Боб ШОУ
ОРБИТСВИЛЬ 1-3

ОРБИТСВИЛЬ
ОТБЫТИЕ ОРБИТСВИЛЯ
СУДНЫЙ ДЕНЬ ОРБИТСВИЛЯ

                                 Боб ШОУ

                                ОРБИТСВИЛЬ

                                    1

     Кое-кто склонялся к мысли,  что  всему  виной  совпадение  имен,  ибо
президента звали  Элизабет.  Унаследовав  от  отца  империю  с  миллионным
капиталом,   она   превратила   штаб-квартиру   "Старфлайта"   в   подобие
королевского двора, где господствовали  нравы  под  стать  елизаветинским:
строгая иерархия и устоявшийся  этикет,  родовые  привилегии  и  дворцовые
интриги. Но из всех феодальных причуд наибольшую досаду Гарамонда вызывало
настойчивое стремление повелительницы беседовать с глазу на глаз с  каждым
капитаном, которому предстоял дальний разведывательный полет.
     Опираясь на перила каменной балюстрады, Гарамонд скользил безучастным
взглядом по ярусам зимнего сада, тянущегося на четыре километра до  самого
океана. Старфлайт Хаус скрыл под собой целый холм средней величины.  Когда
Гарамонд, подлетая к Исландии, смотрел  сверху  на  нагромождения  террас,
лоджий  и  павильонов,  Старфлайт-Хаус  всегда  напоминал  ему  гигантский
аляповатый торт.
     После двух  часов  праздного  ожидания  за  бледно-зеленым  коктейлем
капитан пытался подавить нарастающее раздражение. С куда большей  радостью
он провел бы это время дома с женой и ребенком.
     Гарамонд, один  из  самых  удачливых  капитанов  фликервинг-флота,  и
прежде удостаивался  чести  лицезреть  Элизабет.  С  первого  же  раза  он
проникся к ней стойким  физическим  отвращением.  Брезгливость,  неизменно
возникавшая у него при виде этой богатейшей из женщин, была  сильнее,  чем
возмущение ее беззастенчивым произволом: глава корпорации стояла настолько
выше закона, что зачастую расправлялась  с  людьми  просто  из-за  плохого
настроения. Оставалось  загадкой,  почему  в  эпоху,  когда  косметическая
хирургия  способна  исправить  любое  уродство,  Элизабет  предпочла  свою
отталкивающую внешность. Проявлялся ли в этом мужской склад ее натуры, или
криво торчащие вперед  желтые  зубы  и  свинцово-серая  кожа  должны  были
подчеркивать августейшую исключительность?
     Глядя вниз, на радужные струи фонтанов, капитан вспоминал свой первый
визит в Старфлайт-Хаус. В ту пору он готовился к третьему  заданию  и  был
достаточно  молод,  чтобы  чувствовать  себя  неловко  в  парадном  черном
мундире.  Наслушавшись  рассказов  о  неких  особых  отношениях   Элизабет
Линдстром со своими капитанами и еще не зная, как выглядит  Лиз,  Гарамонд
волновался не на шутку и решил призвать на помощь всю свою изворотливость,
дабы уклониться от ее чар. Однако никто из флотских командиров, не  говоря
уже о чиновниках из администрации компании, не предупредил его  о  густом,
одуряющем запахе Элизабет, который способен удушить  человека,  когда  тот
особенно озабочен ясностью своих мыслей и слов. И ни один из консультантов
по правилам дворцового этикета не предостерег его от возможного конфуза  -
непроизвольной реакции новичков на президента. А оторопеть было  от  чего.
Клыки и трупная бледность, тошнотворный запах  и  безобразно  искривленный
позвоночник - все это казалось пустяком в сравнении  с  огромным  раздутым
чревом, свисающим чуть ли не до колен. Тем не менее Гарамонд, вытянув руки
по швам, стоически переносил затянувшийся осмотр своей персоны,  но  когда
его прижатый к бедру кулак утонул в атласной подушке упомянутого чрева, он
закатил глаза и едва не хлопнулся в обморок.
     Сейчас, прислонясь к балюстраде и вдыхая  нагнетаемый  климатическими
установками воздух, он уже  не  испытывал  тон  холодной  ярости,  которая
охватила его тогда, ярости на бывалых капитанов, не подготовивших  новичка
к таинству президентской аудиенции. Ведь и сам Гарамонд, когда настал  его
черед, точно так же обходился с другими  юнцами.  Но  подобная  жестокость
оправдывалась вероятными последствиями непрошенного вмешательства. Он  мог
предугадать, что произойдет, если заранее просветить командира-новичка  по
поводу лелеемых им надежд. "Особые отношения"  с  Лиз  Линдстром  означали
всего-навсего тайный обмен взглядами после того, как молодому капитану  во
время предполетного инструктажа  передавался  клочок  бумаги,  на  котором
рукой богатейшей и  могущественнейшей  особы  Вселенной  бывала  начертана
какая-нибудь инфантильная непристойность. Нет  уж,  решил  Гарамонд,  если
придет охота покончить с собой, он изберет более легкий и приятный способ.
     - Капитан Гарамонд? Президент передает вам привет.
     Обернувшись, капитан узнал  долговязого  вице-президента  Гумбольдта,
спускавшегося к нему по  лестнице.  За  его  руку  держался  золотоволосый
мальчуган лет девяти в жемчужном комбинезоне. Гарамонда  уже  знакомили  с
президентским сыном Харальдом,  поэтому  он  молча  кивнул  парнишке.  Тот
кивнул в ответ, и его  взгляд  быстро  пробежал  по  эмблемам  и  нашивкам
капитанского мундира.
     - Сожалею, что вам пришлось так долго ждать, капитан. - Тут Гумбольдт
деликатно кашлянул, выражая максимально допустимую  степень  несогласия  с
точкой зрения Элизабет. - К несчастью, президент будет занята в  ближайшие
два часа и просит вас подождать еще немного.
     -  Я  подожду.  -  Гарамонд  пожал  плечами  и  усмехнулся,   скрывая
нетерпение. Задержка была совсем некстати: тахиограммы с  метеостанций  за
орбитой Плутона предсказывали  скорое  ослабление  благоприятного  ионного
течения, пронизывающего Солнечную систему. Он собирался покинуть орбиту и,
поймав этот поток, быстро разогнать корабль  до  субсветовой  скорости.  А
теперь придется изрядно попотеть с  электромагнитными  парусами-ловушками,
процеживая чертову прорву вакуума ради скудного улова ионов для реактора.
     - Да уж, придется подождать.
     -  Впрочем,  я  готов  отложить  встречу  с  президентом  до   своего
возвращения.

     Гумбольдт тонко улыбнулся, оценив  шутку.  Прежде  чем  ответить,  он
искоса взглянул на Харальда и убедился, что мальчик  не  прислушивается  к
разговору взрослых.
     - Не стоит. Лиз будет крайне огорчена  и  наверняка  вышлет  вдогонку
перехватчик, чтобы вернуть вас для встречи с глазу на глаз.
     Последнее замечание вице-президента намекало на участь  опрометчивого
капитана  Бича,  который  однажды  безвылазно  проторчал  в  штаб-квартире
Старфлайта почти двое суток. На вторую ночь, потеряв терпение,  он  удрал,
не дождавшись  президентского  благословения.  Поговаривали,  будто  парня
вернули на скоростном перехватчике, а  отношения  с  Элизабет  у  бедняги,
видно, и впрямь сложились особые: больше его никто не видел ни  живым,  ни
мертвым. О правдивости этой истории  судить  было  трудно,  ведь  Звездный
флот, занимавшийся откачкой избыточного населения  Земли,  давно  уже  так
разросся, что слухи, гуляющие по кораблям, неизбежно  сдабривались  щедрой
долей вымысла. Так или иначе, Гарамонд считал ее весьма показательной.
     - Но, чтобы вам  не  было  скучно,  капитан,  я  привел  Харальда.  -
Гумбольдт погладил золотистые волосы мальчика. -  В  последнее  время  наш
инфант вновь проявляет интерес к фликервинг-флоту. Одолел  всех  вопросами
по теории и практике космических полетов. Лиз желает, чтобы вы пообщались.
     Гарамонд с сомнением посмотрел на президентского  отпрыска.  Внимание
Харальда, казалось, поглотила бронзовая группа у края террасы.
     - А как у него с математическими способностями?
     Вице-президент сухо рассмеялся.
     - Никто не ждет от  вас,  что  Харальд  сегодня  же  сдаст  пилотские
экзамены. Достаточно подогреть  его  интерес.  Кстати,  капитан,  найдется
немало адмиралов, которые охотно расстанутся с правой  рукой  за  подобный
знак доверия. А сейчас я должен вас  покинуть.  Пора  возвращаться  в  зал
заседаний.
     - Вы оставляете нас без надзора?
     - Да. Лиз очень уважает вас, капитан Гарамонд.
     - Ладно. Мне и раньше приходилось нянчиться с детьми. - Гарамонд имел
в виду своего  шестилетнего  сына,  который  сегодня  на  прощание  потряс
кулачком вместо того, чтобы помахать рукой. Так он выразил свою  обиду  на
отца, покинувшего дом раньше срока в угоду президентскому капризу.  Четыре
бездарно убитых часа, и это при сегодняшнем-то  прогнозе!  Метеосводка  не
давала ему покоя. Ионный ветер вот-вот спадет до уровня космического фона,
а он, капитан разведфлота, прохлаждается в  этих  райских  кущах,  да  еще
вынужден валять дурака с мальчишкой, который, скорее всего, страдает  теми
же неврозами, что и его бесценная мамаша.
     Пытаясь   изобразить   улыбку   в   ответ   на   прощальный    поклон
вице-президента, капитан понял, что не сумел придать ей убедительности.
     -  Итак,  Харальд,  ты  хочешь  водить  фликервинги?  -  спросил  он,
поворачиваясь к золотисто-жемчужному мальчику, и получил в ответ холодный,
оценивающий взгляд.
     - У нас в Старфлайте все сотрудники со статусом ниже члена правления,
обращаясь ко мне, говорят "Мастер Линдстром".
     Гарамонд приподнял брови.
     - Пожалуй, я расскажу тебе кое-что о космоплавании, Харальд.  В  этом
деле младший техник подчас важнее всех директоров вместе  взятых.  Уяснил,
Гарри?
     "А я-то, выходит, ребенок в еще большей степени, чем он", - изумленно
подумал капитан.
     Мальчик вдруг расцвел в улыбке.
     - А мне совсем не интересно про космос.
     - Но как же...
     - Просто я наговорил всякого, чтобы отвязались. Им так  хотелось  это
услышать. Но с вами ведь не надо притворяться?
     - Да, со мной тебе нет смысла притворяться, дружище.  Но  чем  же  мы
займемся? У нас целых два часа.
     - Можно мне побегать? - с неожиданной пылкостью спросил Харальд.  Эта
забавная  просьба  разом  объединила  маленького  дворцового   узника   со
всемирным мальчишеским братством.
     - Просто побегать? - Гарамонд впервые искренне улыбнулся. -  Довольно
скромное желание.
     - Мне не позволяют ни бегать, ни лазать по деревьям.  Я,  видите  ли,
могу причинить себе вред. Мать запретила, а все остальные так  ее  боятся,
что шагу ступить не дают. Но вы другое дело, вы ведь командир фликервинга!
- И Харальд посмотрел на него с нескрываемым детским восхищением.
     Капитан  запоздало  понял,  что  мальчишка  хитрил  с  первой  минуты
разговора, однако не почувствовал никакой досады.
     - Точно. Давай испытаем твою  резвость.  Дуй  вон  до  тех  статуй  и
обратно.
     - Ага.
     - Что же ты застыл? Вперед!
     Гарамонд со  смесью  радости  и  сочувствия  наблюдал,  как  неумело,
вприпрыжку  бежит  Харальд,  смешно  работая  локтями.  Обогнув  бронзовую
скульптуру, наследник вернулся  к  месту  старта.  В  глазах  его  плясали
веселые чертики.
     - Еще?
     - Давай, носись сколько влезет.
     Харальд возобновил марафон, а капитан вернулся к каменной  балюстраде
и задумался, скользя взглядом по верхушкам деревьев.  Солнце  клонилось  к
закату, но воды Атлантики не блестели,  они  казались  пепельно-серыми  от
наползающего тумана. Одинокая чайка сверкнула вдали оперением и  канула  в
море, словно упавшая звезда.
     "Мне не хочется улетать, - подумал Гарамонд, - потому и грустно".
     Раньше   его   поддерживала   вера,   что   ему,   Вэнсу   Гарамонду,
посчастливится стать одним из первооткрывателей третьего  мира  Галактики.
Но  межзвездные  полеты  продолжались  почти  столетие,   а   человечество
присоединило к  своим  владениям  единственную  новую  планету.  Энтузиазм
нескольких  поколений  астронавтов  был  растрачен  впустую.  И  если   уж
заставляешь себя смириться с невозможностью  ступить  на  новую  обитаемую
твердь, то лучше согласиться с Эйлин  и  приобрести  патент  на  челночные
рейсы. Тогда каждый месяц можно  будет  проводить  некоторое  время  дома.
Перевозки колонистов на Терранову -  занятие  не  особенно  увлекательное,
зато выгодное и безопасное. Ионные ветры на всем маршруте неплохо изучены,
а цепь оборудованных по последнему слову  техники  метеостанций  позволяет
предсказывать погодные изменения и практически исключает попадание, в зону
мертвого штиля.
     - Эй, посмотри на меня!
     Гарамонд не сразу увидел Харальда. Оказывается, тот махал ему рукой с
плеча бронзовой статуи.  Додумался  же  взгромоздиться  на  это  скользкое
пугало! Учитывая гранитный постамент, высота довольно опасная.
     - Спускайся вниз,  Харальд!  -  крикнул  он,  стараясь  не  проявлять
тревоги. Кажется, запросы мальчика растут. Обычная тактика всех малолетних
вымогателей: сначала получил разрешение  порезвиться,  теперь  затеял  эти
альпинистские трюки, а что потом?.. Гарамонду пришло в голову, что  и  сам
он рискует оказаться в щекотливом положении. Да и не просто в  щекотливом.
Стоит президентскому сынку хотя бы потянуть лодыжку, и  с  карьерой  будет
покончено раз и навсегда.
     - Ничего, я цепкий. Смотрите! - Харальд перекинул  ногу  перед  носом
невозмутимого бронзового истукана и ухватился  за  его  руку,  воздетую  к
небесам.
     -  Вижу,  что  цепкий,  но  лучше  не   двигайся,   я   должен   тебя
подстраховать. - Капитан направился к скульптуре. Он  старался  сдерживать
шаг, чтобы, глядя на него, мальчик не осознал опасности своего  положения.
Теперь капитана охватила уже нешуточная тревога.
     Элизабет Линдстром обладает могуществом,  не  имеющим  прецедентов  в
земной истории. Ее сыну предстоит  унаследовать  всю  финансовую  империю,
управлять всеми верфями, владеть  всеми  кораблями  и  контролировать  все
космические сообщения между Землей и единственной пригодной  для  человека
планетой. А он, Вэнс Гарамонд, расслабился и  повел  себя,  как  последний
дурак. Теперь ему наверняка не миновать гнева одного из  Линдстромов.  Кто
он для них? Ничтожный капитанишка фликервинга.
     - Я полезу дальше!
     - Нет! - Гарамонд, уже не таясь, побежал со всех ног. -  Прошу  тебя,
не надо!
     Враждебно уплотнившийся воздух стал вязким, как кисель, он пружинил и
толкал его назад. Харальд  заливисто  рассмеялся  и  стал  карабкаться  по
вертикальной металлической колонне - руке статуи.
     Внезапно он заскользил, не удержался и начал заваливаться  назад.  На
долю секунды зацепился ногой за  бронзовый  воротник  и  опрокинулся  вниз
головой.
     Происходящее разворачивалось перед глазами Гарамонда,  будто  плавное
расцветание спиральной галактики в замедленном кино. Вот он увидел  первый
роковой  миллиметр  просвета  между  ступней  мальчика  и   монументальной
фигурой, еще на миг Харальд словно  завис  в  воздухе,  а  потом,  набирая
скорость, неумолимо устремился вниз.  Голова  его  врезалась  в  основание
статуи, и негромкий треск, сопровождаемый металлическим гулом, взорвался в
мозгу капитана.
     Гарамонд рухнул на колени рядом с  глупым  бедным  инфантом  и  после
беглого осмотра убедился: мертв.  В  проломленном  черепе  Харальда  зияла
глубокая дыра, осколки костей впились в мозг.
     - Нет, никакой ты не цепкий, - хрипло прошептал  капитан,  потрясенно
глядя на еще поблескивающее капельками пота лицо. - Ты убил нас  обоих.  И
мою семью.
     Он встал и поглядел в  направлении  главного  входа,  ожидая  увидеть
толпу слуг и домочадцев, бегущих к месту трагедии.
     Но на террасе по-прежнему стояла тишина,  нарушаемая  лишь  журчанием
фонтанов. Высоко  в  небе  бесшумно  чертил  инверсионный  след  невидимый
стратосферный авиалайнер. В мозгу капитана затикали часы. Они  отсчитывали
секунды все громче и громче, пока наконец  сила  ударов  не  сравнялась  с
грохотом молота, но Гарамонд не шевелился, наверное, еще минуту,  пока  до
него дошло, что никто ничего не заметил.
     Стряхнув  оцепенение,  он  поднял  тело  Харальда  и  поразился   его
легкости. Раздвинутые ветви кустарника зашуршали и укрыли мертвого ребенка
под своей сенью.
     Капитан  Гарамонд  повернулся  спиной   к   Старфлайт-Хаусу   и,   не
оглядываясь, побежал вниз по ступеням эскалатора.

                                    2

     При удачном стечении обстоятельств у него было  в  запасе  около  ста
минут.
     Надеяться на это позволяла королевская точность Элизабет, никогда  не
заставлявшей подданных ждать  ни  секундой  меньше  означенного  срока,  в
данном случае двух дополнительных часов. Правда,  с  оговоркой:  если  она
собиралась оставить сына вдвоем с капитаном на все это  время.  Сто  минут
дают ему шанс, решил Гарамонд. Но если любой из дюжины лакеев  спохватится
чуть раньше и выйдет забрать Харальда... Если любой из тысячи  посетителей
штаб-квартиры заметит кровавое пятно... Если...
     Все эти "если" вертелись в голове, словно шары в барабане смертельной
лотереи, пока последний эскалатор не достиг главного вестибюля и  Гарамонд
зашагал к выходу на пандус, откуда служебная машина должна была  доставить
капитана на челночный терминал Северного космодрома.  Если  не  думать  об
опасности, связанной с бортовой рацией в кабине водителя (опять  "если"!),
то служебный транспорт - самый надежный способ быстро добраться до  своего
корабля.
     Огромный льдисто-зеленый зал заполняли служащие, закончившие  дневную
смену в многочисленных административных зданиях. Они выглядели  довольными
и счастливыми, радовались, вероятно, что успеют захватить немного  щедрого
солнца уходящего дня. Гарамонд, внутренне браня и проклиная их, пробирался
сквозь встречные людские потоки и круговороты, стараясь двигаться  быстро,
но в то же время не привлекать к себе внимания.
     "Я  человек  конченый,  почти  мертвец,  -  думал  он  с   непонятным
безразличием. - Что бы я ни сделал в ближайшие два часа,  как  бы  мне  ни
повезло, все равно я - покойник. Моя жена и  сын  тоже  умрут.  Даже  если
поток ионов  сохранит  интенсивность  и  наполнит  паруса,  все  мы  скоро
превратимся в покойников, потому что  бежать  некуда  и  затаиться  негде.
Всего одна планета, не считая Земли, и корабли Элизабет будут крейсировать
на подлете..."
     Чей-то удивленный взгляд задержался на его лице, и Гарамонд  осознал,
что бормочет вслух. Он  растянул  губы  в  бодрой  улыбке,  восстанавливая
привычный образ бравого капитана фликервинга,  и  любопытный,  сочтя,  что
ошибся в источнике странного бормотания,  заторопился  дальше.  Оставшееся
расстояние Гарамонд преодолел, закусив губу.  Машина  стояла  в  одной  из
секций служебной стоянки,  и  остроглазый  водитель  средних  лет,  издали
завидев капитана, подогнал свой экипаж к подъезду в тот момент, когда Вэнс
достиг кромки тротуара.
     - Спасибо, - ответив на приветствие, сказал капитан,  благодарный  за
небольшой выигрыш во времени.
     - Я  решил,  что  вы  должны  очень  спешить,  сэр.  -  Глаза  шофера
сочувственно разглядывали его в зеркале заднего обзора.
     - Вот как? - Гарамонд с трудом подавил страх и уставился  в  багровую
угреватую шею водителя. Судя по дружелюбию этого человека, вряд ли  кто-то
собирается с его помощью арестовать капитана. - Почему вы так решили?
     - Очень просто, сэр. Сегодня все командиры "Старфлайта" торопятся  на
космодром. Говорят, плохая сводка.
     Гарамонд кивнул и постарался принять как можно  более  непринужденную
позу. Магнитный двигатель приглушенно взвыл, и машина рванулась с места.
     - Полагаю, мы еще успеем захватить отлив, - ровно проговорил капитан.
- Во всяком случае, я  на  это  надеюсь,  ведь  мое  семейство  собиралось
посмотреть на сегодняшний старт.
     Узкое лицо водителя выразило недоумение.
     - А я думал, мы сейчас прямо на...
     - Сделаем маленький крюк, заедем за моими. Адрес помните?
     - Да, сэр.
     - Прекрасно. Поедем как можно быстрее. - И Гарамонд небрежным  жестом
отключил звуковую связь с кабиной.
     Крепко зажав аппарат коленями, он набрал домашний код и с облегчением
увидел засветившийся экран, означавший принятый вызов. Ведь Эйлин и  Криса
вполне могло не оказаться дома. Сынишка так  расстроился  (Гарамонд  опять
вспомнил, как тот  грозил  ему  кулачком),  что  Эйлин  могла  увести  его
куда-нибудь на остаток дня в надежде отвлечь  и  успокоить.  Если  бы  это
произошло...
     - Вэнс?! - Изображение Эйлин появилось на  миниатюрном  экране.  -  Я
была уверена, что твой корабль давно улетел. Откуда ты?
     - Из машины. Подъеду минут через десять.
     - Ты возвращаешься? Но...
     - Эйлин, кое-что изменилось... В общем, я хочу свозить вас  с  Крисом
на космодром. Он с тобой?
     - Рядом, во дворике. Но,  Вэнс,  ты  ведь  никогда  не  позволял  нам
смотреть на твой взлет.
     - Конечно... - Гарамонд замялся и решил, что лучше пока держать Эйлин
в неведении. - Я изменил мнение на этот счет. Пока я еду, приготовь  Криса
к поездке.
     Эйлин недоуменно пожала плечами.
     - Думаешь, ему от этого станет легче? Тебя уже часа три не было дома,
он только начал чуть-чуть отходить, а ты собираешься начать все сначала?
     - Говорю же, Эйлин, произошли некоторые изменения в программе.
     "Сколько комнатных собачонок крутится  сегодня  вокруг  президентской
свиты? - спрашивал себя Гарамонд. - Пять? Или шесть? И на каком расстоянии
собака способна учуять труп? Кажется, эти любимые игрушки Лиз  -  наиболее
серьезная угроза".
     - Я объясню тебе все позже. А сейчас, пожалуйста, приготовь Криса.
     Эйлин покачала головой.
     - Нет, Вэнс. Сожалею, но не могу...
     -  Эйлин!  -  Гарамонд  намеренно  позволил   прорваться   панической
интонации, рассчитывая, что жена поймет: нормальный  мир,  в  котором  она
существовала, вот-вот рухнет. - Я не могу сейчас вдаваться в  подробности,
но через несколько минут вы с Крисом должны ждать меня, готовые к  поездке
на космодром. Пожалуйста, не спорь, а просто выполни мою просьбу!
     Гарамонд отключил связь и откинулся  на  спинку  сиденья,  гадая,  не
сказал ли лишнего. Связисты вечно суют свой нос  в  чужие  дела  и  вполне
способны вести перехват на общей частоте. Автомобиль мчался  на  запад  по
главной  магистрали.  Иногда  водитель,  заметив  просвет  в  транспортном
потоке, резко увеличивал скорость, и капитана начинало бросать из  стороны
в сторону. По пути в  Старфлайт-Хаус  шофер  управлял  машиной  с  большим
мастерством:  видимо,  сейчас  что-то  его  отвлекает.  Гарамонд   включил
переговорное устройство.
     - ...к его дому, - сообщал кому-то водитель. - На Северном космодроме
будем приблизительно через двадцать минут.
     Гарамонд кашлянул.
     - Что вы делаете?
     - Докладываю, сэр.
     - Зачем?
     - Такова  инструкция.  Все  водители  служебного  транспорта  обязаны
информировать центральную диспетчерскую о своих перемещениях.
     - А вы о чем сообщили?
     - То есть как, сэр?
     - Вы докладывали не только о своих перемещениях.
     Шофер неловко пожал плечами, и его значок  служащего  "Старфлайта"  с
изображением Солнца блеснул отраженным красным лучом.
     - Я просто упомянул, что по пути на космодром вы решили  захватить  с
собой семейство.
     - Впредь действуйте строго по инструкции и не болтайте лишнего.
     - Простите, сэр?
     - Я капитан Разведывательного корпуса "Старфлайта" и  не  нуждаюсь  в
опеке, когда езжу по острову.
     - Сожалею, но...
     -  Ваше  дело  следить  за  дорогой.  -  Гарамонд   с   трудом   унял
бессмысленный гнев. - И поезжайте быстрее.
     - Есть, сэр. - Водитель  сгорбился  над  рулем,  и  обветренная  кожа
нависла складкой над воротником его униформы.
     Гарамонд закрыл глаза и напряженно замер,  нервно  поглаживая  колени
потными  ладонями.  Чем  сейчас  заняты  придворные  Элизабет?  Ежедневной
рутиной? Заседают ли еще все ее советы, комитеты и  трибуналы?  Продолжает
ли она переходить из зала в зал, самодовольно дергая за ниточки  имперской
власти, одним лишь своим присутствием  заставляя  трепетать  и  колыхаться
паутину империи? Или кто-нибудь уже заметил отсутствие Харальда? А  может,
и самого капитана Гарамонда?
     Он открыл  глаза  и  мрачно  уставился  на  пробегающие  мимо  здания
торгово-делового центра, протянувшегося от  Старфлайт-Хауса  на  несколько
километров.  Потом  конторы  и  магазины   уступили   место   первому   из
принадлежащих компании жилых массивов. Как офицер Разведкорпуса  Звездного
флота,  Гарамонд  имел  право  жить  в  престижном  районе,  то   есть   в
непосредственной  близости  от  великолепного  президентского  дворца.   В
спокойные минуты на капитанском  мостике  своего  корабля  Гарамонд  часто
размышлял о том, как  громада  абсолютной  власти  в  определенном  смысле
искажает структуру общества и  даже  языка,  подобно  тому,  как  огромное
светило искривляет окружающее пространство. Обитателям планет,  движущихся
в поле его тяготения, может казаться, будто они летят по прямой,  хотя  на
самом  деле  это  -  движение  по  орбите.  Сейчас  елизаветинская  физика
социальной гравитации устраивала Гарамонда, поскольку его дом находился на
полпути между штаб-квартирой и Северным космодромом:  подбирая  своих,  он
потеряет минимум времени.
     Едва  машина  остановилась  у   многоквартирной   пирамиды,   капитан
распахнул дверцу и бросился к лифту. Выйдя на третьем этаже, он подбежал к
двери и ворвался в квартиру.  Его  обступили  знакомые  предметы  домашней
обстановки, и Гарамонд вдруг ясно понял: все, привычная жизнь кончена.  На
мгновение он ощутил  себя  призраком  среди  декораций,  изображающих  его
прежнее жилище.
     Из спальни появилась Эйлин, одетая, как обычно,  в  яркие  облегающие
шелка. На загорелом лице и в глазах читалась тревога.
     - Что случилось, Вэнс?
     - Объясню позже. - Он обнял ее и на мгновение прижал к  себе.  -  Где
Крис?
     - Я здесь, папочка! -  Сын  выбежал  из  комнаты  и  вскарабкался  на
Гарамонда, цепляясь за него всеми четырьмя конечностями, словно  маленький
зверек. - Ты вернулся!
     Гарамонд поднял его и, подражая ракете-носителю, подбросил  высоко  в
воздух.
     - Поедем со мной на космодром. - Он передал Криса жене. Второй раз за
последний час он держал на руках легкое детское тельце. - Нас ждет машина.
Спускайтесь, я догоню.
     - Ты так и не ответил, зачем все это?
     - Потом. Позже! - Гарамонд  решил:  если  их  остановят  раньше,  чем
космический челнок оторвется от Земли и Эйлин поклянется,  что  ничего  не
знала, то у нее с Крисом останется хоть какой-то шанс.
     Он подтолкнул ее к выходу, а сам повернулся к люминесцентному  экрану
и сдвинул его в сторону, открыв нишу, заполненную свертками,  коробками  и
всякими  вещами.  Гарамонд   достал   из   одной   коробки   свой   старый
длинноствольный   пистолет,   оставшийся   с   курсантских   времен.   Ему
понадобилось всего несколько секунд, чтобы зарядить обойму, вставить ее  в
массивную рукоятку и повесить кобуру  под  мышку.  На  левом  боку  китель
топорщился, но времени на переодевание не  было.  Гарамонд  сунул  руку  в
открытую шкатулку, схватил, не глядя, какое-то украшение и  заторопился  к
лифту. Эйлин ждала его, одной рукой придерживая створки, а другой  пытаясь
управиться с Крисом.
     - Поехали, - весело сказал капитан, мысленно заглушая бешеное тиканье
часов в голове, и нажал на кнопку.
     На первом этаже Крис стрелой  помчался  вперед  через  длинный  холл,
выскочил на улицу и плюхнулся в машину. К счастью, прохожих было немного и
совсем не оказалось соседей. Водитель хмуро отдал честь Эйлин и  придержал
перед ней дверцу. Когда машина, тронулась, Гарамонд вымученно улыбнулся.
     Эйлин нетерпеливо тряхнула темноволосой головкой.
     - Ну, теперь-то ты скажешь, в чем дело?
     - Вы просто едете проводить меня и посмотреть на старт корабля. -  Он
взглянул на сына. Тот уже вскарабкался  с  ногами  на  сиденье  и  пожирал
глазами убегающую назад дорогу. - Вот и Крис давно об этом мечтал.
     - Ты же сказал, что дело очень важное!
     - Что для меня может быть важнее, чем провести лишних полчаса с тобой
и Крисом?
     Эйлин казалась сбитой с толку.
     - А что ты искал в квартире?
     - Да так, ничего особенного. -  Гарамонд  незаметно  шевельнул  левым
плечом, проверяя не слишком ли бросается в глаза выпирающая кобура.
     - Но я вижу, ты что-то взял.
     Эйлин наклонилась, схватила его за руку и разжала пальцы.  На  ладони
блеснула золотая улитка с рубиновыми  глазами,  которую  Гарамонд  подарил
жене во время медового месяца.  Только  сейчас  он  осознал,  что  схватил
именно эту маленькую драгоценность, поскольку  она  служила  чем-то  вроде
домашнего талисмана, охранявшего их маленький мирок. У  Эйлин  расширились
зрачки,  и  она  отвернулась.  Гарамонд  не  стал  размышлять,  многое  ли
подсказала ей интуиция, сейчас его больше занимал отпущенный ему срок.

     В это время Карлос Пеннарио, младший лакей из штата домашней прислуги
"Старфлайта", неуверенно шел по искусно воссозданному на одной  из  террас
парку эпохи итальянского Возрождения. Пеннарио выгуливал на поводках  двух
любимых президентских спаниелей.
     Его  одолевали  сомнения,  вызванные,  с  одной  стороны,   необычным
поведением  собак,  а  с  другой  -  боязнью  потерять  место.  Оба   пса,
возбужденно тянули  его  куда-то  вверх.  Но  там,  на  верхних  террасах,
находился уровень директоров  компании  и  президента.  Наблюдательный  по
природе, Пеннарио никогда раньше не замечал за спаниелями такой прыти: они
явно унюхали что-то необычное. Карлоса  так  и  подмывало  спустить  их  с
поводков, однако служащему  четвертого  класса  не  подобало  заходить  на
"руководящий  уровень".  В  обычных  обстоятельствах  это  соображение  не
удержало бы Пеннарио, но недавно он получил от своего шефа, гномоподобного
шотландца по имени Артур Кемп, грандиозный  нагоняй  и  предупреждение  об
увольнении за какую-то провинность.
     Вглядываясь в сторону бронзовых фигур, куда  были  повернуты  собачьи
носы,  Пеннарио  еле  удерживал  нетерпеливо  поскуливающих  псов.  Статуи
отливали красным золотом. Несколько минут назад  недалеко  от  них  стоял,
облокотясь на перила, высокий, суровый с виду человек в черном капитанском
мундире. Но угрюмый капитан, вероятно, куда-то ушел.
     Спаниели продолжали бесноваться и рвались наверх.  Скорее  всего,  не
Бог  весть  какое  диво  разожгло  псиное  любопытство,  однако   Пеннарио
представился случай немного, хотя и рискованно, развлечься. Работа  всегда
вызывала у него неодолимую скуку.
     Он еще немного поколебался, пристально рассматривая склон, никого  не
увидел и наконец позволил спаниелям увлечь себя вверх по  широкой  пологой
лестнице.
     Собаки в  нетерпении  царапали  когтями  гладкий  камень.  С  верхней
ступеньки  они  прямиком  махнули  к  статуям,  обогнули  постамент  и   с
подвыванием скрылись в кустарнике.
     Пеннарио раздвинул рукой темно-зеленую листву, наклонился и вгляделся
в пещерный сумрак.

     Гарамонд подсчитал, что ему  нужно  еще  минут  тридцать.  Если  тело
Харальда не обнаружат  в  ближайшие  полчаса,  они  успеют  до  объявления
тревоги покинуть  атмосферу  Земли  на  одном  из  челноков  Разведкорпуса
"Старфлайта". Это не  гарантирует  безопасности,  но  на  полярной  орбите
капитана ожидает "Биссендорф", его личная территория, где законы  Элизабет
действуют не в полной мере. Она, разумеется, в конце концов  доберется  до
корабля и уничтожит врага, но для этого ей придется попотеть. Космос -  не
Земля, где по первому слову президента в травлю включатся тысячи человек.
     - Я хочу в туалет, - сообщил вдруг Крис и обиженно  хлопнул  ладошкой
по не вовремя заявившему о себе животу.
     - Потерпи, скоро приедем на космодром. - Эйлин посадила сына  к  себе
на колени и обняла смуглыми руками, покрытыми золотистым пушком.
     Гарамонд смотрел на жену с ребенком и  никак  не  мог  отделаться  от
чувства нереальности происходящего. Вот они  сидят,  одетые  по-домашнему,
совсем без вещей, не ведая даже, зачем их увезли из привычной  обстановки.
Через несколько минут они навсегда покинут не только  свой  дом  и  уютный
дворик, а саму Землю, с ее солнечным светом, зеленью  лесов  и  ринутся  в
смертельно  опасное  межзвездное  пространство.  Гарамонду  стало   трудно
дышать, словно давление в салоне резко упало. Нужно  точно  распланировать
свои действия на ближайшие полчаса, ведь решался вопрос жизни и смерти. Но
капитан не мог  сосредоточиться,  мысли  разбегались,  он  вновь  и  вновь
вспоминал ужасающие фрагменты одной и той же картины.
     Вот силуэт Харальда  и  равнодушного  бронзового  истукана  разделяют
первые роковые миллиметры, вот светлая полоска неумолимо расширяется...  А
тельце  оказалось  поразительно  легким.  Как  в  нем,  таком   невесомом,
удерживалась жизнь? Невесомое, но настолько непрочное, что падение всего с
трехчетырехметровой высоты...
     - Пап, смотри, твой космодром! - Крис подпрыгнул в объятиях матери. -
А мы пойдем к тебе на челнок?
     - Попробую вас провести.
     Гарамонд не отрывал глаз от мелькающих  прутьев  ограды,  надеясь  не
пропустить признаков повышенной суеты на космодроме.

     Карлос Пеннарио отпустил ветку. Впервые с детских лет он осенил  себя
крестным  знамением  и,  волоча  упирающихся  собак,   попятился.   Карлос
огляделся по сторонам в поисках подмоги, но вокруг никого не было.
     Пеннарио раскрыл рот и приготовился  закричать,  давая  выход  ужасу,
однако сонный воздух так и не  огласился  испуганным  воплем.  У  Пеннарио
появились некие соображения.
     Сам Карлос всего несколько раз, да  и  то  издали,  видел  всесильную
Элизабет, зато наслышан был о ней  достаточно.  В  общей  спальне  младшей
обслуги шепотом рассказывали, что лучше лишиться годового жалованья,  чем,
к примеру, сообщить властительнице о  ее  любимом  спаниеле,  подавившемся
куриной  костью.  А  Карлос  едва  добровольно  не  взял  на   себя   роль
горевестника.
     Он представил себе, что сделает Элизабет  с  человеком,  обнаружившим
труп ее сына, до того как к ней вернется хотя бы намек  на  самообладание,
подобающее ее рангу... Нет уж, это дело его начальника, Артура Кемпа. Если
на то пошло, Пеннарио не имел права подыматься на злополучную террасу. А с
точки зрения людей вроде Кемпа одно  нарушение  провоцирует  другое.  Чего
доброго Карлоса запросто обвинят в смерти мальчишки,  ведь  мозги  у  всех
царедворцев работают одинаково. Кемп решит, что Пеннарио достаточно  пожил
на белом свете, пора и честь знать. Да он в чем угодно поклянется, лишь бы
отвести подозрение в дружбе с виновным. А фараоны умеют развязывать языки.
     Сознание  смертельной  опасности  придало  ему  сил.  Он   решительно
подхватил псов на руки и бросился вниз по  лестнице.  Несмотря  на  испуг,
Карлос не позволил себе поддаться панике  и  проявил  качества,  благодаря
которым избежал голодной смерти в Мексике, вырвался из  нищеты  и  добился
теплого местечка в одном из немногих регионов Земли,  где  еще  оставалось
вдоволь кислорода. Пеннарио припомнил расписание ежедневных  инспекционных
обходов Кемпом территории Старфлайт-Хауса.  В  это  время  раздражительный
коротышка-шотландец обычно совершал последнюю проверку террасы и  проходил
мимо  кустов,  где  сейчас  лежал  мертвый.  Харальд.  Насколько  бы   все
упростилось, если бы его нашел именно старший надзиратель за прислугой.
     Пеннарио добежал до  последнего  уровня,  откуда  мог  еще  различить
статуи и  кустарник  на  верхней  террасе.  Спрятавшись  в  увитой  плющом
беседке, он опустил собак на землю и для виду начал возиться с серебряными
ошейниками. Встревоженные животные рвались на  свободу,  но  Пеннарио  был
тверд.
     Он не сомневался, что, освободившись от поводков,  спаниели  помчатся
куда надо, важно было только подгадать собачий рывок  к  появлению  Кемпа,
чтобы они снова сделали свое страшное открытие у него на глазах.
     Пеннарио взглянул на часы.
     - Ну, песики, потерпите еще немного, - прошептал он.

     Космодром, против опасений Гарамонда, выглядел даже более  спокойным,
чем обычно. Под косыми лучами заходящего солнца бетонное поле стало похоже
на  пустыню,  а  причудливые  облака,  скопившиеся  у  самого   горизонта,
напоминали сказочное войско со сверкающими шлемами и щитами. Над  небесной
ратью, словно  развернутые  вымпелы,  вытянулось  несколько  густо-розовых
полос.
     Машина замедлила ход.  Гарамонд,  из-под  руки  посмотрел  в  сторону
предписанной взлетной полосы. Вон и челнок. Люк открыт,  широкий  трап  на
месте. Капитану захотелось схватить в охапку  Эйлин,  Криса,  броситься  к
кораблю и взмыть в небо.
     Однако перед полетом требовалось  выполнить  известные  формальности.
Пренебречь  ими  -  значит  вызвать   подозрения.   "Биссендорф"   получит
соответствующую радиограмму, а это совершенно ни к чему.
     Гарамонд отбросил со  лба  густую  прядь  волос  и  улыбнулся,  желая
успокоить Эйлин и шофера.
     - Сейчас я сбегаю, подпишу кое-какие бумажки, а потом  отправимся  на
экскурсию по челноку, - небрежно бросил он, вылезая из машины.
     - Разве мы с Крисом не  пойдем  на  смотровую  площадку?  -  спросила
Эйлин.
     - А что там  интересного?  Правда,  Крис?  -  Гарамонд  взял  сына  и
поставил на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей  в  штаб  Разведкорпуса.  -
Какой  прок  от  папки-капитана,  если  нельзя   пользоваться   кое-какими
привилегиями? Ты ведь давно просил показать тебе орбитальный катер, верно?
     Крис кивнул, но как-то сдержанно, будто  ему  передалась  материнская
тревога.
     - Ну, вот, теперь ты увидишь, как там здорово. - Гарамонд подал Эйлин
руку и помог ей выйти. - Все. Теперь  мы  сами  справимся,  -  сказал  он,
обращаясь к водителю, и хлопнул дверцей.
     Тот быстро оглянулся и молча укатил прочь.
     Эйлин схватила мужа за руку.
     - Мы одни, Вэнс, что случилось?
     - Стойте на этой лестнице и никуда не уходите. Я скоро вернусь.
     Гарамонд взлетел по  ступеням,  отдал  честь  охранникам  у  входа  и
побежал в Предполетный  центр  Разведкорпуса.  Он  замер  на  миг,  словно
впервые попал в большую квадратную комнату,  увидев  ее  глазами  молодого
Вэнса Гарамонда, отправлявшегося в  первый  самостоятельный  полет.  Потом
хлопнул по длинному столу планшетом с полетным  предписанием,  разрешением
на вылет и штурманскими картами.
     -  Опаздываете,  капитан,  -  прокомментировал  появление   Гарамонда
грузный диспетчер Хершелл.  Он  всегда  обращался  к  капитанам  с  ноткой
горечи, напоминающей, что Хершелл тоже не всю жизнь протирал здесь штаны.
     - Знаю! Не мог вырваться от  Лиз.  -  Гарамонд  схватил  стилограф  и
принялся  подписывать  бесчисленные  документы,  которые  подсовывал   ему
диспетчер.
     - Вот как? Что, долго не отпускала?
     - Поэтому все так и вышло.
     - Сочувствую. Боюсь, вы упустили момент.
     - О, даже так?
     -  Угу.  Посмотрите  на  карту.  -  Диспетчер  кивнул   на   огромное
стереоизображение Солнечной системы и прилегающего пространства,  парившее
под потолочным куполом.
     Желтое сияние солнечного ветра было, как всегда, насыщенным;  налетая
на дневную сторону Земли, оно отклонялось геомагнитным полем  и  создавало
ударный фронт. Однако данные о солнечном ветре представляли ценность  лишь
для межпланетников, Гарамонда же интересовал  ионный  вихрь  близ  границы
Солнечной системы. Капитан поискал глазами большую дугу  ударного  фронта.
Обычно в районе орбиты Урана ослабевший  солнечный  ветер,  сталкиваясь  с
галактическим магнитным полем,  снова  уплотнялся  и  наращивал  давление.
Гарамонд не сразу обнаружил янтарную полоску  -  такую  блеклую,  что  она
соответствовала, должно  быть,  лишь  одному  иону  на  десять  кубических
сантиметров. Ему редко доводилось наблюдать столь хилый фронт.  Похоже,  у
светила разыгрался приступ скупости, и оно не желало помогать  звездолетам
набрать третью космическую скорость для выхода в межзвездное пространство.
     Капитан посмотрел на беспорядочно разбросанные по всей карте красные,
синие и зеленые полосы, отмечавшие галактические  потоки  быстрых  частиц.
Эта блуждающая пыль была так же важна для него, как ветер, волны,  приливы
и отливы - для шкипера, пустившегося в плавание  по  океану  на  старинном
паруснике. Все космолеты, сошедшие со стапелей "Старфлайта", то есть  все,
построенные  на  Земле,  захватывали  в  магнитные  ловушки  странствующие
атомные осколки и сжигали их в  корабельных  реакторах.  Благодаря  такому
способу корабли, весившие всего  десять  тысяч  тонн,  могли  проникать  в
глубокий космос.
     Однако фликервинги имели существенный  недостаток:  их  эффективность
целиком  зависела  от  космической  "погоды".  Оптимальный  режим   полета
предполагал разгон с постоянным ускорением до середины маршрута,  а  затем
торможение до конечной точки. Но когда  Путь  пролегал  сквозь  обедненные
ионами области пространства, режим постоянного  ускорения  выдержать  было
невозможно. Если такое случалось на первом отрезке, звездолету требовалось
больше времени на преодоление всего расстояния, если  же  на  втором,  то,
лишенный возможности сбросить скорость, корабль  проносился  мимо  цели  и
иногда удалялся на несколько  световых  дней,  прежде  чем  его  удавалось
остановить. Для минимизации этой неопределенности "Старфлайт"  запустил  в
космос множество автоматических метеостанций. Они периодически посылали  в
сторону Земли узконаправленные пучки тахионов, несущие информацию, которая
регулярно загружалась в электронные карты погоды.
     Гарамонду  было  достаточно  беглого  ознакомления  с  картой,  чтобы
понять: обстановка для разгона крайне неблагоприятна, даже  отвратительна.
Львиную долю изображенного объема потоки частиц совсем не  пронизывали,  а
те, что виднелись в остальной части, сносило к югу Галактики. Орбиты Марса
достигал всего один пучок приличной плотности, вероятно, массивные осколки
ядер попали в ловушку межпланетного магнитного поля сложной  конфигурации,
да и тот быстро удалялся.
     - Мне надо выбраться, - мрачно произнес Гарамонд.
     Хершелл  вручил  ему  традиционный  кожаный   планшет   с   полетными
документами.
     - Почему бы вам не отчалить немедленно, капитан? "Биссендорф" готов к
старту, а я подпишу остаток этого хлама по доверенности.
     - Спасибо, - просто ответил Гарамонд, подхватил планшет и бросился  к
двери.
     - Не дай улизнуть этому  жирному  облаку  пыли!  -  напутствовал  его
диспетчер, некогда тоже бороздивший просторы на фликервинге. -  Хорошенько
взнуздай его!
     Гарамонд, испытывая  громадное  облегчение  от  того,  что  может  не
скрывать спешки и выплеснуть напряжение, помчался по  вестибюлю.  Командир
корабля, бегущий по эскалатору штаба Разведкорпуса вдогонку за  портящейся
космическом погодой, ни у кого не вызывал недоумения.
     Жена  и  сын  стояли  там,  где  он  их  оставил.   Эйлин   выглядела
обеспокоенной и крепко прижимала к себе Криса, обняв его за плечи.
     - Путь свободен, - объявил Гарамонд и, взяв  ее  под  руку,  увлек  к
тоннелю с бегущей дорожкой. - Пойдем!
     Эйлин поспешила за ним с покорной готовностью, но ее тревога, судя по
всему, нарастала.
     - Куда мы, Вэнс? - тихо спросила она.
     Он понял истинный смысл ее  слов  по  особому  тону,  который  всегда
появлялся у них в минуты  острой  потребности  в  доверии  и  поддержке  и
который требовал  искреннего  ответа.  Гарамонд  бросил  взгляд  на  сына,
увлекшегося плавными метаморфозами бегущей дорожки, пошедшей под  уклон  и
превратившейся в лестницу эскалатора.
     - Днем, когда я ждал на холме вызова  к  президенту,  меня  попросили
последить часок-другой за юным Харальдом  Линдстремом...  -  На  Гарамонда
обрушилась чудовищная нереальность всего, что с  ним  произошло  и  о  чем
пришлось впервые заговорить вслух. Слова застревали в горле.
     - Продолжай, Вэнс.
     - Я... оказался никудышным воспитателем... Я  не  сумел  как  следует
приглядеть за ним. Мальчик упал и разбился... Насмерть.
     - Ох! - Эйлин поднесла руку ко лбу. - Как же тебя оттуда выпустили?
     - Никто ничего не заметил. Я спрятал его в какие-то кусты.
     - Значит, мы спасаемся бегством?
     - Бежим без оглядки.
     Эйлин положила руку ему на плечо.
     - Ты считаешь, Элизабет способна?..
     - Не только способна, это первое,  что  она  сделает.  Непроизвольно,
неизбежно. Она не умеет иначе.
     - Это какой-то кошмар. - У Эйлин задрожал подбородок. - Но, Вэнс,  не
можем же мы с Крисом просто улететь вместе с тобой!
     - Можете и улетите. - Гарамонд обнял ее за талию  и  с  беспокойством
почувствовал, как Эйлин повисла на его руке. Он приблизил губы к ее виску.
- Мне необходима твоя помощь, чтобы спасти Криса. Один я не  справлюсь.  А
Лиз вполне может выместить злобу на нем.
     Эйлин с усилием выпрямилась.
     - Я попробую, Вэнс. Ведь женщины давно летают на Терранову, правда?
     - Ну вот, уже лучше. - Гарамонд ободряюще улыбнулся, а  сам  подумал:
"Неужели ей неизвестно, что на второй обитаемой  планете  всем  заправляет
тот же "Старфлайт"?", но вслух  сказал:  -  Сейчас  будет  конец  тоннеля,
Эйлин. Возьми Криса на руки и спокойно поднимись по трапу в  катер,  будто
это школьный  автобус.  Я  пойду  сзади  и  закрою  вас  на  случай,  если
кто-нибудь смотрит с башни в нашу сторону.
     - А другие пассажиры?
     - Там будут только пилоты, а с ними я договорюсь.
     - Разве им разрешается брать на борт посторонних?
     - Они  не  станут  возражать,  -  сунув  руку  под  китель,  пообещал
Гарамонд.

     В это время на вершине изрезанного террасами холма  уже  расстался  с
жизнью первый невиновный.
     Предвкушая вечернюю трапезу, старший дворецкий  Артур  Кемп  совершал
последний обход, когда мимо него в заросли с громким  лаем  метнулись  два
президентских  спаниеля.   Кемп   остановился,   оглядываясь   в   поисках
оплошавшего слуги, потом решил полюбопытствовать,  что  привлекло  собачье
внимание, и раздвинул листву. Дневной свет уже померк, к  тому  же  Кемпу,
выросшему в сравнительно благополучной северной Шотландии, недоставало той
инстинктивной боязни насильственной смерти, какая была у Карлоса Пеннарио.
Недолго думая, дворецкий  вытащил  тело  из  кустов  и  только  тут  узнал
Харальда.  Кемп  вздрогнул,  остолбенело  уставился  на   черные   дорожки
запекшейся крови, протянувшиеся из ушей  и  ноздрей  ребенка,  но  тут  же
спохватился, включил наручный коммуникатор и поднял тревогу.
     Спустя две минуты Элизабет Линдстром была на террасе.
     Она никому не позволила трогать мертвого сына и прямо  над  маленьким
телом учинила придворным первый допрос. Сначала она держала себя в  руках,
и только многоопытные члены совета директоров поняли особые  интонации  ее
голоса и дрожь толстых пальцев, беспокойно теребящих рубиновый перстень на
правой руке. По рангу этим людям полагалось находиться  подле  президента,
однако они  начали  потихоньку  пятиться.  Кольцо  вокруг  Элизабет  стало
расширяться, пока на середину не выпихнули старшего надзирателя Кемпа.
     Элизабет  вцепилась  в  него  мертвой  хваткой.   Кемп   отвечал   на
бесчисленные  вопросы  и  даже   сохранял   подобие   самообладания.   Но,
подтвердив, что капитан  Гарамонд  исчез,  он  вдруг  осекся,  увидев  как
Элизабет начала медленно вырывать у себя  из  головы  целые  пучки  волос.
Бесконечно долгую минуту Кемп наблюдал это зрелище, потом  не  выдержал  и
бросился бежать. Элизабет испепелила его лазерной вспышкой  из  рубинового
перстня, потом с остановившимся взором повернулась к  свите,  намереваясь,
видимо,  поджарить  и  придворных.  Однако  ее  личный   лекарь,   рискнув
собственной жизнью, выстрелил в раздувшуюся сонную артерию  повелительницы
капсулой с лошадиной дозой успокоительного.
     Элизабет почти сразу потеряла сознание, но успела произнести:
     - Приведите ко мне Гарамонда.

                                    3

     Гарамонд протиснулся следом за женой в приземистый обрубок челнока  и
огляделся. Через открытую дверь пассажирского салона  виднелись  приборные
панели и рычаги управления  в  рубке  экипажа.  Там,  по  обе  стороны  от
прохода, сидели пилоты с нашивками и эмблемой "Старфлайта" на рукавах.  До
слуха капитана донеслись последние команды  предполетной  проверки  систем
корабля. Ни один из пилотов не оглянулся.
     - Садитесь, - шепнул Гарамонд, указывая на сиденья, скрытые от  рубки
главной переборкой. Он приложил палец к  губам  и  заговорщицки  подмигнул
Крису, как будто затеял новую игру. Мальчик  неуверенно  кивнул,  Гарамонд
повернулся к входному люку, помахал воображаемым провожатым  в  переходном
тоннеле и прошел в рубку.
     - Можно трогаться, - объявил он веселым тоном.
     - Есть, сэр. - Черноволосый, с выбритым до синевы подбородком старший
пилот оглянулся через плечо. - Только сначала миссис Гарамонд  и  ваш  сын
должны покинуть борт.
     Капитан обвел взглядом приборную доску и заметил маленький  телеэкран
с  изображением  пассажирского  салона  и  крохотными  четкими  фигурками.
"Интересно, - подумал Гарамонд, - давно ли этот тип наблюдает за ними и  к
каким выводам пришел?"
     - Мои жена и сын отправятся на рейд вместе со мной, - заявил он.
     - Сожалею, сэр, но их нет в моем списке.
     - Они летят по особому распоряжению президента. Я получил его  только
что.
     Офицер упрямо выпятил нижнюю челюсть:
     - Мне нужно получить подтверждение. Я свяжусь с диспетчером.
     Гарамонд выхватил пистолет и повертел у него перед носом.
     - Уверяю вас, все в полном порядке! А теперь стартуйте, как обычно, и
побыстрее переправьте нас на мой корабль. - Он повел стволом, указывая  на
взлетно-посадочную полосу. - Предупреждаю: я знаком с  управлением  и  при
необходимости смогу сам поднять этого клопа. Поэтому не  советую  хитрить,
иначе мне придется вас застрелить.
     Старший пилот пожал плечами.
     - Кому охота становиться мишенью? - согласился  второй  пилот.  -  Но
неужели вы рассчитываете уйти от погони, капитан?
     - Рассчитываю, если выберусь с Земли. Ну, вперед!
     Гарамонд остался  за  пилотскими  креслами.  С  приглушенным  щелчком
автоматически  захлопнулась  дверь  салона,  орбитальный  катер  пошел  на
рулежку,  а  потом  на  разгон.  Прислушиваясь  к  переговорам  пилотов  с
диспетчерской башней  Северного  космодрома,  капитан  следил  за  экраном
компьютера, куда выводились параметры  предстоящего  полета.  "Биссендорф"
дрейфовал на орбите в Первой  полярной  зоне  среди  множества  космолетов
Звездного флота, состоящего, главным  образом,  из  транспортных  судов  с
редкими вкраплениями исследовательских кораблей. Зона опоясывала Землю  от
полюса к полюсу  на  высоте  более  ста  километров.  Прибывающие  корабли
пристраивались на  орбитальную  "стоянку"  в  одном  из  тридцатиуровневых
секторов, закрепленных за двенадцатью космическими  станциями.  Конкретное
местоположение  выбиралось  в  зависимости   от   сложности   технического
обслуживания. "Биссендорф" нуждался в основательном ремонте и  три  месяца
проболтался возле  восьмой  станции,  которая,  как  показывал  компьютер,
должна была в эту минуту проходить над Алеутскими островами.  Если  челнок
разовьет максимальную скорость, то встреча произойдет приблизительно через
одиннадцать минут.
     - Насколько я понял, вы намерены перехватить "Биссендорф"? -  спросил
старший пилот, когда тяга ракетных двигателей челнока достигла нормы  и  в
носовом иллюминаторе, словно трассирующие пули, замелькали  белые  маркеры
взлетно-посадочной полосы.
     - Вы верно поняли.
     - Вашим придется тяжко, - заметил пилот, и  в  его  словах  прозвучал
невысказанный вопрос.
     - "Тяжко" - это мягко сказано... - Гарамонд умолк. Им же лучше,  если
он не станет посвящать их в суть дела: верные псы Элизабет могут взяться и
за пилотов.
     - В бардачке около вас есть  металлизирующая  аэрозоль,  -  предложил
второй пилот.
     - Спасибо, - взяв баллончик, Гарамонд  прошел  в  салон  к  Эйлин.  -
Сбрызни этой жидкостью свое платье и костюм Криса.
     -  Зачем?  -  Эйлин  старалась  выглядеть  беспечной,  но  ее   голос
вибрировал от напряжения.
     -  Одежде  пропитка  не  повредит,  но  заставит  ее  реагировать  на
демпфирующее поле. Ты не  сможешь  делать  резких  движений,  зато  платье
превратится в сеть безопасности на случай внезапных толчков и  перегрузок.
А на орбите ты быстрее привыкнешь к невесомости - ограничивающее  поле  не
даст тебе кувыркаться при каждом неловком шаге.
     Гарамонд совсем забыл, что Эйлин практически ничего  не  знала  ни  о
воздушных, ни о космических  полетах.  Она  ни  разу  не  летала  даже  на
обыкновенном реактивном самолете. Золотой век воздушного туризма  канул  в
прошлое: теперь, если человеку повезло родиться в  мало-мальски  пригодном
для жизни уголке планеты, он стремился к оседлости.
     - Может, сначала ты? - предложила она.
     - Мне это  ни  к  чему.  Все  обмундирование  для  работы  в  космосе
металлизируют при изготовлении. - Гарамонд ободряюще улыбнулся.
     "Пилот и не догадывается, насколько он прав: Крису и  Эйлин  придется
ох как несладко", - подумал он.
     Челнок  оторвался  от  земли,  и  капитан  вернулся  в  рубку.  Шасси
втянулись, корпус приобрел аэродинамическую обтекаемость, и челнок взмыл в
небо  на  розовом  пламени  рекомбинированных  ионов.  Ускорение   прижало
Гарамонда к переборке. За спиной громко заревел Крис.
     - Держись, сынок, это не Страшно! Скоро все кончится...
     - Северный космодром  вызывает  борт  "Сахара  Танго  4299",  -  ожил
динамик. - Говорит коммодор флота Киган. Прием.
     - Не отвечайте, - приказал капитан. Тиканье  внутреннего  секундомера
резко оборвалось.
     - Это же сам Киган! Не  иначе,  вы  впутались  во  что-то  серьезное,
капитан.
     - Достаточно серьезное. - Гарамонд  быстро  соображал,  пока  хриплый
голос повторял позывные. - Сбейте настройку и свяжитесь с  моим  старпомом
Нейпиром.  -  Он  назвал  пилоту   частоту   прямой   связи   с   мостиком
"Биссендорфа", минуя радиорубку.
     - Но...
     - Никаких "но"! - Гарамонд поднял многократно потяжелевший  пистолет.
- У этого ветерана, знаете ли, от дряхлости ослаб спусковой крючок,  а  на
мой палец давит перегрузка в несколько "же".
     -  Ладно,  вызываю  "Биссендорф".  -  Пилот   покрутил   верньер   на
подлокотнике своего кресла и спустя несколько секунд вышел на связь.
     - Старший помощник Нейпир.
     Узнав осторожность, с которой Нейпир всегда отзывался, не зная,  кому
понадобился, Гарамонд облегченно вздохнул.
     - Клифф, это я. Крайне срочное дело. Тебе  передавали  что-нибудь  из
"Старфлайта"?
     - Хм... Нет. А должны?
     - Теперь это неважно. Слушай чрезвычайный приказ и прошу  тебя  сразу
выполнить его, все вопросы потом.
     - Хорошо, Вэнс. - Голос старпома звучал озадаченно и только.
     - Я на катере, через несколько минут увидимся. Но  ты,  не  дожидаясь
меня,  должен  немедленно  -  слышишь,  немедленно!  -  вырубить   главный
переключатель внешней связи.
     Последовало короткое молчание. Видимо,  Нейпир  размышлял  об  уставе
"Старфлайта",  согласно   которому   подчиненный   не   обязан   следовать
незаконному приказу. Потом динамик заглох.
     Гарамонд  знал,  что  Нейпир  тоже   вспомнил   дальние   походы   на
"Биссендорфе", оставленные за  кормой  световые  годы  космических  дорог,
чужие солнца и мертвые  планеты.  Вспомнил,  наверное,  общую  несбыточную
мечту стать первооткрывателями  новых  миров,  вспомнил  бутылки  горькой,
совместно приконченные на орбитах вокруг затерянных в  глубинах  Вселенной
светил, чтобы хоть временно расслабиться и залить  тоску  перед  следующим
безнадежным рывком.
     Космический корабль - это  еле  заметный  островок  жизни  в  мертвой
ледяной бездне. На него не распространяется  абсолютная  власть  Элизабет.
Лишь благодаря этой относительной  независимости  у  Гарамонда  оставалась
крохотная надежда на спасение. Правда, пока корабль стоит  на  орбитальном
рейде,  его  офицеры  обязаны  подчиняться  любому  приказу   командования
Звездного  флота  и  руководства   "Старфлайта",   но   капитану   удалось
блокировать каналы связи...
     Мысли Гарамонда оборвал зуммер компьютера.
     -  Капитан,  у  нас  сложная  траектория,   придется   корректировать
скорость, - сообщил второй пилот. - Может, имеет смысл  предупредить  вашу
супругу?
     Гарамонд благодарно взглянул на него и медленно пошел в  салон.  Небо
на обзорном экране превратилось из густо-синего в черное,  значит,  челнок
миновал плотные слои атмосферы. Когда корабль, набирая первую  космическую
скорость,  вылетает  на  орбиту,  бортовой   компьютер,   чтобы   сгладить
погрешности и случайные отклонения от расчетного курса, подвергает  экипаж
максимально допустимым перегрузкам. Но они рассчитаны на сильных мужчин.
     Капитан добрался до Эйлин и Криса.
     - Приготовьтесь, сейчас начнется нечто вроде  американских  горок,  -
сказал он. - Вас начнет тошнить. Не  пытайтесь  сохранять  равновесие  или
как-то бороться, просто отдайтесь на  волю  корабля,  и  поле-ограничитель
само удержит вас на месте.
     Оба  закивали  головами,  со  страхом   глядя   на   него.   Гарамонд
почувствовал груз ответственности и вины.
     Едва он договорил, как серия поворотов словно искривила пространство.
Капитана сначала бросило влево, потом, отрывая от пола, вверх и,  наконец,
прижало спиной к переборке. Демпфирующее поле позволило ему удержаться,  а
вот Крис и Эйлин едва не вылетели из кресел.  Их  стоны  подтвердили,  что
ощущения они испытывают не из приятных.
     - Держитесь, болтанка не продлится долго! - крикнул Гарамонд.
     Во мраке перед челноком засияли звезды. Среди  хаотично  разбросанных
точек выделялась-полоса более крупных и ярких световых пятен  неправильной
формы. Это сверкал бриллиантовый браслет Первой полярной. Прямо  по  курсу
желтовато  вспыхивала  станция  восьмого  сектора.   Разная   освещенность
искусственных объектов и фона удаленных солнц придавали картине трехмерную
глубину и позволяли чувствовать грандиозные масштабы, что редко  удавалось
в дальнем космосе.
     Вернувшись  в  кабину,  Гарамонд  остался  в  узком   проходе   между
переборкой и спинками пилотских  кресел.  Челнок  приблизился  к  веренице
космических  кораблей  и  произвел  серию  коррекций  курса  и   скорости.
Командование,  скорее  всего,  уже  отказалось  от  попыток  связаться   с
"Биссендорфом" и принимает другие меры.
     - Вижу ваш  корабль,  -  произнес  старший  пилот,  и  его  злорадная
интонация заставила Гарамонда насторожиться. - Похоже, вы слегка опоздали,
капитан. К нему уже швартуются другие. Вон они, смотрите, дрейфуют в самую
середку.

     Гарамонду, потерявшему ориентацию в мельтешении огней Первой полярной
зоны, потребовалось  несколько  секунд,  чтобы  отыскать  "Биссендорф".  К
пересадочному узлу большого корабля приближалась серебристая пулька чужого
челнока. Лоб капитана покрылся холодной испариной. Это  невозможно!  Никто
не  успел  бы  опередить  их,  стартуя  с  Земли.   Значит,   командование
перенацелило один  из  челноков,  уже  находящихся  на  орбите,  и  теперь
собирается   блокировать   единственный   свободный    стыковочный    узел
"Биссендорфа".
     - Ну-с, каковы  будут  дальнейшие  распоряжения,  капитан?  -  ехидно
полюбопытствовал старший пилот. - Не желаете ли пригрозить пушкой вон  тем
парням?
     - Они идут, - медленно ответил Гарамонд, -  на  штатную  стыковку,  с
отключенными двигателями. Мы проскочим у них под носом.
     - Слишком поздно.
     Гарамонд ткнул стволом в шею офицера.
     - А ты попробуй, дружище!
     - Вы спятили... Ладно, это даже интересно.
     Он впился глазами в растущий  силуэт  "Биссендорфа",  покрутил  ручку
настройки,  совмещая  перекрестье  окуляра  с  красным  шлюзом  переходной
палубы, уже частично заслоненным вторым челноком. Тем  временем  тормозные
дюзы начали плеваться огнем, скорость резко снизилась.
     - Говорю вам, чересчур поздно.
     - Плевать на компьютер! - рявкнул Гарамонд. - Вырубай тормозные!
     - Вам что, жить надоело?
     - А вам?  -  Капитан  приставил  пистолет  к  его  спине  и  заставил
отключить автопилот.
     Изображения шлюза и челнока стремительно  заслоняли  экран  переднего
обзора. Офицер непроизвольно вобрал голову в плечи.
     - Господи, сейчас врежемся!
     - Знаю, - спокойно произнес Гарамонд. - И после этого у вас останется
две секунды на то, чтобы снова нацелиться на стыковочный узел. Покажите же
ваше мастерство.
     Чужой челнок впереди и выше разбух до угрожающих размеров, и  наконец
в верхней части экрана остались лишь главные сопла его двигателя: Раздался
оглушительный лязг и скрежет металла. Чужой катер исчез с экрана, а ворота
шлюза пересадочной палубы дернулись и сместились в сторону.
     Дальнейшие события Гарамонд  воспринимал  в  замедленном  темпе.  Ему
хватило времени отметить каждое  действие  пилотов.  Сначала  они  ударили
аварийной реактивной струей, и  нос  суденышка  выровнялся.  Потом  корпус
завибрировал от мощного выброса тормозных дюз, Гарамонд успел среагировать
и устоял на  ногах.  Ему  хватило  времени  даже  на  то,  чтобы  мысленно
поблагодарить пилота, оказавшегося настоящим асом.
     Потом  челнок  со  скоростью,  пятикратно   превышающей   безопасную,
вонзился в стыковочный узел и, смяв арретир и собственную обшивку, замер.
     Гарамонда бросило вперед, и только поле, компенсирующее любые  резкие
движения, спасло его от увечья. Смолкло эхо страшного  удара,  и  сразу  с
кормы послышался свистящий вой. У капитана заложило уши, значит, воздух из
катера устремился в какую-то пробоину, уравновешивая давление  с  наружным
на причальной палубе "Биссендорфа", где все еще царил космический вакуум.
     Тихо  заплакал  Крис.  Гарамонд,  пошатываясь,  добрался  до  салона,
опустился перед сыном на колени и начал его утешать.
     - Что случилось, Вэнс? - Только сейчас  Гарамонд  заметил,  насколько
нелепо выглядят в этой обстановке яркие шелка Эйлин.
     - Всего-навсего нештатное докование.  Мы  теряем  воздух,  но  сейчас
должен закрыться шлюз, нас загерметизируют... -  Он  прислушался  к  трели
сигнала, зазвучавшего из кабины. - Ну, вот, все уже  в  порядке,  слышишь?
Этот звонок оповещает, что давление выровнено. Все позади, можно выходить.
     - Но мы же падаем!
     - Нет, мы не падаем, дорогая.  Вернее,  падаем,  но  не  вниз...  Это
невесомость.  -  Гарамонду  сейчас  было  недосуг  объяснять  жене  законы
небесной механики. - Посидите здесь с Крисом еще несколько минут, ладно?
     Он  встал,  открыл  входной  люк  и  оглядел  офицеров  и   техников,
сгрудившихся на стальном пирсе перед катером. Среди них  выделялась  дюжая
фигура старпома. Капитан оттолкнулся от порога, и его выбросило, словно из
катапульты. Слабое демпфирующее поле корабля слегка  искривило  траекторию
полета,  и  он  приземлился  на  платформу,  где   его   ботинки   надежно
примагнитились к полу. Нейпир поддержал его за локоть, а остальные  отдали
честь.
     - Как  дела,  Вэнс?  Никогда  не  видел  такой  жути.  Вы  прошли  на
волосок...
     - Со мной все  в  порядке.  Об  остальном  позже,  Клифф.  Свяжись  с
машинным  отделением,  пусть  немедленно  запускают  реактор   на   полную
мощность.
     - Немедленно?
     - Да. Я хочу захватить язык  пыли,  отставший  от  основного  фронта.
Курс, надеюсь, уже вычислен?
     - Разумеется. Но как быть с этим катером?
     - Придется взять с собой. Вместе со всеми, кто на борту.
     - Ясно.  -  Нейпир  поднес  к  губам  наручный  микрофон  и  приказал
механикам: - Полный вперед!
     Старпом отличался могучим  телосложением,  его  бычья  шея  распирала
воротник, а руки напоминали черпаки парового экскаватора. Однако в  глазах
светился недюжинный ум.
     - Кажется, мы отправляемся в последний поиск под флагом "Старфлайта".
     - Уж я-то наверняка. - Гарамонд убедился, что экипаж их не слышит.  -
Я увяз, Клифф, по самое горло. А теперь вот и тебя тяну за собой.
     - Я сам  так  решил.  Иначе  бы  не  вырубил  систему  связи.  Погоня
намечается?
     - Всем Звездным флотом.
     -  Не  догонят,  -  уверенно  сказал  Нейпир.   Палуба   под   ногами
накренилась. "Биссендорф" покинул орбиту и начал разгон. -  Оседлаем  этот
поток и, считай, мы уже возле  Урана.  Там  захватим  стабильное  течение,
только они нас и видели... Припасов хватит на год.
     - Спасибо, Клифф. - Они обменялись рукопожатием.
     Этот простой жест успокоил Гарамонда, хотя он  понимал,  что  пройдет
время, и кто-то из них первым открыто  выскажет  известную  обоим  горькую
истину.
     Да, у них великолепный корабль.  Но  вся  огромная  армада  Звездного
флота, сто лет исследовавшая космос, непреложно доказала: бежать некуда.

                                    4

     Решение можно было отложить всего на три дня.
     В течение этого  времени  "Биссендорф"  будет  лететь  только  к  югу
Галактики, гонясь за единственным блуждающим ионным пучком,  отставшим  от
погодного фронта. Как только он его перехватит, магнитные поля корабельных
реакторов  сразу  заработают  на  полную  мощность.  Корабль,   выплевывая
реактивные  струи,  начнет  набирать  скорость,  которая  затем  достигнет
световой и будет расти.
     Лет сто назад  прадедушки  звездолетов  типа  "Биссендорфа"  едва  не
опровергли  бедного  Эйнштейна.  Первые   испытательные   полеты   сначала
подтвердили  предсказанное  увеличение  массы   движущихся   тел,   однако
растяжения   времени   не   произошло.   Не   оказалось   также   никакого
непреодолимого барьера скорости  света.  Физикам  пришлось  создать  новую
теорию, основанную, главным  образом,  на  работах  канадского  математика
Артура, где были  учтены  свежие  эмпирические  данные.  Согласно  Артуру,
применимость  старой  физики  для  массивных  тел,   окруженных   ощутимым
гравитационным  полем,  ограничивалась  скоростями  порядка  двух  десятых
световой. Выше  этой  границы  движение  материальных  объектов  следовало
рассматривать в рамках новой теории относительности. Корабль, преодолевший
порог, создавал вокруг себя собственную  локальную  вселенную,  в  которой
действовали локальные законы. Например, великой  универсальной  постоянной
там оказалась не скорость света, а время.
     Прежде, отправляясь в полет, капитан радовался ограниченности  физики
Эйнштейна, согласно которой собственное время космического путешественника
должно  замедляться   относительно   времени   неподвижного   наблюдателя.
Гарамонда ничуть не привлекала перспектива через  год  вернуться  к  жене,
состарившейся на десять лет, и к сыну, обогнавшему по  возрасту  отца.  Но
теперь, последний раз стартовав в качестве капитана Звездного флота и взяв
с собой семью, он пожалел об ошибочности теории Эйнштейна. Будь она верна,
ему стоило бы описать гигантский круг по Галактике и вернуться  на  Землю,
когда  Элизабет  Линдстром  сойдет  со  сцены.  Это  устранило  бы  многие
трудности, но артуровская физика наложила запрет  на  парадокс  близнецов,
перекрыла лазейку, поэтому  предстояло  решить:  где  провести  этот  год,
украденный у судьбы?
     На выбор Гарамонда повлияли два соображения.  Во-первых,  капитан  не
считал себя вправе приговаривать четыреста  пятьдесят  человек  команды  к
медленной  смерти  в  неизведанной  части  Галактики.  Кораблю  необходимо
вернуться  на  Землю,  следовательно,  область   доступного   пространства
ограничивалась сферой радиуса шестимесячного полета. Значит, даже двигаясь
по прямой к заранее выбранной цели, корабль не выйдет за  пределы  неплохо
исследованной области. Вероятность того, что этот отчаянный полет приведет
к открытию обитаемого мира, где можно скрыться, была и так ничтожно  мала,
с поправкой же на фактор расстояния она и вовсе становилась фантазией.
     Второе соображение касалось самого капитана: он давно хотел слетать в
определенное место, но не сумел убедить чиновников в плодотворности  своей
идеи.
     - По-моему,  лучше  всего  отправиться  в  скопление  803,  -  сказал
Клиффорд Нейпир. Развалясь в капитанском кресле, он покачивал  в  огромной
лапище стакан виски с ликером, оценивая его цвет и  аромат.  Полуприкрытые
набрякшими веками, карие глаза старпома ничего не выражали.  -  Если  тебя
ждет удача, то лишь там.  Времени  хватите  избытком.  Среднее  расстояние
между тамошними солнцами - всего половина  светового  года,  и  мы  успеем
обследовать большинство систем.  Ты  ведь  сам  знаешь,  Вэнс,  это  очень
многообещающее скопление. Недаром начальство рекомендовало разведать его в
первую очередь.
     Гарамонд отпил виски, наслаждаясь теплом и букетом забытого лета.
     - Верно, смысл в этом есть.
     Некоторое время друзья сидели молча, прислушиваясь  к  гулу  насосов,
нагнетавших охлаждающую  смесь  в  систему  сверхпроводящих  обмоток.  Гул
никогда не прекращался и был слышен даже в звукоизолированных апартаментах
капитана.
     - Смысл есть, но  идти  туда  ты  не  хочешь,  правильно?  -  нарушил
молчание Нейпир.
     - Вот именно. Чересчур много  смысла.  Штабным  крысам  не  хуже  нас
известно, что такое восемьсот третье скопление; им достанет ума послать  в
те края сотню, а то и тысячу кораблей-перехватчиков.
     - Думаешь, нас засекут?
     - Вполне возможно, - ответил Гарамонд. - А  дальше  -  дело  техники.
Ведь доказано, что четверка фликервингов, пристроившихся  впереди  пятого,
может,  согласуя  свои  скорости,  управлять  им   успешнее   собственного
капитана.  Достаточно  попросту   дозировать   плотность   потока   ионов,
пропускаемых к перехваченному кораблю.
     Нейпир пожал плечами.
     - Ну, ладно, Вэнс, убедил. Доставай свою карту.
     - Какую карту?
     - Ту, на которой отмечена звезда Пенгелли. Ты ведь  к  ней  собрался,
признайся?
     Гарамонд почувствовал досаду на Нейпира, который столь  точно  угадал
его сокровенные мысли.
     - Ты прав. Видишь ли, мой отец был некогда знаком с Руфусом Пенгелли,
- произнес он, словно  оправдываясь.  -  Он  говорил,  будто  не  встречал
человека,  менее  способного  на  мошенничество.  В  чем-чем,   а   уж   в
человеческом характере отец... - Капитан оборвал  свою  речь,  потому  что
Нейпир громко рассмеялся.
     -  Ты  меня  агитируешь,  Вэнс?  Какая  разница,  куда  лететь,   раз
вероятность найти то, что надо, везде одинаково ничтожна?
     Досада Гарамонда сменилась облегчением. Подойдя к письменному  столу,
он  выдвинул  ящик  и  вынул  четыре  большие  фотогравюры,   изображавшие
сероватые поверхности с  металлическим  отливом  и  разбросанными  по  ним
темными пятнышками. Расположение пятен наводило на мысль о  созвездиях,  а
их размытость и  зернистость  фона  свидетельствовала  о  том,  что  кадры
реконструированы с помощью компьютера.
     Ведь подлинные карты звездного неба, снимки которых хранил  Гарамонд,
давным-давно уничтожил пожар. "Не простой пожар, - подумал  он.  -  Пожар,
отнявший у землян соседей".
     Люди  открыли  Саганию  в  эпоху  ранних  исследовательских  полетов.
Планета обращалась вокруг звезды, удаленной от Солнца меньше, чем  на  сто
световых  лет.  Именитые  теоретики  на  основе  статистических   расчетов
утверждали, будто  среднее  расстояние  между  техническими  цивилизациями
должно быть вчетверо большим. Еще более удивительным  казалось  совпадение
во времени. По геологическим меркам период зарождения и развития  разумной
жизни на Сагании и на Земле - все равно, что час в жизни человека.  И  все
же этот "час" на одной планете частично перекрыл тот же "час"  на  другой.
Вопреки  любым  законам  вероятности,   цивилизации   людей   и   саганцев
существовали  одновременно  и  в  пределах  досягаемости.  Родное  светило
саганцев можно было наблюдать в ночном небе  Земли  невооруженным  глазом.
Развитие обеих цивилизаций шло по пути применения машин и достигло  уровня
овладения ядерной энергией. Оба  мира  стремились  к  освоению  космоса  и
планировали  постройку  звездолетов.   Их   солнца   мерцали   в   черноте
пространства, словно  трепещущее  пламя  свечи  в  далеком  окне.  Саганцы
неизбежно должны были когда-нибудь встретиться с людьми.
     Но кто-то  ошибся.  Случилось  это,  когда  земляне  основали  первые
государства Междуречья. Неважно, по чьей вине - зарвавшихся политиков  или
недобросовестных  ученых  -  наступила  роковая  развязка.   Неуправляемая
ядерная реакция затопила Саганию океаном белого пламени. Планета  потеряла
атмосферу, и жизнь на ней пресеклась.

     Понаехавшим  семь  тысяч  лет  спустя   землянам-археологам   удалось
выяснить немногое. Существа, достигшие наивысшего расцвета, уничтожили все
следы своего обитания на планете. А то, что осталось и было  обнаружено  с
помощью электронного зондирования, относилось к более древней и  не  столь
высокоразвитой  культуре.   Среди   найденных   предметов   искусственного
происхождения попалось несколько фрагментов  изображения  звездного  неба.
Довольно точных, хотя некоторые исследователи обратили внимание на один из
участков карты, где была отмечена несуществующая звезда.
     - Это самый ранний фрагмент, - сказал Гарамонд,  выкладывая  на  стол
первый снимок, и ткнул пальцем  в  туманное  пятнышко.  -  А  это  звезда,
которую мы окрестили в честь  Пенгелли.  Вот  вторая  карта,  датированная
более поздним периодом.  Как  видишь,  через  пять  веков  никакой  звезды
Пенгелли уже нет. Напрашивается  вывод,  что  звезда  за  этот  промежуток
каким-то образом исчезла.
     - Ее могли пропустить по ошибке, - подсказал старпом, поняв, что  его
капитан хочет вновь перебрать все доводы "за" и "против".
     - Исключено, поскольку у нас есть еще более  поздняя  карта  того  же
участка, сделанная тоже спустя несколько столетий, и  звезда  здесь  также
отсутствует. Кроме того, ее не видно в современные телескопы.
     - Что доказывает ее гибель.
     - Такое объяснение напрашивается в  первую  очередь.  Короткая  яркая
вспышка, медленное угасание - один из вариантов звездной эволюции.  Однако
у нас есть снимок четвертой карты, найденной доктором Пенгелли. Здесь, как
видишь, наша звезда появилась снова.
     - Что свидетельствует о более древнем происхождении  четвертой  карты
по сравнению со второй и третьей.
     - Пенгелли утверждал, будто откопал ее  в  самом  верхнем  культурном
слое, то есть, она - самая поздняя.
     - Что наводит на подозрение в недобросовестности  доктора.  -  Нейпир
постучал толстым пальцем по глянцевым отпечаткам.  -  Ученые,  Вэнс,  тоже
люди и во все времена не гнушались фальсификаций. Помнится, я  читал,  как
несколько веков назад разразился грандиозный  скандал  из-за  раскопок  на
Крите. Археологи зачастую...
     - Да-да, намеренно  устраивают  шумиху.  Только  Пенгелли  шумиха  не
сулила никакой выгоды, ему было незачем лгать. Лично я верю, что эта карта
составлена всего за десять лет перед  Великим  взрывом,  уже  в  саганскую
космическую  эру.  -  В   голосе   Гарамонда   крепла   убежденность,   не
поколебленная давно выдвинутыми возражениями. - Но  заметь:  на  последней
карте звезда Пенгелли изображена не просто  точкой.  Она  заключена,  если
приглядеться, в какой-то еле различимый кружок.
     Нейпир пожал плечами и, наконец, принялся за виски.
     - Видимо, карта отмечала положение всех,  в  том  числе  и  погасших,
звезд.
     - Возможно. Звучит довольно правдоподобно. Только я готов  поспорить,
что саганская космическая техника  была  гораздо  более  совершенной,  чем
принято считать, и что кружком звезда  Пенгелли  обведена  неспроста.  Мне
кажется, она представляла для саганцев какую-то особую ценность. Например,
тем, что они открыли возле нее обитаемую планету.
     -  После  того,  как  солнце  погасло,  планета  не  могла   остаться
обитаемой.
     - Разумеется. Но на ней могли остаться какие-то сооружения, подземные
укрытия, да мало ли что еще?  Хотя  бы  другие  карты  звездного  неба.  -
Внезапно Гарамонд будто услышал себя со стороны  и  осознал  всю  шаткость
логических построений. Он непроизвольно оглянулся  на  дверь,  за  которой
спали Эйлин с Крисом.
     Чуткий, как-всегда, Нейпир не спешил  с  ответом,  и  оба  астронавта
долго пили в молчании. По  каюте  плавали  декоративные  объемные  фигуры,
создаваемые стереоустановкой. Они пересекались, проникали друг в  друга  и
сливались в случайные  разноцветные  узоры.  Изменчивые  отражения  словно
оживили золотую улитку на столе Гарамонда.
     - Не найдено ни единого саганского звездолета.
     - Это не означает, что их не было. Мы искали только  около  сожженной
планеты.  -  Снова  наступило  молчание.  Цветные  полупрозрачные  призмы,
похожие на невесомое желе, продолжали дрейфовать по комнате.
     Нейпир покончил со своим коктейлем и встал, чтобы наполнить стакан.
     - Ты уже приводил все эти доводы, пытаясь отстоять свою точку зрения.
Почему же Разведывательный корпус не согласился с ними?
     - Давай говорить начистоту. Неужели  ты  до  сих  пор  веришь,  будто
"Старфлайт" заинтересован в открытии обитаемых миров?
     - Хм...
     - Он заполучил Терранову и распродает ее клочками по гектару,  словно
какой-нибудь   Лонг-Айленд   в   незапамятном   прошлом.   "Старфлайт"   -
единственный владелец космолетов,  а  на  Земле  людям  стало  уже  совсем
невмоготу, поэтому многие готовы полжизни вкалывать на корпорацию, лишь бы
заработать на билет, и хоть вторую половину  провести  сносно,  возделывая
собственный участок. Такое положение дел устраивает  "Старфлайт"  по  всем
статьям, и новые  планеты  для  него  нежелательны.  Потому-то,  Клифф,  в
Разведкорпусе так мало исследовательских судов.
     - Однако...
     -  Погоди,  я  не  договорил.  Эта  система  действует  тоньше,   чем
железнодорожные  и  горнорудные  компании  в  Штатах,  когда  те   строили
городишки для собственных трудяг, но суть методики - прежняя. Что ты хотел
сказать?
     - Я пытаюсь согласиться с тобой.  -  Нейпир  пихнул  кулаком  сияющий
лимонно-желтый куб, который никак не отреагировав, проплыл мимо. -  Скорее
всего, неважно, куда  мы  подадимся  в  ближайший  год,  поэтому  я  готов
поохотиться вместе с тобой за звездой Пенгелли. Какие имеются  соображения
насчет ее местонахождения?
     - Кое-какие есть. - У  Гарамонда  гора  свалилась  с  плеч.  Согласие
Нейпира придавало затее видимость здравого смысла. Он встал и  двинулся  к
универсальному  компьютеру,  стоящему  в  углу   каюты.   Войдя   в   зону
звукоприема, приказал спроектировать заготовленную карту. - Взгляни сюда.
     В воздухе над  консолью  возникло  трехмерное  изображение  звездного
неба. За каждой звездой тянулся искривленный зеленый  след  галактического
дрейфа, и только одна оставляла за собой красный пунктир.
     - Разумеется, прямых  указаний  на  удаленность  звезды  Пенгелли  от
Сагании не существует,  -  продолжал  Гарамонд.  -  Но  можно  оценить  ее
светимость, исходя из предположения,  что  это  была  звезда  типа  нашего
Солнца. Диаметр пятнышка на самой ранней  саганской  карте  приблизительно
соответствует размерам известных звезд первой  величины.  Отсюда  получаем
возможное расстояние.
     - Слишком много допущений, - с сомнением произнес Нейпир.
     - Не так уж много. Все звезды  в  этой  части  Галактики  движутся  с
близкими скоростями и примерно в одном направлении. Поэтому,  несмотря  на
долгий семитысячелетний путь,  можно  довольно  уверенно  утверждать,  что
звезда Пенгелли находится в пределах этой пунктирной линии.
     - Утверждать-то можно... А каково  расчетное  время  полета?  Месяцев
пять?
     - Даже меньше, если поймаем облако пыли погуще.
     - Ну, за этим дело не станет, - задумчиво высказался Нейпир. - Должно
же в этом мире хоть кому-то повезти.
     Позже,  когда  старший  помощник  отправился  на  боковую,   Гарамонд
приказал компьютеру превратить целую стену в один большой экран  переднего
обзора и, не прикасаясь к выпивке, надолго замер в глубоком  кресле  перед
звездной бесконечностью.
     Он размышлял над последним замечанием Нейпира. Клифф имел в виду, что
многие невидимые галактические потоки,  которые  "Биссендорф"  использовал
для заправки топливом, возникли, когда кому-то крупно не повезло. Наиболее
желанный  для  звездоплавателя  урожаи  -  это   тяжелые   осколки   ядер,
выброшенные  в  пространство  силой  взрыва  сверхновой.   Опытный   пилот
фликервинга, ощутив  усиление  вибрации  под  ногами,  сразу  скажет,  что
впускные клапаны реактора начали всасывать облако таких  осколков.  Однако
звезда,  ставшая  сверхновой,  пожирает  свои  планеты,  превращая  их   в
раскаленную плазму, поэтому Гарамонд  при  любом  ощутимом  рывке  корабля
задавался  вопросом,  не  питается  ли  реактор  призраками   уничтоженных
разумных созданий, сжигая их души и окончательно хороня мечты.
     Он заснул перед экраном на краю темной бездны.

     Около недели Эйлин Гарамонд провела в постели. Болезнь  была  вызвана
отчасти потрясением вследствие внезапной перемены в жизни и переживаний, а
отчасти, как с удивлением обнаружил Гарамонд, повышенной чувствительностью
к скачкам ускорения при пересечении кораблем погодных зон. Он объяснил ей,
что  реактор  "Биссендорфа"  работает  главным  образом   на   межзвездном
водороде. Постоянно горящий перед кораблем  электронный  пучок  ионизирует
атомы, а электромагнитные поля захватывают протоны и  всасывают  их  через
приемный  клапан.  Если  плотность  водорода  равномерна,   то   ускорение
постоянно,  и  команда  наслаждается  стабильной  силой  тяжести.   Однако
космическое  пространство  -  не  изотропный  неизменный   вакуум   земных
астрономов-домоседов. Его пронизывают блуждающие облака заряженных частиц,
испускаемых множеством источников.  Они  налетают,  словно  порывы  ветра,
накатывают мощной приливной волной, сливаются и разлетаются,  сталкиваются
и бушуют беззвучными незримыми штормами.
     - На одном водороде далеко не уедешь, - просвещал капитан жену.  -  С
его помощью можно приобрести ускорение, в лучшем случае,  равное  половине
земного ускорения свободного падения, а то и  меньше.  Поэтому  так  ценны
космические ионные потоки, и штурманы стараются прокладывать  курс  сквозь
активные области. Но за это приходится платить колебаниями  веса,  которые
ты время от времени ощущаешь.
     Эйлин на минутку задумалась.
     - А нельзя менять  коэффициент  полезного  действия  двигателя?  Так,
чтобы сгладить эти колебания, а лишние  ионы  как-нибудь  накапливать  про
запас?
     - Ого! - Гарамонд восхищенно рассмеялся. - Так обычно и поступают  на
пассажирских судах. Их реакторы постоянно  загружены,  скажем,  на  девять
десятых  полной  мощности,  а  при  пересечении  границ  насыщенных   или,
наоборот,  обедненных  ионами  областей  пространства  она   автоматически
скачком снижается или повышается, поэтому сила тяжести на  судне  остается
постоянной. Но корабли  Разведывательного  корпуса  всегда  идут  на  всех
парах. А уж в нашем положении... - Гарамонд замолчал.
     - Продолжай, Вэнс. - Эйлин села в  постели.  Красивая,  загорелая.  -
Тебе трудно сохранять спокойствие, когда за тобой охотятся, да?
     - Дело даже не в охоте. Чтобы сполна использовать  отпущенное  время,
мы должны лететь как можно быстрее.
     Эйлин встала и подошла к его креслу. Ее нагота казалась неуместной  в
насквозь функциональной обстановке капитанских апартаментов.
     - Значит, мы летим не на Терранову?
     Гарамонд прижался лицом к ее теплому животу.
     - Корабль рассчитан на автономный полет в течение года. А потом...
     - То есть, не найдя новой планеты, на которой можно жить...
     - Ну, почему же? Хотя вероятность, конечно, невелика.
     - Какова же эта вероятность?
     - Целому флоту  потребовалось  столетие  поисков,  чтобы  найти  одну
пригодную для обитания планету. Суди сама.
     - Ясно. - Эйлин постояла, рассеянно поглаживая его  волосы,  потом  с
решительным  видом  отстранилась.  -  Ты  обещал  показать  нам   корабль.
По-моему, время настало.
     - Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
     - Ничего, хватит мне киснуть. Все будет в порядке, - пообещала она.
     Капитан  воспрянул  духом.  Он  даже  не  ожидал,  что  после   всего
случившегося сможет когда-нибудь почувствовать себя почти  счастливым.  Он
кивнул и прошел в соседнюю комнату, где Крис заканчивал завтрак.  Сынишка,
оправившись от тяжелого полета  на  челноке,  быстро  осваивался  в  новой
обстановке. Гарамонд в меру сил способствовал этому,  редко  появляясь  на
мостике, и старшие  офицеры  во  главе  с  Нейпиром  почти  самостоятельно
управляли "Биссендорфом".
     Капитан помог сыну переодеться. Вскоре к ним присоединилась Эйлин  во
взятом у интенданта сизо-сером комбинезоне сестры  милосердия,  в  котором
она чувствовала себя неловко.
     - Ты прекрасно выглядишь, - сказал  Гарамонд,  предупреждая  извечный
вопрос.
     Эйлин критически осмотрела себя в зеркало.
     - Где мое платье? Чем оно тебя не устраивает?
     - Ничем, когда ты идешь куда-нибудь в зону отдыха,  но  на  остальных
палубах лучше появляться в рабочей одежде. На борту ни у кого, кроме меня,
нет жены, и мне не хотелось бы будоражить экипаж.
     - А кто говорил, что треть экипажа - женщины?
     - Так-то оно так. Если быть точным, их у нас сто пятьдесят. В дальние
рейсы часто уходят парами, иногда даже женятся прямо на борту.  Но  никого
не берут за красивые глаза, все выполняют свои обязанности.
     - Не будь таким занудой, Вэнс. - Эйлин взглянула на сына, потом снова
на мужа. - А Кристофер? Кто-нибудь знает, почему мы летим с тобой?
     - Не должны. Я с челнока блокировал каналы связи. Только один человек
посвящен во всю историю целиком.  Клифф  Нейпир.  Остальные,  ясное  дело,
догадываются, что я попал в переплет, но вряд ли это их чересчур  волнует.
- Гарамонд  усмехнулся,  вспомнив  бородатую  шутку  фликервинг-пилотов  о
единственном неизменно наблюдаемом релятивистском  эффекте:  "Чем  быстрее
смываешься, тем мельче становится президент".
     - Разве никто до сих пор ничего не услышал по радио?
     Гарамонд выразительно покачал головой.
     - Пока фликервинг в пути, с  ним  невозможно  связаться,  сигналы  не
пробиваются сквозь наведенные поля. Скорее  всего,  люди  считают,  что  я
обошелся с Элизабет так же, как один командир по имени Вич. - Он вздохнул.
- Подобный жест только поднял меня в их глазах.
     Начав с  капитанского  мостика  и  "верхней"  палубы,  они  двинулись
"вниз",  минуя  палубы  управления,  технические   и   ремонтные   отсеки.
Напоследок осмотрели генераторы полей,  насосную  станцию  и  термоядерный
реактор. Весь осмотр занял больше  часа.  Возвращаясь  в  каюту,  Гарамонд
внезапно поразился: пока длилась эта экскурсия, он совершенно забыл о том,
что вместе с женой и сыном приговорен к смерти.

     Богатые ионные потоки разгоняли корабль со  средним  ускорением  13,2
метра в секунду за секунду.  Людям  приходилось  трудновато:  вес  каждого
члена команды увеличился на треть. Если бы масса движущихся  тел  зависела
от  скорости  по  эйнштейновским  законам,  "Биссендорфу",  чтобы  достичь
световой скорости,  понадобились  бы  долгие  месяцы.  Однако  через  семь
недель, набрав скорость порядка пятидесяти  миллионов  метров  в  секунду,
корабль  преодолел  магический  порог,  за  которым   вступила   в   права
артуровская    физика,    и    начали    проявляться    новые     свойства
пространства-времени,  необъяснимые  законами  физики  низких   скоростей.
Находящимся на борту ускорение казалось прежним, но всего через двенадцать
дней "Биссендорф" достиг середины маршрута,  а  его  скорость  в  огромное
число раз превысила световую. Знак ускорения поменялся на отрицательный, и
временной график пройденного  расстояния  прошел  через  центр  симметрии.
Четыре месяца пролетели незаметно. "Биссендорф"  приближался  к  расчетной
точке, где согласно компьютерным данным следовало искать звезду Пенгелли.

     - Мне очень жаль, Вэнс. - Тяжелое, словно вырубленное из  камня  лицо
Нейпира было мрачнее тучи. - Никаких признаков погасшей звезды  в  радиусе
десяти световых лет. Ямото утверждает, что приборы не пропустили бы ее.
     - Он уверен?
     - Абсолютно уверен. Мало того, космический фон даже ниже обычного.
     "Я  не  позволю,  не  допущу  этого!"  -  билась  в  мозгу  Гарамонда
иррациональная мысль.
     - Сходим-ка в обсерваторию, нужно поговорить с  Ямото,  -  сказал  он
вслух.
     - Можно вызвать его по видеофону.
     - Нет, мне надо увидеться с ним лично. - Гарамонд встал из-за главной
командирской консоли и передал управление второму помощнику Гантеру.
     Этого момента капитан страшился с  той  самой  минуты,  как  заглушил
двигатели "Биссендорфа", чтобы  всепоглощающее  поле-уловитель  не  мешало
радиационному сканированию окружающего пространства.  Огромное  внутреннее
напряжение  требовало  выхода,  поэтому  он   решил   сам   спуститься   в
обсерваторию и хоть немного размяться. Это напряжение возникло у  капитана
в резиденции  Элизабет,  немного  ослабло  во  время  перелета,  а  сейчас
вернулось. Гарамонду захотелось немедленно исчезнуть с  мостика,  подальше
от зорких глаз вахтенных.
     Нейпир всегда с трудом приспосабливался к невесомости  и  на  пути  к
шахте  лифта  совершал  рискованные  движения.  Лишь   магнитные   подошвы
удерживали его массивное тело от сомнительных авантюр.
     - Мне очень жаль, Вэнс.
     - Ты уже говорил.
     - Знаю. Видишь ли, я уже совсем было поверил, что удастся набрести на
что-нибудь стоящее. Боюсь, в этом провале есть доля моей вины.
     - Мы оба знали, что  поступаем  безрассудно,  пытаясь  поразить  цель
выстрелом наугад, - ответил Гарамонд.
     "Лжешь, - мысленно сказал он себе,  -  ты  вовсе  не  считал  попытку
безнадежной. Ты убедил себя, что отыщешь  путь  к  обитаемому  миру.  Тебе
просто невыносима мысль о смертном приговоре жене и ребенку".
     Пока лифт шел вниз, Гарамонд,  наверное,  в  тысячный  раз  вспоминал
злополучный вечер на террасе Старфлайт-Хауса. Ему  нужно  было  только  не
спускать глаз с Харальда Линдстрома, не разрешать ему резвиться, в  общем,
делать то, что сделал бы на его месте любой другой. Вместо этого он  пошел
на поводу у  мальчишки,  дал  провести  себя.  Взыграла  гордыня  капитана
дальнего звездоплавания. Да он еще и размечтался, повернувшись к  Харальду
спиной. А тот карабкался, карабкался... Сам же он  так  медленно,  безумно
медленно бежал сквозь загустевший воздух, когда появился роковой  просвет.
И мальчик падал... падал... падал!
     - Приехали, Вэнс.
     Голос  Нейпира  прогнал  наваждение.   Двери   раздвинулись,   открыв
сводчатый коридор, ведущий в обсерваторию "Биссендорфа". Там  стоял  Сэмми
Ямото в белом халате и махал им рукой.
     - Хм. Что-то Сэмми слишком возбужден  для  человека,  обескураженного
неудачей, - заметил Нейпир.
     Гарамонд заставил себя встряхнуться, гоня прочь черные  мысли.  Ямото
торопился навстречу.
     - Есть! Есть кое-что! - Его губы цвета спелой сливы дрожали. -  После
разговора с мистером Нейпиром меня разобрало любопытство:  почему  впереди
такая низкая плотность материи, будто все частицы смело полем пролетающего
гиганта? Ведь поблизости нет ни одной звезды.
     - И в чем же дело?
     - Электромагнитный спектр я уже проверял и знал,  что  тут  не  может
быть никакого солнца. Вдруг меня осенило:  лайка,  думаю,  проверю  еще  и
гравитационный. - Главному астроному перевалило за пятьдесят, он перевидал
немало чудес, и все же сейчас  выглядел  потрясенным.  Гарамонд  внутренне
сжался, боясь ошибиться, спугнуть удачу, но  уже  чувствуя  первый  трепет
восторга.
     - Ну, не тяни же! - воскликнул из-за плеча капитана Нейпир.
     - Я обнаружил гравитационный источник звездной величины. Меньше,  чем
в одной десятой светового года отсюда. Поэтому...
     - Я так и знал! - Нейпир охрип от волнения. - Мы все-таки  нашли  ее,
звезду Пенгелли.
     Гарамонд не спускал глаз с лица астронома.
     - Дай мистеру Ямото договорить.
     - Поэтому я решил заодно определить размеры объекта и  характеристики
поверхности. Посмотрел на  тахионный  спектр...  Вы  не  поверите,  мистер
Гарамонд.
     - А вы попытайтесь, вдруг поверю?
     - Насколько можно судить... - Ямото с трудом  проглотил  воображаемую
слюну. - Насколько я могу судить, обнаруженный объект - это... космический
корабль. Диаметром более трехсот миллионов километров!

                                    5

     Медленно  тянулись  дни.  "Биссендорф"  приближался  к   неизвестному
объекту. Гарамонд и весь экипаж проводили долгие часы у экранов  переднего
обзора, споря о природе загадочного космического тела. Особым  спросом  на
таких импровизированных семинарах пользовался Ямото.
     Пока корабль лежал в дрейфе и двигатели не работали, главный астроном
хотел послать на Землю  тахиограмму  об  открытии.  Капитан,  продолжавший
скрывать цель полета, убедил Ямото в опасности преждевременного  появления
жаждущих  славы  научных  конкурентов  и   подстраховался,   дав   команду
немедленно запустить двигатели.
     Ямото  погрузился  в  работу,  но,  как  ни  странно,  целая   неделя
напряженных  усилий  не  внесла  большей  ясности,   чем   первое   беглое
сканирование пространства. Диаметр  тела  составлял  почти  320  миллионов
километров, то есть чуть больше двух астрономических единиц.  Поверхность,
с точностью до  разрешающей  способности  корабельных  приборов,  казалась
совершенно гладкой, словно полированная сталь. Объект не испускал никакого
излучения, кроме гравитационного. Единственными новыми сведениями, которые
Ямото удалось получить за неделю, стали данные о форме  тела:  в  пределах
ошибки вычислений оно оказалось точно сферическим, причем эта полая  сфера
вращалась вокруг  своей  оси.  Астроном  отказывался  обсуждать  вопрос  о
естественном или искусственном происхождении объекта.
     Гарамонд прокручивал в уме полученные сведения,  пытаясь  оценить  их
значение. Вне зависимости от природы сферы, ее находка вызывала  опасения.
Хотя бы тем, что саганцы отметили объект на своей древней карте. Этот факт
непременно перевернет взгляды на техническое  развитие  исчезнувшей  расы,
потрясет  многие  основы  астрономии.  Вот  только  будущее  жены  и  сына
Гарамонда по-прежнему оставалось смутным. На что он надеялся,  отправляясь
сюда? На гаснущее солнце,  продолжающее  излучать  животворное  тепло?  На
существование возле него планеты земного типа с развитой  сетью  подземных
пещер, уходящих вглубь, к жару неостывшего  ядра?  На  расу  гостеприимных
гуманоидов, которые скажут: "Перебирайся к нам, приятель, мы защитим  тебя
от президента "Старфлайта"?
     Надежда живет, питаясь  самыми  нелепыми  фантазиями.  Подсознательно
увязывая  желаемое  с  правдоподобным,  человек  и  на  ступенях   эшафота
продолжает верить во внезапное спасение.
     Гарамонд, Эйлин и Крис уже стояли у подножия эшафота, но  надежда  на
чудесное избавление меркла, ее затмевал благоговейный ужас  перед  тем,  к
чему приближался "Биссендорф". Попытки вообразить размер сферы вызывали  у
Гарамонда приступы мигрени. Даже по астрономическим меркам это космическое
тело непомерно велико, ведь радиус его оболочки  (если  это  действительно
сферическая оболочка) превышает радиус орбиты Земли, то  есть  внутри  нее
уместилось бы Солнце вместе с  Землей.  Объект  был  так  огромен,  что  с
расстояния,  на  котором  Солнце  горело  бы  яркой  точкой,  сфера   даже
невооруженному  глазу  казалась  бы  черным  диском   на   фоне   звездных
туманностей.  Гарамонд  наблюдал,  как  она  росла  на  экранах,  пока  не
заполнила собой все поле обзора - темная, чудовищная громада, - а  до  нее
еще оставалось пятнадцать миллионов километров.
     Сердце сжимал страх. В первые дни после сообщения Ямото еще теплилась
надежда на то, что новый объект - творение разума, слишком уж гладкой была
его поверхность. Но потом  леденящие  душу  размеры  гиганта  не  оставили
иллюзий. Мозг не  принимал  мысли  о  том,  что  живые  существа  способны
породить  такое  чудовище,  непостижимая  технология  создания   подобного
сооружения должна была настолько опережать  земную,  что  человечество  не
смело о ней и мечтать.
     На последнем этапе сближения  астрономические  датчики  "Биссендорфа"
выдали еще одну поразительную новость: вокруг сферы обращалась планета.
     Оптика на нее никак не среагировала, хотя  гравитационные  возмущения
подтверждали наличие планеты с массой  и  диаметром,  близкими  земным,  с
почти круговой орбитой,  удаленной  от  поверхности  сферы  на  80.000.000
километров.
     Открытие планеты дало новую пищу догадкам и  спорам  о  происхождении
сферы. Главный астроном Ямото вручил капитану доклад, в котором  настаивал
на том, что сфера представляет собой тонкую  оболочку,  в  центре  которой
находится обычное в прочих отношениях солнце.

     Скорость корабля сравнялась со скоростью невидимой звезды, и он вышел
на экваториальную орбиту. До  поверхности  Черной  сферы  оставалось  чуть
больше двух тысяч километров, не очень удобное расстояние для  реактивного
космобуса, на котором  обычно  отправлялась  разведывательная  партия.  Но
ионные дюзы "Биссендорфа" не годились для точных маневров, и  Гарамонд  не
рискнул подойти ближе.
     Сидя в центральной рубке управления, он следил по стерео  за  сборами
отряда, уже сгрудившегося возле  шлюза  переходной  палубы.  Хотя  капитан
помнил, если не по имени, то в лицо, всех  членов  экипажа,  он  с  трудом
узнал светловолосого весельчака и показал на экран.
     - Клифф, кажется, там один из пилотов умыкнутого челнока?
     - Точно. Его зовут Джо  Бронек.  Он  удачно  вписался  в  команду,  -
ответил старпом. - По-моему, ты ему здорово удружил.
     - А в группу разведки кто его назначил? Тэймен?
     - Бронек вызвался добровольно, а Тэймен прислал его ко мне,  чтобы  я
сам с ним побеседовал. - Нейпир усмехнулся.
     - Что тебя позабавило?
     - Он начал качать права. Ты устроил  аварию,  катер  бездействует,  а
ему, видите ли, надо налетать положенные часы.
     Гарамонд рассмеялся.
     - А тот с синим подбородком?
     - А-а, Шрапнел... Все еще злится. В команде работать не  желает.  Мне
пришлось установить за ним наблюдение.
     - Даже так? Кажется, я принес ему извинения.
     - Да, но он по-прежнему негодует.
     - Странно. Почему?
     Нейпир издал сухое покашливание.
     - Он не собирался надолго разлучаться с женой.
     - Я эгоист и свинья, да, Клифф?
     - Нет, что ты.
     - Брось. Я отлично изучил твое  "кхе-кхе",  ты  всегда  так  делаешь,
когда меня заносит. - Гарамонд попытался представить себе старшего  пилота
челнока в кругу семьи, похожей на его собственную, но это ему не  удалось.
-  Шрапнелу  известно,  что  полет  продлится  всего  год?  Почему  бы  не
постараться извлечь как можно больше выгоды из своего положения?
     Нейпир снова прочистил горло.
     - Группа готова к выходу.
     - Опять кашель разыгрался, Клифф? Какую глупость я  сморозил  на  сей
раз?
     Нейпир тяжко вздохнул и заерзал, устраиваясь поудобнее.
     - Вы не нравитесь друг другу, а мне и смешно, и грустно,  потому  что
вы - два сапога пара. Окажись ты в его шкуре, ты точно так  же  лелеял  бы
свою обиду,  ожидая  благоприятного  момента  для  страшной  мести.  Вы  и
внешне-то схожи, а ты говоришь: странное поведение.
     Гарамонд  натянуто  улыбнулся.  Они  с   Нейпиром   давно   отбросили
условности, поэтому форма обращения старшего помощника  нисколько  его  не
задела. Смутили сами слова Нейпира, имевшие, казалось,  второй  смысл,  но
анализировать их сейчас совсем не хотелось.
     Он  настроился  на  селекторную   частоту   группы,   вслушиваясь   в
разноголосицу  участников  экспедиции,  ждущих  герметизации  летательного
аппарата и  завершения  процедуры  проверки.  Кто-то  поругивал  неудобные
скафандры, которыми пользовались обычно не чаще двух раз в  год  во  время
плановых тренировок. Другие ворчали и чертыхались по поводу  перчаток,  не
способных ухватить как следует ни ручку  прибора,  ни  инструмент.  Однако
Гарамонд понимал - все это  рисовка,  на  самом  деле  команда  испытывает
радостный подъем.  Жизнь  на  борту  корабля  не  баловала  разнообразием.
Однотипные дальние перелеты прерывались только паузами, когда  специалисты
с помощью телеметрической аппаратуры подтверждали либо  полное  отсутствие
возле очередного светила каких-либо  планет,  либо  их  непригодность  для
жизни, да такими же скучными возвращениями на базу. За  весь  срок  службы
"Биссендорфа" люди впервые получили возможность покинуть защитную скорлупу
и выйти в чужой космос. Не говоря  уже  о  том,  что  эта  вылазка  сулила
участникам прикосновение к чему-то, выходящему за рамки предыдущего  опыта
человечества! Для  маленькой  команды  исследователей  наступала  поистине
великая минута, и  Гарамонд  пожалел,  что  не  может  принять  участие  в
экспедиции.
     На экране внешние ворота причальной  палубы  заскользили  в  стороны,
открывая тьму без единой звездочки. Сфера,  находившаяся  в  двух  тысячах
километров, не просто заслоняла полнеба, она  сама  была  половиной  неба.
Горизонт ее казался  прямой  линией,  рассекшей  видимую  часть  Вселенной
надвое: верхняя часть блестела  звездными  скоплениями,  нижняя  тонула  в
кромешном мраке. Сфера вовсе не выглядела материальным телом. При  взгляде
на нее душа холодела, казалось, корабль завис над бесконечной бездной.
     Удерживающие кольца разошлись, и белый космобус снарядом  вылетел  из
чрева  материнского  корабля.  Его  угловатый  силуэт  почти   моментально
сократился в размерах до точки, но пока суденышко уходило  вниз,  бортовые
огни еще долго  поблескивали  на  обзорном  экране.  Гарамонд  наблюдал  в
центральной рубке сразу за несколькими мониторами, на  которые  телекамеры
космобуса  передавали  данные.  Один  из  них  показывал  внутренний   вид
аппарата.
     На высоте трехсот метров  от  поверхности  сферы  командир  суденышка
Кремер включил прожекторы, и в черной бездне появилось  тусклое  сероватое
пятно: сфера, хотя и слабо, но все-таки отражала свет.
     - По приборам гравитация - ноль, - доложил он.
     Гарамонд подключился к связи.
     - Намерены продолжать спуск?
     - Да, сэр. Отсюда поверхность кажется металлической.  Попробую  сесть
на магнитные опоры.
     - Действуйте.
     Смутное  пятно  начало  расширяться.  В   динамиках   раздался   лязг
посадочного механизма.
     - Никакого эффекта, - констатировал Кремер. - Прыгаю, как козел.
     - Что теперь? Зависнете?
     - Нет, сэр, собираюсь снова пойти на посадку.  Прижмусь  двигателями.
Если космобус удержится на месте,  попробуем  закрепиться  и  приступим  к
работе.
     - Дерзайте, Кремер.
     Гарамонд посмотрел на Нейпира и удовлетворенно кивнул. Оба продолжали
наблюдать, как судно медленно и аккуратно снизилось, коснулось поверхности
и замерло, прижатое реактивными струями из вертикальных сопел.
     - Коэффициент трения, судя по всему, подходящий, - снова подал  голос
Кремер. - Скольжения нет. Опасности, полагаю, тоже. Пора  отправляться  за
образцами.
     - Хорошо, высадку разрешаю.

     Дверь космобуса отошла в сторону. Люди в скафандрах начали  выплывать
наружу,  образуя  небольшой  рой  вокруг  разведенных   посадочных   опор.
Пристегнув к опорам  страховочные  концы,  фигурки  закопошились  на  едва
различимой поверхности Черной Сферы. Разведчики  применили  резаки,  буры,
сверла и химикалии. Минут через тридцать - за это время бригада рабочих  с
валентными резаками нашинковала бы тонкими ломтиками  глыбу  хромированной
стали размером с жилой дом -  Гарамонд  понял,  что  предчувствия  его  не
обманули: на поверхности не появилось даже царапины.
     - Чертовщина  какая-то,  -  высказался  химик  Хармер.  -  Эта  дрянь
отказывается гореть. Спектрограф совершенно бесполезен.  Я  не  могу  даже
утверждать, что это металл. Мы попусту теряем время.
     - Передайте Кремеру, пусть закругляется, - сказал Гарамонд Нейпиру. -
Интересно, будет ли толк, если вжарить из главного ионизирующего калибра?
     - Абсолютно никакого, - вмешалась главный физик Дениз Серра,  сидящая
здесь же, в рубке. - Если уж валентные резаки бессильны, то бомбардировать
электронами с такой дистанции - бессмысленная трата энергии.
     Гарамонд кивнул.
     - Ладно. Давайте подытожим, что мы имеем. Получены новые данные, хотя
обнадеживающими их не назовешь. Прошу всех высказать  свои  соображения  о
происхождении сферы: природный это объект или искусственный?
     - Искусственный, - со  свойственной  ей  безапелляционностью  заявила
Дениз Серра. -  Во-первых,  совершенная  форма,  во-вторых,  идеальная,  в
пределах  разрешения  измерительных  приборов,  гладкость.  То   есть,   с
точностью до одного микрона.  Подобная  точность  природе  неизвестна,  во
всяком случае, в космических масштабах. - И она с  вызовом  посмотрела  на
Ямото.
     - Вынужден согласиться, - ответил астроном. - Невозможно  представить
природный процесс, который мог бы привести к образованию такой  штуковины.
Это не значит, разумеется, будто я представляю, каким должен быть  процесс
технологический, если сфера сконструирована разумными существами. Чересчур
уж здорова. - Ямото удрученно покачал головой.  На  его  изможденном  лице
читались явные следы недосыпания.
     О'Хейган, научный руководитель экспедиции и  всем  известный  педант,
кашлянул в знак того, что тоже желает высказаться.
     -  Все  наши  трудности  проистекают  из  недостаточной  оснащенности
"Биссендорфа". Это разведывательный корабль, не более того. По правилам  в
подобном случае надлежит отправить на Землю тахиограмму,  и  сюда  пришлют
хорошо подготовленную экспедицию. - Он  не  отрывал  пристального  взгляда
серых глаз от лица Гарамонда.
     - Этот предмет выходит за рамки вашей компетенции, - вмешался Нейпир.
     Гарамонд успокоил его жестом.
     - Уважаемая леди, джентльмены. В словах мистера  О'Хейгана  прозвучал
невысказанный вопрос, который, видимо, занимает всех на  борту  корабля  с
самого  начала  нашего  полета.  По  множеству  признаков  было   нетрудно
догадаться о моих неприятностях со Старфлайт-Хаусом, а если точнее, о моих
личных неприятностях с Элизабет Линдстром. Все вы, конечно, понимаете, что
это означает. Я не собираюсь вдаваться в подробности,  поскольку  не  хочу
впутывать вас больше, чем  уже  впутал.  Думаю,  достаточно  будет  такого
сообщения: для меня  эта  экспедиция  -  наверняка  последняя  в  качестве
капитана Звездного флота, и я хотел бы сам довести ее до конца.  Этот  год
нужен мне целиком.
     О'Хейган страдальчески поморщился, но упрямо стоял на своем.
     - Надеюсь, я выражу  общую  точку  зрения  заведующих  лабораториями,
сказав, что все мы испытываем к вам, капитан, самую искреннюю симпатию.  И
нашу преданность отнюдь не поколебали обстоятельства, сопровождавшие старт
экспедиции. Будь это заурядный полет, мне лично и в голову  бы  не  пришло
интересоваться законностью ваших действий. Но  положение  таково,  что  мы
совершили важнейшее со времен Террановы и Сагании  открытие,  поэтому  мое
мнение неизменно: следует без проволочек сообщить о нем на Землю.
     - Я против, - холодно возразил Нейпир.  -  Старфлайт-Хаус  пальцем  о
палец не ударил ради осуществления полета в этот сектор Галактики. Заслуга
в обнаружении сферы принадлежит исключительно капитану Гарамонду,  который
самостоятельно выдвинул  гипотезу  и  сам  же  ее  проверил.  "Старфлайт",
вставлявший ему палки в колеса,  и  так  получит  открытие  на  серебряном
блюдечке, поэтому ничего  худого  не  случится,  если  это  произойдет  на
полгода позже.
     О'Хейган вымученно улыбнулся.
     - Все же я чувствую...
     Нейпир вскочил на ноги.
     - Он чувствует! Выходит, мозгами шевелить,  как  все  прочие,  вы  не
желаете? Или чувства затмили вам  разум,  и  вы  снимаете  с  себя  всякую
ответственность за...
     - Прекратите, - потребовал Гарамонд.
     - Я только хочу, чтобы О'Хейган объяснился.
     - Повторяю, довольно этих...
     - Джентльмены, я снимаю свое предложение,  -  перебил  его  О'Хейган,
уставившись в свою записную книжку. - В мои намерения не входило  выводить
обсуждение из основного русла. Кажется, все согласны,  что  сфера  создана
искусственным  путем.  Вопрос:  с  какой  целью?  -  Он   обвел   взглядом
присутствующих.
     Молчание несколько затянулось. Потом заговорила Дениз Серра.
     - Для обороны? Может, внутри есть еще одна планета?
     - Только если она находится по другую сторону от солнца. В  противном
случае мы давно обнаружили бы ее по гравитационным возмущениям,  -  заявил
Ямото. - Но зачем, позвольте спросить, имея технологию сооружения подобных
объектов, закрываться  от  кого-то  щитом?  Каким  же  могуществом  должен
обладать враг?
     - А если это случай из  разряда:  "Остановите  Галактику,  я  сойду"?
Создатели сферы были пацифистами и не поленились спрятать свою звезду  ото
всех.
     - Надеюсь, ответ иной, - мрачно сказал астроном. - Что  за  ерунда  -
прятаться, обладая непревзойденной мощью?
     - По-моему, мы слишком углубились в область умозрительных гипотез,  -
вставил слово капитан. - Есть более насущная проблема: можно ли проникнуть
внутрь сферы? Предлагаю заняться именно этим.
     Ямото пригладил жиденькую бородку.
     - Если вход существует,  он  должен  находиться  на  экваторе,  чтобы
корабли имели возможность спокойно зависать над ним на "сферостационарной"
орбите вроде нашей.
     - Вы предлагаете совершить облет по экватору?
     -  Совершенно  верно,  в  направлении,  противоположном  собственному
вращению сферы. Это даст выигрыш  семидесяти  тысяч  километров  в  час  и
экономию топлива.
     - Решено, - заключил Гарамонд. - Двинемся, как только Кремер со своей
командой вернутся на корабль. Надеюсь, увидев вход,  мы  поймем,  что  это
именно он.
     Три вахты спустя звонок старшего помощника разбудил капитана.
     - Капитан Гарамонд, - стараясь не  потревожить  спящую  рядом  Эйлин,
сказал он в трубку.
     - Извини, что потревожил, Вэнс, - послышался голос Нейпира,  кажется,
через два часа под нами будет вход в сферу.
     - Уже? - Гарамонд сел на постели и почувствовал торможение. -  Откуда
ты знаешь, что это вход?
     - Ну,  мы,  конечно,  не  утверждаем,  хотя  это  наиболее  вероятное
объяснение. У нас многочисленные отметки на экранах дальнего обнаружения.
     - Радарные отметки?
     - Многочисленные, Вэнс. Впереди нас целый флот на стационарном рейде.
Тысячи три неподвижных кораблей.

                                    6

     Светящиеся эхо-сигналы от невидимых кораблей усеяли  радарные  экраны
"Биссендорфа",   словно   плотное    скопление    звезд.    Чувствительная
высокоразрешающая аппаратура  расчленила  почти-сплошное  яркое  пятно  на
множество отметок судов всевозможных размеров и форм, парящих  над  строго
определенным местом загадочной Черной Сферы.
     - Мог  бы  сразу  сказать,  что  это  не  старфлайтовская  армада,  -
пробурчал Гарамонд, плюхаясь в кресло в центральной рубке.  Глаза  его  не
отрывались от обзорных экранов.
     - Извини, Вэнс, не  сообразил.  -  Нейпир  поставил  перед  капитаном
стаканчик горячего кофе. - Сам-то  я  сразу  это  понял  по  нестандартной
конструкции судов, как только компьютер выдал параметры очертаний и массы.
Машина не сумела опознать  в  этой  толчее  ни  один  из  известных  типов
кораблей.
     Второй помощник Гантер хмыкнул:
     - Меня прямо жуть пробрала.
     Гарамонд сочувственно улыбнулся.
     - Догадываюсь.
     - А потом до нас дошло, что это свалка блокшивов.
     - Откуда такая уверенность?
     -  Ничего  не  излучают.  Это  мертвые  корабли,  причем  мертвы  они
давным-давно. - Нейпир дернул подбородком, как будто его стеснял ворот.  -
Дьявольски увлекательное путешествие. Сначала Черная Сфера, теперь  это...
Помнишь, все еще удивлялись, куда подевались саганские звездолеты?
     "Да,  дьявольски  увлекательное  путешествие",  -  мысленно  повторил
Гарамонд, пытаясь понять значение  очередного  открытия  и  оправиться  от
потрясения. Передним неожиданно забрезжил свет новой надежды.  Он  покинул
Землю безвестным командиром фликервинга, а теперь мог бы  вернуться  самым
знаменитым исследователем после Лейкера и Молимо,  открывших  Терранову  и
Саганию. Это непременно осложнило бы расправу над ним.
     Элизабет, конечно, наплевать на законы, но даже президенты "Старфлайт
Инкорпорейтед" вынуждены  считаться  с  общественным  мнением  и  массовой
телеаудиторией. Она не  рискнет  бросить  вызов,  переступив  определенную
границу. А Гарамонд станет слишком заметной  фигурой.  Допустим,  Элизабет
возбудит судебный процесс с подкупленными свидетелями, которые  присягнут,
что Гарамонд умышленно подстроил гибель Харальда. Но  подобный  фарс  лишь
подстегнет всеобщее любопытство, сфокусирует общественное внимание, и вряд
ли присяжным хватит решимости засудить обвиняемого. Не исключено, что  они
даже откажутся исполнять роль послушного орудия личной мести  Лиз,  с  чем
она до сих пор не сталкивалась. Таким образом,  если  Гарамонду  с  семьей
суждено умереть, то, вероятнее всего,  в  результате  несчастного  случая.
Впрочем,   даже   тщательно   подготовленный   несчастный   случай   можно
предотвратить  и,  проявляя  осторожность,   избегать   новых,   если   не
бесконечно, то  хотя  бы  довольно  продолжительное  время.  Опасность  не
миновала, но будущее больше не выглядело беспросветным.
     "Биссендорф", поддерживая  постоянную  высоту  над  экватором  сферы,
сближался на суммарной скорости двести тысяч километров в час с  громадным
флотом мертвых кораблей. Описав вокруг них широкий полукруг,  он  зашел  с
противоположной стороны и, аккуратно выровняв скорость, завис примерно  на
той же стационарной  орбите.  В  конце  маневра  главный  астроном  Ямото,
ведущий непрерывное наблюдение  в  телескоп,  заметил  в  гуще  роя  блеск
отраженного света. Он пришел к выводу, что источник лучей  -  отверстие  в
поверхности  сферы,  сквозь  которое  проникает  солнечный  свет.  Доложил
капитану, а вскоре увидел в телескоп и  само  отверстие  -  тонкую,  слабо
светящуюся полоску,  которая  по  мере  приближения  к  ней  "Биссендорфа"
постепенно превращалась в узкий эллипс.
     Большую галерею главной рубки до отказа заполнили свободные от  вахты
офицеры. Каждый из них под тем или иным предлогом остался возле изогнутого
ряда консолей и ждал первой передачи с "торпеды" - автоматического  зонда,
запущенного в сторону армады,  частично  освещенной  снопом  лучей  звезды
Пенгелли.  Людей  охватило  возбуждение.  Все,  кто  находился  на  борту,
сознавали,  что  на  их  глазах  происходит  событие,  значение   которого
затмевает все когда-либо случившееся с ними во время прежних  скитаний  по
Галактике. Здесь творилась История.
     - Мне вредно так волноваться, - прошептал Нейпир. -  Обычно  на  этой
стадии полета я уже запираюсь наедине с девяностоградусной утешительницей.
А сейчас не знаю, радоваться мне или горевать.
     - Зато я знаю, - твердо сказал Гарамонд. - Это переломный момент  для
всех нас.
     - Хе-хе, капитан. Небось, пытаешься прикинуть,  какие  нам  обломятся
премиальные, если этот металлолом окажется пригоден для полетов?
     Гарамонд фыркнул, допил третий стаканчик кофе и потянулся бросить его
в мусоросборник. Наблюдавший за экранами Нейпир воскликнул:
     - Смотри, Вэнс!
     С центральной галереи донесся гул голосов. Капитан  поднял  голову  и
увидел первые кадры, переданные автоматическим зондом. На  экранах  серело
изображение большого корабля, вспоротого по всей длине  и  выпотрошенного,
словно гигантская рыбина. Рваная рана зияла черной  пустотой,  из  которой
остатками кишок торчал покореженный шпангоут. Уцелевшие части  яйцевидного
корпуса избороздили более мелкие шрамы.
     - Ну и ну, Клифф! Кто ж его так?
     - Следующий и того хуже.

     Зонд, не подверженный, как живые организмы, губительному  воздействию
перегрузок, возникающих при огромных ускорениях,  мгновенно  перелетел  от
первого инопланетного корабля ко второму. Изображение замелькало  и  снова
установилось. Второй  корабль  был  буквально  разрублен  надвое  каким-то
невообразимым оружием. Металлические обломки цеплялись  за  неровные  края
половинок корпуса. Маленькое суденышко, скорее всего, спасательная шлюпка,
так и осталось  связанным  пуповиной  троса  с  изуродованным  материнским
кораблем.
     После  первых  восклицаний  в  рубке  управления  стало  тихо.  Кадры
разрушений множились,  а  "торпеда"  продолжала  прокладывать  путь  через
кладбище погибших космолетов. Через час она завершила облет всех кораблей,
освещенных снопом солнечного света, и пошла  на  второй  виток,  пуская  в
сторону оставшихся осветительные  ракеты.  Было  уже  очевидно,  что  весь
гигантский флот погиб в результате неведомого катаклизма. Самыми страшными
показались  Гарамонду  суда,  освещенные  ракетами:  шрамы   на   мертвых,
изуродованных обшивках, взрезанные корпуса,  заполненные  черными,  словно
запекшаяся  кровь,  тенями.  Там  вполне  могли  сохранится  застывшие  на
космическом холоде останки разумных существ. Искаженные  судорогами  лица,
изломанные агонией тела...
     -  Только  что  поступил  сигнал  телеметрии,  -  сообщил  Нейпир.  -
Неполадки в сети напряжения "торпеды". Посылаем вторую?
     - Не стоит. Обломков нам хватит  на  год  вперед.  Лучше  отправь  ее
сквозь  отверстие  вниз.  Мистеру  Ямото  наверняка  не  терпится  изучить
тамошнее солнце. - Гарамонд привалился к  спинке  кресла  и  посмотрел  на
своего старшего помощника. - Тебе никогда не казалось  странным,  что  мы,
представители весьма воинственной расы, не возим с собой оружия?
     - Надобности не возникало. Кроме того, Линдстромы, как я догадываюсь,
опасаются,  что  их  корабли  либо  начнут  истреблять  друг  друга,  либо
объединятся и поднимут мятеж. - Подумав, он добавил: - На  худой  конец  у
нас есть мощный ионизирующий луч. С его  помощью  можно  натворить  немало
бед.
     - Если нас не окружат такими силами, - Гарамонд  показал  глазами  на
экран монитора. - Здесь мы не успели  бы  даже  развернуться,  не  то  что
прицелиться.
     - Ты считаешь, эти остовы свидетельствуют в пользу гипотезы  Серра  о
защитном назначении сферы?
     - Возможно, - задумчиво произнес Гарамонд. - Но ничего нельзя сказать
наверняка, пока мы не заглянем внутрь и не выясним, есть или было  ли  там
что-нибудь требующее защиты.
     - С чего ты взял, будто мы что-то увидим?
     - Смотри. - Гарамонд  показал  пальцем  на  экран,  который  как  раз
переключился на  изображение,  переданное  камерами  второй  "торпеды".  В
глубине экрана светилось  круглое  отверстие  диаметром  около  километра.
Сквозь него прямо по курсу зонда виднелось  желтое  светило  типа  земного
Солнца. Сильнее всего  удивляло  то,  что  внутреннее  пространство  сферы
казалось не черным, каким, по мнению ученых "Биссендорфа", полагалось быть
космическому пространству, а голубым, словно летние небеса. Зонд влетел  в
окно, и связь с ним оборвалась.
     Через  два  часа,  презрев  все  правила   обеспечения   безопасности
командиров Звездного флота, Гарамонд возглавил небольшую экспедицию внутрь
сферы. Космобус прижали дюзовыми выбросами к  поверхности  у  самого  края
"окна", и Гарамонд, уцепившись одной рукой и обхватив ногами опору,  сумел
достать другой рукой до кромки. Толщина оболочки оказалась всего несколько
сантиметров. Рука в перчатке  преодолела  нечто  упруго-вязкое,  наверное,
силовое поле, которым, наподобие диафрагмы,  было  затянуто  отверстие,  и
пальцы нащупали пучок каких-то  волокон.  Схватившись  за  него,  Гарамонд
подтянулся и перекинул тело внутрь сферы.
     Стоя на краю черного звездного озера, закованный в  броню  скафандра,
надежно  ограждающего  от  смертоносного  межпланетного  вакуума,  капитан
впервые увидел бескрайние зеленые равнины Орбитсвиля.

                                    7

     Хотя Гарамонд испытал потрясение, какой-то уголок его сознания принял
происшедшее как должное, сразу  и  бесповоротно,  словно  именно  к  этому
капитан и шел всю свою жизнь. Он чувствовал себя родившимся заново.
     Перед  ним  на  многие  километры   простиралась   плоская   равнина,
переходящая в пологие холмы, которые терялись в туманной дали. Необозримое
пространство волновалось от края до края, словно море, сверкая  на  солнце
сочной зеленью буйного разнотравья. После первого ослепления он  посмотрел
назад, на черное озеро, из которого только что вылез, и увидел его другими
глазами. Там, в глубине у ног - настоящие звезды. Не верилось, что,  стоит
только прилечь и посмотреть вниз через край и  увидишь  армаду  затонувших
кораблей на вечном рейде в хрустально-черном космическом океане.
     Из "озера" высунулось нечто белое;  оно  вслепую  тыкалось  в  берег,
словно что-то искало...
     Гарамонд очнулся,  узнав  скафандр  лейтенанта  Кремера,  пытавшегося
принять вертикальное положение. Он  двинулся  помочь  лейтенанту  и  вдруг
осознал другой невероятный факт: здесь была  почти  земная  сила  тяжести.
Капитан схватил Кремера за руку, и  они  стояли  потрясенные,  опьяненные,
беспомощно озираясь, не в состоянии  осмыслить  чудо:  синее  небо  вместо
враждебной космической черноты. Шагнув,  как  Алиса  сквозь  зеркало,  они
очутились в сказочном саду. Глядя на плавно  колышущиеся  травы,  Гарамонд
вдруг понял, что здесь есть величайшее из чудес. Атмосфера!  Его  охватило
безумное желание немедленно сорвать шлем, он напрягся до боли  и  внезапно
сквозь слезы увидел вдали над морем травы какие-то строения.
     Они виднелись сразу в нескольких местах по берегам "озера" - древние,
осевшие, разрушенные временем здания. Капитан не заметил их сразу,  потому
что стены,  скрытые  толстым  слоем  мха  и  ползучих  растений,  лишились
сходства с творением разума.
     - Взгляните туда, - сказал он Кремеру. - Что вы об этом думаете?
     Ответа не последовало. Гарамонд повернулся к спутнику  и  увидел  его
беззвучно шевелящиеся губы за прозрачной пластиной  шлема.  Передатчик  не
работал. Капитан переключился на вспомогательную аудиосистему, микрофон  и
динамик которой располагались на грудной панели внутри скафандра.
     - Радиосвязь, кажется, дала дуба,  -  небрежно  бросил  лейтенант,  и
вдруг его профессиональное самообладание дало трещину. -  Что  это?!  Сон?
Это сон, капитан? - хрипло повторял он.
     - Если и сон, то мы видим его вместе. Как вы думаете, что вон там  за
руины?
     Кремер опустил козырек и увидел постройки.
     - Напоминают укрепления, - задумчиво ответил он.
     - Мне тоже. Выходит, проникнуть сюда не всегда было так просто.
     - Мертвые корабли?
     - Пожалуй, когда-то  сквозь  эти  врата  пыталось  пробиться  немалое
войско, однако ему помешали.
     - Зачем было мешать? По-моему,  если  вся  внутренняя  сторона  сферы
такая же... - Лейтенант повел рукой вокруг. - Господи! Да  здесь  простора
на миллион таких планет, как Земля.
     - Больше, - возразил Гарамонд. - Я уже подсчитал. Площадь поверхности
сферы в 625.000.000 раз больше земной. А если  учесть,  что  три  четверти
Земли покрыты водой, и отбросить еще половину  суши  на  горы,  пустыни  и
льды, то получится около пяти миллиардов.
     - О, Боже! Так здесь хватит места на всех!
     - При одном условии.
     - При каком?
     - Что здешним воздухом можно дышать.
     - Ну, это мы выясним немедленно, - заявил Кремер.
     У Гарамонда вдруг закружилась голова. Манипулируя числами, оценивая и
сравнивая  величины,  мозг  воспринимал  их  как   чисто   математические,
отвлеченные понятия. Кремер пошел дальше: он представил  себе,  чем  сфера
может стать  для  землян,  измученных  перенаселенностью  и  загаженностью
родной планеты. Они переправятся сюда на огромных  космических  паромах  и
потянутся  осваивать  прерии...   Ошеломляющие   открытия   и   не   менее
ошеломляющие перспективы. Все соображения постепенно вытеснило одно:  если
он, Вэнс Гарамонд, подарит человечеству мир, равный пяти миллиардам планет
земного типа, тогда не Лиз Линдстром, а  он  станет  первым  человеком  во
Вселенной. Его жена и сын будут спасены.
     - В космобусе остался комплект с анализатором,  -  сказал  Кремер.  -
Сходить за ним?
     - Разумеется.
     Капитан удивился: кому, как не лейтенанту, идти  за  прибором?  Потом
внезапно сообразил: влияние Сферы.  Ее  необъятному  Lebensraum'у  хватило
нескольких минут, чтобы потрясти основы, на которых зиждились отношения  в
замкнутом обществе Двух  Миров.  Лейтенанту  просто  не  хочется  покидать
райский уголок и лезть  в  круглое  черное  окно.  Потенциальный  владелец
суперконтинента, он не видел худого в том, чтобы капитан отправился вместо
него. "Как быстро, - подумал Гарамонд. - Нас ждут великие перемены".
     Вслух же произнес:
     - Можете осторожно намекнуть остальным, что им предстоит увидеть.
     - Ясно. - Кажется, возможность  первым  сообщить  самую  сенсационную
новость всех времен пришлась Кремеру по душе.
     Лейтенант подошел к краю лужайки, лег и  с  явным  усилием  протиснул
шлем  сквозь  мембрану  силового  поля,  которое,   вероятно,   удерживало
атмосферу. Кремер выгнулся, схватился за опору космобуса, и  скользнул  во
мрак.
     Когда  он  исчез,  мысли  Гарамонда  снова   пришли   в   беспорядок.
Естественный вес тела и травянистая упругая почва создавали полную иллюзию
планетной тверди. Все инстинкты восставали против мысли о холодной пустоте
за тонкой скорлупой из неведомого металла, к которому реактивной силой дюз
прижался утлый космобус.

     Гарамонд отступил на несколько шагов  от  края.  Досадуя  на  тяжелый
скафандр, казавшийся неуместным в такой естественной на вид обстановке, он
опустился на колени и  занялся  изучением  растительного  покрова.  Густая
смесь разных  видов  растений  весьма  напоминала  земную  траву.  Капитан
раздвинул листья и стебли, запустил руку в спутанные корни, набрал  горсть
коричневой земли и растер ее  на  ладони.  На  перчатке  остались  влажные
пятна.
     Он поднял голову и тут только заметил белое кружево облаков. Слепящий
солнечный диск висел точно в зените. Капитан отвел взгляд, и у него  перед
глазами вместо желтых кругов поплыли светлые и темные голубые полоски.  Он
взял этот эффект на заметку, собираясь предложить  его  главному  научному
сотруднику О'Хейгану для  первого  этапа  исследований,  и  снова  занялся
почвой. Вырыв ямку, он добрался до основы, все той же поверхности с  серым
металлическим отливом, на  которой  влажная  земля  не  оставляла  никаких
следов. Гарамонд провел по ней рукой, пытаясь вообразить,  каким  способом
создана эта явно цельнометаллическая сферическая оболочка с окружностью  в
миллиард километров.
     Источником вещества для материала со столь  непостижимыми  свойствами
могло быть только само солнце. Материя - суть энергия, а  энергия  -  суть
материя.  Любая  активная  звезда  ежедневно  испускает   в   пространство
неимоверное количество лучистой энергии,  в  которую  превращает  миллионы
тонн собственного вещества. Но на пути излучения  звезды  Пенгелли  кто-то
воздвиг преграду,  она  и  совершила  обратное  преобразование,  превратив
энергию  в  вещество.  Тонко  управляя  самыми   фундаментальными   силами
Вселенной, неведомые существа соорудили непроницаемый щит из  материала  с
заданными свойствами - тверже алмаза,  вечного  и  неизменного,  как  сама
материя.  Когда  сферическая  оболочка  достигла  требуемой  толщины,  они
завершили создание нового мира, покрыв его почвой,  наделив  атмосферой  и
водой. Энергию и вещество для новых чудес черпали из прежнего источника, а
органика - даже столь сложная, какой являются клетки и семена, -  с  точки
зрения фундаментальных законов природы ничем не отличается от минералов. И
сотворить зеленую былинку  тем  существам  было  ничуть  не  труднее,  чем
стальной клинок...
     - Сэр, состав атмосферы подходящий! -  раздался  за  спиной  капитана
голос Кремера.
     Гарамонд увидел, что тот уже поднял лицевую пластину.
     - Соотношение?
     - Кислорода чуть меньше, чем на Земле, остальное в пределах нормы.  -
Лейтенант по-мальчишески улыбнулся. - Да вы сами глотните!
     Гарамонд открыл шлем и вдохнул полной грудью. Воздух оказался  свежим
и приятным. Капитан поймал себя на мысли, что никогда прежде он  не  дышал
настоящим чистым воздухом. Со стороны "берега" донеслись глухие звуки, это
из "озера" один за другим вылезали облаченные  в  скафандры  астронавты  и
радостно кричали, не снимая шлемов.
     - Я позвал сюда всех, кто захочет, - сказал Кремер. - Кроме  Бронека,
конечно, он следит за космобусом. Не возражаете, капитан?
     - Все в порядке. Придется почаще сменять  вахты,  чтобы  вся  команда
побывала здесь до  отлета,  -  ответил  Гарамонд.  До  него  вдруг  дошло,
насколько изменилось поведение Кремера. Если бы лейтенант не увидел  сферу
изнутри, он не посмел бы самовольно распоряжаться.
     - До отлета? - удивился Кремер. - Но ведь, как только мы  сообщим  на
Землю, сюда немедленно отправится весь  действующий  флот.  Зачем  же  нам
возвращаться?
     Гарамонд  подумал  об  Эйлин,  ее  нелюбви  к  путешествиям  и  своем
намерении при первой возможности вернуть ее  в  привычную  обстановку,  но
какая теперь в этом необходимость?
     - Пожалуй, действительно нет смысла.
     Он стоял на поверхности  с  почти  нулевой  кривизной,  хотя  она  не
казалась  бесконечной   плоскостью,   и   не   ощущал   страха   открытого
пространства. Предел видимости не должен был зависеть, как на планетах, от
роста наблюдателя, однако не  мог  быть  безграничным,  поскольку  имелась
атмосфера. Вдали виднелась нечеткая линия горизонта. В отличие от  земной,
она была слегка вогнутой, но впечатления гораздо  большей  удаленности  не
возникало, взгляд не уходил в бесконечность.
     Кремер поковырял носком сапога ямку, вырытую капитаном,  постучал  по
основе.
     - Нашли что-нибудь?
     - А что вас интересует?
     - Контурная схема искусственной гравитации.
     - Вряд ли мы вообще найдем тут какие-либо схемы в нашем понимании.
     - Как же тогда?..
     - Может  быть,  с  помощью  перестроенной  структуры  или  специально
сконструированных атомов. Короче говоря,  нечто  куда  более  совершенное,
нежели обычные приборы и машины.
     - Фантастика.
     - Мы сами сделали шаг в  этом  направлении.  Вспомните  двигатели  на
магнитном резонансе, чем не фантастика?
     Гарамонд машинально  забросал  ямку  землей  и  утрамбовал,  сводя  к
минимуму вред, нанесенный плодородному слою. Здесь, вблизи  окна,  он  был
очень тонок, но вдали поднимались небольшие холмы, скорее всего, наносные.
     - Когда они придут в себя, - Гарамонд  кивнул  на  других  участников
вылазки, - попросите кого-нибудь собрать образцы растительности и почвы.
     - Уже попросил, - небрежно откликнулся Кремер. -  Кстати,  у  нас  не
действует ни один из передатчиков,  хотя  мой  работал,  когда  я  вылезал
наружу.
     - Вероятно, локальный эффект. Что ж,  работенки  О'Хейгану  хватит  с
избытком. Пойдемте, осмотрим руины.
     Они направились к ближайшему зеленому кургану. Под покровом  ползучих
растении угадывались очертания постройки, по которым можно  было  получить
представление о толщине стен и размере внутренних  помещений.  Тут  и  там
валялись ржавые куски  искореженного  металла  -  бывшие  части  и  детали
каких-то механизмов. Края оплавились, словно металл резали автогеном.
     Кремер тихо присвистнул.
     - Как вы полагаете, кто победил - те, кто  хотел  прорваться  внутрь,
или те, кто их не пускал?
     - По-моему, те, кто  напал.  Я  уже  обдумал  это,  лейтенант,  когда
смотрел на кладбище погибших кораблей.  Почему  они  остались  перед  этой
дырой? Ведь даже если бы их  застали  врасплох,  звездолеты  разметало  бы
силой того оружия, которое их уничтожило, и нам было  бы  нечего  изучать.
Сдается мне, кто-то  специальна  пригнал  и  аккуратно  поставил  всю  эту
рухлядь напротив отверстия.
     - С какой целью?
     - Например, чтобы использовать в качестве металлолома.  Вдруг  внутри
сферы нет металла?
     - Перековать на орала? Действительно, здесь настоящий фермерский рай.
Только где сами фермеры?
     - Кочевникам тут не меньшее раздолье. Возможно, землю  даже  не  надо
пахать, двигай себе за временем года и  собирай  зреющие  прямо  по  курсу
урожаи зерновых.
     Кремер засмеялся.
     - Какие времена года?!  Здесь  должно  быть  вечное  лето.  И  вечный
полдень впридачу. Ведь темнота не может наступить, когда солнце  постоянно
висит над саман макушкам.
     - Смеркается, лейтенант, пора  позаботиться  о  ночлеге,  -  спокойно
произнес Гарамонд. Его собственная способность удивляться давно иссякла. -
Соблаговолите обратить взор вон в том направлении.
     Он указал на горизонт за черным овалом окна. Сияние зелени  и  синевы
вдали гасло на глазах. Ошибка исключалась - оттуда наступали сумерки.
     - Не может быть! -  воскликнул  лейтенант,  глядя  на  солнце.  -  О,
Господи!
     Солнце изменило форму.  Оно  стало  похожим  на  золотую  монету,  от
которой отпилили добрую половину, и площадь  светящегося  диска  неуклонно
уменьшалась. На светило наползала черная тень,  день  сменялся  ночью.  На
небе  отчетливо  выделялись  полосы  разных  оттенков  голубизны,  недавно
принятые Гарамондом за оптический обман. В течение какой-то минуты  солнце
почти полностью скрылось, и в небе, словно бороздки на шлифованном  агате,
проступили тонкие дуги. Они расходились из  двух  точек,  подобно  силовым
линиям разноименных зарядов; вдали, при  прохождении  света  сквозь  более
толстый слои воздуха, их очертания размывались, а над горизонтом тонули  в
сизой дымке.  Блеснул,  исчезая,  последний  солнечный  луч,  и  местность
потонула во мраке. Под сапфировым куполом наступила ночь.
     Гарамонд целый час простоял над звездным озером,  потом  вернулся  на
корабль и дал тахиограмму в Старфлайт-Хаус.

                                    8

     Четыре месяца спустя флагман Элизабет Линдстром встал на рейд у  окна
сферической оболочки.
     Эти месяцы Гарамонд посвятил изучению Орбитсвиля. Так с  легкой  руки
одного  из  членов  экипажа  стали  называть  новый  мир.  Однако  научное
оборудование "Биссендорфа" предназначалось, в первую очередь, для  поисков
и первичного обследования перспективных планет, а задача  разведывательной
экспедиции,  в  которой  участвовала   лишь   небольшая   группа   ученых,
ограничивались получением самых необходимых сведений. На сей раз программу
насколько возможно расширили, и не зря. Астрономический отдел Ямото сделал
новое открытие фундаментального значения:  звезду  Пенгелли  окружала  еще
одна сфера.
     Вторая оболочка была меньше первой, нематериальной, однако отражала и
преломляла потоки солнечного света и тепла. Ямото называл ее  "сферической
филигранью силовых полей" и, судя  по  частоте  употребления  в  докладах,
несказанно гордился этим  названием.  Половина  поверхности  второй  сферы
состояла из узких, практически непрозрачных дуг, тянущихся с севера на юг.
Они отбрасывали на луга  Орбитсвиля  широкие  подвижные  тени,  которые  и
вызывали смену дня и ночи, без чего невозможна жизнь флоры.
     Наблюдать за внутренней сферой было невозможно, однако Ямото,  изучая
в телескоп движение освещенных и темных полос на  противоположной  стороне
Орбитсвиля, сумел схематически изобразить  ее  структуру  и  доказал,  что
сфера отвечала не только за смену дня и ночи, но и  за  последовательность
времен года. Четвертинка внутренней сферы, соответствующая зиме,  состояла
из более широких непрозрачных и  узких  прозрачных  полос,  следовательно,
дням отпускалось меньше времени, чем ночам. Когда между солнцем  и  землей
оказывалась противоположная сторона,  долгие  летние  дни  уступали  место
непродолжительным ночам.
     Мастерские  "Биссендорфа"  изготовили  для  Ямото  небольшую  сборную
обсерваторию из пластмассовых деталей. Ее  переправили  на  Орбитсвиль,  а
потом добавили еще несколько сборных домиков, поскольку остальные  научные
группы тоже жаждали работать. Получился научный  городок  -  ядро  будущей
колонии. В основном  сотрудники  бились  над  решением  загадки  досадного
явления,   с   которым   столкнулись   Гарамонд   и   Кремер   -    отказа
радиопередатчиков. Поначалу казалось, что  решение  будет  тривиальным,  и
найдется простой  способ  исправить  положение.  Но  неделя  следовала  за
неделей, а  толку  не  было.  В  конце  концов  оказалось,  что  затухание
электромагнитных   волн   каким-то   образом   связано   с   искусственным
гравитационным  полем,  механизм  создания  которого  тоже  не  поддавался
объяснению. Пытаясь получить новые данные, команда  О'Хейгана  затребовала
для своих нужд автоматический зонд с форсированным реактивным  двигателем,
способным  поднять  его  с  внутренней   поверхности   Орбитсвиля.   Целью
эксперимента  стало  измерение   гравитационного   градиента   и   попытка
задействовать системы телеметрии и радиоуправления с  помощью  вертикально
посланного   сигнала.   После   безупречного,   контролируемого   бортовым
компьютером старта  "торпеда"  принялась  выписывать  в  небе  кренделя  и
совершила  запрограммированную   автоматическую   посадку   в   нескольких
километрах от  Окна.  Пессимисты  предрекали,  что  единственно  возможная
дальняя связь на Орбитсвиле должна  работать  на  модулированных  световых
лучах.
     Другим предсказуемым результатом исследований стало подтверждение уже
известных свойств  большой  оболочки:  абсолютная  химическая  инертность,
неизмеримая твердость и непроницаемость для любого вида  излучений,  кроме
гравитационного. Если бы и оно поглощалось, то внешняя  планета  сорвалась
бы с орбиты, превратившись в межзвездного бродягу. К тому же частицы  даже
самых высоких энергий могли проникнуть в Орбитсвиль  не  иначе  как  через
Окно.  При  измерении  уровня  радиации  звезды  Пенгелли  обнаружили   ее
пониженную активность и малую плотность ионного ветра. Это дало  основание
О'Хейгану усомниться в возможности внутрисферных полетов на  фликервингах.
Он конфиденциально сообщил  об  этом  Гарамонду,  но  тот  решил  отложить
доскональное изучение до прибытия полностью оснащенной экспедиции.
     Члены экипажа, особенно свободные от  вахт,  все  чаще  обращались  к
капитану за разрешением перебраться в палаточный лагерь на Орбитсвиле.  Он
никому не отказывал, пока Нейпир не доложил,  что  остающиеся  на  корабле
начинают  коситься  на  загорелых,  отдохнувших  коллег.  Желая   избежать
недовольства, капитан ограничил число отпускников  и,  чтобы  занять  всех
делом, предпринял облет сферы по экватору. Но других  окон  обнаружить  не
удалось.
     Кроме того, он организовал обследование погибших  кораблей.  Кладбище
вытянулось на тысячу километров  от  Окна.  Повторная  съемка  подтвердила
первую догадку  Гарамонда  о  сырьевом  назначении  блокшивов.  От  многих
выпотрошенных и ободранных судов осталась голая обшивка, и часто  то,  что
принимали  за  последствия  жестокой   битвы,   на   поверку   оказывалось
результатом  прозаической  деятельности  старьевщика.   Попутно   выяснили
отсутствие явных указаний на внешний вид инопланетян, летавших на кораблях
такого мощного флота. Тут самым важным из найденного  можно  было  считать
секцию трапа с поручнем, величина которого приблизительно  соответствовала
трапам на земных судах.
     Вопрос, где теперь эти пришельцы, вызывал больше споров, чем проблема
создателей Орбитсвиля. Последние совершенно очевидно достигли  качественно
иного уровня технологии, нежели раса, построившая  звездолеты.  Люди  даже
прониклись убеждением в их принципиальной непостижимости. Однако ни у кого
не возникло мысли, что творцы сферы где-то рядом. Видимо, они  отправились
к другим вершинам или перешли на новый уровень бытия. Орбитсвиль продолжал
существовать как памятник и дар галактического прошлого.
     Когда соорудили L-образный порт, Гарамонд перевез на Орбитсвиль семью
и устроил себе маленький отпуск. Давно он не испытывал такой безмятежности
и покоя. Эйлин без всяких психологических трудностей свыклась  с  выгнутым
наоборот горизонтом, а Крис, дорвавшись до свободы, носился по  просторам,
словно выпущенный на весеннее  пастбище  жеребенок.  Вечерами  Гарамонд  с
удовольствием подмечал, как позолотилась, впитав живительные  лучи  нового
солнца, кожа сына,  а  ночью  устраивался  с  Эйлин  прямо  под  волшебным
небосводом, и наслаждение казалось более острым из-за пережитого отчаяния.
     Правда, во сне или  в  зыбкой  полудреме  капитана  одолевали  дурные
предчувствия, хотя днем он старался не вспоминать  об  Элизабет,  которая,
накручивая световые годы, приближалась к Орбитсвилю.

     Неопытный  наблюдатель  решил  бы,  что  флагман  прибыл   в   гордом
одиночестве, хотя на самом  деле  он  вел  флот  из  семидесяти  кораблей,
который даже по  масштабам  "Старфлайта"  был  огромным.  На  выравнивание
скорости с галактическим дрейфом звезды  Пенгелли  ему  понадобилось  двое
суток. Наконец все корабли аккуратно разместились  на  рейдовой  орбите  и
убрали   электромагнитные   крылья-паруса.   "Звездный   ас-4"    медленно
приблизился на ионной тяге почти вплотную к "Биссендорфу", и капитан  Вэнс
Гарамонд получил официальное приглашение подняться на борт флагмана.
     Он снова попал в сферу влияния Элизабет.
     Первая со дня старта процедура облачения в серебристо-черный парадный
мундир вызвала отвращение. Капитан не испытывал страха - ведь Орбитсвиль в
корне изменил положение дел - его просто мутило от предстоящей  аудиенции.
Последние четыре месяца он уверял себя в падении могущества корпорации, но
прибытие Лиз во главе армады говорило о  сохранении  старого  порядка.  На
Земле все оставалось неизменным.
     Парадный  мундир  расстроил  и  Эйлин.  Потом,  когда  открылся  шлюз
причальной палубы, и утлый катер отвалил в  черный  океан  Гарамонд  снова
вспомнил ее прощальный поцелуй. Эйлин  казалась  рассеянной  и,  поцеловав
мужа, быстро отвернулась. Должно быть, сдерживала чувства. Но в  последний
момент Гарамонд увидел, как  Эйлин  прижимает  к  щеке  маленькую  золотую
улитку.
     Стоя за спиной пилота,  капитан  наблюдал  за  флагманским  кораблем,
который постепенно заполнял передний  экран.  После  точного  стыковочного
маневра капитан спокойно шагнул на пирс,  где  его  уже  встречала  группа
офицеров "Старфлайта" и несколько штатских с голокамерами. После холодного
приветствия его проводили к президентскому люксу и ввели в парадную  залу.
Элизабет, видимо, расписала всю церемонию заранее,  поскольку  эскорт  без
лишних слов немедленно удалился.
     Она стояла спиной  ко  входу,  в  длинном  облегающем  платье  белого
атласа. В воздухе около ее ног вяло плавали три белых  спаниеля.  Гарамонд
слегка опешил, заметив, как поредели волосы Элизабет; сквозь тонкие черные
пряди просвечивала кожа, отчего повелительница выглядела старой и больной.
Она, конечно, знала о присутствии капитана, но не изменила позы.
     - Миледи... - Гарамонд щелкнул магнитными каблуками. Тогда  президент
медленно повернула к нему бледное лоснящееся лицо с маленьким подбородком.
     -  Почему  вы  так  поступили,  капитан?  -  заговорила  она  хриплым
контральто. - Зачем вы сбежали от нас?
     - Миледи, я... - Гарамонд не был готов к прямому вопросу в лоб.
     - Вы нас испугались. Почему?
     - Паника. Случайная гибель вашего сына так подействовала на меня, что
я запаниковал. Меня не было рядом в момент его падения.
     Гарамонд сообразил, что, вероятно, такому милостивому приему  имеются
веские  политические  причины.  Элизабет  вела  себя  скорее   как   мать,
потерявшая ребенка, нежели  императрица,  чьей  власти  грозит  опасность.
Правда, это не лишало ее преимущества.
     Вдруг   произошло   невероятное:   Элизабет    улыбнулась.    Кривой,
снисходительной улыбкой.
     - Вы решили, что мы учиним над вами расправу, не разобравшись?
     - Подобная реакция была бы вполне естественной.
     - Вы напрасно боялись, капитан.
     - Я... рад это слышать, миледи.
     "Невероятно, - ошеломление думал он. - Она сама не верит  ни  единому
своему слову. И я не верю ее словам. Для чего же она ломает комедию?"
     - ...страдала, и вы страдали, - между тем продолжала Элизабет. - Боль
останется с нами навсегда, но знайте: мы не держим на вас зла. -  Все  так
же улыбаясь, она как-то боком подошла к нему почти  вплотную,  и  костяшки
его  прижатых  к  бедрам  пальцев  утонули  в  гладкой  атласной  подушке.
Гарамонду показалось, будто он прикоснулся к омерзительному пауку.
     - Миледи, я не в силах выразить, насколько потрясен этим несчастьем.
     - Знаем, знаем, - милостиво ответила  Элизабет.  Внезапно  в  воздухе
пахнуло густым, приторным ароматом, и Гарамонду стало ясно, что  именно  в
эту секунду она жаждет крови.
     - Миледи, если вам тяжело со мной...
     Ее лицо мгновенно стало хищным.
     - Почему вы решили?
     - Нет-нет, все в порядке.
     - Вот и прекрасно. У нас  с  вами  есть  еще  множество  важных  дел,
капитан. Известно ли вам, что совет директоров с моего согласия постановил
выплатить вам десять миллионов монитов?
     - Десять миллионов? Нет, не известно.
     - Десять. Для вас это, наверное, куча денег?
     - Как все богатства мира.
     Элизабет резко рассмеялась, разбудив дремлющих в невесомости собак.
     - Чепуха, капитан, сущая безделица! Кроме того, вы  назначены  членом
учрежденного нами совета по освоению и развитию Линдстромленда  с  годовым
жалованьем в размере двух миллионов. Затем... - Элизабет  замолчала.  -  В
чем дело, капитан? Вас что-то удивляет?
     - Действительно, я удивлен.
     - Величиной жалованья? Или названием?
     - Название - пустяк, - твердо ответил Гарамонд,  слишком  озабоченный
второй новостью, чтобы думать о  почтительности.  -  Важно  другое:  сферу
нельзя эксплуатировать, ею невозможно управлять. Из ваших  слов  вытекает,
что вы собираетесь разбить ее на участки и продавать, как Терранову.
     - Мы не продаем участков на Терранове,  их  раздают  бесплатно  через
правительственные агентства.
     - Да, любому, кому по карману транспортные расходы. Что в лоб, что по
лбу.
     - В самом деле? - Элизабет, прищурившись, глядела на Гарамонда. -  На
чем основано столь авторитетное суждение?
     - Чтобы сложить два и два,  не  нужно  быть  семи  пядей  во  лбу.  -
Капитана несло к краю пропасти, но он не желал тормозить.
     - В таком случае вас ожидает блестящее будущее. Остальным  директорам
"Старфлайта" это дается с большим трудом.
     - Трудно планировать конкретные действия, - упрямо возразил  капитан.
- Сама идея чрезвычайно проста.
     Элизабет одарила его второй неожиданной улыбкой.
     - Допустим, так оно и есть. Почему же нельзя  заселять  Линдстромленд
освоенным способом?
     - По той простой причине, что продавец воды может процветать только в
пустыне.
     - Ага. Иными словами, никто не станет платить за воду, которой  всюду
полно?
     - Такие рассуждения, конечно, кажутся примитивными. Но именно это я и
имел в виду.
     - Мне крайне любопытен ход ваших мыслей. -  Элизабет  ничем  не  дала
понять, что  разгневана.  -  Неясно  только,  как  вам  взбрело  в  голову
сравнивать торговлю водой и освоение нового мира?
     Гарамонд издал короткий смешок.
     - Куда больше интригует сравнение Орбитсвиля с обыкновенной планетой.
     - Орбитсвиля?
     - Линдстромленда. Это не планета.
     - Понимаю, но разница только в размерах.
     - Нет, вы не понимаете.
     Терпение Лиз истощалось.
     - Не забывайтесь, капитан.
     - При всем моем уважении  к  вам,  миледи,  я  все  же  позволю  себе
настаивать, что вы не понимаете разницу в размерах. Ее никто и никогда  не
сможет осмыслить. Даже я, хотя облетел вокруг Орбитсвиля.
     - Ах, значит вы сами не сумели, поэтому...
     - Я летел со скоростью сто тысяч километров в час, -  ровным  голосом
продолжал Гарамонд. - На облет Земли хватило бы  двадцати  пяти  минут.  А
знаете, сколько длилось путешествие? Сорок два дня!
     - Допускаю, что здесь мы имеем дело с другим порядком величин:
     - Но это линейное сравнение. Неужели  вы  не  чувствуете,  какие  там
пространства? Вам никогда не удастся удержать над ними контроль.
     Элизабет пожала плечами.
     - Говорят же  вам:  "Старфлайт"  не  распределяет  земель,  а  потому
площадь Линдстромленда нас не заботит. Хотя мы, естественно, не  откажемся
от прибыли за счет предоставления транспортных услуг.
     - В том-то все и дело, - хмуро сказал Гарамонд. - Плату за  перевозки
следовало  бы  отменить,  даже  не  будь  она  замаскированной  платой  за
земельный надел.
     - Почему?
     - Да потому, что земли у нас теперь  больше,  чем  люди  в  состоянии
обработать. В этих условиях ставить искусственные экономические препоны на
пути естественного, природного стремления  людей  переселиться  на  другие
миры, представляется мне аморальным и отвратительным занятием.
     -  Вам  лучше  всех  должно  быть  известно,  что  ни   в   постройке
фликервингов, ни в  космической  навигации  нет  ничего  естественного.  -
Восковые щеки Элизабет окрасились едва заметным  румянцем.  -  Ни  то,  ни
другое невозможно без денег.
     Гарамонд отрицательно покачал головой.
     - Невозможно без людей. Культурная раса, никогда не знавшая  денег  и
собственности могла бы бороздить пространства не хуже нашего.
     - Наконец-то! - Элизабет, сделала к нему два шага и остановилась,  по
инерции раскачиваясь на магнитных подошвах. -  Наконец-то  я  поняла  вас,
капитан. Вам отвратительны деньги. Стало быть, вы отказываетесь от места в
совете по освоению и развитию?
     - Да.
     -  И  от   премии?   От   десяти   миллионов   монитов   из   кармана
налогоплательщиков Обоих Миров?
     - Да, отказываюсь.
     - Опоздали, мой милый! - выпалила Лиз с одной ей понятным торжеством.
- Они уже переведены на ваш счет.
     - Я верну их.
     - Нет, капитан, - решительно заявила она. - Вы  теперь  знамениты  на
Обоих Мирах, поэтому все должны видеть, как мы заботимся о вас. Вам  ни  в
чем не будет отказа. А сейчас возвращайтесь на свой корабль.
     По  пути  к  "Биссендорфу"  капитан  обдумывал  последнее   признание
Элизабет. Неужели он стал настолько  знаменит,  что  от  него  уже  нельзя
избавиться? Почему же ее глаза горели таким злорадством?

