  вонзившейся
иглы, рядом с фантомом, рожденным пси-передачей  Железовского  -  Клим
это понял, - появилась еще одна такая же  фигура,  но  с  человеческой
головой, и все исчезло в красной вспышке боли...
    Очнулся Мальгин в постели.  Озабоченный  Аристарх  сидел  рядом  и
переговаривался с  кем-то  по  виому,  а  заметив  движение  больного,
наклонился над ним:
    - Извини, мастер, это я виноват.
    - Нет, - сквозь зубы сказал Мальгин. - Похоже, я нечаянно разбудил
один из "кладов". Мне надо прежде всего  научиться  при  этом  терпеть
боль и не терять сознания.
    - Я вызвал  Джуму  и  лечащую  группу,  пусть  посмотрит.  Вечером
составлю программу оптим-тренинга, а с завтрашнего дня начнем выявлять
твои резервы, сегодня ты еще не в форме.
    Мальгин с благодарностью сжал  руку  Аристарха  и  увидел,  как  у
"железного" Железовского порозовели щеки. И у Клима стало  удивительно
легко  на  душе,  словно  они  безмолвно  сказали  друг  другу:  будем
друзьями.
    У выхода из спальни Аристарх обернулся.
    - Забыл передать тебе привет от Ромашина. Он рад, что ты  со  мной
одного поля ягода.
    Исчез.  Ни  шороха,  ни  звука.  Однако  неосознанно  включившимся
внутренним видением Мальгин легко определил, как человек-глыба миновал
гостиную, переднюю, вышел на лифтовую площадку  и  лишь  потом  исчез,
послав короткое, как толчок сердца, слово-ощущение: будь!..
    - Он в порядке, - сказал Джума сдержанно.
    Сидевшие напротив переглянулись.
    - Немного подробней, - проговорила женщина.
    - Он интрасенс. Со  всеми  вытекающими  отсюда  последствиями.  Но
экстраспособности его врожденные, ничего общего с "темным знанием"  не
имеют, просто прорезались поздновато.
    Боянова снова посмотрела на соседа, растянула губы в улыбке.
    - Кажется, ваши страхи не имеют почвы, Казимир?
    - Хотелось бы верить, - улыбнулся в ответ председатель  СЭКОНа.  -
До сих пор кошки на душе скребут, что  мы  разрешили  ему  этот  плохо
спрогнозированный эксперимент. В дальнейшем, вероятно после детального
анализа, комиссия  подготовит  предложение  для  ВКС  о  моратории  на
подобные эксперименты. Даниил  Шаламов,  потом  Майкл  Лондон,  теперь
Мальгин...
    - С Шаламовым и Лондоном все было иначе, - возразил Джума.
    - Но связь прямая. Впрочем, я  поспешил  с  заявлением.  Итак,  вы
считаете, что этот ваш  Мальгин...  м-м,  как  бы  это  сказать...  не
опасен?
    - Я ему верю, - ответил Джума, помедлив, разговор ему не нравился.
- Во-первых, нет полной уверенности, что нам удалось подобрать ключи к
"черным кладам" памяти Мальгина. Во-вторых, он очень сильный  человек,
волевой и жесткий, он способен контролировать себя в любой ситуации.
    - Вы можете дать стопроцентную гарантию?
    - Могу, - не очень твердо сказал Джума.
    Ландсберг пожал плечами и откинулся на спинку кресла.
    - Хорошо,  мы  поняли,   -   проговорила   Боянова.   -   Надеюсь,
чрезвычайных мер по Мальгину принимать не придется. Спасибо за участие
в  эксперименте,  другарь  Хан,  вы  понимаете  -  подстраховка   была
необходима. Побудьте с ним рядом еще некоторое время, пока он...
    - Честно говоря, прямой необходимости в этом нет, да и ребята ждут
в обойме, но пару дней на Земле я еще побуду.
    - Вы знаете, что "серая дыра" закрылась?
    - Знаю. Очень жаль. До свидания.
    Джума Хан вышел.
    По кабинету маревом поплыла тишина.
    - "Серая дыра" заросла, однако хлопот  не  убавилось,  -  нарушила
молчание комиссар отдела, словно говорила сама с собой. -  А  главное,
что остались нерешенными не только научные, но и социальные, внешние и
внутренние, проблемы. Шаламов не найден. Лондон в  том  же  положении,
что и Шаламов. Мальгин тоже под подозрением. Контакт  с  маатанами  не
установлен и теперь вряд ли когда будет установлен.  Орилоух  остается
загадкой, причем загадкой довольно опасной...
    - Будет вам, Власта, - негромко сказал  Ландсберг.  -  Вы  не  все
перечисленные проблемы несете на  своих  плечах,  с  вами  работает  и
Даль-разведка, и погранслужба, и ксенологи, и социоэтики, и мы.  Но  я
вас понял: требуется наше разрешение на какие-то рискованные действия?
    Боянова отодвинулась.
    - Иногда мне кажется, что вы интрасенс,  Казимир.  Да,  мне  нужно
добиться согласия СЭКОНа на рейды к Маату, Орилоуху и в Сферу Дайсона.
    - Если  бы   с   подобным   заявлением   в   комиссию   обратилась
Даль-разведка, я бы не удивился. Но что делать службе безопасности  на
этих планетах и объектах?
    Боянова включила проектор,  и  перед  сидящими  открылась  сияющая
бездна, на  фоне  которой  висел  желто-лиловый  шарик  планеты.  Если
приглядеться,  можно  было  увидеть,  что  светлый,  с  перламутровыми
переливами фон изображения состоит из мириад зерен, испускающих нежное
сияние.
    - Сфера Дайсона изнутри, - пояснила Боянова. - Как вы уже  знаете,
и Маат, и Орилоух являются искусственно созданными мирами  и  населены
странными расами существ,  которых  трудно  назвать  разумными,  да  и
вообще живыми. Имеется множество классификаций разумной жизни, но  все
они сходятся в определении небиологических цивилизаций. Так вот, жизнь
обеих планет относится именно к этому типу, и, хотим мы этого  или  не
хотим, выяснять - опасны ли с ней контакты или нет,  придется  нам.  К
тому же от Даль-разведки поступил запрос на определение степени  риска
при  непосредственном,  прямом  изучении  этих  объектов.  Кстати,  по
заявлениям ксенологов, наблюдающих за  ними,  Маат  практически  пуст,
"черные люди" покинули его, спеша  уйти  в  "серую  дыру",  а  Орилоух
намного снизил трансформационную активность.
    - Это не довод, вернее, не  самый  сильный  аргумент.  Ваш  запрос
официальный?
    - Вполне. Весь интенсионал по данной проблеме  готов  уйти  в  ваш
банк по первому требованию.
    - Хорошо. - Ландсберг встал, поклонился. -  Комиссия  сообщит  вам
свое решение не позднее чем через три дня.
    Комнату заливал интенсивный синий свет, так  что  казалось,  будто
находишься под водным слоем  в  метр  толщиной.  Все  остальные  цвета
поблекли, и предметы в комнате выглядели плоскими и  неузнаваемыми.  А
испускал  синее  сияние  виом  во  всю  стену,  в  центре  которого  с
тяжеловесной на вид медлительностью вращался шар планеты.
    Нептун, подумал Железовский, отыскивая взглядом хозяина.
    - Проходите, - раздался голос Ромашина, - размещайтесь.
    Математик сел рядом.
    На боку Нептуна выплыло овальное фиолетово-черное пятно, и Ромашин
остановил кадр.
    - Самое   загадочное   явление   прошлых   столетий   -   роторный
циклон-эффект под названием Большое темное пятно. И, как оказалось,  -
самое заурядное явление для мощных турбулентных атмосфер.
    - И все же в данном  случае  это  явление  не  совсем  обычное,  -
пророкотал Железовский. - Дело в том, что с вероятностью в  шестьдесят
пять процентов орилоун, извергнувший через  своего  собрата  на  Землю
струю газа, сидит именно в центре Большого пятна.
    Ромашин вскинул изумленные глаза.
    Железовский едва заметно улыбнулся.
    - Мне почему-то кажется, что вы разочарованы.
    - Нет, но слишком уж тривиальное решение. Единственный  объект  на
лице планеты,  сразу  приковывающий  внимание,  оказывается  и  местом
обитания орилоуна... А если ваш прогноз ошибочен?
    - В таком случае орилоун может сидеть в  любой  точке  на  твердой
поверхности Нептуна, искать его бессмысленно. Но, с другой стороны, вы
сами  ответили  на  свой  вопрос.  Если  для  людей  Большое  пятно  -
интересный объект, почему же и для орилоунов ему не  быть  таковым?  У
меня вопрос иного плана: зачем вам этот орилоун?
    - То есть как? - опешил Ромашин. - Разве я не говорил?
    - Но ведь "серая дыра" закрылась.
    - Ну и что? Сеть орилоунского метро сохранилась, а Шаламов не стал
настолько "черным", чтобы вообще  покинуть  нашу  Вселенную,  как  это
сделали маатане. Он наверняка скитается сейчас по Галактике,  а  то  и
другим галактикам, где сохранились живые орилоуны, и шанс найти его не
исчез.
    Железовский помолчал, рассматривая темное пятно на боку планеты  -
гигантский циклонический вихрь размером с Землю, сохраняющий форму вот
уже несколько сот лет.
    - Я не разделяю вашего оптимизма, но рассчитать варианты поведения
Даниила  невозможно,  и  ваше  предположение  тоже  имеет   право   на
существование. Кстати,  вы  знаете,  почему  закрылась  "серая  дыра"?
Вернее, почему закрылась так рано? По моим подсчетам,  она  просто  не
выдержала экологической нагрузки  с  нашей  стороны.  До  появления  в
Горловине  людей  процесс  зарастания  шел  медленно,   "дыра"   могла
продержаться еще несколько тысяч лет, но потом...
    - Я понял. Что  ж,  экологическая  инспекция  не  всегда  способна
вовремя оценить опасность человеческого любопытства.  Значит,  Большое
темное  пятно?  Насколько  я  осведомлен,   в   этот   район   Нептуна
сбрасывается уже не один десант, поэтому я не  первопроходец,  а  идти
следом всегда легче. Пойдете со мной?
    - Пойду. Если докажете СЭКОНу целесообразность рейда.  Но  все  же
давайте подождем полной реабилитации Мальгина, он уточнит мой расчет.
    - Операция прошла успешно?
    - Более  чем.  В   нем   проклюнулся   интрасенс,   что   послужит
дополнительной гарантией против появления синдрома "черного человека".
Клим уже начал потихоньку разбираться  в  себе,  входить  во  вкус,  а
главное  -  научился  контролировать  состояние  инсайта   [Инсайт   -
состояние озарения.], связанное с "черными кладами".
    - Силен мужик! - сказал Ромашин искренне. - Вы  с  ним  непременно
подружитесь.
    - Уже.
    - Ну и славно. Втроем мы справимся.
    - Еще один неприятный вопрос, можно?
    - Валяй.
    - Что, если мы не найдем Шаламова? Я имею в виду здесь... дома,  в
нашем галактическом домене.
    - Есть одна идейка... - нехотя проговорил Ромашин. -  Может  быть,
это заумь... конкретно с ней возиться недосуг, да и специалисты  нужны
классные. Позже я поделюсь ею. Итак, готовим бросок на дно Нептуна?
    Синий мир планеты с исполинским  зрачком  Большого  темного  пятна
стал приближаться, пока  весь  объем  виома  не  заняла  непроницаемая
черная мгла, скрывающая за собой не одну тайну планеты.

                               Глава 8

    Золотой луч утреннего солнца проник в  комнату  и  остановился  на
щеке. Мальгин проснулся, некоторое время лежал  с  закрытыми  глазами,
ловя кожей ласковое тепло, потом рывком встал и распахнул окно.
    Несмотря на бабье лето, температура воздуха  в  утренние  часы  на
широте Смоленска и Брянска не  превышала  десяти  градусов  тепла,  но
Мальгин не боялся  даже  сорокаградусного  мороза.  Чистый  прохладный
воздух, напоенный тысячью запахов, от грибных до поздно цветущих  трав
и цветов, хлынул в легкие и мгновенно очистил голову от остатков сна.
    Отец возился в саду с  другой  стороны  дома,  Мальгин  видел  его
внутренним зрением сквозь кустарник, стену и деревья. Клим позвал  его
мысленно, уловил ответное удивление и  удовлетворенно  засмеялся.  Все
шло нормально, хотелось  жить,  двигаться,  бороться  с  опасностью  и
творить чудеса. Последствия  уроков  Железовского  сказывались  каждый
день,  и  были  они  в  большинстве  случаев  приятными,  но  все   же
открывающиеся горизонты безоблачными не казались. Культ хандры Мальгин
разрушил, привел в систему кое-какие свои внутренние  проблемы,  но  с
раздвоенностью в душе справиться пока не мог.  Главный  узел  проблем,
связанный  с  именами  Купавы,  Карой,  Шаламова,   не   решался.   Ни
математически, ни логически, ни эмоционально.
    Мальгин  бесшумно  спрыгнул  в  сад,  обежал  стороной  огород   с
хозблоком, миновал озеро и по тропинке припустил в  лес,  через  поле,
через высохшее, пружинящее под ногами болото, оставляя в  стороне  еще
один коттедж хутора и далекие многоквартирные высотные "сотовые"  дома
окраины Жуковки. На этот раз налетел на палаточный  лагерь  нихилей  -
потомков  хиппи  в  десятом  колене,  перепугал  какого-то   грибника,
подумав, что напугал бы того еще больше, если бы не  отрастил  волосы.
Добежал до родника, напился с колен и повернул обратно.
    Отец все еще бродил по саду,  что-то  окапывал,  заботливо  убирал
садовый мусор, готовил мудреный инвентарь к зиме.  Мальгин  понаблюдал
за ним исподтишка, потом начал делать зарядку - комплекс ши-кай.  Отец
нашел его в тот момент,  когда  он  делал  стойку  на  локтях:  обошел
кругом, похмыкал, хлопнул по животу. Клим упал на спину и расслабился,
улыбаясь.
    - Когда-нибудь сломаешь себе шею, -  проворчал  Мальгин-старший  с
притворным недовольством.
    - Не  сломаю.  -  Клим  сплел  ноги,  обхватил  их  руками   и   в
образовавшееся  кольцо  просунул  голову.  -  Как  ты  думаешь,  какое
количество поз может принять человек?
    Отец задумался, погладил подбородок, пожал плечами.
    - Ну двадцать... может быть, тридцать. Нет?
    - Шива демонстрировал восемьдесят четыре тысячи поз,  направленных
на поддержание здоровья и достижение высшей степени  сознания.  Насчет
высшей степени ничего сказать не  могу,  видимо,  для  меня  это  пока
недостижимо, однако я могу продемонстрировать около десяти тысяч  поз.
Остальные семьдесят тысяч тоже было бы несложно  реализовать,  но  для
этого необходимо время, а его-то мне как раз и не хватает.
    Мальгин включил свое новое  чувство  видения  комплекса  биополей,
излучаемых человеком, одно из многих в сфере гиперчувств,  и  отец,  в
некоторой  растерянности  почесывающий  затылок,  разделился  на   три
полупрозрачные, входящие одна в другую, фигуры.
    Внутреннее  видение   позволяло   теперь   хирургу   видеть   ауру
собеседника - его биоизлучение,  пси-поле  и  набор  испарений,  зримо
разделять черты характера, почти свободно оценивать его  душу.  Каждый
человек как бы разделялся на несколько "призраков" разного цвета:  чем
сложнее был внутренний мир человека,  тем  больше  "призраков"  в  нем
умещалось. Негативные  стороны  характера  окрашивали  фантом  во  все
оттенки фиолетового, коричневого и в черный цвет, положительные  черты
вызывали к жизни голубые, розовые, золотистые тона,  переходные  формы
типа ум - хитрость добавляли зеленых и синих тонов, и лишь  равнодушие
всегда вызывало ощущение сырости и окрашивало "двойника" в серый цвет.
    "Призраки"  отца  были  текучи,  почти  прозрачны  и   отбрасывали
оранжевые, розовые, голубые и золотые блики.  Внутри  одной  из  фигур
клубился  сизо-синий  туман,  и   Мальгин   знал,   что   это   такое:
потускневшая, но неизбывная тоска по жене.
    - Все! - Клим "развязался" и вскочил. - Побежали в душ.
    - Я  уже  купался.  Будешь  готов  -  кликнешь,   позавтракаем   и
покалякаем.
    На завтрак отец приготовил салат из овощей,  жареные  грибы,  мясо
по-мушкетерски и топленое молоко.
    Поговорили о  видах  на  урожай  на  будущий  год,  о  соседях,  о
родственниках, зовущих погостить.  Отец  с  неодобрением  отозвался  о
таборе  нихилей,  на  что  Мальгин  возразил:   раз   общество   имеет
возможность терпеть подобные неформальные структуры  и  содержать  их,
давая прожиточный минимум, то какие могут быть претензии? Другое  дело
- формирование  в  молодежной  среде  групп  социально  опасных,  типа
дилайтменов, любовников, хочушников, с их культом абсолютного  лидера,
"клубов острых ощущений" или "эскадронов жизни".
    Отец не стал углубляться в теорию минимально необходимой морали  и
сетовать на  сложность  взаимоотношений  в  мире,  просто  он  пытался
создать сыну  атмосферу  нормального  расслабляющего  отдыха,  и  Клим
только улыбался в душе, видя потуги старика  отвлечь  его  от  горьких
дум.
    - Досыть, - сказал Мальгин, погладив живот,  в  ответ  на  попытку
отца налить  еще  стакан  молока.  Эксперимент  открыл  канал  родовой
памяти, и на ум постоянно приходили странные, ласковые, пахнущие дымом
костра и парным молоком древнерусские слова. Многие из них  обозначали
понятия, давно ушедшие из жизни, многие потеряли значение и смысл,  но
не  утратили  запаха   старины   и   ласкали   гортань,   как   глоток
хрустально-чистой родниковой воды.
    Отца  все  время  подмывало  спросить  сына  про  Купаву,  но   он
продержался целых три дня, пока все же не спросил. Мальгин вспомнил ее
компанию, и душа снова  наполнилась  горечью  бессилия:  Купава  плохо
разбиралась в людях, и среди ее приятелей нередко встречались эгоисты,
сластолюбцы и "сильные личности" вроде Марселя Гзаронваля.  Интересно,
Вильям Шуман из их числа или он "чистый наслаждатель"? Впрочем,  какое
это имеет значение?
    - Все в порядке, па, - ответил Клим. - У нее  не  все  хорошо,  но
никаких осложнений. Дарья у мамы, я ее навещал... Купаву то есть.  Что
будет дальше, не знаю.
    - Ты не пробовал вернуть ее?
    - Как? - слабо улыбнулся Мальгин. -  К  тому  же  не  все  ясно  с
Шаламовым. Если он жив, есть надежда вернуть ему человеческое  "я".  И
это меня останавливает в первую очередь. Нет, па, возврата к  прошлому
нет, ты же понимаешь.
    - Что ж ты так всю жизнь бобылем и проживешь?
    Клим засмеялся, перегнулся через стол, облапил старика.
    - Ты же вот живешь, и ничего. Бог не  мужик:  бабу  отымет,  девку
даст. Подожди немного, все образуется.
    - Хочешь заварю тебе туман-травы? На сердце легче станет.
    - Как говорили латиняне:  amor  non  est  medicabililis  herbis  -
любовь травами не лечится. Па, мне ли  этого  не  знать?  Нужна  более
мощная фармакопея. Ну все, я убежал, буду к обеду,  причем,  возможно,
не один.
    И, переодевшись в спортивный костюм, Мальгин поспешил из дома,  не
отвечая на пытливые взоры родителя.
    Обычно он забирался  в  самые  глухие  утолки  леса,  подальше  от
людских глаз, и тренировал тело, новые органы чувств до тех пор,  пока
не приходила усталость. Старика после его возвращений в  первое  время
изумлял аппетит сына, но потом Мальгин-старший  привык  и  готовил  на
четверых сам, не доверяя кухне. Кулинаром он был отменным.
    На этот раз  Мальгин  решил  впервые  "копнуть"  один  из  "черных
кладов", считая, что достаточно подготовил  себя  к  открытиям,  да  и
время не ждало: положение Майкла Лондона  оставалось  сложным,  а  его
поведение  в  случае  повторения  синдрома  "черного  человека"  никто
предсказать не мог.
    Ориентировался в лесу Клим свободно, ни облачные покровы, ни ночь,
ни непогода не мешали ему точно  знать  свое  местонахождение.  Выбрав
густую еловую поросль, в  которой  его  трудно  было  обнаружить  даже
вблизи, Клим присел на  ствол  упавшей  от  старости  ели  и  привычно
сосредоточился на  перцепции  -  способности  воспринимать  омоложение
своего  тела  в  пространстве.  Пришло  ощущение  впаянности  в   мир.
Подумалось, что такое ощущение  могло  быть  у  муравья,  попавшего  в
смолу. В округе в пределах нескольких  километров  не  было  ни  одной
живой души, не считая птиц, белок и мелких грызунов. Поймав  отголоски
чьих-то радио- и видеопередач,  Мальгин  удовлетворенно  улыбнулся  и,
закрыв глаза, сказал сам себе:
    - Давай-ка поработаем в гиперохвате, шарабан...
    Алый свет хлынул отовсюду в глазные яблоки,  затопил  все  вокруг.
Черные тени замелькали, зашевелились в этой алой бездне, словно  горел
костер наоборот. Кавалькада призраков проскакала сквозь голову, и  еще
не утих топот копыт их лошадей, как где-то  внутри  ставшей  огромной,
как гора, головы проросли удивительные геометрические структуры  -  не
то леса, не то города, не то цветы...
    Мозг человека  на  бессознательном  уровне  способен  обрабатывать
около миллиарда бит информации в секунду, на сознательном - всего сто,
но несмотря на  то,  что  Клим  мог  работать  на  уровне  сознания  в
двадцать-сорок раз быстрее,  удержать  хлынувший  из  "черного  клада"
поток сведений он не сумел.
    Алый свет в глазах очень быстро зарос черной паутиной, потускнел и
померк. Фиолетовые сумерки заполнили мозг, стушевали появившиеся  было
проблески понимания того,  что  прошло  понятийный  отбор.  В  глазные
яблоки вонзились  горячие  иглы  боли;  боль  от  этих  уколов  волной
распространилась по голове, телу, достигла кончиков пальцев, легких  и
сердца. Затем наступила полная темнота...
    Где-то далеко-далеко  на  краю  Вселенной  горел  в  ночи  костер,
плясали языки пламени, было тепло, не дымно, уютно, и кто-то ждал  его
у костра, вглядываясь в темноту и прижав руки к груди.
    - Купава? - прошептал Мальгин в три приема.
    - Непава... непава... непава... - вернулось шепчущее эхо.
    - Ка-рой?..
    - Нерой... нерой... нерой...
    - Кто... ты?
    И  тогда  донесся  тягучий,  басистый   и   тонкий   одновременно,
вибрирующий, с бархатистыми раскатами голос:
    - Я память твоя...
    - Паять... паять... паять... - послушно повторило эхо.
    Он стоял на холме бесплотным привидением, не отбрасывающим тени, а
по дороге, обегающей холм,  пыльной,  протоптанной  сотнями  ног,  шел
отряд ратников в калантырях, бармицах [Калантырь - доспех  из  крупных
металлических пластин, бармица - кольчатые доспехи на плечи,  грудь  и
лопатки.], кольчужных штанах, со щитами через  спину,  с  островерхими
шлемами. Вооружены ратники были  мечами,  копьями,  луками  и  боевыми
цепами, и вел их воин в  блестящих  доспехах,  с  непокрытой  головой,
обритой наголо - только на правой стороне виднелся длинный  локон.  Он
был среднего роста,  но  широкоплеч,  строен,  в  одном  ухе  сверкала
золотая серьга с двумя жемчужинами и рубином, а  на  лице  с  длинными
усами поражали глаза:  чисто-голубые,  пронзительные,  полные  суровой
решимости.
    - Святослав! - гулко проговорила память. - Идет на  Итиль.  В  его
дружине - твой прапредок Мал...
    Холм исчез. Из серой мглы проступили очертания старинной крепости,
стены которой пестрели выбоинами, дырами, были закопчены  и  дымились.
Но крепость еще не пала, ряды ее защитников строго, молча ждали атаки.
    - Рязань,  -  звонко,  колокольно  отозвалось  в  голове.  -  Твой
прапрадед Лука защищал ее всю жизнь.
    Исчезла и крепость. Прошли перед мысленным взором Мальгина дружина
Владимира Мономаха и Дмитрия Донского, полки  Ивана  III  и  Грозного,
Петра  Великого,  Суворова,  Кутузова,  отряды  солдат  гражданской  и
Великой Отечественной войн, и шли за их спинами Правда, Честь,  Любовь
и Вера, и в каждом из  отрядов  находились  предки  хирурга:  Михайла,
Борислав, Егорий, Мальга...
    Очнулся Клим от холодного прикосновения к руке. Из-под еловой лапы
выглядывал еж  и  изредка  тыкался  носом  в  ладонь,  словно  пытался
пробудить человека от его странного сна.
    - Спасибо за заботу, - прошептал Мальгин, поднимая  лицо.  -  Я  в
порядке.
    Он лежал на боку вдоль ствола ели. Сел. Ежик исчез,  прошуршав  по
толстой шубе из упавших еловых и сосновых иголок.
    Клим прислушался к себе и понял, что его попытка прочитать хотя бы
малую часть записанного мозгом  "темного  знания"  удалась:  в  памяти
медленно  проявилась  запись  шаламовского  "запасника",   объясняющая
историю появления "черных людей" на Маате. В записи было много  лакун,
пропусков, "белых пятен", непонятных шумовых мест, и все же  это  была
победа.  Можно  было  продолжать  процесс  чтения  чужой   информации,
прошедшей психологический отсев Шаламова и  собственного  подсознания,
без риска глубоких шоковых состояний, ибо Мальгин нашел "громоотвод" -
родовую память. Любой неконтролируемый разряд "черного клада"  вызывал
отключение  мозга  и  уход  его  хозяина  в  глубины  родовой  памяти,
помогающей быстрее адаптироваться и приходить в себя.
    Хирург не выдержал, прокричал по-ястребиному и прыгнул  в  близкий
ручей прямо в костюме. Напившись чистой  воды,  выбрался  из  ручья  и
разогрел кожу до пятидесяти градусов, чтобы побыстрей обсохнуть. Затем
выбрал направление и, паря, как горячий камень, облитый  водой,  через
полчаса выбежал к сторожке лесовода, откуда он мог позвонить  в  любую
точку земного шара. Здесь и нашел его Заремба, прибывший по вызову  из
Спасска, где по просьбе Клима жил у какой-то родственницы с комплектом
медицинской аппаратуры - для негласного обследования Мальгина.
    Молодой хирург был возбужден и  не  скрывал  этого.  Опутав  Клима
датчиками, он записал параметры его жизнедеятельности  на  кристалл  и
принялся жадно расспрашивать подопытного, что он  чувствует,  смог  ли
расшевелить  память  и  что  вспомнил  конкретно.  Удовлетворить   его
любопытство было практически невозможно, и Мальгину  пришлось  умерить
ненасытную жажду коллеги грубовато: остановись,  таранта,  я  от  тебя
устаю больше, чем от всего остального населения.
    На этот раз Заремба не обиделся. Шумный,  самоуверенный,  искренне
считающий себя талантливым исследователем и хирургом (что, в общем-то,
соответствовало истине), свой в любой аудитории,  не  стеснявшийся  ни
признанных авторитетов, ни мудрых старцев, ни Бога, ни дьявола, он жил
торопливо,  весело  и  увлеченно,  а  увлекался  он  постоянно  и  был
счастлив,  насколько  мог  быть  счастлив  человек  с  таким   легким,
незлобливым характером. Иван был единственным, кто  не  разделялся  на
цветных  фантомов  биохарактерологического  спектра,   когда   Мальгин
включил свое инфравидение, он  был  прост,  как  летний  ливень,  хотя
простота его была не следствием  глупости,  а  следствием  воспитания.
Мальгин иногда ловил себя на том, что завидует Ивану, сам он не мог  и
дня прожить, не уходя в самоанализ, не мучаясь, не ища постоянно точку
равновесия между "да" и "нет".
    - Стобецкий просил позвонить, - сказал Заремба, доставая из  сумки
банку шипучки. - Хочешь? Земляничная.
    Одет  он  был  в  костюм  в  стиле  "кантри",  говорящий   о   его
приверженности моде. Костюм был сделан из недавно созданного материала
зиркорна, обладающего памятью формы. Хранить костюм можно было в  виде
небольшого рулончика с магнитной защелкой: стоило выключить защелку, и
костюм мгновенно приобретал заданную форму. Уже и кокосы стали шить из
зиркорна, хотя пока не для спецслужб.
    - Я завтра выйду, - сказал Мальгин, костюм которого  тоже  был  из
зиркорна. - Ничего не изменилось?
    Заремба покачал головой, ткнув пальцем в серьгу рации.
    - Постоянная связь: все  по-прежнему.  У  Лондона  прогрессирующий
синдром терминатора, то же, что было и у Шаламова,  но  в  замедленном
темпе. Качественный скачок трансформации может  произойти  не  раньше,
чем через месяц.
    - Как  бы  не  прозевать  точку  перелома.  Не   слишком   ли   мы
самонадеянны?  Гейне  говорил,  что  каждый  человек  есть  вселенная,
которая с ним рождается и с ним умирает, а Шаламов и Лондон -  это  аж
по две вселенные!
    - И еще ты, - бросил Заремба с усмешкой.
    На Мальгина вдруг накатило черное и злое, свет в глазах померк,  и
хотя он почти сразу же овладел собой, по лицу Ивана понял, что  скрыть
свои переживания не смог.
    - Извини. Я что-то сказал, нет?
    - Ничего, - прыгающими губами выговорил  побледневший  Заремба.  -
Мне, наверное, показалось...
    - Что? Говори!
    - Честное слово, я не... понимаешь, из тебя словно зарычал...  или
выпрыгнул...
    - Кто? Не тяни душу! Надо же мне знать,  как  управлять  собой  во
время "черных затмений".
    - Кажется, на меня прыгнул не то барс, не то леопард...  пятнистый
такой, с клыками... Жуть, честно говоря! Но ведь  ты  же  не  виноват,
Клим? Оно сидит в тебе и  ждет  выхода...  Ты  же  не  хотел?  Ничего,
справимся.
    - Ох и мастак  ты  успокаивать  пациента,  -  с  трудом  улыбнулся
Мальгин, чувствуя уходящую дрожь: он  испугался  не  меньше  Ивана,  а
заодно понял, что не все будет просто в его нынешней жизни,  и,  кроме
"тихих"  знаний  память  хранит  и  "мины"  чужих  реакций   на   мир,
неадекватных понятиям человеческой морали и нравственности. Успеть  бы
вовремя научиться подавлять эти реакции...
    - Звонила Купава, - после недолгого молчания  сказал  Заремба.  Он
хотел что-то предложить Климу, но не решался.
    - Вот как?  -  Мальгин  постарался  задавить  поднявшееся  в  душе
волнение. - Что ей было нужно?
    - Искала   тебя.   Одевается   она,   надо   признаться,    весьма
экстравагантно, хотя и со вкусом. Видел бы ты ее серьги!
    Мальгин наконец понял, что его мучило в последнее  время,  что  он
пытался вспомнить и не мог. В горле сразу пересохло,  в  голове  опять
словно лопнул сосудик боли.
    - Что за серьги?!
    - Они  то  появляются,  то  исчезают,  то   становятся   огромными
радужными  шарами,  то  черными  каплями,  то  начинают  дымиться,  то
сверкают искрами. Я таких еще не видел! Ты что? - Иван все  же  уловил
перемену в его настроении.
    Держи себя в руках, приказал  внутреннему  "я"  Мальгин,  а  вслух
проговорил:
    - У меня, кажется, есть любопытная информация  для  Ромашина...  и
для отдела безопасности.
    Заремба превратился в глаза и в слух.
    - Где Ромашин, не знаешь? - продолжал задумчиво  Клим,  забавляясь
реакцией Ивана и одновременно думая о своем.
    - Он ушел с Железовским на Нептун, по-моему, хочет найти орилоуна,
через которого Шаламов смылся из Системы. Да скажешь ты наконец, в чем
дело?
    - На  Нептун?!  -  Ошеломленный,  переспросил  Мальгин.  -  Искать
орилоуна? О черт! Поехали.
    - Куда?
    - Надо успеть отговорить их от  этого  шага,  орилоун  на  Нептуне
давно и безнадежно мертв.
    - Откуда ты?..
    Мальгин, не слушая, увлек за собой хирурга и погнал такси-пинасс в
Спасск, где располагалась ближайшая станция метро. Отец  не  обидится,
подумал он мимолетно, старик все понимает. Но,  может,  к  ужину  я  и
успею...
    - Ты что-то насчет Ромашина говорил, - напомнил быстро пришедший в
себя Заремба. - Зачем он тебе нужен-то?
    - Шаламов был здесь.
    - Что?! Где здесь?
    - На Земле. И вероятно, у Купавы. Я был у нее... недавно  и  видел
кое-что интересное. Серьги - подарок Даниила. Она прямо сказала мне, а
я, телелюй, не понял, думал, это еще до его похода в Горловину. Почему
же она не ушла с ним? - Мальгин пристально посмотрел на Ивана, не видя
его.
    - Разлюбила, - брякнул тот, шмыгнув носом. - А может быть, он  сам
не захотел... или находится до сих пор на Земле, а? Почему бы и нет?
    Почему бы и нет? - повторил про себя Мальгин,  и  ему  показалось,
что кто-то странно знакомый  и  одновременно  чужой  окликнул  его  из
невероятной дали: белый всплеск на сером фоне...  толчок  в  сердце...
тихий звон лопнувшей струны...
    Мистика дальнего зова, обманываешь ты  или  говоришь  правду?  Кто
меня зовет? Купава? Карой? Даниил? Или просто напомнил о себе  патруль
памяти сердца?..
    - Кто?! - беззвучно  позвал  Мальгин,  пытаясь  унять  вспыхнувшую
головную боль.
    Никто не ответил.
    Клим вздохнул, расслабляясь, искоса  поглядел  на  раскрасневшуюся
физиономию спутника: фантазия Ивана, видимо, работала вовсю.
    - Что ты хотел мне предложить?
    - Да ты понимаешь... - Заремба вдруг застеснялся. -  Ради  чистоты
анализа надо бы тебе поносить на себе  пару  "филеров",  хотя  бы  дня
два-три.
    - Только ради анализа? Не  стесняйся,  я  уже  понял,  к  чему  ты
клонишь.  Ты   прав,   надо   записывать   физиопараметры   во   время
"выпрыгивания" из меня "барса". Это  интересно  не  только  тебе,  это
поможет и мне установить полный контроль над собой.
    Заремба просиял.
    На горизонте показалась бликующая вершина  гигантской  пирамиды  -
культурный  центр  Спасска,  и  такси  спирально  ввинтилось   в   его
зеркально-стеклянное нутро.

                               Глава 9

    Нептун казался громадной черной бездной  на  фоне  мелкого  бисера
Млечного Пути.  Солнце  пряталось  за  планетой,  и  сейчас  она  была
повернута к наблюдателю "спиной", пряча в глубокой черноте  ночи  свои
загадки и тайны.
    Ромашин покосился на соседнее  кокон-кресло,  скрывающее  в  своем
нутре Железовского. Тот с момента старта  с  Тритона  не  проронил  ни
слова.
    В тесной рубке драккара располагались  всего  три  кресла,  третье
занимал пилот аппарата,  драйвер-прима  Паат  Хузангай.  Драккар  имел
название "Индевор", а его инк носил имя Вояджер.
    Поскольку драккар разрабатывался  как  корабль  исследовательского
десанта, он и оборудован был соответственно: кресла представляли собой
автономные защитные комплексы с  пси-управлением  и  энергетическим  и
материальным  ресурсом,  позволяющим  его  обитателям  при   появлении
непредвиденных обстоятельств прожить около месяца.  При  необходимости
шлюп мог взять на борт исследовательский отряд в  количестве  двадцати
душ. Десантники в этом случае ждали  своего  часа  в  отсеке  десанта,
каждый  в  своем  коконе  ЗСК  -  защитном   скафандровом   комплексе,
приспособленном к работе в любых экстремальных условиях. Скафандры эти
мало чем напоминали человеческие фигуры, вернее, совсем не напоминали,
и на жаргоне косменов их называли "заскоками". В настоящий  момент  на
борту драккара, кроме Железовского, Ромашина и пилота,  живых  душ  не
было, вместо человеческого десанта аппарат  был  загружен  роботами  с
широким спектром исследовательских операций.
    - Такое  впечатление,  будто   впереди   абсолютная   пустота,   -
проговорил Ромашин. - Даже вакуум вокруг так не воспринимается.
    Железовский промолчал, а пилот хмыкнул и сказал:
    - По-китайски пустота - куншу, по-японски  -  кусо  или  кукё,  но
лично мне нравится древнегреческое кенон. А вам?
    - Не вижу разницы, хотя привык больше к обычному вакуум.
    Пилота нашел  Железовский,  буркнув,  что  это  драйвер  от  Бога.
Ромашин не возражал. Он сразу понял, что Паат Хузангай тоже интрасенс,
иначе инспектор погранслужбы на  Тритоне  не  выпустил  бы  драккар  в
самостоятельный поиск. Правда, вовсе без объяснения уйти к Нептуну  не
удалось.
    - Вы же не специалисты, - сказал  озадаченный  пограничник,  когда
Ромашин и Железовский предстали пред его очами и  выложили  сертификат
особых полномочий с требованием  содействия  по  подготовке  глубокого
зондирования Нептуна.
    - Мы хорошо изучили условия полета, - возразил Ромашин, - и в наши
планы не входят ни стопроцентный  риск,  ни  тем  более  самоубийство.
Воспринимайте это  как  обычный  исследовательский  рейд  с  несколько
специфичными целями. Обещаем записать все, что  увидим  и  услышим,  и
передать специалистам.
    Пограничник был опытный работник, привыкший  не  удивляться  самым
неожиданным просьбам, знавший цену риску,  поэтому  он,  ни  слова  не
говоря,  позвонил  в  управление   и,   лишь   получив   согласование,
предоставил гостям свободу маневра. Затем он лично проверил экипировку
драккара и только  потом  дал  добро  на  взлет,  предупредив  бригаду
спасателей о новичках.
    Ромашин мысленно оглянулся, и автомат  послушно  выдал  ему  обзор
кормовой полусферы.
    Драккар удалился от  Тритона  уже  на  пятьдесят  с  лишним  тысяч
километров,  но  и  на  этом  расстоянии  спутник  Нептуна  производил
впечатление:  округлая  каменистая  глыба  диаметром  в   две   тысячи
километров,  испещренная  бороздами  древних   жидкоазотных   потоков,
кратерами, разломами, покрытая кружевной изморозью - словно  пятнистой
коростой, издали напоминающей лишайник. Азотная атмосфера планеты была
неплотной, и сквозь нее хорошо различались обширные туманные  плато  и
океаны жидкой грязи.
    Город   исследователей   Тритона   -   Пайонир   располагался    в
экваториальной области планеты, рядом с кальдерой  огромного  ледяного
вулкана, испускающего "лаву" - ледяные потоки - и похожего  издали  на
цветок, но сам город был уже не виден.
    Судя по тому, как мяч  Тритона  стал  сжиматься  и  уходить  вниз,
драккар заметно ускорил движение, миновал один за другим три  соседних
спутника - Протей, Лариссу  и  Галатею,  затем  настал  черед  пылевых
колец. Всего колец у Нептуна было пять, но сейчас  видны  были  только
три.  Последним  из  видимых  спутников   промелькнула   мимо   Наяда,
пятидесятикилометровый кусок камня с вкраплениями льда. Остальные  три
луны: Деспина, Таласса и Нереида - скрывались за горбом Нептуна.
    В глаза брызнуло чистым синим светом: край "бездонной черной  ямы"
прямо по курсу  обозначался  размытой  синей  полуокружностью,  Нептун
поворачивался к шлюпу боком, освещенным солнцем.
    В наушниках прошумел короткий  прибой  -  это  дал  знать  о  себе
немощный  радиационный  пояс  планеты,  имевший   по   земным   меркам
незначительное  магнитное  поле.  Затем  прошумел  второй   прибой   -
человеческих  голосов,  многотональных  сигналов  и   звоночков.   Это
отреагировала   на   появление   драккара   служба    наблюдения    за
пространством,  проведя  несколько  мгновенных   диалогов:   с   инком
"Индевора", с погранслужбой и  с  координатором  исследований  системы
Нептуна, а так как аппарат благодаря стараниям Ромашина был  вписан  в
график резервных рабочих рейдов,  возражений  на  дальнейшее  движение
драккара к Нептуну не последовало.
    Ромашин вздохнул про себя с облегчением и  расслабился:  можно  не
думать о цели полета еще добрых сорок минут.
    Нептун был открыт немецким астрономом  Галле  в  тысяча  восемьсот
сорок шестом  году  по  расчетам,  сделанным  англичанином  Адамсом  и
французом Леверье. Почти полтора столетия  гигантская  пухлая  планета
была сплошной загадкой для земных ученых,  и  лишь  в  августе  тысяча
девятьсот восемьдесят  девятого  года  к  ней  подлетела  межпланетная
автоматическая станция "Вояджер-2", приоткрывшая наконец завесу тайны.
    С тех пор к Нептуну было послано более двадцати  экспедиций,  а  с
введением в строй внутрисолнечной системы  метро  сама  планета  и  ее
спутники начали изучаться стационарно. К моменту старта  "Индевора"  с
поверхности Тритона исследователи совершили более ста попыток  достичь
дна  толстой  атмосферы  гигантской  планеты,  но  лишь  семь  из  них
закончились успешно. Правда, многие ученые сомневались, что  дно  было
достигнуто, потому что глубины погружений автоматических и управляемых
людьми аппаратов были разными - от семи до  десяти  тысяч  километров.
Существовала еще одна гипотеза, что Нептун не  имеет  кристаллического
твердого  ядра,  а  представляет  собой  шар  из  жидкого  и  твердого
водорода.
    Драккар  летел  уже  над  полярным  районом  Нептуна,   постепенно
приближаясь  к  Большому  темному  пятну  -   гигантскому   штормовому
завихрению размером с  земной  шар.  Синий  свет  в  рубке  сгустился;
казалось, аппарат движется в толще воды, освещенной сверху. Такой цвет
объяснялся  наличием  в  атмосфере   планеты   молекулярного   метана.
Появились легкие перистые облака из замерзшего метана, тени от которых
были видны на глубинах  до  ста  километров  в  нижних  слоях  газовой
оболочки. Более темные струи  и  вихри,  движущиеся  со  скоростью  до
семисот  километров  в  час,  обозначили  мощные  струйные  течения  в
атмосфере гиганта, а волокна и завихрения всех оттенков голубого цвета
- струи мелких  ледяных  кристаллов  метано-водяной  смеси  -  служили
границей   температурного   перепада:   выше   проходила   область   с
температурой минус двести двадцать  градусов  по  Цельсию,  ниже  -  с
температурой минус сто девяносто.  Где-то  там,  в  синей  бездне,  на
глубине двух тысяч километров лежала еще одна  граница  температурного
перепада, ниже которой температура скачком  возрастала  до  минус  ста
пятидесяти градусов. Эти границы, отделяющие  слой  от  слоя,  были  и
генераторами ветров, охватывающих всю планету.
    Драккар, волоча за собой горошину тени, наплыл на  край  зловещего
темно-фиолетового пятна, вблизи не такого четкого, как издали, но  тем
не менее  пугающе  геометричного,  будто  сделанного  искусственно  во
взбаламученной атмосфере Нептуна. С этой  высоты  движение  вихря  уже
становилось заметным, и Ромашин внезапно  прочувствовал  волнение;  не
страх - возбуждение перед броском в неизвестность и трепет от мысли  -
какого масштаба явление им предстояло преодолеть.
    - Интересно, черт возьми, -  проговорил  он.  -  Почему  Вершители
выбрали местом установки орилоуна именно Нептун?
    - Не только Нептун, - отозвался молчавший доселе Железовский. - Но
и Землю, и, наверное, Марс, и  Венеру,  и  другие  планеты.  Солнечная
система - уникальное явление в Галактике, где жизнь могла появиться на
любой из планет; я имею в виду  разумную  жизнь.  Есть  гипотеза,  что
орилоуны устанавливались везде, где мог зародиться разум.  А  так  как
система орилоунского метро создавалась не только для самих Вершителей,
но и для "черных людей", а может, и еще для кого-то, кого мы не знаем,
то на каждом объекте с орилоунскими Хранителями Пути должны  сидеть  и
маатане. Кстати, вы знаете, что перед финальными  событиями  в  "серой
дыре" в Системе был замечен маатанский транспорт?
    - Не шутите? - ответил озадаченный Ромашин. - Каким-то образом это
событие прошло мимо меня.
    - Он посетил Юпитер, Сатурн и Нептун.
    - Наделал тут шуму, - рассмеялся пилот. - Разогнал зондовиков  над
этой дыркой - Хузангай имел в виду Большое пятно, - нырнул в эпицентр,
через два часа вынырнул обратно и ушел на "струну". Что он там делал -
одному Богу известно.
    Не только ему одному, подумал Ромашин и цокнул языком  -  на  него
вдруг снизошло озарение.
    - Аристарх, а ведь это косвенное подтверждение правильности вашего
расчета!
    - Знаю, - равнодушно сказал математик.
    - Как вы думаете, зачем маатанам понадобился этот орилоун? Вернее,
орилоуны в Солнечной системе?
    - Скорее всего они  забрали  отсюда  последних  наблюдателей.  Это
значит,  что  все  посещенные  орилоуны  мертвы  и  не  способны  быть
Хранителями Пути, то есть станциями метро.
    - А это, в свою очередь, означает, что  Шаламов  ушел  из  Системы
другим путем.
    Железовский промолчал.
    "Индевор" завис на грани света и тьмы,  колеблясь,  нырять  ему  в
черноту или не нырять.
    - Программа введена, - весело  предупредил  пилот.  -  Вы  готовы?
Начинаем спуск. Вы знаете, как прозвали этот район Нептуна? Big  black
sport [Большое черное место (англ.); участок дороги, на котором  часты
аварии и катастрофы.]. Но если у меня есть фарт, а он у меня  имеется,
- пролезем!
    - И все же мы должны проверить этот след, -  пробормотал  Ромашин,
понимая, что довод неубедителен и идти вниз, на дно  Большого  темного
пятна, где стоял когда-то последний мертвый орилоун, нет смысла..
    - Мне говорили про вас, что вы  флибустьер,  Игнат,  -  рассмеялся
вдруг Железовский, гулкий бас его заполнил, казалось, весь драккар.  -
Неужто дрогнули? Шаламов мог уйти и  отсюда,  пробился  же  он  сквозь
мертвого орилоуна на Землю, так что  проверять  след  надо  до  конца.
Ответьте только на один вопрос: какова истинная  цель  вашего  поиска?
Зачем вы ищете Даниила?
    Ромашин не ждал такого вопроса и ответил не сразу.
    - Я ищу Шаламова с надеждой на его... возвращение. Я в долгу перед
ним, и совесть моя неспокойна. Его надо вернуть и вылечить.
    - Вы верите, что он излечим?
    - Пожалуй... больше да,  чем  нет.  А  еще  я  верю  Мальгину.  Он
единственный, кто поможет Даниилу вернуть человеческое "я".
    Железовский хмыкнул.
    - Мальгин? Что ж, может быть. Но у меня другое  предложение:  что,
если попросить самих Вершителей вылечить Шаламова? А заодно и Лондона.
    Ромашин не сразу нашелся, что ответить, он был огорошен.
    - Ну вы и авантюрист!.. - проговорил он наконец. -  Подлеще  меня!
Представляете, какая это задача?
    - Мало того, я рассчитал варианты их поиска. Вернемся - обсудим.
    И вновь Ромашин не нашелся,  что  сказать,  пораженный  смелостью,
даром  предвидения  и  раскованностью  мышления  молодого  математика.
Старею, подумал он с грустью. Раньше мне такая идея пришла бы первому.
Ай да Аристарх! До чего же приятна твоя лапидарность.
    - Я жду, коллеги, - нетерпеливо окликнул пассажиров Хузангай. - Вы
что, не видите, как мустанг бьет копытом землю?
    - Только довези нас обратно, -  пробасил  насмешливо  Железовский,
явно чтобы поддержать Ромашина. Он был молод и  совсем  скрывать  свои
чувства еще не научился.
    - Или я не специалист по выживанию? - так же насмешливо воскликнул
пилот. - Что-нибудь довезу.
    Ромашин улыбнулся, подумал: довелось бы вам побывать в переделках,
в каких побывал я! - и сказал негромко:
    - Что сделано, то свято! Вперед!
    Оставляя за собой цепочку маяков, гарантирующих прием  и  передачу
аварийного сигнала на базу,  "Индевор"  углубился  в  недра  атмосферы
Нептуна точно по оси Большого темного пятна, в зону  "глаза  тайфуна",
где должен был царить штиль. Правда, штилем погодные  условия  в  этом
"глазе" назвать можно было лишь по нептунианским масштабам,  а  не  по
земным.
    Громадную область центра Большого пятна размером с земной  материк
то и дело сотрясали перепады давления и микропередвижки оси;  микро  -
опять же по нептунианским меркам, на самом  же  деле  ось  "гуляла"  и
"кланялась" с амплитудой в сотни километров, и  гром  ударов  от  этих
подвижек носился по "глазу тайфуна", как грохот невиданного сражения.
    Драккар опустился уже на глубину более семи тысяч  километров,  но
его локаторы все еще не достали дна  -  твердой  поверхности  планеты.
Защита машины пока справлялась с  выпадами  стихии,  рост  давления  и
температуры был ей нипочем, а энергетические возможности  обеспечивали
свободу маневра, и все же пружина внешних воздействий все сжималась  и
сжималась и вскоре достигла предельных значений нагрузки на корпус.
    - Давление двести тысяч атмосфер, -  доложил  экипажу  Вояджер;  в
голосе инка отчетливо слышалась  озабоченность.  -  Температура  минус
тридцать три.
    - Резерв? - спросил Ромашин, вглядываясь в верчение серых пятен  и
черных струй вокруг драккара.
    - До миллиона - по давлению, до трех тысяч плюс - по температуре.
    - Тогда продолжаем спуск.
    Пилот и Железовский промолчали:  один  работал  в  паре  с  инком,
управляя полетом, второй предпочитал обходиться минимумом слов.
    Драккар пронзил очередную атмопаузу - границу, отделяющую слой  от
слоя (Нептун, окутанный мощной слоистой атмосферой, напоминал  русскую
матрешку), и попал в нисходящее воздушное течение. Удар  вертикального
воздушного потока был так силен, что  инерционные  гасители  с  трудом
сохранили хрупкий человеческий груз  от  уничтожения.  Затем  начались
болтанка, вибрация и бешеное вращение машины сразу вокруг  трех  осей.
Ориентироваться в обстановке и до этого момента было трудно, а после и
вовсе стало невозможным, во всяком случае, Ромашин  мгновенно  потерял
ориентацию и не знал, где верх, где низ, падают они  или  поднимаются.
Но пилот недаром заслужил похвалу Железовского -  он  знал  свое  дело
досконально.
    Уже  через  минуту  вращение  аппарата  замедлилось,  прекратилась
болтанка,  появилось  ощущение   движения,   а   не   сверхскоростного
маневрирования. Внизу, куда падал шлюп, протаяла  нежно-голубая  дыра,
словно сквозь тучи выглянул уголок чистого земного неба.
    - Глубина погружения восемь триста, - доложил Вояджер. -  Давление
семьсот тысяч, температура плюс десять. Вижу твердое  дно,  расстояние
колеблется от тысячи до двух тысяч сорока. По-видимому, это гигантская
гора... или конус вулкана, уточню чуть позже.
    Но гора и в самом деле оказалась вулканом с  кратером,  в  котором
свободно уместились бы земные Памир и Гималаи! Вокруг этого вулкана  и
крутился устойчивый на протяжении  многих  сотен  лет  тайфун  Большое
темное пятно.
    Последнюю тысячу километров до дна кратера "Индевор" преодолел без
труда,  над  кратером  действительно  царил  почти  полный  штиль.  Но
промахнись драккар на сто километров в любую сторону - он был  бы  тут
же  выброшен  в  вихревую  зону  тайфуна,  начинавшуюся  над  склонами
вулкана, состоящего из твердого водорода.
    Земные   ученые   давно    разгадали    тайну    тайфуна:    вихрь
водородно-гелиевой  атмосферы   был   рожден   выдавленным   из   недр
нептунианского ядра "фурункулом" из кристаллически твердого  водорода,
со склонов которого били гигантские  фонтаны  молекулярного  водорода.
Конус вулкана вырос до высоты в тысячу километров, а дальше  наступило
равновесие: испарялось  ровно  столько  водорода,  насколько  успевала
выдавливаться твердая водородная "магма", и процесс испарения,  вернее
фазового превращения твердого  водорода  в  газообразный,  поддерживал
вихрь тайфуна. Ромашин, как  и  его  спутники,  знал  механизм  работы
Большого  темного  пятна,  но  вблизи  видел  его   впервые.   Зрелище
впечатляло.
    - Жуть! - искренне сказал он. - Наверное, это самый большой вулкан
в Системе, хотя и весьма странный. Почему не дымит центральный кратер?
    - В кратере - озеро жидкого водорода, - отозвался инк. - Но это не
самый большой вулкан Системы, на Юпитере в  центре  Большого  красного
пятна - явления полностью идентичны - вулкан на тысячу километров выше
и втрое шире.
    - Послушайте-ка,    -    предложил    пилот,    включая    внешние
звукоприемники.
    Волны гула, басовитые  вибрирующие  отголоски,  взвизги  и  густой
рокот  заполнили   рубку   драккара.   Гигантские   силы   рождали   и
соответствующие стихии звуки, человеку здесь нечего было делать. Пилот
подождал немного и убрал громкость. "Индевор" продолжал  опускаться  в
кратер, заполненный жидким, как ртуть,  голубым  свечением.  Когда  до
поверхности этого  колоссального  озера,  по  которому  ходили  волны,
собираясь в удивительные интерференционные картины,  оставалось  около
сотни километров, пилот остановил шлюп.
    - Ну и где же ваш орилоун, коллеги? В  поле  зрения  только  океан
водорода и свистопляска газовых и пылевых струй вокруг.
    - Может быть, на дне озера? - предположил Ромашин.
    - Глубина этого озера около полутора сотен километров, нырять туда
я не стану.
    - Нет, он должен находиться где-то на уровне испарения, - возразил
Железовский, - иначе из орилоуна на Земле  ударил  бы  фонтан  жидкого
водорода, а не газообразного.
    - Плюс аммиак плюс метан, гелий, инертные газы и силикатная пыль.
    - Но орилоуны обычно устанавливались  на  твердых  грунтах,  а  не
подвешивались в атмосфере. Может, его забрал маатанский транспорт?
    - Тогда прекратился бы и поток газа на Землю.
    - Мистика какая-то! Или... вполне  вероятно,  что  мы  ошиблись  в
расчетах и орилоун стоит в другом месте.
    - Вы  хотели  сказать  -  я  ошибся,  -  ровным  голосом  произнес
математик. - Допускаю, хотя и не верю. И все же давайте поищем  его  в
пределах кратера, больше ему быть негде, на склонах вулкана он  стоять
не может, слишком огромные силы высвобождаются там.
    Пилот молча тронул шлюп с места. До тех пор пока позволяли  запасы
энергии, он в действия пассажиров вмешиваться не желал.
    Они нашли орилоуна,  совершив  семь  витков  по  разворачивающейся
спирали вокруг центра кратера,  когда  в  их  распоряжении  оставались
считанные минуты. Никто из них сначала  даже  не  понял,  что  выросло
перед видеокамерами из стены туманной  голубизны.  Это  была  странная
кружевная тень, напоминающая паутину  с  толстыми  узлами  соединений.
Однако "паутина" вскоре  превратилась  в  десятикилометровую  объемную
конструкцию, похожую то ли на соты, то ли на  крупнопористую  каменную
плиту. О "храме"  речь  не  шла,  этот  орилоун  давно  превратился  в
"скелет", да и  освещение,  не  дающее  теней,  скрадывало  его  цвет,
размеры и форму. И все  же  это  был  Хранитель  Пути,  выращенный  на
Нептуне Вершителями с неизвестной целью.
    Люди разглядывали бы его долго, если бы не крик пилота:
    - А это еще что такое?!
    Из сияющей глубины под  "Индевором"  вытягивалось  вверх  какое-то
длинное полупрозрачное и одновременно пушистое щупальце.  Оценить  его
размеры сразу  люди  не  смогли,  но  когда  оно  уперлось  в  "плиту"
орилоуна, сразу стало видно, что толщина щупальца превосходит  размеры
многих земных гор, а длина достигает двух сотен километров.
    - Что это? - повторил пилот.
    - По-моему, жизнь, - хладнокровно ответил  Железовский.  -  Включи
локацию на инфра, под нами стадо этих тварей.
    В голубом мареве, скрывающем в себе  и  недалекий  бушующий  океан
жидкого водорода, и дикую коловерть  атмосферных  струй  за  пределами
чаши кратера, появились темные проталины, поляны, полыньи, соединились
в клочковатую пелену и превратились в колоссального объема  провал,  в
котором закопошились десятки багрово  светящихся  "червей".  Это  и  в
самом деле было стадо гигантских животных, самое маленькое из  которых
шутя могло проглотить драккар и не заметить этого.
    "Червь", с любопытством обнюхавший орилоуна, убрался  обратно,  не
заметив земного кораблика, и все  стадо  ринулось  куда-то  в  сторону
шевелящегося хаоса у близкой стены кратера.
    - Подъем! - опомнился пилот. - Ресурс на исходе.
    - Не спеши, торопыга, - пробасил Железовский. - Подойди поближе  к
орилоуну, запустим в него хотя бы пару "черепах".
    Хузангай ответил мгновенным  рывком  аппарата  к  орилоуну,  через
минуту закрывшему  собой  весь  обзор.  Две  мигающих  алым  полусферы
выпрыгнули перед глазами и  унеслись  в  недра  исполина,  изъеденного
кавернами и порами, как головка сыра.
    - Вряд ли они вернутся, - буркнул пилот.
    - Вернуться должна одна,  вторая  сработает  как  мина.  Пора  уже
прекратить  подачу  газа  отсюда  на  Землю.  Кстати,   это   реальное
обоснование нашего нырка на дно Нептуна. Оставь здесь на всякий случай
еще и зонд-иглу; если "черепаха" вылезет -  зонд  передаст  информацию
наверх.
    - Ну и левиафан! - выдохнул пилот. - Неужели эта штука живая?
    - Была живая, остался скелет. Не делай круглые глаза, не  удивился
же ты тем "червям", а ведь они покрупнее орилоуна.
    - Разница в содержании... вернее,  в  психологическом  наполнении.
"Черви" - просто живые существа, не более того, а  ваш  орилоун  полон
тайн... мертвых тайн!
    В сотне  километров  от  земной  машины  появилась  темная  масса,
похожая  на  спрута,  высветила  два  десятка  "фонарей"  и  с  низким
ворчанием уползла в беснующийся мрак.
    - Жизнь! - с неожиданным восхищением сказал Хузангай. - Сколько до
нас целенаправленно искали ее, а мы обнаружили случайно.
    - Не там искали, -  безучастно  отозвался  Железовский.  -  Скорее
всего на Нептуне она возможна только в таких котлах, как этот  кратер.
Миллионы лет назад кратеров было больше, но разум так и не появился, и
теперь это последний очаг. Агония.
    - Ты так уверенно говоришь, будто на тебя снизошло откровение.
    Математик не ответил.
    - Вот почему здесь были оставлены орилоун и  "черный  человек",  -
задумчиво проговорил Ромашин. - Они ждали появления разума.
    - Нас, наверное, уже ищут, - напомнил пилот, - а я не хочу  терять
реноме человека слова. Да и энергозапас на исходе. Как  хотите,  но  я
включаю подъем.
    - Включай, - вздохнул Ромашин.
    Назад  они  поднимались  бесконечных  девять  с  половиной  часов,
вынырнув из мути нептунианской атмосферы в десяти  тысячах  километров
от центра Большого темного пятна.

                               Глава 10

    На Тритоне их ожидал Мальгин.
    Как ни устал Ромашин, он все же заметил быстрый перегляд  Мальгина
и Железовского - оба уже наладили  пси-контакт  и  могли  обмениваться
кое-какой информацией без слов.
    - Что произошло? - спросил Игнат, когда они возвращались из ангара
среднетоннажного транспорта под купол жилого городка исследователей на
Тритоне.
    - Вы зря рисковали, - сказал Мальгин; выглядел он  бодро,  лишь  в
глазах пряталась грустинка. - Шаламов ушел из Системы другим путем.
    - Мы это поняли, только опустившись в преисподнюю.  Орилоун  давно
мертв, а переброс газовой смеси из атмосферы Нептуна  на  Землю  можно
объяснить  "коротким  замыканием"  метро.  Мы  оставили  там  зонд   с
программой подрыва реактора, через пару дней орилоун взорвется, и  его
собрата на Земле можно будет изучать спокойно.
    - Поздно.  -  Клим  кивнул,  оглядываясь   на   замедливших   шаги
товарищей. - Что-то сработало там внутри, и он взорвался  сам.  Эффект
неполного перехода на  "струну".  Зрелище  было  весьма  впечатляющее.
Представьте себе два тонких огненных выброса - вверх  и  вниз,  первый
достиг орбиты Луны, сбив по пути гидрометконтроль, а второй  высверлил
в тундре аккуратную дырку глубиной в двадцать два километра.
    - Жертвы?
    - К несчастью, есть, один человек, оператор лифта. Но я  не  из-за
этого искал вас.
    Пинасс вонзился в зеленый круг - около финишного автомата в  стене
здания, где располагался координационный отдел Даль-разведки в системе
Нептуна, и через минуту лифт доставил всех троих  в  зал  оперативного
управления.
    - Пойду разберусь, - сказал Железовский, кивая в сторону небольшой
группы людей в синих и белых  кокосах  -  руководство  базы.  -  Через
десять минут будем дома.
    - Я с тобой, - покачал головой Ромашин. - Заваривал кашу я, мне  и
отвечать.
    Они подошли к ожидающим их людям, а  Мальгин  направился  к  поясу
кресел перед обзорным виомом, открывающим  вид  на  скалистую  равнину
Тритона с островками тумана и жемчужно-палевый серп Нептуна над ней.
    Железовский и Ромашин вернулись через четверть часа. Исчерпывающую
информацию о  полете  в  глубины  атмосферы  Нептуна  уже  выдал  всем
заинтересованным лицам инк десантного корабля, и  речь  шла  только  о
мотивах поступка: все-таки без подготовки  исследователи  на  подобные
фортели, как выразился Игнат, не отваживались, да в  этом  и  не  было
нужды.
    - Сошло, - сказал Железовский в ответ на  взгляд  Мальгина.  -  Мы
привезли много интересных записей, никто не в обиде, кроме спасателей,
они были готовы ринуться вниз по первому зову.
    Мальгин понимающе  усмехнулся.  Оглянувшись  на  виом  с  пейзажем
Тритона,  все  трое  поспешили  к   метро,   даже   не   переодевшись,
автоматически подчиняясь выбору Ромашина. И вышли из  метро  в  Ржеве,
где он жил.
    Молча добрались до его дома, приняли душ и уселись  в  гостиной  с
бокалами густого, как мед, напитка.
    - Хмельной взвар, - сказал Ромашин. - Сорок  трав  плюс  несколько
капель рома. - Поднял взгляд на Мальгина. - Итак, зачем ты искал нас?
    - Шаламов был на Земле. И может быть, не один раз.
    Двое, хотя и по разным причинам, казалось,  не  прореагировали  на
это сообщение, и Клим рассказал им о посещении Купавы и о тех мелочах,
что он увидел у нее дома.
    Помолчали, прихлебывая дурманящий, терпкий, вкусный напиток.
    - Ты уже пробовал открыть сейф? - Железовский  имел  в  виду  зоны
памяти с маатанской информацией; в  принципе  он  уже  знал  об  этом,
обменявшись с хирургом сведениями, и спрашивал для Ромашина.
    - Пробовал, - ответил коротко Мальгин, не собираясь продолжать.
    Ромашин понял его, но остался спокоен. У него был характер  Атоса,
героя  многих  романов  Дюма,  умеющего  драться  с  обстоятельствами,
думать, слушать, рисковать, любить и дружить, и это неизменно вызывало
ответную симпатию всех тех, кто общался с  бывшим  начальником  отдела
безопасности.
    - Значит, Шаламов знает вход в систему орилоунского метро, и  этот
вход находится где-то недалеко. Так? Где?
    - В Системе нет живых орилоунов, - сказал Мальгин.  -  Но  у  меня
родилась идея: мы, люди, тоже довольно понастроили  станций  метро  по
Галактике, и где-то наши системы пересеклись.
    - Отличная идея, - показал большой палец Аристарх.  -  Пожалуй,  я
поработаю над ней, если не возражаете.
    - Идея неплохая, - согласился Ромашин не без сожаления, - но  вряд
ли даже вам, Аристарх,  математику  безусловно  талантливому,  удастся
быстро отыскать узел пересечения, даже если он существует.  Да  и  что
это может быть? Станция метро? Сама "струна"? Особый район  в  космосе
или на какой-то планете? Ведь это не Орилоух и  не  Маат,  нет?  Может
быть, недавно открытая Сфера Дайсона?
    - Я поработаю,  -  гулко  пророкотал  математик  на  таких  низких
регистрах, что по квартире прокатилось эхо, а бокалы отозвались тонким
звоном.
    - У меня другое предложение. -  Ромашин  поставил  свой  бокал  на
столик, оглядел гостей, остановил взгляд на Мальгине. - Помните, Клим?
Вы отдали мне "значок", потерянный Шаламовым,  в  виде  бокальчика,  в
котором сидит еще один, и еще, и так до бесконечности.
    - Еще бы не помнить. Вы говорили, что это...
    - "Обрывок" реликтовой  "суперструны".  Так  оно  и  есть,  ученые
колдуют с ним и многое уже выяснили.  Что,  если  попробовать  вскрыть
его? То есть открыть вход в "струну", создать Горловину вроде той, что
заросла недавно в Щите?
    - Как? - в один голос воскликнули Мальгин и Железовский.  Бокал  в
руке последнего вдруг разлетелся на стеклянные брызги.
    - А уж об этом подумайте вы, -  усмехнулся  Ромашин,  с  уважением
глядя на кулак Аристарха. - Оба. Только не бейте посуду. - Один -  как
математик, второй - как обладатель маатанских знаний. Хороша задачка?
    - Вы  гений,  Игнат!  -  сквозь  обычную  флегму  у   Железовского
прорвались восхищение и какой-то  детский  восторг,  хотя  он  тут  же
умерил  свой  пыл  и  снова  превратился  в   статую,   олицетворяющую
спокойствие.
    - Я знаю, - скромно потупил глаза Ромашин.
    Мальгин от души рассмеялся. Здесь он был своим среди своих.
    Посидев у эксперта еще с полчаса, хирург и математик  распрощались
с  ним  и  пешком  добрались  до  метро.  Уже  окончательно  стемнело.
Железовский  подал  руку  -  она  светилась  в  темноте,  и   свечение
пульсировало в такт сердцу. Мальгин подал свою: его  ладонь  светилась
тоже.
    Зал заливали потоки света: палевого - от пушисто-волокнистого шара
Маата и зеленовато-желтого - от ослепительного диска 102 Щита, звезды,
вокруг которой вращалась планета, - и поэтому люди в зале  отбрасывали
по две тени.
    Станция "Эдип-2" никогда не подходила к Маату так  близко,  ни  во
времена первых контактерских экспедиций, ни позже,  когда  выяснилось,
что "черные люди"  не  хотят  говорить  с  землянами.  Даже  во  время
знаменитой операции отдела безопасности по захвату беглого спейсера  с
Шаламовым на борту "Эдип-2" не рискнула подойти к Маату ближе, чем  на
миллион километров. Теперь же, после повального бегства "черных людей"
в "серую дыру", Маат  практически  "обезлюдел",  и  начальник  станции
отважился приблизиться, переведя ее на круговую  орбиту  с  высотой  в
четыреста километров, тем более  что  служба  безопасности  сама  была
заинтересована в этом шаге.
    - Как  Мальгин?  -   негромко   спросила   Боянова,   по   тонкому
сосредоточенному лицу которой бродили тени размышлений.  Вызванный  ею
инспектор криминального розыска Столбов стоял чуть сзади и не спешил с
докладом.
    - Пока нормально, - ответил  он  наконец,  помолчав.  -  Клим  сам
вполне успешно справляется с "миной" в голове, да и помощники  у  него
отменные. Сегодня выяснилось, что он  выдвинул  версию  неоднократного
посещения Шаламовым Земли уже после его второго бегства.
    - Версия имеет основания?
    - Косвенные. Мальгин был у своей бывшей жены, Купавы,  и  видел  у
нее предметы с необычными свойствами, ну и  предположил,  что  их  мог
оставить только беглый Шаламов.
    - Что за предметы? - заинтересовалась Боянова,  отводя  взгляд  от
глыбы Маата, за облачным покровом которого  исчезли  три  "пакмака"  с
обоймами риска.
    - Достоверно известны только два  из  них:  "исчезающий  голыш"  и
неуловимая "магическая сфера". "Голыш" представляет собой плоский диск
с закругленными краями, диаметром в шесть  сантиметров  и  толщиной  в
один из зернистого серо-черного и одновременно прозрачного  материала,
очень тяжелого, тяжелее  свинца.  На  одной  стороне  "голыша"  мигает
огонек, разгорается, пускает кольцо света и гаснет. Если "голыш" лежит
огоньком вверх, его можно пощупать, взвесить, подбросить, уронить,  но
стоит диск перевернуть другой стороной -  он  исчезнет.  И  появляется
огоньком вверх через несколько минут на том же месте.
    Боянова  прищурила  глаза,  но  ничего  не   сказала,   выслушивая
донесение координатора экспедиции по пси-связи.
    - Похоже на занятную игрушку, но кто знает... "Магическая сфера" -
это действительно сфера размером с человеческую голову из чего-то, что
напоминает опалесцирующий туман. Никакой твердой оболочкой этот  туман
не ограничен, сферу очень  трудно  взять  в  руки,  она  неуловимая  и
скользкая, но, когда это удается, ее  можно  переставить  с  места  на
место, потому что она ничего не весит, но можно и оставить  висящей  в
воздухе. Внутри ее  иногда  появляются  интересные  картины:  звездные
россыпи, рисунок которых не поддается узнаванию, планетные системы или
просто планеты, галактики, их  скопления  и  даже  чьи-то  космические
корабли.
    - Чьи-то?
    - Да,  адресат  их  постройки  неизвестен,  корабли   таких   форм
человечество не создавало и с разумными существами,  сотворившими  их,
не контактировало.
    - Может быть, это техника маатан? Или орилоунов?
    Инспектор пожал плечами.
    - Любопытно. - Комиссар безопасности была заинтригована. -  Вещицы
действительно представляют интерес. Купава показала их вам сама?
    - Мне она в визите отказала, предметы  описал  Мальгин,  намекнув,
что есть еще и другие. Он спрашивал у Купавы, видела ли она  Шаламова,
и та ответила "нет".
    Боянова наморщила лоб.
    - И все же это след, если, конечно, Мальгин не  ошибается,  и  эти
предметы - не детские игрушки.
    - Мы попробуем подойти к Купаве через  комиссию  морали  и  этики,
думаю, ее инженерам  она  не  откажет.  Но  я  склонен  верить  оценке
Мальгина, он интрасенс  и  способен  отличить  игрушку  от  объекта  с
нетривиальными свойствами.
    - Не  полагайтесь  полностью  на  свои  эмпатии,   Мальгин   может
ошибаться, как и любой смертный, и не забывайте,  что  внутри  у  него
сидит  "черный  человек",  который   когда-нибудь,   образно   говоря,
попытается выйти.
    Столбов промолчал.
    Комиссар кивнула ему,  отпуская,  и  подошла  к  небольшой  группе
людей,  стоящих  перед  виомом,  который   показывал   изображение   с
видеокамер ведущего "пакмака". Виом в настоящий  момент  был  заполнен
фиолетово-зеленой мутью с прожилками желтого свечения.
    - Маат -  вторая  планета  с  атмосферой,  у  которой  коэффициент
непрерывного поглощения не зависит от частоты, - сказал крупноголовый,
бородатый,  но  лысый  толстяк,  оглядываясь  на  Боянову.  -  Поэтому
атмосфера на  планете  похожа  на  сплошное  море  дыма.  Или  тумана.
Отклонение от нормы, не правда ли, комиссар?
    - Правда, - сухо ответила Боянова.
    Герхард Маттер, ведущий ксенолог Института внеземных культур,  был
прекрасным специалистом, но  Власта  его  недолюбливала  за  апломб  и
неряшливость.
    - Разделяюсь,  -  сообщил  командир   десанта.   -   Перехожу   на
инфрадиапазон.
    На черном квадрате экрана базового  локатора  три  белых  пятнышка
"пакмаков" разделились каждое на пять макаронин, а главный виом  вдруг
протаял в глубину, и люди увидели поверхность Маата  с  высоты  десять
километров.
    Угрюмая   буро-сиреневая   равнина   с   черными   пятнами   озер,
зеленоватыми прожилками рек, малиновыми вершинами редких  холмов  была
зажата с трех сторон горами  с  мерцающими  неживым  фиолетово-голубым
светом вершинами, а с четвертой - справа по ходу движения -  упиралась
в город "черных людей".
    - В радиусе  пятисот  горизонт  чист,  -  сообщил  инк-координатор
десанта. - Ноль психозоя.  Никаких  потоков  энергии,  указывающих  на
прямую локацию машин, не отмечаю.
    - Идем веером, - скупо доложил командир десанта. - В черте  города
источников энергии нет.
    То, что люди называли маатанским городом,  приблизилось:  угрюмые,
фиолетово-красные, усеянные черными дырами громады  самых  невероятных
форм покрыли ровное и гладкое, как металлическое зеркало, поле. Высота
зданий была примерно одинаковой и достигала сотни метров, а  форма  их
подчинялась какому-то одному закону, но все  же  каждое  здание  имело
индивидуальность, как имеет свою геометрию любое дерево в земном лесу.
    - Такое впечатление, будто эти великаны - растения, - подал  голос
председатель СЭКОНа. Он, как и Боянова, находился в  зале  в  качестве
третьего "угла" квалитета ответственности.
    Комиссар покачала головой.
    - Мне лично эти растения напоминают...
    - Конечно, маатанские проникатели!  -  воскликнул  Маттер.  -  Это
наверняка родственники космических кораблей  "черных  людей".  Вы  это
хотели сказать, Власта?
    - Вы невероятно догадливы, Герхард, - сжала губы женщина.
    Ксенолог понял иронию, но его это не задело.
    - Не  я,  ребята  на  "Эдипе"  давно  отметили  сходство.  Кстати,
"здания" города действительно выращены  и  действительно  представляют
собой готовый космический флот. Судя  по  их  размерам,  этому  городу
всего около тысячи лет. Есть города со зданиями высотой  в  пять-шесть
метров, малыши, так сказать, а самые старые города высотой в  три-пять
километров имеют возраст миллионы лет.
    - Уже нет, - сказал кто-то из группы ученых.
    - Что?
    - Городов с таким возрастом уже  нет  -  все  "здания"  сбежали  с
"черными людьми" в "серую дыру".
    - Да-да, конечно, я просто привел пример. Этот  город  -  один  из
самых молодых на Маате, до кондиции звездного флота ему  еще  расти  и
расти. А его жители успели найти транспорт и  удрать  в  "дыру",  хотя
должны  были,  по  идее,  еще  долго  накачивать   себя   энергией   и
информацией.  Кстати,  бегство  в  "серую  дыру"   указывает   на   их
эвристическую ограниченность -  консервы  и  есть  консервы,  пусть  и
наделенные интеллектом.
    Один  из  десантных  шлюпов  опустился  на  блестящую  площадь   в
окружении пяти зданий и выплюнул очередь разведчиков.  Тотчас  же  ряд
оперативных виомов переключился  на  передачи  с  видеокамер  каждого.
Боянова задержала  взгляд  на  центральном  виоме:  здание  напоминало
сросшиеся вместе клубни картофеля, увеличенные до гротеска.  Разведчик
подлетел к огромной многолучевой дыре входа и включил прожектор.
    Луч высветил длинный коричнево-черный  коридор  с  оплывшими,  как
стеариновая свеча, стенами. В них то и дело встречались глубокие  ниши
или более узкие проходы, уводящие в глухую черноту. Коридор сделал две
петли, прогнулся вверх и вскоре вывел разведчика в небольшую пещеру  с
ворсистыми синим полом и потолком  и  перепончатыми  стенами.  Дальняя
стена пещеры была гладкой и отливала серебром, как огромный  экран,  а
напротив располагалось странное сооружение, похожее на  гнездо  аиста.
Над  "гнездом"  из  потолка  свешивалось   несколько   кактусообразных
выростов, налитых серым безжизненным свечением.
    - Рубка управления, - сказал Маттер, словно был гидом экскурсии. -
Наросты сверху - световоды,  энерговоды  и  линии  связи.  "Гнездо"  -
кресло маатанина и его личный транспорт одновременно. А вот что  такое
"экран", мы не знаем, есть несколько гипотез на  эту  тему.  Первая  -
локатор. Вторая - нечто вроде экрана связи с сородичами,  но  я  лично
придерживаюсь третьей: "экран" - это пеленгатор "сверхструн".  Поясняю
мысль. - Косенолог увлекся и уже не обращал внимания, слушают его  или
нет.  -  У  "черных  людей",  как   известно,   нет   глаз,   подобных
человеческим, как  нет  и  любых  иных.  Друг  друга  они  "видят"  по
всплескам магнитного поля и гравитационного излучения, общаются  же  в
пси-диапазоне, так что ни о какой связи "по экрану" речь не идет, да и
локаторы им не нужны,  вернее,  локаторы  с  выходом  на  экран.  Зато
известно,  что  они   остро   реагировали   на   появление   природных
"сверхструн", полагая, что это каналы их давних хозяев - Вершителей...
    - Не очень-то убедительно, - проворчал кто-то из  ученых  станции,
не выдержав. -  У  маатан  была  своеобразная  религия,  связанная  со
"сверхструнами", но делать выводы из этого факта...
    - Успокойтесь, коллеги, - вмешалась Боянова. - Все это чрезвычайно
интересно, спору нет, но всему свое время.
    Разговоры умолкли.
    Разведчик  поплутал  по  недрам  маатанского  здания-космолета   и
выбрался наружу, как и остальные его товарищи. Шлюп забрал  их  одного
за другим и устремился в небо.
    - Оставляю "пчел", пусть потрудятся, обыщут весь город, -  донесся
голос командира десанта. - Но "черных" здесь нет, мы обнаружили бы  их
сразу. Иду в экваториальный пояс, к старым  городам,  тройку  Хубулавы
направляю к полюсам. Эфир чист, все спокойно.
    - Ну вот, а вы волновались, - обернулась к Ландсбергу  Боянова.  -
Маат пуст, можно спокойно начинать его изучение контактным способом.
    - Я и сейчас волнуюсь, - признался председатель СЭКОНа. - Вдруг мы
чего-нибудь не учли?
    - В обоймах десанта - рисконавты-профессионалы, за них  можете  не
беспокоиться. Итак, остался Орилоух? -  Комиссар  отдела  безопасности
подозвала взглядом заместителя. - Алекс, вы  пробудете  здесь  до  тех
пор,  пока  не  убедитесь  в  полной  безопасности  будущего  научного
десанта. При малейшей угрозе отряду уходите с планеты, бег не  красен,
но здоров. Орилоухом займусь я сама, если не возражаете.
    Плотный кряжистый Шевчук погладил бородку  и  сказал  только  одно
слово:
    - Вдругорядь.
    Орилоух  казался  не  планетой,  то  есть   сферой   диаметром   в
четырнадцать  тысяч  километров,  а  кипенно-белым,  с   перламутровым
отливом облаком водяного  пара.  При  более  тщательном  изучении  его
поверхности  у  наблюдателя  появлялось  убеждение,  что  вся  планета
покрыта льдом и снегом. Но на Орилоухе никогда не  было  ни  льда,  ни
снега, ни  водяного  пара.  "Ледяные  айсберги"  на  самом  деле  были
молодыми орилоунами, и ледяными они казались только с высоких орбит, а
с расстояния в несколько километров  "айсберги"  поражали  воображение
красотой  плавных   переходов   геометрических   фигур   и   создавали
потрясающий эстетический эффект. Правда, молодыми эти  орилоуны  можно
было назвать только относительно, возраст самого юного из них превышал
несколько десятков тысяч лет, а старые  орилоуны,  скопления  скелетов
которых просматривались в полярных областях планеты,  возрастом  могли
посоперничать с самим Орилоухом, имеют шестимиллиардную историю.
    - Орилоуны  тоже  выращены?   -   спросила   Боянова,   закутанная
кокон-креслом десантного драккара; она  не  командовала  десантом,  но
осуществляла общее руководство экспедиций.
    - Смотря что подразумевать под словом "выращены", - откликнулся по
пси-связи Калина Лютый, который и был командиром десанта. - Если  рост
маатанских проникателей в принципе схож с ростом земных  деревьев,  то
процесс выращивания орилоунов близок к процессу выращивания кристаллов
из перенасыщенного раствора, хотя и управляемому по  сложным  законам.
Земная наука только подходит к теориям таких процессов.
    - Но земная наука хотя бы определила, живые они существа или нет?
    - Граница между существами, живыми и неживыми, довольно размыта, -
донесся  голос  Полевого,  ведущего  ксенолога  в  системе   Орилоуха,
оставшегося на спейсере. - Точных формулировок отличия  не  существует
до сих пор, а в данном случае наши оценки тем  более  условны,  вернее
антропны: мы судим по  себе,  по  жизни  на  Земле.  Орилоуны  -  суть
овеществленные сложнейшие  математические  формулы,  но  они  же  -  и
существа, наделенные интеллектом, далеким от  всего  человеческого,  и
живые механизмы мгновенной транспортировки материи, и регуляторы общей
гомеостатической системы планеты, и прямые потомки Хранителей Пути,  о
целях которых можно только гадать.
    - И черт знает что еще, - добавил меланхоличный Лютый. -  Внимание
ведомым: на высоте восемь разделяемся и расходимся веером  в  пределах
визуального контакта.
    - Мы в зоне полевых возмущений, - напомнил координатор десанта.  -
Вполне вероятно, что нас ведут на лучах гравилокаторов.
    - Разговорам конец, отработка "срама" полного профиля.
    В эфире установилась глубокая тишина,  изредка  нарушаемая  только
сообщениями инков и репликами пилотов.
    Драккар с комиссаром безопасности повернул к  глубокой  впадине  с
выпуклым зеркалом какой-то  сизой  жидкости.  Озеро  было  овальным  и
заросло по берегам частоколом глянцево-серых, с голубым отливом жердей
метров по сто высотой. В центре самой густой  заросли  стоял  одинокий
орилоун.
    Он был невероятно, сказочно красив!
    Храм не храм,  но  колоссальные  сооружения  с  прихотливой  вязью
переходящих друг в друга форм, подчиняющихся какой-то высшей геометрии
и  порождающих  эстетический  эффект   законченности,   функциональной
точности и красоты.
    - Какой красавец! - донесся голос Ландсберга, также оставшегося на
борту спенсера, он видел все,  что  видели  десантники.  -  Кто-нибудь
анализировал, почему орилоуны так действуют на нас,  людей?  Ведь  они
абсолютно далеки от законов эстетики, которыми руководствуемся мы.
    - Видимо,   существуют   какие-то   более   общие,   универсальные
вселенские законы гармонии и красоты, -  вмешался  кто-то  из  ученых,
изучавших жизнь Орилоуха в  составе  комплексной  экспедиции,  которая
работала в системе и до появления безопасников. - Этим законам следует
все живое во Вселенной. Мы - часть мироздания и так же подчиняемся  ее
законам, зачастую не осознавая этого.
    - Не разрушайте волшебство скальпелем рационализма, -  проговорила
Боянова и неожиданно даже для себя самой продекламировала:

              Но приглядись, что там внутри.
              Таинственны монастыри,
              Еще таинственнее кельи... [Г. Мелвмил.]

    После этих слов в эфире установилась тишина, все оценили сказанное
комиссаром, хотя многие знающие ее и удивились приступу лиризма.
    - Внимание, с юго-востока приближается объект Икс,  -  предупредил
координатор. - Масса - пять сто, размеры -  триста  на  семьсот  и  на
сорок. Идентифицируется как "куколка".
    Под  "куколкой"  подразумевался  зародыш  орилоуна,  промежуточная
стадия его роста, способная  к  самостоятельному  передвижению  как  в
атмосфере планеты, так и за ее пределами. Размеры  и  формы  "куколок"
разнились в очень широких пределах, люди  насчитали  до  десяти  тысяч
модификаций, но суть их была одна. Правда, целей трансформации "почек"
орилоунов, также имевших определенный спектр форм,  в  "куколок"  люди
пока не знали.
    - Инклюзив  [Инклюзив  -  команда,   побуждающая   к   совместному
действию; одна из разработанных УАСС форм  оперативных  и  тактических
действий, императивов.] "Эй"!  -  скомандовал  Лютый.  -  Власта,  они
довольно миролюбивы, но лучше подождать, пока  он  уберется.  Я  хотел
сбросить десант на орилоуна.
    - Пустите зонд, - посоветовала Боянова.
    Драккар выстрелил пулей зонда, который вонзился  в  одно  из  окон
"храма" и прервал передачу.
    - Вообще-то странно, - бросил кто-то из командиров шлюпов.  -  Это
"зона духов", где пейзаж всегда кипел, день и ночь. А сейчас тишина...
    - На этот счет существует гипотеза:  старые  орилоуны  излучают  в
пси-диапазоне, а вместе они создают такой мощный пси-фон, что волновые
пакеты макротел начинают отщепляться от  их  гравитационных  полей,  в
результате чего тела приобретают волновые свойства, "размазываются" по
некоторому объему, форма их искажается и плывет. А сейчас фон пси-поля
на Орилоухе из-за бегства  старых  орилоунов  на  пять-шесть  порядков
ниже, чем был, и пейзажи успокоились.
    - Но  есть  и   другие   гипотезы,   объясняющие   сей   факт,   -
меланхолически заметил Полевой.
    - Например?
    - Ядро Орилоуха не твердое, а представляет  собой  сферу,  вернее,
область из иного  вакуума,  вакуума  не  нашей  Вселенной,  со  своими
физическими константами,  живущего  по  другим  законам,  вот  метрика
нашего пространства вокруг ядра и трансформируется,  взаимодействуя  с
чужой. Все эти гипотезы требуют доказательств, прямых экспериментов, и
мы надеемся, безопасность их нам предоставит.
    - Безопасность сама по себе  ничего  не  может  предоставить,  она
способна лишь  оценить  степень  опасности  планеты,  -  сказал  веско
Ландсберг. - Решать же, исследовать Орилоух напрямую  или  нет,  будет
СЭКОН.
    Разговор прервался.  Спорить  с  президентом  комиссии,  способной
наложить мораторий на любое исследование, никто не хотел.
    - А как вели себя  орилоуны  во  время  исхода  "черных  людей"  в
Горловину? - поинтересовалась Боянова.
    - Почти все старые орилоуны взорвались, взбаламутив едва ли не всю
атмосферу, это вот только перед вашим прилетом воздух более или  менее
очистился. Орилоуны  среднего  возраста  до  последнего  стартовали  с
планеты в неизвестных направлениях,  удалось  засечь  траекторию  лишь
трех из сотни тысяч: в сторону альфы Волка. Молодые орилоуны и все  их
промежуточные формы остались, но резко снизили активность.
    - В чем это выражается?
    - Во всем. Сократилось количество летающих, уменьшилась  плотность
излучений, в атмосфере связь орилоунов упала  на  три-четыре  порядка,
трансформации ландшафтов почти прекратились.
    - В общем, наблюдается полная корреляция бегства маатан и  реакция
жизни Орилоуха.
    - Мы более осторожны в выводах, - проговорил лидер исследователей,
- но, видимо, объективная реальность такова,  как  вы  сформулировали.
Впрочем,  это  неудивительно.  Неведомые  Вершители,   воплощая   свои
замыслы, сделали когда-то функциональную разбивку создаваемых роботов.
Маат создан для выращивания "черных людей" в  Горловине  "серых  дыр",
узлов пересечения древних трасс обмена с другими вселенными.
    - Зачем же они поместили Маат и Орилоух так далеко друг от друга?
    - Вероятно, для Вершителей не  существовало  проблемы  преодоления
колоссальных пространств. Жаль, что мы не успели как  следует  изучить
"серую дыру", контакт с Вершителями был реален.
    - Весьма спорное утверждение, - запротестовал  кто-то  из  молодых
ученых; голос был звонкий, энергичный. - Эра Вершителей наверняка  уже
закончилась, иначе они давно появились бы здесь, а деятельность маатан
и орилоунов - это агония запрограммированных роботов, не более того.
    - Брэк, - прервал начавшийся было спор Лютый. - Десанту на выход.
    - Роботы... - задумчиво повторила Боянова. - Странные роботы, надо
признаться. Вряд ли мы имеем право ограничивать  чужую  жизнь  рамками
стереотипных определений. Хранители  Пути...  -  Комиссар  с  чувством
жалости разглядывала сверкающий "храм" орилоуна,  одиноко  высившегося
среди зарослей "сорняков". - Какой Путь они хранили?  Вернее,  чей?  И
куда он вел?..
    Видеокамеры  драккара  выловили  в  желтом   небе   черную   точку
приближавшейся  "куколки",  приблизили  ее.  Больше  всего   "куколка"
походила  на  громадного  безголового  и  безногого   птеродактиля   с
перепончатыми крыльями. Размах крыльев составлял  семьсот  метров,  но
страху эта гипертрофированная "птица" не нагоняла, скорее  наоборот  -
что-то жалкое было в ее облике и потерянное - в полете.
    - Да!  -  сказал  Лютый.  -  Они  утратили  смысл  жизни,   отсюда
впечатление обреченности. Я думаю, Орилоух с этих пор  не  опасен  для
исследователей, обычный  пограничный  мир  с  прогнозируемой  степенью
риска.
    Никто командиру десанта не возразил, даже щепетильный  в  вопросах
прерогатив Ландсберг. На спейсер драккар вернулся через три часа.
    - Вы  продолжаете  меня  поражать,  Власта,  -   сказал   Бояновой
председатель СЭКОНа, когда они остались вдвоем в  ее  каюте.  Комиссар
переоделась и выглядела строгой девочкой с копной черных волос.
    - Чем же на этот раз?  -  рассеянно  откликнулась  Боянова,  поняв
смысл взгляда собеседника.
    В каюте царил полумрак, окно виома в стене было пугающе бездонным,
и в нем виднелся серп Орилоуха, сияющий нежным опаловым светом.
    - Вы любите смаковать опасность, а для руководителя  такого  ранга
это недопустимо. Зачем вы напросились в десант?
    Женщина очнулась от созерцания планеты,  с  улыбкой  взглянула  на
Ландсберга.
    - Ну что  вы,  Казимир,  совсем  наоборот.  Космос  -  не  главная
опасность  для  человечества  и   не   главная   забота   для   отдела
безопасности. Как ни странно, при стремительной экспансии  космических
исследований и  широком  выходе  человека  в  Галактику  проблемы  его
безопасности занимают всего десять процентов работы отдела.  Проблемой
номер один  была  и  остается  проблема  досуга  молодежи.  Пресыщение
благами  цивилизации,  рост  потребительской   психологии,   кажущаяся
вседозволенность порождают лень, апатию, равнодушие и  более  страшные
вещи, о которых вы и понятия не имеете.
    - Почему  же  не  имею?  Во  все  времена   определенный   процент
человечества из-за генетических отклонений, болезненных  задатков  или
чрезмерной силы влечений всегда оставался асоциальным...
    - Да, конечно, и в наш век опасных больных хватает, и все они  под
нашей опекой, но я имею  в  виду  другое:  общество  всегда  порождало
неформальные движения в  среде  молодежи,  а  в  последнее  время  эта
тенденция многократно усилилась, появились опасные социальные течения,
внутри которых родились особо извращенные формы.
    - Дилайтмены?
    - Дилайтмены  в  том   числе,   их   еще   называют   любовниками,
хочушниками, боликами и так далее. И если бы все они руководствовались
лишь принципом получения максимума удовольствия, то это  было  бы  еще
полбеды, но многие основали  свою  философию  на  базе  агрессивных  и
безудержных сексуальных  влечений,  религиозных  догм,  на  мазохизме,
смаковании риска и страха, и вот это действительно страшно!
    Боянова замолчала, вспоминая что-то, передернула плечами.
    - Особенно ужасны  религиозный  фанатизм  и  неонацистские  союзы,
жизнь человека для них - пустой звук, и почти сто процентов их состава
- молодежь в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет.
    - Может быть, ребята просто самоутверждаются? В  любом  коллективе
одни  его  члены  пытаются  самоутвердиться  и  завоевать  власть  над
другими. Это универсальная характеристика человечества.
    - Я  согласна,  но  надо  учитывать  методы,  какими   достигаются
подобные цели. Не унижение других, не подавление воли  и  психики,  не
физическое уничтожение инакомыслящих наконец! Вот это и есть  основное
содержание нашей работы: профилактика асоциального поведения  групп  и
одиночек и пресечение преступлений. А вы говорите, я рискую в космосе.
Да здесь, в пограничной  полосе  между  изученным  и  неизведанным,  я
отдыхаю. - Боянова, улыбаясь, смотрела на озадаченного  Ландсберга,  и
во взгляде ее лукавство и насмешка соседствовали с волей и грустью.
    - Кажется, я понял, - помолчав, сказал председатель СЭКОНа. -  Нам
тоже приходится иной раз  заниматься  делами  со  скрытой  спецификой.
Например, кто-то лет шестьдесят назад завез на Марс семена амброзии, и
вы видели, что там сейчас творится? Амброзия мутировала,  покрыла  уже
треть Марса, и человек оказался бессилен в борьбе с ней!
    - Я не  знала,  -  удивленно  произнесла  Боянова.  -  Но  ваша-то
комиссия тут при чем?
    - Нам теперь приходится оценивать  экологическую  чистоту  средств
уничтожения амброзии, а сделать это непросто.
    Комиссар покачала головой  и  задумалась.  Лицо  ее  разгладилось,
морщинки, придающие лицу жесткое выражение строгости и  решительности,
исчезли, и Ландсберг с удивлением обнаружил, что Власта Боянова просто
красивая женщина.

                               Глава 11

    Состояние инсайта пришло, как всегда, неожиданно: багровая  пелена
застлала глаза, в голове с тонким ледяным звоном лопнула "почка" боли,
проколола все тело  насквозь,  и  чей-то  незнакомый  гортанный  голос
застрял в костях черепа:
    - Глубь... владение микрокосмом "я"... память включ...
    Очнулся Мальгин  от  удара:  партнер  не  понял  его  состояния  и
продолжал вести бой.
    - Стоп! - Клим  поднял  руку  ладонью  вперед  и  помотал  тяжелой
головой, освобождаясь от пелены в глазах. - На сегодня достаточно.
    Партнер - голографический мираж с полным сенсомоторным эффектом  -
поклонился и исчез. Тренер-инк высветил на шишке головы  желто-зеленую
гамму и ворчливо заметил:
    - Сегодня  ты  был   невнимателен,   соотношение   пропущенных   и
нанесенных уколов шесть к одному.
    - Я хирург, а не профессионал рукопашного  боя,  -  пожал  плечами
Мальгин,   приходя   к    выводу,    что    регулировать    спонтанные
инсайты-озарения, когда в результате каких-то неосознаваемых процессов
проявляется новая порция чужой информации, он  пока  не  в  состоянии.
Зато достоянием сознания становятся удивительные вещи!
    - Но я тебя еще достану, - закончил Клим, отправляясь в душ.
    Когда он вышел из душевой, вытирая мокрые волосы, отросшие, но еще
короткие, в гостиной его ждала Карой.
    Некоторое время они смотрели друг на друга: женщина - нерешительно
и с непонятным ожиданием и Мальгин - с забившимся сердцем, затем Карой
улыбнулась:
    - Мне не следовало приходить сюда, но я не смогла себя перебороть.
И я не знаю, что это такое, и не хочу  заглядывать  в  будущее,  и  не
советуюсь с прошлым, а в настоящем я... - Женщина изумленно  округлила
глаза, когда Мальгин вдруг оказался рядом  и  молча  подхватил  ее  на
руки.
    Он успел ощутить ее эмоции и проникнуть в  мысленный  мир  еще  до
того,  как  она  начала  говорить.  Несмотря   на   красоту,   видимое
благополучие, твердый характер и умение добиваться  цели,  Карой  была
одинока и не знала, как это одиночество преодолеть.  Зато  она  знала,
была уверена, что и Мальгин также одинок. В голове пискнул задавленный
волей голос рассудка.
    "Чего ты хочешь?" - спросил Мальгин сам  себя,  целуя  женщину.  У
него кружилась голова.
    "Берегись необдуманных поступков, потом будешь жалеть".
    "Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасешься".
    "Не разрушай душевного комфорта, создавать его  снова  и  снова  -
печальная участь. И остерегайся также приступов своей  любви!  Слишком
скоро протягивает одинокий руку тому, кто ему встречается".
    "Если ты заговорил голосом Заратустры, то  позволь  напомнить  его
слова: "Одинокий, ты ищешь дорогу к самому себе! И  твоя  дорога  идет
впереди тебя самого и твоих семи  демонов".  Достаточно?  Пусть  будет
все, что будет. И убирайся к черту!"
    Голос рассудка отступил в тень сердца. Мальгин  сам  был  удивлен,
что ему удалось справиться с рассудком так легко, но тут же  забыл  об
этом.
    - Ты с ума  сошел!  -  с  трудом  проговорила  Карой  непослушными
губами, пунцовыми от долгого поцелуя. - Ты не так меня понял...
    - Все я понял как  надо,  -  не  согласился  Мальгин,  отступая  с
приятной ношей в спальню.  -  Я  теперь  прямой  кандидат  в  "черного
человека", поэтому могу позволить себе все, что взбредет в  голову.  И
сопротивляться мне опасно.
    Он снова обнял Карой, несмотря на ее робкое сопротивление,  поймал
ее горячие вздрагивающие губы.
    - Ты с ума сошел! - выдохнула она снова еле слышно несколько минут
спустя.
    Мальгин не ответил, снимая с нее похожее на слой травы платье.  Но
мысленно они раздели друг друга еще раньше...
    Два часа пролетели как одно мгновение,  и  запомнить  их  не  было
никакой возможности. Любовь стара как мир,  но  ее  переживания  вечно
новы и неповторимы.
    Кто-то звонил ему несколько раз, и "домовой" честно отвечал  всем,
что хозяин спит. Впрочем, может быть, это и в самом деле был волшебный
сон, обнаживший не только тела, но и души?  Раскрепостивший  сознание,
перепутавший  чувства,  возведший   наслаждение   в   ранг   абсолюта,
сбросивший оковы обыденности и вознесший их на  Олимп  короткого,  как
вздох, счастья обладания?
    Не размыкая объятий, они пили клюквенный  морс,  потом  дурманящий
напиток  под  названием  "Старорусский",  вкусный   "Букет   Молдовы",
травяной бальзам, березовый сок и не  могли  напиться.  И  лишь  когда
"домовой" в который раз ответил кому-то, что хозяин отдыхает,  Мальгин
понес женщину в душ.
    Выйдя из душа, они завернулись в  халаты  и,  поглядывая  друг  на
друга, с наслаждением выпили по пиале обжигающего горло душистого чая,
ароматизированного гавайскими цветами и плодами маракуйи и киви. Карой
вдруг смутилась, поймав его взгляд, порозовела, но глаз не отвела.
    - Клим...
    - Я знаю, - кивнул он с улыбкой. - Мы были вместе, но дороги  наши
еще не слились. И сольются ли, ты не знаешь.
    - Не осуждай меня, мастер. Мы нужны друг другу, ты не сможешь  это
отрицать, и все же между нами иные судьбы. Впрочем, -  взгляд  женщины
стал твердым, - я лгу. Не знаю, люблю ли я тебя, Клим, но  все  теперь
зависит только от тебя. Стоит тебе позвать...
    - И это я понял. - В  голосе  хирурга  прозвучала  вдруг  глубокая
тоска. - Прости меня.
    - За что? - Карой покачала в руке пиалу. - Не произноси  случайных
слов. Я пришла сама, прекрасно понимая, что будет.
    Кровь на мгновение прилила к щекам Мальгина. Карой  заметила  это,
улыбнулась.
    - А ты изменился, мастер... не знаю, правда, кого  благодарить  за
это. "Черного человека", Шаламова? Но такой ты мне гораздо ближе,  чем
прежний человек-да.
    - Я давно уже не человек-да,  -  пробормотал  Мальгин,  успокаивая
дыхание. - Хотя еще не успел опуститься до человека-нет.  -  По-моему,
ты нашел-таки  золотую  середину  между  "да"  и  "нет".  Так  странно
наблюдать твои колебания... Что же за женщина твоя бывшая жена, что не
разглядела, какие запасы нежности в тебе похоронены?
    - А ты не боишься меня? - спросил вдруг Мальгин, переводя разговор
в другую плоскость. - Во-первых, я  интрасенс,  а  во-вторых,  во  мне
сидит "черный человек".
    - И  не  один,  -  засмеялась  Карой,  повеселев.  -   Джума   уже
предупредил меня и... нет, не боюсь. Но если ты будешь видеть  во  мне
только женщину, мне будет трудно уважать тебя, мастер...  хотя,  может
быть, я  сама  виновата.  -  Она  встала,  сбросила  халат,  грациозно
изогнулась и ушла в спальню одеваться.
    Мальгин  усмехнулся.  Защемило  сердце,  снова   пришло   ощущение
чьего-то дальнего зова. Тоска навалилась тяжелым грузом, и он все  еще
боролся с ней,  когда  Карой  вышла  из  спальни,  уверенная  в  себе,
красивая, сильная. Подошла к нему  близко,  поцеловала  в  подбородок,
погладила волосы на затылке.
    - До связи, мастер.
    Ушла.
    И Клим почувствовал облегчение, не от того, что  она  ушла,  а  от
того, что отпала нужда оправдываться как перед ней, так и перед  самим
собой. Угрызений совести он тоже  не  чувствовал,  хотя  и  подумал  о
Купаве, привычно сравнивая ее с другими. И как и прежде, она  все  еще
стояла выше всех, хотя тоска по ней немного притупилась. Удерживать ее
рядом он не имел права, а выбросить из сердца до сих пор не смог, хотя
оба изменились настолько, что стали другими людьми. Да и разве мог  он
еще полгода назад, желая одну женщину, тосковать по другой?
    Клим покачал головой, отвечая сам себе, и быстро оделся в  голубой
полуспортивный осенний костюм. Он чувствовал себя  не  совсем  хорошо,
наслаждаться жизнью мешал какой-то душевный дискомфорт, но разбираться
в себе абсолютно не хотелось.
    Еще неизвестно, достоинства это  или  нет  -  душевная  твердость,
суровый ригоризм и каменные основы пуританства, пришла трезвая  мысль.
Обладая ими, человек вряд ли способен быть счастливым, в  жизни  одной
мудрости мало.
    Успокоенный последним рассуждением, Мальгин шагнул за порог, точно
зная, что будет делать в последующие несколько часов.
    Заремба спорил со Стобецким, одновременно успевая вести  диалог  с
Гиппократом, Мальгин услышал его последнюю фразу:
    - ... потому что мы проблемщики, а не лекари вульгарно.
    - Что за шум, а драки нет? - спросил  Клим,  подходя  к  директору
института и пожимая ему руку. Врачи дежурной  смены  ответили  на  его
жест приветствия поднятыми ладонями.
    В реанимационной на этот момент  находились  два  пациента:  Майкл
Лондон и молодой  парень,  спортсмен,  едва  не  погибший  в  горах  и
доставленный в институт с травмой черепа.
    - Как был твой Иван неслухом, так и остался, - проворчал Стобецкий
с неодобрением;  с  Мальгиным  он  всегда  говорил  на  равных,  бремя
директорской власти не успело наложить на него свой отпечаток.
    - А что случилось? - Мальгин сел в свое кресло, нацепил на  голову
эмкан и бегло ознакомился с накопившимися за сутки новостями.
    - У Лондона была "фаза хозяина"  ночью,  так  Иван  меня  даже  не
поставил в известность! Не слишком ли  большую  свободу  ты  ему  дал?
Корифей! Он, видите ли, проблемщик, а мы всего-навсего лекаришки!
    Мальгин  усмехнулся,  покосившись   на   оскорбленную   физиономию
Зарембы; остальные дежурные прятали улыбки,  они  знали,  что  молодой
нейрохирург  действительно   довольно   низко   оценивал   способности
директора как нейроспециалиста.
    - Иван, почему не соблюдаешь кодекс и субординацию?
    - Я  не  обязан   по   каждому   пустяковому   поводу   беспокоить
специалистов  высокого  ранга,  не  задействованных  в  ПР-группе,   -
огрызнулся Заремба.
    Стобецкий открыл было рот, но посмотрел на остальных врачей смены,
пожевал губами и ограничился коротким:
    - Зайдете после сдачи, поговорим. - Повернулся к Мальгину: - Что у
тебя? Я имею в виду твое состояние.
    - Нормально, - рассеянно ответил Клим. - Несколько повысился  темп
метаболизма, в основном по  кислороду,  и  как  следствие  -  возросла
потребность в еде, причем в калорийной. Так что я теперь ем шесть-семь
раз в день. - Хирург улыбнулся, уловив общий фон эмоций Стобецкого.  -
Ничего особенного, как видишь. Я практически здоров.
    - Прочитал криптогнозу "черного"?
    - Кое-что, не все, по большей  части  материал  для  ксенологов  и
космологов.
    - А почему тобой интересуется безопасность?
    Мальгин оторвался от мысленного разговора  с  Гиппократом,  взгляд
его стал острым.
    - Что? Они были у тебя? Кто именно?
    - Некто Столбов, розыскник.  Выяснял,  не  отмечалось  ли  у  тебя
негативных последствий  операции.  -  Стобецкий  метнул  неприязненный
взгляд на Зарембу. Он был обижен тем, что Мальгин доверил  такое  дело
"мальчишке".  -  Кроме  того,  изучал  твою  родословную  на   предмет
выявления патологий.
    - Не нашел?
    Директор нахмурился, помолчал, глядя на ставшую  прозрачной  стену
куба реанимационной камеры, внутри которой находился Лондон.
    - Веселого тут мало. Его надо или немедленно оперировать...
    - Или что?
    - Мы дождемся рождения второго "черного человека".
    - Ты же знаешь, что оперировать мы не можем, слишком  велик  объем
чужой информации. Сложилась пограничная ситуация, причем  трагическая,
высветившая пределы нашего знания, а в Запределье мы еще не  работали.
Пакет внедренной чужой информации перестроил не только структуру мозга
Шаламова и Лондона, но и их мировоззрение,  способы  восприятия  мира,
целесмысловые позывы, отношение к людям и к жизни. Возврат их  к  роду
хомо сапиенс вряд ли возможен, пора смириться с этой мыслью.
    Стобецкий помрачнел еще больше.
    - Раньше ты говорил иначе.
    - Раньше я не знал того, что знаю сейчас.
    Директор с неопределенной миной  оглядел  Мальгина,  хотел  что-то
сказать, но  передумал.  Мысль  его  была  проста:  не  потому  ли  ты
отстаиваешь  точку  зрения  невмешательства,  что  сам  стал   третьим
перестроенным "черным человеком"?
    - И все же стоило бы попытаться.
    - Да, наверное, - легко согласился Мальгин. - Но задай  себе  один
вопрос: станут ли они от этого,  от  попытки  вернуть  им  стандартный
антропоцентризм, счастливее?
    Стобецкий не нашелся  что  ответить  и  покинул  реанимационную  с
изрядной долей душевных колебаний.
    - Он на тебя смотрел так, будто пятерых живьем проглотил, а шестым
поперхнулся, - развеселился Заремба.
    - Хватит нести околесицу, проблемщик, - отрезал Мальгин. - Вы друг
друга стоите: голое фанфаронство плюс амбиции. Но Готард  старше  тебя
на четверть века, учитывай это обстоятельство в перепалках  с  ним.  К
тому же он прав: Лондон сейчас по сути -  "куколка",  и  что  из  него
вылупится, никто не знает, в том числе и ты. Корифей.
    - Кроме "черного человека", ничего другого не вылупится. - Заремба
перестал улыбаться и опасливо посмотрел на хирурга,  единственного  из
всего персонала института, кого он побаивался и уважал.
    - А  если  нет?  Известно,  что   "черные   люди"   аккумулировали
информацию многих цивилизаций, и нет гарантий, что Майкл не  подхватил
какую-нибудь "инфекцию", способную превратить его в монстра.
    - Шаламов же не превратился!
    - Еще неизвестно.
    - А по-моему, Готард просто помнит историю с его предшественником,
Талановым, и не хочет рисковать креслом.
    - Он  болеет  за  реноме  института,   это   больше,   чем   любой
эгоистический расчет. Конец разговорам, работаем в контроле.
    Последующие три часа Мальгин разбирался с Лондоном, анализируя все
тончайшие нюансы его состояния,  с  растущим  изумлением  и  суеверным
страхом осознав, что бывший начальник отдела  безопасности,  по  сути,
превратился в существо, которое уже трудно было назвать человеком!
    Находясь почти  все  время  без  сознания,  Лондон  тем  не  менее
умудрился  перевести  неосознаваемые  потоки  изменения  организма   в
целенаправленный  процесс  трансформации,  и  теперь  он  имел  органы
чувств, которые эволюция никогда не предусматривала в человеке. Так, у
него выросли заслонки в ушах, а сами  ушные  раковины  усложнились,  и
Лондон теперь мог слышать ультразвуки  и  звуки  сверхнизкой  частоты.
Кроме того,  он  улучшил  себе  аппарат  обоняния,  "встроил"  датчики
магнитного и гравитационного полей и увеличил  втрое  объем  сердца  и
легких, изменив последние таким образом, что мог дышать  теперь  почти
любой смесью  газов.  Но  главное,  Мальгин  обнаружил  еще  несколько
специфических  нейронных  узлов,   функции   которых   выяснить   было
невозможно.
    - Шайтан! - пробормотал Клим, закончив исследование, и поглядел на
не знающего усталости Зарембу. - Еще вчера этого не было!
    - "Куколка" готова превратиться в "бабочку", -  весело  проговорил
молодой нейрохирург, блестя глазами; огонь любопытства и жажды  знаний
сжигал его изнутри и не давал покоя. - Кстати,  я  вчера  еще  заметил
рост нейрообразований, а оформились они действительно за ночь.  Больше
всего меня интересует вопрос: зачем  он  вырастил  себе  мостик  между
корой,  подкоркой  и  мозжечком?  Зачем   ему   прямая   связь   между
генструктурами приматов, низших млекопитающих и пресмыкающихся?
    Мальгин открыл рот, собираясь ответить,  и  вдруг  услышал  чей-то
странный, вибрирующий, металлический голос:
    - Для того, коллеги, чтобы прогнозировать будущее.
    - Что? - растерялся Заремба. - Что ты сказал?
    - Это не я, - медленно проговорил Мальгин, прислушиваясь к реакции
остальных врачей смены, выглядевших  не  менее  удивленными.  -  И  не
они...
    - Будем знакомы, - раздался тот же голос; теперь  Клим  сообразил,
что "звучит" он прямо в голове, вызывая  шипящий  резонанс  в  нервных
окончаниях. - Майкл Лондон, второй экзосенс. Прошу любить и жаловать.
    За толстой плитой реанимакамеры ничего не изменилось,  зеленоватое
в облаке физиолога тело Лондона казалось неживым, лицо было  спокойным
и безжизненным, и тем не менее он заговорил с ними.
    Заремба первым восстановил  свое  обычное  отношение  к  необычным
явлениям:
    - Экзосенс - это  аналогия  с  интрасенсом?  Почему  вы  себя  так
назвали?
    Лондон не ответил, сосредоточив внимание  на  Мальгине,  медлившем
включать тревогу.
    - Клим, не вздумайте применить  что-либо  вроде  "василиска",  как
сделал это Ромашин. На любое насилие я отвечу адекватно. - Это был все
тот же голос - очень четкая и направленная пси-передача.
    - Я обязан вызвать ПР-группу и безопасность,  -  мысленно  ответил
Мальгин. - Вы должны понимать это.
    - Понимаю и принимаю. Дайте мне еще сутки на завершение  имаго,  в
этом положении мне  трудно  контактировать  с  вами,  решать  проблемы
сообща. Завтра я буду готов к переговорам. Но обещайте не паниковать и
не принимать оперативных мер с позиций силы.
    - Хорошо, обещаю.
    Голос стянулся в кости черепа, исчез, давление на  виски  пропало.
Мальгину показалось, что Лондон подмигнул ему  -  у  Майкла  дернулось
веко.  Очнувшись,   хирург   понял,   что   за   шум   стоит   кругом:
переговаривались возбужденные  врачи,  Заремба  громко  звал  кого-то,
делясь впечатлениями,  хрустальная  чаша  пси-вириала  мигала  огнями,
издавая прерывистые сигналы.
    - Тихо! - произнес Мальгин в два приема, и наступила тишина.  Все,
застыв, смотрели на него, смолкли даже мелодичные  гудки  медицинского
комплекса, разговаривающего на  своем  языке  с  другими  системами  и
компьютерами института.
    - Продолжаем работу в режиме эм-синхро.  Группе  риска  прибыть  в
институт немедленно, сменить персонал. Желающие могут контактировать с
Гиппократом по ходу развития событий. Директору прибыть в...
    - Я  здесь.  -  Стобецкий  ворвался  в  реанимационную,  рухнул  в
соседнее кресло,  тяжело  дыша  после  бега.  -  Как  чувствовал,  что
случится что-нибудь непредвиденное. Дал тревогу безопасникам?
    - Нет, - сказал Мальгин.
    - Ты с ума сошел? Подумай  о  последствиях,  вы  с  Талановым  уже
однажды обожглись на этом, не стоит повторять ошибки.
    - Безопасникам здесь делать пока нечего. Можно просто  послать  им
формулу внимания.
    Стобецкий потерял дар речи и некоторое время хватал  воздух  ртом,
потом вытянул из пульта сетку эмкана, пришлепнул на затылке и мысленно
скомандовал:
    - Сигнал тревоги всем службам!
    - Есть сигнал тревоги, - отозвался Гиппократ.
    До вечера  Мальгин  просидел  в  реанимационном  боксе,  постоянно
поддерживая связь  с  компом  медкомплекса,  следящего  за  состоянием
Лондона, отвечая  на  многочисленные  вопросы  гостей,  пограничников,
безопасников, членов СЭКОНа и работников комиссий Академии медицинских
наук.
    Ничего особенного, по сути, не происходило, шла обычная  отработка
комплекса мер по формуле "срам", но суета вокруг надоела,  да  и  есть
хотелось все сильней, и Мальгин отпросился у Стобецкого пообедать. А в
столовой института к нему подсел Хан.
    - Привет, мастер, приятного аппетита.
    Мальгин кивнул, продолжая жевать, подвинул  безопаснику  стакан  с
минеральной водой. Он почувствовал появление Джумы еще  до  того,  как
тот зашел в столовую, и успел разобраться в его  настроении,  несмотря
на то что Джума был "застегнут на все пуговицы".
    - Как самочувствие?
    Клим поднял вверх большой палец, заказал еще один салат из камелии
и березовый сок. Джума Хан  с  улыбкой  смотрел,  как  он  заканчивает
трапезу.
    - Пошли ко мне. - Мальгин промокнул губы и встал. -  У  меня  есть
пара минут.
    В кабинете хирурга они сели напротив друг друга,  и  Клим  включил
передачу из реанимационной.
    - Ого! -  вполголоса  заметил  Хан.  -  У  вас  там  целая  обойма
оперативников. Что они собираются делать?
    - Не знаю. Я их не вызывал.
    - Готард решил перестраховаться? Его можно понять.
    Мальгин  не   ответил,   рассматривая   на   "экране"   псивидения
"призраков" Джумы:  их  было  всего  три,  что  говорило  о  цельности
характера безопасника, а также и о  некоторой  его  психоэмоциональной
ограниченности.
    Толпа в реанимационной поредела, но людей было еще слишком  много,
чтобы работать спокойно. Майкл Лондон по-прежнему не подавал признаков
жизни, сердце его не билось и легкие не работали, за  них  это  делали
аппараты.
    - Ты,  наверное,  догадываешься,  зачем  я  нашел  тебя?  -  Джума
вопросительно смотрел на Мальгина.
    - Знаю.
    - Конечно, ты теперь свободно можешь  читать  в  душах...  извини,
говорю без обиды. Не  хочешь  -  не  отвечай  на  мои  вопросы.  Карой
сказала, что была... у тебя.  -  Последнее  слово  Джума  выговорил  с
усилием. - Ну и что ты собираешься делать дальше?
    - Не знаю, - угрюмо ответил Клим.
    Хан невольно засмеялся, хотя в  смехе  этом  явственно  прозвучали
горькие и гневные нотки.
    - Знаю - не знаю... Ты стал  неузнаваем,  мастер,  раньше  ты  был
намного решительней... человек-да! Ты понимаешь, что так  продолжаться
не может? Нельзя останавливаться на полпути и перекладывать решения на
другие плечи. Ты мучаешь Карой... себя... черт со мной, я не  в  счет.
Откуда колебания? Любишь ее, нет? Или просто играешь?
    Мальгин медленно встал и на мгновение потерял ощущение  реальности
происходящего: в голове что-то взорвалось, бесшумно, бесцветно, обдало
жаром, заложило уши и прошло. Шершавая боль стекла струйкой из  головы
в ноги. Клим очнулся.
    Джума Хан стоял  напротив,  согнувшись,  выставив  вперед  кулаки,
бледный как полотно, на лбу выступили капли пота, а  в  глазах  застыл
страх.
    - Что?! - быстро спросил Мальгин, вдруг пугаясь сам до  обжигающей
горечи в животе. - Что произошло? Я... со мной... да говори же!
    Джума проглотил слюну, облизал пересохшие губы,  покачал  головой,
повернулся и, деревянно переставляя ноги, направился к двери. У порога
оглянулся:
    - Научись контролировать своего "тигра", Клим, иначе...
    Вышел.
    Мальгин ударил кулаком в ладонь с такой силой, что едва не  содрал
кожу. Боль заставила думать.
    С  минуту  он  размышлял,  поглядывая  на  виом  и  вслушиваясь  в
приглушенный говор  двух  десятков  людей,  потом  подсел  к  столу  и
соединился с отделом комплектации.
    - Мне  нужен  нестандартный  кокос,   оборудованный   персонкомпом
[Персональный  компьютер,  инк  с  большим   объемом   памяти.]   типа
"Советчик".
    Инк-распорядитель  хозяйственной  службы  института  не   удивился
запросу, но просьба была неординарной.
    - На складах института таких нет, вы же знаете.  И  почему  именно
"Советчик"? Могу предложить персонком первого класса "Деловой".
    - Мне  нужен  высший  класс.  Сколько   понадобится   времени   на
выполнение заказа?
    - Если есть разрешение директора...
    - Запросите.
    - "Советчики"   используются   в    основном    погранслужбой    и
спасателями... - Инк  задумался  на  секунду,  успевая  за  это  время
связаться с компьютерами упомянутых служб и получить  ответ.  -  Через
два часа комплект будет в институте.
    - Чудесно.
    Мальгин  выключил  стол  и  некоторое  время   сидел   неподвижно,
вспоминая лицо Джумы. Скверно получилось!
    Что  же,   собственно,   произошло?   Спонтанное   кратковременное
расщепление личности, после  которого  "черный  человек"  вырвался  на
волю? В каком образе? В  образе  "тигра",  как  выразился  Джума?  Или
"барса",  по  впечатлению  Зарембы?  Странно,  у   меня   никогда   не
наблюдалось особой любви к хищникам из семейства кошачьих. Может быть,
это их личные впечатления? А хищник, сидящий внутри меня, выглядит  на
самом деле иначе?
    Мальгин внимательно вгляделся в свое отражение,  включив  в  стене
зеркало.
    М-да, мастер, интрасенс из тебя пока что фиговый.  Видимо,  иногда
возникают "короткие  замыкания"  нейросвязей,  и  независимо  от  воли
информация "черных кладов" просачивается  наружу,  вызывая  неглубокий
шок и одновременно неспецифические реакция  парасимпатики  и  психики.
Джума прав, это опасно. Нельзя надеяться на собственные силы и хороший
тренинг, можно наломать таких дров, что и Шаламову не по силам!
    Клим вдруг  почувствовал  слабость  и  облился  потом,  проговорил
сквозь зубы:
    - Мальчишка!..
    В зале реанимационного бокса он появился  через  полчаса,  приведя
себя в порядок и вызвав Железовского. Нужен был человек,  на  которого
он мог бы безоговорочно положиться и  который  не  боялся  бы  никакой
ответственности.

                               Глава 12

    За развитием событий в отделении нейропроблем  следили  не  только
сотрудники  других  отделений  института,  но   и   работники   других
родственных учреждений:  Академии  наук,  Всемирного  координационного
совета,  СЭКОНа,  Управления  аварийно-спасательной   службы,   отдела
безопасности и погранслужбы - всего около двух  тысяч  человек.  Кроме
того,  все  происходящее  записывалось  операторами  информвидения   и
агентства новостей, чтобы в сжатом виде передать запись в эфир в своих
программах.
    Непосредственно  в  зоне   гарантированного   риска   -   в   зале
реанимационного бокса ждали финала  всего  четыре  человека:  Мальгин,
Стобецкий, Заремба и Железовский, соединенные информполем  "спрута"  с
системой эм-синхро Европы; в случае нужды им могли  прийти  на  помощь
все инки сети и ведущие ученые-медики и  врачи,  включенные  в  контур
эм-синхро. И все же ответственность за выбор тактики и  стратегии,  за
последствия выхода Лондона из комы и его дальнейшие действия падала на
этих  четверых.  Плюс   пятый   угол   квалитета   ответственности   -
председатель СЭКОНа Казимир Ландсберг, во  избежание  ненужного  риска
наблюдавший  за  превращениями  "куколки"  в  "бабочку"  из   кабинета
главврача.
    Майкл Лондон открыл глаза в двенадцать минут десятого, и от  этого
простого    движения    все    приборы,     показывающие     параметры
жизнедеятельности, словно сошли с ума.  Если  верить  им,  у  пациента
артериальное  давление  внезапно  увеличилось  в  десять  раз,  сердце
заработало с быстротой аварийного насоса, температура тела  подскочила
до пятидесяти градусов по Цельсию, а мозговые процессы, фиксируемые по
альфа-, бета-, тэта- и дельта-ритмам,  наоборот,  прекратились!  Затем
так  же  внезапно  все  пришло  в  норму,  операционный  инк  отключил
автосердце и  легкие,  подачу  физиогаза,  гасители  колебаний,  убрал
поддерживающие манипуляторы, и Майкл Лондон, лоснящийся то ли от пота,
то ли от слоя осевшего физиогаза, встал и помахал всем рукой.
    - Привет, спасители! - раздался из скрытых динамиков его  приятный
голос. - Выпустите меня отсюда и предоставьте  одежду,  дабы  достойно
предстать пред светлыми очами комиссии. - Говорил Лондон серьезно,  да
и на лице его было  выражение  сосредоточенности  и  суровости,  но  в
голосе слышались нотки сарказма, а может быть, и превосходства.
    Мальгин выключил передачу из  камеры  и  дал  команду  Гиппократу.
Юркий кибер приволок пластиковый пакет -  одежду  Лондона  и  замер  у
стены реанимакамеры. Стена разошлась лепестками  диафрагмы,  образовав
овальное отверстие в рост человека, и в эту дыру шагнул  нагой  бывший
начальник службы безопасности.
    В боксе установилась такая тишина, что звуки собственного  дыхания
стали казаться людям оглушительными.
    Некоторое время четверо (и с ними еще бригада официальных  лиц)  и
переродившийся  человек  смотрели  друг   на   друга   внимательно   и
настороженно, однако немая сцена не могла длиться долго:  Лондон  взял
из манипулятора кибера  пакет,  развернул  и  начал  одеваться.  Потом
похлопал  кибера  по  горбику  генератора,  и   тот,   смешно   поджав
манипуляторы, кинулся из зала. Бывший  начальник  отдела  безопасности
подошел к сидящим в кокон-креслах, оглядел каждого,  мельком  взглянул
на порхающие у потолка "ромашки" видеокамер.
    - Пресс-конференции не будет,  коллеги.  Я  здоров  и  нахожусь  в
здравом уме и твердой памяти. Хотя,  может  быть,  это  определение  и
находится за пределами человеческой оценки, ибо я -  второй  экзосенс,
если применять термин коллеги  Железовского.  То  есть  я  -  человек,
получивший экстраспособности извне, как и Шаламов.  Но  в  отличие  от
Даниила, у меня произошло  не  расщепление  психики,  а  слияние  двух
психик, что существенно меняет дело.
    Лондон  снова  посмотрел  на  видеокамеры,  на  скулах   дернулись
желваки, закаменели.
    - Власта, обращаюсь к вам. Снимите оцепление и отмените  императив
"Аргус", а также "Цербер".  Во-первых,  я  не  опасен,  ибо  полностью
контролирую сознание, а во-вторых, сам обращусь к вам попозже,  потому
что есть такая необходимость.
    - Хорошо, - после  некоторого  молчания  прошелестел  в  наушниках
"спрута" голос комиссара безопасности.
    Лондон удовлетворенно кивнул.
    - До свидания, друзья. Мы еще увидимся...  во  всяком  случае,  со
многими из вас - непременно.
    В голове Мальгина сам собой всплыл "бутончик"  света,  развернулся
венчиком и превратился в подмигивающий глаз.
    - Майкл, задержитесь на пару минут! - взмолился вдруг Заремба. - Я
так долго и тщательно готовил свои вопросы!...
    Лондон улыбнулся губами, не холодно - равнодушно:
    - В другой раз.
    - Мы бы не хотели вас... - Стобецкий пожевал  губами,  находясь  в
замешательстве, - м-м... отпускать. Вы... м-м... пока еще не совсем...
м-м... здоровы... понимаете?
    Лондон кивнул и... исчез!
    Лишь Мальгин да Железовский заметили его движение:  Майкл  обогнул
кресла, пересек зал и вышел, и все это - за одну десятую долю секунды!
    Четверо в зале - и тысячи вне его стен  -  оцепенело  дивились  на
дверь реанимационной камеры, перед которой только  что  стоял  Лондон.
"Экзосенс".  Потом  что-то  заухало   глубоким   басом   -   засмеялся
Железовский. Вылез из кресла, похлопал Мальгина по рукаву:
    - Пока, мастер. Похоже, все идет нормально. Понадоблюсь - звони.
    Трое медиков остались наедине с тишиной опустевшей реанимационной,
потрясенные простотой развязки.
    Временами  фигура  в  виоме  начинала  плыть  и  размазываться   -
видеокамеры не успевали переходить на ускоренную  съемку  и  "хватали"
рывок  ведомого  с  запозданием.  Силуэт  мужчины  мелькнул  на   фоне
какого-то сооружения, заколебался и пропал. Столбов выключил проектор.
    - Он  ушел.  Словно  растворился  возле  Лос-Анджелесского  метро.
Сначала побывал дома - подробности неизвестны, потом у  друзей,  а  на
третий день, когда жена и дочь вдруг заявились к Мальгину  с  просьбой
"вернуть им мужа и отца", он отправился в филиал Б Северной Америки  и
у метро... исчез. Вы видели.
    - Вы уверены, что он не догадывается о наблюдении?
    Инспектор кримрозыска ответил не сразу, колебался.
    - Иногда у меня складывалось впечатление, что он знает  о  слежке,
но темп его жизни настолько высок, что не позволяет ему отвлекаться на
какие-то маневры. К тому же... - Столбов снова заколебался, формулируя
ответ. - Мы ему пока не мешаем.
    - Что вы этим хотите сказать?
    - Как только мы затронем сферу его  интересов,  он  найдет  способ
нейтрализовать любое наше действие.  Боянова  бросила  на  собеседника
скептический взгляд.
    - Он способен нейтрализовать всю службу?
    Инспектор остался невозмутим.
    - Я имел честь разговаривать на эту тему с Мальгиным, и хирург  на
пальцах объяснил мне, что такое экзосенс вообще и  экзосенс  Лондон  в
частности.  Это  страшный  противник...  если  он,   конечно,   станет
противником. И справиться с ним будет  очень  нелегко...  если  вообще
возможно.
    - Мальгин... - задумчиво проговорила  комиссар  отдела,  пропуская
мимо ушей последнюю фразу. - Вы верите тому, что он говорит?  Он  ведь
сам -  супер,  если  пользоваться  терминологией  падких  на  сенсации
журналистов.
    - По сообщениям инка, следящего за его состоянием, он интрасенс. -
Столбов пошевелил плечами. - То есть человек, у которого заработал ген
экстренного резерва и другие не менее экзотические "спящие" гены.  Но,
с другой стороны, "черное знание", внедренное ему  в  мозг  Шаламовым,
есть внешнее воздействие,  и  он  тоже  экзосенс.  Таким  образом,  он
обладает конкурирующими структурами памяти, завис посередине  между...
- Инспектор в замешательстве пошевелил пальцами.
    - Между сверхчеловеком и "черным человеком", - подсказала Боянова.
- Так?
    - Пожалуй. Измени он метаболизм, и родится третий "черный". И  все
же ему я почему-то верю.
    - Вера - это всего  лишь  другая  сторона  знания,  эмоциональная,
духовная, и опираться на нее нам нельзя.  Мы  еще  с  интрасенсами  не
разобрались  как  следует,  а  уже  приближается  волна  трансформации
человечества под влиянием внешних факторов, а как  должна  реагировать
на это служба безопасности?
    Столбов снова пошевелил круглыми плечами, словно разминаясь.
    - Интрасенсорика  -  закономерное  явление.  Как  сказал  Аристарх
Железовский, интрасенсы - будущее человечества, хотим мы этого или  не
хотим. Десять тысяч лет  назад  человек  остановился  в  развитии  как
индивид и развивался общественно, кооперативно, шло накопление знаний,
количественный рост генных нарушений, болезней, экологических  ошибок,
если хотите, и наконец  наступил  черед  экстрасенсов,  началась  фаза
морфологических изменений человека.
    - Вы  хорошо  овладели  материалом,  Димитр.   Может   быть,   ваш
Железовский и прав, интрасенсы - будущее человечества, тем  более  что
их рождается все больше и больше.
    - По данным Земстата - более десяти миллионов.
    - Но вот вопрос: что останется на долю  хомо  вульгарис,  человека
обыкновенного,  если   интрасенсы   вдруг   решат   изменить   условия
существования?
    Столбов отвел взгляд от лица женщины.
    - Они дети своего времени и дети своих родителей, не более того.
    - Но как часто наши дети делают нам больно.
    - Диалектика отношений отцов и детей... вечна.
    Боянова улыбнулась.
    - Вы хороший дипломат, Димитр, и молодость этому не помеха.  Итак,
что мы решаем?
    - Отменить "Аргус",  Лондон  не  станет  предупреждать  дважды,  и
реакция его вряд ли будет положительной, когда наши "глаза" станут ему
надоедать.
    - Что ж, соберем  совет,  обсудим.  Но  контакта  с  Мальгиным  не
теряйте, он -  единственное  звено,  связывающее  нас  с  Шаламовым  и
Лондоном.
    Инспектор ушел.
    - Второго, - коротко сказала Боянова, вызвав дежурного.
    Заместитель комиссара по  космосектору  Алексей  Шевчук  объявился
через минуту, он находился на лунной базе отдела.
    - Тут я, Власта.
    - Выяснил,  что  делал   транспорт   маатан   в   Системе?   Умник
глубокомысленно намекает на твой запрет на информацию.
    - Запрета нет, есть проверка. А транспорт снимал "черных людей".
    - И с Нептуна?
    - С Нептуна тоже.  Ромашин  и  Железовский  обнаружили  в  Большом
темном пятне - кратере водородного  вулкана  жизнь,  что  подтверждает
гипотезу: маатане были высажены везде, где могла  возникнуть  разумная
жизнь.
    - Странный случай. Ученые двести лет изучают Нептун  и  ничего  не
обнаружили, кроме бактерий, а им повезло при первом же спуске.
    - Следствие  закона  Мэрфи:  чем  больше  ждешь  результата,   тем
неохотней он получается. И наоборот:  находит  всегда  тот,  кому  эта
находка абсолютно не нужна. Ромашин искал  орилоуна...  и  нашел  его,
кстати. "Скелет". Интенсионал по этому вопросу есть в машине.
    - Алекс, это правда, что ваши оперы видели "глазастого" фантома  у
"серой дыры"?
    - Если верить Калине - а я ему верю, - видели. Кажется, это  самый
загадочный объект во всей истории с "дырой".
    - О чем это говорит, по-твоему? Почему он не ушел в Горловину?
    - Потому что где-то существует еще одна незаросшая "серая дыра".
    - Но может быть  и  другая  причина,  например:  фантом  выполняет
какое-то задание здесь, в Галактике. Предупредите службу наблюдения за
пространством и СПАСЫ, может, им удастся засечь его,  а  нам  потом  -
установить за ним наблюдение.
    Шевчук с сомнением посмотрел на комиссара, но та уже, не  нуждаясь
в его советах, выключила связь. В задумчивости походила по кабинету  и
не успела снова сесть за стол, как  позвонил  Ландсберг.  В  последнее
время Власта начала  замечать,  что  председатель  СЭКОНа  уделяет  ей
гораздо больше внимания, чем требуют деловые отношения,  хотя  это  ее
волновало мало.
    - Добрый вечер, Власта. Я тут проштудировал  кое-какую  информацию
по психологии групп, а также ознакомился с деятельностью неофициальных
молодежных  организаций  типа  дилайтменов,  "Ордена  берущих   свое",
"Братства зрячих" и других, и не понял главного:  что  ими  руководит?
Неудовлетворенные потребности в наш век, век изобилия? Нонсенс!  Тогда
что?
    - К сожалению, общество изобилия породило  и  изобилие  свободного
времени, что усугубляет проблему. А  ответ  на  ваш  вопрос,  Казимир,
давно известен, только воплотить это знание в жизнь невероятно  сложно
и в наш интеллектуальный век.  Всеми  неформалами,  объединяющимися  в
социально опасные группы, прежде всего руководит  ощущение  отсутствия
смысла жизни. Стремление  реализовать  уникальный  смысл  своей  жизни
имеет далеко не  каждый  взрослый,  а  тут  молодежь  с  неустоявшейся
психикой, расшатанной ноогенными неврозами. Человек несет в себе бремя
темперамента и агрессивности, которые когда-то были необходимы ему для
утверждения вида на планете, но, к великому  сожалению,  эти  качества
сохранились и до сих пор. Неужели вы этого не знали, Казимир? Не верю.
    Ландсберг налился кровью,  подыскивая  достойный  ответ,  и  вдруг
рассмеялся, махнув рукой:
    - В общем-то да, знаю, как и любой другой Т-специалист, разве  что
не смог бы так точно сформулировать диагноз. Но  лучшего  хода,  чтобы
увидеться с вами, я не нашел. Хотя, с другой стороны, проблема  досуга
молодежи заинтересовала меня всерьез, хочу заняться ею плотнее.
    - Хорошо, поговорим на эту тему завтра, не возражаете?
    - Ради Бога.
    Изображение Ландсберга, смущенного, разочарованного,  превратилось
в струйку света, пропало. Боянова мрачно  смотрела  перед  собой,  уже
переключив внимание на  интересующие  ее  дела.  Чувства  председателя
СЭКОНа и колебания его любительских и  профессиональных  интересов  ее
занимали мало. Сосредоточившись, она включила мысленным усилием  стол,
надела эмкан и велела кибсекретарю вызвать Ромашина.  Секретарь  нашел
эксперта в Институте пограничных физических проблем.
    - На здраве, Игнат.
    - Добрый вечор, комиссар.
    - По моим сведениям, вы  продолжаете  заниматься  делом  Шаламова,
хотя служба безопасности такого задания  вам  не  давала.  Это  как-то
сочетается с прямыми обязанностями официала?
    Ромашин бросил на Боянову  взгляд  исподлобья,  но  тон  его  речи
остался вежливым.
    - Юридически я имею право вести любое частное расследование. Поиск
Шаламова - мое личное дело, я уже говорил, что в долгу перед ним.
    - Но ведь последствия вашего расследования  никем  не  просчитаны,
как вы можете рисковать?
    - Ошибаетесь, просчитаны.
    - Кем же?
    - Специалистом своего дела, математиком Железовским. Если  удастся
отыскать Шаламова раньше, чем он появится на Земле, выигрывают все,  в
том числе и вы. А  Мальгин  берется  вернуть  ему  личное  "я".  После
изучения состояния Лондона его институтом накоплен  богатый  материал,
что дает надежду на благополучный исход.
    - Но этот материал не помог вылечить Лондона.
    - А зачем его надо было лечить? От чего? Он - человек...
    - Химера!
    - Существо, имеющее две личности, и его  появление  -  в  принципе
прецедент лишь для юридической науки. Законы,  диктующие  отношение  к
нему, не разработаны. Слава Богу, что мы  сообразили  дать  ему  право
решать свою  судьбу  самому.  Шаламов  -  другое  дело,  его  сознание
фрустировано, спонтанно переключается с  личности  человека,  больного
неврозом кстати, на личность "черного человека", равнодушного ко всему
человеческому, и вот тут-то нейрохирург и должен помочь  ему  овладеть
собой.
    - И все же вы рискуете, взявшись за это дело один.
    - Почему же один? - Терпению Ромашина не было предела. -  Со  мной
Железовский, Мальгин... вы.
    Боянова с интересом посмотрела на эксперта.
    - Лично? Или имеется в виду служба?
    - Лично!
    Комиссар засмеялась, покачав головой.
    - Вокруг меня одни дипломаты, отрадно, что есть у кого  поучиться.
Что ж, если понадоблюсь, позовите, но  сделайте  это  вовремя,  ошибки
исправить труднее.
    Ромашин поклонился, связь прервалась.
    Вряд ли ему понравилась последняя фраза, подумала  Власта,  однако
он уже дважды ошибался, и нелишне напомнить ему  об  этом.  Значит,  и
здесь снова всплывает имя Железовского. Этот человек начинает мелькать
перед глазами все чаще, что он собой представляет?
    - Собрать интенсионал  по  Аристарху  Железовскому,  биоматематику
ИВК, - приказала комиссар  секретарю.  -  Вызвать  Шевчука,  Лютого  и
Маттера на семь утра. Оперативную сводку на стол, сопровождение пси. -
И Боянова углубилась  в  работу,  привычно  готовя  план  действий  на
следующий день.
    Через  час  секретарь  выдал   заказанную   информацию.   Комиссар
прочитала сообщение  и  откинулась  на  спинку  кресла,  вытянув  губы
трубочкой. Повторила про  себя:  интрасенс...  Аристарх  -  интрасенс!
Ему-то зачем нужен Шаламов? И как удалось  Ромашину  привлечь  его  на
свою сторону?
    На столе замигали сразу три огонька: два голубых - личные  вызовы,
один желтый - "подтревожный".
    - Кто - личные? - спросила Боянова.
    - Дочь и сестра.
    - Отвечу минут через пять, давай "мигалку".
    Над столом возник объем передачи с фигурой Рене Борда, заместителя
комиссара по внутрисоциальным проблемам.
    - Вы еще в отделе? Как вы только выдерживаете, Власта?
    Если к Шевчуку Боянова относилась как к другу, то к  первому  заму
питала дочерние чувства,  несмотря  на  разность  в  возрасте,  и  уже
привыкла к его ворчливому тону. Борда имел  громадный  опыт  работы  с
разными человеческими коллективами, знал  статистику  преступлений  за
три века, вел колоссальную работу  по  профилактике  правонарушений  и
консультантом был незаменимым.
    - Два сообщения, -  продолжал  старик,  поняв  мимику  женщины.  -
Кто-то  готовит  выступление  общественности,  точнее   -   молодежных
анархистских группировок против интрасенсов.
    - Это серьезно?
    - Очень серьезно. Используются два мотива. Первый:  интрасенсы  не
люди и готовят "революцию",  чтобы  уничтожить  человечество,  которое
мешает им решать свои нечеловеческие  задачи.  Второй  мотив:  будущее
интрасенсов - превращение их  в  монстров  типа  Шаламова  и  Лондона,
которые особо опасны для простых людей.
    - Знакомые формулировки, вы не находите? Кстати, о том, что Лондон
вышел из клиники, знают  немногие,  и  если  этот  факт  подается  как
лозунг, не имеем ли мы утечку информации?
    - Вполне может быть, мои ребята уже работают в этом направлении.
    - Я думала,  негативных  реакций  на  интрасенсов  уже  не  будет,
общество привыкло к их появлению как к неизбежному витку эволюции. Кто
же стоит за "простыми людьми"?
    - Пока  неизвестно.  Человек  это  умный,  осторожный   и   хорошо
информированный, и, судя по всему, одержим жаждой власти, а искать его
надо у нас.
    - Что?! В отделе?
    - И в отделе тоже, но я имел в виду тревожные службы, связанные  с
предельным психическим напряжением  работников:  УАСС,  пограничников,
общественные инспекции.
    - Вы говорите страшные вещи, Репс!
    Борда провел  ладонью  по  морщинистому  лицу,  раздвинул  губы  в
улыбке.
    - Похоже, это первый раз,  когда  ты  отреагировала  как  женщина,
Власта.
    Боянова слегка покраснела, нахмурилась.
    - Это что, порицание, похвала?
    - Ни то, ни другое. Меня всегда поражал тот факт,  что  ты  иногда
больше мужчина, чем многие из нас. Не бойся оставаться женщиной,  ведь
это не умаляет твоих достоинств.
    Комиссар справилась с собой, холодно взглянула на заместителя.
    - Об  этом  мы  поговорим  как-нибудь  в  другой  раз  и  в   иной
обстановке. Второе сообщение?
    - Жена Шаламова Купава попала в клинику "Скорой помощи" в Рязани.
    - Что с ней?!
    - Пси-отравление. По-видимому, она  в  последнее  время  увлеклась
ви-нарко - музыка, клипы,  эйдовнушение  и  не  смогла  самостоятельно
выйти из транса. Кстати, мы только что  узнали:  она  попала  в  сферу
интересов социоэтической инспекции [Специализируется  на  профилактике
социоэтических  отклонений  в  коллективах  (фант.).].  Придется   нам
изучить ее окружение, здесь не все чисто.
    Боянова помолчала, переваривая сказанное:
    - Вы знаете, что у нее ребенок?
    - Да, дочь  Дарья,  от  Мальгина.  Дочь  находится  в  приюте  для
"непонимашек" [Детское воспитательное учреждение для детей дошкольного
возраста (жаргон, разг.).] и ни в чем, конечно, не нуждается,  но  сам
факт...
    - Дайте координаты клиники, завтра я увижусь с Купавой.
    - Зачем?
    Боянова озадаченно посмотрела на зама.
    - То есть что  значит  зачем?  Хочу  поговорить  с  ней,  выяснить
причины ее  увлечения...  или  вы  не  верите  в  мои  психологические
способности?
    - Верю, но прошу  с  визитом  повременить.  Вы  должны  иметь  всю
информацию, прежде чем пойдете к ней, это лишь  увеличит  шанс  помочь
ей. - Борда умоляюще прижал руку к груди.
    Комиссар, колеблясь, смотрела на него вопросительно, кивнула.
    - Хорошо, пойду позже, когда вы... разрешите.
    Заместитель вздохнул, сделав скорбное  лицо:  он  понимал  чувства
женщины и на колючие выпады никогда не отвечал.
    Разговор закончился.
    Боянова вспомнила о личных вызовах, включила виом, и лицо  ее  при
виде дочери разгладилось.
    - Мамочка, я так  соскучилась  по  тебе!  -  раздался  в  кабинете
звонкий веселый голосок.
    Кокос выглядел как и  все  костюмы  этого  типа,  в  таких  ходила
половина взрослого населения земного шара, настолько удачной, удобной,
приспособленной ко всем случаям  жизни,  красивой  и  даже  элегантной
оказалась разработка инженер-модельеров  УАСС,  специализирующихся  на
снаряжении и одежде для спасателей. Кокосы  для  широкого  потребления
выпускались, конечно, без спецоборудования и компьютерного  оснащения,
но этот костюм полностью  отвечал  заказу.  Мальгин  убедился  в  этом
сразу, как только надел его и включилось сопровождение.
    Персональный киб-интеллект  кокоса,  инк  типа  "Советчик",  носил
звучное имя Харитон и хранил в памяти гигабайтовый  запас  медицинской
информации. Он сразу понял, что  требуется  другу-хозяину,  и  Мальгин
вздохнул  с  облегчением:  с  помощью  Харитона  он  надеялся  быстрее
овладеть бессознательными процессами просачивания  знаний  из  "черных
кладов"  памяти,  а  главное,  в  моменты  "выглядывания"  из  психики
"черного  человека"  мог  записать   происходящее   и   в   дальнейшем
контролировать собственное поведение.
    Кокос имел цвет морской волны, а кармашки,  накладки  и  погончики
были  более  темными,  почти  черными,   пришлось   заменить   светлые
кросс-туфли на черные.
    - Неотразим, - проговорил на ухо  Харитон;  не  на  ухо,  конечно,
психосвязь осуществлялась непосредственно  с  мозгом,  но  мысли  инка
воспринимались как шепот.
    Мальгин озадаченно повертел в руке тоненькую дужку эмкана, которую
собирался  надеть  на  голову,  упрятав   под   волосы.   Он   услышал
пси-передачу инка без антенны!
    - Ты хорошо меня слышишь? - спросил он мысленно.
    - Нормально, - ответил Харитон. - Чему ты удивляешься,  интрасенс?
Ты теперь весь - антенна, приемник и передатчик одновременно, так  что
привыкай. Кстати, не обладай ты экстрасенсными способностями, вряд  ли
смог бы подключиться к мозгу  Шаламова  без  аппаратуры,  как  ты  это
сделал на Симушире.
    - Ты и об этом знаешь?
    - Класс обязывает.
    Мальгин мысленно пожал руку Харитону, представляя его  похожим  на
Железовского и отца одновременно. Дверь кабинета закрылась за ним.
    Из института он отправился  сначала  домой,  поужинал  и  позвонил
отцу, чувствуя раскаяние: обещал звонить почаще, а  получается  раз  в
неделю.
    - Привет,  беглец,  -  проворчал  старик,  расчесывая  грудь   под
халатом; он то ли встал недавно, то ли  собирался  ложиться  спать.  -
Никак я тебе спонадобился?
    - Замотался,  -  развел  руками  Мальгин,  -  прости.   Что-нибудь
случилось? Ты какой-то... смурной. Сердишься?
    - Суров  -  не  ладно,  смирен  -  не  гораздо,  -  ответил   отец
пословицей, не меняя  неприветливого  тона.  -  Лучше  скажи,  как  ты
относишься к Купаве.
    У Мальгина испортилось настроение.
    - Как?..  Амбивалентно  [Амбивалентность  -   наличие   нежных   и
враждебных чувств одновременно.], пожалуй. А что?
    - Ты свою заумную медицинскую терминологию оставь!  -  разгневался
старик. - Ты знаешь, где находится твоя дочь?
    Клим озадаченно почесал переносицу.
    - Она сказала - у мамы... ее мамы...
    - Так вот, Дарья сейчас в приюте для "непонимашек"! Что происходит
с Купавой? Я хотел с ней побеседовать, но ее нет дома.
    - Ну... я выясню, - осторожно  сказал  Клим.  -  Не  принимай  так
близко к сердцу, па. В наше время сдача детей  в  приют  -  далеко  не
трагедия, это же не детские дома двадцатого века.
    Мальгин-старший налился кровью, хотел что-то  сказать,  но  вместо
этого выключил связь со своей стороны.
    Вием превратился в облако рыбьей чешуи.
    Хирург некоторое время вглядывался в  это  облако,  потом  покачал
головой и сказал вслух:
    - А мне она ничего не сказала...
    Подумал:  придется   нанести   еще   один   визит.   Он   вспомнил
самодовольную   ухмылку   Шумана,   пренебрежительную   складку    губ
Гзаронваля-Руцкого  -  нынешних   приятелей   Купавы,   и   настроение
испортилось окончательно.
    А ведь ее надо забирать, отрывать от этой компании  занятых  собой
суперменов, иначе скатится в пропасть. Ведь начала же  она  увлекаться
наркомузыкой? И Шаламова нет рядом. Ау,  Дан,  где  ты?  Лучше  бы  ты
забрал ее с собой, как намеревался давеча,  а  то  примчался,  надарил
финтифлюшек с загадочными свойствами - и только Митькой звали!..
    Мальгину вдруг остро захотелось увидеть Купаву, дотронуться до  ее
руки, поцеловать волосы...
    Стоп! - сказал он сам  себе.  Успокойся,  мастер.  Конечно,  можно
изредка "к колодцам глаз ее ходить на водопой", как говорил поэт, но и
только,  поцелуи  канули  в  прошлое,  осталось  лишь  лелеять   образ
печальной феи, страдать и плакать по вечерам...
    - Страдание имеет смысл, если ты  при  этом  становишься  иным,  -
сказал кто-то внутри Мальгина.
    - Это кто еще? -  спросил  мысленно  Клим,  вслушиваясь  в  тишину
памяти. - Кто это сказал? Ты, Харитон?
    - Вероятно, это второе или даже третье твое "я", - отозвался  инк.
- Сложный ты человек, Мальгин, странноприимный  -  был  такой  термин.
Таким, как ты, обычно трудно жить. Примешь совет?
    - Валяй, - хрипло сказал Клим.
    - Не устраивай слишком часто тризну по любви, не  зацикливайся  на
надежде что-то вернуть, что-то исправить, это невозможно. Строй  новый
дом и новую жизнь.
    - Contra spem spero [Надеюсь вопреки надежде (лат.).]...
    Харитон "вздохнул" совсем по-человечески  (так  воспринимался  его
пси-импульс).
    - Ох и тяжело мне придется с тобой, мастер!
    Мальгин невольно засмеялся.
    - Терпи, советчик. Успокаивать ты  умеешь,  но  вылечить  меня  от
самого себя - вряд ли.
    Тонкая игла боли вонзилась вдруг  в  глазное  яблоко,  проникла  в
голову, лопнула в ушах. Черная пелена застлала глаза, внутри  Мальгина
шевельнулся   кто-то   огромный,   тяжелый,   бесформенный,   угрюмый,
проговорил глубоким басом Железовского, так  что  завибрировали  кости
черепа:
    - Трансформ... глубь... система связей трансформ да!
    Перед глазами хирурга на  черном  фоне  высветился  сложный  узор,
напоминающий корневую систему дерева  и  что-то  еще,  живое,  странно
знакомое. Да это же нервная система человека,  сразу  не  узнаешь  без
контуров тела, сообразил Клим, лихорадочно пытаясь  овладеть  гаснущим
сознанием.
    - Трансформ вектор, - снова загремел голос, - здесь и здесь...
    Красная светящаяся стрелка коснулась нервных  узлов  позвоночника,
брюшной полости.
    - Здесь да еще...
    Стрелка уперлась в мозжечок.
    Указанные участки нервной системы налились светом, зашевелились  и
стали изменяться, пуская отростки во все стороны.
    - Нет! - надсадно крикнул Мальгин внутрь себя, напрягаясь до  боли
в сердце. Кровеносные сосуды превратились в трубопроводы доведенной до
кипения крови, казалось, еще мгновение -  и  они  лопнут!  Волна  боли
затопила голову, хлынула через глаза, рот, уши, погасила слабый  голос
рассудка, и Мальгин провалился в небытие...
    Пришел в себя от далекого зова:
    - Кли-и-и-м!
    Открыл глаза.
    Он лежал лицом вниз на ворсистом ковре, поджав руки.  Голова  была
пустой и звонкой как барабан, и бродили в ней странные звуки:  шорохи,
скрипы, свисточки и звоночки - будто работали миниатюрные механические
часы. Тело было ватным, рыхлым и необычно  большим,  словно  распухло,
увеличилось в объеме.
    - Выплыл! - просочился в уши тихий шепот.
    - Харитон, ты? - подумал Мальгин. - Что со мной!
    - Очередной информационный выброс из "черного клада". До  сих  пор
не понимаю, как ты с ним справился! Буквально запер на  замок!  Силен,
мастер! В состоянии вызвать "скорую"?
    - Не надо, я так оклемаюсь, только полежу немного. Все записал?
    - Что услышал - записал, но не все понял.
    - Потом разберемся, вовремя я тебя подключил.
    Мальгина вдруг затрясло. Пришло ощущение  полной  беспомощности  и
безнадежности сопротивления. А ведь похоже,  что  я  третий  "черный",
подумал он со страхом. Иду вслед за Шаламовым и Лондоном. Смогу  ли  в
следующий раз удержаться на грани трансформации? Хватит ли сил?  Груз,
что во  мне,  оказывается,  гораздо  опасней,  чем  я  предполагал,  а
бороться с ним долго на пределе выносливости я вряд ли смогу.
    Цепляясь за диван, он с трудом встал, посмотрел на себя в зеркало.
    Или смогу?
    Никто не ответил...

