Ларри НИВЕН
                        Сборник рассказов и повестей

                                СОДЕРЖАНИЕ:

ВЕСЬ МИЛЛИАРД ПУТЕЙ
СХОДЯЩАЯСЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ
ДОЖДУСЬ
НЕЗАДОЛГО ДО КОНЦА
ПРОХОЖИЙ
ЧЕЛОВЕК-МОЗАИКА
ШТИЛЬ В АДУ
ДЫРЯВЫЙ
РЕЛИКТ ИМПЕРИИ
ВОИТЕЛИ
В ЯДРЕ
В ТРАУРНОМ ОБРАМЛЕНИИ
В БЕЗВЫХОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ
ЗАНУДА
ЗАНОЗА
КАК УМИРАЮТ НА МАРСЕ
ПРОХОЖИЙ

                               Ларри НИВЕН

                           ВЕСЬ МИЛЛИАРД ПУТЕЙ

     Временные линии  разветвляются  и  делятся.  Каждый  миг,  постоянно;
мегавселенная новых вселенных. Миллионы каждую минуту? Миллиарды?.. Тримбл
никак не мог представить себе эту теорию - мир  расщепляется  всякий  раз,
когда кто-нибудь принимает решение. Где угодно. Любое.  Расщепляется  так,
что каждый выбор мужчины, женщины, или ребенка что-то изменяет в  соседнем
мире.  Эта  теория  способна  сбить  с  толку  любого,  не  говоря  уже   о
лейтенанте-детективе Джине Тримбле, обеспокоенном иными проблемами.
     Бессмысленные самоубийства,  бессмысленные  преступления...  Эпидемия
охватила  весь город.  И  другие  города  тоже.  Тримбл  подозревал,  что  она
свирепствует повсюду, на всем свете.
     Печальный взгляд Тримбла остановился на часах. Пора закругляться.  Он
встал, собираясь идти домой, но медленно опустился на стул. Ибо уже  завяз
в этой проблеме.
     Хотя ничего практически не достиг.
     Но уйди он сейчас, завтра все равно придется вернуться к тому же.
     Уйти или остаться?
     И  снова  начались  деления.  Джин  Тримбл   представил   бесчисленные
параллельные вселенные, и в каждой - параллельный Джин  Тримбл.  Некоторые
ушли рано. Многие ушли вовремя и сейчас находились на пути домой, в  кино,
в кафе, спешили на новое задание. Во множестве растекались  из  полицейских
штаб-квартир. Джин Тримбл развернул на столе  утреннюю  газету.  Из  нижнего
ящика стола достал приспособление для чистки револьвера, затем кольт 45-то
калибра и начал его разбирать.
     Оружие было старым, но вполне пригодным. Он стрелял из него только  в
тире и не собирался применять иначе. Тримблу  чистка  револьвера  заменяла
вязание - успокаивала, занимала  руки  и  не  отвлекала  мысли.  Отвернуть
винты, не потерять их. Аккуратно разложить части по порядку.
     Через закрытую дверь кабинета приглушенно донесся шум спешащих  людей.
Еще одно происшествие? Отдел уже не мог со всеми справиться.
     Оружейное масло. Ветошь. Протереть каждую  деталь  и  положить  ее  на
место.
     Почему такой человек, как Амброуз Хармон, выбросился из окна?

     Он лежал на мостовой тридцатью шестью этажами ниже своей фешенебельной
квартиры. Асфальт вокруг был забрызган кровью,  еще  не  засохшей.  Хармон
упал лицом. Целой осталась лишь пижама.
     Кровь  возьмут  на  анализ,  проверят  на  содержание  алкоголя   или
наркотиков.
     - Но почему так рано? - произнес Тримбл. Вызов поступил в  8.03,  как
только Тримбл пришел на работу.
     - Так поздно, ты имеешь в виду. - Бентли прибыл на место  происшествия
на двадцать минут раньше. - Мы связались с его  приятелями.  Он  всю  ночь
играл в покер. Разошлись около шести.
     - Проиграл?
     - Выиграл пятьсот долларов.
     - Так... И никакой записки?
     - Может, просто не нашли? Давай поднимемся.
     - Мы тоже ничего не найдем, - предсказал Тримбл.

     Еще три месяца назад Тримбл подумал бы: "Невероятно!" Или:  "Кто  мог
столкнуть его?" Теперь, поднимаясь в лифте, он  думал  лишь:  "Репортеры".
Даже среди эпидемии самоубийств смерть Амброуза Хармона привлечет всеобщее
внимание.
     Вероятно, колоссальное  наследство,  доставшееся  четыре  года  назад
после гибели родителей, ударило ему в голову. Он вкладывал огромные  суммы
в самые безумные затеи.
     Одна из таких  затей  удалась,  и  он  стал  еще  богаче.  Корпорация
Временных Пересечений держала в руках немало  патентов  из  альтернативных
миров.  Эти  изобретения  породили  не  одну  промышленную  революцию.   А
Корпорация принадлежала Хармону. Он стал бы миллиардером -  не  спрыгни  с
балкона...
     Просторная, роскошно обставленная квартира,  приготовленная  на  ночь
постель. В беспорядке только одежда - брюки, свитер,  шелковая  водолазка,
носки грудой свалены на стуле в спальне. Еще влажная зубная щетка.
     Он приготовился спать, подумал Тримбл. Почистил зубы, а  потом  вышел
на балкон полюбоваться рассветом. Человек,  имевший  обыкновение  ложиться
так поздно, вряд ли часто видит рассвет. Итак, он полюбовался рассветом, а
когда солнце взошло - спрыгнул.
     Почему?
     Все самоубийства были  такими  же.  Спонтанные,  без  предварительных
планов, без предсмертных записок.
     - Как Ричард Кори, - заметил Бентли.
     - Кто?
     - Ричард Кори, который имел все. "И вот  Ричард  Кори  однажды  тихим
летним вечером пришел домой и пустил себе пулю в  лоб"  [из  стихотворения
американском поэта Эдвина  А.Робинсона  "Ричард  Кори"].  Ты  знаешь,  я
подумал - самоубийства начались через месяц после того,  как  стали  ходить
корабли Корпорации. Не занесли ли они какой-нибудь вирус  из  параллельной
временной линии?
     - Вирус самоубийства?
     Бентли кивнул.
     - Ты спятил.
     - Джин, тебе известно, сколько пилотов Корпорации покончили с  собой?
Более двадцати процентов!
     - Я не знал.
     Тримбл был потрясен.

     Тримбл закончил сборку револьвера и машинально положил его  на  стол.
Где-то в глубине души зудело ощущение, что ответ совсем рядом.
     Почти весь день Тримбл провел в Корпорации, изучая отчеты и опрашивая
людей. Невероятно высокий уровень самоубийств среди пилотов  не  мог  быть
случайностью. Интересно, почему никто не замечал этого прежде...
     Хорошо  бы  выпить  кофе,  подумал  Тримбл,   внезапно   почувствовав
усталость и сухость в горле. Он оперся руками на стол,  собираясь  встать,
и...
     Вообразил бесконечный ряд Тримблов, как будто отраженных в  зеркалах.
Но каждый Тримбл - немного другой. Он пойдет  за  кофе,  и  не  пойдет,  и
попросит  кого-нибудь  принести  кофе,  и  кто-нибудь  сам  принесет,   не
дожидаясь просьбы. Многие уже пили  кофе,  некоторые  -  чай  или  молоко,
некоторые курили, некоторые качались  на  стульях  (кто-то  упал,  слишком
далеко откинувшись назад)...

     У Хармона не было деловых затруднений. Напротив.
     Одиннадцать месяцев назад экспериментальный корабль достиг одного  из
возможных миров Конфедеративных Штатов Америки и вернулся.  Альтернативные
вселенные оказались на расстоянии вытянутой руки.
     Отныне Корпорация более чем окупала себя. Был найден  мир  (кошмарная
Кубинская война не переросла  там  рамок  обычного  инцидента)  с  чудесно
развитой  техникой.  Лазеры,  кислородно-водородные  ракетные   двигатели,
компьютеры, пластики - список все рос. А патенты держала Корпорация.
     В те первые  месяцы  корабли  стартовали  наугад.  Теперь  можно  было
выбрать  любую  ветвь  развития:  царскую   Россию,   индейскую   Америку,
католическую  Империю...   Были   миры   неповрежденные,   но   засыпанные
радиоактивной  пылью.  Оттуда  пилоты  Корпорации  привозили  странные   и
прекрасные произведения искусства, которые  нужно  хранить  за  свинцовыми
стеклами.
     Новейшие корабли могли достигать миров, столь похожих  на  свой,  что
требовались  недели,  чтобы  обнаружить  различие.   Существовал   феномен
"расширения ветвей"...
     Тримбл поежился.
     Когда  корабль  покидает  свое  Настоящее,  в  ангар   идет   сигнал,
свойственный именно данному кораблю. Возвращаясь, пилот просто  пересекает
все вероятностные ветви, пока не находит свой сигнал.
     Только так не получалось. Пилот всегда  находил  множество  сигналов,
расширяющих полосу... Чем дольше он отсутствовал, тем  шире  была  полоса.
Его собственный мир продолжал делиться и  разветвляться  в  бурном  потоке
постоянно принимаемых решений.
     Как правило, это не имело значения. Любой сигнал, выбранный  пилотом,
представлял покинутый им мир. А так как пилот  сам  обладал  выбором,  он,
естественно, возвращался во все миры. Но...
     Некто Гарри Уилкокс использовал  свой  корабль  для  экспериментов  -
хотел посмотреть, как близко можно подойти к собственной временной линии и
все же оставаться вне ее. В прошлом месяце он вернулся дважды.
     Два Гарри Уилкокса, два корабля. Создалось щекотливое положение,  так
как у Уилкокса были жена и  ребенок.  Но  один  из  них  почти  немедленно
покончил с собой. Тримбл попытался связаться  с  другим.  Слишком  поздно.
Прыгая с самолета, Гарри Уилкокс не раскрыл парашют.
     Неудивительно, подумал  Тримбл.  По  крайней  мере  у  Уилкокса  была
причина. Знать о  существовании  других  бесчисленных  Тримблов  -  идущих
домой, пьющих кофе и так далее - уже плохо.  Но  представьте,  что  кто-то
входит в кабинет, и это - Джин Тримбл?
     Такое могло случиться.
     Убежденный в том, что Корпорация причастна  к  самоубийствам,  Тримбл
(какой-нибудь другой  Тримбл)  может  запросто  решиться  на  путешествие;
короткое путешествие. Он может оказаться _з_д_е_с_ь_.

     Тримбл закрыл глаза и потер их кончиками пальцев. В другой  временной
линии, очень близко, кто-то принес ему кофе. Жаль, что в другой.
     Возьмите Кубинскую войну. Было применено  атомное  оружие.  Результат
известен. Но могло кончиться хуже.
     А почему не было хуже? Почему нам посчастливилось? Разумная политика?
Неисправные бомбы? Человеческая неприязнь к поголовной резне?
     Нет. Никакой удачи. Осуществляется весь мириад решений. А если каждый
выбор в  каком-либо  ином  мире  переиначат,  то  зачем  вообще  принимать
решения?
     Тримбл открыл глаза и увидел револьвер.
     Бесчисленно   повторяющийся   на   бесчисленных   столах.   Некоторые
револьверы заросли  годичной  грязью.  Некоторые  еще  пахли  порохом;  из
каких-то стреляли в людей.  Некоторые  были  заряжены.  Все  -  такая  же
реальность, как и этот.
     Некоторым суждено случайно выстрелить.
     Часть из них, по  страшному  совпадению,  была  направлена  на  Джина
Тримбла.
     Представьте себе бесконечный ряд Джинов  Тримблов;  каждый  за  своим
столом. Некоторые истекают кровью, а в кабинет на звук выстрела  врываются
люди. Многие Тримблы уже мертвы.
     Чепуха. Револьвер не заряжен.
     Тримбл зарядил его, испытывая  мучительное  ощущение,  будто  вот-вот
найдет ответ.
     Он  опустил  оружие  на  стол,  дулом  в   сторону,   и   подумал   о
возвращающемся  под  утро  домой  Амброузе  Хармоне.   Амброузе   Хармоне,
выигравшем пятьсот долларов. Амброузе Хармоне, который, постелив  постель,
вышел посмотреть на зарю.
     Полюбоваться на зарю  и  вспомнить  крупные  ставки.  Он  блефовал  и
выиграл. А в других ветвях - проиграл.
     А в других ветвях потерянная  ставка  включала  его  последний  цент.
Возможно и это. Если бы не получилось с  Корпорацией,  все  его  состояние
могло развеяться как дым. Он был картежником.
     Наблюдал восход, думал о всех  Амброузах  Хармонах.  Если  он  сейчас
шагнет в пропасть, другой Амброуз Хармон лишь засмеется и пойдет спать.
     Если он засмеется и пойдет спать,  другие  Амброузы  Хармоны  полетят
навстречу своей смерти.  Некоторые  уже  на  пути...  Один  передумал,  но
слишком поздно; другой смеялся до конца.
     А почему бы и нет?
     Одинокая женщина, смешивающая себе  коктейль  в  три  часа  дня.  Она
думает о мириадах альтер эго,  с  мужьями,  детьми,  друзьями.  Невыносимо
представить себе, что все это так возможно и реально. А почему бы и нет?..
     А вот добропорядочный гражданин с  глубоко  запрятанным  и  тщательно
подавленным стремлением совершить однажды изнасилование. Он читает газету:
Корпорация натолкнулась на мир, в  котором  Кеннеди  был  убит.  Шагая  по
улице, он размышляет о параллельных мирах и бесчисленных разветвлениях,  о
себе, уже мертвом, или сидящем в тюрьме, или занимающем  пост  президента.
Рядом проходит девушка в мини-юбке, у нее красивые ноги. Ну, а почему бы и
нет?..
     Случайное убийство, случайное самоубийство,  случайное  преступление.
Если альтернативные вселенные - реальность, тогда причина  и  следствие  -
просто иллюзия. Можете сделать все что угодно, и где-то это вами уже  было
или будет сделано.
     Джин Тримбл посмотрел на вычищенный и заряженный револьвер. А  почему
бы и нет?..
     И выбежал в коридор с криком:
     - Бентли, слушай! Я понял...
     И тяжело поднялся и вышел, покачивая головой. Ибо ответ не  предвещал
ничего хорошего. Самоубийства и преступления будут продолжаться.
     И, потянувшись к селектору, попросил принести кофе.
     И  взял  револьвер  с  газеты,  внимательно  осмотрел,  чувствуя  его
тяжесть, затем бросил в ящик. Его руки дрожали. В линии, очень  близкой  к
этой...
     И взял револьвер с газеты, приставил к голове и...
     выстрелил. Боек попал в пустую камеру.
     выстрелил. Револьвер дернулся и проделал дыру в потолке.
     выстрелил. Пуля оцарапала висок. Снесла полголовы.

                        СХОДЯЩАЯСЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ

     Интерес к магии пробудила во мне одна девушка, когда я проходил  курс
антропологии. Звали ее Энн и она числила себя в знатоках белой магии, хотя
мне  так  и  не  привелось  увидеть,  чтобы  хоть  одно  произнесенное  ею
заклинание подействовало. Скоро она потеряла ко мне  интерес  и  вышла  за
кого-то замуж, после чего и я к ней потерял интерес. Однако магия  к  тому
времени стала темой моей курсовой работы по  антропологии.  Магия  всецело
овладела моим воображением.
     Работу  нужно  было  сдавать  через  месяц.  Я  исписал  страниц  сто
конспектов,   посвященных   первобытной,   средневековой,   восточной    и
современной  магии.  Выражение  "современная  магия"  относился  к  разным
парапсихическим явлениям и тому подобному. Знаете  ли  вы,  что  некоторые
африканские племена не верят в существование естественной смерти? Для  них
каждая смерть - это результат колдовства, и в каждом  случае  должен  быть
выявлен чародей и убит. Некоторые из этих  племен,  в  сущности,  вымирают
благодаря   бесчисленным    разбирательствам    случаев    колдовства    с
сопутствующими им казнями.
     Средневековая Европа во многих отношениях была ничуть  не  лучше,  но
европейцы вовремя спохватились. Я  испробовал  несколько  способов  вызова
христианских и других демонов, из чисто  исследовательских  побуждений,  и
наложил на профессора Паулинга даосское заклинание, но у  меня  ничего  не
получилось. Миссис Миллер любезно позволила мне воспользоваться для  своих
экспериментов подвалом жилого дома.
     С  конспектами  у  меня  все  было  в  порядке,  но  сама  работа  не
продвигалась. И я понимал, почему. Исходя  из  всего,  что  я  узнал,  мне
нечего было по сути сказать оригинального ни по одному  из  интересовавших
меня вопросов. Любого другого это не остановило бы  (вспомните  хоть  того
чокнутого, который пересчитал все буквы "и" в "Робинзоне Крузо"),  но  мне
это не подходило. Но однажды вечером, в четверг...
     Самые проклятые мысли приходят ко  мне  в  барах.  Эта  была  -  само
загляденье.  Моя  нетронутая  рюмка  осталась  бармену  вместо  чаевых.  Я
бросился прямо домой и добрых четыре  часа  непрерывно  печатал.  Когда  я
кончил, было без десяти двенадцать, но  зато  теперь  у  меня  был  полный
конспект моей работы, в основу которой легла по-настоящему  новая  идея  в
отношении христианского колдовства. Все это нужно мне было для того, чтобы
претворить идею в практику. Я встал и потянулся.
     И понял, что я должен попробовать, и немедленно.
     Все необходимое находилось в  подвале  дома  миссис  Миллер.  Большую
часть я подготовил заранее.  Пентаграмма  на  полу  была  исполнена  двумя
вечерами раньше. Я стер ее мокрой тряпкой - бывшим полотенцем,  в  которое
был завернут  деревянный  брус.  Мантия,  особые  свечи,  листы  бумаги  с
заклинаниями, новая пентаграмма. Работал я в полной тишине,  чтобы  никого
не разбудить. Миссис Миллер относилась к моей работе с полным  пониманием.
Наклонности у нее были такие, что лет триста назад ее бы сожгли на костре.
Но другим жильцам требовался  спокойный  сон.  Ровно  в  полночь  я  начал
творить волшебные заклинания.
     Дойдя до четырнадцатого раздела, я впервые за всю свою короткую жизнь
испытал настоящее потрясение. Совершенно внезапно в  пентаграмме  появился
демон с телом, распростертым так, что руки, ноги  и  голова  занимали  все
пять углов фигуры.
     Я повернулся и бросился наутек.
     - Вернись сюда тотчас! - взревел демон.
     Я остановился на середине лестницы из подвала, повернулся и спустился
вниз. О том, чтобы оставить демона в подвале жилого дома миссис Миллер, не
могло быть и  речи.  Своим  зычным,  как  труба,  утробным  басом  он  мог
перебудить весь квартал.
     Он зорко следил, как я медленно спускаюсь по  лестнице.  Если  бы  не
рога, демон вполне мог  бы  сойти  за  обнаженного  мужчину  средних  лет,
обритого и выкрашенного в ярко-красный цвет. Но даже  будь  он  человеком,
вам бы страстно не  захотелось  водить  с  ним  знакомство.  Он  явно  был
предназначен для совершения всех семи  смертных  грехов.  Злобные  зеленые
глазки, огромный, как бочка, живот обжоры. Дряблые мышцы  жалкого  лентяя,
лицо постоянно недовольного чем-то распутника, похотливые жесты и мысли...
Рога у него были небольшие, но острые, до блеска отполированные.
     Он подождал, пока я совсем спущусь.
     - Так-то лучше. А теперь скажи, что это  вас  так  долго  сдерживало?
Доброе столетие никто не вызывал демона.
     - Люди забыли, как это делается, -  ответил  я.  -  В  наши  дни  все
считают, что вам положено появляться в нарисованной на полу пентаграмме.
     - На полу? Так все ждут, что я появлюсь лежа на спине? - он  был  вне
себя от бешенства.
     Я задрожал. Моя гениальная догадка: пентаграмма - тюрьма для демонов.
Но почему? Я подумал о пяти  углах  пентаграммы,  о  пяти  крайних  точках
человека, расставившего руки и ноги...
     - Так что же?
     - Я сознаю, что в этом нет особого смысла, но не  мог  бы  ты  теперь
исчезнуть?
     Он удивленно посмотрел на меня.
     - Вы очень многое подзабыли.
     Без спешки и терпеливо, как ребенку,  он  начал  мне  объяснять,  что
непременно связано с вызовом демона.
     Я слушал. Страх и безысходное отчаяние все  больше  овладевали  мною,
окружающие меня бетонные стены начали терять свои очертания. "Я  подвергаю
опасности свою бессмертную душу" - вот  над  этим  я  никогда  всерьез  не
задумывался, если не считать чисто научного аспекта  вопроса.  Теперь  же,
оказывается, все стало гораздо хуже. Если послушать демона, так  моя  душа
уже пропала. Она пропала в  тот  самый  момент,  как  мне  удалось  верное
заклинание. Я старался не  выказывать  страха,  но  это  была  безнадежная
затея. Судя по огромным  ноздрям  демона,  он  наверняка  должен  был  его
учуять.
     Демон закончил пояснения и ухмыльнулся,  как  бы  приглашая  обсудить
подробности.
     - Давайте-ка разберемся во всем этом еще разок, - сказал я. - У  меня
есть только одно желание.
     - Какое?
     - Если тебе это  желание  не  понравится,  мне  придется  подыскивать
другое.
     - Верно.
     - Но ведь это нечестно.
     - А разве здесь кто-то что-нибудь говорил о честности?
     - И кроме всего прочего, это противоречит традициям. Почему никто  не
слыхал о сделках такого рода раньше?
     - Это стандартная сделка, дорогуша. Сделки  получше  мы  заключали  с
особо отмеченными. А у других не было времени  болтать  из-за  этой  самой
оговорки  в  отношении  двадцати  четырех  часов.  Если   они   что-нибудь
записывали, мы изменяли записанное. Мы располагаем властью над записями, в
которых о нас упоминается.
     - Вот этот пункт о двадцати четырех часах. Если я  не  закажу  своего
желания в течение указанного времени, ты покидаешь пентаграмму и все равно
забираешь мою душу?
     - Именно так.
     - А если я закажу желание, ты должен оставаться в  пентаграмме,  пока
его не исполнишь, или же до истечения двадцати  четырех  часов.  Тогда  ты
телепортируешься в  ад,  чтобы  обо  всем  рассказать,  после  чего  сразу
возвращаешься за мной, снова появляясь в пентаграмме.
     - По-моему, телепортация - самое подходящее слово. Я исчезаю и  снова
появляюсь. Тебе в голову лезут какие-нибудь миленькие мысли?
     - Насчет чего?
     - Попытаюсь  тебе  помочь.  Если  ты  сотрешь  пентаграмму,  я  смогу
показаться где  угодно.  Если  же  ты  ее  сотрешь  и  начертишь  снова  в
каком-нибудь другом месте, то мне придется появляться только внутри нее.
     С моего языка едва не слетел вопрос. Я с трудом удержался и спросил о
другом.
     - Предположим, я пожелаю стать бессмертным?
     - Ты будешь бессмертным весь остаток положенных тебе двадцати четырех
часов, - ухмыльнулся он. Зубы у него были черные,  как  сажа.  -  Так  что
поторопись. Время не стоит на месте.
     "Время, - подумал я. - Ладно. Пан или пропал!"
     - Вот мое желание. Сделай так, чтобы время вне меня остановилось.
     - Нет ничего проще. Посмотри-ка на часы.
     Мне не хотелось отрывать от него взгляд, но он только  снова  оскалил
зубы. А потому я и поглядел вниз.
     На моей "Омеге" возникла красная отметина против минутной  стрелки  и
черная - против часовой.
     Когда я поднял взгляд, демон  по-прежнему  находился  в  пентаграмме,
распростертым на стене. На  губах  его  играла  все  та  же  самодовольная
улыбка. Я обошел вокруг него и помахал рукой перед его лицом, а когда я  к
нему прикоснулся, мне показалось, что я дотронулся до холодного мрамора.
     Время остановилось, но демон остался  на  том  же  месте.  Я  испытал
острое чувство облегчения.
     Секундная стрелка на моих часах продолжала бег  внутреннего  времени.
Если бы это было наружное время, я находился бы в  безопасности,  но  это,
разумеется, был бы слишком легкий выход из положения.
     Я сам заварил  эту  кашу,  значит,  надо  самому  же  придумать,  как
выкрутиться.
     Я стер со стены пентаграмму, старательно, чтобы не  оставить  никаких
следов. Потом начертил новую пентаграмму, воспользовавшись рулеткой, чтобы
провести линию как можно ровнее и сделать  ее  как  можно  больше,  в  том
ограниченном пространстве, которым располагал. Тем не менее, она оказалась
всего чуть больше метра в поперечнике.
     После этого я вышел из подвала.
     Я знал, где расположены ближайшие церкви, хотя и не  помню  уже,  как
долго ни одной из них не посещал. Машину мою завести будет невозможно. Так
же, как и мотоцикл соседа по комнате в  общежитии.  Окружающие  меня  чары
были недостаточно велики. Я пошел в  церковь  мормонов  в  трех  кварталах
отсюда.
     Ночь была  прохладная,  напоенная  свежестью  и  прекрасная  во  всех
отношениях. Звезды казались тусклыми из-за ярких городских огней,  но  над
тем местом, где всегда был  храм  мормонов,  повисла  яркая,  ухмыляющаяся
луна, освещая совершенно пустое пространство.
     Я прошел еще восемь кварталов, чтобы отыскать синагогу и Церковь Всех
Святых. Все, чего я добился - это размял ноги. Места, где они должны  были
находиться, оказались пустыми. Мест преклонения для меня не существовало.
     Я начал молиться. Я не верил, что это поможет, но  все-таки  молился.
Если меня не слышат, то это, может быть, из-за того,  что  мне  вообще  не
полагалось быть? Во мне росло ощущение, что демон все продумал до мелочей,
причем давным-давно.
     Что  я  делал  все  остальное  время  в  течение  этой  долгой  ночи,
несущественно, даже мне самому это не казалось особенно важным. Что значат
двадцать четыре часа в сравнении с вечностью? Я написал торопливый отчет о
своем эксперименте по вызову демона, но тут же разорвал  его.  Демоны  все
равно изменят написанное. А это значит, что моя курсовая работа, что бы ни
случилось, пойдет насмарку. Я принес настоящего, но застывшего  для  меня,
как камень, скотч-терьера в комнату профессора Паулинга и возложил его  на
письменный стол. Вот сюрприз будет  для  старого  деспота,  когда  он  это
увидит! Но большую часть ночи  я  провел  на  воздухе,  гуляя  и  глядя  в
последний раз на окружающий мир. Я залез в полицейскую  машину  и  включил
сирену, потом задумался и выключил. Два  раза  заглядывал  в  рестораны  и
поедал чей-то заказ, оставляя деньги, которые больше мне не понадобятся.
     Часовая стрелка дважды обошла на моих часах полный круг. В двенадцать
десять я вернулся в подвал.
     Мои  свечи  наполнили   его   специфическим   запахом,   к   которому
примешивалась вонь демона. Сам он висел в воздухе напротив стены,  покинув
пентаграмму. Его широко раскинутые руки выражали триумф.
     Ужасная мысль поразила меня.
     Почему это я поверил демону? Все, что  он  говорил,  могло  оказаться
ложью! И скорее всего, так оно и было! Я позволил себя надуть, приняв  дар
из рук дьявола! Я выпрямился, лихорадочно соображая... я уже  принял  дар,
однако...
     Демон  повернул  голову  и  ухмыльнулся  еще  сильнее,  увидев,   что
проведенные мелом линии исчезли. Он кивнул мне и сказал:
     - Через миг вернусь.
     И исчез.
     Я ждал. Я придумал, как выпутаться, но...
     Прямо из воздуха раздался веселый бас:
     - Я так и знал, что ты переместишь пентаграмму. Сделаешь  ее  слишком
маленькой для меня, ведь так? Ха-ха! Неужто ты не мог догадаться, что я  в
состоянии менять свои размеры?
     В воздухе послышался какой-то шорох и возня.
     - Я знаю, что она где-то здесь. Я ее чувствую. Ага!
     Он опять был передо мной, с раскинутыми руками и ногами, высотой чуть
более полуметра и на расстоянии метра от земли. Его  черная  всепонимающая
ухмылка исчезла, когда до него дошло, что пентаграммы  там  не  оказалось.
Потом он уменьшился вторично и теперь рост его  составлял  всего  двадцать
сантиметров.  От  удивления  демон  выпучил  глаза  и  завопил   тоненьким
голоском:
     - Где же эта проклятая пентаграмма?
     Теперь он представлял из  себя  ярко-красного  игрушечного  солдатика
высотой всего в пять сантиметров. Послышался комариный писк:
     - Пентаграмма?..
     Я победил! Завтра пойду  в  церковь.  Если  понадобится,  пусть  меня
кто-нибудь отведет с завязанными глазами.
     Демон был уже крохотной красной звездочкой.
     Красной жужжащей мухой.
     Исчез.
     Странно, как быстро можно уверовать. Стоит только демону заявить, что
ты обречен...  Имел  ли  я  право  в  действительности  войти  в  церковь?
Отчего-то я был уверен, что заслужил это право. Хотя и сам зашел  чересчур
далеко, но все же перехитрил демона.
     Со временем он все-таки посмотрит вниз и увидит пентаграмму. Часть ее
будет хорошо просматриваться. Но  это  ему  не  поможет.  С  вытянутыми  к
вершинам пентаграммы руками и ногами, он не сможет ее стереть. Он на  веки
вечные пойман  в  ловушку,  уменьшаясь  в  размерах  до  бесконечно  малой
величины,  но  обреченный  никогда  не  достигнуть  нуля,  вечно   пытаясь
возникнуть внутри пентаграммы, которая будет слишком  мала  для  этого.  Я
начертил ее на его объемистом животе.

Ларри Нивен ДОЖДУСЬ

        На Плутоне ночь. Линия горизонта, резкая и отчетливая, пересекает поле моего зрения. Ниже этой изломанной линии Г серовато-белая пелена снега в тусклом свете звезд. Выше Г космический мрак и космическая яркость звезд. Из-за неровной цепи зубчатых
 гор звезды выплывают и поодиночке, и скоплениями, и целыми россыпями холодных белых точек. Медленно, но заметно движутся они Г настолько заметно, что неподвижный взгляд может уловить их движение.
        Что-то здесь не так. Период обращения Плутона велик: 6,39 дня. Течение времени, видимо, замедлилось для меня.
        Оно должно было остановиться совсем.
        Неужели я ошибся?
        Планета мала, и горизонт поэтому близок. Он кажется еще ближе, потому что расстояния здесь не скрадываются дымкой атмосферы. Два острых пика вонзаются в звездную россыпь, словно клыки хищного зверя. В расщелине между ними сверкает неожиданно ярка
я точка.
        Я узнаю в ней Солнце Г хотя оно и без диска, как любая другая тусклая звезда. Солнце сверкает, словно ледяная искорка между замерзшими вершинами; оно выползает из-за скал и слепит мне глаза...
        ...Солнце исчезло, рисунок звезд изменился. Видимо, я на время потерял сознание.
        Нет, тут что-то не так.
        Неужели я ошибся? Ошибка не убьет меня. Но она может свести меня с ума...
        Я не чувствую, что сошел с ума. Я не чувствую ничего Г ни боли, ни утраты, ни раскаяния, ни страха. Даже сожаления. Одна мысль: вот так история!
        Серовато-белое на серовато-белом: посадочная ступень, приземистая, широкая, коническая, стоит, наполовину погрузившись в ледяную равнину ниже уровня моих глаз. Я стою, смотрю на восток и жду.
        Пусть это послужит вам уроком: вот к чему приводит нежелание умереть.