                                    9

     Гарамонду   отвели   новый   прямоугольный   домик,   собранный    из
пластмассовых щитов. Несколько дюжин таких одноэтажных домов изготовили  в
мастерской одного из кораблей Элизабет. Поселок разбили километрах в  двух
от Окна;  почвенный  слой  был  здесь  еще  очень  тонок,  поэтому  домики
крепились к металлической основе при  помощи  вакуумных  присосок.  Спустя
всего несколько дней Гарамонд заметил, что  забывает  о  суровом  космосе,
отделенном от пола  гостиной  лишь  несколькими  сантиметрами  сферической
оболочки.
     Комнаты были обставлены  скромно,  но  удобно,  имелся  полный  набор
цветообъемных проекторов и развлекательной бытовой аппаратуры,  не  считая
электронного домашнего  учителя  для  Криса.  Жизнь  напоминала  отпуск  в
первоклассном   охотничьем   домике   для   уик-эндов   -   все   немножко
по-гостиничному, но уютно. Была  тут  и  удобная  кухня  с  продуктами  из
корабельных запасов. Предполагалось, что уже через  год  колонисты  смогут
перейти на самообеспечение.
     В  экваториальной  области  Орбитсвиля  стояло  позднее  лето.   Луга
наливались желто-коричневой спелостью.  Прежде  чем  возделывать  землю  и
сеять,  колонисты  намеревались  скосить  всю  траву  и  пустить   ее   на
синтетическую    переработку    для    получения    белковой    пищи     и
целлюлозно-ацетатных волокон.
     Гарамонд  все  больше  чувствовал  свою  ненужность.   Формально   он
продолжал командовать "Биссендорфом", но почти все  время  проводил  дома,
находя себе оправдание в помощи семье, пускающей корни на новом месте.  Он
приобрел привычку подолгу наблюдать из окна  за  оживленной  деятельностью
вокруг старфлайтовского аванпоста. Через L-образные  портовые  тоннели  на
Орбитсвиль   непрерывным   потоком   прибывали    машины,    оборудование,
всевозможные товары и материалы. Каждый день росли валы  срезанной  почвы,
появлялись новые дома; поселение опутала  сеть  дорог,  уходящих  в  луга.
Плацдарм землян укреплялся, дело  продвигалось,  а  Гарамонд  все  сильнее
ощущал свою ненужность.
     - Самое занятное, что я тоже оказался собственником, -  жаловался  он
жене. - Я неустанно  вещаю  о  невообразимых  размерах  Орбитсвиля,  читаю
лекции на тему аморальности горстки людей,  стремящихся  подмять  все  под
себя, а сам  дрожу  за  него,  как  за  личную  собственность.  Похоже,  я
оторвался от действительности и иду по стопам Лиз Линдстром.
     - Ты просто злишься на  корпорацию,  ведь  она  хапает  без  зазрения
совести, - не согласилась Эйлин.
     - Нет, я злюсь на себя.
     - За что?
     - За глупость. С какой стати я решил, будто "Старфлайт" мирно сгинет,
уступив дорогу общественным транспортным компаниям? Я слыхал, его средства
массовой информации давно создают мнение, что корпорация практически стала
правительственным концерном. Добиться, чтобы им  поверили,  было  нелегко,
раньше существовала только Терранова, и земельный надел поселенца  впрямую
зависел от суммы, уплаченной за проезд. Сейчас - дело другое.
     - В каком смысле? - Эйлин подняла глаза от детской  рубашки,  которую
штопала вручную.  Ее  взгляд  был  сочувственным,  но  безмятежным.  После
высадки   на   Орбитсвиль   ее   не   оставлял   простодушный    оптимизм.
Жизнерадостность сослужила ей добрую службу в чуждой обстановке.
     - Поселенец возьмет земли, сколько пожелает, а "Старфлайт"  установит
твердые цены на транспортные  услуги.  Большинство  людей  сочтет  это  за
бескорыстие.
     Отвергнув предложение занять должность в совете по развитию, Гарамонд
уже не был в курсе дел Элизабет. Однако  догадывался,  на  чем  она  хочет
сыграть, продавая Орбитсвиль перенаселенной Земле. Как недавно выяснилось,
пространство над атмосферой Орбитсвиля  совсем  не  содержало  водорода  и
других частиц, поэтому использование фликервингов для  внутренних  полетов
исключалось,  а  пока  изобретут  что-нибудь  получше  или   переоборудуют
громоздкие,  малоэффективные  корабли,  летающие  на  собственных  запасах
топлива, должно пройти немало времени. Это давало Старфлайту преимущество.
Орбитсвиль  придется   осваивать   постепенно,   как   пионеры   осваивали
американский  Дикий  Запад.  Человек  погрузит  на  повозку  с  солнечными
батареями скарб, припасы и синтезатор пищи "железную корову",  поглощающую
траву, - посадит домочадцев и покатит в зеленую даль без конца и края.
     Жизнь пионеров Орбитсвиля  будет  такой  же  простой  и  суровой,  но
недостатка желающих не ожидается. Население Земли давно готово бежать куда
угодно из сросшихся друг с другом городов-монстров и примет  такую  жизнь,
как избавление. Тяжкий труд в поте лица,  опасность  умереть  от  простого
аппендицита на одинокой ферме в сотнях  световых  лет  от  родной  планеты
страшили куда меньше голодных бунтов где-нибудь в Париже или Мельбурне.  И
неважно, какую цену заломит "Старфлайт" за проезд  до  земли  обетованной,
транспорты пойдут в рейс переполненными.
     -  А  почему,  собственно,  президент  должна  быть  бескорыстной?  -
спросила жена, и Гарамонд понял, что она сочувствует ей, ставят себя на ее
место. Муж и ребенок Эйлин едва избежали опасности, но ведь и Лиз потеряла
сына. - Разве не справедливо брать разумную плату за услуги?
     Капитан подавил досаду.
     - Землю осквернили и скоро  придушат  окончательно,  а  здесь  хватит
места всем. Бери, сколько влезет, поезжай, куда глаза глядят, если  хочешь
затеряться навсегда. Мы совершили все возможные ошибки, извлекли уроки,  и
наконец получили шанс начать с начала. Положение  критическое;  необходима
почти полная эвакуация населения. И  это  нам  по  силам,  Эйлин.  Техника
позволяет. Но вся деятельность "Старфлайта" направлена на то, чтобы  этому
помешать! - Гарамонд отвернулся и снова начал смотреть  в  окно.  -  Чтобы
брать свою так называемую  разумную  плату,  Элизабет  нужно  поддерживать
разность потенциалов, то есть перенаселенность Земли при наличии свободных
жизненных пространств где-нибудь в другом месте. Я не  удивлюсь,  если  за
провалом всех программ по контролю за рождаемостью стоят Линдстромы.
     - Брось, Вэнс, - рассмеялась Эйлин.
     Он резко  повернулся,  но,  поглядев  на  нее,  смягчился.  Гарамонду
нравилось ее хорошее настроение в последние дни.
     - Может быть, ты права. Только ты с ними не общалась, а  они  не  раз
сетовали на низкий коэффициент прироста населения.
     - Кстати, о коэффициенте.  У  нас  с  тобой  он  уже  довольно  долго
держится на стабильном уровне. - Эйлин, сидя в кресле, поймала его руку  и
прижала к своей щеке. - Нет ли у тебя желания стать отцом первого ребенка,
рожденного на Орбитсвиле?
     - Не уверен. Хотя это все равно неосуществимо, первые переселенцы уже
в  пути.  На  Терранову,  например,  женщины  приезжали  уже  беременными.
Наверное, это связано  с  теснотой  и  недостатком  развлечений  на  судах
Элизабет.
     - Тогда я согласна на первого, зачатого здесь.
     - Уже горячей. - Гарамонд опустился перед нею на колени и обнял.
     Потянувшись к нему губами, она вдруг отстранилась.
     - Нам придется оставить эту мысль,  если  ты  всегда  будешь  так  же
поглощен своими мыслями, как сейчас.
     - Прости. У меня не идут из  головы  люди  или  существа,  или  боги,
называй как угодно, которые построили Орбитсвиль.
     - Не у тебя одного, да что толку?
     - Я их не понимаю.
     - И никто не понимает.
     - Ведь  здесь  хватит  места,  чтобы  прокормить  все  мыслящие  расы
Галактики. На первый взгляд, Орбитсвиль  для  того  и  создан.  И  тем  не
менее...
     Гарамонд умолк, побоявшись, что Эйлин усомнится в  его  здравом  уме,
если он поделится с нею  своими  соображениями  о  назначении  приюта  для
бездомных, снабженного единственным малюсеньким входом.

     Чик Трумен был ровесником эпохи космических переселенцев. Он  работал
техником по освоению  планет.  Его  дед  и  отец  участвовали  в  открытии
Террановы, а еще  раньше  обследовали  дюжину  других  миров,  хотя  и  не
пригодных для колонизации, но  представлявших  коммерческий  либо  научный
интерес. Как многие другие, принадлежавшие  к  братству  бродяг-инженеров,
он, казалось, обладал врожденными навыками в широком диапазоне технических
дисциплин. От большинства своих собратьев Трумен отличался пристрастием  к
философии. Правда, занимался он бессистемно,  довольствовался  отрывочными
сведениями,  однако  берясь  за  какую-нибудь  фундаментальную   проблему,
докапывался до самой сути. Вот и сейчас, не успев обосноваться  в  лагере,
разбитом у подножия холмов, Чик погрузился в размышления.
     Гряда холмов опоясывала плоскую равнину,  в  центре  которой  чернело
Окно. Трумену и его напарнику Питеру Крогту поручили  установить  лазерные
отражатели для экспериментальной системы оптической связи. Ехать  пришлось
километров шестьдесят, до места добрались к вечеру, и вскоре землю  накрыл
полог ночи.
     Темнота обрушилась с востока, как лавина. Крогт, распаковав  спальные
мешки, взялся за стряпню, а Трумен, одержав  быструю  победу  над  робкими
угрызениями совести, презрел низменную прозу жизни,  поудобнее  привалился
спиной к вездеходу, раскурил трубку и  предался  созерцанию  арок  ночного
неба.
     - Н-да, принцип аналогии и простоты -  полезная  штука,  -  изрек  он
спустя некоторое время. - Только, бывает, подкладывает свинью тем, кто его
применяет. Многие великие открытия совершались, когда все считали,  что  в
мире больше не  осталось  ничего  странного  и  необычного.  Тут  приходил
кто-то, кто об этом не  знал,  опровергал  всякие  догмы,  и  человечество
устремлялось  к  новым  вершинам   прогресса.   Взять   хотя   бы   теорию
небезызвестного Альберта Эйнштейна...
     - Если ты не занят, открой, пожалуйста, консервы, - попросил Крогт.
     Трумен помолчал, выпуская ароматное облако дыма.
     - Представим себе такую, скажем, ситуацию: живут  на  дне  лунки  для
гольфа два жука. Допустим, они никогда  не  покидают  лунку,  но,  обладая
философским складом ума,  хотят,  обобщив  доступные  им  данные,  описать
устройство вселенной. На что будет похожа их вселенная, Пит?
     - Да не все ли равно?
     - Прекрасно сказано. Полностью с тобой  согласен,  хотя  позволь  мне
продолжить.  Так  вот,  вселенная  упомянутых   жуков   состояла   бы   из
бесконечного набора лунок с круглыми отверстиями вверху, откуда в  светлую
пору суток сыплются белые шары.
     Крогт вскрыл консервы и протянул одну банку Трумену.
     - Ты это к чему, Чик?
     - Да к тому, что кое у кого на базе мозги не в порядке.  Ведь  мы  на
Орбитсвиле уже несколько месяцев, так?
     - Так.
     - Теперь подумай о нашем пикнике. Высота холмов  метров  триста,  нам
поручено смонтировать рефлекторы на двухстах пятидесяти. Все расписано  до
мелочей: где их устанавливать, как сориентировать, допустимое отклонение и
сроки. Только в одном начальство оплошало, и это весьма симптоматично.
     - Ужин стынет.
     - Никто, заметь, никто, не попросил нас подняться на лишние  полсотни
метров и поглядеть, что там, по другую сторону холмов.
     - Значит, нет необходимости. Начальству видней, - веско сказал  Крогт
и пожал плечами. - Да и что там может быть, кроме травы и кустарника? Весь
этот шарик изнутри - сплошная прерия.
     - Вот-вот, и ты туда же. Принцип аналогии и простоты.
     - Никакой аналогии, - обиделся Питер. Он  ткнул  вилкой  в  мерцающий
муаровый шелк небес. - Для чего, по-твоему, телескопы? Не  один  ты  такой
умный.
     - Телескопы! - Трумен  хмыкнул,  скрывая  замешательство,  о  них  он
как-то забыл. Его спасло умение быстро считать в уме. - Та сторона удалена
от нас на две астрономические единицы, дорогуша, а  это  все  равно,  что,
глядя с Земли в подзорную трубу,  пытаться  выяснить,  есть  ли  жизнь  на
Марсе.
     - Мне на нее наплевать. Если ты сейчас же не начнешь есть, я сам  все
съем.
     - Ешь.
     Отсутствие аппетита заставило Чика призадуматься о роли духовной пищи
вообще и философии в частности. Слегка  приуныв,  он  встал  и  решительно
зашагал вверх по склону. От быстрого подъема Трумен запыхался и, не  дойдя
самую малость до пологой вершины, остановился  перекурить.  Набив  трубку,
щелкнул зажигалкой и двинулся дальше. После  желтого  язычка  пламени  его
глаза не сразу привыкли-к темноте, а когда это  прошло,  он  увидел  нечто
странное: на темной равнине за холмистой грядой мерцали мирные огни  чужой
цивилизации.

                                    10

     Первые  переселенцы  высаживались  на  Орбитсвиль.  Гарамонда   очень
удивило столь скорое прибытие пассажирских судов: неужели они  отправились
в путь через несколько дней после появления здесь  Элизабет?  К  тому  же,
перед Садом стояло восемьдесят транспортов типа  G-2,  каждый  из  которых
вмещал более четырех тысяч пассажиров. Не многовато ли для начала? Видимо,
они собирались лететь на Терранову, но в последний  момент  отправились  к
новому пункту назначения, где нет даже сараев, приспособленных под ночлег.
     Сменившись с вахты, Клифф Нейпир переночевал в доме Гарамонда.
     - Не понимаю, -  говорил  он  утром,  прихлебывая  кофе.  -  Конечно,
Терранова была единственным подходящим для жизни местом и  слишком  быстро
заселялась, но теперь-то к чему такая спешка? Как  ни  крути,  людям  туго
придется в голом поле. Нет даже подходящих средств передвижения.
     - Удивляешься, почему они согласились? -  спросил  Гарамонд,  допивая
свою чашку.
     Нейпир кивнул.
     - У среднестатистического колониста есть семья,  он  не  захочет  без
крайней нужды подвергать близких  неведомым  опасностям.  Как  "Старфлайт"
убедил их лететь сюда?
     - Я вам отвечу, - войдя с кофейником свежего кофе,  присоединилась  к
беседе Эйлин. - Пока вы тут дрыхли, мы с Крисом успели сходить в  лавку  и
узнали новости. - Она наполнила опустевшие чашки. - Если же  целыми  днями
валяться на боку и храпеть, недолго умереть в  неведении,  питаясь  одними
догадками.
     - Разумеется, Эйлин,  ты  среди  нас  самая  умная  и  замечательная,
правда, Клифф? О чем ты хотела нам сказать?
     - Соседка говорила с новичками, которые высадились  на  рассвете.  Им
предоставили бесплатный проезд,  -  объявила  Эйлин,  явно  гордясь  своей
оперативностью.
     - Невозможно! - Гарамонд покачал головой.
     - Говорю тебе, Вэнс, это правда. "Старфлайт" освободил от  уплаты  за
билет всех, кто запишется на отъезд в Линдстромленд в первые полгода.
     - Очередное надувательство.
     - Зачем ты так, Вэнс? - укоризненно воскликнула Эйлин. - Ты просто не
хочешь признать свою неправоту в  отношении  Элизабет.  Где  здесь  обман?
Какую выгоду можно из этого извлечь?
     - Очередная уловка, - упрямо  твердил  Гарамонд.  -  Ее  деятельность
вообще  незаконна.  Здесь  еще  не  побывали   агенты   правительственного
управления по колонизации.
     - Ты сам всегда говорил, что Линдстромам закон не писан.
     - Верно, когда они собираются урвать кусок пожирнее.
     - Глупо быть таким подозрительным, - выпалила Эйлин.
     - Вэнс прав, - произнес Нейпир. - Поверьте нам на слово,  Эйлин:  Лиз
ничего не делает без скрытого умысла.
     Эйлин немного изменилась в лице.
     - Ну, конечно, вы все  знаете  наперед.  А  допустить,  что  женщина,
потерявшая единственного... - Она замолчала.
     - Ребенка. Не бойся, договаривай.
     - Извини, я просто расстроилась. - Ее глаза наполнились слезами,  она
встала и вышла из комнаты.
     Мужчины молча закончили завтрак, погруженные  каждый  в  свои  мысли.
Капитан анализировал чувства, владевшие им в последнее время  из-за  того,
что  президент  навязывала  Орбитсвилю  свои  порядки,  а  он,   Гарамонд,
превратился в бесправного стороннего  наблюдателя.  Или  это  естественное
состояние безработного? Весь Разведывательный корпус Звездного флота  стал
лишним,  большие  исследовательские  корабли  теперь  никому   не   нужны.
"Неужели, - не  давал  ему  покоя  вопрос,  -  космическая  разведка  была
единственным подходящим для меня делом?"
     Нейпир, не выдержав тягостного  молчания,  начал  скучный  рассказ  о
научных исследованиях, которые вели несколько групп. Одна из них, несмотря
на  применение  более  мощных  по  сравнению   с   корабельными,   режущих
инструментов, так и не сумела  хотя  бы  поцарапать  материал  сферической
оболочки. Другая, продолжая изучать малую внутреннюю сферу, выяснила,  что
та не просто вращается  с  востока  на  запад,  а  совершает  замысловатые
движения. Очевидно, создатели Орбитсвиля хотели добиться нормальной  смены
дня и ночи в полярных областях.
     Третья группа  исследователей  занималась  полевой  диафрагмой  Окна,
которая не позволяла воздуху вырваться в космос. Здесь  тоже  успехи  были
скромные.  Силовое  поле  неизвестной  природы  одинаково  реагировало  на
проникновение сквозь диафрагму металлических и неметаллических  предметов.
Земные  установки  не  могли  генерировать  ничего  подобного.   Измерения
показали, что полевая диафрагма имеет форму двояковыпуклой линзы,  толщина
которой в центре достигала  нескольких  метров.  В  отличие  от  материала
оболочки линза пропускает космические лучи, хотя, видимо,  преломляет  их.
По предположению биологов, если лучи равномерно рассеиваются по внутренней
поверхности сферы, то  их  должно  хватать  для  поддержания  необходимого
уровня мутаций в клетках растений и животных. Значит, назначение диафрагмы
не только в герметизации и сохранении  атмосферы.  К  тому  же  поле  Окна
оказалось  податливее  материала  оболочки.  Облучение  пучком  электронов
вызывало локальные изменения в структуре диафрагмы и  небольшую  временную
утечку воздуха.
     - В общем, прелюбопытная штука, - закончил Нейпир.
     - Да, занятная, - вяло согласился Гарамонд.
     - Что-то в твоем голосе маловато воодушевления. Пойду-ка  взгляну  на
переселенцев.
     Гарамонд улыбнулся.
     - Ладно, Клифф. Увидимся за обедом.
     Он  собрался  проводить  Нейпира,  когда  зазвучал  сигнал  вызова  с
центрального коммутатора кабельной связи, протянутой  в  ожидании  решения
проблемы распространения радиоволн.  Капитан  нажал  кнопку  приема,  и  в
фокусе  проекционного  объема  появилось   трехмерное   изображение   рано
поседевшего широкоплечего молодого человека в штатском.  Гарамонд  его  не
знал.
     - Доброе утро, капитан, - с легкой одышкой поздоровался незнакомец. -
Меня зовут Колберт Мейсон, я - репортер Агентства новостей Обоих Миров.  К
вам не обращались другие журналисты?
     - Журналисты? Нет.
     - Слава Богу! - радостно воскликнул Мейсон.
     - Разве "Старфлайт" уже пускает сюда репортеров?
     - Пока нет, -  Мейсон  неуверенно  усмехнулся.  -  Кроме  того,  я  -
эмигрант. Мы приехали с женой надолго, и, насколько  мне  известно,  я  не
единственный репортер, поступивший подобным образом. Мне  просто  повезло,
нас высадили раньше всех. Впрочем, о везении можно будет  говорить,  когда
вы согласитесь на интервью.
     - Раньше вам приходилось покидать Землю?
     - Нет, сэр. Но ради такого случая я облетел бы всю Галактику.
     Лесть была очевидной, хотя молодой журналист  производил  впечатление
искреннего человека.
     - На какую тему желаете беседовать?
     Мейсон смущенно развел руками.
     - Знаете, на  Земле  вас  считают  самым  знаменитым  человеком  всех
времен. Вы не отвечали на  тахиограммы,  иначе  любая  газета  с  радостью
напечатала бы ваше интервью. О чем? О чем угодно.
     - Вы сказали: тахиограммы? Я их не получал.  Подождите-ка  минуту.  -
Капитан отключил звук и повернулся к Нейпиру. - Элизабет?
     Клифф утвердительно кивнул и с тревогой посмотрел на него.
     - Больше некому. Она  не  разделяет  твоих  взглядов  на  Орбитсвиль.
Честно говоря, я удивлен, как малому удалось прорваться  к  тебе.  Или  он
чертовски пронырлив, или исключительно удачлив.
     - Ладно, будем считать его счастливчиком. -  Гарамонд  снова  включил
звуковой канал. - Мейсон, я хочу поделиться  с  вами  одной  историей.  Вы
готовы записать ее слово в слово?
     - Разумеется.
     - Отлично. Тогда приходите прямо ко мне.
     - Невозможно, сэр. Мне кажется, за мной уже следят, и времени  у  нас
совсем немного.
     - Хорошо, тогда сообщите в свое агентство,  что  Орбитсвиль,  на  мой
взгляд...
     - Орбитсвиль?
     -  Это  местное  название  Линдстромленда...   -   Гарамонд   осекся.
Изображение репортера вдруг рассыпалось на разноцветные осколки,  которые,
покружившись  в  воздухе,  быстро  растаяли.  Капитан  подождал  минуту  в
надежде, что оно вновь установится, но связь прервалась.
     - Так я и знал. Слишком уж гладко все началось, - заметил  Нейпир.  -
Кто-то ставит тебе палки в колеса.
     - Несомненно. Как ты думаешь, откуда он говорил?
     - Из какой-нибудь портовой лавки, больше неоткуда. Видеофонов у  нас,
сам знаешь, раз-два и обчелся.
     - Давай сходим туда.
     Капитан накинул легкую куртку  и,  не  предупредив  Эйлин,  торопливо
вышел в  бессменный  полдень.  Кристофер,  одиноко  игравший  на  лужайке,
посмотрел на отца, но ничего не  сказал.  Гарамонд  помахал  ему  рукой  и
зашагал в направлении зданий, теснившихся вокруг Окна.
     - Ну и жарища, - ворчал Нейпир, идя следом. - Придется  раскошелиться
на дамский зонт.
     Гарамонд, не настроенный на пустячные разговоры, хмуро печатал шаг.
     - Что-то мне перестает  здесь  нравиться.  Слишком  стало  напоминать
Землю с Террановой.
     - Собираешься устроить скандал? Но как ты докажешь, что ваш  разговор
намеренно прервали?
     - Не собираюсь никому ничего доказывать.
     Они быстро шли по бурой грунтовой улице, петлявшей среди беспорядочно
понастроенных коттеджей  и  ведущей  к  опоясавшим  Окно  административным
зданиям, лабораториям, складам с глухими стенами.  Обогнув  какой-то  дом,
друзья увидели черный эллипс  с  торчащими  из  него  L-образными  трубами
тоннелей и портовыми сооружениями на "берегу". Гарамонд больше не думал об
Окне как о звездном озере, оно стало просто дырой в земле.
     Минуя непривычно  высокое  здание  неизвестного  назначения,  капитан
заметил машину вишневого цвета. Транспорта на Орбитсвиле было  пока  мало.
Сверкнув ослепительным солнечным бликом, машина развернулась и затормозила
у подъезда. Из нее вышли четверо и торопливо скрылись внутри здания. Среди
них тоже был седой, но похожий на юношу человек. Старпом схватил  капитана
за локоть.
     - Не наш ли приятель-репортер?
     - Пойдем поглядим.
     Они двинулись рысцой через газон, вбежали в фойе  и  успели  заметить
закрывающуюся дверь во внутреннее помещение.  Швейцар  со  старфлайтовской
кокардой на фуражке выскочил из  своей  будки,  пытаясь  помешать  им,  но
друзья обежали его с двух сторон  и  ворвались  в  комнату,  где  скрылась
четверка. Колберта Мейсона оба узнали с первого взгляда. Репортер стоял  в
окружении пятерых мужчин, двое из которых  держали  его  под  руки.  Среди
остальных Гарамонд разглядел  Сильвио  Лейкера  -  приближенного  Элизабет
Линдстром. Бессмысленно-удивленный взгляд  Мейсона,  направленный  в  одну
точку, наводил на мысль об изрядной дозе наркотика.
     - Прочь руки от него! - скомандовал Гарамонд.
     - Нет, капитан, убраться прочь должны вы, - процедил  Лейкер.  -  Тут
вам не корабль, где вы - царь и бог.
     - Я забираю Мейсона с собой.
     - Черта с два, - рявкнул  один  из  громил,  державших  репортера,  и
уверенно шагнул вперед.
     Гарамонд смерил его скучающим взглядом.
     -   Существуют   десятки   способов   покалечить   человека.    Какой
предпочитаете вы?
     Он  блефовал,  поскольку  на  самом  деле   не   интересовался   даже
спортивными видами рукопашного боя, но противник неожиданно сник. Пока тот
колебался, его напарник отпустил Мейсона, сунул руку в карман, однако  тут
же передумал: он увидел громадного Нейпира, шагнувшего в  его  сторону,  и
его прищуренные узенькие глаза  под  тяжелыми  веками.  Среди  голых  стен
комнаты зазвенела напряженная тишина.
     - Как дела? - спросил Мейсона Гарамонд.
     - Имя... - заплетающимся языком произнес  журналист.  -  Я  не  помню
своего имени... - Он с трудом поднял руку к розовому пятну над воротником.
- Мне что-то впрыснули под кожу.
     - Наверное, успокоительное, чтобы вы не шумели. -  Капитан  остановил
колючий взгляд на Лейкере. - Надеюсь, это действительно так.
     - Предупреждаю: лучше не вмешивайтесь, - трясясь от злости,  прошипел
Лейкер. Он вытянул вперед пухлую руку, и на среднем пальце блеснул крупный
рубиновый перстень.
     - Грязно работаете, Лейкер, - сказал Гарамонд.
     - Ничего, отмоюсь.
     - Головой рискуете, между прочим. Хотите впутать Элизабет в убийство?
Будет ли она довольна, вы подумали?
     - Мне сдается, что она не прочь избавиться от вас.
     - Втихаря, не спорю. Но не таким грубым способом. - И капитан  кивнул
Нейпиру: - Идем.
     Они повернули оглушенного репортера лицом к двери и повели на выход.
     - Я предупредил вас, Гарамонд, - хрипло выдавил Лейкер.  -  А  вы  не
послушались совета...
     - Не будьте идиотом, - не оглядываясь, ответил капитан. Он  физически
ощутил покалывание между  лопаток.  До  цели  оставалось  всего  несколько
шагов, он уже коснулся  пальцами  дверной  ручки,  как  дверь  внезапно  с
треском распахнулась и в комнату ввалились еще трое.
     Гарамонд подобрался, готовясь отразить нападение, но те  с  безумными
глазами промчались мимо. Двое были в комбинезоне полевых техников,  третий
- в мундире офицера инженерной службы "Старфлайта".
     - Мистер Лейкер! - завопил офицер. - Невероятно! Такого до сих пор...
     - Вон отсюда, Гардина! Как ты  посмел  вваливаться  ко  мне?..  -  От
ярости голос Лейкера сорвался на визг, и он закашлялся.
     - Вы не поняли! Инопланетяне! Живые инопланетяне! Мои техники залезли
ночью на холмы и видели огни. На западе! Там кто-то живет!
     Челюсть у Лейкера  отвалилась,  кулак  с  грозным  лазерным  перстнем
опустился.
     - Что ты плетешь, Гордино? Что за сказки?
     - Вот эти двое, мистер Лейкер. Пусть они сами расскажут.
     - Слушать пьяниц и бродяг?
     -  Прошу  без  личных  выпадов,  -  сделав   успокаивающий   жест   с
невозмутимым достоинством заговорил техник. - Предвидя скепсис, с  которым
будет встречено наше сообщение, я не сразу вернулся на  базу,  а  дождался
дневного света и сделал несколько снимков. Прошу. - И, помахав  в  воздухе
пачкой цветных фотографий, он вручил ее Лейкеру.
     Гарамонд подтолкнул Нейпира с  заторможенным  Мейсоном  к  выходу  и,
забыв о бегстве,  быстро  вернулся.  Снимки  шли  уже  нарасхват,  поэтому
капитану удалось спасти всего две штуки.
     Оба  снимка  запечатлели  бесконечную  прерию  Орбитсвиля,  в  центре
которой стояли ряды бледно-голубых прямоугольных построек. Возле некоторых
зданий виднелись какие-то разноцветные пятнышки, похожие на зерна пигмента
в глянце эмульсии.
     - Что это за крапинки? - спросил Гарамонд у долговязого техника.
     - Могу утверждать лишь то, что они  не  стоят  на  месте.  Сначала  я
принял их за цветы в палисадниках, потом разглядел, как  они  перемещаются
взад-вперед.
     Гарамонду захотелось проникнуть в молекулы  эмульсии,  чтобы  увидеть
тела и лица инопланетян  -  первых  собратьев  человека,  обнаруженных  за
десятки лет звездных скитаний. Его пальцы задрожали, и неудивительно: люди
столько времени ждали контакта, а  имели  лишь  возможность  ковыряться  в
культурном слое.
     Впрочем, капитан почти сразу взял себя в руки и вышел за дверь.  Ноги
сами несли его куда-то, пока он не  понял,  что  направляется  к  вишневой
машине. Впереди маячили силуэты Нейпира с Мейсоном, удаляющиеся в  сторону
дома Гарамонда. Он нырнул  в  кабину,  попробовал  руль,  осмотрел  панель
управления. Машины новой марки изготавливались на борту одного из кораблей
специально для езды по Орбитсвилю, и магнитно-импульсный  двигатель  можно
было запустить без ключа. Капитан нажал кнопку стартера и рванул с места в
тот момент, когда опомнившийся Лейкер со  своими  подручными  выскочил  из
подъезда.
     Нагнав Нейпира, капитан до упора вдавил единственную  педаль.  Машина
встала, и он распахнул дверцу. Старпом понял все без слов. Пихнув  Мейсона
в машину, он прыгнул следом, мотор негромко взвыл, и  автомобиль  помчался
по  утрамбованной  извилистой  улице.  От   избыточной   мощности   колеса
пробуксовывали, машина виляла из стороны в сторону.
     Через минуту беглецы, оторвались от погони, пересекли границу городка
и понеслись к кольцу холмов, залитых вечно полуденным солнцем.

     Вид на чужое поселение открылся сразу, как только машина очутилась на
вершине холма. По фотографиям у Гарамонда сложилось впечатление,  что  оно
состоит из  единственной  группы  зданий.  На  самом  деле  бледно-голубые
прямоугольники, блестевшие, словно кусочки  смальты,  были  разбросаны  по
всей равнине и убегали на много километров вдаль. Перед людьми  раскинулся
настоящий,  хотя  и  одноэтажный,  город.  Правда,  ему  не  хватало  ярко
выраженного центра, но жителей, по земным стандартам, тут разместилось  бы
до миллиона.
     Гарамонд осторожно направил автомобиль вниз  по  склону.  Наконец  он
заметил и предполагаемых чужаков - движущиеся цветные крапинки.
     - Клифф, ты ничего не  слышал  о  повторном  запуске  зонда?  Кажется
ученые  "Старфлайта"  собирались.  -  Взгляд  Гарамонда  не  отрывался  от
сверкающего города.
     - Вроде.
     - Интересно, его камеры были включены?
     - Сомневаюсь. Иначе они вряд ли бы проглядели.
     Мейсон, который недавно пришел в себя, лихорадочно возился на  заднем
сиденье со своей портативной голокамерой.
     - Что вы собираетесь сказать этим существам, капитан?
     - Не имеет значения. Они нас не поймут.
     - А может, и не услышат, - добавил Нейпир. - Неизвестно,  есть  ли  у
них уши.
     У капитана пересохло во рту. Он множество раз воображал  себе  первую
минуту встречи. Он ждал ее, как может ждать лишь  тот,  кто  заглядывал  в
слепые глазницы тысячи безжизненных планет. Ждал и страшился до перебоев в
сердце. Что сулит этот контакт? Выдержит ли Гарамонд, оказавшись  лицом  к
лицу с представителями абсолютно чуждой формы жизни?
     Бледно-голубой город рос перед глазами. Капитан бессознательно  давил
ногой на педаль, тихий вой двигателя перекрыло шуршанье травы,  хлеставшей
по днищу и крыльям машины.
     Нейпир сочувственно посмотрел на друга.
     - Что с тобой, Вэнс? Арахнофобия?
     - Боюсь, она самая.
     - Не переживай, у меня тоже.
     Мейсон нетерпеливо наклонился вперед.
     - О чем вы?
     - Отложим разъяснение до более подходящего случая, - ответил Нейпир.
     - Ладно, можно и сейчас, -  произнес  Гарамонд,  радуясь  возможности
отвлечься. - Мейсон, вам нравятся пауки?
     - Терпеть не могу. - Журналист поежился.
     -  Самый  распространенный  ответ.   Большинство   людей   испытывают
отвращение при виде пауков и вообще паукообразных. В связи с этим возникла
даже теория, будто паукообразные - не коренные обитатели Земли.  Со  всеми
прочими тварям на планете, даже со страшными, как смертный  грех,  люди  в
той или иной степени ощущают родство. Только не с пауками. Таким  образом,
паукобоязнь,  или  арахнофобия,  как  полагают  некоторые   ученые,   суть
подсознательное отвращение к чуждой форме жизни.  Если  это  соответствует
действительности,  то  у  нас  могут  возникнуть  серьезные  проблемы  при
установления  контакта  с  инопланетной  расой.  Беда  в  том,  что,  будь
инопланетяне самыми разумными, дружелюбными и даже  прекрасными,  они  все
равно вызовут в людях ненависть  и  жажду  убийства.  Просто  потому,  что
внеземная форма жизни не зарегистрирована в унаследованном нами  вместе  с
генами своего рода контрольном списке.
     - Это, скорее, не теория, а гипотеза, - сказал Мейсон.
     - Да, гипотеза, - согласился Гарамонд.
     - Какова вероятность того, что она сейчас подтвердится?
     - По-моему, практически нулевая. Я не верю...
     Гарамонд резко оборвал  фразу:  автомобиль  въехал  на  пригорок,  за
которым всего в нескольких сотнях шагов стояли два существа.
     Чужаки удалились от своего города на значительное расстояние. Вокруг,
кроме них, никого не было.
     - Думаю... Мне кажется, дальше следует пройтись пешком.
     Нейпир  кивнул  и  открыл  дверцу.  Они  вылезли,  немного  постояли,
привыкая  к  зною,  потом  медленно  побрели  к  двум  фигурам.  Мейсон  с
голокамерой отстал.
     Расстояние сокращалось,  и  Гарамонд  начал  различать  детали.  Хотя
инопланетяне не были похожи ни на одно известное  живое  создание,  он  не
испытывал ни страха, ни отвращения.
     Издали они казались  гуманоидами,  одетыми  в  цветастые  наряды,  на
которых, словно заплаты, выделялись яркие розовые, бурые и  желтые  пятна,
однако вблизи они стали похожи  на  широкие  разноцветные  листья.  Листья
отбрасывали тень  на  асимметричное  туловище  довольно  сложной  формы  и
крепились к нему веточками-отростками. Головы как таковой у инопланетян не
было, но скругленная верхняя  часть  наклоненного  вперед  тела  выглядела
сложнее всего остального. Единственным  узнаваемым  органом  чувств  среди
изобилия усиков, ложбинок и шишек оказались зеленые,  в  красных  точечках
глаза, похожие на два гелиотроповых кабошона.
     - Кого они тебе напоминают? - прошептал Нейпир.
     - Не знаю,  -  так  же  тихо  ответил  Гарамонд.  Он  тоже  испытывал
потребность  сравнить  их  с  чем-нибудь  из  прошлого  опыта.  -   Может,
раскрашенных креветок?
     Мейсон споткнулся и упал, но  друзья  даже  не  обернулись.  Они  уже
стояли  в  нескольких  шагах  от  чужаков.  Фантастические   создания   не
шевелились, не проявляли никакого любопытства к пришельцам. Тишина застыла
в воздухе, словно жидкое  стекло.  Неподвижные,  молчаливые  застыли  друг
перед другом представители двух рас, и, хотя напряжение  нарастало,  никто
не шевельнулся, не издал ни звука.
     Гарамонд взмок, а в голове ворочалась  спасительная  мысль:  "Никаких
торжественных встреч и речей. Они все равно  нас  не  поймут.  Ни  за  что
никогда не поймут".
     Истекла долгая минута, потянулась другая.
     - Все. Мы выполнили свой долг, - объявил, наконец, Нейпир. - Можно  с
чистой совестью возвращаться.
     Гарамонд задумчиво повернулся, и  они  побрели  к  Мейсону,  который,
пятясь,  продолжал  запечатлевать  историческое  событие.  Лишь  дойдя  до
машины, Гарамонд оглянулся назад. Один инопланетянин неуклюже  удалялся  в
сторону своих домов, второй стоял на прежнем месте.
     - Обратно поведу я, - заявил старпом и принялся  изучать  примитивную
систему управления. Когда все расселись, он направил машину вдоль подножия
холма. - Поедем в объезд, во избежание нежелательной встречи. Ведь  Лейкер
мог послать за нами парочку грузовиков со своими головорезами.
     Перед глазами Гарамонда  стояли  два  цветастых  создания.  Он  пожал
плечами.
     - Арахнофобии не чувствую, следовало бы радоваться, а я  разочарован.
У нас с ними нет повода для вражды,  но  нет  и  ничего  общего.  В  такой
ситуации вражда вообще невозможна. Нам с ними не о чем  говорить,  незачем
общаться, незачем вступать в какие-либо отношения.
     - Насчет общения, не знаю,  Вэнс.  А  вот  поводов  для  конфронтации
сыщется сколько угодно. - Нейпир показал пальцем налево, где линия  холмов
изгибалась  в  сторону,  открывая  взору  равнинные  просторы.   Скопление
бледно-голубых пятен, вместо того, чтобы  сойти  на-нет,  простиралось  до
самого горизонта. Казалось, вся прерия цветет, словно льняное поле.
     Мейсон присвистнул и поднял голокамеру.
     - Неужели холмы целиком окружены городом? И наша база вместе с ними?
     - В том-то и дело.  Они,  вероятно,  здесь  уже  давно...  -  Нейпир,
видимо, решил не продолжать, однако Гарамонд понял его мысль.
     Лиз Линдстром уже привезла около трехсот тысяч поселенцев,  и  вскоре
ожидали  прибытия  крупных  транспортных  судов  со   следующей   партией.
Наберется миллион колонистов, людей, изголодавшихся по собственной  земле,
возникнет неизбежная  вражда  с  соседями,  первыми  занявшими  территорию
вокруг Окна. Следовательно, в  ближайшем  будущем  здесь  могут  произойти
крупные столкновения.

                                    11

     Через месяц пронеслись первые слухи о побоище.
     Им предшествовал недолгий период спокойствия, когда потоки колонистов
разливались по кольцу суши вокруг Бичхэд-Сити. В это  же  время  прилетела
группа чиновников департамента  внешних  сношений,  которые  первым  делом
издали бесполезное постановление о запрете  всякого  строительства  ближе,
чем в пяти километрах от чужого города. Людям не рекомендовалось  вступать
в контакты с туземцами, вообще приближаться  к  ним,  пока  не  завершатся
переговоры  о  коридоре  для  прохода  на  свободные  территории.   Однако
правительственные чиновники опоздали с выходом  на  сцену,  они  не  имели
никаких средств информации, с помощью которых могли бы оповестить людей  о
своем постановлении. А главное - среди  переселенцев  укоренилось  мнение,
будто любая попытка установить дипломатические отношения с "клоунами", так
теперь называли туземцев на местном жаргоне, бесполезна.
     Люди подходили к цветастым существам с опаской и почтением,  пока  не
увидели,  что  у  туземцев  нет  техники,   за   исключением   примитивных
сельскохозяйственных орудий,  даже  жилища  они  строят  из  волокон  типа
целлюлозы, вырабатывая их в собственном организме и вытягивая из себя, как
паук паутину. Потом, выяснив, что клоуны - немые,  большинство  колонистов
усомнилось в их разумности. По одной из гипотез,  туземцы  были  потомками
выродившейся расы, которая некогда возвела укрепления вокруг Окна в центре
Бичхэд-Сити. Другая гипотеза  утверждала,  будто  эти  существа  -  порода
домашних животных, которые,  пережив  своих  хозяев,  создали  собственную
квазикультуру.
     Гарамонда подобные домыслы тревожили. С первых дней он  заметил,  как
члены его экипажа, ступив на  Орбитсвиль,  через  несколько  минут  теряли
выправку и дисциплину. То были первые симптомы,  вылившиеся  в  неуважение
иммигрантов  ко  всякой  власти.  На  битком  набитой  Земле   индивидуум,
загнанный  в  жесткие  рамки  законов,  правил  и  ограничений,   не   мог
бесконтрольно шагу ступить. Здесь  же  все  почувствовали  себя  хозяевами
континентов, многим не терпелось пожать плоды  своего  нового  статуса.  А
чтобы попасть из грязи в князи, им нужно было  лишь  погрузить  пожитки  в
машину и пуститься в "золотое путешествие".
     Только ехать приходилось довольно долго, ведь каждый знал, что размер
территории, которая  окажется  в  его  владении,  пропорционален  квадрату
расстояния от точки старта.
     Колонистов охватило  чемоданное  настроение.  Даже  тех,  кто  прибыл
первыми судами и застолбил участок внутри холмистого  кольца.  Орды  новых
иммигрантов наступали им на пятки, поэтому многие решили податься дальше.
     Будь Орбитсвиль нормальной планетой, концентрация  населения  никогда
не достигла бы здесь  столь  высокого  уровня.  Но  земная  технология  по
принципу аналогии и простоты не предусмотрела для фликервингов и  челноков
возможность полета на собственном  топливе.  Землянам  даже  в  голову  не
пришло, что такое может вдруг понадобиться во вдоль  и  поперек  изученном
мире. Однако появился Орбитсвиль, и принцип не сработал,  ошибка  чуть  не
стала роковой.
     В распоряжении землян оказались территории астрономических  масштабов
и  никакого  способа  быстро  добраться  до  них.  Повелители   гигантских
доминионов не в состоянии удовлетворить своих амбиций, унижено достоинство
человечества:  еще  недавно  люди,  словно  боги,   бороздили   вселенские
просторы, а  теперь  перешли  на  колесный  транспорт.  Каждой  семье  или
фермерской   общине   предстоит   в   ближайшем   будущем    перейти    на
самообеспечение,  поэтому  несмотря  на  современную  сельскохозяйственную
технологию и "железных коров", им срочно  потребуются  обширные  жизненные
пространства. Классическая ситуация, которая неизбежно приводит к драке.
     Так рассуждал Гарамонд и не удивился, когда  до  него  дошли  скудные
сведения о беспорядках. Отряды  поселенцев  силой  пробились  через  город
клоунов  на  открытые  просторы  прерий.  Даже  не   находясь   в   местах
столкновений, капитан хорошо представлял, как развивались события.
     Его продолжало преследовать ощущение своей  бесполезности.  Он  почти
безвылазно сидел дома, лишь изредка наведываясь на "Биссендорф",  перестал
смотреть передачи новостей.
     Однажды утром, когда Гарамонд лежал в тяжелом забытье после вчерашней
попойки, в его сон вторгся детский крик, отозвавшись  кошмаром  медленного
падения Харальда Линдстрома.  Гарамонд  проснулся  в  поту  и  понял,  что
потерял бдительность. Элизабет! Эйлин, опередив его, уже стояла на коленях
возле сына и прижимала его к груди. Мальчик, зарывшись лицом в  ее  халат,
тихо всхлипывал.
     - Что случилось? - Страх отступал, хотя сердце продолжало колотиться.
     - Проклятый проектор, - ответила Эйлин. -  Показали  одного  из  этих
страшилищ. Я выключила.
     Гарамонд посмотрел  на  проекционное  поле  стереовизора.  В  воздухе
растворялось лицо преподавателя образовательной программы.
     - Какое страшилище?
     Кристофер поднял заплаканное лицо.
     - Там был клоун.
     - Клоун? Я же предупреждал,  убавляй  резкость,  когда  Крис  садится
смотреть передачу. Он ведь путает изображение с действительностью.
     - Я убавила. Изображение было расплывчатым, просто его  напугали  эти
твари.
     Гарамонд недоуменно потер переносицу.
     - Не пойму, с  чего  ребенку  бояться  клоунов?  -  Он  присел  перед
мальчиком на колени. - В чем дело, сынок? Почему ты боишься?
     - Я думал, клоун пришел меня убить.
     - Что за странная мысль? Они еще никому не причиняли вреда.
     Во взгляде мальчика читался укор. Он упрямо помотал головой.
     - А те мертвые люди? Которых они заморозили?
     Гарамонд вздрогнул.
     - Как заморозили?
     - Не сбивай его с толку своим напором, Вэнс, - вмешалась Эйлин. -  Ты
забыл, о чем вчера говорили в новостях?
     - О чем? Я ничего не слышал!
     - О мертвой планете,  которая  снаружи.  Когда  эти  твари  построили
Линдстромленд, свет и тепло перестали достигать внешней планеты,  там  все
замерзло.
     - Твари? Какие твари?
     - Туземцы, конечно. Клоуны.
     - Вот тебе на! - улыбнулся Гарамонд. - Выходит, Орбитсвиль  построили
клоуны?
     - Ну, не они сами, а их предки.
     - Понимаю, понимаю. Значит, на внешней  планете  жили  люди,  которых
злодеи заморозили насмерть?
     - Диктор показывал фотографии. - В голосе Эйлин проскользнула упрямая
интонация.
     - Где же он их раздобыл?
     - Должно быть, туда слетали на корабле.
     - Дорогая, если у планеты была атмосфера и она промерзла насквозь, то
все покрыл толстенный слой  льда  и  затвердевших  газов.  Что  там  можно
фотографировать, подумай сама?
     - Не знаю, как им удалось, я говорю  о  том,  что  видела.  Спроси  у
других, они скажут то же самое.
     Вздохнув, Гарамонд подошел к видеофону и связался с "Биссендорфом". В
фокусе стереопроектора возникла  знакомая  физиономия.  Нейпир  приветливо
кивнул, и Гарамонд заговорил без предисловий:
     - Клифф, мне нужны сведения  о  полетах  кораблей  в  системе  звезды
Пенгелли. Кто-нибудь летал на внешнюю планету?
     - Нет.
     - Ты уверен, что туда не посылали экспедицию?
     Нейпир опустил глаза к информационному терминалу.
     - Уверен.
     - Спасибо, Клифф, у меня все. - Гарамонд отключил связь, и  очертания
старпома растаяли в  воздухе.  -  Вот  видишь,  Эйлин,  против  фактов  не
попрешь. Откуда же, по-твоему, взялись те снимки?
     - Может быть, это были не совсем фотографии?
     - Вот именно. Компьютерная реконструкция.
     - Не все ли равно? Ведь на них...
     - Тебе все равно? - Капитан зашелся смехом. Кто бы мог  предположить,
что между ним и его женой такая пропасть непонимания? Однако досады он  не
испытывал. Их отношения были просты и гармоничны и, как полагал  Гарамонд,
построены на более прочной основе, чем сходство взглядов или интересов.  -
Поверь, это в корне меняет ситуацию, - мягко, словно  уговаривая  ребенка,
произнес он. - Вспомни, как было дело, и поймешь,  что  передача  изменила
твое отношение к клоунам.  В  давние  времена  телевидение  умело  здорово
оболванивать  людей.  Только  раньше  образование  считалось  неотъемлемой
частью воспитания, и действовать приходилось куда тоньше...
     Сообразив, что сел на  любимого  конька  и  уже  перешел  на  лекцию,
Гарамонд замолчал. Эйлин заметно поскучнела. Большую  часть  информации  о
внешнем мире она получала в виде наглядных примеров,  а  у  него  не  было
учебника с картинками. Капитан почувствовал смутную печаль. Поняв,  о  чем
он думает, Эйлин тронула его руку.
     - Вэнс, я не идиотка.
     - Знаю, дорогая.
     - Почему ты замолчал?
     - Я просто хотел  объяснить,  что  такое  "Старфлайт  Инкорпорейтед".
Это... - Гарамонд подыскивал яркий  образ.  -  Это  вроде  снежного  кома,
катящегося под уклон. "Старфлайт" не останавливается, кто бы  ни  оказался
на его пути. Он просто не  может  остановиться  в  силу  своей  природы...
Потому намерен подмять под себя туземцев.
     - Ты постоянно обвиняешь свою компанию. Но всегда голословно.
     -  Все  признаки  налицо.  Первым  делом  внедрить  в  умы   сознание
неизбежности,  даже  необходимости  жестких  мер,  а  остальное  -  вопрос
времени.
     - Я не люблю клоунов, - нарушив затянувшуюся паузу, решительно заявил
Кристофер.
     Гарамонд внимательно посмотрел ему в глаза,  погладил  по  золотистой
щеке.
     - Их не нужно любить, сынок. И не надо верить всему, что  болтают  по
стерео. Вот если бы кто-то действительно побывал  на  той  планете,  то  я
сказал бы...
     Гарамонд не договорил. "А ведь неплохая идея", - неожиданно для  себя
решил он.

     - Почему бы и нет?  В  конце  концов,  именно  для  таких  экспедиций
предназначены корабли Разведкорпуса, - рассудительно произнесла  Элизабет,
загадочно улыбнувшись. - Вы в бессрочном отпуске, капитан, но раз уж  сами
хотите вернуться к активной службе, какие могут быть возражения?
     - Благодарю  вас,  миледи,  -  ответил  Гарамонд,  скрывая  радостное
удивление.
     Улыбка повелительницы стала еще загадочней.
     - Мы считаем, что неопровержимые факты принесут нам  гораздо  большую
пользу, чем неизвестно откуда взявшиеся домыслы,  -  торжественно  изрекла
она.
     Потом  капитан  не  раз  мысленно  возвращался  к  этому   разговору.
"Биссендорф" расправил свои невидимые крылья, чтобы отделившись  от  строя
кораблей, сняться с рейда и выйти в  открытый  космос.  Конечно,  Гарамонд
предложил исследовательский полет в  пику  корпорации.  Он  надеялся,  что
вызов заставит президента раскрыться, положит конец сомнениям и  расставит
точки  над  "i".  Меньше  всего  он   ожидал   безоговорочного   согласия.
Уступчивость Лиз его разочаровала, а  колкие  замечания  Эйлин  по  поводу
чьей-то огульной подозрительности не загасили чувство неясной тревоги.
     Капитан  просидел  несколько  часов  в  рубке  управления,  следя  за
маневрами  других  судов,  встававших  в  очередь   на   выгрузку   людей,
продовольствия  и  техники.  Наконец  "Биссендорф"  выбрался  на   вольный
простор, и перед ним остались только звезды. Главная электронная пушка без
видимой системы обстреливала вакуум, пронизывая его призрачными сполохами.
Скудный урожай частиц в окрестностях звезды Пенгелли  вынуждал  на  первой
стадии полета искусственно ионизировать космическую пыль.
     Но  спираль  траектории  постепенно  раскручивалась,  черная  бездна,
перегородившая  полмира,  отступала,  плотность  вещества  приближалась  к
норме, скорость нарастала. Гарамонду опять никак не удавалось освоиться  с
масштабами. Корабль уже удалился от Орбитсвиля чуть ли не на сто миллионов
километров, а края черного диска до сих пор были видны  почти  под  прямым
углом.
     Громада  сферы  вновь  напомнила  о  наболевших  вопросах,  распалила
воображение в бесплодных попытках разгадать ее тайну. Орбитсвиль  способен
принять и приютить все разумные расы Галактики. Неужели именно  в  этом  и
состоит его предназначение? Или ключом к разгадке  является  существование
единственного  Окна?  Почему  внутри  сферы  не  действует  радиосвязь   и
невозможны полеты на фликервингах? Виновата ли в этом только  физика,  или
это запроектировано с какой-то целью  неведомыми  создателями?  Может,  им
хотелось  сохранить  свободу  выбора  для  тех,   кто   здесь   поселится?
Предотвратить превращение Орбитсвиля в единую  империю?  Ведь  образование
государственной   структуры   возможно   лишь   при    наличии    всеобщей
информационной и транспортной сети. Где теперь те  основатели  космических
приютов?
     Соседнее кресло застонало под  тяжестью  Нейпира.  Протянув  капитану
горячий кофе, старпом сообщил:
     - Служба погоды докладывает, что локальная плотность вещества  растет
в полном соответствии с расчетами. Значит, на месте мы будем  часов  через
сто с гаком. Быстрее не разогнаться.
     Гарамонд кивнул.
     - Нужно подготовить к этому времени "торпеду".
     - Сэмми Ямото собирается выполнить пилотируемый спуск.
     - Опасно, сначала  соберем  данные  об  условиях  на  поверхности.  -
Гарамонд отхлебнул кофе,  потом  нахмурился.  -  С  какой  стати  главному
астроному вздумалось рисковать своей шеей?  Я  считал,  что  его  навсегда
покорила "сферическая филигрань силовых полей".
     - Так и есть. Но он рассчитывает найти на внешней планете указания на
происхождение и устройство Орбитсвиля.
     - Передай, чтобы держал меня в курсе. - Взглянув на Нейпира, Гарамонд
заметил нехарактерную для здоровяка-старпома неуверенность.  -  Что-нибудь
еще?
     - Кажется, Шрапнел дезертировал.
     - Шрапнел? Командир того катера?
     - Он самый.
     - Значит, все-таки смылся. Этого следовало ожидать, разве нет?
     - Я тоже так думал, но это уже не  впервой.  Первый  раз  он  ушел  в
самоволку после прибытия президентской армады, когда его зачем-то отрядили
на Орбитсвиль. Тогда  он  пропал  на  целый  день,  и  я,  решив,  что  он
отправился к Лиз, чтобы на ее груди поведать свою душераздирающую историю,
сразу же списал его. Но в ту же ночь он явился и снова заступил на вахту.
     - Тебя это удивило?
     - Да, особенно то, что он вернулся без одной нашивки на рукаве. С тех
пор его отношение к службе изменилось в лучшую сторону.  Он  работал,  как
черт.
     - Может, Шрапнел разочаровался в штабных лизоблюдах?
     -  Обиделся  за  нашивки...  -  В   голосе   Нейпира   не   слышалось
убежденности. - Когда я объявил  приказ  о  полете,  он  не  возражал,  не
пытался увильнуть. Однако на борту его нет.
     - Ну и черт с ним.
     - Черт-то черт, только "Биссендорф" -  не  пришвартованный  в  гавани
парусник, -  сказал  старпом.  -  Если  человек  позволяет  себе  подобные
вольности, значит, уверен в чьей-то  поддержке  и  своей  безнаказанности.
Поэтому я подозреваю, что Шрапнел не порывал со "Старфлайтом",  а  шпионил
за нами.
     - Давай-ка лучше выпьем, -  предложил  капитан.  -  Кажется,  мы  оба
начинаем стареть.

     Планета звезды Пенгелли стала суровой и бесплодной задолго  до  того,
как лишилась света и тепла. Шар, вдвое меньше Земли,  покрытый  камнями  и
пылью, не имел атмосферы и одиноко вращался по орбите, настолько удаленной
от родного солнца, что, будь оно по-прежнему доступно наблюдению, вряд  ли
бы выглядело ярче и крупнее далеких звезд.  Поэтому  исчезновение  светила
почти не повлияло на условия планеты: стало чуть  холоднее  и  темнее,  но
такое малозаметное похолодание не могло вызвать глобальных катастроф вроде
смещения планетарной коры. Всюду царили тьма  и  полная  неподвижность  за
исключением редких выбросов пыли при столкновениях с метеоритами. Ничем не
нарушая мертвого  безмолвия  окоченевшей  каменной  глыбы,  текли  ленивые
столетия.
     Поводя  усиками  радарных  антенн,  "Биссендорф"  нащупывал  путь   к
безжизненной планете-невидимке. Корпус корабля состоял из трех одинаковых,
соединенных вместе цилиндров. В среднем, выдававшемся вперед  на  половину
длины, размещались  палуба  управления,  жилые,  технические  и  ремонтные
уровни. При полете с  крейсерской  скоростью  подобная  конструкция  могла
стать опасной для  экипажа,  поскольку  к  энергии  встречных  космических
частиц добавлялась кинетическая энергия движущегося корабля,  и  суммарная
величина   достигала   фантастических    значений.    Такой    интенсивной
бомбардировки не выдержала бы никакая механическая защита, но конструкторы
не  забыли  предусмотреть  защитное  силовое  поле.  Оба   ионных   насоса
генерировали  вокруг  корабля  магнитное  поле  такой  конфигурации,   что
заряженные частицы, навиваясь на силовые линии,  обтекали  корабль  и,  не
причинив ему вреда, попадали в термоядерный реактор.
     Правда,  система  обладала  существенным  недостатком:  даже   набрав
высокую скорость, звездолет не смог бы лететь по  инерции.  Стоило  ионным
насосам прекратить работу, как  усиленная  движением  корабля  космическая
радиация  мгновенно  уничтожила  бы  людей.  Кроме  того,  магнитное  поле
препятствовало  связи  со  звездолетом  и   применению   радаров.   Однако
"Биссендорф", сдерживая резвость, шел вперед на редких выбросах из главной
дюзы, поэтому в промежутках действовали и радары, и  радиосвязь.  Корабль,
предназначенный для разведки неизвестных планетных систем, был  на  всякий
случай  оборудован  простыми  ядерными  двигателями  с  резервным  запасом
горючего и мог при необходимости совершать  довольно  тонкие  маневры.  Он
легко и быстро встал на нужную  орбиту,  хотя  планета-мишень  по-прежнему
оставалась невидимой.
     Включились дистанционные датчики и записывающие устройства, компьютер
обратился в банк сравнительных данных, и уже к  следующему  витку  капитан
получил ответ на все свои вопросы.
     - Неутешительная картина, - посетовал Сэмми Ямото, изучая  результаты
предварительного анализа. - Атмосферы никакой, похоже, ее никогда не было.
Поверхность  совершенно  бесплодна.  А  я-то  надеялся  на  остатки   хоть
какого-нибудь  вида  растений,  чтобы   определить,   сразу   прекратилась
солнечная радиация, или процесс растянулся на несколько лет.
     - Можно повозиться с образцами  пыли  и  скальных  пород,  -  заметил
О'Хейган.
     Ямото без воодушевления кивнул.
     - Я тоже  так  думаю.  Но  ботаника  -  точнее.  Если  мы  получим  в
распоряжение только минералы, погрешность будет... Сколько? Тысяча лет или
больше?
     - Для астрономии совсем неплохо.
     - Неплохо, в нашем же случае...
     Гарамонд его перебил:
     - Каково мнение научной группы? Следует ли предпринять экскурсию?
     О'Хейган,   оглядев   своих    подчиненных,    столпившихся    вокруг
информационного монитора, покачал головой.
     - Обойдемся  пока  роботом-планетоходом.  Пробурим  несколько  дырок,
возьмем три-четыре керна,  и  если  образцы  окажутся  любопытными,  тогда
слетает кто-нибудь из нас. Но я бы не стал слишком надеяться на удачу.
     -  Так  и  поступим,  -  заключил  капитан.  -   Запускаем   зонд   с
осветительными ракетами и съемочной камерой, он отрабатывает по ускоренной
программе и возвращается. Мне не терпится преподнести  кое-кому  наглядные
доказательства.
     Физик Дениз Серра подняла брови.
     - Так это все из-за сказочек бюро информации Старфлайта?  Я  слыхала,
как они распинались о  некой  прекрасной  цивилизации,  погибшей  в  самом
расцвете. Неужели кто-нибудь проглотит подобную ахинею?
     -  Вы  удивитесь,  Дениз,  если  подсчитаете  разновидности   людской
наивности,  -  мрачно  ответил  Гарамонд.  -  Существует   даже   довольно
безобидная наивность, определенная нашей профессией.  Проводя  полжизни  в
отрыве от арены главных событий, мы рискуем утратить критическое отношение
к общественным  явлениям.  А  ведь  существуют  куда  более  опасные  виды
простодушия и глупости.
     - Возможно, но поверить, что клоуны создали Орбитсвиль!..
     - Искренней веры не требуется. Главное, люди  знаю  другие  идут  под
теми же лозунгами и не  осудят  их  за  определенные  поступки.  Эта  ложь
задумана как средство манипулирования толпой. Все мы знаем, что квадратный
корень из отрицательного числа - мнимая величина, однако вовсю  пользуемся
мнимыми числами, когда это удобно для вычислений. Здесь то же самое.
     Глаза Дениз сверкнули.
     - Совсем не то же самое!
     - Разумеется. Я просто пытался подобрать удачное сравнение.
     - Ловко выкрутились, - рассмеялась Дениз.
     Гарамонд вдруг  подумал,  что  на  нее  приятно  смотреть.  Выражение
"радует глаз" всегда казалось ему банальной метафорой, а теперь его взгляд
и впрямь отдыхал на  нежном  лице  главного  физика.  Сначала  неожиданное
открытие заставило капитана задуматься, потом встревожило.
     Закончив рабочее совещание, капитан несколько часов посвятил обычному
досугу  -  записи  ответов  на  вопросы  Колберта  Мейсона.  После   своих
злоключений репортер крепко встал на ноги, открыл контору  в  Бичхэд-Сити,
откуда засыпал агентства печати Обоих Миров  потоком  статей,  интервью  и
разных журналистских баек. Гарамонд, считавший личную  известность  лучшей
защитой от Элизабет  Линдстром,  охотно  сотрудничал  с  Мейсоном.  Мейсон
снабдил его записью своих вопросов, и капитан, когда выдавалась  свободная
минута вставлял в нее свои ответы.
     Репортер не скрывал, что  здорово  разбогател  на  этих  интервью,  и
несколько раз предлагал делиться прибылью.  Гарамонд  отказался,  оговорив
единственное  условие:  самое  широкое  распространение  информации.  Цель
вскоре  была  достигнута.  Все  большее  число   людей   жаждало   увидеть
первооткрывателя Линдстромленда и требовало его приезда на Землю.
     Принявшись за дело, Гарамонд не пожалел времени на объяснение причин,
вынуждающих его отложить возвращение, и подробное описание  экспедиции  на
внешнюю планету-невидимку. Он понимал, что, даже если материал пойдет  без
купюр и средства  массовой  информации  передадут  его  по  орбитсвильской
стереотрансляционной сети, не скоро еще удастся  погасить  нелепые  слухи,
будто клоуны обрекли на гибель целую цивилизацию.
     Аккуратно   убрав   кассеты,   капитан   снова   подивился   свободе,
предоставленной ему президентом, потом быстро лег в постель.
     Плавно  дрейфовали  объемные  геометрические  фигуры,   светились   и
переливались,  сталкивались  и  проникали  друг  в   друга,   слагаясь   в
многоцветную музыку и навевая сон. В голове ворочалась неотвязная мысль: а
если он в самом деле несправедлив к Элизабет Линдстром? Жаль,  что  нельзя
обсудить свои сомнения с женой. С  кем-нибудь  другим,  хотя  бы  с  Дениз
Серра, таких проблем не  возникло  бы.  "Дениз  разделяет  мои  взгляды  и
вообще, во многом ближе, -  думал  он,  засыпая.  -  На  нее  так  приятно
смотреть..."
     Капитан уснул.
     Часа через два его разбудила безотчетная тревога. Прежде чем идти  на
капитанский мостик, Гарамонд решил связаться с Эйлин. Спустя минуту он уже
смотрел  на  изображение  жены,  однако  мигание  янтарной  сферы  в  углу
подсказало, что компьютер прокручивает записанное послание.
     - Надеюсь, ты позвонишь, Вэнс. Я знаю, этот полет будет недолгим,  но
мы с Крисом уже привыкли, что ты рядом,  поэтому  совсем  раскисли.  Время
ползет, как улитка. Правда, на днях произошла одна  неожиданность,  ни  за
что не догадаешься, какая. - Стерео-Эйлин, улыбаясь, выждала паузу,  давая
Гарамонду время на размышление. - Мне  позвонила  президент!  Да-да,  сама
Элизабет  Линдстром.  Она  пригласила  нас  с  сыном  погостить  в   новом
Линдстром-Центре...
     - Нет! - вырвалось у Гарамонда.
     - ...поняла, как мне одиноко, пока  тебя  нет,  продолжала  довольная
Эйлин. - Но главное, она сказала, что для нее этот визит важнее,  чем  для
нас. Хотя она не говорила прямо,  мне  показалось,  что  она  тоскует  без
ребенка, ей хочется снова услышать детский смех. В общем, Вэнс, сейчас  за
нами пришлют машину, и, когда ты увидишь меня,  мы  уже  будем  утопать  в
роскоши Октагона. Не волнуйся, к твоему  возвращению  я  снова  приготовлю
тебе любимое жаркое. Люблю тебя, целую, до встречи, милый.
     Образ Эйлин растворился в облаке меркнущих звездочек. Гарамонд стоял,
трясясь от страха и ярости.
     - Тупица! Безмозглая идиотка,  -  прохрипел  он  исчезающим  световым
пятнышкам. - Почему ты всегда, всегда плюешь на мои слова?
     Последняя стереотуманность беззвучно растаяла в воздухе.

     Преодолев притяжение мертвой планеты, "торпеда" с  образцами  пыли  и
камней понеслась к  родному  "Биссендорфу".  Солнце  сияло  всего  в  трех
астрономических единицах, но ни лучика света не проникало сюда,  в  черное
пространство, сквозь которое мчался автоматический зонд.
     Он приблизился к кораблю, похожий на  рыбу-лоцмана,  бесшумной  тенью
скользящую возле кита, подошел к створу ворот  стыковочной  палубы  и  был
принят на борт.
     Как только на экране  зажглось  подтверждение  герметизации  корпуса,
Гарамонд, с нетерпением ждавший этого момента, тотчас скомандовал  "полный
вперед".  Корабль  разгонялся  по  направлению  к  солнцу,   и   ускорение
восстановило в обитаемых отсеках среднего цилиндра силу тяжести близкую  к
нормальной.
     Ощущение твердой опоры под  ногами  помогло  Гарамонду  справиться  с
собой. Если Лиз строит козни против его семьи, убеждал он себя, то выберет
для воплощения коварных замыслов любое  другое  место,  а  не  хрустальные
аркады своей новой резиденции. Кроме того, ей  было  известно,  что  через
несколько дней Гарамонд вернется с черной планеты  в  ореоле  еще  большей
славы.
     Сменилось несколько вахт, и чем больше  заполнялись  обзорные  экраны
непроницаемым мраком, тем менее обоснованной казалась капитану  охватившая
его паника.
     "Биссендорф"  миновал  точку  перегиба  и   второй   день   летел   с
отрицательным ускорением, когда в обоих магнитных генераторах одновременно
прозвучали два взрыва. Корабль лишился системы торможения и вскоре  должен
был на всем ходу врезаться в неуязвимую наружную оболочку Орбитсвиля.

                                    12

     - Самое сильное повреждение по правому борту,  -  докладывал  старший
помощник на чрезвычайном собрании командного состава. - Пробиты  корпус  и
герметичная переборка двести третьего отсека на палубе С. Перепад давления
привел в действие аварийную систему герметизации.  Перекрыт  весь  участок
между сто девяностым и  двести  десятым  отсеками.  В  момент  взрыва  там
находились пятеро техников, все погибли.
     О'Хейган поднял седую голову.
     - При взрыве или из-за разгерметизации?
     - Установить невозможно. Тела выбросило наружу.
     О'Хейган сделал пометку в блокноте.
     - Пятеро пропавших. Предположительно, погибли.
     Нейпир смерил его неприязненным взглядом.
     - Может, вам известно, как повернуть корабль, чтобы найти  их?  Тогда
самое время поделиться с нами своими соображениями.
     - Я попросил бы...
     - Джентльмены! - Гарамонд резко,  насколько  позволяла  почти  полная
невесомость, хлопнул ладонью по столу. - Нужно ли напоминать, что всем нам
грозит гибель? Не будем тратить время на перебранку.
     О'Хейган ответил ему жалкой улыбкой.
     - У нас на перебранку восемь часов, капитан. Больше делать все  равно
нечего.
     - Я собрал вас именно для  того,  чтобы  решить,  как  нам  поступить
дальше.
     - Воля ваша.  -  Научный  руководитель  экспедиции  пожал  плечами  и
смиренно развел руками.
     Гарамонд с невольным уважением подумал  о  старике,  который  остался
верным  себе  до  конца.  Ему  не  изменили  ни  обычная  сварливость,  ни
педантизм, не говоря о твердой убежденности в собственной правоте. Похоже,
О'Хейган собирается до последней минуты вести свои записи.
     В окрестностях звезды Пенгелли имелось совсем немного  потенциального
топлива  для  корабельных   реакторов,   однако   "Биссендорфу"   помогало
притяжение самого светила. К началу  торможения  корабль  развил  скорость
1500 километров в секунду, поэтому, несмотря на непрерывное  торможение  в
течение двух суток, остаточная скорость после взрыва  все  еще  составляла
более ста километров в секунду. До  столкновения  оставалось  каких-нибудь
восемь часов.
     Гарамонд мог поклясться, что ни ему, ни кому-либо другому не  удастся
в таких условиях  предотвратить  катастрофу.  Хотя  неотвратимость  смерти
путала  мысли,  страха  капитан  не  испытывал.   Психологический   эффект
отсрочки, решил  он.  Восьмичасовой  запас  создавал  иллюзию  возможности
повлиять на ход событий.  Даже  опытные  астронавты,  отлично  сознававшие
смертельную опасность  и  не  видевшие  выхода,  тоже  питали  надежду  на
спасение.
     -  Насколько  я  понял,  сами   двигатели   исправны,   -   заговорил
офицер-администратор Мерц. - Это, надо полагать, меняет дело?
     - Нет, - ответил Нейпир. - Дюзы и сейчас действуют, иначе здесь  была
бы полная невесомость. Но, работая электронной  пушкой,  корабль  способен
лишь ограниченно маневрировать, на скорость это существенно  не  повлияет.
Хотя, конечно, момент,  когда  нас  размажет  в  лепешку,  мы  оттянем  на
минуту-другую.
     - А вспомогательные реакторы? Я  думал,  они  нужны,  чтобы  избежать
аварии при отказе остальных систем.
     -  Так  и  есть.   Но   максимальная   продолжительность   работы   в
форсированном режиме у  них  двадцать  минут.  Направив  реактивные  струи
перпендикулярно курсу, можно было бы запросто уклониться от столкновения с
планетой вроде Юпитера. Но когда перед нами это!.. - Нейпир ткнул  пальцем
в  сторону  черного,  как  мундир  астронавта,  экрана  переднего  обзора.
Вселенную закрывал Орбитсвиль.
     Румянец сошел с лица Мерца.
     - Благодарю вас, теперь картина мне ясна.
     Воцарилась тишина, которую нарушали удары по металлу, раздававшиеся с
кормы. Там рядовые члены команды заменяли поврежденные секции обшивки.
     Гарамонд всматривался во мрак, стараясь привыкнуть к мысли,  что  нет
ни малейшей надежды избежать столкновения с этой глухой стеной,  несущейся
навстречу с неимоверной быстротой.
     Ямото вежливо кашлянул.
     - Понимаю,  сейчас  бессмысленно  строить  догадки  о  цели  странной
диверсии. Однако любопытно было бы это выяснить. И  потом:  кто  установил
взрывные устройства?
     - По моему мнению, тут не обошлось без Шрапнела, пилота  орбитального
катера, - сказал Нейпир. -  Доказательств  у  нас  нет,  но  многие  факты
косвенно указывают на него. Мы упомянули о своих подозрениях в  экстренном
сообщении командованию.
     - И что вам ответили?
     - Обещали допросить его. - В голосе  старпома  прозвучал  сарказм.  -
Заверили, что предпримут все необходимые меры.
     -  Приятно  сознавать,   с   каким   вниманием   к   нам   отнеслись.
Действительно, разве это не приятно? -  Ямото  сдавил  ладонями  виски.  -
Сколько нужно было сделать! Сколько еще узнать. Об Орбитсвиле и  о  многом
другом.
     "Что ж, - подумал Гарамонд, - после полета станет, по  крайней  мере,
известно, выдержит ли оболочка лобовое столкновение с  многотонным  куском
металла, летящим со скоростью  сто  километров  в  секунду.  И  тем,  кому
захочется присутствовать при увлекательном эксперименте,  не  нужно  будет
далеко уходить от Окна..."
     Внезапно капитан почувствовал, как у него внутри все куда-то  ухнуло.
Даже  не  озарение,  лишь  холодок  предчувствия  озарения,   невероятная,
безумная идея. Вот-вот он сможет выразить ее в словами...
     - А никому не приходило в голову, - спокойно произнесла Дениз  Серра,
-  что  курс  можно  слегка  изменить,  чтобы  попасть  в   Окно   посреди
Бичхэд-Сити?
     Все опять замолчали, но молчание уже было другим.
     Капитан испытал повторное потрясение. Мысль, которую  он  только  что
сформулировал, высказана другим.
     Секунд десять все сидели, затаив  дыхание,  а  потом  тишину  нарушил
сухой, безрадостный смех О'Хейгана.

     - Видите ли, мисс Серра, при нашей скорости врезаться в атмосферу все
равно, что в твердую скалу. Боюсь, ваша идея ничего не меняет.
     - Мы не врежемся в воздух. Опять развернем  корабль  носом  вперед  и
перед самым Окном ударим из электронной пушки.
     -  Чушь  несусветная!  -  воскликнул  О'Хейган,  но   потом,   словно
прислушиваясь к внутреннему голосу, склонил голову и его  пальцы  забегали
по клавиатуре. - Хотя нет, не чушь, - поправился он без  тени  смущения  и
кивнул Дениз, прося у нее извинения.
     Сидящие  в  конференц-зале  немедленно  повернулись   к   собственным
терминалам  и  забросали  вопросами  центральный  компьютер.  Затем  вдруг
заговорили в один голос.
     - ...если не жалеть пушку и  дать  предельную  мощность,  то  получим
несколько секунд. Таким пучком можно пробить тоннель сквозь толщу  воздуха
на...
     - ...в настоящий момент  достаточно  горизонтальной  коррекции  курса
вспомогательными...
     - ...учтите,  мы  нырнем  в  Окно  примерно  под  углом  в  семьдесят
градусов. Малая полуось эллипса и площадь мишени составят...
     - ...это еще ладно; не дай Бог, на пути окажется какой-нибудь...
     - ...за оставшиеся часы успеем укрепить каркас по продольной оси...
     - ...корабль потеряет достаточное  количество  кинетической  энергии,
чтобы...
     - Минутку внимания! - повысил голос капитан, перекрывая  возбужденный
гомон.  -  Тут  нужно  предусмотреть  все  до  мелочей.  Есть   еще   один
немаловажный вопрос: какое действие наш прорыв окажет на город?
     - Там будет багровый ад, -  помедлив,  произнес  О'Хейган.  -  Прошив
Окно, электронный пучок войдет в атмосферу, как раскаленный клинок в воду.
Последует незамедлительный взрыв. Пожалуй, его мощность будет эквивалентна
мощности взрыва тактической боеголовки.
     - Разрушения?
     - Несомненно. Хотя есть время, чтобы  эвакуировать  всех  из  опасной
зоны, и никто не пострадает.
     - Кто-то упомянул о столкновении с другим кораблем.
     - Это не проблема, Вэнс. -  О'Хейган  на  секунду  замер,  удивленный
собственными словами; он впервые назвал капитана  по  имени.  -  Согласуем
курс с командованием, и нам освободят коридор.
     Гарамонд старался трезво взвесить все соображения, но не  мог:  перед
глазами стояли лица жены и сына.
     -  Ладно!  Так  и  поступим.  Мне  нужна  копия  решения  и  перечень
необходимых мер, но вы начинайте действовать. Я тем  временем  свяжусь  со
штабом флота.
     Десять руководителей научных групп и офицеров  корабля  приступили  к
доскональному обсуждению.  Включили  селекторную  связь  конференц-зала  с
отсеками. Тридцать специалистов по различным судовым  системам  заспорили,
что и как лучше сделать. Из-за многочисленности  участников  дискуссии  их
объемные образы были усечены, отчего помещение превратилось в  кунсткамеру
говорящих голов. Поручив Нейпиру оповещать  команду  о  положении  дел  по
судовому радио, он затем ушел в свою каюту  и  вызвал  на  связь  флотское
командование. Однако ответил ему не начальник диспетчерской службы, а один
из управляющих Старфлайта лорд  Нетлтон.  Импозантный,  седовласый  старик
принадлежал к типу придворных,  умевших  нравиться  Элизабет.  Он  успешно
играл роль  мудрого,  доброго  патриарха,  не  лез  с  советами,  держался
подальше от интриг и махинаций, не перебегал другим  дорогу,  поэтому  так
долго оставался у вершины власти.
     - Я  хотел  бы  говорить  с  кем-нибудь  из  дежурного  персонала,  -
пренебрегая принятой формулой обращения, заявил Гарамонд.
     - Штаб флота взят под личный президентский  контроль.  Элизабет  была
чрезвычайно озабочена происшедшим.
     - Надо думать.
     - Простите, не понял. - В скрипучем голосе лорда  Нетлтона  прозвучал
открытый вызов.
     Но капитан не стал высказывать своих соображений, он снова подумал  о
жене и ребенке.
     - Президентское радение о благе подданных общеизвестно.
     Нетлтон милостиво наклонил седую голову.
     - Понимаю,  капитан,  слова  в  подобных  обстоятельствах  ничего  не
значат, но, поверьте, я искренне вам сочувствую.  Позвольте  мне  передать
слова утешения и поддержки всему вашему...
     - Не торопитесь с сочувствием, милорд. Я вышел на связь со штабом  не
для того, чтобы проститься, я хочу проинформировать  "Старфлайт"  о  своих
намерениях. "Биссендорфу" понадобится лишь горизонтальная коррекция курса,
чтобы  попасть  в  створ  Окна  и  проскочить  внутрь   Орбитс...   э-э...
Линдстромленда. Именно это я и намерен предпринять.
     - Я не вполне вас понял. - Изображение Нетлтона  слегка  уменьшилось,
следовательно, к их разговору подключились посторонние  слушатели.  -  Мне
сообщили, что вы летите со  скоростью  сто  километров  в  секунду,  и  не
существует способа ее замедлить.
     -  Верно.  "Биссендорф"  разрушит  Бичхэд-Сити,  как  ядерная  бомба.
Необходимо срочно эвакуировать район,  прилегающий  к  Окну.  Мои  научные
сотрудники помогут вам с оценкой радиуса  опасной  зоны  и  предполагаемых
разрушений, но я  настоятельно  рекомендую  немедленно  предупредить  всех
жителей. У вас в запасе  меньше  восьми  часов.  -  И  он  в  подробностях
изложил, что должно вскоре произойти и что следует делать, а тем  временем
постоянные искажения  стереоизображения  свидетельствовали  о  непрерывном
росте невидимой аудитории.
     - А если корабль промахнется и врежется в оболочку под самим городом?
     - Мы уверены, что попадем в Окно.
     -  Но  вы  не  даете  никаких  гарантий.  Предположим,  вы   все-таки
промажете?
     - По мнению наших специалистов, оболочка останется целехонькой.
     - Ее материал -  одна  из  величайших  когда-либо  возникших  научных
загадок,  а  вы  вот  так  запросто  предсказываете   ее   поведение   при
столкновении. На каком основании?
     Гарамонд позволил себе снисходительно улыбнуться.
     - Вы не поверите, какого прогресса достигла за  последние  часы  наша
интуиция.
     - Сейчас неподходящее время для шуток.  -  Лорд  Нетлтон  поглядел  в
сторону и кивнул кому-то за экраном, потом мрачно повернулся к  Гарамонду.
- А вы не предусмотрели, капитан, возможности, что "Старфлайт" не даст вам
разрешения на столь опасную авантюру?
     Гарамонд подумал и ответил:
     - Нет. Зато я знаю, что "Старфлайту" абсолютно нечем меня удержать.
     Лорд Нетлтон с царственной печалью покачал головой.
     - Капитан, соединяю вас напрямую с президентом.
     - Я спешу, мне некогда болтать с Лиз.  Передайте  моей  жене,  что  я
вернусь как можно быстрее.
     Он щелкнул выключателем и  дернулся  в  конференц-зал,  надеясь,  что
держался с нужной уверенностью.

     По сравнению со  своим  земным  прототипом  Линдстром-Центр  выглядел
простоватым, однако его здание в  форме  восьмиугольника,  построенное  на
небольшой возвышенности в двадцати километрах от Бичхэд-Сити,  было  самым
крупным и роскошным на Орбитсвиле. С городом его связывали электрические и
видеофонные  провода,  протянутые  на  низких  опорах.  Согласно  замыслам
президента, в будущем холм должны украсить скульптурно-парковые  ансамбли,
но пока он оставался голым и нелепо сверкал стеклом и пластиком.
     Первые три этажа заселили вывезенная с Обоих  Миров  прислуга,  члены
руководства и совета директоров корпорации, а верхний  отвели  под  личную
резиденцию Элизабет.
     В тот вечер охранники, патрулировавшие периметр  ограды,  чувствовали
себя не лучшим образом. Прослышав, будто один капитан фликервинга собрался
покончить с собой, с разгона вогнав свое корыто в самое Окно, они потеряли
покой и сон. По мере приближения предсказанного с точностью до  минуты  (в
20:06 по  согласованному  местному  времени)  начала  фейерверка,  каждого
подмывало в ущерб службе поглазеть на теснящиеся  вдалеке  крыши  домов  и
портовых сооружений. А  слухи,  что  из  города  спешно  эвакуированы  все
жители, только подстегивали интерес к бесплатному зрелищу.
     Тем не менее охранники поглядывали на прозрачную стену резиденции: не
промелькнет ли их благодетельница? Саму  Элизабет  заметить  было  сложно,
мешали отражения в  стекле,  но  иногда  за  окнами  блестел  жемчугом  ее
затянутый в шелк живот. Никому, естественно, не улыбалась мысль  загреметь
со службы и очутиться снова среди каменных трущоб и небоскребов на  Земле,
однако с каждой минутой  взгляды  охранников  все  неодолимое  притягивала
западная сторона, где вознамерился устроить свое шоу безумный капитан.
     Беспокойное  ожидание  охватило  и  обитателей  Октагона.  Только  не
тревожное, как у Элизабет, а возбуждающее и пьянящее.
     - Дорогая, - с заботливой теплотой обратилась хозяйка к Эйлин,  -  не
безрассудно ли вы поступаете, собираясь смотреть на это?
     - Ничего страшного, миледи.
     - Мальчику не стоило бы...
     - Я уверена в своем муже. Он знает, что  делает,  -  твердо  ответила
Эйлин и, положив руки на плечи сына, повернула его лицом на запад.  -  Все
будет хорошо.
     - Восхищаюсь вашим мужеством. Особенно, если учесть шансы...
     Элизабет остановилась. Эта простушка, оказывается, искренне полагает,
что  корабль,  врезавшись  в  воздух  на  ста  километрах  в  секунду,  не
разобьется, словно о гранитную стену. Элизабет знала толк в  математике  и
понимала, сколь абсурдна подобная надежда. Однако для ее гостьи  уравнения
- темный лес, а слова - пустой звук. Во всяком случае, миледи предоставила
безмятежной миссис Гарамонд самой избавиться от заблуждений,  увидев,  как
на горизонте расцветет погребальный костер муженька.  Забавно  понаблюдать
за сменой чувств на ее глупом лице. Элизабет  согласна  даже  принять  эту
маленькую  радость  в  погашение  процентов  с  неоплатного  долга   семьи
Гарамонда.
     Горе можно искупить только  горем,  а  страдание  погасить  таким  же
страданием. Не многим удалось до конца постичь эту истину. Так  рассуждала
Элизабет. Такая логика не нравилась  ей  и  самой,  пока  тело  маленького
Харальда не поместили в золотистый  мед  смолы  и  не  оставили  навеки  в
родовой усыпальнице Линдстромов. Но как она верна!
     Око за око, любовь за любовь. Двойная  бухгалтерия,  без  изъянов.  В
свое время она очень поддержала Лиз,  когда  виновник  ее  горя,  струсив,
исчез в глубинах космоса, и немедленно  расквитаться  с  ним  не  удалось.
Сейчас, оглядываясь назад, Элизабет усматривала  в  этом  Божий  промысел.
Господь просто  давал  понять,  что  еще  рано,  что  невелик  еще  кредит
Гарамонда, и он еще не в состоянии оплатить свой долг сполна.  Воздай  ему
Элизабет по заслугам раньше, и до скончания века не знать бы ей покоя, ибо
платежным эквивалентом был ребенок,  привязанность  к  которому  растет  с
годами,  а  потому  смерть  ее  девятилетнего  сына  ни  в  коей  мере  не
компенсирует мальчишка помоложе...
     - Миледи, мне доложили свежие результаты,  -  вклинился  в  ее  мысли
голос трехмерного лорда Нетлтона. - Согласно  уточненным  данным  осталось
три минуты.
     - Три минуты, - вслух повторила Элизабет.
     Эйлин молча взяла Криса на руки. Головка мальчика загородила ее лицо,
поэтому Элизабет неспешно обошла ее и стала  наблюдать  за  ней  с  другой
стороны.
     Ожидание длилось целую вечность.
     Ребристый купол небес совсем замер.
     Время застыло...

     Сначала возник столб раскаленной плазмы. Прямая, как  стрела,  молния
наискось пронзила воздух и выжгла его адским огнем. В  следующий  миг  она
начала ветвиться,  во  все  стороны  зазмеились  отростки,  и  нестерпимые
фиолетовые языки пламени лизнули небесную твердь.  Фонтан  энергии  пробил
атмосферу над Бичхэд-Сити, по небосводу  разбежалась  призрачная  рябь,  а
потом страшный удар сотряс тела и поверг  души  в  ужас.  Где-то  в  самом
центре апокалиптического видения мелькнуло нечто, затем на  острие  стрелы
вспыхнула яркая звезда и канула на юго-востоке.
     Вакуумный тоннель исчез, адское  пламя  погасло.  Над  головой  снова
засияло солнце, правда, окаймленное благородной чернью.
     Когда зрение пришло в норму, Элизабет порывисто вздохнула.  Доведется
ли когда-нибудь еще раз увидеть столь впечатляющую  и  явно  окончательную
смерть?
     Она повернулась к гостье, желая  насладиться  ее  горем,  и  испытала
потрясение: лицо Эйлин Гарамонд осталось безмятежным.
     - Случилось то, чего мы ожидали, - произнесла миледи.
     - Да, да, - радостно закивала Эйлин и крепче обняла ребенка. -  Я  же
говорила.
     Элизабет задохнулась от ярости.
     - Идиотка! Ты думаешь, он еще жив после того... - Она заставила  себя
сдержаться.
     От Бичхэд-Сити накатила вторичная звуковая волна.  Здание,  устоявшее
против ударной волны, выдержало и эту, лишь  задрожали  блики  на  стекле,
затрясся пол да задребезжали мелкие предметы. Кристофер  зарылся  лицом  в
копну материнских волос.
     - Вашего мужа  больше  нет,  -  объявила  хозяйка  дома,  как  только
наступила тишина.  -  А  поскольку  вы  теперь  вдова  самого  выдающегося
капитана моего Разведфлота,  то  останетесь  жить  здесь  моей  постоянной
гостьей. Другие варианты неприемлемы.
     Эйлин обратила к ней побледневшее, но спокойное лицо.
     - Вы ошибаетесь, миледи.
     Элизабет печально покивала головой и скептически-насмешливо  скривила
губы. Опечалилась она тем, что испорчена ее игра.  Ведь  она  намеревалась
целый год забавляться с миссис Гарамонд, как кошка с мышью,  роняя  тонкие
намеки и двусмысленные фразы,  ведя  ее  от  сомнений  к  уверенности,  от
призрачной надежды к бездонному  отчаянию.  Но  то  ли  у  Эйлин  Гарамонд
чересчур высокий уровень интеллекта, то ли интеллект  вообще  отсутствует.
Вывод один: Элизабет вынуждена сразу внести полную  ясность,  чтобы  счет,
волей Божьей, был оплачен до конца. Потому в доступной даже  детям  форме,
Элизабет преподала своей гостье урок возмездия. Итак, Кристоферу Гарамонду
отпущено три года. Он  проживет  ровно  столько,  сколько  прожил  Харальд
Линдстром, и ни дня сверх того.
     Закончив, она вызвала своего врача.
     - Гибель капитана Гарамонда вызвала  нервное  расстройство  у  миссис
Гарамонд. Введите ей успокоительное.
     Эйлин собиралась закричать, но многоопытный  врач  так  ловко  прижал
мини-инъектор к ее запястью, что даже Кристофер ничего  не  заметил.  Доза
быстродействующего наркотика мгновенно впиталась в кожу, и  лишенная  воли
Эйлин покорно двинулась туда, куда ей показали.
     Оставшись в одиночестве, Элизабет  Линдстром  долго  смотрела  сквозь
стеклянную стену на простиравшиеся к западу луга и в первый раз  за  целый
год почувствовала себя счастливой. Она улыбалась.

                                    13

     Конструкция   "Биссендорфа"   оказалась    настолько    прочной,    а
приготовления столь тщательными, что, миновав Окно, Гарамонд потерял  лишь
десятую часть экипажа.
     Перед проходом сквозь игольное ушко и мужчин,  и  женщин  разбили  на
бригады. Одни монтировали и сваривали части спроектированной на компьютере
конструкции. Она должна была  перераспределить  ударную  нагрузку,  придав
корпусу дополнительную жесткость. Другие бригады до самых последних  минут
работали на внешней обшивке, крепя к ней сотни  вспомогательных  анодов  -
массивные пластины  из  высокочистого  металла,  которые  будут  полностью
уничтожены, когда корабль в короне молний болидом протаранит атмосферу.
     Мощнейший выстрел электронной пушки пробил  тоннель,  и  "Биссендорф"
нырнул в Окно. Бомбардируемые ионами аноды испарились, сделав  свое  дело,
хотя удар все равно оказался настолько сильным, что смял обшивку:  местами
корпус сдавило на целые метры. Но шпангоуты и продольные  ребра  жесткости
выдержали испытание. "Биссендорф", разбитый на автономные отсеки,  остался
цел,  герметичность  переборок  не   нарушилась,   никто   не   погиб   от
декомпрессии.
     Команда  надела  скафандры  первичной  защиты,   пропитанные   солями
металлов, которые при включенном на предельную мощность демпфирующем  поле
смягчали действие перегрузок. Правда, поле-ограничитель привело  к  гибели
людей в серьезно пострадавших отсеках, так как, предотвращая  запредельную
перегрузку, электродвижущие силы индуцировали недопустимо сильный разогрев
в человеческих тканях, и кровь свертывалась. Впрочем, не будь  смягчающего
поля, перегрузки убили бы всех.
     Но лихорадочная подготовка и предпринятые меры  только  отсрочили  бы
гибель корабля, не будь столь экзотических свойств среды и условий  внутри
самого Орбитсвиля. "Биссендорф" удалось посадить без дополнительных увечий
и людских потерь.
     Одно стало теперь невозможным - заставить его взлететь.  Сгорели  все
наружные  устройства  и  датчики,  было  выведено  из  строя   большинство
приборов.
     Правда, электронный хронометр пока действовал. Он сообщил, что  полет
от момента прорыва сквозь Окно до окончательной посадки  на  склоне  холма
далеко-далеко  от  Бичхэд-Сити  длился  пять  дней.  Желающие  с   помощью
карманных  калькуляторов  за  несколько  секунд  узнали,  что   пройденное
расстояние превысило пятнадцать миллионов километров.
     В немыслимом масштабе Орбитсвиля этот прыжок вполне  отвечал  понятию
бесконечно малой величины: бросок камня из пращи, стрела, пролетевшая  над
лугом.  Но  для  оставшегося  в  живых  экипажа  такое   расстояние   было
немыслимым.  Чтобы  преодолеть  его  и  пешком  вернуться  в  Бичхэд-Сити,
понадобилось бы свыше тысячи лет.
     Конечно, пустив в  дело  материалы  и  ресурсы  "Биссендорфа",  можно
построить несколько десятков машин, однако  тогда  нужно  тащить  с  собой
ремонтную мастерскую, станки для  изготовления  запасных  частей...  Такой
караван не способен совершить грандиозный переход.
     Кроме того, ни люди,  ни  компьютеры  не  знали  направления.  Грубое
вычисление азимута  по  углу  к  небесным  ребрам  не  имело  практической
ценности. Ведь ошибка всего в один градус привела бы к отклонению на сотни
тысяч километров.
     Дни прибывали. Утратив гражданство Обоих  Миров,  звездные  скитальцы
похоронили погибших и начали робко познавать радости новой жизни на полной
неброского очарования земле, прогретой неподвижным солнцем.
     Гарамонд вспомнил строки:

                       ...И в тихий, ясный полдень
                                          без конца,
                       Там, где Земля - далекий
                                        свет звезды,
                       Найдут покой страдавшие
                                             сердца.

                                    14

     - Мы возвращаемся, - бесстрастно объявил капитан.
     Он оглядел,  подчиненных,  следя  за  выражением  их  лиц.  На  одних
читалось нескрываемое изумление, на других - замешательство.
     Сердце Гарамонда сжималось при виде бесформенной туши  "Биссендорфа",
косо  распластанной  на  склоне.  Капитан  никак  не  мог   привыкнуть   к
противоестественному зрелищу поверженного звездолета.  На  равнине  гоняли
мяч полуголые фигурки, вечно полуденное солнце  отражалось  в  темно-синих
водах круглых озер.
     Гарамонд решил, что его слова растворились без остатка в  бесконечном
зеленом просторе, не успев достичь ушей спутников, и хотел повторить  свое
предложение.
     - Далековато, черт  возьми,  -  наконец  нарушил  затянувшуюся  паузу
старпом.
     - Построим самолеты.
     О'Хейган издал предупреждающее "кх-м".
     - Я  думал  об  этом,  Вэнс.  Нам,  конечно,  хватит  неповрежденного
оборудования, а в  электронной  энциклопедии  предостаточно  чертежей  для
постройки сносных дозвуковых летательных аппаратов. Но  уж  больно  велико
расстояние. Сколько продержатся ваши  самолеты,  три-четыре  года?  И  где
взять столько топлива? Не говоря о том, что придется тащить с собой  запас
деталей и ремонтного  оборудования.  Он  посмотрел  на  остальных,  словно
говоря: мол когда имеешь  дело  с  дилетантом,  приходится  снисходить  до
элементарных объяснений.
     Гарамонд усмехнулся.
     - Сказав, что мы возвращаемся, я имел в виду не всю команду, а только
тех, у кого хватит решимости на эту  попытку.  Пускай  наберется  хотя  бы
дюжина человек.
     - Однако...
     - Построив эскадрилью, допустим, десяток самолетов,  мы  под  завязку
загрузим их запасными частями и всем прочим. Когда по пути  к  Бичхэд-Сити
один из них будет выходить из строя, мы станем снимать с него все лучшее и
переставлять на другие машины.
     - Все равно, нет никакой гарантии, что  хотя  бы  одна  доберется  до
цели.
     - Но вероятность есть.
     - Боюсь, что нет, - печальнее, чем всегда,  ответил  О'Хейган.  -  Вы
забываете о направлении.  Отправляться,  не  вычислив  точного  азимута  -
гиблая затея.
     - Вот это для меня проще простого, -  ответил  капитан  с  загадочной
улыбкой. Он  отдавал  себе  отчет  в  том,  что  необычные  обстоятельства
последнего полета могли сломать привычный стереотип отношений  капитана  с
экипажем, поэтому нужно было восстановить свой авторитет без помощи знаков
различия и прочих внешних атрибутов власти.
     - Интересно.
     - За меня  эту  работу  выполнит  научный  персонал.  Помните  старую
поговорку: "Несолидно гавкать, коли есть собака"?  -  Гарамонд  с  вызовом
оглядел присутствующих и удовлетворенно улыбнулся. Сэмми  Ямото,  Моррисон
со Шнайдером,  Дениз  Серра  восприняли  его  слова  именно  так,  как  он
рассчитывал.  Глаза  их  уже  затуманились  мыслью,   скептики   мгновенно
превратились в охотников.
     - А мы с тобой, пока они мозгуют, отдельно потолкуем с инженерами,  -
обратился капитан к Нейпиру. - Корабль придется резать, иначе не добраться
до технических палуб и мастерских, а тем временем будут готовы  чертежи  и
сборочный конвейер.
     Гарамонд встал с травы и направился к пластиковой хижине-времянке,  в
которой оборудовал себе нечто вроде кабинета. Догнавший  его  Нейпир  сухо
покашливал на ходу.
     - Давненько у нас  не  было  чахотки,  -  с  насмешливым  сочувствием
заметил капитан.
     - По-моему, Вэнс, ты  слишком  скор  на  решения.  Думаешь  только  о
железках.
     - Сформулируй свои соображения поконкретнее, Клифф.
     - Многие уже заработали синдром Орбитсвиля. Им  справедливо  кажется,
что возвращение в Бичхэд-Сити невозможно, а кто-то не видит в  нем  нужды.
Им,  должно  быть,  неясно,  почему   нельзя   основать   колонию   здесь.
"Биссендорф" стал бы на  первое  время  источником  необходимого  сырья  и
материалов.
     Гарамонд остановился, глядя на кладбище, отмеченное общим серебристым
крестом.
     - Резонно. Но я  никого  не  собираюсь  гнать  силком.  Кто  захочет,
останется. Полетят только добровольцы.
     - А если их окажется меньше, чем ты рассчитываешь?
     - У многих наверняка есть причины вернуться.
     - Но ведь речь идет не о возвращении. Ты  предлагаешь  им  на  выбор:
остаться здесь или застрять незнамо где с группой в  десяток  спутников  и
очень ограниченными ресурсами. Смогут ли они основать  там  жизнеспособные
общины?
     - На каждом самолете будет "железная корова"  и  небольшая  установка
для производства пластмасс.
     - И чертова уйма других проблем.
     - Кроме того, я гарантирую сразу  по  прибытии  немедленную  отправку
спасательной экспедиции.
     - Если доберешься сам.  И  о  каких  гарантиях  может  идти  речь?  В
Бичхэд-Сити - твои враги.
     На лицо Гарамонда набежала тень.
     - А ты сам, Клифф? Со мной или останешься?
     - Спрашиваешь! Я всего-навсего пытаюсь заставить тебя понять: имеется
кое-что поважнее удачного технического решения.
     - Я давно это понял, но вряд ли у кого есть такие же проблемы, как  у
меня. Не технические, а личные.
     - У других тоже есть дети и жены, к которым им хотелось бы вернуться,
- утешил его Клифф.
     - В том-то и дело. У других - есть, у меня - нет.
     - Но... А как же Эйлин? Крис?
     -  Сколько,  по-твоему,  времени  им  было   отпущено   после   моего
исчезновения? Неважно, живя или умер. Неделя? День?
     В душе Гарамонда бушевали горе и гнев. Но он взял себя в руки:
     - Я обязан вернуться. Чтобы убить Лиз Линдстром.

     Конструкция и оборудование  "Биссендорфа"  предусматривали  аварийную
посадку, но, приземляясь, он летел поперек вектора поля тяготения, поэтому
теперь  лежал  на  боку.  Внутренняя  же  планировка  была  рассчитана  на
положение, когда внутри есть "верх" и "низ". При полете "верхом" был  нос,
а "низом" - корма, люди перемещались по уровням-отсекам,  как  по  этажам.
Теперь лежачее положение корабля крайне затрудняло доступ к нужным отсекам
и помещениям.
     Вооружившись валентными резаками, самодельными кранами  и  лебедками,
бригада рабочих принялась расчленять звездолет на отдельные блоки, которые
затем переворачивали в вертикальное  положение  и  отправляли  к  подножию
холма. Работа осложнялась необходимостью  разъединять  и  вновь  сращивать
электрокабели,  но  не  прошло  и  недели,  как   весь   средний   цилиндр
"Биссендорфа" превратился в  ряд  приземистых,  округлых  или  клиновидных
секций.  Каждую  снабдили  пластиковой   крышей,   соединили   кабелем   с
энергетической установкой на земле или внутри  корабля,  а  весь  комплекс
сооружений на скорую руку окружили палатками  и  пластмассовыми  навесами.
Вскоре место приземления напоминало военный лагерь.
     Гарамонд приказал привести в порядок сначала  монтажное  и  ремонтное
оборудование,  которое  собирался  использовать  для  строительства  своей
эскадрильи. Дело двигалось быстро и недавно еще голая лужайка превратилась
в сборочную линию будущих крылатых машин.
     Снятый с "Биссендорфа" бортовой компьютер рекомендовал отказаться  от
самолетов с идеально  обтекаемой  обшивкой,  предложив  каркас,  обтянутый
материей или пластмассой, по технологии эпохи братьев Райт. Это  позволило
направить усилия технологов  и  инженеров  на  создание  десятка  особенно
важных для  каждого  самолета  деталей  из  самого  пригодного  сплава,  а
лазерные станки за один день вырезали из  свежеотлитых  болванок.  Обшивку
крыльев и фюзеляжей нарезали их из корабельной мебели, в качестве  моторов
использовали первичные магнитно-импульсные двигатели, которых  хватило  на
девять  самолетов  -  по  два  на  каждый  летательный  аппарат  плюс  три
резервных.

     Гарамонд сидел у своей палатки  и  в  одиночестве  пил  виски,  когда
услышал приближающиеся шаги. Под беззвездно-полосатым  куполом  Орбитсвиля
никогда не бывало кромешной тьмы, поэтому капитан  узнал  изящную  фигурку
Дениз Серра. Досада на непрошенного гостя сразу улетучилась,  но  Гарамонд
не поднялся навстречу девушке.
     Дениз подошла к палатке, молча постояла и так же молча села на траву.
     - Напиваться бесполезно. По-моему, виски не меняет настроения, а лишь
усиливает тоску.
     - А мне, наоборот, помогает.
     - Я никогда не научусь пить. Особенно это бертоново зелье.
     Гарамонд хлебнул из горлышка.
     - Все - яд, и все - лекарство. Вопрос лишь в надлежащем применении.
     - Надлежащем? Разве пьют не ради удовольствия?
     - Для меня важней целительные свойства.
     Дениз вздохнула.
     - Простите. Вы должны себя ужасно чувствовать в разлуке с...
     - Зачем вы пришли, Дениз?
     - Сама не знаю. С некоторых пор я хочу ребенка.
     Хотя все чувства, кроме отчаяния, у капитана атрофировались,  у  него
все-таки хватило такта, чтобы отставить бутылку.
     - Время не очень подходящее, - осторожно ответил он.
     - Да, но я  ничего  не  могу  с  собой  поделать.  Видно,  обстановка
виновата. Синдром Орбитсвиля, как говорит Клифф. Вокруг - необъятный  мир,
и все привычные стремления и важные  дела  внезапно  оказались  пустяками,
мелкой шелухой. Ребенка мне до сих пор ни разу не хотелось.
     Лицо Дениз в бархатисто-синем воздухе выглядело свежим и  юным.  Душа
Гарамонда вдруг рванулась ей навстречу, но ему тут же стало неловко.
     - И все-таки сейчас не время, - повторил он.
     - Знаю. Все знают. Однако некоторые пьют простую воду без добавок,  и
чья-нибудь беременность не за горами. - Она смотрела на него, и, глядя  ей
в глаза, капитан вспомнил, как раньше незаметно любовался ею.
     - У вас уже есть кто-нибудь, Дениз?
     - Конечно, нет.
     "Вот тебе на, - подумал он, - почти все женщины на борту  вступали  в
любовные связи. Если бы я знал..."
     - Дениз... - Гарамонд запнулся. - Я чувствую себя...
     - Польщенным?
     - Пожалуй.
     - Ни слова больше, Вэнс. Когда начинают  с  того,  что  польщены,  то
остальное ясно. - Она легко поднялась.
     Гарамонд попытался смягчить отказ:
     - Может, через год... - И тут сообразил,  что  допустил  еще  большую
бестактность.
     -  У  предложений  подобного  рода  есть  одна  особенность.  Их   не
повторяют. Потом будет  поздно,  -  отрезала  Дениз  с  несвойственной  ей
резкостью. - Вы подумали о том, что станете  делать,  если  мы  не  сумеем
вычислить направление? Ведь о возвращении придется забыть.
     - Я верю, вы сумеете.
     - Нет! - Дениз повернулась и быстро  пошла  прочь.  Сделав  несколько
шагов, она остановилась и так же порывисто вернулась. - Простите, Вэнс.
     - Вам не за что извиняться.
     - Есть. Ведь мы довольно сносно справились с задачей.  Только  Деннис
О'Хейган помалкивал, он собирался обсчитать все поточнее.
     - Так вы щелкнули этот орешек? - оживился Гарамонд.
     - Идея Майка Монкастера, нашего специалиста по элементарным частицам.
Вам известно что-нибудь о дельта-частицах?
     - Кажется, что-то слышал о дельта-лучах.
     - Нет, те - просто плод  воображения,  хлам  истории.  Дельтоны  были
открыты несколько  лет  назад.  Во  время  последнего  отпуска  Монкастера
попросили помочь научной группе, которая занималась рассеянием космических
лучей  силовым  полем  оконной  мембраны.  Руководитель  исследовательской
группы хотел заполучить...
     - Дениз, вы начали о том, как собираетесь определить направление.
     - Об  этом  я  и  говорю.  Дельтоны  очень  слабо  взаимодействуют  с
веществом  и  другими  частицами,  поэтому  их  так  долго  не   удавалось
обнаружить. По той  же  причине  они  способны  пройти  воздушный  слой  в
десять-пятнадцать  миллионов  километров.  Майк  убежден,   что   дельтоны
проникают  сквозь  линзу  силового  поля  не   хуже   прочих   компонентов
космических лучей, поэтому достаточно соорудить хороший детектор, и дело в
шляпе. Точнее, два  детектора,  жестко  закрепленных  один  за  другим  на
вращающейся платформе. Счетчик должен срабатывать  на  совпадениях,  когда
частица пройдет через оба детектора. Стоит нам поймать хотя бы одну, и ось
прибора укажет направление, откуда она прилетела.
     - Думаете, это осуществимо?!
     - Полагаю, да,  -  потеплевшим  голосом  ответила  Дениз.  -  Правда,
предстоит еще оценка времени ожидания, то есть  средний  промежуток  между
пролетом двух частиц. А  он  может  быть  порядочным.  Однако  мы,  собрав
достаточно массивные детекторы или сделав  их  штук  десять,  сведем  этот
промежуток к минимуму.
     Расстояние между Гарамондом и Элизабет Линдстром  резко  сократилось.
Сердце капитана заныло от радостно-горького предвкушением мести.
     - Прекрасная новость!
     - Конечно, - произнесла Дениз. - Мое приданое.
     - Я что-то не пойму...
     - Впервые вы одарили меня своим вниманием, когда  я  высказала  мысль
лететь  через  Окно.  Вам  ведь  хотелось  ее  услышать?  -  Она  невесело
рассмеялась. - Вот я и подумала, что добьюсь того  же  доброй  вестью  еще
раз.
     Гарамонд нерешительно поднял руку и коснулся ее щеки.
     - Дениз, я...
     - Не надо, Вэнс, и довольно об этом. -  Она  отстранила  его  руку  и
встала. - Наивность, только и всего.
     Позже, ожидая прихода сна, Гарамонд впервые за  долгие  месяцы  остро
почувствовал, что холодный, суровый вакуум космоса совсем недалеко. Внизу,
под раскладушкой. Ощущение сохранилось и  во  сне.  Капитану  снился  край
опасного обрыва, и какая-то сила влечет его сделать шаг, один шаг,  и  все
будет кончено.

                                    15

     По пути на аэродром,  где  предстояли  испытания,  Гарамонд  встретил
молодого человека с любопытным сооружением на  голове,  похожим  на  шляпу
кули. Ответив на вялое приветствие, капитан решил, что необычный  головной
убор, привезен парнем как сувенир с  Востока.  Но  через  несколько  шагов
увидел  такие  же  шляпы  у   рабочих,   суетившихся   на   стройплощадке.
Приглядевшись, он понял, что они сплетены  из  свежей  соломы.  В  полетах
экипажем  периодически  овладевала  страсть  к   какому-нибудь   дурацкому
занятию. Всеобщее  увлечение  распространялось,  словно  поветрие.  Вот  и
сейчас половина людей, косивших траву на другом конце площадки, щеголяла в
шляпах кули.
     Старший помощник встретил  капитана  у  ангара.  Широкоплечая  фигура
заслонила весь дверной проем.
     - Доброе утро, Вэнс. У нас почти все готово.
     - Прекрасно. - Гарамонд оценивающим взглядом  посмотрел  на  самолет,
потом кивнул в сторону луга. - Какого черта они вырядились  в  эти  штуки?
Здесь не рисовое поле?
     - Тут, видишь ли, бывает жарковато. Особенно когда солнце в зените.
     Гарамонд пропустил его сарказм мимо ушей.
     - Но почему именно такие шляпы?
     - Наверное, они удобны, их просто сделать. Вполне пригодная защита от
перегрева, когда с утра до вечера торчишь на жаре.
     - Все-таки они мне не по вкусу.
     - Ты не  работаешь  целый  день  на  солнцепеке.  В  ответе  старпома
сквозила холодность.
     Капитан посмотрел на друга и чуть  не  отпрянул:  его  обдало  волной
гнева и неприязни.
     - Ты чем-то недоволен, Клифф? Может, считаешь, я  не  лучшим  образом
распоряжаюсь людьми?
     - Нет, все отлично - в смысле наших интересов.
     - А чем они отличны от интересов остальных?
     - Приближаются холода. Остающиеся здесь предпочли бы строить  дома  и
перерабатывать траву на протеиновые брикеты.
     - Клифф, у тебя типичный синдром Орбитсвиля, - сказал он, помолчав. -
Непреодолимое отвращение к выполнению чужих указаний, верно?
     - Вроде того.
     - Тогда  давай  сядем,  все  обсудим  и  выработаем  совместный  план
действий. Решим, какие дела важнее для  общего  блага,  чем  заниматься  в
первую очередь, а что оставить на потом.
     - Ну да, и мы по-прежнему будем плясать под  твою  дудку,  а  тебе  и
командовать не придется, - сказал Нейпир сварливо, но уже улыбаясь.
     Гарамонд улыбнулся в ответ.
     - Как ты думаешь, почему я предложил  это?  -  Хотя  кризис  миновал,
капитан предвидел рецидивы. - Прекрасный повод, чтоб откупорить бутылку  и
промыть сегодня вечером мозги.
     - Мне казалось, виски у нас иссякло.
     - Его полным-полно.
     - Ты подразумеваешь самогон Бертона?
     - Почему бы и нет?
     Нейпир состроил презрительную мину.
     - Давай лучше  как-нибудь  в  другой  раз.  -  Раньше  он  не  грешил
привередливостью. - Осмотрим аэроплан?
     - Разумеется.
     Они направились к стоявшему на поле новенькому самолету, похожему  на
экспонат  музея  аэронавтики.  Широкие   крылья   с   косыми   подпорками,
приделанные к верхней части фюзеляжа,  высоко  задранный  нос  и  шасси  с
лыжами. Однако Гарамонд нисколько  не  сомневался  в  его  возможностях  и
летных качествах. Неказистая машина поднимет экипаж из пятерых  человек  и
сможет лететь без посадки пятьдесят дней при крейсерской-скорости  пятьсот
километров в час. Потом приземлится для пополнения запасов пищи и воды, да
и то  лишь  потому,  что  больше  двух  третей  груза  составят  запчасти,
"железная корова" и прочий багаж.
     Капитан перевел взгляд на другие еще не законченные машины,  стоявшие
на сборочной линии под открытым небом, а  потом  на  прямоугольный  черный
экран  детектора  дельтонов.  Представив  себе  равнодушное  пространство,
которое предстояло преодолеть, он почувствовал внутренний холодок. Если бы
не жажда мести, поддерживающая волю к жизни,  Гарамонд,  возможно,  сдался
бы. Элизабет Линдстром, отняв у него все, ради чего стоило  жить,  иронией
судьбы дала ему и новую цель существования и способ с ним покончить.  Ведь
нельзя надолго пережить того, чью грудь рвешь  голыми  руками,  разрываешь
ребра и...
     - Я знаю, о чем ты думаешь, Вэнс.
     - В самом деле? - Гарамонд  уставился  на  незнакомца.  Ему  пришлось
сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, кто этот человек. Боль в сердце
исказила действительность. С недавних пор с капитаном  случались  подобные
заверты, и вот - опять - пока они шагали к самолету, его  затянуло  в  мир
безумия.
     - Ну, не тяни, старпом, - услышал он свой голос.
     - По-моему, в глубине души ты доволен, что электронщики в лаборатории
не сумели сделать автопилот. Раз путь такой далекий, лететь  нужно  самим.
Чтобы потом сказать: мы добились успеха собственными силами.
     Гарамонд согласно наклонил голову.
     В группе техников, крутившихся возле самолета, он  заметил  еще  одну
шляпу. Когда ее обладатель повернулся к  нему,  капитан  был  поражен.  Уж
кто-кто, а заведующий производством Трай Литмен всегда  уделял  повышенное
внимание своему костюму, который скрадывал дефекты его фигуры.
     - С виду - хорош, - одобрил Гарамонд. - Готовность к полету?
     - Готов, насколько это вообще возможно, - ответил Литмен.
     Подобного ответа капитан тоже не ожидал  от  него,  как  и  дурацкого
конуса на башке.
     - А если поточнее?
     - Спокойно, Вэнс, расслабьтесь. - В тени, отбрасываемой полями шляпы,
блеснула улыбка. - Этот воздушный корабль донесет тебя куда пожелаешь.
     - Я готов поднять его немедленно,  -  предложил  стоявший  неподалеку
Бронек.
     - У вас легкая рука?
     - Надеюсь,  сэр,  если  компьютер  не  подвел,  когда  рисовал  этого
птеродактиля. Во всяком случае, вчера я раза  три  проехался  по  полю,  и
машина вела себя пристойно.
     - Тогда - вперед, и да сопутствует вам удача.
     Молодой человек залез в прозрачную кабину  и  пристегнулся.  Секундой
позже засветилась приборная доска, пропеллеры  начали  беззвучно  набирать
обороты. Винты  вертелись  все  быстрее,  техники,  закрываясь  руками  от
мощного  воздушного  потока,   попятились,   бригада   рабочих   бросилась
врассыпную со взлетно-посадочной полосы, и  самолет  под  радостные  крики
двинулся с места.
     Без груза машина оторвалась от земли после очень  короткого  разбега.
Поднимаясь выше и выше, она  пролетела  несколько  километров  по  прямой,
потом лениво наклонилась, сделала вираж и принялась  описывать  круги  над
лагерем. Самолет скользил по воздуху,  словно  чайка,  парящая  на  свежем
ветру.
     На  третьем  витке  капитану  показалось,  что  от  крыла   отделился
маленький предмет и, кувыркнувшись, промелькнул к земле.
     - Эй, там что-то отвалилось, - воскликнул Нейпир, заслоняя  глаза  от
солнца.
     - Все в порядке, - уверенно ответил Литмен.
     - Я тоже видел, -  подтвердил  Гарамонд.  -  Посадите-ка,  на  всякий
случай в грузовик врача!
     - Без толку. Нам пришлось снять коробку передач.
     - Что?! - Капитан грозно  уставился  на  смущенно-дерзкую  физиономию
руководителя работ. - Мы договаривались держать машину наготове!
     - Наверное, я забыл.
     Рука Гарамонда взметнулась, и шляпа с головы  Литмена  покатилась  по
земле.
     - Вы не батрак, - рявкнул капитан, - а старший офицер "Старфлайта"! И
я намерен выяснить, как вы посмели...
     - Бронек летит назад! - завопил кто-то.
     Пилот   не   сделал   попытки   или   не   сумел   точно   зайти   на
взлетно-посадочную  полосу.  Самолет   летел   параллельно   ей,   заметно
вздрагивал и клевал носом под порывами встречного ветра. Гарамонд мысленно
продолжил линию полета  и  чуть  успокоился,  поняв,  что  он  приземлится
севернее  ангаров  и  палаток,  теснящихся  вокруг  остова  "Биссендорфа".
Самолет продолжал спуск, немного рыская, но в целом неплохо держась курса.
     - Говорю же, не о чем тревожиться, - обиженно пробурчал Литмен.
     - Ваше счастье, если вы правы. - Гарамонд, не  отрываясь,  следил  за
полетом Бронека. Еще не время праздновать победу, в любое мгновение  может
произойти неуловимый перелом, и машина вдруг выйдет из  повиновения.  Этот
миг настал, когда остановился правый винт. Правое крыло словно  задело  за
невидимый барьер, самолет накренился и стал зигзагами снижаться  на  склон
холма. Как  раз,  внезапно  понял  капитан  -  в  сторону  черного  экрана
детектора дельтонов. За несколько  секунд  до  катастрофы  капитан  затаил
дыхание, а обреченный самолет, шатаясь, несся к земле. Еще не достиг  ушей
грохот удара, а  Гарамонд  уже  сбросил  оцепенение  и  помчался  к  месту
катастрофы.

     Бронека спасли рамы детекторных экранов. Они приняли удар, согнулись,
охватив крылья,  вытянулись,  словно  лианы,  и  поглотили  большую  часть
кинетической энергии. Когда подбежал Гарамонд, пилота уже вытащили  из-под
обломков и усадили на траву. Вокруг него суетились техники,  работавшие  в
небольшом сарайчике рядом с детектором.
     - Слава Богу, что ты врезался в эту штуковину, - не  вполне  искренне
сказал Гарамонд. - Ты цел?
     - Я-то цел, но все остальное - вдребезги. - Бронек порывался встать с
земли, но капитан придержал его за плечо.
     - Не двигайся, сначала пусть тебя осмотрят медики. Что произошло?
     - Отвалилась средняя панель крыла.
     - Просто так взяла и отвалилась? - недоверчиво переспросил он.
     Бронек кивнул.
     - Да, и прихватила с собой привод управления двигателем, иначе  я  бы
справился с машиной.
     - Литмен! Разыщите эту панель и принесите сюда. Живо!
     Запыхавшийся  Литмен   раздраженно   крякнул,   но   без   возражений
развернулся и побежал по склону. Гарамонд подождал, пока врач не  осмотрит
Бронека, потом занялся обломками  дельтонного  детектора.  Где-то  посреди
груды продолжал работать поврежденный двигатель. Он испускал гиромагнитные
импульсы, и  безвредные  вспышки  расфокусированной  энергии  блуждали  по
кускам металла, словно огни святого Эльма.
     Разрушения выглядели  необратимыми,  однако  капитан  спросил  мнение
О'Хейгана.
     - Экран пришел в полнейшую негодность, - подтвердил тот.
     - Сколько времени потребуется на изготовление нового?
     - Думаю, с неделю, - ответил О'Хейган. - Но мы  теперь  сконструируем
модульную установку. Тогда уже через два-три дня  у  нас  будут  небольшие
действующие экраны. Пока закончат ваши  аэропланы,  мы  доведем  суммарную
площадь до нужной величины.
     - Приступайте.
     Научный руководитель остался уныло осматривать  обломки,  а  Гарамонд
двинулся навстречу людям, которые несли найденный кусок обшивки. Он  сразу
заметил, что края пластмассового листа тронуты сваркой только в нескольких
местах.
     Гарамонд перевел взгляд на Литмена.
     - Кто отвечал за сварку этой панели и кому вы поручали проверку?
     - Трудно сказать, - промямлил Литмен.
     - Вы не помните?
     Литмен кивнул.
     - Сверьтесь с рабочим журналом, - ласково посоветовал капитан.
     Литмен внезапно разъярился, его лицо побагровело.
     - Какой, к черту, журнал? Вы что, с луны свалились, мистер  Гарамонд?
Вам известно, как мало в цеху людей и материалов?  Зима  на  носу,  сейчас
важнее подготовка к холодам, а не ваши забавы.
     - Не вам судить, что сейчас важнее.
     - Еще бы! - У толстяка  покраснели  даже  белки  глаз.  Он  оглянулся
вокруг, словно ища свидетелей. - Где уж мне, я ведь  простой  чернорабочий
из тех, кому положено лишь вкалывать да лезть  из  кожи  вон  ради  вашего
чертова графика, взятого с потолка. Но вы кое-чего  не  уразумели,  мистер
Гарамонд. Здесь пара рабочих  рук  ценнее  двадцати  луженых  командирских
глоток. - Литмен стиснул кулаки. - Куда вы  денетесь,  если  мы  откажемся
достраивать ваши самолеты?
     По толпе пронеслось невнятное бормотание.
     Клифф Нейпир шагнул вперед.
     - Для так называемого чернорабочего, - презрительно заговорил он - вы
чересчур болтливы, мистер Литмен. А потому...
     - Спокойно, Клифф, - Гарамонд положил руку ему  на  плечо  и  громко,
чтобы слышали все, сказал: - Мне известно  и  понятно  желание  устроиться
получше,  обеспечить  себе  сносное  существование  зимой.  Мало  того,  я
разделяю точку зрения на старфлайтовских  бездельников,  однако  смею  вас
уверить, что не отстану, пока самолеты не  будут  построены.  Но  если  мы
вылетим, а в пути обнаружится халтура, я прикажу поворачивать обратно.
     Гарамонд выдержал многозначительную паузу.
     - Единственный способ навсегда  избавиться  от  меня  -  работать  на
совесть. Нечего жаловаться на сроки  и  нехватку  чего-либо,  я  прекрасно
помню, на что вы все  способны,  если  захотите.  Когда  мы  готовились  к
прорыву сквозь Окно, времени было не больше, чем сейчас.
     Капитан опять замолчал и оглядел понурые лица.
     - Отлично сказано, особенно в конце, - прошептал Нейпир. - Ты их уел,
если, конечно, у них осталась гордость.
     - Эх,  черт!  -  воскликнул  кто-то  из  задних  рядов.  -  Чего  тут
обсуждать? Не бросать же  теперь,  раз  полдела  уже  сделано!  Мы  готовы
поднажать.
     Толпа,   поколебавшись,   начала   потихоньку   рассеиваться.   Затих
одобрительный шум, не столь горячий, какой хотелось бы услышать  капитану,
но достаточно  решительный.  Гарамонд  с  облегчением  подумал,  что  хоть
отчасти восстановил  авторитет,  подорванный  строптивым  Траем  Литменом.
Руководитель сборки с каменным выражением, повернулся, чтобы уйти вслед за
остальными.
     - Трай, - окликнул его капитан, - давайте  обсудим  наши  проблемы  с
глазу на глаз.
     Тот пожал плечами.
     - Зачем? Меня устраивает то, что есть.
     - Вот как? А ведь вас считали лучшим техником Разведфлота.
     - Все в прошлом, Вэнс. Теперь у меня дела поважнее.
     - Важнее человеческой жизни? Из-за вас Бронек мог разбиться насмерть.
     - Я сожалею о случившемся. Никто не желал ему  зла,  я  рад,  что  он
легко отделался. - Литмен поглядел Гарамонду в глаза. - Знаете, почему они
послушались? Вы подарили им Орбитсвиль. Это искупает  все  остальное.  Они
собираются разбрестись кто куда,  Вэнс,  лагерь  просуществует  не  больше
года, а потом, скорее всего, опустеет.
     - Мы говорили об аварии.
     - Нас больше не связывают взаимные обязательства. Любой, кто доверяет
свою жизнь машине, не проверенной им лично, глупец. Вам следовало  бы  это
знать.
     Капитан  долго  смотрел  ему  вслед,  даже  не  пытаясь  унять   свою
неприязнь, хотя понимал, что, видимо, не Литмен, а он сам живет  в  отрыве
от действительности. За обедом Гарамонд усиленно размышлял над  последними
словами толстяка и пришел к выводу, что должен лично заняться самолетами и
лично отвечать за летные качества всей эскадрильи.
     Новые обязанности потребовали утомительной работы.  Целыми  днями  он
осматривал, подкручивал, укреплял чуть ли  не  каждую  гайку  и  заклепку,
зато, намаявшись,  как  собака,  он  стал  засыпать,  не  прикладываясь  к
бутылке.

     Капитан лежал на хвосте седьмого  самолета,  проверяя  шарниры  рулей
высоты, когда кто-то похлопал его по  спине.  Время  близилось  к  вечеру,
поэтому Гарамонд торопился закончить работу и продолжал  свою  кропотливую
возню. Однако неизвестный не отставал. Тогда капитан сел  и  увидел  перед
собой  морщинистое  лицо  О'Хейгана.  Ученый  никогда  не  выглядел  особо
жизнерадостным, но сейчас его унылость приобрела черты вселенская  скорби.
Тревога заставила Гарамонда проглотить слова упрека. Он выключил  налобный
фонарь и соскользнул на землю.
     - Что-нибудь случилось, Деннис?
     О'Хейган озабоченно кивнул.
     - Детектор зарегистрировал первую частицу.
     - Дельта-частицу?!.. - Капитан вытер лоб тыльной стороной  ладони.  -
Почему же вы не радуетесь? Ведь они-то нам и нужны!
     -  Мы  успели  восстановить  только  восемьдесят  процентов   площади
экранов.
     - Ну и что?
     - Слишком быстро, Вэнс. Я дважды проверял расчеты Майка Монкастера, к
ним не придерешься. При двух экранах с общей площадью  пятьсот  квадратных
метров это должно было произойти дней через восемьдесят,  даже  девяносто.
Вероятность...
     - Пустяки! Нам просто повезло! -  со  смехом  перебил  его  Гарамонд,
удивляясь, что еще не разучился смеяться. - Тот самый случай, когда законы
вероятности немножко подвирают. Признайтесь, Деннис, они обязаны время  от
времени давать ошибку.
     О'Хейган мрачно помотал головой.
     - Законы вероятности, друг мой, никому ничем не обязаны.

     Впервые в воздух поднялись все восемь  самолетов.  Они  стартовали  в
туманной прохладе и, оторвавшись от взлетной полосы, потянулись к  голубым
небесным  аркам.  На  оптимальной  пятисотметровой   высоте,   обмениваясь
краткими сигналами, неуклюжие птицы  выровнялись,  построились  клином,  а
потом, описав прощальный круг над лагерем, взяли курс на восток. Вот  тень
последнего скользнула по  металлической  скорлупе  "Биссендорфа",  и  стая
пропала в туманной дымке.

                                    16

     8-й день пути. По расчетам пройдено 94.350 километров.
     Эти  записи  задуманы  как  дневниковые,  но  я  решил  обойтись  без
традиционных сокращений, к которым прибегают любители, быстро охладевающие
к долгой писанине, и растянуть это занятие.
     Видимо, правильнее было бы назвать его бортовым журналом. Хотя журнал
ведут  для  записи  событий,  происшедших  во  время  путешествия,  а  мои
нерегулярные заметки, вероятно, будут посвящены псевдособытиям в  условиях
однообразия. Несмотря на мое решение, я  все  же  собираюсь  вместо  слова
"Орбитсвиль" писать большое "О". Это и короче, и лучше отражает его суть.
     Клифф Нейпир правильно  понял  мою  нелюбовь  к  автопилотам.  Ручное
управление, рассуждал я, хоть как-то займет нас и  избавит  от  скуки.  Не
тут-то было. На борту нас пятеро, мы  ведем  машину,  сменяя  друг  друга.
Вахты составлены с таким расчетом, чтобы в кабине день  и  ночь  находился
опытный пилот, то есть, либо Бронек, либо я. Но  в  течение  суток  бывает
лишь два коротких отрезка времени, когда управлять самолетом сложнее, чем,
допустим, автомобилем.
     По  "утрам"  холодные  воздушные  слои,  которые  часами   равномерно
опускались, медленно перемешиваясь,  вдруг  начинают  резко  прогреваться.
Тогда конвективные потоки вызывают весьма бурные атмосферные явления -  от
гигантских вихрей  до  проливных  дождей.  С  приходом  "ночи"  начинается
обратный, вероятно, даже более сложный  процесс,  когда  остывший  воздух,
опускаясь,  сталкивается  с  восходящими  потоками  от  все  еще   горячей
поверхности земли.
     Короче говоря, два раза в день мы полчаса крепко держимся за  штурвал
и неотрывно смотрим на приборы. Боюсь, этого мало, лететь-то нам целых три
или четыре года. Но все же мы счастливее  других,  у  нас  есть  маленькое
дополнительное занятие - поддерживать курс в угоду прихотям  инерциального
датчика направления.  Внутри  этого  простого  черного  ящика,  сделанного
командой О'Хейгана,  смонтирован  примитивный  электронный  мозг,  который
захвачен маниакальной мыслью сверять наш курс по  азимуту,  заложенному  в
память. Всякий раз, когда мы отклоняемся,  мигалка  индикатора  надоедливо
подсказывает, куда повернуть, и не унимается, пока экипаж не  вернется  на
праведную стезю. Остальные самолеты эскадрильи держатся за нами.
     К черному ящику подключен дельтонный детектор с  сечением  ловушки  в
один  квадратный  метр.  Года  через  два,  когда  мы  подойти   ближе   к
Бичхэд-Сити,  детектор  начнет  регистрировать  дельта-частицы,   и   ящик
скорректирует направление. Иногда я наблюдаю и за детектором, хотя в  этом
нет необходимости: поправка вносится автоматически,  а  в  цепи  детектора
имеется динамик, который должен щелкнуть в момент срабатывания ловушки. Но
я все равно смотрю... и  мечтаю  о  встрече  с  Э.Л.  Нет,  обойдемся  без
аббревиатур. С Элизабет Линдстром.

     День 23-й. Позади около 278.050 километров.
     Пройдена примерно сороковая часть пути, то есть округленно почти семь
витков вокруг Земли. Без остановки. Иначе говоря, за 23 дня мы  преодолели
такое же расстояние,  какое  луч  света  пролетает  за  секунду.  Чересчур
обескураживающее сравнение для тех, кто привык к  полетам  с  артуровскими
скоростями во много раз быстрее света. Утешает  лишь  то,  что  мы  узнали
много нового об О.
     Я отчего-то всегда полагал, будто весь он занят однообразной  степью.
Быть может, с этого все начиналось много эпох тому назад, но позже ветрами
надуло настояще горы. Они, правда, невысокие, хотя кто знает, что еще ждет
нас на неисследованной суше площадью в пять миллиардов Земель? Итак,  есть
горы,  иногда  -  покрытые  ледниками,  изредка  попадаются  реки  и  даже
неширокие моря. Наш перелетный клин пересекает  их  по  прямой.  Время  от
времени различаем в телескоп стада пасущихся животных. Наверное, кто-то из
предшественников  не  сразу   освоил   методику   добычи   и   переработки
растительных белков.
     Неожиданное разнообразие ландшафта  отчасти  скрашивает  монотонность
путешествия, но вскоре все моря и горы кажутся близнецами.
     Написав в прошлый раз, что мы пятеро счастливее других, я упустил  из
виду наших ученых.  Сэмми  Ямото  в  "четверке"  с  головой  погрузился  в
астрономические наблюдения и  расчеты,  включая  точное  измерение  ширины
дневных  и  ночных   полос.   Он   утверждает,   будто   даже   на   своем
импровизированном  оборудовании  сумел  бы  теперь  вычислить  азимут   на
Бичхэд-Сити с точностью до градуса. Подозреваю,  он  пропускает  вахты  за
пилотским  штурвалом,  иначе  вряд  ли  смог  бы  заниматься  изысканиями.
Надеюсь, это не так, ведь он один из самых  неопытных  летчиков  и  должен
почаще практиковаться. На  первый  взгляд,  пяти  человек  экипажа  вполне
хватит, но  ведь  кто-то  может  заболеть,  а  я  не  планирую  длительных
остановок. Машина, вынужденная надолго приземлиться,  будет  разобрана  на
запасные части и больше не взлетит. Вместе с ней останется и экипаж.
     Клифф Нейпир в "двойке" заполняет часы досуга,  помогая  Дениз  Серра
регистрировать флуктуации излучений и гравитационного поля.
     Иногда я жалею, что Дениз летит не со  мной.  Разумеется,  это  можно
устроить, но, оттолкнув ее в ту ночь, я обязан уйти с ее пути. Сейчас даже
во сне я вижу Крис и Эйлин мертвыми. Значит, я свыкаюсь с  их  утратой  и,
кажется,  уже  вероломно  подыскиваю  замену  Эйлин.  Особого  влечения  к
постельным утехам  я  не  испытываю,  причем,  уверен,  дело  здесь  не  в
пережитках отношений с подчиненными, когда  обилие  серебряного  шитья  на
мундире давало право взять любую женщину из команды.
     Во всем, что не  касается  непосредственных  задач  перелета,  старая
иерархия у нас окончательно упразднена. Не обошлось, наверное, без влияния
О. Помню, я слегка  опешил,  увидев  списки  желающих  сопровождать  меня.
Почему-то мне казалось, что все они будут из младшего командного  состава,
то есть люди, имеющие виды на карьеру. Но из семидесяти  человек  половина
оказалась рядовыми астронавтами. Я отношусь ко всем одинаково и  обращаюсь
как с равными.
     О уравнял нас всех.
     По сравнению с ним мы -  человеческие  электроны.  Слишком  ничтожны,
чтобы можно было углядеть знаки различия.

     День 54-й. Примерно 620.000 километров.
     Мы снова  в  воздухе  после  первой  запланированной  посадки.  После
семинедельного полета мысль  о  предстоящей  трехдневной  остановке  очей,
подбадривала.  Восемь  опытных  пилотов  посадили  эскадрилью  на   ровную
площадку в идеальном строю. Дни на земле провели, загружая скошенную траву
в перерабатывающие агрегаты.
     В О стоит так называемая зима. Солнце  в  зените,  но  дни  короткие,
воздух прогревается несильно, поэтому днем свежо,  а  ночью  по-настоящему
холодно. Все это заставляет задуматься, почему создатели О позаботились  о
смене времен года. Если верно мое предположение о  галактическом  "приюте"
или "гостинице", то, видимо, они  предварительно  изучили  разумные  формы
жизни в окрестностях  звезды  Пенгелли  и  обобщили  данные  о  приемлемых
параметрах окружающей среды. Стало быть, на большинстве  обитаемых  планет
условия весьма близки к земным, и сами они схожи с колыбелью человечества.
В таком случае не есть ли это универсальная предпосылка  развития  разума?
Не вижу связи. Ведь люди сначала появились в экваториальном  поясе  Земли,
где времен года практически нет.
     Похоже, погода во время следующих остановок тоже не будет  доставлять
нам неприятностей. Другое дело  -  наше  физическое  состояние.  Нетрудная
задача накосить и перекидать стожок травы -  для  многих  оказалась  почти
непосильной. Все устали, мышцы  ноют.  Решили  не  пренебрегать  в  полете
тренировками, разработали целый комплекс упражнений.

     День 86-й. Приблизительно 1.038.000 км.
     Если и дальше все пойдет так же гладко, то путешествие займет  меньше
времени,  чем  предполагалось.  Правда,  "семерка"  стала  вибрировать  на
максимальной скорости, закапризничал  подшипник  правого  винта.  Пришлось
убавить скорость на двадцать километров. Подшипники для  осей  пропеллеров
полагалось делать из магнитно-антифрикционного  сплава  сорта  Е.  Неужели
такой материал способен износиться за восемьдесят дней непрерывной работы?
Подозреваю, что Литмен мог заменить его на сорт D или даже С, хотя, может,
не по злому умыслу. Наверное, просто не хватило сплава высшего сорта. Знай
я  об  этом  раньше,  приказал  бы  разобрать  какое-нибудь   стационарное
корабельное оборудование. Конечно, у толстяка Литмена  появился  бы  новый
повод для недовольства. Как быстро он стал строптивым брюзгой!
     Теперь придется внимательно следить за  всеми  осевыми  подшипниками,
ведь у нас нет ни запасного сплава, ни возможности выдержать  допуски  при
обработке. Словно археологи, мы все глубже зарываемся в прошлое,  проходим
сквозь слои технической культуры и сами же при этом регрессируем.
     Полет проходит пока без происшествий. Моря, озера, горы, леса, прерии
становятся все  однообразнее.  Миллион  километров  -  незаметный  отрезок
окружности  О,  однако  я  теряюсь,  когда  пытаюсь  умом   охватить   это
расстояние. В школе нас учили, что разум человека не в  состоянии  постичь
значение светового года. Теперь я знаю: мы не  в  силах  представить  себе
даже световую секунду. Наша группа преодолела путь, равный  двадцати  пяти
кругосветкам, а я все трепыхаюсь, словно птица в  силках,  застряв  мыслью
где-то между третьей и четвертой горной грядой. Они  встали  непреодолимым
барьером перед сознанием, а тело все летит вперед, не ведая  об  опасности
возникшего разрыва.

     День 93-й. Приблизительно 1.080.000 километров.
     Я меняюсь. Как Литмен, как другие.
     Иногда я вообще забываю об  Элизабет  Линдстром,  а  воспоминания  об
Эйлин с Крисом не вызывают прежней  острой  боли.  Я  извлекаю  их  словно
драгоценности из  шкатулки  и,  полюбовавшись,  спокойно  убираю  обратно.
Крышка закрыта,  пусть  полежат  до  следующего  раза.  Нашу  жизнь  можно
сравнить с алгебраической суммой, когда положительные величины  радости  и
счастья отрицаются составляющими страдания  и  смерти  близких.  Может  ли
такая сумма иметь положительный баланс? Мне хочется спросить об этом того,
кто сможет меня понять, но Дениз - в другой машине.

     День 109-й. Примерно 1.207.000 километров.
     Потеряна  "шестерка"  Тэймена.  Это  случилось   во   время   второго
приземления. Мы  снизились  строем  над,  казалось  бы,  идеально  гладкой
равниной, но самолет Тэймена, наткнувшись на незамеченный в траве  камень,
сломал одно  из  шасси  и  завалился  на  крыло.  Никто  не  пострадал,  а
"шестерку" пришлось списать  в  утиль.  Чтобы  уменьшить  риск  повторения
подобных происшествий, впредь будем приземляться гуськом.
     Тэймен и его экипаж,  в  составе  которого  две  женщины,  восприняли
неудачу философски. Мы задержались на  сутки,  чтобы  помочь  им  устроить
долговременное жилье. Сняли с самолета ненужные экипажу детали, и  тут  же
заменили подшипник правого двигателя "семерки".
     Сейчас опять идем на крейсерской скорости. Жаль, что все  так  вышло,
нам будет не хватать оптимизма  Джека  Тэймена.  Странно,  но  особенно  я
сожалею о потере "шестерки" ночью. У нас нет  радиоальтиметров,  поскольку
на О не распространяются радиоволны,  барометры  ненадежны  из-за  свойств
атмосферы,  поэтому  для   определения   высоты   применяется   допотопное
приспособление, состоящее из двух лазеров на носу и хвосте каждой  машины.
Приборы укреплены  так,  чтобы  передний  рубиновый  луч  и  белый  задний
скрещивались внизу, под каждым самолетом, и, если он хорошо держит высоту,
по земле  скользит  розовое  пятно.  Ночью  мы  видим  внизу  клин  огней,
сопровождающий наш строй. Теперь  пропал  один  из  светляков,  это  сразу
заметно и навевает печальные мысли.

     День 140-й. Около 1.597.000 километров.
     Десять  дней  продолжаются  неприятности  с  подшипниками.   Скорость
снижена на пятьдесят  км/ч,  и  при  возрастающем  износе  деталей  падает
постоянно. Все порядком обескуражены, а я в какой-то степени даже доволен,
хотя виду не подаю. Если из строя выйдет одновременно несколько самолетов,
люди получат возможность устроиться с относительными удобствами и основать
более крупную колонию. Я обсуждал  с  Нейпиром  создавшееся  положение  по
светофону. Даже Клифф, кажется, приуныл.
     Единственное "обнадеживающее" обстоятельство заключается в  том,  что
неприятности происходят только на машинах с  третьей  по  восьмую.  Номера
были даны им в том порядке, в котором они сходили с конвейера. На первой и
второй, то есть у нас с Клиффом  -  пока  все  в  норме.  Значит,  Литмену
хватило сплава Е только на четыре мотора.
     Я взял слово "обнадеживающее" в  кавычки,  потому  что  такая  потеря
самолетов на столь ранней стадии перелета может погубить  всю  экспедицию.
Чтобы дойти до цели, потребуется многое, а ресурсов уже не остается.
     Пишу ночью, никак не могу уснуть. Я боюсь. Не  просто  избавиться  от
страха перед О, который...

     Увидев Джо Бронека, покинувшего место второго пилота и появившегося в
проходе между койками, Гарамонд отложил перо.
     - В чем дело, Джо? - спросил он, захлопывая тетрадь.
     - Видите ли, сэр...
     - Просто Вэнс.
     - Простите, я... Вэнс, прошу вас пройти  на  минутку  в  кабину.  Там
что-то непонятное.
     - На каком приборе?
     Бронек мотнул головой.
     - Не на приборе. На горизонте. Там  огни.  Похоже,  впереди  какой-то
город. Или вроде того.

                                    17

     Хотя Бронек показал, куда  смотреть,  Гарамонду  понадобилось  время,
чтобы разглядеть желтоватое зарево. Выглядело оно малоутешительно.
     Делия Лиггетт, сидевшая за штурвалом, подняла голову.
     - Неужели нам повезло?
     - Это не Бичхэд-Сити, - отрезал Гарамонд.
     - Я думала, мы допустили ошибку в вычислениях.
     - Конечно, оценка расстояния, которое пролетел  "Биссендорф",  груба,
но не настолько же. Бичхэд-Сити мы увидим года через два.
     - Тогда что там такое?
     - Кто знает? Может, неизвестное явление природы?
     - Нет, - сказал Бронек и протянул Гарамонду бинокль. - Поглядите-ка.
     - Действительно, город.  Опять  инопланетяне,  -  наведя  бинокль  на
резкость, задумчиво произнес капитан. - Они дьявольски далеко забрались!
     Тут раздался голос из светофона:
     - Говорит Второй. Как слышите меня?
     - Слышим нормально, Клифф.
     - Вы видите то же, что и мы?
     - Ты подумал о том же, о чем и я?
     Нейпир заколебался.
     - Да, если  ты  имеешь  в  виду  расстояние  от  Окна.  Полагаю,  эти
инопланетяне попали на Орбитсвиль задолго до нас. Видал, куда забрели.  Им
могли понадобиться сотни, даже тысячи лет.
     - Охота была сюда тащиться. Орбитсвиль всюду одинаков, здесь ничем не
лучше, чем в других местах.
     - Это с нашей точки зрения, Вэнс. Другим может казаться иначе.
     - Не знаю, не знаю, - с сомнением протянул Гарамонд.
     Он сел в запасное кресло и стал дожидаться зари. Но через час,  когда
вал дневного света промчался с востока  на  запад,  видимость  ухудшилась.
Чужой город, хотя до него осталась какая-то сотня  километров,  неожиданно
слился с местностью. В бинокль были видны едва различимые на  фоне  зелени
разноцветные  пятнышки.  Во  время  светофонного  обмена  мнениями  кто-то
выразил  надежду,  что  тут  можно  разжиться  новыми   подшипниками   или
как-нибудь восстановить старые. Капитан в глубине души тоже рассчитывал на
высокий уровень технологии  инопланетян.  Однако  чем  больше  сокращалось
расстояние до поселения, маячившего впереди, тем явственнее оно  смахивало
на старинный городок американского Запада.
     - Слишком уж сельский  вид  у  этого  мегаполиса,  -  заметил  геолог
Ролстон, взяв у капитана бинокль.
     - Нельзя мерить чужую культуру на свой аршин, - ответил тот. - Хотя у
меня  такое  же  чувство:  перед  нами  малоразвитая  сельскохозяйственная
община.  На  мой  взгляд,  всякая   раса,   поселившись   на   Орбитсвиле,
превращается в фермерскую; в других занятиях просто нет надобности.
     - Минуточку, Вэнс!  -  Ролстон  напрягся.  -  Не  исключено,  что  мы
все-таки получим свои подшипники. Кажется, впереди аэроплан.
     Пораженный Гарамонд выхватил у  него  бинокль.  Вскоре  он,  наконец,
отыскал яркое пятно неправильной формы, перемещавшееся на меньшей  высоте.
Самолетик летел прямо на эскадрилью. Продолжая наблюдение, капитан заметил
новые  яркие  точки,  взлетевшие  снизу.  Покружившись,  они   застыли   в
обманчивой неподвижности, значит, тоже легли на  встречный  курс.  Ролстон
дал предупредительный сигнал остальным машинам землян.
     - Торжественная встреча, - произнес он, когда  чужие  самолеты  стали
видны невооруженным глазом. - А у нас, как  назло,  никакого  оружия.  Что
делать, если они нас атакуют?
     -  Будем  надеяться  на  их  дружелюбие  или,  по  крайней  мере,  на
отсутствие враждебности. - Гарамонд подрегулировал бинокль. - Эта  пестрая
компания не очень-то напоминает военно-воздушные силы.
     - Древние рыцари тоже выходили на битву в разноцветных доспехах.
     - Здесь не тот случай. Слишком малы и разнотипны эти самолеты. - Пока
капитан приглядывался к городу,  продолжая  изучать  его,  два  авиаотряда
встретились и перемешались.
     Желто-зеленый моноплан пристроился рядом с ведущим землян  и  покачал
плоскостями. Его фюзеляж венчал прозрачный пузырь кабины,  сквозь  который
угадывались очертания фигуры, похожей на человеческую. Бронек,  пересевший
за штурвал, счастливо рассмеялся и ответил на приветствия гуманоида. Вслед
за ним то же самое сделал голубой биплан.
     - Контакт! - закричал пилот. - Это не клоуны, Вэнс! Мы сможем  понять
друг друга!
     - Ну-ну, посмотрим, как вы  получите  разрешение  на  посадку,  -  не
разделяя его восторга, пробурчал Гарамонд.
     - Мигом уладим, - не поняв сарказма, веселился Бронек.
     Пока он, оживленно жестикулируя, пытался объяснить инопланетянам свое
желание, капитан постарался рассмотреть чужие самолеты. До сих пор  он  не
заметил ни одной пары одинакового  цвета,  теперь  же  убедился,  что  они
разнятся и конструкцией. Многие были винтомоторными, но по меньшей мере на
двух стояли  турбореактивные  двигатели,  а  одна  машина  выглядела,  как
любительский   ракетоплан.   Были   среди   них   самолеты    традиционных
крестообразных конструкций, со стреловидными крыльями,  "рама"  с  двойным
фюзеляжем.
     - Разношерстная публика,  -  прокомментировал  Ролстон  и  добавил  с
ноткой разочарования: - У них двигатели  внутреннего  сгорания.  Если  все
остальное на таком же уровне, проку от аборигенов будет немного.
     - Откуда они берут топливо? Неужели тут есть ископаемые запасы?
     - Не исключено. Все зависит  от  возраста  Орбитсвиля.  -  Ролстон  с
профессиональным отвращением оглядел местность внизу. - Мое  геологическое
образование здесь ни черта не стоит. Тут не годятся общепринятые теории.
     - Кажется, можно приземляться, - объявил Бронек. -  Наш  друг  дважды
кивнул носом.
     - Прекрасно. Передайте остальным.
     Под крыльями замелькали окраины городка. Бронек привстал с  кресла  и
завертел головой.
     - Не пойму, где у них аэродром. Придется заходить на второй круг.
     Капитан хлопнул пилота по плечу.
     - Тебе вряд ли удастся обнаружить центральный аэропорт.

     Самолет накренился, и  возникла  панорама  города.  Несмотря  на  его
внушительные размеры, внизу не видно было ни улиц, ни заводов,  ни  других
крупных зданий. У Гарамонда сложилось впечатление, что это  просто  тысячи
охотничьих домиков посреди леса. Тут и там виднелись  поляны  величиной  с
футбольное поле  неправильной  формы.  Цветные  самолетики  разлетелись  в
разные стороны, направляясь очевидно  к  этим  посадочным  площадкам.  Они
бесцеремонно  пересекали  курс  друг  друга,  маневрировали,  не  соблюдая
никаких правил. Порой казалось, что столкновения не  избежать.  У  Бронека
даже дух захватило, но все обошлось. Самолетики благополучно приземлились,
предоставив гостям кружить в поисках подходящей поляны.
     - Бред, - произнес молодой пилот. - Не могу же я плюхнуться прямо  на
одну из этих приусадебных лужаек!
     - Поищем подходящее поле за Городом и сядем, как договорились, след в
след, - сказал Гарамонд.
     Он поудобнее устроился в  кресле  и  пристегнул  ремни  безопасности.
Самолет  пошел  на  снижение,  описал  два  круга  на  бреющем  полете   и
приземлился на широкий луг, несколько раз  подпрыгнув  на  кочках.  Бронек
отрулил в сторону и стал наблюдать, как  остальные  шесть  машин  садились
одна за другой, выстраиваясь после короткого  пробега  в  неровную  линию.
Замерли винты, откинулись фонари кабин.
     Воздух,  напоенный  запахами  трав,  хлынул  в  легкие  капитана.  Он
невольно расслабился, наслаждаясь тишиной. Ощущение покоя пробудило в  нем
воспоминания о коротком отдыхе дома, на Земле. Радость жизни, доходящая до
исступления, была хорошо знакома астронавтам Разведфлота. С ней  следовало
бороться, держа чувства под жестким контролем, иначе в  начале  следующего
полета  неосторожными  завладевала  глубочайшая  хандра.  Однако,   вдыхая
упругий свежий воздух, Гарамонд ослабил бдительность и поддался эмоциям.
     "Еще два года пути, днем и ночью, - пришла непрошенная мысль. - Я  не
выдержу. Никто бы не выдержал".
     - Идемте, Вэнс, разомнемся, - спрыгивая в траву, позвал его Бронек.
     Делия Лиггетт,  Ролстон,  молодой  врач  Пьер  Тарк  последовали  его
примеру. Гарамонд махнул им рукой и занялся ремнями.
     "Целых два года полета, не меньше! Ради чего?"
     Снаружи   доносился   смех.   Экипажи   обменивались   приветствиями;
дружескими  тычками,  шутили  над  чьими-то  затянувшимися   объятиями   и
поцелуями.
     "Чего я добьюсь, если  даже  сумею  убить  президента?  Все  равно  я
опоздал. Эйлин с Крисом уже не поможешь. Согласились бы они, чтобы я обрек
себя на казнь?"
     Охваченный радостным возбуждением, Гарамонд вылез на  крыло.  Дома  и
сады инопланетян выглядели отсюда  сонным  деревенским  царством.  Капитан
оглядел лимонно-зеленые просторы и спрыгнул вниз, где  его  уже  поджидали
Клифф Нейпир и Дениз Серра. Они тепло поздоровались. Дениз смотрела весело
и открыто. В форменных  брюках  и  оранжевой  блузке  вместо  кителя,  она
показалась Гарамонду еще красивее. Почти сразу к  компании  присоединились
О'Хейган и Сэмми Ямото. Оба поседели и постарели, при ежедневном общении с
ними он не замечал этих перемен.
     О'Хейган, не  тратя  времени  на  веселье,  сразу  занялся  насущными
делами.
     - Нам предстоит трудное решение, Вэнс.  На  пяти  машинах  подшипники
дышат на ладан, если не принять меры, двигатели в любой момент могут выйти
из строя. Не имеет смысла и даже опасно продолжать перелет, не восстановив
их. - Он наклонил голову, ожидая возражений.
     - Вынужден согласиться, - ответил капитан, с удовольствием поглядывая
на Дениз.
     О'Хейган удивленно поднял брови.
     - В таком случае при встрече с аборигенами  необходимо  перво-наперво
определить их технические возможности.
     - Вы  же  видели  их  авиацию.  Не  тот  уровень.  Без  гиромагнитных
двигателей им не нужны магнито-антифрикционные подшипники.
     - Что верно, то верно. Однако, износостойкость магнитного  подшипника
можно повысить, заключив его в другой подшипник,  хотя  бы  в  примитивный
шариковый. Остается только заказать  туземцам  штук  двадцать  стандартных
деталей и с их помощью повысить  надежность  наших  движков.  По-моему,  я
прав.
     - Необходима высокая точность обработки.
     О'Хейган громко фыркнул.
     - Можно подумать, я не понимаю.
     - Боюсь, это окажется...
     Гарамонд замолчал, внезапно поняв, что говорит слишком громко. Голоса
вокруг умолкли, установилась напряженная тишина.  Он  обернулся  и  увидел
движущуюся к  ним  фантастическую  процессию.  Туземцы  явно  походили  на
гуманоидов. В одежде преобладали коричневые и желтые тона, гармонировавшие
с песочным цветом их кожи. Они были лысыми,  ротовые  отверстия,  глаза  и
ушные раковины находились на привычных местах.  Видимые  признаки  половых
различий отсутствовали. Некоторые инопланетяне шли пешком, другие ехали на
двух- и трехколесных велосипедах, третьи катили на  мопедах,  а  некоторые
даже на автомобилях.
     Приблизившись к самолетам землян, они остановились метрах в двадцати,
и в наступившей тишине  люди  услышали  негромкое  гудение  или  тональное
пение.
     Хотя предстоящий контакт с разумными существами казался гораздо более
многообещающим, нежели немая сцена при первой встрече с клоунами, Гарамонд
смотрел на инопланетян с удивившим его самого безразличием.
     - Попробуйте поговорить с ними, - обратился к нему О'Хейган.
     - Нет, Деннис, теперь ваша очередь вписать свое имя в анналы истории.
Воспользуйтесь случаем и действуйте на свое усмотрение.
     О'Хейган воспрял духом.
     - Тогда будем действовать по науке.
     Он направился к ближайшему аборигену, который, казалось, с  интересом
уставился на него.
     - Все без толку, - пробормотал себе под нос капитан.
     - Вы что-то сказали? - повернул голову Ямото.
     - Ничего, Сэмми. Просто подумал вслух.
     - Э-э, Вэнс, это опасный симптом, - засмеялся Ямото.
     Гарамонд рассеянно кивнул.
     "Деннис О'Хейган еще не понял, что эти люди никогда не сделают  того,
что он хочет.  Допустим  даже,  он  добьется  своего,  и  мы  уговорим  их
изготовить подшипники.  Какой  смысл  продолжать  путь?  Дело  не  в  моем
разочаровании или смене  настроения.  Компьютеры  твердили  то  же  самое:
группе из двух самолетов типа наших не хватит  резервов  на  столь  долгое
путешествие. Следовательно, я не смогу вернуться в Бичхэд-Сити, это  ясно,
как Божий день. Если я даже дотяну, то ничего уже не сделаю  для  Криса  и
Эйлин".

     Гуманоиды глазели на людей больше часа, потом  потихоньку  потянулись
назад в свой город. Вскоре луг опустел. Они напоминали  детей,  побывавших
на ярмарке, где  показывают  всякие  фокусы  и  чудеса,  но  не  настолько
увлекательные, чтобы ради них пропустить обед.
     Наконец за деревьями исчезла последняя ярко раскрашенная машина. Люди
молча поглядели ей вслед, потом заговорили  все  разом.  В  их  оживленном
гомоне слышалось не разочарованием а,  скорее,  облегчение  после  долгого
напряжения безмолвной встречи.
     Достали из запасов бутылки самодельного спиртного, и отряд двинулся к
берегу видневшегося невдалеке озера. Некоторые сразу бросились в воду,  их
примеру, недолго думая, последовали остальные.
     - Ерунда какая-то, - сказал Джо Бронек, тряхнув головой. - Мы  стояли
в два рядочка друг против друга, словно парни и девки в деревенском  танце
на Терранове.
     -  Это  нормально,  -  успокоил  его  Гарамонд.  -  Никто   ведь   не
разрабатывал  дипломатического  протокола   подобных   встреч.   Что   еще
оставалось делать?
     - Все равно странно.
     - Пожалуй. Неизвестно, правда, что бы мы выиграли, окажись поблизости
дипломаты или военные. А так, встретились, поглазели друг на друга и мирно
разбрелись по берлогам. Никто никому не причинил вреда.  Поверь  мне,  все
могло закончиться гораздо хуже.
     - Наверное, вы правы. А вы заметили, как они считали наши самолеты?
     - Обратил внимание. - Капитан припомнил частый жест туземцев: длинные
смуглые пальцы тыкают в сторону машин.
     - Может, они никогда не видели...
     - У нас прогресс, капитан, - подходя  к  ним,  объявил  О'Хейган.  Он
помахал пачкой исписанных листков и показал на свой диктофон. - Я  выделил
из речи этих певунов не меньше шести существительных, вернее, их  аналоги.
Если бы я учился музыке, то справился бы еще лучше.
     - Возьмите кого-нибудь в помощники.
     - Уже взял Шелли и Паскаля. Думаю отправиться ненадолго в город.
     - Можете  не  торопиться.  Возвращайтесь,  когда  сочтете  нужным,  -
небрежно ответил Гарамонд.
     О'Хейган пытливо посмотрел на него.
     - Ладно, Вэнс. Еще  мне  не  терпится  поближе  изучить  их  технику,
взглянуть на какие-нибудь мастерские.
     - Превосходно, Деннис, желаю удачи.
     Отвязавшись от О'Хейгана, Гарамонд осмотрелся, увидел оранжевое пятно
возле одного из самолетов и  зашагал  к  Дениз  Серра.  Заметив,  что  она
беседовала с женщинами из других  экипажей,  он  заколебался,  хотел  было
обернуть в сторону, но Дениз помахала ему рукой, прося подождать.  Умница,
приветливая, обаятельная и желанная. Его идеал.
     Девушка оглянулась, нахмурилась,  увидев  посторонних,  и  кивнула  в
сторону безлюдного  участка  луга  с  нетронутой  травой.  Гарамонду  было
приятно, что она разделяет его желание уединиться.
     - Безмерно рад видеть тебя снова.
     - Я тоже рада, Вэнс. Как твои дела?
     - Лучше. Я словно заново рождаюсь на свет.
     - Поздравляю. А я сейчас  присутствовала  на  учредительном  собрании
женской лиги Орбитсвиля. Мужчин решили не приглашать. Пусть будет немножко
таинственно, как в монашеском ордене.
     - О-о, продолжайте, сестра Дениз.
     Она улыбнулась, потом опять посерьезнела.
     - Вэнс, мы проголосовали за прекращение перелета.
     - Единогласно?
     - Да. Пять самолетов рано или поздно сломаются,  а  мы  уже  вряд  ли
найдем подходящее место для жилья. Эти гудящие туземцы на вид  дружелюбны,
мы сможем изучать их, вот и полезное занятие на первое  время.  Не  считая
продолжения человеческого рода.
     - А сколько мужчин хотят остаться?
     - Мне очень жаль, Вэнс, но таких большинство.
     - Не стоит сожалеть. При создавшемся положении это вполне логично.
     - Но ведь у тебя останется только два самолета.
     - Ничего страшного, - сказал Гарамонд, думая,  когда  же  он  наконец
перестанет играть  роль  мученика  и  сообщит  Дениз,  что  уже  пришел  к
соглашению с самим собой.
     Она взяла его за руку.
     - Я же знаю, ты разочарован.
     - Спасибо, Дениз. Благодаря тебе я взглянул на многие вещи по-новому.
     Она немедленно убрала руку, и Гарамонд опять почувствовал неловкость.
Он смотрел на нее внимательно и выжидающе.
     - Разве Клифф не сказал тебе, что я жду ребенка? Его ребенка.
     Лицо Гарамонда осталось бесстрастным.
     - В этом не было необходимости.
     - Значит, не говорил. Ну, погоди, доберусь я до этого здорового...
     - Я же не совсем слеп, Дениз, - капитан заставил себя улыбнуться, - и
все понял, увидев вас сегодня утром. Только еще не успел поздравить.
     - Спасибо, Вэнс. В этой глухомани нам понадобится  надежный  крестный
отец.
     - Боюсь, к нужному моменту я буду уже далеко.
     - О-о! - Дениз растерянно отвернулась. - А я подумала...
     - Что я сдамся? Нет. Не все еще потеряно, ведь в  ответе  компьютера,
сама знаешь,  не  содержалось  категорического  утверждения,  будто  двумя
самолетами  невозможно  достичь  Бичхэд-Сити.  Дело  упирается  в  простое
везение или невезение, не правда ли?
     - Смахивает на русскую рулетку.
     - Ладно, Дениз, поговорим об этом в другой раз.
     Гарамонд отвернулся, но она схватила его за локоть.
     - Прости, мне не следовало так говорить.
     Он взял ее ладонь и пожал, снимая со своей руки.
     - Я действительно рад за вас с Клиффом. А сейчас извини, у меня  уйма
дел.