                               Книга II

                             ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                             ПРОРИЦАТЕЛЬ

                               Глава 1

    Из теснины  ущелья  Умолкших  Криков  поезд  вырвался  на  простор
Серебряной долины, и взору открылся волшебный уголок необжитой  людьми
природы: слева от колеи текла река Уицилопочтли, прозрачная до  самого
дна, справа громоздились циклопические глыбы камня, рухнувшие когда-то
со стены каньона, а впереди засверкали платиновым блеском скалы  Рока,
в которых индейцы охраняли свои серебряные копи.
    - Приготовились, - сказал сержант, погладив пушистые усы и баки, и
поглубже надвинул фуражку с кокардой.
    Полицейские зашевелились, проверяя амуницию,  защелкали  обоймами,
вынимая их из револьверов и всаживая ударом обратно.
    - Как дела, новичок? - обратился к Мальгину вполголоса его  сосед,
пожилой полицейский, на вид толстый и неповоротливый.  -  Поджилки  не
трясутся?
    - Нет, - коротко ответил Мальгин, проверяя  оба  свои  револьвера,
"веблей"  и  "смит-и-вессон",  достал  из  заднего  кармана  третий  -
"маузер".
    Толстяк присвистнул, подмигивая оживившимся товарищам, но сострить
не успел: впереди вдруг треснул выстрел, почти  неслышимый  в  грохоте
движения,  и  поезд  тут  же  стал  замедлять  ход.  Раздались   крики
пассажиров единственного пассажирского вагона в середине поезда, рядом
с почтовым вагоном, который охраняла бригада в десять человек.
    - Вот  они!  -  крикнул  один  из  молодых  напарников   Мальгина,
коренастый малый с румянцем во всю щеку.
    Слева и справа от железной дороги уже скакали всадники на лошадях,
паля из карабинов и револьверов по вагонам и паровозу. Их  было  около
двух десятков, все с черными повязками, скрывающими нижнюю часть лица.
    - На крышу, вы оба! - рявкнул Мальгину и  коренастому  сержант.  -
Помогите Биллу и Харрису.
    Мальгин  хладнокровно  снял  выстрелом  приблизившегося  всадника,
прикидывая, достанет ли второго, и вздрогнул от крика:
    - На крышу, я сказал!
    Коренастый малый по имени Марин полез из окна первым, глаза у него
стали  испуганно-просящими  и  в  то  же  время  отчаянными.   Мальгин
подстраховал его и ловко вылез на крышу следом, будто  делал  это  всю
жизнь.
    С высоты вагона стала понятной причина остановки  поезда:  впереди
поперек рельсов лежал огромный валун.
    Всадники перегруппировались, и  теперь  пятеро  из  них  атаковали
паровоз, из трубы которого валил черный  дым,  а  остальные  принялись
делать дуршлаг из почтового вагона. Полицейские дружно отвечали им  из
узких окон, но огонь их постепенно слабел.
    Марин добрался до тендера, но дальше не  прошел,  пуля  вошла  ему
прямо  в  висок.  Мальгин,  подобравшись  ближе,  несколько  мгновений
разглядывал его  побелевшее  лицо,  и  вдруг  будто  все  демоны  ночи
проснулись в нем: гнев, боль,  неистовая  ярость,  ненависть  и  жажда
победы. Время словно остановилось для него,  действие  превратилось  в
кадры замедленной съемки:  за  секунду  он  успевал  делать  множество
разных движений, различать тысячи звуков, видеть то, что не увидел  бы
раньше. Если до этого ситуацией управлял некто свыше, как бы диктуя ей
стандартное развитие событий и закономерный финал: гибель  защитников,
ограбление поезда, уход банды, - то теперь управление перешло  в  руки
Мальгина, способного предугадать любой шаг противника  и  ответить  на
удар.
    Сначала он, стреляя из  двух  рук,  поверг  наземь  тех  бандитов,
которые лезли на паровоз, угрожая машинистам. Затем,  засев  за  кучей
угля в тендере,  принялся  одного  за  другим  снимать  нападавших  на
почтовый вагон, ни разу не  промазав.  Бандита,  который  прятался  за
дымившей трубой и прострелил ему шляпу,  Клим  накормил  куском  угля,
попав ему в зубы и раздробив челюсть.
    Стрельба стала стихать. Бандиты начали оглядываться, нервничать, и
наконец их главарь дал сигнал к отступлению.
    Мальгин не стал дожидаться новой  атаки.  Спрыгнув  на  каменистую
насыпь, он в два приема отвалил камень, лежащий на рельсах и  весивший
не менее трехсот килограммов, но не  успел  махнуть  рукой  машинисту,
чтобы тот дал ход вперед, как вдруг со всех сторон донесся звон,  а  в
небе вспыхнул алый шар и развернулась надпись: "Сбой программы!  Сеанс
отменяю".
    Все вокруг застыло, словно превратилось в нарисованные  декорации:
поезд, летящие птицы и даже хлопья дыма и пыль; люди и кони окаменели,
превратились в скульптуры.
    Мальгин посмотрел на револьверы в руках - их барабаны были  пусты,
- бросил на землю, потом поступил  так  же  и  с  третьим,  в  котором
оставалось еще четыре патрона. Повернулся спиной к паровозу и пошел  к
нагромождению скал, за  которыми  скрылась  изрядно  поредевшая  банда
Черного Джека.
    На седьмом шаге он вошел в свою  спальню,  в  одних  плавках,  без
фуражки и костюма полицейского конца девятнадцатого века.
    На столе подмигивал оранжевым глазом хрустальный  куб  пси-сопора,
только что выключившего  КПР  сенсфильма  по  мотивам  рассказов  Брет
Гарта.
    - В чем дело? - осведомился Мальгин, расслабляясь окончательно.
    - Вы нарушили программу, - сухо ответил компьютер проектора.
    - Каким образом? Я же подчиняюсь законам игры, законам фильма, как
и  все  его  персонажи.  В  любом   случае,   если   ограбление   было
запланировано удавшимся,  оно  должно  было  состояться!  Меня  кто-то
обязан был пристрелить или на худой конец ранить.
    - Я не увидел такой возможности. - Проектор пси-сопора потух, комп
отключился. Он не был инком высокого класса и не мог  проанализировать
случившееся.
    Мальгин принял душ, посидел на диване с бокалом непли, размышляя о
своих возможностях, и пришел к выводу, что все идет нормально.
    Спектр выбора действующих лиц в сенсфильмах был  весьма  широк.  В
зависимости  от  темперамента  и   агрессивности,   воли   и   желания
зритель-участник мог стать кем угодно  -  от  пророка  до  убийцы,  но
Мальгин еще ни разу не становился  отрицательным  -  по  стандартам  и
нормам цивилизованного  поведения  -  персонажем.  Это  обстоятельство
обнадеживало,  хотя  резерв  психики  и  влияния  "черных  кладов"  на
личность хирург еще не выяснял. Конечно, стоило попробовать погулять в
мирах пси-сопора еще раз, убедиться  в  точности  собственных  оценок,
однако особого желания к иллюзорным приключениям Мальгин не испытывал.
    Позвонив в институт, он поговорил  с  Зарембой,  выяснив  новости,
потом со Стобецким, сообщив ему  о  желании  отдохнуть  "за  пределами
профессии", и остался наедине с собой, не зная, что делать дальше.  Он
отлично осознавал, что для службы безопасности он представляет объект,
требующий  пристального  внимания,  а  для   психологов   он   еще   и
потенциальный  больной  с  внутренней,  не   осознаваемой   им   самим
патологией, но считал,  что  способен  справиться  с  собой  сам,  без
вмешательства иных сил. А еще Клим вдруг резко  захотел  сменить  поле
деятельности, найти такую работу,  которая  не  оставляла  бы  ему  ни
времени, ни возможности, ни желания уходить в самокопание, в хандру, в
мир отрицательных эмоций и жестких желаний.
    Мальгин связался с инком районной инфотеки и попросил  представить
информатуру по закалке воли. Через полчаса он имел в "сейфе" -  голове
"домового" - список из двухсот наименований, с удивлением обнаружив  в
нем романы Достоевского, поэмы Гёте, драмы Шекспира и Шиллера и  пьесы
Островского. Хмыкнув, Клим ознакомился со списком, отобрал для  начала
труды психологов и социологов, как современников, так и  классиков,  и
дал задание "домовому" получить заказанное. Затем плотно  поужинал  на
кухне, хотя ел недавно, часа два  назад,  и  устроился  в  кресле  для
очередного сеанса по добыче "черного знания". "Кладов" осталось не так
уж и много, десять или одиннадцать, большинство  из  них  Мальгин  уже
распечатал, перевел в оперативную память и ради перестраховки  записал
в память "домового", но многого из записанного не понимал. Требовалась
большая работа по расшифровке записей, особенно в тех областях знаний,
о которых Мальгин знал только понаслышке.
    Однако заняться собой ему не дали.
    В гостиной мягко промурлыкал  вызов,  а  когда  "домовой"  включил
видео, Мальгин остолбенел:  на  него,  чуть  улыбаясь,  с  ироническим
прищуром, смотрел Майкл Лондон.
    - Ивнинг, мастер, извините, что оторвал  от  самосозерцания.  Хочу
предупредить: прежде, чем ломиться иригути, найдите дэгути [Иригути  -
вход, дэгути - выход (яп.).], как говорят японцы. Улавливаете?
    - Н-нет.
    - Научитесь рассчитывать последствия каждого своего  шага,  теперь
вы не просто  человек,  имеющий  право  на  ошибки,  но  интрасенс,  и
последствия любого неверного шага могут обернуться катастрофой.
    - Не понимаю, - нахмурился Мальгин. - Где вы находитесь?
    - Не суть важно.
    - Важно. Ко мне обратились ваши жена и дочь...
    - Знаю, но ничем помочь не могу, ни вам, ни... им. Пока. Разбудите
свою футур-память. Железовский поможет,  и  тогда  мои  предупреждения
станут ненужными. До связи, мастер.
    - Подождите!..
    Видео выключился.
    Интересно, подумал Мальгин, ощущая неприятную пустоту в груди, что
он хотел сказать? Дэгути - иригути... О чем предупредить? Вообще или в
связи с конкретной ситуацией?
    Снова зазвонил видео.
    На этот раз абонентом оказался Ромашин.
    - Не спишь? Могу предложить интересное развлечение.  Выбирай:  сон
или приключение?
    - Из двух зол выбираю меньшее, - пробормотал Мальгин.
    - Из  двух  зол  лучше  не  выбирать,  как  говорят  англичане,  -
засмеялся Ромашин. - Что это ты такой осоловелый? Устал?
    - Только что звонил Майкл.
    - Лондон? - Эксперт подобрался. - Он на Земле?
    - Не знаю,  но  связь  была  четкой,  наверное,  на  Земле  или  в
Приземелье. Сделал странное предупреждение. Сижу, ищу смысл.
    - Физики начинают эксперимент по  развертке  вашей  "сверхструны",
помните "значок"? Если хотите, можете поглядеть вблизи. Их полигон  на
Меркурии, сумеречная зона, запад Моря Жары, эскарп Павел,  код  метро:
ош-ню-сорок-сорок. Буду ждать через полчаса. Там и поговорим.
    Видео снова погас.
    - Не беги быстрей, чем думает  голова,  -  сказал  Мальгин  вслух,
сдерживая первое побуждение  переодеться,  и  заставил  себя  додумать
мысль до конца.
    На станции метро  "Меркурий-7"  он  появился  через  сорок  минут,
одетый в свой спецкокос. Ромашин ждал его в  синем  комби  официала  с
эмблемой погранслужбы на рукаве, молча пожал руку, сделал приглашающий
жест.
    В  эллинге  станции  они  сели  в  герметичный  многоместный  неф,
заполненный молодыми парнями и девушками, и через минуту взлетели.
    Сумеречный пояс Меркурия,  путешествующий  по  его  поверхности  в
соответствии с вращением планеты, лег под ними парящим  болотом,  хотя
воды на ближайшей к Солнцу планете не было: пары металлов, от бериллия
до олова, испарившихся  под  яростным  напором  излучения  на  дневной
стороне Меркурия, конденсировались в сумеречном поясе, там,  где  была
видна лишь  корона  Солнца,  его  чудовищные  протуберанцы,  и  ползли
змеящимися сизыми струями по ущельям и разломам к древним  метеоритным
кратерам, осаждаясь на их стенах блестящей изморозью.
    Зрелище было необычное, затягивающее,  за  "болотом"  внизу  можно
было наблюдать  долго,  однако  путь  аппарата  оказался  короче,  чем
хотелось. Совершив десятикилометровую дугу в небе планеты, неф упал на
купол базы физиков, располагавшейся рядом с гладким полем  космодрома;
на поле одиноко высился белый конус спейсера погранслужбы "Шевалье".
    Пройдя  "раздевалку"  -  бокс  для  экипировки  выходящих   наружу
исследователей, шумная группа молодежи  повернула  налево,  а  Ромашин
повел Мальгина направо, в сторону мигающей стрелки на стене коридора с
надписью: "Тутошняя власть". Ромашин понимающе усмехнулся в  ответ  на
озадаченный взгляд хирурга.
    - Ребята здесь работают с юмором.
    Зал  управления  полигоном  имел  треугольную  форму  и  ничем  не
отличался   от   подобных    центров    управления    со    встроенным
инженерно-техническим     оборудованием     и      киб-интеллектронным
обеспечением,  разве  что  кокон-кресел  в   нем   было   побольше   и
группировались они в трех местах,  каждая  группа  -  напротив  своего
виома. Клим понял, что из зала можно управлять сразу тремя  объектами.
Правда, на этот раз все три вириала настраивались на один эксперимент,
а поэтому и виомы показывали одну и ту же картинку: освещенную со всех
сторон серебристую гору со столообразной вершиной,  сверкавшую,  будто
она была усыпана снегом, и замысловатое сооружение  на  ее  вершине  с
огромной чашевидной  антенной,  согнутой  из  треугольного  мозаичного
листа.
    Мальгин разглядел в фокусе антенны золотисто  просиявшую  каплю  в
паутинном мешочке креплений, и вдруг словно кто-то огромный и  мрачный
проснулся в нем, заворочался так, что эхо  пошло  гулять  по  телу,  и
пробурчал низким басом, почти как Железовский:
    - Терроморфа глубь... наличие масштаб... запредел...
    Мальгин напрягся, пытаясь  найти  более  плотный  контакт  с  этим
внутренним великаном - вторым своим "я", перенявшим личность  "черного
человека", но добился лишь вспышки резкой головной боли.  Остановился,
снимая боль волевым усилием.
    Ромашин оглянулся, внимательный, как всегда.
    - Что?
    - Кто у них главный?
    Глаза у Ромашина сузились, он почувствовал тревогу, но спрашивать,
в чем дело, не стал, кивнул на кресла:
    - Рафаэль Сабатини, я тебя представлю.
    Кокон-кресел было пять, еще четыре стояли сзади,  обычные  рабочие
кресла, но без оси-управления  и  связи.  Возле  них  переговаривались
несколько человек в белых кокосах, пять мужчин и одна  женщина.  Лидер
группы, сухопарый и бронзоволицый, с орлиным  носом  и  гривой  черных
блестящих  волос,  слушал  молодого  физика,  кивая  в  ответ  на  его
энергичную речь и поглядывая на браслет видео с мигалкой часов.
    - Даль-разведка   уже   сообщала,   что   обнаружены    интересные
длинномерные объекты,  -  услышал  Мальгин.  -  Предположительно,  это
первобытные "суперструны"  с  запаянным  внутри  палеовакуумом.  Масса
десяти метров такой "струны", по оценке разведчиков, равна массе Луны.
Почему бы не подготовить экспедицию?
    - Тебе  мало  дел  на  Земле?  -  сказал  второй  физик,  высокий,
узкоплечий, с тонкими чертами лица и холеными  руками;  в  пальцах  он
вертел пилочку для ногтей. - Зачем мчаться в  неизведанные  дали,  где
Макар телят не пасет, если я  могу  свернуть  тебе  любую  "струну"  с
любыми свойствами.
    - Эйжен, ты лукавишь, - мягко сказал женщина, плотная, с  короткой
прической, черноглазая, с ямочками на щеках. - Мы  уже  давно  поняли,
что основная часть явлений скрывается в глубинах микромира, в кварках,
клюонах,  суперстрингах  [Суперстринги  (от  англ.  string)  -   жгуты
натянутого   поля   десятимерного   пространства,   свернутые   внутри
кварков.], но для нашей земной техники  эти  глубины  пока  недоступны
энергетически, поэтому и приходится искать природные  источники  таких
энергий.
    - Андрюше не терпится удивить мир и удивиться  самому,  -  скривил
губы высокий, любуясь ногтями.
    - Я не уверен, что разработанная  тобой  дин-модель  [Динамическая
информационная модель.] ситуации верна, - парировал юноша.
    Высокий пожал плечами, продолжая заниматься ногтями.
    - Глубина предвидения всегда ограничена, разве тебе неизвестна эта
стандартная  формула  эфанализа?  [Эфанализ  -  F-анализ   (от   англ.
future).] Как и любой эфаналитик, я тоже могу ошибаться.
    - Успокоил, - улыбнулась женщина.
    В это время начальник эксперимента заметил подошедших,  кивнул  на
их приветствия.
    - Сабатини, Раухваргер, Гонсалес, Малков, Эхлемский, -  представил
физиков Ромашин, женщину назвал последней: - Криета  Адальяно.  А  это
Клим Мальгин, ведущий нейрохирург  из  Восточноевропейского  института
травматологической  нейрохирургии  мозга.  -   По-видимому,   Ромашину
доставляло удовольствие представлять Мальгина по всей форме.
    Клим в ответ молча поклонился.
    - Ждем третий угол квалитета, - пояснил Сабатини.  -  Должен  быть
сам Ландсберг.
    Словно в ответ на его слова в  зал  вошел  председатель  СЭКОНа  в
сопровождении Власты Бояновой. По тому, как  переглянулись  Ромашин  и
Сабатини, Клим понял, что комиссара безопасности здесь не ждали.
    - Одну минуту, - сказала Боянова  после  взаимных  приветствий.  -
Рафаэль, объясните мне суть эксперимента и меры предосторожности.
    - Нет ничего проще, -  сказал  Сабатини.  -  Суть  эксперимента  в
развертке  "суперструны",  точнее   обломка   "суперструны",   который
когда-то добыл где-то камарад Ромашин.  Поскольку  обычные  дыробои...
пардон, обычные генераторы свертки-развертки, стоящие на всех кораблях
космофлота,  не  годятся,  мы  разработали   и   собрали   специальную
странг-машину. - Лидер физиков показал на сооружение в растворе виома,
построенное на  вершине  горы.  -  Машина  установлена  на  порядочном
расстоянии отсюда...
    - Каком именно?
    - В двенадцати километрах. Это вполне  безопасное  расстояние  для
любого взрыва, если случится что-то непредвиденное.  К  тому  же  база
хорошо защищена от любого катаклизма. Вот, смотрите. - Сабатини кивнул
высокому коллеге, и тот поднес к виску  дугу  эмкана,  дав  неслышимую
команду. - Это динамическая модель эксперимента.
    Вспыхнувший оперативный виом показал  сначала  схему  расположения
объектов на полигоне:  базу,  энергонакопители,  реактор,  генераторы,
странг-машину,  затем  стадии  развития   "струны"   из   шаламовского
"значка".
    - Это фазовая траектория [Ряд промежуточных состояний.] системы, -
начал  объяснять  высокий  снисходительным  тоном.  -  Первый  узел...
второй... распухание... усложнение континуума... развертка мерности...
серый фон вокруг  -  это  "размазка"  вероятности,  расчетный  уровень
неопределенности. И последняя фаза -  реализация  цепи  Маркова  [Цепь
Маркова  -  последовательность  произвольных  состояний,   вероятность
наступления каждого из которых зависит от предыдущего.] в "струну" nec
plus ultra [До крайних пределов (лат.).].
    Ромашин рассмеялся, за ним Сабатини. Высокий  -  Эйжен  Раухваргер
поглядел на них недовольно, до него юмор ситуации  не  дошел,  видимо,
снобизм был чертой его характера.
    - Я поняла, -  невозмутимо  проговорила  Боянова.  -  Но  вы  лишь
предполагаете, что развитие событий будет соответствовать расчету.
    - Эйжен хороший эфаналитик... - начал Сабатини.
    Комиссар прервала его жестом.
    - Во-первых,   наш   мир   устроен   так,   что   случайность    и
неопределенность - его объективные характеристики.  Понимаете,  о  чем
речь? Во-вторых, как бы точно ни задавалось прошлое, нельзя  абсолютно
точно предсказать будущее. Это что касается прогноза. Короче,  у  меня
есть все основания требовать соблюдения "срама" по формуле ВВУ [ВВУ  -
внезапно возникшая  угроза,  комплекс  мер  специально  разработанного
императива.].
    Сабатини потускнел, но, в отличие от своих более  молодых  коллег,
не стал возражать.
    Мальгин прислушался к пси-фону  Бояновой  и  понял,  что  ей  тоже
звонил Лондон. Вот откуда  ее  основания,  подумал  он  с  удивлением.
Однако она смелый человек, если доверилась экзосенсу, хотя  имеет  все
права не доверять ему.
    Мальгину показалось, что кто-то вдруг одобрительно похлопал его по
спине, но мгновение спустя Клим осознал, что это эхо  пси-передачи.  В
зале  находился  еще  один  интрасенс.  Хирург  "растопырил  антенны",
обнимая  сферой  метачувствительности  весь   зал,   и   увидел   его:
длиннолицый мужчина на вид лет пятидесяти смотрел на него,  иронически
приподняв бровь.
    - Кто вы? - мысленно спросил Мальгин.
    - Один из нас, - пришел тихий ответ. - Варлиц. Разве вы  не  сразу
засекли меня?
    - Я еще неопытен.
    - Понятно.  -  Невидимые  пальцы  проникли  под  череп   Мальгина,
погладили лобные доли мозга, щекотно прошли затылок. - Теперь я  вижу:
вы еще не включены в парасвязь. Попросите Аристарха, он поможет.
    - Вы его знаете?
    - Мы все знаем друг друга.
    - А здесь чем занимаетесь?
    - По  просьбе  геологоразведки  ищу  месторождения  редкоземельных
элементов, по образованию я  геофизик...  -  Варлиц  отвернулся,  Клим
перестал ощущать его пси-шепот.
    Разговор длился несколько секунд.
    Боянова и Ландсберг сели в  кресла  позади  операционных  коконов,
Ромашин жестом пригласил сесть Мальгина рядом.
    - А что скажет интрасенс Мальгин? - спросила вдруг Боянова, бросив
на хирурга косой взгляд.
    - Я бы посоветовал  надеть  всем  "заскоки"  и  держать  "Шевалье"
готовым к немедленному старту, - ответил Мальгин.
    Комиссар посмотрела на него более  внимательно,  кивнула,  отвечая
скорее своим мыслям; Сабатини, оглядывающийся на них в сомнении, понял
ее решение без слов.
    Через минуту кибер принес груду защитных скафандровых  комплексов,
и когда все в зале  облачились  в  них,  Мальгин  не  сдержал  смешка:
показалось,  в  зал  забрело  стадо  странных  зверей,  не  то   белых
крокодило-медведей,  не   то   гамадрилов-альбиносов.   Верхний   слой
скафандров представлял собой подобие косматой шкуры и отливал сединой.
ЗСК  не  надели   только   руководители   эксперимента,   кокон-кресла
предоставляли им не менее надежную защиту.
    Шлемные накидки никто не застегнул, и  казалось,  шеи  людей  были
укутаны толстыми ворсистыми шарфами.
    - Игнат, - вдруг  обратилась  Боянова  к  Ромашину,  -  вы  хорошо
разбираетесь в физике "суперструн"?
    - Как и любой флибустьер моего класса, - серьезно ответил эксперт,
но, заметив мелькнувшую в глазах женщины озабоченность, добавил: - Как
и любой инженер-системник.
    - Объясните мне популярно, что такое "суперструна", а то  я  слышу
это слово часто, но толком не знаю, что это такое.
    - Вообще-то  "сверхструна"  -  одномерный  объект,  имеющий   одно
измерение - длину, и образуется она  в  результате  компактификации  -
свертки остальных измерений.  В  начальные  мгновения  рождения  нашей
Вселенной такие "струны" появлялись во множестве, потом большинство из
них рассосалось, а оставшиеся в результате инфляционного раздувания...
- Ромашин остановился. - Я понятно изъясняюсь?
    - Пока да, - сухо ответила Боянова.
    - А остальные "струны" в  эру  инфляции  Вселенной  разбросало  на
колоссальные  расстояния  друг  от  друга,  поэтому  они   так   редко
встречаются.  Внутри   каждой   "сверхструны"   время   трехмерно,   а
пространство  одномерно,  и  лишь  вход  в  "струну",  так  называемая
Горловина...
    - Меня интересует практический аспект проблемы.  Ведь  метро  тоже
использует "струнный" принцип? Как же объект, сжатый в "струну", а тем
более живое существо, принимает потом свою былую форму?
    - Вы  слегка  упрощаете  картину,  -  пришел  Мальгин  на   помощь
Ромашину. - Не живое существо, в том  числе  и  человек,  сжимается  в
"струну" при "движении", как макрообъект, а все его частицы - протоны,
нейтроны, электроны, а на самом деле еще глубже - кварки,  из  которых
состоят частицы, а из них - тело, - превращаются в "струны", и  дальше
"летит" уже пакет "струн", пакет информации,  хотя  по  толщине  он  и
тождествен толщине одной "струны", если  только  правомочно  применять
термин  "толщина".  Обратное  превращение  пакета  в  объект   -   это
физический  процесс  типа  роста  кристалла,  только  скорость   этого
процесса неизмеримо выше.
    - Спасибо, - поблагодарила Боянова, отворачиваясь к Ландсбергу.
    Руководитель  эксперимента  за  это   время   успел   предупредить
пограничников, чтобы они были готовы  к  немедленному  старту,  и  дал
команду инку начать отсчет. В зале раздались звуки метронома.
    Снова  тревожно  сжалось  сердце.  Ощущение  ворочавшегося  внутри
бесформенного великана не проходило, подсознание силилось предупредить
хозяина о чем-то, но Мальгин пока не понимал голоса интуиции,  хотя  и
слышал его.
    Свет в зале погас, наступила полная тишина.
    Гора со странг-машиной  высилась  перед  людьми  так  близко,  что
казалось, до нее можно добросить камень. Стали  заметны  гофрированные
шланги  энерговодов  и  золотистые  сеточки-паутинки  преобразователей
электромагнитных полей.
    - Внимание: первая фаза  -  раскачка!  -  раздался  в  зале  голос
контролирующего инка.
    Картина в виомах не  изменилась,  лишь  над  горой  зажглись  алые
вертикальные огни, плавно скользнули в небо, исчезли.  Прошла  минута,
другая...
    Ромашин  шевельнулся,  посмотрел  на  Мальгина  с   неопределенной
усмешкой, сказал вполголоса:
    - Я начинаю волноваться, и знаете почему? Боюсь, ничего у  нас  не
получится. Этот "значок" - мне он напомнил одно  понятие  в  индийской
мифологии - татхата. Знаете, что это такое?
    Мальгин отрицательно качнул головой.
    - Татхата или татхагатагарбха - особое завершенное состояние,  при
котором  вещи  обладают  абсолютным  тождеством,  имеют   названия   и
объяснения, не подчиняются никаким изменениям и не  обладают  никакими
свойствами.
    - То есть выходят за пределы человеческого познания?
    - Ваш скепсис понятен, и все же обрывок "струны", найденный где-то
Шаламовым, - знать бы, в каком месте, - очень напоминает татхату. Вряд
ли мы его развернем.
    В фокусе  антенны  сверкнула  яркая  голубая  вспышка,  расплылась
колечком дыма. В  центре  колечка  появилась  черная  точка,  а  "дым"
заискрился сотнями крохотных звездочек.
    - Фаза экспоненциального поглощения, -  сообщил  инк.  -  Предвижу
опасность пробоя.
    - Что это значит? - быстро спросила Боянова.
    - Очевидно,  энергия  уходит  в  дыру  "струны"  так  быстро,  что
возможен спонтанный разряд генераторов, - ответил Ромашин. -  На  этом
эксперимент и закончится.
    Но он не закончился.
    Среди  физиков,  ожидавших  своего  часа  (они   готовили   другие
"громкие" эксперименты), произошло оживление, они быстрее  реагировали
на высвечиваемую инком информацию.
    - Отмечаю усложнение континуума, - раздался голос координатора.  -
Пошла развертка! Фаза три - плоскость.
    Из черной точки, окруженной кольцом звездочек  в  фокусе  антенны,
ударил вдруг веер чистого зеленого огня,  развернулся  в  колоссальное
поле параллельно поверхности Меркурия. Сквозь эту плоскость можно было
видеть скалы и ущелья, она  была  тонка  и  эфемерна,  и  свечение  ее
постепенно сдвигалось в сторону ультрафиолетового диапазона.
    Куб!
    Веер зеленого, вернее, теперь уже фиолетового свечения превратился
в прозрачный конус, вершиной упиравшийся в  антенну  странг-установки,
ушел краями за горизонт, коснулся нижним краем скал, и те вдруг начали
оплывать, как свечи, испаряться, таять.
    - Черт возьми! - проговорил Ромашин. - Эта  штука  напоминает  мне
Горловину "серой дыры".
    Конус разделился на множество конусов, сидящих один в другом,  как
куклы-матрешки.  Конусы  побледнели,  почти  исчезли,   стали   совсем
прозрачными, а их общая вершина внезапно коснулась антенны  и  втянула
ее внутрь, в себя.
    Тотчас же в зале ударил гонг, над вириалом ручного монитора всплыл
хоровод алых огней.
    - Отключай энергопитание! - скороговоркой выпалил инк. - Ресурс на
исходе... ресурс - ноль!
    Гофрированные  трубы  энерговодов  диаметром  два  метра   каждая,
змеящиеся по склону горы к странг-машине, окутались светящейся голубой
"шубой" электроразрядов и более крупными ветвистыми росчерками молний,
а затем рассыпались в прах!
    - Усложнение   континуума   вышло   из-под   контроля!    Мерность
пространства повышается, в эпицентре зоны мерность четыре...  шесть...
восемь... двенадцать... двадцать шесть...
    На месте  конусов  появился  шар,  пронизанный  множеством  других
прозрачных шаров, затем  гигантская  решетка  из  плоскостей,  сложное
переплетение гнутых поверхностей и еще  что-то  невообразимо  сложное,
колышущееся и непонятное, светящееся алым и нежно-фиолетовым.
    Юбагр, пришел на ум старинный русский термин, обозначавший алый  и
фиолетовый цвет.
    - Пора рвать когти, - пси-сказал [Мысленно.]  молчавший  до  этого
Харитон. - Этот многомерный смерч способен сожрать весь Меркурий!
    - Не каркай!
    От горы, как и от странг-установки, уже ничего не осталось, на  ее
месте росла и росла воронка, уходя вершиной в недра  Меркурия.  Породы
планеты не выдерживали соприкосновения с  разбушевавшейся  многомерной
стихией и таяли, как воск от языка пламени.
    - Всем в корабль! - первым опомнился Мальгин. -  Через  три-четыре
минуты волна преобразования будет уже здесь. Объявите тревогу!
    В зале началась тихая паника,  превратившаяся  в  настоящую  после
того, как часто забил гонг тревоги. К счастью,  персонал  полигона  не
превышал трех десятков человек, и  все  успели  добежать  до  спейсера
вовремя.
    Мальгин и Варлиц уходили последними, с помощью  своего  пси-зрения
проверив, не остался ли кто-нибудь в подземных сооружениях базы.
    Над    гигантским    уступом-эскарпом    Павел     уже     вспухал
пенисто-прозрачный вихрь приближающейся беды, ни на  что  не  похожий,
яростный, неукротимый. Скалы расползались от его дыхания,  дымились  и
испарялись. Твердь под ногами вздрагивала и дышала как живая.
    Едва хирурга с новым знакомым подхватил  лифт,  спейсер  "Шевалье"
стартовал. Мягкая сила, начавшая мять его, скручивать и давить, нехотя
отпустила корабль, скачком метнувшийся на высокую орбиту.
    Виом  десантного  отсека,  куда  вынесло   эвакуированных   людей,
показывал часть сумеречного  пояса,  извилистую  линию  обрыва-эскарпа
Павел  и  часть  Моря  Жары,  над   которой   вытягивалось   странное,
полупрозрачное, вспыхивающее пронзительными звездами, вспухающее,  как
мыльная пена, облако.
    - O Dio mio! [Боже мой! (ит.)] - прошептал кто-то в отсеке, скорее
всего Криста Адальяно. - Мы же приняли все меры...
    - Значит, не все, - отрезала Боянова. - Прима, что там у вас?
    В  косматых  белых  скафандрах,  похожие  друг  на  друга,   тесно
сбившиеся люди  сейчас  еще  больше  походили  на  стадо  перепуганных
медведей, но Мальгин безошибочно угадал комиссара под одной из "шкур".
    - СПАС-флот поднят по тревоге, - отозвался командир спейсера. - Не
волнуйтесь, они знают свое дело, успеют.  Не  хотите  взглянуть?  Там,
сзади нас, появилось нечто любопытное.
    В  виоме  откололась  часть  объема  изображения,  и  внутри  него
показалась маленькая, блестящая, как ртуть, капля. Скачком увеличилась
в  размерах,  и  Мальгин  с  Ромашиным  одновременно  издали   возглас
удивления:  видеокамеры  спейсера  поймали  скользящий  над   планетой
знакомый контур "глазастого" - фантома с Орилоуха. По очереди мигающие
глаза, скорее птичьи, чем человеческие,  которыми  был  набит  "мешок"
фантома, с любопытством ребенка взирали на игру гигантских сил  внизу,
на колоссальный купол Солнца и на спейсер, зависший в небе Меркурия.

                               Глава 2

    Макар Мальгин, отец Клима, женился поздно, в  сорок  два  года,  и
потерял жену через шесть лет после рождения сына: она была океанологом
и погибла во время экспедиции в Марианскую впадину, самую  глубокую  в
Тихом океане. Клим поэтому не  очень  хорошо  помнил  мать,  но  Макар
помнил все до  мельчайших  подробностей  и  забыть  жену  не  смог  до
старости, так и не женившись второй раз.
    Сына в приют он сдавать не стал, воспитывал его сам,  несмотря  на
собственную занятость и наличие родственников, которые  всегда  охотно
откликались на просьбы посидеть с малышом.
    Женитьба Клима обрадовала его несказанно (сын тоже  не  торопился,
женившись в тридцать три), и невестку он принял как родную дочь, отдав
ей ту накопленную сумму нежности и  тепла,  которую  не  успел  отдать
жене. Старик души в ней не чаял,  прощал  занозистый  характер,  может
быть, потому, что знал жесткий  характер  сына.  Уход  Купавы  надолго
выбил  старика  из  колеи,  он  переживал  это  событие  так,  как  не
переживал, наверное, сам Клим, и стал более замкнут и угрюм, хотя и не
потерял своей изначальной доброты.
    Узнав случайно о том, что внучка в приюте, Мальгин-старший сначала
не поверил ушам: Купава была, по его мнению, не из тех, кто  не  любит
детей, да и родственников у нее хватало, хотя с матерью своей она и не
ладила (причина была  известна  только  самой  Купаве).  Потом  старик
осмелился позвонить бывшей невестке и был потрясен, когда она спокойно
солгала, что дочь, мол, находится у мамы.
    То, что вокруг Купавы  вьются  молодые  люди,  Макара  никогда  не
тревожило, он  знал  ее  достаточно  хорошо  и  верил  в  приятельские
отношения: женщина была очень красива, неординарна, чему ж удивляться?
Но на сей раз, увидев Купаву  среди  одетых  весьма  вызывающе  парней
(сюр-моду Мальгин-старший не понимал и не любил), старик  задумался  и
долго анализировал свои впечатления, пока наконец не решился навестить
Купаву, поговорить с ней по душам и выяснить,  где  находится  внучка.
Интуиция ему подсказывала, что женщина  не  очень  счастлива,  хотя  и
пытается бодриться и выглядеть независимой.
    Была у Макара мысль поговорить и с сыном, узнать, что  тот  думает
делать дальше, если Шаламов так и  не  найдется,  но  старик  пока  не
решался  заводить  этот  разговор,  видя,  как   его   железный   сын,
человек-да, мучается и страдает, не придя сам ни к какому решению.  Да
и  руки  у  него  были  связаны,  пока  судьба   Шаламова   оставалась
неизвестной.
    Последняя встреча  с  сыном  заставила  Макара  действовать  более
решительно. Вечером двадцать девятого сентября он собрал вещи  Купавы,
оставшиеся от ее последнего пребывания на хуторе  Мальгиных,  подумал,
что предлог нашел не совсем удобный, но оттягивать визит не  стоит.  К
тому же его бы вряд ли одобрил Клим.
    Метро, а затем такси за полчаса доставили Мальгина-старшего с  его
хутора в Брянских лесах к  дому  Купавы,  и  Макар,  набравшись  духу,
показал себя дверному автомату. К его удивлению, дверь  не  открылась,
хотя было еще не поздно - шел девятый час вечера. Правда, в это  время
года темнело уже в шесть.
    Макар зачем-то помахал рукой, опомнившись, спросил:
    - Хозяева дома?
    Автомат не ответил, зато дверь  через  несколько  секунд  убралась
валиком в сторону.  На  Мальгина  смотрел  красивый  молодой  человек,
одетый в сетчатую майку и шорты, раздувающиеся на  бедрах  пузырчатыми
буфами. Был он широкоплеч, загорел, накачан, на лице с тонкими  губами
застыло выражение скуки и ленивого превосходства.  Этого  парня  Макар
уже видел в компании Купавы, звали его Марсель Гзаронваль.
    - Вам кого? - спросил Гзаронваль, загораживая вход.
    Потом в глазах его мигнули злые огоньки, и  скука  уступила  место
выражению  неприветливости.  -  Кажется,  к  нам  пожаловал   родитель
знаменитого хирурга? Зачем?
    - Кто там, Марс? - раздался из глубины квартиры еще  один  мужской
голос, и за спиной  Гзаронваля  показался  второй  молодой  человек  в
чем-то, напоминающем балахон в павлиньих перьях. - Что ему нужно?
    - Это  предок  Мальгина,  -  поигрывая  мышцами  живота,  процедил
Гзаронваль.
    Лицо  второго  парня  мгновенно  стало  холодным  и  злым,   глаза
сузились, ощупывая фигуру Макара с головы до ног.
    - Какого... лешего ему здесь?.. Своего дома нет, что ли?
    Макар  растерялся.   Всегда   исповедовавший   принцип   взаимного
доброжелательства, готовый  на  компромисс  ради  установления  добрых
отношений, он, встретившись с принципиальным неприятием его интересов,
на какое-то время потерял ощущение реальности.
    - Позвольте...  -  пролепетал  он,  краснея.  -  Здесь  живет  моя
невестка, Купава, почему вы?..
    - Бывшая, папаша, - буркнул Гзаронваль, - бывшая.
    - Какое это имеет значение? Я хочу поговорить с ней. В  чем  дело?
Позовите ее, пожалуйста.
    - А шел бы ты, предок, пока цел-здоров, -  взорвался  вдруг  ни  с
того ни с сего второй, в "павлиньем" одеянии. - Тебя еще только  здесь
не хватало! Пошли, Марс!
    Всякое бывало в жизни Мальгина-старшего, но так его не  оскорбляли
ни разу. Ошарашенный выпадом, не зная, чем он вызван, но  догадываясь,
что это как-то связано с Климом, Макар слепо двинулся на юных  атлетов
и получил несильный, но резкий удар в переносицу - "павлин" нанес  его
через руку Гзаронваля и ударил бы еще раз, если  бы  старик  не  упал,
услышав сквозь звон и боль в голове недовольный возглас Марселя:
    - Осторожнее, Билл, какая муха тебя укусила?
    Очнулся Макар через минуту. В голове гудело, из глаз лились  слезы
и по губе текло что-то горячее и соленое. Он вяло дотронулся до лица -
это была кровь. Кулак "павлина" по имени Билл повредил переносицу.
    - Черт возьми, за что?! -  совершенно  искренне  удивился  старик,
достал платок, промокнул кровь под  носом  и  перевернулся  на  спину.
Затем расслабился, унял слезы, кровь  и  встал.  Дверь  была  закрыта.
Купава так и не вышла. И вдруг на старика что-то нашло: сказалось все,
что накопилось на душе, плюс ничем не спровоцированное  оскорбление  и
унижение, которому не  было  никакого  оправдания.  Он  толкнул  дверь
рукой, а когда она не поддалась, ударил что есть силы  ногой.  Автомат
открыл ее на третьем ударе.
    Отшвырнув    появившегося    в    проеме    красавца    "павлина",
Мальгин-старший прошел в гостиную, затем  в  спальню,  не  отвечая  на
изумленные взгляды двух  мужчин,  одним  из  которых  был  Гзаронваль,
заглянул на кухню: Купавы нигде не было.
    - Где она? - коротко спросил  он,  вернувшись  в  гостиную  и  так
глянув на ворвавшегося следом "павлина", что  тот  невольно  отступил,
проглотив порцию ругательств.
    - В лечебнице, - помедлив, ответил  Гзаронваль,  переглянувшись  с
собеседником; его Макар не знал.
    - В какой? Впрочем, это я выясню сам. - Старик направился к выходу
и уже из прихожей добавил: - Я не спрашиваю, что вы  здесь  делаете  в
отсутствие хозяйки, но было бы лучше, если бы вы покинули этот дом.  -
Мальгин-старший тоже умел быть твердым.
    Дверь закрылась за ним, отрезав шипение "павлина" и  красноречивое
молчание остальных.
    Полюбовавшись   панорамой   Хельсинки   с   башни   музея-крепости
Суоменлинна, Боянова вызвала такси и спустя  четверть  часа  вышла  из
пинасса на лужайку перед коттеджем Маттикайнена, расположенным в парке
под  Свеаборгом.  То,  что  председатель  Всемирного  координационного
совета Тойво Маттикайнен пригласил ее  домой,  а  не  в  свой  рабочий
кабинет в  здании  ВКС,  расположенном  на  окраине  рязанского  парка
Победы, было не совсем обычным явлением, но комиссар  безопасности  не
привыкла  анализировать  ситуацию  и  делать  выводы  без  достаточных
оснований, зная, что все в конце концов разъяснится.
    Она почти не спала эту  ночь  (два  часа  сна  маловато  даже  для
интрасенса), проведя ее с сестрой в Софии, где  та  жила  и  работала.
Несмотря на двадцатилетнюю разницу  в  возрасте,  Власта  была  точной
копией Забавы, и различить их могли только близкие люди,  да  и  то  с
трудом, особенно если смеха ради они выходили к  гостям  в  одинаковых
нарядах. Но характер у Забавы был гораздо тверже, чем у Власты, хотя и
у той - не подарок, как она сама признавалась, и все же Забава Боянова
славилась той силой  воли,  упорством  в  достижении  цели,  привычкой
подчинять свои желания поставленной задаче, а также дисциплиной  духа,
которые всегда отличают игрока-профессионала от любителя  и  бойца  от
труса или просто слабого и нерешительного человека. Кроме того, Забава
была интрасенсом, что, в свою очередь,  накладывало  отпечаток  на  ее
личность. И вдруг она призналась сестре,  что  безнадежно  влюблена  в
человека почти на двадцать лет моложе ее самой!
    Власта была потрясена. Не тем, что  ее  суровая  сестра  влюбилась
(ничто человеческое не чуждо и нам, интрасенсам, как  горько  пошутила
Забава), а тем, какая бездна чувств открылась  вдруг  в  ее  гордой  и
неприступной сестре!
    Они проговорили всю  ночь,  исчерпав  до  дна  собственные  запасы
жалости и нежности... и  слез,  осудили  род  мужской  как  таковой  и
амнистировали его, потому что существовали  мужчины,  за  которыми  не
грех идти  следом.  А  потом  выяснилось,  что  мучителем  Забавы  был
Аристарх Железовский, интрасенс,  биоматематик  ксеноцентра  Института
внеземных культур...
    - Железовский, - задумчиво повторила про себя Власта,  глядя,  как
идет  к  ней  по  траве  Тойво  Маттикайнен.   -   Все-таки   придется
разобраться, что ты из себя представляешь...
    Председатель ВКС был высок, поджар, светлоголов,  издали  выглядел
юношей, но вблизи юноша исчезал, появлялся зрелый и умный человек, чей
возраст явно читался в глазах, о нем же  говорили  морщины  на  лбу  и
энергичная складка губ.
    - Вы точны, как комиссар, - с улыбкой  сказал  Маттикайнен,  целуя
руку женщины и протягивая ей букетик поздних полевых  цветов.  -  Едва
успел нарвать.
    Легкая  краска  легла  на   щеки   Бояновой,   и,   чтобы   скрыть
замешательство, она зарылась в букет, вдыхая аромат цветов.
    - Какое чудо! Благодарю, Тойво.
    - Не  стоит  благодарности.  Идемте  в  солярий,  чай   готов,   с
шиповником, жасмином, чабрецом и селимом. Или вы  предпочитаете  кофе,
какао, солинт, испли, сбитень?
    Власта улыбнулась.
    - Ийе [Ийе - нет (яп.).], Тойво-сан, предпочитаю чай.
    Они уселись в  удобные  плетеные  кресла  под  поляроидной  крышей
солярия на втором этаже коттеджа, где был накрыт стол,  и  Маттикайнен
подал гостье пиалу с селемом - лунным медом, изумрудным и текучим, как
вода. Чайный сервиз был невероятно красив, и хозяин пояснил  с  ноткой
гордости:
    - Дятьковский фарфор. Этому сервизу четыреста пятьдесят  лет,  мой
прапрадед привез его из России в середине девятнадцатого века.
    Он щелкнул ногтем по светящейся белизной чашке, почти  прозрачной,
с цветным орнаментом на  боках  -  персонажами  русских  былин,  и  по
веранде поплыл нежный тонкий звон.
    Время  от  времени  Маттикайнен  на  мгновение   замирал,   словно
вслушивался в себя, и Власта, заметив под  волосами  за  ухом  хозяина
спиральку пси-рации, поняла, что, как и она сама -  в  свой  круг,  он
"впаян" в контур "спрута", соединявшего  высших  работников  совета  и
банки их оперативной информации.
    Мед был необычайно вкусен, и Боянова  не  преминула  отметить  это
вслух.
    Впервые земных пчел на  лунные  оранжереи  завезли  в  две  тысячи
двадцать первом году. Как и растения, не сразу привыкшие к уменьшенной
в шесть раз силе тяжести, пчелы тоже адаптировались долго,  мутировали
и стали давать очень  своеобразный  мед,  названный  селемом:  жидкий,
зеленоватый, с запахом земляники и цитрусовых, с великолепной вкусовой
гаммой. В нормальных  условиях,  то  есть  в  поле  тяготения,  равном
земному, селем сохранялся недолго, и пили его обычно свежим.
    - Не удивляйтесь,  что  я  пригласил  вас  сюда,  -  сказал  вдруг
Маттикайнен, проницательно глядя на комиссара  поверх  своей  пиалы  с
медом.  -  В   последнее   время   в   Совете   имеет   место   утечка
конфиденциальной информации, и кое-какие совещания  я  провожу  здесь.
Солярий имеет электронную и пси-защиту.
    - Оппозиция?
    - Вне всяких сомнений. Проявляются странные негативные тенденции к
досрочной смене верхней палаты парламента,  а  социологи  рекомендаций
не... впрочем, извините, Власта, это  наши  внутренние  проблемы,  мои
проблемы.
    - По-моему, это  наши  общие  проблемы.  Конечно,  безопасность  -
последняя инстанция, пожарная, если можно  так  сказать,  впереди  нее
идут инспекции правонарушений, морали и так далее, но  и  у  нас  есть
сектор прогноза, который уже бьет тревогу: не все благополучно в нашем
королевстве, надвигается волна сдвига  нравственности,  пора  заняться
этим на уровне СЭКОНа, Совета безопасности и ВКС.
    Маттикайнен кивнул.
    - Именно это я и хотел от вас услышать. Вы случайно не  интрасенс,
Власта? Может быть, наши машины хранят не все данные о вас?
    - Нет, к сожалению, - покачала головой Боянова. - Сестра у меня  -
да, интрасенс, а я нет, не удалась.
    - Ну, вам жаловаться грех, - прищурился Маттикайнен. - В  двадцать
семь стать комиссаром безопасности удается далеко не каждому, а точнее
- вы первая. Пейте чай, надеюсь, он тоже понравится: финский, со льдом
и северными травами.
    Молча они выпили по чашке чая.
    - Еще? - Маттикайнен взял чайник с заваркой.
    - Нет, спасибо. Дефицит времени остается самым острым дефицитом по
сей день, особенно для тревожных служб.
    - Вы правы, у меня его тоже нет. Вы очень  хорошо  сформулировали:
волна  сдвига  нравственности,   моральных   критериев,   наработанных
человечеством в целом. Труд стал намного легче, возможности для отдыха
и развлечений неизмеримо  выросли,  но  соответственно  увеличилась  и
степень  деградации  слабых  личностей.  Все  это  не  может  меня  не
тревожить, но я рад, что наши оценки совпадают. В  ближайшее  время  я
выйду в Совет с просьбой образовать комиссию по анализу  положения,  и
мне понадобится ваша помощь.
    - Как всегда, мы готовы дать свои рекомендации.
    - Тогда у  меня  еще  два  вопроса.  Что  случилось  на  Меркурии?
Говорят, вы там были в момент катаклизма.
    - Катаклизм был  вызван  искусственно,  физики  не  учли  какие-то
обстоятельства  при  проведении  эксперимента  с  обломком  реликтовой
"сверхструны", и теперь мы имеем на Меркурии интереснейший объект  под
названием "сфера Сабатини".
    Председатель ВКС смотрел вопросительно, Боянова продолжила:
    - Развернуть  "струну"  удалось,  и  даже  успела   сформироваться
Горловина - вход в нее, но потом началась неуправляемая цепная реакция
усложнения  континуума:  пространство  в  ограниченной   сфере   стало
многомерным, а количество измерений все увеличивалось и увеличивалось.
Кончилось тем, что прилетел старый знакомец, "многоглавый" орилоунский
фантом  -  нечто  вроде  прозрачного  бесформенного  облака,  набитого
мигающими  "глазами",  и  формирующийся  объект,  по  словам  физиков,
"провалился  сам  в   себя".   Теперь   полигон   представляет   собой
двухсоткилометровую воронку и жуткой глубины провал...  в  никуда!  Во
всяком случае, так это выглядит, причем со всех  сторон,  с  какой  ни
посмотришь. -  Комиссар  помолчала.  -  По  уверениям  ученых,  "сфера
Сабатини" безопасна, однако я настояла на проверке  этого  утверждения
комиссией СЭКОНа.
    - Об этом надо было позаботиться раньше и самому СЭКОНу.
    - Ландсберг доверился расчетам и доводам ученых, хотя вины с  него
это не  снимает.  Самое  интересное,  -  Власта  снова  задумалась  на
короткое время, - что о таком финале меня предупреждал Лондон, хотя  и
в весьма своеобразной форме.
    - Кто?
    - Майкл Лондон, бывший начальник  отдела  безопасности.  Экзосенс.
Второй после Шаламова.
    - Это интересно. Он стал провидцем?
    - Интрасенсы тоже могут предвидеть будущее, но в общих  чертах,  с
той или иной  вероятностью,  поскольку  обладают  футур-памятью  -  по
терминологии  биосоциологов,  поэтому  предсказать  финал  конкретного
события... - Боянова сделала отрицательный жест.
    - Понятно.  С  другой  стороны,  что  мы  знаем  о   запограничной
деятельности  мозга?  Может  быть,  в  каком-то   особом   разбуженном
состоянии он  действительно  способен  улавливать,  чувствовать  тень,
отбрасываемую будущим. И последнее, что я хотел уточнить:  есть  ли  у
вас информация, что где-то и кем-то  начата  подготовка  общественного
мнения и волны террора против интрасенсов?
    Боянова ожидала этого вопроса давно, уже готовая разочароваться  в
своей интуиции, но до председателя ВКС  тоже  докатилось  эхо  чьей-то
злой воли, и реагировал он тотчас же.
    - Конкретные  руководители  находятся  в  тени,  как,  впрочем,  и
исполнители, но подготовка  такая  ведется,  и  отдел  этой  проблемой
занимается. Мы обратимся в Совет, как только добьемся результатов.
    Маттикайнен  еще  раз  щелкнул  ногтем  по  краю  чашки,   вызывая
затихающий звон фарфора, лицо его отвердело.
    - Власта, учтите, игра идет по-крупному, кто-то очень хочет  сесть
в мое кресло, и для этого не  брезгует  ничем,  вплоть  до  раздувания
истерии толпы. Предотвращая утечку информации, он пойдет на все.
    - Мы готовы, - тихо сказала Боянова.
    - Хотите, назову кандидатуру?
    - Рискуете  жестоко  ошибиться,  Тойво.  Конечно,  это  кто-то  из
крупных  современных  общественных  лидеров,  не  получивший,  по  его
мнению, должного признания в мире, но кто именно? -  Женщина  покачала
головой.  -  Давайте  подождем   максимально   возможного   сокращения
альтернатив, это может быть и человек из тени.
    Маттикайнен улыбнулся.
    - Хорошо, я продиктую имя и спрячу  запись  до  поры  до  времени.
Спасибо за консультацию.
    Он довел гостью до стоянки  личного  транспорта  и  смотрел  вслед
пинассу до тех пор, пока не услышал пси-голос "спрута":
    - Все нормально, слежки за ней не обнаружено.
    На багровом фоне росло красивое,  светящееся  желтым  и  оранжевым
дерево. Оно было не совсем обычным, без листьев и единого  ствола,  но
все же походило на дерево со сложным рисунком толстых и тонких ветвей,
а в местах пересечения ветви образовывали  красивые  сетчатые  узлы  и
утолщения, сочащиеся алым свечением.
    Фракталь, подумал Мальгин отрешенно.
    - Терроморфа глубь... очень  глубь...  -  гулким  басом  возвестил
кто-то нависший сверху, как гора. - Трансформ здесь и здесь. -  Тонкая
зеленая стрелка уперлась в один,  потом  в  другой  сетчатый  узел.  -
Нормаль футур-видение.
    Мальгин напрягся, и боль водопадом хлынула в тело, наполнила  его,
ударила в голову...
    Кругом горела рожь, дым забивал горло, огонь подбирался все  ближе
и ближе, и не было сил отползти. Клим закричал. Над полем повис тонкий
детский вскрик:
    - Ма-а-ма-а!
    Раздался конский топот,  над  лежащим  малышом  нависла  лошадиная
морда, чья-то сильная рука подхватила Клима, дым  ушел  вниз,  повеяло
свежим ветром. Лежа поперек седла, он увидел, как уходят назад горящее
поле хлеба с черными клубами дыма и догорающее за ним городище.
    Удары копыт о землю  стали  глуше,  конь  нырнул  в  лесную  тень,
остановился. Та же рука подняла Клима,  отпустила,  и  его  подхватили
другие руки, мягкие, ласковые, горячие, пахнущие травами и солнцем.
    - Живый, соколик мой ясный!
    - Живый, -  откликнулся  мужской  голос,  -  сомлел  токмо.  Пойду
погляжу семо и овамо [Здесь и там (древнерус.).], можить,  кто  жив-то
еще, и тронемся...
    Голоса отступили в дальнюю даль, растворились в шуме леса,  и  сам
лес подернулся туманом, исчез. Мальгин медленно всплывал из-под  толщи
своего небытия, пока не почувствовал, что лежит в  неудобной  позе  на
каких-то буграх. Открыл глаза.
    Он  лежал  лицом  вверх  поперек  кресла,  безуспешно  пытавшегося
подобрать форму под его позу. Чувствуя пульсирующую  боль  в  затылке,
встал, стараясь не делать резких движений, обнаружил  рядом  поднос  с
напитками и жадно выпил стакан бальзама. Опуская стакан, заметил,  что
ладони оранжево светятся, потер их друг о друга, словно стирая  грязь.
К его удивлению, свечение исчезло.
    Голова прояснилась, тело перестало казаться рыхлым  и  наполненным
водой, - как губка. Мальгин сел в кресло и сказал вслух:
    - Кажется, я смертельно болен собой.
    - Не смертельно, - возразил кто-то ворчливо, - но веселого мало.
    Мальгин встрепенулся, озираясь, потом сообразил, в чем дело.
    - Харитон? Долго я провалялся без сознания?
    - Это смотря относительно чего считать "без сознания",- пси-сказал
инк. - Около восьми минут. Но собственно инсайт  длился  тридцать  три
секунды. Я все записал, хотя, как всегда, не все понял. Сам-то помнишь
что-нибудь?
    Мальгин  напрягся,  словно  собираясь  поднять  штангу,  и  память
послушно развернула перед ним то, что пряталось  в  очередном  "черном
кладе". Специфика жизни "черных людей". Подумалось:  за  эти  сведения
ксенологи мне памятник поставят... если  до  того  момента  я  сам  не
превращусь в маатанина.
    - Не должен, - сказал Харитон. - С таким  сильным  человеком,  как
ты, я работаю впервые, другой на твоем месте давно бы  сломался.  Ведь
обладатель баса - "терроморфа глубь" - это же  на  самом  деле  прямая
команда,  программа  трансформации  мозга,  живущая  в  подсознании  и
пытающаяся подчинить твое "я". А "дерево"  на  багровом  фоне  -  твоя
нервная система.
    - Это-то я знаю.
    - Я знаю, что ты знаешь, но до сих пор не могу  понять,  как  тебе
удается уходить  от  атак  этой  программы,  соскальзывать  в  древние
памяти.
    - А вот с  этим  разбирайся  сам,  я  тоже  не  понимаю  механизма
соскальзывания.
    Мальгин вспомнил  остановившийся  взгляд  Шаламова,  когда  память
"черного человека" завладела им  полностью,  и  отголосок  былой  жути
заставил  сердце  забиться  быстрей.  Куда  ты  ушел,  Дан?  И   когда
вернешься? Или бываешь на Земле регулярно, а мы не знаем?
    Снова  перед   глазами   повис   разбухающий,   обросший   "шубой"
исполинских   черных   молний   клубок   скомканного,   перекрученного
пространства, возникший на месте обломка "сверхструны", - ворота в мир
иных измерений, и в душе шевельнулись страх и сожаление: войти  в  эти
ворота не было суждено никому.  Еще  хорошо,  что  эксперимент  решили
проводить на Меркурии, достаточно далеко от человеческих поселений,  а
если бы это сделали на Луне или еще  лучше  -  на  Земле?..  Но  каков
Лондон! Он наверняка знал о результате эксперимента, обладая  завидной
футур-памятью, но предпочел намекнуть, а не сказать прямо.  Скажи  он,
что произойдет, и никто бы не поверил, а намек заставил  насторожиться
и вовремя сыграть тревогу. Вот с кем надо бы непременно повидаться.
    Мальгин посидел еще немного, отдыхая и чувствуя, как  возвращаются
силы,  приказал  "домовому"  набрать  код  Карой.  Однако   ее   комп,
осведомившись, кто звонит, ответил, что хозяйки нет дома  и  не  будет
еще долго. На вопрос, как долго, он ограничился коротким  "спросите  у
нее", а на второй, где ее  искать,  туманно  сообщил  -  "В  небесах".
Видимо, отвечать таким образом было ему предписано самой Карой.
    В  Институте  нейроисследований  в  Вене  ее  тоже  не  оказалось,
дежурный инк мог сообщить только, что  Карой  Чокой  взяла  отпуск  на
неопределенное время.
    Поразмышляв, Клим позвонил Джуме Хану. "Домовой" нашел безопасника
в центре системы СПАС в Приземелье; станция была "привязана"  к  одной
точке земной поверхности на высоте десять тысяч километров.
    - Привет, - угрюмо улыбнулся Джума в ответ на приветствие хирурга.
    - Тебя перевели в спасатели?
    - Работа, - пожал  плечами  Хан,  не  вдаваясь  в  подробности,  и
оживился: - Говорят, ты присутствовал на  эксперименте  по  "размотке"
"сверхструны"? Что произошло?
    - "Струна" по неизвестным причинам "провалилась" в  многомерность,
теперь   в   том   районе   образовался,   по   заявлениям    физиков,
"бесконечномерный  объект",  horror   infiniti   [Ужас   бесконечности
(лат.).].
    - И с чем его едят?
    - По-моему, они сами не понимают, что это такое.
    - Эйнсоф.
    - Как?
    - Эйнсоф - бездна, ничто в понятиях каббалы.
    - Объект назвали "сферой Сабатини", по имени ученого, проводившего
эксперимент, но эйнсоф - звучнее. Теперь  там  работает  эконадзор,  и
кое-кому крепко достанется, в том числе и Ромашину.
    - Он-то при чем?
    - Эксперимент готовился с его подачи, именно он  надоумил  физиков
попробовать раскрыть шаламовский обломок "сверхструны".
    - Физики должны были сами просчитать варианты финала,  эфаналитики
есть и у них. И  вообще  провал  "струны"  можно  посчитать  ситуацией
форс-мажор [Непреодолимая сила,  стихийное  бедствие,  обстоятельство,
освобождающее от ответственности.].  Ты  не  очень  хорошо  выглядишь,
мастер! Что-нибудь случилось?
    - Просто накапливается усталость.
    - Надо чаще менять профессию, это стимулирует вкус к  жизни.  Сужу
по себе.
    - Я не это имел в виду. Приходится бороться с собой...
    Джума поймал его взгляд.
    - Не справляешься?
    - Пока справляюсь. - Мальгин сжал зубы, вдруг сообразив, что Джума
понял его звонок по-своему, как просьбу о помощи. - Джу, я ищу  Карой,
но ее нигде нет, а "домовой" заявил, что  она  в  "небесах".  Что  это
значит?
    Глаза Хана сузились, на миг стали  тоскливыми,  блеснули  вызовом,
погасли. Помолчав немного, он сказал с усмешкой:
    - Уже два дня не видел  я  предмета,  на  третий  кончу  жизнь  из
пистолета... как говорил поэт. А разве она тебе ничего не сказала?
    Сердце Мальгина  оборвалось,  его  обдало  жаром,  но  приходилось
держать марку, и он постарался не сбиться с тона:
    - Ничего. Где она?
    - Она ушла из института, решила поменять профессию. - Джума  снова
помолчал, словно раздумывая, говорить ли дальше, и  добавил:  -  Карой
сейчас на базе коммуникаторов "Эдип-2", там появилась вакансия.
    Мальгин открыл рот и закрыл. Он был ошеломлен. "Эдип-2" была базой
ИВК над Маатом, планетой "черных людей", и  работали  там  в  основном
"отшельники"  -  ксенологи  и  контактеры,  годами  не  вылезавшие  из
скорлупы станции на Землю. Что заставило  Карой  пойти  на  этот  шаг?
Почему она решила вдруг поменять профессию, уйти из коллектива, где ее
ценили и любили, в небольшую группу с неизвестными условиями?  Неужели
из-за него, Клима Мальгина,  потерявшего  уверенность  и  в  некотором
смысле вкус к жизни?
    Джума  покачал  головой,  отвечая  скорее  своим  мыслям,   а   не
переживаниям, отразившимся на лице хирурга.
    - Она ушла не от тебя, мастер, и  не  от  меня  -  от  себя.  Хотя
прекрасно понимает, что уйти от себя невозможно. Следующий шаг... - Он
не договорил, но Клим понял и так. Следующий шаг был его.
    Виом свернулся в уголек, погас. Мальгин, сгорбившись, сидел  перед
"тюльпаном" "домового", и в голове его царил бедлам.
    Из этого состояния, длившегося минут двадцать, его вывел Харитон:
    - Предлагаю последовать совету.
    - Какому? - очнулся Мальгин.
    - Поменять профессию. Она тебя давно уже не удовлетворяет, пора бы
уж признаться и самому себе. На крайний  случай  перемени  обстановку,
отвлекись, займись работой с ксенологами ИВК, они с  нетерпением  ждут
информацию о маатанах, а у тебя есть что им сказать.
    Мальгин хотел было поставить Харитона на место, потом задумался  и
признал логику инка заслуживающей внимания. Он позавтракал второй раз,
позвонил в институт, поговорил с Зарембой и поспешил к стоянке  такси,
решив начать день с поисков Лондона. А у дома столкнулся с  Ромашиным,
спешащим навстречу.
    Оба обрадовались друг другу, хотя Мальгин  видел  это,  а  Ромашин
нет. На жемчужно-сером фоне пси-зрения хирурга Игнат всегда делился на
две дюжины "призраков", почти совпадавших  контурами:  первая  -  всех
оттенков светло-зеленого  цвета,  вторая  -  голубого,  и  обе  дюжины
(пакеты биополей "тэта" и "гамма") прекрасно укладывались  в  характер
Атоса, каким его описал Дюма.  Правда,  с  некоторыми  несущественными
отклонениями в сторону характера Арамиса.
    - Совершенно случайно шел мимо, - сказал Ромашин с веселым блеском
в глазах. - А вы не ко мне?
    - Хотел проведать Лондонов.  Жена  и  дочь  могут  знать,  где  он
находится.
    - Зачем он вам понадобился?
    - Майкл обладает полным запасом маатанских знаний, не то что я, и,
вероятно, знает, как найти Шаламова. В конце концов надо  же  когда-то
ставить точки над "i". - Клим имел в виду ситуацию с Купавой и не стал
пояснять свои слова, но Ромашин понял, что за этим стоит личное.
    - Что ж, попробуйте. А вечером встретимся у меня,  не  возражаете?
Единственная закавыка: я не знаю, где Аристарх. Может, вы в курсе?
    - Мне он тоже ничего не говорил, но я попробую отыскать его.
    - Итак, часов в девять по среднесолнечному вас устроит?
    - Вполне. - Они разошлись в разные  стороны.  Через  полчаса  Клим
входил в квартиру Майкла Лондона, семья которого  собиралась  ко  сну:
здесь царил поздний вечер.
    Пробыл хирург у Лондонов недолго, ни Катерина, жена Майкла, ни его
дочь  Акулина,  смущенная  чем-то,  не  знали,  где  в  данный  момент
находится их муж и отец.
    Спектр их пси-двойников различался мало, разве что  у  Акулины  их
было  больше,  чем  у  матери,  и  к  голубому  и   розовому   заметно
примешивались вишневые и багровые тона, говорившие о  переживаниях  за
родного человека.
    Катерина  Лондон  была  одета  по  моде   флапперс   [Флапперс   -
женщина-подросток.] - в шорты и спортивную майку, да и прическу  имела
соответствующую: волосы коротко острижены и зачесаны на  лоб.  Акулина
куталась в пузырящийся, переливающийся  всеми  цветами  радуги  халат,
будто ей было холодно. И обе женщины смотрели на гостя  с  тревогой  и
ожиданием.
    С тех пор как Мальгин впервые  побывал  в  гостях  у  Лондонов,  в
квартире ничего не изменилось, лишь к запахам "одор ди феммина"  [Odor
di femmina - запах женщины (ит.).] прибавились запахи кухни и  сушеных
трав. Но запахов "лунной пыли", странных  и  дразнящих,  сопутствующих
путешественникам по звездам,  Клим  не  почувствовал.  Зато  он  сразу
отметил необычный  перстень  на  пальце  Катерины:  он  то  становился
твердым, блестящим, ощутимо  металлическим,  то  расплывался  колечком
зеленого дыма с искорками внутри.
    - Майкл подарил? - кивнул хирург на перстень.
    - Что? А... да, - подтвердила Катерина,  озабоченно  посмотрев  на
руку. - Два дня назад я обнаружила кольцо в шкатулке  с  пси-запиской:
это тебе, носи, не снимая.
    Два дня назад Лондон был на Земле, подумал Мальгин.  Мне  он  тоже
звонил в это время. Впрочем, может  быть,  он  никуда  с  Земли  и  не
уходил, а с семьей не живет, чтобы лишний раз не травмировать женщин.
    - Значит, дома он не появлялся?  Расскажите-ка  еще  раз  о  своих
впечатлениях от прежних встреч. Если,  конечно,  это  не  слишком  вас
расстраивает, - добавил хирург вежливо.
    Катерина, а потом и ее дочь рассказали, дополняя друг  друга,  как
вел себя Майкл после ухода из реанимационного отделения  института,  и
Мальгин понял их  не  проходящее  до  сих  пор  ошеломление,  тревогу,
растерянность  и  надежду.  Надежду  на   возвращение   "полноценного"
любимого человека. Но понял Клим также и  самого  Лондона,  принявшего
чудовищный груз маатанского "закупоренного" знания. Если уж закаленный
Мальгин  с  трудом  оборонялся  от  нападения  своего  второго  "я"  -
программы "черного человека", получив минимум чужого  знания,  то  что
говорить о Майкле? Утешить женщин было нечем, хотя  Клим  и  попытался
это сделать; перед уходом он попросил их, чтобы ему  дали  знать,  как
только Майкл появится дома.
    Он не стал задерживаться в доме Лондона, несмотря  на  приглашение
поужинать и собственное желание перекусить. Схожесть Акулины с Купавой
мешала сосредоточиться, сбивая с мысли,  и  в  душе  почему-то  крепла
уверенность, что с Купавой что-то случилось.
    Попрощавшись с женщинами, почти одинаковыми в переживаниях,  разве
что  одна  была  старше  и  сдержанней,  Мальгин  перенесся  в  Нижний
Новгород, на окраине которого жил Железовский. Однако дома  математика
не было. Не оказалось его и на территории Института внеземных культур,
расположенного подо Ржевом. Тогда Мальгин углубился в лес,  окружавший
лаборатории ИВК, по тропинке забрался в  глухой  уголок  и  присел  на
гранитный  валун,  останец  древнего  ледника,  лежащий  в   окружении
столетних акаций, берез и клена.
    Сосредоточился.
    Временами, где бы он ни находился, на него накатывал глухой шум  -
в пси-диапазоне, напоминающий шум прибоя и говор толпы одновременно, и
отстроиться от него, заглушить было не так-то просто. Клим относил это
явление к эффектам работы "черных  кладов"  и  намеревался  с  помощью
Аристарха  "задавить"  шум  окончательно.  С  трудом  избавившись   от
шумового  фона  и  на  этот  раз,  хирург  прислушался   к   себе,   к
настороженной тишине вокруг и, подумав: ну, мои мысли -  мои  скакуны,
как поется  в  песне,  не  подведите!  -  включил  "форсаж"  сердца  и
гиперохват мозга.
    Голова стала стремительно распухать, вбирая в себя окружающий мир:
исчезли деревья, лес ушел вниз, стал виден словно  с  высоты  птичьего
полета, затем и он отодвинулся, превратился в ковер, объем видения все
увеличивался и увеличивался, захватил всю Землю, Приземелье, Солнечную
систему, Галактику, и, наконец, Мальгин испытал ни с чем не  сравнимое
ощущение необъятности Вселенной! Казалось, пошевельни он пальцем  -  и
взорвется  целое  скопление  галактик!  Колоссальные  объемы  пустоты,
заполнявшей пространство  между  волокнами  и  стенками  галактических
сверхскоплений, проходили  сквозь  голову,  как  воздух  сквозь  сито,
оставляя  странные  шорохи,  глухое  бормотание  неведомых  стихий   и
непонятные шепоты неведомых существ...
    И вот на этом черном и одновременно прозрачном фоне, полном  жизни
и движения, тишины и грохота, из конца в конец Вселенной  промелькнули
сиреневые зарницы, беззвучно сотрясая Мироздание  (мгновенная  боль  в
глазных яблоках  и  в  ушах,  будто  иглы  загнали),  и  Клим  услышал
отчетливый, раскатистый шепот:
    - Мастер, немедленно выходи из транса! Ты не подготовлен.
    - Кто это? Аристарх, ты?
    - Немедленно сними напряжение, загонишь сердце!
    - Где ты? Я просто пытаюсь найти тебя, а меня забросило куда-то  в
дальние дали. Желательно встретиться сегодня  у  Ромашина,  обговорить
кое-какие планы.
    - Я на Плутоне, буду к вечеру. Отключайся,  ты  еще  не  сидишь  в
нашем поле, а в одиночку такие сеансы осилить невозможно.
    - Я встретил Варлица...
    - Ганса Варлица? Он же на Меркурии, один из старейших интрасенсов,
ему сто двенадцать лет. Ну и что?
    - Он посоветовал то же самое - "впаять" меня в это ваше поле.
    - Встретимся - обговорим. -  Железовский  не  смог  удержаться  от
восхищения, прозвучавшего в его последних пси-фразах. - Ну ты и даешь,
мастер!  Чтобы  самому,  без  помощи  и  тренинга   раскрыть   границы
гипервидения на миллиарды километров и выйти в Запределье -  это  надо
суметь! Что,  кстати,  чревато  для  здоровья,  резервов  может  и  не
хватить.
    - Мне казалось, я "обнял" всю Вселенную...
    - Когда я впервые вышел на этот  уровень  гипервидения,  мне  тоже
показалось, что я вижу всю Вселенную. Отключайся. А  когда  придешь  в
себя, позвони отцу.
    - А в чем дело? - Тревога вошла в сердце горячим свинцом.
    Но пси-голос Железовского  уже  потерялся  в  шумах  пространства,
перестал сотрясать громадные просторы пустоты, исчез.
    Клим хотел найти в этой пустоте двойной шарик  Плутона-Харона,  но
сил не хватило, и мир вокруг начал  стремительно  сжиматься,  пока  не
провалился в кратер головы. Боль ударила по нервам кипучим валом...

                               Глава 3

    Зеленое и голубое... Внизу зеленое: бесконечная  равнина,  леса  и
поля с морем трав; вверху голубое: небо и космос за ним, не черный, не
глубокий и мрачный - тоже голубой... Тепло... ни ветерка, ни  звука  -
идиллия... Но что это появилось в небесной голубизне? Черная  точка...
она увеличивается. И цвет неба стал изменяться от голубого  к  синему,
"скатываться"  в  фиолетовый...  Точка  приблизилась,  превратилась  в
"черного человека", угловатую кристаллическую глыбу  без  глаз,  но  с
мощными орлиными  крыльями.  "Черный  человек"  остановился  напротив,
изредка пошевеливая крыльями, и внимательно  посмотрел  -  впечатление
было, что он именно посмотрел - без глаз! - на того, кто преградил ему
путь...
    Власта проснулась с чувством сожаления и тревоги: "черный человек"
что-то сказал ей, предупредил о чем-то, но о чем - она уже не помнила.
    Полежав немного, женщина вызвала отсчет времени, и рубиновые цифры
в потолке над кроватью высветили  шесть  двадцать  восемь  утра.  Пора
вставать.
    Размявшись в спортивной комнате, Власта приняла душ, позавтракала,
поцеловала дочь - та еще спала и смотрела утреннюю программу снов -  и
приказала "домовому" не слишком давить инициативу дочери,  хотя  та  в
свои шесть лет и не нуждалась в особой опеке. В семь тридцать комиссар
была уже в управлении.
    Рабочий день начинался, как обычно,  с  диалога  с  инком  отдела,
который проанализировал поступившую информацию и рассортировал  ее  по
уровням   иерархической   структуры   службы   безопасности.   Область
ответственности комиссара отдела  занимала  высший  уровень:  судорога
социума от эпидемий различных болезней, в том числе и психических,  до
организованной преступности, несмотря на потерю масштабности  сумевшей
адаптироваться, приспособиться к  социальным  условиям,  мутировать  и
выжить.
    Чему удивляться, подумала Боянова с горечью. Наследие  двух  веков
"свободы морали" не может исчезнуть само собой, да и общество  до  сих
пор предпочитает содержать козла отпущения в лице службы  общественной
безопасности, чтобы за "разгул демократии" всегда можно было  спросить
с конкретных лиц. А ведь такое отношение (моя хата с краю, кто  хочет,
тот пусть и занимается уборкой мусора) к жизни ковалось не одну  сотню
лет! И началось оно не в середине двадцатого столетия, и  не  в  одной
стране, как это пытаются  доказать  кое-какие  историки,  хотя  нельзя
отрицать и того, что именно тогда был  жестоко  уничтожен  целый  слой
культуры и началось размывание нравственности, а в результате наряду с
высшими технологиями, позволяющими жить безбедно в любом уголке  Земли
и Системы и за мгновения достичь двух сотен звезд,  мы  имеем  уровень
культуры, не намного превышающий уровень "псевдокоммунизма" двадцатого
века...
    Умник - инк отдела обычно не вмешивался во  внутренние  диалоги  и
монологи главы отдела, хотя и слышал ее мысли, находясь  в  постоянной
пси-связи с ней, промолчал он и на этот раз, хотя Бояновой и  хотелось
бы иметь в его "лице" собеседника.  Но  Умник  никогда  не  вступал  в
полемику с коллегами и друзьями во время работы.
    - Как получилось,  что  в  отделе  нет  ни  одного  интрасенса?  -
спросила комиссар, получив сводку текучести кадров.
    - Мы приглашали многих, - ответил Умник, -  но  не  согласился  ни
один. Вернее, год назад согласился Романов, но погиб во время операции
на Иранском нагорье.
    - Странно. Мне казалось,  престиж  работы  безопасника  достаточно
высок, чтобы о ней начали мечтать молодые интрасенсы.
    - Престиж действительно высок, что видно по конкурсу в наши школы:
двадцать один человек на место, и тем не менее  интрасенсы  к  нам  не
идут. Нужен широкий обобщающий анализ с  историческими  параллелями  и
привлечением известных  ученых  и  самих  интрасенсов.  Знаете,  каков
социальный состав  официально  выявленных  интрасенсов?  Двадцать  два
процента  -  ученые,  причем,  как  правило,  очень  высокого  класса,
двадцать  семь  процентов  -  артисты,   восемнадцать   -   художники,
четырнадцать - писатели.
    - А остальные?
    - Деятельность остальных не поддается учету.
    - То есть никто не знает, чем  они  занимаются.  Может  быть,  это
охотники, путешественники, бродяги, созерцатели?
    - Среди  интрасенсов  не  зарегистрирован  ни  один  охотник.   За
остальных не ручаюсь.
    - Хорошо, - прекратила отклонившийся от дела разговор  Боянова.  -
Прими  задание:  розыску  найти  Лондона  и   передать   ему   просьбу
встретиться со мной. Ни больше ни  меньше.  Если  он  смог  предвидеть
катастрофу на Меркурии, то может  знать  что-нибудь  и  о  готовящемся
выступлении против интрасенсов.
    - Я  считаю,  что  готовится  не  единичная  акция,  а  масштабная
кампания, практически война. Со всеми вытекающими.
    - Тем более.
    На   столе   надулся   оранжевым    воздушным    шариком    чей-то
экспресс-вызов, бесшумно лопнул, превратившись в светящуюся нить, но в
объем передачи нить не развернулась.
    - Включите "обратку", - посоветовала Боянова,  однако  абонент  на
это не прореагировал.
    - В чем дело? - чуть резче произнесла хозяйка кабинета,  обращаясь
к инку стола.
    - Закрытая консорт-линия, - сообщил киб-секретарь  флегматично.  -
Абонент не идентифицируется и не пеленгуется.
    - Власта  Боянова,  комиссар  безопасности?  -   раздался   слегка
гортанный, звенящий от обилия бронзовых обертонов женский голос.
    - Да. Кто вы?
    - Пусть  будет  Мельпомена  [Мельпомена  -  муза   трагедий.].   -
Неизвестная обладательница "колокольного" голоса засмеялась  -  словно
по полу рассыпались и  запрыгали  металлические  шарики.  -  Мы  хотим
предупредить вас: не вмешивайтесь в процесс лечения патологии.
    - О чем вы?
    - Интрасенсы - это патология  человечества,  и  болезнь  эту  надо
лечить радикальными средствами, хирургическим путем.
    - Это все?
    Снова смех.
    - До связи, комиссар.
    Нить неразвернутого виома угасла. Власта смотрела на тающий глазок
в толще стола, а перед собой видела  заплаканное  лицо  Забавы,  своей
сестры. Встрепенулась.
    - Удалось выяснить, откуда и кто звонил?
    - Нет, - виновато ответил киб стола.  -  Код  связи  рассчитан  по
теории множеств, пеленгация "рассыпается" на все стороны света.
    - А ведь с вами по консорт-линии могут соединиться лишь  несколько
человек в Системе! - мягко произнес Умник.
    - Вот именно, - проговорила Боянова,  переживая  короткий  приступ
бессилия:   хотелось   немедленно   найти   таинственную   незнакомку,
встряхнуть за плечи и выяснить  все  до  конца.  -  Розыску  еще  одно
задание: выяснить, кто звонил. Или в крайнем случае, кто мог звонить.
    Уже третий раз Мальгину снился сон: он в  образе  орла  парит  над
горной страной, испещренной узорами долин,  ущелий  и  хребтов,  зорко
всматривается   в   серо-бело-коричнево-голубоватый   хаос,    изредка
пошевеливая могучими крыльями, и ищет...  Что?  Или  кого?  Что  может
искать орел в горах, одинокий и гордый,  как  страж  бога  молчания?..
Постичь  смысл  образа  не  удавалось,  но  ощущение  вольного  полета
сохранялось долго.
    Мальгин полежал, глядя  в  малахитовое  строение  потолка,  вызвал
внутренний отсчет времени: шесть часов утра. Можно поспать еще час, но
лучше встать. Клим усмехнулся - он-то  рассчитывал  на  круглосуточное
бодрствование:    оказалось,    интрасенсы,    несмотря    на     свои
экстравозможности и резервы, нуждаются в сне почти как люди, ну  разве
что дольше могут обходиться без сна, не снижая работоспособности.
    После первой своей попытки дальней пси-связи с Железовским Мальгин
приходил  в  себя  семь  часов,  да  еще  столько  же  спал,  приказав
"домовому" не беспокоить, поэтому совет Аристарха  выполнить  не  мог.
Теперь же решил не откладывая позвонить отцу. Интересно, что мог знать
математик об отце такого, чего не знал сын?
    Виом включился на второй минуте. Мальгин-старший застегивал халат,
то и дело оборачиваясь и прислушиваясь  к  чему-то.  Вид  у  него  был
помятый, а под левым глазом красовался самый настоящий синяк.
    - Ну и ну! - присвистнул  Мальгин.  -  Прямо  персонаж  старинного
гангстерского фильма. Где это ты заработал медаль, па?
    - На улице нашел, - хмуро буркнул  старик,  машинально  дотронулся
пальцем до посинелого подглазья и снова прислушался. - Подожди минуту.
    Исчез из поля зрения. Мальгину почудились какие-то странные звуки:
то  ли  кошка  замяукала,  то  ли  ребенок   заплакал.   Потом   снова
установилась тишина. Мальгин-старший появился через пять минут.
    - Тебе не спится?
    - Так ты мне скажешь, что случилось? Где тебя угораздило?
    - Столкнулся с действительностью.
    Настроение у отца было  неважное,  однако  раньше  он  никогда  не
позволял себе разговаривать на грани грубости.
    - Я сейчас приеду, поговорим. Кстати, ты что, кошку завел?
    Брови отца приподнялись.
    - Какую кошку?
    - Я слышал какие-то мяукающие звуки.
    - А-а... - Старик отвернулся. - Это фильм... про котов.
    Мальгин с сомнением посмотрел на отца, но тот выдержал  взгляд,  а
мгновенный пси-контакт на таком расстоянии хирургу пока не давался.
    - Ты бы лучше навестил Купаву, - пробурчал старик.
    - Па, ну что ты заладил одно и то же. - Клим поморщился.  -  Я  же
говорил тебе: был я у нее...
    - Она во Второй брянской клинике, отделение психотерапии.
    - Что?! - Сердце рванулось с такой силой, что, казалось,  загудела
грудная клетка. - Что с ней?
    - Насмотрелась и наслушалась всякой дряни.
    - Ви-нарко?
    - Врач сказал, что ее едва удалось вернуть из транса.
    - О черт!.. Это моя вина... я знал  и...  -  Мальгин  бросился  из
комнаты так внезапно, что "домовой" не сразу  догадался  извиниться  и
выключить связь.
    Отец смотрел из виома прищурясь, и лицо у него  было  печальное  и
доброе.
    - Беги, беги, тигр, потерявший след... - пробурчал он. - Вчера  не
догонишь, а от завтра не уйдешь...
    Мальгин ворвался  в  здание  клиники  как  снаряд,  разве  что  не
произвел такого разрушения и ухитрился никого  не  покалечить.  Вопрос
киб-дежурного: вы куда? - он проигнорировал.  Пси-зрение  вело  его  в
нужном направлении не хуже указателей на стенах.
    Купава лежала в сорок девятой палате, почти полностью  похожей  на
ту, в которой лежал Мальгин после своего рейда на Маат и Орилоух вслед
за Шаламовым. Одна стена была совершенно прозрачна,  создавая  иллюзию
открытого окна, и низкое  осеннее  солнце  заливало  комнату  потоками
густого  оранжевого  света.  В  углу  комнаты   располагалась   стойка
медкомбайна, помаргивающая цветными огоньками, в другом  дежурил  киб,
похожий  на  стоящего  на  задних  лапах  тушканчика,  но  с  четырьмя
передними  лапами.  Мебель  в  комнате  была  трансформная,  и  Купава
сформировала   по   своему   вкусу   столики,   диван   и   пуфы   для
пространственной организации гарнитура.
    Женщина  лежала  на  кровати,  опираясь  на  высокие  подушки,   и
безучастно  смотрела  в  окно.   Губы   ее   шевелились,   будто   она
разговаривала  сама  с  собой.  Бледные  щеки,  синева  под   глазами,
заострившийся нос  говорили  сами  за  себя.  Мальгин  остановился  на
пороге, потрясенный той переменой,  которая  произошла  с  его  бывшей
веселой и решительной женой. Может быть, поэтому его гипервидение дало
на этот раз осечку, а эмоциональная интуиция не  сработала,  и  он  не
смог определить состояние Купавы и прочитать ее мысли.
    Она повернула голову, некоторое время  смотрела  на  посетителя  с
прежним безучастным видом, потом в  глубине  глаз  разгорелся  огонек,
брови поднялись, сломав трагический треугольник, но губы прошептали не
те слова, которые ждал Клим:
    - Снова ты. Зачем пришел на этот раз?
    - Пава, - с дрожью в голосе сказал Мальгин, подходя к ней.  -  Это
правда?
    Брови Купавы снова изогнулись  в  недоумении,  потом  она  поняла,
усмехнулась.
    - Странный вопрос. Разве ты не веришь врачам?
    Кровь ударила в голову, запылали щеки, и  прошло  какое-то  время,
прежде чем Мальгин справился  с  собой.  Купава  смотрела  на  него  с
любопытством, чуть оживилась.
    - Надо же! Каменный Мальгин краснеет! Неужто произошло чудо, и  ты
обрел человеческие качества?
    Клим полностью овладел чувствами, утвердительно кивнул.
    - Времена меняются, и мы меняемся с ними. Древняя  формула  права.
Зачем ты это сделала? Я же  предупреждал,  что  твое  новое  увлечение
может плохо кончиться, а твои друзья не... - Он не договорил.
    Лицо Купавы стало злым.
    - Не говори ничего о моих друзьях, - тихо выговорила она, закусила
губу, побледнев.
    Медкомбайн в углу отреагировал на это звоночком и вспыхнувшим алым
квадратом. Киб тотчас же ожил, подскочил  к  кровати,  схватил  что-то
золотое и прозрачное с  подставки  по  другую  сторону,  просеменил  к
стойке  комбайна  и  вернулся  со  стаканом  молочно-белой   пенящейся
жидкости. Купава выпила напиток, щеки ее порозовели.
    Мальгин взял из ее руки стакан, повертел  в  пальцах,  внимательно
разглядывая.
    Стакан, после того как  его  содержимое  было  выпито,  вообще  не
напоминал  сосуд:  Клим  держал  в  руках,  почти  не  ощущая   этого,
золотистый узор из прожилок, похожий на морозный  рисунок  на  оконном
стекле, но стекла-то как раз и не было! Рука ощущала прикосновение, но
материал этого стакана был ни холодным, ни  горячим,  ни  твердым,  ни
мягким.
    Мальгин прошел сквозь стену в туалетную комнату,  наполнил  стакан
водой и хмыкнул: клубок светящихся золотых нитей превратился в  сосуд,
вода из него не выливалась, хотя стенок  по-прежнему  не  было  видно.
Залпом выпив воду, хирург вернулся в палату. Купава покачала  головой,
ощутив перемену в душе Мальгина, вздрогнула, когда он заговорил:
    - Дан все-таки был у тебя. Этот "стакан",  сфера  с  "галактиками"
внутри, исчезающий "голыш"...
    - Да, был! - с вызовом ответила Купава. - Ну и что?
    Мальгин пожал плечами. Способность чувствовать пси-сферу и биоауру
собеседника вернулась к нему.
    - Ничего. Он мне нужен, я ищу его. И найду. - Клим поднял  твердый
взгляд. - Почему ты скрыла от меня, что Дарья... в приюте?
    Купава открыла рот, закрыла,  испуг  отразился  в  ее  потемневших
глазах. Она не сразу нашлась, что ответить.
    - Зачем тебе дочь? - наконец сказала она горько. -  Разве  мало  у
тебя своих забот, мужских? Уходи. И не  приходи  больше.  Мы  идем  по
разным дорогам, и ты  это  знаешь.  Не  мучайся  раскаянием  и  прочей
сентиментальной ерундой, это тебя не  красит,  да  и  не  любит  никто
слабых и нерешительных, твоя Карой тоже.
    Мальгин вздрогнул -  не  от  слов  Купавы,  от  волны  ее  чувств,
обрушившейся на его  загудевшую  голову.  Эта  волна  несла  отчаяние,
невыразимую горечь и тоску,  бессилие,  безнадежность,  злость,  гнев,
усталость, презрение и желание умереть, но в ней не  было  главного  -
любви и ожидания. Впрочем, ненависти тоже не было. Душа Купавы кипела,
и дымилась, и задыхалась в дыму, и  никто  помочь  ей  не  мог,  ни  в
прошлом, ни в будущем, в том числе и Мальгин, но он этого не понял. Он
был оглушен и  обескуражен,  к  тому  же  сработала  ложная  гордость,
подруга эгоизма, и Мальгин не стал разбираться в хаосе эмоций Купавы и
не смог поэтому выяснить причин ее отчаяния.
    - Выздоравливай, - сказал он глухо. -  Я  приду  завтра.  В  каком
приюте находится дочь?
    - "Звезда", возле памятника партизанам [Имеется  в  виду  памятник
партизанам Великой Отечественной войны в Брянске.]. И лучше бы  ты  не
приходил завтра, моим друзьям, - усмешка скользнула  по  ее  губам,  -
новым друзьям, это не понравится, что вполне может отразиться на твоем
здоровье.
    Мальгин задержал дыхание,  передавая  женщине  образ  открывающего
пасть тигра, и по ее расширившимся зрачкам понял, что ему это удалось.
Улыбнулся.
    - Лучше бы им со мной не встречаться, Пава.  Хотя  я  и  исповедую
ахимсу [Ахимса -  религиозно-этический  принцип  непричинения  боли  и
зла.], но  в  определенных  обстоятельствах  могу  не  сдержаться.  До
встречи.
    Купава не ответила, глядя на него с ужасом, причины которого  Клим
также разобрать не сумел, а скорее не захотел. Выходя  из  палаты,  он
столкнулся  с  широкоплечим  загорелым  парнем  в  рубашке-шнуровке  и
джинсах. Парень  посторонился,  вежливо  извинившись,  подождал,  пока
Мальгин выйдет, и  зашел  в  палату.  Лицо  у  него  было  открытое  и
дружелюбное, с веселыми и умными глазами,  и  на  приятеля  Купавы  из
компании Гзаронваля он походил мало.
    Через   четверть   часа   Клим   входил    в    здание    детского
учебно-воспитательного приюта для "непонимашек", но пробыл  там  всего
три минуты, узнав, что дочь Купавы Дарью забрал некто по  имени  Макар
Мальгин. Хирург остолбенел, и дежурному  информатору  приюта  пришлось
повторить фразу:
    - Вчера ее забрал Макар Мальгин, дед Дарьи.
    Клим вышел из здания, выстроенного  почему-то  в  стиле  китайской
фанзы, и побрел  к  стоянке  такси,  не  поблагодарив  дежурного  (инк
проводил его сочувственным взглядом), вдруг сообразив,  что  в  момент
разговора с отцом Дарья была уже у него. И старик  ничего  не  сказал!
Неужели затаил обиду? Или невзлюбил за что-то. За какие грехи?
    Хирург посадил такси так, чтобы его  не  было  видно  из  дома,  и
прокрался к веранде, "обнимая" сферой гиперохвата весь  объем  дома  и
пропуская его через голову. Оба - и отец и Дарья - были  дома.  Старик
возился в саду, обрезая ветви плодовых деревьев,  а  Дарена  лежала  в
люльке  на  силовых  подвесках,  которая  висела  возле  малинника,  и
забавлялась тем, что тянула из манипуляторов  киб-няньки  замысловатые
яркие  игрушки-надувашки.  Она  первая  отреагировала   на   появление
хирурга, хотя он еще не вышел из-за кустов: притихла, повернула голову
в его сторону и издала короткий звук, похожий на возглас "ну?".
    Мальгин ощутил ток теплого,  пахнущего  топленым  молоком,  свежим
хлебом, фруктами и свежестью удивления - на пси-уровне - и обомлел! Не
было сомнений: его дочь родилась интрасенсом  и  спрашивала  на  языке
инстинктов, подсознательно, еще не понимая дара,  но  уже  владея  им:
спрашивала, кто пришел - добрый или равнодушный, чужой или свой?
    - Господи! - пробормотал Клим, слабея  от  нахлынувших  чувств,  и
послал в ответ импульс любви и  нежности,  улыбки  и  света,  ощущение
огромных,  но  добрых  баюкающих  ладоней.  Из-за  кустов   послышался
радостный смех, агуканье и возня: ребенок хотел видеть, кто пришел,  и
выкарабкивался из люльки, отбиваясь от киба.
    Мальгин преодолел оставшиеся двадцать шагов  и  остановился  возле
люльки. Вцепившись пухлыми ручонками в  края  качающегося  сооружения,
наполовину высунувшись из-под балдахинчика, на него смотрело маленькое
улыбающееся розовое существо с громадными голубыми глазищами, с темным
пушком на голове,  с  пунцовыми  губками  и  ямочками  на  щеках.  Оно
протянуло ручку и сказало отчетливо:
    - Де-да...
    Мальгин сглотнул слюну, проговорил пересохшими губами:
    - Не деда, а папа...
    - Это она меня  увидела,  -  раздался  сзади  ворчливый  голос,  и
Мальгин-старший вышел из-за деревьев. - Чую, что-то не то, так она  со
мной не говорит, думаю, может, гость пришел?
    Дарья сощурилась, скаля зубки (уже выросли! -  машинально  отметил
Клим), с удовольствием  пососала  палец,  куснула  его  и  произнесла,
покачав пальцем:
    - Ни-зя.. па-па...
    Мальгин-старший засмеялся, глядя на остолбеневшего сына,  похлопал
его по плечу:
    - Она схватывает все на лету. Растет не по дням, а по часам. У нас
в роду уже были такие... нетерпеныши.  Твоя  прапрапрабабушка  Пелагея
была  ворожеей,  экстрасенсом,  как  сейчас  говорят,  так  она   тоже
смышленой росла не по годам. Может, Дарьюшка в нее?
    Мальгин послал дочке новый импульс: образ  Купавы,  поле  в  росе,
туман, река, солнце за лесом, сонная тишина,  женский  смех  и  слова:
"Доченька моя, кровинушка, травиночка, попей молочка!.."
    Дочь замерла, прислушиваясь, распахивая глаза  еще  больше  (ох  и
ресницы  у  нее  будут!),  и  вдруг  сморщилась  и  заплакала,   почти
беззвучно. Киб затряс над ней игрушки, и старик недовольно взглянул на
Клима.
    - Испугал ты ее чем, что ли? Пошли в дом, позавтракаем.
    Мальгин нехотя побрел за отцом, оглядываясь  и  сдерживая  желание
вернуться и погладить дочь по головке, покачать на руках и  поцеловать
в щечки.
    Отец поставил на стол на веранде сковороду жареных  грибов,  вино,
чай, малиновое варенье, тосты, кивнул на грибы, выходя:
    - Угадай, чего я набрал.
    Клим щелкнул ногтем по бутылке "Вычегодского  поля",  наклейка  на
которой пестрела двадцатью медалями, и посмотрел на сковороду.
    - Рыжики, зонтики, лисички, подосиновики, сыроежки.
    - Все? - Отец появился с полотенцем через руку.
    Мальгин прислушался к пульсации его пси-фона, стараясь  не  подать
виду - в голове заныл какой-то нерв.
    - И говорушки.
    Старик  сгорбился,  махнул  рукой  с  унылым  видом,  сел,  жестом
приглашая сесть сына напротив.
    - Я думал, ты уже квалификацию потерял.
    - Где собирал?
    - У  Щербатого  моста,  в  лощине.  Белых  уже  нет,  и  эти   еще
встречаются. Скоро за опятами пойду.
    Молча принялись  за  еду.  Мальгин,  преодолевая  боль,  проник  в
основной  поток  мыслей  отца,  продолжавших  его  волновать,  и  едва
сдержался, чтобы не выдать своих ответных реакций.
    - Ну, что дальше? - спросил он, допив чай.
    Отец понял.
    - А ничего. На два дня в неделю я буду забирать Дарью  к  себе,  а
остальное время она будет  находиться  в  приюте.  Общение  с  детьми,
интегральное воспитание, познание... Слава Богу, сейчас  на  дворе  не
двадцатый век и воспитывают детей профессионалы не чета мне. Ты узнал,
где Купава?
    - Узнал. - Мальгин, поддаваясь порыву, обнял отца и прижался щекой
к его щеке. - Она скоро вернется, и мы сделаем  ей  сюрприз.  Спасибо,
па, я побежал, наведаюсь  кой  к  кому.  Но  буду  забегать,  если  не
возражаешь.
    Мальгин  мысленно  позвал  дочь,   услышал   в   ответ   радостную
тарабарщину: манипуляторы киба,  игрушки,  громады  деревьев,  голубое
небо,  цветные  запахи,  ветер  -  все   вперемешку   -   и   ласковое
прикосновение теплого пальчика к своим губам. Засмеялся, удивив  отца,
и пояснил:
    - Я ее чувствую, па, она меня признала.
    За деревьями оглянулся, и  хотя  отца  уже  не  было  видно,  Клим
чувствовал, что тот еще стоит и смотрит ему вслед.
    По пути хирург наскоро перекусил в "Макдональдсе" - есть  хотелось
практически постоянно, и все время подмывало спросить у  Железовского:
как проблему еды решил он?
    Думалось плохо: мешали собственные  эмоции  и  вспышки  памяти,  а
также непрерывный шум в пси-диапазоне (люди вокруг мыслили и  "шумели"
изрядно).
    Мальгин не ожидал встретить кого-нибудь в квартире Купавы, пока та
находилась в клинике, он хотел поговорить с ее  "домовым"  и  выяснить
адрес подонка, который поднял  руку  на  отца,  а  когда  наткнулся  в
прихожей на двух юнцов - потемнел  от  гнева.  И  в  который  раз  его
раздражением  не  замедлил  воспользоваться  сидящий  внутри   "черный
человек" - включил свою ворожбу: "Психоморфа глубь... трансформ..."
    Клим уже  научился  если  и  не  сопротивляться  эффекту  "черного
приказа", то хотя бы в короткий срок  приходить  в  себя.  Сейчас  его
транс длился  всего  полминуты,  но  непрошеные  гости  Купавы  успели
получить по хорошему пси-шлепку. Оба стояли бледные  и  выглядели  как
после плавания в невесомости или ледяного душа.
    - Т-ты... в-вы... - проговорил  Вильям  Шуман,  одетый  во  что-то
зеркально-металлическое, с дырами на груди. - Ч-что эт-то с в-вами?  -
"Правнук" великого композитора даже стал шепелявить и заикаться.
    И злость Мальгина прошла.
    - Еще раз встречу в этом доме - изувечу, -  любезно  пообещал  он,
рассмеявшись про себя. - Уяснил?
    - Д-да.
    - А теперь дуй в Брянск, хутор Вщиж, массив Калиновый.
    - 3-зачем?
    - Извинишься перед отцом. Еще помнишь, за что?
    Шуман пришел в себя, цвет лица вернулся к нему.
    - А пошел ты... - Он не договорил. Мальгин крепко взял его за  ухо
и едва не приподнял.
    Молодой  человек  завопил  от  боли,  пытаясь  освободить  ухо   и
одновременно лягнуть хирурга. Но руки Мальгина были словно из железа.
    - Договорились?
    - Ой!..  Отпусти!..  Больно  же...   ой-ой!..   Да   отпусти   же,
договорились!
    Мальгин отпустил  лиловое  ухо  Шумана,  отмахнувшись  от  наскока
второго парня. Сказал, не глядя на них:
    - Убирайтесь, мальчики,  и  помните,  что  я  говорил.  Дважды  не
повторяю. И не надо вставать в позу, как бойцовые петухи, я не в вашей
весовой категории. Брысь!
    Обоих как ветром сдуло.
    - Что, зарегистрировал? - спросил Клим Харитона.
    - Как  обычно,  -  ответил  костюмный  инк.  -  Скачок  уровня   в
четырнадцать Фрейдов и провал  сознания.  И  как  результат  -  "оскал
тигрозавра". Правда, большую долю пси-удара ты направил не  прицельно,
по площади, иначе эти парни схлопотали бы сердечный приступ.
    - Ничего, в конце концов я научусь держать своего  "тигрозавра"  в
клетке, сдвиги уже есть.
    - А тут двух мнений быть не может: либо полковник, либо покойник.
    - Надо же! - удивился Мальгин. - Ты и по пословицам спец?
    - Каков хозяин, таков и слуга.
    - Что ж, спасибо за комплимент... слуга. Как  думаешь,  он  пойдет
извиняться?
    - Шуман? Вряд ли. Его родословная видна насквозь: самолюбие, спесь
и наглость.
    - Кто-то же его воспитал такого. Ладно,  посмотрим,  найти  его  я
всегда смогу. Поехали в институт, что-то мне тревожно.
    Мальгин беспокоился не зря. За время  его  отсутствия  в  институт
поступили трое молодых парней с травмами черепа: то  ли  баловались  с
ручным управлением скоростного куттера, то ли не сработал инк  машины,
но она на скорости  в  двести  сорок  километров  в  час  врезалась  в
ограждение орбитального  лифта.  Девушка,  летевшая  с  ними,  погибла
сразу, а они еще жили - при поддержке аппаратов "Скорой помощи".
    И Мальгин без лишних слов помчался готовиться к операции.
    Только к вечеру стало ясно, что из троих выживут двое,  третий  из
шока так и не вышел - у него было обширное  повреждение  лобных  долей
мозга, наступил церебральный паралич.
    Хотя Климу помогали Заремба и еще трое  нейрохирургов-клиницистов,
устал он зверски, что  усугублялось  еще  и  отсутствием  полноценного
питания: оторваться от  операции  он  не  мог,  а  есть  хотелось  все
сильней.   Истощенный   борьбой   на   два    фронта:    с    внешними
обстоятельствами, требующими  абсолютной  точности  решений,  жесткого
напряжения всех душевных сил и знаний, и с  внутренними  побуждениями,
Мальгин принял душ и еле дополз до институтской столовой, где съел две
порции обеда, не обращая внимания на подшучивание осоловелого Зарембы.
Молодой хирург не столько ел, сколько говорил - и на  нем  сказывались
перевозбуждение и усталость, но в конце концов наступил момент,  когда
Мальгин насытился и едой и компанией.
    - Иван, - проникновенно  сказал  он,  с  сожалением  отрываясь  от
стола, - у Пруткова есть замечательный афоризм насчет фонтана. У  меня
от тебя голова болит.
    - Если голова болит, значит, она есть, - изрек Заремба и  выставил
вперед ладони, заметив,  какое  впечатление  произвела  его  шутка  на
Мальгина. - Все, все, не буду, а то  в  лягушку  превратишься  -  если
судить по взгляду. Кстати, как ты умудряешься  работать  со  скоростью
инка? Пирогов сегодня трижды во время операции  не  успевал  за  тобой
переносить фокус сканера.
    - Не заметил.
    - Ну-ну, - пожал плечами Иван, с любопытством ожидая  продолжения.
- Ты уже всю информацию из "черных  кладов"  перекачал  в  оперативную
память или нет? Поделись впечатлениями.
    - Рано,  -  отрезал  Мальгин,  почувствовав  беззвучный  толчок  в
голову: кто-то пси-позвал его, знакомый и большой. Аристарх. Причем не
издалека - где-то рядом.
    Заремба разочарованно отодвинулся, и  в  этот  момент  в  столовую
вошли Железовский и Ромашин.
    - Вот он где, герой нашего времени, - добродушно пошутил  Ромашин.
- Аристарх вычислил вас безошибочно, Клим.
    - Где же еще его можно найти, кроме столовой, -  пророкотал  своим
роскошным басом математик, подмигивая хирургу.
    - Можно подумать, что ты иначе решаешь проблему питания, -  сказал
Мальгин, отвечая иронией на иронию. - Чтобы питать такие мышцы, надо в
день съедать по два слона.
    - Не  обязательно,  -  ухмыльнулся   Железовский.   -   Достаточно
получасовой электроподзарядки. Хочешь научу?
    - Научи, - с недоверием взглянул на Аристарха Клим.
    - Только, ради Бога, не здесь, -  поспешил  вмешаться  Ромашин.  -
Клим, надо поговорить, есть проблемы.
    - Тогда поднимемся ко мне наверх.
    Заремба хотел было поучаствовать в беседе, но Мальгин выразительно
покачал перед  его  носом  пальцем,  и  молодой  хирург  вынужден  был
оставить компанию.
    В уютном кабинете Мальгина они расселись по креслам,  подогнав  их
по фигурам, и первым делом  выпили  по  стакану  березового  коктейля:
березовый  и  черносмородиновый  сок,  несколько   капель   лимонного,
рябинового и мятного и газ. Железовский присмотрелся к изящному кокосу
Мальгина, в глазах его зажглись насмешливые огоньки.
    - Харитон, - сказал вдруг инк климовского  костюма,  так  что  тот
вздрогнул: хирург ни о чем его не спрашивал и реплик не ждал.
    - Ты что? - мысленно спросил он, ощущая постороннее  пси-давление:
будто ветер подул через голову.
    - Он спросил, как меня зовут, я ответил, -  флегматично  отозвался
Харитон.
    - Почему же я не услышал тоже?
    - Потому что моя передача потоньше, - раздался в  голове  Мальгина
характерный, как удар гонга,  пси-голос  Железовского,  сопровождаемый
трассами желтых вспышек "перед глазами". - Ты должен был почувствовать
только фон, резонансный "хвостик".
    Мальгин кивнул. Математик, довольный эффектом, засмеялся -  словно
загрохотали камни, скатываясь в пропасть.
    - Может быть, перейдем на звук, джентльмены? - вежливо осведомился
Ромашин.
    Железовский  и  Мальгин  подняли  вверх  ладони,  пальцы   которых
засветились вишневым накалом, будто  раскаленные  стальные  прутья,  а
потом между ладонями проскочила с шипением синяя искра, -  и  свечение
погасло.
    - Поздравляю, мастер, - ухнул Железовский. - Кое-чему ты научился.
А как насчет пси-блока?
    - Попробуй пробить.
    Оба замолчали: один пытался закрыть мозг от прослушивания,  другой
проникнуть за барьер защиты.
    Лоб Мальгина заблестел от пота, а  чудовищные  мышцы  Железовского
напряглись так, что, казалось, лопнет кокос.
    - Ну-ну, вы поосторожней, - забеспокоился Ромашин, до которого эхо
схватки  докатилось  в  виде  всплесков  шума.  -  Еще  поломаете  мне
чего-нибудь ненароком, я не интрасенс, блоки ставить не могу.
    - Годится, - сдался наконец математик. - А это сможешь?
    Он сжал хрусталитовый стакан в  кулаке,  превратив  его  в  тонкий
беловатый стержень. Прежнюю форму стакан после этого не приобрел, хотя
Ромашин знал, что по  прочности  и  упругости  хрусталит  не  уступает
своему  родственнику,  знаменитому  кевлару.  Мальгин   повторил   его
движение.
    - А так?
    Аристарх сел спиной к столику и вдруг сделал  стремительный  выпад
рукой назад, по графину с коктейлем. Рука  его  не  дошла  до  графина
буквально  миллиметр  -  графин  даже  не   шевельнулся,   хотя   Клим
наклонился, чтобы поймать его. Ромашин цокнул языком - оценил.
    Мальгин развернул кресло,  прикинул  расстояние,  скорость  удара,
путь руки по инерции после резкой остановки руки и... графин слетел со
столика и  врезался  в  стену.  Снова  "загрохотал  камнепад"  -  смех
Железовского.
    - Малость не рассчитал.
    Клим сконфузился. Математик назидательно поднял палец.
    - Главное отличие интрасенса от нормального хомо не  в  физической
силе, выносливости, скорости  движений  и  так  далее,  а  в  точности
дозировки мышечных усилий.
    Теперь засмеялся Ромашин.
    - Сколько еще в вас  обоих  детства.  Ну  ладно,  Аристарху  всего
двадцать шесть лет, проявления мальчишества ему по возрасту  положены,
но тебе-то, Клим, уже тридцать четвертый.
    Железовский  порозовел,  пряча  за  бесстрастностью   недовольство
собой, чувство вины и желание выглядеть человеком, внушающим уважение.
Мальгин  остался  спокойным,  не  видя  в   своем   поведении   ничего
особенного.
    - Возраст  -  не  гарантия  опыта  и  мудрости.  Недаром   древняя
пословица говорит: не спрашивай старого, спрашивай бывалого. Итак, что
за проблемы перед нами?
    - Шаламов, - сказал Ромашин, не отвечая на  колкость  хирурга;  он
тоже знал себе  цену.  -  Вернее,  его  поиск.  Время  от  времени  он
появляется на Земле, косвенные факты подтверждают это.
    - Его подарки Купаве?
    - Не только. Лютый видел  у  Горловины  "глазастого"  орилоунского
фантома,  которого  потом  наблюдали  на  Земле,   а   если   помните,
"глазастый" все время сопровождал Шаламова.
    - Прямых доказательств этому нет.
    - Их засекали вместе  не  один  раз,  это  настораживает.  Кстати,
"глазастого" - безопасники дали ему имя "Аргус-2"  -  наблюдали  и  на
Меркурии после образования "сферы Сабатини".
    - Очень интересная штука, - пробасил Железовский. - Я имею в  виду
"сферу". Количество уровней смысла не поддается расчету,  я  пробовал.
Видимо, это и в самом деле  провал  с  бесконечным  числом  измерений,
причем очень опасный.
    - Из чего ты сделал этот вывод?
    Аристарх молча ткнул пальцем в грудь, что означало: чувствую.
    Ромашин некоторое время взвешивал его жест и слова, кивнул.
    - Да, мне этот эйнсоф тоже не нравится. Дверца в иные миры, может,
и открылась, но не для нас. Значит,  надо  искать  новую.  Что  скажет
математик?
    Железовский, вырабатывающий привычку  сидеть  неподвижно,  покачал
головой, так что вздулись бугры мышц у  основания  шеи.  Он  оставался
единственным "непрозрачным" человеком для  гипервидения  Мальгина,  то
есть не делился  на  цветные  фантомы  спектра  биополей,  отражающего
характер.
    - Вход в  систему  орилоунского  метро  есть,  но  рассчитать  его
местоположение я не смог. Слишком много параметров надо анализировать.
А точек соприкосновения нашей системы метро с орилоунской нет.
    Ромашин не смог сдержать разочарования.
    - Вы уверены, Аристарх? Ведь это приговор.
    - Я не столь  категоричен  в  выводах  и  продолжаю  работать.  Вы
знаете, на что похожа сеть нашего метро? На космогонические построения
каббалы: дворец с пятьюдесятью дверями, сорок из которых распахиваются
на четыре стороны света и открываются одним ключом, девять ведут вверх
и  одна  -  неизвестно  куда.  По  преданиям,  вошедшие   в   нее   не
возвращались.  Так  вот  у   системы   метро   есть   такая   "дверь",
математически я ее  вычислил,  но  физически  определить  не  могу.  -
Железовский поморщился, упрямо боднул лбом воздух. - Но найду!
    Взгляд Ромашина говорил: дай Бог нашему теляти... -  но  вслух  он
сказал бодро:
    - Что ж, подождем. Вполне может случиться, что безопасники засекут
Шаламова первыми, и наши приготовления окажутся ненужными.
    Железовский вспыхнул, он понял смысл  недосказанного,  но  Мальгин
передал ему пси-импульсы: "Спокойнее", - и математик ничего не сказал,
хотя и обиделся.
    И в этот момент по-птичьи запел вызов:  у  Мальгина  видео  всегда
щебетал голосами разных птиц; на этот раз это был щегол. Клим  включил
прием. Из развернувшегося виома  на  них  смотрел  невозмутимый  Майкл
Лондон, одетый в странный малахитовый балахон, по которому то  и  дело
прокатывалась волна зеленого свечения.
    - Салют,  камрады.  Времени  у  меня  нет,  поэтому  обойдусь  без
предисловий. Не ищите Шаламова, это бесполезно. И даже опасно. Вам  не
удастся снять с души груз вины, Игнат, как вы надеетесь, а вам,  Клим,
не удастся его вылечить, как ни прискорбно.
    Сидящие за столом переглянулись. У каждого мелькнула одна и та  же
мысль: откуда Майклу известно, что предмет их беседы - Шаламов? Но все
они знали цену словам вообще, а Лондона - в особенности.
    - А если мы попросим вылечить его... Вершителей? - спросил Мальгин
тихо.
    Лондон едва заметно улыбнулся.
    - До Вершителей еще добраться надо, вы даже  представить  себе  не
можете, кто они и где обитают. Но  вот  вопрос:  надо  ли  это  самому
Шаламову? Станет ли он счастливее от того, что вы его... вылечите?
    Молчание, повисшее в воздухе, нарушил Ромашин.
    - А что значит "искать Даниила опасно"?
    Лондон вздохнул, уголки губ его опустились.
    - Да в самом прямом смысле. Он не хочет ни с  кем  встречаться,  и
каждую такую попытку воспримет как посягательство на свободу. Оставьте
его в покое и  безопасникам  передайте.  Боянова  энергичная  и  умная
женщина, я ей симпатизирую, но и  она  не  застрахована  от  ошибок  и
стереотипов. А Шаламов... -  Лондон  грустно  оглядел  компанию.  -  В
настоящий  момент  он  очень  далеко  отсюда,  и  во  времени,   и   в
пространстве. Он тоже кое-что ищет, и я от всего сердца желаю ему  это
найти.
    Изображение бывшего начальника отдела безопасности пропало, причем
своеобразно: сначала  волосы,  нос,  губы,  уши,  руки,  потом  шея  и
последними - глаза и сияющий зеленый балахон.
    Виом погас.
    Железовский шумно выдохнул: он был  весь  красный  и  взмокший  от
внутренних усилий. Поймал взгляд Мальгина.
    - Я попытался "достать"  его,  определить,  откуда  звонит,  но  в
Системе его нет, это точно.
    - Тогда откуда же он звонил, да еще так чисто?
    - Не знаю. Есть одно соображение... - Аристарх пошевелил пальцами.
- Надо обсосать.
    - Так что  будем  делать,  камрады?  -  учтиво,  спокойно  и  даже
радостно осведомился Ромашин.