        Плутон не был самой далекой планетой Г он перестал ею быть в 1979 году, десять лет назад. Сейчас Плутон в перигелии Г настолько близко к Солнцу (и к Земле), насколько это вообще возможно. Не использовать такую возможность было бы нелепо.
        И вот мы полетели Г Джером, Сэмми и я Г в надувном пластиковом баллоне, с двигателем на ионной тяге. В этом баллоне мы провели полтора года. После такого долгого совместного пребывания без всякой возможности остаться наедине с самими собой мы дол
жны были бы возненавидеть друг друга. Но этого не случилось. Психометристы хорошо подбирают людей.
        Только бы уединиться хоть на несколько минут. Только бы иметь хоть какое-то не предусмотренное программой дело. Новый мир мог таить бесчисленное множество неожиданностей. И наша посадочная ступень, эта металлическая рухлядь, тоже могла их таить.
Наверное, никто из нас до конца не полагался на нашу ьНервуэ.
        Подумайте сами. Для дальних путешествий в космосе мы используем ионную тягу. Ионный двигатель развивает малые ускорения, но зато его хватает надолго Г наш, например, проработал уже десятки лет. Там, где тяготение много меньше земного, мы садимся
на безотказном химическом топливе; чтобы сесть на Землю или Венеру, мы используем тепловой барьер и тормозящее действие атмосферы; для посадки на газовых гигантах... но кому охота там садиться?
        На Плутоне нет атмосферы. Химические ракеты были слишком тяжелы, чтобы тащить их с собой. Для посадки на Плутон нужен высокоманевренный атомнореактивный двигатель. Типа ьНервыэ на водородном горючем.
        И он у нас был. Только мы ему не доверяли.
        Джером Гласс и я отправились вниз, оставив Сзмми Гросса на орбите. Он ворчал по этому поводу, да еще как! Он начал ворчать еще на мысе Кеннеди и продолжал в том же духе все полтора года. Но кто-то должен был остаться. Кто-то всегда должен остават
ься на борту возвращаемого на Землю аппарата, чтобы отмечать все неполадки, чтобы поддерживать связь с Землей, чтобы сбросить сейсмические бомбы, которые помогут нам разрешить последнюю загадку Плутона.
        Эту загадку мы никак не могли разрешить. Откуда взялась у Плутона его огромная масса? Планета была в десятки раз тяжелее, чем ей положено. Мы собирались решить вопрос с помощью бомб Г точно так же, как еще в прошлом веке выясняли строение Земли.
Тогда построили схему распространения сейсмических волн сквозь толщу нашей планеты. Только эти волны были естественного происхождения, например от извержения Кракатау. На Плутоне больше толку будет от сейсмических бомб.

        Между клыками-пиками внезапно сверкнула яркая звезда. Интересно, разгадают ли эту тайну к тому времени, как кончится моя вахта?..
        ...Небосвод вздрогнул и замер, и...
        Я смотрю на восток, мой взгляд скользит по равнине, где мы опустили посадочную ступень. Равнина и горы за ней тонут, словно Атлантида,Г это звезды, поднимаясь, порождают иллюзию, будто мы непрерывно скользим вниз, падая в черное небо,Г Джером, и
я, и замурованный во льдах корабль...

        ьНерваэ вела себя великолепно. Несколько минут мы висели над равниной, чтобы проложить себе путь сквозь пласты замерзших газов и найти опору для посадки. Летучие соединения испарялись вокруг нас и кипели под нами, и мы опускались в бледном, белес
ом ореоле тумана, рожденного водородным пламенем.
        В просвете посадочного кольца появилась влажная черная поверхность. Я опускал корабль медленно, медленно Г и вот мы сели.
        Первый час ушел у нас на то, чтобы проверить системы и приготовиться к выходу. Кому выйти первым? Это не был праздный вопрос. Еще многие столетия Плутон будет самым дальним форпостом Солнечной системы, и слава первого человека, ступившего на Плут
он, не померкнет вовеки.
        Жребий вытянул Джером. Монета решила спор: его имя будет стоять в учебниках истории первым. Помню улыбку, которую я выдавил; хотел бы я улыбнуться сейчас. Выбираясь через люк, он смеялся и острил насчет мраморных памятников. Можете видеть в этом
иронию судьбы.

        Я завинчивал шлем, когда Джером начал изрыгать в шлемофон ругательства. Я торопливо проделал все положенные процедуры и вылез наружу.
        Все стало ясно с первого взгляда.
        Хлюпающая черная грязь под нашей посадочной ступенью была грязным льдом, заледеневшей водой, перемешанной с легкими газами и скальными породами. Огонь, вырвавшийся из двигателя, расплавил этот лед. Скальные обломки, вмерзшие в него, стали тонуть,
 наша посадочная ступень тоже стала тонуть, и когда вода снова замерзла, она охватила корпус выше средней линии. Наша посадочная ступень намертво вмерзла в лед.
        Мы, конечно, могли бы провести кое-какие исследования, прежде чем приниматься за освобождение корабля. Когда мы позвали Сэмми, он предложил нам именно такой план. Но Сэмми был наверху в аппарате, который мог вернуться на Землю, а мы Г внизу, и на
ша посадочная ступень вмерзла в лед на чужой планете.
        Нас охватил страх. Мы не способны были ничего предпринять, пока не освободимся,Г и мы оба знали это.
        Странно, почему я не помню страха.

        У нас была возможность. Посадочная ступень рассчитана для передвижения по Плутону, поэтому вместо посадочных опор она снабжена кольцом. Половинная мощность двигателя превращала ступень в корабль на воздушной подушке. Это безопаснее и экономичнее,
 чем совершать прогулки с помощью реактивной тяги. Под кольцом, как под колоколом, должны были сохраниться остатки испарившихся газов, и, значит, двигатель. оставался в газовой полости.
        Мы могли расплавить лед нашей ьНервойэ и открыть себе путь.
        Помню, мы были так осторожны, как только могут быть осторожны два насмерть испугавшихся человека. Мы поднимали температуру двигателя мучительно медленно. Во время полета водородное горючее обтекает реактор и само охлаждает его; здесь этого не был
о, зато в газовой полости вокруг двигателя стоял ужасающий холод. Он мог скомпенсировать искусственное охлаждение либо... Внезапно стрелки словно взбесились. Под влиянием чудовищной разности температур что-то вышло из строя. Джером вдвинул замедляющие ст
ержни Г никакого результата. Быть может, они расплавились. Быть может, проводка вышла из строя или резисторы превратились в сверхпроводники в этом ледяном мире. Быть может, сам реактор...Г но теперь это уже не имело значения.
        Странно, почему я не помню страха.
        ...Снова сверкнуло Солнце...

        Ощущение тяжелой дремоты. Я снова очнулся. Те же звезды восходят роем над теми же мрачными вершинами,
        Что-то тяжелое наваливается на меня. Я ощущаю его вес на спине и ногах. Что это? Почему меня это не пугает?
        Оно скользит вокруг меня, переливаясь, словно чего-то ищет. Оно похоже на огромную амебу, бесформенную и прозрачную, и внутри него видны какие-то черные зерна. На вид оно примерно моего веса.
        Жизнь на Плутоне? Сверхтекучая жидкость? Гелий-11 с примесью сложных молекул? Тогда этому чудищу лучше убраться подальше Г когда взойдет Солнце, ему понадобится тень. На солнечной стороне Плутона температура на целых пятьдесят градусов выше нуля!
 Выше абсолютного нуля.
        Нет, вернись! Но оно удаляется, переливаясь, как капля, оно уходит к ледяному кратеру. Неужели моя мысль заставила его уйти? Нет, чепуха. Ему, наверно, не понравился мой запах. Как ужасающе медленно оно ползет, если я замечаю его движение! Я вижу
 его боковым зрением, как расплывчатое пятно,Г оно спускается вниз, к посадочной ступени и крохотной застывшей фигурке первого человека, который погиб на Плутоне.
        После аварии двигателя один из нас должен был спуститься вниз и взглянуть, насколько велики разрушения. Кто-то должен был струей ранцевого двигателя прожечь туннель во льду и проползти по нему в полость под посадочным кольцом. Мы старались не дум
ать о возможных осложнениях. Мы все равно уже погибли. Тот, кто вползет под кольцо, погибнет наверняка; что ж из этого? Смерть есть смерть.
        Я не чувствую себя виноватым: если бы жребий пал на меня, вместо Джерома пошел бы я.

        Двигатель выбросил расплавленные обломки реактора прямо на ледяные стенки полости. Мы здорово попались, вернее, попался я. Потому что Джером был уже все равно что мертв. В газовой полости был настоящий радиоактивный ад.
        Джером, вползая в туннель,тихо шептал проклятия, а выполз молча Г наверно, все подходящие слова он израсходовал раньше, на более мелкие неприятности.
        Помню, что я плакал, отчасти от горя, отчасти от страха. Помню, что я старался говорить спокойно, несмотря на слезы. Джером не увидел моих слез. Если он догадывался, это его дело. Он описал мне ситуацию, сказал: ьПрощайэ, а потом шагнул на лед и
снял шлем. Туманное белое облако окружило его голову, потом оно взорвалось и опустилось на лед крошечными снежинками.
        Но все это кажется мне бесконечно далеким. Джером так и стоит там, сжимая в руках шлем: памятник самому себе, первому человеку на Плутоне. Иней лежит на его лице.
        Солнце восходит. Надеюсь, эта амеба успела...

        ...Это дико, невероятно. Солнце на мгновение остановилось Г ослепительно белая точка в просвете между двумя вершинами-близнецами. Потом оно метнулось вверх Г и вращающийся небосвод вздрогнул и застыл. Вот почему я не заметил этого раньше! Это про
исходит так быстро!
        Чудовищная догадка... Если повезло мне, то могло повезти и Джерому. Неужели...

        Там наверху оставался Сэмми, но он не мог спуститься ко мне. А я не мог подняться к нему. Системы жизнеобеспечения были исправны, но рано или поздно я бы замерз или остался без кислорода.
        Я провозился часов тридцать, собирая образцы льда и минералов, анализируя их, сообщая данные Сэмми по лазерному лучу, отправляя ему возвышенные прощальные послания и испытывая жалость к самому себе. Каждый раз, выбираясь наружу, я проходил мимо с
татуи Джерома. Для трупа, да еще не приукрашенного бальзамировщиком, он выглядел чертовски хорошо. Его промерзшая кожа была совсем как мраморная, а глаза были устремлены к звездам в мучительной тоске. Каждый раз, проходя мимо него, я гадал, как буду выгл
ядеть сам, когда придет мой черед.
        Г Ты должен найти кислородную жилу,Г твердил Сэмми.
        Г Зачем?
        Г Чтобы выжить. Рано или поздно они вышлют спасательную экспедицию. Ты не должен сдаваться.
        Я уже сдался. Кислород я нашел, но не такую жилу, на которую надеялся Сэмми. Всего лишь крохотные прожилки кислорода, смешанного с другими газами,Г вроде прожилок золотоносной руды в скале. Они были слишком малы, они пронизывали лед слишком тонко
й паутиной.
        Г Тогда используй воду! Ты можешь добыть кислород электролизом!
        Но спасательный корабль прилетит через годы. Им придется строить его совершенно заново, да еще переделывать конструкцию посадочной ступени. Для электролиза нужна энергия, для обогрева тоже. А у меня были только аккумуляторы.
        Рано или поздно мои запасы энергии кончатся. Сэмми этого не понимал. Он был в еще большем отчаянии, чем я. Я не исчерпал списка своих прощальных посланий Г просто перестал их посылать, потому что они сводили Сэмми с ума.
        Видно, я слишком много раз проходил мимо статуи Джерома Г и вот она пришла, надежда.
        В Неваде, в трех миллиардах миль отсюда, в склепах, окруженных жидким азотом, лежат полмиллиона трупов. Полмиллиона замороженных людей ждут своего воскрешения, ждут того дня, когда врачи научатся размораживать их без риска для жизни, научатся уст
ранять те нарушения, что вызваны ледяными кристалликами, пробившими стенки клеток в их мозгах и телах, научатся лечить те болезни, что убивали их.
        Полмиллиона кретинов? А что им оставалось делать? Они умирали.
        И я умираю.
        В полном вакууме человек может прожить какие-нибудь десятые доли секунды. Если двигаться быстро, за это время можно сбросить скафандр. Без его защиты черная плутонова ночь за считанные мгновения высосет все тепло из моего тела. И при пятидесяти г
радусах выше абсолютного нуля я буду стоять замороженный и ждать второго пришествия Г врачей или господа бога.

        ...Солнце сверкнуло...
        ...И снова звезды. Нигде не видно той гигантской амебы, которой я не понравился вчера. А может, я смотрю не в ту сторону.
        Мне бы хотелось, чтобы она успела спрятаться.
        Я смотрю на восток, мой взгляд скользит по искореженной равнине. Боковым зрением я вижу посадочную ступень Г целехонькую и неподвижную.
        Скафандр лежит рядом со мной на льду. Я стою в серебристом одеянии на вершине черной скалы, неотрывно и вечно глядя на горизонт. Я успел принять эту героическую позу, прежде чем холод коснулся мозга. Лицом к востоку, молодой человек! Правда, я не
много спутал направление. Но пар от моего дыхания заслонял тогда от меня мир, и я все делал в безумной спешке.
        Сейчас Сэмми Гросс, должно быть, уже на обратном пути. Он расскажет им, где я.
        Звезды выплывают из-за горных вершин. Вершины гор, и волнистая равнина, и Джером, и я бесконечно погружаемся в черное небо.
        Мой труп будет самым холодным за всю историю человечества. Даже исполненных надежды мертвецов на Земле хранят всего лишь при температуре жидкого азота. Это кажется страшной карой после ночей на Плутоне, когда пятьдесят градусов абсолютного дневно
го тепла рассеиваются в пространство.
        Сверхпроводник Г вот что я такое. Каждое утро лучи Солнца поднимают температуру и выключают меня, словно какую-нибудь обыкновенную машину. Но по ночам сеть моих нервов превращается в сверхпроводник. По ней текут токи, текут мысли, текут ощущения.
 Медленно, безумно медленно. Стопятидесятитрехчасовые сутки Плутона сжимаются в какие-нибудь пятнадцать минут. При таком темпе я, пожалуй, дождусь.
        Я и статуя, и наблюдательный пункт. Ничего удивительного, что у меня нет эмоций. Но кое-что я все-таки ощущаю: тяжесть, навалившуюся на меня, боль в ушах, растягивающее усилие вакуума, приложенное к каждому квадратному миллиметру моего тела. Моя
кровь не вскипает в вакууме. Но внутри моего ледяного тела заморожено напряжение, и мои нервы непрестанно говорят мне об этом. Я ощущаю, как ветер скользит по моим губам, словно легкий сигаретный дымок.
        Вот к чему приводит нежелание умереть. Занятно будет, если я все-таки дождусь!
        Неужели они не найдут меня? Плутон Г небольшая планета. Правда, для того чтобы затеряться, даже маленькая планета достаточно велика. Но ведь есть еще посадочная ступень.
        Впрочем, она, кажется, скрыта инеем. Испарившиеся газы снова сконденсировались на ее корпусе. Серовато-белое на серовато-белом: сахарная голова на неровном ледяном подносе. Я могу простоять здесь вечность, пока они не отыщут мой корабль среди бес
конечной равнины.
        Перестань!
        Опять Солнце...
        ...Опять выкатываются на небо звезды. Те же созвездия все снова и снова восходят в тех же местах. Теплится ли в теле Джерома такая же полужизнь, как и в моем? Ему следовало бы раздеться. Господи, как бы я хотел смахнуть иней с его глаз!
        Хоть бы этот сверхтекучий шар вернулся...
        Проклятье! Как холодно здесь.
Лаppи Hивен. Дождусь...
перевод с англ. - ?
Larry Niven. ?

Ларри Нивен

НЕЗАДОЛГО ДО КОНЦА

        Как-то сражался воин с колдуном.
        В те времена такие битвы не были редкостью. Между воинами и колдунами существовала такая же непримиримая вражда, как и между кошками и маленькими птичками, или между людьми и крысами. Обычно воин проигрывал. В общем, человеческая смышленость не н
амного продвинулась вперед. Однако, иногда воин побеждал, таким образом человеческий род совершенствовался. А для колдуна, который не смог убить хотя бы одного жалкого воина, никаких оправданий быть не могло.
        Но происходящая сейчас битва отличалась от других. Во-первых меч воина был волшебным, а во-вторых, колдун обладал тайной.
        Будем его называть колдун, потому что это имя давно забыто и звучит странно. Нам известно, кем были его родители. Если он знает ваше имя, он имеет над вами власть, но чтобы распорядиться ею, он должен произнести ваше имя.
        Колдун узнал эту страшную тайну, когда еще был подростком.
        Со временем он стал много путешествовать. У него не было выбора. Просто он был могущественным волшебником и пользовался своей властью. Ему были нужны друзья.
        Он обладал чарами, которые были способны заставить людей полюбить волшебство. Колдун пытался делать это, но он не любил постороннего влияния. И таким образом, он часто использовал свое могущество, чтобы помочь окружающим, и они любили его без вся
кого принуждения.
        Он обнаружил, что когда он творил волшебство по десять-пятнадцать лет на одном и том же месте, его силы иссякали. Если же он удалялся, силы вновь возвращались к нему. Дважды он переселялся, и дважды он оседал на новых землях, изучая новые обычаи
и приобретая новых друзей. И вот, это произошло в третий раз и он готов был снова переселиться, но что-то заставило его задуматься.
        Почему человеческая энергия так сильно истощила его?
        С людьми тоже что-то произошло. На всем протяжении истории на этих землях волшебство преобладало над невежеством грубых варваров, несущих в своих руках мечи и палицы. Это была печальная правда, и о ней никто не задумывался, но любопытство колдуна
 было слишком велико.
        Таким образом, он глубоко задумался и остановился на выполнении некоторых экспериментов.
        Его последний волшебный эксперимент заключался во вращении металлического диска высоко в воздухе. Когда волшебство было закончено, он вспомнил о тайне, которую не мог забыть.
        Потом он начал передвигаться во времени. Одно за другим сменялись десятилетия. Время изменило его душу, но не его тело; а его волшебство не стало от этого менее эффектным, а наоборот, оно теперь заслуживало большего доверия. Он открыл великую и с
трашную истину и хранил ее в тайне только лишь из сострадания к другим. Его истина околдовала последнюю цивилизацию, не оставив при этом ничего земного.
        Он задумался. Но пятью десятилетиями позже (приблизительно 12 тысяч лет до нашей эры) случилось, что где-то потребовалась его тайна. Он создал другой диск (подобно телефонному номеру, который уже почти набрали за исключением одной цифры) и заколд
овал его таким образом, что диск мог помочь ему в любой момент.
        Меч носил имя Глиренди. Он был вполне знаменит, так как ему было несколько сотен лет.
        Что касается воина, то его имя не составляет тайны. Это был Белхап Сээтлстоун Вилдес эг Мираклот ру Кононсен. Его непостоянные друзья звали его Хэп. Он, конечно же, был дикарем. Цивилизованный человек должен быть более чувственным и воспитанным,
а не размахивать Глиренди и не закладывать спящих женщин. Итак, о том, как Хэп заполучил свой меч. А может, наоборот.
        Колдун знал о существовании меча задолго до того, как впервые увидел его. Он работал в пещере позади холма, когда прозвучала тревога. Волосы встали дыбом, причиняя ему боль.
        - Гости, - проговорил он.
        - Я ничего не слышу, - ответила Шарла, но в ее голосе можно было уловить некоторое беспокойство. Шарла была деревенской девушкой, которая жила вместе с Колдуном. В день она долго уговаривала Колдуна научить ее некоторым простым заклинаниям.
        - Почувствовала ли ты боль в твоем затылке? Я предназначил тревоге сделать это. Теперь позволь мне проверить... - Он воспользовался датчиком, похожим на серебряное кольцо, закрепленное на лезвии. - Произошло что ужасное. Шарла, ты должна уйти отс
юда.
        - Но... - протестующе замахала руками Шарла за столом, где они работали.
        - Да. Мы должны найти какой-то выход. Такое заклинание не опасно. - Это было заклинание против любовных чар. Работа была несколько грязной, но зато она давала надежный и эффективный результат. Колдун указал на луч света, который ярко бил сквозь о
тверстие датчика. - Это опасно. С западной стороны холма приближается громадной концентрации небесная сила. Ты должна спуститься по восточному склону.
        - Могу ли я тебе помочь? Ведь ты меня немного научил волшебству.
        Волшебник улыбнулся, но в его глазах чувствовалась тревога.
        - Но против чего ты собираешься бороться? Ведь это Глиренди. Взгляни на его размеры, на его цвет, на его очертания. Нет. Ты должна уйти отсюда. и прямо сейчас, пока свободен восточный склон холма.
        - Пойдем со мной.
        - Не могу. Глиренди сам идет ко мне в руки. Такую возможность может упустить только идиот. Это моя обязанность. - Они вместе вышли из пещеры, добрались до дома, а потом расстались. Шарла все еще протестуя, одела мантию и стала спускаться вниз с х
олма. колдун поспешно собрал снаряжение и вышел наружу. Незванный гость был уже на полпути к вершине холма. Огромная, но, по-видимому, человеческая сила несла что-то длинное и блестящее. Колдун все еще находился в четверти часа от спуска. Он поднял перед
 собой серебряное кольцо и посмотрел сквозь него.
        Меч был частью небесной вспышки, ослепляющей стрелой белого света. Явно, это был Глиренди. Колдун имел представление о других мечах, обладающих небесной силой, но ни один из них нельзя было переносить, и ни один из них так сильно не ослеплял глаз
а.
        Он просил Шарлоту сообщить обо всем в Братстве. Но теперь было слишком поздно.
        Пучок яркого света не имел резких световых границ.
        Отсутствие зеленого окаймления означало отсутствие защитных чар. Меченосец не делал никаких попыток, чтобы оградить себя от того, что он нес. Безусловно, захватчик не был волшебником и не обладал не единой мыслью, как добыть помощь волшебства. Мо
жет, он все-таки что-нибудь знал о Глиренди?
        Наверняка, ничего такого, что могло бы помочь Колдуну. Тот, кто нес меч, был неуязвим, потому что надежно охранялся волшебным мечом.
        - Надо бы проверить это, - сказал себе Колдун. Он начал копаться в своем снаряжении, и через некоторое время извлек оттуда какую-то деревяшку, своими очертаниями напоминающую небольшой глиняный духовой инструмент - окарину. Он выдул из нее пыль,
поднял ее в своей руке и указал ею вниз под гору. На мгновение он заколебался.
        Чары верности просты и надежны, но они дают нежелательные эффекты, в частности снижают разум жертвы.
        - Самозащита, - подбодрил себя Колдун, и дунул в окарину.
        Меченосец продолжал двигаться в том же направлении. А Глиренди не перестал светиться, он просто поглотил волшебные чары.
        Воин с минуты на минуту будет здесь. Колдун решил наспех воспользоваться чарами предсказания, В конце концов, он мог узнать, каков будет исход сражения. Картина перед ним не изменилась. Ландшафт даже не дрогнул.
        - Ну, хорошо, - сказал Колдун. - Ну, хорошо! - Он порылся в своих волшебных инструментах и извлек из них металлический диск. Другой, быстро извлеченной им вещью, оказался нож с двойным лезвием, весь исписанный на неизвестном языке и очень острый.

        На вершине холма, где находился Колдун стояла весна. От его жилища вниз по склону текли потоки воды. воин встал, опершись на свой меч, и посмотрел на противоположную сторону ручья, где стоял Колдун. Он тяжело дышал после утомительного подъема на
гору.
        У него было мускулистое тело, испещренное рубцами. Колдуну казалось странным, что такой молодой мужчина уже имеет столько шрамов. Но ни одна из его ран не была нанесена ему машинным механизмом. Колдун наблюдал за ним, пока он поднимался вверх по
холму. Воин был в расцвете физических сил.
        Его ярко-голубые глаза размером в полдюйма были во вкусе Колдуна.
        - Я - Хэп, - крикнул он через ручей. - Где она?
        - Вы, конечно же, имеете в виду Шарлу. Но почему она вас интересует?
        - Я пришел освободить ее от позорного рабства, старик. Слишком долго ты...
        - Хи-хи-хи. Шарла - моя жена.
        Слишком долго ты использовал ее в своих гнусных и распутных целях. Слишком...
        - Она свободна, гнида!
        - Ты ждешь, что я поверю в это? Как может такая красивая женщина как Шарла любить такого старого и хилого колдуна?
        - я кажусь тебе хилым?
        Колдун не был похож на старика. Он выглядел ровесником Хэпа, то есть на вид ему было лет двадцать, а его телосложение ничуть не уступало мускулам Хэпа. Он не успел одеться, когда покидал пещеру. В отличие от шрамов Хэпа, его спина была разукрашен
а татуировкой. это были красные, зеленые и золотистые тщательно разработанные причудливые узоры.
        - Каждый житель деревни знает о твоем возрасте, - сказал Хэп. - Тебе двести лет, если не больше.
        - Хэп, - сказал Колдун. - Белхап такой-то ру Кононсен. Теперь я вспомнил. Шарла рассказывала мне, что в последнее время, в деревне вы пытались докучать ей.
        - Ты лжешь, старик. Шарла находится под действием твоих чар. Любой слышал о волшебной силе чар верности.
        - Я не использую их. Мне не нравятся побочные эффекты. Кто захочет жить в окружении дружелюбных идиотов? - Колдун указал на Глиренди. - Знаешь ли ты, что он несет?
        Хэп зловеще кивнул.
        - Тогда ты должен узнать побольше. Может быть еще не слишком поздно. Попробуй взять его в левую руку.
        -  Я пытался сделать это, но не смог. хэп беспомощно резал воздух своим шестидесятифунтовым мечом. - Я вынужден спать с этой проклятой вещью, зажатой у меня в руке.
        - Да, теперь слишком поздно.
        - Он стоит этого, - мрачно сказал Хэп. - Теперь я смогу убить тебя. Слишком долго ты подвергал невинную женщину своим распутным...
        - Знаю, знаю. - Колдун вдруг изменил свой голос. Теперь он говорил быстро и на повышенных тонах. Он говорил так почти минуту, а потом развернулся к Ринальдезу. - Ты ощущаешь какую-нибудь боль?
        - Никакой боли, - сказал Хэп, не сдвинувшись с места. Он стоял с мечом в руках в полной боевой готовности с ненавистью глядя на волшебника через ручей.
        - Не внезапная ли это тяга к походу? Может это попытка к раскаянию? Может у тебя поднялась температура? - Но Хэп теперь зло ухмылялся. - Я не думаю.
        Вдруг произошла ослепительная вспышка света.
        Когда метеорит приблизился к земле, он приобрел размеры игрового мяча. Он должен был упасть прямо на голову Хэпу. Но вместо этого он взорвался в воздухе за какую-то милли-секунду. Когда вспышка потухла Хэп увидел вокруг себя несколько воронок.
        Его лицо перекосило от ужаса. Он прошел немного вперед. Меч уже не казался таким страшным в  его ослабевшей руке.
        Колдун стоял к нему спиной.
        Хэп усмехнулся, подумав, что Колдун трусит. Затем он отошел на прежнее место. От спины Колдуна падала длинная тень.
        Вход в мрачную пещеру был освещен ярким солнечным светом. На стену падала четкая человеческая тень. Неожиданно тень упала на землю, затем снова поднялась по стене. Очертания человекоподобного существа в темноте были ничем иным как предсказанием а
покалипсиса Вселенной. Затем тень исчезла.
        Глиренди начал действовать самостоятельно. Он рассек призрака сначала вдоль, а потом поперек. Но призрак все равно пытался дотянуться до Хэпа.
        - Умница, - тяжело дыша проговорил Хэп. - Демон у нас в ловушке.
        - Это, конечно, умно, но это не работа, - сказал Колдун. - работа, которую выполняет Глиренди, далеко не умна. Я еще раз тебя спрашиваю, знаешь ли ты, что он несет в себе?
        - Это самый могучий меч из всех, которые когда-либо были выкованы, - и Хэп поднял грозное оружие высоко над головой. Его правая рука была крепче левой и немного длиннее. В ней Глиренди чувствовал себя удобно. - Этот меч сделает меня равным среди
колдунов и волшебников без всякой помощи демонов. Я должен убить ту женщину, которая помогла мне достать его. Когда ты получишь от меня возмездие, Шарла вернется ко мне...
        - И плюнет тебе в глаза. Ну, теперь-то ты выслушаешь меня? Глиренди - это демон. Если в тебе осталось хоть немного здравого ума, отруби свою руку по локоть.
        Хэп испуганно посмотрел на него.
        - Ты считаешь, что в металл закован демон?
        - Да пойми ты, что это не металл, а скрытый демон, который паразитирует. Ты будешь носить его до самой смерти, если ты не избавишься от него. Один колдун с севера придал ему теперешнюю форму и отдал его одному из своих внебрачных сыновей, кажется
 Джери. Так вот, Джери завоевал полконтинента прежде, чем он умер от ран на поле брани. Затем, меч был передан Рэйнбоу Витчу, как раз за год до того, как я родился. Так что, никогда не было никакой женщины, которая пыталась истребить людей, особенно мужч
ин.
        - Значит, все произошедшее неправильно.
        - Вероятно, это проделки Глиренди. Попытайся снова освободиться от него.
        - Год. Целый год... - произнес Хэп.
        Меч беспокойно зашевелился в его руке.
        - Должно быть это будет славный год, - сказал Хэп, и двинулся вперед.
        Колдун быстро поднял с земли медный диск.
        - Четыре, - сказал он, и диск начал вращаться.
        Пока Хэп перебирался через ручей, диск от сильной скорости вращения стал едва заметен. Колдун вращал его в воздухе между собой и Хэпом. И Хэп не отважился дотронуться до него, иначе бы его просто срезало диском. Он обошел его вокруг, но Колдун ри
нулся на другую сторону. На ходу он подхватил с земли что-то еще: сильно исписанный серебряный нож.
        - Что еще там такое, - пробубнил Хэп. Это не может мне повредить. Никакое колдовство на меня не подействует, пока в моих руках Глиренди.
        - Это правда, - произнес Колдун. - Диск потеряет свою силу через минуту-другую. Однако, я знаю один секрет, который я никогда никому не говорил.
        Хэп поднял Глиренди над своей головой и со всей силой ударил им по диску. Неожиданно меч резко затормозил, едва дотронувшись до края диска.
        - Он защищает тебя, - сказал Колдун. - Если бы Глиренди ударил сейчас по диску, то ответная сила отбросила тебя бы прямо в твою деревню. Слышишь ли ты жужжание?
        Хэп услышал жалобное повизгивание, которое издавал диск, разрезая воздух.
        - Это ты остановил его, - сказал он.
        - Да, это так. Ну что, причинил ли он тебе какую-нибудь боль?
        - Нет, ведь ты говорил, что знаешь секрет. - Хэп взглянул на меч: его острие было раскалено докрасна.
        - Я никому не рассказывал об этом долгое время. Целых сто пятьдесят лет. Даже Шарла об этом не знает. - Колдун все еще готов был бежать в том случае, если воин кинется на него. - В те дни я начал овладевать искусством волшебства. Конечно же, я то
гда знал намного меньше, чем теперь. Но этого было достаточно для того, чтобы эффективно оперировать над материей. Плывущие по воздуху замки. Драконы с золотой чешуей. Армии, обращенные в камень, или уничтоженные молнией вместо естественной смерти. Знаеш
ь ли ты, что любая материя поглощает очень много энергии?
        - Я слышал о таких вещах.
        - Я делал это все время. Для себя, для друзей, для того, кто хотел стать королем, для того, кто хотел любить. Я ощутил, что после того, как я поселяюсь где-то на длительное время, силы оставляют меня. Я вынужден перебираться куда-нибудь в другое
место, чтобы восстановить их.
        От сильного вращения медный диск засветился ярким оранжевым светом. Казалось, что он сейчас рассыпется на мелкие кусочки, или просто расплавится от перенагревания.
        - Потом, есть мертвые районы. Это места, где ни один колдун не отважится появиться. Места, где волшебство не действует. Они заняты пастбищами и сельскохозяйственными посадками, а тебе нужны старинные города и замки, покоробленные временем, причуд
ливой формы кости драконов, напоминающие огромных ящериц.
        - Я просто удивлен.
        Хэп отступил от раскаленного диска. Он теперь был раскален добела и был подобен солнечному свету на Земле. От ослепительной вспышки Хэп на какой-то момент потерял Колдуна из виду.
        - Теперь я создам диск, подобный этому и заставлю его вращаться. Это всего-навсего элементарное кинетическое волшебство, однако диск вращается с постоянным ускорением, а по скорости вращения нет никаких ограничений. ты знаешь, что такое мана?
        - Что случилось с твоим голосом?
        - Мана - это имя, которым называли сверхестественные силы до того, как появилось слово "волшебство". - Голос Колдуна ослабел и повысился.
        Хэпа осенило ужасное подозрение. Колдун тихо спустился с холма, оставив вместо себя свой голос! Хэп обежал вокруг диска, закрывая глаза от яркого свечения.
        Пожилой человек сидел по ту сторону диска. Его разбухшие полуискалеченные пальцы крутили исписанный нож.
        - Теперь ты все знаешь. Я тебе все раскрыл. Но слишком поздно.
        Хэп поднял свой меч, но меч на глазах изменился. Это был массивный красный демон, раздувающийся и вырывающийся из рук. Он вцепился зубами в правую руку Хэпа. Через несколько секунд Хэп попытался резко отдернуть руку, но почувствовал сильную боль
в запястье.
        Демон выпрямился не торопясь, но Хэп к своему удивлению был не способен сдвинуться с места. Он почувствовал, что в его горло вцепились мощные когти.
        Он ощутил, как сила вытекает из когтистой руки, и к своему удивлению увидел перепуганное лицо демона.
        И вдруг взорвался диск. Он распался на бессчетное множество металлических частиц, и исчез, вспыхнув, как несколько метеоритов одновременно. Свет был подобен удару молнии, а звук был подобен грому. В воздухе почувствовался запах испаряющейся меди.