     Несколько часов капитан прикидывал, как уместить нужные вещи  в  двух
оставшихся самолетах. Наступила мгновенная темнота, но он,  включив  свет,
продолжал  сосредоточенно  работать.  Ветерок  доносил  из  лагеря   звуки
пирушки, однако капитан не обращал на них внимания, считая и  пересчитывая
десятки вариантов распределения  нагрузки,  стараясь  наиболее  оптимально
использовать полезное пространство фюзеляжей.
     На борт  поднялся  О'Хейган  и  протиснулся  к  застеленному  старыми
картами столу.
     - Я только теперь осознал, насколько привык полагаться на компьютеры,
- посетовал капитан.
     О'Хейган нетерпеливо тряхнул головой.
     - А я провел самый удивительный день в моей  жизни.  Чтобы  прийти  в
себя, мне, пожалуй,  необходимо  выпить.  Поделитесь  своими  запасами.  -
Ученый  плюхнулся  на  стул,  не   дожидаясь,   пока   Гарамонд   достанет
пластмассовую бутылку, потом осторожно глотнул прямо из горлышка. -  Время
не меняет эту отраву.
     - Зато меняет человека, который ее изготовил.
     - Как и всех нас. -  О'Хейган  отпил  еще  глоток  и,  видимо,  решил
закончить предисловие. - Надежда оказалась тщетной. Ни черта мы не добудем
у этих аборигенов. Знаете, почему?
     - Потому что у них нет таких станков?
     - Вот именно. Они работают вручную. Вы это знали?
     - Догадывался. У них есть автомобили и  аэропланы,  но  нет  заводов,
аэродромов и дорог.
     - Недурно, Вэнс. На сей раз вы всех опередили. -  Деннис  побарабанил
пальцами по столу. В тесном пространстве самолета дробь прозвучала гулко и
неприятно.  О'Хейган  снова  заговорил,  но  уже  без   свойственной   ему
язвительности: - Они пошли другим путем. Ни разделения труда, ни массового
производства,  ни  стандартизации,   одна   кустарщина.   Желающий   иметь
автомобиль или электросбивалку для теста делает их сам от начала до конца.
Вы заметили, у них даже велосипеды разные?
     - Конечно. Они зачем-то подсчитывали наши самолеты.
     - Я тоже обратил внимание, хотя  тогда  не  понял.  Должно  быть,  их
поразила эскадрилья одинаковых машин.
     - Вряд ли они поразились, -  не  согласился  Вэнс.  -  Может,  слегка
удивились. Мне показалось, что эти люди по натуре  не  любопытны.  Если  у
каждого аборигена есть свой отдельный дом, значит, в городе тысяч двадцать
жителей. А подивиться на нас явились  от  силы  две  сотни.  И  почти  все
приехали на собственном транспорте.
     - Стало быть, по-вашему, нас встречали только  фанатики  технического
прогресса?
     - Скажем так:  изобретатели.  Наши  машины  интересовали  их  гораздо
больше, нежели мы сами. Такие соседи не станут совать нос в чужие дела, но
и сами не вызывают любопытства.
     О'Хейган  подозрительно  уставился  на  исписанные   листки   бумаги,
разбросанные по столу.
     - Вы намерены отправиться дальше?
     - Да. - Капитан решил ограничиться самым коротким ответом.
     - А экипаж? Желающие есть?
     - Пока не знаю.
     Ученый тяжело вздохнул.
     - Я до смерти устал от полета. Он доконает меня, Вэнс.  Но  если  мне
придется жить среди людей,  которые  каждые  два  года  заново  изобретают
велосипед, я спячу. Возьмите меня с собой.
     - Спасибо, Деннис. - Гарамонд вдруг почувствовал, как защипало глаза.
     - Не стоит благодарности, - отрывисто произнес  О'Хейган.  -  Давайте
лучше посмотрим, чем вы собираетесь набить эти летающие душегубки?

                                    18

     Вопреки ожиданиям, Гарамонд собрал два экипажа по четыре  человека  и
возобновил перелет. На рассвете обе машины поднялись в воздух и, не сделав
прощального круга, не помахав даже крыльями, беззвучно ушли на восток.

     День 193-й. Около 2.160.000 километров
     Вероятно, это последняя запись в моем журнале. Слова утрачивают  свое
значение. Мы заметно меньше разговариваем друг с другом.  Но  молчание  не
вызвано  отчуждением,  напротив,  мы  стали  единым  организмом.   Поэтому
странно, когда кто-нибудь вдруг начинает шевелить губами и языком, вызывая
бессмысленные  звуковые  колебания.  Произнесенные  фразы  рассыпаются  на
отдельные слова, слоги, звуки, услышанное больше не воздействует на работу
мысли.
     Порой мне кажется, то же самое происходит и со зрением.  Мыслительный
процесс никак не связан со зрительными образами. Мы пронеслись над тысячью
морей, десятком тысяч горных стран. Возникнув на горизонте, они каждый раз
поражают своей одинаковостью.  Необычной  формы  вершина,  излучина  реки,
причудливая группа  островов  появляются,  суля  новизну,  однако  тут  же
превращаются  в  банальные,  безликие  географические  детали  рельефа   и
бесследно исчезают. Я  бы  назвал  это  явление  обманчивым  разнообразием
монотонности. Не будь у нас инерциальных датчиков курса, мне бы  казалось,
будто мы кружим на одном месте.
     Впрочем, это не совсем так, поскольку мы научились ориентироваться по
дневным ребрам на небе. Забавно  думать  о  себе  как  о  микроскопической
мошке,  залетевшей  в  сферический  купол  гигантского  собора.  Все  наше
сомнительное преимущество перед нею -  это  умение  держаться  постоянного
направления по граням подвешенной в центре купола хрустальной люстры. Ведя
машину под одним  углом  к  прозрачно-голубым  полоскам,  я  могу  полчаса
лететь, ни разу не услышав зуммера  черного  ящика,  требующего  поправки.
Второй черный ящик, портативный детектор  дельтонов,  по-прежнему  молчит,
хотя мы в пути  уже  полгода.  Деннис  был  прав:  нам  повезло  с  первой
дельта-частицей.
     Обратный  прогиб,  горизонта   позволяет   на   глазок   поддерживать
постоянную высоту полета. Недавно мне пришло в голову,  что  при  размерах
Орбитсвиля у линии горизонта не должно быть никакого заметного изгиба,  но
Деннис, как всегда, сумел придумать правдоподобное  объяснение.  На  самом
деле горизонт прямой, а его вогнутость -  это  оптический  обман.  По  его
словам, еще древние греки  учитывали  подобный  эффект  при  строительстве
храмов.
     Обе машины показали себя с лучшей стороны. Летим  без  непредвиденных
поломок. На обоих самолетах имеется по запасному  двигателю,  что  намного
увеличило  нагрузку,  но  это  необходимо.  Главный  блок   гиромагнитного
двигателя - просто металлическая болванка, в  которой  большинство  атомов
кристаллической решетки колеблются в унисон и резонируют.  Однако  атомный
оркестр способен без предупреждения разладиться и зазвучать  в  диссонанс.
Тогда мощность упадет до нуля, и единственный выход  -  замена  двигателя.
Нам дано воспользоваться такой возможностью лишь дважды.

     К  счастью,  пока   возникают   только   незначительные   технические
трудности.  Серьезных  неполадок,  из-за  которых  пришлось  бы  пойти  на
вынужденную посадку, до сих пор не возникало, хотя они могут  произойти  в
любой момент и с каждым днем все с большей вероятностью.
     Наибольшее опасение вызывает не техника, а биологические автоматы, то
есть сами люди.
     Все, кроме молодого Бронека,  страдают  мигренями,  головокружениями,
морской  болезнью,  запорами.  Отчасти  этим  мы   обязаны,   по-видимому,
затяжному нервному напряжению, но из-за растущей ненадежности  авиации  не
решаемся прибегать к  транквилизаторам.  Особенно  меня  тревожит  Деннис.
Наверное, не следовало  брать  его  с  собой.  День  ото  дня  он  седеет,
дряхлеет, с трудом выдерживает вахты за штурвалом. Протеин  и  лепешки  из
дрожжевого теста даже  в  лучшие  времена  не  вызывали  аппетита,  теперь
желудок Денниса напрочь отказался их принимать. О'Хейган быстро  теряет  в
весе.
     Приходится признать, что затея с самого начала была неудачной, и игра
не стоит свеч. Продолжать авантюру значит рисковать человеческими жизнями.
     Совсем недавно я ни за что не признался бы себе в этом. Но  тогда  мы
еще не  начали  расплачиваться  за  вызов,  брошенный  Большому  О.  Пусть
расстояние,  которое  мы  взялись  преодолеть,   составляет   сотую   долю
окружности О, но позади - лишь малая часть этой доли. Сам я  тоже  наказан
за самонадеянность: я спокойно думаю  о  погибшей  жене,  о  ребенке,  без
эмоций  вспоминаю  Дениз  Серра  и  равнодушно  произношу   имя   Элизабет
Линдстром...
     Ничего не происходит. Я ничего не чувствую.
     Это моя последняя дневниковая запись.
     Писать больше не о чем. Мне больше нечего сказать.

     Пол вибрировал. Стоя на коленях у койки О'Хейгана, Гарамонд сказал:
     - Тут лето, Деннис. Мы влетели прямо в лето.
     - Не все ли равно?
     Казалось,  под  простыней  ничего  нет.  Тело  старика  стало   почти
бесплотным, словно мумия ребенка.
     - Я уверен, здесь растут фруктовые деревья.
     Усмешка Денниса напоминала оскал черепа.
     - Шел бы ты со своими фруктовыми деревьями... сам знаешь куда.
     - Если вы сумеете что-нибудь поесть, то поправитесь.
     - Я так отлично себя чувствуют Вот только отдохнуть  не  помешает.  -
О'Хейган вцепился в запястье Гарамонда. -  Брось,  Вэнс.  Обещай,  что  не
прервешь из-за меня экспедицию.
     - Обещаю. - Капитан разжал его прозрачные пальцы  и  встал  с  колен.
Теперь, когда решение созрело, выполнить его было на удивление  просто.  -
Прекратить перелет - в моих собственных интересах.
     Не  слушая  протесты  старика,  он  двинулся  по  тесному  проходу  к
затемненной кабине. За штурвалом сидел Бронек.  Рядом,  в  кресле  второго
пилота бодрствовал Сэмми Ямото. Отвинтив крышку, он ковырял  отверткой  во
внутренностях детектора дельтонов. Гарамонд хлопнул его по плечу.
     - Не спится, Сэмми? Ведь ты полночи продежурил.
     Ямото поправил на носу дымчатые очки.
     - Лягу через несколько минут, только разберусь с этой рухлядью.
     - Почему рухлядью?
     - Эта дрянь, сдается мне, не действует.
     Капитан посмотрел на панель прибора.
     - Судя по индикаторам, детектор исправен.
     - Сам вижу, но взгляните сюда. - Ямото  три  раза  щелкнул  тумблером
питания. Оранжевые буквы индикатора "Готов к работе" светились не мигая. -
Халтура, - с горечью констатировал астроном. - Я сам никогда не  догадался
бы проверить, если бы сегодня  ночью  не  вырубил  из  экономии  генератор
напряжения. Сижу себе, смотрю вперед, мечтаю, и вдруг  меня  словно  током
ударило: на всех панелях лампочки погасли, а те горят!
     - Разве это доказывает, что детектор не фурычит?
     - Не обязательно,  однако  вызывает  подозрение.  Возможно,  допущена
ошибка при сборке. Тогда Литмена расстрелять мало.
     - Ладно, не кипятись. - Гарамонд  занял  запасное  кресло.  -  Сейчас
чинить без толку, все равно нужно приземляться.
     - Деннису так плохо?
     - Да. Полет убивает его.
     - Не хотелось бы  казаться  бессердечным,  но...  -  Ямото  замолчал,
вставляя на место плату. - А если он вообще обречен?
     - Не хочу об этом думать.
     - Тогда придется мне. Кроме него нас еще семеро... -  Детектор  издал
громкий щелчок, как упавший  на  металлическую  пластину  стальной  шарик.
Ямото непроизвольно отдернул руку от оголенных проводов.
     - Что вы с ним сделали? - поднял брови Гарамонд.
     - Подчистил и  укрепил  контакты.  -  Астроном  горделиво  улыбнулся,
услышав еще два щелчка.
     - Что это?
     - Это, друг мой, дельта-частицы проходят через мишени. И  частота  их
говорит о близости источника.
     - Насколько он близко?
     Сэмми достал калькулятор.
     - Пожалуй, тысяч двадцать-тридцать.
     - Не хотите ли вы сказать, что Бичхэд-Сити где-то рядом?
     - Я хочу сказать только то, что единственный известный нам источник -
Окно.
     - Но как же... - Слова капитана прервало новое стаккато,  вырвавшееся
из динамика детектора.
     Гарамонд смотрел через переднее  стекло  кабины  на  низенькие  горы,
показавшиеся впереди. Они не выглядели более знакомыми, чем  уже  виденные
раньше. До них оставалось около часа полета.
     - Неужели это возможно? - недоумевал он. - Неужели,  мы  ошиблись  на
два года?
     Ямото убавил громкость сигнализатора.
     - На Орбитсвиле все возможно.

     К вечеру следующего дня пара неуклюжих машин начала  набирать  высоту
перед последним  кряжом  зеленых  гор.  Весь  экипаж,  включая  О'Хейгана,
собрался в кабине.
     Когда  дробь  ударов  слилась  в  сплошной  гул,  Ямото  торжественно
отключил детектор.
     - От него теперь не будет толку. С точки зрения астрономии мы прибыли
к месту назначения.
     - Сколько, по-вашему, еще осталось, Сэмми?
     - Километров сто, а то и меньше.
     Бронек беспокойно ерзал в кресле.
     - Значит, увидим Бичхэд-Сити вон за тем хребтом.
     - Здесь не может быть города.  -  Подозрения  Гарамонда  переросли  в
уверенность. - Я не помню там ни одной горной цепи.
     - Но это невысокие горы, - неуверенно возразил Ямото. - Вы  могли  не
заметить...
     Он замер на полуслове, потому что земля под ними словно вздыбилась  и
выровнялась снова, открыв бесконечный океан травы и деревьев.
     - Что же теперь делать? - растерянно спросил Джо Бронек,  оглянувшись
на своих спутников. Надежда, помогавшая  бороться  с  упадком  душевных  и
телесных сил, вдруг оставила всех. - Лететь куда глаза глядят?
     Один  лишь  Гарамонд,  давно  окаменевший  сердцем,  не  испытал   ни
потрясения, ни разочарования.
     - Включите-ка детектор, - повернулся он к Ямото.
     - Пожалуйста, - пожав плечами, ответил тот, и черный ящик  немедленно
наполнил кабину треском барабанной дроби. - Но  ничего  не  изменится,  мы
находимся практически над целью.
     - Детектор направленного действия?
     Ямото вопросительно взглянул на О'Хейгана, который устала кивнул.
     - Поверни налево, - сказал капитан Бронеку, - только потихоньку.
     Самолет  начал  плавно  отклоняться  к   северу.   Щелчки   детектора
становились реже и вскоре затихли совсем.
     - Так держать! Сейчас мы летим перпендикулярно дельтонам.
     Ямото направил бинокль туда, куда показывало правое крыло.
     - Бесполезно, Вэнс, ничего там нет.
     - Но что-то должно быть. Давайте снова изменим курс и полетим  строго
на источник. Глядите в оба, у нас есть час до наступления темноты.
     Пока Ямото  по  светофону  сообщал  о  намерениях  Гарамонда  экипажу
второго самолета, Джо Бронек повернул машину  и  снизился  до  оптимальной
пятисотметровой высоты, на которой они летели еще около часа.
     О'Хейган вконец обессилел, и его пришлось проводить в салон.
     - Мы загубили замысел, - сказал он Гарамонду, валясь на постель.
     - Вы здесь ни при чем, - покачал головой капитан.
     - Ошибочной оказалась основная идея, а это непростительно.
     - Забудьте, Деннис. Ведь  вы  сами  предупреждали  меня,  что  первую
частицу нельзя поймать так быстро. Вы были правы, как всегда.
     - Не пытайтесь подсластить пилюлю. Мне это ни к чему...
     О'Хейган закрыл глаза  и,  похоже,  сразу  впал  в  забытье.  Капитан
вернулся в кабину. Ему необходимо было взвесить все  доводы  за  и  против
прекращения  путешествия.  Они  слишком  поспешно   поддались   обманчивой
надежде, и Орбитсвилль наказал  их  за  доверчивость,  оставалось  выбрать
место окончательного приземления.
     Сам Гарамонд отдал бы предпочтение подножию  гор,  где  есть  реки  и
разнообразие  растений.  Богатство  пейзажа   психологически   важно   для
постоянной жизни на  одном  месте.  Может,  лучше  вернуться  к  последней
цепочке вершин, а не лететь дальше над бескрайней  равниной,  которая  так
жестоко  обманула  ожидания  путешественников.  Не  дай  Бог,   что-нибудь
случится с одним из самолетов, тогда придется  сесть  посреди  безбрежного
травяного  моря.  А  за  ним  наверняка  нет  ничего   нового.   Все   уже
видано-перевидано.
     - Кажется, прилетели, - бросил через плечо Бронек. - Я  вижу  кое-что
прямо по курсу.
     Капитан встал, вглядываясь из-за его спины в плоскую степь. Ровная  и
гладкая, она убегала в бесконечность.
     - Ничего не вижу.
     - Точно впереди, километров десять.
     - Какая-нибудь мелочь?
     - Мелочь? Я бы назвал это иначе. Вон там, смотрите на мой палец.
     Гарамонд проследил направление и испугался за Бронека:  впереди  была
все та же ничем не примечательная гладь.
     В кабину протиснулся Ямото.
     - Что происходит?
     - Вон там, прямо по курсу, - повторил пилот. - Как думаете,  что  это
такое?
     Астроном прикрыл глаза от солнца и тихо свистнул.
     - Не знаю, но кажется, чтобы посмотреть поближе, стоит  приземлиться.
Только сначала мне хотелось бы сфотографировать эту штуку  в  инфракрасном
свете.
     Гарамонд, скользнув взглядом по абсолютно  голой  прерии  уже  открыл
было рот, чтобы возмутиться, но вдруг понял,  о  чем  речь.  Он  выискивал
неровности рельефа, или какой-то предмет,  а  тут  оказалось  иное.  Среди
монотонной степи выделялось, как заплата, поле травы более темного  цвета.
Изменение оттенка можно было объяснить,  скажем,  неоднородностью  состава
почвы, но заплата имела форму идеального круга. По мере приближения к  ней
она становилась все более неразличимой с высоты.
     Ямото достал камеру, сделал несколько снимков,  мельком  взглянул  на
проявленную  фотографию  и  показал  ее  остальным.  На   оранжевом   фоне
выделялось темное пятно.
     - Этот круг значительно холоднее. На несколько градусов. Тепло уходит
неизвестно куда, не излучаясь в атмосферу.
     - Что означает?.. - вопросительно продолжил капитан.
     - Цвет травы указывает на  другой  состав  почвы,  то  есть  в  земле
присутствует посторонняя примесь. Тепло  уходит,  из  Вселенной  проникают
космические лучи. Следовательно, можно сделать единственный вывод.
     - Какой?
     - Мы обнаружили второе Окно в Орбитсвиль.
     - Не может быть! - Хотя капитан уже привык к  неожиданным  открытиям,
голос его задрожал. - Мы же облетели по экватору... В оболочке  больше  не
было отверстий.
     - Вот оно,  отверстие,  -  спокойно  произнес  Ямото.  -  Только  его
давным-давно заткнули. Зачем - неясно, а чем - сейчас узнаем.
     Посадив самолеты у самой кромки заплаты, люди  нетерпеливо  принялись
рыть широкую яму. Через несколько минут стемнело, но никто  и  не  подумал
отложить работу до утра. Слой почвы оказался метра два толщиной, однако не
прошло и часа, как лопаты наткнулись на вязкую линзу силового поля, а чуть
позже в свете переносок появилась массивная заслонка из ржавого железа.
     Взрезав ее невидимым ланцетом валентного резака,  землекопы  отогнули
прямоугольный лист и по очереди заглянули вниз.
     Там горели звезды.

                                    19

     - "Север Десять" - самая удаленная  наша  база,  -  сказала  Элизабет
Линдстром. Ее голос потеплел от гордости.  -  Осмотрев  ее,  вы  убедитесь
сами, сколько в нее вложено труда и средств.
     Они стояли на крыше административного здания. Шарль Деверо подошел  к
парапету  и  окинул  взглядом  панораму.  Где-то  на  юге,  в  четырехстах
километрах отсюда, находился Бичхэд-Сити, а во  все  стороны  простиралась
бескрайняя равнина,  которую  рассекало  прямое  шоссе.  По  нему  сновали
автомобильчики поселенцев, тяжелые фургоны,  груженные  продовольствием  и
оборудованием.  Последние  километры  шоссе  тянулось  через  промышленный
ранен, застроенный предприятиями по производству пластмасс. На прилегающих
лугах тарахтели сенокосилки. Пластмасса,  в  которую  превращалась  трава,
использовалась в строительстве. Сразу  за  ацетатными  заводами  и  лугами
начинались фермерские усадьбы. Шоссе упиралось в базу  "Север  Десять",  а
дальше в прерию расходился веер грунтовых дорог, терявшихся за горизонтом.
     -  Миледи,  кипучая  деятельность  "Старфлайта"  произвела  на   меня
огромное впечатление, - с профессиональной осторожностью  подбирая  слова,
начал Деверо. - Не поймите меня превратно, я вынужден задавать вам вопросы
исключительно в силу занимаемой мною должности и выполняемой миссии.
     "Иначе стала бы я тратить на тебя время",  -  подумала  Элизабет,  но
отогнала дерзкую мысль и постаралась  сохранить  самообладание.  Поскольку
задача была для нее новой, она требовала напряжения воли.
     - Понимаю, - с улыбкой  заверила  она  одетого  с  иголочки,  но  без
роскоши седого джентльмена. - Как представитель правительства Обоих  Миров
вы  обязаны  удостовериться,  что,  превращая  Линдстромленд  в  доступное
каждому пространство обитания, мы прилагаем максимум усилий.
     - Истинно так, миледи, истинно так. Люди на Земле и Терранове  узнали
о  фантастической  величине   Линдстромленда   и   не   понимают,   почему
правительство не разрабатывает программу строительства звездолетов,  чтобы
перевезти сюда все население обеих планет.
     - Справедливое недоумение, когда не знаешь всех обстоятельств. Земля,
которую я подарила человечеству, - Элизабет простерла руку к горизонту,  и
на ее пальцах вспыхнули огни драгоценных-камней, - диктует свои правила, и
мы вынуждены подчиниться им. Линдстромленд невообразимо велик, но  вход  в
него один. Ограничив способы передвижения и связи,  создатели  этого  мира
фактически отсекли, сделали недоступной основную его часть. Я  думаю,  они
предполагали тем самым навязать  пришельцам  процедуру  отбора.  Поскольку
Линдстромленд способен принимать ограниченное количество иммигрантов,  это
неизбежно должно сказаться на качестве прибывающих сюда рас.
     - Вы полагаете, им было известно понятие расы?
     - Вероятно, нет. - Элизабет запоздало поняла, что  выбрала  неудачное
слово. Одно из тех, на которые эти наделенные властью выскочки  реагируют,
словно быки  на  красную  тряпку.  Насколько  же  плохи  дела,  если  она,
президент "Старфлайта", вынуждена заискивать  перед  ничтожным  чиновником
самого слабого правительства  в  истории  Земли.  Похоже,  обстоятельства,
сопутствовавшие   открытию   Линдстромленда,   и   впрямь   были    дурным
предзнаменованием.
     Деверо не скрывал неудовольствия.
     -  Мы  бы  сочли  трагедией,  если  бы  Земля  экспортировала   такие
социальные болезни, как расизм и...
     - Я говорю о том, - перебила Элизабет, - что в еще  большую  трагедию
вылилось бы переселение на эти благословенные земли всех обитателей трущоб
и сточных канав.
     - Почему же? - Деверо уже с открытой неприязнью посмотрел ей в глаза.
Элизабет вдруг поняла, что  его  невзрачная  внешность  скрывает  стальной
характер. - Не потому ли, что задача такого масштаба не по зубам  частному
концерну, прибравшему к рукам все космические перевозки?
     У Элизабет пересохло во рту. Никто не позволял себе говорить с нею  в
подобном тоне, за исключением, быть может, капитана Гарамонда, который  за
это и поплатился. Неслыханная наглость! Ничтожные людишки, норовят цапнуть
из-за угла, когда чувствуют себя в безопасности.
     - Нет, разумеется, - ответила она, дивясь собственному спокойствию. -
Для регуляции притока колонистов существует множество  куда  более  веских
причин.  Взять  хотя  бы  трудности,   с   которыми   столкнулись   первые
переселенцы, когда их задержали эти твари, так называемые клоуны.
     - В самом деле? Подобных трудностей можно было избежать. Мы полагаем,
что беспорядки были спровоцированы.
     Элизабет чуть не поддалась соблазну сжечь Деверо  на  месте,  рассечь
лучом и посмотреть, как будут извиваться его половинки. Но тут ей пришло в
голову, что за откровенностью  старикашки  что-то  кроется.  Неспроста  он
вопреки законам дипломатии сразу выложил перед нею все козыри. Она пытливо
посмотрела на Деверо, стараясь прочесть на  его  лице  желание  продаться.
Методика  коррупции,  известная  с   незапамятных   времен,   передавалась
чиновниками из поколения в  поколение.  Один  из  широко  распространенных
способов мздоимства - демонстрировать свою опасность, набивая цену.
     Элизабет усмехнулась и подошла поближе, намеренно вступив в зону, где
присутствие постороннего вызывает приступ неприязни. Этому  приему  миледи
научилась в молодости, потом регулярно совершенствовала его  на  неопытных
юнцах  и  пользовалась  им  с  неизменным  успехом.   Лицо   представителя
правительства  моментально  напряглось.  Но  этим  метод  дрессировки   не
исчерпывался. Она должна подойти вплотную и прижаться  животом.  На  крыше
вдруг возник  секретарь  с  наушниками  в  руках  и,  распутывая  на  ходу
тянущиеся провода, быстро подошел к Элизабет.
     - В чем дело, Робард? - нахмурилась Лиз.
     - Сообщение исключительной  важности.  Наушники  соединены  с  рубкой
вашего  флагмана,  который  в  эту  минуту  принимает  на  внешнем   рейде
чрезвычайную радиограмму. Вам необходимо послушать.
     Она отошла от Деверо.
     - Вам придется подождать внизу.
     Тон обычно подобострастного секретаря ей не понравился.  По-видимому,
произошло нечто из ряда  вон  выходящее.  Мысленно  проклиная  бестолковые
законы  природы  Линдстромленда,  затрудняющие  связь  с  внешним   миром,
Элизабет надела наушники.
     Спокойный, уверенный голос произносил слова отчетливо и  твердо.  Она
узнала его. Ее ноги подкосились, и, опустившись на колени, Элизабет  стала
слушать.
     "...используя  запасы  и  части   искореженного   "Биссендорфа",   мы
построили несколько летательных аппаратов, на которых собирались  долететь
до Бичхэд-Сити. Самолеты оказались  непригодными  для  такого  расстояния,
однако восемь человек на двух машинах добрались до того места,  откуда  мы
сейчас ведем передачу. Здесь находится второе Окно в Орбитсвиль.
     Его  не  обнаружили  во  время  экваториального  облета,  потому  что
отверстие было закрыто металлической крышкой. Сплав не имеет ничего общего
с материалом оболочки. Видимо, крышку сделали  представители  цивилизации,
не достигшей даже нашего уровня технического развития. Когда мы попытались
вырезать  кусок,  чтобы  вывести  наружу  антенну,  у  нас   не   возникло
трудностей".
     Раздались  щелчки  помех,  какой-то  треск,  потом   опять   зазвучал
уверенный голос, произносящий убийственные для "Старфлайта" слова:
     "Итак, мы обнаружили второе Окно.  Причем  так  быстро  и  располагая
столь ограниченными возможностями,  что  напрашивается  вывод:  существует
множество подобных окон. Логично предположить, что все они были  одинаково
закрыты, и сделали это отнюдь не создатели сферы.
     Возникает вопрос: кому и зачем это понадобилось? По  всей  видимости,
операцию произвела раса разумных существ, поселившаяся  здесь  задолго  до
людей. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем о них и мотивах их деятельности,  но
возьму на себя смелость утверждать, что им были не чужды  людские  пороки.
Эта раса решила завладеть Орбитсвилем,  чтобы  монопольно  эксплуатировать
его ресурсы, а методом достижения  цели  выбрала  ограничение  доступа  на
Орбитсвиль.
     Мне также очевидно, что сначала они преуспели в своих  планах,  но  в
конце концов их ждало поражение.
     Быть может,  их  разгромили  противники.  Битва,  как  нам  известно,
произошла  возле  первого  Окна.  Может  быть,  они  просто  рассеялись  и
затерялись в глубинах прерий. Орбитсвиль изменил и поглотил их так же, как
меняет и поглощает теперь людей. Судьба той расы должна послужить  уроком.
Структура общества,  навязываемая  "Старфлайтом",  который,  злоупотребляя
своими имущественными правами, обуздывает расселение человечества,  должна
быть отвергнута и упразднена.  Орбитсвиль  должен  принадлежать  всем,  он
открыт для всех. Как я уже сказал..."
     Не в силах больше выносить этого менторского тона,  Элизабет  сорвала
наушники и ничком упала на гладкую крышу,  прижавшись  лицом  к  грязному,
затоптанному пластику.
     "Вэнс Гарамонд, - думала она. - Я полюбила тебя потому... потому  что
ты единственный, кто заставил меня по-настоящему  страдать,  единственный,
кто нанес  мне  неизлечимую  рану.  Ты  снова  причиняешь  мне  боль.  Все
кончается... Настала пора... заняться с тобой... любовью".
     - Миледи, вам нехорошо? - донесся голос из бесконечной дали.
     Элизабет подняла голову, с трудом узнала встревоженного Шарля  Деверо
и вскочила на ноги.
     - Как вы посмели?! - набросилась на него Лиз. - Кто вам позволил?
     - Никто. Я...
     - Кто впустил сюда этого маразматика? - Элизабет грозно уставилась на
Робарда, который подняв брошенные наушники, сматывал провод. - Гоните  его
в шею!
     - Я сам уйду, с меня довольно. - Деверо заторопился к выходу.
     Элизабет,  провожая  его  глазами,  теребила  на   пальце   рубиновый
перстень.
     - Прошу простить меня, миледи... - подобострастно поклонился Робард.
     - Рано, - отрезала она. - Сначала свяжите меня с доктором Киллопсом.
     - Слушаюсь, миледи.
     Он забормотал что-то в микрофон и, дождавшись  ответа,  протянул  его
Элизабет.
     -  Доктор  Киллопс,  вы  сегодня  назначали   успокоительное   миссис
Гарамонд? Нет? Тогда не назначайте. Капитан Гарамонд возвращается живой  и
невредимый,  поэтому  мы  желаем,  чтобы  его  супруга  была   веселой   и
жизнерадостной.
     Она швырнула микрофон на пол. Секретарь бросился поднимать.
     - Не трудитесь, - презрительно процедила Лиз. - Лучше позаботьтесь  о
машине, я выезжаю через пять минут. Срочное дело в Бичхэд-Сити.

     Узнав, что его жена и ребенок живы, Гарамонд испытал  настоящий  шок.
Лавина счастья, восторга, благодарности  судьбе  смела  вечную  суровость,
обнажив радость жизни. Потом наступила реакция. Несколько часов  его  била
дрожь, пот лился ручьями, кружилась голова. Приступ нервной лихорадки  был
в полном разгаре, когда возле второго окна причалил  большой  спасательный
катер, присланный штабом флота.
     Увидев человека в скафандре,  вылезающего  из  черной  дыры,  капитан
сначала испугался. За первым астронавтом  вылезли  другие,  таща  с  собой
скафандры  для  экипажей  самолетов.  Откинутые  шлемы,  смех,   радостные
объятия. Гарамонд никак не мог привыкнуть к новым лицам. За многие  месяцы
экспедиции  худоба  и  апатичность  у  его  людей  стала  нормой,  поэтому
спасатели казались слишком упитанными.  Их  кожа  неприятно  лоснилась,  и
двигались они чересчур живо. Это утомляло.
     - Капитан Гарамонд? - Безусый офицер "Старфлайта" не  сумел  щелкнуть
каблуками  тяжелых  сапог,  но  лихо  козырнул.  -   Лейтенант   Кении   с
"Уэстморленда". Прибыл за вами, сэр. Это великая честь для меня.
     - Благодарю. - Гарамонд несколько скованно отдал честь.
     Взгляд Кении наткнулся на силуэты двух  задравши  носы  самолетов,  и
челюсть у него отвисла.
     - Мне сказали, вы пролетели два миллиона километров. Неужели  на  тех
вон штуковинах? Уму непостижимо!
     Гарамонд почему-то обиделся.
     - Представьте себе... "Уэстморленд"?  А  командир  на  нем  не  Хьюго
Шиллинг?
     - Капитан Шиллинг  рвался  пойти  вместе  с  нами,  но  это  было  бы
нарушением устава. Он ждет вас на борту катера. Сэр, я  должен  снять  эти
аэропланы. Они просто...
     - Не сейчас, лейтенант. Наш научный руководитель  тяжело  болен.  Ему
нужна срочная госпитализация. Остальные тоже не в лучшей форме. - Несмотря
на охватившую тело слабость, капитан старался  придать  голосу  твердость.
Голова как будто плавала в воздухе отдельно от туловища. Он не  ощущал  ни
рук, ни ног.
     Кении сразу посерьезнел, стал крайне заботливым и  предупредительным,
но только испугал Гарамонда, который понял, какое производит  впечатление.
Лейтенант отдал необходимые  приказания,  и  блудных  детей  Земли  быстро
переправили на  спасательный  катер.  Предстояла  космическая  прогулка  с
мелькающими вереницами звезд, невесомостью и перегрузкой. Однако  Гарамонд
не думал об этом, его мысли все время возвращались к жене и сыну.
     Как только открылась  дверь  переходного  тамбура,  он  направился  в
салон, который по сравнению с тесным фюзеляжем самолета казался просторным
залом. Навстречу поднялась еще одна фигура, облаченная в скафандр.
     - Наконец-то, Вэнс! Ужасно рад тебя видеть!
     Хьюго Шиллинг, синеглазый капитан с посеребренными висками, прослужил
в планетарной разведке двадцать лет. К беспрестанным скитаниям в неведомых
космических далях он относился, словно к каботажным рейсам.
     - Спасибо, Хьюго. Ты так здорово меня выручил. Твоя  оперативность...
- Гарамонд покачал головой.
     Шиллинг придирчиво оглядел старого приятеля.
     - Да-а, выглядишь ты неважно. Туго пришлось?
     - Тяжеловато.
     - Ну, ладно, соловья баснями не кормят. Скафандров не снимаем, но  ты
садись, отдыхай. Сейчас чего-нибудь сообразим  и  мигом  домчим  до  дома.
Может, попробуешь вздремнуть?
     Гарамонд благодарно кивнул.
     - Ты виделся с моей женой и сыном? Как они?
     - Нет,  Вэнс.  В  Октагоне  почему-то  не  жалуют  простых  трудяг  с
фликервингов.
     - В Октагоне? Что они там забыли?
     - Когда ты... э-э... пропал, твои остались  у  президента.  Они  ведь
тоже знаменитости. Отсвет твоей славы и все такое...
     - Но... Та-ак. Хьюго, кто тебя послал за нами? Президент?
     - Нет. Просто естественная реакция командования. Президент в отъезде.
Она сейчас где-то на "Севере-10", на нашей новой базе.  Склады,  заводы  и
прочее.
     - Значит, она не слышала моей передачи?
     - Возможно. - Шиллинг легонько ткнул кулаком в грудь Гарамонда. - Что
и говорить, нелестно ты  охарактеризовал  родной  "Старфлайт",  всыпал  по
первое число. Теперь, небось, и сам не рад. Но не переживай, все понимают,
как тебе досталось. Объяснишь, что немного занесло на радостях. Сгоряча  и
не такое можно выдать.
     Гарамонд судорожно вздохнул.
     - В Бичхэд-Сити уже есть аэропланы или  какой-нибудь  другой  быстрый
транспорт?
     - Руки  не  дошли.  Все  силы  сосредоточены  на  постройке  домов  и
автомобилей.
     - Сколько времени понадобится Лиз, чтобы вернуться в Октагон?
     - Трудно сказать.  Машины,  которые  они  делают,  не  рассчитаны  на
высокую скорость. Часов восемь.
     - А сколько займет наш полет?
     - Ну-у, с учетом состояния мистера О'Хейгана, примерно пять часов.
     -  Поторопись,  Хьюго,  -  сказал  Гарамонд.  -  Я  должен  опередить
президента, а у нее фора в несколько часов.
     Шиллинг взглянул на  информационный  монитор.  Цветные  колонки  цифр
подтверждали, что катер загерметизирован и вот-вот будет готов к старту.
     - Будут сильные перегрузки, а у нас больной...
     - Он не станет возражать. Хочешь, спроси у него сам.
     - Не понимаю.
     - Даже если я скажу, что решается вопрос жизни и смерти?
     - Я бы тебе не поверил. Хотя...  -  Шиллинг  ободряюще  подмигнул  и,
включив канал бортовой  связи,  приказал  пилоту  гнать  обратно  со  всей
допустимой, чтобы только не повредить здоровью старика, скоростью.
     Гарамонд попытался расслабиться в антиперегрузочном кресле и пожалел,
что не может довериться старому приятелю. Бесхитростный и  добрый  Шиллинг
питал глубокое почтение к начальству. Трудно представить, как он отнесется
к попытке убедить его, что всесильная Элизабет  -  психопатка,  которая  с
наслаждением прикончит невинную женщину и семилетнего ребенка.  Он  закрыл
глаза, но сосущий страх не ослабевал.
     Прошло полчаса. Гарамонда вдруг озарило.
     - Как ты думаешь, нас будут встречать? Я имею  в  виду  торжественную
встречу.
     - Наверняка, - ответил Шиллинг. - Твое имя не  сходит  с  уст.  После
исчезновения "Биссендорфа" один репортер организовал  кампанию  в  прессе,
пытаясь убедить начальство в необходимости поисковой  экспедиции.  Но  все
считали, что у вас нет шансов остаться в  живых.  Приблизительно  один  на
десять тысяч. Кампания провалилась, никто так и не раскачался.
     Гарамонд совсем забыл о репортере.
     - Ты говорил, мои жена и сын тоже знамениты. Значит, их  тоже  должны
допустить на церемонию? Можешь похлопотать об этом?
     - Не  вижу  препятствий.  Президентский  флагман  напрямую  связан  с
Октагоном. Попробую через него.
     Капитан Шиллинг пробормотал в  микрофон  своего  скафандра  позывные,
подождал, затем начал долгий диалог с кем-то из штаба. Тон явно накалялся.
Наконец Шиллинг откинулся на спинку  кресла,  с  минуту  пыхтел,  и,  чуть
поостыв, повернулся к Гарамонду.
     - Извини, Вэнс.
     - Что тебе сказали?
     - Как видно, президент еще с базы распорядилась  по  телефону,  чтобы
твои дожидались тебя в Октагоне. Элизабет сейчас едет туда.  Из  штаба  не
могут с ней связаться, поэтому невозможно получить разрешение  на  поездку
твоей жены в город. Я ничего не понимаю.
     - Зато я, кажется, понимаю, - тихо произнес Гарамонд.

     С трудом преодолевая многократную силу тяжести, Гарамонд доплелся  до
тесного  тамбура.  Катер  тормозил.  В  загерметизированном  скафандра  не
хватало воздуха. Не успели щелкнуть зажимы стыковочного  дока,  а  капитан
уже раздраил  люк  и,  после  загоревшегося  зеленого  сигнала,  шагнул  в
L-образный тоннель.
     В зале прибытия его сразу окружила плотная толпа. Он откинул  шлем  и
оглох от приветственного рева. Люди тянулись к нему,  хлопали  по  плечам,
спине, рвали на сувениры трубки, датчики  и  наружные  антенны  скафандра.
Позади  людской   стены   стояли   операторы   с   голокамерами.   Пытаясь
сосредоточиться на  поисках  знакомого  лица  в  бурлящей  массе,  капитан
пожалел, что рядом нет Клиффа Нейпира. Тот вмиг бы сообразил,  к  кому  из
множества больших чинов "Старфлайта", встречавших здесь, можно  обратиться
за  помощью.  Минутное  замешательство  прошло,  как  только  он   заметил
продиравшегося к нему рано поседевшего молодого человека. Колберт Мейсон!
     - Капитан Гарамонд! - завопил Мейсон, стараясь перекричать общий шум.
- Нет слов, насколько я...
     Гарамонд жестом прервал его.
     - Потом поговорим! У вас есть машина?
     - Стоит на площади.
     - Мне нужно срочно исчезнуть.
     Мейсон заколебался.
     - Но там вас ждет служебная машина...
     - Колберт, ты помнишь наше знакомство? Тебе тогда срочно понадобились
колеса, и я...
     - Ни слова больше! Идем.
     Пригнув голову, Мейсон  врезался  в  толпу,  и  стесненный  неудобным
скафандром Гарамонд  поплелся  за  ним.  Минуту  спустя  они  благополучно
выбрались на улицу и оказались возле белого фургона с  оранжевой  надписью
"Агентство новостей Обоих Миров". Мейсон запустил  двигатель  и  тронул  с
места.
     - Куда едем?
     - В Октагон. Гони! Выжми из машины все, на что она способна.
     - О'кей, только я туда не вхож. Охранники мне не обрадуются и  машину
не пропустят.
     - Мне они тем более не обрадуются. Как-нибудь прорвемся.
     Пока автомобиль мчался через промышленную окраину, Гарамонд возился с
застежками скафандра.
     - Ваш корабль сровнял тут все с землей, но они  все  восстановили.  И
так же безобразно.
     - По-другому не умеют.
     - Вы можете сказать, что происходит?
     - Простите, Колберт, пока не могу, - подумав, ответил Гарамонд.
     - Я теряюсь в догадках.
     - Что бы ни случилось, можете смело рассчитывать на сенсацию.
     - Черт, я ведь и без того знаю немало. Я спросил... просто как друг.
     -  Ценю  вашу  дружбу,  но  не   вправе   обвинять   кого-либо,   без
стопроцентной уверенности.
     - Понятно, - произнес Мейсон. - Через десять минут будем на месте.
     Оставшуюся часть пути капитан продолжал сражаться  со  скафандром.  В
тесноте  кабины  это  было  нелегким  делом,  зато  отвлекало  и  помогало
справиться с накатывающим страхом. Когда он закончил свое сражение,  перед
ними  на  холме   уже   возникло   восьмиугольное   здание   штаб-квартиры
"Старфлайта". Показался  периметр  ограды,  вдоль  которого  прохаживались
часовые. С севера к Октагону подходила еще одна дорога, и по ней, оставляя
за собой хвост  шафрановой  пыли,  мчался  автомобиль  с  черно-серебряным
гербом на  дверце.  Гарамонд  не  мог  его  видеть,  но  ему  этого  и  не
требовалось.  Ему  снова  сдавило  тисками  грудь.  Он   затаил   дыхание,
подобрался и молча поглядел  на  массивные  створки  ворот.  Фургон  начал
притормаживать. Из караульной будки показался охранник.
     - Не сбрасывай скорость, - сказал капитан. - Тарань!
     Мейсон покачал головой.
     -  Для  таких  ворот  нужен  танк.  Мы  разобьемся   всмятку.   Будем
договариваться, чтобы нас пустили.
     - Договариваться?.. - Гарамонд бросил взгляд на север. Вторая  машина
летела вперед. - Мое время истекло.

     Капитан выпрыгнул на  ходу  и  бросился  к  будке,  у  которой  стоял
охранник в  солнцезащитных  очках  и  с  лучевым  автоматом  через  плечо.
Бдительный страж ворот молча смерил взглядом грязные обноски  капитанского
мундира.
     - По какому делу? - спросил он, подавая знак двум своим, товарищам.
     - Я  капитан  Разведфлота  Гарамонд.  Немедленно  откройте  ворота  и
пропустите нас.
     Челюсть у охранника отвалилась.
     - Не знаю, смогу ли сделать это даже для  вас,  капитан,  -  придя  в
себя, ответил он.
     - Вам известно, кто я?
     - Конечно, капитан. По-моему, вы... величайший из смертных! Но это, к
сожалению, не меняет дела. Я могу впускать только при наличии пропуска или
с разрешения моего начальства.
     - Пропуск? - Он с улыбкой показал на клубы пыли уже  в  километре  от
северных ворот. - Вот мой пропуск. В той машине едет президент  Линдстром.
Специально, чтобы встретиться со мной.
     - Откуда мне знать? То есть, я хотел сказать...
     - Узнаете, когда вас вышвырнут со службы. Пожалуй, я подожду в машине
и посмотрю, как это произойдет. - Он повернулся кругом и шагнул к фургону.
     - Одну минуту, капитан! -  Охранник  беспомощно  озирался  вокруг.  -
Ладно, входите. Но ваш спутник останется на месте.
     Гарамонд пожал плечами и двинулся прямо  на  ворота,  которые  успели
откатиться в сторону. Путь был свободен.
     Оказавшись за оградой, он заторопился к западному подъезду  Октагона.
До него было не больше ста шагов. Капитан  мельком  взглянул  на  северные
ворота.  Серебристо-черный  автомобиль  подкатил  совсем  близко,   сквозь
дымчатые окна белело платье. "Опоздал!" - екнуло сердце. Ни о  чем  больше
не думая, Гарамонд перешел на бег. Вдруг его  внимание  привлек  солнечный
зайчик, вспыхнувший в верхнем окне. Оно открылось. За  ним  стояла  другая
женщина - его жена.
     - Эйлин! Эйлин! - закричал капитан, сложив руки рупором.  -  Ты  меня
слышишь?
     - Вэнс! - Слабый, дрожащий голосок унесло потоком горячего воздуха.
     - Бери скорее Криса и спускайся! - Он показал на ближайшую  дверь.  -
Понятно?
     - Да, сейчас иду.
     Эйлин исчезла. Гарамонд поспешил к подъезду и, открыв дверь, оказался
в длинном пустом коридоре. Озираясь в поисках лестницы или лифта, он решил
ждать Эйлин на месте, чтобы не разминуться с ней. Элизабет, наверное,  уже
поднимается в свои покоил а Эйлин с Крисом спускаются к нему. Вдруг  здесь
только одна лестница, и они столкнутся нос к носу? Время остановилось...
     Вдруг одна из дверей распахнулась, мелькнули  разноцветные  шелка,  и
Эйлин упала в его объятия.
     "Спасены! - стучало в голове капитана. - Мы будем жить!"
     - Ты... Это действительно ты. - Эйлин прижалась к нему мокрой  щекой.
- Неужели это ты?
     - Конечно, конечно. Только, милая, у нас нет ни  минуты.  Сейчас  нам
как можно скорее... А Крис? Где Крис? - прохрипел Гарамонд.
     Эйлин растерянно посмотрела на него.
     - Наверху, в своей комнате. Он спал, и я...
     - Я же сказал: спускайтесь вместе!!!
     - Разве? Я не поняла... Что стряслось? - Глаза Эйлин  округлились  от
страха.
     Снаружи послышались голоса. Два  охранника  стояли  перед  входом  и,
задрав головы, смотрели вверх. Эйлин пошла к лифту, но Гарамонд удержал ее
и потянул за собой. Он выскочил на улицу, подбежал  к  охранникам  и  тоже
посмотрел вверх. Высоко, там, где  недавно  была  Эйлин,  стояла  Элизабет
Линдстром и, прижав свое жемчужное чрево к прозрачному пластику,  смотрела
на Гарамонда. Она подняла руки  и  злорадно  потрясла  кулаками.  Ее  лицо
напоминало маску призрака.
     Гарамонд метнулся к ближайшему охраннику, сдернул с его плеча лучемет
и перевел оружие на максимальную мощность. Элизабет исчезла  за  укрытием.
Гарамонд с отчаянием взглянул на пепельно-бледное лицо жены.
     - Где его комната?
     - Где? Покажи!
     Эйлин показала пальцем на секцию  стены  в  двух  метрах  левее  того
места, где только что стояла Лиз Линдстром. Охранник поднялся с  земли  и,
вытянув руки, двинулся  на  Гарамонда.  Второй  нерешительно  топтался  на
месте. Капитан показал на  регулятор  мощности,  стоявший  на  смертельном
максимуме.  Охранник  отшатнулся.  Гарамонд   поднял   оружие,   тщательно
прицелился. Лазерная игла  раскроила  прозрачный  пластик.  Капитан  повел
лучеметом, замыкая кривую. Из стены вывалился большой кусок с оплавленными
краями и со свистом полетел вниз.
     Почти  сразу,  словно  в  ответ  на  жаркую  молитву   Гарамонда,   в
образовавшейся  дыре  появился  его  сын.  Капитан  отшвырнул  лучемет  и,
размахивая руками, бросился вперед.
     - Прыгай, Крис! Прыгай! - кричал он, а в мозгу стучала  мысль:  "Нет,
он не прыгнет; никто бы не прыгнул". - Ну же, сынок! Я тебя поймаю!
     Мальчик втянул голову в плечи. Но тут за его  спиной  возникла  белая
фигура. И он вдруг бросился через дыру в стене прямо в солнечный полдень.
     Время опять застыло, как тогда  на  зеленой  террасе  Земли.  Ребенок
перевернулся в воздухе и полетел вниз. Он падал все  быстрее,  а  Гарамонд
опять бежал,  словно  в  замедленном  кошмаре.  Зарыдав  на  бегу,  он  из
последних сил рванулся вперед...
     Что-то тяжелое и очень твердое больно ударило его в  грудь,  сбило  с
ног. Он покатился по пыльной траве, исступленно прижимая к себе  маленькое
тельце. Чуть в стороне мелькнула вспышка, потом  луч  иссяк,  не  причинив
вреда. Лиз промахнулась.
     Гарамонд встал, чувствуя на  шее  маленькие  руки.  Он  задыхался  от
счастья.
     - Все хорошо, сынок? - прошептал он. - Все в порядке?
     Кристофер кивнул и прижался к его плечу.
     Взглянув вверх, Гарамонд решил, что  на  таком  расстоянии  рубиновый
лазер Элизабет не опасен. Он спокойно  повернулся  и,  не  оглядываясь  на
Линдстром-Центр, побежал к ограде. Эйлин, все еще прижимавшая руки ко рту,
кинулась следом. Стражи ворот ошарашенно застыли возле  своей  караулки  и
ничего не предпринимали.  Колберт  Мейсон  встретил  капитана  восхищенным
восклицанием.
     - Вэнс, ты обернулся всего за две минуты! Без пятнадцати секунд! - Он
чмокнул свою камеру. - А ролик-то будет - пальчики оближешь!
     - Лучшие кадры всегда впереди, - изрек Гарамонд, втискиваясь вслед за
женой и сыном в репортерский фургон.

     С тех пор Гарамонд, казня себя за благодушие, едва не стоившее  жизни
его семье, стал крайне подозрительным, на  каждом  шагу  видел  ловушки  и
опасности. Он больше никогда не летал вглубь Орбитсвиля.
     Элизабет Линдстром сместили с поста  президента,  лишили  влияния,  а
потом и "Старфлайт Инкорпорейтед" был вытеснен общественными транспортными
компаниями. Но капитан с женой и сыном предпочитали жить поближе к космосу
и звездам.
     Отсюда легче  было  наблюдать,  а  может,  забыть,  что  человечество
достигло гавани и уже больше некуда стремиться.
     Переселение на Орбитсвиль приобрело характер  естественной  миграции:
люди снимались с насиженных мест и, словно  перелетные  птицы,  улетали  в
более гостеприимные края. Время человечества подошло к концу.
     Время - мера перемен. Эволюция - результат соревнования, но в  О  эти
понятия ничего не значили. Людям, избавленным  от  необходимости  нападать
или спасаться бегством, испытывать голод или страх, мечтать  и  надеяться,
вскоре предстояло утратить те черты, благодаря которым они стали людьми.
     На век  Гарамонда  пришелся  последний  всплеск  специфического  вида
совместной деятельности, которая позволяла людям бродить  по  беду  свету.
Они еще не успели привязаться к какому-то  определенному  месту.  То  были
легендарные времена. Вокруг сотен звездных озер  зарождались  сотни  новых
народов. Обладая полной свободой выбора, они  имели  возможность  добиться
процветания на своем собственном, неповторимом пути развития.  Но  сбыться
этому было не суждено.  Неотличимые  друг  от  друга,  неизменные  саванны
Орбитсвиля выхолостили все особенности и различия.
     Со временем прекратилась  даже  торговля,  которая  осуществлялась  с
помощью стареньких фликервингов, курсировавших по  трассам  между  Окнами.
Бессмысленно возить товары в порт назначения,  ничем  не  отличающийся  от
пункта отправления.
     Дремотный  покой  вечного  полдня  снизошел   на   самые   отдаленные
окрестности звезды Пенгелли.
     Орбитсвиль исполнил свое предназначение.
                                 Боб ШОУ

                           ОТБЫТИЕ ОРБИТСВИЛЯ

                                    1

     Оставшееся время они решили провести в Гарамонд-парке.
     Даллен уже бывал здесь, но сегодня все  выглядело  иначе  и  казалось
неестественно ярким. Сквозь листву  ослепительно  сверкали  медные  кровли
домов;  цветы  и  кусты,  превращенные  яростным  солнцем  в  экзотическую
растительность   джунглей,    пламенели    под    вертикальными    лучами.
Ядовито-зеленый газон сбегал  к  единственному  объекту,  на  котором  мог
отдохнуть  взгляд:  внизу  чернело  круглое  озеро.  На  берегу  горбились
невысокие холмики из остатков камней и металлических  конструкций,  бывших
когда-то  фортификационными  сооружениями.  Небольшие   группы   туристов,
покачивая сверкающими эллипсами шляп, бродили среди древних  развалин  или
прогуливались по дорожке, огибавшей озеро.
     - Давай спустимся и заглянем вниз. - Даллен порывисто взял  жену  под
руку.
     Кона удивленно отстранилась.
     - Что за спешка?
     - Ну вот, опять все  сначала?  -  Даллен  отпустил  ее  руку.  -  Мне
казалось, мы обо всем договорились.
     - Хорошо тебе...
     Кона замолчала, хмуро посмотрела на него, но через мгновение ее  лицо
снова озарила улыбка. Обняв друг друга, они стали  спускаться  по  склону.
Даллен ощущал бедром ее тело и вспоминал, как они долго  занимались  утром
любовью. Ему вдруг пришло в голову, что своей  ненасытностью  Кона  словно
давала ему понять, чего он лишается. В душе  снова  шевельнулись  обида  и
разочарование, уже  несколько  месяцев  омрачавшие  их  отношения.  Даллен
решительно отогнал мрачные мысли.
     Они  пересекли  дорожку  и  остановились  возле  каменного  парапета,
опоясывавшего черное озеро. Даллен прикрыл глаза рукой, вгляделся в темную
глубину и через несколько секунд увидел звезды.
     Хотя из-за солнца он различал лишь  наиболее  яркие  светила,  сердце
вдруг пронзил первобытный ужас. Всю  жизнь  Даллен  провел  на  внутренней
поверхности Орбитсвиля, а остальной  мир  видел  только  во  время  редких
визитов к Окну. "Вот окажусь на Земле, - сказал он себе, любуясь  звездным
небом, - и смогу каждую ночь познавать новые миры..."
     - Мне как-то не по себе, - прошептала  у  его  плеча  Кона.  -  Такое
чувство, будто я вот-вот провалюсь туда.
     Даллен покачал головой.
     - Здесь совершенно безопасно. Полевая диафрагма выдержит любой вес.
     - То есть? - Она игриво подтолкнула его бедром. - Уж не хочешь ли  ты
сказать, что я слишком толстая?!
     - Ни в коем случае!
     Он с нежностью взглянул  на  жену,  ценя  ее  добродушную  иронию,  с
которой  она  всегда  относилась  к  собственной  внешности.  Раньше  Кона
соблюдала строжайшую диету, но после рождения сына борьба  с  килограммами
стала даваться ей куда труднее.
     Мысль о скорой разлуке с  Мики  омрачала  редкие  в  последнее  время
минуты взаимопонимания. Даллен почти год потратил на  то,  чтобы  добиться
перевода на Землю, поскольку это сулило ему чин офицера четвертой  ступени
в Гражданской службе Метаправительства. Кона знала о его планах, но только
после  родов  объявила  мужу,  что  не  собирается  покидать   Орбитсвиль.
Космический полет и резкая перемена климата могут неблагоприятно сказаться
на здоровье Мики, оправдывалась она, но Даллен  не  слишком  верил  такому
объяснению, поэтому чувствовал себя обиженным.  Кона  не  хотела  покидать
больного отца, а  помимо  этого  она  как  профессиональный  историк  была
увлечена работой над книгой о еврейских поселениях на Орбитсвиле.  И  если
первая причина не вызывала возражений, то вторая порождала  многочисленные
ссоры, разрушительное действие которых не могли сгладить  ни  убедительные
аргументы, ни добродушное подшучивание друг  над  другом.  "Для  некоторых
быть евреем - своего рода религия..."
     В темной глубине под ногами проплыла огромная тень, и Кона  в  испуге
отпрянула от парапета. Даллен узнал  каботажный  грузовоз,  скользивший  в
каких-нибудь пятидесяти метрах от  Окна,  направляясь  к  противоположному
берегу  черного  озера.  На  другом  берегу  Окна  находился   космический
терминал, откуда Гарри Даллен вскоре  отправится  на  Землю.  Пассажирский
вокзал и складские корпуса высились над поверхностью озера, но  гигантские
причальные опоры уходили  сквозь  силовое  поле  вниз,  теряясь  во  мраке
открытого космоса.
     - Мне здесь не нравится, - сказала Кона. - Все такое чужое.
     Даллен понял ее намек. Их родной городок  Бангор  был  в  шестнадцати
тысячах километров отсюда, в глубине Орбитсвиля, среди уютных холмов,  так
похожих на земные. Высшая точка находилась на отметке тысячи  метров.  Это
означало,  что  в  окрестностях  Бангора  имеется  значительное  скопление
осадочных горных пород, хотя геологическая  структура  не  имела  никакого
значения. Без тонкого  слоя  илема,  загадочного  материала,  из  которого
состояла огромная сфера, ничто не могло бы существовать. От подобной мысли
становилось неуютно и  тревожно,  но  такие  размышления  беспокоили  лишь
гостей Орбитсвиля да недавних переселенцев. Однако  тот,  кто  родился  на
Большом О, с детства  проникался  абсолютной  верой  в  его  незыблемость,
просто зная: этот мир куда более долговечен, чем обычные планеты.
     - Нам вовсе не обязательно  оставаться  здесь,  -  сказал  Даллен.  -
Хочешь, пойдем посмотрим на розы.
     - Позже. - Кона нажала кнопку записывающего устройства в виде  броши,
прикрепленного к ее шафрановой блузке. - Я хочу снять памятник  Гарамонду.
Может, пригодится для книги.
     "Подразумевалось, что ты провожаешь меня, а не собираешь материал для
своей книги", - с грустью подумал Даллен, гадая, намеренно ли Кона  задела
его, упомянув о книге. Среди привлекательных  качеств  жены  не  последнее
место  занимала  ее  независимость,  которой   она   никогда   не   желала
поступаться.  Даллен  понимал,  что  сейчас  уже  не   изменить   правила,
установившиеся в их отношениях, хотя  никак  не  мог  отогнать  назойливую
мысль, насколько было бы лучше, если бы они отправились на Землю вместе  и
разделили все радости и тяготы поездки.
     Разумеется, оставалась и другая возможность: отложить отъезд на  пару
лет. Мики подрастет и окрепнет. Кона к тому времени закончит свою книгу  и
подготовится к новой полосе в своей жизни.
     Внезапно у Даллена возникла крамольная мысль,  ужаснувшая  его  своей
неожиданностью. Ведь все можно переиграть! Можно уклониться от  полета  на
Землю, попросту не явившись на борт звездолета.
     Сколь ни бездушным был бюрократический аппарат метаправительства, там
все же считались с одним свойством человеческой натуры: некоторые люди  не
способны вынести психологического напряжения межзвездного перелета.  Отказ
в последний момент был столь распространенным, что для  обозначения  этого
явления возник своеобразный термин "слинять  мимо  окна".  Даже  багаж  не
грузили до тех пор, пока пассажир не поднимался на борт корабля.
     Нет ничего постыдного, говорил себе Даллен, в умении приспособиться к
обстоятельствам, так поступают очень многие. Если он сейчас позволит  себе
романтический жест самоотречения, ему не  нужно  будет  никому  объяснять,
даже своей собственной жене, что жест этот  крайне  эгоистичен,  поскольку
позволяет сохранить самое дорогое.
     - Памятник. Фотографии. - Кона помахала рукой перед его лицом.  -  Ты
что, забыл?
     - Извини, задумался, - смущенно  пробормотал  Даллен.  Они  дошли  по
тропинке до  места,  где  дорожка  превращалась  в  небольшую  полукруглую
площадку, на краю  которой  у  самой  бездны  высилась  бронзовая  статуя.
Человек в космическом костюме двухсотлетней  давности,  прикрыв  глаза  от
слепящего солнца, вглядывался в даль. В опущенной  руке  он  держал  шлем.
Скульптор сумел запечатлеть выражение лица  путешественника,  вынырнувшего
из черной бездны космоса  на  зеленые  равнины  Орбитсвиля.  Благоговейный
страх  и  удивительное  спокойствие  от  сознания  исполненного  долга   -
выражение, хорошо знакомое каждому,  кто  в  первый  раз  проникал  сквозь
диафрагму из стерильной космической черноты и ступал  на  залитые  солнцем
бескрайние просторы.
     На бронзовой табличке стояло всего три слова:

                          ВЭНС ГАРАМОНД, разведчик

     - Я просто обязана снять его, - заявила Кона, впервые увидевшая  этот
памятник.
     Она обогнала мужа и присоединилась  к  туристам,  загипнотизированным
информационными лучами, исходящими из постамента  статуи.  Вдруг  один  из
блуждающих  лучей  сфокусировался  на   лице   Даллена,   погруженного   в
собственные мысли, и в его голове разлетелся  сноп  цветных  брызг.  После
мгновенной паузы, во время которой информационное устройство  изучало  его
реакцию на сигналы и определяло, на каком языке  следует  вести  передачу,
Даллен  погрузился  в   мир   сконструированных   миражей.   Трехкорпусные
звездолеты,  видимые  как  будто  из  космоса,  приближались  к   оболочке
Орбитсвиля, к круглому светящемуся Окну. Зажурчал бесполый голос:
     - Около трех столетий назад, в 2096 году, первый космический  корабль
с Земли достиг Оптима Туле. Корабль назывался "Биссендорф"  и  принадлежал
флотилии  исследовательских  судов  компании  "Старфлайт   Инкорпорейтед".
Компания вошла в историю как монопольный организатор космических перевозок
в эпоху расселения Земли. Командовал "Биссендорфом" капитан Вэнс Гарамонд.
Сейчас вы находитесь на том месте, где капитан  Гарамонд,  преодолев  поле
диафрагмы, удерживающее нашу атмосферу, впервые  ступил  на  землю  Оптима
Туле...
     Картина  изменилась.  Даллен  увидел  Гарамонда  стоящего  со  своими
спутниками на девственной равнине, где теперь находился расползающийся  во
все стороны Бичхэд-Сити. Голос продолжал звучать, но слова уже не доходили
до сознания Даллена, разбиваясь о барьер его собственных мыслей.
     Что мешает ему так поступить? Что изменится во Вселенной, если он  не
полетит сегодня на Землю? Он вернется, его, конечно же, осмеют коллеги  из
Комиссии по границам, но какое это имеет значение? Какой вес имеет  чье-то
мнение по сравнению с чувствами и желаниями Коны? А ведь  есть  еще  Мики,
трехмесячный Мики...
     - Справа вы видите разрушенные фортификационные сооружения, это  один
из немногих следов, оставшихся от цивилизации праймеров,  процветавшей  на
Орбитсвиле около двадцати  тысяч  лет  назад.  О  праймерах  нам  известно
немного. Несомненно одно, это было очень энергичное и честолюбивое  племя.
Обнаружив Оптима Туле, они, несмотря на огромные размеры сферы, попытались
установить над ней  контроль.  Для  достижения  своей  цели  они,  проявив
незаурядные инженерные способности, закрыли бронированными пластинами  548
окон-порталов Оптима Туле. Все, кроме одного.
     Куда  они  подевались,  неизвестно.  То  ли   их   уничтожили   новые
переселенцы, то ли просто поглотили необозримые просторы, которые праймеры
хотели  присвоить.  Как  бы  то  ни  было,   одним   из   первых   решений
Метаправительства Оптима Туле  стало  распоряжение  открыть  все  порталы,
предоставив тем самым каждому народу Земли неограниченный доступ...
     Даллен увидел мультипликационную картинку. Крошечные корабли стреляли
из крошечных лучевых пушек в черную махину, и с каждым выстрелом все яснее
вырисовывалось тройное  кольцо  иллюминаторов,  а  солнце,  заключенное  в
оболочку Орбитсвиля, выбрасывало в космос все новые и новые манящие лучи.
     - Почти сразу после открытия Орбитсвиля началась  иммиграция  землян.
Она достигла огромных темпов  и  длилась  полтора  века.  Сначала  перелет
занимал четыре месяца, однако звездолеты новой конструкции сократили время
в пути до нескольких дней. К экваториальным порталам  ежедневно  прибывало
свыше десяти миллионов человек, а частота перевозок достигла...
     Даллена начали раздражать навязчивые образы и  монотонный  голос.  Он
резко шагнул в сторону, прервав контакт с лучом, опустился на  скамейку  и
стал смотреть на Кону, которая увлеченно фотографировала памятник.  Даллен
опять подумал, что  ее  интерес  к  статуе  выглядит  несколько  показным.
Означает  ли  это  вызов?  Может,  она  старается  облегчить  ему  задачу,
отстраняясь от него?
     "Ради чего я лишаю себя всего этого?" -  подумал  он.  Кона  опустила
камеру и Даллен помахал  ей  рукой.  Он  улыбнулся,  представив,  как  она
воспримет новость. Можно выложить все сразу, а можно начать с  предложения
пообедать в каком-нибудь шикарном ресторане.
     Кона протолкалась сквозь толпу туристов. К ней тут же подскочили  два
мальчишки лет десяти. Кона остановилась, что-то сказала им, потом раскрыла
свою сумочку. Мальчишки тут же унеслись прочь, хохоча и пихая друг друга.
     - Паршивцы, - Кона с улыбкой подошла к мужу, - не  хватает,  говорят,
на обратную дорогу до дому,  а  сами,  небось,  помчались  к  автоматам  с
газировкой.
     Внутренний голос просил Даллена не обращать внимания на происшествие,
но он не смог удержаться.
     - Зачем же ты дала им денег?
     - Они всего лишь дети.
     - Вот именно.  Они  всего  лишь  дети,  а  ты  убедила  их  в  выгоде
попрошайничества.
     - Ради Бога, Гарри, зачем так волноваться?  -  В  ее  голосе  звучала
насмешка. - Речь идет о каких-то пятидесяти центах.
     - Дело не в сумме. - Даллен сурово посмотрел на нее, злясь,  что  она
портит, быть может, лучший в их жизни момент. - Разве  для  меня  важно  -
пятьдесят центов или пятьдесят монит?
     -  Тебя  так  заботит  детская  благовоспитанность?  -  Стоя   внутри
вертикального  столба  тени,  отбрасываемой  полями  шляпы.  Кона   словно
отгородилась от мужа.
     - Что ты хочешь сказать? - спросил Даллен, хотя прекрасно все понял.
     Он сам провоцировал ее использовать Мики в качестве оружия.
     - Какая трогательная забота о детях. О чужих детях. Довольно  странно
для того, кто собирается в  увеселительную  поездку  на  Землю  и  бросает
собственного сына.
     "Я не собираюсь... не собираюсь на Землю", - Даллен  делал  отчаянные
попытки вытолкнуть из себя эти слова. И не смог. Не сумел перебороть  свою
собственную черствость и непреклонность.

     Три часа спустя  Даллен  стоял  на  смотровой  галерее  пассажирского
корабля  "Ранкорн",  устремившегося   прочь   от   подавляющих   просторов
Орбитсвиля.
     На первых этапах полета  корабль  двигался  очень  медленно,  поэтому
километровое окно, вокруг которого располагался  Бичхэд-Сити,  было  видно
еще полчаса. Постепенно оно сужалось, превратившись в яркий эллипс,  затем
в полоску света, пока совсем не исчезло. Но неопытный  путешественник  еще
долго мог пребывать в убеждении,  что  корабль  замер  в  непосредственной
близости  от  оболочки,  ведь  Орбитсвиль  загораживал  половину   видимой
Вселенной.
     В той стороне, где находился Орбитсвиль, зиял непроглядный  мрак  без
световых бликов, без  вспышек  или  отражений.  Казалось,  космос,  обычно
усыпанный  мириадами  звезд,  расцвеченный  шлейфами   светящегося   газа,
разрезали надвое. Одна  половина  привычно  мерцала  и  искрилась,  другой
просто не стало. Лишь абсолютная  тьма  обозначала  невидимое  присутствие
громады Орбитсвиля, чудовищную черную дыру, выевшую центр Вселенной.
     Даллена потрясло удивительное зрелище. Что же должен был  чувствовать
экипаж "Биссендорфа" в те далекие дни, когда люди впервые  приближались  к
Орбитсвилю? Какие мысли  проносились  в  их  головах,  когда  черный  круг
разрастался, перекрывая половину наблюдаемого пространства?
     Первооткрыватели  могли  решить,  что  обнаружили  сферу  Дайсона.  В
двадцатом  веке  существовала  популярная  теория,  предлагавшая  критерий
высокого развития цивилизации. Такая  цивилизация,  озабоченная  нехваткой
жизненного пространства и энергии, вынуждена будет  окружить  свое  солнце
сферой и расселиться по ее внутренней поверхности. Однако сфера Дайсона не
могла  выглядеть  однородной,  ведь  ее  сооружали  бы  в  течение  многих
тысячелетий из подогнанных друг к  другу  остатков  планет,  астероидов  и
всякого космического мусора. Через стенки  такой  сферы  должны  проникать
самые разные виды излучения, несущего информацию о природе оболочки.
     Орбитсвиль по  сей  день  оставался  объектом-загадкой.  Его  илемная
оболочка  прозрачна  лишь  для  гравитации,  поэтому  первооткрыватели   с
"Биссендорфа" могли установить только то, что они приближаются  к  солнцу,
окруженному гигантской сферой, что на ее поверхности нет  никаких  швов  и
что она совершенно гладкая.
     Даже  сейчас,  подумал  Даллен,  люди  далеки   от   разгадки   тайны
Орбитсвиля.
     Каким образом возник этот полый шар из загадочного вещества? Миллиард
километров в обхвате! Существует лишь один  источник  столь  непостижимого
количества материи - само солнце. Материя - это энергия, а энергия  -  это
материя. Любая  непогасшая  звезда  непрерывно  выбрасывает  в  окружающее
пространство энергию  в  виде  света  и  других  излучений,  эквивалентную
миллионам тонн  вещества.  Но  на  пути  энергии  орбитсвильского  солнца,
известного когда-то под именем "звезда Пенгелли", Некто поставил  преграду
и произвел определенные манипуляции, трансформировав  энергию  в  материю.
Овладев мощью солнца,  Некто  создал  оболочку  из  вещества,  обладающего
заданными  свойствами.  Когда  толщина   сферической   оболочки   достигла
необходимой величины. Творец подставил ладони под поток лучистой энергии и
сотворил новые чудеса: покрыл внутреннюю поверхность сферы почвой,  пустил
по ней реки, оживил пространство атмосферным слоем. Подобным же образом Он
сотворил аминокислоты, живые клетки, растительные семена. Ведь в  конечном
счете нет никакой разницы между листом растения и листом стали.
     - Грандиозное зрелище, не правда  ли?  -  Молодая  незнакомка  стояла
рядом с Далленом у изогнутого поручня смотровой галереи. - Тьма, хоть глаз
выколи.
     - Согласен с вами.
     Даже в тусклом свете галереи Даллен  заметил  откровенно  чувственную
привлекательность  ее  восточного  лица.  Почему-то  он   принял   ее   за
спортсменку, привыкшую к выступлениям перед публикой.
     - Я первый раз лечу на Землю. А вы? - Она взглянула ему в глаза.
     - Тоже. - Даллен с изумлением понял, что  ему  захотелось  соврать  и
выдать себя за бывалого астронавта. - Для меня все это внове.
     - Я видела вас во время посадки.
     - Вы наблюдательны.
     - Вовсе нет. - Она продолжала смотреть на него в упор.  -  Я  обращаю
внимание лишь на то, что мне нравится.
     - В таком случае, - вежливо ответил Даллен,  -  вы  очень  счастливый
человек.
     Он повернулся и ушел, с легкостью выкинув встречу из головы.  Он  все
еще злился на Кону, но объятия случайной попутчицы  -  слишком  дешевый  и
пошлый ответ, и,  хотя  к  нему  прибегают  многие  оскорбленные  в  своих
чувствах мужчины, Гарри Даллену это не подходит. Лучше почаще наведываться
в гимнастический зал и заглушить тоску физическими нагрузками.
     Остальные пассажиры были, судя по всему, туристами. Благодаря  щедрым
субсидиям метаправительства они  получили  возможность  посетить  колыбель
человеческой  культуры.  Пробираясь   среди   праздной   публики,   Даллен
чувствовал себя белой  вороной.  Он  зашел  в  свою  каюту,  переоделся  и
отправился в спортзал, где в одиночестве подверг себя пытке на  тренажере,
повторяя каждое  упражнение  по  сотне  раз,  чтобы  достичь  душевного  и
физического изнеможения - гарантии крепкого сна.
     Заснул он почти сразу, но уже через два часа открыл глаза  с  мрачным
предчувствием утомительной и  бесплодной  борьбы  с  бессонницей.  Пытаясь
обмануть себя, он постарался представить новую работу в Мэдисоне,  поездки
в легендарные старые города, живописные пейзажи крошечной планетки. Однако
сколько он ни старался, никаких ярких картин так и не увидел. В неприятном
состояние между сном и явью, когда мозг  оказывается  во  власти  странных
видений, Даллену вдруг чудилось, будто Земля -  место  страшное  и  крайне
враждебное.

                                    2

     Джеральд Мэтью открыл ящик письменного стола и  нахмурился,  поглядев
на предмет, лежавший внутри.
     В   свое   время   пистолеты   этой   системы    получили    название
"Спешиал-луддит",  поскольку  предназначались  для  единственной  цели   -
уничтожать компьютеры. Обладание подобным  оружием  строго  преследовалось
законом. Несмотря на обширные  связи,  Мэтью  понадобилось  около  месяца,
чтобы раздобыть его.
     Теперь настала пора им воспользоваться, но Мэтью  угнетали  тревожные
предчувствия.
     Лишь за хранение пистолета он мог схлопотать  десять  лет  тюрьмы,  а
если разнюхают, что он использовал "луддит" по назначению, то  ему  грозит
пожизненное изгнание. Суровость кары объяснялась  стремлением  защитить  в
первую очередь людей, ибо оружие уничтожало всех, кто  попадался  на  пути
луча.  "В  некотором  смысле  его  воздействие  гораздо  страшнее  прямого
убийства,  -  говорилось  в  комментарии  к  уголовному  кодексу.  -   Оно
представляет угрозу общественному порядку".
     - И как меня угораздило сесть в такую лужу? - вопросил Мэтью  пустоту
кабинета.
     Теперь нужно сосредоточиться на ближайшей задаче, а не думать о  том,
чего  уже  не  изменишь.  Он  взял  пистолет  из  ящика  и  снял   его   с
предохранителя. Тяжесть игрушки говорила о том, что она до  отказа  набита
электронной начинкой.  Вспомнив  об  опасности  промедления,  Мэтью  сунул
оружие в боковой карман просторного пиджака и посмотрел  в  зеркало.  Став
заместителем мэра в тридцать два года, он получал удовольствие  от  мысли,
что выглядит моложе благодаря атлетической фигуре  и  великолепному  цвету
лица. Одевался он  всегда  безупречно,  поэтому  сейчас  ничто  не  должно
бросаться в глаза. Правда, в такую рань вряд ли встретишь  кого-нибудь  на
третьем подземном этаже, но Мэтью не хотел рисковать.
     Убедившись, что все в порядке, он решительно вышел из  кабинета.  "Не
забывай об осторожности", - приказал он себе, быстро и бесшумно сбегая  по
лестнице. Джеральд не стал принимать  фелицитин  за  завтраком,  поскольку
задуманное предприятие требовало ясной головы.
     Несколько   недель   назад   он   обнаружил   независимый   компьютер
департамента снабжения,  установленный  в  незапамятные  времена  каким-то
ретивым чиновником. В те дни Орбитсвиль более активно поддерживал связь  с
Землей, и компьютер регулировал распределение поставляемых товаров. Джерри
Мэтью об этом не знал и пришел в ужас.
     Если какому-нибудь  болвану  придет  мысль  распечатать  сведения  за
последнее время, он с первого взгляда поймет, что заместитель мэра в целях
личного  обогащения  злоупотребил  общественным  имуществом.  Этого  никак
нельзя было допустить, поэтому Мэтью решил уничтожить базу  данных.  Слава
богу, компьютер не подключили к единой информационной сети Мэдисона.
     Добравшись до третьего подземного этажа, Джеральд повернул направо  и
очутился в помещении размерами  с  приличный  танцзал.  Раньше  здесь  был
компьютерный центр, от которого теперь остался лишь  лабиринт  передвижных
перегородок и разобранных стоек. Заместитель мэра отыскал вход, ведущий  в
короткий коридор с тремя дверями. На дальней из  них  стояли  таинственные
буквы "М.К.Е.О." Мэтью в очередной раз  поразился,  как  это  Солли  Хьюму
удалось  наткнуться  на  злополучный  компьютер.  Хьюм   работал   младшим
архитектором  в  городском  топографическом  управлении,   именовал   себя
"архиэлектронщиком", посвящая свой досуг поискам устаревших  или  ненужных
компьютеров.  И  уж  благодаря  ревностному  веянию  чиновник   страхового
ведомства Эззати упомянул о находке Хьюма в присутствии Мэтью.
     Джеральд  открыл  замок  отмычкой  и  осторожно   вошел   в   затхлую
комнатушку. Лампа под потолком  слабо  загудела,  холодный  свет  упал  на
металлический стол и стоящий  на  нем  компьютер  департамента  снабжения:
простой  ящик  не  больше  коробки  из-под  башмаков  хранил  сведения   о
перемещениях товаров еще с тех времен, когда заместителя мэра не  было  на
свете. Но Джеральда, конечно, интересовали только последние три года.
     На минуту он замер перед ящиком, потом, преодолевая странное  чувство
вины, вытащил из кармана "луддит" и направил раструб ствола на компьютер.

     Кона Даллен выключила диктофон. Было слишком жарко  и  даже  тень  от
раскидистого кизилового дерева  не  спасала  от  всепроникающего  влажного
зноя. Хотя они с Мики уже четыре месяца находились на Земле, она,  видимо,
так  и  не  приспособилась  к  климату   этого   участка   суши,   некогда
называвшегося Джорджией.
     "К тому же во мне сейчас лишних семь кило",  -  с  некоторой  грустью
напомнила она себе, решив в  оставшуюся  часть  дня  есть  только  зеленый
салат. Кона взглянула на часы: до встречи с Гарри оставалось больше  часа.
Она сожалела, что очередная  глава  так  пне  появилась  на  свет,  но  ее
беспокоило  иное:  тема  исследования  казалась  все   более   далекой   и
расплывчатой.
     Книга под названием "Вторая диаспора" должна отражать ее личную точку
зрения на историю орбитсвильского иудаизма. Как ни странно, после  отъезда
Гарри на Землю работа вдруг застопорилась, и это сыграло не последнюю роль
в решении Кони приехать к мужу раньше назначенного срока. Кроме  того,  ее
очень тронуло его робкое  предположение,  что  расстояние  позволит  лучше
увидеть историческую перспективу. Но теперь, с расстояния  сотен  световых
лет, богатая событиями история попыток основать Новый Израиль казалось уже
малоинтересной.
     Действительно ли судьба отдельной нации  -  лишь  кусочек  смальты  в
огромной мозаике истории? Или само переселение с одной  звезды  на  другую
лишило идею Коны чего-то очень важного?  Подобное  ведь  происходило  и  с
другими авторами.
     "Переезд к Гарри был ошибкой", - сказала она себе и  тотчас  пожалела
об этом. После четырех  совместно  прожитых  лет  она  продолжала  считать
отношения с мужем прочнейшей  основой,  на  которой  следует  строить  всю
жизнь.
     - Мама!
     - Что такое, Мики?
     Мальчик испуганно показал пальчиком на серо-белую чайку, опустившуюся
на землю недалеко от них.
     - Пчела!
     - Это птица, она не причинит тебе вреда. -  Кона  улыбнулась,  громко
хлопнув в ладоши.
     Беспечная чайка подпрыгнула и отлетела на несколько метров. Для  Мики
всякое летающее существо было пчелой, а всякое четвероногое - кошкой. Зато
в его словаре было с десяток названий  средств  передвижения,  которые  он
довольно правильно употреблял.  Кона  недоумевала:  неужели  склонность  к
технике может проявиться в столь раннем возрасте?
     - Плохая, - заявил Мики, прижавшись  к  матери.  Она  ощутила  чистый
детский запах, исходящий от его медных волос.
     - Здесь очень жарко, пойдем в  папин  кабинет  и  выпьем  чего-нибудь
холодненького.
     Она встала, легко подхватила Мики и направилась к северному  входу  в
Сити Холл.
     Офис Гарри до полудня пустует, и, если Мики найдет себе  какое-нибудь
занятие, она сможет поработать в  более  подходящих  условиях.  Зеркальные
двери  автоматически  распахнулись.  Кона  ступила  в   кондиционированную
прохладу   вестибюля   и   замешкалась.   По   правилам   сначала    нужно
зарегистрироваться у главного входа, но платье липло к телу, Мики с каждым
шагом становился все тяжелее, - вокруг ни  души,  ее  некому  отчитать  за
нарушение правил.
     Кона открыла дверь, ведущую на лестницу,  которой  часто  пользовался
Гарри, когда спешил на службу, и стала быстро подниматься  по  ступенькам.
Едва она дошла до площадки  между  этажами,  как  воздух  завибрировал  от
пронзительного воя сирены.
     Кона вздрогнула, крепче прижала к себе сына и  замерла  у  стены,  не
зная, повернуть назад или бежать наверх.

     Покинув комнату, где стоял компьютер, Мэтью не сомневался, что стер и
программу, и память. Когда заревела сирена,  он  в  отчаянии  застонал.  О
такой возможности он не подумал, а это лишний  раз  доказывало,  насколько
безрассудно  планировать  серьезную  операцию,  находясь   под   действием
фелицитина.
     "Ну, что стоишь? - стучало где-то в висках. - Беги! БЕГИ!"
     Он рванул на себя дверь  и  помчался  обратно  тем  же  путем,  каким
пришел. Непрерывный вой сирены заставлял его бежать  так  быстро,  что  он
буквально слышал в ушах свист ветра. Выскочив  на  лестницу,  он  бросился
вверх, перепрыгивая сразу  через  несколько  ступеней.  Ему  казалось,  он
летит.
     "Ничего, обойдется, - стучало в голове. - Со мной все будет в  полном
порядке. Я должен успеть..." Номера этажей мелькали перед глазами.
     Внезапно перед ним возникла женщина с ребенком на руках. Мэтью  сразу
узнал Кону Даллен и в ту же секунду понял: она его погубит. Обязательно. У
него нет выбора. Мгновение превратилось в тягучую бесконечность.  Пистолет
сам поднялся, палец сам нажал на спуск, невидимый  сгусток  энергии  объял
женщину с ребенком.
     Они еще не успели упасть, а Мэтью уже мчался вверх. Происшествие  уже
стало для него достоянием прошлого.
     Он добежал до площадки пятого  этажа  и  увидел  пустой  коридор,  за
которым  -  уютная  безопасность  кабинета.  Спрятав  пистолет,   Джеральд
заставил себя идти как можно медленнее, пока не оказался у своей двери.
     - Это не убийство, - шепотом сказал он молчаливым стенам  кабинета  и
вновь увидел сползающую по стене Кону Даллен. - Нет, это не убийство...

                                    3

     - Вынужден побеспокоить тебя,  Гарри.  Похоже,  на  улице  1990  года
объявился террорист.
     Голос в приемнике отвлек Даллена  от  невеселых  мыслей.  Там,  дома,
трехлетняя командировка на Землю  казалась  заманчивой.  И  дело  было  не
только в продвижении  по  службе.  Земля,  колыбель  человечества,  всегда
влекла Даллена очарованием романтики. Он думал, что гораздо  лучше  узнает
Землю, работая здесь, чем съездив сюда на  курорт.  Но  ожидания  себя  не
оправдали. Кона не хотела оставаться здесь, да и сам  он  мечтал  поскорее
вернуться  домой,  в  Гарамонд-Сити,   вдохнуть   алмазно-чистый   воздух,
принесенный с бесконечных просторов Орбитсвиля.  Даллен  немного  стыдился
своей сентиментальности, но тоска по дому не отпускала,  ослабевая  только
тогда, когда нарушался привычный порядок жизни...
     - Ты уверен? - спросил Даллен.
     Он стоял возле своей машины на  трассе,  соединявшей  Скоттиш-Хилл  с
городским  парком.  Только  что  прошел  короткий  ливень,  и   Даллен   с
наслаждением вдыхал промытый воздух. Музейная часть города, где находилась
улица 1990 года, была в  четырех  километрах  отсюда.  Гарри  видел  точки
автомобилей, перекрестки блестевшие под утренним солнцем.
     - Безусловно, - ответил Джим Мэллор, первый  заместитель  Даллена.  -
Два новых детектора зафиксировали слабый сигнал  с  товарной  этикетки  из
Лейкс-Арсенал. Кто-то постарался стереть с нее информацию, но мы  все-таки
установили: это фугасная мина TL-37.
     - Маленькая?
     - Достаточно маленькая, чтобы  уместиться  в  кармане,  и  достаточно
большая, чтобы разнести в клочья человек  двадцать-тридцать.  -  В  голосе
Мэллора звучало явное отвращение. - Мне все это очень не нравится,  Гарри.
Мы вызвали патрули, но быстрее, чем за двадцать пять минут, они  добраться
не сумеют.
     - Передай им, чтобы двигались как можно тише.  Пусть  приземлятся  по
меньшей мере в километре от улицы. Если наш клиент их заметит,  то  вполне
может выпустить джинна из бутылки. - Даллен сел в машину: - Ты не выяснил,
куда он направляется?
     - Его заметили на углу  Девятой,  а  потом  на  перекрестке  Восьмой.
По-моему, едет к Выставочному центру, ему нужно многолюдье.
     - Ясно.
     В городе катастрофически не хватало полицейских  и  машин.  Проклиная
скупость метаправительства, Даллен включил двигатель и поехал к улице 1990
года. Слухи о готовящихся  показательных  терактах  ходили  уже  несколько
недель. Люди Даллена захватили банду, прибывшую из Корделя. Он старался не
обращать внимания на эти разговоры, особенно на те, которые, предсказывали
покушение на него самого, ведь предотвратить он ничего  не  мог.  Офицеров
его отряда постоянно дергали, отвлекали  на  выполнение  других  задач,  и
теперь, похоже, придется за это расплачиваться.
     - Сколько посетителей в музейной части города? - спросил Даллен.
     - Не очень много, - ответил Мэллор.  -  Четыреста-пятьсот.  Наверное,
четверть из  них  сейчас  в  Выставочном  центре.  Ты  предлагаешь  начать
эвакуацию?
     - Нет!  Этим  мы  только  вынудим  подонка  поторопиться.  Ты  можешь
сказать, где он сейчас?
     - Сигналы больше не поступают. Должно  быть,  нам  попросту  повезло,
когда  мы  поймали  их  на  Восьмой  и  Девятой.  Не  знаю,   удастся   ли
зарегистрировать их еще раз.
     - Ладно, держи меня в курсе. Я пройдусь по улице со  стороны  Центра;
поглядим, может удастся задержать его по пути.
     - Ты не должен делать это, Гарри.
     - Выговор себе я объявлю потом.
     Когда Даллен, несясь по склону холма и  превращая  встречные  лужи  в
веер хрустальных брызг, особенно резко кидал машину в  сторону,  двигатель
протестующе поскуливал. Даллен, не обращая внимания  на  правила  уличного
движения, вылетал на встречную полосу, и даже на  тротуар.  Он  знал,  что
здесь практически нет автомобилей и пешеходов,  поэтому  и  позволял  себе
подобные  вольности,  совершенно  недопустимые  в  нормальной  обстановке.
Сверху район Скоттиш-Хилл выглядел обычным жилым кварталом, но все дома  и
магазины  давно  пустовали,  витрины  и  стены  покрывал  невидимый   слой
прозрачного пластика, предохранявший  их  от  разрушительного  воздействия
времени. Большая часть Мэдисона жила странной, законсервированной  жизнью.
С  наступлением  темноты  на  улицах  зажигались  фонари,  теплым   светом
загорались  окна  домов,  но  люди  давным-давно   покинули   свой   очаг,
переселившись на далекий Большой О.
     За квартал от  улицы  1990  года  Даллен  сбросил  скорость.  Впереди
раскинулся сектор  постоянной  экспозиции.  По  проезжей  части  двигались
трехмерные  изображения  автомобилей,   велосипедов   и   прочих   средств
передвижения конца двадцатого века. На тротуарах толпились люди  в  одежде
того же времени, заходили в магазины, глазели на витрины, смеялись.
     Людей, точнее  их  фантомов,  было  очень  много,  и  это  многолюдье
создавало  впечатление  перенаселенности  города,  характерной  для  Земли
триста  лет  тому  назад.  К  тротуарам  жались  бесчисленные  автомобили.
Казалось, Даллен не сможет протиснуться между ними, но  он  направил  свою
машину прямо в корму  роскошного  белого  "кадиллака"  и  все-таки  слегка
вздрогнул, пройдя насквозь настоящий с виду кузов. Когда  он  выбрался  из
кабины, скрытые динамики и распылители наполнили его уши  и  ноздри  точно
воспроизводимыми звуками и запахами Мэдисона конца двадцатого века.
     - Гарри! Кажется, мы поймали  слабый  сигнал  с  перекрестка  Третьей
улицы! - раздался тревожный  голос.  -  Это  совсем  рядом  с  Выставочным
центром.
     - Я на Первой. Сворачиваю в  двух  кварталах  к  востоку,  -  ответил
Даллен. - Если мы идем с одинаковой  скоростью,  я  встречу  его  на  углу
Второй. Обнаружить его будет не так уж сложно.
     - Его или ее.
     - Местоимение мужского рода подойдет  в  обоих  случаях,  особенно  в
отношении интересующего нас объекта. - Понимая,  что  старается  выглядеть
чересчур уж хладнокровным и педантичным, Даллен перешел к делу.  -  Какого
действия взрыватель у TL-37? Двойного?
     - Да. Ударно-замедленного.  То  есть,  если  ты  не  обезвредишь  его
достаточно быстро...
     - Знаю. - Даллен был почти  у  перекрестка.  Он  старательно  обходил
трехмерные голоморфные  миражи,  отчасти  подчиняясь  инстинктам,  отчасти
потому, что среди смоделированной толпы попадались настоящие  пешеходы.  В
большинстве случаев он распознавал  туристов  по  современной  одежде,  но
некоторые чудаки предпочитали одежду в стиле той эпохи, которую изображала
улица. Именно их было довольно сложно отличить от голоморфов.
     Даллен остановился на углу и посмотрел по сторонам. Справа  виднелась
прозрачная стена Выставочного центра, впереди находились перекрестки  улиц
2090 и 2190 годов, каждая их которых воспроизводила свою  эпоху,  а  влево
уходила  оживленная  главная  артерия  Мэдисон-Сити,  такая,   какой   она
выглядела три века назад. И где-то рядом, в мешанине  людей  и  голоморфов
притаился террорист, готовый сделать свое черное дело. Призраки  автобусов
и грузовиков на мостовой создавали непроницаемую преграду, за  ними  можно
было так же легко укрыться, как за настоящими. Даллен опустил правую  руку
в  карман  пиджака,  крепко  сжав  рукоятку  лучевого  пистолета,  который
полагался ему по чину. Он установил оружие на  излучение  широким  веером.
Вряд ли  у  него  хватит  времени  прицелиться,  уж  лучше  уложить  пяток
туристов, но не упустить того, кто ему нужен. Остальные пускай жалуются на
произвол, поправляясь в больнице.
     - Иду по улице 1990 года на восток, - пробормотал он сквозь  зубы.  -
Если доберусь до Второй без происшествий, буду считать, что террорист либо
где-то рядом, либо только что прошел мимо. Я выжду тридцать секунд,  затем
дам команду  "стоп".  Как  только  услышите  этот  сигнал,  отключите  все
голопроекторы и ликвидируйте образы на улицах. Пока наш  клиент  придет  в
себя от изумления, у меня будет секунда-другая, чтобы обнаружить его.
     - Хорошо, Гарри. А вдруг их будет несколько?
     - Неважно. Я могу парализовать пол-улицы.
     - Я с тобой.
     - Слава Богу, нет.
     Даллен осторожно  двигался  вперед,  радуясь,  что  мужская  мода  за
несколько столетий почти  не  изменилась,  и  он  не  выделялся  ни  среди
туристов, ни среди  голоморфов.  Гарри  шел  по  внешнему  краю  тротуара,
стараясь наблюдать сразу за обеими сторонами улицы. Он  узнавал  некоторых
постоянных, хотя ничем и не примечательных  местных  жителей.  У  входа  в
отель  "Кларенс"   стоял   продавец   газет,   у   банка   -   добродушный
толстяк-охранник, улыбался прохожим владелец  табачной  лавки.  Тот,  кто,
подчиняясь своей программе, останавливался и заговаривал с  ними,  тут  же
причислялся к голоморфам, как водители такси, посыльные и тому подобные.
     Настоящей проблемой для Даллена были фланирующие  зеваки.  Вот  чинно
шествует пара с двумя детьми - это,  скорее  всего,  туристы  из  плоти  и
крови, но точно такие же семейные  пары  попадались  и  среди  голоморфов.
Затеряться среди них не представляло труда. Пока Даллен дошел до  середины
квартала, ладони у него взмокли, а сердце билось с  такой  частотой,  что,
казалось, вырвется из грудной клетки.
     Стараясь выглядеть  спокойным  и  непринужденным,  он  остановился  и
прикрыл глаза. Мимо шагали клерки  в  деловых  костюмах,  с  портфелями  в
руках, юноша в зеленой рубашке был целиком поглощен беседой с блондинкой в
розовом платье, два подростка  уплетали  сахарную  вату,  пожилая  дама  с
хозяйственной сумкой...
     "А ведь забавно: одни оставляют следы, а другие нет".
     Он уставился на то  место,  где  в  углублении  образовалась  лужица.
Солнце уже высушило асфальт, поэтому наступавшие в  воду  некоторое  время
оставляли после себя мокрые следы.
     "Кроме голоморфов, разумеется. У иллюзий ноги не мокнут".
     Даллен нахмурился, не понимая,  отчего  его  сердце  вдруг  застучало
мерно и тяжело. В следах не было ничего примечательного,  но...  Беззвучно
шевеля  губами,  он  повернулся  и  быстро  пошел   обратно,   внимательно
разглядывая прохожих. Состав толпы  уже  изменился,  но  парня  в  зеленой
рубашке и белокурую девушку он нашел сразу. Теперь Даллен  увидел  то,  на
что не обратил внимания раньше - говорил лишь спутник, и только его  обувь
оставляла на тротуаре влажные пятна.
     Гарри резко остановился,  почти  столкнувшись  с  тремя  беззаботными
туристками в шортах. Одна из девушек  ойкнула.  Хотя  ее  возглас  тут  же
потонул в уличном шуме, но и этого оказалось достаточно. Парень в  зеленой
рубашке оглянулся, увидел Даллена  и  бросился  прочь,  на  бегу  доставая
что-то из кармана.
     Даллен рванул за ним. Он понимал, через  секунду  будет  уже  поздно,
поэтому не раздумывая выстрелил  сквозь  ткань  пиджака.  Несколько  фигур
попало  в  энергетический  конус,  но  на  них  это  никак  не  сказалось.
Голоморфы! Даллен проскочил сквозь них. Террорист вдруг споткнулся и начал
падать.
     "Взрыватель! Какой он выдержит удар?!"
     Даллен успел подхватить обмякшее тело и по  инерции  втолкнул  его  в
узкий  проход  магазина  электроники.  На   выпуклых   экранах   старинных
телевизоров мелькали кадры далекой эпохи. Супружеская пара средних лет,  с
интересом изучавшая их устройство, в ужасе отпрянула.
     - Вам не о чем беспокоиться. - Даллен улыбнулся как можно  спокойнее.
Он  просунул  правую  руку  под  парализованного  террориста  и   выхватил
металлический цилиндрик, уже наполовину извлеченный им из кармана.
     - Эй, что тут происходит? - Грузный человек с сомнением  наблюдал  за
ними. - Парню плохо?
     По правилам Даллен обязан  был  предъявить  служебное  удостоверение,
отделаться от посторонних и вызвать подмогу. Но если действовать  согласно
инструкции, террорист достигнет-таки своей цели. Почти  наверняка  часовой
механизм бомбы запущен и  сработает  через  несколько  минут,  поэтому  по
инструкции  нужно  либо  эвакуировать  людей   и   сознательно   допустить
разрушения, либо подвергнуть  их  жизнь  риску  и  попытаться  обезвредить
бомбу.  В  обоих  случаях  новость  о  происшествии   распространится   со
сверхсветовой скоростью, и  Мэдисон  приобретет  славу  небезопасного  для
туристов места.
     Сделав вид, что бережно поддерживает своего спутника, Даллен заглянул
ему в глаза и, получив в ответ взгляд, полный лютой ненависти, он  ощутил,
как часть его души  откликнулась  тем  же.  Он  с  доверительной  ухмылкой
посмотрел на супружескую чету.
     - Плохо? - переспросил он. - Хотел бы я, чтоб мне было так же  плохо,
как сейчас Джо. Наглотался,  сопляк,  порошка  счастья.  На  сотню  монит!
Водится за ним такая слабость, любит побаловаться дозой.
     Напудренное лицо дамы выражало смесь тревоги и отвращения.
     - С ним все будет в порядке?
     - В полнейшем. С минуты на  минуту  он  встанет  на  ноги.  -  Даллен
простодушно взглянул на чинных супругов. - Вы не одолжите мне какой-нибудь
платок, тряпку, чтобы я мог обтереть его?
     В горле террориста раздался клекот, и Даллен с  деланным  добродушием
похлопал парня по щеке.
     - Простите... мы опаздываем... нас ждут друзья.
     Толстяк подхватил жену под руку, поспешно вывел ее на  улицу,  и  они
мгновенно затерялись в толпе.
     Убедившись, что происшествие не привлекло  больше  ничьего  внимания,
Даллен опустил бомбу в карман, подхватил обмякшее тело, поднес свой значок
к замку у внутренней двери магазина  и  быстро  втащил  парня  внутрь.  Он
довольно легко управлялся с тяжелым телом, помогли регулярные  тренировки.
Внутреннее помещение магазина напоминало длинную узкую  пещеру,  затянутую
паутиной. Двигаясь к двери в дальнем конце магазина,  Даллен  тихо,  чтобы
его могли услышать только в штаб-квартире, зашептал:
     - Я его задержал, Джим. Мы в магазине телевизоров, сотый квартал. Без
лишнего шума, все тихо-спокойно. Подгони автомобиль к черному ходу.  Скажи
своим людям, чтобы не входили, пока я не подам знак.
     - Что с бомбой? - быстро спросил Мэллор.
     - Ее необходимо разрядить.
     -  Гарри,  ты  не  собираешься  делать  глупости?  Обезвредить  TL-37
невозможно.
     "Возможно. Есть один способ", - подумал Даллен, вслух же прошептал:
     - Какие-то помехи, Джим. Ты меня слышишь?
     Он двинул челюстью, и приемник отключился. Оставляя  неровную  полосу
на пыльном полу, Даллен втащил  пленника  в  комнату,  служившую  когда-то
кабинетом, прислонил к стене, вытащил из его кармана бумажник и просмотрел
содержимое.
     - Дерек Х.Бомон. Тебе следовало сидеть у себя дома в Корделе, Дерек.
     - А вам... - Губы  Бомона  кривились,  преодолевая  онемение.  -  Вам
следует катиться к...
     - Заткнись, - оборвал его Даллен. - Тебе  лучше  помолчать,  если  не
хочешь лишиться передних зубов.
     Он впервые  внимательно  рассмотрел  задержанного,  и  с  облегчением
убедился, что парень очень ему не нравится. Некоторые  террористы  с  виду
были  вполне  милыми  ребятами,  поэтому  он  легко  мог  вообразить   его
собственным сыном, но этот отталкивал своим высокомерием и явной тупостью.
С бледного, отечного лица смотрели серые водянистые  глаза.  Обвисшие  усы
скорее обезличивали, чем придавали индивидуальность.
     "У них у всех усы, как у Сапаты. А может,  это  одни  и  те  же  усы,
которые они просто одалживают друг другу".
     - Лучше не трогай меня, - прохрипел Бомон.
     -  Я  очень  чистоплотен.  -  Даллен  осторожно  достал  из   кармана
цилиндрик. - Скольких ты надеялся угробить этой штукой?
     - Из нас двоих убийца ты, Гарри Даллен.
     - Ты меня знаешь?
     - Тебя все знают. - Усатый говорил как сквозь  вату,  связки  еще  не
пришли в норму после временного паралича. - Скоро ты...
     - Тогда ты должен знать, что я не люблю шутить.  Ты,  сопляк,  сейчас
назовешь мне комбинацию.  -  Даллен  провел  ногтем  по  шести  кольцам  с
цифрами.
     Бомон скривился, пытаясь изобразить презрительную усмешку.
     - Какого черта я стану помогать тебе?
     - Мне казалось, это очевидно, -  благожелательно  ответил  Даллен.  -
Ведь тебе придется посидеть на этой штуке. Сколько  ты  выдержишь?  Десять
минут? Пятнадцать?
     - Меня не запугаешь, Даллен. Если бомба взорвется, тебе тоже не уйти.
     - Разве? - На мгновение Гарри представил себе  последствия  взрыва  в
многолюдном Выставочном Центре. Остатки гуманности  сразу  улетучились.  -
Если ты надеешься на рекламу, то советую о  ней  забыть.  Думаешь,  я  зря
корячился, тащил тебя сюда? Нескольких стен и воздушной  прослойки  вполне
достаточно для того, чтобы взрыв не затронул  ничего  за  пределами  этого
здания. Грохот, конечно, будет изрядный, все испугаются,  но,  узнав,  что
взорвалась старая газовая магистраль, быстро успокоятся. Никто  никогда  о
тебе не услышит, приятель. От тебя станется лишь куча крысиного помета.
     - Ты ублюдок, Даллен. Ты грязный...
     Террорист замолчал, и в его глазах появилось напряжение. Он попытался
пошевелиться,  но,  несмотря  на  все  его  усилия,  конечности   остались
неподвижными.
     - Я все сказал. Даже больше, чем надо. - Даллен присел  на  корточки,
поднес бомбу к лицу Бомона. - Комбинацию, Дерек.
     - Я... я не знаю.
     - В таком случае ничем не могу тебе помочь.  -  В  голове  мелькнуло:
вдруг Бомон и впрямь не лжет? Но он решительно отогнал эту мысль. - Сейчас
я тебя покину, а то, не  дай  Бог,  взорвется  раньше.  Не  вешай  нос,  я
мысленно с тобой.
     Смертельная  бледность  разлилась  по  лицу  Бомона,   наполнив   его
потусторонним свечением.
     - Мы распнем тебя, Даллен... Тебя, твою жену и твоего  ребенка...  Ты
будешь смотреть на них... Обещаю тебе... Все уже готово...
     - Ты умеешь подыскать нужные слова. - Даллен говорил спокойно,  но  в
груди у него все клокотало. - Мне больше не нужен шифр.  Сохрани  его  при
себе, пусть тебя утешит сознание исполненного долга.
     Он аккуратно установил цилиндр между ног Бомона и,  полюбовавшись  на
подобие серебристого фаллоса, вышел из комнаты.
     "Все неправильно, - обвинял он  себя,  прижавшись  к  противоположной
стороне стенки, к которой  прислонил  Бомона.  Он  несколько  раз  глубоко
вздохнул, подавляя подкатывающую тошноту. - Я  должен  был  выбросить  эту
чертову бомбу, вытащить наружу Бомона  и  эвакуировать  людей.  Но  теперь
поздно, слишком поздно. После того, как он упомянул Кону и Мики..."
     Даллен вытащил из кармана трубку, набил  ее  черно-желтыми  хлопьями,
сжал зубами мундштук, но курить вдруг расхотелось.  Показалось  чудовищным
так нелепо растрачивать последние минуты.
     Зачем он загнал себя  в  эту  затхлую  лавку,  торчит  в  компании  с
несостоявшимся убийцей, рядом с бомбой, которая вот-вот  взорвется?  Зачем
сам сослал  себя  на  дряхлую  Землю,  где  того  и  гляди  свихнешься  от
клаустрофобии? Ради чего отказался от счастливой, благословенной жизни  на
Орбитсвиле?
     За два века, миновавших с момента  открытия  Вэнса  Гарамонда,  жизнь
человечества коренным образом изменилась.
     Все  достижения  земной  науки,   техники   и   промышленности   были
перенацелены на выполнение великой задачи - скорейшее переселение землян в
новый дом. Каждая нация, каждое государство, каждая партия, каждая семья и
отдельно взятая личность могли выбрать себе  участок,  равный  по  площади
целой планете. Открылись просторы для воплощения любых идеалов и мечтаний.
Зеленые города и деревни приходили в упадок,  сельскохозяйственные  угодья
зарастали бурьяном, а люди - люди  охотно  заглатывали  наживку  "золотого
путешествия" - бесплатного переселения на Большой О.
     Были, естественно, и те, кто наотрез отказался  улетать  с  Земли,  в
основном  старики,  желавшие  умереть  на  родине.  Но  некоторые  земляне
отвергали саму идею переселения. Даже сейчас, в 2296 году, спустя два века
после открытия Гарамонда, консерваторы не оставили  надежду  сохранить  на
Земле  подобие  организованного  общества,  хотя  с  каждым   десятилетием
техника, здания и оборудование постепенно ветшали, а материальная помощь с
Орбитсвиля неуклонно сокращалась...
     - Тебе не одурачить меня, Даллен, - прозвучал уверенный  голос  из-за
перегородки. - Я знаю, что ты там.
     Даллен затаил дыхание.
     - Говорю святую правду: шифр мне неизвестен.
     "Тебе не следовало угрожать моей жене и моему ребенку".
     Вспомнив об обещании пообедать с Коной  и  Мики,  Гарри  взглянул  на
часы. Теперь он в любом случае  опоздает.  Предупредить  ее  можно  только
через Мэллора, но связаться сейчас со штаб-квартирой равносильно отказу от
своего решения взять на себя ответственность.
     "Не так все, не так, - вновь начал он  бичевать  себя.  -  Почему  бы
этому идиоту не уступить, пока еще не поздно!"
     Тишину помещения нарушали только невнятные уличные звуки, доносящиеся
словно из другого мира. Наконец Бомон снова подал голос.  На  сей  раз  он
звучал менее уверенно.
     - Зачем ты приперся к нам, Даллен? Почему тебе не сиделось  на  твоем
Большом О, ведь ты там родился?
     - Это моя работа.
     - Хватать людей, борющихся за свои права? Достойное занятие!
     -   Эти   люди   крадут    запасы    и    имущество,    принадлежащее
метаправительству.
     -  Они  вынуждены  красть,  потому  что  не  могут   договориться   с
чиновниками по-хорошему. Будь честным хотя бы перед самим  собой.  Неужели
ты  действительно  убежден  в  правоте  разъевшихся  бюрократов,   которые
заставляют целый город жить, как... Целый город  пустует,  а  вокруг  люди
болеют и голодают.
     Даллен покачал головой, хотя Бомон и не видел  его.  Подобные  доводы
давно набили ему оскомину.
     - Никто не вынуждает их болеть и голодать.
     - Еще бы! - с горечью ответил  Бомон.  -  Стоит  лишь  согласиться  и
переехать на Большой О, где нас как скотину выпустят на сытное пастбище...
Только мы никогда не пойдем на это, Даллен. Мы свободны.
     - Свободны? Ваша независимость подразумевает жизнь на подачки. Как-то
не вяжется с понятием свободы, ты не находишь, Дерек?
     - Нам не нужна ваша  поддержка...  Мы  тоже  вносим  свой  вклад,  но
никто... Мы просто хотим... Мы... - Запутавшись, Бомон замолчал.
     Даллен отчетливо слышал его тяжелое дыхание.
     - Мне нужна лишь комбинация цифр, - жестко сказал он.  -  Твое  время
истекает.
     Он   постарался   придать   своему   голосу   уверенность,    подавив
противоречивое  чувство,  возникающее  обычно,  когда  он  задумывался   о
недавнем прошлом Земли. В первые годы переселения люди вовсе не собирались
бросать свою планету на произвол судьбы. Правительства вкладывали  крупные
суммы в поддержание городов. Сотни великих культурных центров от Йорка  до
Нью-Йорка, от Парижа до Пекина предполагалось  превратить  в  памятники  и
музеи, куда дети Земли время от времени могли бы  возвращаться,  чтобы  не
утратить свои корни.
     Но канула в Лету эпоха, когда романтики  воспевали  бродяжий  дух,  и
люди, движимые тягой  к  путешествиям,  стремились  от  звезды  к  звезде.
Светила больше не манили их. В ночном небе Орбитсвиля не было звезд,  зато
он обеспечил землянам Lebensraum на многие тысячелетия. Земля  становилась
все более далекой и ненужной, деньги можно было  потратить  на  что-нибудь
более насущное, чем подновление развалин забытых земных городов.  Мэдисон,
административный центр  по  эвакуации  семи  штатов,  оставался  одним  из
немногих действующих  городов-музеев,  но  даже  ему  уделяли  все  меньше
внимания и средств.
     Даллен взглянул на часы.
     - Я больше не хочу рисковать собственной шкурой, разыгрывая  из  себя
няньку, - крикнул он. - Счастливо оставаться!
     - Тебе не обмануть меня, Даллен!
     - А я и не собираюсь этого делать.
     Даллен двинулся к  выходу  из  магазина,  уворачиваясь  от  невесомых
сталактитов паутины. Мысль, что он совершает непоправимую  ошибку,  лишала
его мужества. А вдруг Бомон на самом деле не  знает  шифра,  вдруг  он  не
знает даже времени, на которое установлен часовой  механизм?  Какие  найти
оправдания, если бомба взорвется и обрушит на прохожих град осколков?
     Добравшись до двери, он прислонился к  косяку  и  снова  учинил  себе
допрос: "Что ты здесь делаешь? Сколько  пройдет  времени,  прежде  чем  ты
собственными руками  убьешь  несчастного  остолопа,  который  не  способен
видеть дальше собственного болота? Почему бы  тебе  не  покончить  с  этой
дурацкой работой и не вернуться с  Коной  и  Мики  на  родной  и  понятный
Орбитсвиль?"
     Этот вопрос все чаще терзал его в последнее время. И  вот  теперь,  в
затхлой атмосфере заброшенной лавки  он  вдруг  осознал,  что  нет  ничего
проще, нужно только взглянуть фактам в лицо и признать: приехав на  Землю,
он совершил ошибку. Он,  Гарри  Даллен,  человек,  привыкший  всегда  быть
правым, глупейшим образом просчитался! Ни под этим солнцем, ни  под  каким
другим уже ничто не сможет помешать ему вернуться домой. Они отправятся  в
путь через неделю.
     Даллен вдруг испытал неимоверное облегчение.
     - Пора сматываться, - прошептал он, глядя внутрь магазина.
     - Даллен! Вернись! - пронзительно-воющим голосом позвал террорист.  -
Эта штука установлена на 11:20! Сколько осталось?
     Даллен взглянул на часы. В его распоряжении было  четыре  минуты.  Он
быстро вернулся назад, толкнул дверь плечом  и  посмотрел  на  Бомона,  на
непристойно торчащий серебристый цилиндр. Со странным чувством  неловкости
Даллен взял бомбу в руки.
     - Ты пожалеешь об этом, ублюдок, - выдавил Бомон.
     - Мои часы могут отставать. - Ты хочешь убраться отсюда или...
     - Шесть-семь-девять-два-семь-девять. Даллен  занялся  шифром,  извлек
детонатор и бросил его в угол. - Благодарю за помощь, Дерек.
     Он вышел из  кабинета  и  открыл  тяжелую  дверь  в  конце  короткого
коридора. Петли, изъеденные ржавчиной, протестующе взвизгнули. В  переулке
притаился неприметный автомобиль, около  которого  стояли  два  офицера  -
Тенди и Иббетсон. Даллен успокаивающе улыбнулся им.
     - Бомба у меня, она обезврежена, а в придачу к ней имеется  некто  по
имени Дерек Бомон. Отдыхает внутри, первая дверь направо.
     - Прошу вас больше не делать подобных вещей, - буркнул Иббетсон.
     Он протиснулся в узкую дверь, шагнул внутрь магазина и тяжело затопал
по коридору.
     Вик Тенди подошел вплотную к Даллену.
     - Будете говорить с Джимом Мэллором? Он чуть с ума не сошел,  пытаясь
связаться с вами.
     - Каждый раз, когда  у  меня  неполадки  с  рацией,  он...  -  Даллен
замолчал. - Что случилось?
     - Я знаю только, что Джим вас искал. - Тенди отвел глаза и  попытался
скрыться в здании. Даллен схватил его за локоть.
     - Выкладывай!
     - Я...  Кажется...  Что-то  случилось  с  вашими  женой  и  сыном,  -
промямлил Тенди, не поднимая глаз.

                                    4

     Мэтью  вернул   предохранитель   в   исходное   положение,   переведя
многочисленные электронные схемы в нейтральное состояние,  затем  разобрал
пистолет на четыре части и спрятал их в разные ящики стола.
     Совершив эти манипуляции, он почувствовал  себя  в  безопасности,  но
облегчение не приходило. Его первоначальный план, как выяснилось, оказался
несостоятельным. Он не предусмотрел срабатывание сигнализации  на  третьем
этаже,  возможно,  упустил  что-то  еще.  Пистолет  невозможно  обнаружить
никакими  детекторами,  имеющимися  в  распоряжении  полиции,  однако  где
гарантия, что какая-нибудь контрольная система не проследила его  путь  по
зданию. В таком случае он скоро обо всем узнает.  "Надо  вести  себя,  как
обычно", - настраивал он себя. А как ведет себя  человек,  услышав  сигнал
тревоги? Он на минуту задумался, потом нерешительно протянул руку к панели
связи. Тут же возникло изображение Вика Констейна, личного помощника  мэра
Брайсленда. Констейн, которому исполнилось почти шестьдесят, слыл  ходячей
энциклопедией городского управления.
     - Что происходит? - спросил Мэтью. - Что за шум?
     - Подождешь минутку?  Я  пока  не...  -  Констейн  выслушал  какое-то
сообщение, решительно кивнул. - Перезвони попозже, Джеральд.
     - Надеюсь, вы не забудете оповестить меня, когда начнется пожар.
     Мэтью отключил связь. Он был доволен собой, он поступил разумно,  уже
частично замел следы, но закрыв  глаза,  вновь  увидел,  как  падают  Кона
Даллен и ее сын... Вот они  лежат  перед  ним...  бессмысленный  взгляд...
глаза идиотов.
     Мэтью вскочил и прошелся по кабинету. Ему вдруг стало  нечем  дышать.
Он пошел по второму кругу, ускоряя шаг, пытаясь запутать ту  часть  своего
"я", которая считает его, Джеральда Мэтью, убийцей. Никакие  ухищрения  не
изменят этого факта.  Кона  и  Мики  Даллены  перестали  существовать  как
личности. Одной короткой вспышкой излучения, он  сделал  их  мозги  чистым
листом бумаги, как у младенца, они уже никогда не возродятся,  сколько  бы
ни старались доктора.
     "Гарри Даллен убьет меня!" Мэтью  резко  остановился,  сжав  пальцами
переносицу. Даллен был высок,  силен,  довольно  красив.  Правда,  слишком
много работал,  чересчур  много  шутил,  стараясь  произвести  впечатление
непринужденного  и  приятного  в  общении  человека.  Но  Мэтью,   умевший
оценивать людей, быстро распознал в нем  человека  жесткого,  нетерпимого,
способного безжалостно перешагнуть через ближнего,  если  это  потребуется
для достижения цели. Мэтью и раньше опасался его,  а  теперь...  По  спине
пробежал озноб.  Если  Гарри  Даллен  проникнет  в  его  тайну,  то  будет
преследовать его с беспощадностью автомата.
     "Ты заслужил это", -  прошептал  Мэтью  своему  отражению  в  большом
зеркале. Двойник походил на уверенного в  себе  невозмутимого  скандинава,
которого не терзали ни недавнее  преступление,  ни  голод,  ставший  почти
нестерпимым. Вспомнив о фелицитине, Мэтью сунул руку в карман  и  коснулся
золотой ручки. Хотя она вполне годилась для письма, но в ней имелось также
приспособление для подачи чернил совсем  другого  сорта.  Стоило  провести
короткую черту на языке, как все превратности  жизни  мгновенно  исчезали.
Это касалось не только настоящего, но и прошлого, начиная с того  момента,
когда восьмилетний Джеральд прибыл на Землю.
     Его отец, Артур Мэтью, служил мелким чиновником в метаправительстве и
надеялся получить на Земле повышение, но лишь стал жертвой  пристрастия  к
джину. В небольшой общине правительственных чиновников Мэдисона  маленький
Джеральд, страдавший от унижения за своего отца-неудачника, был обречен на
одиночество. Он мечтал о том, как, получив аттестат,  сразу  вернется  под
полосатые небеса Орбитсвиля. Когда Джеральду исполнилось шестнадцать, отец
погиб при странных обстоятельствах. Мать и сестра вернулись на Большой  О,
а он вдруг обнаружил, что панически боится полета, и еще больше  -  самого
Орбитсвиля. Сославшись на  желание  продолжать  учебу,  Мэтью  остался  на
Земле. Он проявил недюжинное усердие, позволившее ему сделать  карьеру,  и
достиг  такого  положения,  что  ни  один   здравомыслящий   человек,   не
посоветовал бы ему бросить работу ради возвращения на Большой О.
     Однако Мэтью не заблуждался на свой счет, хотя пытался  выдать  страх
перед космосом за милый недостаток. "Я никогда не  обладал  даже  крупицей
силы воли. Есть только один способ избавиться от искушения  -  подчиниться
ему. В делах со мной каждый может рассчитывать на успех..."
     Незаметно  он  пристрастился  к  фелицитину,  невесомому  волшебнику,
возносящему  его  на   недосягаемые   высоты.   Препарат,   приготовленный
специально  для  него  первоклассным  фармацевтом,  давал  ему  не  только
замечательное самочувствие, но, главное, уверенность и чувство собственной
правоты.
     Поэтому он стал вором.
     Поэтому он стал убийцей.
     Мэтью вынул  из  кармана  золотую  ручку  и  минуту  стоял,  то  чуть
расслабляя, то напрягая мышцы. Он дрожал, словно снайпер, который никак не
решается нажать на курок.  Но  потом,  как  всегда,  нашел  оправдательный
довод: нет никакой необходимости бороться с этой привычкой.  Даллен  легко
восстановит цепь событий, приведших  к  гибели  его  семьи,  догадается  о
мотивах преступления, и вскоре он, Джеральд Мэтью, отправится  в  колонию.
Если, конечно, Даллен позволит ему остаться в живых. А уж там-то  бороться
с пристрастием к наркотикам и вовсе не  будет  необходимости.  В  качестве
бесплатного приложения к тюремной робе  и  реабилитационным  повязкам  ему
полагалось принудительное лечение от наркозависимости.
     Из  коридора  донеслось  хлопанье  дверей,  послышались  возбужденные
голоса, быстрые шаги.  В  монотонность  бюрократического  бытия  ворвалось
нечто крайне необычное, появилась тема дня будущих бесконечных обсуждений.
Этот день надолго останется в памяти здешних обитателей.
     Мэтью сунул ручку в карман, сел за стол и  попытался  составить  план
действий на ближайшие часы. Поскольку он  уже  "отметился",  теперь  самое
разумное оставаться в своем кабинете до тех пор, пока ему не позвонят. Мэр
города Фрэнк Брайсленд на два дня уехал из города, а как  только  Констейн
узнает, в чем дело, он, скорее всего, сам позовет.
     По мере того, как минуты медленно перетекали в прошлое,  Мэтью  начал
терять терпение. Почему Констейн тянет? Однако до  него  дошло,  что  есть
значительная разница между его точкой зрения и точкой зрения других людей.
Они не могли сразу выяснить, почему сработала сигнализация, а проверка, за
которую взялась служба безопасности, могла продлиться  час  и  больше.  На
врачебный осмотр женщины и ребенка тоже требуется время, особенно с учетом
того обстоятельства, что "спешиал-луддит" в конце двадцать  третьего  века
практически забыт.
     Повинуясь безотчетному импульсу, Мэтью подошел к окну. В  эту  минуту
на автостоянку резко свернула полицейская машина, из нее выскочили трое  и
бросились в сторону северного вестибюля. Внутри у Мэтью  все  замерло,  он
узнал Гарри Даллена, который бежал, не разбирая дороги,  словно  собирался
проломить стену. Мэтью вернулся к столу. Его знобило, он  чувствовал  себя
загнанным зверем.
     Минут   через   пять,   раздался   мелодичный   звонок   и   возникла
голографическая голова Констейна.
     - Можешь спуститься в северный вестибюль? -  Голос  Констейна  звучал
нервно и настороженно. - Только быстро.
     - А что случилось?
     - Кто-то вычистил Кону Даллен и ее сына.
     - Вычистил?! - Мэтью изумленно взглянул на Констейна. - Ты  имеешь  в
виду...
     - Да, полная очистка мозга. Ты что, ничего не знаешь?
     - Нет... - Мэтью помедлил, стараясь не выдать себя. -  Откуда  я  мог
знать? Я же все время сидел в кабинете.
     Констейн покачал головой.
     - Все только  об  этом  и  говорят,  Джеральд.  Ты  тоже  Ложен  дать
показания.
     - Уже иду.
     Он направился к двери, на ходу приглаживая волосы и поправляя пиджак.
В трудных положениях для него было крайне важно выглядеть как можно лучше,
а  оказаться  сейчас  перед  Гарри  Далленом  -  худшее,  что  можно  себе
представить. Лифта ждать не пришлось, и вскоре он  уже  пробирался  сквозь
плотную толпу людей, заполнивших вестибюль. Все смотрели на двери комнаты,
которую в эпоху процветания Мэдисона занимали швейцары.  Констейн,  словно
почувствовав его приближение, быстро втащил Мэтью  в  комнату  и  повернул
ключ.
     - Из-за этой истории нам всем не поздоровится, - сказал он. Землистое
лицо помощника мэра, изборожденное глубокими складками, походило на  кусок
застывшей  лавы.  -  Фрэнк  давно  уже   талдычит   об   ужесточении   мер
безопасности.
     - Уж точно, - промямлил Мэтью.
     Он прошел вглубь  комнаты  и  присоединился  к  основным  действующим
лицам. Кона Даллен лежала на полу, запрокинув лицо. Ее  легкое  шафрановое
платье задралось, обнажив красивые  бедра,  но  это  не  вызывало  никаких
греховных мыслей, ибо безмятежное лицо абсолютно  ничего  не  выражало,  а
глаза напоминали глаза грудного младенца. Рядом с Коной на  коленях  стоял
Гарри Даллен. Уткнувшись лицом в волосы сына, он нежно  покачивал  его  на
руках. Мэтью мысленно попрощался с радостями жизни.
     - Кто по-твоему мог это сделать? - тронул его за рукав Констейн.
     - Я знаю, - хрипло сказал Даллен, медленно оглядывая  находившихся  в
комнате.
     Сердце  Мэтью  екнуло,  когда  полные  слез  глаза  офицера   полиции
встретились с его глазами.  Но  тут  же  скользнули,  не  задерживаясь,  в
сторону, словно Даллен его не узнал.
     - Это сделал я, - произнес Даллен.
     Один из полицейских нетерпеливо шагнул к нему.
     - Гарри, не надо...
     Тот взглядом остановил его.
     - Я привез их сюда... Это было  ошибкой...  А  я  действовал  слишком
жестко... не обращал внимания на угрозы... - Губы  у  него  задрожали,  он
вдруг стал похож на провинившегося мальчишку. - Почему я не с ними?  Я  не
заслужил разума...
     Констейн повернулся к двери.
     - Пойду узнаю, почему до сих пор нет скорой.
     Мэтью двинулся следом, с  огромным  облегчением  покинул  раскаленную
комнату и сразу повернул к туалету. Там было прохладно и пусто, в  воздухе
стоял запах мыла. Здесь Джеральд извлек золотую  ручку,  установил  нужное
перо и провел им по языку.
     "Может, все-таки пронесет? Вдруг удача мне,  наконец,  улыбнется?"  -
подумал он, закрыв глаза. Скоро должно было сказаться действие фелицитина.

                                    5

     Это случилось на восьмидесятой минуте.
     Первое подозрение, что произошло нечто  серьезное,  возникло  у  Джин
Энтони, когда внезапно, без каких-либо  предупреждающих  сигналов  погасли
все  индикаторные  панели.  Грузовой  корабль  восемьдесят  третьего  типа
бороздил космос  уже  сотню  лет,  и  его  электронные  системы  частенько
выходили из строя, однако  цепи  индикаторов  неисправностей  до  сих  пор
работали надежно. Сам факт неисправности мог означать  как  незначительную
поломку, так и полную катастрофу. Джин знала, что в лучшем случае придется
произвести дополнительную профилактику, а в худшем...
     "Господи, не дай мне погибнуть в этой груде железа!"
     Старинные   ионные   толкатели    создавали    гравитационное    поле
напряженностью всего в одну пятую  от  нормальной.  Парящим  прыжком  Джин
пересекла рубку управления  и  взглянула  на  индикатор  общего  состояния
систем корабля, обычно  мерцавший  правильными  геометрическими  фигурами.
Теперь индикаторная панель была черна, а это могло означать лишь  одно:  в
грузовом  отсеке  прорвался  контейнер  с  бессемоном-Д.  Джин  с  горечью
подумала, что придется бороться за жизнь  на  корабле,  который  буквально
разваливается на части.
     Бессемон-Д,  газообразный  растворитель,   заменил   девять   десятых
оборудования, применяемого в традиционном литейном производстве.  Он  и  в
обычных-то условиях  представлял  немалую  опасность,  а  беспрепятственно
распространяясь по кораблю, мог убить Джин  Энтони  десятком  способов.  И
самым очевидным из них было разрушение корпуса корабля.  Однако  в  данный
момент  непосредственная  угроза  исходила  от  смертоносных  струй  газа,
нагнетаемых пластмассовыми  лопастями  в  вентиляционную  систему.  Нельзя
медлить ни секунды.
     - Код ноль-ноль-один! - крикнула она, бросаясь к отсеку  с  аварийной
капсулой.
     Бортовой компьютер не прореагировал, и Джин сама открыла  отсек.  Она
забралась в капсулу, люк за спиной мягко  закрылся  и  загерметизировался.
Успела! Что бы теперь ни случилось с кораблем, она успела.
     Джин всей ладонью надавила  на  панель  запуска  двигателей  капсулы,
засиявшую рубиновым светом. Раздался хлопок,  капсула  резко  дернулась  и
через секунду уже  плыла  в  космическом  пространстве,  отделенная  пятью
десятками километров от непостижимой громады Орбитсвиля.

     Джин сразу проверила работоспособность маяка. Она нашла на  приборной
панели мигающий прямоугольник, для уверенности тронула его, потом  подняла
глаза взглянуть, что  происходит  со  злосчастным  грузовозом.  Из  тесной
капсулы с круговым обзором Вселенная казалась разделенной  на  две  равные
части. "Вверху" - полусфера звездного неба и крупные звезды, сверкавшие на
фоне бледного марева далеких скоплений и холодного свечения Млечного Пути.
"Внизу" - ровным счетом ничего.
     Даже пилоты с  многолетним  опытом  каботажных  рейсов  склонны  были
воспринимать  полет  как  бреющее  планирование  над  темной  поверхностью
океана.  Джин  внимательно  осмотрела  пространство  перед  капсулой.  Она
ожидала увидеть огни  своего  грузовика,  но,  к  удивлению  и  некоторому
беспокойству, обнаружила лишь непроглядную  тьму.  Неужели  все  источники
энергии на корабле вышли из строя, и погасли даже навигационные огни?
     "Этого не может быть, - сказала она себе. - Слишком быстро".
     Джин нахмурилась, скорее обескураженная, чем встревоженная, покрутила
головой, стремясь  охватить  взглядом  сразу  все  пространство,  и  вдруг
увидела, как что-то огромное затмевает звезды прямо  над  головой.  Вверху
плыла темная туша ее корабля.
     Стараясь не поддаться панике,  она  внимательно  осмотрела  грузовоз.
Навигационные огни перемещались вдоль корпуса корабля со все  возрастающей
скоростью. Значит, не скоординированная работа двигателей  привела  к  его
вращению, и капсулу выбросило не вверх, где проходят  магистрали  грузовых
судов, а вниз, к оболочке.  Теперь  у  капсулы  нет  другого  выхода,  как
столкнуться с невидимой поверхностью.
     До этой  минуты  Джин  больше  всего  беспокоила  судьба  ее  корабля
"Аткинсон Гримшоу", названного в честь знаменитого художника викторианской
эпохи. Он вот-вот должен погибнуть вместе с большей частью  ее  имущества.
Страховка будет весьма незначительной,  и,  кроме  того,  гибель  корабля,
скорее всего, положит  конец  транспортным  рейсам,  которые  Джин  любила
совершать в одиночку. А ведь она занималась этим без малого восемь лет,  с
тех пор, как умерла ее мать. Но сейчас все эти мысли  вылетели  у  нее  из
головы. Через семьдесят пять минут она столкнется с оболочкой.
     Ее жизнь теперь зависела только от расторопности спасательных служб.
     Джин Энтони дожила до сорока, сохранив неосознанную  детскую  веру  в
бессмертие.   Крепкое   здоровье,   миловидность,   активная    умственная
деятельность, образ жизни, приносящий радость и удовлетворение, не  давали
повода для гнетущих  мыслей.  Но  сейчас,  несясь  в  мертвой  тишине  над
невидимой громадой Большого О, она взвешивала свои  шансы,  зная  наперед,
что теория вероятности не на ее стороне.
     На Орбитсвиле имелось три пояса окон-порталов - один вдоль экватора и
по одному в северном и южном полушариях. Экваториальные  порталы,  имевшие
порядковые номера от первого до двести седьмого, отстояли  друг  от  друга
примерно на пять миллионов километров. Отсчет велся с запада на восток  от
того самого Окна, через которое Вэнс Гарамонд со  своим  экипажем  впервые
попал на Орбитсвиль. По мере переселения людей  с  Земли  вокруг  порталов
выросли  процветающие  города.  Правда,   строили   их   скорее   в   силу
предрассудков,  чем  по  необходимости.  Жизнь  в  густонаселенном   месте
казалась недавним землянам более удобной и  безопасной.  Но  когда  вокруг
практически  неограниченные   территории,   нет   нужды   в   конкуренции,
противоборстве и войнах,  многие  города,  повторив  судьбу  своих  земных
предшественников, опустели так же быстро, как выросли.
     За время  работы  Джин  на  кораблях  поток  межпортальных  перевозок
существенно иссяк, поэтому ей угрожала серьезная опасность. Корабль  летел
на восток от 156-го портала, следующим, сохранившим свою жизнеспособность,
был только 183-й. В прежние времена ее быстро бы  обнаружили  и  подобрали
высокоскоростные патрульные катера, ведущие наблюдение за движением вокруг
каждого портала. Однако последнее десятилетие двадцать третьего века свело
число спасательных служб к минимуму, да и спасатели  привыкли  действовать
без спешки. Она была  уверена,  что  никто  не  придаст  особого  значения
пойманным сигналам бедствия, а потом будет слишком поздно.
     Глядя в непроглядную тьму, Джин пыталась представить  себе  абсолютно
твердую стену, несущуюся ей навстречу. В  воздухе  стоял  запах  резины  и
пластмассы,  напоминавший,  что  капсулу  установили  совсем  недавно   из
соображений большей безопасности. Джин усмехнулась. Прежняя капсула  имела
полноценную радиосвязь и силовую установку Ковелла, сейчас вполне  хватило
бы чего-то одного, чтобы жизнь перевесила смерть.
     "О дивный новый мир! Вот еще  одно  свидетельство,  что  человечество
повернулось спиной к космосу, к путешествиям, что теперь  за  развитием  и
распространением человеческой культуры нужно следить с помощью телескопов,
направленных  внутрь  Большого  О,  выискивая  огни  людских  караванов  и
лагерей..."
     Страх  Джин  рос  вместе  с  утекающими  минутами.  Ей  следовало  бы
наблюдать за пространством вокруг Орбитсвиля  -  вдруг  рядом  промелькнут
навигационные огни какой-нибудь посудины? - но она не могла оторвать  глаз
от затаившейся внизу обманчивой глубины. Сколько еще до  оболочки?  Может,
альтиметр был так же ненадежен, как все остальное на "Аткинсоне  Гримшоу"?
Воспримет  ли  радиолокатор  капсулы   хотя   бы   слабый   сигнал   перед
столкновением с поверхностью?
     Она не знала, сколько времени просидела, кривя губы в бессознательной
усмешке.  Внезапно  ее  глаза  расширились  от  изумления.  Далеко   слева
появилась  тонкая  зеленая  линия,  стремительно  пересекла  Орбитсвиль  с
востока на запад и, мелькнув перед глазами Джин, пропала.
     Она ахнула и зажмурилась. Любая неожиданность могла  означать  скорое
столкновение. Но  когда  ничего  не  случилось,  Джин  поняла,  что  жизнь
продолжается,  и  тут  же  осознала:  ее  глаза   зарегистрировали   нечто
невероятное, ведь промелькнувший зеленый меридиан - не  фантом,  а  вполне
объективная реальность.
     В  загадочном  веществе  оболочки   Орбитсвиля   произошла   какая-то
перемена.
     Даже перед лицом скорой гибели Джин не смогла  сдержать  возбуждение.
Два века назад, когда первые исследователи приступили к изучению  вещества
оболочки, родилась наука, получившая название "сферология" и не  принесшая
абсолютно никаких результатов. Затратив  миллионы  человеко-часов  работы,
сферологи  определили  толщину  оболочки,  ее  отражательную  способность,
коэффициент трения, вот, собственно, и все. А  Джин  Энтони,  несущаяся  в
полном одиночестве к своей гибели,  вдруг  стала  свидетелем  скоротечного
проявления жизни, вроде первого удара сердца эмбриона.
     Благоговейный трепет, естественный для любого, кто провел полжизни  в
полетах над иллюзорным черным океаном, почти затмил страх смерти.

                                    6

     С помощью  врачей  Кона  Даллен  за  пять  недель  научилась  ходить,
самостоятельно принимать пищу и даже почти освоила туалет. По  словам  Роя
Пиччано, врача местной общины, она достигла значительных  успехов.  Но  по
мере уменьшения физических нагрузок, связанных с необходимостью  ухаживать
за взрослым ребенком, у Гарри Даллена росла душевная усталость.
     Поначалу он был просто  потрясен  и  не  воспринимал  советы  доктора
Пиччано.  В  его  голове,  например,  никак  не  укладывалось   чудовищное
предположение, что Кона, вероятно, никогда не  сможет  говорить.  Ведь  ее
нервные окончания,  рефлексы,  мышцы  не  пострадали,  поэтому  он,  Гарри
Даллен,  человек,  который  никогда  не  ошибается,  точно   знал:   своей
настойчивостью, своей силой воли  он  добьется  функционирования  сложного
устройства под названием человеческий мозг. Наука изучала человека вообще,
психологию безликих людских масс, а в данном случае речь шла об уникальном
существе, центре уникального мира  другого  существа  -  Даллена.  Обычные
правила здесь неприменимы.
     Первый удар нанесла новость, что Кона и Мики должны жить  врозь,  ибо
Кона представляла  реальную  угрозу  собственному  сыну.  Она  сама  стала
ребенком,  объяснял  Пиччано,  все   ее   чувства   сводятся   к   ярости,
удовольствию, боли и страху. Младенцы, чувствуя себя обделенными,  злятся,
особенно, если речь идет о еде. Будь невинный крошка повыше  и  посильнее,
он убил бы собственную мать, слишком рано отнявшую его  от  груди  или  не
выполнившую его желание. А Кона  была  сильна,  поэтому  минутная  вспышка
гнева могла закончиться трагедией.
     Кона  всегда  отличалась  хорошим  аппетитом,  и  теперь  она  желала
питаться лишь шоколадом и мороженым, из-за чего не  раз  возникали  бурные
конфликты, когда Даллен пытался уговорами  умерить  ее  аппетит.  Поначалу
Кона  каталась  по  полу,  пугала  его  безумными  воплями,  потом  начала
действовать более целенаправленно и однажды ударила его по лицу. Удар  был
болезненным, но куда  большее  впечатление  произвел  на  Даллена  быстрый
переход от неудержимого гнева к шумной радости, когда он выпустил  из  рук
леденец, из-за которого и возникла ссора.
     Ему стало абсолютно ясно: Кона Даллен здесь больше не живет.

     Гарри открыл дверь и вместо сиделки увидел на крыльце Роя Пиччано.
     - Бетти немного задержалась, поэтому я предложил заменить ее.
     Пиччано приветливо улыбнулся,  сверкнув  вошедшими  в  моду  золотыми
пломбами.  Загар  и  буйная  шевелюра  делали  его  моложе  своих  лет,  а
подчеркнуто спортивный вид заставлял думать,  будто  его  профессиональные
занятия - лишь краткие перерывы между партиями в гольф.
     - Спасибо, Рой. - Даллен отступил, приглашая доктора войти. - Знаете,
я, наверное, подожду.
     - Не беспокойтесь. Кроме того, мне не мешает  почаще  навещать  своих
пациентов.
     Даллен отметил множественное число.
     - Со мной все в порядке.
     - У вас усталый вид, Гарри. Долго вы собираетесь так жить?
     - Сколько потребуется. Мы уже обсуждали этот вопрос, разве не так?
     - Не так! Это я обсуждал его, а вы над ним еще не начинали думать.
     - Я ответственен за Кону, в каком бы состоянии она ни находилась.
     - Прекраснейший пример того, о чем я говорю.  -  Пиччано  не  скрывал
раздражения. - У вас больше нет обязательств перед Коной, потому что  Коны
больше не существует. Ваша жена умерла, Гарри. Вы теперь в  ответе  только
за себя. Могут, конечно, произойти какие-то  изменения,  но  одно  я  могу
сказать  совершенно  определенно:   недоразвитая   личность,   в   которую
превратится человеческое тело в соседней комнате, не  будет  иметь  ничего
общего с вашей женой. Вам следует понять это ради собственного блага.
     - Ради собственного блага... - повторил Даллен, словно переводя слова
с неведомого языка. - Долго мы будем топтаться в-прихожей?
     Кона лежала на голубом надувном матрасе  и  наслаждалась  водоворотом
цветных узоров, которые генерировал детский голопроектор. Она самозабвенно
болтала ногами, и даже просторный халат не скрадывал ее полноты.
     Даллен опустился рядом с ней на колени.
     - Посмотри, кто к тебе пришел.
     Кона скосила глаза, но тут же отвернулась к сияющим в воздухе узорам.
Вынув из кармана салфетку, Даллен попытался вытереть испачканный шоколадом
подбородок, но она капризно захныкала.
     - Только вчера установили, - сказал Даллен. - Она еще не привыкла.
     Пиччано покачал головой.
     - Знаете, что вы сейчас делаете, Гарри? Вы просите  прощения  за  то,
что это существо... Я наотрез оказываюсь называть его Коной Даллен  и  вам
не советую... Вы извиняетесь за то, что оно не может занять меня  вежливой
болтовней или предложить кофе с ликером. Именно это...
     - Ради Бога, Рой!
     - Ладно... - Пиччано вздохнул. - Вы согласны на ее исследование?
     - Конечно.
     - В таком случае мне нужно кое-что уточнить. - Пиччано открыл плоский
пластмассовый чемоданчик и  стал  возиться  с  регуляторами  на  приборной
панели, вделанной в крышку. - Это рутинная работа, помощь не требуется.
     - Спасибо, Рой.
     Даллен на секунду прижался губами к щеке жены, но не получил никакого
отклика. Через минуту он уже с наслаждением вдыхал  свежий  воздух  улицы,
очищая легкие от запаха  шоколада  и  мочи,  которые,  казалось,  навсегда
пропитали дом. Он жил на  окраине  заселенного  района  Мэдисона,  в  пяти
километрах от  центра.  Здесь  обитали  метаправительственные  служащие  и
чиновники местной администрации. В просторных садах вокруг каменных  домов
буйствовала зелень, гудение газонокосилки усиливало ощущение  благополучия
и покоя. Даллену показалось, что он забрел  в  один  из  тысяч  опустевших
пригородов, большинство которых после переселения  жителей  на  Орбитсвиль
превратились в сонное царство.
     "Двери закрыты, в окнах темно, -  вспомнил  Даллен  самую  популярную
песню. - Скушало всех Ненасытное О..."
     Он решил идти в центр пешком, чтобы по дороге обдумать, как поступить
с Дереком Бомоном. Ирония судьбы виделась  Даллену  в  том,  что  человек,
который, по его мнению, нес  ответственность  за  трагедию,  позволял  ему
отвлечься от невыносимых мыслей. Когда Гарри не  барахтался  в  водовороте
своих проблем,  он  предвкушал,  как,  оставшись  наедине  с  террористом,
вытрясет из него  имена,  а  затем,  выследив  сообщников,  прикончит  их.
Правда, он понимал, что не способен осуществить зловещие планы  мести,  но
был не в силах отказаться от кровожадных замыслов. Он без  труда  приведет
себя в состояние невменяемости, его организм  запросто  окажет  ему  такую
услугу. Тот, кто стрелял в Кону и Мики,  должен  заплатить...  Он  узнает,
поймет в  последний  момент...  этот  выродок...  Он  пожалеет,  но  будет
поздно...
     Хотя  Даллену  приходилось  думать  и  поступать  как   полицейскому,
формально он не отвечал за нарушителей закона в этом районе,  поскольку  в
обязанности офицера  четвертого  ранга  из  Бюро  отчуждения,  входило,  в
основном, наблюдение за опустевшими территориями.  Местный  отдел  полиции
был занят обслуживанием туристов, и  Даллен  поддерживал  хорошие  деловые
отношения с его шефом Лэшбруком. Но недавно Гарри не только не допустили к
арестованному, а даже встретили с видимой неприязнью.
     - То, что случилось с вашими женой и сыном, ужасно,  -  сказал  тогда
Лэшбрук,  сурово  поблескивая  стеклами  чопорных  очков.  -  Примите  мои
соболезнования. Однако, я не могу разрешить вам допрашивать  Бомона.  Если
же вы все-таки предпримете  попытку  увидеться  с  ним,  я  буду  вынужден
решительно пресечь самоуправство.
     Вспомнив это заявление, Даллен  сжал  кулаки.  Он  почувствовал  себя
оскорбленным.
     - Самоуправство? Вы сошли с ума?
     - Ничуть. Бомон обратился с официальной жалобой. Вы  слишком  жестоко
обошлись с ним в магазине телевизоров. Еще не улегся шум после той истории
с несчастным случаем во время погони, а вы опять... И после всего этого вы
рассчитываете, что я допущу вас к нашему арестанту?
     - К вашему арестанту? - Даллен едва удержался от едкого замечания  по
поводу недавних попыток отдела полиции свалить на  Бюро  отчуждения  самую
грязную и неблагодарную работу.
     - Совершенно верно. Бомон подпадает  под  уголовную  статью,  поэтому
находится в подразделении, которое занимается делами о взрывах. Я  намерен
передать арестованного в руки правосудия живым и здоровым, за что не смогу
поручиться, если ввяжетесь вы, Гарри.
     - Почему же?
     -  Гарри,  у  вас  репутация  человека,  легко   переходящего   грань
дозволенного, и я не намерен потворствовать вашему стремлению.
     "Ну, спасибо, век не забуду", -  свирепо  шипел  Даллен,  не  обращая
внимания на мирный шепот листвы под утренним солнцем. В первые  дни  после
несчастья он не сомневался, что сумеет  тем  или  иным  образом  допросить
Бомона с глазу на глаз, заставит его заговорить. Все это время он держался
на одной мысли: Бомон назовет ему нужное имя, единственное имя, а дальше -
дело техники. А теперь террориста вытащат на ближайшее  заседание  суда  и
влепят стандартный приговор: выслать на Орбитсвиль.  И  как  только  Бомон
достигнет Ботани-Бэй,  территории  вокруг  Пятого  северного  портала,  он
окажется вне досягаемости. Тогда ни Даллену, ни  любому  другому  частному
лицу до него уже не добраться, поскольку немногие  корабли  имели  сложное
стыковочное   оборудование   и   все   они   находились   в   распоряжении
метаправительства.
     - Что с вашей машиной, старина?
     Даллен,  вздрогнув,  обернулся.  Сзади  к  нему   бесшумно   подъехал
золотистый "Роллак" с откинутым верхом, за рулем которого  восседал  рыжий
жизнерадостный Рик Ренард. С недавних пор Гарри регулярно встречал  его  в
гимнастическом зале. Этот навязчивый  тип  обладал  способностью  уязвлять
Даллена,  заставляя  его  оправдываться  за  каждый  свой   поступок   или
высказывание.
     - С чего вы взяли, что моя машина не в  порядке?  -  спросил  Даллен,
намеренно отреагировав именно так, как того ожидал Ренард.
     - По такой жаре никто не ходит пешком.
     - Я хожу.
     - Хотите сбросить вес?
     - Да, осталось каких-нибудь восемьдесят кило, если вас интересует.
     - А мне лишний вес не вредит. - Ренард был удовлетворен тем,  что  он
сумел нарваться на грубость. - Послушайте, Даллен, почему бы вам не  сесть
ко  мне  в  машину  и  не  прокатиться  в  центр  со   всеми   удобствами?
Сэкономленное время потратим на кружку-другую холодного пивка.
     - Ну, если вы настаиваете...
     Ощутив вдруг нестерпимое отвращение к ходьбе, Даллен кивнул на кромку
тротуара впереди себя. Но Ренард, разумеется, остановился совсем в  другом
месте и вдобавок тронул машину прежде, чем Гарри  уселся,  заставив  резко
подобрать ноги, чтобы их не защемило дверцей.
     - Зверь машина! - со смехом сказал Ренард. - Вы со мной согласны?
     - Отменная колымага, -  рассеянно  ответил  Даллен,  с  удовольствием
погружаясь в мягкое кресло.
     - Старушенции  без  малого  шестьдесят  годков,  а  до  сих  пор  как
новенькая. Я приволок ее с Большого О. Все ваши  новомодные  "Унимоты"  не
для меня.
     - Вы очень удачливы, Рик.
     Даллен почувствовал, как кресло  принимает  форму  его  тела,  словно
приглашая расслабиться. Автомобиль мчался бесшумно и плавно. Гарри  пришло
в голову, что владелец  такой  машины  должен  быть  весьма  состоятельным
человеком, он припомнил слухи о том, будто Ренард  прибыл  изучать  земные
растения. Значит,  он  -  метаправительственный  служащий.  Но  чиновники,
сидящие на окладе, не перевозят свои автомобили за тысячи световых лет.
     - Удачлив? - Ренард снова обнажил свои белоснежные кроличьи  зубы.  -
Насколько я понимаю, Вселенная дает мне только то, чего я заслуживаю.
     - В самом деле?
     - По правде говоря, девичья фамилия моей матери - Линдстром.
     - А, тогда другое дело. То есть, наоборот. Вселенная должна просить у
вас подаяние, не так ли?
     Даллен  прикрыл  глаза.  Ренард   утверждает,   что   принадлежит   к
легендарной семье,  которая  в  свое  время  захватила  монополию  на  все
космические перевозки, да и сейчас, вероятно, имеет значительное,  хотя  и
скрытое влияние. Если Ренард действительно относится к  этому  клану,  его
никак нельзя назвать простым ботаником.
     "Вселенная дает мне только то, чего я заслуживаю". Даллен  представил
Кону, бродящую по затемненным  комнатам  и  что-то  бессвязно  бормочущую.
Сердце невыносимо защемило. "Кона заслуживала лучшего..."
     - Я слышал, вы занимаетесь ботаникой? - спросил он поспешно. - Сушите
цветы?
     Ренард покачал головой.
     - Травы собираю.
     - Простые травы?
     - Почему вы считаете травы простыми? - Ренард улыбнулся, и Даллен тут
же устыдился своего невежества. - На  Орбитсвиле  обнаружено  всего  около
тридцати видов. Учитывая его размеры, это невероятно мало, а на  крошечной
Земле существует свыше  десяти  тысяч  видов.  В  свое  время  департамент
сельского хозяйства проводил работы по скрещиванию земных трав,  способных
произрастать на почве Орбитсвиля, с местными видами. Но это было в прошлом
веке, к тому же делалось на недостаточно научной основе. Я же  все  делаю,
как надо, и вернусь на  Большой  О  с  тысячей  разновидностей  семян,  да
прихвачу две тысячи квадратных метров поддонов с рассадой.
     - Вы работаете по заданию метаправительства?
     - Не будьте так наивны, старина. Метаправительство заботит лишь одно:
скорей бы Земля опустела. -  Ренард  лениво  крутанул  рулевое  колесо,  и
машина повернула на запад. - Я работаю на самого себя.
     - Но... - замялся Даллен - транспортные расходы...
     - Астрономические? Да, если у вас нет собственного корабля. Сначала я
думал  зафрахтовать  звездолет,  потом  сообразил,   что   куда   разумнее
приобрести какой-нибудь старый фликервинг и отремонтировать  его.  Расходы
окупятся за три-четыре полета.
     - Как все просто. -  Гарри  попытался  за  иронией  скрыть  невольное
уважение к человеку, который мог между прочим упомянуть о том, что владеет
звездолетом.  Ведь   это   искусственный   макрокосм,   дающий   подлинную
независимость. - Что у вас за корабль?
     - Типа 96-В. Предназначался для перевозки сыпучих грузов, поэтому  на
нем нет палуб. Но я вышел из положения, установив для поддонов с  рассадой
высокие стеллажи. Не желаете бесплатно прокатиться на Орбитсвиль?
     - Нет, нет... Почему вы спрашиваете?
     - Мне нужны спутники, которые помогут ухаживать за растениями,  чтобы
не тратиться на  установку  автоматических  систем.  В  качестве  платы  -
дармовое путешествие. Выгода обоюдная.
     - Я мог бы найти вам кого-нибудь.
     - Вы не справитесь, старина, вы слишком ограниченно мыслите. - Ренард
снисходительно улыбнулся. - Иначе вы не стали бы полицейским.
     - Я не полицейский. Я работаю... - Черт, куда мы едем?
     Ренард  радостно   ухмыльнулся,   торжествуя   маленькую   победу   в
нескончаемой игре.
     - Это отнимет у вас всего несколько минут. Я обещал  Сильвии  завезти
коробки со стеклом.
     - Кто такая Сильвия?
     - Сильвия Лондон. О, вы никогда не бывали у Лондонов?
     - С тех пор, как клюшку для гольфа изъели древоточцы,  я  не  вхож  в
высшее общество.
     - Вы мне нравитесь, Даллен, - сказал Ренард,  оценив  сарказм.  -  Вы
искренний человек.
     "А ты искренний мешок  с  блевотиной",  -  мысленно  ответил  Даллен,
недоумевая,  как  позволил  себе  впустую  растратить  полдня.  Общение  с
Ренардом в  гимнастическом  зале  бывало  непродолжительным,  но  и  этого
хватало, чтобы понять: от коротышки нужно  держаться  подальше.  Казалось,
вся его жизнь сводится к непрерывному доказательству своего превосходства,
к поиску новых способов самоутверждения, причем он не брезгует даже самыми
невзрачными соперниками и самыми ничтожными победами.
     Сейчас, когда он сидит за рулем, а пассажир находится в  его  власти,
Ренард празднует очередную микроскопическую победу и явно получает от  нее
удовольствие. Негодуя на себя за то, что попался на удочку,  Даллен  решил
при первая же возможности выпрыгнуть из машины.
     Ренард взглянул на  него,  и  "Роллак"  тут  же  рванул  вперед.  Над
откинутым золотистым верхом замелькал солнечный вихрь.
     - Я уверен, вы получите удовольствие от знакомства с Сильвией. На  ее
амфоры стоят взглянуть.
     - Я не интересуюсь керамикой.
     - С чего вы взяли, что речь идет о керамике, старина?
     Даллен не отрывал взгляда от дороги.
     - А с чего вы взяли, что я не знаю, о чем идет речь, старина?
     - Надо же, рассердился! - Ренард вытянул шею, стараясь заглянуть  ему
в лицо. - Кажется, я ненароком задел скромность мистера Даллена.
     Весело покачав головой, Ренард, не снижая скорости, свернул  в  узкую
аллею, зеленые стены вплотную  подступили  к  автомобилю,  и  сразу  стало
темно.
     - Реакционные времена, в которые  мы  вынуждены  жить,  должны  очень
подходить вам. - Ренард говорил задумчиво и серьезно. -  Лично  я  был  бы
куда счастливее лет тридцать назад. Вы заметили, что  последние  несколько
столетий протекают по одной схеме? Постепенное  нарастание  либерализма  с
пиком в конце второй трети, затем  резкий  откат  назад  и  спад,  который
длится еще лет тридцать,  а  потом  все  начинается  сначала.  Почему  так
происходит? Почему позаимствованные у достопочтенной Мэри Поппинс  понятия
вроде старости, семьи и моногамии не желают оставить нас в покое?
     "Будем считать, что ему ничего не известно о Коне с  Мики,  -  твердо
сказал себе Даллен. - Сейчас машина остановится, и я пойду своей  дорогой.
Если у него хватит здравого смысла позволить мне  уйти,  то  на  этом  все
закончится..."
     Тут он увидел дом на вершине невысокого холма. Он слышал, что Лондоны
богаты, увлечены каким-то нетрадиционным философским учением, а для  таких
людей,  по  его  твердому  убеждению,  характерна  тяга  к  многочисленным
башенкам,   фронтонам,   затемненным   стеклам    и    прочим    признакам
респектабельности. Резиденция Лондонов оказалась ничем  не  примечательным
трехэтажным особняком из красного кирпича. Вокруг  беспорядочно  теснились
какие-то бревенчатые пристройки, что было совершенно невероятным в  эпоху,
отличающуюся  сугубой  педантичностью.  У  входа  в  дом  валялась   груда
посеревших от времени бревен.
     - Преемница Ребекки не потеряла бы  здесь  покой  и  сон,  -  заметил
Ренард.
     Даллен молча кивнул, догадавшись, что это ссылка на какую-то книгу.
     Он вылез из машины, но не успел тронуться с  места,  как  на  крыльце
появилась высокая темноволосая женщина лет тридцати, одетая  в  облегающую
белую блузку и белые брюки. Даллену  бросились  в  глаза  ее  великолепная
высокая грудь и узкие бедра, а крепкие мускулы и стройная фигура указывали
на то, что форму она  поддерживает  отнюдь  не  диетой.  Лицо  правильное,
тонкое, с чуть выступающим вперед подбородком. Несмотря на живость  и  ум,
многие  не  нашли  бы  в  этом  лице  ничего  примечательного,  но  Даллен
почувствовал смутное беспокойство. Он словно  пытался  вспомнить  какое-то
очень важное, но пропущенное свидание.
     - ...а зовут Гарри, - распинался тем временем Ренард. -  Надо  же,  я
никогда не видел его  таким  ошеломленным.  Интересно,  если  ты  выпятишь
грудь...
     - Помолчи, Рик. Привет, Гарри. - Она приветливо  улыбнулась  Даллену,
но ее внимание тут же переключилось на две картонные коробки, лежавшие  на
заднем сиденье автомобиля. - Мое стекло?
     - Разумеется. Рик Ренард, служба доставки на  дом.  Чудо  любезности.
Внести их в дом?
     - Спасибо, но я еще в состоянии сама справиться.
     Она подошла к машине, взяла одну из коробок и направилась к дому.
     - Ну и  дела!  -  протянул  Ренард,  любуясь  стремительной  походкой
Сильвии. Он повернулся к Даллену. - Что я тебе говорил?
     Тот почувствовал раздражение и понял,  что  вызвано  оно  не  столько
сексуальным подтекстом вопроса, сколько гордостью собственника, сквозившей
в интонации Рика.
     "Безумие. - Даллена слегка напугала собственная реакция. - Если такая
женщина связывается с Риком Ренардом..." Неожиданно для себя он  подхватил
вторую коробку и понес ее в дом. Изрядная тяжесть подтвердила его  догадку
о том, что Сильвию Лондон хилой не назовешь. Она встретила его  в  дверях,
снова чуть улыбнулась и жестом пригласила войти.
     - Спасибо. Прямо в студию, пожалуйста.
     - Будет исполнено.
     "Блестящее начало, - подумал Даллен. -  Где  только  я  раскопал  эту
фразу?" Он  миновал  просторную,  непритязательно  обставленную  гостиную,
вошел в комнату и  замер.  Через  огромный  витраж,  доходивший  почти  до
потолка, лился мощный поток света.
     В первое мгновение Даллен разглядел лишь огромный  трилистник.  Концы
трех лепестков лежали  в  одной  плоскости,  что  делало  всю  конструкцию
великолепным украшением, но центральная часть витража  представляла  собой
сложнейшее пространственное переплетение нитей, застывших в стекле.  Узоры
из лучей и эллипсов словно расходились  из  сияющего  центра,  свиваясь  и
снова  разворачиваясь.  Эффект   достигался   сочетанием   тысяч   цветных
фрагментов, каждый из которых  был  не  больше  монеты.  Светящиеся  блоки
мозаики,  казавшиеся  на  первый  взгляд  раскрашенными  участками  одного
стекла,  на   самом   деле   были   отдельными   осколками,   обрамленными
металлической оправой.
     - Боже, - прошептал Даллен, - никогда...
     Сильвия Лондон рассмеялась и взяла у него из рук коробку.
     - Нравится?
     - Это самая замечательная  вещь  из  всех,  которые  я  видел.  -  Он
завороженно смотрел на переплетающиеся световые лучи.
     - Триста тысяч.
     - Простите?
     - Первый вопрос, который мне всегда задают, сколько здесь фрагментов?
Триста тысяч. Почти. Я работаю над этим уже четыре года.
     -  Но  зачем?  -  спросил  незаметно  вошедший  в  студию  Ренард.  -
Голографический  процессор  сделает  нечто  подобное  за  несколько  дней.
Запустите программу, которая будет непрерывно менять узор, получится  даже
лучше. А вы что скажете, Гарри?
     - Я не художник.
     - Почему бы вам все-таки  не  высказать  свое  мнение?  -  беззаботно
заметила Сильвия, хотя ее карие глаза внимательно смотрели на  Даллена.  -
Ради чего я бессмысленно потратила четыре года жизни?
     Ответ его был интуитивен.
     - То, что выглядит как мозаика, действительно должно  быть  мозаикой,
иначе в ней не будет смысла.
     - Почти угадали.
     -  Чушь,  -  усмехнулся  Ренард.  -  Сильвия,  долго  ты  еще  будешь
притворяться,  что  преклоняешься  перед  стариком...  как   бишь   его...
Тиффани?..  и  его  техникой.  Ведь  все  это  обман,  и  сама  ты  ею  не
пользуешься.
     Она  покачала  головой,  взглянула  на  Даллена,   словно   приглашая
выслушать ее и поддержать.
     - Я режу стекло валентным резаком, потому что так получается точнее и
аккуратнее.  Я  не  окантовываю  каждый  кусочек  медной  фольгой,  а  для
прочности и надежности  просто  превращаю  в  медь  несколько  миллиметров
стекла на срезе. Думаю, сам Тиффани предпочел бы этот метод,  если  бы  он
был ему доступен. Так что в своей книге я не лгала.
     - А как насчет холодной пайки?
     - Из тех же соображений.
     - Мне следовало получше подготовиться к спору с  женщиной,  -  заявил
Ренард. - Когда мы с тобой пообедаем?
     - Когда я закончу.
     Ренард взял со стола кусок полосатого стекла вырезанный в форме рыбы,
и посмотрел сквозь него на Сильвию.
     - Как чувствует себя Карал?
     - Спасибо, по-прежнему.
     Ренард поднес стекло к лицу, закрывшись им, словно маской.
     - Я рад.
     - Верю тебе, Рик. - Сильвия  с  извиняющейся  улыбкой  повернулась  к
Даллену. -  Наш  разговор,  должно  быть,  не  слишком  понятен.  Как  вы,
наверное, уже догадались, мне претит супружеская измена, хотя мой муж стар
и  очень  болен.  Когда  минуту  назад  я  отказала  Рику,  он,  в  полном
соответствии со сваям характером, спросил, скоро ли Карал умрет.
     - Сильвия! -  Ренард  изобразил  возмущение.  -  Ты  вынуждаешь  меня
опускаться до грубости!
     - Не стоит обращать на меня внимания, - поспешил вставить Даллен. - Я
обожаю  потасовки.  Он  хотел  выиграть   время,   чтобы   разобраться   в
происходящем. Слишком много информации за короткое  время.  Фантастическое
сооружение из стекла подавляло, но сама Сильвия вызывала  у  него  большее
беспокойство. Он узнал, что Рик  Ренард  не  имеет  никаких  прав  на  эту
женщину. И тут же  Даллен  вообразил  себе  Сильвию  у  обеденного  стола,
Сильвию, внимательно рассматривающую поврежденный ноготь, Сильвию за рулем
скоростного автомобиля, Кону, на мгновение оторвавшую задумчивый взгляд от
книги;  Сильвию  лениво  покачивающуюся  на   искрящихся   волнах;   Кону,
бессмысленно бродящую из одной комнаты в другую...
     Сильвия внимательно посмотрела на него.
     - Никак не могу  отделаться  от  ощущения...  Мы  с  вами  прежде  не
встречались?
     - Вряд ли, - усмехнулся Ренард. - Его клюшку для гольфа давно  сожрал
жук-древоточец.
     Даллен подошел поближе к стеклянному чуду.
     - Думаю, сначала это был цветок, но  сейчас  что-то  астрономическое,
да?
     - Это космос Готта-Макферсона.
     - Я полагал, что Макферсон - сферолог. Разве он не входит в  Комиссию
по науке на Оптима Туле?
     - Нет, меня вдохновили именно его работы  по  космогонии.  -  Сильвия
провела пальцем по витражу. - Пока это изображение космоса Готта в  чистом
виде. В двадцатом веке Готт выдвинул гипотезу о том, что в момент Большого
Взрыва родилось три отдельных Вселенных. Вселенную, в которой обитаем  мы,
он назвал Первой Областью, она состоит из обычной материи, и время  в  ней
течет вперед. Она изображена слева, здесь все цвета  и  формы  естественны
для нашего глаза.
     Сильвия, осторожно переступив через деревянную подпорку, скользнула к
противоположной стороне мозаики.
     - А здесь - Вторая Область, образовавшаяся одновременно с  нашей,  но
она движется в прошлое и состоит из антиматерии. Я  попыталась  изобразить
ее с помощью перевернутых форм и инверсных цветов, они дополняют те, что я
использовала для Первой Области. По Готту существует также Третья  Область
- тахионная Вселенная, которая ушла далеко в будущее, и останется  там  до
тех пор, пока все  три  Вселенные  не  сольются  перед  очередным  Большим
Взрывом. Тахионная  Вселенная  изображена  в  центральной  части.  Видите,
абстрактные  продолговатые  узоры,  бледные,  словно  выеденные  временем,
цвета.
     -  Ты,  наверное,  уже  не  рад,  что  спросил,  старина?  -   Ренард
ухмыльнулся. - Если хочешь показаться Сильвии умным, спроси, при  чем  тут
Макферсон.
     - Извините. - Сильвия посмотрела на Даллена. - Я действительно иногда
забываю, что мои увлечения не всем интересны.
     - Все в порядке, -  поспешно  ответил  Даллен.  -  Это  действительно
э-э... впечатляюще... И я действительно хотел спросить вас о Макферсоне.
     Ренард заржал, хлопнул себя по толстым ляжкам и, разыграв  презрение,
удалился в соседнюю комнату.
     - Может, он добр к  животным,  -  с  надеждой  предположила  Сильвия,
дождавшись пока Рик выйдет.  -  Макферсон  развил  идеи  Готта  и  добавил
Четвертую Область - антитахионную  Вселенную,  которая  мчится  в  прошлое
перед Вселенной Второй  Области.  Я  уже  начала  собирать  ее,  но  здесь
недостаточно высокие потолки, поэтому придется подождать.
     - Долго?
     - Пока не завершится строительство мемориального колледжа Карала.
     - Понятно. - Даллен совсем запутался. -  Боюсь,  я  не  очень  хорошо
представляю, чем занимается ваш муж.
     - Вряд ли вы о нем слышали - он никогда не стремился к известности.
     - Я не имел в виду...
     Сильвия рассмеялась, сверкнув великолепными зубами.
     - Вы слишком нормальны, чтобы общаться с Рыжим Риком,  зачем  вы  это
делаете?
     - Он предложил мне выпить пива, - ответил Даллен.
     Почему его так задело, когда она  назвала  его  нормальным?  Ведь  он
всегда считал себя уравновешенным, никогда не теряющим опору под ногами.
     - Я уверена, вам будет интересно послушать Карала,  -  мягко  сказала
она. - Завтра вечером  у  нас  соберется  небольшое  общество.  Не  хотите
присоединиться?
     - Я... - Даллен взглянул на нее, и его охватила неподдельная паника.
     Ему вдруг очень захотелось обнять ее, хотя  она  не  давала  никакого
повода, а сам он даже не чувствовал никакого физического желания.
     "А Кона томится там, где я ее оставил".
     - Завтра я занят, - неестественно громко ответил он.
     - Тогда как-нибудь в другой раз...
     - Мы с женой никуда не выходим.
     Даллен повернулся и вышел  в  соседнюю  комнату,  где  Ренард  изучал
развешанные по стенам пучки растений. Эта прохладная  комната  с  высокими
потолками и старинной мебелью словно принадлежала другой эпохе.
     - Уже уходите? - насмешливо спросил Ренард. - А я  решил,  что  такой
поклонник искусства  должен  остаться  здесь  навсегда.  Чем  ты  насолила
молодому человеку, Сильвия?
     - Спасибо за помощь. - Она  вежливо  улыбнулась  Даллену.  -  Коробки
довольно тяжелые.
     - Пустяки. Если позволите,  я  пойду.  У  меня  назначена  встреча  в
городе.
     Даллен вышел на улицу.  Он  собирался  вернуться  пешком,  но  Ренард
догнал его и через минуту они уже катили по аллее.  Мир  выглядел  другим,
словно они вышли на солнечный свет из сумрачного бара. Даллен никак не мог
уловить, что же произошло. Наверное, все дело в  восприятии  случившегося.
Он никогда не встречал женщины, подобной  Сильвии  Лондон,  поэтому  из-за
своей неопытности или мужского тщеславия мог неверно понять ее.  А  может,
во всем виновато долгое воздержание? Когда он рассказал Рою Пиччано о том,
что Кона часто занимается  онанизмом,  доктор  предложил  ему  возобновить
физическую близость, но Даллену эта идея показалась отвратительной...
     - Неплохое получилось развлечение, - сказал Ренард. - Что между  вами
произошло?
     - В каком смысле?
     - Вы оба вышли из студии как пара манекенов, - весело пояснил Рик.  -
Ты к ней приставал?
     Даллен задохнулся от негодования.
     - Не надо обижаться, старина. Два года  назад  ее  старик  отправился
помирать  на  Большой  О,   и   Сильвия   живет   одна.   Это   преступная
расточительность, но в качестве компенсации она  придумала  себе  отличную
игру. Музыкальное брачное ложе новой модели. Несколько неуклюжее название,
я  его  только  что  придумал.  Стоит  музыке  стихнуть,  под  музыкой  я,
разумеется, понимаю эмфиземный хрип Карала, и возникнет  страшная  свалка.
Сильвия стремится по возможности расширить круг претендентов. Победителем,
конечно, буду я, хотя она, бедняжка, не хочет себе в  этом  признаться.  Я
полагаю, иллюзия выбора разнообразит ее жизнь.
     И тон, и суть монолога взбесили Даллена, но новая информация погасила
гнев.
     - Я не догадался, что Карал живет на Орбитсвиле.
     Ренард кивнул.
     - Неподалеку от Порт-Нейпира. Он  появляется  на  вечеринках  Сильвии
только  в  виде  голоморфного  призрака.  Лично  я  нахожу  это  несколько
безвкусным.
     - Вы такая чувствительная натура, Рик.
     - Экий ты колючий, Гарри!
     - А что с его эмфиземой?
     -  Убивает.  Медленно,  но  неуклонно.  Я   слышал,   он   уже   едва
передвигается по комнате.
     - Но... - Даллен был окончательно сбит с толку. - Зачем?!
     - Зачем он позволяет себе умирать от вполне излечимой болезни? Почему
не остался здесь или не взял Сильвию с собой на Большой О? Очевидно, у нее
не хватило времени оседлать своего второго излюбленного конька,  иначе  ты
бы уже все узнал... Думаю, это произвело  бы  на  тебя  впечатление...  не
меньше, чем... гм...
     Даллен потерял терпение.
     - Забудьте мой вопрос.
     - Все это - части Великого Эксперимента,  старина!  -  Ренард  громко
рассмеялся, а Даллен насторожился, ожидая очередного подвоха. - Неужели ты
никогда не слышал, что будешь жить вечно?
     - О чем-то таком проповедовал Некто из Назарета.
     - Религия тут ни  при  чем,  Гарри.  Старик  Карал  вообще  противник
религии и всякой мистики. Он основал  фонд  "Анима  Мунди".  С  конкретной
целью...
     - Гарри? Ты меня слышишь? - раздался вдруг голос. - Это Джим Мэллор.
     -  Слушаю  тебя,  -  почти  беззвучно  пробормотал   Даллен,   немало
удивленный решением заместителя связаться с ним  после  нескольких  недель
молчания. - Что-нибудь случилось?
     - Плохие новости, Гарри. Бомон бежал.
     - Бежал?! - Даллен почувствовал, как на  плечи  наваливается  тяжесть
прежних забот. - Ну, так поймайте его.
     - Слишком поздно! -  В  голосе  Мэллора  слышалась  ярость.  -  Побег
случился три дня  назад,  а  Лэшбрук  сообщил  мне  только  сейчас.  Бомон
наверняка давно в Корделе.
     Даллен прикрыл глаза.
     - Значит, я поеду в Кордель, - вслух произнес он.
     - Что с тобой? - раздался оглушительный  голос  Ренарда  с  соседнего
кресла. - Болтаешь сам с собой?
     Даллен жестом заставил его замолчать.
     - Подготовь самолет, Джим. Я буду у тебя через несколько минут.
     - Но...
     - Я сказал: через несколько минут, Джим.
     Натренированным  движением  челюсти  Даллен  выключил  передатчик   и
попытался расслабиться. Он ощущал приятный холодок  предвкушения,  к  нему
возвращалась утраченная иллюзия смысла жизни.