                               Глава 4

    На черном  фоне  фиолетовый  овал  казался  не  то  окном,  не  то
отверстием колодца, если глядеть из него вверх.  И  вот  в  этом  окне
появился зеленоватый блик.
    - Он! - прошептал один из парней, коренастый,  с  шапкой  вьющихся
волос.
    Его сосед, мускулистый, широкоплечий,  в  сером  кокосе  с  полной
экипировкой спейсмена, не пошевелился.  В  руках  он  держал  странный
трехтубусный аппарат с окуляром  и  двумя  сеточками  антенн.  Аппарат
назывался "триай" и предназначался для локации "пакетов"  биополей,  а
по сути - для обнаружения людей под землей  в  аварийной  ситуации.  В
данном случае  он  понадобился  ради  другого  дела  -  для  выявления
интрасенса. Излучаемые  интрасенсами  "пакеты"  био-  и  пси-полей  не
только были на порядок мощней, чем у остальных, нормальных людей, но и
отличались по спектру, поэтому выделить интрасенса из толпы с  помощью
"триай" не представляло труда.
    - Повернул,  -  сказал  третий  член  группы.  Всего  в   куттере,
прятавшемся в кроне роскошного вяза, находились семь человек.
    - Это он, не ошибаетесь? - разжал тонкие губы четвертый,  сидевший
со сложенными на груди руками.
    - Судя по спектру - он, - проговорил мускулистый, не отрываясь  от
окуляра. - Билл, вам пора.
    Двое парней молча выпрыгнули из куттера и канули в темноту, как  в
воду: на них были надеты индивидуальные антигравы.
    - Махмуд, пощупай его датчиками с высоты, - приказал  мускулистый.
Командовал операцией он, и ему это нравилось.
    - Уже, - прозвучал в кабине  картавый  голос.  -  Одет  в  обычный
кокос, металл отсутствует, значит, ни  оружия,  ни  антиграва  нет,  а
летать без аппаратов интрасенсы пока  не  могут.  -  Неведомый  Махмуд
хохотнул.
    - Умар, твоя очередь.
    Куттер покинула еще одна пара.
    - Не нравится мне это, - презрительно  оттопырив  губу,  заговорил
молчавший до  сих  пор  седьмой  член  группы,  громадный,  с  мощными
округлыми плечами и выпуклым животом. - Из "дракона"  я  снял  бы  его
первым выстрелом с любого расстояния.
    - Из карабина любой сможет, - равнодушно сказал  тонкогубый.  -  В
том-то и дело, храбрый наш Бака, что нам нужно точно знать возможности
интрасенсов в рукопашной схватке, не  каждого  из  них  можно  застать
врасплох, стреляя издалека.
    - Он вошел  в  квадрат,  -  доложил  мускулистый,  оглядываясь.  -
Хорошо, что не меняет привычек.
    - Пошли и мы.
    Куттер плавно скользнул вверх, и  все  его  пассажиры  взялись  за
бинокли, сочетавшие  в  себе  фотоэлектронные  умножители  и  аппараты
ночного видения.
    Тот, за кем они следили, спокойно шел вдоль речного обрыва: справа
река, слева склон горы, над которой вставало сияние  близкого  ночного
города. Ганс Варлиц, возвращаясь домой с дежурства (Меркурий,  Венера,
спутники Юпитера - пси-геологи  требовались  всюду),  всегда  совершал
пешую прогулку от метро до своей  жилой  зоны  в  Арнебурге.  Тропинка
по-над обрывом Эльбы длиной в двести метров была единственным на  всем
пути местом, закрытым от вероятного наблюдения и удобным для засады.
    Перепрыгнув двухметровый ручей,  с  шумом  скатывающийся  в  реку,
Варлиц вдруг остановился, к чему-то  прислушиваясь.  Посмотрел  назад,
вверх, шагнул вперед и  снова  остановился.  Лицо  и  руки  его  вдруг
засветились,  как  раскаленное  стекло,  в  полумраке  это   выглядело
особенно эффектно.
    - Почуял! - пробормотал тонкогубый.
    И в тот же  момент  перед  Варлицем  выросли  три  фигуры,  словно
чертики из-под земли. Сзади вышли из-за  валунов  еще  двое.  И  время
будто  остановилось:  все  действующие  лица   застыли   на   какое-то
мгновение. А потом один из парней,  преградивших  путь  интрасенсу,  в
прыжке ударил его ногой в голову - он, как и все в первой группе,  был
профессиональным  бойцом  одной  из  школ  кэнкон,  искусства  борьбы,
основанного на  знании  усовершенствованных  приемов  старинных  видов
рукопашного боя: тэквондо, карате, самбо, ши-кай и других. Однако удар
не достиг цели, как и серия последующих: реакция Варлица  превосходила
возможности  мастеров,  он  успевал  отклоняться,  избегать  контакта,
уходить  от  ударов.  Временами   его   движения   становились   столь
стремительными, что он "размазывался" в полосу розоватого свечения.  А
затем, когда к троим подсоединились  остальные  члены  засады,  Варлиц
начал  отвечать  на  удары,  и  бой   через   полминуты   прекратился:
обороняющийся в прошлом был медиком и хорошо знал расположение нервных
центров человеческого тела.
    - Борис, твоя очередь! - бросил мускулистый в усик рации.
    Сверху на узкую тропинку между обрывом и россыпью камней,  ставшую
ареной схватки, упали еще двое мужчин в защитных масках, держа в руках
черные пистолеты с толстыми дулами. Дважды  коротко  прошипели  трассы
ампул, впиваясь в тело Варлица, лопнули с тихим  треском,  расплываясь
облачками газа. Интрасенс присел и, не отвечая нападающим, метнулся по
тропинке вверх, каждым прыжком преодолевая четыре-пять метров.
    Двое сменили оружие:  теперь  у  них  были  пистолеты,  стреляющие
иглами мгновенного усыпления. Но и они не остановили бегущего.
    Сверху на него упала сетка-ловушка из прочнейшего форсита,  однако
Варлиц выпутался из нее гибким змеиным движением, будто все его  кости
и суставы стали  пластичными  и  скользкими.  Вторая  сетка  также  не
задержала его, упав на пустое место.
    - Уйдет, - хрипло проговорил великан.
    - Марс! - резко сказал тонкогубый.
    Мускулистый рванул  куттер  с  места,  доставая  с  сиденья  рядом
приготовленный на  всякий  случай  пистолет  необычной  формы  с  алым
светящимся окошечком на тыльной части.
    Варлиц заметил аппарат и сориентировался правильно,  метнувшись  с
обрыва вниз, в реку, в гигантском прыжке, но руководитель  группы  уже
поймал его в сектор поражения цели и вдавил гашетку. Траектория прыжка
интрасенса  сохранилась,   но   скрылся   он   за   обрывом   уже   не
сгруппировавшимся атлетом, а безвольной куклой. Послышался всплеск,  и
наступила тишина.
    - "Василиск"! - с уважением крякнул великан, отнимая у  застывшего
парня пистолет. - Хорошая машинка! Где добыли?
    - Отбой! - тихо сказал тонкогубый, опуская бинокль. - Добивать  не
надо, выплывет - его счастье.
    - Вряд ли, - буркнул мускулистый, унимая дрожь рук.
    Сосед похлопал его по плечу.
    - Все нормально, курьер, мы  выяснили  все,  что  надо.  Но  какой
противник,  а?  Не  спортсмен,  не  боец  канкан,  не  имеет   никакой
спецподготовки, возраст глубокого старика, а  уложил  пятерых!  Теперь
видите, с кем нам придется иметь дело?
    - Слабаки, - вздохнул гигант, возвращая  парализатор.  -  Я  давно
говорил, что лучшее оружие против них - "дракон".  Ну  и  эта  штучка,
пожалуй.
    Куттер взмыл в небо,  вписываясь  в  облако  алых  мигалок  такси,
личных  машин,  прогулочных  гравияхт   и   других   видов   летающего
транспорта, накрывшее город призрачной метелью.
    - Надо будет прощупать еще одного человека, -  сказал  тонкогубый,
высыпая в рот горсть белых шариков. - Есть  подозрение,  что  он  тоже
интрасенс.
    - Кого? - обернулся мускулистый.
    - О, ты знаешь его хорошо, - это Клим Мальгин.
    В половине девятого вечера дежурному оружейнику  технической  базы
погранслужбы "Итиль" позвонил командор Торопов.
    - Рудковский? Когда сменяетесь?
    Дежурный, широкий, косолапый, белобрысый и флегматичный, посмотрел
на вспархивающие мотыльками в стене цифры времени.
    - Через полчаса, в девять.
    - Вполне может нагрянуть инспекция СЭКОНа, будь готов.
    Рудковский промолчал, помаргивая. Казалось, его длинные выгоревшие
ресницы вот-вот улетят с  век.  Свое  дело  оружейник  знал  и  любил,
поэтому проверок не боялся.  Командор  выключил  связь.  А  через  три
минуты на пульте монитора защиты и обслуживания замигал  синий  огонек
вызова.
    - Связь, - бросил Рудковский.
    Вспыхнувший виом отобразил "предбанник" оружейной секции -  тамбур
контроля и двух человек в нем:  высокого,  спортивного  вида  парня  с
черными волосами, собранными в пучок на затылке,  и  толстяка  на  две
головы ниже первого, на  круглом  лице  которого  выделялись  узкие  и
длинные губы. Судя по манере держаться, он был явно старшим в  паре  и
не любил тратить время зря.
    - Инспектор Форман, - сказал он, растягивая слова,  не  дожидаясь,
пока инк спросит, кто он и откуда, и достал из  кармана  сертификат  с
эмблемой СЭКОНа.
    - Техник Чахов, - представился спортсмен с пучком волос.
    Оба  вставили  сертификаты  в  щель  привратника,  на  контрольном
дисплее в дежурной комнате побежали строчки бланк-сообщения. Инку базы
понадобилось две секунды, чтобы связаться с инком  СЭКОНа  и  выяснить
полномочия и принадлежность гостей к этой организации.
    - Идентификация стопроцентная, - доложил привратник. - Но в планах
СЭКОНа проверок базы нет.
    Рудковский передал это в тамбур.
    - Запросите председателя комиссии, - сказал тонкогубый  Форман.  -
Инспекция проходит под грифом  "служебно-секретно",  есть  подозрение,
что с вашего склада происходит утечка оружия.
    Озадаченный дежурный молча открыл вход.
    В то же мгновение молодой человек выстрелил  в  него  из  газового
пистолета,  и  Рудковский,  не  успев  понять,  в  чем  дело,  получил
наркотический "нокдаун". Сознание он не потерял, да это и не входило в
планы  "инспекторов",  дежурный  был  нужен  им  живым  и  выполняющим
приказы, но лишенным воли.
    Прибывшие действовали быстро.
    Один из них сел за стол и начал колдовать с его техникой,  пытаясь
стереть  запись  происшедшего  с  момента  звонка  мнимого  командора.
Второй, выяснив у дежурного, находящегося в  состоянии  наркотического
опьянения, коды открывания дверей в бункер с оружием, скомандовал инку
открыть доступ к стеллажам, впустил в склад еще троих молодых людей  с
плоскими контейнерами на антигравах и  принялся  руководить  погрузкой
выносимых кибами партий оружия - от пистолетов, стреляющих усыпляющими
иглами, до лучеметов и универсальных карабинов "дракон".
    Однако у похитителей не все прошло успешно. Оружие - около двухсот
единиц - они успели погрузить, но до боеприпасов очередь не дошла:  то
ли Рудковский, находясь в сумеречном состоянии,  назвал  не  ту  цифру
кода, то ли Форман набрал код неверно, но вход в сектор  боекомплектов
не открылся, и в тот же момент инк включил сирену тревоги.
    Видимо,  похитители  предусмотрели  подобный  случай,  потому  что
действовали без ошибок. Один из них выстрелил в стол, разбив  приемные
устройства инка, второй расстрелял автомат выходной двери, прежде  чем
та закрылась, а остальные подхватили контейнеры с оружием и  бросились
из склада. Не прошло и полминуты  с  момента  включения  сирены,  а  в
здании уже никого не было.
    Когда в бункер ворвались оперативники  спецгруппы  по  обеспечению
режима  работы  погранслужбы,  они  увидели   открытые,   полуметровой
толщины, двери в склад и  сидящего  у  стены  в  блаженном  оцепенении
дежурного. Выяснить у него, что произошло, не удалось,  он  ничего  не
помнил, как и компьютер контроля.
    На фоне  меркурианского  ландшафта,  освещаемого  короной  Солнца,
трехсоткилометровая воронка в коре планеты казалась мрачным провалом в
неизведанные глубины космоса,  где  царили  иные  законы  и  шли  иные
физические  процессы.  Лишь  края  воронки  виделись  четкими,   имели
очерченные границы, а центр ее затягивала нереальная, плывущая,  то  и
дело меняющая плотность мгла. Изредка в этой мгле вспыхивали  вереницы
светлячков  и  облачка  светящихся  искр,  словно  кто-то  разбрасывал
горстью угли костра, и тогда судорожно передергивался горизонт,  волна
искривления  обегала  меркурианскую  тессеру,  пересеченную   эскарпом
Павел, а земной  флот,  зависший  над  "сферой  Сабатини",  охватывала
паника...
    - Тихий  омут,  -  проговорил  Шевчук,  исподтишка   поглядев   на
задумавшуюся Боянову. - Помнишь пословицу?
    - В тихом омуте черти водятся... - Комиссар очнулась,  провела  по
лицу ладонью. - Завораживает и впечатляет. Не  знаю  почему,  но  меня
постоянно тянет сюда, на Меркурий, к этому месту. Я все время думаю  о
"сфере", даже дома, когда отдыхаю.
    - Профессиональная интуиция, ни больше ни меньше. "Сфера"  опасна,
очень опасна, она дышит и живет по своим законам, пренебрегая  нашими,
и никто не знает, как она закончит существование.
    - Ах, Ромашин, Ромашин! - покачала головой Боянова. - Когда же  ты
насытишь  свой  неуемный   исследовательский   аппетит   и   научишься
соизмерять желаемое и возможное? Сколько ошибок ты  совершил,  забывая
об ответственности.
    - При чем тут Ромашин?
    - С его подачи ученые заинтересовались обрывком "струны".
    - Ну и что? Он свободен в выборе интереса, как и любой из нас.
    - Свобода без  ответственности  -  произвол,  а  его  интерес  как
бывшего начальника  отдела  безопасности  требует  неизмеримо  большей
степени ответственности, чем интерес, скажем, повара.
    Шевчук имел другое мнение, но возражать  не  стал.  Разговор  этот
происходил в координационном зале спейсера  "Конунг",  осуществлявшего
роль центра управления силами погранслужбы  и  безопасности  в  районе
"сферы Сабатини" на  Меркурии.  Кроме  комиссара  безопасности  и  его
второго заместителя по внеземной работе, в зале находились еще  Калина
Лютый и Джума Хан, тихо переговаривающиеся в соседних креслах, а также
двое пограничников:  седоголовый,  неулыбчивый  заместитель  командора
Джон Коттилл и юный Андрей Бегич.
    Среди зеленых и голубых огней флота землян над  "сферой  Сабатини"
вспыхнула алая звезда, один из ее лучей вонзился  в  волнующийся  мрак
"сферы", погас.
    - Пристрелка, - раздался в  зале  приглушенный  женский  голос.  -
Готовность к пуску  минутная.  Защита  обеспечена,  нормы  зоны  риска
соблюдены. Третий.
    - Готовится эксперимент "Угол-4", -  пояснил  Шевчук.  -  В  центр
"сферы" выстреливается дыробой - генератор свертки "струны" и вслед за
ним зонд с аппаратурой.
    Минута истекла.
    Откуда-то из пространства ударил по "сфере" длинный и тонкий белый
луч, проник в глубину кратера, более яркая  искра  пролетела  по  нему
сверху вниз, и он исчез. Вторая искра зонда была почти незаметна,  она
скользнула в кратер по каналу, созданному генератором, в  тот  момент,
когда глаза еще не восстановили остроту  зрения  после  ослепительного
выпада луча. И в тот же момент ландшафт, окружающий кратер, исказился,
зашатался, поплыл, словно был  сделан  из  дыма.  Из  глубины  "сферы"
всплыл рой взрывающихся огней, будто кто-то устроил фейерверк.
    Пол координационного зала спейсера дрогнул, стены его на мгновение
потеряли плотность, стали мягкими, восковыми, вздулись пузырями  -  во
всяком случае, так показалось присутствующим в зале.
    В эфире поднялся гвалт, но быстро стих, исследователи уже привыкли
к эффектам, сопровождавшим их попытки обуздать  "сферу"  или  хотя  бы
проникнуть в нее и попытаться изучить ее свойства.
    - Ну и ну! - покачала головой Боянова. - Впечатление такое,  будто
затрагиваются основы мироздания.
    - Сообщение комиссару, - прошелестел в ушах  бесплотный  пси-голос
инка "спрута". - С вами хочет говорить Майкл Лондон.
    - Где он?
    - Связь не фиксирована, передача не пеленгуется.
    - Выясните, как такое возможно. Давайте канал.
    - Добрый день, Власта. Вынужден еще раз  извиниться  за  краткость
разговора - тороплюсь.  Не  позволяйте  больше  нашим  бравым  физикам
стрелять   по   "сфере   Сабатини",   это   чревато   непредсказуемыми
последствиями. "Сфера" или, лучше, эйнсоф,  как  назвал  объект  Джума
Хан, - точка перегиба пространств, затронув которую, можно  уничтожить
Вселенную.
    Боянова невольно улыбнулась.
    - Оторопь  берет  от  ваших   слов,   Майкл.   Может,   не   стоит
преувеличивать?
    - Я не преувеличиваю, Власта, не в моем характере. Дело серьезней,
чем вы думаете, я знаю, что говорю. Всего доброго.
    - Конец  передачи,  -  закончил  инк   связи.   -   Сообщение   не
идентифицируется ни с  одним  из  абонентов.  Впечатление  такое,  что
передача записана, вернее, вмурована в систему связи с  использованием
отдельных элементов в качестве носителей несвязанных случайных  блоков
смысла.  Передача  возникает  по  команде  сразу  во   всей   системе.
Предположение анализируется  и  уточняется,  необходимы  физические  и
математические модели.
    - Хорошо, жду результата.
    - Что? - спросил  Шевчук,  понимая,  что  Боянова  вела  мысленный
диалог с инком.
    - Лондон  снова  предупреждает  нас,  но  одновременно  не   хочет
разговаривать с глазу на  глаз,  для  чего  придумал  какую-то  хитрую
уловку с компьютерной  связью.  Алекс,  он  не  тот  человек,  который
работает на публику, и еще ни разу не ошибся. Свяжитесь с Ландсбергом,
проанализируйте все эксперименты со "сферой" и  постарайтесь  доказать
ученым, что "сфера" опасна. Во всяком случае, надо запретить  хотя  бы
стрелять по ней.
    - Попробую, - кивнул Шевчук. - Мне самому... - Он не закончил.  На
общей волне "спрута" пришло сообщение, касающееся всех в зале.
    - Ноль девять по "треку", - начал инк. - Пакет-один:  в  пригороде
Арнебурга на Эльбе совершено нападение на Ганса  Варлица,  геолога  из
бригады "Экстра". Состояние  тяжелое.  Тело  выловлено  в  реке,  мозг
парализован,  вероятнее  всего,  мощным  пси-разрядом.  Пакет-два:   с
Варшавской  базы  погранслужбы  похищено  двести  одиннадцать   единиц
огнестрельного оружия: пистолеты сна типа "Дега", парализаторы "Дерк",
психотехника  внушения  типа  гипноиндукторов   "Медуза   Горгона"   и
"василиск",  "универсалы"  и  карабины  "дракон".   Пакет-три:   возле
закрывшейся в Щите "серой дыры" обнаружен транспорт "черных людей".
    Безопасники переглянулись. Пограничники встали  из  своих  кресел,
подошли к Бояновой.
    - Неужели началось? - сказала Власта. - Так рано? Без подготовки?
    - По-моему,  случай  с  Варлицем  -  проверка  боем,  разведка,  -
отрицательно мотнул головой Шевчук. - Рене уже, наверное,  взял  след.
Ну а я займусь проникателем.
    - Действуй, Алекс.
    - Разрешите  маатанским  транспортом  заняться  мне?  -  торопливо
проговорил Джума Хан, опередив Лютого.
    - Вместе со мной, - пробурчал  Калина.  -  Впрочем,  я,  наверное,
поработаю с базой.
    - Это наша забота, - возразил Коттилл. - Мы справимся сами.
    Боянова встала.
    - Мы не конкуренты, сэр Джон, у нас свой интерес.
    Вышла из зала. Мужчины молча смотрели ей вслед.
    Уже второй раз  Мальгин  встречал  этого  парня,  навещая  Купаву:
первый раз в клинике, теперь - у порога ее квартиры.
    - Привет, - буркнул он, останавливаясь перед ним.
    - Добрый  день,   -   учтиво   ответил   парень,   с   готовностью
останавливаясь; по-спортивному подтянутый, натренированный, быстрый  и
весьма непростой, если судить по спектру  его  пси-двойников:  Мальгин
насчитал их шесть. Но во взгляде ни  настороженности,  ни  угрозы,  ни
иронии - спокойная доброжелательность.
    - Кто вы?
    Парень улыбнулся, обнажив великолепные зубы, поднял вверх  руку  с
браслетом  ручного  видео:  в  браслет  был  вделан  золотой  овал   с
латинскими буквами "SE" из рубинового камня.
    - Соэтик?
    - Совершенно верно, инспектор по социоэтике Харламов.  А  вы  Клим
Мальгин, если не ошибаюсь. Вы к Купаве? Ее нет дома.  Из  клиники  она
уже вышла, а здесь не  появилась.  -  Инспектор  развел  руками.  -  К
сожалению.
    - И давно вы... следите за ней?
    Харламов посерьезнел, прищурился.
    - Вопрос не слишком любезен, но я отвечу.
    - Простите.
    - Ничего, я понимаю. Купава попала в поле нашего зрения  случайно,
после первого срыва полгода назад, и с тех пор мы работаем с ней, хотя
и не столь успешно, как хотелось бы. К сожалению, она связалась  с  не
очень хорошей компанией...
    - Ну, это я уже знаю, дилайтмены.
    Харламов покачал головой.
    - Может быть, кто-то из ее приятелей и дилайтмен, однако  основная
компания - один из так называемых "эскадронов  жизни".  Слышал?  Культ
абсолютного лидера, религия типа "я хочу, и  точка!",  руководствуются
принципом удовольствия, неограниченного получения наслаждений.
    - Это хуже.
    - Еще бы. Просто хочушники, созерцатели и чистые наслаждены -  еще
куда ни шло, но "эскадроны" гораздо опасней, опасней в прямом  смысле,
потому что проповедуют еще и культ агрессивных влечений,  конкурентное
видение мира.
    - Конкурентные отношения - явление отнюдь не  экстраординарное,  а
самое нормальное.
    Харламов посмотрел на Мальгина  с  неопределенным  сожалением,  но
продолжать спор не стал.
    - Извините,  спешу.  Если  хотите,  можете  встретиться  с   нами,
поговорить о судьбе Купавы, если она вам не безразлична.  Может  быть,
ваша помощь окажется действенней.
    Раздумывая над словами инспектора,  Мальгин  приблизился  к  двери
квартиры Шаламова, мысленно приказал дверному автомату  открыть  вход,
но дверь не дрогнула. Клим озадаченно  потрогал  ее  пальцем,  "обнял"
пространство за стеной, разбившееся  на  ряд  пустых  комнат.  Никого?
Странно. Почему же не сработал автомат? Поменяли  код?  Или  приказано
никого не впускать?
    Мальгин  застыл,  полузакрыв  глаза,  мысленно  пробрался   внутрь
крошечного "мозга" дверного киба, поиграл мостиками  связей,  и  дверь
открылась.
    В квартире никого не было, и  во  всех  комнатах  стойко  держался
запах чужих людей. Впрочем, подумал хирург, переживая вспышку досады -
отзвук давней боли и обиды, Купава сказала, что  я  тоже  чужой  этому
дому. Знала бы она, какое это жуткое ощущение - чужой!..
    - Что скажешь? - спросил Клим советчика.
    - Мне здесь не нравится, - ответил Харитон.
    Хмыкнув,  Мальгин   прошелся   по   комнатам,   отмечая   перемены
обстановки, собрал мужские вещи, явно не принадлежащие Даниилу: майку,
шорты с  изменяющимся  рисунком,  тапки,  ремни,  значки,  пузырьки  с
одеколонами -  и  выбросил  в  окно  утилизатора.  Включил  уборщик  и
климатизатор с контуром озонирования,  остановился  возле  прозрачного
"фонаря"  мебельного  гарнитура  с  дарами  Шаламова   на   полках   и
почувствовал себя неуютно.  Подарки  не  только  излучали  будоражащее
тепло, завораживали взгляд и будили фантазию, но и настораживали. Клим
вдруг отчетливо осознал, что они опасны!
    Он открыл дверцу и попытался осторожно взять в руки туманную сферу
размером с два  кулака,  однако  удалось  это  ему  только  с  третьей
попытки: сфера  была  легкой  и  неуловимой,  как  тополиный  пух.  Ни
холодно,  ни  жарко,  ни  твердо,   ни   мягко,   хотя   прикосновение
чувствуется, веса - никакого, но в воздухе не зависает, что же  это  у
нее внутри?
    Клим присмотрелся, напрягая зрение, и словно провалился в глубокий
колодец, на дне которого зыбко дрожала  россыпь  золотых  монет...  не
монет, конечно, но и не звезд. Планет? Тоже не очень  похоже.  В  ушах
раздался раскатистый бархатистый шепот:
    - Иригути  кэнкоч.  Перегиб  не  фиксирован.  Предельная  масса  -
двести. Назовите, пожалуйста, координаты желаемого выхода.
    Мальгин перевел взгляд на одну  из  "планет",  та  запылала  ярче,
пространство вокруг хирурга шатнулось, так что желудок сжал  противный
спазм. Спохватившись, Клим "вышел" из  колодца,  с  облегчением  узнав
обстановку гостиной Шаламова,  однако  голова  прояснилась  не  сразу,
пребывая в состоянии странной обособленной невесомости.
    А сфера-то далеко  не  ординарная  вещь!  И  не  игрушка.  Иригути
кэнкон... На каком языке это сказано? На японском? И что  означает?  А
главное, что означает "назовите координаты выхода"? Может быть,  сфера
- какой-то передатчик, рация?
    Стараясь не дышать, Мальгин  опустил  невесомый  шар,  не  имеющий
видимых границ, на место, но как ни был осторожен, сфера  "посмотрела"
на него тяжело  и  недовольно,  как  потревоженный  сильный  зверь.  В
довершение ко всему Климу показалось, что в  момент  касания  сферы  с
подставкой все твердые предметы, вещи, стены на мгновение  расплылись,
как расплывается гитарная струна, если ударить по ней пальцем.
    - Хороши игрушки! - хрипло  сказал  Мальгин,  глядя  на  остальные
подарки Даниила: исчезающий "голыш",  свечу,  "стакан"  из  золотистых
нитей, кинжал с рукоятью, перетекающей в лезвие,  книгу  -  тяжеленный
фолиант с массивной на вид кожаной обложкой и  бронзовыми  застежками.
Книгу Мальгин видел впервые. Осторожно взял в руки, сдул пыль. Книга и
в самом деле была тяжелой, как свинцовый кирпич.
    - Не трогал бы ты здесь  ничего,  -  буркнул  Харитон.  -  Это  не
простые игрушки, в каждой скрыта неведомая сила.
    Мальгин, затаив дыхание, расстегнул застежку - внутреннее  видение
не соответствовало зрительному восприятию,  и  "книга"  на  внутреннем
экране виделась  черной  чашей,  до  краев  заполненной  расплавленным
металлом, - откинул тяжелую обложку и едва не выронил "книгу", на него
в упор взглянула чья-то безобразная морда!
    "Страница" книги под обложкой оказалась чем-то  вроде  прозрачного
окна, за которым простиралось мрачное ущелье,  заполненное  фиолетовым
дымом, и в дыму пряталась жуткая  бесформенная  фигура  с  крокодильей
мордой, тупо смотревшая перед собой.  Она  казалась  живой  и  неживой
одновременно, и чем больше Мальгин  смотрел  на  нее,  тем  живее  она
становилась. Клима пробрал озноб - существо явно оживало и  собиралось
выпрыгнуть из "окна"  страницы,  -  и  он  быстро  захлопнул  обложку.
Вздохнул с облегчением.
    - А страшно, черт побери! Конечно,  это  скорее  всего  видео  или
пси-проектор с набором слайдов, но впечатляет.
    В гостиной внезапно зазвонил "домовой".
    Мальгин невольно вздрогнул,  опустил  "книгу"  на  место,  включил
виом. Из светового веера выросло изображение лесной поляны  с  конусом
десантного галиона, а на переднем плане стоял Майкл Лондон  и  смотрел
на хирурга.
    - Клим, мой вам совет: заберите у Купавы  все  подарки  Даниила  и
отдайте на хранение безопасникам. Или  в  их  лаборатории.  Парни  там
серьезные, умные, профессионалы и знают, как следует изучать  подобные
мины с мощными зарядами  неприятных  сюрпризов.  Неужели  вы  сами  не
чувствуете?
    - Чувствую. - Хирург слегка покраснел. - Но не думал, что эти вещи
столь опасны.
    - Они непредсказуемо опасны, вот что  самое  плохое.  Ни  один  из
подарков на самом деле не есть то, что видит человеческий глаз, и даже
я не знаю всех свойств каждой  вещи.  Они  не  из  нашей  Вселенной  и
взаимодействуют с  континуумом  по  сложнейшим  законам,  половину  из
которых человечество еще не знает и узнает не скоро. Убедил?
    Мальгин, помедлив, кивнул.
    - Ну вот и славно. - Лондон помахал рукой,  и  связь  прекратилась
прежде,  чем  хирург  успел  остановить  бывшего   начальника   отдела
безопасности. Клим только теперь сообразил,  что  глыба  камня,  возле
которой стоял Майкл, в действительности была... "черным человеком"!  И
оба они были на Земле, в тропиках, судя по лесному окружению.
    - Прорицатель, - с оттенком пренебрежения сказал Харитон.
    Мальгин походил по комнате, лавируя между креслами,  микроклумбами
и деревьями в кадках, стилизованных под глыбы песчаника.
    - Ты не прав,  советчик.  Майкл  не  тот  человек,  который  любит
порисоваться. Если он находит время, чтобы предупредить,  значит,  эти
штуки и в самом деле  опасны.  Я  тоже  это  чувствую,  разве  что  не
конкретно, глубины видения не хватает. Поехали к безопасникам, отвезем
подарки, а потом уж будем думать, что делать дальше.
    Хирург с величайшими предосторожностями сложил подарки Шаламова  в
спортивную сумку, взвесил ее в руке - выдержат ли ручки? И в это время
снова раздался звонок "домового".
    Железовский. Он был взволнован и скрыть своих чувств полностью  не
мог.
    - Клим, на Ганса Варлица ночью было совершено нападение.
    - На Варлица?! Постой, постой, почему на него? И в связи с чем?
    - В связи с тем, что кое-кому хочется  развязать  кампанию  против
нас под лозунгом: "Интрасенсы  -  болезнь  цивилизации".  А  поскольку
болезнь опасна смертельно, лечить ее  надо  оперативно,  хирургическим
путем.
    - Ты... шутишь. - Взгляд Мальгина был откровенно недоверчив.
    - Какие уж тут шутки.  Это  второй  случай,  причем  очень  хорошо
подготовленный, мы не  можем  выявить  ни  количество  нападавших,  ни
конкретных  исполнителей,  ни  руководителей.  Так   что   осторожней,
пожалуйста, будь настороже, интуиция мне подсказывает,  что  и  против
тебя готовится какая-то акция.
    Мальгин улыбнулся.
    - Не волнуйся, я не беспомощен, хотя и не  вижу  причин  такого  к
себе отношения. А насчет Варлица надо сообщить в безопасность, Боянова
примет меры.
    - Безопасность знает, но там  не  все  чисто,  похоже,  происходит
утечка информации в лагерь наших недругов. Короче, я тебя предупредил.
Вечером с Игнатом будем у тебя, эксперт сообщит что-то важное, идей  у
него много.
    Железовский выключил канал со  своей  стороны,  виом  стал  просто
полупрозрачным облачком.
    И тут кто-то странно знакомый и чужой одновременно, потерявшийся и
одинокий,  снова  позвал  Мальгина  из  невообразимой  дали,   пытаясь
передать что-то значительное, жизненно  необходимое,  полное  скрытого
смысла.   Клим   попытался   запеленговать   источник    пси-передачи,
превратившись в колоссальной чувствительности антенну, но  его  усилия
активизировали дремлющую до поры до времени память "черного человека",
и хирург потерял сознание, не успев как следует подготовиться к  "фазе
чужого".

                               Глава 5

    Экипаж работал слаженно и точно, как пальцы  руки,  координируемой
"мозгом" - инком спейсера, и в другое время Джума  обязательно  оценил
бы  подготовку  профессионалов  погранслужбы,   но   из-за   недавнего
разговора с Бояновой, во время которого  он  вдруг  высказал  сомнения
насчет полного контроля Мальгиным самого себя, у  безопасника  пропало
настроение: все казалось, что он предал хирурга, обманул, подставил, и
мысли об этом терзали душу не хуже кошачьих когтей.  Вспомнился  тезис
отца: ищи изъяны не в сопернике, а в  себе,  а  тот,  кому  ты  нужен,
оценит тебя сам.
    - Единственный вопрос - нужен ли я ей, - вслух пробормотал  Джума,
держа в памяти образ Карой. - Во всяком  случае,  нужен  ли  так,  как
Мальгин. Если да - шанс еще есть, к  тому  же  это  зыбкое  равновесие
долго продолжаться не может, да  и  не  видно,  чтобы  Клима  особенно
занимали думы о Карой, иначе он уже нашел бы ее на "Эдипе-2"...
    - Минутная готовность, - проговорил динамик голосом  инка  в  зале
координации.
    Джума переглянулся с сидевшим рядом Бегичем. Молодой пограничник с
момента посадки тихонько насвистывал какую-то мелодию и не цеплялся  с
необязательными  разговорами:  несмотря   на   молодость   и   вопреки
жизнерадостной натуре, был он работником  опытным  и  рос  на  глазах.
Покидая Горловину, числился Бегич в реестре  погранслужбы  грифом,  то
есть  имеющим  полномочия  на  действия  по   индивидуальным   планам,
возвращался же туда он коброй - командиром обоймы риска.
    - Старт! - прозвучал в зале тот же голос,  и  черное  пространство
ринулось на людей сквозь виом,  заполнило  собой  Вселенную,  погасило
мысли и чувства...
    Джума "всплыл" из беспамятства одновременно с Бегичем, практически
тотчас же после финиша - схода спейсера со "струны",  что  говорило  о
завидном здоровье обоих.
    - Пять минут на контроль, - сказал инк спейсера, носивший  звучное
имя Портос.
    Слепая белая стена перед людьми в зале превратилась в слой дыма  и
исчезла, открыв взору Галактику в направлении  созвездия  Стрельца,  в
котором располагалось и Солнце -  неяркая  желтая  звездочка  на  краю
темного провала. Слева у обреза виома с периодом  в  несколько  секунд
мигала голубоватая звезда, то исчезая на фоне скопления  галактик,  то
появляясь вновь.
    - Лацертид  [Лацертид  -  точечный  радиоисточник;  класс   звезд,
названных по одной  из  радиозвезд  в  созвездии  Ящерицы  (Ящерица  -
Lacerta).], - кивнул на звезду Бегич. - Почти тысяча парсеков  отсюда.
Туда ушел мой друг  на  "Яузе".  А  галактики  за  звездой  -  сейферт
[Сейферт  -  т.  н.  сейфертовская  галактика,  гигантская  спиральная
галактика с активным ядром (предположительно - "черной дырой").] к ним
еще сто лет назад ушел автомат "Китеж", но вернется ли - неизвестно.
    - А что это за дыра? -  помолчав,  кивнул  Джума  на  пропасть  по
центру виома, в которой не было видно ни одной искры света.
    - Войд  [Войды  -  гигантские  пустоты  (ячеи)   между   волокнами
сверхскоплений галактик, вместе с волокнами формируют сетчато-ячеистую
структуру нашего домена Вселенной.], - сказал Бегич. - Диаметр - около
десяти миллионов парсеков. Хотел бы я полетать там, на воле,  пощупать
настоящий вакуум.
    - Похоже, ты работаешь не там, где хотел.
    - Да нет, почему, погранслужба - мое призвание, а космос -  хобби.
Люблю космологические построения и все, что связано с тайнами рождения
Вселенной. Осуждаешь?
    Джума покачал головой, разглядывая раскрасневшегося парня.
    - Завидую.
    - Разброс координат точки  выхода  -  три  нуля  семь,  -  доложил
Портос. - До "серой дыры" около миллиона километров, слышу маяк.
    Почти в центре виома запульсировал оранжевый огонек.
    - По  донесениям  наблюдателей,  проникатель  маатан  дрейфует   к
Ящерице со скоростью  в  одну  сотую  световой.  Целеуказание  принял,
включаю шпуг.
    Чуть  в  стороне  от  огонька  маяка   вспыхнуло   алое   колечко,
перечеркнутое призрачным крестом визира.
    Тела людей на мгновение потяжелели, и тут же  неприятные  ощущения
исчезли.
    Движения не  чувствовалось,  казалось,  спейсер  стоит  на  месте,
лишенный маневра и энергии, но  в  алой  окружности  вскоре  появилась
маленькая зеленая искорка, на глазах превращаясь в звезду,  светящееся
пятно, облако и, наконец, в  диковинную  конструкцию,  передергиваемую
полями свечения.
    Маатанский транспортник напоминал уродливую дыню  с  проломами  на
"носу" и "корме" и весь оброс бахромой каких-то металлических  на  вид
ажурных башен, антенн и труб.
    - Красив! - нарушил молчание Бегич. - Такого я еще не  видел.  Что
будем делать?
    - Машина в вашем распоряжении,  -  прорезался  в  наушниках  рации
голос командира  спейсера.  -  С  этого  момента  мы  -  пассажиры  на
контроле. Передача управления, блок снят.
    - Принял, - сказал Джума Хан, покосившись на Бегича.
    - Подтверждаю, - отреагировал Портос. - Драйвер-прима - Джума Хан.
    - Дистанционное обследование объекта.
    - Посылаю "пчел".
    Спейсер выстрелил капсулу "Роя-100", зеленой иглой  промелькнувшую
по виому. В двухстах километрах  от  маатанского  проникателя  капсула
разделилась  на  сотню  автоматических  зондов  наподобие   тех,   что
использовал когда-то Шаламов.
    - Можно, я проберусь в него?  -  предложил  кто-то  из  пилотов  в
отсеке десанта.
    - Это кто такой быстрый?
    - Гриф Паат Хузангай.
    Бегич перешел на личный диапазон связи, ткнув пальцем в рот.
    - Я  его  знаю,  пилот  экстра-класса.  Кстати,  это  он  ходил  с
Ромашиным на Юпитер.
    Джума кивнул, давая понять, что принял слова Бегича к сведению.
    - Ваше время придет, маэстро Хузангай.
    В течение получаса они наблюдали за действиями "пчел", пока Портос
собирал сведения от них, суммировал и готовил  вывод.  Но  вывод  этот
ошеломил всех, даже бывалых пограничников.
    - Это нематериальный объект, - бесстрастно сообщил инк. - На самом
деле транспортник маатан - голографический  мираж,  динго.  Устойчивый
волновой пакет. Пройти вовнутрь вы можете, но вряд ли десант  обогатит
науку, а тем более практику контакта. К тому же  боюсь,  что,  нарушив
структуру пакета, мы его просто превратим во вспышку света.
    - Однако надо же посмотреть, что он нес внутри.  Как  он  появился
здесь? Именно из "серой дыры"?
    - По мнению наблюдателей - а "дыру" изучают около десятка  научных
групп, - проникатель появился внезапно, словно выскочил из "струны"...
или из самой "серой дыры", что не исключено.
    - Значит, если он прорвался сквозь мембрану  "серой  дыры"...  его
материальный субстрат остался там, в "дыре"?
    - Вы очень образно выразились, хотя это  не  более  чем  гипотеза.
Посоветуйтесь с физиками, с их лидером Новиковым. Могу дать связь.
    - Позже. Хузангай, вот и настал твой черед.
    - Готов. Машина?
    - Что-нибудь маленькое и  юркое,  надо  быть  предельно  точным  и
осторожным.
    - "Орех"? Меньше только обычный "заскок", но у него тяга слабовата
и ресурс маловат.
    - Хорошо, пусть будет "орех".
    Спейсер  выплюнул   тетраэдр   "ореха"   -   аппарат,   специально
предназначенный  для  спасательных  операций  внутри   зданий,   шахт,
подземных коммуникаций и других объектов с ограниченным объемом.
    Мигнув алыми габаритными  огнями,  аппарат  выписал  две  красивые
петли и пропал на фоне светящейся горы чужого  корабля,  загородившего
всю  переднюю  сферу  обзора.  Камеры  "ореха"  включились,  когда  он
вплотную приблизился к загадочному  призраку  некогда  существовавшего
космолета "черных людей".
    - Локацию не включать, - предупредил Портос. - Не поможет. В вашем
распоряжении только интуиция и глаза.
    - Не будь  занудой,  Портос,  -  весело  ответил  Хузангай.  Джума
встретил взгляд Богача и пробормотал:
    - Не  бойся  умного  лихого,  говорит  древняя  пословица,   бойся
смирного дурного. Тебе твоя интуиция ничего  не  говорит  -  что  там,
внутри этого портрета тьмы и света?
    - Ничего, - осклабился Бегич. - Моя интуиция  работает  только  на
опасность, а этот монстр безопасен, как отражение в зеркале.
    "Орех" вошел в стометровый пролом в корме корабля, хотя кормой эту
его часть  можно  было  назвать  условно,  и  пропал  из  виду.  Виом,
принимающий передачу с камер аппарата, показал громадную  бесформенную
полость, сплошь заросшую лесом все тех же конструкций, что  и  внешняя
оболочка левиафана. Цвета в полости  преобладали  коричнево-зеленые  и
фиолетовые, мрачные.
    Проплыли мимо поля дырчатых пластин, заросли толстых  труб,  холмы
черно-серой пены. Проход сузился, теперь  "орех"  плыл  сквозь  месиво
"корней" и "корнеплодов" величиной с аппарат и больше, затем углубился
в петлистый сине-сизый туннель с гладкими стенами, ни дать ни взять  -
кишка диаметром шесть-семь метров.
    Ничего неожиданного не происходило и не могло произойти, разведчик
путешествовал  внутри  устойчивого  голографического  миража,   слепка
некогда существовавшего исполина,  однако  люди  следили  за  полетом,
затаив дыхание, и ждали чудес.
    "Кишка" вывела аппарат в "желудок" - еще  одну  полость,  поменьше
первой, в которой тем не менее  свободно  уместился  бы  спейсер  типа
"Шевалье". И в центре полости все увидели сверкающий "ледяной" айсберг
орилоуна. Впрочем, не один -  орилоунов  здесь  скопилось  около  двух
десятков, большинство - мертвых, почерневших, но два или три сохранили
влажный блеск и гармонию жизни.
    Кто-то прищелкнул языком, видимо,  впервые  оценив  красоту  линий
орилоунских "храмов".
    - Это его груз? - прервал молчание Бегич.
    - Вероятно. Обычно проникатели развозили "черных людей",  но  были
случаи и перевозки орилоунов, разве что не в таких масштабах. Куда  же
он их вез? И довез ли?
    - Для установки в других районах Галактики, куда же еще.
    - Может, ты и прав, только запоздали  они  с  расселением.  Вполне
вероятно, что корабль путешествовал по Вселенной сотни миллионов, если
не миллиарды лет.
    - Вывод не очевиден, - вмешался  Портос.  -  Волновая  матрица  не
может жить так долго, в космосе слишком много возмущающих факторов...
    - Это не вывод -  свободный  полет  мысли.  Хузангай,  ищи  проход
дальше, в рубку этого дредноута.
    Пилот молча тронул аппарат с места.
    Через час он  проник  в  "рубку"  маатанского  космолета:  большой
треугольный зал с перепончатыми  стенами  и  черным  зеркалом  экрана,
перед которым на "журавлиных гнездах" восседали черные  глыбы  маатан;
Джума насчитал их восемь. Кроме того, в недрах  корабля  прятался  еще
один жилой, или пассажирский, отсек, где счет шел уже на сотни "черных
людей".
    - Кладбище, - донесся негромкий возглас пилота, когда  он  облетел
пассажирский отсек.
    Примерно такие  же  чувства  охватили  и  остальных  зрителей,  на
которых произвел впечатление масштаб трагедии. Хотя, с другой стороны,
как сказал инк спейсера, свободное путешествие волнового слепка еще не
есть подтверждение гибели оригинала. Оптимизма,  правда,  эта  реплика
экипажу не прибавила.
    Закончился разведрейд печально.
    То ли Хузангай  забыл  об  осторожности  и  нечаянно  задел  стену
выходного туннеля, то ли контакт произошел  на  уровне  взаимодействий
полей и излучений, но в один краткий миг  колоссальный  корабль  вдруг
исчез, лопнул как мыльный  пузырь.  "Орех"  остался  висеть  в  пустом
пространстве, словно и не путешествовал  в  недрах  чужого  космолета.
Ошеломленные случившимся, пограничники не сразу пришли в себя,  решая,
что делать дальше. Как  выразился  словами  Пастернака  Бегач:  "Здесь
прошелся загадки таинственный коготь", - но загадку ту решать не нам.
    ...Этот день ничем не отличался от  предыдущих  -  ни  количеством
заполнявших  его  событий,  ни  напряжением  мысли,   ни   напряжением
действия, разве что закончился иначе, неожиданней.
    В десятом часу вечера по  сети  "спрута"  пришли  одно  за  другим
сообщения   о   хищениях   партий   оружия:   первое   -   со   склада
Североамериканского филиала погранслужбы, второе  -  с  базы  "Лама-2"
Азиатского филиала военного музея. Боянова выслушала сообщения  внешне
спокойно, однако  Шевчук,  с  которым  она  обговаривала  план  работы
сектора, знал комиссара достаточно хорошо, чтобы отметить  мелькнувшую
в ее глазах тревогу. Вернее, беспокойство.  Но  не  растерянность.  Не
было еще таких обстоятельств, которые могли заставить  Власту  Боянову
растеряться.
    - Твой вывод? - спросила Боянова мысленно.
    Умник ответил с некоторым запозданием, как человек, собиравшийся с
мыслями, на  самом  деле  он  советовался  с  другими  инками  сети  и
формировал оптимальный ответ.
    - Затея с  оружием  не  может  быть  самостоятельной  акцией,  она
привязана  к  чему-то,  а   поскольку   сегодня   самым   опасным   из
дестабилизирующих   общество   факторов   является   кампания   против
интрасенсов, будет логично связать эти события.
    - По-вашему, планируется прямое уничтожение интрасенсов? С помощью
засад? Чепуха! Это несовременное решение проблемы.  Если  бы  те,  кто
стоит за спинами исполнителей диверсий, хотели уничтожить интрасенсов,
они бы  действовали  иначе,  через  компьютеризированные  комплексы  с
использованием новейших средств защиты и уничтожения.
    - В таком случае похищение оружия - отвлекающий маневр.
    - Маневр с риском попасться и выдать  готовящуюся  операцию?  Нет,
здесь что-то другое. Выяснить бы, кто стоит за всем этим.
    - Человек,  дерзнувший   бросить   вызов   безопасности,   сильный
противник.
    - Обычно люди сильны до тех пор, пока отстаивают сильную  идею,  а
какая сильная идея может быть у адептов террора? Да и  не  может  один
человек  пойти  против  системы,  скорее  всего  заработала   какая-то
организация типа фундаменталистских или анархо-террористических.
    Умник промолчал.
    - Мне  пора  идти,  -  напомнил  о  себе  Шевчук,  который  слышал
разговор, будучи включенным в сеть "спрута".  -  Посмотрю  на  местах,
совпадает ли "почерк" хищений.
    Боянова кивнула, отпуская заместителя, подождала, пока  он  уйдет,
снова вызвала Умника:
    - Нашли Лондона?
    - Пока  нет,  но,  похоже,  гипотеза  о  его  "закодированных"   в
компьютерной сети сообщениях  подтверждается.  Оперативная  служба  на
него выйти не смогла, в Солнечной системе его, наверное, нет.
    - Продолжайте поиск, подключив пограничников.  Кроме  того,  дайте
мне список лиц, имеющих доступ  к  информации  "спрута"  -  раз,  и  к
информации с грифом "служебная тайна" - два.
    - Включая консортников? [От консорт - "линия" - личная линия связи
с компьютерными системами, позволяющая обладателю пользоваться данными
в режиме особых полномочий.]
    - Их в первую очередь.
    Через  пять  минут  принтер  выплюнул  лист  пластпапира  с  тремя
десятками фамилий, и Боянова  принялась  изучать  его,  делая  пометки
световым карандашом. Потом вызвала Умника:
    - В десять часов у меня  должен  был  быть  математик  ксеноцентра
Железовский.
    - Сейчас проверю. Он дома, - сообщил инк через несколько секунд. -
Дать канал?
    - Кажется, слово "обязательность" он не жалует.
    Вспыхнувший виом открыл окно в квартиру Железовского, заставленную
прозрачными шкафами с образцами всевозможных руд. Математик в халате с
изображениями старинных автомобилей возился у одного из шкафов. Поднял
взгляд на комиссара, ничуть не удивившись звонку.
    - Извините, что оторвала вас от творческой  работы,  -  с  иронией
проговорила Власта. - Вы хотели навестить наш отдел...
    - Передумал,  -  лаконично  ответствовал   Железовский.   -   Ваше
предложение насчет работы мне не подходит.  Извините.  Во-первых,  все
интрасенсы - индивидуалисты, жаждущие свободы в максимальной  степени,
и я не исключение. Я предпочитаю заниматься тем, что мне  нравится.  А
во-вторых: живи тихо - не увидишь лиха.
    Бояновой показалось, что Железовский при этом лукаво подмигнул ей,
но вряд ли это соответствовало истине.
    - Насчет лиха - это ваш девиз?
    - Просто человек я осторожный и люблю комфорт.  -  Аристарх  повел
рукой вокруг. - Камни - моя страсть. Не хотите оценить коллекцию?
    - Некогда,  -   отрезала   Власта,   выключая   виом.   Она   была
раздосадована и разочарована до такой степени, что не  сразу  ответила
на вопрос Умника:
    - Я вам еще нужен?
    - Нет, - ответила она уже спокойней и пробормотала: - Ну и ну! Что
в тебе нашла Забава? Не понимаю!
    Позвонив домой и предупредив дочь, что будет ночевать у сестры,  в
пол-одиннадцатого вечера Боянова воспользовалась метро управления и  в
одиннадцать была уже в Вылкове, пригороде Софии, где жила Забава.
    По местному времени было всего лишь девять вечера,  но  темнота  и
здесь властвовала над землей и небом.
    Отпустив такси, Боянова мельком посмотрела на плывущие над головой
алые огоньки чужой машины, подумала: прикрытие, наверное, любит  Алекс
архаику, - и тут же забыла об этом. Лифт вознес ее на семнадцатый этаж
здания-пирамиды, а спустя минуту она уже входила  в  квартиру  сестры:
жилой стандарт - четыре комнаты, кухня, сауна.
    Забава примеряла  новое  платье,  вырастив  из  стены  треугольник
зеркала. Оглянулась на звук шагов.
    - Как я тебе?
    Комиссар оценивающим взглядом прошлась по фигуре сестры.
    - Весьма недурно. Однако носить такое можно только вечером.
    Платье горело, то есть впечатление было такое,  что  легкая  ткань
вспыхнула  и  горит  бездымно,  трепеща   язычками   пламени:   алыми,
оранжевыми, голубыми и  фиолетовыми.  Сквозь  неумирающее  и  нежгучее
пламя изредка то  туманной  кисеей,  то  рельефной  скульптурой  -  на
мгновение - проступало прекрасное тело молодой девушки, полное  сил  и
женственности.
    - Стиль "аутбэст",  -  проговорила  Забава  смущенно.  -  Зиркорн,
конечно. И все же красиво, да?
    Она небрежно взмахнула рукой, и платье вдруг  стекло  к  ее  ногам
лужицей  света.  Оставшись  в  бикини,  девушка  нагнулась,  подобрала
"лужицу", превратившуюся в ленту, бросила в дырчатую пластину стенного
шкафа, который проглотил  ленту  и  заурчал,  как  сытый  кот,  ожидая
приказа. Забава щелкнула пальцами,  надела  выданный  шкафом  халат  -
ничего не  скрывающий  по  сути,  прошлась  перед  сестрой,  покачивая
бедрами, и обе засмеялись.
    Спустя несколько минут сестры вырастили в спальне мебель по вкусу,
приготовили напитки и  устроились  в  уютном  уголке  комнаты,  делясь
впечатлениями от прожитого дня и последними новостями. Они были  очень
похожи, особенно бровями, густыми и широкими; но у  Забавы  лицо  было
смуглое и тонкое, с твердым подбородком и такими же твердыми,  резными
губами, с глазами-сапфирами, а лицо Власты светилось  белизной,  такое
же тонкое - один и тот же резец их  вырезал,  -  но  более  мягкое,  с
губами  пухлыми,   готовыми,   казалось,   сложиться   в   улыбку,   и
желто-зелеными  глазами.  Правда,  в  отличие  от   сестры,   комиссар
улыбалась редко, в исключительных  случаях,  а  вот  характеры  у  них
получились одинаковые: решительные, сильные, властные.
    - Что ты в нем нашла? - пробормотала младшая сестра, насмотревшись
на Забаву. - Тебе на вид двадцать, ты красивая, изящная и  умная...  а
он - бегемот с фигурой Геракла,  бифкейк  [Бифкейк  -  сплошные  мышцы
(англ.).] с едва заметным проблеском мысли...
    Забава с изумлением посмотрела на сестру.
    - Власта, что с тобой? Ты об Аристархе? Всерьез?
    - О нем, о ком же еще.
    - Да ты же его не знаешь совсем! Это... это... - Забава  не  нашла
слова и только зажмурилась изо всех сил. Потом недоверчиво заглянула в
глаза Власты: - Что произошло между вами?
    Она могла свободно читать  в  душе  сестры,  воспринимать  бег  ее
эйдетических образов - процесс мышления, но никогда не делала этого, и
даже не в силу этики интрасенсов - в силу безоговорочного доверия.
    - Он отказался работать в отделе, - поморщилась Власта. - Придумал
какую-то смехотворную причину... хотя, вероятней всего, это  лень  или
трусость!
    - Власта!
    - Ну не буду, не буду, раз тебя это задевает.  Он  меня  вывел  из
себя, отсюда и настроение соответствующее. А тут как назло  начинаются
странные события и  нужен  очень  хороший  эфаналитик,  чтобы  сделать
верный прогноз.
    - Он очень хороший аналитик, а математик от Бога.
    Власта улыбнулась, провела рукой по щеке сестры.
    - Надо же, как ты его защищаешь. А разница в возрасте не  смущает?
Ведь ты старше его на тридцать лет. Впрочем, - комиссар пригорюнилась,
- извини, при чем тут возраст? Просто я никогда  не  думала,  что  моя
железная сестра, идеал строгости,  точного  расчета,  вкуса,  свободы,
целеустремленности, способна  влюбиться  так  по-девичьи,  бездумно  и
щедро.
    - Закрыть глаза на событие - еще не значит уничтожить это событие.
Хотя я сама не поверила, когда поняла. И встречались мы с ним всего-то
несколько раз... Тянет меня к нему, понимаешь? Ничего не могу поделать
с собой, хоть плачь.
    - А он?
    - А он весь в себе: что-то  ищет,  к  чему-то  стремится,  чего-то
добивается, но - один! И прочитать его я не могу, понимаешь?  То  есть
пытаюсь, но он закрыт, заблокирован, как... как  вход  в  пещеру,  где
спрятаны несметные сокровища.
    Власта улыбнулась.
    - Ты уверена, что сокровища существуют?
    - Чаще да, а иногда... хочется убить его или хотя бы избить,  лишь
бы увидеть, что он прячет  в  себе.  -  Забава  всхлипнула.  -  Изверг
каменный! Истукан! Индивидуалист несчастный!
    Женщины обнялись, притихли.
    - Тебя что-то еще беспокоит? - шепнула Забава.  Она  хорошо  знала
заботы сестры  и  была  в  курсе  всех  дел,  которые  велись  службой
безопасности.
    - Границы допустимого, - так же  шепотом  ответила  Власта.  -  До
каких пределов могут дойти братья "Ордена" в борьбе с интрасенсами,  с
тобой в том числе. Я боюсь за тебя.
    - А ты не бойся, мы способны постоять за  себя,  я  в  том  числе.
Атака на интрасенсов, комиссар, это не есть цель "Ордена", его цель  -
дестабилизация работы службы безопасности, единственной  прочной  базы
общества. Кто-то хочет сменить формулу существования земной  федерации
Советов как таковых и парламента в частности.
    - Может быть, они правы, и безопасность - анахронизм?
    - Во все времена только этически зрелые дисциплинарные  коллективы
были способны решать самые сложные задачи, в том числе и  по  крупному
счету, к примеру - задачу сохранения  жизни  на  Земле,  а  отнюдь  не
"свободные"  от  условий  и  ограничений   анархистские   организации,
ставящие во главу угла  "абсолютную  свободу"  личности.  Человеческая
свобода не тождественна всемогуществу.
    - По-моему, ты комиссар отдела больше меня, но в одном  ты  права:
дисциплинарные коллективы, несущие ответственность, всегда были  нужны
человечеству, нужны и сейчас. Истинное  сообщество  -  это  сообщество
ответственных личностей, а не толпа  свободных  от  любой  зависимости
удальцов. Нас же хотят  заставить  не  трогать  тех,  кто  проповедует
"истину  толпы",  способной  ради  удовольствия  разнести  не   только
продуктовую базу, но и всю Землю, а главное - тех,  кто  строит  планы
физического уничтожения неугодных. И  самое  страшное,  что  находятся
исполнители!
    Забава вздохнула.
    - Чему  ты  удивляешься?  Высочайшие  взлеты  человеческой  мысли,
разнообразие и утонченность культуры  и  наш  рафинированный  гуманизм
всегда будут уживаться с  разгулом  низменных  страстей,  наркоманией,
терроризмом   и   просто   хулиганством.   Таков   человек,    Власта.
Биологическая эволюция не успела до сего времени вычистить в  человеке
агрессивность,   трусость,   алчность,    вероломство,    страсть    к
стяжательству, лживость и так далее, и, быть может, мы, интрасенсы,  -
последняя  попытка  эволюции  в  этом  направлении.  Поэтому   нас   и
ненавидят. Не все, далеко не большинство, но еще многие.
    - Один из их лозунгов: интрасенсы больны,  болезнь  их  заразна  и
ведет человечество к вырождению и гибели. - Власта  слабо  улыбнулась,
целуя сестру в щеку. - Это ты-то больна? Да я за тебя жизнь отдам!
    В  прихожей  вдруг  заиграла   мелодию   дверь.   Власта   увидела
расширившиеся глаза Забавы и в тревоге привстала.
    - Что?!
    - Это он! - еле прошептала старшая сестра.
    - Кто?
    - Железовский!
    - Желе... Аристарх? Не может быть! - Власта  вышла  в  прихожую  и
открыла дверь. Перед ней с непроницаемым лицом горой высился  Аристарх
Железовский собственной персоной.
    - Добрый вечер, -  вежливо  пророкотал  он  своим  -  не  басом  -
подземным гулом. - Если гора не идет к Магомету...
    - Что? - Власта на мгновение растерялась,  за  что  потом  казнила
себя весь вечер. - О чем вы?
    - Ну, я же вас приглашал к себе. А если  гора  не  идет,  то  идет
Магомет. Вот я и пришел объясниться.
    - Ах, вот о чем речь! - Легкая краска легла на щеки  комиссара,  в
глазах промелькнули иронические огоньки. - Мне казалось,  что  мы  все
выяснили. Что ж, заходите, Магомет, если в этом есть смысл.
    - Власта, - с укором позвала появившаяся в проеме двери Забава,  -
гость всегда гость, при чем тут смысл. Заходи, Аристарх.
    Власта молча посторонилась.
    В гостиной женщины усадили математика на  диван  и  принялись  его
разглядывать до тех пор,  пока  не  почувствовали  неловкость.  Власта
сдалась первой, засмеялась и ушла  на  кухню.  Вернулась  с  плавающим
подносом, протянула Аристарху красивый резной стакан с янтарным соком,
взяла другой, толкнув поднос в сторону сидевшей с нерешительным  видом
Забавы. Железовский кивком поблагодарил, отпил  глоток  сока  и  снова
превратился в изваяние, изредка поглядывая то на одну, то на другую.
    - Итак? - произнесла Власта.
    - Начну с того, -  сказал  Железовский,  -  что  я  принимаю  ваше
предложение работать в отделе. По многим причинам. Главная  из  них  -
прямая утечка информации, я не мог сказать вам это по видео.  Конечно,
я не Бог, просто хороший математик и согласен  с  формулой  эфанализа:
глубина предвидения ограничена. И все же попытаюсь кое-что сделать для
вас.
    - Для нас? - не выдержала Власта. - А разве не для вас в  конечном
счете? И не переоцениваете ли вы свои силы?
    Железовский порозовел, хотя очень старался держаться невозмутимо.
    - Не переоцениваю.
    - Оперативной информацией мы вас снабдим, но вам придется  сделать
не  стандартный  эфанализ  с  выдачей  прогноза,  а  определить  центр
дестабилизирующих  общество  сил,   понимаете?   Надо   очень   хорошо
разбираться в жизни общества, которое в наше время представляет  собой
сложнейший  организм,  мозаику  разнообразных  форм  производственных,
политических и общественных организаций. Вас это не пугает?
    - Нет.
    - Вы заявили, что интрасенсы - индивидуалисты и не любят  работать
под каким бы то ни было давлением, что же движет вами? Вы случайно  не
относитесь к тем, кто называет себя "рыцарем эскадрона жизни"?
    - Власта! - слабо запротестовала Забава.
    Легкая улыбка тронула твердые губы Железовского.
    - Кто-то из философов говорил: "Быть на стороне закона - такое  же
захватывающее дело, как и  быть  против  него".  Мне  лично  интересно
работать на стороне закона. Проведите  мне  консорт-линию,  Власта,  и
чтобы об этом знали только двое: вы и я. Умник тоже не  должен  ничего
знать.
    - Каким образом можно  получать  информацию  через  компьютер,  не
подключая его?
    - Сообщите мне параметры инка, и я дам вам рекомендации. И учтите:
против вас... нас работают  очень  хорошие  специалисты,  эфаналитики,
политологи,  социологи,  технари,  недовольные  своим   положением   и
отсутствием тех возможностей, которые открылись у интрасенсов.  Это  -
элита, и вам придется в ходе следствия с этим считаться,  если  хотите
довести дело до логического конца. Конечно, это  люди  -  без  особого
полета фантазии, номенклатурные работники,  но  в  их  руках  реальная
власть.
    - Откуда вы это знаете? - почти шепотом спросила Власта.
    Железовский подмигнул  Забаве,  сломав  на  миг  невозмутимость  и
превратившись в лихого удальца.
    - Ветер носит. Но что бы вы ни думали обо мне, приближается  новая
волна стихийной борьбы с творческим потенциалом, с генераторами  идей,
с людьми, одаренными Богом, которые всегда во все  времена  раздражали
аппарат власти.  При  любых  правительствах  и  режимах.  Как  говорят
новоявленные пророки: грядет очищение мира от  скверны  инородцев!  От
нас то есть. А заодно и от всех, кто довел себя до кондиции таланта. -
Математик допил сок, легко встал. -  Извините,  спешу.  Позвоните  мне
утром, Власта, по личному каналу. Забава его знает.
    Вышел. Совершенно бесшумно.
    Женщины остались сидеть, глядя друг на друга.
    - Нахал, - нарушила молчание Власта.
    - Мальчишка, - печально улыбнулась Забава.

                               Глава 6

    Ощущение полета и  сказочной  легкости  потрясало  настолько,  что
хотелось петь и мчаться, опережая ветер и  свет.  Однако  длилось  это
ощущение недолго: накатилась вдруг волна тоски, мир внизу,  голубой  и
зеленый, покрылся серым налетом, солнце скрылось  за  мрачной  пеленой
туч. Похолодало.
    Крылья стали тяжелыми, а тело потеряло  легкость  и  обтекаемость,
голова явно перевешивала хвост, и приходилось напрягать шейные  мышцы,
чтобы не перейти в пикирование. И очень мешали лапы...
    Мальгин проснулся.
    Сон, в котором он существовал  в  образе  могучего,  но  одинокого
орла,  навещал  его  регулярно,  и  хотя  не  приносил  неудобств,  но
запоминался щемящим и неуютным чувством одиночества, чувством, которое
ранило больней удара  шпаги.  Однако  в  памяти  сохранился  еще  один
эмоциональный    след,    отзвук    далекого    зова,    раздражающего
таинственностью и неповторимым ароматом инородности и в  то  же  время
родства. Зов этот не был целенаправлен, то есть он звучал как призыв о
помощи, сигнал SOS, предназначавшийся всем,  кто  его  услышит,  но  и
криком помощи назвать его было  трудно.  Зовущий  не  ждал  ответа,  и
печальный зов - пакет пси-волн, не мысль, но и  не  эхо  инстинкта,  -
мчался в пространстве, достигал мозга Мальгина и реализовывался фразой
тарабарского языка, полной непонятных чувств (кроме  печали,  ощущения
потери и горечи - что воспринималось сразу) и  еще  более  непонятного
смысла.
    Мальгин  поднял  руки   ладонями   к   себе,   привычно   раскачал
температуру: голова - лед, ноги - огонь,  -  и  ладони  засветились  в
темноте, словно были вылиты из раскаленного стекла.
    - Вставай, орел, - пробормотал он сам себе.
    В душе царила ночь, бескрайняя пустота,  где  далеко-далеко  сияли
две звезды - Купава и Карой.  Идти  никуда  не  хотелось,  мозг  искал
возможность спрятаться от ужаса внутренней пустоты и хватался за любую
возможность отвлечься  от  привычного  потока  дум,  зациклившихся  на
ощущении безвыходности. Самыми  приятными  отныне  становились  минуты
после схваток с памятью "черного человека", когда мозг освобождался от
информационных "шлаков"  и  отходов  физиологических  реакций.  В  эти
минуты Мальгин, выражаясь высоким  штилем,  пил  "божественный  нектар
сумеречного сознания" и отдыхал.
    Клим попытался еще раз определить координаты зовущего, углубился в
космос насколько мог далеко, но услышал только слабый  отзвук  чьей-то
мысли, явно нечеловеческой: словно где-то на краю  Вселенной  заплакал
ребенок...
    И снизошла на него вселенская печаль, с горькой  усмешкой  подумал
хирург, расслабляясь. Потом встал и поплелся умываться.
    Душ придал телу толику бодрости,  сразу  захотелось  есть,  словно
организм  вспомнил   об   увеличении   энергозатрат,   необычных   для
нормального человека, но обычных для интрасенса, живущего ускоренно  и
раскованно. Проглотив завтрак, Мальгин полюбовался серебристым туманом
"магической сферы", лежащей на полке  шкафа,  за  небьющимся  стеклом,
однако трогать не стал, интуиция  требовала  осторожности.  Исчезающий
"голыш" исправно продемонстрировал свои возможности,  как  только  его
перевернули,  что  сопровождалось  гулким  ударом  на  пси-уровне,   и
появился на прежнем месте через  семь  минут.  Клим  покачал  головой,
подумал: я еще разберусь с вами, подарочки! - на  что  Харитон,  редко
вмешивающийся во внутренние монологи и диалоги хозяина с самим  собой,
хмуро проворчал:
    - Не трогал бы ты их на самом деле, предупреждал же Лондон.
    - Я и с ним еще разберусь, -  неопределенно  пообещал  Мальгин.  -
Говорил бы прямо, чем они опасны, а то напустил туману...
    Некоторое время он колебался, не зная,  куда  податься:  то  ли  к
Купаве домой, то ли в институт, и выбрал  последнее.  Решение  созрело
давно, и следовало расставить точки над "i".
    В его кабинете работал Заремба.
    Увидев хозяина, он сделался пунцовым,  сорвал  с  головы  эмкан  и
встал, впервые не найдя, что сказать. Так они смотрели друг  на  друга
долгие две секунды, потом Клим сделал жест: освободи место, мол,  -  и
молодой нейрохирург с готовностью отскочил от стола.
    Мальгин обошел его, пробежал глазами плывущие  по  черной  гладкой
поверхности стола строки, выслушал мысленный рапорт секретаря  и  сел.
Поднял глаза на Зарембу:
    - Не выдержал?
    - Извини, - буркнул Иван, пряча глаза, потом оживился. - Да и  что
здесь такого? Ну, поработал с Гиппократом,  побеспокоил  эм-синхро  из
твоего ящика...
    - Не хитри, Иван, ты искал информацию обо мне, вернее,  о  "черных
кладах".
    - Так ведь интересно же! А сам ты молчишь, ничего из тебя...
    Клим исподлобья взглянул на  Зарембу,  и  тот,  сразу  замолчав  и
побледнев, попятился.
    - Т-ты что, Клим?
    - Ничего. - Мальгин заставил себя улыбнуться, отметив, как сразу с
облегчением, хотя несколько заискивающе, улыбнулся в ответ Заремба.  -
Ты же знаешь, как я не люблю неоправданного  любопытства.  Этике  тебя
учили?
    - Больше не буду, клянусь! - Заремба прижал кулаки к  груди.  -  А
правда, что у  тебя...  э-э...  расщепление  личности?  Это  Гиппократ
сообщил.
    - Вздор! - рассердился Мальгин. -  Гиппократ  такого  сообщить  не
мог, если только не сошел с ума.
    - Значит, сошел. - Заремба уже пришел в себя  и  разговаривал  как
обычно. - Спроси у него сам, зачем мне возводить напраслину?
    Хирург молча натянул эмкан, и Гиппократ сообщил  ему  все,  о  чем
только что говорил  Заремба.  Оглушенный,  Мальгин  посидел  несколько
секунд, ничего не понимая, покрутил головой, с  трудом  заставил  себя
общаться с инком спокойно:
    - Кто ввел тебе эту информацию?
    - Информация  поступила  по  консорт-линии,  адресат   неизвестен.
Предположительно это служба безопасности.
    - Безопасность не ведет себя так грубо.
    - Больше у меня ничего нет.
    - Когда поступил пакет?
    - Вчера в семь вечера.
    - Стобецкий знает?
    - Естественно.  Он  интересовался,  когда  вы  планируете   выдать
информацию "черных кладов".
    Мальгин не ответил, сбрасывая эмкан.
    - Убедился?  -  кивнул  Заремба  на  стол.  -  Когда   собираешься
устраивать пресс-конференцию? Все обещаешь, обещаешь...
    - Я еще не готов, не дави на психику, Иван.
    - А почему ты такой хмурый? Давно не видел  тебя  веселым,  ходишь
вечно озабоченный... и недобрый.
    - Потому что я не обязан все время терпеть самого себя,- проворчал
Мальгин. Последние слова Зарембы задели его  и  заставили  задуматься.
Недобрым Клим не помнил себя никогда, во всяком случае, никто до этого
не бросал ему подобных упреков, и если Иван заметил  изменения  в  его
характере, значит, самоконтроля не хватало,  да  и  контроля  Харитона
тоже.  Интересно,  при  наступлении  "фазы   черного"   он   полностью
отключается или ведет себя  как  обычно?  Если  не  считать  недоброго
взгляда?..
    - Все, Иван, мне надо поработать.  Кстати,  если  я  тебя  оставлю
замом, справишься?
    Заремба недоверчиво посмотрел на хирурга.
    - Справлюсь, конечно, - сказал он с великолепной  самоуверенностью
как о чем-то само собой разумеющемся. - Не шутишь? В  отпуск  собрался
или еще куда?
    - Еще куда. - Мальгин помахал рукой, и Заремба вышел, оглядываясь,
сбитый с толку.
    Клим,  подождав  немного  и  набравшись   духу,   вызвал   кабинет
Стобецкого. Некоторое  время  они  смотрели  друг  на  друга.  Видимо,
Стобецкий только что разговаривал с кем-то, он был оживлен и весел, но
при виде хирурга оживление постепенно покинуло его, в лице  проглянула
озабоченность.
    - Готард, мне надо переменить работу.
    Глаза директора расширились.
    - Что произошло?
    - Устал.
    Выражение глаз Стобецкого изменилось:  недоверие  и  озабоченность
боролись в них  с  изумлением  и  недоумением.  Клим  представил,  что
творится сейчас в душе застигнутого врасплох директора, и  ему  самому
стало неуютно.
    - Устал - это причина для женщины, но не для меня. К  тому  же  ты
должен знать, что специалистов такого класса, как ты, можно  отпустить
только с разрешения Совета.
    - Я действительно устал... и больше всего от самого себя, а спасти
может только перемена обстановки, смена впечатлений  и  образа  жизни.
Хотя бы на  время,  на  полгода,  скажем.  Хочу  наконец  найти  смысл
собственного бытия и вернуть то, что потерял.  Связывайся  с  Советом,
придумывай любые причины, но завтра я не выйду.
    Стобецкий  покачал  головой,  не  сводя  пристального  взгляда   с
хирурга, хотел  что-то  спросить,  но  с  видимым  усилием  передумал.
Помолчав, сказал:
    - У тебя нет достойного заместителя.
    - Заремба справится.
    - Этот мальчишка? У  него  еще  молоко  на  губах  не  обсохло.  -
Стобецкий не выдержал взгляда  Мальгина,  отвел  глаза.  -  Хирург  он
хороший, но...
    - Он хирург от Бога, Готард, и ты это знаешь. Иван  справится,  не
держи парня в запасе.
    Разговор достиг точки неловкости, оба чувствовали это, разве что у
Стобецкого было что спросить у коллеги, а  у  Клима  нет.  И  директор
все-таки не удержался:
    - Это правда, что о тебе сообщил Гиппократ?
    - О расщеплении "я"? Правда. Вот тебе и главная причина  ухода,  -
оживился Мальгин. - Мне самому нужен врач.
    Взгляд Стобецкого стал подозрительным.
    - А не ты ли сам ввел эту информацию, чтобы действовать наверняка?
    Мальгин засмеялся.
    - Я в такие игры не играю. Хотя мне тоже интересно, кто это сделал
и зачем. Прощай.
    - Погоди, еще один  вопрос.  -  Черты  Стобецкого  вдруг  потеряли
директорскую твердость и властность. - Ты же понимаешь, что мне... нам
не безразлично, что с тобой происходит. И чем ты займешься.
    - Боишься, что я  превращусь  в  подобие  Шаламова?  -  прищурился
Мальгин. - Этого  не  произойдет.  Да,  благодаря  "черным  кладам"  я
обладаю  кое-какими  знаниями  маатан,  равно  как   и   возможностями
интрасенса, но никогда не применю эти знания  во  вред  людям.  Как  и
Майкл Лондон, между прочим.
    - Но вами интересуется безопасность... - Готард прикусил язык.
    - Это их обязанность, ничего удивительного. До связи, директор.
    Мальгин выключил виом, оставив Стобецкого  с  его  любопытством  и
сомнениями. Директор имел  право  сомневаться,  потому  что  некоторым
образом отвечал за хирурга, как за его здоровье, так и за  последствия
его поступков, однако Мальгин ничем не мог ему помочь.
    В последний раз совершив обход больных - их было  семеро,  молодые
парни  и  девушки,  все,  как  один,  с  травмами  черепа,  -  Клим  с
удовлетворением отметил, что операции прошли успешно, люди будут жить,
не боясь последствий. Грусти в том, что он покидает институт  надолго,
не  было,  в  воздухе  витало  обещание  удачи,  каких-то  открытий  и
невероятных  событий,  и  хандра  отступила,  словно  судьба   наконец
благосклонно улыбнулась ему.
    Полюбовавшись на крошечное существо в руках отца, Мальгин пообещал
навестить его к  вечеру,  отметив  ранее  неизвестное  выражение  лица
Мальгина-старшего: доброта и удовлетворение  светились  в  каждой  его
черточке.  Дочь   Климу   не   улыбнулась,   смотрела   пристально   и
настороженно,  совершенно  не  по-детски,  замерев,  как  только  Клим
помахал ей рукой. От этого взгляда хирургу стало не по себе, но  своих
чувств он не выдал, да и мысли его были заняты другим.
    Пока он разыскивал по связи Ромашина, позвонил Железовский:
    - Ты свободен?
    - Как ветер. Вот только навещу Ку... одного человека и могу быть в
твоем распоряжении.
    - К Купаве ты бы лучше не ходил, -  прогудел  склонный  к  прямоте
Аристарх, ощупав лицо хирурга проницательными  глазами.  -  По  многим
причинам.
    Клим нахмурился, но математик не дал ему простора для обиды:
    - Потом поговорим на эту тему, не по  видео.  Ну-ка,  повернись  в
профиль.
    Мальгин повиновался, ничего не понимая. Железовский хмыкнул.
    - Ты своих предков хорошо знаешь?
    - Да не очень, всего до десятого колена. - Клим был сбит с толку и
не скрывал этого. - Славяне. А что?
    - Это видно, что славяне, кто конкретно?
    - По именам, что ли? Белорусы, русские, украинцы. Линия по отцу  -
русские, по матери - украинцы,  белорусы.  Прапрадед  Чурила  жил  под
Рославлем, другой прапрадед - из-под Гомеля...
    - Вот  оно  в  чем  дело.  А   я   голову   ломаю,   почему   твои
экстрасенсорные  гены  проснулись  так  поздно  -  из-за   последствий
проживания твоих предков в зоне экологического бедствия!  О  Чернобыле
чай слышал? Ну все, жду через час.
    Виом погас.
    Клим посидел перед "домовым" с ощущением легкого сотрясения мозга,
потом  встряхнулся  и  с  удовольствием  повозился  со   снарядами   в
спорткомнате, завершив тренировку боем с  "динго".  Душ,  как  всегда,
оказал  свое  благотворное  воздействие,  заставив  тело  дышать  всей
поверхностью кожи. Клим оделся и мысленно помахал Железовскому  рукой.
Свои решения он менял редко, а тем более не  зная,  что  имел  в  виду
Железовский.
    Купавы дома не оказалось. И,  как  заявил  ее  "домовой",  она  со
времени последнего посещения дома хирургом так и не появлялась.
    - Где же она может быть? - спросил Мальгин, тихо свирепея.
    "Домовой" не счел нужным отвечать. Тогда  Клим  мысленным  усилием
залез  внутрь  инка,  перебрал  связи  памяти,  нашел   нервный   узел
консорт-блока,  подчиняющегося  только  личным  командам  хозяина,   и
углубился в информполе. Через минуту он  знал,  где  может  находиться
Купава, однако воспользоваться этим знанием ему не дали, не  сработало
даже мгновенно пробуждающееся чувство опасности: на сей раз  оно  было
отвлечено поисками Купавы и сосредоточенностью на личных проблемах.
    Когда он наконец отреагировал на  усиление  пси-шума,  в  гостиную
ворвались  пятеро  в  серых   кокосах   с   улиткообразными   шлемами,
скрывающими лица. Четверо держали в руках оружие  -  пистолеты  сна  и
"универсалы", а пятый - хищной красоты излучатель с двумя устройствами
автонаводки и контроля цели. Действовали они молча и быстро, Мальгин в
течение  двух  секунд  оказался  окруженным  со  всех  сторон.   Самое
интересное, что он не видел их в пси-диапазоне, не чувствовал биополей
- цветных "двойников", все пятеро размазывались в бесформенные силуэты
с черными дырами вместо голов.
    Харитон первым сообразил, в чем дело:
    - Шлемы -  это  защита  от  психотехники  внушения,  причем  очень
солидная, не хуже, чем в "заскоках".
    - Ну  и  что  дальше?   -   холодно   спросил   Мальгин,   включая
пространственную рецепцию и готовясь к ускоренному ритму  жизни.  -  В
чем дело? Что за маскарад? Я вас не приглашал, да и хозяйка тоже.
    - Нам нужно  твое  "темное  знание",  -  прохрипел  чей-то  голос:
определить, кто говорит, было невозможно.
    Мальгин не выдержал и засмеялся, вслушиваясь в  усиливающийся  гул
крови. Кожа начала чувствовать малейшие движения  воздуха,  а  система
внутреннего зрения реагировала на каждый жест стоящих сзади и сбоку. И
где-то глубоко в недрах подсознания заворочался "черный человек".  "Не
слишком ли скоро сбываются пророчества Лондона?" - подумал Клим, вслух
же сказал:
    - Мне бы оно тоже не помешало.
    - Не смешно, - раздался тот же  голос,  и  снова  хирург  не  смог
определить, кто говорит. - Мы  знаем,  что  ты  уже  овладел  "черными
кладами", и хотели  бы  получить  эту  информацию.  Не  заставляй  нас
применять силу.
    В гостиную вошел шестой незнакомец с каким-то переносным прибором,
вытягивая на ходу ажурный шлем специального эмкана. Клим узнал аппарат
психозаписи, применяющийся медиками "Скорой помощи" при амнезии.
    - Кто вы? - спросил он. - К чему эти детские игры с  переодеванием
и засадами?
    - Это не игры, - начал было неведомый обладатель хриплого  голоса,
но его перебил один из молодых людей, которому надоело ждать:
    - Чего мы медлим? Скрутить его - дело трех секунд, сунуть в  эмкан
- и все!
    "Эмилептоид, - определил Мальгин профессионально, - терпения ни на
грош, вежливости тоже. И где-то я уже слышал этот голос".
    Тот, кто стоял рядом с заговорившим, громадный, широкий,  опасный,
вдруг без размаха ударил напарника в живот. Парень отлетел к  стене  и
едва не упал, кокос уберег его от нокдауна.
    - Ты задерживаешь нас и усугубляешь свое  положение,  -  прохрипел
тот же голос. Теперь Мальгин понял, в чем дело:  голос  шел  сразу  от
всех налетчиков, через динамики.  Говоривший  не  хотел,  чтобы  после
"сеанса" его узнали по голосу или по фигуре.
    - Помочь?  Или  наденешь  эту  штуку  сам?  -  Вошедший  последним
приблизился и протянул эмкан.
    Мальгин  покачал  головой,  готовый  к  энергоотдаче,  превышающей
возможности любого человека. Поднял руку  ладонью  вниз,  и  с  ладони
сорвалась в пол синяя искра. Нежданные гости вздрогнули.
    - Ребята, если это шутка - я вам  ее  прощаю,  хотя  она  и  зашла
далеко, но  нельзя  же  до  предела  испытывать  терпение  незнакомого
человека.
    Видимо, вся шестерка  держала  связь  по  рации,  и  кто-то  подал
команду  в  радиодиапазоне:  Клим  ощутил  передачу,   как   лопнувший
светящийся шнур. Тотчас же  стоявший  сзади  хирурга  молодой  человек
нанес ему удар по голове рукоятью "универсала". Вернее, хотел нанести:
Мальгина в этом месте уже не оказалось.
    Бой он начал без злости,  как  начинают  соревнование  шахматисты:
напряжение   интеллекта,   математика   ситуаций,   анализ    действий
противника, ответный  ход  -  все  в  темпе,  позволяющем  на  полшага
опережать противоборствующую сторону. Однако вскоре Клим  понял,  что,
во-первых, просто уходя от выпадов  и  лазерных  прицельных  трасс  на
скоростях, превышающих реакции нападавших, он долго не продержится, да
и простора для маневра в квартире Купавы не хватало, а  во-вторых,  за
него еще не принялись всерьез. По крайней мере двое из  группы  просто
наблюдали за ним, откровенно изучая его возможности,  и  оба  таили  в
себе неведомые запасы темных сил и заряды угрозы.
    Зря  не  послушался  Аристарха,  пришла  некстати  мысль.  Ребятам
поступила команда стрелять, и комната засверкала  цветными  вспышками,
словно веселые гости  затеяли  мини-фейерверк.  Обиженная  попаданиями
мебель начала выдавать формы, не предусмотренные программой интерьера,
двигаться стало трудней, и Клим сменил рисунок игры. Двое из  боевиков
группы лишились оружия в течение секунды, еще один получил иглу сна от
своего же напарника и выбыл из схватки, и тогда  в  действие  вступили
наблюдатели: широкий  и,  вероятно,  очень  сильный  мужчина,  возраст
которого оценить было невозможно, и второй - высокий, тонкий и гибкий,
хотя и не юноша. Выстрел первого из  "универсала"  прошел  над  плечом
хирурга, а выстрел второго из усыпляющего пистолета достиг цели:  игла
задела бедро, хоть в тело не вошла.
    Мальгин  увеличил  скорость,  прекрасно  сознавая,   что   в   его
распоряжении всего с десяток секунд, может быть, полминуты,  и  достал
тонкого  с  удара-полувзлета,  успев  швырнуть  в  кого-то  из  парней
отобранный пистолет. Оставался широкий,  олицетворяющий  главные  силы
отряда, владеющий техникой рукопашного боя не хуже Мальгина и почти не
уступающий ему в реакции, но этот тип не принял открытой  схватки,  не
стал рисковать, из его руки глянул на хирурга зрачок гипноиндуктора.
    - Клим, выходи из боя, у них "василиск"! - раздался вдруг в голове
пси-крик Железовского. - Я буду через минуту, прыгай в окно!
    Мальгин, чувствуя, как заныли  мышцы  икр,  развернулся  на  ходу,
прыгнул через бесформенный стул, и в этот момент гигант  выстрелил.  И
все  же  за  мгновение  до  выстрела  -   сработала   интуитив-система
предупреждения - Клим успел загнать свет "я" в глубины подсознания,  и
тупой удар в голову, по всем нервным узлам, не стал для него временной
смертью личности, полным отключением процесса мышления.  В  результате
он  впервые  встретил  в  себе,  в  глубинах   неосознанной   психики,
внушенного Шаламовым "черного человека".
    Увиделось это так, словно  Мальгин  пробил  телом  свод  пещеры  с
фосфоресцирующими стенами и упал прямо перед угрюмой глыбой маатанина,
сидящего на куче хвороста.
    - Привет, - сказал "черный человек"  меланхолически.  У  него  был
приятный бархатистый голос и манеры Игната Ромашина.
    - Привет, - отозвался ошеломленный Мальгин, озираясь. Воспринимать
действительность, если это была действительность, мешал отдаленный гул
да слабые передергивания стен и пола пещеры в ответ на  особо  сильные
раскаты.
    - Где я?
    - В Запределье, друг мой. Но я вынужден покинуть тебя. -  Маатанин
оделся в ореол  неверного  зеленого  свечения,  его  черная  глыбистая
фигура задрожала, как желе, стала таять.  -  Наступила  фаза  "черного
человека", я должен  быть  наверху.  До  встречи!  -  Скала  маатанина
распалась на дымные облачка, дым  тянулся  струйками  в  свод  пещеры,
наступила тишина.
    Мальгин, не чувствуя тела, подошел к тому месту,  где  только  что
был "черный человек", и обнаружил неглубокую выемку в  полу,  покрытую
глазурью. Пещера продолжала сотрясаться, словно где-то на  поверхности
земли шло сражение, насыщенное ракетными  и  бомбовыми  ударами,  и  в
ответ на самые близкие взрывы в стенах пещеры  вспыхивали  и  медленно
гасли алые прямоугольники. Подойдя к одному из них, Мальгин понял, что
это дверь, всего он насчитал их  сорок,  по  десять  на  каждую  стену
пещеры, и ни одна из них не открылась, несмотря на все усилия хирурга.
    Мальгин почувствовал усталость. Болела голова, все тело,  хотя  он
его не видел и не мог ощущать, череп сдавило так, будто голова  попала
в тиски, и еще мучило ощущение льющейся из ушей горячей жидкости:  так
обычно течет кровь из раны.
    Подняв  голову,  он  увидел   в   потолке   еще   одну   дверь   -
фиолетово-синюю, словно из прозрачного толстого стекла,  и  эта  дверь
ждала, чтобы ее открыли.
    Мальгин подпрыгнул... и закричал от боли! Показалось, что в ступни
впились  десятки   острых   игл.   Задрожали   стены,   воздух,   само
пространство,  отзываясь  гулким  эхом,  рождая  видимые  глазом  узлы
интерференции световых  волн.  Мальгин  почувствовал,  что  слабеет  и
вот-вот  потеряет  сознание...  хотя  какое  сознание  может  быть   в
подсознании? - мелькнула мысль.
    И в этот миг ушей коснулся  знакомый  далекий  зов,  словно  трава
прошелестела, или дождик сыпанул по луже, или ветер  коснулся  листьев
клена... Клим напрягся, стараясь  расслышать  этот  до  боли  знакомый
звук, и не услышал - почуял шепот:
    - Прыгай!..
    Сил уже  почти  не  оставалось  ни  на  что,  стены  пещеры  стали
сближаться с грохотом и гулом, и тогда, собрав все крохи воли, что еще
боролись с диким напором извне неведомых сил,  Мальгин  прыгнул  вверх
(вверх?) к спасительной двери, проломил ее головой... и  оказался  над
речным обрывом.
    Сзади горела степь, мелькали всадники,  ржали  кони  без  седоков,
кричали люди, впереди разворачивался речной простор  и  сочная  зелень
пойменных лугов за рекой.
    - Прыгай! - крикнул кто-то из-под обрыва, и Мальгин, босоногий,  в
рваной рубашке, сиганул в реку, пропустив над  собой  гибельный  свист
прянувшей из чужого лука стрелы...
    Он лежал в кровати, в своей  спальне,  в  одних  плавках,  и  тело
казалось сплошной раной: болела каждая  клеточка,  каждый  нерв,  кожа
горела, в желудке пылал огонь, а в глаза будто насыпали песку. Клим  с
трудом повернул огромную, как барабан, гудящую голову - Железовский.
    - Как... я... сюда... попал? - Язык не слушался, скулы сводило  от
кислоты и горечи и от боли, говорить можно было только с паузами.
    - А ты не помнишь?  -  пробасил  математик,  озабоченно  глядя  на
снятый с руки Мальгина датчик. - Лежи, лежи, приводи себя в порядок.
    Клим только  теперь  почувствовал  блаженную  мягкость  и  чистоту
постели. Вспомнил  схватку,  рывком  приподнялся  и  едва  не  потерял
сознание от охватившего все тело пламени.
    - О дьявол! Где они?!
    - А нетути никого, -  улыбнулся  Железовский.  -  Кто  тебе  нужен
конкретно? Может, тебе все померещилось.
    - И пещера с "черным"?
    - Что? Пещера? Лежи, лежи, не дрыгайся.
    Мальгин лег, вспоминая подробности драки.
    - Где мой кокос?
    - Зачем он тебе?
    - В него встроен советчик, Харитон, он должен был  все  запомнить.
Найди костюм.
    - Потом расспросишь своего советчика. - Железовский принес  стакан
медового напитка, заставил Клима выпить. - Видимо,  у  тебя  во  время
встречи с... э-э... гостями наступила фаза "черного человека", а  это,
брат, такая штука, что и мне становится страшно.  Убивать  не  хотели,
задача стояла проверить тебя на  сенсорику,  на  прочность  защиты,  а
заодно попытаться выкачать из тебя все, что содержится в башке.  Ну  и
проверили.
    - Что там произошло?
    - Я подоспел в момент, когда ты схватился с одним  мордоворотом...
извини за терминологию, в этом слове вся суть. Он тебя лупит  кулаками
и ногами почем зря, а ты стоишь, как сейф! - Аристарх  хохотнул.  -  А
потом вылез "черный".
    - Как? Я имею в виду, как это выглядело?
    - Пси-удар. Не твой личный потенциал,  совсем  другая  резонансная
частота, другие параметры, но подействовало великолепно. Двое сразу  с
копыт, остальные сыпанули из квартиры с воплями, соседей  напугали.  А
ты вдруг...
    - Что? - Мальгин побледнел. - Не тяни душу.
    - Взял и сиганул в окно! Я не успел даже глазом  моргнуть,  не  то
что предупредить, что квартира Купавы находится  на  сто  одиннадцатом
этаже.
    Железовский снова гулко хохотнул.
    - Ну и?..
    - Ну  и  упал  ты  прямо  на  крышу  кафе...  спустя  две  минуты.
Представляешь? По всем законам  физики  ты  должен  был  лететь  всего
восемь секунд, а летел две минуты, и скорость у земли у тебя  была  не
восемьдесят метров в секунду, а всего пять. У тебя даже синяков нет.
    - Ты хочешь сказать?..
    - Именно. Каким-то образом тебе удалось замедлить падение. У  меня
на этот счет есть свое мнение, экзотическое, правда, но почему бы нет?
Мне кажется, твой  "черный"  смог  направить  хаотическое  броуновское
движение  молекул  тела   в   одном   направлении...   -   Железовский
остановился, увидев, что Мальгин смеется,  обидчиво  пробурчал:  -  Не
вижу, что здесь смешного.
    Клим перестал смеяться - смех был нервным, погрустнел.
    - Значит, я действительно наполовину "черный".
    - Хотел бы я быть таким "черным". Спи, я пошел,  вечером  еще  раз
зайду. Если вспомнишь, как тебе  удалось  замедлить  падение,  я  тебе
памятник поставлю.
    - Подожди. - Мальгин приподнялся на локтях. - А когда  я...  он...
нанес пси-удар, что почувствовал ты?
    Железовский похлопал хирурга по плечу, вышел из спальни и  ответил
уже из коридора:
    - То же, что и остальные.
    Ушел.
    Мальгин, покрывшись потом от слабости  и  боли  в  разбитом  теле,
доковылял  до  груды  одежды,  сунул  голову  внутрь  кокоса,   позвал
мысленно:
    - Харитон.
    - Живой?! - радостно поинтересовался в ответ инк.
    - Ты все записал, что происходило?
    - Всю кутерьму, мастер.
    - И то, как я падал?
    - Это был полет, мастер. Хотя я  не  понял,  как  ты  это  сделал.
Выздоровеешь - попробуешь разобраться сам.
    - Аристарх сказал, что из меня вылез "черный", как это выглядело с
твоей точки зрения?
    Харитон помолчал.
    - Пси-атака была очень сильной, Клим, я записал  параметры,  потом
поглядишь, а что касается наглядности... один из нападавших крикнул  в
панике: он нас сейчас разорвет! Понимаешь, о чем речь?
    Мальгин сел на корточки, спрятал лицо в ладонях, вспоминая ужас  в
глазах  Шумана,  знакомого  Купавы,  страх   в   глазах   Зарембы,   и
пробормотал:
    - Тигрозавр мне, увы, не подконтролен.

                               Глава 7

    Прежде  чем  вернуться   на   Землю,   они   встретили   еще   два
"динозавролета" маатан - световые копии некогда существовавших реально
кораблей. Видимо, их генерировала заросшая "серая дыра", по  причинам,
которых не знал  никто.  Может  быть,  это  были  "тени"  материальных
объектов, пытавшихся прорваться сквозь мембрану "серой  дыры"  в  этот
мир, а может, и просто информационно-световые  копии,  используемые  в
качестве вечных "памятников" погибшим.
    Понаблюдав за  действиями  исследователей  "серой  дыры",  которые
хитроумными  способами  пытались  запустить  в   Горловину   зонды   с
аппаратурой, Джума вернулся на Землю. Шансы  встретить  живых  "черных
людей", а вместе с ними и Шаламова,  с  каждым  днем  становились  все
призрачней, и на первое место в  душе  безопасника  начинали  выходить
личные проблемы, от решения которых зависело не только настроение,  но
и судьба.
    Джума по натуре был оптимистичен,  энергичен  и  самостоятелен,  с
изрядной долей честолюбия и хватки,  умел  работать  с  коллективом  в
любых условиях, мог увлечь людей за собой и увлечься  сам,  но  и  его
оптимизм имел пределы,  а  тем  более  в  обстоятельствах  длительного
конфликта с Карой, не то женой, не  то  подругой,  и  с  самим  собой.
Нарастание душевного  дискомфорта  когда-то  должно  было  разрешиться
кризисом, если этот процесс не остановить (знать бы - как?),  и  Джума
решил проявить настойчивость и решительность, чтобы наконец расставить
точки над "i" в отношениях с Карой, поскольку ни она сама, ни Мальгин,
этот загадочно колеблющийся человек-да, внезапно вмешавшийся  в  жизнь
Хана,  не  хотели  менять  создавшееся  зыбкое  равновесие   любовного
треугольника.  Вернее,  четырехугольника,  подумал   Джума,   вспомнив
Купаву, еще одну петлю завязавшегося узла, и мрачно улыбнулся.  Именно
существование Купавы и давало ему шанс в борьбе за Карой, хотя  он  до
сих пор не понимал, почему Мальгин принимает столько участия в решении
судьбы Купавы, женщины, по сути, посторонней, пусть и бывшей  когда-то
его женой.
    У него свой шариат [Шариат - предписанный путь (ислам.).], у  тебя
свой, ответил Джуме внутренний голос, и  безопасник  снова  улыбнулся,
беззлобно обозвав своего глубинного "я" шайтаном.  Внутренние  диалоги
не мешали ему работать и собираться, как и вести беседу с друзьями, но
на этот раз очнулся  Хан  уже  в  управлении,  двигаясь  к  резиденции
комиссара  безопасности.  Решение  созрело   исподволь,   пока   Джума
преодолевал колоссальные космические расстояния  от  "серой  дыры"  до
Земли.
    Боянова удивилась, увидев его в кабинете: она только что закончила
видеоселекторное совещание и готовилась к работе с секторами службы.
    - Хан? Что-нибудь случилось?
    - Извините, Власта, - пробормотал Джума, испытывая кратковременный
прилив нерешительности. - Отчет о кенгуру уже в машине, а пришел я  по
другому поводу... личному. Мне некоторым образом нужна свобода.
    Боянова едва заметно улыбнулась.
    - Разве вы не свободны?
    Джума заставил  себя  преодолеть  заторможенность,  ловя  себя  на
мысли,  что  оценивает  комиссара  как  женщину.  Она  бесспорно  была
красивой,  прекрасную  фигуру  не  мог  скрыть  никакой   костюм,   но
отсутствие мимики, видимых  эмоциональных  движений  души,  проявления
обыкновенных человеческих чувств придавали ей холодность  и  твердость
мраморной статуи, ожившей ради разговора с гостем.
    - Если говорить о свободе в узком смысле слова, то я  свободен,  а
если оценивать  мое  внутреннее  состояние,  то...  одиночество  -  не
синоним свободы.
    Боянова  внимательно  и  задумчиво  оглядела  безопасника,  жестом
пригласила сесть.
    - Вы хотите попросить отпуск? Почему не по ранжиру? Ни Шевчук,  ни
кадровая служба не ответили бы вам отказом.
    - Я никому ничего не хочу объяснять. Мне нужен отпуск на некоторое
время, на две-три недели, и причина - чисто личная, убедительная  лишь
для меня.
    - Карой, - проговорила Боянова полуутвердительно.
    Джума вздрогнул, с изумлением взглянув на комиссара, почувствовал,
что краснеет, и взял себя в руки.
    - Никак я под "колпаком"?
    Боянова рассмеялась,  превратившись  на  мгновение  в  обаятельную
девчонку, случайно забравшуюся в кабинет комиссара безопасности.
    - Я обязана знать все о своих сотрудниках, их проблемы  волнуют  и
меня. Берите отпуск  любой  длительности,  на  сколько  необходимо.  В
качестве утешения приведу высказывание одного из психологов:  "Человек
-  это  особое  существо,  которому  свойственна  постоянная   свобода
принимаемых  решений,  невзирая  на  любые  жизненные  обстоятельства"
[Портман А. Биология и душа. Цюрих, 1956.].
    - Классика, - мрачно сказал Джума. - Я тоже  изучал  психологию  в
свое время.  Там  есть  продолжение:  "Эта  свобода  включает  в  себя
возможность быть как нечеловеком, так и святым". Какую возможность  вы
пророчите мне?
    Комиссар покачала головой, с  откровенным  интересом  изучая  лицо
Джумы.
    - Вы умны, Хан, приятно в этом убеждаться время от времени, однако
не стоит причислять себя к сонму святых, в вопросе  вашем  есть  такой
намек. Вы нормальный человек, способный  ошибаться  и  причинять  боль
себе  и  другим.  У  меня  есть  знакомый,  который  делит  мужчин  на
случайников и шансеров.  Случайник  -  тот,  кто  пользуется  случаем:
удалось - хорошо, не удалось - ну и Бог с ним. Шансер  же  никогда  не
упускает  своего  шанса.  По-моему,   если   применить   к   вам   эту
классификацию, вы ушли от первого, но еще не пришли ко второму. Нет?
    - М-м-м... - промычал Джума, озадаченный, не знающий, что  сказать
в ответ. С подобной точкой зрения он еще не сталкивался, а  тем  более
не ожидал, что ее выскажет Власта.
    - Впрочем, может быть, я сужу слишком  пристрастно,  -  продолжала
Боянова. - В конце концов особенности характера не являются решающими,
всегда решает  позиция  личности.  Давайте  лучше  поговорим  о  ваших
друзьях.
    Джума  внутренне  собрался,  настороженно  посмотрел  в  умные,  с
проблесками иронии глаза Бояновой.
    - Кого вы имеете в виду?
    - Мальгина, Ромашина... Железовского. Все они меня  интересуют  не
только профессионально, но и как личности  достаточно  неординарные  и
одаренные.  Прежде  всего,  конечно,  Мальгин,  загадочный   богатырь,
способный справиться  с  шестеркой  хорошо  вооруженных  и  специально
обученных парней, а также без всяких  последствий  выпрыгнуть  со  сто
одиннадцатого этажа.
    Безопасник смотрел непонимающе, и Власта коротко рассказала ему  о
бое Мальгина с неизвестными лицами в квартире Купавы,  жены  Шаламова.
Джума посидел  немного,  огорошенный  новостью,  и  тихо  присвистнул,
забыв, где находится.
    - Вот именно, - произнесла  Боянова,  отвечая  мысленно  какому-то
абоненту  (минуту,  я  занята).  -  Нет   сомнений,   что   знаменитый
нейрохирург,  человек-да,  не  только  интрасенс  или  экзосенс,   как
утверждают наши аналитики, но и кто-то еще. Не хочу утверждать, что он
"черный человек", и все  же  Клим  обладает  неким  "темным  знанием",
являющимся основой магии и  колдовства  -  если  использовать  древние
термины, обозначающие границы человеческого познания.
    - Клим  -  колдун?  -   засмеялся   Джума,   но   осекся,   увидев
неудовольствие на лице комиссара. - Простите,  это  от  неожиданности,
никогда не думал о нем, как о...  маге.  Но  мой  Ка  [Ка  -  духовный
двойник,   жизненная    сила,    дается    человеку    при    рождении
(древнеегипет.).] говорит мне, что вы ошибаетесь.
    - У вас еще будет время убедиться в этом. Не знаю, есть  ли  Ка  у
вас, но у Мальгина он в наличии, и не один. Что касается Ромашина,  то
он авантюрист по натуре, хотя и предельно порядочен. Тем  не  менее  в
настоящее время он невольно является одним из факторов  дестабилизации
общественного  спокойствия   и   безопасности,   что   не   может   не
настораживать.
    - Ромашин?!  Как  может  быть   фактором   дестабилизации   бывший
начальник службы безопасности?
    - Вспомните прошедшие события: случай с погоней  за  Шаламовым  на
Маат, выстрел из "василиска" в Даниила,  в  результате  чего  личность
"черного человека"  возобладала  над  личностью  Шаламова,  потом  эта
неподготовленная атака на обрывок "сверхструны", в результате  которой
на Меркурии возникла "сфера Сабатини"... Этого мало? А к чему приведет
упрямый поиск Ромашиным входа в орилоунское метро? Способен ли он  сам
оценить это после совета Лондона "не искать Шаламова, потому что поиск
опасен"?
    Джума молчал.
    - Я не имею претензий к Ромашину как  к  человеку,  он  симпатичен
мне, умен, энергичен и... не менее загадочен, чем Клим Мальгин.
    - Ну, Мальгин ладно,  а  при  чем  тут  Железовский?  -  помедлив,
спросил окончательно сбитый с толку Джума.
    - Поисками Шаламова они занимаются втроем. - Боянова дала  понять,
что время аудиенции истекло. - И это опасно. Для людей и  всех  нас  в
том числе. Я не призываю  вас  вести  наблюдение  за  троицей,  что-то
предпринимать,  анализировать,  работать,  одним  словом,   но,   если
возможно,  просто  побудьте  с  ними  рядом,  подстрахуйте   Мальгина,
помогите ему... чем - не знаю сама, советом,  может  быть,  уважением,
добрым отношением, готовностью помочь наконец.
    Хан встретил прямой взгляд женщины и понял недосказанное.  В  душе
угрюмо шевельнулся второй "я", скептик и пессимист, но  Джума  не  дал
ему возможности высказаться. Пробормотав слова прощания, он  вышел  из
кабинета, унося в душе взгляд Бояновой, в котором сквозило сомнение  в
его способностях.
    Разговор с Бояновой не  принес  ожидаемого  облегчения,  а  пустые
комнаты  дома,  заполненные  тишиной  и  грустью,   усугубили   плохое
настроение. Однако Джума заставил себя встряхнуться и после  короткого
сеанса йогатренинга почувствовал прилив энергии.
    Переодевшись и оглядев себя в зеркале, он  остался  доволен  своим
внешним видом - целеустремленный,  сильный,  озабоченный,  но  знающий
себе цену молодой человек. Подумать, с виду вполне фартовый парень, но
именно подобные стандарты и не нравятся  Карой.  "И  все  же  изменять
имидж  не  стану,  пусть  будет  хоть  что-то  неизменное,  отвечающее
внутреннему мироощущению. Карой должна это понять,  иначе  нет  смысла
продолжать ее поиск в ней самой. Кстати, у нее скоро день рождения, не
забыть бы вовремя вручить подарок".
    Безопасник любовался игрой сережек, перстня  и  колье  из  лунного
камня - гарнитур "Лукавая Селена" и спрятал его  в  стенной  шкаф,  он
хранил его давно и с нетерпением ждал случая вручить адресату.
    Запирая дверь от квартиры, Джума  вдруг  заметил  у  порога  белый
квадратик  пластпапира.  На  двух  сторонах   квадратика   тотчас   же
проступили строки на  английском  языке:  "Информация  к  размышлению.
Грядет очищение Мира от скверны  инородцев-интрасенсов,  которые  есть
Болезнь  человечества,  ведущая  к   полному   его   вырождению.   Мы,
Чистильщики и Хирурги, призванные излечить  человечество  от  Болезни,
призываем всех в наши ряды. Кто не с нами, тот против нас! С  кем  ты,
гражданин Земли?"
    Джума хмыкнул, пожал плечами, спрятал карточку в карман и поспешил
к лифту. Дверь за спиной зажгла красный глазок, означающий, что хозяев
нет дома.
    Через полчаса, преодолев три тысячи километров от Ходжара, где  он
жил последние полгода, до Рязани, где располагался Институт  внеземных
культур,  Джума  входил  в  кабинет  директора  института,  академика,
доктора  ксенологии  Георгия  Дикого.  К  удивлению  безопасника,  его
приветствовал не директор, которого он знал в лицо, а Герхард  Маттер,
ведущий ксенолог по системе Орилоуха,  толстый,  громадный,  лысый,  с
роскошной черной бородой. Кокос Маттера был распахнут чуть  ли  не  до
пояса, оголяя  волосатую  грудь,  что,  впрочем,  было  в  его  стиле:
ксенолог никогда не обращал внимания  на  такие  мелочи,  как  одежда,
мода,  этика  и  отсутствие  вкуса.  Основным  принципом,  который  он
исповедовал,   был   принцип   удовольствия,    хотя    и    несколько
модернизированный: Маттер находил удовольствие только в работе.
    - Какие гости! - пророкотал он басом, не  таким  роскошным,  каким
обладал Железовский, но все же  впечатляющим.  -  По  делу?  Требуется
информация, анализ или точка зрения на события в погранзоне?
    - Ни то, ни другое, ни третье.  -  Джума  пожал  пухлую  волосатую
длань ксенолога. - Не ожидал увидеть вас в этом кресле.  Смена  власти
или случай?
    Маттер снял дужку эмкана - он работал с  компьютером,  и  световая
беготня на рабочем столе директора прекратилась.
    - Кратковременная подмена, только и всего. Георгий сидит сейчас на
Орилоухе, как один из руководителей комплексной экспедиции, а  текущие
дела надо изредка решать, вот и приходится заместителям  посещать  сей
приют на несколько дней. Что привело сюда безопасность?
    - Личный вопрос. Мне срочно нужно попасть на "Эдип-2".
    - Зачем? - удивился Маттер. - И почему обратились к нам? Разве  вы
не можете это сделать по каналам службы?
    - Мне не требуется разрешение,  -  сдерживая  раздражение,  сказал
Джума. - Я просто хотел поставить в известность руководство института,
что некоторое время проведу на станции.
    Ведущий ксенолог почмокал губами, выражая сожаление.
    - А вы знаете, в каких  условиях  работает  экспедиция  на  Маате?
"Эдип-2" переполнена, в каютах живут по два-три человека,  очередь  на
работу огромная, транспорта не хватает...
    - Как-нибудь устроюсь, я ненадолго, на день-два, а может  быть,  и
того меньше.
    - Что ж, дело ваше, я предупредил. Хотя, -  ксенолог  оживился,  -
работать на Маате - одно удовольствие! Как только меня сменят здесь, я
вернусь туда.
    - И неудобства вас не смущают? - флегматично заметил Джума.
    Маттер засмеялся, погладив бороду.
    - Так я же старожил-космен, "Эдип-2" - мое детище, я  больше  живу
на станции, чем на Земле, отвык от циркадного [Циркадный - суточный.].
Имеется в виду, что жизнь на космических исследовательских станциях не
подчиняется  суточному  ритму,  а  рассчитывается  в  зависимости   от
физиологических  потребностей  исследователей  ритма.  Так   и   быть,
занимайте мою каюту, номер четырнадцать, код - две двойки три тройки.
    - Спасибо! - с чувством сказал Джума, не ожидая такого подарка  от
Маттера.
    Спустя еще полчаса он выходил из  финиш-камеры  метро  на  станции
контакторов и ксенологов "Эдип-2",  преодолев  девяносто  парсеков  от
Земли (Солнца) до солнца Маата - звезды 102 Щита. Единственной мыслью,
вызывающей страх, была: не опередил ли его Мальгин?
    Станция "Эдип-2" представляла собой  незатейливый  трехсотметровой
длины параллелепипед с квадратным основанием  пятьдесят  на  пятьдесят
метров.  Внутри  параллелепипеда  располагалось  двадцать  лабораторий
ведомства ксенологов, две - коммуникаторов,  профессионалов  контакта,
полторы   сотни   кают   жилого   сектора,   станция   метро,   эллинг
исследовательского    транспорта,    материальная    база,    реактор,
двигательный отсек. Всем сложным хозяйством комплекса управлял инк  по
имени Ксенофонт,  второй  инк  -  Сократ  выполнял  роль  координатора
исследований и был связан с руководителями групп и компьютерами  Земли
сетью "спрута".
    Джума примерно знал расположение центра управления станцией  и  ее
основных зон, однако здесь, как и везде на подобного рода объектах  со
сложной структурой,  царила  компьютерная  избыточность  обслуживания,
создающая у работающих на станции чувство комфорта и  уюта.  Не  успел
безопасник выйти из финиш-камеры метро в коридор,  как  в  голове  его
зазвучал пси-голос инка-информатора:
    - Приветствую  вас   на   борту   станции.   Какое   предпочитаете
сопровождение?
    - Пока никакого, - ответил Джума, поразмыслив. - Мне  нужно  найти
каюту ксенохимика Карой Чокой.
    - Каюта сорок девять, четвертый горизонт, лифт прямо по  коридору.
Всех вам благ. Буду нужен -  высветите  кодовую  фразу:  "Ксенофонт  -
связь".
    - О'кей, - пробормотал Джума, выходя в длинный и светлый  коридор,
совершенно пустой в это время. На стене коридора вспыхнула  стрелка  с
надписью "к лифту".
    Сила тяжести на станции  соответствовала  марсианской,  ходить  по
коридорам было одно удовольствие.
    Чувствуя, как забилось сердце, Джума подошел  к  двери  с  номером
сорок девять и увидел мигающий алый зрачок, говорящий об отсутствии  в
помещении  хозяйки  или  хозяев.  Пережив  мимолетное   разочарование,
безопасник провел ладонью над глазком, скомандовал  мысленно:  "Сезам,
откройся!" Так они с Карой когда-то кодировали замок двери,  в  первое
время после медового месяца. Карой не  поменяла  код  и  здесь,  замок
сработал, дверь свернулась валиком, спряталась в стене. Джума вошел.
    Пограничный стандарт: две  комнатки  два  с  половиной  на  три  с
половиной метра, одна - рабочий кабинет, другая - спальня и  туалетный
блок. Чисто, уютно, в кабинете  витают  слабые  запахи  мяты,  сушеных
трав, а в спальне - духов "Морок". На столике  в  кабинете  пси-вириал
для  работы  с  компом,  футляр  тонфона,  кассета   с   разноцветными
кристаллами, подставка "домового", в стенном шкафу два  белых  кокоса,
стойка  с  программатором  зиркорна,  аварийный   "пузырь"   и   пакет
скафандров для выхода  в  космос.  Ничего  лишнего.  В  шкафу  спальни
несколько платьев, набор белья,  плоский  пенал  с  одним-единственным
комплектом украшений: серьги из черного камня и такой  же  перстень  с
геммой - тигр в прыжке. Джума погладил перстень пальцем  и,  переживая
острый приступ ревности, закрыл шкаф. Такого  комплекта  украшений  он
Карой не дарил.
    - Где она? - спросил он, обращаясь к столу.
    - Понятия не имею, - равнодушно ответил "домовой".
    - Что  же  это  ты  такой  грубиян?  К  какой  хоть   группе   она
прикреплена?
    - Лаборатория семь, группа Орлова. - Компьютер подумал и добавил в
спину гостя: - Верхний горизонт.
    Джума вышел. В голове вспыхивали  зарницы,  кто-то  пел  и  плакал
одновременно, и все время вертелась фраза: она не заменила код  замка,
значит... она не заменила код замка, значит... Что это  значит,  Джума
не знал.
    В лабораторию номер семь его впустили без лишних расспросов, никто
даже не обратил внимания, что вошел  совершенно  посторонний  человек.
Лаборатория представляла собой прямоугольное  помещение  с  изменяемым
интерьером, разбитое на ячейки-соты индивидуальных и групповых рабочих
мест. Каждая ячейка была оборудована  пси-вириалом,  устройством  КПР,
персональным компом и комплексом видеомоделирования и почти  ничем  не
отличалась  от  соседней,  кроме   разве   что   оформления   рабочего
пространства. Координировал работу секций  и  групп  инк  лаборатории,
сводящий все расчеты, выводы, предложения и результаты на виом-дисплей
центрального блока, в котором работали руководители лаборатории.
    Ни в одной из ячеек, разделенных полупрозрачными  панелями,  Карой
не оказалось. С любопытством понаблюдав за картинкой на  видеомониторе
в одной из ячеек:  фиолетовая  равнина,  черные  стенообразные  скалы,
светящаяся голубизной река, такое же озерцо  и  угрюмые  коричневые  с
красным громады - то ли причудливые каменные останцы, то ли гигантские
термитники, - Джума решился потревожить обитателя  ячейки,  маленького
японца неопределенного возраста.
    - Простите, что отвлекаю, не могли бы вы подсказать,  где  я  могу
найти Карой Чокой?
    Японец,  не  отрывая  взгляда  от  беготни   радужных   пятен   по
поверхности рабочего  стола  и  не  снимая  эмкана,  ткнул  пальцем  в
изображение фиолетового пейзажа.
    - Что? Извините. - Джума разозлился на себя за не свойственный ему
заискивающий тон. - Где это?
    - Маат, - коротко ответил мужчина. - Десять-пять.
    Джума потоптался сзади, формулируя новый вопрос.
    - Давно?
    - Двое  суток.   -   Японец   наконец   соизволил   взглянуть   на
спрашивающего, он был далеко не молод, как могло показаться со спины.
    - И как долго десант будет на поверхности?
    - Еще сутки. Простите, а вы кто?
    - Безопасность, - не нашелся, что сказать еще, Хан. - Сообщение  с
поверхностью лифтовое или метро?
    - Ни  то,  ни  другое  -  обычная  транспортная  линия,   куттеры,
драккары, галионы, кости. - Японец говорил по-английски  почти  чисто,
но  с  горловым  акцентом.  -  Простите  еще  раз,  но...  десант  уже
укомплектован вашими сотрудниками.
    - У меня особое задание. С кем имею честь?
    - Зам лидера Хисао Шимода. - Японец потерял интерес к посетителю и
снова уставился в стол. - Прошу меня извинить, вам следует  обратиться
к лидеру, Орлову-сан, связью с  десантом  занимается  он.  Только  вам
придется подождать, с транспортом проблема.
    Это ты мог бы и не говорить, недовольно подумал  Джума,  я  и  сам
знаю, что мне нужен Орлов... сан. Однако, если с транспортом проблема,
не поможет и он, надо что-то придумать.
    Вдруг остро захотелось увидеть  Карой,  дотронуться  до  ее  руки,
заглянуть в глаза, обнять... Джума облизнул губы, чувствуя бессилие  и
горечь, и принял решение.  Через  несколько  минут  он  был  в  ангаре
станции, воспользовавшись пронзающим лифтом.
    Ангар - куб со стороной в  пятьдесят  метров,  венчающий  один  из
торцов станции, был почти пуст. Вся его летающая техника  работала  за
пределами  станции  и  возвращалась  сюда  только  для   ремонта   или
пополнения энергозапаса. В настоящий момент  лишь  в  одном  из  углов
громадного зала-эллинга  виднелись  две  машины  пространства:  сигара
грузового нефа и конус - драккара. Одна бригада киб-погрузчиков что-то
выгружала из недр нефа, другая одновременно  загружала  в  него  белые
контейнеры. На корме  драккара  горел  желтый  сигнал  предупреждения:
машина нуждалась в ремонте.
    Стремглав проскочив пустое пространство до драккара, Джума  нырнул
в люк и благополучно добрался до рубки, ни с кем  не  столкнувшись  во
время   гонки.   Бегло   оглядел   разверстый   кокон   управления   и
удовлетворенно улыбнулся. Ему повезло: ремонт, по сути, уже закончился
- была заменена система слежения и  связи,  вышедшие  из  строя  блоки
грудой лежали на полу  возле  развернутого  кресла.  Джуме  ничего  не
оставалось, как  упасть  спиной  в  упругую  нишу  кресла  и  провести
контроль функционирования комплекса.
    - Слушаю, - включился контур пси-связи с координатором шлюпа.
    - Как тебя зовут?
    - Чанг.
    - Врубай старт и  связь  "спрута",  нужен  вывод  на  Маат,  район
десантирования команды - пять.
    - Основания? - помедлив секунду, осведомился инк. -  Я  работаю  с
другим пилотом.
    - Amantes - amentes [Влюбленные - безумные (лат.).], - пробормотал
Джума, не зная, что ответить, и добавил: - Это  черный  полет  [Черные
полеты - полеты по сверхсекретным военным  программам.].  -  В  данном
случае Джума подразумевал секретность, не зависящую от  компьютера.  -
Улавливаешь?
    К его  удивлению,  Чанг  понял,  что  имеет  в  виду  новоявленный
драйвер-прима, и подчинился.
    Старт прошел незамеченным: никто из персонала станции, дежурных  в
централи управления, пограничников, руководства не  мог  предположить,
что шлюпом командует  посторонний  человек.  Лишь  ремонтники  бригады
обслуживания транспортного ангара, прибывшие к своему рабочему  месту,
озадаченно переглянулись, разглядев  на  месте  драккара  вертикальный
шнур света - предупреждение о нештатном старте,  но  и  они  не  стали
уточнять, кто угнал шлюп: свою работу они выполнили, а на драккаре, по
их мнению, мог улететь только тот, за кем он был закреплен.
    Сначала шлюп, выброшенный из недр станции  магнитной  катапультой,
шел кормой к светилу, и  Джума  в  полной  мере  вдохнул  "космической
праны"; казалось, он повис в абсолютной пустоте совершенно  один,  без
средств связи и возможностей дать SOS, даже бисерная  полоса  Млечного
Пути не создавала  ощущения  замкнутого  пространства,  ограниченности
взгляда. Затем  координатор  включил  эфир,  и  Джума  услышал  "шепот
звезд": тихий гул, посвисты разной тональности, слабые трески,  шорохи
и короткие  и  длинные  очереди  писков.  И  лишь  когда  подключились
диапазоны  связи  "спрута"  и  в  ушах  заговорили  десятки  негромких
человеческих  голосов,  безопасник  ощутил  себя   в   своей   стихии.
Улыбнулся, вспомнив чьи-то строки: "Какая акустика в космосе! Крикнешь
однажды  -  а  пространство   звучит   и   звучит   вечно"   [Владимир
Британишский.].
    Драккар  плавно  изменил  вектор  движения,   в   глаза   брызнуло
ослепительным радужным светом - с расстояния в  сто  десять  миллионов
километров шар Сто второй Щита казался размером в арбуз. Инк  поспешил
включить поляризационные фильтры,  и  звезда  приобрела  густой  синий
цвет, став похожей на воздушный шарик, светящийся по всей массе.
    Маат возник в секторе обзора неожиданно: шлюп еще раз повернул,  и
впереди вдруг выросла туманно-серая,  с  мозаикой  расплывчатых  пятен
гора. А Джуму вдруг потрясла мысль, что  планета  пуста!  Не  дом,  не
город, не район - вся планета! Он попробовал  представить,  что  Земля
опустела, исчезли все животные, птицы, люди... и не хватило  фантазии!
Зато  навстречу  летела  опустевшая,  покинутая  разумными  существами
планета, и душу холодил мистический ужас масштабности явления.
    - Полчаса до цели, - сообщил Чанг. - Иду по пеленгу.  Отвечать  на
кодовые запросы буду я или вы?
    - Лучше ты, я  буду  отвечать  только  на  личные  вызовы.  Врубай
форсаж, я не намерен телепаться полчаса, даю десять минут.
    Скорость драккара начала расти, хотя это было не особенно  заметно
из-за масштабов намеченной цели  -  планеты,  закрывшей  всю  переднюю
полусферу обзора. Потом машина  вошла  в  верхние  слои  атмосферы,  и
видимость ухудшилась.  Окно  прозрачности  атмосферы  Маата  лежало  в
ультрафиолетовом диапазоне, поэтому для  человека  на  планете  царили
вечные сумерки. Но стоило  инку  переключить  диапазон  видения  камер
шлюпа, как угрюмая сизо-серая пелена вокруг  растаяла,  и  поверхность
планеты расцвела палитрой красок - от зеленого и желтого до  синего  и
фиолетового.
    Как  и  на  всех  аппаратах  подобного  типа,  сигналы  видеокамер
подавались непосредственно в мозг пилоту, поэтому Джуме казалось,  что
он  летит  в  космосе  голым,  без   всяких   защитных   устройств   и
приспособлений, разве что тело не мерзло и не  обдувалось  космическим
ветром - газом  и  пылью.  Иногда  пилоты  так  привыкали  к  ощущению
"свободного" полета, что на поверхности Земли  попадали  в  неприятные
ситуации, забывая, что вокруг нет  защитного  кокона.  Джума  в  такие
ситуации не попадал, "синдромом  пилота"  не  болел,  но  компьютерное
обеспечение воспринимал как сын своей эпохи - совершенно не  осознавая
компьютеризированного образа жизни.
    В правом верхнем углу поля  зрения  загорелся,  замигал  оранжевый
огонек. Визирный крестик по  центру  поля  тотчас  же  переместился  к
огоньку, и драккар послушно повернул в ту сторону.
    - Борт "икс", немедленно измените траекторию! - выплыл из мешанины
звуков чей-то властный голос. - Пилот  драккара  "Тайгер",  немедленно
отверните, вы в опасной зоне!
    - О чем он говорит? - осведомился Джума у  Чанга.  -  Что  еще  за
опасная зона?
    - Не имею понятия, - ответил инк, - я в  этих  широтах  не  летал.
Сейчас запрошу центр.
    Но компьютер не успел выяснить  причин  предупреждения.  Когда  до
цели оставалось всего около ста  километров,  -  шлюп  шел  на  высоте
двадцати двух километров - корпус  драккара  вдруг  пронзила  странная
вибрация. Начавшись с гиперчастот, она за несколько секунд  перешла  в
ультразвуковой диапазон, потом в звуковой, в  цифразвуковой,  а  когда
амплитуда колебаний достигла предела прочности корпуса, Джума  потерял
сознание, не успев сообразить, в чем дело, и  дать  команду  поворота.
Спасло его то, что  скорость  драккара  была  очень  высокой,  и  шлюп
проскочил зону вибраций, не успев разрушиться.
    Очнулся Джума от прикосновения холодного тампона ко лбу.  На  него
смотрели огромные, заполненные страхом, изумлением и недоверием  глаза
Карой.
    - Жив, счастливчик, - произнес кто-то невидимый. - Везет же парню.
Еще пару секунд, и от него осталось бы только коллоидное месиво.
    - Литбарски, - поморщилась Карой, снова пройдясь тампоном по лбу и
щекам Джумы.
    Над безопасником наклонился щекастый здоровяк.
    - Встать можешь, герой?
    Джума  напрягся,  преодолевая  инерцию  рыхлого  и  слабого  тела,
приподнялся на локтях, поддерживаемый рукой женщины, и обнаружил,  что
лежит в экспедиционном медицинском  боксе,  формируемом  за  несколько
минут.
    - Что  случилось?  -  Язык,  распухший,  не  умещавшийся  во  рту,
повиновался не сразу, пришлось повторить вопрос.
    - Вы пролетели над  одним  из  самых  необычных  и  самых  опасных
объектов Маата - над "Провалом". По одной из гипотез - это  растянутый
во времени нештатный старт "сверхструнного"  космолета,  по  другой  -
"голый"  кварковый  реактор.  Изучать  объект  можно  только   издали,
дистанционно, зонды при приближении к  нему  разрушаются,  он  создает
узкие пучки отрицательной гравитации, которые  воздействуют  на  любые
материальные тела таким образом, что в  них  возбуждаются  резонансные
колебания. Явление получило название "абсолютный флаттер".
    - Литбарски, - снова проговорила Карой, и здоровяк умолк.
    - Хорошо, оставляю его на  ваше  попечение,  через  полчаса  пусть
выпьет  вот  это,  -  врач  кивнул  на  прозрачный  сосуд  с  янтарной
жидкостью. - Еще через час он сможет бегать.
    Дверь закрылась.
    Джума подумал и прилег.
    - Зачем ты прилетел? - спросила Карой,  устроившись  в  пенокресле
напротив. - Работа?
    Безопасник покачал головой.
    - Взял отпуск. Очень уж хотелось повидаться с тобой.
    Глаза женщины расширились.
    - Видимо,  тебе  здорово  досталось,  раньше  ты  никогда  бы   не
признался. А может быть, постарел?
    - Ни  то,  ни  другое,  просто  я  стал  мудрее...  хотя  едва  ли
счастливее. А главное, понял, что ты необходима мне, как  воздух,  как
дыхание, как биение сердца.
    - Даже так? - В голосе  женщины  прозвучала  ирония,  но  каким-то
седьмым чувством Джума уловил и ее сомнения, и недоверие, и  затаенную
радость. - Не поздно?
    Джума подумал, еле заметно улыбнулся, но и от этой улыбки заболели
лицевые мускулы.
    - По оценке наших психологов, я все делаю вовремя, хотя и в  самый
последний момент. Думаю, что не поздно.
    - А я думаю иначе. - Карой налила в  стакан  жидкости  из  сосуда,
протянула больному. - Пей.
    Джума послушно  выцедил  горьковатый,  отдающий  травами  напиток.
Голова сразу прояснилась, да и сил прибавилось настолько, что он  смог
сесть.
    - Давай поговорим начистоту. Я долго ждал... тебя, твоего решения,
потом разбирался в себе, потом в загадке обаяния Мальгина и...  ничего
не понял. Клим - такой же, как и я, не брат, но родственник, и так  же
грешит суперменством, однако и он до сих пор не решил,  что  делать  в
сложившейся ситуации.
    - Ошибаешься, - тихо проговорила Карой, отворачиваясь.
    - Что?! Ты хочешь сказать, что он решил... он был здесь?
    - Нет. И не будет. Он любит свою Купаву, хотя и не  хочет  в  этом
признаваться. Он сильней тебя,  но  ему  трудней,  чем  тебе,  сделать
выбор: руки его связаны тем, что Купава до сих пор жена Шаламова.
    Джума почувствовал себя уязвленным.
    - Если бы Клим был таким сильным, каким его считаешь ты, он  давно
разрубил бы наш гордиев узел.
    - Сила - не только в умении быстро и жестко решать, она - в умении
прощать, а Клим простил Купаву... и не простил себя. В этом его драма.
Человечество разучилось сильно любить и сильно  страдать,  все  больше
привыкает  к  мелочности  и  мелкости  чувств,  и  Мальгин  -   редкое
исключение из правил.
    Джума с изумлением смотрел на Карой, потеряв дар речи.
    - Но если дело обстоит таким образом... если он любит  другую,  то
почему же ты...
    - Да не знаю я ничего! - ответила  женщина  с  внезапной  силой  и
тоской. - Не уверена, вот и все. Улетела сюда и  жду,  жду  неизвестно
чего и неизвестно кого. Может быть, я  не  права,  и  он  мучается  по
другой причине, а может, любит обеих, но ведь  мучается!  Я  же  вижу,
хотя и не интрасенс.
    - Зато он интрасенс... и не только интрасенс,  но  еще  и  зародыш
"черного человека".
    - Господи, ну и что?
    - Не боишься?
    Карой вскинула на безопасника повлажневшие глаза,  долго  смотрела
на него, покачала головой.
    - Не боюсь.
    - Раздвоение психики может  привести  к  распаду  сознания,  речи,
памяти, к расторможенности животных влечений... Прецедент уже  есть  -
Дан Шаламов. А если это произойдет с Мальгиным?
    - Не произойдет, - тихо, но с такой убежденностью возразила Карой,
что Джума почувствовал настоящую боль в груди, сердце замерло, сбилось
с ритма.
    - Я понял, - глухо сказал Хан. - И как долго ты собираешься  ждать
его?
    - Не знаю, - жалобно прошептала Карой, шмыгая носом, превращаясь в
маленькую слабую девочку, какой ее никогда прежде не видел Джума Хан.

