Боб ШОУ
Рассказы

ШУТКА ДЖОКОНДЫ
НЕВЕРОЯТНЫЙ ДУБЛИКАТ
СХВАТКА НА РАССВЕТЕ
ИДЕАЛЬНАЯ КОМАНДА
В ОТЕЛЕ "НОВЫЙ ПУТЬ"
Бесстрашный капитан Эвмук

                                 Боб ШОУ

                              ШУТКА ДЖОКОНДЫ

      В то январское утро в мою контору вошла пепельная блондинка.
     - Вы Фил Декстер, частный телепат? -  спросила  она,  положив  передо
мной плоскую коробку.
     - А что написано на двери, крошка?
     Она холодно улыбнулась.
     - "Эластичные корсеты Глоссопа".
     - Я прибью этого бумагомараку! - прорычал  я.  -  Он  обещал  сменить
вывеску еще не прошлой неделе. Я сижу в этой конуре уже два месяца...
     -  Мистер  Декстер,  -  прервала  меня  блондинка,  -  вы  не  будете
возражать, если мы отвлечемся от ваших проблем и  займемся  моими?  -  Она
начала развязывать веревку.
     - Отнюдь. - Я придал лицу серьезное  выражение.  -  Чем  я  могу  вам
помочь, мисс...
     - Кэрол Колвин. - Она нахмурилась.  -  Я  полагала,  телепаты  и  так
знают, о чем пойдет речь.
     - Телепатия - особый дар, недоступный простым смертным, -  подтвердил
я и пустился в долгие объяснения,  но  Кэрол,  похоже,  меня  не  слушала,
продолжая заниматься коробкой.
     Наконец она сняла крышку  и  достала  из  нее  старинный,  написанный
маслом портрет.
     - Что вы можете сказать об этой картине? - последовал вопрос.
     - Хорошая копия "Моны Лизы", - ответил я. - Очень приличная имитация,
но... - Я замолчал, прислушиваясь шестому чувству.
     От картины веяло стариной, написали ее никак не  меньше  пятисот  лет
тому назад, и передо мной возникли странные  образы:  красивый  мужчина  с
бородкой,  в  средневековом  на  ряде,  заросшие  густыми  лесами   холмы,
бронзовые скульптуры, кривые  улочки  древних  городов.  А  за  всем  этом
угадывалось  какое-то  темное  помещение  и  возведенное  в  нем   круглое
деревянное сооружение, по-видимому, часть большой машины.
     Кэрол с интересом следила за выражением моего лица. Неужели не копия?
Я глубоко вздохнул.
     - Мисс Колвин, я на девяносто процентов убежден, что картину  написал
сам Леонардо да Винчи.
     - То есть это "Мона Лиза"?
     - Ну... да.
     - Но это невозможно, не так ли?
     - Сейчас мы это проверим. - Я нажал клавишу компьютера. - "Мона Лиза"
находится в парижском Лувре?
     - Я не могу ответить на этот вопрос.
     - Недостаточно информации?
     - Недостаточно денег. Пока вы  не  внесете  плату  за  последние  три
недели, база данных для вас закрыта.
     - Да кому ты нужен, - фыркнул я.  -  О  такой  краже  писали  бы  все
газеты.
     - Тем более глупо спрашивать об этом у меня, - отпарировал компьютер.
Я отпустил клавишу и кисло улыбнулся,  понимая,  что  не  стоило  затевать
подобную дискуссию в присутствии клиента.
     - Если вы закончили, - холодный тон Кэрол стал арктически ледяным,  -
я расскажу, как попала ко мне эта картина. Или вас это не интересует?
     - Разумеется, интересует, - торопливо ответил я,  чувствуя,  что  она
вот-вот откажется от моих услуг.
     - Мой отец торговал картинами. В Сакраменто  у  него  была  маленькая
галерея. - Она присела на краешек стула. - Он умер два месяца тому  назад,
оставив мне и картины,  и  галерею.  Я  не  слишком  хорошо  разбираюсь  в
живописи и решила все продать. Проводя инвентаризацию,  я  нашла  в  сейфе
этот портрет.
     - Вам повезло.
     - С этим еще надо разобраться. С одной стороны, картина может  стоить
несколько миллионов, с другой - я могу получить пять лет  тюрьмы.  Поэтому
сначала хотелось бы выяснить, что меня ждет.
     - Поэтому вы пришли ко мне. Очень мудрое решение, мисс Колвин.
     - А вот в этом  я  начинаю  сомневаться.  Для  человека,  обладающего
шестым чувством, вы на редкость неуверенно владеете остальными пятью.
     Я нахмурился.
     - Ваш отец что-нибудь говорил об этой картине?
     - Нет... потому я и думаю, что он приобрел  этот  портрет  незаконным
путем.
     - Вы представляете себе, как картина попала, к нему?
     - В общем-то, да. Прошлой весной  он  проводил  отпуск  в  Италии,  а
вернувшись, очень изменился.
     - В каком смысле?
     - Стал нервным, замкнутым. Обычно с таким настроением из  отпуска  не
приезжают.
     - Интересно. Значит, вы полагаете, что он привез картину  из  Италии?
Посмотрим, нельзя ли узнать что-нибудь еще. - Я протянул руку  и  коснулся
шершавой поверхности холста. Перед  моим  мысленным  взором  возник  лысый
толстяк, несомненно, отец Кэрол, залитые солнцем городские площади. - Рим,
- уверенно заявил я. - Ваш отец провел несколько  дней  в  Риме,  а  затем
перебрался в Милан.
     - Верно. - Кэрол одобрительно кивнула. -  Похоже,  вы,  действительно
телепат.
     - Благодарю. - Я вновь увидел темное помещение, скорее, пещеру,  а  в
ней - все то же круглое деревянное сооружение.
     - А больше вы ничего не узнали?
     - По-моему, мы и так достаточно продвинулись.
     - Вы не ответили на главный вопрос: мог  ли  Леонардо  написать  Мону
Лизу дважды?
     - Вероятно, мог, мисс Колвин. Я, правда, не знаю, как это скажется на
стоимости оригинала.
     - Оригинала?
     - Я  хотел  сказать,  другого  портрета,  того,  что  в  Лувре.  -  Я
всмотрелся в знакомый с детства портрет, и тут  мне  показалось...  Та  же
знаменитая улыбка на губах, те же одежды, что на миллионах репродукций, но
руки...
     - Вы что, заснули? - прервал мои размышления возглас Кэрол.
     - Разумеется, нет, - и я указал на руки Моны Лизы. - Вы не  замечаете
ничего необычного?
     - Руки как руки. Или вы думаете, что можете нарисовать их лучше?
     - Видите ли, на картине, что в Лувре, одна рука лежит  на  другой.  А
тут чуть приподнята.
     - Возможно. Я же сказала вам, что ничего не смыслю в искусстве.
     -  Этим  можно  объяснить  существование  двух  портретов.  Вероятно,
Леонардо нарисовал один, а потом решил изменить положение рук.
     - В таком случае, почему он просто  не  перерисовал  руки  на  первом
портрете?
     - Э... ну... да. -  Я  мысленно  выругал  себя  за  то,  что  сам  не
додумался до такой ерунды. - Пожалуй, вы правы.
     - Поехали. - Кэрол встала и убрала картину в коробку.
     - Куда?
     - Естественно, в Италию, - нетерпеливо  ответила  она.  -  Вы  должны
выяснить, каким образом попала картина к моему отцу, и  вряд  ли  вам  это
удастся в Лос-Анджелесе.
     Я уже открыл рот, чтобы возразить, но тут же захлопнул  его,  признав
ее правоту. К тому же клиенты  не  ломились  в  мою  контору,  так  что  с
деньгами было не густо. Да  и  сама  картина  заинтересовала  меня.  Какое
отношение имела она к темной пещере и странному-деревянному сооружению?
     - Ну? - продолжила Кэрол. - Что вы на это скажете?
     - Я согласен. Средиземноморское солнце мне не повредит.
     Вечером следующего дня мы сидели в ресторане миланского отеля  "Марко
Поло". Вкусная еда и хорошая сигара настроили меня на благодушный  лад.  Я
расслабился, любуясь точеными фигурками артисток варьете.
     - Когда вы начнете отрабатывать полученный аванс? - нарушила  идиллию
Кэрол.
     - А что я, по-вашему, делаю? Мы в отеле, где останавливался ваш отец,
и, скорее всего, именно здесь он нашел продавца картины. Значит, рано  или
поздно, мы тоже выйдем на этого человека.
     - Хорошо бы это сделать побыстрее, - заметила Кэрол.
     - Телепатические способности не поддаются контролю, -  отрезал  я.  -
Пока мы сидим за этим столиком, невидимые сети мозгового поля, наброшенные
на зал, позволяют...
     - Позволяют что?
     - Подождите. - Совершенно неожиданно в  сети  попала  рыбка:  высокий
темноволосый официант, пронесший мимо  поднос  с  бутылками,  в  недалеком
прошлом, несомненно, имел дело с отцом Кэрол.
     Я попытался связать его с "Моной Лизой"  номер  дна,  но  не  услышал
ответной реакции. Тем не менее, поговорить с ним стоило.
     Кэрол проследила за моим взглядом.
     - Мне кажется, вы уже достаточно выпили.
     - Чепуха, я еще могу пройти по прямой. - Я поднялся и  через  двойные
двери последовал за официантом в длинный коридор.
     Услышав мои шаги, он обернулся и смерил меня взглядом.
     - Извините, мне-надо с вами поговорить, - объяснил я  причину  своего
появления в коридоре.
     - У меня нет времени, - отрезал он. -  Кроме  того,  я  плохо  говорю
по-английски.
     - Но... - тут я понял, чего от  меня  ждут,  достал  десятидолларовую
купюру и сунул ее в карман его белого пиджака.
     - Это вам на учебу.
     - Похоже, ко мне возвращаются школьные знания, - улыбнулся он. -  Вам
нужна женщина? Каких предпочитаете?
     - Нет, женщина мне не нужна.
     Он на мгновение задумался.
     - Вы хотите сказать, что предпочитаете...
     - Я хочу сказать, что женщина у меня уже есть.
     - А! Так вы хотите продать женщину? Позвольте  заметить,  синьор,  вы
правильно сделали, обратившись ко мне. У меня есть связи на  рынке  живого
товара.
     - Нет, я не хочу продавать мою женщину.
     - Вы в этом уверены? Если она белая, вы сможете получить за  нее  две
тысячи.
     Мне надоела бессмысленная болтовня.
     - Послушайте, Марио, мне нужны кое-какие сведения.
     - Откуда вам известно мое имя? - встревожился официант.
     - У меня есть свои секреты.
     - А-а-а, телепат, - он  понимающе  кивнул.  -  Ну,  конечно,  синьор.
Скажите, что вас интересует, и я назову цену.
     - Но я уже заплатил тебе.
     - До свидания, синьор, - Марио повернулся и зашагал по коридору.
     - Вернись, - потребовал я. Он даже не обернулся. Я достал из  кармана
пачку хрустящих купюр. Марио, надо полагать, обладал феноменальным слухом,
потому что мгновение спустя мы вновь  стояли  лицом  к  лицу.  Я  спросил,
помнит ли он Тревера Колвина, который останавливался в этом отеле в апреле
прошлого года.
     - Да, - кивнул Марио, и по его растерянному взгляду я понял,  что  он
не знает, сколько можно запросить за эти сведения.
     - А почему ты запомнил мистера Колвина? У вас были...  э...  какие-то
дела?
     - Нет... он не просил привести  женщину.  Я  лишь  познакомил  его  с
Сумасшедшим Джулио из Пачинопедюто, моей родной деревни.
     - Зачем?
     Марио пожал плечами.
     - Синьор Колвин торгует картинами.  Сумасшедший  Джулио,  у  которого
никогда не было в кармане и двух лир,  как-то  раз  рассказал  мне  глупую
историю о старой картине, найденной им на чердаке его развалюхи. Он  хотел
показать ее специалисту, по возможности, иностранцу. Я  понимал,  что  это
пустая трата времени, но бизнес есть бизнес, а Джулио обещал оплатить  мои
услуги.
     - Ты помогал им объясняться друг  с  другом?  -  спросил  я,  пытаясь
выяснить, что же ему известно.
     - Нет. Джулио говорит  по-английски.  Не  так  уж  и  хорошо,  он  же
чокнутый, но говорит.
     - Ты не верил, что его картина может принести доход?
     - Да что можно найти в его доме, кроме пустых бутылок из-под "пепси"?
     - Понятно. Ты можешь отвезти нас к нему?
     Марио помедлил с ответом.
     - А почему вы хотите встретиться с Сумасшедшим Джулио?
     - Мы же договорились, что ты отвечаешь на мои вопросы, а не наоборот.
Ты сможешь отвезти нас к нему?
     Марио протянул руку.
     - Сто долларов, - безапелляционно заявил он.
     - Вот тебе пятьдесят, - я отсчитал  пять  десятидолларовых  купюр.  -
Когда поедем?
     -  Завтра  утром  я  могу  взять  мамину  машину  и  отвезти  вас   в
Пачинопедюто. Вас это устроит?
     - Вполне.
     Марио кашлянул.
     - За машину придется заплатить отдельно.  Мама  -  вдова,  и  деньги,
полученные за прокат машины, оставшейся от отца, ее единственный  источник
дохода.
     - Понятно, - кивнул я, подумав, что, возможно, слишком суров с бедным
юношей.
     Мы договорились встретиться около отеля и, вернувшись  за  столик,  я
доложил Кэрол о своих успехах. А несколько минут спустя,  допив  кофе,  мы
разошлись по номерам.

     Мы ждали минут десять, прежде чем у тротуара остановился забрызганный
грязью "фиат". Я приехал в Италию впервые  и  почему-то  считал,  что  там
всегда тепло. И теперь дрожал как осиновый лист в легком дождевике,  тогда
как Кэрол чувствовала себя  очень  уютно  в  твидовом,  отороченном  мехом
пальто. Увидев ее порозовевшее от ветра лицо, Марио уже не мог отвести  от
нее глаз.
     - Три тысячи, - прошептал он, когда Кэрол села  в  машину.  -  Больше
здесь никто не заплатит.
     - Замолчи, гаденыш, - ответил  я,  наклонившись  к  его  уху.  -  Мы,
американцы, не торгуем своими женщинами. Поехали.
     Марио вытянул руку:
     -  Двести  километров  то  двадцать  пять  центов.  С  вас  пятьдесят
долларов.
     Кипя от ярости, я заплатил и сел рядом с Кэрол.  Громко  заскрежетала
несмазанная коробка передач, и "фиат"  тронулся  с  места.  Кэрол  холодно
посмотрела на меня.
     - Вы чересчур легко сорите моими деньгами. За  пятьдесят  долларов  я
могла бы купить эту ржавую колымагу.
     Я промолчал. Проехав два квартала, мы повернули за угол и  въехали  в
гараж.
     - Одну минуту, - Марио выскользнул из-за руля  и  залез  под  машину.
Вскоре снизу донесся пронзительный вой.  Я  открыл  дверцу,  наклонился  и
заглянул под днище. Марио отсоединил привод спидометра и закрепил  его  на
электрической дрели.
     - Марио! - проревел я. - Что ты делаешь?
     - Зарабатываю на жизнь, синьор.
     - Ты что, спятил?
     - Я поклялся матери, что мы проедем не более двадцати километров,  но
утром она все равно взглянула на спидометр  Старая  карга  не  верит  даже
сыну! Как вам это нравится? Каждый раз, когда я  беру  машину,  приходится
переводить спидометр назад. А не то она ограбит меня до нитки.
     Чуть не задохнувшись от злости, я схватил Марио  за  ноги  и  выволок
из-под машины.
     - Даю тебе последний шанс. Или мы едем в Пачи-как-ее-там, или...
     - Хорошо, хорошо, к чему столько шума, - Марио оглядел гараж. - Между
прочим, раз мы уже здесь, вас не интересуют наркотики?  Марихуана,  гашиш,
кокаин...
     - Где тут телефон? Я хочу позвонить в полицию. - Мои слова  произвели
магический эффект. Марио метнулся за руль, даже не отсоединив  дрель.  Она
волочилась за нами метров тридцать, а потом покатилась по асфальту.  Кэрол
удивленно взглянула  на  меня,  но  я  покачал  головой,  предупреждая  ее
вопросы. Я хотел, чтобы Марио оставался в неведении относительно наших дел
с Сумасшедшим Джулио. Иначе он вцепится в нас, как бульдог.

     Два часа спустя мы приехали в Пачинопедюто.
     - До фермы Джулио два километра  очень  плохой  дороги,  -  обрисовал
ситуацию Марио. - Вы и синьора можете попить кофе, а я схожу за Джулио.
     - Нет. - Я покачал головой. - Ты останешься здесь, а мы с мисс Колвин
поедем на ферму.
     - Это невозможно, синьор. Если с машиной  что-то  случится,  мама  не
получит страховку.
     - Машина не застрахована, - отрезал я.
     - Но вы не знаете дорогу.
     - Не забывай, Марио, что ты имеешь дело с телепатом.
     - Но я не могу доверить незнакомцу мамин автомобиль.
     - Ну что ж, - я огляделся. - Тогда начнем с полицейского участка.
     - Будьте осторожны с тормозами, - Марио смиренно вылез из кабины. - А
то машину заносит вправо.
     - Благодарю, - я сел за руль и включил первую передачу.
     - Почему вы так грубы с бедным мальчиком? - возмутилась Кэрол.
     - Если бедный мальчик не состоит в какой-нибудь банде, -  отпарировал
я, - то лишь потому, что его оттуда выгнали.
     "Фиат" немилосердно  трясло  и  бросало  из  стороны  в  сторону.  Мы
проехали  мимо  развалин  средневекового  замка  и  свернули  направо,   к
небольшому  домику,  прилепившемуся  к  горному  склону.  Шестое   чувство
подсказало мне, что мы у цели.
     - Здесь? - удивилась Кэрол. -  Неужели  в  таком  сарае  можно  найти
картину Леонардо?
     - Верится, конечно, с трудом, но лет пятьсот тому назад если не  этот
дом, то замок смотрелся иначе. Леонардо долго жил в Милане  и  вполне  мог
наведываться в эти края.
     - В эту развалюху?
     - Нет, конечно, я говорю  про  замок.  Тут  должна  быть  пещера,  и,
вероятно, там Джулио нашел картину, - мое сердце екнуло,  так  как  передо
мной вновь возникло круглое деревянное сооружение. На нем стояли  картины.
- Я чувствую, их там много.
     - Вы полагаете, Джулио нашел подземный склад?
     Из дома вышел старик, в дорогом, сером в полоску костюме и направился
к нам. Правда, впечатление портила мятая рубашка и  грязные  кроссовки.  В
руках он держал двуствольный дробовик.
     Я опустил стекло.
     - Привет, Джулио. Как поживаете?
     - Что вам надо? - прорычал он. - Убирайтесь отсюда!
     - Я бы хотел с вами поговорить.
     Джулио поднял дробовик.
     - Не о чем нам говорить.
     - Я хочу лишь задать пару вопросов.
     - Послушайте, мистер... Еще одно слово, и я начну стрелять.
     - Вы продали "Мону Лизу" мистеру Колвину. Где вы взяли этот портрет?
     - Я вам ничего не скажу.
     - Прекрати, Джулио, - я вышел из машины. - Где пещера?
     У старика отвисла челюсть.
     - Откуда вы знаете о пещере?
     - У меня есть свои секреты, - уклонился я от прямого ответа.
     - Так вы телепат?
     - Правильно. И прошу в дальнейшем иметь это в виду. Так где пещера?
     - А вы не заявите в полицию?
     - Разумеется, нет. Наоборот, ты сможешь на  этом  заработать.  Пещера
там? - Руководствуясь шестым чувством, я направился  к  оливковой  рощице.
Джулио и Кэрол последовали за мной.
     - Я нашел ее три или четыре года назад и никому о ней не рассказывал,
- объяснял на ходу Джулио. - А потом подумал, почему  я  не  могу  красиво
одеваться? Почему модная одежда только у ловкача Марио? Но я  продал  одну
картину Только одну.
     - А сколько картин в пещере?
     - Пятьдесят. Или шестьдесят.
     - Довольно глупо из такого разнообразия выбрать именно "Мону Лизу".
     - Но, синьор, - Джулио всплеснул руками, - они все "Моны Лизы".
     Я остановился, как вкопанный.
     - Что?
     - Они все "Моны Лизы", - повторил Джулио.
     - То есть в пещере пятьдесят или шестьдесят одинаковых картин?
     Джулио переступил с ноги на ногу.
     - Не совсем они одинаковые.
     - Но какой в этом смысл? - Я посмотрел на Кэрол, но  и  та  не  могла
сказать ничего вразумительного. - Пошли, разберемся на месте.
     Мы вошли в рощицу, и Джулио,  положив  дробовик  на  землю,  отбросил
несколько листов ржавого  железа.  Перед  нами  открылась  черная  дыра  с
уходящими вниз каменными ступенями. Джулио пошел  первым,  мы  -  за  ним.
Лестница привела нас в подземный коридор. Стало  совсем  темно.  Я  дернул
Джулио за рукав.
     - Мы же ничего не увидим. У тебя есть фонарь?
     - Я купил один на деньги, полученные от синьора  Колвина,  но  в  нем
сели батарейки.
     Он зажег спичку, а от нее -  фитиль  керосиновой  лампы,  стоящей  на
каменном полу. Дрожащий огонек осветил массивную деревянную дверь.  Джулио
повозился с замком и  толкнул  ее.  Несмотря  на  почтенный  возраст,  она
бесшумно отворилась и... Мы стояли  на  пороге  большой  пещеры.  Я  почти
физически ощутил, как, мимо меня проскальзывали закутанные в  плащи  люди,
жившие здесь много веков тому  назад.  Я  слышал  шаги  великого  маэстро,
тайком спускающегося по ступеням. Я видел таинственную машину, порожденную
разумом гения.
     - Чего вы ждете? - И Джулио, высоко подняв фонарь, вошел в пещеру.
     Мы последовали за ним. В слабом свете  керосиновой  лампы  пред  нами
предстало круглое сооружение, напоминающее обод лежащего на  боку  колеса.
Под ободом виднелись шестерни и соединенный  с  Ними  длинный  стержень  с
рукояткой на конце,  похожий  на  коленчатый  вал  автомобиля.  Сооружение
выглядело, как карусель, только вместо лошадок на  ободе  стояли  картины,
обращенные к центру. Там располагалась будка с тремя стенами, в  одной  из
которых на уровне глаз я заметил две дырки.
     И тут меня осенило. Леонардо да Винчи,  величайший  ум  человечества,
художник, инженер, философ, изобрел движущиеся картинки. Синематограф!
     И машина, долгие столетия простоявшая в  пещере,  не  что  иное,  как
самое  дорогое  сокровище,  когда-либо  найденное  человеком.  Перед   ней
бледнела даже могила Тутанхамона. К тому же машина составляла  лишь  часть
уникальной находки. Великий Леонардо, с его  стремлением  к  совершенству,
взял за основу самое знаменитое  свое  творение.  "Мона  Лиза",  жемчужина
мирового искусства, стала для него кадром первого в  истории  человечества
фильма.
     Едва дыша от волнения, я вошел в будку и прильнул к отверстиям. Я  не
ошибся. Сквозь линзы, спрятанные в  дереве,  я  увидел  еще  один  портрет
флорентийской красавицы. В мерцающем свете керосиновой лампы она выглядела
удивительно живой. Руки ее находились чуть выше, чем  на  двух  портретах,
виденных мною ранее, словно она хотела поднести их к шее. Отступив на шаг,
чтобы хоть немного свыкнуться с увиденным, я заметил, что  Джулио  повесил
лампу на крюк, торчащий из стены, и пошел вдоль  обода,  спичками  зажигая
остальные лампы. Покончив с этим, он взялся за рукоятку стержня.
     - Разве механизм еще работает? - удивился я.
     - Я смазал и почистил шестерни, так что теперь они как новенькие.  Он
повернул рукоятку, и обод пришел в движение,  медленно  набирая  скорость.
Джулио махнул рукой, приглашая меня взглянуть в окуляры. Я шумно глотнул и
вновь вошел в будку. Чудо следовало за чудом.  Мне  предстояло  увидеть  в
действии шедевр Леонардо, прикоснуться к сотворенному им совершенству.  И,
быть может, раскрыть секрет загадочной улыбки Джоконды.
     Благоговейно  прильнул  я  к  отверстиям  в  стене  и  увидел   живую
двигающуюся Мону Лизу.
     Она подняла руки к шее, легким движением обнажила левую грудь, поведя
плечиком, поправила платье и, сложив руки, улыбнулась.
     - О боже! - прошептал я. - О боже, боже, боже!
     Джулио крутил ручку, и я снова и  снова  смотрел,  этот  удивительный
фильм, не в силах оторвать глаз. Леонардо добился полной тождественности с
реальностью.
     Кэрол дернула меня за рукав.
     - Пустите меня. Я тоже хочу посмотреть.
     Я отступил в сторону, пропустив ее к окулярам. Джулио радостно крутил
рукоятку. Через минуту она повернулась ко мне.
     - Это невозможно. Я не слишком  хорошо  разбираюсь  в  искусстве,  но
Леонардо не мог пойти на такое...
     - Все художники одинаковы, - возразил я. - Они делают то, что требует
покупатель. Известно, что Леонардо  часто  приходилось  выполнять  капризы
знати, а высокорожденные славились не столько умом, как пороком.
     - Но такая работа...
     - Возможно, у него были помощники. Создавая статую герцога Сфорца, он
вполне мог тайком приезжать сюда и рисовать левую...
     -  Давайте  обойдемся  без  пошлостей,  -  прервала  меня   Кэрол   и
повернулась к вращающейся машине. - Сколько, по-вашему, это стоит?
     - Кто знает? Картин примерно шестьдесят. Если вывезти их  из  Италии,
каждая будет стоить миллион. Может, десять миллионов. А может, и миллиард,
особенно та...
     - Я знал, что этот день будет для меня удачным, - послышался знакомый
голос.
     Я обернулся. У двери, с дробовиком в руках, стоял Марио.  Оба  ствола
смотрели мне в живот.
     - Что тебе надо? - рявкнул я и, поняв нелепость вопроса,  добавил:  -
Почему ты угрожаешь мне?
     - А разве вы не угнали мамин автомобиль? -  Марио  хмыкнул.  -  И  не
грозили мне полицией?
     - Неужели ты принимал мои слова всерьез?
     - Конечно,  синьор,  особенно,  когда  вы  заговорили  о  шестидесяти
миллионах.
     - Знаешь что... - Я шагнул к нему, но Марио  остановил  меня,  подняв
дробовик на пару дюймов.
     - Да?
     - Ты ведешь себя глупо. Денег хватит на всех.  Я  хочу  сказать,  что
пятнадцать миллионов из шестидесяти - твои.
     - Я предпочел бы получить все.
     - Неужели ты убьешь нас из-за каких-то сорока пяти миллионов?
     - Лицом к  стене!  Все  трое!  -  скомандовал  Марио.  Мы  безропотно
подчинились. - А теперь я погляжу, что тут у вас творится.
     Обод с картинами еще кружился на хорошо  смазанных  шестернях.  Марио
прошел в будку, прильнул к окулярам  и  вздрогнул  от  изумления.  Коротко
глянул на нас, вновь приник к окулярам. Наконец, с бледным,  как  полотно,
лицом вышел из будки и  направился  к  нам.  Я  сжал  руку  Кэрол,  ожидая
выстрела.
     Но Марио, казалось, нас не видел. Он снял с крюка керосиновую лампу и
швырнул ее во вращающийся обод. Звякнуло стекло и языки пламени  заплясали
на сухом дереве.
     - Болван! - завопил я. - Что ты делаешь?
     - Вы видите, что я делаю, - держа меня на мушке, Марио разбил об обод
все лампы. Одна за другой картины превратились в бесполезный пепел.
     - Сумасшедший! - проревел я, перекрывая треск горящего дерева. -  Что
ты натворил?
     -  Ничего  особенного,  -  спокойно  ответил   Марио.   -   Уничтожил
порнографический фильм.
     - Ты... - я не находил слов. - Ты просто дьявол.  Ты  грабил  меня  с
первой минуты нашего знакомства, ты обворовываешь свою несчастную мать, ты
пытался  продать  мне  женщину,  ты  хотел  купить  Кэрол,   ты   торгуешь
наркотиками и минуту тому назад мог хладнокровно застрелить нас.
     - Все так, - не без гордости  ответил  Марио,  -  и,  тем  не  менее,
сказанное вами не мешает мне оставаться патриотом своей  страны.  Несмотря
на мои недостатки, я люблю Италию и мне дорога ее честь.
     - Ха! Да причем тут твой патриотизм?
     - Великий Леонардо - лучший художник всех времен и народов. Он -  мой
соотечественник, и скажите, синьор, что подумает об Италии весь мир, узнав
про это безобразие? Что скажут о нации, величайший  представитель  которой
растрачивал свой божественный дар на... - душевное волнение  не  позволило
Марио закончить фразу.
     Я покачал головой. Пещеру наполнил едкий дым, Марио двинулся к двери.
     - Пора уходить.
     - Ты не убьешь нас?
     - Это лишнее. Если кому-то из вас достанет глупости раскрыть рот, вам
все равно никто не поверит.
     - Наверное, ты прав, - я пристально посмотрел на Марио.  -  Послушай,
разве тебя не волнует потеря шестидесяти миллионов долларов?
     Марио пожал плечами.
     - День на день не приходится. Что-то теряешь, что-то находишь.  Между
прочим, если вы хотите добраться до  Милана  на  мамином  автомобиле,  вам
придется доплатить...

     Теперь, глядя на загадочную улыбку Моны Лизы, я не могу не улыбнуться
в ответ.

