Стэблфорд Б.
Рассказы

НЕВИДИМЫЙ ЧЕРВЬ
ЛЮБОВНИК ЛЕДИ ВАМПИР

                             НЕВИДИМЫЙ ЧЕРВЬ

     В первый раз Рик приметил большую розу, когда пришел поднять  Стивена
для утреннего питания, но не обратил на это особого внимания,  потому  что
был занят другими вещами - только голосом мальчика. Для малыша как  он,  у
Стивена была такая мощная пара легких, что когда они пускались в ход,  Рик
спешил к нему со всех ног. Звук детского голоса пронзал его как нож.
     Иногда Рик представлял себе, что  изобрел  и  построил  уникальный  и
скрытый чувствительный  датчик,  который  при  включении  погружал  его  в
индивидуальный ад ни на что не похожего распятия. Если  это  так,  подумал
Рик, по какой-то прихоти, Стивен унаследовал способность  давить  на  этот
датчик.
     Тишина, которая наступила, когда он посадил ребенка в устройство  для
кормления, была как божье благословение,  но,  как  всегда,  благословение
было окрашено чувством вины.
     Теперь, когда Рик взглянул на ребенка, яростно  сосавшего  грудь,  он
чувствовал, что любит его как обычно. Вот только, когда Стивен кричит...
     Рик  не   предполагал,   что   ребенок   будет   доставлять   столько
беспокойства, будет так часто болеть. Он прекрасно знал как  повезло  всем
домашним. Он, вместе с другими пятью  партнерами-родителями,  ждал  десять
лет после подачи заявления на разрешение завести малыша. Рик знал, что  он
так же любит Стивена, как и любой другой партнер-отец, но не  представлял,
что быть дежурным  целую  неделю  вызывает  такой  стресс.  Это  было  так
утомительно, и так действовало на нервы!
     Причина, предполагал Рик, была в том, что он никогда не имел  дела  с
младенцами. Да, в эти времена никто не  имел  с  ними  дела.  Даже  будучи
ребенком, вы не бывали долго среди детей, невзирая на то, какие  неуклюжие
усилия ваши партнеры-родители предпринимали для устройства развлечений.
     Рик не  осмеливался  сообщить  о  своей  растерянности  и  трудностях
остальным партнерам-родителям. Не потому, что они не поймут, а потому, что
будут пытаться очень долго и утомительно понять. Они запланируют  вечерние
собрания на две недели, будут  обсуждать  психологические  корни  ощущения
неудобства существования и опасности распада связывающего союза. Часами  с
сожалением  отмечать,  что  эмоциональная  сущность  человеческой  природы
сформировалась в те давние времена,  когда  людям  было  свойственно  быть
биологически связанными с детьми, растимыми ими. Рик  предпочитал  терпеть
их  непонимание,  только  таким  образом  можно  было  получать  моральную
поддержку от пяти человек.
     Чтобы  как-то  подавить  некоторую  неудовлетворенность,   он   пошел
поглядеть на больную розу. С усилием взял себя в руки, прежде чем начал ее
тщательно   обследовать.   Рик   не   мог   вспомнить,    кто    из    его
партнеров-родителей настоял на украшении  детской  розами.  Но  совершенно
точно, что не он - он не любил цветы на стенах,  а  розовый  цвет  находил
очень резким.
     Роза и в самом деле выглядела больной. Все листья были густо  покрыты
пятнами цвета желтой охры. У Рика появилось желание тут же вырвать  цветок
и бросить его в канализационный коллектор, куда выбрасывали все отходы  из
детской. На месте цветка со временем вырос бы другой. Он уже протянул было
руку, но заколебался. С некоторым опозданием  он  понял,  что  заболевание
розы может быть симптомом чего-то серьезного. Считалось, что в детской  не
было ненужной флоры, даже тех видов, которые были  безвредны  всем,  кроме
настенных цветов.
     Рик еще раз  более  тщательно  осмотрел  лепестки.  Затем  обследовал
соседние венчики. На них тоже были признаки обесцвечивания.
     - О, загрязнение, - пробормотал он. - Но почему это досталось мне?  -
Дежурный отвечал номинально и за дом, и за младенца, но обычно делать было
почти нечего, так  как  в  доме  все  было  нормально.  Экран  компьютера,
обрамленный в рамку из красного дерева, находился слева - в  полуметре  от
больного цветка. Рик набрал код программы по выявлению неисправностей.  Он
следил за экраном,  страстно  надеясь,  что  не  потребуется  человеческая
помощь для устранения неисправности.
     Но экран показал - никаких неисправностей нет.
     - Как это может быть "никаких неисправностей", тупица? - спросил  Рик
вслух. - Значит это вечное цветение, бессмертие?
     К сожалению программа выявления неисправностей была системой  низкого
уровня. Если говорить об искусственном интеллекте, она и в самом деле была
тупицей. Рик еще раз нажал кнопку, хотя знал, что это  не  поможет.  Ответ
упрямо держался на середине экрана.
     В другом конце комнаты Стивен потерял грудь и снова начал тренировать
свои легкие. Он ел понемногу, но часто,  и  имел  обыкновение  заглатывать
большое количество воздуха во время еды.  Устройство  для  кормления  было
искусно спроектировано, но всех потребностей ребенка не могло обеспечить.
     Рик поспешил к мальчику, поднял его  и  положил  обнаженного  ребенка
себе на плечо. Затем начал ходить вокруг колыбели, поглаживая ему спинку -
мягко и ритмично. Как обычно, младенец не мог деликатно рыгнуть. Вместе  с
воздухом, он выдал несколько миллилитров молока. Оно  потекло  по  рубашке
Рика. Тот снял рубашку и бросил в ящик для  грязного  белья,  стараясь  не
ругнуться.
     Следующим пунктом режима Стивена была утренняя ванна. Конечно же,  он
был уже чистый - колыбель была  оснащена  очищающим  устройством.  Но  его
партнеры-родители после тщательного изучения  знали,  как  жизненно  важно
было, чтобы ребенок не отвык от воды. Поэтому Совет  решил,  что  дежурный
должен за этим следить. Ванна для ребенка, как и колыбель, была встроена в
стене, но обычно стояла пустой в целях  гигиены.  Рик  включил  протоки  и
стоял, обняв малыша и ожидая, наполнения ванны. Стивен  перестал  орать  и
ничто не отвлекало внимания Рика от мягкого булькания воды.
     Поскольку ванна была темно-коричневого цвета, Рик не  сразу  заметил,
что  что-то  не  в  порядке.  Только  когда  набежало  уже   восемь-десять
сантиметров воды, он понял, что ее цвет изменился.  Рик  погрузил  руку  в
воду,  зачерпнул  пригоршню.  Вода  была  чуть   желтоватая   и   какая-то
непривычная на ощупь.
     Теперь он знал, что проблема серьезная. Одно дело больной  цветок,  а
другое, когда в детской ванне какое-то инородное вещество. Это была прямая
угроза здоровью самого дорогого члена семейства.
     У них  не  было  постоянного  биотехника.  Трое  из  них  работали  в
строительстве - конструкционном и разборном - и поэтому кое-что понимали в
системах домов. Док и Никола строили  где-то  в  Южной  Америке,  а  Дитер
занимался лишь илом и песками, и не мог сказать,  где  внутренняя,  а  где
внешняя сторона куска дерева. В доме не только не было никого, кто мог  бы
помочь, но практически  никого  нельзя  было  оторвать  от  работы,  чтобы
посоветоваться. Роза, как  и  Рик,  занимавшаяся  обучением,  сейчас  была
занята. Хлоу в робошахтере находилась где-то посреди Атлантики. На  дверях
Дитера висела табличка с просьбой не беспокоить.
     Рик подошел к экрану, включил камеру и вызвал врача.
     Доктор не торопился появиться  на  экране,  но  по  крайней  мере  не
поставил Рика в очередь. Код на экране показал, что ее зовут Мора Джореги.
Видно было, что молодость ее прошла, но ему это даже  нравилось.  Морщины,
особенно  когда  они  слегка  закрашены,  всегда  казались  ему   символом
мудрости.
     - Меня зовут Ричард Рис, - представился Рик, хотя знал, что на экране
у доктора будет его имя и фамилия. - Мне кажется, в нашем доме что-то не в
порядке,  а  на  экране  появляется  "неисправностей  нет".  Факты   очень
серьезные - похоже, несколько цветков больны, а вода  в  ванной  странного
цвета. Все это в детской и мы не можем рисковать младенцем.
     Доктору был виден ребенок, потому что Рик держал его у камеры, и  она
кивнула в знак согласия.
     - Включаю диагностик "АI", мистер Рис,  -  сказала  она.  -  Откройте
системы для исследования.
     Рик нажал кнопки и системы дома открылись.  Сам  он  наблюдал  за  ее
лицом, пока она изучала данные на экране. Она профессионально хмурилась  и
это было очаровательно.
     - Да, - признала она задумчиво. Затем снова взглянула в камеру. -  Вы
можете мне помочь, мистер Рис?  Сорвите  несколько  лепестков  с  больного
цветка и принесите чашку воды из  ванной.  Положите  их  в  разные  секции
сливного устройства. Не включайте  анализирующие  программы.  Я  использую
свои.
     Рик сделал все, что она просила и снова вежливо встал у камеры, чтобы
они могли смотреть друг на друга. Ее профессиональные морщины углубились и
Рику они показались очень мрачными.
     - Очень странно, - сказала она. - Да, очень странно.
     - Системы детской комнаты установлены только пару  месяцев  назад,  -
пояснил Рик, зная, что эта информация не требуется, но желая как-то помочь
ей. - У нас не было своей матки. Мы забрали Стивена  после  рождения.  Все
деревянное и цветы имеют правостороннюю  площадь  поляризации.  Считается,
что они не могут вступать в соединение с любыми дикими организмами и что у
них иммунитет ко всем естественным патологическим веществам.
     - Да-да, конечно, - подтвердила доктор Джореги задумчиво: - Вся  беда
в том, что в последнее время разработано очень много органических  веществ
с площадью поляризации вправо и появилось также огромное количество ДНК  с
такой же площадью поляризации. Это может быть чем-то, что попало во  время
постройки и до сих пор не проявлялось. А с другой стороны это  может  быть
что-то другое. Хотя точно, это...
     - Так вы не знаете, что это такое? - робко спросил Рик.
     - Пока нет, - согласилась доктор, тщательно выбирая  слова.  -  Может
быть, причиной всему этому является вовсе не органика. Может барахлит ваша
электроника.  Если  в  вашем  электронном   оборудовании   что-то   мешает
поддерживать питательный  процесс  ваших  органических  соединений,  тогда
понятно, почему ваш компьютер не признает никакой неисправности. Возможно,
в ваших стенах есть какие-то жучки, но нелегко  будет  выяснить,  что  это
такое.  Члены  вашей  семьи  профессионально  связаны   с   биотехнологией
расщепления?
     - Нет, - сказал Рик. - Мы - обычные люди. Здесь нет интеллектуалов.
     - По-видимому, это что-то незначительное,  -  сказала  доктор.  -  Но
нужно исследовать. Мне необходимо прийти к вам. -
     - Лично? - спросил Рик удивленно. Он никогда прежде не  видел  врача,
посещающего дом, хотя и предполагал, что  специалисты,  изучающие  болезни
домов, очевидно делают это довольно часто.
     - В этом случае легче искать то, что нужно, - сказала доктор Джореги,
- и хотя это  может  быть  что-нибудь  совсем  обычное,  весь  мой  анализ
запутан. Я возьму мотороб и буду часа через два. Свои  системы  оставлю  в
соединении с вашими, если не возражаете. Я смогу включить компьютер  прямо
в машине, если что-то случится.
     - Нет проблем, - сказал Рик.
     - Я не думаю... - начала доктор и запнулась.
     - Что?
     - У вас есть враги? - поинтересовалась она, подчеркивая своим  тоном,
что ответ будет отрицательным и, в то же  время,  давая  понять,  что  она
должна и это проверить.
     - Думаете, кто-то делает это умышленно? -  спросил  Рик,  ужаснувшись
даже мысли об этом. - Вы думаете, кто-то  может  попытаться  отравить  наш
дом?
     - Сомневаюсь, - ответила она,  слегка  вздохнув,  как  бы  ставя  под
сомнение свою собственную мудрость от того, что задала подобный вопрос.  -
Как я сказала, это, по-видимому, что-то обычное. Значит, через два часа. -
А затем, умело надев маску крайней занятости, она отключилась.

     Хлоу все еще мысленно была в глубинах  океана,  хотя  ее  тело  мирно
покоилось в кресле, в уютном местечке.  У  Дитера,  который,  по-видимому,
ничего не делал, компьютер на все вопросы отвечал: "не беспокоить".
     Закончив консультацию, она ответила Рику на его просьбу поговорить.
     - Конечно, у нас нет никаких врагов,  -  подтвердила  она,  когда  он
пересказал ей разговор с врачом. - Кому нужно причинять нам вред, особенно
детской? По всей видимости, это какая-то неисправность проявляется.  А  ты
проверил весь дом?
     - Весь, кроме подвала. Но я же не знаю, что искать.
     Системы дома были  сконструированы  обычным  образом.  Неорганическая
часть их мозга находилась на чердаке  под  крышей.  Насос,  обеспечивающий
различные системы  циркуляции,  находился  в  чулане  под  лестницей.  Рик
заглянул в оба уголка для игр, но не заметил никакого  беспорядка.  Он  не
пошел в подвал просто потому, что не любил его - там все было загромождено
и в беспорядке. Все системы по переработке отходов находились  внизу.  Там
же находились норки с отростками в субстрат,  на  котором  было  построено
основание, где фильтровались минералы и вода. Освещение внизу было плохое.
Это была единственная часть дома, где было по-настоящему мрачно.
     - Это, наверное, новые системы, - заметила Роза, как бы убеждая себя.
- Нет, не верно. Мы не экономили на каждом уголке дома. Все эти устройства
в детской - лучшее, что мы могли себе позволить.
     - Возможно, это потому, что все это произведение искусства и  не  все
микробы уничтожены, - предположил Рик. -  У  новых  технологий,  как  и  у
младенцев, появляются проблемы, когда режутся зубы.
     Но Роза вроде и не слушала.
     - А не мог ли Дитер принести  что-то  на  обуви,  когда  вернулся  из
Африки? - спросила она. - На прошлой неделе он был дежурным, а?
     - Он был в самом центре пустыни Калахари, - ответил Рик. - А  это  не
то место, где можно подхватить микроб, способный участвовать в метаболизме
протеинов с правосторонней поляризацией.