                               Глава 8

    Вокруг  разливался  странный,  мерцающий,  ощутимо  жидкий   свет,
прозрачный и легкий и в  то  же  время  текучий,  вызывающий  ощущение
шершавого прикосновения  к  коже.  Он  лился  отовсюду,  но  не  мешал
ориентироваться в пространстве, и Мальгин  видел  сразу  все  предметы
обстановки, знакомые и странно незнакомые одновременно,  причем  видел
не только то, что было впереди, но и по бокам, и сзади, будто  у  него
было по крайней мере десять глаз. А еще у него  не  было  ни  ног,  ни
рук... и тем  не  менее  он  знал,  что  они  появятся,  стоит  только
пожелать.
    Он   находился   внутри    большого    бесформенного    помещения,
напоминающего  пещеру.  Стены  помещения  сплошь   заросли   колониями
оранжевых грибов, с  потолка  свисали  необычного  вида  "сталактиты",
такие же наросты всевозможных форм были разбросаны группами  по  всему
помещению. Некоторые из них  дышали,  меняя  свечение,  внутри  других
мигали алые и фиолетово-малиновые звезды. Мальгин знал, что это такое,
но выразить словами едва ли смог бы.
    Что-то было не так во  всем  этом,  какое-то  беспокойство  грызло
душу,  давнее   сожаление,   расплывчатые   воспоминания   и   желание
проснуться. И еще где-то глубоко в желудке - или в груди? -  в  общем,
где-то  в  недрах  кристаллического  тела  лежало  сверхтяжелое  ядро,
которое  изредка  пошевеливалось   и   вздрагивало,   словно   пытаясь
избавиться от оков, и тогда Мальгин начинал терять сознание,  "плыть",
будто после нокдауна или хорошей дозы наркотика.
    Не поворачивая головы, он поглядел вниз и увидел  черные  складки,
переходящие в золотую пластинчатую броню. Еще ниже располагалась  куча
хвороста, сплетенного  в  замысловатую  корзину  с  торчащими  во  все
стороны  прутьями,  вернее,  не  корзину,   а   в   гнездо   наподобие
журавлиного, разве что узор "гнезда" был  более  геометричен,  отвечая
каким-то сложным математическим законам.
    - Трансдаль, - родилось в огромной голове Мальгина слово.
    Вообще-то мыслил он сразу в нескольких плоскостях, словно  у  него
было по крайней мере пять голов, но все они умещались одна в одной, не
мешая   друг   другу   и   тому   "главному",    кто    считал    себя
Общим-Единым-Мальгиным. Одна из голов изредка вспухала, перегревалась,
превращалась в жгучий  шар  огня,  и  тогда  Мальгин  испытывал  волну
геометрической боли, искажающей форму тела, а главное - цель сознания.
"Я" хирурга  начинало  расщепляться  на  десятки  независимых  психик,
ущербных и злобных, враждующих друг с другом,  влияющих  на  "ядро"  в
желудке,  которое  грозило  всплыть  через  горло  и  превратиться  во
вселенную сумасшедшего огня. Геометрия горя и боли была  непереносима,
но  избавиться  от  нее  без  помощи  Харитона  Мальгин  не  мог.   Он
вслушивался в себя в полузабытьи  и  ждал,  терпеливый,  как  и  любой
"черный человек", ждал, когда придет проникатель и заберет его в Путь.
    Изредка в головах Мальгина возникал  странный  образ  парящей  над
туманной бездной птицы - это  ворочался  в  нем  человек,  задавленный
объемом маатанского "я", но пробиться в мир сложнейших чувств "черного
человека", наслаждавшегося собственными переживаниями и  разговором  с
самим  собой,  этот  слабый  пси-писк  не  мог.  И  человек  продолжал
корчиться от бессилия и жуткого иссушающего чувства одиночества.
    Где-то вне поля сознания Мальгина родился дивный поющий звук -  не
то голос женщины, не то  плач  ребенка,  вонзился  в  голову,  во  все
головы,   заполнил   гулкое   безмерное   тело,   всколыхнул   древнюю
память-тоску-печаль-жалость - ностальгию, отозвался болью в  сердце...
болью в сердце... Болью!
    - Параформ, - загорелось в сознании  четкое  слово  и  следом  еще
одно: - Фазахозяинаинтро да.
    Каркас тела не выдержал искажения геометрий, и боль  затопила  все
головы  Мальгина,  раздробилась  на  отдельные  очаги,  разлилась   по
распавшемуся на отдельные блоки-кристаллы телу, жизнь вытекла  из  них
тонкими горячими струйками...
    Тишина,  покой,  желтые  круги  под  веками  от  солнечных  лучей,
ласковый ветерок на лице, запахи трав,  плеск  воды  -  река  рядом  и
далеко-далеко тихий колокольный звон... исчез. Ни рук, ни ног, ни тела
- только голова,  пустая  и  звонкая,  прогретая  солнцем,  облизанная
ветром, и ни одной связной  мысли,  только  удивление  и  бесформенное
чувство тревоги.
    - Жив, постреленок, - раздался вдруг над ним густой мужской голос,
- едва не утонул! Дарья, рушник давай...
    И тотчас же словно его включили  в  сеть:  появились  руки-ноги  и
тело, и все ныло и болело, будто он попал под копыта лошади,  и  грудь
не хотела подниматься, легкие - дышать,  сердце  -  биться,  голова  -
думать, руки - повиноваться. Кто-то надавил на грудь, изо рта  хлынула
вода,  Мальгин  закашлялся,  закричал  от  боли  тонким   мальчишеским
голосом, заплакал... свет в глазах померк...
    Ощущение было, что он долго, очень долго  всплывает  из-под  толщи
воды, со дна океанской впадины,  и  воздуху  в  легких  все  меньше  и
меньше, вот-вот они разорвутся от напряжения, и вода хлынет в горло, в
глаза, уши, легкие... но - выплыл!
    Мальгин открыл  глаза,  переживая  острое  чувство  блаженства  от
уходящей боли.
    Он лежал на полу, уткнувшись  лицом  в  толстый  ворсистый  ковер,
источающий сотни запахов. Тело казалось насыщенным водой до предела  и
скользким, как рыбья чешуя. Ноги и руки не слушались,  будто  их  и  в
самом деле не было. В голове струнно гудели провода, скакали всадники,
слышалась пальба и гулкие  вздохи  морского  прибоя.  Через  некоторое
время Мальгину удалось понять, что он слышит ток крови, биение  сердца
и мышечные сокращения, а гул в голове был шумом пси-фона,  излучаемого
человеческим муравейником, в котором он жил.
    - Советчик! - прохрипел Мальгин, пытаясь сесть.
    Харитон ответил мгновенно.
    - Здесь я.
    - Все запомнил? Что со мной было?
    - Похоже  на  парамнезию  [Парамнезия  -  обман   памяти,   ложные
воспоминания.], но со спецификой внушенной суггестии. У тебя  начинает
превалировать  субсенсорное  восприятие,  а   причина   в   том,   что
преобразование сенсорной информации у "черных людей" течет по-иному  и
приводит не к построению образа, адекватного миру, в котором он живет,
а к коррекции  существующих  стереотипов.  В  результате  субъективное
семантическое пространство...
    - Не умничай, я еще не соображаю.
    - ...превышает порог смысловой нагрузки, что  тебя  и  спасает,  -
закончил инк скороговоркой. - Срабатывает  чувственный  переключатель,
память проваливается в глубокое  прошлое  родовой  линии...  Хотя  как
такое вообще возможно, я не знаю. Или у тебя в роду пращур был  колдун
и  чародей,  заложивший  в  генный  фундамент  камень  спящей   генной
комбинации психодемпфера лично для тебя,  или  ты  самородок  с  двумя
психиками.
    - Химера, одним словом, - сипло ответствовал Мальгин и  с  усилием
сел. - Сколько времени я отсутствовал... в смысле... ну ты понял.
    - Шесть минут!
    - Всего-то? - поразился Мальгин. - А мне показалось, часа два.
    Закрыл глаза, сосредоточился, вспоминая формулы аутотренинга.
    Голова еще кружилась,  но  силы  прибывали  с  каждой  минутой,  и
наступил момент, когда он смог встать и  дойти  до  кухни.  Выпив  два
стакана настоя  из  куманики  и  листьев  толокнянки,  он  вернулся  в
гостиную, сел в кресло, расслабился и попытался вспомнить, с чего  все
началось. Взгляд наткнулся на "магическую сферу"... и тут  же  молнией
сверкнула догадка: непосредственно  перед  приступом  он  рассматривал
"сферу", увидев в ее глубине какую-то картинку, и мгновенно  наступила
"фаза хозяина", вернее, "фаза черного", переключившая сознание. Но что
именно он увидел в "сфере"? Почему такой острой была реакция?
    Мальгин выцедил третий стакан, отозвавшийся в голове волной легкой
эйфории, и вспомнил, что увидел в глубине "сферы" чье-то лицо.
    - Точно, это было лицо, - вслух сказал хирург. - Но чье?..
    - Может быть, твое собственное? - предложил версию Харитон.
    Ответить хирург не успел:  в  прихожей  проиграл  мелодию  дверной
замок. Опасностью не пахло, и Клим открыл дверь. В дом вошел инспектор
Столбов из кримведомства Бояновой,  подал  руку,  вглядываясь  в  лицо
хозяина цепкими желтыми глазами.
    - У вас неприятности? Не очень хорошо выглядите.
    - Да не так  чтобы  очень.  -  Клим  кивнул  гостю  на  кресло.  -
Располагайтесь. - Распахнул дверцу бара. - Что будете пить?
    В диапазоне биоизлучений Столбов  распался  на  четыре  "призрака"
преимущественно голубовато-зеленых тонов, тонов  ровного,  сдержанного
характера и высокого интеллекта.
    Инспектор бросил взгляд на содержимое бара, улыбнулся.
    - Ол, если не возражаете.
    Мальгин молча достал красивую  бутылку  с  древнерусским  хмельным
напитком, разлил по неощутимым  "стаканам",  принесенным  из  квартиры
Купавы, киб приволок поднос с тостами и сладкими пастилками, "домовой"
включил  тихую  музыку,  и  атмосфера  в  гостиной   приобрела   запах
праздничности.
    Столбов отхлебнул глоток напитка, с интересом повертел  в  пальцах
невесомый и почти невидимый "стакан". Впечатление  было  такое,  будто
рубиновая жидкость лишь на мгновение приобрела форму цилиндра и сейчас
прольется  на   пол,   золотистая   паутинка   стенками   стакана   не
воспринималась.
    - Красивая вещь, необычная. Подарок?
    Столбова занимали другие мысли - Мальгин уже знал,  с  чем  пришел
криминспектор, но не стал пугать его осведомленностью и ясновидением.
    - Подарок, но не мне.
    Столбов кивнул, лобастый, умный,  терпеливый,  обладающий  хорошей
интуицией и упорством в решении поставленной задачи.
    - Купаве, да? Я думаю, что вы уже вычислили, с чем  я  пришел,  но
повторюсь, если не  возражаете.  Как  и  вас,  безопасность  беспокоит
компания, в которую попала ваша... э-э... жена Шаламова,  а  также  ее
психологическое состояние. Может быть, объединим усилия?
    - Ее компания - ее забота, хотя и  мне  она  не  нравится,  а  что
касается ее состояния... оставьте эту проблему мне. Я справлюсь.
    - Не сомневаюсь. - Столбов остался невозмутим, он вообще никогда и
ни на кого не обижался. - То есть вы  -  за  разделение  функций,  да?
Может быть, это не лучшее решение вопроса, однако я не вправе осуждать
вас, а в советах вы не нуждаетесь, так?
    - В принципе - да.
    Инспектор кивнул, снова чуть заметно улыбнулся.
    - Уважаю уверенных в себе людей. Вы говорите "да"  так,  словно  в
этом слове по крайней мере в три раза  больше  букв.  Вторая  проблема
касается  вас  лично.  Нас,  то  есть  опять  же  службу  общественной
безопасности, беспокоит ваше здоровье, а точнее, участившиеся приступы
синдрома "черного человека", во время которых вы себя  практически  не
контролируете.
    Мальгин по достоинству оценил прямоту  и  откровенность  визитера,
недомолвки и "фигуры умолчания" он не любил так же, как и явную  ложь,
хотя приятного в словах Столбова было мало.
    - До сих пор я справлялся, - угрюмо проговорил хирург.
    Инспектор помолчал, потом сказал непривычно мягко:
    - Но вы не можете дать стопроцентную гарантию на будущее.  Беда  в
том, что вы сами не знаете, как будет реагировать ваше  "альтер  эго",
то есть информационный след "черного человека", на жизненные  коллизии
в момент, когда... м-м... он управляет сознанием.
    - Пока что все происходило в пределах этических норм.
    - Мы располагаем доказательствами обратного.
    - Что вы сказали?! - В голосе Мальгина прозвучал гнев.
    Столбов не дрогнул, но зрачки его расширились.
    - Вот видите, - тихо сказал он. - Вы  понемногу  начинаете  терять
власть над собой, а, по моим данным, раньше эмоции у вас не брали верх
над рассудком. К сожалению, вашей способностью к пси-атаке без  всяких
усилителей пользуется и второе ваше "я". Вы думаете, почему  во  время
последней схватки с... э-э... любителями острых  ощущений  в  квартире
Купавы вам удалось уйти?
    - "Тигрозавр", - сказал Мальгин, с трудом  разжав  челюсти.  -  На
волю вырвался "тигрозавр"...
    Столбов обозначил свою обычную улыбку.
    - Весьма образный эпитет и весьма точный. Драчуны, если  можно  их
так называть,  с  минуту  находились  в  шоке,  несмотря  на  защитные
устройства. Представляете, какой у вас потенциал?
    Собеседники помолчали. Малыгину стало жарко, и  он  приказал  окну
открыться. В комнату влетел  холодный  ветер,  полный  запахов  дождя,
земли и сырого дерева. Инспектор допил напиток, сунул в рот пастилку и
встал.
    - Всего доброго, мастер. Желаю, чтобы ваш дар был non solum  armis
[Не только оружием (лат.).]. Кажется, у герба  графов  Румянцевых  был
такой девиз. Попробуйте оценить все то, что я сказал, и не сочтите  за
труд поделиться со мной выводами, хорошо?
    Мальгин хотел выдавить из себя привычное "да", но  его  спасло  от
этого видео. Из вспыхнувшего виома в гостиную заглянул Майкл Лондон.
    - Салют, третий. Ты один?
    - Нет,  -  помедлив,  ответил  Мальгин,  покосился  на   Столбова,
пристально разглядывающего Лондона. - В каком смысле "третий"?
    - В самом что ни на есть прямом: первый - Шаламов, второй я.
    - Понятно.
    - Звоню в последний раз, мастер, и то потому, что уважаю. За тобой
начали охоту, поберегись.
    - Кто? И зачем?
    - "Эскадроны жизни" как исполнители воли  некоего  Ордена.  А  кто
конкретно - скоро сообщит Аристарх. Зачем? По-моему,  на  этот  вопрос
может ответить даже твой гость. Будь здоров.
    Виом опустел и погас.
    Столбов и Мальгин посмотрели друг на друга.
    - Есть гипотеза, согласно которой сообщения-предупреждения Лондона
закодированы, вернее, запрограммированы в компьютерной сети  "спрута".
Хотя - убей меня Бог! - я не знаю, как такое можно сделать. Во  всяком
случае, предсказать мое появление у вас  практически  невозможно  даже
эфаналитику высшего класса, слишком велик прогностический шум.
    - Может быть,  он  просто  знает  будущее?  -  простодушно  сказал
Мальгин.
    Инспектор исподлобья взглянул в  угрюмые  глаза  хирурга,  кивнул,
отвечая скорее своим мыслям, а не словам собеседника.
    - Идея настолько сумасшедшая, что требует разработки. Майкл  прав,
за вами начали охотиться, точнее, за вашими "черными кладами",  и  это
достаточно серьезно. Надеюсь, вы примете информацию к сведению. И  вот
еще момент: мы выявили многих участников нападения на вас и  принимаем
меры  к  розыску  остальных,  так  вот  просьба  -  не   вмешивайтесь,
пожалуйста, в расследование. Я знаю, вы сильный и решительный человек,
способный постоять за себя в любых обстоятельствах, но... не берите на
себя функции сыщика, а тем более правосудия. Договорились?
    - Постараюсь, - буркнул Мальгин.
    - Вот и славно. Всего доброго.
    Столбов откланялся.
    Клим  кругами  походил  по  комнате,  убрал  "стаканы"  на  место,
полюбовался звездным провалом в глубине  "магической  сферы"  и  вдруг
почувствовал специфический толчок в голову: кто-то издалека позвал его
в  пси-диапазоне.  Мальгин   сосредоточился,   голова   его   как   бы
превратилась  в  поток  света,  пронзила  громадную  черную  бездну  -
разъединяющее его и реципиента пространство - и встретила  другой  луч
света,   в   результате   чего   образовалось   переливчатое   облако;
взаимопроникновение было мгновенным и создало уже другой ряд иллюзий и
эмоций, вылепивших  узнаваемый  пси-образ  Аристарха  Железовского.  А
главное, что  контакт  на  сей  раз  был  почти  безболезненным,  лишь
заложило уши, как при выстреле.
    В мерцающем облаке  двух  соединившихся  сфер  сознания  вспыхнула
связь слов:
    - Ты хорошо меня слышишь, мастер?
    - Слышу,  -  отозвался  Мальгин,  наблюдая,  как  его  слова-мысли
повисают в облаке желтыми угольками и растворяются в нем. - Кажется, я
научился держать парасвязь.
    - Тебе случайно не звонил только что Лондон?
    - Звонил. А ты откуда знаешь?
    Облако  заколыхалось,  и  Клим  ощутил-воспринял  довольный   смех
Аристарха.
    - Я  разгадал  его  мудреный  способ  кодировки   "спрута".   Если
свободен, дуй в Нижний Новгород,  седьмой  бункер  метро,  я  встречу.
Ромашин будет тоже, поговорим, и я кое-что покажу.
    Облако рассыпалось фонтаном искр, голова Мальгина втянулась  лучом
обратно и встала на место. Весь пси-контакт длился две секунды.
    - Растешь, - поздравил Харитон.
    - Весь вопрос - куда, - рассеянно сказал Мальгин в ответ.
    Перед уходом из дома он не удержался и еще раз поел: это  был  уже
третий завтрак  за  сегодняшнее  утро.  Единственное,  что  продолжало
волновать хирурга после всех разговоров и встреч, - чье лицо он увидел
в "магической сфере", после чего взбунтовался сидящий  внутри  "черный
человек"? Не свое, конечно, как не без остроумия предположил советчик,
но и никого из друзей и близких, в том числе не Шаламова,  не  Купавы,
не отца.
    - Отец! - пробормотал Мальгин со стыдом.  Он  забыл  о  нем!  И  о
дочери. Не слишком ли ранний  склероз,  мастер?  Или  что  похуже?  Он
набрал номер. Отец подошел к видео почти сразу.
    - А-а, это ты...
    Выглядел Мальгин-старший как всегда, но по едва уловимым признакам
Клим определил, что тот не в настроении.
    - Извини, па, замотался совсем, появились кое-какие проблемы.  Как
ты?
    - А что со мной сделается? Нормально.
    - К тебе никто не заходил, не звонил?
    - Федор звонил, Ксения, соседи, больше никто.
    "Ну, "потомок" великого композитора! - подумал Мальгин  о  Шумане,
найду - уши надеру!"
    - Как Дарья?
    - А никак, - отрезал старик. - Купава забрала ее... вчера вечером.
Примчалась с отрядом молодых клевретов,  совершенно  не  умеющих  себя
вести, надерзила и забрала.
    - Так. - Мальгин сел. - Вчера, говоришь?  А  дома  не  появлялась.
Куда она ее хотела поместить, не сообщила? Не у матери Дана?
    - Не знаю, разбирайся сам. Жалко мне вас, недотеп, да  своего  ума
не вложишь.
    Виом опустел. Оторопевший Мальгин молча смотрел на световую вуаль,
все еще видя перед собой хмурое  лицо  отца.  И  вдруг  вспомнил,  что
сегодня двенадцатое ноября - день поминовения матери. Отец ждал его, а
он не сказал ему ни слова!
    В душе зашевелились досада и беспокойство, но индикатор тревоги не
сработал, голова была занята другими мыслями, а еще Клим не знал, пока
не догадывался, что многие  черты  "черного  человека"  просочились  в
сферу  сознания  и  тихо,  исподволь,  начали  влиять   на   поступки,
ценностные ориентировки, размывая моральные стандарты и характер.
    - Не сердись, батя, - проговорил Мальгин,  заканчивая  разговор  с
самим собой. - Ничего страшного не  произошло,  я  еще  приеду,  и  мы
посидим за столом, помянем маму.
    С  Купавой  хирург  решил  разобраться  позже,  после  встречи   с
друзьями, хотя и не знал, где  ее  искать.  Но  снова  сработал  некий
странный переключатель, перебросивший поток размышлений в иное русло и
отвлекший внимание от Купавы. И от тех, кто был с ней рядом,  втягивая
ее в свои дела.
    В Нижнем Новгороде шел  снег.  Он  успел  устлать  землю  довольно
толстым пушистым слоем, укрыл кусты и деревья,  замаскировал  ручьи  и
озера, превратил пейзажи  в  старинный  черно-белый  фотоснимок.  Дома
центральной части города  вырастали  из  белой  пелены  как  призраки,
миражи далекого, неизвестного мира.
    Железовский ждал Мальгина  у  выхода  из  метро,  одетый  в  белую
меховую куртку и мохнатые  серые  брюки,  кокосы  почему-то  он  носил
редко.  Встретившись,  они  молча  сжали  друг  другу  руки,  привычно
проверив силу и выдержку. От усилий руки нагрелись так,  что  снежинки
таяли, не коснувшись кожи.
    Затем Аристарх  устроил  хирургу  пси-экзамен,  пытаясь  раскачать
мысленный блок и внушить безусловное подчинение, потом эмоции печали и
радости, наслаждения и боли. Мальгин успешно  отразил  атаки,  в  свою
очередь пытаясь сломать пси-защиту математика, ощущая  его  удивление,
заставив работать в полную силу. Закончилась  разминка  тем,  что  оба
высветили ладони и лица и соединенными  усилиями  заставили  Ромашина,
прятавшегося в кабине такси, почувствовать желание помочиться. К чести
эксперта, он сразу сообразил, в чем дело, и вылез из такси,  показывая
кулак: подтянутый, деловитый, внимательный, улыбающийся.
    - Ну вас к лешему, экстрасенсы, - сказал он, пожимая друзьям руки.
- На мне экспериментировать не стоит. Во-первых, я  ношу  "защитника",
во-вторых, мне помогает советчик, и справиться со мной  непросто  даже
вам двоим, а в-третьих, в туалет я уже ходил.
    Железовский  и  Мальгин   переглянулись,   уперлись   в   Ромашина
взглядами. Тот прислушался к себе, поднял бровь, быстро  провел  рукой
по волосам, глянул на руку и с уважением посмотрел на обоих.
    - Черти! Мне и в самом деле показалось, что  на  голову...  м-м...
капнула птичка.
    Мальгин засмеялся, ему  вторил  довольный  Железовский,  чей  смех
больше напоминал уханье простуженного филина.
    Угомонившись, они заняли свободный куттер на стоянке  у  метро,  и
Аристарх задал киб-пилоту одному ему  ведомый  курс.  Летели,  правда,
недолго, минут пятнадцать, разглядывая ландшафт под аппаратом.  Полоса
снегопада кончилась, и горизонт отодвинулся, отвердел, а воздух  внизу
как бы протаял в глубину, превратив размытые на  белом  фоне  пятна  в
четкие детали: деревья, шпалеры кустарника, какие-то  древние  с  виду
строения. Куттер замедлил ход и остановился над одним таким  строением
на высоте километра.
    Все  молчали,   ожидая,   что   последует   дальше.   Железовский,
превратившийся в статую, покосился на сидящих товарищей.
    - Сорок километров от центра города. Как вы думаете, что это такое
под нами?
    Ромашин долго смотрел вниз.. чуть заметно пожал плечами.
    - По-моему, какой-то старый завод... нет?
    - Мы над древней промышленной зоной Новгорода.  Вы  правы,  Игнат,
под нами завод, одно из химических предприятий,  уцелевшее  со  времен
конверсии-2. Я имею в виду корпуса, конечно, начинки в них давно  нет.
Но не это  главное.  Бывшие  промзоны,  такие,  как  Екатеринбургская,
Запорожская, Днепровская,  Брянская,  Новосибирская  и  другие,  давно
признаны экологически чистыми районами, они ничем не отличаются от зон
отдыха, и тем не менее заселяют их  неохотно.  Видите?  Ни  комплексов
отдыха, ни охотничьих домиков, ни  личных  коттеджей,  ничего.  И  так
везде, я проверял, в том числе и на родине  твоих,  Клим,  предков  по
материнской линии, в Чернобыльской лесной квазипустыне.
    - Зона Чернобыля - особая зона, - возразил Ромашин, -  радиация  -
не простое загрязнение среды и даже не химическое.
    - Комитет эконадзора ВКС еще два  года  назад  дал  разрешение  на
заселение территории в стомильной зоне  вокруг  Чернобыля,  и  все  же
никто туда не стремится переезжать, никто не живет... кроме  тех,  кто
жил постоянно, несмотря  на  запреты.  Но,  может  быть,  Чернобыль  -
действительно не показатель, как и Челябинск, и Новая Земля, и Невада,
и Семипалатинск, обстановка там  посложней.  Кстати,  вы  знаете,  что
исследователи  этих  рукотворных  полигонов   недавно   обнаружили   у
некоторых видов животных зачатки разума?  Если  говорить  точнее  -  у
самых обычных... коров!
    Ромашин покачал головой.
    - Я слышал где-то.  Ничего  удивительного  -  мутация,  отсутствие
ухода, специфика одичания и прочие  факторы.  Зачем  ты  нам  все  это
говоришь? С какой целью вывез на природу, вернее, в промзону?
    Железовский не ответил.
    - Ну и почему же их не заселяют, по-твоему? - спросил Мальгин,  не
найдя пси-контакта с Аристархом; пси-блок математика был слишком тверд
для него.
    Железовский молчал еще с  минуту,  вздохнул  так,  что  по  кабине
прошла волна ветра.
    - У Германа Мелвилла есть такие строки:
    Где ни дороги, ни следа, Там не ступаем никогда.
    Математик снова вздохнул. Если бы  Мальгин  не  знал  его,  он  бы
подумал, что Аристарх чего-то боится.
    - Эти зоны не мертвы! - Последнее слово  Железовский  произнес  по
слогам. - Они не принадлежат этому миру, они чужие,  психологически  и
даже физически, и жизнь их, однажды оттолкнувшись от  жизни  остальных
пространств планеты, пошла в другую сторону.
    - Допустим.  Ну  и  что?   -   Ромашин   посмотрел   на   Мальгина
вопросительно, не понимая, что хочет сказать Аристарх.  Впрочем,  Клим
тоже не понимал.
    Щеки  Железовского  порозовели  от  усилий  сдержать  усмешку,  он
наслаждался достигнутым эффектом. Большой ребенок, подумал  Мальгин  с
ответной    понимающей    усмешкой.    Ему    нравилась     задиристая
самостоятельность и целеустремленность  Аристарха,  как  и  его  почти
юношеская уверенность в своей исключительности.
    - Я  назвал  бывшие  промзоны  "черными  социумами",  -  продолжал
математик, - и  они  самым  непосредственным  образом  связаны  с  той
проблемой, над которой я сейчас работаю... а  Клим  испытал  на  своей
шкуре.
    Железовский любовался физиономиями  товарищей,  пытаясь  выдержать
паузу, но не выдержал, фыркнул и тут же посерьезнел.
    - Не сердитесь, мужики, каюсь, люблю порисоваться.  Последние  три
дня  я  работал  по  заданию  комиссара  безопасности  над   проблемой
асоциальных молодежных  групп  типа  "эскадронов  жизни"  и  пришел  к
выводу, что большинство членов этих групп - потомки  тех,  кто  жил  и
живет в "черных социумах".
    Несколько   минут   длилось   молчание,   потом   Ромашин   поднял
отсутствующий взгляд.
    - Вы хотите сказать, Аристарх, что причина  психопатологии  юнцов,
ведущая к групповым  асоциальным  отклонениям,  -  в  каких-то  генных
нарушениях, в  наследственных  болезнях,  развивающихся  под  влиянием
мутаций? Допустим. Но тот же вопрос: ну и что?
    - Психопатология молодых людей, живущих в бывших промзонах, -  это
в  самом  деле  результат  действий  наших  предков  вчера.  Но  самое
страшное,  что  эту  ущербную  молодежь  специально   натаскивают   на
разрушение устоев общества. Готовится первая в истории ксенореволюция:
попытка  уничтожить  популяцию   интрасенсов,   единственную   надежду
эволюции спасти человечество от деградации. Поднимается  черная  волна
зла и насилия, и первые кандидаты в "утопленники" - Клим Мальгин и я.
    Наступившее молчание длилось дольше первого. Мальгин  не  очень-то
доверял   выводам   Железовского,    основанным    на    эмоциональных
предсказаниях, но и ему стало неуютно от чувственно заданной ситуации,
рассчитанной математиком.
    - Странный термин: "ксенореволюция"... но глубокий, -  пробормотал
Ромашин, ушедший в свои мысли, покачал головой. - И все же я  не  вижу
особой связи между вашим предположением и нашей встречей над... э-э...
"черным социумом".
    - Все очень просто. За нами следят, даже пытаются прослушать  наши
разговоры, а здесь это исключено, это во-первых. Во-вторых, я вычислил
человека, который мог бы рассказать, что нас ждет, - это Майкл Лондон.
Его пророчества  не  что  иное,  как  особая  компьютерная  программа,
внедренная не в один определенный комп, а в  общую  компьютерную  сеть
тревожных служб. А это означает: он знает,  что  произойдет  в  каждый
последующий момент времени.
    - Ты хочешь сказать, что он... побывал в  будущем?  -  недоверчиво
сказал Мальгин.
    - Именно это я и сказал. Видимо,  он  имеет  возможность  входа  в
систему   реликтового    орилоунского    метро,    которое    способно
транспортировать пассажиров в будущее... и в прошлое.  Нам  необходимо
выйти на Лондона, чтобы  избежать  многих  трагических  последствий...
м-м...  ксенореволюции.  Да   и   вообще,   путешествие   по   системе
орилоунского метро интересно само по себе!
    - А разве ты не нашел вход в метро?
    Железовский поскучнел.
    - К  сожалению,  формула  эфанализа  права:  глубина   предвидения
будущего ограничена вероятностными законами, и  даже  интрасенс  здесь
бессилен. Клим, надежда на тебя: ты единственный нормальный  экзосенс,
сумевший вывести знания "черных кладов" в сферу  прямого  действия  на
психику без последствий. Конечно, ты далеко не "черный человек"  -  по
объему знаний, но должен знать то, чего не  знаю  ни  я,  ни  кто-либо
другой. Выручай.
    Мальгин слабо улыбнулся.
    - Смешной ты парень, Аристарх. Умудрился дважды оскорбить  меня  и
извиниться, не думая об этом.
    Математик не пошевелился, сохраняя привычную неподвижность, однако
уши его вспыхнули.
    - Вряд ли я чем-нибудь помогу, - продолжал хирург задумчиво. -  Во
всяком случае, сведений об орилоунском метро в черепушке у  меня  нет.
Да  и  остальные  маатанские  знания  -  не  более   чем   бесполезная
информация, так как едва  ли  я  когда-нибудь  смогу  применить  ее  в
утилитарном смысле.
    - Ну, это ты брось!  Смог  же  не  разбиться,  свалившись  со  сто
одиннадцатого этажа. Значит, сумел воспользоваться знаниями "черного".
    - Не знаю... еще не разобрался. Но  то,  что  у  меня  хранится  в
голове, действительно настолько специфично...
    - Например? - обронил Железовский.
    - Например, поведение  "черных  людей"  управляется,  опираясь  на
прошлое, а не на устремленность в будущее, - что это мне  дает,  какие
преимущества?
    Ромашин хмыкнул.
    Железовский посмотрел на него озадаченно, задумался.
    - Ну хорошо, пока ноль, что еще? Да не  улыбайтесь  вы,  черти!  -
взмолился он. - Мне же интересно! Выкладывай что знаешь, не то  сделаю
наркоз.
    - Я  есть  хочу,  -  проворчал  Мальгин,  чувствуя   состояние   и
Аристарха, и Ромашина, который был заинтересован в его багаже не менее
математика.
    - Сначала дело.
    Ромашин достал из сумки, лежащей на  втором  сиденье  машины,  три
душистых необычных  плода,  похожих  на  дыню  и  грушу  одновременно.
Мальгин принюхался, взял один из них.
    - Авокадо - зимой? Однако!
    - Угостили, а я приберег. Аристарх, поехали к метро.
    Железовский послушно повернул куттер назад. Через несколько  минут
они высадились у метро, а еще через четверть часа входили в  "бунгало"
Ромашина, гостиная которого была  стилизована  изнутри  под  старинную
русскую избу. Техническое  обеспечение  "избы",  правда,  не  уступало
любому залу отдыха, ресторану и даже вычислительному центру, как  знал
Мальгин.
    Ромашин  провел   их   в   кабинет,   вырастил   мебель,   сказал:
располагайтесь, жены нет, -  и  принес  высокие  фарфоровые  кружки  с
каким-то напитком, а Мальгину два сандвича с ветчиной.
    - Отведайте, это настой из морошки.
    Напиток был  прозрачно-желтым,  с  искрой,  горьковато-сладким,  с
десятком запахов, принадлежащих разным  травам.  Пить  его  было  одно
удовольствие.
    - На чем мы остановились? - произнес Железовский.
    Он,  как  и  Клим,  почуял,  что  дом  Ромашина  -  его  крепость,
оберегаемая автоматикой высокого класса, и расслабился.
    - Боюсь, вы будете разочарованы,  -  улыбнулся  Мальгин.  -  Объем
знаний, которыми обладаю я, не сравним с информацией, которой обладают
Шаламов и Лондон, а  тем  более  со  знанием  маатан.  Их  информзапас
поразителен! Он вобрал в себя опыт сотен  цивилизаций,  существовавших
со времени Большого Взрыва. "Черные люди" хранят,  вернее,  хранили  в
себе великое множество тайн и  секретов  исчезнувших  цивилизаций,  но
они, обладая довольно высоким интеллектом, и  в  самом  деле  не  были
разумными существами в том смысле, как мы  это  понимаем,  потому  что
просто хранили информацию - и только, но  сами  не  в  состоянии  были
использовать ее, обработать,  проанализировать  и  применить  себе  во
благо.
    - Мне кажется, вы ошибаетесь, Клим, - мягко сказал Ромашин.  -  На
Маате  мы  видели,  что  "черные  люди"  владеют  пусть  и  необычной,
неантропоморфной, но технологией, и довольно высокой.
    - Я и  не  отрицаю,  но  эта  технология,  точнее,  сумма  знаний,
необходимых  для  жизнедеятельности  и  решения  поставленных   задач,
вложена в  генофонд  Маата  их  создателями  или,  как  они  называют,
Вершителями. "Черные люди" - не только не разумные существа, они еще и
не живые - опять же в том смысле, как формулирует эту проблему  земная
наука. Они занимают промежуточное положение между  живыми  и  неживыми
объектами,  и  выращивались  Вершителями   с   помощью   синтетических
процессов типа направленного роста  кристаллов  и  роста  растительных
клеток одновременно. Впрочем, это может волновать только специалистов.
    - Меня тоже, - громыхнул Железовский, сменив позу. - Но ты не  дал
примеров тех знаний, которые маатане не используют.
    - Сколько угодно. Вот один из самых  эффектных  примеров.  Лептоны
[Лептоны  -  класс  элементарных  частиц,  в  который  входят  фотоны,
электроны, нейтрино и их  античастицы.],  по  данным  "черных  людей",
содержат информацию о том, что было, есть  и  будет  во  Вселенной!  В
памяти "черных" хранится и способ подключения к  лептонному  полю,  но
сами они никогда им не воспользовались! Впечатляет?
    - Потому что если бы воспользовались -  стали  бы  Вершителями,  -
подумав, проворчал Железовский. - Или их преемниками. Хороший  пример,
убедил. А еще?
    - Маатане знают... хотя нет, это слово не отражает истины,  точнее
будет говорить -  помнят,  маатане  помнят  способы  дальнодействующей
связи, не основанной на "суперструнной" физике,  способы  просачивания
сквозь материальные препятствия, методы реального раздвоения,  вернее,
многомерного  умножения.  Они  помнят  рецепты   невидимости,   приемы
передвижения  в  пространстве  -  полета,   основанного   на   фазовом
согласовании атомных колебаний, и многое другое, и все  это  богатство
почти никогда не было ими использовано.
    Ромашин  и  Железовский   переглянулись.   В   глазах   математика
скептицизм боролся с жадным интересом, во взгляде  эксперта  недоверия
было больше, но на обоих слова Мальгина  произвели  одинаково  сильное
впечатление.
    - А  ты?..  Ты  сможешь  воспользоваться  этими  методами?  -  Бас
Железовского стал чуть хрипловатым.
    Мальгин покачал головой, с понимающей улыбкой глядя на друзей.
    - Я же сказал - вряд ли. Чтобы научиться летать по методу  "черных
запасов", человеку надо  обладать  гораздо  большим  объемом  мозга  и
количеством  специфических  нервных  центров,  управляющих  телом   на
атомарно-молекулярном уровне.
    - А Шаламов или Лондон?
    Мальгин нахмурился, помолчал.
    - Не знаю. Может быть... не знаю.
    Ромашин залпом допил напиток, дал команду "домовому", и киб принес
бутылку виноградной шипучки и горячие тосты.
    - Выпьем за освоение вашего драгоценного  месторождения,  Клим.  Я
имею в виду информацию. То, что вы рассказали, -  поразительно!  Желаю
удачи!
    Бокалы звякнули.
    - Вкусно! - похвалил Железовский. -  Где  вы  берете  такое  вино,
Игнат?
    - Мой друг с бульвара Славы Толя Новичихин - спец высокого  класса
по винам. Я подарю вам бутылку.
    Математик посмотрел на ушедшего в себя Мальгина.
    - Клим, ты сказал, что маатане почти никогда не использовали  свои
знания. Что это значит - почти?
    - Среди них тоже есть и свои гении, интеллект которых  звал  их  к
осмыслению внутренних записей, к самопознанию, и свои идиоты, и просто
больные. Маатанские города - в принципе гигантские  перераспределители
энергии и информации, а их "тюрьмы"  -  вспомните  наш  поход  -  тоже
распределители, но особые, с  функциями  "психбольниц",  изоляторов  и
"домов  отдыха".  -  Мальгин  очнулся,  сбросил   рассеянный   взгляд,
захрустел тостами. -  Что  касается  пожеланий  мне  удачи,  -  хирург
взглянул на Ромашина, - то, как  говорят  "черные  люди":  бесконечный
смысл лежит вне постижения конечного существа, коим является человек.
    - Не будь пессимистом, мастер, - прогудел Железовский. -  Ты  себя
еще не знаешь, а я чувствую в тебе глубину, которая  не  снилась  даже
интрасенсу. Поработай над собой, а я помогу. Итак, поговорим теперь  о
поиске Шаламова?
    Мальгин не  успел  ответить:  снова  откуда-то  издалека  прилетел
жалобный  полусон-полузов,   воспринимаемый   на   мысленном   уровне,
напоминающий плач ветра в ветвях дерева и печальную песню ручья. И тут
же встрепенулось внутри чувство тревоги.
    - Что с вами? - насторожился проницательный Ромашин.
    - В чем дело? - спросил Харитон в унисон с Железовским.
    - Не понимаю, -  ответил  Мальгин,  делая  усилие,  чтобы  поймать
кончик связывающей его с  кем-то  нити,  пытаясь  определить  источник
пси-передачи, но только перегрузил  мозг  -  по  глазным  яблокам,  по
сердцу, под желудком прошлись острые  коготки  боли.  Мальгин  посидел
немного, успокаивая камертон нервной системы, не отвечая на  тревожные
взгляды товарищей, потом встал.
    - Извините, Игнат, договорим позже. Что-то мне не  по  себе,  хочу
побыть один. Не обижайтесь.
    - Ради Бога!
    - Позвони, если понадоблюсь,  -  коротко  проговорил  Железовский,
подняв руку в прощальном жесте.
    "Кто же зовет меня? - думал хирург, мчась на  такси  до  метро,  а
потом на метро  домой.  Что  его  гнало  домой  -  он  не  знал  и  не
анализировал. - И почему зов такой тихий? Ведь даже Аристарх ничего не
услышал...  или   я   слышу   просто   эхо   пси-работы   собственного
подсознания?"
    - Предположение на уровне бреда, -  возразил  прямой,  как  судья,
Харитон. -  У  тебя  срабатывает  субсенсорное  восприятие,  результат
воздействия на психику маатанской информации.
    - Зов  очень  слабый,  но...  понимаешь,  я   чувствую,   что   он
предназначен именно мне. И в то же  время  я  не  могу  его  выделить,
идентифицировать.
    - Такое бывает между  очень  близкими  людьми,  возникает  как  бы
резонанс душ, постоянный контакт пси-сфер.
    - Но  отец  не  интрасенс,  он   не   способен   дать   сигнал   в
пси-диапазоне, Купава тоже. Карой? Не знаю... скорее всего  тоже  нет.
Кто еще?
    Харитон не ответил.

                               Глава 9

    Он не был с нами полностью откровенным, - сказал Ромашин.
    - Знаю, - изрек Железовский, ушедший в размышления.
    - Я имею в виду его рассказ о маатанских знаниях. Он знает больше,
чем изволил поделиться, а  главное,  начинает  догадываться,  как  эти
знания применить... иначе  разбился  бы  насмерть  при  падении.  Клим
мощный человечище, и я ему верю, но  ему  надо  помогать,  особенно  в
моменты сопротивления сидящему внутри "черному".
    - Он  справится,  хотя  вы  правы,  помогать  ему  необходимо.  Не
волнуйтесь, Игнат, в нужный момент я буду рядом.
    Последние  слова  математика  прозвучали  хвастливо,   и   Ромашин
улыбнулся про себя, подумал: дай Бог нашему теляти  вовка  зъисты.  Но
вслух сказал:
    - Никто не знает резервов психики "черного  человека",  занимающей
довольно большую часть памяти Клима, а доминанта маатанской психики  -
равнодушие. Вас это не тревожит?
    - Что?  -   очнулся   Железовский   и   добавил   с   великолепной
самоуверенностью: - Нет, не тревожит. Пока я с Климом,  ему  ничто  не
грозит. Он уже почти научился выходить из транса без болевых синдромов
и последствий, и овладение физиологией "черных  людей"  обойдется  ему
дешевле.
    Ромашин помолчал, скрывая чувства,  к  Железовскому  он  относился
по-отечески, жалея иногда, что сам он не интрасенс.
    - Вернемся к проблеме поиска Шаламова. По моим данным, на Земле он
не появлялся, во всяком случае, последние четыре  месяца,  значит,  до
сих пор бродяжничает по системе орилоунского метро. -  Глаза  эксперта
на мгновение заискрились интересом. - Кто  знает,  в  каких  мирах  он
побывал!..  Идем  дальше.  Через  обломок  "сверхструны"   в   систему
проникнуть не удалось...
    - Еще бы, - перебил гость Ромашина со смешком, - там теперь "сфера
Сабатини" или, как удачно выразился Джума, эйнсоф. По сути,  это  тоже
вход, только в совершенно удивительные скрученные пространства с  иной
физикой и топологией. Когда-нибудь я займусь сферой вплотную.
    - Рассчитать свой вход в метро  вам  тоже  не  удалось,  -  ровным
голосом продолжал Ромашин, остудив порыв математика. -  Но  вход  этот
существует, и мы это знаем. Я лично не сомневаюсь.
    - Я тоже. И Шаламов и Лондон пользуются им.
    - Что же нам остается? Ждать появления Даниила?
    Железовский отвел взгляд. Ромашин некоторое время смотрел на него,
словно оценивая возможности.
    - Есть идея. Клим принес домой кое-какие безделушки - из  квартиры
Купавы,  которые  подарил  ей  Шаламов,  так  вот,  некоторые  из  них
настолько необычны, что я не удивлюсь, если они помогут открыть  дверь
в орилоунское метро. Не хотите проверить?
    Человек-глыба думал недолго.
    - Идея неплохая, вопрос только в том,  как  отнесется  к  ней  сам
Клим.
    - Уговорим, он поймет.
    Железовский вдруг засмеялся. Игнат в недоумении вздернул бровь.
    - Как бы не  получилась  еще  одна  "сфера  Сабатини",  -  пояснил
Аристарх. - Откроем дверь, а она ведет в ад! И полезет на Землю всякая
нечисть...
    Ромашин не выдержал и тоже засмеялся.
    - Воображение  у  вас  скорее  лирическое,  а  не  математическое,
Аристарх. Об ужасах ада я не подумал. Итак, говорите с Климом и, когда
он согласится поэкспериментировать, позовите меня.  Правда,  есть  еще
один путь...
    - Какой?
    - Майкл Лондон. Его сейчас тоже нет  на  Земле,  но  он  регулярно
появляется дома. Попробую поговорить с  ним  в  его  очередной  выход,
может быть, он поможет.
    - Вряд ли. - Железовский  встал  бесшумно  и  ловко,  несмотря  на
размеры и массу. - Он же предупреждал, а человек он в  высшей  степени
обязательный, человек слова.
    - Человек-да, - пробормотал Ромашин.
    - Скорее человек-нет, - поправил Аристарх  и  вышел,  подняв  руку
жестом прощания.
    - Человек-нет, - тем же тоном произнес Ромашин. - Человек-нет... я
тоже был когда-то человеком-нет, однако жизнь потребовала  свернуть  с
тропы...
    С тех пор как Мальгин перенес подарки Шаламова из его  квартиры  к
себе домой, в гостиной  появился  устойчивый  странный  запах.  Он  не
напоминал ни  один  из  земных  источников  запаха,  и  Клим  дал  ему
определение   "призрачный".   Даже   трудноуловимый   запах    обломка
"сверхструны", утерянного Даниилом  в  квартире  хирурга,  можно  было
сравнить с чем-то, больше всего он напоминал  запах  лунной  пыли,  но
подарки Шаламова распространяли иные ароматы -  ароматы  чужих  миров,
неземных дорог, иных вселенных.
    Остановившись на пороге, Мальгин принюхался и прислушался,  ничего
подозрительного не отметил, прошел в гостиную,  решая  вопрос:  почему
его потянуло домой. Вызвал "домового":
    - Кузьма, кто-нибудь заходил?
    - Никто не заходил, но звонили двое, - отозвался бытовой  комп,  -
какая-то девица и мужчина, не соизволивший включить обратку.
    - Кем именно назвался?
    - Представился как твой друг.
    Екнуло сердце, тревога в душе отдалась в голове судорогой боли.
    - Как давно он звонил?
    - Сорок минут назад.
    - Давай мужчину.
    Вспыхнувший виом остался пустым, как прозрачная  туманная  клетка,
но голос Марселя Гзаронваля спутать с другим было невозможно.
    - Привет, супер. Если хочешь  выяснить,  где  Купава,  приходи  по
адресу: Руан, холмы за церковью Сен-Макну, ШСС номер три.  Тебя  будут
ждать.
    Посидев с минуту возле "домового", Мальгин шумно  выдохнул  воздух
через нос, подумал: поиграться захотели? Что ж, давай поиграем в  ваши
игры.
    Через полчаса он вышел из такси в живописном осеннем  парке  возле
красивого здания школы спортивного совершенствования. "Обнял"  здание.
В этот час залы и сооружения школы пустовали и лишь в одной из  комнат
на втором этаже находились люди, пять  человек  с  не  очень  приятным
"пси-запахом". И еще двое прятались где-то  неподалеку,  скорее  всего
наблюдатели за входом в школу из антиграва.
    Мальгин,  не  оглядываясь,   уверенно   поднялся   по   ступенькам
центрального входа и  сразу  направился  на  второй  этаж,  где  ждали
пятеро. Комната оказалась небольшим фехтовальным залом  с  зеркальными
стенами. Одна из стен была увешана холодным  оружием:  кинжалы,  ножи,
стилеты, шпаги, сабли, мечи разных исполнений и  форм,  принадлежавшие
разным эпохам и разным народам.  По-видимому,  это  было  нечто  вроде
музея.
    Мальгина уже ждали трое в черном  трико  со  сложенными  на  груди
руками, с масками на лицах: один русоголовый, второй  черноволосый,  а
третий - бритый наголо. Оставшиеся двое прятались в соседней  комнате.
Судя по эмоциональному фону всех пятерых, настроены они были вовсе  не
на то, чтобы сообщить гостю нужные ему сведения.
    - Ниндзя,  -  хмыкнул  Мальгин,  чувствуя  затылком  холодный  ток
воздуха: кто-то смотрел ему в спину.  Клим  оглянулся  -  видеокамера.
Руководитель "операции", скорее всего сам Гзаронваль -  среди  пятерых
его не было, - изволил наблюдать происходящее со стороны.
    Бритоголовый   выступил   вперед,   голос   его   был    приятного
баритонального оттенка с гортанными нотками.
    - Мастер так уверен в себе, что прибыл один? Или  рация  в  ухе  -
гарантия безопасности?
    Клим спокойно снял с уха серьгу рации, спрятал в карман.
    - Поступок мужчины. -  Бритоголовый  не  издевался,  констатировал
факт, он был единственным из всех в  здании,  чья  гамма  биоизлучений
почти не "дымила" отрицательными чертами  психики.  -  Прежде  чем  вы
получите ответ на интересующий вас вопрос, не хотите  потренироваться?
Мне сказали, что вы мастер по фехтованию.
    Мальгин никогда не брал в руки эфеса шпаги  или  рукояти  меча,  и
предложение незнакомца застало его врасплох. Трезвый рассудок требовал
отказаться от боя, но гордость и самолюбие, а также еще более  сильное
чувство - злость на себя за первые два, заставили его принять вызов.
    Бритоголовый понял мимику его лица и повел рукой в сторону стены с
оружием.
    - Выбирайте.
    Боль лопнувшей  "почки"  темного  знания  на  мгновение  отключила
зрение, но зато включила физику озарения, и в следующий момент Мальгин
уже уверенно шел к стене.
    - Вот это.
    Бритоголовый сделал знак, и  в  зал  внесли  прямой  русский  меч,
заказанный хирургом, а также самурайский меч-катану, узкий, блестящий,
хищно красивый. Бритоголовый, став на колено, взял его,  и  меч  вдруг
исчез на секунду, появившись уже над головой мастера. Но как ни быстры
были его движения, Мальгин заметил и оценил и мастерство "самурая",  и
красоту его позы. Бритоголовый дал понять, что знает древнее искусство
владения катаной, заключающееся в малом количестве махов -  татикадзе.
Но и древнерусские воины владели этим  искусством,  и  все  их  навыки
всплыли сейчас в  памяти  Мальгина,  поднявшись  "на  поверхность"  из
глубин древней родовой  памяти.  Не  без  помощи  "черного  человека",
вызвавшего стрессовую вспышку.
    Клим взял с поклоном меч  и  за  секунду  сделал  семь  мгновенных
движений, показав защитные приемы  спереди,  с  боков  и  сзади.  Меч,
остановившись на последнем взмахе, прикрыл его сверху.
    По тому, как расширились  глаза  бритоголового,  Клим  понял,  что
противник  не  ожидал  в  его  лице  встретить   мастера-фехтовальщика
высокого класса, однако останавливаться было  уже  поздно:  вызов  был
принят.
    - Держись! - успел  сказать  Харитон,  и  бой  начался.  Бой  этот
состоял из сотен уловок, финтов, обманных движений и намеков на  удар,
хотя со стороны казалось, что бойцы почти не двигаются,  замерев  друг
против друга, лишь мечи их выписывают сложные  траектории,  но  клинки
русского меча и самурайской катаны  встретились  лишь  дважды.  Первым
сделал выпад бритоголовый, пытаясь пробить двойной блок, вторым ударил
Мальгин, совершив  хитрое  и  сложное  движение,  после  которого  меч
противника отлетел в угол зала. Бритоголовый замер, потом сорвал вдруг
с лица повязку, открыв лицо типичного японца, упал на  колено.  Сквозь
маску равнодушия и безразличия на лице его проступили выражения ярости
и восхищения.
    - Вы победили, мастер. Оотоко тацудзима! А мне говорили...
    Мальгин опустил меч, но в этот момент двое,  до  этого  безучастно
наблюдавшие за поединком, с воплями бросились на него с мечами.  Через
минуту к ним присоединились еще двое, а  потом  в  зал  вошел  Марсель
Гзаронваль, и в руке у него был не меч, а гипноизлучатель  "василиск".
Мальгин  понял,  что  в  его  распоряжении  всего  несколько   секунд.
Гзаронваль не станет ждать финала схватки и уложит его в тот момент, в
какой сочтет нужным... и вызовет фазу "черного человека". Что случится
потом, Клим боялся и представить.
    Бритоголовый, собравшийся протестовать против дальнейшего развития
событий (пятеро на  одного!),  в  результате  стал  свидетелем  самого
короткого и немыслимо быстрого боя.  В  течение  трех  секунд  четверо
"ниндзя" лишились мечей  (двое  из  них  получили  при  этом  переломы
кистей), а Марсель Гзаронваль - "василиска", не успев выстрелить в  то
место, где за мгновение до этого стоял Мальгин. Увидев у  лица  лезвие
меча, Гзаронваль  вспотел,  а  встретив  беспощадный  взгляд  хирурга,
понял, что сейчас последует удар. И удар последовал, но Мальгин просто
шлепнул красавца фухтелем [Фуxтель -  плоская  сторона  клинка.],  что
соответствовало пощечине. Правда, от этого шлепка  Гзаронваль  очнулся
не сразу.
    - Оотоко тацудзима! - прошептал бритоголовый, глядя вслед Мальгину
с изумлением и восторгом.  И  совсем  с  другими  чувствами  провожали
хирурга взглядами четверо приятелей Гзаронваля  и  еще  один  зритель,
находившийся далеко от этого места.
    Пока Мальгин возвращался домой, клокотавшие в его душе ненависть и
ярость улеглись, вновь всколыхнулась тревога за Купаву и  недовольство
собой: он знал, чем кончаются подобные приглашения, и мог бы не терять
времени. Но очень  хотелось...  очень  хотелось!..  Да,  признался  со
вздохом Клим сам себе, очень уж хотелось показать этим суперменам, кто
есть ху [Who - кто (англ.).] в этой ситуации. Жаль  вот  только,  что,
удовлетворив комплекс неполноценности, он  не  удосужился  выведать  у
Гзаронваля, где Купава.
    Харитон не рискнул вмешаться в монолог хозяина, и Мальгин был  ему
благодарен за это.
    Дома он вымылся, окончательно смыв с души и тела пот и  злость,  и
скомандовал "домовому" включить запись второго звонка.
    В стене над глазком  виома  развернулся  световой  веер  передачи,
появилось  изображение  симпатичной  голубоглазой  девушки,  на   лице
которой читались беспокойство и сомнение. Мальгин узнал ее,  это  была
подруга Купавы Александра  Белова,  Шурочка,  с  которой  она  училась
когда-то в лицее.
    - Клим дома?
    - Ушел по делам. Что передать?
    - Не знаю, правильно ли я  делаю...  -  Шурочка  нервно  поправила
волосы. - Но к  кому  еще  мне  обратиться?  Клим,  с  Купавой  что-то
творится...  я  звоню   ей,   говорю,   а   она   какая-то   странная,
заторможенная... Понимаешь? И только я задала  ей  вопрос,  как  связь
прервалась. Я... - Девушка беспомощно пожала  плечиками.  -  В  общем,
извини, если я напрасно... Позвони ей, может быть, с тобой  она  будет
откровенна? - Девушка продиктовала номер видео, и связь прервалась.
    - Проверь, что за номер, найди адрес. - Пока "домовой"  связывался
с  нужным   службами,   Мальгин   подкрепился,   съел   две   таблетки
витмобилизатора (все-таки энергии он потерял много),  бросил  в  сумку
эмкан выхода  на  канал  Гиппократа  (как  и  любой  другой  сотрудник
института, он мог работать с инком из любой точки земного  шара),  две
упаковки витмобилизатора, флакон адаптогена, инъектор, пси-стимулятор,
кардиоусилитель, микрореаниматор  и  аптечку  "Скорой  помощи",  потом
вызвал такси.
    - Дарваза, район Велик-лсы, массив Умаберг, дом двенадцать  -  сто
шесть, - сообщил "домовой"  адрес  Купавы,  и  Мальгин  удовлетворенно
кивнул: он вычислил этот адрес еще  в  квартире  Шаламова.  Оставалось
узнать, кто именно проживает по этому адресу  и  почему  Купава  вдруг
решила переехать туда.

                               Глава 10

    Через несколько минут такси-флейт высадило его у метро, и  хирург,
подавив поднявшееся вдруг волнение, шагнул в вестибюль станции.
    Дарваза был небольшим городком на юге Ташаузской области Туркмении
и  располагался  почти  в  центре  Заунгузских  Каракумов  -   древней
субпустыни  с  ее  неповторимым  растительным  и  животным   миром   и
культурным  колоритом.  Однако  Мальгину  было  не  до   экскурсий   и
разглядывания пейзажей с борта такси местного транспортного  узла,  он
только раз бросил взгляд на город - стандартный  современный  полис  с
пирамидально-купольной архитектурой - и бегло оглядел вечереющий -  по
местному времени шел уже шестой час дня  -  пустынный  рельеф  вокруг:
песчаные гряды,  барханы,  бессточные  котловины,  островные  горы  на
горизонте, сухие русла рек, такыры и солончаки.
    Такси-пинасс доставило его к одной из зеркально-стеклянных пирамид
("Массив Умаберг", - доложил киб-пилот) и высадило на верхней площадке
малых  машин.  Мальгин  включил  свое  новое  чувство   -   перцепцию,
сориентировался в объеме огромного тысячеквартирного  дома-массива  и,
добежав до лифта, назвал адрес.
    Квартира,   из   которой   Купава   разговаривала   с    подругой,
располагалась на двадцать восьмом горизонте дома, рядом  с  бассейном,
выходя  окнами  на  восточную   сторону   пирамиды.   Мальгин   открыл
заблокированную автоматом-сторожем дверь,  почти  не  задержавшись,  и
сразу прошел в одну из спален -  всего  их  было  три,  -  где  лежала
Купава. Кто-то испуганно шарахнулся от него,  еще  какой-то  парень  в
"дымящейся" одежде пытался преградить дорогу, но тут же отступил.
    Во всех комнатах  толпились  и  веселились  молодые  люди,  играла
музыка, дым стоял коромыслом, и почти никто  не  обратил  внимания  на
гостя.
    Купава лежала на кровати в чем-то  полупрозрачном,  зелено-желтом,
светящемся, то напоминающем спортивное трико,  то  подвенечный  наряд.
Она была бледна до синевы, и взгляд ее пугающе огромных глаз уходил  в
бесконечные пространства, не видя ни стен, ни  света,  ни  окружающих.
Она была в трансе, вызванном действием наркоклипа.  Мальгин  определил
это сразу. И еще он понял, что жить ей осталось совсем немного, сердце
женщины билось все медленней и медленней.
    Кто-то встал из кресла возле кровати. Гзаронваль! Надо  же,  успел
раньше!
    - Хирург?! А тебе-то что здесь надо?
    Девушка в ярко-красном "рэдкэт", сидящая на кровати у ног  Купавы,
оглянулась, и от ее движения на  пол  посыпались  инъекторы,  какие-то
тюбики, таблетки, блестящие крестики  сексоклипов,  сеточка  эмкана  с
наушниками.
    - Вон! - бесцветным голосом сказал Мальгин, неотрывно глядя в лицо
Купаве. Он уже  работал,  прикидывая,  что  делать,  с  чего  начинать
операцию, не имея в запасе ни минуты времени, не имея связи с  местным
медицинским инком.
    - Какого дьявола?! - хрипло вопросила девица в красном. - Кто это?
"Скорая", что ли?
    - Вон, я сказал! - тем же тоном проговорил Мальгин. - Все  вон  из
квартиры, даю минуту.
    - Знаешь, что я тебе... - начал Гзаронваль, вставая, и  встретился
глазами с Климом. Отшатнулся. Вытер вспотевший  лоб  ладонью,  потянул
девицу за собой:
    - Пошли, пошли, нам тут делать нечего...
    Мальгин  сорвал  с  головы  Купавы  эмкан,  ударом  кулака  разнес
играющий цветными вспышками "кактус" видео  на  хрустальные  брызги  и
стал выгружать из сумки содержимое, на миг подивившись, что  взял  все
самое необходимое.
    Кто-то тронул его за  плечо.  Смуглый  здоровяк  с  шапкой  черных
волос. Еще трое таких же стояли в дверях, из-за  их  спин  заглядывали
какие-то гонцы. В ушах словно лопнули заслонки  и  стал  слышен  гвалт
голосов, музыкальный рев, бой тамтамов и звон литавр - до  этого  Клим
отключил посторонний шум начисто.
    - Что тебе здесь надо, сейфмен? -  повторил  здоровяк  ласково,  с
нехорошей ухмылкой.
    Дикая слепящая ярость поднялась из глубин души хирурга, ударила  в
голову, затопила сознание. Превратившись в ураган, он в  два  движения
вытолкал парней из комнаты и сказал, не повышая голоса,  но  так,  что
услышали все:
    - Если через две минуты вы не обеспечите тишину и не покинете этот
дом, клянусь адом, я заставлю вас это сделать!
    Толпа девушек и парней  в  ультрамодной  -  шевелящейся,  меняющей
цвет, форму, плотность  и  прозрачность  -  одежде  вдруг  попятилась,
послышались  испуганные  возгласы  и  вскрики:   видимо,   "тигрозавр"
все-таки выглянул из Мальгина, как тот ни сдерживался,  и  тогда  Клим
превратил "зверя" в язык пламени, ударивший из  его  глаз  и  обжегший
лица и руки компании.
    Клим выждал  паузу,  глядя  на  ошеломленного,  потиравшего  плечо
черноволосого здоровяка,  и  вошел  в  комнату,  сразу  же  переключив
внимание на предстоящее дело. Шум за дверью постепенно ослабел,  стих,
музыка умолкла, наступила блаженная тишина.
    Сначала Мальгин сделал Купаве  укол  кардиовалида  для  стимуляции
уставшей сердечной мышцы, уложил ее  поудобней,  чтобы  не  стеснялось
дыхание, закрепил датчики на теле от аппаратов контроля. С  изумлением
поймал себя на том, что шепчет вслух: потерпи, моя бесценная, потерпи,
дивная  и  нежная,  потерпи,  пленительная,  неожиданная...   Открытие
вызвало легкую горькую усмешку: вряд ли он смог бы повторить эти слова
Купаве, будь она в сознании.
    Спохватившись, обыскал квартиру в поисках  дочери,  но  не  нашел.
Видимо, Купава оставила ее у матери  (у  своей  или  матери  Даниила).
Ладно, отыщется, не это сейчас главное.
    Закрепил на голове Купавы свой эмкан, подсоединил его ко  второму,
проверив прохождение сигнала. "Домовой" квартиры  не  имел  выхода  на
консорт-линию,  и  канал  связи   с   Гиппократом,   вернее,   два   -
операционный, от эмкана хирурга, и аппаратный, от системы контроля  за
состоянием  Купавы,  -  пришлось  пробивать  через  общую  спутниковую
трансляцию, что ограничивало чистоту приема, но тут уж, как говорится,
что имеем, то имеем.
    Проверив контакт с инком  института  (Гиппократ  ответил  тут  же,
готовый оказать любую помощь "в пределах компетенции",  как  он  любил
говорить), Мальгин устроился в пенокресле и  расслабился,  готовясь  к
прямому включению режима "один на один", что не рекомендовалось делать
без машинного контакта никому, будь он даже хирургом экстра-класса.
    Мобилизация и настройка организма заняли около четырех минут.
    Если бы кто-нибудь со стороны увидел Мальгина, он надолго запомнил
бы эту картину: лицо и пальцы рук  хирурга  светились,  волосы  стояли
дыбом и потрескивали электрическими искорками, грудь вздымалась высоко
и часто, а сердце работало в таком темпе, что  его  стук  слышался  на
расстоянии!
    - Зондирование пассивное - альфа!
    - Готов, - раздался сквозь шуршание фона в голове  Мальгина  голос
Гиппократа. - Имя пациента?
    - Купава Шаламова.
    Тишина, пульсирующий фоновый шелест.
    - Диагноз?
    - Специфический делирий [Делирий - нарушение  сознания,  отражение
действительности, сопровождаемое галлюцинациями, бредом.].
    - Причина?
    - Базз [Базз -  состояние  наркотического  опьянения.],  ви-нарко,
кортикомузыкальный сексоклип.
    - Но  ведь  это  ведет  к  распаду  сознания,  речи  и  памяти,  к
расторможенности животных влечений, выработке паранойяльной системы...
    - Знаю, предупреждения излишни. Будь готов к  параллели,  придется
идти за  барьер  дифференциальной  амнезии,  и  без  твоей  памяти  не
обойтись. Слушай и молчи, пока не позову.
    Клим   "отключил"   все   органы   чувств,   способные    помешать
сосредоточению и работе мозга в режиме "пси-осмоса",  в  том  числе  и
зрение, проверил, под рукой ли аптечка "Скорой помощи" и принесенная с
собой аппаратура, поймал знакомый, тихий пси-вызов, похожий на детский
лепет, полуплач-полусмех,  звон  капели  и  шелест  листвы,  прошептал
беззвучно: погоди, кто бы ты ни был, я очень занят,  -  и  обрушил  на
голову внутренний мир Купавы.
    Если бы не подготовка, воля и колоссальный опыт  пси-зондирования,
он мгновенно был бы оглушен пси-шумом расторможенной деятельности коры
головного мозга Купавы, но и ему пришлось туго в сражении  с  ураганом
спутанных чувств женщины, с кипящим водоворотом основных  биоритмов  и
стеной  субъективного  семантического  пространства,  не  пропускающей
пришельца.
    Сознание его раздвоилось. Одной "половиной" он видел себя  деталью
пейзажа и  ощущал  действующим  лицом  фантомного  сюжета,  рожденного
фантазией Купавы,  иллюзорной  реализацией  ее  потребностей;  другой,
обросшей десятками тончайших игл-щупалец - сгустков пси-поля,  которые
служили одновременно тончайшими хирургическими скальпелями, блуждал по
коре мозга и активным зонам, каждым "щупальцем" точно находя  на  теле
поврежденного  аксона  точки  оперативного   вмешательства.   Стирание
информации   -   это   разрушение   метастабильных   ионных    цепочек
(биоэлектрических эксудатов) и  нейронных  связей,  и  управлять  этим
сверхтонким  процессом  способен  только  компьютер   с   колоссальным
быстродействием,  но  Мальгин  недаром  носил  звание  мастера-хирурга
высочайшей квалификации, он мог работать и без компьютерного усиления.
Однако  прошло  немало  времени  (по  внутренним  часам),  прежде  чем
Мальгину  удалось  преодолеть  несколько  слоев  бесформенных   тающих
видений и выбраться к более  или  менее  упорядоченному,  осмысленному
внутреннему миру Купавы, созданному ее расстроенным воображением...
    Серая, нескончаемая, выжженная неведомым огнем пустыня  с  черными
полями сажи и пепла, с редкими струйками дыма...
    Серое мутное небо с  застывшими  мохнатыми,  черными  и  багровыми
облаками...
    Черная неподвижная река - не то мазут, не то асфальт...
    Мертвое спокойствие.
    Мертвая тишина.
    Ночь отравленной души...
    - Где мы?
    - Подкорка височной доли два, уровень  сознания,  -  просочился  в
голову бестелесный пси-голос Гиппократа. - Порог димидиат серв. Эффект
иллюзорного бытия. Полная потеря ориентации, утрата жизненных  реалий.
Коррекции не поддается. Необходима  немедленная  операция  в  условиях
института!
    - Без советов, Умник! - огрызнулся Мальгин,  примериваясь  второй,
"хирургической" половиной сознания к безошибочному  пси-уколу.  -  Как
физика?
    - Тургор падает, дыхание слабое, поверхностное, пульс  нитевидный.
Прогноз остановки сердца - две-три минуты.
    - Успею. Зондирование активное, выпад альфа! - Мгновенно  вспотев,
Мальгин  сделал  гигантское  усилие  и  рассеял  микроскопическое,   в
несколько нанометров [1 нм  =  10^-9  м  =  0,000001  мм.],  скопление
"шлаковых" нейроструктур, созданных влиянием наркоклипа.
    Вторая "половина" сознания  сначала  ничего  не  заметила,  пейзаж
перед глазами хирурга не изменился, но  затем  проявились  последствия
операции: тела своего Мальгин не чувствовал, хотя и управлял  им,  как
летательным  аппаратом;  в  настоящий  момент  он  висел   над   рекой
неподвижно и вдруг  испытал  ощущение  полета  -  серо-черная  равнина
"внизу" побежала назад, открывая новые и новые пространства.  Внезапно
она налилась  багровым  свечением,  с  гулом  содрогнулась,  выгибаясь
куполом, потом прогнулась, как резиновая, несколько  раз  дернулась  и
затихла. Тронулась река, потекла, зарябила мелкими волнами, но  вскоре
остановилась, застыла, в пустыню  снова  вернулась  тишина.  Сердце...
один удар сердца в десять секунд...  Мальгин  положил  руку  на  левую
грудь Купавы и дважды с силой нажал. Один удар сердца в десять  секунд
- это граница жизни. Ну же, давай!
    Новый двойной удар потряс равнину,  однако  свечение  почвы  после
него ушло не сразу. Годится, живем! Поехали дальше...
    Рельеф пустыни  ринулся  навстречу  с  нарастающей  скоростью,  за
горизонтом  показались  горы,  угрюмые,  фиолетово-синие,  с  недобрым
голубым блеском,  покрытые  мрачным  черно-зеленым  великаньим  лесом.
Приблизились, закрыли горизонт со всех сторон. Поле  зрения  сузилось,
взгляд то и дело натыкался на чудовищные стволы, переплетение  ветвей,
лиан,  кустов,  навалилось  ощущение  душной   жаркой   парилки.   "Я,
обезумевший в  лесу  Предвечных  Числ",  -  всплыли  в  памяти  строки
Верхарна, столь любимого Даниилом Шаламовым.  Откуда-то  сверху  вдруг
посыпались камни, превращаясь в  чудовищных  птиц  с  тремя  и  больше
головами,  одноруких   и   многоногих   уродов,   кентавров,   чертей,
динозавров, химер... Увидели  человека,  повернули  к  нему,  открывая
пасти.
    - Сказочные  конфабуляции  [Конфабуляция  -  ложное  воспоминание,
наблюдается  при  нарушениях  памяти.]  -  струйкой  снежной   поземки
просвистел  голос  Гиппократа.   -   Искажение   восприятия   в   зоне
дельтависочной  доли,  пси-корректировке  не   поддается,   необходимо
координированное хирургическое подавление.
    Мальгин не ответил. Для изменения психического состояния Купавы  и
вывода  ее  из  транса  ему  нужна  была  предельно  высокая   степень
концентрации внимания. Он выхватил меч, отразил атаки летающих ящеров,
сшибая  им  головы,  отрубил  неосторожно   приблизившимся   чудовищам
когтистые лапы, остальные остановились в нерешительности...
    Вторая часть личности хирурга в этот момент превратилась в разящий
луч лазера и в три касания разрушила  ансамбль  новорожденных,  чуждых
организму нейроструктур (сердце Мальгина дало сбой, болью  отозвавшись
в голове, - он работал на уровне физического  воздействия,  требующего
невероятной выносливости и отнимавшего громадное количество энергии).
    Химеры и динозавры в лесу "блаженных  мечтаний"  Купавы  растаяли,
как дым, лес посветлел, чернота из него ушла, он  уже  не  страшил,  а
манил отдохнуть...
    - Зондирование пассивное-гамма.
    - Падение тонуса.
    Мальгин слепо нащупал инъектор и сделал Купаве укол адаптогена.
    - Я имею в виду - у вас, - бесстрастно сообщил Гиппократ.
    Мальгин сделал укол себе. Полегчало.
    - Поехали дальше. Кажется, я уже вижу финал.
    - Финал  потребует  по  крайней  мере   двух   десятков   операций
одновременно.
    - Справлюсь!
    Хирург уже нащупал цепь ассоциаций, уводившую сознание Купавы  все
глубже и глубже в пучину ее неконтролируемых эмоций и пси-состояний, и
шел  по  "следам"  пси-наркотика,  преодолевая  сопутствующие  болевые
ощущения и удары фрустированной психики женщины. Усилием воли он  смог
бы изменить модальность сигналов боли, то есть переключить собственные
болевые ощущения на приятные, но тогда ему не  удалось  бы  определить
границы  нейроподавления  и  остановить  начавшийся  процесс   распада
психики.
    Склон мрачной, ощетинившейся скалами горы, дорога, вьющаяся  между
гигантскими обломками и выступами бурой и коричневой породы,  пропасть
справа, бездна...
    Мальгин в странной машине на  колесах  мчится  по  дороге  куда-то
вверх, рискуя свалиться в пропасть, а впереди еще одна машина,  корпус
отливает золотом, на корме  то  появляется,  то  исчезает  буква  "К",
напоминающая иероглиф, в кабине - женщина...  Женщина?!  Ну,  конечно,
это Купава!
    "Жми!" - хочется крикнуть Мальгину, но  пилот  -  он  сам,  вернее
водитель, и машина,  которую  он  ведет,  не  современный  аппарат,  а
старинный автомобиль, хотя и зализанных скоростных форм.
    Автомобиль вдруг на мгновение  расплылся  облаком,  превратился  в
коня, в ушах засвистел ветер,  стал  слышен  стук  копыт,  в  пояснице
тряско  отозвалось  седло,  но  длилось  это   недолго,   конь   снова
превратился в машину на колесах, и надо было во что  бы  то  ни  стало
догнать ту, что мчалась впереди...
    - Коррекция невозможна, - противным свистом ворвался в  уши  голос
Гиппократа. - Операционное поле слишком большое, около  трех  десятков
участков.
    - Заткнись! - в бешенстве рявкнул Мальгин.
    Он снова то скакал на коне  за  беглянкой,  то  мчался  за  ней  в
машине, петляя по жуткой горной дороге, то полз по кручам, сбивая руки
в кровь, то летел  на  тарахтящем  аппарате  под  названием  вертолет:
сознанием управляли дорожки ложной памяти  Купавы  и  ее  переживания,
отстраниться от них было почти невозможно, приходилось терпеть.
    Ему  наконец  удалось  довести  концентрацию  воли,  а  с  ней   и
напряженность собственного "скальпеля" - пси-поля до нужной кондиции и
вонзить "иглы-щупальца" в электронно-ионный конденсат нейронных узлов.
    Взрыв! Всплеск огня и веер дыма! Что-то больно  ударило  в  грудь,
сердце с  трудом  справилось  со  своим  кровным  делом  -  снабжением
кислородом работавшего на пределе мозга. В глазах потемнело...
    - Пранаяма [Пранаяма - контроль дыхания.], - долетел  слабый,  как
вздох умирающего, голос Гиппократа. - Прошли фазу самадхи  [Самадхи  -
трансовая медитация, приводящая к утрате своего "я".]...
    Хирург снова обрел способность "видеть".
    Он догонял "автомобиль" Купавы,  догнал,  ударил  бортом  в  борт,
отбрасывая от пропасти справа, еще и еще раз.
    Скрежет металла, удар, кувырок  через  голову,  звезды  в  глазах,
мгновенная боль в голове, ватная тишина...
    - Спазм перикарда, - прошипело в ушах,  как  вода  на  раскаленной
сковороде (Гиппократ).  -  Начались  судороги.  Необходима  стимуляция
ЦНС...
    Мальгин с трудом выплыл из колодца тишины, чтобы сообразить, о чем
идет речь, но руки уже сами, автоматически,  нашли  инъектор,  сделали
Купаве укол и массаж груди.
    Что-то  огромное  и  бесформенное  шевельнулось  вдруг  в  голове,
появилось ощущение, будто  его  накрыла  мрачная  тень  хищной  птицы.
Кто-то  чужой  посмотрел  на  него  тяжело  и  неодобрительно,   снова
шевельнул вселенную  его  мыслей  и  чувств.  Чужой.  Внутри.  "Черный
человек"!
    - Не мешай!  -  взмолился  Мальгин,  преодолев  волну  слабости  и
тошноты. - Прошу тебя, только не сейчас!
    Закончу - бери меня теплого...
    Ощущение взгляда ослабело.
    Очнувшись от псевдозабытья, Мальгин увидел горящую слева машину  и
Купаву, сползающую к пропасти со счастливой улыбкой на губах. Лицо  ее
было  разбито,  на  груди  расплывалось  красное  пятно,  платье  было
изодрано, туфли отсутствовали, в одной руке намертво  зажат  "стакан",
подаренный  Шаламовым.  Сил  Мальгину  хватило  лишь  на   то,   чтобы
выкарабкаться из покореженной кабины, упасть  на  камни  и  преградить
Купаве путь к пропасти. Вниз посыпались  каменные  обломки,  отзываясь
при ударах странным булькающим эхом, исчезли в черно-багровой  пелене,
скрывающей дно провала.
    - Дно-дно-но-но-но...  -  раздался  чей-то  гулкий   шепот.   Чей?
Гиппократа?  Свой  собственный?  Или  таинственного  наблюдателя,  чье
присутствие Мальгин почувствовал внезапно?
    - Коррекция не проходит...
    - Необходима  компьютерная  коррекция   с   фиксацией   мысленного
усилия...
    - Соберись, фиксируй внимание! Не расплывайся... А  это  еще  кто?
Может, Харитон?
    - Оперативное поле - семьдесят точек...
    - Она сопротивляется... падение вниз - атрофия чувства...
    - Работай  в  резонансе,  попробуй   внушить   когнитивную   карту
[Когнитивная карта - образ знакомого пространственного окружения.].
    Купава вдруг открыла глаза, увидела Мальгина, и лицо ее  мгновенно
исказилось: гнев, горечь, ненависть и ярость волнами побежали по нему,
как круги по воде.
    - Уйди! - Крик ее  резанул  слух,  породил  луч  боли,  пронзивший
сердце хирурга. - Не имеешь права! Ты чужой мне, чужой! Уйди,  я  хочу
покоя... покоя... покоя...
    Слово "чужой" отозвалось сотрясением головы  и  колющими  спазмами
желудка. Клим едва удержал контроль над второй "половиной" сознания  -
хирургической.
    Купава  обогнула  лежащего  Мальгина,  подползла  к  краю  обрыва,
посмотрела вниз и зажмурилась на мгновение. И тогда хирург, покрывшись
жгучим  потом  от  усилия,  бросил  непослушное  тело  к  ней.  Купава
царапалась,  стараясь  вырваться,  молотила  его  кулачками  по  лицу,
кричала, а он, прижимая к себе драгоценную ношу,  отползал  от  обрыва
все дальше и дальше, в то время как второе  "я"  хирурга  делало  свое
дело, стирая зарождающиеся ядра изменений психики...
    Гора задрожала, с грохотом обрушилась в пропасть  соседняя  скала,
камень под ногами Клима поехал, как живой, рухнул вниз, но хирург  все
же удержался, одной рукой намертво вцепившись в острый выступ  породы,
а второй удерживая затихшую женщину. Снова появилось ощущение зависшей
над головой гигантской птицы; ее тень,  холодная  и  тяжелая,  накрыла
людей. Свет в глазах померк. Мальгин почувствовал, что слабеет, к тому
же в голове опять заворочался "черный", мешая сосредоточиться, пытаясь
подчинить  измученное  сознание  хирурга,  внушить  ему  свое  видение
ситуации (на  мгновение  Мальгину  показалось,  что  находится  внутри
знакомой и чужой одновременно "пещеры" -  жилища  маатан  в  окружении
живых угрюмых черных глыб...).
    - Убью! - зарычал Мальгин в диком исступлении, так что  вскрикнула
Купава, стих ветер, прекратился  камнепад  и  замерли  горы.  "Черный"
притих, озадаченный, но Клим знал,  что  это  ненадолго.  Его  психика
раскачивалась все сильней, измотанная колоссальным напряжением сил,  и
сдерживать порывы памяти "черного" в сферу сознания  хирург  долго  не
мог.
    - Держись, мастер! - прилетел вдруг гулкий басовитый шепот, и  еще
чей-то голосок, невнятный, тонкий, совсем детский,  полный  тревоги  и
сочувствия, погладил душу теплой ладошкой ласки и сопереживания...
    Путешествие по внутреннему  пси-миру  Купавы  кончилось  внезапно:
горы, разбитые машины, тропа над пропастью -  исчезли,  перед  глазами
хирурга медленно проявилась обстановка чужой спальни, лежащая Купава с
мокрым от слез лицом.
    Мальгин потянулся к ней, но сил не хватило:  сердце  стучало,  как
насос, грудь разрывалась от хрипа, кровь летела по жилам со  скоростью
курьерского когга, кожа на ней светилась, комната плавно  кружилась  и
куда-то падала,  но  главное  Клим  все  же  увидел  -  Купава  дышала
спокойно,  и  сердце  ее  начинало  работать  в  нормальном  ритме.  В
следующую секунду он отключился...  чтобы  тут  же  вскинуться  снова,
найти женщину взглядом и... снова уйти в тягучий звон, свет и  хрип...
и опять выплыть из беспамятства,  дотронуться  до  Купавы  и  потерять
сознание  окончательно.  Последнее,  что   он   услышал,   был   голос
Гиппократа:
    - Кажется, вы победили, мастер...
    Он уже не видел, как в  квартиру  вошли  воинственно  настроенные,
подогревающие себя стадным инстинктом мальчики в кокосах, а  вслед  за
ними ворвались Железовский и Джума Хан, и последними -  врачи  "Скорой
помощи", вызванные Гиппократом.

                               Глава 11

    Борда   нашел   комиссара   безопасности   в   одном   из   боксов
вычислительного центра управления,  представлявшего,  по  сути,  почти
стандартное кокон-кресло со всеми  мыслимыми  видами  связи  с  инками
отдела (консорт-линия) - Умником, общим на все управление -  Стратегом
и погранслужбы - Большим Духом.
    Заместитель комиссара  по  Земле  только  с  виду  казался  добрым
толстячком, готовым расплыться в улыбке от любой шутки, на самом  деле
его характер ни в чем  не  уступал  железному  характеру  Бояновой,  а
требовательность и жесткая хватка были известны всем  в  отделе  -  от
стажера до кобры. Правда, к себе он был еще требовательней, за что его
и уважали.
    Все  же  боксы  ВЦ  несколько  отличались  от   рубок   управления
космической и энергетической техникой, в них еще  оставалось  место  и
для  динго-сферы,  и  для  посетителя,  пожелавшего   побеседовать   с
оператором.
    - Входите, Рене, я уже закончила, - проговорила Боянова в ответ на
деликатное покашливание заместителя.
    Кокон раскрылся, освобождая оператора, в  боксе  вспыхнул  неяркий
свет, вызвав медовые блики в глубине сотоподобных стен, сходящихся над
креслом готическим шатром.
    Борда смотрел вопросительно, и комиссар добавила:
    - Я не очень сильный аналитик, но иногда хочется  сделать  прогноз
самой, убедиться в правильности интуитивных выводов. Сегодня я  решила
сделать  квастерный  анализ  [Математическая  процедура   многомерного
анализа, позволяющая на основе множества показателей сгруппировать  их
в классы  (кластеры).]  социальных  отклонений  и  прикинуть  масштабы
общественной деградации, и вы знаете, что я почувствовала?
    - Вы пришли в ужас, - ответил Борда серьезно. Глядя на заместителя
пристально и печально, Боянова кивнула.
    - Да, я пришла в  ужас.  Масштабы  душевного  нездоровья  общества
нарастают по экспоненте, возникают паранойяльные системы,  усиливается
эскалация зон конфликтов на национальной  и  религиозной  почвах,  что
породило касту принципиального невежества с  полной  расторможенностью
животных влечений. Это...  это  страшно,  Рене!  Мы  так  старались  в
течение  сотен  лет  освободить  детей  от  какой  бы   то   ни   было
ответственности,  что   наконец   вырастили   великолепное   поколение
абсолютных потребителей! И ни одна из программ  интеграции,  повышения
духовности и культуры не сработала! И не работает.
    - Кроме одной.
    - Какой же?
    - Интрасенсы.
    - Интрасенсы - другая стать, они - реакция природы  на  вырождение
человечества, по словам Железовского,  и  тут  я  с  ним  согласна.  В
обществе,  а  еще  больше  в  молодежной  среде,   царят   разобщение,
дифференциация, потеря интереса к динамике, отсутствие жизнерадостного
ощущения жизни и прочие негативные явления. И стоило кому-то подкинуть
в эту среду патологический вирус сверхидеи...
    - Как появились "хирурги", готовые засучить  рукава  и  "излечить"
человечество от "чумы инородцев". Что ж, у них были  отличные  предки:
фашисты, сионисты, националисты, фанатики всех мастей... прочие убийцы
души - ахма-ха индуистов. - Борда поднял глаза,  вспоминая  что-то,  и
продекламировал: - "Асурья нама те лока андхена тама савритаха  гамете
тамсге бхиггагханти йе ке  чатмаханоджанаха".  -  Перевел:  -  "Убийца
души, кто бы он ни был, должен попадать  на  планеты,  известные,  как
миры безверия, полные темноты и невежества!"  Шри  Ишопанищад,  мантра
третья. Кстати, на такой мир мы наткнулись.
    Теперь Боянова смотрела  на  собеседника  вопросительно,  и  Борда
пояснил:
    - Маат. Планета действительно напоминает потухший ад.
    Комиссар  вздохнула,  зажмурилась,   потрясла   головой,   потерла
покрасневшие от усталости глаза.
    - С удовольствием отправила бы туда все эти "Клубы по  интересам":
дилайтменов, функционеров  "Братства  зрячих"  и  "эскадронов  жизни",
мазохистов, трахолюбов, "чистых наслажденцев", травников, созерцателей
любви,   хочушников,   любителей    острых    ощущений,    наркоманов,
проповедников "гонок за лидером"...
    - Да, - вставил заместитель.
    - Что? - очнулась Боянова.
    - Хорош зоопарк! Но у  этой  нечисти  есть  лидеры  и  Лидер,  это
несомненно, иначе "хирурги" не выступили бы со своим  ультиматумом,  а
их не поддержали бы "эскадроны". Выйти бы на этого Лидера, а  главное,
определить, кто такие "хирурги".
    - Да не главное это, - тихо сказала Боянова. - Задача помасштабней
- заставить человечество посмотреть на себя со стороны, глазами...  да
хотя бы тех же "черных людей".
    - Если бы они не ушли, - пробормотал Борда.
    - Они не ушли.
    - Да? - На лице заместителя появилось озадаченное выражение.
    - На сегодняшний день их у нас трое: Шаламов,  Лондон  и  Мальгин.
Может быть, будет больше.
    - А-а... - Борда помолчал.. - Но Мальгин... как бы это сказать...
    - Вы знаете, что он отколол? Он провел неинвазивную  [Неинвазивный
- бескровный.]  операцию  без  компьютерного  сопровождения.  То  есть
вообще без хирургической инконики.
    Борда недоверчиво взглянул на женщину.
    - Это невозможно.
    - Значит,  возможно.  Жена  Шаламова  не  выдержала  психотропного
давления наркоклипов, и Мальгин вытащил ее из транса, проведя глубокое
пси-зондирование.
    - Факт удивительный. - Заместитель помолчал. - И тревожный.  Такое
не под силу обыкновенному человеку.
    - Он специалист экстра-класса, может  быть,  единственный  на  всю
планету.
    - Все равно он человек... был, во всяком случае.
    - Значит, теперь он не человек... а экзосенс, и чего от него можно
ждать, неизвестно. Итог битвы между человеческим  и  нечеловеческим  в
его душе, увы, не предрешен, что бы там ни говорили его друзья.  Нужна
перестраховка.
    - Мне кажется,  вы  преувеличиваете  масштабы  личности  Мальгина.
Кстати, лично мне он  нравится.  То,  как  выглядит  подруга  мужчины,
обычно отражает его внутреннюю сущность, его идеал и вкус, а подруга у
Мальгина красоты необычайной.
    - Вы имеете в виду Карой Чокой? В таком случае вы  не  видели  его
бывшей жены, Купавы. Ее недаром называют феей  печального  очарования,
но от Мальгина она ушла. К Шаламову.
    Борда не нашелся, что сказать в ответ.
    - Зачем вы искали меня, Рене? Не доверяете компьютерной связи?
    Заместитель выдержал взгляд комиссара.
    - События нарастают лавинно:  отмечены  уже  четыре  нападения  на
информбанки с уничтожением информации об интрасенсах,  утечки  оружия,
спецснаряжения, транспортных средств... - Борда замолчал, заметив, что
Боянова морщится. Комиссар знала об этих событиях не меньше, чем он, и
тогда заместитель нехотя  признался:  -  В  отделе  происходит  утечка
информации, Власта, работать стало очень сложно, вы не находите?
    Боянова рассматривала  лицо  Борды  так  долго,  что  пауза  стала
неловкой. Правда, ее это не смутило.
    - Может  быть,  вы  правы,  Рене.  Назревают  события,  необходима
координация  действий  всех  тревожных  служб,  СЭКОНа,   общественных
комиссий по социоэтике, а мы - как на ладони! Б-р-р!
    - Не иронизируйте, Власта, вы же понимаете, что...
    Боянова успокаивающим жестом подняла руку.
    - Успокойтесь, Рене, и не обижайтесь, я действительно все понимаю.
Отделу нужна помощь извне. Нужен психопрогноз с максимально  возможным
сокращением альтернатив. Кто, по-вашему, может его сделать?
    - Психопрогноз, по  образному  выражению,  -  тень,  отбрасываемая
будущим,  -  проворчал  Борда,  -  не  всякий  интрасенс  способен  ее
заметить. Я  поразмышляю  над  кандидатурой.  Кстати,  от  интрасенсов
поступила...
    - Знаю я. Смешно и грустно.
    Боянова  имела  в  виду  поступившее  в  отдел  заявление   группы
интрасенсов с просьбой о защите и  недвусмысленной  угрозой  в  случае
"неприятия мер" избрать методы  защиты,  которые  будут  необходимы  и
достаточны.
    - Что еще вас беспокоит?
    - Не что, а кто: Майкл Лондон. Он на Земле и, как оказалось, живет
с семьей уже третий день, но... Но это не тот Лондон  -  вернее,  тот,
но... обыкновенный... Черт! - Заместитель взмок. - Власта, он перестал
быть экзосенсом. Ничего не помнит,  что  с  ним  было  после  бегства,
вернее, путешествия,  не  реагирует  на  пси-команды,  не  излучает  в
пси-диапазоне, как раньше, ну и так  далее.  Вежлив,  тверд,  спокоен.
Собирается  работать  охотоведом.  Все.   У   меня   лично   сложилось
впечатление... его словно подменили.
    Боянова встала из кокона и  молча  направилась  к  выходу  из  ВЦ.
Самообладанием она владела колоссальным, но взгляд  ее  был  настолько
красноречив, что Борда вдруг сам испугался своего предположения.
    У выхода из вычислительного центра они нос к  носу  столкнулись  с
Ландсбергом, но озабоченный  чем-то  председатель  СЭКОНа  не  заметил
коллег, и Боянова впервые пожалела, что она не интрасенс.
    Мальгин бездумно смотрел в окно во  всю  стену,  ожидая  приговора
врачей, и грезил с открытыми глазами. Сам  он  давно  "починил"  себя,
очистил тело от шлаков нервного стресса и  психологической  усталости,
но не хотел объясняться  и  клясться,  что  практически  здоров  и  не
нуждается в услугах медицины.
    По  абсолютно  прозрачной  пластине  окна  бродили  тени   прошлых
событий, воспоминания наплывали друг на  друга,  вскипали  призрачными
водоворотами, Клим стирал их мысленными усилиями, но они  возвращались
вновь, напоминая японские хокку, которые утверждали,  что  с  оконного
стекла нельзя стереть только дождь и собственное отражение...
    Мелькнул и исчез образ одинокого орла, парящего над бездной, образ
сурового подчинения воле и целеустремленности,  не  терпящий  мелочных
забот и отклонений от избранного курса... Его сменил  знакомый  контур
нервной системы человека  с  указаниями  перестройки  и  усложнения  -
"черный человек"  нет-нет  да  и  пошевеливался  в  глубинах  психики,
задавленный до поры до времени волей хирурга.  Полностью  отстраниться
от его влияния Клим не мог, да и не хотел, понимая, что тогда придется
жертвовать знаниями, запасенными в "черных кладах",  и  пробуждающейся
футур-памятью. Ему все чаще казалось, что те или иные события  он  уже
переживал однажды, и это было  прямым  доказательством  проявляющегося
дара   предвидения,   рожденного   колоссальным   объемом   полученной
информации.
    Он мог бы усилить его, подчинившись программе "черного  человека",
но  что-то  останавливало  Мальгина,  какие-то  не  совсем  осознанные
тревоги души, каноны этики и  морали,  переступить  которые  -  значит
потерять нечто глубоко  личное,  принадлежащее  только  ему  одному  и
одновременно всему человечеству ab ovo.  И  все  же  путь  к  "черному
человеку", полному вселенских тайн, оставался открытым и манил, звал в
неизведанное, оставаясь чужим и холодным, как ил на  дне  озера.  Зато
существовал еще один таинственный зов, далекий, слабый, как  память  о
глубоком детстве, но мистически близкий по эмоциональной окраске всему
тому,  что  любил  Мальгин,  созвучный  с  его  внутренним   миром   и
отзывающийся в сердце струной любви...
    Иногда  в  работу  мозга   вмешивался   горизонт,   перенасыщенный
наследственной  информацией,  и  тогда  Мальгин  чувствовал  себя   то
простейшим, то ланцетником, трилобитом, рыбой, рептилией, динозавром и
даже протообезьяной, последовательно проходя все стадии  онтогенеза  -
истории жизни на Земле. Но однажды  в  эту  цепочку  памяти  вмешалась
память  "черного  человека",  и  Мальгин  впервые  в  жизни  испугался
по-настоящему, до спазма в желудке и холодного пота: наряду с обычными
ощущениями, свойственными земным существам, он испытал  ни  с  чем  не
сравнимый ряд ощущений, пересказать  и  описать  которые  не  смог  бы
никто, так как принадлежали они негуманоидам, существам, родившимся  в
иной вселенной с абсолютно отличными от земных законами бытия...
    Что-то изменилось в  потоке  сознания,  протекающем  сквозь  мозг,
появилось ощущение неудобства и неудовольствия. Мальгин очнулся, и тут
же  тихо  прозвонил  видео.  Посреди  комнаты  сформировалась   фигура
дежурного врача - динго инка,  конечно.  На  лице  его  было  написано
смущение.
    - Вы весьма  неординарный  пациент,  Клим.  Утром  еще  мы  лечили
больного, а к обеду вы вдруг стали здоровым. И я подозреваю, что  наша
фармакопея здесь ни при чем.
    Мальгин улыбнулся, чувствуя приятное покалывание по всему телу: он
только  что  провел  сеанс  аутопси-массажа,  восстанавливая  тонус  и
окончательно снимая нервную усталость.
    - Не обижайтесь, Обиван, я действительно необычный  больной.  Наша
медицина еще не скоро начнет лечить интрасенсов,  а  об  экзосенсах  и
речи нет. Но я побуду у вас немного, кормят тут неплохо. - Клим  снова
улыбнулся. - Как дела у Купавы?
    - С ней все в порядке, но она не интрасенс и  пробудет  в  клинике
еще дня три.
    Мальгин  кивнул,  дежурный  врач   развел   руками,   его   фигура
превратилась в радужный световой сноп и растаяла.
    Мальгин автоматически нащупал рукой фрукты на висящем у  изголовья
подносе и захрустел яблоком. В  голове  тоненько  прозвенел  звоночек:
кто-то знакомый вошел в здание лечебницы.  Спустя  несколько  минут  в
палату ворвался Джума Хан.  Мгновение  они  смотрели  друг  на  друга:
оценивающе - Джума и с неопределенной досадой и  неловкостью  -  Клим,
потом безопасник заулыбался - улыбка у него была чертовски обаятельная
- и хлопнул ладонью по подставленной ладони хирурга.
    - Привет, амиго. По-моему, ты о чем-то задумался. Что  притих?  На
себя не похож.
    - Думаю думу без шуму, - ответил Мальгин пословицей.  -  Зато  ты,
похоже, не меняешься: здоров, уверен, энергичен, азартен.
    Клинки их взглядов столкнулись, но искры не  высекли:  во  взгляде
Джумы уже не было обычного вызова, только отстраненная настороженность
и сосредоточенность. Поединок длился недолго, Джума отвернулся первым,
проворчал с неожиданным добродушием:
    - Ох и тяжелый у тебя глаз, мастер! Хоть я  и  потомок  шейха,  но
соперничать с тобой после того, что ты проделал с Купавой, побаиваюсь.
Честное слово, уникальная была операция! Завидую, я бы так не смог.
    Мальгин мимолетно удивился, но анализировать перемены в настроении
бывшего врача не стал, в  комнату  вошли  еще  двое  -  Железовский  и
Ромашин. Математик добился значительных успехов в овладении  эмоциями,
и застывшее лицо его напоминало маску. Ромашин, как  всегда,  выглядел
вежливо-уравновешенным и целеустремленным, пряча ироничные  огоньки  в
глубине глаз.
    - Не ждали? - сказал эксперт, пожимая руку "больного".
    - Его я услышал еще в метро, - кивнул Мальгин на Железовского.
    - Мы  за  тобой,  -  пробасил  тот   ворчливо.   -   В   состоянии
передвигаться и воспринимать нетривиальные идеи?
    - У него дисфория, - сказал Джума, выглядывая в окно.
    - Что это еще за штука?
    - Пониженное     настроение,     состояние      раздражительности,
озлобленности,  мрачности,  повышенной  чувствительности  к  действиям
окружающих и, кстати, со склонностью к вспышкам агрессии.
    Ромашин с любопытством посмотрел на говорившего, перевел взгляд на
Мальгина, и тот невольно улыбнулся.
    - Диагноз поставлен вполне профессионально. Не боитесь, что  Джума
может оказаться прав? Я ведь химера.
    - Вставай, "химера". - Железовский легко поднял Мальгина за  руку.
- Возьмешь на вооружение мою формулу  "трех  эс"  и  будешь  такой  же
здоровый и спокойный, как и я.
    - Что за "три эс"? - заинтересовался Джума Хан.
    - Самоанализ, самоконтроль, самосовершенствование.
    Джума фыркнул.
    Железовский пожал  плечами,  взял  с  подноса  у  кровати  хирурга
несколько зеленоватых  плодов  величиной  с  крупную  сливу,  понюхал,
откусил.
    - Фейхоа? Пахнет ананасом и земляникой.
    - Угощайтесь.  -  Клим   принялся   переодеваться,   его   одежда,
вычищенная  и  освеженная,  хранилась  в  стенном  шкафу.  Позвонил  в
приемный покой.
    - Обиван, я ухожу, изменились обстоятельства.
    Инк молча поклонился. Мальгин повернулся к посетителям.
    - Ну что ж, компанерос, я полностью в вашем распоряжении.  Что  за
идею нам предстоит обсудить?
    - Поехали к тебе домой. - Железовский направился к  двери  первым,
сосредоточенно жуя плоды фейхоа, китайского земляничного дерева. - То,
о чем идет речь, находится там.

                               Глава 12

    Милости прошу. - Мальгин отступил, пропуская гостей  в  дом.  Пока
они устраивались в  гостиной,  он  включил  тихую  музыку  и  соорудил
полдник:  кофе,  тоник,  тосты,  фрукты.  Никто  не  отказался,   даже
равнодушный к гурманству Железовский, который  в  ответ  на  замечание
Джумы:  "Чтобы  держать  форму  с   такой   фигурой,   надо   питаться
электричеством" - пробурчал:
    - Все мы рабы биологии.
    - Кто-нибудь звонил? - спросил Мальгин у "домового".
    - Звонили трое, - ответил Кузьма. - Катя Лондон, отец  и  какая-то
женщина. Имя не назвала.
    - Откуда звонила, узнал?
    - Станция "Эдип-2". Это где-то далеко, у других звезд.
    - Далековато, - насмешливо хмыкнул Джума.
    Хирург  и  безопасник  встретились  взглядами.  Клим  отвел  глаза
первым. Он  не  ожидал  звонка  от  Карой  и  был  раздосадован  своей
несообразительностью, а главное тем, что не разобрался с  "домовым"  в
интимной обстановке.
    Теперь же отступать было некуда.
    - Включи запись.
    В комнате зазвучал голос Карой, всего несколько слов:
    - Я видела  плохой  сон,  мастер.  Будь  осторожен,  если  можешь.
Привет.
    Мальгин невольно взглянул на Джуму, но тот спокойно пил  кофе,  не
реагируя на слова бывшей жены. Клим сделал вид, что ничего  особенного
не услышал, захрустел поджаренной корочкой тоста.
    - Что хотела от меня Катя Лондон?
    - Ничего, поблагодарила - и все.
    Мальгин с трудом проглотил кусок тоста.
    - За что? Прокрути.
    "Домовой" послушно включил запись. Виом  открыл  вход  в  гостиную
квартиры Лондонов, и перед глазами  мужчин  возникла  счастливая  жена
Майкла Лондона.
    - Клим, огромное вам спасибо за мужа! После операции  он  вернулся
таким же, каким и был, - вы буквально вернули меня  и  дочь  к  жизни!
Исполать вам как великому хирургу, и дай Бог вам любви и  счастья  как
человеку! Мы еще навестим вас, чтобы  поблагодарить,  хотя  долг  этот
невозможно будет вернуть и до конца дней.
    Изображение рассыпалось искрами, виом погас.
    Трое  смотрели  на  Мальгина   вопросительно,   с   изумлением   и
недоверием, а он сидел, будто в трансе, и в голове вертелся лишь  один
вопрос: интересно, как я ей скажу, что я его не оперировал...
    - Не понял, - подал голос Джума. - Ты и  Лондона  оперировал?  Что
она имела в виду?
    - Майкл вернулся? - тихо проговорил Ромашин. - Я правильно понял?
    Мальгин встряхнулся.
    - Я знаю ровно столько же, сколько и вы. Минуту. - Он надел  эмкан
"спрута" и соединился с институтом. Выслушал ответ Гиппократа, почесал
мочку уха, снял эмкан, оглядел всех по очереди.
    - Лондон вернулся. Но я его не оперировал.
    - В этом деле какая-то загадка...
    - Подождите, коллеги,  -  вмешался  Железовский,  единственный  из
всех, кто не потерял присутствия духа и  хладнокровия.  -  Пусть  Клим
выясняет это сам, мы пришли по другому делу, а времени у меня мало.
    Мужчины переглянулись. Мальгин  расслабился,  залпом  допил  кофе,
улыбнулся глазами.
    - Ты прав, я сам развею этот мистический  туман.  Итак,  где  ваша
идея?
    Ромашин  повел  рукой  в  сторону  встроенного  в  стену  шкафа  с
прозрачными дверцами,  на  полке  которого  красовались  подарки  Дана
Шаламова Купаве.
    - По нашему предположению, один  из  этих  предметов  осуществляет
связь с Шаламовым, а точнее - на самом деле является  ключом  входа  в
орилоунское метро.
    Мальгин остался бесстрастным, успев мысленно оценить идею друзей и
найти ее приемлемо сумасшедшей, но Джума  не  смог  скрыть  удивления,
хотя сначала и воспринял сказанное как шутку.
    - Один "ключ" вы уже проверили, и теперь на Меркурии дежурит  чуть
ли не весь погранфлот.
    - Если это камень в мой огород, - мягко проговорил Ромашин,  -  то
упрек принимаю, но с оговоркой: многое  зависело  не  от  меня,  а  от
физиков, некачественно посчитавших  эф-прогноз.  Думаю,  пока  с  нами
Аристарх, подобной ошибки мы не допустим.
    Клим, вспомнив предупреждение  Лондона  об  опасности  шаламовских
даров, осторожно выгрузил из шкафа на столик все  необычные  предметы:
исчезающий "голыш", плачущую "свечу",  туманно-призрачный  шар-дыру  -
"магическую сферу",  которую  смог  взять  в  руки  только  с  третьей
попытки, стакан  из  "морозного  узора",  кинжал,  тяжелый  фолиант  с
мерцающей надписью на неведомом языке.  В  квартире  повеяло  странным
неземным ветром, стены ее искривила и тут же отпустила неведомая сила,
у всех четверых  возникло  ощущение,  что  предметы  смотрят  на  них,
пристально, не с угрозой, но и не равнодушно.
    - Однако! - сказал тихо Ромашин,  поправив  что-то  под  волосами;
Мальгин, уловивший его движение, понял, что эксперт носит персональный
комп, и не один, а вместе с "защитником" - генератором пси-защиты.
    - Мистика  какая-то,  -   проворчал   Джума,   заинтригованный   и
смятенный. - Что это за каббалистические раритеты? Мне показалось  или
они на самом деле... смотрят и дышат?
    - А  как  вы  себе  их  представляете?  -  заинтересовался   вдруг
Железовский. - Вот, например, это? - Математик показал на "свечу".
    Джума озадаченно посмотрел на него, потом на Аристарха.
    - Ну-у... по-моему,  эта  штука  похожа  на  хрустальный  бокал...
внутри плавает светящееся колечко... нет?
    Мужчины переглянулись.
    - М-да! - произнес Ромашин. - Мне казалось, что это  не  бокал,  а
какой-то вытянутый сосуд с дымом внутри.
    - Лично я вижу свечу, -  добавил  Мальгин.  -  И  к  тому  же  она
"плачет".
    - Великолепно, - пробасил Железовский. - А это?  -  Он  указал  на
"магическую сферу".
    - Черный куб... со звездами...
    - Ну а штуковина рядом? - Аристарх дотронулся до "ножа".
    - Что-то острое, как наконечник копья...
    Через  минуту  выяснилось,  что  все  четверо  видят   разложенные
предметы  по-разному:  и  лишь  относительно  одного  из  них   мнения
сходились: исчезающий "голыш" всем казался плоским  морским  камешком,
окатышем и демонстрировал свои качества без каких-либо  дополнительных
эффектов.
    Мальгин оглядел взволнованные лица гостей - даже математик  слегка
оживился, забыв о своих "трех эс", - и глубокомысленно проговорил:
    - Восприятие веревки как змеи  так  же  ложно,  как  и  восприятие
веревки как веревки.
    Последовало недолгое  молчание,  потом  взрыв  сдержанного  смеха.
Собеседники оценили ситуацию в юмористическом  ключе,  вполне  понимая
друг друга.
    - Источник изречения? - отсмеявшись, спросил Джума.
    - Шанкара, Адвайтаведанта.
    - Очень  образно  и  очень  справедливо.   Но   подарки   Шаламова
действительно впечатляют. Знать бы их настоящий  облик,  и  главное  -
назначение.
    - Учтите, они опасны, - предупредил Мальгин, чувствуя, как  внутри
него заворошился "черный человек". Веселое  настроение  ушло,  ему  на
смену  пришло  беспокойство,  защемило  сердце.  -  Лондон  не   будет
предупреждать зря.
    Джума хотел сказать что-то  язвительное,  но  передумал.  Подождав
немного, вдруг засмеялся и пояснил в ответ на вопросительные взгляды:
    - Вспомнил девиз нежити, точнее, "эскадронов жизни": "Мы живем для
того, чтобы сдохнуть!" Чем мы хуже?
    В комнате громыхнуло - этот  хохотнул  Железовский.  И  снова  все
четверо глядели друг  на  друга  выжидательно,  не  зная,  кто  первым
предложит действие. Музыка  в  гостиной  продолжала  звучать  (Мальгин
любил романсы Балакирева), создавая ностальгическое настроение, но  не
отвлекая от дум.
    - Мне  кажется,  нам  необходимо  выбрать  тот   объект,   который
максимально подходил бы к понятию "ключа", - сказал наконец Ромашин. -
Лично я вижу два таких объекта: "книгу" и "дыру-сферу". А вы?
    - Да, - коротко кивнул Железовский.
    - Причем ключ должен быть очень простым в обращении.
    - "Книгу" я уже открывал, - признался Мальгин. Аристарх видел этот
предмет почти так же, как и он,  а  Джуме  с  Ромашиным  она  казалась
плоской коробкой с металлической крышкой.
    - Ну и?..
    - Откройте, а я погляжу на вашу реакцию.
    Ромашин, поколебавшись, осторожно  отщелкнул  застежки  "книги"  и
открыл ее. На исследователей со страницы в упор глянул странный зверь:
полукрокодил-полумуравьед, оглядывающийся на людей через плечо  вполне
человеческим движением. Зверь стоял наполовину в воде не то  реки,  не
то озера желто-коричневого цвета,  за  ним  начинался  лес,  густой  и
ровный, как гигантская трава, а  над  лесом  торчала  ажурная  золотая
башенка с факелом огня. Небо в  этом  мире  было  густо-синего  цвета,
глубокое, без оттенков.
    - Фотография, -  с  пренебрежением  сказал  Джума.  -  Причем  без
стереоэффекта. Листай дальше.
    - Подождите, - тихо возразил Мальгин. - Смотрите внимательно.
    Железовский первым заметил движение пейзажа,  глянул  на  Клима  и
снова зачарованно уставился на фотографию.
    Иллюстрация начала  обретать  глубину,  четкость  и  контрастность
живой натуры, как бы "протаяла" вдаль, обрела объем. Фотография  стала
похожа на окно в чужую природу, на экран, за которым цвела жизнь иного
мира. По воде побежала рябь, а зверь - помесь рептилии с млекопитающим
- вдруг... мигнул!
    Еще мгновение,  прозрачная  пленка,  отделявшая  воздух  Земли  от
воздуха чужой планеты, лопнула и...
    В комнате  полыхнула  синяя  вспышка,  зашипело,  кто-то  с  силой
захлопнул обложку "книги" так, что все вздрогнули, во все глаза  глядя
на нового гостя, проникшего в квартиру неизвестным способом.  Это  был
Майкл Лондон собственной персоной.
    - Хелло, джентльмены. Я, кажется, вовремя.
    Железовский,  опомнившись,  превратился  в  статую,  будто  ничего
особенного не  произошло,  снисходительно  оглядел  компанию.  Мальгин
пришел в себя вслед за ним, вспомнил вспышку и шипение, нашел  глазами
их источник:  "магическая  сфера"  исчезла,  а  на  ее  месте  мерцала
полупрозрачная труба диаметром в полтора метра, уходя в пол и  потолок
комнаты. В воздухе запахло озоном.
    - С этими вещами надо обращаться очень бережно. - Лондон кивнул на
"книгу", невозмутимый, добродушный,  благожелательный  и  одновременно
твердый и непреклонный.
    Мальгину  вдруг  показалось,  что  фигура  Майкла   на   мгновение
превратилась  в  облако  с   глазами-бусинами   и   тут   же   вернула
первоначальную форму, хотя никто из товарищей этого не заметил. Но как
ни старался хирург разглядеть пси-ауру Лондона, ему  это  не  удалось:
бывший  начальник  службы  безопасности  не  делился   на   "призраки"
характерных  впечатлений,   он   был   наглухо   запакован   в   броню
пси-контроля. Видимо, манипуляции Мальгина  не  прошли  мимо  внимания
Майкла, потому что он посмотрел на хирурга как-то по-особому  и  выдал
мысленный образ подмигивающего тигренка, но речь продолжал  в  том  же
тоне:
    - Есть прекрасное правило, ему лет триста:  не  тяните  за  хвост,
если неизвестно точно, что на другом  конце  [Правило  Челлиса  (закон
Мэрфи).].
    Джума Хан фыркнул, остальные остались серьезными.
    - Итак, мы были правы, - с  удовлетворением  произнес  Ромашин.  -
Вернее, почти правы, потому что у нас в руках был не ключ от  входа  в
метро, а сам вход.  А  именно  -  "магическая  сфера".  Что  же  тогда
представляет собой "книга" с картинками?
    - Пантеон, - помолчав, ответил Лондон. Поискал  глазами  кресло  и
сел. - Или  "Красная  книга"  исчезнувших  цивилизаций,  если  хотите.
Причем "книга" опасная, с полным эффектом присутствия, и  пользоваться
ею может далеко не каждое  существо.  Человек,  например,  рискует  не
выйти оттуда, из иллюзии,  устройство  "книги"  включает  его  в  свой
компьютерно-химерный мир.
    - Интрасенс тоже не  сможет  отстроиться?  -  с  ноткой  вежливого
недоверия спросил Железовский.
    У глаз Лондона собрались веселые морщинки.
    - А вы всерьез полагаете, что человек, пусть он даже интрасенс,  -
венец мироздания? Увы, это далеко не так. Человек - не предел эволюции
Вселенной, его мозг содержит всего лишь  двести  миллиардов  нейронов,
примерно столько же звезд включает наша Галактика, а  ведь  в  космосе
много объектов гораздо более сложных. Чтобы воспринимать,  чувствовать
иные вселенные, нужны другие органы чувств, и не один-два, а  десятки!
Есть они у человека? Запрограммированы ли эволюцией?
    - Ну этого и вы знать не можете, - пробурчал Аристарх.
    - Ошибаетесь, знаю. Считайте, что  я  достиг  сатори  -  состояния
высшего просветления Будды, хотя и сохранил при этом бренную оболочку.
А еще я стал вечным  садху  [Садxу  -  странник  (инд.).]  и  вернулся
сегодня  на  Землю  в  последний  раз,  чтобы  поговорить  с  вами   и
предупредить.
    - То есть как это вы вернулись сегодня? - поднял  голову  Мальгин,
переглядываясь с Ромашиным. - Мне звонила ваша жена, что вы  вернулись
по крайней мере...
    Лондон поднял ладонь, грустная усмешка скользнула по его губам.
    - Я здесь, там - двойник,  фантом,  хотя  и  вполне  материальный,
осязаемый,  мое  альтер  эго,  хороший  мужик  и  все  такое   прочее.
Реализация одного из уровней структуры личности. Вон Клим  знает,  что
это такое, ему еще предстоит испытать на себе счастье обладания  иными
возможностями. Для меня же главное, что Кэт и Анилина... счастливы.
    Мальгин  заглянул  в  колодец  глаз  бывшего   начальника   отдела
безопасности и на дне колодца увидел темное озеро  тоски.  Глубокое  и
неизбывное. Миг -  и  оно  исчезло,  снова  Лондон  сидел  перед  ними
собранный, снисходительно-добрый, сильный, дружески настроенный и в то
же время чужой и далекий. Он жил не только здесь и сейчас, но и где-то
еще,  в  других  временах.  Он  знал  также,  что  невозможно  описать
собеседнику то, чего он  никогда  не  видел.  Майкл  знал  такое,  что
невозможно было и представить...
    - Вы правы, - кивнул он, отвечая на мысли всех четверых, одинаково
ошеломленных, несмотря на разные  возраст,  опыт  и  самообладание.  -
Человеком назвать меня трудно, садху - в самый раз. Кто вступил на эту
дорогу - уже не возвращается.
    - Шаламов... тоже? - Мальгин задержал дыхание.
    Лондон долго не отвечал, уйдя в недоступные никому  области  своих
воспоминаний,  и  по  лицу  его  плыли  всполохи  сияния  -  отражение
мыслительных процессов и непонятных эмоций. Наконец он очнулся.
    - Мастер, я знаю почти все о вашей жизни  прошлой  и  многое  -  о
будущей. Как и любой маатанин, я тоже обладаю футур-памятью и способен
предвидеть события и судьбы, особенно судьбы тех  людей,  которые  мне
симпатичны. Ваша судьба драматична, ибо вы не только третий в  истории
земной цивилизации экзосенс, после Шаламова и меня, но и  первый  маг!
Вернее, будущий  маг!  Или  колдун,  чародей,  волшебник,  кудесник  -
выбирайте любой термин. Но  до  этого  вам  предстоит  пройти  пустыни
одиночества, тоски, горя и боли,  адовы  горнила  жестоких  схваток  с
обстоятельствами, внешними врагами и с самим собой, узнать, что  такое
horror infiniti и тысячи  других  ужасов.  Попытайтесь  выдержать  эти
испытания, и тогда вы  поймете,  какой  смысл  вкладывали  философы  в
изречение: цель жизни есть жизнь. Тезис не бесспорный, смерть не менее
мудра, чем жизнь, да и по убеждениям "черных людей" бесконечный  смысл
лежит вне постижения его конечным существом,  но  лучше  не  проверять
этот тезис на себе. Конечно, мои советы - это не  рецепт  счастья,  но
помочь мне больше нечем. Я помогал сколько мог. - Лондон прищурился. -
Хотя в мои предупреждения, наверное, верили не все, не так ли?
    - Как вы это делали? - пробурчал Железовский. - Я  нашел  принципы
обработки ключевого файла иерархии компьютерных  структур,  интеграции
многоуровневого вывода, но не понял процесса выдачи  сигнала  в  точно
определенный момент времени. Что у вас выполняет роль интерфейса?
    - Еще поймете, это не сложно. У меня есть несколько минут,  можете
задать по вопросу, кого что интересует.
    - Вы не  ответили  на  вопрос  о  Шаламове,  -  напомнил  Мальгин,
равнодушно воспринявший  тираду  Лондона  в  свой  адрес.  Собственная
судьба его мало интересовала, во всяком случае в данный момент.
    - Шаламов непредсказуем, - нехотя ответил Лондон. - Я встречался с
ним  там...  -  Неопределенный  кивок  головой  в  сторону.  -  И   он
действительно опасен. Не ищите его. Может быть, он уже не вернется  на
Землю, а опасен он прежде всего тем, что  не  анализирует  последствий
своих поступков, как, например, не рассчитал последствий появления  на
Земле этих вещей. - Майкл показал на разложенные на столе подарки. - Я
заберу их с собой.
    - Так он... маг?
    Мальгину   внезапно   показалось,   что   Лондон   превратился   в
гиганта-циклопа,   в    единственном    глазу    которого    сверкнуло
пренебрежительное угрюмое предупреждение.  Впрочем,  этот  пси-импульс
почувствовали все.
    - Он маг, - медленно проговорил  гость.  -  Но  он  маг  на  грани
безумия. Понимаете, с кем вы хотите поиграть?
    - Мы  не   хотим   играть,   -   возразил   Мальгин,   сохранивший
философски-минорное настроение. - Мы хотим его  вылечить.  Я  в  долгу
перед ним.
    - И я, - кивнул Ромашин.
    - Кроме того,  существует  много  причин,  по  которым  он  обязан
появиться на Земле и расставить точки над "i".
    Лондон с неопределенной  и  не  очень  понятной  жалостью  оглядел
спокойное лицо Мальгина, однако возражать не стал.
    - Еще вопросы? Мне пора.
    - Орилоунское метро сохранилось? - быстро спросил Ромашин.
    - Сеть орилоунского метро - периферийная  ветвь  в  Галактике,  на
самом  деле  главные  "струны"  соединяют  не  только   домены   нашей
Метавселенной, но и многие топологически связанные вселенные.  Масштаб
этого вида связи колоссален.
    - И создан он Вершителями?
    - Вершители - собирательное название многих сотен разумных рас  из
иных вселенных, "черные люди" просто не смогли  уберечь  этот  факт  в
памяти,   хотя   и   были   разумными    информационно-энергетическими
"консервами".
    - Они все ушли в Горловину "серой дыры"?
    - Нет, многие  не  успели,  в  основном  те,  кто  не  смог  найти
Горловину. Без проникателей это практически невозможно.
    - Значит, маатане и орилоуны спешили в "серую дыру" не  зря,  и  в
нашей  Галактике  больше  не  осталось  "серых  дыр"  со   встроенными
механизмами перехода?
    - Совершенно точно.
    - А "сфера Сабатини"? Знаете, о чем речь?
    Лондон  покосился  на  Ромашина,  на  щеках  которого   разгорелся
румянец, хотя с виду эксперт был хладнокровен.
    - "Сфера Сабатини", или эйнсоф, как вы называете,  на  самом  деле
узел пересечения физик, причем многих, вы даже не  представляете,  как
опасно его соседство с Солнцем.
    - И виноват в этом я, - тихо сказал Ромашин. - Власта права.  Хотя
я считал, что интерес мой оправдан.
    Лондон ничего не сказал в ответ.
    - Черт  возьми!  -  взорвался  вдруг  Железовский,  заставив  всех
вздрогнуть. - Вы наговорили столько интересного, что хочется  жить!  А
также очень хочется знать, что это за объекты  и  откуда  их  приволок
Шаламов, почему погибли цивилизации,  память  о  которых  хранит  ваша
"Красная книга" и...
    Лондон остановил математика знакомым жестом: ладонь вперед.
    - Я  завидую  вам,  Аристарх,  вы  здесь  единственный   из   всех
по-настоящему счастливый человек. Хорошо, я отвечу на  ваши  последние
вопросы, но они действительно последние. Объекты эти  -  из...  э-э...
скажем, из "Музея культур", не предназначенного для человечества,  ибо
земная цивилизация - единственная из технологических - еще не погибшая
цивилизация, остальные, вернее память о них, - здесь. - Майкл легонько
коснулся пальцем обложки "книги". - Другие предметы - суть целые миры,
связанные нашей трехмерной физикой и видимые разными людьми по-разному
в силу развитости воображения, культуры и психологической закалки.
    Лондон перевернул исчезающий "голыш", и тот пропал, будто его и не
было.
    - Это  не  камень,  каким  он  вам  представляется,  а  устойчивый
ансамбль хрононов - квантов времени, вектор которого  направлен  не  в
будущее и не в прошлое, а "в сторону" от потока времени  нашего  мира.
Взаимодействует он только с гравитацией.
    - Здорово!  -  прохрипел  Железовский.  Глаза   его   горели.   Он
действительно счастлив, мимолетно подумал  Мальгин,  хотя  и  сам  был
потрясен и заинтригован.
    - "Плачущая свеча", или "бокал", - продолжал Лондон,  -  на  самом
деле эмоциональный резонатор, только эмоции, на которые он  реагирует,
никогда не смогут затронуть человека, потому что ему таких не испытать
никогда. "Плач"  -  лишь  слабое  эхо  какой-то  чувственной  струнки.
"Морозный узор", используемый вами в качестве стакана объемом в двести
кубических сантиметров,  -  это  звездная  система,  эквивалентная  по
размерам и массе галактике туманность Андромеды, разве что в настоящий
момент ее размерности скомпактифицированы.
    - Дьявольщина!  -  Железовский  уже  с   трудом   удерживался   от
жестикуляции.
    - "Кинжал", он же "наконечник копья", - в действительности древний
звездолет  из  шестимерной  вселенной,  где   отсутствует   одно,   но
существенное измерение - время, просто в  нашей  Вселенной  он  принял
такой облик. Ну а ваша "магическая сфера", как вы  уже  догадались,  -
свернутый компактный переход к одному из уцелевших орилоунов. То  есть
это еще  не  вход  в  систему  метро,  а  как  бы  эскалатор  к  нему.
Подчеркиваю:   все   эти   объекты   весьма   опасны,   их   поведение
непредсказуемо, а реализация их  возможностей  может  доставить  массу
неприятностей типа "сферы Сабатини". Я удовлетворил ваше  любопытство,
джентльмены? Тогда прощайте.
    Лондон  встал,  собрал  в  карман,  казавшийся  безразмерным,  все
находки Шаламова, и шагнул к холодно мерцавшей трубе входа в  "струну"
орилоунского метро.
    - Минуту, - раздался в наступившей тишине голос Мальгина. - Майкл,
оставьте нам эту "дверь"... э-э... эскалатор.
    Лондон отрицательно качнул  головой.  Мальгин  напрягся,  странным
образом поголубел, волосы его затрещали золотистыми искорками, и в тот
же момент туманный столб над столом превратился в  знакомую  сферу  со
звездами внутри.
    Лондон снова покачал головой.
    - Едва ли вам удастся...
    "Сфера" струйкой дыма перетекла в ладонь Мальгина. Тот  улыбнулся,
глядя на Майкла снизу вверх,  поиграл  "сферой",  то  превращая  ее  в
полосу дыма, то в кольцо, то в черную дыру.
    - Оставьте  ее  нам,  Майкл,  под  мою  ответственность.  Я  смогу
управлять ею без вреда для кого бы то ни было. Ведь  вы  давно  знали,
что так и будет.
    Снова в глазах Лондона проглянула тоска.
    - Хорошо, - сухо сказал он. - В конце концов  ваша  судьба  -  это
только ваша судьба.  Но  будьте  осторожны:  этот  "эскалатор"  принес
Шаламов, и в любой момент он может выйти из него.
    Струйка дыма превратилась в белесый столб. Лондон вошел в  него  и
исчез, столб тут же сжался в "сферу", откатившуюся к стене. Джума Хан,
сидевший к ней ближе всех, попытался взять ее, но  у  него  ничего  не
вышло ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза.
    - Маленько,  кругленько,  а  за  хвост  не  поднять,  -  задумчиво
пробормотал Ромашин, глядя на "сферу". Перевел взгляд на побледневшего
Мальгина. - Вам  плохо,  Клим?  Может  быть,  действительно  не  стоит
рисковать?
    - А что  мы  теряем?  -  пробурчал  Железовский,  приобретая  свой
обычный вид. - Надо лишь  подготовиться  к  путешествию  -  и  вперед!
Сдается мне, это был не сам Лондон, а еще один его двойник.
    - Очень может быть, - сказал Мальгин, прислушиваясь к недовольному
ворчанию "черного человека" в голове. - Но он не прав: наша  судьба  -
не только наша судьба...
    - А  когда  это  ты  успел  научиться   управлять   этой   штукой,
эскалатором?
    - Управлять им действительно очень просто, хотя  и  надо  знать...
пароль.
    - Мысленное управление? Что за пароль?
    - Я сам только что догадался. Эскалатор принес  Шаламов,  а  чтобы
никто, кроме него, не смог открыть вход, он закодировал его  мысленной
фразой, строкой из любимого им  Верхарна:  "Я  -  обезумевший  в  лесу
Предвечных Чисел"...
    И не успело смолкнуть эхо слов Мальгина, как сгусток тьмы у кресла
Джумы превратился в мерцающий туманный столб. Эскалатор приглашал всех
желающих к путешествию...

                             ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                               БЕЗУМЕЦ

                               Глава 1

    Вода была теплая, ласковая, голубая и прозрачная до самого дна, ею
хотелось дышать, а не купаться в ней. В этот поздний  час  в  бассейне
управления никого не было, кроме Забавы, Власты и  ее  дочери,  но  со
стороны, наверное, казалось, что он полон  людей  -  столько  веселого
шума  сумела  создать  эта   троица,   заводилой   которой   являлась,
несомненно, Карина, маленькая дочь Власты Бояновой.
    Сначала  они  играли  в  пятнашки,   потом   переплывали   бассейн
наперегонки, ныряли с вышки, топили друг друга, кидали мяч,  отдохнули
немного, хотя неугомонная Карина тормошила взрослых  и  заставляла  их
играть еще и еще, так что они забывали,  сколько  им  лет  и  где  они
работают. Закончилось все тем, что к Власте подплыла Забава и сказала,
понизив голос:
    - Кажется, тебя ищут.
    Власта безмолвно  повернула  к  лесенке  из  бассейна,  зная,  что
предчувствия сестры всегда сбываются. Она успела постоять под душем  и
накинуть халат, прежде  чем  в  помещении  бассейна  появился  Дмитрий
Столбов в строгом  вечернем  костюме,  будто  он  собирался  на  вечер
менеджмента. Впрочем,  привычка  инспектора  одеваться  в  подчеркнуто
деловом стиле импонировала Бояновой, как и его манера держаться. Рацию
"спрута" комиссар безопасности надевать не стала, в  случае  тревожных
вестей,  требующих  оперативного  вмешательства  руководителя   такого
ранга, как она, ее бы разыскали и так.
    - Что произошло? - Власта  кивнула  на  диванчик  в  нише,  откуда
зеркало бассейна было видно как на ладони.
    Столбов, помявшись, сел.
    - В общем-то, ничего страшного, хотя естественным событие  назвать
нельзя. Наша поднадзорная тройка: Ромашин,  Железовский  и  Мальгин  -
исчезла.
    - Как это понимать? -  Боянова  осталась  спокойной,  наблюдая  за
резвящейся дочерью.
    - Они забрали Мальгина из клиники  -  кстати,  он  вылечился  сам,
практически без помощи врачей, - зашли и нему домой и... исчезли.
    Власта оторвалась от своего занятия и  посмотрела  на  инспектора.
Тот правильно понял ее взгляд.
    - Специального наблюдения за ними, конечно, никто не устанавливал,
но  по  Мальгину  проводится  императив  "телохранитель",   отсюда   и
информация. Командир группы ждал сутки, потом позвонил нам. В квартире
хирурга - никого! Кузьма - это "домовой" Мальгина  -  твердит,  что  у
него нет сведений  относительно  местонахождения  хозяина.  Однако  из
квартиры он не выходил, это абсолютно точно.
    Комиссар, казалось, не поняла, о чем идет речь.
    - Может быть, они у соседей?
    - Мы проверили. Они не выходили.
    - Мистика!
    - В мистику я не верю, но их там нет.
    - К ним никто не заходил?
    - Нет. И  на  розыгрыш  это  не  похоже.  Я  подключил  к  розыску
паучников управления, но скорых результатов ждать не  приходится.  Это
все,  что  я  хотел  сказать.  -  Столбов  встал.  -  Извините,   если
потревожил. - Хотел еще что-то сказать, но, поколебавшись, не решился.
    - Свяжитесь с Лондоном, - сказала Боянова ему  в  спину.  -  Может
быть, он знает, в чем дело?
    - Он не знает, - ровным  голосом  ответил  инспектор,  оглянувшись
через плечо. - Я был  у  него,  Майкл  перестал  быть  экзосенсом,  он
обыкновенный человек, уравновешенный, доброжелательный и умный,  но  и
только. К тому же он  ничего  не  помнит  с  момента  взрыва  "черного
человека" - дифференциальная амнезия.
    - Странно. Еще несколько дней назад я слышала его  предсказания  и
предупреждения, подтверждавшие его экстраординарные  способности.  Что
же изменилось? Он не играет с нами?
    - Вряд ли. Правда, актерские способности его  нам  неизвестны,  но
зачем ему играть? Смысл?
    Боянова кивнула.
    - Хорошо, идите.
    Инспектор удалился. Из бассейна вылезла Забава, подошла к  сестре,
кутавшейся в халат, села рядом.
    - Что-нибудь серьезное? "Эскадроны жизни"?
    - "Эскадроны" - моя постоянная тревога.
    - Я слышала, председатель СЭКОНа настроен скептически относительно
опасности "эскадронов". Ты его мнение не разделяешь?
    - Мне его отношение к этой проблеме не нравится совсем.  -  Власта
нахмурилась,  передразнила:  -  "Мальчики   развлекаются,   играют   в
казаков-разбойников". Не слишком ли злые игры у этих "мальчиков"? Даже
инсоэтики  отмечают  растущую  жестокость   молодежных   групп   вроде
"эскадронов"...  основанную,  кстати,  на   культе   вседозволенности.
Впрочем, - Власта решительно встала, подзывая дочь, - давай  переведем
разговор на другую тему, не хватало еще  во  время  отдыха  продолжать
деловые беседы.
    - А сыщик зачем заходил?
    - Исчез Мальгин. - Власта мельком посмотрела на сестру.  -  Хирург
нейроцентра. А с ним Ромашин и Железовский...
    Трансфер...
    Темнота была настолько глубокой, глухой и непроницаемой, что  даже
Лондон ничего не видел вокруг себя,  хотя  его  зрение  было  не  чета
человеческому, и тем не менее он чувствовал присутствие Нечто, вернее,
Некто, ибо так "пахнуть" могло только живое существо.
    Переход закончился вспышкой  голубого  света.  Лондон  оказался  в
сферическом помещении, напоминавшем пузырек воздуха в толще  воды,  на
первый взгляд пустом  и  дымном,  однако  в  следующий  миг  помещение
наполнилось  предметами  земной   бытовой   обстановки   -   сообразно
представителю расы.
    Это  был  трансфер  -  транслятор  перехода  из  "эскалаторов"   в
орилоунскую сеть метро, последний и  единственный  на  всю  Галактику.
Майкл сделал несколько шагов по матовой пластине  пола,  оглянулся.  В
радужной оболочке полусферы  (вторая  полусфера  скрылась  под  полом)
медленно таяла черная клякса выхода. Никто из нее не вышел  следом  за
человеком. Но чувства экзосенса не обманывали:  кто-то  приближался  к
этому месту и вот-вот должен был выйти. Лондон оглянулся.
    В противоположной части полусферы, на полу которой выросли кресла,
диван, бар,  стойка  виома,  мини-бассейн  в  окружении  пальм,  вдруг
вспыхнула яркая зеленая звезда, стала расти в размерах и  одновременно
тускнеть, проходя гамму цвета от зеленого до фиолетового. С  последней
голубой вспышкой  в  помещение  шагнул  гигант  в  черных  доспехах  с
человеческим лицом. Лицом Даниила Шаламова. Черные доспехи  сползли  с
него  на  пол  клочьями  дыма,  сам  он  уменьшился  в   размерах   до
двухметровой высоты, но костюм его не претерпел изменений  -  странная
шкура-балахон, напоминающая ромбовидно  иссеченную  морщинистую  шкуру
динозавра  с  какими-то  бляшками  и  острыми  шиловидными  наростами.
Пси-сферы вошедшего и Майкла соприкасались всего несколько сотых долей
секунды, в течение которых Лондону  удалось  уловить  лишь  общий  фон
мышления и несколько рядов логического анализа,  -  думал  Шаламов  не
по-человечески, сразу о многих  десятках  событий,  -  а  в  следующее
мгновение Шаламов заблокировал пси-вход, превратившись эмоционально  и
мысленно в своеобразную  "черную  дыру".  Ни  один  из  видов  зрения,
которыми владел бывший начальник отдела безопасности, не  мог  пробить
брешь в панцире души Шаламова, к  его  внутреннему  миру.  Закрылся  и
Лондон, инстинктивно, повинуясь голосу осторожности, хотя он давно уже
никого и ничего не боялся.
    - Откуда? - спросил Шаламов мысленно.
    - Оттуда, - ответил Лондон тем же манером.
    - Тянет к семье?
    - Иногда, но это не главная причина. К тому же дома мне появляться
нельзя.
    - Боишься испугать?
    - Боюсь остаться. А оставаться мне не даст память того, что я  уже
видел. Я - садху, странник, и не хочу иной доли.
    - Перекати-поле...
    - Что?.. Ах, да... ты прав, но, наверное, мы оба -  перекати-поле.
К сожалению, я поздно понял, что тот, кто вкусил  странствий,  обречен
на вечные скитания.
    - Но как же дочь, жена?
    - Они счастливы, потому что...
    - Двойник, - догадался Шаламов.
    - Одна из линий "я", вполне качественная... почти  человек.  Но  я
сделал так, что он будет стариться, как  и  все.  Почему  бы  тебе  не
сделать то же самое?
    Шаламов не ответил, странно переваливаясь с ноги на  ногу,  прошел
на середину помещения, поманил кого-то - Лондон услышал пси-зов,  и  в
помещение трансфера  просочилась  струя  полупрозрачного  желе-тумана,
сформировалась в переливчатое искристое  облако.  Майкл  с  удивлением
узнал в нем миллионоглазого орилоунского призрака,  который  спас  его
когда-то от взрыва "черного человека".  Правда,  сейчас  "призрак"  на
облако с глазами не походил, вернее, только люди видели  его  "глаза",
таким образом он влиял на их подсознание, но Лондону он  представлялся
иным: воображение, опирающееся  на  информацию  многих  нечеловеческих
органов чувств, рисовало настороженно дремлющее  гигантское  существо,
получеловека-полуосьминога, в котором  прятались  жуткая,  потрясающая
мощь и не менее жуткая, непредсказуемая тайна инобытия.
    - Богоид! - пробормотал Лондон. - Я потерял его еще  летом...  Где
ты его отыскал? Или наоборот - он тебя?
    Шаламов раздвинул в улыбке бледные губы:
    - Удивительная вещь - я тоже называю его богоидом.
    - Значит, кто-то внутри  него  хочет,  чтобы  мы  называли  именно
так... хотя я не очень хорошо понимаю, что это означает. А ты?
    - Зачем тебе мое понимание? Да,  я  знаю,  что  такое  богоид.  Но
извини, тороплюсь. До новых встреч на тропах Вершителей.
    - Погоди. - Лондон раздумывал мгновение. - Я знаю, что ты идешь на
Землю, и не собираюсь тебя  отговаривать,  но  хорошо  ли  ты  взвесил
последствия своего появления там?
    Глаза Шаламова вспыхнули, угроза,  излучаемая  ими,  была  ощутимо
тяжела и материальна,  как  пощечина.  Голова  Лондона  загудела,  как
железная бочка от удара палкой - так образно можно было  выразить  его
ощущения.   Одновременно   произошла   трансформация   тела    бывшего
курьера-спасателя: ноги его совсем исчезли,  как  бы  срослись,  талия
тоже исчезла, руки превратились в гребнистые наросты,  голова  ушла  в
плечи...  Длилось  это   всего   несколько   мгновений,   затем   тело
восстановило свою прежнюю форму, близкую человеческой, но  Лондон  уже
понял, что  это  сработала  вторая  половина  сознания  Шаламова,  "я"
"черного  человека",  что  означало:  расщепление   личности   Даниила
завершилось, и он уже не контролирует себя как человек.
    - Пойми  меня  правильно,  -  очень  мягко  сказал  Лондон.  -  Ты
изменился, по сравнению с любым человеком ты  -  что  жук-дровосек  по
сравнению с муравьем, как образно выразился  кто-то  из  писателей,  и
должен теперь рассчитывать...
    - Никому я ничего не должен, - скрипучим  голосом  перебил  Майкла
Шаламов. - И не надо проповедей, я и сам могу быть проповедником.
    - И все же... - Лондон мог быть терпеливым  и  упорным  до  любого
опасного уровня, когда дело  касалось  защиты  других  людей,  хотя  и
понимал, что настоящая его попытка воззвать  к  разуму  Даниила  -  не
более чем инерция человечности, остатки запасов добра и  гуманизма.  -
Ведь тебя тоже тянет не к людям вообще? Тебе нужна Купава, и ты  идешь
к ней, так? Зачем?
    Шаламов  с  минуту  не  сводил  своего  угрюмого  взгляда  с  лица
собеседника, отвернулся, протопал к противоположной стене помещения, в
которой запульсировала алая окружность, бросил через плечо:
    - А ты считаешь, что я исчерпал лимит  поцелуев  и  ласки?  Купава
ждет меня...
    - Уже не ждет, ведь ты сам сказал ей, что не вернешься.
    - Ждет, - упрямо проговорил Шаламов. - А если нет...
    - Что тогда? Ты заберешь ее с собой силой,  оторвешь  от  ребенка?
Заставишь любить  себя,  упыря?  Превратишь  в  подобие  себя  и  этим
осчастливишь? - Лондон ощутил в душе прилив гнева и неприязни.  -  Или
убьешь?
    Шаламов медленно повернулся, бездонные глаза его снова  осветились
угрозой.
    - Ты мне больше такого не говори... садху!  Моему  терпению  может
прийти конец, я не посмотрю, что мы... коллеги. Обходи меня  стороной,
если встретишь. Купава - моя жена и принадлежит мне, понял? Мне!
    Лондон молчал. Угроз Шаламова он не боялся, но  спорить  с  ним  в
момент, когда тот собирался идти на Землю, значило усугубить разлад  в
его душе, а если Даниил закусит удила, кто его  остановит?  И  что  он
натворит?
    - Будь осторожен, - тихо сказал Майкл. - Я не хотел тебя  обидеть,
но не причиняй зла ничего не подозревающим людям и особенно  Купаве...
если ты действительно ее любишь.
    Шаламов вошел в стену, исчез, за  ним  испарилось  и  переливчатое
облако богоида, только волна холодного ветра пробежала по залу. Лондон
присел на выросший по его желанию из пола стул,  задумался,  не  зная,
продолжать ли свой  путь  или  предупредить  кого-нибудь  на  Земле  о
появлении экзосенса...
    Он вышел из "эскалатора" в чужой  квартире,  а  не  в  своей,  как
ожидал, и уже через полминуты понял, что это квартира Мальгина. Слепая
ярость горячей волной ударила в голову,  затопила  сознание,  оборвала
способность мыслить в человеческой плоскости, а когда Шаламов очнулся,
гостиная, в которой находился кокон "эскалатора",  предстала  взору  в
таком виде, будто через нее проскакала Мамаева конница: дверцы  шкафов
вогнуты и расколоты, вещи разбросаны  и  растоптаны,  стол  опрокинут,
пси-вириал "домового" разбит вдребезги...
    - Черт! - сказал Шаламов равнодушно, обращаясь к висящему  посреди
комнаты облаку богоида. - Опять перестарался. Этот Мальгин меня с  ума
сведет когда-нибудь! Что, не одобряешь?
    Богоид, как всегда,  ответил  на  своем  абракадабрском  языке:  в
голове Шаламова, на всех его  уровнях  сознания,  заискрились  звезды,
замелькали цветные сполохи, зазвенели колокольчики,  медными  голосами
отозвались трубы и литавры...
    - Понятно, - буркнул Шаламов. - Безнадежен.  Отвязался  бы  ты  от
меня, мешок, а? Надоел хуже горькой редьки! Как я с тобой  в  обществе
появлюсь?
    Облако богоида вдруг помутнело, тысячи мигающих человеческих  глаз
проступили внутри него сквозь белесый туман, и в  следующее  мгновение
оно пропало, породив слабую волну холодного ветра.
    Шаламов прошелся по квартире Мальгина,  принюхиваясь:  Купавой  не
пахло. Во всяком случае, она не появлялась здесь давно. Пожав плечами,
Даниил спрятал в сумку сферу "эскалатора" и, размышляя, каким  образом
она могла оказаться в чужом доме, вышел из  квартиры.  Одежда  на  нем
превратилась в пятнистый комбинезон со множеством кармашков, "молний",
антенн и светящихся глазков, но прохожих удивить таким  костюмом  было
невозможно - они видели и более экстравагантные одеяния.
    Через полчаса Даниил вышел из второго метро Брянска,  добрался  до
своего современного дома, где должна была  жить  Купава,  и  проник  в
квартиру, не ожидая приятных встреч, так как код  замка  был  изменен.
Правда, его это не остановило.
    В  гостиной  он  увидел  компанию   веселящихся   молодых   людей,
соединенных эмканами в одну эмоциогруппу: все пятеро  (две  девушки  и
три  парня)  смотрели,  слушали  и  переживали  какой-то   эротический
наркоклип. По мгновенно установившейся тишине Шаламов понял,  что  его
не ждали.
    - О, еще один заблудший! - воскликнул черноволосый  и  черноглазый
юноша с тонким и жестким ртом. - Как он попал? Селим,  ты  что,  дверь
забыл закрыть? Старичок, выйди отсюда тем же манером, как и зашел.
    Шаламов молча проследовал в спальню, потом  на  кухню:  Купавы  не
было и, судя по всему, дома она не появлялась уже давно,  недели  две.
Исчезли и подарки, которые Даниил дарил ей  в  прошлые  посещения,  и,
хотя  он  принес  еще  несколько  любопытных  вещиц,   судьба   первых
взволновала его. Очнулся он от удара  по  плечу,  оглянулся.  Здоровый
парень, шире его в полтора  раза,  недоуменно  разглядывал  ушибленную
руку. Опомнился, в глазах его  сквозь  проходящую  эйфорическую  дрему
проглянула озабоченность.
    - Что тебе надо, сейфмен? Это чужая квартира...
    Шаламов пошел к двери, зацепив  парня  так,  что  тот  врезался  в
панель кухонного комбайна, и остановился  перед  вскочившими  молодыми
людьми.
    - Где Купава?
    - Она же в... - пискнула одна из девиц, одетая в прозрачную блузку
и меняющие плотность и цвет футы,  но  не  договорила  -  черноволосый
легонько  ударил  ее  по  губам.  Видимо,  он  ничего  еще  не  понял,
"плывущее" после  наркоклипа  сознание  не  смогло  оценить  ситуацию,
возобладали  гонор   и   опьянение   вседозволенностью,   свойственные
молодежным лидерам подобных компаний.
    - Слушай, сейф, топал  бы  ты  отсюда,  -  сказал  он  хрипловатым
фальцетом, не обращая внимания на жестикуляцию здоровяка. - Врываешься
в дом, ищешь чего-то, не спрашивая нас. Купава здесь больше не  живет,
и мы не  знаем,  где  она.  Что  вылупился?  Дверь  сзади...  -  и  не
договорил.
    Снова кровь  кипящей  лавой  ярости  ударила  в  голову  Шаламова,
оборвала тихие переговоры десятков "я" между собой, превратила день  в
ночь. Когда он очнулся, в квартире  никого  не  оказалось,  пеномебель
была разбросана по гостиной, на полу валялись чья-то  "живая"  одежда,
посуда, бутылки, еда, кассеты. Аппаратура пси-проекции превратилась  в
ковер хрустящих  под  каблуком  обломков,  уцелел  лишь  позванивающий
грибок "домового" в углу.
    Голова кружилась, поташнивало, в  желудке  таял  жгучий  уголек  -
давали знать последствия чисто человеческого нервного  срыва.  Шаламов
почувствовал  мимолетный  укол  раскаяния,  сменившийся  ожесточением,
которое тоже  длилось  недолго:  в  голове  лопнула  "почка"  странных
ощущений, и следом по бушующему океану настроения  разлилась  масляная
пленка равнодушия  -  это  сработал  переключатель  уровней  сознания,
перекидывающий  мостик  чувств  и  мышления  от  человека  к  "черному
человеку".
    Шаламов выпил все запасы напитков в холодильнике - от  минеральной
воды до шипучего киа-ора, повинуясь слабому голосу инстинкта,  прибрал
в гостиной, выложил из карманов  в  шкаф  новые  забавные  безделушки,
которые принес Купаве, и занялся "домовым". Спустя несколько минут  он
узнал,  что  Купава  дважды   побывала   в   клинике   после   сеансов
ви-наркосенсорики, что ее оперировал  Мальгин,  с  трудом  вытянув  из
трясины иллюзорного бытия, и что  в  настоящий  момент  она  вместе  с
дочерью находится у отца Клима, на хуторе Вщиж.
    У Шаламова появилось царапающее душу чувство неприязни, заговорило
самолюбие, душа снова закипела, жаждая мести и  немедленных  действий.
Гипертрофированная нервная система слишком быстро и резко  реагировала
на раздражители, в  то  время  как  воля  почти  утратила  способность
контролировать психику,  а  главное  -  все  эти  негативные  качества
усугублялись, во-первых, частыми прорывами  в  сферу  сознания  эмоций
маатанина, основными из которых  были  равнодушие  к  живым  существам
вообще и к людям в частности, презрение к их попыткам накопить знания,
и, во-вторых, раздробленностью личности бывшего спасателя на несколько
ущербных "я", конкурирующих между собой. Хотя сам Шаламов об  этом  не
знал, вернее, не задумывался.
    Такси доставило его от метро к дому отца Мальгина поздно  вечером,
и, уже подлетая к дому, Шаламов вдруг услышал тихий пси-вызов:  словно
кто-то вскрикнул в испуге, не то ребенок, не то звереныш...