        Демон стал блекнуть, подобно тому, как хамелеон блекнет перед своим происхождением. Он медленно повалился на землю, и через некоторое время исчез. Когда Хэп внимательно посмотрел на это место, он увидел там одну грязь.
        Позади Хэпа образовалась огромная воронка. Ручей исчез. Его каменистое дно иссушило солнце.
        Пещера Колдуна была разрушена. Вся мебель из его жилища обрушилась вниз в огромную яму, однако сам дом устоял.
        Хэп, придерживая свою изуродованную руку, спросил:
        - Но что все-таки случилось?
        - Мана, - пробормотал Колдун. Он сплюнул сквозь потемневшие зубы. - Мана. То, что я открыл. Она представляет собой некую силу, которая могущественнее волшебства. Ее естественные возможности напоминают плодовитость души. Но стоит воспользоваться е
й, и она исчезает.
        - Но...
        - Понимаешь ли ты, почему я хранил этот секрет? В один прекрасный день вся небесная мана будет израсходована. А если больше не будет маны, то не будет и волшебства. знаешь ли ты, что Атлантида тектонически неустойчива? А следовательно, самые могу
щественные волшебники хотят возобновить к действию чары другого характера, направленные к предохранению континента от затопления мировым океаном. Ты представляешь, что произойдет, если волшебные чары станут бессильны? Они не смогут даже на время спасти м
атерик. Ни один ребенок не должен знать этого.
        - Но... тот самый диск.
        Колдун усмехнулся и провел руками по своей седой голове. Опутавшие пальцы волосы легко отделились от черепа. Колдун совсем облысел.
        - Старость подобна выпитому стакану воды. Диск? Я же говорил тебе. Кинетическое волшебство не имеет границ. Диск будет вращаться до тех пор, пока вся мана не будет израсходована.
        Хэп сделал шаг вперед. Нервное потрясение истощило его силы. Его ноги подкашивались, физическая сила остановила его мускулы.
        - Ты пытался убить меня.
        Колдун кивнул.
        - Я не предполагал, что диск взорвется. Я думал, что он убьет тебя, когда ты попытаешься обойти вокруг него. Но Глиренди принудил тебя подавить его. Что ты скажешь об этом? Это стоило тебе руки, но зато теперь ты свободен от Глиренди.
        Хэп шагнул вперед. Его рука горела от боли, и это ощущение боли придало ему силы.
        - Старик, - сказал он грубо. - Тебе же двести лет. Я смогу сломать тебе шею и той рукой, которую ты мне оставил. И я сделаю это.
        Колдун схватил исписанный нож.
        - Он не подействует. Волшебства больше нет. - Хэп со всей силы ударил Колдуна по руке и схватил его за костлявое горло.
        - Рука Колдуна беспомощно повисла, но потом неожиданно поднялась. Хэп с широко открытыми глазами осел назад.
        _ Нож действует всегда, - победоносно сказал Колдун.
        - О-о, - простонал Хэп.
        - Этот металлический предмет я ковал сам обыкновенными кузнечными инструментами. Поэтому сила ножа не иссякла вместе с исчезновением волшебства. Надписи на ноже не были волшебными. Они только говорили о том...
        - О-о, - бессильно произнес Хэп и замертво повалился на землю.
        Колдун повернул его на спину, выдернул нож и вчитался в метки, написанные на языке, понятном только членам Братства:
        < И ЭТО ТОЖЕ КОГДА-НИБУДЬ ИСЧЕЗНЕТ >
        Это была старинная банальность.
        Он тяжело опустил руки, прилег на землю и стал смотреть на небо.
        Обычно голубое, сейчас оно было затянуто облаками.
        - Я же сказал тебе, чтобы ты ушла отсюда, - тихо сказал он.
        - Тебе лучше знать. Но что случилось с тобой?
        - Чар молодости больше нет. Я знал, что должен был сделать это, раз чары предвестия указали пустоту. - Он перевел прерывистое дыхание. - Но дело стоило этого. Я убил Глиренди.
        - Играть в героя, в твоем возрасте! Что я могу сделать для тебя? Как помочь тебе?
        - Помоги мне спуститься с холма, прежде, чем мое сердце остановится. Я никогда не говорил тебе о своем настоящем возрасте...
        - Я знаю. Вся деревня знает. - Она бросилась ему на омертвевшую шею. Он чувствовал, что смерть близка. Она обняла его за талию и помогла ему подняться. - Ты слишком слаб! Вставай, любовь моя. Мы должны идти.
        - Иди медленнее. я чувствую, что мое сердце хочет выскочить.
        - Как далеко нам предстоит идти?
        - Я думаю, что достаточно будет спуститься с холма. Затем чары подействуют снова, и мы сможем продолжить свой путь. - Он запнулся. - Я начинаю слепнуть.
        - Здесь ровный пологий спуск.
        - Поэтому я и выбрал это место. Я знал, что однажды мне придется использовать волшебный диск. Ты не можешь выбросить из головы знания, которые приобрел. Всегда приходит время воспользоваться ими, потому что ты обязан сделать это.
        - Так измени свою внешность и свою улыбку.
        На его шее забился пульс, подобно первым взмахам крыльев птенца.
        - Может, ты не захочешь меня видеть после того, как я изменю свою внешность.
        - Ты можешь изменить свою спину?
        - Конечно. Я могу изменить все, что ты пожелаешь. Какого цвета глаза тебе нравятся?
        - Я бы предпочла сделать это сама, - ответила она. Вдруг ее голос замолк. Колдун почти оглох.
        - Я научу тебя собственным заклинаниям, когда ты поправишься. Они очень опасны.
        Она помолчала некоторое время. А потом спросила:
        - А какого цвета были глаза у него? Ну ты заешь, о ком я говорю. О Белхапе Сэтлстоуне.
        - Забудь про это, - сказал Колдун с чувством оскорбленного самолюбия.
        И неожиданно к нему вернулось зрение.
        Но ненадолго, как подумал Колдун, просто они прошли сквозь внезапно возникающий луч света. Когда волшебство исчезнет, все окружающее погрузится во мрак, но цивилизация сохранится. Волшебства больше нет, поскольку больше нет его источника. Теперь
весь мир будет невежественным и бездуховным до тех пор, пока человечество не найдет новый путь к покорению природы, и пока проклятые воины не будут наконец побеждены.

Ларри Нивен. Незадолго до конца.
перевод с англ. - ?
Larry Niven. ?

                             ЧЕЛОВЕК-МОЗАИКА

     В году нашей эры 1900 Карл Ландштейнер разделил человеческую кровь на
четыре типа: А, В, АВ и О  -  по  совместимости.  Впервые  стало  возможно
сделать пациенту переливание крови с некоторой надеждой, что  это  его  не
убьет.
     Движение за отмену смертной казни едва успело  начаться  и  уже  было
обречено.

     ВХ83УОАГН7 - таков был его телефонный номер, номер  его  водительских
прав, его номер в системе социальной безопасности, номер его вербовочной и
медицинской карточек. Два из этих номеров у него уже отобрали, а остальные
больше не имели значения - все,  кроме  медицинской  карточки.  Звали  его
Уоррен Льюис Ноулз. Ему предстояло умереть.
     До суда еще оставались целые сутки, но сомнений в приговоре у него не
было. Лью был виновен.  На  случай,  если  бы  кто-то  в  этом  усомнился,
обвинение располагало железными доказательствами.  Завтра  в  восемнадцать
часов Лью приговорят к смерти. Брокстон по тому или  иному  поводу  подаст
апелляцию. Апелляция будет отклонена.
     Камера была маленькая, удобная и обитая войлоком. Это не бросало тень
на вменяемость заключенного, хотя безумие больше и не служило  оправданием
нарушителю закона. Три стены были  простыми  решетками.  Четвертая  стена,
наружная, была цементной, окрашенной в приятный для глаза зеленый цвет. Но
решетки, отделявшие его от коридора,  от  угрюмого  старика  справа  и  от
крупного, слабоумного  на  вид  подростка  слева  -  решетки  состояли  из
четырехдюймовых прутьев, отстоящих  друг  от  друга  на  восемь  дюймов  и
защищенных силиконовым пластиком.  Четвертый  раз  за  день  Лью  вцепился
руками в пластик и попытался его отодрать. На ощупь он был как подушка  из
губчатой резины с твердым сердечником в карандаш толщиной и не отдирался.
     - Это нечестно, - сказал Лью.
     Подросток не пошевелился. Все десять часов, которые Лью  находился  в
камере, этот парнишка просидел на краю койки; прямые, черные волосы падали
ему на глаза, а щетина на лице  постепенно  становилась  все  темнее.  Его
длинные волосатые руки двигались только во время еды, а все  остальное  не
двигалось вовсе.
     Старик при словах Лью поднял взгляд. Он спросил со злобным сарказмом:
     - Тебя оклеветали?
     - Нет. Я...
     - По крайней мере, ты честен. И что же ты натворил?
     Лью ответил. Он не мог избавиться от нотки оскорбленной невинности  в
голосе. Старик насмешливо улыбнулся и кивнул, словно ждал именно этого.
     - Глупость. Глупость всегда каралась по высшей  мере.  Если  уж  тебе
понадобилось быть казненным, так почему не за что-то стоящее? Видишь парня
по ту сторону от тебя?
     - Конечно, - ответил Лью, не оборачиваясь.
     - Он - органлеггер.
     Лью почувствовал, что лицо его застыло от ужаса. Ему  пришлось  взять
себя в руки, чтобы еще раз посмотреть в соседнюю клетку - и каждый нерв  в
его теле содрогнулся.  Парень  глядел  на  него.  Тусклыми  глазами,  едва
видящими из-под копны волос, он смотрел на Лью, как мясник мог бы смотреть
на говяжью тушу не первой свежести.
     Лью поплотней придвинулся к прутьям между  своей  камерой  и  камерой
старика. Голос его перешел в громкий шепот.
     - Сколько человек он убил?
     - Ни одного.
     - ?
     - Он был на захвате.  Находил  кого-нибудь,  шатающегося  в  одиночку
посреди ночи, усыплял наркотиком  и  отводил  к  доку,  который  заправлял
шайкой. Все дела с умерщвлением  выполнял  док.  Если  бы  Берни  приволок
мертвого клиента, док бы с него самого снял шкуру.
     Старик сидел почти прямо напротив Лью,  спиной  к  нему.  Говоря,  он
оборачивался через плечо, но теперь, казалось, потерял к разговору  всякий
интерес. Руки его, скрытые от Лью костистой спиной, пребывали в постоянном
нервном движении.
     - Скольких он захватил?
     - Четверых. Потом попался. Он не очень-то смышлен, этот Берни.
     - А ты что сделал такого, что оказался здесь?
     Старик не ответил. Он совершенно перестал обращать на  Лью  внимание,
плечи его подергивались от движения рук. Лью пожал плечами и упал на  свою
койку.
     Было девятнадцать часов, четверг.

     В банду входило трое захватчиков. Берни еще  не  судили.  Другой  был
мертв, он шагнул через край пешеходной дорожки,  когда  почувствовал,  как
щадящая пуля вошла в его руку. Третьего  везли  на  каталке  в  госпиталь,
находящийся рядом с судебным присутствием.
     Официально он был еще жив. Его осудили, апелляция его была отклонена,
но он был еще жив, когда его везли под наркозом в операционную.
     Интерны подняли его со столика и ввели в рот загубник, чтобы  он  мог
дышать, когда его погружали  в  охлаждающую  жидкость.  Его  опустили  без
всплеска и, когда температура тела понизилась, ему впрыснули  в  вены  еще
одно  вещество.  Примерно  полпинты.  Температура  тела  упала  до   точки
замерзания, удары сердца отстояли друг  от  друга  все  дальше  и  дальше.
Наконец сердце остановилось. Но оно могло еще забиться  вновь.  Случалось,
на этой стадии приговор отменялся. Официально органлеггер был все еще жив.
     Врача  заменяла  череда  механизмов,  по  которой   двигалась   лента
конвейера. Когда  температура  тела  достигла  определенной  точки,  лента
двинулась с места. Первая  машина  совершила  серию  надрезов  на  грудной
клетке. С механической искусностью "врач" выполнил кардэктомию.
     Теперь  органлеггер  был  официально   мертв.   Его   сердце   тотчас
отправилось на склад. За ним последовала кожа - почти вся одной  частью  и
вся в живом состоянии. "Врач" отделял  ее  с  изощренным  тщанием,  словно
разбирая хрупкую, гибкую, чрезвычайно сложную мозаику. Мозг был  испепелен
и пепел сохранили для погребальной урны; но все остальное  тело,  все  его
части, и пузырьки, и пергаментные тонкие пленочки, и  сосуды,  отправилось
на хранение в госпитальные банки органов. Любую из этих частей можно мигом
упаковать в транспортировочный сосуд и переправить  в  любую  точку  света
немногим более, чем за час. Если шансы выпадут хорошо,  если  определенные
люди слягут с определенными болезнями в  определенное  время,  органлеггер
может спасти больше жизней, чем отнял.
     В чем и состоял весь смысл.

     Лежа на спине и уставившись в телевизионное  устройство  на  потолке,
Лью вдруг  задрожал.  У  него  не  хватало  сил  вложить  в  ухо  звуковое
устройство  и  бесшумное  движение  мультипликационных  фигурок   внезапно
сделалось страшным. Он выключил телевизор, и это тоже не помогло.
     Его разберут на части кусок за куском и все сохранят. Он  никогда  не
видел банков-хранилищ органов, но его дядя был хозяином мясной лавки...
     - Эй! - выкрикнул он.
     Глаза парня, единственная живая часть его тела,  повернулись.  Старик
изогнулся, глядя через плечо. Охранник в конце зала  на  мгновение  поднял
взгляд, потом вернулся к чтению.
     Страх сидел у Лью в животе, бился у него в горле.
     - Как вы можете это выносить?
     Парень уставился в пол. Старик ответил:
     - Что выносить?
     - Ты что, не знаешь, что с нами должны сделать?
     - Только не со мной. Меня-то им не разделать, словно свинью.
     Лью тотчас оказался у решетки.
     - Почему?
     Старик сильно понизил голос.
     - Потому что у меня бомба там, где должна  быть  бедренная  кость.  Я
намерен  себя  взорвать.  Того,  что  они  найдут,  никогда   не   удастся
использовать.
     Надежда, вызванная было словами старика, исчезла, оставив горечь.
     - Ерунда. Откуда бы у тебя в ноге взялась бомба?
     - Извлек кость, просверлил в ней дыру, вставил в дыру бомбу, убрал из
кости все органическое вещество, чтобы не гнила, поставил кость на  место.
Конечно, красных телец после этого поубавилось. Вот  я  тебя  о  чем  хочу
спросить. Не хочешь ли ко мне присоединиться?
     - Присоединиться?
     - Прижмись к решетке. Этой штуке хватит на нас обоих.
     Лью почувствовал, что отодвигается.
     - Нет. Нет, спасибо.
     - Сам выбрал, - сказал старик. - Я ведь не  сказал  тебе,  за  что  я
здесь, верно? Я бывший док. Берни ловил людей для меня.
     Лью  тотчас  оказался  у  противоположной  решетки.  Он  почувствовал
прикосновение прутьев к плечам и, повернувшись, обнаружил, что парень тупо
смотрит ему в глаза  с  расстояния  всего  двух  футов.  Органлеггеры!  Он
находится в окружении профессиональных убийц!
     - Я знаю, как это бывает, - продолжал старик. - Со мной они этого  не
сделают. Ладно. Раз ты уверен, что не  хочешь  чистой  смерти,  ложись  за
койкой. Она достаточно прочная.
     Койкой служил пружинный  матрас,  установленный  на  бетонном  блоке,
неразрывно связанном с полом. Лью свернулся в положении зародыша,  прикрыв
глаза руками.
     Он был уверен, что не хочет умереть прямо сейчас.
     Ничего не происходило.
     Немного спустя он открыл глаза, убрал руки и огляделся.
     Парень смотрел на него. Впервые на его лице появилась кривая ухмылка.
Охранник в коридоре, все время сидевший на стуле у  выхода,  стоял  теперь
перед решеткой и смотрел на него. Он выглядел заинтересованным.
     Лью почувствовал, как краска поднимается по его шее к  носу  и  ушам.
Старик посмеялся над ним. Лью сделал движение, чтобы встать...
     И на мир сверху опустился молоток.

     Охранник лежал в неловкой  позе  на  прутьях  камеры  по  ту  сторону
коридора. Гладковолосый парень выбирался из-за своей койки, тряся головой.
Кто-то стонал, и стон перерастал в вопль. Воздух был полон цементной пыли.
     Лью поднялся.
     Кровь, словно красное масло, покрывала все поверхности, обращенные  в
сторону взрыва. Как Лью ни пытался, а пытался он не слишком упорно, ему не
удалось обнаружить других следов старика.
     Не считая дыры в стене.
     Он, должно быть, стоял прямо... там...
     Дыра была достаточно велика, чтобы пролезть сквозь нее. Если  бы  Лью
смог до нее добраться. Но она в камере старика. Покрытие  из  силиконового
пластика  с  прутьев  между   камерами   было   содрано,   остались   одни
металлические стержни в карандаш толщиной.
     Лью попытался пролезть между ними.
     Стержни дрожали, гудели, но звука  не  было.  Заметив  вибрацию,  Лью
одновременно почувствовал, что  становится  что-то  сонным.  Он  втиснулся
между прутьев, борясь одновременно с собственной паникой и ультразвуковыми
станнерами, включившимися, должно быть, автоматически.
     Прутья не подавались. Но тело его подалось, а прутья были  скользкими
от... Лью пролез. Он просунул голову сквозь дыру в стене и посмотрел вниз.
     Далеко. Достаточно далеко, чтобы вызвать у него головокружение.
     Здание окружного окружного суда в Топеке было небольшим  небоскребом,
а камера Лью, должно быть, находилась где-то  около  крыши.  Он  посмотрел
вниз,  вдоль  гладкой  бетонной  поверхности,   усеянной   окнами.   Никак
невозможно добраться до этих окон, или открыть их, или разбить.
     Станнер высасывал из Лью волю. Он был бы  уже  сейчас  без  сознания,
если бы его голова не находилась вне камеры. Ему пришлось  заставить  себя
повернуться и посмотреть вверх.
     Он действительно был возле самой крыши. Край  ее  находился  всего  в
нескольких футах у него над глазами. Ему не дотянуться туда, если...
     Лью начал вывинчиваться из дыры.
     Победит или проиграет, в банки органов он не попадет. От  падения  на
уровень движущегося транспорта все его  полезные  части  расплющатся.  Лью
уселся на краю отверстия, вытянув для равновесия ноги в  камеру;  прижался
плашмя грудью к стене. Обретя равновесие, он протянул  руки  к  крыше.  Не
достают.
     Лью поджал одну ногу под себя, держа вторую вытянутой, и встал.
     Его руки стиснули край крыши, когда он уже начинал падать. Лью  ахнул
от неожиданности, но было поздно. Крыша здания суда двигалась! Она утащила
его прочь от дыры прежде,  чем  Лью  успел  бы  ее  отпустить.  Он  повис,
медленно раскачиваясь над  пустотой  взад-вперед,  меж  тем  как  движение
увлекало его все дальше.
     Крыша здания суда была пешеходной дорожкой.
     Лью не мог забраться наверх, не имея опоры для ног.  Ему  не  хватало
силы. Пешеходная дорожка двигалась к другому  зданию,  примерно  такой  же
высоты. Он может добраться туда, если провисит достаточно времени.
     И окна в том доме были другие. Они не  открывались  -  в  эти-то  дни
смога и кондиционирования воздуха -  но  у  них  были  карнизы.  Наверное,
стекло бьющееся.
     А может быть, и нет.
     Руки оттягивало так, что невмоготу. Как легко было бы  разжать  их...
Нет. Он не  совершал  никакого  преступления,  за  которое  бы  заслуживал
смертной казни. Он отказывался умирать.

     На протяжении десятилетий двадцатого  века  движение  набирало  силу.
Слабо организованные, рассеянные  по  всем  странам  его  участники  имели
только одну цель: заменить смертную казнь на заключение и перевоспитание у
всех стран и народов, до каких они смогут добраться. Они  доказывали,  что
убивая человека за его преступления, ничему его этим не научишь;  что  это
не удержит других, кто может  совершить  то  же  самое  преступление;  что
гибель необратима, тогда как из заключения невиновного  можно  освободить,
если его невиновность с опозданием, но окажется все же  доказана.  Убиение
человека не приносит никакой  пользы,  кроме  свершения  мести  обществом,
говорили они. А месть просвещенному обществу, говорили они, не к лицу.
     Может быть, они были и правы.

     В 1940 году Карл Ландштейнер и Александр С. Винер  опубликовали  свое
открытие - находку в человеческой крови резус-фактора.
     К середине столетия большинство совершивших  преднамеренное  убийство
наказывались заключением - пожизненным или  же  на  меньший  срок.  Многие
после этого возвращались в общество, одни "перевоспитанными", другие  нет.
Смертную казнь сохранили  в  некоторых  штатах  для  похитителей,  но  суд
нелегко было убедить ее наложить.  То  же  происходило  и  с  доказыванием
убийств. Человек,  разыскиваемый  за  взлом  в  Канаде  и  за  убийство  в
Калифорнии, стремился быть выданным в Калифорнию: там у него  было  меньше
шансов быть осужденным. Многие штаты отменили смертную казнь.  Во  Франции
ее не было.
     Перевоспитание  преступников  стало  основной  целью  науки-искусства
психологии.
     Но...
     Во всем мире получили распространение банки крови.
     Мужчин  и  женщин  с  почечными  болезнями  уже  спасали  при  помощи
пересадки почек от идентичных близнецов. Не  все  больные-почечники  имели
двойняшек.  Врач  в  Париже  начал  пересадки  от  близких  родственников,
расклассифицировав  несовместимость  по   ста   пунктам,   чтобы   заранее
оценивать, насколько успешно пройдет пересадка.
     Пересадка глаз сделалась обычной. Донор глаза мог умереть прежде, чем
спасет зрение другому человеку.
     Кости людей можно было пересаживать во всех случаях, при условии, что
они прежде были очищены от тканей.
     Так обстояли дела в середине века.
     К 1990 году стало возможно сохранять любой человеческий  орган  живым
на любой разумный промежуток времени. Пересадки,  при  помощи  "бесконечно
тонкого скальпеля" -  лазера,  сделались  рутинными.  Умирающие  регулярно
завещали свои останки банкам органов. Похоронные концерны не  могли  этому
воспрепятствовать. Но  такие  дары  от  умирающих  не  всегда  оказывались
полезны.
     В 1993 году Вермонт принял первый закон о  банках  органов.  Смертная
казнь в Вермонте сохранилась. Теперь осужденный мог сознавать, что  спасет
своей гибелью другие жизни. Стало неверно, что смертная казнь не  приносит
пользы. Неверно в Вермонте.
     А потом - в Калифорнии. И в Вашингтоне, Джорджии, Пакистане,  Англии,
Швейцарии, Франции, Родезии...

     Пешеходная дорожка двигалась со скоростью десяти миль в час. Под нею,
невидимый пешеходам, поздно возвращающимся с работы и ночным совам, только
начинающим свой облет, свисал с движущейся полоски Льюис Ноулз и глядел на
карниз, пробегающий под его раскачивающимися ногами. Карниз  был  не  шире
двух футов и добрых четыре фута отделяли его от кончиков вытянутых пальцев
на ногах Лью.
     Он прыгнул.
     Когда его ноги коснулись карниза, Лью ухватился  за  выступ  оконного
переплета. Почувствовал рывок инерции, но не упал.  Спустя  долгий  миг  к
нему вернулось дыхание.
     Он не мог знать, что это за здание,  но  оно  не  было  заброшено.  В
девять часов вечера все окна светились. Лью попытался не оказаться на фоне
света, когда заглядывал внутрь.
     Окно вело в кабинет. Пустой.
     Нужно обернуть чем-то руку, чтобы разбить окно. Но все,  что  у  него
было - пара ботинок-носков  и  тюремная  блуза.  Ну,  подозрительней,  чем
сейчас, он все равно не станет. Лью стянул блузу, обмотал часть ее  вокруг
руки и ударил.
     И едва не сломал руку.
     Ладно... ему оставили  драгоценности  -  наручные  часы  и  кольцо  с
алмазом. Лью с силой провел алмазом круг на стекле и ударил другой  рукой.
Это обязано быть стекло; если это пластик, он обречен. Из  стекла  выбился
почти правильный круг.
     Лью пришлось повторить это шесть  раз,  прежде  чем  отверстие  стало
достаточно широко для него.
     Он улыбался, шагнув внутрь, все еще с блузой в руках. Теперь  все,  в
чем он нуждался - это лифт. Фараоны мигом сцапали бы его,  застав  посреди
улицы  в  тюремной  блузе,  но  спрятав  блузу  здесь,   он   окажется   в
безопасности. Кто заподозрит в чем-либо лицензионного нудиста?
     Только вот лицензии у него нет. Или нудистской сумочки  через  плечо,
где бы она лежала. Или бритья.
     Это очень плохо. Отродясь не бывало настолько волосатого нудиста.  Не
просто со щетиной, но в настоящей, окладистой, так сказать, бороде. Где бы
ему взять бритву?
     Лью осмотрел ящики письменного стола. Многие деловые люди держат  там
запасные бритвы. Просмотрев половину ящиков, он  остановился.  Не  потому,
что нашел бритву, а потому, что узнал, где он находится.  Бумаги  в  столе
показывали это даже с чрезмерной очевидностью.
     Госпиталь.
     Лью все еще стискивал блузу. Он затолкал  ее  в  корзину,  более  или
менее прикрыл бумагой и бросился в кресло.
     Госпиталь. Надо же ему было выбрать именно госпиталь. Да  еще  именно
этот госпиталь, выстроенный рядом со зданием суда округа Топека по явной и
разумной причине.
     Но ведь он же на самом деле не выбирал его. Это дом его выбрал. Да  и
принял ли он за всю жизнь  хоть  одно  решение,  не  побуждаемый  к  этому
другими? Нет. Друзья занимали у него деньги без  отдачи,  у  него  уводили
девушек, его не продвигали по службе, потому  что  не  обращали  внимания.
Ширли женила его на себе, а потом бросила четыре года спустя  ради  друга,
которого ни к чему нельзя было принудить.
     Даже  теперь,  вероятно,  у  исхода   его   жизни,   все   оставалось
по-прежнему. Бежать  ему  помог  старый  похититель  тел.  Потом  инженер,
построивший камеры так, что  между  прутьями  мог  протиснуться  некрупный
человек. И еще один - построивший пешеходную дорожку между двумя соседними
крышами. И вот он здесь.
     Самое плохое то, что здесь у него нет  шанса  притвориться  нудистом.
Минимум, что  необходимо  -  медицинский  халат  и  маска.  Даже  нудистам
приходится иногда носить одежду.
     Шкаф?
     В шкафу  не  оказалось  ничего,  кроме  зеленой  шляпы  и  совершенно
прозрачной накидки-дождевика.
     Можно искать спасения в бегстве. Если он найдет бритву, он окажется в
безопасности, как только достигнет улицы.  Лью  укусил  себя  за  костяшки
пальцев, отчаянно гадая, где же лифт. Придется довериться удаче. Он  снова
начал обыскивать ящики письменного стола.
     Лью взял в руку бритвенный прибор в  черном  кожаном  футляре,  когда
дверь отворилась.  Вошел  плотный  человек  в  больничном  халате.  Интерн
(людей-докторов в госпиталях не было)  наполовину  подошел  к  письменному
столу,  когда  увидел  Лью,  склонившегося   над   открытым   ящиком.   Он
остановился. Челюсть его отвисла.
     Лью вернул ее на место ударом кулака, все еще  сжимающего  бритвенный
прибор.  Зубы  вошедшего  соединились  с   резким   стуком.   Его   колени
подогнулись, меж тем как Лью проскочил мимо него и выбежал за дверь.
     Лифт находился прямо напротив по ту сторону холла,  дверки  его  были
раскрыты. Лью вскочил в лифт и нажал на 0. Пока лифт спускался, он брился.
Машинка брила быстро и чисто, хотя и немного шумно. Лью  обрабатывал  себе
грудь, когда дверки растворились.
     Прямо перед ним стояла тощая  лаборантка;  в  глазах  у  нее  застыло
полностью отсутствующее выражение, какое бывает у тех, кто ждет лифта. Она
прошмыгнула мимо Лью, пробормотав извинения и вряд  ли  его  заметив.  Лью
быстро вышел. Двери закрылись раньше, чем он понял, что  находится  не  на
том этаже.
     Проклятая лаборантка! Она  остановила  лифт  раньше,  чем  он  совсем
спустился.
     Лью повернулся и ударил по кнопке вызова. Потом до него дошло то, что
он  увидел  вокруг  первым  поверхностным  взглядом,  и  его  голова  сама
повернулась, чтобы посмотреть снова.
     Все большое помещение было заполнено стеклянными  баками  высотою  до
потолка, расставленными на манер лабиринта, как стеллажи в библиотеке. То,
что находилось в баках, являло собой самое непристойное  зрелище.  Это  же
были люди!  Мужчины  и  женщины!  Нет,  он  не  будет  туда  смотреть.  Он
отказывается смотреть на что-либо кроме двери лифта. "Почему  этого  лифта
так долго нет?"
     Лью услышал сирену.
     Твердый кафельный пол задрожал под его босыми ногами. Он почувствовал
онемение в мускулах, вялость в душе.
     Лифт пришел...  Поздно.  Лью  вставил  между  его  дверками  стул.  В
большинстве зданий  не  было  лестниц,  только  разные  лифты.  Теперь  им
придется воспользоваться другими лифтами, чтобы до него добраться. Ну, где
же это?.. У него  не  было  времени  на  поиски.  Он  начинал  чувствовать
настоящую сонливость.  Должно  быть,  на  этой  комнате  фокусируют  сразу
несколько генераторов ультразвука. Там,  где  пройдет  один  луч,  интерны
почувствуют себя чуть расслабленными, капельку неловкими. Но там, где лучи
пересекутся, то есть здесь, человек потеряет сознание. Но время еще есть.
     Сначала он должен кое-что сделать.
     К тому времени, как они прорвутся внутрь, у  них  будет  за  что  его
казнить.
     Баки были не стеклянными,  а  пластмассовыми;  из  совершенно  особой
пластмассы. Чтобы не спровоцировать защитной реакции у  всех  бесчисленных
частей тела, которые могли в них храниться, пластмасса должна  была  иметь
уникальные характеристики. Ни один  инженер  не  мог  сделать  его  еще  и
небьющимся!
     Он бился вполне удовлетворительно.
     Впоследствии Лью сам не мог понять, как он  умудрился  оставаться  на
ногах так долго.  Умиротворяющее  ультразвуковое  бормотание  парализующих
лучей все время тянуло его, тащило на пол, с каждым мигом  казавшийся  все
мягче. Стул, которым он орудовал, делался тяжелее и тяжелее. Но  пока  Лью
был в силах его поднять, он продолжал бить баки.  Он  стоял  по  колено  в
питательном растворе, мертвые останки при  каждом  движении  касались  его
ног; но он сделал свое дело лишь на треть, когда  пение  беззвучных  сирен
стало для него непреодолимым.
     Лью упал.

     И после всего этого разбитые банки органов даже не были упомянуты!
     Сидя в зале суда и  слушая  монотонный  гул  судебного  ритуала,  Лью
отыскал ухо мистера Брокстона, чтобы задать ему  вопрос.  Мистер  Брокстон
улыбнулся ему:
     - А зачем им это поднимать? Они считают, что на вашу  долю  хватит  и
так. Если вы  отразите  этот  удар,  тогда  вас  обвинят  в  бессмысленном
уничтожении ценных медицинских ресурсов. Но они уверены, что  вам  это  не
удастся.
     - А вы?
     - Боюсь, что они правы. Но мы  попытаемся.  Вот,  Хеннеси  собирается
зачитать обвинение. Вы сможете изобразить негодование и обиду?
     - Конечно.
     - Хорошо.
     Прокурор читал обвинение; его голос, исходящий из-под тонких  светлых
усов, звучал точно глас судьбы. Уоррен Льюис Ноулз выглядел  негодующим  и
обиженным. Но больше он себя уже таковым не чувствовал. Он совершил  нечто
такое, за что стоило умереть.
     Причиной всему были банки органов. При хороших врачах  и  достаточном
притоке материалов в банки органов любой налогоплательщик может  надеяться
прожить неограниченную жизнь. Кто станет голосовать против  вечной  жизни?
Смертная казнь была для гражданина бессмертием, и он голосовал за смертную
казнь за любое преступление.
     Льюис Ноулз нанес ответный удар.
     - Государство  утверждает,  что  упомянутый  Уоррен  Льюис  Ноулз  на
протяжении двух лет преднамеренно проехал в сумме  шесть  раз  на  красный
сигнал светофора. В течение этого же периода тот же Уоррен Ноулз  превысил
местные ограничения скорости не менее десяти раз, причем один раз на целых
пятнадцать миль в час. Карточка у него всегда была плохая.  Мы  представим
свидетельства о его аресте в 2082 году по обвинению в пьянстве за рулем, в
котором он был оправдан только из-за...
     - Протестую!
     - Протест принимается. Раз его оправдали, господин прокурор,  значит,
суд признал его невиновным.