                                 Боб ШОУ

                          НЕВЕРОЯТНЫЙ ДУБЛИКАТ

     Кобурн глядел на свою приятельницу с  растущим  чувством  ужаса.  Он,
конечно, слышал, что бес порой вселяется в совершенно  нормальных  женщин,
но всегда считал, что Эрика искушениям неподвластна.
     - Раньше ты не говорила, что нам следует пожениться, - пролепетал он.
- Кроме того, ты же зоолог.
     - Значит, у меня блохи? Или бруцеллез? - Эрика  выпрямилась  во  весь
рост, уставившись зелеными  глазами  в  лоб  Кобурну.  В  этот  момент  ее
мускулистое скандинавское тело было  прекрасно  как  никогда,  но  Кобурну
Эрика показалась коброй, угрожающе раздувшей капюшон.
     - Нет, нет, - поторопился сказать он. - Я только  имел  в  виду,  что
человек твоей профессии должен знать, насколько  неестественно  моногамное
состояние для...
     - Для животных... Ах, вот кем ты меня считаешь!
     - Ну, ты, бесспорно, не минерал и  не  растение.  -  Кобурн  отчаянно
силился улыбнуться. - Это шутка, дорогая.
     -  Я  так  и  поняла,  глупыш,  -  Эрика,   неожиданно   смягчившись,
придвинулась к нему.  Кобурна  буквально  захлестнули  ощущения:  теплота,
золотая канитель волос, запах духов,  а  также  округлости  и  выпуклости,
способные довести до амнезии. - Но признайся: ты ведь не прочь стать мужем
такого здорового животного, как я?
     - Ну, конечно, мне... -  сообразив,  к  чему  клонится  дело,  Кобурн
умолк. - Проблема в том, что я просто не могу на тебе жениться.
     - Это почему же?
     - Ну, видишь ли... -  его  разум  заметался  в  поисках  спасительной
отговорки, - в  общем,  я,  э-э-э...  поступил  на  службу  в  Космическую
Торговую Эскадру.
     Эрика невольно отпрянула:
     - Чтобы от меня сбежать!
     - Нет. - Кобурн широко распахнул глаза, надеясь, что так больше будет
похож на фанатика-звездопроходца. - Это высшая тяга,  дорогая.  Ничего  не
могу с ней поделать. Неизведанные дали зовут меня к себе.  Моим  ногам  не
терпится ступить на пыльные тропы чужих звезд.
     - Планет, - язвительно поправила Эрика.
     - Ну да, я и хотел сказать "планет".
     - Тогда я тоже узду. - Ее глаза наполнились слезами. - Чтобы забыть о
тебе.
     Природа наделила Кобурна добрым сердцем, и ему было неприятно  видеть
Эрику  расстроенной.  Но  он  утешался  мыслью,  что   счастливо   избежал
супружеских уз, которые, как известно любому гражданину  двадцать  первого
века, являются тягомотным анахронизмом.
     Тем сильнее было его удивление, когда он обнаружил - спустя  три  дня
после отъезда Эрики с экспедицией в какую-то немыслимую дыру -  что  жизнь
утратила для него интерес. Все удовольствия, которые так влекли его,  пока
Эрика  толковала  о  свадьбе,  не   заслуживали   теперь   даже   названия
удовольствий.
     В конце концов, придя к выводу, что невзгоды достигли апогея  и  хуже
все равно  не  будет,  Кобурн  принял  то  единственное  решение,  которое
подсказывала логика.
     Он поступил на службу в Космическую Торговую Эскадру.
     Спустя некоторое время судьба дала понять Кобурну, что вывод "хуже не
будет" был слишком поспешном.  Это  внезапное  озарение  настигло  его  на
четвертом месяце службы.
     Хотя Кобурн не  имел  ни  опыта  управления  звездолетом,  ни  особых
способностей к этому,  он  успешно  справился  с  двухнедельным  начальным
курсом - благодаря Универсальному  Пульту  Управления,  этому  практически
идентичному элементу всех транспортных средств от автомобиля и самолета до
подлодки и  космического  корабля.  Универсальный  Пульт  позволял  пилоту
сосредотачиваться не на процессе передвижения, а на его цели.
     Мысли Кобурна как раз и были заняты доставкой  груза  флюоресцирующих
мехов из одной захолустной планетной системы в другую, когда в его затылок
вдавилось что-то холодное и металлическое. Удивленный  появлением  "зайца"
на борту своего одноместного корабля, Кобурн издал тихий возглас,  который
тут же перешел  в  панический  вопль  -  Кобурн  сообразил,  что  предмет,
приставленный к его затылку, мог быть только пистолетом.
     - Это пистолет, - подтвердил хриплый голос. - Будешь  делать,  что  я
тебе скажу, - останешься цел.
     - Э-э-э... я хочу домой. Это вам подходит?
     - Нет, не подходит, - незваный  гость,  выйдя  из-за  кресла  пилота,
встал перед Кобурном. Это был крепко сбитый мужчина лет сорока,  с  бритой
головой. Его череп и лицо покрывала рыжеватая щетина.
     Кобурн понимающе кивнул головой.
     - Если бы вы хотели попасть на нашу базу, то прятались  бы  до  конца
рейса?
     - Вот именно.
     - Следовательно, вы хотите, чтобы я совершил посадку где-то еще.
     - Опять в точку, сынок. А теперь двигай ко второй планете  Тонера,  -
рыжий постучал пальцам по яркому мерцающему огоньку у самого  края  экрана
переднего обзора.
     - Не может быть! Вы уверены, что вам надо именно  туда?  Эта  планета
необитаема.
     - Потому-то мне туда и надо, сынок. Я Пэтси Эккерт.
     При звуке этого имени у Кобурна похолодело в  груди.  Эккерта  нельзя
было  назвать  выдающимся  преступником  -  для  этого  он  слишком  часто
попадался, - но его разыскивала полиция сотни планет. Он, по-видимому, был
физически неспособен и шагу ступить, не нарушая закона. Воровство, шантаж,
изнасилования и убийства были для  него  таким  же  обычным,  естественным
образом жизни, как работа и отдых для других.
     - Я думал, что вас... - пролепетал Кобурн.
     - Казнили? Да нет пока.  Мне  удалось  смыться,  но  теперь,  похоже,
придется на пару лет залечь на дно. В таком месте, где им и  в  голову  не
придет меня искать.
     Кобурн, не будучи дураком, попытался перевести беседу в другое русло,
пока гость не пришел  к  неминуемому  выводу  относительно  его,  Кобурна,
дальнейшей судьбы.
     - Но вы вполне можете найти убежище получше, - он  указал  на  кольцо
экранов, опоясывающее рубку. - Вы только посмотрите на просторы Галактики.
Тысячи огоньков, каждый из них - это планета...
     - Звезда, - вмешался Эккерт, с любопытством уставившись на Кобурна.
     - Ну да, я и хотел  сказать  "звезда".  И  наверняка  где-то  в  этих
бескрайних, пустынных просторах...
     Эккерт поднял руку с пистолетом:
     - Сынок, если  ты  не  хочешь,  чтобы  в  твоей  башке  стало  слегка
просторнее, давай правь, куда тебе говорят, ясно?
     Кобурн мрачно кивнул и начал вводить в  бортовой  компьютер  команды,
которые должны были повернуть корабль  к  ближайшей  звезде  и  произвести
автоматическую посадку на ее второй планете. Само собой, Эккерт,  сойдя  с
корабля, не позволит ему продолжать путь, и лучшее, на что  мог  надеяться
Кобурн, - это жизнь "Робинзона" на неисследованной  планете,  единственной
альтернативой была скоропостижная смерть после посадки. Кобурн в  скорбном
молчании следил за тем, как  корабль  совершает  один  подпространственный
скачок за другим. Искомая планета на экране то  расплывалась  кляксой,  то
вновь появлялась, с каждым скачком становясь все больше. Наконец, выросшая
до размеров блюдца вторая планета повисла над кораблем. То был ватно-белый
шар, одетый сплошной обданной пеленой.
     - Посадочных маяков тут нет, так  что  рассчитать  прямой  скачок  не
удастся, - сказал Кобурн. - Придется садиться  линейно,  через  нормальное
пространство.
     - Не бойся -  я  к  этой  планете  давно  приглядываюсь.  Под  тучами
сплошная травянистая равнина.
     Пока Кобурн проверял точность его слов с  помощью  дальнодействующего
радара, Эккерт снова встал у него за спиной и  вдавил  дуло  пистолета  во
впадину у основания его черепа. В тоске и отчаянии Кобурн  предался  думам
об Эрике, о том, что жил бы сейчас беспечно и счастливо с  молодой  женой,
если бы черт не дернул его покинуть теплую и безопасную Землю. "Вот оно, -
сказал он себе, когда корабль нырнул в клубящуюся мглу атмосферы Тонера-2.
- Это и есть апогей моих невзгод. Хуже просто быть не может".
     И вновь оказался неправ.
     Когда после  скольжения  корабль  преодолел  последний,  нижний  слой
облачности,  Кобурн  увидел  прямо  перед  носом  звездолета  -  там,  где
следовало бы находиться плоской равнине - массивную, странно знакомую гору
со снежной шапкой на вершине.
     И едва он успел вскрикнуть, как корабль врезался прямо  в  каменистый
склон.
     Придя в себя,  Кобурн  обнаружил,  что  лежит  на  накренившемся,  но
неповрежденном полу своей  рубки.  Эккерт,  как  занавеска,  свешивался  с
приборного щита. Вид у него был  озадаченный  и  сокрушенный.  Электронные
датчики хором тревожно взывали к пилоту, но это обрадовало, а не  испугало
Кобурна. Ему казалось чудом, что после такой  аварии  хоть  что-то  подает
признаки жизни. Слабо мотнув головой, он задумался о  невероятности  всего
происшедшего. Но тут Эккерт, нашарив пистолет, вновь навел его на Кобурна.
     - Как ты это провернул? - прорычал он.
     - Что "это"?
     - Как ты подогнал скачки, чтобы мы сели на Земле?
     - С чего вы взяли?
     - Не придуривайся, сынок. Знаешь, во что  мы  чуть  не  врезались?  В
Эверест!
     Кобурна мутило, он был напуган и  разозлен  -  и  вдруг  ощутил,  что
плевать хотел на пистолет рыжего:
     - Пойми своей дурьей башкой, что если  б  я  придумал  такую  технику
скачков, то был бы миллиардером, а не... - у Кобурна перехватило горло:  в
его голову забрела странная мысль. Чудовищное нагромождение скал,  мельком
увиденное им перед столкновением, действительно  походило  на  Эверест.  С
трудом поднявшись на ноги, он взглянул на  экран,  но  все  панели  обзора
после аварии погрузились во тьму. В его мозгу зашевелилась одна мысль.
     - И вот что я вам еще скажу, мистер: мы не то что "чуть не врезались"
в эту гору - мы просто въехали в ее склон! От нас не должно было и мокрого
места остаться.
     Эккерт, набрав в грудь воздуха, зловеще нахмурился:
     - Я-то знаю, что никаких гор на Тонере-2 нет...
     Раздался пронзительный звонок - приборы оповещали,  что  смертоносное
радиоактивное топливо льется сквозь поврежденные переборки в  жилую  часть
корабля.
     - Потом разберемся, - рассудил Кобурн. - Надо смываться.
     Он взломал аварийную дверцу, из которой открылся вид на крутые  белые
склоны, и спрыгнул с порога в снежный сугроб. Секундой позже ему на голову
плюхнулся Эккерт. Они сели на корточки, вдыхая холодный,  пахнущий  смолой
воздух и оглядываясь по сторонам. Звездолет  покоился  в  длинной,  мелкой
ложбине, окруженный образовавшимися при падении снежными валами. Позади  к
свинцовому небу  вздымались  застывшие  каменные  громады.  Кобурну  снова
пришел на ум Эверест - и это было не менее странно, чем тот факт,  что  он
еще жив...
     - Эта фигня теплая, - воскликнул Эккерт,  зачерпнув  пригоршню  белых
хлопьев. - На нормальный снег не похоже.
     Кобурн поднес комочек белого вещества к глазам и увидел, что пушистые
хлопья больше напоминают кусочки пенопласта. Сильный запах смолы, которым,
казалось, насквозь был пропитан воздух Тонера-2, въедался в ноздри  ударял
в голову.
     - Лучше отойти от корабля подальше, - сказал Кобурн неуверенно.  -  А
то вдруг взорвется.
     Они  побрели  прочь  от  помятого  корпуса  звездолета,  инстинктивно
двинувшись по склону. Сильный ветер швырял в лицо струи снега и тумана, но
время от времени землянам удавалось разглядеть далеко внизу  что-то  вроде
серо-зеленой равнины.
     - Похоже, это правда не Земля, -  смирился  Эккерт  -  И  все  равно,
чудные здесь дела творятся.
     Прошел час. Они немного продвинулись вперед на своем пути к  подножию
горы - белое вещество под ногами, несмотря на все свое несходство с земным
снегом, было таким же скользким и так же налипало комьями на обувь. Кобурн
хранил скорбное молчание и, лишь оступаясь или падая,  разжимал  губы  для
короткого стона. Он с болью и тоской думал об Эрике, оставшейся на  Земле,
за барьером во много световых лет, и гадал, доведется ли  ей  когда-нибудь
узнать о его таинственном исчезновении. Вдруг  его  слуха  достиг  далекий
крик. Ветер тут же отнес в сторону этот ничтожный  обрывок  звука,  но  по
лицу Эккерта было видно, что и он слышал.
     - Туда, - сказал Эккерт, указав влево от себя. - Там кто-то есть.
     Они двинулись поперек склона. Через несколько минут  Кобурн  различил
сквозь  мглу  лимонно-зеленое  сияющее  пятно.  Свет   явно   исходил   от
искусственного источника. Кобурн чуть не ринулся на сияние очертя  голову,
но Эккерт вновь выхватил пистолет.
     - Не спеши, сынок, - рявкнул он. - Мне что-то неохота совать голову в
петлю.
     Они подошли к невысокому бугру, над которым и парило  сияние,  теперь
очень яркое. Ползком - так распорядился Эккерт - они добрались до  вершины
бугра и боязливо заглянули вниз. Не более чем в ста шагах от них из  снега
торчали два черных столба, разделенных  расстоянием  фута  в  четыре.  Оба
столба  были  облеплены  внизу  железными  ящиками  и  опутаны  проводами.
Прямоугольное пространство между столбами было словно задернуто мерцающим,
потрескивающим, светящимся занавесом, непроницаемым для глаза. Снег вокруг
был истоптан множеством ног. Все это почему-то напомнило  Кобурну  дверной
проем, который забыли снабдить дверью.
     Спустя несколько  секунд  это  впечатление  подкрепилось  неожиданным
появлением  двух  бурых,  мохнатых  горилл,  которые  вышли  из   сияющего
прямоугольника и, пританцовывая на  снегу,  принялись  выдирать  из  своей
шерсти сосульки.  Из  прямоугольника  за  их  спинами  вырвался  неистовый
снежный шквал, хотя - как  успел  заметить  Кобурн  -  в  этот  момент  на
Тонере-2 было относительно безветренно, и снег не шел.  По  спине  Кобурна
поползли мурашки - он уже предчувствовал разгадку.
     - Ну и уроды! - раздался шепот Эккерта. - Не знаешь, откуда они?
     - В атласе Торговой Эскадры их нет, но ты сам знаешь,  что  Федерация
Земли - лишь крошечная  часть  Галакоммуны.  Есть  тысячи  цивилизаций,  о
которых мы ничего не знаем...
     - Чем меньшее таких рожах  знаешь,  тем  лучше,  -  возразил  Эккерт,
слегка ошарашив Кобурна своим шовинизмом, впрочем, неудивительным в  свете
его антипатии ко всем устоям человеческого общества.
     - Вон еще идут, - заметил Эккерт. - Слушай... эта штука  случайно  не
передатчик материи?
     Действительно, появилось еще  четверо  горилл.  Двое  несли  треноги,
слегка  напоминающие  геодезические  теодолиты   Один   из   новоприбывших
заговорил скрипучим голосом такого странного тембра, что Кобурн  не  сразу
понял, что существо говорит на галалингве.
     - ...От руководителя отдела Текущего Ремонта, - продолжала горилла. -
Он сообщил, что небольшое судно земного типа неожиданно вошло в  атмосферу
планеты менее чем два часа  тому  назад.  Поскольку  абсорбированные  поля
скрыли наше сооружение от его радаров, оно врезалось в  северный  склон  в
самой    середине    Великого    Ущелья,    частично    разрушило    новую
отопительно-охладительную систему и  выскочило  на  поверхность  на  южном
склоне, несколько выше ледника Кхумбу.
     Другая горилла восторженно запрыгала:
     - Насквозь пролетело! Значит, оно где-то здесь.
     - Вот почему мы отозвали с Земли все геодезические партии  Вы  должны
присоединиться к поискам. Все строительные работы приостанавливаются, пока
мы не удостоверимся, что команда мертва.
     - Их, что, надо убить?
     - При необходимости. Затем потребуется найти корабль и удалить его из
системы Тонера, пока его радиомаяк не запеленговали спасатели.
     Вторая горилла от огорчения перестала подпрыгивать.
     - И стоит так возиться с каким-то примитивным кораблем!
     - Стоит. Ты  только  вообрази,  что  с  нами  сделает  Комитет,  если
распространятся слухи об Эвересте-2! Двести лет труда на ветер!
     Эккерт больно стиснул плечо Кобурна:
     - Слышал, что он сказал? Он толковал про вызов геодезистов с Земли  -
с  Земли,  понял?  А  те  уроды,  что  вышли  из  зеленого  света,   несли
геодезические приборы! По-моему, это передатчики материи. Один шаг -  и  я
на Земле!
     - Я думал, ты хочешь укрыться где-нибудь в захолустье,  -  проговорил
Кобурн в растерянности. Его голова была  забита  другими  мыслями.  Весьма
тревожными.
     - Если я доберусь до Земли в один  момент,  не  оставив  следов,  это
будет лучшее убежище на свете. Кто додумается меня там искать?
     Кобурн нетерпеливо сбросил со своего плеча руку Пэтси:
     - Ну и ладно. Слушай, я только  что  понял,  почему  мы  врезались  в
вершину и остались живы, и почему здесь пахнет смолой, и почему этот  снег
ненастоящий.
     - Ты чего, сынок? - покровительственно процедил Эккерт, жадно пожирая
глазами сияющий зеленый прямоугольник.
     - Разве ты еще не догадался? Эти  существа  строят  из  стекловолокна
копию Эвереста!
     -  Мать  их  за  ногу,  -  добродушно  пробурчал  Эккерт,   даже   не
оглянувшись.  Припав  к  земле,  он  следил  за  группой  инопланетян.  Те
деловитым шагом направились прочь от  ворот  и  прошли  совсем  близко  от
бугра, но землян никто из них не заметил. Как только гориллы  скрылись  за
завесой  снегопада,  Эккерт,  обернувшись  к  Кобурну,  направил  на  него
пистолет.
     - Тут наши дорожки расходятся, - сказал он. - Я пойду сквозь  зеленый
свет.
     - А как же я?
     - Очень жаль, сынок, но ты единственный, кто мог  бы  меня  заложить.
Извини, - и он прицелился в Кобурна.
     - Послушай, ведь если ты выстрелишь, наши  мохнатые  друзья  услышат.
Они могут оказаться со всех сторон. И тогда за тобой погонятся.
     Эккерт призадумался:
     - Твоя правда. Я лучше вот что сделаю - я  разломаю  черные  ящики  у
столбов, когда пройду в ворота. Вот дверочка и захлопнется. А тебя  мы  на
время стреножим, - словно заправский боксер он ткнул Кобурна  в  солнечное
сплетение  дулом  пистолета.  Кобурн  почувствовал,  как  из  его   легких
изливается воздух. Он оставался  в  сознании,  но  парадиза  ванные  мышцы
отказывались сделать вдох. Кобурн до смерти перепугался. Вязкий, смешанный
с пеной хрип вырвался из его горла. Эккерт вскочил и, низко пригнув  рыжую
голову, побежал к воротам.
     Он почти достиг их, когда  из  сияющего  облака  появилась  еще  одна
горилла. Эккерт выстрелил инопланетянину в живот. Тот грузно сел на  снег,
схватился за поясницу, потом мягко опрокинулся на спину.  С  той  стороны,
куда ушла первая группа инопланетян, послышались гортанные  крики.  Эккерт
оглянулся по сторонам, прыгнул в зеленый прямоугольник и -  только  его  и
видели.
     Кобурн внезапно почувствовал, что  опасность  этой  планеты  для  его
здоровья  резко  возросла.  Это  ощущение  было  таким  сильным,  что  он,
преодолевая паралич, хотел было на  четвереньках  доползти  до  ворот,  но
инопланетяне уже возвращались. Кобурн понял,  что  не  успевает,  и  снова
распластался на снегу. Из мглы  вынырнули  призрачные  фигуры  гуманоидов.
Четверо из них принадлежали к уже знакомому  типу  гориллообразных,  но  у
двоих других кожа была голая, зеленоватая. Они были одеты в желтые туники.
Кроме того, они были  гораздо  худее  своих  спутников.  Их  лысые  головы
сверкали, как тщательно вымытые яблоки.
     Инопланетяне столпились вокруг распростертой на снегу убитой гориллы,
вполголоса поговорили между собой и стали свирепо озираться  по  сторонам.
Их тяжелые взгляды могли, обжечь камень. Кобурн вдруг обратил внимание  на
следы ботинок Эккерта, ведущие, от ворот прямо к  его  укрытию  на  бугре.
Секундой позже то  же  самое  заметили  и  инопланетяне.  Рассыпавшись  по
местности веером, они двинулись в сторону  Кобурна.  Он  отчаянно  пытался
зарыться в неподатливый грунт, но тут всеобщее  внимание  было  привлечено
неожиданным происшествием.
     Из сияющего прямоугольника ворот вывалился, шатаясь, Пэтси Эккерт.
     Облепленный с головы до пят настоящим снегом, он так дрожал, что едва
держался на ногах. Его лицо, насколько можно было разглядеть за сосульками
и инеем, заливала мертвенная бледность. Одна из  горилл  тут  же  заметила
Эккерта и подняла крик. Инопланетяне всем скопом ринулись к  Эккерту.  Тот
попытался было поднять пистолет, но оружие вывалилось из его пальцев. Один
из безволосых мастерской футбольной подножкой свалил Эккерта  на  снег,  и
рыжий пропал из виду за мельтешением инопланетных тел.
     Меж тем Кобурн, притаившись в своем относительно безопасном  убежище,
успешно продолжал размышлять о  синтетической  копии  Эвереста.  Если  его
предположения верны, ворота вели не в любое, произвольное место на планете
Земля  -  они  должны  были  соединять  копию  с  соответствующей   точкой
настоящего Эвереста, чтобы  облегчить  перенос  результатов  геодезических
замеров. Следовательно, Эккерт вынырнул на склоне Эвереста посреди зимы, а
в тамошних условиях не выживешь и минуты без защитной маски  и  костюма  с
подогревом. Гориллообразные  инопланетяне,  по-видимому,  переносили  этот
адский холод, благодаря своей длинной и густой шерсти, и  если  они  тайно
наведываются на Землю уже в течении двух столетий...
     "О Боже, - подумал Кобурн. - Я сподобился увидеть  ужасного  снежного
человека! Да не одного, а сразу кучу".
     Все давнишние непроверенные наблюдения,  все  необъяснимые  отпечатки
босых ног на снежных склонах Гималаев, все легенды  об  йети...  -  и  все
из-за этих пришельцев с чужой планеты, которые,  руководствуясь  какими-то
собственными соображениями, сооружают пластиковую  копию  высочайшей  горы
Земли.
     Тайна предназначения Эвереста-2 грозила вызвать у Кобурна  умственное
переутомление, но, к счастью, его отвлекло происходящее у ворот. Позабыв о
бездыханном теле своего  товарища,  инопланетяне  подхватили  беспомощного
Эккерта и понесли его в зеленоватую мглу. Они вновь прошли мимо бугра,  но
Кобурна не заметили. Способность дышать наконец вернулась к нему. Дорога к
воротам была открыта. Но теперь Кобурн знал, что этим путем не  спасешься.
Он достал из сумки на поясе питательную  пилюлю,  задумчиво  разжевал  ее,
потом  двинулся  вслед  за  группой  инопланетян,  держась   от   них   на
почтительном расстоянии.
     Пройдя около километра по снежным склонам, они оказались среди  голых
скал, где были встречены отрядом из четырех  безволосых.  Те  остановились
посмотреть на Эккерта, еще трясущегося от  холода.  Один  из  них  слишком
низко наклонился к Пэтси, который не замедлил проявить  свою  неистребимую
сноровку и ударил любопытного кулаком в переносицу. Сгорая  от  зависти  к
некоторым чертам характера рыжего рецидивиста, Кобурн  подполз  поближе  к
отряду,  чтобы  подслушать  разговоры  инопланетян.   У   него   сложилось
впечатление, что представители обоих видов были довольно близоруки,  и  он
не особенно боялся приближаться к ним.
     - ...судя по тому, что мы обнаружили на корабле, землян было двое,  -
гнусавил на галалингве один из  новоприбывших  зеленых  гуманоидов.  -  До
прибытия шефа мы должны найти второго.
     - Похоже, вину опять свалят на нас, - пожаловалась  самая  малорослая
горилла. - Я всегда говорил, что следует  обзавестись  орбитальным  поясом
обороны.
     - И привлечь внимание? Ты же знаешь, как относится Комитет Галаигр  к
нарушению устава. Если нашу альпинистскую команду застигнут за  отработкой
восхождения  на  Эверест,  нас  дисквалифицируют  как  минимум  на  десять
столетий.
     Маленькая горилла не была удовлетворена ответом:
     - А откуда известно, что они обязательно выберут Эверест?
     - Ты что-то растерял всякую почтительность к старшим, Велло, - заявил
безволосый. - Эверест - великолепная гора, отвечает всем  требованиям  для
соревнований. Ты же знаешь, как трудно разведчикам из Комитета каждые пять
столетий подыскивать новую подходящую гору. Они ведь могут  выбирать  лишь
из планет, которые точно  будут  готовы  к  вступлению  в  Галакоммуну  до
следующих Игр. Это непросто, особенно когда туземцы бдительны,  чуть  что,
начинают устраивать охоту на НЛО.
     - И все равно мне кажется, что  эта  тренировочная  модель  не  стоит
таких затрат.
     - Мой юный друг, ты явно еще не созрел  умом,  чтобы  в  полной  мере
оценить масштабность престижа и политического капитала,  который  обретает
планета, выставившая сильнейшую команду.
     В разговор вступили и остальные. Они прямо-таки наседали на маленькую
гориллу. Пытаясь разобраться в многоголосом галдеже, Кобурн  так  увлекся,
что неосмотрительно высунулся из-за синтетической скалы. По его спине  тут
же пробежали мурашки - он встретился взглядом с Эккертом, лежавшим  у  ног
инопланетян.   Однако   Кобурн   не   находил   причин   бояться    своего
сотоварища-землянина, тем более что гориллы и безволосые  в  пылу  жаркого
спора позабыли обо всем и вся. Кобурн выставил из-за скалы руку  и  слегка
пошевелил пальцами в знак  дружеского  приветствия.  Пусть  раньше  Эккерт
хотел его убить, но теперь  они  были  равны  -  два  землянина  на  чужой
планете, в окружении врагов.
     - Вот он, второй! - завопил Эккерт, указывая прямо на скалу  Кобурна.
- Вон там он прячется!
     Среди инопланетян мгновенно воцарилось  молчание.  Близоруко  щурясь,
они смотрели в сторону Кобурна. Тот припал к  грунту,  мысленно  проклиная
Эккерта и шепча Эрике душераздирающие слова прощания. Что до Пэтси, то  он
воспользовался случаем,  чтобы  дать  деру.  Со  звериным  проворством  он
вскочил  на  ноги  и  пустился  наутек.  Двое  инопланетян  пытались   его
перехватить, но Эккерт, увернувшись, легко вспрыгнул на  большой  валун  и
соскочил с другой стороны. И с треском провалился. Там, где он только  что
стоял, зияла черная дыра с рваными краями, из которой доносился отчаянный,
переходящий по закону Допплера в басистый стон, крик. Видимо, Эккерту было
еще очень долго лететь до дна.
     - Я так и знал, что здесь есть тонкие заплатки, - заметила  одна,  из
горилл. - Мильдо опять решил сэкономить стройматериалы.
     - Это к делу не относится, - раздраженно оборвал  его  безволосый.  -
Пойдемте-ка осмотрим те скалы.
     Отряд, совсем как в прошлый раз, рассыпался по местности  и  двинулся
на Кобурна. Это напоминало пластинки веера,  сходящиеся  к  ручке.  Кобурн
неуклюже поднялся и побежал, инстинктивно держа  курс  на  зеленое  сияние
ворот.
     - Хватайте его! Убейте его! - закричал один  из  инопланетян.  Кобурн
нехорошо выругался, узнав гнусавый голос самого малорослого, которого  уже
успел окрестить про себя главным вредителем. Кобурн всегда  хорошо  бегал,
но сейчас - подгоняемый страхом, что его схватят  или  что  он  провалится
внутрь горы - он буквально летел по снежному склону, не чуя под собой ног.
Инопланетяне  плелись  далеко  позади,  а  зеленое  сияние   впереди   все
разгоралось, пока не обернулось уже знакомыми воротами. У одного из черных
столбов по-прежнему лежала убитая горилла.
     На первом этапе забега Кобурну казалось, что он вот  так,  не  снижая
скорости, может обежать вокруг всей планеты, но теперь - после первого  же
километра - силы быстро иссякали, а гиканье инопланетян слышалось прямо за
спиной.  Он  доковылял  до  ворот,  шагнул  одной  ногой   за   светящийся
прямоугольник - и тут же выдернул ногу обратно. Гималайская зима  голодным
зверем впилась в его тело.
     Шумно дыша и захлебываясь соленым потом от изнеможения, он  опустился
на снег. Выбирать ему особенно не из чего - либо весьма  скорая  смерть  в
холодных снегах Эвереста подлинного,  либо  очень  скорая  смерть  от  рук
инопланетян на Эвересте поддельном. Кобурн избрал  последнее,  в  основном
потому, что это избавляло  его  от  необходимости  снова  вставать.  Крики
преследователей становились все громче.
     "Вот и все, Эрика, - думал он. - Я любил тебя".
     Потухшими глазами он огляделся по сторонам,  пытаясь  настроиться  на
философски-стоический лад, но зрелище уродливого тела мертвой  гориллы  не
особенно успокаивало. Длинные шерстинки безжизненно шевелились  на  ветру.
Под ними блеснуло что-то медное. Украшения? Кобурн дополз до  бездыханного
тела, запустил руку в шерсть  и  обнаружил  застежку-"молнию",  идущую  от
подбородка существа до его паха.
     Его лицо просияло - он догадался. Подняв голову, он  увидел  скачущий
по скалам авангард погони. Зеленокожие бежали впереди. У Кобурна  было  не
больше минуты. Он расстегнул "молнию" на теле гориллы, сорвал  с  ее  лица
звериную маску и обнаружил внутри  мертвого  инопланетянина  -  такого  же
лысого  и  зеленокожего,  как  остальные.   Шерстистый   покров   оказался
маскировочно-защитным костюмом для нелегальных прогулок по Земле.
     Подвывая от возбуждения и страха, Кобурн вытряхнул инопланетянина  из
его  кокона.  Крики  преследователей,  заметивших  его   действия,   стали
тревожнее. Еще миг - схватят. Кобурн влез в мешковатую шкуру,  натянул  на
голову шлем с обезьяньей маской и, не застегивая "молнии", нырнул в ворота
как раз в тот момент, когда сильная зеленая рука попыталась  ухватить  его
за шерсть на спине.
     Ветер Гималаев, невероятно колючий и холодный, ворвался в распахнутую
обезьянью шкуру. Кобурн неловко застегнул  костюм  руками  в  перчатках  и
поспешил ретироваться от ворот, которые с этой стороны представляли  собой
два обычных черных столба. Дул свирепый ветер,  на  неровном  склоне  было
почти невозможно удержать равновесие, но  убраться  подальше  было  просто
необходимо. Инопланетяне в костюмах, более неповоротливые, чем  их  одетые
по-летнему собратья, еще не подоспели к воротам, но очень скоро  они  всем
скопом ринутся ему вдогонку.
     Кобурн побрел сквозь слепящие снежные вихри. Минут  через  десять  он
почувствовал, что ушел от погони, спустя час стал  абсолютно  уверен,  что
больше  никогда  не  увидит  зеленокожих  инопланетян.  Правда,  он  начал
подозревать, что вообще больше никогда никого не увидит. То  был  Эверест,
грозный царь  Гималаев,  вокруг  бесновались  торжествующие  стихии,  а  у
Кобурна не было ни снаряжения, ни знаний, чтобы найти дорогу к людям.
     Он упрямо переставлял ноги, стараясь  по  возможности  двигаться  под
гору и надеясь только на прочность отопительной  системы  костюма.  Однако
постепенно он начал выдыхаться. Он все чаще  оступался  и,  упав,  уже  не
торопился  вставать.  В  конце   концов   дальнейшее   продвижение   стало
бессмысленным. Кобурн сел на камень и стал ждать, пока снег заметет его  с
головой, и следа не оставив от его жалкого, бесплодного существования.  Он
отрешенно приготовился погрузиться в вечный покой...
     Не прошло и  тридцати  секунд  вечного  покоя,  как  сверху  на  него
внезапно опустилась грубо сплетенная сеть. Его швырнуло на снег.
     Кобурн  с  испуганным  криком  попытался  высвободиться,  но  жесткие
веревки еще крепче впились в его руки и ноги. Он понял, что все же попался
в руки инопланетян, и на этот раз  его  живым  не  отпустят.  Импровизируя
ругательства на галалингве, он отчаянно  пытался  встать  на  ноги,  чтобы
умереть стоя, как подобает мужчине, но сокрушительный  удар  по  основанию
черепа  не  позволил  Кобурну  осуществить  даже  это  скромное   желание.
Погружаясь во тьму, он успел заметить, что атакующие были одеты в  обычные
земные горнолыжные костюмы...
     О последующем временном отрезке Кобурн мало что  помнил  Большую  его
часть он был без сознания, но иногда, полуочнувшись, понимал, что  сеть  с
ним волокут по снегу Когда к нему вернулся дар  речи,  он  попытался  было
запротестовать,  но  обнаружил,  что   рот   обезьяньей   маски   намертво
захлопнулся, и сказать что-либо членораздельно просто  невозможно.  Кобурн
сдался и, откинувшись на спину, сосредоточил  все  усилия  на  том,  чтобы
уворачиваться  от  острых  камней,  в  изобилии  попадавшихся  на  дороге.
Несколько минут спустя отряд остановился. Один из  присутствующих  откинул
забрало своего лыжного шлема.
     - Один есть! - крикнул  он  по-английски  кому-то,  кто  был  невидим
Кобурну. - Мы поймали йети!
     - Вот здорово! - отозвался женский голос.
     Кобурн возмутился, что его считают животным и  соответственно  с  ним
обращаются, но при звуке этого голоса позабыл обо  всем.  Он  сел  и  стал
отчаянно дергать за язычок "молнии".
     Женщина опустилась на колени перед ним.
     - Мой йети, - выдохнула она. - Мой собственный йети!..
     Кобурн, наконец-то справившись с  "молнией",  сорвал  с  головы  свою
обезьянью маску.
     - Эрика, - произнес он. - Моя собственная Эрика!
     - Бог ты мой, - пробормотала она изумленно. Потом ее лицо  расплылось
в лучезарной улыбке, над которой не был властен даже холод: -  Ах  ты  мой
глупыш, ах ты мое чудо! А я ведь вправду поверила, что ты удрал в космос и
позабыл обо мне.
     - Ничего подобного, - ответил он, потянувшись к ней.
     - Подожди, здесь не место, - она помогла Кобурну подняться на ноги. -
Надо доставить тебя под крышу, а то еще замерзнешь. И  ты  нам  объяснишь,
как так вышло, что  ты  пустился  догонять  мою  экспедицию  в  обезьяньем
наряде. Не сомневаюсь, у тебя  уже  заготовлена  какая-нибудь  невероятная
история.
     Кобурн обнял ее за талию:
     - Постараюсь что-нибудь придумать.