     - Он вернулся самолетом, - возразила Роза. -  А  на  самолетах  полно
этой дряни...
     Рик не мог не понять, что Роза не оказывает ему ту поддержку, которую
могла бы  оказать,  и  он  почувствовал,  что  его  предали.  Было  жестко
запрещено любить одного партнера-родителя больше, чем других, чтобы  никто
не считал, что его выделяют. Но Рик  всегда  чувствовал  себя  уязвимым  с
Розой. Она не была так симпатична, как Хлоу или  Никола,  но  в  ней  было
что-то, от чего его сердце таяло и ему не нравилось, когда  она  сердилась
на него.
     Поэтому он был  благодарен  Стивену,  который  захныкал,  потому  что
говорить с кем-либо было бесполезно.
     - Пойду его опять покормлю, - сказал Рик.
     - Он еще не мог проголодаться, - обижено  заметила  Роза.  -  Еще  не
время.
     - В последний раз он мало поел, - извиняющимся тоном возразил Рик,  -
и немного молока срыгнул. - Рик понял, что даже в том, как он говорил, был
какой-то зловещий подтекст. - О, загрязнение, - сказал он мягко, -  нельзя
положить его в приспособление для кормления, а? В зараженную детскую.  Что
же делать, Рози?
     - Возьми его в столовую, - ответила Роза. -  Основная  система  может
смешивать детское молоко не хуже, чем приспособление.
     - Но там же нет соска, - запротестовал Рик. - Не могу я кормить его с
ложки.
     - Пусть автомат сделает какую-либо штуку из пластика, -  посоветовала
она. - Где-то в библиотеке есть программа. Эту  штуку  можно  насадить  на
бутылку. Конечно, это делали в двадцать первом веке, но это поможет.
     - Ему это не понравится, - жалобно произнес Рик.
     - Не нужно, чтобы он погряз во всех этих  рутинных  делах,  -  упрямо
настаивала Роза. Поскольку она много занималась  начальным  обучением,  то
считала себя экспертом по выращиванию детей, хотя и не делала ничего сверх
того, что ей было положено. - Временами ему нужно что-то новое, необычное,
особенно на этом "примитивном уровне".
     К этому времени Стивен стал больше хныкать и дошел почти  до  полного
рева. Рик поспешил уйти в надежде, что  найдет  необходимую  программу,  а
автомат приготовит все что нужно, и его уши будут избавлены от пытки.
     - К сожалению, кое-что обнаружили, - сказала врач, когда  приехала  в
дом.  -  В  лаборатории  закончено  исследование  ДНК  лепестков  розы   и
чужеродного вещества в воде. Все это выглядит несколько неопределенно. Мне
пришлось попросить помощи, но вы не должны беспокоиться. Мы уже обнаружили
суть проблемы, а сейчас нужно только выяснить, как это все началось. Когда
приедут другие, нам нужно будет опечатать детскую  и  на  некоторое  время
отключить основные  системы  дома.  Вы  должны  будете  приостановить  все
работы, у вас могут  появиться  кое-какие  затруднения,  но  все  будет  в
порядке  и,  если  повезет,  мы  закончим  все  через   пару   часов.   Не
беспокойтесь...
     Последнему совету было трудно следовать, а еще труднее, когда  прибыл
первый из помощников доктора. Его звали Итиро Морусаки, а в  удостоверении
говорилось, что он - офицер Международного бюро расследований.
     - Я уверен, не стоит беспокоиться, - произнес  он  холодно.  -  Но  в
любом случае  мы  должны  принять  меры  предосторожности,  если  возможно
преступление.
     - Какое преступление? - спросил Рик.
     - Любое, - ответил тот.
     - Вы имеете в виду саботаж  в  системе  программного  обеспечения?  -
спросила Роза обеспокоенно. - Вы полагаете, мы  стали  жертвами  нападения
террористов? Но почему мы? Что мы кому-нибудь сделали?
     Морусаки протестующе поднял руки.
     - Нет, нет, - возразил он.  -  Нельзя  делать  поспешные  выводы.  Мы
просто не знаем, с чем имеем дело,  а  это  может  быть  все  что  угодно.
Пожалуйста, не беспокойтесь.
     Больше он не стал  околачиваться  возле  них,  чтобы  не  выслушивать
лишние вопросы, и исчез в детской.
     К этому времени Дитер и Хлоу обнаружили, что  что-то  не  в  порядке,
что-то очень серьезное, и присоединились к Розе и Рику в главной гостиной.
     - Ну, - сказала Хлоу, - я  абсолютно  чиста.  А  что  ты  подцепил  в
Африке, Дитер?
     - Помощь в возрождении пустыни  Калахари  не  является  экологическим
преступлением, - запротестовал Дитер. -  Гайанцы  ничего  против  меня  не
могут иметь. А чем занимаются Дон и Никола в Амазонии? Это  область  самая
важная для гайанцев, не так ли? Может быть, они не поладили с  "Мстителями
Матери Земли"?
     - Не говори глупости, - сказала им Роза. - Они всего лишь технические
работники, а не планировщики. Гайанцы не  посылают  по  почте  электронные
бомбы таким, как мы.
     Стивену совсем не нравилось, что Рик так  неумело  пытается  засунуть
ему соску в рот. Что-то в ней ему не нравилось, хотя  он  и  был  голоден.
Лицо его покраснело, глаза прищурены, он жалобно захныкал.  Рик  скрежетал
зубами, стараясь быть терпеливым, но твердым.
     - Делай  это  мягко,  -  посоветовала  Хлоу.  -  Ты  доставляешь  ему
беспокойство. Мы все должны сохранять спокойствие ради его блага.
     - Я слышал об  одном  шутнике,  который,  при  помощи  генератора  со
случайно выбранной частотой посылал вирусы в сеть, - рассказывал Дитер.  -
Может с нами случилось то же самое и нас выбрали наугад...
     - Не говори глупости, - сказала Роза. Дело не в  том,  что  на  нашем
экране появляются какие-то глупые надписи, в  нашей  детской  -  диверсия.
Какой шутник мог сделать это?
     Стивен, исчерпав все полумеры, начал  вопить.  Он  еще  не  дошел  до
кульминационной  ноты,  но  Рик  чувствовал,  что  крещендо  идет  в  этом
направлении.
     - Господи, Рик, - жалобно вымолвил Дитер.  -  Ты,  по  крайней  мере,
успокой его, чтобы мы могли обо всем подумать. Это важно...
     Рик перестал совать бутылку и попытался вывести Стивена  из  припадка
крика, слегка подбрасывая его. Он знал, что это не поможет, но, по крайней
мере,  он  показывал  другим,  что  пытается  что-то  сделать.  Молча,  он
приказывал ребенку замолчать, но сила положительного мышления, которую  он
пытался проявить, прерывалась мольбами и проклятиями.
     - Заверни его, - посоветовала Роза. - Он сейчас не в детской, а здесь
слишком холодно для него. Найди что-нибудь мягкое и теплое, успокаивающее,
а затем попытайся дать ему бутылку снова.
     Поток советов не успокоил Рика, разве что ему стало еще хуже.  Но  он
не мог сделать лишь одного - протянуть Стивена кому-либо из них и сказать:
"А ну-ка, позаботься об этом ублюдке". Это навлекло бы на него гнев небес.
     Компьютер показал, что кто-то стоит у двери, и  Роза  пошла  впустить
еще одного помощника доктора Джореги. Его звали Лайонел  Мергетройд,  а  в
удостоверении говорилось, что он - министр обороны.
     - Министр обороны! - воскликнул Дитер с недоверием в  голосе.  -  Что
это - пятая мировая война?
     - Нет, нет, нет, -  успокоил  его  мистер  Мергетройд.  -  Не  о  чем
беспокоиться.  Обычное  сообщение   полиции   по   вопросу   безопасности.
Пожалуйста, ничего не выдумывайте. Просто, когда  используется  новый  вид
ДНК, особенно, если она не очень послушная,  мы  должны  быть  чрезвычайно
осторожны...
     Они не смогли задать больше вопросов мистеру Мергетройду, потому  что
его схватил Морусаки и утащил в детскую.
     - Теперь  мы  должны  заблокировать  все  системы,  -  бодро  пояснил
Морусаки, - собираясь закрыть за собой дверь. - Мы берем под контроль  все
системы дома, кроме  самых  основных.  Вы  не  сможете  ни  позвонить,  ни
получить информацию из сети. У вас будут  небольшие  неудобства,  пока  мы
проводим эксперименты, но, пожалуйста, будьте терпеливы.
     Дверь  детской  за  ним  захлопнулась  и  четверо  хозяев  обменялись
беспомощными взглядами. Никто не хотел задавать неудобные вопросы  о  том,
кто мог или не мог довести дом до грани чумной войны. Такая мысль казалась
нелепой.
     Ребенок продолжал орать, несмотря на то, что  Рик,  по  совету  Розы,
ухитрился найти мягкую и  теплую  шаль  из  сверхтонкой  шерсти.  Родитель
безуспешно пытался заставить малыша взять  этот  искусственный  сосок,  но
тот, вероятно, хотел приспособление для кормления  и  не  желал  принимать
второсортные  заменители,  по  крайней  мере,  не  хотел   принимать   без
протестов. Рик отошел в самый дальний угол комнаты в  надежде,  что  будет
причинять меньше беспокойства, но это было бесполезно.
     - Я знаю одно, - сказал Дитер, возвышая голос над гамом. - Что бы это
ни  было,  как  бы  оно  не  попало  в  наши  системы,  это  опасно.   Это
потенциальное оружие. Сначала они должны приручить его, прежде чем вывести
из строя. Поэтому они и уединились там под  охраной  высококлассного  поля
безопасности.
     - Не смеши нас, - сказала Хлоу. - Если это - органическое соединения,
они должны быть с правосторонним полем поляризации. Тогда это не  повредит
ничему живому. Оно может воздействовать только на правосторонние протеины.
     - Хлоу, дорогая,  -  произнес  Дитер  с  не  свойственным  ему  едким
сарказмом. - Полмира живет в домах, сделанных из дерева  с  правосторонним
полем поляризации и одевается в такую же одежду. В каждом станке,  который
производят  наши  фабрики,  есть   компоненты   с   правосторонним   полем
поляризации. Вирус,  который  мог  бы  сожрать  такие  материалы,  был  бы
идеальным оружием. Он мог бы уничтожить все  достояние  нации,  никого  не
убив.
     - Ты говоришь чушь, - резко отрезала Роза. - Нет  никаких  вирусов  с
левосторонним полем поляризации, которые  уничтожают  все  левовращающиеся
материалы, даже после  трех  миллиардов  лет  эволюции.  Почему  вдруг  из
ниоткуда  должен  появиться  универсальный  разрушающий   правовращающийся
вирус? И почему, если он появился, он впервые появился у  нас  в  детской?
Рик, ты хоть на минуту можешь его успокоить?
     Рик перестал успокаивающе мурлыкать в ухо Стивена и ответил:
     - Нет. - А  затем  добавил.  -  О,  загрязнение,  -  когда  к  своему
неудовольствию понял, что сверхтонкая шаль пострадала от чего-то вонючего.
     Он быстро подошел к мусоропроводу, нажал кнопку локтем, так как  руки
были заняты ребенком и  бутылкой:  крышка  не  открылась.  Он  надавил  ее
несколько раз, но ничего не случилось.
     Рик повернулся, чтобы пожаловаться Розе, но заметил, что  она  читает
продолжительную,  хотя  и   не   профессиональную,   лекцию   об   основах
органической химии. Лицо Дитера, который с явным  негодованием  отнесся  к
тому, что с ним обращаются как с первоклассником, наливалось  кровью.  Рик
знал, что если он обратит их внимание на то,  что  случилось,  они  просто
отметят,  что  система  мусоропровода  не  работает  из-за  экспериментов,
проводимых в детской.
     Дверь к лестнице, которая вела в погреб, была рядом. Рик  пнул  пульт
управления сильнее, чем было необходимо,  вздохнул  с  облегчением,  когда
дверь открылась и было вошел. Пока дверь закрывалась, он взглянул назад  и
увидел, что только Хлоу все это  заметила  и  на  лице  ее  было  глубокое
облегчение от того, что ребенка забирают.
     Рик подумал, что сможет бросить грязную шаль в мусоропровод  подвала,
а если это нельзя, по крайней мере, от нее избавится. Потом  он  ополоснет
ребенка и еще раз попытается дать  ему  бутылку  уже  не  под  осуждающими
взглядами  его  партнеров-родителей.  Он  сошел  вниз,  шагая  через   две
ступеньки, и прошел по узкому коридору к установке в главной трубе.
     Она мягко открылась и Рик вздохнул с облегчением.  Он  бросил  внутрь
шаль, а потом понял, что мусоропровод был не в порядке.
     Вместо того, чтобы пролететь и упасть в камеру для обработки, грязная
шаль попала  в  мутную  воду,  которая  стояла  всего  лишь  в  нескольких
сантиметрах от крышки. Из-за вонючих пятен на шали Рик сперва  не  обратил
внимание на то, что вода тоже была зловонной, но  когда  наклонился  ниже,
это стало очевидным.
     Он заметил также, что уровень  воды  медленно  поднимается.  По  всей
видимости, гидротехническая система дома не функционировала.
     Поначалу Рик предположил, что проверяющие в детской должны уже  знать
об этом, поскольку они взяли под  контроль  все  системы  дома,  но  потом
вспомнил, что компьютер все время показывал, что  в  детской  было  все  в
порядке.  Следуя  тому,  что  сказал  мистер  Мергетройд  о  безопасности,
необходимо было сообщить об этом проверяющим.
     Рик поднялся обратно к двери подвала, которая автоматически закрылась
за ним и коленом нажал на пульт управления.
     Дверь не открылась.
     Рик выругался. Он положил орущего Стивена на плечо, переложил бутылку
из левой руки в правую и надавил на кнопки пальцами.
     Дверь не открывалась.
     Рик повернулся к экрану рядом с дверью и нажал  на  кнопки  под  ним.
Экран не засветился. Как он  и  предполагал,  люди  в  детской,  очевидно,
выключили всю сеть для какой-то цели.
     Он повернулся, чтобы взглянуть на мусоропровод. Крышка была  открыта,
вода дошла до верха и начала переливаться через край. Пока Рик  следил  за
этим, шаль всплыла, перевесилась через край и упала на пол. Там,  где  она
упала, начала образовываться лужа воды.
     - Загрязнение, - с чувством произнес Рик. - Загрязнение, грязь и  еще
раз чертово загрязнение. - Ругательства не помогали.
     Он знал, что кричать не имеет смысла. Дом был  хорошо  спроектирован,
стены и потолки прекрасно поглощали звуки.