                                ШТИЛЬ В АДУ

     Я прямо-таки чувствовал жар, нависший снаружи. В кабине было  светло,
сухо и прохладно,  едва  ли  не  чересчур  прохладно,  как  в  современном
кабинете в разгар лета. За двумя маленькими оконцами было так  черно,  как
только может быть черно в Солнечной  системе  и  достаточно  жарко,  чтобы
потек свинец, при давлении, равняющемся  давлению  в  трехстах  футах  под
поверхностью океана.
     -  Вон  там  рыба,  -  сказал  я,  просто,  чтобы   как-то   нарушить
однообразие.
     - И как же она приготовлена?
     - Трудно сказать. Кажется, за ней оставался след из  хлебных  крошек.
Не зажаренная ли? Представь себе только, Эрик! Жареная медуза.
     Эрик звучно вздохнул.
     - Это обязательно?
     - Обязательно. Это единственный способ увидеть что-нибудь  стоящее  в
этом... этом... Супе? Тумане? Кипящем кленовом сиропе?
     - Опаляющем мертвом штиле.
     - Верно.
     - Кто-то выдумал эту фразу, когда я был  еще  ребенком,  сразу  после
известий  от  зонда  "Маринер-II".  Бесконечный  опаляющий  черный  штиль,
горячий, как печь для обжига,  прикрытый  достаточно  толстой  атмосферой,
чтобы поверхности не могло достигнуть ни одно дуновение ветерка и ни самой
малости света.
     Я вздрогнул.
     - Какая сейчас температура снаружи?
     - Тебе лучше не знать. У тебя слишком богатое воображение, Почемучка.
     - Ничего, я справлюсь, док.
     - Шестьсот двадцать градусов.
     - С этим, док, мне не справиться!
     То  была  Венера,   Планета   любви,   любимица   писателей-фантастов
тридцатилетней давности. Наш корабль висел под баком водородного  топлива,
перенесшего нас  с  Земли  на  Венеру,  на  высоте  двадцати  миль,  почти
неподвижный в сиропообразном воздухе. Бак,  теперь  почти  пустой,  служил
отличным воздушным шаром. Он будет удерживать нас во взвешенном  состоянии
до тех пор, пока давление внутри будет уравновешивать внешнее. Делом Эрика
было регулировать давление в  баке,  управляя  температурой  газообразного
водорода. Мы брали пробы воздуха через  каждые  десять  минут  погружения,
начиная с трехсот миль, и регистрировали  температуру  воздуха  через  еще
более короткие промежутки времени, и  еще  мы  выпускали  небольшой  зонд.
Данные, полученные нами на месте, всего лишь подтверждали  в  деталях  то,
что мы и раньше знали о самой горячей планете в Солнечной системе.
     - Температура только что поднялась до  шестисот  тридцати,  -  сказал
Эрик. - Ну, ты уже кончил скулить?
     - Пока да.
     - Отлично. Пристегнись. Мы отчаливаем.
     - Какой денек славный для героев! - я  принялся  распутывать  паутину
ремней над своим креслом.
     - Мы же выполнили все, зачем сюда явились. Разве не так?
     - Я разве спорю? Ну, я пристегнулся.
     - Ага.
     Я знал, почему ему не  хочется  уходить.  Я  и  сам  краешком  сердца
чувствовал то же самое. Мы потратили четыре месяца, добираясь  до  Венеры,
чтобы провести неделю, обращаясь вокруг нее и меньше двух дней  в  верхних
слоях атмосферы, а это казалось ужасной растратой времени.
     Но он что-то копался.
     - В чем дело, Эрик?
     - Тебе лучше не знать.
     Он не шутил. Голос у него был механический, не по-людски  монотонный,
значит, он не прилагал  добавочного  усилия,  чтобы  вложить  интонацию  в
звучание  его  голосовых  аппаратов.  Только  жестокое  потрясение   могло
принудить его к этому.
     - Я с этим справлюсь, - сказал я.
     - Хорошо. Я не чувствую турбореактивных двигателей.  Ощущение  такое,
будто вкатили анестезию позвоночного столба.
     Весь холодок в кабине, сколько его там было, вошел в меня.
     - Проверь, не сможешь ли ты  посылать  двигательные  импульсы  другим
путем. Можешь испытать двигатели наугад, не чувствуя их.
     - Хорошо.  -  И,  долю  секунды  спустя:  -  Не  выходит.  Ничего  не
получается. Хотя мысль была неплохая.
     Съежившись в кресле, я пытался придумать, что бы сказать. На  ум  мне
пришло только:
     - Что ж, приятно было с тобой познакомиться, Эрик. Мне нравилось быть
половиной экипажа, да и сейчас нравится.
     -  Сантименты  оставь  на  потом.  Давай,   начинай   проверять   мою
принадлежность. Прямо сейчас, и тщательней.
     Я проглотил свои комментарии и направился к дверке в  передней  стене
кабины. Пол у меня под ногами мягко покачивался.
     За квадратной дверкой четырех футов  в  поперечнике  находился  Эрик.
Центральная нервная система Эрика, с головным мозгом  наверху  и  спинным,
свернутым для большей  компактности  в  свободную  спираль,  в  прозрачном
вместилище из стекла и  губчатого  пластика.  Сотни  проволочек  со  всего
корабля вели к стеклянным стенкам, где присоединялись к избранным  нервам,
разбегавшимся, словно паутина электросети от центральной нервной спирали и
жировой защитной мембраны.
     В космосе нет места калекам, и не зовите калекой Эрика,  так  как  он
этого не любит. Он в  некотором  роде  идеальный  космонавт.  Его  система
жизнеобеспечения весит вполовину меньше моей и занимает в  двенадцать  раз
меньше места.  Зато  остальные  его  "протезы"  составляют  большую  часть
корабля.  Турбодвигатели  были  подсоединены  к  последней  паре   нервных
стволов, той, что управляла когда-то движением его ног,  а  десятки  более
тонких нервов в этих стволах ощущали  и  регулировали  топливное  питание,
температуру двигателей, дифференциальное  ускорение,  ширину  всасывающего
отверстия и ритм вспышек.
     Эти связи оказались нетронутыми. Я проверил  их  четырьмя  различными
способами и не нашел ни малейшей причины, отчего бы им не работать.
     - Проверь остальные, - сказал Эрик.
     Потребовалось добрых два часа, чтобы проверить связи в каждом нервном
стволе. Все они были целыми. Кровяной насос усердно пыхтел и жидкость была
достаточно обогащена, что нейтрализовало мысль о  возможности  "засыпания"
турбонервов от недостатка питания или кислорода.  Так  как  лаборатория  -
один из подсобных "протезов" Эрика, я дал ему проанализировать  его  кровь
на содержание сахара, исходя из возможности, что "печень" отбилась от  рук
и производит какую-либо иную форму  сахара.  Заключение  было  ужасным.  С
Эриком все было в порядке - внутри кабины.
     - Эрик, ты здоровей меня.
     - Да уж, могу сказать. Ты вроде беспокоишься,  сынок,  и  я  тебя  не
виню. Теперь тебе придется выйти наружу.
     - Знаю. Давай-ка раскопаем скафандр.
     Он находился в шкафчике  с  аварийными  инструментами  -  специальный
венерианский скафандр, который вовсе не предполагалось использовать.  НАСА
предназначало его для применения на уровне венерианской почвы.  Потом  они
не захотели разрешить  кораблю  опускаться  ниже  двадцати  миль,  пока  о
планете не узнают побольше. Скафандр  представлял  собой  сегментированный
панцирь. Я смотрел, как его испытывали в Калифорнийском технологическом  в
боксе при высоком давлении и температуре и  знал,  что  сочленения  теряют
подвижность через пять часов и обретают ее  вновь  только  когда  скафандр
остынет. Теперь я открыл шкафчик,  вытащил  оттуда  скафандр  за  плечи  и
держал его перед собой. Казалось, он тоже смотрит на меня в ответ.
     - Ты по-прежнему не чувствуешь двигателей?
     - Ни даже боли.
     Я принялся натягивать скафандр, часть за частью, словно средневековые
доспехи. Потом мне пришло в голову нечто еще.
     - Мы на высоте двадцати миль. Ты намерен просить, чтобы я исполнил на
корпусе акробатический трюк?
     - Нет! Об этом и не думай. Нам попросту придется спуститься.
     Предполагалось, что  высота  подъема  на  баке-воздушном  шаре  будет
постоянной до самого отбытия. Когда  подойдет  время,  Эрик  мог  добиться
добавочного подъема, подогрев водород чтобы увеличить  давление,  а  потом
открыв клапан и выпустив излишек газа.  Конечно,  ему  пришлось  бы  очень
внимательно следить, чтобы давление  в  баке  оставалось  выше  наружного,
иначе в него бы ворвался венерианский воздух и корабль бы упал. Это,  само
собой, было бы несчастье.
     Так  что  Эрик  понизил  в  баке  температуру,  открыл  клапан  и  мы
отправились вниз.
     - Конечно, тут есть одна загвоздка, - сказал Эрик.
     - Знаю.
     - Корабль выносил давление на высоте двадцати миль. На  уровне  почвы
оно будет в шесть раз выше.
     - Знаю.
     Мы падали  быстро;  кабина  наклонилась  вперед,  так  как  сзади  ее
тормозили стабилизаторы. Температура  постепенно  росла.  Давление  быстро
поднималось. Я сидел у оконца и ничего не видел, ничего, кроме черноты, но
все равно сидел и ждал, когда же треснет окно. НАСА  отказалось  позволить
кораблю опуститься ниже двадцати миль...
     Эрик сказал:
     - Бак в порядке, и  корабль,  по-моему,  тоже.  Но  вот  выдержит  ли
кабина?
     - И знать этого не хочу.
     - Десять миль.
     В пятистах милях над нами,  недостижимый,  оставался  атомный  ионный
двигатель, который должен доставить нас домой. На одной химической  ракете
нам до него не добраться. Ракета предназначалась для  использования  после
того, как воздух станет слишком разреженным для турбин.
     - Четыре мили. Нужно снова открыть клапан.
     Корабль вздрогнул.
     - Я вижу землю, - сказал Эрик.
     Я ее не видел. Эрик поймал меня на том, что я таращу глаза, и сказал:
     - Забудь об этом.  Я-то  пользуюсь  инфракрасным,  и  то  деталей  не
различаю.
     - Нет ли больших, туманных болот с жуткими, ужасающими  чудовищами  и
растениями-людоедами?
     - Все, что я вижу - голая горячая грязь.
     Но мы уже почти опустились, а трещин в кабине все не было. Мои шейные
и плечевые мускулы расслабились. Я отвернулся  от  окна.  Пока  мы  падали
сквозь ядовитый, все уплотняющийся воздух, прошло несколько часов.  Я  уже
надел большую часть скафандра.  Теперь  я  привинчивал  шлем  и  трехпалые
перчатки.
     - Пристегнись, - сказал Эрик. Я так и сделал.
     Мы  мягко  ударились  о  землю.  Корабль   чуть   наклонился,   снова
выпрямился, ударился  о  землю  еще  раз.  И  еще;  зубы  мои  стучали,  а
закованное в панцирь тело перекатывалось в изорванной паутине.  "Черт",  -
пробормотал Эрик. Я слышал доносящееся сверху шипение. Эрик сказал:
     - Не знаю, как мы подымемся обратно.
     Я тоже не знал. Корабль ударился посильней и остановился, а я встал и
направился к шлюзу.
     - Удачи, - сказал Эрик. - Не оставайся снаружи  слишком  долго.  -  Я
помахал рукой в сторону его  кабинки.  Температура  снаружи  была  семьсот
тридцать.
     Наружная дверь открылась.  Охлаждающий  узел  моего  скафандра  издал
жалобный писк. С пустыми ведрами в обеих руках и  со  включенным  головным
фонарем, освещающим дорогу в черном мраке, я шагнул на правое крыло.
     Мой скафандр потрескивал и ужимался под действием высокого  давления,
и я постоял на крыле, выжидая, пока он  перестанет.  Было  почти  как  под
водой. Луч нашлемного фонаря, достаточно широкий, проникал не дальше,  чем
на сто футов. Воздух не  может  быть  таким  непрозрачным,  независимо  от
плотности. Он, должно быть, полон  пыли  или  крошечных  капелек  какой-то
жидкости.
     Крыло убегало назад, точно  острая,  как  нож,  подножка  автомобиля,
расширяясь  к  хвосту  и  переходя   в   стабилизатор.   Позади   фюзеляжа
стабилизаторы  соединялись.  На  конце  каждого  стабилизатора  находилась
турбина - длинный фигурный цилиндр с  атомным  двигателем  внутри.  Он  не
должен быть горячим, так как им еще не пользовались, но на всякий случай я
все-таки прихватил счетчик.
     Я прикрепил к крылу линь и соскользнул на землю. Раз уж мы все  равно
здесь... Почва оказалась сухой красноватой грязью, рассыпающейся  и  такой
пористой, что напоминала губку.  Лава,  изъеденная  кислотами?  При  таком
давлении и  температуре  коррозии  подвержено  почти  все  что  угодно.  Я
зачерпнул одно ведро с поверхности,  а  второе  -  из-под  первого,  потом
вскарабкался по линю и оставил ведра на крыле.
     Крыло было ужасно скользкое. Мне приходилось пользоваться  магнитными
подошвами, чтобы не упасть. Я прошелся взад-вперед  вдоль  двухсотфутового
корпуса корабля, производя поверхностный осмотр. Ни крыло, ни  фюзеляж  не
носили признаков повреждения. Почему бы  и  нет?  Если  метеорит  или  еще
что-нибудь перебило контакты Эрика с  его  чувствительными  окончаниями  в
турбинах, то какое-то повреждение  или  свидетельство  должно  быть  и  на
поверхности.
     И тут, почти внезапно, я понял, что есть и альтернативное решение.
     Подозрение было еще слишком туманным, чтобы оформить его в словах,  и
к тому же мне следовало еще закончить проверку. Очень трудно будет сказать
об этом Эрику, если я окажусь прав.
     В крыле были устроены четыре проверочные панели, хорошо защищенные от
жара, бывающего при вхождении в  атмосферу.  Одна  находилась  на  полпути
назад, на фюзеляже, под нижним  краем  бака-дирижабля,  присоединенного  к
фюзеляжу таким образом, что корабль спереди выглядел, как дельфин. Еще две
находились в  хвостовой  части  стабилизатора,  а  четвертая  -  на  самой
турбине. Все они держались на утопленных в  корпус  болтах,  открывавшихся
силовой отверткой, и выходили на узлы электрической системы корабля.
     Ни под одной из панелей ничто не было смещено.  Соединяя  и  размыкая
контакты  и  справляясь  по  реакциям  Эрика,   я   установил,   что   его
чувствительность прекращалась где-то между второй и  третьей  контрольными
панелями.  Та  же  история  была  и  на  левом  крыле.   Никаких   внешних
повреждений, ничего неисправного в соединениях. Я снова спустился на землю
и не торопясь прошелся вдоль каждого крыла, направив луч головного  фонаря
вверх. Снизу тоже никаких повреждений.
     Я подобрал ведра и ушел внутрь.

     - Выяснять отношения? - Эрик был удивлен. -  Не  странное  ли  сейчас
время затевать споры? Оставь это на полет  в  космосе.  Там  у  нас  будет
четыре месяца, в которые больше нечем заняться.
     - Это не  терпит  отлагательств.  Прежде  всего,  не  заметил  ли  ты
чего-нибудь, что от меня ускользнуло? - Он наблюдал за всем, что я видел и
делал, через телеглаз, установленный в шлеме.
     - Нет. Я бы дал знать.
     - Отлично. А теперь слушай. Поломка  в  твоих  цепях  не  внутренняя,
потому что ты чувствуешь все  до  второй  контрольной  панели.  Она  и  не
внешняя, потому что нет никаких свидетельств повреждения или хотя бы пятен
коррозии. Значит, неисправность может быть лишь в одном месте.
     - Давай дальше.
     - Остается также  еще  загадка  -  почему  у  тебя  парализовало  обе
турбины. Отчего бы им сломаться одновременно? На корабле  есть  лишь  одно
место, где их цепи соединяются.
     - Что? Ах да, понимаю. Они соединяются через меня.
     - Теперь давай предположим на минуту, что неисправная  деталь  -  это
ты. Ты не механическая деталь, Эрик. Если с тобой что-то  произошло,  дело
не в медицине. Это было первое,  что  мы  проверили.  Но  это  может  быть
связано с психологией.
     - Очень приятно узнать, что ты считаешь меня человеком. Так  у  меня,
значит, шарики поехали, так?
     - Слегка. Я думаю, у тебя случай того, что называют  триггерной,  или
курковой анестезией. Солдат, который слишком часто убивает,  обнаруживает,
что его правый указательный палец или даже вся ладонь онемела, словно  они
больше ему не принадлежат. Твое замечание, что я не считаю  тебя  машиной,
Эрик, имеет большое значение. Я думаю, в  этом-то  все  дело.  Ты  никогда
по-настоящему не верил, что всякая часть корабля -  это  часть  тебя.  Это
разумно, потому что это правда. Каждый раз, когда корабль  переустраивают,
ты получаешь новый  набор  частей  и  правильно,  что  ты  не  думаешь  об
изменении модели, как о серии  ампутаций.  -  Эту  речь  я  отрепетировал,
постаравшись все выразить так, чтобы Эрику оставалось только поверить мне.
Теперь я понял, что она должна была звучать фальшиво. - Но теперь ты зашел
слишком далеко. Подсознательно ты  перестал  верить,  что  можешь  ощущать
турбины частью себя, как это было задумано. Поэтому ты и убедил себя,  что
ничего не чувствуешь.
     Когда моя заготовленная речь кончилась и ничего  больше  не  осталось
сказать, я замолчал и принялся ждать взрыва.
     - Ты рассудил неплохо, - сказал Эрик.
     Я был поражен.
     - Ты согласен?
     - Этого я не говорил. Ты сплел элегантную теорию, но мне нужно время,
чтобы ее обдумать. Что нам делать, если она верна?
     - Ну... не знаю. Просто ты должен излечиться.
     - Хорошо. А вот моя идея. Я полагаю, что ты выдумал эту теорию, чтобы
сложить с себя ответственность за возвращение живыми домой. Она взваливает
всю проблему на мои плечи, фигурально выражаясь.
     - Ох, что за...
     - Заткнись. Я не говорил, что ты не прав. Это  был  бы  беспредметный
спор. Нам нужно время, чтобы обо всем подумать.
     Только когда уже пора было выключать свет, четыре часа  спустя,  Эрик
вернулся к этой теме.
     -  Почемучка,  окажи  услугу.  Вообрази  на  время,  что   все   наши
неприятности вызваны чем-то механическим. А я представлю,  что  они  имеют
психосоматическую природу.
     - Это вроде бы разумно.
     -  Это  разумно.  Так  вот,  что  ты   можешь   сделать,   если   они
психосоматические? И что могу сделать я, если они механические?  Я  же  не
могу обойти себя кругом и проверить. Лучше каждому из нас держаться  того,
что он знает.
     - Решено. - Я выключил его на ночь и лег спать.
     Но не заснул.
     При выключенном свете было, как снаружи. Я его опять  включил.  Эрика
это не разбудит. Эрик никогда не спит, как  обычные  люди,  потому  что  в
крови у него не накапливаются токсины усталости,  и  он  бы  свихнулся  от
непрерывного бодрствования, не будь в него  вмонтирована  в  области  коры
пластинка русского стимулятора сна. При включенном стимуляторе корабль мог
взорваться, а Эрик не проснулся бы. Но я  глупо  себя  почувствовал  из-за
того, что боялся темноты.
     Пока темнота оставалась снаружи, все было нормально.
     Но здесь не  должно  быть  темно.  Темнота  вторглась  в  мозг  моего
напарника. Так как блоки химического контроля предохраняли его от  безумия
химического происхождения, вроде шизофрении, мы  и  предполагали,  что  он
всегда будет нормален. Но какой "протез" предохранит его  от  собственного
воображения, от его же сдвинувшегося здравого смысла?
     Я не мог исполнить свою часть соглашения. Я знал, что я прав. Но  что
я мог тут поделать?
     Поразительно, насколько все ясно задним числом. Я точно видел, в  чем
была наша ошибка, моя, и Эрика, и сотен  людей,  построивших  его  систему
жизнеобеспечения после аварии. От Эрика тогда не  осталось  ничего,  кроме
нетронутой центральной нервной системы и никаких  желез,  кроме  гипофиза.
"Мы отрегулируем состав его крови, - говорили они, -  и  он  всегда  будет
спокоен, хладнокровен и собран. У Эрика - никакой паники!"
     Я знал девчонку, у которой отец лет сорока пяти угодил  в  несчастный
случай. Он со своим братом, дядюшкой той девицы,  отправился  на  рыбалку.
Домой они возвращались в доску пьяные и этот мужик ехал верхом на  капоте,
а его брат  вел.  Потом  брат  резко  затормозил.  Наш  герой  оставил  на
украшении капота пару важных желез.
     Единственным изменением в  его  половой  жизни  было,  что  его  жена
перестала бояться поздней  беременности.  Уж  очень  у  него  хорошо  были
развиты привычки.
     Эрику не нужны были адреналиновые железы, чтобы бояться  смерти.  Его
эмоциональные реакции установились задолго до того дня, как  он  попытался
посадить лунник, не имея радара. Он  ухватится  за  любой  предлог,  чтобы
поверить, будто  я  починил  какую-то  неисправность  в  его  двигательных
связях.
     Но он будет рассчитывать, что я это сделаю.
     Атмосфера  жала  на  окна.  Я  нехотя  потянулся  кончиками   пальцев
выключить кварцевый свет. Я не ощущал давления, но оно  было,  неизбежное,
как прилив, размалывающий скалы в песок. Долго  ли  будет  сдерживать  его
кабина?
     Если нас держит здесь какая-нибудь поломка, то как я мог не найти ее?
Может быть, она не оставила следа на поверхности обоих крыльев.  Но  каким
образом?
     Ну и ситуация.
     Две сигареты спустя я встал и взял ведра для проб.  Они  были  пусты,
инопланетная грязь сохранялась в безопасности в ином месте. Я наполнил  их
водой и поставил в холодильник, включив его на 40 градусов  по  абсолютной
шкале, потом выключил свет и вернулся в постель.

     Утро было чернее легких курильщика. Что Венере  по-настоящему  нужно,
философствовал я, лежа на спине, это потерять девяносто  девять  процентов
воздуха. при этом бы  у  нее  осталось  чуть  больше  половины  количества
воздуха на земле, что достаточно снизит парниковый эффект,  чтобы  сделать
температуру пригодной для жизни. Понизить тяготение Венеры почти до  нуля,
и это произойдет само собой.
     Вся распроклятая Вселенная ждет, когда же мы откроем антигравитацию.
     - С утречком, - сказал Эрик. - Придумал что-нибудь?
     - Да, - я выкатился с постели. - А  сейчас  не  приставай  ко  мне  с
вопросами. Я все объясню попутно.
     - Не позавтракав?
     - Пока да.
     Часть за частью я натянул скафандр  -  в  точности,  как  джентльмены
короля Артура, и отправился  за  ведрами  только  надев  перчатки.  Лед  в
морозильнике охладился чуть ли не до абсолютного нуля.
     - Вот два ведра обычного льда, - сказал я, приподымая их. - А  теперь
выпускай меня.
     - Стоило бы придержать тебя здесь,  пока  не  заговоришь,  -  заметил
Эрик. Но дверь отворилась и я вышел на крыло. Отвинчивая панель номер  два
по правой стороне, я продолжал говорить.
     - Эрик,  задумайся  на  минутку  об  испытаниях,  которым  подвергают
очеловечиваемый  корабль   прежде,   чем   ввести   человека   в   систему
жизнеобеспечения. Каждую часть испытывают отдельно и в соединении со  всем
остальным. Однако если что-то не работает, то оно или сломалось, или же не
было достаточно проверено. Верно?
     - Разумно, - он ничем не выказал своих чувств.
     - Ну так вот, никакой поломки ничто не вызывало. Не  только  в  шкуре
корабля нет никакой бреши, но никакая случайность не могла  повредить  обе
турбины сразу. Так что чего-то недопроверили.
     Я снял панель. Лед там, где он касался поверхности стеклянных  ведер,
понемножку закипал. Голубые льдины  кексообразной  формы  потрескивали  от
внутреннего давления. Я  опрокинул  одно  ведро  в  мешанину  проводков  и
соединений и раздробил лед, чтобы крышке хватило места закрыться.
     - Вот я прошлой ночью придумал кое-что,  чего  не  проверяли.  Каждая
часть корабля прошла испытание на давление  и  жару  в  особом  боксе,  но
корабль, как целое, как блок, проверить было нельзя. Он слишком велик. - Я
обошел корабль и открыл панель номер три на левом  крыле.  Оставшийся  лед
наполовину уже превратился в воду и начал дробиться;  я  выплеснул  его  и
закрыл панель. - Твои цепи перекрыты жаром или давлением,  или  же  тем  и
другим вместе. Давления мне не устранить, но я остудил льдом эти реле. Дай
мне знать, к  которой  турбине  раньше  вернется  чувствительность,  и  мы
узнаем, какая контрольная панель нам нужна.
     - Почемучка. Тебе не приходило в  голову,  что  холодная  вода  может
сделать с раскаленным металлом?
     - Он может лопнуть. Тогда ты утратишь управление турбинами,  которого
и сейчас нет.
     - Хм. Очко в твою пользу, напарничек.  Но  я  по-прежнему  ничего  не
чувствую.
     Я вернулся к шлюзу, помахивая пустыми ведрами и размышляя,  нагреются
ли они настолько, чтобы расплавиться. Могли бы, но я не так  долго  пробыл
снаружи. Я снял скафандр и снова наполнял ведра, когда Эрик сказал:
     - Я чувствую правую турбину.
     - До какой степени чувствуешь? Полностью управляема?
     - Нет,  температуры  не  чувствую.  О,  вот  она  пошла.  Получилось,
Почемучка.
     Мой вздох облегчения был искренним.
     Я снова поставил ведра в холодильник. Мы, конечно,  хотели  отбыть  с
холодными реле. Вода остывала минут, может, двадцать, когда Эрик сообщил:
     - Ощущение исчезло.
     - Что?
     -  Ощущение  пропало.  Не  чувство  температуры,  а  контроль  подачи
топлива. Холод слишком быстро пропадает.
     - Уф! А теперь как?
     - Да не хочется  тебе  говорить.  Я  почти  готов  предоставить  тебе
вычислить это самому.
     Так я и сделал.
     - Мы подымемся по возможности выше на подъемном баке, а потом я выйду
на крыло с ведрами льда в обеих руках...
     Нам пришлось поднять температуру в баке почти до восьмисот  градусов,
чтобы превозмочь давление, но после того подъем  шел  неплохо.  до  высоты
шестнадцати миль. Это заняло три часа.
     - Выше нам не забраться, - сказал Эрик. - Ты готов?
     Я пошел за льдом. Эрик видел меня, отвечать не  было  надобности.  Он
открыл мне шлюз.
     Может быть, я  чувствовал  страх,  или  панику,  или  решимость,  или
готовность к самопожертвованию - но на самом деле ничего этого не было.  Я
вышел, словно движущийся зомби.
     Магниты у меня были включены на полную мощность. Ощущение было такое,
словно я иду по неглубокому слою смолы. Воздух был густой, хоть и не такой
плотный, как внизу. Я прошел, следуя за лучом головного  фонаря  к  панели
номер два, открыл ее, вывалил лед и отбросил ведро далеко  и  высоко.  Лед
упал одним куском. Закрыть панель я  не  мог.  Я  оставил  ее  открытой  и
поспешил на другое крыло. Второе ведро было наполнено битыми обломками;  я
их высыпал и закрыл левую панель номер два, а  назад  вернулся  с  пустыми
руками.  По-прежнему  во  всех  направлениях  простиралось   нечто   вроде
преддверия ада, за исключением того места, где луч фонаря прорезал во тьме
тоннель, и ногам моим  становилось  жарко.  Я  закрыл  правую  панель,  на
которой кипела вода, и боком вернулся вдоль корпуса к шлюзу.
     - Войди и пристегнись, - сказал Эрик. - Поторапливайся!
     - Надо снять скафандр. - Руки  у  меня  начинали  дрожать,  наступала
реакция. Я не мог справиться с зажимами.
     - Нет, не надо. Если мы стартуем теперь  же,  то,  может,  и  попадем
домой. Оставь скафандр в покое и садись.
     Я так и сделал. Стоило мне  затянуть  свои  хитросплетения,  взревели
турбины. Корабль чуть задрожал, а потом рванулся вперед и мы  выскользнули
из-под  бака-дирижабля.  По  мере  того,  как  турбины  набирали   рабочую
скорость, давление усиливалось. Эрик выдавал все, что мог.  Это  причинило
бы неудобства даже без металлического скафандра. Со  скафандром  это  было
пыткой. Кресло мое от него загорелось, но  я  не  мог  набрать  достаточно
воздуху, чтобы это сказать. Мы мчались почти вертикально вверх.
     Мы двигались уже двадцать минут, когда корабль  вдруг  дернулся,  как
гальванизированная лягушка.
     - Турбина отключилась, - спокойно сообщил Эрик. - Пойду на другой.  -
Корабль вильнул - отстрелилась выбывшая из строя турбина. Теперь он летел,
как подраненный пингвин, но продолжал ускоряться.
     Одна минута... две...
     Заглохла вторая турбина. Словно мы въехали в патоку.  Эрик  отстрелил
турбину и давление прекратилось. Я смог говорить.
     - Эрик.
     - Что?
     - Нет ли валерьянки?
     - Что? А, понимаю. Скафандр жмет?
     - Конечно.
     - Живи так. Дым спустим попозже. Я собираюсь немного попарить в  этой
гуще, но когда я включу ракету, это будет страшно. Без пощады.
     - Нам удастся выбраться?
     - По-моему, да. Мы близки к тому.
     Сначала ледяным холодом влилось в душу облегчение. Потом гнев.
     - Больше нигде нет необъяснимого онемения? - спросил я.
     - Нет. А что?
     - Если появится, ты проверишь и скажешь мне, идет?
     - У тебя что-то есть на уме?
     - Забудь. - Я больше не сердился.
     - Черт меня возьми, если забуду. Ты же отлично знаешь, что  это  были
механические неполадки, болван. Ты же сам их починил!
     - Нет. Я тебя убедил, что я должен их починить. Надо  было,  чтоб  ты
поверил - турбины должны опять заработать. Я тебя вылечил, сотворив  чудо,
Эрик. Просто я надеюсь, что мне не придется выдумывать для тебя все  новые
плацебо на обратном пути.
     - Ты так считал и все-таки вышел на крыло на высоте шестнадцати миль?
- В механизмах Эрика что-то хрюкнуло. -  У  тебя  желудок  вместо  мозгов,
Коротышка.
     Я не ответил.
     - Ставлю пять  тысяч,  что  неисправность  была  механическая.  Пусть
решают механики после нашего приземления.
     - Идет.
     - Включаю ракету. Два, один...
     Ракета включилась, вдавив меня в металлический скафандр. Дымные языки
пламени лизали кресло возле моих ушей, выписывая копотью черные  узоры  на
зеленом металлическом потолке, но застилающая мне взгляд  розоватая  дымка
не имела отношения к огню.