                                 Боб ШОУ

                           СХВАТКА НА РАССВЕТЕ

     Какой-то серебристый блеск примерно в миле впереди  вывел  Грегга  из
раздумья. Он натянул поводья, остановил лошадь и достал из кармана куртки,
лежащей рядом на повозке, маленькую подзорную трубу в кожаном чехле. Грегг
выдвинул ее секции и поднес к глазу, сморщившись от тупой боли в суставах.
Только-только рассвело, и, несмотря  на  жару,  в  руках  еще  сохранялась
ночная окоченелость.
     Почва  уже  начала  раскаляться,  приводя  нижние  слои   воздуха   в
колышущееся движение, и подзорная труба  показала  расплывчатую  мерцающую
фигуру молодой женщины, возможно мексиканки, в серебристом  платье.  Грегг
опустил трубу, отер пот со лба и  попытался  осмыслить  увиденное.  Одетая
подобным образом женщина будет редким зрелищем где угодно,  даже  в  самых
роскошных сапунах Сакраменто. Но увидеть ее  на  тропе,  в  трех  милях  к
северу от  Коппер-Кросс  -  к  такому  событию  Грегг  был  совершенно  не
подготовлен. Другой любопытный факт  заключался  в  том,  что  пять  минут
назад, глядя с гребня горы, он готов был поклясться,  что  впереди  никого
нет.
     Он снова посмотрел в подзорную  трубу.  Женщина  стояла  на  месте  и
потерянно  озиралась  по  сторонам.  Это  тоже  весьма  озадачило  Грегга.
Посторонний легко мог сбиться с пути в прериях южной Аризоны, но осознать,
что она заблудилась, ей следовало задолго  до  окрестностей  Коппер-Кросс.
Вряд ли сейчас есть толк внимательно изучать монотонный  ландшафт,  словно
при виде чего-то нового.
     Грегг повел трубой, пытаясь обнаружить повозку или убежавшую лошадь -
словом, то, что могло объяснить присутствие женщины. Но  разглядел  только
пятнышко пыли вокруг едва заметных точек в виде двух  всадников,  скачущих
по боковой тропе к ранчо Портфилда. Сперва он  решил,  что  тайна  наконец
прояснилась. Джош Портфилд иногда привозил девиц из своих  вылазок  на  ту
сторону границы, и в его характере попросту вышвырнуть  потом  неугодившую
или надоевшую гостью. Но более внимательный взгляд на  всадников  показал,
что они приближаются к основной тропе и, вероятно, пока не догадываются  о
присутствии  женщины.  Однако  именно  их   появление   заставило   Грегга
призадуматься, ибо скорее всего его ожидала неприятная встреча.
     Он не был по природе осторожным человеком, и первые сорок восемь  лет
своей жизни почти умышленно следовал политике  борьбы  со  скукой.  Очертя
голову он бросался на защиту слабых и  обиженных,  в  каждой  сомнительной
ситуации полагаясь  на  свою  сообразительность  и  быструю  реакцию.  Эта
политика привела его к посту неофициального блюстителя порядка и -  жарким
полднем одного зловещего лета  -  поставила  лицом  к  лицу  с  немыслимой
задачей укрощения Джошуа Портфилда и  четырех  его  дружков,  возбужденных
немалым количеством виски. Из этого эпизода  Грегг  вышел  с  изувеченными
руками и новой привычкой продумывать каждый свой поступок с  тщательностью
шахматиста.
     Возникшая сейчас ситуация не  казалось  очень  опасной,  но,  на  его
взгляд, содержала чересчур много неизвестных факторов. Грегг потянулся  за
лежащей на дне повозки двустволкой, зарядил ее, взвел курки  и,  проклиная
неуклюжесть едва сгибающихся  рук,  засунул  ружье  в  сыромятные  кожаные
петли, прибитые под сиденьем. Не самое безопасное место, что  и  говорить,
но выстрелы грозили задеть только тех, кто будет ехать  рядом,  а  он  мог
предупредить их, если попутчики  окажутся  расположенными  доброжелательно
или хотя бы не слишком враждебно.
     Грегг щелкнул поводьями, и лошадь перешла на иноходь. Взгляд его  был
устремлен прямо вперед. Вскоре он увидел у развилки дорог двух  всадников,
остановившихся рядом с серебристым пятнышком, каким представлялась женщина
его невооруженному взгляду.  Грегг  от  всей  души  надеялся  (ради  своей
незнакомки), что эти двое - из числа  сравнительно  порядочных  работников
ранчо, а не пара головорезов из развеселой свиты Портфилда. Приблизившись,
он заметил, что всадники не спешились и не  остановили  лошадей,  а  взяли
женщину в узкое кольцо и ездят вокруг нее. Из чего Грегг заключил, что  ей
не повезло, и в груди у него неприятно похолодело. Случись это, когда  его
руки были целы, Грегг пустил бы коня в галоп; теперь же он испытал желание
повернуть вспять и удалиться подобру-поздорову. Он  пошел  на  компромисс:
позволил лошади неторопливо нести себя к месту событий.
     Подъехав ближе, Грегг заметил, что на женщине  не  мантилья,  как  он
полагал, а, какое-то необычное серебристое одеяние с капюшоном, надвинутым
на голову. Она поворачивалась то в одну,  то  в  другую  сторону,  пытаясь
увернуться от преследователей. Грегг перевел взгляд на всадников, и сердце
его упало - он узнал Волфа Кейли и Сигги Соренсона. Белые волосы и  борода
Кейли, несмотря на неизменный "трантер" за поясом, никак не  изобличали  в
нем аппетита и  инстинктов  стервятника.  Соренсон,  коренастый  швед  лет
тридцати, бывший рудокоп, был не  вооружен,  но  угрозу  не  меньшую,  чем
огнестрельное оружие, несли  его  огромные  конечности.  И  тот  и  другой
находились  среди  тех,  кто  двумя  годами  раньше  проучил   Грегга   за
вмешательство в дела Портфилда. Сейчас они делали вид, будто  не  замечают
его присутствия, и продолжали кружить вокруг женщины, изредка наклоняясь в
седле и пытаясь скинуть серебристый капюшон с ее  лица  Грегг  остановился
поодаль.
     - Что вы затеяли, ребята? - дружелюбно спросил он.
     При первых звуках его  голоса  женщина  повернулась  и  Грегг  увидел
бледный овал ее лица. От резкого движения странное одеяние  натянулось,  и
ошеломленный Грегг увидел, что она на последних месяцах беременности.
     - Поди прочь, Билли-мальчик, - небрежно бросил Кейли, не  поворачивая
головы.
     - Я думаю, вам лучше оставить даму в покое.
     - А я думаю, что ты скажешь, когда затрещат  твои  кости,  -  ответил
Кейли. Он снова потянулся к капюшону женщины, и та едва увернулась от  его
руки.
     - Послушай, Волф, брось. - Грегг устремил взгляд на женщину. -  Прошу
прощения, мадам. Если вы направляетесь в город, то можете поехать со мной.
     - В город? Поехать? - Она говорила с каким-то странным акцентом. - Вы
англичанин?
     У  Грегга  хватило  времени  удивиться,  что  его  можно  принять  за
англичанина,  а  не  за  американца  на  том  лишь   основании,   что   он
разговаривает на английском языке.
     Потом вмешался Кейли:
     - Не суй свой нос куда не следует, Билли. Мы знаем, как  поступать  с
мексиканками, прошмыгнувшими через границу.
     - Она не мексиканка.
     - Кто тебя спрашивает? - рявкнул Кейли,  и  его  рука  опустилась  на
рукоятку "трантера".
     Соренсон перестал кружить, подъехал к повозке Грегга  и  заглянул  на
дно. При виде восьми кувшинов, обложенных соломой, глаза его расширились.
     - Погляди-ка, Волф! - воскликнул он - Мистер Грегг везет в город  все
запасы своей пульке. Можно неплохо отметить этот случай.
     Кейли резко повернулся, его бородатое лицо выглядело почти добрым.
     - Дай-ка мне кувшинчик.
     Грегг незаметно опустил левую руку под сиденье.
     - С тебя восемьдесят пять.
     - Я не собираюсь платить восемьдесят пять за всякие  помои!  -  Кейли
угрожающе помотал головой и направил свою лошадь к повозке.
     - Это цена, которую мне дает  Уэйли,  но  мы  можем  договориться,  -
рассудительно сказал Грегг - Я дам вам по кувшину  в  долг,  и  вы  можете
выпить, пока я отвезу даму в город. Ясно, что она заблудилась и...
     Грегг  осекся,  увидев,  что  он  совершенно  неправильно  истолковал
настроение Кейли.
     - Ты что о себе думаешь?! - взревел Кейли. -  Разговаривать  со  мной
так, словно я мальчишка! Была бы моя воля, я бы прикончил  тебя  еще  пару
лет назад! В общем-то... - Рот Кейли превратился  в  узкую  щель  в  белой
бороде, светло-голубые глаза загорелись.  Большой  палец  взвел  курок  не
вытащенного еще из кобуры "трантера".
     Грегг обвел  взглядом  раскаленную  землю  и  высившиеся  вдали  горы
Сьерра-Мадре. Он понимал, что для принятия  решения  оставались  считанные
секунды. Кейли еще не был на линии огня  спрятанной  двустволки  и,  кроме
того, сидя на  лошади,  находился  слишком  высоко.  Но  иного  выхода  не
оставалось. Заставляя  омертвевшую  руку  подчиниться  своей  воле,  Грегг
дотянулся до спускового крючка и резко дернул. В последнее мгновение Кейли
догадался, что  происходит,  и  попытался  кинуться  в  сторону.  Раздался
оглушительный выстрел. Плотный клубок дроби прошил ногу  Кейли  прямо  над
лодыжкой и пропахал кровавую борозду в боку лошади.  Обезумевшее  животное
взвилось, сверкая белками глаз сквозь черный пороховой дым, и упало вместе
со всадником. С отчетливым, тошнотворным треском сломалась какая-то кость,
и Кейли взревел от боли.
     - Не надо! - завопил Соренсон  со  вставшей  на  дыбы  кобылы.  -  Не
стреляй! - Он судорожно дернул  шпорами,  отъехал  ярдов  на  пятьдесят  и
остановился с поднятыми в воздух руками.
     Грегг с трудом сообразил, что из-за шума, дыма  и  смятения  швед  не
понимает, что произошло, не понимает, насколько беспомощен его  противник.
Отчаянный рев  Кейли  мешал  Греггу  сосредоточиться.  Загадочная  женщина
высоко подняла плечи, словно пряча голову, и стояла, закрыв лицо руками.
     - Оставайся на месте!  -  крикнул  Грегг  Соренсону  и  повернулся  к
женщине: - Нам надо уходить.
     Она задрожала, но не  сделала  ни  шагу.  Грегг  спрыгнул  на  землю,
вытащил ружье из петель, подошел к женщине  и  повел  ее  к  повозке.  Она
кротко подчинилась и позволила посадить себя на сиденье. Прямо  за  спиной
Грегг услышал перестук копыт. Резко обернувшись,  он  увидел,  что  лошадь
Кейли освободилась и помчалась галопом на восток, в направлении Портфилда.
     Кейли лежал, сжимая изувеченное бедро. Он перестал кричать и,  похоже
было, потихоньку приходил в себя. Грегг подошел к  раненому  и  на  всякий
случай вытащил у него из-под пояса тяжелый пятизарядный револьвер  со  все
еще взведенным курком.
     - Тебе повезло, что он  не  выстрелил,  -  заметил  Грегг,  осторожно
спустив курок и засунув револьвер себе за пояс. - Простреленная нога -  не
худшее, что могло случиться.
     - Считай себя  на  том  свете,  Грегг,  -  слабо  прохрипел  Кейли  с
закрытыми глазами. - Сейчас Джош в отъезде... но он  скоро  вернется...  и
привезет тебя ко мне... живым... и я...
     - Побереги силы, - посоветовал Грегг,  стараясь  не  думать  о  своем
будущем. - Джош рассчитывает, что его люди сами в  состоянии  постоять  за
себя.
     Он направился к повозке и вскарабкался на сиденье рядом с  опустившей
голову женщиной.
     - Сейчас я отвезу вас в город,  но  это  все,  что  я  могу  для  вас
сделать, мадам. Куда вы направлялись?
     - Направлялись? - Она как будто усомнилась в слове, и Грегг убедился,
что английский не родной ее язык, хотя на мексиканку или испанку она  тоже
не походила.
     - Куда вам надо попасть?
     - Мне нельзя в город.
     - Почему?
     - Принц меня там найдет. Мне нельзя в город.
     - Вот как?.. - Грегг щелкнул поводьями, и повозка покатилась  вперед.
- Вас за что-то разыскивают?
     Она поколебалась, прежде чем ответить.
     - Да.
     - Что ж, вряд ли  это  так  серьезно.  К  тому  же  они  должны  быть
снисходительны. Я имею в виду, учитывая ваше положение...
     Пока Грегг мучился в поисках подходящих слов, женщина все еще заметно
дрожавшей рукой откинула капюшон  с  лица  Стали  видны  чудесные  золотые
волосы, и прояснился возраст - лет двадцать пять. По  бледной  коже  можно
было предположить, что она выросла в городе.  В  нормальных  условиях  она
поражала бы красотой, но сейчас ее черты были искажены страхом и пережитым
потрясением и, вероятно, полным упадком сил. Ее серые глаза жадно  ощупали
его лицо.
     - Мне кажется, что вы хороший человек, - медленно сказал она.  -  Где
вы живете?
     - В трех милях назад по тропе.
     - С вами никого нет?
     - Я живу один... -  Прямота  вопросов  смутила  Грегга,  и  он  решил
сменить тему. - Где ваш муж, мадам?
     - У меня нет мужа.
     Грегг отвел взгляд в сторону.
     - А-а... Ну что ж, пожалуй, нам лучше все-таки податься в город.
     - Нет! - Женщина привстала, словно  собираясь  спрыгнуть  с  повозки,
затем схватилась за свой раздутый живот, медленно осела  и  всей  тяжестью
навалилась на плечо Грегга. Он с тревогой огляделся в поисках чего-нибудь,
что могло бы ему помочь, но увидел только Соренсона,  который  вернулся  к
Кейли и опустился рядом с ним на колени. Кейли уже сидел, и оба следили за
повозкой с ненавистью змей.
     Испуганный внезапностью, с какой жизнь вышла из-под  контроля,  Грегг
выругался про себя и повернул лошадь к дому.

     Это было  маленькое  ветхое  строение,  начавшее  свое  существование
десятью  годами  раньше  в  качестве  простой  лачуги,   которой   изредка
пользовались ковбои с большого, но пришедшего в упадок ранчо. Грегг  купил
его вместе с куском земли в те дни, когда  казалось,  что  он  сам  сможет
стать хозяином. Позже он пристроил еще две комнаты, что  придало  строению
несуразный залатанный вид. После рокового столкновения с людьми Портфилда,
оставившего его калекой, едва способным управиться с грядкой овощей, Грегг
продал почти всю землю прежнему владельцу, но дом сохранил. С точки зрения
прежнего владельца, сделка была невыгодной, однако он пошел на нее -  знак
того, что местные жители ценят  усилия  Грегга  по  поддержанию  закона  и
порядка.
     - Ну вот.
     Грегг помог женщине спуститься с  повозки,  вынужденный  поддерживать
большую часть, ее  веса  и  немало  обеспокоенный  их  близостью.  Женщина
оставалась для него полной загадкой, однако было ясно, что она не привыкла
к грубому обращению. Он провел ее в дом и бережно усадил на самый  удобный
стул в большой комнате. Она откинулась на спинку, закрыв глаза и  прижимая
руки к животу.
     - Мадам, - с тревогой окликнул ее Грегг, - может, пора?..  Я  имею  в
виду... вам нужен доктор?
     - Нет! Не надо доктора!
     - Но если...
     - То время еще надо мной, - сказала она уже более твердым голосом.
     - Ну и хорошо - доктор живет милях в пятидесяти отсюда. До него почти
как до ближайшего шерифа.
     Грегг посмотрел на женщину  и  с  удивлением  отметил,  что  ее  туго
обтягивающее одеяние,  сверкавшее  на  солнце,  как  новенький  серебряный
доллар,  теперь  приобрело  густой   сине-серый   цвет.   Он   внимательно
пригляделся  к  материи  но  не  заметил  никаких  швов.  Его   недоумение
усилилось.
     - Я в жажде, - произнесла женщина. - У вас есть пить?
     - Я не разводил огня, так что кофе нет, но могу дать ключевой воды.
     - Воды, пожалуйста.
     - А еще есть виски и пульке. Я сам ее делаю. Вам бы не помешало.
     - Воды, пожалуйста.
     - Хорошо.
     Грегг подошел к дубовой бадье, снял крышку и зачерпнул холодной воды.
Повернувшись, он увидел, что женщина изучает  голые  бревенчатые  стены  и
грубую мебель со смесью отвращения и отчаяния. Ему стало ее жалко.
     - Это не дворец, - извинился он. - Но я живу тут один. Мне  мало  что
надо.
     - У вас нет женщины?
     Снова Грегга поразил контраст между ее очевидной мягкостью  и  резкой
прямотой вопросов. Он подумал мимолетно о  Рут  Джефферсон,  работавшей  в
лавке в Коппер-Кросс. Сложись обстоятельства по-иному, Рут могла бы  Стать
здесь хозяйкой.
     - Да нет...
     Женщина взяла у него черпак и отпила.
     - Я хочу остаться с вами.
     -  Конечно,  вам  надо  передохнуть,  -  смущенно  произнес  Грегг  в
предчувствии того, что последует.
     - Я хочу остаться на шесть дней. - Женщина подняла на него  прямой  и
спокойный взгляд. - Пока не родится мой сын.
     Грегг недоверчиво хмыкнул:
     - Это не больница, а я не повивальная бабка.
     - Я хорошо заплачу. - Она  потянулась  к  своей  накидке  и  извлекла
пластинку желтого металла около восьми дюймов в  длину  и  дюйма  шириной,
блестевшую масляным глянцем высокопробного золота. - По  одной  за  каждый
день. Всего будет шесть.
     - Ерунда какая-то... - пробормотал вконец сбитый с толку Грегг.  -  Я
хочу сказать, что вы даже не знаете, будет ли шесть дней достаточно.
     - Мой сын родится послезавтра.
     - Кто может утверждать наверняка?..
     - Я могу.
     - Мадам, мне... -  Грегг  взвесил  на  ладони  тяжелую  металлическую
пластинку. - Эта вещь стоит очень много денег... в банке.
     - Она не краденая, если вас это беспокоит.
     Грегг  смущенно  кашлянул,  не   желая   противоречить   гостье   или
допрашивать ее.
     - Я не имел в виду, что она украдена...  Но  сюда  не  слишком  часто
приезжают богатые дамы, чтобы рожать у меня детей. - Он криво улыбнулся. -
По правде говоря, вы первая.
     - Учтиво сказано, - ответила она, в свою очередь слабо улыбнувшись. -
Я понимаю, как все это для вас странно, но у  меня  нет  права  объяснять.
Могу лишь заверить, что я не нарушала никаких законов.
     - Просто на какое-то время решили укрыться.
     - Пожалуйста, поймите, что в других местах обычаи могут отличаться от
тех, что приняты в Мексике.
     - Прошу прощения, мадам, - удивленно поправил Грегг, - эта территория
принадлежит Америке с 1848 года.
     - Это вы меня простите. - Она заметно огорчилась. - Я никогда не была
сильна в географии и нахожусь очень далеко от дома.
     У Грегга сложилось впечатление, что с  ним  хитрят,  и  он  решил  не
поддаваться.
     - А как насчет Принца?
     Солнечный луч, отражавшийся на черпаке, который она держала  в  руке,
дрогнул и расплылся кругами.
     - Я ошибалась, думая, что можно вовлечь вас, - произнесла  она.  -  Я
уйду, как только передохну немного.
     - Куда? - Грегг усмехнулся, чувствуя себя вовлеченным  независимо  от
ее или своего желания. - Мадам, вы, кажется, не понимаете, как  далеко  вы
находитесь от чего угодно. Между прочим, как вы сюда попали?
     - Я уйду немедленно. - Она с трудом поднялась, и ее лицо побелело еще
сильнее. - Благодарю вас за ту помощь, которую вы оказали. Надеюсь, вы  не
откажетесь принять этот кусочек золота...
     - Садитесь, - устало велел Грегг. - Если вы  такая  сумасшедшая,  что
хотите  остаться  и  рожать  здесь  ребенка,  то,  полагаю,  я  достаточно
сумасшедший, чтобы согласиться.
     - Спасибо. - Женщина тяжело опустилась на стул, и  Грегг  понял,  что
она близка к обмороку.
     - Не надо меня постоянно благодарить.
     Грегг говорил намеренно грубовато, пытаясь скрыть смущение. На  самом
деле, к своему собственному удивлению,  ему  было  приятно,  что  молодая,
красивая  женщина  готова  довериться  ему  после  столь  кратковременного
знакомства. "Мне кажется, что вы хороший человек", - сказала она. И в этот
миг он отчетливо осознал, какой серой и изнурительной была его  жизнь  эти
последние два года. Искалеченный, высушенный десятилетиями тяжкого  труда,
он должен был бы стать невосприимчивым ко всяким романтическим  бредням  -
особенно если  учесть,  что  эта  женщина  скорее  всего  аристократка  из
иностранцев и не удостоила бы его взглядом  при  обычных  обстоятельствах.
Однако от факта, что он выступил на ее защиту и теперь подвергался большой
опасности, уже не уйти. Женщина полагалась на него и была  готова  жить  в
его доме. Молодая, красивая и загадочная -  комбинация,  которая  казалась
для него сейчас столь же неотразимой, какой была четверть века назад...
     - Пора подумать о практической стороне дела, -  сказал  он  словно  в
отместку разгулявшейся фантазии. - Можете располагаться на  моей  постели.
Она чистая, но нам все равно понадобится свежее белье. Я поеду в  город  и
кое-чем подзапасусь.
     Женщина встревожилась:
     - Это необходимо?
     - Совершенно необходимо. Не беспокойтесь, я никому про вас не скажу.
     - Благодарю, - сказала она. - А эти двое мужчин, которых я встретила?
     - Что вы имеете в виду?
     - Они, наверное, догадываются, что я у вас. Они не станут говорить об
этом?
     - Люди Портфилда не откровенничают с городскими, да и  ни  с  кем  из
живущих здесь.
     Грегг вытащил из-за пояса револьвер Кейли и собрался положить  его  в
ящик буфета, когда женщина протянула руку и попросила показать ей  оружие.
Слегка удивленный, он дал ей револьвер и заметил, как  дрогнула  ее  рука,
приняв тяжесть.
     - Это не женская игрушка, - прокомментировал он.
     - Очевидно. - Она подняла на него глаза. - Какова  скорость  пули  на
вылете?
     Грегг снова хмыкнул:
     - Вас не должны интересовать такие вещи.
     - Довольное странное замечание с вашей стороны, - сказала она, и в ее
голосе прозвучала доля прежней твердости, - когда я  только  что  выразила
свой интерес.
     - Извините, просто... - Грегг решил не напоминать про  ужас,  который
охватил ее, когда он выстрелил из ружья. - Я не знаю скорости  вылета,  но
вряд ли она высокая. Это старый капсульный пятизарядный револьвер,  сейчас
таких немного. Понять не могу, чего ради Кейли его таскает.
     - Ясно. - Она разочарованно вернула оружие. - От  него  нет  никакого
толка.
     Грегг взвесил револьвер на ладони.
     - Не поймите меня  неправильно,  мадам.  Его  неудобно  заряжать,  но
против пули 54-го калибра не устоит ни один человек.
     Говоря, он не сводил глаз со своей гостьи, и ему показалось, что  при
последних словах на ее лице промелькнуло странное выражение.
     - Вы думаете о большом звере? - предположил он. - О медведе?
     Она оставила его вопрос без внимания.
     - У вас есть свое оружие?
     - Да, но я не ношу его. Таким образом я не ввязываюсь в неприятности.
- Грегг вспомнил события предыдущего часа. - Обычно, - добавил он.
     - Какова скорость вылета пули у вашего оружия?
     - Откуда мне знать? - Греггу было все  труднее  совместить  поведение
женщины  с  ее  непонятным   интересом   к   техническим   характеристикам
огнестрельного оружия. - В наших краях так об оружии не судят. У  меня,  к
примеру, "ремингтон" 44-го калибра, который всегда делает то, что я  хочу,
и этого мне вполне достаточно.
     Невзирая на раздражение, сквозившее в его  голосе,  женщина  оглядела
комнату и указала на массивную железную  кухонную  плиту,  на  которой  он
готовил.
     - Что произойдет, если вы выстрелите вот в это?
     - Куски свинца разлетятся по всей комнате.
     - Вы ее не прострелите?
     Грегг хохотнул.
     - Мадам, нет еще такого оружия, способного это сделать. Вы  не  могли
бы поведать мне, откуда такое любопытство?
     Он уже начал  привыкать  к  тому,  как  она  отвечала  -  меняя  тему
разговора.
     - Вас зовут Билли-мальчик?
     - Достаточно просто Билли. Раз уж мы собираемся перейти на имена.
     - Меня зовут Морна. - Она  одарила  его  мимолетной  улыбкой.  -  Нет
смысла соблюдать формальности... в данных обстоятельствах.
     - Пожалуй, так. - Грегг почувствовал, как к щекам  прилила  кровь,  и
поспешно отвернулся.
     - Вам когда-нибудь доводилось принимать ребенка?
     - Это не моя специальность.
     - Не беспокойтесь чересчур, - сказала она. - Я вас научу.
     - Спасибо, - хрипло  ответил  Грегг.  У  него  появились  сомнения  в
благородном   происхождении   своей   гостьи.    Безусловно,    об    этом
свидетельствовали ее внешность и - теперь, когда она больше не боялась,  -
определенная властность поведения. Но она, казалось, не имела ни малейшего
представления, что существуют вещи, которые можно обсуждать лишь с  самыми
близкими.