                               Глава 2

    Инспектор  криминального  розыска  службы   безопасности   Дмитрий
Столбов не был флегматиком, но всегда считал своим девизом: "Лучшее  -
враг хорошего". Он не разволновался бы, узнав до окончания  следствия,
что можно было  бы  начать  сначала  и  выполнить  работу  значительно
быстрее и без ошибок, но он знал  также,  что  хорошо  закончить  дело
важнее,  чем  хорошо  его   начать.   Как   инспектор,   Столбов   был
добросовестным ремесленником в  лучшем  смысле  этого  слова,  обладая
неплохой интуицией и запасом фантазии, и  работал  он,  руководствуясь
старым мудрым правилом: "Семь раз отмерь,  один  -  отрежь".  Главными
чертами его характера были  обстоятельность,  дотошность,  выдержка  и
вежливость.
    В это утро в начале февраля он встал рано, приготовил завтрак,  не
будя жену, проверил связь с дежурным - рацию  "спрута"  он  не  снимал
даже ночью - и отправился  исполнять  составленную  вечером  программу
дня, начав  с  визита  к  Майклу  Лондону,  проживающему  с  семьей  в
Лос-Анджелесе. Он не пытался составить  заранее  схему  разговора  или
прикинуть результаты визита - и не потому, что любил рисковать, просто
у него был природный дар коммуникабельности.
    Из метро Лос-Анджелеса он вышел в шестом часу вечера  по  местному
времени, а так как зимние сумерки сгущаются быстро, то к дому Лондонов
такси доставило его уже в  темноте.  С  букетиком  цветов  в  руке  он
позвонил.
    Майкл был дома, возился в спальне дочери, монтируя  видеопласт,  и
визиту следователя не удивился.
    - Чайком попотчуете? - осведомился Столбов с улыбкой.
    - Непременно, - ответил Лондон. Взяв цветы и пояснив, что  дочь  и
жена приходят позже, он усадил  инспектора  в  гостиной,  извинился  и
появился уже умытым и переодетым,  ведя  за  собой  домашнего  киба  с
подносом, на котором золотилась горка пышек и стоял кофейник.
    Молча выпили по стакану кофе, затем Лондон отослал киба и  обратил
внимательный взор на инспектора, которому импонировал такой  подход  к
гостю. К тому же представляться не было нужды, Лондон знал всех  своих
бывших подчиненных.
    Что-то смущало Столбова в поведении хозяина, но это что-то не было
связано с ощущением опасности или тревоги, и Дмитрий впервые  пожалел,
что он не интрасенс. По данным статотдела, он знал, что  Лондон  перед
уходом с Земли  сконструировал  себе  много  новых  органов  чувств  и
биологических приспособлений, не реализованных  в  человеке  природой,
однако  после  своего  окончательного  прибытия  домой  ни   разу   не
демонстрировал эти "приспособления"  в  действии,  и  в  отделе  никто
толком не знал, сохранил ли Майкл свои возможности или утратил навеки.
Во  всяком  случае,  высокоточная  аппаратура  не   отметила   никаких
признаков работы новых органов чувств, никаких дополнительных полей  и
наличия  мощного  пси-поля:  Лондон  вернулся  из   своих   странствий
обыкновенным человеком. Но поговорить с ним еще раз стоило.
    - Прошу прощения за неожиданный визит, - начал Столбов  деликатно.
- Майкл, следственная обойма  занимается  сейчас  по  императиву  "Сын
сумерек", и у нас появилось несколько вопросов, на которые мы надеемся
получить ответы. Если вы посчитаете, что пора оставить вас в  покое  -
коллеги уже были у вас и, наверное, успели надоесть, - я тут же уйду.
    - Отчего же, спрашивайте. - Лондон  откинулся  в  кресле,  закинул
ногу за ногу и оплел колено пальцами.  Лицо  его  осталось  безмятежно
спокойным, уверенным и одновременно каким-то расслабленно-добрым.
    Столбов поймал наконец мысль, которая его смущала: прежний  Лондон
никогда не позволял себе расслабляться.
    - "Сын сумерек" - это код дела Шаламова?
    - Да. А вопросы такие. Первый: вы встречали Даниила в...  там,  во
время своих путешествий?
    - Не помню, - ответил Лондон, с сочувствием глядя на инспектора. -
Я в самом деле ничего не помню с момента  взрыва  "черного  человека".
Если хотите, можете сделать пси-зондаж.
    - Зачем? Никто не сомневается в вашей искренности. Вопрос  второй:
существует ли способ проникновения в сеть орилоунского метро не  через
самих орилоунов? Дело  в  том,  что  знакомые  вам  Ромашин,  Мальгин,
Железовский и Джума Хан... э-э... исчезли из квартиры Мальгина как  по
мановению волшебной палочки. Вошли и... в квартире их нет, но из  дома
они не выходили.
    Лондон кивнул.
    - Если это так, значит, такой  способ  существует.  -  Он  подумал
немного. - Но я его не знаю. Мальгин ведь тоже не... м-м... простой...
не совсем простой человек, он мог  найти  свое  решение  проблемы  или
узнать его от Шаламова.
    Настала очередь Столбова размышлять.
    - В этом что-то есть, - признался он спустя минуту. - И  последний
вопрос: с вами никто из этой четверки не беседовал до их... побега?
    - Клим Мальгин. По-видимому, он до сих пор ошарашен тем, что  смог
вытянуть меня из объятий Танатоса [Танатос - бог смерти  (греч.).],  я
чувствовал его недоверие и  изумление.  Но  говорили  мы  очень  мало,
буквально две минуты.
    - А кто вам сказал, что оперировал вас именно Мальгин?
    Брови Лондона поползли вверх.
    - Катя,  жена.  А  разве  это  не  так?  Я  позвонил  в   Институт
нейрохирургии, и Гиппократ,  инк  института,  подтвердил  слова  жены.
Поблагодарить хирурга я сразу не смог, а потом он  сам  позвонил.  Вас
что-то смущает?
    Столбов перевел дыхание. Услышать подобное он не ожидал, ибо точно
знал,  что  никто  Лондона  не  оперировал.  Откуда  же  у  Гиппократа
оказалась "запись операции"?
    - А как ваша жена? - Вопрос был не  совсем  тактичным  и  вырвался
непроизвольно. Столбов тут же пожалел об этом, но  хозяин  по-прежнему
оставался ровным и  доброжелательным,  сохраняя  терпение  и  выдержку
инка.
    - Жена нормально. - Лондон едва заметно улыбнулся. - Если  хотите,
подождите, она придет через час.
    - Спасибо, времени у меня, как всегда,  кот  наплакал.  -  Столбов
поднялся, за ним встал Майкл, проводил до двери.
    - Заходите, мы всегда рады гостям. Извините, если ничем не  помог.
Буду нужен - звоните.
    - У меня остается одна просьба: если позвонит Шаламов  или  кто-то
из тех, кого называл...
    - О'кей, я дам знать.
    Через четверть часа Столбов входил в здание  метро  Лос-Анджелеса,
откуда перенесся в Европу, в Деснянск, где утро еще только начиналось.
    В управлении его ждали  новости  от  коллег,  занимающихся  сбором
"рассеянной" информации.
    Во-первых, квартиру Мальгина  посетил  некий  необычный  персонаж,
после коего в комнатах все оказалось перевернутым  и  разбитым.  "Зело
сердит был", - как сказал один из оперативников.  Следов,  однако,  по
которым можно было бы идентифицировать сердитого гостя, он не оставил.
Во-вторых, сработало "ухо"  -  датчик  пси-излучения,  настроенный  на
частоты, которые не генерировал человеческий мозг. Датчик был оставлен
в квартире Шаламова для перестраховки, в него никто не верил,  поэтому
и среагировали на его сигнал с опозданием в час:  когда  обойма  риска
прибыла к дому Шаламова, в квартире уже никого не было. Правда, соседи
слышали шум, крики, а один из них видел бежавших по  лестнице  молодых
людей с белыми от ужаса лицами.
    Столбов умел сопоставлять факты и, добравшись до кабинета, с  ходу
выдал в эфир "ЗОВ первой степени". Через  три  минуты,  мобилизованный
сигналом закона особого внимания, отдел безопасности  начал  отработку
императива под кодовым названием "Сын сумерек", а еще через  минуту  в
сектор кримрозыска позвонила Боянова.
    Комиссар уже была в курсе событий, поэтому вопросов не задавала, а
просто предупредила о возможных последствиях контакта с Шаламовым.
    - Ни в коем случае  не  задерживать,  -  закончила  она.  -  Вести
наблюдение с  помощью  всех  доступных  средств,  и  только,  пока  не
убедимся  в  его...  м-м...  мирных  намерениях.   Что   вы   намерены
предпринять?
    - Проверим всю его линию  родственников,  а  также  родню  Купавы,
затем друзей, знакомых. В квартире через "домового"  оставим  записку,
чтобы Даниил позвонил нам.
    - Найдите отца Мальгина, Шаламов  может  посетить  его,  и  срочно
разработайте логико-смысловую модель действий Шаламова на Земле, в том
числе - при контакте с ним. В случае необходимости введите в  действие
комплекс мер ВВУ.
    Свет в кабинете погас, напротив рабочего стола  Столбова  возникло
изображение голубого многолапого паучка - прогноз-схема  расследования
дела "Сын сумерек", затем рядом вырос еще один "паучок", сотканный  из
оранжевой вуали  -  схема  оперативно-тактических  мероприятий  службы
безопасности по форме "ЗОВ первой степени". Столбов совместил схемы  и
придирчиво  сравнил  пересечение  и  взаимопереход  операций,  отметив
наиболее  ответственные  узлы  с  точной  разбивкой  по  времени  и  в
пространстве. Система конденсированного  опыта  позволяла  оперировать
будущими событиями с весьма высокой степенью вероятности, однако всего
предусмотреть не могли ни люди, ни инки.
    Поговорив с коллегами по динго-связи - казалось,  что  в  кабинете
собрались все семеро работников розыскной обоймы, хотя каждый  из  них
находился в это время в другом месте, - Столбов взял на себя встречи с
Карой Чокой, женой Джумы Хана,  и  с  отцом  Мальгина,  проживающим  в
древней заповедной зоне Брянщины, на хуторе Вщиж.
    По данным КСС - отдела компьютерной  службы  статистики,  -  Карой
Чокой  находилась  в  данный  момент  на   борту   станции   "Эдип-2",
использующейся в качестве исследовательской не менее часа, несмотря на
канал метро. Подумав немного, Столбов  решил  обойтись  разговором  по
консорт-линии, позволявшей сохранить переговоры в тайне от любопытных,
хотя  в  общем-то  никаких  секретов  этой  беседой  инспектор  и   не
раскрывал.  Кроме  одного:  об  исчезновении  Джумы  Хана  со   своими
приятелями.
    Дежурный заказ деловито принял и через шесть  минут  дал  связь  с
"Эдип-2". Столбову повезло:  Карой  находилась  на  станции,  а  не  в
экспедиции по планете.  Женщина  была  очень  красива,  это  инспектор
отметил сразу,  без  колебаний.  Красота  ее  представлялась  яркой  и
броской, так что глаз нельзя было отвести от смуглого точеного лица  с
бровями-крыльями, но в глазах помимо недоумения, связанного с вызовом,
Дмитрий прочитал необычную для женщин подобного типа печаль.
    - Прошу прощения за беспокойство, - начал Столбов  со  стандартной
формулы вежливости. - Я Дмитрий Столбов, инспектор-официал кримрозыска
Б. Как вы отнесетесь к тому, что я задам вам несколько вопросов?
    - Положительно. А что случилось?  -  Голос  у  Карой  был  низкий,
грудной, глубокого бархатного тембра, красивый, под стать облику.
    - Серьезного - ничего, я все объясню. Каким образом вы, нейрохимик
с именем, оказались на "Эдипе" в обществе ксенологов? Временная  смена
профессии или?..
    - Или, - спокойно кивнула  женщина.  -  Иногда  необходима  резкая
смена амплуа, особенно во времена... душевной непогоды. Это личное.
    - Вы правы, смена образа жизни иной раз - как  подарок  судьбы.  Я
знаю  многих  людей,  поменявших  профессию  временно  или   навсегда:
Ромашин, Лондон, Мальгин. - Столбов помолчал. - Джума Хан. Кстати,  вы
давно его видели?
    Брови Карой сдвинулись.
    - Вчера. Говорите! Я уже поняла, что с ним что-то стряслось.
    - Он исчез, и вместе с  ним  еще  трое  общих  знакомых:  Ромашин,
Железовский и Мальгин. Прямо из квартиры нейрохирурга.
    - И Клим тоже? Из квартиры? Вы шутите!
    - К сожалению, не шучу. Майкл Лондон,  у  которого  я  только  что
побывал, предположил, что все четверо нашли какой-то выход  в  систему
орилоунского метро, они давно его искали.
    - Зачем?
    - По разным причинам, среди которых основная - поиски Шаламова.  К
слову сказать, вы ведь свидетель "рождения" Лондона-экзосенса и должны
помнить, что он себя "усовершенствовал"...
    - Все данные  по  этому  вопросу  остались  в  памяти  Гиппократа,
институтского инка, где работает... работал Клим,  но  я  тоже  помню:
заслонки на ушах, радиоглаз на темени, дополнительные зрачки в  глазах
для приема инфракрасного и ультрафиолетового излучения...
    Столбов кивнул.
    - Ничего подобного у него нет. По крайней мере я не увидел, как не
видят жена и дочь. Или он их...  потерял,  скажем  так,  или  "спрятал
поглубже", хотя впечатление производит самое обыкновенное, без примеси
пси-мистики.
    Карой улыбнулась.
    - Интересное сравнение. Значит, вы считаете, что Джума... и иже  с
ним ушли на Орилоух?
    - Не знаю, поэтому и спрашиваю вас.  Джума  ничего  не  говорил  о
своих планах?
    Женщина пропала из  поля  зрения  видеокамеры,  но  через  секунду
появилась вновь.
    - Простите. Нет, ничего. Во всяком случае, о встрече  с  Климом...
Мальгиным он не сказал ни слова.
    - Тогда у меня все, извините, что оторвал от дел.
    Разговор  закончился.  На  очереди  была  встреча  с  отцом  Клима
Мальгина, и Столбов, с удовольствием выцедив стакан холодного кофе, не
стал задерживаться в управлении.
    Макар Мальгин жил на хуторе Вщиж в коттедже старославянского типа,
расположенном в Брянских лесах на берегу небольшой реки Десны. Дмитрий
не удержался и облетел его кругом, отметив  наличие  ухоженного  сада,
небольшого  огорода  и  усадьбы  с  домашними  животными.  Как  видно,
Мальгин-старший любил хозяйствовать и умел работать;  инспектор  знал,
как много  внимания  и  сил  отнимает  такое  хозяйство,  несмотря  на
современную технику и компьютерное управление.
    Хозяин встретил его на лужайке у дома, заметив серебристый взблеск
севшего у мачты ветряка  такси.  Смотрел  исподлобья,  оценивающе,  но
потом, наверное, сообразил, кто его навестил, и,  после  представления
Столбова, повел гостя в дом. Дмитрий на ходу приглядывался к  старику,
составляя эмоциональный портрет и сравнивая с тем впечатлением,  какое
производил Мальгин-младший. Он сделал вывод, что  сын  на  отца  похож
только  внешне:  Клим  слыл   натурой   сильной,   жесткой,   суровой,
решительной и властной, а отец его казался человеком мягким, добрым  и
отзывчивым,  хотя  и  сдержанным,  и  сдержанность  его  граничила   с
замкнутостью. Впрочем, может быть, он стеснялся незнакомого человека.
    - Не откажетесь пообедать?  -  полуутвердительно  сказал  Мальгин,
пропуская гостя  вперед.  Они  прошли  анфиладу  комнат.  Три  из  них
представляли  великолепную  книжную  библиотеку,   и   Мальгин-старший
приостановился:
    - Здесь  около  десяти  тысяч  книг,  в  том  числе  и  старинных,
трехвековой давности. Что поделаешь, мой  дед  был  библиоманом,  отец
тоже библиофил, а я в них уродился. Клим в свое время хорошо покопался
в библиотеке, да и сейчас наведывается, но собирателем не стал.
    Столбов только с завистью качнул головой в ответ.
    Пока хозяин  давал  распоряжение  "домовому",  он  с  любопытством
оглядывал гостиную. Она была  вполне  современной,  стандартной,  если
можно называть стандартом уют и красоту, выраженные интерьером. Мебель
здесь  выращивалась  мысленным  усилием  по   заложенным   в   бытовое
оборудование программам, и в  данный  момент  она  представляла  собой
русский ампир девятнадцатого  века:  стулья  с  инкрустациями,  кресла
греческих линий, круглый стол на треугольной опоре, банкетка,  шкаф  -
все окрашено в белый цвет и покрыто золоченой резьбой. Стены  украшали
картины в резных рамах - тоже дань эпохе  ранней  славянской  истории:
копии полотен Никитина, Рокотова, Боровиковского, Алексеева,  Щедрина,
зато в углу - солнышке, как его  называли  на  Руси  издревле,  висела
подлинная старинная икона с дорогим  серебряным  окладом  -  настоящая
реликвия! Столбов двинулся было к ней, чтобы полюбоваться вблизи,  как
вдруг почувствовал еле уловимый, знакомый и в то же время  незнакомый,
дразнящий запах.  И  мгновенно  понял,  что  в  доме  недавно  побывал
Шаламов. Вывод пришел сам собой, сработала интуиция, хотя Столбов и не
был интрасенсом.
    В комнату вкатился домашний киб с подносами,  ловко  расставил  на
прозрачной пластине обеденного стола тарелки: салат из репы, фасолевый
суп, грибная солянка, фаршированный перец и пирог с яблоками. Напитков
было два: селем и компот из дыни,  а  Мальгин  принес  еще  и  бутылку
крымского вина "Мускат белый Красного камня".
    - Кулинария - моя слабость, - признался хозяин смущенно,  открывая
вино. - Обслуживание в наших ресторанах достигло  такого  уровня,  что
посетитель встает сытым из-за стола почти при  пустом  желудке,  но  я
таких приемов не люблю.
    Выпили, приступили к трапезе. Столбов не был гурманом, но и он  не
ожидал, что обед будет таким плотным и вкусным, поэтому ел медленно, с
удовольствием. Киб унес посуду, оставив напитки, и Мальгин  глянул  на
инспектора.
    - Кто вас интересует конкретно, Дмитрий? Сын,  его  жена  или  Дан
Шаламов?
    - Шаламов, -  пробормотал  Столбов,  пораженный  проницательностью
старика. - Вообще-то все трое, - поправился он. - Даниил был у вас?
    - Час назад. Искал Купаву. Я не знаю, где она. Ушла, к  сожалению.
- Мальгин  поморщился,  в  глазах  его  промелькнули  растерянность  и
беспомощность. Забрала дочь и ушла.  Даниил  поверил,  хотя  взгляд  у
него... - Старик пожевал губами. - Как темный колодец, в котором живет
голодный, чудовищный, незнакомый зверь.
    - В народе говорят: волком глядит...
    - Нет, взгляд  Дана  настолько  необычен,  что  я  даже  не  смогу
подобрать метафору. Это взгляд... Люцифера... упыря,  а  не  человека!
Извините за эмоциональную речь, просто я до сих пор еще  не  пришел  в
себя.
    - Куда он мог пойти?
    - Не знаю. Будет искать Купаву, коль начал, хотя я... сказал  ему,
чтобы он лучше нашел Клима, а потом уж пугал жену.
    - А где Клим? Он звонил вам?
    - Вчера... нет,  позавчера  вечером,  собирался  зайти.  Дома  он,
наверное, или в институте, где еще ему быть?
    Столбов поднялся.
    - Что ж, спасибо за хлеб-соль, давненько  не  едал  так  вкусно  и
сытно, все время ем на бегу. Если позвонит Клим или Дан...
    - Позвоню.
    Садясь в такси. Столбов  оглянулся:  Мальгин-старший  смотрел  ему
вслед хмуро и холодно, и было видно, что его гложут  сомнения.  Сейчас
его сходство с сыном было несомненным.
    О своей удаче инспектор сообщил  координатору  уже  в  воздухе,  и
дальнейшее развитие событий могло его не волновать:  за  дело  бралась
вторая обойма оперативного розыска, способная отыскать иголку в  стогу
сена,  не  то  что  человека  по  горячим  следам.  Оставалось   ждать
результата и еще и еще раз  прогонять  модель  контакта  с  Шаламовым,
корректируя ее в зависимости от поступающей информации  и  надеясь  на
благополучный исход. Однако у Дмитрия возникла идея, и  не  поделиться
ею с инком он не мог: найти Купаву и ждать Шаламова у нее.
    Инспектор был разумным оптимистом и верил  в  разрешимость  любого
ненадуманного конфликта, везде, где можно, применяя известную  формулу
ксенопсихологов: "В жизни всегда есть место компромиссу".

                               Глава 3

    Ландсберг,  как  всегда,  был  исключительно  любезен,  корректен,
обаятелен. Да и одевался он в соответствии с  модой,  обладая  хорошим
вкусом, что всегда действует на умного собеседника положительно. И все
же что-то в председателе СЭКОНа не нравилось Бояновой, а что именно  -
объяснить себе она не могла.
    Комиссар только что провела сеанс  комп-анализа  работы  отдела  в
многовекторной сфере связей, и  мысли  ее  все  еще  вращались  вокруг
важнейших проблем,  одной  из  которых  была  проблема  социоэтических
отклонений в обществе, порождающих прогрессирующее отчуждение молодежи
от интеллектуальных и творческих задач. Появление в управлении в  этот
момент Ландсберга отвлекало, и Боянова не смогла выдержать ровный тон.
Правда, посетителя это не смутило.
    - Вы, как всегда, очаровательны, Власта. Я  здесь  пробегом  и  не
задержу долго. Давно не получал от  вас  вестей  о  наших  подопечных:
Мальгине, Лондоне, Шаламове. Я слышал, Даниил появился на Земле?
    - От  кого?  -  Боянова  с  неприятным  удивлением  посмотрела  на
Ландсберга, не предлагая ему сесть.
    - Слухом Земля полнится. Вы его еще не разыскали? Учтите,  Власта,
Шаламов - это на сегодняшний день ваша главнейшая забота! От того, как
мы сработаем по нему, зависит безопасность многих сотен людей.
    - Во-первых, для меня  это  не  главнейшая  забота,  а  во-вторых,
затронутые вами имена - моя область ответственности. - Боянова сделала
ударение на слове "моя".
    - Разумеется. - Председатель СЭКОНа поднял  руки  вверх.  -  Я  не
спорю, но не стоит преуменьшать значение поступков  таких  людей,  как
Шаламов  и  Мальгин,  наделенных  нечеловеческими  способностями.  Это
потенциальная угроза  человечеству,  и  вы  это  прекрасно  понимаете.
Впрочем, не только экзосенсы, но и  отряд  интрасенсов  тоже  способен
привнести  смуту  в  нормальную  жизнь  общества.  Я  склонен   верить
некоторым  ученым,  утверждающим,  что   интрасенсы   -   наметившаяся
тенденция вырождения человечества.
    - У меня иная точка зрения, - сухо ответила Боянова.
    Ландсберг прижал руки к груди.
    - Ради Бога, Власта, я  никоим  образом  не  настаиваю  на  своей,
однако нам с вами необходимо перестраховываться в  подобных  вопросах,
ибо отвечаем мы за безопасность цивилизации одинаково.  Я  отношусь  к
интрасенсам нормально, но они начинают переступать  границы  этических
норм. Вы знаете, что они  направили  в  Совет  безопасности  письмо  с
предупреждением, что сами "постоят за себя", если служба  безопасности
не примет мер в ответ на провокации в их адрес.
    - Я читала письмо. Они правы.
    - Допустим, это спорный вопрос, у большинства людей  иное  мнение.
Письмо есть замаскированная угроза в наш адрес.
    - Береза - не угроза, где стоит, там и шумит, -  ответила  Боянова
пословицей, не принимая предположения Ландсберга  всерьез.  -  Но  это
предмет отдельного разговора.
    - Согласен. Кстати, вы свободны сегодня вечером? Я заказал  столик
в "Олимпиакосе", можем поужинать.
    - Если освобожусь, позвоните в половине восьмого.
    Председатель СЭКОНа поклонился, пряча усмешку в глазах,  и  вышел,
элегантный,  уверенный  в   себе,   сдержанный,   с   легким   налетом
высокомерия, и Боянова тут  же  забыла  о  нем,  как  о  досадной,  но
легкоустранимой помехе. Она любила работать в одиночестве, опираясь на
опыт,  запас  знаний  и  быстродействие  инка,  и   лишь   по   особой
необходимости вызывала заместителей и дежурных по управлению.
    После одиннадцати позвонил Шевчук.  Его  динго-призрак,  казалось,
заполнил собой кабинет, настолько заместитель комиссара был  колоритен
и объемен. Поскольку оперативные сведения о работе секторов и комиссий
поступали комиссару постоянно и своевременно, то есть она всегда  была
в курсе событий, то ее беседы с заместителями и начальниками  секторов
носили консультативный характер, если же  звонил  кто-то  из  аппарата
тактического руководства, это  означало,  что  требуется  согласование
планов - тактического и стратегического. Но Шевчук искал комиссара  по
другому поводу.
    - Космос настолько прозрачен и  чист,  -  сказал  он,  -  что  это
невольно  вселяет  беспокойство.  Все  наши  векторы  прежних   тревог
уперлись в глухие  тупики:  Маат  и  Орилоух  опустели,  "серая  дыра"
закрылась, сфера Дайсона еще ничем себя не проявила и особой опасности
для исследователей не представляет. Только эйнсоф, пресловутая  "сфера
Сабатини", требует внимания, да и она относится больше  к  планетарной
службе, а не пограничной. Мне кажется, назревают какие-то события,  но
какие именно - неизвестно.
    - У меня  такое  же  ощущение,  -  призналась  Власта,  относившая
Алексея Шевчука к разряду своих редких друзей.  -  Разве  что  область
тревог моих земная: в обществе растет смута, странный духовный раскол,
кампания против интрасенсов усиливается, а для качественного эфанализа
- чем это все закончится -  не  хватает  данных.  Прогностический  шум
слишком велик, varia bles [Случайные  переменные  (англ.).]  растут  в
геометрической прогрессии, добиться максимально возможного  сокращения
альтернатив не удается, и в результате получается головная боль, а  не
прогноз...  -  Боянова  прервала  речь,  хотя  Шевчук  слушал   ее   с
невозмутимым видом.  От  его  крепкой  фигуры  исходила  успокаивающая
уверенность и сила.
    - Тебя беспокоит не только это, - сказал он. - Шаламов?
    - Он - в последнюю очередь. В конце  концов  Шаламов  -  одиночка,
пусть и с экстразадатками, справиться с  ним,  если  он  поведет  себя
ненормально, мы сможем.
    - Даже если Мальгин и Лондон примут его сторону?
    Боянова  покачала  головой,  вспоминая  недавние   предостережения
Майкла и просьбу Мальгина взять на время отпуск.
    - Лондон, который вернулся, не станет на сторону Шаламова...  если
только это настоящий Лондон, а Мальгин... его я  знаю  мало,  но  зато
знают другие, которым я доверяю, а они верят ему. Хотела бы  я  знать,
где они  сейчас:  Мальгин,  Железовский,  твой  любимый  Джума  Хан  и
Ромашин.  -  Власта  снова  покачала  головой.  -  Ах,   экс-комиссар,
экс-комиссар, неужели это снова твоя затея?
    - Почему именно его?
    - Не доверяю я ему, Алекс, не доверяю, и все тут.  Авантюрист  он,
рисконавт высшей пробы, готовый ради проверки идеи на непрогнозируемые
сверхрисковые поступки, могущие повлечь за собой человеческие жертвы.
    - По-моему, ты к нему придираешься. Я работал с ним  четыре  года,
это человек чести и большого личного мужества, ну а его проколы... кто
из нас не рискует? Кто хоть раз не ошибался?
    - Профессионалы ошибаться не должны.  Но  Бог  с  ним,  Ромашиным.
Обойма сыщиков, кажется, вышла на Шаламова: сомнений нет, он на Земле.
Думаю,  скоро  его  вычислят,  и  мы  посмотрим,   насколько   истинны
подозрения  Ландсберга.  -  Боянова  поморщилась,  щелкнула  пальцами,
улыбка пробежала по ее губам. - Вот загадочный человек.  Ухаживает  за
мной.  Но  как-то  по-иезуитски  робко,  не   по-мужски,   зато   лихо
провоцирует на язвительный отпор.
    - Чтобы ухаживать за тобой по-мужски, - пробурчал Шевчук,  -  надо
быть по крайней мере интрасенсом. О каких провокациях речь?
    - Он вдруг воспылал негодованием к предупреждению интрасенсов, как
бы оправдывая их оппонентов. Оправдывает он и деятельность  молодежных
формаций типа "эскадронов жизни", вернее, их охранников  -  брейкеров.
"Мальчики шалят от избытка сил", - передразнила Власта  Ландсберга.  -
Не понимаю я его. Кинет фразу и ждет моей реакции, а что  прячется  за
этим - неизвестно. Даже иногда жаль становится, что  я  не  интрасенс,
давно прочитала бы, что у него на душе.
    - Разве в твоей команде  нет  интрасенсов?  Дай  задание  провести
пси-зондаж... - Шевчук замолчал  и  поторопился  оправдаться,  заметив
сдвинувшиеся брови женщины. - Я пошутил. Ландсберг мне тоже не слишком
нравится, но работать он умеет.  Познакомь  с  ним  свою  сестру,  она
быстро разберется, что он  за  человек.  Кто  у  тебя  опер  по  "сыну
сумерек", то бишь Шаламову?
    - Дима Столбов.
    - Хороший парень,  цепкий,  да  и  голова  у  него  кумекает.  Спи
спокойно. Кстати, тебе сообщили, что из  "сферы  Сабатини"  час  назад
вылетел объект, напоминающий  фантом  маатанского  проникателя?  Точно
такой же голографический мираж нагнал у  "серой  дыры"  Джума  Хан.  К
сожалению, фантом вывернулся так неудачно, что врезался прямехонько  в
один из гелиоконденсаторов над Меркурием.
    - Последствия?
    - Да никаких, это же свет, ансамбль фотонов, создаваемый  волновой
матрицей. Ученые до сих пор спорят, возможны ли подобные фантомы, а те
начинают появляться все чаще. "Сфера" - хитрая штучка, мы  с  ней  еще
нахлебаемся... типун мне на язык!
    Сигнал  внимания,  передаваемый  по  системе   "спрута",   привлек
внимание  обоих.  Дежурный  инк  передал  сообщение,  что  из   "сферы
Сабатини" вынырнул земной драккар под названием "Арджуна".
    - Дьявольщина! - с расстановкой произнес Шевчук, меняясь в лице. -
Это же наш аппарат, который мы запустили в Горловину! Он  исчез  и  не
вернулся.  Почему  он  вылез  именно  здесь?!  Извини,  Власта,  я  на
Меркурий. - Связь прервалась.
    Боянова, поразмышляв с минуту, вызвала дежурного и  сообщила,  что
убывает на спейсер погранслужбы "Шевалье",  стерегущий  над  Меркурием
таинственный объект под названием эйнсоф.
    Известие о драме, происшедшей в Дарвазе (районе Белик-улы,  массив
Умаберг), Столбов получил поздно  вечером  и  тут  же  помчался  туда,
используя для быстроты  свой  сертификат  опера-оператора  тревоги  по
формуле "ЗОВ-1". Правда, на место происшествия он все равно  прибыл  к
шапочному разбору: оперативники тревожной обоймы уже успели  допросить
свидетелей, а эксперты - восстановить цепь событий.
    Квартира,    где    появился    Даниил    Шаламов,    принадлежала
двадцатичетырехлетнему  Махмуду   Бобекулы,   никогда   и   нигде   не
работающему и давно состоящему на  учете  в  комиссии  социоэтического
контроля. Одет Шаламов был в  серо-зеленый  комбинезон  из  материала,
напоминающего сморщенную слоновью кожу,  и  шагал  так  тяжело,  будто
весил не менее тонны. Дверь он открыл сам, хотя она  была  заперта  на
кодовый замок. Чем занимались в  этот  момент  гости  Махмуда  -  трое
девушек и четверо молодых людей в возрасте от девятнадцати до двадцати
шести лет  -  догадаться  было  несложно:  в  квартире  нашли  остатки
проекционного игрового комплекса "Иллюзион", доработанного "умельцами"
для показа-переживания незаконных сексофильмов - от эйфоросекс-шоу  до
наркомузыкальных, истощавших нервную систему.
    Шаламов искал Купаву, и она бывала здесь изредка; осталось тайной,
каким образом Даниилу удалось выйти на этот "притон".  Однако  молодые
люди повели себя не лучшим образом. Где находится Купава,  они,  может
быть, и не знали, но бесцеремонность гостя привела их в  ярость.  Если
бы они только догадывались, кто перед ними...
    Парни не ответили на  вопрос  гостя,  нагрубили  ему  и  принялись
выпроваживать из  квартиры,  подогреваемые  смехом  юниц.  Шаламов  не
ответил на остроумные выпады, и все закончилось бы хорошо, если бы  не
уверовавший  в  аргумент  силы  приятель  Махмуда  по   имени   Селим,
занимающийся в секции восточных единоборств,  который  решил  ускорить
проводы сейфмена. На толчки в спину Шаламов  ответил  не  сразу,  было
видно, что он борется с собой (именно так  восприняли  и  описали  его
колебания свидетели), но Селим толкнул еще раз...
    Удара не заметил никто, да  его,  наверное,  и  не  было,  но  вся
компания увидела вдруг летящего по воздуху приятеля, который  врезался
в потолок (!), затем в стену, сокрушив по пути проектор "Иллюзиона", и
остался лежать неподвижно. Парни вскочили,  бросились  к  Шаламову,  и
тогда он нанес свой знаменитый оглушающий пси-удар.
    Видения, возникшие при этом у молодых людей,  немного  отличались,
но основным для всех было  ощущение  прыгнувшего  на  них  чудовищного
зверя, похожего на монстров Апокалипсиса!  У  девушек  даже  во  время
рассказа в глазах плескался ужас, и Столбов, невольно  усмехнувшись  в
душе, подумал, что они надолго  запомнят  этот  "сеанс  удовольствия".
Компания была ему неприятна, такого  "зверинца"  он  не  видел  давно:
девицы размалеваны светящимися красками, парни  мылись  едва  ли  чаще
одного раза в полгода, и - о Боже! -  как  они  были  одеты!  Во  всем
вызов, броская вычурность, претензия на оригинальность,  суперэкзотика
и полное отсутствие меры.
    - М-да!  -  сказал  кобра  оперативников   Вольдемар   Хмелевский,
встретившись со Столбовым  взглядом,  когда  они  остались  наедине  в
разгромленной квартире. - Серьезный супротивник  этот  "сын  сумерек",
вишь какой сабантуй устроил.
    - И все же воздержитесь от прямого контакта, -  сказал  инспектор,
сравнивая впечатления пострадавших от этого  контакта.  -  Ни  в  коем
случае не идите на  конфликт,  а  тем  более  не  пытайтесь  применить
суггесторы и парализаторы.  Ромашин  когда-то  попробовал...  еле  жив
остался!
    - Обижаешь,  опер!  -  улыбнулся  блондин   Хмелевский,   высокий,
поджарый, энергичный. - У меня проколов еще не было.
    - И все же будьте осторожны. Учитывайте, что действия Шаламова  не
могут быть квалифицированы как форс-мажор,  а  поле  его  возможностей
настолько широко, что даже Умник не знает его пределов.
    - Мы тоже не лыком шиты. - Хмелевский сверкнул белыми зубами. - Но
действуем в пределах инструкции.
    - Быстрее ищите Купаву. Найдете ее - Шаламов сам придет к вам. Еще
раз осмотрите ее квартиру, разрешение соэтиков получено.
    - Мы там уже побывали и обнаружили  вот  это.  -  Командир  группы
протянул  Столбову  прозрачный  пакет,  в  котором  лежал   шарик   из
перламутрово-серого  тумана.  Впрочем,  не  тумана.  "Шарик"   казался
прозрачным и невероятно глубоким одновременно, и у инспектора родилось
впечатление, что из "шарика" затаенно кто-то смотрит на него...
    - Что это?
    - Ребята назвали эту штуковину "зрачком дьявола". Никому в руки он
не дается, только мне удалось заловить его в пакет с десятой  попытки.
Отнесу экспертам, пусть повозятся.
    Столбов сглотнул ставшую горькой слюну.  Он  был  ошеломлен  и  не
скрывал чувств: в руках безопасника лежала "магическая сфера", которую
Мальгин некогда принес к себе домой, забрав ее у Купавы.  Эта  "сфера"
была второй.
    О том, что он замечен и начался его розыск,  Шаламов  узнал  сразу
после возвращения домой: следы в квартире удалось идентифицировать без
усилий, а "домовой" дополнил выводы хозяина,  зафиксировав  переговоры
розыскников, но самое плохое крылось не в факте раскрытия инкогнито, а
в  пропаже  "эскалатора",  связанного  "струной"  метро  с  трансфером
Галактики. Скорее всего "эскалатор"  забрали  безопасники,  заметившие
его в гостиной: Шаламов вспомнил, что оставил кокон именно в гостиной,
ничтоже сумняшеся в его безопасности. Теперь же приходилось искать  не
только жену, но и кокон, что сулило нежелательные последствия.  Даниил
не боялся быть узнанным, но не хотел лишаться свободы  передвижения  и
действия. Не боялся он и того, что служба безопасности  ограничит  его
желание считаться только со  своим  собственным  видением  реальности,
полагая это видение истинным и  неоспоримым.  Конкурирующие  структуры
личностей человека и маатанина в глубинах его психики давно  пришли  к
обоюдному  согласию,  дополняя  друг  друга   в   попытках   осмыслить
встречаемые в пути миры. И хотя в своих странствиях  Даниил  достигал,
говоря словами древнего философа Вихерта, "такой туманной дали, что  у
него сначала отказывали чувства, а потом и разум", объединение  психик
сыграло положительную роль.
    Искушение полностью уйти в психику "черного  человека",  подчинить
остатки человеческого "я"  сознанию  маатанина  преследовало  Шаламова
постоянно, однако что-то все же останавливало его, какое-то слабое эхо
древней родовой памяти, следы погребенного в  глубинах  чужой  психики
культурного слоя человека, бессознательный зов всех образов души.  Зов
этот становился все глуше и тише,  раздавался  все  реже,  а  по  мере
угасания в душе человеческого падал и уровень адекватности  восприятия
мира, а  также  оценка  собственных  поступков.  Шаламов  не  понимал,
вернее, не хотел понимать и даже не задумывался  над  тем,  что  он  в
настоящий  момент  настолько  превосходит   по   возможностям   любого
человека, насколько  тот,  в  свою  очередь,  превосходит  крота.  Как
вселенная того же крота отличается от вселенной кошки, так и вселенная
Шаламова отличалась от  вселенной  обычного  человека,  не  способного
мыслить  сразу  в  шести  направлениях  и  решать  до  десятка   задач
одновременно. Решающую роль в организации  личности  Шаламова  сыграла
адаптация к обладанию: он имел что хотел  и  не  видел  препятствий  к
исполнению очередной прихоти. По сути,  он  стал  воплощенным  идеалом
философии дилайтменов, основанной  на  вседозволенности  и  предельной
степени потребления, однако оценить себя со стороны не мог.
    Досада на возникшие неудобства выросла в  гнев  и,  как  всегда  в
такие  моменты,  сработал  переключатель  потока  сознания  из   сферы
человеческой в психику маатанина.
    Обычно Даниил отключался начисто, ничего не  видя,  не  слыша,  не
чувствуя как человек,  так  как  при  попытке  параллельного  мышления
однажды получил изрядный болевой шок, но  все  же  изредка  задерживал
уход в небытие, надеясь если и не контролировать  поведение  тела,  то
хотя бы присутствовать при его деятельности в фазе "черного человека",
и на этот раз ему удалось продержаться почти минуту.
    Мир вокруг  мгновенно  преобразился,  соответственно  чувственному
восприятию "черного человека", имевшего около  трех  десятков  органов
чувств. Шаламов увидел свою квартиру, комнаты за  стенами,  весь  дом,
город, Землю и Солнечную систему одновременно!  Он  ощущал  не  только
тепло, тяжесть, трение о тело воздуха, но и электрические токи,  струи
излучений,  хоровод  электромагнитных  полей,  свечение  и   пульсацию
пси-полей и множество тончайших материальных образований, у которых не
было названия в  человеческом  языке!  Он  видел  свое  тело  изнутри,
чувствовал шорох крови, шипение химических  реакций  в  мышцах,  вихри
биоэнергетики и бег электронов по клеткам! А еще он  увидел  и  ощутил
мерность   пространства,   живое   горение   вакуума   и   призрачное,
пульсирующее, оглядывающееся течение времени!
    Вместе с восприятием окружающего мира изменилось и  мышление:  оно
стало многослойным, многоуровневым, узловатым, подчиненное  сложнейшим
законам сознания "черных людей".
    Небывалая глубина, невероятная сложность и необъятность  Вселенной
открылась Шаламову... и разом все  исчезло  в  красной  вспышке  боли.
Человеческое "я" не выдержало перенасыщения волной информации...
    Очнулся  он  через  сорок  с  лишним  минут,   привычно   проверил
"кладовые" памяти и  нашел  то,  что  ему  оставил  "черный  человек":
координаты эскалатора и предполагаемое местонахождение  Купавы.  Каким
образом "черный" Шаламова вычислил это, на основании каких  данных,  с
помощью каких методов, Даниил не знал, да и  не  интересовался.  Важен
был сам факт обладания необходимыми сведениями, а не пути их поиска.
    Кроме всего прочего, в памяти  появилась  информация  о  последнем
периоде жизни Купавы, в том числе о ее  нервных  срывах,  хотя  данное
известие не особенно взволновало бывшего спасателя.  Причины  нервного
расстройства жены были ему  понятны,  ибо  много  вселенных  назад  он
честно предупредил ее, что никогда не  появится  на  Земле,  пока  жив
Мальгин. Однако многое изменилось с  тех  пор,  Шаламов  вновь  ощутил
потребность в общении с Купавой и с легкостью  изменил  своему  слову,
оправдав  себя  тем,  что  Купава  будет  рада  увидеть  его  живым  и
невредимым. Логику доказательств он менял произвольно в зависимости от
настроения,  считая,  что  решения,  принимаемые  им,  непогрешимы.  С
восхитительной  инфантильной  наивностью,   порожденной   расщеплением
личности, он все еще считал себя спасателем.
    Дома оставаться было нельзя, безопасники могли вот-вот  "сесть  на
хвост"  и  установить  слежку.  Даниил  набрал  код  службы  поселения
Брянска, представился "странствующим дервишем" Световидом, и  дежурный
РСП дал ему адрес свободной квартиры  в  Кожице,  окраинном  экорайоне
города.

                               Глава 4

    Сияющая бездна  открылась  впереди:  свет  струился,  переливался,
плакал и смеялся, затягивал, обволакивал тело и растворял в себе...
    Переливы света были настолько красивы, что дух захватывало от этой
феерической гармонии, замирало сердце,  исчезали  все  чувства,  кроме
одного - чувства удивительного наслаждения...
    За   зеленой   гаммой    следовала    желтая,    потом    голубая,
малиново-фиолетовая, и заканчивала  цикл  серая,  в  которой  было  не
меньше оттенков, чем в любой другой. Тело отзывалось на  музыку  света
волнами такого неизъяснимого, не выразимого словами удовольствия,  что
хотелось петь, плакать, смеяться, кричать, испытывать боль и  в  конце
концов умереть...
    Световые веера стали  восприниматься  на  слух,  и  даже  кожа  на
голове, на груди, на кончиках пальцев рук и ног начала  вдруг  осязать
этот свет, как шелковистое прикосновение  крыльев  ангела.  Послышался
прекрасный, мягкий и теплый, бархатистый, словно  шкура  кошки,  звук,
влился в уши и потек по жилам,  из  артерий  в  вены,  достиг  сердца,
вызвал  взрыв  нежности  и  любви  к  неизвестному  существу,  ждущему
впереди. Захотелось вонзиться в  распахивающуюся  бездну  еще  глубже,
достигнуть Дна, самому превратиться в свет и звук и стать Бездной...
    Руки и ноги исчезли,  осталась  только  голова,  перепутавшая  все
чувства, потерявшая  в  водовороте  инобытия  всякую  ориентацию.  Она
начала  расти,  распухать,  заполнять  собой  бездну,  Галактику,  всю
Вселенную!.. Жизнь остановилась, хотя смертью  назвать  эту  остановку
было  нельзя.  Глубокая  тьма  проглянула  со  всех  сторон,  поманила
пальцем, затопила все вокруг тишиной. Истома и нега... ничего  больше,
только истома и нега...  Радужная  гамма  солнечного  света  сменилась
убаюкивающей мелодией лунного,  бестелесного,  прозрачного...  Нега  и
покой... медленно угас последний серебряный луч,  замолк  и  шепот  на
полуфразе тонкого намека... покой...
    Кто-то со знанием дела влепил ему пощечину, так  что  в  ушах  еще
долго плыл красный колючий звон.
    Человек в кресле, одетый в желтый спортивный костюм,  зашевелился.
Его лицо напоминало лезвие томагавка, горбоносое, смуглое, резкое.  Он
поднял голову, обвел комнату бессмысленным взором, дотронулся до  уха.
Рука наткнулась на золотую сетку-еж  эмкана,  замерла.  Сбоку  донесся
приглушенный мужской смешок. Человек повернул голову и встретил взгляд
другого мужчины, дородного,  седовласого,  с  лицом  стареющего  льва,
одетого в деловой костюм "эпок".
    - Итак, что скажете, генерал?
    - Потрясающе! -  "Индеец",  которого  назвали  генералом,  сбросил
эмкан, с трудом дотянувшись до подноса рядом с креслом, взял стакан  с
искрящимся золотистым напитком, выпил. Рука его дрожала.
    Седовласый  "лев"  снова  коротко  рассмеялся,  выключил  проектор
"Иллюзиона", скомандовал кибу убрать аппаратуру в шкаф.
    - Как  впечатления?  Сногсшибательно?  А  ведь  вы  прочувствовали
всего-навсего вступление в  сюиту  ля-минор  "Деление  бактерии".  Две
минуты. А если бы начали с финала - получили бы, образно говоря,  ожог
нестерпимого наслаждения. Ну а всего сеанса не выдержал бы даже я,  ее
создатель.  Слишком  глубок  транс,  медитация  достигает  фрейдовских
нейроцентров, наступает циклическое возвращение к насыщению,  организм
автоматически включает запись снова и снова...
    Лезвиелицый "генерал" покачал головой.
    - Это должно вести к полному разрушению психики,  профессор.  Нет?
Впрочем, для  молодежи  подобные  развлечения  как  раз  то,  что  она
требует:  думать  не  надо,  двигаться  не  надо,  мечтать  не   надо,
беспокоиться ни о чем не надо. Включил аппарат и получай что хочешь, в
меру фантазии, ограниченности или испорченности.
    - Вы не совсем правы.  Наркомузыка  и  техносекс  не  способствуют
абстрактному  видению,  они  "тренируют"   принципы   удовольствия   и
могущества,  овладевающие  сознанием  и  неокрепшей  психикой  молодых
весьма прочно. У них не остается ничего, кроме безразличия к  будущему
и  желания  исчерпать  все,  что  даровано  плотской  жизнью.   Ну   а
реализация... "Генерал" поднял руку, его собеседник замолчал.
    - Профессор, я знаю, что психосоциология - ваш конек, но  мне  она
ни к чему. Перейдем лучше ко второй, подводной части "айсберга"  вашей
деятельности. Что  интересует  вас  как  инспектора  Ордена  в  первую
очередь и что волнует патриархов Ордена во вторую? Кстати,  почему  вы
не воспользовались консорт-линией, а решили навестить меня лично?
    - Потому что и консорт-связь не обеспечивает  полной  секретности,
прокачивается  через  компьютерные  центры.  Агентурные  сети   сейчас
надежнее остальных  способов  связи.  Генерал,  к  сожалению,  не  все
делается  нами  чисто,  безопасность  заинтересовалась   деятельностью
"хирургов". Кто допустил утечку?
    "Индеец" помолчал, поморщился, допил тоник, сказал нехотя:
    - За самодеятельность он уже получил свое.
    - Вы утверждали, что кретинов не держите. Из-за  него  нам  теперь
приходится менять коды, названия основных  баз,  тактику  групп  и  их
обозначения.
    - Он молод,  горяч...  прирожденный  лидер-исполнитель.  Рвется  к
власти, ненавидит интрасенсов  лютой  ненавистью:  кто-то  из  них  не
поделил с ним девочку. Проколов больше не будет, ручаюсь.
    - Хорошо. Теперь главное - Шаламов, "сын сумерек", как назвали его
безопасники.  Ваша  задача:   найти,   усыпить,   применить   глубокое
пси-зондирование и выкачать все, чем набит его мозг.
    "Генерал" улыбнулся; примерно так же мог улыбнуться кусок льда.
    - Вы говорите так легко, будто Шаламов  -  обычный  человек,  хомо
ординарес.
    - Он опасен, я знаю, но не настолько, чтобы  мы  не  справились  с
ним. Бросьте на него всю макро- и микротехнику, а  также  погранхимию,
компьютерное обеспечение я  гарантирую.  В  крайнем  случае  примените
парализаторы, на Земле еще сохранились арсеналы с грифом "секретно".
    - Для поиска такой  фигуры,  как  Шаламов,  необходимо  установить
контроль над коммуникационными сетями.
    - Такой контроль  уже  установлен.  Мы  подготовили  инк  того  же
класса, что и Умник в УАСС, кодовое имя - Сапсан. С помощью  одной  из
вирусных  программ  он  вклинился  в  координационный   комп   Европы,
остальное - дело техники. Кстати, именно с его  помощью  мы  вышли  на
информбанки с данными об интрасенсах.  Выход  на  Сапсана  возможен  с
любого домашнего компа... если знать код распознавания. -  "Профессор"
протянул собеседнику черную кнопку с алой искрой света внутри.  -  Это
ключ к программе. Кроме вас, такие ключи имеют только  патриархи.  Что
вас беспокоит еще?
    "Генерал" кивнул, словно рубанул воздух своим узким лицом.
    - Не  что,  а  кто:  некто  Аристарх   Железовский,   биоматематик
Института внеземных культур. Есть подозрения, что он начал работать на
безопасность.
    - Ну  и  что?  Какую  угрозу   может   нести   движению   какой-то
биоматематик?
    - Прежде всего  он  талантливый  математик,  известный  в  научных
кругах, и способен вычислить утечку информации из оперсети управления.
Конечно, я пользуюсь надежным каналом  проникновения  в  сеть,  обходя
системы опознавания "свой-чужой", но в любой момент он может выйти  на
"след" официального канала и пойти дальше.
    - Зачем ему это надо?
    - Он не стандартный трудяга-программист, его не особенно прельщает
даже работа эфаналитика, поэтому он берется решать задачи,  совершенно
далекие от тематики ИВКа. "Мне интересно",  -  заявил  он  еще  одному
нашему подопечному Климу Мальгину.
    - Так  попробуйте  привлечь  его  на  нашу  сторону.   Задачи   по
разрушению не менее увлекательны, чем задачи по созиданию.
    - Попробуем, но вряд ли он согласится.
    - Тогда устраните его.
    "Генерал" снова улыбнулся.
    - Я безнадежный эстет, профессор, я не люблю убирать людей до того
момента, пока не возникнет ситуация - я или он. Мне хочется переиграть
его, хотя он интрасенс, а я нет.
    Настала очередь хмуриться профессору.
    - Не увлекайтесь, мон шер ами,  не  переоценивайте  себя  и  своих
людей. Вы уже ошиблись с оценкой Мальгина, упустив его дважды, а  ведь
он еще не интрасенс, лишь "куколка" интрасенса. Эти люди опаснее,  чем
вы думаете, наверное, они  действительно  представители  нового  витка
эволюции человека, за ними будущее... если  их  не  остановить.  Слава
Богу, что они ярые индивидуалисты, но стоит им  объединиться  -  и  мы
потеряем все! Представляете, что произойдет,  если  объединятся  люди,
способные  читать  мысли,  владеющие  телом  до  физического  предела,
могущие ускорять физиологические процессы, устанавливать  между  собой
связь на колоссальных расстояниях,  внушать  любой  образ?!  Остальное
человечество смирилось с их  появлением,  но  стоит  смириться  нам  -
исчезнет единственная сила, которая способна остановить их прогресс...
и нашу гибель.
    - Цель, достойная того, чтобы за нее... - "генерал" поднял  стакан
с напитком, - уничтожить любое препятствие. А с  Мальгиным  все  будет
нормально, мы найдем его, выкачаем все, что он знает, а  знает  он,  к
моему удивлению, немало.
    - Значит, надежды ваши оправдались?
    - Он хранит многие экзотические тайны "черных людей",  хотя  и  не
способен   почему-то   ими   воспользоваться.   Парень   он   сильный,
тренированный, с задатками экзосенса, если  судить  по  способности  к
внушению, но отключить его можно. Один из моих помощников - его давний
соперник и жаждет с ним посчитаться, хотя и  побаивается.  Вот  его-то
поспешные действия и сорвали операцию. Но проколов больше не будет.
    - А вы сами не боитесь Мальгина?  Я  слышал,  он  уложил  шестерых
ваших  парней,  а  также  легко  одолел  какого-то  чемпиона  Азии  по
сабельному бою.
    "Генерал" скривил губы, поднес к виску наушник эмкана, и в комнату
бесшумно вошел бритый  наголо,  широкий  громадный  парень  с  тяжелым
бугристым лицом, поклонился.
    - Год, продемонстрируй, - сказал "генерал".
    Парень внезапно оказался рядом с профессором,  и  тот  повис  вниз
головой, удерживаемый за щиколотки:  молодой  человек  держал  его  на
вытянутой руке безо всяких усилий! Перевернул, усадил в кресло,  затем
сделал движение - рука его исчезла из поля  зрения,  так  велика  была
скорость удара,  -  и  верхняя  кромка  стакана  на  подносе  брызнула
стеклянной пылью на стену, в то время как вторая половина  с  напитком
осталась на подносе, почти не сдвинувшись с места.
    "Генерал" кивнул, парень исчез.
    - Ну как?
    - Неплохо, - проворчал несколько ошеломленный "лев".- Кто он?
    - Моя тень. Кстати, он  -  брат  того  самого  чемпиона  Азии,  но
сильнее. И таких у меня целая обойма - тридцать  человек.  А  те,  что
"щупали" Мальгина, обыкновенные мальцы с высоким самомнением и  плохим
тренингом, дилетанты. Этот не уступит ни одному  чемпиону  мира  любой
школы  единоборств,   хотя   никогда   не   выступал   в   официальных
соревнованиях. По классификации ниндзюцу он - тюнин  [Владение  боевым
искусством  ниндзюцу  подразделяется  на  три  уровня:  1-й  -  гений,
разведчик и боец (базовые навыки), 2-й - тюнин  (развитие  психических
способностей), 3-й - дзэнин (девять тайных ступеней к  просветлению  и
совершенству).], в совершенстве владеет японским мечом катаной в стиле
татикадзе и вообще любым видом холодного и огнестрельного оружия.
    - И не выступает в чемпионатах?
    - Его  мечта  -  стать  дзэнином,  овладеть  девятью  ступенями  к
просветлению  -  дзэн,  достигнуть  сатори...  в  общем,  цель  вполне
благородная, способная оправдать многое.
    - Для ее достижения нужен какой-никакой  интеллект,  а  не  просто
слепая сила, гибкость, реакция.
    - Год закончил медицинский институт, так  что  по  образованию  он
хирург.
    - И при таком интеллекте ему нравится быть  вашим  исполнителем  и
телохранителем?
    - Спросите у моей ноги, нравится ей ходить или  нет.  -  "Генерал"
засмеялся. - Он мой до мозга костей! Знаете, что такое харизма?
    Профессор выпятил в раздумье нижнюю губу.
    - Погодите...   наделение   личности    свойствами,    вызывающими
преклонение перед ней и безоговорочную веру в ее возможности. Так?  Вы
хотите сказать, что этот молодой человек преклоняется перед вами?
    - Абсолютно справедливо. Я ведь тоже "черный пояс", да плюс  опыт,
да плюс знание его психики (у него конкурентный тип реакции  на  мир),
ну и кое-какие технические новинки... вроде имплантированного под кожу
суггестора.
    - Ах, вот оно в чем дело! -  Профессор  с  любопытством  глянул  в
загоревшиеся глаза собеседника, в котором пробудились эмоции. - Он  об
этом не знает?
    - Обижаете. Конечно, нет. В любой момент я могу превратить  его  в
машину для убийства, в чудовище, и никакой  интрасенс  не  сможет  его
остановить.
    - Где он работает?
    - В погранслужбе.
    - Похвально. Однако  мне  пора.  Несколько  мелких  замечаний.  Вы
уверены, что Майкл Лондон ничего не знает и не помнит?
    - Абсолютно! Его проверяли и пограничники, и безопасники, и мы. Он
пуст, как воздушный шар, я имею в виду отсутствие маатанских знаний.
    - Странно. Он был вторым экзосенсом после Шаламова, знал все,  что
знает  любой  "черный  человек",  и  вдруг  такая  метаморфоза.  Здесь
какая-то тайна, и патриархи хотели бы ее разгадать.
    - Постараюсь.
    - Второе. Как вы считаете, не слишком ли шумно стало  на  Меркурии
после рождения "сферы Сабатини",  чтобы  держать  там  нашу...  э-э...
спецлабораторию?
    - Мне кажется, наоборот, шум и  кутерьма  полезны,  они  маскируют
связь  с  этой...  лабораторией,  позволяют   без   особых   ухищрений
поддерживать линии доставки необходимых материалов.
    - Хорошо, мы учтем это соображение. И последнее: ваши мальчики  из
"эскадрона", как вы  сами  понимаете,  засвечены,  использовать  их  в
серьезном  деле  уже  нельзя,  пусть  развлекаются  сами,  без  опеки,
оборвите   связь.   И   упрячьте   куда-нибудь    эту    даму,    жену
Шаламова-Мальгина, она многое видела и  нечаянно  может  проговориться
муженьку или... второму. Заодно попытайтесь устроить засаду  Шаламову,
ведь он ее зачем-то ищет? А если взять его не  удастся,  не  упускайте
его из поля зрения и под видом работников безопасности подразните его,
заставьте испытать страх и ярость. Шаламов - очень выгодный  козырь  в
борьбе с интрасенсами, понимаете?
    - Кажется,  понял.  Он  не  станет  разбираться,  кто  прав,   кто
виноват...
    - Вот именно, а мы подымем шум на  всю  Систему:  мол,  интрасенсы
опасны, они все - потенциальные убийцы,  маньяки,  садисты,  способные
уничтожить весь род человеческий...  эту  толпу  баранов!  Масса  есть
масса,  э?  Надо  лишь  подыграть  ее  чувствам.   Толпа   не   терпит
индивидуальности, она ее подавляет, ограничивая свободу ради равенства
и подменяя братство стадным  инстинктом.  Впрочем,  я  увлекся,  прошу
прощения. Итак, до связи, генерал.
    Седовласый встал, поправил костюм.
    - Не провожайте, у меня своя подстраховка. Удачи всем нам!
    Вышел.
    Хозяин квартиры тоже встал, задумчиво походил по комнате, кивая  в
такт мыслям  "томагавком"  лица,  подошел  к  полусфере  "домового"  и
проверил пуговку кассеты: разговор должен был быть записан  от  начала
до конца,  но  запись  оказалась  стертой.  Профессор,  уходя,  принял
необходимые меры предосторожности,  у  него  действительно  была  своя
подстраховка.
    Власта Боянова  пробыла  на  Меркурии  недолго:  космическим  бюро
руководили люди, которым она доверяла не меньше, чем себе, - Шевчук  и
Лютый. Дело свое они знали мастерски  и  в  советах,  а  тем  более  в
дублировании, не нуждались.
    Шевчук был прав, назревали  какие-то  события  с  участием  старых
знакомых - "черных людей" и орилоунов, а также их  странной  полуживой
техники.
    Заросшая "серая дыра" продолжала  одного  за  другим  генерировать
призраки маатанских проникателей, "рассыпавшихся"  на  облака  фотонов
при любом прикосновении, а  факт  появления  из  "сферы  Сабатини"  на
Меркурии драккара Арджуны, запущенного в Горловину "серой дыры" еще до
ее схлопывания, говорил  о  какой-то  глубокой  связи  этих  объектов,
понять которую физики пока не могли.
    Драккар, вернее его  неощутимый  голографический  мираж,  догнали,
однако выяснить причину его появления не сумели:  аппарат  врезался  в
лопасть солнечного  концентратора  и  превратился  в  тусклую  вспышку
света, как и маатанский корабль до него. Пограничники, наблюдавшие  за
столкновением, были весьма разочарованы, зато они  первыми  обнаружили
еще один объект,  наблюдавший  за  Арджуной:  странное  полупрозрачное
облако, похожее на кусок  мыльной  пены  с  мигающими  точками  внутри
каждого "мыльного пузырька". Объект был далеко от пограничного куттера
и шел  с  очень  большой  скоростью,  буквально  за  несколько  секунд
исчезнув из глаз, поэтому разглядеть его получше не удалось, но Шевчук
не  сомневался,  что  в   Системе   обнаружен   знакомый   орилоунский
"глазастый" - автомат, сопровождавший Шаламова.
    Боянова  не  возражала,  доверяя  интуиции  Шевчука.  У  нее  тоже
появилось предчувствие лавины событий, связанных  с  "черными  людьми"
или по крайней мере с их "техникой".
    Виды   Меркурия   комиссара   безопасности   не   прельщали,    и,
налюбовавшись в течение двух часов на дышащий прозрачный вулкан "сферы
Сабатини", а  также  на  окраину  дикого  лавового  плато  Моря  Жары,
вспаханного "сферой", где  царили  два  цвета:  серый,  со  всеми  его
мыслимыми оттенками от серебра до вечерней полутьмы, и желтый,  -  она
вернулась на Землю.
    Проигнорировав настойчивый  вызов  СЭКОНа,  Боянова  уединилась  с
заместителем и  не  отвечала  на  запросы,  пока  не  проанализировала
деятельность отдела по всем векторам отдачи. Вывод был неутешительным:
существовали каналы утечки самой конфиденциальной информации из  бюро,
занимавшегося  проблемой  неформальных  движений  молодежи   и   делом
Шаламова. Системы охраны тайны утверждали,  что  все  идет  нормально,
доступ к информации имеют  только  работники  отдела,  имеющие  статус
официала, однако сбои в работе оперативных инков говорили об обратном.
    - Кто-то запустил в сеть хитрую  "вирусную"  программу,  -  сказал
Борда, помяв полное лицо. - С еще более хитрым выходом  на  периферию.
Нужен мастер-программист  высшего  класса,  который  залез  бы  внутрь
Умника и в  режиме  "один  на  один"  выяснил  параметры  "вируса".  В
управлении таких нет.
    - Есть один человек на примете, - сказала Боянова, закидывая  руки
за голову так, что тонкая  ткань  костюма  рельефно  обтянула  высокую
грудь. Заметила взгляд заместителя, но не смутилась.
    - Аристарх Железовский?
    - Если бы ты знал, Рене, как он мне нужен.
    Борда усмехнулся, не отводя взгляда от груди.
    - Красивая вы женщина, Власта... мне б мои двадцать  лет!  Неужели
не нравится никто из нашего племени? Нет достойных?
    - А вы хотите сосватать кого-нибудь? - улыбнулась и Боянова.
    - Почему бы и нет? Я знаю многих сильных мужчин, не уступающих вам
по уму и независимости.
    - Этого мало, Рене. Мне подошел бы  только  тот  мужчина,  который
смог  бы  ради  меня  наступить  на  горло  собственной  песне,  а  не
демонстрировать свою силу и независимость. И еще мне хочется, чтобы он
был способен совершать маленькие глупости.
    Борда покачал головой.
    - У нас разные оценки мужских качеств. Мне, например, кажется, что
сильный не должен быть глупым ни  при  каких  обстоятельствах.  Делать
глупости - удел слабых.
    - Мы говорим о разных вещах,  Рене.  Вы  просто  не  разбираетесь,
какие глупости делаются от слабости,  а  какие  от  силы.  И  на  этом
закончим дискуссию о моем идеале.
    - А я только набрался наглости, чтобы спросить:  кто  отец  вашего
ребенка?
    Комиссар отвернулась и не отвечала долго, минут пять. По  лицу  ее
проплыли вереницей  тени  чувств:  гнев,  досада,  горечь,  презрение,
печаль... и завершило гамму выражение деловитой сосредоточенности.
    - Милослав Торопов, - сказала наконец Боянова, все еще не глядя на
зама. - Отец ребенка командор погранслужбы Торопов. Еще есть вопросы?
    - Уже нет, - пробормотал Борда и, не удержавшись, добавил: - Не  в
этом ли причина возникшей напряженности между службами?
    Глаза Бояновой сверкнули.
    - Нет!  Причины  конфликта  в  разнице  подхода   к   деятельности
погранслужбы, и вы это знаете. -  Ответ  прозвучал  слишком  резко,  и
Власта перевела дыхание, сдерживаясь. - Вы свое  мнение  высказали?  -
Комиссар сделала ударение на слове "свое".
    - В общем-то... нет. - Виноватое выражение не сразу сошло  с  лица
заместителя. - Кто-то в мужском разговоре затронул эту тему...
    - Кто именно?
    - Но Власта...
    - Кто?!
    - Кажется, Ландсберг, но я не уверен...
    - Довольно, поговорим об этом позже, после  того,  как  я  кое-что
выясню. Давайте еще раз пройдемся по делу "Сын сумерек".
    Добряк Борда покорно наклонил  голову,  хотя  и  не  видел  смысла
повторять  уже  известные  факты.  Новостей  от  сыщиков  Столбова   и
оперативно-розыскной обоймы Хмелевского не поступало,  и  вопрос:  где
Купава, Шаламов и Мальгин со товарищи - оставался открытым.

                               Глава 5

    В один из моментов перехода от многодиапазонного мышления "черного
человека" к нормальному человеческому он заметил,  что  за  ним  снова
следует богоид.
    За время скитаний по вселенным Шаламов не только полностью овладел
запасами маатанских знаний, хранящимися в тайниках собственного мозга,
но и сделал тысячи новых открытий, поразительных и необычайных, однако
тайна миллионоглазого богоида осталась неразгаданной. Что или кто  это
такой - не знали  ни  орилоуны,  ни  "черные  люди",  которые  создали
собственный миф об этом загадочном  объекте.  Для  маатан  богоид  был
кем-то вроде воскресшего Христа для людей. Он  появился  во  Вселенной
вместе с Вершителями задолго до рождения Орилоуха и Маата - не  только
как  цивилизаций,  но  и  вообще  как  физических  объектов,  принимал
активное участие в  деятельности  Вершителей,  наблюдал  за  созданием
"черных людей", потом исчез и снова появился  в  их  поле  зрения  уже
миллионы лет спустя, когда процесс эволюции этого домена Метавселенной
привел к распаду "струнной" структуры мира,  а  также  к  исчезновению
реликтовых "серых дыр" - выходов  в  иные  домены-вселенные.  Богоидом
Даниил  назвал  миллионоглазого   за   практическую   неуязвимость   и
граничащую с чудом способность находить его  в  самых  разных  уголках
Вселенной.
    Причин такой  привязанности  Даниил  не  знал,  да  и  не  пытался
выяснить, но облако с глазами - в этом облике в  основном  и  "обитал"
богоид - могло выдать Шаламова, от него надо было избавиться во что бы
то ни стало, и Даниил прибегнул к испытанному  методу:  нанес  богоиду
бешеный пси-удар, в котором смешались гнев, ярость и ненависть. Облако
богоида побледнело,  покрылось  сеточкой  "трещин",  пропало.  Шаламов
расслабился, вспоминая, где он  и  что  делает,  направился  к  метро,
оставив позади испуганных  прохожих,  которых  зацепила  слепая  волна
пси-излучения. Двое из них потеряли сознание, но  Даниил  не  думал  о
последствиях своих действий, он давно привык идти  к  цели  кратчайшим
путем.
    Из метро он вышел уже в здании УАСС. Кокон свернутого "эскалатора"
находился где-то здесь, в  здании,  Даниил  чувствовал  пульсацию  его
сжатого поля: словно где-то в мозгу бестелесная бабочка  складывала  и
раскладывала крылышки. Зайдя в сверкающий фарфором и хрусталем туалет,
Шаламов изменил лицо, вырастил вместо  прежнего  кокоса  белый  костюм
официала безопасности с ромбом члена Совета, привычно  сосредоточился,
прокачивая сквозь мозг и  нервную  систему  все  излучения  и  поля  в
здании.  "Бабочка"  в  мозгу  из  прозрачно-слюдяной  превратилась   в
радужную, чаще замахала крылышками, ответила на мысленный  зов  тонким
звоном узнавания,  после  чего  вычислить  координаты  местонахождения
кокона  не  составляло  труда.  Однако  над  планом   изъятия   кокона
"эскалатора" пришлось поразмыслить,  потому  что  находился  он  не  в
лаборатории у экспертов, как надеялся Шаламов, а  в  сейфе  спецхрана,
доступ  к  которому  был  разрешен  лишь  группе   работников   отдела
безопасности, обладающей квалитетом ответственности, то  есть  имеющей
полномочия, подтвержденные Советом безопасности или СЭКОНом.
    Если бы Шаламов рассуждал  как  человек,  он  удивился  бы  такому
обстоятельству  и  насторожился:  загадочные   предметы   никогда   не
прятались безопасниками от людских глаз, а передавались  для  изучения
экспертам отдела. Но если у нормального человека основной  конфликт  -
его двойственная природа  -  всегда  решался  в  пользу  положительных
качеств души, то у Шаламова распад личности привел к тому, что из двух
крайностей:    агрессивной    импульсивности    и    жажды    порядка,
разрушительного инстинкта и стремления  к  гармонии  -  он,  почти  не
колеблясь, выбирал первые.
    Спустившись на административный  горизонт,  Даниил  зашел  в  бюро
общей информации, выяснил имена руководителей  службы  безопасности  и
как  они  выглядят.  После  этого  он  снова  уединился  в  туалете  и
трансформировался  в  Калину  Лютого.  Кроме  того,  он  вырастил  два
динго-динамических голографических фантома - с лицами Алексея  Шевчука
и Рене Борда, не особенно  озаботившись  их  телосложением.  В  голове
начинал просыпаться "черный человек", приходилось удерживать  сознание
и не терять нити действия.
    В  двенадцатом  часу  дня   в   сектор   особого   режима   службы
безопасности, где хранились раритеты - документы специального учета  и
вещественные доказательства, по которым велось следствие, вошли  трое:
заместители комиссара Борда и Шевчук  и  начальник  оперативного  бюро
космосектора  Лютый.  Охрану  сектора  осуществлял  инк   Добрыня,   в
распоряжении  которого  находились   системы   контроля   и   допуска,
обслуживания,  ремонта  технологических  линий  и  хранилищ,  а  также
бригады киберов самого разного назначения. Участия человека для выдачи
документации  обычно  не  требовалось,  инк   справлялся   со   своими
обязанностями практически без сбоев, предъявляя необходимое  буквально
за секунды.
    Когда в помещение "склада", как его называли в  управлении,  вошла
вышеупомянутая троица, Добрыня, как и любой киб-интеллект его  класса,
будь он на этом месте, ничуть не удивился и, возникнув перед гостями в
человеческом   обличье,   вежливо   осведомился   о   причине   визита
"высокопоставленных особ" (вопрос был задан  не  без  юмора).  Ответил
"Лютый":
    - Выдай нам "предмет 141", срочно.
    Шаламов уже успел мысленно войти в память компьютера и  определить
код выдачи и номер, под которым кокон "эскалатора"  был  отправлен  на
"склад". Но он не учел, что Добрыня имел  указание  тех,  кто  помещал
кокон на хранение, о дополнительной проверке любого  лица,  вплоть  до
комиссара и даже директора управления.
    Лицо фантома приняло озабоченное выражение:  за  доли  секунды  он
связался с инком отдела безопасности Умником и выяснил, что ни  Лютый,
ни  тем  более  Шевчук  и  Борда  не  имели  отношения  к   найденному
розыскниками следственного бюро загадочному объекту  и  требовать  его
изъятия из "склада" не могли: не было причин.
    - Минуту, - сказал Добрыня. - Назовите код  выдачи  и  подтвердите
полномочия: данный предмет находится в зоне особого внимания службы Б.
    Шаламов понял, что  допустил  промах.  Усилием  воли  он  увеличил
чувствительность своего органа приема пси-излучения,  процедил  сквозь
сети сознания всю оперативную  память  инка  и  нашел  причину,  из-за
которой инк потребовал подтверждения полномочий.
    Всплеск  пси-поля  был  короток,  но  мощен:  Добрыне  "позвонила"
комиссар отдела Боянова и приказала доставить предмет под номером  141
в лабораторию. Однако  за  мгновение  до  этого  Умник  сделал  запрос
Бояновой,  получил  короткое  "нет"  и   включил   тревогу.   Добрыня,
пребывавший  в  некотором  затруднении,   уже   готов   был   включить
транспортную линию для доставки требуемого  предмета,  когда  сработал
императив "Вор".
    Шаламов  не  стал  ждать  развязки  событий  и,  как   быстро   ни
действовали киб-системы, с территории "склада"  убрался  своевременно.
Обойма подстраховки - "живые" люди - прибыла  на  "склад"  спустя  две
минуты после его исчезновения  и  работала  несколько  часов,  пытаясь
выяснить, кто же на самом деле хотел вынести "объект 141", но  оживить
Добрыню не удалось: память его оказалась стертой, будто инк попал  под
мощный электрический разряд, пробивший его многоконтурную защиту...
    Неудача  не  то  чтобы   обескуражила   Шаламова,   но   заставила
задуматься. Он, конечно, мог бы добиться своего  и  забрать  кокон  из
управления, уничтожив "склад" и оглушив людей  из  отряда  охраны,  но
сработал  какой-то  человеческий   "предохранитель",   останавливающий
нормального человека перед  свершением  аморального  поступка,  а  тем
более преступления. В глубинах  психики  все  еще  сохранились  уголки
нравственности, свойственные людям и не перерожденные памятью "черного
человека", но день ото дня они сжимались, уменьшались, таяли, и вместе
с ними таяли нравственные оценки  собственного  поведения  Шаламова  и
возможности адекватного ответа на внешние раздражители.
    Он вернулся в квартиру, которую снял под последним влиянием своего
"я", и два часа "отдыхал", то есть находился в глубоком  трансе,  пока
мыслил и действовал "черный  человек".  Очнулся  Даниил  в  незнакомом
месте, огляделся и  через  несколько  мгновений  понял,  что  "черный"
привел его в институт травматической нейрохирургии мозга, где  работал
Клим Мальгин.
    Благодаря встроенной  в  стены  аппаратуре  эмоционального  съема,
пси-настройки и видеопласта посетители  центрального  холла  института
видели и чувствовали то, что хотелось и что  их  успокаивало,  поэтому
для каждого холл выглядел по-своему; Шаламов оказался в дежурном  зале
СПАСкурьерской службы, интерьер которой всегда отвечал его  внутренним
представлениям о порядке и дисциплине.
    Усмехнувшись попытке  местной  автоматики  внушить  ему  бодрость,
Шаламов обошел прозрачную центральную  колонну  холла  -  единственную
деталь интерьера, которая  не  менялась  в  зависимости  от  внушаемых
картинок,  и  вызвал  дежурного.  Внутри  колонны  проявился  вежливый
мужчина средних лет со строгим лицом, одетый  в  голубой  костюм-динго
институтского инка по имени Гиппократ.
    Шаламов не стал тратить время на звуковой разговор, а сразу проник
в память машины и выяснил,  где  находится  лаборатория  нейропроблем,
которой заведовал Мальгин. Через несколько  минут,  мысленным  усилием
открыв замок  двери,  Даниил  вошел  в  кабинет  нейрохирурга,  своего
бывшего друга, единственного из всех друзей, кто видел  в  нем  только
пациента, несчастного человека, судьбой которого распорядился случай.
    К удивлению Шаламова, киб-секретарь кабинета не  содержал  никаких
сведений относительно своего  господина,  в  его  памяти  не  осталось
ничего,  что  касалось  личной  жизни  Мальгина,  связей,  планов  или
заметок, только данные по медицине  катастроф  и  бланк  сообщения  об
операциях, проведенных  сотрудниками  лаборатории.  Единственное,  что
удалось выяснить, так это отсутствие хирурга на рабочем месте в  связи
с его просьбой об отпуске. Где в данный момент находится Мальгин,  киб
не знал, как, впрочем, и Гиппократ.
    "С Купавой, конечно!"  -  мелькнула  мысль,  вызвавшая  мгновенную
вспышку ревности  и  бешенства,  в  результате  которой  киб-секретарь
превратился в мертвый поликристаллический слиток, выдающий  на  выходе
бессмысленный набор цифр и букв. И в этот момент  в  кабинет  заглянул
высокий,  модно  одетый  молодой  человек  с  вопросительно  поднятыми
бровями. Это был Заремба, уходивший с  дежурства  и  толкнувший  дверь
ради любопытства.
    Несколько  секунд  они  смотрели  друг  на  друга,  потом  молодой
нейрохирург прошептал, меняясь в лице:
    - Господи, Даниил?!
    Шаламов с трудом удержался от пси-выпада,  почувствовав  странный,
внезапный, леденящий душу страх, хотя потом не смог  отыскать  видимых
его причин.
    - Где Мальгин?
    - Чомор... - пробормотал Заремба, отгоняя пальцем нечистую силу. -
Леший... Это ты, Даниил, или я сплю?
    - Где Мальгин? - повторил вопрос Шаламов.
    Заремба хлопнул себя по бедрам, засмеялся; судя по всему,  беглого
спасателя он совершенно не боялся.
    - Надо же, как повезло!  Сенсация!  Шаламов,  человек-химера,  сам
возвращается в институт, и я первым узнаю об этом!
    - Барбос! - беззлобно  усмехнулся  Шаламов,  успокаиваясь.  -  Где
Клим, почему его нет ни на работе, ни дома?
    - Он в бегах уже несколько дней! Отпросился у начальника в отпуск,
утверждает, что ушел из института навсегда, но я ему не верю:  потянет
память - вернется. А ты какими путями здесь? Требуется помощь?
    Шаламов едва успел подавить желание  проникнуть  в  мозг  Зарембы,
выяснить все, что тот знает, и стереть воспоминания о встрече.
    - Помощь не требуется.
    - А Клим зациклился на твоей... - Заремба запнулся,  -  болезни  и
жаждет отыскать тебя, чтобы предложить операцию. Он даже  смоделировал
ее, рассчитал чуть ли  не  полтысячи  параметров...  Кстати,  он  тоже
стал... в некотором роде... в  общем...  -  Молодой  хирург  пошевелил
пальцами. - Ну, примерно таким же, как и  ты.  Экзосенсом,  короче.  Я
оперировал  его,  помогал  переводить  информацию  маатан  из   глубин
подсознания в сферу сознания, и теперь он,  по-моему,  хомо  супер.  -
Заремба остановился у стола, засунув руки в карманы, покачался с пяток
на носки. - Ну, сверхчеловек не сверхчеловек, тем не менее  Клим  смог
сделать то, что на его месте не сделал бы никто другой. Ты  слышал  об
этом? Он вытащил из глубокого транса твою жену... - Ивану  показалось,
что его ударили. Дальнейшее он помнил смутно.
    Показалось, что на голову рухнул потолок, потом кто-то  копался  в
мозгу - неприятное, холодно-скользкое впечатление, - перебирал  мысли,
образы,  воспоминания,  и,  наконец,  еще  одна   встряска   организма
запомнилась, как второй звонкий удар ладонью по уху.  В  голове  потом
долго плыл колокольный звон, отзываясь загоравшимися искрами боли  под
черепной коробкой. Очнулся Иван в кабинете Мальгина один, Шаламова уже
не было, только запах сохранился - запах "лунной  пыли",  чужой  этому
месту.
    "Черный человек" безошибочно вывел Шаламова из института и передал
собственному "я", ущербному, инфантильному, то и  дело  спотыкавшемуся
на эмоциях, но еще не полностью  распавшемуся,  в  Смоленске,  у  дома
Мальгина. Делать здесь было нечего, но у Шаламова возник  соблазн  еще
раз пройтись по памяти  мальгинского  "домового",  чтобы  окончательно
удостовериться в непричастности хирурга к исчезновению Купавы.
    В квартиру он  проник  легко,  тщательно  обшарил  все  комнаты  в
надежде отыскать хоть  какой-нибудь  предмет  из  туалета  Купавы,  не
нашел,  вскрыл  "домового",  но  память   компа   оказалась   стертой.
Раздраженный неудачей, Даниил  сжег  кристаллический  мозг  "домового"
окончательно и бесповоротно,  превратив  его  в  камень,  и  удалился.
Однако даже в таком состоянии он почти сразу  же  обнаружил  за  собой
слежку. Для этой цели кто-то использовал  исследовательских  "пчел"  -
комплекс типа "Рой-100" - с микрооптикой и десятком датчиков, а  также
с двигателем, позволявшим "пчелам" перемещаться с приличной  скоростью
до трехсот километров в час.
    Разбираться, кто следит и с какой целью, Шаламову было недосуг,  и
он сделал маневр, в  результате  которого  "пчелы"  помчались  за  его
видеодвойником, севшим в такси.
    Выспаться Бояновой не дали.
    Сначала позвонил Столбов, предпочитавший докладывать о работе сам,
а не через дежурных инков. Он сообщил,  что  "сын  сумерек"  вынырнул,
причем трижды:  первый  раз  в  управлении,  попытался  проникнуть  на
"склад", где хранилась взятая  из  его  квартиры  "магическая  сфера",
второй раз в Институте травматологической нейрохирургии мозга,  откуда
ему  удалось  незаметно  скрыться,  и  третий  раз  в  квартире  Клима
Мальгина, находившейся под особым контролем.
    - И что же? - спросила  сонная  Власта,  отметив  машинально,  что
проспала всего четыре часа.
    - Разрушена  инконика  "склада",  уничтожены  компы   в   кабинете
Мальгина и у него дома, работник института Иван Заремба получил слабый
пси-шок.
    Сон Власты сняло как рукой.
    - Причины?
    - Что? А, вот вы о чем, -  догадался  инспектор,  делая  вид,  что
ничего необычного в его  раннем  видеовизите  нет.  Внешних  причин  в
общем-то и нет. Во всяком  случае,  для  любого  из  нас,  но  не  для
Шаламова.  Видимо,  он  чересчур  резко  реагирует  даже   на   "малые
возмущения  среды"  -  слова,  жесты,   какие-то   сведения,   которые
затрагивают его лично. Таков вывод наших  пси-аналитиков.  Но  не  это
пока  главное.  Во-первых,  он  почуял  слежку   и   попытался   уйти,
использовав динго-двойника. Во-вторых, за ним идет еще  кто-то,  кроме
нас.
    - Не поняла!
    - За ним  ведут  наблюдение  неизвестные  нам  силы,  -  терпеливо
повторил Столбов. - Причем с применением тонкой молектронной и  мощной
оптической техники, установленной на спутниках. Чтобы не спугнуть этих
"наблюдателей",  мы   вынуждены   работать   сверхосторожно,   поэтому
результатов нет. Шаламов же продолжает, как мы  считаем,  искать  свою
жену. Найти ее нам пока тоже не удалось, -  упредил  инспектор  вопрос
комиссара.
    - Найдите! - с нажимом проговорила Боянова. -  Она  -  не  иголка.
Шаламов   становится   делинквентом   [Делинквент   -   субъект,   чье
отклоняющееся  поведение  в  крайних  своих  проявлениях  представляет
уголовно наказуемые действия.] и может решиться на все.  Перейдите  от
простой "дхияны" [Дхияна (санскрит) - созерцание; здесь: императив для
службы наблюдения за опасными объектами.] к двойной.
    Столбов наклонил голову, и связь прекратилась. Боянова  проверила,
как спит дочь,  легла,  несколько  минут  размышляла  над  услышанным,
задремала было, но звонок видео заставил ее включить "домового" снова.
Беспокоил Умник,  которому  полученная  по  сети  "спрута"  информация
показалась настораживающей: ученые из Института пограничных физических
проблем, которые занимались изучением "сферы  Сабатини"  на  Меркурии,
сделали вывод, согласно которому "сфера" неустойчива и в любой  момент
может выплеснуть в Систему океан энергии, уничтожив по пути  ближайшую
к Солнцу планету.
    Но и после этого сообщения у  Власты  оставалась  надежда  доспать
норму, требуемую организму - по рекомендации сестры, которая спала  не
меньше  шести  часов  в  сутки,  несмотря  на   свои   экстрасенсорные
способности. Однако третий звонок в  течение  утреннего  получаса  эту
надежду разрушил. На сей раз звонила Карой  Чокой,  бывший  нейрохимик
Евромеда, а теперь ксенолога "Эдип-2".
    - Извините, если  разбудила,  но  у  меня  странные  предчувствия.
Знаете, есть такая пословица: спящий под непрерывный  шум  просыпается
от тишины. Так и я: все мои друзья вдруг замолчали,  не  звонят,  и  я
подумала... где он?!
    - Кто?  -  улыбнулась  Боянова,  изучая  уверенное,  гордое   лицо
красивой женщины. Она знала о взаимоотношениях  Джумы  Хана,  Чокой  и
Мальгина и была уверена, что Карой спрашивает о  бывшем  муже.  Однако
ошиблась.
    - Мальгин, - произнесла ранняя видеогостья.
    Боянова мимолетно подумала, что ее проницательность, к  сожалению,
имеет пределы. Во всяком случае, в те  моменты,  когда  дело  касается
логики женщин.
    - Вероятнее  всего  Мальгин,  как  и   его   друзья   -   Ромашин,
Железовский... Хан, путешествует сейчас по  сети  орилоунского  метро.
Есть подозрения, что они отыскали в него вход.
    Выражение лица Карой  не  изменилось,  но  в  глазах  промелькнули
недоверие и озабоченность.
    - И Джума... с ними?
    - С ними.
    - Понимаю... извините, вы  меня  обескуражили...  То  есть  вы  не
знаете, где они? На Маате не появлялись, мы бы заметили. На Орилоухе?
    - Тоже нет. Ищем. Особой тревоги нет, все четверо профессиональные
рисконавты и умеют постоять за себя.
    - Понятно. - Карой медлила, собираясь что-то спросить, но так и не
решилась. - Всего доброго.
    Изображение превратилось в веер света, втянулось в глазок виома.
    Комиссар полежала, размышляя над не решенной  никем  загадкой  под
названием "женская любовь", и встала.
    Четвертый звонок за утро застал ее  на  кухне,  когда  она,  успев
сделать зарядку в стиле у-шу и принять душ, готовила завтрак. На  этот
раз видеовизитером  оказался  невозмутимый,  с  "блеском  мудрости  во
взоре"... Аристарх Железовский!
    - Вы?! - только и спросила Боянова, изменившись в лице.
    - Бью челом, - прогрохотал математик, отмахиваясь  от  кого-то.  -
Что тут  у  вас  творится?  Где  я  вышел?  Ребята  какие-то  нервные,
возбужденные... из-за чего сыр-бор загорелся?
    - Так вы на "складе"?  -  догадалась  Власта.  -  Вышли  из  этого
черного шарика - "магической сферы"?
    - Это кокон "эскалатора", выводящего пассажира  в  зал  трансфера,
распределителя  орилоунского  метро.  Да  отстаньте  вы  от  меня!   -
последние слова Аристарх произнес в сторону.
    - Дайте старшего на связь, - потребовала  комиссар,  сожалея,  что
предстанет перед глазами подчиненного в домашнем виде.  Изображение  в
виоме сменилось, на Боянову глянул командир обоймы охраны гриф Меринг,
красный от злости; за глаза его прозвали "мерином", и прозвище свое он
иногда оправдывал.
    - Извините, Власта, мы тут хотели...
    - Все в порядке, Джордж, отпустите его.
    - Да пусть идет хоть в... болото!  -  буркнул  Меринг.  -  Кто  бы
возражал. Но он хочет забрать с собой "объект 141".
    - Да?  Я  поговорю  с  ним.  Потом  снимите  блокировку  "склада",
отмените тревогу и выпустите его.
    - Принял. - Командир охраны повернулся  к  Железовскому,  на  лице
которого не дрогнул ни один мускул.
    - И Джума... с ними?
    - Зачем вам... э-э... кокон? - спросила Боянова.
    - Включите консорт-линию.
    Комиссар поняла, что Железовский  не  хочет,  чтобы  разговор  был
подслушан. Скомандовала "домовому" включить консорт-канал.  Через  две
секунды скачок цвета - по лицу Железовского пробежала голубая волна  -
показал включение спецрежима связи.
    - Кокон принадлежит Мальгину...
    - Кокон  принадлежит  Шаламову,  Мальгин  просто  забрал  его   из
квартиры Даниила. Кстати, Дан уже приходил за ним. Его  не  ждали  так
рано и... отсюда и весь сыр-бор, как вы изволили выразиться. Зачем вам
кокон?
    - Так Шаламов на Земле?
    - Риторический вопрос.
    - Но  я-то  не  знал.  Он  фрустирован,  вы  знаете?   И   случись
что-нибудь, что ему не понравится, может стать... носорогом в посудной
лавке.
    - Догадываемся, потому и упрятали кокон там, где Шаламов не сможет
его достать.
    - Напрасно. - Железовский сдвинул брови. - Зачем  его  нервировать
зря? Он спокойно перейдет границы допустимой обороны, а обвинят в этом
вас.
    - За то, что мы хотим помочь ему?
    - А если хотите  помочь,  отдайте  кокон  мне.  Во-первых,  я  при
встрече с Шаламовым ничем не рискую,  нанести  мне  вред  он  вряд  ли
сможет, да нам и договориться легче:  мы  с  ним  одного  поля  ягоды.
Во-вторых, через этот кокон в любой момент  может  выйти  Мальгин  или
кто-нибудь еще.
    - Разве вы были не с ними?!
    - Странным образом мы разошлись, хотя собирались идти вместе.  Мне
еще не вполне понятен механизм действия "эскалатора", здесь  командуют
законы иной физики, нежели наша, и объяснить что-либо нематематическим
языком я не смогу. Во всяком случае, я не знаю, почему нас  разбросало
по сети метро. Может быть, орилоунская автоматика реагирует на желания
каждого и выводит в нужное место поодиночке. Видимо, желания  наши  не
совпадали... ибо человек есть цель в себе...
    - Добавьте еще - и для себя. - Боянова закусила губу, сдерживаясь.
- Вы вернулись первым. Почему? И где вы были?
    - Отвечу, но позже, в приватной беседе, сейчас же очень спешу. Так
вы прикажите своим нукерам выпустить меня с коконом,  не  хотелось  бы
делать это силой. - В тоне  молодого  математика  проскользнула  нотка
превосходства, наверное, он чувствовал себя всесильным.
    Комплекс превосходства свойствен обычно  детям  и  еще  никого  не
доводил до добра, подумала Боянова. Дай Бог, чтобы ты  быстрей  вырос,
интрасенс. Что же в тебе нашла Забава, чего не вижу я?
    Связь прервалась.
    В гостиную вошла сонная Карина, протирая глаза кулачком.
    - С кем ты так  долго  беседовала,  ма?  Я  думала  -  с  Железным
Человеком. Ну и голосище!
    Власта  усмехнулась.  Железный  Человек  был   добрым   персонажем
знаменитого фант-сериала, покорителем  племен  разумных  динозавров  и
жутких  монстров  из  антивселенной  и  чем-то  походил  на  Аристарха
Железовского, хотя, по мнению  Власты,  в  характере  последнего  было
много лишнего.
    - Выспалась, жаворонок?
    - Ма, а что такое Апокалипсис?
    - Апокалипсис? - удивилась Боянова, прижимая дочку к себе.  -  Где
ты раскопала это слово?
    - Вчера звонил какой-то  дядя  и  сказал,  что  тебя  ждет  личный
Апокалипсис. Это твой друг? Он добрый?
    Несколько мгновений Власта смотрела на дочь потемневшими  глазами,
потом стремительно подошла к "домовому".
    - Кто звонил? Когда? Я имею в виду человека, произнесшего  "личный
Апокалипсис".
    - Абонент не идентифицирован, - проскрипел "домовой".

                               Глава 6

    Свет был прозрачный, невесомый, лунный и  лился  со  всех  сторон,
растворяя в себе голову, руки, все тело. Перед глазами  сформировалась
плоскость, похожая на мыльное зеркало, и на этой плоскости  проступила
вязь каких-то знаков и символов. Железовский мысленно вошел в зеркало,
которое обернулось вокруг него пленкой, отграничив растворяющий  свет,
черные знаки и символы с зеркала проникли в кожу, поплыли к сердцу  по
руслам вен, окунулись в сердце и,  подхваченные  потоком  артериальной
крови,  вонзились  в  мозг,  вспыхнули  сотнями  зеленых  искр,  будто
взорвалась ракета фейерверка...
    Аристарх  осознал  себя  сидящим  в   кресле,   тряхнул   головой,
окончательно приходя в себя. Сеанс включения в общее  поле  парасвязи,
соединяющее всех интрасенсов, закончился. Теперь математик мог в любой
момент  воспользоваться  интеллектуальным  потенциалом  товарищей  или
попросить помощи, зная, что она придет вовремя. Правда, случалось  это
редко, интрасенсы в силу развитого индивидуализма прибегали  к  "общей
волне" с неохотой. И все же бывали моменты, когда требовалось привлечь
внимание  всей  "экстра-популяции",  особенно   если   дело   касалось
безопасности существования или принятия какого-то важного решения.
    Железовский  принял   тадасану   -   позу   горы,   способствующую
концентрации покоя, и в  течение  нескольких  минут  дышал  по  особой
системе, добиваясь предельной ясности сознания. Этот  прием  входил  в
комплекс психофизической тренировки, направленной на изменение психики
за счет предельно высоких степеней концентрации внимания,  и  Аристарх
пользовался им каждый день. Он с гордостью в душе произносил, что  сам
создал себя - от мускульного каркаса до интеллектуального  наполнения,
и был прав; интрасенсорные  способности  развились  в  нем  во  многом
благодаря     целеустремленности,     терпению     и      колоссальной
сосредоточенности на решении поставленных задач. В иерархии характеров
Железовский    был    лидером,    если    не     вдохновителем,     то
лидером-исполнителем и, обладая огромной  работоспособностью,  считал,
что не должен отвлекаться ни на какие уводящие в  сторону  желания,  в
том числе и чувства. Именно поэтому он  "задавил"  в  себе  интерес  к
Забаве Бояновой, не дав  разгореться  костру  любви  в  самом  начале,
возведя в ранг закона свою знаменитую формулу "трех  эс":  самоанализ,
самоконтроль, самосовершенствование. О том, что он  теряет  при  этом,
Аристарх  со  свойственным  ему  максимализмом  не  думал.  Со  своими
друзьями он шутил, что в его роду не  было  Тура  -  славянского  бога
сладострастия, зато был Световид - бог солнца и войны...
    Кто-то позвал его.
    Железовский поймал импульс: слепящий просверк снега  под  алмазным
лучом солнца  -  и  ответил  порывом  ветра  с  запахом  ландыша,  что
означало: "все нормально". Звала Забава.  Привычно  погасив  встречный
порыв души (в голове потом долго  звенела  печальная  нота),  Аристарх
закончил туалет и принялся колдовать с аппаратурой, встроенной в стены
квартиры. У него был установлен большой инк типа  "эксперт"  по  имени
Дервиш, с которым он мог заниматься  математическими  расчетами  почти
любой  степени  сложности.  Кроме  того,  инк   исполнял   обязанности
"домового", что для него было несложно. Включив диалог, Железовский  с
неприятным  удивлением  узнал,  что  в  памяти  компа  кто-то  жестоко
покопался: Дервиш был  буквально  выпотрошен,  утратив  способности  к
анализу и вообще к связному разговору. Пришлось заняться  лечением,  и
прошло достаточно много времени, прежде чем инк  заговорил  и  сообщил
приметы того, кто работал с ним в отсутствие хозяина.
    Хмыкнув, Аристарх посидел в гостиной, потягивая  тоник,  поздравил
себя с тем, что догадался поставить блокер-контроль на глубокой памяти
инка, не позволивший агрессору стереть память компа полностью, и снова
надвинул эмкан на лоб. Хотелось записать все, чему он стал  свидетелем
во время своего  путешествия  в  систему  орилоунского  метро,  вернее
вылазки, потому что математик, по сути, не был нигде! Кроме трансфера,
разумеется, куда раздельно вывел всю четверку шаламовский "эскалатор".
    Железовский невольно глянул на нишу  шкафа  в  стене,  за  стеклом
которой подмигивал свернутый в нечто черное кокон "эскалатора".
    Входили в кокон (как в столб  нагретого  воздуха)  по  очереди,  и
точно так же по очереди выходили в зале трансфера. Тогда  они  еще  не
знали, что каждый видит этот зал по-своему. Железовскому он  явился  в
виде многогранника, каждая грань которого представляла собой  икону  в
серебряном или золотом окладе. "Бред сивой кобылы!" - подумалось  ему.
Откуда  здесь  иконы?!  И   тотчас   же   помещение   превратилось   в
перламутровую  чашу,  окруженную  тающими  в  оранжево-желтом   мареве
сложными конструкциями - так прореагировала техника зала  на  фантазию
математика, подсознательно пытавшегося представить  чужую  техническую
организацию этого места.
    Из  всех  четверых  первым  разобрался  в   чудесах   орилоунского
трансфера - по сути, распределителя линий  метро  -  Мальгин,  который
видел колебания остальных (он был единственным, кто видел всех  сразу)
и ушел не останавливаясь. Железовский же решил задержаться в зале, где
всласть  наигрался  новой   для   него   игрушкой,   загоняв   местную
интеллектронику до "седьмого пота", и  смог-таки  определить  принципы
работы трансфера, сложнейшей пространственной машины,  действующей  на
основе еще не известных земной науке  законов  физики,  создающей  так
называемую   Булгаковскую   метрику   -   удивительное    многообразие
взаимодействий пространств с разным количеством измерений.
    Для проверки выводов Железовский сделал два  челночных  выхода  из
трансфера:  сначала  в  центр  Галактики,  где  был  выращен  один  из
орилоунов, затем "за  тридевять  земель",  то  есть  куда-то  в  такую
область   метагалактического   домена,   откуда   ячеистая   структура
Метагалактики была видна с потрясающей  четкостью.  Потом,  обнаружив,
что времени прошло  гораздо  больше,  чем  он  думал,  Аристарх  решил
вернуться и вышел из "эскалатора" на  "складе"  управления,  откуда  и
позвонил комиссару, чтобы уладить начавшийся конфликт...
    Проголодавшись,  Железовский   вспомнил   о   своих   обязанностях
математика ИВК, испытал укол совести, но со звонком  начальству  решил
повременить: хотелось закончить расчеты, которые он начал  по  заданию
Бояновой, поработать над задачей многократного дублирования  личности.
Хотелось также встретить Шаламова  и  сообщить  Мальгину,  что  бывший
спасатель - на Земле. Хотелось многого, однако Аристарх  еще  не  умел
раздваиваться,  как  Майкл  Лондон,  и  делать  сразу  несколько  дел,
приходилось выбирать. Зато грех было жаловаться на неинтересную жизнь.
    Звонок личного видео, код  которого  знали  только  очень  близкие
друзья, застал математика в позе отдыхающего. Звонил Заремба.
    - А вот  перед  вами  фигура  "Зевающий  Геракл"!  -  провозгласил
нейрохирург  вместо  приветствия,   словно   обращаясь   к   невидимой
аудитории. - Как  видите,  скульптор  приложил  немало  усилий,  чтобы
выделить рельеф фигуры, особенно в области тазобедренного сустава...
    - Шалопай,  -  добродушно  прервал  Ивана  Железовский.  -  Ты  не
меняешься. Что случилось? Ты какой-то встрепанный.
    - Неужели заметно? Понимаешь, тут у нас побывал Шаламов, по-моему,
искал встречи с Климом, а поскольку того не оказалось, побеседовал  со
мной...  врезав  напоследок  по  кумполу.  Нет-нет,  не  физически,  -
поспешил добавить Заремба, видя, что глаза друга становятся  круглыми,
- суггестивно, взглядом. Хотя нокаут  натуральный.  Слава  Богу,  "сын
сумерек" был в благодушном настроении и не стремился отправить меня  в
объятия Морфея надолго, я пролежал всего три с половиной часа и  почти
все запомнил.
    - "Сын сумерек"?
    - Так Шаламова назвали безопасники, мне об этом на ухо шепнул один
приятель-безопасник.
    - А с чего он вспылил? - помедлив, спросил  Железовский.  -  Ни  с
того ни с сего нанес пси-удар...
    Заремба пожал плечами. Этот жест, как и руки в карманах,  был  его
"фирменным" и мог выражать что угодно.
    - По-моему, я неосторожно брякнул  какую-то  фразу  о  Купаве,  не
помню, что именно, но в связи с Мальгиным. Вот Даниил  и  взбеленился.
Ну а ты где был? - В глазах  молодого  нейрохирурга  загорелся  жадный
интерес. - Говорят, вы нашли-таки вход в орилоунское метро.  Расскажи,
а?
    - Позже. А кто говорит?
    Заремба уныло вздохнул.
    - И ты стал,  как  Клим.  Тот  в  последнее  время  дважды  обещал
рассказать о своих похождениях и не нашел времени. А еще человек-да.
    - Расскажет, раз обещал, - успокоил друга Железовский.- Я,  честно
говоря,  и  не  был  почти  нигде,  изучал   трансфер,   нечто   вроде
переключателя каналов метро. Потенции у этой машины колоссальные!  Мне
показалось, что ее "струнная" сеть уходит и во времени,  в  прошлое  и
будущее.
    - Давай проверим! - загорелся Заремба.
    Железовский засмеялся -  словно  в  огромной  пустой  бочке  гулко
загрохотали, перекатываясь, камни.
    - Надо  бы,  да  у  меня  пока  обязательства.  Закончу  работу  -
посмотрим. Кстати, этот приятель твой  не  говорил,  где  они  засекли
Шаламова? Не в квартире Клима?
    - Чего не знаю, того не знаю. Помню, что Даниил зачем-то вдребодан
разнес гостиную шефа, потом пошел к себе и  там  устроил  шабаш...  но
подробностей не ведаю.
    Железовский кивнул, заторопился.
    - Ты по делу? Извини, мне пора уходить.
    - Да в общем-то хотел узнать, как дела, и вообще...  А  где  Клим?
Разве он с тобой не вернулся? Уходили-то вместе.
    - Он  далеко.   -   Математик   подумал.   -   Изучает   ветвление
Метавселенной. Пока, Иван, позвони вечером или заходи, чаю попьем.
    Выключив виом, Аристарх быстро  закончил  анализ  задачи,  перевел
данные расчета  в  глубокую  память  Дервиша,  за  барьер  блокировки,
написал для себя: "Снижение уровня неопределенности" -  и  помчался  в
душ. Он купался три, а то и четыре  раза  в  день.  Вытираясь  насухо,
услышал звонок, мысленно попросил Дервиша дать картинку,  но  виом  не
сработал - абонент с той стороны не включил обратку.
    - Слушаю, - сказал Железовский, выжидательно глядя в глазок виола.
Что нужно хотя бы накинуть халат, он не подумал.
    Звуковой канал видео донес чье-то сдавленное восклицание,  и  виом
погас, так никого и  не  показав.  Пожав  плечами  в  манере  Зарембы,
Железовский оделся и с удовольствием отшагал два километра до метро по
липовой аллее: жил  он  в  экополисе  Пушкино,  недалеко  от  всемирно
известного Болдинского хутора, где когда-то обитал великий  поэт.  Все
время, пока шел, не покидало ощущение, будто ему в шею дышит невидимый
и неосязаемый, но тем не менее опасный хищник.
    Из метро вышел в Брянске и  до  красивого,  выстроенного  в  стиле
"виноградная  гроздь"  дома  Шаламова  шел  пешком,   оглядываясь   на
прогуливающихся по бульварам-аллеям  древнего  города  его  жителей  и
гостей. Ощущение "дышащего в шею зверя" сменилось ощущением  тяжелого,
липкого взгляда, хотя никто из отдыхающих  особенно  к  математику  не
присматривался. Железовский редко тревожился  по  какому-либо  поводу,
однако в ощущения свои верил и не анализировать причин не мог. Судя по
биоэху, квартира Шаламова была пуста. Открыть дверь удалось со  второй
попытки, автомат впустил  гостя  после  мысленного  приказа  и  угрозы
"взломать ящик": запирали дверь  безопасники  и  кодировать  замок  не
стали.
    Подарки, принесенные Шаламовым, Железовский обнаружил  по  "запаху
инородности": мозг отреагировал на колебания полей, звуков и  запахов,
которые обычный человек почувствовать не сумел бы и  при  концентрации
их,  в  тысячи  раз  большей.  Оглядев  коллекцию,  Аристарх  покрутил
головой, не ожидая такого улова, и осторожно  разложил  все  найденные
предметы по карманам. Он помнил  предостережение  Лондона,  да  и  сам
чувствовал,  насколько  они   опасны.   Шаламова,   видимо,   эта   их
характеристика не пугала, он  не  думал  об  опасности  и  преследовал
какие-то свои цели, что  в  гораздо  большей  степени  доказывало  его
деградацию и распад личных ценностных ориентировок.
    Вне здания снова вернулось ощущение взгляда  в  спину.  Случайными
подобные ощущения быть  не  могли,  и  Железовский  насторожился,  что
позволило ему в дальнейшем включиться в предлагаемое действие в режиме
опережения. Размышляя, вернуться ли домой или сначала отнести  подарки
Шаламова  в  управление,  под  надежную  опеку  бункерной  автоматики,
Аристарх вышел из метро в Пушкине и  машинально  выбрал  путь  к  дому
напрямик, по тропинке через заснеженный лес, балку и  речушку  Сосьву,
невидимую подо льдом. А на деревянном узорчатом мостике  через  балку,
которому, по легенде, шла третья сотня  лет,  его  встретил  развязный
юнец в немыслимом рванье, означающем, что  он  принадлежит  к  гильдии
хочушников из клана самого невероятного племени людей, ставивших целью
всей жизни получение удовольствия и не признающих никакой  морали.  На
рубахе юнца выделялась крупная надпись на английском и русском языках:
"Плевать!"
    Юнец сплюнул жвачку под ноги Железовскому и сказал невнятно:
    - Гони, что у тебя в карманах, сейфмен, тебе оно не понадобится.
    Железовский, сам будучи творческой личностью, постоянно  ищущей  и
стремящейся   к   полной   самоактуализации,   со   свойственным   ему
максимализмом  и  уверенностью  в  справедливости  своих  оценок,  что
называется, на дух не переносил  "голых"  потребителей  с  их  культом
"абсолютной свободы от любого вида ответственности", считая,  что  они
достойны разве что презрения и жалости, но он никогда не видел  в  них
угрозы ни себе,  ни  обществу,  в  тоне  же  этого  парвеню  явственно
прозвучали агрессивные нотки.
    Аристарх, зная, что молчание - самая совершенная форма  лаконизма,
легонько отодвинул юношу и пошагал  дальше  по  мостику,  предчувствуя
продолжение. И оно не заставило себя ждать. Юнец свистнул, и навстречу
математику из зарослей лещины и ракитника  выбрались  четверо  молодых
людей в черных очках на пол-лица. В  руках  металлически  отсверкивали
какие-то необычного вида устройства. Железовский пожалел, что не надел
свой  рабочий  кокос  с   персональным   компом,   было   бы   с   кем
посоветоваться.
    Чувство опасности спустило курок  включения  экстренного  резерва,
время замедлило свой бег, появилась возможность  мыслить  одновременно
тремя уровнями сознания,  что  намного  увеличивало  скорость  решения
задач и реактивность их выполнения. Железовский сразу  определил  типы
устройств  в  руках  парней  -  два  из  них  принадлежали  к   классу
психотехники  внушения:  суггестор-моно  и  "пси-4",  еще   два   были
парализаторами "Дерк" и "Дега". Хорошо,  хоть  "василиски"  не  взяли,
подумал Железовский с веселой злостью. Однако  надо  выпутываться,  их
много, а я один и без тельняшки...
    Ему повезло: нападавших действительно было  много  -  четырнадцать
человек, и вожаки двух "охотничьих" групп решили покуражиться;  по  их
мнению, жертва уйти не могла, и времени на развлечение хватало.
    - Давай, давай, сейф,  не  жадничай,  -  прожевал  речь  "плевака"
первый молодой сорвиголова, ухмыляясь. - Бугай ты, конечно,  здоровый,
но мы тебя... - Улыбка вдруг сбежала с его губ, глаза расширились.  Он
увидел, как лицо "жертвы" налилось розовым свечением, а с  ладоней  на
мостик сорвались тающие капли электрического сияния.
    Железовский пошел на него, и юнец, пискнув, сиганул  с  мостика  в
сугроб. Теперь дорогу назад к метро преграждали трое, а четверо на той
стороне двинулись к мостику, и еще семь человек - отряд подстраховки -
крались по кустам справа и слева.
    Первым  шагнул  навстречу  математику  вожак   "группы   захвата",
высокий, хорошо сложенный парень, с капризной складкой губ,  одетый  в
подогреваемый костюм "норд". Он был самым умным из всей  компании,  но
чрезвычайно высокомерным, что сказывалось и на уровне его мышления. Но
он знал кое-какие приемы и держал наготове парализатор.
    - Только-то? - сказал он пренебрежительно, имея  в  виду  свечение
кожи. - Это все, что умеют интрасенсы?
    - Не все, - пробасил  Аристарх  коротко,  встретил  удар  ладонью,
ответил на второй, отнял парализатор, развернул парня боком и  сбросил
с мостика в тот же сугроб, где барахтался "плевака".
    Двое тут же насели на него,  памятуя  наказ  "пощупать  интрасенса
кулаками",  но  Железовский  в  совершенстве  владел  славяно-горицкой
борьбой, основанной на технике владения телом и знании нервных центров
на теле человека. Спустя десяток секунд оба  были  оглушены  и  оружие
применить уже не могли. Это быстро поняли четверо в арьергарде, с ходу
открывшие  "пальбу"  (стреляли   пистолеты   бесшумно).   Железовскому
пришлось в течение минуты  показывать  искусство  "качания  маятника",
прежде чем он добрался до стрельцов и предложил им отдохнуть, выбросив
оружие в снег. И все же один удар он пропустил: кто-то  из  страхующей
семерки свалился на него сверху и врезал ногой в поясницу, попав точно
в  один  из  подарков,  которые  принес  Даниил  Шаламов   из   своего
путешествия.
    Железовский  успокоил  и  прыгуна,  однако  вдруг   с   удивлением
почувствовал резкий укол  холода:  впечатление  было  такое,  будто  к
оголенной коже на боку притронулся кусок льда.
    Интуиция сработала прежде, чем Аристрах понял, в  чем  дело.  Рука
сама нырнула  в  карман,  нащупала  "кусок  льда"  и  метнула  его  на
заснеженно-ледяную гладь реки.
    - Уходите! - рявкнул  математик  так,  что  с  деревьев  и  кустов
посыпался иней, отмахнулся от одного из засадников и бросился прочь от
этого места.
    В точке падения "льда" выросло копье пронзительного синего  света,
ударило в зенит,  пробив  облака,  сжалось  в  прозрачный  шар,  снова
развернулось лучом. В спину дохнуло жутким  холодом,  словно  сюда,  в
этот  лесной  уголок  земной  природы,  занесло  кусочек   космической
межзвездной пустоты с ее "абсолютным нулем" температуры - минус двести
семьдесят три градуса [По Цельсию.].
    Железовский прибавил ходу, боковым зрением отметив, что испуганные
участники засады ломятся по кустам  и  месят  снег  следом,  почти  не
отставая. Сзади раздавались странные  звуки:  звонкие,  гулко-струнные
удары поодиночке и хором - это лопались от холода стволы деревьев.
    Остановился Аристарх уже  у  метро,  оглянулся,  но  за  деревьями
ничего не было видно, кроме уплотняющейся белесой дымки, словно пейзаж
начинал затягивать неожиданный для зимы туман.
    Кто-то позвал его, нежный и далекий, раз, другой... Перед  глазами
проявилось колеблющееся,  как  монета  на  дне  ручья,  полупрозрачное
девичье лицо... Забава... Неужели почувствовала?
    Железовский спохватился,  послал  мысленный  импульс-успокоение  и
вызвал по видеобраслету дежурную бригаду УАСС, коротко объяснив, в чем
дело.
    Похолодало и возле строения метро, хотя спешащие по делам люди  ни
о чем  еще  не  догадывались,  принимая  похолодание  как  само  собой
разумеющееся явление.
    Зачирикал личный вызов. Железовский со  вздохом  повернул  браслет
квадратиком видео вверх. Но это оказалась  не  Забава,  а  ее  сестра,
комиссар  безопасности  Власта   Боянова,   недоумевающая,   сердитая,
неприветливая.
    - Что там у вас стряслось? Мне звонила Забава, утверждала, что  на
вас покушались... от моего имени подняла по тревоге  обойму  ВВУ...  в
чем дело?
    - На  меня  напали.  -  Аристарх   коротко   рассказал   о   своих
приключениях и добавил: - Боюсь, что одна из игрушек Даниила сработала
по назначению, нечто вроде генератора  холода,  срочно  шлите  бригаду
научников и специалистов. Кроме того,  я  передам  вам  еще  несколько
игрушек, им нужна надежная охрана. Жду.
    Выключив видео, он стал  ждать  прибытия  вызванных  групп.  Мороз
крепчал,  и  белое  облако  тумана,  сконденсировавшегося  от  резкого
падения давления в зоне похолодания, придвигалось все ближе...
    Произошло "событие уровня  1",  как  обозначались  подобного  рода
происшествия со внеземной  машиной  холода,  и  Боянова  готовилась  к
выступлению на Совете безопасности.
    С момента происшествия прошло двенадцать  часов,  однако  бригадам
управления до сих пор не удалось подобраться  к  генератору  холода  и
выключить  его.  Ни  ученые,  ни  эксперты-инженеры  ничего  не  могли
посоветовать, не собрав необходимой информации, и количество гипотез о
сути явления росло как на дрожжах.  Последним  позволил  себе  сделать
заявление Аристарх Железовский,  прямой  виновник  торжества,  и  хотя
Боянова едва сдержалась, чтобы не нагрубить ему и выключить связь,  по
ее мнению, математик  подошел  к  решению  проблемы  ближе  остальных.
Впрочем, он знал об "игрушках" Шаламова больше всех.
    - Это не генератор холода, - сказал  он  без  выражения.  Эта  его
манера "бога бесстрастия и неподвижности" бесила Боянову, но запретить
Железовскому тренировки по контролю чувств она не могла.
    - Судя по спектру побочных излучений, это нечто  вроде  излучателя
отрицательной энергии, - продолжал  математик,  не  замечая  выражения
лица женщины. - Вещь, совершенно  немыслимая  в  нашем  мире,  вернее,
мыслимая лишь математически. Зато теорией совершенно точно предсказано
поведение такого излучателя: в нашем  континууме  он  должен  понижать
температуру, причем до цифр фантастических - гораздо ниже  абсолютного
нуля, до минус десятков, а то и миллионов градусов.
    Железовский помолчал.
    - Нам еще повезло, что этот  излучатель  маломощный,  в  противном
случае произошел бы взрыв холода, эквивалентный атомному, если учесть,
что вся эта энергия была бы поглощена.
    Боянова представила масштабы "взрыва", и ей стало зябко.
    - Что вы предлагаете? Как остановить этот ваш... излучатель?
    - Проще  пареной  репы,  -  безмятежно  пробасил  Железовский.   -
Выключить эту штуковину вряд ли удастся, да и не имеет  смысла  искать
выключатель, она сама перестанет работать,  когда  закончится  ресурс.
Лучше всего удалить ее с Земли на Луну, например, или на Солнце.
    Уже в который  раз  Власте  приходилось  в  душе  признавать,  без
удовольствия, но с уважением, что мыслит математик рискованно.
    - Почему на вас напали именно в тот момент, когда вы  возвращались
от Шаламова?
    - Похоже, знали, что иду не пустой, а может, догадывались. И акция
готовилась тщательно, сами пацаны не додумались  бы  использовать  две
группы, основную  и  поддержки,  обычно  гедонисты-хочушники  резвятся
толпой. Кстати, мы до сих пор не получили официального ответа на  наше
послание.
    - Кто мы?
    - Интрасенсы. Общественной  организации,  представлявшей  бы  наши
интересы, мы не  имеем,  как  и  руководящих  лидеров,  но  совместные
решения принять можем.
    - Ваш запрос будет решать  Совет  безопасности.  Как  продвигается
ваша работа? -  Боянова  имела  в  виду  задание,  которое  согласился
выполнить математик.
    - Спасибо, начальство не жалуется. - Железовский сделал  вид,  что
не понял  вопроса.  -  Скоро  отправлюсь  на  Маат  в  составе  второй
экспедиции.
    Власта поняла: разговор шел по консорт-линии, Аристарх не  доверял
инконике связи, ключ к которой, хотя бы и теоретически, но можно  было
подобрать.
    - Не ввязывайтесь  в...  драки.  По  вашему  сигналу  криминальные
подразделения способны остановить  любых  резвящихся...  шутников.  До
свидания.
    В понимающем взгляде Железовского промелькнула ирония,  но,  слава
Богу, он промолчал.
    Однако перевести дух Бояновой не удалось - позвонил Столбов.
    - Власта, мы потеряли Шаламова.
    - Не поняла, инспектор, как потеряли? Он что, иголка?!
    - Он  разделился  и  исчез.  То  есть  мы  предполагаем,  что   он
использовал  динго,  полностью  копирующий  его  внешность,  и  ребята
клюнули на эту уловку, пошли за двойником. Тот сел в  такси,  добрался
до метро и... пропал. -  Столбов  в  замешательстве  почесал  горбинку
носа. - Здесь есть одна загадка:  динго  не  может  передвигаться  без
создающей голографический мираж аппаратуры, но мы такой  аппаратуры...
- инспектор кашлянул, - не нашли.
    - Великолепно! - Тон комиссара стал ледяным. - Дмитрий, вы  сейчас
не просто опер. То есть оператор тревоги по форме "ЗОВ".  Неужели  мне
надо учить вас работать по таким фигурантам, как Шаламов?  Не  обычный
псинеур - чужой псинеур! А значит, работать по нему надо нестандартно,
нестереотипно, без привлечения штатных режимов, понимаете?
    Столбов побледнел, но глаз не отвел.
    Боянова сжала зубы,  перекусывая  раздражение,  которому  не  было
оправдания. Инспектор  ей  нравился,  а  признаваться  в  этом  ей  не
хотелось, даже себе самой.
    - Используйте опыт ИВК, эм-синхро, предельные возможности машин...
и людей, но Шаламова  мне  найдите!  А  когда  установите  контакт,  я
встречусь с ним.
    Столбов молча наклонил голову. И осталось между ними, как  всегда,
недосказанное что-то...

                               Глава 7

    Уже   второй   раз   ему   пришлось   уходить   с   использованием
"пси-фантомов"  -  личных   видеокопий,   создающих   у   наблюдателей
впечатление полного соответствия преследуемой личности.  Это  начинало
злить.
    В своей новой квартире Шаламов  без  удовольствия  принял  душ  и,
чтобы  сбить  настроение,  включил  домашний   видео.   Однако   успел
посмотреть  только  часть  всеземной  ежедневной  программы  новостей,
транслируемой на всю Систему, из которой  узнал,  что  на  Меркурии  в
результате какого-то  эксперимента  образовалась  "сфера  Сабатини"  -
объект с  очень  странными  свойствами,  немыслимыми  с  точки  зрения
законов физики. Захотелось выяснить подробности и уточнить детали,  но
сработала фаза "черного человека", и Шаламов со всплеском погрузился в
глухой колодец небытия.
    Вынырнул  через  сорок  минут  там  же,  в  квартире,  и   впервые
обнаружил, что помнит кое-какие моменты  своей  деятельности,  вернее,
деятельности тела во время отключения сознания! Раньше он абсолютно не
ведал, чем занимается "черный человек",  овладев  человеческим  телом,
оболочкой носителя разума. Оказывается,  "черный"  продолжал  жить  по
своим законам, хотя и в других условиях, то  есть  собирал  информацию
всеми доступными способами, главным из которых было прямое подключение
к банкам данных по всем отраслям наук. Этому он научился уже  сам,  не
привлекая к сотрудничеству вторую половину "я" Шаламова - человека.
    Пытался маатанин распорядиться и балансами энергии,  подсоединяясь
к электропитателям,  но  человеческая  оболочка  не  хотела  поглощать
энергию впрок, все-таки в отличие от "черного человека" землянин, даже
научившись трансформировать тело в  широких  пределах,  аккумулировать
все виды энергий не мог.
    - Ну ты, "сын сумерек", сукин сын! - проговорил Шаламов  мысленно,
обращаясь   к   затаившемуся   в   голове    пришельцу.    -    Кончай
самодеятельность! Тебе мало того, чем набит  мой  черепок?  Все  равно
ведь не сможешь передать  знания  по  назначению.  -  Пригрозил:  -  А
станешь шебаршиться, найду Мальгина, он живо выдернет тебя из  меня  и
засунет в машину.
    Шаламов хихикнул.
    - Станешь первым экзоинком, неплохая идейка?
    "Черный человек" не ответил, глубоко безразличный  к  переживаниям
бывшего хозяина тела.
    - Как ты думаешь, что  это  за  диковина  -  "сфера  Сабатини"?  -
продолжал Шаламов рассеянно, забыв, что говорит, по сути, сам с собой.
- Слетать туда, на Меркурий, что ли, посмотреть?  Уж  больно  знакомые
параметры...
    В голове  с  тихим  хрустальным  звоном  лопнул  сосуд  -  "черный
человек" соизволил ответить:
    - Универсум.  Перегиб  координат.   Пересечение   континуумов.   -
Маатанин помолчал и закончил лаконично: - Зыбун.
    - Как? - удивился Шаламов. - В каком смысле зыбун?
    "Черный" затих.
    Даниил покружил  по  комнате,  пытаясь  вспомнить,  что  он  хотел
сделать, но удалось это не сразу: мешала  растущая  раздражительность,
борьба  желаний  (хотелось  бежать,  сидеть  и  лежать  одновременно),
какие-то  причудливые  призрачные  видения  -   видимо,   в   сознании
отражались мыслительные процессы "черного человека". Сосредоточившись,
Шаламов наконец подчинил мозг и тело  тому  "я",  которое  чувствовало
себя человеком, и позвонил  Гзаронвалю,  то  бишь  Семену  Руцкому,  -
единственному, кто мог знать,  где  находится  Купава.  Жена  все  еще
находилась  в  круге  устойчивого  интереса  Даниила,  хотя  терпение,
позволявшее ему пока упорно искать ее, уже  иссякло.  Кончался  резерв
ожидания, как сказал бы начальник спасателей-курьеров  Прохор  Жостов.
Бывший начальник, впрочем.
    Уже назвав номер Семена, Шаламов вдруг вспомнил  о  дочери  Купавы
(эта мысль всегда царапала ему душу когтистой лапой неприязни). Стоило
поискать ее по детским учреждениям Земли и таким образом выйти на саму
Купаву. Мысль была неплоха, и настроение Шаламова немного повысилось.
    Гзаронваль-Руцкий ответил с явной неохотой  -  на  третьей  минуте
вызова. При виде абонента недоумение и скука в  его  глазах  сменились
безмерным изумлением и страхом, однако он быстро взял себя в руки.
    - Дан?! Вот уж кого не ждал.
    - Почему? - угрюмо полюбопытствовал Шаламов. Гзаронваль  смешался,
подергал себя за вихор над ухом - в последнее время он носил  прическу
по моде "бреющий полет", и волосы торчали по бокам головы, как  крылья
летучей мыши.
    - Ну-у... ходят слухи,  что  ты  путешествуешь  по  иным  мирам  и
вернешься не скоро. Надолго на Землю-матушку?
    - Где Купава?
    - Не знаю, - быстро ответил Марсель. Слишком быстро.
    Шаламов поднял руку, и та  за  несколько  секунд  превратилась  из
нормальной  человеческой  руки  в  суставчатую  конечность  с  широкой
когтистой восьмипалой лапой зелено-фиолетового  цвета.  Лапа  медленно
потянулась к  груди  Гзаронваля,  тот  отшатнулся,  напоминая  пловца,
сделавшего вдох и ушедшего под воду.
    - Где Купава?!
    Гзаронваль опомнился - его бывший друг находился далеко и  не  мог
причинить ему вреда. Пробормотал хрипло:
    - Монстр!.. Правильно  говорил  Каз...  извини,  Даниил,  ты  меня
напугал. Я не знаю, где Купава. Спроси лучше  у  Мальгина,  он  должен
знать. Говорят, что в последнее время они...
    - Говори!
    - Ну он же оперировал ее, спас от наркотранса...  короче,  это  не
мое дело. Если не получится с  Мальгиным,  приходи  ко  мне,  подумаем
вместе, где ее искать.
    Виом погас.
    Шаламов постоял у "домового" на дрожащих ногах,  чувствуя,  как  в
душе поднимается цунами злобы и ярости, попытался было успокоиться, но
поздно: накал отрицательных эмоций превысил порог  включения  "черного
сознания", и телом снова овладел маатанин. Третий раз за этот день...
    Он мчался как  снаряд,  с  огромной  скоростью  в  каком-то  сером
тумане, проделывая в нем гладкий незарастающий туннель.  Затем  что-то
щелкнуло, будто клапан  в  скафандре,  и  туман  стал  редеть,  таять,
распался на полосы и клочья, исчез. Теперь стало видно, что  летит  он
над фиолетово-коричневыми  горами  с  багрово  светящимися  вершинами.
Пейзаж внизу казался  диким  руйнованным  хаосом,  взгляд  то  и  дело
натыкался  на  "развалины"  замков,  соборов,  циклопических  стен   и
гигантских  зданий,   которых   на   самом   деле   не   существовало.
Человеческому глазу трудно было разобраться в  цветовых  сочетаниях  и
оттенках горной  страны,  слишком  непривычны  они  были,  неожиданны,
калейдоскопичны,  хотя  нет-нет  да  и  пробивалась   сквозь   чувство
чужеродности  чья-то  успокаивающая   воля:   все   нормально...   все
знакомо... все хорошо...
    Мелькнули  последние  алые  отроги  горной  страны  и  в   долине,
распахнувшейся под летящим, показалось зеленовато-серое, с серебристым
отливом озеро, на  берегу  которого  выстроился  город.  Чужой  город,
немного напоминающий скопление  земных  термитников,  только  величина
каждого здания-"термитника" намного превышала земные аналоги.
    Город  приблизился,  одно  из  его  зданий   выросло   в   мрачный
"готический" собор, собранный из грубых столбообразных  камней,  грани
которых отбрасывали гранатовые блики.  Миг  -  и  казавшийся  сплошным
частокол каменных уступов лопнул  зигзагом  щели,  мелькнули  толстые,
фосфоресцирующие фиолетово-синим светом стены, сомкнулись  за  спиной.
Движение оборвалось.
    Шаламов оказался в маатанской "квартире", обстановка которой  хоть
и не напоминала жилище  человека,  но  была  по-своему  гармоничной  и
законченно  функциональной.  К  тому  же  все  здесь  казалось  смутно
знакомым, почти родным, отвечало внутренним представлениям об  уюте  и
порядке. И все  было  живым,  выращенным  из  стен  здания  с  помощью
процессов направленной кристаллизации, диффузии и осмоса. Да и  здание
в общем-то, с точки зрения маатанина, было  единым  живым  организмом,
призванным беречь, кормить и охранять своих обитателей.
    Шаламов  облетел  "гостиную",  лавируя  между   предметами   быта,
торчащими из стен, пола  и  потолка.  Он  ощущал  какое-то  нездоровое
возбуждение, необычное стеснение, дискомфорт, но дискомфорт, связанный
не с его обликом и несоответствием между  чувствами  человека  и  того
существа,  в  шкуре  которого  он  находился,  а   с   неким   внешним
воздействием, которому не мог подыскать причину. И внезапно понял.
    - Вершитель? - позвал он мысленно, по-маатански:  огненные  язычки
беззвучно сложились  над  головой  -  или  в  голове?  -  в  иероглифы
маатанского пси-языка.
    Мрак в углу комнаты вдруг загустел, стал плотным, как желе,  потек
струей на  середину  помещения.  Повеяло  холодом,  звездной  пылью  и
глубиной...
    - Уходи, - раздался в теле Шаламова, в каждой его клеточке звучный
бархатный голос. - Уходи в  инобытие,  человек.  Оставаться  на  Земле
опасно, сородичи не поймут тебя, и все, что ты там делаешь, -  лишнее.
Ищи Вершителя, он - Единственное и Вечное Начало всему, что называется
бытием, он поможет тебе.
    - А ты? Значит, ты - не Вершитель?
    Вихрь мрака посреди комнаты взмахнул крылом, раздался тихий  смех,
раскатистый,  гулкий,  но  не  обидный.  Впрочем,  смехом  эту   песнь
излучений и пляску полей мог назвать только маатанин.
    - Я  -  Посланник,  еще  один  богоид,  если  пользоваться   твоей
терминологией. Уходи, пока не поздно. Твоя дорога не ведет  на  Землю,
жизнь которой хрупка и ранима.
    - Но мне необходимо кое-что земное, я не могу без...  некоторых...
вещей.
    - Сможешь. - Тот же смех и следом стремительное падение в  глубину
мрака... звезды... ветер в лицо... слезы, тоска... свет!
    Смех и слезы все еще жили  в  его  памяти,  когда  Шаламов  открыл
глаза. Свои глаза, человеческие, способные видеть лишь в узкой  полосе
электромагнитного спектра.
    - Сон, - вслух проговорил Шаламов. - Это был сон. На этот раз фаза
"черного" длилась больше - около двух часов, и что  делал  маатанин  -
Даниил не знал. В памяти его человеческой сохранилось лишь слабое  эхо
чужого сознания, оперирующего  потоками  мыслей  сразу  на  шести-семи
уровнях.  Потоки  наслаивались  друг   на   друга,   переплетались   в
бессмысленный конгломерат неведомых письмен, от которого пухла голова.
Конечно,  если  поднатужиться,  Даниил  смог  бы  проникнуть  в  сферу
сознания "черного человека", как делал это ради любопытства не раз, но
что-то  останавливало  его,  какой-то  непонятный  духовный  инстинкт,
последний предохранитель, еще  удерживающий  скатывание  человеческого
"я" в пропасть чужой психики.
    Шаламов начал было искать выход на инка справочной  службы,  чтобы
выяснить адрес яслей, где могла быть дочь  Купавы,  и  в  этот  момент
память маатанина выдала ему один из результатов деятельности "черного"
в отсутствие хозяина. Это был адрес  некоего  Аристарха  Железовского,
биоматематика из Института внеземных  культур.  Парень  проник  в  дом
Шаламова и забрал "следы путешествий" - подарки, которые Даниил принес
Купаве.
    Новость оказалась  неожиданной,  потому  что  в  знакомых  курьера
биоматематик с такой фамилией не числился, и непонятна была его  связь
с Купавой. Он явно что-то знал, этот математик, раз так свободно вошел
в  квартиру  и  забрал  не  принадлежащие   ему   игрушки.   Следовало
познакомиться с ним поближе.
    Сменив облик, Шаламов отправился на поиски  незнакомца  и  отыскал
его дом на окраине  Пушкина,  когда  уже  стемнело.  Чувство  внешнего
наблюдения на этот раз было слабее, чем раньше, и Даниил отнес  его  в
разряд мнимых ощущений: знать, где он живет, не мог  никто,  узнать  -
тоже, так как на Даниила Шаламова он теперь был совсем не похож.
    Математик занимал  довольно  скромную  четырехкомнатную  квартиру:
спальня, гостиная, рабочий комп-кабинет, спортзал - на  седьмом  этаже
высотного "кипариса". Гостей он не ждал, но и растерянным не  казался:
здоровенный  парень  с  великолепным  мускульным  рельефом,   которому
позавидовал бы и Вен Вайтнеггер,  нынешний  чемпион  по  бодибилдингу.
Пристально вглядевшись в рыхлого толстяка с красным широким лицом,  он
наметил улыбку и проговорил гулким "протодьяковским" басом:
    - Входите, "сын сумерек", покалякаем.
    Шаламов вонзил взгляд в  серые,  с  ироническими  огоньками  глаза
хозяина... и встретил хорошо подготовленный отпор. Пси-блок!
    - Интрасенс... - проворчал  он,  проходя  в  гостиную,  где  уютно
горела свеча торшера в окружении трех  огромных,  под  стать  хозяину,
кресел.
    - Моя беседка, - сделал  жест  Железовский.  Было  видно,  что  он
старается казаться бесстрастным и избегать мимики и  лишних  движений.
Усадив гостя, он сел сам, оперся  локтем  на  валик  кресла,  утвердил
подбородок на сжатом кулаке и превратился в роденовского "Мыслителя".
    - Верни мои вещи, - угрюмо сказал Шаламов, - и поговорим  о  твоем
отношении к моей семье.
    Железовский  выдержал  еще  один  острый  взгляд,  совмещенный   с
попыткой пси-зондирования. Бесед в манере инклюзив он не любил,  но  с
Даниилом не следовало разговаривать на повышенных тонах.
    - Если речь идет о раритетах неземного происхождения, то я сдал их
на хранение в спецбункер УАСС. Они опасны, как и первые ваши...  гм...
подарки.
    - Чушь!
    - Отнюдь. Один из раритетов вчера  внезапно  раскрылся  и  охладил
зону в радиусе километра до температуры вымерзания газов.  Теперь  там
образовался купол из твердых азота и  кислорода,  над  которым  бушует
пурга из снега замерзающего воздуха.
    - Кондиционер, - проворчал  Шаламов.  -  Наверное,  это  заработал
вакуум-преобразователь,  я  хотел   сделать   из   него   кондиционер,
практически вечный. Но остальные вещи неопасны, гарантию даю.
    - Готов поверить, но безопасность не любит  сюрпризов,  ведущих  к
человеческим жертвам. Думаю, там посмотрят  на  ваши  вещи,  оценят  и
вернут, если они  действительно  безопасны.  Откуда  вы  берете  такие
объекты?
    - Они - свидетели  моих  странствий,  сувениры  из  разных  миров,
умерших в большинстве случаев. Я хотел подарить их жене...  -  Шаламов
преодолел приступ острого неудовольствия, вспомнив, зачем пришел. - Не
беси меня вопросами, отвечай на мои, я имею на них  право.  Откуда  ты
знаешь меня?
    - От Мальгина, он мой друг.
    - Откуда ты знаешь, что я был дома и принес подарки?
    - Вы уже приносили подобные подарки, их забрал Лондон, предупредив
об опасности. О вас я знаю все, и не только от Клима. Считаю...
    - Мне чихать, что ты там считаешь. Где Купава?
    Железовский остался невозмутим, он был  готов  к  любому  повороту
беседы.
    - По-видимому, ее прячут. От всех. В  том  числе  и  от  вас.  Кто
конкретно - не знаю, кто-то из лидеров ее бывшей компании.
    - Какой еще компании?
    - К сожалению, она попала под влияние наслажденцев  из  "эскадрона
жизни",  а  прячут  ее  молодцы   из   сопутствующего   клуба   острых
приключений, брейкеры. Думаю, в скором времени выйду я  на  конкретных
исполнителей.
    - Значит, ты не математик? Работаешь на безопасность?
    - Математик, но работаю над проблемами, которые меня интересуют.
    - Может быть, ты знаешь и тех, кто следит за мной?  Наверняка  это
твои приятели-безопасники.
    - За вами охотятся не только безопасники, и цели у них  далеко  не
благовидные. Почему бы вам не явиться к Власте и не выяснить с ней все
отношения?
    - Кто это?
    - Власта Боянова, комиссар безопасности. Толковая женщина, хотя  и
не интрасенс.
    - Я хочу делать то, что мне хочется, сэр, а  с  твоей  комиссаршей
мне говорить не о чем. Я никого не трогаю, пусть не трогают и меня.
    Железовский вдруг увидел на месте Шаламова  фигуру,  состоящую  из
многих взаимопроникающих фигур людей и животных, причем некоторые явно
были неземными  существами.  Одно  из  них,  похожее  на  динозавра  в
пупырчатой броне, раскрыло пасть и проскрипело:
    - Нигде от вас покоя нет.
    Видение  держалось  несколько  мгновений  и  пропало  -   это   на
пси-уровне проявилась внутренняя сущность Шаламова, его раздвоенность,
вернее "размноженность", хотя сам он этого, наверное, и не заметил.
    - Встретишь Мальгина, - с усилием заговорил Шаламов после паузы, -
предупреди его: пусть не становится у меня на пути.
    - Разве он становится? -  добродушно  осведомился  Железовский.  -
Каким образом?
    - Я имею в виду Купаву. Потерял - значит потерял. Пусть не ищет  с
ней встреч и не вмешивается в ее жизнь.
    - А вот тут позвольте  возразить.  -  Хозяин  выпрямился,  сдвинув
брови. - Вы что же, считаете, что Купава принадлежит вам как  вещь?  А
разве это не вы бросили ее ради... своих странствий? И не от этого  ли
она ищет утешения в  наркомузыке,  которой  ее  снабжают  недоразвитые
"суперы" из "эскадронов жизни"?
    Глаза Шаламова угрожающе вспыхнули, и, несмотря на  всю  защиту  и
готовность к пси-атаке,  Железовскому  показалось,  будто  по  затылку
прошлась жесткая лапа гиппопотама. Качнулись стены, к горлу подступила
дурнота. Кто-то пытался пролезть в мозг, запустив туда холодные гибкие
щупальца. Математик напрягся, пытаясь вести борьбу на уровне внушения,
и это ему удалось: голова прояснилась, ощущение чужих щупалец прошло.
    - Будзюцу [Будзюцу - мастер боевых искусств (яп.).], что ли?  -  с
долей разочарования  и  уважения  произнес  Шаламов,  подавив  приступ
гнева. - Извини, не хотел.
    - Вам нужен нейропсихолог, - ровным голосом  ответил  Железовский,
обнаружив, что сидит весь в поту.  -  Слишком  легко  возбуждаетесь  и
гневаетесь, тратите нервную энергию по пустякам. Клим скоро  вернется,
поговорите с ним, он единственный  из  всех  специалистов,  кто  может
помочь. Кроме разве что Вершителей.
    - Где он?
    - Там же, где были вы. Он, Джума Хан и Ромашин. И пошли  они  ради
вас.
    Шаламов  недоверчиво   покачал   головой,   чувствуя   приближение
очередной  фазы  "черного  человека".  Он  уже  начинал  терять   нить
разговора и с трудом ловил ее. Пора было уходить, однако останавливало
некое смутное чувство: что-то он  забыл  выяснить,  но  что  именно  -
вспомнить уже не мог.
    В кабинете хозяина что-то прозвенело  -  тонко,  нежно,  печально,
будто живые лесные колокольчики.
    Железовский и Шаламов одновременно посмотрели  друг  на  друга.  У
бывшего спасателя был такой вид, будто он принюхивается.
    - Черт возьми!  -  с  расстановкой  сказал  он.  -  Это  же  кокон
"эскалатора"! А я гоняюсь за ним по спецхранам  как  проклятый.  Каким
образом он у тебя оказался?
    - Взял  на  временное  хранение  у  безопасников.   Скоро   должны
появиться остальные путешественники, и надо быть уверенным, что выйдут
они целыми и невредимыми.
    - Он мой, и я заберу его с собой.
    Железовский набычился.
    - Не сейчас, Даниил. Гарантирую, что, когда он вам понадобится для
перехода в трансфер, вы его получите. Только не нужно пробовать на мне
вашу технику внушения, я могу не выдержать и просто набью  вам  морду.
Физически. Будьте уверены, я это сделаю.
    - Будзюцу, - задумчиво пробормотал Шаламов, слабо улыбнулся. -  Не
мальчик, но муж. Я тоже кое-что смыслю в этом плане, хороший  спарринг
получился бы. Надо  же,  как  все  обернулось.  Мне  с  самого  начала
казалось, что я чую пульсацию "струны", никак в  толк  не  мог  взять,
почему бы это. Кокон! Надо теперь... подумать...
    - Чаю  хотите?  -  спросил  Железовский,  расслабляясь.   -   Могу
предложить морс, тоник, селем, сбитень.
    Шаламов  перестал  улыбаться,  посмотрел  на   него   как   сквозь
прозрачное стекло. Облик спасателя начал плыть, колебаться,  меняться,
не останавливаясь на конкретной фигуре.
    - Что с вами?!
    - Я... останусь... у... тебя! -  раздельно  выговорил  Шаламов.  -
Не... сообщай... никому!..
    - Это  уж  я  обещаю!  -  Железовский   вскочил,   сбросив   маску
хладнокровия, и помчался в кабинет за эмканом.
    Перед тем как окончательно провалиться  в  небытие,  Даниил  успел
прочитать мысли математика: "Упустить такой уникальный случай!..  Клим
был прав - у него учащаются фазы "черного сознания", а  с  маатанином,
пусть и в облике Шаламова, я еще не общался..."
    Иглы боли  вонзились  в  глазные  яблоки,  огненная  нить  прошила
насквозь все тело, уперлась в голову, и наступила тьма...