     Он понял, что попал в западню.

     Хотя Рик знал, что это не поможет,  тем  не  менее,  начал  звать  на
помощь. А тем временем попытался придумать что-то более результативное.
     Сначала Стивен оторопел от этого неожиданного вызова, а  затем  начал
соревноваться, усиливая свои попытки. Через несколько секунд он  вышел  на
ту же ноту. Гам получился ужасающий, поэтому Рик перестал кричать.
     А ребенок нет. Его родитель  скрежетал  зубами  и  пытался  заглушить
звук, но вопли все глубже вонзались в мозг.
     Рик подошел к двери и сильно пнул ее ногой. Ничего не  произошло.  Он
пнул ее еще сильнее. Затем, осторожно держа  Стивена  в  стороне,  толкнул
дверь плечом.
     Дверь выдержала такое хулиганское поведение с достоинством,  поглощая
все звуки. Эти удары несколько  успокоили  отчаяние  Рика,  а  он  был  не
настолько мазохистом, чтобы продолжать их наносить, и тем самым  повредить
себя.
     - Заткнись, ты, ублюдок, - сказал он Стивену. Никогда  раньше  он  не
позволял себе разговаривать с ребенком в такой злобной манере,  но  сейчас
чувствовал, что может воспользоваться этим, поскольку его никто не слышит.
На самом деле он вовсе не желал ребенку зла.
     Рик взглянул на пол, покрытый какой-то тонкой  отвратительной  пеной.
Она медленно поднималась, плавая на воде.  Рик  следил  за  ней  несколько
минут, глядя как она подбирается  все  выше  и  выше.  Он  определил,  что
уровень воды поднимается на  сантиметр  в  минуту  и  отметил,  что  поток
увеличивается. Его ноги были менее чем в метре от поверхности  воды  и  он
знал, что его  рост  не  более  полутора  метров.  Все  можно  было  легко
подсчитать в уме, но неизвестна была возможная скорость увеличения потока.
     - Заткнись, - приказал он Стивену тихим, но грозным  голосом.  -  Это
серьезное дело. Если мы скоро отсюда не выберемся...
     При повышении уровня на сантиметр в минуту у них  есть  четыре  часа.
Четыре часа,  если  быть  бесстрастным,  довольно  большой  срок,  но  Рик
понимал, что это предельное время. Чем быстрее увеличивается приток  воды,
тем скорее из четырех часов получится три, затем два... и так  далее.  Рик
обвел взглядом подвал, где узкие проходы и  тусклое  освещение  вызвали  у
него некоторое  чувство  клаустрофобии.  Он  не  мог  мысленно  подсчитать
кубатуру помещения, но  широкое  центральное  основание  дома  никогда  не
казалось ему особо массивным.
     Казалось, Стивен тоже убедился в том, что что-то было не  в  порядке.
Он вопил,  как  будто  определенно  уверен,  что  его  жизнь  находится  в
опасности.
     - Пожалуйста, заткнись, - жалобно заскулил Рик, меняя тактику. - Ради
бога, дай подумать...
     В конце концов, сказал он себе, его хватятся:  Хлоу,  Роза  и  Дитер,
возможно, уже заметили,  что  его  нет  и  начали  беспокоиться...  кроме,
конечно, того, что они не  знают,  что  подвал  заливает.  Они  несомненно
обнаружат это, как только попытаются открыть дверь и увидят,  что  она  не
поддается. И, несомненно, поймут,  что  это  результат  того,  что  делает
команда  доктора  Джореги,  но  они  не  подумают,  что  нужно  торопиться
вызволять его отсюда. Наоборот, будут чрезвычайно рады, что им не придется
больше слушать вопли Стивена и не  будут  торопиться  услышать  их  вновь.
Сейчас они, наверно, сидят наверху и шутят о том, что ему не везет  и  что
он - неважный родитель.
     Да, решил Рик, настало время обеспокоиться по-настоящему.
     Он сел на верхнюю ступеньку и, нервно  кусая  губы,  начал  укачивать
малыша. Стивен продолжал плакать, но не так громко. Его плач  уже  не  был
таким ужасающим - наоборот, он как раз соответствовал ситуации. И  не  был
таким мучительным.
     - О'кэй, сынок, - сказал Рик, глядя в  прищуренные  глаза  ребенка  и
стараясь быть вежливым, -  надо  обо  всем  поразмыслить  логически.  Есть
шансы, что мы выберемся отсюда задолго до того, как  этот  грязный  прилив
коснется моих подошв, но на  всякий  случай...  имей  в  виду,  на  всякий
случай... мы должны привлечь к себе внимание. Те трое мудрецов,  возможно,
закрутили всю сеть дома в ужасный узел, но не могут же  они  полностью  ее
нейтрализовать. Надо как-то ее включить. Это как борьба  с  диверсией  при
помощи диверсии. Но это единственный способ.
     Рик старался, чтобы голос звучал спокойно, ради Стивена,  а  не  ради
себя, но заниматься самообманом он не мог. Он был перепуган, по-настоящему
перепуган.
     Какой-то момент он утешал себя мыслью, что в центральной цистерне и в
очистном устройстве не может быть столько воды, чтобы  полностью  затопить
подвал. Но, как только эта мысль  подняла  его  дух,  он  ясно  заметил  в
воздухе струю стерилизующей жидкости.
     - О, загрязнение, - воскликнул он и сердце у него замерло. - Это идет
вода из пруда. У нас действительно тяжелое положение.
     Стивен продолжал орать, но Рик воспринял это как знак для примирения.
Он встал, сошел на третью ступеньку и положил ребенка  на  верхнюю.  Вытер
пальцы о рубашку и посмотрел вокруг в поисках чего-то, что можно  было  бы
повредить в достаточной мере, чтобы это заметили.
     К несчастью, шкаф с инструментами, встроенный в стену  за  лестницей,
не открывался, а  все  инструменты,  с  помощью  которых  его  можно  было
открыть, находились внутри. Его беспокойство  росло,  а  тошнота  от  этих
неприятных запахов усиливала беспокойство.
     - Проклятье, - сказал он неуверенно. Его беспокоило не  то,  что  ему
придется голыми руками воздействовать на процессы в корнях дома, а то, что
делая это, ему придется стоять по колено в грязной  воде.  Рик  знал,  что
нужно порвать один из корней, а самые тонкие находились около земли.
     Он взглянул на Стивена, лежащего  на  спине,  как  перевернутый  жук,
сучил ножками и визжал так, будто собирался лопнуть.
     - Порядок, - сказал Рик, - я пошел.
     Он вступил в мутную воду, ощущая, как она неприятно  просачивается  в
туфли.  Через  два  шага  он  очутился  возле  кучи  волокнистых   корней,
выглядевших достаточно хрупкими, и обвил указательным пальцем одну  нитку,
которая была не толще, чем мизинец Стивена. Рик потянул за нить,  затем  с
силой распрямился. Он ожидал, что корень порвется, но его ожидание не было
подкреплено опытом - он никогда не производил подобный эксперимент. Корень
был крепче, чем выглядел, и достаточно эластичный. Он  слегка  растянулся,
но не лопнул.
     Рик даже не выругался. Он просто засунул второй палец  и  собрав  все
силы потянул.
     Боль в пальцах была непереносимая, но он не отпускал корень, пока  не
убедился, что легче оторвать пальцы, чем его. С трудом он извлек пальцы  и
стал их массировать, злобно глядя вниз. Пока он смотрел на корень,  тот  с
внезапным всплеском покрыл приток воды.
     Рик ощутил, что стоит в воде по колено и что приток воды  превратился
в  наводнение.  И  прежде  срок  в  четыре  часа  казался  ему  безнадежно
оптимистичным. А теперь, хотя он и не стал ничего высчитывать,  он  понял,
что у него осталось менее сорока минут.
     "Мы утонем, - с ужасом подумал он. - Мы в самом деле утонем!"
     Рику было пятьдесят три  года,  ему  предстояло  прожить  еще  девять
десятых своей жизни. Стивену было меньше шести месяцев,  но,  несмотря  на
то, что он по-настоящему любил ребенка, Рик не  мог  не  думать,  что  его
трагедия была значительнее. Малыш еще не был знаком с миром, и поэтому  не
мог ощутить тяжесть потери. Для Стивена теперешняя ситуация была  не  хуже
той, когда ему предлагали бутылку с незнакомым соском, а для Рика...
     Прежде ему  не  доводилось  подвергаться  смертельной  опасности.  Он
никогда не ощущал, что ему грозит смерть. А то что Рик находился  в  своем
доме и за ребенком ему разрешено было ухаживать  раз  в  двести  лет,  что
мальчик зависит от него - все это делало его чувства в десять  раз  горше,
чем они были бы, если бы  он  был  в  каком-то  диком  и  все  еще  слегка
небезопасном мире.
     Рик  с  отчаянием  огляделся,   ругая   прочность   и   экономичность
современного    конструирования,    а     также     аккуратность     своих
партнеров-родителей.  Поблизости  не  было  ни  одного  свободно  лежащего
предмета, а все, что было встроено в дом, было встроено на века и  никакие
акты вандализма ему были не страшны. Он не видел ничего, что можно было бы
использовать как рычаг или палку.
     Стивен визжал и брыкался на верхней ступеньке. Снова он  добрался  до
этой ужасной дьявольской ноты.
     - Не паникуй! - подбодрил себя Рик, зная, что уже поздно, что уже  не
в состоянии внять этому совету.
     "Что-то должно умирать", - наставлял себя Рик, стараясь, чтобы  шансы
были одинаковые. Проблема с этим корнем была в том, что он -  часть  живой
конструкции дома, как все, что состоит  из  дерева  -  даже  ступеньки.  С
другой стороны, вся неорганика была спрятана глубоко внутри живых  тканей,
кроме...
     Рик снова взобрался наверх лестницы. Он напряженно уставился на немой
и бесполезный экран возле двери.  Дыхание  его  было  прерывистым,  сердце
стучало.
     Он не знал, насколько прочен пластиковый экран, но видел  много  раз,
как люди швыряли в него предметы.  Так  что  это  можно  было  сделать,  и
получались после этого осколки с острыми краями.
     Рик также знал, что у него нечем ударить, кроме кулака, и что острыми
кромками он поранит  костяшки  пальцев,  но  ждать  он  не  собирался.  Он
спустился на вторую ступеньку и собрался с духом, положил  левую  руку  на
дверь. Сжал пальцы в кулак изо всех сил, невзирая  на  боль  в  пораненных
пальцах и психологически готовил себя, что он должен это сделать - нанести
удар со всей силы.
     Визг Стивена, казалось, стал громче, когда Рик  сосредотачивался.  Он
нанес удар и кулак отскочил.
     Волна боли переместилась из кисти в запястье и в агонии он завыл.  Он
многословно ругался, не заботясь о соблюдении приличий и почувствовал, что
вот-вот заплачет, хотя сам не знал, откуда в нем такое отчаяние - от  боли
или от страха.
     Как только боль стала затихать, в нем вновь поднялось сумасшествие  и
яростные мысли. Он знал, что туфли у него слишком мягкие и  он  не  сможет
себя заставить ударить по экрану голой пяткой. Ударить по  экрану  в  этот
раз он сможет либо другим кулаком, либо головой.
     Рик не знал, насколько крепка  его  голова  или  сколько  силы  нужно
вложить в удар, но знал, что будет ужасная  головная  боль,  если  ему  не
удастся  разбить  экран.  Он  обругал   чудесную   прочность   современных
материалов и замечательную изобретательность современной  технологии.  Рик
обследовал клавиатуру под экраном, надеясь найти там слабое место, пытался
совать пальцы во все щели и ложбинки, но ногти его  были  слишком  коротко
подстрижены для  этого.  Несколько  раз  не  очень  сильно  надавливал  на
клавиши, надеясь, что они поддадутся, но безрезультатно.
     Он решил, что снова должен ударить по экрану.  Мысленно  взвесил  чем
бить - кулаком или головой? Кулаком.
     Подвинув Стивена ближе к стене,  Рик  передвинулся  вправо,  на  край
ступеньки. Снова он собрался с духом, снова готовил себя психически. Затем
взглянул на поднимающийся поток грязи, до которого оставалась  всего  одна
ступенька. Он понимал, что  если  экран  не  поддастся  в  этот  раз,  ему
придется взять Стивена и держать его подальше от опасности.
     Рик повернулся обратно к экрану и посмотрел на него  так,  как  будто
это было нечто  ужасно  противное,  что  необходимо  было  уничтожить.  Он
чувствовал, что вся его нервная система вопила в резонанс  с  той  ужасной
нотой, которую мог произвести только Стивен  и  только  он,  Рик,  мог  ее
оценить по достоинству.
     Рик послал левый кулак в экран, собрав последние остатки силы, громко
рыча от ярости.
     Экран треснул и разлетелся на десятки осколков, некоторые из  которых
попали в лицо Рику, не  причинив  вреда.  Как  ни  странно,  или  это  так
показалось, от этого удара руке не было так больно, как от предыдущего. Но
осколки поранили костяшки во многих местах и из них начала сочиться кровь.
Самый большой и острый осколок остался в экране, но Рик его легко вытащил.
Затем он начал копаться в деталях за экраном. Обнаружились провода,  платы
- множество сложных и уязвимых  узлов.  Он  резал,  перерезал,  царапал  с
веселым  безразличием...  но  ничего  не  случилось.  Все  было  мертво  и
отключено.
     Рик испугался от того, что почувствовал, что дрожит.  Он  нагнулся  и
подхватил Стивена как раз из-под набежавшей мутной воды. Потом, в отчаянии
огляделся. Все корни были под водой. Все корни были под водой,  но  кругом
было много дерева - дерева, которое можно было скрести и  резать.  Но  где
резать? Где скрести?
     Стивен продолжал орать  и  его  крошечная  ручка  ухватилась  за  ухо
взрослого. В голосе ребенка было настоящее отчаяние, как будто  он  понял,
что положение все больше ухудшается.  Его  беспокойство  удваивало  панику
Рика.
     Рик держал высоко треугольный осколок одним концом вперед, в отчаянии
пытаясь найти цель. Безрассудно, он прыгнул  в  вонючую  жидкость.  Ступни
были на полу, но он находился по пояс в воде. Он держал Стивена на плече и
шел, чтобы разрубить связку корней над поднимающейся водой.
     Острая кромка оставила царапину, но не сделала глубокого надреза. Рик
быстро пилил, пытаясь углубить царапину. Ребенок вопил ему в  ухо  и  звук
был такой громкий и назойливый, что заполнял  голову  и  вызывал  обильные
слезы отчаяния.