     Днем он отправился в  город,  поехав  в  объезд,  подальше  от  ранчо
Портфилда, и освободился от восьми галлонов пульке в сапуне Уэйли.  Стояла
невыносимая жара, пропитанная потом рубашка липла к спине, но он  позволил
себе лишь одну кружку пива, перед тем как идти к Рут Джефферсон в лавку ее
двоюродного брата. Грегг нашел Рут в кладовке, когда она пыталась взвалить
мешок бобов на нижнюю полку. Это была крепкая привлекательная женщина  лет
сорока, со все еще узкой талией и прямой осанкой,  хотя  годы  вдовства  и
тяжелой работы проложили глубокие линии вокруг ее рта.
     - Добрый день, Билли,  -  сказал  она,  услышав  его  шаги,  а  затем
обернулась и пристально посмотрела на него. - Ты что задумал, Билл Грегг?
     У Грегга дрогнуло сердце - именно это заставляло его всегда опасаться
женщин.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я имею в виду, что ты нацепил галстук в этакую жару. И свою  лучшую
шляпу. И если не ошибаюсь, свои лучшие ботинки.
     - Давай-ка помогу тебе с мешком, - сказал он, подходя ближе.
     - Это чересчур тяжело для твоих рук.
     - Как-нибудь справлюсь. - Грегг нагнулся,  неуклюже  прижал  мешок  к
груди, затем выпрямился и бросил его на полку. - Ну? Что я тебе говорил?!
     -  Ты  весь  перепачкался,  -  неодобрительно  сказала  она  и  стала
смахивать пыль платком.
     - Ерунда, не шуми.
     Несмотря на протесты, Грегг покорно застыл и позволил себя вычистить,
наслаждаясь таким вниманием.
     - Мне нужна твоя помощь, Рут, - сказал он.
     Она кивнула.
     - Я твержу тебе это не один год.
     - По совершенно особому случаю.  Я  даже  рассказать  тебе  не  могу,
покуда ты не пообещаешь хранить секрет.
     - Я так и знала! Я знала, что что-то случилось, как  только  ты  сюда
вошел!
     Грот добился желаемого обещания и стал описывать события. По мере его
рассказа линии вокруг ее рта углублялись, в глазах появился жесткий блеск.
Грегг с  облегчением  вздохнул,  когда,  едва  закончил  повествование,  в
магазин вошли две женщины и минут десять выбирали ткань.  К  тому  времени
Рут немного успокоилась, но Грегг видел, что она все еще кипятится.
     - Не понимаю тебя, Билли. Мне показалось, что ты кое-чему научился  в
последний раз, когда столкнулся с людьми Портфилда.
     - А что мне оставалось делать? - сказал он. - Я должен был ей помочь.
     - Этого-то я и боялась.
     - Ты хочешь сказать...
     - Билли Грегг, если я когда-нибудь узнаю, что ты спутался с  какой-то
девкой из сапуна, а теперь у тебя хватило наглости просить моей помощи при
родах...
     - Рут! - Грегг был поражен до глубины души.
     - Легче поверить в это, чем в то, что ты мне наплел.
     Он вздохнул и вытащил из кармана слиток золота.
     - Стала бы она мне платить? Вот этим?
     - Думаю, нет, - согласилась Рут. - Но все-таки странно... Что это  за
имя - Морна? Откуда она?
     - А я почем знаю?
     - Да ты еще и побрился!..  -  Она  смотрела  на  него  в  растерянном
изумлении. -  Нет,  мне  просто  необходимо  повидать  женщину,  способную
заставить Билли Грегга прихорашиваться. Интересно, что в ней такого,  чего
у меня...
     - Спасибо, Рут... Словно камень с души  свалился.  -  Грегг  осмотрел
просторное затемненное помещение, заполненное товарами.  -  Что  мне  надо
взять с собой?
     - Я соберу все необходимое и  отвезу  к  тебе  перед  ужином.  Возьму
двуколку Сэма.
     - Здорово. - Грегг благодарно улыбнулся. - Только езжай по  западному
пути.
     - Теперь убирайся отсюда и дай мне заняться делом, -  велела  Рут.  -
Портфилдовские бродяги мне не помеха.
     - Хорошо. До встречи. - Грегг уже  повернулся  к  выходу,  когда  его
внимание привлекли рулоны ткани, лежавшие на прилавке. Он  потрогал  кусок
шелковистой ткани и нахмурился. - Рут, тебе приходилось слышать о материи,
которая серебрится на открытом воздухе и становится синей в помещении?
     - Никогда.
     - Так я и думал.
     Грегг подошел к двери, на мгновение задержался на пороге и  вышел  на
зной и пыль главной  улицы  городка.  Он  взобрался  на  повозку,  щелкнул
поводьями и медленно покатился к поилке. Возле нее стоял молодой ковбой  с
поникшими пшеничными усами, терпеливо ждущий, пока  напьется  кобыла.  Это
был Кол Мэшэм, один из немногих сравнительно порядочных  работников  Джоша
Портфилда. Грегг кивнул ему.
     - А, Билли... - Мэшэм кивнул в  ответ  и  вынул  изо  рта  трубку.  -
Говорят, повздорил поутру с Волфом Кейли?
     - Новости быстро расходятся.
     Мэшэм огляделся.
     - Тебе не мешает знать, Билли: Волфу совсем худо.
     - Да, я слышал, как затрещала его нога, когда на него упала лошадь. Я
тоже обязан ему парочкой сломанных костей. - Грегг с завистью  принюхался.
- Недурной у тебя табачок.
     - Это  не  просто  перелом,  Билли.  Говорят,  нога  вся  распухла  и
почернела. И у него лихорадка.
     В разгар невыносимого полуденного зноя Греггу вдруг стало холодно.
     - Ты хочешь сказать, он умирает?
     - Похоже на то, Билли. - Мэшэм вновь огляделся по сторонам. -  Никому
не говори, что я тебе сказал, но через два-три дня вернется Джош. На твоем
месте я бы не стал дожидаться.
     - Спасибо за совет, сынок.
     Грегг дождался, пока напилась лошадь, сел в повозку и тронул поводья.
Лошадь покорно опустила голову, и вскоре повозка, покинув прохладную  сень
водопоя, выехала на жаркую улицу.

     Грегг оставил Морну спящей на своей постели и вошел в дом тихо, боясь
потревожить ее сон,  но  она  уже  сидела  за  столом.  Морна  сняла  свое
загадочное одеяние и осталась в простом синем платье с короткими рукавами.
Перед ней лежала одна из десятка книг Грегга - потрепанный школьный атлас,
раскрытый на карте Северной Америки.
     Морна распустила волосы и выглядела еще красивее, но внимание  Грегга
привлекло странное украшение на ее запястье. Оно походило на круглый кусок
темно-красного  стекла  величиной  с   доллар,   окаймленный   золотом   и
удерживаемый  узким  золотым  браслетом.  Под  стеклом  пульсировал  лучик
рубинового света, расположением и  размером  напоминающий  стрелку  часов;
примерно через каждые две секунды он вспыхивал и гас.
     Женщина подняла голову и улыбнулась, показав на атлас:
     - Надеюсь, вы не возражаете...
     - Пожалуйста, мадам.
     - Морна.
     - Пожалуйста... Морна. - Грегг всегда с трудом сближался с людьми.  -
Вам лучше?
     - Да, я чувствую  себя  гораздо  лучше,  спасибо.  Я  не  спала  с...
довольно долгое время.
     - Понимаю.
     Грегг сел за стол напротив и позволил себе внимательнее взглянуть  на
необычное украшение. По окружности стеклышка были  нанесены  метки,  вроде
как на компасе, а внутри продолжал пульсировать рубиновый лучик.
     - Мне бы не хотелось совать нос в чужие  дела,  мадам...  Морна...  -
сказал Грегг, - но за всю свою жизнь я не видел ничего подобного тому, что
у вас на запястье.
     - Пустяки. - Морна прикрыла украшение рукой. - Простая безделушка.
     - Но каким образом она так вспыхивает?
     - О, я не разбираюсь в подобных вещах, - беззаботно отмахнулась  она.
- Какая-то электроника.
     - Что-то связанное с электричеством?
     - Да-да, я и хотела сказать "электричество" - мой английский  немного
хромает.
     - Но для чего она?
     Морна рассмеялась:
     - Разве ваши женщины носят только то, что приносит пользу?
     - Пожалуй, нет - с сомнением признал Грегг, чувствуя, что с ним снова
хитрят. После нескольких первых неточностей  Морна  говорила  по-английски
очень уверенно, и  он  подозревал,  что  непонятные  слова,  которыми  она
пользовалась, - например, электроника, - отнюдь не оговорка. Он решил  при
случае забежать к Рут и отыскать это слово в словаре.
     Морна рассматривала атлас, на который  в  направлении  "запад-восток"
положила соломинку, так что один ее конец примерно обозначал  расположение
Коппер-Кросс.
     - Судя по карте, мы в тысяче двухстах милях от Нового Орлеана.
     Грегг покачал головой:
     - Побольше.
     - Я только что измерила.
     - Это расстояние по прямой, - терпеливо разъяснил он. - Оно ничего не
значит - если, конечно, не лететь, как птица.
     - Но вы согласны, что тут тысяча двести миль?
     - Верно - для птицы.
     Грегг вскочил на ноги, причем, забывшись  от  раздражения,  попытался
сделать это так, как сделал бы любой нормальный  человек  -  оттолкнувшись
обеими руками от стола. Левый локоть отчетливо щелкнул и  поддался;  Грегг
навалился плечом на стол. Смущенный, он встал - на сей  раз  не  торопясь,
стараясь не выказать боль, и подошел к плите.
     - Надо приготовить горячей еды.
     - Что у вас с рукой? - негромко спросила Морна из-за его спины.
     - Вам совершенно ни к чему беспокоиться, - ответил он,  удивляясь  ее
вниманию.
     - Позвольте мне взглянуть, Билли. Может быть, я сумею помочь.
     - Вы разве доктор?
     Как он и ожидал, ответа не последовало.  Но  Грегг  все-таки  закатал
рукава и показал ей свои изуродованные локтевые суставы.  А  размягчившись
до такой степени, рассказал о том, как - в отсутствие блюстителей закона -
он был настолько глуп, что позволил себя уговорить  и  стал  неофициальным
стражем порядка. И о том, как, проявив еще большую глупость, однажды встал
на пути пьяного разгула Джоша Портфилда и четырех его дружков. Они по двое
держали его за руки и до  тех  пор  бросали  взад-вперед,  пока  локти  не
вывернулись.
     - Ну почему так всегда?.. - едва слышно выдохнула Морна.
     - Что, мадам?
     Морна подняла глаза.
     - Я ничем не могу вам помочь, Билли. Суставы треснули и  образовалась
контрактура.
     - Контрактура, да? - Грегг пометил еще одно слово для проверки.
     - Сильно болит? - Она увидела выражение его лица. - Простите,  глупый
вопрос...
     - Хорошо, что я пристрастился к виски, -  сознался  он.  -  Иначе  не
всякую ночь мог бы заснуть.
     Она сочувственно улыбнулась.
     - Боль мы, пожалуй, успокоим. В интересах, чтобы вы были как можно  в
более хорошей форме к... Какой сегодня день?
     - Пятница.
     - К воскресенью.
     - О воскресенье не волнуйтесь, - сказал Грегг. - Скоро к  нам  придет
друг. Женщина, - поспешно добавил он, когда Морна отступила назад и на  ее
лице появилось затравленное выражение.
     - Вы обещали никому не говорить о моем присутствии!
     - Но это именно ради вас. Рут Джефферсон - прекрасный человек, я знаю
ее не хуже себя самого. Она не проболтается ни одной живой душе.
     Морна слегка успокоилась.
     - Она много для вас значит?
     - Когда-то мы собирались пожениться.
     - В таком случае я не возражаю, -  сказал  Морна,  и  глаза  ее  были
непроницаемы. - Но, пожалуйста, помните, что вы сами решили рассказать  ей
обо мне.

     Двуколка Рут Джефферсон показалась за час до заката.
     Грегг, поджидавший ее снаружи, вошел в дом  и,  постучал  в  открытую
дверь спальни, где, не раздеваясь, спала Морна  Испуганно  вскрикнув,  она
мгновенно очнулась и взглянула на свой браслет. Грегг заметил,  что  лучик
света в украшении, словно стрелка необычного компаса, постоянно  указывает
на восток. Возможно, его подвело воображение, но ему показалось, что лучик
пульсирует быстрее, чем утром. Но куда более странным и удивительным  было
само присутствие златовласой молодой  женщины,  появившейся  из  ниоткуда,
носящей новую жизнь и теперь  словно  осветившей  скудную  обстановку  его
дома. Грегг вновь поймал себя на размышлениях о том, какие  обстоятельства
забросили это чудесное создание в такой дикий уголок мира.
     - Рут будет через минуту, - сказал он. - Не хотите встретить ее?
     - С удовольствием.
     Морна улыбнулась, поднявшись, и подошла с ним к двери. Грегга немного
удивило, что она даже не прикоснулась к волосам и не разгладила платье,  -
по  его  скромному  опыту,   первые   встречи   между   женщинами   бывали
напряженными, - но потом он заметил,  что  ее  незамысловатая  прическа  в
полном порядке, а на синем платье нет ни одной морщинки, словно оно только
что было снято с вешалки, - еще одно дополнение к досье любопытных  фактов
о загадочной гостье.
     - Привет, Рут. Рад, что ты смогла выбраться.
     Грегг остановил двуколку и помог Рут сойти.
     - Еще бы, - сказала Рут. - Слыхал о Волфе Кейли?
     Грегг понизил голос.
     - До меня доходили слухи, что он умирает.
     - И что ты собираешься делать?
     - А что я могу?
     - Ты можешь выйти из дома, когда стемнеет, и чтоб духу  твоего  здесь
не оставалось!.. Я, наверное, выжила из ума, предлагая такое, но... Я могу
остаться здесь и присмотреть за твоей подружкой.
     - Это было бы нечестно. - Грегг медленно покачал головой.  -  Нет,  я
буду там, где нужен.
     - А что, по-твоему, ты сможешь сделать, когда Джош Портфилд  приведет
сюда свою ораву?
     - Рут, - сморщившись, прошептал он, - поговорим о чем-нибудь  другом.
Ты расстроишь Морну. А теперь идем. Я вас познакомлю.
     Рут закатила глаза, но покорно пошла за  ним  в  дом.  Женщины  молча
пожали друг другу руки, а затем  -  совершенно  неожиданно  -  обе  начали
улыбаться, как-то сразу распределив и приняв роли матери  и  дочки.  Грегг
понял, что они вступили в общение на таком уровне, который ему никогда  не
постичь, и благоговение перед  женской  мудростью  укрепилось  в  нем  еще
сильнее.
     Его порадовало, что на Рут, явно ожидавшую подтверждения своих худших
подозрений. Морна произвела большое  впечатление.  Этот  факт,  бесспорно,
облегчит ему жизнь.
     Женщины прошли в дом, а он тем временем разгрузил  двуколку,  внес  в
комнату плетеную корзину, прижимая ее к груди, чтобы не напрягать локти, и
поставил на стол. Рут и Морна  были  поглощены  разговором,  и  Рут  молча
указала ему на дверь, приказывая удалиться.
     Грегг взял с полки пачку сигарет  и,  облегченно  вздохнув,  пошел  в
сарай, где готовилась пульке.  Вообще-то  он  предпочитал  самокрутки,  но
теперь,  когда  пальцы  потеряли  способность  к  тонкой  работе,   привык
обходиться без них. Удобно устроившись на  лавке,  он  закурил  и  стал  с
удовлетворением обозревать медные змеевики, реторты, и емкости с  бродящим
соком кактусов. Сознание, что в его доме находятся две  женщины,  одна  из
которых должна скоро родить, наполняло его  новым,  прежде  не  испытанным
теплым чувством собственной  значимости.  Вдыхая  тяжелый  ароматный  дух,
Грегг погрузился в мечты, в которых  Рут  была  его  женой,  Морна  -  его
дочкой, а он вновь был способен выполнять мужскую работу и содержать  свою
семью...
     - Не понимаю, как тут можно находиться... -  Закутанная  в  шаль,  на
пороге стояла Рут. - Вряд ли этот смрад идет на пользу.
     - Он никому еще не повредил, - сказал Грегг, поднимаясь  на  ноги.  -
Ферментация - часть природы.
     - Как и коровьи лепешки.
     Рут попятилась из сарайчика и остановилась, поджидая его  снаружи.  В
красноватых лучах заходящего солнца она выглядела на удивление здоровой  а
привлекательной, преисполненной красотой зрелости и опыта.
     - Мне пора возвращаться, -  сказала  она,  -  но  утром  я  приеду  и
останусь до рождения малыша.
     - Мне казалось, что суббота - самый тяжелый день у тебя в лавке.
     - Так оно и есть, но Сэму придется  обойтись  без  меня.  Я  не  могу
оставить это дитя одну. От тебя не много проку.
     - Но что подумает Сэм?
     - Что подумает Сэм -  не  имеет  значения.  Я  скажу  ему,  что  тебе
нездоровится... - Рут помолчала. - Билли, как ты полагаешь, откуда она?
     - Ума не приложу. Она толковала что-то о Новом Орлеане.
     Рут задумчиво покачала головой.
     - По ее говору не скажешь, что она из  Луизианы.  И  у  нее  какие-то
странные представления...
     - Я заметил, - многозначительно произнес Грегг.
     - Взять хотя бы то, что она постоянно твердит о сыне. Просто  наотрез
отказывается от мысли, что ребенок с  таким  же  успехом  может  оказаться
девочкой.
     -  Н-да...  -  Греггу  пришли  на  память  расспросы  о   технических
характеристиках оружия. - Хотел бы я знать, от кого она убегает.
     Лицо Рут смягчилось.
     - Я  читала  немало  книг  о  женщинах  из  знатных  семей...  всяких
наследницах... которым не позволяли рожать,  если  отец  ребенка  простого
происхождения.
     - Рут Джефферсон, - широко улыбаясь, сказал Грегг,  -  я  понятия  не
имел, что ты хозяйничаешь  в  своей  маленькой  лавке  с  головой,  полной
романтических бредней!
     - Ничего подобного! - Рут покраснела. - Но только слепой  не  увидит,
что Морна привыкла к роскоши. И  вполне  вероятно,  что  у  нее  нелады  с
родными.
     - Возможно.
     Грегг вспомнил ужас в глазах Морны. Интуиция подсказывала ему, что не
родные причина такого дикого страха, но он решил не спорить.  Он  стоял  и
терпеливо слушал наставления  Рут:  как  устроиться  на  ночь  в  соседней
комнате и какой приготовить утром завтрак.
     - И не смей притрагиваться сегодня к спиртному! - закончила Рут. - Не
хватало только, чтобы ты валился пьяный, когда начнутся схватки.  Ты  меня
понял?
     - Понял, понял. Я все  равно  не  собирался  пить.  Ты  думаешь,  что
ребенок действительно родится в воскресенье?
     - Почему-то - не знаю почему, - Рут взгромоздилась на сиденье и взяла
в руки поводья, - я склонна ей верить. До встречи, Билли.
     - Спасибо, Рут.
     Грегг проводил взглядом двуколку, пока та  не  скрылась  из  виду  за
скалой у подножия холма, на котором стоял его дом, и зашел внутрь. Дверь в
спальню была закрыта. Из одеял, приготовленных для него Рут,  он  соорудил
на полу постель, но сон не шел. Посмеиваясь от сознания вины, Грегг  щедро
плеснул себе кукурузной водки из каменного кувшина, стоящего в  буфете,  и
со стаканом в руке устроился на самом удобном стуле. Тлеющий уголек солнца
наполнял комнату мягким светом, и, потягивая из  стакана,  Грегг  блаженно
расслабился.
     Он даже позволил себе надеяться, что Морна останется  с  ним  дольше,
чем на шесть запланированных дней.

     Грегг очнулся на заре, все в той же позе с пустым стаканом в руке. Он
хотел поставить стакан и чуть не в голос застонал, согнув больной  локоть,
- словно об обнаженный нерв крошили осколки стекла.  Ночью,  должно  быть,
похолодало, и незащищенные руки застыли больше обычного.  Грегг  с  трудом
поднялся и с досадой заметил, что рубашка и штаны безнадежно помяты. Ему в
голову тут же пришло, что одинокому холостяку хорошо бы иметь  несминаемые
штаны из такой материи, как у...
     Морна!
     События прошедшего дня мгновенно ожили в его памяти. Грегг заспешил к
плите и стал чистить  ее,  чтобы  развести  огонь.  Рут  велела  подогреть
молока, сварить на завтрак овсянку и принести ей в  комнату  тазик  теплой
виды. Отчасти из-за спешки, отчасти из-за неловкости пальцев он  несколько
раз ронял щипцы и не был удивлен, когда дверь  в  спальню  отворилась.  На
пороге появилась Морна в цветистом халатике, который,  очевидно,  привезла
для нее Рут. Привычный женственный покрой одежды сделал  Морну  еще  более
привлекательной и доступной в глазах Грегга.
     - Доброе утро, - сказал он. - Прошу прощения за шум. Надеюсь, я не...
     - Я уже выспалась. - Она прошла в комнату, села за  стол  и  положила
второй слиток золота. - Это вам, Билли.
     Он запротестовал:
     - Того, что вы дали мне  вчера,  более  чем  достаточно  за  всю  мою
помощь.
     Морна грустно улыбнулась, и Грегг внезапно осознал, что имеет дело не
с юной хозяйкой, предлагающей деньги за домашние услуги.
     - Вы рисковали ради меня своей жизнью.  И  думаю,  если  понадобится,
снова станете на мою защиту. Да?
     Грегг отвел взгляд.
     - Ничего особенного я не сделал.
     - Нет, сделали! Я наблюдала за вами, Билли, и видела, что вы боитесь.
Но вы сумели справиться с собой, сдержать свой страх, и стали еще сильнее,
а не слабее. А на это способны даже не все мои соотечественники.
     Морна замолчала и прижала побелевшие костяшки пальцев к губам, словно
боясь сказать лишнее.
     - Нам следует подкрепиться. - Грегг  повернулся  к  плите.  -  Сейчас
разведу огонь.
     - Вы не ответили на мой вопрос.
     Он переступил с ноги на ногу.
     - На какой?
     - Если сюда кто-нибудь придет, чтобы убить меня, и моего  сына...  вы
станете защищать нас, даже подвергая свою жизнь опасности?
     - Ерунда какая-то! - возмутился Грегг. - Кому  придет  в  голову  вас
убивать!
     Она перехватила его взгляд.
     - Я жду ответа, Билли.
     - Я... - Слова давались ему с трудом, словно он объяснялся в любви. -
Разве на это нужно отвечать? Как по-вашему, неужели я убегу?
     - Нет, - мягко произнесла она. - Лучшего ответа мне не надо.
     - Очень приятно.
     Слова прозвучали  грубее,  чем  хотелось  Греггу,  потому  что  образ
Морны-дочери то и дело сменялся образом Морны-жены, хотя он едва знал  ее,
хотя она носила под грудью жизнь, зачатую другим  мужчиной.  Его  угнетали
греховность этих мыслей и страх выставить себя на посмешище,  и  в  то  же
время он был глубоко тронут ее доверием. Ни простой мужчина, ни Принц,  ни
даже сам Князь Тьмы не причинят ей зла я не огорчат ее, пока он  находится
рядом. Разжигая огонь в плите,  Грегг  решил  при  первой  же  возможности
проверить состояние своего "ремингтона" и старого "трантера",  отобранного
у Волфа Кейли. Только бы не увидели Морна и Рут...
     Словно угадав его мысли, Морна спросила:
     - Билли, у вас нет длинноствольного оружия? Винтовки?
     - И не было никогда.
     - А почему?  Длинный  ствол  позволит  заряду  передать  пуле  больше
энергии, оружие будет эффективнее.
     Грегг, умышленно не оборачиваясь, пожал плечами. Ему  было  неприятно
слышать, как чистый высокий голос  Морны  произносит  слова  из  лексикона
оружейника.
     - Не было нужды.
     - Но почему? - настаивала Морна.
     -  Зачем  мне?  Даже  со  здоровыми  кулаками  я  не  очень-то  ловко
управлялся с винтовкой и поэтому вовсе ее не держал.  Понимаете,  в  наших
краях закона практически нет. Если  один  человек  из  револьвера  убивает
другого, то это в порядке вещей и не считается преступлением при  условии,
что у того тоже был револьвер. Даже если покойнику не предоставили никакой
возможности его  вытащить,  все  равно  это  рассматривается  как  честная
схватка. То же самое, если у обоих - винтовки, но винтовка не для меня.  А
я вовсе не хочу, чтобы меня могли ухлопать на расстоянии двухсот  ярдов  и
заявить, что это самооборона.
     Грегг давно уже не произносил такой длинной речи, и свое  раздражение
выместил на золе, которую принялся ворошить с чрезмерной энергией.
     - Понимаю, - задумчиво произнесла Морна. -  Разновидность  дуэли.  Вы
метко стреляете из револьвера?
     В ответ Грегг с лязгом захлопнул печную дверцу.
     Ее голос приобрел уже знакомую ему властность.
     - Билли, вы метко стреляете из револьвера?
     Он резко повернулся, выставив вперед руки таким  образом,  что  стали
видны бесформенные, распухшие локти.
     - Прицеливаться я могу точно так же, как и раньше, но времени  теперь
у меня уходит столько, что я в подметки  не  гожусь  любому  сосунку.  Ну,
довольны?
     - Мы не должны злиться друг на друга. - Морна поднялась и  сжала  его
протянутые руки. - Вы любите меня, Билли?
     - Да. - Ответ донесся до  Грегга  словно  издалека,  слов  но  не  он
произнес это слово.
     - Я горжусь этим... Подождите.
     Морна удалилась в спальню, порылась в своей  накидке  и  вернулась  с
предметом, на первый взгляд похожим на кусочек зеленого стекла.  Когда  же
Морна положила его к левому локтю, Грегг с удивлением почувствовал, что он
эластичен как оленья кожа. Грегг  ощутил  тепло,  и  по  суставу  забегали
мурашки.
     - Согните руку, - приказала  Морна  бесстрастным  голосом  армейского
костоправа.
     Грегг молча повиновался - и не  почувствовал  никакой  боли,  никаких
крошащихся стеклянных игл. Пока он, не веря самому себе, сгибал и разгибал
левую  руку.  Морна  повторила  операцию  на  правой   руке   с   тем   же
чудодейственным результатом. Впервые за два  года  Грегг  смог  сгибать  и
разгибать руки, не испытывая никаких затруднений.
     Морна улыбнулась:
     - Ну как?
     - Как новые. Просто как новые!..
     - Они никогда не будут такими здоровыми и  сильными,  как  прежде,  -
сказала Морна, - но боль не вернется, обещаю.
     Она удалилась в спальню и вышла через минуту  уже  без  удивительного
стеклышка.
     - По-моему, вы говорили о еде...
     Грегг медленно покачал головой.
     - Что-то тут неладно. Вы не та, за кого себя выдаете. Никто на  свете
не мог бы...
     - Я ни за кого себя не выдаю, - оборвала его Морна.
     - Быть может, я не так выразился...
     - Не надо, Билли. Кроме вас у меня никого нет.
     Морна тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками.
     - Простите.
     Грегг хотел прикоснуться к ней, успокоить, и тут, впервые за все утро
обратил внимание  на  золотой  браслет.  Заключенный  внутри  лучик  света
по-прежнему указывал на восток, но вспыхивал определенно ярче и чаще,  чем
вчера. Грегг не мог избавиться от ощущения, что огонек предупреждает его о
какой-то надвигающейся опасности...

     Верная своему слову, Рут прибыла в самом начале дня.
     Она привезла кое-какие запасы, включая кувшин  мясного  бульона,  для
сохранения тепла закутанный в одеяло. Грегг был рад ее видеть и благодарен
за ту истинно женскую  деловитость,  с  какой  она  взялась  хлопотать  по
хозяйству, и все же он, к некоторой досаде, почувствовал себя лишним.  Все
больше и больше времени он проводил в сарайчике,  в  окружении  перегонных
аппаратов, и та светлая минута, когда он говорил с Морной о  любви,  стала
казаться ему плодом воображения. Он не тешил себя надеждами, что она имела
в виду любовь между мужем и женой. Может быть, даже не любовь между  отцом
и дочерью, но само упоминание этого слова на короткий момент  озарило  его
жизнь, сделало ее осмысленной.
     Рут, напротив,  говорила  преимущественно  о  ценах  на  продукты,  о
погоде,  о  местных  новостях,  и   в   окружающей   атмосфере   привычной
повседневности Грегг не решился рассказать о чудесном  исцелении  рук.  Он
смутно опасался, что Рут откажется этому поверить  и,  отняв  эту  веру  у
него, сведет на нет волшебную магию. Рут зашла к нему в сарай  в  полдень,
зажимая нос платком, но лишь для того, чтобы сообщить, что Кейли  вряд  ли
протянет до вечера, и что Джош Портфилд со своими людьми выехал из Соноры.
     Грегг поблагодарил за информацию,  и  виду  не  подав,  что  она  его
касается. Однако при первой же возможности он вынес из дома "ремингтон"  и
"трантер"  и  порядком  повозился  с  ними,  прежде  чем  убедился  в   их
работоспособности.
     Портфилд всегда оставался для Грегга загадкой. Он унаследовал от отца
все земли, приносящие немалый доход, и, казалось бы, ничто не толкало  его
на незаконные действия. Вкус к насилию он приобрел во время войны, и вечно
бурлящая территория Мексики, лежащая неподалеку к югу, притягивала его как
магнитом. Время от времени он собирал пеструю  компанию  и  отправлялся  в
очередной  "рейд"  за  границу.  При  этом  долгие  месяцы  Портфилд   вел
совершенно нормальный образ жизни, и его никак нельзя было назвать бешеным
зверем. Просто у него,  судя  по  всему,  полностью  отсутствовало  всякое
представление о "добре" и "зле".
     Так, он искренне считал, что поступил с Греггом милосердно,  не  убив
его, а лишь искалечив руки за попытку помешать пьяному веселью. С тех пор,
встречая Грегга где-нибудь на дороге или в Коппер-Кросс,  он  обращался  к
нему  самым  дружеским  образом,  искренне  полагая,  что   заслужил   его
благодарность и уважение. Вот уж поистине, пришел к выводу  Грегг,  каждый
человек живет в своем собственном мире.
     Вполне возможно, что, узнав о происшествии с Кейли, Портфилд попросту
пожмет  плечами  и  отмахнется,  дескать,  любой   его   работник   должен
самостоятельно управляться  со  стареющим  калекой.  Такие  случаи,  когда
Портфилд приходил к  самым  неожиданным  заключениям,  были  известны.  Но
сейчас Грегг подозревал, что молот гнева Портфилда обрушится  неумолимо  и
он, Грегг, окажется под ним. Каким-то непостижимым для  него  образом  эти
опасения питались и усиливались загадочными страхами Морны.
     За трапезой, когда все трое сидели за грубым  деревянным  столом,  он
отмалчивался и предоставлял Рут вести беседу. Разговор в основном вертелся
вокруг домашних дел, в которых Морна могла бы приоткрыть завесу тайны,  но
та искусно избегала ловушек Рут.
     Поздно вечером у Морны начались схватки, и с этого момента Грегг  был
низведен Рут до положения всем мешающего предмета  мебели.  Он  безропотно
смирился с таким  отношением,  хорошо  зная  о  сдерживаемой  неприязни  к
мужчинам и раздражительности женщин во время родов, и покорно выполнял все
поручения.  Лишь  изредка  задумчивый  взгляд  Морны   напоминал   ему   о
существовавшем между ними тайном соглашении, о котором  Рут,  несмотря  на
свою попечительскую уверенность, даже не подозревала.
     Ребенок родился в воскресенье в полдень. Как и  предсказала  Морна  -
мальчик.