                                    7

     Долина представляла собой узкую полосу, длиной почти  в  километр,  с
которой сняли почву и горные породы, обнажив материал  оболочки.  Илом  не
отражал света,  поэтому  ночью  темная  полоса  казалась  холодным  черным
озером.  Домики  исследователей,  прилепившиеся   к   поверхности   илема,
выглядели небольшой флотилией судов,  между  которыми  протянулись  кабели
питания и связи.
     Дэн Кэвендиш проработал в Долине больше сорока лет,  но  прогулки  по
черному озеру погружали его в какое-то странное созерцательное  состояние,
всегда напоминая о  том,  что  от  холода  межзвездного  пространства  его
отделяют  лишь  несколько  сантиметров...  После  смерти  жены  Дэн  начал
страдать бессонницей, и у него  появилась  привычка  бродить  ночью  вдоль
черной полосы, предаваясь размышлениям и воспоминаниям. Беззвездное ночное
небо Орбитсвиля было по-своему красиво, и эта красота помогала ему  ценить
и любить жизнь.
     Расхожее представление  о  Большом  О  сводилось  к  наличию  илемной
оболочки с небольшим солнцем внутри. Но более сведущие люди знали  еще  об
одной сфере, без которой вся система Орбитсвиля не годилась бы для  жизни.
Вторая сфера имела гораздо меньшие размеры и была невидима -  своеобразная
силовая паутина, преграждающая путь солнечной энергии. Сфера  состояла  из
узких, абсолютно непрозрачных полос.  Они  отбрасывали  огромные  тени  на
просторы Орбитсвиля, создавая чередование света и тьмы, дня  и  ночи,  что
было совершенно необходимо для  естественного  развития  флоры.  Невидимая
днем внутренняя  сфера  прослеживалась  в  виде  полос  света  и  тьмы  на
противоположной  стороне  Орбитсвиля,  удаленной  от  наблюдателя  на  две
астрономические единицы. Днем о ней напоминала едва  заметная  полосатость
неба,  в  сумерках  чередование  синего  и  голубого  становилось   хорошо
различимым, а ночью небо пересекали сотни тонких линий, исходящих из  двух
противоположных точек горизонта и сливающихся в  равномерное  сияние  там,
где  структура  сферы  становилась  неразличимой  из-за   огромной   толщи
воздушного слоя.
     Девяносто два года жизни Кэвендиша прошли на Орбитсвиле, и он до  сих
пор находился во власти  его  красоты  и  таинственности.  Многие  вопросы
относительно этой фантастической конструкции так и остались открытыми,  но
Дан не желал сдаваться. Пускай ответы, несмотря на все усилия Комиссии  по
науке Оптима Туле, пока не найдены. Он искренне верил, что прорыв рано или
поздно наступит. Это стало его религией,  он  не  собирался  ей  изменять,
предпочитая жить в Долине, чтобы не пропустить великого  дня.  По  той  же
причине Кэвендиш сопротивлялся всем  попыткам  отправить  его  на  пенсию.
После смерти Рут ему осталась только работа, поэтому он не отказался бы от
нее ни за что на свете. И, конечно, он не позволит Филу Вигасу выжить  его
из  Долины.  Кэвендиш  уже  несколько  лет  находился   в   отвратительных
отношениях с главным инженером. Воспоминание о  Вигасе  заставило  старика
тихо зарычать от гнева.
     - Он думает, что меня можно сбросить со счетов?  -  спросил  Кэвендиш
безмолвное черное озеро. - Я еще покажу этому молокососу, кто чего стоит.
     Он присел на складной табурет, стараясь  отогнать  неприятную  мысль,
что разговоры  вслух  с  самим  собой  подтверждают  мнение  Вигаса.  Ночь
выдалась чудесная, с редкими облачками, скользящими по полосатому  сапфиру
неба. Все вокруг принадлежало сейчас Кэвендишу. Остальные сотрудники давно
уже разбрелись по домам и, судя по темным окнам, давно спят.  Дэн  подавил
приступ зависти и тоски: он вдруг вспомнил, как  приятно  было  проснуться
ночью, ощутить рядом тепло Рут, тронуть ее за руку и вновь  погрузиться  в
сладкую дрему. Они прожили вдвоем хорошую жизнь,  и  сейчас  он  не  хотел
предавать ее память, жалея  себя.  Кэвендиш  глубоко  вздохнул,  расправил
плечи и попытался вызвать в  душе  чувство  единения  со  всей  Вселенной,
раствориться в загадочном мерцании ночного Орбитсвиля.
     Вопросы... слишком много разных вопросов.
     Кто  построил  Орбитсвиль?  Зачем?  Является  ли   он   искусственным
образованием в узком, человеческом, смысле этого слова, или, как  полагают
религиозно мыслящие люди, он неопровержимо свидетельствует о существовании
Создателя? А может, постаралась сама природа, и лишь на людской взгляд  ее
творение выглядит странным?
     Как  коренной  орбитсвилец,  Кэвендиш  подсознательно   придерживался
мнения,  что  образование,  на  котором  он  живет,   имеет   естественное
происхождение, хотя некоторые  вещи  его  смущали.  Например,  гравитация.
Каким-то   загадочным   образом   тонкая   илемная   оболочка    создавала
гравитационное поле на внутренней поверхности сферы, а на  внешней  ничего
подобного не наблюдалось. Значит, Орбитсвиль  предназначен  для  обитания.
Неясным оставался также вопрос с порталами. С  точки  зрения  человеческой
логики было только одно объяснение существованию трех поясов круглых  окон
- это входы. Но подобная логика вела к спекулятивной идее бога-инженера.
     Некоторые возражали, утверждая,  что  всякое  божественное  искусство
должно быть совершенным, а в конструкции Орбитсвиля  имеются  необъяснимые
погрешности.  Он  представляет  собой  идеальную  сферу,   его   симметрия
удовлетворила бы любого теолога,  но  порталы...  Почему  на  экваторе  их
именно 207? Почему  северный  и  южный  пояса  расположены  несимметрично?
Почему в северном поясе 173 портала, а в южном  168?  И,  наконец,  почему
сами порталы расположены на разном расстоянии друг от друга,  а  их  форма
совсем не идеальна?
     Эти загадки два века будоражили  умы  ученых,  особенно  нумерологов,
которые перерыли все анналы, начиная со времен Великих Пирамид, но так  ни
к  чему  и  не  пришли.  Сферология  тоже   продолжала   ставить   рекорды
нерезультативности. До сих  пор  никто  так  и  не  понял,  почему  внутри
Большого  О  невозможна  радиосвязь.  Кэвендиш  как   химик-неорганик   не
занимался проблемами макросферологии,  хотя  его  волновали  неразгаданные
тайны Большого О, и он жаждал, чтобы на его веку был сделан маленький,  но
шаг вперед. Даже крошечное продвижение компенсировало бы  сорок  с  лишним
лет разочарований.
     Кэвендиш вглядывался в  сторону  домов,  плывущих  по  продолговатому
черному озеру. Некоторые разбирались и перестраивались по  нескольку  раз.
Обычно  эти  изменения  были  связаны   с   окончанием   очередной   серии
экспериментов.  Некоторые  здания  и  устройства  имели  своих  антиподов,
зеркально отраженных двойников на внешней  стороне  Орбитсвиля.  Кэвендиш,
хотя и  настроенный  весьма  оптимистично,  подозревал,  что  его  область
исследований - структура илема - наименее перспективна.
     Иногда он склонялся  к  мысли,  что  пройдут  века,  прежде  чем  это
вещество приоткроет хоть малую из своих тайн, а тогда  будет  уже  слишком
поздно. Люди рассеются по  бескрайним  просторам,  и  Орбитсвиль  поглотит
человеческую расу. Тысячи племен станут вновь изобретать паровую машину  и
двигатель внутреннего  сгорания,  а  более  совершенная  техника  канет  в
небытие.
     Кэвендиш вздохнул: пора и в постель. Наклонившись  за  табуретом,  он
вдруг увидел, как поверхность илема  мигнула  зеленым  светом.  Изумрудная
полоска во всю ширину Долины пробежала вдоль черного озера  и  исчезла  на
западе.
     - Что за черт!..
     Кэвендиш взглянул на привычный ночной  пейзаж  и  вдруг  почувствовал
себя очень неуютно.
     Проведя всю жизнь внутри Орбитсвиля, он знал, что илом - совершенное,
неизменное вещество, более стабильное, чем кора любой  планеты.  И  он  не
должен пульсировать ни зеленым, ни каким-либо другим светом...  Ведь  если
это возможно, то возможны и другие изменения... Ему вдруг показалось,  что
идем растворяется у него под ногами... что его  беззащитное  тело  вот-вот
окутает холод межзвездного пространства.

     Марк Денмарк был явно не в духе. Он  хмуро  рассортировал  бумаги  на
столе, подошел к окну и  уставился  на  давно  приевшийся  пейзаж.  Долину
заливали вертикальные солнечные лучи, и  яркий  слепящий  свет  вызывал  в
памяти картины Древнего Египта. Денмарк покачал  головой,  словно  вид  за
окном имел какой-то изъян, отвернулся от окна и сердито начал  постукивать
по зубам карандашом.
     - Дэн, мы проверили показания всех приборов.  Ничего  не  обнаружено,
ни-че-го. Никаких всплесков, никаких провалов, никаких  следов  необычного
явления.
     -  Неудивительно,  ведь  у   нас   нет   направленных   на   оболочку
фотометрических приборов.
     Кэвендиш старался говорить спокойно, чтобы не показать разочарования.
Он так и  не  поспал  сегодня  ночью,  строя  разные  гипотезы.  Увиденное
воодушевило его, наконец-то сферология сделает долгожданный шаг вперед. Но
теперь все выглядело так, словно это он отступил назад, потеряв почву  под
ногами. Перед ним со всей отчетливостью замаячила  перспектива  запоздалой
отставки.
     Денмарк наклонился к нему.
     - Дэн, не мне вам объяснять, что свечение не может возникнуть само по
себе. По вашим словам, имело место какое-то  возбуждение,  а  по  приборам
выходит, что возбудились только ваши нервные окончания.
     - Я совершенно здоров, - отрезал Кэвендиш. -  И  не  пытайся  убедить
меня в обратном.
     - Я лишь хочу убедить вас не выставлять себя на  посмешище.  Если  вы
будете настаивать, чтобы ваше сообщение внесли в журнал наблюдений, и  тем
самым привлечете к себе ненужное  внимание,  то  быстренько  поймете,  что
значит попасть под пресс. Господи,  Дан,  почему  вы  не  хотите  уйти  на
пенсию? Остальные ждут не дождутся, когда им стукнет восемьдесят.
     - Я еще не готов.
     - Готовы вы или нет, но в ближайшие дни...
     Кэвендиш с притворным изумлением огляделся.
     - Куда я попал? Ты руководитель проекта или чиновник отдела кадров?
     Губы Денмарка превратились в тонкую полоску. Наблюдая за изменившимся
выражением лица шефа, Кэвендиш подумал, не слишком  ли  далеко  он  зашел.
Денмарк, прирожденный исследователь, был  вынужден  растрачивать  силы  на
борьбу за финансирование  собственных  проектов.  В  последние  месяцы  он
особенно издергался,  поэтому  часто  срывался  по  пустякам.  "Достаточно
одного его слова, - с тревогой подумал Кэвендиш, - одной записки,  и  меня
вышвырнут без всяких..."
     - Привет всем!
     Кэвендиш повернулся на это жизнерадостное  восклицание,  и  сердце  у
него упало: в дверях красовалась коренастая фигура  Фила  Вигаса,  который
отвечал  за  работоспособность  всего   оборудования   и   каждую   жалобу
воспринимал как личное оскорбление. Конфликты с Кэвендишем вошли у него  в
привычку, он считал старика сварливым маразматиком и в данный  момент  был
последним человеком, кого тот хотел бы видеть.
     - Присаживайся, Фил, - сказал Денмарк. - Очень хорошо, что зашел.
     - Вот как? - Вигас грузно опустился на стул. - Чем могу быть полезен?
     Денмарк холодно улыбнулся.
     - У тебя вдоль Долины установлено оборудование на  миллион  монит,  а
Кэвендиш сейчас сообщил мне,  что  все  это  ненужный  хлам.  Я-то  привык
считать материал оболочки  абсолютно  инертным,  но  Кэвендиш  утверждает,
будто сегодня ночью идем так сильно возбудился, что засиял, а ни  один  из
твоих дерьмовых приборов даже не пискнул. Что ты об этом думаешь?
     - Я вовсе  не  это  говорил,  -  запротестовал  Кэвендиш,  пораженный
открытой неприязнью Денмарка. Похоже,  он  действительно  попал  в  глупое
положение. Вигас получил отличный шанс отправить  его  в  нокаут,  добавив
собственную оплеуху. Действуя сообща, они выставят его в два счета.
     - Судя по дошедшим до меня слухам, речь идет об удивительном  зеленом
свечении. - Губы Вигаса насмешливо дрогнули. - Его даже окрестили  "ночным
испусканием Дэна".
     - Именно, - радостно подтвердил Денмарк и, как это обычно случается с
людьми без чувства юмора, превратил шутку в пошлость.  -  Кое  у  кого  по
ночам случаются весьма жаркие видения, а у  Дэна  они,  похоже,  несколько
зеленоватые. Что скажете, доктор? Насколько это серьезно?
     - Могу сказать только одно. - Вигас,  как  ни  странно,  взглянул  на
Кэвендиша вполне доброжелательно.
     "Жалость палача, - подумал Кэвендиш. - Сейчас взмахнет топором".
     - Не скрывайте правду, - подзадоривал Денмарк.
     - Эта болезнь заразна.  -  Голос  Вигаса  звучал  бесстрастно,  но  у
Кэвендиша вдруг замерло сердце.
     Денмарк растерянно взглянул на инженера.
     - В каком смысле?
     - Я тут кое-что разузнал. Около трех недель назад пилот  Джин  Энтони
катапультировалась из грузовоза, совершавшего полет вдоль экватора  вблизи
156-го портала. Корабль, судя по всему, сущая развалина,  вращался  вокруг
продольной оси, и спасательную капсулу выбросило в сторону Орбитсвиля. Она
уже почти влепилась в оболочку, но спасатели все-таки догнали ее, и Энтони
чудом осталась в живых.
     Вигас замолчал, пристально глядя на Кэвендиша.
     - Все это весьма увлекательно, - сухо проговорил Денмарк.
     - Перед самым столкновением Джин Энтони, как и Дэн, заметила  зеленое
свечение. Она описала его в своем докладе, но никто  не  обратил  на  него
внимания. Списали все на ее нервное перенапряжение.
     Денмарк кивнул.
     - С женщинами такое случается.
     - В данном случае  нет.  Она  видела  тонкую  зеленую  линию,  быстро
перемещавшуюся по оболочке с востока на запад, - уверенно продолжал Вигас.
- Что-то происходит, Марк, нечто необычное, и чем скорее  ты  сообщишь  об
открытии Дэна в штаб-квартиру Комиссии, тем больше денег нам выделят.

     - Хочу поблагодарить вас, - сказал Кэвендиш Вигасу, когда они  вместе
вышли из административного здания. -  Если  бы  не  ваше  вмешательство...
Знаете, Марк уже собирался вышвырнуть меня.
     - Ему бы пришлось вернуть вас обратно, когда о вас узнал бы весь мир.
- Вигас улыбнулся. - Отныне вы, похоже, непотопляемы.
     - Большое спасибо. - Кэвендиш сделал вид, что обижен, хотя  душа  его
пела. Впервые за три года после смерти жены он почувствовал,  что  кое-что
еще ждет его впереди.

                                    8

     Чтобы его не засекли с земли, Даллен  поднял  патрульный  корабль  на
высоту восьми тысяч метров и подлетал к  Корделю  с  севера.  Около  трети
некогда застроенных земельных  участков  чернели  пожарищами,  но  крупные
объекты выглядели с высоты, как сорок лет  назад,  когда  город  еще  имел
официальный  статус.  Лишь  буйство  зелени,  местами  выплеснувшееся   на
проезжую часть улиц, говорило о непрерывном процессе распада,  который,  в
конечном итоге, уничтожит все признаки человеческого жилья.
     Карта на навигационном экране устарела на десятки лет, ведь  с  точки
зрения   метаправительственных   картографов   Кордель   давно    перестал
существовать. Но Даллена карта устраивала. Он включил сканер, и на  экране
зажглась красная точка. Стандартный полицейский прием: в какой-нибудь вещи
задержанного прикреплялся микропередатчик, и закодированный  сигнал  точно
указывал, где искать беглеца.
     Некоторое время Даллен смотрел на  красную  точку,  затем  на  крутом
вираже пересек сверкающую ленту с размытыми границами  -  реку  Флинт.  Он
наблюдал,  как  то,  что  еще  мгновение  назад  выглядело  страницей   из
географического атласа, превращается в залитый солнцем реальный мир,  и  в
нескольких метрах от поверхности волнующегося зеленого океана  перешел  на
бреющий полет. Даллен почти прижал самолет к верхушкам деревьев,  стараясь
не выдать своего присутствия. Впереди показалось внешнее кольцо  городских
ресторанов, мотелей и офисов.  Он  неслышно  лавировал  между  строениями,
стремясь ближе подойти к месту посадки, и наконец приземлился у небольшого
холма.
     Изучив карту, Даллен выяснил, что находится в трех километрах от цели
и теперь без труда отыщет Бомона.  Проблемы  могут  возникнуть  только  на
обратном пути к самолету. Чтобы не заблудиться, он снял с  карты  копию  и
спрятал ее в карман. Проверив оружие и  радиопередатчик,  он  спрыгнул  на
толстый ковер из мха и стелющихся  растений.  По  инструкции  прежде,  чем
оставить корабль, надлежало отсоединить генератор  силового  поля,  но  он
решил не делать этого, тогда легче будет взлететь в критической  ситуации.
Вряд ли кто наткнется здесь на  самолет,  а,  кроме  того,  соединительные
силовые  трубки,  единственное  уязвимое   место,   покрыты   отпугивающим
составом.
     Стоял полдень, весь мир плавал в густом  тягучем  зное.  Кругом  были
только разросшиеся  кустарники  и  полуразрушенные  одноэтажные  дома,  да
неподалеку  стоял  пластиковый  автобус,  который,  если  бы  не   дерево,
проросшее  сквозь  капот,  даже  через  сорок  лет  выглядел  пригодным  к
эксплуатации.
     Быстрым шагом Даллен двинулся в сторону центра. Внутреннее напряжение
заставляло его  ускорять  темп.  Он  старался  не  думать  о  предстоящем,
превратившись в простой фиксирующий  механизм.  Бетонные  фонарные  столбы
местами осыпались, обнажив ржавые железные вены.  Некоторые  дома,  издали
выглядевшие  целыми,   оказывались   глиняными   термитниками;   насекомые
давным-давно переварили бревенчатый остов.  На  витрине  чудом  уцелевшего
магазина какой-то давно уехавший юморист вывел большими буквами:  "Закрыто
на обед".
     "Что удерживает  людей  в  подобных  местах?"  -  недоумевал  Даллен.
Кое-где на Земле человеческий труд вновь обрел  смысл,  а  местные  вожди,
входя во вкус власти, не разрешают своим подданным эмигрировать на Большой
О. Интерес Орбитсвиля к Земле ослабевает, и им все сходит с  рук.  Правда,
на североамериканском континенте до этого еще не дошло, так почему же люди
предпочитают  жить  в  подобных  условиях?  Можно  сформулировать   вопрос
по-другому: что держит их здесь, на Земле?

                    Улицы тусклы, пыльны, пусты,
                    Ржавчиной съедены рельсы, мосты,
                    Некому снег истоптать в Рождество,
                    Всех проглотило Большущее О...

     И Даллен в сердцах выругался.
     Внезапно послышались детские голоса. Даллен остановился и прислушался
к далеким, но вполне отчетливым радостным воплям, доносившимся,  казалось,
из какого-то далекого столетия. До цели  оставалось  еще  семь  кварталов,
вероятно, он приблизился к охраняемой территории. Сжав в кармане  рукоятку
излучателя,  он  двинулся  вперед  с  предельной  осторожностью  и  достиг
перекрестка,  где  мостовую  вспучили  корни  деревьев.   Зеленая   стена,
обеспечивая надежное укрытие, позволяла ему наблюдать за улицей.
     Буйная растительность скрывала признаки человеческого присутствия, но
Даллен отметил, что часть домов  снесена,  а  на  освободившихся  участках
разбиты огороды. Людей он не видел, лишь вдали двигалось какое-то  цветное
пятно. Неподалеку заблеяли  овцы.  Преодолеть  участок  незамеченным  было
невозможно, поэтому Даллен покинул укрытие и неторопливо зашагал по улице.
Стайка плохо одетых, но вполне здоровых  ребятишек  выбежала  из-за  угла,
распевая считалки, и быстро скрылась в кустах.
     Дети встревожили Даллена. Пытаясь  проанализировать  свой  испуг,  он
вдруг понял, что всегда думал о Независимых Сообществах как  о  поселениях
взрослых  раздражительных  упрямцев.  "Я  все  упрощаю.   Профессиональная
болезнь сотрудников Бюро".
     Людей выселили из Корделя в 2251 году, и через год здесь уже никто не
жил.  По  мнению  метаправительства,  он  до  сих  пор  оставался   пустым
разоренным местом, новых обитателей города попросту  не  замечали.  Власти
полагали,  что  опустевшие  города   непривлекательны   для   диссидентов,
бродивших по просторам страны. Но именно города предоставляли людям  крышу
над головой и прочие удобства, и поэтому  они  продолжали  выполнять  свое
прежнее предназначение  -  служить  убежищем  тем,  кто  в  нем  нуждался,
объединять  людей  в  общество.  Конечно,  рано  или  поздно  должны  были
появиться дети - дети, которых с точки  зрения  властей  не  существовало,
которые не имели доступа ни к образованию, ни к медицинскому обслуживанию.
     "С Бюро покончено, - в который раз сказал себе Даллен. - Как только я
заплачу по счету, как только Кона и Мики будут отомщены".
     Навстречу попадалось все больше и больше людей,  некоторые  удивленно
поглядывали на него, но никто не  предпринимал  попыток  остановить.  Либо
местное население достаточно велико, чтобы незнакомец  не  вызывал  особых
подозрений, либо жители Корделя вели гораздо менее замкнутый образ  жизни,
чем он предполагал. На одном из перекрестков  раскинулся  рынок,  судя  по
всему, с прямым товарообменом. Несколько замызганных грузовиков с  овощами
и фруктами свидетельствовали о довольно развитом сельском хозяйстве.
     Даллен свернул в Седьмой квартал. Квартал был  нежилой,  большую  его
часть занимали церковь из красного кирпича,  здание  банка  и  трехэтажный
отель, кажущийся обитаемым. Убедившись, что  на  него  никто  не  смотрит,
Даллен вытащил искатель, настроенный на передатчик  Бомона.  На  маленьком
круглом экране мигала ярко-красная  стрелка,  указывая  на  отель.  Даллен
пересек улицу и уже почти подошел ко  входу,  когда  из  густой  тени  под
козырьком здания, появился невысокий коренастый человек.  Моложавое  лицо,
седые волосы, через плечо перекинут ремень духового ружья.
     - Куда направился, приятель?  -  спросил  он  скорее  удивленно,  чем
враждебно.
     Значит, отель служит подобием штаб-квартиры.
     - Хочу повидать начальство.
     Человек требовательно протянул руку.
     - Документы.
     - Конечно.
     Даллен улыбнулся, сунул руку в карман  куртки  и  выстрелил,  обратив
охранника в живую статую. Затем Даллен подхватил его, и с негнущимся телом
ввалился в пустой вестибюль. Рядом со столом  дежурного  виднелась  дверь,
ведущая,  видимо,  в  туалет  для  обслуживающего  персонала.  Приходилось
рисковать. Даллен втащил внутрь безвольное тело охранника и  устремился  к
лестнице, чувствуя в себе  небывалую  уверенность,  словно  находился  под
действием фелицитина.
     На площадке второго  этажа  он  снова  взглянул  на  искатель:  здесь
повернуть налево. Даллен быстрым шагом пошел по коридору, на ходу доставая
оружие. У двери,  на  которую  указала  дрогнувшая  стрелка,  остановился,
потом, не тратя времени на размышления, повернул ручку и шагнул внутрь. На
кровати лежала полуобнаженная темноволосая девушка лет двадцати, которая в
изумлении уставилась на Даллена. Скомканная одежда,  на  стуле  у  кровати
мужской ремень с металлической пряжкой.
     - Где Бомон? - яростно прошептал Даллен, отгоняя мысль, что  допустил
ошибку. - С тобой ничего не случится, если будешь вести себя тихо. Ясно?
     Девушка, завороженно глядя на  него,  кивнула  и  вдруг  пронзительно
закричала.
     - Ах, ты, скотина!
     Он едва не нажал на спусковую кнопку парализатора. В соседней комнате
послышались встревоженные мужские голоса. Даллен повернулся  к  двери,  не
зная, что делать: то ли выбежать на улицу, то ли  запереться  изнутри.  Он
все еще бестолково глядел на дверь, когда девушка выстрелила.

     Генри Сэнко, "мэр" Западного Корделя, даже в  оглушающую  жару  носил
строгий костюм и галстук. Он  был  толстощек,  словоохотлив,  напорист  и,
несмотря на единственный оставшийся у него передний зуб, улыбчив.
     - Вы поступили глупо, - сообщил он Даллену с широкой улыбкой.  -  Вот
именно: крайне глупо. - Он улыбнулся еще шире.
     Даллен  кивнул.  Его  обмякшее  тело   протащили   по   коридору   до
конференц-зала и усадили на стул с высокой спинкой. Напротив восседал мэр,
у дверей стояли двое крепких парней с пистолетами. Кивнув головой,  Даллен
понял, что к нему применили защитное оружие малой мощности, но радости  от
этого  факта  не  испытал.  Он  прекрасно  сознавал  безвыходность  своего
положения.
     - Мэрией - моя близкая подруга, - оповестил Сэнко. -  Можно  сказать,
протеже. Если бы ты выстрелил  в  нее  из  этой  штуки...  -  Он  коснулся
лежащего на столе излучателя и покачал головой, видимо, представив,  каким
страшным было бы его возмездие.
     - Я уже говорил: меня интересует только  Бомон.  -  Даллен  с  трудом
шевелил непослушными губами. - Я не  знал,  что  у  Башен  так  называемой
протеже...
     Сэнко резко подался вперед.
     - А ты крепкий орешек! Сидишь здесь, парализованный, беспомощный,  не
зная, что тебя ждет, виселица или кастрация  тупым  ножом,  и  умудряешься
хамить.  Человеку  в  твоем  положении  следовало  бы  вести  себя   более
дипломатично. Почему ты решил, что моя кожа не слишком нежна?
     - Люди, швыряющие бомбы, обычно не отличаются особо тонкой кожей.
     - Вот, значит, как! - Сэнко встал, быстро обошел вокруг стола и снова
резко опустился на отчаянно заскрипевший под  ним  стул.  -  Хочу  кое-что
сообщить вам, господин  метаправительственный  агент.  Здесь,  в  Западном
Корделе, проживают цивилизованные люди, у нас есть законы, и мы следим  за
их соблюдением. У нас нет электричества, не хватает чистой воды  и  прочих
благ, но мы не дикари! Мы не занимаемся террором.
     - А как же Бомон?
     - Бомон был безмозглым тупицей!
     - Был? - Даллен пошевелил пальцами. К нему  возвращалась  способность
двигаться. - То есть...
     - То есть он мертв.  Ему  и  двум  его  приятелям  вынесли  приговор,
который вчера приведен в исполнение. Ты считаешь это жестокостью?
     - Нет, просто варварством.
     Сэнко едва заметно пожал плечами.
     - Вы должны понять, что в любом Независимом сообществе самым  тяжелым
преступлением является пустая трата денежных и  материальных  ресурсов.  У
нас есть небольшой запас наличности, необходимой для закупки  медикаментов
на черном рынке, а Бомон и  его  друзья-кретины  ухнули  прорву  денег  на
бомбу. Несколько месяцев  назад  два  таких  же  идиота  разбили  один  из
последних автомобилей, и если бы  они  не  погибли...  -  Сэнко  замолчал,
закусив  единственным  зубом  нижнюю  губу,  и  внимательно  посмотрел  на
Даллена. - Я не понимаю, зачем ты здесь, - наконец сказал он. - Что вам за
дело до Бомона? Чем он помешал твоей сытой, уютной жизни?
     - В тот день, когда я накрыл его в Мэдисоне, он  пригрозил  мне  тем,
что его друзья расправятся с моими близкими, - медленно  произнес  Даллен.
Его мозг все еще переваривал новость о смерти Бомона. - Примерно в это  же
время кто-то проник в здание городского управления и выстрелил в мою  жену
и ребенка из "спешиал-луддита". Но...
     - Но что, господин агент? Пораскинь-ка мозгами! Сколько  стоит  такая
игрушка, как "спешиал-луддит"?
     - Вы полагаете.... это сделал  кто-то  из  Мэдисона...  или  даже  из
городской администрации?..
     - Ну-ка повтори, что ты минуту назад говорил о варварстве?
     - Но зачем?! Зачем? Не вижу причин!
     - Промочи горло, может, в голове прояснится. У "спешиал-луддита" есть
свое, особенное назначение. Он создан  для  выполнения  одной-единственной
задачи.
     Сэнко вытащил из кармана  серебристую  фляжку,  поднялся  и,  обогнув
стол, вылил часть ее содержимого в рот Даллену.
     - Не может... - Даллен поперхнулся, когда теплый  алкоголь  проник  в
его  горло,  но   судорожный   кашель,   казалось,   ускорил   возвращение
чувствительности. Мышцы вдруг закололо тысячей иголок.
     - Твои жена и ребенок,  должно  быть,  о  чем-то  знали.  Или  что-то
видели. - Сэнко опустошил фляжку и бросил ее  одному  из  охранников.  Тот
поймал ее и молча вышел. - Да, плохой из тебя Шерлок Холмс, приятель.
     Даллен не стал раздумывать о том, кто это такой. Он вдруг понял,  что
неправильно оценил ситуацию и в результате впустую ухлопал не одну неделю.
Самонадеянно полагая, что именно он и его  бесплодная  деятельность  стали
причиной трагедии, он повел себя как круглый болван. А по Мэдисон-сити  до
сих  пор  разгуливает  чудовище,  наслаждаясь  безнаказанностью,   которую
подарил ему именно он, Даллен. Но каковы же мотивы преступления? Ради чего
этой сволочи потребовалось вычистить  мозги  двух  человек?  Убийство?  Но
никто  не  был  убит,  не  поступало  никаких  сообщений   о   чьем-нибудь
исчезновении.
     - Все-таки это бессмысленно, - пробормотал Даллен. -  В  Мэдисоне  не
бывает серьезных преступлений.
     - Вот это мне нравится! - широко распахнув беззубый  рот,  рассмеялся
Сэнко. - Значит, взятки у вас считаются  чем-то  несерьезным,  безобидным,
само собой разумеющимся!
     - Бывают, конечно, мелкие...
     - Послушай! Мэдисон давно уже стал чем-то вроде огромного склада  для
всех Независимых сообществ этой части света. Сюда едут даже из  Саванны  и
Джексонвиля, отовсюду, где сумели наскрести крупную  сумму  денег.  Именно
Мэдисон снабжает нас  генераторами,  очистителями  воды,  двигателями  для
грузовиков и тому подобным. А ты не знал?
     - Я знаю, что мои жена и сын не имели к этому никакого отношения.
     - Даллен, ты начинаешь мне надоедать. Как  ты  попал  в  Кордель?  На
автомобиле?
     - Прилетел на самолете.
     - Жаль. Если бы приехал на автомобиле, мы бы его конфисковали, а тебе
пришлось бы добираться пешком. Летательные аппараты нам не нужны,  поэтому
можешь отправляться назад, как только оттаешь.
     Даллен ожидал чего-нибудь похуже. Тюрьмы, например.
     - Вы меня отпускаете?
     Сэнко раздраженно пожал плечами.
     - А ты полагал, тебя разделают и съедят?
     - Нет, но после того, что случилось с Бомоном... -  Даллен  замолчал,
решив не провоцировать "мэра".
     - Давай проделаем маленький эксперимент,  -  ответил  Сэнко,  опуская
оружие Даллена в карман. - Когда вернешься в Мэдисон, напиши доклад о том,
что  некие  несуществующие  люди  утверждают,  будто  казнили,  то   есть,
покончили  с  не-существованием  других  несуществующих  людей.  Любопытно
послушать, что тебе ответят.

     Когда Даллен добрался до города, день уже клонился к вечеру.  Самолет
покружил   над   юго-западными   районами,   над    Скоттиш-Хиллом,    над
безукоризненными,  герметично  запакованными  кварталами,  которые   скоро
зажгутся огнями, создавая  иллюзию  активной  жизни  своих  несуществующих
обитателей. Многочисленные фонари зажгутся на пустых улицах,  теплый  свет
озарит пустые окна... Закат заливал  высотные  здания  городского  центра,
утопающие в  буйной  зелени,  пейзаж  выглядел  идиллическим.  Космический
пришелец, увидев город сверху, пришел  бы  к  выводу,  что  здесь  обитают
довольные жизнью, разумные, прагматичные существа, но Даллен, глядя на эту
мирную картину, не испытывал радости.
     Дерзкий рейд в Кордель и полученная там  информация,  вывели  его  из
депрессии,  одновременно  освободив  от  убеждения,  будто  стремление   к
справедливости всегда приводит, если оно достаточно сильно,  к  достижению
цели. Он понял, что нет никакого беспристрастного арбитра, который мог  бы
вынести  решение  в  чью-либо  пользу,  а  наиболее   удачлив   тот,   кто
хладнокровно и расчетливо подкрадывается к жертве.
     Самолет на секунду завис, потом  начал  снижаться,  и  его  тень,  то
увеличиваясь, то уменьшаясь, заскользила по неровностям рельефа.

                                    9

     Джеральд Мэтью наблюдал из окна своего дома, как патрульный  самолет,
снижаясь, парит над посадочной площадкой Мэдисона.  "Возможно,  это  Гарри
Даллен", - вдруг подумал он. Но  Мэтью  решительно  отогнал  эту  мысль  и
вернулся  к  письменному  столу.  Долгое  отсутствие  Даллена   дало   ему
необходимую передышку,  хотя  в  конечном  счете  страх  возмездия  только
усилился, поскольку все это время подсознание трудилось над  формированием
образа безжалостной Немезиды.
     Первая встреча с Далленом  окончилась  удачно...  Женщина  и  ребенок
падают, обмякшие тела скользят вниз по стене... Блестящие глаза идиотов...
Но она произошла при исключительных обстоятельствах и не  развеяла  страха
Мэтью. Он не изменил свою высокую оценку способностей Гарри, и ужас  перед
Далленом превратился в новую фобию. В число  прочих  фобий  Мэтью  входили
страх перед жизнью на тонкой, словно  вафля,  чужеродной  оболочке,  страх
попасться с поличным и страх хотя бы на день остаться  без  фелицитина.  И
вот теперь страх встречи с Гарри Далленом...
     Мэтью сел за стол, пытаясь сосредоточиться. Давно пора разделаться  с
накопившимися делами. Обязанности мэра и его заместителя  мало  напоминали
то, с чем обычно ассоциируются эти должности.  Это  был  труд  чиновников,
ответственных за очень широкий  круг  вопросов,  от  связей  с  прессой  и
подготовки  информации  для  туристов  до  приема  на  работу  и   закупок
необходимого оборудования. Несмотря  на  обилие  электроники,  приходилось
постоянно ломать голову, где взять  средства  на  то  или  другое;  работа
изнуряла, особенно при неуклонном снижении городских  доходов.  Мэтью  уже
несколько дней откладывал решение о сокращении ассигнований  на  городские
инженерные сооружения, но сегодня утром по дороге на службу дал себе слово
сдвинуть дело с мертвой точки. Тогда он сможет убедить себя, что с ним все
в порядке, а неприятный эпизод... женщина и ребенок падают,  падают...  Их
разум... неприятный эпизод не разрушит его карьеру.
     Он вывел на экран аналитические графики расходов, пытаясь сопоставить
разноцветные кривые и гистограммы с реальностью. Прошло  несколько  минут.
Графики  мерцали,  отражаясь  в  глазах  Мэтью,   но   разум   отказывался
воспринимать их. Его уже начала  охватывать  паника,  как  вдруг  раздался
звонок внутренней связи и в воздухе возник голоморф мэра. Мэтью  мгновенно
привел в порядок пиджак и нажал кнопку ответа.
     - Надо обсудить вопрос о конференции, - сказал мэр. - В какой  стадии
находится разработка программы?
     Джеральд сначала удивился, затем до него  дошло:  Брайсленд  имеет  в
виду Мэдисонскую конференцию руководителей городов-музеев, запланированную
на ноябрь.
     - Я пока не возился с ней, Фрэнк, - ответил он. -  Возможно,  займусь
на будущей неделе.
     - На будущей! - Брайсленд приуныл. - Я думал, ты  понимаешь  важность
мероприятия...
     - Да, но я понимаю и то, что впереди еще целых пять месяцев.
     - Пять месяцев - тьфу, - проворчал Брайсленд.  -  Особенно,  если  ты
будешь продолжать в том же духе.
     - То есть?
     - Подумай на досуге.
     Изображение Брайсленда дернулось и растаяло.  Разговор  был  окончен.
Мэтью резко вскочил из-за стола.
     - Дьявол!
     Он разозлился и испугался одновременно. Сжимая и разжимая кулаки,  он
стал метаться по кабинету, потом, немного успокоившись, остановился  перед
зеркалом. На  него  смотрел  знакомый  блондин,  молодой,  мускулистый,  с
атлетической фигурой, в безупречном костюме.  Однако  не  появилась  ли  в
глазах блондина усталость? Не свидетельствует  ли  некоторая  сутулость  о
постоянном перенапряжении?
     Мэтью  поднял  руку,  чтобы  дотронуться  до  безукоризненно   белого
воротничка, но рука потянулась к  внутреннему  карману  пиджака,  и  Мэтью
вдруг  обнаружил,  что  крепко   сжимает   золотую   ручку,   заправленную
чудодейственными чернилами. Он  замер  в  нерешительности.  С  медицинской
точки  зрения  избавиться  от  наркотической  зависимости   самостоятельно
считалось невозможным, хотя со времени... женщина  и  ребенок  падают,  их
глаза безжизненны и пусты... со времени того  происшествия  ему  удавалось
держать себя в руках до конца  рабочего  дня.  В  целях  самозащиты...  Он
боялся, что у него может вырваться неосторожное признание, но  прошло  уже
пять  недель,  и  с  каждым  днем  его  положение  становилось  все  более
безопасным. Сейчас большую опасность представляют явные  изменения  в  его
поведении,  появившиеся  после...  женщина  и  ребенок   падают,   падают,
падают...
     Он повернул колпачок  и  быстро  провел  пером  по  языку.  Собираясь
спрятать  ручку  в  карман,  он  вдруг  решил  полюбопытствовать,  сколько
осталось фелицитина, удостовериться, что все в порядке. Мэтью поднес ручку
к глазам и ощутил почти физический удар. Губы дернулись,  лицо  застыло  в
гримасе ужаса.
     Фелицитина хватит только на неделю, значит в последнее время Джеральд
постоянно  злоупотреблял  наркотиком.  Вместе  с  осознанием  этого  факта
нахлынула  первая  волна  воодушевления,  блаженной  уверенности,  что  он
играючи справиться с любой трудностью.  Фелицитин,  как  всегда,  сработал
быстро и безотказно.
     Основная проблема - поставщик наркотика, который прибудет с западного
побережья только через две недели. Мэтью тут же принял решение: под  каким
угодно предлогом  съездить  в  Лос-Анджелес.  Все  будет  отлично,  просто
отлично. Если хорошенько подумать, все даже к лучшему. Ручки - игрушки для
богатых; пользуясь ими, можно передозировать препарат. Со следующей недели
Джеральд перейдет на микрокапсулы, они гораздо надежнее, не будет  проблем
с дозировкой и к тому же сэкономят кучу денег. Первый шаг на пути  к  тому
дню, когда он, наконец, избавится от наркотической зависимости.
     В его мире все хорошо, дела  идут  отлично,  а  самое  приятное,  они
пойдут еще лучше.
     Мэтью одернул пиджак, пригладил волосы, улыбнулся своему отражению  и
пружинящей походкой двинулся к письменному столу

                                    10

     Даллен так долго жил пустоте и тишине дома,  что  уже  начал  ощущать
себя последним человеком в мире.
     Из окна был виден пустынный склон Нортон-Хилла, и даже  золотые  огни
вдали не оживляли унылую картину. Их автоматически включали в  необитаемых
районах  Лимузина,  Шотландского  Холма  и  Гибсон-Парка.  Для   туристов,
спускавшихся с  орбиты  на  вечернем  корабле,  все  это  казалось  вполне
натуральным, но Даллену, нетрудно было  поверить,  что,  пока  он  дремал,
исчезли последние земные жители.

                   "...Вдоль бездорожья поля замело
                   Цветущей луны лепестками.
                   Следы всех ушедших к Великому О..."

     Он, отвернувшись  от  окна,  двинулся  через  безмолвные  комнаты,  в
которых ему все еще чудился запах мочи.  Вчера  пришло  сообщение  от  Роя
Пиччано, объясняющее, что, ввиду позднего возвращения Даллена,  он  забрал
Кону в клинику для дополнительного обследования, которое продлится дня три
и советовал Даллену отдохнуть.
     Но хотя тот после вылазки в Кордель страшно устал физически,  он  все
равно мотался в клинику, проводя все свободное время с женой и сыном. Коне
быстро надоедали попытки Даллена вызвать ее на разговор, а мальчик спал  в
соседней комнате, сжимая в руке желтый грузовичок. Даллен находил утешение
в том, что Микель до сих пор любил игрушечные  машинки,  но  понимал,  что
цепляется за соломинку. Личность мальчика была стерта, когда  она  еще  не
успела хорошенько сформироваться. Как же можно надеяться ее восстановить?
     Даллен всегда покидал клинику с комом в горле.  Он  мог  бы  пойти  к
начальнику  полиции  с  новой  версией,  но   отсутствие   ясного   мотива
оправдывало  бы  собственную  бездеятельность  Лэшбрука.  В  любом  случае
Даллена совершенно не устраивала перспектива поимки преступника властями и
отправки его в ссылку. Мерзавец заслуживал  более  сурового  наказания,  и
Гарри собирался собственноручно выполоть сорную  траву.  А  для  этого  он
должен был найти виновного без посторонней помощи.
     Оставалась еще загадка слов Глиба о  "спешиал-луддите".  Что  Даллену
действительно хотелось бы понять, так это  причину,  по  которой  один  из
сотрудников  городского  управления  испробовал  устройство  на   невинной
женщине и ребенке. Однако горе,  ненависть  и  неуправляемая  ярость  мало
способствовали аналитическому мышлению.
     Даллен вернулся домой в таком состоянии, что заснул в  кресле.  Среди
ночи он подумал, не лечь ли в кровать, но одинокое  ложе  показалось  мало
соблазнительным. День, потраченный  на  размышления,  жевание  и  дремоту,
совсем лишил его энергии, он чувствовал себя слишком разбитым и не мог  ни
о чем думать. Дом стал местом, из  которого  лучше  поскорее  сбежать.  Он
принял холодный душ, побрился и переоделся, говоря себе, что  у  него  нет
определенных планов, он может отправиться в гимнастический зал, в бар  или
в свой офис. Только уже сидя  за  рулем  Даллен  вдруг  понял,  что  хочет
увидеть Сильвию Лондон.
     Он поехал вниз, держа направление на  юг.  Сквозь  купол  рассеянного
света виднелось несколько крупных звезд, которые создавали слабо мерцающий
фон для Первой Полярной зоны, почти достигшей зенита.  Полоса  космических
станций и кораблей тянулась через все небо с севера на  юг  и  по-прежнему
выглядела бриллиантовым украшением, правда, слегка потускневшим,  ибо  эра
великих миграций подошла к концу. Сейчас Первая Полярная зона  состояла  в
основном из непригодных, брошенных на орбитальном рейде кораблей, частично
разобранных и использованных для постройки других судов,  чтобы  те  могли
навсегда уйти к Орбитсвилю.  Даллен  видел  в  этом  зрелище  лишь  символ
земного упадка, поэтому без всякого сожаления повернул на запад.
     Перед ярко освещенной резиденцией  Лондонов  стояло  машин  двадцать.
Даллен  рассчитывал  на  более  скромную  компанию.  Он  припарковался  на
свободном месте и заметил  рядом  золотой  "Роллак"  Ренарда.  Раздумывая,
стоит  ли  входить,  он  увидел  Сильвию,  которая  оживленно   с   кем-то
беседовала. Вертикально падающий на нее свет подчеркивал ее  грудь,  делая
облик  хозяйки  дома  особенно  чувственным.  Отбросив  колебания,  Даллен
поднялся на крыльцо.
     - Добро пожаловать на информационное собрание фонда "Анима Мунди",  -
сказал худощавый широкоплечий мужчина лет шестидесяти,  стоящий  в  центре
просторного холла. - Вы  первый  раз  на  нашем  дискуссионном  вечере?  -
спросил он, одарив Даллена вежливой улыбкой.
     - Да, но я пришел к... - Гарри  запнулся,  поняв,  что  обращается  к
голоморфу. Его выдавал только голос. Звук был направлен  Даллену  точно  в
уши, не смешиваясь с шумом, доносящимся из комнат.
     - Позвольте представиться, - сказал  голоморф.  -  Меня  зовут  Карал
Лондон, и я хочу сообщить вам удивительную новость: вы, мой  друг,  будете
жить вечно.
     - В  самом  деле?  -  Даллен  не  собирался  беседовать  с  невидимым
компьютером, который управлял ответами голоморфа.
     - Да, мой друг, это - единственная стоящая истина, и  сегодня  у  вас
будет возможность ее  обсудить.  У  нас  есть  ряд  исчерпывающих  учебных
пособий,  а  также  все  необходимое,  причем  совершенно  бесплатно.   Но
позвольте мне задать вам один жизненно важный вопрос. Что такое?..
     Вопрос не дошел до Даллена, потому что дверь справа распахнулась.  На
пороге возник Ренард со стаканом мартини в руке. Он  ухмыльнулся  Даллену,
подошел прямо к голоморфу и впихнул колено в область его паха.
     - Прочь с дороги, старый черт, - скомандовал Рик. Он шагнул  прямо  в
изображение, вызывая в нем искажения. - Здесь  собрано  целое  устройство.
Перед отлетом на Орбитсвиль старик запрограммировал воспроизведение самого
себя, но  он  был  слишком  самодовольным,  и  не  мог  предположить,  что
кто-нибудь окажется настолько невежливым, что встанет прямо в него. Бедный
компьютер не знает, как ему реагировать.
     - Я не удивлен, - неохотно улыбнулся Даллен. -  Ожидал  увидеть  тебя
здесь.
     Ренард отодвинулся, позволяя изображению  сфокусироваться  вновь,  но
уже с четырьмя руками, две из которых принадлежали Рику и двигались словно
в танце острова Вали.
     - ...Долгое время разум считался универсальным свойством материи, так
что в некоторой степени им наделены даже элементарные частицы, -  говорило
голосом Лондона гротескное изображение.  -  Сейчас  мы  знаем,  что  разум
обусловлен взаимодействием той же физической природы, что и  электричество
и гравитация, и существует  модуль  трансформации,  аналогичный  основному
уравнению  Эйнштейна,  который  уравнивает  материю   разума   с   другими
сущностями физического мира...
     Наложенные  друг  на  друга  изображения  исчезли,  оставляя  Ренарда
победителем.
     - Видишь, программа не может справиться.  Старый  хрыч  помешался  на
своих идеях.
     - Он не ожидал саботажа.
     - А чего он ожидал? Люди  пришли  сюда  немножко  выпить  на  халяву,
благоразумно  поволочиться  за  Сильвией,  а  не  слушать  лекции  жалкого
привидения. Заходи, старина. Тебе  сегодня,  как  видно,  тоже  не  мешает
пропустить порцию-другую.
     - Пожалуй.
     - Да. -  Ренард  замолчал,  его  лицо  в  золотых  веснушках  приняло
скорбно-торжественное выражение. - Я только  что  узнал  о  твоей  жене  и
ребенке.
     - Не будем об этом.
     - Нет, это как раз то, что я... А, дьявол!
     Ренард первым  вошел  в  комнату  и  направился  к  длинному  буфету,
служившему баром. Даллен попросил разбавленного шотландского виски. Ожидая
пока напиток будет готов, он огляделся. Два десятка гостей, в  большинстве
мужчины, стояли небольшими группами. Он узнал несколько лиц  из  различных
ведомств городского управления, но Сильвии среди них не было.
     - Она где-нибудь здесь, - сверкнув зубами  понимающе  сказал  Ренард.
Даллен попытался скрыть досаду.
     -   Зачем   здесь   эти   люди?   Не   могут   же   все   они    быть
физиками-теоретиками.
     - Метафизиками - так будет точнее. Карал  утверждал,  что  существуют
особые частицы, названные сапионами, которые труднее  регистрировать,  чем
нейтрино, поскольку они существуют в некоем,  по  его  словам,  ментальном
пространстве. Трудновато для простого ботаника, хотя в моих  мозгах  полно
этих сапионов, видимых только в ментальном пространстве,  где  большинство
физических законов не такие, как у нас. Эти самые невидимки обеспечат  нам
жизнь после смерти. Карал, правда, не говорит  "смерть",  он  называет  ее
началом дискарнации.
     -  Весьма  удобная  и  утешительная  теория,  к  тому  же  прибавляет
настроения, -  закончил  Ренард,  передавая  Даллену  стакан.  -  Лично  я
предпочитаю вот  это  снадобье,  а  иногда  удается  встряхнуться  кой-чем
другим.
     - Фелицитин? - Вообще-то Даллен был не любопытен. - Ты сумел  достать
его здесь, в Мэдисоне?
     Ренард пожал плечами:
     - Раз в месяц здесь  бывает  один  торговец  с  западного  побережья,
значит в городе наверняка кто-нибудь пристрастился к этому зелью.
     - У кого же столько денег?
     - Так они тебе и сказали. Фелицитин  ведь  запрещен,  а  те,  кто  им
злоупотребляет, рано или поздно вынуждены заняться каким-нибудь преступным
ремеслом. Иногда их можно вычислить по разным  признакам,  если,  конечно,
знаешь на что обращать внимание.
     Даллен потягивал виски, удивляясь, что он смешан точно по его  вкусу.
Ренард старался вести себя пристойно. Как, интересно,  отличить  человека,
употребляющего  фелицитин?  Он  должен  быть  всегда  холоден?  Выделяться
спокойной  уверенностью?...  Перед  его  глазами  мелькнула  запомнившаяся
картина:  разговорчивый  молодой  человек  привлекательной  внешности,   в
дорогом костюме. Размягченный, улыбающийся... Джеральд Мэтью,  заместитель
мэра. Даллен нахмурился, глядя в свой стакан.
     - Надеюсь, здесь не сверххолодный лед? - спросил он. - Я  слышал,  он
бывает вреден.
     - Лед - всегда лед, - улыбнулся Ренард, - он только выпивку портит.
     Даллен кивнул. Вдруг он заметил пару, которая направлялась  именно  к
нему: толстяк Питер Эззати, чиновник городской спасательной службы, и  его
тучная жена Либби. Здороваясь, она неотрывно смотрела на него со  скорбным
выражением  настойчивого  соболезнования.  Даллен  почувствовал  внезапную
слабость:  вероятно,  она  -   любительница   трагедий,   профессиональная
утешительница.
     - Вы первый раз, Гарри?  -  спросил  Эззати.  -  Как  вам,  получаете
удовольствие?
     - Я смутно представляю, в чем должно заключаться удовольствие?
     -  В  разговорах.  Карал,  если  вы  внимательно   следили   за   его
аргументацией, довольно убедителен со своими сапионами, и это как  раз  те
самые разговоры, которые мне нравятся. Тут  множество  парней,  чьи  мозги
заняты не только спортом и сексом, они могут  беседовать  на  любую  тему.
Например, что вы думаете  о  зеленых  вспышках,  которые  продолжаются  на
Орбитсвиле?
     Вопрос поставил Даллена в тупик.
     - Боюсь, я...
     - Вы - первый полицейский, который заглянул к нам, -  вставила  Либби
Эззати, ее пристальный взгляд продолжал источать сострадание.
     - Я - не полицейский. Я работаю в Бюро Отчуждения.
     Либби выстрелила в мужа обвиняющим взглядом, словно уличила во лжи.
     - Но вы ведь имеете право арестовывать, разве нет?
     - Только когда возникает исключительная  необходимость  в  применении
власти.
     -  Это  другое  дело,   -   вставил   Эззати.   -   А   правда,   что
дерегистрационная линия теперь проходит в сорока километрах от Мэдисона?
     Даллен кивнул.
     - Население сокращается. А здесь довольно плодородная почва.
     - Не нравится мне это,  все  это  часть  общего  процесса,  -  Эззати
обдумал  мысль,  которую  только  что  высказал  и,   кажется,   счел   ее
значительной. - Да, часть процесса.
     - Все на свете есть часть общего процесса,  -  ответил  Даллен.  -  Я
говорю не как философ. Я говорю с житейской точки зрения.
     - Ты говоришь вздор, дорогой, - сказала Либби своему мужу,  взяв  тем
самым Даллена в союзники и решив, что настал момент взаимопонимания. -  Вы
знаете, Гарри, Киплинг оставил всем нам жизненно  важное  послание,  когда
заметил, что Бог не даст зачахнуть ни былинке, ни дереву...
     - Рекомендую обратиться с этим к Рику, он - ботаник.
     Даллен торопливо  вернулся  в  холл,  где  вновь  материализовавшееся
голоморфное изображение Карала Лондона обращалось к двум новым гостям:
     -  ...дискарнатный  разум,  состоящий  из  сапионов,   крайне   слабо
взаимодействует  с  веществом,  но  это  не   ставит   под   сомнение   их
существование. В конце концов мы до сих пор  не  научились  регистрировать
гравитоны или гравитино...
     Уйдя из зоны узконаправленной звуковой волны, Даллен шагнул в комнату
напротив и обнаружил там общество,  весьма  напоминающее  то,  которое  он
оставил: группки по  три-четыре  человека  с  серьезными  лицами  попивали
янтарные коктейли. Пробравшись между ними, Гарри  направился  во  флигель,
где всего лишь вчера  он  впервые  увидел  невероятный  мозаичный  витраж.
Студия пустовала. Лепестки трилистника, подсвеченные  сзади  диффузионными
лампами,  давали  неоднородное  освещение.   Мозаика,   изображавшая   три
Вселенные, незаметно исчезавшие в таинственном мраке,  вызывала  мысль  об
огромности космических  пространств,  расположенных  за  границей  видимой
Вселенной. Даллена снова охватило благоговение перед результатом огромного
труда. Он не обладал развитым художественным восприятием, поэтому  главным
критерием  оценки  произведения  искусства   была   для   него   сложность
воплощения, подвергающая испытанию талант и  терпение  художника.  В  этом
смысле витраж, состоящий из сотен тысяч многоцветных стеклянных  зернышек,
был самым выразительным и впечатляющим произведением искусства,  какое  он
когда-либо видел.
     - Это не продается, - услышал он голос Сильвии Лондон.
     - Жаль, я  намеревался  заказать  дюжину-другую.  -  Он  обернулся  и
почувствовал  согревающую  волну  тепла.  Все  в  Сильвии   казалось   ему
совершенством: лукавинка, светившаяся в умных  карих  глазах,  решительный
подбородок  и  сильная,  но  неотразимо  женственная  фигура  в   свободно
ниспадающем белом платье.
     - Вероятно, я могла бы сделать для вас маленькую мозаику,  -  сказала
она.
     - Нет, маленькая - совсем не то. Именно размеры этой штуки, отдельные
кусочки стекла, и делают ее тем, что она есть.
     Губы Сильвии дрогнули.
     - Вы - диалектический материалист.
     - Ну-ка, повторите, и я за себя не ручаюсь, - грозно  сказал  Даллен.
Сильвия рассмеялась, и вдруг его руки сами собой потянулись обнять ее.  Он
замер, ему показалось,  Сильвия  тоже  чуть  вздрогнула,  и  в  ее  глазах
промелькнула тревога.
     - Я говорила с Риком, - сказала она. - Он рассказал о  вашей  жене  и
сыне. Я раньше слышала, но не представляла... Я не связывала вас...
     - Все нормально. Не надо об этом.
     - Мне говорили про людей, которых полностью вылечили.
     - Это зависит от того, как близко  от  оружия  они  находились.  Если
затронуты только клетки памяти,  тогда  человека  можно  переучить,  почти
восстановить его личность за год или около  того.  У  такого  человека  не
повреждены связи в коре полушарий. Если же они повреждены...
     Даллен замолчал. Неужели он способен  вот  так,  словно  посторонний,
обсуждать эту тему? Неужели сработало то, в чем  он  не  готов  признаться
даже самому себе?
     - Кона и Микель поражены с очень близкого расстояния.  Я  думаю,  как
личности они исчезли.
     - Простите меня. - Сильвия помолчала, глядя ему в глаза, потом слегка
вздохнула, как будто пришла к какому-то решению:
     - Гарри, я не пытаюсь навязать вам идеи Карала, но  существует  нечто
такое, что мне хотелось бы показать вам. Вы согласны?
     - Я не против. Пойдемте.
     Сильвия вывела Даллена в короткий коридор, который упирался в тяжелую
дверь. Она открылась, едва хозяйка приложила большой палец к замку.  Почти
всю большую комнату занимала  прозрачная  витрина,  похожая  на  музейную.
Внутри стеклянного параллелепипеда на невидимых  проводах  были  подвешены
шесть полированных металлических сфер приблизительно метрового диаметра со
множеством   чувствительных   зондов-игл,   закрепленных   перпендикулярно
поверхности. Провода  от  оснований  зондов  уходили  в  днище  витрины  и
исчезали среди приборов на полу.
     - Поразительно, -  проговорил  Даллен.  -  Раньше  я  был  допущен  к
колыбели принца, теперь удостоился права лицезреть королевский будуар.
     - Мой муж и пятеро других добровольцев  отказываются  от  жизни  ради
этого  эксперимента,  -  заметила  Сильвия,   ясно   давая   понять,   что
непочтительность не одобряется. - Зонды не соприкасаются со  сферами,  как
может показаться на первый  взгляд,  а  находятся  в  десяти  микронах  от
поверхности. Микрорегуляторы удерживают их  в  таком  положении  даже  при
колебании сферы из-за  локальной  вибрации,  микроземлетрясений  и  прочих
изменениях. Система компенсирует все действующие природные силы.
     - А для чего все это?
     Лицо Сильвии стало торжественным.
     -  Система  не  компенсирует  паранормальные  силы.  Карал  планирует
сдвинуть первую сферу в момент дискарнации. Если это получится, в  чем  он
не сомневается, сфера войдет в контакт с одним или несколькими  зондами  и
по цепи пройдет сигнал.
     -  Понятно,  -  Даллен  старался  скрыть  невольный   скептицизм.   -
Доказательство жизни после смерти.
     -  Доказательство  того,   что   явление,   называемое   смертью,   в
действительности - только переход.
     - А другие не пытались посылать сигнал "с той стороны"?
     -  Они  не  были  физиками   и   не   понимали   принципа   квантован
неопределенности и действующих сил.
     - Но... До сегодняшнего вечера я никогда не  слышал  о  сапионах,  но
можно предположить, что, если они вообще существуют, то их  взаимодействие
с  веществом  очень,  очень  слабое.  Почему  он  надеется,  что   энергия
дискарнации, которую должны приносить эти самые сапионы,  сдвинет  предмет
вроде этого? - Даллен постучал пальцем по витрине, указывая  на  ближайшую
сферу.
     - Карал учил, что сапионы некоторым образом родственны гравитонам.
     - Однако мы не знаем, существуют ли гравитоны.
     Сильвия досадливо поморщилась, но казалось, пропустила его ответ мимо
ушей и стала рассуждать о ядерной физике,  будто  не  все  фундаментальные
взаимодействия являются общими для всех частиц, нейтрино - как раз  пример
такси  частицы.  Поэтому  нечего  бояться  сапионов,  вступающих  лишь   в
ментальное  взаимодействие.  Это  просто  еще  одна  экспериментально   не
обнаруженная частица, такая же, как гравитон.
     В картине, которую  нарисовал  себе  Даллен,  умерший  Карал  Лондон,
оседлал рой гравитонов и мчался среди звезд навстречу полированной  сфере.
Потом вспомнил, что у Лондона есть еще пятеро пожилых последователей: один
- на Орбитсвиле, другой - на Терранове и трое - в разных точках  Земли.  У
них столь же фантастические планы, и каждый нацелен  на  свою  собственную
сферу. Все это представлялось Даллену сущей нелепицей.
     - Извините, - сказал он. - Ваша теория для меня чересчур  неожиданна.
Сразу трудно в нее поверить.
     - На данной стадии от вас  этого  не  требуется.  Главное,  чтобы  вы
согласились: она не противоречит современной физике.
     Сильвия произносила фразы как раз навсегда затверженный урок.
     -  Личность  есть  совокупность  ментальных   сущностей,   образующих
структуру в ментальном пространстве. Она переживает разрушение мозга, хотя
для ее развития требуется его сложная физическая организация.
     - Моя физическая организация слегка перегрелась, - улыбнулся  Даллен,
смахивая со лба воображаемый пот.
     - Ладно, первая лекция закончена, но предупреждаю:  когда  придете  в
следующий раз, получите продолжение. - Она остановилась у двери  и  ждала,
пока он к ней присоединится. - Если придете.
     - Меня не запугать. "Лжешь", - мысленно сказал он себе, чувствуя, что
"деловая" часть закончилась, они одни, и  Сильвия  ждет  возле  двери.  Он
шагнул в ее сторону, желая и страшась того мгновения, когда уже невозможно
будет избежать прикосновения. Он приблизился к ней,  непроизвольно  подняв
руки в жесте,  имеющем  значение  лишь  для  них  двоих  и  только  в  это
мгновение. Руки Сильвии поднялись ему навстречу, ее теплые пальцы легли на
его ладони. Даллен подался вперед, но почувствовал постепенно  нарастающее
сопротивление.
     - Не целуйте меня, Гарри, - сказала она. - Мне трудно так...
     - Вы считаете, я слишком тороплюсь?
     Она задумчиво взглянула на него.
     - Я пытаюсь разобраться.
     - В таком случае, не вернуться ли нам к вашим гостям?
     Она благодарно кивнула, и  они  отправились  назад  в  гостиную,  где
Сильвия, занялась делами и куда-то исчезла.  Даллен  еще  некоторое  время
оставался под впечатлением последних минутка потом  его  охватило  чувство
вины - неизменный спутник последних недель, но теперь  к  нему  добавилось
нечто новое, неясное. Было ли оно предчувствием того, кем может стать  для
него Сильвия Лондон, или запоздалым пониманием  разницы  между  влечением,
которое он раньше называл любовью, и шквалом неуправляемых эмоций?  Может,
именно они и означают любовь?
     "Надо уходить отсюда, - подумал он, - уходить немедленно и никогда не
возвращаться". В дверях он едва не  столкнулся  с  Питером  Эззати  и  его
неразлучной женой.
     - А,  идеологическая  обработка  прошла  успешно!  -  весело  заметил
Эззати. - Это написано у вас на лице.
     - Питер! - Либби прямо-таки исходила тактом. -  Гарри  сейчас  не  до
нас.
     Даллен посмотрел на нее как ястреб на цыпленка и, призвав  на  помощь
всю свою выдержку, выдавил улыбку.
     - Боюсь, я допустил резкость, но теперь все прошло. Неплохо бы выпить
какао или чего-нибудь другого.
     - О, вам нужна настоящая выпивка, скота с водой, кажется?  -  спросил
Эззати, уже удаляясь.
     Даллен  хотел  было  окликнуть  его  и,  отказавшись  от   спиртного,
немедленно уйти, но вспомнил, что еще нет  и  десяти,  а  шансы  уснуть  в
пустом доме равны нулю. Может, не так уж плохо  -  пообщаться  с  простыми
благожелательными людьми и чуть-чуть расслабиться. Доказать себе,  что  он
зрелая личность и способен контролировать свои эмоции.
     - Я тут почитал на досуге одну книжку о математической вероятности, -
начал он, - в ней сказано, что два человека, потеряв друг друга в  большом
универсальном магазине, практически не  смогут  встретиться,  если  только
один из них не будет стоять на месте.
     На круглом лице Либби появилось выражение вежливого недоумения.
     - Надо же!.
     - Да, но если задуматься, то ничего бесполезнее  этой  информации  не
придумаешь. Я подразумеваю...
     - А я никогда не бывала в большом универсальном магазине, -  перебила
Либби. - Как, наверное, потрясающе было в  каком-нибудь  "Мэйси",  пока  в
Нью-Йорке жили люди. Вот и еще одна потеря...
     Даллен не придумал в ответ ничего оригинального.
     - Что-то теряем, что-то находим...
     - С отдельными потерями можно было бы смириться, но мы теряем, теряем
и теряем. Оптима Туле только забирает и ничего не дает взамен.
     Несмотря на свою взвинченность, Даллен все-таки заинтересовался такой
точкой зрения.
     - Мы ничего не получаем от Оптима Туле? Разве они не расплачиваются?
     - Вы говорите о клочках земли с травой? Что человеческая раса  делала
последние два столетия? Ничего!. В искусстве - никакого  прогресса.  Наука
застыла на  месте.  Технология  и  вовсе  уходит  в  прошлое,  каждый  год
скатывается на уровень-другой. Орбитсвиль деградирует!
     - Похоже, сегодня у меня лекционная ночь, - заметил Даллен.
     - Извините, - Либби печально улыбнулась,  а  он  подумал,  что,  быть
может, поторопился навесить на  нее  ярлык.  -  Видите  ли,  я  по  натуре
романтик, и для меня Орбитсвиль - не начало, а конец. Хотела бы  я  знать,
что нашли бы Гарамонд и прочие, не подвернись им Орбитсвиль? Ведь пришлось
бы продолжать поиски.
     - Вероятно, ничего.
     -  Вероятно,  но  мы  никогда  этого  не  узнаем.  Перед  нами  целая
Галактика, а мы воротим нос. Иногда я подозреваю, что Орбитсвиль построили
специально для этого.
     - Орбитсвиль никто не строил, - возразил Даллен. - Считать так  могут
только те, кто никогда там не бывал. Если бы вы увидели горы и океаны...
     Он не договорил, потому что вернулся Эззати и раздраженно  сунул  ему
полный стакан.
     - Что за нервный народ эта молодежь, - заклокотал Эззати. Его налитые
щеки потемнели от гнева. - Нет больше никаких одолжений, родня, не родня -
все едино.
     Либби немедленно посочувствовала:
     - Успокойся, дорогой, кто тебя обидел?
     - Да этот щенок Солли Хьюм. Набрался в соседней комнате,  а  когда  я
намекнул ему - для его же блага, - что он несколько перебрал, так  ядовито
мне ответил: когда, мол, я ему верну пятьдесят монит.
     - Не следовало брать у него в долг, Питер, -  обеспокоенно  глядя  на
мужа, посетовала Либби.
     - Хоть бы сказала что-нибудь дельное. - Эззати жадно проглотил  ликер
и переключился на Даллена. - На прошлой  неделе  я  практически  бесплатно
отдал этому безмозглому сопляку списанный  компьютер.  Пожертвовал,  можно
сказать, для его дурацкого общества, а теперь паршивец  набрался  наглости
требовать денежки обратно. Не пойму, с чего он вдруг осмелел?  И  чего  он
хотел от ящика, который с незапамятных времен провалялся в подвале?
     - Вероятно, думал разжиться лампами, - высказал предположение Даллен,
пожалев, что его собственные проблемы не столь обыденны. - Вы  же  знаете,
какой у нас технический голод.
     - Нет, там был только старый монитор департамента снабжения,  который
он нашел на третьем подуровне. Раньше внизу находился компьютерный  центр,
а  монитор,  по-видимому,  использовали  для  слежки   за   муниципальными
чиновниками. Правда, непонятно, кому до них было дело.
     Даллена снова начало знобить, хотя сквозняком не тянуло.
     - Дорогой, ты сам себе морочишь голову, - насмешливо вставила  Либби.
- Если монитор так стар и бесполезен, то получить за него пятьдесят  монит
- слишком большая удача.
     - Да, но... - Эззати бросил на жену свирепый взгляд, не соглашаясь  с
подобной  логикой.  -  Я  заберу  его  назад,  дам  подходящую  рекламу...
Электронная археология нынче  в  моде.  В  сущности...  -  Он  нахмурился,
покачивая стакан и глядя на крутящиеся воронки. - Ну да, у меня  ведь  уже
наклевывался другой покупатель. Кто же спрашивал меня об этой рухляди?..
     - Ты просто  ребячишься,  -  заявила  Либби;  ее  голос  задрожал  от
презрения, - или совсем помешался на деньгах.
     Даллен сверлил Эззати взглядом, мысленно приказывая ему назвать имя.
     - Вероятно, ты права, - пожимая плечами, ответил тот. - В самом деле,
с какой стати я должен зарабатывать  на  чужой  собственности?  Ах,  какое
недостойное занятие! Особенно у нас, в Мэдисоне. Помню, когда я был моложе
и глупее, я верил, что все,  кто  достигли  высокого  положения,  добились
этого тяжким трудом,  так  сказать,  верой  и  правдой.  Потом  поумнел...
Джеральд Мэтью!
     - Джеральд Мэтью поумнел? -  Либби  с  любопытством  склонила  голову
набок, потом перевела взгляд на Даллена. - Как вы думаете,  в  этом  бреде
есть какой-то смысл?
     - Боюсь, я прослушал, - буркнул Даллен и поспешно распрощался.
     Ему нужно было побыть одному и привести свои мысли в порядок.

                                    11

     В распоряжении Городского управления находилось всего два самолета, и
один из них больше недели стоял на приколе в ожидании ремонта. Не  хватало
запчастей. Мэр  Брайсленд  считал  оставшуюся  машину  своим  персональным
транспортом,  и  Мэтью  четыре  дня  носился  как  угорелый  по  кабинетам
чиновников, пытаясь получить разрешение на  полет  Он  прихватил  с  собой
изрядную дозу фелицитина, но  употреблять  старался  в  меру,  чтобы  хоть
что-то оставить про запас.
     Он опустил фонарь кабины, но внезапно  навалилась  усталость;  сердце
сжал страх, руки и ноги стали ватными. Мэтью почувствовал, что  не  сможет
взлететь.
     Вдали  над  бетонным   полем   возвышался   голубовато-белый   корпус
приземлившегося космического корабля, нижняя часть  которого  пропадала  в
горячем мареве. Мэтью с трудом различал высаживающиеся туристов.  Кажется,
их  меньше  обычного.  Год  для  туризма  выдался   неудачный.   Пустовало
большинство отелей, расположенных вдоль улицы Прощания (когда-то, миллионы
эмигрантов  шли  по  ней  на  космодром).  Похоже,   ситуация   продолжает
ухудшаться. Мэтью понимал, что наступит день, когда бюрократы Оптима Туле,
далекие от проблем Земли, прекратят субсидирование  курортов  на  планете.
Тогда он останется без работы и будет вынужден вернуться на родину.
     Мысль об опасностях межзвездного перелета, о том, что  остаток  жизни
придется провести на поверхности  невероятно  тонкого  пузыря,  отозвалась
приступом агорафобии. Он  полез  было  во  внутренний  карман  за  золотой
авторучкой, но спохватился и снова взялся за штурвал.  Далеко  впереди  на
фоне голубого небосвода появилось дрожащее серебряное пятно.  Мэтью  узнал
транспортный  самолет,   курсирующий   между   центральным   клирингом   и
Виннипегом. Самолет медленно уплыл в сторону,  и  бортовой  микропроцессор
уведомил пилота о разрешении на взлет.
     Решив обойтись без  помощи  компьютера,  Мэтью  дал  команду  придать
крыльям-невидимкам нужную конфигурацию и увеличил тягу  двигателей.  Через
несколько секунд  он  уже  парил  над  сложным  переплетением  заброшенных
взлетно-посадочных полос Мэдисонского космодрома. Самолет  накренился,  и,
набрав высоту в несколько  сотен  метров,  взял  курс  на  зеленые  гребни
Аппалачей. Силовое поле,  заменявшее  крылья,  преломляло  свет,  и  тень,
украшенная  бахромой  солнечных  зайчиков,  состязалась   в   скорости   с
самолетом.
     Мэтью вспомнил, что он летит первый раз со  дня  инцидента  в  здании
мэрии...  рухнувшие  женщина  и  ребенок,  лица  пластмассовых   кукол   с
пластмассовыми глазами... Воспоминание  мешало  наслаждаться  полетом.  Он
любил стремительные бреющие полеты с отключенным автопилотом и получал  от
них, пожалуй, самое ценное  из  удовольствий,  которое  полностью  снимало
любое напряжение. Но в  это  летнее  утро  скорость  не  помогла.  Мрачные
призраки не отставали.
     Размеры взяток, которыми он должен был подмазывать чиновников,  чтобы
обеспечить бесперебойность своего нелегального бизнеса, росли  с  пугающей
быстротой; дело могло вскоре зачахнуть; любовницам не  нравился  спад  его
темперамента;  а  впереди  маячила  ответственность  за  уничтожение  двух
человеческих личностей. Стыдно признаться, но чувство вины и  страх  перед
Гарри Далленом, набрасывали темную завесу на его существование.  Фелицитин
приносил лишь кратковременное облегчение. Мэтью очень, очень устал...
     Он открыл глаза, и его взгляд уперся в зеленую стену. Прямо перед ним
был склон холма - он опрокидывался на него и рос на глазах,  заполняя  все
пространство.
     "Боже, я собираюсь умереть!"
     Осознав, где он и что происходит, Мэтью разразился  проклятиями.  Его
руки дернулись к штурвалу, но склон  холма  продолжал  нестись  навстречу,
огромный, жесткий, смертоносный, готовый превратить  человеческое  тело  в
кровавое месиво. От страха он вжался в кресло и рванул  штурвал  на  себя.
Зеленый склон все быстрее мчался прямо на него.  Сейчас  раздастся  взрыв.
Корпус самолета содрогался от  перегрузки,  но,  наконец,  машина  сделала
невозможное. Вверху появился край неба.
     Горизонт закачался и исчез под носом  самолета.  Целую  минуту  Мэтью
исходил потоком ругательств, его будто рвало бессмысленным  набором  слов,
сердце  бухало  и  резко  замирало,  как  захлебнувшийся   мотор,   рвущий
собственную оболочку Постепенно он расслабился, дыхание вернулось в норму.
Мэтью вытер ладонью холодный пот,  но  и  тогда  не  почувствовал  себя  в
безопасности. Он осмотрелся в кабине -  вроде,  все  в  порядке,  проверил
приборы и тут же понял: угроза исходит не от машины, источник опасности  -
он сам.
     В сознании засела мысль, которая закралась, когда он смотрел  в  лицо
смерти. В тот роковой миг возникло страшное, сладкое и позорное  искушение
бросить рычаги и врезаться в холм.  Он  едва  не  поддался  темной  волне,
поднявшейся из подсознания, едва не устремился к гибели.
     Мэтью  решил  обдумать  положение  беспристрастно.  Желание   умереть
представлялось ему пугающим и противоестественным, но странно  заманчивым.
Противоречие интриговало.
     Он не хотел умирать, но его притягивала перспектива небытия.
     Состояние небытия имело  множество  преимуществ.  Исчезли  бы  ночные
кошмары, прекратился бы ужас видений, заставляющих вскакивать  в  холодном
поту. Пропало бы чувство вины и опасений. Отпала бы необходимость  красть,
нужда обеспечивать свои потребности и привычки. Не надо было  бы  таиться,
лгать и пускать пыль в глаза, заставляя  людей  поверить,  что  он  именно
такой, каким кажется.
     Исчез  бы   страх   перед   космическим   полетом,   перед   гнетущей
бесконечностью Орбитсвиля.
     Не было бы ни будущего, ни прошлого. Короче,  не  было  бы  Джеральда
Мэтью - неудачника и труса, человека, который существовал  неизвестно  для
чего. И особой наградой, которую он получил бы сразу, была возможность  не
противиться  усталости,  преследовавшей  его   везде   и   всюду   подобно
крадущемуся зверю.
     Последнее соблазняло больше всего. Он мог начать сию же минуту ничего
не делать, просто расслабиться. Можно просто  закрыть  глаза,  скажем,  на
минуту, чтобы успеть понять, что за эту  минуту  изменилось,  и  запомнить
свои ощущения. От него не требуется никакого мелодраматического жеста. Это
больше походило на игру или эксперимент, который можно  прервать  в  любой
момент...
     Взглянув на индикатор скорости, Мэтью определил, что  самолет  делает
около тысячи километров в час. Он  ослабил  давление  на  штурвал,  закрыл
глаза и начал отсчитывать  секунды.  Тотчас  послышалось  гудение  силовой
установки, турбулентные потоки затрясли фюзеляж. Самолет вдруг ожил, начал
рыскать, клевать носом,  затанцевал,  с  трудом  балансируя  на  невидимой
воздушной опоре.
     Досчитав до двенадцати, Мэтью внезапно понял, что его глаза  открыты,
а машина все еще летит прямо и ровно.  Мир  не  изменился:  ни  девственно
чистая голубизна вверху, ни яркие луга, проносящиеся под  носом  самолета,
ни тонущие в зелени редкие фермерские  постройки  -  мимолетные  цели  для
воображаемого штурмовика времен Второй мировой войны.
     "Рискованная  высота,  -  произнес  он  мысленно.  -  Так   можно   и
разбиться".
     Мэтью  глубоко  вздохнул  и  решил  лететь  с  полной   концентрацией
внимания. Самолет продолжал нырять и взбрыкивать, попадая в воздушные ямы,
потом угомонился и полетел плавно и неощутимо.
     В кабине стояла духота, солнце мягко пригибало веки. Мэтью  несколько
минут сопротивлялся, пока не решил, что может,  не  подвергаясь  настоящей
опасности, закрыть глаза секунд на десять.  В  конце  концов,  это  просто
игра.
     Когда он смежил веки,  перед  ним  поплыла  розовая  бесконечность  с
красными и зелеными пятнами остаточной засветки. Он спокойно  досчитал  до
десяти. "Если я  сейчас  засну,  Гарри  Даллен  уже  никогда  до  меня  не
доберется.  Я,  конечно,  не  собираюсь  спать,  но  как  было  бы  хорошо
остановить бег по этим  бетонным  ступенькам,  не  нажимать  на  спусковой
крючок,  не  видеть  эту  женщину  с   ребенком,   забыть   их   идиотский
бессмысленный взгляд".
     Настойчивые сигналы с  приборной  доски  известили  Мэтью,  о  важных
изменениях, о которых ему необходимо знать.
     Однако он подождал еще пять секунд, после чего открыл глаза и  увидел
травинки на склоне холма, заполнившего собою все пространство.
     Мэтью успел ощутить прилив блаженной радости и благодарности  за  то,
что абсолютно ничего уже не может сделать.
     "Как просто", - подумал он. В это мгновение самолет взорвался.
     "Просто как..."

                                    12

     Вскоре Даллен понял, что убийство - дело необычное, и обдумать, а тем
более осуществить его будет особенно трудно.  Трудность  заключалась  и  в
абсолютной новизне задачи, и в прочно укоренившихся моральных принципах. И
то, и другое заставляло его разум буксовать.
     "Нет, невозможно. Недопустимо, каковы бы  ни  были  мотивы..."  Мысли
сталкивались  и  беспорядочно  метались  в  голове.  Кроме   того,   нужно
инсценировать случайную смерть. Явное убийство повлекло бы  расследование,
которое наверняка открыло бы обстоятельства роковой встречи Мэтью с  Коной
и Микелем на безлюдной северной лестнице, а от них - прямой путь  к  Гарри
Даллену. Простая полицейская логика.
     Последующее наказание само по себе не казалось ему тяжелым. Ссылку на
Орбитсвиль Даллен ссылкой не считал. Но это разлучило бы  его  с  Коной  и
Микелем,  добавив  к  прежним  страданиям  новые.  Мэтью  должен  умереть,
сознавая, что это не просто смерть,  но  казнь,  хотя  для  остальных  она
должна  выглядеть  несчастным  случаем.  Такая  задача  была   связана   с
практическими трудностями.
     Раздраженный и озабоченный, Даллен забрел на кухню,  где  Бетти  Нопп
готовила завтрак. Она по собственному желанию приходила три раза в  неделю
и тянула воз домашних дел, которыми уже не могла заниматься  Кона.  Работу
она выполняла добросовестно,  но  почти  всегда  молча.  Даллен  испытывал
глубокую благодарность к этой простой женщине средних лет, однако так и не
смог наладить с нею отношения. Заметив, что  его  присутствие  мешает,  он
вернулся  в  комнату.  Кона  смотрела  в  окно,  из  которого  открывалась
перспектива Северного холма. С помощью Бетти волосы Коны были расчесаны  и
уложены в изящную строгую прическу, а поза напоминала ту,  в  которой  она
стояла и раньше, когда тосковала по дому после приезда с Орбитсвиля.
     Даллен поддался воображению и, представив себе прежнюю Кону,  подошел
к ней сзади и обнял. Она тут же повернулась и прижалась к нему, заворковав
от удовольствия, и только  запах  шоколада  нарушал  иллюзию.  Он  смотрел
поверх ее головы на далекое  здание  городского  управления,  не  в  силах
совладать со своим разумом, который рвался назад. Если бы в тот день он не
договорился с Коной позавтракать! Если бы он находился в своем офисе! Если
бы  она  пошла  через  главный  вход!  Если  бы  Мэтью  уничтожил  монитор
департамента снабжения часом или минутой позже.
     Внезапно Даллен почувствовал, что Кона проявляет  неуместный  пыл.  В
первую секунду он едва не поддался искушению, но  тут  же  накатила  волна
отвращения к самому себе, и он отпрянул от жены. Кона, хихикая,  двинулась
следом.
     - Прекрати! - крикнул он, держась от нее на расстоянии. - Нет,  Кона,
нельзя!
     Она подняла глаза,  реагируя  на  интонацию,  и  лицо  ее  исказилось
капризно-злобной гримасой. Кона упрямо шагнула к нему. Тут в комнату вошла
Бетти Нопп с подносом, недоуменно остановилась и хотела выйти.
     - Подождите! Дайте поднос, - грубо сказал он, толкая Кону в кресло.
     От неожиданности или боли Кона разразилась громким плачем, который, в
свою очередь, вызвал возглас удивления у Бетти - первый  звук,  услышанный
от нее в этот день. Она встала перед  Коной  на  колени  и  попыталась  ее
отвлечь, постучав по подносу тарелкой с чем-то желтым  и  клейким.  Даллен
беспомощно посмотрел на двух женщин,  потом  круто  повернулся  и  включил
головизор.
     -  Говорите,  пожалуйста,  -  разрешил  он  появившемуся  изображению
худощавого, седобородого человека.
     Даллен опустился в кресло и сложил руки на груди, но  вдруг  осознал,
что это изображение Карала Лондона.
     - ...было шестьдесят с небольшим, - говорил  диктор  теленовостей.  -
Причиной смерти послужил сознательный  отказ  от  лечения  легких.  Доктор
Лондон был хорошо известным в общественных кругах Мэдисона  филантропом  и
основателем фонда  "Анима  Мунди"  -  организации,  ставящей  своей  целью
распространение экзотической смеси науки  и  религии.  Именно  в  связи  с
работой для фонда, он два года назад отправился на  Оптима  Туле.  Имеются
неподтвержденные данные, что своеобразный эксперимент, задуманный доктором
Лондоном для доказательства одной из его теорий...
     - Мистер Даллен! - Перед ним,  как  по  волшебству,  появилась  Бетти
Нопп, упоров кулаки в бедра и расставив локти. - Надо что-то делать.
     - Подождите две минуты, тут важное сообщение,  -  раздраженно  бросил
он.
     -  Я  не  собираюсь  ждать  ни  минуты!  Вы  должны  выслушать   меня
немедленно! - Бетти,  молчавшая  неделями,  вдруг  превратилась  в  мощный
генератор шума. - Я не потерплю начальственных окриков ни от  вас,  ни  от
кого другого.
     - Пожалуйста, дайте мне дослушать только это известие, и я...
     - Если вы считаете себя такой персоной, что говорить со мной  -  ниже
вашего достоинства, тогда свяжитесь с клиникой и попросите  прислать  сюда
кого-нибудь более подходящего. Почему вы этого не делаете?
     Желая задобрить Бетти,  Даллен  встал,  но  добился  лишь  того,  что
привлек внимание  Коны,  которая  немедленно  начала  колотить  ложкой  по
подносу.  Уровень  шума  в  комнате  достиг  критического  порога.  Даллен
бросился за дверь, вбежал по лестнице в  свою  спальню  и  включил  второй
головизор. Передача местных новостей продолжалась, но  говорили  теперь  о
закрытии  отелей.  Даллен  попытался  включить  устройство  десятиминутной
памяти и тихо, но яростно выругался, вспомнив, что оно давно  нуждается  в
ремонте.  Однако  оказалось,  что  его  мозг  не  утратил  способности   к
логическому мышлении.
     Из услышанного следовало, что Карал Лондон мертв.  Даллена  беспокоил
странный эксперимент. Диктор упомянул о  нем,  неужели  получены  какие-то
результаты? Абсурд: идея умершего ученого  преодолевает  световые  годы  и
физически воздействует  на  материальный  объект,  находящийся  на  Земле.
Почему это его так интересует? Не поторопился ли кто-нибудь,  связанный  с
фондом "Анима Мунди", предупредить слухи об отрицательном результате?
     "Почему, - думал  он  с  досадой,  -  почему  я  все  время  к  этому
возвращаюсь?"
     На площадке перед усадьбой Лондонов уже стояло пять  машин,  и  среди
них  неизбежный  золотистый  "Роллак".  Даллен  вошел  через  гостеприимно
открытую парадную дверь в пустой холл и повернул  налево,  чтобы,  миновав
жилые  комнаты,  попасть  в  студию.  Послеполуденное  солнце   превратило
фантастическое мозаичное панно  в  многоцветную  огненную  завесу.  Даллен
торопливо вышел в коридор и, остановившись  перед  домашней  лабораторией,
услышал доносящиеся оттуда голоса. Возле витрины с  шестью  металлическими
сферами толпилось человек десять. В лаборатории горел только один  тусклый
светильник. Когда глаза привыкли к полутьме, Даллен отыскал взглядом белую
фигуру Сильвии и стоящего у нее за спиной Ренарда. Сильвия чуть сутулилась
и обнимала себя за плечи, словно стараясь согреться. Даллен знал, что  она
плачет. Он задержался на пороге, но тут его окликнул Ренард.
     Чувствуя  на  себе  любопытные  взгляды,  он  вошел   в   комнату   и
присоединился к зрителям, которые снова  уставились  на  первую  из  шести
сфер. Молчание затянулось,  вызывая  у  Даллена  досаду  и  разочарование.
Создавалось впечатление, будто эти люди ждут знака, доказательства, что их
учитель продолжает  существовать  в  форме  квазисгустка  нерегистрируемых
виртуальных частиц.
     Их наивность выводила Гарри  из  себя,  хотя  он  сам  был  столь  же
наивным, иначе остался бы дома.  Или  нет?  Оказывается,  он  человек  без
совести и чувства собственного достоинства,  поэтому,  наверное,  узнав  о
смерти Лондона, он приехал сюда, чтобы как можно скорее увидеть его  жену.
По-видимому, сработало  подсознание,  ведь  осознанно  Даллен  мог  только
презирать подобное поведение.
     Злясь на себя, он начал соображать как бы  незаметнее  скрыться,  но,
судя по всему,  это  было  невозможно.  Даже  Ренард  погрузился  в  почти
благоговейное созерцание слабо  поблескивающей  сферы,  окруженной  иглами
датчиков. "Не пора ли подкатиться к Сильвии, раз  Карал  ушел  с  дороги?"
Подобный эгоизм вызвал уже не просто злость на себя, а настоящий гнев.
     Даллен повернул к  выходу,  и  в  это  мгновение  над  первой  сферой
вспыхнула голубая люминесцентная трубка.
     Никто  не  шелохнулся.  Стояло  гробовое  молчание.  Мертвенный  свет
превратил людей в манекены. Потом он поблек, и трубка погасла, по  комнате
пронесся порыв судорожных вздохов, все  начали  разом  кашлять,  говорить,
кто-то нервно, но торжествующе рассмеялся. Даллен не  отрывал  взгляда  от
гладкой сферы и пытался настроить себя на ломку старого мировоззрения.
     Если короткая вспышка люминесценции означает то, что должна означать,
то Карал Лондон действительно находится  в  этой  комнате.  Следовательно,
освобожденному от бренного  тела  физику  удалось  преодолеть  межзвездное
пространство и каким-то непостижимым способом исказить гравитационное поле
вблизи полированной сферы.
     Фотонное сообщение свидетельствовало о том, что человеческая личность
продолжает жить отдельно от тела. Это означает возможность бессмертия.
     Даллен содрогнулся. Может ли  он  сейчас  быть  уверенным,  что  Кона
Даллен, на которой он когда-то женился, тоже существует в ином  физическом
пространстве? Или по  теории  Лондона  нападение  на  ее  физический  мозг
равносильно нанесению вреда ее сапионному двойнику? Значит...
     - Я жертва научного  изнасилования,  -  прошептал  Ренард,  появляясь
возле Даллена. - Старый Карал перечеркнул половину моего в высшей  степени
целомудренного, дорогостоящего образования.
     Даллен кивнул, глядя  на  Сильвию,  выходящую  из  комнаты  вместе  с
остальными гостями, которые пытались говорить с ней все одновременно.
     - Куда они? Почему не хотят подождать, не  произойдет  ли  что-нибудь
еще?
     - Ждать больше нечего, прошел пятый сигнал. Сильвия разве не сказала?
По  условию  эксперимента  Карала  каждый   доброволец,   должен   послать
определенное количество импульсов, иначе их нельзя будет различить.
     Ренард тихо, без обычного своего вульгарного ерничества объяснил, что
первый сигнал зарегистрирован четыре  часа  назад.  Получив  его,  Сильвия
оповестила некоторых членов фонда, и они  в  соответствии  с  выработанным
планом отправили тахиограмму по адресу Карала  Лондона  в  Порт-Нейпир  на
Орбитсвиле. Немедленно пришло ответное сообщение о том, что Лондон  только
что скончался. Для большинства адептов паранормальных идей  это  послужило
бы достаточным доказательством, но Лондон хотел большего - ему требовалась
повторяемость  результатов.  Полученное  заранее  определенное  количество
сигналов  должно  было,  во-первых,  снизить  вероятность  неудачи   из-за
капризов оборудования и, во-вторых, показать,  что  дискарнатный  разум  в
состоянии  мыслить  аналогично  человеческому,  и   время   в   ментальном
пространстве течет с той же скоростью, что и в нормальном мире.
     - Меня от всего этого воротит,  -  заключил  Ренард,  -  но  вынужден
признать правоту замечательного доктора Лондона и принести извинения.
     - А ты не опоздал?
     - Нисколько. - Ренард повернулся к опустевшей комнате и простер к ней
руки. - Карал, старый хрыч, ты - не такой чокнутый, каким выглядел.
     - Очень убедительно, - сказал Даллен.
     - Это последнее, что я могу для него сделать, старик. Не каждый  день
кто-нибудь делает одолжение, оставляя тебе  свою  жену.  Я  упоминал,  что
Сильвия собирается со мной на Большой О?
     Сердце Даллена застучало.
     - Должно быть, вылетело из головы.
     - Прекрасный самоконтроль, Гарри. Ты даже глазом не моргнул. - Теперь
главная забота Фонда - донести до умов радостную новость, значит.  Сильвии
нет никакого смысла торчать на Земле в ожидании, пока кто-нибудь  надумает
повторить  эксперимент.  Все  крупные  научные  центры  -  на  Орбитсвиле,
поэтому...
     - Она обратится в них сама?
     - Только как номинальный руководитель Фонда - и  это  как  раз  такая
работа,  для  которой  она  создана.  Все  остальное  делают  и  объясняют
квалифицированные физики из Фонда. - Он подмигнул. -  А  я  обеспечу  всем
бесплатные места на корабле, чтобы показать, какой я глубоко порядочный.
     - Ну, разумеется.
     Даллен не собирался участвовать в этих играх и направился к двери.
     - Постой минуту, Гарри. - Ренард преградил ему путь. - Почему  ты  не
хочешь вернуться с нами в Орбитсвиль? Что тебе с  семьей  делать  на  этом
чавкающем коме грязи? За пару дней я погружу свои образцы, и в путь.
     - Спасибо, я этим не интересуюсь.
     - Бесплатная поездка, старик. Без задержек. Подумай.
     Даллен подавил приступ антипатии.
     - Если я спрошу, зачем я тебе, ты дашь мне прямой ответ?
     - Прямой ответ? Что за максимализм!  -  В  глазах  Ренарда  вспыхнули
насмешливые искорки. - Ты ведь  не  поверишь  в  мою  искреннюю  любовь  и
желание помочь тебе?
     - Придумай что-нибудь еще.
     - Гарри, нельзя быть таким несговорчивым. А если  я  хочу  иметь  под
боком человека, с которым мог бы соперничать? Ты самый подходящий кандидат
на эту роль. Я как-то говорил тебе, что вселенная заботится обо мне и дает
мне все, чего я хочу, все лучшее. Только это надоедает.  Ну,  например,  я
знаю, что получу Сильвию... Я не могу ее упустить...  Но  если  ты  будешь
рядом, то иллюзия конкуренции сделает нашу жизнь куда интереснее. Как тебе
это объяснение?
     - Звучит странновато, - ответил Даллен. -  Признайся,  ты  наглотался
фелицитина?
     Ренард покачал головой.
     - Я сказал правду  и  не  позволю  тебе  выйти  отсюда,  пока  ты  на
согласишься лететь со мной к Орбитсвилю.
     - Это посягательство на свободу.
     Даллен добродушно усмехнулся, маскируя  желание  врезать  Ренарду  по
морде. Он шагнул было вперед, но вдруг до них донесся  беспорядочный  шум:
испуганные голоса, звук ударов, звон разбитого стекла. Ренард повернулся и
быстро  пошел  по  коридору,  Даллен  поспешил  следом.  Грохот  и   крики
нарастали. Кажется, смятение происходило в студии. Опять  послышался  звон
бьющегося стекла. Даллена охватило дурное предчувствие.
     Вбежав в студию, он с трудом протиснулся сквозь толпу  гостей.  Никто
уже не кричал, все молча наблюдали  за  происходящим.  В  центре  внимания
находилась Сильвия. Размахивая длинной стальной полосой, она крушила  свое
мозаичное панно.
     С каждым ударом от уникального творения отлетали крупные куски, искры
цветных  бриллиантов  осыпались,  словно  водяные  брызги.  Одним  взмахом
Сильвия уничтожала целые галактики и звездные скопления, рубила и колола.
     Даллен  ужаснулся.  "Четыре  года  труда!...  Три  миллиона  кусочков
смальты!... - вторя  ударам,  перечислял  Даллен  потери.  -  Прошу  тебя,
Сильвия, не зачеркивай собственную жизнь!" - мысленно взмолился он.
     Он хотел ринуться вперед и остановить ее. Но его удержала боязнь  без
спроса вторгнуться в чужие переживания. Все, что он мог - это  смотреть  и
ждать, пока Сильвия выдохнется.
     Она широко размахнулась, целясь в верхнюю часть трилистника,  но  тут
стальная полоса согнулась. Сильвия отбросила бесполезное орудие и, постояв
немного с опущенной головой, повернулась к гостям.
     - Это был мемориал, - сказала она отрешенным  голосом.  -  Каралу  не
нужен мемориал. Он не умер.
     - Пойдем со мной, - стала уговаривать ее Либби Эззати,  по-матерински
обнимая Сильвию за плечи. - Тебе нужно прилечь.
     - Да, да, - согласился Питер  Эззати,  который,  по-видимому,  только
приехал.
     Эззати вырядился в строгий темный костюм, к которому  добавил  черную
креповую повязку. Он подошел к Сильвии  с  другой  стороны,  чтобы  помочь
вывести ее из студии, однако  она  вцепилась  в  его  нарукавную  повязку.
Толстяк отшатнулся.
     - Снимите эту дрянь! - вдруг визгливо закричала она. - Не доходит? Вы
так глупы, что не можете понять?
     - Ну,  ладно,  будет,  будет,  -  успокаивала  ее  Либби  и,  проявив
неожиданную силу, подняла Сильвию на руки и унесла в жилую часть дома.
     Даллену показалось, что Сильвия искала его взглядом,  но  две  другие
дамы, опомнившись, пришли Либби на помощь и  загородили  ее.  Он,  застыв,
смотрел им вслед, когда  большой  кусок  смальты  запоздало  отвалился  от
распотрошенного панно и с треском обрушился на пол. Звон  и  грохот  вывел
гостей  из  транса,  все  разом  заговорили,  торопясь  поделиться  своими
впечатлениями.
     - Как тебе комедия, а? - промурлыкал над ухом Даллена Ренард. -  Сама
Электра вряд ли устроила бы лучшее представление.
     Даллен отметил про себя, что Ренард холоден и совершенно не  огорчен.
Вызванный каким-то умопомрачением акт варварского разрушения  произведения
искусства лишь позабавил его.
     - Рик, ты делаешь честь человеческому роду.
     - Что ты пытаешься сказать, старик?
     -  То,  что  ты  мне  не  нравишься,  и  я  борюсь  с  собой,   чтобы
предотвратить логически вытекающие из этого последствия.
     Ренард довольно ухмыльнулся.
     - А для кого из нас они, по-твоему, опасны?
     - Счастливого путешествия на Орбитсвиль.
     Даллен повернулся и чуть не врезался в запыхавшегося  Питера  Эззати,
который поправлял свою повязку и выглядел взволнованным.
     - Смерть Карала... эксперимент... Сильвия... Я опоздал...  следил  за
новостями  из  Орбитсвиля...  Эти  зеленые  полосы...  Они  должны  что-то
означать, Гарри. У меня дурные предчувствия.
     - Какие зеленые полосы? - Даллен уже был переполнен  информацией,  но
что-то в тоне Эззати побудило его все-таки задать вопрос.
     - А вы  не  следили  за  последними  новостями?  Обнаружены  какие-то
зеленые светящиеся полосы, которые  медленно  дрейфуют  по  оболочке  -  и
снаружи и внутри. Поначалу думали, что их число не меняется, но  потом  их
стало все больше и больше, они уже сливаются.
     - Может, это разновидность ионизационного эффекта? Вроде ауры?
     Эззати отрицательно покачал головой.
     - Научная комиссия объявила, что зеленые полосы не регистрируются  ни
одним  прибором,  за  исключением  фотооптических.  Свечение  видно,  если
смотреть непосредственно на оболочку, вот и все.
     - Тогда оно не может стать слишком сильным.
     - Отмахнуться проще всего, - хмуро сказал Эззати. - Не  нравится  мне
это, Гарри. Ведь считалось, что материал оболочки абсолютно стабилен.
     - Вы полагаете, он взорвется?
     Как уроженец Орбитсвиля, пролетевший миллионы километров над зелеными
равнинами, горами и  морями  Большого  О,  Даллен  проникся  незыблемостью
гигантского шара. Однако  на  Земле  он  заметил,  что  люди,  никогда  не
бывавшие там, не могут осознать его масштабы, поэтому думают о нем, как об
огромном металлическом воздушном шаре. Они  говорили:  "в  Орбитсвиль,  из
Орбитсвиля", а не "на Орбитсвиль, с Орбитсвиля", как коренные жители.
     Ничто не могло заменить непосредственный  взгляд  на  сферу  с  борта
корабля. Большой О  устрашал,  но  одновременно  успокаивая,  и  никто  из
увидевших его впервые, уже не смог остаться прежним.
     - Я не утверждаю, что он взорвется, но... - Эззати замолчал и склонил
по-птичьи голову. - Я хотел сообщить вам еще кое-что. Последние дни вы  не
приходили в офис, и, думаю, не слышали о Джеральде Мэтью.
     - Мэтью? - Даллен постарался, чтобы его голос не дрогнул. - А  в  чем
дело?
     - Сегодня утром он  вылетел  к  западному  побережью,  но  улетел  не
слишком далеко: самолет сейчас находится где-то около Монтгомери.
     - Вынужденная посадка?
     -  Мягко  сказано.  Компьютер  проанализировал   данные,   переданные
бортовым радиомаяком. Похоже, самолет врезался в холм.
     Новость оглушила Даллена, не оставив камня на камне от его  намерений
и планов на ближайшее будущее. Вместо удовлетворения мысль о гибели  Мэтью
вызвала чувство  потери.  Это  было  несправедливо:  преступник,  запросто
уничтоживший двух человек, так легко, так быстро ускользнул, не успев даже
испугаться приговора, не взглянув в глаза своему палачу.
     - Вам точно известно?.. - Даллен проглотил комок в горле. - Что Мэтью
умер?
     - Смотрите, чтобы Сильвия не услышала. - Эззати улыбнулся и  потрепал
Даллена по  руке.  -  Смерть  отныне  под  запретом,  употребляйте  термин
"дискарнация". Можете сказать, что глупый Мэтью опрометчиво  дискарнировал
в расцвете лет.
     - Мне кажется... Трудно поверить, -  произнес  Даллен.  Он,  наконец,
обрел способность обдумать свое положение в новых обстоятельствах.  Смерть
Мэтью сняла с него ужасную ответственность, ведь он скрыл имя преступника,
освободила от других обязательств, о которых Даллен до сих пор старался не
думать.
     Эззати с беспокойством поглядел на него.
     - Послушайте, Гарри. Я не хотел, чтобы это прозвучало  непочтительно.
Мэтью был вашим другом?
     - Нет, нет, все в порядке. Мне пора домой.
     Гарри вышел на улицу и направился к машине. Он  понял,  что  до  этой
минуты не  видел  ничего  вокруг,  не  слышал  чистых  звуков,  не  вдыхал
настоящих запахов. Он осознал, что действительно собирается домой.  Они  с
Коной и Мики слишком долго пробыли на Земле.

                                    13

     Вселенная представляла собой чашу из чистого голубого стекла.
     В чашу  кто-то  бросил  три  предмета,  которые  лежали  на  выгнутом
лазурном дне. Самым заметным был сияющий  яркий  объект,  который  вызывал
мучительную боль в глазах. Он решил, что  это  солнце.  Маленький  бледный
полумесяц почти терялся в яростных потоках света. Наверняка,  неизлучающее
тело - планета или луна.
     Другой выглядел гораздо крупнее  и  не  имел  строгой  геометрической
формы.  Туманный  белый  лоскут  со  следами  перистой  структуры.   После
некоторого размышления он узнал в нем облако.
     Последовала  быстрая  ассоциация:  атмосфера...   влага...   дождь...
земля... растительность...
     "Я жив!"
     От этой удивительной мысли Мэтью вскочил,  задыхаясь  от  потрясения,
сделал несколько слабых попыток бежать сразу  в  нескольких  направлениях,
словно дичь, угодившая в ловушку. Потом он понял, что  ужас,  таившийся  в
его мозгу, уже настигавший его, теперь исчез. Заслонив  глаза  от  солнца,
Мэтью впервые почти спокойно посмотрел вокруг и увидел освещенный  солнцем
склон холма.
     По  всему  склону  были  разбросаны  багровые  и  золотистые  обломки
самолета. От энергетической установки  поднимались  султаны  дыма,  сочная
трава вокруг  пожухла,  но  не  загорелась.  Остроконечный  нос,  лишенный
оболочки, остался самой крупной деталью фюзеляжа, пережившей столкновение.
Недалеко от открытой кабины, похожей на жеванную сигару,  валялись  рваные
лоскуты  обугленной  кожи,  кучи  металлического  лома,  битого  стекла  и
обрывков кабеля. Снизу вверх  по  склону  тянулся  глубокий  ровный  шрам,
словно какой-то великан вспахал плугом огромную прямую борозду.
     Мэтью  нервно  рассмеялся.  Звук  мгновенно  потонул   в   окружающем
безмолвии. Он сам поразился, как  безумно  прозвучал  его  смех.  Осмотрев
себя, он обнаружил множество дыр в кожаной куртке, перемазанной  землей  и
соком травы. Пульсирующая белье теле свидетельствовала о том, что дня  два
он  едва  ли  сможет  вести  нормальный  образ  жизни,  но  главное  -  он
сверхъестественным образом остался практически невредимым.
     На него вдруг нашел благоговейный страх, ноги подогнулись, и он  упал
на колени.
     "Я должен был умереть!"
     Мэтью  вспомнил,  что  пытался  покончить  жизнь  самоубийством.  Это
изумило его почти так же сильно, как и чудесное спасение. Нельзя придумать
ничего  глупее  и  бессмысленнее,  чем  обрывать  собственную   жизнь,   в
особенности,  если  будущее  столько  всего  обещает.  Наверное,   имелось
единственное  правдоподобное  объяснение:  в  последнюю  секунду   безумие
отпустило его, он успел передать управление автопилоту.  Что  же  побудило
Мэтью к самоубийству?
     В сознании возник образ Гарри Даллена, - смуглой Немезиды с  сильными
мускулами, неутомимого преследователя с красивым, но  холодным  и  суровым
лицом, убийственным, праведным гневом в глазах...
     Неужели причина в нем? В страхе перед  Гарри  Далленом,  усугубленном
изматывающими угрызениями совести?
     Мэтью  добросовестно  обдумал  ситуацию   и   почувствовал   растущее
недоумение. Происшествие с миссис Даллен и ее сыном, несомненно,  угнетало
его все последние дни, но для самоубийства нужны более  веские  основания,
чем страх возмездия. Сейчас он совершенно не опасался Даллена -  ведь  тот
никак не мог связать трагедию своей  семьи  с  Мэтью.  Джеральд  вел  себя
крайне осторожно и,  тщательно  уничтожая  все  следы,  не  опасался,  что
начальство узнает об использовании имущества  Метаправительства  в  личных
целях. Он  досконально  продумал  способ  уничтожения  памяти  монитора  и
чувствовал себя в полной безопасности. Правда, досадный инцидент  с  Коной
Даллен и ребенком чуть не пустил его усилия насмарку, но все обошлось. Это
вышло случайно. Удача тогда явно отвернулась от них, собрав  их  вместе  в
самый критический момент. Джеральд поступил так, как должен был поступить,
он действовал, защищая себя, не больше и не меньше.  Прискорбно,  конечно,
что два человека пострадали, но это ведь совсем не убийство.  Вместо  двух
потерянных  человеческих  личностей  возникли  две  новые;  таким  образом
равновесие  в  мире  сохранилось.  А  потому  Мэтью  нет  никакого  резона
обременять себя чрезмерным раскаянием.
     Если кто и заслуживает  порицания,  так  это  бессовестные  химики  и
торговцы, которые заламывают несусветные цены за ничтожное количество...
     Он встал на ноги, запустил руку во внутренний карман. Чудесная  ручка
уцелела. Повернув колпачок, он накачал туда  волшебных  чернил,  но  вдруг
замер и недовольно нахмурился.
     Неожиданно он сломал ручку пополам и зашвырнул  ее  далеко  в  траву,
успев отвернуться, чтобы не видеть, куда упали обломки. Он со страхом ждал
наступления  панической  реакции,   но   вместо   нее   тело   наполнилось
восхитительной легкостью, а на душу снизошел блаженный покой.
     - Может, я умер, - громко сказал он и потряс головой.
     Его жест настолько не соответствовал его представлению о самом  себе,
что казался навязанным извне. Неужели ему никогда  больше  не  понадобится
фелицитин? Новые ощущения  требовали  времени,  чтобы  их  переварить.  Он
больше не наркоман!
     Чувство уверенности не пропало, даже когда  Мэтью  решил  рассмотреть
дело с точки зрения медицины. У каждого наркомана существует личный график
приема доз, и Джеральд никогда не слышал об ослаблении тяги  к  фелицитину
или об излечении без  посторонней  помощи.  Любые  планы  на  ближайшее  и
отдаленное будущее, сама судьба Мэтью были предопределены  пристрастием  к
наркотику. И вдруг в один миг он избавился от зависимости.
     Шипение  энергетической  установки   привлекло   внимание   Мэтью   к
разбросанным обломкам, и его  вновь  охватило  изумление.  Как  он  выжил?
Должно быть, рельеф местности в  точности  повторял  траекторию  самолета,
Мэтью получил секунды вместо микросекунд, а трава и почва, поглотив  часть
кинетической энергии, сохранили ему жизнь. Среди авиаторов ходили предания
о таких маловероятных событиях. Мэтью  остро  ощущал  сверхъестественность
произошедшего. Будь он верующим, упал бы на колени и вознес  благодарность
Господу.
     Перед Мэтью, однако, стояли земные проблемы: сколько времени потратит
он на возвращение в Мэдисон, чтобы продолжить там важное дело.
     Он был один. Вокруг расстилалось море зеленой растительности,  бывшее
некогда Алабамой.
     Ближайший населенный пункт, вероятно, и  есть  Мэдисон,  до  которого
несколько  сотен  километров,  поэтому  бессмысленно  удаляться  от  места
катастрофы,  пешком  все  равно  не  дойти.  Кроме  того,  единая  система
управления  полетами  была  связана  с  бортовыми   компьютерами   каждого
летательного аппарата. Следовательно, компьютер транспортного департамента
в Мэдисоне сразу зарегистрировал аварию и, по идее,  спасательная  команда
уже в пути.
     Коротая ожидание, Мэтью  решил  размяться,  прогуливаясь  у  подножия
холма. Не успел он закончить  второй  круг,  как  его  внимание  привлекло
пульсирующее пятнышко над самым горизонтом.
     С минуту Мэтью наблюдал за растущими  очертаниями  флайера,  пока  не
понял, что это спасательный корабль.
     И  тут  его  ошеломило  новое  открытие.  Когда   Мэтью   очнулся   и
почувствовал себя относительно неплохо, он решил,  что  его  лишь  немного
контузило. Но раз прибыли спасатели, значит, без  сознания  он  провалялся
около  получаса.  В  этом  случае,  как  следовало  из  его  поверхностных
медицинских познаний, у него  должна  быть  невыносимая  головная  боль  и
тошнота. Мэтью ощупал голову, почти уверенный, что обнаружит не замеченную
раньше опасную рану. Однако убедился в полной своей невредимости.
     Его размышления прервал рев двигателей. Флайер вдруг  оказался  прямо
над местом  катастрофы  -  неуклюжий,  ощетинившийся  подъемным  краном  и
другими  вспомогательными  механизмами.  Зависнув  на   пятидесятиметровой
высоте,  аппарат  оперся  на  воющие  реактивные   струи   и   вертикально
приземлился.  Трава  вокруг  места  посадки  горела,  пока  двигатели   не
заглохли. В брюхе флайера открылся, скользнув в сторону, люк, из  которого
выпрыгнули четверо, один с носилками, и добежали в его сторону.
     Мэтью пошел навстречу спасателям, подавляя  смех,  потому  что  успел
заметить их изумленно вытаращенные глаза и отвисшие челюсти.
     Мэтью не  пил  бренди  уже  несколько  месяцев  и  сейчас  нашел  его
необычайно приятным. По телу  разливалось  тепло,  а  тем  временем  внизу
проплывала земля.
     Обследовав его ручным  сканером  и  даже  установив,  что  внутренних
повреждений нет, медики настаивали, чтобы Мэтью лег в койку и  не  вставал
весь обратный путь до Мэдисона. Однако он добился своего, и ему  позволили
занять пассажирское кресло в задней части кабины, где он и сидел сейчас  в
гордом    одиночестве.    Взгляды    врачей     и     экспертов-спасателей
свидетельствовали  о  том,  что  они  еще  не  оправились  от  потрясения,
обнаружив Мэтью живым.
     Расслабляющее действие бренди привело Мэтью в благодушное настроение,
он развлекался, рисуя себе шок медиков, при известии о втором чуде. Прошел
уже целый час, однако Джеральда не  тянуло  к  фелицетину.  Он  знал,  что
излечился от наркомании, которая так нелепо исковеркала его  жизнь,  обрел
свободу. Его больше не страшило будущее.
     Дверь кабины управления скользнула в сторону,  и  в  салоне  появился
член экипажа с радиофоном. Когда Мэтью поднес трубку к уху, Брайсленд  уже
говорил.
     - ...главное, что с тобой все в порядке,  Джеральд.  Это  само  собой
разумеется. Для всех нас большое облегчение, что ты не пострадал...  А  то
здесь говорят... будто ты попал в аварию!
     - Верно говорят, Фрэнк, -  ответил  Мэтью,  угадав  истинную  причину
беспокойства мэра. - Самолета больше нет.
     - Но если ты почти не пострадал...
     - Я очень везучий,  Фрэнк,  а  самолет  превратился  в  металлическое
конфетти. - В трубке слышалось тяжелое дыхание шефа. Мэтью выдержал паузу,
представляя себе, как тот ловит ртом воздух, и решил расставить точки  над
"i". - Я рад, что все произошло именно так.
     - Само собой разумеется. Только... Не хотелось бы  торопить  события,
Джеральд, но ко мне уже заглядывали ребята из департамента  страхования...
Виноваты приборы управления?
     - Нет. Я уснул.
     - Значит, автопилот вышел из строя.
     - Я его отключил.
     - О! - Последовала новая пауза. Когда Брайсленд заговорил, из  трубки
повеяло холодком. - Ты поступил не очень благоразумно.
     - Скажите уж: "глупо". Черт меня дернул. Чуть не  отправился  на  тот
свет.
     Брайсленд наконец обрел дар речи.
     - Джеральд, ты как будто веселишься?
     - А как же. -  Мэтью  отхлебнул  бренди.  -  У  меня  тут  бесплатная
выпивка. Накачаюсь до беспамятства, чтобы забыть...
     - Надеюсь, твое поведение объясняется тем, что ты  еще  не  пришел  в
себя после пережитого.
     - Нет, шеф, мне не дает покоя мысль о вас. Поэтому я и хочу забыться.
Вам теперь придется топать в мэрию пешком, словно  простому  смертному.  Я
просто в отчаянии, Фрэнк, я схожу с ума.
     - Похоже, - зловеще сказал Брайсленд. - Ладно, может, со временем  ты
вернешься на службу, когда я подыщу тебе местечко, где не требуется ума.
     - Кто вам сказал, что я собираюсь вернуться? - Мэтью положил  трубку,
понимая, что фактически расплевался с мэром, но раскаяния не почувствовал.
Недавно  перспектива  увольнения  ужаснула  бы  его,  но  сейчас  оставила
совершенно равнодушным. Он больше не нуждался в  работе  и  в  возможности
брать взятки, потому что больше не нуждался  в  фелицитине.  Но  ведь  так
бывало и раньше, он временно терял интерес к дозам. А  вдруг  сейчас  тоже
временно? Реакция на смертельную опасность. Очищение смертью. Вдруг  через
несколько часов начнется ломка?
     Вопрос был вполне  уместный,  и  в  какой-то  момент  Мэтью  едва  не
охватила паника, но все прошло. Как будто язык колокола качнулся и тут  же
замер.
     "Ничто больше не держит меня на Земле, - подумал Мэтью. - Я больше не
боюсь возвращения на Орбитсвиль".
     Мысль о возвращении  на  родину  казалась  странной,  пожалуй,  самой
странной в череде превращений, которые претерпели в тот день его  организм
и внутренний мир. К тому же она казалась  необыкновенно  притягательной  и
привела Мэтью в состояние эйфории, словно доза фелицитина.  Его  жизнь  на
Земле  повторяла  в  миниатюре  историю  всего  человечества   -   историю
бесполезных трат, неудач и тщетных усилий, которые завели его в тупик.
     Быть может, бегство на Оптима Туле означает для него то же самое, что
для всей человеческой расы - возрождение, радикальный поворот, новый  путь
от тьмы к свету.
     Решение пришло мгновенно.
     Мэтью отставил стакан. Он собрался на Орбитсвиль,  но  это  намерение
сопряжено с определенными практическими трудностями. Благоразумнее было бы
не портить отношения с мэром, а изящно обойти обычный  порядок,  требующий
предупреждения за три месяца, и  снять  с  банковского  счета  кругленькую
сумму. Однако такой путь сейчас казался невыносимо долгим. Мысленно  Мэтью
уже расстался с Землей, ему хотелось немедленно покинуть ее, хотя до этого
придется все хорошенько обдумать.
     Расслабившись в кресле, он рассеянно  глядел  на  проплывающий  внизу
пейзаж. Какие возникают  проблемы?  Звездолеты  отправлялись  от  Земли  к
Оптима  Туле  ежедневно,  а  уменьшение  потока   туристов   ликвидировало
недостаток пассажирских мест, так что трудность не в  этом.  У  него  мало
наличных денег, а увольнение со службы лишило его не только заработка,  но
и транспортных льгот. Следовательно, билет вылетит в копеечку. Кроме того,
бывший шеф наверняка упрется и не  захочет  отпустить  Мэтью  до  прибытия
замены. Мэр не простит обиды, будет всячески  вставлять  палки  в  колеса,
лишь бы хоть как-то отыграться, а корабли метаправительства в его власти.
     Значит,  Джеральд  должен  придумать   другой   способ   попасть   на
Орбитсвиль. Нужен  человек,  имеющий  доступ  на  какой-нибудь  корабль  и
чем-нибудь обязанный Джеральду. Года бюрократической деятельности  научили
его заводить полезные знакомства.  Некоторые  оставались  шапочными,  иные
имели противозаконную основу, но  владельцы  или  арендаторы  межпланетных
кораблей были все-таки редкостью.  Однако  кого-то  он  знал...  Джеральду
никак не удавалось выудить его имя из хранилищ памяти. Это...
     Мэтью удовлетворенно хрюкнул.  Рик  Ренард!  Ботаник  и  плейбой,  по
слухам, связанный с легендарной  семьей  Линдстром.  Учитывая  это,  Мэтью
всегда  был  с  Ренардом  исключительно  любезным.  Власти  сквозь  пальцы
смотрели  на  проделки  Рика,  на  его  роскошный  "Роллак",  ввезенный  с
нарушением  целого  ряда  таможенных  ограничений,  на   открытый   захват
государственного склада, который он приспособил  под  временное  хранилище
своих ботанических образцов. И Ренард вскоре собирался на Орбитсвиль.
     "Должно сработать, - подумал Мэтью, снимая трубку  радиотелефона.  Он
не мог ждать, нужно немедленно  обо  всем  договориться.  -  Наконец-то  я
попаду домой".

                                    14

     Только  когда  машина  второй  раз  задела  бордюр   крылом,   Даллен
сообразил, что неплохо бы передохнуть.
     Притормозив,  он  свернул  в  тихую  улочку  Нортон-Хилла,   заглушил
двигатель и нащупал в кармане трубку.
     Каждое посещение дома Лондонов стоило ему немалых усилий, а последняя
сцена вообще выбила его из колеи. Между тем кое-что настоятельно требовало
самого серьезного обдумывания.
     "Сосредоточься, - приказал он  себе.  -  Нужно  найти  во  всем  этом
систему".
     На первый взгляд, задача казалась  невыполнимой.  Во  всяком  случае,
сейчас,  сидя  в  залитой  солнцем  прозрачной  кабине,  он   мог   только
констатировать факты.
     Карал Лондон мертв. Или дискарнировал, что бы это ни означало.  Успех
его фантастического эксперимента способен перевернуть  все  религиозные  и
философские построения, хотя в  чисто  человеческом  отношении  результаты
особенно  удачными  не  назовешь.  Лучшее  тому  подтверждение  -  реакция
Сильвии. Смерть всегда останется смертью, и люди все равно, как тысячи лет
назад, будут оплакивать умерших. Страх перед уходом из  телесной  оболочки
сидит в подсознании, поэтому учению о  сапионах  будет  не  так-то  просто
победить его. Если это произойдет, если наступит Эра радостных погребений,
тогда, конечно, Лондона восславят как  мессию,  превратившего  похороны  в
веселый традиционный обряд.
     Джеральд Мэтью тоже мертв. А может, не мертв,  просто  дискарнировал.
Что из этого следует? Поток фотонов в лаборатории Лондона мог точно так же
донести весть о переходе Мэтью в "иную жизнь", возможно, теперь  он  будет
существовать вечно, правда уже в виде некой  эфирной  субстанции.  Значит,
смертная   казнь   отныне   потеряет   смысл?   Ведь   наказание    должно
соответствовать  преступлению,  поэтому  следовало  бы  пустить   в   дело
"спешиал-луддит", взорвать мозг Мэтью, рассеять  его  сапионовую  копию  в
глубинах мирового пространства. Но сейчас думать об этом поздно.
     Желание отомстить отошло на  задний  план,  уступив  место  мыслям  о
Сильвии Лондон. Она тоже собирается на Орбитсвиль. Следовательно...
     В голове Даллена все перепуталось и, чтобы спастись от  сумятицы,  он
попробовал обдумать возвращение на Большой О. Это, по крайней мере, вполне
конкретная проблема, требующая  практических  действий.  Можно,  например,
отправиться в мэрию, заказать билет на ближайший рейс до Орбитсвиля,  а  в
ожидании корабля навести порядок в своем офисе. Конкретная цель - отличный
способ занять ум и оттянуть момент, когда надо  будет  вернуться  домой  к
грузу забот о Коне.
     Даллен обнаружил, что так и не зажег трубку. Он спрятал ее в  карман,
включил двигатель и медленно поехал в сторону центральной части  Мэдисона.
Тени  высоких  деревьев,  чередуясь  с  яркими  полосами  света,  бесшумно
обрушивались на прозрачный аквариум кабины. В этот полуденный час движение
на трассе почти замерло,  поэтому  путь  до  городского  управления  занял
меньше десяти минут.
     Оставив машину у главного входа, он поднялся на второй этаж, прошел к
своему кабинету и замер от неожиданности: на двери красовалась табличка  с
незнакомым именем. "М.К.Л.Байром". Даллен совсем  забыл,  что  его  сменил
какой-то чиновник четвертого ранга, переведенный из Виннипега.  Войдя,  он
был приятно  удивлен:  его  старший  заместитель  Джим  Мэллор  работал  в
оперативном  Центре  контроля  за  обстановкой,  а  сейчас  он  в   гордом
одиночестве сидел в кабинете за большим пультом связи.
     - Гарри! - Радостно ухмыляясь, Мэллор пожал протянутую руку  Даллена.
- Какими судьбами?
     - Это мне у тебя следовало бы спросить. Повышение по службе?
     - Куда там! Никаких  шансов.  Я  здесь  временно  -  присматриваю  за
делами.
     - Ну, а я зашел сообщить, что бросаю работу и  первым  же  подходящим
рейсом отправляюсь домой. Будем считать, ты официально уведомлен.
     - Я догадывался, что рано или поздно ты придешь к такому решению.  Но
сдавать дела тебе придется Кону Байрому.
     - У меня нет времени на эту волокиту. Почему бы тебе не передать  ему
от моего имени такую приятную новость?
     - Ты знаешь порядок, Гарри. Кроме того, он  сам  хотел  сказать  тебе
несколько слов.
     - О чем?
     - Кен любит, чтобы все делалось по  инструкции.  К  тому  же  у  него
вызывает недоумение тот случай в Корделе, когда ты потерял оружие. Так что
не вздумай улетать, пока не оформишь увольнение.
     - Передай, пусть... - Даллен осекся, пристально глядя на собеседника.
- Надеюсь, ты не настучал ему о связи этого дела с бегством Бомона?
     - Я? - Мэллор покраснел от возмущения. - Я не стукач и никогда никого
не закладывал. Ни единого раза.
     - Ты один из тех, кого мне будет недоставать,  -  проговорил  Даллен,
стиснув жилистое предплечье своего бывшего заместителя.  -  А  теперь  мне
хотелось бы собрать некоторые документы...
     - Кен уже сделал это за тебя. - Мэллор достал  объемистый  конверт  и
вручил его Гарри. - Он надеется получить постоянное назначение в Мэдисон.
     - На здоровье. А кстати, где он?
     - Отправился с остальными на космодром поглядеть на Джеральда Мэтью.
     - Мэтью? - насторожился Даллен.
     - Ага. Ты знаешь, что с ним произошло?
     - Слышал.
     - Прямо чертовщина  какая-то!  Поэтому  тут  сейчас  пусто,  всем  не
терпится увидеть его своими глазами.
     В  первое  мгновенье  Гарри  представил  себе  толпу  людей,  бегущих
полюбоваться на окровавленные останки, упакованные  в  пластиковый  мешок.
Потом он сообразил, что Джим подразумевает нечто иное, хотя  это  казалось
еще более неправдоподобным.  Джеральд  Мэтью  жив?  Все  еще  жив?  Даллен
почувствовал внезапный приступ дурноты.
     Стараясь скрыть  свое  состояние,  он  притворился,  будто  проверяет
содержимое конверта.
     - Повезло  в  последний  миг?  -  Ему  хотелось  верить,  что  вопрос
прозвучал достаточно непринужденно.
     - Куда там повезло! - протестующе махнул рукой Мэллор. -  Врезался  в
холм, самолет вдребезги, а Мэтью  выбрался  из-под  обломков,  отделавшись
несколькими ссадинами.
     - Надо полагать, кабина уцелела, - процедил Даллен.
     - Н-да-а... Кабина, может, и уцелела,  но  все  остальное...  Слушай,
Гарри, ты, надеюсь, не держишь на него зла?
     - Конечно, нет. А почему ты об этом спрашиваешь?
     - Да так, на всякий случай. Просто ты...
     - Я еще зайду к тебе, Джим, - поспешно проговорил Даллен,  выходя  из
кабинета.
     Он  немного  постоял  в  коридоре,  чтобы  успокоиться.   Все   опять
изменилось. Классический пример нерушимой связи  между  преследователем  и
жертвой, когда любая перемена в судьбе одного  немедленно  сказывается  на
поведении и планах другого. Пока Мэтью жив, Даллен  не  принадлежит  себе,
поэтому  с  возвращением  на  Орбитсвиль   придется   повременить.   Самым
благоразумным было бы взять назад заявление об отставке, но встречаться  с
Мэллором  снова  ему  не  хотелось.   Хотя   тот   не   отличался   особой
наблюдательностью,  однако  заметил  ярость  бывшего  шефа  при  вести   о
счастливом спасении Мэтью. Да, здесь Даллен допустил промашку, впредь надо
тщательнее следить за собой.
     Люди нелогичны, и небывалое  везение  может  обеспечить  Мэтью  ореол
героя. Слушая  разговоры  о  нем,  Гарри  не  должен  выказывать  ни  тени
враждебности, проявлять к этому мерзавцу лишнего интереса. Но тут важно не
перегнуть, ведь подчеркнутое равнодушие тоже покажется странным... Или  он
слишком усложняет?
     Нахмурившись, Даллен вздохнул  и  зашагал  к  лифту,  который  быстро
спустил его в центральный  холл.  Раньше  Гарри  сократил  бы  себе  путь,
воспользовавшись северным  запасным  выходом,  он  даже  посвятил  в  этот
маленький секрет Кону, а в результате она и  Мики...  Его  грустные  мысли
прервал Бяк Констейн. Помощник мэра стремительно влетел в  холл,  едва  не
столкнувшись с Гарри.
     - О, виноват, виноват! - Несмотря на спешку, Вик извинялся  со  своей
обычной вежливостью, хотя его бледное  лицо  казалось  озабоченным,  а  на
лысине блестели капли пота.
     - Вам нужно обзавестись тормозным двигателем, Вик, - заметил  Даллен,
- или, на худой конец, локатором ближнего обнаружения.
     Чиновник поморщился.
     - Избавьте меня от ваших острот, Гарри. Сегодняшний день - худший  за
все тридцать лет, что я здесь проторчал.
     - Фрэнк устроил вам веселую жизнь? - полюбопытствовал Даллен.
     - Все из-за перепалки между ним и потомком кровавого Бруммеля...
     - Кем-кем?
     - Сосунком Мэтью. Час назад у них разыгралась целая радиобитва,  а  я
угодил в самый разгар. Работу же,  черт  ее  подери,  делать  некому...  Я
полагаю, вы уже слышали последние новости о Мэтью?
     Даллен кивнул.
     - Неуязвимый Джерри, да?
     - Не в этом дело, -  нетерпеливо  отмахнулся  Констейн.  -  Он  вдруг
уволился без всяких объяснений, и его работа свалилась на нас  с  Фрэнком.
Фрэнк рвет и мечет.
     - Тогда понятно, - протянул Даллен, вновь ощущая  прилив  охотничьего
азарта, зверь начал петлять. - И чем же он, интересно, хочет заняться?
     - Собирается в  Орбитсвиль.  Заявил,  что  вылетает  туда  немедленно
каким-то спецрейсом. Вам доводилось когда-нибудь слышать о некоем Ренарде?
     -  Ренарде?  -  Даллена  захлестнуло  пьянящее   чувство   злорадного
ликования. Ему предстоит почти целую неделю провести рядом с Мэтью, да еще
в условиях дальнего космического полета, на корабле,  где  всегда  хватает
непредсказуемых трудностей, где так легко застать человека врасплох...
     - Конечно, - спокойно ответил он. - Мы  с  Риком  Ренардом  -  старые
друзья. Как ни странно, я тоже подумывал вернуться домой на его корабле.

                                    15

     Космолет Ренарда снялся с орбитальной стоянки в Первой Полярной  зоне
и  начал  свой  долгий  путь  в   межзвездном   пространстве.   "Хоксбид",
построенный почти полвека назад, представлял собой вместительный  грузовоз
эпохи  расцвета  космических  технологий  и  соответствовал   классической
инженерной  схеме  "Старфлайта":   три   параллельные   стальные   сигары,
соединенные поперечными  консолями,  центральный  корпус  выдвинут  вперед
почти на половину своей длины. В центральном размещались рубка управления,
жилые палубы, грузовые отсеки,  а  в  боковых  -  термоядерные  двигатели,
ионные насосы и генераторы отклоняющего поля. Сверхмощные  магнитные  поля
симметрично расходились в  стороны,  словно  крылья  невидимой  гигантской
сети, отлавливающей в разреженной межзвездной среде  космические  частицы,
которые  становились  топливом  для  реактора.  Космолеты  подобного  типа
назывались "фликервинги".
     "Хоксбид" покинул околоземную орбиту в  самый  благоприятный  момент,
когда через Солнечную систему  шла  лавина  быстрых  частиц,  рожденных  в
недрах Галактики Она сулила магнитным ловушкам богатый  улов,  позволяющий
без труда разогнать корабль до второй космической скорости.
     В  первые   столетия   межзвездных   путешествий   выяснилось,   что,
разогнавшись до пятидесяти тысяч километров в секунду, корабли попадают  в
мир  парадоксальной  физики,  где  теряют  силу  пространственно-временные
уравнения Эйнштейна, все события происходят здесь по законам новой теории,
созданной канадским математиком Артуром, которая сделала мечту  о  дальних
космических перелетах реальностью. Рейс Земля -  Орбитсвиль  длился  всего
четыре месяца и не сопровождался замедлением времени для людей на корабле.
Но даже таких фантастических  по  прежним  меркам  результатов,  оказалось
недостаточно. Итогом  совместных  усилий  экспериментаторов  и  теоретиков
стало открытие тахионного движения - плода человеческого гения, усиленного
компьютерами. Правда,  один  видный  ученый  окрестил  тахионную  механику
"мошеннической  бухгалтерией,  примененной  к  преобразованиям   массы   и
энергии". Однако теория подтвердилась  практикой,  что  сократило  среднее
время перелета до шести суток.
     А  времени-то  немного,  совсем  немного...  Эта  мысль  преследовала
Даллена, когда он пришел в корабельную обсерваторию, чтобы посмотреть, как
Земля с Луной исчезают вдали, превращаясь  в  подобие  двойной  звездочки.
Значит, он должен торопиться, если хочет свести счеты с Мэтью.
     Последние дела в Мэдисоне не оставили Гарри времени  на  раздумья  об
условиях предстоящего полета. Будь у него такая возможность, он  наверняка
вообразил бы себе обстановку трансатлантического круиза на комфортабельном
лайнере или что-нибудь в этом роде. Он представил  бы  Ренарда,  во  главе
обеденного стола в кают-компании, и рядом с ним  Сильвию  Лондон.  Старина
Рик   -   самодовольный   и   важный,   хозяин,   платящий    жалованье...
Действительность оказалась совершенно иной.
     Как выяснилось, главным занятием Ренарда были  ожесточенные  споры  с
капитаном  Ларсом  Лессеном,  желчным  человеком  лет  под  пятьдесят,   в
обязанности которого, помимо управления кораблем во время  полета,  входил
также набор команды.  Нынешнее  положение  дел  на  борту  не  вызывало  у
капитана ни малейшего энтузиазма.
     Три-четыре десятилетия назад "Хоксбид"  без  усилий  домчался  бы  до
Орбитсвиля, теперь же изношенные  системы  корабля  требовали  постоянного
надзора, а нередко  и  ремонта.  Соответственно  возрастала  плата  членам
экипажа, что сильно  сокращало  заработок  капитана.  Он  отводил  душу  в
партизанской войне с  Ренардом,  постоянно  донимая  его  всякими  мелкими
проблемами. В конце  концов  Рик  не  выдержал  и  устранился  от  решения
корабельных дел. Таким образом капитану  удалось  отстоять  если  не  свою
выгоду, то хотя бы престиж и право на верховную власть.
     На "Хоксбиде"  имелась  удобная,  довольно  просторная  столовая,  но
экипаж считал ее своей собственностью  и  ревниво  оберегал  от  вторжения
пассажиров, которые  вполне  могут  есть  у  себя  в  каютах,  ведь  в  их
распоряжении   безотказные   пищевые   автоматы.   Десятерым    пассажирам
волей-неволей пришлось смириться с подобной дискриминацией.
     Каюты находились на  пятой  палубе,  вокруг  шахты  грузового  лифта.
Против ожидания, корабельный быт не  способствовал  знакомству  и  тесному
общению, что явилось неприятным сюрпризом для попутчиков Даллена.  Он  же,
напротив,  был  очень  рад  этому,  поскольку  в   условиях   космического
путешествия Кона доставляла гораздо больше хлопот, чем  на  Земле.  Первая
истерика случилась  с  ней  на  орбитальном  катере,  теснота  каюты  тоже
раздражала   ее.   Поэтому   Гарри   потчевал   ее    лошадиными    дозами
транквилизатора, в  состав  которого  Рой  Пиччано  включил  по  настоянию
Даллена препарат, ослабляющий половое влечение.
     Мики держался неплохо, все больше  походя  на  обычного  ребенка.  Он
подолгу возился со своими автомобилями и неподдельно  радовался  при  виде
отца. К своему огорчению, Даллен никак не  мог  преодолеть  отчужденности,
проклинал себя за черствость, но все равно у  него  было  ощущение,  будто
перед ним не его ребенок, а какой-то суррогат, подброшенный ему судьбою.
     Слух о беде  семьи  Даллена  вызвал  всеобщее  сочувствие.  Несколько
женщин из инженерной группы, добровольно приняв на себя обязанности нянек,
окружили  Микеля  трогательной  заботой.   Представители   сильного   пола
ограничились   выражениями   соболезнования.   Теперь,   получив   немного
свободного времени, Гарри мог уделить больше внимания своим попутчикам.
     Первая встреча с Джеральдом Мэтью произошла в прямом смысле слова  на
узкой дорожке - на  огражденном  переходе,  отделявшем  каюты  от  зияющей
бездны корабельного трюма. Поблизости никого не было, и  на  долю  секунды
Даллена  захлестнуло  желание  использовать  подвернувшийся  шанс,   разом
покончив с Мэтью и со всей этой ужасной историей. Одно движение, внезапный
толчок,  и  его  враг  полетит  в  черную  глубину  стального   колодца...
Несчастный случай.
     Хотя, какой, к черту, несчастный случай!
     Металлические перила тянулись на уровне  груди,  и  Даллен  при  всем
желании не мог придумать ситуацию, в которой человек упал бы в  шахту  без
посторонней помощи. Пока он размышлял, что-то повернулось у него в  мозгу,
мысли замерли, потом потекли в  другом  направлении.  Теперь  он  оказался
перед проблемой: как вести себя с тем,  кого  считаешь  покойником,  пусть
двигающимся, говорящим, но все-таки трупом?
     - Привет, Джеральд, - с натянутой улыбкой  проговорил  Даллен.  -  Не
желаете приобрести билет на участие в мятеже?
     Мэтью выдержал его взгляд.
     - Такие разговоры приводят на нок-рею, мистер Христиан.
     "Христиан? - смущенно подумал  Даллен.  -  Почему  Христиан?  Это  из
какой-то книги, несмотря на просьбы Коны, я так и не начал их читать..."
     Мэтью свернул за угол и скрылся из вида.  Высокая  фигура,  уверенная
походка, безупречной чистоты комбинезон серебристо-серого цвета. Внешне он
ничуть не изменился, и все же в его облике Гарри почудилось  нечто  новое.
Может, выражение глаз? В них появилась какая-то отрешенная-невозмутимость.
Скорее всего, результат действия  фелицитина,  однако  не  исключено,  что
сыграло свою роль и чудесное спасение. Такое событие не может не  повлиять
на характер человека.
     Неважно, твердил себе Даллен, это  не  имеет  никакого  значения.  Он
упорно гнал неотвязную мысль, что  перед  ним  уже  другой  Мэтью,  совсем
другая личность.  Вообще-то  Гарри  никогда  не  отличался  терпимостью  к
преступникам,  склонным  к   насилию.   А   уж   те,   на   чьей   совести
неспровоцированное убийство невинных людей, и подавно  не  заслуживали  ни
малейшего снисхождения. Но самым возмутительным казалось Даллену  то,  что
многие  из  этих  выродков  сразу  же  после  ареста  подавали  просьбу  о
помиловании "ввиду глубокого раскаяния в содеянном" и в  ожидании  решения
высоких инстанций  коротали  досуг,  сочиняя  книги  и  пьесы  о  святости
человеческой жизни. Помня об этом, Гарри заранее отказывал Мэтью  в  праве
ходатайствовать о смягчении  своей  участи.  Существуют  понятия,  которые
должны оставаться незыблемыми: жизнь и смерть, преступление  и  наказание,
вина и расплата. Довольно с него  и  той  неразберихи  в  мозгах,  которая
возникла из-за Карала Лондона с его открытиями.
     Как ни старался Даллен развести  Лондона  и  Мэтью  по  разным  углам
сознания, разделить их образы, они все равно  переплетались,  наслаивались
друг на друга. А интеллектуальное  и  нравственное  потрясение,  вызванное
историей с  Мэтью,  было  столь  сильным,  что  временами  затмевало  даже
собственную семейную трагедию.
     Допустим, смерти в традиционном понимании нет, она представляет собой
лишь мгновенный переход  к  новой  форме  существования.  Можно  ли  тогда
считать-карой смертную казнь? Какое же  это  возмездие,  если  оно  только
ускоряет наступление  очередной  стадии  в  жизни  злодея?  Да  и  за  что
наказывать, если убийство не отнимает жизнь, а лишь дарует  жертве  вполне
реальное бессмертие?
     "Демагогия, бесполезная казуистика", -  мысленно  отмахнулся  Даллен,
досадуя на свои колебания, вызванные  встречей  и  коротким  двусмысленным
разговором с Мэтью.
     Он вернулся в каюту, достал небольшую дорожную сумку и в который  раз
изучил ее содержимое. Перед отъездом он набил в нее уйму  всякой  всячины,
начиная от  бритвенных  лезвий  и  гибких  проводов  и  кончая  упаковками
сильнодействующих  медицинских  препаратов.   Эти   разнородные   предметы
объединяло одно: каждый из них при подходящих  обстоятельствах  мог  стать
орудием убийства. Определенного плана  у  Даллена  не  было,  но  какое-то
смутное предчувствие привлекло  его  внимание  к  небольшому  аэрозольному
баллончику, самому, пожалуй, безобидному на вид экспонату в этой коллекции
средств умерщвления. Незадолго до отлета он прихватил  его  в  мэдисонской
автомастерской.

     Первое свидание на корабле с Сильвией Лондон оставило у него не менее
тягостное впечатление.
     Они не виделись с того  дня,  когда  Сильвия  в  исступлении  разбила
мозаику. В полете ее должны были сопровождать двое служащих  фонда  "Анима
Мунди". Оба конвоира оказались женщинами, которые отлично  справлялись  со
своим делом: перед стартом очень ловко отбили атаку журналистов, жаждавших
взять интервью у их подопечной. Судя по всему, им  предстояло  подготовить
Сильвию к выступлениям перед широкой аудиторией. А это,  в  свою  очередь,
свидетельствовало о предусмотрительности и трезвом расчете Карала Лондона.
Сейчас, вспоминая слова Ренарда об отношениях между супругами, Даллен  был
уже не так уверен в его правоте.
     Поведение Сильвии после известия о  дискарнации  Лондона  показывало,
что она  не  столь  примитивна,  как  пытался  представить  Ренард,  и  ее
внутренний мир  намного  богаче  внутреннего  мира  стандартной  красотки.
Даллен с радостью убедился в этом, но, как ни старался он  подавить  столь
низменные мысли, куда  больше  его  привлекала  возможность  стать  первым
мужчиной, который очутится в  постели  с  этой  великолепной,  чувственной
женщиной. Его смятение  усугублялось  неопределенностью  ситуации,  он  не
понимал безмолвного языка Сильвии и мог лишь  гадать  об  истинном  смысле
происшедшего между ними. То  ли  ему  впрямь  улыбнулась  удача,  остается
только протянуть руку за самым роскошным из плодов, то ли он, как прыщавый
подросток, просто тешит себя иллюзиями.
     "В чем проблема, старина? Почему тебе не попытать счастья?" - мог  бы
спросить себя Ренард, не будь он сам частью проблемы.
     - Действительно, почему бы и нет,  -  сказал  Даллен,  поворачивая  к
пищеблоку на четвертой палубе. Издали он  заметил  черное  платье  Сильвии
возле раздаточных автоматов. Но для этого нужны нормальные обстоятельства,
где нет места ни внутренним конфликтам и терзаниям, ни чувству вины  перед
женой и сыном, ни планам уничтожения Джеральда Мэтью.  Лучше  не  спешить,
решил Даллен, все может оказаться притворством и игрой, победить в которой
суждено не ему,  а  Ренарду.  Как-никак  деньги,  власть  и  непрошибаемая
самоуверенность дают ему солидное преимущество.
     Сильвия разговаривала с одной из своих спутниц. Выглядела она  вполне
нормально, и только нездоровая бледность напоминала об ужасном  испытании,
которое ей  пришлось  перенести.  Даллен  смотрел  на  прекрасное  лицо  с
решительным подбородком и чувственным ртом,  на  высокую  грудь,  рельефно
выступавшую над  плоским  спортивным  животом,  и,  казалось,  всей  кожей
ощущал, как погружается в поток спокойной  силы  и  женственности.  Где-то
внутри его родилась боль из-за неспособности выразить свои чувства к  ней.
Он никогда не интересовался поэзией, а сейчас  вдруг  понял  всю  важность
слов,  всю  степень  своей  беспомощности...  Сильвия  повернулась  в  его
сторону, и он едва  не  рванулся  к  ней,  с  трудом  овладев  собой.  Она
безмятежно продолжала беседу, но ее глаза следили за ним все  время,  пока
он шел к следующему ряду автоматов.
     Он улыбнулся ей, надеясь, что улыбка получилась такой же официальной,
как при встрече с Мэтью, и демонстративно занялся механическим буфетчиком.
Напряжение понемногу спало. Даллен, не торопясь, выбрал обед,  а  когда  с
подносом тронулся обратно, возле автоматов уже никого не было.
     В каюте на краешке своего ложа, сонно  моргая,  сидела  Кона.  Даллен
начал расставлять на откидном  столике  судки  и  порционные  упаковки  со
снедью. Тяжелый воздух в помещении отбил бы  аппетит  даже  у  человека  в
здравом рассудке.
     - Обе... - с трудом выговорила Кона. - Обе-е...
     - Очень хорошо, - похвалил Даллен, пытаясь изгнать  из  памяти  образ
Сильвии. - Скажи: обедать. О-бе-дать.
     - Обе! - громко закричала Кона. Ее вдруг охватило  безумное  веселье.
Она встала, шагнула  к  столу,  зажала  в  кулаке  ложку  и  потянулась  к
шоколадному суфле. Даллен  знал  по  опыту,  что  если  он  разрешит  Коне
полакомиться десертом, то потом легко уговорит ее  съесть  весь  обед.  Но
одна мысль о такой дипломатии показалась ему нестерпимой.
     Не  говоря  ни  слова,  он  обхватил  ее  руку  и  направил  ложку  к
пластмассовой тарелке с салатом. В первый миг Кона  опешила,  потом  стала
яростно сопротивляться, и внезапно  Даллена  прорвало.  Он  грубо  стиснул
жену, свободной рукой прижал к себе ее голову и поднес ложку с салатом  ко
рту Коны. Вдруг что-то заставило  его  поднять  глаза  на  противоположную
зеркальную стену: торжествующий угнетатель навис над беспомощной  жертвой.
Два искаженных лица, на одном - мука, на другом - злобное торжество.
     Разжав руки, Гарри отпустил жену и повернулся к своему отражению.
     - Ублюдок, - прошептал он. - Ты за это заплатишь.