                               Глава 8

    С высоты в девять километров местность  под  спейсером  напоминала
заснеженный  кратер  вулкана,  фонтанирующий  паром.  Диаметр  кратера
понемногу рос и уже достиг четырех километров, хотя, конечно, никакого
вулкана здесь не было, а снежная громада родилась из смерзшихся  газов
в результате действия излучателя "отрицательной энергии" - как  назвал
это устройство Железовский, или "генератора холода" -  как  продолжали
звать работники управления.
    Температура в эпицентре явления продолжала падать, по утверждениям
физиков, хотя  непосредственно  измерить  ее  они  не  могли  -  таких
термометров просто не существовало. Нижний предел созданных  на  Земле
термоизмерителей равен минус двумстам семидесяти трем  градусам,  а  в
"кратере" создавались температуры в десятки тысяч градусов  со  знаком
минус! Измерить их можно было только косвенными методами, по вторичным
эффектам, и  физики  справились  с  этим,  создав  за  короткое  время
необходимые приборы.
    - Минус тридцать две тысячи! - уточнил лидер ученых  из  Института
пограничных физических проблем, покосившись на соседку.
    Боянова никак не прореагировала на  замечание.  В  координационном
зале  спейсера  погранслужбы  "Шевалье"  находилось  всего   несколько
человек:  руководитель  исследовательской  группы   Грушин,   командор
погранслужбы Торопов, представитель СЭКОНа,  комиссар  безопасности  и
Алексей Шевчук, с которым Боянова постоянно советовалась.
    - Начинаем, - холодно сказал Торопов.
    Боянова, словно завороженная пейзажем, замедленно кивнула.
    Из "кратера вулкана" изредка вылетала  трасса  пронзительно-желтых
штрихов света, прожигала вихрящиеся  над  районом  бедствия  облака  и
уносилась в пространство. Как оказалось, она свободно пробивала  любые
экраны, оставляя идеально круглые дыры, края которых  долго  сохраняли
температуру, близкую к абсолютному нулю.
    - Десанту - выброс! - скомандовал Торопов, и это было единственным
проявлением  воли  руководителя,  остальными  действиями  обойм  риска
руководил инк-координатор операции.
    Спейсер снес яйцо "пакмака", разделившегося над фонтаном  пара  на
пять аппаратов: четыре когга и осевой драккар.  Граненые  "макаронины"
коггов нырнули в облако тумана, скрылись из глаз, а  драккар  медленно
вдвинулся в толстую струю фонтанирующего ослепительно белого пара, так
чтобы не попасть под очередь световых "пуль".
    Впереди сидящих в креслах  людей  развернулись  виомы  оперативной
обстановки - заработали камеры коггов, переключив диапазоны видения на
мягкий рентген. Изображение  в  более  крупном  виоме  синтезировалось
инком так, что было видно, чем занимаются машины десанта.
    Снежно-ледяная опухоль уже погребла под собой парк вокруг  станции
метро и часть жилого массива, жителей  которого  удалось  эвакуировать
без паники. Одна из камер показала расколотое вдоль множеством  рваных
трещин дерево, зрелище притягивало взор и вызывало сердцебиение.
    По  неслышимой  команде  гости   включили   терморезаки.   Длинные
полотнища оранжевого пламени вонзились в  склоны  "вулкана",  раздался
булькающий свист, сопровождаемый оглушительным треском: замерзшие газы
не плавились, а взрывоподобно  испарялись,  чтобы  тут  же  замерзнуть
опять, буквально в  сантиметрах  от  потоков  раскаленной  плазмы.  Но
резаки работали непрерывно, и вскоре пламя ограничило  ровный  квадрат
со стороной в десять метров, из  верхней  грани  которого  посверкивал
желтый луч работающего генератора холода.
    Что-то вонзилось в склон горы, как снаряд, исчезло из глаз:  пошел
еще один резак,  автономный,  предназначенный  отрезать  кусок  снизу.
Схватка огня и холода таким образом длилась еще несколько минут. Затем
сверху на ограниченный пламенем горелок квадрат упало ажурное  кольцо,
прилипло ко льду, и вырезанный из  кислородно-азотного  льда  и  снега
параллелепипед,  завернутый  в  "мешок"  из  пламени,  стал   медленно
вытягиваться из образовавшегося колодца. Еще одно металлическое кольцо
обхватило параллелепипед за пределами огня, затем еще одно и еще, пока
весь он по длине, равной двумстам метрам, не оказался  в  "браслетах",
как рука индийской девушки-танцовщицы.
    На высоте километра над землей пламя погасло,  и  когги,  выполнив
свою  миссию,  отвалили  в  сторону.  Их   место   заняла   эскадрилья
беспилотных  галионов,  взявших  в  силовые  захваты  серебристо-белый
брусок, окутанный струями пара и полосами искрящейся изморози.  Теперь
стало видно, что в нижней части полупрозрачного бруска, ближе  к  дну,
разгорается и гаснет желто-зеленый клубок огня,  выстреливая  вверх  и
вниз очереди  ослепительных  световых  стрел.  Ледяной  параллелепипед
продолжал подниматься в небо не слишком быстро, но ровно  и  уверенно.
Бригада кризисных ситуаций погранслужбы работала четко и слаженно.
    - Молодцы!  -  похвалил  всех  представитель  СЭКОНа.   -   Хорошо
справились. Что значит опыт!
    - Опыт увеличивает нашу мудрость, но не уменьшает  нашей  глупости
[Генри Шоу.], - меланхолически заметила Боянова. Оглядела вытянувшиеся
лица присутствующих,  вздохнула.  -  К  слову  пришлось.  Пограничники
действительно молодцы. Но решать этот ребус, я имею в виду  "генератор
холода", придется еще долго. Он  опасен,  как  неуправляемый  пулемет.
Ваши намерения, командор?
    - Отбуксировать его поближе к светилу. По крайней  мере  там  один
"ствол пулемета" можно направить прямо в Солнце, а по вектору  второго
поставить маяки.
    - Хорошо, возражений нет. Я снимаю ВВУ. Идемте, Алекс.
    Шевчук и Боянова вышли из зала, направляясь к отсеку метро.
    - Куда  теперь?  -  осведомился  заместитель,  приноравливаясь   к
широкому летящему шагу женщины. - Не  больно-то  вежлива  ты  с  отцом
дочери.
    - Он того заслуживает. А сейчас  мы  на  Меркурий.  Покажешь  свою
любимую "сферу Сабатини". Она по-прежнему растет?
    Шевчук невольно улыбнулся.
    - Свою? Впрочем, "сфера" и в самом деле теперь  моя,  как  главный
персонаж  области  ответственности.  Да,  она  растет   и   продолжает
пузыриться призраками маатанских проникателей.
    Они  вошли  в  отсек  метро,  и  в  этот  момент  рация   "спрута"
прочирикала вызов.  Боянова  остановилась,  мысленно  дав  "добро"  на
соединение.
    - Власта,  -  раздался  в  ухе  характерный   инфрабас   Аристарха
Железовского, спутать его с кем-либо  было  невозможно.  -  У  меня  в
гостях Шаламов. Срочно прилетайте,  только  без  ваших  оперативников,
одна, а то спугнем. Адрес знаете?
    - То есть как Шаламов?  Почему  у  вас?  -  переспросила  Боянова,
застигнутая известием врасплох, но математик уже выключил связь.
    - Нашли Шаламова? - спросил Шевчук c интересом. - Я с тобой.
    - Он у Железовского... математика из ИВК...  нет,  я  пойду  одна,
будем держать связь.
    - На всякий случай следовало бы поднять  ватагу  перестраховки,  -
начал заместитель, но комиссар уже  исчезла  в  кабине  метро,  махнув
рукой. Жест означал: занимайся  своим  делом.  Шевчук  только  головой
покачал, не одобряя поспешность начальницы.
    Дежурный выдал адрес Железовского тотчас же, объяснив, каким путем
добраться быстрее всего, но как  ни  спешила  Боянова,  встретиться  с
Шаламовым ей не пришлось.
    Дверь  открыл  хозяин,  бледный,   державшийся   за   голову,   но
чрезвычайно довольный. Увидев  Власту,  он  развел  руками,  сморщился
было,    но    тут    же    попытался    вернуть    свой     привычный
равнодушно-бесстрастный вид.
    - К сожалению, он ушел. Очнулся от  фазы  "черного",  шарахнул  по
черепу в пси-диапазоне, конечно, и ушел. Я  до  сих  пор  в  нокдауне.
Извините, прошу.
    Боянова   вошла.   Обстановка   квартиры   Железовского   ее    не
интересовала, но то, что чистота и порядок в  комнатах  поддерживаются
весьма заботливо, хотя и не по-женски, Власта отметила. Чувствовалось,
что хозяин аккуратист и любит уют.
    Аристарх пригнал из кухни поднос с напитками  и  орехами,  оставил
висеть его возле гостьи, видя, что та садиться не собирается.
    - Почему он появился у вас?
    Железовский коротко пересказал ей содержание беседы  с  Шаламовым.
Математик был возбужден, хотя и старался скрыть свои эмоции.
    - А  потом  он  отключился,  я  имею  в  виду  человеческую  часть
личности,  и  телом  завладел  "черный  человек".   Зрелище   не   для
слабонервных, надо признаться.
    - Как он одет?
    - Гол как сокол. - Железовский выдержал паузу, видя  растерянность
в глазах Бояновой. - Дело в том, что он способен трансформировать тело
чуть ли не  в  любой  предмет.  Одежду  не  носит,  но  кожа  обладает
свойствами абсолютной мимикрии, так что кажется, будто это костюм.
    Сообщение произвело на  Боянову  впечатление,  которое  она  и  не
пыталась скрыть.
    - Это еще семечки, - продолжал не остывший Железовский. - Если  бы
вы видели, что было потом! Ко мне Даниил пришел не в  своем  облике  -
скопировал какого-то  любителя  поесть,  а  когда  сознанием  завладел
маатанин,  тело  человека  начало  превращаться  в   фигуру   "черного
человека", но до конца не трансформировалось, что-то помешало:  то  ли
человеческие инстинкты восстали, то ли маатанину была не  столь  важна
форма внешней оболочки. Во всяком случае, упырь получился  жутковатый:
ноги почти исчезли, туловище превратилось в лоснящуюся бугристую тушу,
руки наполовину утонули в ней, голова расплылась бугром...
    - Не  увлекайтесь,  -  перебила  математика  Власта,  поколебалась
немного и села. - Меня больше интересует го дзё  Шаламова,  а  не  его
внешность.
    - Чего? - поперхнулся Железовский.
    - Душевное состояние.
    - А-а...  -  Аристарх  сбился  с  мысли,  порозовел.  -   Душевное
состояние  -  разговор  особый.  От  человеческой   сущности   остался
небольшой обломок, Даниил все чаще доверяет  "черному"  и  практически
перестал бороться за власть внутри себя. Он мыслит в  основном  чужими
категориями и сообразуется с чужими ценностями. Я кое-какие  параметры
успел записать,  пока  длилась  фаза  "черного",  включил  диагностер,
нацепил на Даниила датчики. Вот запись. - Математик сунул руку в стену
и  вынул  из  замаскированной  ниши,  в   которой   пряталась   панель
медицинского  диагностера,  таблетку  кассеты.  -  Правда,  делал  это
впопыхах, так что за качество записи не ручаюсь.
    - Спасибо, - кивнула Боянова. - И что было дальше?
    - Дальше   вылупившийся   монстр   голосом   Шаламова   потребовал
подключить   его   к   научной   компьютерной   сети   и   не   мешать
функционированию. Возражать не имело смысла, и для начала  я  соединил
его со своим рабочим компом, так вот он его буквально высосал! То есть
Шаламов-маатанин уничтожил  память  инка!  Поскольку  мне  стало  жаль
компа, я предложил Шаламову компромисс:  я  даю  ему  консорт-линии  с
информсетью, он отвечает на все мои вопросы. Думал  он  долго,  минуты
две, пытался зондировать и внушать, но я  героически  отбился,  и  ему
пришлось согласиться. И я узнал столько, что волосы до сих пор дыбом.
    - И он с вами разговаривал? - недоверчиво проговорила Власта.
    - Во-первых, разговор шел в пси-диапазоне, я как-никак  интрасенс.
-  В  голосе  Железовского  проскользнули  нотки   самодовольства.   -
Во-вторых, Шаламов в состоянии "черного" мыслит многопланово, то  есть
как бы пятью-шестью головами сразу,  и  ему  несложно  было  "одну  из
голов" сориентировать на беседу-работу со мной.
    Боянова мельком взглянула на браслет, высветивший время.
    - Продолжайте, но сжато, у  меня  мало  времени.  Кстати,  как  вы
думаете, куда он двинулся от вас?
    - Могу только догадываться о маршруте. Он ищет Купаву и  вероятнее
всего начнет посещать всех общих знакомых.
    - Он еще способен думать о жене? Зачем она ему в таком состоянии?
    - Я задал этот вопрос его второму "я", и "черный" ответил: "Она  -
его оптимальный партнер".
    Боянова покачала головой.
    - Не очень-то убедительно.
    - Что имею, то и дарю. Человек без души - всего лишь  биомеханизм,
приводимый в движение системой  процессов  окисления,  которые  питают
энергией компьютеры  тела  и  движители.  У  Шаламова  же  еще  что-то
осталось от души, послеличность, сохранившая привязанность к женщине.
    - Хорошо, продолжайте, к дискуссии на подобные темы я  не  готова.
Что интересного он вам сообщил?
    - Интересного уйма! От вселенских тайн и масштабов  до  иероглифов
нечеловеческого духа. Вы знаете, что наша Вселенная из-за  хаотической
инфляции подобна мыльной пене? Мы  с  вами  живем  в  одном  из  таких
"пузырьков", так называемом метагалактическом домене. Так  вот  размер
нашего домена - десять в степени миллион сантиметров! То есть то,  что
мы видим в телескопы, - ничтожная  часть  пузырька-домена.  И  все  же
Вершители, невзирая  на  расстояния,  используя  уцелевшие  реликтовые
"суперструны", смогли построить сеть  метро,  соединяющую  большинство
доменов! Впечатляет, не правда ли? Не  менее  удивительной  вещью  для
меня оказалась страсть Даниила к путешествиям.  Он  успел  побывать  в
тысяче разных миров с разными физическими законами и  узнать  столько,
что у меня до сих пор голова кругом. Чего, например,  стоит  известие,
что  человечество  -   единственная   из   уцелевших   технологических
цивилизаций во Вселенной! Да и то только потому, что у  него  появился
шанс поворота к биоцивилизации.
    - Я и не знала, что мы вымираем. Что за шанс?
    - Интрасенсы.
    - Это Даниил... м-м... "черный" вам сообщил или ваш вывод?
    - Мой, но он хорошо коррелируется...
    Движением ладони Боянова остановила математика.
    - Довольно, поговорим о тайнах экзосенса Шаламова позже, а  сейчас
меня  занимают   другие   проблемы.   Кстати,   что   заставляет   его
путешествовать? Я имею в виду, что подобная страсть к  странствиям  не
совсем обычная вещь для нас с вами.
    Железовский кивнул, с усилием возвращая себе бесстрастный вид.
    - Вы правы. Я думаю, это уже влияние "черного". Маатане, насколько
нам известно, представляли  собой  энергоинформационные  аккумуляторы,
созданные Вершителями для каких-то  своих  целей,  и  смысл  их  жизни
состоял в постоянном сборе информации и аккумулировании  энергии,  вот
наш  получеловек  и  включает  свою   стандартную   программу,   когда
овладевает сознанием. Да и на психике Шаламова  сей  факт  не  мог  не
отразиться.
    - Это... страшно!
    Железовский шевельнул плечом так, что под  тонкой  тканью  костюма
рельефно обозначились мускулы, но возражать не стал.
    - Поневоле  вспоминается  изречение,  -  продолжала   Боянова.   -
"Человек в самом себе носит самого  страшного  из  своих  врагов"  [Ж.
Ламетри.]. К Шаламову изречение подходит идеально. К сожалению. А ведь
у нас в запасе еще два экзосенса: Лондон и Мальгин.  Выдержат  ли  они
бой с чужой психикой или сломаются, как Шаламов?
    - За Мальгина можете быть спокойны, он выдержит,  а  что  касается
Лондона... - Математик слегка замялся. - Разве он не  дома,  в  полном
здравии?
    Боянова уловила заминку хозяина, остро взглянула на него.
    - По-моему, вы тоже знаете, Аристарх: мы имеем дело не  с  прежним
Майклом Лондоном. Так?
    Железовский снова пошевелился, что-то его беспокоило, тревожило, а
может быть, просто  он  с  нетерпением  ждал  ухода  комиссара,  чтобы
заняться любимым  делом.  Боянова  подождала  ответа,  не  получила  и
собралась уходить.
    - Еще несколько моментов. Вы не спрашивали  "черного",  что  такое
"сфера Сабатини"?
    - Эйнсоф? -  Железовский  улыбнулся.  -  Спрашивал.  По  выражению
Даниила-"черного",  эйнсоф  -  место,  где  можно  случайно  коснуться
чего-то (я не понял, чего именно), что вызовет взрыв вакуума.  В  моей
интерпретации - взрыв нашего домена.
    - Ах, Ромашин, Ромашин, -  покачала  головой  Боянова.  -  Как  же
опасны твои самодеятельные исследования...
    - При чем тут Ромашин? - удивился математик,  но  женщина  его  не
слушала.
    - Еще раз предлагаю перейти на работу  в  отдел,  не  нужна  будет
конспирация и особые методы связи. К тому же, уверяю вас,  работать  у
нас не менее интересно, чем в ксеноцентре ИВК, проблем хватает.
    - Не хочу, - сказал склонный к прямоте  Железовский,  не  чувствуя
смущения. - Не люблю формальных структур, узаконенной системы методов,
процедур, работы и деловых отношений. Лучше работать на контракте: вам
важен результат, мои личные соображения вас не должны волновать, как и
нормы поведения.
    - Что ж, ultima ratio [Последний  решительный  довод  (лат.).].  -
Голос комиссара похолодел. - Как дела с заданием? Завершаете?
    - В  стадии...  э-э...  предварительного...   м-м...   поиска,   -
промямлил Железовский.
    Боянова молча смотрела на него, не выказывая эмоций, но  математик
видел, о чем она думает.
    - Впрочем, извините, мне было просто некогда, - сказал он, опуская
голову.
    - Вы  меня  удивляете,  Аристарх,  -  спокойно,  с  ноткой  грусти
проговорила Власта. Она чувствовала, что математик знает, о  чем  идет
речь. - Вы сами предложили нам помощь, и вдруг  оказывается,  что  вам
некогда! Как это понимать? Мне казалось, что вы уже  достигли  age  of
descretioin [Возраст ответственности (англ.).] и способны отвечать  за
свои решения, теперь же убеждаюсь,  что  поторопилась  с  предложением
работать у нас.
    Комиссар повернулась к двери.
    - Завтра будет готов анализ и  расчет,  -  проговорил  красный  от
стыда Железовский ей в спину. - Я набрел на интересное явление: многие
высокотехнологические заводы-автоматы делают детали, которые потом  не
поступают к потребителю продукции. Когда удастся проследить каналы  их
вывода, можно ждать открытий.
    - Каких? - Боянова оглянулась через плечо.
    - Ваши подопечные "эскадроны  жизни"  делают  себе  таким  образом
какую-то сложную технику. Оружие. Транспорт. Разведсистемы. И все  это
- против нас, интрасенсов.
    - "Эскадроны" здесь ни при чем,  -  вздохнула  женщина,  глядя  на
математика с неопределенным интересом.  -  С  ними  еще  как-то  можно
мириться, но они связаны с экстремистами разных мастей, от нацистов до
"непримиримых" - фанатиков пострелигиозного толка, а  это  уже  другая
компания, требующая постоянного внимания. Плюс Орден.
    - Ничего, я доберусь и до них.
    Боянова улыбнулась.
    - Нашему б теляти вовка зъисты! Все-таки вы пока больше мальчишка,
Аристарх, а не  мужчина-интрасенс.  От  вас  требуется  только  расчет
центра, прогноз готовящейся потасовки, остальным займутся криминальные
подразделения. Не вмешивайтесь не в свои дела. Почему бы для ускорения
расчета вам не воспользоваться эм-синхро? У безопасности есть своя,  и
довольно  обширная,  система  банков  данных,  не  хватит  -   включим
европейскую, азиатскую или американскую компьютерную сеть...
    - Нет.  -  Железовский  бросил  взгляд  исподлобья.  -   У   наших
противников  тоже  есть  системы  защиты  информации,  и  если  начать
работать в открытую...
    Боянова кивнула и вышла, услышав последнюю фразу математика уже из
коридора:
    - И вся любовь...
    Фраза вызвала невольную усмешку, но Боянова тут же забыла  о  ней,
увидев возле дома Шевчука. Заместитель молча  посторонился,  пропуская
ее в салон пинасса, и аппарат взмыл в небо.
    - Что ты тут делал?
    - Проходил мимо, - серьезно сказал  Шевчук,  успевший  дать  отбой
оперативникам подстраховки. - Не успела?
    - Сними прикрытие.
    - Снял. Шаламова четверть  часа  назад  засекли  в  Хатанге.  Взял
курьерский когг и отбыл  куда-то  в  неизвестном  направлении.  Служба
пространства  работает,  скоро  узнаем,  куда  он  направился.  И  еще
любопытная деталь: вместе с  фигурантом  розыска  наблюдался  странный
объект - в форме полупрозрачного облака с глазами.
    - Тысячеглазый орилоунский автомат. Или как там его?.. "Аргус-3".
    - По-видимому, он.
    Пинасс  достиг  транспортного  узла  метро,   лихо   воткнулся   в
финиш-поле машин  малого  класса.  Шевчук  вылез  первым,  подал  руку
Бояновой, зашагал рядом, чуть косолапя.
    - Куда теперь? В  отдел?  Я  только  что  с  Меркурия,  работал  с
пограничниками по сетке защитных станций. "Сфера Сабатини" мигает,  то
начинает светиться, то "проваливается" в черную яму, как бы  исчезает.
Но впечатление... - Шевчук пригладил усы, подумал и коротко добавил: -
Абу-ль-Хавл!
    - Что? - не поняла Власта, входя в кабину метро.
    - Отец страха, - перевел  заместитель,  -  арабское  имя  Сфинкса.
Подсознание реагирует на "сферу Сабатини" как на жуткую тайну, явление
с непредсказуемыми последствиями.
    - Так оно  и  есть  на  самом  деле.  "Призраки"  оттуда  все  еще
вылетают?
    - Реже, но интереснее. Это уже не маатанские проникатели, а что-то
другое,  сказочно  красивых  геометрических  форм.  Можешь  посмотреть
записи.
    В управлении они разделились: Боянова направилась  в  столовую,  а
Шевчук в погрансектор.
    Сообщение от дежурного по отделу пришло в тот момент, когда Власта
заказывала обед.
    - Звонил Лондон, - сказал инк. -  Посоветовал  немедленно  вернуть
кокон "эскалатора" - бывший "объект 141" - Шаламову. Раздраженный,  он
способен причинить много бед.
    - Откуда он звонил?
    - Включение  в  сеть  связи  не  локализуется,   вероятно,   снова
"блуждающая программа". Можно попробовать поговорить с ним?
    - С тем, кто вернулся? Вряд  ли  он  имеет  какое-то  отношение  к
предсказаниям,  он  и  провидец  -  два  разных  Лондона.  -   Боянова
вспомнила, что хотела сделать в первую очередь.  -  Включите  в  сферу
действия "Дхияны" Железовского, ему требуется подстраховка.
    Пообедав,  комиссар  позволила  себе  расслабиться   на   полчаса,
побродив по парковой зоне управления, затем посетила научный сектор, а
когда вошла в кабинет, там ждал ее чуть улыбающийся Джума Хан.

                               Глава 9

    Ультраррибл...  Океан  золотого  желе,   пронизанного   прожилками
голубого  света...  блеск....  отражение  пластов  друг   в   друге...
зеркальные плоскости, игра пламени в золоте, пересечение теней и волн,
интерференция,  дифракционные  решетки,  неистовое  сотрясение   всего
океана - и пронзительный гул, пролетающий, как снаряд,  где-то  рядом,
вовне, и в то же время внутри естества... колонна черного дыма, быстро
растущая ввысь, увенчанная драгоценным камнем старинного звездолета...
Догнать?! Нет, не удастся, внезапность - на стороне стартующего...
    Снова гул и свист, другая колонна дыма начинает свой полет, сквозь
бульканье и гул раздается отчетливое шипение, золотой зеркальный объем
пронизывают сотни черных  паутинок,  охватывают  колонну  дыма,  и  ее
вершина - сияющий кристалл звездолета - оказывается в  ажурной  сетке.
Рывок - и волшебный камень в сетке уносится вниз, в мерцающие багровым
и малиновым светом недра океана, будто проглоченный акулой моллюск...
    Чужие формы, чужие чувства, чужой смысл...
    Переход с уровня на уровень - сотрясение мозга?
    Инфраррибл...
    Тьма!
    Глубокая, бездонная, безграничная  тьма.  И  глубокая,  бархатная,
бесконечная, торжественная тишина!
    И вдруг укол света - тонкий, как игла, белый лучик уколол  глаз  и
исчез, оставив тонюсенький эфемерный звук - не то свист, не  то  звон.
Снова Великая Тьма - и пустота - завладела миром, растворила  в  себе,
превратила в Ничто, в сон пустоты...
    Мгновенный свист - новый лучик света метнулся из края в край тьмы,
пронзив по пути голову единственного Видящего, родил  ответную  лавину
более слабых лучей, прянувших во  все  стороны.  Волна  удовлетворения
обежала голову, тело, объяла пустоту, Вселенную и умерла за  пределами
чувств и знаний... Тьма, тишина, пустота, покой...
    Миддлрибл...
    Та же темнота, постепенно  светлеющая  до  темно-серого  фона,  из
которой  выкристаллизовалась  настоящая   глубокая   тьма,   но   тьма
геометрически совершенная:  черные  многогранные  громады,  плоскости,
цепи решеток и узлов...
    Фон из серого вспышкой голубеет и остывает, но черные фигуры так и
остаются  черными,  холодными,  мрачными  и  недоступными.   Возникшее
чувство сожаления и тоски бьет по обнаженной душе  неожиданно  сильно,
так  что  пейзаж  скрывается  за  змеистым  маревом  тумана,  как   бы
отдаляется...
    Тихая мелодия, играющая все время в голове,  успокаивает;  она  то
слышится, то пропадает из поля внимания.
    Еще  одна  вспышка,  требующая  усилий  и  напряжения   мысли,   -
изумрудно-зеленая.  И  черные  фигуры  оживают,  начинают   двигаться,
совмещаться, прорастать друг в друга, издавая  стуки,  трески,  звоны,
шипение...  Однако  и   это   движение   скоро   замирает.   Возникший
геометрический хаос на нежном зеленом фоне остается загадочным, полным
смысла, но понять  в  нем  ничего  нельзя.  Острая  досада  взрывается
холодным грязевым вулканом, заливает пейзаж  потоками  мутной  воды  с
пенными   барашками,   порождает   в   душе   мучительный   протест...
неудовольствие... сожаление... тихое сожаление...
    Еще попытка: свет  оранжево-алый,  словно  светится  расплавленный
металл.  Он  влился  в  черные  фигуры,  зажег  огонь  внутри,  и   те
превратились в прозрачные кристаллы, живые и  осмысленно  двигающиеся,
растущие,  полные  целенаправленного  действия.  Еще  миг,  и   пейзаж
меняется - это поверхность планеты, не Земли, скорее  всего  Маата,  а
геометрический  кипящий  хаос  превращается  в  какую-то   сложнейшую,
эстетически совершенную, полную мощи и красоты конструкцию.  В  Машину
всех машин!
    Несколько мгновений она демонстрировала свои  возможности,  плавно
меняя очертания, спектр которых был чуть ли не бесконечен. Менялись  и
чувства наблюдателя - от восхищения до страха.  Впечатления  долго  не
остывали...
    Интеррибл...
    Земля. Не плоскость - планета, твердь, миллиарды тонн массы, горы,
реки, озера, моря, океаны, воздушная оболочка. Тихий щелчок  -  твердь
исчезает, остается видимым лишь  воздушный  слой,  и  в  нем  начинают
прорастать паутинки света, соединяясь в одну сложную красивую  сеть...
Коммуникации, возникает где-то в голове знакомое  слово,  и  еще  два:
сеть коммуникаций...
    Построение закончено. На  кончике  одной  из  нитей  зажигается  и
начинает пульсировать огонек,  по  всей  сети  бегут  волны  свечения,
стягиваясь к огоньку. Пульсация -  и  на  мгновение  рождается  земной
пейзаж: лес, луг, река, голубое небо,  но  на  лугу  -  не  коровы,  а
застывшие черные фигуры на золотых гнездах, "черные люди"!
    Еще пульсация, и пейзаж вспыхивает новый: море, пляж, ослепительно
белые легкие  постройки,  кружение  машин,  парусников,  виндсерферов,
виндглайдеров, досок с моторами и без, парение птиц и  пилотов-сизров.
И ни одной улыбки, смеха, веселого шума, кроме шороха  прибоя,  потому
что и здесь вместо людей - черные с золотым глыбы маатан...
    Пейзаж свертывается, как плакат, в трубку и погружается  в  нечто,
напоминающее жерло вулкана. Точно такой же "вулкан" с  другой  стороны
вдруг взрывается огнем и дымом, и  из  него  начинает  выползать  иной
пейзаж, неземной, совершенно незнакомый, дикий, руинованный,  мрачный.
Это лес, похожий на развалины города, лес из одних толстых  и  тонких,
пересекающихся  друг  с  другом  стен...  лес,  растущий   на   берегу
янтарно-желтого океана...
    Последние слова, не требующие расшифровки: вууд... - и вслед,  как
вздох: волл... Вудволл... стенолес.
    Короткий грохот,  вспышка  боли  в  ушах,  тихое  шипение,  щелчок
включения, отдельные мысли: странно, где это я?.. что за  белиберда!..
знакомая боль...  кажется,  это  просто  смена  фаз...  я  слышал  его
мысли!..
    А  потом  хлынувший  поток  чувств   и   мыслей   освободил   "я",
потерявшееся в  глубинах  чужого  сознания,  и  Шаламов  осознал  себя
человеком.
    Он сидел в кокон-кресле,  запеленутый,  как  пилот  перед  прыжком
курьерского когга. Не  сразу  вспомнилось,  что  он  и  в  самом  деле
находится в рубке спасательной машины,  мчащейся  куда-то  по  его  же
приказу, который он отдал еще на Земле, в Хатанге, после того как увел
подготовленный к рейсу когг. Вместе с  памятью  вернулась  способность
соображать и ощущать, причем мир  ощущений  Шаламова  был  на  порядок
сложнее чувственной сферы человека. И хотя аппаратура когга тоже имела
множество датчиков и чувствительных элементов,  способных  фиксировать
параметры среды на больших расстояниях,  все  же  Шаламов  и  без  нее
определил, где он находится в  данный  момент:  когг  шел  над  Луной,
впритирку к скалам, и направлялся к транспортному узлу Геограда, метро
которого могло оперировать грузами любой массы и размеров. Кроме того,
Шаламов отметил, что за ним в  полусотне  километров  идет  скоростной
"пакмак" с проблесковым маяком погранслужбы.
    Ничего удивительного, подумал Шаламов мимолетно, я  "отсутствовал"
около часа, и за это  время  они  меня  вычислили.  Непонятно  только,
почему медлят, не идут на перехват. Хотят понаблюдать издали? Это  мне
нравится,  смотрите  на  здоровье,  ребята,   только   не   лезьте   с
объятиями...
    Когг  увеличил  скорость,  преодолел  последние  десятки  миль  до
Геограда и нырнул в одно из его причальных окон, выходя  на  ребристый
диск метро. И в этот момент шедший следом  "пакмак",  разделившись  на
пять аппаратов, с ходу выстрелил по машине  Шаламова  пятью  лазерными
трассами.  Применялись  мощные   "хардсаны"   с   широким   диапазоном
излучаемой  энергии,  и  когг  Даниила  лопнул,   как   гнилой   орех,
катапультируя "ядро" - кабину с седоком.
    Приземлился  он  рядом  с  зеркально-прозрачным  полем  оранжерей,
неподалеку от наклонного диска метро: купол Геограда  был  невидим,  и
казалось, будто на  Луне  есть  воздух,  хотя  небо  нависало  черное,
звездное, бездонное и бессолнечное; край земляного диска заливал  этот
ландшафт призрачным голубоватым светом.
    Геоград - город  лабораторий  и  оранжерей,  жители  его  живут  в
основном по циркадному - суточному  -  ритму,  и  в  момент  появления
спасателя город спал: шел  третий  час  "ночи",  по  тротуарам  гуляли
ночные искусственные ветры да  изредка  появлялись  автоматы,  живущие
своей жизнью. Кроме них, никто не видел странного  сражения,  внезапно
развернувшегося у метро в слабом лунном притяжении  (земное  тяготение
включалось только в жилых кварталах).
    Десант с патрульного (как думал Шаламов)  "пакмака"  выброшен  был
тотчас же, как только кабина  со  спасателем  внутри  приземлилась  на
полосу ежевичного кустарника - десять человек в ЗСК, мохнатые,  белые,
издали похожие на ловких и стройных белых медведей. На крик  Шаламова:
"В чем дело?!" - они не ответили, и  одно  это  уже  должно  было  его
насторожить, но жил  он  по  другим  законам  и  нормам,  и  поведение
напавших не показалось ему необычным.
    Он  так  и  не  понял,  что  им  было  нужно.  Сначала  десантники
попытались поймать его сеткой-ловушкой из  кремнийорганических  нитей,
не уступающих  по  прочности  титаниту,  однако  две  из  них  Шаламов
разорвал,  из  остальных  ускользнул,   снова   попытавшись   добиться
объяснений:
    - Что вам надо? Я никому не причинил зла!
    Ответом был залп парализаторов, двух - типа "Дерк",  трех  -  типа
"Морфей". Иглы впились Шаламову в спину и в голову, но кожу  проколоть
не смогли, только разъярили спасателя, начавшего терять самообладание.
Он настиг двух  "мохнатых"  и,  несмотря  на  то  что  скафандры  были
снабжены  экзоскелетонами  -  усилителями  мышечных   усилий,   уложил
десантников с двух ударов. Если бы не скафандры, люди были бы убиты.
    Тогда группа применила  другое  оружие  -  психотехнику  внушения,
основу  которой  составляли  гипноиндукторы   "василиск"   и   "Медуза
Горгона". Настроенные на широкий спектр пси-излучения, они должны были
во что бы то ни стало усыпить противника. Шаламов  и  уснул,  то  есть
уснуло его человеческое "я", зато проснулся "черный человек", почти не
реагирующий на внешний пси-приказ. Оторопевшие десантники, не  имевшие
никакого отношения к погранслужбе, с ужасом увидели,  как  Шаламов  за
считанные  секунды  превратился  в  жуткого  двухметрового  монстра  с
головой-бугром, бесформенными руками и ногами. Спасатель стал похож на
обуглившийся кусок скалы! Кожа  его  заиграла  кристаллической  сыпью,
узкие глаза загорелись пронзительной желтизной, мускулы  на  уродливых
ногах изменили форму, как бы перетекли из одной кристаллической  формы
в другую, и  Шаламов  шагнул  к  метро,  наградив  нападавших  тяжелым
пси-разрядом, превратившим их в безвольные куклы. Тем, кто видел,  как
он бежал,  долго  потом  мерещились  кошмары.  Бег  Даниила  напоминал
очередь трассирующими пулями,  разве  что  "пули"  -  проявления  тела
спасателя, были несветящимися;  глаз  успевал  ловить  лишь  смазанные
"взблески" его фигуры на расстоянии трех-четырех метров друг от друга.
    Войти в метро Шаламову уже никто не помешал,  а  когда  на  помощь
первым  десантникам  подбежали  четверо  с  летавшего   вверху   каста
управления, в помещении метро никого не оказалось. Шаламов ушел...
    В комнате было темно, но собеседники хорошо знали друг друга  и  в
освещении  не  нуждались,  хотя  второй  из  них  -  гость  -   втайне
посмеивался над любовью хозяина к темноте и конспирации.
    - Итак, он все-таки ушел, - неприятным голосом  сказал  хозяин.  -
Ушел, несмотря на подготовку группы и техническое оснащение.  Надеюсь,
следов   вы   не   оставили?   Там   сейчас,   наверное,   сидит   все
кримподразделение Бояновой и кризисники погранслужбы.
    - Надеюсь,  что  нет,  уходить  приходилось  спешно,  безопасность
появилась слишком оперативно, но если бы ты видел, как он бежал!
    - Далеко не уйдет, ищите. А как только найдете, снова применим тот
же прием. Поймать или хотя бы остановить его не удастся, как я считаю,
но поддержать раздражение можно, пусть думает, что на  хвосте  у  него
висят  пограничники  или  безопасники.  Он  не  просто   псинеур,   он
псинеур-экзосенс, и когда-нибудь его злоба выплеснется  наружу...  это
нам только на руку.
    - А вам не страшно, советник? Для него наша психотехника  внушения
- что слону дробинка! Остановить его можно разве  что  мощным  лазером
или "универсалом", да и то я не уверен.
    - Пусть об этом  беспокоятся  тревожные  службы,  когда-нибудь  им
придется заниматься иносумасшедшим... когда мы доведем его до безумия.
Теперь о Железовском. Нет сомнений, он работает на безопасность и  для
нас представляет реальную угрозу. Аристарх талантливый математик и еще
более талантливый эфаналитик, стоит ему взяться за нас...
    - Один математик ничего не сделает, будь он  даже  семи  пядей  во
лбу, как говорят на его родине. К тому же в любой момент мы можем  его
убрать, он - не Шаламов.
    - Не переоценивайте свои силы, Сенешаль. Железовский  интрасенс  и
может за себя постоять. Мы уже однажды пробовали  его  обломать  -  не
вышло.
    - Моя команда не участвовала в этом, а дилетантов я не  держу,  вы
знаете. Если разрешены все приемы...
    - Не все, еще рано, припугните его, если сможете,  но  не  больше.
Намекните, что мы знаем о его  деятельности  на  ОБ,  и  предупредите,
чтобы не очень старался.
    - Это все?
    - Все. - Хозяин дал понять, что аудиенция закончена, и гость молча
встал.
    Ландсберг все-таки сумел напроситься в гости,  и  теперь  Бояновой
приходилось прятать настроение, в котором преобладали  недовольство  и
неуютное чувство несвободы. Отвечала  Власта  на  доводы  председателя
СЭКОНа резче, чем обычно, хотя и старалась одергивать себя.  Ландсберг
почему-то стал внушать ей отрицательные  чувства,  и  Боянова  наконец
задумалась  над  этим  обстоятельством:   интуиция   пыталась   что-то
подсказать ей, но язык ее был пока непонятен.
    Карина была дома,  готовилась  с  инком  к  уроку  по  математике,
пришлось знакомить ее  с  гостем  и  предупреждать,  чтобы  не  мешала
беседе.  Последнее  было  нелишне,  потому  что  Карина  росла   очень
общительным ребенком и находила друзей везде. Врагов  у  нее  не  было
вовсе, потому что, в отличие от  матери,  характер  девочка  имела  на
удивление мягкий, легкий и уступчивый.
    - Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца, - шутила  по  этому
поводу сама Власта.
    Домашний киб принес кофе с молоком  и  без,  и  Ландсберг  сказал,
продолжая начатый спор:
    - В конце концов люди не виноваты, что эволюция закрепила в  нашем
поведении стремление подтвердить свое положение в иерархии.
    - Это называется - ранговый голод, - кивнула Боянова. -  Я  ничуть
не возражаю, утверждайте себя на здоровье, но не на уровне жестокости.
Природа  бережлива,  и  потому  большинство  внутривидовых  конфликтов
разрешается без кровопролития, но у  людей  почему-то  не  срабатывает
порог запрета, и в результате наверху ранговой  лестницы  остаются  не
самые сильные, не самые умные, но обязательно самые жестокие! Особенно
это касается молодежной среды.
    - Не согласен, организация молодежного слоя - зеркальное отражение
взрослой. С момента рождения и до смерти  человек  карабкается  вверх,
доказывая свое превосходство, и я не вижу в этом ничего особенного.
    - Я тоже. Даже в наше время, когда есть  возможность  всех  одеть,
обуть, накормить, удовлетворить почти  все  материальные  потребности,
когда  создана  действенная  система  полового  воспитания  и   решена
проблема семьи, ранговая компонента счастья остается. Более того,  она
становится более значимой и желанной, без ранг-инстинкта хомо  сапиенс
просто немыслим, иначе застой эволюции, стегспансия, гибель ветви. Но,
к сожалению, наши социальные институты не  увидели  резкого  повышения
уровня рангового голода и не выработали  рекомендаций,  как  проводить
профилактику  жестоких  методов  достижения  личных  вершин.   Вот   и
появляются все чаще  "эскадроны  жизни",  "клубы  острых  ощущений"...
"хирурги", наконец.
    - Вздор! - бросил Ландсберг, но тут же  поправился  с  улыбкой.  -
Извините, погорячился. Но "хирурги" - это нонсенс, миф, глупая выходка
гонцов  с  испорченной  фантазией.  Не  все,  о  чем   кричат   отроки
определенного возраста, нужно принимать на веру.
    - Может быть, однако нападения на интрасенсов множатся. "Хирургов"
это рук дело или "врачей" иного плана, не знаю,  но  работать  с  ними
необходимо. Служба безопасности -  на  три  четверти  профилактическая
организация,  и  проблема  "хирургов"  -  наша  проблема,   вместе   с
инспекцией социоэтики, конечно. Я вас убедила?
    - Нет, - упрямо качнул головой председатель СЭКОНа.  -  Я  считаю,
что вы распыляете силы, лезете не в свое дело, отвлекаетесь от главных
проблем. "Сфера Сабатини", генератор холода, Шаламов,  Мальгин  -  вот
ваши проблемы! И это действительно  "события  уровня  1",  как  вы  их
называете. В общем, на  Совете  я  буду  против  вашей  концепции,  не
обессудьте. Кстати, говорят, что Шаламов гуляет по Земле и  становится
все опасней и опасней. Не пора ли вашей службе заняться им вплотную?
    Боянова не успела ответить - прощебетал входной сигнал.
    Ландсберг прищурился.
    - Кажется, еще гость?
    - Я никого не жду, - ответила удивленная Власта, в то время как ее
дочь открывала дверь.
    В гостиную вошел веселый Джума Хан, нахмурился, увидев Ландсберга.
    - Извините, я не вовремя?
    - Вовремя, вовремя, - сказал, вставая, председатель СЭКОНа. -  Мне
уже пора, Власта, я и так преступно отнимаю ваше  время.  Доспорим  на
Совете. Всего доброго. - Вышел.
    - Садитесь,  коль  вошли.  -  Боянова  задумчиво  смотрела   вслед
Ландсбергу, тряхнула головой, отгоняя какую-то злую мысль. -  Надеюсь,
ваши новости не более огорчительны, чем те, которые  я  выслушиваю  за
день в личине комиссара.
    Джума, осматриваясь, сел в кресло,  и  киб  принес  ему  небольшой
поднос с тостами и чашкой дымящегося кофе розового цвета.
    - Итак, где вы были, гриф?
    Безопасник отхлебнул кофе, поднял палец, отмечая качество  напитка
(похвала была хозяйке приятна), и нараспев продекламировал:

              Я утопал в гармонии вселенной
              И отражал вселенную в себе [Ф. Глинка.].

    Заметив мелькнувшее в глазах женщины изумление, Джума рассмеялся.
    - И как ни странно, это  правда.  Уходя,  мы  не  позаботились  об
экипировке, и о путешествии я могу только рассказывать, но это  долгий
процесс. Если позволите,  я  надиктую  рассказ  на  браслет  и  запись
передам в отдел завтра утром. А для того чтобы проиллюстрировать,  как
далеко меня заносило, я приведу пару примеров и дарю вам сувенир.
    Джума достал из кармана  небольшую  зеленую  еловую  шишку  -  так
показалось Бояновой, подал ей. В глубине каждой чешуйки  горел  желтый
огонек, она была теплой  и  бархатисто-нежной  на  ощупь.  Полежав  на
ладони несколько  мгновений,  она  вдруг  раскрыла  чешуйки,  так  что
Боянова вздрогнула, едва не выронив "шишку", и из-под  каждой  чешуйки
стали вылетать эфемерные светящиеся шарики, словно пузырьки воздуха  в
воде. К потолку протянулась струйка невесомых световых пушинок.
    - Игрушка совершенно безвредна, - сказал Джума, понизив  голос.  -
Можете  быть  совершенно  уверены.  И  не  только  безвредна,   но   и
способствует расслаблению. Подставьте ладонь.
    Боянова  накрыла  "шишку"  ладонью,  светящиеся   пузырьки   стали
ударяться в ладонь и лопаться. В руке женщины возникло ощущение, будто
о  ладонь  нежно  трется  мордочкой   пушистая   кошка.   Власта   как
зачарованная держала бы ладонь долго, если бы не иронический  блеск  в
глазах Джумы. Она отдернула руку, нахмурилась, сказала сдержанно:
    - Спасибо за подарок. Однако физикам я все-таки покажу.
    Джума слегка развел руками, мол, дело ваше.
    - Путешествовал я недолго, но успел посетить столько  экзотических
уголков нашего метагалактического домена, что ни в сказке сказать,  ни
пером описать. Как, например, описать Белый лес? Но абсолютно белый  -
с серебристым блеском, ажурный, феерически  красивый...  -  Безопасник
вдруг полузакрыл  глаза  веками  и  продекламировал  в  своей  манере,
нараспев:

              Леса эти странны. Кора их, как иней.
              А листья - снежинок нежней.
              Их ветви склонились над влагою синей
              Невиданных, новых морей [Н. Морозов.].

    - О, да вы поэт, - заметила Боянова с ответной иронией.
    - Да не я, - махнул рукой  Джума.  -  Жил  когда-то  поэт,  строки
которого я прочитал  в  детстве  и  случайно  запомнил.  Но  лучше  не
скажешь. Или, например, был  я  на  таком  объекте.  Представьте  себе
планету размером с нашу старушку Луну, состоящую из необычных ракушек.
Эдакий космический коралл с перламутровым отливом.  Но  "ракушки",  из
которых он состоит...  растут!  И,  достигнув  определенных  размеров,
отрываются от "кораллового дома" и уходят в космос,  исчезают.  То  ли
это живые существа, то ли кто-то выращивает таким способом космические
корабли, не знаю, однако своими глазами наблюдал за  стартом  выросших
"ракушек". Еще примеры?
    - Не надо, лучше... - Боянова не договорила,  в  дверь  позвонили.
Через полминуты в гостиную вошел невозмутимый Игнат Ромашин..
    - Вот и наш эксперт, - без  удивления  сказал  Джума.  -  Живой  и
невредимый. Не хватает только Мальгина.
    - Я  начинаю  бояться  его  возвращения,  -  улыбнулась   Боянова,
предлагая новому гостю кресло. - Где он, если не секрет?
    - Не знаю, - в один голос ответили мужчины.

                               Глава 10

    Особытиях на  Луне,  связанных  с  фигурантом  розыска  Шаламовым,
Столбову  стало  известно  через  час  после  этих   событий:   прямых
свидетелей не  оказалось,  а  информация  со  спутников,  обозревающих
лунную поверхность, поступила в отдел  лишь  после  обработки  массива
инком. Реакция Бояновой на сообщение была соответствующей,  и  Столбов
даже  не  счел  нужным  оправдываться.  Розыск  запоздал  дважды:  при
определении траектории украденного  Шаламовым  аппарата  и  к  моменту
схватки "сына сумерек" с  неизвестными  лицами,  выдававшими  себя  за
пограничников.
    - И где он теперь? - спросила Боянова, пережив  вспышку  гнева.  -
Куда направился? Где его ждать? Кто на него напал?
    Столбов молчал. Он мог бы сослаться  на  погранслужбу,  помешавшую
идентифицировать угнанный когг в Приземелье, но не сделал этого, зная,
что отношения между руководителями двух служб и без того натянуты.
    - Есть предположение, что Шаламов на Меркурии, - прервал  молчание
Столбов. - На плато Моря Жары видели странный объект с глазами...
    - "Тысячеглазый"! -  быстро  проговорила  Боянова.  -  Орилоунский
автомат, сопровождавший Шаламова. Ищите его  на  Меркурии,  я  позвоню
пограничникам - помогут. До связи.
    - Еще одно маленькое сообщение,  -  заторопился  инспектор.  -  Мы
нашли квартиру,  где  он  остановился,  уйдя  из  дома.  Если  он  там
появится, мы узнаем тотчас же.
    Боянова,  прищурясь,   оглядела   сосредоточенное   волевое   лицо
Столбова, улыбнулась краем губ.
    - Извините, если я говорила с вами излишне резко.
    - Поделом, - кивнул Столбов, сохраняя деловой  вид.  -  Нормальный
человек должен переживать несравнимо больше отрицательных эмоций,  чем
положительных, чтобы удовольствие не обесценивалось. До связи.
    Объемное изображение инспектора  исчезло  -  он  был  на  Луне,  а
Боянова работала в кабинете. Несколько минут она ни о чем  не  думала,
вспоминала поведение Столбова, его жесты, то, как он сначала думает, а
потом говорит, и не говорит вовсе,  если  не  имеет  смысла  говорить.
Улыбнулась. Ах, Димитр, Димитр, где ты был семь лет назад?
    Зазвонил секретарь:
    - Зам-один - изменения в плане?
    - Нет, -  очнулась  Власта,  -  только  личное  поручение.  Включи
консорт-линию.
    Через две секунды виом консорт-канала  открыл  "окно"  в  квартиру
Борда. Толстяк завтракал и с бутербродом в руке  выглядел  хоббитом  в
норе.
    - Приятного аппетита, - пожелала  Боянова,  сдерживая  усмешку.  -
Рене, проверьте связи Ландсберга, но очень тихо, шепотом.
    Борда проглотил кусок бутерброда, но ответить не  успел,  комиссар
уже выключила связь, что вряд ли увеличило аппетит заместителя.
    - Обжора,  -  улыбнулась  Боянова,  зная,  что  это   единственная
слабость Борда, и вывела поток оперативных сообщений на стол.  Три  из
них заставили ее задуматься.
    При  транспортировке  к  Солнцу  вырезанного  со  льдом  на  Земле
генератора холода случилось "событие  уровня  2"  -  по  классификации
безопасников:  драккар,  пилотируемый  инком,  внезапно   повернул   к
Меркурию, перестал  слушаться  команд  и  с  ходу  врезался  в  "сферу
Сабатини", растворившись в ней без следа. Столкновение породило мощный
всплеск излучений и частиц от нейтрино до  "голых"  кварковых  пар,  и
среди  исследователей  "сферы"  поднялась  тихая  паника,  но  вспышка
излучений закончилась, и "сфера" успокоилась, если можно было  назвать
покоем ее дыхание и обычные эффекты.
    Второе сообщение пришло из секретариата ВКС: в Совет от Ассоциации
общественных объединений  поступила  официальная  жалоба  о  том,  что
служба  безопасности  использует  в   своей   работе   со   свободными
неформалами антиконституционные  недемократические  методы  -  слежку,
запугивание, навешивание ярлыков, насилие и тому  подобное.  Обвинение
не соответствовало истине, но Боянову успокоить эта  мысль  не  могла,
она знала, как трудно отмыть доброе имя тому, кто честен, благороден и
принципиален.
    Третье сообщение было  о  похищении  психотехники  из  медицинских
учреждений трех  десятков  городов  по  всему  земному  шару.  Поймать
похитителей не удалось, компьютерное  прикрытие  они  обеспечили  себе
отличное.
    - А это еще зачем? - спросила Боянова Умника. - Разве  медицинская
психотехника не может быть заказана прямо на заводах-изготовителях?
    - Применение суггесторов и аппаратуры гипнотерапии  контролируется
комиссией по борьбе с наркосредствами, - ответил инк отдела. - Кстати,
вся  эта   аппаратура   легко   превращается   в   оружие,   доработка
незначительна. Видимо, те силы,  которые  стремятся  к  дестабилизации
общества, хорошо знают об усилении охраны на складах оружия,  а  также
имеют доступ к служебной информации. Предлагаю ввести режим "шлюз"  по
всем системам обработки информации отдела и погранслужбы.
    Боянова покачала головой. В режиме "шлюз" все запросы на получение
информации из банков данных погранслужбы и службы безопасности  должны
были  проходить  внутреннее  рецензирование:   определялась   важность
запроса,  емкость,  оперативность  и  соответствие  рангу  того,   кто
запрашивал. Главное, что абонент при этом не мог  остаться  анонимным,
имя его становилось известным контролю.
    - Вряд ли комиссия по  этике  разрешит  нам  применить  "шлюз",  -
проговорила Боянова. - Причины есть,  но  нет  доказательств.  А  идея
неплохая.
    Умник от комментариев отказался.
    - Информацию по секторам и бюро, - вызвала Боянова  киб-секретаря.
- Связь через "спрут".
    - Только  один  короткий  личный  вызов,   -   торопливо   ввернул
секретарь. - Звонил некто Макар Мальгин и  просил  сообщить,  где  его
сын.
    - Это отец  Клима,  -  пробормотала  комиссар,  почувствовав,  как
неровно забилось сердце. - Если бы я сама знала, где его сын...
    Железовский и Забава Боянова медленно  шли  по  набережной,  думая
каждый о своем. Математик был рассеян  и  далек  от  всего  того,  что
волновало спутницу. Она с грустью признала в  душе,  что  была  права,
называя Аристарха большим избалованным ребенком, к  тому  же  упрямым.
Если он вбил себе что-то в голову, то справиться с этим  может  только
время. А бороться с его "я хочу" Забава уже устала.
    Он почувствовал перемену в ее настроении, хотя причин не знал,  да
и не хотел доискиваться. Он давно уже все решил, и  просьбу  Забавы  о
встрече расценил как напрасную трату времени, однако на рандеву явился
секунда в секунду. Разговор был недолгим, Забава заставила его еще раз
пересмотреть свое кредо и цели жизни, но Аристарх, не боясь  выглядеть
смешным,  считал   свою   работу   выше   любого   закона   и   формул
межчеловеческих отношений. На вопрос  Забавы:  и  ты  счастлив?  -  он
ответил,  не  задумываясь,  чеканной  фразой  древнего  философа   [3.
Фрейд.]:
    - "Формула нашего счастья: да, нет, прямая линия, цель..."
    Забава  поразилась  ответу,  вернее,  его  тону:  Железовский  был
настолько уверен в своем выборе, что и тень сомнения не приходила  ему
в голову.
    - Забава, прости, мне нечего добавить к тому, что я  сказал.  Я  -
индивидуалист, все интрасенсы индивидуалисты  в  большей  или  меньшей
степени, но я, наверное, индивидуалист по максимуму. Я не люблю  толпу
даже  из  двух  человек.  -  Железовский  мрачно   улыбнулся,   оценив
образность  сказанного.  -  И  пока  для  меня  не  существует   более
интересной работы, рода занятий и образа жизни, какой я веду.
    Забава остановилась, наблюдая,  как  чайки  деловито  мечутся  над
морем, то и дело ныряя в воду.
    - Неужели ты видишь смысл только в работе?
    Математик продолжал идти, не заметив, что девушка  отстала,  потом
вернулся.
    - Смысл жизни человека - непрерывное самосовершенствование души  и
тела посредством работы над  собой  в  морально-этическом  и  духовном
плане. - В  голосе  Аристарха  проскользнули  нотки  самодовольства  и
снисходительности, было видно, что он цитирует кого-то и  верит  тому,
кто это сказал.
    - Что  ж,  -  улыбнулась  Забава,  разглядывая  неподвижное   лицо
Железовского, - уважаю принципы, хотя и не  разделяю  твои.  Наверное,
когда-нибудь  ты  повзрослеешь,  не  было  бы  только  поздно.   Прими
последний совет мой, мастер, потому что встреча  эта  тоже  последняя:
будь осторожен с... теми, кого ты затронул в последнем своем  анализе.
Они наверняка уже знают, что ты получил  задание  от  безопасности,  а
математик ты от Бога! Тем и  опасен.  Помни  правило:  "Не  тяните  за
хвост, если неизвестно, что на другом конце". Обещаешь?
    Железовский заметил слезы в уголках глаз  Забавы,  сдвинул  брови.
Разговор их шел и в пси-диапазоне - цепочками образов,  -  и  Аристарх
начинал сердиться, понимая, что девушка нравится ему,  но  заканчивать
разговор вот так, на разрыве, не хотел.
    - Я никого не боюсь. Но зачем так мрачно? Можно подумать,  что  мы
действительно больше не встретимся. Успокойся,  все  будет  хорошо.  -
Аристарх подумал и добавил: - Ты очень красивая.
    - Как ты добр, - улыбнулась сквозь  слезы  Забава,  протянула  ему
руку: на ладони лежал браслет  очень  тонкой  работы  из  зеленоватого
металла  с  прозрачным  зеленым  окошечком,  внутри  которого  плавала
зеленая искорка. - Мой амулет, тебе на память.
    Железовский взял браслет, зачем-то взвесил.
    - Что за металл?
    Боянова засмеялась, смахнула слезу с ресницы,  встав  на  цыпочки,
чмокнула гиганта в подбородок.
    - Эй ты, интрасенс, кто тебя только воспитывал? Прощай...
    Повернулась и пошла по ступенькам вниз, к  морю,  не  оглядываясь.
Красивая фигурка, водопад волос, танцующая походка...
    - Спасибо,  -  пробормотал   ей   вслед   Аристарх,   ошеломленный
поднявшимся в душе тарарамом. Слезы Забавы, ее  чувства  подействовали
на него сильнее, нежели он хотел, это порождало дискомфорт  и  желание
что-то исправить, как-то оправдаться, хотя бы и перед  самим  собой...
Он вспомнил  о  давно  созданных  им  принципах  успокоения,  и  через
несколько минут сердце заработало в прежнем ритме.
    Забава уже скрылась за  поворотом  набережной,  стук  ее  каблуков
перестал быть слышен, и только печальная нота пси-связи все еще билась
в голове Железовского, как шелест крыльев  раненой  птицы,  но  и  она
постепенно затихла. Тогда он спрятал подарок в карман, чтобы вспомнить
о нем только через несколько лет, вызвал такси и  выбросил  из  памяти
все, что мешало мыслить.
    Около  часа  он  тренировался  с  динго-фантомом  наставника-инка,
доводя до автоматизма приемы славяно-горицкой борьбы, потом принял душ
и просидел полчаса в тадасане -  позе  горы,  расслабляясь  до  потери
телом   чувствительности.   Достигнув   высшей   стадии   дхараны    -
сосредоточения, Аристарх включил  контур  компьютерной  пси-развертки,
осторожно   перешагнул   границу   допустимого   личного   участия   в
вычислительном  комплексе  и  с   головой   ушел   в   нематериальный,
призрачный, но  по-своему  реальный  и  ощутимый  мир  математического
анализа,  выкладок,  уравнений  и   символов.   Только   он,   обладая
колоссальным запасом здоровья и сил, мог выдержать гонку вычислений  с
компьютером в режиме "один на один", и  только  он  мог  из  миллионов
разрозненных деталей построить стройную и непротиворечивую конструкцию
эфпрогноза. За два  часа  работы  Аристарх  проанализировал  программы
нескольких   тысяч   заводов-автоматов    сложной    молектронной    и
энергетической техники, рассчитал  их  технологические  цепочки:  банк
данных - управляющий инк - база - цех - линия - результат  -  и  нашел
то, что искал. И не поверил глазам:  те,  кто  рассчитывал  весь  этот
цикл, используя разные заводы и каналы доставки  исходных  материалов,
делали совсем не то, что думал Железовский - не  антигравы,  транспорт
индивидуального пользования, и не  гипноиндукционные  излучатели,  они
делали кое-что пострашней!
    Несколько минут Аристарх просидел, оглушенный результатом расчета,
потом набрал номер Бояновой. Ответил секретарь:
    - Комиссар отсутствует по делам. Что передать?
    - Я Железовский. Насчет меня есть какие-нибудь распоряжения?
    - Нет, - вежливо ответил видеопризрак.
    - Прошу дать мне консорт-линию с Умником, - это очень важно.
    - На ввод или вывод информации?
    - На ввод.
    - Это проще. Давайте параметры вашего компа.
    Железовский проследил, чтобы  выводы  его  расчета  были  записаны
Умником по консорт-каналу, с удовлетворением хлопнул себя по колену  и
привычно похвалил свой комп, который перенял некоторые черты хозяина и
был, по сути, если не вторым, то третьим его "я".
    - Рад стараться! - бодро ответил инк.
    Отдохнув полчаса (шавасана - поза мертвого, сукхасана -  приятная,
подмасана - поза лотоса), Железовский с аппетитом  пообедал  и  вызвал
такси. Ему захотелось самому убедиться в правильности расчета и  найти
завод, на котором собиралась из деталей, сделанных подпольно на других
заводах в обход стандартных  программ,  конечная  продукция:  летающие
"шмели", способные нести несколько  порций  сильнодействующего  яда  и
самоуничтожаться после поражения целей. Завод, судя по анализу потоков
деталей, находился на Меркурии, в сумеречной зоне.
    Железовский  знал  только  один  завод  на  Меркурии,   отвечающий
требуемой для сборки "шмелей" сложности  и  мощности,  но  завод  этот
выпускал   МК-батареи   -   "энергоконсервы"   для   звездного   флота
человечества.
    Попасть на завод мог далеко не каждый человек,  был  он  полностью
автоматизирован, и лишь контроль продукции  и  ремонт  сложных  систем
доверялся людям. Проникнуть в компьютерный контур  управления  заводом
Аристарху с Земли  не  удалось,  не  помогло  ни  его  мастерство,  ни
расшифровка режима - код рабочего файла остался неизвестен и программа
входа не хотела реализовываться. Поэтому Железовский захватил с  собой
приставку памяти с двумя десятками "вирусных" программ и  персональный
комп типа "Знаток", с помощью которого можно было вести расчет в темпе
инка практически любой мощности.
    Прямой линии пассажирского метро между заводом и земной  сетью  не
существовало, а может быть, она была заблокирована, во всяком  случае,
координатор метро  не  знал  кода  станции,  и  Железовскому  пришлось
добираться туда с пересадкой: на метро - в Клиффорд-Сити на  Меркурии,
а оттуда на галионе местных линий - в сумеречную зону,  где  на  сорок
третьем меридиане располагался объект под названием "Терминатор-43".
    С высоты семи километров Меркурий производил впечатление абсолютно
дикого, мертвого, застывшего океана. Огненная гора в виде  гигантского
купола на горизонте справа - таким сквозь тон-экран виделось солнце  -
заливала северные склоны гор жидким золотом  света,  в  то  время  как
южные отроги тонули в глухом  бездонном  мраке.  Меркурий  имел  очень
разреженную атмосферу из  азота  и  инертных  газов,  но  и  она  была
способна рассеивать солнечные лучи, поэтому сумеречная  зона  планеты,
после того  как  "гора  Солнца"  скрылась  за  горизонтом,  освещалась
призрачным пепельным свечением неба, создающим удивительный, кажущийся
полупрозрачным дымчато-серый, с серебристым отливом мир. Кора  планеты
была здесь изъедена порами, пустотами, кавернами и напоминала слоистую
ледяную    коросту.     Исследовать     этот     каменно-металлический
губчато-блинчатый слой можно было только дистанционно  или  с  помощью
самостоятельной киб-техники, потому что опасность провалиться в  недра
планеты превышала допустимые пределы. Поселки исследователей, а  также
энергозаводы и  другие  сооружения  возводились  людьми  на  островах,
выдавленных когда-то из расплавленных пород астеносферы и застывших на
поверхности базальтовых куполов, твердых и монолитных. "Терминатор-43"
- один из ста восьмидесяти энергозаводов Меркурия  -  располагался  на
шестикилометровом горбу из базальта, а рядом, в километре, на плоском,
как стол, взгорье находился космодром с кораблями  снабжения,  ждущими
заправки. Кроме них, Железовский заметил одинокий спейсер  с  мозаикой
огней погранслужбы.
    Попутчиками  математика  были  молодые  энергетики  и   аварийщики
ремонтной бригады, и все они "фонили" в пси-диапазоне в обычной манере
острых на язык, общительных,  веселых,  искренних  парней  и  девушек,
трудолюбивых работяг, как окрестил такие натуры Аристарх.  До  посадки
он мог быть спокоен, ничего непредвиденного произойти не могло, однако
интуиция  подсказывала,  что  впереди  его   ждут   сюрпризы,   причем
неприятные. Ветерок опасности холодил пальцы рук  и  ног  и  заставлял
держаться в напряжении, хотя внутренний голос  продолжал  самоуверенно
нашептывать: ничего, прорвемся!..
    Галион миновал "окно" в куполе общетранспортного вокзала завода  и
без толчка опустился на серый квадрат  финиш-поля.  Пассажиры  гурьбой
высыпали наружу, шутками приветствуя динго  пропускного  контроля;  на
груди каждого загоралась и гасла голубая молния ответчика, разрешающая
вход.  На  костюме  Железовского  такая   молния   не   вспыхнула,   и
видеопризрак контрольного инка встал на его пути:
    - Извините, у вас не оформлен допуск. Кто вы и  по  какой  причине
хотите пройти на режимное предприятие?
    Последние  из  прилетевшей  смены  работники   завода   вышли   из
кубического помещения КИП в коридор, и голоса их затихли.  Железовский
достал из кармана золотую пластинку с выбитыми на пяти языках словами:
"Особые полномочия".
    - Понятно,   -   вежливо   сказал   фантом,   отступая.   -    Как
зарегистрировать ваше посещение?
    - Экскурсия, - пробасил математик.
    - В таком случае возьмите "гида", - он поможет вам  разобраться  в
хозяйстве завода, довольно сложном, смею вас уверить.
    В слепой  доселе  стене  помещения  протаяло  отверстие,  из  него
высунулся прозрачный лепесток с серо-коричневым "паучком". Железовский
молча взял "паучка" и прицепил на лацкан куртки. Он знал,  что,  кроме
выдачи информации, "гид"  сообщал  инку-координатору  завода  также  и
местонахождение экскурсанта. Делалось это, конечно, с благой  целью  -
обезопасить жизнь гостя, но в данном случае это обстоятельство  мешало
замыслу Аристарха и сковывало маневр.
    Пройдя  в  коридор,  соединяющий   КИП   с   собственно   заводом,
Железовский оказался на стыке трех коридоров, прямоугольных в сечении,
с ребристыми стенами и гладким черным полом. В нишах стыковочного узла
стояли "поплавки" -  кресла  индивидуального  транспорта,  похожие  на
половинки  грецкого  ореха,  и  платформы-антигравы  для   перемещения
грузов. Сосредоточившись, Аристарх нашел точки установки видеокамер  и
замазал их глазки испаряющейся через три  минуты  массой.  Затем  снял
значок "гида", прицепил к сиденью одного из "поплавков", поковырялся в
"Джордже" - водителе кресла и задал программу  движения  по  заводу  с
остановками в тех местах, где никогда не появлялись  люди.  "Поплавок"
мигнул стоп-сигналом и умчался по левому коридору. Аристарх же сел  на
платформу, тихо поплывшую центральным туннелем; ему не нужно было идти
далеко, искать склады, базы, магистрали пересечения потоков деталей  и
координаты сборочного цеха "шмелей",  если  такой  цех  здесь  был,  -
централь управления заводом располагалась в сотне  метров  отсюда,  на
глубине пятьдесят метров под  поверхностью  базальтового  плато.  Надо
было всего лишь добраться до пульта координатора и поработать с ним  в
режиме  "один  на  один".   Инк   завода   должен   был   знать   все,
запрограммированный  на  работу  в  режиме  разделения  задач:  выдачи
МК-батарей, основной продукции завода, и сборки "шмелей", о чем  знали
только   неведомые   программисты,   те,   кто   создал    великолепно
замаскированную систему производства миниатюрных автоматических убийц.
Впрочем, "шмелей" не  надо  было  создавать  заново,  достаточно  было
использовать технику, разработанную для других целей. Все зависело  от
того, в чьи руки попадала эта техника и с какой целью  использовалась.
"Шмели", например, успешно работали и под землей, и на других планетах
в качестве собирателей информации исследовательских комплексов.
    Платформа  остановилась  в  круглом  зале  с   четырьмя   дверями,
освещенном  панелями  дневного  света.  Железовский   напряг   зрение,
определил, за какой дверью находится  вход  в  централь,  достал  блок
компьютерных  спецопераций,  способный  работать   без   механического
контакта с терминалами других компьютеров. Через  несколько  минут  на
миниатюрном экранчике  блока  загорелась  комбинация  кода.  Используя
рацию блока, Железовский тем же  путем  ввел  сигнал  кода  в  дверной
автомат, задержал дыхание и шагнул сквозь ставшую бесплотной дверь.

                               Глава 11

    Верчение струй  и  потоков  иного  мышления  замедлилось,  Шаламов
пробился сквозь ливень чужих ощущений, электрические сполохи глубинных
уровней сознания "черного человека"  и  увидел  себя  стоящим  посреди
треугольного помещения, освещенного, как садовая беседка летом. Каждая
стена помещения имела  дверь;  та,  из  которой  он  вышел,  светилась
зеленым, и в ее глубине таяла надпись: "М-финиш".
    Метро,  догадался  Шаламов,  я  в   метро.   Хорошо,   что   один.
Преследователи, очевидно, отстали. "Что им  было  нужно,  хотел  бы  я
знать? Безопасность раньше так грубо не работала,  да  и  погранслужба
тоже. Бог с ними! Куда я попал? Где находится станция?"
    Голову  с  тихим  звоном  от  затылка  ко  лбу  проколола   тонкая
стеклянная игла щекотной боли, мягкие пальчики успокаивающе  погладили
затылок, и под черепом раздался гортанный голос:
    - Меркурий-сорок три, завод МК-батарей.
    - Спасибо, - поблагодарил Шаламов "черного", не обратив  внимания,
что говорит с ним напрямую, понимая маатанскую пси-речь.
    В помещении никого не было, но инк станции  видел,  кто  вышел  из
кабины - облик Шаламова в тот момент был далек от человеческого,  -  и
соединился с координатором завода для  консультации.  Разговор  длился
полторы секунды,  после  чего  инк  заблокировал  выход  из  метро  на
территорию завода  и  сложил  с  себя  ответственность  за  дальнейшее
развитие событий. А они не заставили себя ждать.
    Шаламов,  вернув  себе  обычный   облик,   попробовал   выйти,   а
убедившись, что автоматика стоит насмерть и не  пускает,  рассвирепел.
Сдерживать свои эмоции он уже не мог, достаточно  было  любой  мелочи,
чтобы вывести его из равновесия.
    Пробить дверь из жидкокристаллической основы с  подпиткой  силовым
полем ему не удалось,  и  весь  гнев  экзосенса  пришелся  на  дверной
автомат, тут же сгоревший от мощного электрического разряда.
    В коридоре Шаламов столкнулся  с  ремонтным  кибом,  бокс  которых
находился рядом, и, внедрившись в его память, выяснил,  где  находится
централь управления заводом. Он мог бы уйти отсюда и по метро,  однако
вспомнил свое желание посмотреть на  загадочную  "сферу  Сабатини",  а
завод, как и любое сооружение на других  планетах,  должен  был  иметь
свой транспорт.
    В централь  Шаламов  вошел  в  тот  момент,  когда  туда  ворвался
Аристарх Железовский, усыпив смену контроля - двух операторов. Всплеск
пси-поля долетел и до Шаламова, но подействовать на него не  мог,  для
этого требовалась иная мощность и  другая  резонансная  частота  поля.
Несколько  мгновений  они  смотрели  друг   на   друга   в   состоянии
стресс-бури, готовые к физической и пси-схватке, потом Шаламов  хрипло
рассмеялся.
    - Математик? Вот так встреча! Тебе-то здесь что понадобилось?
    - Хочу   кое-что   проверить,   -   пророкотал   Железовский,   не
расслабляясь ни на мгновение. - У меня мало времени, Даниил,  надеюсь,
наши интересы не пересекаются? Мне нужно  поработать  с  координатором
завода.
    - Работай на здоровье, не помешаешь, я хочу только  выяснить,  где
тут у них транспортный узел и что можно оттуда взять.
    Железовский вытащил из кокон-кресел безвольные тела операторов,  с
трудом влез на место старшего. Кресло спеленало его гибкими лепестками
коммуникаций.
    Шаламов оглядел треугольное помещение централи: стандарт, как и на
всех производствах с  компьютерным  управлением,  -  и  сел  в  другое
кресло. Подсоединиться к инку завода ему труда не  составляло,  как  и
Железовскому.
    На поиск нужной информации ушла минута. Шаламов  мысленно  пожелал
соседу успехов, получил в ответ образ рукопожатия и поспешил из  зала.
Но далеко уйти не успел:  тревога,  начавшаяся  после  его  выхода  из
метро, включила не только кибсистему ремонта, но и более мощную  силу,
заинтересованную в поддержании  двойного  режима,  в  котором  работал
завод. Если бы не это обстоятельство,  Железовский  закончил  бы  свой
диалог с инком без эксцессов  и  спокойно  ушел  на  Землю.  Появление
Шаламова сыграло на руку их общему противнику.
    Сигнал тревоги поступил в спецбюро завода в двенадцать  часов  дня
по местному времени. Спустя две минуты к  станции  метро  помчался  из
бункера с независимым энергоснабжением и аппаратурой пулевидный  флейт
с командой из трех человек и двух киб-универсалов, запрограммированных
соответствующим образом. Выяснение ситуации заняло немного времени,  и
поднятые  по  тревоге  оперативники,  одетые  в  кокосы  с   эмблемами
погранслужбы (хотя к пограничникам они, по вполне  понятным  причинам,
не  имели  никакого  отношения),   доложили   своему   руководству   о
проникновении на завод неизвестного. Поскольку такое развитие  событий
было предусмотрено планом защиты второго, секретного, контура  завода,
в действие вступила компьютерная сеть  анализа  и  выработки  решений,
включились инки организации под названием Орден,  целью  которой  была
дестабилизация социума с привлечением молодежных центров, и  на  завод
поступила команда захватить визитера живым и переправить  на  Землю  в
место с такими-то координатами. Предполагалось, что визитер - Аристарх
Железовский, математик  ИВК,  интрасенс,  владеющий  психотренингом  и
навыками рукопашного боя, поэтому вступать в открытую схватку с ним не
рекомендовалось, а при обнаружении советовалось тут же пустить  в  ход
парализаторы.
    Однако  "пограничники"  тревожной   группы   обнаружили   в   зале
управления не одного, а  двух  чужаков,  и  открыли  огонь  не  сразу,
пытаясь сориентироваться. Это позволило Шаламову и Железовскому, время
реакции  которых  составляло  сотые  доли  секунды,  понять,  что  они
обнаружены, и начать отступление.
    Трое оперативников были повержены в  течение  секунд,  и  тогда  в
действие вступили киберы, открывшие огонь из парализаторов. Оба  гостя
получили по дюжине парализующих игл, но у них еще хватило сил  вывести
из строя электронику киберов и занять места  в  аппарате,  на  котором
прибыли оперативники. Встретили их  уже  возле  транспортного  отсека,
куда направлялся Шаламов, в котором уже  начинали  закипать  злость  и
гнев. Он все воспринимал в искаженном свете, и атаку работников завода
также отнес в  разряд  попыток  захватить  его  с  целью  пресловутого
"лечения". Истинных намерений "пограничников" он не знал,  а  о  своем
спутнике уже успел забыть, даже не  поинтересовавшись  его  мнением  о
происшествии.
    Флейтов было два, людей в них - десять, киберов - четыре,  и  уйти
без драки было уже невозможно. Однако Железовский, получивший огромную
дозу парализующего снадобья, ослабел в борьбе с забытьем, реакция  его
притупилась, восприятие ухудшилось, и действовать так же  быстро,  как
Шаламов, он уже не мог.
    Прибывшие оперативники набросили на  беглецов  сетки-ловушки,  оба
разорвали их, но если Шаламов  успел  при  этом  перевернуть  флейт  и
уничтожить кибера, то Железовского хватило только на прыжок  навстречу
пятерке "пограничников" и трехсекундную схватку. Слабея,  он  сокрушил
второго кибера, вывел из строя четверых, но получил еще с полсотни игл
в плечи и голову и потерял сознание.
    Шаламов тоже заработал новую порцию снотворного  вместе  с  залпом
излучения гипноиндуктора и пришел  в  бешенство.  Дальнейшее  развитие
событий вышло из-под контроля защитников завода,  а  те  из  них,  кто
стоял далеко от места схватки и не потерял сознание сразу от пси-атаки
экзосенса, могли потом сообщить немногое.
    Сначала им показалось, что Шаламов "размножился" -  разделился  на
пятерых таких же мужчин. Затем каждый из его двойников  превратился  в
жуткого монстра, наполовину тигра, наполовину динозавра, с зеленоватой
пупырчатой кожей, гривой желтых волос по  спине  и  с  шестью  лапами!
Взгляды зверей были полны холодной, беспощадной, необузданной ярости и
дикой  ненависти,  они  прожигали,  ломали  волю,  вызывали   ужас   и
отвращение, физическую боль, и сопротивляться им было невозможно!
    Последним к месту схватки прибыл начальник аварийной  бригады.  Он
успел увидеть, как бежало по  коридору  странное  и  жуткое  существо,
оставляя за собой шлейф из клочьев огня и дыма...
    Шаламов, не потерявший на этот раз полностью человеческого  "я"  -
наступила адаптация  психики,  равновесие  земного  и  маатанского,  -
прорвался к выходу наружу, вышел из-под купола завода - без скафандра!
- и бегом преодолел километровую трассу до космодрома. Затем выгнал из
спейсера ничего не подозревающий экипаж и стартовал...
    Трое  молча  смотрели  на   гранд-оператора   завода   Николаеску,
директора - если вспомнить старинный термин.  В  первые  минуты  после
окончания операции и выявления второго,  законспирированного,  контура
по сборке "шмелей" он еще пытался как-то оправдаться, делать вид,  что
ничего не знал, теперь же, когда ему на стол бросили горсть готовых  к
работе "шмелей", только сопел и бросал взгляды  исподлобья.  Заявление
оператора-секунды, заместителя Николаеску, о том,  что  эта  резервная
линия  сборки  исследовательской  киб-техники,   предназначенной   для
дальних звездных экспедиций, якобы давно зарегистрирована  и  работает
под эгидой ВКС, не  выдерживало  критики  и  тем  не  менее  оказалось
правдой;  инк-координатор  ВКС  по  производству  сложной  пограничной
техники подтвердил регистрацию завода как производителя "шмелей", хотя
об этом, кроме него, никто в Совете не знал.
    - Уведите, - процедил Торопов сквозь зубы.
    Пограничники вывели Николаеску из зала.
    - Ваш хваленый Железовский не столько помог, сколько напортачил, -
продолжал командор погранслужбы. - Доказать теперь, что "шмели" должны
были использоваться в качестве летающих убийц, невозможно.
    - Да, - вздохнул  Шевчук,  понурившись,  -  противник  наш  многое
предусмотрел. И все же раскрытие инкогнито завода - это его поражение.
Хотя я согласен с вами,  что  Железовский  помешал  нам.  Если  бы  он
удержался от разведки!
    - Не в его характере сдерживать свои желания, -  тихо  проговорила
Боянова. - Его самомнением можно  пробивать  стены.  Итак,  подсчитаем
потери?
    - Лучше  это  сделать  в  управлении.  Что  касается  инцидента  с
участием Шаламова и Железовского,  то  потасовка  была  лихая:  десять
человек - видимо, спецкоманда по поддержанию  режима  секретности,  до
сих пор без сознания, а двое вообще в реанимации. Хотя я до сих пор не
понимаю, как они уцелели. Судя по  изменению  формы  коридора,  в  нем
произошел мощный взрыв.
    - На взрыв это  не  похоже,  -  возразил  Торопов.  -  Приборы  не
зарегистрировали следов энерговыделения, зато обнаружили  существенные
изменения структуры стен коридора.  Если  бы  произошел  взрыв,  людей
размазало бы по стенам, а они живы.
    Боянова вспомнила, какой  вид  имела  часть  коридора,  в  которой
произошла стычка Шаламова и  Железовского  с  группой  задержки:  ведь
коридор был прямоугольным, в этом же месте он  выдулся  несимметричным
пузырем, будто здесь в самом деле произошел мощный взрыв. Никто его не
слышал и не видел, но стены потекли и выгнулись, образовав полость.
    Боянова покачала головой.
    - Мне тоже не все ясно. На чьей стороне  был  Шаламов?  Зачем  ему
понадобилось появляться на заводе? И куда он ушел после драки?
    - По-видимому, Шаламов и Железовский нашли общий  язык,  -  сказал
Шевчук, - иначе никак не объяснишь результат  схватки.  Их  противники
применили  не  только  парализаторы,  но  и  пси-технику  внушения,  и
Железовский не смог справиться с атакой. Куда его уволокли, определить
пока не удалось, ну а Шаламов  захватил  спейсер  и...  -  Заместитель
комиссара сделал движение рукой. - Его найти будет проще,  спейсер  не
иголка.
    - Безумец этот ваш "сын сумерек", - буркнул Торопов, покосился  на
браслет, высветивший время. - По-моему, он не соображает, что  делает.
Как и супермен Железовский, впрочем.
    Боянова оценивающе посмотрел на Торопова, словно  вспомнив  о  его
существовании.
    - К слову, командор,  вы  знаете,  что  нападавшие  были  одеты  в
погранформу?
    Торопов нахмурился, сжал губы в бледную полоску.
    - Это  ничего  не  доказывает.  Ни  один  из  них  не  работает  в
погранслужбе. Пограничники дорожат честью мундира. Если я  вам  больше
не нужен, имею честь откланяться.
    Боянова задумчиво смотрела вслед главному пограничнику.
    - Я,  пожалуй,  тоже  пойду,  -  сказал  Шевчук,  понимая  чувства
женщины. - Закончу кое-какие дела, да и здесь еще есть работа.
    - Иди, - кивнула комиссар. - Не понимаю, мы все время опаздываем.
    - Ты имеешь в виду Шаламова?
    - Как ты думаешь, у нас есть шансы задержать его силой?
    Шевчук покачал головой.
    - Шансы задержать Шаламова силой колеблются  между  невероятным  и
невозможным. Наш неведомый противник уже пытался это сделать дважды. С
Даниилом нужно говорить на его языке, а не  на  языке  силы.  Кажется,
Железовскому это удавалось.
    - Вот и  отыщите  его  с  Рене  и  спросите,  как  он  это  делал.
Остановить Шаламова необходимо, пока он не натворил бед. Зачем он  им,
Алекс?
    - Кто, Шаламов?
    - Железовский. Ведь он уже не опасен для "хирургов",  вернее,  для
тех, кто стоит за их спиной, он сделал свое дело.
    Заместитель комиссара погладил бородку.
    - Значит, он выяснил что-то еще, что должно остаться  тайной.  Где
находится Центр и кто им руководит, например.
    - Если так, то Аристарх... погиб.
    - Вряд ли. Если бы они хотели его убить, нам  достался  бы  только
его труп.
    - Успокоил. -  Боянова  включила  запись  финала  схватки  бывшего
курьера с людьми в форме пограничников, сделанную  одним  из  киберов.
Жуткое бегство Шаламова действовало угнетающе. Однако определить,  кто
и как  вынес  с  поля  боя  Железовского,  видеозапись  не  позволяла.
Помолчав, Власта прочитала четверостишие:

              Какою ты стихией порожден?
              Все по одной отбрасывают тени,
              А за тобою вьется миллион
              Твоих теней, подобий, отражений [В. Шекспир, сонет 53.].

    Шевчук бесшумно вышел, но комиссар  недолго  оставалась  одна  (не
считая молча работавших операторов), в зале один за  другим  появились
Джума Хан, Ромашин и председатель СЭКОНа.
    - Мне сообщили, что служба безопасности снова  попала  впросак,  -
заявил Ландсберг  с  тонкой  усмешкой.  -  Шаламов  ушел,  Железовский
похищен, завод ничего противозаконного не производит. А?
    - Как быстро распространяются слухи, - недобро сощурилась Боянова.
- Такое впечатление, что вы,  Казимир,  узнаете  об  операциях  отдела
намного раньше, чем их планирует  сам  отдел.  Кто  вам  сообщил,  что
Железовский похищен? А тем более о том, что мы интересуемся заводом  и
его продукцией?
    Ландсберг понял, что допустил промах, но не показал виду.
    - У меня свои источники информации, не  криминогенного  характера.
Или вы допускаете,  что  СЭКОН  получает  сведения  от  антисоциальных
элементов?
    В зале повисла хрупкая тишина, которую нарушил Ромашин:
    - Почему бы и нет, Казимир? На месте комиссара я бы тоже удивился.
Завод объявлен зоной ЧП всего полчаса назад, а вы уже тут как тут.
    Краска бросилась в лицо Ландсбергу, глаза его метнули  молнии,  но
тон остался дружеским.
    - Просто я дежурил в центре координации над  "сферой  Сабатини"  и
услышал объявление по "треку". Вот и все загадки  моего  появления.  К
сожалению, вам оправдаться перед ВКС будет  труднее:  служба  упустила
Шаламова и не предотвратила самодеятельность  Железовского.  Комиссар,
неужели и после этого инцидента вы будете утверждать, что  Шаламов  не
представляет большой опасности для людей?
    - Для обычных людей - нет, - негромко сказал Джума Хан. - Для тех,
кто попытается его задержать силой, - да.
    Ландсберг окинул безопасника насмешливым взглядом.
    - Вы  переводчик  мыслей  комиссара,  молодой  человек?  Держитесь
поскромнее, не вам судить о безвредности  действий  псинеура,  да  еще
такого масштаба, как Шаламов.
    - Почему бы и нет? - все так же спокойно произнес Ромашин. - Джума
в свое время лечил Даниила и кое-что смыслит в этом деле. Кстати, наши
мнения совпадают: Шаламова нельзя трогать вообще, разве что попытаться
поговорить с ним, выяснить цель его шатаний по Земле.
    - У меня другое мнение. - Ландсберг  некоторое  время  смотрел  на
молчавшую   женщину   с   неопределенным    сожалением    и    скрытым
превосходством. - Боюсь, ваш "сын сумерек"  преподнесет  еще  не  один
сюрприз... если его не остановить. На Совете я потребую его захвата  с
последующим ограничением свободы. Он опасен. До скорой встречи.
    Председатель СЭКОНа коротко поклонился Бояновой,  небрежно  кивнул
Ромашину и вышел.
    - Жуир, - пробормотал ему вслед Джума Хан.
    - Что вы сказали? - очнулась Боянова.
    - Человек живет в свое удовольствие. Вернее, получает удовольствие
не только от того, что он делает, но и как делает.
    - Да,  -  согласился  Ромашин,  -  я   тоже   почувствовал   нотки
самолюбования, превосходства и...  неискренности.  Казимир  изменился,
раньше я знал его другим.
    - Утоление рангового голода, - сказал Джума, и оба  посмотрели  на
комиссара.
    - У вас есть ко мне вопросы? - спросила Власта.
    - Мы хотим предложить помощь  в  поисках  Железовского,  -  сказал
Ромашин. - Есть кое-какие идеи.
    - Какие?
    - Например, привлечь к поиску вашу сестру, она интрасенс, а  также
других интрасенсов.
    - Хорошо, поехали ко мне.
    Боянова направилась к выходу из  зала,  и  в  это  время  по  сети
"спрута" пришло сообщение о появлении возле "сферы Сабатини" "мыльного
пузыря" с "миллионом глаз" внутри.
    - Богоид! - воскликнул Джума Хан, переглядываясь с Ромашиным.
    - Что? - оглянулась Боянова.
    - Где появляется богоид - "тысячеглазый" орилоунский  автомат  или
кто он там на самом деле, - почти всегда рядом Шаламов.
    Джума хотел что-то добавить, но в  этот  момент  пришло  еще  одно
сообщение по "треку": в доме,  в  котором  жил  Аристарх  Железовский,
произошел странный взрыв, разрушивший  дом  и  необыкновенным  образом
изменивший весь квартал  города.  При  этом  свидетели  перед  взрывом
видели тот же необычный объект с "миллионом глаз".
    - По их заверениям, объект будто  бы  соткал  вокруг  дома  черную
паутину, а уж потом дом взорвался, - добавил дежурный. - Что интересно
- жертв среди населения квартала нет.
    - А Шаламова там не видели? - спросила Боянова.
    - Следственная обойма еще работает, сведений нет.
    - Кокон входа, - медленно проговорил  Ромашин.  -  У  Аристарха  в
квартире был кокон входа в трансфер.
    Джума побледнел.
    - Ты думаешь, он... свернулся?
    - Похоже.
    - Как же теперь Мальгину удастся выйти на Землю?
    Боянова, наклонив голову, думала о своем, потом решительно шагнула
в коридор.  Джума  и  Ромашин,  переглянувшись,  последовали  за  ней,
услышав по  своим  рациям  знакомый,  звенящий,  заставляющий  сильнее
биться сердце сигнал тревоги.

                             ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

                                КОЛДУН

                               Глава 1

    Любое движение  в  этом  желто-зеленом  желейном  мире  отзывалось
перестройкой  прозрачных,  пересекающихся,  изломанных,  отсвечивающих
кое-где зеркалами слоев  воздуха,  больше  похожих  на  зыбкие  пласты
липкого, рыхлого, вздрагивающего желатина. Пейзаж менялся не только от
движения рук  и  ног,  но  даже  от  дыхания  или  взмахов  ресниц,  и
привыкнуть к этому было непросто. Единственное, что  здесь  оставалось
незыблемым,  -  скелет  орилоуна,   в   котором   машина   "струнного"
перемещения все еще работала.
    Мальгин обошел  орилоуна  кругом,  с  любопытством  вглядываясь  в
колеблющиеся картины  многократных  отражений  и  преломлений  здешних
красот друг в друге, и вернулся в приемную камеру  орилоуна,  умершего
по крайней  мере  десяток  миллионов  лет  назад.  Цвета  под  куполом
преобладали коричневые, черные  и  серые,  и  лишь  мембрана  перехода
выделялась в полутьме нежным льдистым  свечением,  напоминая  ледок  в
зимней проруби. Мальгин выбрал  уютную  ложбинку  в  складках  пола  и
прилег. Физически он не устал, тело могло выдержать недельный бег  или
тяжелый труд, но душа просила не отдыха - расслабления.
    Привычно    проверив    работу    систем    организма:    нервной,
скелетно-мышечной,  эндокринной,  сердечно-сосудистой,  а  главное   -
экстрарезервной, связанной с "темным знанием", которую  он  сумел-таки
подчинить себе, - Мальгин приказал Харитону следить за  обстановкой  и
погрузил  себя  в  "сон  второй  степени".  В  этом  состоянии   разум
повиновался  причудливым   извивам   памяти   и   фантазии,   соединяя
несоединимое наяву, и перед глазами хирурга проплывали картины  встреч
с Купавой, Карой, отцом, друзьями... и недругами. Особое место в  снах
занимала дочь, Дарья, по которой Мальгин успел соскучиться больше, чем
по кому бы то ни было.
    Иногда  в  сны  вмешивалась  многоуровневая  структура   мышления,
активируемая памятью "черного человека", и тогда картины вообще теряли
связь с реальностью, уходя в область фантасмагорий, чужих  чувственных
и семантических пространств.  Мальгин  не  боялся  этих  погружений  в
инобытие, именно благодаря им он понял эволюцию "черных людей", открыл
их слабые и сильные стороны. Однако главным своим приобретением считал
способность  уходить  в  выдуманный,  иллюзорный  мир  без  применения
наркосредств и возвращаться обратно.
    Мистический далекий зов,  приписываемый  Климом  родственной  душе
кого-то из интрасенсов, во время путешествия по  системе  орилоунского
метро притих, но тень его витала где-то рядом, эфемерная,  как  улыбка
привидения. Зовущий остался на Земле, это было ясно,  и  мощности  его
пси-голоса не хватало донести зов  до  Мальгина,  хотя  хирург  иногда
"хватал" след голоса, и сердце отзывалось замиранием.
    Он путешествовал по вселенной уже две недели, бродил по ландшафтам
полусотни миров, похожих и не похожих на Землю,  купался  в  озерах  и
морях чужих планет, пережил множество приключений  и  массу  необычных
ощущений, но интерес к странствиям не угасал, хотя сейчас Мальгин  мог
бы признаться: жажда новых открытий осталась неутоленной, но  не  было
музыки в душе, не было удовлетворения. Шаламова он так и не  встретил,
хотя и чувствовал иногда следы его присутствия, и все  сильнее  тянуло
на Землю. Хотелось разрубить наконец этот гордиев узел, связавший его,
Карой, Купаву и Шаламова. Разум жаждал определенности, требовал  найти
выход из положения, и сердце вторило ему, прогоняя сквозь все тело  по
венам и артериям не кровь - свинцовые струи тоски...
    На фоне танцующих языков  огня  возникло  бледное  печальное  лицо
Карой.
    - Привет, мастер.
    - Привет, - отозвался Клим, забавляясь. Говорил он сам с собой, но
в этом состоянии давало знать  расщепление  "я"  на  доброго  и  злого
Мальгина, на светлого и черного, эгоиста и  рыцаря,  и  эффекты  порой
удивляли своей неожиданностью.
    - Знаешь, почему Купава ушла от тебя?
    - Если бы знал, уже вернул бы.
    - Знаешь,  но  не  хочешь  сознаться.  Потому  что  ты  не  владел
искусством нежности. И не владеешь до сих пор. Что молчишь?
    - Думаю.
    - Ну думай, тебе это полезно.
    Рядом с  фигурой  Карой  вылепилась  такая  же  прозрачная  фигура
Купавы, обе женщины вошли одна в  другую,  но  не  слились,  продолжая
по-разному  излучать   печаль   и   очарование,   образовали   сложный
человеческий кристалл, живущий по законам геометрии горя и боли...
    Усилием воли Мальгин изгнал обеих из сновидения,  и  перед  взором
вереницей потянулись картины жизни иных миров, где он успел побывать.
    Сеть орилоунского метро охватывала не только  Галактику  или  даже
местное скопление галактик, но  и  множество  Метавселенных,  то  есть
метагалактических  доменов,  в  одном  из  которых  родилась  когда-то
крохотная пылинка Земля. Кроме того, у  Мальгина  крепла  уверенность,
что "суперструны" сети тянутся  и  к  другим  вселенным  сквозь  вечно
кипящий вакуум Большой Вселенной. Проверку этого предположения Мальгин
оставил на потом, желая иметь рядом кого-нибудь из друзей, чтобы  было
с кем делиться впечатлениями. Он говорил сам себе "друзей", но думал о
Купаве... или иногда о Карой.
    Большинство расселенных по космосу орилоунов давно уже  умерло  от
старости,  хотя  механизмы   создания   "струн"   в   них   продолжали
функционировать - они не были вечными, но  работать  могли  еще  очень
долго, тысячи лет.
    Первый шаг Мальгина из трансфера в один из  каналов  сети  перенес
его в систему самой яркой звезды Галактики  -  эты  Киля,  температура
поверхности которой достигала тридцати  тысяч  градусов.  Орилоун  был
здесь установлен на астероиде,  и  ничто  не  мешало  путешественникам
любоваться на колоссальное чужое солнце с  длинными  голубыми  космами
протуберанцев. Правда, без скафандра выйти  на  поверхность  астероида
Мальгин не решился, хотя и мог обходиться без воздуха долгое время.
    Вообще путешествовать по орилоунскому метро мог далеко  не  каждый
желающий,  многие  выходы  были  смертельно  опасны  для   нормального
человека, а тем более  путешествующего  без  скафандров  или  защитных
костюмов, и лишь возможности  интрасенса,  помноженные  на  маатанские
знания, позволяли Мальгину  не  бояться  сюрпризов.  А  их  появлялось
немало: то огромная сила тяжести, доходящая до пятидесяти "же",  -  на
мертвых звездах, входящих в галактическое гало, то смертельно ядовитая
для всего живого (органики) атмосфера, то  громадные  температуры,  то
холод межзвездной пустоты. Но самыми неприятными и опасными сюрпризами
сопровождались  выходы  в  тех  областях  домена,  где  формы  материи
обладали свойствами или более простыми, или более сложными, чем  масса
и энергия. Пространства этих миров описать  человеческим  языком  было
невозможно, они влияли непосредственно  на  мозг  человека,  а  не  на
органы зрения, слуха и  осязания,  и  в  них  было  невероятно  трудно
сориентироваться, чтобы не потерять из виду орилоуна и не раствориться
в невообразимо сложной фантасмагории иллюзорных картин, воспринимаемых
тем не менее как абсолютно реальные. В одном из  таких  миров  Мальгин
едва не погиб: энергия уходила из тела быстрее,  чем  ее  генерировали
сердце и селезенка, - и  когда  ему  удалось  добраться  до  орилоуна,
оказалось, что он похудел  на  двадцать  два  килограмма!  Плюс  треть
запаса нервной массы. Советчик Харитон, персональный комп, не выдержал
сложных наводок, и теперь Мальгин странствовал один.
    На третий день похода  он  попал  на  планету,  спутником  которой
служил... гигантский человеческий череп! Клим долго  не  мог  поверить
глазам, тряс головой и жмурился, однако ночью, когда "череп"  размером
с земную Луну начинал светиться отраженным  светом,  эффект  настолько
потрясал, что не верить ощущениям казалось  кощунством.  Скорее  всего
форма  спутника  этой  планеты,  почти  лишенной  атмосферы,   рисунок
кратеров, долин и горных массивов были  просто  космическим  курьезом,
иронией природы, относившейся к  человеку  без  особого  восторга,  во
всяком случае, не как к своему венцу, и все  же  сходство  гигантского
куска камня с человеческим черепом поражало воображение.
    Следующий объект, где  сидел  орилоун,  был  не  менее  интересен:
ажурная коралловая глыба диаметром с планету типа Урана  или  Нептуна,
состоящая с виду из мириад скелетов умерших полипов, однако  на  самом
деле каждый "полип" представлял собой  космический  корабль  наподобие
маатанских проникателей, в  которых  когда-то  путешествовали  "черные
люди". Видимо, когда-то существовал некий  суперзавод  по  выращиванию
космолетов, которые использовались по мере созревания, но потом что-то
произошло, и хозяева  завода  перестали  забирать  готовые  машины.  В
результате процесс стал  неуправляем,  корабли  достигали  зрелости  и
умирали, а на них наслаивались следующие, и длилось  это  много  тысяч
лет...  Изредка   какой-то   из   "юных"   космолетов   отрывался   от
родительского дома и уходил в космос, чтобы превратиться в  блуждающую
каменно-металлическую гору странных очертаний и навсегда затеряться во
тьме. Мальгин,  побродив  по  лабиринтам  "коралла",  стал  свидетелем
одного такого старта  и  пожалел  полуживой  механизм,  обреченный  на
медленное бесцельное угасание. Строили  завод  негуманоиды,  существа,
отличные от всех тех, с кем сталкивался человек в космосе,  но  агония
творения их "рук" затрагивала душу с такой же силой, как если бы завод
строили люди.
    Встречались уж и вовсе экзотические объекты и  миры,  где  Мальгин
просто не мог  выйти  из  метро,  потому  что  для  этого  требовалось
преобразовывать не только тело, но и  физическую  сущность  процессов.
Такими были выходы в  плоский  двумерный  мир  и  даже  в  многомерные
пространства,   а   однажды   встретилась   вселенная,    теоретически
предсказанная  сотни  лет   назад   учеными-астрофизиками   Хойлом   и
Нарликаром: эволюция этой странной вселенной происходила не по  модели
расширения - в ней сжимались атомы, создавая иллюзию расширения  самой
Вселенной!
    Побывал Мальгин и на планете, состоящей из половинок  двух  разных
планет: одна была - сплошной океан с  редкими  архипелагами  островов,
другая - оранжево-красная пустыня  с  еще  более  редкими  озерцами  и
болотами.  Как  удалось  соединить  их,  каким   ухищрением   техники,
дознаться было не у кого,  но  "двойная"  планета  исправно  кружилась
вокруг старого красного солнца, показывая ему то океан,  то  сушу.  По
экватору ее  охватывала  стокилометровая  полоса  голубого  тумана,  в
котором,  очевидно,  и  прятались  устройства,  соединяющие  половинки
планет. Орилоун, к которому обратился хирург, был еще жив и на  вопрос
Клима ответил, что соединены не половинки,  а  целые  планеты,  и  что
туманный обруч по экватору вовсе не туман, а Кольцо Вершителя,  однако
принципа работы Кольца орилоун  не  знал.  Видимо,  Вершители  создали
нечто вроде мембраны на срезе "сверхструны" - именно  так  работала  и
"серая дыра", которую открыл в свое время Шаламов.
    Мысли  повернули  в  иное  русло,   имя   Шаламова   повело   свою
ассоциативную цепь, снова всплыли в памяти образы  дорогих  и  близких
людей. Мальгин вздрогнул, очнулся, обвел взглядом темный купол  утробы
орилоуна, стены которого от старости серебрились инеем. Ни  один  звук
не долетал сюда снаружи, темнота  и  неподвижность  орилоуна  навевали
уныние, едва заметно  светился  "ледок"  мембраны  в  глубине  колодца
метро.

              Здесь дверь из серебра, из сна, из страсти.
              Войди, мечтатель, дверь открыта настежь [Р. Дарио.].

    Строки возникли не в голове Мальгина,  а  как  бы  перед  глазами,
постояли, мигнули и расплылись огненными струйками.  И  Клим  внезапно
осознал, что в гроте орилоуна он не один.
    Темная  фигура,  замершая  в   нише   у   дальней   стены   грота,
шевельнулась, встала на ноги. Человек?! Мальгин не боялся  встреч,  ни
жданных, ни неожиданных, и все же вздох облегчения невольно сорвался с
его губ. Он мог поклясться, что, когда он вошел,  в  гроте  никого  не
было, войти  незаметно  незнакомец  не  мог  -  у  Мальгина  развилось
сторожкое чувство, но факт  оставался  фактом:  он  проспал  появление
гостя.
    Незнакомец тихо рассмеялся, откинул капюшон не  то  плаща,  не  то
сутаны,  и  взору  хирурга  предстало  морщинистое  лицо  седоголового
мужчины  с  умным  проницательным  взглядом   и   добродушно-ироничной
складкой губ. Правда, Мальгину показалось, будто  лицо  гостя,  прежде
чем   застыть,   сформироваться,   претерпело   несколько   мгновенных
изменений, и  что  сразу  после  того,  как  упал  капюшон,  лицо  его
перестало быть лицом человека.
    - О да, - сказал незнакомец тихим, но звучным голосом,  в  котором
проскальзывали вкрадчивые нотки. - Конечно же,  я  не  человек,  да  и
вообще не гуманоид. Но странник, как и вы.  Я  наблюдаю  за  вами  уже
сутки. Нравится путешествовать? Или у вас другая цель?
    Мальгин радушно кивнул на складку пола.
    - Присядем. Меня зовут Клим Мальгин, а вас?
    Незнакомец сел рядом, вполоборота, хотя под плащом не было  видно,
есть ли у него  ноги,  руки  и  седалище.  Инфразрение  и  пси-видение
Мальгину не помогли,  впечатление  было  такое,  будто  фиолетовый,  с
искрой, плащ непроницаем ни для одного вида энергий. Мало  того,  Клим
не мог пробиться и в пси-сферу пришельца,  не  видел  его  пси-ауры  -
перед глазами стоял ровный серый фон и лишь изредка  сквозь  этот  фон
всплывал прозрачный призрак странной  фигуры,  напоминающей  загадочно
улыбающегося Будду.
    - Мое имя - стершийся иероглиф. - Седой - старцем его назвать было
трудно, несмотря на морщины и  седину,  -  улыбнулся.  -  Зовите  меня
Странником,  Скитальцем  или  Паломником,  это  будет  соответствовать
истине, ибо путешествую я много-много лет. Странствие затягивает,  его
пьешь, как воду в пустыне, но утолить жажду не можешь.
    - Легче подавить первое желание, чем утолить все, что  следует  за
ним.
    - Отменно сказано! Ваше наблюдение?
    - Нет, древнего  земного  мудреца  [Б.  Франклин.].  Что  касается
странствий - у меня есть цель. - Мальгин поколебался и  вдруг  выложил
чужаку всю историю с Шаламовым. - Поэтому я здесь, -  закончил  он.  -
Хотя странствие действительно  затягивает  и,  боюсь,  может  в  конце
концов стать целью.
    Скиталец-Паломник слушал внимательно,  кивая  изредка,  совершенно
как человек, и был он мудр и терпелив.
    - Еще раз повторюсь - я не человек, - изрек он наконец, - но  ваша
история мне созвучна, в ней есть искание чего-то бесконечно духовного,
не поддающегося определению... как слеза на ресницах ребенка. Если  бы
еще можно было на этом пути избежать ошибок...
    - Возможность ошибки не избавляет нас от необходимости попытки,  -
пробормотал Мальгин, порыв которого иссяк.
    Паломник кивнул, глаза его остро блеснули.
    - Прошедшее - самый надежный вид бытия, особенно для тех, кто ищет
постоянно. Вы не торопитесь? Дайте руку.
    Мальгин поднял бровь, поколебался немного и протянул  левую  руку.
Ладони у него были не очень широкие, но жилистые, с длинными  пальцами
- ладони энергичного человека, не поддающегося  чужому  влиянию.  Рука
Паломника на вид была вполне человеческой, сухой  и  теплой,  но  руку
Мальгина пронизало ощущение легкого электрического укола.
    - Да, вы знаете, почем фунт лиха, - сказал  Паломник,  внимательно
разглядывая ладонь хирурга, - но впереди у вас еще немалые испытания.
    - Я готов к ним.
    - Верю. У вас огромные запасы пси-энергии, вы даже сами не  знаете
какие! Вы маг, мастер, пси-маг или колдун, если хотите. В вашем  мире,
где  случайность  и   неопределенность   являются   его   объективными
характеристиками, такие способности реализуются редко.
    Мальгин отнял руку, подумал.
    - А  разве  есть  миры,  где  случайность  и  неопределенность  не
являются их характеристиками?
    - Есть, - улыбнулся Паломник, - да хотя  бы  система  орилоунского
метро, как вы ее называете. Она абсолютно недетерминирована,  намертво
впаяна в систему метавселенных,  как...  кровеносная  система  в  тело
человека.  Именно  поэтому   собственно   механизмы   "суперструнного"
перемещения продолжают работать даже  в  мертвых  орилоунах.  Примеров
много, но я вижу, вы думаете о другом. Не хотите  выпить  со  мной  за
встречу и перекусить?
    Мальгин недоверчиво посмотрел на Странника, но не  увидел  и  тени
насмешки. Сказал серьезно:
    - К  сожалению,  я   ничего   с   собой   не   взял.   Вы   первый
негуманоид-неземлянин, который предлагает мне выпить.
    - Но, может быть, не  последний,  -  засмеялся  Паломник,  отлично
поняв намек Мальгина. - Я, как и  вы,  в  путешествии  питаюсь  чистой
энергией, но кое-что у меня с собой имеется.
    Он вытащил откуда-то из складок плаща небольшую плоскую коробку  с
белой полоской на торце, погладил пальцем полосу и поставил коробку  у
ног. В ней что-то звонко  щелкнуло,  и  с  волной  теплого  ветра  она
увеличилась  в  размерах  вдвое,  затем  еще  и  еще  раз,   пока   не
превратилась  в  объемистый  баул,  на  крышке   которого   загорелось
созвездие пульсирующих цветных огней.
    - Субмолекулярное сжатие, - пояснил Паломник. - Это мой НЗ. У  вас
на Земле, по-моему, тоже освоили подобные технологии.
    Огоньки  начали  вспыхивать  один  за  другим,  и   крышка   баула
превратилась в соты. В углублениях появились какие-то предметы  разных
форм и цвета, среди которых Мальгин с удивлением увидел бутылку вина с
этикеткой "Мускат  белый  Красного  камня".  Не  обращая  внимания  на
изумление собеседника. Паломник ловко откупорил бутылку, разлил вино в
прозрачно-красные резные бокалы, появившиеся  неведомо  откуда,  подал
один хирургу, поднял свой.
    - За знакомство?
    - За встречу, - хрипло ответил Мальгин.
    Вино было вкусное, легкое, ароматное и,  казалось,  хранило  тепло
земного Крыма.
    Паломник вытащил из своего волшебного чемодана  зеленый  с  тонким
белым рисунком плод в форме трехлучевой звезды.
    - Это фатум, плод дерева Судьбы. Не боитесь попробовать?
    Мальгин  принял  тяжелый  бархатистый  фрукт,  и  в  голове  вдруг
сложился образ: лицо женщины с загадочной улыбкой Джоконды,  неуловимо
схожее с лицом Купавы, а также с лицами Карой и мамы. Рука дрогнула.
    Паломник снова засмеялся характерным горловым смехом.
    - Ешьте спокойно, прямо с кожицей, это земной банан, но выращенный
на другой планете. Биологически активен,  способствует  гармоническому
распределению энергий инь  и  ян,  а  для  вас  вообще  незаменим  как
стимулятор магических сил.
    Мальгин улыбнулся в ответ,  надкусил  плод,  пожевал  -  вкус  был
специфический: земляника, дыня, гранат, яблоко и сотня других вкусовых
оттенков  -  и  проглотил.  Впечатление  создалось  такое,   что   ему
одновременно выстрелили в пищевод  и  ударили  по  затылку.  В  глазах
потемнело,  сок  фатума  действовал  мгновенно,  однако  отрицательные
ощущения быстро ушли, и Мальгин почувствовал действие плода.
    Пронзительная ясность в голове.
    Кипение энергии в центральных органах тела.
    Сила, бегущая по жилам.
    Внезапное открытие того, что его внутренняя энергия является  лишь
одним из видов великого океана энергии, заполняющей Вселенную, и  что,
сосредоточившись,  можно  брать  любое  количество  энергии  из  этого
мирового запаса на собственные нужды.
    Мальгин двинул рукой, с пальца сорвалась зелено-голубая молния и с
треском  вонзилась  в  стену  грота.  На  лице  Паломника   проступило
удовлетворение.
    - Слава Богу, канал открылся!
    - Какой... канал? - выдохнул Мальгин, переводя дух.
    - Дзэн - если следовать терминологии земных оккультных знаний.  От
дхияны  к  дхаране  и  протьяхаре  [Дхияна  -  созерцание,  дхарана  -
сосредоточение, протьяхара - освобождение ума от влияния чувств, отход
от  чувственного  восприятия  (приемы  йоги).],  к  дзэн-просветлению,
высшей степени сознания. Просыпайся, колдун, пора.
    Мальгин посмотрел на Паломника и ясно увидел целую дюжину жемчужно
переливающихся призраков, вложенных в фигуру  улыбающегося  Будды.  Ни
один из них не походил на человека: лемур,  черепаха,  свернувшаяся  в
спираль змея, барс, летучая мышь, а может быть,  птеродактиль,  вообще
не похожие ни на что твари и  даже  какое-то  дерево...  Цепь  предков
этого существа, отраженная в психике. Правда,  -  похожими  на  земные
образы  их  делало  сознание   Мальгина,   улавливающее   приближенное
сходство.
    Паломник кивнул, свободно читая мысли Клима.
    - О, конечно. Только не испытывай на мне самадхи, я сам  расскажу,
что тебя интересует. Что касается дерева в цепи моих прародителей,  то
человек тоже является и животным, и растением, проходя  те  же  стадии
эволюции: преджизнь - наджизнь - сверхжизнь. - Гость улыбнулся.  -  Не
обижайся, но человечество пока находится на первом этапе  этого  пути,
хотя отдельные индивидуумы  обладали  возможностями  второго  в  любые
времена.
    - Интрасенсы?
    - А раньше - экстрасенсы, еще раньше - целители, знахари, ворожеи,
шаманы, колдуны, маги. Вообще человек для меня загадка  номер  два:  в
нем заложено все, что было, есть и будет во  Вселенной,  но  потенциал
этот почему-то не реализуется. Почему? А ведь вы,  люди,  чуть  ли  не
единственные существа в данной  Метавселенной,  способные  накапливать
историческую память и духовную  энергию  ушедших  поколений  -  основу
основ всемогущества.
    Мальгин помолчал, вдумываясь в сказанное. Так же  свободно  читать
мысли собеседника, как тот -  его,  он  еще  не  мог,  к  тому  же  не
проходило ощущение, что разговаривает он сам с собой.
    - Если продолжить сравнения, то вы - представитель сверхжизни?
    Бархатистый смешок.
    - О нет, не удостоен, хотя могу многое. Вот Вершители -  те  очень
близки ко всемогуществу.
    - Как они выглядят?
    Паломник покачал головой, допил вино и сложил-трансформировал свой
походный баул в небольшую коробочку.
    - Не знаю. Как может выглядеть бог того,  чего  не  может  быть  в
принципе?
    - Что вы имеете в виду?
    - Всемогуществом не может обладать никто - это универсальный закон
Большой Вселенной, и тем не менее  Вершители  всемогущи  в  каждом  из
метагалактических  доменов.  Почему  же  они  не  всемогущи  в  целом?
Парадокс, который я не смог решить до сих пор. Итак, мой друг, позволь
мне дать один совет: возвращайся, Шаламов на Земле и никогда больше не
сможет войти в орилоунское метро, да и  тебе  это  будет  удаваться  с
трудом. Возвращайся, поможешь коллегам избежать  многих  бед.  Правда,
Шаламов подстрахован, но и твоя помощь понадобится.
    - Кем он подстрахован?
    - Вершители  создали  свою  систему  безопасности,   следящую   за
объектами, которые владеют опасным знанием и  могут  обратить  его  во
вред разуму. Один из их превент-наблюдателей сейчас на Земле.
    - "Тысячеглазый"?
    Паломник внимательно посмотрел на хирурга.
    - Вероятно, это образ, созданный вашим  воображением,  наблюдатели
выглядят иначе. Но это он, богоид, по терминологии Шаламова.
    Мальгин   покачал    головой,    вспоминая    моменты    появления
"тысячеглазого" орилоунского призрака на  Земле.  Все  стало  на  свои
места, получили объяснения и  действия  "глазастого",  и  его  тяга  к
Маату, Орилоуху и к Шаламову.
    - Вы встречались с ним?
    - Я встречался со многими землянами, в том числе и с Шаламовым,  и
Лондоном. Кстати, Майкл  просил  передать  вам  вот  это.  -  Паломник
вытащил из-под плаща нечто напоминающее  свернутый  в  трубку  плакат,
взмахнул им, и трубочка действительно развернулась в  плоский  лист  с
изумительно  ярким  изображением  кусочка   чужой   планеты:   водопад
искрящейся желтизной воды с сияющей зеленой пеной, густо-синее небо  с
прожилками бело-голубых облаков, лес из растений, напоминающих  березу
и пальму, и развалины какого-то древнего строения, не то замка, не  то
крепости. Паломник что-то сделал, и картина обрела глубину, объем и...
жизнь! Повисла в воздухе, словно окно в неведомый мир.
    Мальгин вопросительно глянул на собеседника.
    - Динго?
    - Проще... и сложней. Сами разберетесь. - Паломник свернул картину
в рулон, и Клим спрятал ее в  карман.  -  Учтите,  такие  картины  уже
появились и на Земле, найдите и обезвредьте их, иначе случится беда. Я
вижу, вам хочется задать мне пару вопросов.  Время  у  меня  есть,  но
давайте-ка  перенесемся  куда-нибудь  в   более   уютное   место.   Не
возражаете?
    Паломник первым  шагнул  в  "прорубь"  мембраны,  Мальгину  ничего
другого  не  оставалось,  как  последовать  за   ним.   Внезапно   ему
показалось, что кто-то глянул ему в спину с тяжелой угрозой,  хотя  он
точно знал, что на сотни километров вокруг нет ни одной живой души.

                               Глава 2

    Вышли они на одной из планет Сферы Дайрона,  Мальгин  сразу  узнал
этот интересный объект, поражающий воображение масштабом строительства
древних разумных существ, хозяев Сферы.
    Представьте себе зернышко риса в центре надутого воздушного шарика
и увеличьте его в триллион раз -  зернышко  превратится  в  звезду,  а
оболочка шарика - в сферу диаметром  в  триста  миллионов  километров,
состоящую из мириад  "песчинок"-астероидов  размером  в  пятьдесят-сто
километров. Астероиды эти ничем видимым не  соединяются,  но  держатся
каждый на своем месте, как биллиардный  шар  в  лузе,  касаясь  боками
шести соседних глыб.
    С ночной поверхности планет Сферы - а их было три, вращавшихся  по
одной орбите, - оболочка кажется состоящей из светящейся рыбьей икры и
создает  эффект   потрясающей   светлой   глубины   с   перламутровыми
переливами. Смотреть на это небо можно не отрываясь и час и два.
    - Красивое зрелище, - с неожиданной грустью сказал сзади Паломник.
-  Скоро  оно  станет  недоступно  путешественникам,   орилоун   здесь
настолько дряхл, что вот-вот захлопнется.
    Мальгин перевел взгляд с неба на недалекие  черные  "развалины"  -
таким издали казался вудволловый лес, названный так из-за сходства  со
стенами  разрушенных  и  сгоревших  земных  зданий.  Состоял   он   из
теплокровных  растений,  то  есть   полурастений-полуживотных,   форма
которых являлась одной из чудес света. Затем внимание приковал  океан,
днем  желто-янтарный,  с  искрящейся  снежно-белой  пеной,   а   ночью
темно-коричневый, как смола, с янтарными искрами в глубине.
    Дышалось здесь легко, атмосфера всех трех планет Сферы Дайсона  на
семьдесят процентов состояла из кислорода и на тридцать из азота, хотя
изотопов эти газы содержали больше, чем земная атмосфера.  Температура
воздуха держалась ночью почти такая же, как и днем - около  семнадцати
градусов тепла.
    - Посидим перед дорогой, - предложил Паломник.
    Уселись на камень возле теплой стены ближайшего вудволла.
    - Меня действительно многое интересует, - признался Мальгин. -  От
проблем общеглобальных вроде смысла  бытия  до  совсем  простых  вроде
моего личного счастья.
    - Вряд ли я смогу  ответить  на  все  ваши  вопросы,  -  улыбнулся
Паломник.  -  Вы,  люди,  очень  редкий  тип  существ,  которым   дано
обнаружить  проблематичность  своего  существования  и   ощутить   всю
неоднозначность бытия. Поэтому истина для вас многолика. Если я сообщу
вам сейчас, каков был замысел  вселенной,  Большой  Вселенной,  вы  не
поверите. Честно говоря, я иногда тоже  готов  принять  постулат,  что
смысл Вселенной - за пределами  постижимого.  Во  всяком  случае,  для
существ, бытие которых конечно. Рассуждать на эту тему можно долго, но
вопрос: может ли  ветвь  постичь  смысл  всего  дерева?  -  заставляет
думать, а не спорить. Понимаете?
    - Не могут понять жизнь в этом мире те, кто никогда не жил в  нем,
- пробормотал Мальгин.
    - Очень точная формулировка! - Паломник был явно восхищен. - Ваша?
    - Нет [Дж. М. Джилберт.]. Но принадлежит  всему  человечеству  как
наследство.
    - И все же я не ошибся в вас. Когда-нибудь мы встретимся в  другой
обстановке и побеседуем более глубоко.
    - Тогда позвольте задать вопросы попроще.  В  Галактике  еще  есть
"серые дыры" или та, что открыл Шаламов, была единственной?
    - К сожалению, она была  единственной  на  все  местное  скопление
галактик и связывала вашу Метавселенную с той, где родились Вершители.
    - Почему  захлопнулись  орилоуны  на  Земле,  Маате  и  на   самом
Орилоухе?
    - От старости, мой друг, от старости. Эта ветвь-метро, соединяющая
Галактику с другими, одна из  самых  древних,  а  ничто  не  вечно  во
Вселенной, кроме нее самой.
    - Почему орилоуны так сложны? Ведь  машины  "суперструнной"  связи
могут быть гораздо проще, как наши, например.
    - Во-первых, выращивались они для других целей, вернее, не  только
и  не  столько  для  создания  сети  мгновенной   транспортировки,   а
во-вторых, они должны были выжить в любых условиях,  в  том  числе  во
вселенных с совершенно разными наборами констант и физических законов.
Ваша Метавселенная рождалась в процессе хаотической инфляции и состоит
из изолированных областей, доменов, с разными  комплексами  физических
свойств...
    - Вследствие множества фазовых  переходов,  -  вставил  Мальгин  с
невинным простодушием.
    - М-да, -  сказал  Паломник,  помолчав  немного.  -  Лекция  была,
пожалуй, лишней.
    - Нет-нет, - возразил хирург, - просто  я  это  уже  постиг:  наша
Метавселенная напоминает мыльную пену, и мы, люди, живем  в  одном  из
"пузырьков", который представляет  собой  метагалактический  домен.  Я
полагаю, сеть орилоунского метро соединяет его и с другими доменами, и
с другими метавселенными. Кое-какие из них я уже посетил.
    - "Суперструны" могут  соединять  только  топологически  связанные
метавселенные. - Паломник снова опечалился. - Но выхода во  вселенную,
откуда пришли Вершители, я не нашел до  сих  пор.  Шаламовская  "серая
дыра" была последним каналом связи с ней.
    - Значит, поиск выхода и есть ваша истинная цель?
    Паломник покачал головой, потом еще  раз,  словно  говорил  сам  с
собой.
    - Одна из целей. Кроме того, я исследую ветвление  вселенных,  ищу
подтверждение  закона  бесконечной  неповторимости,  решаю   множество
других проблем... перечисление которых не имеет смысла.
    Теперь покачал головой Мальгин, но возражать не стал.
    - Простите, вы говорили о законе бесконечной...
    - Неповторимости. Звучит он так: могут ли миры, имеющие  абсолютно
идентичные  начальные  условия,  развиваться  так   же   идентично   с
абсолютной нерасходимостью?
    - И что же?
    - Пока что нарушений закона я не обнаружил. Небольшая иллюстрация:
в Большой Вселенной существует очень много Солнечных систем и  Земель,
но ни одна из них не повторяет другую. Вы можете найти, скажем, Землю,
где нет вас,  но  есть  ваши  Друзья,  Купава  или  есть  вы,  но  нет
Шаламова...
    Мальгину показалось, что он потерял  сознание  -  такая  наступила
тишина. В себя  он  пришел  не  сразу  -  когда  мозг  проанализировал
сказанное и в груди зажегся огонь желания.
    - Соблазн жесток, - тихо проговорил  Паломник,  глядя  на  хирурга
оценивающе и с сожалением. - В свое время я тоже решал эту проблему, и
цена решения высока.
    - Жизнь? Смерть?
    - Я ведь живу. Да и что такое смерть? Лишь этап в цепи бесконечных
видоизменений живого. Нет, цена решения - вечный поиск гармонии  души,
и я - в начале пути.
    - Как медленно я путь свершаю свой  [В.  Шекспир,  сонет  50.],  -
проговорил медленно  Клим,  думая  в  данный  момент  о  Купаве.  И  о
Шаламове. И о себе.
    Паломник смотрел на него с мудрым сочувствием, зная судьбу хирурга
лучше, чем он сам.
    - До  свидания,  колдун.  Будь  счастлив,  насколько  это   вообще
возможно, и помни: дорога перед тобою свободна только на полет копья.
    - И куда же вы теперь?
    - А куда глаза глядят. - Паломник тонко улыбнулся. - Помните?
    Везде проложены дороги. Поодиночке и в толпе Идем, куда несут  нас
ноги, Но повинуемся толпе.
    Мальгин  вздрогнул.  Четверостишие  было  произнесено   в   манере
Лондона, обмолвившегося как-то, что он любит  древних  поэтов,  в  том
числе и Германа Мелвилла.
    - Майкл? - прошептал хирург. - Вы Майкл Лондон?!
    - О нет, -  рассмеялся  Паломник.  -  Но  я  встречался  с  ним  и
позаимствовал многое из того, что и кто он есть. Я вообще вмещаю много
других "я", людей, нелюдей, негуманоидов. Если захотите когда-нибудь -
присоединяйтесь. До встречи.
    Паломник исчез. Вот он только  что  сидел  рядом,  живой,  теплый,
излучающий расположение и  доброжелательность,  и  вот  его  уже  нет,
словно выключил видео. Мальгин не стал оглядываться, зная,  что  гость
уже далеко отсюда, в другом мире. Обладая могуществом, несоизмеримым с
человеческим, он был более человечен, чем многие соплеменники хирурга,
и в  то  же  время  соединял  в  себе  черты  Бога  и  дьявола,  вечно
искушавшего слабый род человеческий. Кто же он на самом деле? И  зачем
распял душу над костром сомнений, в пламени которого расплавил  слова:
"Есть ли во Вселенной Земля, где нет Шаламова"?..
    Какое-то неясное предчувствие,  тень  тревоги  заставило  Мальгина
отвлечься от невеселых дум и переживаний. Он  внимательно  осмотрелся,
надеясь  увидеть  того,  кто  посмотрел   на   него   "сквозь   прищур
нечеловеческого взгляда", но мир Дайсона был дремотно спокоен,  тих  и
почти мертв, если не считать "живых"" развалин  вудволлового  леса.  И
все же что-то изменилось в нем, появилось нечто чужеродное,  связанное
с глыбистым строением скелета орилоуна.
    - Футур-память, - шепнуло одно из многих "я" Мальгина,  отвечавшее
за его рассудок. - Еще ничего не произошло, но вот-вот произойдет.
    Клим   сосредоточился,   активируя   все   свои   человеческие   и
интрасенсорные органы чувств,  пока  не  достиг  состояния  дзансин  -
готовности отразить  любую  психологическую  и  физическую  опасность.
Водопад знаний,  непереводимых  на  человеческий  язык,  хлынул  через
открытые шлюзы психики, и Мальгин  увидел  призрачный  веер  возможных
событий. Времени на анализ  всех  вариантов  у  хирурга  не  было,  но
главное он схватил: все варианты пророчили беду.
    - Уходи в Запределье личных  оценок,  -  снова  шепнул  заботливый
внутренний голос, - иначе останешься здесь навсегда.
    Странно, что Паломник не предупредил,  мелькнула  мысль.  Впрочем,
может быть, он считал, что колдун должен справляться со своими  бедами
сам?..
    В  следующее  мгновение   Мальгин   остановил   свое   собственное
биологическое время, выключив себя из общего психофизического  потока.
Мир вокруг застыл, словно воздух уплотнился до  состояния  прозрачного
камня, пульсация жизни замерла,  планета  перестала  вращаться  вокруг
светила,  сморщенное  волнами  лицо  океана  превратилось  в   твердый
металло-керамический панцирь.
    Клим достиг  дзэн-состояния  и  ощутил  себя  частью  Вселенной  в
состоянии постоянного движения: материя меняла свои  формы  и  правила
взаимодействия; звезды,  галактики,  квазары,  "черные  дыры"  неслись
сквозь вакуум, непрерывно возбуждая его  и  обрастая  "шубой"  скрытых
миров-частиц; рождались и умирали новые соединения атомов  и  ансамбли
элементарных частиц, все вокруг в  радиусе  чувствования  вибрировало,
пульсировало и дышало, и везде цвела жизнь...
    Орилоун, выращенный в Сфере Дайсона, давно умер, хотя  скелет  все
еще хранил в себе  механизм  "сверхструны",  но  пришло  и  его  время
распада, и не только его одного  -  всей  ветви  реликтового  метро  в
Галактике. Ставшие "хрупкими" от старости, "струны" начинали  рваться,
отдавая энергию Хранителям  Пути,  они  лопались,  как  перенакачанные
воздушные шары, взрывались или схлопывались  в  элементарные  частицы,
вызывая  волны,   шквалы,   цунами   и   штормы   странных   изменений
пространства, соединяя и тут же разъединяя тысячи удивительных миров и
непохожих друг на друга вселенных.
    Мальгин успел проскочить  мембрану  орилоуна  за  миллионную  долю
секунды до его схлопывания, и судорога мгновенной  "струны",  рвущейся
на части, погнала его из  одного  конца  метагалактического  домена  в
другой. Он выпадал из умирающих, дробящихся  в  пыль  орилоунов  то  в
абсолютной темноте, успевая сориентироваться, нащупать исчезающий след
"струны" и прыгнуть назад, то в центре исполинской  спирали  сейферта,
то в радужном огне лайнера [Несейфертовская  эмиссионная  галактика.],
то в глухой серой "пустыне" сумеречной вселенной, заполненной  редкими
звездами, газом и пылью.
    Однажды неведомым топологическим  преобразованием  его  занесло  в
субквантовую область собственной Метавселенной, и он увидел горящую на
столе  свечу,  размеры  которой  в  триллионы  раз  превосходили  рост
человека!
    В другой раз он выскочил посреди  болота,  плоскость  которого  по
размерам превышала диаметр Солнечной системы! Видеть это глазами он не
мог, но обострившиеся чувства, многие из которых не имели названия  на
человеческом   языке,   анализировали   изменения   континуума   почти
мгновенно, за тысячные и миллионные доли секунды.
    Как оказалось, демонические силы агонизирующей системы мгновенного
транспорта, созданной  Вершителями  в  невообразимо  далекие  времена,
могли не только перемещать физические  тела  на  любые  расстояния  из
доменов  в  домены,  но  и  гнуть,  искривлять,  деформировать  стрелу
времени, переносить объекты в  будущее  и  далекое  прошлое.  Мальгину
пришлось  убедиться  в  этом  после  отчаянной  попытки  выбраться  из
взбесившейся "сверхструны", однако все его усилия попасть в  трансфер,
а оттуда на Землю не увенчались успехом, и в себя он пришел  в  уютной
"пещере" молодого орилоуна, расположенного к философии и общению.
    Правда, беседа их началась потом, после того как Мальгин  не  смог
сориентироваться, несмотря на колоссальный объем знаний, запасенных  в
"черных кладах", но сначала хирург вылез из колодца  перехода  в  тело
орилоуна, а затем выглянул из "дуршлага" обзорной башни.
    Этот  мир  напоминал  Землю:  сила  тяжести  почти  равна  земной,
кислорода процентов пятнадцать, остальное азот и углекислота.
    Взору представилась картина: глубокое синее небо с оттенком зелени
по горизонту, небольшой красный диск неведомого светящегося  радужного
кольца в половину небосвода по другую  сторону  от  звезды.  В  центре
кольца угрюмо глядел на планету огромный черный зрачок  неопределенной
формы - не круг, не квадрат, не  шар  -  многозубчатое  пятно,  плавно
меняющее очертания. Планета, на которой рос  орилоун,  явно  вращалась
вокруг этого объекта, скорее всего -  "черной  дыры",  как  и  красная
звезда, дающая достаточно света  для  освещения  поверхности  планеты.
Кроме видимых глазом тел, Мальгин,  сосредоточив  внимание  на  других
своих органах зрения, обнаружил еще восемь планет, а также астероидное
и кометно-пылевое кольца. Большинство  планет  -  шесть  из  восьми  -
обращалось вокруг "дыры" с радужным кольцом, а пылевые  кольца  и  две
небольшие планеты - вокруг алой звезды.  Впрочем,  алой  она  казалась
сквозь атмосферу приютившей Мальгина планеты,  на  самом  деле  звезда
принадлежала классу GO и весьма напоминала желтый карлик типа Солнца.
    Пейзаж вокруг орилоуна заставил Мальгина сильно задуматься, потому
что  напоминал  пейзажи   палеозойской   эры,   какими   их   рисовали
художники-реэкологи, однако догадка о причинах похожести пришла позже,
а пока путешественник созерцал окрестности, впитывал образы,  звуки  и
запахи и отдыхал, чувствуя, как тихонько уходит  боль  из  суставов  и
мышц измученного тела. Во сне хирург особенно не нуждался, но  все  же
решил поспать, дать первому, дневному "я" небольшой отдых,  переключив
сознание на  глубины  психики  с  "черным  человеком"  внутри.  Власти
"черного" над собой Клим  уже  не  боялся,  научившись  контролировать
каждое его движение на уровне рефлекса.
    Еще раз окинув взглядом недалекую рощу из  растений,  напоминающих
земные араукарии, чей смолистый запах преобладал над всеми  остальными
запахами, Мальгин вернулся в пещеру  орилоуна,  прислонился  к  теплой
стене в уютном уголке зала и спросил машинально, не думая:
    - Хранитель, где находится эта система?
    Ответ  на  пси-волне  прозвучал  незамедлительно,  ассоциируясь  с
мягким мужским баритоном:
    - Вы находитесь на Земле в эпоху нижнего палеозоя.
    Сон слетел с Мальгина, словно его сдуло ветром.
    - Что?! На Земле?! Не может быть! -  Клим  осекся,  вспомнив  свои
первые впечатления от пейзажа. Лес! Лес палеозоя...
    - Но ведь это миллионы лет назад!..
    - Точнее - двести сорок миллионов лет,  если  в  качестве  эталона
измерения брать земной год вашей эры.
    - Но небо... десять планет... и "черная дыра" с кольцом...
    - Это Люцифер, или Озирис, если хотите. Вторая звезда -  Световид,
или Гелиос, она станет  центральным  светилом,  Солнцем,  через  сорок
миллионов лет.  Кстати,  гипотезы  о  существовании  двойной  звездной
системы в прошлом вашими учеными разработаны довольно смело и точно. А
десятая планета, которая вас смущает, это будущая спутница Земли...
    - Луна! - Мальгин вспомнил, что в детстве читал  популярные  книги
по  занимательной  астрономии,  в  которых  говорилось  о   "долунном"
времени,  когда  Земля  не  имела  естественных   спутников.   Значит,
была-таки в истории Солнечной системы  катастрофа,  изменившая  ее  до
неузнаваемости. И память бесчисленных поколений предков  хранит  следы
ее, чтобы подвигнуть восприимчивых потомков на поиски доказательств ее
истинности.
    - Но вы-то откуда это знаете, Хранитель? - спохватился Клим.
    - Я знаю все, что знают другие Хранители Пути, - ответил орилоун с
потрясающей простотой. - Я знаю все, что было, есть и  будет,  и  буду
получать информацию, пока существует... - небольшая  заминка,  -  пока
существует система орилоунского метро.
    Нельзя сказать, что хирург был потрясен, однако и ординарным ответ
орилоуна назвать было трудно.
    - И кто же добытчик информации? "Черные люди"?
    Хранитель не ответил,  он  не  отвечал  на  риторические  вопросы,
подразумевающие ответы.
    Слегка осоловевший Мальгин снова вышел  под  небо  Земли  далекого
палеозоя,   небо,   так   непохожее   на   стандартные   представления
ортодоксальной науки о прошлом Земли.
    Красное солнце - Световид - почти  скрылось  за  холмами,  и  свет
Люциферова  кольца  призрачным  туманом  окутывал  землю,   пронизывал
воздух, проникал во все щели и ямы, и предметы на поверхности:  камни,
деревья, слизистые громады растительноядных сейсмозавров, бродивших по
мелким лагунам, - не давали тени.
    Одна из черных глыб неподалеку, лежавшая  на  крыше  орилоуна  как
упавший с неба камень, вдруг шевельнулась. И Мальгин, удивляясь  своей
замедленной реакции, узнал "черного  человека".  Маатанин  смотрел  на
него с тяжелым равнодушием и словно размышлял, что делать с гостем  из
будущего.
    - Привет! - хрипло сказал Мальгин, сглатывая ком в горло.
    Маатанин не ответил.
    Побродив вокруг дырчатой башни входа -  Клим  наблюдал  за  ним  с
интересом и настороженностью: все же движение "черного человека" - это
далеко не ходьба  землянина,  гуманоида  на  двух  ногах,  -  маатанин
скрылся во чреве орилоуна, так и не удостоив человека  вниманием.  Эхо
его мыслей - прозрачные всполохи,  покалывание  в  висках  и  всплески
странных видений - перестало тревожить сознание  хирурга,  он  остался
наедине  с  собой.   И   даже   мысль,   пробившаяся   сквозь   пелену
заторможенности  из  сферы  логического  анализа,  не  заставила   его
встрепенуться: интересно, а может ли орилоун перенести меня  на  Землю
до кенгуру Шаламова к "серой дыре"? И если может, то что произойдет?
    Справившись с эмоциональным ступором, превратившим тело  в  рыхлый
ком снега, Мальгин заставил себя думать о цели, ради которой отважился
ринуться в омут чужой транспортной системы. Целью был поиск  Шаламова,
но теперь,  после  совета  Паломника,  не  имело  смысла  шататься  по
вселенным. К тому же возвращение на Землю в свою эпоху после множества
обрывов сети метро становилось проблематичным. Мальгина  вдруг  обдало
жаром: он сообразил, что может совсем не вернуться  к  себе  домой,  в
свое время. Искушение последовать намеку Паломника "поискать вселенную
с другой Купавой, но без Шаламова" стушевалось, отошло в  тень,  стало
прозрачным, хотя и не растаяло совсем.
    Клим забрался в переходной купол орилоуна.
    - Хранитель, верни меня на Землю моего времени.
    - Человек, это не в моих силах, -  последовал  вежливый  ответ.  -
Всякое состояние в этом мире, к сожалению, реализуется только однажды:
нет одинаковых ситуаций, нет двух одинаковых  нейрохирургов  по  имени
Клим Мальгин...
    - Но Паломник говорил...
    - Он был в других вселенных, я - нет. Человек, тебе  могут  помочь
только Вершители, это единственный шанс.
    - Если бы я знал, где их найти,  -  с  горечью  произнес  Мальгин,
подавляя гнев. - Даже Паломник не смог определить  их  дом.  Пришли  в
нашу Вселенную, соорудили метро, поразвлекались и ушли...
    - Ты не прав, человек. Вершители не злонамеренны, но устроены так,
что цена ошибки при любом  контакте  с  объектами  их  деятельности  -
жизнь! Хочешь совет?
    - Валяй, - махнул рукой Клим, снова извлекший  из  памяти  соблазн
поискать Землю, где есть Купава, но нет Даниила Шаламова.
    - Паломник не катался на качелях.
    - Что?!
    - Паломник не исследовал метро  Вершителей  глубоко  в  прошлом  и
высоко в будущем.
    Мальгин понял совет мгновенно.
    - От Преджизни к  Сверхжизни?  Бью  челом,  Хранитель!  Поехали  в
прошлое, к моменту появления в нашей Вселенной Вершителей.
    - Понадобятся все твои силы, человек, это не легкая прогулка перед
сном. Сомневаюсь, выдержишь ли ты переход.
    - Никто не измерял моих пределов.
    Мальгин прыгнул в мерцающее окно мембраны выхода  на  "струну"  и,
прежде чем раствориться в небытии, всем существом увидел вечно кипящий
вакуум Большой Вселенной...