     - Не позволяй Морне напрягаться, - сказала утром в  понедельник  Рут,
садясь в двуколку.
     Грегг кивнул.
     - Не волнуйся. Я управлюсь сам.
     - Уж постарайся. - Рут взглянула на него с внезапным интересом. - Как
твои руки в последнее время?
     - Лучше. Мне гораздо лучше.
     - Отлично. - Рут  подобрала  поводья,  но  уезжать  не  спешила.  Она
медленно перевела взгляд на порог  дома,  где,  укачивая  ребенка,  стояла
Морна. - Ты небось не дождешься, пока  я  уеду  и  оставлю  тебя  с  твоим
готовым семейством...
     - Ну, Рут, как можно... Тебе ли не знать, как  я  ценю  все,  что  ты
сделала. Ты ведь не ревнуешь?
     - Ревную? - Рут покачала головой и посмотрела ему прямо  в  глаза.  -
Морна странная девушка. Она не похожа на меня и не  похожа  на  тебя,  ноя
чувствую, что между вами что-то происходит.
     У  Грегга  вновь  зашевелились  смутные  страхи  перед   безошибочной
интуицией Рут.
     - Вот заладила одно и то же, словно один из этих новых фонографов...
     - Я имею в виду не то, что ты думаешь, - быстро сказала Рут. - Но тут
определенно что-то есть. Мне ли тебя не знать?
     - Я заеду через пару дней, чтобы  оплатить  счет,  -  Грегг  поспешил
перевести разговор. - Как только продам один из этих золотых слитков.
     - Постарайся успеть до возвращения Джоша Портфилда.
     Рут щелкнула поводьями и покатила вниз по склону.
     Грегг глубоко вздохнул и, прежде чем вернуться в дом, некоторое время
задумчиво вглядывался вдаль.  Морна  была  все  так  же  одета  в  пестрый
домашний халатик и,  убаюкивая  на  руках  завернутого  в  шаль  младенца,
выглядела как всякая молодая мать. Облику не соответствовал  лишь  золотой
браслет на запястье. Даже в ярких лучах утреннего солнца было  видно,  как
пульсирует малиновый огонек.  Его  бег  явно  ускорился.  В  эти  два  дня
невольного уединения Грегг немало думал о необычном украшении и  пришел  к
выводу, что  разгадал  если  не  принцип  действия,  то  по  крайней  мере
назначение этого устройства. Он чувствовал, что настала пора  откровенного
разговора.
     Морна вошла в дом вместе с ним. Роды прошли легко, но ее лицо все еще
было бледным и напряженным, и в улыбке, с которой она взглянула  на  него,
сквозило ожидание.
     - Как странно, что мы снова вдвоем, - тихо сказала она.
     - Очень странно. - Грегг показал на вспыхивающий браслет.  -  Похоже,
это ненадолго.
     Морна резко села, и ребенок, недовольный внезапным движением,  поднял
крохотную розовую ручонку. Она прижала его  к  груди  и  опустила  голову,
касаясь своим лбом лобика сына. Ее  длинные  волосы  разметались,  укрывая
младенца золотыми прядями.
     - Простите, - произнес Грегг, - но я должен знать, кто приближается к
нам с той стороны,  куда  указывает  стрелочка.  Я  должен  знать,  с  кем
драться.
     - Я не могу сказать вам этого, Билли.
     - Ясно... Я имею право быть убитым, возможно, но не имею право знать,
кем или ради чего.
     - Пожалуйста, не надо, - проговорила она. - Поймите...  я  ничего  не
могу вам сказать.
     Грегг почувствовал укол раскаяния. Он подошел  к  Морне  и  опустился
перед ней на колени.
     - Почему бы нам вдвоем -  то  есть  втроем  не  уехать  отсюда  прямо
сейчас? Мы можем собраться за десять минут - и ищи нас!
     Морна, не поднимая глаз, покачала головой.
     - Это ничего не даст.
     - Это много что даст для меня.
     Морна подняла голову и посмотрела на него тревожным,  полным  участия
взглядом.
     - Тот человек - Портфилд - попытается вас убить?
     - Рут нажаловалась? - Грегг раздраженно прищелкнул языком. - Ну зачем
это она? У вас достаточно...
     - Он попытается вас убить?
     Грегг вынужден был сказать чистую правду.
     - Ему  и  пытаться  нечего.  Он  разъезжает  в  компании  семи-восьми
головорезов, и  уж  если  они  надумают  кого-то  прикончить,  то  это  не
доставить им хлопот.
     - О! - Морна, казалось, обрела долю прежней решимости. - Мой сын  еще
не в состоянии переезжать, но  я  постараюсь  подготовить  его  как  можно
скорее. Постараюсь изо всех сил.
     - Ну и хорошо, - неуверенно сказал Грегг.
     Он смутно чувствовал, что разговор каким-то образом вышел за  пределы
его,  понимания.  Но  он  уже  потерял  инициативу  и  совершенно  не  мог
противостоять женским слезам.
     - Значит, договорились.  -  Он  встал  и  взглянул  на  до  нелепости
крохотное существо. - Выбрали имя малышу?
     Морна сразу успокоилась, лицо ее озарила счастливая улыбка.
     - Слишком рано. Время именования еще над ним.
     - По-английски правильнее сказать, что будущее впереди нас, а не  над
нами, - мягко поправил Грегг.
     - Но это подразумевает линейное... -  Морна  осеклась.  -  Вы  правы,
конечно, мне следовало сказать: время именования еще впереди.
     - Моя мама была школьной учительницей, - зачем-то сказал Грегг, вновь
чувствуя, что они не понимают друг друга. - У меня есть  кое-какая  работа
во дворе, но я буду поблизости, если понадоблюсь.
     Уже на пороге, закрывая за собой дверь, Грегг кинул взгляд в комнату.
Морна опять склонилась над сыном, прижавшись к нему лбом.  Он  никогда  не
видел, чтобы так делали другие женщины. Грегг отмахнулся от этого, как  от
одной из наименее загадочных ее странностей.
     Никакой неотложной работы во дворе не было, но всем  своим  существом
он чувствовал, что  настало  время  поглядывать  за  окрестностями.  Грегг
медленно  подлился  на  седловину  холма,  то  и   дело   обходя   валуны,
напоминавшие пасущихся овец, и сел на восточном гребне. Глядя в  подзорную
трубу, он не обнаружил никаких признаков активности ни в направлении ранчо
Портфилда, ни на тропе, что уходила на юг к  Коппер-Кросс.  Грегг  перевел
трубу на восток, к месту, где между северными оконечностями Сьерра-Мадре и
горами Сакраменто несла воды невидимая отсюда Рио-Гранде.
     "Не поддавайся страху, - с раздражением подумал он. - Ничто не  может
пересекать страну по прямой, словно птица, - кроме птицы".
     Остаток дня Грегг провел на своем  наблюдательном  пункте,  время  от
времени  спускаясь  к  дому,  -  надо  было  посмотреть,  как  там  Морна,
приготовить нехитрую еду и  вскипятить  воду  лая  стирки  пеленок.  Он  с
удовольствием отметил, что ребенок почти все  время  спит,  значит.  Морна
может неплохо отдохнуть. Порой ему вспоминались слова Рут:  "Твое  готовое
семейство", и  он  понял,  насколько  они  верны.  Даже  в  этих  странных
обстоятельствах   было   что-то    трогательное,    приносящее    глубокое
удовлетворение и радость, оттого, что под его крышей находятся  женщина  и
ребенок, именно в нем,  и  ни  в  каком  другом  мужчине,  ищут  они  свою
безопасность и покой. Это делало его самого как-то  больше,  значительнее.
Несмотря на все свои усилия, Грегг не мог отказаться от мысли, что если бы
они с Морной  бежали  вместе  на  север,  она,  вероятно,  никогда  бы  не
вернулась к своей прежней жизни. Случись это, он и в  самом  деле  мог  бы
приобрести готовую семью...
     Впрочем, даже в мыслях нельзя заходить так далеко...
     Поздно вечером,  когда  солнце  утонуло  за  Мехикали,  Грегг  увидел
одинокого всадника, приближающегося со стороны  ранчо  Портфилда.  Всадник
ехал не спеша,  ленивым  шагом,  и  тот  факт,  что  он  один,  действовал
успокаивающе, но Грегг решил не рисковать. Он спустился к дому, достал  из
тайника в сарае свой "ремингтон" и занял позицию  за  скалой  на  повороте
тропы.
     Всадник, сгорбившись, тяжело осел в седле, наполовину  дремля.  Шляпа
была надвинута глубоко на глаза, защищая их от косых лучей  солнца.  Грегг
узнал Кола Мэшэма, молодого ковбоя, с которым он разговаривал в  городе  в
пятницу.
     - Каким ветром тебя занесло в эти края, Кол? - крикнул он.
     Мэшэм дернулся, резко выпрямился, челюсть его от удивления отвисла.
     - Билли? Ты еще здесь?
     - А что, непохоже?
     - Черт подери, я полагал, что ты давно уже смотался.
     - И решил посмотреть, что после меня осталось, - не так ли?
     Мэшэм ухмыльнулся в длинные усы.
     - Ну, если бы ты вдруг забыл свои кувшин с  пульке,  то  с  таким  же
успехом они могли бы достаться мне, а  не  кому-нибудь  другому.  В  конце
концов, именно я...
     - Ты можешь выпить за мой счет в любое время, - твердо заявил  Грегг,
- только не сейчас. Лучше иди своей дорогой, Кол.
     Такой тон Мэшэму не понравился.
     - Сдается мне, не на того ты наставляешь свою  винтовку.  Ты  знаешь,
что Волф Кейли мертв?
     - Не слыхал.
     - Ну так я тебе говорю. А Большой Джош  завтра  будет  дома.  Сегодня
днем прискакал Макс Тиббет и, как  только  узнал  про  Волфа,  сразу  взял
свежую лошадь и снова помчался на  юг  -  сообщать  Джошу.  Ты  зря  здесь
остался, Билли.
     В голосе Мэшэма звучало участие. Казалось, он был искренне  расстроен
упрямством и глупостью Грегга.
     Грегг задумался.
     - Идем со мной. Только не шуми - у меня дома гостья  и  новорожденный
ребенок. Я не хочу их тревожить.
     - Спасибо, Билли.
     Мэшэм спешился и пошел за Греггом. Он принял тяжелый каменный кувшин,
с  любопытством  взглянул  в  сторону  дома  и  уехал,  прижимая  к  груди
драгоценную добычу.
     Грегг следил, пока он не скрылся из  виду.  Потом  решил,  что  имеет
право выпить, чтоб как-то нейтрализовать действие  только  что  полученных
вестей, и отложил "ремингтон" в сторону. Проходя  по  двору,  посмотрел  в
окно, чтобы узнать, в комнате ли Морна. Он собирался  кинуть  лишь  беглый
взгляд, но неожиданная картина остановила его на полушаге.
     Морна была в своем синем платье, казалось,  перешитом  на  ее  теперь
похудевшую фигуру, хотя Грегг  не  замечал  ее  или  Рут  за  шитьем.  Она
расстелила на столе простыню, и на самой  середине  лежал  голый  ребенок.
Морна стояла рядом, обеими руками  сжимая  головку  сына.  Глаза  ее  были
закрыты, губы беззвучно двигались, бледное лицо окаменело, словно у жрицы,
совершающей древний обряд.
     Греггу страстно хотелось отвернуться, он стыдился своего непрошенного
вмешательства, но во внешности Морны происходила перемена, и эта  перемена
буквально  приковала  его  к  месту.  Золотистые   волосы   Морны   начали
шевелиться,  словно  зажив  собственной  жизнью.  Ее   голова   оставалась
совершенно неподвижной, но постепенно - прошло от  силы  десять  секунд  -
волосы расправились, каждая прядь, каждый волосок стали прямыми,  жесткими
и образовали яркий грозный нимб.  У  Грегга  пересохло  во  рту  при  виде
кошмарного  превращения  молодой  матери  в  подобие  ведьмы  Морна  стала
сгибаться в поясе, пока ее лоб не коснулся лба младенца.
     Наступил миг полной неподвижности - а потом ее тело стало прозрачным.
     По спине Грегга  пробежали  ледяные  мурашки,  когда  он  понял,  что
смотрит сквозь нее. Морна по-прежнему  находилась  в  комнате,  и  все  же
очертания стен и мебели отчетливо проступали сквозь ее тело, словно  Морна
была картинкой спроецированной на них волшебным фонарем.
     Младенец  беспорядочно  размахивал  ручонками,  но,  судя  по  всему,
происходящее не оказывало на него никакого действия.  Морна  оставалась  в
том же состоянии - между вещественным и иллюзорным - еще несколько секунд,
потом неожиданно стала такой же реальной,  как  прежде.  Она  выпрямилась,
пригладила волнисто улегшиеся волосы и повернулась к окну.
     Грегг  в  страхе  рванулся  в  сторону,  согнувшись  пополам,  словно
человек, уклоняющийся от ружейного огня, и помчался  за  укрытие  повозки,
которую оставил позади дома. Там он съежился, с трудом переводя дыхание, и
замер, пока не убедился, что Морна его  не  заметила,  затем  вернулся  на
седловину  холма,  тяжело  опустился  на  землю  и  закурил.  Несмотря  на
успокаивающее действие сигареты, прошло немало  времени,  прежде  чем  его
сердце перестало выскакивать их груди. Грегг не был  суеверным  человеком,
но из немногих прочитанных книг  он  почерпнул  сведения,  что  существуют
женщины, которые умеют колдовать,  и  им  часто  приходится  спасаться  от
преследования. Какая-то часть его ума восставала против  применения  слова
"ведьма" к такому беззащитному созданию, как Морна, но того, что он видел,
тоже нельзя было отрицать,  как  невозможно  забыть  и  прочие  странности
гостьи...
     Он провел на седловине еще час, выкурив несколько  сигарет,  а  потом
пошел домой. Ребенок мирно спал в корзине, которую привезла для него  Рут,
а Морна - румяная,  душистая  и  красивая,  как  свежевыпеченный  яблочный
пирог, - зажгла масляный фонарь и варила кофе. Она даже сняла свой золотой
браслет, словно специально для того, чтобы стереть  всякое  напоминание  о
своей необыкновенности. Однако, когда Грегг заглянул в темную спальню,  он
увидел  рубиновое  мерцание.  Огонек  загорался  так  часто,  что  вспышки
сливались в почти непрерывный сигнал тревоги.
     Было уже далеко за полночь, когда Грегг наконец заснул.
     Утром его разбудил слабый, жалобный крик  младенца.  Он  прислушался,
ожидая, что сейчас подбежит Морна, но никаких других звуков из-за закрытой
двери спальни не доносилось. Кем бы ни была  Морна,  она  оказалась  очень
заботливой матерью, и то, что она не поспешила к ребенку, в первый  момент
удивило Грегга, а потом стало его беспокоить. Он поднялся, натянул штаны и
постучал в дверь спальни. Ответа не последовало, лишь регулярно, словно  с
каждым вздохом, кричал ребенок. Он снова  постучал,  громче,  и  распахнул
дверь.
     Младенец копошился  в  корзине  у  кровати  -  Грегг  видел,  как  он
размахивает крохотными кулачками, - но Морны не было.
     Не в силах поверить свои глазам, Грегг  обошел  всю  комнату  и  даже
заглянул  под  кровать.  По  отсутствию  одежды,  включая  и  накидку,  он
заключил, что Морна встала затемно, оделась и вышла из дома. Для этого  ей
надо было пройти всего в нескольких футах  от  того  места,  где  на  полу
большой комнаты слал Грегг, а он был уверен, что это не под силу ни самому
опытному вору, ни самому искусному индейскому следопыту. Но в конце концов
- в его памяти всплыли со бытия  прошедшего  дня  -  он  мыслит  в  рамках
нормального человеческого существа, а Морна...
     Ребенок заходился криком, плотно сжав глаза,  единственным  доступным
способом протестуя  против  отсутствия  еды  и  материнской  ласки.  Грегг
беспомощно глядел на него и ему в голову пришло,  что  Морна  покинула  их
насовсем оставив младенца на его попечение.
     - Держись, старина, - проговорил Грегг,  сообразив  что  не  осмотрел
окрестности вокруг дома.
     Он вышел и закричал "Морна!". Голос, поглощенный  застывшей  утренней
тишиной, растаял в воздухе, и только лошадь, щипавшая траву, на  мгновение
удивленно подняла голову Грегг торопливо проверил оба строения -  сарай  с
перегонным аппаратом и покосившуюся будку, служившую туалетом, - и  решил,
что ребенка надо немедленно везти в город к Рут. Он не имел  ни  малейшего
представления, сколько такой младенец может  обходиться  без  пищи,  и  не
хотел рисковать. Чертыхаясь про себя, Грегг повернулся к дому и застыл  на
месте, увидев на тропе ее ребристое искрение.
     Закутанная в накидку, Морна появилась из-за скалы и шла к нему,  неся
в руке маленький голубой сверток. Облегчение, которое испытал Грегг при ее
появлении разом за глушило все страхи  минувшей  ночи,  и  он  побежал  ей
навстречу.
     - Где вы были? - закричал он издалека. - Что это вы вздумали убегать?
     - Я не убегала, Билли. - Она  устало  улыбнулась.  -  Мне  надо  было
кое-что сделать.
     - Что вам такого надо было сделать? Ребенок плачет, хочет есть!
     Юное лицо Морны застыло в неожиданно суровом выражении.
     - Что такое голод? Можно и потерпеть.
     - Мне странно слышать такие слова, - проговорил захваченный  врасплох
Грегг.
     - Для вас будущего попросту не существует, не так ли? - Морна глядела
на него со смесью жалости и гнева. - Вы  никогда  не  загадываете  вперед?
Забыли, что у нас есть... враги?
     - Я принимаю все, как оно есть. Чего загадывать?
     Морна чуть не кинула в него сверток.
     - Тогда принимайте!
     - Что это? - Грегг взял пакет и тут же увидел, что он  сделан  не  из
бумаги, как ему показалось, а из  тонкой  прочной  материи  -  гладкой  на
ощупь, более мягкой, чем клеенка, и без характерной текстуры ее изнаночной
стороны. - Из чего он?
     - Новый водонепроницаемый материал, - нетерпеливо отмахнулась  Морна.
- Важно содержимое.
     Грегг  открыл  пакет  и  вынул  большой  черный  револьвер.  Он   был
значительно легче, чем можно было  бы  предполагать  по  его  размерам,  и
напоминал "кольт", только с более мягкими очертаниями и с углублениями для
пальцев на рукоятке. Греггу  никогда  еще  не  приходилось  иметь  дело  с
оружием, которое так  удобно  лежало  бы  в  руке.  Его  внимание  привлек
рифленый барабан на шесть  патронов,  который  выдвигался  в  сторону  для
облегчения перезарядки, - такого  он  тоже  никогда  прежде  не  встречал.
Револьвер внешне был очень скромным,  без  украшений,  но  выделан  был  с
удивительным совершенством, куда лучше, чем можно  было  себе  вообразить.
Грегг заметил гравировку сбоку длинного ствола.
     - Кольт 44 "магнум", - медленно произнес он.  -  Никогда  не  слыхал.
Откуда вы его взяли, Морна?
     Она заколебалась.
     - Я  оставила  его  возле  дороги,  у  того  места,  где  мы  впервые
встретились. Пришлось встать пораньше, чтобы успеть сходить за ним.
     Грегг не сомневался, что  это  выдумка,  но  все  его  внимание  было
приковано к револьверу.
     - Я имею в виду, откуда вы его вообще достали? Где можно купить такое
оружие?
     - Это не имеет значения. - Морна зашагала к дому. - Главное - сумеете
ли вы им пользоваться?
     - Наверное, -  сказал  Грегг,  заглянув  в  голубой  пакет,  где  еще
находилась картонная коробка с медными  патронами.  Крышки  у  коробки  не
было, и несколько патронов выпало на дно пакета. - Очень красивая игрушка.
Но вряд ли она много лучше моего "ремингтона".
     - Мне бы хотелось, чтобы вы попробовали. - Морна шла так быстро,  что
Грегг едва за ней поспевал. - Посмотрите, сможете ли вы его зарядить.
     - Сейчас? Вы не хотите взглянуть на малыша?
     Они вышли на ровную  площадку  перед  домом,  куда  доносились  крики
младенца.
     Морна бросила взгляд на свое запястье, и Грегг  увидел,  что  золотое
украшение светится ровным малиновым светом.
     - Мой сын может подождать. - Ее голос прозвучал ровно и твердо, и все
же Грегг уловил в нем панику. - Пожалуйста, зарядите револьвер.
     - Как угодно.
     Грегг подошел к повозке, очистил площадку от соломы, положил оружие и
под пристальным взглядом Морны осторожно  высыпал  патроны.  Патроны  были
центрального  боя  и,  как  сам  револьвер,  отделаны   с   необыкновенным
совершенством. Кончики пуль сияли, словно полированная сталь.
     - Все становится чересчур шикарным и дорожает, - недовольно проворчал
Грегг.
     Немного повозившись, он сообразил, как откинуть  барабан,  и  вставил
шесть патронов. Коробка  перевернулась  и  на  нижней  стороне  показалась
бледно-синяя надпись: Окт.1978. Грегг подобрал ее и протянул Морне.
     - Интересно, что это значит?
     Ее глаза слегка расширились, потом она равнодушно отвернулась.
     - Пометка производителя. Просто номер партии.
     - Похоже на дату, - вслух размышлял Грегг -  Только  они  ошиблись  и
проставили...
     Он не закончил, потому что Морна вдруг выбила коробку из его рук.
     - Да займитесь же делом,  болван!  -  закричала  она,  топча  коробку
ногами. Ее бледное лицо искажала ярость, глаза  жгли  насквозь.  Некоторое
время они молча смотрели  друг  на  друга.  Потом  ее  губы  задрожали.  -
Простите, Билли. Пожалуйста, простите  меня...  но  над  нами  совсем  нет
времени... я боюсь.
     - Ладно, ладно, все в порядке, - неловко пробормотал Грегг. - Я знаю,
что часто бываю занудлив, - Рут вечно твердит мне об этом, кроме  того,  я
так долго жил один...
     Морна взяла его за руку.
     - Не надо, Билли... Вы хороший, добрый  человек,  но  я  хочу,  чтобы
вы... сейчас же, немедленно... научились пользоваться этим оружием.
     Иногда  ее  спокойный,  сдержанный  тон  убедительнее  действовал  на
Грегга, чем любой крик.
     - Хорошо.
     Он отвернулся от повозки, выискивая любую  цель,  и  большим  пальцем
потянулся к ударнику револьвера.
     - Это не обязательно, - сказала Морна. - Для быстрого огня достаточно
просто спустить курок.
     - Знаю - двойное действие.
     Все же, желая  продемонстрировать  знание  практики  стрельбы,  Грегг
поступил по-своему, и в качестве  мишени  выбрал  полено,  прислоненное  к
тяжелому каменному корыту шагах в двадцати.  Он  уже  прицеливался,  когда
Морна вновь заговорила:
     - Его надо держать двумя руками.
     Грегг снисходительно улыбнулся.
     - Морна, вы очень хорошо  образованы,  смею  сказать,  знаете  всякие
такие вещи, о которых я даже не  слыхал,  -  но,  право,  не  стоит  учить
старого волка, как стрелять.
     Он снова прицелился, затаил дыхание и нажал на курок. Раздался  дикий
грохот, словно раскат грома, и что-то со страшной силой ударило его в лоб,
ослепив от боли. Первой мыслью было, что  револьвер  взорвался.  Потом  он
обнаружил его нетронутым в своей руке, и тут до него дошло,  что  причиной
всему  была  чудовищная  отдача,  которая,  точно  былинку,  согнула   его
ослабленную руку и ударила револьвером в лицо. Грегг отер  с  глаз  теплую
струйку крови и посмотрел на оружие с большим уважением.
     - Нет никакого дыма. Нет даже...
     Он замолчал, когда отвел взгляд от револьвера и увидел, что  каменное
корыто,  служившее  подпоркой  для  его   мишени,   раздроблено.   Обломки
трехдюймовой толщины были разбросаны по треугольной площади, тянувшейся до
тридцати ярдов вдаль. Не знай он,  что  произошло,  Грегг  решил  бы,  что
корыто уничтожено пушечным выстрелом.
     Морна разжала уши.
     - Вы ранили себя... Я ведь предупреждала, что его надо держать обеими
руками.
     - Ничего, все в порядке... - Он не позволил ей дотронуться до  своего
лба. - Морна, где вы раздобыли это... это чудовище?
     - Вы полагаете, что я отвечу на этот вопрос?
     - Наверно, нет, но, право же, я хотел бы знать... Может быть, как раз
это я в состоянии понять.
     - Испытайте его на большом расстоянии и держите двумя руками.
     Морна огляделась, явно успокоившись теперь, когда Грегг делал то, что
от него требовалось. Она указала на беловатую скалу в трехстах ярдах вверх
по склону.
     - Попробуйте в нее.
     - Она за  пределами  досягаемости  винтовки,  -  терпеливо  разъяснил
Грегг. - А револьвер не может...
     - Попробуйте, Билли.
     - Ну хорошо - прицелюсь выше.
     - Цельтесь прямо в нее, под верхушку.
     Грегг пожал плечами и сделал, как ему велели,  внезапно  почувствовав
саднящую боль в большом  пальце  правой  руки.  Он  вторично  выстрелил  и
испытал глубокое огорчение, которое понимают только охотники, увидев,  как
взметнулась в  воздух  пыль  всего  в  ярде  от  скалы.  Отдача  вывернула
револьвер назад, хотя  Грегг  держал  его  двумя  руками,  и  теперь  дуло
смотрело почти вертикально в небо. Не  дожидаясь  подсказки,  Грегг  снова
выстрелил, и от скалы полетели осколки.
     Морна одобрительно кивнула:
     - У вас здорово получается.
     - Я никогда не видел лучшего оружия, - признался Грегг. - Но мне  его
не удержать. Мои руки не в силах справиться с отдачей.
     - Тогда мы перевяжем вам локти.
     - Слишком поздно, - с сожалением сказал он, указывая вниз.
     Вдали показалось несколько всадников, и само  их  присутствие  в  еще
совсем недавно пустынной местности потрясло Грегга больше, чем если бы  он
неожиданно наткнулся в прериях на корзину с провизией для пикника.
     Он  вполголоса  проклинал  себя  за  беззаботность,  а  из-за  уступа
появлялись все новые люди. Восемь человек ехали у подножия холма. Это была
пестрая компания: кто сидел на пони, кто  на  лошадях,  кто  прижимался  к
холке, кто держался прямо, и одеты они были по-разному. Но Грегг знал, что
они составляют крошечную армию,  дисциплинированную  и  управляемую  одним
человеком. Он прищурил  глаза  от  слепящего  утреннего  света  и  отыскал
заметную  фигуру  Джоша  Портфилда  на  гнедом   жеребце.   Портфилд,   по
обыкновению, был в белой рубашке и костюме угольно-серого цвета, и в  этой
одежде вполне мог сойти за проповедника, если бы  не  пара  никелированных
"смит-вессонов" на поясе.
     - Я-то надеялся, что Большой Джош  оставит  нас  в  покое,  -  сказал
Грегг. - Он, должно быть, в одном из своих праведных настроений.
     Морна непроизвольно сделала шаг назад.
     - Вы можете защититься от такого количества?
     -  Придется  попробовать.  -  Грегг  начал  рассовывать  по  карманам
пригоршни патронов. - Идите-ка вы лучше в дом да заприте дверь.
     Морна посмотрела на него - опять появилось в ее  глазах  затравленное
выражение, - затем нагнулась, подобрала что-то с земли и побежала к  дому.
Грегг  удивился,  зачем  ей  понадобилась  растоптанная   коробка   из-под
патронов, но его голова была занята куда  более  важным  делом.  Он  отвел
барабан, выбросил три пустые гильзы и  вставил  новые  патроны.  Испытывая
скорее  сожаление,  чем  боязнь,  он  сделал  несколько  шагов   навстречу
приближающимся всадникам. Расстояние между  ними  уменьшилось  до  двухсот
ярдов.
     - Эй, Джош, держись подальше! - закричал Грегг. - Это моя  земля!  Ты
знаешь закон!
     Портфилд привстал на стременах, и  его  сильный  голос,  несмотря  на
расстояние, отчетливо донесся до Грегга:
     - Ты наглец,  Билли,  неблагодарный  наглец.  Из-за  тебя  я  лишился
хорошего работника. Ты поплатишься за все это, но прежде  всего  я  накажу
тебя за дерзость и отсутствие уважения.
     Он опустился в седло и  тихо  скомандовал  -  что  именно,  Грегг  не
слышал. Через секунду Сигги Соренсон пришпорил лошадь и  с  револьвером  в
руке поскакал вверх по холму.
     - Теперь я тоже вооружен, - закричал Соренсон. - Теперь схватка будет
честной!
     - Еще пару шагов, и я с тобой разделаюсь! - предупредил Грегг.
     Соренсон захохотал.
     - До меня чересчур далеко, старый осел! Ты совсем ослеп!
     Он пустил свою лошадь в галоп, и тут  же  еще  двое  всадников  стали
заходить слева.
     Грегг поднял револьвер и начал было прикидывать падение  пули,  потом
вспомнил, что на таком расстоянии оно практически  отсутствует  у  жуткого
оружия, самой судьбой вложенного ему в руку. На сей  раз  стойка  с  двумя
вытянутыми  вперед  руками  и  полусогнутыми  коленями   пришла   к   нему
естественно. Он прицелился в Соренсона,  выждал  еще  несколько  секунд  и
спустил курок. Массивная  фигура  Соренсона,  вырванная  прямо  из  седла,
перевернулась в воздухе и упала лицом  на  каменистую  почву.  Его  лошадь
рванулась  в  сторону  и  понесла.  Сообразив,  что  он  вот-вот   утратит
преимущество неожиданности, Грегг повернулся к двум  всадникам,  обходящим
его с  фланга.  Второй  выстрел  свалил  ближайшего  на  землю,  третий  -
сделанный чересчур поспешно - убил лошадь оставшегося. Животное упало  как
подкошенное, а всадник кинулся под прикрытие лежащей  лошади,  сволоча  за
собой окровавленную ногу.
     Грегг посмотрел  на  тропу  и  вынужден  был  отдать  должное  умелым
действиям противника. На виду оставались только лошади, людей не было.  За
время дарованной им короткой передышки они исчезли, укрылись  за  скалами,
без сомнения захватив винтовки из седельных сумок. Почувствовав уязвимость
свой позиции на вершине гребня, Грегг низко пригнулся и побежал  к  сараю.
Припав к земле за его стеной, он быстро вытащил стреляные гильзы и заменил
их, еще раз оценив удобство  перезарядки  этого  оружия.  Потом  осторожно
выглянул из-за угла, чтобы убедиться, что к нему никто не подбирается.
     Внезапно прогремел выстрел, и черный дымок поднялся всего в  двадцати
ярдах от него. Что-то обожгло его  ребра.  Грегг  отпрянул  и  ошеломленно
уставился на прорванную и окровавленную рубашку.  Он  был  на  волосок  от
смерти.
     - Ты слишком неповоротлив, мистер  Грегг!  -  раздался  голос  совсем
рядом с ним. - Твой старый  пугач  ничем  тебе  не  поможет,  раз  ты  так
неповоротлив!
     Грегг узнал говорящего. Это был Фрэнчи Мартин, головорез из канадских
лесов, которого занесло в Коппер-Кросс  годом  раньше.  Он  стрелял  из-за
узенькой деревянной коробки, служившей Греггу примитивным туалетом.  Грегг
понятия не имел, каким  образом  Мартин  ухитрился  за  считанные  секунды
пробраться так близко, и подумал, что пятидесятилетний  мужчина  не  может
противостоять юнцу в расцвете сил.
     - Скажу тебе еще кое-что, мистер Грегг, -  рассмеялся  Мартин.  -  Ты
слишком стар для такого сладенького кусочка, припрятанного...
     Грегг шагнул в сторону и  выстрелил  в  ветхое  строение,  продырявив
дюймовые доски, словно бумажку. Раздался шум  падающего  тела,  и  в  поле
зрения выкатился револьвер. Грегг быстро шагнул назад под укрытие сарая, и
в тот же миг вдалеке щелкнул винтовочный  выстрел  и  в  дерево  вонзилась
пуля. Мысль о том, что  его  враги  вооружены  обычным  оружием,  едва  ли
успокаивала - настоящая битва только начиналась.
     Мартин полагал себя в  безопасности  за  двойной  обивкой  досок,  но
оставалось еще по крайней мере четверо, кто уже не  сделает  этой  роковой
ошибки. Скорее всего они окружат Грегга, все время держась за  скалами,  и
накроют его огнем издалека. Грегг не представлял,  каким  образом  даже  с
этим чудовищным оружием смерти в руках,  сумеет  пережить  следующий  час,
особенно если учесть, что он истекал кровью.
     Грегг опустился на  колени,  сложил  в  подушечку  носовой  платок  и
затолкал его под рубашку, пытаясь остановить кровотечение. Пока в него  не
стреляли, и он воспользовался передышкой, чтобы зарядить револьвер. Кругом
воцарилась обманчивая тишина.
     Грегг окинул взглядом залитый  солнцем  холм  и  валуны,  похожие  на
пасущихся овец, прикидывая,  откуда  может  прийти  следующий  выстрел.  В
глазах слегка расплывалось, и с каким-то вялым оцепенением он  понял,  что
ничего не будет знать о выстреле, пота пуля не продырявит его тело. В ушах
зазвенело - верный признак надвигающейся потери сознания. Грегг  посмотрел
на открытое пространство между собой и домом.  Вряд  ли  удастся  добежать
невредимым, но если он все-таки доберется до дома, то, может,  еще  успеет
перевязать грудь.