     Человек в толстых  очках  развернул  схему  венерианского  корабля  и
потыкал коротким пальцем в хвостовую часть крыла.
     - Вот примерно здесь, - сказал он. - Наружное  давление  сжало  канал
провода как раз в такой степени, что провод больше не  мог  сгибаться.  Он
вынужден был вести себя так, как если бы был жестким, понимаете? А  потом,
когда металл расширился от тепла, вот эти контакты сместились и разошлись.
     - Я полагаю, конструкция обоих крыльев одинакова?
     Он посмотрел на меня с удивлением.
     - Ну разумеется.
     Я оставил в груде Эриковой почты чек на 5000  долларов  и  улетел  на
самолете в Бразилию. Как он меня отыскал, мне никогда не узнать,  но  этим
утром пришла телеграмма:
     ПОЧЕМУЧКА ВЕРНИСЬ Я ВСЕ ПРОСТИЛ МОЗГ ДОНОВАНА
     Пожалуй, я так и сделаю.

                                 ДЫРЯВЫЙ

     Когда-нибудь Марс перестанет существовать.
     Эндрю Лир говорит, что все начнется со внезапных толчков  и  кончится
очень быстро, всего через пару часов или, в крайнем  случае,  через  день.
Пожалуй, он прав. Поскольку вина в этом будет только его. Но  Лир  говорит
еще, что пока до этого дойдет, могут пройти годы, а то и столетия.
     Потому-то мы и остались. Лир и  мы  все.  Остались  исследовать  базу
инопланетников, стараясь раскрыть их тайны, в то время  как  наша  планета
постепенно выедается изнутри. Недурственная причина, чтобы человека мучили
кошмары!
     Вообще-то, это Лир нашел базу инопланетян.
     Мы дотащились до  Марса:  четырнадцать  человек,  запертых  в  отсеке
жизнеобеспечения  -  тесном  шишковидном  наросте  на  носу  корабля   под
названием "Персиваль Ловелл". Неспешно покружили по орбите, уточняя  карты
планеты и отыскивая что-нибудь пропущенное летавшими  в  течение  тридцати
лет "Маринерами".
     Между прочим, прямой нашей задачей было нанесение на карту  масконов.
Это концентраты масс, которых в свое  время  достаточно  много  нашли  под
поверхностью лунных морей. Появлялись  они  в  результате  столкновений  с
астероидами - огромными каменными обломками, падающими с неба и ударяющими
о поверхность планеты с энергией тысяч ядерных бомб.  Марс  на  протяжении
четырех миллиардов лет не раз попадал в  пояс  астероидов.  Поэтому  здесь
масконов должно быть гораздо больше, и лучше выраженных, чем на Луне. Если
это так, то они обязательно должны были влиять на орбиту нашего корабля.
     Эндрю  Лир  трудился  без  отдыха,  внимательно  следя  за  дрожащими
стрелками самописцев на регистрирующей ленте. Вокруг  "Персиваля  Ловелла"
летал зонд с аппаратурой. В его тонком корпусе скрывался простой прибор  -
уравновешенный  двуплечий  рычаг,  Челночный  Детектор   Массы,   дрожание
которого и регистрировали самописцы на борту "Персиваля".
     В одном месте самописцы начали чертить  странную  кривую.  Кто-нибудь
другой не обратил бы на это внимания и просто  подрегулировал  бы  прибор,
чтобы ее убрать. Но  Эндрю  Лир  заинтересовался.  Он  подумал  немного  и
приказал зонду задержаться над этим  местом.  На  ленте  возникла  обычная
зеленая синусоида. Лир сорвался со  стула  и  бегом  бросился  к  капитану
Шильдеру.
     Бегом? Скорее, это походило на "вплавь". Лир  подтягивался,  хватаясь
за поручни, отталкивался ногами, а потом вытянутыми  вперед  руками  резко
тормозил. Когда человек спешит, такой способ передвижения ни  к  черту  не
годится. К тому же нельзя забывать, что Лир был сорокалетним астрофизиком,
который в своей жизни очень мало занимался работой, требующей значительных
физических усилий.
     Добравшись, наконец, до отсека управления, он был настолько  измучен,
что не мог выдавить из себя ни звука.
     Шильдер, выглядевший чуть ли не геркулесом, терпеливо ждал, глядя  на
ученого со снисходительностью сильного  человека,  пока  тот  хватал  ртом
воздух. Он уже давно считал  астрофизика  чудиком.  И  теперь  слова  Лира
только подтвердили его предположения.
     - Сигналы, посланные гравитационным лучом?  Доктор  Лир,  попрошу  не
забивать мне голову вашими дурацкими домыслами. Я занят.  Точнее,  все  мы
заняты.
     Некоторые мысли Лира были занятными. "Генераторы  гравитации,  черные
дыры". Он считал, что нужно искать  сферы  Дайсона  -  звезды,  окруженные
искусственной оболочкой. Он  говорил,  что  масса  и  инерция  -  это  две
совершенно разные вещи, что можно найти способ  устранить  инерцию  и  это
приведет к тому, что корабли начнут двигаться со скоростью света.  Он  был
мечтателем с широко раскрытыми  глазами  и,  как  каждый  мечтатель,  имел
склонность частенько уклоняться от темы.
     - Вы не понимаете, - сказал он Шильдеру. -  Гравитационное  излучение
очень  трудно  перекрыть  электромагнитными  волнами.   А   модулированные
гравитационные  волны  очень  легко  обнаружить.  Развитые   галактические
цивилизации могли бы вступить в контакт именно на  гравитационных  волнах.
Некоторые из них могли бы даже моделировать пульсары  -  изменяя  вращение
нейтронных звезд. Кстати, именно из-за этого и провалился проект  "Озз"  -
искали ведь сигналы только в электромагнитном спектре.
     - Хорошо объясняете! -  рассмеялся  Шильдер.  -  Допустим,  что  ваши
приятели пользуются нейтронными звездами для пересылки информации. Но  как
это нас касается?
     - Но, извините меня, а это? - Лир  протянул  ленту  из  регистратора,
оторванную минуту назад. - Я считаю, что мы должны садиться только  в  том
месте, где это было зарегистрировано.
     - Но вы же знаете, что мы должны  садиться  в  районе  другого  моря.
Посадочный модуль уже  готов  и  только  ждет  отправки.  Доктор  Лир,  мы
потратили четыре  дня  на  составление  подробной  карты  этого  моря.  Он
плоский. Имеет  зелено-бронзовую  окраску.  Через  месяц,  когда  наступит
весна, вы убедитесь, что это мхи и ни что иное.
     Лир держал ленту перед собой, как щит.
     - Сэр, прошу вас сделать еще хотя бы один оборот.
     Шильдер широко улыбнулся и благосклонно кивнул.  Может,  его  убедили
синусоиды на ленте, а может и нет. Возможно,  он  не  хотел  обижать  Лира
перед экипажем. Как бы там ни было, во время полета над тем же местом было
обнаружено маленькое круглое сооружение.  А  Лиров  указатель  масс  снова
начертил синусоиду.
     Инопланетян не было.  На  протяжении  нескольких  первых  месяцев  мы
каждую минуту ждали их возвращения. Аппаратура базы  работала  исправно  и
без ошибок, работала с таким совершенством,  будто  ее  хозяева  вышли  на
минуту и вот-вот должны вернуться. Сама база походила на  высокий,  в  два
этажа противень, перевернутый вверх дном и окон не имела.  Наполняющий  ее
воздух был пригоден для дыхания и напоминал по составу  земной  на  высоте
около трех миль, правда, кислорода было немного  больше.  Атмосфера  Марса
была более разреженной и ядовитой. Следовательно, они прилетели с какой-то
другой планеты.
     Стены  выглядели  грубыми,  наклонялись  вовнутрь  и   поддерживались
внутренним давлением. Довольно низкий потолок тоже  удерживался  давлением
воздуха. Внешне потолок, как и стены, казался сделанным  из  расплавленной
марсианской пыли. Оборудование работало, осветители горели красным  огнем,
внутри поддерживалась постоянная температура в  десять  градусов  Цельсия.
Почти неделю мы не могли найти выключателей, скрытых за рифлеными плитками
стен. Климатическая установка, пока мы не научились ею управлять, посылала
нам порывистые ветры. Из того, что они оставили, мы могли делать выводы  и
обсуждать их.
     Вероятнее всего, они прилетели с планеты немного меньшей, чем  Земля,
вращающейся на небольшом  расстоянии  вокруг  красного  карлика.  Находясь
настолько близко, чтобы получать достаточное количество тепла, их  планета
должна была купаться освещенным  полушарием  в  красном  свете  и  бешеных
ветрах, рождающихся на границе дня и ночи. Им, очевидно,  было  неизвестно
желание уединения. Единственными дверьми на базе были двери шлюза.  Второй
этаж отделялся от первого шестиугольной металлической  решеткой,  так  что
находящиеся сверху не были скрыты от взглядов пребывавших  внизу.  Спальня
представляла  собой  натянутый  от  стены  к  стене  пластмассовый  мешок,
наполненный  ртутью.  Все  помещения   были   очень   тесными   и   плотно
заставленными аппаратурой и  мебелью.  Причем  стояло  все  это  настолько
близко друг к другу, что случись тревога, обитатели станции вынуждены были
бы поотбивать себе колени и локти, буде таковые у них имелись. Потолки  на
обоих этажах нависали так низко, что  вынуждали  нас  ходить  пригнувшись.
Инопланетники были ниже  людей,  но  их  лавки  прекрасно  нам  подходили.
Мыслили, однако, они, конечно, иначе - их психика  не  требовала  большого
жизненного пространства.
     Жить на корабле уже опротивело, а существование  на  базе  пришельцев
вызывало постоянное чувство клаустрофобии.  Иногда  искры  хватало,  чтобы
человек перестал собой владеть.
     Двое из нас не смогли приспособиться к создавшейся ситуации.

     Лир и Шильдер были словно  выходцы  с  разных  планет.  Для  Шильдера
система была обязательной. Он не принимал во  внимание  никакие  протесты.
Именно  Шильдер  ввел  во  время  долгого  перелета  многочасовые  занятия
гимнастикой и никому не позволял их пропускать. А мы даже и  не  пытались.
Ну и отлично. Эти упражнения поддерживали в нас  жизнь.  Это  была  не  та
гимнастика, которой мы  все  занимаемся  при  нормальном  тяготении  чтобы
размять  кости.  Спустя  месяц  пребывания  на  Марсе,   Шильдер   остался
единственным, кто  ходил  по  базе  полностью  одетым.  Некоторые  из  нас
объясняли это его гордостью и, может быть,  были  правы,  но  первым,  кто
расстался со своей рубашкой, был Лир. Шильдер очень аккуратно стирал  свои
вещи, выжимая их так, чтобы не осталось ни капли воды, а потом  равномерно
раскладывая их для просушки. На Земле привычки Эндрю Лира были  не  более,
чем чертой характера. Он часто терял носки,  предварительно  их  распоров.
Чем-нибудь  увлекшись,  он   откладывал   все   свои   бытовые   дела   на
неопределенное время. Помоги  боже  хозяйке,  убиравшей  его  кабинет!  Он
никогда не мог ничего найти. Он был гениален, но невыносим.  Привычки  его
могли  бы  измениться  только  на  виселице,  где  человек  в   мельчайших
подробностях вспоминает проведенную жизнь. Отправка на  Марс  могла  стать
тем,  на  что  он  мог  бы  опереться.   Жаль,   потому   что   отсутствие
систематичности и аккуратности в космосе может стоит жизни.
     В скафандре не больно-то забудешь застегнуть ширинку!
     Через месяц  после  посадки  Шильдер  поймал  Лира  именно  на  этом.
"Ширинка" в вакуумном скафандре - это специальная трубка из мягкой резины,
надеваемая на член. Трубка ведет к пузырю, снабженному пружинным  зажимом.
Чтобы  воспользоваться  приспособлением,  нужно   открыть   зажим.   После
отправления нужды зажим закрывается и открывается наружная защелка,  через
которую пузырь и  опорожняется.  Подобная  конструкция  существует  и  для
женщин, но там применяется катетер, который для мужчин  неприемлем.  Скажу
только, что конструкции еще далеко до совершенства и что нужно  еще  много
работать, чтобы  она  стала  более  или  менее  надежна.  Нехорошо,  когда
половине человечества угрожает лишиться того, ради чего она существует.
     Лир совершал  долгую  прогулку.  Глазел  на  марсианский  ландшафт  -
равнину под фиолетовым небом, над которой постоянно висела дымка оранжевой
пыли.  Лир  нуждался  в  пространстве.   Целый   час   он   провозился   с
коммуникатором пришельцев в помещении, где потолок был  слишком  низок,  а
все остальное грозило задеть его костлявые ребра.
     Возвращаясь с прогулки, он встретил выходившего Шильдера. Тот обратил
внимание, что внешняя  застежка  "ширинки"  открыта.  Лир  пробыл  снаружи
несколько часов,  и  если  бы  он  попробовал  помочиться,  его  ждала  бы
мгновенная смерть.
     Мы так и не узнали, о чем они говорили там, снаружи. Так  или  иначе,
Лир ворвался в помещение базы, покраснев до ушей, бормоча что-то себе  под
нос. Он ни с кем не заговаривал. Психологи НАСА не должны были пускать  их
вместе на такую маленькую планету.  Но  должно  быть,  среди  них  нашелся
чересчур умный специалист. Пусть же это останется на его совести!
     Конечно,  рассматривались  кандидатуры  многих   таких   же   знающих
астрофизиков, как и Лир, но  все  они  были  намного  старше.  Шильдер  же
налетал в космосе тысячи часов и был одним из первых людей на Луне.
     Среди всего остального,  пришельцы  оставили  на  станции  работающий
коммуникатор. Судя по  огромным  столбам-подпоркам,  он  дьявольски  много
весил. Это был огромный механизм, настолько большой, что  строители  базы,
скорее всего, собрали сначала его, а потом  уже  начали  возводить  стены.
Благодаря этому у Лира было около квадратного метра площади,  где  он  мог
свободно стоять, выпрямившись во весь рост.
     Но даже он не знал, зачем коммуникатору находиться  на  втором  этаже
базы. Этот механизм мог посылать сигналы хоть вниз,  сквозь  всю  планету.
Лир убедился в этом, когда изучал его. Он передавал информацию при  помощи
азбуки Морзе на Детектор Массы на борту "Персиваля Ловелла", находившегося
в это время по другую сторону Марса. Лир установил как-то  Детектор  Массы
рядом с коммуникатором  на  хорошо  закрепленной  платформе,  не  боящейся
вибрации. Детектор вычертил  волны  с  настолько  острыми  вершинами,  что
некоторым из нас показалось, будто они чувствуют  исходящее  из  механизма
гравитационное излучение.
     Лир был влюблен в этот аппарат.
     Он не приходил обедать. А  если  приходил,  то  пожирал  еду,  словно
оголодавший волк.
     - Там внутри расположена тяжелая точечная масса, - рассказывал он нам
с набитым ртом через два месяца после  посадки.  -  Эту  массу  заставляет
вибрировать электромагнитное поле. Смотрите, - он  выдавил  из  тюбика  на
стол приправу и начал рисовать пальцем, макая его в пасту. Головы  сидящих
повернулись в его сторону. - Возникающие гравитационные волны очень слабы,
так как масса очень большая и амплитуда почти не отличается от нуля.
     - Что это за точечная масса? - спросил кто-то из  нас.  -  Нейтронная
материя? Как в ядре звезды?
     Лир покачал головой и запихал в рот следующий кусок хлеба.
     - Нейтронное вещество  такого  размера  было  бы  нестабильно.  Я  бы
сказал, что это больше всего похоже на квантовую  черную  дыру.  Хотя  как
измерить ее массу, я не знаю.
     - Квантовая черная дыра? - изумились мы.
     Лир с довольной миной кивнул.
     - Можно считать, что мне повезло. А ведь я был против полета на Марс,
считал, что на такие деньги можно исследовать целую кучу астероидов. -  Он
встал из-за стола, ударившись головой о потолок, отодвинул поднос и  пошел
заниматься своими делами.

     В тот самый день, как Лир оставил защелку в своем скафандре открытой,
Шильдер наложил на него взыскание. Лир ценил  одиночество  этих  прогулок,
вот они и кончились. Шильдер представил ему список людей,  с  которыми  он
мог выходить наружу - шесть человек, на которых  Шильдер  мог  положиться.
Разумеется, это были люди с высокой самодисциплиной, менее  всех  склонные
симпатизировать образу жизни Лира. С таким же  успехом  он  мог  попросить
самого Шильдера с ним прогуляться.
     Поэтому он больше никуда не ходил. Теперь мы все хорошо знали, где он
находится. Как-то  я  остановился  под  ним,  наблюдая  сквозь  решетчатое
перекрытие.  Он   закончил   демонтаж   защитной   оболочки,   покрывающей
гравитационный генератор.  То,  что  из-под  него  показалось,  напоминало
немного кусок компьютера, немного электромагнитную катушку,  а  квадратная
таблица с кнопками  могла  бы  быть  инопланетной  пишущей  машинкой.  Лир
старался определить порядок подключений, не снимая  изоляции  с  проводов,
применяя для этого датчик магнитной индукции.
     - Как дела? - спросил я.
     - Так себе, - ответил он. - Очень  мешает  изоляция,  а  я  боюсь  ее
снимать. Трудно себе представить, какая огромная  энергия  течет  по  этим
проводам, так они хорошо  экранированы.  -  Он  улыбнулся  мне  сверху.  -
Хочешь, кое-что покажу?
     Я с готовностью кивнул.
     Он переключил что-то над темно-серой круглой панелью.
     - Это микрофон. У меня ушло довольно много времени, чтобы его  найти.
- Затем, отключив микрофон, он  оторвал  ленту  с  регистратора  Детектора
Массы и показал мне на ней плавные синусоиды. - Смотри,  это  звуки  моего
голоса, наложенные на гравитационные  волны.  Они  не  исчезнут,  пока  не
достигнут края Вселенной.
     - Лир, ты говорил в столовой о квантованных  черных  дырах.  Что  это
все-таки такое?
     - Гм-м. Видишь ли, прежде всего это черная дыра.
     - Ясно, - кивнул я. Лир нас просветил еще во время полета.
     Когда не очень массивная  звезда  исчерпывает  ядерное  топливо,  она
сжимается, превращаясь в белого карлика. Звезда величиной с  Солнце  может
сжаться до десяти миль в диаметре и будет состоять из плотно прижатых друг
к другу нейтронов - самого плотного вещества во вселенной.  Но  гигантские
звезды меняются не  совсем  так.  Когда  такая  звезда  состарится,  когда
царящие у  нее  внутри  давления  газов  и  излучения  делаются  настолько
слабыми,  что  удержать  силы  гравитации  становится  невозможно,  звезда
начинает проваливаться внутрь себя, пока гравитация не втиснет ее в  сферу
Шварцшильда и она не исчезнет из нашей вселенной.  Что  происходит  с  ней
дальше, нам неизвестно. Сфера Шварцшильда - это граница, сквозь которую не
проходит ничто, даже свет. Звезда  перестает  существовать,  но  масса  ее
превращается в дыру в пространстве, являющуюся, возможно, воротами в  иную
Вселенную. Черную  дыру  может  оставить  после  себя  только  сжимающаяся
звезда, - говорил нам Лир. Могут существовать даже целые черные галактики.
И никакого другого способа образования черных дыр нет.
     - Почему?
     - В настоящее время считается, что только умирающие звезды могут дать
жизнь черным дырам, но вполне вероятно, что было время, когда черные  дыры
образовывались в нашем измерении и из других источников. Вполне  возможно,
что этот процесс происходил во время Большого Взрыва, давшего жизнь  нашей
вселенной. Силы,  высвободившиеся  во  время  взрыва,  могли  в  некоторых
областях втиснуть  материю  в  сферу  Шварцшильда.  То,  что  после  этого
остается, и называется квантованными черными дырами.
     И тут  я  услышал  у  себя  за  спиной  характерный  смешок  капитана
Шильдера. От Лира его заслонял угол коммуникатора, а я не услышал, как  он
подошел.
     - Нельзя ли поконкретней? - спросил, усмехаясь, Шильдер. - Какие  они
по размерам, эти ваши черные дыры? В руку ее можно взять, Лир?
     - В ней можно пропасть, - ответил Лир.
     - Черная дыра с массой Земли имела бы в диаметре один дюйм.
     - Нет, я говорю о дырах с массой 10 в пятнадцатой степени грамм,  как
та,  что  вполне  может  находиться  в  центре  Солнца...  -  начал   было
астрофизик.
     - Э... э... э... - капитан задергался в припадке смеха.
     Лир старался, как мог. Он не любил, когда над ним потешались,  но  не
знал, как с этим покончить.
     - Взять дыру с массой 10 в семнадцатой степени грамм и диаметром в 10
в минус четырнадцатой степени дюймов, - пояснил он. - В нее бы вошло всего
несколько атомов.
     - Да? Ну, вот и хорошо. По  крайней  мере,  знаешь,  где  ее  искать.
Осталось за ней только  сбегать.  Ну  так  как?  -  Шильдер  вопросительно
посмотрел на ученого.
     Лир, пытаясь не уронить достоинства, кивнул.
     - Квантованные черные дыры могут находиться на астероидах.  Небольшой
астероид легко может притянуть квантованную черную дыру.
     - Вот теперь мне все ясно! - осклабился капитан.
     - Да. Нам нужно только исследовать астероиды Детектором  Массы.  Если
масса хоть одного астероида окажется больше  расчетной,  то,  отбуксировав
его в сторону, мы обнаружим оставшуюся на его месте черную дыру.
     - Нужно иметь очень маленькие глазки, чтобы разглядеть такую дырочку,
мой мальчик, - потешался Шильдер. - И что бы ты с ней делал?
     - Ее можно использовать для передачи на гравитационных волнах. Думаю,
что здесь, - Лир похлопал по  коммуникатору,  -  как  раз  находится  одна
такая.
     - Ясно, - протянул Шильдер и отошел, посмеиваясь.

     Через неделю никто на  базе  не  называл  Лира  иначе,  как  Дырявый.
Подразумевалось, что вместо головы у него черная дыра.
     Это было не особенно смешно, особенно, когда сам Лир узнал  об  этом.
Велико разнообразие Вселенной... но в устах Шильдера рассказ Лира о черной
дыре в шкатулке звучал весело и язвительно.
     Прошу вас понять  правильно:  Шильдер  понимал  все,  о  чем  говорил
астрофизик. Он отнюдь не был таким придурком, какого перед ним разыгрывал,
просто-напросто он считал Лира чудаком. Остальные члены экипажа  не  могли
себе позволить издеваться над ним, не отдавая себе отчета в  том,  чем  он
занимается.
     Тем временем работа подвигалась вперед.
     Поблизости от базы были  обнаружены  озера  марсианской  пыли,  этого
похожего на жидкость вещества, липкого, как  масло,  глубиной  по  колено.
Бродить по этим озерцам было безопасно, но тяжело и мы избегали  этого.  В
один из дней Брас бродил по ближайшему озерцу и вдруг начал шарить в  пыли
руками, пытаясь что-то схватить. Как он потом рассказывал, ему показалось,
будто его что-то коснулось. Через минуту он  вышел  на  берег  с  каким-то
предметом, похожим на пластиковый мешок.
     Пришельцы устроили там нечто вроде помойной ямы.
     Анализ найденных материалов  не  дал  ничего.  Они  были  практически
неуничтожаемы. Мы, правда, узнали  немного  об  организме  инопланетников,
обнаружив остатки их пищи. В  этих  мешках  находилось  немало  химических
составляющих протоплазмы, но наш биохимик Аровей не обнаружил  там  следов
ДНК.
     - Ничего удивительного, - заметил он. - Должны существовать и  другие
гигантские органические молекулы, служащие для генетического кодирования.
     Пришельцы оставили после себя тонны записей. Мы не могли расшифровать
их азбуку, но со всем вниманием относились к фотографиям и рисункам.
     Многое на них было нам знакомо.
     Пришельцы исследовали Землю во время первого ледникового периода. Как
жаль, что ни один из нас не был антропологом. Мы даже не знали, что  самое
ценное из всех материалов по нашей планете. Все, что смогли, мы  пересняли
и отправили на борт корабля.
     Одно стало ясно: пришельцы покинули базу очень давно, оставив  ее  на
ходу, со включенным коммуникатором, рассылающим  гравитационные  волны  во
все стороны.
     Для кого? Для нас? Или для кого-то другого?
     Имелась  альтернатива:  что  база  была  выключена  лет   так   тысяч
шестьдесят,  а  потом  включилась,  как  только  заметила   наш   корабль,
приближающийся к Марсу. Но Лир в это не верил.
     - Если бы коммуникатор был  выключен,  то  в  нем  бы  не  было  этой
точечной массы, - говорил он. - Чтобы ее удержать,  электромагнитное  поле
должно действовать непрерывно. Эта  масса  меньше  атома,  она  бы  упала,
пронизав всю планету насквозь.
     Значит,  все  системы  базы  вот  уже  неисчислимые   годы   работают
безотказно! Что  же  это  могло  значить?  Мы  проследили  ход  кабелей  и
убедились, что блок питания находится под базой,  под  несколькими  ярдами
марсианской поверхности. Дальше этих исследований дело не пошло. Нам очень
не хотелось перерезать хотя бы один силовой кабель.
     Источник энергии, вероятнее всего, был геотермального типа - глубокая
шахта, достигающая ядра планеты. Может  быть,  пришельцы  пробили  ее  для
извлечения проб? А потом использовали, как генератор  энергии,  работающий
на разнице температур между ядром и поверхностью.
     Лир  некоторое  время  занимался  исследованием  путей,  по   которым
двигалась энергия внутри  коммуникатора.  Он  раскрыл  способ  образования
несущей  волны.  Сейчас  масса,  если  только  там  была  какая-то  масса,
находилась в покое. Детектор вместо синусоиды с острыми  вершинами  чертил
ровную линию.
     Мы не готовы были пользоваться этим богатством. Наше снаряжение  было
рассчитано на исследование  Марса,  а  не  цивилизации  из  иной  звездной
системы. Но Лир был исключением. Он плавал в  своей  стихии  и  лишь  одно
отравляло ему счастье.

     Я услышал голоса, а через миг увидал их.
     Кричал Лир.
     Шильдер  молчал.  Через  некоторое  время  он  заговорил,   заговорил
достаточно громко, но не  закричал.  В  его  голосе  сквозила  неприкрытая
насмешка. Он стоял, уперев руки в бедра и, задрав вверх голову, глядел  на
Лира, оскалив белые зубы.
     Они как раз закончили разговор. Мгновение оба не двигались. Потом Лир
что-то буркнул, обернувшись к коммуникатору и нажал одну из клавиш на том,
что могло быть пишущей машинкой пришельцев.
     На лице Шильдера появилось удивление.  Он  провел  рукой  по  правому
бедру и поднес к лицу окровавленную  ладонь.  Несколько  секунд  он  ее  с
недоумением разглядывал, потом посмотрел вверх, на  Лира,  хотел,  видимо,
его о чем-то спросить, но вместо этого медленно осел на пол. Я подбежал  к
нему, опустил на нем брюки и перевязал платком кровоточащую рану. Она была
небольшая, но тело над ней выглядело как бы разрезанным.  Я  наклонился  к
нему, так как Шильдер  пытался  что-то  сказать.  Глаза  его  были  широко
открыты. Он закашлялся и на губах у него выступила кровавая пена.
     Как мы могли ему помочь, понятия не имея, что  случилось?  На  правом
плече пострадавшего проступила кровь и, разорвав  рубашку,  мы  обнаружили
там крохотную дырочку.
     Прибежал врач, но было уже поздно. Шильдер умер.  Вскрытие  показало,
что раны на бедре и плече соединены тонким  сквозным  каналом,  проходящим
сквозь легкое, желудок и кишечник, а также берцовую кость.  Я  бросился  к
коммуникатору и, ползая под ним по полу, нашел то, что искал  -  маленькое
отверстие, забившееся пылью.
     - Я совершил ошибку,  -  ответил  на  наши  вопросы  Лир.  -  Мне  не
следовало даже трогать ту машинку. Это пульт  управления  электромагнитным
полем, удерживавшем на месте эту  массу.  Как  только  поле  исчезло,  она
просто-напросто упала. А капитан случайно оказался на ее пути. Она  прошла
сквозь него навылет, не задержавшись ни на  мгновение.  Допустим,  что  ее
масса была 10 в  четырнадцатой  степени  грамм,  отсюда  следует,  что  ее
диаметр может быть равен одной миллионной ангстрема,  что  немного  меньше
диаметра  атома.  Сама  по  себе  квантованная  черная  дырочка  не  могла
причинить много неприятностей. Все дело в силах  тяготения,  вызванных  ее
движением.
     Ничего удивительного нет в том, что убийца нашел жертву!
     - Убийство? - Лир пожал плечами. - Шильдер, да и вы  все  не  верили,
что там черная дыра. - Он засмеялся. - Можете вы себе представить, что это
был бы за  процесс?  Представьте  себе  прокурора,  пытающегося  объяснить
присяжным, что такое квантованная  черная  дыра.  Потом  он  должен  будет
объяснить, для чего она, и что  она  свободно  может  пронзить  всю  толщу
Марса! И потом,  наконец,  ему  придется  растолковать,  как  это  что-то,
меньшее, чем атом, могло причинить этакие неприятности!
     Неужели Лир не понимал, как это опасно? Разве он  не  знал,  с  какой
огромной массой имеет дело? - спрашивали мы его.
     Но астрофизик только разводил руками.
     - Господа, - говорил он. - Тут в дело вступает больше переменных, чем
одна только масса. К примеру, напряжение поля. Можно было бы оценить массу
дыры, исходя из силы, необходимой для удержания ее  внутри  коммуникатора,
но кто из вас склонен допустить, что пришельцы калибровали  свои  шкалы  в
метрической системе?
     Должны же быть какие-то предохранители на случай отключения  поля?  -
спрашивали мы его.
     Лир только разводил руками и говорил, что,  видимо,  он  их  нечаянно
отключил.
     - Наверное,  это  произошло  случайно,  -  повторял  он,  манипулируя
клавишами коммуникатора. - Может быть, нам удастся вернуть ее назад?
     Но ничего сделать не удалось. Это происшествие оказалось необратимым.
Нельзя  было  надеяться  на  присяжных,  которых  прокурору  наверняка  не
убедить. Ведь говорить об истинных причинах случившегося  было  бы  просто
смешно.
     Я бы мог повторить последние слова Шильдера, если бы меня  попросили,
но мог и не говорить...
     В конце концов я только сказал Лиру:
     - Все к черту! Нам не выйти целыми из этой аферы. Кстати, что  же  ты
теперь будешь исследовать? Единственная черная дыра во вселенной, и ты  ее
потерял!
     Лир нахмурился.
     - Ты прав, но только отчасти. Я уже узнал о ней  все,  что  хотел.  Я
замерил колебания, пока она  была  еще  там,  потом  измерил  массу  всего
прибора  Детектором  Массы.  Теперь,  когда  ее  уже  нет,  я  легко  могу
определить ее массу, замерив массу пустого  коммуникатора.  И  сейчас  уже
можно, раскрав аппарат, посмотреть, что там находится внутри, узнать,  как
ею, этой дырой, управляли. Проклятье, как  бы  мне  хотелось  снова  стать
шестилетним мальчишкой!
     - Что такое? Зачем?
     -  Понимаешь  ли...  Мне  не  хватает  времени,  чтобы  увидеть   все
последствия этого поступка. Математика  не  самый  лучший  инструмент  для
этого. Через несколько лет между Землей и Юпитером образуется черная дыра.
Она будет большой и ее не составит труда исследовать. Я думаю,  это  может
произойти лет через сорок.
     Когда я понял, о чем  он  говорит,  то  не  знал,  смеяться  мне  или
плакать.
     - Лир, но она такая маленькая!
     - Вспомни, что она поглощает все, что к ней приблизится. Ядро  здесь,
электрон там... она не ждет, пока атомы сами  упадут  в  нее.  Гравитация,
излучаемая ею, огромна и она мечется внутри планеты, каждый раз пронзая ее
ядро и поглощая материю. Чем больше она сожрет, тем больше  становится.  С
течением времени ее масса все растет. В конце концов она поглотит Марс.  И
будет иметь к тому времени диаметр чуть  меньше  миллиметра.  Этого  будет
достаточно, чтобы подробно ее исследовать.
     - А это не может произойти на протяжении тринадцати месяцев?
     - До нашего отлета? Гм-м... - взгляд Лира стал рассеянным. - Не знаю.
Я должен буду над этим еще подумать. Математика для этого не самый  лучший
инструмент...