                               Глава 3

    Район Нижнего Новгорода, где жил Аристарх Железовский, выглядел  с
высоты   неправдоподобно   и   гротескно:   взрыв,   разрушивший   дом
Железовского, пощадил остальные, но одновременно все тридцать с лишним
многоквартирных домов квартала, выстроенных в едином стиле  "березовая
роща",   превратил   в   удивительные    радужно-прозрачные    фигуры,
напоминающие мыльные  пузыри.  На  месте  стройного  здания,  ставшего
эпицентром взрыва, образовалось озеро серой, текучей, как вода,  пыли,
в центре которого торчал стометровый странный  черный  шпиль  в  форме
крон  дерева  или  скорее  ветвящегося  зигзага  молнии.  Все  деревья
парковой зоны, окружавшей квартал, выглядели примерно так же,  вызывая
в памяти мрачные ассоциации с Дантовым адом.
    - Радиация - естественный фон, - доложил по рации  Умник,  который
суммировал  поступавшие  к  нему  сведения  и  выдавал  начальству.  -
Подобные  преобразования   ландшафта   возможны   только   на   уровне
внутрикварковых процессов с поворотом времени.
    Боянова покосилась на председателя СЭКОНа и увидела на  его  губах
легкую пренебрежительную усмешку. В общем-то реакция его на  сообщения
Умника была естественной, из всех находящихся в кабине  куттера  людей
только он понимал физический смысл  сообщений,  как  специалист-физик,
бывший  сотрудник  Института  пограничных  проблем,  но  Власте  давно
перестали нравиться профессионалы,  выставляющие  свою  компетентность
напоказ.
    - Вы хотите что-то сказать,  Казимир?  Посоветовать,  что  делать?
Предложить идею?
    Ландсберг перестал улыбаться, но в тоне  его  по-прежнему  звучали
нотки превосходства и иронии.
    - О нет, что вы, комиссар, я  -  тень  в  тени  и  весь  внимание.
Картина страшная, надо признаться! И если это дело рук Шаламова...
    - Его здесь не было, - возразил Столбов.
    - Я бы не стал утверждать это  столь  категорично.  Многие  видели
этого вашего богоида с миллионом глаз,  значит,  и  Шаламов  мог  быть
рядом.
    - Не обязательно, - тихо сказал Ромашин; он сидел с  Джумой  сзади
всех. - По всем признакам взрыв - это результат схлопывания в квартире
Железовского "магической сферы" - кокона входа  в  орилоунское  метро.
Вы, наверное, помните,  как  схлопнулся  орилоун  на  Таймыре,  другие
орилоуны взорвались еще раньше. Видимо, этот процесс затронул и другие
механизмы орилоунского метро.
    - Вы, Игнат, говорите так, будто обладаете монополией на истину. -
Ландсберг  похлопал  Ромашина  по  плечу.  -  Ваши  догадки  не   есть
установленные  факты,  поэтому  исходить  мы  должны  из   соображений
безопасности и предполагать худшие варианты. Худшим  в  данном  случае
является вмешательство Шаламова... или Железовского.
    Боянова с недоумением посмотрела на говорившего.
    - При чем тут Железовский?
    - Он контактировал с Шаламовым - это раз, был замешан в  инциденте
на Меркурии - это два; кстати, я потребую расследования  его  участия,
он интрасенс - это три. Я, как и многие другие, считаю, что интрасенсы
- не сверхлюди, как утверждают их ортодоксы, а псинеуры, отклонение от
нормы, которое необходимо лечить в срочном порядке.
    После этих слов в кабине повисшей над Брянском машины установилась
полная тишина. Потом Джума Хан негромко произнес:
    - Всегда считал, что самое  большое  отклонение  от  нормы  -  это
посредственность. Казимир, Аристарх Железовский был моим... то есть он
был и есть мой друг, и говорить о нем в таком  тоне  по  крайней  мере
невежливо. Я требую...
    - Гриф Хан! - обронила Боянова.
    Джума замолчал, хрустнув пальцами рук.
    - Казимир,  вам,  я  вижу,  нравится  быть  глашатаем  Закона,   -
продолжала комиссар. - Я тоже  слуга  Закона  и  все  же  стараюсь  не
внушать свою точку зрения, доказывать свою исключительность и  власть.
Вас это не утомляет?
    - Власть утомляет тех, у кого ее нет, - засмеялся Ландсберг. -  Вы
раздражены, Власта, я понимаю и не обижаюсь, но служу  я  не  себе,  а
исключительно Закону.  Я  уверен,  что  и  "сын  сумерек"  Шаламов,  и
интрасенс Железовский несут угрозу для людей и буду доказывать это  на
Совете. Если не трудно, доставьте меня к метро, здесь  делать  нечего,
пусть трудятся специалисты.
    Пока преодолевали расстояние до ближайшей станции метро,  никто  в
кабине куттера не проронил ни слова. Лишь когда Ландсберг  вышел  и  с
улыбкой махнул всем рукой, Шевчук задумчиво сказал:
    - Ландсберг раскрывается совсем с другой стороны, чем я его  знаю.
Теперь он без колебаний отправил бы на виселицу  троих,  чтобы  спасти
четверых.
    Боянова подняла бровь, оглядываясь.
    - Что это тебя, Алекс, потянуло на такие сравнения?
    - Вспомнил недавно прочитанный исторический  роман.  Что  касается
Казимира,  то  я  просто  хотел  сказать,  что  для  него   арифметика
человеческих отношений становится важнее самих  отношений.  Недавно  я
услышал от него фразу: "В конце концов человек живет для размножения".
Не знаю, отражает ли эта сентенция его умонастроение, может быть,  она
была произнесена в шутку, однако  мне  позиция  Ландсберга  по  многим
вопросам перестала нравиться.
    - Мне тоже, -  кивнула  Боянова.  -  Если  он  на  полном  серьезе
оспаривает  вывод  социологов,  что  общество   потребления   является
обществом с пониженным требованием к личности,  которое  лишает  людей
напряжения творчества, то это не может не  настораживать...  -  Власта
запнулась, посмотрела на  мужчин.  Те  молча  смотрели  на  комиссара.
Власта невесело улыбнулась.
    - Я не зануда и не люблю нравоучений, но  в  отличие  от  Казимира
уверена:  жизнь,  смыслом  которой  является  размножение,  столь   же
бессмысленна, как  и  само  размножение.  Это  кредо  одного  древнего
философа,  но  мне  оно  нравится.  А  Ландсберг...  он  слишком  рано
пренебрег  ниямой  [Нияма  -  кодекс  личного  поведения   на   основе
самодисциплины (яп.).].
    - Ты думаешь, он и есть руководитель развернутой  кампании  против
интрасенсов? - осторожно спросил Шевчук.
    - Я не думаю, а знаю, - спокойно ответила Боянова. -  Хотя  он  не
руководитель, а исполнитель более высокого ранга, чем его  "шестерки".
Он генерал Ордена. - Боянова посмотрела на  Столбова.  -  Димитр,  вам
придается первая  обойма  БРБ,  подключайте  ее  к  информполю  поиска
Шаламова и Железовского.
    Джума   Хан   и   Ромашин    переглянулись.    Аббревиатура    БРБ
расшифровывалась  как  "бригада   бескровного   рукопашного   боя"   и
обозначала спецподразделение по захвату профессионально подготовленных
специалистов по  боевым  искусствам.  Применялась  бригада  редко,  но
надобность в ней сохранялась,  пока  существовали  психически  больные
люди,   шизоиды,   уголовные    элементы,    фанатики-фундаменталисты,
террористы и убийцы.
    - Кроме того,  вам  передается  вторая  лаборатория  паучников,  -
продолжала  комиссар,  -  со  всем  вычислительным   и   теоретическим
потенциалом.
    - У нас есть идея использовать в  поиске  фигурантов  приборы  для
определения  биоэнергетики,  -  сказал  Столбов,  не  выразив   своего
отношения к словам комиссара. - У всех  интрасенсов  биоэнергетический
потенциал увеличен, а характеристики Железовского и  Шаламова  есть  в
медцентре.
    Боянова молча вылезла из куттера, Шевчук и Столбов последовали  за
ней.  Бывший  врач  "Скорой  помощи"   и   бывший   начальник   отдела
безопасности остались  вдвоем,  глядя,  как  трое  людей,  от  которых
зависела судьба многих, идут к метро, пересекая площадь.
    - Что у нас на повестке дня? - нарушил молчание Джума.
    - Всего две задачи, - отозвался Ромашин, отрываясь от  созерцания.
- Задача номер один: поиск Железовского. Кстати, можем  присоединиться
к дружине Столбова. Задача номер два: помощь Мальгину. Если в квартире
Аристарха  действительно  взорвался,  вернее  лопнул,  кокон  входа  в
трансфер, то Клим не сможет выбраться из орилоунского метро.
    Джума пожал плечами. Какая-то тень пробежала по его лицу.
    - Кто знает? Кредо Мальгина - везде и всегда добиваться максимума,
чего бы это ни стоило, а теперь он к  тому  же  еще  и  интрасенс.  Он
выберется. - Безопасник прислушался к чему-то, поправил клипс рации на
мочке уха. - У вас есть выход на Умника?
    Ромашин молча коснулся усика рации пси-связи, спрятанной у него  в
волосах над ухом. Он понял вопрос: по сети "спрута" пришло сообщение о
том, что из "сферы Сабатини" на Меркурии вылетела  очередь  предметов,
идеально повторяющих форму обычного блока  памяти  для  индивидуальных
компьютеров,  только  необычных  размеров.  Первый  был  длиной  около
километра, следующий в два раза  меньше,  и  так  далее.  Последний  -
двадцать первый, имел в поперечнике один миллиметр. Все они,  конечно,
были  голографическими  копиями,   объемными   изображениями   некогда
существующего реального прибора.
    - Дух, - сказал Ромашин.
    Джума Хан кивнул. Духами физики называли явления  с  отрицательной
вероятностью, и реплика Игната означала, что "сфера  Сабатини"  начала
генерировать объекты, которые  не  могли  реализоваться  в  евклидовом
пространстве.
    - Впрочем, - продолжал  Ромашин,  -  это  может  быть  и  проекция
реально существующего блока. У Шаламова мог быть такой, у Лондона,  да
и у Мальгина. Итак, шейх,  до  встречи  вечером,  проанализируем  твои
соображения вместе. Чей это куттер?
    - Пограничников.
    - Отправь его в фирму, мне в метро.
    - И куда вы направляетесь, если не секрет?
    - Туда, где боги,  танцуя,  стыдятся  всяких  одежд,  как  говорил
Заратустра. - Ромашин блеснул мгновенной улыбкой, поднял руку и исчез.
Вероятно, у него были веские причины не делиться своими планами даже с
друзьями.
    О том, что неизвестными лицами была похищена партия  "броненосцев"
- боевых костюмов, разработанных в прошлом веке  на  случай  "звездных
войн" и хранящихся  на  спецбазе  УАСС  в  Анкоридже,  Бояновой  стало
известно  через  час  после   похищения.   Бригада   кримрозыска   уже
отрабатывала версии, но и так было ясно, что  кража  -  звено  в  цепи
таких же деяний неизвестной  организации,  от  чьего  имени  выступили
когда-то "хирурги". Пока Умник анализировал веер  вариантов,  комиссар
провела короткое видеоселекторное совещание начальников  бюро,  уделив
особое внимание конфликтным ситуациям любого масштаба: по идее  Борда,
в какой-нибудь их них мог  обнаружиться  Шаламов.  Оперативные  службы
переходили с  этого  момента  на  непрерывную  связь  с  координатором
операции "Сын сумерек" через спутниковую сеть "спрута", и это был  еще
не предел возможностей  отдела  безопасности,  однако  Боянова  знала,
когда   нужно   будет   включить   весь   технический,   мозговой    и
психологический потенциал службы.
    Совещание закончилось тем, что позвонил Торопов и в своей  обычной
холодной, с оттенком язвительности манере осведомился,  почему  служба
безопасности  позволяет  себе  игнорировать  рекомендации   Совета   и
устраивать конкурентные гонки безопасников  и  пограничников.  Боянова
дала в эфир отбой и, когда видео свернул изображение  "присутствующих"
на  оперативке,  посмотрела  на  командора  погранслужбы  с   какой-то
неопределенной жалостью.
    - Конкретнее, если можно.
    Торопов мигнул. Глаза его были  прозрачны  и  колючи,  но  к  этой
колючести примешивалась изрядная доля неуверенности.
    - Шаламов. Пока его действия не носят криминогенный характер, он -
наша забота.
    Боянова вздохнула.
    - Чего ты хочешь, Милослав? Я же вижу, что дело не в Шаламове и не
в конкуренции служб, а  ты  все  пытаешься  свести  наши  отношения  к
деловому спору. Что касается Шаламова, то он псинеур, и мы работаем по
нему  больше  профилактически,  чем  профессионально.  Ты  же   знаешь
пословицу: бешеному дитяти лучше ножа не давати.
    - Но вы все  время  наступаете  нам  на  пятки!  -  повысил  голос
Торопов, посмотрел на Власту и сник. Голос его внезапно стал тоньше. -
Я хочу, чтобы ты вернулась, Власта.
    Боянова наклонилась, чтобы скрыть грустную улыбку,  сказала  тихо,
но твердо:
    - Поздно,  Милослав.  Actium  ne  agas  [Что  сделано  -   сделано
(лат.).].
    - И все же подумай, Владыко. Нас многое соединяет:  дочь,  работа,
интересы...
    - Еще больше разъединяет. И к тому же ты опоздал  с  предложением.
Будь оно произнесено два-три года назад, я бы  подумала,  а  сейчас  -
нет.
    - У тебя... кто-то есть?
    - Какое это имеет значение? Дочь помнит тебя, и этого  достаточно.
До связи, командор.  -  Боянова  выключила  видео  и  несколько  минут
сидела, кусая  губы,  сдерживая  рыдание  и  слезы.  Справилась.  Сухо
вызвала Умника с данными по розыску  Железовского,  и  в  этот  момент
пришло сообщение о контакте оперативников с Шаламовым на Меркурии.
    Через  полчаса  комиссар  входила  в  зал  спейсера   погранслужбы
"Мичиган", координирующего работу пограничников и безопасников в  зоне
"сферы Сабатини". Подробности  инцидента  были  уже  известны  всем  и
комментариев почти не требовали.
    Шаламов  появился  на   спейсере   "Шевалье",   одетый   в   форму
пограничника, и в другое время на него вряд ли обратили  бы  внимание,
однако погранслужба сидела  на  "джоггере",  внимательно  наблюдая  за
всем, что происходит в зоне ЧП - в  районе  со  "сферой  Сабатини",  и
пограничники были настроены на поиск нетривиальных явлений. Одному  из
них,   кобре   Бегичу,   показалось   странным   поведение    коллеги,
осматривающего отсек с воздушным и космическим  транспортом  спейсера.
Бегич был  молод,  но  не  зелен  и  хорошо  зарекомендовал  себя  при
эвакуации  исследователей  из  Горловины  "серой  дыры",  внимания   и
осторожности ему было не занимать,  поэтому  он  не  стал  соваться  к
незнакомцу  с  расспросами,  а  сначала  дал  задание  инку   спейсера
идентифицировать личность мужчины. Координатор в видеосписках  состава
погранслужбы такового не обнаружил, связался с  инками  банков  данных
управления и вычислил Шаламова. С этого момента Бегич действовал точно
в соответствии с инструкцией: дал по  "треку"  "три  девятки",  вызвал
отдел безопасности, командира спейсера, свою группу, готовую заступить
на вахту, и пошел на контакт, также готовый к любой неожиданности.  Но
ему помешали, помешали прежде, чем он заговорил.
    В отсеке вдруг появились двое неизвестных, одетых  в  ослепительно
белые мохнатые  "заскоки",  с  аппаратами  неизвестного  назначения  в
руках. Шаламов в это время пробовал открыть люк десантного  когга,  на
корпусе которого  пульсировала  зеленая  световая  нить  готовности  к
немедленному старту. На Бегича он внимания не обращал, а когда в отсек
ворвалась двойка в защитных комплексах,  застыл,  не  оборачиваясь,  и
ощутимо напрягся. Бегичу даже показалось, что от него  повеяло  ветром
холодной настороженности и угрозы.
    Первый  из  вошедших  сделал  прыжок  в  сторону,  вскидывая  свой
отблескивающий металлом и черным лаком аппарат. Второй  сделал  то  же
самое, прыгнув в  другой  угол.  Бегич  почувствовал  мгновенный  укол
пронзительного холода и волну слабости и сообразил,  что  по  Шаламову
был произведен залп из парализаторов "Медуза  Горгона"  и  "василиск",
пограничнику досталось лишь "эхо" залпа, но и  этого  вполне  хватило,
чтобы он потерял ориентацию.
    Дальнейшее  Бегич,  впавший  в  полуобморочное  состояние,  помнил
смутно, изо всех сил пытаясь заставить тело повиноваться.
    Шаламов вдруг стал трансформироваться, изменяться, увеличиваясь  в
размерах. Руки его превратились в диковинные  узловатые  лапы,  голова
ушла в плечи, нос и челюсти вытянулись, срослись, приобретая  сходство
с мордой тигра и динозавра одновременно,  на  лбу  открылся  еще  один
узкий, светящийся желтый глаз,  ноги  оплыли,  покрылись  ромбовидными
костяными пластинами... Длилась вся эта сцена пять-шесть секунд, потом
Бегичу показалось, что тело Шаламова растроилось, и на  него  прыгнуло
одно из образовавшихся чудовищ...
    - Похоже,  Шаламов  просто  ответил  пси-ударом  на  выстрелы   из
парализаторов, - сказал Шевчук, когда они с Бояновой остались  наедине
в рубке спейсера.  -  Бегичу  досталось  слабенькое  отражение,  и  мы
привели его в чувство, а тем двоим, наверное, уже  ничто  не  поможет:
они парализованы.  Сам  Шаламов,  естественно,  успел  уйти,  завладев
десантным шлюпом.
    - И автоматика его выпустила?
    - По тревоге инк заблокировал все люки и шлюзы, но  Шаламов  ушел.
Шлюзовой киб сгорел.
    Боянова, покачав головой, прошептала:
    - Я уже начинаю сомневаться: может быть, Ландсберг прав, и Шаламов
-  более  грозная  опасность,  чем   хорошо   организованная   Орденом
молодежная преступность?
    Вместо  ответа  Шевчук  попросил  координатора  вывести  на  видео
изображение места инцидента, и Боянова увидела транспортный отсек. Она
не сразу поняла, что хотел показать заместитель, потом разглядела: два
ближайших аппарата - куттер и  галион  -  были  слегка  деформированы,
будто по их корпусам прошагал некий великан,  оставив  неглубокие,  но
широкие вмятины. Третий аппарат, вакуумно-плотный неф,  выглядел  так,
словно выдержал атаку пакета метеоритов: он был пробит по  всей  длине
от носа до кормы,  изрешечен  доброй  дюжиной  отверстий  величиной  с
кулак.
    - "Универсал"?  -  спросила  комиссар,  кивнув  на   пробоины.   -
Пограничники стреляли из "универсалов"?
    - Никто не стрелял, это результат выпада Шаламова. Тот же уровень,
что и на меркурианском заводе, уровень внутрикварковых процессов.
    Помолчали.
    В рубке было тихо, дежуривший драйвер-секунда сидел запеленутым  в
кокон-кресле без движения, а  общеинформационный  виом  показывал  вид
Меркурия с высоты ста километров: в  центре  поля  изображения  мигало
алое  кольцо,  в  котором  находилась  невидимая   "сфера   Сабатини",
окруженная эшелонами машин разного назначения.
    - Где он сейчас? - Власта имела в виду Шаламова.
    - Пока  неизвестно.  Вероятнее  всего,  где-то  сел,  был   бы   в
пространстве, мы  бы  давно  его  засекли.  Никуда  не  денется,  будь
уверена.
    - А кто те двое, спровоцировавшие его ответить ударом на удар?
    - Идентификация не закончена,  потребуется  еще  час  по  расчетам
Умника.
    - Не пора включать "экстра"? Если "хирурги" начнут первыми...
    - Подождем результатов поиска вертикальных связей,  горизонтальная
сеть не выведет нас ни на руководителей "хирургов", ни на  контролеров
Ордена, а большинство исполнителей мы и так знаем.
    - Хорошо, - согласилась Боянова. -  И  все  же  не  пропустить  бы
момент основной их атаки. Богоид все еще здесь? Я имею  в  виду  этого
"тысячеглазого" монстра, друга Шаламова.
    Шевчук усмехнулся в бороду на "друга".
    - Уследить за ним даже с нашей техникой невозможно. Он  появляется
на несколько минут у "сферы" и пропадает в никуда.
    - Что же тянет его к человеку, что?  Почему  он  появился  у  дома
Железовского? И не  его  ли  вмешательство  предотвратило  трагедию  с
тысячами жертв? - Глаза Бояновой загорелись. - Алекс, вдруг это  нечто
вроде спасательной службы Вершителей?! Какой-нибудь их киб-интеллект с
неограниченными возможностями,  призванный  обеспечивать  безопасность
функционирования орилоунского  метро  и  всего,  что  с  ним  связано?
Вспомни появление "многоглазого"!
    Шевчук погладил бороду, потом усы, снова бороду, хмыкнул и наконец
изрек:
    - Не  лишено   остроумия.   И   правдоподобия.   Пусть   ксенологи
проанализируют, может быть, это поможет нам в будущем.
    - Информацию получил,  -  доложил  Умник,  незримо  присутствующий
через  сеть  "спрута"  во  всех  разговорах.  -  Мой   личный   вывод:
вероятность истинности - ноль семь. Коллегам ИВК я доложил, приступили
к анализу.
    - Я к себе, - помолчав, сказала Боянова, настроение которой слегка
поднялось.
    - Один момент, - вмешался Умник. - Ваша сестра просит связи. По ее
словам, она  знает,  где  находится  Аристарх  Железовский.  Туда  уже
направились Ромашин и Джума Хан.
    - Найди  Столбова,   -   приказала   Боянова,   переглядываясь   с
заместителем. - Сестру на "трек"". Уровню два -  общая  готовность.  -
Комиссар вскинула руку с двумя пальцами в виде латинской буквы "V".  -
Пока, Алекс, не упусти Шаламова.
    - Не лезь на рожон, - проворчал Шевчук ей вслед, но  Бояновой  уже
не было в рубке.

                               Глава 4

    Он мчался с невероятной  скоростью  по  "суперструне"  и  сам  был
струной. А также сгустком информации, волной, математическим символом,
пакетом  смысла,  измерением  пространства,   обладающего   свойствами
намного более сложными, чем масса, инерция, энергия и другие  свойства
Вселенной, в которой он родился.
    Он пронизывал пространства, где время было  прямо  пропорционально
геометрии континуума и вектору прилагаемой силы, где время носилось по
замысловатым кривым и где совсем не было времени.
    Он тонул  в  океане  бесконечномерности  и  вязком  болоте  точки,
выбирался на просторы светлых объемов  Запределья,  пробивался  сквозь
пресловутую  пустую  длительность  -  повторение   набора   одинаковых
галактических скоплений и пустот, преодолевал судороги  стремительного
ветвления Метавселенной,  плыл  сквозь  вечное  Молчание,  описываемое
формулой: ubi nihil - nihil [Где нет ничего - там нет ничего  (лат.).]
; нырял в бездонные ямы  по  ту  сторону  завтра,  падал  в  горловину
стремительно   разбегающейся   во   все   стороны   сразу   реликтовой
"суперструны" и наконец упал в самое начало эры хаотической инфляции.
    Пространство вне тонкой  пленки  кожи,  обтягивающей  объем  чудом
сохранившегося "я", изменилось в три  мгновенных  скачка:  бесконечное
количество измерений - двадцать шесть измерений - двенадцать - три...
    Свет!
    Боль!
    Блаженство уходящей муки невыразимости!
    Мальгин очнулся.
    Впечатление было такое, будто глазные яблоки  повернулись  на  сто
восемьдесят градусов и смотрят внутрь черепа. Мальгин видел  медленную
пульсацию крови в  голове,  хаос  нервных  связей,  электрический  бег
импульсов по нервам и  наслаивавшуюся  на  "грубую"  материю  цветовую
объемную картину рождающихся мысленных образов.
    Всплеск голубого свечения, укол холода в сердце, звон в  голове  -
заработало поле сознания, общего для  человека-интрасенса  и  "черного
человека". Мальгин стал видеть практически во всех диапазонах  спектра
и чувствовать пространство во всех его проявлениях. Огляделся.
    Он лежал на гладкой черной плите внутри помещения, имевшего  форму
многолучевой звезды. Следующий уровень зрения позволял оценить объект,
в недрах которого располагалось  данное  помещение:  Мальгин  невольно
цокнул языком - это был не просто объект, здание, строение или гора  с
пещерой, это был живой  объект  диаметром  в  семьсот  семьдесят  семь
километров! И парил этот живой астероид в странной  кипящей  жидкости,
постоянно меняющей плотность, температуру, спектр излучаемых  энергий,
размеры  кипящих  вихрей  и  пузырей  и  прочие  невыразимые   словами
свойства. Космосом, каким его знал  Мальгин,  назвать  эту  "жидкость"
было нельзя, но спустя несколько мгновений пришло озарение -  это  был
тот   самый   "ложный   вакуум",   по   определению   земных   ученых,
соответствующий  началу  расширения  Метавселенной,  выделению  ее   и
обособлению внутри Большой Вселенной,  и  "живой"  объект  был  первым
"газовым пузырьком" в толще "кипящей жидкости" Вселенной.
    По расчетам тех же ученых, Мальгин попал к началу Большого  Взрыва
в момент, отстоящий от самого начала всего  лишь  на  исчезающе  малую
величину временного интервала - десять в минус сорок четвертой степени
секунды,  однако   процессы,   формирующие   законы   физики   данного
континуума, задавали совершенно иные параметры,  как  времени,  так  и
пространства, и  действовали  на  органы  чувств  таким  образом,  что
Мальгин не только оценивал окружавший его мир в соответствии с темпами
здешней жизни, но и сам жил по тем же законам. До начала  инфляционной
эры в истории Метавселенной  оставался  по  земным  часам  всего  лишь
невообразимо краткий  миг  -  десять  в  минус  сорок  шестой  степени
секунды, но для тех, кто уже жил здесь и  видел-чувствовал  окружающий
мир, время текло так же неторопливо, как оно текло для людей на  Земле
в их эпоху.
    Вероятно,  для  жителей  данного  континуума,   родившихся   почти
одновременно со своим домом - вселенной, их  мир  выглядел  иначе,  не
так, как видел его Мальгин, но даже его "сверхчувств" не  хватало  для
того, чтобы оценить, понять и описать этот мир, плывущий то в прошлое,
то в будущее, вздрагивающий от судорог фазовых перестроек,  проходящий
множество этапов, дробящийся на домены-микровселенные, готовые  начать
свой путь  взрывного  расширения;  в  одном  из  таких  доменов  через
миллиарды лет должна была  родиться  Галактика,  Солнечная  система  и
Земля.
    "Мы  выброшены  в  невероятность",   -   пришла   на   ум   строка
стихотворения Брюсова, хотя вряд ли поэт смог бы  представить  картину
Вселенной в Начале Начал.
    Мир за стенками ежастого объекта был текуч и призрачен, он сверкал
и кипел, изменяясь ежемоментно, и единственным устойчивым образованием
казался только  сам  объект  с  машиной  метро  внутри,  хотя  изредка
Мальгину  чудилось,  что  он  схватывает   какие-то   сверхбыстрые   и
сверхсложные метаморфозы форм объекта, но  глаза  и  остальные  органы
чувств продолжали  видеть  многолучевую  звезду,  заполненную  изнутри
обычным земным воздухом.
    Спустя еще некоторое время, в течение которого Клим осваивался  со
своим положением и обстановкой, он совершил  два  открытия:  первое  -
объект был зародышем самого первого или одного из самых первых Стражей
Горловины, по терминологии землян, то есть  узлом  связи,  соединяющим
реликтовую "сверхструну" местной  системы  с  другими  метавселенными;
второе открытие - он не один в помещении.
    Текучий живой мрак в другом углу  звездообразной  пещеры  собрался
вдруг в  зыбкую,  колеблющуюся,  плывущую,  как  дым,  и  одновременно
налитую грозной мощью материально ощутимую фигуру. Странный всадник на
странном  коне  -  первое  ощущение,  которое  оказалось  единственной
доступной мозгу оценкой и осталось до конца.
    Были  и  другие  ощущения,   вовсе   уж   невероятные,   рождавшие
мучительные переживания вечной, не поддающейся познанию тайны, ужасные
и отвращающие  и  в  то  же  время  вызывающие  восторг  и  ликование,
захватывающе  интересные,  уходящие  в  глубины  подсознательного,  но
верить им Мальгин не хотел.
    Обычный  человек  для  сравнения  увиденного   всегда   пользуется
наработанными за жизнь стереотипами, и на месте Мальгина он увидел  бы
перед собой не больше, чем хирург, а может быть, не увидел бы  ничего,
но, хотя Клим повидал во время скитаний гораздо больше чудес и диковин
и имел колоссальный запас памяти "черного человека", он не  смог  уйти
от земных образов, понимая, что перед ним вовсе не  всадник  на  коне,
пусть и чудовищно далекий от земных  прообразов.  Горечь  от  бессилия
постичь новую сущность была обжигающей, Мальгину дали понять, что даже
с его возможностями он - не  демиург.  Интрасенс,  маг  -  да,  но  не
Господь. И следовало это обстоятельство принять за аксиому.
    - Кто вы? - мысленно воззвал он, тщетно пытаясь разглядеть  детали
одеяния "всадника" и форму "коня".
    Перед глазами хирурга возникли причудливые  колышущиеся  полотнища
света, напоминавшие ленты северного  сияния,  и  одновременно  в  ушах
раздался тягучий "шепот", вызвавший в памяти понятие - "рыбий язык".
    Мальгин  напрягся,  сосредоточился  на  субсенсорном   восприятии,
формируя  субъективное  семантическое  пространство,  как  его   учили
когда-то на занятиях по ксенопсихосемантике.  Ситуация  была  заданной
чувственно, и  следовало  искать  контакт  со  "всадником"  на  уровне
глубокой психики.
    - Кто вы?
    - Бог того, чего не может быть  в  принципе,  -  всплыл  в  голове
четкий ответ, сопровождаемый эмоциональным  эхом,  главным  в  котором
была совершенно человеческая ирония. Климу даже послышались  в  ответе
знакомые нотки, присущие речи Паломника. А  еще  ему  показалось,  что
заговорил с ним не "всадник", а "конь", хотя это, наверное, могло быть
просто эффектом субъективного восприятия.
    - Вы - Вершитель?
    - О нет, - сказал чужой; теперь Мальгин был абсолютно уверен,  что
разговаривает с ним в пси-диапазоне именно  "конь",  в  то  время  как
"всадник" молча рассматривает его - снаружи и  внутри,  шевеля  пласты
памяти, как страницы книги.  Сам  же  остается  непроницаемым  ни  для
какого вида зрения - загадочная фигура, обладающая плотностью  металла
и в то  же  время  эфемерно  зыбкая,  нечеткая,  призрачно  мерцающая,
кисейно-воздушная, неуловимая и неощутимая, как блик на воде  или  луч
лунного света.
    - Я  Строитель,  -  продолжало  существо,  играющее  роль  "коня",
умудрившись подчеркнуть заглавную букву имени. - Наши пути пересеклись
случайно. Кстати, из ваших коллег да  и  вообще  из  разумных  существ
эпохи третичного осознания так глубоко в прошлое  никто  не  проникал.
Примите поздравления, мастер.
    - Я  хотел  встретиться  с  Вершителями,  -   признался   Мальгин,
несколько разочарованный ответом.
    В ушах прозвучал необидный смех.
    - Это  очень  трудно,  если  вообще  не  невозможно.  Человеческий
организм не приспособлен для таких встреч ни в  энергетическом,  ни  в
информационном аспектах. Даже мне дается  это  нелегко,  а  ведь  я  в
каком-то смысле - проекция Вершителя на данную модель Вселенной.
    Мальгин помолчал, переваривая услышанное.
    - А ваш... "всадник"?
    - Он  -  тоже  проекция  Вершителя,  но  живет  иначе,  чем  я,  и
существует   одновременно   в   нескольких   вселенных,    контролируя
Строительство. Ему контактировать с вами сложнее, потому что  подобный
контакт для вас чреват шоком. В какой-то мере он  -  мое  второе  "я",
хотя аппараты восприятия и функции у нас разные.  Мы  -  две  проекции
того, кого вы называете Вершителем, соединенные одним  торсом,  эдакий
кентавр.
    - И все-таки вы... разные?
    Снова тот же открытый смех.
    - Даже в вашем мире проекции  одного  и  того  же  предмета  могут
противоречить  друг  другу,  что  же  говорить  о  мирах,  скрытых  за
познавательным  горизонтом,  принципиально  отличных   от   остальных,
неподвластных любой фантазии? Вряд ли кто-либо из людей, да  и  вообще
существ третьей волны сможет вообразить, как на  самом  деле  выглядит
Вершитель. Не  обижайтесь,  это  истина.  Максимум,  на  что  способен
человек в силу его познавательных способностей, это на приблизительную
оценку возможностей Вершителя. Один из ваших мыслителей  сформулировал
ее так: "Ум, которому были бы известны для какого-то момента все силы,
действующие между телами природы, и расположение  всех  тел,  знал  бы
все, что произойдет во Вселенной в будущем [Л. Лаплас.]".
    - Вы жили на Земле?
    - Нет, конечно.
    - Но так хорошо знать культуру может лишь тот, кто...
    - Вовсе не обязательно... Я знаю культуру Земли через  вас,  этого
достаточно, во всяком случае, для контакта такого уровня.
    - Вершители тоже знают о существовании земной цивилизации?
    - Они знают все.
    - Тогда они - боги! - хмыкнул Мальгин.
    - Бог должен быть Абсолютом, а деятельность Вершителя  имеет  свои
ограничения. Хотя для вашего домена Метавселенной он может играть роль
Всевышнего... если пожелает. - Тихий смешок.  -  Но  не  пожелает.  Он
гораздо выше человеческих оценок и  желаний.  По  сути,  человечество,
исповедуя принципы удовольствия  и  могущества  -  принципы  поведения
маленького ребенка и подростка, так и  не  повзрослело,  не  взяло  на
вооружение, за редким исключением, принцип стремления к смыслу.
    - Что вы хотите сказать? - насторожился Мальгин.
    Тон собеседника стал грустным.
    - К сожалению, цивилизации третьей волны, наделенные тем,  что  вы
называете разумом, упираются в эволюционный тупик, и человечество - не
исключение.
    В горле у Мальгина пересохло.
    - Вы хотите... что мы... человечество не выживет?!
    - Не только человечество, но  и  вообще  ни  одна  из  цивилизаций
нашего времени, соответствующего третьей волне разума.
    - Не верю!
    - И не  надо.  Даже  потомки  программных  интеллект-центров  типа
Орилоуха, Маата и других, вам  еще  не  известных,  не  удержались  от
деградации и гибели. Вы еще убедитесь в этом. Разум Большой  Вселенной
бессмертен,  потому  что  попытки  Природы  осознать  себя   вечны   и
бесконечны, но первое условие бессмертия -  смерть,  как  говорил  ваш
соотечественник  [С.  Е.  Лец.].  Не  пугайтесь,  мастер,   лично   вы
переживете смерть цивилизации. Но  возвращение  домой  будет  трудным,
учтите.
    - Меня  предупреждали,  -  вслух  сказал   Мальгин,   ошеломленный
страшным смыслом известия. Правда, до конца поверить в него он  так  и
не сумел.
    - Правильно,  -  кивнул  "конь",  то  и  дело   меняя   очертания,
превращаясь то в слоновью тушу, то в динозавра, то в невиданную помесь
известных  и  неизвестных  зверей.  -  В  принципе  шанс   уцелеть   у
человечества есть, интервал мудрости его достаточно широк, но выйти за
пределы себя, пока человек остается целью в  себе,  почти  невозможно.
Прощайте, мастер, да благоволит к вам  Тиха  и  обходит  стороной  Ата
[Тиxа - богиня судьбы, Ата - богиня заблуждений (греч.).].
    - Вы говорите, что мы,  люди,  -  представители  третьей  волны...
Значит, была и первая, и вторая?
    - Первая  -  это  я  и  мои  современники,  вторая   началась   со
строительством Орилоуха, Маата, Сферы Дайсона  и  других  экзотических
для вас объектов. Кстати,  сеть  орилоунского  метро  предназначалась,
строго говоря, для  использования  ее  разумом  второй  волны,  но  ее
свойства позволяли пользоваться  ею  и  палеоразумным  и  постразумным
существам.
    - Вы хотите сказать, что и после нас будут рождаться  цивилизации?
Четвертой волны? Пятой? Сотой? Сколько  же  их  способна  генерировать
наша Метавселенная?
    - Вы упрощаете, но в  общем-то  недалеки  от  истины...  по  вашим
меркам. Дело не в количестве волн жизни, а в качестве. В конце  концов
предел экспансии разума - сама вселенная, что очень близко к Абсолюту.
    - В таком случае Вершитель и есть  -  вселенная,  осознавшая  себя
целиком?
    - Вы снова упрощаете, но пусть будет так.
    Силы Мальгина, направленные на поддержание видео- и  пси-контакта,
кончились,  он  почувствовал,  что  вот-вот   потеряет   сознание   от
напряжения. В тот же момент и "конь" и "всадник", так и не  пожелавший
участвовать в беседе, не проронивший ни слова, исчезли.  Грот  первого
Держателя Пути в истории Метавселенной, Пути, который  начали  строить
Вершители, вернее, их проекционные послы - Строители, опустел.
    Полчаса - по своему внутреннему времени - Мальгин отдыхал, снова и
снова прокручивая в памяти отрывки разговора, пока циферблат удивления
не зашкалило окончательно и встреча перестала казаться поразительной и
необыкновенной. К тому же  ему  начало  мерещиться,  что  и  "всадник"
говорил с ним на своем тарабарском языке, только он, Мальгин, не  смог
этого  услышать,  понять,  ощутить.  Было  ли  так  на   самом   деле,
разбираться не хотелось. Как сказал когда-то мудрец и философ  Николай
Рерих: "Неведомые нам слова,  все  они  полны  смысла".  Поверим  ему,
подумал   Мальгин   равнодушно.   Желание   увидеть    Вершителя    не
осуществилось, и этот факт не способствовал поднятию настроения,  хотя
Строитель и дал понять, что для рода хомо сапиенс контакт с Вершителем
невозможен принципиально.
    Впрочем, принципы эти установлены не человеком, думал Клим, и  еще
никто не доказал мне, что они действуют везде и для всех.  Я  не  могу
заставить звезды вращаться вокруг себя, зато могу найти вселенную, где
подобные деяния разрешены тамошними законами природы.
    Защемило сердце: снова вспомнились слова  Паломника  о  вселенных,
где конфликт Мальгин - Купава мог быть разрешен без участия  Шаламова.
Где они - эти вселенные? И не будет ли их  поиск  просто  бегством  от
самого себя, бегством постыдным и унизительным? И не окажется  ли  его
уход из родной  Вселенной  предательством  по  отношению  к  тем,  кто
зависит от него? К Шаламову, например, Купаве... и другим.
    Но если остаться, оставить все как есть, не  будет  ли  это  самым
обыкновенным рабством? - возразил внутри Мальгин-второй.
    Мальгин-первый усмехнулся: таких, которые, освободившись от своего
рабства, потеряли всякую ценность, немало.
    Это Заратустра, не сдавалось второе "я", а что думаешь ты сам,  не
опираясь на древних и современных мыслителей?
    Я  хочу  следовать  голосу  своей  печали,  ответил  Мальгин,  это
единственный путь к самому себе. Не знаю только, хватит ли у меня  сил
и имею ли я на это право.
    Снова Заратустра, поморщился второй  Мальгин.  Похоже,  ты  припас
крылатые фразы на все случаи жизни, но вряд  ли  они  могут  послужить
нравственной опорой бытия. Уйти в другую вселенную ты  сможешь,  а  от
себя - никогда!
    Ну и заткнись в таком случае! - прервал "диалог"  Мальгин.  Позвал
мысленно:
    - Хранитель.
    - Я весь внимание, - прилетел шипящий ветерок пси-ответа.
    - Строитель назвал тебя Держателем...
    - Этот термин - не имя - соответствует истине. Я - Держатель Пути,
а не Хранитель, как орилоуны. Такие, как я, живут по одному  в  каждой
вселенной.
    - Хорошо, буду называть  тебя  Держателем.  Меня  нужно  отправить
обратно в свое время, понимаешь, о чем речь?
    - Безусловно. Я связан со всеми Держателями и Хранителями Пути  во
всех временах и метавселенных  вплоть  до  финалов  их  существования.
Однако смею заметить, что сеть орилоунского метро - термин ваш,  и  он
не совсем верен, - в вашем конкретном  районе  обитания  повреждена  и
невосстановима.
    - Значит, домой я уже не попаду?!
    - Я этого не говорил. Но поможет вам вернуться домой в нужный  вам
момент времени только Вершитель.
    - Строитель сказал, что это невозможно...
    - Вы неправильно поняли: полный контакт  биологических  существ  -
носителей разума с Вершителями действительно неосуществим,  необходима
иная   энергетика,   информационно-обменные   структуры,   возможности
многоуровневого мышления и так далее,  но  если  Вершитель  заметит  и
захочет помочь - он это сделает и без вашего участия. Я  ведь  тоже  в
какой-то мере одна из  проекций  Вершителя,  разве  что  функционально
привязанная, и всегда готов сделать все, что в моих силах.
    - Однако же переслать меня туда, откуда пришли  Вершители,  вы  не
сможете?
    - Туда - нет. Вернее,  могу,  но  это  равносильно  вашей  смерти.
Другое дело - туда, где возможна ваша встреча с Вершителем.
    Мальгин облизнул пересохшие губы, не заботясь о сохранении внешней
невозмутимости.
    - И где это место?
    - В далеком будущем, за сотни миллионов и десятки  миллиардов  лет
после вашего появления на свет. Но вам придется пройти  пустыни  горя,
боли и одиночества... Строитель предупреждал, помните? Если  выдержите
- вернетесь.
    Мальгин закрыл глаза, сосредоточиваясь на  дыхании:  Строитель  не
обманывал, да и не знал, наверное, что такое ложь. Видимо, ложь, как и
любое другое  искажение  истины,  являлась  исключительно  достижением
человеческого гения  и  наравне  с  другими  подобными  "достижениями"
послужила  причиной  эволюционного  тупика.   Кто-то   кричал   внутри
Мальгина, отчаянно и страшно, что все это чепуха, не все люди лживы, и
что раз человечество не погибло в ядерной  войне,  то  оно  выживет  и
впредь, но Мальгин не стал отвечать  крикуну.  Он  верил  и  не  верил
сказанному, дрался сам с собой, успокаивал всех внутри себя и  плакал,
и вытирал слезы, и жаждал вернуться домой до спазм в горле и  холодной
боли в сердце.
    Кто-то посмотрел на него  сверху,  облетел  кругом,  неуловимый  и
бесплотный, как тень, застыл  рядом,  разглядывая  внимательно.  Новый
гость не излучал ни одной знакомой эмоциональной волны, в том числе  и
дружелюбия, и все же полностью равнодушным не был.
    Мальгин  вгляделся  в  дышащий  мрак  над   головой   и   невольно
воскликнул:
    - Богоид?!
    Над ним  висело  знакомое  прозрачно-туманное  облачко  с  глазами
внутри, мигающими  вразнобой.  Это  был  "миллионоглазый"  орилоунский
призрак, преследующий Шаламова в системе Орилоуха,  на  Маате,  родине
"черных людей", и на Земле.
    - Откуда он здесь? Прямо с Орилоуха?
    - Ни Орилоух, ни Маат в  данный  момент  еще  не  существуют,  они
появятся не скоро - по вашим меркам и временным масштабам. Но богоид -
термин весьма удачен - не  орилоун,  он  -  тоже  одна  из  "проекций"
Вершителя, призванная контролировать объекты, созданные Вершителями.
    - Служба безопасности, - пробормотал Мальгин.
    - Не совсем так. - В пси-голосе Держателя  Пути  прозвучали  нотки
сожаления. - Вернее, совсем не так, но я не смогу назвать вам  функции
этого организма из-за отсутствия нужных понятий и терминов. Извините.
    - Однако в памяти  "черных  людей"  богоиды  отражены  как  стражи
безопасности...
    - Для них богоиды - стражи, но  функционально  это  системы  более
высокого порядка, обеспечение  безопасности  -  их  побочное  занятие,
составляющее очень незначительную часть объема всей работы.
    Мальгин внезапно почувствовал страшную усталость.
    - Бог с тобой...  богоид,  проваливай,  куда  намеревался,  хватит
пялить на меня глаза. Хотя я так и не понял, кто ты или что и для чего
создан.
    - В данный отрезок времени он согласился по  моей  просьбе  помочь
вам выбраться в будущее. Не возражаете?
    Щеки хирурга запылали.
    - Спасибо, - выговорил он с раскаянием. - Прости,  дружище,  я  не
знал.
    - Вы готовы? - спросил Держатель Пути, никак не  прореагировав  на
это.
    - Готов. - Клим вдруг спохватился. - Погоди, Держатель, покажи мне
твой космос - или как он там называется, - каким ты его видишь.
    - Протовселенная, - отозвался Держатель Пути. - Смотри.
    Голова Мальгина как бы распухла, превратилась в огромного круглого
ежа со множеством колючек-рецепторов. Каждая "колючка" соответствовала
одному органу чувств Держателя Пути, и было их много,  не  менее  трех
сотен, и все они позволяли оценить окружающую среду  во  всей  полноте
параметров и взаимодействий. Человек с его  шестью  чувствами  и  даже
интрасенс с десятью-двенадцатью не могли и мечтать о подобном, а  ведь
Держатель Пути был всего лишь "проекцией"  одной  из  сторон  личности
Вершителя. Что же тогда способен видеть и  чувствовать  Вершитель?!  -
мелькнула мимолетная мысль.
    "Колючки" головы Мальгина вонзились в Нечто, окружавшее  Держателя
Пути, и хирургу открылся мир поразительных пространственных  структур,
не выразимых никакими словами земного языка! Он ощутил  себя  взрывом,
вселенским ураганом, бушующим сам в себе, вспышкой сверхновой  звезды,
яростным  сгустком  огня  квазара,  коконом  "черной   дыры",   сжатой
чудовищным полем тяготения, вихрем разлетавшихся  "сверхструн",  диким
танцем рождавшихся и умиравших неведомых  частиц,  готовых  в  будущем
распасться на не  менее  экзотические  частицы:  монополи,  гравитоны,
кварки, глюоны. Он ощутил себя исполинским Деревом Миров,  растущим  с
небывалой скоростью...
    Где-то глубоко в недрах того космоса,  который  звался  Мальгиным,
кто-то маленький и  слабый  ахал,  изумлялся,  ужасался,  сжимался  от
страха и ожидания страха, умолял прекратить, пытался закрыть  глаза  и
заткнуть уши, дрожащим голосом читал стихи и не мог  вспомнить  больше
одной строчки:

              В одном мгновенье видеть вечность...
              В одном мгновенье видеть...
              В одном...

    Вспомнил еще одну строку:

              Огромный мир - в зерне песка... [В. Брюсов.]

    И снова шум в голове, мелькание вихрей, взрывы, и  грохот,  и  гул
рождения вселенной...
    - Тут все в одно место скучено, - пробился из шума  чей-то  тонкий
голос, - заветы прошлого, и яд настоящего, и загадки будущего  [М.  Е.
Салтыков-Щедрин. "Вяленая вобла".].
    Мозг пытался сохранить "я" человека, не дать  ему  раствориться  в
чужом  сознании,  оперирующем  сотнями  и  тысячами  мыслей  и  чувств
одновременно, но это не  могло  продолжаться  долго.  Через  мгновение
психика человека  не  выдержала,  и  Клим  потерял  сознание,  услышав
последнюю фразу Держателя Пути:
    - Вы видите ветвление метавселенных...
    Потом он так и не смог вспомнить все  переживания  и  впечатления,
полученные им при подключении к сфере сознания Держателя Пути. Очнулся
от прикосновения к телу чего-то  холодного  и  приятного,  как  мокрое
полотенце для путника в жаркой пустыне.
    Чувства лгали - полотенца не было, как  и  пустыни,  он  лежал  на
черной  плите  в  утробе  Держателя  Пути,  а   неподалеку   играл   в
прозрачность - то появлялся, то  исчезал  -  "миллионоглазый"  богоид.
Чувства человека лгали и здесь: "глазастый" призрак никоим образом  не
представлял собой облако с человеческими глазами, будучи  сверхсложным
образованием, поддающимся описанию только  математическими  формулами,
причем из разделов метаматематики, неизвестной земным ученым, и жил он
во многих вселенных  одновременно.  "Глазастым"  богоид  представлялся
жалкому аппарату анализа человека, и даже интрасенсу и магу, коим стал
Мальгин, он почти не открывал других  своих  черт,  разве  что  внушал
ощущение скрытой мощи и всевластия.
    Чувства лгали хирургу также и в оценке формы, размеров,  плотности
и температуры Держателя Пути, хватаясь за  наработанные  стереотипы  и
железобетонный опыт поколений, и  в  оценке  происходящих  событий,  в
оценке равномерного  течения  времени,  в  том  числе  и  при  анализе
собственных ощущений,  сводимом  к  формуле:  мыслю  -  следовательно,
существую. Даже тело свое Мальгин продолжал видеть и осязать как  тело
человека, хотя оно претерпело множество изменений  и  вряд  ли  сейчас
даже отдаленно напоминало человеческое. Чувства лгали для того,  чтобы
он не сошел с ума, но полагаться Мальгин мог только на них,  поскольку
интеллект  не  давал  рекомендаций,  безнадежно   застряв   на   этапе
предварительной  обработки  информации,   полученной   от   встреч   с
Неведомым, Непонятным и Непостижимым.
    - Поехали, - хрипло сказал Мальгин.
    Держатель  Пути  молча  швырнул  его  в  горловину  "сверхструны",
вытянувшейся вдоль ствола Дерева Миров в бесконечность будущего.

                               Глава 5

    Кратер был огромен - около тысячи километров в диаметре! - и почти
полностью заполнен слоистым туманом. Но  не  это  заставляло  зрителей
замирать от благоговейного восхищения и ломать голову в поисках причин
явления - главное чудо кратера состояло в том, что он был бездонным!
    Когда Хранитель сказал Джуме об этом, безопасник  не  поверил,  но
старый орилоун не обиделся, не зная таких человеческих слабостей,  как
обман и обида. Проверить сообщение Джума не  мог,  как  и  представить
кратер без дна.
    - Дырка там, что ли? - спросил он даже, опешив.  -  Жерло  кратера
пронизывает всю планету?
    - Нет,  -  ответил  Хранитель.  -  На  планете  когда-то   провели
эксперимент по расщеплению кварка, с тех пор она мертва.  А  кратер...
от Паломника я  узнал  интересную  гипотезу:  эксперимент  удался,  но
канал, связавший макромир галактик с микромиром элементарных частиц  -
кварков, преонов, глюонов, - остался.
    - То есть кратер - это и есть канал  связи  макро-  и  микромиров?
Действительно,  экзотическая  гипотеза.  А  вы   точно   знаете,   что
цивилизация погибла... из-за эксперимента?
    Орилоун промолчал. Для него вопрос был  риторическим.  Джума  тоже
помолчал немного.
    - А кто такой Паломник?
    - Один из путешествующих по нашему участку метро.  Говорят,  он  -
одна из многомерных реализаций существа второй волны разума..
    Джума подождал продолжения,  однако  Хранитель  не  стал  пояснять
сказанное. Тогда безопасник еще раз вылез из пещеры  орилоуна  на  его
крышу  и  долго  любовался  кратером,  диким   неземным   пейзажем   в
противоположной стороне и сплюснутым  синим  солнцем  над  горизонтом.
Планета во многом напоминала Землю, имела почти тот же газовый  состав
атмосферы и ту же силу тяжести,  но  живых  разумных  существ  уже  не
кормила...
    Проснулся Джума с чувством утраты и печали.
    Часы в потолке спальни показывали шестой час утра, в комнате  было
светло, и за стеной кто-то напевал. Вставать  не  хотелось,  но  Джума
вспомнил,  что  в  семь  придет  Ромашин,  и  заставил  себя  прервать
привычную  цепь   утренних   ассоциаций,   непременно   приводящую   к
воспоминаниям о Карой. Она все еще работала с ксенологами над  Маатом,
звонила редко и то лишь для того, чтобы перекинуться парой ни  к  чему
не  обязывающих  фраз.  В  таких  случаях   Джума   всегда   вспоминал
великолепное высказывание  Элберта  Хаббарда:  "Не  понимающий  вашего
молчания, вероятно,  не  поймет  и  ваших  слов".  Карой  не  понимала
молчания Джумы, и надеяться на восстановление прежних  отношений  было
все трудней.
    Час безопасник потратил на зарядку и  обычную  утреннюю  программу
тэквондо, принял душ и приготовил завтрак на двоих.  Ромашин  позвонил
ровно в семь, ни секундой раньше, ни секундой позже.
    - Как спалось?
    - Нормально, - сказал Джума, впуская гостя. - Один я  всегда  сплю
как младенец. Под утро видел сон, будто я  снова  смотрю  на  глубокий
кратер. Видимо, причина его появления потрясла меня  больше  остальных
чудес, вот и снится.
    В гостиной он кивнул на столик, накрытый для двоих.
    - На всякий случай я приготовил завтрак и на вас.
    - Не откажусь, - кивнул Ромашин, осматриваясь.
    В квартире безопасника он оказался впервые.
    Сверхсовременный  мебельный  гарнитур  Хана  создавал  неожиданные
пространственные и цветовые эффекты:  иногда  комната  будто  таяла  в
искристом мерцании, открывала "дальние  дали"  или  "окна  в  космос",
затем сжималась в тесный кокон  из  сверкающих  паутинных  полотнищ  и
золотых сетей и снова распахивала  дверь  в  "иные  миры".  Почти  все
предметы гарнитура - от кресел, дивана, стенных панелей  до  приставки
"домового" и видео, книжных полок -  меняли  форму  в  зависимости  от
игровых  комбинаций,  управляемых  "домовым",  и  лишь  два   из   них
оставались неизменными при всех превращениях:  столик  с  завтраком  и
витейр в рост человека - объемное голографическое  фото  Карой  Чокой.
Ромашин задержал на нем взгляд. Помолчав, спросил:
    - Почему вы разошлись? Если вопрос неприятен...
    - Отчего же? Все очень просто:  я  не  понимал,  что  нельзя  быть
умным, - Джума улыбнулся, - в постели. Впрочем, в этой шутке есть доля
истины. Кроме того, я не знал, что между "да" и  "нет"  не  существует
границы.
    Ромашин с любопытством оглядел погрустневшее лицо  хозяина,  хотел
что-то сказать, но передумал.
    - Самое жуткое из ощущений - чужой! - продолжал Джума Хан, уходя в
свои мысли, и с видимым усилием возвращаясь к действительности. - Но я
это пережил. Садитесь, Игнат.
    Ромашин еще раз, более внимательно,  посмотрел  на  безопасника  и
перевел разговор на другую тему.
    - Мне тоже иногда снятся забавные  картинки,  из  тех,  что  успел
увидеть. Как говорится, песнь обманчивых снов. А ведь мы с  вами  лишь
прикоснулись к тайнам инобытия, постояли на перекрестке неузнанного  и
непостижимого.
    - У меня ощущение, что туда нам уже не попасть никогда.
    - Представьте, у меня тоже.
    Устроились у столика в удобных  креслах,  принимающих  по  желанию
седока  любую  форму.  Завтрак  Джумы  состоял  из   салата,   жареных
шампиньонов, гренок и кофе.
    - А что вы думаете об эффектах, сопровождающих... э-э...  контакты
Шаламова с нашими доблестными пограничниками и безопасниками?
    - Ничего удивительного, - сказал Джума; ел он быстро, но красиво и
даже артистично. - Даниил владеет  мощным  знанием  "черных  людей"  и
научился  им  пользоваться.  Мне  только  странно,  что  сами  маатане
почему-то практически не  демонстрировали  нам  свои  возможности,  за
редким исключением. Ксенологи на этот мой вопрос не ответили.
    Безопасник покосился на Карой,  глядящую  на  него  с  насмешливым
вызовом, поколебался и, проведя рукой над  пластинкой  витейра,  убрал
изображение.
    - Давайте о деле. Я без вас кое-что разузнал и проанализировал,  и
у меня складывается некая мозаика,  в  которой  не  хватает  некоторых
деталей. Может быть, вместе мы  ее  сложим  и  найдем  Аристарха.  Мне
хочется верить, что он жив.
    - Мне тоже. Более того, один человек уверен в этом твердо.
    - Не Забава Боянова?
    Глаза Ромашина заискрились весельем.
    - А я думал, только я такой догадливый.
    Джума Хан не поддержал шутки.
    - Мне  стало   известно,   что   Железовский   вышел   на   центр,
координирующий работу сил,  которые  готовят  нечто  вроде  переворота
власти и "охоты на ведьм", то бишь  на  интрасенсов.  Но,  как  и  все
дилетанты,  решил  проверить  расчет  лично,  понадеявшись   на   свои
способности. В результате,  хотя  завод,  изготавливающий  оружие  для
перечисленных акций, раскрыт, центру удалось перебазироваться. Уверен,
что координаты нового местоположения центра хранятся в информсетях, но
не имею ни малейшего понятия, как это выяснить. Был бы  Железовский  с
нами, он бы смог, но...
    - Наверное, может и Шаламов.
    Джума допил кофе, оценивающе заглянул в спокойные глаза Ромашина.
    - Что вы хотите сказать?
    - Надо найти Даниила  и  попытаться  уговорить  его  помочь.  Если
откажется, поищем другой путь.
    Джума задумчиво покачал головой.
    - Идея почти неосуществимая, но, надо признаться, красивая. Вопрос
лишь в том, где искать Шаламова.
    - Он на Меркурии. Увел у пограничников когг и  прячется  где-то  в
больших разломах ночной стороны. Думаю,  что-то  его  тянет  к  "сфере
Сабатини", и  он  ищет  возможности  подобраться  поближе.  Мыслит  он
нестандартно, во всяком случае, не совсем по-человечески, и стоит этим
воспользоваться, пока его не накрыли наши коллеги.
    - Могут, - согласился Джума.  -  Опер  кримрозыска  Столбов  очень
способный парень... что отметила даже Боянова.
    По губам Ромашина скользнула легкая  улыбка.  Он  тоже  знал,  что
Власта неравнодушна к Столбову, хотя и  скрывает  это  от  всех.  Знал
Игнат и об отношениях комиссара с командором погранслужбы.
    - Но я не выслушал вас, - деликатно напомнил он.
    - Собственно, мои расчеты касаются непосредственно Железовского. -
Джума вопросительно взглянул на Ромашина, допившего свой кофе. - Еще?
    - Нет, спасибо.
    - Дело в том,  что  Аристарх  не  обычный  интрасенс,  если  здесь
применим термин "обычный". То есть он интрасенс, который  решил  пойти
дальше, развивая природный дар. Помните его рассуждения?  Человечество
вырождается, и появление интрасенсов - реакция популяции хомо  сапиенс
на вырождение.
    Ромашин кивнул с улыбкой.
    - Сказано это было с апломбом и  великолепным  самомнением,  но  в
чем-то Аристарх прав.
    - Этим он мне и нравится, - улыбнулся и Джума. - И он не одинок  в
своем мнении. Ученые тоже согласились, что  десятки  тысяч  лет  назад
возникший принцип  "не  убий"  привел  к  прекращению  индивидуального
развития  вида  хомо.  Человек  остановился  морфологически   и   стал
развиваться в общественной среде, формировать общественные  структуры.
Мозг его тоже перестал развиваться биологически...
    - И с появлением интрасенсов наступил черед нового витка эволюции,
- подхватил Ромашин с едва уловимой иронией. - Вы  правы,  Аристарх  в
своих постулатах не оригинален, хотя приоритет в этой области вряд  ли
ему необходим.
    - И  все  же  он  пошел  дальше.  Наряду  с  некоторыми  не  очень
симпатичными чертами характера у него  есть  одно  важное  качество  -
самоактуализация  [Стремление  человека  к  возможно   более   полному
выявлению и развитию своих личностных возможностей.], поэтому я иногда
завидую ему.
    - Знаменитые  "три  эс"   Аристарха:   самоанализ,   самоконтроль,
самосовершенствование. И что же? Каким образом знание  черт  характера
поможет нам найти его?
    - Помните, он водил нас на  экскурсию,  вернее,  показывал  сверху
бывшие промышленные зоны? "Черные социумы", как он их называл.  В  них
почти никто не живет, зоны эти имеют свой животный и растительный мир,
возникший в результате мутаций и  значительно  отличающийся  от  видов
ареала... В общем, это идеальные места для любых  заговорщиков  и  для
монтажа схронов, где можно прятать что угодно и кого угодно.
    Ромашин задумался.
    - Мысль понятна, однако реализовать идею сложно.  Площадь  "черных
социумов" на Земле составляет чуть ли не четверть всей поверхности, не
считая  горных  областей,  это  миллионы  квадратных   километров,   и
обследовать их... все равно, что ложкой черпать облака.
    Хозяин приподнял бровь.
    - Ну что вы, Игнат, я и не собирался обследовать  зоны  сам,  есть
другая идея: привлечь к этому Боянову.
    - Комиссара, лично? Или службу?
    - Ее сестру, Забаву. Она  интрасенс,  к  тому  же  неравнодушна  к
Аристарху и учует его быстрее,  чем  кто-либо  другой...  -  Джума  не
закончил, потому что зазвонил видео.
    - Включай, - скомандовал безопасник, обращаясь к "домовому".
    Домашний  комп  послушно  развернул  объем  передачи.  На   мужчин
взглянула смуглая женщина необычайно тонкой красоты, и даже  Джума  не
сразу признал в ней бывшего нейрохимика Карой Чокой - так она изменила
прическу. Теперь у нее была толстая черная коса, перекинутая на грудь,
а волосы собраны и тщательно прижаты к голове, открывая лоб.
    - Привет,  хирург.  Аль  не  узнаешь?  -   сказала   она   певуче,
наслаждаясь эффектом. - Здравствуйте, Игнат.  Освободишься  -  позвони
мне, Джу, хорошо? Что-то мне тревожно.
    - За кого? - промолвил Джума хрипловато.
    Карой усмехнулась, но взгляда не отвела.
    - За тебя тоже, безопасник. Будь осторожнее.
    Виом погас. Наступило молчание.
    - Девица-краса, черная коса, - глубокомысленно  изрек  Джума  Хан,
глядя перед собой остановившимся  взглядом,  в  котором  стыла  тоска.
Очнулся, виновато посмотрел на Ромашина.  -  Извините.  Говорила  она,
конечно, о Мальгине.
    - Я знаю, - кивнул Ромашин сочувственно и  добавил  с  философским
хладнокровием: - Amantes - amentes, влюбленные - безумные.  А  женщина
она красивая, надо признаться. Итак, план принимается. Пока - ваш,  не
выйдет - мой. Звоните Забаве.
    - А может быть, вы? - нерешительно произнес Джума.
    - Что, неужели трусите? - развеселился Ромашин.
    - Не трушу, но... побаиваюсь. Я встречался  с  Забавой  дважды,  и
каждый раз  у  меня  складывалось  впечатление,  что  она  видит  меня
насквозь. А я этого не люблю. Ибо таится  и  в  нас  нечто  уступающее
низменным инстинктам,  противящееся  интеллекту,  в  культ  возводящее
успех [А. Камю.].
    Ромашин знал автора последнего изречения, но промолчал.
    - Хорошо, звоню.
    Однако Джума не успел дать команду "домовому", чей-то вызов  снова
опередил его. К изумлению  приятелей,  звонила  сама  Забава  Боянова,
словно подслушала их разговор.
    - Доброе утро, джентльмены. Не помешала? Если вы всерьез  намерены
заняться поисками Аристарха, то я знаю, где он.
    Немая сцена была красноречивой.
    Забава невольно улыбнулась сквозь печаль и озабоченность.
    - Профессионалы в растерянности? Может быть, я не по адресу?
    - Дело в том, что  мы  только  что  говорили  о  вас,  -  произнес
пришедший в себя Ромашин. - И хотели просить помощи  именно  по  этому
поводу - поиск Аристарха.
    - Извинения излишни. Сколько вам потребуется времени на сборы?
    - Три минуты.
    - Тогда жду вас у метро-два Гомеля.
    Виом собрался в тлеющий уголек, погас.
    - Мне кажется, -  задумчиво  сказал  Ромашин,  глядя  на  мигающую
полусферу  "домового",  -  что  Аристарх  не  прав,  отталкивая  такую
красоту. И верность.
    - Молодой, полный сил, энергии и замыслов...  -  Джума  подумал  и
мрачно добавил: - Козел! Итак, коллега, наша экипировка?
    - Я одет. - Ромашин коснулся рукой  воротника  своего  серо-белого
кокоса. - Вам нужен такой же, с ПР  и  Умом  [ПР  -  пси-рация,  Ум  -
усилитель мышц.]. Оружие вряд ли понадобится, но на  всякий  случай  я
захватил вот это. - Эксперт сделал быстрое  движение,  и  в  его  руке
оказался  необычной  формы  и  цвета  -  алый,  словно  сделанный   из
раскаленного металла или стекла, - пистолет.
    - Что за шпалер? - заинтересовался Джума. - Суггестор?
    - Нет,  эта  штука  к  психотехнике  не   имеет   отношения.   Это
"строевик".
    Джума присвистнул.
    - Слышать - слышал, но никогда не видел.
    "Строевиком" на жаргоне  тревожных  служб  назывался  демонстратор
фазового поворота, как его окрестили ученые, оружие,  создающее  узкий
канал особого вида микроволновых взаимодействий, в результате  которых
атомы воздуха и любых встреченных на пути  луча  препятствий  начинают
двигаться в одном направлении, "строем". Физика явления была  известна
издревле, однако экспериментальные  образцы  демонстраторов  появились
недавно.
    - Ну и связи у вас, эксперт!
    - Пустяки, - скромно потупился Ромашин.
    Через несколько минут они уже садились  в  такси.  Оба  отличались
сдержанностью и спокойствием, хотя Ромашину эта черта  характера  была
дарована природой, а Джуме  Хану  -  тренингом,  натура  у  него  была
увлекающаяся,  веселая,  жизнерадостная,   поэтому   разговаривали   -
демонстрируя сдержанность - мало. Каждый думал об  удивительной  силе,
которая  зовется   любовью   женщины   и   которая   толкает   ее   на
самоотверженные,    порой     непредсказуемые     поступки     вопреки
обстоятельствам и логике. Забава Боянова, историк  с  мировым  именем,
социолог-исследователь, интрасенс,  любила  Аристарха  Железовского  и
была достойна ответной любви, но вряд ли она  оценивала  себя  с  этих
позиций. И оба еще не знали, что через много лет  судьба  поменяет  их
местами...
    У  метро  развлекалась  толпа  молодых   людей,   одетых   пестро,
экстравагантно и вызывающе.  Многие  из  них  носили  значки  в  форме
человеческого сердца, не стилизованного, а натурального,  с  надписью:
"Я люблю себя!" - это были дилайтмены, а  у  нескольких  рослых  юнцов
была выбрита левая бровь - признак "касты" "эскадронов жизни".
    - Вот кого не люблю, так не люблю, - проворчал Джума, определяя по
привычке массу агрессивности толпы и главаря.
    - Ребятишки ищут острых ощущений, - вполголоса ответил Ромашин.  -
Пусть веселятся в  пределах  допустимого,  здесь  есть  кому  за  ними
приглядеть.
    - Кого вы имеете в виду?
    - Посмотрите на крайнего слева.
    Джума   увидел   высокого,    хорошо    сложенного    мужчину    с
брезгливо-сонным лицом, на  лацкане  куртки  которого  голубел  значок
инспектора-социоэтика.
    - Странно, что он не вмешивается, ребята уж  слишком  расшумелись.
Или он уже вызвал подмогу? Подождите, спрошу.
    Джума  Хан  решительно  двинулся  к   меланхолически   любующемуся
происходящим инсоэтику, в  то  время  как  веселящиеся  парни  толкали
пассажиров метро, задирались и отпускали грязные шуточки.
    - Не пора ли вмешаться?
    Соннолицый смерил Джуму взглядом, процедил неохотно:
    - Не вижу смысла.
    - Но ведь это  ваша  обязанность,  -  удивился  безопасник.  -  До
конфликта - пара шуток!
    - А плевать!  Кстати,  какое  вам-то  до  этого  дело?  Иди  своей
дорогой, сейфмен.
    - О! - сказал  Джума,  поднимаясь.  -  Да  вы,  оказывается,  хам,
милейший! Не уважаете себя, дело  ваше,  не  уважаете  свою  работу  -
уходите на другую, но не уважать незнакомого человека - нехорошо! - Он
сжал пальцами плечо инсоэтика, лицо которого перекосилось от боли.
    - У нас проблемы, Джума? - раздался сзади тихий голос Ромашина.
    - Хамит,  -  коротко  ответил   Хан,   неохотно   отпустил   плечо
инспектора.  -  Оказывается,   среди   социоэтиков   тоже   попадаются
некомбатанты. Парень, уходи из комиссии сам, иначе я позабочусь, чтобы
от тебя избавились.
    - Когда для дела  нужны  трое,  двое  не  ссорятся,  -  миролюбиво
заметил Ромашин. - Говорят, там внутри кто-то пристал к девушкам, надо
помочь.
    - Этот  не  помощник.  -  Джума  окинул   презрительным   взглядом
инспектора-социоэтика, державшегося за плечо, и направился ко входу  в
метро, потом вернулся, сорвал значок социоэтика и сунул  в  карман.  -
Это тебе не понадобится, слизняк.
    В зале метро с линией кабин было почти пусто,  кабины  работали  в
основном на финиш, и выходящие пассажиры торопились удалиться, заметив
группу разрисованных под тигровую шкуру мускулистых громил  с  бритыми
головами. Их было  человек  восемь,  и  они,  выстроившись  кругом,  с
хохотом толкали в круг двух девушек. Одна из них, маленькая  брюнетка,
вскрикивала и плакала, а вторая, высокая красивая  блондинка,  закусив
губу, отбивалась молча и яростно.
    - Брейкеры, - хмуро сказал Джума. - А вот этих я уже ненавижу!
    Сленг брейкеров состоял из дикой смеси языковых искажений,  понять
которую было очень трудно. Впрочем, весь смысл их разговора сводился к
оценке девичьих фигур и перевода не требовал.
    - Эй,  орлы!  -  окликнул  их  Хан,   подходя   к   группе   вдоль
металлического   никелированного   поручня   с   завесой   турникетов,
регулирующего вход-выход. - Не надоело?
    Парни  оглянулись.  На  их  лицах  отразилось  недоумение,   потом
появились ухмылки. Девушки в это время попытались вырваться из  круга,
но двое парней схватили их  за  руки,  притянули  к  себе.  Блондинка,
чем-то похожая на Карой, вскрикнула от боли.
    - Отпустите! -  негромко  сказал  Джума,  темнея  лицом.  В  ответ
раздались   смех,   возгласы,   циничные   остроты,   советы,   самыми
благопристойными среди которых были:  "А  не  пошел  бы  ты..."  Перед
безопасником  пенилась  тупая  и   воинствующая   наглость.   Что   ей
увещевания, призывы к совести, добрые уговоры? Ей всегда были  понятны
только кулаки и зубы.
    Джума вдруг коротко, почти без размаха, ударил  ребром  ладони  по
поручню, смяв и  прогнув  трубу.  Смех  мгновенно  стих,  парни  молча
переводили взгляд с трубы на фигуру безопасника, готового к прыжку.
    - Покалечу! - тихо, но внятно предупредил Джума. - Отпустите их.
    - И покалечит, - философски заметил, подходя, Ромашин. - Он может.
- Эксперт напрягся, раздался  стон  металла,  труба  поручня  медленно
выгнулась  в  обратную  сторону.  Ромашин  полюбовался  ею,   погладил
вмятину, сжал ладонью, отпустил, и все увидели, что деформация поручня
почти исчезла.
    - Идите,  мальчики.  -  На  лице  Ромашина  появилась  добродушная
улыбка. - Пошалили и хватит. Вопросы есть?
    - Трезверы, - с разочарованием проговорил один из бритоголовых.  -
Линяем, любы!
    Парни отпустили девушек, упорхнувших к свободным кабинам метро,  и
потянулись к выходу, бормоча невнятные угрозы, а  когда  из  кабины  в
конце  зала  вышли  трое  молодых  людей  в  форме   линейной   службы
общественной безопасности - кто-то, очевидно, вызвал контроль порядка,
- брейкеры ретировались  с  завидной  быстротой.  Снаружи  послышались
свист, крики, топот.
    - Надо рассказать им... - начал было Джума, но Ромашин потянул его
за рукав.
    - Опаздываем, сами разберутся.
    В кабине метро Джума взял Ромашина за руку,  внимательно  осмотрел
ладонь, хмыкнул.
    - Как вы это проделали? Я имею в виду поручень.
    - Ловкость рук и никакого мошенства, - улыбнулся эксперт,  вытащил
из  кармана  нечто   вроде   тонкой   перчатки   телесного   цвета   с
металлическими нитями вдоль пальцев.
    - Понятно, - кивнул безопасник. -  Я  не  заметил,  когда  вы  его
надели.
    Это был  экзоскелет  для  кисти  руки,  пользовались  такого  рода
усилителями мышц обычно скалолазы и спасатели, но этот был  изящнее  и
почти незаметен.
    Еще через несколько минут они  выходили  из  зала  второй  станции
метро Гомеля. У четырехместного нефа с голубой мигалкой на  зализанной
крыше их ждала Забава Боянова, тоненькая, очаровательно  грациозная  в
белом кокосе с нашивкой: "Всемирный институт  истории  и  социологии".
Поздоровались.
    - И  на  этой  банке  вы  хотите  найти  Аристарха?  -  иронически
осведомился Джума, хлопнув рукой по блистеру кабины.
    Боянова с недоумением взглянула на него.
    - Но ведь это удобная скоростная  машина...  А,  поняла:  мигалка?
Разве она помешает? Машина техслужбы транспорта...
    - Все  равно  надо  бы  антиграв  понезаметней,  а  мигалка  может
насторожить.
    - Что же делать? - растерялась девушка.
    Ромашин едва заметно улыбнулся: Забава была похожа  на  сестру  не
только  внешне,   но   Власта   никогда   не   терялась   в   подобных
обстоятельствах.
    - Снимем мигалку, - сказал он, - всего-то и забот.
    - А не боитесь гнева моей сестры? Она почему-то сердита на вас  за
какие-то проступки.
    - Во-первых, одним проступком больше, одним  меньше  -  не  велика
разница, а во-вторых, волка бояться...
    Забава подняла брови,  задумчиво  разглядывая  бывшего  начальника
службы безопасности.
    - Вы такой, каким я вас и представляла. Не пугайтесь, это похвала.
    - Не сомневаюсь, - наклонил голову Ромашин.
    Демонтаж лампы-вспышки занял две минуты, и неф  взлетел,  имея  на
борту добровольную дружину риска по розыску товарища. Из  всей  троицы
больше других, как ни странно, волновался Игнат  Ромашин,  как  всегда
предельно собранный и  внимательный,  опирающийся  на  точный  прогноз
событий и огромный опыт работы в отделе безопасности. Компас  интуиции
никогда его не подводил, а сейчас он предсказывал бурю.

                               Глава 6

    Как   произведение   гроссмановых   чисел   зависит   от   порядка
сомножителей,  так  и  жизнь  Мальгина   в   одномерном   пространстве
колеблющейся "сверхструны" зависела от порядка следования по  "струне"
его систем: сигнальной, нервной, парасимпатической, а также от  уровня
сложности управления телом.  Не  догадайся  Мальгин  вывести  процессы
управления метаболизмом на уровень сознания, он не дошел бы  до  конца
пути  целым  и  невредимым.  Вернее,  дошел  бы,  но  в   "урезанном",
"отредактированном" виде, без многих органов и систем, если  не  вовсе
без тела.
    В моменты коротких остановок заработали и другие органы чувств,  о
которых Клим даже не подозревал, способные  ориентироваться  там,  где
пасовали основные и добавочные экстрасенсные чувства.  Сознание  взяло
под контроль жизнедеятельность организма в  форме  "пачки  информации"
вплоть до клеточного уровня, и Мальгин впервые  осознал,  каков  запас
прочности у человеческого мозга! Его мозг сейчас  включил  на  уровень
сознания не два-четыре процента нейронов, как у обычных  людей,  и  не
десять-двенадцать, как у интрасенсов, а все сто!
    Сложнейшая  сеть   "сверхструн"   орилоунского   метро   в   эпоху
становления человечества рвалась от старости. Хранители  Пути,  спасая
транспортируемого и выводя его в  соответствии  с  желанием  в  нужную
точку пространства-времени,  бросали  Мальгина  от  одного  умирающего
орилоуна к другому, и каждый бросок входа-выхода сопровождался  ударом
по организму. Выдержать  эти  встряски  нормальный  человек,  хрупкий,
медленно реагирующий на  изменения  среды,  сосредоточенный  на  своих
мелких желаниях, практически отключенный от космоса, не мог бы.
    Геометрия пространства вне  "струны"  стремительно  изменялась  от
броска  к  броску;  сто   одиннадцать   измерений,   двадцать   шесть,
двенадцать, десять, семьдесят семь, пять, снова сто  одиннадцать...  -
так реагировал аналитический центр сознания Мальгина на  его  "падения
вверх", в будущее. И наконец настал  момент,  когда  в  гулком  коконе
головы возникли цифры:  три-четыре.  С  пронзительным  медным  звоном,
потрясшим все тело,  Мальгин  выпал  из  "струны"  в  чрево  орилоуна,
который дожил до эпохи в сотни миллиардов лет после рождения человека.
    Время остановило свой прихотливый стремительный бег из будущего  в
прошлое, как останавливает бег лесная дорога при  остановке  всадника.
Несмотря   на   "встопорщенную"   нервную   систему,    взбудораженный
физиологический аппарат и дикие боли  в  сердце,  могущие  закончиться
кардиогенным шоком, Мальгин был жив! Он видел, он чувствовал, дышал  и
двигался, руки, ноги, голова были на месте, кожа зудела и чесалась, но
оставалась кожей.
    Сначала ему показалось, что вокруг  царит  обычная  пещерная  тьма
орилоунской  утробы,  слабо  освещенной  каким-то  скрытым  источником
света.  И  хотя  стены  полости  не  светились  даже  в   инфракрасном
диапазоне, объяснялось это просто - орилоун наверняка  был  неимоверно
дряхл и доживал свой долгий век в виде скелета,  готового  рассыпаться
от дуновения ветра. Мальгин  не  сразу  понял,  что  источником  света
является он сам.  Руки  сочились  розовым  свечением,  ногти  казались
перламутровыми, а сосуды под кожей -  алыми  световодами.  В  общем-то
нормальное явление после сресс-полета в "сверхструне".
    Клим  подождал,  пока  тело  перестанет   светиться,   отдыхая   и
настраивая органы чувств, как оркестр - инструменты, возвращая  власть
инстинктов и подсознания над их деятельностью. И вдруг поймал себя  на
том, что боится выглянуть  наружу.  Нет,  он  боялся  не  вакуума  или
ядовитой атмосферы, и не мощных ионизирующих излучений, он  боялся  не
увидеть ничего!
    Воздух в полости орилоуна был неплотен и  состоял  в  основном  из
смеси азота и гелия,  кислород  занимал  едва  ли  десятую  часть  его
объема, но для дыхания хватало. В принципе Клим спокойно мог перейти и
на другой тип физиологических реакций, используя любые  газы,  или  не
дышать совсем.
    Сила тяжести в пещере почти отсутствовала, из чего Мальгин  сделал
вывод, что орилоун с машиной метро внутри болтается где-то  в  космосе
по воле инерции и межзвездных гравитационных полей.
    - Хранитель, - позвал Мальгин мысленно.
    Ответа не было.
    - Хранитель, отзовись.
    Молчание.
    Клим понял, что орилоун как  интеллект  умер,  и  в  этом  обломке
старой коммуникационной системы работает  лишь  механизм  перехода  на
"струну".  Почувствовав,  как  невольно  участилось  дыхание,   хирург
пощупал  рукой  шероховатую  решетчатую  стену,   удивился   -   пахло
искусственным  сооружением,  а  не   скелетом   орилоуна.   Включилось
дальновидение, вернее дальночувствование.
    То, в чем он находился, вовсе не было орилоуном, ни живым, ни  его
скелетом.  Это  был  гигантский,  километров   пяти   в   поперечнике,
искусственный объект, нечто вроде космической  станции  или  города  в
космосе, смонтированного из полупрозрачных труб и сигар  диаметром  по
сто метров,  сквозь  стенки  которых  угадывались  очертания  каких-то
огромных, разной формы строений, баков, коридоров, лестниц,  переходов
и машин. Кое-где в оболочке станции зияли рваные пробоины, а корма или
нос - кто разберет? - в километре от помещения метро была разрушена  и
оплавлена. И был этот объект очень стар. Клим не сразу смог определить
его возраст: не менее миллиона лет!  Кто  его  строил  и  зачем,  куда
исчезли строители, оставив на нем станцию метро, сказать с  ходу  было
невозможно.
    Второе потрясение ждало Мальгина, когда он вознамерился  выйти  за
пределы объекта, которому дал название Спутник.
    Ничто не говорило о том, что оборудование этой  древней  развалины
способно функционировать, но  оно  работало!  Правда,  ее  своеобразие
натолкнуло Мальгина на мысль, что многие коридоры и  полости  Спутника
должны были заполняться водой или еще какой-то жидкостью.
    На выходе короткого коридора  он  обнаружил  нечто  вроде  птичьей
клетки, в которой мог бы уместиться слон. Как только Клим  оказался  в
"клетке", она оделась голубым сиянием и запеленала  путешественника  в
прозрачную тугую пленку, не стесняющую дыхания и  движения.  Еще  один
голубой  просверк  -  и  шею  сдавил  блестящий  многогранный  поясок,
пустивший усики к ушам и затылку.
    В голове прошелестел сухой ветерок, и следом  раздался  бесплотный
пси-голос:
    - Жизнеобеспечение  рассчитано  на  два  часа   личного   времени.
Возьмите иног форс палли глайд... -  Шелест,  щелчки.  -  Лифт  микро.
Приятных видений. Если понадобится совет... - Щелчок и тишина.
    - Спасибо, - поблагодарил Мальгин  неведомого  гида.  -  Разберусь
сам.
    И  наконец,  третье  потрясение  ждало  его  после  выхода   через
"клетку"-тамбур наружу.
    В первые мгновения он действительно ничего не увидел. Ни звезд, ни
их  скоплений,  ни   галактик   и   сетчатой   структуры,   отличавшей
Метавселенную человека от других метавселенных,  ни  единого  пятнышка
света! Великое Безмолвие обрушилось на уши. Великая Темнота - на глаза
и Великая Пустота - на остальные органы чувств! Длилось это  состояние
недолго: совсем недалеко - по космическим меркам - отыскалась планета,
по массе и размерам приблизительно равная Земле, а  с  другой  стороны
Спутника  светила  в   инфракрасном   диапазоне   остывающая   звезда,
коричневый карлик с температурой поверхности  около  тысячи  градусов.
Мальгин  вздохнул  с  облегчением,  в  другое  время  показавшимся  бы
смешным: звезды  и  планеты  еще  существовали  в  это  время,  просто
плотность их распределения  в  пространстве  в  результате  расширения
вселенной стала мизерной. Но впечатление глухоты осталось. Космос  был
нем! Великое Молчание, бездонным океаном рухнувшее на голову человека,
тщетно пытавшегося  услышать  радиоголоса  и  пси-переговоры  разумных
существ, заставляло напрягать слух до предела.  Даже  обычные  фоновые
излучения почти отсутствовали в  этом  удивительном  пустом  "плоском"
пространстве, где в кубическом метре элементарные частицы  можно  было
пересчитать по пальцам.

              Луна и солнце побледнели,
              Созвездья форму изменили,
              Движенье сделалось тягучим,
              И время стало, как песок... [Д. Хармс.]

    - Что? - спросил Мальгин пересохшими губами. Опомнился: он говорил
сам с собой. Пробормотал: - Где они, эти созвездия? И  каким  образом,
хотелось бы знать,  я  найду  Вершителя,  если  здесь  атом  от  атома
находится не ближе, чем звезды от Солнца в мое время?
    Никто  не  ответил.  Мальгин  был  совершенно  один,   не   считая
полусдохших автоматов Спутника, на этом обломке, сиротливом  памятнике
какой-то технологической цивилизации, может быть, и  человеческой.  Он
был один на многие миллионы световых лет, и, вопреки уверениям  самого
первого из Держателей Пути, никто не спешил к нему на помощь.
    Тупик, подумал Мальгин  с  неожиданным  спокойствием.  Кажется,  я
достиг конца пути. Запас инерции удачи кончился. Финиш.
    И снова никто не ответил ему.  Молчал  Спутник,  молчал  недалекий
коричневый карлик - не Солнце ли  на  самом  деле?  Молчал  космос.  И
молчала память, не человеческая - маатанская, память  "черных  людей",
знавших множество удивительных вещей и не способных обратить  их  себе
на пользу.
    "Ладно, посмотрим, - сказал Мальгин неизвестно кому. -  Я  еще  не
умер, да и не все узнал, что хотел. Интересно все же, чей это  след  и
почему он сохранился так долго".
    Он имел в виду развалины Спутника.
    За час он обследовал те помещения гигантского сооружения,  которые
посчитал главными, и сделал три вывода. Первый: Спутник  был  если  не
последним,  то  одним  из  самых  последних   искусственных   городов,
предназначенных для автономного обитания вне звездных систем.
    Создан  он  был  на  пределе  технологии,  то  есть   на   пределе
технического  совершенства,  и  являл  собой  яркий  пример   изделия,
характерного  для  техногенной  цивилизации,  развивающейся  в  водной
среде, которая подошла к эволюционному тупику.
    Вывод второй: Спутник строили не люди.  Гуманоиды  -  может  быть,
хотя вряд ли, но не люди.  И  последний  вывод:  цивилизация,  которой
принадлежал город, появилась гораздо позже исчезновения  человечества,
и относилась она к "третьей  волне  разума",  по  выражению  Держателя
Пути. Таким образом, заявление Держателя подтверждалось:  закономерным
финалом всех разумных видов третьей волны являлся эволюционный  тупик.
И какая была разница для Мальгина, отчего они погибали:  в  результате
войн, экологических катастроф, генетического дрейфа, неконтролируемого
роста мутаций и психических  заболеваний,  потери  духовной  связи  со
вселенной - главным была безысходность факта!  И  одним  усилием  воли
было трудно справиться с этим сильным и страшным потрясением.
    Шок продолжался долго, Клим потом не сразу смог вспомнить, что  же
его вывело из этого состояния. А объяснялось все просто: у  пленочного
скафандра, в который запеленала его  здешняя  автоматика,  близкая  по
параметрам земной, закончился энергоресурс,  и  он  испарился,  исчез,
превратился в пыль.
    Мальгин очнулся  окончательно,  в  нем  проснулась  злость,  жажда
деятельности и яростное желание бороться за жизнь.
    Не  найдя  продуктов  питания,  годных   для   использования,   он
"пообедал"  электричеством,  которое  еще  хранилось  в  аккумуляторах
полуразрушенного левиафана, и погрузился в медитацию,  высвобождая  от
оков воли и психики все свои человеческие и нечеловеческие  силы.  Все
же он не был чужим и для вселенной  этого  времени,  обладая  знаниями
предшествующих поколений  разумных  существ,  свободой  выбора  образа
жизни и, главное, места жизни. В нем соединились три  видения  мира  -
человеческое,  маатанское  и  видение  будущего,   присущее   разумным
существам данной эпохи, для которых их Метавселенная  была  ничуть  не
проще и не менее активной, чем Вселенная во времена бытия человечества
для человека. Мальгин ощутил пространство вокруг как часть самого себя
и сам стал космосом. Он заново открыл законы  здешней  физики,  увидел
потухшие галактики - большинство звезд в эту эпоху уже  закончило  эру
излучения, - переставшие быть упорядоченными скоплениями светил: почти
девяносто процентов  звезд  рассеялось  в  пространстве,  а  остальные
образовали  сверхмассивные  "черные  дыры",   вокруг   которых   цвела
непонятная жизнь. Воля эволюции образовала скопления нейтронных  звезд
со  своим  движением  и  жизнью  и  гигантские  провалы  в  метрике  -
"прозрачные  дыры"  вывернутых  измерений   -   там,   где   произошла
декомпактификация [Декомпактификация - развертка измерений,  свернутых
физическими  процессами  во  время  раздувания   Вселенной.]   древних
реликтовых "суперструн".
    Клим увидел и ощутил медленное угасание ядерных  процессов  внутри
звезд и давно остывших  планет  и  с  новым  интересом  прислушался  к
далекому шуму иной жизни - на базе колоссальных скоплений элементарных
частиц, излучений и волн избравшей места обитания возле "черных  дыр",
нейтронных  систем  и  у  других  экзотических  образований   здешнего
космоса. Пульс этой жизни бился  по  человеческим  меркам  чрезвычайно
медленно,  процессы  информационного  обмена  протекали   неторопливо,
веками, и все же  вселенная  не  пустовала,  продолжая  расширяться  в
пределах стенок-границ, отделяющих одну Метавселенную-домен от другой.
До конца звездной эры оставалось еще немало времени, сотни  миллиардов
лет, и звезды пока  кое-где  светили,  в  основном  карлики  -  белые,
желтые, оранжевые, красные. Остальные давно прекратили  существование:
либо взорвались, либо сжались в "черные дыры"  и  нейтронные  капли  с
размерами всего в десятки, сотни километров.
    Коричневый карлик, вокруг которого кружил бесцельно  город-Спутник
отжившей цивилизации со станцией метро, был старым  "родным"  Солнцем,
но планетная его семья поредела: оторвались и канули  в  галактические
просторы внешние планеты - Плутон, Уран, Нептун, исчез Меркурий, то ли
упал на Солнце, то ли был использован  новыми  хозяевами  системы  для
своих  нужд.  Сатурн  был  разорван  приливными  силами,   неосторожно
приблизившись  к  Юпитеру,  и  теперь  представлял  собой  три   пояса
астероидов. Не хватало и многих спутников больших планет, в том  числе
и Луны. Мальгин,  по  сути,  прибыл  на  кладбище  Солнечной  системы,
кладбище  неухоженное  и  забытое,  несмотря  на  несколько   летающих
развалин и оставленный кем-то у Солнца  широкошумящий  [Работающий  на
почти всех диапазонах  электромагнитных  волн.]  маяк  -  работать  он
перестал совсем недавно, может быть, сотни две лет назад.
    И снова холодная волна тоски хлынула в мозг, сжала сердце, вызвала
головную боль и слезы на глаза. Мальгин  был  единственным  человеком,
пережившим смерть человечества, а одиночество такого масштаба способно
свести с ума кого угодно!
    Впрочем, мелькнула спасительная мысль, не я  один  путешествую  по
орилоунской  сети,  где-то  еще  бродит  Лондон,  делают  первые  шаги
Ромашин, Аристарх и Джума...
    Если я не смогу вернуться, так, может быть, они появятся здесь?
    Мальгин собрался с силами и бросил зов во  вселенную,  не  слишком
надеясь на ответ. Его не ждали здесь, да и услышав, могли  не  понять,
поэтому рассчитывать на  помощь  в  общем-то  было  неразумно,  однако
надежда - последнее, что умирает в человеке, и Клим продолжал время от
времени подавать пси-голос. А когда пришел ответ, он не поверил.
    Ответ был непрямым. Впечатление складывалось такое,  будто  где-то
очень далеко проснулся неведомый исполин, отогнал  рукой  зудящую  над
лицом муху, но вдруг понял, что это не  муха,  и  стал  с  недоумением
оглядываться,  искать  причину   беспокойства,   прогибая   при   этом
пространство. Однако Мальгин жил слишком быстро для этого существа  и,
чтобы оно его услышало и поняло, должен был звать непрерывно в течение
длительного времени, а  для  этого  ему  не  хватало  ни  энергии,  ни
терпения.
    Через несколько часов пси-контакта он сдался,  переключив  нервную
систему на "стохастический  сон":  душа,  повинуясь  закону  случайных
чисел, извлекала из памяти самые  разные  воспоминания  и  монтировала
причудливые видения, в которых сплетались события земной и  маатанской
действительности...
    "Проснулся" он спустя полсуток более или менее  бодрым  и  готовым
продолжать поиск Вершителей или хотя бы тех, кто был  с  ними  связан.
Существо, с которым хирург вступил в кратковременный  контакт,  больше
эмоциональный, чем информационный, все еще "прислушивалось" к  себе  и
находилось слишком далеко, чтобы прийти на помощь быстро  -  в  сотнях
тысяч световых лет, возле ансамбля вращающихся "черных дыр". И все  же
оно нашло выход из создавшегося положения, оценив комариный писк  зова
Мальгина: позвало еще кого-то, кто мог разобраться  в  этом,  и  Климу
вдруг  ответил  ясный  и  четкий  пси-голос.   Выглядело   это   -   в
пси-диапазоне - словно Мальгина осветил яркий  прожектор,  каждый  луч
которого имел свою спектральную окраску, и когда заговоривший спросил:
кто зовет? (Мальгин понял это без труда) - лучи "прожектора"  отыграли
вопрос усилением свечения лучей в определенной последовательности.
    - Человек, - ответил Клим, запнувшись; спрашивающий мог не  знать,
кто такой человек. - Разумное существо третьей волны.
    - Нам это известно, мы хотим знать, кто именно. Личность. Имя.
    - Клим Мальгин.
    "Прожектор" задумчиво помигал всеми лучами.
    - Мы предупреждены. Где вы находитесь?
    Мальгин с некоторым  замешательством  сообщил  название  Солнечной
системы; координат ее привязки - да и к чему, к какому объекту?  -  он
не знал.
    Один из лучей "прожектора" донес легкое  удивление  существа  (или
существ), вошедшего в контакт:
    - Это  древняя  заповедная  зона,   в   ней   не   устанавливались
трансгрессы... ваш термин - метро.
    - Сработала старая станция.
    - Удивительная вещь! Сообщаем наши координаты и ждем вас.
    "Прожектор" проиграл сложную цветовую гамму.
    Мальгин замялся.
    - У  меня  нет  возможности.  "Сверхструна"  связи  этого  обломка
порвалась.
    Каскад лучей вошел  в  голову  хирурга,  осторожно  просветил  ее,
погладил нервные центры, донес легкое вежливое удивление незнакомца.
    - По   нашему   мнению,   вы   владеете   структурным   переходом.
Трансформируйтесь,  создавайте  тонкую  информационную   структуру   и
уходите по линии пеленга...
    - Не могу. - Клим сглотнул слюну. - Вернее,  мне  еще  понадобится
человеческое тело... во всяком случае, я надеюсь на это. Извините.
    Удивление втянулось дымком в поток цветных лучей, сменилось легкой
озабоченностью.
    - Ваше право, мастер. Вам придется подождать, мы заняты  и  сможем
прийти к вам только через некоторый  отрезок  времени,  скажем,  через
двадцать два часа. Вас  это  устроит?  Если  хотите,  могу  предложить
дружескую беседу с одним нашим знакомым, он находится в том же  районе
и может посетить вашу обитель в любой момент.
    - Хорошо, - ответил Мальгин, взмокший от напряжения.  -  А...  кто
вы? Вершитель? С кем я разговариваю?
    - Нет, не Вершитель. Вам все объяснят.
    "Прожектор" погас.
    Мальгин едва не потерял сознание от обрыва  струны  пси-связи,  он
еще  не  знал,   как   защищаться   от   такого   резкого   выключения
сверхчувственного контакта, бьющего по всей нервной  системе  не  хуже
электроразряда. Навалилась  усталость.  Разочарование,  что  он  снова
говорил не с Вершителем, было столь  велико,  что  хирургу  все  стало
безразлично. Подумалось: да и с какой стати Вершители должны сидеть  в
этой эпохе? Ради встречи с неким человеком, нейрохирургом,  пережившим
свою цивилизацию? Чушь? Скорее всего они ушли так  далеко  в  будущее,
что с помощью орилоунского метро их уже не  достать.  А  других  путей
проникновения в будущее в этом мире скорее всего не существует...
    Кто  знает  их  возможности?  -  робко  возразил   Мальгин-второй,
романтик и оптимист. Может быть, они слышат и знают все, что  творится
во вселенной в любой момент времени.
    Клим  невольно  усмехнулся  этой  попытке  успокоить  душу.   Шанс
встретить Вершителя все же оставался, и  паниковать  пока  не  стоило,
хотя трезвым рассудком он понимал, что встреча с Вершителем -  еще  не
гарантия решения всех личных  проблем.  Мальгин  расслабился,  пытаясь
добиться состояния безмятежности, душевного покоя, но снова  нахлынули
воспоминания, затронули  сердечные  струны,  всколыхнули  омут  черной
тоски и безысходности.
    Проклятый Паломник! Зачем он бросил эту кость - возможность  найти
мир, где есть Купава, но  нет  Даниила?  Ведь  ясно  же,  что  это  не
альтернатива. Купава, какую знал Мальгин,  была  единственной  на  все
вселенные! Впрочем, как и Карой. И возвращение к ним неизбежно...
    - На каком языке ты разговариваешь со мной, о память?
    - На языке вечного возвращения.
    - На каком языке ты разговариваешь со мной, о любовь?
    - На языке вечного сомнения.
    Мальгин закусил губу до боли, вкус крови  вернул  его  к  реальной
жизни. Кто-то переступил  порог  помещения,  где  он  нашел  временный
приют, деликатно кашлянул.
    - Простите, вы чем-то заняты?
    - Созерцанием сердца, - машинально ответил Мальгин и  окончательно
пришел в себя. Вопрос был задан мысленно, а создание,  которое  задало
его, вероятно, и было посланником того неведомого великана, с  которым
он общался недавно.
    В дверном проеме, то  есть  в  квадратной  дыре,  его  заменявшей,
возникла тень, и в помещение вплыло существо, самое странное из  всех,
что видел когда-нибудь Мальгин.
    Больше всего странный гость походил на  сплошь  заросшего  черной,
блестящей, густой шерстью тролля из древнеевропейского эпоса Земли, но
тролля добродушного и вежливого. Кроме внешнего  сходства  с  троллем,
гость имел множество отличий, главными из которых были разбросанные по
всему телу глаза (обескураженный Мальгин насчитал двенадцать  пар!)  и
металлические на вид  пояски,  пряжки,  ромбы,  чешуевидные  полосы  и
мигающие зеленым и желтым светом звездочки. Рост гостя достигал трех с
лишним метров, и почти такой же ширины - метра два с половиной! - были
плечи. Что-то в нем было  не  так,  какое-то  несоответствие  формы  и
размеров, подчеркиваемое глядящими совершенно индивидуально, с  разной
долей  любопытства,  глазами.  Мальгин  отметил  это   мгновенно,   но
сообразил, в чем дело, сразу.
    - Может быть, мы не вовремя? - с настойчивой учтивостью  продолжал
"тролль".
    Мальгину показалось, что говорит не голова (хотя  разговор  шел  в
пси-диапазоне), а туловище.
    - Нет-нет, проходите, - быстро сказал Клим, - располагайтесь,  как
дома. Прошу извинить за неуют.
    Гость оттолкнулся от притолоки, проплыл вперед и... рассыпался  на
двенадцать  фигурок  разного  облика,  роста,  ширины,  но   одинаково
укутанных в блестящую черную шерсть.  Вот  тогда  только  до  Мальгина
дошло, почему  гость  говорил  о  себе  "мы":  это  было  коллективное
существо, целый  прайд,  каждая  особь  которого  способна  была  жить
самостоятельно. В нужный момент они собирались в единый  организм  для
решения более важных задач, а каждая в  отдельности  занималась  своей
деятельностью в зависимости от уровня интеллекта. Две из них размерами
с  ногу  хирурга  сразу  умчались  в  недра   Спутника,   возбужденные
исследовательским зудом и тайнами древней летающей крепости. Еще  две,
посовещавшись  накоротке,  вернулись  на  свой  корабль,  напоминавший
"динозавролет" маатан; Мальгин после встречи убедился в этом и  оценил
возможности космолета, побродив по  его  палубам  благодаря  любезному
приглашению  существа.  Имен  у  каждого   из   двенадцати   личностей
путешественника не было, и Клим просто присвоил им порядковые  номера,
дав всем общее имя - Кузьма-негуман. Почему он решил назвать  существо
именно Кузьмой, хирург особенно не задумывался, сработала какая-то  из
ассоциаций: то ли вспомнился Косма Индикоплов  со  своей  оригинальной
концепцией Вселенной [Индикоплов считал,  что  Вселенная  имеет  форму
ящика.], то ли дал о себе знать  образ  великана-медведя,  поразившего
когда-то душу юного Мальгина. Сам  гость  отнесся  к  наречению  имени
спокойно, хотя юмор ситуации понял раньше Клима.
    Остальные восемь личностей  Кузьмы-негумана  расположились  вокруг
Мальгина, приняв участие в беседе. Отвечали  они  на  его  вопросы  по
очереди,  в  зависимости  от  сложности  и  уровня   темы,   а   также
установившейся  вертикальной  иерархии  -  от  Кузьмы-первого  с   его
зачатками   разума   и   сложнейшей   эмоциональной   сферой,   вернее
эмоционально-инстинктивным  аппаратом,  до  Кузьмы-двенадцатого,   чей
интеллект Клим оценил равным своему. Правда,  когда  объединялись  все
двенадцать субъектов (во время беседы), получался разум на порядок-два
мощнее, а главное  -  совершенно  иной,  не  человеческий,  со  своими
оценками, восприятием, способами обработки информации, видением мира и
реакцией на него. В такие моменты Мальгину  становилось  не  по  себе,
хотя, по сути, он тоже сейчас представлял собой коллективный разум,  в
котором  соединились  человеческий,  маатанский  и  орилоунский   типы
личностей.
    Жил этот монстр  в  другом  биологическом  времени,  быстрее,  чем
хирург,  и  ему  трудно  было  сосредоточиться  и  удерживать   членов
коллектива на месте. То один, то другой то и дело срывались с места по
каким-то неотложным  делам,  чтобы  появиться  через  минуту,  десять,
полчаса, однако меньше шести особей никогда не оставалось (пол-Кузьмы,
как однажды пошутил про себя Клим).
    Впоследствии, на Земле, Мальгин не раз вспоминал фрагменты  беседы
и снова переживал ее удивительную необычность и эмоциональность.
    Кузьма-негуман был  завзятым  путешественником,  как  и  Паломник,
только возможности его были поскромнее - в пределах метагалактического
домена, потому что о существовании орилоунского метро в эту эпоху  уже
никто не  знал,  да  цели  попроще  -  насмотреться  чужих  красот  да
порадоваться жизни.
    Передвигался же он действительно на  маатанском  проникателе.  Как
оказалось, фабрики-планетоиды по выращиванию проникателей  сохранились
по сию пору, настолько был велик  запас  их  жизненной  активности,  и
продолжали поставлять  "сверхструнные"  машины  всем,  кто  хотел  ими
пользоваться.   Правда,   девяносто   процентов   проникателей   из-за
генетических нарушений были непригодны  к  перевозке  пассажиров,  они
самостоятельно уходили в космос и пополняли  молчаливый  мрачный  флот
"шатунов", остальные ждали команд, старели  и  умирали  в  ячеях-доках
матки, и лишь единицы находили хозяев.
    Кузьма-негуман принадлежал к  шестой  волне  разума  или  к  пятой
биологической, о  которой  Мальгину  никто  ничего  не  говорил,  даже
Держатель Пути и Строитель.  Скорее  всего  судьба  всех  органических
цивилизаций,  вступивших  на  технологический  путь   развития,   была
одинакова, и Кузьма знал это, но природный оптимизм  и  жизнерадостное
мироощущение позволяли ему переносить сей факт безболезненно - его век
принадлежал ему,  и  путь  он  выбирал  сам.  К  тому  же  скучать  не
приходилось,   все   члены   его   коллектива-тела   были   достаточно
индивидуальны  и  интересны.  Они  казались   детьми,   непоседливыми,
азартными и  непосредственными,  отличить  их  издали  друг  от  друга
поначалу было невозможно, однако вблизи различия каждого  бросались  в
глаза. Правда, Мальгин хорошо разглядел лишь троих: самого  маленького
и подвижного, похожего на Чебурашку,  самого  длинного,  напоминающего
обросший мехом корявый сук  дерева,  и  самого  неактивного,  наиболее
молчаливого, вызывающего в памяти образ замшелого валуна.
    Цивилизация Кузьмы вообще  была  уникальна,  по  мнению  Мальгина,
неведомым  ухищрением   эволюции   она   приспособилась   использовать
достижения технологии... других цивилизаций, не  создавая  своей!  Это
была своеобразная  раса  космических  цыган,  не  имевших  постоянного
пристанища  и  редко  вспоминающих  родную  планету,  вернее  остывшую
звезду. За свою  жизнь  -  триста  человеческих  лет  -  Кузьма  успел
побывать во многих удивительных уголках своей вселенной, сменить  пять
кораблей и встретиться с дюжиной представителей других цивилизаций,  в
большинстве своем существ странных  и  устремленных  к  достижению  не
менее странных и загадочных целей.
    - Говорят, что существуют  очень  простые  дороги  из  прошлого  в
будущее  и  обратно,  -  с  нотками   огорчения   сказал   "валун"   -
Кузьма-двенадцатый. - Но этими дорогами ходят только боги.
    Конечно, мысленные фразы-псиологемы "звучат" и читаются иначе,  не
так, как языковые фразеологемы, но Мальгин и путешественник  прекрасно
понимали друг друга, обрабатывая чужие ответы и вопросы в соответствии
с собственным словарным запасом.
    Мальгин уцепился за слово "бог",  и  Кузьма,  соединив  аж  десять
своих глав, после размышления пояснил, что в  его  понимании  "бог"  -
существо совершенно иного склада мышления, а не  какое-то  абстрактное
высшее существо, способное творить чудеса.
    - Он настолько далек от наших проблем и забот, насколько я или  вы
далеки от проблем одиноко странствующего в вакууме электрона.
    Образность перевода фразы принадлежала самому Мальгину,  но  ответ
Кузьмы тем не менее его озадачил.
    - Вы имеете в виду Вершителей? - спросил он в замешательстве.
    Теперь уже Кузьма погрузился в недоумение, снова призвал на помощь
своих братьев, вымолвил осторожно:
    - В каком-то смысле Вершители, какими вы их видите, тоже боги,  но
не главные. Среди них нет важных и второстепенных, каждый  может  все,
но по-разному. И вообще все они разные.
    - Но ведь Вершители пришли в эту Вселенную первыми!
    Кузьма  сделал  мину  (с  эмоциональным  эхом),  которую   человек
охарактеризовал бы как "вытаращился".
    - Кто вам сказал?
    - Держатель Пути... еще Строитель... "Проекции" Вершителя на  нашу
Вселенную... понимаете, о чем речь?
    Кузьма  понять  пытался,  но  знал  только  то,  что  говорил:  по
Вселенным изредка проходили "боги", в том числе и  Вершители,  и  были
они равны во всем, кроме отношения к разумным существам. Вершители  же
были...
    - Помягче, что ли, - сформулировал Кузьма-восьмой, но  двенадцатый
его поправил:
    - Просто они появляются чаще, особенно если  случается  что-нибудь
неординарное. Такое впечатление, что они что-то  или  кого-то  ждут  и
этот "кто-то" независим от них. Знаете, мы даже  спрашивали  себя:  не
является ли наша вселенная продуктом чьего-либо преднамеренного плана?
То есть не имеет ли она конечную цель?
    - И что же? - отозвался Мальгин живо.
    - У нас нет ответа, - грустно закончил Кузьма-двенадцатый; видимо,
из  всей  компании  он  был  штатным  философом.  -  А  что   касается
Вершителей...  образно  говоря,  Вершитель  -  это   Некто   в   конце
бесконечности. Все  знают,  что  он  существует,  но  достичь  его  не
представляется возможным.
    - И тем не  менее  Вершители  -  только  равные  среди  равных,  -
пробормотал Мальгин. - Жаль...
    - Чего жаль? - опешил Кузьма.
    - Мечты. Все-таки возможности  реально  существующего  Бога  греют
душу. А тут их много...
    - Кстати, среди них есть и люди, - добавил похожий  на  волосатого
многонога Кузьма-восьмой, все время играющий какими-то камешками.
    - Не совсем люди, -  уточнил  двенадцатый.  -  В  ваше  время  уже
появились их предки, вы называете их  интрасенсами.  Человек  обычный,
хомо ординарис, не стал полностью космическим жителем, хотя и  пытался
превратить космос в свою биосферу.  Он  строил  оболочки,  поддерживал
внутри гомеостаз, но себя перестроить не мог.  Интрасенсы  же  создали
свою гармониосферу, Неошамбалу,  ускорили  развитие  и  ушли  с  Земли
поодиночке, ассимилировались с  другими,  подобными  себе  существами.
Кстати,  Паломник  -  кажется,  вы  его  знаете?   -   потомок   таких
переселенцев. - Кузьма подумал и добавил: - Хороший мужик...  царствие
ему небесное!
    Мальгин грустно улыбнулся.  Налетело  черное,  тоскливое  чувство,
окунуло в болото душевных переживаний  и  мук.  Человечество  исчезло,
хотя память о нем сохранялась, и осталась от  него  небольшая  горстка
разбежавшихся по вселенным его детей. Откликнулся бы кто-нибудь?!
    - Вот почему "черные люди" не желали  общаться  с  нами,  -  вслух
проговорил Мальгин. - Они знали, что человек - временный жилец на этом
свете. А мы-то, ничтоже сумняшеся, называли его "венцом творения"!
    Кузьма сочувственно молчал.
    - А мы-то возвеличивали  научные  и  технические  достижения,  как
панацею от всех бед. И ничего не осталось!
    - Кое-что  осталось,  -  "тихо"   сказал   Кузьма-двенадцатый.   -
Памятники культуры и искусства,  они  в  музее  Духа  Поколений,  могу
показать. Музей существует миллиарды лет, говорят, его тоже  построили
Вершители.
    Мальгин повернул к нему голову. Слезы подкатили  к  горлу,  мешали
беседовать и думать.
    - Отчего же мы... люди... исчезли? Там сказано?
    - Вы знаете ответ. Прекратилось накопление исторической  памяти  и
духовной энергетики  ушедших  поколений  -  единственная  спасительная
черта  хомо  сапиенс.  Наступил  распад  культуры,  потом  сложившихся
структур и...
    - Понятно, - кивнул Мальгин. - Деградация и вымирание...
    - Как и у всех стереотипных эгоцивилизаций. Это касается и  нашей,
увы, - добавил Кузьма-седьмой.
    - Увы, - печально изрек Кузьма-двенадцатый. - Ничто не  вечно  под
звездами,  даже  нация  путешественников,   даже   сами   путешествия.
Мужайтесь, мой друг.  Жизнь  не  есть  бесконечная  последовательность
дыхания, как пытались доказать ваши и наши философы. Этот закон  писан
не нами, но для нас. Итак, наш интерес удовлетворен, и  мы  удаляемся,
дорога ждет нас. Может быть, есть какие-то просьбы?
    - С кем я говорил? До вас я с кем-то контактировал...
    - Сначала вы пытались заговорить с сегодняшником, так мы  называем
существ седьмой волны, обживающих свой, по нашим меркам голый, космос.
Потом вас услышал... - Кузьма замялся. - Вы знаете, мы его ни разу  не
видели, это один из Живущих-за-Пределами,  и  о  них  ходит...  дурная
слава. Даже не знаю, почему он вдруг решил заговорить с вами.
    - А вас он как нашел?
    - Для него подобные контакты не составляют труда. -  Эмоциональное
состояние Кузьмы соответствовало улыбке.- Итак, мастер?
    - Покажите мне Землю.
    Кузьма понял, о чем подумал собеседник, но с ответом не торопился.
    - Она выглядит... в общем, иначе, понимаете? Совсем не так, как вы
ожидаете. После людей разум - популяция четвертой волны -  появился  у
кошачьих,   а   потом   у   пресмыкающихся,   мы   находимся   на   их
городе-спутнике, и они окончательно  изменили  облик  планеты.  Вообще
ваша Земля - уникальный уголок Природы! За время своего  существования
она взрастила пять волн разума - ваша была третьей! Сначала в архее  -
разумные  стрекозы,  потом  в  мезозое  -  гиганты-головоногие,  потом
люди...
    Мальгин ждал.
    - Хорошо, - раздался вздох, - следуйте за нами. Но я предупредил.
    Кузьма собрал все свои "руки-ноги", превратился в  одно  косматое,
глазастое, жутковатое существо и первым выплыл наружу,  направляясь  к
своему не менее жуткому кораблю, пристыкованному к Спутнику.

                               Глава 7

    Президент Совета  безопасности,  он  же  заместитель  председателя
Высшего координационного совета Земли  Савва  Баренц  славился  ровным
сдержанным характером, жесткой волей и умением находить верные решения
в самых безвыходных ситуациях. Он был интрасенсом, и  возраст  его  не
поддавался оценке - на вид лет сорок, не  больше,  хотя  поговаривали,
что ему за девяносто.
    Широкоплечий, стройный, с копной русых волос, он являл собой идеал
мужской красоты в понимании Бояновой, и особенно впечатляющей  деталью
этого  идеала  были  прозрачно-голубые  глаза,  буквально  сияющие  на
коричневом от загара, гладком и твердом лице с прямыми, не тонкими, но
и не слишком выдающимися губами.
    - Никогда бы не подумал, - сказал он звучным баритоном, в  котором
иногда  проскальзывали  хрипловато-басовые  нотки.  -  Ландсберг  -  и
генерал   Ордена?   На   меня   он   всегда   производил   впечатление
целеустремленной волевой натуры, пекущейся о благе человечества.
    - Факты - упрямая вещь. Последней каплей  был  звонок  отца  Клима
Мальгина. Мы  разговорились,  и  он  вспомнил  одну  любопытную  вещь:
оказывается, он как-то встретил Ландсберга  в  компании  Гзаронваля  и
юных  функционеров  из  среднеевропейского  "эскадрона  жизни".   Факт
дополнил нашу картотеку, и дальнейшее было делом техники.
    Баренц вздохнул.
    - Не рано вы начинаете?
    - Один мой знакомый, - комиссар сухо улыбнулась, - говаривал:  кто
не успел, тот опоздал.  Нет,  не  рано.  Мы  проверили  все  кибзаводы
сложной  техники  и  выявили  еще  три,  выпускающие   секретную   для
непосвященных продукцию. Связи однозначно указывают  на  существование
единого координационного центра, в функции которого входят накопление,
систематизация, обработка информации, выдача заданий  и  рекомендаций,
обучение "групп террора" и тому подобное.
    - Орден?!
    - О нет, конечно, он - лишь исполнительный центр, один из  многих.
Орден существует уже более трех столетий, и выйти на его руководителей
не удалось еще никому, в  том  числе  и  моим  предшественникам.  Были
частые победы, выигранные "шахматные партии", но и только. Орден жив и
хочет "странного". Иногда мне кажется, что  его  руководители  нарочно
шевелят массы, общество, чтобы оно не выродилось  окончательно,  чтобы
начинало бороться с агрессией, ибо жизнь человека - борьба. Это закон.
    Помолчали. Потом Баренц вспомнил о предмете разговора.
    - И где же находится этот ваш исполнительный центр?
    - Где-то в Чернобыльской глуши.
    - То есть в зоне площадью в тридцать тысяч квадратных  километров.
Как же вы начинаете операцию, не зная точных координат центра?
    - У нас появились неожиданные помощники. - Боянова сдвинула брови.
- На Меркурианском заводе был захвачен математик Аристарх Железовский,
а моя сестра... она интрасенс...
    - Я знаю.
    - Она влюбилась в него, хотя я совершенно не  понимаю...  впрочем,
не о том речь.
    Баренц прикусил губу, скрывая усмешку.
    - Короче, она каким-то образом установила, где  он  находится,  не
пожелав сообщить об этом мне, и сейчас  она  и  двое  ее  добровольных
помощников, - голос комиссара стал еще более мрачным, - Ромашин и Хан,
ищут Железовского. Думаю, он содержится на базе  центра.  Динамическая
информационная модель ситуации уже разработана, и Умник ведет  дело  к
финалу.  А  исполнители  у  нас  такие,  что....   -   Лицо   Бояновой
просветлело, потому что она имела в виду Столбова.
    - Пограничники тоже участвуют в операции?
    - Налицо трагическая пограничная ситуация, и погранслужба  обязана
работать. А что? - Глаза  Бояновой  сузились.-  У  вас  есть  какие-то
сомнения? - Комиссар имела в виду  личные  отношения  с  Тороповым,  и
Баренц ее отлично понял.
    - Нет-нет, насчет участия пограничников сомнений нет. Однако  речь
о другом: аргумент силы всегда был внелогичным и вненаучным аргументом
в спорах любого ранга, а  мне  кажется,  ваши  отношения  складываются
именно таким образом. Милослав был у меня и потребовал справедливости.
    Боянова вздохнула.
    - Я понимаю, потребность  в  справедливости  все  острее  в  нашем
обществе неумеренности и  невоздержанности,  но  это  не  тот  случай,
Савва. Безопасность никоим образом не подменяет  погранслужбу,  просто
ваш сектор  кризисных  ситуаций  плохо  определил  границы  наших  зон
ответственности, вот Милослав и  срывается.  Кстати,  подводят  его  к
этому специально, хитро и не  без  помощи  Ландсберга,  который  хочет
превратить тревожные службы в толпу. А толпа, как вы знаете, не  имеет
ни сознания, ни ответственности, и самое страшное - она агрессивна.
    - К сожалению, знаю. - Баренц помрачнел. - Идеология агрессивности
ведет к извращению нравственных ценностей, фанатизму,  нетерпимости  и
озлобленности. Зло безнравственно и бесплодно. Кто этого не  понимает,
того надо лечить.
    - Лечение бывает разное,  а  безопасность  -  не  профилактическое
учреждение. Да и не к каждому социально  больному  применимы  гуманные
принципы нашей медицины.
    - Не врачу определять, имеет ли жизнь больного ценность  или  нет.
Безопасники тоже врачи, и  ответственность  их  тем  выше,  чем  более
неповторимы человек и ситуация. Я не спорю с вами,  Власта,  я  просто
размышляю. В истории человечества уже были периоды, когда, как сейчас,
намечалось  смыкание  правительственных  структур,  правоохранительных
органов, органов правосудия  с  преступным  миром,  когда  вырождалось
искусство, разменивалась духовность, опошлялось культурное наследие  и
умирала этика. И что же? Какие режимы помогли человечеству  преодолеть
эпохи мракобесия, инквизиции,  фашизма,  псевдосоциализма?  Только  не
тоталитарные, не охлократические, не режимы  "всеобщего  равенства"  и
жестокого командования всем и вся. Не надо заигрывать  с  неформалами,
но не стоит и предавать их анафеме, призывая на помощь Чернобога.
    Боянова подняла голову.
    - Чернобог? Не слышала о таком боге.
    - Бог, обитающий в аду, из мифологии  язычества.  Древние  славяне
приносили ему кровавую жертву, справляли печальное  моление  и  делали
страшные заклятья, чтобы отвратить от себя его ярость.
    Помолчали. Потом комиссар взглянула на  часы  -  разговор  шел  по
видео, с разверткой КПР - и сказала:
    - Я никого не призываю на помощь, я просто делаю свое дело. Савва,
бунт группы истероидов страшен, я уже научена горьким опытом  и  знаю,
какая нужна подстраховка. Ни в  одной  из  социально  тревожных  групп
молодежи  не  действует  закон  сохранения  духовной  энергии,  и  эта
тенденция заведет человечество в тупик, если мы не  сможем  справиться
сами с собой. Позвольте уж  мне  использовать  весь  арсенал  средств,
имеющихся в распоряжении службы. Скупой платит дважды.
    Баренц знал гораздо больше, чем было положено ему  как  президенту
Совета безопасности, и больше, чем думала Боянова, он  знал  все,  что
знали  интрасенсы  вместе,  в  том  числе  и  Железовский,  и  Лондон,
побывавшие в Запределье,  но  оперировал  знанием  в  разговоре  очень
редко. К тому же он обладал видением будущего, вот  только  влиять  на
него не мог. Так, как хотел бы.
    - Ландсберг  имеет  мнение,  что  молодежи   необходима   стальная
закалка,  свободный   творческий   поиск,   конкуренция,   возможность
самовыражения, чем обладают только неформальные  объединения,  и  если
лишить общество подобных объединений, оно выродится.
    Боянова упрямо сжала губы.
    - Сталь  нельзя  закалять  на  крови,  а  необузданная  погоня  за
удовольствиями не есть свободный творческий поиск.
    - Здесь я с вами согласен. "Сын сумерек" ушел от вас?
    То, что  разговор  переключился  на  другое,  не  сразу  дошло  до
Бояновой, она готовилась защищать  необходимость  своих  требований  и
практических шагов, а смена темы означала согласие Варенца.
    - Он на Меркурии и никуда  не  денется.  По  всей  видимости,  его
чем-то привлекает "сфера Сабатини",  а  это  означает,  что  рано  или
поздно он появится возле нее.
    - Чем  ученые  объясняют  вылет  из   сферы   увеличенных   земных
предметов?
    - Связью сферы с орилоунским метро. Последние  три  предмета  были
копиями вещей, принадлежавших Климу Мальгину, а он, как нам  известно,
нашел выход  в  метро  и  где-то  путешествует.  Час  назад  из  сферы
выбросило светокопию его перстня... величиной со спейсер!  И  еще  нас
очень  беспокоит  богоид,  этот  "многоглазый"  орилоунский   автомат.
Складывается впечатление, что он дежурит у сферы и  чего-то  ждет.  До
сих пор нет достоверных данных о его назначении, только  предположения
и вероятностные прогнозы.
    И Баренц, и Боянова были включены в информационные сети своих  зон
ответственности   и   ежеминутно   получали   порции   данных,   часто
пересекающиеся или одни и те же, но  у  Баренца  был  еще  один  канал
связи, независимый от официальных коммуникаций, и  он  первым  получил
сообщение  о  событиях  в  тридцатикилометровой  зоне   Чернобыльского
"черного социума". Он сказал: "До связи, Власта", - и выключил  канал.
Боянова  осталась  одна  в  обманчиво  тихом   кабинете,   заполненном
пульсирующим  радиошумом  постоянных  переговоров   инков   отдела   и
работающих  бюро.  Сообщение  Умника  об   освобождении   Железовского
поступило к ней только через три минуты.
    Над старым контрольным постом, установленным в зоне  Чернобыльской
катастрофы  недалеко  от  здания  АЭС,  Забава  остановила  галион   и
некоторое время вслушивалась во что-то, полузакрыв  глаза.  Ромашин  и
Джума Хан ей не мешали, разглядывая  с  двухсотметровой  высоты  серое
здание древней электростанции с демонтированным оборудованием и черный
купол Саркофага третьего поколения, в котором были надежно  похоронены
четвертый и третий разрушенные блоки.
    Дискуссия о том, что делать с  ними,  утихла,  и,  хотя  мнения  о
транспортировке Саркофага с Земли к Солнцу преобладали,  купол  так  и
остался на своем месте, как  памятник  человеческой  некомпетентности,
дилетантству, разгильдяйству и преступной секретности.
    Здания остальных блоков и купол были  обнесены  прозрачной  стеной
полуметровой толщины, непробиваемой и непроницаемой для радиации, хотя
такая перестраховка была  уже  не  нужна.  Стену  приказал  установить
начальник местного отделения экологического надзора,  воспользовавшись
отсутствием здравого смысла у исполнительного комитета.
    В двухстах метрах от  мрачного  здания  админкорпуса  образовалось
глубокое озеро, вода в  котором,  ярко-желтого  цвета,  вечно  дрожала
мелкой тошнотворной дрожью. Берег озера  густо  зарос  травой  в  рост
человека - красного, оранжевого и ядовито-желтого цвета и всевозможных
форм, а из этой  поросли  торчали  высокие  черно-зеленые  растения  с
гигантскими колючими  шарами  и  пучками  шипов  по  стволу:  это  был
мутировавший чертополох.
    - Ценофобы, - кивнул на них Джума, заметив  остановившийся  взгляд
Ромашина. - По закону  преимущественного  выживания  вредоносных  форм
здесь выжили только сорняки.
    - Юдоль скорби и печали, - пробормотал Ромашин, не в силах отвести
глаз от угрюмого пейзажа. - И ведь до чего все просто: следуй  законам
экологии, их  всего  четыре,  и  не  придется  разгребать  последствия
катастроф. И все  равно  находится  кретин,  стоящий  у  власти,  кому
глубоко наплевать на законы.
    - Что за законы? - оглянулся Джума.
    - А? - Ромашин очнулся. - Да в общем-то...  разве  ты  не  помнишь
школьного курса? Все  связано  со  всем  -  раз.  Все  должно  куда-то
деваться - два. Ничто не дается даром - три, и природа знает  лучше  -
четыре. За дословность не ручаюсь, но смысл верен.
    Джума кивнул, заметил в траве спину какого-то животного, схватился
за бинокль.
    Животное длиной  в  метр  напоминало  полосатую  кошку  с  головой
летучей мыши с громадными розовыми ушами, а  хвост  тянулся  метра  на
два, чешуйчатый, узкий, длинный, как хлыст.
    Ромашин тоже  заметил  животное,  проводил  его  окулярами  своего
бинокля. Тихо сказал:
    - Крысокроль. Попадаются экземпляры в два метра ростом. Мутантов в
здешнем лесу до сотни видов, а самое жуткое - мутагенез  продолжается,
как среди животного мира, так и среди растительного. Я  видел  участки
леса, создающие впечатление скопищ живых существ,  но  страшнее  всего
гигантские паучники - это  нечто  вроде  муравейников,  но  строят  их
пауки-гиганты. Близко к паучникам подойти невозможно.
    - Приходилось заниматься?
    - Некоторое  время  я  работал   в   здешних   краях   инспектором
лесонадзора.   Эта   должность   у   нас    называлась    "надсмотрщик
Чернобыльского средневековья".
    - А птиц что-то не видать.
    - Практически  все  покинули  район  бедствия  в  радиусе  трехсот
километров. Встречаются редкие экземпляры,  случайно  залетевшие,  но,
как правило, птицы здесь не селятся.
    - Мутантов  среди  них  нет?  Говаривают,  что  видели  гигантских
воробьев с размахом крыльев до метра.
    - Насколько мне известно, все их мутации нежизнеспособны, так  что
не верьте в сказки.
    - А люди?
    - Что люди? Ты спрашиваешь, есть ли среди местных жителей мутанты?
    - Нет, ушли отсюда или продолжают жить?
    - Живут, - неохотно проговорил Ромашин и  замолчал,  заметив  жест
Бояновой.
    - Он здесь,  -  прошептала  девушка.  -  Под  озером  -  лабиринт,
пустоты, бетонный каркас, машины... и  мощный  компьютерный  комплекс.
Аристарх здесь, и он жив.
    - Центр? - поднял вопросительный взгляд Джума. - И никакой защиты?
Мало верится.
    - За нами наблюдают, я чувствую. - Боянова закрыла глаза, лицо  ее
побледнело, на лбу  засветилась  сеточка  жилок,  похожая  на  розовую
паутинку. - Кругом люди... много зла... опасность.
    - Так, может быть, вызвать безопасников? - спросил Ромашин.
    - Боитесь? - Забава в упор взглянула на эксперта. - Если наш вызов
перехватят, безопасность опоздает. Цена задержки - жизнь Аристарха.
    - Тогда почему мы медлим? -  Джума  взвесил  в  руке  "универсал",
проверил счетчик зарядов. - Как пойдем и куда?
    - Вход в подземелье  -  под  избушкой  поста,  кодовый  запросчик,
электронная  защита,  энергобарьер.  Запросчик  я  обойду,   но   вход
откроется всего на несколько секунд, нужно успеть проскочить внутрь.
    - Я продублирую "Джорджа". - Джума имел в виду кибпилота машины. -
Итак, вперед, рисконавты?
    - Только прошу вас...  -  Забава  посмотрела  на  оружие  в  руках
мужчин. - Обойдитесь без стрельбы. Стрелять в  самом  крайнем  случае,
если не справлюсь я. Хорошо?
    Мужчины переглянулись.
    - Кроме этого, - Боянова кивнула на "универсал", -  у  вас  ничего
нет?  Спрячьте,  я  захватила  гипно.  -  Она  достала  два  пистолета
необычной формы.
    Ромашин взял один, кивнул.
    - Красивая  игрушка.   "Василиск-2".   Насколько   мне   известно,
гипноиндукторы  этого  типа   хранятся   лишь   на   оружейных   базах
погранслужбы, да и то не  на  всех.  Но  доступ  к  ним  имеют  только
"эполеты". - Ромашин имел в виду  начальников  высокого  ранга.  -  Вы
случайно не кобра безопасности?
    - Пора, - вместо ответа произнесла Боянова. - Отведите  машину  на
пару километров отсюда, потом разгоните и по моей  команде  спикируйте
на башню поста. Вход увидите сами.
    - Готов, - коротко сказал Джума Хан.
    Столбов  держал  "пакмак"  с  десант-обоймой   над   Припятью   на
десятикилометровой высоте и прислушивался к тихим переговорам Умника и
наблюдателей. По желанию он мог вмешаться в действие системы  в  любой
момент или переключить каналы видения на любой участок  подконтрольной
зоны. Умник  выдавал  ему  синтезированное  изображение  всей  зоны  в
логарифмическом  масштабе,  то   есть   движущиеся   объекты   выделял
укрупненно да изредка выхватывал подозрительные квадраты с излучающими
источниками.
    Десант - тридцать пять человек в пяти коггах с полной  экипировкой
- ждал команды, зная и видя все, что знал и видел командир.  Поскольку
операция была по-настоящему опасной,  с  возможным  переходом  "тихого
захвата"  в  открытый  бой,  все  оперативники  были  одеты  в  ЗСК  с
трансформацией формы, обладающие многодиапазонной аппаратурой  анализа
внешней обстановки, способные поддерживать гомеостатическое равновесие
внутри почти при любых изменениях внешней среды.
    Галион  с  тремя  пассажирами,  Бояновой,  Ромашиным   и   Джумой,
наблюдатели вели  со  времени  его  старта,  и  Столбов  все  внимание
переключил на его маневры, понимая, что обязан вмешаться в действия не
раньше и не позже момента, когда троица начнет осуществлять свой план.
    Зона была блокирована надежно, и едва ли кто-нибудь  мог  помешать
операции, просчитанной на десять ходов вперед, хотя Дмитрий и понимал,
что те, кто организовал Центр, обладали и силой, и умом, и необходимым
вычислительно-информационным потенциалом, чтобы не  допускать  ошибок.
Но допускали. В этой технобиологической  системе,  как  всегда,  самым
слабым звеном был человек, не свободный от эмоций, эгоизма, глупости и
спеси.
    - Сужение КГР [КГР - квадрат гарантированного  риска.]  -  два  на
два, - доложил Умник, что в  переводе  на  обычный  человеческий  язык
означало:   наблюдатели   и   разведка    вычислили    местонахождение
управляющего инка противника с точностью до  двух  километров.  Однако
этого было недостаточно.
    - Веер вариантов? - спросил Столбов.
    - Всего два вектора  с  небольшим  отклонением  от  оптимала.  Оба
реализуемы.  -  Умник  высветил  ему  схемы  предполагаемых   действий
десанта. - К атаке почти готов.
    Столбов не ответил.  Кроме  докладов  главного  оперативного  инка
отдела,  к  нему  поступали  сведения  и  от  других  информаторов   и
компьютерных сетей,  работавших  в  данный  момент  на  операцию.  Над
громадным  пространством  суши  двигались  десятки  аппаратов  разного
класса, и стоило появиться  новому,  как  тут  же  Столбову  поступали
сведения: тип машины, скорость,  трасса,  количество  пассажиров,  имя
пилота. Оценку возможного участия  в  дальнейших  событиях  компьютеры
производили  в  течение  долей  секунды,  и  оператору  поступала  уже
обработанная информация с рекомендациями возможных ответов.
    Еще одна скоростная машина - десятиместный неф класса "стрепет"  -
вошла в контролируемое пространство над Чернобыльским лесом, и  в  это
время  галион  самодеятельных  освободителей  Железовского,   казалось
бесцельно плывущий над  Припятью,  вдруг  сорвался  в  вираж  и  начал
стремительный разгон.  За  ней  хищно  метнулся  "стрепет",  а  следом
рванулся "пакмак" десанта, распадаясь на шесть единиц - пять кастов  и
управляющий драккар Столбова, - имеющих каждый собственную цель.
    Один из десантных шлюпов перехватил неф, два других  заблокировали
замаскированные под урочища взлетные  площадки  в  одичавшем  лесу,  а
драккар и оставшиеся машины с интервалом в полсекунды выбросили десант
- тридцать косматых белых чудищ. Комплекты аппаратуры смотрелись на их
шкуре драгоценными камнями и металлическими бляхами и усами.
    Столбов ворвался в открывшийся проход в подземную  базу  вслед  за
Ромашиным, покинувшим свой галион последним. Забава  Боянова  и  Джума
Хан уже скрылись в трехметровом  зеве  колодца,  на  сдвинутой  крышке
которого стояла башенка древнего контрольного поста.  Ромашин  услышал
предупреждающий крик Столбова, но  не  остановился,  чем  сразу  резко
осложнил работу обоймы: профессионалы захвата не могли теперь свободно
оперировать арсеналом  защитных  и  парализующих  средств,  зная,  что
впереди где-то идут не предупрежденные товарищи.
    Столбов дал сигнал  "комар",  и  в  силу  вступил  третий  вариант
развития событий - свободная охота.  Обработку  поступающих  данных  в
этом случае вел не Умник, а инк-посредник, вмонтированный  в  "заскок"
Столбова.
    Их  встретили  киберы  с  электроразрядниками,  которых   пришлось
уничтожить, а затем те самые "шмели"-убийцы,  которые  создавались  на
энергозаводе на Меркурии, и тут уж счет пошел на доли секунды. Столбов
дал отбой варианту "комар" и ввел в бой киберов отдела, подготовленных
к поиску и уничтожению "шмелей".  Оперативники  перегруппировались  и,
хотя потеряли темп, человеческих потерь не  было.  Лишь  один  из  них
попал под выстрел "шмеля" и оказался в нокдауне. Киберы  общей  помощи
тут же вытащили его из лабиринта к пинассу реанимации.
    Древняя система подземных ходов  и  пустот  оказалась  заброшенной
лабораторией по изучению процессов в блоке поврежденного и  спекшегося
в единый слиток реактора. Строили  ее  лет  двести  назад,  с  тройным
запасом  прочности  и  радиационной  защиты,  поэтому  четырехметровый
бетонно-свинцовый   каркас   коридоров   и   помещений   не   позволял
сверхчувствительной аппаратуре спутников разглядеть,  что  творится  в
толще  земли  Чернобыльской   зоны.   Почему   лаборатория   оказалась
заброшенной. Столбов не знал,  но  факт  оставался  фактом:  в  сердце
"черного  социума",  покинутого  людьми,  насекомыми  и  птицами,  где
изредка   появлялись   лишь   экологи   да   биологи,    исследователи
искусственного ареала, расположился современный компьютерный комплекс,
независимый  от  общей  земной  сети,  а  также  химический  центр  по
разработке ядов для зарядки "шмелей".
    Киберы и спецустройства центра, первыми начавшие бой с  проникшими
десантниками, были нейтрализованы в течение нескольких минут, а  потом
в схватку вступили люди,  защитники  подземной  "крепости",  способной
выдержать ядерный удар. Некоторые  из  них  были  одеты  в  "заскоки",
большинство же - в кокосы фиолетового цвета с вызывающе  красочными  и
аляповатыми  эмблемами  "клубов  любителей  риска".   Рослые,   хорошо
развитые физически, в основном не  моложе  восемнадцати-двадцати  лет,
действовали они быстро, но против десантников безопасности выстоять не
могли, и вскоре бой, если этот  стремительный  маневр  "белых  зверей"
можно  было  назвать  боем,  закончился.  Отряд  охраны,   вооруженный
парализаторами   и   автоматическим   оружием,   бесполезным    против
скафандров, был усыплен, после чего  "сверхлюдей"  мирно  погрузили  в
галионы и отправили в управление.
    Боянову с двумя помощниками Столбову догнать не удалось,  и  нашел
он их только через полчаса, когда они  выносили  на  антиграв-носилках
Железовского, неподвижного, бледного, но в сознании.
    - Я вас недооценил, - сказал Столбов Забаве, откинув капюшон  ЗСК,
не обращая внимания  на  Джуму  и  Ромашина,  хотя  про  себя  отметил
царапины на лице первого и кровоподтек за ухом у второго.
    Боянова поняла инспектора, слабо улыбнулась и проследовала дальше,
толкая впереди себя носилки. Железовский успел подмигнуть Столбову, на
лице его было написано умиротворение.
    - А вас попрошу задержаться, - негромко предупредил  Столбов  двух
мужчин, направившихся было следом. - Один вопрос:  кто  предложил  эту
идею - вызволение Железовского собственными силами?
    - Она не знала, что вы держите район под  контролем,  -  помолчав,
произнес Ромашин. - Как и я. Иначе мы не пошли бы на этот риск.
    Джума Хан быстро взглянул на него, но промолчал.
    - Но и вы, как я понял,  использовали  Боянову  как  интрасенса  в
качестве проводника, - хладнокровно продолжал Ромашин. -  Не  так  ли?
Нельзя было попросить ее помочь еще до операции?
    - А  вы  разве  не  знаете,  что  просить  помощи   у   интрасенса
бесполезно? - так же  спокойно  сказал  Столбов.  -  Если  он  сам  не
предложил помочь, значит, и не поможет. Забава - не исключение, хотя с
ней говорила сестра. Как все происходило? Я  имею  в  виду  вызволение
Железовского. Жертвы есть?
    - Среди нас нет, - засмеялся Джума.
    - Среди них тоже. - Ромашин достал  из-под  куртки  "строевик".  -
Возьмите, не пригодился.
    У Столбова расширились зрачки, хотя лицо не дрогнуло. Он  подержал
"строевик" на весу и сунул в захват на  поясе.  Джума  Хан  улыбнулся,
протягивая ему свой "универсал".
    - Есть еще "василиск", сдать?
    Столбов невольно покачал головой, прищурился.
    - Арсенал у вас приличный. Однако вряд  ли  вам  удастся  избежать
вопросов комиссара.
    - Мы можем идти? - вежливо спросил Ромашин, дотрагиваясь до синяка
за ухом. - Черт, кто это меня так?
    - Можете, - не менее вежливо ответил Столбов.
    Эксперт откланялся, за  ним  прошагал  прямой,  уверенный  в  себе
Джума,  скрывавший  хромоту:  во  время  схватки  в   помещении,   где
содержался Железовский, ему досталось по коленной чашечке.
    Столбов проводил их взглядом и вошел в помещение,  дверь  которого
так и застыла валиком, не закрываясь.
    Анфилада    комнат,    разделенных    толстыми     полупрозрачными
перегородками. В первой какие-то металлические баки, мешанина  труб  и
ажурных конструкций, стол и стулья; у перегородки - два тела  в  белых
комбинезонах, мужчина и женщина, спят. Во второй комнате  стационарный
инк типа "Знаток", аппаратура  видеосвязи,  кокон-кресла  персональных
вычислительных плит  с  системой  излучателей,  антенн  и  специальных
устройств. Видимо, здесь и содержали  Железовского,  проводя  над  ним
какие-то эксперименты. Бокс был пробит в двух местах, входной его  люк
с тамбуром валялся в углу, смятый страшным ударом. В комнате никого не
было, и вся ее электронная аппаратура была превращена в крошево.
    Столбов покачал головой, вслушиваясь в рапорты подчиненных.  Умник
уже включился в работу,  и  постепенно  вырисовывалась  общая  картина
построения скрытого центра, который  явно  не  тянул  на  роль  общего
Центра заговорщиков-"хирургов", а тем более на роль резиденции Ордена.
Из сорока трех его работников и охранников семь человек были  известны
безопасникам, а двое из них принадлежали  кругу,  в  котором  вращался
Казимир Ландсберг, председатель СЭКОНа.
    Его заметили сразу, как только когг выполз  из  какой-то  норы  на
краю тессеры [Тессера - черепица (греч.) -  рельеф  из  пересекающихся
хребтов и долин.] Брига -  алая  искра  на  сером  фоне  с  коричневым
узором, напоминающим рябь на воде.
    Наблюдатель  дал  в  эфир  "три  девятки",  и  началась  отработка
императива "сеть", рассчитанного на данную конкретную  ситуацию.  Инку
контроля  понадобилось  всего  две  десятых  секунды,  чтобы   оценить
поступившие данные и выдать рекомендации инкам погранфлота, после чего
операция началась в полном соответствии с  планом  до  участия  в  ней
человека. Люди включились в работу лишь спустя минуту,  когда  спейсер
"Шевалье"  и  "пакмаки"   планетарного   контроля   уже   мчались   по
траекториям, рассчитанным для каждого в соответствии с его ролью.
    Шевчук с обоймой поддержки дежурил в это время  в  отсеке  десанта
спейсера "Ирокез", контролирующего пространство над "сферой  Сабатини"
в двух тысячах километрах от поверхности Меркурия.  Получив  сигнал  о
выходе "из подполья" когга Шаламова, он тут же связался  с  командором
погранслужбы, зная, что  пограничники  могут  затеять  самостоятельную
операцию захвата, и предупредил  Умника  о  возможных  контринтересах.
Боянова уже  получила  вызов  и  через  несколько  минут  должна  была
появиться на "Ирокезе", но и она не могла предугадать, чем  закончится
очередная попытка "сына сумерек" прорваться к "сфере Сабатини".
    Сама  "сфера"  продолжала  плавать  над  поверхностью  Меркурия  и
превратила в  озеро  пыли,  жидкой,  как  вода,  и  текучей,  довольно
приличный участок окраинной горной страны Моря Жары.
    Когг  Шаламова  шел  на  большой  скорости,  прижимаясь  ко   всем
неровностям рельефа, с волны  на  волну  "стиральной  доски"  тессеры.
Расчетные  трассы  перехвата  надежно   уложили   его   в   окружность
прицельного поля, Шевчук приготовился дать команду десанту, как  вдруг
из очередного трога - долины корытообразной формы  -  вырвался  чей-то
аппарат, судя по высвету локаторов - драккар типа "Великая стена".  Он
настиг когг Шаламова в  два  прыжка  и...  открыл  огонь  из  лазерной
каронады; такие "пушки" применялись для уничтожения астероидов  массой
до пяти тонн.
    Дальнейшее действие уложилось в  пять  секунд:  очередь  импульсов
драккара - зеленый световой пунктир -  мгновенный  пируэт  шаламовской
машины - бросок спейсера "Ирокез" -  залп  бортового  гравиразрядника,
сбившего неизвестный драккар вниз в момент его нового выхода на  цель.
Судя  по  всему,  драккар  вел  инк,  которому  было  выдано   задание
уничтожить когг с такими-то параметрами в таком-то квадрате.
    Шаламов вырвался из сумеречной зоны,  потонул  на  фоне  косматого
края Солнца, видимого сквозь светофильтры как огромный алый  купол  из
расплавленного   стекла   с   медленно   шевелящимися    "водорослями"
протуберанцев. Инк  спейсера  переключил  диапазоны  видения,  и  когг
Шаламова высветился пронзительным голубым  огоньком  на  фоне  ставшей
темно-малиновой, почти черной, горы Солнца.
    Игру с захватом и выходом на цель вели, конечно, не люди  -  инки,
потому что счет шел на  сотые  доли  секунды,  и  человек  не  успевал
реагировать на изменения  ситуации,  но  оператор  тревоги,  в  данном
случае Калина Лютый, специально тренированный для таких игросхем,  мог
вмешаться в  любой  момент,  особенно  в  том  случае,  если  инконика
сталкивалась с непредвиденными обстоятельствами. До сих пор  Лютый  не
вмешивался, с неизвестным драккаром инк "Ирокеза" справился сам,  и  к
месту его падения уже мчался патрульный "пакмак" с обоймой поддержки.
    Машина  Шаламова  продолжала  наращивать   скорость   убийственным
темпом, и уже ясно прочерчивалась ее траектория, выводящая шлюп  прямо
в середину "сферы Сабатини". "Пакмаки" заграждения начали  сближаться,
готовые выбросить вперед зонтик силового трала, способного  остановить
любой объект массой до сотни тонн, идущий на скорости  до  двух  тысяч
километров в секунду.
    До встречи  оставалось  две-три  минуты,  когда  в  зале  спейсера
появилась Власта Боянова в сопровождении бородатого,  флегматичного  с
виду Шевчука. Одета комиссар была в синий комби  официала  со  знаками
отличия, словно собиралась  на  совещание  ВКС.  Сухо  кивнула,  молча
заняла кокон-кресло квалитета ответственности. Сердце  Лютого  екнуло,
обычно во время стандартных операций создавать квалитет не было нужды.
Неужто дело принимало столь серьезный оборот?
    - Работайте, - обронила Боянова, словно прочитав мысли оператора.
    Шаламов заметил движение отрядов захвата, когда поднялся над диким
хаосом меркурианской поверхности и до встречи оставались  каких-нибудь
три сотни километров, но предпринять ничего не успел. Все-таки  против
него  работали  профессионалы   и   мощная   вычислительная   техника,
справлявшаяся "в одиночку" и с более сложными  задачами.  Ни  на  один
вызов и сигнал  "сын  сумерек"  не  ответил,  будто  не  слышал,  хотя
передачи шли на всех диапазонах вплоть до светового, и не услышать  их
мог только глухой и слепой. Или псинеур, подумал Лютый.
    Объемное изображение зонтика  силового  поля,  выросшего  на  пути
шаламовского когга, больше походило на кочан цветной капусты.  "Кочан"
сдавил шлюп, и коог, пройдя всего десять-двенадцать километров,  резко
потерял  скорость,  засветился  -  обшивка  набрала  несколько   тысяч
градусов - и застрял в невидимом невооруженным глазом ничто.  Один  из
коггов  заграждения,  ведомый  пограничниками,  направился  к   машине
Шаламова, собираясь пристыковаться, и в это время в операцию вмешалась
Боянова.
    - Всем стоп! Шлюп держать визуально, поле снять,  машинам  захвата
сдать назад.
    В эфире поднялась легкая паника, и все стихло. Из этой  изумленной
тишины    выплыл    напряженный    голос    командора    погранслужбы,
контролирующего обстановку:
    - Комиссар?! Что это значит?
    - Отбой операции, - ответила Боянова.  -  Я  пойду  к  нему  сама,
подготовьте коридор и сопровождение. И никаких  действий,  пока  я  не
поговорю с ним и не вернусь.  Даниил,  вы  слышите  меня?  Я  комиссар
безопасности Боянова и  хочу  поговорить  с  вами.  Не  предпринимайте
ничего, я приду одна.
    Инк передал последние слова Власты на всех волнах,  но  ответа  не
последовало. Шаламов молчал. Правда, и когг его не  двигался,  хотя  и
был уже свободен.
    - Это беспрецедентно!.. Необходим квалитет, разрешенный Советом...
в конце концов я отвечаю за исход операции!
    - За исход операции отвечаем мы оба, но у меня еще есть право вето
и нет времени на совещания. Ждите.
    Боянова выпорхнула из кресла и скрылась в коридоре.  Через  минуту
"Ирокез", идущий к точке остановки шлюпа, выстрелил карандаш драккара.
Тишина в эфире установилась почти полная.  Немой  от  изумления  Лютый
никак не мог  прийти  в  себя  после  такого  поворота  событий,  хотя
эмоционально был  на  стороне  комиссара.  Он  восхищался  Бояновой  и
сочувствовал ей, имея точку зрения, что  комиссар  безопасности  -  не
женская работа. И еще он был уверен, что она права.
    Драккар приблизился к проштрафившемуся коггу, нашел кормовой  люк,
выплюнул стыковочный узел. Корабли замерли.
    Внезапно по сети  "спрута"  скользнул  сигнал  внимания  и  следом
сообщение Умника:
    - Что-то происходит со "сферой Сабатини". Всем судам  в  тревожном
районе покинуть район!
    Лютый  послал  запрос,  инк  мгновенно  развернул  КПР-изображение
"сферы", передаваемое камерами ближайших исследователей: одно -  каким
ее видел глаз, второе - через спецоптику. На первом  "сферы  Сабатини"
почти не было видно: на обычный  пустынно-лунный  ландшафт  сумеречной
зоны Меркурия -  кратеры,  трещины,  плато,  тессеры  -  накладывалось
"пятно дрожания", будто в этом  месте  струился  нагретый  до  высоких
температур воздух. Правда, площадь  "пятна  дрожания"  увеличилась,  и
колебания пейзажа стали заметней. А на втором изображении, на  котором
"сфера" выглядела  шаром  из  кипящего,  белого,  с  сияющими  пенными
хлопьями тумана, было видно, как шар пульсирует -  то  раздувается  до
размеров в пять-шесть раз больше прежнего, то сжимается в километровый
мячик, вспыхивая кипенно-белым облаком. Затем в какой-то миг  он  стал
абсолютно прозрачным, и Лютому показалось, что он заглянул в бездонный
колодец, наполненный таинственной жизнью. Из недр  колодца  выметнулся
тонкий белый луч, уколол зрителей в глаза, проник глубоко  в  мозг,  а
следом что-то огромное вынеслось из "сферы" и врезалось в камеры... во
всяком случае, так показалось Лютому, он даже отшатнулся!
    Умник педантично отметил выброс из "сферы" неопознанного  объекта,
добавить он больше ничего не мог, потому что  объект  вылетел  во  все
стороны сразу и исчез.
    "Сфера" успокоилась.
    Волна "спрута" донесла вскрики, говор, возгласы, команды  и  шепот
автоматов. Тысячи  исследователей  были  поражены  событием  и  теперь
приходили в себя, делясь впечатлениями.
    Лютый опомнился,  переключил  внимание  на  соединенные  пуповиной
перехода шлюпы Бояновой и Шаламова.  Анализ  происшествия  со  "сферой
Сабатини" не входил  в  его  обязанности  оператора,  но  неопознанный
объект  и  луч  из  центра  "сферы",  пронзивший  голову,  запомнились
надолго.
    - Ничего не слышно? - спросил Лютый, имея в виду Боянову.
    - Ничего, - ответил инк.
    - А внутрь заглянуть нельзя?
    - Больно велико расстояние. Разрешите подойти поближе?
    - Нет.
    - Что там происходит? -  раздался  вдруг  в  голове  Лютого  тихий
голос, просочившийся сквозь фильтры пси-связи "спрута". Кто-то смотрел
в спину оператора, большой, сдержанно ждущий, уверенный  и  невероятно
сильный.
    Лютый развернул кресло, чтобы глянуть за спину: сзади стоял объект
поиска Столбова и его криминальной дружины Клим Мальгин и  разглядывал
Лютого  черными  бездонными   глазами,   в   которых   сквозь   немоту
всепонимания проглядывала мудрая печаль.