     Грегг встал и с удивлением отметил, что, несмотря на усилившийся звон
в ушах, он не испытывает головокружения. До него дошло,  что  этот  мощный
звук, словно от гигантского осиного роя, имеет объективную причину, и  тут
услышал чей-то хриплый натужный вой ужаса, а затем  череду  выстрелов.  Он
инстинктивно пригнулся, но  свиста  пуль  не  последовало.  Грегг  рискнул
взглянуть на петляющую тропу, и от  увиденного  у  него  на  лбу  выступил
холодный пот.
     Вверх по холму шагала высокая, узкоплечая, закутанная в  черный  плащ
фигура. Лицо скрывал  черный  капюшон.  Фигуру  окружало  какое-то  темное
мерцание, словно она обладала способностью отражать свет, и именно оттуда,
казалось, исходил сотрясающий землю пульсирующий гул.  За  этим  наводящим
ужас явлением виднелись павшие лошади банды Портфилда.
     На глазах Грегга из-за скал выступил сам Портфилд и еще один  человек
и в упор стали стрелять в черную фигуру из винтовок.
     По краям окружающего фигуру  мерцания  появились  крошечные  багряные
вспышки. Без видимого  вреда  поглотив  с  десяток  пуль,  призрак  широко
взмахнул левой рукой. Портфилд и его товарищ  повалились,  как  деревянные
куклы. Расстояние было слишком велико, но потрясенному Греггу  показалось,
что плоть отпадала от их лиц, как лохмотья одежды. Лошадь Грегга  тревожно
заржала и шарахнулась вправо.
     Еще один человек Портфилда, Макс Тиббет, движимый смелостью отчаяния,
появился из-за укрытия по другую сторону тропы и стал  стрелять  фигуре  в
спину. По краям темного  мерцания  возникли  новые  багряные  вспышки.  Не
оборачиваясь, видение повторило тот же небрежный жест рукой  -  распахивая
черную накидку, словно крыло летучей мыши, - и  Тиббет  упал,  корчась  от
боли. Если кто-то из окружения Портфилда и оставался в  живых,  то  он  не
осмеливался выйти из-за укрытия.
     Фигура в  развевающемся  плаще  достигла  вершины  подъема,  шагая  с
нечеловеческой скоростью на уродливых и непропорционально коротких  ногах.
Не глядя по сторонам, она направлялась прямо к двери дома, и Грегг  понял,
что перед ним тот преследователь, от которого бежала Морна.  Рождаемое  им
гудение было таким громким, что ум отказывался воспринимать его.
     Страх смерти, который он только что испытал, был ничто по сравнению с
безысходным ужасом, завладевшим душой Грегга, - древним, животным  ужасом,
отметавшим  любые  доводы  рассудка,  любую  смелость,  приказывающую  ему
закрыть глаза  и  съежиться  в  укрытии,  пока  не  минует  опасность.  Он
посмотрел на черное, маслянисто поблескивающее  оружие  в  своих  руках  и
потряс  головой,  стараясь  избавиться  от  нежеланного  голоса,   который
напоминал  о  сделке,  скрепленной  золотом,  об  обещании,   данном-таким
человеком, каким он себя считал. "Это не в моих силах, - подумал Грегг.  -
Я ничем не могу тебе помочь, Морна".
     И в ту же секунду почти против собственной воли, словно  в  кошмарном
сне, он вышел  из-за  сарая.  Его  руки  двигались  спокойно  и  уверенно.
Прицелившись,  он  нажал  курок  револьвера.  Слепящая  багряная   вспышка
пронзила темное мерцание мечом молнии, и существо пошатнулось с  леденящим
кровь криком. Оно стало поворачиваться, поднимая левую руку, словно  крыло
какой-то чудовищной птицы.
     Грегг  увидел  это  движение  через  треугольник   собственных   рук,
отведенных назад,  а  затем  вверх  отдачей  оружия.  Револьвер  нелепо  и
беспомощно задрался в небо. Целая вечность прошла, прежде чем Грегг  успел
вновь навести его на врага, наделенного дьявольской силой и скоростью.  Он
нажал на курок, еще  одна  вспышка  и  фигуру  швырнуло  на  землю.  Грегг
приближался к ней на непослушных ногах, подкашивающихся при каждом шаге, и
снова и снова бил противника всей мощью своего оружия.
     Невероятно, но  темное  создание  вынесло  эти  страшные  удары.  Оно
вскарабкалось на ноги -  при  этом  мерцание  вокруг  него  было  странным
образом искажено, словно увиденное в кривое  увеличительное  стекло,  -  и
стало пятиться назад. У Грегга все плыло перед глазами,  и  ему  казалось,
что фигура с каждым шагом покрывает немыслимые расстояния, как  будто  она
ступала  по  невидимой  поверхности,  которая  сама  скользила   прочь   с
головокружительной скоростью; оглушительный гул стих до невнятного  рокота
и исчез. Грегг остался один в просторном, ярком, медленно качающемся мире.
     Он сполз на колени, преисполненный благодарности за солнечное  тепло.
Потом опустил взгляд на свою грудь, отрешенно и словно со стороны удивился
количеству проступившей сквозь  одежду  крови,  почувствовал,  что  падает
вперед, и больше уже ничего не мог сделать.
     "Я не имею права рассказывать тебе что-либо... мой  бедный,  отважный
Билли... но  ты  так  настрадался  из-за  меня...  Все  равно  мои  слова,
вероятно, будут лишены для тебя смысла - если ты  вообще  в  состоянии  их
услышать.
     Я хитростью втянула тебя - а ты позволил себе поддаться, -  заставила
принять участие в войне... в войне, которая тянется двадцать тысяч  лет  и
может длиться вечно..."
     Были  долгие  периоды,  когда  Грегг  лежал  и  бездумно  смотрел  на
грубоватые доски потолка, пытаясь решить, потолок ли это  на  самом  деле,
или он каким-то образом подвешен  высоко  над  полом.  Он  знал  наверняка
только то, что за ним ухаживает молодая  женщина,  приходящая  и  уходящая
бесшумными шагами.  Голос  ее  звучал  мерно  и  успокаивающе,  как  тихий
океанский прибой.
     "Мы равны по силе - мой народ  и  Другие,  -  но  сила  наша  так  же
различна как сами естества. Они в совершенстве владеют пространством, наша
истинная стихия - время...
     Существуют стоячие волны во времени... На одно настоящее не похоже на
другое. "Теперь", в котором живешь ты, известно как Основное  Настоящее  и
имеет больший потенциал, чем любое другое. Ты и Другие прикованы  к  нему.
Но умственные  способности  моего  народа  позволили  нам  разбить  оковы,
вырваться на свободу, убежать в другое время  в  отдаленном  прошлом...  в
безопасность".
     Иногда Грегг сознавал, что ему меняют повязки,  смачивают  прохладной
водой губы и лицо. Над ним склонялось прекрасное юное лицо, в серых глазах
светились внимание и забота, и тогда он пытался вспомнить связанное с этим
лицом ускользавшее имя... Марта? Мери?
     "Для женщины моего народа период  наибольшей  опасности  -  последняя
неделя беременности... особенно  если  ребенок  мужского  пола  и  наделен
особым складом ума... При этих обстоятельствах ребенка можно  притянуть  к
твоему "теперь", родному времени, всего человечества, и  мать  притягивает
вместе с  ним...  Обычно  вскоре  после  рождения  сына  она  в  состоянии
приобрести контроль и вернуться с ним во время, служащее ей  прибежищем...
Но бывали исключения, когда ребенок не поддавался попыткам  воздействовать
на его мыслительные процессы и вынужден был проводить всю жизнь в основном
Настоящем...
     К счастью для меня, мой сын почти готов к  путешествию...  ибо  Принц
набрался опыта и скоро вернется..."
     Удовольствие, которое Грегг получил от вкуса супа,  послужило  первым
признаком того, что организм его оправляется после потери крови, что  силы
его возвращаются, что он не умрет. Он чувствовал, как вливается  в  рот  с
ложки чудодейственная жидкость, а перед  глазами  стоял  образ  прекрасной
дочери-жены, доброй и милосердной. Все мысли об  угрожающем  ей  кошмарном
темном преследователе он загнал в самые глубинные тайники своего мозга.
     "Прости меня... мой бедный,  отважный  Билли,  мой  сын  и  я  должны
уходить. Чем дальше мы остаемся, тем сильнее он будет привязан к основному
Настоящему... и мой народ будет привязан к Основному Настоящему...  и  мой
народ будет тревожиться за нас.
     Меня  готовили  к  выживанию  о  твоем  "теперь"...  поэтому  я  могу
разговаривать с тобой на английском... но мой корабль  опустился  не  там,
где предполагалось, все эти тысячи,  лет  назад,  и  мои  соотечественники
будут опасаться, что я потерялась..."
     Момент прояснения. Грегг  повернул  голову  и  через  открытую  дверь
спальни посмотрел в большую комнату. Морна стояла у  стола,  и  ее  голову
окружал дрожащий золотой нимб волос. Она наклонилась и опустила лоб к лицу
младенца.
     Потом они оба затуманились, стали прозрачными - и исчезли.
     Грегг заставил себя сесть в кровати, потряс толовой, протянул  к  ним
свободную руку... Боль открывшейся  раны  обожгла  грудь,  и  он  упал  на
подушки, судорожно пытаясь вздохнуть, и его снова  поглотила  тьма.  Через
какое-то  время  он  почувствовал  на  лбу  прохладную  влагу  материи,  и
сокрушительный, давящий гнет утраты отпустил.
     Он улыбнулся и сказал:
     - А я боялся, что ты ушла.
     - Как же я могу оставить тебя  в  таком  состоянии?  -  ответила  Рут
Джефферсон. - Бога ради, объясни мне, что здесь произошло, Билл  Грегг!  Я
нахожу тебя в постели, раненного, а снаружи как  будто  разыгралось  целое
сражение. Сэм и несколько его друзей теперь чистят то, что осталось  после
стервятников. Они говорят, что с войны не видели ничего подобного!
     Грегг разлепил ресницы и решил  дать  ответ,  которого  она  от  него
ждала.
     - Ты прозевала хорошую потасовку, Рут.
     - Хорошую потасовку! - Она всплеснула руками. - Ты куда глупее, чем я
думала, Билл Грегг!  Что  случилось?  Люди  Портфилда  перегрызлись  между
собой?
     - Что-то вроде этого.
     - Повезло тебе... А где тогда была Морна с ребенком? Где они сейчас?
     Грегг порылся в памяти, пытаясь отделить явь от кошмаров.
     - Не знаю, Рут. Они... ушли.
     - Как?
     - Они ушли с друзьями.
     Рут посмотрела на него с подозрением, а потом громко вздохнула.
     - И все-таки мне кажется, что тут дело нечистое... Хитришь  ты,  Билл
Грегг. Но, боюсь, я никогда не выясню, как все было на самом деле.
     Грегг оставался в постели еще три дня, и все это время Рут  ухаживала
за ним. Ему казалось совершенно естественным, что они вернулись  к  старым
планам пожениться. Все дни к ним  тянулся  постоянный  поток  посетителей,
люди радовались, что он жив, а Джош Портфилд  наказан  по  заслугам.  Всех
интересовали подробности сражения, быстро становившегося  легендарным,  но
Грегг  никак  не  опровергал  сложившееся  мнение,  что   люди   Портфилда
перестреляли друг друга во внезапной ссоре.
     Оставшись наконец один в доме, он перерыл  его  до  дна  и  нашел  за
кувшином, где держал виски, шесть небольших слитков золота,  завернутых  в
кусок материи. Однако, как он и ожидал,  большой  револьвер  -  чудовищное
оружие смерти  -  пропал  бесследно.  Грегг  знал,  что  Морна  решила  не
оставлять его, а со временем ему даже казалось, он знает, -  почему.  Были
какие-то слова, полузабытый бред, объясняющие все происшедшее.  Оставалось
только вспомнить их, четко  проявить  в  памяти.  И  поначалу  эта  задача
выглядела простой, скорее делом времени.
     У Грегга было достаточно времени, но еще очень нескоро он смирился  с
тем, что, подобно летнему зною, сны могут лишь постепенно исчезать.

                                  Боб ШОУ

                             ИДЕАЛЬНАЯ КОМАНДА

     Издалека он мог разглядеть только богатые меха, потом, когда  женщина
подошла ближе, светлые волосы, сохраняющие аккуратность прически  несмотря
на сильный ветер. Чуть позже он заметил переливы драгоценностей на  шее  и
блеск золота на руках. Затем увидел ее лицо. Он определенно  не  знал  эту
женщину, но лицо казалось смутно знакомым,  как  будто  он  видел  кого-то
похожего во сне или очень-очень давно.
     Затаившись  в  глубокой  тени  кустарника,  Пурви  ждал,  когда   она
приблизится.
     Из своего укрытия ему  хорошо  были  видны  освещенный  вход  в  этот
маленький парк и участок улицы за оградой.  Странно,  что  он  не  заметил
женщину, когда та входила, но, возможно, это объясняется тем, что, пытаясь
успокоить нервы,  он  просто  выпил  лишнего.  За  двадцать  лет  практики
мошеннические операции и вымогательство не принесли ему  богатства;  более
того, сейчас он оказался совсем на мели и вынужден был прибегнуть к самому
банальному ограблению.
     Глубоко вздохнув, Пурви достал из кармана  пистолет  и  выпрыгнул  на
дорогу.
     -  Молчать!  -  приказал  он  женщине.  -  Сумочку  сюда!  Быстро!  И
побрякушки!
     Глядя ей в лицо, он пытался определить, послушается ли она сразу  или
поднимет  крик.  В  тусклом   освещении   Пурви   вдруг   заметил   что-то
неестественное,  неправильное  в  ее  красивом  лице.   Левая   рука   его
непроизвольно взлетела к губам, и он шагнул назад, поднимая пистолет.
     Женщина как бы осела, словно растворяясь в воздухе, и  через  секунду
исчезла. Вместо нее у ног Пурви осталось  какое  -то  жуткое  существо.  С
паническим криком он обернулся, собираясь бежать...
     Но было уже поздно.
     Пурви редко видел что-нибудь во сне, но однажды в двенадцать лет  ему
приснился кошмарный сон, в котором его положили в гроб и засыпали  розами.
Шипы протыкали кожу и высасывали  кровь,  отчего  розы  тянулись  вверх  и
распускались,  пока  на  выпили  Пурви  досуха  и  не  закрыли  его  буйно
разросшимся кустом. Но потом, как бывает только  во  сне,  он  понял,  что
вовсе не хочет умирать, и проснулся.
     Что-то похожее он чувствовал и сейчас.  Огромные  мясистые  листья  и
множество темно-зеленых щупалец лежали у Пурви на груди и на лице,  слегка
шевелясь в такт его дыханию. Капли воды стекали по ним на  одежду.  Собрав
все силы, он оттолкнул спутанную зеленую массу  в  сторону,  выпрямился  и
мгновенно понял, что он в космосе. Он  достаточно  часто  летал  в  лунные
поселения, чтобы сразу распознать испытываемые ощущения, хотя то, что  его
окружало, меньше всего напоминало обстановку космического корабля.
     Низкая, почти круглая комната, местами  ярко  освещенная,  местами  в
полутьме,  казалась  больше  и  мрачнее,   чем   была   на   самом   деле.
Темно-коричневые стены блестели от капель  влаги.  Неравномерное  вращение
вентиляторов, размещенных по  стенам,  вызывало  резкие  порывы  холодного
ветра. Тонкий слой грязи покрывал пол, над которым выступали  беспорядочно
разбросанные  панели  с  приборами,  инструменты,  гнезда   для   каких-то
механизмов, концы кабелей и низкие перегородки.  Кроме  Пурви,  в  комнате
никого не было.
     Он поднялся на ноги, чуть не упав от головокружения,  и  добрался  до
мигающей красными огнями приборной панели, откуда доносился  пронзительный
свист с едва заметными переменами тональности. Там же размещался маленький
экран, где на малиновом фоне светилось несколько ярких звезд, но  на  всех
циферблатах, как раз там, где положено быть  цифрам,  стояли  разноцветные
пятнышки.
     Пурви  обследовал  комнату  и,  убедившись,  что,  кроме  него,   там
действительно  никого  нет,  начал  кричать.  Никто  на  появился.  Голова
кружилась еще сильнее, как будто в самом  воздухе  присутствовал  какой-то
неуловимый пьянящий  элемент.  Пурви  остановился  около  экрана,  пытаясь
сообразить, как его занесло в этот странный корабль.
     И память тут же вернула ему застывшую картину - женщина в парке.  Как
он мог  забыть  ее  ужасное  оплывающее  прямо  на  глазах  лицо?  Или  ее
превращение в эту невероятную мерзость на  земле?  Дотронувшись  рукой  до
холодного экрана, он почувствовал некоторое облегчение от  мысли,  что  он
далеко от этой... этого...
     За спиной что-то шевельнулось.
     Пурви  обернулся,  чувствуя,  что   вот-вот   закричит   от   страха.
Темно-зеленая куча листвы, которую он, проснувшись,  стряхнул  с  себя,  с
влажным шелестом ползла к нему, оставляя в грязи широкий  след.  В  центре
ее, под листьями и щупальцами, угадывалась какая-то узловатая масса  около
полуметра а диаметре. Несколько щупалец  оканчивались  блестящими  черными
горошинами, напоминающими глаза.
     Пурви попятился и сунул руку в карман  -  пистолета  не  было.  Стена
преградила ему путь к отступлению,  и  он  застыл,  завороженно  глядя  на
приближающийся живой куст. За два шага до  него  куст  остановился.  Пурви
показалось, что время замерло, но тут он заметил, что по  самому  большому
верхнему листу ползут бледные светло-зеленые буквы.
     Эта штуковина пытается с ним говорить!
     - Я дам тебе золота, - появилось на листе.
     Щупальца с глазами выпрямились, закачались, и  Пурви  впервые  уловил
запах этого странного  существа  -  запах  пыльного  плюща,  растущего  на
трухлявой стене. Однако, увидев одно из своих самых любимых слов,  он  тут
же расслабился.
     - За что? - спросил он, присаживаясь на корточки и пытаясь  заглянуть
вглубь разумного растения. - За что я получу золото?
     - Взрыв повредил часть корабля, - появились новые строчки.  -  В  том
числе и ремонтный отсек. Лурр починил,  что  мог.  Но  не  все.  Ты  очень
подвижен. Ты будешь работать. Лурр заплатит тебе золотом.
     - Я не умею чинить  космические  корабли,  -  сказал  Пурви  -  желая
выиграть время, чтобы подумать.
     - Твоя работа будет проста. Ты подвижен. Я буду  руководить,  -  Лурр
медленно - одно за другим высветил три предложения.
     Пурви пошарил в кармане, достал спички и смятую пачку сигарет. Спичка
вспыхнула неожиданно большим и ярким  пламенем,  и  он  догадался,  что  в
воздухе слишком много кислорода. Это  объясняло  и  охватившее  его  после
пробуждения ощущение легкости, похожее на опьянение. Выбросив  спичку,  он
глубоко, с наслаждением затянулся и выпустил дым.
     - Ты вернешь меня потом на Землю?
     - Да.
     Сначала Пурви хотел потребовать от Лурра твердых обещаний,  но  потом
передумал, поскольку все равно не знал, чего стоит его честное слово.  "Не
исключено, - решил он, - что верить ему можно  не  больше,  чем  некоторым
моим друзьям на Земле".
     - Я бы хотел знать, как ты меня сюда затащил, - сказал он.
     Ответа не последовало. Блестящие глаза-горошины потускнели,  и  Лурр,
похоже,  заснул.  Пурви  прислонился  к  стене  и,  не  торопясь,  докурил
сигарету. За исключением беспрестанного шепота вентиляторов,  в  помещении
стояла полная тишина.
     Очнувшись через какое-то время от тяжелого сна, Пурви обнаружил,  что
щупальца-ветки опутали его так  же,  как  и  в  первый  раз.  Он  небрежно
отпихнул Лурра в сторону и задумался о причинах этого странного влечения.
     - Послушай, - спросил он  подозрительно,  -  а  как  долго  мы  будем
находиться в полете?
     Широкий лопух развернулся, и на нем появилась надпись:
     - Пятнадцать твоих дней.
     - А как насчет пищи? Мне нужно есть.
     - Ты будешь есть пищу ахтаура.
     - Это еще что такое?
     - Ахтаур мой помощник. Он и принес тебя сюда.
     - Я не хочу его еду.
     - Ахтаур не будет возражать.
     Лурр заколыхался и медленно двинулся прочь, оставляя за собой  полосу
почти чистого металлического пола с  множеством  мелких  отверстий.  через
которые сочилась в  кабину  грязь,  растекаясь  ровным  слоем  и  заполняя
широкий след.
     Раздумывая над последней фразой, Пурви двинулся за ним. Чувство юмора
у растения? Не дай бог! Достаточно того, что этот кочан капусты  липнет  к
нему во сне. Не хватает еще выслушивать потом его шутки.
     Тем временем Лурр добрался до маленькой дверцы  в  стене  и  коснулся
щупальцем белой кнопки над ней. Дверца распахнулась. Лурр нажал  еще  одну
кнопку, и через заднюю стенку в шкафчик вывалился кусок чего-то розового и
пористого. Пурви  без  особого  энтузиазма  взял  его  в  руки,  но  долго
уговаривать себя ему не пришлось - поскольку ел  он  в  последний  раз  на
Земле и довольно давно. Вкусом еда напоминала паштет из крабов  с  большой
дозой красного перца. Короче, лучше, чем можно было ожидать.
     Пока он ел, пытаясь запивать водой из ручейка, сбегавшего по стене  -
Лурр устроился у одного  из  приборов  управления,  очевидно  наблюдая  за
показаниями индикатора.
     Задавая бесконечное множество вопросов, Пурви в конце концов выяснил,
что корабль, на котором он находился, выполнял задачу то ли  разведки,  то
ли сопровождения при большом межзвездном лайнере  или  боевом  корабле.  И
когда случилась авария - Лурр, чтобы не задерживать большой корабль, якобы
сообщил туда, что сможет добраться до базы своим ходом.  Однако,  если  он
все же не появится на базе, большой корабль вернется и будет его искать. И
вообще  раса  Лурра  воевала,  только  когда  на  них  нападал  враг,   но
космический флоту них тем не менее велик и могуч.
     Последнее  утверждение  живо  напомнило  Пурви  слышанные  на   Земле
разглагольствования  политиков,  и  у   него   возникло   подозрение,   не
насмехается ли над ним это растение. Для обладателя  "чужого  разума",  да
еще в таком странном вместилище, Лурр слишком хорошо знал язык.
     - Как ты научился говорить, вернее, писать по-английски так уверенно?
- спросил Пурви.
     Но черные глаза на стебельках снова  потускнели,  и  он  остался  без
ответа.
     Чтобы согреться,  Пурви  принялся  бродить  по  комнате,  разглядывая
незнакомые приборы и пытаясь определить, что же здесь "не так". Собственно
говоря, все было не так, поскольку создавался корабль  чужим  разумом.  Но
что-то еще не давало ему покоя.
     Время тянулось медленно,  и  постоянные  неудобства  быстро  утомляли
Пурви. Он часто засыпал, забираясь в самый темный угол,  где  было  меньше
всего грязи. Покореженный металл, смятые консоли, разбитые плафоны  -  все
говорило о том, что взрыв произошел  именно  здесь,  но  Пурви  это  место
устраивало главным образом потому, что Лурр избегал там появляться.
     Однажды, когда он чувствовал  себя  особенно  отвратительно,  а  Лурр
снова впал в необщительное состояние, Пурви  решил  поискать  какие-нибудь
тряпки, чтобы накинуть на плечи для тепла: плащ его, пропитавшийся грязью,
мокрый и холодный, совершенно ни на что не годился.
     В стене располагалось несколько невысоких дверей,  и,  нажимая  белые
кнопки над каждой из них, Пурви  начал  поиски.  Внутри  шкафов  оказалось
множество запасных деталей и ненадписанных ящиков, покрытых каплями влаги,
но без всяких следов коррозии. На одной из полок хранилось  около  двухсот
прямоугольных блоков из прозрачного пластика, на другой -  груда  каких-то
фиолетовых водорослей...
     Наконец он добрался  до  двери  побольше,  на  которой  был  вычерчен
ярко-красный круг. Пурви, совсем уже окоченевший, открыл  дверь  и  увидел
маленькую комнату, в центре которой стояла старинная пузатая  печурка.  Он
уже совсем было собрался переступить порог, но  тут  до  него  дошло,  что
такой печки здесь просто не может быть. Что-то шевельнулось за порогом, и,
захлопывая дверь, Пурви  успел  заметить  отвратительную  жирную  тварь  с
раскрытой серой пастью.
     Лурр  подполз  к  нему,  покачивая  расправленным  зеленым  листом  с
текстом:
     - Ты узнал ахтаура?
     - Узнал?.. Это... та женщина, что я видел в парке?
     По листу быстро побежали слова.
     Выяснилось, что ахтаур - очень медлительный хищный  зверь  с  планеты
Лурра. Он подбирается к жертве, телепатически воздействуя на ее зрительные
центры таким образом, чтобы казаться привлекательным. Лурр надел  на  него
намордник, снабдил  чем-то  вроде  генератора  тянущего  силового  поля  и
выпустил на Землю в тихом укромном месте, где Пурви и попался  в  ловушку.
По словам Лурра, изучая способности ахтауров, их  ученые  создали  прибор,
позволяющий выделять и понимать мысли других разумных существ. После этого
откровения Пурви почувствовал себя несколько неуютно.
     На пятый день. если верить наручным часам, он догадался, что Лурр его
обманывает.
     Преследовавшее его ощущение, что  "здесь  что-то  не  так"  сменилось
уверенностью, когда он понял, что в комнате находятся  два  совершенно  не
связанных друг с другом комплекса приборов управления. Те, вокруг  которых
крутился Лурр, располагались у одной  стены.  Каждая  панель  там,  каждый
прибор  отличались  высоким  качеством  изготовления.  Гладкий,  блестящий
металл, почти бесшовные соединения,  цветные  кружочки,  заменявшие  Дурру
цифры - все, как новенькие игральные автоматы.
     Остальные же приборы, разбросанные по всей комнате, чем -то напомнили
Пурви его первый радиоприемник, собранный еще в  школьные  годы:  блоки  и
детали, приделанные кое-как, ненужные отверстия, болты, которые ничего  не
крепят, а вместо цифр-неровные  пятна  цветной  эмали.  Под  слоем  грязи,
покрывающей пол. Пурви  обнаружил  грубо  выжженные  дыры  для  кабелей  и
трубопроводов.
     Все  это  совсем  не   походило   на   стандартный   патрульный   или
разведывательный корабль.
     Стараясь  не  думать  о  своем  открытии  из   опасения,   что   Лурр
действительно может узнать его  мысли,  Пурви  стал  наблюдать  за  ним  и
запоминать  назначение  приборов  управления.  Профессиональный   инстинкт
подсказывал ему, что он наткнулся на что-то значительное.
     Следующий день прошел несколько быстрее.  Изредка  Лурр  доставал  из
шкафчика кусок розовой массы и запихивал его  в  щель  на  двери  ахтаура.
Похоже было, что этот зверь служил для Лурра неким  эквивалентом  домашней
собаки, хотя его и держали постоянно взаперти. Пурви, когда  ему  хотелось
есть, доставал себе такой же кусок, и  постепенно  пища  даже  начала  ему
нравиться.
     - Что-то в этом есть, надо только привыкнуть, - заявил  он  как-то  с
набитым ртом. - Если ты поделишься со мной рецептом, То на  полученное  от
тебя золото я  куплю  себе  ресторан,  где  будет  подаваться  только  это
фирменное блюдо.
     - Одним из источников твоего наслаждения пищей,  -  ответил  Лурр,  -
является незнание того, из чего она приготовлена.
     Пурви перестал жевать и бросился к устройству для утилизации отходов,
которое Лурр определил ему для личных нужд. Отплевавшись, он уставился  на
Лурра, в который раз задумавшись, не издевается ли тот над  ним.  В  такие
минуты ему страшно хотелось иметь под рукой баллон с дефолиантом.
     Лурр стал выглядеть заметно лучше, чем в начале путешествия. Порой он
"печатал" свои вопросы быстрее, чем Пурви мог на них ответить, и понимание
того, что это подвижное растение, возможно, умнее его, отнюдь не  радовало
Пурви. Двигался Лурр теперь почти так же быстро, как Пурви, что  тоже  ему
не нравилось. К лучшему изменилось, пожалуй, только  одно:  Лурр  перестал
облеплять его во сне листьями.
     На седьмой день пути Пурви неожиданно понял,  что  он  находится  так
далеко от Земли, как никто из людей еще не  забирался.  Всего  два  земных
корабля сели на Марсе, велись разговоры о снаряжении  третьей  экспедиции.
Хотя бы для того, чтобы узнать, почему не вернулись первые две. И вот  он,
Дон Пурви, на пути к звездам!..
     - Далеко мы уже? - спросил он у Лурра.  -  Сколько  световых  лет  от
Земли?
     - Я не пользуюсь вашими единицами измерения. - отпечатал Лурр,  -  но
если приблизительно, то около шести световых часов.
     - Шесть часов? - заорал Пурви. - Это  где-то  у  Плутона!  Ты  обещал
долететь за пятнадцать дней. Половина срока уже позади, а  мы  все  еще  в
Солнечной системе! В чем дело?
     На этот раз Лурр ответил не сразу.
     - Путешествие будет проходить в три этапа. Отлет из Солнечной системы
занял первую половину срока. На подлет к моей планете потребуется  столько
же. На обычных двигателях. А межзвездный прыжок - на  двигателях  Лурра  -
продлится всего несколько часов.
     Пурви задумчиво потрогал ладонью щетину на щеках и  ухмыльнулся.  Вот
оно что!
     - Значит, ты сам  установил  здесь  новый  двигатель.  И  корабль  из
межпланетного превратился в межзвездный... Ты его и  изобрел.  Ну  конечно
же! Ты ведь упомянул  "двигатель  Лурра".  Значит,  ты  один,  и  никакого
"большого корабля" нет...
     Скорость, с которой промчался мимо него зеленый  куст,  на  мгновение
ошеломила Пурви, и лишь когда Лурр достиг двери с большим красным  кругом,
он понял, в чем дело, и, чертыхаясь, бросился туда же. У  самой  двери  он
поскользнулся и со всего маху полетел на пол. Перед глазами поплыли круги.
     Еще плохо соображая после падения, он увидел, как открылась дверь и в
комнату, разевая бледно-серую пасть, на удивление проворно  вполз  ахтаур.
Туловище его обволакивало облако призрачных, постоянно меняющихся  образов
- реакция ахтаура на сумятицу в голове лежащего на полу человека.
     В панике Пурви принялся искать какое-нибудь оружие,  но,  убедившись,
что рядом ничего нет, бросился к шкафчикам с инструментами.
     Первый оказался заполненным прозрачными блоками, во  втором,  однако,
нашлось что-то похожее на поршневой механизм,  и  Пурви  выдернул  его  из
крепления. Тяжелый инструмент едва не вырвался у него из рук, но все же он
умудрился уронить его прямо на ахтаура.  Блестящая  кожа  на  спине  зверя
лопнула, и поршень утонул в мягком осевшем теле. Из пасти ахтаура вырвался
булькающий стон, и мельтешащие образы, окружавшие его, внезапно исчезли.
     Оставив свое импровизированное оружие на  месте,  Пурви  обернулся  к
Лурру. Тот быстро приближался, выпростав  из  листьев  похожий  на  кактус
нарост с  длинными  тонкими  иглами,  и  Пурви  тут  же  пожалел  о  своей
неуместной брезгливости - другого оружия под рукой не было. Он отпрыгнул в
сторону  и  побежал  к  противоположной  стене,  снимая  на   бегу   узкий
металлопластиковый ремень. Сжав пряжку в руке,  он  обернулся  и  хлестнул
наотмашь: несколько глаз-стебельков  отлетели  в  сторону  и  ударились  о
переборку с резкими щелчками. В исступлении  Пурви  продолжал  размахивать
ремнем до тех пор, пока У Лурра не осталось ни одного глаза.  После  этого
справиться с ним оказалось несложно, но, чтобы полностью себя обезопасить,
Пурви  потратил  еще  полчаса,  работая  неровным   куском   металлической
переборки.
     Поскольку управление полетом  полностью  подчинялось  автоматике,  от
Пурви требовалось  лишь  изменить  направление  движения  на  обратное,  к
Солнечной системе. Он подошел к маленькой  панели,  где  рядом  с  крупной
светящейся клавишей располагалось несколько кнопок, нажала третью по счету
и направил корабль к Земле. Тот факт,  что  создавался  он  в  расчете  на
планетарную систему Лурра, большого значения не имел, так как при входе  в
любую систему бортовые приборы корабля автоматически определяли траектории
движения всех планет.
     На Земле такие корабли могли появиться в лучшем случае лет через сто,
и Пурви было приятно думать, что он единственный владелец этого  чуда.  За
одно только устройство, делающее корабль невидимым для радаров, он  сможет
получить столько денег,  сколько  ему  никогда  в  жизни  даже  видеть  не
приходилось.
     Убедившись  в  том,  что  управление  кораблем  не  вызовет  у   него
затруднений, Пурви забрался в  свой  "чистый  угол"  и  впервые  за  время
путешествия заснул спокойно. Проснувшись, он почувствовал слабую  головную
боль, но решил, что это - реакция на пережитые приключения.  Однако  через
несколько часов ему стало хуже. Поев и поспав еще немного, он  понял.  что
воздух в помещении слишком застоялся.
     Снова обследовав комнату, Пурви  обнаружил  под  каждым  вентилятором
зарешеченное отверстие. Это навело его на мысль  о  том,  что  на  корабле
обязательно должен быть регенератор воздуха и что сейчас он  не  работает.
Поискав еще, Пурви нашел выходящую из стены трубу,  второй  конец  которой
исчезал в корпусе аппарата,  расположенного  около  его  спального  места.
Только взглянув на искореженный корпус машины, он догадался, что произошло
внутри корабля...
     Взрывом уничтожило именно регенератор воздуха.
     Задыхаясь от страха, Пурви  бросился  к  шкафам  с  инструментами.  И
замер, сраженный новой мыслью:  даже  если  бы  машина  работала,  это  не
принесло бы ему никакой пользы: регенератор вырабатывал углекислый газ!
     Все сразу встало  на  свои  места.  Лурр.  как  и  любое  земноводное
растение, превращал углекислый газ и воду в углеводороды, выделяя при этом
чистый кислород. Во время перелета  к  другой  звезде  взрывом  уничтожило
генератор углекислого газа, и Лурр добыл ему замену.  -  Дона  Пурви.  Вот
откуда избыток кислорода в первые дни перелета, вот  почему  Лурр  обвивал
его в начале пути листьями и щупальцами.
     И именно поэтому он так оживился через несколько дней после того, как
на  корабле  появился  Пурви,  выдыхающий  "живительный"  углекислый  газ.
Углекислый газ, без которого  Лурр  не  мог  продолжать  жить  и  выделять
кислород, необходимый для жизни человеку.
     Для  маленького  космического  корабля  Лурр  и  Пурви  в  паре  были
идеальной командой, и  только  сейчас  Пурви  понял,  что  он  разбил  эту
идеальную команду. Понял.
     Но снова слишком поздно.