     Он рубил, пилил и ругался целых три минуты,  прежде  чем  понял,  что
поток залил место на корне, а надрезать ничего не удалось.
     Приток воды остановился, а ее уровень стабилизировался.
     Рик облегченно вздохнул - внезапное ощущение, что  он,  наверное,  не
умрет. Он не понимал, насколько глубоко он уверен в том,  что  обречен  до
тех пор, пока этот страх не исчез.
     Он отбросил пластиковый осколок, взял Стивена обеими руками и  прижал
его к груди.
     - Все в порядке, сынок, - сказал он и слезы  отчаяния  стали  слезами
изумления. - Все будет хорошо!
     Дикие вопли Стивена несколько  утихли,  словно  он  понял  сказанное.
Постепенно, пока Рик, прижимая к себе  ребенка,  укачивал  его,  наступила
тишина. Уровень воды не падал и не поднимался. Это  было  успокоение,  это
был мир.
     Стивен уже не кричал, а Рик уже не плакал.
     Не двигаясь, он постоял еще несколько минут. Стивен  уткнулся  ему  в
плечо и уснул, не ощущая, что из руки Рика, поддерживающей  его  крошечную
лысую головку, во многих местах сочилась кровь.
     Затем дверь над ними заскользила в сторону  и  голос  Розы  в  полном
ужасе произнес:
     - Загрязнение и коррозия, Рик! Что ты делаешь с бедным ребенком?!

     У доктора Джореги не было разрешения на  медицинскую  практику  среди
людей, но она промыла  его  порезы  и  забинтовала  руку.  У  нее  хватило
благоразумия и такта не сказать ему, какого дурака он  свалял  и  это  его
радовало. Он уже услышал достаточно от Розы, Дитера и Хлоу о том, что  ему
следовало бы знать (на самом деле он не  подвергался  никакой  опасности);
что ему следовало  бы  подумать  (разумнее  всего  было  ждать);  что  ему
следовало бы (ничего не делать).
     Поначалу его  ошеломило  их  отношение,  он  был  глубоко  обижен  их
обвинительным тоном. Потребовалось некоторое время, прежде чем  он  понял,
что они не имели ни малейшего представления о том, через  что  он  прошел.
Рик тщетно пытался объяснить им, что они умны "задним умом", и это дает им
преимущество, которого у него  не  было,  но  его  не  желали  слушать  и,
казалось, намеревались даже обвинить его в том, что подвал затопило просто
потому, что он был там, когда это случилось.
     Рик буквально кипел от  безысходности  и  раздражения.  Он  с  ужасом
обнаружил, что никто из них не имел  ни  малейшего  представления  о  том,
через что он прошел.  А  теперь  он  понял,  как  идиотски  выглядела  его
внешность и поведение любому, кто не перенес то, что досталось ему. Рик не
осмелился объяснить им, в каком ужасе был,  потому  что  знал,  что  будет
выглядеть смешным. Достаточно плохо  впадать  в  панику,  когда  (как  это
оказалось) паника не нужна, но пытаться объяснить, почему он запаниковал и
пытаться оправдать это, представляло все,  что  произошло,  еще  в  худшем
свете.
     Теперь, когда был вынесен вердикт, что  он  не  утонул  и  вообще  не
подвергался настоящей опасности, все его страдания были вообще не нужны.
     Все это было ужасно не справедливо, но ему не было что сказать в свою
защиту.
     Только мистер Мергетройд принес свои извинения, но даже они  не  были
удовлетворительными.
     - Все это непредсказуемо, - убеждал  он  их,  глядя  торжественно  на
Хлоу, точно все эти неприятности случились с ней, а не с Риком. - Тем-то и
неприятны подобные непредсказуемые  ситуации,  увы.  Новые  вирусы,  новые
симптомы. Извините, что у нас по-другому не получилось.
     - Означает ли это, что вам известно, что это  такое?  -  спросил  Рик
горько. - Или это все еще большой секрет?
     Мистер Мергетройд открыл рот, чтобы ответить, но остановился,  потому
что офицер Морусаки как раз появился из подвала.
     - Все о'кэй, - заявил он. - Уровень воды понижается. Дом сам обо всем
позаботится - через шесть часов пруд наполнится. Дерево отбросит всю грязь
и направит ее обратно в очистную цистерну. Корни отличные.  Он  ничего  не
смог с ними сделать. Вам понадобится, конечно, новый экран и  новый  набор
плат. Когда их установят, экран будет как новый.
     Рик чувствовал давление неодобрительных взглядов, но решил не считать
себя виновным.
     - А как насчет детской? - спросил он министра.
     - Мы нашли виновника, - жизнерадостно ответил Мергетройд.  -  Как  мы
говорили, беспокоиться не о чем. Через сорок  восемь  часов  все  будет  в
норме.
     - Тем временем, вмешалась доктор Джореги, - не пользуйтесь  системами
детской - основная система в полном порядке.
     Морусаки с улыбкой кивнул в знак согласия. В их поведении было что-то
необычайно раздражающее. Дело было не в том, что  они  тщательно  избегали
объяснений о найденном. Казалось, у каждого из них было  свое  собственное
удовлетворение от того, что они обнаружили. Рик взглянул на Розу, неохотно
державшую ребенка, и на Дитера. Он понял, они ощущают то же самое.
     - Думаю, мы имеем право получить  от  вас  объяснения,  -  сказал  он
доктору. - А вы так не считаете?
     Доктор взглянула на Морусаки, тот посмотрел на  мистера  Мергетройда,
лицо которого выражало сомнение.
     - Если мы в самом деле  стали  жертвами  нового  ужасного  гайанского
оружия, - с вызовом заявил Рик, - нам следует  объяснить,  даже  если  это
оружие не было направлено на нас.
     - Это совершенно не то, - сказал мистер Мергетройд живо. - Я  говорил
вам, что мой приход - это вопрос обычного порядка. Дело совсем не  в  том,
но мы живем в интересное время. Защита  Отечества  стала  кошмаром,  когда
кругом  полно  вирусов  органических  и  неорганических.  Мы  должны  быть
осторожны. Чумные войны не похожи на старые войны  металла.  Их  никто  не
объявляет, а само оружие очень тяжело обнаружить.
     - Но это же не чумная война? - заметила Роза.
     - Нет, - подтвердил мистер Мергетройд с явным удовольствием. - Это не
чумная война. Это нечто совсем другое. Не война, не терроризм... на  самом
деле это, скорее, созидание. Рождение нового вида природы. Один бог знает,
что из этого получится у гайанцев.
     - Вы уверены?.. - начал Морусаки, но Мергетройд остановил его жестом.
     - Нет никакой беды  в  том,  чтобы  объяснить  это,  -  сказал  он  с
небольшим вздохом, означавшим, что он бы предпочел, чтобы ему не  задавали
подобного вопроса. - Видите ли, имеется ряд сообщений о том,  что  созданы
новые правосторонние вирусы ДНК. Наверное, лучше будет сказать, что  новые
вирусы ДНК были разработаны, потому что мы считаем, что они  появились  от
мутации   хромосомных   остатков,   смещенных   из   ядер   клеток.   Были
предположения, что  парочка  наших  собственных  левосторонних  организмов
принимает  правосторонний  биохимический  аппарат   таким   образом,   что
становятся случайными гибридами. Начинается новая  фаза  эволюции...  Наши
искусственные технологии начинают производить свое собственное мутационное
наследство. Это чрезвычайно интересно, не так ли?
     - Но весь смысл создания артефактов из правосторонних ДНК  состоит  в
том, что у них иммунитет от болезней и гниения, - возразила Роза упрямо. -
Если они сами начали плодить свои болезни, то это ужасно.
     -  Я  же  говорил,  что  это  должно  быть  потенциальное  оружие,  -
удовлетворительно произнес Дитер. - То, что вы говорите, означает, что наш
дом - наш дом - случайно стал производить вирус-мутант, способный привести
в беспорядок половину собственности  на  Земле.  Так  вот  почему  вы  так
самодовольны. Будущая чумная война могла бы начаться уже  сегодня,  но  вы
считаете, что вы на один шаг впереди в гонке вооружений, не так ли?
     - Конечно нет, - возразил мистер Мергетройд.  -  Мы,  конечно,  нашли
правосторонний вирус и он  произошел  от  случайной  мутации,  но  это  не
является оружием судного дня. Если смотреть с этой точки  зрения,  то  это
всего лишь первые  маленькие  неприятности,  которые  будут  накапливаться
здесь,  там  и  повсюду.  В  наше  время  кругом   полно   правостороннего
структурного материала  и  появление  новых  вирусов  было  лишь  вопросом
времени.  Это   была   широко   открытая   экологическая   ниша,   которая
напрашивается для использования.
     - Гайанцам это не понравится, - сказал Рик, мстительно пытаясь  сбить
добродушный юмор мистера Мергетройда. - Все это придает новую окраску идее
о том, что технологии становятся неуправляемыми.
     - Наоборот, - сказала доктор Джореги,  закончившая  перевязывать  его
раны. - На это можно посмотреть с иной  стороны.  Матушка-природа  наносит
ответный удар, бросая нам вызов на пути установления абсолютного  порядка.
Ваш новехонький правосторонний вирус может  стать  героем  контр-революции
или скорее - контрэволюции. - Она усмехнулась своей  шутке,  которая  Рику
показалась неудачной, и никто не засмеялся ей.
     - Эй, - вмешался Дитер. - А что здесь касается нас? Я  имею  в  виду,
что это наш дом, мы должны запатентовать это или как?
     - Боюсь, нет, - произнес офицер Морусаки. - Нельзя получить патент на
случайный  продукт  мутации,  если   мутагенный   процесс   не   возбужден
специально.
     - А копия права на открытие, тогда? - поинтересовался Дитер. -  Разве
не мы это открыли?
     "Я открыл это, - подумал Рик, - а не мы."
     - Вы увидели больную розу, - сказал Мергетройд. - Нельзя сказать, что
вы открыли того невидимого червя, от которого она заболела. Честь открытия
принадлежит доктору Джореги, офицеру Морусаки и мне. Но если вам от  этого
будет лучше, есть способ, с помощью которого  вы  можете  получить  личную
выгоду от этого открытия, потому что мы здесь  находимся  как  официальные
представители. Ваш дом, вместе с нашими именами, будет упомянут в  сносках
в дюжине научных журналов и справочников, но никто из нас  не  получит  ни
пенни...
     - Кроме меня, - заметила доктор с сожалением. - Боюсь,  мне  придется
прислать вам счет за консультацию и лечение, а также, за новый экран, если
хотите, чтобы я этим занялась.
     Дитер переводил презрительный взгляд с мистера Мергетройда  на  Рика,
который  просто  смотрел  в   сторону,   специально   не   делая   никаких
комментариев.
     - Конечно, вам неприятно, - дружелюбно посочувствовал  Мергетройд.  -
Но так лучше всего смотреть на это дело: Это важный момент в истории жизни
на Земле - начало нового эволюционного периода -  и  он  начался  в  вашей
детской.
     Это что-то вроде чуда: прекрасный подарок провидения. Кто знает,  что
могут породить правосторонние ДНК с течением времени,  теперь,  когда  они
сделали первый шаг к независимости от формирующей руки  человека.  Давайте
поднимемся выше вопросов коммерции и сфокусируем наше внимание на этом.  У
вашей детской было неприятное время, ваш подвал  затопило...  но  все  это
было не то, что на самом деле произошло сегодня. На самом деле нечто новое
открылось миру... нечто по-настоящему новое и живое.
     Рик все еще был крайне зол на всех, руки его черт знает  как  болели,
но внезапно он понял, к чему клонит Мергетройд и осознал,  что  тот  прав.
Случилось нечто значительное на молекулярном уровне... нечто более важное,
чем раненная рука или приступ паники, который был или не был глупым.
     Чудо. Прекрасный подарок провидения.
     - А где сейчас вирус? - трезво спросил он. - Если вы хотите  вылечить
дом, как вы собираетесь сохранить вирус?
     Мистер Мергетройд открыл свой чемоданчик и вынул  оттуда  пластиковый
мешочек - очевидно, один из нескольких,  спрятанных  там.  В  запечатанном
мешочке была роза,  сорванная  со  стенки  в  детской.  Пока  еще  она  не
выглядела больной.
     Несколько мгновений все они смотрели на розу.
     Затем мистер Мергетройд положил ее обратно в чемоданчик, закрыл его и
направился к двери. Она открылась  перед  ним,  что  по-мнению  Рика  было
жалкой услужливостью. За ним ушли доктор и человек из Бюро Расследований.

     Когда они ушли, Роза подошла к Рику и сунула Стивена ему на колени.
     - Ну, - сказала она, - вот так-то. У  меня  консультация  через  пять
минут.
     - О, загрязнение, - сказала Хлоу. - Еще двадцать минут назад я должна
была сидеть в робошахтере...
     Дитер исчез, словно по-волшебству.
     Рику не стал сетовать, что остался один. Они абсолютно не поняли, что
он пережил, и это принижало значительность их присутствия. Хотя он все еще
чувствовал потребность излить кому-нибудь душу,  нуждался  в  ком-то,  кто
посочувствовал бы ему, Рик знал, что ни один из них не подходит  для  этой
роли.
     Стивен открыл глаза, моментально встретил взгляд Рика и  начал  ныть.
Родитель взглянул на ребенка и  у  него  совсем  упало  настроение.  Сорок
восемь часов, подумал он, вспомнив, что сказали проверяющие. Пройдет сорок
восемь часов, прежде чем можно будет  безопасно  пользоваться  детской,  а
пока...
     Он встал и пошел в кухню, чтобы взять бутылку и сосок. Все  это  было
немного из двадцать первого века, но Рик подумал, что если ему повезет, то
все получится. Ведь Стивен был достаточно голодным.
     Получилось. Выплюнув  сосок  один  раз,  малыш  смирился  и  принялся
сосать. Наступила тишина.
     Рик погладил голову ребенка забинтованной рукой  и  испытал  странное
ощущение.
     - Мы  и  в  самом  деле  попали  в  беду  там,  внизу,  -  сказал  он
успокаивающе. - Теперь, когда все в порядке на это  наплевать.  Я  пытался
спасти наши жизни, потому что был глубоко убежден, что нас надо спасать.
     Стивен даже не взглянул на него, но это не играло роли.
     - Ты-то понимаешь? - продолжал Рик. - Ты-то был там и  вопил  громче,
чем я. Ты знаешь, через что мы прошли. Знаешь, что я делал и  почему.  Это
наша тайна, малыш - твоя и моя. Мы-то понимаем.