                               РЕЛИКТ ИМПЕРИИ

     Когда появился корабль, доктор  Ричард  Эйшель-Манн  находился  среди
растений, порхая над ними на  поясе-подъемнике.  Он  завис  над  одним  из
растений, с собственническим интересом разглядывая необычное пятно  в  его
желтоватой листве. Вот это уже скоро созреет.
     Этот   любитель-натуралист   был   высоким   и   худым   как   палка;
аристократическую голову его украшала  щетка  коротко  остриженных  медных
волос и борода неправильной формы. Над его правым ухом  проходила  светлая
полоса и по белому же пятну находилось с  каждой  стороны  подбородка,  на
одном из них помещалась навощенная прядь. Когда голова поворачивалась  под
двойным солнечным светом, пятна непрерывно меняли окраску.
     Манн взял из сероватого пятна на листве пробу ткани,  упаковал  ее  и
двинулся дальше...
     Корабль упал с неба, словно  метеорит,  перечеркнув  голубовато-белой
полоской тусклое красное свечение Большой  Миры.  Высоко  над  головой  он
затормозил и начал описывать круги и  блуждать,  как  пьяный,  после  чего
опустился на равнину возле  принадлежавшего  Манну  "Исследователя".  Манн
пронаблюдал за посадкой, а затем  прервал  свою  шмелиную  деятельность  и
направился приветствовать новоприбывших. он был поражен таким совпадением.
Насколько ему было известно, его корабль  был  первым,  приземлившимся  на
этой планете. Компанию получить было неплохо... но что  кому  бы  ни  было
могло здесь понадобиться?
     Пока он парил обратно, успела зайти Малая  Мира.  Дальний  край  моря
полыхнул белым - и крошечного бело-голубого карлика не стало.  Тени  резко
изменили форму и мир окрасился в красное. Манн снял розовые защитные очки.
Большая Мира была еще высоко, градусов шестьдесят  над  горизонтом,  и  до
второго заката оставалось часа два.
     Пришелец был огромен -  толстый  тупорылый  цилиндр  раз  в  двадцать
больше "Исследователя". Он казался старым -  не  поврежденным  и  даже  не
потрепанным, а просто  неопределенно  старым.  НОс  его  пока  бал  плотно
сомкнут, жилой пузырь втянут, если только у него вообще был жилой  пузырь.
Поблизости ничего  не  двигалось.  должно  быть,  они  ожидают,  когда  он
поприветствует их, прежде чем высадиться.
     Манн снизился к пришельцу.
     Станнер поразил его в нескольких сотнях футов от земли.  Без  боли  и
без звука все мышцы Манна превратились в дряблое желе. В полном сознании и
совершенной беспомощности он продолжал пикировать к земле.
     Навстречу ему  из  необычно  большого  люка  пришельца  вылетели  три
фигуры. Они подхватили его,  не  допустив  удара  о  землю.  Перекинувшись
веселыми замечаниями на неизвестном Манну языке, они отбуксировали его  на
равнину.
     Человек за  письменным  столом  был  обряжен  в  фуражку  капитана  и
любезную улыбку.
     - Наш запас веринола ограничен, - произнес он на  торговом  языке.  -
Если мне придется воспользоваться им, я так и сделаю,но предпочел  бы  его
поберечь. Вы, может быть, слышали, что у  него  есть  неприятные  побочные
эффекты.
     - Я вас очень хорошо понял, - ответил Манн. - Вы воспользуетесь им  в
тот момент, когда вам покажется, что вы меня поймали на лжи. - Так как  до
сих пор ему не ввели этого вещества,  он  решил  что  это  блеф.  У  этого
человека нет веринола, если вообще есть на свете такая штука как веринол.
     Но тем не менее положение  его  оставалось  чертовски  трудным.  Этот
подлатанный древний корабль несет в себе не менее  дюжины  человек,  тогда
как сам Манн серьезно сомневается, сможет ли он хотя бы  встать.  Действие
оружия еще не совсем прошло.
     Его пленитель одобрительно кивнул. Он был массивным  и  квадратным  -
почти карикатура на человека  с  планеты  с  большой  силой  тяжести  -  с
мускулами крупными и гладкими, как у слона. Ясно, как день -  джинксианин.
Из-за его размеров и без того крошечный корабельный кабинет  казался  едва
ли больше гроба. Вряд ли он так  нуждался  в  капитанской  фуражке,  чтобы
команда выполняла его приказы. С виду он был способен  продырявить  пинком
корабельную обшивку или поучить манерам вооруженного кзина.
     - Вы быстро соображаете, - сказал он. - Это хорошо. Я  буду  задавать
вопросы о вас и об  этой  планете.  Вы  будете  давать  правдивые,  полные
ответы. Если какой-нибудь из моих вопросов окажется слишком нескромным, то
так и скажите, но помните, что если  я  останусь  не  удовлетворен,  то  я
применю веринол. Сколько вам лет?
     - Сто пятьдесят четыре.
     - На вид вы гораздо старше.
     - Пару десятков лет я был лишен укрепсредства.
     - Не повезло вам. Планета происхождения?
     - Чудестран.
     - Я так и подумал по вашему сложению. Имя?
     - Доктор Ричард Богат Эйшель-Манн.
     - Богат Эй, стало быть? Вы и вправду богаты?
     Джинксианина хлебом не корми, а дай покаламбурить.
     - Нет. Но разбогатею, когда сделаю себе имя и напишу книгу об Империи
Рабовладельцев.
     - Будь по вашему. Женаты?
     - Несколько раз. На сегодняшний день - нет.
     - Послушайте-ка, Богат Эй, я не могу сообщить вам  своего  настоящего
имени, но вы можете называть меня Капитаном Киддом. Что у вас за борода?
     - Вы никогда не видели асимметрической бороды?
     - Нет, хвала Пыльным Демонам. Похоже, что вы сбрили себе  все  волосы
книзу от пробора и все, что росло у вас на лице слева от чего-то  похожего
на захудалую эспаньолку. Так оно было, надо полагать?
     - В точности так.
     - Ну, так вы это сделали с какой-то целью.
     - Не насмехайтесь надо мной, Капитан Кидд.
     - Уяснил. На Чудестране они в моде?
     Доктор Манн непроизвольно заговорил с меньшей уклончивостью.
     - Только среди тех, кто хочет потратить время и силы, чтобы содержать
ее  в  порядке.  -  Он,  с  опять-таки  бессознательным   самодовольством,
подкрутил единственную навощенную прядь бороды справа от  подбородка.  Это
была единственная прямая прядь на  его  лице  -  остальная  часть  бороды,
коротко постриженная, курчавилась - и произрастала она на одном из светлых
пятен. Манн гордился своей бородой.
     - На вид она едва ли стоит того, - заметил джинксианин.  -  Я  думаю,
это доказывает, что вы принадлежите к праздному классу. Что вы делаете  на
Мире Кита-Т?
     - Я изучаю один вопрос, касающийся Империи Рабовладельцев.
     - Значит, вы геолог?
     - Нет, ксенобиолог.
     - Не понимаю.
     - Что вам известно о Рабовладельцах?
     - Немногое. Они жили везде по этой части Галактики. В один прекрасный
день порабощенные расы решили, что с них довольно и началась война.  Когда
она кончилась, в живых не осталось никого.
     - Вы знаете очень мало. Полтора миллиарда лет, Капитан -  это  долгое
время. Рабовладельцы оставили свидетельства о своем  существовании  только
двух родов. Это стасис-боксы с их содержимым - в основном, оружием, но так
же находили и записи. И это растения и  животные,  выведенные  на  потребу
Рабовладельцам их рабами-тнуктипами, владевшими биоинженерией.
     - Это-то мне известно! У нас на Джинксе  по  обе  стороны  от  океана
водятся брандашмыги.
     - Брандашмыги, пищевые животные, это особый случая. они  не  способны
мутировать, их хромосомы, толщиной в ваш палец, слишком велики,  чтобы  на
них могла подействовать радиация. А все остальные произведения тнуктипских
инженеров мутировали настолько, что их почти невозможно  признать.  Почти.
Ибо последние двенадцать лет я занимался тем, что разыскивал и распознавал
уцелевшие виды.
     - Похоже, это не слишком приятный способ проводить жизнь.  Богат  Эй.
На этой планете есть животные Рабовладельцев?
     - Не животные - растения. Вы уже были снаружи?
     - Еще нет.
     - Тогда идемте. Я вам покажу.
     Корабль был очень велик. Он, по-видимому,  не  был  оборудован  жилым
пузырем, так что вся система жизнеобеспечения располагалась, должно  быть,
в металлических стенках. Манн прошел перед джинксианином вниз по  длинному
некрашенному коридору к  люку,  выждал,  пока  давление  внутри  несколько
понизилось и спустился на землю на эскалаторе. Он пока не пытался  бежать,
хотя вполне уже пришел в себя. Джинксианин держал себя любезно, но был все
время настороже, придерживая свисавший с пояса лазер-светомет; вокруг  все
время были его люди; пояс-подъемник у Манна отобрали. Ричард Манн  не  был
донкихотом.
     Мир вокруг был красным, очень красным. Они стояли на пыльной равнине,
по  которой  кое-где  были  разбросаны  странного  вида  кусты  с  желтыми
листьями. Ветер гнал по равнине напоминающие перекати-поле  шары,  которые
на второй взгляд оказывались высохшими верхушками  тех  же  самых  кустов.
Никаких других  форм  жизни  не  было  видно.  Большая  Мира  садилась  на
горизонте туманным огненным полукруглым облаком, тусклым ровно на столько,
чтобы можно было смотреть на него не прищуриваясь. На фоне  окровавленного
диска красного гиганта рисовались острые силуэты трех стройных, невероятно
высоких шпилей, сверхъестественно прямых и правильных,  с  яркими  пятнами
желтой растительности вокруг основания. Члены команды джинксианина ходили,
бегали или парили снаружи - некоторые играли в какой-то  импровизированный
вариант догонялок,  некоторые,  пользуясь  тонкими  проволочными  лезвиями
универсальных ножей, срезали несколько кустов.
     - Вот они, - сказал Манн.
     - Кусты?
     - Да. Когда-то они были тнуктипскими фазовыми деревьями. Мы не знаем,
на что они были похожи  первоначально,  но  древние  записи  говорят,  что
Рабовладельцы перестали ими пользоваться  за  несколько  десятков  лет  до
восстания. Могу я спросить, что эти люди делают в моем корабле?
     - Они ничего не украдут, Богат Эй. Я  отправил  их  изъять  некоторые
детали двигателя и системы связи.
     Жилой пузырь "Исследователя", выпущенный из его створчатого носа,  по
размерам  был  больше,  чем  сам  корабль.  Полностью   изолированная   от
окружающей среды, непроницаемая для любых существующих в природе  атмосфер
матерчатая полусфера, поддерживаемая давлением воздуха в надутом состоянии
была  стандартной  чертой   всех   предназначенных   для   жилья   моделей
космического транспорта.  Сейчас  в  ней  видны  были  человеческие  тени,
целенаправленно продвигавшихся и  проникавшие  меж  створок  в  собственно
корабль.
     - Остается надеяться, что они не повредят изъятое.
     - Не повредят. У них есть на это инструкции.
     - Вы, вероятно, не хотите, чтобы я кого-нибудь вызвал, - сказал Манн.
     Он заметил, что экипаж Капитана Кидда вознамерился развести костер их
фазовых кустов. Кусты эти напоминали миниатюрные  деревья  от  четырех  до
шести футов в высоту, прямые и стройные;  ярко-желтая  листва  на  макушке
уплощалась, как головка одуванчика. От низких, покатых гор на  востоке  до
западного моря вся багровая равнина искрилась желтыми точками их  головок.
Люди обрубали головки и корни, а затем стаскивали стебли и  складывали  их
конусом над грудой высохших головок, похожих на перекати-поле.
     - Мы не хотим, чтобы вы вызвали  чудестранскую  полицию,  случись  ей
околачиваться поблизости, разыскивая нас.
     - Я терпеть не могу совать нос в чужие дела, но...
     - Нет-нет, вы имеете право на любопытство. Мы пираты.
     -  Вы,  конечно,  шутите.  Если  вам  удалось  найти  способ  сделать
пиратство самоокупаемым, Капитан Кидд, то вы должны быть достаточно  умны,
чтобы сделать в десять раз большие деньги на бирже.
     - Почему?
     Судя по тону и по довольной улыбке, джинксианин готовился поймать его
на крючок. Отлично - это его отвлечет от фазовых деревьев. Манн ответил:
     - Потому что  поймать  корабль  в  гиперпространстве  НЕВОЗМОЖНО.  Вы
можете пересечь курс корабля только когда он войдет в  обитаемую  систему.
Ну, а в обитаемых системах есть полиция.
     - Я знаю обитаемую систему, где полиции вовсе нет.
     -  Черта  с  два.  Они  более  или  менее  машинально  брели  к  люку
"Исследователя".  Джинксианин  обернулся   и   уставился   в   направлении
мерцающего серпа Большой Миры, напоминающего теперь сильный лесной пожар.
     - Любопытны мне эти шпили.
     - Ну ладно, храните свою маленькую тайну.  А  шпилям  этим  я  и  сам
удивлялся, да покуда не подвернулось случая взглянуть на них как следует.
     - Я думаю, они вас заинтересуют. По-моему,  вид  у  них  явно  как  у
чего-то, сделанного искусственно.
     - Но им на миллиард  лет  меньше,  чем  нужно,  чтобы  быть  изделием
Рабовладельцев.
     - Богат Эй, эти кусты - единственная жизнь на планете?
     - Я больше ничего не видел, - солгал Манн.
     - Тогда эти шпили не могут быть построены местной расой. А я  никогда
не слыхал о расе, владеющей космическими путешествиями, которая  возводила
бы такие громадные монументы.
     - Я тоже. Не посмотреть ли нам на них завтра?
     - Так и сделаем, - Капитан Кидд шагнул в люк  "Исследователя",  нежно
обернув свою огромную ручищу вокруг тонкой талии Манна и втаскивая  своего
пленника за собой. Люк закрылся, и Манн поплелся вслед за джинксианином  в
жилой пузырь, имея впечатление, что тот ему не совсем доверяет.
     ОТЛИЧНО.
     В пузыре было темно. Манн поколебался, прежде чем включить  свет.  Он
видел, как снаружи  с  заметной  скоростью  уменьшается  последний  лоскут
Большой Миры. Он видел и еще кое-что. Перед конусом  костра  опустился  на
колени человек и  по  куче  высохших  головок  пробежал  мерцающий  огонек
пламени.
     Манн включил свет и вид снаружи пропал.
     - Продолжим о пиратстве, - сказал он.
     - Ах, да, - джинксианин нахмурившись опустился в кресло. -  Пиратство
было только конечным результатом. Началось это год назад,  когда  я  нашел
систему кукольников.
     - Систему...
     - Да. Родную систему кукольников.
     Ричард Манн навострил уши. Уроженец Чудестрана, он был любопытен, как
Алиса.
     Кукольники очень  высокоразумны,  травоядны,  и  стары  как  вид.  Их
участие в межзвездных делах началось во времена  человеческого  бронзового
века. И еще они очень трусливы.
     На отважного кукольника не смотрят, как  на  безумца,  только  другие
кукольники. Он и в самом деле безумен, и, как правило, проявляет вторичные
симптомы разрушения психики: депрессию, суицидные наклонности и так далее.
Эти бедные исковерканные  души  легко  распознаются.  Ни  один  нормальный
кукольник  не  станет  переходить  дорогу  с  оживленным   движением,   не
согласится путешествовать  иначе,  как  только  самым  безопасным  из  все
доступных  способов  и  не   будет   сопротивляться   грабителю   -   даже
невооруженному грабителю. Ни один нормальный кукольник не улетит из  своей
родной системы, неважно, в каком направлении, не прихватив  своей  системы
безболезненного самоубийства и не выйдет в чужой мир без охраны -  охраны,
не состоящей из кукольников.
     Местонахождение системы кукольников - это  один  из  самых  заботливо
охраняемых секретов. Другой из них -  приспособления  для  безболезненного
убийства. Невозможно, что это просто какой-то трюк с самовнушением. Как бы
то ни было, он действует безотказно, кукольника невозможно  пытать,  чтобы
заставить его сказать что-либо о родном мире, хотя они  терпеть  не  могут
боли. Это должен быть мир с напоминающими земные климат и температурой - в
разумных пределах - но кроме этого о нем ничего не известно... или не было
известно.
     Манну вдруг захотелось, чтобы они не разжигали костра так уж  быстро.
Он не знал, сколько те будет гореть, пока не займутся  стебли,  а  ему  бы
хотелось узнать побольше об этом предмете.
     - Я нашел ее ровно год тому назад, - повторил джинксианин. - Лучше уж
я не буду говорить вам, чем я занимался до этих пор. Чем меньше вы  будете
знать о том, кто я есть, тем лучше. Но, выбравшись  благополучно  из  этой
системы, я направился прямо домой. Нужно было немного подумать.
     - И вы выбрали пиратство? Почему же не шантаж?
     - Я об этом думал...
     - Еще бы вы не думали! Вы хоть представляете себе, сколько  заплатили
бы кукольники за сохранение тайны?
     - Да. Это меня и остановило. Послушайте-ка Богат Эй,  сколько  бы  вы
потребовали денег зараз?
     - Кругленький миллиард стар плюс гарантию от преследования.
     - Чудесно. А теперь поглядим  на  это  с  точки  зрения  кукольников.
полной гарантии безопасности они за свой  миллиард  не  получат,  так  как
по-прежнему останется возможность, что вы  проболтаетесь.  Зато  если  они
потратят десятую часть этой суммы на оружие, сыщиков, наемных убийц и  так
далее, то запросто на веки заткнут вам рот, а заодно уберут и  всех,  кому
вы могли проболтаться. Я не  сумел  придумать  никакого  способа  получить
деньги и остаться в живых, имея против себя такую потенциальную силу.  Так
что я подумал о пиратстве.
     В дело вошло восемь человек, но  только  я  догадывался,  на  чем  мы
сможем споткнуться. Я посвятил в это остальных. У некоторых  были  друзья,
которым они могли доверять, и таким образом  нас  стало  четырнадцать.  Мы
купили корабль - весьма старый - и подновили его. Может быть, вы заметили,
что это древняя вспомогательная баржа "земля - орбита",  оснащенная  новым
гипердвигателем?
     - Нет. Но я понял, что он старый.
     - Мы рассчитали, что если даже кукольники опознают его, то никогда не
выследят, откуда он взялся. Мы вернулись на нем в  систему  кукольников  и
ждали.
     За  стеной  пузыря  заиграли  огненные  блики.  Теперь  стебли  могут
заняться в любую секунду... Манн попытался расслабиться.
     - Довольно скоро появился корабль. Мы выждали, чтобы он  углубился  в
гравитационной поле системы достаточно глубоко и не  мог  больше  прыгнуть
обратно в  гиперпространство.  Затем  вышли  на  перекрестный  курс.  ОНи,
разумеется, сразу же сдались. Мы вошли к ним в скафандрах,  чтобы  они  не
могли нас описать, даже если сумеют отличить людей друг от друга. Поверите
ли, что у них оказалось шестьсот миллионов стар наличными?
     - Что же, куш недурной. Но что вас подвело?
     - Мой безмозглый экипаж не пожелал уходить.  Мы  рассчитали,  что  на
большей части кораблей, идущих в систему кукольников, должны быть  деньги.
Они  скупердяи,  как  вам  известно.  Трусость  ведь  включает  в  желание
обеспечить себя. А  почти  все  шахты  и  фабрики  расположены  на  других
планетах, где они могут найти рабочую силу. Так что мы дождались  еще  два
корабля - место для денег у  нас  пока  было.  Кукольники  не  посмели  бы
атаковать  нас  в  своей  собственной  системе,  -  Капитан   Кидд   издал
пренебрежительный звук. - Я не могу та уж винить своих людей. В  известной
мере они были правы. Один-единственный корабль с  термоядерным  двигателем
может причинить чертову уйму вреда, попросту повиснув над городом. Так что
мы остались. Между тем кукольники отправили на Землю формальную жалобу.
     Земля терпеть не может тех, кто подрывает  межзвездную  торговлю.  Мы
причинили  кукольника  существенные  убытки,  такие  вещи  могут   вызвать
биржевую катастрофу. Так что Земля предложила им  услуги  все  полицейских
сил в занятой людьми части космоса. НЕ слишком-то честно выглядит, верно?
     - Они устроили облаву. Но ведь явиться за вами не  могли,  так  ведь?
Кукольники не стали бы открывать полиции, как найти их  систему.  Едва  ли
они это сделают, ведь тогда и через тысячу лет останется возможность,  что
какие-нибудь потомки людей на них нападут.
     Джинксианин набрал на пульте автокухни ледяного дайкири.
     - Им пришлось ждать, пока мы уйдем. До сих пор не знаю, как  они  нас
выследили. Возможно, у них есть что-то такое, с  помощью  чего  они  могут
проследить  гравитационные  искажения,   происходящие   от   движение   со
сверхсветовой скоростью. Я бы не посчитал невозможным, что  они  придумали
эту штуку специально для нас. Как бы то ни было, но когда мы направились к
Джинксу, то услыхали, как они передают полиции Нашего Достижения, в  каком
месте мы находимся.
     - Ого.
     - Тогда мы направились к ближайшей двойной звезде. Это  была  не  моя
идея, а Герми Престона. Ему пришло в голову, что мы могли  бы  укрыться  в
ближайшем облаке пыли, скопившейся  в  троянской  точке.  Чем  бы  там  не
пользовались кукольники, вряд ли  они  смогут  нас  обнаружить  в  обычном
пространстве. - Капитан Кидд двумя жадными глотками прикончил напиток.  Он
скомкал  чашку,  пронаблюдал  за  ее  исчезновением  и  набрал  другую.  -
Ближайшей двойной звездой оказалась Мира Кита. Мы не ожидали обнаружить  в
троянской точке планету, но коль скоро она там  оказалась,  мы  решили  ею
воспользоваться.
     - И вот вы здесь.
     - Да.
     - Лучше бы вам было удрать, раз вы нашли способ спрятать корабль.
     - Сначала мы должны разобраться с вами, Богат Эй. Завтра  мы  затопим
"Владыку кукол"  в  океане.  Термоядерный  двигатель  мы  уже  отстрелили.
Подъемники работают от батарей, и засечь их фараоны не смогут.
     - Отлично. Ну, а, скажем, за миллиард стар...
     - Нет,  нет,  Богат  Эй.  Я  вам  не  скажу,  где  находится  планета
кукольников. Думать об этом забудьте. Не  присоединитесь  ли  вы  к  нашей
компании у костра?
     Манн  дрожал  от  напряжения.  _К_а_к_и_м  _о_б_р_а_з_о_м_   фазовики
выдержали так долго? Быстро прикидывая варианты он спросил:
     - У вас автокухня не хуже моей?
     - Похуже, пожалуй. А что?
     - Позвольте мне пригласить вашу группу отобедать, Капитан Кидд.
     Капитан Кидд с усмешкой покачал головой.
     - Недурно было бы, Богат Эй, но я не понимаю приборов на вашей  кухне
и лучше не  буду  вас  искушать.  Вы  бы  могли  неосмотрительно  положить
чего-нибудь...
     БУМ!
     Стенка жилого пузыря прогнулась  и  с  хлопком  вернулась  на  место.
Капитан Кидд выругался и бросился к люку. Манн остался сидеть  неподвижно,
надеясь против всякой логики, что джинксианин забудет о нем.
     БУМ! БУМ! В районе  костра  мелькнули  языки  пламени.  Капитан  Кидд
бешено ударил по кнопке и непрозрачная пластина внутренней двери закрылась
за ним. Манн вскочил на ноги и побежал.
     БУМ! Отдача взрыва ударила Манна по  ушам.  Пузырь  задрожал.  Должно
быть, горящие бревна разлетались во всех направлениях. Шлюз снова открылся
- он был пуст. Где был  джинксианин  -  неизвестно;  наружная  дверь  тоже
непрозрачна. Ну ладно, это работает в обе стороны.
     БУМ!
     Манн пошарил в шлюзовом  шкафчике,  расшвыривая  детали  скафандра  в
поисках пояса-подъемника. Его там не было. Он был ведь на нем; пояс сняли,
когда они подбили его.
     Он застонал - из груди культурного чудестранца вырвался  мучительный,
странный звук. Он _д_о_л_ж_е_н_ вернуть спасательный пояс.
     БУМ-БУМ-БУМ. Вдали кто-то завопил.
     Манн схватил грудно-плечевую  часть  скафандра  и  натянул  на  себя.
Скафандр был жесткий, вакуумный, и в спинную  его  часть  был  вмонтирован
подъемный моторчик. Манн потратил еще секунду на то, чтобы навинтить шлем,
и ткнул кнопку. Оружие искать бесполезно - они забрали даже карманный нож.
     Джинксианин может поджидать снаружи. Он мог уже понять правду.
     Дверь отварилась... Капитан Кидд легко нашелся - бесформенная бегущая
тень и бешеный громовой голос: "Ложитесь,  болваны!  Это  нападение!".  Не
догадался.  Ему  бы  следовало  знать,  что  полиция   Нашего   Достижения
пользуется станнерами.
     Манн включил подъемник на полную мощность.
     Подъемная  сила  подхватила  его  под  мышки.  Стандартные  два  "же"
заставили его кровь прилить к  ногам,  унося  его  в  верх  с  ускорением,
вчетверо  превышающим  гравитацию  Чудестрана.   Внизу   взорвался   ствол
последнего фазовика, Манна качнуло взад-вперед и стало темно и тихо.
     Он установил склонение так, чтобы скользить почти прямо  вперед.  Под
ним проносилась темная земля. Манн летел на северо-восток. За ним никто не
гнался. Пока.
     Люди Капитана Кидда должно быть убиты, ранены  или  по  крайней  мере
оглушены после того, как костер взорвался им в лицо.  Капитан  Кидд,  надо
ожидать,  пустится  в  погоню,  но  джинксианину  его  не   догнать.   Все
подъемники, в общем схожи, а Манн легче джинксианина.
     Манн летел на северо-восток, держась очень низко, так как  знал,  что
единственные элементы ландшафта, достаточно высокие, чтоб он  мог  об  них
разбиться, это пики на западе. Когда он перестал видеть корабельные  огни,
то повернул на юг, по-прежнему на небольшой высоте. За ним все  еще  никто
не гнался. Манн рад был, что прихватил шлем: глаза его  были  защищены  от
ветра.
     Проснулся он на голубой заре.  Небо  было  темно-темно-синим  и  свет
вокруг разливался тусклый, напоминающий  лунный.  Маленькая  Мира  повисла
между двумя горными пиками в виде болезненно яркой точки с острие  булавки
величиной; достаточно яркой, чтобы прожечь дыру в  человеческой  сетчатке.
Манн отвинтил шлем и опустил на глаза розовые очки. Стало еще темнее.
     Он высунул нос из желтого мха. Равнина и небо были  чисты  от  людей.
Пираты, наверное, уже выступили на поиски, но сюда они, должно  быть,  еще
не добрались. Пока что хорошо.
     Вдалеке на равниной горел огонь. Фазовое дерево,  лишенное  корней  и
цветов, быстро  поднималось  в  черное  небо,  удерживаемое  деревянистыми
выступами у основания в ненадежном  аэродинамическом  равновесии.  За  ним
тянулся белый шнур дыма. Когда дым оторвался, дерево стало невидимым... до
тех пор, пока, много выше, е вспухло вдруг белое облачко,  словно  выстрел
из зенитки. Теперь семена будут расплываться по небу.
     Ричард   Манн   улыбнулся.   Поразительно,   как   фазовые    деревья
приспособились  к  утрате  хозяев.   Рабовладельцы   выращивали   обширные
плантации  таких  деревьев,  пользуясь   твердыми   сердечниками-ракетами,
одетыми живой  корой,  чтобы  поднимать  свои  корабли  там,  где  ядерный
двигатель мог бы причинить вред. Но деревья воспользовались  ракетами  для
размножения, распространяя свои семена все шире и шире, чем любое растение
до них.
     Ну что ж... Манн зарылся поглубже в пушистую желтую массу и  принялся
обдумывать следующий шаг. Теперь он был  с  точки  зрения  человечества  в
целом героем.  Он  нанес  существенный  ущерб  пиратскому  экипажу.  Когда
высадится полиция,  он  может  рассчитывать  на  награду  от  кукольников.
Следует ли ему поставить на это или сделать ставку повыше?
     Конечно, груз "Владыки кукол" был немалой ставкой. Но  даже  если  он
сумеет его захватить, что само по себе казалось невероятным,  то  как  его
втиснуть в свой корабль? Как удрать от полиции Нашего Достижения?
     Нет. На уме у Манна была другая ставка, не менее ценная и  бесконечно
более легкая для достижения.
     Чего Капитан Кидд, по-видимому, не понял, это того,  что  шантаж  для
кукольников не аморален. Существуют хорошо  выработанные  правила  ведения
дела, при которых шантаж вполне безопасен, как для шантажиста, так  и  для
жертвы. Два из них - шантажист должен согласиться на стирание части  своей
памяти и передать жертве все улики.  Манн  готов  был  на  это,  сумей  он
заставить Капитана Кидда сказать ему, как найти систему кукольников.
     Но как это сделать?
     Ну, он знает одну вещь, неизвестную джинксианину.
     Малая Мира быстро восходила по  голубой  дуге  -  дырка  в  ад.  Манн
остался там, где был, незначительным пятнышком в желтой растительности под
одним из пиков, замеченных Капитаном Киддом прошлым вечером. Шпиль  был  в
добрых полмили высотой. Искусственное сооружение такого размера показалось
бы непомерно огромным любому, кроме землянина. Манну было не  по  себе  от
того, как они нависали над ним.  По  форме  шпиль  был  ровным  конусом  с
основанием около трехсот футов в поперечнике. Поверхность у основания была
серой и гладкой на ощупь, как полированный гранит.
     Желтая растительность густым, неровным ковром распространилась вокруг
шпиля кругом в полмили диаметром и футов десяти толщиной. Вокруг основания
шпиля этот  слой  подымался,  образуя  толстый,  высокий  "воротник".  При
ближайшем  рассмотрении  слой  этот  даже  не  был  образован   отдельными
растениями. Он казался чем-то средним между мхом и шерстью,  окрашенным  в
кричаще-желтый цвет.
     В нем было удобно прятаться. Не вполне, конечно: теплоискатель выудил
бы его в мгновение ока. Прошлой ночью Манн об это не подумал, а теперь его
это беспокоило. Не стоит ли выйти и попытаться добраться до моря?
     На  корабле  теплоискатель  есть  наверняка,   но   не   портативный.
Портативный теплоискатель был бы оружием, прицелом ночного боя, а  оружие,
применимое на войне, уже некоторое время было вне  закона  в  человеческой
части космоса.
     Но "Владыка  кукол"  мог  сделать  остановку  где-нибудь  еще,  чтобы
обзавестись подобными приборами. На Кзинти, например.
     Глупости. К чему бы Капитану Кидду понадобилось портативное оружие  с
ночным прицелом? Уж конечно, он не ждал, что кукольники вступят с  ними  в
рукопашную! Станнеры - вполне гуманное  оружие,  даже  пираты  не  посмеют
убить кукольника, а Капитан Кидд не был обыкновенным пиратом.
     Очень хорошо. Радар? Ему стоит  лишь  поглубже  зарыться  в  мох-мех.
Визуальные поиски? То же  самое.  Радио?  Заметка  на  память:  ничего  не
передавать.
     Заметка на память? У него в шлеме имелся диктофон. Манн выкопал  шлем
из моха-меха под собой и воспользовался им.
     Летящие  фигуры.  Манн  долгую  секунду  следил  за   ними,   пытаясь
определить джинксианина. Их было всего четверо, и Капитана Кидда среди них
не оказалось. Все четыре летели к северо-западу от  него,  направляясь  на
юг. Манн нырнул в мох.
     - Привет, Богат Эй.
     Голос был тихий, изменившийся от ярости. Манн почувствовал,  как  шок
прошел по телу, заставив каждый мускул сжаться  от  страха  смерти.  Голос
доносился у него из-за спины!
     Из шлема.
     - Привет, Богат Эй. Догадываешься, где я?
     Манн не мог его отключить. Радио в шлеме скафандра было устроено так,
чтобы не выключаться - обычная мера безопасности. Если  бы  нашелся  такой
дурак, которому  на  безопасность  наплевать,  он  мог  бы  встроить  туда
"внешний" выключатель, но Манн никогда не испытывал в этом потребности.
     - Я у тебя на корабле и пользуюсь линией связи "корабль -  скафандр".
Недурную шутку ты выкинул этой ночью. Я даже не знал,  что  такое  фазовые
деревья, пока не высмотрел это в твоей библиотеке.
     Ему придется все это терпеть. Какая жалость что он не может ответить.
     - Ты убил четверых моих людей, а еще пять я уложил в баки медицинских
автоматов. Зачем ты это сделал, Богат Эй? Ты ведь должен был знать, что мы
не собирались тебя убивать. К чему это? На наших руках нет крови.
     "Лжешь", - мысленно  ответил  Манн  передатчику.  Во  время  рыночных
кризисов всегда умирали люди. А те, кто выжил - несут на  своем  горбу  их
тяжесть. Знаешь ли ты, что значит внезапно обнищать  и  не  уметь  жить  в
нищете?
     - Я полагаю, ты чего-то хочешь, Богат Эй. Отлично. Чего? Денег, что у
меня на борту? Это смехотворно. Тебе никогда не пробраться внутрь.  Хочешь
выдать нас за вознаграждение? Черта с два. У  тебя  нет  оружия.  Если  мы
найдем тебя теперь, мы убьем тебя.
     Четверо поисковиков ушли далеко на запад, их головные лампы разливали
в синей дымке яркий желтый свет. Теперь они были неопасны. Какая  жалость,
что им и их товарищам пришлось включиться в историю, завершившуюся кровной
местью.
     - Остается, конечно, планета кукольников. новое Эльдорадо. Но  ты  же
не знаешь где она, ведь так? Я удивлюсь, если дал тебе хоть один намек.  И
к тому же ты никогда не узнаешь, говорил ли я тебе правду или...
     Знает ли джинксианин, каково жить в  бедности?  Манн  пожал  плечами.
Старые воспоминания возвращались редко, но  возвращаясь,  они  каждый  раз
причиняли боль.
     Приходится  учиться  не  покупать  предметов  роскоши  прежде  самого
необходимого. Приходится и голодать, пока научишься отличать  их  друг  от
друга. Необходимое - это пища и  место  для  сна,  и  штаны  с  башмаками.
Роскошь - это табак,  рестораны,  дорогие  рубашки,  привычка  выбрасывать
испорченную пищу, когда еще не научился готовить и не  ходить  на  работу,
если не хочется, Союз - это необходимость. Укрепсредство - роскошь.
     Джинксианин всего этого не знает. У него хватило денег, чтобы  купить
собственный корабль.
     - Спроси-ка меня повежливей, Богат Эй. Хотел бы ты знать, где я нашел
систему кукольников?
     Манн арендовал "Исследователь" на  субсидию  колледжа.  Это  был  его
последний шаг на долгом карабкании вверх. А до того...
     Когда произошел кризис, он  прожил  уже  половину  своего  жизненного
срока. До тех пор укрепсредство поддерживало его столь же молодым,  как  и
все безвозрастные лентяи, составляющие круг его друзей и знакомых. И вдруг
он стал  одним  из  голодающих.  Многие  из  его  партнеров  по  разорению
отправились  на  своих  поясах-подъемниках  прямо   в   вечность.   Ричард
Эйшель-Манн продал свой пояс, чтобы купить последнюю  дозу  укрепсредства.
Прежде, чем он  вновь  смог  позволить  себе  это,  лоб  его  пробороздили
морщины, изменилась  фактура  кожи,  уменьшились  половые  способности,  в
волосах появились странные белые пятна и возникли боли в  спине.  Все  это
оставалось с ним до сих пор.
     Но он все время сохранял свою бороду. С белой полосой и белой  прядью
она смотрелась еще лучше. Когда укрепсредство вернуло окраску его волосам,
он начал подкрашивать пятна специально.
     - Отвечай, Богат Эй!
     Ступай-ка прокатись на брандашмыге.
     Это был пат. Капитан Кидд  не  сможет  убедить  его  ответить,  а  он
никогда не узнает пиратского секрета. Если Кидд  затопит  свой  корабль  в
море, Манн покажет его полиции. По крайней мере, это будет уже кое-что.
     К счастью, Кидд не сможет поднять "Исследователь". Иначе  он  мог  бы
увести оба корабля на другую сторону планеты, оставив Манна на мели.
     Четыре пирата ушли далеко на  юг.  Капитан  Кидд,  очевидно,  оставил
попытки с радио. В шлеме были вода и питательный сироп, от голода Манн  не
умрет.
     Где же, черт побери, полиция? На другой стороне планеты?
     Мертвый пат.
     Большая Мира взошла, как будто "робкий флейтист  Том"  подбросил  над
горами  свой  обруч,  подобный  красному   дыму.   Местность   посветлела,
приобретая лавандовый оттенок, прорезанный длинными  темно-синими  тенями.
Сами тени укоротились и сделались размытыми.
     Доктора Ричарда Манна начала вдруг  заботить  моральная  сторона  его
положения.
     Напав на пиратов, он выполнял свой гражданский долг. Они запятнали, с
таким трудом приобретенную добрую репутацию человечества. Манн к  тому  же
защищался.
     Но каковы были его мотивы? Две части их составлял  страх.  Во-первых,
страх, что Капитан Кидд решит заткнуть ему  рот.  Во-вторых,  страх  перед
бедностью.
     Этот страх сопутствовал ему уже известное время.
     Написать книгу и поймать удачу! Это хорошо выглядело на бумаге. Сфера
человеческой части космоса, тридцати световых лет  в  диаметре,  содержала
почти пятьдесят миллиардов читателей. Убедите один  их  процент  заплатить
пол-стара за копию ленты,  и  ваши  четырехпроцентные  авторские  составят
двадцать миллионов стар. Но теперь большинство  книг  провалилось.  Теперь
нужно орать громко, чтобы привлечь  внимание  хотя  бы  десяти  миллиардов
читателей. А другие при этом будут стараться вас потопить.
     Пока не появился Капитан Кидд, это была единственная надежда  Ричарда
Эйшель-Манна на успех.
     Все его действия были в рамках закона. Капитан Кидд  не  мог  сказать
этого о себе; но Капитан Кидд никого не убил.
     Манн вздохнул. У него  не  было  выбора.  Главным  его  мотивом  было
чувство чести, и мотив этот сохранял свою силу.
     Он беспокойно задвигался в своем гнезде из  влажного  мха-меха.  День
теплел, а температурный контроль его  скафандра  не  работал  при  наличии
только одной половины.
     Что это?
     Это был "Владыка кукол", легко двигавшийся  к  нему  на  подъемниках.
Джинксианин, очевидно, решил погрузить его под  воду  прежде,  чем  явятся
представители закона.
     ...Или нет?
     Манн отрегулировал двигатель подъемника так, что почти потерял вес, а
потом осторожно двинулся вокруг пика.  Он  увидел,  что  четверка  пиратов
двинулась наперерез "Владыке кукол". Они увидят его, если он оставит  пик.
Но если он останется, то инфракрасные детекторы...
     Он должен рискнуть.
     Подбитые околоплечники скафандра вдались Манну под  мышки,  когда  он
ринулся ко второму пику. он остановился в воздухе надо мхом и нырнул вниз,
зарывшись в него. Пираты не свернули со своего пути.
     Теперь посмотрим.
     Корабль замедлил ход и остановился над пиком, который Манн только что
покинул.
     - Ты меня слышишь, Богат Эй?
     Манн мрачно кивнул сам себе. Определенно, дело именно в этом.
     - Мне следовало бы испробовать это раньше.  Так  как  тебя  нигде  не
видно, ты или вовсе оставил окрестности, или  прячешься  в  густых  кустах
вокруг этих башен.
     Должен ли он петлять от шпиля к шпилю?  Или  можно  перелететь  через
них?
     Во всяком случае  следовало  поторопиться.  Панцирь  ограничивал  его
скорость.
     - Надеюсь, ты воспользовался возможностью осмотреть  эту  башню.  Она
очаровательна. Очень гладкая, каменная поверхность  везде,  кроме  верхней
части. Безупречный конус, опять-таки, если не считать  верхней  части.  Ты
слушаешь? Кончик этой штуковину торчит на восьмифутовой шейке  и  образует
яйцеобразную шишечку футов пятнадцать в поперечнике. Шишечка не так гладко
отполирована, как все остальное. Отдаленно напоминает  росток  аспарагуса,
так бы ты, наверное, сказал?
     Ричард Эйшель-Манн покивал головой, пробуя на вкус эту мысль.
     Он отвинтил шлем, выдрал из него радио и сунул  в  карман.  Затем,  в
лихорадочной спешке, принялся драть обеими руками желтый мох-мех, набил им
полость шлема и направил на него зажигалку. Поначалу растительность только
дымилась, заставляя Манна тихо ругаться сквозь  зубы.  Чуть  позже  возник
слабый, голубенький бездымный огонек. Манн уложил шлем в  гнездо  из  мха,
устроив его так, чтобы он не высовывался наружу,  и  высыпал  его  горящее
содержимое.
     - Сам бы я назвал это фаллическим символом. Что  скажешь,  Богат  Эй?
Если это фаллические символы, то довольно стилизованные. Человекоподобные,
но не человеческие - так можно сказать.
     Пираты  присоединились  к  кораблю.  Они  повисли  в  небе  близ  его
серебристо  парящего  корпуса,   готовые   броситься   на   Манна,   когда
инфракрасные детекторы "Владыки кукол" обнаружат его.
     Манн на полной скорости метнулся на запад,  держась  так  низко,  как
только  отваживался.  Шпиль  прикроет  его  на минуту  или около  того,  а
потом...
     - Эти растения - не фазовые деревья,  Богат  Эй.  Они  выглядят,  как
какая-нибудь здешняя трава. Должно быть, ей требуется что-то в  камне,  из
которого состоят эти сооружения. Хм. Горячих мест нет. Тебя  все-таки  нет
там внизу. Ладно попробуем следующий.
     В те секунды, когда он отваживался оглянуться, Манн видел позади себя
"Владыку кукол", направляющегося ко второму шпилю, тому, который он только
что покинул, с серой полоской во мху у основания. Четыре точки  -  люди  -
свободно двигались рядом с кораблем.
     - Ку-ку, - сказал джинксианин. - И прощай, убийца.
     Ядерные двигатели  "Владыки  кукол"  заработали.  Из  него  вырвалось
бело-голубое копье пламени, ударив по склону колонны и по мху внизу.  Манн
повернулся в  перед  и  сосредоточился  в  полете.  Он  не  чувствовал  ни
восторга,  ни  жалости,  одно  только  отвращение.  Все-таки   джинксианин
оказался глупцом. Он не увидел на Мире Кита-Т никакой жизни, кроме фазовых
деревьев. У него было лишь слово Манна, что  ее  нет.  Неужто  он  не  мог
сделать напрашивавшихся выводов? Может  быть,  мох-мех  обманул  его.  Он,
конечно, выглядит просто как желтый мох, собравшийся вокруг шпилей, словно
нуждался в каком-то химическом элементе камня.
     Взгляд назад сказал ему, что  пиратский  корабль  все  еще  извергает
белое пламя на шпиль и на растительность внизу. От  Манна  сейчас  бы  уже
осталась одна зола.  Должно  быть,  джинксианин  очень  сильно  желал  его
смерти. Ну...
     Шпиль сдвинулся весь разом. Он осел на лавандовую равнину  полусферой
разноцветного огня, поглотившей соседние шпили и корабль  джинксианина,  а
затем начавшей расти и  расширяться.  Манн  изменил  склонение  полета  на
вертикальное, чтобы уйти от почвы. Мгновением позже  его  накрыла  ударная
волна и он закувыркался в воздухе.
     Две белые дымные нити поднялись вертикально вверх из тусклого  облака
взрыва. Два других шпиля стартовали зелеными!  видимо  огонь  добрался  до
листвы у их оснований.
     Манн  проводил  их  взглядом,  вывернув  голову   назад   и   комично
извернувшись  под  панцирем  скафандра.  Выражение   лица   было   странно
сосредоточенным. В такие минуты он мог забыть о  себе  и  о  своих  мелких
амбициях перед ликом Вечности.
     На поднимающихся дымных следах одновременно образовались два  узелка.
Пошла вторая вторая ступень. Теперь они поднимались очень быстро.
     - Богат Эй.
     Манн поспешно достал свой передатчик.
     - Ты как-то ухитрился выжить?
     - Нет. Я не чувствую сейчас ничего ниже плеч. Послушай-ка, Богат  Эй.
Я меняюсь с тобой секретами. Что случилось?
     - Большие башни - это фазовые деревья.
     - Э? - наполовину вопрос, наполовину агонизирующий вскрик.
     - У фазового дерева две стадии жизненного цикла.  Одна  -  это  куст,
другая - большая многоступенчатая форма.  -  Манн  говорил  быстро,  боясь
потерять слушателя. - Эти формы чередуются. Фазовое дерево приземляется на
планете и прорастает в виде куста. Потом кустов  становится  много.  Когда
семя  попадает  на  особенно   плодородную   почву,   оно   прорастает   в
многоступенчатую форму. Ты еще здесь?
     - Да.
     - Живая часть большой  формы  -  корень  и  фотосинтезирующие  органы
вокруг основания. Так что ракетной части не приходится нести столько веса.
Она вырастает прямо из живой части, но сама по себе она так же мертва, как
сердцевина старого дуба, не считая семян на вершине. Когда семена созреют,
ракета выстреливает.  Обычно  она  достигает  скорости  убегания  для  той
системы, в которой находится. Кидд, я не  вижу  твоего  корабля.  Придется
подождать, пока дым не рассеется...
     - Просто продолжай говорить.
     - Я бы хотел помочь.
     - Поздно. Продолжай говорить.
     - Я проследил путь  фазовых  деревьев  через  двадцать  световых  лет
пространства. Бог  знает,  откуда  они  пошли.  Ими  покрыты  все  системы
поблизости отсюда. Стручки с семенами проводят в космосе сотни тысяч  лет,
а когда они достигают системы планет,  то  взрываются.  Если  в  ней  есть
пригодный для обитания мир, одного семени хватит для  заселения.  Если  же
нет - там, откуда прилетел этот стручок, их  еще  много.  Это  бессмертие,
Капитан Кидд. Это растение  добралось  дальше,  чем  человечество,  и  оно
гораздо старше. Миллиард с...
     - Манн.
     - Да.
     - Двадцать три запятая шесть, семьдесят запятая один,  шесть  запятая
ноль. Не знаю, как она называется на звездных картах. Повторить?
     Манн забыл про фазовые деревья.
     - Лучше повторить.
     - Двадцать три запятая шесть, семьдесят запятая один,  шесть  запятая
ничего. Ищи в той зоне, пока не найдешь. Красный гигант-недомерок. Планета
небольшая, плотная, без луны.
     - Понял.
     - Ты дурак, если воспользуешься этим. Тебе повезет так же, как и мне.
Поэтому я тебе и сказал.
     - Я испробую шантаж.
     - Они тебя убьют. Иначе бы я не сказал. За что ты  убил  меня,  Богат
Эй?
     - Мне не  понравились  твои  замечания  о  моей  бороде.  Никогда  не
оскорбляй асимметричной бороды чудестранца, Капитан Кидд.
     - Больше уже мне это не удастся.
     - Я бы хотел помочь. - Манн всмотрелся в  перетекающее  облако  дыма.
Теперь оно  образовывало  черный  столб,  подсвеченный  по  краям  двойным
солнечным светом. - Твоего корабля еще не видно.
     - Сейчас увидишь.
     Пират  застонал...  и  Манн  увидел  корабль.  Он  успел  отвернуться
достаточно быстро, чтоб спасти глаза.