                                    16

     Прежде чем приступить к ликвидации Мэтью,  Даллен  занялся  изучением
его привычек.
     Каждый пассажир, он же гость Ренарда, свободный от вахт,  отвечал  за
несколько стеллажей  с  рассадой,  регулировал  освещенность,  имитирующую
смену дня и ночи, ночью поливал растения. Полив отнимал  много  времени  и
сил, поскольку стеллажи были высотой  примерно  с  шестиэтажный  дом.  Как
выяснилось, Мэтью никогда не откладывал  эту  утомительную  процедуру.  Он
забирался на вершину стеллажа, выключал световые панели и обрабатывал ярус
за ярусом, постепенно спускаясь до уровня палубы.
     У каждого  стеллажа  имелась  металлическая  лестница,  но  поскольку
они-стояли почти вплотную, это позволяло Мэтью ускорить работу,  используя
преимущества своего роста. Расправившись с одним  ярусом,  он  перегибался
через пролет и принимался за соседний стеллаж. Ренард не одобрял  подобное
новшество, хотя ограничился лишь напоминанием, что  корабельная  страховка
распространяется только на членов экипажа. Даллен присутствовал  при  этом
разговоре и остался доволен услышанным.  Раз  нет  страховки,  значит  при
несчастном случае дознание будет не особенно тщательным.
     Шли пятые сутки полета. Гарри проснулся очень рано и несколько  минут
лежал, не двигаясь. В другом конце  каюты  посапывала  Кона,  Микель  тоже
крепко спал. Как-то не верилось,  что  каюта  находится  внутри  огромного
стального  трезубца,  с  невообразимой  скоростью  пронизывающего  черноту
пространства. Об этом напоминала только едва заметная  вибрация,  не  будь
ее, можно было представить себя под кровом какой-нибудь  уединенной  фермы
на Земле или Орбитсвиле. Он вспомнил Сильвию, которая совсем рядом,  всего
в нескольких метрах...
     Хватит, решил он, отгоняя образ одинокой красавицы  разметавшейся  на
постели. Предстоящий день потребует собранности  и  напряжения  всех  сил.
Сегодня - казнь Джеральда Мэтью.
     Даллен бесшумно встал, на миг прислушался к  себе,  стараясь  понять,
тверда ли его решимость. Внутри таился страх за собственную  безопасность,
да еще холодная печаль. Но ни жалости, ни колебаний.
     Осторожно, чтобы не потревожить жену  и  сына,  он  прошел  в  кабину
радиационного душа (эх, если бы это были настоящие водяные струи!), быстро
оделся. Рубашка и брюки из мягкой ткани не стесняли движений. Порывшись  в
дорожной сумке, он достал баллончик с эмульсией, положил его  в  нагрудный
карман и вышел из каюты.
     На пятой палубе не было  ни  души,  и  через  несколько  секунд  лифт
спустил его в грузовой трюм, сумрачный, влажный, с  решетчатыми  громадами
стеллажей.  Теплый,  насыщенный  испарениями  воздух,   мешанина   ажурных
конструкций, игра света и тени, создавали иллюзию тропических джунглей.
     Даллен огляделся. Трюм был таким же безлюдным, как  и  жилые  палубы.
Гарри прошел к стеллажам Мэтью и стал подниматься по лесенке.  Наверху  он
вдруг похолодел: в нескольких метрах над ним нависал  край  кольцеобразной
пятой палубы. Стоит кому-нибудь выйти из каюты, и его непременно  заметят.
Тщательно  разработанный  план  показался  ему   безрассудной   авантюрой,
оставалось лишь надеяться на удачу.
     Он еще раз обвел взглядом палубное  ограждение  над  головой,  достал
баллончик и нажал на распылитель. Нервы были напряжены до предела, и когда
бесцветная суспензия наконец покрыла  всю  верхнюю  перекладину  лестницы,
Даллен едва не потерял  контроль  над  собой.  С  трудом  уняв  дрожь,  он
запихнул орудие убийства в карман и, минуя ступеньки, соскользнул вниз  по
боковой штанге.
     Зеленый полумрак трюма помог ему  восстановить  самообладание.  Здесь
по-прежнему царила тишина, которую нарушало только мерное падение  капель.
Даллен подбежал к лифту и никем не  замеченный  благополучно  добрался  до
своей каюты. Вся операция заняла около трех минут. Кона и Микель  спокойно
спали. Присев к  столу,  он  попытался  представить  себе  дальнейший  ход
событий.
     Состав "Пьезошок"  не  поступал  в  широкую  продажу,  его  применяли
главным образом в авиации как средство "защиты от дурака".  Нанесенный  на
любую твердую поверхность, он, высыхая, превращался в  россыпь  мельчайших
кристаллов. Прикосновение хотя бы  к  одному  из  них  вызывало  ощущение,
похожее  на  удар  электрическим  током.  Чаще  всего  составом  покрывали
открытые трубопроводы с гелием.
     Дотронувшись до кристаллов,  Мэтью  отдернет  руку  и  полетит  вниз.
Нервный шок не только сбросит его с лестницы, но помешает также  уцепиться
за стеллажи. Конечно, нет гарантии, что он  разобьется  насмерть,  поэтому
Даллен собирался встать где-нибудь неподалеку, чтобы первым успеть к месту
происшествия и "оказать пострадавшему необходимую помощь". На  это  хватит
двух-трех секунд,  а  потом  под  предлогом  выяснения  причин  катастрофы
останется  только  влезть  наверх  и  тщательно  стереть   с   перекладины
кристаллы. Смоченная растворителем губка уже лежала в кармане.
     Совершив правосудие, Гарри сможет, наконец,  вернуться  к  нормальной
жизни.
     "Но что, собственно, означают эти слова?"
     Он нахмурился. До  сих  пор  все  его  помыслы  замыкались  на  казни
Джеральда Мэтью, но сейчас он впервые задумался, какой станет  его  жизнь,
когда возмездие свершится. Удастся ли совмещать службу с заботой о Коне, с
бесконечными усилиями формировать человеческую психику в  ее  опустошенном
мозгу? Может, правительство сжалится над ним, ему назначат пенсию или даже
предоставят  небольшой  дом  где-нибудь   на   окраине.   Этакий   форпост
цивилизации среди уходящих за горизонт зеленых равнин. Тогда он сможет все
свое время посвятить Коне. Интересно, какие радости  ознаменуют  их  новую
жизнь, какие события запомнятся? День, когда Кона  самостоятельно  спустит
воду в туалете? Или первая связная фраза, которую она сумеет произнести? А
может быть, первая ночь, когда у него не хватит сил прогнать ее  из  своей
постели?
     Внезапно Даллен почувствовал, что задыхается. Сначала он приписал это
волнению, но затем понял, что и вправду забыл сделать вдох.
     Он судорожно глотнул воздуха и вскочил со стула. Каюта сразу потеряла
всякую привлекательность.  Поглядев  на  табло  электронных  часов,  Гарри
убедился, что еще нет восьми. Позавтракать? Но одна мысль  о  еде  вызвала
тошноту. Горячий кофе показался более соблазнительным  вариантом,  к  тому
же, позволял надолго отвлечься от невеселых мыслей.
     Удостоверившись, что и Кона, и Мики продолжают спать, Даллен тихонько
вышел из каюты и направился на четвертую палубу.
     Возле автоматов никого не было, но  из  столовой  доносились  голоса,
какие-то ранние пташки уже завтракали. Налив себе крепкого  черного  кофе,
Даллен подумал, не зайти ли туда поболтать,  однако  вспомнил  куда  более
подходящее место. Он поднялся еще на один уровень и очутился  в  небольшой
безлюдной галерее, где размещалась бортовая обсерватория "Хоксбида".
     Пока корабль шел на  маршевой  тяге,  сюда,  как  правило,  никто  не
заглядывал, поскольку  смотреть  было  не  на  что.  Неповторимая  красота
созвездий становилась видимой только в начале  и  конце  путешествия,  при
маневрировании   на   небольших   скоростях,   а   сейчас   в    локальном
пространственно-временном  коконе,  визуальное   наблюдение   исключалось.
Вселенная представала взгляду в виде двух  световых  пятен  -  ярко-синего
впереди и красного за кормой.  Только  иногда  в  синем  круге  появлялась
сверкающая белая точка, которая  быстро  росла,  превращаясь  в  тончайшее
ослепительное кольцо. Оно  расширялось,  пока  на  экранах  не  оставалась
только часть огромной дуги, как  будто  по  воле  неведомого  космического
чародея пролетает сквозь обруч. В следующий миг кольцо возникало вновь, но
уже на рубиновом фоне экрана заднего обзора,  стремительно  стягивалось  в
точку и пропадало. Значит, "Хоксбид" миновал окрестности какой-то звезды.
     Даллена устраивала полутьма и пустота галереи. Он  сел  в  кресло  и,
потягивая кофе, продолжал размышлять о будущем. Назначенный час исполнения
приговора над Мэтью  как  бы  перевел  казнь  в  разряд  уже  свершившихся
событий, и перед Гарри  открылись  туманные  горизонты  унылого  будущего.
Вернее, оно было унылым без Сильвии Лондон, а еще точнее - без Сильвии и с
Коной.
     "Но кто мешает мне все изменить?" - незаметно подкралась  мысль.  Для
этого нужно всего лишь умерить упрямство и смириться с тем, о чем  твердят
доктора:  историка  и  литератора  Коны  Даллен  больше   не   существует.
Следовательно,  у  Гарри  больше   нет   перед   нею   никаких   моральных
обязательств. Договор аннулирован. Разумеется,  тело,  в  котором  обитала
Кона, имеет право на заботливый уход, удобство и безопасность. Со временем
в нем,  возможно,  разовьется  новая,  самостоятельная  личность.  Но  кто
сказал, что жизнь Гарри Даллена должна быть привязана к этому процессу? Он
может позаботиться о новой Коне, не становясь сиделкой  и  нянькой.  Какой
смысл по собственной воле запирать себя в клетку?  Пелена  упала,  и  пора
выйти на свободу... "Что и требовалось доказать. Добро пожаловать в ясный,
прагматичный мир!"
     Бурная радость  смыла  последние  сомнения.  Оказывается,  с  помощью
логики совсем несложно привести свою жизнь в порядок! Однако  за  подъемом
немедленно пришла холодная, отрезвляющая мысль:  с  чего  он  взял,  будто
Сильвия  Лондон  разделяет  его  чувства?  Не  строит  ли  он   замок   из
романтических грез? Когда  произнесено  несколько  неопределенных  фраз  и
брошено  два-три  загадочных  взгляда,  так  легко  принять  желаемое   за
действительное. Нет, здесь  нужна  полная  ясность,  отчетливое  "да"  или
"нет". А Даллен вел себя с Сильвией как косноязычная деревенщина...
     - Черт побери! - выругался он шепотом.
     Так хладнокровно подстроить гибель себе подобного и  трусливо  потеть
при мысли о простом  вопросе,  который  следует  задать  Сильвии.  Рука  с
громким хрустом смяла  стаканчик.  На  звук  повернулась  едва  различимая
женская фигура в противоположном конце галереи. Даллен узнал доктора Билли
Глейстер, полную даму средних лет, служившую в Фонде. Они с Сильвией  жили
в одной каюте.
     - Привет, - сказал Гарри, подойдя к ней. - Тихо здесь, правда?
     - Да, - холодно ответила она. - Я прихожу сюда, когда  хочу  подумать
без помех.
     - Намек понял. - Даллен изобразил заискивающий смешок. - Оставляю вас
в желанном одиночестве. Не знаете, кстати, Сильвия у себя?
     - Скорее всего. А что? - Доктор Глейстер посмотрела на  него  уже  не
холодно, а враждебно.
     В голове Гарри пронеслась шальная мысль, уж  не  видит  ли  он  перед
собой еще одного соперника? Но он с радостью принял новый вызов  и  присел
на корточки рядом с Билли.
     - Я хочу поговорить с ней. Надеюсь, визиты не возбраняются?
     - К ним не относятся  нахальные  вторжения.  Сильвии  и  так  хватает
стрессов.
     - Как мило с вашей стороны, что вы дали ей передышку Даллен встал  и,
покинув обсерваторию, быстро зашагал к ближайшей лестнице. В  нем  бурлила
уверенность в себе, тело  стало  легким,  Даллен  словно  сбросил  с  себя
колдовские  чары,  лишавшие  его  воли.  Она  открыла  ему  дверь,   резко
отвернулась, но, сделав шаг, остановилась.
     - Я думала, вы...
     Широко раскрытые глаза на фоне бледной кожи казались темнее обычного.
Даллен еще не видел ее такой, застигнутой врасплох,  домашней  и  чуть  не
задохнулся от волны желания.
     - Вы позволите? - спросил он.
     Сильвия покачала головой.
     - Вы слишком... Я еще не одета.
     - Я все равно войду. - Он шагнул через порог и закрыл за собой дверь.
- Мне нужно поговорить с вами.
     - О чем?
     - Сильвия, давайте перестанем  играть  в  кошки-мышки.  Я  знаю,  что
ввалился к вам без приглашения, у меня  плохие  манеры,  и  время  выбрано
неудачно. Но мне необходимо точно знать... простой ответ на прямой вопрос:
да или нет?
     - Вы спрашиваете так, будто речь идет о деловом соглашении.
     К Сильвии, видимо, вернулось самообладание.  Даллен  медленно  сделал
шаги очень медленно, оставляя Сильвии  достаточно  времени  на  то,  чтобы
отстраниться, положил руки ей на  талию  и  мягко  притянул  к  себе.  Она
покорно прижалась к нему бедрами и животом.
     У него от головы до пят пронеслась ударная волна, он крепче сжал ее в
объятиях, нашел ее губы и не отрывался от них, пока хватило дыхания.
     - Я хочу услышать твой ответ, - прошептал он, теребя губами мочку  ее
уха. - Да или нет?
     - Это нечестно.
     - К дьяволу честность. Я так долго был честным,  что  хватит  на  всю
оставшуюся жизнь. Да или нет?
     - Да. - Сильвия обняла его с такой силой и страстью, что  Гарри  едва
устоял на ногах. - ДА!
     Почувствовав, что ее халат распахнулся, он закрыл глаза, начал искать
ее губы, но вдруг перед глазами возник изуродованный труп Джеральда Мэтью.
     - Я не думал заранее, - выдавил Даллен, - что делать дальше.
     Сильвия спокойно улыбнулась.
     - Запри дверь.
     - Удачная мысль.
     Он вдавил кнопку замка, а когда снова повернулся, халат лежал  у  ног
Сильвии.

     Они лежали тесно прижавшись друг к другу. Но стоило  Даллену  закрыть
глаза, как снова возникало мертвое лицо Мэтью и возбуждение разом  смывало
ледяной волной. Жизнь, посулив долгожданную награду, сыграла злую шутку.
     Не  дожидаясь,  пока  Сильвия  почувствует,  что   произошло,   Гарри
перевернулся на спину, потом встал с кровати и опустился перед Сильвией на
колени. Она озадаченно посмотрела на него.
     - Со мной все в порядке, - криво усмехнувшись, сказал Даллен.  Поняв,
что нужно сделать, он успокоился. - Ты здесь ни при чем,  Сильвия,  просто
мне не удалось быть единым в двух лицах.
     Однако она не собиралась его упрекать, интуитивно разобравшись, в чем
дело.
     -  Сколько  тебе  понадобится  времени,  чтобы  снова   стать   одним
человеком?
     Гарри благодарно погладил ее по руке.
     - Несколько минут. Ты подождешь меня? Никуда не уйдешь?
     - Я никуда не собиралась.
     - Хорошо.
     Даллен поднялся с колен. "Жизнь за жизнь", -  подумал  он,  поражаясь
простоте решения. Процесс возрождения не знает полумер, нельзя вступить  в
новую жизнь, оставаясь прежним. А пути назад нет. Значит,  нужно  пощадить
Джеральда Мэтью. Все просто.
     Гарри последний раз взглянул на обнаженную Сильвию, с трудом  оторвал
взгляд и закрыл за собой дверь.
     Навстречу ему по дуге галереи, мимо пассажирских кают  шли  Ренард  и
капитан Лессен. Они, как водится, громко спорили, но, увидев Даллена,  Рик
оборвал разговор  и  направился  прямо  к  нему.  Его  пухлая  физиономия,
увенчанная золотыми очками, приобрела торжественно-мрачное выражение.
     - Что ты там делал? - без обиняков спросил  он.  -  Не  рановато  для
визитов?
     Даллен пожал плечами.
     - Это зависит от того, насколько хорошо люди знакомы друг с другом.
     - Рассказывай кому-нибудь другому, - ухмыльнулся Ренард.
     Он подождал, пока Лессен протиснется мимо него  и  отойдет  подальше.
Его глаза шарили по лицу Даллена, и пренебрежительное дружелюбие сменилось
недоверчивым подозрением, а затем разгорающейся яростью.
     - Прошу прощения, - произнес Гарри, - меня ждет работа.
     Он двинулся было к лифту, но Ренард, уперся ему ладонью в грудь.
     - Послушай, - злобно процедил Рик. - Если еще раз...
     - На сей раз вы послушайте меня, - перебил его Даллен. - Уберите свою
лапу, или я дам вам в морду, и вас придется положить в лазарет, а то  и  в
морг.
     Ренард попытался дать достойный ответ, но тут с лестницы, ведущей  на
четвертую палубу, нетерпеливо рявкнул капитан.  Рик  оглянулся,  и  Даллен
пошел к лифту, положив конец стычке.
     В кабине Гарри усмехнулся, представив  удивление  Ренарда:  Вселенная
вдруг перестала давать ему то, чего он заслуживал. Когда лифт остановился,
Даллен двинулся по проходу к стеллажам Мэтью, доставая на ходу из губку  с
растворителем. Послышался металлический звон, видимо, кто-то уже  работал.
Однако в этой части геометрических джунглей сейчас никого не должно быть.
     Даллен поднял голову. Когда он  узнал  Мэтью,  тот  уже  потянулся  к
последней перекладине. Кричать  было  бесполезно.  Застонав  от  отчаяния,
Даллен ринулся к подножию трапа  и,  глядя  вверх,  напрягся  всем  телом.
Сейчас последует падение  Мэтью,  затем  удар,  который  в  лучшем  случае
сделает обоих калеками...
     Мэтью, небрежно держась за перекладину, перегнулся к левому  стеллажу
и прицелился наконечником пластмассового шланга.
     - Что там стряслось? - крикнул он, заметив движение внизу.
     -  Ничего,  я  просто  поскользнулся,  -  успокоил   его   Гарри.   В
подтверждение своих слов он потер бок и прислонился к стояку.
     Мэтью сразу спустился.
     - Сильно ушиблись?
     - Ничего страшного, - выдавил Даллен. Он испытывал странное смятение:
вот он, совсем рядом, человек, который перевернул всю его жизнь... -  Надо
бы убрать,  наконец,  эти  чертовы  лужи,  пока  кто-нибудь  и  впрямь  не
покалечился. - Он виновато улыбнулся, словно извиняясь за то, что не может
сделать это сам.
     - Сейчас уберу, - недовольно проворчал Мэтью. - Кажется, возле  лифта
есть стенной шкаф с уборочным инвентарем.
     Даллен мигом взлетел до самой верхней перекладины. Даже  при  скудном
освещении  можно  было  без  труда  различить  похожие  на  иней  иголочки
"пьезошока", торчащие по  всей  ширине  дюралевой  трубки.  Значит,  Мэтью
должен был получить сильный удар. Однако Гарри собственными глазами видел,
что он держался за перекладину как ни в чем не бывало!
     Неужели украденный в Мэдисоне баллончик оказался бракованным?  Даллен
на секунду забыл о своих  намерениях,  о  том,  что  времени  в  обрез,  и
легонько щелкнул по перекладине ногтем.
     В тот же миг импульс мгновенно парализовал мышцы, ноги подкосились, и
Гарри начал валиться в проход между стеллажами. Однако в последний  момент
он успел  уцепиться  за  лестницу.  Его  спас  ноготь:  ороговевшая  ткань
частично погасила действие "пьезошока".
     "Мэтью может вернуться в любую секунду!"
     Справившись  с  собой,  Даллен  медленно  подтянулся,  помял   губку,
активизируя  растворитель,  тщательно  протер  всю  перекладину.  Едва  он
добрался до палубы, как ему навстречу вышел Мэтью со шваброй и ведром.
     - Восхищаюсь  высоким  уровнем  технического  оснащения  космического
корабля, - с наигранным весельем сказал  тот,  принимаясь  за  работу.  Он
напоминал звезду стереоэкрана, которая изображает горничную.
     Даллен молча кивнул. Его все еще била дрожь, мысли путались. По  всем
законам природы Мэтью должен был сорваться на палубу.  Может,  его  правая
рука - это искусно сделанный протез? Да нет,  чепуха.  Проще  предположить
плохое качество эмульсии. Наверное, кристаллы неравномерно  распределились
по перекладине, а Гарри щелкнул в то место, где все было в  порядке.  Мало
похоже на правду, но...  Ведь  никто  не  способен  выдержать  контакта  с
"пьезошоком".
     - Подумать только, ради этого я бросил  хорошую  службу,  -  небрежно
орудуя шваброй, хмыкнул Мэтью. - Наверное, помутнение рассудка.
     - Почему же вы смотали удочки? Повздорили с Брайслендом?
     -  С  Брайслендом?  Помощником  мэра?  -  В  глазах  Мэтью   читалось
равнодушное   недоумение.   -   Нет,   Гарри,    просто    пришло    время
попутешествовать.
     - Понимаю.
     Даллена вдруг снова затрясло. Если  уж  на  то  пошло,  то  отказ  от
немедленной казни вовсе не означал  отказ  от  наказания,  положенного  за
тягчайшие преступления. А вдруг  его  подвела  самоуверенность,  и  теперь
слишком поздно выдвигать обвинение? Какие  у  него  доказательства?  Кроме
того, Мэтью совершенно переменился. Разницу уловить трудно, но она налицо.
Раньше Джеральд Мэтью казался Гарри мотыльком, пустышкой, теперь же...
     "Что со мной? Зачем я снова копаюсь в этом дерьме? Почему  не  иду  к
Сильвии?"
     Он махнул Мэтью рукой и заторопился к лифту.  Кабина  поползла  вверх
мимо слоев миниатюрных травянистых лужаек, то попадая в тень, то выныривая
под искусственный солнечный  свет.  Когда  она  замерла  у  кольцеобразной
галереи, Даллен уже забыл о Мэтью.
     На палубе никого не было, команда "Хоксбида" практически все  рабочее
время находилась во внешних корпусах. К каюте Сильвии он летел на крыльях,
обостренные  чувства  воспринимали  даже  неуловимую  пульсацию   воздуха,
который гнали далекие насосы.
     Дверная ручка не  поддалась.  Даллен  негромко  стукнул  и  отступил,
раздосадованный: на пороге возникла мужеподобная доктор Глейстер.
     - Сильвия не может выйти к вам, - победоносно объявила  она.  -  Ведь
вас не приглашали, насколько...
     - Все в порядке, Билли, - вмешалась Сильвия, появляясь рядом с ней.
     Пока Даллен отсутствовал, она зачесала волосы, надела черное  платье.
Выйдя из каюты, Сильвия закрыла за собой дверь, взяла  Гарри  под  руку  и
повела к ближайшей лестнице.
     - Прости, Билли склонна к чрезмерной опеке. Но  пришла  она  вовремя.
Когда чуть-чуть остынешь, ты сам поймешь, что все к лучшему. Мне здесь  не
нравится, Гарри, мы выбрали неподходящее место, признай это.
     Даллен посмотрел на обшарпанные стены в ржавых потеках.
     - А по-моему, тут очень романтично, - буркнул он.
     Она рассмеялась и, неожиданно взяв его руку, поцеловала в ладонь.
     - Все образуется, Гарри. Дня через два мы будем уже на  Оптима  Туле,
выгрузим траву и отправимся в Бичхэд-Сити. Там  прекрасные  гостиницы,  мы
будем вдвоем и сможем сколько угодно... обсуждать наши  дальнейшие  планы.
Ради этого стоит потерпеть, правда?
     И Даллен, глядя в ее темные глаза, заставил себя улыбнуться.

     Через  день   космолет   сбросил   скорость,   вышел   в   нормальное
пространство-время, и наблюдатель уже мог воспринимать  его  как  реальный
объект. А это означало, что и людям, и приборам  на  борту  корабля  стала
вновь доступна информация из нормального мира.
     Продолжая  тормозить,  "Хоксбид"  сориентировался  по  орбитсвильским
радиомаякам и скорректировал свой курс. Научная комиссия  Оптима  Туле  по
вполне понятным  причинам  назначила  им  для  посадки  захолустный  36-ой
портал, окрестности которого никогда не осваивались,  а  потому  прекрасно
подходили для проведения широкомасштабных  ботанических  экспериментов  по
селекции новых культур.
     Астронавты-профессионалы в последней фазе полета к  Орбитсвилю  редко
уделяли время визуальным наблюдениям: огромная  непрозрачная  оболочка  на
малых расстояниях заслоняла пол-Вселенной. Ее чернота  обманывала  глаз  и
смущала  разум,  создавая  иллюзию  абсолютной  пустоты,  поэтому,   когда
корабль, начал снижение над 36-м порталом, на  посту  прямого  визуального
наблюдения не было никого из членов экипажа. Никто не счел нужным  бросить
взгляд на галактический горизонт и не увидел изменившийся Орбитсвиль.  Это
открытие сделала только  завсегдатай  судовой  обсерватории  доктор  Билли
Глейстер.
     Загадочный материал  оболочки  -  черный,  непроницаемый,  совершенно
инертный идем, над  загадкой  которого  ученые  безрезультатно  бились  на
протяжении двух веков, - пульсировал зеленым светом.

                                    17

     Переход к невесомости, хотя и происходил  постепенно,  дался  Даллену
нелегко.
     Кона сначала наслаждалась  своими  резко  возросшими  гимнастическими
способностями, поэтому Даллену приходилось следить за ее буйными, но плохо
скоординированными шалостями. Когда же главный двигатель "Хоксбида"  почти
остановился, а чувство чудесной легкости сменилось ощущением  непрерывного
падения. Кона испугалась. Она часами лежала, вцепившись в  края  койки,  и
все усилия Даллена обезопасить ее с  помощью  нуль-гравитационого  пакета,
принимала в  штыки.  Микель  оказался  более  сговорчивым  и  покорно  дал
привязать себя. Собственные ощущения беспокоили мальчика куда меньше,  чем
новая способность игрушек неожиданно взлетать в воздух.
     Даллен  как  раз  охотился  за  любимым  грузовиком   Микеля,   когда
мелодичная трель коммуникационной панели предупредила о переходе к  полной
невесомости. Кону начало тошнить.
     Превозмогая  подступающую  дурноту,  Даллен  вытащил  из  ниши  трубу
пылесоса и заметался по каюте в погоне за дрейфующими  в  воздухе  жидкими
шариками. Еще минут пять ушло на то, чтобы  привести  в  порядок  себя.  К
этому  времени  его  мысли  переключились  с  домашних  проблем  на  более
глобальные.  Когда  двигатель  фликервинга  остановился  и  защитное  поле
исчезло, "Хоксбид" получил возможность связаться с Орбитсвилем  и  узнать,
чем объясняют на Большом О чудеса, происходящие с его  оболочкой.  Капитан
Лессен, по всей видимости, уже получил информацию, но не  сделал  никакого
сообщения пассажирам корабля. Этот факт очень встревожил Даллена.
     Как  и  все,  кто  родился  на  Орбитсвиле,   Гарри   жаждал   узнать
подробности.   Невероятные    зеленые    сполохи,    безбрежные,    словно
фосфоресцирующий океан, казались ему чем-то вроде землетрясения. Он  вырос
на Большом О, поэтому всю  жизнь  его  не  покидала  вера  в  неизменность
Орбитсвиля. Происходящее сейчас не укладывалось в голове.
     Время шло, а Лессен все молчал. С каждой минутой тревога и нетерпение
усиливались; кончилось все тем,  что  Гарри  достал  из  аптечки  шприц  с
двойной дозой снотворного, положил пластиковую подушечку на большой  палец
и, сделав вид, что поправляет постель, прижал палец к  запястью  Коны.  Он
чувствовал себя преступником.  Когда  наркотик  подействовал,  он  обмотал
безвольное тело нуль-гравитационным бинтом, успокоил  Микеля  и  вышел  из
каюты.
     Магнитные скобы, прилаженные к обуви, поначалу затрудняли ходьбу, но,
приноровившись,  Даллен  стал  двигаться  увереннее.  Лессена,  Ренарда  и
нескольких офицеров он застал перед обзорными  экранами,  которые  мерцали
зеленым светом.
     - Посторонним здесь  нельзя  находиться,  -  выпятив  грудь,  объявил
Лессен.
     - Бросьте, - ответил Даллен. - Какого черта там происходит?
     - Я вынужден настаивать на вашем...
     - Капитан, не мелите чепуху, - обернулся к  Даллену  Ренард.  На  его
лице не было и  следа  былой  враждебности.  -  Это  действительно  что-то
невероятное, старина. Мы связались с Транспортным центром, и там сообщили,
что часов пять назад засветилась вся поверхность оболочки, а перед этим по
ней гонялось друг за другом множество зеленых  меридианов.  Теперь  полная
иллюминация. Замечаете пульсацию, старина?! Нам говорят, что она  началась
с пятисекундными интервалами, а теперь вспышки следуют каждую секунду.
     Ренард ухмыльнулся, кивнув в сторону зеленых экранов.
     "Все это части одного процесса",  -  подумал  Даллен,  вспомнив  свой
разговор с Питером Эззати. В  противоположность  легкомыслию  Ренарда  его
тревога нарастала.
     - А как быть с посадкой? - спросил он.
     - Научная комиссия утверждает, что свечение ни на что не повлияло, во
всяком  случае,  детекторы  ничего  не  зарегистрировали.  Поэтому   можно
попросту закрыть глаза на подобную чехарду и идти вперед  на  всех  парах.
Говорят, у тех, кто садился, все прошло нормально.
     - Не нравится мне это, - мрачно заметил Лессен.
     Ренард хлопнул его по плечу.
     - Ваши симпатии и антипатии не имеют значения, старина. Все,  что  от
вас требуется, это управлять моим кораблем, посему смиритесь и не  тратьте
времени попусту. Договорились?
     - Если вы не возражаете, - вмешался Даллен, -  я  хотел  бы  остаться
здесь.
     - Будьте моим гостем, - радушно пригласил Рик.
     Лессен собрался было  возразить,  однако  передумал  и  только  пожал
плечами. Он подошел к центральной панели, отстучал команду на  компьютере,
и через несколько секунд Даллен ощутил вибрацию палубы, а вскоре на экране
возникло изображение 36-то портала. Сначала он казался крошечной черточкой
на фоне зеленого зарева, потом она начала  расти,  превращаясь  в  эллипс,
зияющий провалом на поверхности сферы.
     Даллен знал, какую картину предстоит  увидеть,  но,  когда  открылось
немыслимо голубое летнее небо, сверкавшее внутри  портала,  по  его  спине
пробежал озноб. На мгновение он представил, что чувствовал Вэнс  Гарамонд.
Отверстие тем временем превратилось в правильный  тысячеметровый  лазурный
круг, в центре которого застыло солнце Орбитсвиля.
     "Мне следовало бы сейчас быть рядом  с  Сильвией,  -  подумал  он.  -
Может, она на смотровой галерее третьей падубы?"
     - Мы тормозим, высота две тысячи метров, - сказал Лессен, взглянув на
Даллена.
     - Начинаем спуск к станции.
     Тот дружелюбно улыбнулся в ответ, благодаря капитана за  предложенное
перемирие.  Через  четверть  часа  до  поверхности  оставалось  не  больше
нескольких десятков метров. Из центрального корпуса "Хоксбида" выдвинулись
захваты, готовые закрепить корабль  на  краю  портала.  В  главных  портах
Орбитсвиля он просто соскользнул бы внутрь оболочки по огромным причальным
направляющим, но здесь нужно было вставать на якорь.
     "Сейчас, - подумал Даллен, - из шлюза будет выдвинута  соединительная
труба,  которую  введут  сквозь  силовое  поле   удерживающей   диафрагмы.
Разгрузка рассады и семян займет весь день, а потом они с  Сильвией  будут
свободны..."
     - Не нравится мне это, - снова заговорил Лессен. -  Что-то  здесь  не
так.
     И,  словно  в  подтверждение  слов  капитана,  на  панели  управления
замигали  индикаторы,  зазвучала  тоскливая  трель  тревоги.  Два  офицера
бросились по местам, их пальцы забегали по клавиатуре.
     Ренард откашлялся.
     - Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?  Ведь  я  стал  владельцем
этой посудины совершенно случайно.
     - Толкатели продолжают работать,  -  спокойно  ответил  Лессен,  -  а
корабль ни с места.
     - Значит... - Огненно-рыжие брови Ренарда сошлись на переносице.
     -  Значит,  толкателям  что-то  мешает,  однако  наши  приборы  не  в
состоянии определить, что именно.  До  оболочки  двадцать  восемь  метров,
перед кораблем нет никакой преграды, никакого силового поля, а мы не можем
продвинуться ни на дюйм. Мне это  очень  не  нравится,  я  собираюсь  дать
"малый назад".
     - Еще чего! - возмутился Ренард. - Поднажмите чуток, и дело с концом!
     - Признаков опасности не обнаружено, -  доложил  офицер  от  бокового
экрана.
     -  Неважно,  -  отозвался   Лессен,   прохаживаясь   по   рубке   как
нахохлившийся голубь. - Транспортный центр сообщил, что остальные  порталы
функционируют нормально, но за этот они не  ручаются.  Лучше  причалить  в
другом месте.
     - Дьявол! -  рявкнул  Ренард.  -  На  биостанции  меня  ждет  бригада
чертовски дорогих специалистов. Мы сядем здесь!
     - Хотите пари? - Лессен, словно демонстрируя свою власть на  корабле,
по-хозяйски погладил главную панель управления.
     Даллен,  стоявший  рядом,  заметил,  как  глаза  капитана   сверкнули
злорадным торжеством. Громче и настойчивее зазвучал сигнал  тревоги.  "Все
это части одного процесса,  -  стучало  в  голове  Даллена.  -  Орбитсвиль
неспроста охвачен огнем..."
     - Стоим на месте, - констатировал офицер.
     - Вижу, - зарычал Лессен, брызгая слюной.
     У офицера отвисла челюсть.
     - Но...
     Его возражение потонуло  в  оглушительном  вое  сирены,  которая  для
пущего эффекта имитировала древние  сигналы  тревоги.  Когда  она  утихла,
бесстрастный синтетический  голос  объявил:  "ТРЕВОГА!  ТРЕВОГА!  Нарушена
герметичность корпуса. Всему личному составу немедленно надеть  скафандры.
ТРЕВОГА!"
     Сообщение повторялось, пока  Лессен  не  вырубил  динамики  командной
палубы, но предупреждение слышалось с нижних палуб.
     Даллен вяло наблюдал, как Лессен и остальные  офицеры  устремились  к
аварийным шкафам, где стояли скафандры. Ренард словно потерял  способность
двигаться. Скорее  разъяренный,  чем  встревоженный,  он  замер,  скрестив
веснушчатые руки на  груди,  и  мрачно  глядел  на  людей,  сражавшихся  с
аварийным облачением.
     - Это не учебная тревога! - бросил Даллену капитан. - Бегите в каюту,
позаботьтесь  о  своих.  В  аварийном  отсеке  найдете  два  скафандра   и
герметичную детскую люльку.
     - Я не чувствую падения давления, - ответил Даллен.
     - Действительно, - встрял Ренард, - с чего это вы так запаниковали?
     Лессен, успевший влезть в скафандр, посмотрел на него, как на идиота.
     - Я не  знаю,  что  случилось,  но  уверяю  вас:  тревога  настоящая.
Какая-то сила  мешала  нам  приблизиться  к  причалу,  но  как  только  мы
попытались отвалить, другая сила начала толкать  нас  обратно,  вниз.  Обе
действуют до сих пор. Мы в тисках, и тиски эти сжимаются. Датчики сообщают
о деформации корпуса. Обшивка уже дала трещину.
     - Почему вы не объяснили сразу? - накинулся на него Ренард.
     - По сигналу тревоги я привык первым делом надевать скафандр.
     Несмотря на  создавшееся  положение,  Лессен  не  прекратил  войну  с
Ренардом.
     Тот выругался и неуклюже затопал к лестнице. Магнитные  скобы  громко
клацали по металлическому полу палубы. Даллен будто во сне побежал за ним.
Внизу продолжали завывать  сирены,  еще  больше  подчеркивая  нереальность
происходящего.
     Лессен сказал о таинственных  силах,  которые  сдавливали  звездолет,
грозили сплющить его. Но существуют ли они на самом деле?  Ведь  космос  -
обычный  вакуум,  а  не  вместилище   таинственных   сущностей,   решивших
поразвлечься с кораблем. Лучшие дни "Хоксбида" давно  в  прошлом,  поэтому
некоторые системы попросту вышли из строя. В  конце  концов,  единственным
сигналом опасности было  сообщение  бортового  компьютера,  а  эта  старая
развалина запросто могла...
     Скрежет ломающегося металла Даллен услышал между  четвертой  и  пятой
палубами. За скрежетом последовало хлопанье металлических дверей, и тут же
упало давление. У Гарри заложило уши.  Опасность  стала  вполне  реальной,
заставив его испугаться по-настоящему. На пятой палубе люди помогали  друг
другу надевать скафандры. Криво улыбнувшись Сильвии, Даллен побежал в свою
каюту. Микель, сжимая по машине в каждой  руке,  неуверенно  посмотрел  на
него. Кона мирно похрапывала в своей кровати.
     - Все хорошо, малыш, - пробормотал Даллен. - Давай поиграем  в  новую
игру.
     Не прерывая успокоительную  болтовню,  он  распахнул  красную  дверцу
шкафа и достал  герметичную  люльку,  представлявшую  собой  прозрачную  с
одного конца капсулу. Трясущимися  руками  Даллен  уложил  в  нее  Микеля,
который сначала со страхом глядел на него сквозь прозрачное окошко,  потом
заплакал. Плач слышался через переговорное устройство на приборной  панели
люльки.
     - Прости, малыш, прости, - сказал Даллен,  -  это  ненадолго,  обещаю
тебе.
     Он  вынул  костюм  и  принялся  за  более  сложную   упаковку   Коны;
невесомость еще  больше  усложняла  задачу.  Через  минуту  Даллен  взмок.
Непрекращающийся вой сирены и рыдания Микеля мешали координации  движений,
а мозг сверлили два вопроса:
     Что происходит с кораблем?
     Что происходит с Орбитсвилем?
     Когда он  наконец  застегнул  костюм  и  потянулся  за  шлемом.  Кона
неожиданно дернула головой, угодив ему в переносицу. Слезы  ослепили  его,
из носа вылетели шарики крови. Но он все-таки справился со шлемом, и  Кона
ангельски улыбнувшись ему, снова заснула.
     Даллен почти влез  в  свой  скафандр,  когда  терзавшая  слух  сирена
внезапно смолкла. В повисшей тишине раздался голос Лессена.
     - Говорит капитан  Лессен.  Корабль  получил  серьезное  повреждение.
Корпус разгерметизирован. У нас нет выбора, корабль  необходимо  покинуть.
Всем сохранять спокойствие. Экипажу и пассажирам  немедленно  собраться  в
главной  шлюзовой  камере  на  четвертой  палубе.   Повторяю:   сохраняйте
спокойствие. Нам предстоит преодолеть тридцать метров  открытого  космоса.
Будут использованы страховочные тросы. Всем немедленно собраться в главной
шлюзовой камере.
     Даллен застегнул скафандр, надел шлем, и тут  же  заработала  система
автономного снабжения кислородом и температурного контроля. Он  пристегнул
к поясу люльку, взял на буксир Кону и направился к выходу.  Пассажиры  уже
покинули пятую палубу, некто-то из экипажа, заметив Даллена, поспешил  ему
на подмогу.
     - Спасибо, - коротко поблагодарил Даллен. - Я вынужден  был  дать  ей
успокоительное.
     - Приберегите и для меня, - откликнулся человек.
     Они  добрались  до  шлюзовой  камеры.   Квадратное   помещение   было
достаточно просторным, чтобы вместить всех находившихся  на  борту,  и  по
гомону, раздававшемуся в наушниках, Гарри определил, что почти все  уже  в
сборе. Дверь шлюзовой камеры наглухо  закрылась,  замигали  красные  огни,
показывающие, что воздух из камеры спущен. Уровень шума в наушниках  резко
подскочил.
     Сквозь  шум  прорвался   голос   капитана,   усиленный   командирским
передатчиком:
     - Тихо! Пожалуйста, тише! Радио в ваших скафандрах работает на  общей
частоте. Немедленно прекратите посторонние разговоры, иначе...  Ладно,  вы
сами прекрасно понимаете, что это необходимо  для  быстрой  и  эффективной
эвакуации. - Его голос потонул в новом всплеске шума, за которым наступило
виноватое молчание.
     Даллен только сейчас  почувствовал,  как  его  обтягивает  внутренняя
оболочка скафандра. Прошло еще несколько секунд, и на внешней стене камеры
вспыхнули новые сигналы. Однако пугающая новизна ощущений поблекла,  когда
внешняя дверь шлюзовой камеры отъехала в сторону, впустив столб солнечного
света и слепящую небесную синеву.
     Даллен, представлявший себе корабль парящим над  Орбитсвилем,  теперь
обнаружил, что смотрит вверх. Портал  превратился  в  километровое  черное
озеро среди безбрежных просторов Большого  О.  А  внизу,  словно  огромная
субмарина, застыл "Хоксбид". Если орбитсвильцы хотят взглянуть на  звезды,
они должны смотреть себе под ноги.
     Когда дверь шлюзовой камеры открылась полностью, и стала видна  часть
оболочки Орбитсвиля, у всех вырвался вздох  удивления.  Поверхность  сферы
выглядела  непривычно.   Вместо   непроницаемой   тьмы   в   глаза   лился
бледно-зеленый свет, по яркости почти не уступавший  небесной  лазури.  Он
пульсировал, поэтому оболочка казалась живой. Потрясенный  Даллен  не  мог
отвести от нее глаз, его охватил благоговейный трепет.
     Толпа у выхода  зашевелилась,  и  первая  фигура  в  белом  скафандре
вылетела в направлении портала. Трос за спиной разматывался, за  несколько
секунд человек  пересек  открытое  пространство,  но  промахнулся.  Даллен
видел, как он  подпрыгнул  на  невидимой  поверхности  силовой  диафрагмы,
изогнулся, успев все-таки дотянуться до короткого трапа на  краю  портала.
Появившиеся  орбитсвильцы  помогли  путешественнику  выбраться  наверх.  В
наушниках прошелестел облегченный вздох.
     "Удалось! С первого раза, без неожиданностей. - Даллен был ошеломлен.
Все так просто. - Неужели, в конце концов, обойдется?.."
     - Одного троса достаточно, - объявил Лессен.  -  Будем  перехватывать
руки. Сначала пассажиры. Кто первый? На  поясе  у  каждого  есть  короткий
ремень с карабином. Зацепите за трос. Не волнуйтесь, это  не  трудно.  Ну,
давай!
     Даллен прокладывал себе путь сквозь толпу, ему помогали чьи-то  руки.
Впереди стояли уже привязанные к тросу фигуры в скафандрах, кое-кто  начал
спуск. Капитан с красными отличительными треугольниками на плечах у самого
выхода проверял, чтобы каждый пассажир был  надежно  пристегнут  к  тросу.
Солнечный свет играл на прозрачных шлемах.  Даллен  узнал  Сильвию  в  тот
момент, когда она шагнула в  пустоту,  устремляясь  к  обетованной  земле.
Следом за нею прыгнул Ренард.
     Впереди шел Джеральд Мэтью.  Пока  проверяли  страховку,  он  в  упор
смотрел на Даллена, но в глазах не мелькнуло  даже  тени  узнавания,  лицо
врага было похоже на каменную маску. Не взглянув  в  звездную  пропасть  у
своих ног, он ухватился за трос и медленно заскользил вверх.
     Даллен хотел привязать Кону, но Лессен остановил его.
     - Вам проще идти впереди и тащить ее за собой. Как она?
     - Спит.
     - Хорошо. Не волнуйтесь, доставим живой и невредимой.
     - Спасибо.
     С помощью капитана Даллен привязал к себе Кону, зацепил  карабины  за
трос. Люлька создавала дополнительные  трудности,  но  сыграла  свою  роль
невесомость. Он  обнаружил,  что  даже  с  такой  ношей  передвигается  на
удивление легко, только никак не  мог  отвлечься  от  холодной  черноты  и
тревожного свечения оболочки. Ее яркость ослепляла,  а  частота  пульсаций
возросла до двух-трех раз в секунду.
     "Сияние скоро станет непрерывным. А что потом?"
     Даллен находился уже  так  близко  к  Орбитсвилю,  что  в  мельчайших
подробностях различал происходящее у кромки портала. Он видел, как Сильвия
с Ренардом, подхваченные чьими-то руками, протиснулись  сквозь  диафрагму,
встали на ноги, и Сильвия сразу же откинула шлем. Гарри увидел, как высоко
поднялась ее грудь,  когда  она  с  наслаждением  вдохнула  чистый  воздух
Орбитсвиля. Стоя на самом краю,  она  с  беспокойством  поглядывала  вниз.
Даллен попробовал двигаться быстрее,  но  наткнулся  на  замершего  Мэтью.
Вцепившись в трос обеими руками, Джеральд висел на одном месте.
     - Какого дьявола?
     Даллен прижал шлем к шлему Мэтью,  заглянул  ему  в  лицо  и  тут  же
отпрянул. На него смотрели слепые глаза, лицо  оскалилось  в  замороженной
ухмылке.
     Общий гомон в наушниках перекрыл голос капитана:
     - В чем дело? Почему задержка?
     - Мэтью остановился, - ответил Даллен. - Кажется,  он  мертв.  Или  в
столбняке.
     - Боже! Вы можете толкать его перед собой?
     - Попробую.
     Даллен схватил  Мэтью  за  руку,  попытался  разжать  его  негнущиеся
пальцы...
     И в то же мгновение задохнулся от ужаса.
     Свершилось невозможное.
     Вселенная раскололась надвое.

     Поблескивая в солнечных лучах,  на  фоне  усыпанной  звездами  черной
пропасти Галактики неясно вырисовывалась громада  корабля.  Внизу  краснел
прямоугольник шлюзовой камеры и ожидали своей очереди фигуры в скафандрах.
Лессен, прикрыв глаза рукой, смотрел в сторону Даллена.
     А вверху  нависала  громада  Орбитсвиля.  На  фоне  полосато-голубого
небосвода Гарри видел четкие силуэты Сильвии и других пассажиров.
     Все остальное пространство занимало леденящее  душу  зеленое  сияние,
охватившее оболочку Орбитсвиля. Оно  пульсировало  теперь  с  лихорадочной
частотой.
     Две половины Вселенной разделяла узкая полоса абсолютной  черноты,  в
которой едва  поместились  Даллен  с  семьей  и  Мэтью,  но  Даллен  вдруг
отчетливо понял:  эта  узкая  полоска  вмещает  весь  космос.  Даже  нечто
большее, чем космос. Иное измерение. Более высокое.
     "Как?.. - Мысль ворочалась медленно, словно замороженная  космическим
холодом. - Почему я понимаю то, что не способен постичь?"
     Впереди что-то шевельнулось, совсем рядом, а  может,  где-то  страшно
далеко. Какая-то неестественно вытянутая  тень,  черный  эскиз  на  черном
фоне, стеклянный призрак на дне прозрачного озера.
     - Не бойся, Гарри Даллен.
     То был не голос. То была мысль. Она проникла в его мозг, облеченная в
привычную форму слов, но не стесненная скудостью человеческой речи.
     - Я служу Жизни, Гарри Даллен,  поэтому  не  причиню  тебе  вреда.  Я
принадлежу  к  расе,  овладевшей  пространством  и  временем.  Мы   высшее
воплощение разума. В вашем языке нельзя найти подходящего  сравнения,  но,
можно сказать, мы опередили человечество на пути эволюции на  столько  же,
на сколько человечество ушло вперед, допустим, от трилобитов.  У  нас  нет
имени, однако ты можешь называть нас  ультанами,  грядущими.  Я  повторяю,
ультаны - слуги Жизни, ты не должен бояться.
     "Я не могу, - подумал Даллен. - Я не могу не бояться. Я не готов".
     - Да. На твою долю выпала редкая, быть  может,  исключительная  роль.
Это продлится недолго, даже по вашим меркам. Несколько секунд, не  больше.
Все, что от тебя требуется - это не отцеплять Джеральда Мэтью от троса, не
пытаться сдвинуть его в сторону  объекта,  известного  вам  под  названием
Орбитсвиля.
     "Почему? Что происходит?"  Вопрос  еще  не  успел  оформиться  в  его
голове, а Даллен уже понял, что в результате контакта с существом из иного
измерения он сам странным образом изменился.  Даже  то,  что  он  сохранил
самообладание    и    способность    здраво     рассуждать,     неоспоримо
свидетельствовало: ему передались, не важно,  надолго  ли,  нечеловеческие
свойства  обитателя  черного  нечто.  Он  осознал  и  то,  что   структура
человеческого  мышления  вынуждала  его  воспринимать   почти   мгновенную
передачу знания в форме последовательного диалога.
     - Ты наш брат по Жизни, - пришел ответ, - и этика требует,  чтобы  ты
получил полную информацию, касающуюся твоего существования...
     - Берегись, Гарри Даллен! - вмешался другой голос. Даллен  переключил
внимание на вторую область зажавшего его с обеих  сторон  черного  пласта.
Когда этот голос вторгся в его мозг, там произошло легкое движение, словно
черная жидкость в кромешной тьме перетекла из одного сосуда в другой.
     - Берегись получить ложную интерпретацию  этики,  -  продолжал  новый
голос, - мы же должны отвергнуть ее и все, что из нее вытекает.
     - Подожди! Сейчас мы должны позволить человеку прийти к  собственному
заключению и действовать в соответствии с ним, - возразил первый ультан.
     - Я признаю, что в нашем  безвыходном  положении  никакой  иной  путь
невозможен, но этика требует, чтобы ты предоставил ему факты. Ты не вправе
влиять на его решение.
     Даллен понял, что слушает непримиримых врагов. Похоже,  эти  существа
давно вовлечены в какую-то борьбу, и теперь неохотно идут  на  соглашение.
Пока их внимание было сосредоточено  друг  на  друге,  он  снова  вернулся
мыслями к Мэтью, намертво  вцепившемуся  в  трос,  и  его  с  новой  силой
ошеломило неправдоподобие  происходящего.  Первый  ультан  хочет  помешать
тому, чтобы Мэтью достиг Орбитсвиля. Но почему?
     - Гарри Даллен, соглашение достигнуто.
     Сознание Даллена вновь растворилось в личности первого существа.
     - Тебе будут разъяснены обстоятельства нашей встречи,  и,  располагая
исчерпывающей  информацией,  ты  должен  подчиниться  Этике.  В   качестве
основания, на которое ты сможешь опереться, мы  сообщаем  тебе,  что  ваша
Вселенная не единственная. Хотя, как  я  понимаю,  ты  уже  сталкивался  с
идеями, проливающими свет на этот факт, поэтому мне будет проще объяснить.
Ты должен знать, что в момент Великого События, известного вам как Большой
Взрыв, образовалось четыре  Вселенные.  Ваша  Вселенная  -  это  Вселенная
Первой Области. Так называют ее некоторые ваши философы.  Она  состоит  из
обычной, с вашей точки зрения, материи, и время в ней  течет  вперед.  Эту
Вселенную уравновешивает Вселенная Второй Области,  которая,  опять  же  с
вашей точки зрения, состоит из антиматерии, и время в  ней  течет  вспять.
Вселенная Второй Области уходит для вас  в  прошлое,  хотя  ее  обитатели,
разумеется, считают свою материю нормальной, а ход времени  положительным.
Они никогда не смогут наблюдать вашу Вселенную, но, по их  представлениям,
она состоит из антиматерии и движется во  времени  назад.  Существуют  еще
тахионная Вселенная Третьей Области, которая несется  во  времени  вперед,
опережая  вашу  Вселенную,  а  также  антитахионная  Вселенная   Четвертой
Области,  мчащаяся  в  прошлое  впереди  Вселенной  Второй  Области.   При
нормальном положении вещей эти четыре Вселенные не должны столкнуться друг
с  другом,  но   в   результате   искривления   пространственно-временного
континуума они сойдутся в одной точке. Тогда произойдет еще  один  Большой
Взрыв, и начнется новый цикл.
     В  памяти  Даллена  вспыхнуло   мимолетное   видение   фантастической
стеклянной мозаики со сложными лепестками, стянутыми в единый  клубок.  "Я
подтверждаю, что эти представления не новы для меня, хотя лично я не  могу
переварить концепцию о кривизне времени".
     - "Время" - средоточие твоей трудности, но  тебе  достаточно  принять
мое  утверждение  на  веру.  Мы,  ультаны  -  обитатели  Третьей  Области,
тахионного  соседа  вашего  мира,  и  наша  мобильность   во   времени   и
пространстве   позволяет   нам    свободно    обращаться    с    подобными
представлениями.
     "Я  запутался  еще  больше,  -  отозвался  Даллен.  -  Вы  ничего  не
объяснили".
     - Тебе нужен более обширный фундамент. Из  сказанного  мною  следует,
что Вселенные, образовавшиеся в результате Большого  Взрыва,  должны  быть
замкнутыми. Силы притяжения в  каждой  Вселенной  должны  быть  достаточно
велики,  чтобы  вернуть  мириады   ее   галактик   из   предельных   точек
центробежного полета и, таким образом, вновь собрать воедино  всю  материю
космоса для  следующего  Большого  Взрыва.  Если  бы  дела  обстояли  иным
образом, то галактики продолжали бы бесконечно разлетаться. Постепенно они
остыли бы и погибли, а космос погрузился  бы  в  абсолютную  тьму.  В  нем
остались  бы  только  зола  и  пепел,  дрейфующие   в   холоде   и   мраке
бесконечности. Пресеклись бы циклы космического обновления.  Жизнь  умерла
бы навсегда.
     "Это мне ясно. - Даллен вдруг осознал,  что  его  сын  сосредоточенно
смотрит на него из своей люльки. - Но это ничего мне не объясняет".
     - Тут и кроется  причина  нашего  вмешательства.  После  бесконечного
числа космических циклов произошло нарушение равновесия.  Мы  узнали,  что
Вторая Область не может сжаться.  Ей  суждено  вечно  расширяться,  а  без
вклада ее материи природа  следующего  Большого  Взрыва  будет  радикально
иной.  Мы  предвидим   катастрофическое   нарушение   цикла   космического
обновления.
     Даллен постарался ощутить тревогу за  судьбу  Антивселенной,  которая
ушла в прошлое на двадцать миллиардов лет и уходит все  дальше  и  дальше.
"Но как мог возникнуть такой дисбаланс? Ведь если масса  Вселенной  Второй
Области равна массе нашей Вселенной, то ее гравитационная  энергия  должна
быть..."
     - Гравитация  -  еще  не  все,  Гарри  Даллен.  Есть  другая,  крайне
необходимая,  энергия,  дополняющая  гравитационную,  способная  проникать
сквозь материю и одушевлять ее.
     Неожиданно для самого себя Даллен совершил головокружительный скачок.
"Разум!"
     -  Вот  именно.  Гравитоны  и  сапионы  имеют  очевидное  структурное
сходство, хотя это одно из явлений, не доступных твоему пониманию.  Однако
между ними существует также большое различие. Гравитация  -  неотъемлемое,
универсальное и неизбежное свойство материи,  тогда  как  разум  возникает
случайно, не  везде  и  не  всегда,  а  лишь  там,  где  материя  обладает
достаточно  сложной  организацией,   и   лишь   тогда,   когда   возникают
благоприятные  условия.  Затем  сапионы  проникают  сквозь   галактические
структуры,  увеличивая  вероятность   возникновения   разума   повсюду   и
одновременно усиливая действие гравитации.
     - Большинство ваших философов полагает, что человечество -  случайный
элемент в космической системе. Это не так. Ваша раса вместе  с  миллионами
других  рас  -  это  цемент,  скрепляющий  мироздание.  Именно  мыслитель,
задумавшийся в тиши кабинета,  оттягивает  самые  удаленные  галактики  от
берегов ночи.
     "Значит, Карал Лондон был на верном  пути!"  Но  Даллену  не  хватало
времени на благоговение - информация продолжала поступать  с  безжалостной
скоростью.
     - Верно. Условия в этом цикле ни разу не сложились благоприятно. Даже
ультаны не могут сказать, почему, но вероятность возникновения  разума  во
Второй Области была настолько  низкой,  что  мы  подозреваем  чье-то  злое
вмешательство на ранней стадии истории Вселенной.
     - Протестую! - Шевельнулся в темноте второй ультан. - Я позволил  вам
сообщить человеку факты, не интерпретируя их. Применив определение  "злой"
к естественным силам мироздания, ты злоупотребил моей терпимостью.
     - Приношу свои извинения, на этой стадии  очень  важно,  чтобы  Гарри
Даллен понял: мы никогда не считали ситуацию необратимой.  Мы  предприняли
шаги, чтобы нормализовать ее.
     "Значит... - Сознание Даллена словно озарилось вспышкой сверхновой. -
Орбитсвиль!"
     - Да. Орбитсвиль - это инструмент, предназначенный  для  того,  чтобы
сначала привлечь формы разумной  жизни,  а  затем  переправить  их  назад,
сквозь время, во Вселенную Второй Области. И момент отправления близок.
     "Нет!" Связь между Далленом и ультаном начала слабеть, но он был  все
еще достаточно подчинен едва угадываемому в темноте пришельцу,  и  реакция
его была скорее логической, чем эмоциональной.  "Это  не  сработает!  Одна
сфера на целую Вселенную не сможет ничего изменить!"
     -  Мы  создали  не   одну   сферу.   Чтобы   гарантировать   пленение
жизнеспособной расы, мы создали подобные объекты в каждой галактике  вашей
Вселенной. Каждая галактика, в зависимости от  своих  размеров,  имеет  от
восьми до сорока сфер, и все они расположены в  зонах,  благоприятных  для
развития разумной жизни. Тот факт, что ваша  раса  обнаружила  Орбитсвиль,
вовсе не случаен.
     "Сто  миллиардов..."  Даллен  оцепенел,  пытаясь   подсчитать   число
Орбитсвилей, разбросанных по Вселенной.
     - По человеческим масштабам число,  быть  может,  и  немалое,  но  во
Вселенной Второй Области столько же галактик, сколько в этой, и  их  нужно
заселить. Того требует Этика.
     - НЕПРАВДА!
     Мощная волна протеста, исходившая от второго ультана,  встревожила  и
смутила Даллена, еще больше ослабив убедительность первого. Гарри  на  шаг
приблизился  к  своему  нормальному  состоянию,  и,  когда  эмоции  начали
бороться  с  разумом,  мысли  его  вернулись  к  Сильвии  Лондон.  Она  на
Орбитсвиле! А Орбитсвиль, поверхность  которого  теперь  пульсировала  так
быстро, что глаз воспринимал  лишь  бешеные  удары  по  сетчатке,  вот-вот
должен кануть в прошлое...
     -  Гарри  Даллен,  ты  сам  можешь  судить   об   ошибочности   такой
интерпретации Этики. - Второй ультан вторгся в его мозг  бушующим  потоком
черноты. - Я, как и многие мои собратья, осознаю,  что  ультаны  не  имеют
права  навязывать  естественному  порядку  мироздания  свою   волю,   свои
неизбежно ограниченные представления. Неравновесие между Вселенными Первой
и Второй Областей в  настоящем  цикле  действительно  предвещает  коренные
изменения, но это естественные перемены, благодаря которым появились и мы,
и  все   остальное.   Противиться   им   -   ошибка.   Мироздание   должно
эволюционировать.
     "Почему вы говорите со мной? - Психологическое  давление  становилось
нестерпимым. - Я всего лишь человек, и у меня есть другие..."
     -  Случай  дал  тебе  уникальную  возможность,  Гарри   Даллен.   Мои
сторонники в  этой  части  Галактики  находятся  в  невыгодном  положении,
поэтому мне пришлось действовать украдкой.
     Ты уже знаешь, что Орбитсвиль - инструмент. Чтобы нейтрализовать его,
я  создал  другой  инструмент,  которому  достаточно  войти  в  контакт  с
оболочкой Орбитсвиля, и она поглотит его, изменит свои свойства, тем самым
навсегда оставшись в континууме  Первой  Области.  Этот  инструмент  имеет
физическую форму существа, известного тебе под именем Джеральд Мэтью.
     Я выбрал его потому, что он  хотел  уничтожить  собственную  жизнь  и
потому, что положение, занимаемое  им  в  вашем  обществе,  позволяло  ему
отправиться на Орбитсвиль  и  беспрепятственно  приблизиться  к  оболочке.
Когда он убил себя,  намеренно  разбив  самолет,  я  воссоздал  его,  внес
физические изменения, необходимые для моей цели,  и  направил  его  в  эту
точку.
     К несчастью, его приближение заметили,  и  приготовления  к  переносу
этой сферы во Вселенную Второй Области были  ускорены.  Кроме  того,  тело
Джеральда Мэтью встретило противодействие огромных сил.  Они  парализовали
его.
     Теперь все зависит от тебя, Гарри Даллен.
     Ты должен склонить чашу весов в сторону одной из двух сил. Ни одна из
сторон не имеет права оказывать на  тебя  давление.  Только  твой  здравый
смысл, твои воля и физическая сила могут решить космическую проблему.
     Осталось несколько секунд, прежде  чем  сфера  исчезнет,  но  ты  еще
успеешь отцепить руки  Джеральда  Мэтью  от  троса,  продвинуть  его  тело
вперед, чтобы оно вошло в контакт с оболочкой.
     От имени Этики я возлагаю на тебя эту ответственность.

     Две половины космоса сомкнулись.
     Ощущения возвращались к нормальному состоянию медленно,  хотя  Даллен
знал, что встреча с ультанами произошла за мгновение, отделяющее два удара
сердца.   Беспорядочные   возгласы   и   испуганные   крики   в   телефоне
свидетельствовали о том, что  люди  на  "Хоксбиде"  до  некоторой  степени
разделили  его  переживания.  Три  его  спутника,  находившиеся  в  центре
событий, знали меньше всех - Кона пребывала в наркотическом забытье, глаза
Микеля как-то  странно  поблескивали  за  прозрачным  колпаком  люльки,  а
Джеральд Мэтью, умерший, но не мертвый, примерз к тросу, уходящему  вверх,
к...
     У Даллена перехватило дыхание: оболочка горела ровным зеленым  огнем.
Вспышки настолько участились, что глаз уже не воспринимал их.  Времени  на
раздумья не было. Сильвия стояла на краю портала, опасно  склонившись  над
бездной, Ренард удерживал ее за талию. Гарри почти  слышал  ее  шепот,  ее
глаза не отрывались от его лица.
     - Сильвия! - в отчаянии крикнул он, рванувшись вверх. Путь загородило
окостеневшее тело Мэтью. Великая ответственность... Он должен  протолкнуть
инструмент через последние метры открытого космоса... Но время... Его  уже
нет... Оболочка горит, словно солнце...
     "Не хочу никакой справедливости! -  хрипло  выдохнул  Даллен.  -  Это
МОЕ!"
     Он освободился от троса, от Коны, от люльки сына, обогнул тело  Мэтью
и в безумной спешке ринулся  вверх,  к  краю  портала.  Сильвия  протянула
руки...
     Орбитсвиль исчез.
     Не хватило краткого мгновения, доли секунды. Теперь Сильвия  отделена
от  него  пучиной  времени,  глубина  которой  равна   двойному   возрасту
Вселенной.
     Даллен подтянул колени к подбородку, закрыл глаза  и  начал  медленно
падать в пустоту.

                                    18

     Штаб-квартира  фонда  "Анима  Мунди"  была  расположена  недалеко  от
Виннипега.  Рядом   находился   Центральный   клиринг   метаправительства,
опутанный  транспортно-коммуникационными  сетями.  Сюда  струился   слабый
транспортный поток с орбитальных станций. Луны и  Террановы,  единственной
обитаемой планетки, открытой раньше Орбитсвиля и с годами  ставшей  никому
не интересным захолустьем. Транспорта едва хватало, но он считался  важным
вспомогательным звеном процесса Возрождения, хотя требовалось  еще  немало
времени, чтобы могли появиться резервные возможности и  индустрия  высокой
технологии.
     Даллена расположение штаб-квартиры устраивало по личным причинам.  Не
последнюю роль играл и климат, столь похожий на климат родного Орбитсвиля.
Бывали дни, когда с горных  пастбищ  на  равнину  стекал  упругий,  чистый
воздух, который заставлял Даллена поднимать голову в надежде увидеть  небо
в  бледно-голубую  полоску.  Даже   в   летнюю   жару   воздух   оставался
живительно-свежим.
     "Хорошее место, - думал он, ставя кофе на плиту, -  самое  подходящее
для жизни и воспитания сына".
     Сегодняшний день 25 августа 2302 года был  особенным.  Прошло  девять
лет с тех  пор,  как  Орбитсвиль  отправился  в  другую  Вселенную  и  два
столетия,  как  первый  разведывательный  корабль  вырвался   из   системы
Земля-Луна  в  неведомый  мир  открытого  космоса.  И  вот,  оснащенный  и
полностью укомплектованный "Колумб", готов покинуть Первую Полярную  зону,
чтобы испробовать свои силы в усеянных звездами пространствах. Сегодняшний
день навсегда останется в исторических летописях землян.
     Мысль о летописях  вызвала  у  Даллена  улыбку.  Он  распахнул  дверь
кабинета. Одну стену целиком занимал изготовленный по специальному  заказу
застекленный стеллаж розового дерева. Четыре  сотни  томов,  первоиздания,
раритеты. Гарри пробежал глазами  по  корешкам  книг  и,  ощутив  законную
гордость, снова улыбнулся. Он прочел каждый том,  от  Чосера  до  наиболее
значительных  поэтов  XXIII   века.   Память,   натренированная   техникой
запоминания, без труда воссоздала  обстоятельства,  которые  сопутствовали
получению той рукописи...
     Несколько долгих минут после исчезновения Орбитсвиля люди, пытавшиеся
попасть в 36-й портал, были слишком потрясены, чтобы мыслить, а тем  более
действовать. Даллен навсегда запомнил свое бесконечное падение  по  орбите
вокруг осиротевшего солнца. Его  разум,  ставший  ареной  сражения  чуждых
концепций,  раздавленный  чувством  личной  утраты,  потерял   способность
оценить собственное положение. Даллена мало заботило, погибнет он, или его
спасут. Он удалился от "Хоксбида" почти на тысячу метров,  когда  один  из
членов команды, посланный Лессеном  вдогонку,  настиг  его  и  при  помощи
индивидуального реактивного двигателя  отбуксировал  обратно.  Герметичная
оболочка корабля, внезапно выпущенная из незримых тисков,  вновь  сомкнула
свои эластичные сочленения,  недостаток  воздуха  перестал  быть  вопросом
первостепенной важности.
     Даллен окунулся в работу.  Сознание  приняло  невероятную  правду,  и
перед людьми встала насущная практическая задача - возвращение на Землю.
     В момент исчезновения сферы ультанов на огромной орбите вокруг солнца
Большого О осталось множество звездолетов от вместительных  грузовозов  до
пассажирских судов. По той же орбите были разбросаны также  многочисленные
каботажные суда, предназначенные для полетов между  порталами.  Многие  из
них находились в пути, когда место их назначения  перестало  существовать.
Несколько  техников   из   персонала   внешних   сооружений   космопортов,
выброшенные в открытый  космос,  летели,  вцепившись  в  отсеченные  куски
причальных конструкций.
     К счастью, все они остались на  стационарной  орбите,  что  облегчило
проведение спасательных работ. Солнце  давало  необходимое  тепло.  Прежде
всего подобрала тех, на ком был только скафандр. Затем корабли собрались в
единый рой, и звездолеты взяли на борт каждого, кто остался в этой области
пространства.  Подготовку  к  возвращению   отчасти   усложнило   прибытие
двенадцати кораблей с Земли и одного с-Террановы.  В  момент  исчезновения
Орбитсвиля они были окружены  защитными  полями  и  не  имели  радиосвязи.
Трудности возникли главным образом с людьми: прибывшие отказывались верить
в случившееся, но постепенно им пришлось смириться с тем,  что  Орбитсвиля
больше не существует.
     Флот  формировали  долго,  поэтому   Даллену   хватило   времени   на
основательные сборы. Он переправил свои пожитки с  обреченного  "Хоксбида"
на  старый  вместительный  пассажирский  лайнер  "Розетта",  где   получил
отдельную семейную каюту.  При  упаковке  имущества  Даллен  наткнулся  на
кисет, которым очень редко  пользовался.  В  него  был  засунут  сложенный
список, составленный для мужа Коной. Он содержал четыреста названий самых,
по  ее  мнению,  значительных  произведений  мировой  литературы,  и  Кона
надеялась уговорить его прочесть эти книги.
     - Специально для новичков, - сказала она тогда с улыбкой. - Для  тех,
кто хочет получить первое представление о том, откуда  он  пришел  и  куда
уйдет.
     Прежний Гарри Даллен не сделал попытки прочесть хотя бы одну из  них,
чем, наверное, сильно обидел Кону. Новый Гарри Даллен решил искупить  свою
вину.  Теперь,  стоя  перед  залитыми  утренним  солнцем  полками,  он   с
признательностью  провел  рукой  по  полированному  дереву,  считая  книги
интеллектуальным наследием погибшей жены.
     В теле, некогда принадлежавшем Коне Даллен,  обитала  теперь  веселая
молодая женщина с умственным развитием  тринадцатилетнего  подростка.  Она
жила рядом на ферме, принадлежащей Фонду. Запоздало  приняв  совет  своего
бывшего врача, Даллен переименовал ее в Кэрол и даже в мыслях  не  называл
ее иначе.
     Раз в месяц он навещал Кэрол, время  от  времени  они  вместе  ездили
верхом. Его радовало, что Кэрол обращалась с ним, как со  своим  дядюшкой:
то прыгала на шею, то не скрывала досады, когда его визит  отрывал  ее  от
любимых конюшен. Похудевшая, загорелая, она будто сбросила десяток  лет  и
издалека совсем была непохожа на Кону. Кона Даллен здесь больше не  живет.
Он знал: горе когда-нибудь забудется.
     - Целых пять минут, - проворчал Даллен, услышав сигналы  старомодного
кофейника.
     Он  приготовил  завтрак  на  троих,  вернулся  в  кабинет  и  сел  за
письменный стол. Компьютер выдал список дел на сегодня,  но  Даллен  вдруг
понял, что не может сосредоточиться. За окном полыхали  пожаром  цветы,  а
где-то "Колумб" готовился к выходу в глубокий космос. Даллен потянулся  за
трубкой. Гарри взял трубку и пока набивал ее, мысли свободно  блуждали  по
ушедшим девяти годам.
     Даллен стал ведущим руководителем проекта "Рекап", учрежденного через
несколько недель после исчезновения  Орбитсвиля  и  возвращения  людей  на
Землю. На первых порах в его команду вошел тридцать один человек, все  они
присутствовали при контакте с  ультанами  и  подверглись  влиянию  чуждого
разума. Каждый вносил уникальный вклада  коллективную  память,  но  каждый
пережил  телепатическое  общение  разумов  по-своему,  в  соответствии   с
собственным интеллектом, кругозором и образованием.
     Голографическая запись события  запечатлела  смутные  контуры  черных
существ,  едва  заметные  во  мраке,  и  доказала  оставшемуся  на   Земле
человечеству: что-то действительно произошло. Однако подозрения в массовой
истерии уничтожила, как ни странно, не запись, а именно реакция участников
общения. Все вспоминали  его  по-разному.  Например,  впечатления  доктора
Глейстер, признанного авторитета в  области  физики  элементарных  частиц,
значительно отличались от воспоминаний Даллена, особенно в тех местах, где
"диалог" коснулся связи между сапионами и гравитонами. Ее представление  -
"камея холодной логики,  запечатленная  в  вечной  мерзлоте  черного  льда
вечности" - дало толчок всей земной науке, хотя лишь один из  тысячи  слуг
этой капризной дамы избежал перемещения во Вторую Область.
     Нечто похожее,  но  в  меньших  масштабах,  произошло  с  экспертами,
техниками и инженерами "Хоксбида".  Именно  в  результате  их  работы  был
создан  "Колумб",  корабль,  способный  развивать  скорость,   близкую   к
тахионной, и сделавший доступным для человечества центр Галактики.  Другие
члены группы, технократы, опираясь на  материальную  поддержку  Террановы,
сыграли важнейшую роль в Возрождении.
     Правда,   не   все   последствия   уникальной    встречи    оказались
положительными. Три человека не  смогли  участвовать  в  проекте  "Рекап".
После контакта они впали в глубокий аутизм, не поддающийся излечению.  Сам
Даллен, главная мишень психологической энергии  ультанов,  несколько  дней
пребывал в тревожном состоянии. Его мучили кошмары,  он  потерял  аппетит,
периоды апатии сменялись приступами судорожной гиперактивности. Узнав, что
его работа в Проекте  предусматривает  мысленный  возврат  к  встрече,  он
сначала отказался от сотрудничества и лишь с годами ему удалось преодолеть
свои страхи. Впрочем, Даллен до сих пор недоверчиво относился к самой сути
проекта.
     Основная идея заключалась в том, что  в  контакт  с  ультанами  можно
войти ретроспективно, после чего представления, введенные в мозг  Даллена,
использовать в качестве своеобразного камертона  для  проверки  научных  и
философских гипотез. Впадая в гипнотический транс, усиленный  медицинскими
препаратами, он мог бы погружаться в  прошлое,  встречаться  с  ультанами,
пополнять свои знания, по крупицам собирать  новые  сведения,  пока  закон
затухания не сделает это занятие бесплодным.
     Однако скептицизм Даллена  поубавился,  когда  он  обнаружил,  что  с
помощью доктора Глейстер ему удалось изменить представления людей о судьбе
Вселенной.  Космогонисты  никак  не  могли  найти  во   Вселенной   массы,
достаточной для того, чтобы считать ее замкнутой, а значит, цикличной.  Ни
черные дыры, ни межзвездная  пыль  не  давали  нужного  вклада  в  среднюю
плотность  материи.  Оставалось  уповать  на  минимально  открытую  модель
Эйнштейна - де Сеттера или на модель плоской  Вселенной,  способной  вечно
расширяться.     Однако     сапион-гравитонная     компонента      придала
пространственно-временному   континууму   положительную   кривизну,   суля
Вселенной бесконечную последовательность Больших Сжатий и Больших Взрывов.
Космогонические масштабы исключали какую-либо  личную  заинтересованность,
но Даллен понимал, что модель циклической Вселенной людям  куда  более  по
душе.
     Особенно интересными для него представлялись идеи учения о  сапионах.
Теперь  наука  не  только  не  отвергала  исследования,  направленные   на
достижение личного бессмертия, но даже отводила  им  главенствующую  роль.
Одно это делало новую отрасль знания совершенно  не  похожей  ни  на  одну
научную дисциплину прошлого. Сплав физики и мистики, философии  и  религии
производил дикое впечатление, однако  доводы  убеждали.  Эта  наука  несла
мощный  жизнеутверждающий  заряд,  а  в  качестве  своего  кредо   выбрала
положение, гипнотически  восстановленное  Далленом  в  ходе  эксперимента:
"Именно мыслитель, задумавшийся в тиши своего кабинета,  оттягивает  самые
удаленные галактики от берегов ночи".
     Гарри  нравилось  считать  себя  неотъемлемой  частью  Вселенной,  он
наслаждался иронией  ситуации:  люди,  до  недавних  пор  полагавшие,  что
средняя продолжительность человеческой  жизни  равна  восьмидесяти  годам,
теперь на полном серьезе обсуждают перспективу пережить  в  форме  сгустка
сапионов следующий Большой Взрыв.
     Проникшись оптимизмом учения о сапионах, Даллен в конце концов принял
участие в проекте "Рекап". Его  коллеги  думали,  что  ему  тяжелее  всего
даются периоды интенсивного обучения.  Он  должен  был  в  короткие  сроки
постигать трудные для понимания  предметы,  чтобы  потом,  погрузившись  в
прошлое,  подвергнуть  их  анализу  с  точки  зрения  ультанов.   Конечно,
умственное напряжение бывало мучительным,  но  основные  проблемы  были  у
Гарри с эмоциональной сферой. Впадая в транс, он раз  за  разом  переживал
потерю Сильвии. Одна система  мышления  требовала  считать  ее  жившей  за
миллиарды лет до  рождения  самой  старой  звезды  Вселенной.  А  согласно
другой, которую Даллен невольно принимал как  естественную,  Сильвия  была
жива и лишь злобный трюк космической геометрии делал ее  недоступной.  Оба
представления рождали горечь и невыплаканные слезы.
     Когда-то,  после   внезапной   кончины   матери,   Даллена   месяцами
преследовали фантастические сны, в которых мать  была  живой  и  здоровой.
Когда он просыпался, на него накатывало страшное отчаяние; он  каждый  раз
заново  переживал  потерю.  Нечто  подобное  происходило   и   сейчас.   В
замедленном танце гипнотической яви Сильвия снова  и  снова,  перегнувшись
через край портала, тянула к нему руки. Он видел ее слезы,  он  слышал  ее
шепот: "Я люблю тебя. Я люблю тебя..." Это повторялось  в  каждом  сне,  в
остальном они отличались  друг  от  друга.  Иногда  он  достигал  портала,
протискивался сквозь полевую диафрагму, а потом отправлялся с Сильвией  во
Вселенную  Второй  Области,  или  она  оставалась  с  ним   в   нормальном
континууме. Но сны остаются снами, у них  свои  собственные  законы,  своя
логика.  Больше  других  Даллена  тревожил  сон,  в   котором   реальность
фантастическим узором сплеталась с вымыслом. От ультанов Даллен узнал, что
в системе Млечного Пути разбросано от восьми  до  сорока  гигантских  сфер
типа Орбитсвиля. Кроме  того,  он  помнил,  что  сферу,  открытую  людьми,
ультаны вынуждены были отправить раньше намеченного срока. Значит,  другие
сферы еще находятся в Первой Области и неторопливо готовятся к путешествию
в другой континуум. Во сне Даллен летел на тахионном корабле, находил одну
из оставшихся сфер, успевал  проникнуть  в  нее,  чтобы  переправиться  во
Вселенную Второй Области. Там он покидал сферу  и  с  волшебной  легкостью
преодолевал расстояние до Орбитсвиля, где воссоединялся с Сильвией.
     Одурманенному  разуму  такие  эпические   путешествия   не   казались
абсурдными, наоборот, все было  совершенно  естественно.  Этот  сон  Гарри
предпочитал остальным, именно он повторялся чаще  всего.  Поначалу  Даллен
ожидал, что сон навсегда  останется  ярким,  но  горе,  вызванное  утратой
любимой, подобно  любой  страсти:  боль  слабела,  превращаясь  в  печаль,
печаль, в свою очередь, сменилась смирением, и, наконец, Даллен понял, что
он уже совсем другой человек. Перемена началась в тот самый момент,  когда
он ясно понял, что заслужил право на  любовь,  а  довершила  этот  процесс
работа в Проекте, захватившая его.
     Космогония и космология составляли только  часть  сферы  деятельности
проекта "Рекап", огромное внимание уделялось  ультанам.  Поскольку  Даллен
находился с ними в самом тесном ментальном контакте, его назначили ведущим
экспертом в этой совершенно новой области человеческих исследований,  хотя
он сам отдавал себе отчет в том, насколько  непосильна  для  человека  эта
задача.  Когда  он,  как  и  все   члены   группы,   ставшие   участниками
телепатического общения, пытался проникнуть в логику ультанов,  проникнуть
в их логику, единственной характеристикой его состояния являлся абсолютный
холод. У  Даллена  это  чувство  подкреплялось  воспоминаниями  о  ледяном
спокойствии чужаков, их бесстрастной уверенности, холоде чуждой логики,  о
попытке повлиять на него за несколько секунд до исчезновения Орбитсвиля.
     Возможно,   люди,    подобно    радиоприемникам,    настроенным    на
одну-единственную  частоту,  не   сумели   воспринять   широкого   спектра
телепатической  передачи.  Резонно  предположить,  что  ультаны   способны
испытывать чувства, близкие к человеческим, поскольку они были вовлечены в
конфликт и не брезговали увертками. С другой стороны,  они,  возможно,  не
выказали никаких эмоций потому, что  судьба  Орбитсвиля,  такая  важная  с
точки зрения людей, ничего не значила в  схеме  бытия  ультанов.  В  конце
концов, какая разница, что произойдет с одной сферой, когда в  олимпийской
борьбе за будущее Вселенной задействованы миллионы и миллионы таких  сфер?
Нельзя ничего сказать ни  об  исходе  этой  борьбы,  ни  о  сверхразмерной
симметрии следующего Большого Взрыва, даже учитывая, что Орбитсвиль теперь
находится  во  Вселенной  Второй  Области.  Ведь  Орбитсвиль  так  мал   и
незначителен, невидимая песчинка на исковерканном штормом берегу...
     - Последний звонок к завтраку! - проревел Даллен.  -  Кто  не  успел,
пусть пеняет на себя, мне больше достанется.
     В спальнях  послышалась  возня,  шлепанье  ног,  смех,  и  на  кухню,
толкаясь, влетели Нэнси Джурасек и  Микель.  Нэнси  работала  инженером  в
Службе Промышленного  Возрождения  в  Виннипеге.  Она  изыскивала  способы
восстановления муниципальных служб, поскольку люди потихоньку возвращались
в города из старых независимых общин. Темноволосая жизнерадостная Нэнси за
два года  жизни  с  Далленом  сумела  установить  прекрасные  отношения  с
Микелем. Когда требовалось, она играла роль приемной  матери  или  старшей
сестры, но чаще была сама собой, что всех вполне устраивало. Самый  ценный
ее вклад в воспитание Микеля состоял  в  удивительно  легком  отношении  к
жизни и смешливости, которые тут же перенял  мальчик.  Без  Нэнси  Даллену
вряд ли бы удалось развить у сына подобные качества.
     Микель взял у Даллена стаканчик с кофе, отхлебнул и скривился.
     - Чего я больше всего жду от "Колумба", - серьезно сказал он,  -  так
это возможности избавиться от папиного кофе.
     Он увернулся от шутливой  затрещины  Даллена,  сел  за  стол  и  стал
уплетать тосты. Хотя ему не исполнилось еще и одиннадцати лет, он был выше
Нэнси и обладал  непомерным  аппетитом.  Мальчик  проявлял  необыкновенный
талант в точных науках, поэтому заслужил  свое  место  в  научной  команде
"Колумба".  Даллен  испытывал  смешанные  чувства,  когда   давал   Микелю
разрешение на участие в исследовательском полете. С одной стороны, он, как
всякий отец, считал, что мальчик слишком молод, чтобы  покидать  дом  ради
рискованного путешествия  в  космос.  Однако,  многократно  возвращаясь  к
встрече с ультанами, Даллен снова и снова-видел личико сына,  его  горящие
глаза. Гарри никогда не обсуждал этого с другими, но был уверен,  что  его
сын тогда родился заново, что Микель -  дитя  космоса,  мозг,  по  капризу
судьбы подготовленный Мэтью к удивительной встрече с ультанами.
     Если дело обстоит именно так,  если  Микель  на  самом  деле  получил
уникальную подготовку, чтобы повести к звездам новые поколения  людей,  то
Мэтью в своеобразной форме искупил свое преступление.  Вспоминая  странные
события  девятилетней  давности,  Гарри  давно  уже  не  чувствовал  былой
ненависти, которая изуродовала его жизнь. Когда Мэтью втащили  в  шлюзовую
камеру, он был мертв, хотя причина смерти осталась неясной.  Тело  предали
солнцу Орбитсвиля, и ненависть в сердце Даллена исчезла вместе с останками
Джеральда Мэтью. Теперь все стало далеким сном,  слабыми  отзвуками  былых
страстей, случайными тенями ушедших дней.
     "Интересно, те, кто достиг портала, тоже имели контакт с  ультанами?"
- в который раз спросил себя Даллен, потягивая кофе. Ответа на этот вопрос
он, разумеется, не получит никогда. "Их предупредили,  и  они  терялись  в
догадках, когда корабль и  все,  что  находилось  за  пределами  оболочки,
исчезло,  прекратило  существовать,  а   под   ногами   изумленных   людей
засветились новые созвездия? Есть ли у Сильвии и  Ренарда  дети?  Что  она
делает в это мгновение сорок миллиардов лет назад в другой Вселенной?"
     - Ты какой-то тихий сегодня, -  заметила  Нэнси,  -  беспокоишься  за
Микеля?
     - Нет. "Колумб" - надежный корабль, - отозвался Даллен,  взглянув  на
сына. Тот все еще усиленно занимался тостами. - А его не будет только  два
месяца.
     - Два месяца на такое путешествие! - воскликнул Микель, темные  глаза
мальчика сверкнули памятным Даллену блеском, - за это время  мы  заберемся
дальше, чем кто-либо до нас, но это только начало! Скоро мы пересечем  всю
галактику, погоняемся за сферами ультанов!
     - Давай, давай, размечтался. - Расхохоталась Нэнси.
     -  Это  не  так  далеко,  как  ты  думаешь.  -  Лицо  мальчика  стало
торжественным. - Вот возможный сценарий. Мы знаем, что ультаны поместили в
эту  галактику  минимум  восемь  сфер,  которые  расположены   в   местах,
благоприятных для развития разумной жизни. Когда мы пополним  свои  знания
об этой области  пространства,  мы  сможем  понять,  какие  характеристики
делали положение Орбитсвиля благоприятным. Затем  мы  отыщем  в  галактике
другие подобные регионы и выследим остальные сферы.
     -  Просто,  как  пирог,  -  насмешливо  заметила  Нэнси,  -  но   что
произойдет, если ты столкнешься с самими ультанами?
     Даллен  с  удовольствием  следил  за  перепалкой.  Иногда  эти   двое
подходили слишком близко к стране его снов, и он вдруг обнаружил,  что  со
странным напряжением ждет ответа сына.
     - Встреча с ультанами и есть наша цель, - спокойно сказал  Микель.  -
Сами сферы не представляют для нас никакой ценности, в действительности мы
хотим найти ультанов, понять их, найти с ними общий язык, получить от  них
знания.
     - Ну и какое же Великое Послание ты собираешься им вручить?
     Микель нахмурился, на мгновение в его  мальчишеском  лице  проглянули
черты будущего мужчины.
     - Они должны понять одно: мы не заслуживаем, чтобы с нами обращались,
как со скотом.
     Даллен  задумчиво  смотрел  в  окно,  подумав,  не   боится   ли   он
собственного сына, затем ему пришло в голову, что  ведь  это  голос  новой
Эры. Время Орбитсвиля закончилось. В будущем,  люди  снова  начнут  делать
нечто большее, чем просто осваивать свободные участки  земли,  на  которых
можно построить  свой  дом.  Грядущие  поколения  на  тахионных  кораблях,
вооруженные наукой о сапионах и сознанием собственного  бессмертия,  будут
ставить перед собой цели, недоступные пониманию нынешних поколений. В этом
нет ничего плохого, подумал он, это лишь признак  того,  что  человечество
снова шагнуло вперед, потому надо радоваться, что и он внес свой  вклад  в
процесс перемен.

     В космопорте Виннипега Даллен,  обняв  Нэнси,  наблюдал,  как  челнок
уносит Микеля на орбитальное свидание с "Колумбом". Он не  скрывал  печали
от разлуки с сыном и от мысли, что свой  одиннадцатый  день  рождения  тот
встретит вдали от Земли, там, где не бывал никто  из  людей.  Но  утреннее
ощущение не прошло, оно поддерживало его.

     Ультаны, мы еще встретимся!
                                 Боб ШОУ

                         СУДНЫЙ ДЕНЬ ОРБИТСВИЛЯ

                                   Круг небес ослепляет нас блеском своим.
                                   Ни конца, ни начала его мы не зрим.
                                   Этот круг недоступен для логики нашей,
                                   Меркой разума нашего не измерим.
                                                           О.Хайям "Рубаи"

                      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МОЛОТ ПОДНИМАЕТСЯ

                                    1

     Однажды  знакомые  звезды,  остававшиеся  неизменными   всю   историю
человечества, исчезли. В одно мгновение изменился привычный узор созвездий
- прежние светила погасли, но зажглись новые, доселе неведомые.
     Эти поразительные изменения во Вселенной смогли увидеть лишь те,  кто
работал у порталов Орбитсвиля и непосредственно в этот  момент  смотрел  в
открытое небо. Новость, конечно  же,  достигла  самых  отдаленных  уголков
Орбитсвиля, но произошло это не сразу. На благодушных жителей  Оринджфилда
она не произвела особого впечатления. Большинство из них никогда не бывали
у порталов, а следовательно никогда не видели звезд. Странное происшествие
в открытом космосе их не слишком заинтересовало, у  обитателей  небольшого
городка были дела и поважнее, чем ломать голову над космическом загадкой.
     Далекие  звезды  могли  исчезать  и  появляться,  могли  менять  свое
положение; галактики могли сколько угодно перемещаться  самым  странным  и
необычным образом, - но здесь, в Оринджфилде, жизнь текла  своим  чередом.
По-прежнему необходимо было убирать урожай с плантаций, по-прежнему должен
был исправно работать механизм  торговли,  люди  по-прежнему  должны  были
трудиться в поте лица  своего,  а  дети  каждый  вечер  должны  были  быть
накормлены, вымыты и вовремя уложены спать.  Загадка  Вселенной  никак  не
повлияла на жизнь Оринджфилда. В часы, когда  городок  и  его  окрестности
погружались в ночную тьму, небо  Орбитсвиля,  никогда  не  знавшее  звезд,
освещалось бледными сполохами, и сотни  синих  и  голубых  линий  привычно
испещряли горизонт. Словом, все было как обычно.

     Квартира Джима Никлина, его библиотека и мастерская располагались под
одной крышей, в старом бревенчатом доме. Сложенный из толстых  бревен  дом
находился в чудесном местечке на северной окраине городка  и  выглядел  на
редкость  прочным  и  основательным.  Он  не  мог  похвастать  какими-либо
архитектурными изысками, но он был очень удобен и вполне устраивал  Джима.
Поддерживать порядок в нем было  нетрудно,  а,  с  другой  стороны,  здесь
хватало места для разнообразных занятий хозяина. Городская  цивилизация  с
ее удобствами и благами располагалась совсем неподалеку, но в то же  время
жилище Никлина стояло довольно уединенно, на самой кромке поля, за которым
простирались необъятные дикие степи.
     Примерно в сотне шагов от дверей дома пролегала дорога с покрытием из
расплавленных камней. Но незванные гости не  слишком  докучали  Джиму.  От
дороги дом отделялся рекой. В ее чистой, прозрачной  воде  водилось  много
рыбы, лет сто назад завезенной  на  Орбитсвиль  с  Земли.  Рыба  настолько
хорошо прижилась, что, казалось, обитает здесь испокон веков.
     Чтобы попасть во владения Никлина, необходимо было перебраться  через
реку по узкому деревянному мосту, который заканчивался крепкими  воротами.
Когда хозяин не был расположен к общению, он попросту запирал ворота,  тем
самым отрезая путь к своему дому. Реку, конечно же, можно было  перейти  и
вброд по камням, но никому это просто не  приходило  в  голову.  Обнаружив
запертые ворота, возможный посетитель понимал, что явился  в  неподходящее
время, и если дело, с которым  он  пришел,  могло  подождать,  поворачивал
обратно.
     Джим  Никлин  пользовался  репутацией   человека   неуравновешенного,
склонного к быстрой смене  настроения.  С  наступлением  темноты  на  него
нередко накатывала меланхолия. Многие  считали,  что  причиной  тому  было
отсутствие в его доме  женщины.  В  городке  поговаривали,  что,  дескать,
негоже - здоровому и  нормальному  мужчине  каждый  вечер  укладываться  в
одинокую холостяцкую постель. Однако, несмотря на подобные пересуды,  лишь
немногие  женщины  города  всерьез  задумывались  о  Джиме  Никлине  и   о
возможности вступить с ним в социально приемлемые  отношения,  а  попросту
говоря, выйти за него замуж.
     Джиму еще не исполнилось и тридцати. Это был  высокий,  светловолосый
человек, довольно приятной и располагающей наружности.  Правда,  частенько
он выглядел так,  словно  размышлял  над  вселенским  вопросом  -  сколько
ангелов уместится на кончике булавки. Озабоченность, написанная  при  этом
на его мальчишеском лице, свидетельствовала, что найденный ответ никак  не
устраивает мыслителя. Когда  все  окружающие  были  предельно  серьезны  и
задумчивы, в глазах Джима нередко читалось искреннее веселье; и  напротив,
он способен был грустить в тот момент, когда все  вокруг  покатывались  от
хохота. Никлин имел  репутацию  прекрасного  мастера  по  ремонту  бытовой
техники и разного  рода  домашней  утвари,  но  при  этом  славился  своей
удивительной непрактичностью. Словом, Джим  Никлин  явно  выделялся  среди
прочих    жителей    Оринджфилда.     Его     мягкость,     мечтательность
неприспособленность к нелегкой сельской жизни  отпугивали  женщин.  Лучшая
половина   Оринджфилда   ценила   в   мужчинах    силу,    прагматичность,
хозяйственность и, конечно же, неуемное трудолюбие.  Так  что  при  выборе
мужа женщины вряд ли могли  рассматривать  Джима  Никлина  как  серьезного
кандидата.
     Но сам Никлин отнюдь не страдал от подобной невнимательности, и такое
положение  дел  его  вполне  устраивало.  Оринджфилд   представлял   собой
сообщество   с   низким   уровнем   технологии,   созданное   по    образу
идеализированного городка американского Среднего Запада года этак  1910  с
заимствованиями из быта английской деревни того  же  периода.  Жили  здесь
совсем неплохо, несмотря на отказ  его  жителей  от  последних  достижений
технической мысли. Впрочем, в  случае  чрезвычайных  обстоятельств  к  ним
всегда можно было прибегнуть, обратившись за помощью к соседям.
     Глядя в окно, Никлин с тревогой наблюдал, как  по  мосту  через  реку
перебирается широкоплечий здоровяк  Корт  Бренниген.  Миновав  распахнутые
ворота, Бренниген решительно направился к дому Никлина. Стояло  прекрасное
весеннее  утро,  способное  поднять  настроение  даже   самому   глубокому
пессимисту, но что-то в походке Бреннигена, в его упрямо выдвинутой нижней
челюсти и сжатых кулаках позволяло предположить, что  настроен  он  сейчас
отнюдь не благодушно.
     Это был толстый  фермер  лет  шестидесяти.  Ему  принадлежал  участок
земли, простирающийся километров на восемь к северу от  городка.  Несмотря
на свою тучность, что обычно является признаком добродушия, Бренниген имел
репутацию законченного скандалиста. При ходьбе его  огромный  живот  мерно
раскачивался,  и  тень  от  него  время  от  времени   перекрывала   тень,
отбрасываемую широкополой шляпой. Из кармана  поношенной  рубашки  торчали
несколько коричных палочек, которые Бренниген имел привычку жевать,  чтобы
перебить запах виски.  Никлин  интересовал  его  лишь  как  специалист  по
ремонту всякой всячины.
     Дней десять назад Бренниген принес Джиму швейную машинку своей  жены,
чтобы    тот    приварил    сломавшуюся    лапку.    Никлин     побаивался
толстяка-скандалиста, хотя и старался  не  показывать  своего  страха.  Он
пообещал фермеру отремонтировать машину за пару дней. Джим  хотел  тут  же
поручить ремонт своему помощнику Макси Меллому, но как назло, именно в тот
день, когда Бренниген принес свою швейную машинку.  Макси  не  работал.  К
следующему утру в мастерской накопилось много срочных заказов,  и  машинка
Бреннигена как-то забылась. Прошло несколько дней,  Бренниген  позвонил  и
поинтересовался,  как  обстоит  дело  с  его  заказом,  но  Джим  поспешил
отделаться от него под каким-то наспех придуманным предлогом. После звонка
Никлин клятвенно пообещал себе, что больше не станет  откладывать  дело  в
долгий ящик и  сейчас  же  займется  швейной  машинкой,  но,  как  это  ни
парадоксально, тут же совершенно забыл обо всем. Сейчас  эта  забывчивость
казалась ему совершенно необъяснимой.
     Этим утром Никлин все-таки вспомнил о  Бреннигене.  Именно  сейчас  в
сарае,  приспособленном  для  сварочных  работ.  Макси  занимался  Швейной
машинкой фермера. Ремонт и требовал-то всего лишь  нескольких  минут,  так
что Бренниген не уйдет с пустыми руками, но после сварки металл не  успеет
остыть, и толстяк тут же поймет, насколько срочным сочли здесь его заказ.
     - Доброе утро, Корт, - поприветствовал  Никлин  Бреннигена,  растянув
губы в радостной улыбке.
     Бренниген протиснулся в двери мастерской и,  набычившись,  направился
прямо к стойке, за которой стоял Джим.
     - Отличный сегодня денек, не правда ли?
     - Не заметил, - буркнул Бренниген, шаря глазами по полкам, где стояли
отремонтированные приборы. - Где она?
     - Она? А, ваша швейная машинка! Макси сейчас ее принесет.
     - Она не готова?
     - Готова! Конечно же готова, Корт! Она стояла вот  здесь,  на  полке,
дожидаясь вас. - Никлин  лихорадочно  соображал.  -  Но  сегодня  утром  я
заметил,  что  сварка  выполнена  не  слишком  аккуратно,  и  велел  Макси
исправить эту оплошность. Я не хотел бы,  чтобы  ваша  супруга  поцарапала
руку.
     Бренниген презрительно выпятил нижнюю губу и посмотрел на  Джима  как
на назойливую муху.
     - Я встретил юного Макси вчера вечером  в  баре  отеля  "Виктория"  и
поболтал с ним.
     Бренниген не отрывал пристального взгляда от лица Джима.
     - Вот как? - Никлин нервно вертел в руках пустую кофейную  чашку.  Он
уже догадался, что последует дальше. - Отлично.
     - Я спросил Макси о моей машинке, но тот впервые слышал о ней. Что вы
на это скажете?
     Никлин мысленно проклял своего  помощника  за  излишнюю  болтливость,
объясняемую то ли глупостью, то ли недостатком преданности.
     - Не стоит серьезно относиться к болтовне Макси после  того,  как  он
пропустит пару стаканчиков. У бедного парня от виски в голове все начинает
путаться. - Никлин постарался улыбнуться. - Думаю, у него попросту отшибло
память.
     - Да уж, вчера вечером память ему, наверняка, отшибло, - едко заметил
Бренниген, сверля Джима взглядом, - иначе, чем объяснить тот факт, что  он
не смог вспомнить о существовании своих родственников в Пойнтинге. О своем
любимом дядюшке, на чьих  похоронах  Макси  недавно  присутствовал,  он  и
слыхом не слыхивал.
     - Да что вы?! - Никлин горестно развел руками и  тяжело  вздохнул.  -
Моя беда состоит в том, что я слишком  доверяю  людям.  -  Тут  его  голос
предательски дрогнул: Джим увидел  в  окно  приближающуюся  фигуру  своего
помощника.
     Под мышкой тот нес швейную  машинку  Бреннигена.  Издалека  Макси  со
своими узкими плечами, крепким торсом и широкими бедрами выглядел  гораздо
старше своих девятнадцати лет. Как и многие люди с подобной фигурой, Макси
обладал недюжинной силой. Сейчас он шагал так  энергично,  что,  казалось,
под его ногами проседает земля. Он не стал надевать шляпу,  и  его  череп,
выбритый, чтобы скрыть преждевременную  лысину,  сверкал  на  солнце,  как
бильярдный шар.
     Никлин чуть не застонал от отчаяния. Надо же так  вляпаться!  Встреча
Бреннигена с Макси, которой он надеялся избежать, была  теперь  неминуема.
"Пожалуйста, Газообразное  Позвоночное!  -  взмолился  про  себя  Джим.  -
Пожалуйста, дай Макси немного здравого смысла и преданности. Пусть  он  не
упоминает  о  своем  умершем  дядюшке.  Пожалуйста,  я  ведь   прошу   так
немного..."
     Макси энергично протопал по ступенькам и ворвался внутрь. Он с порога
уперся враждебным взглядом в Никлина.
     - С какой стати, - требовательно спросил он,  -  вы  сказали  мистеру
Бреннигену, что у меня в Пойнтинге был дядя, который недавно умер?
     "О, Боже, Макси, что за  чудовищная  словесная  конструкция!"  -  Как
всегда, когда его загоняли  в  угол,  Джим  начинал  думать  о  чем-нибудь
незначительном и совершенно не  относящемся  к  делу.  Его  лоб  взмок  от
напряжения.
     - Чему вы улыбаетесь? - Бренниген, перегнулся через стойку и вплотную
приблизил свое налитое кровью лицо к Никлину.  Джим  ощутил  душный  запах
корицы. - Не вижу ничего смешного!
     Никлин, и не подозревавший, что улыбается,  растерянно  посмотрел  на
Бреннигена.
     - Джентльмены, здесь должно быть какая-то  путаница!  -  Мозги  Джима
вращались подобно мотору, у которого только что полетел приводной  ремень.
- Мне кажется, я никогда ничего не говорил о...
     Тут Джим осекся, ибо на сцене появился новый персонаж, который,  если
повезет, мог положить конец этому неприятному  разговору.  В  окно  Никлин
увидел,  как  по  заросшей  травой  поляне,  отделяющей  его  владения  от
соседских, со всех ног бежит Зинди Уайт, особа тринадцати с половиной лет.
Зинди и ее родители были ближайшими  соседями  Никлина.  Сейчас  она  явно
направлялась к дому Джима. Девочка являлась  самым  активным  читателем  в
библиотеке Никлина и, несмотря на солидную разницу в  возрасте,  ее  можно
было назвать лучшим другом Джима. Глядя на то,  как  она  торопится,  Джим
заключил - у Зинди припасена  для  него  какая-то  очень  важная  новость.
"Важная новость" могла  оказаться  чем  угодно  -  от  приобретения  давно
желанной игрушки до поимки жука какой-нибудь особенно необычной расцветки.
Но что бы там ни было, Джим дал себе слово, что не упустит своего шанса  и
найдет способ заполучить билет на свободу.
     "Благодарю тебя, о Газообразное Позвоночное!" - патетично подумал про
себя Никлин, вслух же воскликнул:
     - А вот и малышка Зинди! Вы  только  взгляните,  как  она  торопится!
Надеюсь, что у них дома все в порядке.
     Прежде, чем Бренниген и Макси  успели  как-то  отреагировать  на  его
слова, Зинди вихрем ворвалась в распахнутую дверь мастерской.
     - Джим! Ты слышал новость?!
     Но увидев, что Никлин не один,  девочка  замолчала.  Сцепив  руки  за
спиной, Зинди обошла стойку и встала рядом с  Джимом.  Он  увидел  в  этом
проявление солидарности, и теплая волна благодарности затопила его сердце.
     - Эй детка, что тебе здесь нужно? - раздраженно спросил Макси.
     Зинди холодно посмотрела на своего давнего врага:
     - Не твое дело, плешивец!
     По лицу Макси Никлин понял - стрела достигла цели. Он пожалел, что не
обладает способностью наносить подобные удары. Джим  никогда  не  отпускал
обидных замечаний по поводу тех недостатков, которыми  человека  наградила
природа. Другое дело,  если  в  своих  неприятных  качествах  виноват  сам
человек. В этом случае все честно. Единственная неувязка состояла  в  том,
что Джим вообще не умел наносить ударов ни в каких ситуациях.
     - По-моему, этому отродью следует преподать  урок  хороших  манер,  -
пробурчал Бренниген.
     Зинди мгновение изучала его взглядом, и придя к выводу, что  вступать
в перепалку с этим противником несколько неосторожно, молча придвинулась к
Никлину.
     - Так ты слышал новость, Джим? - тихо прошептала она.
     Макси, напряженно прислушивавшийся, тут же встрял:
     - Какая еще новость? Ну-ка выкладывай, детка.
     Зинди вопросительно посмотрела  на  Джима.  Никлин,  желая  разрядить
обстановку, кивком попросил ее продолжать.
     - Я только что смотрела телевизор: мир переместился, Джим!
     Никлин  с  улыбкой  посмотрел  на  девочку.  У  Зинди  было   круглое
веснушчатое лицо с маленьким, но  чрезвычайно  решительным  подбородком  и
широко расставленными глазами,  которые  светились  умом  и  чистотой.  За
многие годы общения  с  девочкой  Никлин  научился  читать  это  лицо.  Он
перестал улыбаться - Зинди выглядела очень встревоженной.
     - Что ты имеешь в виду? Как это мир мог переместиться?
     -  Наверное,  кто-то  постарался,  -  загоготал  Макси  и   фальцетом
проверещал: - Может, это у тебя в голове что-то переместилось, дорогуша?
     - Я слышала сообщение, - упрямо  сказала  Зинди.  -  На  небе  теперь
совсем  другие  звезды,  Джим.  А  все  корабли,  находившиеся  снаружи  у
порталов, исчезли. После сообщения показали одну женщину,  которая  совсем
недавно прибыла с Земли, ее зовут Сильвия  Лондон.  Она  сказала,  что  ее
корабль тоже исчез...
     - Совету не следовало допускать телевидение в Оринджфилд,  -  перебил
девочку Бренниген. - Телевидение лишь разлагает умы, будь  оно  не  ладно!
Этот вот ребенок, - он ткнул пальцем в Зинди, -  прекрасный  тому  пример.
Она ведать не ведает, что происходит на самом деле, а что нет.
     Никлин, целиком погруженный в свои мечты, не являлся  абонентом  даже
кабельной аудиосети, не говоря уж о телевидении. Но в последние дни он  то
и дело слышал разговоры о странном явлении,  наблюдаемом  вблизи  оболочки
Орбитсвиля. Поговаривали, что вдоль поверхности сферы с  обеих  ее  сторон
перемещаются  зеленые  светящиеся  линии.  Сам  Никлин  не  мог  проверить
истинность этих слухов. В районе  Оринджфилда  толщина  скальных  пород  и
почвы достигала тысячи метров. Джима всегда несколько пугала мысль о  том,
что они живут на внутренней поверхности сферы, диаметр которой  составляет
320 миллионов километров, а толщина - всего лишь восемь  сантиметров.  Все
мысли об этом Никлин постарался загнать поглубже.
     Будучи продуктом двухвековой миграции, в процессе  которой,  по  сути
дела, большая часть  населения  Земли  переселилась  на  Орбитсвиль,  Джим
Никлин попросту называл его "миром" и жил так, как жил  бы  на  Земле  или
любой другой обычной планете. Но в последние дни это привычное  равновесие
оказалось нарушенным. Светящиеся зеленые линии,  о  которых  говорили  все
вокруг, представляли собой нечто совершенно необычное, не укладывающееся в
рамки привычного "мира". Кое-кто в городе уже  начинал  поговаривать,  что
эти линии не иначе, как знамение, предвещающее нечто великое и страшное.
     Никлин взглянул на девочку:
     - Пойдем-ка к тебе домой, Зинди, и попытаемся  понять,  что  все-таки
происходит.
     - Эй, но ведь мы не закончили наш разговор,  -  несколько  растерянно
крикнул им вслед Бренниген.
     Никлин обернулся к Макси:
     - Прими за меня мистера Бреннигена и не забудь выписать ему счет.

                                    2

     Родители Зинди, Чэм и Нора  Уайт,  содержали  небольшую  ветеринарную
лечебницу по соседству  с  владениями  Никлина.  Лечили  они  лишь  мелких
домашних животных, что в глазах местных  жителей  делало  эту  пару  почти
столь же эксцентричной, как и Джима Никлина.  Окрестные  фермеры  искренне
считали, что тратить силы и время  на  больных  кошек,  хомяков  и  прочую
подобную живность - занятие по меньшей мере нелепое, С  их  точки  зрения,
внимания и заботы достоин был лишь домашний скот, приносящий  материальную
пользу.
     Репутация чудаков в какой-то мере сближала родителей  Зинди  и  Джима
Никлина, но дальше обычной симпатии дело не шло. Для людей,  не  связанных
кровными узами, супруги Уайты удивительно походили друг  на  друга  -  оба
среднего телосложения, с круглыми румяными лицами, остроносые и  загорелые
до красновато-коричневого оттенка. Они чем-то напоминали  юрких  белок,  и
это очень нравилось Джиму. Но их неуемное трудолюбие и  полное  отсутствие
чувства юмора удерживало его от дальнейшего сближения с этой парой.
     Уайты, несмотря на свои довольно пуританские взгляды, неожиданно  для
окружающих   оказались   среди   немногочисленных   абонентов   кабельного
телевидения, протянутого в Оринджфилд из Бостон-Бриджа. Чтобы хоть  как-то
оправдать эту слабость, Уайты смотрели телевизор лишь по вечерам. Поэтому,
войдя в дом, Никлин очень удивился, застав  Нору  и  Чэма  перед  объемным
телеэкраном.  Похоже,  тревога   Зинди   имела   все   основания:   только
чрезвычайные  новости  могли  заставить  супругов  Уайтов  усесться  перед
телевизором солнечным утром.
     - Доброе утро, Джим! - Чэм Уайт жестом пригласил гостя сесть.  -  Что
ты скажешь обо всем этом?
     - Мне сейчас трудно что-либо сказать. Зинди описала все лишь в  общих
чертах.
     - Да и нас к телевизору позвала именно Зинди! - Чэм словно  извинялся
за то, что его застали за столь греховным занятием ранним утром. -  Что-то
невероятное! Можно ли  всему  этому  верить,  Джим?  Они  утверждают,  что
Орбитсвиль переместился!
     Никлин отпустил руку Зинди и уселся в огромное кресло.
     - Откуда это стало известно?
     - Мир вокруг Орбитсвиля изменился. Взгляните!
     Никлин  сосредоточил  внимание   на   объемном   телеэкране.   Сейчас
изображение было в два раза меньше  реального,  и  поэтому  угол  гостиной
заполняли карлики, но карлики, обладавшие нормальным  телосложением.  Люди
явно пребывали в состоянии крайней растерянности. Вокруг  валялись  пустые
аэрокостюмы  -  создавалось  такое   впечатление,   что   лужайка   усеяна
бездыханными трупами. Зрители могли отчетливо видеть,  что  место,  откуда
сейчас велся репортаж,  мало  освоено  -  задний  план  представлял  собой
однообразную бескрайнюю саванну.
     - Где это? - спросил Никлин.
     -  Портал  номер  тридцать  шесть.  В   этом   месте   имеется   лишь
исследовательская агростанция, - ответил Чэм, не отрываясь от телеэкрана.
     В этот момент картина покрылась рябью, фигуры людей исказились. Сразу
стало понятно, что это всего лишь голоморфное  изображение,  проектируемое
двумя лазерными пучками.
     - Нас предупредили, что качество репортажа будет плохим. По-видимому,
все спутники связи и стационарные внешние  антенны  исчезли.  Телеинженеры
работают с помощью переносной системы.
     - Это любительская съемка,  -  вставила  Нора  Уайт,  помогая  дочери
устроиться у себя на коленях. -  Телекомпания  решила  показать  репортаж,
потому что эти люди производили высадку из своего корабля как  раз  в  тот
момент, когда он исчез. И они видели, как все произошло.
     Чэм поднял руку, призывая к тишине.
     - Послушайте, что говорит этот парень.
     - Мы сейчас попытаемся вновь связаться с Риком  Ренардом,  владельцем
грузового корабля "Хоксбид",  пытавшегося  причалить  к  порталу  тридцать
шесть в тот момент, когда все  и  случилось.  Корабль  исчез  буквально  в
никуда, - взволнованно сказал комментатор.
     Картинка изменилась. Из глубины экрана наплывало изображение Ренарда.
Это был молодой  жизнерадостный  здоровяк  с  буйной  шевелюрой  и  хорошо
накачанными мышцами.
     - Как уже сказали, - начал он, - мой корабль пытался  причалить.  Все
шло как обычно, но капитан  Лессеп  почему-то  так  и  не  смог  завершить
маневр. Казалось, что какая-то сила отталкивает корабль, не  позволяя  ему
приблизиться к оболочке Орбитсвиля.  Сама  же  оболочка  выглядела  крайне
необычно - вся поверхность пульсировала бледно-зеленым излучением.  Период
пульсаций составлял одну секунду. Возможно, что эти явления связаны  между
собой. Но говорить с уверенностью мы не можем. Все  было  так  странно.  Я
хочу сказать...
     Тут Ренард страдальчески улыбнулся, Никлин увидел,  как  у  здоровяка
задрожали губы. Стало понятно, что этот человек, не  привыкший  отступать,
сейчас находится в  состоянии  сильнейшего  шока.  Он  покачал  головой  и
повернулся к красивой темноволосой девушке,  которая  выглядела  столь  же
растерянной и испуганной. Он обхватил ее за плечи, она  же  уткнулась  ему
лицом в грудь. Они словно пытались найти  друг  у  друга  защиту  от  того
неведомого, с чем им пришлось столкнуться.
     - Я уже видел эту красотку, -  воскликнул  Чэм  таким  тоном,  словно
ждал, что его тут же наградят призом за находчивость и наблюдательность. -
Она связана с какой-то научной организацией. Эти люди  утверждают,  что  у
них  есть  доказательство  существования  жизни  после  смерти.  Ее  зовут
Сильвия... Сильвия...
     - Лондон, - подсказала Зинди.
     - Точно! Сильвия Лондон. Она из фонда "Анима Мунди".  Интересно,  что
она делала на этом корабле?
     - Может быть, тебе отправиться к тридцать шестому  порталу  и  самому
спросить у нее об этом, - неожиданно резко оборвала его Нора.
     - Дорогая, у тебя нет никаких оснований для  ревности,  -  Чэму  явно
польстил гнев жены, - впрочем, теперь пройдет немало времени,  прежде  чем
люди смогут путешествовать между порталами.
     - Почему? - удивленно спросил Никлин.
     - Но ведь  кораблей-то  больше  нет!  Джим,  вы  чем  слушаете?  Все,
абсолютно все, что находилось снаружи, исчезло. В том числе и транспортные
корабли.
     - Я как-то об этом не подумал, - промямлил Джим, поймав сочувственный
взгляд Зинди.
     До него только сейчас стала доходить вся  серьезность  услышанного  и
увиденного. Перелет между порталами внутри оболочки Орбитсвиля  с  помощью
летательных  аппаратов,  способных  развивать   скорость,   в   два   раза
превышающую звуковую, занял бы девяносто  дней.  Такая  одиссея  не  имела
никакого смысла.
     - Я ждал, что в конце концов все это окажется розыгрышем или ошибкой,
- признался Джим. - Я как-то читал, что лет двести  или  триста  назад  на
Земле сделали передачу о пришельцах с соседней планеты. Так  эта  передача
вызвала массовую панику среди населения,  и  мне  подумалось,  что  сейчас
происходит что-то подобное.
     - Герберт Уэллс, - важно заявил Чэм, гордясь своими познаниями, - эту
историю придумал Герберт Уэллс.
     - Ну, как бы его там ни звали, он сыграл очень злую шутку.
     - Нет, Джим, здесь все иначе, - сказала Нора. - Пора бы им  закончить
с этой сентиментальной чепухой и вернуться к ученым из Бичхеда. По крайней
мере, они хоть немного да понимают, что происходит.
     Словно откликаясь на ее пожелание, экран помутнел,  замерцал  цветной
рябью, после чего появилось новое изображение. За  круглым  столом  сидело
несколько человек. Женский голос сообщил, что возобновлена  трансляция  из
центральной  студии  Орбитсвиля  в  Бичхед-Сити.  Комментатор   представил
экспертов, перечислив все их звания и чины. Первым взял  слово  энергичный
профессор Карпентер из Университета Гарамонда.
     - События последних нескольких часов являются уникальными  в  истории
Оптима Туле, - начал он, - как бы невероятно это ни звучало...
     - Да уж, этот парень и впрямь ученый, - громогласно  объявил  Чэм,  -
кто бы еще стал так напыщенно именовать наше Большое О.
     - Потише, Чэм, - проворчала Нора. - Мы все-таки хотим послушать,  что
он скажет.
     - ...когда говорится о том, что все, что находилось снаружи оболочки,
исчезло, то  имеется  в  виду  абсолютно  все!  Даже  то,  что  находилось
непосредственно вблизи поверхности -  межзвездные  и  каботажные  корабли,
стоящие у причалов, корабли, находившиеся в пути, причальное оборудование,
все устройства, грузовые и пассажирские тоннели, антенны, словом все! Все,
что выступало за пределы Оптима Туле, словно срезали острейшей бритвой.  -
Тут профессор Карпентер прервался, чтобы выпить воды. - Исчезло не  только
то, что  было  непосредственно  у  оболочки  Орбитсвиля,  но  и  все,  что
находилось, если можно так выразиться, на промежуточных расстояниях, в том
числе и внешняя планета  нашей  системы  Нейпир!  Но  это  выглядит  сущим
пустяком рядом с исчезновением всех известных  нам  звезд.  Мы  больше  не
наблюдаем  ни  знакомых  звезд,  ни  знакомых  галактик.  Изменения  носят
поистине  космические  масштабы!  У  меня  есть  только  одно   объяснение
происшедшему, сколь невероятным оно ни покажется.  Я  считаю,  что  Оптима
Туле переместилась в пространстве.
     Профессор замолчал и обвел взглядом своих слушателей.
     - Этого не может быть, - покачала головой седовласая  женщина.  -  Вы
претендуете на компетентность, а сами бросаетесь подобными заявлениями. Вы
хотите, чтобы мы поверили в то, что наш мир, наш Орбитсвиль, вдруг взял  и
переместился неизвестно куда?!
     Ее слова потонули в гуле голосов. Все сидящие  за  столом  заговорили
разом, разгорелся ожесточенный спор. Никлин, тут  же  упустивший  все  его
нити, погрузился в мечты. Из этого состояния его  вывела  новая  картинка,
появившаяся в углу гостиной  Уайтов.  Зал  заседаний  исчез,  вместо  него
возникла  панорама  Первого   Портала,   находящегося   в   самом   центре
Бичхед-Сити. Непосвященный мог бы принять его  за  круглое  черное  озеро.
Непосредственно  у  портала  стоял  огромный   памятник   первооткрывателю
Орбитсвиля Вэнсу Гарамонду.
     Панорама медленно надвигалась на зрителя до тех пор, пока  телекамера
не зависла у самого края отверстия. Затем  изображение  начало  вращаться,
создавая у сидящих перед объемными телеэкранами впечатление  погружения  в
пространство. Но  вот  вращение  прекратилось.  Угол  гостиной  наполнился
чернотой, испещренной сотнями светящихся точек. За кадром голос профессора
Карпентера говорил о том, что привычной картины звездного неба  больше  не
наблюдается, на небе теперь видны совершенно незнакомые созвездия.
     Никлин не раз видел  по  телевидению  звездное  небо.  И  каждый  раз
испытывал разочарование. Хотя Оринджфилд находился  всего  лишь  в  тысяче
километров от Бичхеда, он так ни разу и не побывал в столице, а значит  ни
разу  воочию  не  увидел  звезд.  Для  Джима  эти  светящиеся   точки   не
представляли интереса, поскольку они не имели  никакого  отношения  к  его
повседневной жизни. Предки Никлина жили на Орбитсвиле уже шесть поколений,
и на размеренное течение их бытия звезды  никогда  не  оказывали  никакого
влияния.
     Вдруг рассказ профессора прервал чей-то взволнованный голос:
     - А что же с Землей?
     - Мы больше не знаем, где находится Земля. Мы не знаем, как добраться
до нее. - Голос профессора звучал жизнерадостно и весело, словно Карпентер
получал огромное удовольствие от  всего  происходящего.  -  Следовательно,
всякая связь с Землей утеряна, и возможно, навсегда.  То  же  самое  можно
сказать и о Терранове.
     "Неужели кому-то есть дело до Земли и Террановы? - недоуменно подумал
Никлин. - Музейный хлам!"
     Картина звездного неба нагоняла на Джима сон. Он решил  посидеть  еще
пять минут, чтобы быть уверенным, что Корт Бренниген покинул его владения,
а затем вернуться домой к своим делам, куда более важным, чем эта звездная
чепуха. Пускай астрономы ломают головы над загадками  Вселенной,  а  Джима
Никлина ждут сломанная соковыжималка и погнутое велосипедное колесо.
     - Эй, да вы только взгляните на старину  Джима,  -  раздался  громкий
голос хозяина, пробив брешь  в  пелене  сна,  куда  постепенно  погружался
Никлин. - Десятиминутное бодрствование измотало его.
     Никлин встрепенулся.
     - Извините меня, но сегодня я провел не самую лучшую ночь.
     Он даже не заметил, как легко сорвалась с языка эта ложь.
     - Что  случилось,  Джим?  -  заботливо  спросила  Нора.  -  Нелады  с
желудком?
     - Да. - Никлин с благодарностью ухватился за эту  версию.  -  Я  съел
перед сном здоровый кусок яблочного пирога. А потом еще немного сыра, что,
наверное, было совершенно лишним.
     - Яблочный пирог? Вы решили попробовать себя в кулинарии?
     - Нет. Это был небольшой подарок от Мэй Мак-Викар.
     Джим с возрастающей тревогой прислушивался к своим  словам.  Ведь  он
опять попадет в нелепейшую историю. И что его дернуло выбрать  в  качестве
мифического дарителя именно Мэй Мак-Викар?! Ведь она живет  всего  в  паре
километров отсюда и очень дружна  с  Уайтами.  Через  день-другой  женщины
встретятся поболтать и поделиться новостями. О! Да  что  там,  при  его-то
везении вполне можно ожидать, что уже в  следующее  мгновение  эта  старая
карга появится на пороге гостиной Уайтов!
     Уже нешуточная тревога охватила Джима. Он  начал  спешно  обдумывать,
каким образом можно уйти от опасной  темы  яблочного  пирога.  Внезапно  с
улицы донесся странный шум. Звук быстро нарастал и уже  начал  перекрывать
телерепортаж.  Шум  становился  все  громче   и   громче,   он   настолько
контрастировал с обычной сельской тишиной, что Джим только через несколько
секунд  смог  разложить  его  на  отдельные  составляющие.   Оглушительную
бравурную музыку  перекрывал  настойчивый  мужской  голос.  Слов  было  не
разобрать, но  в  интонациях  чувствовался  профессионализм  политика  или
проповедника.
     -  Похоже,  в  нашем  городке  гости,  -  сказал  Никлин,  вставая  и
направляясь к двери. - Пойду-ка взгляну, что там происходит.
     Джим небрежно взмахнул рукой, прощаясь с Уайтами, и вышел  на  улицу.
Солнце Орбитсвиля нещадно пекло.  Никлин  пожалел,  что  не  надел  шляпу.
Прикрыв глаза ладонью. Джим разглядел,  как  по  пыльной  дороге  медленно
движется необычная процессия, состоящая из десятка грузовиков и  небольших
домиков на колесах. Все они были выкрашены в яркий голубой цвет. По бортам
тянулись огромные оранжевые буквы. Никлин прищурился и  разобрал  надпись:
"КОРИ МОНТЕЙН ВЕДЕТ ВАС ДОМОЙ".
     -  О  нет,  -  прошептал  Джим,  -  мы  не  нуждаемся  в  еще   одном
болтуне-проповеднике. О, Газообразное  Позвоночное,  пожалуйста,  не  надо
больше этих разъезжающих святош!
     Словно  в  пику  его  молитве,  музыка  смолкла,  и  мужской   голос,
искаженный громкоговорителем,  возвестил,  что  странствующий  проповедник
Кори Монтейн пробудет в Оринджфилде три дня. Он  намерен  указать  путь  к
спасению души всем, кто не закостенел в безверии. "Все остальные, по  всей
видимости, - подумал Джим, - прямиком отправятся  в  ад".  Голос  по  мере
удаления процессии затихал. Но  прежде,  чем  она  скрылась  за  небольшой
рощицей свистящих деревьев,  Никлин  услышал:  "Орбитсвиль  -  это  орудие
дьявола".
     "Вот это здорово",  -  подумал  он,  шагая  к  своему  дому.  Похоже,
следующие  три  дня  его  спокойная  жизнь  будет  осквернена   вторжением
пустоголовых ревнителей спасения  человеческих  душ.  А  тишина  городской
площади, где он так любил прогуливаться по вечерам, будет нарушена шумными
проповедями, отвратительной громкой  музыкой  и  назойливыми  причитаниями
сборщиков пожертвований.
     Все  религиозные  организации,  каких  бы  разных  взглядов  они   ни
придерживались, всех, кто призывал к спасению  души  и  отказу  от  земных
благ, объединяло одно - всегда кто-то выходил и собирал деньги.
     При виде  религиозной  процессии,  мысли  о  переменах  во  Вселенной
мгновенно вылетели из головы Никлина. Хмуря брови, он шел  к  своему  дому
через заросли высокой сочной травы с видом человека, наконец-то  нашедшего
достойную причину для беспокойства.

                                    3

     После установки шатра Кори Монтейн ощутил вдруг упадок сил  и  легкое
недомогание. Он уселся на брезентовый стул у своего передвижного домика  с
кружкой  горячего  чая  в  руках.  Монтейн  медленно  потягивал  ароматный
напиток, и его взгляд рассеянно скользил по вывескам магазинов и постоялых
дворов, расположенных вокруг центральной площади городка. Огромные дубы  и
каштаны тихо шелестели над головой. Вся картина была словно напоена покоем
и легкой грустью.
     На протяжении долгой  истории  человечества  люди  не  раз  создавали
идеалы  своего  бытия,  от  сентиментального  Нью-Йорка  Франка  Капры  до
безмолвных арктических  замков  Ричарда  Кейна,  поэта-романтика  двадцать
первого  столетия.  Но  для  огромного  числа  людей  идеал   их   земного
существования приблизительно соответствовал наблюдаемой Монтейном картине.
В то благословенное время, приметы которого так любовно и старательно были
воссозданы в этом городке, табак не  вызывал  рака,  натуральные  масло  и
сливки не являлись символом греха, о ядерном оружии попросту не слышали, а
работа  доставляла  людям  больше  радости,  чем  что-либо  другое.  Дюжие
бородатые игроки в крикет вполне могли отправиться на игру с  командой  из
соседнего городка на паровозе, а отдаленный грохот вполне  могли  издавать
сами братья Райт, клепающие очередного бесполезного механического  монстра
в своей мастерской.
     В такие вечера Монтейну становилось ясно, почему так много обитателей
Орбитсвиля предпочитают жить в подобных небольших городках. Но  ему  также
было понятно, что это простое человеческое желание может прямиком привести
людей к серьезной угрозе их существованию, угрозе, которая,  по  глубокому
убеждению  Монтейна,  таилась  в  самом  Орбитсвиле.  Орбитсвиль   являлся
ловушкой, а покойная и безмятежная жизнь - приманкой.
     - С вами все в порядке, Кори?
     Монтейн оглянулся. Со стороны шатра, установка которого  подходила  к
концу, к нему подошел Нибз Аффлек. Это был еще довольно молодой человек  с
серьезными глазами  и  красным  лицом,  что  являлось  следствием  слишком
длительного пристрастия к алкоголю. Аффлек присоединился к общине Монтейна
год назад. Убежденность и страстная вера проповедника настолько вдохновили
его, что он даже сумел избавиться от  своего  пагубного  пристрастия.  Как
результатном был очень  предан  Монтейну  и  проявлял  свою  благодарность
неустанной заботой о  здоровье  своего  наставника,  заботой  порой  очень
назойливой.
     - Все в полном порядке, Нибз. - Монтейн взглянул на молодого человека
из-под своей широкополой шляпы. - Я немного устал, только и всего.
     - Такую работу, как установка палаток, вы могли бы оставить и нам.
     - Может, вам интересно будет узнать, что шестьдесят лет еще  не  дают
человеку права приковать себя к инвалидному креслу. -  Монтейн  улыбнулся,
показывая, что не хотел обидеть своего собеседника, да и сам не  обиделся.
- Кроме того, вы же знаете наши правила, Нибз. Мы все равны и все должны в
одинаковой мере участвовать в работах. Это правило относится и ко мне.
     Молодой человек переступил с ноги на  ногу.  Вид  у  него  был  самый
разнесчастный.
     - Я вовсе не имел в виду, что вы...
     - Все в порядке, Нибз. Я благодарен  вам  за  заботу.  А  теперь,  не
окажете ли мне одну любезность?
     - Конечно, Кори! - с горячностью ответил  Аффлек.  Его  круглое  лицо
засияло. - Вы только скажите, и я тут же исполню ваше поручение!
     - В этом городке выходит ежедневная газета, ну совсем,  как  у  Марка
Твена. Я подумываю дать в ней объявление и буду  весьма  вам  признателен,
если вы раздобудете для меня сегодняшний выпуск.
     - Конечно, Кори!
     Аффлек  повернулся  и  торопливо  пошел  через  площадь.  Глаза   его
светились безграничным и искренним счастьем.
     Монтейн, нахмурившись, смотрел ему вслед. Аффлек  был  чистосердечен,
трудолюбив и добр,  но  на  редкость  простодушен  и  наивен.  А  Монтейну
недоставало совсем других сторонников. Ему требовались смышленые помощники
с хорошо подвешенными языками, умеющие  добыть  достаточно  большие  суммы
денег. Ему нужны были люди, обладающие  гипнотическим  сочетанием  деловой
хватки  и  религиозного  энтузиазма,  способные  убедить  богатых  граждан
Орбитсвиля  раскошелиться.  Надо  сказать,  что   найти   миллионеров   на
Орбитсвиле было довольно сложно, но даже если богач и обнаруживался,  даже
если удавалось выманить его из своей крепости,  все  равно  он  не  спешил
жертвовать крупную сумму денег  на  то,  что  считал  нелепым  чудачеством
христиан.
     Когда-то  Монтейн  верил,  что  обладает   способностью   притягивать
средства, необходимой для успеха его крестового  похода,  что  его  устами
говорит и трогает сердца людей сам Бог.  Но  так  было  шесть  лет  назад.
Монтейн едва не застонал от мысли, сколько же времени миновало с тех  пор,
как он прозрел, и как мало за это время было достигнуто.
     Первые пятьдесят лет своей жизни Кори Монтейн был обычным и ничем  не
примечательным  обитателем  городка  Пьютерспир-97.   Число   в   названии
указывало на номер ближайшего к городку портала. Впоследствии вместо этого
на Орбитсвиле была введена система индексации. То, что  номер  Пьютерспира
завершал  первую  сотню,  свидетельствовало  об  удаленности  городка   от
столицы, Бичхед-Сити. Но Монтейна это мало беспокоило, ему нравилось  жить
вдали от крупных городских центров, вдали от  промышленности  и  торговли.
Ему принадлежала небольшая пекарня. Выпечка  хлеба,  приготовление  мясных
пирожков и изысканных кондитерских изделий приносили скромный,  но  вполне
достаточный доход. В доме Монтейна царила  гармония,  у  него  никогда  не
возникало конфликтов с помощниками, он любил свою жену Милли и дочь Тару.
     Ничто не указывало на то, что в его жизни могут  произойти  серьезные
перемены, наоборот, все свидетельствовало о том, что Монтейн  проживет  до
глубокой старости в полной гармонии с окружающим миром. Но все  изменилось
за какие-то мгновения.

     То роковое январское утро выдалось промозглым и неуютным, но  Монтейн
вовсе не собирался предаваться унынию.  Крупные  капли  дождя  стучали  по
мостовой,  разбиваясь  хрустальными  фонтанчиками.  Монтейн  подумал,  что
сегодняшний день очень напоминает  сочельник,  с  которым  у  него  всегда
ассоциировалась дождливая погода. Освещенные витрины весело  отражались  в
мокрой мостовой, внося свой вклад  в  сходство  с  праздничной  атмосферой
грядущих Святок.
     Монтейн   довольно   улыбнулся,   отметив   еще   одно   сходство   с
предпраздничным днем - торговля в это утро шла исключительно  бойко.  Пора
уже и пополнить прилавок новой порцией товара. Монтейн решил  нарезать  на
куски большой пирог с телятиной и яйцом и  парочку  сладких  "марципановых
горок".
     - Милли, - позвал он жену, доставая из холодильника пирог, - куда  ты
подевала все ножи?
     - Они здесь, в стерилизаторе, - откликнулась из кухни жена.
     - Ты не могла бы мне их принести?
     Милли, издав нетерпеливый возглас, появилась в дверях с подносом,  на
котором  горкой  лежали  остро  заточенные  ножи.  Ее  раздраженный  голос
напомнил Монтейну, что жена этим утром собиралась отправиться в Кентербери
выпить кофе с приятельницами. В эту минуту Милли внезапно  поскользнулась,
нелепо взмахнула руками и упала лицом вперед.  Впоследствии  предположили,
что всему виной оставленные покупателями лужи на полу магазина. Но  в  это
слегка  грустное,  ностальгическое  утро  у  Монтейна  не   было   никаких
предчувствий чего-либо неожиданного, тем более, трагического. Однако в  то
самое мгновение, когда Милли  падала  на  пол,  он  отчетливо  понял,  что
случилось непоправимое. Жуткий  полухрип-полувздох,  в  котором  смешались
боль, страх и недоумение, подтвердил его страшную догадку.
     - Милли! - Монтейн обежал стойку и склонился над лежащей  лицом  вниз
женой. Из-под Милли выглядывал краешек подноса. С  перекошенным  от  ужаса
лицом Монтейн опустился на колени и перевернул тело жены. Под левой грудью
торчала ручка ножа, лезвие которого целиком ушло в тело Милли.
     Женщина умирала. Она  смотрела  на  Монтейна  изумленным,  ничего  не
понимающим взглядом. Он чувствовал, как жизнь толчками уходит из ее  тела.
На светлой блузке  расплывалось  алое  пятно.  Ручка  ножа  под  действием
последних сердечных сокращений вздрагивала и игриво покачивалась. Все было
кончено.
     Монтейн закричал.
     Последующие часы и дни были сущим кошмаром. После того,  как  полиция
провела предварительный  следственный  осмотр  места  трагедии,  и  карета
скорой помощи увезла тело Милли, Монтейн остался  наедине  с  дочерью.  Он
повернулся к Таре, чтобы обнять ее, надеясь, что  вместе  им  будет  легче
пережить страшную трагедию, в одно  мгновение  разрушившую  их  счастливую
жизнь. Но к его недоумению Тара ответила на его молчаливую мольбу холодной
яростью, словно это он был виновен в смерти Милли. Монтейн так и  не  смог
пробиться сквозь стену ненависти и отчуждения, внезапно выросшую между ним
и дочерью. Сразу после похорон Тара собрала свои вещи и уехала из  города,
никому не сказав, куда направляется.

     Монтейн в мыслях не  раз  возвращался  к  тем  трагическим  дням.  Он
пытался философски осмыслить тот удивительный факт, что причиной  перемены
в его мировоззрении явились не смерть жены и уход дочери,  а  как  это  ни
странно, геологические особенности района Пьютерспира.
     Городок  расположился  на   дне   широкой   блюдцеобразной   впадины,
обозначаемой на старых топографических картах как ложе Макинтоша. Монтейну
всегда было известно это название, но прежде оно являлось лишь поводом для
вульгарных школьных шуток. Он также  знал,  что  толщина  слоя  каменистой
почвы, на котором стоял город, в некоторых  местах  не  превышала  и  двух
метров, но это мало его заботило. Все изменилось, когда он  впервые  после
похорон пришел на могилу Милли.
     Он опустился на колени рядом со  свежим  холмиком.  Когда-нибудь  эта
земля примет и его тело, и тогда он воссоединится с Милли, ведь  смерть  -
лишь часть естественного природного цикла.  Человек  выходит  из  земли  и
возвращается в землю.
     И в этот момент Монтейн внезапно осознал, что тело Милли от безликого
серого слоя илема отделяет всего лишь ширина ладони.  А  за  ним  ледяная,
мертвая пустота космоса, безмолвие звездного неба! Милли от этого  черного
пространства отделяют лишь несколько десятков сантиметров почвы и илема! А
значит, она никогда не воссоединится с землей, никогда не  обретет  покоя.
Здесь невозможно тихое поглощение тела умершего человека окружающим миром,
здесь невозможно воссоединение с этим миром, данным Богом. Но ведь это  же
несправедливо!..
     Монтейн долго стоял на коленях  у  могилы  жены.  Его  мозг,  подобно
парящей в небе  птице,  балансировал  между  божественным  вдохновением  и
безумием. Когда же Монтейн, наконец, поднялся на онемевшие ноги,  он  стал
уже совсем другим человеком. Позже люди,  имеющие  отношение  к  медицине,
говорили   ему,   что   его   превращение   явилось   результатом   скорее
психологического шока нежели глубокого религиозного  переживания.  Монтейн
отвечал им, что ему лучше знать, что с ним случилось.
     Даже сейчас, когда проповедник сидел на поросшей  травой  центральной
площади Оринджфилда и мирно потягивал горячий  чай  -  он  никуда  не  мог
деться от одной-единственной грызущей его день и ночь мысли. Почему  никто
так и не может понять того, что все они оказались в дьявольской  западне?!
Что за вид массового безумия, что за форма коллективной  слепоты  поразили
человечество после того, как оно переселилось на Орбитсвиль?!
     Еще два века назад люди были продуктом цивилизации, основным  законом
которой являлась борьба  за  выживание.  Люди  были  суровы,  циничны,  их
одолевали самые разные сомнения. Они понимали, что за  все  надо  платить,
что космос ничего не отдает даром. И тем не менее,  обнаружив  Орбитсвиль,
они, не раздумывая, доверились ему, как пчела доверяется цветку.
     Никто не остановился  и  не  сказал:  "Подождите!  Давайте  не  будем
спешить, давайте обдумаем то, что мы видим. А видим мы гигантскую сферу из
не поддающегося анализу материала, обладающего необычными  гравитационными
свойствами.  В  центре  сферы  висит  солнце,  окруженное  силовым  полем,
образующим что-то вроде  клетки.  Силовая  клетка  устроена  так,  что  на
внутренней поверхности Орбитсвиля существует смена дня и ночи и даже смена
времен  года.  Эта  штука  без  всякого   сомнения   имеет   искусственное
происхождение! Орбитсвиль сулит нам  разрешение  всех  наших  проблем,  он
сулит нам избавление от трудностей, обещает исполнить все наши  мечты!  Он
слишком хорош, чтобы быть правдой. А если так, то стоит задуматься,  может
быть эта штука ничто иное, как ЗАПАДНЯ?!"
     Монтейн не имел ни малейшего представления о  создателях  Орбитсвиля,
но он знал сердцем, что эти загадочные существа задумали  исказить  судьбу
человечества, данную Богом. А значит, создатели Орбитсвиля - враги  Божьи.
Орбитсвиль оставался спокойным в течение двух столетий - срока, достаточно
долгого  по  сравнению  с  жизнью  человека,  но  для  истории   Вселенной
являющегося  лишь  кратчайшим  мигом.  Плотоядные  цветы   всегда   хранят
спокойствие до тех  пор,  пока  жертва  не  заберется  поглубже,  пока  не
исчезнет малейший шанс на ее спасение. Эти два  века  Орбитсвиль  попросту
ждал!
     Но вот недавно  появились  сообщения  о  светящихся  зеленых  линиях,
перемещающихся вдоль поверхности гигантской сферы. Монтейн увидел  в  этом
первые  признаки  грядущей  катастрофы.   Челюсти   капкана   дрогнули   в
предвкушении момента, когда они захлопнутся и жертва будет поймана...
     Монтейн встряхнулся и постарался  вернуться  к  более  земным  делам.
Вдалеке он увидел фигуру возвращающегося Нибза Аффлека. Нибз  торопился  и
время от времени переходил на бег. Белое пятно в  его  руке  скорее  всего
было газетой. Монтейн улыбнулся, вспомнив те безвозвратно ушедшие времена,
когда он мог позволить себе растрачивать силы зря. В свои  шестьдесят  лет
проповедник выглядел  еще  довольно  крепким  человеком  -  густые  темные
волосы, лицо почти без морщин, прямая спина, -  но  с  недавних  пор  стал
быстро уставать. Монтейн вовсе не считал,  что  его  подтачивает  какая-то
скрытая болезнь. Ему казалось, что на плечи давит груз его знаний, тяжесть
которых возрастает с каждым  годом.  Может  быть,  это  токсины  усталости
разъедают его душу, так же как они отравляют мышцы переработавшего тела.
     Аффлек резко остановился. После бега по жаркому солнцу его нездоровый
румянец разгорелся еще ярче, сильно смахивая на чахоточный.
     - Вот ваша газета, Кори. Я принес вам экземпляр.
     - Вижу, что принесли. - Монтейн осторожно поставил  кружку  на  землю
рядом с собой. - Сколько она стоит?
     - Какие деньги, Кори! - обиженно воскликнул Аффлек. - Да  и  стоит-то
она всего ничего, какой-то четвертак.
     - Спасибо, Нибз.
     Монтейн поначалу хотел заставить Аффлека взять  деньги,  но  подумал,
что  тот  и  впрямь  обидится.  Награда  состояла  в  том,  чтобы  сделать
проповеднику приятное, большего Нибз и не желал. Монтейн  жестом  разрешил
молодому человеку уйти, сам же взялся за газету.  Она  оказалась  довольно
объемистой и громоздкой, как в старых видеофильмах.  Но  печать  при  этом
была современная, лазерная - издатели не перегибали палку в своей  тяге  к
традициям далекого прошлого. Монтейн, не испытывавшей не малейшего желания
портить зрение, удовлетворенно хмыкнул.
     На первой странице бросался  в  глаза  заголовок  "ЦЕНТРАЛЬНАЯ  УЛИЦА
ОСТАНЕТСЯ В ТЕМНОТЕ". Статья представляла собой отчет о споре в  городском
совете  по  поводу  просьбы  одного  из  бизнесменов  разрешить  установку
световых вывесок на витринах его магазинов. Другие статьи были  в  том  же
духе: одна о том, как некий фермер обнаружил  на  своем  поле  неизвестный
сорняк, другая о выставке акварелей, принадлежащих кисти жены мэра города.
     Монтейн просмотрел газетные столбцы со  снисходительным  интересом  и
уже собирался перевернуть очередную страницу, когда  наткнулся  на  совсем
коротенькую статью в самом низу газетного листа.  Его  привлек  заголовок,
упоминающий астрономию - Монтейн с особым вниманием  относился  ко  всему,
что касалось  отношений  Орбитсвиля  с  естественным  миром.  Вот  что  он
прочитал.

                        АСТРОНОМЫ В РАСТЕРЯННОСТИ
     Дорогие сограждане. Если кто-нибудь из вас заметил розоватые  отсветы
над горизонтом в  той  стороне,  где  находится  Бичхед,  то  знайте,  что
причиной тому является вовсе не огромное  число  зажженных  разом  красных
светофоров. Нет, всему виной - красные лица наших  уважаемых  протирателей
штанов, наших смотрителей за звездами, которые  сегодня  вечером  заявили,
что они потеряли визуальный контакт с известной доселе Вселенной!
     Профессор Карпентер из  Университета  Гарамонда  попытался  объяснить
этот недосмотр очень просто  -  Орбитсвиль  всего-навсего  переместился  в
пространстве. Но не падайте духом и не прислушивайтесь, не  колеблется  ли
почва под вашими ногами. Не стоит  волноваться  -  поколеблены  не  основы
ваших домов, а всего лишь основы науки!

     Монтейн медленно опустил газету и уставился  в  пространство.  Сердце
бешено стучало. Его не обманул ернический тон газетной статьи. Безусловно,
вся эта история нуждается в проверке, но он уже сейчас  был  убежден  -  в
космосе действительно произошло что-то  невероятное.  Необходимо  выяснить
следующее: Ловушка Орбитсвиля уже захлопнулась или это всего лишь  начало?
Обречено ли население Орбитсвиля, или еще есть время, чтобы ускользнуть из
дьявольского капкана на космическом корабле и  найти  какую-нибудь  данную
Богом планету, пригодную для жизни? Если человеческая  раса  погибнет,  не
будет ли виноват в этом он. Кори Монтейн? Ведь  ему  удалось  сделать  так
немного!
     Ужас и  глубочайшее  чувство  вины  затопили  Монтейна.  Он  встал  и
быстрыми шагами направился к шатру, где  беззаботно  веселились,  завершив
свои дневные труды, его сторонники.

                                    4

     Прежде чем выйти из библиотеки, Никлин просмотрел список  заказов  на
книги. Оказалось, что три дома расположены  на  его  пути.  Заказаны  были
вестерн Джека Шеффера, небольшой  справочник  по  конструированию  моделей
планеров  из  бумаги  и  иллюстрированный  трактат  о   железных   дорогах
викторианской Англии. Современные книги выглядели  несколько  больше  тех,
что были в ходу в двадцатом веке, поскольку их страницы покрывал  защитный
слой, делающий их практически вечными. Судя по внешнему виду, книгам  было
не больше двух веков.
     Никлин  подумал,  что,  если  астрономы  не   разберутся   со   своим
оборудованием пне восстановят связь с Землей,  интерес  к  его  библиотеке
может упасть. Джим имел в основном дело со старыми книгами, поступающими с
Земли.   На   Орбитсвиле   практически   не   создавалось   сколько-нибудь
значительных или даже интересных произведений. По мнению специалистов, это
являлось прямым следствием отсутствия какой-либо социальной напряженности.
Основным двигателем  искусства  всегда  был  конфликт,  а  на  Орбитсвиле,
площадь которого в пять миллиардов раз превышала площадь Земли, у людей не
было особых причин  конфликтовать  или,  тем  более,  воевать.  Неизбежным
следствием такой жизни стало то, что даже те немногие, кто решался взяться
за перо или сесть к клавиатуре, создавали лишь что-то вымученное, пустое и
тривиальное.
     Никлин глубоко сомневался, что его клиенты  в  Оринджфилде  берут  на
себя труд анализировать свои читательские пристрастия, но прекрасно знал -
они отдают явное предпочтение старым книгам, изданным еще до переселения с
Земли. Может быть, объяснялось это ностальгией, ностальгией не столько  по
Старому миру,  сколько  по  уютному  чувству  надежности  и  защищенности,
которое  давала  людям  Земля.   Книжного   рынка   по   причине   крайней
разбросанности населенных пунктов на Орбитсвиле не существовало,  так  что
единственным  источником  книг  являлась  Гильдия  владельцев   библиотек,
взявшая на себя заботу по доставке  контейнеров  с  книгами  из  покинутых
городов Земли.
     Никлин  положил  на  видное   место   журнал   для   записей,   чтобы
припозднившийся  посетитель  мог  сам  выбрать  книгу  и   отметить   свое
посещение. Критически окинув взглядом библиотеку, он напоследок стер  пыль
со стойки и вышел на улицу, оставив дверь незапертой. Вот-вот должна  была
появиться Зинди.
     Она, по-видимому, следила за домом Джима в окно, поскольку  сразу  же
выскочила из дверей и стремительно понеслась по  зеленой  траве.  Родители
разрешили Зинди пойти с Никлином в город угоститься мороженым. Девочка  не
преминула отметить столь значительное событие, надев свою лучшую шляпу  из
розовой соломки с пряжкой в виде черепашки Тоби, замершей  в  такой  позе,
какую ни один представитель панцирных не сумел бы воспроизвести  даже  под
угрозой немедленной смерти.
     - Привет, Джим!
     Зинди подбежала к нему, создав вокруг себя маленький ураган.
     - Знаешь, я  могу  съесть  самое  огромное  мороженое,  какое  только
бывает!
     - Ну что ж, даром оно тебе не достанется,  -  с  шутливой  суровостью
ответил Никлин, протягивая ей книги, - я  доверяю  тебе  разнести  их.  За
каждую получишь по порции отличного мороженого. Ясно?
     - Слушаюсь, мой повелитель! - Зинди покорно склонила голову.
     Они пересекли мост и зашагали  в  тени  высоких  свистящих  деревьев,
росших вдоль дороги. Никлин посмотрел на Зинди - похоже, девочка пребывала
не в  духе.  Надеясь,  что  ее  настроение  не  связано  с  предполагаемым
перемещением в космосе Орбитсвиля, Никлин спросил, в чем дело.
     - Я все думаю о тех странных вещах, о  которых  говорили  сегодня  по
телевидению.
     Никлин весело фыркнул.
     - Вот уж чем бы я не стал забивать себе голову!
     - Но это так ужасно, Джим! Разве тебя не беспокоит это сообщение?
     - О перемещении Орбитсвиля? - Он еще раз  фыркнул.  -  У  меня  очень
чуткий сон, Зинди, и я полагаю, что заметил бы, если бы мир вдруг  взял  и
переместился.
     - Но как же звезды? Они ведь теперь совсем другие!
     - Но откуда это известно? - Никлин, в  жизни  не  видевший  ни  одной
звезды, имел весьма смутное представление об астрономии, но это отнюдь  не
помешало ему тут же изложить  свою  космогоническую  теорию.  -  Я  как-то
читал, что  иногда  астрономы  обнаруживают  целое  скопление  неизвестных
далеких галактик. Но,  вглядевшись  попристальней,  ученые  мужи  начинают
понимать  -  то,  что  они  приняли  за  дюжину   галактик,   всего   лишь
одна-единственная! Просто свет, идущий от нее,  отклоняется  то  туда,  то
сюда, пока достигнет глаз наших дорогих мудрецов, которые, не разобравшись
в чем дело, приходят в неописуемое волнение и начинают громко кудахтать по
поводу открытия целых одиннадцати галактик, которых на  самом-то  деле  не
существует.
     Зинди нахмурилась:
     - Какое это имеет отношение к...
     - Мой пример означает, что, когда речь идет о звездах,  то  не  стоит
доверять своим глазам. Свет имеет свойство отклоняться. Может статься, что
пространство... пространство... - тут Никлин ощутил прилив того бурного  и
греховного восторга, который охватывал его всякий  раз,  когда  отдельные,
разрозненные поначалу слова,  начинали  складываться  в  величественную  и
стройную ложь, - ...неоднородно, что оно  отнюдь  не  одинаково  в  разных
точках. Быть может, в пространстве имеются целые аномальные  области,  где
свет буквально сворачивается в тонюсенькие трубочки, и все, что ты видишь,
начинает путаться и мешаться. Вдруг  Орбитсвиль  попал  в  одну  из  таких
областей,  тогда  внешняя  картина  мира  действительно   изменится.   Это
совершенно естественно.
     - Джим, - Зинди своей  утрированной  серьезностью  напоминала  сейчас
нелепого  тринадцатилетнего  профессора   логики,   забредшего   в   своих
рассуждениях в тупик, - Джим, для меня все, что ты сейчас  сказал,  звучит
как полнейший бычий навоз!
     - Но эта теория объясняет факты гораздо лучше, чем вся эта  чепуха  о
перемещении Орбитсвиля на расстояние, равное миллионам световых лет.
     - А что ты скажешь об исчезновении космических кораблей и причалов?
     - Аномальные области влияют не только  на  распространение  света,  -
вдохновенно продолжал сочинять Никлин, - материя в таких областях попадает
во что-то вроде бури, в  этакий  космический  торнадо,  который  разгоняет
частицы межзвездной пыли почти до скорости света. При этом  возрастает  их
масса, понимаешь? Увеличивается энергия этих  частиц,  и  они  оказываются
способными счистить все с поверхности Орбитсвиля  буквально  за  несколько
секунд, подобно гигантской пескоструйке.
     - А как насчет... - Тут Зинди внезапно замолчала. Закрыв  глаза,  она
сомнабулически покачала головой. - Интересно,  пополнил  ли  мистер  Чикли
свои запасы грецких орехов? В прошлый раз, помнишь, Джим, грецких орехов у
него не оказалось, а без них у мороженого совсем не тот вкус.
     - Ты очень  плавно  изменила  тему,  Зинди,  -  улыбнулся  Никлин,  -
практически незаметно.
     - Мне вдруг надоело говорить о... всей этой чепухе.
     - Вот видишь, - удовлетворенно заметил Никлин, - я  с  самого  начала
говорил тебе, что все это сплошное занудство.
     Никлин шутливо ткнул Зинди локтем в бок. Она споткнулась  и  в  ответ
сильно двинула его плечом. Так они и продолжали свой  путь,  задерживаясь,
чтобы занести книгу или немного порезвиться.
     - Что это за звуки, Джим? - потянула его за руку Зинди. - Я и в самом
деле что-то слышу или мне только кажется?
     До городской площади оставалось еще несколько минут ходу,  но  теперь
уже и Никлин уловил хрипящие, басовитые  звуки,  совершенно  нехарактерные
для сонных окрестностей Оринджфилда.
     - А, - протянул он, - наверное, это разъезжающие святоши. Похоже, они
даром времени не теряли и уже приступили к своей агитации. Но от меня  они
не получат ни гроша.
     - Что такое агитация?
     - Это когда какой-нибудь ловкач  пытается  убедить  тебя,  что  будет
гораздо лучше, если все  денежки  из  твоего  кошелька  перекочуют  в  его
карманы.
     В глазах Зинди, к великому удивлению  Никлина,  зажегся  неподдельный
интерес.
     - Давай пойдем взглянем, что там происходит.
     - А как же наше мороженое?
     - Не растает!
     Зинди  теперь  почти  тащила  Никлина  за  руку,  стремясь  побыстрее
оказаться на городской площади.
     - Ну пойдем же, Джим!
     Никлину  ничего  не  оставалось,  как  недоуменно  пожать  плечами  и
ускорить шаг. По мере приближения к площади музыка становилась все  громче
и громче. Но вот они завернули за угол и вышли на открытое пространство. В
самом центре площади высился огромный полотняный  шатер,  предназначенный,
по-видимому, для проведения собраний в  ненастные  дни.  Перед  шатром  на
небольшом возвышении была установлена  платформа.  На  ней  стоял  высокий
темноволосый  человек.  Он  обращался  к  аудитории,  насчитывавшей  около
четырех сотен слушателей. Большинство из них сидело  на  складных  стульях
непосредственно перед платформой.  Остальные  неровным  полукругом  стояли
сзади.  "Оставляют  себе  лазейку,  -  с  одобрением  отметил  Никлин.   -
Послушают, а затем смоются прежде, чем сборщики денег поймают  их  в  свои
сети".
     Когда они с Зинди подошли к толпе,  девочка  хотела  было  пробраться
поближе к платформе и занять свободные места, но Никлин удержал ее.  Зинди
мгновение сердито смотрела на него, но  потом  весело  улыбнулась,  и  они
выбрали себе место там, где слушатели стояли не так плотно  и  можно  было
видеть оратора. Никлин постарался встать так, чтобы можно было улизнуть  в
любой момент. И лишь поозиравшись вокруг и убедившись, что нигде не  видно
сборщиков пожертвований, он успокоился и смог воспринимать слова  человека
на платформе.
     - ...в этом вечернем выпуске "Оринджфилдского Обозревателя". Заметка,
о которой я говорю, весьма ядовита  и  остроумна.  Может  быть,  ее  автор
сейчас здесь? Нет? В конце концов, это не так уж и важно, поскольку у меня
нет никакого желания спорить с анонимом. Этот человек попросту делал  свое
дело, выражая точку зрения редакции на то, что, несомненно,  выглядит  как
классический случай - всезнающие ученые мужи в очередной раз сели в лужу.
     У нас в Пьютерспире бытует поговорка - "ученость не помеха глупости".
Так что я с сочувствием отношусь к довольно распространенному  взгляду  на
ученого, разбивающего лоб столь же часто, как и атом.
     Оратор замолчал, пережидая пока стихнет довольный смех аудитории.  Он
стоял в прежней позе, даже выражение его лица не изменилось, но каждый  из
присутствующих вдруг понял, что шутки кончились, и теперь  речь  пойдет  о
куда  более  серьезных  вещах.  Никлин,  несмотря  на  свой  скептицизм  и
совершенно неожиданно для самого себя, заинтересовался. Проповедник,  если
это был именно он, совершенно не походил на своих собратьев. На  нем  была
самая обычная одежда - простая серая шляпа от солнца,  голубая  рубашка  с
короткими   рукавами   и   серые   брюки,   а   вовсе    не    ряса    или
уныло-респектабельный  костюм,  с  которыми  обычно  ассоциируется   образ
религиозных вербовщиков. И  говорил  Монтейн  тоже  в  совершенно  обычной
манере, в его речи начисто отсутствовала показная манерность.  К  сидевшим
перед ним людям он обращался напрямую, не прибегая ни к каким  ухищрениям.
Никлину начал нравиться этот человек. Он вновь поймал себя на мысли, что с
нетерпением и неподдельным интересом ждет продолжения.
     - Но в этой связи, друзья, я должен сказать вам  нечто  такое,  чего,
быть может, вам и не хотелось бы услышать.
     Голос  Монтейна,  подхваченный  мощными   динамиками,   катился   над
аккуратными садами и многочисленными каминными трубами Оринджфилда.
     - Я хочу сказать вам, что астрономы из Бичхед-Сити  на  этот  раз  не
напрасно тревожатся. Они в  растерянности.  Они,  так  же  как  и  вы,  не
понимают, какая страшная угроза исходит от  огромного  пузыря,  именуемого
нами "миром". Откуда мне это  известно?  Я  отвечу  вам,  откуда.  Я  ждал
подобного события многие годы, я ждал его каждую минуту  с  того  момента,
как осознал, что Орбитсвиль - это западня дьявола! Это  ловушка!  Ловушка,
которую дьявол создал продуманно и любовно, сделал ее привлекательной  для
людей. И сейчас дьявол собирается захлопнуть ее!
     На городской площади поднялся гул человеческих голосов. В этом гуле в
равной мере слышались тревога, удивление и насмешка. Сверкающий золотистый
ковер из солнцезащитных шляп заволновался.
     Монтейн вскинул руки и, подождав, пока Не уляжется шум, продолжил:
     - Я не всеведущ. Я не обладаю прямой связью с Богом,  по  которой  он
сообщил бы мне, какое будущее уготовано его  детям.  Я  также  не  знаю  и
дальнейших планов дьявола. Я знаю лишь одно - благодаря Божьей милости нам
дарована передышка. Господь мог оставить нас наедине с нашими  проблемами,
и мы бы заслужили  того,  поскольку  по  собственной  воле  покинули  мир,
сотворенный для нас руками Божьими.  Мы  отвернулись  от  дарованного  нам
Эдема. Охваченные высокомерием и ослепленные глупостью,  мы  слетелись  на
этот металлический пузырь. Мы сами, по  собственной  воле,  устремились  в
ловушку!
     Но, как я уже сказал, у нас еще есть время. Бог даст, нам  может  его
хватить, чтобы вырваться из дьявольской западни. Для этого нам понадобятся
космические корабли. Мы должны построить их и покинуть Орбитсвиль.  Земля,
возможно, навеки для нас потеряна - справедливое наказание за наши  грехи,
но мы можем отправиться на какой-нибудь другой  созданный  Богом  мир,  на
новый Эдем, и там заново создать человечество.
     Новая волна шума, перешедшего  в  рокот,  прокатилась  над  площадью.
Протестующие  выкрики  подкреплялись   скептическим   смехом.   "Постройка
космического корабля должна стоить немалых  денег,  -  беспокойно  подумал
Никлин, - не нужно быть Газообразным Позвоночным, чтобы понять, из  какого
источника предполагается добыть их". Он с  тревогой  огляделся  в  поисках
сборщиков пожертвований.
     - Я вовсе не прошу вас принимать мои слова на веру, -  повысил  голос
Монтейн, стараясь перекрыть шум. - Я слишком хорошо знаю, что  на  веру  в
наши дни спрос невелик. Поэтому я прошу лишь об одном  -  взвесьте  факты.
Бесстрастные, холодные и бесспорные факты.  Например,  почему  так  хорошо
приспособлен Орбитсвиль к...
     Придя к выводу, что,  несмотря  на  рациональную  манеру  говорить  и
абсолютно нормальный вид. Кори Монтейна следует показать психиатру, Никлин
мгновенно потерял всякий интерес к выступлению  проповедника.  Он  покачал
головой, почему-то испытывая чувство легкого разочарования, и повернулся к
Зинди, собираясь сказать ей, что пора уходить. Но  девочка  сама  поманила
его пальцем, прося наклониться к ней.
     - Джим, - шепнула она, - все это сплошной  бычий  навоз!  Может,  нам
пора пойти к мистеру Чикли?
     - Прекрасная мысль!
     Никлин  приложил  палец  к  губам,  призывая  Зинди  к  молчанию,   и
утрированной крадущейся  походкой  двинулся  прочь  от  толпы  слушателей.
Зинди, давясь от смеха и зажимая рот рукой, следовала за ним.  Они  успели
сделать всего лишь несколько гротескных шагов, когда Никлин  заметил,  что
на них смотрит какая-то молодая  женщина.  В  руках  она  держала  большое
плетеное блюдо, что с головой выдавало в ней сборщицу пожертвований. Она с
чуть укоризненной улыбкой наблюдала за их пантомимой.
     - Уже уходите?  -  спросила  незнакомка  глубоким  низким  голосом  с
приятным выговором. - Вас совсем не взволновало то, о чем говорит Кори?
     Никлин не успел еще сообразить что к чему, а его язык уже принялся за
работу.
     - Наоборот, все великолепно, просто великолепно. Но, к сожалению,  на
другом конце города нас ждет одно семейное дело. Понимаете, мой дядя решил
создать у себя на участке сад камней, и я должен помочь ему.
     В голове Никлина теснились самые разнообразные подробности,  которыми
он мог бы украсить свою ложь, вплоть до биографии  воображаемого  дядюшки.
Он обдумывал, какой из вариантов является самым многообещающим, когда  его
взгляд наконец остановился на сборщице пожертвований.
     К тому, что произошло в  следующий  миг,  Никлин  был  совершенно  не
готов.
     Его взору предстала самая  поразительная  реальность,  с  которой  он
когда-либо сталкивался. Краткое мгновение -  мир  перевернулся,  и  Никлин
стал совсем другим человеком.
     Его обуревали чувства, доселе незнакомые и странные. И главным в этой
удивительной эмоциональной вспышке было страстное, неукротимое вожделение,
внезапно овладевшее всем его существом. Он хотел эту  женщину,  он  жаждал
ее, он желал обладать ею, обладать немедленно,  здесь  и  сейчас.  Но  его
чувства не ограничивались одним лишь плотским вожделением.  Он  жаждал  не
только обладать стоящей передним женщиной. Он хотел бы просто спать с  ней
в одной постели, чувствовать рядом тепло ее  тела,  обнимать  ее,  слушать
женский шепот, опять погружаться в сладкую истому сна. Он хотел  ходить  с
ней за покупками, обороняться от назойливых уличных  торговцев,  извлекать
из ее глаз  случайные  соринки.  Он  хотел  услышать,  что  она  думает  о
современной музыке, какое расстояние она может пробежать  не  запыхавшись,
какие  болезни  она  перенесла  в  детстве,  хорошо  ли  она   разгадывает
кроссворды...
     "Вот это да, - подумал Никлин,  пытаясь  прийти  в  себя,  -  а  я-то
полагал, что не подвержен подобного рода иррациональным случайностям".  Он
смотрел  на  женщину,  тщетно  пытаясь  понять,  чем  же   вызвано   столь
разрушительное для него воздействие. Женщине на вид было  около  тридцати,
то есть примерно столько же, сколько и ему. Джим сразу решил, что  назвать
ее красавицей никак нельзя. Обычное  лицо  с  довольно  крупными  чертами,
немного тяжелые веки, широкий рот  с  припухшей  верхней  губой.  Высокая,
темноволосая, под черной блузкой и черными же узкими брючками  угадывалось
стройное и спортивное  тело.  Похоже,  свою  фигуру  в  нужной  форме  она
поддерживала отнюдь не диетой, а регулярными физическими упражнениями.  На
голове вместо обычной солнцезащитной  шапочки  красовался  плоский  черный
берет. Эта деталь указывала, что одежда сознательно  была  подобрана  так,
чтобы произвести определенный эффект. Но Никлин не был уверен, что  именно
этот эффект женщина предполагала произвести своим нарядом, однако  уже  от
одной мысли о том, как он расстегивает эту черную блузку, у него задрожали
колени.
     - Конечно же, вы должны помочь своему дяде, - улыбнулась  женщина,  -
но надеюсь, что вы все-таки вернетесь послушать Кори, когда  освободитесь.
То, что он говорит, действительно очень важно.
     - Да, да, - закивал головой Никлин. - Я всерьез поразмыслю  над  тем,
что здесь услышал.
     - Вот и отлично. Кстати, меня зовут Дани.
     - А меня  Джим,  -  ответил  Никлин,  не  на  шутку  взволнованный  и
обрадованный - она ведь вполне могла и не называть своего  имени.  -  Джим
Никлин. Мне только что пришла в голову отличная мысль...
     Тут  он  взглянул  на  окружавших  их  людей.  Некоторые  уже  начали
оглядываться на них и сердито шикать, давая понять, что их разговор мешает
слушать выступающего. Никлин показал на свои уши, а затем  ткнул  рукой  в
сторону вытоптанной травяной лужайки, находившейся на  некотором  удалении
от зрителей  и  мачт  с  динамиками.  Дани  кивнула  и  направилась  туда,
покачиваясь на тонких каблуках черных туфелек.
     - Нам здесь будет лучше, - сказал он,  останавливаясь.  -  Знаете,  я
подумал, что скоро наступит темнота, а значит для работы в  саду  остается
совсем немного времени. Лучше уж я побуду здесь и...
     Тут Никлин запнулся, поскольку Зинди изо всех сил дернула его за руку
и потянула в сторону.
     - Джим! - сердито прошептала она. - Джим!
     Дани дружелюбно посмотрела на девочку.
     - Это ваша дочь?
     - Нет! - Никлин понял, что  его  ответ  прозвучал  слишком  резко,  и
попытался исправить неловкость. - Я не женат. Это Зинди, мой лучший  друг.
Мы собирались угоститься мороженым, я хочу сказать, заглянуть  в  кафе  по
дороге к моему дяде.
     - Привет, Зинди, - улыбнулась Дани. - Не беспокойся  о  мороженом.  Я
хорошо понимаю, насколько это важное  мероприятие,  и  уверена,  что  Джим
вовсе  не  собирается  лишить  тебя  обещанного  угощения.  -  Она  весело
рассмеялась, и ее глаза встретились с глазами Никлина. - В  конце  концов,
он ведь в любой момент может вернуться сюда.
     - Да, - энергично кивнул головой Джим.
     - Что ж, тогда и увидимся.
     Дани широко  улыбнулась  ему,  и  Никлин  по  достоинству  оценил  ее
великолепные зубы. С улыбкой ее глаза смягчились, в них появились  искорки
веселого вызова. Никлин почувствовал, как его колени  вновь  ослабели.  Он
поднял свободную руку, прощаясь, и  позволил-таки  Зинди  утащить  себя  в
направлении заведения мистера Чикли.
     - Зинди, почему ты не поздоровалась с Дани? - сердито спросил Никлин,
как только они отошли достаточно далеко.
     - Ты говорил за нас обоих, - Зинди разозлилась не  на  шутку,  о  чем
свидетельствовал вздернутый маленький подбородок.  -  И  что  это  еще  за
дерьмо о твоем дядюшке и каком-то саде камней?
     Зинди не прибегла к своему излюбленному эвфемизму  "бычий  навоз",  и
это утвердило Никлина во  мнении,  что  у  него,  похоже,  опять  возникли
сложности. На сей раз с Зинди.
     - Ты не поймешь, - неубедительно сказал он.
     - Чего я не пойму, так это почему ты постоянно врешь.  Зачем  ты  это
делаешь, Джим?
     "Я бы не прочь и сам узнать зачем",  -  грустно  подумал  Никлин.  На
щеках его выступил жаркий румянец.
     - Но ты все-таки не ответила, почему столь невежливо обошлась с нашей
новой знакомой.
     - Она  разговаривала  со  мной  как  с  маленьким  ребенком.  "Важное
мероприятие"! - Зинди презрительно фыркнула.
     Никлин решил промолчать. Они  покинули  площадь,  пересекли  переулок
Четырех лошадей, вошли в кафе мистера Чикли  и  заняли  отличные  места  у
окна. В  дальнем  от  дверей  конце  кафе  сверкала  стойка  из  стекла  и
хромированного железа. Толстяк Чикли очень гордился тем, что  собственными
руками обустроил кафе в полном соответствии с эпохой. Правда,  не  слишком
ясным оставался вопрос, какую именно  эпоху  он  стремился  воспроизвести.
Псевдовикторианские газовые рожки на  стенах  там  и  тут  перемежались  с
цветными неоновыми полосками. Вдоль стен тянулись два ряда кабинок, сейчас
в основном пустовавших. Похоже, заведение Чикли не выдерживало конкуренции
с Кори Монтейном.
     Пока Зинди делала у стойки свой сложный  заказ,  Никлин  окинул  себя
взглядом и совершенно не удивился,  обнаружив,  что  руки  у  него  слегка
дрожат. Что же все-таки с ним  случилось  там,  на  площади?  Ведь  Никлин
никогда прежде не вел себя так с незнакомками. Однако оставалось  неясным,
поняла ли она, что Никлин к ней приставал? Можно ли ее  поведение  назвать
поощрением? Ведь ни одна женщина, проживающая в Оринджфилде, не  стала  бы
отвечать таким образом в подобной ситуации.  Никлин  хорошо  знал,  что  в
глазах  большинства  жителей  города  он  был  не  только  неудачником   и
неисправимым  чудаком,  многие,  ко  всему  прочему,  подозревали  его   в
гомосексуализме.  Наверняка,  он  вырос  бы  в  глазах  мужской   половины
Оринджфилда, а, возможно, и в глазах  многих  женщин,  если  бы  время  от
времени  бывал  в  определенных  домах,  жительницы  которых  предпочитали
зарабатывать деньги древнейшей профессией. Основная  причина,  по  которой
Никлин воздерживался от  посещения  подобных  заведений,  состояла  в  его
стремлении оградить свою частную жизнь от чужих взглядов.  Поэтому  Никлин
ограничивал свою интимную жизнь редкими эпизодами  в  Вестон-Бридже,  куда
время от времени наезжал за книгами и запчастями.
     - А вот и я! - Зинди подошла к столу с подносом, на котором теснились
высокие запотевшие стаканы. - Ты  только  посмотри,  Джим!  Наверное,  так
должен выглядеть рай.
     - Неплохо.
     - Деревенщина!  Жалкий  обыватель,  не  способный  оценить  подлинное
произведение искусства! - весело воскликнула Зинди.
     - Может и так...
     Никлин взял ложку и задумчиво ткнул в бледно-зеленую массу ближайшего
к нему стаканчика.
     - Кто из нас теперь невежлив?
     - Виноват.
     Он безразлично  отметил,  что  вовсе  не  чувствует  себя  виноватым.
"Зинди, дорогая, почему бы тебе не оставить меня хоть на время в покое!" -
с тоской подумал Никлин.
     - Джим,  я  знаю,  что  с  тобой  происходит!  -  Зинди  торжествующе
улыбнулась перепачканными мороженым губами. - Да,  я  знаю,  что  угнетает
нашего Джима!
     - Вот как?
     - Он влюбился! Бедняжка совершенно потерял голову от Дамы В Черном.
     - Зинди, ешь свое мороженое и не болтай глупостей. - Никлин  взглянул
на нее с еще большим раздражением. - Ты несешь совершеннейший вздор!
     - А вот и нет! Я за тобой наблюдала. - Зинди кинула в рот вишенку  и,
глядя на Джима, неторопливо принялась жевать.  -  У  нее  совсем  неплохие
буфера.
     Никлин понимал, что ему следует немедленно отчитать Зинди за подобный
лексикон, но после ее замечания, он почувствовал,  что  возбуждение  вновь
охватывает его. Только сейчас Никлин понял - несмотря  на  стройную,  даже
худощавую фигуру. Дани обладала крупной высокой  грудью.  А  как  она  ему
улыбнулась! Сам Джим старался улыбаться как можно реже, считая, что  когда
он  улыбается,  уголки  губ  поднимаются  вверх,  делая  его  похожим   на
деревенского дурачка. Так, во всяком случае, полагал сам Джим. Но  у  Дани
улыбка была совсем иной - уголки губ  у  нее  скорее  иронично  загибались
вниз. Такую улыбку Никлин всегда  считал  признаком  душевной  зрелости  и
жизненного опыта. Интересно, как звучит ее фамилия?  Никлин  вздохнул.  Не
свидетельствует ли немного усталая тяжесть ее век и припухшая верхняя губа
об усердных занятиях сексом? Может быть, даже  с  Кори  Монтейном.  Никлин
читал, что руководители религиозных сект зачастую спят со своими  наиболее
привлекательными последовательницами. А может  быть,  в  этой  секте  секс
является частью религиозного ритуала.  Может  быть,  Дани  спит  со  всеми
членами общины Монтейна?! Если это так, то и  Никлин  получит  свою  долю,
даже если придется притвориться приверженцем их дурацкой религии.
     Никлин почувствовал  одновременно  и  острое  физическое  желание,  и
ревность,  и  протест.  Он  даже  заерзал  на  месте  от  нетерпения.  Ему
необходимо быть сейчас с Дани, а не разыгрывать из себя заботливую  няньку
перед этой рано созревшей девчонкой, которая пиявкой присосалась  к  нему.
Он с тоской посмотрел сквозь прозрачную штору, создававшую  в  кафе  Чикли
атмосферу  уединенности.  Вдали  была  видна  городская  площадь.   Никлин
попытался разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо
увидеть.
     - Джим, мне пришла в голову отличная мысль, - заявила Зинди.  -  Ведь
тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?
     - Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.
     - Ну, это  еще  мягко  сказано.  А  что,  если  ты  отдашь  мне  свое
мороженое? Я с удовольствием съем и твой  порцию,  правда,  на  это  уйдет
несколько больше времени, -  Зинди  говорила  сосредоточенно  и  серьезно,
словно генерал, разрабатывающий план крупной операции, - а ты можешь  пока
смотаться на площадь и назначить свидание своей Даме В Черном. Ну как, что
ты на это скажешь?
     - Я... - Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на  нее.
- Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
     Зинди пожала плечами:
     - Что может случиться со мной в кафе-мороженом?
     Никлин встал, благодарно побарабанил пальцем  по  тулье  ее  шляпы  и
выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг  понял,  что  в  отсутствие
Дани он вновь обрел свою проклятую  застенчивость.  Никлин  совершенно  не
представлял, о чем  и  как  говорить  с  ней,  и  -  поразительно!  -  ему
захотелось вернуться в кафе, к Зинди. Взглянув на небо, Никлин увидел, что
край солнечного диска уже скрылся  за  очередной  силовой  линией.  Совсем
скоро наступит ночь, Джим надеялся, что под ее покровом  к  нему  вернутся
отвага и наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.
     Преодолевая мощные  волны  звуков,  несущихся  из  динамиков,  Никлин
подошел к  толпе.  Монтейн  все  еще  пугал  собравшихся  своими  ужасными
предостережениями, но его слова проходили мимо ушей Никлина.  Джим  трижды
обошел толпу слушателей, белый шатер, грузовики  и  домики  на  колесиках.
Дани нигде не было.
     Испытывая   одновременно   горькое   разочарование   и    невероятное
облегчение,  он  решил  вернуться,  в  кафе  Чикли.  Еще  издалека  Никлин
отчетливо увидел Зинди, ярко  освещенную  только  что  зажженными  в  кафе
лампами. Девочка сосредоточенно  поглощала  мороженое.  Он  улыбнулся  при
мысли о том, как приятно будет возвращаться с ней домой. Никлин будет  рад
ее ни к чему не обязывающему присутствию.