     Рик начал говорить это просто, чтобы  что-то  сказать,  но  когда  он
произнес эти слова вслух, то понял, что они звучат  правильно  -  или,  по
крайней мере, почти правильно.
     Он был не один в подвале, и паниковал не только из-за себя, а  боялся
также и за ребенка. Именно из-за Стивена он дошел до предела.  Что  бы  ни
думали о нем его  партнеры-родители,  он  сделал  то,  что  ему  следовало
сделать и ему не нужно было ни перед кем извиняться.
     Стивен выплюнул сосок,  собрался  было  захныкать,  потом  заныть,  а
потом...
     Рик встал и понес ребенка с бутылкой в детскую, надеясь, что знакомая
обстановка успокоит его. Проверяющие забрали с десяток роз, но  оставались
еще сотни и ни одна из них не выглядела больной.
     - Гляди, - прошептал Рик в ухо ребенка. - Взгляни на  эти  прекрасные
розы. Все о'кэй.
     Он попытался засунуть сосок в рот  мальчику,  но  тот  сопротивлялся.
Стивен начал плакать, подбираясь к той ужасной ноте.
     - В конце дня, - продолжал Рик упрямо, - Мергетройд был прав,  а?  Мы
должны перестать думать об этом как о несчастье, а считать это началом, не
так ли? Сегодня здесь произошло чудо и мы с тобой его  видели.  И  за  это
должны  чувствовать  благодарность.  Мы  ведь  на   самом   деле   ощущаем
благодарность, не так ли?
     И опять он сказал это, чтобы просто сказать что-то и снова понял, что
слова были правильные. Когда Стивен начал  вопить  и  этот  вопль  пронзил
сердце Рика, он понял, что этот вопль не мог  бы  на  него  воздействовать
таким образом, если бы они не были связаны между собой какой-то  невидимой
нитью, если бы между  ними  не  было  какой-то  непонятной,  но  особенной
гармонии. Если взглянуть на это дело здраво, все  было  не  так.  В  конце
концов,  какой-то  злобный  червь  точил  его  душу,  но  это  было   лишь
подтверждением того, что они что-то значили друг для друга...  что  у  них
было взаимопонимание.
     Мягко, но настойчиво, несмотря на сопротивление ребенка,  Рик  всунул
ему сосок в рот.
     - Не торопись, сынок, - наставлял он  успокаивающе.  -  Не  торопись.
Вовсе не  нужно  спешить.  У  нас  впереди  вся  вечность,  если  она  нам
понадобится... вся вечность...
     И он взглянул на все эти прекрасные розы,  на  все  эти  яркие  розы,
которые, если за ними ухаживать с лаской и любовью, будут жить века.

                            ЛЮБОВНИК ЛЕДИ ВАМПИР

                                   Человек, который любит женщину-вампира,
                               может и не умереть молодым,  но  не  сможет
                               жить вечно.
                                                  (Валахианская пословица)

     Было тринадцатое июня в год Господа Нашего  1623.  Великая  Нормандия
лежала, зачарованная ранним теплом, и улицы Лондона купались  в  солнечных
лучах. Повсюду суетились людские толпы, а в порту разгружались  корабли  -
только сегодня их бросило якорь  целых  три.  Один  из  них,  "Фримартин",
прибыл из Мурского энклава и имел в трюмах товары из самого сердца Африки,
включая слоновую кость и шкуры экзотических животных. Ходили,  разумеется,
слухи и о более секретных и ценных вещах: драгоценных камнях и  магических
амулетах, но подобные слухи всегда сопровождали прибытие любого  судна  из
отдаленных частей света. Нищие и  уличные  мальчишки  стаями  собрались  у
причала, как и обычно, отзываясь на подобные перешептывания, и  не  давали
покоя любому моряку, столь же  страстно  желая  услышать  новости,  как  и
получить медную монету. Казалось, что не оживлены возбуждением только лица
на тех  головах,  что  торчали  насаженными  на  колья  над  Саутваркскими
воротами. Лондонский Тауэр, однако, стоял вполне равнодушным к этой суете,
а его высокие и неприступные башни казались с улиц такими далекими, словно
принадлежали совсем другому миру.
     Эдмунд  Кордери,  механик  при  дворе  архидюка   Жирарда,   наклонил
маленькое вогнутое зеркало в бронзовом устройстве, стоявшем на его рабочем
столе, ловя лучи послеполуденного солнца и  направляя  их  сквозь  систему
линз.
     Он повернулся и жестом велел своему сыну Ноэлю занять свое  место  на
табурете. - Скажи мне, все ли в порядке, -  устало  произнес  он.  -  Я  с
трудом могу сфокусировать свои глаза, не говоря уже об инструменте.
     Ноэль закрыл  левый  глаз  и  приложил  правый  к  микроскопу,  затем
повернул колесико, регулируя высоту площадки  для  образцов.  -  Настоящее
совершенство, - сказал он. - Что это такое?
     - Крылышко моли. - Эдмунд осмотрел  полированную  поверхность  стола,
проверяя,  готовы  ли  к  демонстрации  остальные  стеклянные   пластинки.
Предстоящий визит леди Кармиллы наполнял  его  сложным  чувством  тревоги,
которое он упорно  загонял  внутрь.  Даже  в  прежние  времена  она  редко
приходила в его лабораторию, но  если  он  увидит  ее  здесь  -  на  своей
собственной территории - это наверняка всколыхнет в его душе воспоминания,
до сих пор незатронутые теми короткими мгновениями, когда  ему  доводилось
видеть ее в доступных для публики частях Тауэра или на церемониях.
     - Пластинка с водой не готова, - показал пальцем Ноэль.
     Эдмунд покачал головой. -  Я  сделаю  свежий  образец,  когда  придет
время, - сказал он. - Живые существа хрупки, и мир в  капле  воды  слишком
легко уничтожить.
     Он посмотрел на дальний конец стола и переставил тигель, убрав его из
виду и поместив за рядом  банок.  Было  невозможно  -  да  и  не  нужно  -
поддерживать стол в опрятности, но он считал  это  важным  для  сохранения
хотя бы ощущения порядка и  контроля.  Не  давая  себе  поддаться  нервной
суетливости, он подошел к окну и стал смотреть  на  искрящуюся  от  солнца
Темзу и на странный серый блеск видневшихся внизу покатых  крыш  домов.  С
этой высокой смотровой точки люди казались крошечными; он  находился  даже
выше креста на шпиле церкви возле Кожаного рынка. Эдмунд не был  человеком
набожным, но внутреннее возбуждение,  требовавшее  выражения  в  действии,
оказалось  настолько  велико,  что  вид  креста  на  церкви  заставил  его
перекреститься, пробормотав ритуальную молитву. Едва проделав это, он  тут
же изругал себя за ребячество.
     Мне сорок четыре года, подумал он, и я механик. Я давно  уже  не  тот
мальчик, умилостивленный любовью леди,  и  для  этой  глупой  тревоги  нет
никаких причин.
     Но в этом внутреннем брюзжании он был осознанно несправедлив к  себе.
Тревожиться  его  заставлял  не  просто  тот  факт,  что  он  некогда  был
любовником Кармиллы. Были еще и микроскоп, и корабль из Мура. Он надеялся,
что по реакции леди сможет оценить, насколько  в  действительности  велики
основания для страха.
     Открылась дверь, и леди вошла. Полуобернувшись, она взмахом руки дала
понять слуге, что ему не надо заходить вслед за ней, и он вышел, закрыв за
собой дверь. Она осталась одна, без сопровождения друга или фаворита. Леди
осторожно прошла через комнату, немного приподняв подол  платья,  хотя  на
полу и не было пыли. Ее взгляд быстро  скользнул  из  стороны  в  сторону,
отметив полки, чаши и многочисленные инструменты механика. Для человека  с
улицы  обстановка  в  комнате  показалась  бы   угрожающей,   попахивающей
нечестивостью,  но  она   осталась   спокойной   и   уравновешенной.   Она
остановилась перед бронзовым инструментом, недавно собранным Эдмундом,  но
прежде  чем  начать  его  рассматривать,  подняла   глаза   и   пристально
всмотрелась в его лицо.
     - Ты хорошо выглядишь, мастер Кордери, - спокойно произнесла  она.  -
Но ты бледен. Теперь, когда в Нормандию пришло лето, ты не должен запирать
себя в этих комнатах.
     Эдмунд слегка поклонился, но выдержал ее  взгляд.  Она,  конечно  же,
совершенно не изменилась с тех пор, когда они были близки. Теперь ей  было
шестьсот лет - чуть меньше, чем архидюку  -  и  в  том,  что  касалось  ее
внешности, годы оказались бессильны. Цвет лица у нее был  намного  темнее,
чем у Эдмунда, глаза темно-карие, волосы иссиня-черные. Уже несколько  лет
он не стоял так близко к  ней,  и  в  его  памяти  невольно  всплыл  поток
воспоминаний. Для нее же все было по другому: волосы  его  поседели,  кожа
покрылась морщинами,  и  он,  должно  быть,  показался  ей  совсем  другим
человеком.  Тем  не  менее,  когда  он  встретился  с  ней  глазами,   ему
показалось, что и она кое-что припоминает, и не без нежности.
     -  Моя  госпожа,  -  довольно  уверенно  произнес  он,   -   осмелюсь
представить своего сына и ученика Ноэля.
     Ноэль склонился в более низком,  чем  отец,  поклоне  и  зарделся  от
смущения.
     Леди Кармилла одарила юношу улыбкой. - У него твоя внешность,  мастер
Кордери, - произнесла она небрежный комплимент, затем возвратила  внимание
инструменту.
     - Его создатель оказался прав? - спросила она.
     -  Да,  действительно,  -  ответил  Кордери.  -   Устройство   весьма
хитроумное. Я был бы счастлив познакомиться с человеком, его  придумавшим.
Тонкое изобретение - хотя оно подвергло суровой проверке мастерство  моего
шлифовальщика линз. Мне кажется, приложив побольше старания и  умения,  мы
смогли бы сделать его и получше. Этот - всего лишь грубый образец,  как  и
можно ожидать от первой попытки.
     Леди  Кармилла  уселась  на  скамью,  и  Эдмунд   показал   ей,   как
прикладывать глаз к инструменту и как настраивать фокусирующее колесико  и
зеркало. Она удивилась от зрелища увеличенного  крылышка  моли,  и  Эдмунд
показал ей всю серию подготовленных пластинок,  как  которых  были  другие
части телец насекомых и срезы стеблей и семян растений.
     - Мне нужны более острый нож и более твердая  рука,  моя  госпожа,  -
сказал он. - Прибор обнажает неуклюжесть, с какой я делал срезы.
     - О, нет, мастер Кордери,  -  вежливо  заверила  она.  -  Они  вполне
хороши. Но нам говорили, что можно увидеть и более интересные вещи.  Живых
существ, слишком мелких для обычного взора.
     Эдмунд извиняюще поклонился и объяснил ей способ  подготовки  водяных
слайдов, а потом на ее глазах сделал новый, взяв пипеткой  каплю  воды  из
банки, наполненной грязной речной водой. Потом он терпеливо  помогал  леди
перемещать пластинку, отыскивая в капле воды крошечные  существа,  которых
человеческий  глаз  не  в  силах  разглядеть.  Он  показал  ей   существо,
перетекающее с места на место, словно оно  само  было  полужидким,  и  еще
более мелких, перемещавшихся при помощи жгутиков. Она была захвачена  этим
зрелищем  и  некоторое  время  смотрела,  чуть-чуть  перемещая   пластинку
накрашенными ногтями.
     - Рассматривал ли ты другие жидкости? - спросила она наконец.
     - Какие именно? - переспросил он, хотя вопрос был для него совершенно
ясен и даже смутил.
     Она не была в настроении церемонно  обмениваться  с  ним  словами.  -
Кровь, мастер Кордери, - очень мягко произнесла она. Ее прошлое знакомство
с ним научило ее уважать его ум, и теперь он наполовину об этом жалел.
     - Кровь очень быстро сворачивается, - сказал Кордери.  -  Я  не  смог
подготовить образец удовлетворительного качества.  Это  потребует  особого
умения.
     - Наверняка потребует, - заметила она.
     - Ноэль сделал зарисовки многого из того,  что  мы  рассматривали,  -
сказал Эдмунд. - Не хотелось бы вам взглянуть на них?
     Она согласилась с переменой темы и дала понять, что желает посмотреть
рисунки. Она перешла к столу Ноэля и начала перебирать листы бумаги, время
от времени посматривая на мальчика и хваля его работу. Эдмунд стоял рядом,
вспоминая, как чувствителен был он когда-то к ее настроениям и желаниям, и
усиленно пытаясь догадаться, О чем она сейчас думает. Нечто,  скользнувшее
в одном из ее задумчивых взглядов на  Ноэля,  кольнуло  Эдмунда  внезапным
страхом, и все важные для него опасения мгновенно сменились тем, что могло
быть тревогой за сына или же просто ревностью. Он опять  выругал  себя  за
слабость.
     - Могу ли я забрать их, чтобы  показать  архидюку?  -  спросила  леди
Кармилла, обращаясь скорее к Ноэлю, чем к его отцу.  Мальчик  кивнул,  все
еще  слишком  смущенный,  чтобы  придумать  подходящий  ответ.  Она  взяла
отобранные рисунки и свернула их в свиток, потом встала и снова посмотрела
на Эдмунда.
     - Мы весьма заинтересовались аппаратом, - сообщила она. - Нам следует
тщательно поразмыслить, стоит ли предоставить тебе новых помощников,  дабы
умножались нужные знания и  умения.  Пока  же  можешь  вернуться  к  своей
обычной работе. Я пришлю кого-нибудь за инструментом, чтобы  архидюк  смог
рассмотреть его на досуге. Твой сын рисует очень  хорошо,  и  должен  быть
поощрен. Ты  и  он  можете  посетить  меня  в  моих  палатах  в  следующий
понедельник, мы будем обедать в семь часов, и ты сможешь рассказать мне  о
своих недавних работах.
     Эдмунд поклонился, высказывая согласие - это был, конечно же,  больше
приказ, чем приглашение. Он заторопился  к  двери,  собираясь  открыть  ее
перед ней, и когда она проходила мимо, они обменялись еще  одним  коротким
взглядом.
     Когда она ушла, ему показалось, будто внутри него  развернулась  туго
сжатая пружина, оставив ему чувство расслабленности  и  опустошенности,  и
теперь он с каким-то странным спокойствием и отрешенностью  задумался  над
возможностью - теперь более сильной - что его жизнь под угрозой.