                                 ВОИТЕЛИ

     - Я не сомневаюсь в том, что они заметили наше появление, - настаивал
Сит - советник по инопланетным технологиям. - Вы  видите  вот  то  кольцо,
сэр?
     Серебристое  изображения  вражеского  корабля  заполнило  почти  весь
обзорный экран. Корабль представлял собой широкое массивное кольцо  вокруг
тонкой оси в виде цилиндра. Из заостренного конца цилиндра  далеко  вперед
выступал оперенный корпус, на котором были четко  видны  угловатые  буквы,
нисколько не похожие на точку и запятые алфавита кзинов.
     - Разумеется, я его вижу, - произнес Капитан.
     -  Кольцо  вращалось,  когда  мы  впервые  поймали  на  своем  экране
изображение корабля. И остановилось, когда мы были на расстоянии в  двести
тысяч миль от него, после чего больше уже не приходило в движение.
     Бледно-розовый хвост Капитана слегка затрепетал.
     - Ваше сообщение встревожило меня, - признался он. -  Если  им  стало
известно о нашем присутствии, то почему они не пытаются поскорее  убраться
восвояси отсюда? Или они абсолютно уверены, что в состоянии одолеть нас?
     Он развернулся в сторону СИТа.
     - А может быть, это нам не мешало бы спасаться бегством?
     - Нет, сэр! Я не знаю, почему они до сих пор все еще  здесь,  но  они
просто не могут располагать чем-нибудь, на что можно было бы положиться со
стопроцентной гарантией. Это  один  из  самых  примитивнейших  космических
кораблей, которые мне когда-нибудь доводилось видеть.
     Он провел своей клешней по экрану, наглядно показывая, о  чем  именно
идет речь.
     - Внешняя оболочка изготовлена  из  сплава  железа.  Вращение  кольца
является одним из способом имитации силы тяжести посредством использования
центробежной  силы.  Поэтому  они  могут  обходиться   без   выравнивателя
гравитации. Они, по всей вероятности, пользуются реактивным приводом.
     Кошачьи уши Капитана приподнялись.
     - Но ведь нас от ближайшей звезды отделяет много световых лет!
     - Они, наверное, располагают более совершенным  реактивным  приводом,
чем когда-либо удалось  создать  нам.  Мы  изобрели  гравитационную  тягу,
поэтому нам не пришлось совершенствовать реактивные двигатели.
     Раздался звук зуммера из главной рубки управления.
     - Войдите, - разрешил Капитан.
     Металлическая дверь открылась,  вошел  Оружейник  и  стал  по  стойке
"смирно".
     - Сэр, мы располагаем всеми видами  вооружения,  способными  поразить
любого противника.
     - Прекрасно, - кивнул Капитан и снова обратился к Советнику.
     - СИТ, насколько вы уверены в том, что они не  представляют  из  себя
угрозы для нас?
     Специалист в области инопланетных технологий оскалил острые клыки.
     - Абсолютно уверен, сэр.
     - Отлично. Оружейник, подготовьте все наши орудия к стрельбе,  но  не
стреляйте их них  до  особого  моего  распоряжения.  Уши  обрежу  тому  из
команды, кто осмелится уничтожить этот  корабль  без  приказа.  Я  намерен
взять его в целости и сохранности.
     - Да, сэр.
     - А где Телепат?
     - Там, где обычно. Он в состоянии спячки.
     - Он всегда  спит!  Ну-ка  велите  ему  бежать  сюда,  поджав  хвост.
Оружейник отдал честь, сделал поворот "кругом" и исчез за дверью.
     - Каковы ваши дальнейшие указания, капитан?
     -  СИТ  стоял  теперь  у   обзорного   экрана,   на   котором   четко
просматривался инопланетный космолет. Он показал на  зеркально-яркий  край
осевого цилиндра.
     - Вид такой, будто этот конец специально предназначен для  испускания
света. Это может означать, что у корабля фотонный привод, сэр.
     Капитан задумался.
     - А может быть, это всего лишь сигнальное устройство?
     - Ууррр... Да, сэр.
     - Вам не делает чести столь быстрая перемена мнения.
     Дверь снова открылась, и на пороге показался запыхавшийся Телепат. Он
тут же нарочито подчеркнуто вытянулся по стойке "смирно".
     - Прибыл по вашему приказанию, сэр.
     - Вы забыли позвонить при входе.
     - Прошу прощения, сэр.
     Его взгляд привлек ярко освещенный экран, и он, стараясь ступать  как
можно мягче, подошел к нему,  чтобы  получше  рассмотреть  изображение  на
экране, начисто  позабыв  при  этом  о  том,  что  находится  в  положении
"смирно". СИТ неодобрительно поморщился, жалея о  том,  что  не  находится
сейчас где-нибудь в другом месте.
     Радужная оболочка Телепата была фиолетового  цвета,  розоватый  хвост
его безвольно свисал к полу. Как обычно, вид у него был  такой,  будто  он
умирает от недосыпания. Мех его был примят на  том  боку,  на  котором  он
валялся - он даже не удосужился привести его в порядок.  Результатом  были
те, что он менее всего соответствовал тому идеалу племени кзинов - идеалов
Воина-Завоевателя. Но самым большим чудом было то, что Капитан до сих  пор
еще его не прикончил.
     И, разумеется, никогда этого не сделает. Ибо телепаты были слишком уж
большую ценность они собой представляли, а хотя при этом - что можно было,
правда, легко понять - слишком эмоционально неустойчивыми. Капитан  всегда
старался  по  возможности  сдерживаться,  общаясь  с  Телепатом.  В  таких
ситуациях, как эта, тот походил на невинного свидетеля, случайно попавшего
в переделку и боявшегося за свои уши.
     -  На  экране  -  изображение  неприятельского  корабля,  который  мы
выследили.  Нам  бы  хотелось  добыть  некоторую  информацию  о  тех,  кто
находится на его борту. Вы не сможете покопаться немного у них в умах?
     - Попробую, сэр.
     В голосе Телепата прозвучали жалобные нотки, но он прекрасно понимал,
что в его же собственных интересах лучше воздержаться от каких  бы  то  ни
было жалоб. Он отошел от экрана и  опустился  в  мягкое  кресло.  Уши  его
мало-помалу сжались тугими узлами, зрачки сократились,  а  крысиный  хвост
обвис тряпкой.
     На него обрушился мир одиннадцатого чувства.
     Сначала  он  уловил  мысль  Капитана  "...с  каким  жалким  штафиркой
приходится нянчиться", но  он  тут  же  отстроился  от  альфа-волн  разума
Капитана. Он ненавидел мышление Капитана. Затем прошелся по разумам других
членов экипажа и стал отстраняться поочередно каждого из них.  Наконец,  в
его сознании не осталось ни одной мысли, принадлежащей его  соплеменникам.
Осталось только подсознание и хаос.
     Но хаос этот не был совершенно  пустым.  В  нем  шевелились  какие-то
чужие мысли, странные и вызывающие тревогу.
     Телепат заставил себя прислушаться к этим мыслям.

     Стив Вивер праздно болтался в невесомости около стены радиорубки. Это
был крупный светловолосый, голубоглазый мужчина, его часто видели точно  в
таком  же  состоянии,  как  и   сейчас,   расслабившегося   и   совершенно
неподвижного, как будто  какие-то  особые  обстоятельства  не  давали  ему
возможности даже мигать глазами. Из его левой руки струился легкий  дымок,
пересекавший все помещение и скрывавшийся в вентиляционной отдушине.
     - Вот так-то, -  устало  произнесла  Энн  Гаррисон.  Она  переключила
четыре тумблера на панели радиоприемного устройства. После каждого  щелчка
на панели погасла еще одна сигнальная лампочка.
     - Тебе не удалось принять никакие радиосигналы?
     - Вот  именно.  Держу  пари,  что  они  вообще  не  имеют  каких-либо
радиоустройств.
     Энн расстегнула  ремни,  которыми  она  прикреплялась  к  креслу,  и,
вытянув руки и ноги, превратилась в пятиконечную звезду.
     - Я оставила включенным приемник на  максимуме  чувствительности,  на
тот случай, если они все-таки сделают попытку связаться с нами позже.  Как
приятно чувствовать себя свободной от этих ремней!
     - Она вдруг свернулась калачиком. Более часа она в  напряженной  позе
работала в режиме радиоперехвата, прильнув  к  панели.  Энн  вполне  могла
сойти за родную сестру Стива - она была почти такой же высокой, как и  он,
у нее были того же цвета волосы и глаза  и  такие  же  дряблые  мышцы  под
свободного  покроя  синим  свитером  -  свидетельство   того,   что   даже
принудительно выполнявшиеся физические упражнения не  могли  сохранить  ее
телу хорошую форму.
     Стив  щелчком  отправил  окурок  сигареты  в  воздушный  кондиционер,
пошевелив при этом одними только пальцами.
     - Ладно. А что же у них вместо радио?
     - Не знаю.
     Лицо Энн выражало недоумение.
     - Давай-ка попробуем разрешить эту загадку. У них нет радио. Каким же
образом они могут переговариваться друг с другом? И каким образом мы можем
проверить, пытаются ли они связаться с нами?
     - Пока не могу понять.
     - Поразмысли над этим, Энн. Пусть и Джим подумает над этой проблемой.
     Джим Дэвис - корабельный врач - был ее мужем в этом году.
     - Ты как раз та девушка,  что  в  состоянии  разгадать  эту  загадку.
Хочешь курительную палочку?
     - Еще бы!
     Стив подтолкнул к ней через все помещение свои сигареты.
     - Возьми несколько. Мне надо уходить отсюда.
     - Спасибо.
     - Дай мне знать, если случится что-нибудь, договорились? Или если  ты
что-нибудь придумаешь.
     - Непременно. Не беспокойся, Стив, ничего не  случится.  Они,  должно
быть, так же упорно пытаются наладить связь, как и мы с ними.
     Каждая  каюта  кольца,  где  проживал  экипаж,  открывалась  в  узкий
закругленный коридор. Продвигаться по нему не  составляло  особого  труда.
Под непрерывно изгибался под ногами, поэтому впечатление было такое, будто
шедший  по  коридору  скользил  по  пологому  склону,  напоминая  плывущую
лягушку. Из двенадцати мужчин и женщин, находившихся на  борту  "Карандаша
Ангела", Стив преуспел в этом искусстве лучше всех, ибо он был  урожденным
белтером - человеком, родившемся в Поясе Астероидов  -  все  же  остальные
были простыми плоскоземцами, родившимися на Земле.
     Энн, по всей вероятности, так ничего и не придумает, предположил  он.
И это вовсе не означало, что у нее не хватит ума  для  этого.  Просто  она
была  лишена  любознательности,  искренней  любви  к  разгадке   всяческих
загадок. Только он и Джим Дэвис...
     Он перемещался слишком  быстро,  и  к  тому  же  очень  рассеянно,  в
результате чего едва не столкнулся со Сью Бханг, когда она появилась из-за
изгиба.  Им  удалось  разминуться,  прижавшись  к  противоположным  стенам
коридора.
     - Эй, раззява, - окликнула его Сью.
     - Привет, Сью. Куда это ты направляешься?
     - В радиорубку. А ты?
     - Я подумал, что не мешало бы еще  разок  проверить  функционирование
всей системы привода. Дело вовсе не в том, что  нам  понадобится  включать
привод, просто нелишне удостовериться еще раз  в  том,  что  он  абсолютно
исправен.
     - Ты  бы,  наверное,  сошел  с  ума,  если  бы  пришлось  предаваться
безделью, разве не так?
     Она наклонила голову чуть в сторону, так  она  делала  всегда,  когда
задавала вопросы.
     - Стив, когда ты планируешь снова начать вращение? Похоже на то,  что
я так никогда и не привыкну к состоянию свободного падения.
     Однако  внешне  она  выглядела  так,  будто  родилась   в   состоянии
свободного падения, отметил он про себя. Ее аккуратная,  стройная  фигурка
была как будто нарочно  скроена  для  того,  чтобы  плавать  в  помещениях
корабля; силе тяжести, пожалуй, лучше было бы никогда и не  прилагаться  к
ней.
     - Когда я буду  абсолютно  уверен  в  том,  что  нам  не  понадобится
включать привод. А пока что мы, пожалуй, должны  быть  готовы  к  этому  в
любую минуту. А кроме того, я надеюсь, что тогда ты снова переоденешься  в
юбку.
     Она рассмеялась, чувствуя себя польщенной.
     - Тогда можешь не включать вращение. Я не стану переодеваться,  а  мы
не будем двигаться. Абель говорит, что повстречавшийся нам корабль  развил
ускорение в двести "же" для  того,  чтобы  поравняться  с  нами.  А  какое
максимальное ускорение может развить "Карандаш Ангела"?
     Глаза Стива расширились от ужаса.
     - Всего лишь ноль целых, пять десятых.  А  я  еще  думал  о  том,  не
пуститься ли за ним в погоню!  Ну  что  ж,  пожалуй,  нам  первым  удастся
вступить в контакт с инопланетянами. Правда, пока что Энн не  в  состоянии
сделать это.
     - Очень плохо.
     - Нам остается только ждать.
     - Стив, ты всегда такой  нетерпеливый.  Белтеры  всегда  так  спешат?
Подвинься-ка сюда.
     Она  взяла  его  за  протянутую  ладонь  и  подтащила  к  одному   из
иллюминаторов с толстым стеклом,  которыми  была  усеяна  внешняя  сторона
коридора.
     - Вот этот корабль, - произнесла она, показывая пальцем  на  одну  из
звездочек, которая  отличалась  от  других  большей  величиной  и  меньшей
яркостью.
     - Я рассматривал его в телескоп, - сказал Стив. - Он состоит  как  бы
из одних наростов и гребней. На одной из  сторон  его  нарисован  круг  из
зеленых точек и запятых. Похоже, что это буквы.
     - Сколько времени мы уже ждем, чтобы встретить их? Пятьсот тысяч лет?
Ну что ж, вот и они, инопланетяне. Успокойся. Теперь они никуда от нас  не
денутся.
     Сью взглянула в иллюминатор, все ее внимание  было  сосредоточено  на
тусклом  красном  кружочке,  лоснящиеся  ее  черные,  как  смоль,  волосы,
свободно плавали вокруг ее головы.
     - Первые в истории человечества инопланетяне. Интересно, как все-таки
они выглядят?
     - Именно это все и гадают. Они должны быть очень крепкими  физически,
чтобы вытерпеть мучения, небезопасные при таких колоссальных ускорениях  и
замедлениях, если они,  конечно,  не  располагают  какими-то  сверхмощными
экранирующими устройствами. Конструкция этого корабля такова,  что  он  не
предназначен для вращения с целью создания искусственной силы тяжести.
     Он напряженно всматривался в звезды, оставаясь  в  столь  характерной
для него  неподвижной  позе  с  угрюмым  выражением  лица.  Неожиданно  он
признался:
     - Сью, мне очень тревожно.
     - Из-за чего?
     - Вдруг они враждебно к нам настроены?
     - Враждебно?
     Она как бы попробовала на вкус такое непривычное для ее языка  слово,
затем решила, что оно ей очень не нравится.
     - Нам ведь ничего  о  них  не  известно.  Предположим,  им  захочется
вступить с нами в бой. Мы бы...
     Она широко разинула рот от удивления. Стив  даже  вздрогнул,  увидев,
какой ужас изобразился на ее лице.
     - Что... что заставляет тебя так думать?
     - Прости, если я напугал тебя, Сью.
     - О, не беспокойся об этом, только скажи - почему? Почему ты решил...
ШШШ!
     Показался Джим Дэвис. Когда "Карандаш Ангела" покидал Землю, ему было
двадцать семь лет; Он  был  добродушным  тридцативосьмилетним  мужчиной  -
старше всех на борту корабля. У него были неестественно  длинные  и  очень
нежные пальцы. Дед его, у которого были точно такие же руки, был  всемирно
известным хирургом. Теперь же  все  хирургические  операции  в  нормальных
условиях выполнялись автоматическими устройствами, и длинные паучьи пальцы
Дэвисов стали бесполезными. Он двигался скачками, словно  мячик,  так  как
отталкивался ногами, обутыми в  сандалии  с  магнитными  подошвами.  Такая
манера     передвижения     очень     напоминала     ухищрения     древних
комедиантов-акробатов.
     - Люди, привет, - воскликнул он, поравнявшись со Стивеном и Сью.
     - Здорово, Джим.
     Голос Сью звучал натянуто. Она подождала,  пока  он  не  исчезнет  из
вида. И только тогда хрипло прошептала:
     - В Белте тебе приходилось когда-нибудь драться?
     Она в самом деле никак не могла поверить в такую возможность. Для нее
даже в мыслях не могло быть ничего хуже, чем это.
     Стив незамедлительно ответил с пылом:
     - Нет!
     Затем весьма неохотно добавил:
     - Не такое действительно время от времени случается. Беда в том,  что
все врачи, включая психиатров, находятся лишь  на  больших  базах,  таких,
как, например, Церера. Только там они могут оказать помощь  людям,  в  ней
нуждающимся, например - рудокопам.  Но  опасность  подстерегает  рудокопов
именно тогда, когда они находятся среди обломков скал.
     Ты когда-то обратила внимание на одну из  моих  привычек,  которой  я
всегда неукоснительно придерживаюсь.  Я  никогда  не  жестикулирую.  Такая
манера поведения свойственна всем белтерам.  И  связано  это  с  тем,  что
внутри  крошечного  корабля,  предназначенного  для  горных  работ,  можно
невзначай зацепить  или  нажать  на  что-нибудь  взмахом  своей  руки.  На
что-нибудь вроде кнопки активизации воздушного шлюза.
     Иногда от этого становится поистине жутко. Приходится даже пальцем не
шевелить в течение многих и  многих  минут.  Поэтому  на  борту  кораблей,
работающих среди  обломков  скал,  всегда  весьма  напряженная  атмосфера.
Временами рудокопу приходится отчаянно бороться не  только  со  множеством
опасностей, но и с  психическими  перегрузками  из-за  скученности  внутри
корабля. И тогда он вдруг ни с того, ни с сего затевает драку в баре.  Мне
довелось стать свидетелем одной такой драки. Парень колошматил всех своими
кулаками, как молотками.
     Стив  задумался,  вспоминая  далекое  свое   прошлое,   но   взглянув
неожиданно на Сью, обнаружил, что она побелела, как  снег,  ее  прямо-таки
тошнило, как новоиспеченную медицинскую сестру, которой  впервые  в  своей
практике приходится оказывать первую помощь при тяжелом несчастном случае.
Уши Стива зарделись.
     - Прости, - жалобным голосом произнес он.
     Она  смутилась  не  меньше,  чем  Стив.  Ей  очень  хотелось  убежать
куда-нибудь подальше. Но, взяв себя в руки, она сказала,  стараясь,  чтобы
слова звучали как можно убедительнее:
     - Не обращай на меня внимания. Значит, ты считаешь, что люди на борту
этого корабля могут захотеть... э... сразиться с нами?
     Он кивнул.
     - Ты слушал курс лекций по земной истории?
     Он кисло усмехнулся.
     - Нет. И даже не мог бы себя заставить. Временами мне  очень  хочется
знать, сколько людей смогли решиться на такое.
     - Примерно каждый двенадцатый.
     - Не густо.
     - Люди в целом с огромным трудом переваривают  факты,  относящиеся  к
жизни их предков. Тебе все же, по всей вероятности, известно,  что  бывали
войны в бывшие времена - ну-ка дай припомнить -  где-то  лет  триста  тому
назад. А ты представляешь себе, хотя бы в самых общих  чертах,  что  такое
война? Ты в состоянии понять, что это такое? Ты можешь  себе  представить,
чтобы кто-то мог  преднамеренно  взорвать  промышленный  ядерный  реактор,
расположенный в центре крупного города? Ты имеешь понятие о том, что такое
концентрационный  лагерь?  Локальный  военный  конфликт?  Все  это   очень
страшно. Но и с войнами не прекратились убийства. Последнее убийство имело
место  где-то  в  середине  двадцать  второго  столетия,  всего  лишь  сто
шестьдесят лет тому назад.
     И все-таки  всякий,  кто  утверждает,  что  природу  человека  нельзя
изменить, безусловно, не в своем уме. Три фактора обусловили наше нынешнее
состояние  миролюбивой  цивилизации,  и  каждый   из   них   вытекает   из
технологических изменений. - Голос Сью стал немного монотонным, как запись
голоса лектора на магнитной ленте. - Первый из них - это выход  психологии
из той стадии, когда она была больше похожа  на  алхимию,  чем  на  точную
науку. Вторым стало  полное  использование  всех  возможностей  плодородия
почвы для производства продуктов питания. Третьим  -  принятие  закона  об
ограничении деторождения и ежегодные уколы, предотвращающие  зачатие.  Все
это, вместе взятое, дало наконец возможность  людям  вздохнуть  свободнее.
Возможно, определенное отношение к этому имеют также  разработка  полезных
ископаемых в Белте и основание  земных  поселений  на  планетах  в  других
звездных системах. Там теперь человечество видит своего врага, не  лишь  в
образе враждебной для человека природы.
     А теперь мы вплотную подошли к нашей ситуации.  -  Тут  она  легонько
постучала  пальцами  по  стеклу  иллюминатора.  -   Взгляни-ка   на   этот
космический корабль инопланетян. Мощности его привода достаточно для того,
чтобы перемещать его со скоростью почтовой ракеты, а топлива на его  борту
столько, что он в  состоянии  легко  догнать  нас  даже  тогда,  когда  мы
развиваем скорость, большую, чем три четверти световой. Верно?
     - Да, это так.
     - И у него еще остается достаточно мощности для совершения  маневров.
Этот корабль по всем параметрам намного превосходит наш. Если эти разумные
существа достигли такой высокой  степени  развития,  что  могут  сооружать
такие корабли, значит, они в состоянии также достичь значительных высот  в
областях психологии, производства продуктов питания, методов  контроля  за
рождаемостью, экономических  теорий,  а  такой  высокий  уровень  развития
общества ведет к отказу  от  войн  как  метода  разрешения  стоящих  перед
цивилизацией проблем. Понимаешь?
     Стив лишь улыбнулся в ответ на ее непоколебимую уверенность.
     - Разумеется, Сью, все это имеет определенный смысл. Но тот парень  в
баре является тоже продуктом нашей культуры, тем не менее в  нем  осталось
достаточно много враждебности. Если мы не в  состоянии  понять  образ  его
мыслей, то откуда нам  знать  о  том,  что  делается  в  умах  существ,  в
отношении  которых  нам  неизвестно  даже  химическая  природа  их  обмена
веществ?
     - Главное - что они разумны. Они умеют делать орудия труда.
     - Верно.
     - А вот если Джим услышит, что  ты  говоришь  такое,  ты  может  быть
подвергнут лечебной психологической обработке.
     - Это наиболее весомый аргумент из всех тобою приведенных.
     Стив ухмыльнулся и пощекотал девушку за  ухом  кончиками  пальцев.  И
вдруг ощутил, как она неожиданно напряглась, увидел боль на ее лице. Но  в
то же самое время почувствовал приступ неожиданно нахлынувшей боли и  сам,
такой страшной головной боли, что, казалось, мозг готов  был  выплеснуться
из-под черепной коробки.