                                    5

     - Мы сегодня поработали совсем неплохо,  -  сказал  Кори  Монтейн,  -
гораздо лучше, чем обычно.
     Он обращался к группе человек в сорок,  состоявшей  исключительно  из
его приверженцев. Слушатели одобрительно, но  как-то  не  совсем  уверенно
загудели. Было довольно необычно, что  Монтейн  созвал  общее  собрание  в
столь поздний час. Все понимали - предстоит что-то серьезное.  Собравшиеся
сидели плотным кругом в углу шатра. Все входы были задернуты и застегнуты.
Шатер  освещала  единственная  лампа,  висевшая  под  самым   потолком   и
усугублявшая ощущение темноты в дальних углах огромной палатки.  Атмосфера
таинственности  усиливалась  тем,  что  Монтейн  сидел  в   центре   круга
слушателей и говорил очень  тихо,  так,  чтобы  снаружи  его  нельзя  было
услышать, даже приложив ухо к брезентовой стене шатра.
     - Мы собрали сегодня почти шестьсот орбов, - продолжал Монтейн. - Это
вполне  приличная  сумма.  Особенно  по  сравнению   с   нашими   прежними
заработками. Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо
больше.
     Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами.  Эти
сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между  собой,  но  он
любил их всех. Некоторые, как, например,  электротехник  Петра  Дэвис  или
старик Джок Крейг, присоединились к нему, предложив свое  профессиональное
мастерство, другие же пришли, ничего не имея за  душой,  кроме  готовности
делать все,  что  угодно.  Но  всех  их  объединяла  вера  в  его  миссию,
преданность и доверие.
     И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.
     - Вы уже  слышали  сегодняшнюю  новость  -  наш  мир  переместился  в
какую-то неизвестную часть  пространства,  в  место,  столь  удаленное  от
прежнего, что астрономы не способны  обнаружить  даже  Местную  Систему  -
двадцать галактик, расположенных по  соседству  с  нашей.  Это  событие  -
доказательство всего того, что я говорил людям последние шесть лет. Но как
ни печально, люди по-прежнему не верят моим словам.  Они,  как  и  прежде,
слепы.
     Но мы-то не  слепы.  Мы  знаем,  что  стальные  челюсти  дьявольского
капкана дрогнули и вот-вот захлопнутся.
     Я признаю, что все эти годы проявлял преступное благодушие. С  начала
переселения землян на Орбитсвиль прошло два  столетия.  Для  человека  это
огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг.
     Двухсотлетний срок жизни на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя
мыслью, что в нашем распоряжении еще много времени,  гораздо  больше,  чем
оказалось в действительности. Я  начал  свою  миссионерскую  деятельность,
строя грандиозные планы; я мечтал собрать огромные  средства  и  построить
флот  космических  кораблей.  Но  деньги   поступали   медленно,   гораздо
медленнее, чем я думал. И я смирился с этим. Я уверял  себя,  что  даже  в
самом худшем случае успею основать фонд и  умру  спокойно,  сознавая,  что
рано или поздно армада космических кораблей  устремится  к  новому  Эдему,
пускай даже без меня.
     Монтейн горько улыбнулся.
     - Но сегодняшняя новость изменила все. Она  должна  изменить  и  нас.
Теперь я  готов  ограничиться  одним  кораблем,  одним  ковчегом,  который
сохранит  семена  для  новой  поросли  человечества.   Наш   ковчег,   наш
космический  корабль,  должен  быть  построен  как  можно  скорее.   Может
случиться так, что нам не хватит времени и  мы  не  успеем  завершить  его
строительство, но мы обязаны сделать эту попытку.  Это  наша  единственная
надежда обрести спасение, и поэтому мы должны напрячь все наши силы.
     До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм  денег,
но это время  прошло,  теперь  нам  надо  искать  новые  пути.  Мы  должны
отбросить  наши  моральные  принципы,  мы  должны  заглушить  голос  нашей
совести. Мы обязаны приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги,
даже если способы, к которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и
отвратительными.
     Я  не  очень  люблю  вспоминать  самые  мрачные  эпизоды  из  истории
человечества, но сейчас этого не избежать!
     Монтейн умолк.
     В шатре повисла напряженная тишина. Ее  нарушил  Мейс  Винник,  тощий
человек с маленьким сморщенным  лицом.  В  свое  время  он  отбыл  срок  в
исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:
     - Кори, вы говорите о воровстве?
     Монтейн отрицательно покачал головой.
     - Нет, не  о  воровстве.  Его  я  исключаю,  но  не  из-за  моральных
соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.
     В шатре опять  повисла  тишина.  Слушатели  с  тревогой  и  интересом
смотрели на Монтейна, они словно впервые видели  этого  человека.  Наконец
повар Ди Смерхерст, пухлая и  розовощекая  женщина  почтенной  наружности,
подняла руку.
     - Можно подумать... -  ее  лицо  страдальчески  скривилось,  -  можно
подумать, что вы разрешаете... разрешаете проституцию.
     Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин,  что  были
еще достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги
таким способом. Среди них выделялись Дани  Фартинг,  Кристин  Макгиверн  и
Одри Лайтфут.
     - Да, я дам благословение на проституцию, женскую или  мужскую,  если
она поможет нам построить корабль.
     - Кори Монтейн!
     Ди Смерхерст поджала губы и повернулась к остальным, всем своим видом
показывая - позже она не преминет  высказать  все,  что  думает  по  этому
поводу.
     Монтейн  подумал,   что   он   рискует   потерять   некоторых   своих
последователей. Что ж, придется смириться. Он слишком охотно  давал  приют
тем, кто оказался на обочине жизни. Пришло  время  положить  этому  конец.
Всякий, кто не готов пожертвовать всем для достижения высокой цели, должен
рассматриваться отныне как ненужный балласт.
     - Я уточню свои слова, - сказал Монтейн. - Я был бы  готов  допустить
обычную проституцию, если бы она могла решить наши проблемы. Но  пятьдесят
или даже сто орбов в день,  я  не  слишком  сведуща  панельных  расценках,
являются слишком крошечным шагом в нужном направлении. Однако я бы  только
приветствовал   стратегическую   проституцию,   когда   клиент    решается
присоединиться к нашему движению или хотя бы поддержать  его  материально,
продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.
     Я не люблю высокопарных слов, но сейчас  их  не  избежать.  На  карту
поставлены наши бессмертные души. Само будущее человечества поставлено  на
карту!
     Помолчав, Монтейн предложил  слушателям  высказаться.  В  спорах  они
провели  больше  часа,  эмоции  то  разгорались,  то  затухали.   Наконец,
почувствовав, что  сильно  устал,  Монтейн  оставил  паству  и  в  темноте
направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного  помещения,
он не стал  включать  верхний  свет,  ограничившись  небольшой  настольной
лампой на письменном столе. В теплом сиянии матового  стеклянного  абажура
он заварил чай, чашку  которого  всегда  выпивал  перед  сном.  Мысли  его
беспорядочно перескакивали с одного на другое. Он попытался  обдумать  все
происшедшее в этот  знаменательный  день,  но  чувство  крайней  усталости
подсказывало проповеднику - что лучше побыстрее лечь в кровать. Сегодня  у
него, похоже, не будет особых проблем со сном.
     Допив чай,  Монтейн  разделся,  почистил  зубы,  выключил  настольную
лампу. На пути к кровати он задержался у серебристого гроба,  стоявшего  в
центре комнаты. Положив  ладони  на  холодную  металлическую  поверхность,
Монтейн закрыл глаза и тихо прошептал:
     -  Прости  меня,  Милли,  за  то,  что  все  так   складывается,   но
когда-нибудь мы оба обязательно обретем покой.

                                    6

     Никлин стоял за стойкой в своей мастерской и осматривался с  каким-то
печальным изумлением. Это утро было так похоже на предыдущее -  солнечное,
ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только порадовался хорошему деньку,
но сегодня солнечный свет лишь нагонял  на  него  тоску.  Никлин  понимал,
причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя.
     Может, все дело в том, что он слишком  плохо  спал  прошедшей  ночью?
Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой разговор с Дамой В Черном.
Без устали он перебирал иные продолжения их  короткой  встречи.  Время  от
времени Джим с деланной искренностью поздравлял себя, что  ему  так  легко
удалось ускользнуть из ее лап. Но  воображение  подсказывало  совсем  иной
сценарий, финал которого проходил в постели.
     У него и раньше случалась бессонница, но тогда Никлин лишь  радовался
утреннему свету,  освобождавшему  его  из  мучительного  ночного  плена  и
возвращавшему  в  яркий  и  осязаемый  мир.  Но  сегодня  жизнь   казалась
безрадостной и  удивительно  тоскливой.  Веселое  убранство  мастерской  и
библиотеки напоминало ему сегодня  интерьер  морга.  А  скромная  мысль  о
регулировке магнито-импульсного мотора привела его в состояние, близкое  к
полному отчаянию.
     Усилием воли он заставил себя открыть  книгу  заказов  и  просмотреть
список незаконченных дел. Первыми  в  нем  значились  циркулярная  пила  и
газонокосилка. Около них стояла пометка "МР", означавшая, что,  по  мнению
Макси, моторы этих устройств требовали регулировки.  Этой  операции  Макси
так и  не  смог  обучиться,  поскольку  испытывал  суеверный  страх  перед
вспышками гиромагнитной энергии  неисправных  моторов,  во  время  которых
инструменты слетали со станка подобно взбесившимся насекомым.
     Никлин всегда не  любил  это  занятие,  считая  его  крайне  скучным.
Настройка парамагнитных блоков моторов похожа  на  попытки  уговорить  это
капризное существо. Занятие и впрямь  малоинтересное,  даже  если  человек
пребывает в превосходном  настроении.  А  сегодняшним  утром  Никлину  оно
показалось  поистине  ужасным.  Проклиная  удаленность   друг   от   друга
населенных пунктов Орбитсвиля и отсутствие единых технических  стандартов,
что делало невозможным простую замену барахлящих блоков на новые, Никлин в
сердцах захлопнул журнал заказов.
     В этот момент бесцветная неподвижность мира за окном мастерской  была
нарушена облаком пыли, двигавшимся по дороге.  Макси  Меллом,  как  обычно
опаздывая, торопился на работу на своем  старом  мотороллере.  Подъехав  к
мастерской, Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую позу
всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо  окна,  замедлил
ход и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся  от
солнца глины. Это случалось уже  не  в  первый  раз,  мотороллер  привычно
дернулся вверх и медленно завалился набок, увлекая за собой хозяина. Макси
с проклятием вскочил,  пару  раз  пнул  мотороллер,  подобрал  свою  яркую
зеленую шляпу и смешной переваливающейся походкой направился к мастерской.
     - Доброе утро, - проревел Макси, входя в дверь. Лицо его  растягивала
широкая ухмылка. - Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила.
     "Хорошо бы", - мрачно подумал Джим.
     - Ты сегодня поздновато.
     - Да, - Макси даже не смутился,  -  лег  только  на  рассвете.  Мы  с
ребятами были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели  посмотреть,
что они там затеяли, а потом завалились в "Белый уголок" выпить пивка. А я
вас видел на собрании.
     - А я тебя нет.
     - Ну я вас видел, это точно, - победоносно  заявил  Макси.  -  А  вы,
похоже, времени даром не теряли. Я уже  собирался  вмешаться  и  объяснить
этой вертихвостке, что она зря теряет с вами время, и зазвать ее в  "Белый
уголок", но меня удержало мое воспитание.
     "Мне прямо в лицо говорят, что я гомик, а я стою  и  спокойно  слушаю
это".
     - Я уверен, что Дани будет очень разочарована,  когда  узнает,  какую
возможность она упустила. Я передам ей  твои  слова  сегодня  же  вечером.
Конечно, я постараюсь сделать это как можно мягче,  чтобы  не  разбить  ей
сердце. Не выношу женских слез.
     - Вы встречаетесь с ней сегодня вечером?
     - Что ты! Мы решили общаться посредством почтовых  голубей.  Ты  что,
оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь.
     Макси переминался с ноги на ногу с выражением веселого  недоверия  на
лице.
     - В самом деле, Джим? У  вас  действительно  свидание  с  ней?  Мы  с
ребятами придем понаблюдать за вами, глядишь, понаберемся уму-разуму.
     Зная, что  Макси,  умиравший  в  свободное  время  от  скуки,  вполне
способен убить весь вечер  на  слежку  за  ним,  Никлин  пожал  плечами  и
отвернулся. И как теперь выпутаться?! Может, сказаться больным и  остаться
дома?  Размышляя  над  очередной  постигшей  его   неприятностью,   Никлин
направился в закуток мастерской, служивший кухней, чтобы сварить кофе.
     - О, этого-то как раз мне и  не  хватало,  -  обрадованно  воскликнул
Макси, следуя за Джимом. - Эй! А вы знаете, кого я видел на собрании  этих
чудаков?
     - Нет, не знаю, но может быть ты будешь так любезен и поведаешь, кого
же ты там видел.
     Невосприимчивый к сарказму Макси энергично тряхнул головой.
     - Негра! Клянусь, Джим, у них там есть  престранный  негр!  Он  черен
как... как... - Макси запнулся.
     "Как твои ногти", - подумал Никлин.
     - Как ботинок, - закончил Макси.
     Хотя Никлину и не хотелось потворствовать Макси, проявляя интерес,  к
его россказням, но уж слишком он был  заинтригован.  За  свою  жизнь  Джим
видел всего одного чернокожего, да и то в далеком  детстве.  Он  попытался
представить себе негра, но далось ему это с трудом.
     "Опять этот старый синдром Орбитсвиля, - подумал Никлин. - Давно  уже
люди перестали нести всю эту  древнюю  чушь  о  всеобщем  братстве!  Когда
жизненное пространство в пять  миллиардов  раз  превышает  площадь  Земли,
каждый может найти себе место, где живут ему  подобные.  Никто  больше  не
хочет жить там, где его будут преследовать, подвергать  дискриминации  или
хотя бы терпеть,  где  какие-нибудь  либералы  будут  лелеять  его  только
потому, что у него не тот цвет эпидермиса или не те политические  взгляды,
что он говорит не на том  языке  или  придерживается  не  тех  религиозных
убеждений, потому что он родился не от тех родителей или не в  том  месте.
Наперекор всем учениям и проповедям человек предпочитает жить  среди  себе
подобных".
     - Во всяком случае, - сказал Макси, - глядя на этого негра, я  пришел
к выводу, что не люблю черномазых.
     - Довольно скоропалительный вывод. -  Никлин  достал  из  шкафа  пару
пластиковых чашек. - А могу я тебя спросить, почему?
     - Ну, они слишком вспыльчивы и раздражительны. Мы с  ребятами  просто
стояли и глазели на этого парня, а он вдруг без всякого повода  велел  нам
проваливать. - На лоснящемся лице Макси появилось  выражение  оскорбленной
добродетели. - Разве нельзя просто стоять и смотреть на кого хочешь?
     - И к чему идет наш мир? Именно это я всегда говорю.
     Никлин  разлил  кофе  по  чашкам,  взял  свою  и  направился  к  окну
мастерской. Отсюда  было  удобнее  всего  наблюдать  за  рекой,  мостом  и
дорогой. За пределами широкого навеса беззвучно лился  вертикальный  поток
солнечных лучей, с почти  ощутимой  силой  барабанящих  по  обесцвеченному
пейзажу.
     В Оринджфилде никогда ничего не произойдет, и он, Джим Никлин, навеки
обречен пребывать здесь! От этой мысли Джиму захотелось  сесть  на  пол  и
расплакаться, как в детстве. Испуганно поймав себя на том, что нижняя губа
у него начинает дрожать, Никлин глотнул кофе и сморщился, когда обжигающая
жидкость устремилась в желудок.
     Погруженный в свои меланхолические  раздумья,  Никлин  уже  несколько
секунд смотрел на приближающийся голубой "Унимот" с откидным верхом. Он не
сразу понял, что машина направляется прямиком к его дому. Вот она скрылась
за рощицей свистящих деревьев, вновь появилась, повернула направо и  резко
остановилась перед пешеходным мостом. Мгновение спустя появился  водитель.
Сердце Никлина бешено заколотилось -  он  узнал  в  водителе  женщину.  Ту
женщину!
     Она уже больше не была Дамой В Черном, хотя ее наряд и  не  претерпел
особых изменений - искристая  блузка,  обтягивающие  брючки,  туфельки  на
высоких каблуках и  плоская  шляпка.  Доминирующим  цветом  в  сегодняшнем
наряде был  нежный  бледно-желтый  оттенок.  С  интересом  оглядываясь  по
сторонам. Дани направилась к мастерской. Двигалась  она  словно  балерина,
ставя одну ногу строго перед другой. При  этом  подчеркивался  удивительно
выразительный изгиб бедер, икр и лодыжек.
     Никлин ощутил покалывание в бровях. Он прокручивал в голове возможные
варианты. Вероятность того, что женщина собирается взять в его  библиотеке
книгу или отдать в починку миксер, была  близка  к  нулю,  а  значит,  это
сугубо личный визит. Неужели она решила  вернуться  к  тому,  на  чем  они
расстались прошлым вечером? "Но ведь вчера,  собственно,  и  не  произошло
ничего особенного, - напомнил себе Никлин,  -  все  это  лишь  плод  моего
воспаленного воображения".
     Он поставил чашку, подмигнул на ходу Макси  и  вышел  из  мастерской.
Заметив Никлина, Дани улыбнулась столь быстро и мимолетно, что эта  улыбка
вполне могла лишь привидеться Джиму. Чем ближе она подходила, тем  суровее
становилось выражение ее лица.
     - Что с вами случилось вчера вечером? - резко спросила она, подойдя к
Никлину вплотную.
     - Я... - Джим совершенно растерялся. - Что вы имеете в виду?
     - Джим, вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
     То, что она  назвала  его  по  имени,  подбодрило  и  даже  возбудило
Никлина.
     - Уверяю вас, Дани. Я не знаю, о чем вы говорите.
     - Ну что же, мое имя вы, по крайней мере, помните, - сказала  она,  и
взгляд ее немного смягчился. -  Это  уже  кое-что,  но  так  легко  вы  не
отвертитесь, Джим Никлин. Почему вы не  вернулись,  чтобы  встретиться  со
мной, как мы условились?
     Никлин чувствовал, что  волна  бешеной  радости  захлестывает  его  и
вот-вот лишит рассудка. Радость еще не охватила его целиком, но  Джим  был
уже готов отдаться этому удивительно приятному чувству. Да, это была  лишь
первая часть его сна,  сна,  который  вот-вот  превратится  в  реальность.
Осталось сделать последнюю маленькую проверку, которая окончательно снимет
все сомнения.  Никлину  совершенно  не  хотелось  попасть  в  унизительное
положение и испытать горькое разочарование.
     - Монтейну, должно быть, и впрямь очень нужны деньги, раз он отправил
вас за парой орбов в такую даль, - сказал Никлин,  лучезарно  улыбаясь.  -
Так где ваш поднос?
     - Это вовсе не  смешно,  Джим.  -  Глаза  женщины  смотрели  на  него
серьезно. - Со мной никогда еще ничего  подобного  не  происходило,  а  от
ваших слов мне становится еще хуже. Может быть, вы и привыкли  к  подобным
вещам, но я нет.
     - Я вовсе не привык... Дани, но ведь вчера вечером  мы  действительно
не сказали друг другу ничего определенного.
     - Я знаю. - Она не отрывала от него умоляющего взгляда. - Неужели  вы
думаете, что я не дрожу как осиновый лист при мысли, что я ошибаюсь.
     - Вы не ошибаетесь, - потрясенно ответил Никлин.
     Он взял ее руки в свои. Горячая волна Накрыла его с головой,  оставив
от прежнего Джима Никлина одни лишь воспоминания.
     - Слава Богу! - улыбнулась  Дани.  Она  подняла  его  руку  так,  что
костяшки пальцев уперлись ей в левую грудь. - Я  совсем  не  спала  в  эту
ночь, Джим. Почему ты вчера не вернулся?
     - Я вернулся. Удрал от Зинди, оставив ей свое мороженое,  и  вернулся
на площадь, чтобы разыскать тебя.
     - Я пряталась в шатре, пыталась прийти в  себя.  -  Тыльной  стороной
ладони Никлин ощущал ее грудь под тонком блузкой. - Я  без  ума  от  тебя,
Джим. Ужасно звучит, да?
     Прежний Джим Никлин в ответ на такой вопрос промямлил  бы  что-нибудь
невразумительное, но новый Никлин не растерялся.
     - Это звучит прекрасно. Над библиотекой у меня есть  комната.  Пойдем
туда.
     - Нет! - Взгляд Дани был устремлен за его плечо, на окно  мастерской.
- Это тот ужасный человек, что околачивался вчера на собрании. Он  смотрит
на нас во все глаза... Подслушивает... Он работает на тебя?
     -  В  некотором  роде.  -   Никлин   оглянулся.   В   окне,   подобно
фантастической статуе, застыла нелепая фигура Макси с  разинутым  ртом.  -
Только Газообразное Позвоночное знает, почему я все еще  не  выгнал  этого
идиота. Можно отправить Макси домой.
     Дани покачала головой.
     - Это будет слишком откровенно.
     - Ты хочешь ждать до вечера? - спросил Никлин.
     Его  радость  несколько  утихла,   омраченная   беспокойством.   Джим
совершенно определенно знал (так всегда случалось), - если он упустит  эту
возможность, то другого шанса судьба  может  ему  и  не  предоставить.  До
вечера была еще  целая  вечность,  могло  произойти  всякое  -  либо  Дани
образумится и передумает, либо унес начнется менструация, либо ее  вызовут
ухаживать за больной тетушкой. А, может, он сам споткнется и сломает  себе
обе ноги или, что еще хуже, снадобье мистера Хайда перестанет действовать,
и он снова превратится в робкого доктора Джекила, и у него начнется  такой
мандраж, что он не сможет переступить даже порог собственного дома.
     - Давай лучше  прогуляемся,  -  сказала  Дани  и  кивнула  в  сторону
небольшого холма, расположенного за пределами владений Никлина. - Что  там
находится?
     "Благодарю тебя, о  Газообразное  Позвоночное!"  -  пропел  про  себя
Никлин.
     -  Там  ничего  нет,  -  ответил  он,  стараясь  говорить  как  можно
спокойнее. - Во всяком случае, людей-то там точно нет.  Холмы  и  холмики.
Вполне подходящее место для прогулок.
     Дани заговорщически улыбнулась ему.
     - Ты не хочешь пойти взять свою шляпу?
     - Нет, солнце мне  никогда  не  причиняет  никакого  беспокойства,  -
соврал он, не желая оставлять ее даже на несколько секунд.
     Понимая, что Макси все еще глазеет на них, Никлин взял Дани под руку,
и они направились в сторону поросшего травой холма. Никлин гадал, надо  ли
поддерживать утонченный и снимающий напряжение разговор, или в словах  нет
никакой нужды. Краем глаза он видел упругие округлости, выпиравшие  из-под
блузки Дани ("Ты совершенно права, Зинди, буфера  что  надо!"),  легкое  и
томное покачивание узких бедер, обтянутых брючками. И  каждый  раз,  когда
Джим напоминал себе, что это вовсе не сон, а самая  настоящая  реальность,
за спиной у него вырастали крылья.
     Когда они перевалили гребень холма, и дом Никлина  вместе  с  другими
постройками,  вытянувшимися  вдоль  Корк-роуд,  скрылся   с   глаз.   Дани
повернулась к Никлину, и их губы слились в поцелуе.  Все  чувства  Никлина
были переполнены одной лишь Дани - ее запахом, вкусом, ощущением ее тела.
     - Не здесь, - мягко прошептала она. - Слишком близко от твоего  дома.
Этот ужасный человек, возможно, преследует нас.
     Никлин только сейчас осознал, что пытается повалить Дани на землю.
     - Ты совершенно права. Не стоит,  чтобы  он  нас  видел.  Здесь  есть
местечко получше.
     Они обогнули яйцеобразный пригорок  с  северной  стороны.  Дальше  до
самого верха изогнутого горизонта простирались  бескрайние  зеленые  волны
холмов. Пригорок окаймляли заросли банданы, как раз в эту  пору  набравшей
цвет.  Ярко-оранжевые  цветы,  давшие  название  стелющемуся   кустарнику,
представлявшему собой как бы сторожевой пост на границе травяного  океана.
Самый большой куст, имевший форму буквы П, был достаточно велик,  чтобы  в
центре его зарослей могла укрыться влюбленная парочка. Он даже в  какой-то
степени защищал от палящего солнца. Никлин обнаружил это убежище из цветов
и листьев во время  своих  одиноких  прогулок.  И  каждый  раз,  когда  он
проходил  неподалеку  от  этого  места,  его  воображение,  подстегиваемое
постоянным  одиночеством,  рисовало  ему   укрывшихся   в   центре   куста
любовников. Но Джиму ни разу не пришло в голову, что одним из них окажется
он.
     - Ну, как тебе здесь? - спросил Никлин.
     Вместо ответа, не отрывая от Джима  серьезного  взгляда  своих  карих
глаз Дани расстегнула блузку.

     Прошел, быть может, час -  Никлин  не  мог  оценить,  сколько  сейчас
времени, - прежде, чем он вернулся в реальный мир. Джим лежал на Дани и не
отрываясь смотрел в ее глаза. Они находились так близко, что он видел лишь
блестящие темные озера на голубовато-белом фоне. Но через  какое-то  время
до Никлина дошло, что Дани плачет. Он быстро перевернулся  на  бок  и,  не
отрывая встревоженного взгляда от ее лица,  коснулся  холодной  сверкающей
дорожки ка ее щеке.
     - Что с тобой, Дани?  -  прошептал  он.  -  Ты  жалеешь  о  том,  что
произошло между нами?
     Женщина закусила нижнюю губу.
     - Я жалею, но вовсе не об этом. Не о том, что случилось.
     - О чем же?
     - Кори... Мы уезжаем из Оринджфилда послезавтра. Я тоже должна  ехать
вместе со всеми, а это значит... - Она судорожно  всхлипнула  и  уткнулась
лицом ему в плечо. - Я не хочу расставаться с  тобой,  Джим.  Я  не  хочу,
чтобы все кончилось, едва лишь успев начаться.
     - Но разве это обязательно?
     Никлин,  только  что  полностью  поглощенный  настоящим,  заглянул  в
будущее и вдруг увидел, что всего лишь несколько  часов  отделяют  его  от
черной непроницаемой границы между неземным счастьем и безысходной тоской.
     - Ты обязательно должна ехать? Почему ты не можешь остаться со мной?
     Дани покачала головой. Он ощутил ее слезы на своей щеке.
     - Я связана с ними, с общиной, - сдавленно ответила она.  -  Это  моя
вера, Джим. Я не могу отбросить свои клятвы... Кроме того, вряд ли я смогу
жить в таком месте, как Оринджфилд.
     - Дани, послушай, у меня есть для тебя новость!  -  В  груди  Никлина
словно взорвалось что-то. - Я тоже не могу жить в Оринджфилде!
     Он почувствовал, как напряглось ее тело. Дани подняла к нему  лицо  и
принялась осыпать Никлина быстрыми поцелуями, щедро орошая его слезами:
     - Ты самый замечательный человек, Джим! Но есть кое-что, о чем ты  не
знаешь.
     - И что именно я не знаю?
     - Кори не разрешает сопровождать нас посторонним. Но даже если бы  он
позволил это тебе, нас с тобой утопили бы в прямом и переносном смысле мои
же соратники. Каждый, кто вступает  в  ряды  нашей  организации,  клянется
полностью отдать себя ей, а это значит...
     Дани хотела опустить голову, но Никлин сжал ей руками  лоб,  заставив
по-прежнему смотреть ему в глаза.
     - Продолжай.
     - Это значит, что ты должен будешь распродать все  свое  имущество  -
дом, дело, страховку... все... а деньги передать общине.
     - Тебя беспокоит только это? - Никлин искренне рассмеялся. -  Считай,
что я уже все продал.
     Тяжесть окончательно покинула глаза Дани.
     - Ты в самом деле решишься на этот шаг? У нас был бы свой передвижной
домик. И тебе вовсе не обязательно жениться  на  мне,  если  ты  этого  не
хочешь.
     - Я хочу!
     - У нас еще будет время все обсудить, -  сказала  Дани,  привстав  на
коленях. В таком состоянии она пробыла несколько  секунд.  Затем  ее  лицо
разгладилось, на нем появилось задумчивое выражение.
     Никлин, упиваясь собой, хотя и заметил  перемену  в  любимой,  но  не
придал ей особого значения.
     - Что случилось на этот раз?
     - Я вот о чем думаю, Джим. - Ее глаза со странным  вниманием  следили
за ним. - Я не знаю, что подумают обо мне  все  остальные,  в  особенности
Кори, когда я приду и нагло заявлю, что втюрилась в  человека,  с  которым
знакома меньше суток. Для тебя, возможно, это и  глупо  звучит.  Ты  ведь,
наверное, привык к тому, что женщины сменяют друг друга в твоей постели, и
тебе безразлично мнение окружающих, но для меня  все  обстоит  иначе.  Это
несколько старомодно, но я и в самом деле очень ценю уважение тех,  с  кем
живу.
     Дани замолчала. Казалось, что ей стало неловко.
     - Ты имеешь в виду, что мы не сможем  сразу  же  пожениться?  Это  не
страшно.
     - Спасибо, Джим! Спасибо! - Дани обняла  его  и  крепко  прижалась  к
груди. - Надо только подождать, пока Кори не признает тебя своим. И мы  не
будем все время врозь, мы сможем вместе прогуливаться.
     Ударение, сделанное Дани на последнем слове и придавшее  ему  особое,
тайное значение, заставило сердце Никлина учащенно забиться от радости.  В
дальнейшем это будет их пароль,  о  тайном  смысле  которого  никто  и  не
заподозрит. И тогда, отправившись на "прогулку", они займутся любовью  еще
более  исступленно  и  страстно,  чем  сейчас.  Жизнь  прекрасна,  и  Дани
прекрасна! И как ему только могло прийти в голову, что это не так?!
     Уже одетые они еще какое-то  время  сидели  в  тени  банданы.  Никлин
принялся рассуждать, как можно наиболее выгодно распорядиться имуществом в
столь короткий срок. Дани немного растерялась и попросила его не  говорить
об этом, пока он не встретится с Кори Монтейном. Никлин умилился про  себя
ее бескорыстности, ибо Дани совершенно явно хотела, чтобы их отношения  не
осквернялись финансовыми вопросами.
     Никлину вдруг пришла в голову отличная мысль:
     - Если  мы  собираемся  пожениться,  -  небрежно  сказал  он,  -  то,
наверное, будет нелишним, если я узнаю твою фамилию.
     - Ты хочешь сказать, что затащил меня в свое любовное гнездышко, даже
не зная моей фамилии! -  с  возмущенным  смехом  оттолкнула  его  Дани.  -
Фартинг! Моя фамилия Фартинг, и я говорила тебе об этом вчера вечером.
     - Не говорила. Клянусь Газообразным Позвоночным, не  говорила!  -  Он
задумчиво покачал головой. - Во всяком случае мне так кажется.
     - Кажется! Да он даже не уверен! - Дани  подошла  к  Джиму  и  обвила
руками его шею. - Скажи мне правду, Джим. Скольких женщин  ты  водил  сюда
прогуляться?
     - Ты первая и  единственная!  -  протестующе  воскликнул  Никлин,  не
удержавшись от соблазна сделать это как можно неубедительнее.
     До этого момента он не слишком хорошо  осознавал,  насколько  приятны
были ему ее обвинения в многочисленных амурных похождениях. Если  уж  Дани
отдает  предпочтение  мужчинам  с  богатым  опытом,   то   не   стоит   ее
переубеждать, что он-то вовсе не таков. Жизнь  для  него  засияла  новыми,
прежде неведомыми ему красками.
     Никлин шагал под лучами палящего солнца,  чувствуя,  как  бедро  Дани
время от  времени  касается  его  бедра,  и  размышлял  над  тем,  что  он
собирается распродать свое имущество по одной-единственной  причине  -  он
страстно желал быть  рядом  с  Дани.  Но  в  его  душе  не  нашлось  места
каким-либо сомнениям или дурным предчувствиям. Он избавится от своих оков,
станет совершение свободным и начнет новую, настоящую жизнь!
     -  Послушай,  Джим,  -  сказала  Дани,  -  что  это  за  газообразное
позвоночное ты постоянно упоминаешь. Что ты имеешь в виду?
     Никлин удивленно взглянул на нее:
     - Я и не думал, что... Так называл Бога  кто-то  из  старых  немецких
философов.
     - Странное имя для Бога. Не слишком-то уважительное.
     - А почему оно должно быть уважительным?! Оно скорее должно  выражать
недоверие. В Библии говорится, что Бог создал человека по  своему  образуй
подобию. Следовательно, если мы выглядим подобно Богу, то  и  он  выглядит
подобно нам, а это означает, что у него должен быть позвоночник.  Но  если
он-таки дух небесный, по определению не имеющий  веса,  то  зачем  же  ему
позвоночник? Что он должен удерживать?
     - Пожалуйста, обещай  мне,  -  сказала  Дани,  на  переносице  у  нее
появилась едва заметная морщинка, - обещай мне  не  называть  так  Бога  в
присутствии Кори. Я уверена, что это может оскорбить его чувства.
     Никлин понимающе кивнул. В творящемся  в  его  голове  сумбуре  вдруг
мелькнула смутная мысль, что он должен обсудить с этой  женщиной,  которую
он полюбил всем сердцем, что-то очень и очень важное.

                                    7

     Час, проведенный в обществе  управляющего  Оринджфилдского  отделения
Банка Первого Портала, совершенно вымотал Никлина. Он терялся в  догадках,
почему разговоры с Диксоном Фиггом всегда так изнуряют его. Никлин был рад
покинуть безмолвное серое здание банка. Чтобы  прийти  в  себя,  он  решил
прогуляться по парку Мамфорд.
     За два века, проведенных людьми на Орбитсвиле,  профессия  агента  по
продаже недвижимости сохранилась, за редким исключением,  лишь  в  крупных
городах. Никлин часто размышлял над  тем  фактом,  что  по  иронии  судьбы
именно избыток того, с чем имела дело торговля недвижимостью, заставил  ее
прекратить свое  существование.  Клиентов,  готовых  выплатить  за  гектар
больше ломаного гроша, в то время  как  бесплатно  можно  было  заполучить
целые континенты, теперь нельзя было и днем с огнем сыскать.
     Банки,  всегда   готовые   заполнить   любой   коммерческий   вакуум,
занимались, помимо всего прочего, и немногочисленными операциями с землей.
Следовательно, Фигг должен был  иметь  представление  о  том,  чего  хочет
Никлин. Джиму очень не понравилось, что  управляющий  банком  обращался  с
ним, несмотря на солидное дело, полное отсутствие долгов и неплохой счет в
сорок тысяч орбов, с неодобрением и даже с плохо скрываемым презрением.
     Когда Никлин сообщил Фисту, что он  собирается  избавиться  от  всего
своего  имущества  и  через  пару  дней  покинуть  город,   первоначальное
изумление того  быстро  уступило  место  крайней  подозрительности.  Такая
перемена столь напугала Никлина, что он сочинил целую историю о  том,  что
его кузен, проживающий  в  Бичхед-Сити  предложил  ему  заняться  выгодным
делом, связанным с производством вентиляционного оборудования. Фигг  начал
задавать вопросы, но Никлин врал все более  изощренно  и  нагло.  В  конце
концов, оскорбленный в своих лучших чувствах банкир  закончил  разговор  с
враждебной холодностью.
     Сейчас,  шагая  по  зеленой  траве  парка,  Никлин  упрекал  себя  за
нерешительность и мягкотелость  в  своем  разговоре  с  Фиггом.  Следовало
разговаривать жестко и холодно, а при необходимости даже и жестоко.  Когда
управляющий  начал  свои  расспросы,  следовало  поставить  его  на  место
каким-нибудь  едким  замечанием.  Может  быть,  ему  удастся  сделать  это
следующим  утром,  когда  он  придет  в  банк  за  подписанным  чеком   на
восемьдесят две тысячи орбов, но скорее всего, с грустью  подумал  Никлин,
опять ничего не получится. Только в обществе Дани он  обретал  дерзость  и
уверенность в себе.
     Мысль, что он скоро навсегда оставит гнетущую атмосферу Оринджфилда и
отправится в  манящую  неизвестность  будущего,  вызвала  у  Джима  подъем
душевных сил. Ворчливый Фигг мгновенно вылетел из  головы.  Никлин  дважды
обошел небольшой парк, стараясь дышать  как  можно  глубже.  Тем  временем
близилось к одиннадцати - часу, когда была назначена его  встреча  с  Кори
Монтейном. Выйдя из парка через Восточные ворота, Никлин направился  вдоль
Телеграф-Роу. Он шел довольно быстро, не испытывая никаких помех - людей в
это сонное время на улице было немного, утреннее  затишье  еще  не  успело
смениться дневной суетой.  Никлин  вышел  на  Бакборт-лейн,  граничащую  с
городской  площадью.  Движение  на  улице  было  редким,  и   Никлин,   не
оглядываясь по сторонам, быстро пересек проезжую часть.
     Шатер,  словно  белый  сугроб,  высился  в  центре  площади.  Подойдя
поближе, Никлин увидел, что  место,  еще  вчера  заполненное  грузовиками,
прицепами и домиками на колесах, почти пустынно. Несколько человек  сидели
на ступеньках платформы, занятые каким-то серьезным разговором. Никлин  не
стал подходить к ним ближе. Дани среди этих людей все равно не было. По не
вполне понятным Джиму причинам, она решила, что им  лучше  не  встречаться
друг с другом, пока не состоится разговор с Монтейном.  Никлин  подошел  к
человеку у дерева. Голову незнакомца прикрывала огромная соломенная  шляпа
с обвисшими полями. Он стоял спиной к Никлину и, похоже, что-то ел.
     - Эй, послушайте! - окликнул его Джим. - Не могли бы  вы  подсказать,
где я могу найти Кори Монтейна?
     Человек обернулся. На его черном лице  сияла  широченная  белоснежная
улыбка, в руке он держал банановое яблоко. "Наверное, это тот самый  негр,
о котором говорил Макси", - подумал Никлин.
     - Что значит "мог бы"? Разумеется, я скажу  вам,  где  вы  безусловно
найдете Кори.
     - Тем лучше, - улыбнулся в ответ  Никлин,  стараясь  не  пялиться  на
него.
     - Да вон там. В той серебристой штуке без надписей.
     - Спасибо, - кивнул Джим и направился к указанному прицепу.
     Когда Никлин приблизился к серебристому прицепу, на  пороге  появился
Кори Монтейн. Никлину сразу же бросилось в глаза, что Монтейн сейчас вовсе
не производит впечатление обычного человека, как  это  было  на  собрании.
Причина таилась в лице проповедника. Черты его лица, стандартно  красивые,
в то же  время  выглядели  несколько  утрированными,  словно  сошедшими  с
карикатуры. Никлину, хотя он никогда и не  занимался  рисунком,  казалось,
что смог бы легко сделать с этого лица вполне узнаваемый шарж.  Совершенно
правильные черты - прямой, будто по линейке  вычерченный  нос,  квадратный
подбородок, блестящие черные волосы, переходящие в короткие баки - все это
требовало всего нескольких угольных штрихов. И только глаза вряд  ли  смог
бы воспроизвести даже самый опытный портретист. Темно-серые, почти черные,
глубоко посаженные, полные огня и живого  интереса,  они  были  устремлены
куда-то вдаль, сквозь собеседника.
     Никлину проповедник понравился сразу же, и вопреки своей предвзятости
он начал проникаться к нему уважением.
     - Я Джим Никлин, - он протянул руку.
     - Здравствуйте, Джим. -  Рукопожатие  Монтейна  оказалось  твердым  и
сдержанным. - Дани рассказывала о вас. Может, зайдем внутрь  и  выпьем  по
чашке чая? В этом стареньком прицепе нашему разговору никто не помешает, к
тому же там заметно прохладнее, если, конечно, кондиционер вновь не  вышел
из строя.
     - Если он сломан, я могу  его  починить.  -  Никлин  вошел  вслед  за
Монтейном. - Причина поломки может быть в...
     Он осекся, увидев в центре комнаты длинный серебристый ящик.  Монтейн
посмотрел на него оценивающе и, слегка насмешливо.
     - Да, это именно то, о чем вы думаете, -  это  гроб.  Здесь  временно
покоится тело моей жены. Разве Дани не рассказала вам, что в  моем  домике
несколько необычная обстановка?
     - Н-нет...
     - Наверное, испугалась, что сочтете  сумасшедшим.  -  Монтейн  кивком
головы  пригласил  Никлина  садиться.  -  В  нашей  общине  мы   стремимся
придерживаться демократических принципов. Одним из них является  равенство
в жилищных условиях. Но хотя  в  моем  домике  достаточно  места  еще  для
двух-трех человек, никто не выказал желания поселиться здесь.  Все  делают
вид, что это исключительно из  уважения  ко  мне,  но  в  действительности
причина в другом - кому охота жить рядом с гробом. Тем более, что...
     Никлин натянуто улыбнулся:
     - Думаю, таких действительно найдется немного.
     - Да, и людей можно понять, но я вынужден  был  пойти  на  этот  Шаг.
Вынужден обстоятельствами, далекими от нормальных.
     "Да уж, наверное".
     Отношение Никлина к  Монтейну  постепенно  становилось  двойственным.
Первоначальное уважение не исчезло, но появились сомнения - кто в  здравом
уме станет  таскать  за  собой  гроб  с  телом  своей  жены?  Помимо  этой
странности проповедника, Никлина беспокоило в нем еще что-то, но  выяснять
причины этого беспокойства было некогда.
     - Вы собираетесь сделать очень серьезный шаг, - сказал Монтейн. - И я
полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что деньги, которые  вы  собираетесь
передать нашей общине, являются безвозмездным даром с вашей стороны.
     - А чем же еще они могут являться?
     - Я хочу  сказать,  что  вы  не  становитесь  совладельцем  какого-то
коммерческого предприятия, скажем, компании по  строительству  космических
кораблей. Более того, вы  не  сможете  даже  в  самом  отдаленном  будущем
распорядиться своей долей денег по своему желанию.
     - Вы имеете в виду, что  я  никогда  не  смогу  получить  назад  свои
деньги?
     -  Именно  так.  -  Монтейн  поставил  перед  Джимом  две   старинные
фарфоровые чашки. - А ведь речь, вероятно, идет о довольно крупной сумме?
     - Да что там - взялся за гуж, не говори, что не дюж, - сказал  Никлин
с улыбкой и тут же пожалел о своей легкомысленности.
     - Вы ведь понимаете, что дело не только в деньгах, - серьезно  сказал
Монтейн, - я очень рад за вас с Дани и желаю  вам  обоим  всяческих  благ,
но...
     - Мои чувства к Дани никогда не изменятся! Если же это случится, то я
не понимаю, как перемена в моих отношениях  с  Дани  может  отразиться  на
нашем с вами финансовом соглашении.
     Никлин с некоторым  удивлением  отметил,  что  слова  его  звучат  на
редкость убедительно. Прежде пробная убедительность Джиму была  совершенно
не свойственна, особенно  в  разговорах  с  малознакомыми  людьми.  Никлин
решил, что причина здесь одна - Дани.
     Монтейн,  начавший  было  вскрывать  банку  с  молочными   капсулами,
остановился.
     - Извините, Джим. Я не хотел вас  обидеть  и  бросить  тень  на  ваше
отношение к Дани. Я верю, что вы любите друг друга, хотя для  меня  это  и
явилось большой неожиданностью. - Он помолчал. -  Вы  можете  дать  прямой
ответ на прямой вопрос?
     - Разумеется.
     Монтейн отодвинул в сторону банку с молоком и  в  упор  посмотрел  на
Джима.
     - Вы верите в Бога, Джим? Вы действительно  верите  в  Бога  и  в  ту
миссию, которую он возложил на меня?
     Никлин смотрел в спокойные серые глаза проповедника и впервые в жизни
осознавал, что ложь ему не поможет. Он медленно качнул головой.
     Неожиданно для него Монтейн широко улыбнулся.
     - Если бы вы сейчас солгали мне, я вышвырнул бы вас за  дверь,  Джим,
какой бы суммы не лишилась при этом наша община. Я работаю только с  теми,
кого уважаю и кто, в свою очередь, уважает меня. Хотите молока?
     - Одну капсулу, - растерянно ответил Никлин. Монтейн  вновь  принялся
за банку. - Я рад, что мы все выяснили, но, признаться, вы удивили меня.
     - Тем, что я принимаю в общину неверующего? Такие уж настали времена.
Естественно, я  бы  предпочел  общаться  исключительно  с  последователями
Господа нашего, но мир так несовершенен. Поэтому я  вынужден  пользоваться
любым орудием, какое посылает мне Господь. Если вы войдете в наши ряды, то
община получит двойную выгоду. Во-первых, ваш щедрый  денежный  вклад,  а,
во-вторых, ваши  умелые  руки.  Дани  сказала  мне,  что  вы  превосходный
инженер.
     - Всего лишь техник и к тому же довольно посредственный.
     Никлин поднял свою чашку. Его опять охватило неприятное чувство,  что
он упустил нечто очень важное. Разве Дани не  предупреждала  его,  что  не
следует высказывать своих атеистических взглядов  Монтейну?  Она  уверяла,
что проповеднику это будет крайне неприятно, но все  оказалось  совершенно
иначе. Дани также говорила, что Монтейн не разрешает  гостям  сопровождать
их процессию даже за определенную плату, но и  это  утверждение  оказалось
неверным.  По-видимому,  Дани  не  так   хорошо   знает   взгляды   своего
руководителя...
     - Что ж, я искренне рад принять вас  в  нашу  общину.  Я  уверен,  вы
окажетесь очень полезным ее членом, -  сказал  Монтейн.  -  А  теперь  нам
необходимо уточнить некоторые детали. Вас не смущают разговоры о деньгах?
     - Напротив, это одна из моих любимейших тем.
     - Отлично! Деньги для нас сейчас очень важны.
     Монтейн сел напротив Никлина в  старое  вертящееся  кресло,  поставил
свою чашку на крышку гроба, а сам повернулся вместе с  креслом  в  сторону
Никлина.  Будучи  убежденным  материалистом,  Джим   совершенно   спокойно
воспринял это неожиданное использование  гроба  с  телом  любимой  жены  в
качестве обеденного стола,  но  в  глубине  души  ему  вдруг  стало  очень
неприятно, будто он увидел нечто неуловимо отвратительное.
     - Милли была бы рада услужить мне, - сказал Монтейн, словно читая его
мысли, и поднес чашку к губам. - Мы все еще муж и жена. Вы понимаете,  что
я имею в виду? Мы  связаны,  пока  тело  моей  жены  не  обретет  покой  в
надлежащем месте.
     - Я вполне вас понимаю, - пробормотал Джим, уткнувшись носом  в  свою
чашку и давясь от смеха. "Почему, о Газообразное Позвоночное, в этом  мире
не встречается ничего в чистом виде? Почему  в  каждой  драме  обязательно
присутствует  что-нибудь  страшно  нелепое?  Почему   у   каждого   мессии
обязательно либо визгливый голос, либо прыщи на заднице,  либо  что-нибудь
еще? Может быть. Газообразное Позвоночное, таким способом ты даешь понять,
что все это лишь часть гигантского розыгрыша?"
     - Вы задумались, сын мой, - сказал Монтейн, - что вас тревожит?
     - Да нет, ничего особенного,  -  справившись  с  собой,  ответил  ему
Никлин. - Так, случайные мысли обо  всем.  Ведь  не  каждый  день  человек
начинает новую жизнь.

     Хотя все имущество Никлина было связано с Банком Первого Портала, тем
не менее Джиму потребовалось гораздо больше времени, чтобы  разделаться  с
ним, чем он предполагал. Постоянно  всплывали  какие-то  неотложные  дела,
много времени ушло На то, чтобы разобраться со всякими личными мелочами  -
что-то  требовалось  сохранить,  что-то  уничтожить.  Будущим   владельцам
мастерской и библиотеки следовало оставить массу разнообразных  письменных
наставлений и указаний. Когда Никлин договаривался с Дани о том, чтобы она
заехала за ним в полдень, ему  казалось,  что  на  разборку  всех  дел  он
оставляет себе достаточно  времени.  Но  сейчас  его  начинала  охватывать
паника.
     За ночь погода изменилась. Ветер принес с запада хмурые серые  облака
и постоянно усиливался. Листья на ветвях свистящих деревьев  свернулись  в
трубочки и начали  издавать  траурное  монотонное  завывание,  напомнившее
Никлину звуковые эффекты в дешевом фильме ужасов. Дождя еще  не  было,  но
воздух уплотнился и налился сыростью.
     К счастью, этот день у Макси выдался выходным,  так  что  Никлин  был
избавлен  от  его  назойливых  расспросов.  Он  с  большим   удовольствием
нацарапал ему записку, что больше не нуждается в  его  услугах,  но  затем
Джиму вновь пришлось сосредоточиться на гораздо менее приятных делах.
     Куда бы ни направлялся,  Никлин  постоянно  чувствовал,  что  за  ним
неотрывно наблюдают глаза Зинди. Наверное, как  только  она  услышала  эту
новость от родителей, то сразу же поняла, что всему  виной  Дани  Фартинг.
Пока Никлин суетился по дому, Зинди, скорее  всего  затаившись  где-нибудь
поблизости, грустно размышляла о  переменах  в  своей  собственной  жизни,
неизбежных с отъездом ее  лучшего  друга.  Джим  очень  хотел,  чтобы  они
расстались как добрые друзья, но он не видел  никакого  смысла  в  поисках
Зинди. Если девочка захочет, то появится сама.
     За пятнадцать минут до полудня, несмотря на свои страхи, Никлин самым
чудесным образом разделался со всеми делами. Он  в  последний  раз  окинул
взглядом свое жилище,  библиотеку,  мастерскую,  затем  вышел  из  дома  и
аккуратно запер все двери. Опустив ключи в карман,  где  лежали  документы
для мистера Фигга, Джим подхватил единственный чемодан и направился прочь.
Он перешел мостик, остановился, опустил чемодан на землю и принялся  ждать
Дани. Зинди нигде не было видно, а ведь она должна догадываться, что  Джим
вот-вот уедет. Хмурые тучи уронили первые капли дождя, Никлин перешел  под
дерево.
     Мгновение спустя вдали показался голубой  автомобиль.  Никлин  поднял
было чемодан, но тут же опустил его - через заросли высокой травы  к  нему
со всех ног мчалась Зинди. Он наклонился и подхватил бросившуюся к нему на
шею девочку.
     - Спасибо, Зинди, - прошептал Джим, - спасибо, что все-таки пришла.
     - Тебя не  будет  на  моем  дне  рождения!  -  со  слезами  в  голосе
прошептала она. - Ведь это уже послезавтра.
     - Этот я пропущу. Поверь, мне очень жаль, что  все  так  выходит.  Но
ведь впереди еще много дней рождения.
     - Они так нескоро.
     - Я обещаю тебе, что обязательно вернусь, чтобы повидать тебя.
     Заслышав шум приближающегося автомобиля, Никлин сунул руку в карман и
вытащил оттуда сувенир, найденный им сегодня в ящике стола.  Он  вложил  в
руку Зинди бронзовую древнеримскую монету.
     - Смотри, не истрать за один раз.
     Зинди невольно рассмеялась, потерлась мокрой от  слез  щекой  об  его
подбородок и высвободилась из объятий Джима.
     Никлин распрямился, отряхивая колени.
     - Постой, Зинди, попрощайся с Дани, - попросил он.
     Зинди, вздернув свой крошечный подбородок, бросила злобный взгляд  на
голубой автомобиль, затем повернулась и быстро  побежала  к  своему  дому.
Капли дождя оставляли на ее светло-оранжевой  майке  яркие  расплывающиеся
пятна. Никлин грустно смотрел вслед ее удаляющейся фигурке, пока машина не
затормозила совсем рядом с ним. Он обернулся. Дани подняла верх машины,  и
сейчас улыбалась ему из темноты кабины.
     - Не стой под дождем, - весело крикнула она, - не то корни пустишь.

     Новое жилище Никлина представляло собой передвижной домик, внутреннее
пространство которого почти  полностью  занимали  восемь  коек.  В  первый
момент эта комната, слегка напоминавшая  каюту  подводной  лодки,  привела
Джима в полное замешательство. И лишь мысли о Дани вернули ему присутствие
духа. Никлин твердо пообещал себе, что вынесет все трудности ради  Дани  и
ее любви к нему. Но он также понял, что в эту ночь  ему  вряд  ли  удастся
уснуть,  слишком  взвинчен  и  возбужден  он  был,  слишком  много  мыслей
теснилось в его черепной коробке. Поэтому Джим  очень  обрадовался,  когда
ему предложили сесть за руль и подежурить в смену, называемую "мертвой"  -
с полуночи до четырех часов утра. Он рассчитывал, не имея, правда  никаких
на то оснований, что первые дни будет предоставлен сам  себе.  Никлин  был
доволен, что проведет несколько часов  в  полном  одиночестве  да  еще  за
работой, которая, скорее всего, вымотает его.
     Сидя за рулевым колесом, он пребывал  в  том  отрешенном  философском
состоянии духа, когда любые идеи можно было  принять  или  отвергнуть,  не
подвергая их  разрушительному  анализу.  Перед  глазами  вставали  события
последних трех дней. Сейчас они вызывали  у  Джима  лишь  не  отличающиеся
особой глубиной комментарии типа: "Что  за  странная  штука  жизнь!",  или
"Никогда не знаешь, чего ожидать, не так ли?", или "Неплохо бы вернуться в
Оринджфилд и взглянуть на их дурацкие лица!", или, наконец, попросту: "Кто
бы мог подумать!"
     Сверху и снизу, слева и справа его  окружала  сплошная  тьма.  Где-то
там, вблизи оболочки Орбитсвиля, протянулись таинственные светящиеся линии
цвета индиго и сапфира, сливавшиеся у полюсов в единую призму  призрачного
света. А дальше простирался океан космической  черноты.  Никлин  же  видел
только огни идущей впереди машины.
     Эта  картина  успокаивала   Никлина,   одновременно   умиротворяя   и
напоминая, что счастье его никогда не будет полным, если рядом  нет  Дани.
Как прекрасна была бы эта ночь,  если  бы  здесь,  в  тесной  водительской
кабине, прислонившись к нему, сидела Дани.  К  немалому  огорчению  Никлин
почти не видел ее в течение прошедшего дня. А сейчас Дани  мирно  спала  в
своем прицепе вместе с шестью другими  женщинами.  Никлин  осознавал,  что
Дани не хочет выставлять свои чувства  напоказ.  Он  способен  был  понять
подобную сдержанность, особенно если женщина скрывала что-то очень  личное
и дорогое. "Мы так похожи", - умильно подумал  Никлин.  Впереди  их  ждало
будущее, таинственное и непредсказуемое, но Джим твердо  знал  -  в  конце
концов они  обретут  друг  друга.  От  Никлина  требовалось  лишь  немного
терпения. Вскоре у них появится свой собственный домик, а потом и...
     Тут Никлин нахмурился. По какой-то странной прихоти память вытолкнула
на поверхность разговор с Монтейном. Разговор, словно  заноза  засевший  в
подсознании  Никлина.  "Одно   из   основных   правил   нашей   жизни,   -
нравоучительно заметил Монтейн, -  состоит  в  полном  равенстве  жилищных
условий". Никлин не заметил ни одной машины, предназначенной для  семейных
пар. Значит ли это, что они с Дани станут первыми, кто будет жить как  муж
и жена?
     - Почему бы и нет?
     Джим задал этот вопрос вслух, громко и решительно,  словно  напоминая
себе - для Кори и его приверженцев наступило время катаклизмов.  Он,  Джим
Никлин, очень благодарен этим изменениям во  Вселенной,  поскольку  именно
они позволили ему вступить в общину и начать совсем иную  жизнь,  жизнь...
бродяги. Откопав в глубинах своей памяти это слово,  Джим  вновь  и  вновь
повторял его вслух,  наслаждаясь  ароматом  исходящей  от  него  архаичной
романтики.
     Ему  вдруг  пришло  в  голову,  что  значительная   часть   населения
Орбитсвиля - это именно бродяги. Люди, среди которых  он  жил,  уже  давно
прекратили странствовать и осели на одном месте, но кто знает, сколько еще
людей продолжают свой путь, уходя все дальше и дальше от  тройного  кольца
порталов на зеленые просторы Большого О. За два столетия  эти  люди  могли
проделать огромный  путь,  разделяясь  на  все  более  непохожие  племена,
провозглашая свои автономии и двигаясь дальше и дальше  вглубь  Орбитсвиля
вследствие причин, все менее и  менее  понятных  прочим  обитателям  этого
мира.
     Размышления Джима внезапно прервало неожиданное  событие.  Перед  ним
ехало шесть машин, и все  время,  пока  Никлин  сидел  за  рулем,  порядок
движения оставался неизменным; лишь на поворотах и спусках Джим видел огни
сразу нескольких идущих впереди машин. Но теперь все грузовики  сбились  в
беспорядочную кучу и замерцали в темноте красными огоньками стоп-сигналов.
Никлин затормозил. Он провел за рулем почти три часа, так  что  скоро  его
должны сменить. Джим вылез из кабины. Наверное, с  какой-нибудь  из  машин
случилась небольшая авария.
     Но что его догадка неверна, Никлин понял еще до того, как  подошел  к
водителям, столпившимся у головной машины. Поперек дороги  лежала  зеленая
светящаяся лента, уходившая в таинственную темноту травяных полей  по  обе
стороны от шоссе. Когда Никлин подошел поближе, он понял -  это  вовсе  не
лента. Зеленое сияние исходило непосредственно от  поверхности  дороги,  а
причиной свечения была отнюдь не специальная краска или что-либо подобное.
Скорее, казалось, что люминесцирует сама почва.
     - Это  не  дорожная  разметка,  -  убежденно  сказал  мужчина,  имени
которого Никлин еще не успел запомнить.
     - Особенно, если учесть, что полоса выходит далеко за пределы дороги,
- добавила высокая женщина. Остальные, как по  команде,  повернули  головы
сначала в одну сторону, затем  в  другую,  провожая  взглядами  исчезающую
вдали полосу.
     - А может быть, это граница... Ну  что-то  вроде  границы  округа,  -
нерешительно сказал Нибз Аффлек.
     Аффлек не сидел за рулем  в  эти  часы,  он  был  одним  из  немногих
проснувшихся и вышел, взглянуть, что происходит.  Никлин  поймал  себя  на
том, что вглядывается в неясные во  тьме  фигуры  людей,  надеясь  увидеть
среди них Дани.
     - Не слишком-то правдоподобно, Нибз, - заметил первый  говоривший,  -
границы исчезли в незапамятные времена.
     - Но что бы это ни было, оно уничтожает траву.
     Высокая женщина включила фонарь и направила его  на  обочину  дороги.
Вся  растительность,  находившаяся  внутри  полоски,   была   белого   или
золотистого цвета и выглядела совершенно безжизненной.
     Никлин представил себе абсурдную  картину,  как  маленький  человечек
толкая перед собой устройство для  разметки  спортивных  площадок,  баллон
которого вместо белой краски заполнен сильнейшим гербицидом, делает полный
круг по внутренней поверхности Орбитсвиля. Решив поближе  познакомиться  с
необычным явлением, Никлин переступил светящуюся полосу. К своему немалому
удивлению, он ощутил  небольшое  сопротивление.  Ощущение  при  этом  было
неприятное и даже слегка тошнотворное. Джим несколько раз переступил через
полосу и убедился, что  это  воздействие  на  его  организм  действительно
существует.   Остальные,   заметив   его   манипуляции,   тоже   принялись
экспериментировать. Раздались изумленные возгласы.
     - Эй, Джим!
     Никлин  обернулся.  Неподалеку  от  него  стояла  высокая  женщина  с
фонариком. Он видел ее днем вместе с  Дани,  звали  ее,  кажется,  Кристин
Макгиверн. Женщина поманила его рукой. Никлин подошел и  увидел,  что  она
стоит, расставив ноги, прямо над сияющей  полосой  и  медленно  покачивает
бедрами.
     - Забавное ощущение, - прошептала она. - Я чувствую, как оно  трогает
меня.
     - Все это не к добру, - пробормотал Никлин, стараясь подстроиться под
несколько смущенную и в то же время вызывающую улыбку Кристин.
     Он  оглянулся  по  сторонам  и  с  облегчением  заметил,  что  к  ним
приближается Кори Монтейн.  Проповедник  кутался  в  полосатый  плащ,  его
черные волосы были взъерошены, но  столь  аккуратно,  что  он  походил  на
актера, изображающего внезапно поднятого  с  постели  человека.  Несколько
бросились к нему с объяснениями.
     - Не будет  ли  кто-нибудь  так  добр  принести  лопату?  -  попросил
Монтейн, осмотрев светящуюся полосу.
     Почти тотчас ему подали лопату с короткой ручкой. Проповедник взял ее
и попытался  подцепить  землю  в  том  месте,  где  проходила  полоса,  но
краснолицый Нибз Аффлек с мягкой настойчивостью отобрал у  него  лопату  и
принялся неистово  копать.  Зрители  отпрянули,  увертываясь  от  летевших
из-под лопаты Нибза комьев влажной земли. Через несколько мгновений Аффлек
вырыл довольно глубокую яму.
     - Спасибо, Нибз, - мягко поблагодарил  Монтейн.  -  Я  думаю,  вполне
достаточно.
     Аффлек, по всей видимости, готовый  копать  до  полного  изнеможения,
остановился с явной неохотой. Никлин,  все  еще  не  придя  в  себя  после
встречи с Кристин, заглянул в яму и понял, почему Монтейн решил копать.
     Зеленая  полоса  не  прервалась  в  месте  раскопа.  Она  в  точности
повторяла контуры ямы, ровным светом сияя на поверхности земляных  стенок.
Казалось, что яму освещает какое-то мощное оптическое устройство.
     "Наверное, это  сечение  какого-нибудь  неизвестного  науке  поля,  -
подумал Никлин, - проявляющегося на границе воздуха  и  земли.  Интересно,
доходит ли это поле до оболочки Орбитсвиля?"
     - Эта штука... Это явление... - словно в ответ на его  вопрос  сказал
Монтейн, -  должно  простираться  вплоть  до  оболочки  Орбитсвиля.  -  Он
произнес эти слова безапелляционно, без тени сомнения,  повысив  при  этом
голос, чтобы могли слышать все, кто еще не успел подойти к нему. -  Друзья
мои! Это  знамение!  Нам  дан  еще  один  знак,  что  грядет  судный  день
Орбитсвиля! Дьявольская западня вот-вот захлопнется!
     - Господи, спаси нас! - посреди тревожного гвалта  испуганно  крикнул
женский голос.
     Монтейн мгновенно уловил перемену в настроении своей паствы.
     - Во власти Господа нашего сделать это! Хотя  последний  час  близок,
хотя мы стоим на самом краю пропасти, мы можем спастись - милость Божья не
имеет границ! Давайте склоним головы и вознесем молитву!
     Монтейн  вскинул  руки  ладонями  вверх,  и  все   опустили   головы,
предавшись молитве.
     "Ловкая  работа,  Кори!"  -  подумал  Никлин,  пораженный,  с   какой
быстротой проповедник воспользовался ситуацией и извлек из нее выгоду  для
себя. "Во время бури всякое знамение  сгодится!"  Пока  Монтейн  руководил
молитвой своих подопечных, Никлин возобновил поиски Дани. Не обнаружив ее,
он был страшно разочарован. Мысли о Дани  напомнили  Джиму  о  ее  подруге
Кристин Макгиверн, сейчас с самым целомудренным видом возносившей  молитву
вместе с остальными. Никлин понимал, почему его так неприятно поразила  ее
фраза. Ее слова, произнесенные интимным шепотом, ее обращение  к  нему  по
имени словно устанавливали между ними тайную связь,  соединяющую  свободно
мыслящих людей в обществе ханжей.  Но  почему  Кристин  решила,  что  Джим
именно таков? Ведь она с ним совершенно не знакома.
     Единственное объяснение состояло в том, что Дани совершенно  свободно
беседует со своей подругой об очень личных,  даже  интимных  вещах.  Слова
"личные" и "интимные" абсолютно не выражали чувств Никлина, он  бы  скорее
назвал их  "священными".  Джим  представил,  как  они  хихикают,  обсуждая
подробности его тайной встречи с Дани. Кровь  прилила  к  голове  Никлина.
Возможно ли, возможно ли это?
     Стоя посреди причудливого сочетания света и тьмы, образуемого  ночным
мраком, сияющей зеленой полосой, далекими сполохами в  небе  Орбитсвиля  и
яркими огнями автомобильных фар, Джим вдруг почувствовал  себя  бесконечно
одиноким среди толпы незнакомцев, с которыми он собрался породниться.

     Вскоре колонна машин снова тронулась в путь. Когда  грузовик  Никлина
пересекал зеленую полосу, Джим почувствовал, как магнитно-импульсный мотор
на  какое-то  мгновение  снизил  обороты.  Потеря  мощности   была   столь
незначительной и столь неуловимо быстрой, что только тот, кто имел большой
опыт общения с подобными устройствами, смог бы ее заметить.
     Никлин бросил хмурый взгляд на  приборную  панель.  Затем  его  мысли
вернулись к проблемам, которые казались Джиму бесконечно более важными.

                                    8

     К тому моменту, когда Монтейн  решил  вернуться  в  свой  прицеп,  он
совершенно продрог. Выходя, проповедник накинул поверх пижамы лишь  легкий
плащ, поскольку рассчитывал через  несколько  минут  вернуться  обратно  в
постель. Монтейн, как  и  все  прочие,  полагал,  что  с  одной  из  машин
произошла небольшая авария.
     - Спокойной ночи, - сказал  Монтейн  неповоротливому  Герлу  Кингсли,
бывшему фермеру, сидевшему за рулем  машины  проповедника  в  эту  мертвую
смену. - Я сменю вас ровно в четыре.
     - Кори, почему бы вам не позволить мне отработать и следующие  четыре
часа, - добродушно отозвался Кингсли, открывая Монтейну дверь  прицепа.  -
Вы выглядите таким усталым.
     Монтейн улыбнулся:
     - Я сменю вас, как договорились.
     - Но я ведь все равно не смогу заснуть. У меня  столько  сил,  что  я
просто ума не приложу, куда их девать!
     Взглянув на упрямого здоровяка, Монтейн готов был согласиться с  этим
утверждением. Одна из его  основных  заповедей  состояла  в  том,  что  он
работает наравне  со  всеми,  не  избегая  никакого,  пускай  даже  самого
неприятного труда. В ответ на это члены общины платили Монтейну  искренней
привязанностью. Но сейчас проповедник  действительно  очень  устал,  да  и
обдумать надо было многое.
     - Как-нибудь я вас тоже заменю, - нехотя уступил он Кингсли.
     Тот обрадованно, с грубоватой вежливостью впихнул его  в  теплый  уют
прицепа. Монтейн запер дверь, стянул с себя промокший плащ.  Когда  машина
тронулась, чтобы не потерять равновесие, он оперся  о  серебристую  крышку
гроба.
     - Прости, Милли, за все это, - тихо прошептал Монтейн.  -  Сатана  не
спит. Так что нам предстоит еще немало тревожных ночей.
     Он наклонился над гробом, словно ожидая ответа жены. Но из-под крышки
не раздалось ни звука. Постояв еще несколько минут, Монтейн выключил  свет
и  улегся  в  кровать.  Устроившись  под  одеялом  поудобнее,  проповедник
принялся размышлять об увиденном.  Инстинкт  подсказывал  ему:  светящаяся
зеленая полоса - несомненное проявление сил зла. Но в чем же состоял смысл
его и предназначение?
     Монтейну вдруг страстно захотелось узнать,  как  далеко  тянется  эта
зеленая линия. Существуют ли другие такие же полосы? Прямые ли они, или же
образуют затейливый узор? Наверное, ответы на все эти вопросы можно  будет
получить, когда они доберутся до следующего города. В  космосе  уже  Ложны
установить новые антенны, и радио и телесвязь  налажены.  Но  ждать  целый
день было абсолютно невыносимо. Особенно сейчас, когда злодей  номер  один
решил поторопить события.
     Уже не в первый раз Монтейн поймал себя  на  желании  понять,  почему
внутри  огромной  сферы  Орбитсвиля   невозможна   передача   сигналов   в
радиодиапазоне. Два века исследований не внесли ясности в эту  загадку.  В
глубине души Монтейн был уверен, что это происки Зла,  что  таким  образом
дьявол не дает объединиться людям, населяющим Орбитсвиль и разбросанным на
его   огромном   пространственно   какая   выгода   дьяволу   от   людской
разобщенности?
     Этот вопрос беспокоил Монтейна многие  годы.  Похоже,  это  вовсе  не
последняя козырная карта в колоде дьявола. Она, безусловно,  сыграет  свою
зловещую роль в соответствующий момент. Монтейн вздохнул. Надо бы подумать
над более насущными проблемами, одна из которых связана с  этим  новичком,
Джимом Никлином. Проповедник заерзал под одеялом. Совесть  его  саднила  -
Никлин был человеком еще совсем молодым, неглупым, хотя и наивным.  И  то,
что с ним сделали - большой грех. Дани Фартинг подцепила его на  крючок  и
вытащила на берег, как опытный рыболов цепляет лосося, но этот грех  лежит
вовсе не на ней. Она лишь выполняла  прямое  указание  Монтейна.  Но  ведь
он-то действовал от имени Бога. Наступили жестокие времена, и  судьба  или
даже жизнь человека не являются слишком высокой ценой, когда речь  идет  о
спасении человеческой расы.
     Проблема  состояла  в  том,  что  несмотря  на  все  эти  философские
аргументы и высокопарные слова, невинного человека  выпотрошили,  если  уж
продолжать начатое сравнение, выпотрошили подобно рыбе. И именно он.  Кори
Монтейн, должен будет смотреть в эти наивные голубые глаза. Что он  скажет
Никлину? Какие  найдет  слова?  Какими  аргументами  оправдает  содеянное?
"Неужели Господь сделал из меня ловца человеков? Подчиняюсь  ли  я  только
его приказам?"
     Монтейн опять  заерзал  под  одеялом,  пытаясь  найти  то  неуловимое
положение, которое позволило бы ему забыться безмятежным сном.  Оставалось
уповать лишь на присущую Никлину  мягкость.  По  всей  вероятности,  после
короткой перепалки он отправится восвояси  в  Оринджфилд,  став  мудрее  и
печальнее, и попытается вернуться к прежней жизни. Монтейн с силой  ударил
по непокорной подушке.
     - Зачем ты мучаешь себя? - раздался из  центра  комнаты  тихий  голос
Милли, участливый и даже жалостливый. - Ты ведь  знаешь,  иного  выбора  у
тебя нет.
     Монтейн посмотрел в сторону поблескивающего в темноте гроба.
     - Но взгляд Никлина на этот вопрос может оказаться совсем иным.
     - Дорогой, ты сделал лишь то, что должен был сделать.
     - Именно поэтому я и чувствую себя виноватым.  -  Монтейн  прерывисто
вздохнул. - Но что еще хуже, я уверен, что разговор с Никлином не окажется
трудным. Я запросто избавлюсь от этого юноши. Я чувствовал  бы  себя  куда
лучше, если бы столкнулся с сильным и непримиримым человеком,  который  не
принял бы покорно случившееся, а стал бы сопротивляться.
     - Если бы Джим Никлин оказался именно таким человеком, то его  деньги
до сих пор бы лежали в банке.
     - Знаю, знаю! - Монтейн начал раздражаться. - Прости меня, Милли! Это
все из-за крайне неприятного оборота событий... - он помолчал.  -  Знаешь,
мы вынуждены отправиться в Бичхед и остаться там.  С  праздной  жизнью,  с
беззаботными странствованиями по городам и весям покончено. Таким путем мы
не соберем много денег. Я знаю, никто из нас не любит больших городов,  но
иначе нельзя. Нам всем придется нелегко.
     - Бог никогда и не  говорил,  что  будет  легко.  -  В  голосе  Милли
появилась та благотворная убежденность,  которой  так  недоставало  сейчас
Монтейну. - Ты никогда прежде не удерживал на своих плечах  такую  тяжелую
ношу - судьбу человечества.
     - Я... я думаю, ты права, Милли. Права, как всегда. Спасибо.
     Монтейн закрыл глаза, и уже через несколько мгновений его  подхватила
безмятежная река сна.

                                    9

     Когда Никлин в четыре часа утра улегся на свою койку, сна у  него  не
было ни в одном глазу.  Будь  он  даже  в  самом  уравновешенном  душевном
состоянии, и то вряд ли ему бы удалось заснуть - слишком уж в  непривычных
условиях он очутился. Он отказался от всех благ цивилизации ради одного  -
возможности  спать  в  обнимку  с  Дани.  Контраст  между  отложенным   на
неопределенное время блаженством и  реальностью,  с  которой  он  вынужден
сейчас мириться, был  столь  разителен,  что  Джим  едва  не  застонал  от
отчаяния.
     Хенти, человек, который должен был сменить Никлина, собираясь, что-то
долго и обиженно бурчал, как будто тот, кто составлял расписание дежурств,
из личной неприязни поставил его в самую плохую смену. Сев за руль, он дал
выход своему раздражению - машина ежеминутно подпрыгивала и тряслась.  Тем
не менее, через довольно короткое время Джим погрузился в крепкий сон.
     Ему снился залитый ярким солнечным светом  зеленый  холм  с  округлой
вершиной.  На  склонах  холма  раскинулся  чудесный   сад.   Искусственные
каменистые  насыпи,  поддерживающие  целые   океаны   цветов,   умудрялись
выглядеть творениями природы, и лишь строгая симметричность выдавала  руку
опытного садового архитектора. Дорожка  из  тщательно  подогнанных  камней
вилась вокруг холма,  ныряя  под  изящные  арки  и  огибая  многочисленные
каменные скамьи. Кроме самого Никлина в сне присутствовали еще двое - мать
Джима, умершая когда ему было семь лет, и огромный огненно-рыжий лис.  Лис
передвигался на задних лапах, ростом был с человека, да  и  вел  себя  как
человек. Он наводила на Джима страх.  На  лисе  был  поношенный  сюртук  с
широкими отворотами и засаленный галстук,  удерживаемый  заколкой  в  виде
подковы.  Мать  Джима   совершенно   не   замечала   особенностей   своего
собеседника.
     Они смеялись и болтали, словно близкие друзья или даже  родственники.
А маленький Джимми съежился за материнской юбкой, напуганный тем, что мать
не  замечает  острых  лисьих  клыков,  влажно   поблескивающего   носа   и
красно-коричневой звериной шерсти.
     Лис же весело заигрывал с ней. Он смеялся, подталкивал  ее  когтистой
лапой, отпускал шуточки и то и дело оценивающе поглядывал красными глазами
на маленького Джима. "Ну разве не забавно? - казалось, злорадно спрашивали
эти глаза. - Твоя мать и ведать не ведает, что я обычный лис. И,  что  еще
смешнее, она и не подозревает, что я собираюсь тебя съесть!"
     Страх  маленького  Джима  многократно  возрос  после  того,  как  лис
вкрадчиво-ласковым голосом предложил взять его на прогулку по саду.  Страх
перешел в ужас, когда Джим услышал, как мать радостно приняла  предложение
своего собеседника, объявив, что она тем временем пройдется по магазинам.
     - Мама! - в отчаянии закричал Джим, цепляясь за ее руку. - Мама,  это
же лис! Разве ты не видишь?!
     - Не будь таким глупышом, Джимми, - ласково сказала мать, подталкивая
сына к лису со всей неумолимостью представителя взрослого мира. -  С  этим
чудесным дядей вы прекрасно проведете время.
     Мать беззаботно отвернулась от них, а лис,  цепко  ухватив  Джима  за
локоть, потащил его к холму. Через несколько секунд они оказались в  тихом
уголке сада, отделенном от остального мира каменными стенами. Лис  тут  же
повернулся к Джиму, наклонился и широко разинул  клыкастую  пасть  и  Джим
увидел, как в ее глубине забавно подрагивает розовый маленький язычок.
     Это и подвело лиса! Один лишь забавный штрих, и все изменилось.  Джим
вспомнил, что видел этого лиса в десятках полузабытых мультфильмов.  И  он
знал, что мультфильмы - это всего лишь картинки  на  прозрачном  пластике.
Лис был нарисован и не мог причинить ему никакого вреда!
     Сделав глубокий вдох, он закричал, что было сил:
     - Кому ты страшен? Ты всего-навсего картинка из мультфильма!
     Звук его голоса словно отбросил лиса на  несколько  шагов.  На  морде
зверя появилось комически-ошеломленное выражение, шерсть у него съежилась.
Весело рассмеявшись, Джим развернулся и помчался по каменной  дорожке.  Но
камни, казавшиеся незыблемыми, вдруг разверзлись под его  ногами,  обнажив
зловещий черный провал. Джим, еще не осознав происшедшего, сорвался вниз.

     Никлин открыл глаза и уставился на днище верхней  койки.  Первой  его
мыслью было: "Что, черт побери, все это значит?" Джим почти не был  знаком
с теорией австрийского доктора, но у него возникло неуютное  чувство,  что
этот странный и жутковатый сон имеет какой-то символический смысл.
     Внезапно до  Никлина  дошло,  что  сквозь  круглое  окно  пробивается
тусклый свет. Машина  стояла,  и  снаружи  доносился  какой-то  шум.  Джим
приподнялся и выглянул в окно. Колонна грузовиков и прицепов  остановилась
в месте, которое походило на заброшенную спортивную  площадку.  Спортивных
сооружений сохранилось немного  -  лишь  несколько  футбольных  ворот  без
сеток, сломанное табло и небольшой павильон. Над довольно  хилым  забором,
окаймлявшим площадку, виднелись крыши  каких-то  построек.  Вдали,  сквозь
утреннюю дымку проступали контуры высоких зданий. На одном из  них  мерцал
огонек, свидетельствовавший о работе фототелестанции.
     Тысячелетний город. Никлин откинулся на подушку,  как  только  понял,
где  они  находятся.   Этот   город   повсеместно   служил   мишенью   для
многочисленных  шуток  из-за  несоответствия  высокопарного   названия   и
безжизненной пустоты своих улиц и площадей,  покрытых  красноватой  пылью.
Здесь находились лишь  открытые  разработки  бокситов,  автоматизированные
обогатительные заводы и железнодорожные ветки.  Не  стоило  подниматься  с
постели ради сомнительного удовольствия взглянуть на Тысячелетний город  и
его немногочисленных обитателей. Спокойное  похрапывание,  доносившееся  с
соседних коек, говорило о полной солидарности с ним его новых товарищей.
     Джим полагал, что их всех скоро поднимут  для  сооружения  шатра,  но
сейчас ему нужно было поразмыслить над  символами  странного  и  страшного
сна. Почему среди его  персонажей  оказался  лис?  И  как  это  связано  с
присутствием матери Джима? Никлин уже очень давно  не  видел  ее  во  сне.
Странен был и тот факт, что подсознание  изобразило  мать  предательницей,
готовой отдать своего сына в руки монстра. Монстра... Монс...  Монтейн.  А
мать, предавшая своего сына мать, не символизирует ли  она  Дани  Фартинг?
Дани, которую он начал подозревать лишь несколько часов назад...
     Внезапно беспорядочный вихрь вопросов и притянутых за уши ассоциаций,
бушующий в голове Никлина, стих,  оторванный  от  своего  источника  сухой
прозой жизни. Дани избегает его с того самого момента, как  он  вступил  в
общину, - это объективный факт. Вне всякого сомнения, она ведет  предельно
откровенные разговоры с этой долговязой обладательницей фонарика - как там
ее? - Кристин. Почему же Джим не разыскал вчера  Дани  и  не  заставил  ее
прямо ответить на вопросы?! Почему, о, Газообразное  Позвоночное,  он  так
надолго отложил объяснение с Дани?!
     Ощущая  неприятный  озноб  и   слабость,   вызванные   необходимостью
проверить  самые  худшие  предположения,  Никлин  поднялся.  Не  заходя  в
акустическую душевую, он натянул ту же одежду,  в  которой  был  вчера,  и
вышел под лучи утреннего солнца. Первое, что он увидел,  был  расстеленный
на траве шатер. Но, похоже, никто не собирался его  устанавливать.  Вокруг
брезентовых волн несколько  человек  о  чем-то  спорили  самым  оживленным
образом.
     Когда Никлин вышел из прицепа, от группы отделились двое мужчин и две
женщины и решительным шагом направились к выходу со спортивной площадки. В
руках они держали чемоданы, какая-то одежда была перекинута  у  них  через
плечи. Во главе четверки шагала пухлая Ди  Смерхерст,  само  олицетворение
поварской профессии. Она не скрывала своего возмущения.
     - Вас, мистер, мне искренне жаль, - сказала она Джиму, - против вас я
ничего не имею.
     Ее спутники согласно качнули  широкополыми  шляпами.  Они  продолжили
свое целеустремленное шествие, прежде чем Никлин успел спросить,  что  она
имеет в виду. Навстречу им вышел водитель такси, ожидавшего у единственных
ворот. Никлин услышал, как кто-то  из  четверки  упомянул  железнодорожную
станцию, подтверждая тем самым, что Джим стал свидетелем  дезертирства  из
славного войска Кори Монтейна.
     Весьма озадаченный, он нахлобучил на  голову  шляпу  и  направился  к
стоящим у шатра. Теперь он чувствовал себя одновременно и возбужденным,  и
спокойным. Он был готов ко всему. Но в этом состоянии Джим  пребывал  лишь
несколько мгновений, а именно до того момента, как он увидел Дани Фартинг,
и не секундой дольше.
     Она снова была в черном, но на сей раз узкие  брючки  уступили  место
широкой юбке. Видео стройной  фигуры  среди  бесцветных  некрасивых  людей
незамедлительно подействовал на настроение  Никлина.  Он  почти  физически
ощутил, как быстро исчезает его решимость.
     Направляясь к Дани, Никлин попытался изобразить  безразлично-холодную
улыбку, но,  почувствовав,  что  уголки  губ  предательски  ползут  вверх,
придавая лицу дурашливо-счастливое выражение, Джим  решил  быть  предельно
серьезным. На какое-то мгновение он малодушно пожелал,  чтобы  она  прошла
мимо, сделав  вид,  что  не  замечает  его.  Но  Дани  без  тени  смущения
посмотрела ему прямо в глаза.
     - А вот и ты, Джим, - она тепло улыбнулась. - Где же ты скрываешься?
     В ответ Джим лишь кивнул. Уже не прежний Джим  Никлин,  доверчивый  и
наивный, задал  себе  вопрос,  не  выставляет  ли  он  себя  на  посмешище
приступом любовной паранойи.
     - Мы можем поговорить?
     Люди, находившиеся в пределах слышимости, не стали подталкивать  друг
друга локтями, но Джим явственно заметил, как по их рядам пробежала дрожь.
Других подтверждений ему уже не требовалось.
     - О чем? - чрезвычайно веселым тоном поинтересовалась Дани.
     - Не здесь.
     - Вообще-то я должна  помочь  им,  но...  -  Дани  пожала  плечами  и
направилась за Джимом к футбольным воротам в дальнем конце площадки. -  Ты
хорошо спал этой ночью? Я слышала, мы зачем-то остановились, но не  смогла
заставить себя подняться. А ты?
     - Разве Кристин не сообщила, что я там был?
     - Что ты... Почему она должна была сообщить мне об этом?
     Боковым  зрением  Никлин  видел,  как  в  утреннем  небе   Орбитсвиля
пульсируют голубые полосы.
     - Вы ведь все друг дружке рассказываете, не так ли?
     - О чем, черт побери, идет речь?
     - Ни о чем, - ответил он совершенно спокойно, - я полагаю, ни о чем.
     - Ладно. Я прошу прощения. - Дани провела тыльной стороной ладони  по
лбу, слегка сдвинув черный берет. - Я обычно так не выражаюсь. Все дело  в
том, что я ужасно измучилась за эти дни. Я чувствую себя  очень  виноватой
перед тобой. Все, что произошло между нами... все это ошибка.
     Никлин почувствовал, как в горле встал болезненный  ком.  Он  не  мог
произнести ни слова.
     - Я не понимаю, как такое вообще могло произойти,  -  продолжала  тем
временем Дани. - Я не знаю, что ты  думаешь  обо  мне,  какое  впечатление
сложилось у тебя...
     Память Никлина услужливо подсказала ответ. Он вновь обрел дар речи.
     -  У  меня  сложилось  впечатление,  что  мы  с  тобой  поселимся   в
собственном домике, но Монтейн сказал, что это исключено.
     - Ты что,  носишь  с  собой  диктофон?  Записываешь  каждое  вскользь
брошенное слово, а потом, по мере надобности, воспроизводишь?
     - Что?
     - Позволь и мне сказать  тебе  кое-что,  любезный  Мата  Хари!  Я  не
выношу, когда за мной шпионят!
     Полная абсурдность этого заявления ошеломила Джима.
     - Я всегда полагал, что Мата Хари - женщина, - машинально ответил он,
в тот же самый миг осознав, какое оружие вкладывает в руки Дани.
     "Неужели она посмеет?  Неужели  она  воспользуется  им?  Прошу  тебя,
Газообразное Позвоночное,  не  дай  ей  пасть  так  низко!"  Джим,  словно
зачарованный, наблюдал, как на  ее  лице  сменяют  друг  друга  удивление,
удовольствие и торжество. Секунды  тянулись  бесконечно.  Никлин  замер  в
ожидании удара.
     - Так ты полагаешь - это женщина, -  медленно  сказала  Дани,  смакуя
каждое слово, - а я и не знала.
     "Вот так. А ведь Дани меньше, чем кто бы то ни было, имеет  основания
сомневаться  в  моих  мужских  достоинствах.  Но  тем  не  менее,   что-то
подсказало ей, что следует сказать, как ударить побольнее. Что-то  во  мне
самом подсказывает им всем, что и  как  надо  говорить,  когда  они  хотят
унизить меня или когда наоборот..." Никлин прищурился. Разгадана еще  одна
небольшая тайна, тревожившая его подсознание.
     В то утро, когда Дани решительно явилась к нему,  в  то  самое  утро,
когда  он  из  гадкого  утенка  превратился  в  горделивого  лебедя,   она
непрерывно  твердила  о  его  огромном  опыте  обращения  с  женщинами.  В
сущности, это являлось основной темой ее разговоров.  "Скажи  мне  правду,
Джим, скольких женщин ты  приводил  в  свое  любовное  гнездышко?"  Слова,
произнесенные с грустным восхищением, слова женщины, не способной  устоять
перед чарами повесы, слова, которые он, Джим Никлин, жаждал  услышать  всю
свою взрослую жизнь.
     О да, она знала, что надо сказать. Знала, ибо  он  сам  выдавал  свои
тайны. В тот вечер, когда они впервые встретились на  центральной  площади
Оринджфилда, Дани взглянула ему в лицо  и  хладнокровно  прочла  все,  что
хотела узнать о нем. После этого ей не составило труда обобрать Никлина до
нитки. И не просто обобрать, - она знала, как заставить  его  наслаждаться
самим процессом ощипывания и подготовки к  жарке  в  печи  Кори  Монтейна.
Всего несколько часов - и Джим из гадкого утенка превратился в прекрасного
лебедя, а из лебедя - в запеченную индейку. И шел на все  это  с  огромной
готовностью!
     - Отлично, Дани, - просто сказал Джим. - Ты все проделала отлично.
     На какое-то мгновение ему  показалось,  что  в  ее  глазах  мелькнуло
замешательство.  Но  Джим  решительно  отвернулся  -  если  чему-то  он  и
научился, так это лишь тому, что не следует доверять собственным суждениям
относительно подобных вещей. Возможно, Дани лишь ради него изобразила этот
потерянный взгляд, подобно  тому,  как  мастер  наносит  последами  мазок,
завершая картину. Дани совершенно недвусмысленно дала ему понять, что  она
о нем думает. Ее мнение  не  отличалось  от  мнения  всех  прочих  женщин,
знакомых с Джимом. Теперь остался лишь один вопрос - что делать дальше?
     Никлин никогда не сможет предстать перед добропорядочными обывателями
Оринджфилда, хотя, видит Бог, было бы здорово  оказаться  рядом  с  не  по
годам умной Зинди. Он не собирается оставаться  и  здесь,  в  Тысячелетнем
городе. Лучше всего отправиться в Бичхед, где его никто  не  знает.  Но  у
Никлина в кармане не больше десяти орбов, их не хватит даже  на  билет  до
столицы.
     Со стороны шатра послышался гул  голосов.  Никлин  почувствовал,  как
вспыхнуло его лицо. Дани подошла  к  своим  друзьям  и  сейчас,  наверное,
потчует их новыми подробностями того, как  она  облапошила  простофилю  из
Оринджфилда.
     Джим должен исчезнуть с места своего унижения,  исчезнуть  как  можно
скорее. Но для  этого  необходимы  деньги.  Никлин  понимал:  единственный
источник - Кори Монтейн. Трудно придумать большее унижение, чем явиться  с
протянутой рукой к этому ханже, тебя же и обчистившему.  Но  если  Монтейн
решил разыгрывать из себя  Божьего  человека,  то,  может,  он  согласится
расстаться с сотней-другой. Особенно, если пригрозить ему неприятностями.
     Никлин  представил,  как  он  врывается  к  проповеднику,  размахивая
железным прутом. От нелепости и абсурдности этой  картины  ему  стало  еще
горше. Насилие в любой его форме, как его ни провоцируй,  было  совершенно
противно природе Никлина. В полицию или газету он также не мог обратиться.
Монтейн постарался на славу - никакой связи между личными проблемами Джима
и переданными им деньгами обнаружить невозможно. Самое большее,  чего  мог
добиться Джим, - поднять шум и пополнить ряды людей, считающих его  полным
ослом.
     По дороге к прицепу Монтейна Никлин вдруг осознал, что все это  время
он реагировал на происшедшее скорее как автомат, чем как  живое  существо.
Он был вежлив и пассивен в степени, чрезмерной даже для Джима Никлина.  Но
где-то в глубинах его существа накапливалось и нарастало что-то  необычное
и странное, какая-то внутренняя ярость, обещавшая скорый  взрыв.  Но  пока
длилось  это  благословенное  оцепенение,  самое  разумное  -   попытаться
устроить свою жизнь.
     Обнаружив, что средняя дверь прицепа  приоткрыта,  Джим  поднялся  по
ступеням и без стука решительно шагнул внутрь. Монтейн сидел  на  откидном
стуле у стены с чашкой чая в руке  и  смотрел  переносной  телевизор,  без
лишних церемоний  водруженный  на  металлическую  крышку  гроба.  Хотя  до
ближайшей  фототелестанции  было  никак  не   больше   шести   километров,
изображение рябило и дергалось. Помехи создавала, скорее всего, висящая  в
воздухе   утренняя   дымка.   Однако   качество    звука    было    вполне
удовлетворительным. Монтейн напряженно слушал.
     Он молча помахал свободной рукой, приветствуя Джима, и указал на стул
рядом с собой. Понимая, что его  уже  поставили  в  тактически  невыгодное
положение, Никлин неохотно опустился на указанное место. Его колени  почти
касались гроба. Глядя на его серебристую поверхность, Джим поймал себя  на
том, что думает о содержимом этого ящика. Он тут  же  решительно  отбросил
эти малоаппетитные мысли и постарался сосредоточиться на новостях, которые
полностью поглотили внимание Монтейна.
     - ...подчеркнули, что в данный момент  они  могут  ограничиться  лишь
предположениями, поскольку радиосвязь  еще  не  восстановлена,  -  говорил
диктор, - однако, эти  таинственные  зеленые  линии,  по  всей  видимости,
представляют собой  глобальное  явление.  Сообщения  о  них  поступили  из
окрестностей более чем двадцати припортальных городов. Эксперты, обобщив и
экстраполировав полученные данные, полагают, что светящиеся линии  тянутся
через весь экватор Орбитсвиля, а расстояние между  ними  составляет  около
900 километров. - Диктор сделал паузу. - Вы напуганы? Я -  безусловно,  но
хороший испуг бывает лишь на пользу, поверьте. Более полную информацию  мы
передадим чуть позже, а пока вернемся в студию к обсуждению  экономических
последствий того, что некоторые ученые именуют Большим Скачком.  Поскольку
припортальные  сообщества  теперь   отрезаны   друг   от   друга,   многие
промышленные центры потеряли доступ к своим рынкам. Если подобная ситуация
сохранится, то  последует  быстрый  рост  отрасли,  специализирующейся  на
строительстве межпортальных космических кораблей.
     Вместе с нами эту проблему обсуждает Рик Ренард, который в  последние
несколько дней постоянно участвует в наших передачах.  Он,  как  вам  уже,
наверное, известно, является владельцем корабля "Хоксбид", который исчез в
момент маневрирования  у  тридцать  шестого  Портала.  Мистер  Ренард  уже
создает консорциум по конструированию и постройке...
     В этот момент Монтейн протянул руку и выключил телевизор.
     - Доброе утро, Джим. Чаю?
     Никлин продолжал смотреть  на  погасший  экран,  едва  сознавая,  что
говорит Монтейн. В какой-то момент его постигло  озарение.  Когда  ведущий
упомянул имя Ренарда, внутри Никлина что-то вздыбилось - другого слова  он
не смог подобрать. В самых  глубинах  его  сознания  что-то  шевельнулось,
словно в темных доисторических топях заворочался чудовищный левиафан.
     "Ренард! Так ведь звали лиса в каком-то мультфильме.  Лис  и  ракета!
Неплохое название для пивного бара, но какая здесь связь..."
     - Вы меня слышите, Джим? - Монтейн насмешливо взглянул на Никлина.  -
Я предлагаю вам чай.
     Джим с некоторым усилием сфокусировал взгляд на лице проповедника.
     - Спасибо, но мне нужен не чай, а разговор с вами. Я хочу поговорить.
     - Я всегда готов выслушать вас, - любезно ответил Монтейн  и  тут  же
быстро,  не  давая   Никлину   возможности   высказаться,   продолжил:   -
Относительно той зеленой линии, которую мы  обнаружили  прошлой  ночью,  я
оказался прав. Помните, я сказал, что она достигает оболочки? Так  вот,  в
новостях сообщили о сотнях подобных дьявольских  штуковин,  они  и  впрямь
достигают  илема.  Меня  это  очень  тревожит,  Джим.  Несомненная  работа
дьявола. Так о чем вы хотели поговорить со мной?
     - Я думаю, мне следует вас поздравить.
     - Поздравить? - недоуменно переспросил Монтейн. - С чем же?
     - С тем, как изящно и профессионально вы  вместе  с  одной  из  своих
проституток обобрали меня до нитки.
     Никлин  с  удивлением  отметил,  что  яркие  и  проницательные  глаза
проповедника вдруг погасли, подернувшись мутной  пеленой.  Джим  вовсе  не
ждал столь сильной реакции от профессионального вымогателя.
     - Вы говорите загадками, сын мой.
     - Я имею в виду превосходную операцию, которую вы провели  с  помощью
вашей шлюхи.
     Монтейн кинул беспокойный взгляд на гроб.
     - У нас не принято разговаривать подобным тоном.
     - О, простите меня! - Никлин не удержался от сарказма.
     - Я полагаю, - холодно сказал  Монтейн,  -  что  между  вами  и  Дани
произошла размолвка?
     - Вы очень проницательны.
     Монтейн горестно вздохнул, всем своим  видом  давая  понять,  что  он
безмерно  огорчен  событием,  которое,  хотя  и  предвидел,  но   надеялся
избежать.
     - Я действительно огорчен этим обстоятельством, Джим. Я,  разумеется,
постараюсь ответить на ваши претензии, но вы  должны  понять,  что  личные
отношения между членами нашей общины меня не  касаются.  Я  дал  вам  ясно
понять в нашем первом разговоре, что любой, переданный...
     - Вам не стоит беспокоиться об этом, - грубо оборвал его  Джим.  -  Я
совершил глупость и готов смириться с ее последствиями. Я хочу лишь уехать
отсюда, уехать как можно скорее. Полагаю, вы не откажете мне в  просьбе  и
вернете пару сотен на дорожные расходы.
     Монтейн нахмурился.
     - Кажется, вы не понимаете, Джим. Эти деньги принадлежат Богу,  а  не
мне. Вы передали их Ему. Я не могу взять из них больше, чем необходимо для
поддержания жизни членов нашей общины.
     - Прекрасно, - Джим уже не скрывал своей горечи. - Просто  прекрасно,
Кори. Вы с Дани стоите друг друга.
     Монтейн пропустил оскорбление мимо ушей.
     - Все, что я могу сделать, - а  я  бы  пренебрег  своим  христианским
долгом, не сделай этого, - предложить вам содержимое  моего  кармана.  Эти
деньги предназначены для ведения домашнего хозяйства.  У  меня  есть  лишь
тридцать орбов. Я понимаю, это немного, но вы можете рассчитывать на них.
     "Очень  мило,  черт  бы  тебя  набрал!"  -  подумал  про  себя  Джим,
недоверчиво глядя, как Монтейн поднялся, аккуратно поставил чашку и достал
с кухонной полки лакированную чайницу. Проповедник открыл коробку,  извлек
оттуда три десятиорбовых банкноты и с видом монарха,  посвящающего  своего
слугу в рыцари, протянул деньги Никлину.
     - Я никогда не забуду вашей доброты.
     Никлин встал, засовывая пульсирующие светом карточки в боковой карман
куртки. Он резко повернулся, нырнул в распахнутую дверь прицепа и спрыгнул
на вытоптанную траву. Толпа у брезента выросла. Джиму  казалось,  что  все
лица обращены в его сторону. Собрались, наверное, поглазеть на его  сборы,
и уж точно не откажутся стать свидетелями его бегства.
     Джим заколебался. Он чувствовал, как  кровь  приливает  к  лицу.  Ему
захотелось исчезнуть отсюда прямо  сейчас.  Может,  если  он  бросит  свои
скудные пожитки, то убережет нервную систему от лишних потрясений?  Сердце
в груди стучало, к горлу подкатывала тошнота, голова  шла  кругом.  Первый
раз в жизни Джим испугался, что вот-вот потеряет сознание.  Он  постарался
взять себя в руки. Сделав несколько дыхательных  упражнений,  он  успокоил
сердцебиение и даже в какой-то мере вернул себе равновесие. И тогда,  стоя
под жгучими солнечными лучами с непокрытой головой,  он  начал  осознавать
происходящее.
     За его спиной, в тенистом уединении прицепа  Кори  Монтейн  с  кем-то
разговаривал.
     - Прости, дорогая. Ты слышала, как этот  молодой  человек  взвинчивал
себя. Единственный способ, которой позволил мне отделаться  от  него,  это
дать ему немного денег. Из  тех,  что  предназначены  для  ведения  нашего
хозяйства. Но я позабочусь о том, чтобы на тебе  не  сказалось  отсутствие
денег. Я обещаю, что больше никто нас не потревожит. Давай допьем  чай,  а
потом вознесем молитву. Хорошо, дорогая?
     Никлин, сделав глубокий вдох,  прищурил  глаза  и  огляделся  вокруг,
словно увидел все в первый раз. На губах заиграла легкая улыбка.
     Камень, лежавший непосильной ношей на его душе  все  последние  часы,
внезапно исчез.
     "Это  лишь  шутка,  -  твердо  прошептал  Джим.  -  Благодарю   тебя.
Газообразное Позвоночное, за напоминание. Это шутка. Грандиозная шутка.  Я
не знаю, что такое  смущение,  я  не  знаю,  что  такое  унижение.  Их  не
существует! Мои деньги у Монтейна, и  здесь  уж  ничего  не  попишешь,  но
втаптывать себя в грязь я больше не дам. Никому не дам. Ни  этому  глупому
плешивому старикашке, который  таскает  за  собой  свою  лучшую  половину,
закупоренную в жестянку, и беседует с ней, поглощая кукурузные хлопья.  Ни
этим  пустоголовым,  верящим,  что  конец  света  наступит   в   следующий
вторник..."
     Не забывая, что на него пялятся  сгрудившиеся  у  разобранного  шатра
люди, Никлин бодро помахал им рукой  и  снова  вошел  в  прицеп  Монтейна.
Сидевший на прежнем месте проповедник удивленно взглянул  на  него.  Чашка
застыла в его руке, на лице появилось выражение сварливого неудовольствия,
столь характерное для священников.
     - Джим, я был максимально щедр к вам. Не вижу  смысла  в  продолжении
нашего разговора.
     - Я еще раз все  хорошенько  обдумал,  -  весело  ответил  Никлин.  -
Поразмыслил над вашими вчерашними словами. Вы сказали, что  мои  навыки  и
мои руки могут принести вам немало пользы. И я решил, что мой христианский
долг призывает меня остаться с вами, со всеми остальными и... с Дани.
     Он достал из кармана деньги и, многозначительно подмигнув, положил их
на крышку гроба.
     - В конце концов, - добавил Джим с широкой улыбкой, - я и впрямь могу
принести немало пользы.

                                    10

     Как только транзитный состав достиг  центральной  части  Бичхед-Сити,
Никлин сошел на переполненную людьми пешеходную дорожку. Заглянув в схему,
он выяснил, что до места назначения - Гарамонд-Парка - оставалось еще  три
остановки, но Джим впервые очутился в Бичхеде и ему  хотелось  насладиться
ароматом столичных улиц и площадей. Он расправил свою шляпу, нахлобучил ее
на голову и отправился в путь.
     Первое, что отметил Джим, если, конечно, не считать безбрежной  толпы
людей, - город оказался куда опрятнее и чище, чем он  ожидал.  Магазины  и
офисы, тянущиеся по обеим сторонам улицы, выглядели, как новенькие,  а  на
тротуарах совершенно отсутствовал мусор, что  при  таком  скоплении  людей
попросту поражало. Никлин усмехнулся. Будучи жителем  маленького  городка,
он разделял общепринятое мнение, что все большие  города  так  и  тонут  в
грязи и мусоре. Еще одна провинциальная иллюзия, не имевшая ничего  общего
с реальностью.
     Джим шел по улицам Бичхеда  и  не  уставал  поражаться  специализации
многочисленных магазинов и лавок. Здесь можно было найти магазины, где  не
продавалось ничего, кроме садовых лопат, или оконных рам,  или  спортивных
стрелковых луков. Один  лишь  этот  факт,  свидетельствовавший  о  наличии
миллионов  потребителей,  напомнил  Джиму,  что  он  находится  в  столице
Орбитсвиля. В диковинку для Джима  была  и  еще  одна  деталь  -  на  всех
ценниках после цифр стояла буква "М", означавшая, что  в  Бичхеде  в  ходу
монит.   Давным-давно   Метаправительство   постановило    -    глобальная
экономическая система, охватывающая все города, вытянувшиеся узкой полосой
длиной  в  один  миллиард  километров  вдоль  экватора  Орбитсвиля,  может
существовать лишь на основе универсальной денежной единицы,  одинаковой  у
всех порталов. Такой единицей и являлся монит, основное средство платежа в
больших городах, тогда как в сельских сообществах люди пользовались  более
привычным для них орбом, курс которого колебался в зависимости от  местных
условий. Витрины магазинов, мимо которых шел Джим, сообщили ему,  что  орб
внутренних районов Первого Портала составляет 0,8323 монита. Но Джима этот
факт  мало  взволновал,  поскольку  в  карманах  его  имелось  всего  лишь
несколько мелких купюр.
     Привлеченный прохладой и ароматными запахами, доносящимися из  дверей
пивного бара, он решил заглянуть туда  и  утолить  жажду  хорошей  кружкой
пива. В этот ранний утренний час  в  баре  было  темно  и  безлюдна.  Джим
подошел к стойке, за которой  молодой  бармен  и  официантка  средних  лет
увлеченно играли в стеке, упрощенный  вариант  трехмерных  шахмат.  Взгляд
бармена равнодушно скользнул по лицу Никлина, но в остальном парочка никак
не прореагировала на его появление.
     Окажись в подобной ситуации прежний Джим Никлин, он стал  бы  покорно
дожидаться, не решаясь даже кашлянуть, но от нового Джима не так-то просто
было избавиться.
     - Эй, любезный, может, вы все-таки соизволите повернуться ко  мне?  -
громко спросил Джим. - Я тот, кого обычно называют посетителем. А вы оба -
те, кого принято именовать барменами. И, как бы  удивительно  вам  это  ни
показалось, ваши обязанности состоят в том, чтобы подавать посетителям  те
напитки, которые они соизволят заказать, каковым в  моем  случае  является
пиво.
     Молодой  человек  оторвался  от  игры  и  тупо  уставился  на  Джима,
переваривая услышанное.
     - Пива?
     Никлин важно кивнул.
     - Да. Вы, вероятно, слышали о пиве? Это такой напиток желтого  цвета,
дающий обильную  пену.  Он  должен  литься  вон  из  тех  кранов.  Или  вы
пропустили соответствующую лекцию?
     Парень недоуменно нахмурился и повернулся к своей  напарнице.  Поджав
губы, та наполнила кружку и со стуком поставила ее перед Джимом.  Пенистая
шапка дрогнула, и немного пены перевалило через край.
     - Восемьдесят центов, - холодно произнесла официантка,  глядя  сквозь
Джима.
     Он положил одноорбовую  купюру  на  стойку  и  тут  же  со  злорадным
удовлетворением сообразил, что переплатил всего лишь три цента.
     - Сдачи не надо,  -  великодушно  улыбнулся  Никлин.  -  Купите  себе
что-нибудь.
     Очень довольный собой, он прошествовал  в  дальний  конец  пустынного
зала и уселся за столик.
     На то, чтобы  добраться  до  Бичхеда,  общине  Монтейна  понадобилось
десять дней. Дважды они останавливались в небольших городках.  Никлин  был
приятно удивлен, когда Монтейн объявил,  что  они  задержатся  в  Бичхеде.
Появление  колонны  в  маленьких  городках  вызывало  у  жителей  огромный
интерес. Но, привычные ко всему обитатели столицы вряд ли заметили  приезд
странствующей общины. Монтейну требовалось время  на  рекламную  компанию.
Благодарный за возможность побыть некоторое время  предоставленным  самому
себе,  Никлин  забрал  свои  двадцать  орбов,  которые  Монтейн  почему-то
именовал жалованьем, и  поспешил  в  город.  В  первую  очередь  он  хотел
посетить знаменитый Первый Портал и впервые в жизни взглянуть  на  звезды.
Но кроме любопытства Джим еще испытывал острую  потребность  поразмышлять.
Потягивая пиво и наслаждаясь покоем и  одиночеством,  Джим  позволил  себе
расслабиться.  За  короткое  время  произошло  столько   событий!   Никлин
чувствовал себя собирателем антиквариата, приобретшим за раз слишком много
вещей и теперь страстно желавшим получить  передышку,  чтобы  как  следует
рассмотреть свои сокровища.
     И  самым  любопытным  пополнением  коллекции  Никлина  являлась  Дани
Фартинг. Губы Джима сложились в его обычную дурашливую  улыбку,  когда  он
вспомнил то утро, когда у прицепа Монтейна с ним произошла  знаменательная
перемена.

     Он направился к разложенному шатру, наслаждаясь вниманием окружающих.
Дани, словно почувствовав происшедшую в нем перемену, придвинулась поближе
к  своей  долговязой  подруге  Кристин  Макгиверн.  Никлин  дружелюбно   и
скабрезно подмигнул Кристин, а затем обратился к Дани.
     - Прошу прощения за свою назойливость. Видите ли, никогда прежде  мне
не приходилось столько платить за то, чтобы переспать  с  женщиной,  и  я,
признаюсь, ожидал, что за такую  сумму  эту  процедуру  можно  было  бы  и
повторить.
     Кристин довольно затаила дыхание. Дани же заметно побледнела.
     Никлин продолжал:
     - Но теперь-то я понимаю,  что  вам  не  пристало  выдавать  сезонные
билеты. Ведь трудитесь-то вы на благо Господа нашего. Тем не менее я хотел
бы повторить. Нет-нет, ничего возвышенного. Только по существу. Сколько вы
возьмете с постоянного клиента?
     Дани несколько мгновений безмолвно раскрывала рот, словно  вытащенная
на сушу рыба, затем растолкав собравшихся вокруг  соратников,  кинулась  к
своему прицепу.
     - Ста орбов за раз хватит? - прокричал ей  вслед  Никлин.  -  Я  буду
откладывать свое жалованье.
     С видом самого искреннего недоумения он повернулся к свидетелям  этой
сцены, большинство из которых смотрели на него либо с изумлением,  либо  с
нескрываемым отвращением.
     - Дани чем-то расстроена? Надеюсь, не из-за меня?
     - Вам не следовало  так  с  ней  разговаривать,  -  пробормотал  Нибз
Аффлек.
     Его багровое лицо покрылось бисеринками пота. Судя  по  всему,  Нибза
переполнял праведный гнев.
     - В самом деле? - кротко поинтересовался Никлин. - Но что ужасного  в
обычном деловом разговоре?
     Аффлек, выпятив грудь, двинулся  было  на  Джима,  но  стоящие  рядом
оттащили его в сторону.  Метнув  на  Никлина  взгляд,  полный  ярости,  он
вырвался из удерживавших  его  рук,  повернулся  к  разложенному  шатру  и
принялся свирепо теребить брезент. Остальные тут же присоединились к нему.
Рядом с Никлиным осталась стоять только Кристин.
     - Привет, -  тепло  сказала  она,  глядя  на  него  и  застенчиво,  и
вызывающе.
     Джим не отвел взгляда.
     - У вас запланировано на этот вечер что-нибудь особенное?
     - Это зависит от вас.
     - Тогда мы на часок-другой завалимся куда-нибудь выпить,  а  потом  я
продемонстрирую вам свои способности.

     Этот инцидент определенно можно назвать  кульминационным  завершением
его прежней  жизни,  решил  Никлин.  Триумф  омрачало  лишь  столь  легкое
отступление Дани. Впоследствии Кори Монтейн попытался завести  с  Никлином
нравоучительную беседу, долго  рассуждая  о  том,  что  в  общине  следует
соблюдать определенные правила приличия. Он хмурил брови,  грозно  сверкал
глазами, но, судя по всему, и сам сознавал свое поражение. Он  оказался  в
положении   человека,   вознамерившегося   содержать   добропорядочный   и
респектабельный бордель и не  имеющего  ни  малейшего  представления,  как
поступать со скандальными клиентами. Монтейну следовало бы  поручить  двум
самым крепким своим последователям как следует отделать Никлина  железными
прутьями и бросить где-нибудь в темном переулке, но  он  попал  в  ловушку
собственного ремесла.
     Сейчас, размышляя над происшедшим, Никлин пришел к выводу,  что  Кори
Монтейн не так уж  хорош  и  в  привычной  для  себя  роли  странствующего
проповедника. Не способный самостоятельно  раздобыть  деньги,  он  пытался
решить финансовую проблему, собирая вокруг себя людей,  по  той  или  иной
причине оказавшихся на обочине жизни.  Большинство  из  них  следовало  бы
записать скорее в пассив, чем в актив. Их связывали, пожалуй, лишь вера  в
то,  что  Орбитсвиль  является  ловушкой  дьявола,  и  слепая  преданность
Монтейну, который спасет их и подарит Новый Эдем.
     Никлин улыбнулся. Его природный скептицизм с  самого  начала  воздвиг
барьер между ним и другими членами общины. Но Никлин не испытывал никакого
сожаления на этот счет. Общество никогда не принимало его, но  теперь  это
происходило на условиях самого Джима, что его вполне устраивало.
     Внезапно  ему  надоело  сидеть  в  баре.  Он  допил  остатки  пива  и
направился к двери.
     - Я покидаю вас, любезные, - крикнул он парочке за стойкой.
     С удовлетворением отметив злобный  взгляд  официантки,  Джим  толкнул
дверь и нырнул в уличную толпу.

     Хотя Никлин впервые в жизни  очутился  в  Гарамонд-парке,  все  здесь
выглядело  очень  знакомым.  Прогуливающиеся  туристы,  тенистые  деревья,
изобилие цветов, блеск далеких высотных зданий. Все это Джим не раз  видел
по  телевизору.  Тем  не  менее,  завидев  Портал,  он  пришел  в  сильное
возбуждение.
     Портал выглядел как круглое черное озеро диаметром  около  километра.
Склоны озера покрывала ярко-зеленая трава. На одном из берегов возвышались
остатки древней каменной кладки - разрушенные фортификационные  сооружения
загадочных предшественников землян.  На  противоположной  стороне  черного
озера  виднелись  причальные  постройки  и  здания  космической   станции.
Издалека казалось, что с ними все в порядке. Но огромные причальные опоры,
прежде уходившие в черную глубь открытого космоса, сейчас отсутствовали.
     Чужеродным элементом выглядели передвижные лаборатории, выстроившиеся
на восточной стороне Портала, неподалеку от старого наблюдательного  поста
Объединенного  Руководства.  Переносная  металлическая   ограда   окружала
лаборатории, всюду кишели провода, кабели, токосъемники, опоры,  съемочные
камеры. К самому краю озера спускались металлические  конструкции,  нижней
частью они уходили в чернеющую  пустоту.  Около  них  суетились  одетые  в
скафандры люди.
     "Наверное, и впрямь снаружи произошло  что-то  серьезное,  -  подумал
Джим, - иначе здесь не было бы столько  шума".  Зачарованный  возможностью
увидеть чуждый мир космоса, о котором он столько слышал, Никлин вприпрыжку
побежал к черному провалу. Пробравшись между идиллическими группами, мирно
завтракающими на траве, он оказался у дорожки, идущей вдоль края  Портала.
Дорожка упиралась в небольшую полукруглую площадку.
     У самого края Портала высился  знаменитый  памятник  первооткрывателю
Орбитсвиля. В одной руке бронзовый астронавт держал шлем от  скафандра,  а
другой прикрывал глаза от слепящих солнечных лучей, вглядываясь  вдаль.  К
гранитному основанию памятника была прикреплена табличка, гласившая:

                         ВЭНС ГАРАМОНД, РАЗВЕДЧИК

     Никлин вздрогнул - в лицо ему ударил  сноп  радужных  лучей,  в  ушах
зажурчал мягкий бесполый голос. Джим догадался - включилась информационная
система в основании памятника. Компьютер,  обработав  сигналы,  выдаваемые
подкоркой мозга, переключился на английский.
     "...большого   флота    исследовательских    космических    кораблей,
принадлежавшего "Старфлайт Инкорпорейтед", компании, имевшей  в  то  время
монополию на космические перевозки. Корабль "Биссендорф" под командованием
капитана..."
     Джим отошел в сторону, прервав свое общение с  информационным  лучом.
Ему вовсе  не  хотелось  слушать  лекцию  по  ранней  истории  Орбитсвиля,
особенно сейчас, когда всего в нескольких шагах от его ног  распростерлась
Вселенная. Испытывая нетерпение ребенка, спешащего развернуть долгожданный
подарок, он прошел вдоль ограды,  нашел  свободное  место,  облокотился  о
перила и взглянул на звезды.
     Но чернота внизу казалась совершенно однородной. И только когда глаза
немного привыкли, Джим различил слабое  мерцание.  Разочарованный,  словно
его жестоко обманули, он оглянулся  на  других  зрителей.  Они  глазели  в
провал  с  видом  полного  восхищения,  некоторые  даже  тыкали  пальцами,
показывая что-то особенно  интересное.  "Может,  все  дело  в  фокусировке
зрения?  Ведь  некоторые  так  и  не  смогли   приспособиться   к   старым
стереовизорам".
     Джим вновь заглянул вниз. Прищуриваясь и  вовсю  вращая  глазами,  он
попытался узреть величественную и прекрасную картину, но у него ничего  не
вышло.  Вселенная  по-прежнему  выглядела  как  скучная  чернота,  кое-где
нарушаемая тусклыми световыми точками.
     Джим оторвался от перил и медленно побрел по дорожке вокруг  Портала.
Он абсолютно не представлял, что ему делать дальше. Через  равные  отрезки
на дорожке попадались наблюдательные кабинки, одним краем  нависающие  над
Порталом. Никлин решил, что  укрывшись  от  ослепительного  солнца,  можно
будет гораздо лучше  разглядеть  звезды.  Но  ко  всем  кабинкам  тянулись
длинные очереди. Скорее всего, он увидит тоже световые  пятна,  но  только
более яркие. Вряд ли на это стоило тратить время.
     "Я должен признать, что на какое-то время ты и в самом деле  задурило
мне голову, о Газообразное Позвоночное, -  печально  подумал  Джим.  -  Но
взглянув на Вселенную, я убедился - все это лишь часть Большой Шутки.  Что
же дальше? Самое  разумное  -  это  ввалиться  куда-нибудь  и  выпить  еще
пива..."

     К вечеру  Никлин  начал  уставать.  Пешеходное  исследование  Бичхеда
давало  себя  знать.  Благотворное   воздействие   восьми   кружек   пива,
поглощенных во время странствий по улицам города, закончилось.  Навалилась
сонная апатия. Никлин, не предполагавший, что когда-либо сможет не то  что
привязаться, а даже привыкнуть к своей неудобной  походной  койке,  сейчас
хотел лишь одного - рухнуть на нее и забыться глубоким сном.
     Джим шел вдоль витрины, заставленной трехмерными телевизорами,  когда
изображение на экранах изменилось. Вместо демонстрационной картинки возник
розовощекий, пухлый человек. Он доверительно улыбался миру, но выступающие
вперед  крупные  зубы  делали  его  улыбку  неискренней,   придавая   лицу
агрессивное выражение.
     "Я где-то его видел, - Никлин напряг память. - Человек с космического
корабля, Рик Ренард. Ренард!"
     Джим споткнулся. Сон! Это же лицо из его сна! Того  самого  сна,  где
лис щеголяет в человеческой одежде, где прекрасный сад скрывает под  собой
черную бездну. Но какая здесь связь с космическими кораблями?  В  какой-то
момент ему показалось, что он вот-вот раскроет  тайну  этого  причудливого
сценария. Но  уже  в  следующий  миг  неуловимая  догадка  исчезла.  Дверь
захлопнулась, оставив его ни с чем.

     К тому времени, когда он вернулся в лагерь, опустилась тьма. Несмотря
на  острое  желание  лечь  на  койку  и  заснуть,  Никлин  решил   немного
перекусить. Весь день он  ходил  полуголодный  -  содержимое  карманов  не
позволяло побаловать себя полновесным обедом.
     Стоянку разбили на пустыре,  в  районе,  где  за  место  под  солнцем
боролись дешевые муниципальные дома, энергетические подстанции и  какие-то
безымянные склады. Каким  образом  Монтейн  умудряется  выбирать  подобные
места, да еще убеждать всех  в  правильности  своего  выбора?  Джим  пожал
плечами. Проклиная Монтейна и его  жадность,  он  осторожно  пробирался  в
почти полной темноте, стараясь не угодить в одну из многочисленных ям  или
мусорных куч. И почему  Монтейн  не  может  понять,  что  большие  затраты
окупаются? Что деньги притягивают деньги? Община могла бы арендовать самый
крупный и престижный столичный стадион и сделать себе  рекламу,  разместив
своих членов в лучших отелях города. В этом случае, вздохнул Джим,  он  не
страдал  бы  от  голода  и   отсутствия   элементарных   удобств.   Вместо
сомнительной бурды - творения Карлоса Кемпсона, заменившего  Ди  Смерхерст
на посту  повара,  он  получал  бы  первоклассную  пищу,  а  вместо  узкой
неудобной койки в переполненном прицепе к  его  услугам  был  бы  отличный
гостиничный номер.
     Добравшись до  шатра  и  окружавших  его  машин,  Джим  с  удивлением
обнаружил,  что  прицеп  Кемпсона  заперт.  Несколько  обеспокоенный,   он
огляделся. Внутри шатра слышался негромкий  голос,  хотя  света  видно  не
было. Никлин подошел ко входу и, отдернув полог, заглянул внутрь. Картина,
открывшаяся глазам Никлина, своей странной таинственностью  напомнила  ему
собрания ранних христиан в языческом Риме.
     - ...гораздо более серьезным, чем я считал ранее... - говорил Монтейн
своей пастве, рассевшейся перед ним полукругом.
     Тут он замолчал, увидев Джима. Слушатели начали оборачиваться,  желая
узнать, что  помешало  их  пастырю.  Послышались  возгласы,  неопровержимо
свидетельствовавшие,  что  кое-кто  считает  присутствие  Никлина   крайне
нежелательным. Монтейн жестом успокоил аудиторию.
     -  Заходите,  Джим,  и  присоединяйтесь  к  нам.  Мы  обсуждаем  нашу
дальнейшую тактику, и Бог знает, какие свежие идеи окажутся нам  полезными
вне зависимости от их источника.
     Решив не обижаться на последние слова, Никлин  направился  к  проходу
между рядами. Дани фартинг сидела во  втором.  Джим  пробрался  в  третий,
уселся за ее спиной и легонько дунул ей в затылок.
     - Привет, дорогая, - нежно прошептал он. - Я вернулся из города сразу
же, как только смог. Ты ведь не очень скучала?
     Дани  съежилась  и  подалась   вперед.   Джим   злорадно   улыбнулся,
расположился поудобнее и перевел взгляд на Монтейна.
     - Повторю ради тех, кто опоздал,  -  продолжил  Монтейн  с  некоторой
сухостью в голосе, означавшей, что он ждет полного внимания Никлина. -  Мы
обсуждаем новое серьезное препятствие, возникшее на нашем  нелегком  пути.
Как вы все уже знаете, одиннадцать или двенадцать  дней  назад  Орбитсвиль
потерял связь со всем, что находилось  вне  оболочки.  В  том  числе  и  с
межзвездными космическими кораблями, которые приближались к Орбитсвилю или
стояли у причалов.  В  то  время  я  не  видел  причин  для  беспокойства,
поскольку никогда не рассчитывал купить полноценный звездолет.  Ведь  даже
корабль с выработанным ресурсом стоит около двух миллионов монитов, а  эта
сумма выходит далеко за пределы наших скромных возможностей. Но  я  должен
сказать вам: никто из вас не виноват в том, что  нам  не  удалось  собрать
необходимой суммы. Вы старались изо всех сил, вина полностью лежит на мне.
Это я выбрал неправильную тактику добывания денег, я направил ваши  усилия
по неверному пути.
     "Кори, старина, это самые  правдивые  слова,  которые  ты  когда-либо
произносил", - улыбнулся про себя Джим. Но по рядам слушателей побежал гул
несогласия.   Монтейн   судорожно   сглотнул   и   поклонился    в    знак
признательности. Никлин видел, что он действительно потрясен.
     - Некоторое время назад я нашел, как мне  тогда  казалось,  выход  из
создавшегося положения. Я связался с одной крупной  ремонтной  мастерской,
находящейся здесь, в Бичхеде. У них имелся пассажирский корабль устаревшей
девяносто третьей модели. Владельцы  поставили  его  в  наземный  док  для
капитального ремонта, но впоследствии бросили, так и не доведя  ремонт  до
конца. Для наших целей корабль подходил, конечно же, не идеально,  но  его
цена составляла всего три четверти миллиона плюс еще около  двухсот  тысяч
для завершения ремонта. У нас  таких  денег  не  было,  но  я  рассчитывал
достать их к следующей зиме.
     "Тебе требовалось всего лишь еще несколько пустоголовых вроде меня. -
Никлин нетерпеливо заерзал на стуле. - Что же дальше?"
     -  Сейчас  я  сообщу  вам  горькую  новость.  Сегодня,  связавшись  с
посредниками, я узнал, что контракт расторгнут. В качестве причины названо
небольшое опоздание с очередным из промежуточных  платежей.  В  нормальных
обстоятельствах небольшая задержка с очередным взносом не повлекла  бы  за
собой никаких последствий, но с момента Большого  Скачка  все  изменилось.
Оказалось, что образован гигантский консорциум с  целью  восстановления  в
кратчайшие сроки межпортальной торговли. Члены этого  консорциума  скупают
все доступные космические аппараты.  Стоимость  нашего  корабля  мгновенно
взлетела до трех миллионов монитов. Вот такие невеселые у нас  дела,  дети
мои. - Голос Монтейна, до этого момента контролируемый, вдруг дал трещину.
- Я... я не знаю, что делать дальше. Сегодня вечером дьявол смеется, глядя
на нас... а я... я просто не представляю, как нам быть.
     Голос подал мужчина, сидящий в первом ряду:
     - Вам не следует винить  себя,  Кори.  Не  вы  виноваты  в  том,  что
контракт разорван.
     - Да, но в довершение всего я потерял деньги, выплаченные в  качестве
начального взноса.
     - Сколько?
     Монтейн вымученно улыбнулся:
     - Сто кусков.
     Никлин  отметил  очень  нехарактерное   для   Монтейна   употребление
старинного жаргонного  слова.  Он  понял,  что  за  стремлением  выглядеть
небрежным кроются отчаяние и глубокое чувство вины. Неужели Монтейн  решил
перестать разыгрывать из себя нового спасителя?
     Против своего ожидания Джима  не  радовало  случившееся.  Хотя  он  и
собирался покинуть общину в самое  ближайшее  время,  но  жажда  мести  не
затухла в его душе. Катастрофа, постигшая Монтейна и  его  последователей,
была вызвана не Никлином, поэтому он не получил никакого удовлетворения.
     Что касается Дани, для нее он разработал особую, изощреннейшую месть,
которая принесет ему удовлетворение во  всех  смыслах  этого  слова.  Джим
планировал собрать крупную сумму денег (каким образом это ему удастся,  он
еще не знал), сумму, от которой ни сама Дани, ни ее неуклюжий Свенгали  не
смогли бы отказаться. И тогда она будет обязана лечь  с  ним  снова.  Если
Дани вздумает играть роль храмовой проститутки, то он, Джим Никлин, станет
самым  горячим  ее  поклонником  и  почитателем.  Именно  о  таком  исходе
мечталось ему. Когда же наступит этот благословенный день,  она  пожалеет,
что некогда...
     "Стоп! - торопливо остановил себя Никлин. - Ты должен  разыграть  все
совершенно  хладнокровно.  Спокойно  и  безразлично.  Если  ты  не  будешь
холодным  и  равнодушным,  они  не  смогут  возненавидеть   тебя   должным
образом..."
     В первом ряду подняла руку электрик Петра Дэвис.
     -  Кори,  может,  стоит  обратиться  прямо  к   руководителям   этого
консорциума? Когда они узнают, что мы являемся религиозной организацией...
     - Верно, - вмешался кто-то из мужчин. - А, может, просто арендовать у
них корабль? В конце концов  мы  хотим  совершить  лишь  одно-единственное
путешествие, потом они могут забрать его.
     Монтейн покачал головой.
     - Идея хорошая, но я сомневаюсь, что эти люди сочувственно  отнесутся
к нашим целям. Скорее наоборот. Во  главе  консорциума  стоит  человек  по
имени Рик Ренард...
     Конца фразы Никлин не услышал.  В  голове  у  него  все  завертелось.
Упоминание имени  Ренарда  вызвало  взрыв  в  подсознании,  и  этот  взрыв
выбросил на берег его памяти веер разрозненных осколков. Ренард... Ренард!
Когда-то у него был дядя по имени Ренар. Нет,  не  дядя,  а  дедушка,  да,
двоюродный дедушка, родной дядя его  матери.  Но  он  всегда  называл  его
дядей. Маленький Джим всегда  очень  боялся  дяди  Ренара,  а  мать  имела
привычку именовать того хитрым старым лисом. Маленький Джимми был убежден,
что дядя Ренар и впрямь превращается в лиса в те моменты, когда его  никто
не видит. Он редко бывал в доме Никлинов, мотаясь по дальним уголкам, куда
засылала его профессия землемера. Как-то раз из одного такого местечка  он
прислал Джимми, очень примечательную открытку...
     - Кори, у меня для вас припасена крайне интересная новость, - крикнул
Джим. - Я знаю, где найти  космический  корабль,  который  можно  получить
почти даром.

                                    11

     - И все-таки, Джим, к чему такая таинственность? - спросил Монтейн. -
Я не хочу держать остальных в неведении. Наши дела слишком плачевны.
     Дверь  прицепа  была  плотно  закрыта.  Лампа  под  матовым  абажуром
отбрасывала мягкий свет. На столе, а точнее на крышке гроба Милли Монтейн,
поблескивали чайные приборы. Джим, казалось, забыл  о  дневной  усталости,
наслаждаясь тишиной, уединенностью и относительным комфортом.
     - Мы  должны  обговорить  размер  вознаграждения,  -  ответил  он.  -
Полагаю, это лучше сделать с глазу на глаз.
     - Вознаграждение? Вы требуете вознаграждения?!
     Никлин улыбнулся.
     - Разумеется! За все в жизни нужно платить, Кори. Вы-то должны  знать
эту истину.
     Монтейн внимательно посмотрел на него.
     - Вы хотите вернуть свои деньги?
     - Возможно. Я еще не пришел к окончательному выводу.  Быть  может,  я
соглашусь считать их своим вкладом в "Монтейн Энтерпрайзиз Инкорпорейтед".
     - Ну хорошо, Джим, чего же вы  хотите?  Давайте,  говорите.  Я  готов
выслушать вас.
     Прежде чем начать, Никлин отпил чай, откровенно растягивая время.
     - Отложим пока в сторону вопрос о деньгах. Я хочу получить должность.
Отныне никаких ночных дежурств за рулем, никаких работ по расчистке  земли
от колючек. Думаю, что мою должность можно назвать Вице-президент.
     - Пышные титулы у нас ничего не значат. - Монтейн едко усмехнулся.
     - Для меня значат. В соответствии с моим новым статусом я рассчитываю
на увеличение жалования.  Естественно,  я  не  стану  злоупотреблять  этой
привилегией. Мои запросы весьма умеренны.
     - Продолжайте, продолжайте, - все так же едко подбодрил его Монтейн.
     - Кроме того, я хочу иметь в своем распоряжении отдельный  прицеп.  -
Никлин с шумом втянул в себя чай, всем  своим  видом  показывая,  как  тот
хорош. - Когда я говорю о прицепе,  я,  конечно  же,  имею  в  виду  жилое
помещение. Разумеется, должны быть водители, которые будут в  моем  полном
распоряжении. Во время длительных остановок я хочу жить в лучших отелях.
     - Глядя на вас, я тоже начинаю получать удовольствие. Вы  же  еще  ни
слова не сказали о том, где находится ваш мифический корабль.
     - Я как раз к этому и перехожу, - ответил Никлин. Сердце его забилось
чаще. - Осталось уладить лишь один вопрос.
     - Какой же?
     - Дани Фартинг, - небрежно ответил Джим. - Я хочу Дани Фартинг.
     Усмешка слетела с лица Монтейна. Он резко поставил чашку, пролив  чай
на блюдце.
     - Вон отсюда, Джим Никлин! Вон! Убирайтесь и не смейте  возвращаться!
Немедленно!
     Джим устроился на скамье поудобнее.
     - А как же космический корабль, Кори?  Гарантия  покинуть  Орбитсвиль
прежде, чем ловушка захлопнется? Надежный билет до Нового  Эдема?  Господь
доверил вам вести его детей к спасению, он  дал  вам  право  не  гнушаться
никакими средствами. Вы ведь сами объясняли мне это совсем  недавно,  сидя
на этой самой скамейке. В тот день вы очень убедительно рассуждали о  том,
что совершенно правильно обобрали меня. Неужели вы так быстро все забыли?
     - Вы гнусный... - Монтейн прикрыл глаза. Лицо его пожелтело.  -  Дани
Фартинг - живой человек.
     - Надеюсь, - усмехнулся Никлин. - Ну, так и я не зверь.
     - Избавьте меня от вашего юмора. Я повторяю, Дани - человек.
     - Раз так, значит, она продается! - В голосе Никлина не было  и  тени
юмора. - Поэтому вам следует продать ее сейчас. Поговорите с ней.  Уверен,
у вас получится.
     Монтейн сжал  кулаки  и  просидел  так  более  десяти  секунд.  Затем
неожиданно расслабился, поднял веки. Взгляд его был мягок и незамутнен.
     - Я молился, - объяснил он. - Беседовал с Господом.
     - И что он вам сообщил?
     - Господь напомнил мне, что о корабле я знаю лишь с ваших слов. Может
быть, его уже не существует? Господь посоветовал мне сдержать гнев.
     - Воистину, Господь дал вам добрый совет. - Джим рассмеялся.  -  Этот
язык, оказывается, заразителен!
     - Так что же, Джим? - Монтейн не давал себя отвлечь.
     - Как насчет вознаграждения?
     - Мне кажется, я уже не верю в существование корабля, но, признаться,
сгораю от любопытства и жажду выслушать вашу  историю.  -  Теперь  Монтейн
говорил в своей обычной проповеднической манере. Он был явно доволен,  что
сумел получить преимущество в этом разговоре, постепенно превратившемся  в
словесную дуэль. - Поэтому я не могу согласиться на ваши условия, не узнав
сути.
     - Мудро. Очень мудро, - откликнулся Никлин.
     - Полагаю, что так, Джим. -  Лицо  Монтейна  было  теперь  совершенно
спокойно. Он вновь взял чашку. - Так что я жду необыкновенной истории. Где
же этот таинственный космический корабль, который мы можем получить  почти
даром?
     Несколько уязвленный спокойным и насмешливым тоном  Монтейна,  Никлин
не внял внутреннему голосу, который настойчиво шептал, что он  слишком  уж
круто берет быка за рога.
     - Он захоронен вблизи одного небольшого городка в нескольких  тысячах
километров от Бичхеда.
     - Захоронен?! - Монтейн недоверчиво фыркнул. - Вы хотите сказать, что
кто-то затащил космический корабль на тысячи километров вглубь Орбитсвиля,
а потом закопал его?
     - Ну, он, конечно же, не вырыл яму в  земле.  Корабль  закрыт  сверху
камнями и почвой.
     - Но зачем?
     - Корабль использовали в качестве саркофага. - Никлин удивлялся тому,
как быстро он оказался в положении  обороняющегося.  -  Это  что-то  вроде
мавзолея или мемориала. Насколько я  помню,  молодая  жена  одного  богача
очень хотела побывать в космосе. Он подарил ей  космический  корабль.  Она
погибла в  первом  же  полете  из-за  какой-то  ерунды.  Тогда  влюбленный
толстосум заплатил за доставку корабля к своим владениям и превратил его в
усыпальницу. Однако решил, что межзвездный крейсер не вписывается в мирный
пейзаж, и я думаю, он был совершенно прав - космический  корабль  выглядит
не слишком-то уместно на задворках твоего дома. К счастью,  наш  толстосум
увлекался садоводством, поэтому он засыпал  корабль  камнями  и  землей  и
посадил там цветы, за которыми ухаживал всю оставшуюся жизнь. Трогательная
история, не правда ли?
     - Вы, очевидно, находите свой рассказ  очень  забавным?  -  При  этих
словах Монтейн взглянул на гроб своей жены.
     Острая радость  пронзила  Никлина,  когда  он  понял  значение  этого
взгляда. Его беспокоило, как Монтейн воспримет этот рассказ, но  ему  и  в
голову не приходило, что между историей богача и историей самого  Монтейна
можно  провести  подобную  параллель.  Слепой  случай,   иначе   именуемый
Газообразным Позвоночным, сделал Монтейна уступчивым и ранимым. "Благодарю
тебя, Кори, я и забыл, что тот,  кто  таскает  за  собой  свою  старуху  в
жестяной  банке,  склонен  испытывать  сочувствие  к  идее  металлического
Тадж-Махала".
     - Я совершенно не нахожу эту  историю  смешной.  Совсем  напротив,  -
ответил Джим с печалью в голосе. - Я хотел скрыть свои чувства под  маской
легкомыслия и веселья.
     В глазах Монтейна  мелькнуло  отвращение  -  верный  знак  того,  что
оборона проповедника дает сбой.
     - Как звали этого человека? - хмуро спросил Монтейн.
     - Я не помню.
     - Где находится корабль?
     - И этого я тоже не помню, - весело ответил Джим.
     - Что-то немного вы помните. Откуда вам известна эта история?
     - В детстве у меня был двоюродный дедушка. Его звали Ренар Никлин. Он
повсюду разъезжал и много где побывал. Был он  то  ли  землемером,  то  ли
картографом, словом, его профессия располагала к путешествиям. Как-то  раз
он прислал мне открытку-голограмму этой гробницы с обещанием  когда-нибудь
взять меня туда с  собой.  Голограмма  была  необыкновенно  красивой,  мне
нравилось ее разглядывать - небольшой  холм  с  удивительным  декоративным
садом на склонах. С годами я забыл  обо  всем  этом,  но  воспоминание  не
умерло, а затаилось где-то в  глубинах  моей  памяти.  И  вот  сейчас  оно
всплыло. Весь день  меня  тревожило  что-то  неуловимое,  ускользающее,  а
вечером, когда я вас слушал на собрании, вдруг все встало на свои места  -
я вспомнил!
     - Минуточку, - остановил Джима Монтейн. - Вы  получили  голограмму  в
детстве? А эта история... когда она произошла?
     Никлин пожал плечами.
     - Лет шестьдесят назад, а, может, и все сто. Кто знает?
     - Я даром трачу свое время! - раздраженно выдохнул Монтейн. - Я  сижу
здесь, терплю ваши богохульства и непристойности. Я слушаю полнейший бр...
     - Спокойно, - резко оборвал его Никлин. - В чем дело?
     - Коррозия! Вот в чем дело! От вашего  корабля  осталась  лишь  груда
ржавых обломков.
     Никлин улыбнулся своей дурашливо-счастливой улыбкой. Он молчал до тех
пор, пока Монтейн удивленно и вопросительно не взглянул на него.
     - В те дни, дорогой Кори, космические корабли строили еще  из  старых
земных материалов, - успокаивающе сказал Джим.  -  Нет,  Кори,  любой  вид
коррозии не страшен кораблю. Беспокоиться нет причин. Обшивка,  внутренние
перегородки и  основные  механизмы  наверняка  целы  и  невредимы.  Могут,
конечно, возникнуть проблемы с мелочами, но... - Тут Никлин улыбнулся  еще
шире. - Если вы решили использовать космический корабль в  качестве  гроба
для  любимой  жены,  то  вы  десять   раз   проверите,   надежно   ли   он
загерметизирован, не так ли? Вряд ли вы захотите, чтобы ваша  дражайшая  и
любимейшая  половина  покрылась  плесенью.  И  вам   уж   определенно   не
понравится, если по ней начнут ползать насекомые.
     Монтейн опять поставил чашку на блюдце, на этот раз с  преувеличенной
осторожностью. Когда он заговорил, каждое его слово пробирало до печенок.
     - Я никогда не думал, что произнесу эти слова в адрес кого-нибудь, но
если вы имеете в виду мою жену, если вы позволите себе  еще  раз,  я...  я
убью вас. Клянусь, я убью вас!
     - Я поражен, - спокойно ответил Джим. - Позволить себе такие  ужасные
слова по отношению к человеку.
     - Я бы не позволил их себе по отношению к человеку.
     - О, с некоторых пор я нечувствителен к оскорблениям, Кори. Я  теперь
ни к чему не чувствителен.
     - Тогда вы, должно быть, очень несчастны.
     - Отнюдь. - Никлин снова улыбнулся.  -  Я  открыл  тайну  абсолютного
счастья. Хотите знать, в чем оно состоит? Нет? Но я  все  равно  скажу.  В
вашем мозгу всегда должна главенствовать одна мысль: человек - это хороший
кусок дерьма.
     - И ты сам в том числе?
     - Да! Особенно ты сам! В том-то  и  дело,  старина  Кори!  Если  себя
исключить. Большая Шутка лишится своего смысла.
     Монтейн устало покачал головой.
     - Вернемся к захороненному кораблю. Где он все-таки находится?
     - Этого я не помню. Но, по-моему, в названии города два или три  раза
попадается буква "а", - задумчиво ответил Джим, размышляя, не  следует  ли
заставить проповедника закрепить детали их нового соглашения на бумаге.  -
Думаю, что смогу найти это название  в  географическом  указателе  Первого
Портала.
     - Я тоже об этом подумал. - Монтейн  ехидно  посмотрел  на  Джима.  -
Теперь-то я и сам смогу найти его.
     - А люди Ренарда? Я ведь могу предупредить их.
     - А что, если корабль нельзя заполучить,  -  упорствовал  Монтейн.  -
Вдруг потомки продолжают использовать его в качестве усыпальницы?
     - Факты утверждают, что наша леди погибла, не оставив потомства.
     - Могут ведь быть и другие родственники. Они могли раскопать  корабль
и сдать на металлолом.
     - Я подумал об этом.
     Никлин старался  выглядеть  как  можно  правдивее.  "Боже,  в  словах
старика есть смысл. Мне стоило  помалкивать  и  самому  навести  справки".
Вслух же он произнес:
     - Стоимость металлолома вряд ли покрыла  бы  расходы  на  раскопки  и
перевозку.
     - Кроме того, вас ведь могла подвести память. -  Монтейн  наслаждался
замешательством Джима. - Пройдет немало времени, прежде  чем  возобновятся
межпортальные полеты. Так что если этот  город  расположен  не  в  области
Первого Портала, а где-то еще, нам туда не добраться.
     - Разговор становится утомительным, к тому же я умираю от голода.
     Против своего желания Никлин находился  под  впечатлением  того,  как
быстро Монтейн пришел в себя и перехватил инициативу. Джим злился на  себя
за то, что так быстро выложил  все  свои  козыри.  Единственно  правильной
тактикой было бы укрепление своих позиций; ему следовало сначала выяснить,
существует ли корабль, есть ли к нему  доступ,  затем  наметить  пути  его
приобретения, найти посредника. Тогда  и  только  тогда  следовало  начать
диктовать свои условия Монтейну. Так почему же его подвела интуиция? Поняв
причину, Никлин скорчился от боли.  Это  Дани.  Ее  влияние.  Лихорадка  и
поспешность объяснялись одним - жаждой отомстить ей.
     - Если вы и впрямь голодны, я могу попросить Карлоса принести  поднос
с ужином сюда.
     При мысли, что он будет есть  с  гроба  Милли  Монтейн,  Никлин  едва
удержался от грубой шутки. Монтейн, похоже, и впрямь болезненно  реагирует
на остроты по поводу своей жены.
     - Не стоит беспокоить старика Карлоса. Я могу и  подождать.  Так  как
насчет нашего соглашения?
     - Я человек слова, Джим. Правда состоит  в  том,  что  вы,  вероятно,
теперь принесете больше пользы, чем прежде. Ирония судьбы. - Монтейн встал
и подошел к  полке  с  видеоприемником.  -  Посмотрим,  можно  ли  вызвать
географический справочник Первого Портала.  Настала  пора  проверить  вашу
память. Нет смысла попусту терять время.
     - Согласен, - ответил Никлин, но испугавшись,  что  может  показаться
слишком мягким и уступчивым, добавил: - Но  должность  -  это  лишь  часть
вознаграждения. Помните?
     - Если вы имеете в виду Дани, то вам тоже следует кое-что  вспомнить.
В первый же день нашего знакомства я сказал вам, что  Дани  Фартинг  имеет
право на личную жизнь, а личные отношения не касаются ни  меня,  ни  нашей
общины.
     "Он обвел меня вокруг пальца, - с тревогой подумал Джим.  -  Вот  что
значит поддаться эмоциям. Старый болван, воображающий себя вторым  Моисеем
и болтающий с костями своей супружницы, обскакал меня!"
     - Поздравьте меня, если я ослышался, - с горечью сказал Джим. -  Я-то
полагал, вы сказали что-то о человеке слова.
     - Мой обет Богу стоит превыше всего.
     - Как удобно!
     - Джим, вы должны постараться быть последовательным.  -  Монтейн  все
еще ковырялся с видеоприемником. - Несколько минут назад вы со  счастливой
миной на лице излагали идею о том, что  Бог  дал  мне  право  подкладывать
женщин в постель тем,  кто  меня  интересует.  Если  это  так,  то  он  уж
наверняка бы позволил мне небольшую ложь, поскольку она служит его целям.
     "Так  больше  продолжаться  не  может,  -  сказал  себе  Джим.  Ногти
вонзились в ладони. - Произойдут большие перемены..."

     Он и не представлял, насколько точным окажется его предсказание.