     Когда вечерний полумрак растаял,  Эдмунд  зажег  на  скамье  одинокую
свечу и уселся, глядя на ее пламя и потягивая темное вино из фляги. Он  не
обернулся, когда в комнату вошел Ноэль, но когда мальчик пододвинул к нему
другой стул и сел рядом, предложил ему фляжку. Ноэль взял ее, но отхлебнул
довольно робко.
     - Я уже достаточно взрослый, чтобы пить? - сдержанно  поинтересовался
он.
     - Достаточно, - заверил его Эдмунд. - Но  помни  о  воздержанности  и
никогда не пей в одиночку. Традиционный отцовский совет, как мне кажется.
     Ноэль  наклонился  вперед  и   погладил   тонкими   пальцами   трубку
микроскопа.
     - Чего ты боишься? - спросил он.
     Эдмунд вздохнул. - Выходит, ты достаточно взрослый и для этого?
     - Мне кажется, тебе надо обо всем мне рассказать.
     Эдмунд посмотрел на бронзовый инструмент. - Было бы  лучше  сохранять
подобные вещи в глубокой тайне. Какой-то человек, механик, снедаемый,  как
я думаю, желанием  угодить  вампирам,  решил  блеснуть  своим  хитроумием.
Бездумно. И теперь все эти игры с линзами с неизбежностью вошли в моду.
     - Когда твое зрение начнет слабеть,  ты  будешь  рад  очкам,  заметил
Ноэль. - В любом случае, я не вижу в этой новой игрушке никакой опасности.
     Эдмунд улыбнулся. - Новые игрушки, - пробормотал он.  -  Часы,  чтобы
показывать  время,  мельницы,  чтобы  молоть  зерно,  линзы   для   помощи
человеческому зрению. Созданные людьми-мастерами  для  удовольствия  своих
хозяев. Мне кажется, нам полностью удалось доказать вампирам, насколько мы
умны - и сколько еще предстоит узнать по  сравнению  с  тем,  что  мы  уже
знаем.
     - Ты думаешь, вампиры начинают нас бояться?
     Эдмунд глотнул вина из фляги и снова протянул ее сыну.  -  Их  власть
опирается на страх и предрассудки, - тихо сказал он. Они живут долго, лишь
немного страдая от смертельных для нас болезней, и обладают  поразительной
способностью к регенерации. Но  они  не  бессмертны,  и  люди  несравненно
многочисленнее их. Страх  дает  им  безопасность,  но  страх  покоится  на
невежестве, и под маской высокомерности и презрения их гложет страх  того,
что может случиться, если  люди  утратят  сверхъестественное  благоговение
перед вампирами. Их очень трудно убить, но даже смерти они боятся  меньше,
чем этого.
     - Но ведь были восстания против власти вампиров. И всегда  восставшие
терпели поражение.
     Эдмунд кивнул, признавая довод.  -  В  Великой  Нормандии  живет  три
миллиона человек, - сказал он, - и меньше пяти  тысяч  вампиров.  Во  всей
империи Гаул всего сорок тысяч вампиров, и примерно столько же  в  империи
Бизантия. Не знаю, сколько их в ханстве Валахия и Китае, но  наверняка  не
очень много. В Африке один вампир приходится  на  три  или  четыре  тысячи
человек.  Если  люди  перестанут  видеть  в  них  демонов   и   полубогов,
непобедимые силы зла, их империя станет хрупкой. Века жизни каждого из них
дают им мудрость, но мне кажется, что долгожительство  пагубно  отражается
на созидательном мышлении - они учатся, но не  ИЗОБРЕТАЮТ.  Люди  остаются
истинными хозяевами искусств и наук сил, меняющих мир. Они пытались  взять
все под свой контроль - и обратить в свою пользу  -  но  это  до  сих  пор
остается занозой в их боку.
     - Но они обладают властью, - настойчиво сказал Ноэль. - Они ВАМПИРЫ.
     Эдмунд пожал плечами. - Их долголетие  реально,  и  сила  регенерации
тоже. Но разве их магия делает их такими? Я не знаю  наверняка,  какова  в
этом заслуга их песнопений и ритуалов, и не думаю, что даже ОНИ это  знают
- они цепляются за свои обряды, потому что не  могут  их  отбросить  -  но
какая сила превращает человека в вампира, не знает никто. Сила дьявола? Не
думаю. Я не верю в дьявола - мне кажется, это что-то  в  крови.  По-моему,
вампиризм может быть чем-то вроде болезни, но такой, что  делает  человека
сильнее, а не слабее, защищает его от смерти вместо того, чтобы убивать. И
если  дело  именно  в  ЭТОМ...  теперь  ты  понял,  почему  леди  Кармилла
спрашивала, смотрел ли я на кровь в микроскоп?
     Ноэль смотрел на инструмент секунд двадцать,  обдумывая  слова  отца,
потом рассмеялся.
     - Если бы мы ВСЕ смогли стать вампирами, - весело сказал  он,  -  нам
пришлось бы пить кровь друг у друга.
     Эдмунд не мог позволить себе подобной иронии. Для  него  возможности,
вытекающие из раскрытия секрета природы вампиров, были куда более близкими
и совершенно мрачными.
     - Неверно, что им НУЖНО пить людскую кровь, - сказал он сыну.  -  Они
не питаются ею. Она дает им... что-то вроде наслаждения,  непонятного  для
нас. И это часть мистики, делающей их столь  ужасными...  и  потому  столь
могущественными. - Он смутился и смолк. Он не знал, сколько известно Ноэлю
о его источниках информации. Он никогда не говорил  с  женой  о  днях  его
связи с леди Кармиллой, но невозможно оградить уши мальчика от  сплетен  и
слухов.
     Ноэль снова взял фляжку, и на этот раз сделал более долгий глоток.  -
Я слышал, - холодно произнес он, - что и люди тоже находят удовольствие...
когда пьют их кровь.
     - Нет, - спокойно ответил Эдмунд. - Это ложь. Если только не  считать
небольшого удовольствия  от  сознания  принесенной  жертвы.  Удовольствие,
которое получает мужчина от женщины-вампира, точно  такое  же,  как  и  от
женщины обычной. Возможно, для девушек, развлекающих вампиров-мужчин, дело
обстоит по другому, но я подозреваю, что тут  всего  лишь  возбуждение  от
надежды, что они сами могут стать вампирами.
     Ноэль смутился и наверняка оставил бы эту тему, но Эдмунд  неожиданно
понял, что сам не хочет прекращать разговор. У парня есть право знать все,
и как знать, вдруг когда-нибудь ему ПОТРЕБУЕТСЯ это знание.
     - Это не совсем правильно, -  поправил  себя  Эдмунд.  -  Когда  леди
Кармилла пробовала мою кровь, это приносило мне своеобразное удовольствие.
Мне это нравилось, потому что нравилось ЕЙ. Есть определенное  возбуждение
от того, что любишь женщину-вампира, и это непохоже на  любовь  с  обычной
женщиной... даже хотя шанс любовнику женщины-вампира самому стать вампиром
настолько ничтожен, что не стоит и упоминания.
     Ноэль покраснел, не зная,  как  реагировать  на  откровенность  отца.
Наконец он решил, что лучше всего  будет  изобразить  чисто  академический
интерес.
     - Почему женщин-вампиров намного больше, чем мужчин? - спросил он.
     - Никто точно не знает. По крайней мере, этого не знают люди. Я  могу
рассказать тебе то, во что верю сам, и что узнал из слухов  и  собственных
размышлений, но ты должен понимать, что об этом опасно  даже  думать,  тем
более говорить.
     Ноэль кивнул.
     - Вампиры держат свою историю в секрете, - сказал Эдмунд, и  пытаются
держать под своим контролем историю  людей,  но  то,  что  я  тебе  сейчас
расскажу, скорее всего правда. Вампиризм пришел на запад  Европы  в  пятом
веке, вместе с возглавляемыми вампиром ордами Атиллы. Атилла, должно быть,
хорошо знал, как создавать новых вампиров - он  обратил  Этиуса,  ставшего
правителем империи  Гаул,  и  Теодосия  II,  императора  Востока,  позднее
убитого. Большинство ныне живущих вампиров наверняка обращенные. Я слышал,
что у женщин-вампиров рождались дети-вампиры,  но  это  редчайшие  случаи.
Мужчины-вампир, кажется, намного менее мужественны по сравнению с обычными
мужчинами - говорят, они совокупляются очень  редко.  Тем  не  менее,  они
часто берут в супруги женщин,  которые  нередко  тоже  становятся  вампир.
Вампиры обычно утверждают, что это дар, сознательно высвобождаемый магией,
но я не уверен, что они умеют управлять этим процессом. Мне  кажется,  что
семя мужчины-вампира  содержит  какой-то  особый  вид  семян,  переносящий
вампиризм подобно тому, как семя мужчин  делает  женщин  беременными  -  и
столь же случайно. Вот почему мужчины - любовники  вампирш  не  становятся
вампирами.
     Ноэль обдумал сказанное и спросил:
     - Тогда откуда же берутся мужчины-вампиры?
     - Их обращают другие мужчины-вампиры, - ответил Эдмунд.  -  Так,  как
Атилла обратил Этиуса и Теодосия. - Он не стал пояснять, и лишь  подождал,
пока Ноэль осмыслит намек. На лице мальчика появилось отвращение, и теперь
Эдмунд не знал, радоваться ли ему, или огорчаться от того,  что  сын  смог
понять сказанное.
     - Поскольку подобное случается довольно редко, - продолжил Эдмунд,  -
вампирам  легко  делать  вид,  будто  они  обладают  какой-то  магией.  Но
некоторые женщины никогда не  беременеют,  хотя  годами  живут  со  своими
мужьями. Говорят, однако, что человек может также стать вампиром,  отведав
его крови - и если знает подходящее магическое заклинание. Подобные  слухи
вампиры недолюбливают и сулят ужасные кары тому, кто будет пойман за таким
экспериментом.  Дамы  при  нашем  дворе,  конечно  же,  по  большей  части
однократные любовницы архидюка и его кузенов. И невежливо будет размышлять
об обращении архидюка, хотя он, несомненно, знаком с Этиусом.
     Ноэль протянул руку ладонью  вниз  и  несколько  раз  провел  ей  над
пламенем свечи,  заставив  его  качнуться  из  стороны  в  сторону,  потом
посмотрел на микроскоп.
     - А ты СМОТРЕЛ на кровь? - спросил он.
     - Смотрел, - ответил Эдмунд. - И на семя. На человеческие, конечно.
     - И что?
     Эдмунд покачал головой. - Жидкости эти явно неоднородные, сказал  он,
- но инструмент недостаточно хорош для настоящего детального рассмотрения.
Там  есть  маленькие  корпускулы  -  те,  что  в  семени   имеют   длинные
извивающиеся хвостики - но есть еще много... гораздо больше...  того,  что
следовало бы рассмотреть, будь у меня возможность.  Но  завтра  инструмент
заберут. И вряд ли у меня появится шанс сделать другой.
     - Но ведь тебе не угрожает никакая опасность! Ты  важный  человек,  и
твоя лояльность никогда не подвергалась сомнению. Люди думают,  что  ты  и
сам почти что вампир. Черный маг. Девушки на кухне боятся меня, потому что
я твой сын, и даже крестятся, завидев меня.
     Эдмунд горько усмехнулся. - Не сомневаюсь, что они подозревают меня в
сношениях с дьяволом и избегают  моего  взгляда,  опасаясь  сглаза.  Но  к
вампирам это не имеет никакого отношения. Для них я всего лишь человек,  и
как бы они ни ценили мое умение, они  убьют  меня,  не  задумываясь,  если
заподозрят, что я обладаю опасными знаниями.
     Ноэль явно встревожился. - А разве...  -  Он  умолк,  но  понял,  что
Эдмунд хочет услышать вопрос, и после короткой паузы закончил:  -  А  леди
Кармилла... разве она...
     - Не защитит меня? - Эдмунд покачал головой. - Нет, даже если бы я  и
сейчас был ее фаворитом. Лояльность вампира принадлежит вампирам.
     - Она была когда-то человеком.
     - Это не в счет. Она пробыла вампиром шестьсот лет, но  будь  она  не
старше меня, разницы не было бы никакой.
     - Но... она любит тебя?
     - По-своему, - печально сказал Эдмунд. - По-своему. -  Он  встал,  не
испытывая больше настойчивого  желания  помочь  сыну  понять.  Есть  вещи,
которые мальчик может постигнуть только сам, а может не понять и  никогда.
Он взял поднос со свечой и зашагал к двери, заслоняя  пламя  рукой.  Ноэль
последовал за ним, оставив на столе пустую флягу.

     Эдмунд вышел из цитадели через так называемые "Ворота  предателей"  и
перешел Темзу по Тауэрскому мосту. Дома на мосту были погружены  во  мрак,
но по нему хоть и изредка, но проходили люди и проезжали повозки - даже  в
два часа ночи деловая жизнь большого города не  замирала  полностью.  Ночь
была пасмурная, и на город начала опускаться легкая  дымка.  Некоторые  из
масляных фонарей, предназначенных  постоянно  освещать  мост,  погасли,  а
фонарщика поблизости не виднелось. Но Эдмунд не возражал против темноты.
     Еще не дойдя до южного берега он понял, что за ним по  пятам  следуют
двое и начал слегка прихрамывать, создавая у них впечатление, будто за ним
легко будет проследить. Добравшись  же  до  лабиринта  улочек,  окружающих
Кожаный рынок, он резко прибавил шагу. Он достаточно хорошо знал  путаницу
грязных улиц, потому что жил здесь ребенком. И именно  здесь,  поступив  в
ученики  к  местному  часовщику,  он  приобрел  то  умение  обращаться   с
инструментом,   которое   случайно   привлекло   к   нему   внимание   его
предшественника и открыло перед ним дорогу к богатству и известности.  Его
брат и сестра до сих пор жили и работали в этой же округе, но он виделся с
ними очень редко. Никто из  них  не  был  рад  иметь  брата  с  репутацией
колдуна, к тому же они так и не простили ему связь с леди Кармиллой.
     Он осторожно выбирал себе дорогу среди куч мусора в темных переулках,
не обращая внимания на роющихся  в  отбросах  крыс.  Руки  его  лежали  на
рукоятке  прицепленного  к  поясу  кинжала,  но  ему  не  было  нужды  его
вытаскивать. Беззвездная ночь  была  непроницаемо  темна,  лишь  в  редких
окошках теплился отсвет свечи, но он шагал уверенно, лишь изредка  касаясь
знакомых стен.