                                 Боб ШОУ

                          В ОТЕЛЕ "НОВЫЙ ПУТЬ"

     Помещение было чистым, комфортабельным, даже элегантным, и совсем  не
похожим на машину для убивания людей.
     Когда входная  дверь  захлопнулась,  Ренфрю  несколько  секунд  стоял
неподвижно, пытаясь определить наиболее вероятные источники смерти.  Кухня
- всегда самое хитрое место в любой квартире и поэтому туда-то лезть точно
не стоит. Любая крошка пищи и любая капля воды может  быть  отравлена.  Не
исключено,  что  электроприборы  только  и  ждут  случая   ударить   током
неосторожного  жильца,  а  банки  с  яркими  надписями  окажутся  бомбами,
готовыми взорваться при первом прикосновении. А открыв дверцу шкафа, можно
запросто получить струю быстродействующего газа в лицо,  и  хватит  одного
вдоха, чтобы...
     Хочешь выжить - держись подальше от кухни, подумал Ренфрю.
     С того места, где он стоял, он мог заглянуть и в  ванную,  но  ванная
ему тоже не понравилась - слишком  много  всяких  хромированных  штуковин,
способных выкинуть какие-нибудь неприятные фокусы.  Он  должен  прожить  в
этой квартире установленную законодательством неделю -  но  чтобы  сделать
это, нужно быть чертовски  осторожным.  Лучший  способ,  который  он  смог
придумать,  -  это  устроиться  поудобнее  на  полу  посреди  гостиной   и
оставаться там, пока не истекут семь  суток.  Это  будет  не  легко  и  не
приятно  -  взять  хотя  бы  отправление  естественных   надобностей,   но
выбирать-то приходилось между жизнью и смертью, а  Ренфрю  гораздо  больше
хотелось остаться в живых.
     Он прошел в  гостиную  и,  насколько  возможно,  изучил  ее.  Комната
примерно футов десять на десять, с полом,  покрытым  синим  материалом,  с
хорошей мебелью - диван,  стол,  несколько  легких  стульев.  На  кремовых
стенах несколько абстрактных  картинок.  Такая  комната  вполне  могла  бы
принадлежать какому-нибудь молодому интеллигентному  человеку  без  особых
увлечений - если бы не две необычные детали. Во-первых, не было ни  одного
окна, а во-вторых, над искусственным камином светился экран дисплея.
     На экране янтарно мерцали два слова: СУД СОВЕЩАЕТСЯ.
     Ренфрю огляделся и сразу решил, что если отодвинуть в  сторону  стол,
стоявший посреди комнаты,  то  в  центре  появится  достаточно  свободного
места. Ничто здесь не внушало ему доверия, и он не  собирался  прикасаться
Ни к каким предметам. Как только суд признает  его  виновным,  любая  вещь
может начать выделять яд, проникающий сквозь кожу. Ренфрю хотел устроиться
так, чтобы даже перевернувшись во сне, ни к чему не притронуться.
     Когда он попытался сдвинуть стол, тот оказался неожиданно тяжелым,  и
Ренфрю на мгновение испугался, что  стол  привинчен  к  полу.  Он  изменил
тактику и стал толкать, вместо того чтобы поднимать, и  на  сей  раз  стол
сдвинулся, оставляя глубокие борозды в покрывающем  пол  материале.  Когда
стол уперся в стену, Ренфрю отступил и, широко разведя руки, оценил размер
освобожденного пространства. Оно показалось ему достаточно вместительным.
     Что-то очень  уж  легко,  недоверчиво  подумал  он.  Никто  не  знал,
скольким осужденным на смерть преступникам удалось протянуть здесь неделю.
Из гуманных соображений  оставшихся  в  живых  быстренько  переправляли  в
отдаленные внеземные колонии - совершенно секретно  и  анонимно.  Но  коль
скоро эту систему можно перехитрить, просто-напросто сидя посреди комнаты,
то почему ее не модифицировали? А вдруг  сам  пол  станет  токсичным?  Или
ночью из него выскочат острые колья?
     Нет, так было бы просто несправедливо, решил Ренфрю, успокаивая себя.
Тогда это помещение оказалось бы не более чем  смертной  камерой,  а  ведь
суть "Закона о высшей мере наказания" от 2061 года состояла как раз в том,
чтобы избавить человека от ужасного ожидания смерти - неизбежного элемента
более ранних способов казни. Должна  быть  какая-то  надежда  прожить  эту
неделю. Для этого требовалось только  сохранять  самообладание  и  ясность
мысли. И выдержать семь дней без глотка воды.
     В тюремной медицине, как ни странно,  не  было  определенного  мнения
насчет того, сколько человек может прожить, не употребляя  жидкости.  Одни
признанные авторитеты вообще избегали каких-либо оценок,  другие  считали,
что смерть наступает по прошествии семи-десяти дней. Ренфрю  полагал,  что
все зависит от таких факторов, как размер, вес, общее  состояние  здоровья
объекта и количество влаги, теряемой тканями тела. Он  постарался  сделать
все, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. У него всегда были кое-какие
отложения на талии, да еще за четыре дня до суда он  начал  крепко  солить
всю пищу и пить  как  можно  больше  чая,  воды  и  кофе.  Склонность  его
организма накапливать жидкость, которую он в прошлом так часто  проклинал,
теперь позволила  ему  увеличить  свой  вес  килограммов  на  пять  -  что
приблизительно соответствовало четырем литрам спасительной жидкости.
     Одного этого было достаточно, чтобы выжить.
     Ренфрю заранее знал, что, перед тем как его засунут в эту  камеру,  у
него  отберут  все  личные  вещи.  Утром,  после  завтрака,  в   последнее
оставшееся время он покрыл большую часть своей кожи не пропускающим  влагу
составом, который, к счастью, почти не имел запаха. Хотя он и  подозревал,
что эффективность этого средства будет быстро снижаться, все же  некоторое
время поры его кожи останутся закрытыми, предотвращая  испарения  и  давая
ему  лишний  шанс  в  борьбе  за  жизнь.  Можно  было  принять  две   меры
предосторожности.
     Ренфрю взглянул на экран над камином  и  отметил,  что  суд  все  еще
совещается. Дела у его защиты  шли  настолько  плохо,  что  Ренфрю  ожидал
вынесения приговора с минуты на минуту. Фортеск,  молодой  государственный
адвокат, упирал на то, что охранник магазина, которого подстрелил  Ренфрю,
сам обвинялся в непредумышленном убийстве ребенка (юный грабитель  пытался
скрыться с подносом, полным золотых колец).  Подразумевалось,  что  Ренфрю
оборонялся от чрезмерно рьяного служаки, но сам Ренфрю прекрасно  понимал,
что судьи всегда на стороне рьяных служак, а  не  взломщиков.  Судьи  сами
были бы не прочь нанять целый полк таких служак, дабы охранить собственное
имущество. Не питая на сей счет особых иллюзий,  Ренфрю  упорно  размышлял
как  прожить  неделю  -  назовем  это  помещение  одним  из  его  наиболее
популярных имечек - в "Отеле "Новый путь".
     Уменьшить испарения влаги из тела можно было  еще  одним  способом  -
понизив температуру воздуха. Ренфрю заметил на стене термостат и установил
его на минимум. Затем он отправился в кухню, налил стакан  воды  и  выпил,
чтобы  еще  хоть  немного  увеличить  запас  жидкости  в   организме.   Он
почувствовал большое искушение набрать воды в каждую подходящую  посудину,
чтобы  создать  недельный  запас,  но  это  было  слишком  опасно.   Любой
микроскопический пузырек в  стакане  мог  оказаться  контейнером  с  адом,
который  раскроется  с  помощью  дистанционного  управления,  как   только
присяжные проголосуют.  Ренфрю  поставил  стакан,  вернулся  в  комнату  и
посмотрел на экран.
     Текст на нем теперь гласил: ПРИСЯЖНЫЕ ГОЛОСУЮТ.
     - "Голосуйте вовремя и  голосуйте  всегда"  [Ренфрю  цитирует  фразу,
которая призывает обычно  американских  граждан  на  выборы],  -  произнес
Ренфрю шутливым  тоном,  пытаясь  подавить  тревожный  спазм,  который  он
ощутил, осознав, что сейчас решается вопрос о самом его существовании.
     Он снял со стула коврик и уселся  было  на  него,  потом  нахмурился,
обуреваемый сомнениями. Коврик был таким же предметом  обстановки,  как  и
микроволновая печь, и  столь  же  легко  мог  оказаться  ловушкой.  Ренфрю
швырнул коврик обратно на стул  и  снова  сел,  повернувшись  к  экрану  в
ожидании финального объявления. Он вдруг  остро  почувствовал  нараставшее
исподволь беспокойство: до него вдруг дошло, что настоящая система  должна
отвечать всем требованиям "Закона" от 2061 года. До сих пор у него не было
совершенно никакого предчувствия неминуемо надвигавшейся смерти.
     Неизбежная реакция  на  устойчивое  возрастание  уровня  преступности
началась в последней четверти двадцатого  столетия,  когда  один  штат  за
другим начали вновь вводить смертную казнь. К  середине  двадцать  первого
века высшая мера наказания стала почти универсальной и применялась на всех
территориях  от  одного  океана  до  другого.  Пропорционально  выросла  и
этическая проблема, всегда стоявшая перед  законодателями.  Правомерно  ли
осуждать убийство и, в то же время, по решению суда  отнимать  у  человека
жизнь? Какие бы не вводились изменения  в  существовавшие  способы  казни,
принципиальные возражения против узаконенного убийства оставались  все  те
же: сообщать человеку, когда и  как  он  умрет,  и  потом  заставлять  его
ожидать  этого,  в  высшей  степени  негуманно.  А  если  негуманно   само
государство, можно ли надеяться, что его граждане будут иными?
     Это был больной вопрос - как без  жестокости  привести  в  исполнение
жестокий сам по себе приговор? И приемлемый ответ появился  в  2061  году.
Длительное,  разъедавшее  душу  ожидание  казни  уступило  место   прямому
исполнению приговора,  выносимого  путем  голосования  суда  присяжных  из
тринадцати человек. Кошмарная неизбежность смерти  сменилась  возможностью
бросить вызов судьбе в "номере" этого "отеля". Не только  точное  время  и
способ казни оставались неизвестными заключенному, но был  также  и  лучик
надежды, что сие мрачное событие может вообще  не  произойти.  А  это  все
меняло.
     Ренфрю отметил, что он возбужден, насторожен и более всего  уверен  в
том, что победит систему. Правда, в глубине души таилось смутное сомнение.
Его план казался неплохим, но уж слишком легко было  до  него  додуматься.
Собственно говоря, эта идея пришла  ему  в  голову  первой,  а  он  вполне
сознавал, что уж кем-кем, а гением он точно не был. И коль скоро  даже  он
смог придумать подходящий способ, то и любой другой смог бы. Неужто высшей
мере наказания подвергались только  слабоумные?  Или  он  все-таки  что-то
упустил из виду?
     Снова послышался звонок, и на экране появились новые, кроваво-красные
слова: ГОЛОСОВАНИЕ ЗАВЕРШЕНО - ЖДИТЕ РЕШЕНИЯ.
     В нижней  части  экрана  незримая  рука  начала  безжалостно  стирать
циферки шестидесятисекундных часов. Со мной все будет в  порядке,  подумал
он. Все, что мне придется сделать, - это просидеть здесь семь дней.
     Его взгляд упал на две вертикальные щелки у основания стены, будто  в
стене была маленькая откидная дверка. Он с нехорошим  ощущением  уставился
на эту дверку, пытаясь определить ее назначение.
     Роботы-чистильщики!
     В этом помещении царила такая чистота,  какую  могла  навести  только
автоматическая уборочная система. Это означало,  что  ночью,  когда  жилец
спит в постели, из стен выползают маленькие бесшумные машины  и  подбирают
каждую пылинку. Но ведь он не  собирался  ложиться  в  постель!  Он  будет
лежать на полу, а деловитые роботы примутся рыскать кругом,  натыкаясь  на
его тело, и любой из них сможет убить его дюжиной разных способов!
     Ренфрю взглянул на часы. Двадцать секунд  до  того,  как  его  камера
объявит ему войну. Он приподнялся, повернувшись к кухне.  Может  быть,  он
успеет сбегать туда и притащить легкий  столик?  Не  будет  ли  безопаснее
устроиться на этом столике? А что если?..
     Его руки непроизвольно взлетели ко рту, когда  он  услышал  финальный
звонок, возвещавший о том, что суд принял решение. Он посмотрел на экран и
похолодел, его челюсть отвисла -  настолько  неожиданны  были  три  слова,
засветившиеся на экране дисплея.
     РЕШЕНИЕ: НЕ ВИНОВЕН.
     Ренфрю выпустил из легких воздух с шумным, дрожащим всхлипом. Откинул
клок волос со лба и впился взглядом в мерцающие слова,  словно  они  могли
изменить свое значение. Но сообщение оставалось прежним. Он свободен!
     Ренфрю вскочил на ноги, вдруг впервые осознав, сколь сильно он боялся
тяжелого испытания, которое его ожидало. Он  последний  раз  оглядел  свой
"номер", облегченно расхохотался и резво устремился к  выходу,  предвкушая
первый глоток свободы после долгих месяцев заключения.
     Когда Ренфрю схватился за дверную ручку, она не  повернулась.  Вместо
этого ручка впрыснула в кожу его ладони яд, столь  быстродействующий,  что
он не успел  даже  осознать,  как  провели  его  судьи,  которые  в  своем
намерении быть гуманными прибегли к маленькой святой лжи.

   Боб Шоу.
   Бесстрашный капитан Эвмук

 Перевод: Н. Колпаков

     Кондар  ждал несколько тысяч  лет, прежде чем увидел второй космический
корабль.  На  первом его привезли - и оставили в ссылке на этой планете, где
не было даже признаков пищи и  где два раскаленных солнца семнадцать месяцев
подряд  изливают потоки света так,  что  скалы  расплавляются и  растекаются
черными потоками. Если бы не уникальная способность Кондара менять структуру
своего организма, он давно бы умер от голода, жажды и  зноя. Да, впрочем, он
в  так был почти  мертв,  и  ему ничего другого  не  оставалось  делать, как
терпеливо ждать и ждать.
     И он ждал!

x x x

     Что Сарджнор крайне не любил на планетах с большим притяжением, так это
скорость, с  которой сбегали капли пота.  Они,  образовавшись  где-то  около
бровей, вдруг,  словно разъяренное насекомое,  устремлялись  вниз  по щеке и
попадали  за  шиворот прежде, чем он успевал поднять руку и  смахнуть их. За
шестнадцать лет  поездок  в  картографические экспедициях он так  и  не смог
привыкнуть к этому.
     - Не будь это моя последняя  поездка, я тут же все бросил бы и уволился
с работы, - заявил он Вовсею, своему напарнику.
     - Думаю, у меня еще будет время поразмыслить над этим, - сказал Вовсей,
не спуская глаз с рычагов управления модулем геодезической  съемки.  Он лишь
второй раз участвовал в такой экспедиции,
     -  Конечно,  будет,  -  заметил  Сарджнор.  - На  этой  работе  у  всех
достаточно  свободного  времени,  -  и  добавил:  -  Держу  пари  на  десять
стеллеров, что мы увидим ваш корабль с вершины этого холма.
     - Как, уже?
     Вовсей  беспокойно  заерзал в кресле  и  принялся  крутить  верньеры на
локационной установке дальнего обнаружения.
     "Ничего себе "уже"!"  -  подумал Сарджнор. Ему-то казалось, что  прошло
сто лет с тех пор,  как корабль-матка выбросил шесть своих съемочных модулей
на южном  полюсе этой  черной планеты,  потом  взмыл обратно в  небо, чтобы,
сделав полвитка, опуститься на северном.
     На  выполнение   всего  этого  маневра  кораблю  понадобились  какие-то
полчаса,  а  людям  в  модулях  пришлось  потеть  под  тройной   перегрузкой
двенадцать дней,  пока их машины бороздили поверхность  планеты.  Будь здесь
атмосфера, они могли бы переключиться на гроунд-эффект и проделать весь путь
в два раза быстрее, однако и тогда ушло бы порядочное время.
     Машина  достигла вершины холма.  Горизонт -  черная  линия,  отделяющая
звездный мрак от мертвого мрака  планеты,  - отодвинулся, и Сарджнор  увидел
где-то в милях пяти сверкающие огни, отбрасываемые "Сарафандом" на равнину.
     -  А ты, Дейв, оказался  прав,  - заметил  Вовсей (Сарджнор усмехнулся,
уловив  нотку уважения  в его  голосе).  - Надо  полагать,  мы  раньше  всех
вернемся на корабль. Что-то я не вижу огней других модулей
     Сарджнор  согласно  кивнул головой.  Строго говоря, все  шесть  модулей
должны находиться  на  одинаковом  удалении от матки-корабля, образуя  собой
идеальный круг. Так оно и было  на большей  части  пути, где аппараты жестко
выдерживали  график съемки, чтобы данные, передаваемые  ими на матку, всегда
приходили с одинакового расстояния, с шести равноудаленных точек,  не  внося
искажений  на  карте. Любое  отклонение  от  графика могло повлечь за  собой
нежелательные искажения на карте планеты, составляемой на панели корабельной
вычислительной  машины. Но поскольку радиус охвата каждого съемочного модуля
равнялся  пятистам милям, то  в конце получалось  так,  что  когда  до матки
оставалось половина  этого расстояния,  одна и та  же местность снималась на
карту  по  шесть  раз,  поэтому работу можно  было считать  законченной. Вот
почему  стало  неписаной традицией  на последних  двухстах  пятидесяти милях
устраивать  нечто  вроде  скачек с шампанским  победителю и  соответствующим
снижением оклада-жалованья проигравшим.
     Модуль Пять, аппарат Сарджнора, только что  пересек низкую, но обширную
гряду  холмов,  и  Сарджнор  полагал,  что  по крайней мере еще двум модулям
придется  потерять  достаточно времени,  чтобы преодолеть этот  горный кряж.
Почему-то именно сегодня, несмотря на все прошедшие годы и световые лета, он
находился  в  каком-то  приподнятом  состоянии. Было  бы  здорово  закончить
выигрышем шампанского свою службу в картографическом управлении.
     -  Ну,  поехали,  -  воскликнул  Вовсей, когда  машина  начала набирать
скорость  по  уходящему вниз  склону  горы. - Скоро  будем мыться,  бриться,
наряжаться и с милкой... Что бы вам еще хотелось добавить к этому, Дейв?
     - Не мешало бы  выпить и закусить, да  и  соснуть часиков двадцать, - в
тон ему ответил Сарджнор.
     Он резко оборвал разговор, когда из динамика  загремел  голос  капитана
Эвмука, находящегося на борту корабля-матки.
     - Говорит  "Сарафанд"... Говорит "Сарафанд"! Всем модулям геодезической
съемки остановиться. Выключить двигатели и  не трогаться с  места до особого
распоряжения. Это приказ!!!
     Не  успел   голос  Эвмука  умолкнуть,   как  парившее   в  ходе  скачек
радиомолчание взорвалось: модули, словно  вспугнутые птицы, враз заговорили,
и  из громкоговорителя  посыпались сердитые возгласы. Легкий приступ  страха
внезапно  охватил  Сарджнора  -  голос  Эвмука  звучал  слишком  серьезно  и
тревожно, словно на них надвинулась какая-то опасность. Модуль Пять как ни в
чем не бывало продолжал во мраке бороздить склон холма, двигаясь вперед.
     -  Видимо,  какая-то  ошибка произошла,  -  сказал  Сарджнор,  - но ты,
Вовсей, лучше притормози машину и заглуши моторы.
     - Зачем?.. Этот Эвмук просто чокнулся слегка!  Что  там  за беда  могла
приключиться?  -  заговорил Вовсей, не выказывая  намерения пошевельнуться и
нажать на рычаги управления двигателем.
     Без   всякого  предупреждения  ультралазерная   вспышка  с  "Сарафавда"
расколола ночь на сверкающие осколки,  и  склон холма  перед  Пятым  модулем
вздыбился  к  небу.  Вовсей  резко нажал на  тормоза, и  машина, пробуксовав
немного, встала  у сверкающего  края огромной траншеи,  оставленной  впереди
ультралазером. Упавший сверху осколок камня дробно и оглушительно  застучал,
скатившись по крыше, затем наступила мертвая тишина.
     - Он и вправду, видимо, сошел с ума, - пробормотал ошеломленный Вовсей.
- Чего это он так рубанул?
     -  Говорит  "Сарафанд"!.. Говорит  "Сарафанд"!  -  вновь  загремело  из
динамика.  -  Повторяю:  ни  один съемочный модуль не  должен делать попыток
подойти без приказа к  кораблю.  Каждого, кто нарушит  этот  приказ,  я буду
вынужден уничтожить! Ясно?
     Сарджнор нажал на кнопку радиопередатчика.
     -  Алло, Эвмук. Говорит Сарджнор, модуль Пять. Капитан, быть может, вам
лучше объяснить людям в чем дело...
     Наступила небольшая пауза, затем Эвмук заговорил снова:
     -  На  картографическую съемку  планеты  отправилось шесть  модулей,  а
теперь их семь. Вряд ли нужно добавлять, что один из них лишний.