                       ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МОЛОТ ПАДАЕТ

                                    12

     Внешне  ружье  совершенно  не   отличалось   от   своего   старинного
охотничьего  предшественника,  но  большая  часть  деталей  лишь  отражала
ностальгию по прошлому. Приклад выглядел так, словно был и  впрямь  сделан
из полированного дерева, и  плотно  прилегал  к  плечу,  хотя  выстрел  не
создавал  никакой  отдачи.  В  действие  бластер  приводился  традиционным
спусковым крючком. Радиус действия в сухую и  ясную  погоду  составлял  не
меньше трех  километров,  а  компьютерный  прицел  обеспечивал  абсолютную
точность даже в руках полного профана.
     Совершеннейший  инструмент  для  убийства,  бластер  выглядел  крайне
неуместным среди ветхих потрепанных зонтиков на старинной вешалке.  Никлин
несколько секунд задумчиво смотрел на оружие, зная, что должен взять его с
собой. Затем покачал головой. Несколько раз, отправляясь к холму, он  брал
с собой ружье, чувствуя себя при этом  переростком,  решившим  поиграть  в
колонистов. Джим снял с вешалки свою старую шляпу, нахлобучил ее на голову
и, решительно распахнув дверь, шагнул на улицу.
     Особняк Фугаччиа  стал  штаб-квартирой  общины  Кори  Монтейна,  хотя
проповедник выбрал его не совсем по своей воле. Наследники  Вэса  Фугаччиа
жили в ста километрах к востоку в хорошо освоенном районе и  не  проявляли
никакого  интереса  к  заброшенным  владениям  своего  предка  на  границе
цивилизованного мира. Однако  они  обладали  отличным  деловым  чутьем  и,
уловив  интерес  Монтейна,  решительно  отказались  продать   захороненный
корабль. Это значит обмануть  доверие  деда,  заявили  они,  добавив,  что
добрые католики никогда не пойдут на осквернение могилы. Тем не менее  они
решили подумать о продаже всего поместья Альтамура. Когда же цена возросла
в три раза, от их щепетильности не осталось и следа.
     Солнце только что вышло из-за силовой линии.  Хотя  все  было  залито
ярким светом, ночная прохлада еще не рассеялась. Перед Джимом  раскинулось
то, что прежде  являлось  ухоженным  садом,  закрывавшим  фасад  особняка.
Теперь здесь буйствовало  переплетение  декоративных  кустарников,  дикого
винограда и местных трав. Кое-где растения образовывали  такие  скопления,
что с трудом можно было угадать, что же они скрывают -  летний  домик  или
арку, фонтан или бельведер. В одном  таком  зеленом  скоплении  из  листвы
торчала мраморная женская голова,  печально  созерцая  пустыми  глазницами
этот растительный хаос.
     За  остатками  сада  находился  небольшой  холм  округлой  формы.  Он
отчетливо выделялся на фоне  перемежающихся  лугов,  озер  и  таинственных
темных  лесов,  создававших  горизонтальный  ландшафт,  который  по   мере
удаления размывался,  терял  отчетливость  и,  наконец,  сливался  в  цепь
серо-голубых, подернутых дымкой, гор. Как бы ни впечатляла эта  живописная
картина, взгляд Никлина был прикован к маленькому холму. Именно в  глубине
этого холма покоился космический корабль.
     Джим только что позавтракал. Он знал, что  несмотря  на  ранний  час,
Монтейн и Герл Кингсли уже отправились на  холм  и  сейчас  вовсю  орудуют
кирками и лопатами. Мощную технику уже закупили, она двигалась из  Бичхеда
вместе с основной колонной, но Монтейн не мог сдержать нетерпение.
     Права на поместье Фугаччиа перешли к нему четыре дня назад.  С  этого
момента он превратился в сущего наркомана. Он должен был лично убедиться в
существовании корабля. Только коснувшись металлической оболочки, он сможет
перевести дух, зная, что наконец-то взята серьезная высота.
     Пробираясь  по  узенькой  тропинке,  Никлин  улыбнулся,  вспомнив  об
очередном  фиглярстве  Монтейна.  Когда  проповедник  узнал,  что  корабль
относится к немодернизированному восемьдесят третьему  типу,  он  в  голос
разрыдался.
     - Почему? - спросил он Никлина, глядя на него сквозь потоки  слез.  -
Вы хотите знать, почему я плачу?  Потому,  самодовольный  вы  болван,  что
корабль относится к исследовательскому классу.
     Потребовалось несколько секунд,  прежде  чем  до  Никлина  дошло  все
значение  этой  фразы.  Подавляющее  большинство   космических   кораблей,
построенных за последние два  века,  курсировали  между  орбитой  Земли  и
причальными опорами Орбитсвиля, поэтому  они  не  были  приспособлены  для
посадки на неподготовленную поверхность и взлета с нее.  Монтейн  же,  как
оказалось,  всегда  предвидел   необходимость   затрат   на   оборудование
космического корабля отделяемой капсулой-челноком. Теперь же эта  проблема
неожиданно отпала.
     - Это знамение, Джим. Господь дает мне знак не отчаиваться. Он помнит
о нас.
     Крайняя иррациональность этого утверждения удержала Никлина от спора.
Господь,  по  всей  видимости,  не  слишком-то  жаловал  Эйприл  Фугаччиа.
Парикмахерше без гроша за душой как-то  раз  попался  в  качестве  клиента
престарелый миллиардер Вэс Фугаччиа. Денежный мешок  был  очарован  только
что отчеканенным золотом ее красоты, а она в той же степени - перспективой
пожизненного благосостояния и необыкновенных путешествий. Молодая женщина,
наверное, решила, что  она  счастливейшая  из  смертных,  когда  в  первую
годовщину их свадьбы супруг преподнес ей в  подарок  космический  корабль.
Подобных исследовательских аппаратов было построено  сравнительно  немного
(опять синдром Орбитсвиля). Огромные  размеры  корабля  лишь  подтверждали
безграничную  любовь   мужа.   При   мысли,   что   ей   предстоит   стать
первопроходцем, Эйприл потеряла остатки разума. Она тайком  пробралась  на
борт своей новой игрушки, стоявшей в наземном доке у Девятого Портала,  и,
не  имея  ни  малейшего  представления  об  обращении  с  системой  подачи
дыхательной смеси, облачилась в КВВС (костюм для выживания  во  враждебной
среде). Ее тело обнаружили в одном из кресел кабины отделяемой капсулы.
     Каким образом Монтейн умудрился вывести из столь трагической  истории
еще одно доказательство существования заботливого Всевышнего, осталось для
Джима загадкой. Посмеявшись про себя над этим ловкачом, Никлин воздержался
от комментариев и продолжал  выполнять  обязанности  второго  по  значению
члена общины. В настоящее время эти обязанности сводились к  проживанию  в
особняке Фугаччиа вместе с Монтейном и Кингсли в  ожидании  прибытия  всех
остальных.
     В частности, Джим ждал Дани  Фартинг.  Он  разработал  новый  план  в
отношении этой особы. План был рассчитан на долгий срок, но обладал  одним
достоинством - унижение Дани должно было стать максимально полным.
     При этой мысли Никлин ускорил шаг. Он  подошел  к  подножию  холма  и
начал взбираться по склону. Прокладывать путь сквозь заросли стало легче -
холм в изобилии покрывали каменные дорожки и ступени, в  точности,  как  в
том памятном сне. Джим шел по спиралеобразной тропинке, пока не  наткнулся
на Монтейна и Кингсли, стоявших у края широкой ямы.
     Под верхним слоем почвы гробокопатели обнаружили панцирь из спекшейся
земли и расплавленных камней. Он, с одной стороны, замедлял работы,  но  с
другой, служил прекрасной защитой для корабля. Семьдесят  лет  во  влажной
земле - нелегкое  испытание  для  любой  металлической  конструкции,  даже
изготовленной из особых сплавов.
     - Привет землекопам, - крикнул Джим.
     Монтейн оторвался от чертежа и самым дружеским образом поздоровался с
Никлином. Он находился в обществе Джима уже три месяца  -  все  то  время,
пока они искали наследников Вэса Фугаччиа  и  вели  переговоры  о  покупке
поместья - и решил, что лучший вид вражды - показное дружелюбие.  Кингсли,
толстый  фермер,  не   отягощенный   подобными   проблемами,   ограничился
неразборчивым ворчанием.
     - Вот вы инженер, - кивком подозвал Джима Монтейн, - взгляните-ка  на
этот чертеж и скажите, что вы об этом думаете?
     - Я привык иметь дело с миксерами и пылесосами, - ответил  Никлин.  -
Космические корабли не мой профиль.
     - И все-таки взгляните.
     Никлин пожал плечами и подчинился. Фотокопия была старой  и  измятой,
но сам оригинал, с которого ее сняли, выглядел еще хуже. Чертеж был  издан
компанией "Ниссан-Викерс", Биркенхед, Англия.  Корабль  имел  классическую
конфигурацию: три цилиндра, параллельных  друг  другу  и  связанных  между
собой. Один из цилиндров выступает вперед почти на половину  своей  длины.
Отличие от стандартных аппаратов состояло в  наличии  отделяемой  капсулы.
Остроносая и обтекаемая, она висела под основным цилиндром. Из  подписи  к
чертежу следовало, что это общий вид аппаратов  исследовательского  класса
"Лискард". Сам чертеж был использован в качестве основы для более позднего
и совершенно иного рисунка. Превосходную  компьютерную  графику  неопытная
рука  покрыла  карандашными  линиями,  изображавшими  зеленый   холм   над
космическим кораблем. Наспех сделанные  наброски  указывали,  где  следует
проложить дорожки и возвести стены, где высадить деревья, а где - цветы.
     Монтейн сделал карандашную пометку прямо над носом корабля.
     - Я думаю, мы находимся здесь. А вы что скажете?
     - Может вы и правы, но мы  пока  не...  -  Никлин  замолчал  и  вновь
заглянул в чертеж. - Кори, из этого плана не ясно даже, где север!
     - Ну и что?
     - А то, что мы с таким же успехом  можем  находиться  и  над  хвостом
корабля.
     - О! - Монтейн на мгновение смутился, но тут же лицо его прояснилось.
- Тогда тем более, сын мой, нам следует убрать грязь. Вооружайтесь лопатой
и начинайте копать.
     Машины были уже на подходе, и тратить силы не имело никакого  смысла,
но спорить с Монтейном Джиму  не  хотелось.  Кроме  того,  за  три  месяца
бездеятельной жизни брюшко, прежде едва заметное, сейчас угрожающе нависло
над его брючным ремнем. Немного тяжелой  работы  пойдет  лишь  на  пользу.
Никлин вооружился киркой и принялся крушить низкую каменную стену.  Вскоре
он обнаружил, что монотонный физический труд - отличное средство  забыться
на какое-то время. Он крушил и ломал, не думая о  том,  что  находится  на
самой границе цивилизованного мира.
     В четырех километрах к востоку от поместья Фугаччиа находился городок
Альтамура. Отсюда он выглядел горсткой цветного конфетти, рассыпанного  на
необозримых зеленых просторах Орбитсвиля. Город  основали  более  ста  лет
назад переселенцы с юга  Италии.  Трудолюбивые  земляне  ожидали,  что  со
временем, когда этих краев  достигнет  новая  волна  эмиграции,  их  город
станет процветающим центром региона.  Но  реальность  и  мечта  не  всегда
совпадают - последующие волны так и не объявились. Граница цивилизованного
мира даже несколько откатилась назад,  оставив  Альтамуру  на  нейтральной
полосе, разделяющей познанное и неизведанное.
     - Есть много мест, куда может отправиться человек, но людей,  готовых
туда поехать, гораздо  меньше,  -  философски  заметил  адвокат  семейства
Фугаччиа. - Именно поэтому город был обречен уже в момент своего рождения.
     Адвокат оказался очень  словоохотливым  и  постоянно  потчевал  Джима
рассказами о своеобразии этого места:
     - Конечно, это вовсе не означает, что к  западу  от  реки  Ирсина  не
сыщешь живой души. Некие личности, на мой взгляд, довольно странные, время
от времени перебираются через реку. Некоторые из них  обычные  неудачники,
профессиональные отшельники. Вы понимаете, что я имею в виду?  Но  есть  и
такие, что бегут от правосудия. Они там и поныне. Иногда вдали виден  дым.
Иногда находят корову или овцу без задних ног... - Он помолчал. - А иногда
обнаруживают мужчину, женщину или даже несчастного  ребенка,  над  которым
проделывали ужасные вещи... Потому-то люди здесь не расстаются с  оружием.
Настоятельно советую и вам быть очень осторожными.
     Вспомнив эти слова, Никлин  подумал,  что  они  плохо  согласуются  с
царящим вокруг первозданным  покоем.  Разум  подсказывал  -  у  Орбитсвиля
должны быть темные стороны; там,  где  люди  абсолютно  свободны  в  своем
выборе, некоторые способны выбрать образ жизни,  угрожающий  существованию
тех, кто любит спокойно спать по ночам. Но, с другой  стороны,  он  прожил
здесь уже тридцать лет и ни разу не сталкивался с этой изнанкой жизни.
     Отбросив в  сторону  мрачные  мысли,  Никлин  улыбнулся  и  продолжил
крошить камень. Он напряженно трудился,  пока  не  разрушил  около  десяти
метров стены. Тогда Джим принялся поддевать каменные плиты, которыми  была
выложена дорожка. Работа была не из легких, но она приносила  определенное
удовлетворение. Когда Монтейн объявил перерыв, Джим с удивлением  отметил,
что прошло два часа.
     Никлин собрался было  пойти  в  дом  перекусить,  но  Кингсли  открыл
сумку-холодильник и извлек оттуда чай со льдом, сэндвичи и фрукты.  Никлин
присел на камень и с аппетитом принялся поглощать  припасы  хозяйственного
Кингсли.  Холодный  чай,  который  никогда  не  относился  к  его  любимым
напиткам, показался сейчас подлинной амброзией.
     - Думаю, мне пришлась бы по душе жизнь простого труженика,  -  заявил
Джим, насытившись.
     - Приятно слышать такие слова. - Монтейн, войдя в  роль  склонного  к
шуткам добродушного бригадира, подтолкнул Кингсли локтем. - Вы  так  долго
не вставали с постели, Джим, что мы уже решили, что вы умерли.
     Кингсли фыркнул, стряхнув при этом прилипшие к губам хлебные крошки.
     - Я  просматривал  для  вас  новости,  Кори.  Я  знаю,  как  вы  всем
интересуетесь. - Никлин замолк, вспомнив  сообщение,  поступившее  сегодня
утром из Альтамуры по звуковой связи. - Появились новые  факты  о  зеленых
линиях.
     - Да?
     - Речь идет о вертикальных силовых полях над ними. Вы помните?
     - Да, да, продолжайте, Джим.
     - Так вот, оказалось, что эти поля не столь уж нейтральны.  Полагают,
что они ослабляют атомарную решетку вещества. Это  происходит  постепенно.
Но уже сейчас некоторые здания в... в Ломзе,  Восемьдесят  третий  Портал,
да, по-моему, там, так вот, здания там начали раскалываться. Они оказались
в зоне одной из линий, которая словно нож медленно  рассекает  их  надвое:
стропила, стены, полы, фундамент.
     - Враг не оставляет нас в покое.
     Монтейн все еще продолжал жевать яблоко,  но  делал  это  машинально,
явно не чувствуя вкуса.
     "Хорошо, что я не вспомнил об этих линиях раньше,  -  поздравил  себя
Никлин. - А так пищеварительные соки старика прекратили свою работу".
     - Ну что вы, Кори! - воскликнул он. - Нельзя  же  все  взваливать  на
бедного дьявола. Он,  скорее,  расколол  бы  здания  внезапно,  чтобы  под
обломками погибло как можно больше людей.
     Монтейн угрюмо посмотрел на него.
     - Я не могу знать, что у дьявола на  уме.  Он  ведет  слишком  тонкую
игру, но когда она подойдет к концу, всем будет не до смеха. И  вам  тоже,
Джим.
     - Я и не думал смеяться, - Никлин опроверг свои слова легкой улыбкой.
     - Лучше не делайте этого, - предупредил Кингсли.  -  Будете  смеяться
над Кори, я вас в порошок сотру.
     - Не обращайте  внимания,  Герл.  -  Монтейн  похлопал  здоровяка  по
колену.  Некоторая  сухость  в  его  голосе  говорила  о   том,   что   он
восстанавливает душевное равновесие. - Я дам вам знак,  когда  потребуется
стереть Джима в порошок.
     "Разговор окончен", - резюмировал  про  себя  Никлин.  Он  вновь  был
вынужден признать, что дух старикана на редкость  крепок.  Чтобы  показать
Монтейну, что считает его поведение неспортивным, Никлин повернулся к нему
спиной и позволил своим мыслям вернуться к Дани Фартинг.
     Когда же прибудет колонна.  Они  с  Монтейном  совершили  перелет  из
Бичхеда в Нью-Таранто, ближайший к Альтамуре  аэропорт,  всего  за  сутки.
Герл Кингсли выехал в тот же день на грузовике Монтейна и добрался за пять
дней, но, чтобы уложиться в этот срок, гнал как  сумасшедший,  без  сна  и
отдыха. Никлина  очень  интересовало,  была  ли  эта  поспешность  вызвана
верностью своему хозяину или же нежеланием провести слишком много ночей  в
обществе Милли Монтейн. ("У вас прекрасная жена, хозяин,  но  она  все  же
законсервирована".)
     Все остальные машины еще  четыре  дня  назад  находились  в  Бичхеде,
дожидаясь сигнала. И вот, получив телеграмму Монтейна, колонна тронулась в
путь. Они наверняка делают остановки для отдыха, поэтому предсказать  срок
их прибытия довольно сложно.
     Решив не ломать голову над этим вопросом, Никлин огляделся вокруг.  И
тут увидел нечто необычное. В нескольких шагах от  него  на  склоне  холма
росли цветы, похожие на тюльпаны. Когда безразличный взгляд Джима упал  на
их заросли, головка одного цветка вдруг отделилась от стебля  и  упала  на
землю. Не зная, чем занять свой уставший от  безделья  мозг,  Никлин  стал
лениво размышлять, обычны ли такие явления в мире флоры,  или  же  это  из
ряда вон выходящий случай.
     Джим уже начал уставать от этих размышлений, когда  произошла  вторая
странность - у его левого уха раздалось стремительное жужжание, и короткая
воздушная вибрация коснулась его щеки. Должно быть, шершень.  Но  в  звуке
присутствовало что-то необычное, в  нем  чувствовалась  какая-то  сила.  И
тогда Джима осенило.
     - Кори, - сказал он спокойно, - может, это  прозвучит,  как  одна  из
моих шуток, но, по-моему, в нас стреляют.
     -  Стреляют!  -  Кингсли  откинул  голову  и,  широко  разинув   рот,
захохотал. Возможно, именно раскрытый рот и спас ему жизнь. Пуля,  которая
могла разнести ему череп, пробила навылет  обе  щеки.  Кингсли  недоуменно
прижал руку к рваной ране и, заливаясь кровью, повалился набок.
     Никлин, не веря своим глазам, смотрел на него. Потом, сообразив,  что
все еще сидит выпрямившись, поспешно упал животом на груду  камней.  Шляпа
отлетела в сторону. Он посмотрел  в  сторону  Монтейна,  тот  тоже  лежал,
прижимаясь к земле и пронзал  Никлина  обвиняющим  взглядом.  Джим  хорошо
понял эту логику страха - ведь именно он сообщил о выстрелах, значит, он и
является их причиной.
     "Что же дальше? Что, черт побери, делать?"  -  эти  вопросы  отбивали
барабанную дробь в его мозгу. Джим начал беспомощно озираться.
     - Ружье, - свирепо прошептал Монтейн. - Где ружье?
     - Осталось в доме.
     - Вы должны были взять его с собой. - Лицо Монтейна посуровело. -  Вы
должны были...
     Его слова заглушил свист пули. Чиркнув по камню, она с воем  раненого
зверя рассекла  воздух  над  головой  Никлина.  Джим,  никогда  прежде  не
видевший рикошета, испуганно глазел на выбоину в камне.
     - Отправляйтесь за ружьем, - приказал Монтейн.
     Никлин кивнул и заскользил по направлению к  лишенному  растительного
покрова пятачку спекшейся земли. Достигнув  его,  он  вскочил  на  ноги  и
помчался вниз по единственной расчищенной дорожке, отчаянно  прыгая  через
целые лестничные пролеты. За несколько секунд он достиг подножия  холма  и
со всех ног ринулся к украшенному колоннами особняку.
     "Неужели это все наяву? - спрашивал он себя. - Кто бы, интересно, это
мог быть? Кто-то действительно хочет  нас  убить,  или  несколько  пьянчуг
решили после неудачной охоты пострелять во все, что движется?"
     Тут Никлин вспомнил, что выстрелов-то он и не слышал.  Это  означало,
что стреляют реактивными патронами, по сути,  миниатюрными  ракетами.  Их,
несмотря на невысокую  точность  такого  оружия,  очень  любили  некоторые
охотники. У этого оружия  отсутствовал  резкий  звук,  способный  испугать
жертву. Может, это и правда парочка подвыпивших охотников-неудачников?
     Прошла, казалось, вечность, прежде чем  он  достиг  широких  ступеней
особняка. Джим вбежал сквозь  распахнутые  двери  в  затененную  прихожую.
"Наверное, мне и воспользоваться им  не  придется",  -  твердил  он  себе,
срывая ружье со старинной дубовой вешалки. Даже  в  это  мгновение  в  нем
проснулся любитель техники, по достоинству оценивший невесомость изделия.
     Он выскочил  обратно  под  солнечные  лучи,  прикрыл  глаза  рукой  и
посмотрел на холм, надеясь увидеть спускающихся  Монтейна  и  Кингсли.  Но
холм был пуст, все вокруг замерло в тревожной неподвижности. Джим взглянул
на часы и с изумлением осознал, что с того  момента,  как  он  начал  свой
стремительный спуск с вершины холма, прошло всего сорок-пятьдесят секунд.
     Никлин снова  помчался  во  весь  дух.  Мимо  промелькнули  цветочные
заросли, хитросплетение парковых строений, и вот он  снова  на  каменистой
площадке. Монтейн, стоя на  коленях,  склонился  над  Кингсли,  пытаясь  с
помощью носового платка остановить хлещущую кровь. Никаких других  перемен
Никлин не заметил. Он пригнулся как можно  ниже,  засеменил  по  камням  и
ничком свалился рядом с Монтейном.
     - Ну? - выдохнул Джим. - Что?
     - Ничего. Все то же.
     - Вы уверены.
     - Я видел поднятую пыль.
     Никлин прочел в глазах Монтейна просьбу  о  помощи.  Этот  взгляд  не
оставлял  Джиму  выбора,  лишая   его   возможности   остаться   сторонним
наблюдателем.
     - В таком случае...
     Он установил ружье на низком валу из земли и мелких камней и медленно
приподнял голову, раздумывая, успеет ли уловить тот миг, когда  реактивный
снаряд разнесет ему череп. Солнечные  лучи  беззвучно  лились  на  зеленое
великолепие   трав,   кустарников,   деревьев.   Все   дышало   покоем   и
безмятежностью.
     Джим заглянул в электронный  прицел.  Картина  мгновенно  изменилась.
Изображение не было увеличенным, но благодаря  устройству,  собиравшему  и
обрабатывавшему визуальную информацию, стали  отчетливо  видны  мельчайшие
детали. В этом  странном,  несколько  иллюзорном  мире,  листва  оказалась
прозрачной. Сквозь едва различимые  призраки  растений  Никлин  совершенно
отчетливо увидел две человеческие фигуры.  Люди,  извиваясь  словно  змеи,
подползали к холму.
     Привыкший к техническим играм Никлин быстро  освоился  с  ружьем.  Он
навел крест прицела на ближайшую из фигур и нажал на  спуск.  Его  опалила
жаркая  волна,  и  человеческая  фигура  вдруг  потеряла  свои  очертания,
превратившись в бесформенное пятно, таявшее на  глазах.  Мгновение  спустя
Джим услышал глухой разрыв.
     Сейчас Джиму все было нипочем  -  игра  продолжалась.  Он  переместил
крест прицела на вторую фигуру и снова нажал на спуск.
     - Вы полагаете, что куда-нибудь попали? - спросил  Монтейн,  пробегая
глазами - ненадежным биологическим органом - по залитому солнцем пейзажу.
     - О да, - уверил его Джим. - Куда-нибудь я несомненно попал.
     Монтейн испуганно взглянул на него.
     - Может спуститься вниз и взглянуть на...
     - Помолчите!
     Никлин сосредоточил  свое  внимание  на  дереве.  Сверкающее  розовое
трепетание подсказывало ему, что человек, скрытый стволом дерева, убегает,
стараясь при этом держаться за укрытием. Но в этот момент он вынужден  был
свернуть в сторону и  обогнуть  куст.  Фигура  с  длинными  развевающимися
волосами  открылась  холодному  взгляду  Джима-охотника.   Крест   прицела
прилепился к спине, и палец нажал на спуск. Человеческая  фигура  исчезла,
лишь рука розовым призраком отлетела в сторону, вращаясь словно обломанная
лопасть пропеллера.
     Неожиданный толчок в плечо заставил Никлина вздрогнуть. Он  пришел  в
себя.
     - Зачем вы это сделали? -  Лицо  Монтейна  исказилось  от  праведного
гнева. - В этом не было никакой необходимости.
     - Зачем?! - Никлин ткнул пальцем в  Герла  Кингсли,  который  в  этот
момент ощупывал марлевый тампон, торчащий из дыры в щеке. - Спросите  его,
была ли в этом необходимость!
     - Но Бог мой, ведь этот человек убегал!
     - Да, убегал. Убегал, чтобы  привести  с  собой  подмогу.  Что,  черт
побери, произошло с вами, Кори? Вам что, жить надоело?!
     Никлин вдруг почувствовал страшную слабость. Ему не хватало воздуха -
сказывался стремительный бег вверх по склону. Во рту пересохло.
     - Вы не можете знать, что именно этот человек  собирался  сделать.  -
Монтейн упрямо покачал головой.
     - Да, наверное, он вдруг вспомнил, что забыл выключить кран в ванной.
- Никлину внезапно стало смешно.
     "Неужели я прикончил трех человек? Неужели я превратил их в пар?"
     - Вы способны шутить? Как вы можете?!!
     - Могу. Это совсем несложно. - Никлин  решил  остановить  этот  поток
вопросов. - Следует только помнить, что любой человек  -  это  всего  лишь
кусок дерьма.
     Повисла пауза. Затем Монтейн спокойно сказал:
     - Необходимо показать Герла врачу. Займитесь этим.
     Посмотрев Джиму в глаза,  он  отвернулся.  В  этом  взгляде  не  было
ненависти, как ожидал Никлин, - она лишь порадовала бы его. В нем сквозило
нескрываемое презрение.

                                    13

     Осень принесла много перемен. В  первую  очередь  эти  перемены  были
связаны с холмом. Имевший некогда  форму  яйца,  положенного  на  бок,  он
лишился теперь своей верхушки, будто какой-то великан решил  его  вскрыть.
Нижнюю часть холма скрывала насыпь из  обломков  каменной  кладки,  щебня,
булыжников, глины и комьев спекшейся земли. Из нее торчал основной цилиндр
"Лискарда", к носовой части которого была подвешена казавшаяся  игрушечной
отделяемая капсула.  Корпус,  сплошь  покрытый  желто-коричневыми  пятнами
коррозии, почти полностью закрывали строительные леса, пластиковые щиты  и
переплетения веревочных лестниц.
     На то, чтобы докопаться  до  корабля,  потребовалось  гораздо  больше
времени, чем предполагали Монтейн и все, кто  имел  отношение  к  проекту.
Пробившись  сквозь  внешнюю  оболочку,  кладоискатели  легко  сняли   метр
уплотненного грунта, но наткнулись на  вторую  оболочку  из  расплавленных
камней. Монтейн утешался мыслью, что  корабль  в  течение  семидесяти  лет
подземного заточения имел превосходную защиту, но даже он не  смог  скрыть
растерянности и разочарования, когда  обнаружили  еще  и  третий  защитный
слой.
     По-видимому, безутешный Вэс Фугаччиа  вознамерился  сделать  гробницу
своей  молодой  жены  столь  недоступной,  словно  миссис  Фугаччиа   была
царственной особой Древнего Египта. Третья оболочка, к счастью,  оказалась
последней, под ней был лишь чистый песок,  но  даже  тогда  возникали  все
новые и новые препятствия. Все три люка в верхней части цилиндра оказались
герметично заваренными. Не желая их ломать, Монтейн велел откопать боковые
люки, но и те тоже были наглухо закупорены. Валентный  резак  был  слишком
грубым орудием, поэтому люки вскрывали старинным автогеном,  надеясь,  что
он не нанесет чрезмерных повреждений конструкциям корабля.
     Зрителей было немало. Многолюдная  толпа  напомнила  Никлину  еще  об
одной происшедшей перемене, которую он никак не  предвидел.  Вскоре  после
того, как  раскопали  верхнюю  часть  "Лискарда",  к  экспедиции  Монтейна
проявили интерес журналисты. Они зачастили  сюда  на  легких  самолетах  и
вертолетах. Реклама  привлекла  людей,  попавших  под  влияние  проповедей
Монтейна и решивших либо предложить ему свои  услуги,  либо  забронировать
места себе и своим семьям для полета к Новому Эдему.  Многие  готовы  были
расстаться со  своим  имуществом,  вложив  вырученные  средства  в  проект
Монтейна.
     Одним  из  первых  прибыл  Скотт  Хепворт,  физик   из   Университета
Гарамонда. Он пришел пешком из  Альтамуры.  Монтейн  и  Никлин  сидели  на
ступенях особняка Фугаччиа, вяло обсуждая,  стоит  ли  покупать  прачечное
оборудование, когда грузный человек лет шестидесяти, краснолицый и потный,
появился из клубов дорожной пыли.

     - Мистер Монтейн? - осведомился незнакомец. - Я Скотт Хепворт, физик.
Знаю толк в своем деле и готов предложить вам свои услуги.
     - Все зовут меня просто Кори, - с  кривой  улыбкой,  хорошо  знакомой
теперь   Никлину,   ответил   проповедник.   Улыбка   означала    скромную
демократичность. - А это Джим Никлин. Не хотите ли присесть?
     - Спасибо, - поблагодарил Хепворт, кивнул Никлину  и  сел  рядом.  Он
вытащил огромный носовой платок и вытер  им  потную  шею.  -  Я  несколько
староват для путешествий в такую жару.
     Монтейн сочувственно покачал головой.
     - Хотите чаю?
     - Чаю?! - круглое лицо Хепворта исказила гримаса  отвращения.  -  Мою
жажду способна утолить лишь добрая порция джина  с  тоникам.  Любой  менее
крепкий напиток нанес бы оскорбление моим  вкусовым  рецепторам,  служащим
мне верой и правдой многие годы. Но думаю, что вы...
     - Я не сторонник крепких алкогольных напитков,  -  сухо  перебил  его
Монтейн.
     Никлин, уже готовый вынести  приговор  нагловатому  пришельцу,  решил
повременить с выводами. Очень многие, в том числе и Джим  Никлин  в  своем
прошлом  воплощении,  надеясь   завоевать   расположение   предполагаемого
работодателя, сделали бы вид, что больше жизни любят чай,  но  Хепворт  не
стал лицемерить и притворяться. Манера новичка вести разговор была  не  из
приятных, но зато неопровержимо свидетельствовала о его прямом и  открытом
характере.
     Исподтишка разглядывая Хепворта, Никлин с интересом отметил, что  тот
вовсе не похож на маститого ученого.  Дешевый  костюм  сидел  на  Хепворте
далеко не самым  лучшим  образом.  О  нем  нельзя  было  сказать,  что  он
"поношенный, но добротно скроенный" - избитая  фраза  из  старых  романов,
означавшая, что описываемый персонаж - человек достойный,  но  попавший  в
"стесненные обстоятельства". Костюм Хепворта был попросту дрянным с самого
начала, и время не  сделало  его  лучше.  Дополняли  облик  ученого  мятая
рубашка и совершенно стоптанные сандалии.
     - У меня в комнате найдется  немного  джина,  -  улыбнулся  Никлин  и
поднялся. - Лед и лимон?
     - Все, что положено, мой мальчик, - благодарно пропыхтел Хепворт.
     Сопровождаемый неодобрительным взглядом Монтейна, Никлин отправился в
свою комнату приготовить напиток. Джим не очень-то любил спиртное, джин он
купил вместо пива из соображения, что его легче будет нести из города.  Но
чтобы разозлить Монтейна, он решил  смешать  изрядную  порцию  коктейля  и
себе. Никлин вернулся как раз в тот  момент,  когда  Монтейн  расспрашивал
посетителя, почему тот покинул свой институт.
     - Не по своей воле, - просто ответил Хепворт. - Меня  выкинули.  -  И
словно могли возникнуть какие-то сомнения относительно значения его  слов,
добавил. - Вышвырнули. Пинком под зад.
     Испытывая теперь  самые  теплые  чувства  к  этому  человеку,  Никлин
подмигнул ему, передавая запотевший стакан. Хепворт жадно схватил его,  но
вместо того, чтобы залпом осушить, поднес стакан к мясистому носу и втянул
в себя аромат напитка.
     - Нельзя ли узнать, почему Университет счел возможным  отказаться  от
ваших услуг? - вежливо поинтересовался Монтейн.
     Высокопарный слог и некоторая  холодность  тона  свидетельствовали  о
том, что Хепворт произвел на проповедника далеко  не  самое  благоприятное
впечатление.
     - У меня вышел спор - кое-кто мог бы назвать эту  дискуссию  кулачным
боем - с начальством. - Хепворт радостно улыбнулся, глядя в стакан, словно
вспомнил что-то очень приятное. - Они давно хотели указать мне на дверь, и
вот наконец я предоставил им такую возможность.
     - В чем же суть вашего спора?
     - Я нашел доказательство того,  что  Орбитсвиль  перепрыгнул  в  иную
Вселенную, но профессор Фэйер не согласился со мной.
     - Иная Вселенная? - Монтейн заметно  напрягся.  -  Но  что  же  здесь
нового? Ведь с самого начала говорили, что шарик переместился.
     - Да, говорили, но никто  и  не  предполагал,  что  столь  далеко.  -
Хепворт с наслаждением отхлебнул из  стакана.  -  Речь  идет  вовсе  не  о
каком-нибудь причудливом  переходе  в  отдаленную  часть  нашего  обычного
континуума. Я говорю о прыжке  в  совершенно  иной  мир  -  во  Вселенную,
состоящую из антивещества,  во  Вселенную  с  обратным  ходом  времени,  в
Антивселенную.
     - Но... - Монтейн растерянно взглянул на Никлина.
     - Отличная идея, -  откликнулся  Джим,  припоминая  свою  собственную
теорию, изложенную как-то  Зинди  Уайт,  -  но  как  быть  с  космическими
кораблями, которые уже начали курсировать между порталами?  Почему  их,  в
таком случае, не разносят захватываемые ионы?
     Хепворт качнул головой.
     - Я вижу, эта мысль вам тоже приходила в голову.  Но  в  этом  случае
корабли вообще бы не смогли действовать. Если бы  звездолеты  состояли  из
обычной адронной материи, которую взяли и засунули в мир антивещества,  то
захватывающее  поле  кораблей  стало  бы  отталкивать  античастицы.  Я  же
утверждаю, что наш дорогой Орбитсвиль и все находящееся  на  нем,  включая
здесь присутствующих, во время Большого Скачка перевернулись. Вдобавок нас
отбросило назад на сорок миллиардов лет, но этот вопрос мы пока оставим  в
стороне. Суть моего утверждения - мы теперь состоим из  антиматерии.  Наши
корабли состоят из антиматерии. Все вокруг состоит из антиматерии.
     -  Но  ведь  в  этом  случае,  -  Никлин   постарался   скрыть   свое
замешательство, - не существует способа проверить вашу гипотезу.
     - До прошлой недели и я так думал, - Хепворт сделал еще  один  добрый
глоток. - В последние три года я разрабатывал особо чувствительный  датчик
для применения в жидком кислороде.  Он  должен  был  содержать  встроенный
источник электронов. Я решил использовать для этого радиоактивный кобальт.
Кобальт-60 отлично годился для моих целей, поскольку его ядра  излучают  с
одного полюса больше электронов, чем с другого.  Обычно  из-за  хаотичного
расположения ядер этого нельзя обнаружить, но  если  вещество  охладить  и
поместить в мощное магнитное поле, то все ядра выстроятся параллельно друг
другу. И тогда этот кусок металла станет излучать в  одну  сторону  больше
электронов, чем в другую.
     Хепворт замолчал и обвел своих слушателей блестящими глазами.
     - Вам это ничего не напоминает? Из школьного курса физики?
     Никлин, стремясь блеснуть познаниями и тем самым уличить  Монтейна  в
невежественности, порылся в своей памяти.
     - Это не тот ли знаменитый эксперимент с кобальтом-60, что провели на
Земле... лет триста или четыреста назад.
     - Именно! - торжествующе воскликнул Хепворт. - Тот самый эксперимент,
который доказал асимметричность Вселенной. Может быть, вы теперь  поймете,
что я почувствовал, когда на прошлой неделе вытащил свой датчик из  шкафа,
где он томился в безделье долгие месяцы, и обнаружил, что слабенький поток
электронов направлен в противоположную сторону?!
     Никлин почувствовал, как голова его пошла кругом. Мозг словно  замер,
отказываясь принять услышанное.
     - Но, может быть, это ошибка? Вдруг вы попросту  неправильно  собрали
свою установку?
     - Вот именно это и начал мне  твердить  профессор  Фэйер.  -  Хепворт
улыбнулся. - И твердил до тех пор, пока я его слегка не ударил.
     Монтейн что-то неодобрительно пробурчал.
     - Я все-таки не понимаю, - сказал Джим, - ведь если все во  Вселенной
перевернулось, в том числе и ход времени, то все процессы и  связи  внутри
нее не изменятся. Вы не сможете ничего обнаружить.  Если  ваш  электронный
пучок барабанил в дверь лаборатории до Большого Скачка,  то  же  самое  он
будет делать и после.
     Хепворт улыбнулся еще шире.
     - Вы  забыли,  что  четность  в  слабых  ядерных  взаимодействиях  не
сохраняется.
     - Разве?
     - Разумеется. У вас есть степень в области ядерной физики?
     - У меня есть лишь немалая степень дискомфорта, - откликнулся Джим, -
от сидения на этих дурацких ступенях.
     - Понятно.
     Никлин смотрел на широкое лицо Хепворта, и его  одолевало  неприятное
чувство, что он упустил  что-то  существенное.  Тут  он  заметил  на  носу
Хепворта прыщ.  Мысли  его  смешались.  Прыщ  располагался  там,  где  нос
переходил в щеку,  и  был  довольно  приличных  размеров.  "Как  он  может
разгуливать с  такой  штукой  на  лице,  -  удивился  Никлин,  как  обычно
отвлекшись на совершенно посторонние мысли. - Почему,  о  Господи,  он  не
удалит его?"
     - Вас что-то еще беспокоит, Джим? - поинтересовался Хепворт.
     - Я никак не пойму, что произошло со временем. - Никлин отвел  взгляд
от лица Хепворта.
     Он  решил  воздержаться  от  замечания  по  поводу  болячки   физика.
Остановила его вовсе не щепетильность - она  больше  не  была  свойственна
Джиму, особенно после того, как за какие-нибудь десять секунд он разнес  в
клочья трех человек. Он попросту не хотел отталкивать того, кто вполне мог
оказаться интересным собеседником. Среди членов  общины  редко  попадались
люди, с которыми можно было бы поговорить. И даже те немногие,  кто  стоил
внимания, не желали общаться с Никлином.
     -  Время  -  это  одна  из  самых   великих   непредсказуемостей,   -
величественно  отчеканил   Хепворт   с   видом   провинциального   актера,
потерявшего всякую надежду получить работу.
     Он осушил свой стакан. Его взгляд тут же прилепился к стакану  Джима.
Никлин свой напиток даже не пригубил и сейчас с готовностью  протянул  его
Хепворту.
     - Непредсказуемость, - задумчиво  повторил  Джим,  -  да,  это  очень
точное слово. Но откуда вы взяли свои сорок миллиардов лет?
     - Уверяю вас, отнюдь не с потолка. - Хепворт, решив подготовить  свое
горло к пространному  монологу,  проглотил  половину  содержимого  стакана
Никлина. - Теория Ричарда Готта предполагает, что  в  результате  Большого
Взрыва образовались две Вселенные.  В  одной  мы  и  обитали  раньше,  она
движется во времени вперед, а в другой мы находимся сейчас,  она  движется
назад. Вселенная Первой Области,  как  окрестил  ее  Готт,  имеет  возраст
порядка двадцати  миллиардов  лет.  Разумно  предположить,  что  Вселенная
Второй Области насчитывает такое же количество лет. Так что нас  отбросило
приблизительно на сорок миллиардов лет. В этой  гипотезе  симметрия  имеет
определенное отношение к...
     - Все это, безусловно, очень интересно, - оборвал  Хепворта  Монтейн.
Сделал он это тоном, неопровержимо свидетельствовавшим, что этот  разговор
ему порядком наскучил. - Но, боюсь, от вас нам потребуются отнюдь не  ваши
профессиональные    знания    и    практические    навыки...     Позвольте
поинтересоваться  -  вы  верующий?  Разделяете  ли  вы  мою  теорию,   что
Орбитсвиль - это западня, в которую дьявол загнал детей Божьих? Верите  ли
вы в Бога?
     Хепворт фыркнул.
     - Не больше, чем в существование другой великой троицы - Златовласки,
Золушки и Красной Шапочки.
     "Отлично сказано, Скотт, - с некоторым сожалением подумал  Никлин,  -
но твой способ вести вступительное собеседование никуда не годится".
     - В таком случае, думаю, нам не стоит терять  время,  -  сухо  сказал
Монтейн. - Разве что какие-то иные обстоятельства...
     - Обстоятельства?
     - Кори жаждет узнать, есть ли у вас деньги, - помог Никлин.
     - Ни гроша! - радостно объявил Хепворт. Он, казалось, гордился  своей
нищетой, так же как и увольнением с работы. - Ни цента!  Ни  фартинга!  Ни
су! - Физик озадаченно глянул на Никлина. - Разве я произвожу  впечатление
человека, имеющего деньги?
     Монтейн оперся  ладонями  о  колени  и  поднялся,  всем  своим  видом
показывая, что разговор окончен.
     - Я сожалею, что вы зря проделали этот путь, Скотт.
     Хепворт и не подумал двинуться с места.
     - Я имею большой опыт работы с ракетными  двигателями  как  раз  того
типа, что установлены на этом звездолете. Я мог бы взяться за их ремонт  и
обслуживание. Кроме того, если  потребуется,  я  мог  бы  сесть  в  кресло
пилота.

     Поднимаясь по склону, Никлин разглядел среда толпы жаждущих заглянуть
внутрь "Лискарда" Скотта Хепворта. Физик  потратил  большую  часть  своего
жалования на покупку  пуховика.  В  этом  одеянии  ярко-желтого  цвета  он
здорово выделялся в серой толпе. Там же находились Монтейн, Кингсли,  Нибз
Аффлек и множество людей, чьих имен Никлин не знал, но среди них  не  было
той, которую он действительно хотел увидеть.
     Отсутствие Дани Фартинг являлось следствием улучшения  благосостояния
организации. Финансовые дела общины Монтейна  шли  в  гору.  Немало  денег
приносила  реклама.  Информационные  агентства  и  телевизионные  компании
готовы были платить немалые суммы за интервью и съемку.
     Всеобщая известность привела  к  моральной  и  финансовой  поддержке.
Затем газетные страницы вновь запестрели сообщениями о загадочных  зеленых
линиях, на этот раз в связи с обнаружением их на внешней стороне  оболочки
Орбитсвиля. Интерес к проекту  Монтейна  многократно  возрос,  возросла  и
поддержка этого проекта.
     Никлин не очень понимал, почему эти  сообщения  вызвали  такой  взрыв
общественного беспокойства.  Возможно,  причина  заключалась  в  том,  что
зеленое свечение охватило Орбитсвиль  с  внешней  стороны  непосредственно
перед Большим Скачком. А может быть, пристальное внимание к этому  явлению
объяснялось тем, что силовое  поле  ассоциировалось  у  людей  с  эффектом
ослабления связей в веществе. Если силовое поле способно разрезать здания,
то же самое может произойти и с самим Орбитсвилем!
     Многие, похоже, забыли, что идем -  материал,  из  которого  состояла
оболочка, в течение двух  веков  сопротивлялся  самым  отчаянным  попыткам
нанести на его поверхности хотя бы крошечную царапину.  Существует  немало
людей  того  самого  типа,  ярким  представителем  которого  являлся  Кори
Монтейн, - они всегда подвержены паранойе и вселенскому пессимизму, всякое
необычное событие является для них знамением грядущих катастроф.
     Такие люди видят знаки судьбы в увеличении популяции майских жуков, в
упавшей со стены картине, в  зловещих  сумерках,  которые  на  самом  деле
предрешают  всего  лишь  непогоду.  Эти   люда   составляют   меньшинство,
действовать же способна лишь малая доля этого меньшинства. Но по сравнению
с прежними масштабами  деятельности  общины  Монтейна  число  таких  людей
напоминало теперь лавину. Монтейн внезапно оказался заваленным деньгами  и
многочисленными  новыми  обязанностями.  Он  счел  необходимым  открыть  в
Бичхеде офис как для обработки потока  запросов,  связанных  с  полетом  к
Новому Эдему, так и для юридического оформления поступающих даров.
     К огромному недовольству Никлина он поручил Дани  Фартинг  разъезжать
повсюду для негласной проверки кандидатов и их семей. Никлин совершенно не
понимал, каким образом можно оценить потенциальных основателей новой расы.
Но даже если подобный отбор и был осуществим, то  Джим  очень  сомневался,
что Дани подходят для подобной работы. Она, конечно  же,  обладает  редкой
способностью понимать сущность незнакомых людей с  первого  взгляда,  Джим
убедился в этом на собственном опыте, но  выяснить  их  способность  стать
Адамом и Евой...
     Основной причиной его недовольства, хотя он и не признавался  себе  в
этом, было возникшее с отъездом Дани препятствие в осуществлении его плана
мести. Раньше Джим шел напролом, теперь же он хотел осуществить свою месть
тонко, ему не хотелось спугнуть свою дичь. Он завоюет ее, превратившись  в
мистера Отличного Парня, обольстит своим раскаянием,  искрометным  юмором,
вниманием и нежностью. Он готов даже жениться на ней! И только  когда  она
полностью и бесповоротно поверит в его любовь и привязанность,  когда  она
станет нуждаться в них, когда их отношения станут зеркальным  отображением
прежних, только тогда Джим сбросит свою маску, только  тогда  покажет  ей,
что значит быть преданной тем, кого ты полюбила всем сердцем.
     Новый план был прост и великолепен. Он заметно  превосходил  в  своей
изощренности предыдущий,  в  нем  чувствовался  терпкий  дразнящий  аромат
подлинного злодейства. Но в нем имелось одно слабое место - его невозможно
было осуществить, если жертвы нет рядом.
     Никлин постарался выбросить из головы мысли о Дани.  Он  добрался  до
места,   где   неповрежденная   поверхность   холма   сменялась    грязью,
вывороченными камнями и скользкими дощатыми настилами. Отсюда  стометровый
корабль походил на таинственную геологическую структуру, вечно пребывавшую
в земле и лишь сейчас извлеченную на свет.  Невозможно  было  представить,
что эта металлическая громада могла пронзать космическое  пространство  со
скоростью, во много раз превышающей скорость света.
     Никлин ступил на деревянный настил. Рядом  из  защитного  слоя  песка
торчала верхняя часть цилиндра левого двигателя. Когда он подошел к толпе,
его приветствовал один лишь Кингсли. Кингсли никогда не сомневался в  том,
что Никлин поступил совершенно правильно, убив удиравшего бандита. С  того
памятного  дня  он  проявлял  к  Джиму  нескрываемую  симпатию.  Однако  в
разговорах с  Никлином  парень  все-таки  испытывал  некоторые  трудности,
поэтому свое дружеское расположение  Кингсли  ограничивал  приветственными
жестами и дружеским подмигиванием, к которым иногда  добавлялась  странная
фраза "Поля аэрации, а, Джим!", произносившаяся заговорщическим шепотом.
     Это загадочное приветствие Кингсли ввел в свой лексикон после  одного
происшествия. Как-то раз Никлин поспорил с  кем-то  из  женщин  по  поводу
инцидента с нападением. Она  настойчиво  требовала  объяснений  от  Джима,
почему он не испытывает никаких  угрызений  совести  после  убийства  трех
человек. Никлин тогда ответил: "Угрызений совести? Ни в малейшей степени -
я всего лишь  отправил  три  куска  дерьма  на  гигантские  небесные  поля
аэрации".  Джим  с  удовлетворением  отметил,  что  эта  фраза   мгновенно
распространилась  среди  членов  общины.  Популярности  она   Никлину   не
добавила, скорее наоборот, все еще больше невзлюбили Джима. За исключением
Кристин Макгиверн, на которую  эта  фраза  произвела  совершенно  обратное
впечатление. После этого инцидента Кристин  стала  еще  изобретательнее  в
своих постельных упражнениях, что Джима вполне устраивало.
     Происшествие казалось теперь Никлину совершенно  нереальным.  Местный
шериф, даже не взял на себя труд приехать из города,  чтобы  взглянуть  на
тела.
     - Похоже, вы нарвались на братьев Луччио, а в  этих  краях  никто  не
станет сожалеть о них, -  сказал  он  Джиму.  -  Давайте  договоримся,  вы
уничтожаете улики, и я считаю дело закрытым.
     Подойдя вплотную к  толпе,  Джим  увидел,  что  женщина,  орудовавшая
автогеном, уже прошла  по  всему  опоясывавшему  шву.  Когда  работа  была
закончена, женщина отступила назад. Ее место занял Кори Монтейн.
     Никлин понимал, что проповедник старается казаться  спокойным,  тогда
как внутри его, наверняка,  трясет.  Губы  Монтейна  дрогнули,  когда  под
громкие одобрительные возгласы зрителей он  взялся  за  поручень  двери  и
толкнул ее. Дверь не поддалась. Монтейн навалился на нее  всем  телом.  Он
толкал ее, дергал, тянул, но дверь оставалась неподвижной.
     "Ну ты и мастак. Газообразное  Позвоночное,  -  усмехнулся  про  себя
Никлин. - Так испоганить величайший момент в жизни Кори Монтейна!"
     Не скрывая удовольствия, он минут двадцать  наблюдал,  как  в  разрез
закачивали большое количество масла. Наконец под совместными усилиями трех
человек дверь поддалась.
     Монтейн повернулся к толпе и воздел руки:
     - Друзья мои, мы долго ждали этого момента. Кое-кто  многие  годы.  Я
хочу поблагодарить вас за вашу самоотверженность и целеустремленность. Бог
вознаградил нас за наши усилия. Сейчас мы сможем войти в  Ковчег,  который
Господь даровал нам. Я поздравляю вас, но  прошу  не  забывать  об  одном.
Корабль этот -  не  просто  орудие  нашего  спасения.  Он  также  является
гробницей. Внутри корабля мы должны вести  себя  соответствующим  образом,
ведь мы находимся в освященном месте. - Монтейн замолчал и угрюмо  оглядел
слушателей. - Первым делом нам необходимо  исполнить  печальный  долг.  Мы
должны вынести бренные останки Эйприл Фугаччиа  с  корабля  и  предать  их
земле с подобающим уважением.
     Тут  Никлин  с  тревогой  понял,  что  Монтейн  сверлит  его  мрачным
взглядом.
     - Естественно, будучи избранным Богом руководителем этой  экспедиции,
задачу по переносу тела я беру на  себя,  но  мне  понадобится  помощь.  -
Монтейн не сводил взгляда с Никлина. - Прошу вас, Джим.
     Он достал из кармана фонарь и решительно зашагал  по  трапу.  Никлин,
выругавшись про себя, признал, что проповедник заработал еще одно  очко  в
их личной дуэли. Меньше всего Джиму  сейчас  хотелось  возиться  с  трупом
семидесятилетней давности.  Даже  находиться  рядом  с  ним  казалось  ему
сомнительным удовольствием. Но убийца Никлин никак не  мог  уклониться  от
этого поручения, когда на него глазела добрая  половина  общины.  В  конце
концов, железный он человек или нет?
     - Надеюсь, это ненадолго, - пробормотал он пробираясь сквозь толпу, -
просто умираю с голоду.
     Он без промедления последовал за Монтейном, шагнув с дневного света в
мрачную внутренность корабля. Джим с удивлением отметил, что воздух внутри
пахнет папой листвой. Земной аромат, в котором чувствовался запах грибов и
дождя, оказался полной неожиданностью в этой  гробнице.  Никлин  пришел  в
себя и заторопился, когда услышал за собой шаги электрика Джока  Крейга  с
целой гроздью фонарей в руках. Следом за ним следовала Петра Дэвис,  также
нагруженная фонарями.
     Группа медленно продвигалась по кораблю. Электрики по пути  расширяли
освещенное пространство, развешивая  повсюду  миниатюрные  солнца.  Первое
впечатление  от  космического  корабля  было  искаженным,  поскольку   они
находились  под  прямым  углом  к  нормальному   расположению   помещений.
Переплетение  лесов  и   настилов,   оставленное,   по   всей   видимости,
ремонтниками, вносило дополнительную неразбериху и в без  того  запутанную
картину.
     Идущему впереди Монтейну, должно быть, приходилось еще труднее, но  и
Джиму было нелегко во время перемещения с  палубы  на  палубу.  Он  догнал
Монтейна в том месте, где трап проходил над  круглым  люком,  расположение
которого свидетельствовало о том, что проход ведете отделяемую капсулу...

     Бережливые наследники Вэса Фугаччиа были рады возможности  избавиться
от имения Альтамура за немалую цену, но обусловили сделку одним пунктом  -
в их распоряжении оставалось  небольшое  семейное  кладбище  за  особняком
Фугаччиа. Тело Эйприл Фугаччиа было  предано  земле  на  этом  кладбище  в
соответствии с  религиозным  ритуалом.  Хотя  в  глазах  наследников  Кори
Монтейн вряд ли являлся священником, они дали свое согласие на  проведение
им церемонии погребения.
     Джим пошел бы и дальше в демонстрации своего цинизма и не  явился  бы
на церемонию погребения, если бы она не предстала ему вдруг в ином  свете.
При  виде  маленькой  фигурки  Эйприл  Фугаччиа  в  левом  кресле   кабины
отделяемой капсулы, все еще облаченной в изготовленный на заказ  скафандр,
Джиму пришла в голову довольно  сентиментальная  мысль.  Он  подумал,  что
тревожить погибшую - это  акт  подлинного  святотатства.  Эта  девушка  не
заслужила фарсовых похорон под  бормотание  маньяка-проповедника,  который
явился   сюда   в   сопровождении   своего   дурашливого,   циничного    и
безнравственного помощника.

     Никлин  присутствовал  на   похоронной   церемонии.   Он   стоял   на
пронизывающем ветру, а потом пил джин вместе со  Скоттом  Хепвортом,  пил,
пока не утратил способность что-либо чувствовать.

                                    14

     На перевозку корабля из Альтамуры  в  Бичхед-Сити  понадобился  почти
год. На каком-то этапе мучительного, изматывающего перехода Никлин  понял,
что привязался к этому огромному неуклюжему уродцу.
     Стоя у окна офиса общины в Бичхеде,  откуда  открывался  превосходный
вид  на  "Тару"  (так  Монтейн   переименовал   корабль),   Джим   пытался
разобраться, что именно в очертаниях  этого  сооружения  вызывает  у  него
такое волнение. Трехцилиндровая конструкция, разработанная вот уж как  два
века канувшей в  Лету  "Старфлайт  Инкорпорейтед",  сохранилась  благодаря
своей эффективности и надежности. Но даже самые  романтически  настроенные
ее приверженцы признавали, что вид у нее на редкость неуклюжий.
     Сейчас корабль более чем когда-либо выглядел неспособным к полету. Но
Никлин ощущал ту внутреннюю дрожь, хорошо знакомую всем любителям техники,
дрожь, возникающую при виде  машины,  на  которую  возложена  серьезная  и
нелегкая задача и которая имеет потенциальные  возможности  выполнить  эту
задачу самым превосходным образом.
     Этот роман Никлина с "Тарой" начался  с  одного  не  очень  приятного
события.
     Когда  раскопали  оба  двигательных  цилиндра,  на  которых  покоился
корабль во  время  своего  подземного  заточения,  обнаружилось,  что  Вэс
Фугаччиа  допустил   ошибку,   характерную   для   строителей   гигантских
монументов. Решив сделать гробницу своей жены совершенно  недоступной,  он
наваливал один защитный слой за другим. В результате под гигантским  весом
треснул  железобетонный  фундамент,  на  котором  покоилась  вся  огромная
конструкция.   К   тому   же   создатели   монумента   забыли   закупорить
вентиляционные  отверстия  и  канализационные  трубы,  открытые  во  время
капитального ремонта в наземном доке.
     Отверстия были небольшими, почти незаметными  по  сравнению  с  общей
площадью поверхности корабля,  но  для  бесчисленных  грибков  и  плесени,
всепроникающих форм жизни, обитавших в плодородной почве  Орбитсвиля,  они
явились шестирядными шоссе.
     Когда  Монтейн  и  его  сподвижники  распахнули  люки,   ведущие   из
центрального цилиндра в двигательные, на них пахнуло влажной и  нездоровой
атмосферой подземелья. Тонкие нити и усы бесцветных растений  образовывали
многочисленные сплетения, в которых копошились целые полчища ползающих или
бегающих тварей.
     Потребовалось немало дней,  прежде  чем  люди  привели  в  порядок  и
продезинфицировали двигательные цилиндры, но еще  долго  в  них  ощущалось
характерное зловоние, которое почувствовал Никлин,  когда  впервые  ступил
внутрь корабля. И, конечно же, все оборудование сильно пострадало от  этой
оккупации.
     Монтейн,  увидев  открывшуюся  картину,  ужаснулся.  Он   представил,
сколько потребуется времени и денег, чтобы  восстановить  разрушенное.  Но
искренне любящий технику Никлин, проникся к кораблю  горячим  сочувствием.
"Я приведу тебя в порядок, старина", - пообещал он.
     Планы его были воистину грандиозны. Мало кто решился бы взяться за их
исполнение, но именно они не дали  Джиму  сойти  с  ума  в  течение  этого
долгого и невыносимо скучного года,  проведенного  в  пути.  Ему  помогали
Скотт  Хепворт,  согласившийся  поделиться  с  ним  своими   знаниями   за
определенную плату  в  виде  джина,  и  Герл  Кингсли,  предоставлявший  в
распоряжение Никлина силу своих мышц.
     Теперь, когда "Тара" благополучно  достигла  Бичхеда  и  заняла  свое
место у Первого Портала, начались основные работы  по  ее  восстановлению.
Никлин и Хепворт единодушно решили, что эти работы должны вестись  под  их
руководством исключительно членами общины.  Монтейн  искренне  обрадовался
такому соглашению, поскольку в этом случае потребовалось  бы  куда  меньше
затрат.
     "Тара" относилась к классу исследовательских судов и потому  не  была
рассчитана на большое  количество  пассажиров,  но  ее  размеры  позволяли
установить дополнительные  палубы.  В  настоящее  время  их  насчитывалось
восемь -  минимально  допустимое  количество,  обеспечивающее  необходимую
жесткость центрального цилиндра - но предполагалось  установить  их  через
каждые два метра. Двадцать пять палуб предназначались для пассажиров.
     Исходя из этого, в полет могло отправиться,  по  выражению  Монтейна,
около "двухсот  душ".  Никлин,  для  которого  вся  эта  затея  продолжала
оставаться игрой, предположил, что по простым  биологическим  соображениям
почти все души должны быть заключены в оболочки женщин, достигших  половой
зрелости.  Монтейн,  разумеется,  прочел  ему   лекцию   о   необходимости
сохранения моральных устоев, дав понять, что собирается  внести  в  список
участников экспедиции лишь молодые женатые пары, отличающиеся благонравием
и религиозностью.
     Этот спор вновь напомнил Джиму  о  том,  что  Кори  Монтейн  является
совершенно иррациональным существом. На какое-то время Никлин почти  забыл
об этой особенности проповедника. Монтейн не был  религиозным  маньяком  в
обычном смысле этого слова, он попросту был сумасшедшим, чьи  маниакальные
идеи приобрели религиозную окраску. Одежда и манеры  нормального  человека
постоянно оттесняли  на  задний  план  его  странности  -  гроб,  служащий
обеденным столом,  его  манию  величия,  его  безумную  цель,  которой  он
подчинил всю свою жизнь.
     Высмеять проповедника и его  безумные  идеи  не  составляло  никакого
труда, но эти самые идеи время от времени умудрялись превращаться в  самую
настоящую реальность. И доказательством тому служила нескладная  массивная
конструкция за  окном  офиса.  Глядя,  как  снег  медленно  опускается  на
поверхность звездолета, Никлин вдруг ощутил холодок  тревоги.  Он  понимал
весь абсурд происходящего, но тем  не  менее  без  конца  спрашивал  себя,
неужели действительно настанет день, когда эта  угрюмая  громадина,  давно
вписавшаяся в окружающий ландшафт, тихо соскользнет в черноту  портала  и,
подобно нырнувшему в воду неповоротливому на суше тюленю, обретет в  новой
среде силу и уверенность? Неужели она понесет людей сквозь тьму космоса  к
тусклым точечкам света? И останутся ли живы те, кто взойдет на ее борт?
     "Вот что я тебе  скажу,  о  Газообразное  Позвоночное.  Если  корабль
действительно отправится в дикую  тьму  неизвестности,  то  твой  покорный
слуга останется сидеть дома в своем любимом кресле,  со  стаканом  в  руке
наблюдая за этим великим событием по телевизору..."
     Сзади подошел Хепворт и встал рядом.
     - Когда появится этот человек?
     - Спросите Кори.
     Никлин взглянул на Хепворта, и, как всегда, его глаза остановились на
огромном прыще, красующемся на носу физика.
     - Я не хочу мешать, Кори, просто интересно,  почему  запаздывает  наш
высокий гость?
     - Вероятно, его задержала непогода, - неопределенно ответил  Монтейн,
оторвавшись от разложенных перед ним бумаг. - Наберитесь терпения.
     - Да, и не дергайте нас так часто. Вы ведете себя как дети, - добавил
Ропп  Воорсангер,  исполняющий  при  Монтейне  обязанности  бухгалтера   и
юридического консультанта. - Мы заняты.
     Он сидел за соседним  с  Монтейном  столом.  Это  был  узкоголовый  и
узколицый человечек лет тридцати, но выглядевший на  все  пятьдесят.  Ропп
тоже в свое время выбрал стезю проповедника-любителя, но  он  был  гораздо
более нетерпим и резок, чем Кори Монтейн.
     - Прошу прощения, - повернулся к нему физик, -  но  на  корабле  меня
ждет работа, настоящая работа, а не та совершеннейшая чепуха,  на  которую
вы тратите все свое время.
     Никлин сдержал улыбку. Настоящая работа, которую имел в виду Хепворт,
заключалась  в  поглощении  очередной  порции  джина.  Надежда,  что  этот
неопрятный, словоохотливый пьяница окажется отличным товарищем,  полностью
оправдалась.  Несмотря  на  горячую  привязанность  к  спиртному,  Хепворт
никогда не терял голову и всегда готов был сказать свое веское слово. Джим
мог рассчитывать на его поддержку в любом споре.
     - Это так, Кори, - обратился он к Монтейну. -  У  нас  со  Скоттом  и
впрямь есть работа, а...
     - А я устал каждый раз  тратить  кучу  времени  на  ваши  розыски,  -
оборвал его Монтейн. - Я требую, чтобы  вы  оба  находились  здесь,  когда
приедет Ренард. Вы должны послушать, что он скажет. Так  что  постарайтесь
расслабиться. - Он со значением взглянул на Хепворта. - Почему бы  вам  не
выпить чашку чая?
     Никлин с интересом ждал ответа Хепворта, но в этот момент за  матовым
стеклом,  отделяющим  кабинет  Монтейна  от  соседней  комнаты,  мелькнуло
цветное пятно. Дани Фартинг вернулась из своей очередной поездки. Стараясь
не выглядеть слишком заинтересованным, Никлин подошел к двери и открыл ее.
     - Ну что? - Дани сняла запорошенный снегом плащ.
     На  ней  был  синий  шелковый  костюм.   Широкий   пояс   великолепно
подчеркивал фигуру. Глаза из-под тяжелых век глядели на Джима так,  словно
он был порядком надоевшим предметом обстановки.
     - Со мной все в порядке. Спасибо. А как вы?
     - Я имела в виду - что вы хотите?
     - Кто говорит, что я чего-то хочу?
     "Я хочу тебя, холодная ты стерва! Я хочу тебя, потому  что  ты  самая
привлекательная баба во Вселенной и  потому  что  ты  полностью  завладела
мной".
     - Я всего лишь решил поздороваться с вами.
     - Очень мило.
     Дани стояла совершенно неподвижно,  держа  плащ  в  руках.  Она  явно
ждала, когда Джим уйдет.
     - Вы прямо с самолета?
     - Да.
     - Долгий полет?
     - Да.
     - Вам следует отдохнуть. Не хотите ли выпить и пообедать?
     -  Я  уже  договорилась  пообедать  с  одним  своим  другом,  -  Дани
по-прежнему не двигалась. - Он зайдет за мной в полдень.
     - Прекрасно. - Никлин изобразил сожалеющую улыбку.  -  Я  всего  лишь
спросил.
     Дани промолчала, так что ему ничего не оставалось, как откланяться  и
вернуться в кабинет Монтейна, плотно прикрыв за собой дверь. Как только он
повернулся к Дани спиной, печальная улыбка преобразилась  в  счастливейшую
дурашливую ухмылку. Любой, кто наблюдал бы за этим разговором, сказал  бы,
что  Дани  недвусмысленно  отшила  Никлина.  Но  Джим  уловил  два  знака,
поднявшие его дух. Во время обмена репликами Дани крепко прижимала плащ  к
груди, словно желая защитить свое тело от посягательств  Никлина.  К  тому
же, не было никакой необходимости  сообщать,  что  ее  пригласил  на  обед
другой  мужчина.  "Ты  просто  молодец,  Джим,  -  похвалил  себя  Никлин,
испытывая холодное удовлетворение. - Все идет, как надо..."
     - Недолго же ты там пробыл, - весело заметил  Хепворт,  когда  Никлин
встал рядом с ним у окна. - Послушайся опытного в таких делах  человека  и
покинь сцену с достоинством. Ведь совершенно  ясно,  эта  баба  не  желает
иметь с тобой дела.
     - Ты ни черта не понимаешь, - ответил Никлин, которого задел  игривый
тон приятеля. "Как может человек с такой  блямбой  на  носу  считать  себя
знатоком женщин?"
     - Ты пригласил ее на обед?
     - Да.
     - И что?
     - У нее уже назначена встреча. С другим парнем.
     Хепворт кивнул.
     - Наверное, с Роуэном Миксом.  Она  познакомилась  с  ним,  занимаясь
своими книгами.
     Никлин предпочел бы не продолжать этот разговор, но  последняя  фраза
Хепворта пробудила в нем любопытство.
     - Какими книгами?
     - Говорящими. Дани большую часть своего свободного времени занимается
тем, что наговаривает на магнитофон книги для слепых. - Хепворт замолчал и
лукаво взглянул на Джима. - А ты и не знал?
     - Откуда?
     - Вот то-то же! -  торжествующе  ответил  Хепворт.  -  Ты  ничего  не
добьешься от женщины, если не начнешь интересоваться  всеми  сторонами  ее
жизни. Твоя ошибка, Джим, состоит в том, что тебя интересует лишь одно,  и
это видно невооруженным глазом.
     "Я не всегда был таким..." - Никлин  оборвал  себя,  злясь,  что  ему
приходится защищаться.
     - Мне всегда казалось, что слепые пользуются  читающими  машинами,  -
сказал он, надеясь, что Хепворт клюнет  на  эту  приманку  и  прочтет  ему
небольшую импровизированную лекцию.
     - Синтезаторы человеческого голоса все  еще  не  годятся  для  чтения
художественной  литературы.  С  позиции  сегодняшнего  дня,  они,  похоже,
никогда не смогут стать пригодными для этого дела. -  Хепворт  с  радостью
ухватился за предложенную тему. - Все тот  же  синдром  Орбитсвиля.  После
испытания первого синтезатора прошло более трехсот лет. Полагали, что  они
будут совершенствоваться и  совершенствоваться.  Но...  но  какой  в  этом
совершенствовании смысл? Орбитсвиль преподнес нам счастье и, благоденствие
на пресловутом  блюдечке.  Научный  прогресс  остановился.  Лишь  немногие
умники из личной любознательности продолжают заниматься исследованиями. Но
даже если  обнаруживается  что-либо,  имеющее  практический  интерес,  его
невозможно внедрить из-за отсутствия  промышленной  базы.  И  есть  немало
людей, - тут тон Хепворта стал зловещим, - утверждающих, что Орбитсвиль не
принес человечеству ничего хорошего.
     - Твои слова начинают напоминать  речь  кое-кого  другого,  -  Никлин
кивнул  в  сторону  Монтейна,   который   что-то   сосредоточенно   писал,
склонившись над столом.
     - Этот кое-кто другой делает совершенно правильные выводы, исходя  из
совершенно неверных предпосылок.
     Никлин удивился.
     - Уж не  хочешь  ли  ты  сказать,  что  и  сам  собираешься  покинуть
Орбитсвиль, не дожидаясь, пока пресловутый дьявол нажмет свою  дьявольскую
кнопку?
     - Да, я хочу покинуть Орбитсвиль, - спокойно  ответил  Хепворт.  -  Я
хочу взглянуть, как выглядит антипланета. Мне нет дела до его рассуждений,
но ведь никто кроме Кори не собирается отправляться к Новым мирам, так что
у меня просто нет выбора.
     - Ты хочешь сказать, что если "Тара" сумеет  улететь,  то  ты  будешь
находиться на ее борту?
     - Джим, а зачем, по-твоему, я присоединился к этой дурацкой компании?
Неужто ты думаешь, что меня прельстили те гроши, что выделяет  Кори?  Этих
денег едва хватает на жалкий тоник, о вещах более насущных и  говорить  не
приходятся. Я здесь по одной единственной причине - как член общины я могу
рассчитывать  на  место  на  корабле.  -   Лицо   Хепворта   страдальчески
скривилось. - Зря я упомянул о  выпивке.  Если  бы  не  вспомнил,  мог  бы
потерпеть еще немного.
     - Да, это ты зря, - рассеянно протянул Никлин,  все  еще  переваривая
новость о том, что Хепворт действительно собирается отправиться на  "Таре"
в неизвестность.
     До сих пор он был уверен, что физик, как и он сам, стоит на  подножке
Экспресса в Никуда, готовый спрыгнуть в  подходящий  момент.  Кроме  того,
вновь всплыла тема о Вселенной из антивещества. Для Никлина все  разговоры
о Вселенной Первой Области и Вселенной Второй Области,  о  текущем  вспять
времени, об  изотопах  и  электронах  были  простой  словесной  игрой,  но
оказалось, что для Хепворта все это и впрямь реально, реально так же,  как
стакан джина или свистящие деревья, скорбящие  в  этот  холодный  ветреный
день по ушедшему лету.
     - Объясни мне одну вещь, Скотт.  Изменится  ли  что-нибудь  хоть  для
одного человека, если...
     Никлин осекся. Наружная дверь распахнулась, и в комнату вошли двое  -
мужчина и женщина. Никлин сразу же узнал Рика Ренарда,  вызывающий  костюм
которого  сразу  же  сделал  его  обладателя  центром  внимания  в   уныло
обставленном кабинете проповедника. Лицо женщины тоже  показалось  Никлину
знакомым. Хотя и не сразу, но он вспомнил,  что  видел  ее  по  телевизору
несколько лет назад. Это было в гостиной Уайтов в тот  самый  день,  когда
Орбитсвиль совершил свой пресловутый Большой Скачок.  Именно  в  тот  день
Монтейн со свитой явился в Оринджфилд,  и  жизнь  Никлина  совершила  свой
собственный Большой Скачок. В ушах Джима зазвенел голос  Зинди  Уайт:  "Ее
зовут Сильвия Лондон".
     - Я всегда хотел побывать в Лондоне, - пробормотал  Никлин  себе  под
нос, разглядывая ее соблазнительные формы. Любовные упражнения  с  Кристин
Макгиверн потеряли свою остроту, и Джиму уже  давно  хотелось  чего-нибудь
новенького.
     Хепворт прошептал:
     - Кто это?
     -  Полагаю,  требуется  наше  присутствие,   -   ответил   Никлин   и
пододвинулся поближе к Монтейну и Воорсангеру.
     Ренард представил свою спутницу. Она оказалась его женой. Для Никлина
этот факт лишь добавил пикантности ее красоте и женственности.
     - Прошу простить за опоздание, - сказал Ренард, когда  с  формальными
приветствиями было покончено.
     В его улыбке было что-то вызывающее и странное.  Никлин  заметил  эту
особенность, когда впервые увидел  Ренарда  в  телерепортаже.  Эта  улыбка
обращала любое извинение в издевательскую бессмыслицу.
     Монтейн кивнул.
     - Погода и впрямь...
     - Нет-нет, меня задержал не снег. Когда я прибыл  сюда,  то  не  смог
удержаться и первым делом обошел ваш корабль. - Ренард снова улыбнулся.  -
Выглядит он не слишком хорошо, не правда ли?
     - Для меня он выглядит достаточно хорошо, -  быстро  ответил  Никлин.
Ренард улыбнулся, глядя ему прямо в глаза.
     - Вы уверены, что способны выносить суждения на данный счет?
     - Суждения и оценки характерны для моей семьи. Я  впитал  способность
выносить их с молоком матери.
     - Почему бы нам не сесть и не побеседовать  в  более  комфортабельных
условиях? - вмешался Монтейн.
     Он указал на старый облупленный стол и такие же стулья  вокруг  него,
используемые в основном для совместных трапез  на  скорую  руку.  Но  стол
являлся единственным предметом обстановки, пригодным для совещания.
     - Почему бы и нет? - Ренард несколько изумленно взглянул на  стол  со
стульями.
     Его  изумление  стало  явным,  когда  стул  под  ним  издал  жалобный
протестующий скрип.
     На какое-то мгновение Никлин пожалел,  что  Монтейн  из  скупости  не
арендовал более приличное помещение, но уже в следующий момент он поспешил
занять место рядом с Сильвией.
     - У меня на сегодняшнее утро назначена  еще  одна  встреча,  так  что
приступим к делу, - заявил Ренард, улыбаясь Монтейну. - Я  готов  выложить
за корабль в его теперешнем состоянии четыре миллиона монитов.  Ваши  люди
уйдут, а мои придут. Вам даже не придется выключать огни.
     - Рик, я уже сказал вам, что "Тара" не продается, - ответил Монтейн.
     - Вы совершаете  ошибку,  если  собираетесь  упорствовать  в  надежде
поднять цену. - Ренард, так же  как  и  проповедник,  выглядел  совершенно
спокойным. - Межзвездный  корабль  вряд  ли  пригоден  для  полетов  между
порталами, так что это вполне щедрое предложение.
     - Возможно, но меня оно не интересует.
     - Но такое положение вещей продлится только до того момента, пока  не
будет налажен выпуск новых кораблей малой дальности. Когда это произойдет,
цена вашей посудины упадет.
     Монтейн вздохнул.
     -  Мне  не  хотелось  бы  показаться  невежливым,  Рик,  но   вы   не
единственный человек, который дорожит своим временем, так  что  не  станем
его попусту терять. "Тара" не продается. Вам ясно?
     - Я могу лишь предложить джем, но не могу вынудить съесть его.
     - Теперь, когда вы выяснили, какую пищу я ем, а  какую  нет,  -  сухо
ответил Монтейн, - что еще вы хотите нам предложить?
     - Сколько звезд вы выбрали в качестве своей цели?
     - Восемь, все в пределах тысячи световых лет.
     - И каковы перспективы?
     - Очень неплохие.
     Монтейн в поисках поддержки взглянул на Хепворта.
     - Полный спектральный анализ,  проведенный  Университетом  Гарамонда,
показал,  что  три  звезды  с  восьмидесятипроцентной  вероятностью  имеют
планеты, по своим характеристикам близкие к Земле, -  самым  торжественным
образом объявил тот.
     Ренард удивленно поднял брови, и его лицо вдруг стало мальчишеским.
     - И это, я полагаю, гораздо лучше, чем если бы вы имели уютные дома?
     Никлин, до этих слов погруженный в истому пьянящим ароматом  Сильвии,
вновь стал прислушиваться к разговору.
     - Это гораздо лучше, - ответил Хепворт. - Есть из чего выбирать.
     Ренард снова обратился к Монтейну.
     - Мы все-таки можем прийти к соглашению. Давайте  я  посажу  на  борт
корабля двух-трех ученых и дополнительный экипаж, который вернет звездолет
обратно. И в этом случае вы все равно получите четыре миллиона.
     "Кори, это баснословное предложение. От него нельзя отказываться!"  -
подумал Никлин и тут же сморщился, заметив  кроткую  улыбку  отрицания  на
губах Монтейна.
     - Моя совесть  не  позволяет  заключить  подобную  сделку.  Ведь  она
означает, что части моих людей не  хватит  места  на  корабле.  Вы  должны
осознать, что я отвечаю за них перед лицом Господа.
     - Ну, хорошо, тогда можно сделать  следующее,  -  ответил  Ренард.  -
Когда корабль вернется, вы получите право использовать его для  повторного
полета. Таким образом, вы спасете вдвое больше душ.
     Улыбка   Монтейна   стала   еще   более   смиренной   и   еще   более
снисходительной.
     - "Тара" совершит один и только один полет. Для второго не  останется
времени. Второго шанса у нее просто не будет.
     - Кто вам это сказал?
     - Господь.
     - Господь? - недоверчиво переспросил Ренард.
     Его самообладание дало  первую  крошечную  трещину.  Никлин,  скрывая
улыбку, отвернулся в сторону - Ренард мог сожрать на  завтрак  прожженного
воротилу, но он никогда еще не сталкивался с безумцем-проповедником,  чьим
главным советником являлась мумия его жены, вещающая из  гроба.  Тут  Джим
заметил, что жена Ренарда смотрит на него.
     - Вы  не  могли  бы  налить  мне  чего-нибудь  горячего?  -  смущенно
прошептала она. - Например, кофе.
     - Я мог бы заварить для вас чай,  -  также  шепотом  ответил  Никлин,
обрадованный неожиданной возможностью завязать с ней отдельный разговор.
     - Прекрасно.
     Сильвия поднялась и прошла вслед за Джимом в дальний конец комнаты  к
буфету, где  хранились,  скудные  съестные  припасы.  "Отлично.  Все  идет
хорошо, но Скотт прав. Главное - не  идти  напролом.  Проявляй  интерес  к
женщине как к человеческому существу (а  в  данном  случае  ее  безусловно
можно так охарактеризовать). Спроси ее, во что она верит, что ей нравится,
о чем она мечтает..."
     Насыпая заварку из старинной чайницы Монтейна, Никлин взглянул на нее
и слегка нахмурился.
     - Не вас ли я видел по телевидению? Вас звали тогда Сильвия Лондон.
     - И до сих пор зовут, - ответила она. - Я сохранила прежнюю  фамилию,
когда вышла замуж за Рика.
     - Я был уверен, что не ошибся.
     - Вы, вероятно, видели один из репортажей от Тридцать шестого Портала
в тот день, когда... все изменилось.
     При этих словах что-то промелькнуло в карих  глазах  Сильвии.  Словно
легкая рябь пробежала  по  неподвижной  поверхности  глубокого  озера.  Но
Никлин уловил эту перемену и решил больше не  упоминать  о  событиях  того
памятного дня.
     - Возможно, - откликнулся он. - Но меня больше  интересует  другое...
Как же это называлось?.. Фонд "Анима Мунди"?
     - Да! - Лицо Сильвии просветлело.  -  Вас  интересуют  работы  Карала
Лондона?
     Никлин напряг память, и та не подвела.
     - О жизни личности после физической смерти? Это  действительно  очень
интересная проблема.
     - Это самая великая проблема. Вы бывали на семинарах фонда или читали
наши публикации?
     - Нет, к сожалению. Я был очень занят в  последний  год  и  никак  не
мог...
     Сильвия коснулась его руки.
     - Но вы знакомы с основами учения о сапионах?
     - Я так до конца и не разобрался в нем, - осторожно  ответил  Никлин,
доставая чашки.
     - Но это так просто! - воскликнула Сильвия. Она говорила все  так  же
негромко, но теперь в ее речи появилась лихорадочная быстрота. - Майндон -
это элементарная частица. Гипотеза о ее существовании возникла  много  лет
назад, но до прошлого года она оставалась недоказанной.  Благодаря  работе
Карала, мы теперь знаем, что сознание - это всеобщее свойство материи, что
даже элементарные частицы наделены им до некоторой степени...
     Никлин продолжал возиться с чаем, не забывая время от времени  кивать
и поджидая удобного момента,  чтобы  перевести  разговор  в  более  личное
русло.  Начав  с  утверждений,  которые  Никлин  выслушал,  покорно  кивая
головой,  Сильвия  перешла  к  тому,   что   она   именовала   "умственным
пространством", где существуют майндонные аналоги человеческого мозга. Она
говорила все взволнованней, в ее голосе  слышалась  твердая  убежденность.
Через  несколько  минут  Никлин  понял,  что  окончательно   запутался   в
нагромождении полумистических идей, излагаемых на жаргоне ядерной  физики.
Он никак не мог уловить момент, чтобы сменить тему разговора.  "Что,  черт
побери, со всеми сегодня происходит? - недоумевал он  про  себя,  разливая
чай. - Неужели я единственный во всем мире, кто остался верен реальности?"
     Сильвия тем временем продолжала:
     -  ...показывает,  что  личность  состоит  из  умственных  сущностей,
находящихся в  умственном  пространстве,  и,  следовательно  она  способна
пережить разрушение мозга,  хотя  для  ее  развития  и  требуется  сложная
физическая организация мозгового аппарата. - Сильвия внимательно взглянула
на молодого человека. - Вы понимаете меня?
     Никлин пододвинул ей чашку.
     - Вам налить молока?
     Женщина не обратила на его слова никакого внимания, ее взгляд блуждал
по его лицу.
     - Я действительно хотела бы знать, что вы думаете по этому поводу.
     - Мне кажется, эта теория очень впечатляюща, - ответил Джим.
     - Впечатляюща! - Сильвия кивнула,  показывая,  что  прекрасно  поняла
двусмысленность этого слова. - Хорошо, но что все-таки вас в ней смущает?
     Не уставая поражаться тому, насколько их разговор отличается от того,
каким он себе его представлял, Никлин ответил:
     - Я полагаю, что все, связанное с созданием личности.  Если,  как  вы
говорите, вся материя имеет майндонную составляющую, то  для  того,  чтобы
личность появилась на свет, необходима всего лишь физическая  организация.
Но зачем тогда биологическая...
     - Джим! - в голосе Монтейна  сквозило  нетерпение.  -  Вы  не  хотите
вернуться к нашему столу?
     Никлин изобразил на лице крайнее сожаление.
     - Я вынужден вернуться, но мне хотелось бы продолжить.
     - Мне тоже. Мы могли бы поговорить после совещания.
     Он улыбнулся, не отводя от нее глаз.
     - Я имею в виду вовсе не это.
     Некоторое время выражение ее лица оставалось прежним.  Никлин  понял,
насколько она  погружена  в  свой  метафизический  мир.  Ей  потребовалось
некоторое усилие, чтобы вернуться к реальности.
     -  Вы  сказали,  что  должны  вернуться.  Так   почему   же   вы   не
возвращаетесь?
     Сильвия отвернулась и взяла  свою  чашку.  Никлину  не  хотелось  так
просто отступать.
     - Это всего лишь проверка. Ведь нет ничего дурного в проверке.
     - Неужели люди, подобные вам, никогда не наскучивают самим себе?
     - Я мог бы задать  вам  тот  же  вопрос,  -  галантно  ответил  он  и
направился к сидящим за столом.
     Никлин обнаружил, что за время  его  отсутствия  события  развивались
очень быстро. Ренард, похоже, оставил  мысль  о  покупке  "Тары"  и  решил
выступить посредником в приобретении отдельных компонентов:
     - Насколько я понял Кори, вы хотите приобрести  двадцать  пять  палуб
типа 5М.
     - Что-то в этом роде. - На всякий случай Никлин  решил  не  проявлять
энтузиазма. - Мы собираемся установить их в дополнение к уже имеющимся.
     - У меня есть подобные палубы.
     - И какова их цена?
     - О... - Ренард прикрыл  глаза,  изображая,  что  производит  сложный
подсчет. - Скажем, тридцать тысяч. Монитов, разумеется, а не орбов.
     Никлин не обратил внимания на  намек  по  поводу  его  провинциальной
привычки к орбам. Цена оказалась гораздо ниже, чем та, которую  он  ожидал
от такой акулы, как Ренард. Нет ли здесь подвоха?
     - И в каком они состоянии?
     - Не использовались, -  спокойно  ответил  Ренард.  -  Они,  конечно,
довольно старые, но их никто никогда не эксплуатировал.
     Никлин краем глаза заметил, как  Монтейн  и  Воорсангер  обмениваются
победными взглядами. В нем окрепла убежденность, что в предложении Ренарда
что-то не так. Он снова все обдумал и внезапно  понял  затеянную  Ренардом
игру в кошки-мышки. "Ублюдок! - подумал он с невольным восхищением.  -  Ты
еще большее дерьмо, чем я предполагал!"
     - Ну, Рик,  -  удовлетворенно  сказал  Монтейн,  -  думаю,  мы  можем
столковаться и...
     - Прежде чем  продолжить,  -  вмешался  Никлин,  -  спросите  мистера
Ренарда, не являются ли тридцать тысяч ценой одной штуки.
     Монтейн уставился на Ренарда:
     - Но ведь это составит... три  четверти  миллиона  за  двадцать  пять
палуб!
     - Рынок есть рынок, - губы Ренарда радостно дернулись.
     Никлин улыбнулся, давая ему понять, что получил удовольствие от этого
розыгрыша.
     - И все-таки, Рик,  вы  не  считаете,  что  это  немного  чересчур  -
пытаться сбыть старые палубы за тройную цену новых?
     - Их цена стремительно растет. Большинство новых палуб пропало вместе
с внешними ремонтными сооружениями. Мои сотрудники скупили  все  приличные
части, которые завалялись в наземных доках.
     - В таком случае мне придется использовать еще более старые, - упрямо
сказал Монтейн, уткнувшись взглядом в стол.
     -  Большая  их  часть  также  находится  в  моих  руках.   -   Ренард
сочувственно покачал головой. - Для  блага  общества,  как  вы  понимаете,
необходимо как  можно  быстрее  восстановить  межпортальную  торговлю.  Мы
должны подготовить корабли к полетам максимально быстрее,  даже  если  для
этого придется внести упрощения в производственный процесс.
     - В таком случае,  -  Монтейн  поднялся,  -  я  воспользуюсь  старыми
палубами, которые вы либо отвергли, либо  упустили.  Если  понадобится,  я
выкопаю  их  на  свалках,  склею  слюной.  -  В   его   голосе   появилась
торжественность. - Никакая земная сила не сможет помешать мне  подготовить
"Тару" к полету. Я обещаю вам это во имя Господа!
     -  Вам  потребуется  все  его  могущество,  чтобы  получить  полетный
сертификат, - пробурчал Ренард.
     Монтейн с нескрываемой ненавистью посмотрел на него.
     - Почему бы вам... Почему бы вам...
     - Позвольте  мне,  -  вмешался  Никлин,  поворачиваясь  к  Ренарду  с
довольной улыбкой. - Сан Кори создает определенные трудности  в  выражении
некоторых человеческих чувств, но как я полагаю, он хотел  сказать,  чтобы
вы проваливали и побыстрее.
     Насмешливый блеск в глазах Ренарда внезапно потух.  Он  повернулся  к
Монтейну.
     - Вам следует тщательнее подбирать своих сотрудников.
     - Язык моего коллеги сильно изменился в  худшую  сторону  со  времени
нашего с ним знакомства, - ответил ему проповедник. - Обычно я  сожалею  о
его манерах, но не в данном случае.
     - Похоже, я понапрасну потерял много времени.
     Ренард поднялся, кивнул Сильвии, которая уже допила свой чай,  и  они
молча направились к выходу.
     Никлин  задумчиво  смотрел  вслед  женщине,  пока  дверь  за  ней  не
закрылась.
     - Мне всегда жаль жен подобных субъектов.
     - Я заметил, как тебе ее жаль, - заметил Хепворт с шутливым  упреком.
- Ведь ты клеился к ней, не так ли?
     - Эта женщина заслуживает кого-нибудь получше, чем Рик Ренард.
     Хепворт усмехнулся.
     - А ты, очевидно, не совсем соответствуешь этим требованиям.
     - Почему мы должны выслушивать подобные разговоры? -  гневно  спросил
Воорсангер. На его длинном унылом лице застыла гримаса отвращения.
     - Ропп совершенно прав. - Монтейн обвел их суровым взглядом.
     Никлин улыбнулся ему.
     - Я думаю, что мы совершенно правильно обошлись с мистером  Ренардом.
В частности, вы, шеф. Теперь я действительно горжусь вами.
     Он говорил в своей обычной легкомысленной манере, но вдруг понял, что
и в самом деле гордится Монтейном. Сумасшедший он или нет, но  проповедник
отстоял свои принципы перед сильным и богатым противником.
     - Я боюсь, - спокойно сказал Монтейн, - что подготовка "Тары"  займет
гораздо больше времени, чем мы ожидали. Меня не покидает предчувствие, что
нам может не хватить времени.

                                    15

     Найти работу оказалось гораздо проще, чем ожидал Никлин.
     "Йеп и Ричли" была новой компанией, образовавшейся на волне спроса на
средние межпортальные грузовые корабли. Компания  решила  разместить  свои
производственные мощности прямо в Бичхеде,  что  было  довольно  необычно.
Традиционно,  в  строительстве  космических  кораблей  Орбитсвиль   всегда
полагался на Землю. Только  в  нескольких  космических  портах  занимались
производством звездолетов, и все они располагались  в  Дальтоне,  огромной
агломерации  вблизи  Двенадцатого   Портала.   Мощности   же   бичхедского
космопорта  в  отношении  ремонта  и  обслуживания  кораблей  всегда  были
ограничены.  Вследствие  этого   компания   "Йеп   и   Ричли"   испытывала
определенный недостаток в квалифицированной рабочей силе.
     Таими Йеп, президент компании, поначалу встревожился,  узнав,  что  у
Никлина  формально  нет  инженерного  образования,  но  будучи  таким   же
любителем техники, как и Джим, он не смог сдержать своего восхищения перед
его мастерством и  способностью  удерживать  в  памяти  сотни  мелочей.  В
результате Никлину предложили должность ведущего инженера. Собственно, как
само название должности, так  и  круг  его  обязанностей,  еще  предстояло
уточнить. Предполагалось,  что  Никлин  приступит  к  работе,  как  только
урегулирует все формальности с Монтейном.
     Джим  испытывал  смешанные  чувства,  когда  ступил   на   территорию
портального комплекса и увидел массивный  трехцилиндровый  корпус  "Тары".
Стоял прохладный ветреный день. Поверхность корабля, теперь безукоризненно
чистая, отливала медью. Окрашенная в белый и алый цвета отделяемая капсула
покоилась на своем месте под носовой частью.  "Тара"  выглядела  полностью
готовой к путешествию в открытом космосе.
     Никлину было трудно поверить, что с  тех  пор,  как  этот  изъеденный
коррозией корабль установили на краю портала, прошло два года.  В  течение
этих двух лет он трудился не покладая рук, отказываясь  даже  от  коротких
отпусков, принося в жертву своей страсти, многое из того,  что  составляет
нормальную человеческую жизнь.
     Когда  требовалось  приобрести  какую-либо  деталь  или  конструкцию,
работа   сразу   же   замедлялась   из-за   невидимого,   но   Постоянного
противодействия консорциума Ренарда.
     Никлин часто вынужден был покупать детали, предназначенные для  иного
типа корабля, и подгонять их под имеющуюся  конструкцию.  Небольшой  отряд
рабочих, целиком составленный из членов общины, вынужден  был  работать  в
три смены. Под контролем Никлина они выполнили впечатляющий объем работы.
     Скотт  Хепворт  столкнулся  с  теми  же  трудностями  в  работе   над
двигателями  корабля.  Ему  приходилось  время   от   времени   приглашать
специалистов со стороны. Но в конце концов двухлетний самоотверженный труд
завершился победой, и двигатели были готовы.
     "Птичка собралась улетать, - грустно  подумал  Джим.  -  Единственная
проблема состоит в том, что никто не откроет ей клетку".
     Дойдя до центрального трапа, ведущего в основной пассажирский цилиндр
корабля, он остановился, заметив спускающегося  по  трапу  Лэна  Хуэртаса.
Именно Хуэртас, единственный  чернокожий  в  общине,  первым  заговорил  с
Никлином в тот памятный день в Оринджфилде. Теперь же Хуэртас  не  скрывал
своей неприязни к Джиму и старался не разговаривать с ним.
     - Доброе утро, дорогой мой, лучший  мой  друг!  -  радостно  закричал
Никлин, никогда не упускавший случая позлить Хуэртаса  бурным  проявлением
дружелюбия. - Как ты себя чувствуешь сегодня?
     - Отлично, - буркнул тот, стараясь побыстрее пройти мимо.
     - Я очень рад слышать это. Скажи, старина. Кори на корабле?
     - Нет, в отеле.
     - Очень тебе признателен, дружище!
     Никлин  хлопнул  Хуэртаса  по  плечу  и  повернул  в  сторону   отеля
"Первопроходец".   Процветание   этого   отеля   полностью   зависело   от
регулярности  космических  сообщений.  Со  времен  Большого  Скачка  отель
испытывал огромные финансовые затруднения,  и  его  владельцы  с  огромной
радостью  предоставили  Монтейну  и  его  соратникам   льготы,   поскольку
благодаря проекту проповедника их дела пошли на поправку. Сам  же  Монтейн
сейчас с головой ушел в войну на измор за получение сертификата.
     Предупрежденный  о  трудностях  с  получением   разрешения,   Монтейн
предпринял хитрый ход, заставив всех своих последователей приобрести акции
компании. Юридически это означало, что корабль становится  частным,  а  не
общественным  средством  передвижения,  и,  следовательно,  должен  теперь
удовлетворять менее суровым правилам. Однако эти  ухищрения  не  растопили
лед инспекции из Департамента Космических Перевозок.
     Никлин наблюдал, как представители Объединенного Руководства  пачками
приезжали и уезжали с брезгливым выражением  на  лицах,  словно  чиновники
полагали,   что   возрожденный   корабль   угрожает   самим   основам   их
существования. Их  философий,  разъяснял  Джим  недоумевающим  Монтейну  и
Воорсангеру,   состоит   в   одной-единственной   установке:    отверстие,
просверленное одним  рабочим  здесь,  в  порту,  гораздо  хуже  отверстия,
просверленного другим рабочим на заводе, имеющем соответствующую лицензию.
     Из этого тупика есть два выхода, добавлял он. Первый -  прибегнуть  к
подкупу на всех уровнях, другой выход  -  глухой  ночью  сорвать  замки  с
причальных линий и тихо соскользнуть в черное отверстие  Портала.  Монтейн
воспринял оба предложения как шутки дурного  тона,  и,  по-видимому,  ждал
вмешательства высших сил, которые помогут ему отправиться в путь вместе  с
будущими Адамами и Евами.
     "Определенно, пора сматываться, - подумал Джим, шагая к  отелю.  -  Я
сделал все, что наметил... за одним, но  очень  существенным  исключением.
Дани.  Впрочем,  я  готов  ко  всему,  что  предложит   мне   Газообразное
Позвоночное".
     Он вышел с территории порта через пустынный  грузовой  вход,  пересек
бульвар  Линдстром.  Пирамида  "Первопроходца"  высилась  справа,  в   его
наклонных  стеклянных  стенах  отражались   бледно-голубые   полосы   неба
Орбитсвиля. Джим  уже  повернул  к  дверям  отеля,  когда  увидел  высокую
девушку, шагавшую ему навстречу. На ней  была  лимонного  цвета  шляпка  и
такого же цвета легкий полотняный костюм. Картину довершали светлые волосы
и ровный загар. Изящная и уверенная в себе красота не могла не броситься в
глаза, но внимание  Джима  привлекла  в  первую  очередь  улыбка.  Девушка
улыбалась и улыбалась именно ему.  В  ее  лице  было  что-то,  заставившее
Никлина вглядеться в него повнимательнее.  Джим  напряг  память.  Какое-то
мгновение  раздумывал,  не  может  ли  это  быть  одна  из  многочисленных
проституток, с которыми он развлекался в последние два года.
     - Джим! - воскликнула девушка. - Джим, я тебя всюду ищу!
     Она подошла ближе. Никлин  вгляделся  в  красивое  лицо  с  маленьким
решительным подбородком. Ее голос подстегнул память.
     - Зинди! Зинди Уайт!
     - Дай мне взглянуть на тебя, - сказал Никлин, когда они  покончили  с
объятиями и поцелуями. - Ведь когда мы виделись в последний раз,  ты  была
совсем еще маленькой.
     Джим не раз слышал, как взрослые употребляют именно эти слова,  когда
встречаются с молодыми людьми, сильно изменившимися за несколько лет.  Его
всегда коробила их банальность, но он  не  смог  подыскать  других.  Магия
биологических законов на славу потрудилась  над  Зинди,  Джиму  оставалось
лишь в удивлении разинуть рот, глядя на результат. В девушке  проглядывали
знакомые черты ребенка,  которого  он  когда-то  знал,  но  их  настойчиво
теснила прекрасная женственность.
     - Никак не могу поверить. Сколько же тебе лет?
     - Семнадцать.
     Никлин покачал головой:
     - Семнадцать?! Просто не верится.
     - А ты так и не написал мне, - упрекнула Зинди.
     - Да. Прости меня. Но я помнил о тебе всегда, хотя за эти годы  много
воды утекло, многое изменилось.
     - Я слышала. Во всяком случае, я тебя не забыла.
     Она как-то непонятно улыбнулась  и  застенчиво  коснулась  небольшого
медальона на груди.  Никлин  вгляделся.  Старинная  бронзовая  монета.  Он
поднял голову.
     - А что ты здесь делаешь?
     - Семейный визит в столицу.
     Зинди перестала теребить украшение. Ее лицо на мгновение затуманилось
печалью. Может кто-то из ее родителей приехал в Бичхед для обследования  в
одном из медицинских институтов столицы?
     - Как Нора и Чэм?
     -  Прекрасно.  Час  назад  мы   поселились   в   "Первопроходце".   В
информационном центре я узнала, где тебя можно найти. -  Она  взглянула  в
сторону порта. - Я надеюсь попасть туда, пока ты не улетел.
     - Иными словами, я тебя интересую в связи с моим кораблем.
     Зинди опустила ресницы.
     - Я бы так не сказала, но я действительно хочу его увидеть.
     - Тогда пошли!
     Они пересекли бульвар и  подошли  к  центральным  воротам  порта.  По
просьбе Никлина охранник выдал Зинди пропуск в виде круглого  серебристого
значка. Пока они шли, взявшись за руки, к кораблю, Зинди  рассказала,  что
собирается прослушать общий курс  в  колледже  "Дениз  Серра  Мемориал"  в
Восточном Бичхеде, а затем, возможно, всерьез  займется  энтомологией.  Ее
родители приехали вместе с ней, решив совместить приятное с полезным.
     - Прекрасно, - откликнулся на  рассказ  девушки  Никлин.  -  Если  ты
два-три года будешь жить в Бичхеде, мы сможем часто видеться.
     Зинди резко остановилась.
     - Но... Разве ты не улетаешь?
     Джим не сразу понял, что она имеет в виду, потом весело рассмеялся.
     - О Боже, нет, конечно! Ничто не заставит меня подвергнуть риску свою
драгоценную задницу и отправиться  путешествовать  в  никуда,  особенно  в
обществе этого стада пустоголовых.
     - Я не знала... Я думала ты и...
     - Дани? Стерва В Черном?  Та  история  ничем  не  кончилась,  точнее,
нельзя даже сказать, что она хотя бы началась.
     - Голос у тебя, невеселый, Джим.
     - Невеселый? Нет, мне не о чем печалиться. Ведь она вытащила меня  из
Оринджфилда, а это самое лучшее, что когда-либо  происходило  со  мной.  Я
теперь совершенно другой человек.
     - Вижу, - кратко откликнулась Зинди.
     Она начала рассказывать о его знакомых -  обитателях  Оринджфилда,  о
том, что произошло  в  городке  после  его  отъезда,  но  Джим  слушал  ее
невнимательно. Его будоражила близость молодого и  гибкого  тела  Зинди...
Воистину  Газообразное  Позвоночное  сегодня   пребывало   в   отличнейшем
настроении.
     - Так вот он какой, космический корабль! -  выдохнула  Зинди.  -  Как
красиво!
     - Да, неплохо, - снисходительно согласился Никлин,  скользя  взглядом
по сверкающей поверхности "Тары".
     - А вот  и  Портал!  Я  просто  сгораю  от  нетерпения,  так  хочется
побыстрее взглянуть на звезды.
     - О, ради них не стоит утруждать себя и  переходить  на  бег.  Ты  не
хочешь побывать внутри корабля?
     - А это возможно? - Зинди в сильном возбуждении сжала Джиму руку.
     - Разумеется!
     Вновь ощутив жар тесно прижавшегося  к  нему  молодого  тела,  Никлин
спросил себя, осознает ли Зинди, что делает. Но после  минутного  раздумья
решил, что  Зинди  прекрасно  понимает,  какое  воздействие  оказывают  на
здорового мужчину подобные прикосновения. Правда он в два раза  старше,  и
это может создать определенные  проблемы  с  пуританами  Уайтами.  Ничего,
как-нибудь разберемся. При мысли, что, возможно, уже сегодня он переспит с
этой золотоволосой женщиной-девочкой, в голове у Никлина застучало,  кровь
запульсировала по всему телу.
     "Не следует торопить события. Пусть все идет своим чередом. Медленно,
естественно и неизбежно".
     - А можно зайти туда прямо сейчас? - нетерпеливо спросила Зинди.
     - В любое время, когда ты захочешь...
     Никлин умолк, заметив у центрального трапа  машину  с  надписью  ДКП.
Рядом с машиной Скотт Хепворт разговаривал с троицей, весьма  напоминающей
комиссию Метаправительства. Хепворт оживленно жестикулировал и явно что-то
доказывал. Вот он резко повернулся и двинулся вверх  по  трапу,  остальные
последовали за ним.
     - Давай лучше подождем. Там сейчас многовато народу.
     - Многовато? Даже для такого огромного корабля?
     - Теперь, когда монтаж окончен, остался  лишь  один  временный  трап,
тянущийся  по  всему  кораблю.  Кроме  того,  там,  вероятно,  сейчас   не
стесняются в выборе слов. Так что, побережем уши невинной девицы.
     Зинди отступила в  сторону,  сдвинула  на  затылок  шляпу  и  одарила
Никлина восхитительной улыбкой:
     - Кто сказал, что я невинна? Или тем более девица?
     - Зинди, я сомневаюсь, что даже  столь  испорченная  особа,  как  ты,
готова выслушивать ругательства Скотта Хепворта.
     - Почему бы и нет.
     - Он слишком много пьет, он слишком много ест, он слишком много лжет,
он проматывает деньги без счету, у него на уме одни лишь грязные  мысли  -
одним еловом, он обладает всеми качествами, которыми должен  обладать  мой
друг.
     Зинди расхохоталась.
     - Что тебе еще в нем нравится?
     Воодушевленный ее реакцией и готовый хоть  целый  час  кряду  травить
байки о Хепворте, Никлин начал описывать, как и почему  физика  вышвырнули
из Университета Гарамонда.
     - Любой идиот способен увидеть мир в песчинке,  -  заключил  он  свой
рассказ, - но лишь  Скотт  Хепворт  смог  увидеть  в  куске  металла  иную
Вселенную.
     Зинди неожиданно посерьезнела.
     - Так это именно он является вашим научным консультантом?
     - У нас нет формальных должностей, но... да,  можно  сказать,  что  и
так. В основном Скотт занимался двигателями.
     На лице Зинди появилось насмешливое выражение, сделав ее  еще  больше
похожей на того ребенка, которого знавал Никлин.
     - Надеюсь, в двигателях он понимает больше, чем в физике.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Джим, даже я знаю, что эксперимент с  кобальтом-60  не  доказывает,
что Орбитсвиль стал частью  антивселенной,  где  время  течет  вспять.  Ты
что-нибудь слышал о СРТ-теореме?
     Никлин прищурился:
     - О чем это?
     - Значит, не слышал. Эта теорема утверждает, что если  все  принимает
противоположное  значение,  то  не  существует  способа   обнаружить   эту
перемену.  Она  также  утверждает,  что  твой  друг  напортачил  в   своем
эксперименте.
     - Но он клянется, что не допустил ошибок. Если верить его словам,  он
обнаружил неопровержимое доказательство Большого Скачка.
     - О, Джим, это все бычий навоз!
     Никлин улыбнулся, услышав любимое  выражение  Зинди.  Он  вспомнил  о
необычной для ее возраста способности верно схватывать самую суть вещей.
     - Ты полагаешь, все эти разговоры о Большом Скачке - полная ерунда?
     - Я не знаю, ерунда это или нет. Я говорю лишь  о  том,  что  никакие
манипуляции ни с кобальтом-60, ни с каким другим изотопом не могут  ничего
доказать.
     Никлин подумал, что под руководством человека,  способного  на  столь
грубые ошибки, велись работы по  восстановлению  звездолета.  И,  что  еще
хуже, этот человек совершенно не умел признавать свои ошибки. Вероятно,  в
этом крылась одна из причин  непреклонности  Объединенного  Руководства  в
вопросе о выдаче разрешения на полет.
     - В любом случае, все это  весьма  абстрактные  рассуждения.  -  Джим
пожал плечами. - Не хочешь взглянуть на отделяемую капсулу?
     - Да, пожалуйста.
     Когда они подошли поближе к черному озеру  Портала,  свежий  утренний
ветерок туго натянул тонкую ткань полотняного костюма девушки,  сделав  ее
похожей на  фривольные  создания  с  рекламных  объявлений.  Никлин  вдруг
осознал, что все представители мужского  пола  не  отрывают  глаз  от  его
спутницы. "Тут вам ничего не перепадет, ребята",  -  злорадно  ухмыльнулся
он.
     - А должно быть  и  здорово  летать  на  этой  штуке!  -  воскликнула
девушка.
     Маленький  корабль,  подвешенный  в  рабочем  положении  под  носовым
отсеком "Тары", находился очень близко от края Портала, и можно было легко
представить, как он устремляется  вперед  и  ныряет  в  свою  естественную
среду.
     - В наши дни отделяемая капсула сама по себе стоит целое состояние, -
заметил Джим. - Если у Кори вдруг прорежется  здравый  смысл  и  он  решит
продать ее и забыть о своей безумной миссии, он станет очень состоятельным
человеком.
     - Ты не очень-то высокого мнения о нем, Джим?
     - Он чокнутый.
     И Никлин рассказал,  как  Монтейн  повсюду  возит  тело  своей  жены,
запакованное в металлический ящик, и беседует с ним.
     Зинди недоверчиво посмотрела на него:
     - И ты не почувствовал никакого запаха?
     - Это правда, Зинди! Покойная миссис Монтейн в эту  минуту  находится
вон там.  -  Он  махнул  рукой  в  сторону  стоявшего  неподалеку  прицепа
Монтейна. - Кори ночует в этой развалине вместо того, чтобы жить, как  все
остальные в отеле. А гроб использует в качестве чайного столика.
     Зинди с улыбкой посмотрела на Джима.
     - Это ведь одна из твоих историй, не так ли?
     - Нет,  не  так!  Я  уже  давно  отказался  от  своих  розыгрышей.  Я
совершенно точно излагаю факты, и если людям не нравятся мои слова, то это
их проблемы, а не мои.
     - Как к тебе относятся остальные?
     - Все просто обожают меня. Особенно вон тот увалень. -  Он  кивнул  в
сторону неуклюжей фигуры Герла Кингсли, двигавшегося в их  направлении  со
стороны "Первопроходца", скорее всего,  с  очередным  туманным  поручением
Монтейна. - Хочешь верь, хочешь нет, но я спас ему жизнь.
     Поравнявшись с ними, Кингсли замедлил шаг  и  улыбнулся  Джиму  своей
жутковатой кривой усмешкой, оставшейся у него после памятного  ранения  на
вилле Фугаччиа. Потом он перевел взгляд на Зинди.
     - Думаю, ты ему понравилась, - прокомментировал Никлин. -  И  у  меня
язык не повернется осудить его за это.
     Он попытался обнять девушку за талию, но Зинди  ловко  увернулась  от
его рук.
     - И как же ты спас ему жизнь?
     - Меткой стрельбой.
     Джим  рассказал  ей  историю,  происшедшую  на  бескрайних  просторах
Альтамуры и ставшую уже бесконечно далекой.  Он  редко  вспоминал  события
прошедших лет, и сейчас ему казалось, что он рассказывает о ком-то другом.
Когда он дошел до ее мрачноватого финала, даже для него самого эта история
приобрела черты какого-то кошмарного сна.
     - Если ты думаешь, что это еще одна  из  выдумок  Джима  Никлина,  то
уверяю тебя, здесь нет и слова лжи.
     - Я тебе верю.
     Взгляд Зинди не отрывался от его лица, ее глаза вглядывались  в  него
со странным вниманием, будто пытались найти потерянную драгоценность.
     Внезапно Джим почувствовал себя очень неуютно  под  этим  пристальным
взглядом и указал на корабль:
     - Надеюсь, Хепворт уже убрал оттуда свой зад.
     - Я не так уж и жажду побывать внутри...
     Зинди замолчала, ее внимание привлекла остановившаяся  неподалеку  от
них машина. Откидной верх был опущен.  В  машине  сидели  Дани  Фартинг  и
незнакомая Никлину молодая пара с двумя детьми. Наверное, новенькие.
     Зинди нахмурилась:
     - Это не...
     -  Ты  не  ошиблась,  это  Дани,  -  ответил  Никлин,  -  недоступное
богатство.
     - А я и не думала, что у нее такой хороший вкус.
     Зинди  произнесла  это  оценивающе,  внимательно  разглядывая   Дани.
Элегантный  костюм  переливчатого  синего  шелка,  перехваченный   широким
поясом, маленькая шляпка. Девушка взмахнула рукой, когда Дани взглянула  в
их сторону. Никлин, припомнив неприязнь Зинди по отношению к Дани во время
первой их встречи, удивленно посмотрел на нее.
     - У Дани есть вкус, - согласился он. Ему не удалось избежать  горьких
ноток.
     Дани что-то сказала своим подопечным и направилась к Зинди. При  виде
темных глаз под тяжелыми веками,  алых  губ  и  стройной  фигуры,  Никлина
охватило  привычное   чувство   -   смесь   ненависти   и   безрассудного,
всепоглощающего  желания.  Три  года  эта  женщина  ускользала  от   него,
демонстрируя такую непреклонность характера, которую не  смогли  сокрушить
никакие хитроумные маневры. И  эта  непреклонность,  как  ни  тяжело  было
признать, позволила ей одержать полную победу над ним.
     - Привет! - Дани смотрела только на Зинди. - Теперь я убеждена,  всех
девочек следует держать на диете из сливочного мороженого.
     Зинди улыбнулась.
     - У вас хорошая память.
     - На лица, но не на имена.
     - Это Зинди. - Никлин  жестом  собственника  положил  руку  на  плечо
девушки. - Зинди Уайт.
     - Рада вновь встретиться с тобой, Зинди. Ты ведь, вроде бы, не летишь
с нами?
     - Нет.
     - Я так и думала. У нас есть одна  семья  Уайтов,  но  они  не  имеют
никакого отношения к Оринджфилду.
     - Я здесь на каникулах вместе с родителями.
     - Жаль, что вас не будет с нами. - Дани с некоторой грустью взглянула
на девушку. - Время Орбитсвиля подходит  к  концу,  вы  это  знаете?  Кори
Монтейн не раз говорил об этом, и мы все уверены в его правоте.
     Никлин сжал плечо Зинди.
     - Кори Монтейн - это тот самый человек, который полагает,  что  женат
на сардинке.
     - Мне нужно идти. - Дани по-прежнему не  замечала  Никлина.  -  Желаю
тебе всего хорошего, Зинди.
     - Ну, и что ты думаешь об этом спектакле? - прошептал Никлин  на  ухо
Зинди. Он не отрывал глаз от  Дани,  возвращавшейся  к  своим  подопечным,
терпеливо дожидавшимся ее у машины. - Эта  женщина,  без  сомнения,  самое
глупейшее и...
     Он осекся, пораженный - Зинди с силой оттолкнула его.
     - Не лезь ко мне! - резко  сказала  она,  и  в  ее  глазах  сверкнула
ярость. - Я не желаю играть в твои гнусные игры!
     - Зинди! - Никлин шагнул к ней,  но  его  остановил  взгляд  девушки,
полный гнева и презрения. - Послушай,  произошло  какое-то  недоразумение.
Давай пойдем ко мне и...
     - Прощай, Джим! - Зинди сорвала бронзовую монетку с шеи, -  это  тебе
на память! - Она швырнула монету ему под ноги и побежала прочь.
     - Но... - Джим ошеломленно смотрел на древнюю бронзу.  И  наконец  он
вспомнил. "Я подарил ей эту монету в  тот  день,  когда  навсегда  покинул
Оринджфилд".
     Никлин нагнулся и подобрал монету, собираясь догнать  Зинди.  Он  уже
сделал первый шаг,  когда  с  резкостью  захлопнувшейся  двери,  весь  мир
погрузился в кромешную тьму.
     От неожиданности Никлин вскрикнул, на какое-то мгновение его охватила
паника - он решил, что ослеп. Темнота казалась настолько абсолютной  -  ни
уличных огней, ни зажженных окон, ни  автомобильных  фар,  ни  прожекторов
внутри корабля  -  что  она  могла  быть  лишь  внутри  него  самого.  Это
наказание, наказание за грехи. Но  уже  через  несколько  мгновений  глаза
начали  привыкать   к   темноте;   постепенно,   словно   изображение   на
фотопластине, стала проявляться блеклая картина полосатого ночного неба.
     Никлин поднял голову и  увидел,  что  солнце  скрылось  за  одной  из
силовых линий, движение которых создавало на Орбитсвиле смену дня и ночи.
     Его  вновь  охватил  страх.  Джим  осознал,  что  впервые  на  памяти
человечества Орбитсвиль каким-то непонятным образом  вдруг  перескочил  из
яркого солнечного утра в беспросветно черную ночь.

                                    16

     -  Ну,  теперь  вы  сами  можете  убедиться,  что   ловушка   вот-вот
захлопнется.
     Монтейн с посеревшим и осунувшимся лицом обращался к  членам  общины,
собравшимся на  третьем  этаже  офиса.  Никлин  отметил,  что  проповедник
выглядит  удрученным  и  нерешительным  как  раз  тогда,  когда  требуется
сплотить и воодушевить своих последователей.
     - Мне не надо напоминать вам, что  дьявол  сейчас  довольно  потирает
руки, - продолжал Монтейн. - Мы должны покинуть это  проклятое  место  как
можно скорее, друзья мои, иначе будет поздно.
     Никлин слушал и впервые с момента  знакомства  с  Кори  Монтейном  не
испытывал никакого желания высмеять его слова. Светящиеся  голографические
часы показывали 12:06, но за окном царил непроглядный мрак. Вместо обычной
для полудня  картины  залитых  солнцем  зданий  и  вырисовывающихся  вдали
холмов, за окном ровно светились  огни  ночного  города.  Внутренние  часы
подсказывали Джиму - произошло какое-то серьезное нарушение  естественного
порядка вещей. Но еще большее беспокойство вызывало то обстоятельство, что
впервые  в  жизни  у  него  возникло  подозрение   -   за   дело   взялись
сверхъестественные силы.
     - Как скоро мы сможем отправиться, Кори? - крикнул кто-то.
     - Как только предоставится возможность, - отрешенно ответил  Монтейн.
- Я пойду в Департамент Космических Перевозок...
     Договорить ему не дали. Монтейн с великим изумлением наблюдал, как  с
яростными криками вскочила по меньшей мере половина его слушателей.
     - У нас нет времени думать о  каких-то  там  сертификатах,  -  кричал
Крейг, начисто забыв о подобострастном тоне, с каким он всегда обращался к
проповеднику. - Надо взломать запоры и отправляться немедленно.
     Его  слова  сопровождались  одобрительным  шумом.  Монтейн  попытался
успокоить аудиторию, воздев,  как  обычно,  руки  вверх.  Но  на  сей  раз
магический жест оказался не столь эффективным, и наступившую  тишину  вряд
ли можно было назвать таковой.
     - Правильно ли я  вас  расслышал,  Джок?  -  спросил  Монтейн.  -  Вы
предлагаете оставить здесь большинство наших собратьев?  Ведь  многие  все
еще находятся в своих домах по всей Области Первого Портала. - Проповедник
указал на панель связи, где мигали оранжевые  огоньки  -  сотни  абонентов
дожидались ответа. - Что мы им скажем? Предложим остаться, отдаться в руки
дьявола?
     - Лучше пусть спасется хоть часть,  чем  никто,  -  настаивал  Крейг,
оглядываясь в поисках поддержки.
     - Я думаю,  мы  все  несколько  торопим  события,  -  вмешался  Скотт
Хепворт. - Мы стали свидетелями небольшого нарушения в  окружающей  солнце
силовой клетке, но  кроме  этого  ведь  ничего  не  изменилось.  Возможно,
включился какой-то механизм, который время от времени  поправляет  картину
чередования света и тьмы. Не забывайте - мы находимся  на  Орбитсвиле  два
столетия, по  космическим  масштабам  это  ничто.  -  Хепворт  обвел  всех
увещевающим взглядом: - Мой совет - давайте не будем поддаваться панике.
     "Вот голос здравого смысла. Только все дело в том, что никто  уже  не
верит в него, даже я". Никлин взглянул на Монтейна.
     -  Скотт  абсолютно  прав,  -  громко  сказал  проповедник,   пытаясь
восстановить свой авторитет. - Мы  вызовем  всех  наших  соратников  прямо
сейчас, но тем временем я хотел бы...
     Голос его дрогнул и замолк. Тихая вспышка озарила все  вокруг,  и  за
окнами во всем своем великолепии вновь засиял полуденный мир.
     Он материализовался из мрака в одно мгновение. Все  вокруг  выглядело
привычным,  безмятежным  и  незыблемым.  В  воздухе  парили  птицы,  ветер
медленно колыхал флаги над главным пассажирским отделением.  Мир  открылся
людям на несколько секунд, в течение которых они обменивались недоуменными
и ошеломленными  взглядами,  а  затем  вновь  погрузился  в  темноту.  Его
проводил хор испуганных криков и удивленных возгласов.
     Никлин тоже вскрикнул, он почувствовал, как пол уходит из-под ног,  и
решил, что вот-вот все они будут похоронены под обломками здания. Но уже в
следующий миг его глаза обнаружили  удивительнейший  факт  -  офис  и  все
находящееся в нем по-прежнему выглядело целым и невредимым и покоилось  на
своих местах. Через мгновение Никлин ощутил, как пол под его ногами  вновь
обрел стабильность. Это ощущение, обычное для космического  полета,  было,
конечно же, совершенно незнакомо Никлину.
     - Это временное прекращение действия силы тяжести, - кричал  Хепворт,
подтверждая своими словами наихудшие подозрения Джима. - Только  и  всего.
Не следует проявлять слишком большое беспокойство.
     Никлин уставился на неопрятную фигуру ученого. Понимает  ли  Хепворт,
сколь  глупо  и  нелепо  пытаться  выдать   исчезновение   гравитации   за
незначительное  происшествие,  что-то  вроде  отключения   электроэнергии.
Ничего  похожего  на  Орбитсвиле  никогда  прежде  не  происходило.   Даже
внезапное и незапланированное наступление  ночи,  какой  бы  ужас  оно  ни
вызвало, не могло сравниться с тем животным страхом, который объял людей с
потерей веса. Ведь свет - это всего лишь свет, и каждый знает,  как  легко
его включить и выключить. Но гравитация - это совсем иное!  С  гравитацией
такой номер  не  пройдет.  Никто  не  мог  воздействовать  на  нее.  Когда
гравитация  исчезает,  все,  от  малого  ребенка  до   глубокого   старика
становятся искушенными  знатоками  физических  основ  мироздания,  глубоко
проникая в суть фундаментальных законов. Они вдруг осознают,  что  если  с
одним из условий их существования что-то не в  порядке,  то  под  вопросом
оказывается само их существование.

     За  окном  вновь  вспыхнул   солнечный   мир,   словно   Газообразное
Позвоночное решило поддержать и одобрить ход мыслей  Джима.  Но  не  успел
Никлин с облегчением выдохнуть воздух из легких, как мир опять  погрузился
во тьму. Вспышка света была мгновенной,  словно  молния  или  термоядерный
взрыв. Никлин напрягся в  ожидании  ужасающего  взрыва.  Но  вместо  этого
повисла напряженная тишина, она сопровождалась чередой быстрых  вспышек  -
день, ночь, день, ночь, день, ночь... Календарный месяц сжался  в  десяток
стробоскопических секунд. Раз или два во время этого стаккато сила тяжести
ослабевала, но не столь резко и сильно, как в самый первый  раз.  А  затем
все кончилось столь же внезапно, как и началось. За окном воцарилась ночь,
мирная  ночь.  Лампы  под  потолком  прекратили  нервозно  вспыхивать,   и
обыденный микрокосм офиса озарил ровный спокойный свет.
     - Боже, - совершенно спокойно произнес женский  голос.  -  Это  конец
света.
     "Вернее  было  бы  сказать,   что   наш   Орбитсвиль   потерял   свою
устойчивость, - заметил про себя Никлин. - Впрочем, это одно и то же..."
     Хепворт шмякнул кулаком по столу:
     - Кто-нибудь знает, где сейчас Меган Флейшер?
     Упоминание имени пилота явилось тем  катализатором,  который  обратил
рефлексию в действие. Не было сказано ни слова,  внешние  признаки  страха
отсутствовали,  но  все  вдруг  пришли  в  движение,  засуетились.  Никлин
понимал, что все движимы одной-единственной  целью  -  предупредить  своих
близких,  своих  родственников  и  друзей,  собрать  все   необходимое   и
погрузиться на борт корабля. Никлин точно знал,  что  творится  в  головах
окружающих его людей, ибо внезапно стал частью их.
     Орбитсвиль был домом для многих миллионов, и в течение двухсот лет он
служил людям верой и правдой. Казалось, его  горы  и  степи,  его  реки  и
океаны обладают надежностью и постоянством старушки Земли. А ведь вряд  ли
можно было бы вообразить  более  эфемерный  объект  -  сферическая  пленка
загадочного вещества диаметром почти миллиард километров и толщиной  всего
восемь сантиметров.
     Никлин  всегда  относился  к  тем   счастливчикам,   кто   совершенно
равнодушен к подобного  рода  вопросам.  Он  отгородился  от  них  крепкой
стеной, решительно, раз и навсегда, отогнал  их  прочь  вместе  с  другими
тревожными и  неразрешимыми  проблемами.  Тем  не  менее  в  глубинах  его
подсознания всегда таилась неприятная мысль, что он  живет  на  внутренней
поверхности пузыря. И вот эта тревога вышла наружу. Часовой механизм бомбы
сработал, и Никлин перешел в качественно  новое  состояние,  состояние,  в
котором его действия определялись одним - стремлением покинуть  Орбитсвиль
прежде,  чем  произойдет  то,  что  человеческий  мозг  не   в   состоянии
представить.
     В этом состоянии  Джим  воспринимал  происходящее  как-то  туманно  и
искаженно.   Значение   одних   событий   преувеличивалось,    а    других
преуменьшалось. В какой-то момент Никлин осознал: Кори Монтейн не способен
решиться на активные действия,  а  подопечные  вышли  из-под  его  власти.
Проповедник выглядел так, словно  он  потерпел  сокрушительное  поражение.
Казалось, что он полностью сбит с толку и не вполне  доверяет  собственным
органам чувств. И тут Никлин понял: в глубине души  Монтейн  полагал,  что
этот день не  наступит  никогда.  Бесконечные  приготовления  к  побегу  с
Орбитсвиля стали сутью его жизни, и он находил все новые и новые  причины,
дабы оттянуть решающий шаг.

     В какой-то момент Никлин обнаружил, что  стоит  в  тесной  телефонной
будке. Он не помнил, как здесь  очутился,  не  понимал,  зачем  он  здесь.
Несколько секунд Джим тупо  смотрел  на  аппарат,  затем,  придя  в  себя,
попросил соединить его с номером Уайтов  в  отеле  "Первопроходец".  Почти
тотчас на экране возникла огненно-рыжая голова Чэма  Уайта.  На  его  лице
застыла неестественная улыбка человека, приговоренного к смерти.
     - Джим! - сипло сказал Чэм. - Джим Никлин?! Что происходит, Джим?
     Никлин нетерпеливо качнул головой.
     - Сейчас не время говорить. Вы хотите вырваться?
     - Вырваться?
     - Вырваться с Орбитсвиля. На корабле. Хотите?
     В этот момент кабину залил солнечный свет. Расположение силовых линий
вновь изменилось. Изображение Чэма тоже посветлело.
     - Я боюсь, Джим! - В карих глазах Уайта сквозил неприкрытый ужас.
     - Мы все боимся! -  резко  ответил  Никлин.  -  Именно  поэтому  я  и
спрашиваю вас, хотите ли вы убраться отсюда. Так что?
     -  Мы  с  Норой  уже  думали  об  этом.  Мы  часто   вас   видели   в
телерепортажах, поэтому эта мысль  не  раз  приходила  нам  в  голову,  но
серьезно мы никогда не обсуждали ее. Мы никогда не думали, что  дойдет  до
этого. У нас нет билетов или что там требуется...
     -  Корабль  отправится  полупустым,  -  отрезал   Никлин,   поражаясь
способности Чэма, подобно Монтейну, тратить время на бессмысленные мелочи.
- Зинди с вами?
     Чэм оглянулся.
     - Она в спальне с матерью.
     - Тащите их на корабль, - приказал Никлин. -  Я  говорю  с  вами  как
друг, Чэм. Тащите их на корабль, и Бога ради, поторопитесь! Я  жду  вас  у
центрального трапа. Вы поняли меня?
     Чэм кивнул с несчастным видом.
     - Что нужно собрать?
     - Собрать? Если вы станете чти-либо собирать, то неминуемо погибнете,
черт бы вас набрал! - Никлин ткнул кулаком в  лицо  Чэма,  рука  прошла  в
изображение, исказив его. -  Отправляйтесь  на  корабль  немедленно  и  не
позволяйте никому задерживать вас!
     Джим уже отошел от телефона, когда смысл  последней  фразы  дошел  до
него. Наверняка очень многие захотят пробраться на борт "Тары".  Люди,  не
имеющие никакого отношения к общине. Люди, для которых  весь  этот  проект
был лишь развлечением. Но теперь  все  изменилось  -  грянул  Судный  день
Большого О.
     "Половина населения Бичхеда захочет отправиться с нами,  -  прошептал
про себя Никлин. - И никто не остановит их".

     В следующий момент он  обнаружил,  что  находится  в  душной  комнате
напротив  центрального  кабинета  офиса.  Здесь  хранилось   разнообразное
имущество членов общины.
     Открыв свой ящик, Джим извлек из него бластер, о котором не вспоминал
с того далекого утра в Альтамуре. Когда  они  покидали  особняк  Фугаччиа,
Никлин взял с собой  оружие  исключительно  потому,  что  счел  неразумным
оставлять без присмотра столь опасную игрушку - вдруг она попадет  в  руки
любопытного ребенка. Теперь бластер уже не казался  ему  ненужной  обузой.
Оружие выглядело удобным и очень опасным - качества, наиболее  уместные  в
данной ситуации.
     Никлин проверил индикаторы, перекинул ремень бластера через  плечо  и
быстро вышел.
     Когда он вместе с другими членами общины выбрался из здания, на улице
сиял день. Солнце светило уже целые десять минут,  и  то,  что  этот  срок
казался Никлину довольно долгим, неоспоримо  свидетельствовало,  насколько
подорвана его вера в естественный порядок вещей. Когда Никлин вышел из-под
широкого навеса и взглянул  на  небо,  его  окатило  волной  тошнотворного
страха.
     Всю свою  жизнь  он  видел  в  небе  темно-синие  и  голубые  полосы,
указывающие на области дня и ночи на противоположной  стороне  Орбитсвиля;
полосы  имели  правильную   геометрическую   форму   и   строгий   порядок
чередования. Теперь же их было не узнать - так сильно  они  исказились.  И
тут по телу Никлина пробежал озноб ужаса - они двигались! Время от времени
разные участки неба вспыхивали, несколько мгновений мерцали и  колыхались,
затем успокаивались, и полосы возвращались в исходное состояние. Глядя  на
это  удивительное  явление,  Никлин  догадался,  что  именно  оно  вызвало
лихорадочную смену  света  и  тьмы  в  районе  Бичхеда.  Солнечная  клетка
сокращалась   подобно   огромному   сердцу,   бьющемуся   в   предсмертных
конвульсиях. "Это действительно конец света".
     Борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, Никлин  взглянул  в  сторону
корабля и увидел, что толпа  в  несколько  десятков  человек,  в  основном
рабочие космопорта, уже скопилась у центрального трапа. Люди топтались  на
месте, не делая никаких попыток миновать Кингсли и  Винника,  преградивших
путь на трап, но в любую минуту  они  могли  ринуться  вперед.  А  снаружи
шумела огромная толпа. Люди трясли прутья решетки и кричали на охранников,
нервно топтавшихся  с  этой  стороны  ограды.  Часть  бульвара  Линдстром,
видимая с той точки, где стоял Никлин, была до отказа забита автомобилями.
     Кори Монтейн, выглядевший теперь, когда  решение  было  навязано  ему
свыше, более уверенным, помчался к своему прицепу. За ним устремились Нибз
Аффлек и Лэн Хуэртас. Остальные направились к трапу.
     Никлин  не  двинулся  с  места,   словно   отгородившись   от   всего
происходящего невидимой стеной. Но затем до его сознания  дошли  крики  со
стороны главного входа. Джим повернул голову и тут же увидел Дани Фартинг.
Она сопровождала группу взрослых и  детей,  пробиравшуюся  через  соседний
служебный вход.  Несколько  охранников  стали  оттеснять  толпу,  создавая
коридор, но в любую минуту их могли смять. Никлин  заметил,  как  крепкий,
массивный человек прорвался через ворота и столкнулся с двумя охранниками,
только что вышедшими из будки. Завязалась драка,  стоявшие  рядом  женщины
завизжали.
     Группа переселенцев,  некоторые  из  которых  волокли  чемоданы,  уже
отделилась от толпы  и  спешила  к  кораблю.  У  взрослых  были  абсолютно
безумные  лица,  зато  немногочисленные  дети,  защищенные  броней   своей
невинности, выглядели всего лишь возбужденными,  и  не  отрывали  глаз  от
блестящего корпуса "Тары".
     И тут Никлин спохватился, что у Чэма и Норы Уайт  нет  пропусков.  Он
ринулся к выходу. К тому моменту, когда  Джим  добежал  до  ворот,  борьба
между охранниками и  их  пленником  подошла  к  концу.  Руки  задержанного
склеили за спиной специальной лентой и отвели его в сторону.
     Один из охранников, белобрысый верзила, хмуро глянул на Джима.
     - Вы не имеете права носить оружие, мистер.
     Никлин взглянул на небо.
     - Вы хотите арестовать меня?
     - Уводите побыстрей своих людей, - буркнул охранник. - Нам только что
сообщили - толпа в несколько тысяч человек движется из  центра  города  по
Гарамонд-парку. Сейчас они ломают ограду в северной части и  совсем  скоро
будут здесь.
     - Спасибо.
     - Что уж там. Я всего лишь не хочу оказаться в центре побоища, только
и всего.
     - Мудро.
     Никлин подбежал к Дани, схватил ее за руку:
     - Я хочу взять Зинди и ее родителей. Им нужны значки.
     Она внимательно взглянула на него, извлекла из кармана три золотистых
диска и протянула ему:
     - Времени почти не осталось, Меган уже на корабле.
     Никлин не сразу сообразил, что так зовут пилота звездолета.
     - А что с теми, кто оплатил полет? - спросил он,  подавляя  очередной
приступ паники. - Скольких еще нет?
     Дани взглянула на часы, работающие в режиме обратного отсчета.
     - Четверых. Они должны прибыть с минуты на минуту... - она вгляделась
в неистовствующую толпу. - Вот они!
     Никлин  прошел  через  служебный  вход.  Сдерживающие  людской  напор
охранники пропустили молодую пару с детьми на руках. Поднявшись на  носки,
Джим оглядел толпу и с огромным облегчением увидел в море  голов  огненную
шевелюру Чэма Уайта.
     - Пропустите еще троих, - велел он охраннику.
     - Проклятая работа, - пожаловался тот, вытирая  пот  со  лба.  -  Еще
минута, и мы не выдержим.
     Никлин бросился на стену из человеческих тел.  В  первую  секунду  он
даже растерялся - с такой готовностью она расступилась перед ним,  но  тут
же сообразил, что причина - в  болтающемся  за  его  спиной  бластере.  Он
схватил протянутую руку  Чэма  и  вытянул  его  из  толпы.  Нора  и  Зинди
следовали за ним по пятам. Обе были очень бледны и совершенно  растерянны.
Нора не отрывала глаз от лица Никлина, словно видела его впервые, Зинди же
прятала взгляд.
     - Сюда, - сказал Никлин, подталкивая Чэма и женщин к узкому проходу.
     - Не торопитесь! - к ним подошел охранник с сержантскими нашивками на
рукаве. - Никто не войдет сюда без пропуска.
     - Об этом позаботились.
     Никлин передал каждому из Уайтов по золотистому значку и втолкнул  их
в дверной проем, что до предела возбудило толпу. До  этого  момента  людей
удерживали остатки уважения к установленным правилам, но после  того,  как
на их глазах  трое  из  их  числа  совершенно  неожиданно  получили  право
проникнуть на космодром, они в  негодовании  ринулись  вперед.  Охранников
прижали к ограде, возникла свалка. Каким-то  образом  охранникам  все-таки
удалось выбраться и запереть изнутри служебный вход.
     - Чего вы ждете? - крикнул сержант Никлину и Дани. - Вон отсюда!
     Никлин вместе с остальными побежал  к  кораблю.  Никлин  увидел,  как
Монтейн с Кингсли тащат  вверх  гроб  с  останками  Милли  Монтейн.  Часть
переселенцев  толпилась  у  подножия  трапа,  остальные  недружным  стадом
поднимались за  парочкой  с  гробом.  Несколько  человек,  включая  Скотта
Хепворта, бежали в сторону причальных линий.
     Никлин едва успел  разглядеть  все  детали  этой  суматохи,  как  без
всякого предупреждения мир вновь погрузился во тьму. Последовала еще  одна
лихорадочная смена солнечного света и ночной тьмы. Серия вспышек следовала
с частотой два-три раза в секунду. Мир превратился в огромную  театральную
сцену, молнии озаряли искаженные лица застывших персонажей. Со всех сторон
раздались испуганные крики -  это  опять  начала  свои  шутки  гравитация.
Казалось,  сама  земля   поднимается   и   опускается   под   их   ногами.
Стробоскопический кошмар продолжался  целую  вечность,  а  точнее,  секунд
десять,  после   чего   безмятежное   солнце   вновь   озарило   мгновенно
успокоившийся мир.
     Замершие в невероятных позах  люди  освободились  от  поразившего  их
паралича и вновь устремились к кораблю, спотыкаясь и чуть не падая. Дани и
Зинди бежали рядом, подгоняя детей.  Нора  Уайт  по-прежнему  не  отрывала
взгляда от Никлина, словно в его силах было прекратить этот кошмар.
     Никлин взглянул в сторону  причальных  линий.  Там,  судя  по  всему,
возникла стычка между членами общины и человеком в серой  форме  портового
служащего. Служитель загородил дверной проем застекленной будки и  яростно
размахивал руками. Понимая всю серьезность этого спора, Никлин  побежал  к
причальной будке.
     Когда он оказался рядом, к нему обратился Скотт Хепворт:
     - Этот тип, представь, называет  себя  хозяином  причальных  линий  и
отказывается выпустить корабль.
     - Вышвырни его оттуда, мы сами сделаем все, что требуется.
     - У него пистолет,  и,  похоже,  он  намерен  им  воспользоваться.  Я
полагаю,  этот  болван  настроен  совершенно  серьезно.  -  Щекастое  лицо
Хепворта покраснело от гнева и бессилия. - Кроме того, мы не знаем код.
     - А как насчет замков на самих линиях?
     - Мы их взорвем.
     - Отлично! - Никлин снял ружье.
     Человек  шесть  поспешно  отскочили  в  сторону,  освобождая  Никлину
пространство. Служащему было лет пятьдесят,  у  него  было  длинное  лицо,
короткая стрижка и маленькие усики. Он стоял, горделиво расправив плечи  и
выпятив грудь. В его новенькой форме не было ни одного изъяна,  выделялась
лишь старомодная кобура.  Похоже,  ее  только  что  извлекли  с  какого-то
военного склада, где она пылилась в ящике и ждала своего часа -  вдруг  он
все-таки наступит.
     - Приятель, сейчас не время для игр. Запускай линии и поживее!
     Служитель презрительно оглядел его с ног до головы и качнул головой:
     - Я ничего не стану делать без соответствующего разрешения.
     - Вот мое разрешение, - Никлин поднял бластер.  -  Оно  нацелено  вам
прямо в пупок.
     - Любопытная штука! - Служитель  положил  руку  на  свой  старомодный
револьвер и улыбнулся, всем видом демонстрируя, как хорошо он  разбирается
в оружии. - Это даже не очень точная копия.
     - Вы абсолютно правы.
     Никлин поднял ствол своего бластера и нажал на спуск. Сине-белый  луч
пронзил крышу будки, мгновенно превратив в пар часть водосточного  желоба,
навес и пластиковые балки. Даже Никлин, уже  имевший  возможность  оценить
мощь этого оружия, был ошеломлен масштабом разрушений.
     - Это совершенно отвратительная копия,  -  улыбнулся  он  человеку  в
форме, съежившемуся и обхватившему голову руками. - Ну, а теперь  перейдем
к причальным линиям.
     - Я не верю, что вы осмелитесь выстрелить из этой штуки в человека.
     Служитель выпрямился и попытался снова принять неприступный  вид,  но
удалось ему это уже не столь убедительно.
     Никлин шагнул ему навстречу.
     - Мне уже доводилось убивать из этой штуки и я с превеликой  радостью
рассеку вас на две половины - верхнюю и нижнюю.
     Какую-то секунду не было слышно ничего,  кроме  свиста  ветра,  затем
послышались шум и крики с северной стороны порта.  Никлин  взглянул  туда,
где проходила граница парка и порта, и увидел движущиеся пестрые  пятна  -
приближалась обещанная толпа. Он быстро  перевел  взгляд  на  служащего  и
сразу же понял, что настроение того изменилось.
     - Я всегда стараюсь честно выполнять то, за что мне платят деньги, но
в моем контракте ничего не говорится, как я  должен  действовать  в  таких
ситуациях. Вы ведь не испытываете ко мне недобрых чувств?
     Никлин прищурившись смотрел на него и не двигался с места.
     - Я вообще не испытываю никаких чувств. Так вы собираетесь  выпустить
корабль и тем самым остаться в живых?
     - Я выпущу корабль. Как только вы погрузитесь, он будет отправлен.
     Хепворт приблизился к Никлину и положил руку ему на плечо.
     - Джим, ты ведь понимаешь, что он сделает? Как только мы окажемся  на
борту и задраим все входы-выходы, он спрячется в укрытии и оставит  нас  с
носом. А если мы снова откроем люк, то будет уже поздно...
     - Я  знаю,  что  он  собирается  сделать,  -  резко  ответил  Никлин,
по-прежнему целясь в служителя. - Поднимайтесь на борт. Я пойду  за  вами,
держа  под  прицелом  этого  шутника,  так  что  оставьте  мне   свободное
пространство, чтобы, пятясь, я не упал. Понятно?
     - Хорошо, Джим. - Хепворт направился к  кораблю,  за  ним  потянулись
остальные.
     - Я не стану делать никаких глупостей. - Человек взглянул туда, где в
конце длинного ряда ангаров уже можно было различить отдельные  фигуры.  -
Что делать?
     - Как только я поднимусь по трапу, запускайте  причальные  линии.  Не
стоит ждать, пока задраят люк. Как только я окажусь  наверху  -  спускайте
корабль.
     Губы служителя скривились в подобии улыбки.
     - Но это опасно.
     - Для вас, - отчеканил Никлин.  -  Этот  момент  действительно  будет
очень опасным, но прежде всего для вас.  Вы,  может,  полагаете,  я  стану
возиться с запорами люка и сниму вас с прицела? Так вот, люк будет  открыт
до тех пор, пока я не почувствую,  что  нос  корабля  начал  опускаться  в
Портал. Если движение застопорится хоть на мгновение, я нажму на спуск.
     - Если я берусь за дело, то все будет в порядке!
     Служитель повернулся к панели управления.
     Никлин  начал  отступать.  Он  слишком  много  времени  потратил   на
разговоры, но нужно было убедить служителя, что он не шутит.  Краем  глаза
Джим увидел наблюдавших за  ним  портовых  рабочих.  Они  стояли  неровным
кругом на приличном удалении, не осмеливаясь приблизиться. Но к звездолету
очень быстро приближались еще тысячи непрошенных желающих принять  участие
в событиях. Беспорядочный шум, возвещавший  об  их  прибытии,  подсказывал
Никлину - эти люди мыслят и действуют как толпа, а толпа  знает,  что  она
бессмертна. Если кто-то упадет на причальных  линиях,  "Тара"  не  взлетит
никогда...
     - Трап в двух шагах за твоей спиной, - услышал он голос Хепворта.
     - Понял.
     Никлин  ступил  на  наклонную  плоскость  и  возблагодарил   Бога   -
поверхность трапа была ровная, со специальным  покрытием,  предотвращающим
скольжение. С каждым шагом он все лучше  и  лучше  видел,  что  происходит
вокруг. Казалось, на космопорт  накатывает  гигантский  человеческий  вал.
Никлин добрался до люка. По-прежнему не  опуская  бластера,  он  осторожно
ступил на внутренний трап. В то же мгновение корабль пришел в движение,  и
платформа внешнего трапа начала удаляться.
     - Гидравлическая система дверей под давлением, Джим. - Хепворт  сидел
на корточках перед панелью управления. - Скомандуешь, когда закрывать.
     - Необходимо дождаться, пока нос корабля не опустится вниз, - ответил
Никлин. - Наш друг в стеклянной будке слишком легко согласился. Он еще  не
закончил своего дела.
     - Но на задраивание люка требуется время.  Если  мы  проскочим  через
поле диафрагмы, когда люк будет еще открыт...
     - Не трогай кнопку, пока  я  не  разрешу!  -  твердо  сказал  Никлин,
пытаясь за внешней уверенностью скрыть тревогу.
     В это мгновение первая волна надвигавшейся  со  стороны  парка  толпы
обогнула доки. Некоторые побежали к кораблю, яростно размахивая  кулаками.
Но большая часть бросилась к будке управления причальными линиями.
     Где-то  внизу  раздавался  натужный  скрип  направляющих  -  их  валы
перемалывали накопившийся за два года мусор, который  в  обычных  условиях
перед запуском тщательно  вычищали.  Что,  если  в  этом  мусоре  найдется
достаточно крупный кусок металла и движение застопорится?
     Никлин затаил дыхание, когда  в  поле  его  зрения  появилось  черное
озеро. Значит, корабль уже над Порталом. Люк находится посредине  корпуса,
так что звездолет вот-вот опустит нос. Сердце стучало словно молот. И  вот
картинка, которую Никлин видел сквозь прицел, начала поворачиваться.
     - Я закрываю, Джим! - крикнул Хепворт.
     - Нет! Оставь люк в покое!
     - Ждать больше нельзя!
     Солнечный мир кренился все больше и больше. Никлин оперся  о  комингс
люка и по-прежнему не отрывал  прицела  от  стеклянной  будки  управления.
Раздался громкий чавкающий звук, и люк начал закрываться.
     - Прости, Джим, это было необходимо.
     Мир медленно исчезал из поля зрения Никлина. Он увидел, как служитель
в будке сделал резкое движение, и в следующее мгновение скрип направляющих
прекратился.
     - Ублюдок, - выдохнул Никлин.
     Нервная  система  подала  команду  пальцу  на  спуске,  но   тот   не
шелохнулся. Узкая солнечная щель  сжалась  до  размеров  линии  и  наконец
исчезла совсем. Люк закрылся, и тут же сработали автоматические запоры.
     "Что со мной? - с удивлением подумал Джим. -  Этот  ублюдок  был  уже
почти мертв, но я сам вернул его к жизни!"
     В следующее мгновение ему пришлось ухватился за дверную скобу,  чтобы
не упасть с трапа, - корабль  двигаться!  Почти  сразу  же  с  невероятным
облегчением Джим почувствовал, что тело его стало невесомым.
     "Тара" начала свой полет.

                                    17

     Никлин крепко ухватился за поручень и потихоньку  привыкал  к  мысли,
что он - Джим Никлин! - стал космическим путешественником.  В  эту  минуту
Джим не мог получить информацию о том, что происходит  снаружи,  но  разум
подсказывал ему - "Тара", неуклюже протиснувшись через  силовую  диафрагму
Первого Портала, по инерции  удаляется  от  оболочки  Орбитсвиля.  Корабль
медленно кувыркается, создавая пилоту  немалые  проблемы  в  управлении  и
оттягивая момент включения двигателей.
     Единственным источником информации  были  навигационные  экраны.  Как
только  Никлин  вспомнил  о  них,  у  него  возникло  неодолимое   желание
немедленно попасть в рубку  управления.  Происходит  событие,  на  которое
стоит взглянуть, а он торчит в шлюзовой камере.  Джим  оглянулся,  выбирая
траекторию полета к внутреннему люку, и столкнулся с возмущенным  взглядом
Скотта Хепворта.
     - Этот кусок дерьма остановил механизм, - хрипло сказал Хепворт. - Он
почти остановил нас, Джим. Если бы корабль был развернут, мы  бы  остались
там навсегда.
     - Он выполнил свой долг и не покинул пост.
     - Это ты должен был позаботиться о том,  чтобы  он  не  покинул  свой
пост. Ты должен был расплавить этого ублюдка, Джим!
     - Все позади, Скотт. Ты не хочешь пойти взглянуть, что происходит?
     Не дожидаясь ответа, Никлин повесил бластер на плечо и оттолкнулся  в
направлении внутреннего люка шлюзовой камеры. Он напоминал теперь  пловца,
доверившего свое тело невидимым водам. Джим ухватился за поручень  у  люка
и, очень довольный естественностью этого  движения,  нырнул  в  отверстие.
Перед ним была широкая  лестница,  тянувшаяся  вдоль  всего  пассажирского
цилиндра.
     И лишь тогда Никлин понял, какая  кутерьма  царит  на  многочисленных
палубах корабля. В момент, когда "Тара" совершила свое неловкое погружение
в открытый космос, лестница и трапы, идущие вдоль нее, были забиты людьми.
Теперь же,  лишенные  веса  и  ориентации  в  пространстве,  они  пытались
выбраться в более удобное место. Некоторые вцепились  в  поручни,  другие,
громко  вопя  и  бессмысленно  размахивая  руками  и   ногами,   старались
ухватиться за что-нибудь. Повсюду плавал  багаж  незадачливых  пассажиров,
увеличивая беспорядок. Куда ни кинь взгляд, везде творилось одно и то же.
     Никлин устремился в носовую  часть  корабля.  Он  знал  здесь  каждую
планку, каждое соединение, каждый зажим столь хорошо, что  мог  определить
свое местонахождение по неровностям сварных швов. Никлин  преодолел  шесть
палуб, когда почувствовал слабую гравитацию - включились ионные  двигатели
"Тары".
     На верхних палубах было гораздо спокойнее - они  предназначались  для
членов общины, многие из  которых  остались  в  Бичхеде.  Приблизившись  к
третьей палубе, расположенной на два уровня ниже рубки управления,  Никлин
прямо над своей  головой  услышал  голос  Монтейна  и  остановился.  Рядом
находился люк, ведущий в шлюзовую камеру отделяемой капсулы. Этот  уровень
в основном  был  загроможден  оборудованием  для  капсулы,  поэтому  здесь
имелось лишь два жилых помещения - самого Кори Монтейна  и  его  помощника
Воорсангера.
     Монтейн и Нибз Аффлек  стояли  в  дверях  каюты  Воорсангера,  крепко
ухватившись за дверные скобы, чтобы не улететь при неловком  движении.  Из
каюты  доносились  лающие  звуки.  Никлин  в  первый  момент  решил,   что
Воорсангер заболел, но через несколько мгновений понял,  что  тот  плачет.
Мысль о том, что этот упрямый сухарь дал волю слезам,  показалась  Никлину
столь же странной, как и все события последнего часа.
     - Что случилось? - спросил он Монтейна.
     Монтейн повернулся к нему. Лицо его было искажено яростью.
     - Это ваших рук дело?
     - У меня не было выбора.
     - Выбор! Кто вы такой, чтобы говорить здесь о выборе? - Губы Монтейна
затряслись от бессильного гнева. - Вы  осознаете,  что  наделали?  Десятки
семей остались там! Жена Роппа осталась там!
     - Это очень печально, - сказал Никлин, - но я абсолютно ничего не...
     - Мы не можем лететь, - оборвал его Монтейн. - Мы возвращаемся назад.
     - Назад?!  Мы  не  можем  вернуться,  Кори,  ведь  нам  едва  удалось
вырваться.
     - Джим прав, - поддержал его Хепворт, поднявшись следом за Никлином.
     - Вы! - проповедник нацелил на профессора дрожащий перст.  -  Вы  два
сапога пара, и вы оба в равной степени ответственны за этот запуск.
     - Вам следует успокоиться, Кори, - ровным голосом  сказал  Никлин.  -
Если мы вернемся и причалим, то потеряем корабль. Толпа...
     - Господь оградит меня от врагов.
     Монтейн бросился к лестнице и с поразительной прытью побежал вверх  к
рубке управления.
     Аффлек, взявший, судя по всему,  на  себя  роль  охранника,  укоряюще
взглянул на приятелей и последовал за Монтейном.
     - Нам лучше поспешить за ними, - повернулся Никлин к Хепворту.
     - Ты не сможешь применить бластер - он пробьет корпус.
     - Я и не собираюсь. - Никлину надоели разговоры Хепворта об оружии. -
В конце концов, это  предприятие  задумал  Кори  Монтейн.  Если  он  решит
вернуть корабль назад, никто не вправе его останавливать.
     Хепворт фыркнул.
     - Именно поэтому его надо образумить.
     Никлин начал быстро подниматься вверх. Когда он  добрался  до  палубы
управления,  Монтейн  был  уже  там  и  стоял  рядом  с   Меган   Флейшер.
Женщина-пилот сидела в центральном кресле лицом  к  основному  экрану,  на
который поступало изображение с  кормы  корабля.  Картина  на  экране  так
захватила Никлина, что он забыл обо всем.
     Внизу изображения поблескивали медью двигательные цилиндры. Но Никлин
не стал  задерживаться  на  этой  детали.  Большую  часть  экрана  занимал
огромный небесно-голубой круг, в центре которого сияло солнце  Орбитсвиля.
Это был Бичхедский Портал. Остальную часть экрана заполняла кромешная тьма
Орбитсвиля.
     "Это произошло, это действительно произошло, - Никлин не мог оторвать
глаз от экрана, - я в космическом корабле, а мир остался  там..."  До  его
сознания начали доходить слова пилота.
     - ...надеюсь,  вы  понимаете,  что  никакой  корабль  не  сможет  сам
оторваться от причальных  опор,  -  говорила  Меган  Флейшер.  -  Если  мы
вернемся, то улететь еще раз без разрешения руководства порта не сможем.
     Пилоту было около пятидесяти лет. Как многие из выдвиженцев Монтейна,
она была глубоко религиозна. На ее  тонком,  с  правильными  чертами  лице
нельзя было заметить и следа косметических ухищрений. Хотя никто  этого  и
не требовал, Флейшер  предпочитала  носить  форменный  темно-серый  костюм
почти военного покроя.
     - Кори, вы не видели, что творилось на  территории  порта,  когда  мы
взлетали, - сказал Никлин. - Весь порт...
     - Я не спрашиваю вашего мнения, Никлин.
     Голос Монтейна стал жестким, взгляд выражал неприкрытую враждебность.
     - И все-таки я выскажу его,  -  твердо  ответил  Джим,  отметив,  что
Монтейн впервые обратился к нему по фамилии. - Возвращение - это безумие.
     - В конце концов, что вы  здесь  делаете?  Что  случилось  с  великим
неверующим? Почему вы не остались в  Бичхеде  насмехаться  и  зубоскалить,
рассказывая каждому, кто захочет слушать, что Орбитсвиль незыблем и вечен?
     -  Я...  -  Никлин  растерялся  под  напором  и  логичностью  упреков
проповедника.
     - Джим прав, - вмешался Хепворт. -  Если  мы  вернемся,  то  потеряем
корабль.
     Монтейн повелительным жестом остановил его и повернулся к пилоту:
     - Выполняйте мой приказ. Возвращайтесь к Порталу и причаливайте.
     Какое-то мгновение казалось, что Флейшер собирается возразить. Но она
лишь молча кивнула,  повернулась  к  панели  управления  и  быстро  начала
нажимать кнопки. Хепворт шагнул к ней, но Аффлек преградил ему путь.
     Переполненный самыми противоречивыми чувствами,  Никлин  вгляделся  в
сияющий голубизной  диск  Портала.  По  его  оценкам  звездолет  находился
примерно в пяти километрах от Орбитсвиля. С такого  расстояния  причальные
опоры, надежно закрепленные  на  границе  окна,  выглядели  как  крошечные
заусеницы, нарушающие идеальность круга. Никлин попытался представить, что
будет твориться рядом  с  Порталом,  когда  толпа  обнаружит,  что  "Тара"
возвращается,  но  воображение  отказало   ему.   Человеческое   поведение
непредсказуемо и в самые лучшие времена, а  когда  тысячи  людей  охвачены
первобытным ужасом... "Но что бы ни случилось, стрелять я не  буду".  Рука
сама собой скользнула к бластеру и извлекла батарею.  Никлин,  не  отрывая
взгляда от экрана, опустил тяжелый цилиндр в карман. Внезапно он  осознал,
что изображение на экране меняется удивительным  и  непостижимым  образом.
Перемена была столь заметна и  столь  противоречила  его  мыслям,  что  он
вынужден был несколько секунд вглядываться в экран, прежде чем смог  снова
поверить своим глазам.
     Сверкающий голубой диск сжимался.
     В  первое  мгновение  у   Никлина   возникла   мысль,   что   Флейшер
ослушалась-таки Монтейна и включила ионные двигатели на  полную  мощность,
резко увеличив  скорость  удаления  "Тары"  от  Орбитсвиля.  Но  потом  он
сообразил, что это физически невозможно - ни один созданный  человеческими
руками двигатель не мог придать звездолету такое ускорение. К тому же Джим
совсем не ощущал увеличения  гравитации.  Между  тем  изображение  Портала
уменьшалось на глазах. Единственное объяснение было самым  невероятным  из
возможных - экран отображал действительность.
     Уменьшался сам Портал!
     Все, кто находился в рубке управления, замерли. Менее чем  за  минуту
огромный круг уменьшился до размеров  сияющей  в  бездне  космоса  голубой
планеты, затем крошечного спутника, затем звезды...
     Эта звезда несколько мгновений еще мерцала, а затем исчезла.
     Ловушка Орбитсвиля захлопнулась.

        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ...ЭТОТ КРУГ НЕДОСТУПЕН ДЛЯ ЛОГИКИ НАШЕЙ

                                    18

     - Похоже, мы вовремя убрались.
     Это  произнес  Нибз  Аффлек,  обычно  помалкивавший   в   присутствии
начальства.  Крайняя   банальность   его   замечания   помогла   остальным
освободиться от душевного и физического паралича.
     -  Боже,  Боже,  Боже,  -  шептал  Монтейн,  опускаясь  на  колени  с
молитвенно сложенными руками. - Не покинь детей своих в час погибели.
     - Нужно попытаться  наладить  радиосвязь,  -  сказал  Хепворт  пилоту
удивительно твердым и ясным голосом.
     Флейшер повернулась в кресле и в упор взглянула на него.
     - Зачем?
     - Хочу узнать, что с другими порталами. Возможно, то, что мы  видели,
произошло лишь с Первым Порталом.
     Флейшер попыталась улыбнуться.
     - Что-то подсказывает мне - это  напрасная  трата  времени.  Особенно
моего.
     - Я сам могу этим заняться. - Хепворт взглянул на соседнее с  пилотом
кресло.
     Никлин отметил,  что  даже  в  состоянии  крайнего  потрясения  физик
соблюдает установленный на космическом корабле этикет.
     -  Прошу  вас,  -  Флейшер  кивнула  и  снова  повернулась  к  пульту
управления.
     Как только Хепворт опустился в кресло с высокой спинкой, Никлин вновь
перевел взгляд на основной экран. Экран был затянут однородным,  ничем  не
нарушаемым мраком. Изображение двигательных цилиндров "Тары" исчезло после
того,   как   их   перестало   освещать   солнце   Орбитсвиля.   Несколько
вспомогательных  экранов,  куда  поступало   изображение   от   телекамер,
направленных вперед и в стороны от корабля, показывали звездное  небо.  Но
сзади царил непроглядный мрак. Никлин знал, что эта  черная  пустота  лишь
кажущаяся - огромная, не отражающая  света  оболочка  Орбитсвиля  занимает
сейчас половину неба, но его охватило тоскливое чувство покинутости.
     Его  рассудок  находился  в  столь  же  неустойчивом  состоянии.  Как
примириться с тем простым фактом, что Кори Монтейн все-таки оказался прав?
Орбитсвиль не был вечным и неизменным. Он, Джим Никлин, всегда исходил  из
того,  что  это  естественное  образование,  материя,   каким-то   образом
перешедшая в  состояние,  которое  человеческий  мозг  никогда  не  сможет
постичь. Но теперь Джим столкнулся с доказательством того, что  Орбитсвиль
имеет искусственное происхождение. И возникали закономерные вопросы -  кто
создал его и зачем?
     Интуиция  Никлина,  его  рассудок,  само   его   существо   отвергали
сверхъестественное происхождение Орбитсвиля. Но что же тогда?
     Когда его мозг отвлекся  от  проблем,  которые  он  не  был  способен
разрешить, Никлин обнаружил, что существует гораздо более насущный вопрос:
что будет дальше?  Враждебны  ли  жизни  те  силы,  которые,  как  полагал
Монтейн, ответственны за происходящее? Жизни не только человеческой -  эта
идея выглядела столь параноидальной, что даже определение "абсурдная"  для
нее не годилось - но жизни как форме существования  материи?  Может  быть,
солнце внутри оболочки  погаснет,  и  сфера  таким  образом  очистится  от
биологической накипи на своих внутренних стенках? Может, Большой О  начнет
сжиматься,  как  коллапсирующая  звезда,  пока  совсем  не  исчезнет?  Или
разлетится на мелкие осколки в результате гигантского взрыва?
     Апокалиптическое видение того, как оболочка Орбитсвиля разлетается во
все стороны, по  ассоциации  вызвало  у  Никлина  воспоминание  о  зеленых
линиях, появлявшихся во многих местах тремя годами раньше.  Силовое  поле,
сопутствовавшее этим линиям, ослабляло физико-химические связи в  стали  и
бетоне. Не значит ли это, что то же  самое  может  произойти  с  оболочкой
Орбитсвиля?
     - Радио молчит, Орбитсвиль наглухо  закупорен,  наступило  время  для
внесения предложений. - Хепворт повернулся к Никлину. - Что скажешь, Джим?
     - Мне кажется, у нас попросту  нет  выбора  -  мы  должны  продолжать
полет, но... - Тут Никлин взглянул на Монтейна, который все еще  беззвучно
молился.
     - Что но?
     - Мы разговариваем так, будто являемся  советом  директоров,  а  дело
никогда  так  не  обстояло.  Только  Кори  имеет  право  брать   на   себя
ответственность.
     - Джим!  О  чем  ты  говоришь?  -  Толстое  лицо  физика  раздраженно
скривилось. - Да ты только взгляни на  него!  Совершенно  ясно,  что  этот
человек не способен и прогулочной лодкой командовать, не то что...
     Он осекся и сделал примиряющий жест в сторону надвинувшегося на  него
Нибза Аффлека.
     - Все, что я  хочу  сказать,  монсиньор  Джим,  -  тихо  добавил  он,
наклонившись к Никлину, - это то, что в прошлом я никогда не замечал в вас
особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
     - Знаю, знаю. - От смятения, с которым он никак не мог справиться,  у
Никлина перехватывало  дыхание.  -  Но  несколько  минут  назад  он  прямо
высказал мне... Мне не следует... Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас...
     - Все в порядке, Джим. - Монтейн поднялся с колен. Бледное  лицо  его
напоминало неподвижную маску. - Сейчас не время спорить.  Многие  остались
там, но это только моя вина. Я давно  получил  предупреждение  о  грядущем
судном дне, но... бездействовал. И настанет день, когда я  отвечу  за  это
пред ликом Господа. Мне остается лишь  уповать  на  то,  что  я  удостоюсь
милости предстать перед его ликом.
     - А тем временем, - нетерпеливо прервал его Хепворт, - мы  устремимся
к первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
     Монтейн неопределенно пожал плечами.
     Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
     - Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья?
     На  мгновение  Никлин  подумал,  что  Хепворт  вдруг  настроился   на
поэтический лад, но затем понял, что тот  имеет  в  виду  электромагнитные
ловушки "Тары".
     - Почему бы и нет? - ответила Флейшер. - Диспетчеров здесь нет, да  и
движения никакого. - Она повернулась к пульту.
     Никлин зачарованно наблюдал, как пилот перебирает  изящными  пальцами
по  чуть  наклонной  панели,  как  загораются  под  ее  руками   переулки,
магистрали, целые города цветных огней. Шла  первая  стадия  подготовки  к
переходу  корабля  из  эйнштейновского  пространства  в  странное  царство
артуровской физики.
     Для начала Меган  Флейшер  включила  термоядерный  реактор  и  подала
питание на ловушки, развернув таким образом невесомые и  невидимые  крылья
"Тары". При нынешней пренебрежимо малой скорости звездолета  захватывающее
поле  служило  всего  лишь  дополнением  к  ионным  двигателям,   но   его
эффективность росла с увеличением скорости корабля.
     - Вперед, - сказала Флейшер через несколько секунд и нажала  основную
клавишу.
     Никлин ощутил небольшое, но резкое увеличение собственного веса.  Его
переполняло изумление  -  огромное  металлическое  существо,  которому  он
посвятил три  года  своей  жизни,  вдруг  из  неповоротливой  и  уродливой
гусеницы превратилось в  бабочку,  расправившую  свои  крылья  и  обретшую
истинную жизнь.
     Флейшер переключила камеры, и на основном  экране  расцвело  звездное
поле. Около сотни крупных звезд  сияли  алмазами  на  фоне  россыпи  более
мелких драгоценностей. Корабль словно  ввинчивался  в  трехмерную  картину
космоса. "Я, наверное, был слеп, - подумал  Никлин,  скользя  взглядом  по
удивительному и прекрасному зрелищу. - Как  я  мог  не  понимать,  что  мы
рождены для звезд?"
     - Что-то не так, - обыденным голосом  произнесла  Флейшер.  -  Что-то
здесь не так.
     Хепворт  тотчас  оказался  рядом   с   ней,   внимательно   оглядывая
индикаторы.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я бы не назвала это включение чистым. Захватывающие поля  нарастали
чуть медленнее, чем надо.
     - Процесс длится сотую долю секунды, - Хепворт облегченно вздохнул  и
раздраженно добавил. - Об этом невозможно судить на глаз.
     - Я работаю пилотом более двадцати лет, и я могу судить  об  этом  на
глаз, - отрезала Флейшер. - Кроме того, это не единственное,  что  мне  не
понравилось,  -  левое   поле   в   момент   раскрытия   имело   несколько
деформированную форму.
     - Что с ним?
     - Оно выглядело... плоским.
     Хепворт  внимательно  посмотрел   на   сияющую   бабочку   -   график
распределения напряженности захватывающего поля.
     - На мой взгляд, все просто отлично.
     - Сейчас оно выглядит нормальным, - упрямо возразила Флейшер, - но  я
говорю, что в начальный момент оно было плоским.
     - Возможно, виновато поле  Орбитсвиля.  -  Хепворт  провел  рукой  по
роскошным волосам пилота. - Я думаю, вы можете смело положиться на меня  в
вопросах физики вакуума.
     Флейшер брезгливо отклонилась.
     - Не распускайте рук, Хепворт, иначе я запрещу вам подходить к пульту
управления.
     - Спокойнее, спокойнее! - добродушно  ответил  физик  и  обернулся  к
Никлину за поддержкой.
     Никлин без всякого сочувствия взглянул на Хепворта - в его  ушах  все
еще  звучало  едкое  замечание  Зинди  по  поводу  компетентности  физика.
Недолгое наблюдение за Меган  Флейшер  убедило  его  -  эта  первоклассная
пилот-профессионал, всегда точно знает то, о чем говорит. Вполне возможно,
мимолетное нарушение захватывающего полян не имело особого  значения,  как
утверждает  Хепворт,  но  действительно  ли  он  настолько  хорошо   знает
двигатели звездолетов или больше строит из себя знатока? Монтейн  в  своем
стремлении к экономии слишком во многом доверился ему...
     - О чем ты думаешь, Джим? - От  добродушия  Хепворта  не  осталось  и
следа, на лице появилась неприятная настороженность.
     Никлин вспомнил, в каких случаях Скотт Хепворт становится агрессивным
и даже способным применить силу, - когда кто-либо высказывает  сомнения  в
его научных или технических познаниях. За прошедшие три года Никлин не раз
наблюдал подобные вспышки гнева.
     - Я о многом думаю, Скотт.  -  Он  взглянул  на  экраны.  -  Все  это
несколько обескураживает.
     Хепворт нетерпеливо мотнул головой.
     - Ты смотришь так,  словно  обнаружил  в  своем  супе  что-то  крайне
непривлекательное. Может быть, ты думаешь, я не разбираюсь в  том,  о  чем
идет речь?
     - Ты нервничаешь, Скотт, наверное, так же,  как  и  я,  -  примиряюще
ответил Никлин. - Ты прекрасно знаешь, что я  считаю  тебя  величайшим  из
ныне здравствующих специалистов по каким угодно вопросам.
     - Мне не нравится твой снисходительный тон, ты,  провинциальный...  -
Хепворт замолчал, удивленно глядя на лестницу.
     Там  стоял  бородатый  молодой  человек  в  синей   форме   портового
охранника. Он мгновение смотрел на собравшихся у пульта управления,  затем
взмахнул рукой и исчез.
     - Здесь просто проходный двор, - раздраженно заметила Флейшер. - Я не
могу позволить, чтобы люди сновали туда-сюда, когда им заблагорассудится.
     - Совершенно верно!  -  Монтейн,  похоже,  обрадовавшись  возможности
решить хоть что-нибудь, пришел в себя. Он повернулся к Аффлеку. - Я  хочу,
чтобы вы с Герлом попеременно дежурили на нижней  палубе.  Не  пропускайте
никого, кроме присутствующих здесь, без моего разрешения.
     - Хорошо, Кори.
     Безмерно обрадованный Аффлек бросился исполнять поручение патрона.
     Монтейн навернулся к Никлину, на губах его играла сухая улыбка.
     -  Джим,  поскольку  вы  решили  почтить  нас  в  этом  полете  своим
присутствием, я надеюсь, вы не станете даром есть  свой  хлеб.  Немедленно
начинайте обход палуб и выясните,  кто  из  посторонних  проник  на  борт.
Составьте список этих лиц и принесите мне. Я решу, где их разместить.
     - Хорошо, Кори.
     - И передайте им, что я желаю поговорить с каждым в отдельности сразу
же, как только у меня появится свободная минута.
     - Слушаюсь и повинуюсь!