     Наконец он добрался до маленькой дверцы, расположенной на три ступени
ниже улицы, и быстро постучал в нее, сперва три раза, потом еще два. После
долгой паузы дверь подалась  под  его  пальцами,  и  он  торопливо  шагнул
внутрь. Лишь услышав щелчок закрываемой двери он понял, в каком напряжении
находился.
     Он подождал, пока зажгут свечу.
     Появившийся свет высветил худое  лицо,  раздраженное  и  морщинистое,
выцветшие глаза и  спутанные  седые  волосы,  небрежно  прикрытые  льняным
капором.
     - Да пребудет с тобой Господь, - прошептал он.
     - И с тобой, Эдмунд Кордери, - прохрипела в ответ старуха.
     Он нахмурился, услышав свое имя - это  было  сознательным  нарушением
этикета, слабым и бессмысленным жестом независимости. Она не  любила  его,
хотя он всегда был по меньшей мере добр к ней. Она не боялась его, подобно
многим другим, но считала меченым. Уже почти двадцать  лет  их  объединяло
общее дело Братства, но она до сих пор не доверяла ему полностью.
     Она провела его  во  внутреннюю  комнату  и  вышла,  предоставив  ему
возможность самому улаживать все дела.
     Из тени в углу вышел незнакомец. Он был невысок, коренаст и лыс,  лет
шестидесяти на вид. Он перекрестился особым образом,  Эдмунд  ответил  ему
тем же.
     - Я Кордери, - сказал он.
     - За вами следили? - В голосе старика прозвучали почтение и страх.
     - Да, но не до этого места. За мной шли от Тауэра, но я легко от  них
избавился.
     - Это скверно.
     - Возможно, но это уже другой вопрос, и к нашему делу он отношения не
имеет. Для вас опасности нет. У вас есть то, что я просил?
     Старик неуверенно кивнул. - Мои хозяева встревожены, - сказал  он.  -
Они просили передать вам, что не хотят, чтобы  вы  рисковали.  Вы  слишком
ценны, чтобы подвергать себя опасности.
     - Я уже в опасности. События опережают нас. Но в любом случае это  не
твоя забота, и не твоих... хозяев. Решать буду я сам.
     Старик покачал головой,  но  это  был  скорее  жест  покорности,  чем
отрицания. Из того же темного угла, в котором  он  дожидался  Эдмунда,  он
что-то вытащил из-под стула. Это оказался большой, обтянутый  кожей  ящик.
Вдоль его длинной стенки  шел  ряд  небольших  отверстий,  а  доносившееся
изнутри царапание подтверждало присутствие в нем живых существ.
     - Все сделано точно по моим указаниям? - спросил Эдмунд.
     Коротышка кивнул, потом с опаской опустил ладонь на руку механика.  -
Не открывайте его, сэр, умоляю вас. Не здесь.
     - Бояться нечего, - заверил его Эдмунд.
     - Вы не были в Африке, сэр, а я там побывал. Поверьте мне, там боятся
ВСЕ - и не только люди. Говорят, вампиры тоже от этого умирают.
     - Да, знаю, - рассеянно отозвался Эдмунд, стряхнул напрягшуюся ладонь
старика и развязал скрепляющие ящик  тесемки,  потом  приподнял  крышку  -
совсем немного, чтобы внутрь попал свет  и  позволил  разглядеть  то,  что
внутри.
     В ящике оказались  две  большие  серые  крысы,  тут  же  прикрывшиеся
лапками от света.
     - Простите за дерзость, сэр, -  после  неуверенного  молчания  сказал
коротышка, - но мне кажется, вы не сознаете полностью, что именно у вас  в
руках. Я видел города Западной Африки - я был и в Корунне,  и  в  Марселе.
Там  вспоминают  уже  прошедшие  эпидемии  чумы,  и  их   снова   начинают
преследовать эти кошмары. Сэр, если подобное обрушится на Лондон...
     Эдмунд приподнял ящик, оценивая его вес, и решил, что сможет  донести
его без особых усилий. - Это не твоя забота, - сказал  он.  -  Забудь  обо
всем, что сделано. Я свяжусь с твоими хозяевами. Теперь груз в моих руках.
     - Простите меня, - сказал старик, -  но  я  должен  это  сказать.  Мы
ничего не обретем, уничтожив вампиров, если при  этом  уничтожим  и  себя.
Неужели  вам  будет  не  жаль  смести  половину  Европы,  напав  на  наших
угнетателей?
     Эдмунд холодно уставился на коротышку. - Ты слишком много болтаешь, -
сказал он. - ЧЕРЕСЧУР много.
     - Прошу прощения, сэр.
     Эдмунд на мгновение задумался, не ободрить ли  посланника  словами  о
том, что понимает его встревоженность, но он уже давно усвоил,  что  когда
затрагиваются дела  Братства,  лучше  всего  говорить  как  можно  меньше.
Никогда нельзя знать заранее, когда этот человек снова заговорит  об  этом
деле, или с кем, или в связи с чем.
     Механик  поднял  ящик  и  перехватил  его  поудобнее.  Крысы   внутри
зашевелились,  царапая  пол  коготками.  Свободной  рукой   Эдмунд   опять
перекрестился.
     -  Господь  да  пойдет  с  тобой,  -  сказал  посланник  с  тревожной
искренностью.
     - И с духом твоим, - монотонно отозвался Эдмунд.
     Потом он ушел, не задержавшись даже для  символического  прощания  со
старухой. Пронести свою ношу тайком  обратно  в  Тауэр  ему  не  составило
труда. Стражник одних из ворот давно уже совершенствовался в искусстве  не
замечать происходящего.

     Когда наступил понедельник,  Эдмунд  и  Ноэль  пришли  в  покои  леди
Кармиллы. Ноэль никогда прежде не бывал в таких апартаментах, и все вокруг
вызывало  его  изумление.  Эдмунд  наблюдал  реакцию  мальчика  на  ковры,
настенные украшения, зеркала и орнаменты, и  невольно  вспомнил,  как  САМ
впервые входил в эти покои. Здесь ничто с тех пор не изменилось, и  каждый
предмет тревожил и оттачивал его поблекшие воспоминания.
     Более молодые и пристрастные к новизне вампиры имели склонность часто
менять окружающую  их  обстановку,  словно  боялись  перспективы  остаться
неизменными самим. Леди Кармилла давно  оставила  позади  эту  фазу  своей
карьеры. Она свыклась с неизменностью и перенесла это  отношение  на  мир,
допускающий скуку и однообразие. Она приспособила себя  е  новой  эстетике
существования, в то  время  как  ее  личное  пространство  превратилось  в
расширение ее собственной вечной неизменности, а  все  новое  ограничилось
тщательно  контролируемыми  сторонами  ее  жизни  -  включая  нерегулярный
перенос эротических привязанностей от одного любовника к другому.
     Изобильность стола госпожи  стала  для  Ноэля  еще  одним  источником
удивления. Он мог заранее представить себе  серебряные  тарелки  и  вилки,
хрустальные бокалы и резные графины с вином.  Но  щедрость,  с  какой  был
накрыт стол всего для троих обедающих - с явным избытком -  явно  потрясла
его. Он всегда знал, что принадлежит к привилегированной элите, и  что  по
стандартам большого мира мастер  Кордери  и  его  семья  питаются  хорошо,
поэтому осознание, какая пропасть отделяет его от частного  мира  реальной
аристократии с неизбежностью ошеломило его.
     Эдмунд с большой тщательностью  подбирал  свой  костюм,  одеваясь  на
обед, и извлекал из  шкафа  одежду,  которую  не  надевал  много  лет.  На
официальных церемониях он всегда предпочитал играть роль механика и потому
одевался  соответственно,   поддерживая   это   представлению   в   глазах
присутствующих. Он никогда не появлялся в облике  придворного,  но  всегда
как функционер. Теперь же, однако, он разыгрывал роль, в которой Ноэль его
никогда не видел, и хотя мальчик не имел представления о  тонкостях  игры,
которую вел отец, он ясно понимал, что что-то происходит. Но  несмотря  на
это, он ехидно прошелся  по  поводу  однообразия  и  унылости  костюма,  в
который отец заставил облачиться ЕГО.
     Эдмунд ел и пил скупо, с удовлетворением отмечая, что Ноэль поступает
так же, выполняя инструкции отца несмотря на  искушения  обильного  стола.
Некоторое время леди обменивалась в разговоре с ним  вежливыми  пустяками,
но достаточно быстро - по ее стандартам - перешла к настоящему делу.
     - Мой кузен Жирард, - сказала  она  Эдмунду,  -  весьма  удовлетворен
твоим хитроумным устройством. Он нашел его очень интересным.
     - Тогда я буду рад преподнести его ему в дар, - ответил Эдмунд.  -  И
столь же рад изготовить еще одно, дабы подарить его вашей светлости.
     - У нас нет такого желания, - холодно заметила она. - Кроме  того,  у
нас другие планы. Архидюк и его сенешали уже  обсудили  некоторые  задачи,
которые ты можешь  выполнить  с  выгодой  для  себя.  Не  сомневаюсь,  что
подробные инструкции на этот счет тебе будут переданы в ближайшее время.
     - Благодарю вас, моя госпожа, - отозвался Эдмунд.
     - Придворным дамам понравились рисунки, которые я  им  показывала,  -
сказала леди Кармилла, переводя взгляд на Ноэля. Их просто поразило, что в
пригоршне воды из Темзы могут обитать тысячи крошечных  живых  существ.  А
как ты думаешь, могут ли и  в  наших  телах  жить  бесчисленные  невидимые
насекомые?
     Ноэль открыл рот, собираясь ответить, потому  что  вопрос  был  задан
ему, но Эдмунд плавно прервал его.
     - Есть существа, которые могут жить на наших телах, -  сказал  он,  -
червячки,  которые  могут  жить  внутри  них.   Говорят,   что   макрокосм
воспроизводит сущность микрокосма человеческих существ.  Возможно,  внутри
нас  есть  свой  маленький  микрокосм,  в  котором  наша   природа   снова
воспроизводится в неисчислимо более мелком масштабе. Я читал...
     - А я читала, мастер Кордери, - перебила она, - что поражающие  людей
болезни могут переноситься от одной персоны к другой через этих  маленьких
существ.
     - Мысль о том, что болезни передаются от одного  человека  к  другому
через крошечные семена, зародилась еще в античности, ответил Эдмунд, -  но
я не знаю, как можно распознать эти семена, и по-моему  маловероятно,  что
увиденные нами существа, обитающие в речной воде, могли ими быть.
     - Но все равно очень тревожит та мысль, - продолжила  она,  что  наши
тела могут населять существа, о которых мы ничего не знаем, и что с каждым
вдохом мы можем вносить в себя семена всех видов изменений, слишком мелкие
для того, чтобы их увидеть или почувствовать. Сама мысль об этом беспокоит
меня.
     - Но вам не о чем беспокоиться,  -  запротестовал  Эдмунд.  -  Семена
разрушения пускают корни в человеческой плоти, но ваша неуязвима.
     - Ты знаешь, что это не так, мастер Кордери, - спокойно сказала  она.
- Ты сам видел меня больной.
     - То была оспа, убившая многих  людей,  моя  госпожа  -  но  вам  она
принесла лишь легкую лихорадку.
     - К нам поступили сообщения  из  Бизантийской  империи,  а  также  из
Мурского энклава, что в Африке разразилась чума,  достигшая  теперь  южных
областей империи Гаул. Говорят, что эта  чума  почти  не  делает  различий
между человеком и вампиром.
     - Это лишь слухи, моя госпожа, - успокаивающе произнес Эдмунд.  -  Вы
ведь знаете, как искажаются новости при передаче.
     Леди Кармилла снова повернулась к Ноэлю и на этот  раз  обратилась  к
нему по имени, чтобы  у  Эдмунда  не  оказалось  возможности  узурпировать
привилегию ответа.
     - Ты боишься меня, Ноэль?
     Мальчик смутился и слегка запнулся перед ответом: - Нет.
     - Ты не должен мне лгать, - сказала она. - Ты  БОИШЬСЯ  меня,  потому
что я вампир. Мастер Кордери скептик, и  должно  быть,  сказал  тебе,  что
вампиры  обладают  меньшей  магией,  чем  им  обычно  приписывают,  но  он
наверняка также сказал, что я могу причинить тебе вред, если  пожелаю.  Ты
хотел бы сам стать вампиром, Ноэль?
     Ноэль, все еще смущенный словами леди Кармилла, ответил не сразу,  но
в конце концов сказал: - Да, хотел бы.
     - Разумеется, хотел бы, - промурлыкала  она.  -  Все  люди  стали  бы
вампирами, предоставь им такую возможность, что бы они  там  ни  говорили,
преклоняя колени в церкви. И люди МОГУТ стать вампирами, приобретая вместе
с этим даром бессмертие. Именно поэтому мы всегда наслаждались лояльностью
и  преданностью  наших  многочисленных  подданных-людей.  И  мы  всегда  в
какой-то   мере   вознаграждали   эту   преданность.    Немногие    смогли
присоединиться к нам, но большинство людей наслаждались веками  порядка  и
стабильности. Вампиры спасли  Европу  от  Темных  Веков,  и  пока  вампиры
правят, варваризм всегда будет под контролем.  Наше  правление  не  всегда
было добрым, потому что мы не терпим неповиновения, но  альтернатива  была
бы гораздо хуже. И даже после всего этого  находятся  люди,  желающие  нас
уничтожить. Ты знаешь об этом?
     Ноэль не знал, что ей ответить, и потому просто сидел, не сводя с нее
глаз и дожидаясь продолжения ее  слов.  Казалось,  его  неловкость  слегка
вывела Кармиллу из себя, и Эдмунд сознательно позволил  паузе  затянуться.
Он увидел для себя определенное преимущество,  позволив  Ноэлю  произвести
неважное впечатление.
     - Есть некая организация бунтовщиков, - продолжила леди  Кармилла,  -
тайное  общество,   в   тщеславии   своем   решившем   обнаружить   секрет
возникновения  вампиров.   Они   выдвигают   идею   сделать   всех   людей
бессмертными, но это ложь, глупость. Члены этого братства ищут власти  для
себя.
     Госпожа сделала паузу, велев сменить блюда и принести  другого  вина.
Ее взгляд переходил со смущенного мальчика на уверенного в себе отца.
     - Лояльность вашей семьи, конечно же,  не  подвергается  сомнению,  -
продолжила она наконец. Никто не понимает механизм работы  общества  лучше
механика. Кому, как не ему знать, как должны быть  сбалансированы  силы  и
как различные части машины должны взаимодействовать  и  поддерживать  друг
друга. Мастеру Кордери хорошо известно, насколько ум правителей напоминает
ум часовщиков, верно?
     - Воистину так, моя госпожа, - ответил Эдмунд.