x x x

     Тревога, словно  судорога,  прошлась  по телу  Кондара.  Он вдруг  ясно
понял, что  допустил оплошность.  Нет,  он испугался  вовсе не  потому,  что
пришельцы  обнаружили его раньше времени, и не  потому, что у них было более
мощное  оружие,  чем у него.  Нет, ему стало страшно  потому, что он  понял,
сколь  элементарную ошибку он совершил.  Да,  видимо,  процесс  детерпорации
зашел дальше, чем он полагал.
     Изменить  свое  тело  так,  чтобы  внешне  походить  на  одну  из  этих
движущихся машин,  было делом трудным, но  не столь, как быстрая перестройка
всей  клеточной  структуры, которую ему пришлось проделать, чтобы выжить под
палящими здесь над головой двумя солнцами.  Ошибка его заключалась в другом:
он  дал  возможность  машине,  чей  внешний  облик  скопировал,  подойти  на
расстояние радиуса действия установки кругового обзора на борту космического
корабля.  Модуль  обогнал  его в тот момент, когда  он проходил  мучительную
стадию обратной  перестройки  клеток, а потом уже было  поздно: он ощутил на
себе поток электронов, который пульсирующим потоком перекатывался по нему. А
ведь кому, как не ему, следовало знать наперед, что живые  существа, имеющие
столь слабые органы чувств, какие он обнаружил у этих особой,  сделают  все,
чтобы расширить свои возможности  познания мира.  Особенно, если речь идет о
существах, взявших на  себя труд сконструировать и  построить  такие сложные
средства передвижения.
     Тревога  Кондара  быстро  улеглась,  когда  он  уловил  волны  страха и
замешательства, исходившие от людей, сидящих в соседних  машинах. Существа с
подобной  психикой никогда  не  вызывали  у  него  серьезных  затруднений  -
единственное, что ему нужно сделать, так это спокойно дождаться своего часа.
И он,  припав  к потрескавшейся  поверхности  равнины, пустил большую  часть
элементов металла в своем теле по поверхности принятого им нового обличия, в
данный момент идентичного тому, которое имели модули. Часть своей внутренней
энергии  он  направил на  выработку  электрического  света,  излучаемого  им
вперед, и время от времени испускал серию радиоволн на той же частоте, что и
пришельцы, модулируя ее речевой связью людей.
     На то он  и был Кондаром, самым умным, самым способным и самым одиноким
существом во всей Вселенной.  Сейчас все, что ему нужно было делать, так это
ждать.

x x x

     Стандартные    переговорные     устройства    внутренней    радиосвязи,
установленные в геодезических модулях, были, несмотря  на их малые  размеры,
очень добротными. Сарджнор никогда до этого не слышал жалоб, что они выходят
из  строя  из-за перегрузок,  однако начавшаяся  вслед  за приказом капитана
Эвмука  словесная  перепалка,  когда  во  всех  машинах  раздались  возгласы
удивления  и недоверия, совершенно  исчезла за  грохотом  и воем неизвестной
машины. Геодезист под воздействием защитной реакции  взирал  с  недоумением,
граничащим с  изумлением, на динамик,  в то время  как вторая  половина  его
сознания переваривала только что услышанную новость.
     На планете появился седьмой модуль, когда здесь нет  никакой атмосферы,
на планете, которая  была не только абсолютно безжизненна, но  и стерильна в
самом  строгом смысле этого  слова. Ни один  из  известных наиболее  стойких
вирусов  не мог  остаться в живых  под  все сжигающими  лучами двух солнц на
Прайле.
     Изливающаяся из репродуктора какофония враз прекратилась, когда капитан
Эвмук снова вышел в эфир.
     -  Я  готов  рассмотреть предложения, что  делать,  но  только  давайте
высказываться по одному.
     Нитки  упрека  в  голосе  капитана оказалось  достаточно,  чтобы  гвалт
мгновенно  стих  и  шум  не выходил  за пределы фона  ламп, однако  Сарджнор
чувствовал,  что  среди экипажа растет  паника.  Беда  в том, что  работа на
геодезическом модуле никогда не становилась профессией  - слишком простой  и
легкой она была для этого. Служба - высокооплачиваемая, но на нее нанимались
ловкие продувные  малые на год-два, чтобы  сколотить деньгу, а потом открыть
собственное  дело,  вот  почему  при  заключении  контракта  они чуть  ли не
требовали  письменных  гарантий, что  никаких особых  заминок  в  работе  не
произойдет. И вот теперь, когда возникла опасность, они перепугались.
     Сарджнор  вначале едва  не  вспылил на  своих товарищей  по работе, но,
вспомнив,  что  сам  чуть  не  поддался  панике,  успокоился. Он  нанялся  в
картографическое  управление шестнадцать лет  назад  вместе со своими  двумя
кузенами, которые давно уже уволились и открыли собственную фирму, куда была
вложена большая часть денег, заработанных Сарджнором. Правда,  сейчас Крис в
Карл требовали, чтобы он лично принял участие в делах фирмы, что их терпение
истощилось, что в противном случае  пусть забирает свои капиталы. Вот почему
ему пришлось официально  уведомить  начальство  о своей отставке. В тридцать
шесть лет он собирался наконец зажить по-человечески: играть в гольф, ездить
на  рыбалку,  а  там  и  жениться  и обзавестись  семьей.  Геодезист  не без
удовольствия подумывал  о подобной перспективе. Жаль,  что так некстати этот
седьмой модуль встал на его пути.
     - Капитан Эвмук, разрешите обратиться! Если имеется седьмой модуль, то,
по-  видимому, здесь до нас побывало другое картографическое судно, - быстро
затараторил Гилпси из модуля Три. - Быть может, вынужденная посадка?
     - Нет,  -  твердо  ответили  с "Сарафанда".  -  Нами такая  возможность
полностью исключается.  Притом  по  плану работ  мы  единственные  в радиусе
триста световых лет.
     Сарджнор вновь нажал на переговорный ключ и спросил:
     - А нет ли здесь какой-нибудь подземной установки?
     -  Карта  планеты  еще  не  закончена   полностью,  однако  корабельный
компьютер   просмотрел  все  имеющиеся  геогностические   данные.  Результат
отрицательный.
     В разговор вновь вмешался Гилпси с Третьего:
     - Я понял так, что этот лишний  модуль никаких попыток установить связь
с кораблем или с нами не сделал. Почему?
     - Могу  только предположить,  что  он  нарочно  затесался в ряды  ваших
модулей, чтобы  подобраться как  можно ближе  к кораблю. Зачем, этого я пока
что не знаю, однако мне это совсем не нравится.
     - Хорошо, а что мы теперь будем делать?
     Этот вопрос прозвучал сразу с нескольких сторон.
     Последовало длительное молчание прежде, чем Эвмук заговорил:
     - Я отдал команду  "Стоп!" всем модулям потому, что не хотел  рисковать
кораблем.
     Но сейчас я вижу, риск необходим. Я могу видеть одновременно только три
модуля,  а  поскольку на последних  двухстах милях  план съемки нарушен,  то
никого из  вас  я  не могу  опознать  по  магнитному азимуту. Я разрешу всем
модулям  подойти  к  кораблю  на  расстояние  тысячи  ярдов для  визуального
осмотра.   Каждый,  кто   подойдет  ближе,   будет  уничтожен,   причем  без
предупреждения. Понятно?.. А теперь: "Шагом марш!"

x x x

     Когда  модуль Пять остановился в  тысяче  ярдов от "Сарафанда", никаких
признаков  других, машин  на  раввине,  кроме одиноко  мерцающего  вдали  за
большим  кораблем огонька, Сарджнор и Вовсей не увидели.  Бывалый  геодезист
пристально  вглядывался  в  него   -  будучи  в  нерешительности,  он   даже
использовал высотомер, пытаясь установить, не враг ли это.
     - Хотел бы я знать, что там такое, - сказал его напарник.
     - Кто его знает, - ответил Сарджнор.  - Почему  бы тебе не спросить его
об этом прямо? Вовсей несколько секунд сидел неподвижно.
     - Ладно, сейчас спросим.
     Он нажал на переговорный ключ.
     -  Алло, говорит  Вовсей, модуль  Пять. Мы  уже возле корабля.  Кто там
подходит следующий?
     - Ламерикс, модуль  Первый,  -  донесся  ободряюще  знакомый  голос.  -
Хеллоу, Виктор, Дейв! Рад видеть вас... если, конечно, это вы.
     - Разумеется, мы, а кто, ты думал?
     В репродукторе послышался несколько деланный смешок Ламерикса:
     - В такую минуту я даже не берусь предполагать...
     Вовсей собирался выключить микрофон, но затем передумал:
     - Надеюсь, Эвмук разберется, что к чему, и без разговоров  разнесет эту
семерку, пока она не успела что-нибудь выкинуть с нами.
     - А  если она ничего выкидывать и не собирается, тогда как? Быть может,
она просто хочет нас подразнить,  - заметил  Сарджнор  и, вытащив бутерброд,
откусил его.  Он  рассчитывал плотно  закусить  хорошим бифштексом  на борту
корабля, но, похоже, что обед немного запоздает.
     - Что ты имеешь в виду? - спросил Вовсей.
     - А то, что даже на Земле, на нашей родной планете, есть птицы, которые
охотно имитируют  голос человека, а если взять  обезьян, то те вообще  любят
подражать  людям без всякой задней мысли. Просто такова манера их поведения,
и  только. Быть может, эта штука  просто суперподражатель и принимает  форму
любого нового предмета, который видит, просто так, даже не желая этого.
     - Существо, могущее принимать форму огромной сорокафутовой машины?! Ну,
Дейв, знаешь, я поверил тебе насчет драмбонсов, но тут ты хватил через край.
     Сарджнор  передернул  плечами и опять  принялся за бутерброд. Он  видел
драмбонсов во время  своей сто  двадцать пятой поездки на планету с огромным
притяжением. То были животные в форме колеса, у которых, в противоположность
людям и  большинству других  живых  существ, кровь оставалась  постоянно  на
месте, внизу, а  тело непрерывно  вращалось, обеспечивая циркуляцию крови  в
организме.  Бывалому геодезисту  всегда  с большим трудом  удавалось убедить
новичков  по  работе, что драмбонсы  действительно  существуют,  драмбонсы и
сотни  других  не  менее  странных   существ.  Главный  недостаток  нынешних
мгновенно  совершаемых  рейсов  состоял  в  том,  что путешествия  ничем  не
обогащала  разум  и  не расширяли кругозор.  Вовсей,  например, находился да
расстоянии пяти тысяч световых лет от родной Земли, но поскольку не проделал
этот путь пешком, а перескакивал с  одной звезды на другую, то  мысленно все
еще не вышел дальше орбиты Марса.
     На видеоэкране модуля Пять постепенно показывались  другие машины, пока
наконец   все   семь  не  выстроились  на  равном   удалении  вокруг  черной
остроконечной башни  "Сарафанда",  образовав правильный круг.  Капитан Эвмук
хранил  молчание,  пока машины выполняли маневр, однако реплики,  подаваемые
командами  модулей,  продолжали  непрерывно доноситься из репродуктора.  Кое
кто, видя, что все живы- здоровы и  с ними ничего плохого  не происходит,  с
каждым новым мгновением оправлялся от страха и становился развязнее.
     Посыпались шутки...
     Смех  тотчас оборвался, когда, заняв  боевую позицию на  высоте двухсот
футов  над поверхностью  планеты,  Эвмук  наконец  заговорил  с  безопасного
расстояния.
     - Прежде чем выслушать ваши предложения, - сказал он спокойно, - я хочу
напомнить вам приказ - не  подходить  к кораблю ближе  тысячи ярдов. Каждый,
нарушивший  его будет немедленно уничтожен. Теперь приступим, как говорят, к
дебатам, - закончил шуткой капитан свою речь.
     Вовсей в негодовании фыркнул:
     - Кофе  и  бутерброды  сейчас  подадут.  Эх, когда вернусь на  корабль,
возьму  кузнечный  молот  и  расшибу  этого Эвмука  вдребезги. Видишь,  люди
мучаются, а ему на все наплевать.
     - Да нет,  не наплевать, - возразил Сарджнор. - Просто он умеет владеть
собой.
     Наступившее радиомолчание первым прервал самоуверенный  в резкий  голос
Поллена из  модуля Четыре.  Он  побывал в шестнадцати  экспедициях и  теперь
писал  книгу  о  своих  впечатлениях.  Правда, он ни разу  не дал  Сарджнору
взглянуть на рукопись,  и  последний сально подозревал, что его,  Сарджнора,
тот выставил в комической роли этакого все знающего чудака-ветерана.
     - Мне кажется, - начал высокопарно Поллен, - что здесь мы  имеем дело с
классической задачей по формальной логике...
     - Короче, Поллен, - сердито прервал его кто-то.
     - Хорошо,  пусть будет  короче. Так вот, факт остается фактом. Нам надо
найти  выход из  создавшегося положения.  Основные параметры задачи  таковы:
имеется шесть наших идентичных, ничем Друг от друга не отличающихся машин, и
притаившаяся среди них седьмая...
     Сарджнор резко нажал на переговорный ключ.
     - Вношу поправку, - сказал он спокойно.
     -  Это  кто,  Сарджнор?  -  спросил Поллен. - Как я  уже сказал седьмая
машина...
     - Вношу поправку.
     - Это Сарджнор, не так ли? Ну, что ты хотел, Дейв?
     -  Я?.. Я просто  хочу  помочь  тебе  в  твоих логических рассуждениях,
Клифорд. Тут мы имеем дело с  шестью машинами и одним очень интересным живым
существом...
     - Что?!
     - Да-да. С серым человеком.

x x x

     Второй  раз   сегодня  Сарджнор   увидел,  как  его   радиопереговорное
устройство  не  справляется с посыпавшимися  со всех сторон вопросами, и  он
терпеливо ждал, когда  гвалт  стихнет. Он искоса поглядывал на сердитое лицо
своего напарника,  желая  знать,  неужели  он сам был  таким,  когда впервые
услышал об этом существе. Предания о нем хотя и  не имели широкого хождения,
однако  нет-нет  да  и  встречались на планетах,  где  воспоминания коренных
жителей  уходили  достаточно   далеко  в  глубь  веков.  Как  обычно,  факты
искажались, но суть  оставалась всегда неизменной: серые люди, их  борьба  с
белыми и поражение.
     Серая раса не оставила каких-либо следов  своего существования,  ибо не
занималась созданием  артефактов,  которые могла бы  найти позднейшая  армия
археологов-землян, однако мифы продолжали  существовать. И самым  интересным
для тех, кто хотел и умел слушать, было то, что рассказчики - неважно, какую
форму они имели и какой образ  жизни вели - ходили ли по земле, летали ли по
воздуху, плавали  или ползали, - называли серых людей таким словом,  которое
всегда совпадало с их собственным видовым названием.
     - Какой такой серый человек? Что он из себя представляет?
     Вопрос этот задал Карлен из модуля Два.
     - Это такое большое серое чудовище,  монстр, который может превратиться
во что угодно,  в любую  вещь  или живое существо,  какое  ему вздумается, -
объяснил Поллен. - Сарджнор без него и шаг ступить не может и таскает его за
собой по  всей Галактике.  Это как раз тот зверь, с которого  начинаются все
бабушкины сказки.
     - Он не может  превратиться в любой предмет, - возразил Сарджнор. -  Он
может видоизменить  свой облик внешне, а  внутри остается все тем  же  серым
человеком.
     Раздались возгласы недоверия, среди которых Сарджнор  уловил два слова:
"Античный Протей"... "Античный Протей"... - повторенные несколько раз.
     -  Совершенно  верно.  Протей   (1)!  Именно   он,  -  сказал  Сарджнор
неторопливо и даже отчасти флегматично.  Лучший метод  убедить Поллена - это
предоставить тому самому себя убедить. - И ты, Поллен, можешь не соглашаться
со мной.
     -  Я  тебя  понимаю,  Дейв. Серый человек  подтвердил  бы  каждое  твое
слово...
     ~ Попросим  капитана Эвмука пройтись по блокам хранения ксенологических
данных и  определить,  во-первых, вероятность  существования серых  людей, а
во-вторых, возможность, что седьмой модуль является им.
     Сарджнор отметил  про себя,  что  на  сей  раз шуток не последовало,  и
вздохнул  облегченно,  ибо если он прав,  то временя на разговоры  у  них не
осталось. По сути говоря, времени,  видимо,  вообще было мало. Яркое двойное
солнце -  источник тепла планеты,  уже вставало над горизонтом, образованным
зубчатыми  вершинами  далеких  гор  за   темной  громадой  "Сарафанда".   На
протяжении ближайших семнадцати  месяцев  планета  будет  продираться  между
двумя раскаленными массами света, и Сарджнору хотелось убраться подальше  от
Прайлы на это время,  но этого хотело и всесторонне одаренное сверхсущество,
скрывавшееся в их рядах.

x x x

     Кондар  был весьма  удивлен, заметив,  что со всевозрастающим интересом
следит за обменом мыслей этих съедобных созданий.
     Его  раса  никогда  не занималась  конструированием  каких-либо  машин,
вместо этого она больше полагалась на  силу, ловкость,  быстроту и уменье  к
адаптации  своих   больших  серых  тел.   Вдобавок  к  своему  прирожденному
отвращению  к технике Кондар несколько  тысяч  лет провел в таком пекле, где
никакие машины, как бы хорошо  они ни были сконструированы, не выдержали  бы
ежегодного прохождения сквозь это двойное пекло. Поэтому его потрясла мысль,
сколь  сильно  эти нежные  съедобные создания зависят  от  своих изделий  из
металла и пластика. Больше всего его поразило открытие, что  эти оказавшиеся
металлическими   скорлупки   служат   им  не  только  в   качестве   средств
передвижения,  но  и  средством  сохранения  и  поддержания жизни  на  время
пребывания на этой лишенной воздуха планете.
     Кондар попытался на минутку представить себе, как он вверяет свою жизнь
заботам и  попечениям сложного и легко портящегося механизма,  но даже мысль
об этом  заставила его содрогнуться от ужаса. Он торопливо отбросил ее прочь
и сосредоточил свой страшный разум на  задаче подобраться как можно ближе  к
кораблю, чтобы подавить разум и волю тех, кто в нем сидит. В особенности это
нужно сделать  с тем, кого они называют Эвмуком,  и сделать это до того, как
он пустит в ход свое грозное оружие.
     Спокойно и  тихо, борясь со все  более усиливающимся  чувством  голода,
Кондар приготовился к нападению.

x x x

     Сарджнор с удавлением посмотрел на свою правую руку.
     Он собрался выпить стаканчик кофе, чтобы смочить пересохшее от волнения
горло, и  потянулся к трубке  питания. Рука на  четверть дюйма оторвалась от
кресла и  снова  бессильно  повисла с  подлокотника.  Сарджнор  инстинктивно
пытался помочь ей левой - она  тоже не двигалась, - и  тут он сообразил, что
парализован.
     Целую минуту он в  панике тупо глядел  перед  собой,  а,  придя в себя,
увидел,  что  совершенно  выдохся  в  борьбе  со  своими  мускулами.  Змейки
холодного пота, приводя его в бешенство, стремительно побежали вниз по всему
телу. Он взял себя в руки, пытаясь оценить обстановку, стремясь попять,  как
это получается, что он все еще способен управлять глазными мышцами.
     Брошенный искоса  взгляд подсказал ему,  что его  напарник находится  в
точно таком же парализованном состоянии - лишь едва различимая дрожь лицевых
мускулов  выдавала,  что  Вовсей  еще  жив.  Геодезист  понимал,  что  такое
состояние в новинку  для его напарника, Сам он, правда, тоже впервые испытал
его  непосредственно,  но он бывал на  многих планетах, где  животные  очень
часто  в  целях обороны  окружают себя,  словно  куполом,  полем,  способным
подавлять полностью  нервную деятельность  других животных, приближающихся к
ним.  Такие существа  чаще всего встречались  на  планетах с  очень  большим
притяжением, где  хищники были столь же вялы и медлительны, как и их жертвы.
Сарджнор попробовал заговорить  с  Вовсеем, но,  как и ожидал, оказался не в
состоянии управлять голосовыми связками.
     Вдруг  до  его  сознания  дошло,  что из  громкоговорителя  по-прежнему
раздаются чьи- то голоса. Он сидел и слушал некоторое время, пока сообразил,
что к чему.
     - Что  тут  долго думать,  - говорил  Поллен. - Обыкновенная логическая
задача для первокурсников. Это как раз по твоей части, Эвмук. Скажем, ты  по
очереди называешь  номер модуля и даешь ему  команду отступить на столько-то
ярдов  назад. Таким образом настоящие шесть машин отделяются от седьмой, или
же по одной команде отойдут сразу две...
     Сарджнор  проклял в душе себя за свою неспособность двинуться с места и
дотянуться  до  переговорного ключа, чтобы заткнуть, пока не поздно,  глотку
этому  Поллену,   но   тут  слова   последнего   потонула   в  пронзительном
диссонирующем  завывании  мешающей  радиостанции.  Вой  как начался,  так  и
продолжался,  ни на минуту  не  ослабевая, и Сарджнор с  чувством облегчения
понял,  что это  включился  в работу  седьмой  модуль.  Геодезист  попытался
стряхнуть с себя оцепенение, но это не удалось. Сознание его работало четко.
Этот  Поллен  чуть было не  подписал им всем  смертный  приговор, совершив -
роковую в их случае - ошибку подмены карты местностью.
     Положение,  создавшееся  на  этой  без  единой  молекулы  газа  плоской
равнине,   тускло  мерцающей  на  видеоэкранах,   лишь   внешне   напоминало
классическую задачу по опознанию неизвестного лица, и при  попытке решить ее
с  помощью  логики  Сарджнор нашел несколько  возможных вариантов. Не считая
предложенного Полленом метода жонглирования номерами, более практичным  было
бы попросить Эвмука обстрелять каждый модуль маломощным лазерным лучом. Даже
если  серый  человек в состоянии  выдержать безболезненно подобную операцию,
спектрографический  анализ  тут  же  обнаружил  бы различие в их  химическом
составе. Или второй способ - отдать приказ всем модулям выпустить на равнину
своих маленьких роботов по  ремонту и техническому  осмотру. Сарджнор сильно
сомневался, что чужак сумеет повторить подобный  маневр, где нужно разделить
самого себя на две части.
     Существенный недостаток  этих способов  заключался в  том, что все  они
основывались на методе исключения, а этого вряд ли серый человек позволил бы
сделать. Любая попытка  сузить область решения только ускорила бы их гибель.
Правильное  решение,  если  таковое  существовало, должно давать  мгновенный
ответ, и Сарджнор мало полагался на свои способности найти его.
     Только  в силу  привычка  он  вновь  и  вновь  продолжал  анализировать
возникшую ситуацию, перебирая  по одному имеющиеся  факты,  и вдруг понял, в
чем  суть  и значение  доносившихся из репродуктора голосов.  Раз  Поллен  и
другие  могли  переговариваться  между   собой,  значит,  они  вне  пределов
досягаемости парализующего поля серого человека.
     Это  открытие  в  момент  его  воодушевило.  Сарджнор  окинул  взглядом
видеоэкраны, чтобы выяснить, сколько минут, а не то секунд им осталось жить.
Разрозненные изображения  не  создавали  целостного представления, однако он
увидел, что  неподалеку  находятся  два  модуля,  четко  показывая,  что его
собственная машина связана с ними  единой цепью. Остальные четыре находились
в значительном  удалении, на противоположной  стороне окружности, и, как  он
заметил,  одна  из  них мигала фарами в робкой  попытке перейти  на  связь с
помощью  азбуки  Морзе.  Сарджнор  не  стал  тратить  времени на расшифровку
передаваемого сообщения частью потому, что давно забыл эту азбуку, а частью,
что все свое внимание сосредоточил на  двух своих соседях, один  из  которых
наверняка  был врагом. Вот  высоко  в  небе, на  фоне звезд  замигал  огнями
"Сарафанд"  -  это Эвмук  откликнулся уверенными  гроздьями  точек  и  тире.
Сарджнору  хотелось  рассмеяться  -  уж  очень  кстати  -  Эвмуку  не забыли
преподать уроки азбуки Морзе.
     Продолжающийся вой вражеской  радиостанции мешал думать, во Сарджнор не
сдавался. Во-первых, он не был  уверен,  что об этом стоило  беспокоиться, а
потом смутная,  еще  неясная, расплывчатая  идея  начала  оформляться в  его
голове. Тут, сдается ему, есть какое-то противоречие в...
     Вовсей  потянулся  рукой  к  панели управления в включил  двигатели. На
какое-то мгновение Сарджнор решил, что состояние  паралича кончилось, но тут
же убедился, что сам он не может  по-прежнему пошевелить ни рукой, ни ногой.
Лицо  Вовсея побелело, как  мел,  сделалось каким-то каменным, на подбородке
блеснула  слюна,  и Сарджнор понял, что его  напарник  действует просто  как
автомат, дистанционно управляемый седьмым модулем.  Все завертелось в голове
Сарджнора.  Ну, кажется, настал последний час, подумал он. Единственное, для
чего  серому человеку понадобилось заставить Вовсея включить моторы, так это
затем,  чтобы,  двинув  его  вперед,   отвлечь   внимание  Эвмука.  Бывалого
геодезиста чуть не хватил удар при мысли, что уж кого-кого, а Эвмука отвлечь
никак  не  удастся  и  что он, не  задумываясь, превратит в пар  любого, кто
первым переступит невидимую границу тысячеярдной зоны.
     Левая  рука  Вовсея отжала  тормоза,  и  машина  медленно двинулась  по
шероховатому  грунту навстречу своей  гибели. Сарджнор  предпринял  еще одну
отчаянную  попытку  освободиться от невидимых  пут, но напрасно. Что задумал
седьмой  модуль?  Радиус  действия его поля ограничен, так  что он,  видимо,
решал совершить отвлекающий маневр  для того, чтобы самому подобраться ближе
к "Сарафанду". Но ведь это же дает надежду...
     Казалось, истина озарила мозг  бывалого геодезиста  прямо буквально, но
тут перед ним словно бездна, разверзлась новая опасность. "Я знаю правду, но
я  не должен о  ней думать,  потому что серый человек умеет читать  мысли на
расстоянии. Если я стану думать об этом..."
     Рука Вовсея  налегли  на  рычаги  управления, и  модуль  Пять  рванулся
вперед.
     "...то серый человек узнает, что...  Ох,  замолчи,  несчастный! Думай о
чем-либо  другом,  о  шампанском,  которое  тебе,  быть  может,  не придется
отведать,  о  драмбонсах,  катающихся в собственной луже крови, закрытой  со
всех сторон, но ни в коем случае  не думай о...  Ох,  я  чуть было не сделал
это... Я почти  подумал  об...  Ай-ай,  я  не в  силах  удержаться... Эвмук,
спаси!!!"

x x x

     Расстояние,  отделявшее  Кондара  от космического  корабля,  было столь
мало, что, будь он в лучшей  форме, он  пересек бы его в  два счета. Сейчас,
однако, на это, видимо, уйдет чуть больше времени, но  он был твердо уверен,
что при  имеющейся  у него скорости  его остановить никто не успеет.  Он дал
волю своему голоду, и тот пришпорил его  так, что он вскачь рванулся вперед.
За ним,  чуть  медленнее, чем  он  ожидал, двинулись на корабль две соседние
машины, взятые им под контроль.  Одно  из сидящих внутри съедобных  созданий
тщетно старалось подавить какую-то мысль, но сейчас было не время заниматься
им. Меняя на ходу окраску  и  форму, Кондар  благополучно добрался до нужной
дистанции и торжествующе вонзил в корабль свой разум и силу воли.
     Ничего. Никакого эффекта!
     По нему, с яростью достаточной,  чтобы в мгновение ока уничтожить любое
живое существо, ударил ультралазерный луч,  однако Кондара не  так-то просто
было убить.  Боль была  мучительной,  такой ему  еще  ни разу не приходилось
испытывать.  Но хуже всякой боли оказались  мысли, которые он ясно прочел  в
умах сидевших в корабле - умах холодных и решительных.
     И в первый раз в жизни Кондара объял страх.
     Затем он был мертв.

x x x

     Шампанское было  отличное,  бифштекс -  великолепный, а сон, когда  все
кончилось, - и того лучше.
     Сарджнор,  сытый  и  довольный, откинулся  в  кресле,  вытащил  трубку,
закурил  и  окинул  снисходительным  взглядом сидящих  вокруг стола людей  в
кают-компании  "Сарафанда".  За время  торжественного обеда он  принял  одно
твердое решение и знал, пока приятное тепло растекалось по телу, что оно для
него  было самым  верным. Он решил, что  его  вполне устраивает  роль самого
бывалого члена экипажа.  Пусть другие  более  ловкие малые  выставляют его в
своих книгах в смешном виде, а кузены исключат его из дела, если хотят, - он
намерен  остаться  в картографическом управлении, пока  не загнется. Тут его
призвание, его жизнь.
     На  противоположном  конце  стола Поллен  вносил в  блокнот  заметки  о
прошедшей экспедиции.
     - И тогда ты, Дейв, уразумел,  что серый человек просто не в  состоянии
понять машинную психологию? - спросил Поллен.
     -  Да. В  силу  своих  особых  физических свойств серый человек  даже в
лучшие  времена не использовал машины. А несколько тысяч лет, проведенных на
такой  планете, как Прайла  I, где никакая машина не выдержит, привело его к
тому, что  наша  прочно  связанная  с  машинами  жизнь  оказалась  для  него
непостижимой.
     Сарджнор  затянулся ароматным дымом, глянул через  видеоэкран туда, где
низко над землей сверкало  двойное солнце планеты, и его охватило мимолетное
чувство сочувствия к огромному  существу, чьи останки  все еще  валялись  на
черной выжженной равнине.  Это существо так дорожило своей жизнью, что ему и
в голову не приходило доверять ее чьим-то заботам, кроме самого себя.
     Именно  последнее  послужило главным образом причиной его гибели, когда
он  пытался захватить и парализовать такое  существо среди  экипажа корабля,
как Эвмук.
     Желая  понять, что прочувствовал серый  человек в  последние  мгновения
своего открытия, Сарджнор посмотрел на медную дощечку с лаконичной надписью,
приклепанной    к   корабельной   вычислительной   машине,    на   попечение
искусственного разума которой они вручали свою жизнь с первой и до последней
минуты каждой новой картографической экспедиции.
     На дощечке было написано:

            Э. В. М. У. К.

     Сарджнор неоднократно слышал, как члены экипажа полагали, что эти буквы
означают:
     "Электронная вычислительная машина управления кораблем", - по насколько
это соответствовало истине, никто точно не знал.  Люди, он  тут понял, часто
имеют привычку ко многому относиться как к чему-то само собой разумеющемуся.

     1) Протей -  в  древнегреческой мифологии бессмертное морское божество,
обладающее способностью принимать по желанию  различную  внешнюю форму рыбы,
птицы, льна, оленя и т. д. и т. п.