     Горячий душ принес  такое  наслаждение,  какого  Джим  давно  уже  не
испытывал.
     Новоявленный  путешественник  проспал  почти  семь  часов,  во  время
которых его лишь изредка беспокоили  сны,  в  которых  он  куда-то  падал.
Никлин очнулся, испытывая два сильнейших чувства - голод и жгучее  желание
вымыться. Мысль о завтраке представлялась очень соблазнительной,  но  Джим
резонно решил, что еда  принесет  гораздо  больше  удовольствия,  если  он
примется за нее после хорошего душа.
     Никлин спустился вниз, на двадцать четвертую палубу,  где  находились
прачечная и  душевые.  Горячая  вода  подавалась  из  расположенных  рядом
двигательных цилиндров. Никлин выстирал белье, оставил его  в  сушилке,  а
сам отправился в душевую кабинку.
     Наступила благословенная минута, когда он  мог  пассивно  и  бездумно
отдаться  тугим,  обжигающим  струям  воды.  Блаженствуя  под  ними,  Джим
внезапно осознал, что в самое ближайшее время у него возникнут проблемы  с
одеждой - ведь полет продлится немало месяцев. Многие из тех, кто оказался
на борту "Тары" не имели ничего, кроме того, что  на  них  было  надето  в
момент старта.
     Никлин улыбнулся, представив Монтейна в  подобной  ситуации.  В  мире
идеальных христиан богатые должны с готовностью поделиться своим добром  с
обездоленными, но Джим как истинный циник, подозревал,  что  в  реальности
все окажется совсем иначе.
     К счастью, сам Кори Монтейн был избавлен  от  проблем,  действительно
отделяющих имущих от неимущих. Запасы  консервированных  продуктов  уже  в
течение нескольких недель доставлялись на борт, а некоторый их  недостаток
полностью  компенсировался  тем,  что  на  борту  "Тары"  находилась  лишь
половина от запланированного числа пассажиров.
     Переселенцев,  оплативших  билет  до  Нового   Эдема,   насчитывалось
шестьдесят, из членов общины лишь двадцать  пять  человек  сумели  в  этот
ужасный час  попасть  на  борт  Ковчега;  остальные  в  этот  момент  либо
находились в отпуске,  либо  выполняли  какие-нибудь  поручения  Монтейна.
Произведенный Никлином осмотр всех палуб выявил, что кроме семьи Уайтов на
борту корабля находятся три портовых охранника, а  также  группа  из  семи
мужчин и женщин, которые оказались вблизи корабля в момент старта.
     В  итоге  на  борту  насчитывалось  сто  восемь  человек.  Эта  цифра
означала, что "Тара" в случае необходимости может находиться в  полете  не
менее двух лет. Никлин решительно отогнал все мысли о том, что их ждет  по
истечении этого срока, если подходящий мир не будет найден. Его  и  раньше
тревожило будущее переселенцев, особенно  судьба  детей,  но  он  утешался
мыслью, что как бы далеко  ни  улетел  корабль,  всегда  есть  возможность
вернуться в исходную  точку.  Странная  математика  сверхсветового  полета
делала все объекты во Вселенной приблизительно равноудаленными и в  равной
степени доступными - но какой смысл было возвращаться назад теперь,  когда
все двери за ними захлопнулись.
     Пока его  тело  благодарно  принимало  горячие  струи,  мозг  Никлина
посетила еще одна беспокойная мысль. Что, если все происшествия последнего
времени - лишь переходные процессы, временное явление, возникающее  в  тот
момент, когда порталы должны захлопнуться?  Это  было  бы  злой  насмешкой
судьбы, лучшей из проделок Великого Шутника. Если дело обстоит именно так,
то жизнь в таких местах как Оринджфилд, вероятно, уже,  вернулась  в  свое
обычное  сонное  состояние.  В  "Оринджфилдском  Обозревателе",  наверное,
готовят занимательные передовицы о  любопытных  происшествиях  в  столице;
парочки все также чинно прогуливаются по  переулку  Четырех  Лошадей;  как
обычно  распахнуты  в  ожидании  редких  гостей  двери  отеля  "Виктория";
кафе-мороженое мистера Чикли все также залито ярким светом неоновых  ламп.
Пройдет несколько лет, и  сам  факт  существования  порталов  сотрется  из
памяти  большинства  людей,  и  никто  не  вспомнит,  как  корабль-призрак
скользнул в черную пустоту, находящуюся непосредственно под их ногами,  за
тонкой  непроницаемой  оболочкой  Орбитсвиля.  Воображение  так   живо   и
правдоподобно нарисовало  эту  картину,  что  Никлину  стало  вдруг  очень
неуютно. Он поспешно выбрался из  душа  и  лихорадочно  начал  растираться
полотенцем. Кроме него в душевой в этот момент находился лишь Лэн Хуэртас,
который,  как  обычно,  проигнорировал  присутствие  Никлина.  Джим  молча
оделся, провел эпилятором по подбородку и вышел.
     Поднимаясь по лестнице, он заметил, что  затрачивает  гораздо  меньше
усилий, чем обычно. Перед тем, как он лег спать, именно в тот час, который
Никлин условно окрестил "вечером", ускорение корабля  составляло  примерно
0,5 "g". Теперь же оно, похоже, уменьшилось, хотя  Никлин  и  не  смог  бы
сказать, составляет ли оно половину, треть или  четверть  от  нормального.
Означает ли такое изменение ускорения  то,  что  генераторы  захватывающих
полей действительно неисправны? Или корабль просто попал в область, бедную
межзвездной пылью?
     Донесшийся из столовой  (или  трапезной,  как  именовал  ее  Монтейн)
аромат свежего кофе мгновенно отвлек Никлина  от  раздумий  на  эту  тему.
Ужасающий повар Карлос Кемпсон остался в Бичхеде и он с  некоторым  стыдом
поймал себя на том, что искренне радуется этому счастливому факту. Один из
переселенцев, профессиональный кулинар, вызвался взять  на  себя  стряпню,
скрасив тем самым перспективу долгого путешествия.
     На тех уровнях, которые  Никлин  уже  миновал,  царило  относительное
спокойствие. Пассажиров попросили оставаться в своих  каютах  до  9:00  по
корабельному  времени.  Несколько  ребятишек  играли  на  площадке,   куда
выходили двери четырех кают. Обычно жизнерадостные и весьма шумные, сейчас
они  были  молчаливы  и  хмуры  -  суровость  пластикового   интерьера   и
искусственный свет неоновых ламп еще не стали  для  них  привычной  средой
обитания.
     На десятой палубе Никлин услышал знакомый голос.  Он  оглянулся  -  в
дверях каюты стояла Зинди Уайт. Она разговаривала  с  девочкой-подростком,
поселившейся, по всей видимости, в соседней  каюте.  Никлин  приветственно
поднял руку, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, Зинди скрылась  в
своей каюте. На лице ее  собеседницы  появилось  недоуменное  и  обиженное
выражение.
     Добравшись до столовой, Джим обнаружил там несколько членов общины, в
том числе Дани Фартинг и Герла  Кингсли,  сидевших  за  одним  из  длинных
столов. Увидев Никлина, Кингсли скривил свое лицо  в  жутковато-гротескной
улыбке, остальные же демонстративно проигнорировали его  появление.  Прием
был обычный, Никлин давно уже привык к такому отношению, даже  получал  от
него какое-то  извращенное  удовлетворение.  В  таких  случаях  он  обычно
протискивался в самую гущу и вклинивался в разговор, но на этот  раз  мощь
молчаливого неприятия одержала над ним победу.
     Никлин взял в автомате порцию кофе и сел за отдельный  стол.  "Что-то
происходит со мной, - отстраненно думал Джим, глотая  горячий  кофе,  -  и
началось это со вчерашнего утра, когда Зинди убежала от меня".
     Подобно пьянице, пытающемуся восстановить события вчерашней  попойки,
Джим вспоминал встречу с Зинди, шаг за шагом, детально  анализируя  каждую
мелочь. Его глазам предстал незнакомец... Незнакомец, внешне как две капли
воды  похожий  на  него,  Джима  Никлина.  Незнакомец,  являющийся  Джимом
Никлином... для всех остальных. Как зачарованный, он с  ужасом  и  страхом
наблюдал, как захватчик, овладевший его телом, творит  свое  черное  дело,
притворяясь живым, хотя в нем давным-давно погасла та главная  искра,  что
делает человека человеком. Наблюдать за встречей этого чужака с Зинди Уайт
было тяжело и больно.  Никлин  с  горечью  признал,  что  он  сам  и  этот
уродливый незнакомец - одно и то же лицо, что они  едины  и  вместе  несут
ответственность за содеянное.
     "Я  был  мертв!  Я  был  ходячим  трупом...  Зинди  явилась  из  того
благословенного времени, которое я утратил... Она напомнила мне  обо  всем
хорошем и чистом, чего я  лишился,  а  я...  как  я  отплатил  ей  за  это
напоминание?"
     Никлин почувствовал, как кровь приливает к лицу. Кофе стыл  в  чашке,
рука замерла не донеся его до рта. Через какое-то время Джим  почувствовал
на себе чей-то взгляд. Из-за соседнего стола на  него  задумчиво  смотрела
Дани. Он улыбнулся, словно только что  вспомнил  о  чем-то  очень  важном,
поспешно вскочил и вышел из столовой.
     На тесной площадке  у  лестницы  Никлин  на  мгновение  замер,  затем
направился к рубке управления. Добравшись до третьей палубы, которую легко
было узнать по люку капсулы,  Джим  взглянул  на  двери  кают  Монтейна  и
Воорсангера. Красные лампочки свидетельствовали о том, что  каюты  заперты
изнутри. По всей видимости, оба еще спали - один в  обществе  своей  давно
почившей жены, другой, лишенный общества своей  живой  жены.  "Характерный
штрих, о, Газообразное Позвоночное".
     На второй палубе, где располагалась каюта  пилота,  Никлин  обнаружил
Нибза Аффлека, охранявшего путь наверх. Когда  он  проходил  мимо,  Аффлек
едва заметно кивнул. Войдя  в  рубку,  Никлин  обнаружил  там  Хепворта  и
Флейшер.  Они  сидели  в  креслах  перед  основным  экраном,  куда   вновь
подавалось изображение с хвостовой камеры, но теперь экран заполняла вовсе
не кромешная тьма.
     Корабль ускорялся уже в течение  пятнадцати  часов,  так  что  камера
охватывала гораздо большую область Орбитсвиля;  картина  изменилась  самым
кардинальным образом.  Весь  экран  заполняли  светящиеся  зеленые  линии,
образуя сложные  кривые,  напоминающие  переплетения  причудливых  цветов.
Орбитсвиль походил  на  работу  художника,  решившего  покрыть  гигантскую
поверхность  ярко  светящимися  неоновыми  трубками.  На   вспомогательных
экранах эти яркие нити  тянулись  во  всех  направлениях,  образуя  облако
холодного зеленого сияния.
     - Каково зрелище, а, Джим?
     Хепворт повернулся  вместе  с  креслом  и  взглянул  на  Никлина.  Он
выглядел изможденным и усталым - похоже, так и не ложился спать. Вчерашней
враждебности как не бывало.
     - Никогда не видел ничего подобного, - ответил  Джим,  радуясь  тому,
что добродушный физик не способен таить неприязнь. Приятно сознавать,  что
не все отшатнулись от тебя.
     -   Да,   старушка   решила   показать   нам   напоследок   роскошное
представление.
     Хепворт извлек  из  бокового  кармана  куртки  серебристую  фляжку  и
протянул Никлину:
     - Хочешь выпить?
     Никлин взглянул на Меган Флейшер, та  спала  глубоким  сном,  хотя  и
сидела абсолютно прямо.
     - Нет, спасибо.
     - Смотри, больше не попробуешь, Джим. У меня  не  осталось  ни  одной
бутылки. Когда закончится эта, мы усядемся на строжайшую диету  из  какао,
морковного сока и прочей дряни. - Гримаса отвращения мелькнула на  толстом
лице Хепворта. - Боже! Возможно, мне даже  придется  хлебать  этот  чертов
чай!
     Никлин усмехнулся и протянул руку за фляжкой.  Неразбавленный  теплый
джин - какая мерзость! - но это знак дружбы, а именно в дружбе  он  сейчас
так нуждался.
     "Знак дружбы, - Никлин глотнул теплую противную жидкость. - Несколько
лет нас  было  двое,  только  двое.  Пара  атеистов,  пара  циников.  Пара
последователей Газообразного Позвоночного, подкидывающего монетку случая в
окружении благочестивых святош.  Но  именно  мы  возродили  этот  корабль.
Именно мы".
     - Садись, - хлопнул по соседнему креслу Хепворт. - Ее милость  сейчас
не станет возражать.
     - Хорошо. - Никлин сел рядом с приятелем и вернул ему фляжку.
     Он вновь  уставился  на  фантастический  узор,  сияющий  на  основном
экране.
     - Что, по-твоему, произошло там?
     Хепворт глотнул джина и пожал плечами.
     - Если хочешь знать мое мнение, это еще не конец. Нутром  чую,  Джим.
Это совершенно  ненаучно,  я  знаю,  но  я  нутром  чую,  что  все  только
начинается.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду. - Никлин не мог  оторвать  взгляда
от экрана. - Эти линии должны быть очень яркими, если мы видим их с такого
расстояния. Я хочу сказать... Как далеко мы удалились от Орбитсвиля?
     - Недавно прошли двухмиллионную отметку.
     - Никогда не думал, что со  мной  может  произойти  что-то  подобное.
Джеймс Никлин - космический путешественник!
     Надеясь, что наконец-то разговор  перешел  к  предмету,  допускающему
естественное объяснение, он попытался  разобраться,  почему  от  названной
Хепвортом цифры у него по спине пробежал  неприятный  холодок.  Пятнадцать
часов лету  с  ускорением,  скажем,  0.5  "g"  составят...  Способность  к
умственной деятельности, казалось, покинула Джима, когда он осознал, что к
настоящему моменту  на  звездолете  должна  установиться  нормальная  сила
тяжести, так как с ростом скорости двигатели начинают работать  все  более
эффективно, обеспечивая все больший захват  реактивной  массы.  Но  сейчас
ускорение, согласно его внутренним ощущениям, составляло  треть  или  даже
четверть от нормального. А пока он спал, ускорение  могло  колебаться,  от
чего ему и снились бесконечные падения в пустоту.
     - Смотри, не перегрей мозги,  -  дружески  заметил  Хепворт  и  снова
протянул фляжку Никлину - верный признак, что он не собирается спорить.  -
При нормальных условиях мы находились бы сейчас гораздо дальше.
     - Я... не решался спросить тебя об этом.
     - Я понял. Что-то ты стал слишком  тактичным.  -  Хепворт  недоуменно
вздернул  брови.  -  Никогда   прежде   не   замечал   за   тобой   особой
дипломатичности. Что случилось, Джим, ты случаем не заболел?
     Никлин вымученно улыбнулся.
     - Решил взять выходной. Так что ты говоришь о двигателях?
     - О двигателях? Ничего! Ни слова! Ни звука!  Ни  писка!  Двигатели  в
отличном состоянии.
     - Но ведь ты сказал...
     - Я сказал, что при нормальных условиях корабль преодолел бы  гораздо
большее расстояние.
     - Так что же неисправно?
     - Само пространство неисправно. - Хепворт был совершенно  спокоен.  -
Ты должен помнить  -  мы  теперь  находимся  во  Вселенной,  состоящей  из
антиматерии. В Антивселенной, Джим. Многое теперь иначе. И скоро  я  смогу
сказать, что именно иначе. Перемены, скорее всего,  касаются  плотности  и
распределения межзвездной  пыли,  но,  может  быть,  и  чего-нибудь  более
существенного. Если есть отличия в ядерных взаимодействиях, как в случае с
кобальтом-60, то  могут  измениться  и  какие-то  характеристики  корабля.
Например, наше захватывающее поле может оказаться частично проницаемым для
античастиц. Говорю тебе, Джим, -  перед  нами  открываются  целые  области
неисследованного.
     Никлин глотнул теплого джина.
     "Я полностью доверюсь этому человеку, - он постарался не  скривиться,
когда алкоголь обжег ему горло, - я приму все, что он  скажет.  Я  целиком
поверю в него, потому что никто, даже Великий Шутник,  не  отправит  сотню
человеческих душ в путешествие на корабле, который не способен летать".

     Он снова падал во сне.
     В одном из снов корабль  находился  на  орбите  зеленой  планеты.  На
планете не было видно ни облаков, ни океанов,  ни  полярных  льдов.  Меган
Флейшер призналась Джиму, что не умеет управлять капсулой.  И  он  заменил
ее. Никлину снилось - он сидит в кресле пилота. Небольшой аппарат  нырнул,
швыряемый  из  стороны  в  сторону,  в  направлении  ярко-зеленой  елочной
игрушки. Джим взглянул на пульт управления,  и  ужас  объял  его,  ибо  он
понял, что все эти рукоятки и индикаторы лишены для него  всякого  смысла.
Он ничего не понимал в летном деле, абсолютно ничего! Какая безумная  сила
заставила его решить, что он  справится  с  любым  летательным  аппаратом?
Ядовито-зеленая  поверхность  опрокинулась,  увеличиваясь  в  размерах   и
вращаясь перед глазами Джима. Теперь он видел, что это болото, булькающее,
колеблющееся, зловонное болото. Оно неслось ему навстречу со скоростью, во
много раз превышающей скорость звука.
     И ему ничего не оставалось, как приготовиться к смерти...

     Наступило утро второго  дня  полета.  Проснувшись,  Никлин  пришел  к
выводу, что выжить в длительном путешествии и сохранить  здравый  рассудок
можно, лишь занявшись чем-нибудь полезным. Выработанная за последние  годы
привычка к напряженному труду поддерживала его весь утомительный год, пока
"Тара" метр за метром преодолевала путь от Альтамуры до Бичхеда. Этот опыт
мог пригодиться ему и сейчас.
     - Ты можешь довериться работе, - громко  произнес  Никлин  в  пустоту
комнаты. - Работа не изменит тебе и не предаст  тебя.  Работа  никогда  не
подведет тебя.
     Никлин знал, что есть занятие как раз для него, для его  способностей
и знаний. Джок Крейг, имевший репутацию мастера на все руки, был  выдвинут
Монтейном по соображениям, ведомым лишь одному проповеднику, на  должность
"ответственного за техническое состояние". В его обязанность входил ремонт
всевозможных устройств, от выключателей до вентиляторов, но Крейг оказался
среди оставшихся на Орбитсвиле, так что вакансия была свободна.
     Насколько Никлин знал, за первые часы полета ничего не сломалось, но,
тем не менее,  имелась  работа,  требовавшая  незамедлительного  внимания.
Трап, проходивший по всем палубам корабля,  являлся  жизненно  необходимым
элементом, когда корабль находился в наземном доке и лежал на боку. Теперь
же он лишь мешал передвижению по единственной продольной лестнице,  и  его
необходимо было убрать как можно скорее.
     Примерно через час  Никлин  разыскал  Монтейна  и  предложил  себя  в
качестве ответственного за техническое состояние.
     Трап частично состоял из металлических листов,  частично  из  обычных
досок. Никлин начал работу сверху, снимая секции, разрезая их на  куски  и
складывая в пустую каюту на пятой  палубе.  После  освобождения  от  трапа
очередной палубы он проверял, насколько легко открывается пожарный люк.  В
работе ему помогала малая гравитация, но зато очень мешали  многочисленные
пассажиры,  так  и  снующие  по  лестнице.  Потратив  день  на  то,  чтобы
приспособиться к окружающей обстановке  и  привыкнуть  к  мысли,  что  они
находятся теперь в открытом космосе, переселенцы начали обустраивать  свой
быт в расчете на многомесячный полет.
     Находясь на лестнице, Никлин  мог  видеть  все,  что  происходило  на
палубах. Сквозь лестничные пролеты он наблюдал, как люди  мельтешат  между
двумя уровнями, предназначенными для общественного пользования -  столовой
и душевой, оживленно беседуют, толпятся на  площадках  у  кают;  всюду  он
видел детей, осваивавших новый мир, родители непрерывно  отчитывали  своих
расшалившихся отпрысков - жизнь шла своим чередом.
     Хотя непрерывное движение по лестнице и  доставляло  Никлину  большие
неудобства,  он  был  рад  наблюдать  за  столь  вескими  доказательствами
неукротимости   человеческого   духа.   Многие   переселенцы    приветливо
заговаривали с ним, некоторые, более осведомленные о его роли  в  отправке
корабля, останавливались и начинали  горячо  благодарить.  Эти  мужчины  и
женщины явно лучше представляли себе реальную ситуацию, чем ожидал Никлин.
Мысль, что они окажутся способными организовать жизнеспособную  колонию  в
новом мире, постепенно перестала казаться ему такой уж нелепой.
     Два раза  мимо  проскальзывала  Зинди.  Не  находя  в  себе  мужества
встретиться  с  ней  взглядом,  Джим  отходил  подальше  от   лестницы   и
отворачивался, делая вид, что не замечает девушку. В  первый  раз  он  еще
надеялся, что она сама заговорит с ним, но этого не произошло.
     "Вот так, - мрачно сказал он себе, - если использовать одно из лучших
клише Кори: что посеешь, то и пожнешь".
     Разборка трапа  не  требовала  никакого  умственного  напряжения,  но
Никлин  постарался  полностью  сосредоточиться  на  работе,  надеясь,  что
тяжелый физический труд  принесет  облегчение.  Выкинув  из  своей  личной
вселенной все, кроме болтов, скоб и канатов, он испытал  тупое  удивление,
когда увидел, что с  верхней  палубы  ему  нетерпеливо  машет  рукой  Нибз
Аффлек.
     Убедившись, что в его отсутствие никто не поломает  себе  ноги,  Джим
поднялся на палубу управления, гадая по дороге, зачем он мог понадобиться.
Никлин знал, что Меган Флейшер очень беспокоится по поводу слишком  малого
ускорения, проводя время в бесконечных спорах на эту тему с Хепвортом,  но
сам он в этом ничего  не  понимал.  Может  Монтейн,  озабоченный  мелочами
корабельной жизни, решил обсудить с ним освещение  звездолета  или  график
дежурств на кухне? Или... может...
     Орбитсвиль!
     Неожиданное предчувствие уступило место цепенящей уверенности  в  тот
момент, когда он переступил порог рубки управления.
     Несмотря на увеличенный масштаб изображения, экран  сейчас  показывал
гораздо большую часть  Орбитсвиля.  В  результате  было  видно,  что  узор
зеленых линий еще более замысловат, чем можно было предположить. На равные
расстояния друг от друга отстояли клубки зеленых  линий,  откуда,  подобно
лепесткам цветов, исходили побеги переплетающихся  кривых.  Свечение  было
столь ярким, что начинали  болеть  глаза.  Усилилась  не  только  яркость,
изображение теперь пульсировало с частотой примерно один раз в секунду.  С
каждой вспышкой ослепительный  свет  заливал  рубку  управления,  фиксируя
застывшие в креслах фигуры.
     - Взгляни на это, Джим, - сказал Хепворт, не  поворачивая  головы.  -
Что-то должно произойти.
     Никлин встал за креслом физика.
     - Когда начались пульсации?
     - Пару минут назад, и их частота растет.
     Пульсации  превратились  в  слепящее  неистовство,  промежутки  между
вспышками  уже  почти  не  фиксировались  глазом.  И  вот   экран   залило
равномерное, невыносимо яркое зеленое сияние.
     Прошла секунда, вторая, третья...
     "Скотт  оказался  прав.  -  Никлин  почувствовал,  как  от   мрачного
предчувствия у него ослабели колени. - Что-то должно произойти".
     Вдруг фантастический огненно-зеленый узор  исчез.  Его  место  заняла
совсем другая картина.
     Весь экран заполнили сине-голубые полумесяцы. Ряд за рядом,  слой  за
слоем.  Самые  большие  располагались  в  центре  экрана,  на  краях   они
превращались в точечные бусины. Чем дальше от центра  экрана,  тем  больше
было полумесяцев и  тем  меньше  их  размеры.  В  целом  они  образовывали
концентрические сферы, вложенные одна в другую, а в  центре  располагалось
маленькое желтое солнце.
     Никлин сосредоточил внимание на одном  из  самых  крупных  шаров.  Не
успели  еще  его  глаза  как  следует  сосредоточиться   на   удивительном
образовании, как он уже понял: голубые и  зеленые  пятна  на  шаре  -  это
океаны и континенты. Внутренний голос настойчиво твердил ему -  они  стали
свидетелями рождения новых планет.
     Орбитсвиль, площадь которого в миллионы раз превышала площадь  Земли,
сам стал миллионами планет.

                                    19

     Несколько минут  в  рубке  управления  стояла  абсолютная  тишина.  А
процесс на экране продолжался.
     Не в силах оторвать взгляд от невероятного зрелища, Никлин  на  ощупь
обогнул соседнее с Хепвортом кресло и сел. По мере  того,  как  его  глаза
постепенно привыкали к яркому свечению,  он  начинал  различать  детали  и
подробности удивительной картины, узнавая отдельные ее элементы.
     Теперь он видел,  что  солнце  окружает  вовсе  не  чернота  космоса.
Многочисленные слои планет на переднем плане не позволили  ему  разглядеть
сразу, что солнце находится в центре голубого диска. По поверхности  диска
двигались муаровые узоры более бледного оттенка, и, несмотря на совершенно
чуждую для человеческого глаза природу всей этой картины, диск казался  до
боли знакомым.
     - Это небо, - выдохнул Никлин. - Я хочу сказать... Мы смотрим  внутрь
Орбитсвиля.
     - Ты прав. - Голос Хепворта звучал бесстрастно и  холодно.  Ученый  в
нем оттеснил человека. - Любуйся этой картиной,  мой  мальчик,  пока  есть
такая возможность. В твоем распоряжении чуть  больше  восемнадцати  минут.
Затем все, что ты видишь, исчезнет.
     - Восемнадцать минут? - Парадоксальность этой цифры ужаснула Никлина.
- Откуда ты знаешь?
     - По всей видимости, оболочка  Орбитсвиля  превратилась  в  небольшие
сферы,  каждая  размером  со  среднюю  планету.  -  Хепворт  взглянул   на
остальных. - Вы согласны? Никто не станет утверждать,  что  все  это  лишь
оптический обман?
     Флейшер кивнула. Монтейн и Воорсангер,  во  все  глаза  глядевшие  на
экран, казалось, ничего не расслышали.
     - Я полагаю, можно  допустить,  что  превращение  произошло  со  всей
оболочкой, - продолжал Хепворт ровным голосом. - Во всяком случае, мне это
кажется наиболее вероятным. Вся оболочка разрушилась в одно мгновение и  в
одно же мгновение превратилась в небольшие  сферы,  но  для  нас  все  это
выглядит не так, ибо Орбитсвиль  имел  в  диаметре  восемнадцать  световых
минут. Для нас превращение происходит последовательно...
     Никлин перестал вслушиваться в слова Хепворта, когда понял,  что  тот
хочет сказать. Как зачарованный, он смотрел на экран, где  увеличивался  в
размерах голубой диск - его край, казалось,  растворялся  в  состоящем  из
планет тумане. Диск  с  причудливым  узором  из  дневных  и  ночных  полос
представлял  собой  залитую  солнцем   внутреннюю   часть   Орбитсвиля   -
Орбитсвиля, которого больше не существовало. Никлин знал, что  видит  лишь
оптический призрак того, что произошло еще тогда, когда он сам  возился  с
трапом на нижних палубах.
     Впервые в жизни Никлин осознал истинный масштаб Орбитсвиля.  Огромная
сфера уже окончила  свое  существование,  но  благодаря  своим  гигантским
размерам, все еще цеплялась за свой образ,  со  скоростью  светового  луча
неохотно отдавая его во власть небытия.
     "Вот я превращаюсь в новое и странное..." - продекламировал про  себя
Никлин.
     Узорчатый голубой диск заполнил весь экран.  Флейшер  тронула  панель
телекамер, убрав увеличение и расширив в  десять  раз  поле  зрения.  Диск
продолжал расти, выплевывая в  серебристый  туман  миллионы  новых  миров.
Скорость роста замедлялась по мере приближения размеров диска  к  размерам
оболочки. Свет по-прежнему создавал  изображение  обреченного  Орбитсвиля,
уничтожая его для зрителей со скоростью 300.000 километров в  секунду.  Но
теперь  процесс  происходил  преимущественно  параллельно  оси  зрения,  а
поперечное изменение почти прекратилось.
     Более минуты длилось это почти статическое состояние, затем  лазурный
диск начал сжиматься.
     Его уменьшение поначалу было едва заметно, но в полном соответствии с
законами  сферической  геометрии,  скорость  уменьшения   все   нарастала,
нарастала,  нарастала...  Голубой  диск  катастрофически  исчезал,  словно
выкипая в марево планет.  Последняя  безмолвная  вспышка,  и  он  исчез  в
солнечном сиянии.
     Солнце осталось, ничуть не изменившись, в центре сферического  облака
новорожденных миров.
     Никлин  застыл  в  кресле,  едва  дыша  и  не  отрывая   взгляда   от
неправдоподобно прекрасной картины, воцарившейся  на  основном  экране.  В
голове у него  звенело.  Он  чувствовал  себя  опустошенным,  подвергшимся
насильственному очищению  и  получившим  уникальную  привилегию  лицезреть
процесс сотворения мира. Он понимал, что нужно  сказать  хоть  что-нибудь,
разорвать круг молчания, но не мог найти слов.
     - Зрение у меня уже совсем не то, что прежде,  -  брюзгливо  произнес
Хепворт, - но это планеты, не так ли?
     Никлин кивнул, прилагая все усилия, чтобы вернуть к  жизни  голосовые
связки.
     - Мне тоже кажется, что это планеты.
     Монтейн издал хриплый всхлип:
     - Это не планеты! Это все дьявольские штучки!  Это  ложь!  Это  обман
зрения!
     - Я полагал, что  мы  уже  обсудили  эту  идею,  -  терпеливо  сказал
Хепворт. - Только что мы стали свидетелями рождения  миллионов  планет  из
оболочки Орбитсвиля. Сейчас главный вопрос состоит в том, есть ли  на  них
кто-нибудь живой.
     - Они все мертвы! - выкрикнул Монтейн. - Мертвы!
     Никлин, полагавший, что уже потерял всякую способность  к  удивлению,
еще раз поразился силе воображения Хепворта.
     - Как? После всего того, что  мы  видели,  там  кто-то  мог  остаться
живой?
     - Не спрашивайте меня как, - ответил физик. -  Я  не  думаю,  что  мы
когда-либо сумеем понять происшедшее. Но мне кажется, - и не ждите от меня
никаких объяснений, -  мне  кажется,  что  все  случившееся  не  имело  бы
никакого смысла, если  бы  жизнь  там  не  сохранилась.  Неужели  вам  это
непонятно?
     - Я хочу понять это. Я очень хочу понять именно это.
     -  Какое  максимальное  увеличение  вы  можете  сделать?  -   Хепворт
повернулся к Флейшер. - Сто?
     Она молча кивнула,  и  ее  пальцы  стремительно  забегали  по  панели
телекамер.  В  центре  экрана  появился  красный   кружок.   Он   медленно
перемещался, пока не захватил одно из сине-зеленых пятен. Затем круг начал
расти, вытесняя все остальное за пределы экрана  и  увеличивая  внутренний
объект. Быстро стало понятно, что находящийся внутри красного круга объект
представляет собой черный диск, окруженный тонким светящимся ореолом.
     - Планета находится почти  на  одной  прямой  с  солнцем,  -  заметил
Хепворт. - Мы смотрим  на  ее  темную  сторону,  но  окружающий  ее  нимб,
указывает на очень важную вещь - у планеты есть атмосфера. Это доказывает,
во всяком случае для меня, что тот, кто разрушил Орбитсвиль, действовал  в
наших интересах, кем бы он ни был.
     - Вы глупец, - прошептал Монтейн. - Дьявол - наш враг.
     - Сместитесь немного в сторону, - попросил Хепворт пилота.
     Красный круг сжался до начальных размеров, сдвинулся влево и захватил
еще одно световое пятно. Процесс увеличения начался заново,  на  этот  раз
цель превратилась в яркий полумесяц, на  котором  безошибочно  можно  было
различить под причудливым узором облаков зеленые и синие пятна.
     - Вот видите, - торжествующе заметил Хепворт.  -  Превосходный  кусок
Орбитсвиля, завернутый в другую упаковку.
     Сознание Никлина совершило головокружительный скачок.
     - Мы сможем разглядеть города?
     - Возможно. Но ведь их надо еще обнаружить.  -  Хепворт  обвел  рукой
ярко-красный круг масштабной мишени. - Какова была площадь  Орбитсвиля  по
сравнению с Землей? В  650  миллионов  раз  больше.  Если  ни  одна  часть
оболочки не исчезла, то теперь  существует  приблизительно  650  миллионов
планет, и разыскать на них горстку городов очень трудно.
     - Я включу радиомаяк,  -  сказала  Флейшер.  -  Прошло  слишком  мало
времени, чтобы...
     - Остановитесь! - закричал  Монтейн.  Его  трясущееся  лицо  заливала
смертельная бледность. - Я не желаю слушать этой... этого богохульства.
     - Мы обсуждаем научную проблему, Кори! -  Голос  Хепворта  был  полон
доброжелательной снисходительности. - Рано или  поздно,  но  вам  придется
считаться с фактами.
     - Факты! Я предоставлю вам факты! Это ненастоящие миры! Лишь  Господь
может творить истинные миры. Нет никаких городов. Все души, все до единой,
оставшиеся там, потребовало к себе Всемирное  Зло.  Они  мертвы!  Они  все
мертвы!
     Воорсангер заерзал в своем кресле.
     - Погодите, Кори. Я вот что хотел бы узнать...
     - Устами этого человека говорит  сам  Дьявол.  -  Голос  проповедника
сорвался на визг. - Я предупреждаю вас,  Ропп,  если  вы  станете  слушать
этого человека, вы погубите свою бессмертную душу.
     - Но если все-таки существует шанс, что моя жена жива!  -  Воорсангер
замолчал. Виду него был одновременно пристыженный и упрямый. Он  заговорил
снова, старательно  избегая  взгляда  Монтейна.  -  Если  существует  хоть
малейший шанс, что Грета жива... и что все остальные живы... разве не  наш
святой и человеческий долг вернуться и попытаться разыскать их?
     - Но вы же видели, что произошло! - завизжал Монтейн. - Как вы смеете
даже...
     Он внезапно замолчал и начал шарить одной  рукой  по  груди,  другой,
по-змеиному изогнувшись, ощупывал спину, словно пытался  найти  пронзившее
его невидимое лезвие. Язык вывалился изо  рта,  кончик  его  отвратительно
подрагивал, по  подбородку  потекла  слюна.  Аффлек,  до  того  неподвижно
стоявший у входа в рубку, бросился к проповеднику и бережно усадил  его  в
кресло.
     - Смотрите, что вы наделали!  -  проревел  он,  свирепо  взглянув  на
Воорсангера и Хепворта. - Если Кори умрет...
     - Я не собираюсь умирать, Нибз,  все  в  порядке.  -  Монтейн  сделал
несколько глубоких вдохов и неожиданно для всех слабо улыбнулся.  -  Не  о
чем беспокоиться.
     - Кори, вам нужно прилечь.
     Монтейн тронул Аффлека за руку.
     - Я лучше посижу, мой добрый друг. Сейчас все будет  в  порядке,  вот
увидите.
     Аффлек неуверенно кивнул и вернулся на свой пост у лестницы.
     - Я должен  извиниться  за  эту  слабость.  -  Несмотря  на  недавнюю
истерику, голос Монтейна звучал спокойно и уверенно. - Я обвинил Скотта  в
богохульстве, хотя именно я был истинным богохульником. Я  вообразил,  что
являюсь рупором божественного гнева, но Господь напомнил мне, что  гордыня
- смертный грех.
     "Все те  же  штампы,  -  с  некоторой  тревогой  подумал  Никлин,  на
мгновение забыв о невероятности всего происходящего, - но  произносит  их,
похоже, совсем другой человек".
     - С нами летит доктор Хардинг, - нерешительно сказал Воорсангер. -  Я
думаю, что следует попросить его подняться сюда и...
     - Спасибо, Ропп, но уверяю тебя, мне не требуется медицинская помощь.
- Монтейн взглянул на Хепворта. - Продолжайте, Скотт. Я хочу услышать, что
думает ученый о происках дьявола.
     - Мои заключения достаточно умозрительны. - Хепворт явно  сомневался,
какой эффект окажут его слова на состояние Монтейна.
     - Не скромничайте! Вы выполняете достойную  работу  -  устанавливаете
научные законы, которым подчиняются и Бог, и дьявол.  Продолжайте,  Скотт,
мне действительно интересно.
     Такое  поведение  столь  не  вязалось   с   обычной   непримиримостью
проповедника, что Никлин забеспокоился еще сильнее. "Кори, ты ли это?  Или
среди нас появился незнакомец?"
     - Хорошо, давайте  попытаемся,  по  возможности,  сохранять  разум  и
спокойствие, - негромко заговорил Хепворт. Похоже, он также был обеспокоен
душевным состоянием Монтейна. - Кори полагает, что Орбитсвиль  разрушен...
гм... дьяволом с единственной целью - уничтожить род человеческий. Назовем
это предположение Гипотезой Зла. Я  с  ней  не  согласен  и  придерживаюсь
совсем иной точки зрения - Гипотезы Добра.  Я  почти  не  сомневаюсь,  что
наблюдаемые нами на экранах сферы, все до  единой,  все  650  миллионов  -
вовсе не "настоящие" планеты в обычном астрофизическом смысле. Я  полагаю,
это пустотелые образования, такие же, как и сам Орбитсвиль.
     - Далее, - продолжал Хепворт. - Из моей Гипотезы Добра  следует,  что
эти искусственные планеты столь же долговечны, как и "настоящие", а может,
даже и в большей степени. Есть также основания полагать, что эти планеты -
идеальное  пристанище  для  разумной  жизни.  Здесь,  если   хотите,   все
приспособлено к нашим нуждам, все, как по заказу.
     Никлин попытался понять логику Хепворта и не смог.
     - Ход твоих мыслей ускользает от меня, Скотт. Как...  как  ты  можешь
доказать свое утверждение?
     - Это подразумевается самой теорией,  Джим.  Ведь  условия  на  самом
Орбитсвиле   столь   точно   соответствовали   нашим   потребностям,   что
человечество на нем ни в чем не знало нужды. Сколько раз мы  слышали,  как
Кори приводил тот же самый аргумент - Орбитсвиль не случайно оказался  для
людей столь же привлекательным, что и мед для пчел.
     - Ты превращаешься... - Никлин взглянул на Хепворта. - Мы  говорим  о
науке или о религии?
     - О науке, Джим! О науке. Хотя, честно говоря, я был  бы  очень  рад,
если бы какой-нибудь демон, или дьявол, или бесенок, или что-нибудь  вроде
этого материализовался в этом самом месте в этот самый час. - Хепворт отер
пот с лица. - Я был бы  несказанно  счастлив,  поверь  мне,  продать  свою
бессмертную душу за бутылку джина. Или даже за стакан!
     - Вернемся к твоей гипотезе. - Никлин начал проявлять нетерпение.
     - Как я уже сказал, все свидетельствует  о  продуманности.  Вспомните
зеленые линии. Они, как вы помните, ослабляли  физико-химические  связи  в
строительных  материалах.  Я  бы  сказал,  что  это  было   предупреждение
держаться подальше от них,  ибо  эти  границы  представляли  опасность.  -
Хепворт взглянул на фантастический мир на основном экране. - Я, ни  минуты
не колеблясь, побьюсь об заклад, что  при  всех  катаклизмах,  которые  мы
испытали, находясь на Орбитсвиле, не погиб ни один человек. Я понимаю, что
звучит  это  довольно  нелепо,  но  для   существ,   способных   управлять
пространством, а быть может, и временем, это вполне возможно.
     Монтейн тоненько хихикнул:
     - И когда же объявится эта Добрая Фея?
     Хепворт задумчиво склонил голову, слегка улыбнулся.
     - Хорошее имя для существа, которое всем здесь заправляет. Оно вполне
подходит для моей гипотезы. Оно мне нравится, Кори. Добрая  Фея?  Да,  оно
мне определенно нравится.
     - Его можно слегка сократить, - заметил Никлин.
     Он  чувствовал  себя  очень   неуютно,   подобно   человеку,   против
собственной воли втянутому в публичный  спор.  Только  что  на  их  глазах
произошло событие вселенского значения, и ему казалось неуместным вступать
в отвлеченную философскую дискуссию.
     - Ты имеешь в виду Бога? - Хепворт скептически прищурился. - Это вряд
ли в его стиле, разве нет?
     - Хорошо, не можешь ли ты сказать, кто такая эта Добрая Фея,  и  что,
скажи на милость, она умеет делать?
     - Добрая Фея - это то существо,  что  с  самого  начала  придумало  и
создало Орбитсвиль. Оно должно так же далеко отстоять от нас,  как  мы  от
амебы.
     - Ну, я тоже мог бы придумать что-нибудь подобное, - возразил Никлин.
- Скотт, мне не хотелось этого говорить, но твоя теория, похоже, мало  чем
может помочь нам.
     - Мистер Хепворт, нельзя ли рассказать  о  той  части  вашей  теории,
которая связана с Добром? - напряженно спросил  Воорсангер.  -  Почему  вы
решили, что моя... Что все, кто остался там, живы?
     - Лезвие Оккама. Ведь иначе этого попросту не  следовало  затевать...
Не следовало брать на себя труд  создавать  шестьсот  пятьдесят  миллионов
новых домов для привилегированных обитателей, чтобы потом  позволить  этим
обитателям умереть. Это противно всякой логике.
     - Логика! Не могу! Логика!
     Монтейн откинулся в кресле и, глядя в потолок, широко улыбнулся.
     К Никлину вернулось прежнее беспокойство -  он  заметил,  что  улыбка
проповедника  очень  несимметрична.  А  вдруг   лицевые   мышцы   Монтейна
превратились в аморфную массу, и рот проповедника из-за  этого  непрерывно
перекашивается. "Неужели мы все сошли с ума? Неужели встреча с Доброй Феей
окончательно нас доконала?"
     - Мне хочется верить вам, мистер Хепворт. - Воорсангер  не  сводил  с
физика умоляющего взгляда. - Как вы думаете,  мы  сможем  найти...  нужную
планету?
     - Почему бы и нет? - К Хепворту вернулся  его  высокопарный  слог.  -
Если материя экваториальной области Орбитсвиля осталась в  соответствующей
позиции, то, по-видимому, логично будет предположить, что...
     - Ради всего святого, Скотт, - вмешался Никлин, повысив голос.  -  Не
увлекайся. Я  вижу,  что  творится  в  твоей  голове.  Ты  прямо  на  ходу
добавляешь к своей теории все новые и новые детали.
     Хепворт резко  обернулся.  Никлин  увидел  в  его  глазах  предвестие
внезапной вспышки гнева, которые столь  часто  преображали  физика  всякий
раз, когда сомневались в его профессиональной  компетентности.  Молчаливое
противоборство длилось лишь краткое мгновение, затем толстое лицо Хепворта
расслабилось.  Он  поднялся,  неторопливо  обошел   пульт   управления   и
остановился у главного экрана, словно школьный учитель у  доски.  Основную
часть экрана занимало изображение одной-единственной планеты.
     Хепворт небрежно улыбнулся Меган Флейшер.
     - Не могли бы вы вернуть на экран общий вид?
     Рука пилота дрогнула, и планета исчезла. Экран  вновь  заняло  облако
миров, окруживших  солнце  полупрозрачной  светящейся  сферой  невыразимой
красоты.
     - В несколько грубой  и  наивной  форме  ты,  Джим,  затронул  важный
философский вопрос, - мягко сказал Хепворт, глядя Никлину прямо в глаза. -
Существует классический способ проверки научной теории. На  основе  теории
делается предсказание, и если оно оказывается  верным,  теория  верна.  Не
станешь ли ты более снисходительным к продукту моей мозговой деятельности,
если мы будем действовать именно таким образом? Если прямо сейчас я сделаю
подобное  предсказание,  и  если  это,  как  кое-кто  из  нас  назвал  бы,
пророчество сбудется? Не вернет ли такой поворот событий  улыбку  на  твое
ангелоподобное лицо?
     "Не превращай все в балаган", - раздраженно подумал Никлин,  даже  не
кивнув в ответ.
     -  Очень  хорошо,  -  продолжал  Хепворт,  словно  актер,  получающий
удовольствие оттого, что находится в центре внимания. - Теперь я рискну  и
сделаю необходимое предсказание. Я полагаю, что эти миры... которые только
что были созданы Доброй Феей... все шестьсот пятьдесят миллионов...  скоро
просто исчезнут.
     Флейшер выпрямилась.
     - Откуда вы можете знать?
     Этот вопрос словно эхо звучал  в  голове  Никлина,  пока  он  в  упор
смотрел на лицо Хепворта, поросшее седой неопрятной щетиной. Физик  сейчас
выглядел непригляднее, чем обычно: мятая грязная одежда  не  красила  его,
так же, как и не красило его пьянство, до такой степени изъевшее его мозг,
что он начал ошибаться в фундаментальных вопросах. Но сила воображения при
этом,   казалось,   лишь   возросла,   покоряя    галактики,    вселенные,
бесконечности.
     "Я слушаю тебя, Скотт, - подумал  Джим,  постаравшись  избавиться  от
враждебности и скептицизма. - Скажи, что ты собираешься сказать - и я тебе
поверю".
     - Это неотъемлемая часть Гипотезы Добра, - начал Хепворт,  указав  на
облако из планет.  -  Нет  необходимости  говорить,  что  эти  планеты  не
вращаются по орбитам вокруг солнца. С точки зрения небесной механики такая
система  невозможна.  Она  должна  была  бы  разлететься,  но   этого   не
происходит, значит, планеты удерживает какая-то неизвестная сила.
     Флейшер, словно школьница, подняла руку.
     - Мне кажется, что из сказанного вами вовсе не следует,  что  планеты
исчезнут.
     - И да, и нет. Я говорю, что планеты могли бы оставаться в теперешнем
состоянии, если бы Добрая Фея захотела  этого.  Но  какой  тогда  смысл  в
разрушении Орбитсвиля?
     Хепворт распростер руки и оглядел своих слушателей.
     -  Ведь  по  сути,  мало  что  изменилось.  Вместо  одного  огромного
Орбитсвиля  мы  теперь  имеем  шестьсот  пятьдесят  миллионов   небольших,
вывернутых наизнанку. Если  все  останется  в  таком  виде,  жизнь  быстро
нормализуется. Вопли удивления и страха,  исторгаемые  обывателями,  скоро
стихнут, потому что такова уж природа обычных людей.  Конечно  же,  кое  к
чему  придется  приспособиться,  и  еще  многие  века   этот   незабвенный
блистающий   град   будет   волновать   умы   философов,    историков    и
естествоиспытателей, но, по существу, все останется без изменений.
     Хепворт замолк, его внимание отвлекла вылезшая из  брюк  рубашка.  Он
неторопливо заправил ее обратно в штаны, затем мрачно  взглянул  на  своих
слушателей.
     - Так вот я спрашиваю вас, какой смысл оставлять  эти  новоиспеченные
планеты в теперешнем состоянии?
     - А может и не  следует  искать  здесь  никакого  смысла?  -  спросил
Никлин. - Может, все идет так, как и должно идти?
     - Что ж, это еще одна точка зрения, назовем ее Нейтральной Гипотезой,
но она мне не нравится, я не верю, что Добрая Фея понапрасну тратила  свои
силы и время.
     Никлин понял, что  окончательно  запутался  в  этом  сумбуре  идеи  и
предположении.
     - Хорошо, но в таком случае, куда попадут все эти планеты?  И  почему
именно туда они попадут?
     - А об этом мы не договаривались, -  по-детски  бесхитростно  ответил
Хепворт. - Я не  могу  ответить  на  все  эти  куда  и  почему.  Я  просто
утверждаю, что они исчезнут, переместятся. Они могут исчезнуть внезапно  и
одновременно, а могут и постепенно. Насколько нам известно,  этот  процесс
уже начался...
     - Это будет нетрудно выяснить, если наша программа  поиска  планет  в
состоянии обработать такое количество точек, - сказала Флейшер,  приступив
к общению с главным компьютером. - Мы могли бы следить, скажем,  за  одним
процентом, а затем...
     Ее голос превратился в неразборчивое бормотание, ибо она  погрузилась
в математические расчеты, решая поставленную самой себе задачу.
     Воорсангер, прежде чем обратить свой взгляд на Хепворта,  с  тревогой
посмотрел на Монтейна.
     - Всего  этого  вполне  достаточно,  чтобы  задать  вопрос  -  в  чем
собственно теперь смысл нашего полета?
     Хепворт согласно кивнул.
     - Вы имеете в виду, что нам следует вернуться?
     - Я полагаю... - Воорсангер снова взглянул на  проповедника,  и  лицо
его затвердело. - Да, именно это я имею в виду.
     - Что ты думаешь, Джим?
     - Откуда мне знать?  -  ответил  Никлин,  словно  школьник,  которого
спросили не по программе. - Кроме того, мы опять ведем себя так, словно мы
совет управляющих.
     - Хорошо, спросим босса. - Хепворт взглянул на  Монтейна.  -  Что  вы
думаете, Кори?
     - Вы идиоты! - Монтейн все еще улыбался и  глазел  в  потолок.  -  Вы
полные идиоты!
     - Я не думаю, что Кори вполне  готов  высказать  разумное  мнение.  -
Хепворт многозначительно  взглянул  на  Аффлека.  -  Нибз,  почему  вы  не
отправились на поиски доктора Хардинга и не привели  его  сюда?  Я  думаю,
было бы лучше...
     Аффлек виновато затоптался на  месте  с  самым  разнесчастным  видом,
затем повернулся и исчез из виду.
     Хепворт опять обратился к Никлину:
     - Так что ты думаешь, Джим?
     - А ты? - спросил его вместо ответа  Джим,  пытаясь  оттянуть  момент
принятия решения. - Что ты скажешь?
     Хепворт улыбнулся ему странной короткой улыбкой.
     - Трудно что-либо решить, особенно без соответствующей  смазки.  Ведь
так много еще неизвестного во Вселенной. Я хотел бы продолжить, и в то  же
время я хочу вернуться.
     - Здорово же ты мне помог, - улыбнулся Никлин. - Мне-то казалось, раз
ты начал, то...
     - Господа! - подала голос Меган Флейшер. - Позвольте принять  решение
за вас - мы вынуждены вернуться.
     - По крайней мере,  это  заявление  звучит  очень  недвусмысленно,  -
холодно заметил Хепворт. - Не могли бы вы сообщить нам,  каким  образом  и
почему вы пришли к столь твердому заключению?
     - Пожалуйста. - Улыбка пилота неопровержимо  свидетельствовала  о  ее
неприязни к физику. - Корабль не в состоянии совершить межзвездный полет.
     - Что? - В голосе Хепворта появились воинственные интонации. - О  чем
идет речь, женщина?
     - Речь идет о двигателях, мужчина. У нас исчезло левое  захватывающее
поле.
     - Чушь!
     Хепворт склонился над пультом  управления,  вглядываясь  в  индикатор
распределения напряженности захватывающего поля. Никлин проследил  за  его
взглядом и увидел, что светящаяся бабочка  стала  явно  асимметричной.  Он
завороженно наблюдал, как за  несколько  секунд  левое  крыло  сжалось  до
размеров крошечного пятнышка, а затем и вовсе исчезло. В тот же  момент  в
животе у него возникла тошнотворная волна - ускорение резко упало. Повисла
звенящая тишина. Ее прервала Флейшер.
     - Как капитан корабля, - произнесла она ясным и твердым голосом, -  я
приняла решение прервать полет.
     - Дура! - взвизгнул Хепворт.
     Он повернулся и побежал к лестнице, из-за малой гравитации  преодолев
это расстояние в два гигантских прыжка, и спрыгнул в  люк  палубы.  Прошло
несколько секунд, прежде чем до Никлина дошло, что  Хепворт  отправился  к
двигательным  цилиндрам.   Его   вновь   охватило   чувство   нереальности
происходящего. Он встал и посмотрел на остальных,  словно  ожидая  от  них
указаний, что делать ему дальше. Флейшер и Воорсангер смотрели на  него  с
ничего не выражающими лицами; Монтейн слабо улыбался, все так же  глядя  в
потолок, по щекам его текли слезы.
     Никлин неловко добрался до люка и выпрыгнул на лестницу. Он некоторое
время спускался обычным образом, затем сообразил,  что  в  условиях  малой
гравитации самый лучший вид передвижения - управляемый полет. Джим  крепко
обхватил пальцами продольную балку  лестницы,  поджал  ноги  и  заскользил
вниз.
     Откуда-то  снизу  доносились  крики  Хепворта.  На  всех  палубах  на
площадки высыпали дети, пребывавшие  в  полном  восторге  от  демонстрации
нетрадиционного спуска по  лестнице;  немногие  взрослые,  наблюдавшие  за
происходящим,  проявили  куда  меньший  энтузиазм.   Они   были   охвачены
беспокойством, которое так  знакомо  путешественникам,  заметившим  что-то
странное и необычное.
     Джим нашел Хепворта на четырнадцатой палубе, откуда имелся  доступ  к
двигательным цилиндрам. Хепворт уже вставил кодовую карту в замок и сейчас
открывал тяжелую экранированную дверь.
     - Что тебе нужно? - резко спросил он, враждебно уставившись на Джима.
     - Скотт, я с тобой. Не только ты за все это отвечаешь. Вспомни.
     Взгляд Хепворта просветлел.
     - У нас совсем ерундовая  поломка,  Джим.  Эта  стерва  Флейшер  лишь
порадуется, если накроются все двигатели, но  этому  не  бывать!  Я  точно
знаю, что не так, и также точно я знаю, как устранить неисправность.
     - Это хорошо. -  Никлин  с  тоской  припомнил  недавнюю  убежденность
Хепворта в том, что причиной слабого  ускорения  являются  неблагоприятные
условия вне корабля.
     - Все дело в механизмах  управления  выпускным  клапаном.  -  Хепворт
перешагнул через высокий порог в залитый холодным светом двигательный зал.
-  Они  всегда  барахлили!  Я  с  самого  начала  твердил  об  этом  Кори.
Подрядчики, осуществлявшие их капитальный ремонт, ничего не  смыслили,  но
этот жадный старик решил пренебречь надежностью ради горстки монет. Ох  уж
этот Кори! И теперь, когда произошло неизбежное, эта дура  хочет  повесить
всю вину на меня!
     Не переставая говорить, Хепворт продвигался к левой выпускной камере.
Никлин не отставал от него, пытаясь осмыслить слова физика.  Он  почти  не
имел дела с клапанами и связанными с ними механизмами, отчасти потому, что
Хепворт оберегал эту сферу  деятельности,  отчасти  из-за  огромного  веса
клапанов. Они представляли  собой  ферромолибденовые  блоки  весом  почти,
шестьсот тонн каждый, а двигаться должны были  быстро  и  легко,  с  тремя
степенями свободы, так как клапаны меняли направление потока захватывающих
полей.
     Опорные рамы, органы управления, передаточные механизмы и резонансные
моторы являлись тяжелым силовым оборудованием, в котором Никлин  мало  что
смыслил. Он всегда работал в одиночку,  его  не  интересовали  объекты,  с
которыми он не смог бы справиться без посторонней помощи. Но даже несмотря
на свои скудные  познания  в  этой  области,  Джим  снова  засомневался  в
компетентности Хепворта.
     То,  что  он  видел  на  пульте  управления,  выглядело  как  быстрое
исчезновение левого захватывающего поля. На его  взгляд,  вышел  из  строя
магнитный насос, но из-за отсутствия должной подготовки он был обречен  на
роль стороннего наблюдателя. Можно ли было по  изображению  захватывающего
поля сделать вывод, что неисправен именно клапанный механизм?
     Хепворт добрался до массивной  переборки  эмиссионной  камеры,  тяжко
вздохнул и ввел кодовую карту в замок.
     - Скотт, что ты делаешь?! - Никлин схватил его за плечо.  -  Туда  же
нельзя!
     Хепворт резко выпрямился.
     - Я знаю, что делаю. Система отключилась автоматически.
     - Но ты не знаешь, каков остаточный уровень активности мотора!  Может
оказаться...
     Никлин умолк, пытаясь найти слова, способные пробиться  сквозь  броню
иррациональной ярости  Хепворта.  В  свое  время  он  немало  повозился  с
магнитными импульсными моторами и  знал,  какие  разрушения  они  способны
вызвать в неисправном состоянии. В  течение  пяти  минут  после  аварийной
остановки  происходят  выбросы  гиромагнитной  энергии,   которая   словно
таинственный  полтергейст  оживляет  окружающие  предметы.  Никлин   видел
кабели, извивавшиеся словно змеи, плоскогубцы, соскакивавшие  с  верстака.
Во всех этих случаях энергия высвобождалась моторами не больше кулака, а в
эмиссионной камере моторы имели размеры пивного бочонка.
     - С моторами  все  в  порядке,  -  отрезал  Хепворт.  -  Все  дело  в
управляющих стержнях клапанов, я точно знаю, что и где искать.
     - Но надо, по крайней  мере,  взглянуть  на  индикаторы...  -  Никлин
посмотрел на расположенную рядом с дверью камеры приборную панель и осекся
- все стрелки стояли на нулях.
     - Кто-то перепутал предохранители, - решительно заявил Хепворт.  -  В
любом случае, это ненужный хлам.
     - Но ты же говорил Кори... Ты же говорил, что завершил все работы еще
несколько недель назад! Что еще ты объявишь тут ненужным?
     - Все основные системы в порядке!
     Никлин в упор посмотрел на физика, и  то,  что  он  увидел  в  глазах
Хепворта, испугало его.
     - Флейшер была права, не так ли? Ты ничего не смыслишь в этом.
     Хепворт неловко замахнулся и как-то  замедленно  ударил  его.  Никлин
увернулся бы играючи, но его непривычные к малой гравитации ноги отказали.
Кулак Хепворта воткнулся Джиму прямо в живот. Никлин опрокинулся на  спину
и врезался в стеллаж с инструментами. Испытывая боль скорее душевную,  чем
физическую, он ухватился за стеллаж, подтянулся и встал на  ноги.  Хепворт
уже почти скрылся в глубине эмиссионной камеры.
     - Скотт, я прошу прощения! Скотт! Пожалуйста, не надо!
     Но голос Никлина потонул в донесшемся из камеры  оглушительном  шуме.
Металл бился о металл с яростью, от которой закладывало уши и немел  мозг.
Лязг длился,  быть  может,  секунд  десять,  и  в  какой-то  момент  среди
металлического грохота Никлин уловил совсем иной  звук.  Какой-то  ватный,
мягкий - словно перемалывалось что-то отличное  от  металла.  Механический
бедлам достиг апогея, а затем  стремительно  стих.  Никлин  еще  несколько
секунд слышал тихое постукивание, а затем и оно прекратилось.
     Окаменевший   Никлин   застыл   на   месте   и   тупо   смотрел    на
предохранительный экран, не позволявший ему заглянуть  внутрь  эмиссионной
камеры. Он понимал - гиромагнитные демоны вырвались на свободу, и попросту
не осмеливался проникнуть в их логово до тех пор,  пока  они  не  утихнут.
"Пять минут. Для надежности я отсчитаю пять минут".
     Он включил секундомер на часах. "Не стоит уводить  меня  на  неверный
путь. Я не утверждаю, что старина Скотт мертв. Он молчит,  это  верно,  но
молчание вовсе не означает, что он погиб, отнюдь  не  означает.  Наверное,
спрятался где-нибудь и недоумевает, что могло случиться. Он,  может  быть,
даже наложил в свои дурацкие мешковатые штаны и стыдится выйти наружу. Вот
смех-то!"
     Прошло почти две минуты, когда из-за экрана снова послышался лязг.
     - Скотт? - прошептал Никлин. - Это ты, Скотт?
     Как бы в ответ у него  в  кармане  зашевелились  отвертки  и  гаечные
ключи, дергаясь и извиваясь, словно попавшие в неволю зверьки. Никлин тихо
застонал.   Неожиданно   затрясся    металлический    стеллаж.    Раздался
беспорядочный звон инструментов, словно заиграл  безумный  оркестр.  Страх
постепенно отпускал Никлина - он понял, что гиромагнитные демоны  в  своей
предсмертной  агонии  породили  и  выпустили  сонм  озорных   кинетических
бесенят.
     "Отличный прием, о Газообразное Позвоночное! Ты так  и  подталкиваешь
меня туда. Осталась самая малость. Скотт Хепворт действительно  мертв?  Он
замолчал навсегда?!"
     Прошло еще две минуты. Никлин услышал справа от себя  какой-то  новый
звук, оглянулся и увидел человека в форме портового охранника. Это был все
тот же молодой бородач. Он пристально посмотрел на Никлина,  не  произнеся
ни слова, приложил палец к губам, попятился и скрылся из виду.
     Прошло пять минут. Никлин медленно приблизился к  экрану  эмиссионной
камеры. Сквозь узкий проход  между  перегородкой  и  защитным  экраном  он
увидел  кусок  сюрреалистического  мира:  обломки  серого  металла,  серые
безжизненные ящики, покореженные управляющие стержни.  И  всюду,  всюду  -
красные потеки, красные пятна.
     Джим дошел до  края  экрана.  Первое,  что  он  увидел,  была  голова
Хепворта. Голова была отрезана неаккуратно,  очень  неаккуратно,  и  глаза
Хепворта смотрели прямо на него.
     Никлин  почувствовал,  как  его  собственное  лицо   превращается   в
посмертную маску, как искажаются его черты. И тут же сознание  перескочило
в спасительный мир абсурдных и совершенно неуместных  мыслей.  "Ты  только
взгляни на этот ужасный прыщ у него на носу! Может,  стоит  выдавить  его,
прежде чем кто-нибудь увидит такое... оказать ему последнюю  любезность...
выразить уважение..."
     Та часть сознания Никлина, которая все  еще  оставалась  способной  к
логическому мышлению, подсказывала - где-то рядом должно находиться  тело.
Боковым зрением Джим уловил какую-то темную массу, но  не  смог  заставить
себя взглянуть в ту сторону. С каждым выдохом у него вырывался не то стон,
не то всхлип. Никлин выбрался из эмиссионной камеры и подошел к ближайшему
переговорному устройству. Он назвал номер пилота,  и  на  экране  возникло
лицо Флейшер.
     - Это Джим Никлин.
     - Я вижу, - сухо ответила Флейшер. - Ну?
     - Доктор Хардинг с вами?
     - Да, он осматривает Кори. А в чем дело?
     - Скотт Хепворт мертв. Кому-то нужно... собрать его, я не могу  этого
сделать.  -  Никлин  сделал  глубокий  вдох,  стараясь  обрести   душевное
равновесие. -  Попросите  доктора  Хардинга  спуститься  на  четырнадцатую
палубу. Здесь требуются его услуги.

     В критические моменты, как установил  Никлин  на  собственном  опыте,
простые и маленькие радости имеют  огромное  значение.  Среди  медицинских
припасов корабля не фигурировал алкоголь - на то была воля Кори  Монтейна.
Но оказалось, что  в  личной  аптечке  доктора  Хардинга  имеется  бутылка
бренди.  Хардинг  не  был  официальным  врачом  "Тары".  Он  был   обычным
переселенцем и оплатил место для себя и своей семьи. Но, как выяснилось  в
первые часы полета, его профессия - врач-терапевт, и Хардинг был  назначен
на должность  корабельного  врача  вместо  специально  нанятого  человека,
оказавшегося жертвой внезапного старта корабля. Джим чуть не  заплакал  от
благодарности, когда ему поднесли наполненный до краев стакан. Этот стакан
представлял для него сейчас ценность куда большую, чем целый орб золота.
     На борту стояла "ночь" и  хотя  суматоха  последних  часов  несколько
улеглась, последовавшая за ней тишина была далека от  абсолютной.  Слишком
многое случилось за слишком короткое  время.  Пассажиры  были  испуганы  и
сбиты с толку  новостью  о  превращении  Орбитсвиля.  Встревоженные  толпы
собрались  у  телемониторов  на  палубных   площадках.   Тревогу   усилили
уменьшение ускорения, смерть Хепворта и, наконец, заявление о  возвращении
"Тары".
     Воорсангер и Меган  Флейшер  по  общей  трансляционной  сети  корабля
выступили  с  обращением.  Они  сказали,  что  корабль  возвращается   для
исследования   планетарного   облака.   Их   заявление   являлось   скорее
дипломатическим умолчанием, чем прямой ложью. Они упирали на  то,  что  по
сравнению с долгим полетом, эта задержка - сущий пустяк. Тем  не  менее  в
коллективном сознании пассажиров возникло множество  страхов  и  сомнений.
Дани Фартинг и другие старожилы общины, которых  полностью  ввели  в  курс
дела, сбивались  с  ног,  успокаивая  встревоженных  людей,  но  успех  их
деятельности был более чем сомнителен.
     Никлин   физически   чувствовал,   как   по   пассажирским    палубам
распространяются страх и паника. Холодок засел  и  у  него  в  душе.  Джим
никогда не любил спиртного, но сейчас, сидя в рубке  управления  вместе  с
Воорсангером и Флейшер,  он  наслаждался  каждым  глотком  бренди.  Никлин
представил, как когда-нибудь, оказавшись в подходящих  условиях,  посвятит
всю оставшуюся жизнь поклонению зеленому змию с огненным  сердцем.  Однако
возможность эта начинала казаться ему  все  более  призрачной,  еще  более
далекой, чем звезды.
     Хардинг проявил редкое мужество и в одиночку убрал  останки  Хепворта
из эмиссионной камеры. "Тара", будучи кораблем исследовательского  класса,
могла  управляться,  в   случае   необходимости,   одним   человеком.   Ее
конструкторы постарались предусмотреть любую нештатную ситуацию, с которой
мог столкнуться небольшой экипаж, но  они  не  учли  одной  детали  -  что
делать, если число членов экипажа звездолета уменьшится во  время  полета.
На корабле не было места для трупов. Это  упущение  создало  для  Хардинга
определенные проблемы, однако он с честью вышел из столь  затруднительного
положения, запаковав останки Хепворта в  пластиковую  оболочку  и  положив
мрачный сверток в свободный морозильник. После этого Никлин смог  войти  в
эмиссионную камеру и поискать неисправность.
     Он обнаружил, что один из стержней, управляющих  положением  клапана,
как и  предполагал  Хепворт,  сломался.  Сломанный  стержень  выскочил  из
держателей, выбил  все  остальные  стержни  и  повредил  два  сервомотора.
Хепворт не учел последнего обстоятельства, в  результате  чего  и  потерял
жизнь. Но причина, лежавшая в основе всех этих неполадок, была куда  более
принципиальной.
     Цепь неисправностей брала свое начало в загоревшейся обмотке  насоса.
Автоматическое отключение сработало не сразу (еще одна  неисправность),  и
за долю секунды  левое  захватывающее  поле  исказилось.  Попытка  системы
исправить это  искажение  привела  к  тому,  что  на  управляющую  систему
входного клапана была подана абсолютно невозможная команда.
     Никлин заерзал в кресле, представив себе, что Хепворт мог натворить с
двигателем в правом цилиндре.
     В целом корабль находился в хорошем состоянии. Термоядерная установка
работала вполне надежно. Она не требовала присмотра и была  рассчитана  на
века. То же можно было сказать и о предназначенных для коротких расстояний
ионных двигателях. Кроме всего прочего, Никлин  был  абсолютно  уверен  во
всем, за что он нес ответственность.  Оборудование,  к  которому  он  имел
отношение, работало как часы, и пассажиры "Тары" могли  не  волноваться  о
кислороде, вентиляции, освещении, отоплении и водопроводе.
     Их жизнь зависела  сейчас  от  бесперебойной  работы  оборудования  в
правом цилиндре. Никлину  представилось,  как  в  эту  минуту  дух  Скотта
Хепворта спускается в эмиссионную камеру, кичливый, подвыпивший, направо и
налево раздающий ничего не стоящие гарантии, лезущий в драку, лишь  только
усомнятся в его компетентности...
     - Я только что от Кори, - раздался голос Воорсангера. -  Он  все  еще
спит, и Джон сказал,  что  сон  его  продлится  еще  шесть-семь  часов.  Я
полагаю, это благо для всех нас, не так ли?
     - Это, скорее, благо для него, - устало откликнулась Флейшер. - Я  не
знаю, что он может изменить.
     - Ну... Он скорее всего... не станет  столь  энергично,  как  прежде,
возражать против нашего возвращения, когда обнаружит, что дело сделано.
     - Он может возражать, сколько хочет,  -  твердо  сказала  Флейшер.  -
Командир корабля - я. Я приняла решение вернуться,  и  ничто  не  заставит
меня изменить его.
     "И слава Богу!" - Никлин с  симпатией  взглянул  на  пилота.  Флейшер
большей  частью  хранила  молчание,  не  давая   волю   все   нарастающему
раздражению. Никлин  хорошо  понимал  ее  состояние.  Она  была  настоящим
профессионалом, но каким-то  непостижимым  образом  позволила  религиозной
стороне своей натуры одержать верх над разумом, забыв о том, что оказалась
в компании идиотов. И сейчас ей стало ясно, что  за  слепую  веру  в  Кори
Монтейна придется заплатить очень большую цену, быть  может,  даже  жизнью
многих людей. И осознание этого факта выводило Флейшер из равновесия.
     "У Газообразного Позвоночного есть отличный шанс обратить в свою веру
еще одного. - Никлин с наслаждением вдохнул аромат  бренди.  -  Посмотрим,
что будет дальше".
     - Господь в  конце  концов  все  разрешит.  -  В  словах  Воорсангера
слышался упрек. - Но в любом случае,  мне  гораздо  лучше  от  одной  лишь
мысли, что мы возвращаемся.
     - Возможно, мне  тоже  стало  бы  легче,  если  бы  мы  действительно
возвращались.
     - Но ведь вы давным-давно повернули корабль!  -  Воорсангер  ткнул  в
экран, где сияло солнце в  окружении  фантастической  свиты  планет.  Ведь
указано же, ноль градусов. Значит камера смотрит прямо  вперед,  разве  не
так?
     Никлин улыбнулся про себя, сделав маленький глоток бренди.  Он  хотел
растянуть наслаждение драгоценной влагой. Воорсангер, без  сомнения,  умел
обращаться с цифрами и бухгалтерскими книгами, но,  очевидно,  никогда  не
задумывался, суммируя занесенные в вахтенный журнал энергетические затраты
"Тары".
     - Да, я развернула корабль, - несколько нетерпеливо ответила Флейшер,
- но мы ускорялись почти тридцать часов, удаляясь от солнца  со  скоростью
свыше трехсот двадцати километров в секунду. Сейчас  корабль  направлен  в
сторону солнца, и вам кажется, что он туда и движется, но на самом деле он
все еще летит назад. Мы пытаемся погасить скорость, но поскольку  в  нашем
распоряжении теперь лишь один двигатель, нам потребуется шестьдесят часов,
чтобы остановиться, и за это время мы удалимся еще на пятьдесят  миллионов
километров. Только тогда мы начнем двигаться вперед, к границе  планетного
облака. И обратная дорога займет еще больше времени.
     - Понятно, - угрюмо сказал Воорсангер. - Я полагал, что мы уже совсем
скоро сможем начать поиски... Через пару дней...
     Флейшер покачала головой.
     - Восемь  дней  минимум.  И  то,  если  все  будет  в  порядке,  а  в
сложившихся обстоятельствах это крайне смелое предположение.
     - Полагаю, мы все это  понимаем.  -  Воорсангер  мрачно  взглянул  на
Никлина. - Я предупреждал Кори, что не следует доверяться этим пропойцам.
     - О мертвых не следует говорить дурно.  -  Голос  Никлина  был  полон
благочестия и смирения.
     - Когда я сказал "пропойцы", я  имел  в  виду  и  вас,  хотя,  должен
признать, приятель ваш был похлеще. Всякий раз, когда я встречал Хепворта,
от него так и разило алкоголем. Неудивительно, что он плохо выполнял  свою
работу.
     - Пьянство не имеет к этому никакого отношения.  Скотт  мог  наломать
еще больше дров, когда был совершенно  трезв.  У  него  были  прирожденные
способности к этому делу.
     "Отличная эпитафия", - добавил Никлин про  себя,  гадая,  когда  его,
наконец, настигнет эмоциональный  удар,  связанный  со  смертью  Хепворта.
Слишком много времени они провели  вместе,  прячась  дождливыми  ночами  в
укромных уголках корабля, слишком многое было  сказано  друг  другу.  Боль
должна была затаиться где-то в  глубине  его  существа.  Она  лежала  там,
словно вклад в банке, накапливая проценты. Скоро  она  одарит  его  своими
миллионами.
     - Шутки в сторону. - Воорсангер зло  посмотрел  на  него.  -  Они  не
изменят того факта, что Хепворт поставил под угрозу жизни десятков мужчин,
женщин и детей.
     - Скотт был хорошим человеком, - ответил упрямо Никлин.
     Он знал, что с этим утверждением нелегко согласиться,  и  большинство
людей, знавших физика, не найдут, сколько бы они ни искали,  подтверждений
тому.
     - Скотт был ископаемым, сохранившимся с доисторических времен мужским
шовинистом, - вмешалась Меган Флейшер, голос ее звучал столь обыденно, что
Никлин, несмотря на усталость и небольшое опьянение, сразу же понял -  она
собирается сказать что-то очень важное. - Но вот это просто кричит  в  его
пользу, - пилот указала на панель компьютера. - Он оказался абсолютно прав
- планеты исчезают, облако стало редеть.
     - Вот видите! - Никлин уже собирался отпустить реплику по поводу силы
воображения Скотта Хепворта, когда до него дошло. - Если  Скотт  прав,  то
облако должно исчезнуть совсем.
     - Возможно. Даже крайне вероятно.
     - Вы можете сказать, сколько времени это займет?
     - Нет. - Флейшер сохраняла хладнокровие настоящего профессионала. - Я
не знаю, можно ли опираться на данные, полученные  с  одного  участка,  и,
кроме того, у меня есть  подозрение,  что  компьютер  несколько  ошибается
из-за того, что точки движутся, перекрывая  друг  друга,  и  уменьшает  их
истинное число. Необходимо более тщательно проанализировать данные.
     - Давайте выразимся несколько иначе. - Никлин подумал, не нарочно  ли
она мучает его. - Займет ли этот процесс более восьми дней?
     - По данным компьютера от тридцати до сорока  дней,  так  что  все  в
порядке. -  Выражение  лица  Флейшер  было  трудно  разглядеть  за  копной
роскошных волос. - Хотя я и не знаю, насколько точны вычисления, и  еще  я
сделала одно немаловажное допущение -  что  скорость  исчезновения  планет
постоянна.
     "Большое спасибо, черт бы  тебя  набрал,  за  этот  последний  удар".
Никлин  не  отрывал  взгляда  от  главного  экрана.  Полупрозрачная  сфера
притягивала теперь не только своей  захватывающей  красотой.  Джим  поднес
стакан к губам и, не желая больше растягивать удовольствие, осушил  стакан
до дна.
     Добавилась еще одна неопределенность в ситуации, в которой и без того
хватало угрожающих жизни неизвестных величин. Никлин во все глаза  смотрел
на облако планет,  пытаясь  впасть  в  какое-нибудь  особенное  состояние,
позволяющее ему заметить, как  Добрая  Фея  делает  свое  дело,  отправляя
планеты в другие миры.
     Джим не собирался спать, но за очень короткое время его мозг и  глаза
изрядно утомились, уж очень непосильную задачу он на них возложил. В рубке
управления было тихо и  тепло,  кресло  неожиданно  стало  очень  удобным,
бренди начало оказывать свое благотворное воздействие, и  совсем  нетрудно
было представить себе,  что  находишься  в  ином  месте  и  ином  времени.
Например, в Оринджфилде,  сонном  царстве,  застывшем  в  янтаре  далекого
солнечного дня.

     Его разбудил удивленный голос Меган Флейшер.
     Джим встрепенулся, почти уверенный, что сейчас увидит облако  планет,
распавшееся на отдельные  пятна  и  нити,  но  изображение  на  экране  не
изменилось. Слева от него сонно хлопал глазами Воорсангер. Флейшер во  все
глаза смотрела на вспыхивающие ромбики на пульте управления.
     - Кто-то проник в отделяемую капсулу! - Она прижала ладони  к  щекам.
От  ее  невозмутимости  не  осталось  и  следа.  -   Капсула   отчаливает!
Отчаливает!
     Никлин выпрыгнул из кресла и  гигантским  парящим  прыжком  сразу  же
достиг лестницы. Он начал быстро спускаться, но еще  не  достигнув  второй
палубы увидел, что плита пола сдвинута и доступ на нижнюю палубу перекрыт.
Джим опустился на колени, одной рукой ухватился  за  лестничный  поручень,
другой что  было  сил  потянул  за  плиту.  Ее  ничто  не  удерживало,  но
сдвинулась она лишь на один-два сантиметра, а когда Никлин ослабил усилие,
немедленно вернулась на прежнее место. Джим сразу понял - кто-то  привязал
плиту снизу.
     - Нибз! - крикнул он. - Это вы, Нибз? Какого черта?
     Словно отвечая на его вопрос, лестница и вся палуба задрожали.
     - Капсула отчалила! - В проеме рубки управления появилась Флейшер.  -
Я ничего не могу сделать.
     Никлин громко постучал по плите:
     - Нибз, если вы не уберете эту чертову плиту, я спущусь и убью вас!
     Он тут же сообразил, что его  угроза  несколько  нелогична,  и  решил
изменить тактику:
     - Мистер Воорсангер хочет спуститься. Это очень важно, Нибз!
     Мгновение спустя внизу послышалась  возня,  и  плита  отодвинулась  в
сторону. Никлин увидел Аффлека, стоящего в открытых дверях каюты Монтейна.
Плита третьей палубы также была сдвинута и привязана, перекрыв  доступ  из
нижних отсеков корабля. Из каюты  высовывался  прямоугольник  гроба  Милли
Монтейн. Но крышка гроба отсутствовала!
     "О Боже, нет!" - Никлин прыжком спустился на третью  палубу.  За  ним
последовали Флейшер и Воорсангер. Никлин остановился и  заглянул  в  гроб.
Его ожидания сбылись - гроб был пуст. Белое атласное покрывало еще хранило
форму человеческого тела, по его краю тянулись пятна всех цветов радуги. В
воздухе витал сладковато-острый запах разложения.
     - Что там такое? - спросила Флейшер, толкая Никлина в спину.
     Он посторонился, давая ей взглянуть. Флейшер заглянула в пустой  гроб
и резко повернулась. Лицо ее было абсолютно бесстрастно. Оттолкнув Никлина
и Воорсангера, пилот устремилась к лестнице. Облокотившись о поручень, она
склонилась над ступенями.  Сухие  и  резкие  рвотные  спазмы  сотрясли  ее
хрупкое тело.
     "Неужели она не знала об этом лишнем пассажире? Добро  пожаловать  на
борт нашего корабля, капитан".
     - Никто из вас не знает, что связывало меня с  Кори,  -  подал  голос
Аффлек. - Я обязан был делать то,  что  он  мне  говорил.  Я  обязан  Кори
жизнью.
     - Теперь уже нет, - ответил ему Никлин.
     Лавина событий, обрушившаяся на них в эти последние  минуты,  ввергла
его мозг в какое-то оцепенение; непристойно  зияющий  гроб  лишь  усиливал
этот ступор. Но все же постепенно до Никлина дошло, что ни одно несчастье,
с которым пришлось столкнуться пассажирам экспресса до  Нового  Эдема,  не
идет ни в какое сравнение с последним мрачным происшествием.
     Лишь с помощью отделяемой капсулы можно было осуществить приземление.
Без нее сотня с лишним пассажиров "Тары" были обречены болтаться в космосе
всю оставшуюся жизнь.
     - С моей точки зрения, - Джим невидяще взглянул на Аффлека,  -  вы  с
Кори квиты.

                                    20

     Монтейн знал, что в первые секунды после  старта  капсулы  он  должен
действовать как можно быстрее.
     Прошло уже много лет  с  тех  пор,  как  Монтейн  летал,  но  у  него
сохранился присущий любому пилоту автоматизм.  Он  запустил  двигатели  на
полную мощность и одновременно нажал на единственный рычаг управления.
     Нос пассажирского  цилиндра  поехал  в  сторону,  а  картина  впереди
изменилась самым ошеломляющим образом. Солнце уплыло вверх и  скрылось  из
поля зрения, огромное облако псевдопланет последовало за  ним.  В  течение
одного головокружительного мгновения мерцающий занавес  стремительно  плыл
перед глазами, затем он исчез, и кабину затопил космический мрак.
     Монтейн вернул рычаг управления в  нейтральное  положение,  остановив
разворот капсулы. Вечные звезды снова  послушно  сияли  на  своих  местах.
Проповедник знал, что ему удалось вырваться из липкой паутины,  сплетенной
дьяволом вокруг одной из этих звезд.
     Господь в своем не знающем границ  милосердии  распростер  перед  ним
Вселенную со всеми ее сокровищами; и каждая из этих сияющих точек таила  в
себе бесконечное богатство.
     Монтейн расхохотался. Смех уносил с собой прошедшие ужасные годы.  Он
снова был молод и - кто бы стал возражать? -  оптимизм  и  энергия  юности
разливались по его телу.
     Господь выбрал Монтейна для самой благородной и славной миссии.
     - Нам придется нелегко, - сказал он своей юной жене. - Мы,  возможно,
встретимся с немалыми трудностями, когда доберемся до Нового Эдема, но  мы
преодолеем их. Надо лишь хранить веру в Него и нашу любовь.
     - Я знаю, дорогой. - Милли улыбнулась ему из соседнего кресла.
     Жемчужный  шелк  подвенечного  платья  подчеркивал  стройный  стан  и
необыкновенную, чудесную женственность ее облика. Но проповедник знал, что
душа Милли еще прекраснее. Стойкость его жены поможет  им  преодолеть  все
препятствия предстоящих лет. Радость от ее присутствия  становилась  почти
невыносимой.
     - Ты  никогда  не  выглядела  столь  прекрасной.  -  Он  коснулся  ее
запястья.
     Милли не ответила, лишь счастливая улыбка осветила ее лицо.

                                    21

     Мысль, что его только что приговорили  к  смерти,  Никлин  принял  на
удивление спокойно.
     Он не испытывал ни страха, ни ярости, лишь печальное  смирение  перед
судьбой.  Стоя  вместе  с  остальными  на  третьей  палубе,  Никлин  нашел
правдоподобное объяснение своему спокойствию. В глубине души он уже  очень
давно  ощущал  неизбежность  этого  момента,  неизбежность  конца.  Смерть
неумолимо приближалась к нему по узким переулкам  времени  с  того  самого
солнечного дня в Альтамуре, когда Джим впервые встретил  Скотта  Хепворта.
Смерть  приближалась  все  быстрее  и   быстрее,   подталкиваемая   каждым
непредвиденным событием, происходящим как вне, так и внутри корабля. И вот
теперь она была совсем рядом во всей своей неотвратимости.
     "Я превращаюсь в фаталиста. Самый подходящий момент".
     - Может, все-таки, уберем это с дороги! - Он пнул гроб Милли Монтейн,
затем впихнул его в каюту и захлопнул дверь.
     - Кори, должно быть, сошел с ума.
     - Безусловно. Я бы даже сказал, что Кори уже давным-давно жил  совсем
в ином мире.
     - Но куда он направился?
     - Туда же, куда направимся и мы, но он окажется там  раньше  нас.  На
капсуле нет ни воды, ни пищи, да и кислорода совсем немного.
     - Не будет ли кто-нибудь столь любезен и... объяснит мне,  что  здесь
происходит? - Флейшер судорожно глотнула  в  мучительном  усилии  сдержать
очередной рвотный позыв. Лоб ее был в испарине.
     - Жена Кори умерла давным-давно, но он не  мог  допустить,  чтобы  ее
похоронили на Орбитсвиле. - Никлин, для  которого  за  годы  знакомства  с
проповедником  эта  странная  история  потеряла  вкус  новизны,   не   мог
представить, какое впечатление его рассказ произведет на Флейшер, да еще в
столь чрезвычайных обстоятельствах. - Думаю, ему  была  невыносима  мысль,
что она вернется назад...
     - Вы сумасшедший, - прошептала пилот, расширенными глазами  глядя  на
Никлина. - Вы все сумасшедшие.
     "Не стоит на меня так смотреть, мадам", - подумал  Никлин,  но  затем
ему пришло в голову, что у нее есть основания для возмущения.
     - Может, вы и правы. Тогда многое объясняется.
     - Если бы я знала, во что ввязываюсь! - Флейшер отерла пот со лба.
     - Может, Кори вернется, - Воорсангер обвел их полным мольбы взглядом.
- Дети...
     "Лучше бы ты этого не говорил". Никлин вдруг понял,  что  беспокоится
не только о собственной персоне.
     Среди переселенцев имелось немало детей, родители которых поверили  в
обещание Кори Монтейна спасти их бренные тела и бессмертные души. Взрослые
серьезно ошиблись  и  должны  заплатить  за  свое  легкомыслие,  но  дети,
невинные создания! Их мнения никто не спрашивал, за что  они  обречены  на
мучения и смерть?
     Джиму стало еще тяжелее, когда он  вспомнил,  что  на  борту  корабля
находится Зинди Уайт. Она и ее бедные родители слепо доверились еще одному
лжепророку, и вот результат...
     Его самобичевание прервал едва различимый мужской  голос,  донесшийся
из люка над ними.
     - Радио! - Флейшер ухватилась за поручень и быстро скрылась наверху.
     - Это Кори! - Голос Воорсангера победоносно вибрировал. - Я знал, что
он не покинет нас. Я хочу поговорить с ним.
     Он последовал за пилотом.
     Никлин миновал ошеломленного Аффлека и начал  подниматься.  Когда  он
вошел в рубку управления, Флейшер уже сидела в своем кресле и  лихорадочно
возилась с панелью управления. Голос звучал все громче и отчетливее.
     - Я повторяю. Это пункт управления космопорта  Силвер-Плейнз,  Двести
второй Портал. Мы приняли ваш автосигнал в общем  диапазоне.  Есть  ли  на
борту кто-нибудь живой? Пожалуйста, ответьте. Прием. Прием. Повторяю,  это
пункт управления космопорта Силвер-Плейнз, Двести второй Портал.
     - Силвер  Плейнз,  вам  отвечает  W-602874.  -  Голос  Флейшер  после
надсадных рвотных приступов звучал неестественно резко. - Вы меня слышите?
Прием.
     Прошло несколько  томительных  секунд,  прежде  чем  вновь  заговорил
космопорт:
     - Это пункт  управления  космопорта  Силвер-Плейнз.  Мы  приняли  ваш
автосигнал в...
     И снова почти слово в слово прозвучало уже знакомое сообщение.
     - Они нас не слышат, - нервно сказал Воорсангер.
     - Подождите. -  Флейшер  взглянула  на  пульт  связи.  -  Передают  с
расстояния тридцать пять миллионов километров. Наш  радиосигнал  достигнет
их через пару минут. И еще столько же будет идти их ответ.
     - По крайней мере, нас слышат. -  Никлин  пытался  осознать  значение
происшедшего. - Значит, Скотт был прав. Его Гипотеза Добра  работает  даже
лучше, чем он предполагал.
     - Может статься, что в ней и добра  больше,  чем  он  предполагал.  -
Пилот  улыбнулась  Никлину,  впервые  с  момента  их  знакомства.  -  Если
оборудование космопорта уцелело, есть все  основания  надеяться,  что  нам
удастся заполучить другую капсулу. А может, даже не одну.
     -  Это  действительно  добрая  весть.  -  Его  ответная  улыбка  была
нерешительной, словно Джим боялся принять предлагаемый дар. -  Вы  сказали
не одну?
     - В Хилверсумском Центре космических технологий, Шестнадцатый Портал,
я видела четыре капсулы различных типов.
     - В рабочем состоянии?
     - На двух я летала в прошлом году, когда  сдавала  экзамен  на  право
управления кораблем исследовательского класса.
     - И что дальше?
     - А дальше надо попытаться распознать  Хилверсум  среди  всего  этого
многообразия. - Флейшер жестом, вдруг придавшим ей сходство  с  Хепвортом,
указала в сторону облака планет на главном экране. - Это, должно быть,  не
так сложно, когда  они  очухаются  и  выйдут  в  эфир,  подобно  людям  из
Силвер-Плейнз.
     - Затем мы выйдем на орбиту планеты, где теперь находится  Хилверсум,
и они переправят нас на землю, а остальное все в руках Господа.
     - Мы должны молить его о милосердии и  защите,  -  голос  Воорсангера
вновь наполнился религиозным пылом. - Теперь,  когда  Кори  больше  нет  с
нами, на мне лежит обязанность отслужить молебен во спасение наше.
     Никлин открыл было рот, чтобы прокомментировать внезапно изменившийся
статус Орбитсвиля, - из ловушки дьявола  он  вдруг  превратился  в  Гавань
Господню, - но решил воздержаться  от  столь  дешевого  сарказма.  Слишком
далеко он зашел по пути насмешек и циничных замечаний. Джим был сыт ими по
горло. А если рассмотреть события последних часов в  свете  предшествующих
знамений, над которыми он вволю поиздевался...
     - Полагаю, вам следует дождаться более надежной информации прежде чем
что-то сообщать всем остальным, - после небольшой паузы заметила Флейшер.
     - Конечно, но неужели каждый раз придется ждать четыре минуты?
     - Нет. Когда мы наконец остановимся и начнем  возвращаться,  задержка
составит семь минут.
     - Неужели ничего нельзя сделать? - Воорсангер  взглянул  на  наручные
часы. - Но как же мы связывались с Землей в прежние времена?
     Флейшер качнула головой.
     - На корабле нет тахионного оборудования.
     - Что?! - Воорсангер повернулся к Никлину,  на  его  сморщенном  лице
читался упрек.
     - Вы сами решили, что это  слишком  дорогое  удовольствие.  -  Никлин
поразился, как быстро, убедив себя в том,  что  опасность  для  жизни  уже
миновала, Воорсангер вернулся к  своей  прежней  роли  вечно  недовольного
счетовода, для которого потеря  минуты  равносильна  потере  состояния.  -
Кроме того, ведь предполагалось,  что  "Таре"  вовсе  не  нужно  тахионное
оборудование. План состоял в том, чтобы вырваться с Орбитсвиля и удалиться
от него как можно дальше.
     - План состоял также и в... - Воорсангер осекся.
     В динамике раздался предупреждающий щелчок.
     - Это Силвер-Плейнз, - произнес все тот же голос. -  Мы  слышим  вас,
W-602874.   Подтвердите   информацию.   По   нашим    сведениям    корабль
исследовательского класса "Тара" находится в наземном доке на  капитальном
ремонте.
     - "Тара" подтверждает свою информацию, - тут же ответила  Флейшер.  -
Мы покинули Первый Портал непосредственно перед тем...  как  начались  все
эти события. Одна из наших двигательных установок вышла из строя,  поэтому
сейчас мы тормозим и собираемся вернуться в любой доступный порт. Мы также
потеряли вспомогательный аппарат. Повторяю,  мы  потеряли  вспомогательный
аппарат. Вымажете снять с орбиты около сотни человек? Прием.
     - Это  серьезный  вопрос,  -  сказал  Никлин,  когда  Флейшер  устало
откинулась в кресле. - Какова вероятность, что в  Силвер  Плейнз  найдется
хоть что-нибудь?
     - Мы можем лишь молиться и надеяться. Мы  ведь  даже  не  знаем,  что
произошло, когда Порталы захлопнулись, не так ли?  Вполне  можно  ожидать,
что все корабли,  находившиеся  на  внешних  причальных  опорах,  лишились
доступа в Орбитсвиль. А затем, когда Орбитсвиль разрушился и его геометрия
как бы вывернулась наизнанку, все  они  оказались  внутри  соответствующих
планет. А вы что думаете по этому поводу?
     - Я об этом и не задумывался, - признался Никлин.  -  Интересно,  все
успели выбраться?
     -  Времени  было  достаточно,  если  корабли  в  момент   схлопывания
Орбитсвиля действительно  находились  на  опорах.  -  Голос  пилота  обрел
привычную уверенность и звучал  почти  бесстрастно.  -  Но,  должно  быть,
некоторые корабли совершали в этот момент перелет между Порталами.  Хотела
бы я знать, что случилось с ними. Даже если каким-то чудесным  образом  их
выбросило  на  орбиту  новых  планет,  как  люди,  находящиеся  на  борту,
доберутся до земли? Корабли типа земля-космос довольно редки, и  если  они
есть, то только на тех планетах, где теперь находятся космопорты. Но  даже
в  экваториальном  поясе  таких  одна  из  сотни.  -   Флейшер   увлеклась
собственными рассуждениями.  -  Интересно,  насколько  Добрая  Фея  Скотта
Хепворта готова позаботиться о человеческих жизнях?
     "Еще один хороший вопрос". Никлин понял, что  даже  едва  теплившаяся
искра надежды, появившаяся у него в последние минуты, была необдуманной  и
преждевременной. Флейшер сказала, что возле Шестнадцатого Портала  имелись
четыре капсулы,  но  с  большой  вероятностью  в  момент  схлопывания  они
находились у внешних причальных опор. В этом случае капсулы  могут  теперь
болтаться внутри новоиспеченного мира Хилверсума.
     В этот момент  Джим  потерял  нить  рассуждений,  так  как  по  радио
раздался сигнал связи.
     - Это пункт управления космопорта в Хилверсуме, Шестнадцатый  Портал,
-  голос  звучал  как-то  не  очень  уверенно.  -   Мы   получили   сигнал
автопередатчика. Пожалуйста, ответьте, кто вы. Прием.
     - Он, похоже, еще более напуган, чем мы. - Флейшер  криво  улыбнулась
остальным, что еще больше расположило к ней Никлина. - Кто же,  интересно,
по его мнению, посылает сигналы?
     - Ответьте ему, - нетерпеливо потребовал Воорсангер.
     - Это звездолет  W-602874.  Отвечаем  на  ваш  вызов,  Хилверсум.  Вы
слышите меня? Прием. - Флейшер кинула взгляд на панель связи, затем  снова
откинулась в кресле. - На этот вызов я и надеялась. Скоро мы  узнаем,  как
обстоят дела.
     Воорсангер пересел поближе.
     - Сколько придется ждать?
     -  Хилверсум  расположен  дальше  по  экватору.   Сейчас   расстояние
составляет около семидесяти пяти миков, так что в оба конца  сигнал  будет
идти более восьми минут.
     - Это слишком долго, - замогильным голосом  простонал  Воорсангер.  -
Почему, почему у нас нет тахионного оборудования?
     - Я могу подождать восемь минут.  С  каждым  ответом  наши  шансы  на
спасение возрастают, а я надеюсь в ближайшие несколько часов  связаться  с
сотней космопортов. Если два из  них  функционируют,  я  не  вижу  причин,
почему бы и остальным не выйти в эфир.
     Никлин слушал Флейшер, и его уважение к ее логике росло. В  то  время
как душа Джима металась от надежды к  отчаянию,  пилот,  казалось,  ни  на
секунду не теряла присутствия духа. Чтобы сделать их  шансы  на  выживание
максимальными, она призвала на помощь весь свой опыт, талант,  способность
мыслить. Вдоль экватора Орбитсвиля имелось двести семь Порталов, и все они
были оборудованы космопортами.  Они  представляли  собой  огромный  резерв
оборудования и рабочей силы, который можно  будет  пустить  в  ход,  чтобы
вызволить "Тару" из объятий космоса.
     "На нашей стороне большие силы. Если только забыть о том,  что  время
ограничено. Облако планет истончается, как  и  предсказывал  Хепворт.  Эти
новые планеты куда-то исчезают, и, в соответствии с Гипотезой  Добра,  там
совсем неплохо. Если мы, черт побери, как можно скорее не приземлимся,  то
рискуем остаться здесь одни..."
     Никлин изо всех сил старался не думать о том,  что  ждет  пассажиров,
если корабль  окажется  на  опустевшей  вдруг  орбите  солнца  Орбитсвиля.
Съестных припасов хватит на два  года,  но  захочет  ли  хоть  кто-нибудь,
находящийся в здравом уме, тянуть  до  самого  конца  в  этой  космической
гробнице, где число мертвых в какой-то  момент  превысит  число  живых?  И
когда будет снят запрет на каннибализм? Нет, лучше направить корабль прямо
на солнце, пока ужас не лишит их всех рассудка, но даже в этом случае дети
обречены на долгую мучительную смерть. Наверное, лучше всего заблокировать
предохранительные устройства и разгерметизировать корабль, в  этом  случае
смерть будет быстрой.
     Никлину вдруг стало душно. Он сделал глубокий  вдох  и  усилием  воли
переключил мысли. Воорсангер расспрашивал Флейшер, как  перевести  корабль
на орбиту планеты и удастся ли переправить находящихся на звездолете людей
на землю. Тема была вполне жизнеутверждающей, и Джим с головой окунулся  в
нее, пока не раздался новый сигнал.
     - Это  пункт  управления  космическим  движением  Амстердама,  Третий
Портал, - произнес спокойный женский голос. - Мы получаем ваш автосигнал в
общем диапазоне. Пожалуйста, назовите себя. Конец связи.
     - Положение улучшается, - так же спокойно заметила Флейшер.
     Она протянула руку к панели связи, но в этот момент послышался  новый
сигнал. На этот  раз  вызывал  Пекин,  Двести  пятый  Портал.  Сообщества,
обитавшие в экваториальном поясе,  сумели  пережить  распад  Орбитсвиля  и
теперь шарят по всему космосу, разыскивая своих  блудных  детей.  Им  надо
ответить,  поблагодарить  их,  ведь  молчание   было   бы   предательством
человеческого духа.
     Через несколько мгновений после того, как Флейшер назвала свой номер,
пришел ответ из Хилверсума.
     - Хилверсум отвечает на ваш запрос, "Тара". В  наземном  доке  у  нас
есть две капсулы одиннадцатого типа. На  обеих  установлено  оборудование,
совместимое с кораблями исследовательского класса и обе можно  подготовить
за три-четыре дня. Не предвидится  никаких  сложностей  с  эвакуацией  ста
человек, так что можете быть спокойны на этот счет. Мы снимем вас  оттуда,
но  прежде,  чем  закончить  связь,  необходимо  передать  вам  еще   одно
сообщение.
     Последовала короткая  пауза,  во  время  которой  Никлин,  Флейшер  и
Воорсангер  обменялись  понимающими  взглядами.  Затем  послышался  другой
голос.
     - "Тара", говорит Кэвин Гомери. Я возглавляю астрономический отдел  в
ЦКТ. Я подтверждаю слова моего коллеги: вам следует выйти на орбиту, а  мы
уже позаботимся обо всем остальном. Тем  временем  я  хотел  бы  попросить
помочь нам в разрешении другого вопроса.
     Излишне говорить, что с Орбитсвилем произошло  странное  превращение.
Но вы, возможно, не знаете, что число образовавшихся  планет  уменьшается.
Мы не знаем, как хотя бы подойти к объяснению  этого  явления,  нам  нужно
получил как можно больше данных, чтобы суметь взяться за эту проблему. И в
этом смысле вы находитесь в уникальном положении.
     Не могли бы вы передать нам общую панораму образовавшейся сферы?  Нам
необходимо хорошее изображение в течение длительного времени, иначе мы  не
успеем рассчитать скорость  исчезновения  планет.  Я  жду  вашего  ответа.
Прием.

     Оставшуюся  часть  "ночи"  Никлин  наблюдал,  как  Флейшер  виртуозно
справляется со все  большим  объемом  радиосообщений,  каждое  из  которых
являлось еще одним доказательством Гипотезы Добра Скотта Хепворта.
     В  конце  радиосеанса  начали  поступать  сообщения  из  космопортов,
находившихся в свое время у Порталов с номерами, близкими к ста. Вызовы  с
дальней стороны планетарного облака поступали с задержкой в сорок минут  -
еще одно напоминание о размерах Орбитсвиля. Эфирный галдеж  достиг  такого
уровня, что Меган Флейшер была вынуждена прибегнуть к помощи компьютера  и
установить очередность. Никлин понимал, что слышит лишь малую часть  вновь
созданных миров, заполнявших основной экран.
     Радиосвязь, невозможная внутри оболочки Орбитсвиля, была  привилегией
только тех планет, на которых  оказались  космопорты.  Лишь  они  обладали
голосом. Никлин не сомневался, что обитатели остальных планет  лихорадочно
создают  сейчас  необходимое  оборудование,  позволяющее  им  связаться  с
соседями. Он также понимал, что люди жаждут услышать живые  голоса,  чтобы
хоть как-то успокоиться и утешиться.
     Все сообщения имели одну общую черту. На скупом радиожаргоне молила о
помощи выбитая из векового благодушия  человеческая  цивилизация,  Никлин,
полностью  поглощенный   собственными   болезненными   переживаниями,   не
задумывался об остальном человечестве, выкинутом  загадочным  превращением
из рутины повседневной жизни. Но голоса из  космоса  помогли  ему  ощутить
связь с людьми, понять, что они чувствовали во время случившегося кошмара.
     С неба исчезли знакомые звезды, стала скакать гравитация, день и ночь
сошли с ума, дойдя в своей смене  до  стробоскопического  неистовства,  от
которого замирала душа и немел разум.
     А затем вдруг... ба-бах.
     Для кого-то в следующий миг в свете яркого дня предстал новый мир,  в
котором обезумевшее солнце покинуло свое, казавшееся вечным,  положение  в
зените. Для других наступила  ночь,  и  сияющие  лучи  на  небе  сменились
миллионами голубых бриллиантов, расцветивших небо немыслимыми  узорами.  А
те, кто оказался на внешней границе планетарного облака,  впервые  увидели
ночь такой, какой ее знали на  Земле  их  предан  -  ночное  черное  небо,
усыпанное мириадами далеких звезд.
     Кроме  ответа  на  просьбу  о  помощи,  космопорты  передавали  также
сообщения друг другу, сплачиваясь перед лицом грядущей неизвестности,  ища
ответы  на  вопросы,  которые   днем   раньше   просто   невозможно   было
сформулировать. Что произошло? Почему это  произошло?  Что  будет  дальше?
Новые планеты перемещаются в результате какого-то пространственного фокуса
или просто прекращают свое существование?  Исчезнут  ли  все  планеты  или
процесс прореживания планетарного облака  в  конце  концов  прекратится  и
горстка новых миров останется на устойчивых орбитах?
     Для находившихся на борту "Тары" пассажиров существовал ряд  вопросов
первостепенной важности: насколько быстро истончается планетарное  облако?
Происходит этот процесс равномерно по всему облаку, или имеет место зонный
эффект, который они  пока  не  могут  обнаружить?  Постоянна  ли  скорость
процесса или она растет?
     Короче говоря, каковы шансы, что корабль достигнет безопасной  гавани
Хилверсума прежде, чем планеты полностью исчезнут из вида?
     Несмотря на все усилия этот вопрос настойчиво колотился в его голове,
подобно колоколу.

     На вторую ночь торможения, когда на всех нижних палубах царили сумрак
и тишина, Никлин спустился в столовую выпить кофе и с удивлением обнаружил
в безлюдном зале Дани Фартинг. Она одиноко сидела за столиком. Джим  знал,
что весь день  Дани  выбивалась  из  сил,  передавая  встревоженным  людям
сообщения капитана и стараясь внушить  им  частицу  стоического  оптимизма
Меган Флейшер.
     Задача, возложенная на Дани, не  отличалась  легкостью  и  простотой.
Хотя  пассажиры  воспринимали  сообщения   Флейшер   молча,   кое-кто   из
переселенцев не скрывал своего горького  сожаления  по  поводу  того,  что
вообще когда-то услышал о Кори Монтейне. Возмущение пассажиров  и  стойкое
ощущение, что их предали, могло вот-вот выплеснуться на поверхность.
     У входа в столовую Никлин взял  в  автоматическом  раздатчике  порцию
кофе. Когда он заметил, что Дани  наблюдает  за  ним  своим  загадочным  и
печальным взглядом, он хотел было уйти. Но решил все-таки продолжить  свою
линию открытой враждебности, хотя и с некоторой опаской.
     - Как я вижу, вы в гордом одиночестве. - Джим сел рядом.  -  Полагаю,
вы скучаете по Кристин.
     Слова вырвались у него прежде,  чем  он  успел  что-либо  сообразить.
Никлин ужаснулся их неуместности. Он начал с банальности и тут же  перешел
к бестактности.
     - Думаю, у вас больше оснований скучать по ней, -  спокойно  ответила
Дани.
     Никлин уставился в чашку с кофе,  стараясь  скрыть  волнение.  От  ее
замечания у него начала  подергиваться  щека.  И  почему  он  не  ушел  из
столовой  сразу  же!  Встать  и  уйти  сейчас  -  значит  выставить   себя
неотесанным провинциалом, каким он когда-то был, а остаться - лишь усилить
ощущение неловкости.
     - Что происходит наверху? - Голос Дани звучал совершенно  нейтрально.
- Есть какие-нибудь изменения?
     - На планетах образуются  полярные  шапки.  -  Никлин  с  готовностью
ухватился за предложенную тему. - Шапки изо льда и  снега  на  северном  и
южном полюсах! Это делает планеты похожими на изображения Земли.
     - Интересно, но я не это имею в виду.
     - Мы все еще не знаем, как быстро они исчезают. Компьютеры продолжают
расчеты. - Никлин отхлебнул кофе. - Думаю, скоро мы получим ответ.
     - Это хорошо. - Дани улыбнулась. Сразу стало заметно,  насколько  она
устала. Темные глаза в упор взглянули на Никлина из-под тяжелых век. -  Вы
жалеете, что уехали из Оринджфилда?
     "Что за вопрос? - Никлин был сбит с толку. - Что она имеет в виду?"
     - Дани, я... - Джиму вдруг  страстно  захотелось  дотронуться  до  ее
руки.
     Со стороны лестницы послышался шум.
     - Я рад, что не все спят на этом корабле. Вы позволите присоединиться
к вам?
     Это  был  все  тот  же  светловолосый  бородач  в   форме   охранника
космопорта, с которым Никлин сталкивался уже дважды. Похоже, большую часть
времени этот человек проводил в  бесконечных  блужданиях  по  кораблю.  Не
дожидаясь ответа, он налил себе кофе и сел рядом с Дани.
     - Джим, познакомьтесь, это Пер Боссардт.
     -  Привет,  Джим!  -  широко  улыбнулся  бородач.  -   Мы   постоянно
встречаемся в самые неподходящие моменты.
     Никлин кивнул.
     - Да, действительно.
     - У меня с собой пятьдесят два отличных  приятеля.  Они  помогут  нам
развлечься. - Боссардт достал из кармана колоду карт. - Сыграем?
     - Прошу прощения. - Никлин  встал.  -  Я  должен  вернуться  в  рубку
управления.
     -  Жаль.  -  Боссардт  радушно  помахал  рукой.  -  Как-нибудь  снова
увидимся, Джим.
     У выхода Никлин оглянулся - Боссардт уже сдавал карты, которые  из-за
небольшой гравитации так и летали над столом. Дани весело  смеялась,  ловя
порхающие прямоугольники.
     -  Вы  жалеете,  что  уехали  из  Оринджфилда?  -  бормотал   Никлин,
поднимаясь по лестнице. - Что, черт побери, это значит?

     Когда наступила "ночь", Никлин подумал, что, вероятно, чувствовал  бы
себя куда лучше в своей постели, а не в кресле рядом с  Меган  Флейшер.  С
какой стати он отказывается от полноценного  отдыха?  Но  словно  какая-то
сила удерживала Джима у основного  экрана.  В  изображении  облака  планет
сосредоточились  его  прошлое,  настоящее  и  будущее.   Облако   казалось
безмятежным и вечным, но  только  благодаря  ограниченности  человеческого
восприятия. Над ним неустанно трудилась Добрая Фея, определяя судьбу целых
скоплений планет со скоростью, быть может,  нескольких  сотен  в  секунду.
Никлину казалось, что если вглядываться достаточно долго, он сможет  найти
свидетельства ее деятельности.
     Миллиарды людей на  этих  новорожденных  эфемерных  мирах  испытывали
серьезные опасения за свое будущее. Перспектива быть вырванным из обычного
континуума,  а,  может,  и  вовсе  прекратить  существование  каким-нибудь
таинственным способом  казалась  ужасающей,  но  это  соображение  служило
слабым утешением для пассажиров "Тары", молившихся лишь за то, чтобы стать
частью этих обреченных  на  неизвестность  миров.  Прыжок  в  таинственную
пустоту  казался  предпочтительнее  иного  исхода,  перед  лицом  которого
оказались те, кого заманили в это путешествие к Новому Эдему.
     Чувство беспомощности  усиливалось  тем,  что,  вопреки  очевидности,
корабль все еще удалялся от облака планет. Нос его был направлен в сторону
того, что было когда-то  Орбитсвилем,  его  двигатели  толкали  корабль  в
направлении планет, но уже набранная скорость была такова, что после  двух
долгих дней торможения "Тара" все еще удалялась от своей цели.
     - Нет смысла кипятиться по этому поводу, - говорила  ему  Флейшер.  -
Лично я благодарю Господа за каждый час работы двигателей.
     "Наверное, это она так меня подбадривает", - мелькнуло  у  Никлина  в
голове. Он устало размышлял о том, сумеет ли уловить момент, когда корабль
наконец остановится и начнет двигаться в обратном направлении.
     "Нет, стоп. Здесь что-то не то. Я, должно быть, устал  как  собака  и
ничего не соображаю. Надо начать все сначала..."
     Джим сделал усилие в попытке проснуться - у него возникло  неприятное
ощущение какой-то перемены на пульте управления.
     Прошло  несколько  томительных  секунд,  прежде  чем  он  понял,  что
изменилось. Уровень шума, создаваемый  системой  связи,  резко  упал.  Его
тревога  возросла  еще  больше,  когда  он   осознал,   что   насыщенность
радиопереговоров спадает уже давно. Даже когда Флейшер  была  вынуждена  с
помощью компьютера регулировать  поток  поступающей  информации,  динамики
выдавали почти непрерывную серию кодовых сигналов.
     Никлин выпрямился и взглянул на соседние кресла. Воорсангера  там  не
было, Флейшер застыла в максимальной сосредоточенности, неотрывно наблюдая
за изображением облака планет. У Никлина сжалось сердце, когда  он  увидел
лицо пилота.
     - Что происходит? - почти крикнул он. - Неужели...
     Она взмахом одной руки попросила его замолчать, в то время как другой
быстро перебирала кнопки на панели связи.
     - ...определенно,  -  послышался  мужской  голос.  -  Мы  установили!
Планеты со сферы исчезают полосами. Уже есть  пять  пустых  полос,  можете
называть их так или по-другому,  не  имеет  значения.  Две  -  в  северном
полушарии.  Две  -  в  южном.  Одна  -  вблизи  экватора.  Полосы   быстро
расширяются. Боже, помоги нам!  Невозможно  предсказать,  сколько  времени
осталось до того момента, когда эта передающая станция...
     Голос оборвался и в рубке повисла звенящая тишина.
     Никлин сосредоточился на изображении облака. Теперь, когда  он  точно
знал, куда следует смотреть, Джим  увидел  результат  работы  Доброй  Феи.
Вдоль экватора было заметно мерцающее оживление. Но по сути, это было  как
раз  обратное  мерцанию  явление,  всего-навсего   изменение   неподвижной
картины, вызванное исчезновением крошечных источников света.
     Облако планет разматывалось  прямо  на  глазах,  подобно  гигантскому
клубку шерсти. Разматывалось в никуда.
     - Они исчезают. - Голос пилота  зазвучал  как  голос  застеснявшегося
вдруг ребенка. - Все космопорты уже исчезли.
     - Нам не нужны космопорты! - крикнул Никлин, отказываясь  подчиниться
жестокой логике происходящего. - Мы  должны  двигаться  вперед!  Мы  можем
выйти на орбиту любой из этих дерьмовых планет!
     - И какой в этом смысл? Если мы никогда не сможем сесть на нее?
     - Это лучше, чем лететь в пустоту.
     - Может, вы и правы. - Флейшер кивнула, обдумывая это  предположение,
а затем ее лицо засветилось каким-то жестоким, извращенным торжеством. Она
нашла ответ.
     - Все дело в том, мистер Никлин, что мы  не  можем  добраться  ни  до
одной из этих,  как  вы  выразились,  дерьмовых  планет.  Положение  вещей
изменилось к худшему. Пока вы спали, скорость исчезновения  возросла,  она
все время растет... Через несколько часов не останется ни  одной  планеты,
дерьмовой или какой-нибудь иной.

                                    22

     В том, что происходит, есть своя какая-то логика, решил Никлин.
     До этого в течение почти двадцати часов он сидел в рубке управления и
как завороженный следам за  планетами,  исчезающими  со  все  возрастающей
скоростью. В самом начале этот процесс был почти  неощутим,  затем  темные
редкие участки превратились в пять расширяющихся полосок,  их  можно  было
различить невооруженным взглядом. Зрелище стало еще более  завораживающим,
облако теперь напоминало удивительное, прекрасное пуантилистское полотно с
изображением гигантской полосатой планеты. С  этого  момента  исчезновение
планет стало хорошо заметным, слой за слоем пропадал  в  пустоте,  уступая
место мраку, сквозь который мерцали  далекие  звезды.  В  какой-то  момент
этого  процесса  "Тара"  наконец   погасила   свою   скорость   и   начала
мучительно-медленное возвращение, но никто  в  рубке  управления  даже  не
заметил этого.  Всем  им  ничего  не  оставалось,  как  только  наблюдать.
Казалось, они утратили способность думать. Итак,  единый  организм,  каким
когда-то  был  Орбитсвиль,  сократился  теперь  до   узких   полосок,   до
стремительно тающей паутины, и, в конце концов, до пустоты, до Абсолютного
Ничто.
     Шестьсот пятьдесят миллионов  новоиспеченных  миров  прекратили  свое
существование, осталось лишь небольшое солнце, одинокий источник  света  и
тепла в совершенно пустом пространстве, распростершемся во все стороны  на
многие световые годы.
     "Что дальше? - тупо спрашивал себя Никлин. - Куда теперь?"
     А дальше, спустя всего лишь несколько секунд,  заработала  внутренняя
связь. Женщина, купавшая своего ребенка в душевой  на  двадцать  четвертой
палубе, разыскивала Джима Никлина. Температура воды в душе  стала  падать,
женщина сердилась и требовала, чтобы неисправность  устранили  немедленно.
Она также хотела знать, почему Никлин  все  время  прохлаждается  в  рубке
управления, а не занимается своими обязанностями.
     Это напомнило Джиму, что жизнь все еще продолжается,  и  надо  решать
возникающие бытовые вопросы. Напоминание, словно  манна  небесная,  спасло
Никлина от апатии, и он немедленно покинул рубку.
     Поскольку на "Таре"  находилась  лишь  половина  от  запланированного
числа людей, пассажиры в  значительной  степени  имели  свободу  в  выборе
жилья. Большинство, подчиняясь своим инстинктам, выбрали  носовые  отсеки,
удаленные от двигательных цилиндров.
     Когда Джим добрался до четырнадцатой палубы,  первой,  откуда  имелся
доступ в двигательный цилиндр, гул человеческих голосов затих и лишь слабо
доносился откуда-то сверху. Никлин продолжал скользить вниз, едва  касаясь
руками поручня. Он  уже  почти  миновал  семнадцатую  палубу,  когда  рука
независимо от его воли до  боли  сжала  дюралевый  поручень,  и  он  резко
остановился.   Какое-то   мгновение   Никлин    пребывал    в    полнейшем
замешательстве, но затем до его сознания дошла фантастическая причина этой
самопроизвольной реакции.
     Совсем рядом, справа от него на чуть изогнутой  стенке  пассажирского
цилиндра он увидел дверь, ведущую в двигательный цилиндр.
     Для  того,  кто  не  так  хорошо  знаком  с  металлическим  скелетом,
внутренностями и нервными нитями "Тары", вид этой двери ничего не  значил,
но Никлина словно искрой пронзило. Он  отлично  знал,  что  с  семнадцатой
палубы нет доступа к двигателям, нет и никогда не было.
     Он  замер  на  лестнице,  растерянно  оглядываясь  по  сторонам.  Все
остальное выглядело таким, каким и должно было быть. За спиной  находились
две двери, ведущие в пассажирские каюты, а надпись на стене  неопровержимо
указывала - это именно семнадцатая палуба. Да и не нужны ему были  никакие
надписи, вполне достаточно расположения заклепок или формы сварных швов. И
тем не менее Никлин видел перед собой дверь в двигательный цилиндр.  Дверь
там, где она не имела права существовать!
     Дверь была самой что ни  на  есть  настоящей.  Никлин  мог  различить
царапины на зеленой поверхности. Он видел грязные пятна на  белых  деталях
кодового замка. Дверь было настоящей!
     - Это сон, - громко сказал он, радуясь тому, что нашел объяснение.  -
Это всего лишь один из моих снов, и для доказательства...
     Никлин изо  всех  сил  ударил  кулаком  по  ребру  палубы  и  тут  же
вскрикнул. Боль пронзила его нервную систему, волной прокатилась по  всему
телу. Он с удивленном взглянул на костяшки пальцев  -  кожа  на  них  была
содрана, и на подкожной ткани выступили крошечные капельки крови.
     Все  сомнения  относительно  того,  бодрствует  он  или  спит,  разом
исчезли. Но дверь осталась на месте.
     "Моя память на числа начинает сбоить, - заклинал себя Никлин, сходя с
лестницы и приближаясь к  двери.  -  Маленькая  молекула  серого  вещества
испортилась, или протекла,  или  что  там  с  ней  происходит,  когда  она
начинает стареть. Всегда существовал вход с семнадцатой палубы. То, что  я
ничего не помню об этом, еще ничего не значит, и в доказательство..."
     Никлин набрал на замке код - 8949823  и  улыбнулся,  услышав  щелчок.
"Какие-то числа  еще  помню!"  Он  начал  медленно  открывать  дверь  и  с
удивлением обнаружил, что смотрит внутрь  помещения,  размером  не  больше
телефонной будки. Все там выглядело совершенно чуждым для "Тары", но  Джим
уже приучил себя к мысли, что черное - это белое, а белое - это черное.  И
довольно дерзко Никлин переступил таинственный порог.
     Когда дверь за спиной захлопнулась, он  увидел  еще  одну,  слева  от
себя, рядом с этой дверью в стене имелась небольшая  ниша,  подобная  тем,
где обычно хранится пожарное оборудование. В нише стоял изящный серебряный
флакон. На флаконе какой-то шутник выгравировал надпись  "ВЫПЕЙ  МЕНЯ".  В
буквах была характерная вычурность, и Никлин с улыбкой узнал почерк Скотта
Хепворта.
     "Да ты забыл об одной из своих заначек, ты, старый пьянчужка!"
     Все еще от души забавляясь, Джим взял флакон в руки. Тот  был  теплым
на ощупь. Никлин встряхнул  его  и  услышал,  точнее  ощутил,  как  внутри
бултыхается   небольшое   количество   жидкости.    Повинуясь    какому-то
безотчетному импульсу, он отвинтил крышку и глотнул  содержимое.  Это  был
джин, обычный тепловатый джин.
     Самый настоящий "Особый Хепвортин". Скотт  любил  джин  с  тоником  и
всеми прочими добавками, но при необходимости поглощал его в  любом  виде.
Как сказал какой-то драматург, а, может и  не  драматург:  "Коль  замучила
жажда, то извлечь спиртное можно из чего угодно". Никлин улыбнулся: "Бьюсь
об заклад, старина Скотт перевернулся бы в своем пластиковом мешке,  узнай
он, что не ему достался этот последний  глоток.  Хотя  одного  я  не  могу
понять. Почему джин до сих пор теплый?"
     Охваченный  неприятным  предчувствием,  что  он  совершает   какую-то
ошибку, Никлин открыл вторую дверь. За  ней  находилось  плохо  освещенное
помещение, казавшееся  слишком  большим  для  пятиметрового  двигательного
цилиндра. Единственная лампа над дверью отбрасывала круг тусклого света на
совершенно пустую палубу. Эта  пустота  тоже  была  очень  странной,  ведь
большая часть пространства  должна  быть  занята  громоздким  двигательным
оборудованием.  Джим  попытался  рассмотреть   что-нибудь   за   пределами
освещенного круга, но темнота казалась  непроницаемой.  Воздух  здесь  был
чисти свеж, словно Никлин стоял посреди необозримой ночной степи.
     Через несколько секунд из темноты выступила фигура. Она приближалась.
Никлин вскрикнул,  сжался  и  закусил  костяшки  пальцев.  Это  был  Скотт
Хепворт.
     - Господи, ты нашел мое лекарство! - Хепворт подошел к нему  вплотную
и взял флакон из застывшей руки. - Где же я его оставил?
     Никлин издал какой-то хриплый звук, а Хепворт поднес флакон ко рту  и
сделал большой глоток. Шея его  выглядела  совершенно  неповрежденный.  Но
когда он пил, жидкость вытекала сквозь ворот рубашки.
     - Убирайся, - прошептал Никлин. - Убирайся! Ты мертв!
     - Ну, не стоит мыслить столь вульгарно,  мой  мальчик,  -  добродушно
откликнулся Хепворт. - Разве я выгляжу мертвым?
     Никлин  внимательно  изучил  призрак  и  убедился,  что  все   детали
совершенно точны,  начиная  от  грязной  и  мятой  одежды  до  знаменитого
голубоватого прыща на носу.
     - Уходи, Скотт. - В шепоте Никлина слышалась  мольба.  -  Я  не  могу
смотреть на тебя.
     - Хорошо, я уйду, но должен сказать, что глубоко разочарован в  тебе,
Джим. - Хепворт начал  отступать  в  темноту.  -  Я  мог  бы  помочь  тебе
подготовиться к тому, что последует дальше. Встречи с тобой ждут другие, и
я мог бы подсказать, как обращаться с ними...
     Когда подобие Хепворта скрылось в темноте, Никлин схватился за  ручку
двери и судорожно рванул ее вниз. Ручка не  повернулась.  Впрочем,  ничего
другого он и не ждал. Теперь к нему приближались еще две фигуры. На  губах
Кори Монтейна  играла  плаксивая  кривоватая  усмешка,  рядом  с  ним  шла
хорошенькая молодая женщина, выглядевшая бы вполне здоровой и  невредимой,
если бы не рукоятка кухонного ножа, торчавшая из ее груди. Нож покачивался
в такт ударам ее сердца.
     - Мы с Милли теперь счастливы,  Джим.  -  Монтейн  обнял  женщину  за
талию. - И я хочу, чтобы вы знали - вы тоже можете стать  счастливым.  Для
этого нужно лишь...
     - Вы мертвы! Вы тоже мертвы! - закричал Никлин.  -  Не  подходите  ко
мне! Не приближайтесь! Вы мертвы! И вы хотите заставить меня поверить, что
и я тоже мертв! Но я еще жив! Все это только сон!
     Монтейн  обменялся  с  женой  обеспокоенным  взглядом.  Они  все  еще
приближались к Никлину.
     - Вы мне не нравитесь, Джим, - сказал  Монтейн.  -  Это  все  лишнее.
Нужно только выслушать...
     - Убирайтесь! - заорал Никлин и крепко прижал ладони к глазам.
     Он стоял с закрытыми глазами,  пока  немного  не  успокоился.  Никлин
боялся, что эти кошмарные существа украдкой подошли к нему,  и  теперь  их
сочувственные лица покачиваются совсем рядом. Но когда  он  открыл  глаза,
Монтейн и его жена исчезли. Окружающая тьма вновь была спокойна. Но теперь
Джим мог видеть несколько  дальше,  и  им  вновь  овладело  первоначальное
впечатление бескрайней степи. На неуловимом, неощутимом  расстоянии  можно
было различить что-то огромное, какие-то черные кривые в таком  же  черном
мраке. Может, это холм,  гора  из  обсидиана,  отражающая  свет  невидимых
звезд?
     "За что мне все  это?  За  что?"  -  Никлин  еще  раз  безрезультатно
подергал ручку двери.
     - Я скажу тебе, за что. - За  пределами  круга  маслянистого  желтого
света раздался одновременно и знакомый и совершенно неузнаваемый голос.  -
Ты забил свою голову нигилизмом и ложными идеями, малыш Джимми.  И  именно
за это ты держишь теперь ответ.
     - Кто вы? - дрожащим  голосом  спросил  Никлин.  Дурные  предчувствия
вновь навалились на него. - И почему вы называете меня  Джимми?  Никто  не
звал меня так с тех пор, как...
     - С тех пор, как ты вырос, не так ли?
     Огромная фигура дядюшки Ренара вступила в унылый конус света.
     Никлин снова съежился от страха и ужаса. Он видел - это вовсе не  тот
сохранившийся в его  памяти  дядюшка  Ренар.  Этот  человек,  точнее,  это
существо было совсем иным. Это был дядя Ренар из его сна. То самое ужасное
существо, с которым мать заставляла обращаться как  с  совершенно  обычным
человеком, несмотря на его огромный  рост,  колючую  рыжую  шерсть,  дикие
желтые глаза и острую морду. И, как  и  прежде,  едва  Никлин  узнал  его,
существо лишилось своей силы.
     - Ты не напугаешь меня! - с вызовом крикнул Джим.
     - А почему кто-то должен бояться такого симпатягу, как я? - Нос  лиса
горделиво выглянул из стоячего ворота засаленного  сюртука  девятнадцатого
века. - Я прекрасно понимаю, почему ты не захотел иметь дело с остальными,
особенно с той ужасной женщиной.  Ты  видел  этот  нож?  Тьфу!  -  Гримаса
отвращения сморщила морду лиса. - Между нами говоря, Джим,  ты  совершенно
правильно сделал, что избавился от этого сброда.
     - От тебя я тоже хочу избавиться. Ты не существуешь!
     - Что за странные вещи ты  говоришь.  -  Лис  обеспокоенно  оглянулся
через плечо, затем рассмеялся, разинув пасть, полную острых зубов. - Да ты
ведь не смог бы со мной  разговаривать,  если  бы  меня  не  существовало.
Логично, не правда ли? Видишь ли, это место, где мы  с  тобой  сейчас  так
славно беседуем, находится в мысленном  пространстве.  Поэтому  выдуманные
существа здесь столь же реальны, как и физические. Ты  ведь  помнишь,  что
тебе рассказывали о мысленном пространстве?
     Никлин покачал головой.
     - Я не позволю тебе существовать ни в каком пространстве.
     - Не делай этого, Джимми! - Дядя Ренар  вновь  оглянулся  в  темноту,
стряхнув со лба нарисованные капельки пота. - Я могу  подготовить  тебя  к
предстоящему. Ты скоро встретишься с Гэ Пэ, и я могу...
     - Убирайся!
     Лис отступил, его фигура покрылась рябью, и вдруг  он  превратился  в
худого, лысоватого человека лет сорока самого разнесчастного вида.  Что-то
шевельнулось в памяти Никлина. Перед ним стоял настоящий дядя Ренар.
     - Ты тоже можешь уматывать, - приказал Никлин.
     - Джимми, дай мне объяснить  одну  очень  важную  для  тебя  вещь,  -
существо становилось назойливым. - Ты думаешь, что все это сон, но это  не
так! Ты сейчас находишься в  мысленном  пространстве,  Джимми.  Ты  должен
вспомнить, что говорила тебе Сильвия Лондон. Ты  ведь  помнишь  ее?  Такая
шикарная женщина. Так вот, все сказанное ею абсолютная правда!
     Никлин нахмурился.
     - Это значит, что ты существуешь независимо от чего бы то ни было,  и
я не могу причинить тебе вреда?
     - Да, но я не являюсь истинно сапионным существом.  -  Фигура  быстро
оглянулась в сторону той темной массы,  присутствие  которой  почувствовал
Никлин. Лицо его стало еще несчастнее. - Настоящий  дядя  Ренар  находится
где-то в ином месте этого континуума. Я существую лишь потому, что являюсь
проекцией твоих детских воспоминаний, и если ты начнешь вмешиваться в...
     - Ты имеешь в виду, если я вырасту?
     - Ты давным-давно вырос,  Джимми.  -  Существо  хитро  и  заискивающе
улыбнулось. - Ты здорово вырос! Было приятно наблюдать, как  ты  разнес  в
пух и прах этих громил в Альтамуре. Особенно третьего, когда  он  уже  был
уверен, что спасся. А потом, эта стерва  Фартинг.  Я  скажу  тебе  кое-что
важное,  Джимми.  Она  сожалеет,  что  когда-то  обошлась  с   тобой   так
несправедливо. Если ты сейчас подойдешь к ней, то ты...
     - Прочь! - приказал Никлин, ненависть затопила его сердце.  -  Сгинь!
Прекрати существовать!
     Дядюшка сердито и испуганно зарычал. Черты лица его стали меняться...
вытягиваться в звериную морду, зубы превращались в клыки... но прежде, чем
метаморфоза завершилась, призрак исчез, растворившись во мраке.
     Никлин остался один. И в  то  же  время  здесь  был  кто-то  еще.  За
пределами конуса желто-болезненного света,  где-то  вдали,  на  бескрайней
равнине двигалось нечто огромное и  непостижимое.  Абсолютная  пустынность
местности не позволяла оценить его размеры. Как же называлась та статуя?..
Человек, сидя  на  камне,  замер  в  глубоком  раздумье,  подперев  голову
кулаком...
     - Джим Никлин!
     Голос прогремел где-то внутри его головы.
     - Пришло время поговорить с тобой.
     - Я не хочу. - Голос Никлина дрогнул. Он  удивился,  что  вообще  еще
способен издавать какие-либо звуки. - Я не желаю  иметь  с  тобой  никаких
дел.
     - Это ложь. Ты знаешь, что так больше продолжаться не может.
     Никлин  спиной  прижался  к  металлическому  косяку,  словно  пытался
обрести утраченную связь с реальным миром.
     - Кто ты?
     - Подумай сам, Джим! Ты хорошо знаешь, кто я.
     - Откуда... откуда мне знать?
     - Но ведь ты не раз беседовал со мной.
     - Беседовал?  Я  никогда  не  был  верующим.  Единственное  божество,
которое я признавал... это Газообразное Позвоночное.
     - Отлично, Джим.
     - Но это невозможно! Ведь это лишь  моя  собственная  шутка.  Я...  я
выдумал тебя!
     - Нет, Джим. Это я выдумал тебя.
     Никлину  каким-то  непостижимым  образом  удалось  возродить  в  себе
упрямого спорщика.
     - Прошу прощения, но с этим я не могу согласиться.  Даже  во  сне  не
бывает такого.
     - Ты всегда все усложняешь. Я просто хочу ради тебя персонифицировать
свою особу. Твое  представление  о  Газообразном  Позвоночном,  о  Великом
Шутнике... Ты очень близко подошел к постижению  существа  более  высокого
порядка, чем ты сам.
     - Я считал его воплощением слепого случая.
     - Да, но ты персонифицировал его.
     - Тем не  менее,  я  не  могу  думать  о  тебе,  как  о  Газообразном
Позвоночном. Это неправильно.
     - Это не должно быть неправильным.
     - Но ведь ты утверждаешь, что ты Бог.
     - Нет, я вовсе не утверждаю, что я Бог, но ты можешь думать  обо  мне
как о Боге, если тебе это нравится.
     - Так мы никогда ни к чему  не  придем.  Я  предпочитаю  Газообразное
Позвоночное.
     - Итак, после всех этих разговоров ты вернулся к тому, с чего  начал:
я - Газообразное Позвоночное.
     -  Может,  ты  еще  и  Добрая  Фея?  Это  ты   создал   искусственное
образование, известное мне как Орбитсвиль?
     - Наконец-то ты  задал  разумный  вопрос,  на  который  я  могу  дать
разумный ответ. Нет, я не создавал Орбитсвиля.
     - Есть ли у тебя  какие-либо  основания  не  говорить  мне,  кто  это
сделал?
     - У меня нет таких оснований, Джим.  Я  хочу  передать  тебе  все  то
знание, какое ты способен усвоить. Твой разум - это часть моего  разума  в
данный конкретный момент космической истории.  Ограничение  на  количество
знания, которое ты можешь постичь, определяется твоим интеллектом.
     - Ты сказал, что мой разум - это часть твоего разума?
     - Не стоит задавать риторических вопросов, Джим. Ты знаешь, о  чем  я
сказал.
     - Но это важно для меня. Есть небольшие  вопросы,  которые  не  менее
важны для меня, чем крупные. Например, я  хотел  бы  знать,  почему  я  не
боюсь. Я оказался в сюрреалистическом кошмаре, я был свидетелем совершенно
ужасных вещей...
     - Эти ужасы выдумал ты сам.
     -  Хорошо,  пускай  так,  но  я  нахожусь  сейчас  в   месте,   очень
напоминающем картину Дали. Черная  статуя  величиной  с  гору...  все  Это
жутко, так жутко, но я почему-то не боюсь, совершенно не боюсь. Почему?
     - Ты сейчас находишься  в  мысленном  пространстве,  Джим.  В  данный
момент ты являешься майндонным существом, а раз так, то ты невосприимчив к
страхам, которым подвержены создания из плоти и крови.
     - Я понимаю. Потому я и могу спокойно беседовать  с  разумным  черным
небоскребом.
     - Нет никакой беседы, Джим. На какое-то время твой мозг  стал  частью
моего мозга, объединился с ним. Ты должен взять из него все, что можешь, и
делать с этим знанием все, что пожелаешь.
     - Очень хорошо, но кто же тогда создал Орбитсвиль?
     - Орбитсвиль придумали и сотворили существа, стоящие на гораздо более
высокой ступени развития,  чем  человечество.  Когда  они  непосредственно
столкнулись с  людьми,  то  назвались  ультанами.  Это  имя  столь  же  им
подходит, как и любое другое.
     - Но зачем ультаны создали Орбитсвиль?
     - Они хотели изменить судьбу Вселенной. Кое-кто из людей уже понял  -
разум является составной частью материи. И не такой уж  несущественной  ее
частью. В каком-то смысле эта часть даже более  значима,  чем  гравитация.
Именно сила притяжения разума замыкает Вселенную. Одна гравитация  с  этим
не справилась бы.
     - Я помню ту женщину... Жену Рика Ренарда.  Она  пыталась  рассказать
мне что-то подобное.
     - Да, но ее больше интересовал побочный эффект - сохранение  личности
после физической смерти. Истинное значение частиц, известных под названием
сапионов состоит в том,  что  они  обладают  силой  притяжения.  Без  этой
сапионно-гравитонной  компоненты  расширяющаяся  Вселенная  продолжала  бы
расширяться вечно. Один из  твоих  современников,  обладающий  поэтическим
складом  ума,  сказал,  что  именно  мыслитель  в  тиши  своего   кабинета
возвращает самые далекие галактики из объятий ночи.
     - Я не понимаю, какое это имеет отношение к Орбитсвилю.
     - Историю Вселенной можно представить, если воспользоваться  корявыми
терминами, к которым столь склонны ваши ученые, в виде  последовательности
Больших Взрывов  и  Больших  Сжатий.  В  момент  каждого  Большого  Взрыва
образуются две Вселенные - одна из обычной материи, движущаяся во  времени
вперед;  другая  -  из  антиматерии,  движущаяся  во  времени  назад.  Обе
Вселенные расширяются до своих предельных  размеров,  а  затем  начинается
сжатие, и, в конце концов, когда стрелка часов проходит полный  круг,  они
соединяются вновь, и все готово к новому  Большому  Взрыву.  Ты,  конечно,
понимаешь, что термины "материя" и "антиматерия" чисто условны.
     - Я не дурак, - обиделся Никлин.
     - Тут есть свои сложности, вроде тахионной и антитахионной Вселенных.
Я их сейчас касаться не стану.
     - Очень мило. Продолжай.
     - В момент последнего Большого Взрыва, который,  по  моим  подсчетам,
был восемнадцатым в  этой  Великой  Последовательности,  образовались  две
Вселенные, так же, как это происходило и прежде. Но их эволюция  не  пошла
по проторенному пути. Возникла существенная асимметрия - по  причинам,  не
вполне мне еще ясным, во Вселенной Второй Области  не  развилась  разумная
жизнь.
     В таких обстоятельствах, без сапионного притяжения, Вселенная  Второй
Области была обречена разлетаться вечно, а без вклада ее  материи  природа
очередного  Большого  Взрыва  будет  совершенно  иной.  И  как  следствие,
нарушится цикл обновления мироздания.
     Часть ультанов была недовольна подобной  перспективой  с  философской
точки  зрения  -  и  они  предприняли  шаги,  чтобы  исправить   возникшую
асимметрию.
     - Они построили Орбитсвиль?
     - Да.
     - Он служил для сбора разума! Тогда  это  объясняет  Большой  Скачок,
перемещение Орбитсвиля во Вселенную  из  антиматерии.  Когда  ультаны  все
подготовили, они попросту перенесли его!
     - Ситуация была несколько сложнее. Другая часть  ультанов,  также  по
философским соображениям, выступила  против  какого-либо  вмешательства  в
естественный ход событий. Но, в основном, ты прав.
     - А разве  такого  перемещения  достаточно,  чтобы  изменить  будущее
Вселенной?  Я  не   привык   мыслить   такими   масштабами,   но   влияние
одной-единственной сферы кажется мне чересчур уж несопоставимым.
     - Была создана  не  одна  сфера,  Джим.  Чтобы  заманить  достаточное
количество живых существ, ультаны поместили подобные конструкции в  каждую
галактику Вселенной Первой Области. В каждой галактике, в  зависимости  от
ее размеров, оказалось в различных местах от восьми до сорока сфер, причем
именно там,  где  имелись  наиболее  благоприятные  условия  для  развития
разумной жизни. Тот факт, что ваше племя обнаружило объект, названный вами
Орбитсвилем, не был случайностью.
     - Но существует по меньшей мере сто  миллиардов  галактик!  -  Никлин
почувствовал свою ничтожность, осознав масштаб усилий  ультанов,  решивших
повлиять на сам пространственно-временной континуум. - И если умножить это
число...
     -  Не  следует  погружаться  в  математические  расчеты.   Достаточно
сказать, что ультаны в своем заблуждении зашли так далеко, что я  с  моими
братьями вынужден был вмешаться.
     - Но не слишком ли  поздно?  Я  видел,  как  Орбитсвиль  распался  на
миллионы планет и как все эти планеты исчезли.  Если  они  разлетелись  по
всей галактике...
     - Это моя работа. Новые планеты  действительно  разлетелись,  но  под
моим контролем.  Они  рассыпаны  по  той  галактике  Первой  Области,  где
первоначально находился Орбитсвиль.
     Где-то в глубине сознания у Никлина оформился  новый  вопрос,  но  он
метнулся от него в сторону.
     - Планеты вернулись назад?
     - Да, Джим. Видишь ли, ультаны были не правы, когда пытались навязать
свою волю, свою неизбежно ограниченную точку зрения естественному  порядку
вещей.  Асимметрия  между  Первой  и  Второй  Областями  в  текущем  цикле
предвещает большую перемену в мироздании, это верно,  но  перемены  -  это
орудие  эволюции.  Переменам  нельзя  противиться.  Развитие  должно  быть
свободным.
     - Подвергнутся ли ультаны наказанию?
     - Они получат совет, и за ними  установят  наблюдение,  но  вреда  им
никакого не причинят. Я и мои братья,  мы  являемся  частью  Жизни,  и  мы
служим Жизни. Этика требует от нас, чтобы  мы  делали  все,  что  в  наших
силах, чтобы ни один носитель разума не погиб в результате наших действий.
     - Поэтому ты здесь? Поэтому ты говоришь со мной?
     - Как я уже сказал, этот  диалог  происходит  исключительно  в  твоем
сознании. Он является твоей личной реакцией на то,  что  твой  разум  стал
частью моего разума, пока я переношу корабль обратно во  Вселенную  Первой
Области. Ты интерпретируешь  происходящее  по-своему,  переживания  других
будут иными.
     - Ты хочешь сказать, что для них это будет  религиозное  переживание?
Они видят то, что, по их мнению, является Богом?
     - Они видят то, во что верят. Так же, как и  ты  видишь  то,  во  что
веришь.
     Вопрос, который уже оформился  в  какой-то  части  сознания  Никлина,
вновь настойчиво заявил о себе, и он не смог больше тянуть.
     - Мы будем жить?
     -  Да,  Джим.  Я  выдернул  ваш  маленький  корабль  из  тела   моего
мертворожденного  брата  и  поместил  его   на   поверхность   чрезвычайно
гостеприимного мира в вашей родной галактике. Вы будете жить.
     - Спасибо! Спасибо! - У Никлина вдруг возникло  безотчетное  чувство,
что надо спешить. - Значит, время нашей встречи подходит к концу?
     - В мысленном измерении нет времени в твоем понимании. С одной  точки
зрения, перенос  осуществляется  мгновенно,  с  другой,  он  длится  сорок
миллиардов лет.
     - Но диалог подходит к концу.
     - Ты почти достиг предела.
     - Тогда еще один вопрос. Прошу тебя! Я должен узнать ответ.
     По  ту   сторону   полночной   равнины   тяжелое   нечто,   казалось,
шевельнулось.
     - Я слушаю.
     - Кто ты?
     - Теперь тебе не нужен ответ.
     Никлин отчетливо видел движение.  Что-то  увеличивалось  в  размерах,
росло. Оно готовилось к уходу.
     - Ты ЗНАЕШЬ, кто я. Ты ЗНАЕШЬ, разве не так, Джим?
     - Да, - прошептал Никлин. Сосуд его разума наполнился до краев.  -  Я
знаю, кто ты.

                                    23

     Шесть летательных  аппаратов  "Керлью"  компании  "Вудстон  Скайвейз"
выстроились в ряд, дожидаясь  отправки  пассажиров  в  региональный  центр
Рашпорт.  Выбор  на  "Керлью"  пал  потому,  что  они  могли  взлетать   с
неподготовленной травяной площадки. Каждый аппарат вмещал  минимум  десять
человек. Пассажиры  "Тары"  должны  были  совершить  недолгий  перелет  до
Рашпорта, где пересядут на аэролайнер,  который  перенесет  их  на  восемь
тысяч километров, в Бичхед-Сити.
     За "Керлью" замерли три крошечных и быстрых  самолета,  принадлежащих
агентствам новостей, первыми поспевшими на место события.  Над  аппаратами
высился огромный, сверкающий  медью  корпус  "Тары".  За  кораблем  лежало
озеро, протянувшееся до самого горизонта; низкое утреннее солнце играло на
его поверхности алмазными бликами.
     Никлин решил,  что  проживи  он  хоть  тысячу  лет,  ему  никогда  не
привыкнуть к движению светила. Прошлым вечером, в день возвращения "Тары",
Никлин наблюдал первый в своей жизни закат. Он не  мог  оторвать  глаз  от
удивительной и прекрасной картины - пылающий алый диск медленно исчезал за
линией горизонта. Как и большинство  ошеломленных  происшедшим  пассажиров
"Тары", он провел большую  часть  ночи  под  открытым  небом,  разглядывая
звезды и с волнением дожидаясь, когда же вновь появится солнце. Хотя  Джим
конечно же знал, что оно должно взойти на  противоположной  стороне  (как,
разумеется,  и  случилось),  восход  наполнил  его  чувством  глубочайшего
изумления. Реальное подтверждение  того,  что  отныне  он  будет  жить  на
внешней   поверхности   сферы,   явилось   для   Никлина,   привыкшего   к
изолированности Орбитсвиля, почти религиозным переживанием. Он  чувствовал
себя беззащитным перед безбрежной  Вселенной,  крошечным  микроорганизмом,
прицепившимся к огромному мячу, запущенному в незнакомое пространство.
     Словно гармонируя с меньшими, по сравнению с  Орбитсвилем,  размерами
нового мира, степень человеческой активности, казалось, возросла, напомнив
Никлину трепещущую активность крошечных  созданий,  для  которых  космосом
является капля воды...
     Одно мгновение "Тара" летела в межзвездной тишине, а уже в  следующее
- покоилась на залитой солнцем, заросшей густой  травой  поляне.  Часы  на
корабле не  зафиксировали  никакого  разрыва  во  времени,  но  каждый  из
пассажиров, включая  детей,  помнил  о  странном  состоянии  вне  времени.
Насколько Никлин смог установить, все они, за исключением лишь его самого,
провели это безвременье в кратком и безмолвном общении с добрым божеством,
скрытым за сияющим белым облаком.
     Все они вышли из этого состояния,  по  сути  дела,  теми  же  людьми,
только еще больше утвердившись в  своей  вере.  Первое,  что  сделал  Ропп
Воорсангер после приземления "Тары", - вывел всех пассажиров  на  заросшую
буйным разнотравьем поляну и вознес благодарственный  молебен.  И  никогда
еще в истории человечества не  существовало  религиозного  братства  столь
единого и непоколебимого в своей вере. Но ведь, в конце концов,  эти  люди
стали участниками яркого  и  удивительного  чуда.  Они  уже  считали  себя
мертвецами, но оказались спасенными, и спасение их сотворило  Божественное
Вмешательство. У них, как ни у кого другого, были все основания слиться  в
едином "Аллилуйя!"
     То, что испытал Никлин, сильно отличалось от  переживаний  остальных,
и, наверное, поэтому в нем произошли  неизбежные  перемены.  Он  вышел  из
всего  этого  с  совершенно  иными  убеждениями.  И  эти  новые  убеждения
требовали  от  Джима  пересмотра  его  личной   модели   реального   мира.
Соответственно, он вынужден был признать существование верховного  разума.
Зовут ли его Бог, или Добрая Фея, или Газообразное Позвоночное  -  это  не
имело никакого значения для того главного, центрального факта -  он,  Джим
Никлин, больше не может вести жизнь скептика и нигилиста.
     Гуляя в одиночестве под непривычным звездным небом, Джим  раздумывал,
могло ли воздействие на него быть  еще  более  сильным,  таким,  чтобы  он
признал существование ветхозаветного Бога, а  не  только  высшую  Личность
немистического характера.
     Ты ЗНАЕШЬ, кто я.
     Так сказано было ему, и самое сверхъестественное состояло в том,  что
Никлин давно был подготовлен к этому откровению. Он почти постиг истину  в
то хмурое ветреное утро в бичхедском офисе, когда Сильвия Лондон  страстно
рассказывала ему, что вся материя имеет майндонную компоненту  и  что  для
развития бессмертной личности необходимо только наличие достаточно сложной
физической  системы,  вроде  человеческого  мозга.  Никлин   тогда   начал
возражать: если одной физической сложности  достаточно  для  возникновения
разума, то, в принципе, нет необходимости в биологическом элементе.  Тогда
любая достаточно сложная система может обладать  разумом.  И,  доводя  это
рассуждение до логического конца, можно ли найти лучшего  кандидата  среди
сложных многокомпонентных структур, чем галактика?
     Идея разумной галактики не нова, научные провидцы выдвигали ее еще  в
середине двадцатого века.
     Но чтобы вступить в борьбу с действительностью!
     Никлин знал, пройдут годы, прежде чем он сможет  хотя  бы  надеяться,
что свыкнется с мыслью, что на подмостках  вечности  он  играет  вместе  с
такими существами, как ультаны, столь развитыми и могущественными, что они
могут задумать перестройку всей схемы творения по собственному желанию.  И
что существуют еще те, кто ушел от ультанов столь же далеко,  как  ультаны
от людей. Он мог бы назвать их Галактианы. Это невообразимые, непостижимые
существа,  но  они  столь  озабочены  сохранением  жизни,   что   способны
заботиться о благополучии одного-единственного носителя разума.
     Никлин допускал вероятность того, что "Тара" переместилась вследствие
какого-то  странного  и  хитрого  парафизического  закона,   что   материя
непостижимым образом вернулась на место своего  возникновения  на  прежней
оболочке Орбитсвиля. Но его новые инстинкты подсказывали - тот, кто назвал
галактику Второй Области "мертворожденным братом", сделал свой собственный
сознательный выбор.
     Это означало, что все  носители  разума  в  равной  степени  являются
уникальными и значительными. Все они бессмертны, все будут  участвовать  в
величественной картине эволюции,  которая  в  конечном  итоге  приведет  к
сближению всех форм Жизни. А для тех, кто способен постичь, это означало -
ни одна жизнь не пропала зря и...
     - Доброе утро, Джим! - Это был  Чэм  Уайт.  Они  Нора  взобрались  на
облюбованный Никлином пригорок. Оба тяжело дышали. - Что вы здесь делаете?
     Никлин приветливо взмахнул рукой.
     - Здесь хорошо думается.
     - О чем же? - спросила Нора,  и  на  ее  веснушчатом  лице  появилась
улыбка. - Мне помнится, в прежние времена вы были законченным атеистом.
     Никлин кивнул.
     - Как вы правильно заметили, Нора, мне есть о чем подумать.
     - Мы пришли попрощаться с вами. Надеюсь, что не  навсегда,  -  сказал
Чэм.  -  Мы  хотим  побыстрее  вернуться  в  Бичхед,  а  оттуда  уехать  в
Оринджфилд.
     - У вас нет желания остаться  здесь  и  помочь  Воорсангеру  основать
Святой город?
     - Он прочитал сегодня утром вдохновенную проповедь. - Чэм показал  на
свои грязные брюки с наигранным отвращением. - Но, думаю, я подожду,  пока
здесь не откроются отели и не проложат водопровод.
     - Чэм Уайт! - Нора подтолкнула его локтем. - Ты оскорбляешь Господа.
     - Зато вид этих брюк оскорбляет всех остальных. Я не  дождусь,  когда
смогу переодеться во что-нибудь более приличное.
     - Я пошла! - Нора пожала Никлину руку, чмокнула его в  щеку  и  стала
спускаться вниз по склону.
     Чэм подождал, пока она удалится на достаточное расстояние.
     - Джим, я не знаю, что произошло между вами и Зинди, и не хочу знать,
- быстро сказал он. - Но у меня такое чувство, что она хочет поговорить  с
вами прежде, чем мы уедем. Вы не спуститесь сейчас со мной?
     Сердце Никлина екнуло.
     - Конечно, Чэм.
     Он шел рядом с Уайтом, окидывая взглядом группы суетящихся  людей.  К
каждому "Керлью" выстроилась очередь, но несколько семей все же  предпочли
на какое-то время остаться подле "Тары". Дети возбужденно  носились  между
группами взрослых. Повсюду бродили журналисты с  камерами  и  диктофонами.
Чиновники из Рашпорта, в том числе люди из отдела социального  обеспечения
и несколько полицейских занимались своими крайне важными делами, понятными
только им самим. Гул приближающегося вертолета усиливал  впечатление,  что
этот случайно выбранный клочок земли  оказался  вдруг  в  центре  внимания
всего остального мира.
     На Орбитсвиле радиосвязь была невозможна,  но  здесь  Флейшер  сумела
сразу же вызвать космопорт в Бичхеде. Ее слова вызвали сенсацию даже в том
мире, жители которого уже устали удивляться. Никлин в который раз подумал,
что все произошло так, как  предсказывал  Скотт  Хепворт.  Астрономические
чудеса хороши для тех, кто интересуется  подобными  вещами,  а  вот  сотня
людей  чудесным  образом  вернувшаяся  из   небытия   -   это   настоящая,
неподдельная новость.
     Никлин забыл обо всем остальном, когда увидел стройную фигуру Зинди в
зеленом платье. Девушка стояла у покрытого оранжевыми пятнами цветов куста
банданы. Чэм куда-то делся, проявляя  такт  и  деликатность,  и  Никлин  в
одиночку направился к Зинди. Когда он подошел поближе,  девушка  взглянула
на него каким-то странным, внимательным и задумчивым взглядом. Этот взгляд
необъяснимым образом напомнил ему последнюю встречу с Дани.
     - Здравствуй, Зинди, - неловко сказал Никлин. - Я слышал, ты уезжаешь
домой.
     - Да. -  Ее  глаза  неотрывно  следили  за  его  лицом.  -  Назад,  в
Оринджфилд. На время.
     - Это хорошо. - Он никак не мог заставить себя взглянуть ей в  глаза.
- А... Мне надо идти, Зинди. Я нужен Роппу на корабле.
     - Зачем?
     - Что зачем?
     - Зачем ты нужен Роппу на корабле?
     -  Ну,  видишь  ли...  -  Джим  страстно   желал   найти   добротную,
правдоподобную причину. - Корабль не предусмотрен  для  стоянки  на  таком
мягком грунте. В вертикальном  положении  он  должен  покоиться  на  шести
специальных опорах. А сейчас мягкий грунт давит непосредственно на обшивку
корабля и постепенно разрушает несущие конструкции. Это может  привести  к
нарушению герметизации и...
     Смутившись, он замолчал, Зинди же разразилась довольным смехом.
     - Все это бычий навоз, - предъявила она свое обвинение.  -  Ты  лжец,
Джим Никлин! Это одна из твоих историй! Ты все выдумал.
     - Ну... - Он наконец  посмотрел  Зинди  в  глаза  и  некоторое  время
размышлял над тем, что же увидел в них. И решил, что видит ничто иное, как
радость. В глазах Зинди сияла радость! - Может, ты и права.
     Зинди перестала смеяться.
     - Что с тобой произошло, Джим?
     - Я... - Он растерянно и безнадежно развел руками. - Я сбился с пути,
Зинди. Это все, что я могу сказать.
     - Вполне достаточно.
     Она подошла поближе, обняла его и поцеловала. В ее прикосновениях,  в
ее прижавшемся к нему теле  не  было  ничего  чувственного.  От  ее  волос
исходил детский  запах  чистой  испарины.  Джим  долго  сжимал  девушку  в
объятиях, затем отступил на  шаг,  порылся  в  кармане  и  достал  древнюю
монету, которая уже однажды висела на ее груди.
     - Ты не заберешь ее обратно? - спросил он.
     - Я как раз собиралась попросить  тебя  об  этом.  -  Зинди  положила
монету на раскрытую ладонь. Пропеллеры "Керлью" зашумели.  -  Похоже,  они
скоро взлетят, Джим. Тебе надо пошевеливаться.
     - Пошевеливаться?
     - Да, пошевеливаться! Самолет Дани взлетит через пару минут. А ты все
стоишь здесь. Ты что, собираешься позволить ей лететь в Бичхед одной?
     Никлин проследил за направлением ее взгляда и увидел  Дани  в  группе
ожидающих очередной посадки. Рядом с ней он узнал человека в  форме.  Пера
Боссардта.
     - Может, она и не одна летит?
     - Отправляйся туда и выясни! - Крошечный подбородок Зинди  решительно
вздернулся. Жест хорошо знакомый ему по прежним временам. -  Джим  Никлин,
если вы  ничего  не  сделаете,  я  никогда  больше  не  заговорю  с  вами.
Отправляйся!
     - Хорошо, хорошо!
     Никлин медленно зашагал в высокой траве. Кровь стучала в  висках.  Он
остановился в десяти шагах от группы, не  в  силах  найти  слова,  которые
скажет Дани. Женщина стояла  совершенно  неподвижно  и  смотрела  на  него
из-под  полей  черного  сомбреро.  На  лице  Боссардта  появилась   легкая
вопросительная улыбка.
     - Дани, - в отчаянии сказал Никлин. - Мне нужно поговорить с вами.
     Он ждал, понимая - все висит  на  волоске.  Если  Дани  попросит  его
подойти, то их разговор услышат все остальные и в нем  не  будет  никакого
смысла. В тени сомбреро ее  лицо  было  необычайно  красивым  и  абсолютно
непроницаемым. Непроницаемым, как  всегда.  Прошло  несколько  томительных
секунд. Затем Дани отделилась от очереди и подошла к нему.
     - О чем вы хотите поговорить? - Ее глаза  под  тяжелыми  веками  были
холодны и спокойны, в них сквозило легкое любопытство.
     Голова его была пуста.
     - Что вы собираетесь делать в Бичхеде?
     - Какое-то время ничего. Мне нужен отдых.
     - Нам всем нужен отдых. - Никлин попытался улыбнуться. - Нам  здорово
досталось.
     - Да.
     - Что ж... Быть может, как-нибудь увидимся в Бичхеде.
     - Быть может. - Дани  оглянулась  на  людей,  смотревших  на  них  из
летательного аппарата. - Самолет сейчас отправится.
     - Да... - Никлин судорожно сглотнул воздух. Он понимал - такой момент
ему больше не представится никогда в жизни. - Не улетай, Дани.  Не  улетай
сегодня.
     Ее глаза расширились.
     - Что вы говорите?
     - Я говорю, что мне плевать на те деньги. Я говорю, что  сожалею  обо
всем, что я сказал тебе в прошлом. Я сожалею, что так  плохо  обходился  с
тобой все это время. Я говорю, что не хочу, чтобы ты уезжала. Я... я люблю
тебя, Дани.
     - Этого недостаточно, Джим.
     Ее тихий голос дрогнул.
     - Тогда... в то утро в Оринджфилде... когда я приехала к тебе...
     - Да.
     - Ты веришь?.. Я любила тебя, Джим! Ты веришь? Если ты  сомневаешься,
если ты хоть немного сомневаешься, Джим... Хоть  тень  сомнения...  У  нас
никогда ничего не сложится.
     - Я верю! - с жаром ответил он. Пот заливал глаза. Он моргнул,  чтобы
лучше видеть. - Я клянусь...
     - Не надо клясться, - пробормотала она, прижав палец к его  губам.  -
Ты сказал эти слова, и я не хочу больше ничего слышать.
     Дани прижалась к нему. Никлин обнял ее и в тот же миг понял,  что  на
них со всех сторон смотрят десятки людских глаз.
     - На нас смотрят, - прошептал он. - Может прогуляемся?

     Позже они, обнявшись, лежали в окружении разросшихся кустов банданы и
говорили о предстоящих долгих годах.
     -  Хотя  Кори  уже  нет,  начатое  им  дело  будет   продолжаться   и
продолжаться, - мечтательно сказала Дани. -  Мне  нравится  идея  основать
здесь новый город. "Тара" станет его центром. Мы можем так много сделать.
     - Этот город станет хорошим памятником. -  Никлин  размышлял  о  трех
прошедших годах. - Я почти всегда  не  соглашался  со  всем,  что  говорил
Монтейн, но теперь понимаю - он был абсолютно  прав.  Все  дело  в  выборе
слов. Он пользовался терминами религии, а я предпочитал словарь науки,  но
Кори знал, что Орбитсвиль - это ловушка... тупик...
     - Ты изменился, Джим.  -  Дани  приподнялась  и  посмотрела  на  него
сверху. - На корабле... когда это случилось...  ты  видел  Бога?  Как  все
остальные?
     "Следует ли мне солгать? Если я принимаю идею разумной галактики лишь
потому,  что  галактика  -  достаточно  сложная  структура,  чтобы  в  ней
существовала майндонная личность, то что тогда можно сказать о  Вселенной?
Разве  Вселенная  не  является  высшей  структурой?  А  следовательно,  не
является ли она и высшей сапионной личностью?
     Но тогда... не достойна ли эта личность имени Бога?"
     - Я видел то, что видели все остальные, - ответил он своей любимой. -
Разве я стал бы тебе лгать?

                              Когда б я властен был над этим небом злым,
                              Я б сокрушил его и заменил другим,
                              Чтоб не было преград стремленьям благородным
                              И человек мог жить, тоскою не томим.
                                                           О.Хайям "Рубаи"