     - Может найтись способ, = произнесла она странно отдаленным тоном,  -
при помощи которого хороший механик может заслужить обращение в вампиризм.
     Эдмунд был достаточно умен,  чтобы  не  истолковывать  ее  слова  как
предложение или обещание. Он отпил глоток нового вина.
     - Моя госпожа, есть некоторые проблемы, которые нам  хорошо  было  бы
обсудить наедине. Могу ли я отослать своего сына в его комнату?
     Глаза леди Кармиллы едва заметно прищурились,  но  изящные  черты  ее
лица почти не изменились. Эдмунд затаил дыхание, зная, что  навязывает  ей
решение, которое она не намеревалась выполнить так скоро.
     - Бедный мальчик еще не совсем наелся, - сказала она.
     - По-моему, он съел достаточно, -  возразил  Эдмунд.  Ноэль  не  стал
возражать, и после короткой паузы  леди  кивком  головы  дала  разрешение.
Эдмунд попросил Ноэля уйти, и когда  он  вышел,  леди  Кармилла  встала  и
перешла из столовой во внутренние покои. Эдмунд последовал за ней.
     - Ты оказался нетерпелив, мастер Кордери.
     - Я не смог совладать с  собой,  моя  госпожа.  Здесь  слишком  много
воспоминаний.
     - Если я пожелаю, - сказала она, - мальчик будет мой. Ты ведь  знаешь
это, верно?
     Эдмунд поклонился.
     - Я пригласила тебя сегодня не для того,  чтобы  ты  стал  свидетелем
обольщения своего сына. Ты и сам не думал, что я этим займусь. Тот вопрос,
что ты хотел со мной обсудить - он касается науки или предательства?
     - Науки, моя госпожа. Как вы сами сказали, моя лояльность не подлежит
сомнению.
     Кармилла улеглась на кушетку и жестом велела Эдмунду  сесть  на  стул
поблизости. Они находились в алькове ее спальни, и воздух здесь был сладок
от ароматов косметики.
     - Говори, - велела она.
     - Я полагаю, что  архидюк  опасается  того,  что  может  открыть  мое
маленькое устройство, - сказал он. - Он  боится,  что  оно  откроет  глазу
семена, переносящие вампиризм от одной личности  к  другой,  равно  как  и
семена, переносящие болезни. Я думаю, что человек, придумавший инструмент,
уже наверняка казнен, но думаю также, что вам достаточно хорошо  известно,
что однажды сделанное открытие обязательно будет сделано нова и снова.  Вы
не уверены в том, какие действия  лучше  всего  послужат  вашим  планам  и
замыслам, потому что не знаете,  откуда  может  прийти  наибольшая  угроза
вашему   правлению.   Существует   Братство,   посвятившее   себя   вашему
уничтожению, есть чума в Африке, от которой могут умереть даже вампиры,  а
теперь и новое  зрение,  делающее  видимым  то,  что  ранее  скрывалось  в
невидимости. Хотите выслушать мой совет, леди Кармилла?
     - А у тебя ЕСТЬ совет, Эдмунд?
     - Да. Не пытайтесь контролировать террором и преследованиями то,  что
уже произошло. Если вы позволите своему правлению  быть  жестоким  СЕЙЧАС,
как это случалось и раньше, то тем самым вы откроете путь  к  уничтожению.
Проводя свою власть мягко, вы сможете прожить еще  столетия,  но  если  вы
нанесете удар... ваши враги нанесут ответный.
     Леди  Кармилла  откинула  голову  назад,  глядя  в   потолок,   потом
рассмеялась коротким смешком.
     - Я не могу передать подобный совет архидюку, -  спокойно  произнесла
она.
     - Я так не считаю, моя госпожа, - еще спокойнее возразил Эдмунд.
     У вас, людей, свое бессмертие, - пожаловалась она. - Его обещает  вам
ваша вера, и вы все это подтверждаете. Вера говорит вам, что вы не  должны
завидовать нашему бессмертию, и мы всего лишь соглашаемся  с  вами,  столь
ревниво его охраняя. Вы ждете счастья от  своего  Христа,  а  не  от  нас.
Думаю, вы достаточно хорошо знаете, что мы не  можем  обратить  весь  мир,
даже если бы пожелали. Наша магия такова, что может быть использована лишь
выборочно. Ты огорчен тем, что она не была  предложена  тебе?  Ты  обижен?
Неужели ты становишься нашим врагом лишь потому, что не смог  стать  одним
из нас?
     - Вам нечего опасаться меня, моя госпожа, - солгал он и добавил,  сам
не зная, правду он говорит, или ложь. - Я преданно любил вас. И  люблю  до
сих пор.
     Она села и протянула руку, словно желая погладить его щеку,  хотя  он
сидел гораздо дальше от нее, чем на расстоянии вытянутой руки.
     - Вот что я  сказала  архидюку,  -  произнесла  она,  -  когда  он  в
разговоре со мной предположил, что ты можешь быть предателем. Я  пообещала
ему, что в своих  покоях  смогу  проверить  твою  верность  гораздо  более
тонкими способами, чем его офицеры в своих. Не думаю, что ты  смог  ввести
меня в заблуждение, Эдмунд. Это правда?
     - Да, моя госпожа, - ответил он.
     - К утру, - с нежностью произнесла она, - я узнаю, предатель ты,  или
нет.
     - Узнаете, - заверил он. - Узнаете, моя госпожа.

     Он проснулся рядом с ней с пересохшим ртом и  пылающим  лбом.  Он  не
потел - наоборот, он испытывал ощущение обезвоженности, словно из всех его
органов высосали влагу. Голова раскалывалась от  боли,  а  лучи  утреннего
солнца, лившиеся в неприкрытые ставнями окна, до боли слепили глаза.
     Он заворочался и устроился на кровати полусидя, сбросил в  обнаженной
груди покрывало.
     "ТАК БЫСТРО!" - подумал он. Он  никак  не  ожидал,  что  болезнь  так
быстро скрутит его, но с удивлением обнаружил, что  его  реакцией  на  нее
стало скорее облегчение, чем страх или  сожаление.  Он  с  трудом  собирал
расползающиеся мысли, и с каким-то извращенным удовольствием воспринял то,
в чем не нуждался.
     Он посмотрел вниз на  надрезы,  которые  она  сделала  на  его  груди
маленьким  серебряным  ножом.  Они  были  свежие  и  красные,  и   странно
контрастировали с бледными шрамами, в частом перекрещении которых была  до
сих пор выгравирована  история  непозабытой  страсти.  Он  легко  коснулся
пальцами новых ран и вздрогнул от резкой боли.
     Тут она проснулась и увидела, как он разглядывает ранки.
     - Тебе не хватает ножа? - сонно спросила она. -  Ты  голоден  по  его
прикосновению?
     Теперь уже не было нужды лгать,  и  от  осознания  этого  он  испытал
восхитительное чувство свободы.  С  какой  радостью  он  теперь,  наконец,
смотрел на нее, полностью обнаженный как в мыслях, так и во плоти.
     - Да, моя госпожа, - ответил  он  слегка  охрипшим  голосом.  Мне  не
хватает ножа. Его прикосновение... снова воспламеняет огонь в моей душе.
     Она  снова  закрыла  глаза,  позволяя  себе  медленно  проснуться,  и
рассмеялась. - Иногда  бывает  так  приятно  возвращаться  к  полузабытому
прошлому.  Ты  даже  не  представляешь,  как   какой-нибудь   ВКУС   может
расшевелить воспоминания. И в этом смысле я рада видеть тебя снова. Я  уже
привыкла видеть в тебе серого механика. Но сейчас...
     Он рассмеялся, столь же коротко, как и она, но смех обернулся кашлем,
и нечто в этом звуке навело ее на подозрение, что все  идет  не  так,  как
должно быть. Она открыла глаза, приподняла голову и повернулась к нему.
     - Но, Эдмунд, - воскликнула она, - ты бледен, как смерть!
     Она протянула руку, коснулась его щеки и тут же отдернула ее,  словно
щека оказалась неожиданно горячей и сухой. По  ее  лицу  разлился  румянец
недоумения. Он взял ее за руку, глядя ей прямо в глаза.
     - Эдмунд, - тихо спросила она, - Что ты сделал?
     - Я не до конца уверен, - ответил он, - и не  доживу,  чтобы  в  этом
убедиться, но я попытался убить тебя, моя госпожа.
     Он с удовлетворением увидел, как удивленно дернулся  ее  рот,  как  в
выражении ее глаз смешиваются неверие и тревога. Она  не  стала  звать  на
помощь.
     - Чушь, - прошептала она.
     - Возможно, - признал он. - Возможно, такая же чушь, как и то, о  чем
мы вчера говорили. Чушь о предательстве.  Почему  ты  велела  мне  сделать
микроскоп, моя госпожа, зная при этом, что позволив мне узнать о  подобном
секрете, ты тем самым подписала мне смертный приговор?
     - О, Эдмунд, - сказал она со вздохом. - Неужели ты думаешь,  что  это
была моя идея? Я пыталась защитить тебя, Эдмунд, от страхов  и  подозрений
Жирарда. И я  передала  тебе  его  приказ  лишь  потому,  что  была  твоей
защитницей. Что ты сделал, Эдмунд?
     Он начал отвечать, но его слова утонули в приступе кашля.
     Она села, выпрямившись, высвободила руку из его ослабевших пальцев  и
пристально посмотрела на него, утонувшего в подушке.
     - Ответь мне, ради  любви  Господней!  -  воскликнула  она  столь  же
испуганно, как и любой искренне верующий. - Это чума... чума из Африки!
     Он попытался подтвердить ее подозрение,  но  смог  сделать  это  лишь
кивком головы - после приступа кашля ему не хватало воздуха.
     - Но ведь "Фримартин" простоял возле берега Эссекса полных две недели
карантина, - запротестовала она. - На борту не было и следов чумы.
     - Болезнь убивает людей, - хрипло прошептал  Эдмунд,  -  но  животные
переносят ее в крови, и не умирают.
     - Ты не можешь этого знать!
     Эдмунд смог коротко рассмеяться. - Моя госпожа, - сказал он, - я член
того самого Братства, которое интересует все, что  может  убить  вампиров.
Информация пришла ко мне уже давно, и я смог организовать доставку крыс  -
хотя заказывая их, я и не помышлял использовать их  так,  как  только  что
сделал. Но недавние события... - Он снова был вынужден остановиться, не  в
силах набрать в грудь достаточно воздуха,  чтобы  поддержать  даже  слабый
шепот.
     Леди Кармилла  коснулась  рукой  горла  и  сглотнула,  словно  ожидая
почувствовать доказательства того, что заражена.
     - И ты уничтожишь меня, Эдмунд? - спросила она, все еще  не  в  силах
поверить его словам.
     - Я уничтожу все вас, - ответил он. - Я вызову  на  свет  катастрофу,
переверну мир вверх ногами, но покончу с вашим правлением... Мы  не  можем
позволить вам душить даже знания ради вечного  сохранения  вашей  империи.
Порядок нужно отыскивать внутри хаоса, и хаос настал, моя госпожа.
     Когда она попыталась встать с постели, он  протянул  руку,  удерживая
ее, и хотя в нем уже не оставалось сил, она позволили себя задержать.  Она
села, покрывало скользнуло вниз, обнажив груди.
     - Твой сын умрет, мастер Кордери, - сказала она, - И его мать тоже.
     - Они уже скрылись. Прямо  из-за  вашего  стола  Ноэль  отправился  в
тайное убежище общества, которому я служу. Теперь  они  уже  вне  пределов
вашей досягаемости. Архидюку их не поймать.
     Она пристально посмотрела на него, и теперь он увидел  в  ее  взгляде
пробуждающиеся ненависть и страх.
     - Ты пришел  сюда  вчера  вечером,  чтобы  напоить  меня  отравленной
кровью, - сказала она. - Надеясь, что  новая  болезнь  сможет  убить  даже
меня, ты приговорил себя к смерти. Что ты наделал, Эдмунд?
     Он снова протянул руку к ее руке и с удовлетворением отметил, как она
ее отдернула - ей стало страшно.
     - Только вампиры живут вечно, - прохрипел он.  -  Но  кровь  способен
пить любой, если только сможет себя заставить. Я выпил две порции крови от
двух больных крыс... и молю Господа о том,  чтобы  семена  болезни  успели
размножиться в моей крови... и в моем  семени.  Ты  тоже  получила  полную
меру, моя госпожа... и теперь ты тоже в руках Господа, как  любой  простой
смертный. Я не могу знать наверняка, заболеешь ли ты чумой, и убьет ли она
тебя, но я - неверующий - не стыжусь молиться об этом. Молись  и  ты,  моя
госпожа, и  мы  увидим,  сможет  ли  Господь  оказать  милость  одному  из
неверующих.
     Она все еще смотрела на него сверху вниз, и ее лицо постепенно теряло
прежнее выражение, превращаясь в застывшую маску.
     - Ты мог встать на нашу сторону, Эдмунд. Я  доверяла  тебе,  и  могла
заставить и архидюка поверить тебе. Ты мог стать  вампиром.  Мы  могли  бы
разделить с тобой столетия.
     Ее слова были ложью, и они оба  знали  это.  Он  был  ее  любовником,
перестал им быть, и постарел на столько лет, что теперь она вспоминала его
больше через его сына, чем через него самого.  Ее  обещания  были  слишком
явно пусты, и она поняла, что все равно не смогла бы соблазнить его ими.
     Со столика возле кровати она взяла маленький серебряный нож,  которым
ночью делала надрезы у него на груди. Теперь она держала его как кинжал, а
не как деликатный инструмент, которым следует пользоваться тщательно  и  с
любовью.
     - Я думала, ты до сих пор меня любишь,  -  сказала  она.  -  Искренне
думала.
     Хоть это, подумал он, может быть правдой.
     Он откинул голову назад, обнажив  горло  для  ожидаемого  удара.  Ему
хотелось, чтобы она ударила его  -  разгневанно,  жестоко,  страстно.  Ему
нечего было больше сказать, и он не станет отрицать или подтверждать,  что
до сих пор любит ее.
     Теперь он признался самому себе, что мотивы его оказались смешанными,
и он в самом деле не  знал,  действительно  ли  только  верность  Братству
заставила его провести этот необычный эксперимент. Да какая разница?
     Она перерезала ему горло, и несколько долгих секунд он он видел,  как
она неотрывно смотрит на бьющую из  раны  кровь.  Потом  увидел,  как  она
поднесла к губам окровавленные пальцы. И теперь, зная, что она все  знает,
он понял, что она, пусть по-своему, но все-таки любила его.