                               Глава 8

    Трансгалактический корабль Кузьмы мало напоминал земные  спейсеры,
подчиняясь законам  иной  геометрии  и  гармонии,  по  сути,  это  был
"динозавролет" маатан, выращенный заводом-маткой для нужд  неизвестных
существ.  Рубки  управления  эта  удивительная   машина   пространств,
очертаниями напоминавшая тушу быка с  гигантскими  рогами,  не  имела.
Кузьма мог управлять ею из любой  точки,  вырастив  из  дырчатых  стен
нечто вроде крыльев летучих мышей и закутав в эти  крылья  всего  себя
или любое из своих тел. Излучая волну дружелюбия, сдобренную  чувством
сожаления, вины и сострадания, он вырастил  Мальгину  подобие  кресла.
Полость, в которую он усадил хирурга, походила на каверну от ракушки в
толще известняка, стены ее были желто-серыми, шершавыми,  холодными  и
мокрыми на вид. Но стоило Кузьме включиться  в  сеть  управления,  как
стены Климовой ячейки заискрились огоньками, приобрели глубину, словно
были сделаны из толстого зеленовато-желтого стекла. Перед Мальгиным  в
стене протаяло черное пятно, потом другое, третье,  десятое,  все  они
соединились, и Клим оказался с  редкими  инфракрасными  источниками  и
всего одной золотистой  звездочкой,  светящейся  на  грани  видимости.
Мальгин задержал на ней взгляд. Таинственность этого прямого  света  в
эпоху погасших галактик дошла и до него. Однако  спрашивать,  что  это
такое, Клим пока не стал, его ждала встреча с Землей  такого  далекого
будущего, что не снилось даже Герберту Уэллсу с его "машиной времени".
    Гигантская холодная тень накрыла Мальгина,  так  что  он  невольно
посмотрел над собой, вошла в голову и вышла через пальцы  рук  и  ног.
Тело обрело вес. И Мальгин вдруг осознал, что корабль Кузьмы уже стоит
на поверхности планеты, потерявшей атмосферу, но продолжавшей излучать
остатки тепла. Сердце сжалось от  нахлынувшего  волнения,  даже  слезы
навернулись на глаза, и пришлось приложить  недюжинное  усилие,  чтобы
справиться с собой.
    Кузьма   включил   осветители,   использовав   участок    спектра,
соответствующий человеческому зрению, перед глазами Мальгина предстала
поверхность Земли,  пережившей  множество  самых  разных  цивилизаций.
Следы последней еще не совсем стерло время,  хотя  прошло  уже  немало
миллионов лет после ее исчезновения.
    - Крокодилы... - пробормотал Мальгин, вспомнив  реплику  Кузьмы  о
том, что последняя волна разума на Земле проявилась у пресмыкающихся.
    - Нет, не крокодилы, - отозвался понявший его Кузьма на  пси-волне
внутренней связи; он неплохо знал земную историю, -  лягушки,  вернее,
псевдолягушки, потомки мутировавшей ветви  лягушек.  Но  какой  фактор
послужил возбудителем их прогресса до стадии мышления, я не знаю.
    Он еще что-то говорил, сгорая от вполне человеческого сочувствия к
землянину, реликту, вынырнувшему из глубин веков, но  Мальгин  его  не
слышал. Перед ним простиралась растресканная,  как  такыр,  с  редкими
пологими холмами, отблескивающая зеркальным металлом равнина, усеянная
мелкими и крупными валунами, кристаллическими глыбами не то камня,  не
то стекла, и серо-белыми пористыми кочками, похожими на  подушки  мха.
Вершины холмов венчали странные конструкции,  то  ли  стволы  высохших
деревьев,  то  ли  скелеты  каких-то   существ,   вызывающие   мрачные
ассоциации. Ближайшая из них походила на скелет древней ракеты, а чуть
поодаль красовался скелет танка... если представить, что под броней  у
него (под "кожей и мышечным каркасом") прячется самый настоящий скелет
из костей, вплоть до гусениц и пушки!
    - Танкозавр? - пробормотал пересохшими губами Клим.- Ракетоящер...
Игра случая? Или это и есть останки разумных лягушек?
    - Не ищите аналогий, - посоветовал Кузьма.  -  Эти  останки  могут
быть чем угодно, от искусственных сооружений до растительных антенн  и
скелетов некогда живших существ. Но не лягушек. В моей видеотеке  есть
изображение землянина третьей волны, я покажу, если захотите.
    - Эта равнина... плато? Я имею в виду - суша или дно моря?
    - Воды на Земле не стало уже спустя миллион  лет  после  человека.
Кстати, не это ли подтолкнуло пресмыкающихся к жизни на суше вообще  и
к появлению разума в частности? Но потом в результате новых химических
процессов вода снова появилась, хотя с первичной водой  ее  сравнивать
нельзя.
    - А горы сохранились?
    - Увы, нет. Рельеф полностью переработан, вся  планета,  по  сути,
окружена искусственной оболочкой, и все ее ресурсы  выработаны  вплоть
до ядра. - Кузьма помолчал и тихо  добавил:  -  Той  Земли,  какую  вы
помните, мастер, нет. Даже если  бы  вы  побывали  в  момент  расцвета
человеческой расы, скажем, всего на пару  тысяч  лет  вперед,  вы  все
равно не узнали бы родных мест. А тут прошел не один миллион лет и  не
одна цивилизация.
    Мальгина вдруг пробрала холодная дрожь: он впервые ощутил  бездну,
не бездну пространства - бездну  времени,  отделявшую  его  от  родной
эпохи. Изменилось все, и даже само  время  изменилось,  перестав  быть
стрелой, превратившись в безмерный океан...
    - Везде... так? Городов у этих ляг...  землян-два...  или  три  не
было?
    - Вся Земля при них  была  одним  городом,  если  их  своеобразную
архитектонику можно назвать  городом.  Мир  Тэнгли  -  вот  что  такое
представляла собой Земля в их эпоху. Помните термин?
    Значение термина Клим помнил смутно. В двадцатом веке  существовал
какой-то изобретатель по имени Тэнгли, который прославился сотворением
живущих по своим законам механизмов. В двадцать первом веке  его  идеи
подхватили  потомки  Тэнгли,   а   в   двадцать   втором   большинство
заводов-автоматов  на  Земле  представляло  собой  замкнутые   системы
Тэнгли. Правда, первый Тэнгли строил своих монстров  для  развлечения,
превратив свой труд в  какой-то  мере  в  искусство.  Неужели  лягушки
использовали его идеи? Или открыли их  заново?  И  что  это  значит  -
превратит Землю в мир Тэнгли?
    - Их техника жила сама по себе, а они  сами  по  себе,  -  ответил
Кузьма, терпеливо  ожидая  конца  экскурсии.  Вежливость  его,  как  и
эрудиция, не знала пределов. - И вся она  была  живой.  В  космос  они
проникли  дальше  вас,  первых  землян,  только  благодаря  тому,  что
посылали  интеллект-автоматы,  оставаясь  на   планете   и   занимаясь
непонятными делами. Мне непонятными, - подчеркнул Кузьма корректно.  -
Я почти не интересовался историей заповедных зон,  так  что  извините,
мастер.
    Мальгин откашлялся.
    - Перенесите меня куда-нибудь в другое место. - Он  хотел  сказать
"на Европейский материк", но Кузьма вряд ли знал, что это такое, а тем
более не знал, где его искать.
    Равнина смазалась,  превратилась  в  туманную  плоскость  и  снова
проявилась твердой массой, хотя пейзаж  стал  иным.  Теперь  она  была
похожа на коралловый слой толщиной  в  километр  с  порами,  выемками,
кавернами и трещинами, в которые вполне мог влезть слон. Те же цвета -
серый и белый, те же зеркальные блики, проблески металла и  перламутра
и мертвое спокойствие.  Руины  какого-то  гигантского  преобразователя
энергии? Кладбище отходов? Мертвый лес? Кто знает...
    Что-то сверкнуло в глубине "кораллового" поля, как алая звездочка,
погасло и  вспыхнуло  вновь.  Кузьма,  видимо,  тоже  заметил  огонек,
включил осветители. Из упавшей темноты, как из ямы, звездочка  засияла
сильней.
    - Что это? - спросил Мальгин, затаив дыхание.
    - Маяк, - сказал  Кузьма  после  некоторого  молчания.  -  Вернее,
эталон местного стандарта покоя. Природные условия в  заповедной  зоне
вплоть до физических констант поддерживаются с его  помощью  на  одном
уровне все последние тысячелетия.
    Мальгин уловил в пси-голосе Кузьмы  нотки  нетерпения  и  заставил
себя сбросить покрывало меланхолии. Этой Земле он был чужим.  Впрочем,
он  был  чужим  всем  и  каждому  в  этом  времени,  в  том  числе   и
Кузьме-негуману,   обладавшему   невероятной    любознательностью    и
чувствовавшему себя своим в любой  эпохе.  Кузьма  знал  много,  очень
много, невероятно много, по мнению человека, но и он не  мог  ответить
на глобальные вопросы  Мальгина,  хотя  собеседником  был  прекрасным.
Впрочем, ответы на некоторые вопросы он должен знать, подумал Мальгин.
    Организму потребовался воздух, и Кузьма по просьбе гостя  наполнил
его каюту смесью азота и кислорода. Надышавшись всласть, хирург  хотел
поблагодарить хозяина и откланяться, но вспомнил о "сфере Сабатини".
    - Кажется, я догадываюсь, о чем речь, - заявил Кузьма. - В  земной
истории существовала легенда, я помню ее не точно, о титане  по  имени
Микульо Сельониновитч, который много веков носил в  своей  суме  "тягу
земную". Никто не  мог  эту  суму  поднять,  даже  знаменитые  по  тем
временам богатыри Ильо Муромитц, Дон Кихот и  Святогор.  На  самом  же
деле то была не "тяга земная", а реликтовая "сверхструна", упакованная
законами  иной  вселенной  и  способная  храниться  только  в  суме  -
специальном боксе с определенными условиями. В один из дней к  Микульо
Сельониновитчу заглянул Вершитель в образе некоего Агента Ро-машинного
и в споре с ним выдернул "струну" из сумы, в результате чего произошла
мгновенная разгерметизация "струны" и превращение ее в Провал  -  узел
пересечения метавселенных с разными свойствами. Этот Провал существует
до сих пор, и я знаю, что он  каким-то  образом  связывает  не  только
домены, но и времена в нашей вселенной. Вершители пользуются им,  хотя
принципов я не знаю.
    Агент Ро-машинный... Мальгин улыбнулся,  вызывая  в  памяти  образ
Игната Ромашина. М-да! Войти в легенду наравне с былинными  богатырями
может далеко не каждый.
    - Посмотреть на "сферу"... э-э... Провал можно?
    - К сожалению, нет. Когда-то он был привязан к  поверхности  одной
из планет системы, потом планета упала на центральную звезду - Солнце,
и теперь "сфера" находится где-то в толще остывающей  звезды,  изредка
взламывая ее кору вследствие каких-то процессов. Еще во времена вторых
землян - кошачьих, после вас вторых, Вершители поставили возле  звезды
широкошумящий маяк, такие обычно ставятся в  районах  бедствия,  и  он
продолжает работать до сих пор. Правда, сейчас он  светится  только  в
длинноволновом диапазоне, но и лет с момента  установки  прошло  более
трехсот миллионов.
    На черном фоне "слева"  по  фронту  обзора  Мальгина  вспыхнуло  и
ритмично запульсировало оранжевое колечко.
    - Только машины Вершителей способны работать так долго, -  добавил
Кузьма с ноткой восхищении. - Мой корабль - тоже их работа.
    Мальгин нашел глазами еще один светящийся объект - единственный на
весь  здешний  космос.  Звезда  была   невероятно   далека,   объемное
дальновидение  Мальгина  не  брало  ее,  не   позволяло   оценить   ни
количественно, ни качественно, да и спектр ее был  какой-то  странный,
линейный, в очень узком диапазоне, будто горела стеариновая свеча,  но
свечой этот объект  быть  не  мог.  Вершители...  Не  их  ли  "фонарь"
светится?..
    - Я пробовал лететь в том направлении, -  сознался  Кузьма,  -  но
дойти не смог. По мнению некоторых моих коллег, это одна из реализаций
Абсолюта - абсолютной непознаваемости, например, хотя,  по-моему,  это
конец одной из "сверхструн", уходящей в никуда, в  бесконечность  или,
на худой конец,  во  Вселенную  Вершителей.  Проверить  идею  пытались
многие, не удалось никому.
    - Может быть, это на самом деле сооружение Вершителей?
    - Почему бы и нет? - легко согласился Кузьма. -  Некоторые  из  их
сооружений  мне  встречались,  масштаб  поразительный,   но   цели   в
большинстве случаев остались неясными.
    - А что именно вы встречали?
    - Например,  объемную  пространственную  решетку  псевдорегулярной
структуры поперечником в миллиард световых лет, собранную из  погасших
звезд. Концы  решетки  размыты  и  светятся  в  широком  диапазоне  от
инфракрасного до жесткого гамма. Коллеги утверждают,  что  это  машина
поворота времен, но едва ли они сами понимают смысл  утверждения.  Или
еще пример: ансамбли "черных дыр", не сливающихся в одну, что само  по
себе уже  чудо.  Энергонасыщенность  этих  областей  чудовищна,  обмен
информацией в таких  системах  возможен  только  потоками  гравитации.
Ходят слухи, что это "преобразователи топологии", а также ограничители
расширения   вселенной,   узлы   перехода   топологически    связанных
вселенных-доменов, но опять же это только слухи, точных данных нет. По
рассказам   предшественников,   якобы    видевших    Вершителей,    те
экспериментируют с вакуумом. Нравится?
    Мальгин вздохнул. Эмоциональная оценка деятельности Вершителей  не
нужна была ни  ему,  ни  Кузьме.  Бог  на  то  и  Бог,  чтобы  вершить
грандиозные дела. Хотя, с другой стороны, восхищаться есть чем. Кто же
они такие - Вершители? Как выглядят?
    - Доставьте меня обратно... на Спутник.
    Через  минуту  Кузьма  выполнил  просьбу  и  отбыл  в  неизвестном
направлении,  пожелав  Мальгину  удивительных  встреч  и   счастливого
возвращения домой. Его корабль сгинул, как  привидение:  вот  он  был,
торчал рядом со Спутником ощутимо массивной глыбой, а вот  его  уже  и
нет. Ни взрыва, ни вспышки, ни звука. "Динозавролеты"  маатан,  вернее
Вершителей, ходили бесшумно.
    Мальгин проверил время: по его расчетам, прошло двадцать  часов  с
минутами,     скоро     должен     был     появиться      таинственный
Живущий-за-Пределами,  и  снова  волнение  охватило   хирурга.   Запас
терпения подошел к концу, хотелось наконец определиться и узнать  свою
судьбу. Интуиция подсказывала, что встреча будет необычной и  главной,
остальные встречи не шли ни  в  какое  сравнение  с  ней,  потому  что
Живущий-за-Пределами мог быть только Вершителем или существом,  равным
ему по возможностям.
    Оставшиеся до назначенного срока полтора часа хирург  потратил  на
обследование Спутника,  окончательно  убедившись,  что  существа,  его
строившие, были двоякодышащими: они жили в  воде,  но  могли  недолгое
время дышать воздухом. Точный их облик восстановить не удалось, прошло
слишком много времени с момента постройки Спутника, и блоки памяти его
полностью  разрушились,  но  по  конфигурации  сохранившихся   кресел,
рабочих модулей, помещений отдыха и бытовых мелочей  Мальгину  удалось
построить изображение землянина-три, "псевдолягушки", и он с невольным
облегчением  (хотя  это  не  имело  никакого  значения)  признал,  что
землянин-три на обычную лягушку походил мало. У  этого  существа  были
мощные, как пружины, кузнечикообразные ноги с ластоподобными ступнями,
туловище  в  чешуйчатом  панцире,   конусовидная   голова   и   вполне
человеческие руки с пятью  длинными  пальцами,  между  которыми  росли
перепонки. Мальгин вздохнул. Rana сапиенс [Rana - лягушка (лат.).] ему
понравилась. Волнение, вызванное приближением рандеву,  увеличивалось,
но, честно сказать, Мальгин не делал особых  попыток  успокоиться:  на
этой встрече он хотел быть человеком со всеми его слабостями и болями,
силой и гордостью. Несколько раз  он  начинал  рисовать  в  уме  облик
Живущего-за-Пределами, но фантазии не хватало, а футур-память так и не
заработала, хотя в маатанском "блоке" памяти  сведения  о  Вершителях,
пусть отрывочные и противоречивые, но хранились.
    - Встречаюсь с ним, но не знаю, кто  он,  -  пробормотал  Мальгин,
удобно расположившись в центре пологого икосаэдра - здесь когда-то был
центр управления Спутником. - Говорю с  ним,  но  не  знаю  его  имени
[Чаньское изречение (древнекит.).]. Жаль, что  никто  не  научил  меня
законам теургии [Теургия - прямое воздействие на верховного Бога.].
    И вдруг что-то изменилось вовне. У Мальгина возникло  впечатление,
что пространство вокруг стало твердым, словно гранитная  толща,  а  он
вмурован в  гранит,  как  древний  трилобит  в  известняковую  породу.
Ощущение быстро прошло, но тут же  возникло  новое:  внутри  Мальгина,
точнее в его желудке, пророс чей-то глаз и стал осматриваться  вокруг,
без особого удивления, озабоченно и деловито. Клим увеличил  плотность
нервного поля, охватывая "глаз", и тот  стянулся  в  точку,  исчез.  В
следующее  мгновение  на  голову  хирурга  обрушился  оглушающий  удар
мощного пси-поля, так  что  несколько  секунд  он  барахтался  в  этом
кипящем океане, полуослепший, почти потерявший  сознание,  но  яростно
сопротивляющийся  неведомой  силе.  Кто-то  заглянул  в  него,   одним
взглядом охватил всю память, прочитал прошлое и  высчитал  будущее,  и
отпустил его, машущего кулаками во все стороны.  Напряжение  схлынуло,
поток пси-излучения ослаб.
    - Прошу прощения, - проговорил кто-то внутри Мальгина, выписав эту
фразу огненными буквами на струящемся фоне мысленного контакта.
    Мальгин собрался с силами и отгородился от чужого "пси-прожектора"
тонкой "фанерой"  блока.  Голова  прояснилась,  вернулась  способность
видеть и чувствовать пространство.
    Ничего в его положении  не  изменилось:  он  по-прежнему  висел  в
центре полости. Спутник все так же плыл по  орбите  вокруг  пра-Земли,
пустой и почти мертвый, никого не было рядом с ним, никто не  появился
внутри него.
    Но сгусток пси-поля продолжал пульсировать где-то  рядом,  Мальгин
ощущал эхо  его  излучений,  чувствовал  колоссальную  мощь  исполина,
сдерживаемую волей, некоторое время пытался определить  местоположение
пришельца, пока с благоговейным  ужасом  и  восторгом  не  понял,  что
источником поля... является он сам!
    Живущий-за-Пределами не прибыл на встречу  сам  как  личность,  он
просто послал по "струне"  психоматрицу,  завладев  мозгом  (и  телом)
собеседника, но оставив нетронутой его биологическую структуру.
    - Не совсем так, - тотчас же откликнулся гость. - Я - постличность
Живущего и вернусь, когда он захочет. Я  его  продолжение,  и  только,
хотя мою сущность нельзя передать словами и символами людей.
    - Бог того, чего не может быть в принципе, - вырвалось у Мальгина.
    Ответом был понимающий смешок.
    - Нечто вроде этого... если бы вы сами понимали смысл  формулы.  Я
понимаю ваши чувства, но  пусть  смысл  Живущего-за-Пределами  -  имя,
которое  весьма  точно  дал  мне  ваш   друг   Кузьма,   -   останется
непроявленным, не возражаете? Чтобы понять его, нужен совершенно  иной
аппарат мышления и восприятия, а вы  всего  лишь  человек,  хотя  и  с
некоторыми задатками существа Границы.
    - Но и вы не Вершитель, - буркнул Мальгин.
    - О, конечно нет, - не обиделся Живущий-за-Пределами. -  Вершитель
- это недостижимый идеал и для нас,  живущих  за  пределами  обитаемых
миров. Вершитель - это Великий Предок и одновременно не менее  великий
потомок всех мыслящих, достигший абсолюта, имя которому  смысл  жизни!
Нам же, равно как и вам, людям, предстоит долгий и мучительный  подъем
к этому абсолюту, и я уверен, что мы дойдем.
    - А мы-то уж точно не дойдем.
    - Кто знает, - философски заметил Живущий.
    - То есть?! - удивился Мальгин. - Вы  хотите  сказать...  но  ведь
человеческая цивилизация умерла!
    - Когда-нибудь  вы  тоже  дойдете  до  тезиса:  нельзя   со   всей
определенностью утверждать, что смерть есть противник жизни.  С  одной
стороны - Вселенной не нужен разум, чья эволюция основана на агрессии,
насилии и лжи. С другой - человек есть одна  из  бесчисленных  попыток
Природы познать самое себя, и поэтому упрекать человека во всех грехах
не стоит.
    - А разве возможна эволюция, основанная не на агрессивной или хотя
бы не на конкурентной реакции на мир?
    - Возможна, - грустно сказал гость. -  Для  Вершителей,  например,
эволюция есть  вопрос  личных  усилий,  для  нас  эволюция  -  игра  с
меняющимися правилами, в которой не  меняется  лишь  одно  -  ценность
жизни в любых ее проявлениях.
    - И все же человек  в  основе  своей  добр,  -  упрямо  гнул  свое
Мальгин. - Вряд ли он вымер сам, без помощи извне.
    Живущий-за-Пределами огорчился,  эмоциональный  фон  его  пси-речи
стал грустным.
    - Но самым опасным врагом, которого ты встретишь, будешь всегда ты
сам [Ф. Ницше.], - процитировал он. -  Ты  сам  подстерегаешь  себя  в
пещерах и лесах.
    Он мог бы не продолжать, Мальгин  и  без  него  помнил  дальнейший
текст изречения, но Живущий все так же грустно закончил:
    - Ты будешь сам для себя и еретиком, и колдуном, и прорицателем, и
безумцем, и скептиком, и нечестивцем, и злодеем. -  Помолчав  немного,
добавил: - Только немногие из вас, людей, способны на отдачу души,  не
прося ничего взамен, а главное, все вы, как  гребцы  в  лодке,  сидите
спиной к будущему [Выражение принадлежит американскому ученому Ф.  Дж.
Дайсану.].
    - Сидели...
    - Сидите, - возразил Живущий. - Если вас нет здесь  и  сейчас,  то
для Вселенной вы есть,  где-то  там  и  вчера,  но  есть.  К  тому  же
существует такая нехитрая штука, называемая ветвлением Вселенной.
    - Я знаю.  Где-то  существует  Метавселенная  с  точно  такими  же
параметрами, где есть Солнце и Земля, и друзья мои... (и я и Купава, -
добавил Клим уже для себя).
    - Вы знаете лишь половину истины, - вторая половина заключается  в
существовании ансамбля миров. Это означает, что  каждая  Метавселенная
ветвится не как дерево - вне ствола,  сама  в  себе.  То  есть  каждая
величина данной  вселенной  есть  слагаемое  всех  величин  каждой  из
ансамбля вселенных.
    Сказать, что Мальгин был ошеломлен, - значит ничего не сказать.  С
минуту он оцепенело переваривал услышанное, но  так  как  к  дискуссии
такого масштаба он готов не был, то и  не  стал  продолжать  тему.  На
протяжении многих  дней  спустя  ему  предстояло  анализировать  слова
(мысли)   Живущего-за-Пределами   и   дивиться   их   реальной   силе.
Единственное, что он сказал в ответ, было:
    - Поистине Вселенная - шедевр Сатаны!
    Живущий-за-Пределами  улыбнулся  -  так  расшифровал  его  реакцию
Мальгин, - но промолчал. Кипение мыслей хирурга, борьбу идей,  попытки
анализа  он,  вероятно,  видел,  однако  отвечал  только   на   хорошо
сформулированные или перенасыщенные эмоциями вопросы.
    - И все же я не понял высказывание Держателя Пути, - не  удержался
Мальгин в финале своих размышлений. - Он сказал,  что  у  человечества
есть шанс... а оно вымерло, несмотря на этот шанс.
    - Вы  все-таки  ограниченны,  как  и  всякий  человек,   -   снова
погрустнел Живущий. - В  отличие  от  других  интрасенсов,  вы  больше
землянин, чем они, и все еще находитесь на полпути к истинной свободе.
То, что для вас - реальность, для вселенной - сценарий того, что может
быть. И факт одновременно. Это трудно воспринимается, так что  примите
как данность, как один из  законов  этого  мира,  который  вы  еще  не
открыли.
    Мальгин некоторое время боролся с собой, пытаясь  найти  в  памяти
нужные сведения, свои и маатанские, но вынужден был отступить.
    - А вы можете забросить меня еще дальше в будущее?
    - Могу, но тогда ваш шанс вернуться домой будет сведен к нулю.
    - Почему?
    - С течением  времени  начинает  сказываться  правило  возрастания
принципиальной невосстановимости  событий,  следствие  закона  природы
этой вселенной: не существует полностью обратимых процессов.
    Мальгин помолчал.
    - А что ожидает этот космос в будущем? Я имею  в  виду  достаточно
отдаленное будущее.
    - Через  двести  триллионов  лет  стэгспансия  -  фаза  застойного
расширения - закончится и начнется... - Живущий-за-Пределами  замялся:
- Простите за неточность. Фаза расширения сменится  сжатием  по  очень
простой причине: из-за экспериментов Вершителей.
    - Что это за эксперименты?
    - О, Вершители экспериментируют  только  в  глобальных  масштабах,
вряд ли их дела  можно  оценить  воображением.  Они  изучают  тезис  о
неустойчивости  материальной  структуры  этого  мира  к   варьированию
фундаментальных  физических  констант,   исследуют   границы   законов
конфайнмента [Конфайнмент - невылет кварков из элементарных  частиц.],
жонглируют сотнями уровней реальности, поворачивают стрелу  времени...
что им в конце концов и удалось.
    - Зачем?!
    Живущий-за-Пределами молчал минуты две.
    - Они не всесильны. И пытаются привлечь внимание того,  кто  может
все! И ждут его. И пытаются постичь смысл слова "всемогущ".  Но  я  не
уверен, постижимо ли это в принципе.
    Мальгин снова был ошеломлен  и  одновременно  разочарован.  Прошло
немало времени, прежде чем он пришел в себя.
    - Но вы только что говорили... Вершитель  -  Великий  Предок...  и
потомок... Разве он не?.. Значит, существует кто-то еще более великий?
    - Не знаю, - опечалился Живущий.
    - Не знаете?!
    - А чем я лучше Вершителя? Я всего лишь одна  из  его  реализаций,
как Свидетели,  Строители  Пути,  Хранители,  Искатели,  Ограничители,
Кладовые Памяти и тому подобное. Я всего-навсего  Живущий-за-Пределами
Знаний, и тайн на мою жизнь хватит. Да и едва ли в  Большой  Вселенной
есть кто-то, кто знает все! В том числе и тот, кого ждут Вершители.  А
теперь прощайте, непроснувшийся,  может  быть,  мы  и  встретимся  еще
когда-нибудь, тем более что мы связаны нитью кармы.
    - Постойте, - быстро сказал Мальгин, - есть два вопроса...
    - Если бы два, - заметил Живущий  с  улыбкой.  -  А  то  ведь  сто
двадцать два, верно? И зачем Вершителям маатане, и куда они везли груз
информации и энергии, и существуют ли еще реликтовые "сверхструны",  и
где те Пределы, за которыми я живу, и где искать друзей... а?
    Мальгин глубоко вздохнул, расслабляясь, улыбнулся в ответ.
    - Да, вы правы. Но хоть бы на один вопрос вы ответите? Что  значит
"мы связаны нитью кармы"?
    - Это значит, о непроснувшийся брат мой, что мы - я, вы, Паломник,
и Кузьма-негуман, и Держатель  Пути  -  суть  воплощения  Вершителя  и
связаны его дыханием. Всеми, кто тебя услышал, был ты сам. Просыпайся,
колдун!
    Мальгину  показалось,  что   он   раздвоился:   половина   его   -
человеческое тело - осталась в недрах Спутника, а вторая  рванулась  в
космос, причем сразу во все стороны, и тут же пси-прожектор  Чужого  в
голове погас. Огромный, невероятно огромный мир, распахнувшийся было в
сознании, сжался до пределов  черепной  коробки,  гулкий  медный  удар
сердца  потряс  организм,  открывшаяся   внизу   бездна,   не   бездна
пространства - бездна времени, затянула, увлекла,  и  грохот  падения,
длившегося одну  пульсацию  сердца,  был  слышен,  наверное,  во  всей
Вселенной... Бездна сжалась в туннель, в трубу, в копье, в струну... -
брызнул в глаза свет -  гигантская  сфера  Солнца  вывернулась  сбоку,
мелькнула под ногами каменистая, отмеченная оспинами кратеров планета,
потом обзор закрыли металлические стены, и движение  остановилось!  Он
стоял в кабине метро спейсера "Ирокез", висевшего  над  Меркурием.  Он
был дома!
    Вершитель вернул его, мелькнула мысль. И вслед за ней  другая:  он
сам вернул себя. И на долгое время  остались  от  встречи  впечатление
величия, возвышенности и вместе с тем простоты происходящего, ощущение
присутствия при событиях  вселенского  масштаба  и,  наконец,  чувство
глубины, влекущей бездны. Это последнее переживание было беспредельно,
неизмеримо и невыразимо никакими словами.

                               Глава 9

    Этого я уже не помню, - тихо сказала  Боянова,  взглядом  попросив
поддержки у Шевчука.
    В кабинете их было трое:  комиссар,  его  заместитель  и  Столбов.
Видеопласт преобразил  помещение  в  гилею  -  пойменный  лес,  у  ног
инспектора плескалась  вода,  из  которой  вырастали  нежно-зеленые  с
голубоватым и салатовым налетом стволы лиственниц.
    - Дифференциальная амнезия, - пробасил Шевчук, поглаживая бороду в
некотором замешательстве.
    Столбов кивнул. Власта помнила все вплоть  до  момента  встречи  с
Шаламовым и то, как  она  возвращалась,  но  саму  встречу  память  не
сохранила.
    - Это меня надо казнить, - сокрушенно развел руками  Шевчук.  -  К
Шаламову обязан был пойти я,  в  крайнем  случае  Лютый,  комиссар  не
должен рисковать собой в таких обстоятельствах.
    - Ты тоже не Бог, - все так же тихо проговорила  Боянова,  жестоко
казнившая себя за ошибку. - И даже не интрасенс. С тобой случилось  бы
то же самое.
    - Зачем тебе это понадобилось?
    - Я  хотела...  -  Власта  дернула  плечом,  свела  брови,  словно
воспоминание стоило ей невероятных усилий. - Я хотела  предложить  ему
преодолеть  черное  отчаяние,  обрести  надежду  и  сохранить  чувство
смысла. Кажется, именно это я и сказала... не помню точно. И вообще?..
- Боянова будто очнулась, заговорила резко.  -  Комиссар  имеет  право
рисковать, где считает нужным. Или Совет уже  лишил  меня  полномочий?
Кстати, где Шаламов?
    Столбов покосился на Шевчука, промолчал.
    - А Мальгин?
    Снова тишина в ответ.
    Боянова подождала немного, выслушала мысленное  сообщение  Умника:
он принял вопросы комиссара как обращение к нему.
    Столбов знал о финале операции над Меркурием со слов Лютого  и  по
видеорепортажу Умника, но и для него появление неизвестно откуда Клима
Мальгина оказалось полной неожиданностью.
    Не  только  Калина  Лютый,  тренированный  специально,  обладавший
хорошей реакцией, но даже интрасенсы из  команды  пограничников  то  и
дело теряли Мальгина из  виду,  когда  он  "выпадал"  из  поля  зрения
вследствие огромной скорости передвижения. Миг - и он уже в  коридоре,
другой - Мальгин в  транспортном  отсеке,  третий  -  когг  за  бортом
спейсера, который, двигаясь убийственными темпами,  напоминает  трассу
световых штрихов. Но  и  Мальгин  не  успел  ничего  сделать,  Шаламов
опередил его, опередил буквально на доли секунды.
    Когг Бояновой оторвался от драккара "сына  сумерек"  на  мгновение
раньше, чем пристыковался Мальгин. Все подумали,  что  это  стартовала
комиссар, поэтому никто ничего не предпринял, пока следом не метнулась
машина Мальгина и в эфире не раздался его голос:
    - Боянова на борту драккара, без сознания, медиков сюда,  быстрее!
Шаламов в ее шлюпе, задержите его на пару  секунд,  отвлеките,  но  не
становитесь на дороге.
    Пограничники отреагировали мгновенно, однако советом  пренебрегли.
На когг Шаламова спикировал куттер Бегича, виртуозно повторил все  его
маневры и пристыковался - это на скорости-то в два десятка  километров
в секунду! Когг же из виража вышел таким образом, что в гнездо причала
спейсера  воткнулся  кормой  машины  Бегича.  Взрыва   не   произошло,
сработала аварийная система, но  пограничник  был  раздавлен  почти  в
лепешку, и реаниматорам пришлось повозиться, доставая  его  из  смятой
скорлупы куттера.
    Задержать Шаламова не удалось, двигался он не медленнее Мальгина и
успел уйти через метро спейсера на Землю. Двое  пограничников  видели,
как  по  переходам  туманным   вихрем   пронесся   жуткий   монстр   в
зеркально-ромбической броне, с  туловищем  человека,  но  с  ногами  и
лапами дракона и головой тигра. Правда, аппаратура видео, встроенная в
стены, описанного монстра не зафиксировала, фигура Шаламова  смазалась
от скорости и разглядеть ее не удалось, но,  по  мнению  специалистов,
бежал все-таки не человек.
    Мальгин вогнал свой шлюп прямо в ангар  десантного  терминала,  но
догнать Шаламова тоже не смог, а потом  потерялся  в  толпе  и  исчез.
Лютый его больше не видел...
    - Ищите, Димитр,  -  сказала  Боянова.  -  Ищите  обоих.  Мальгин,
конечно, не Шаламов, но  и  он  шатался,  питаясь  ветром  и  туманом,
неизвестно где и с кем встречался, что испытал, тоже неизвестно. Может
быть, он, как и Даниил, не выдержал стресса, превратился в химеру.
    - Лютый бы это заметил, - возразил Шевчук  ради  объективности.  -
Специалист он хороший.
    - Заметить это сложно. Шаламов тоже с виду - человек.
    - Я понял, - кивнул Столбов.  -  Комиссар,  для  ускорения  поиска
обоих  фигурантов  необходимо  привлечь  интрасенсов.   Они   вычислят
местоположение псинеуров...  простите,  Шаламова  и  Мальгина,  в  два
счета, гораздо быстрее, чем это сделаем  мы,  даже  вооруженные  самой
совершенной техникой.
    - Нет.
    - Извините, что настаиваю...
    - Я сказала - нет.
    - Ну-ну,  успокойся,  -  проворчал  Шевчук,  повернул   голову   к
инспектору. - Идите, Дмитрий, мы подумаем над вашим предложением.
    Столбов поклонился и вышел. Шевчук покачал головой.
    - Не понимаю твоей реакции, комиссар. Это из-за  сестры,  что  ли?
Боишься,  что  может  пострадать?  А  в  операции  с  Железовским  она
действовала лихо.
    Боянова  долго  молчала,  но  заговорила  о  другом,  тихо,  будто
беседовала сама с собой.
    - В детстве я много читала,  в  основном  приключения,  детективы,
страшные боевики, и  очень  жалела,  что  эпоха  преступлений  ушла  в
прошлое. Ан нет, эпоха  мастерски  задуманных  и  успешно  выполненных
преступных замыслов  далеко  не  завершилась,  и  завершится  ли,  вот
вопрос? Во всяком случае, пока существуют "черные люди" вроде  кнехтов
Ордена, Ландсберга и его своры. Ты думаешь, я сильно  переживаю  из-за
действий  Шаламова?  Между  прочим,  они   спровоцированы   подручными
Ландсберга, Рене  это  уже  доказал.  -  Комиссар  заглянула  в  глаза
заместителю. - Нет,  я  уверена,  что  как  бы  ни  был  страшен  "сын
сумерек", мы с ним справимся... как и с Мальгиным, если он  тоже...  А
волнуюсь я за судьбы молодых парней,  взявших  на  вооружение  лозунги
"Все  дозволено!"  и  "Я   хочу!".   Социоэтики   не   справляются   с
профилактическими мероприятиями - дошло до  конфликтов  и  привлечения
оперативных  средств  общественной  безопасности,  и  дело  берут  под
контроль глобалисты СКС  [СКС  -  сектор  кризисных  ситуаций  Высшего
координационного совета.].
    - Так серьезно? От кого ты узнала?
    - От Баренца. Только не верю я  в  обуздание  этой  стихии  толпы,
слишком далеко  зашел  процесс,  вплоть  до  метастазов...  -  Боянова
прервала сама себя. - Ты говорил об интрасенсах. Аргументы?
    Шевчук  ответил  не  сразу.  Оба  принимали  участие  в  мысленных
переговорах "спрута" в пределах  своих  зон  ответственности  и  давно
привыкли к заминкам в прямом разговоре.
    - О физическом превосходстве  интрасенса  говорить,  наверное,  не
стоит. Так? Или  стоит?  Твой  любимый  Железовский,  например,  может
стоять на одном пальце ноги, отжиматься на одном  пальце  одной  руки,
прыгать на два метра вверх с места... ну и так далее.  Не  впечатляет?
Но не это главное. Главное в том,  что  они  обладают  способностью  к
сенсопатии, то есть могут чувствовать друг друга в  особом  поле,  это
позволяет им мгновенно приходить на помощь и откликаться на зов. Кроме
того, они  обладают  пси-связью  без  усилителей  и  антенн,  способны
ускорять физиологические процессы... - Шевчук махнул рукой. - А  телом
владеют до мышечного предела.
    - Будущее  человечества.  -  Боянова  фыркнула,  вспоминая   слова
Железовского. - Сверхлюди!
    - Ты  недалека  от  истины,  -  спокойно  проговорил   Шевчук.   -
Интрасенсы на самом деле совершеннее нас с  тобой,  будущее  за  ними.
Каждый из них с рождения имеет цель, и проблем, что делать, куда  себя
деть, у них нет. Идея Столбова хороша.
    - Единственный ее недостаток - интрасенсы не хотят  помогать  нам.
Аристарх - исключение из правил.
    - И все же попробовать стоит.
    - Пробуйте, я не возражаю.
    На рабочем столе комиссара вспыхнул белый световой шарик,  надулся
и лопнул, разворачиваясь в виом. Комиссар и заместитель уставились  на
него, словно на провозвестника Апокалипсиса, но  это  звонила  Карина,
дочь Власты. Оба с облегчением вздохнули, переглянулись и  засмеялись.
Девочка смотрела на них из виома с недоверием и удивлением, она  редко
видела мать смеющейся.
    Шаламов отыскался через двое суток, учинив скандал  на  базе  УАСС
"Бырранга" на Таймыре.  Видимо,  он  все  время  крутился  неподалеку:
чей-то неф пограничники наблюдали и в Хатанге, и  у  озера  Таймыр,  к
тому же в тех местах видели странное облако с  глазами  -  пресловутый
богоид, но безопасники опоздали - Шаламов успел создать инцидент.
    Что он искал в здешних краях, осталось загадкой, может  быть,  его
просто  потянуло  на  старое  место  работы:  "Бырранга"  была   базой
спасателей-курьеров, а Даниил начинал свою карьеру спасателя именно на
ней. Весьма вероятно и то,  что  Шаламов  искал  старого  орилоуна  со
станцией  метро.  Он  мог   забыть,   что   орилоун   давно   перестал
существовать. Как  бы  то  ни  было,  факт  оставался  фактом:  бывший
спасатель заявился на базу, захватил "пакмак", полностью экипированный
и готовый к походу, и стартовал в неизвестном направлении. "Пакмак" не
был оборудован "дыробоем", то есть генератором свертки пространства  в
"струну", однако имел запас хода в две астрономические единицы  и  мог
долго  находиться  в  автономном  полете.   Задача   поиска   Шаламова
осложнялась, а вероятность трагического исхода его контактов с  людьми
увеличивалась. По счастью, на этот раз встреча не  повлекла  за  собой
гибель людей, хотя пострадавшие были.
    Столбов со своей обоймой прибыл  на  базу  спустя  двадцать  минут
после стычки, и ему поведали, как все произошло.
    Шаламов появился на  территории  базы,  расположенной  в  сосновом
бору, в семь часов  утра,  одетый  в  стандартный  кокос  и  ничем  не
отличимый от других работников  "Бырранги"  и  дежуривших  спасателей.
Почему он не сменил облик, умея это делать, также осталось тайной, но,
на его беду, он встретил именно тех, кто его знал и помнил. Дальнейшие
показания свидетелей разнятся в деталях, в основном  же  сходятся.  Не
смогли ответить на вопросы инспектора  лишь  четверо  непосредственных
участников событий, потому что находились в беспамятстве.
    Сначала с Даниилом столкнулся и попытался  заговорить  его  бывший
напарник по  курьерским  кенгуру  Висенте  Оросо,  давно  уже  ставший
драйвером-прима  и  командиром  обоймы  риска.  Поскольку  Шаламов  не
ответил, Оросо, удивленный его реакцией, догнал Даниила и, хлопнув  по
плечу, воскликнул:
    - Ты что, Дан, своих не узнаешь?
    Шаламов оглянулся и...
    - Это  было  нечто  жуткое!  -  торопясь,  глотая  слова,  говорил
свидетель, товарищ Висенте, с которым тот шел на дежурство. -  С  виду
человек как человек, ничего примечательного, а когда  Вис  его  задел,
этот ваш "сын сумерек" превратился в чудовище!  Рост  -  метра  два  с
половиной, туша черная, лоснится, снизу  вся  в  золотой  пластинчатой
броне, четыре лапы, а голова - крокодилья и тигриная  одновременно!  -
Спасатель, низенький, кругленький, как мячик, смахнул пот со лба.
    - А дальше? - спросил терпеливо  слушающий  Столбов,  разговаривая
одновременно с поискерами, Умником и членами группы.
    - Висенте упал, - пожал плечами  спасатель.  -  А  "крокодилотигр"
побежал по  коридору...  мне  тоже  стало  плохо,  все  поплыло  перед
глазами...
    Столбов отпустил свидетеля и нашел в коридоре место,  где  Висенте
Оросо окликнул Шаламова. Стены коридора выгибались  пузырем  и  слегка
серебрились. Здесь уже работали эксперты отдела, деловито  манипулируя
киб-аппаратурой  анализа,  обмениваясь  фразами   вроде   "структурные
изменения  на  уровне  кварка",  "лептонное  вырождение",   "инициация
нуклонного распада" и тому подобными.
    "М-да, непростой ты парень, Даниил! - подумал Столбов. - Прав  был
Лондон: лучше тебя не трогать".
    - Димитр, как дела? - донесла связь  вопрос  Бояновой,  днюющей  и
ночующей в управлении. - Моя помощь нужна?
    - Пока нет, - ответил  инспектор,  понимая  чувства  комиссара.  -
Реакция Шаламова на  контакт  становится  все  более  жесткой.  С  ним
практически невозможно работать, даже разговаривать - сразу  пси-атака
плюс прямое воздействие на окружающую среду.
    Боянова  немного  помолчала.  Пульсирующий  негромкими  радио-   и
пси-голосами эфир вливался в голову Столбова тихим водопадом  и  почти
не  воспринимался,  к  этому  оперативному   шуму   инспектор   привык
настолько, что ощущал его как деятельность  собственных  органов,  как
биение сердца или дыхание. Он и дома просыпался по ночам не от шума, а
от тишины.
    - Ваше мнение по захвату?
    Задумавшись о своем, Столбов чуть не сказал "а?". Он как раз вошел
в транспортный сектор базы, где тоже работали эксперты. Здесь  Шаламов
наткнулся на экипаж готового к работе  "пакмака",  в  результате  чего
трое спасателей оказались в шоке, а четверо их товарищей еле пришли  в
себя спустя час. В ангаре стояло еще  семь  машин:  две  распакованные
связки коггов, куттера и галионы, и все  они  были  изогнуты  странным
образом, будто  их  накрыло  неким  сферическим  полем  геометрических
искажений.
    - Да, - спохватился инспектор.  -  Мое  мнение:  операцию  захвата
отменить. У нас нет достаточно близкого к реальности императива, никто
не рассчитывал вариант захвата псинеура-экзосенса,  нечеловека  больше
чем наполовину. Прилетайте сюда, посмотрите на его следы.
    - Я видела его следы на Меркурии, - сухо отрезала Боянова.
    - Здесь его реакция еще сильней. А что будет,  если  он  обнаружит
обойму захвата...
    - Грош цена безопасности, если она не  способна  задержать  одного
человека, пусть и с задатками дьявола!
    Столбов хотел ответить так же резко, но передумал.
    - А что ваш Мальгин?
    - Мальгин исчез, - нехотя проговорил инспектор, зная, что  Боянова
в курсе всех событий и вопрос ее  скорее  риторический.  Инспектор  не
очень верил, что Клим Мальгин вмешается в розыск и  поможет  задержать
Шаламова, но не  терял  надежды.  Опасения  комиссара,  не  доверявшей
хирургу, были ему понятны,  однако  Мальгин  ему  нравился,  да  и  по
отзывам это был человек глубоко  нравственный,  не  верилось,  что  он
способен превратиться в такую же химеру, что и Дан Шаламов.
    - Готовьте захват обоих. - И голос Бояновой уплыл в шумы эфира.
    - Елки-палки! - вслух  сказал  Столбов,  точно  зная,  что  задача
невыполнима. Внезапный возглас заставил  его  сосредоточиться.  Кричал
кто-то из наблюдателей за пределами базы:
    - Смотрите, здесь эта штука с глазами!
    Столбов выбежал из ангара в коридор, нашел боковую дверь  во  двор
базы и успел увидеть над лесным гребнем легкое кисейно-белесое облачко
с точками внутри, уносящееся в небо. Не долетев до настоящих  облаков,
оно исчезло.
    Практически не нуждаясь в сне, первые  двенадцать  часов  дома  он
просто проспал. По-человечески. Лежа в  чистой  постели  на  хрустящих
белых простынях, пахнущих льном.  И  спали  мирно  все  многочисленные
сферы сознания, живущие в нем отдельно друг от  друга,  объединяющиеся
только по  воле  главного  "я"  -  личности  землянина  -  в  личность
вселенского существа.  Никто  не  тревожил  -  напрямую,  хотя  многие
искали, ждали, беспокоились за его судьбу: Железовский, Ромашин, Джума
Хан, Карой, Таланов, Заремба, оператор кримрозыска  Столбов,  комиссар
Боянова, отец... Мальгин отмечал это машинально, во  сне,  чувственное
поле по его желанию не отключалось, служа  каналом  связи  и  сторожем
одновременно, и все же он спал. Одного только он не  услышал,  пережив
мимолетное сожаление, - таинственного зова, в котором чудилось  что-то
знакомое, теплое, как запах хлеба. Он спал...  А  проснувшись,  ощутил
зверский голод и не успокоился, пока не утолил его, съев обед  на  три
персоны и гору фруктов. Подумал: все же надо признаться, что насыщение
по-человечески - это приятно.
    Устроившись в кресле, ощущая изрядно забытую  приятную  тяжесть  в
желудке, Мальгин попробовал позвать Купаву, но шуршащий океан пси-поля
не принес ответного эха, будто Купавы не было в живых. Тревожно заныло
сердце.   Заволновавшись,   он   слишком    резко    включил    центры
сверхчувствования, объединяющего пространствовидение, многодиапазонный
- от сверхдлинных радиоволн до  жесткого  рентгена  -  слух,  осязание
полей и тончайших колебаний вакуума, обоняние любых комбинаций  атомов
и молекул - в одно общее, объясняющее  суть  вещей  чувство-понимание,
вынесшее его за пределы Солнечной системы. Отозвалось лишь поле  связи
интрасенсов,  которые  чуть  ли  не  мгновенно  обнаружили   появление
мощнейшего   биопотенциала   и   попытались   объединенными   усилиями
идентифицировать личность. Купава не  отозвалась  и  на  этот  раз,  а
Мальгину после сжатия в нормальную пси-сферу пришлось наводить порядок
в квартире: взрывное выделение энергии  в  блин  раскатало  мебель  по
стенам и изменило структуру стен.
    Поразмыслив, не улетела ли Купава куда-нибудь  к  звездам,  хирург
принялся обзванивать знакомых и друзей: хотя  слово  "обзванивать"  не
совсем подходило к тому,  чем  он  занимался.  Не  прибегая  к  мощным
резонансам природной среды, он нащупывал линии коммуникации, ведущие в
квартиры или в рабочие модули, подключался к инкам или "домовым" и  за
несколько секунд узнавал новости.
    Аристарх Железовский после приключений на  Меркурии  и  в  "черном
социуме" Чернобыля лечился в Болгарии, у Забавы Бояновой.  Подключение
Мальгина он почувствовал, но сообразить, что это  такое,  не  успел  -
Клим оборвал связь. Он был искренне  рад,  что  этот  гигант  выдержал
испытания и не собирался отступать от своих замыслов.
    Игнат  Ромашин  отыскался  в  экспертном  отделе  управления,  где
готовился к походу в орилоунское метро, не ведая, что сделать это  уже
невозможно.
    Джума Хан дежурил в обойме подстраховки над  "сферой  Сабатини"  и
время от времени звонил Ромашину.
    Похоже, что они нашли общий язык и общие интересы,  подумал  Клим.
Интересно, как у него с Карой? Звонит он ей хотя бы или нет?
    Проверять эту мысль Мальгин, однако, не стал. Карой Чокой он нашел
дома  в  кругу  подруг.  Выглядела  она  великолепно,  в  беседе  была
остроумна и весела, а что крылось  за  этой  веселостью,  выяснять  не
хотелось. Но что-то она, вероятно, почуяла, когда Мальгин  смотрел  на
нее глазами "домового", потому что вдруг во время  разговора  прервала
фразу и оглянулась, и глаза ее стали огромными и черными.
    Заглянул Мальгин и в институт, поговорив с Гиппократом  и  выяснив
все решаемые в институте  проблемы.  Его  не  удивило,  что  лечкорпус
института полон пациентов,  зато  поразило  повышение  Ивана  Зарембы:
молодой   хирург   исполнял   обязанности   заведующего    отделением,
по-хозяйски заняв кабинет Мальгина и увлеченно  трудясь  над  теорией,
которую до этого разрабатывал Клим. Он не особенно взволновался, когда
Мальгин заговорил с ним  через  КПР  киб-секретаря,  представ  в  виде
"черного человека".
    - Клим, это ты? - спросил он, щурясь  от  смены  освещения.  -  Не
притворяйся, я же вижу, что это ты.
    - То есть как? - опешил Мальгин.
    - Да нет, я в переносном смысле, - замахал  руками  Заремба.  -  А
что, это в самом деле ты? Смотри какой я нюхач!
    Мальгин не выдержал и засмеялся.
    - Ох, Иван, как был - святая простота, так и остался. Что  же  это
ты без спроса взялся за мою тему? Гиппократа загонял. Хочешь  войти  в
историю?
    - А кто не хочет? - заулыбался молодой нейрохирург, не  услышав  в
голосе Мальгина грозных ноток. - Но я в  общем-то  тебе  не  соперник,
катет не может быть больше гипотенузы.
    - Что?
    - Так говорит один мой знакомый математик. Ты гипотенуза, я катет.
Понятно? Я тут у тебя ничего не трогал, не  стирал,  интересно  просто
повозиться с материалом. Хотя, - Заремба почесал в затылке, -  кое-что
мне тут непонятно.
    - Читай  информатуру.  -  Клим  улыбнулся.  -  Может,  и   станешь
гипотенузой. Работай на моем месте, едва ли я вернусь в институт. Хотя
не исключено.
    Заремба расцвел.
    - Не волнуйся, если что - я тебя заменю.
    На  смех  Мальгина   Иван   отреагировал   по-своему:   оглянулся,
заговорщицки понизил голос, в глазах его заиграли азартные огоньки.
    - Клим, а ты... еще экзосенс или нормальный мужик?
    - Нормальный экзосенс, - ответил Клим. - Прощай.
    Заремба запротестовал было, у него накопилось очень много вопросов
к бывшему заведующему отделением, однако Мальгин  спешил.  Показавшись
Зарембе в обычном виде, он отыскал Стобецкого, но говорить  с  ним  не
стал. Свидание с институтом разбередило душу, включило ностальгическую
цепь и испортило настроение.
    Посидев немного, он снова позвал Купаву и внезапно  услышал  ответ
Шаламова:
    - Ага, наконец-то! Климыч? Ты на Земле?
    Мальгин  напрягся,  силясь  определить   координаты   Даниила,   и
обнаружил его в каких-то старинных бетонных  подвалах,  прятавшихся  в
диком  лесу,   на   краю   болота.   Местность   называлась   Юганские
нефтепромболота и располагалась  в  центре  одного  из  самых  древних
"черных социумов". Из болота торчал металлический шпиль, в  котором  с
трудом  угадывался  нос  "пакмака".  Сам  Шаламов  -  весь  как   узел
пересекавшихся  сознаний  и  воображений,  в  том  числе  и   больных,
размышлял о чем-то своем, непонятном даже Мальгину, но человек в  нем,
остатки человеческого "я" еще помнили прошлую жизнь.
    - Чувствую по ответу - человек-да! Я тону,  Клим,  и  мне  уже  не
выплыть, пропал бравый курьер.
    - Я помогу...
    - Держись от меня подальше, психика пошла вразнос, и я теперь, как
пуганый дьявол, мечусь по Системе, сам не зная, с какой  целью.  Отыщи
Купаву, она твоя жена...
    - Твоя!
    - Не глупи и не  пререкайся,  мне  трудно  контролировать  остатки
личности, все рассыпается как карточный домик... Так  вот,  она  любит
тебя, дурака, а ушла ко мне, чтобы доказать, что  и  она  способна  на
решение, а не только ты,  железный  Мальгин,  человек-да!  Неужели  ты
этого не понял?
    - Чушь!
    - Надо же, не понял. Впрочем: чего тебя осуждать, мастер,  если  я
это понял только в последнюю встречу. А она  гордая,  твоя  Купава,  и
никогда не признается сама. Ты же знаешь.
    - Чушь!
    - Не веришь себе - ладно, поверь мертвому. Я тоже был не сахар, но
никогда не гнул ее волю, со мной можно было спорить, а ты даже  пустяк
выговариваешь  так,  будто  вещаешь  истину  в  абсолюте.  Брось   эту
манеру... и найди ее...
    В пси-канал  разговора  стали  вклиниваться  какие-то  посторонние
шумы, свисты, чужие голоса. Шепот Шаламова стал теряться на этом фоне,
тонуть, гаснуть.
    - ... зависит от... скоро она... люб... щай... тер...
    И на голову Мальгина обрушился  грохот  некоггерентной  пси-волны.
Шаламов-человек  замолчал.  Заговорил  Шаламов-нечеловек,  псинеур   с
задатками мага, не ведающий, что  творит.  Мальгин  почувствовал  удар
чужой воли, едва не сломавшей его  собственную,  стряхнул  с  сознания
цеплявшиеся пси-пальцы "черного"  и  ушел  из  гиперчувственной  связи
пространства. Бороться с Даниилом не имело смысла.
    Некоторое время он отдыхал, заставив работать все уровни  сознания
вхолостую. В гулком объеме головы  все  звучало  и  звучало  эхо  слов
Шаламова: "Она любит тебя, дурака... и никогда  не  признается...  она
любит... и не признается... любит... не признается..."
    Стало душно, тесно, неуютно. Стены  давили,  ощущение  дискомфорта
усилилось, уже и просторы Земли  казались  тюремной  клеткой,  и  даже
гигантский  объем  Солнечной  системы  не   давал   возможности   жить
свободно...
    Пощечина прозвучала вполне явственно, хотя Мальгин отвесил ее себе
мысленно. Голова прояснилась, все стало на свои места, мир вокруг  жил
своей жизнью, и хирург был вмурован в него, как муравей в янтарь.
    И все же... и все же мир этот был ему тесен!

                               Глава 10

    Столбов знал, что обойма прикрытия  работает  четко,  быстро  и  в
любое мгновение готова прийти на помощь, но все  же  ему  было  не  по
себе. И  еще  мешало  чувство  неловкости,  будто  он  подсматривал  в
замочную скважину сцену из личной жизни.
    Обо всем этом он размышлял, стоя перед дверью квартиры Мальгина  в
Смоленске, и все это разом  вылетело  из  головы,  когда  дверь  вдруг
открылась. Проверив, легко ли  скользит  в  ладонь  из  рукава  куртки
рукоять суггестора, Дмитрий шагнул в проем.
    Он ожидал увидеть  хозяина,  однако  никто  его  не  встретил.  По
комнатам скользила тихая мелодия, навевающая  покой  и  умиротворение,
легкий ветерок шевелил пушисто-прозрачные  занавески  в  переходах  из
комнаты в комнату, приносил странные  запахи.  Среди  них  знакомые  -
миндаль, цветочные и травяные, ландыш, клевер, мята, астрагал и  вовсе
незнакомые, настораживающие  и  будоражащие.  Игра  света  и  теней  в
гостиной заставляла оглядываться и напрягать зрение, но квартира  была
пуста. "Кто же открыл  дверь?"  -  подумал  инспектор,  бегло  оглядев
комнаты:  спальню,  рабочий  кабинет-библиотеку,  спортзал,  гостиную,
кухню. На всякий случай позвал:
    - Клим?
    Ответил "домовой":
    - Мастера нет дома, но скоро  будет.  Можете  подождать.  Если  вы
голодны - завтрак на кухне.
    - Премного благодарен, - ответил  Столбов,  расслабляясь,  и  стал
знакомиться с апартаментами нейрохирурга более детально. И  уже  через
несколько  минут  понял,  что  квартира  далеко  не  стандартная,  как
показалось вначале.
    Каждая  ее  комната  формировалась  в  определенном  стиле,   хотя
техническое оснащение и было стереотипным, соответствующим  веку  -  с
трансформным   оборудованием   и   видеопластическими   поверхностями,
выдающими  по  команде  инка  любой  заложенный  в  программе  пейзаж.
Гостиная представляла собой горницу в древнерусском стиле - с иконой в
солнышке, "красном углу",  "полотняными"  занавесками  на  "окнах",  с
"деревянными" лавками, вышитыми полотенцами и  фасадом  русской  печи.
Спальня была обставлена в мавританском стиле с кроватью,  скрывающейся
за голубой вуалью и балдахином из зеленой "парчи".  Кабинет  напоминал
келью средневекового алхимика,  с  камином  во  всю  стену,  столом  с
резными гнутыми ножками,  с  инкрустациями  по  углам  и  в  центре  и
огромным креслом, почти троном с искусно вделанными в спинку  крыльями
орла. Столбов никогда не видел подобного убранства у друзей, разве что
в музеях, и пристрастие Мальгина к старине его поразило.
    Конечно, на самом деле стол имел вполне  современную  молектронную
начинку, комплекты нейрохирургического инструмента и  в  любой  момент
мог превратиться в реанимационную камеру, хотя вряд ли Клим оперировал
на дому. Скорее всего стол был ему нужен для исследовательских работ и
срочных  консилиумов,  когда  коллеги  нуждались  в   консультации   и
передавали  по  видео  голографическую  копию   пациента.   "Трон"   в
действительности  был  кокон-креслом,  связывающим  хозяина  с   сетью
институтов, лечебных центров, банков  данных  и  компьютерных  баз,  а
"камин" - игровым и личным киб-интеллектом класса "Знаток"  с  высокой
степенью  самостоятельности;  такие  инки  имели  только   специалисты
высочайшей квалификации.
    Самое  удивительное,  что  Столбов  не  сам  догадался  о  начинке
предметов домашней утвари хозяина, истина была ему  подсказана  извне,
на пси-уровне (включенный  комп?),  и  это  обстоятельство  заставляло
держаться настороже.
    Лишь кухня и  спортзал  не  камуфлировали  своего  предназначения,
представ перед взором гостя во всей красе современного дизайна.  Кухня
-  ничего  лишнего:  автомат  на  четыре-восемь   персон,   блистающий
металлом,  керамикой  и  пластиком,  встроенный  в  стену  сервант   с
хрусталем и дивной  красоты  чайным  и  кофейным  сервизами  из  почти
прозрачного молочно-голубого фарфора, формирующиеся в любом месте стол
и  стулья.  Спортзал  -  небольшая  уютная   комната   с   физическими
тренажерами и тренером-инком, превращаемая по желанию в ринг,  татами,
ковер или  индейское  ронго.  В  данный  момент  видеопласт  превратил
комнату в тренировочный зал буддийского монастыря, и Столбов,  оробев,
испытал невольное благоговение.
    Подумав,  он  вернулся   в   гостиную,   потянуло   повнимательнее
рассмотреть картины  на  стене  и  многополочную  нишу  под  узорчатым
стеклом, где лежали сувениры и личные вещи хозяина.
    Картин было две. Без рамок и украшений,  обе  висели,  не  касаясь
стены, в нескольких сантиметрах от нее, похожие больше на великолепные
топографии неземных пейзажей. Но не способ крепления поразил  Столбова
и не их толщина - сбоку они сливались в тончайшую  линию,  не  видимую
глазом, - а  впечатление  глубины  и  жизни.  Картины  или  голографии
казались окнами в чужие миры, от них невозможно было отвести взгляд.
    На первой изображался зелено-голубой ночной лес, деревья которого,
хотя и напоминали земные сосны и пальмы, земными тем не менее не были.
Деревья светились, как и густая трава, и почва, и тропинка, ведущая  к
строению, проглядывающему сквозь заросли.
    Вторая картина  отражала  туманно-слоистый  ландшафт,  похожий  на
ландшафты Титана: пятнистые,  розово-белые  пространства  с  зеркалами
высыхающих  сизых  озер,   окаймленных   искрящейся   полосой   солей,
перламутровые языки тумана, группки  ледяных  на  вид  скал,  какие-то
неясно видимые холмы, похожие на скопления мусора,  выцветшее  небо  в
белесых разводах облаков. Пастель.  Или  акварель.  Ни  одного  яркого
цвета, все зыбко и обманчиво и в  то  же  время  убедительно  и  живо.
Кажется, шагни туда, в этот светящийся прямоугольник, и ты окажешься в
другом мире, наедине с чужой жизнью.
    Столбов протянул руку, ожидая  встретить  сопротивление  материала
первой картины, и  замер  с  гулко  бьющимся  сердцем:  рука  свободно
проникла в картину и словно  включила  какие-то  механизмы,  оживившие
пейзаж. Легкий ветерок прошелся по кронам деревьев, усиливая  свечение
листвы, незнакомые запахи коснулись ноздрей,  тихие  шорохи  и  шепоты
коснулись слуха... Руке  стало  горячо,  будто  невидимые  языки  огня
лизнули ее с той  стороны.  Столбов  отдернул  руку,  вернее,  пытался
отдернуть и с ужасом понял, что картина  держит  ее,  как  будто  рука
вмурована в бетон.
    Снова жгучие языки огня  лизнули  ладонь,  послышался  нарастающий
гул, задрожали деревья, и...  в  следующее  мгновение  сильный  толчок
отбросил Столбова от картины, так что он едва  не  врезался  в  лавку.
Какой-то человек загородил картину спиной, погладил ее руками,  словно
успокаивая, повернулся  к  инспектору,  разглядывающему  руку,  сплошь
покрытую волдырями. Это был Мальгин. Столбов  поднял  взгляд,  покачал
головой, сказал искренне:
    - В жизни не встречал ничего подобного! Честно.
    Мальгин молча принес зеленый тюбик, выдавил на  ладонь  инспектору
пенящуюся зеленую колбаску реанималона. Зашипело.
    - Могло было хуже, я забыл вас предупредить. Это не картина.
    - Но и не голография. А что, если не секрет?
    - Хроносрезы. - Мальгин принялся  что-то  доставать,  собирать  на
столе, бросать в сумку, и все это быстро, ловко, бесшумно, без единого
лишнего жеста. Как он вошел в квартиру, минуя наблюдение,  Столбов  не
понял.
    Боль  в  руке  проходила.  Мазь  на  местах   ожогов   пузырилась,
становилась фиолетовой, потом розовела, рука по локоть превратилась  в
пятнистую лапу неведомого зверя.
    - Моя рука - рука безумца, - пробормотал Столбов, дав сигнал,  что
хозяин дома. - Что такое хронесрезы?
    - Двумерные плоскости с остановленным на срезе временем. По  сути,
это "куски" пространства с большим, но не бесконечным во времени слоем
жизни. В них можно войти и не выйти. Каждая такая "картина"  работает,
как "черная дыра", время на  ее  горизонте  для  внешнего  наблюдателя
останавливается. Мы будем вечно видеть тот мир неизменным, а он  будет
жить по своим законам и вечно видеть наш мир.
    Столбов задумался, поглядывая на руку.
    - Вы говорите, можно войти? А жить? Или сразу - летальный исход?
    - Войти и жить. - Мальгин закончил наконец свои сборы, поглядел на
гостя, отчаянно пытавшегося выглядеть  уверенным  и  спокойным.  -  Но
недолго. И не людям. Дмитрий, я знаю причину вашего посещения.
    - Шаламов, - машинально сказал инспектор.
    - Да, Шаламов. И я сам, не так ли? Комиссар не хочет  рисковать  и
перестраховывается.
    - Понимаете,  Клим...  -  начал  было  оправдываться  Столбов,  но
Мальгин поднял руку, и он замолчал.
    - У меня много дел и мало времени.  Попробуйте  сами  организовать
интрасенсов, Аристарха Железовского,  например,  Забаву  Боянову,  они
очень решительные люди и могут помочь. Вы остаетесь? Мне пора идти.
    Столбову  вдруг  почудилось,  будто  Мальгин  вырос  в   размерах,
вознесся над ним, как сказочный джинн, взгляд его стал ощутимо тяжел и
грозен. Ощущение тут же прошло. Повеяло покоем  и  печалью.  Инспектор
перевел дыхание, отдернул вспотевшую ладонь от рукояти суггестора.
    - Вы... вернетесь?
    В глазах Мальгина мелькнула грустная улыбка, он все понимал и  все
знал, но его  заботы  оставались  земными,  человеческими,  требующими
сомнений, долгих колебаний и размышлений.
    - А я никуда не ухожу.
    - Лондон же ушел...
    - Он  вернется...  рано  или  поздно.   До   свидания.   Передайте
комиссару, что со мной у нее не будет хлопот.
    - У меня предписание задержать вас.
    - Я знаю. - Мальгин с любопытством  глянул  на  затвердевшее  лицо
инспектора. - И что же вы намерены делать?
    - Просить вас позвонить комиссару и поговорить с ней.
    - Прямо сейчас?
    Столбов поколебался немного.
    - В любое время. Но обещайте мне... - Он замолчал.
    - Что?
    - Н-нет, ничего.
    И все же Мальгин понял.
    - Хорошо, обещаю. Однако и вы обещайте не пускать по следу "Аргус"
и не мешаться под ногами. Извините за резкость.
    Столбов хотел возразить, но взгляд хирурга вдруг  изменился,  стал
физически ощутимым, и на  миг  инспектору  снова  показалось,  что  за
спиной хирурга разверзлась бездна, полная  движения  и  противоборства
колоссальных сил. Очнулся он уже за дверью квартиры Мальгина,  постоял
немного  и  вызвал  лифт.  Его  не  удивило,  что  аппаратура   группы
наблюдения не фиксировала хозяина в квартире, хотя как он  появился  в
доме,  каким  образом  просочился  сквозь  заслон  наблюдения,   никто
объяснить так и не смог.
    Он бежал, ощущая давно не испытываемое  наслаждение  от  бега,  от
ветра в лицо и запахов леса и луга. За четверть часа до этого выйдя из
метро, он свернул к реке и некоторое время бежал со всей скоростью, на
какую был способен, напугав какое-то семейство на отдыхе и  влюбленную
парочку:  им  показалось,  что  мимо  промчался  смерч  с  очертаниями
человеческой фигуры. Потом  сбавил  темп  и  до  коттеджа  отца  бежал
по-человечески,  постепенно  возвращаясь  из  дальних  далей   памяти,
освобождая психику от груза тяжелых впечатлений. И от надежды, которую
неожиданно заронил в душу Шаламов.
    Прошло тринадцать часов, как он появился на Земле,  и  всего  час,
если исключить время сна, и весь этот час он пытался прийти в  себя  и
сравнить полученное знание об исходе  жизни  на  планете  с  тем,  что
проходило перед глазами, пытался найти какие-то тенденции к вырождению
хомо сапиенс, понимая при этом, что искать надо не внешнее  проявление
процесса, а глубинные социально-психические сдвиги,  но  так  хотелось
увериться в обратном и сказать когда-нибудь  Держателю  Пути,  что  он
ошибался.
    В какой-то момент своего пребывания среди людей Мальгин понял, что
его тело, человеческая плоть,  мешает  жить  так,  как  он  хотел  бы,
отстает от  полета  духа  и  мысленного  сценария  действий.  Начинало
раздражать,   что   биохимические   и   нервно-психические   процессы,
физиологические реакции не успевают за мыслью, и то, что казалось  уже
выполненным, предстоит еще сделать.
    Он  видел  себя  как  бы  со  стороны,   успевая   несколько   раз
проанализировать  ситуацию  и  то,  как  тело  реализует   задуманное.
Наплывами  вмешивалось   сознание   "черного   человека",   привыкшего
анализировать все до последних мелочей,  раскладывать  по  полочкам  и
прятать поступавшую новую информацию в глубоких подвалах памяти. Вот и
сейчас Мальгин поймал себя на том, что автоматически выделяет запахи и
привязывается  к  их  источнику:  шалфей...   ковыль...   валериана...
полынь... чабрец... таволжанка... Только наша степь  пахнет  чабрецом,
богородской травой... а это уже запахи дикого русского поля вдоль рек:
дуб, ясень, клен, ильм, орех,  лещина,  жимолость,  акация...  Мальгин
очнулся и перестал обращать внимание на пейзаж. Из-за  березовой  рощи
показались крыши родного хутора: двускатные - дома и  пристроек  отца,
односкатные - двух его соседей. Но  полюбоваться  ими  помешал  дивный
певучий  звук,  за  которым  послышался  мягкий  бархатный   перезвон.
Колокола, с запозданием определил Мальгин.
    Звонили колокола жуковской церкви Вознесения. Звук вошел в  сердце
и вышел морозной шершавостью кожи, доставляя удовольствие, очаровывая,
заставляя работать древнюю родовую память,  не  раз  спасавшую  жизнь.
Клим слушал бы и слушал этот звон, если бы не толчок  в  сердце:  отец
был дома и непостижимым образом, не будучи  интрасенсом,  почувствовал
его приближение, забеспокоился.
    Через минуту Мальгин был во дворе, заметил в подсолнухах бронзовую
лысину отца, с разбегу упал на колени и  ткнулся  лицом  в  полотняную
сорочку, пропахшую солнцем, сухой сосной, сеном и столярным клеем.
    Потом они ходили по саду, пасеке, огороду, по дому, разговаривая о
пустяках, и Клим заново открывал для себя мир детства, добра и  ласки,
мир, в котором продолжал жить одинокий  старик,  не  изменивший  своим
идеалам любви и смирения. В конце концов Мальгин, махнув рукой на  все
личные запреты, поцеловав отца в лучики морщинок у глаз, рассказал ему
все: и где он был, и что с  ним  произошло,  и  что  ждет  человека  в
будущем. Он видел, как сомнения в  душе  старика  борются  с  верой  в
правдивость рассказа, но не остановился, пока не выговорился. И  вдруг
почувствовал  громадное  облегчение,  будто  с  души  свалилась   гора
отчаяния и нежелания жить. Ни слова не  говоря,  своим  сопереживанием
отец помог ему понять простую истину: смысл жизни  -  в  самой  жизни,
полной страдания и веры. И еще  Мальгин  понял,  что  человека  делает
человеком в большей мере то, о чем он умалчивает, нежели  то,  что  он
говорит.
    - Значит,  ваш  комиссар  считает,  что  ты  опасен?  -  задумчиво
проговорил старик, расхаживая по привычке из угла в угол.
    - А ты как считаешь? - полюбопытствовал Мальгин.
    Отец остановился, поколебался и сказал просто:
    - Каким бы ты ни стал, ты мой сын. Не заставляй  меня  произносить
клятвы вроде "я тебе верю". Я чувствую тебя, ни на что  дурное  ты  не
способен. Все эти сверхспособности  -  внешнее,  наносное,  главное  -
внутри.
    Мальгин не удержался и поцеловал  старика  в  щеку.  Пили  чай  на
веранде, по старинке,  с  малиновым  вареньем  и  травами.  Исподтишка
разглядывая отца, каждый раз  замирая  -  детская  реакция  -  от  его
улыбки, Мальгин подумал, что к закону  Ману:  нет  ничего  чище  света
солнца, тени коровы, воздуха, воды, огня и дыхания девушки - надо было
бы добавить: и улыбки отца.
    - Что разглядываешь? - проворчал старик,  блеснув  проницательными
глазами. - Изменился, постарел?
    Клим  засмеялся,  чувствуя  легкость  во  всем  теле   и   желание
подурачиться.
    - Не ты - я изменился, отец. Тридцать  пять  лет  строил  песочный
замок, потом поумнел и стал строить воздушный.
    Мальгин-старший тоже улыбнулся, но тут же посерьезнел.
    - Ты о Купаве?
    Клим замялся, неопределенно поводил в воздухе пальцем.
    - Понимаешь, па...
    - Не понимаю. Между ложью и правдой нет золотой середины, так  что
говори как есть.
    Мальгин вздохнул.
    - А между "да" и "нет" есть золотая середина?
    Заметив недоумение в глазах отца, добавил:
    - А между тем дело обстоит именно так. И та, которая меня любит, и
та, которая нет, ухитряются держать меня посреди этих двух слов "да" и
"нет". Что бы ты сделал на моем месте?
    - Я бы не оказался на твоем месте, - отрезал старик. -  Не  ты  ли
сам во всем виноват? Если сердце  делится  на  части,  значит,  что-то
неладно с головой. Или ты считаешь, что любить можно двоих сразу?
    Мальгин поник головой, сказал с грустью:
    - Но я не знаю иной любви, кроме той  смеси  желания,  нежности  и
интеллекта, что привязывает меня к данному конкретному  существу.  Это
не я сказал - древний философ.
    - Камю, - проворчал старик. - Хотя я его не люблю.
    - Но я с ним согласен. Па, я люблю одну женщину, и ты знаешь, кого
именно.
    - Знаю, - тяжело выговорил Мальгин-старший. - Не надо было  давать
надежду другой. Кстати, очень красивой. Она была тут у меня...
    - Что?! - Клим даже привстал от изумления. - Карой  была  у  тебя?
Зачем?
    - Ты у нее спроси. Она  вот  тоже  взяла  и  все  рассказала,  без
утайки. Видно, давно держала в себе, а поделиться особенно не  с  кем.
Хорошая женщина. - Старик вздохнул.
    Мальгин понял его недосказанное: "Но Купава лучше". Знать  бы,  по
каким критериям оценивается это "лучше". Купава и Карой  -  совершенно
разные люди... и обе мне нужны, обе стали частью жизни. Фея печального
очарования, где ты?..
    - Отец, а ты не знаешь, где Купава сейчас? Дома ее нет, в клиниках
тоже, родные давно не видели и весточки не получали.
    Мальгин-старший покачал головой.
    - Ты уже однажды разыскивал ее год назад, а толку...  Может  быть,
она снова на Симушире?
    - Был я там, нету.
    - Что ж ты не включишь свои супервозможности? Аль не хватает чего?

              И от земли до крайних звезд
              Все безответен и поныне
              Глас вопиющего в пустыне,
              Души отчаянный протест [Ф. Тютчев.], -

пробормотал Клим отрешенно. Он уже дважды пытался искать Купаву в поле
гиперчувствования, но то ли ее не было на Земле, да и в Системе, то ли
она находилась за какой-то изолирующей пси-волну преградой.
    Чего ему не хватило? Сил? Желания? Чьей-либо поддержки? Да и зачем
ему Купава? Удостовериться, что все осталось по-прежнему? Вряд ли  она
снова  вернется  к  нарковидео  и  эйфоромузыке,  тогда   в   Дарвазе,
вытаскивая  ее  из  трясины  наркотранса  он  заблокировал   резонансы
некоторых нервных центров на тягу  к  иллюзорному  существованию...  и
что-то  там  было  еще...  похожее  на  объяснение...  и  от  него  он
отмахнулся, обессиленный операцией и борьбой с ее больной психикой. От
чего же он отмахнулся?.. А потом забыл! Что он  прочитал  в  ее  душе?
Вспоминай, слабак! Да... похоже на объяснение тяги  к  наркожизни!  Не
внутренняя потребность, а внешний толчок,  заставивший  Купаву  искать
спасение в иллюзиях...
    Мальгин вспомнил.
    Толчком послужили  слова  Шаламова,  поразившие  женщину  в  самое
сердце, врезавшиеся в ее память: "Я не человек и никогда им не  стану,
даже если меня прооперирует твой Мальгин. Не жди меня, ни  я  тебе  не
нужен такой, ни ты мне..."
    - Боже! - прошептал Клим, глядя перед  собой  ничего  не  видящими
глазами. - А я никак не мог взять в толк, в чем дело. Почему  она  так
себя... возненавидела! Ах, Данила,  Данила,  что  же  ты  не  вернулся
раньше...
    - Ты о чем? - донесся чей-то голос.
    Мальгин опомнился, виновато  погладил  отца  по  руке,  машинально
удивился:
    - Какие у тебя холодные руки, па!
    - Хоть костер туши,  -  пошутил  старик,  оставаясь  серьезным.  -
Уходишь?
    Сердце у него было золотое, и сына он понимал так, как не  понимал
больше никто.
    - Я буду  приходить  чаще,  па,  жди.  А  пока  мне  надо  кое-что
исправить и... кто знает, может быть, Купава еще и  появится  в  нашем
доме?
    Мальгин встал и исчез. Старик остался сидеть за столом,  судорожно
вцепившись руками в край стола, о который только  что  опиралась  рука
сына.
    Марсель Гзаронваль,  он  же  Сеня  Руцкий,  бывший  напарник  Дана
Шаламова,  отыскался  в  Багдаде.  Его  разыскивала  безопасность  как
участника движения "хирургов", и он скрывался в доме одного  из  своих
приятелей, некоего Джафара Шабата ал-Каззаба.
    Дом - типичная "многокелейная мечеть"  -  располагался  на  берегу
Тигра, неподалеку от знаменитых ворот Баб аль-Вастани,  архитектурного
памятника тринадцатого века, и  Мальгин,  бросив  на  них  взгляд,  не
пожалел потратить полчаса, чтобы полюбоваться сверху  -  от  метро  он
летел на такси-пинассе - искусством зодчих древнего Ирака, построивших
мавзолей Мусы аль-Кадима,  так  называемую  Золотую  мечеть,  мавзолей
Зубайды, медресе Мустансирию и другие неповторимые по красоте здания.
    Пристроив пинасс на площадке для легких  машин  -  такие  площадки
вырастали из стен здания, как листья на ветке дерева, - Клим спустился
на шестой жилой горизонт и, прежде чем войти, задержался перед дверью.
Дверь была необычной - металлической!  -  с  памятью  формы,  и  могла
выдержать разряд "универсала". Кроме того,  непрошеный  гость,  открыв
дверь, попадал под прицел парализатора, а если и это не срабатывало  -
при неосторожном шаге ему  на  голову  падала  плита  весом  в  триста
килограммов.
    Не квартира, а крепость, хмыкнул Мальгин. Хозяин, видать, любитель
поиграть в казаков-разбойников, понаставил средневековых ловушек,  как
сам-то в них не попадает.
    Обезвредив устройства почти без усилий, Клим открыл дверь,  прошел
в роскошно обставленную гостиную, напоминавшую  воплощенные  в  натуре
сказки Шехерезады: ковры, драпировки, изысканная мебель  "а-ля  шейх",
хрусталь, золото, драгоценные камни, сверкание и блеск - и  переступил
порог не менее роскошной спальни.  По  сути,  это  был  один  огромный
альков, по роскоши не уступавший шахскому, но способный вместить целый
взвод.  И  среди  этого  кисейно-пухового  роскошества  -  подносы   с
напитками и фруктами, установка эйфоротранса и куча тел: двое  молодых
людей в чем мать родила и три обнаженные девицы, обалдело уставившиеся
на гостя. Для них ночь еще не кончилась, хотя шел уже седьмой час утра
по местному времени. "Эскадрон жизни", усмехнулся  Мальгин,  брезгливо
разглядывая игрище. По  возможности  он  старался  не  применять  свое
паравидение, хотя мог бы без помех выбрать необходимую  информацию  из
памяти Гзаронваля, но законы этики преступать не хотел.
    Марсель, рослый, мускулистый, загорелый, с  гривой  черных  волос,
опомнился первым.
    - Ба, хирург! - воскликнул он с ехидной улыбкой,  освобождаясь  от
объятий сразу двух красавиц. - Старый знакомый. Давно мы  с  тобой  не
виделись.
    - К-как он прошел, почему? - заикаясь,  проговорил  его  напарник,
низкорослый, плотный, весь покрытый курчавым волосом. - Я же  настроил
сторожа, сам проверял...
    - Это же Мальгин, мастер, он может. - Гзаронваль встал на  колени,
и в руке у него объявился "василиск". Черный зрачок излучателя  глянул
Климу в лицо. - Если бы ты знал, как я рад тебя  видеть!  -  продолжал
Марсель-Семен. - Наконец-то мы имеем возможность выяснить отношения до
конца... до твоего конца. - Он захохотал. - Так как, готов, мастер?
    - Мухи против  ветра  не  летают.  -  Мальгин  перевел  взгляд,  и
Гзаронваль с криком выронил пистолет: тот обжег ему ладонь.
    - Где Купава? - негромко спросил Клим в наступившей тишине. Глянул
на волосатого хозяина, и Джафар с воплем  бросил  на  пол  выхваченный
из-под подушек "универсал"; ему показалось, что пистолет превратился в
тарантула. Девушки, ничего не понимая, переводили взгляд с  одного  на
другого, потом вдруг одновременно завизжали: невидимые  руки  отвесили
им по ощутимому шлепку - и поспешили из спальни.
    Гзаронваль бросился к упавшему  "универсалу",  схватил,  направляя
дуло в сторону спокойно стоявшего Мальгина, и опять выронил - пистолет
превратился в зашипевшую гадюку.  Из  глаз  бывшего  спасателя  начали
улетучиваться последние остатки дурмана, он смотрел теперь на Мальгина
с недоверием и ужасом.
    - Ты... ты?..
    - Где Купава? - повторил вопрос хирург.
    Джафар вскочил и с криком нанес ему удар ногой в грудь... и  снова
завопил, теперь уже от боли, разбив пальцы, словно ударил стену. Упал,
трясущимися руками  обхватив  ногу,  потом  завыл  и  на  четвереньках
выбежал вон.
    Гзаронваль-Руцкий  сглотнул  комок  в  горле,  глаза   его   стали
огромными и пустыми, плескался в них только страх.
    - Куп... Ку... пава... она... не знаю... ее в Хаапсалу,  Ландсберг
приказал, она слишком много... В общем, она у него жила... и все время
была там, я приходил. А потом... не знаю... ее там...
    - Что?! - От щек  Гзаронваля  разом  отлила  кровь.  Он  попытался
отползти, судорожно отталкиваясь руками, с  растущим  ужасом  глядя  в
страшные глаза Мальгина, и вдруг заскулил:
    - Н-не надо...  я  н-не...  н-ничего  не  делал...  Она...  с  ней
ничего... но там ее нет... а должна быть...
    Мальгин повернулся и вышел, не оглядываясь,  оставив  бледного  до
синевы, дрожащего супермена наедине с его страхом.  Никто  не  пытался
его остановить, в том числе и  брейкеры,  боевики  из  "Клуба  риска",
охранявшие своих шефов, одним из которых был Джафар.
    Через  полчаса,  в  пятнадцать  минут  шестого  утра  по  местному
времени, Клим отыскал дом Казимира Ландсберга в пригороде Хаапсалу, на
берегу залива Хаапсалу, возле знаменитой на  весь  мир  грязелечебницы
"Эсты".
    Еще выходя из метро, он почувствовал беспокойство, а потом  понял,
что  его  ведут.  Вероятно,  это  были  "глаза"   обоймы   наблюдения,
выполнявшей распоряжение комиссара безопасности, но они пока не мешали
и нейтрализовать их не составляло труда. Труднее было  заставить  себя
сдерживаться, не бежать сломя голову и не ныть: "Купава, отзовись!"
    То, что  ее  нет  в  квартире  Ландсберга,  он  видел,  но  что-то
останавливало его в оценке этого факта, некий странный запах знакомого
образа.  Тень  Купавы  присутствовала  здесь  и  нашептывала   молитву
спасения.  Господи,  а  дочь-то  где?!   Мальгин   даже   остановился,
пораженный открытием. Купава должна  была  быть  там,  где  находилась
Дарья. Но... и присутствия дочери он не чувствовал нигде на Земле.
    Ландсберг жил в  старинном  коттедже,  стилизованном  под  древний
замок, охраняемом роботами и собаками. Жил один! Хотя в этом громадном
поместье  спокойно  могли  жить  три-четыре  семьи.   Отыскать   здесь
кого-нибудь с помощью обычного осмотра не представлялось возможным,  и
Мальгин  вынужден  был   выйти   в   гиперчувственную   сферу,   сразу
подключившись  к  громадному   пространству   человеческих   страстей,
биоэнергетических концентраций живой природы Земли и космоса.
    Ни глубоких подвалов, ни сырых, мрачных подземелий,  ни  лабиринта
тайных ходов Клим не  обнаружил,  но  строение,  имитирующее  башню  в
готическом стиле, в котором работал и  жил  Ландсберг,  нашел  быстро.
Собаки - огромные черные ризеншнауцеры  пропустили  его,  будто  и  не
заметили, а киберам с хитроумной лучевой системой защиты пришлось тихо
сжечь кристаллические мозги, выдав  запороговый  нерешаемый  алгоритм.
Дважды обшарив все помещения  трехэтажной  башни,  вмещавшей  зал  для
гостей,  биллиардную,  комнату  видеоигр,  две  спальни,  столовую   и
оранжерею, и не найдя никаких  следов  пребывания  Купавы,  Мальгин  с
холодной яростью устремился было к другим строениям замка, но какой-то
тихий... не звук и не  пси-импульс  -  слабая  тень  пси-вызова,  живо
напомнившая мистический зов, заставила его вдруг вернуться в  одну  из
спален Ландсберга, явно предназначенную для женщины.
    На   стенах   спальни,   удачно   имитирующих   каменную   кладку,
драпированных  занавесями,  кроме  бронзовых  светильников  и  зеркал,
висело несколько картин, и взор Мальгина привлекла одна из них,  почта
скрытая балдахином широкой кровати. Сердце  прыгнуло  вниз,  когда  он
подошел ближе и увидел свечение, идущее  от  простого  листа  картины,
висевшей без рамы в дециметре от стены. Сомнений быть не могло - перед
Климом висела не картина, а хроносрез - слой многомерного пространства
с остановленным на срезе  временем,  подобный  висящим  у  него  дома.
Вспомнилось предупреждение Паломника  о  таких  "картинах"  на  Земле,
очевидно, это была одна  из  них,  принесенная  Купаве  Шаламовым  или
кем-то из  путешественников,  Железовским  или  Ромашиным.  "Шестерки"
Ландсберга прихватили их во время своих игр и принесли хозяину,  чтобы
доставить ему удовольствие. Удовольствие... безумие! "Срезы" так легко
разблокировать! Ничего не надо включать,  давить,  мять,  надо  только
представить, что ты туда входишь...
    Странное дерево слева  с  кружевным  стволом,  состоящим  из  жил,
дырчатых  древесных  наплывов  и  пленок,  опирающихся   на   растяжки
ходульных корней. На концах его сросшихся в  арки  и  овалы  ветвей  -
шапки  крупнозернистой  желтой  пены.   Холмистая   оранжево-сиреневая
равнина, заросшая белым бамбуком с  вершинами,  расходящимися  дымными
султанами, опускается к подножию дикой горной страны. На  фоне  гор  -
спиралевидные, металлические на вид постройки со шпилями, вонзавшимися
в розово-голубое небо. На переднем плане рядом с деревом  -  громадный
зверь с  туловищем  динозавра  в  ромбовидной,  блистающей  изумрудной
зеленью броне и с головой  гигантской  зубастой  черепахи.  Он  поднял
четырехпалую когтистую лапу и чуть повернул голову, глядя куда-то вниз
в угол картины. А там... Мальгин сглотнул  ставшую  горькой  слюну.  В
углу картины, за коричневым валуном, пряталась человеческая фигурка  в
белой накидке. Женщина. Женщина, прикрывшая собой  нечто,  похожее  на
половинку ореха. Колыбель-антиграв. Это были...
    - Купава... Дарья! - прошептал Мальгин. Вихрем взметнулись  мысли:
как она догадалась? зачем? что толкнуло  ее  на  этот  шаг?  отчаяние?
безумие? но ведь она не одна, у нее ребенок? Как можно рисковать  им?!
Господи, правы были древние мудрецы: кто всегда делает то, что  хочет,
редко делает то, что должен [А. Оксеншерна.].
    И снова  послышался  ему  тихий,  на  грани  слышимости,  пси-зов,
ассоциирующийся с улыбкой ребенка, глотком  парного  молока  и  мягким
язычком котенка, лизнувшего щеку. И  Мальгин  наконец  понял,  что  за
таинственный зов он слышал на Земле и в космосе: дочь звала его,  дочь
с  задатками   интрасенса,   установившая   мостик   парасвязи   голым
подсознанием, с потрясающей точностью выбора! Косвенное, а может быть,
и прямое доказательство любви и родства душ: без любви  зачать  такого
ребенка невозможно...
    Мальгин очнулся. Лицо пылало, а душа была полна слез. И  нежности.
И радости. И боли.
    В "картину" так легко войти... чтобы никогда не выйти!  Никогда!..
Или для него нет такого слова? И все же без помощи не обойтись.  Чтобы
удержать зыбкий  туннель  перехода  из  мира  в  мир  сквозь  мембрану
хроносреза, нужен мощный пси-излучатель... которого  не  существует  в
природе. Во всяком случае,  здесь,  на  Земле.  Но  излучателем  может
послужить и мозг! Кто-нибудь из интрасенсов? Аристарх,  например,  или
его подруга. Согласятся ли они? Услышал бы  Паломник...  или  хотя  бы
Лондон.
    Мальгин "растопырился" в  пространстве,  увеличиваясь  в  десятки,
тысячи, миллионы раз, пока не заполнил собой весь космос,  крикнул  во
весь голос, отсеивая эхо от скоплений мертвой материи,  но  ни  ответа
Паломника, ни Лондона не услышал. Видимо, в настоящий момент они  были
далеко не только от Земли, но и от этой Вселенной.  Зато  ответил  еще
кто-то,  знакомый  и  незнакомый  одновременно,   свирепый,   сильный,
властный:
    - Клим, какого дьявола тебе нужно? Ты не меня ищешь?  Не  твои  ли
псы пытались тут выяснить со мной отношения? Если так - берегись!
    - Да?! Кого ты имеешь в виду?
    - Братьев  некоего  Ордена.  Пытались  усыпить  меня,  но   только
разозлили, я их "успокоил". Один из них заявил,  что  руководишь  всем
ты. Это правда? О, а это еще кто?..
    Мальгин облился потом, почуяв неладное.
    - Кто там, Дан? Ты где?
    - Твои клевреты, Ромашин и Хан. Надо же, вычислили! Снова скажешь,
что не ты их послал? Ну, герои-разведчики, я вам сейчас покажу!
    - Не трогай их, Дан! Они ничего дурного не замыслили,  поговори  с
ними, прости их от души, ты же умеешь... Слышишь?
    - Убирайся! - долетел импульс  ненависти.  -  Жди  меня  в  гости,
приятель!
    Только этого мне не хватало, подумал  хирург,  сжимаясь  в  точку.
Выход из поля гиперчувственного восприятия был столь стремителен,  что
он едва отдышался. Биоэнергетика  человеческого  тела  слишком  бедна,
чтобы обеспечить гипердействия достаточно крупного масштаба, но менять
тело Мальгин пока не хотел, надо  было  как-то  выкручиваться.  Однако
связаться  с  Железовским  он  не  успел:  Шаламов-псинеур,  с   почти
задавленным человеческим "я", с разрушенной психикой, сигналы  которой
типа "хочу Купаву" воспринимались как команды,  несмотря  на  короткий
пси-контакт, запеленговал местонахождение хирурга и прибыл в  Хаапсалу
спустя четверть часа после пси-контакта. Он был  не  просто  раздражен
появлением Ромашина и Джумы Хана, но разъярен до звериного исступления
и, вобрав всю энергию необузданного властолюбия, эгоизма,  фанатичного
человеконенавистничества  неведомых   боевиков   Ордена,   совершивших
нападение на него,  не  захотел  выслушать  друзей  Мальгина.  Темная,
слепая, дикая ярость переполняли его сожженную душу, и это был уже  не
человек - Монстр!
    Сигнал о появлении в поле  зрения  наблюдателей  угнанного  "сыном
сумерек" "пакмака" застал Столбова  в  душевой:  встал  он  достаточно
рано,  однако   целый   час   уделил   тренингу   тайбо,   отрабатывая
нестандартные  позы  и  уклоны.  Пришлось  закругляться   с   утренней
программой и бежать к дежурному куттеру без завтрака, удовлетворившись
поцелуем жены. Через двадцать минут инспектор прибыл на борт  спейсера
"Сокол",  на  минуту  опередив  комиссара,  и  занял  привычное  место
оператора тревоги. Еще через несколько минут спейсер,  совершив  малый
кенгуру всего лишь в тысячу километров, завис над заливом Хаапсалу  на
высоте семи километров. Аппаратура спейсера засекла искомый "пакмак" в
парке  возле  красивого  средневекового  замка,   принадлежащего,   по
сообщению Умника, председателю СЭКОНа Казимиру Ландсбергу.
    За то время, что Столбов добирался на  спейсер,  а  тот  прыгал  в
заданный  квадрат  риска,  стала  известна  вся  имевшаяся  в   центре
информация.
    Поскольку дом Ландсберга все еще  находился  под  наблюдением,  то
засечь гостя - им оказался Клим Мальгин - не составило труда.  И  хотя
Бояновой, получившей  сообщение  спустя  секунду  после  этого,  очень
хотелось узнать,  что  нужно  хирургу  в  замке  бывшего  председателя
СЭКОНа, поднимать тревогу она  не  стала,  помня  просьбу  Мальгина  и
заявление Столбова об отказе следить за  ним,  а  тем  более  готовить
захват. Но потом поступило еще одно донесение - о  взрывном  выделении
пси-энергии в районе Хаапсалу, и Власта решила самолично поговорить  с
Мальгиным, расставить точки над "i". Сообщение о  появлении  "пакмака"
Шаламова в том же районе застало ее по пути на базу "Десна-3",  откуда
она немедленно дала в эфир "три девятки" и перешла на  борт  дежурного
спейсера, подготовленного к операции "Сын сумерек". К моменту прибытия
спейсера по вектору тревоги район  был  перекрыт  по  вертикали  тремя
слоями радарного  слежения  и  накрыт  "стаканом"  второго  резервного
погранфлота УАСС.
    Визуальное слежение заработало в тот момент, когда спейсер выходил
из кенгуру над заливом, и Столбов наконец увидел всю панораму событий,
подготовленных к действию компьютерным  сопровождением  и  предыдущими
усилиями большого количества людей.
    Корма "пакмака" Шаламова торчала из глубокой борозды,  пропаханной
в зеленом газоне лужайки  перед  стеной  замка.  От  удара  два  когга
сорвались с креплений  и,  завязнув  в  дерне,  отстали  от  основного
комплекса связки - трех коггов и осевого драккара.  Верхний  шлюп  был
сдвинут и смят, но центральный модуль не пострадал.  Шаламова  в  нем,
наверное, уже не было, открытый люк говорил сам за  себя.  Но  не  это
привлекло внимание прибывших оперативников: от "пакмака" к  замку  шла
широкая черная полоса  обуглившейся  травы,  и  эту  полосу  протыкала
редкая цепочка метровых вмятин, будто здесь прошел некто  массивный  и
громадный, как людоед из сказки. Но и это оказалось не главной деталью
пейзажа, и даже не снесенные и втоптанные в грунт  ворота.  Все  шесть
строений  замка  были  искорежены!  Искривлены!  Особенно  центральная
зубчатая башня  -  чертог  Ландсберга,  завитая  в  странную  шипастую
спираль. И даже отсюда, с расстояния  в  полтора  десятка  километров,
чувствовалась дрожь: воздуха, стен замка,  деревьев  вокруг,  холма  и
земли.
    - Что  там  происходит?!  -  раздался  в  наушниках  экрана  голос
Бояновой. - Дайте картинку!
    - "Пчелы" туда не  проникают,  -  отозвался  сдержанный  начальник
группы наблюдения. - А те, что сидели там, прекратили  передачи  сразу
же после появления объекта номер один - Мальгина.
    - Пошлите зонды.
    - Запустили два, оба тут же замолкли. Удалось только увидеть,  как
из замка бежали собаки.  Кстати,  минуту  назад  наблюдался  настоящий
переполох среди местной фауны: удрали все звери и улетели все птицы!
    - Димитр, - позвала инспектора Боянова, - сделайте же что-нибудь.
    - Обойме-Д  -  "заскоки"  пси-зет,  -  скомандовал  Столбов,   что
означало:  обойме  десанта  надеть  защитные  скафандровые  комплексы,
снабженные пси-защитой. После этого  он  оставил  Боянову  в  компании
прибывших командора погранслужбы и заместителя комиссара Рене Борда, и
капсула лифта унесла его в недра спейсера. Спустя две минуты,  накинув
ЗСК и заняв кокон пилота десантного "пакмака", Дмитрий катапультировал
свою связку к дому Ландсберга. О появлении богоида  -  "тысячеглазого"
(или  "миллионоглазого"  -  называли  его   по-всякому)   орилоунского
"призрака" - ему стало известно, когда "пакмак" выходил  из  пике  над
замком,  преодолев  расстояние  от  спейсера  до  замка  за  считанные
секунды.
    Знакомое  ощущение  разверзающейся  бездны  охватило   инспектора.
Холодок страха  зябко  взмурашил  кожу  на  спине.  Дмитрию  вдруг  на
мгновение    приоткрылась    колоссальная    глубина    происходящего,
замаскированная  внешним  отсутствием  масштабности,  но   наполненная
внутренней, пока еще непроявленной мощью и жуткой всепокоряющей  волей
противоборствующих  сил.  Не  было  сомнении:  Мальгин  встретился   с
Шаламовым, и контакт их по какой-то причине обернулся конфликтом.
    "Нам здесь делать нечего..." Додумать Столбов не  успел:  страшный
удар неведомой силы настиг снижающийся "пакмак", как мухобойка - муху,
и вмазал  его  в  лужайку  перед  замком,  рядом  с  разбитой  связкой
Шаламова. Связка инспектора раскрылась, когги посыпались с  креплений,
как бревна расползавшегося  штабеля,  и  Дмитрий  успел  вырвать  свой
осевой драккар из этой кучи, прежде  чем  второй  удар  не  впрессовал
оставшиеся машины в землю. Однако приблизиться к замку ему все-таки не
удалось, да и вряд ли он сумел  бы  что-нибудь  сделать,  даже  владея
мощью спейсера. В игре, затеянной Шаламовым и  Мальгиным,  участвовали
гораздо более грозные силы.
    Замок Ландсберга начал бесшумно и плавно разваливаться, таять,  на
его месте проявилась из воздуха удивительная  святящаяся  конструкция,
непрерывно  усложняющаяся,  растущая  в  размерах,  меняющая  цвет   и
плотность.  Она  переросла  замок,  достигла  в  диаметре   километра,
выбросила вверх сверкающий полупрозрачный  шпиль,  пронзивший  облака.
Кипение света и форм в ее  недрах  достигло  апогея  -  и  все  это  в
абсолютной тишине, лишь ветер постанывал в оперении даккара, да  шипел
прибой на берегу залива. Перестал восприниматься даже пульсирующий фон
связи "спрута". Все, кто наблюдал за этой картиной, затаили дыхание.
    Выросшее на месте замка здание теперь  напоминало  гигантский  ком
перламутровой сверкающей пены, продолжавшей расти и делиться, а шпиль,
выросший из его центра, вытянулся  уже  за  пределы  атмосферы  Земли,
отбросив с пути корабли погранфлота,  как  пушинки.  А  затем  по  обе
стороны шпиля появились две исполинские - выше рухнувших башен замка -
фигуры: одна человеческая,  вернее,  имеющая  человеческие  пропорции,
колеблющаяся, полупрозрачная, с размытым ликом, другая  нечеловеческая
-   лоснящаяся   призрачной    чернотой    глыба,    внушающая    ужас
апокалиптическими очертаниями, в которой  смешались  чуть  ли  не  все
твари, созданные воображением Босха, Дали и современных неомистиков.
    Вероятнее всего, это были внушенные образы, разбуженные  в  памяти
бушующим пси-штормом, который породила  борьба  Шаламова  -  Мальгина,
потому что видеоаппаратура шлюпа Столбова не видела  того,  что  видел
он, однако ему было не до анализа своих ощущений. Черный монстр поднял
нечто  вроде  огромного  меча,  собираясь  обрушить  его   на   голову
противника, и Столбов выстрелил - сработал инстинкт,  а  не  разум,  -
понимая, что никого в "пенной" горе нет, и все же веря,  что  помогает
именно Мальгину.
    Разряд  аннигилятора  уничтожил  часть  пенной  структуры,  прошел
насквозь черную фигуру огненным копьем, не причинив ей вреда, но  гнев
и ярость инспектора были адресованы точно, и Шаламов их услышал.
    Будто огромная когтистая лапа сжала вдруг голову Столбова так, что
затрещал череп! Дмитрий зарычал от  боли,  слепо  нащупывая  цель  для
нового  выстрела,  но  тело   перестало   повиноваться   ему,   голова
"взорвалась", превращаясь в пылающий факел,  боль  заполнила  тело  по
макушку, лавой хлынула из глаз и ушей, и он стал погружаться в  жаркий
ад небытия, не имея сил ни сопротивляться, ни даже предупредить десант
и весь флот об опасности  вмешательства.  Защита  скафандров  не  была
рассчитана на пси-атаку такой мощности, флот надо было отводить.
    В последнее мгновение  перед  беспамятством  Столбову  показалось,
будто кто-то ослабил хватку когтистой лапы, разжал когти, отвел лапу в
сторону, накрыл голову инспектора светящимся нимбом защиты, но так  ли
все это было на самом  деле,  Дмитрий  уже  не  узнал.  Спас  его  инк
драккара, вовремя перехватив управление и бросив шлюп прочь  от  места
схватки двух экзосенсов, двух магов.
    Отход десанта, ведомого Столбовым, показал всем,  в  том  числе  и
комиссару, что события  начинают  выходить  из-под  контроля.  Если  у
молодых  пограничников  и  безопасников  еще  тлела  надежда  укротить
извержение пси-вулкана, то у Бояновой не было  и  тени  сомнений,  что
флот не способен остановить экзосенсов. Однако оставался  шанс  успеть
что-то сделать, и Боянова начала с главного -  с  эвакуации  населения
города и близлежащих поселков. Убедившись, что  эвакуация  началась  -
опыт у пограничников и спасателей в этом деле был огромный,  -  Власта
созвала сверхкороткое эфирное совещание руководителей тревожных служб,
чтобы поставить вопрос: что делать?
    Первым отозвался командор погранслужбы Торопов:
    - Уничтожить!
    Второе  предложение  дал  Ван   Гочжу,   исполняющий   обязанности
председателя СЭКОНа:
    - Выбросить за пределы атмосферы!
    За первое предложение высказался, кроме Торопова, только  директор
УАСС, но его не поддержали ни  Боянова  и  ее  заместители,  ни  Совет
безопасности. Правда, Власта подумала, что  проблема  уничтожения  еще
может появиться на повестке дня,  когда  все  другие  аргументы  будут
исчерпаны, и все же она надеялась на  мирный  исход  операции,  тщетно
ломая голову над причиной схватки Шаламова и Мальгина.
    Умник уже имел опыт "вырезания" объекта  на  поверхности  Земли  и
выбрасывания  его  за   пределы   атмосферы   (шаламовский   генератор
отрицательной энергии), поэтому отработка императива заняла  считанные
секунды. Четыре спейсера с  необходимым  оборудованием  выдвинулись  к
заливу, квадратом охватывая зону странного боя "белой и черной магий",
опустились до высоты в двести  метров,  включили  генераторы  полей  и
стали  сближаться.  Пятый  спейсер  вонзил  свое  поле  горизонтально,
отрывая "поле боя" от  земли,  а  шестой  накрыл  этот  образовавшийся
"сосуд"-куб  "крышкой"  своего  поля.  Синхронизация   действий   была
великолепная,  командовал  парадом  Умник,  незримо  присутствующий  в
каждом инке спейсеров, и первое время казалось, что сияющий, пенящийся
ад с исполинами, ворочавшимися в клубах  дыма  и  облаках  искр-звезд,
вот-вот потухнет и, заключенный в прозрачный куб,  начнет  путешествие
сквозь атмосферу. Но произошло неожиданное: спейсеры,  эти  гигантские
машины пространства, похожие на  зеркальные  пирамиды,  достигающие  в
размерах трехсот метров, с безупречной эстетикой форм,  защищенные  от
большинства  космических   катаклизмов,   накрыла   волна   искажений,
превратив их в  подобие  отражений  на  воде,  колеблющейся  от  волн.
Строгие пирамиды кораблей начали деформироваться, вытягиваться языками
в разные  стороны,  пока  не  превратились  в  лепестковые  бутоны  со
стеблями  невиданных  тюльпанов,  сломали  строй,  заметались,   стали
падать. Два из них вырвались из сферы  искажений  и  успели  выровнять
полет, хотя прежнюю форму не восстановили, остальные рухнули на  берег
залива и на липовую рощу.
    Тишину  эфира  нарушили  испуганные  возгласы,  запросы  кораблей,
команды руководителей  второго  эшелона  подстраховки  и  спасательных
шлюпов.
    Боянова зажмурила глаза до боли, вдруг  осознав,  что  все  сейчас
зависит от нее, от единственного правильного решения,  ошибка  вела  к
непредсказуемым последствиям, к катастрофе, и не было рядом  человека,
который мог бы помочь.
    - Флоту-два... -  начала  Боянова,  не  зная,  как  продолжить.  -
Флоту-два отойти на дистанцию поражения, - быстро подсказал Шевчук  на
волне личной связи. - Подготовиться к залпу. Флоту-один  подготовиться
к погашению взрывной волны и отражению радиации.
    Боянова молчала.
    Масштабы  непонятного   конфликта   двух   экзосенсов   продолжали
расширяться, зона бесшумного буйства огня и света достигла в  диаметре
трех километров, погнала по заливу волны, с корнем уничтожила  липовые
рощи и сады в округе. Дважды гигантская ветвистая молния -  черная!  -
била с небес в "пену" превращений материи, и  дважды  пространство  со
всем впаянным в нее содержимым - воздухом, землей, спейсерным флотом -
вздрагивало и шаталось, так что у людей наступала дурнота и темнело  в
глазах.
    - Флоту-два...
    И в этот момент в  зал  спейсера  ворвалась  группа  людей,  среди
которых Власта с изумлением узнала сестру, Железовского, Баренца. "Кто
это? Зачем? Что вам надо?" - хотела она спросить, но прикусила язык  -
все прибывшие были интрасенсами.
    - Мы пришли помочь, Власта, - быстро заговорила старшая Боянова. -
Нас много, здесь у вас  двенадцать  прайд  воздействия,  и  на  других
спейсерах по двенадцать. Позволь нам попробовать всем вместе.
    Тишина в зале. Тишина в эфире. Комиссар встретила умоляющий взгляд
сестры, посмотрела на сосредоточенные  лица  Баренца  и  Железовского,
ушедшего в себя, пытавшегося связаться с  кем-то  (с  Мальгиным?),  на
лица других интрасенсов, молодых и  не  очень  (старых  не  было),  но
похожих неуловимым единством мысли и чувств, затем сказала всего  одно
слово:
    - Пробуйте.
    Нельзя сказать, что Мальгин был не готов к встрече с Шаламовым, он
не был готов к встрече с Шаламовым-псинеуром, в глубине души  полагая,
что еще не все потеряно и Дана  можно  вернуть  в  лоно  человечества.
Однако судьба распорядилась иначе. К дому Ландсберга прибыл не  просто
Шаламов-экзосенс, но нечеловек с дезорганизованной, больной  психикой,
доведенный до крайней  степени  возбуждения.  Последней  каплей  этого
процесса послужили, к сожалению,  Ромашин  и  Джума  Хан,  выследившие
Шаламова и пытавшиеся войти с ним в контакт.
    Однако он их не понял, и теперь в нем бушевали  ураганы  ревности,
тайфуны  ненависти,  смерчи  агрессивности,  жестокости   и   зависти,
уверенность в  праве  повелевать.  Взывать  к  голосу  рассудка  этого
существа, рассуждать логически -  значило  напрасно  терять  время,  и
Мальгин  понял  это,  когда  получил  оглушающий  пси-удар,  едва   не
повергший его в шоковое состояние. Но и после этого Клим потратил  еще
несколько секунд, пытаясь достучаться до  человеческого  "я"  Даниила,
осколка человеческого разума, с которым контактировал всего  два  часа
назад. Попытка оказалась тщетной, разобраться в хаосе души Шаламова  с
ходу Мальгину оказалось не под силу, надо было переходить  на  уровень
гиперчувств, уровень инфрафизического прорыва собственной  психики.  И
Клим начал разгон, не  имея  в  запасе  даже  тысячной  доли  секунды,
получая удар за ударом и  с  трудом  защищаясь  от  бьющих  в  голову,
обжигающих валов дикого океана безумия, в который превратилась психика
Шаламова. Но и защищаясь, Клим ни разу не ответил ударом на  удар:  им
владело единственное чувство - жалость да еще память о прошлом, но  не
гнев и ненависть.
    Еще когда Шаламов шел к дому  Ландсберга,  Мальгин  поразился  его
облику: это был не человек, а четырехметровый  монстр,  соединивший  в
себе жуткие формы жизни иных планет  с  обликом  хищных  динозавров  и
млекопитающих Земли. Описать это существо человеческим языком вряд  ли
удалось  бы,  хотя  главные  черты  его  -  тигра  и  тираннозавра   -
проглядывали в текучем изменении форм  довольно  четко.  Видимо,  пала
последняя преграда воли,  сдерживающая  распад  человеческого  "я",  и
разум Шаламова затопили инстинкты, многие из которых  принадлежали  не
только млекопитающим и древним формам жизни Земли, но и существам иных
эволюций, полную информацию о которых хранила память "черных людей".
    Сначала Клим надеялся решить проблему контакта с  Даниилом  мирным
путем, и на его улыбку и добрый пси-посыл -  язык  слез  и  улыбок  не
требует перевода - Шаламов даже извлек из тюрьмы  своей  звероподобной
личины маленький осколочек человеческой сущности, выдавив хриплое:
    - Привет,  мастер,  я  тебя  вычислил...  помоги   мне   выбраться
отсюда... тесно... давит... травят меня твои друзья, как волка...
    Но тут взгляд монстра упал на "картину", которую не успел свернуть
хирург,  и  снова  безумие  овладело  мозгом  Шаламова,  подняв   бурю
деформированных чувств и преодолев порог сдерживания  чудовищных  сил,
которыми владел Даниил, не осознавая этого.
    Прошло две или три минуты, прежде чем  Мальгин  вышел  на  уровень
владения пространством близкодействия, бегло огляделся.
    Замок Ландсберга прекратил  существование,  на  его  месте  дрожал
раскаленный воздух, почва спеклась от жара и начала плавиться. Рощи  в
округе обуглились  без  огня,  вода  в  заливе  кипела.  В  нескольких
километрах перестраивался погранфлот, прицеливаясь  к  атаке,  которая
никому ничем не могла помочь. Что-то мешало Мальгину выключить себя из
потока времени и достичь уровня  дальнодействия,  он  не  сразу  нашел
причину, даже  две:  деятельность  людей  и  необходимость  сохранения
картин - срезов времени, в одной из которых  прятались  самые  дорогие
для него люди.
    Первая проблема  решилась  просто.  Мальгин  настроился  на  волну
"спрута", и тысячи  людей  во  главе  с  Бояновой,  примчавшиеся  сюда
защищать свой дом, Землю, других людей, услышали его звучный голос:
    - Всем,  кто  меня  слышит.  Я  Мальгин.  Атака  только   усугубит
ситуацию,  помешает  мне  и  вызовет  негативную   реакцию   Шаламова.
Результат сравним с общеземной  катастрофой.  Дежурьте  рядом,  но  не
вмешивайтесь, пока я сам не попрошу помощи.
    Вторая  проблема  отнимала  слишком  много  внимания  и   энергии,
приходилось напрягаться, лавировать, изворачиваться, уходить  от  атак
разъяренного псинеура, и  на  это  уходили  почти  все  силы.  Мальгин
почувствовал,  что  долго  так  не  продержится,  надо   было   что-то
предпринимать. Отступить, уйти с Земли в пределы Солнечной системы  не
составило бы труда, но Шаламов мог натворить здесь таких  дел,  что  и
представить невозможно, и Мальгин медлил, кружа по озеру расплавленной
земли, где некогда стоял замок  Ландсберга,  прикидывал  и  отбрасывал
варианты и никак не мог  решиться  на  действие  -  ответный  бой  или
бегство.
    И в этот момент к нему пришла помощь.
    В  мозг  вторглась  мощная  струя  пси-энергии,  вливаясь  в   его
"закрома"   весомым   резервом.   Мысль,   сопутствующая   ей,    была
коллективной,  составленной,  как  мозаика,   из   множества   цветных
"стеклышек" - пси-гармоний, но Мальгин прочел ее без труда:  это  были
интрасенсы. На благодарность у него не оставалось ни сил, ни  времени,
и Клим с утроенной энергией принялся строить себя, нащупывать  путь  к
могуществу особого рода - повелеванию материей  мысленным  усилием  на
основе полного знания протекающих в ней процессов, то  есть  тем,  что
невежество людей называло магией.
    Положение  стабилизировалось,  хотя  ярость  Шаламова   продолжала
расти, он уже достиг влияния  на  внутриядерные  процессы  и  зажег  в
округе гигантский  костер  спонтанного  ядерного  распада;  в  реакцию
вовлекались  даже  стабильные   изотопы   легких   элементов,   горел,
взрывался, распадался воздух!
    И снова чья-то могущественная воля пришла на помощь  изнемогавшему
Мальгину, дав ему короткую передышку,  возможность  оглядеть  панораму
событий и перестроить "эшелоны внутренних резервов". На  сей  раз  это
был   богоид,   древний   посланник   Вершителей,   система   контроля
безопасности, ответственная за данную Вселенную. Она  влилась  широким
пси-потоком в  сознание  Мальгина  и  стала  частью  его  "я",  как  и
коллективное сознание интрасенсов.
    Время для Мальгина остановилось.  Но  для  охвата  волны  безумия,
творившего ад вокруг, не хватало еще каких-то усилий, и  Клим  получил
требуемое, вызвав Вершителя.
    Сначала откликнулся Майкл Лондон - и оказался рядом,  оставаясь  в
то же самое время и на краю Вселенной. Затем отозвался  Паломник  -  и
тоже вынырнул из  далей  чужих  пространств,  соединяясь  с  личностью
Мальгина.  И  наконец,  один  за   другим   ответили   Кузьма-негуман,
Держатель, и Строитель Пути, и Живущий-за-Пределами, вливаясь  в  душу
хирурга и  становясь  частью  единого  целого.  Отражения,  "проекции"
Вершителя с ярко выраженной индивидуальностью и  тем  не  менее  части
целого. И Мальгин, став Вершителем, осознал впервые, что  Вершитель  -
не одно существо и не коллектив, а суть линия судеб,  цепь  состояний,
одним звеном которой был он сам, Клим Мальгин, человек, землянин...
    Все  закончилось  внезапно,  как  по  волшебству.  Свистящий   гул
термоядерного костра стих, море огня опало, вода  в  заливе  перестала
кипеть,  а  облако  пара  пролилось  теплым  дождем  на   почерневший,
спекшийся от  жара  берег.  Но  и  земля  недолго  оставалась  черной,
посветлела, приняла естественный цвет песка, чернозема и камня,  трава
зазеленела на ней, буквально ниоткуда  появились  цветы,  кустарник  и
деревья. Затем и  дом-замок  Ландсберга  выскочил  посреди  луга,  как
чертик из коробки, словно никогда и не был разрушен, смят, расплавлен.
    Лишь остатки шаламовского "пакмака" остались лежать в борозде, как
напоминание о его набеге, да два поврежденных спейсера угрюмо  торчали
из рощи неподалеку, как древние развалины, памятники  эпохи  "звездных
войн".
    И Миром завладела тишина.
    Боянова смотрела на эти превращения, закусив губу до крови,  чтобы
не крикнуть: это неправда! Но все,  что  она  видела,  видели  другие,
фиксировали приборы и записывали инки. Произошло  чудо!  И  объяснение
этому чуду было одно: экзосенс Мальгин. Неизвестно как, но он победил,
продемонстрировал могущество, равным которому не владел  никто.  Кроме
Бога! - прошептала со страхом Боянова, тут  же  возненавидев  себя  за
этот страх: Господи, когда же мы перестанем бояться?!
    В толпе интрасенсов произошло движение, все они выбежали из  зала,
первым, как всегда, Аристарх Железовский,  последней  Забава  Боянова,
крикнув:
    - Власта, мы туда, дай нам машину.
    Через  минуту  бликующая  золотом  капля  куттера  с  Железовским,
Забавой и двумя интрасенсами отвалила от  борта  спейсера  и  по  дуге
упала во двор замка. Мгновенно сработавшие наблюдатели вывели туда  же
зонд,  и  комиссар  могла  видеть  все,  что  видели  разведчики.  Они
выскочили из машины,  Железовский  в  три  прыжка  преодолел  мощенный
камнем двор и нырнул в  квадратную  башню,  точно  зная,  кого  и  где
искать.
    Мальгина  они  нашли  в  гостиной,  стилизованной  под   старинный
каминный зал. Хирург сидел в кресле и  рассматривал  висящие  прямо  в
воздухе  перед  ним  картины,   светящиеся   изнутри,   как   объемные
фотографии. Обе изображали неземные пейзажи с  невиданными  деревьями,
животными и сооружениями, и на одной из них притягивала  взор  мрачная
фигура, напоминающая "черного человека".
    Железовский  расслабился,  кивнул  попутчикам  и  подошел   ближе.
Прогромыхал, сдерживая бас:
    - Он?
    Аристарх имел в виду Шаламова.
    Мальгин посмотрел на него снизу вверх, кивнул.
    - Он.
    - Нашел Купаву?
    Еще один кивок в сторону второй картины.
    - Она там. Понадобится твоя помощь...
    - Знаю. А с ним что?
    - А что с ним сделается? Жив, но в  другом  мире,  где  безумие  и
смерть  не  являются  категориями  абсолюта.  Вернуть  его  обратно  -
значит... убить.
    Железовский помолчал, набрал в грудь воздуха, будто перед  прыжком
в воду.
    - Я вычислил, теперь ты - Вершитель?
    Клим  с  улыбкой  покачал  головой,  разглядывая  запылавшее  лицо
математика   с   раздувающимися   ноздрями,   с   выражением   жадного
любопытства, свойственного Ивану Зарембе  и  другим  людям,  таким  же
творческим, ищущим, азартным.
    - Он ушел и придет не скоро, может быть, никогда.
    - Мы видели. Ты... он...  ведь  Бог,  да?  Не  бог  религий,  а...
понимаешь?
    - Понимаю. Он не всемогущ.  Абсолютная  истина  Большой  Вселенной
может возникнуть в сознании лишь соизмеримого с ней субъекта познания,
то есть Абсолюта. Солнца Мира, как пророчески  называли  его  философы
древности. Вершитель же - Вершитель в одной  из  ветвей  вселенных,  и
доступны ему лишь частные истины.
    Мальгин снова вгляделся в картину с чужепланетным драконом, в углу
которой  спряталась  крохотная  человеческая  фигурка.  Он  знал,  что
скажет, когда войдет туда и  предстанет  перед  изумленной  Купавой  и
дочерью. Он скажет:
    - Пава, вот он я перед тобой. Открой глаза, уши и сердце, посмотри
в меня внимательно, прислушайся, и сквозь тамтамы пульса  ты  услышишь
свое имя...

                                                         1986-1991 гг.