     - Мне удалось войти в телепатический контакт  с  ними,  сэр,  -  едва
разборчиво пролепетал Телепат.  -  Спрашивайте  у  меня  о  том,  что  вас
интересует.
     Капитана не нужно было просить  об  этом  дважды,  ибо  он  прекрасно
понимал,  что  Телепат  не  сможет   долго   терпеть   мучения,   которыми
сопровождается контакт.
     - Какой привод они используют для перемещения своего корабля?
     - Принцип действия их привода основан на неполной реакции синтеза  на
базе водорода,  который  они  засасывают  из  окружающего  пространства  с
помощью электромагнитных ловушек.
     - Весьма мудрое решение... Они могут уйти от нас?
     - Нет.  Сейчас  их  привод  работает  на  холостом  ходу,  готовый  к
включению, и оно их не спасет. Мощность привода ничтожно мала.
     - Какого рода оружие имеется у них на борту?
     Телепат молчал довольно долго.  Остальные  терпеливо  дожидались  его
ответа. В рубке управления были слышны  лишь  привычные  для  всех  звуки:
характерный вой мощного электрического тока в кабелях, приглушенные голоса
снизу, шум гравитационных двигателей, напоминавший треск рвущейся одежды.
     - Вообще нет никакого, сэр.
     Голос кзина стал более отчетливым,  он  словно  колоссальным  усилием
пробуждался от тяжелого сна. И корчась так, будто его  все  еще  одолевали
кошмары.
     - Совершенно ничего нет такого  на  борту  этого  корабля,  нет  даже
кинжалов или дубинок. Прошу прощения, у них имеются кухонные ножи. Но  они
используются только по прямому назначению.  Те,  кто  находятся  на  борту
этого корабля, даже не умеют сражаться. И не будут.
     - Это точно?
     - Совершенно точно, сэр. Они также не ожидают и от нас, что мы станем
сражаться. Мысль об этом пришла в голову троим из них, но каждый тотчас же
отверг ее.
     - Но почему? - не удержался Капитан, понимая всю  неуместность  этого
вопроса.
     - Не знаю, сэр. Все дело  в  науке,  которую  они  применяют,  или  в
религии, которой придерживаются. Но я  не  в  состоянии  понять  этого,  -
хнычущим голосом пожаловался Телепат. - Я вообще ничего не понимаю.
     Это должно быть для него совершенно  невыносимым,  отметил  про  себя
Капитан. Насколько же чуждыми для нашего  понимания  являются  мысли  этих
инопланетян!
     - Что они делают сейчас?
     - Ожидают, когда мы с ними заговорим. Они пытались вступить с нами  в
переговоры и полагают, что мы со  своей  стороны  предпринимаем  столь  же
настойчивые попытки.
     - Но почему? Простите, это не  столь  важно.  Важно  другое.  Жар  их
убивает?
     - Разумеется, сэр.
     - Рвите контакт!
     Телепат задрожал всем телом. Вид у него был такой, будто он побывал в
стиральной машине. Капитан прикоснулся  пальцами  к  одному  из  сенсорных
выключателей и взревел:
     - Оружейник!
     - Здесь.
     - Воспользуйтесь индукторами против неприятельского корабля.
     - Сэр, они действуют очень инерционно! Что  если  враг  устремится  в
атаку?
     - Не смейте спорить со мною, вы...
     Рыча  и  брызжа  слюною,  Капитан  произнес   страстный   монолог   о
достоинствах  беспрекословного  повиновения.  Когда   он   отключился   по
интеркому, Специалист по инопланетным технологиям был снова  у  смотрового
экрана, а Телепат погрузился в сон.
     Капитан самодовольно промурлыкал, чтобы они ни о чем не беспокоились.
     Когда нестерпимый жар погубит всех инопланетян, он возьмет их корабль
в качестве трофея. Изучение их системы жизнеобеспечения  выявит  для  него
все, что ему необходимо знать об условиях обитания на их родной планете. А
определить ее местонахождение не составит особого труда, для  этого  будет
достаточно проследить в обратном порядке проделанный кораблем  маршрут  по
содержанию  ячеек  памяти  бортового  компьютера.  По  всей   вероятности,
инопланетяне даже не удосужились принять хоть какие-нибудь меры для  того,
чтобы должным образом замести свои следы!
     Если они родом с планеты, пригодной для  проживания  кзинов,  то  эта
планета станет владением кзинов. А он как Вождь-Завоеватель получит в свое
распоряжение один процент от полной ее стоимости на  всю  свою  оставшуюся
жизнь! Воистину обеспеченное будущее ждет его в этом  случае!  Его  больше
уже никогда не будут называть словом, которым обозначается его  профессия.
У него будет ИМЯ...
     - Информация к сведению, - сообщил СИТ. -  Этот  космический  корабль
перед тем, как остановить вращение, развивал ускорение одно  и  двенадцать
шестидесятичетвертых "же".
     - Несколько великовато, - задумался  Капитан.  -  Возможно,  на  этой
планете слишком много воздуха; впрочем можно  переустроить  ее  атмосферу,
чтобы она стала пригодной для  дыхания  кзинов.  СИТ,  надо  сказать,  нам
просто-таки везет на наиболее диковинные  виды  живых  существ.  Вспомните
хотя бы Чанквен.
     - Где обладали разумом существа обоего пола? Они непрерывно сражались
друг с другом.
     - А эта нелепая религия на Альтаире-1? Они вдолбили  себе  в  голову,
что способны путешествовать во времени!
     - Да, сэр. Когда мы высадили  десант  звездной  пехоты,  они  все  до
единого исчезли.
     -  Они,  должно  быть,  совершили  массовое  самоубийство  с  помощью
дезинтеграторов. Но почему? Ведь они понимали, что  мы  не  собирались  их
уничтожать, что они были нам нужны в качестве рабов. А у меня до  сих  пор
никак не выходит  из  головы  мысль  о  том,  каким  все  же  образом  они
избавились от дезинтеграторов после того, как покончили с собою.
     - Некоторые существа, - заметил СИТ, - чего только не  сделают,  лишь
бы остаться верными своей религии.

     Четвертый звездолет с колонистами на планету "Наша  Победа"  лежал  в
дрейфе среди звезд на расстоянии в  одиннадцать  световых  лет  от  орбиты
Плутона и восьми световых лет от места своего назначения.  Впереди  звезды
казались яркими точками зеленовато-белого и бело-голубого  цвета  на  фоне
первозданной черноты; позади - редкими, как  бы  потухающими  красноватыми
угольками. По обе стороны от него  созвездия  выглядели  странным  образом
сплюснутыми. Вселенная была короче, чем ей надлежало бы быть.
     В течение вот уже весьма  продолжительного  времени  Джим  Дэвис  был
занят по горло. Все на борту корабля, включая  и  его  самого,  испытывали
мучительнейшую, накатывавшуюся волнами, ослеплявшую головную боль. Каждому
из своих пациентов д-р Дэвис вручил по крохотной розовой таблетке из  щели
раздаточного устройства  огромного  медавтомата,  занимавшего  всю  заднюю
стенку  корабельного  лазарета.  Получив  свою  дозу  лекарства,  пациенты
продолжали  околачиваться  за  дверью,  ожидая,  когда  начнется  действие
таблеток, образовав в узком коридоре  настоящую  толпу.  Затем  кому-то  в
голову пришла мысль о том, что неплохо было бы пройти в  кают-кампанию,  и
все сразу же последовали за этим умником. Это была  необычайно  молчаливая
толпа. Никто в ней не испытывал особого желания говорить, пока его  мучила
такая страшная боль. Даже звуки магнитных подошв сандалия и те терялись  в
пышном ковре из искусственной шерсти.
     Джима Дэвиса Стив увидел чуть позади себя.
     - Эй, док, - тихим голосом позвал он, - когда же все-таки прекратится
эта боль?
     - У меня она уже понемногу проходит. Ты принял таблетку  чуть  позже,
чем я, верно?
     - Да, это так. Спасибо, док.
     Они плохо переносили боль, эти люди. Они были совершенно непривычны к
боли.
     Тихим ручейком  влились  они  в  кают-кампанию.  Здесь-то  и  начался
негромкий разговор между  ними.  Одни  разместились  на  низких  кушетках,
пользуясь липкими  пластиковыми  полосками  на  своих  свободно  спадающих
рубахах. Другие стояли или парили поблизости от стен.  Кают-кампания  была
достаточно просторна, чтобы каждый чувствовал себя вполне удобно.
     Стив извивался под самым потолком, пытаясь натянуть на ноги сандалии.
     - Надеюсь, они не повторят подобное еще раз, - услышал он слова  Сью.
- Ведь это настоящая пытка.
     - Не повторят что? - спросил  кто-то,  чей  голос  Стиву  не  удалось
распознать, поскольку, занятый обувью, он слушал вполуха.
     - То, что они пытались сделать. По всей вероятности, телепатически.
     - Не может  быть.  Я  не  верю  в  телепатию.  Возможно,  им  удалось
возбудить ультразвуковые колебания стен.
     Стив наконец-то одел сандалии, однако магнитные  подошвы  решил  пока
что не активировать.
     - ...Холодное пиво. Вы  понимаете,  что  мы  уже  никогда  больше  не
попробуем холодного пива?
     - ...А мне не  хватает  водных  лыж.  Ощущения  упругости  буксирного
троса, взрывающейся под ногами воды, яркого солнца над головой...
     Стив пододвинулся поближе к основной группе беседующих.
     - Это запретная для разговоров тема, - заявил он, вступая в разговор.
     - Все равно нам от этого никак не уйти, - бодрым тоном объяснил Джим.
- Это единственный способ отвлечься от мыслей об инопланетном  корабле,  о
котором только и толкуют все остальные. Хочется  хоть  на  какое-то  время
забыть об этом. О чем ты больше всего жалеешь, покинув навсегда Землю?
     - Только о  том,  что  я  не  был  на  ней  достаточно  долго,  чтобы
по-настоящему рассмотреть ее.
     - Да, да, разумеется.
     Джим вдруг вспомнил о том, что в руке  у  него  питьевой  баллон.  Он
отпил из него, затем дружелюбно протянул его Стиву.
     - Больше всего мне действует на нервы это ожидание, - сказал Стив.  -
Что им взбредет в голову предпринять в качестве следующего  шага?  Вызвать
вибрацию корпуса корабля в коде Морзе?
     Джим улыбнулся.
     - Скорее всего  они  не  сделают  никакого  следующего  шага.  Просто
оставят всякие попытки вступить с нами в контакт и уберутся восвояси.
     - О, я надеюсь, этого не будет! - воскликнула Энн.
     - А разве это плохо?
     Стив замер. Что это такое пришло в голову Джиму?
     -  Разумеется,  плохо,  -  возразила  Энн.  -  Нам  непременно  нужно
выяснить, что из себя представляют эти инопланетяне!  И  еще  подумайте  о
том, чему они могут научить нас, Джим!
     Когда разговор превращается в жаркую дискуссию, самое  лучшее  -  это
сменить тему.
     - Послушайте, - произнес Стив, - когда я  отталкивался  от  стены,  я
случайно заметил, что она стала теплой. Это хорошо или плохо?
     - Это просто странно. Ей положено быть холодной, если уж  говорить  о
тепловых ощущениях, - ответил Джим. -  Снаружи  нет  ничего,  кроме  света
далеких звезд. За исключением...
     Выражение его лица вдруг  резко  переменилось.  Он  подтянул  к  себе
ступни и прикоснулся кончиками пальцев к магнитным подошвам.
     - Ааааа! Джим! Джим!
     Стив безуспешно пытался развернуться, единственное, что  ему  удалось
выяснить - это то, что истошные вопли  исходили  от  Сью.  Он  активировал
магнитные присоски своих башмаков, прошлепал по стенке, пока  не  очутился
на полу, и бросился к ней на помощь.
     Сью была  окружена  со  всех  сторон  сбитыми  с  толку  людьми.  Они
расступились, чтобы  пропустить  Джима  Дэвиса,  и  он  принялся  помогать
девушке выйти из кают-кампании. Она  казалась  крайне  напуганной,  громко
стонала и металась из стороны в сторону, не обращая  внимания  на  попытки
помочь ей.
     Стив в конце концов протолкался к девушке.
     - Все металлическое быстро  прогревается,  -  вскричал  Дэвис.  -  Ей
необходимо оказать срочную медицинскую помощь.
     - В лазарет! - закричал Стив.
     Вчетвером они  провели  Сью  по  коридору  в  лазарет.  Она  все  еще
продолжала  всхлипывать  и  не  прекращала  попытки   вырваться   из   рук
сопровождавших ее мужчин, когда они завели ее в лазарет, однако Джиму  все
же удалось сделать ей инъекцию обезболивающего. Она тут же уснула.
     Все четверо с беспокойством следили за  тем,  как  Джим  приступил  к
работе. Воспользоваться услугами автодиагноста не  было  времени,  поэтому
все необходимое Джиму пришлось делать собственноручно. Крохотный  слуховой
аппарат, который и явился причиной адской боли, был имплантирован Сью  под
кожу позади ушной раковины. Операция по удалению приборчика была проделана
быстро, но в конце ее скальпель уже почти обжигал пальцы Джима.  Стив  тем
временем отчетливо ощущал, насколько сильно прогрелись  магнитные  подошвы
башмаков у него на ногах.
     Ведают ли инопланетяне, что творят?
     Неужели подвергают нападению космический корабль? Его корабль.
     Стив  выскользнул  в  коридор  и  бегом  пустился  по  направлению  к
командной рубке. Со стороны этот бег  на  магнитных  подошвах  делала  его
очень похожим на перепуганного пингвина, но перемещался он  очень  быстро.
Не исключено, что он совершает  ужасную  ошибку:  инопланетяне,  возможно,
просто делают отчаянные попытки вступить в контакт с существами  на  борту
земного космического корабля. Но он этого так  никогда  и  не  узнает.  Их
нужно остановить до того, как все,  кто  находится  в  "Карандаше  Ангела"
зажарятся заживо.
     Теперь уже башмаки обжигали ступни  его  ног.  Он  громко  стенал  от
мучительной боли. Воздух обжига ноздри и губы. Даже зубы стали горячими.
     Для того,  чтобы  открыть  дверь  в  командную  рубку,  ему  пришлось
обмотать  ладони  рубашкой.  Боль  от  ожогов   ног   стала   совсем   уже
непереносимой; ему пришлось сбросить сандалии, и в рубку он уже  буквально
вплыл.  Чтобы  сохранить  возможность  свободно  манипулировать   органами
управления, он обмотал пальцы  рукавами  рубашки.  Поворот  большой  белой
рукоятки включил привод на полную мощность, и он скользнул в кресло пилота
еще до того, как успела образоваться сила тяжести.
     Стив включил телескоп заднего обзора. Он был направлен  на  Солнечную
систему, поскольку приводом с такого удаления можно  было  пользоваться  и
для пересылки различных сообщений. Он произвел  фокусировку  телескопа  на
близкое расстояние и начал разворачивать корабль.

     В ближнем инфракрасном диапазоне неприятельский корабль  пылал  ярким
факелом.
     - На то, чтобы прогреть секцию, в которой размещается  экипаж,  уйдет
несколько  больше  времени,  -  отрапортовал  Специалист  по  инопланетным
технологиям. - Там, безусловно, должна  быть  аппаратура  для  поддержания
постоянства температуры.
     - Ничего страшного. Как только вы посчитаете, что все они уже мертвы,
разбудите Телепата, чтобы он произвел проверку.
     Капитан продолжал приглаживать свой мех, дабы убить время.
     Поймите, если бы они не были столь абсолютно беспомощны, я бы не стал
прибегать к такому медленному способу.  Я  сперва  вырезал  бы  из  кольца
двигательный отсек. Пожалуй, так и следовало бы поступить в любом  случае.
Для пущей безопасности.
     СИТ страстно желал придать своим словам максимум убежденности:
     - Сэр, у  них  просто  теоретически  никак  не  может  быть  никакого
тяжелого вооружения. Для него нет места  на  борту  этого  корабля.  Когда
используется реактивная тяга в качестве силового привода, то все свободное
пространство занято самим двигателем и топливными баками.
     Неприятельский корабль начал медленный  разворот,  стремясь  уйти  от
своего мучителя. Его двигательный отсек раскалился докрасна.
     - Они пытаются уйти, - констатировал Капитан, когда раскаленный хвост
вражеского корабля повернулся непосредственно к ним. - Вы уверены  в  том,
что они не способны это сделать?
     - Уверен, сэр. Этот хилый привод все равно далеко их не умчит.
     - А что случится, если свет резанет по нашему  кораблю?  -  задумчиво
промурлыкал Капитан.
     - Нам может повредить только очень яркий свет,  как  я  полагаю.  Для
плоских линз испускаемый поток света должен иметь очень большую ширину,  и
соответственно огромную мощность. Для того, чтобы он мог  представлять  из
себя опасность для нас, они должны располагать параболическим отражателем.
Если только не...
     Уши его приподнялись и выпрямились.
     - Если только не... -  что?  -  спокойным,  но  требовательным  тоном
спросил Капитан.
     - Лазер. Но не стоит об этом тревожиться, сэр.  У  них  нет  никакого
оружия.
     Капитан аж подпрыгнул над пультом управления.
     - Идиот! - брызжа слюной, завопил он.  -  А  если  они  не  имеют  ни
малейшего понятия о том, что именно является  эффективным  оружием  против
нас? Ведь даже самый проницательный телепат не способен выяснить  то,  что
им самим неведомо? ОРУЖЕЙНИК!
     - Я здесь, сэр!
     - Сожгите...
     Ужасающе яркий свет залил купол рубки  управления.  Капитан  вспыхнул
ослепительно белым факелом,  который  мгновенно  погас,  как  только  весь
воздух улетучился сквозь зияющую трещину в куполе.

     Стив лежал на спине. Корабль снова пришел во вращение, прижав  его  к
чему-то достаточно твердому и показавшемуся ему его собственной койкой.
     Он открыл глаза.
     Джим Дэвис пересек помещение и стал прямо над ним.
     - Ты не спишь?
     Стив  мгновенно  принял  вертикальное  помещение,  широко  открыв  от
изумления глаза.
     - Успокойся.
     Серые глаза Джима буквально излучали заботу.
     Ничего не понимая, Стив часто-часто заморгал.
     - Что случилось? - спросил он и обнаружил, насколько хриплым был  его
голос.
     Джим присел на один из стульев.
     - Это ты должен нам объяснить. Мы  пытались  пройти  в  рубку,  когда
корабль неожиданно пришел в движение.  Почему  ты  не  включил  сигнальный
колокол, чтобы мы могли пристегнуться? А как только в дверь вошла Энн,  ты
сразу же отключил привод. Потом потерял сознание.
     - А что произошло с другим кораблем?
     Стив  изо  всех  сил  пытался  тоном  своего  голоса  не  показывать,
насколько страстно хочется  ему  знать  об  этом,  но  у  него  ничего  не
получилось. Крайняя степень тревоги звучала в каждом его слове.
     - Почти все остальные члены нашей команды сейчас как раз там, изучают
обломки, сохранившиеся от корабля инопланетян.
     Стив почувствовал, как остановилось его сердце.
     - Насколько мне помнится, - продолжал  Джим,  -  я  с  самого  начала
опасался того,  что  этот  инопланетный  корабль  может  иметь  враждебные
намерения. Я ведь врач-психиатр, и  к  тому  еж  прошел  углубленный  курс
истории, так что, пожалуй, знаю насколько больше, чем другие, о  подлинной
натуре  разумных  существ.  Слишком  много  надуманного,  голословного   в
утверждении, что существа, способные преодолевать космические  расстояния,
как само собой разумеющееся должны быть миролюбивыми. Я тоже  надеялся  на
это, но действительность опровергает наши ожидания. Вот  эти  инопланетяне
без стеснения прибегли к тому, в чем  было  бы  стыдно  признаться  любому
уважающему себя человеческому существу, даже если бы это ему привиделось в
самом ужасном кошмаре. Бомбы  с  расщепляющимися  веществами,  ракеты  для
доставки таких  бомб,  индукционный  проектор,  воздействию  которого  они
подвергли нас. И противоракеты. Вы понимаете, что это означает? А то,  что
у них есть противник - такой же, как и они сами,  Стив.  И  притом,  может
быть, совсем недалеко. Нам и впредь придется защищаться.
     - Значит, это я уничтожил их.
     Все  поплыло  перед  глазами  Стива,  хотя  голос  его  оставался  на
удивление абсолютно твердым.
     - Ты спас наш корабль.
     - Это произошло  совершенно  случайно.  Я  просто  пытался  побыстрее
унести ноги.
     - Нет, вовсе не так.
     Свой "обвинительный акт" Дэвис объявил настолько  непринужденно,  как
будто описывал химический состав проанализированной им пробы мочи.
     - Этот корабль находился от нас на расстоянии в четыреста миль.  Тебе
нужно было поймать его в окуляре телескопа, чтобы точно попасть в цель. Ты
четко сознавал, что делаешь, кроме того еще потому, что ты отключил привод
сразу же после того, как сжег корабль инопланетян. Мышцы спины больше  уже
не в состоянии были поддерживать туловище Стива в вертикальном  положении.
Он снова плюхнулся на койку.
     - Ну ладно, значит ты все знаешь, - сказал он, обращаясь к потолку. -
А остальные?
     - Весьма сомневаюсь.  Убийство  даже  с  целью  самозащиты  никак  не
уживается в их сознании. Хотя Сью, как мне кажется, догадывается.
     - Оооо.
     - Если даже это и так,  она  воспримет  это  совершенно  спокойно,  -
попытался  успокоить  его  Дэвис.  -  Во  всяком  случае,  спокойнее,  чем
большинство  остальных,  когда  они   обнаружат,   что   вселенная   полна
вооруженных бойцов. Для них это будет настоящим концом света, Стив.
     - Почему?
     - Слова мои, пожалуй, звучат несколько напыщенно, но  такова  суровая
действительность. Подумать только - три столетия мирной жизни для всех без
исключения жителей планеты Земля. Эту эпоху  назовут  Золотым  веком.  Три
столетия без голода, без войн, без болезней, если  не  считать  медленного
старения, без каких-либо душевных болезней вообще,  даже  по  нами  весьма
строгим стандартам. Когда  кто-нибудь  старше  четырнадцати  лет  пытается
прибегнуть к кулаку для выяснения отношений с ближним, мы считаем, что  он
болен, и тут же излечиваем его. А теперь всему этому конец.  Мир  для  нас
утерял свое стабильное состояние.
     - Я могу отсюда увидеть то, что осталось от корабля инопланетян?
     - Да. Он как раз позади нас.
     Стив скатился с койки и подошел к иллюминатору.
     Кто-то  подвел  их  корабль  совсем  близко  к  кораблю  инопланетян.
Последний  представлял   собой   огромный   красный   шар   с   уродливыми
продолговатыми наростами, которые, казалось, были разбросаны по  всей  его
поверхности чисто произвольно. Световой луч разрезал его на  две  неравные
части, прошелся по нему, словно ножом по вареному яйцу.  Стив  внимательно
наблюдал, не в силах отвести взор, за тем, как белая крупная часть по мере
своего вращения открывала взгляду свои внутренности, напоминающие пчелиные
соты.
     - Пройдет совсем немного времени, - сказал Джим, и наши  люди  станут
возвращаться. Они будут очень напуганы. Кое-кто, по всей вероятности, даже
станет настаивать на том, чтобы и мы  сами  вооружились,  воспользовавшись
оружием с этого другого корабля, чтобы быть в состоянии отразить следующее
нападение. Мне придется согласиться с ними. Может быть, некоторые  сочтут,
что я болен. Возможно, так оно и есть. Но это как раз та душевная болезнь,
в которой мы теперь нуждаемся.
     У Джима был совершенно разбитый вид, еще никогда он не казался  таким
несчастным.
     -  Нам  придется  стать   вооруженным   обществом.   И,   разумеется,
обязательно нужно предупредить Землю...

                                  В ЯДРЕ

                                    1

     Не знаю, назвать ли это рисунком, рельефной фреской, скульптурой  или
бесформенной массой, но то был  центральный  экспонат  в  Секции  Искусств
Института Знаний на Джинксе. Странные, должно  быть,  глаза  у  кдатлинов,
подумал я. Мои собственные  глаза  слезились.  Чем  дольше  я  смотрел  на
"Сверхсветовое пространство", тем  сильней  оно  расплывалось  перед  моим
взглядом.
     Я уже было решил, что оно для того и предназначено, чтобы видеть  его
размытым, когда меня осторожно прихватила за руку пара зубастых  челюстей.
Я подскочил на добрый фут. Мягкое, волнующее контральто произнесло:
     - Беовульф Шеффер, а вы ведь мот.
     Этот голос сделал бы певцу карьеру. И мне показалось, что я узнал его
- но этого быть не могло,  ведь  тот  находился  на  Нашем  Достижении,  в
световых годах отсюда. Я обернулся.
     Кукольник отпустил мою руку и продолжал:
     - И что же вы думаете о Хродену?
     - Он губит мои глаза.
     -  Разумеется.  Кдатлино  слепы,  если   не   считать   радиолокации.
"Сверхсветовое пространство" предназначено не для того, чтобы смотреть,  а
чтобы осязать. Проведите по нему языком.
     - Языком? Нет, спасибо. - Я попробовал провести по нему  рукой.  Если
хотите знать, на что это было похоже, берите корабль и летите  на  Джинкс,
эта штуковина до сих пор там. Я просто отказываюсь описать это ощущение.
     Кукольник в сомнении покачал головой.
     - Я уверен, что ваш язык чувствительнее. Сторожей поблизости нет.
     - Забудьте об этом. Знаете, по  голосу  вы  в  точности  региональный
директор "Дженерал Продактс" с Нашего Достижения.
     - Это он передал мне ваше досье, Беовульф Шеффер. Несомненно,  у  нас
был один и тот же преподаватель английского. Я - региональный президент на
Джинксе, как вы, конечно, поняли по моей гриве.
     Ну, не сказал бы. Рыжеватая копенка над мозговой коробкой между двумя
шеями кукольника должна указывать его касту, если вы научитесь принимать в
расчет вариации простого стиля. А для этого надо самому быть  кукольником.
Вместо того, чтобы признаться в своем невежестве, я спросил:
     - В досье сказано, что я мот?
     - За прошедшие четыре года вы потратили больше миллиона стар.
     - И это мне пришлось по душе.
     - Да. Скоро вы снова залезете в долги. Вы  не  подумывали  продолжить
авторский труд? Я в восхищении от вашей статьи о нейтронной звезде  BWS-1.
"Остроконечное дно гравитационного колодца"... "Синий свет  звезд  сыпался
на меня, словно неосязаемый град"... Чудесно.
     - Спасибо. И заплатили за нее тоже недурно. Но  в  основном  я  пилот
космических кораблей.
     - Какая удача, что мы здесь встретились. Я собирался вас  найти.  Вам
не нужна работа?
     Вопрос, на который нелегко ответить. Последний  и  единственный  раз,
когда я получил работу от кукольника, он принудил  меня  к  ней  шантажом,
зная, что это меня, вероятно, убьет. Так едва и не случилось. Я не  держал
зла на регионального директора с Нашего Достижения, но позволить им  снова
посмеяться надо мной?
     -  Я  отвечу  вам  условным  "может  быть".  Вы   считаете,   что   я
профессиональный пилот-самоубийца?
     - Вовсе нет. Если я продемонстрирую вам детали, согласны ли вы, чтобы
эта информация осталась конфиденциальной?
     - Согласен, - официально ответил я, зная, к чему это меня  обязывает.
Устный контракт связывает так же, как лента, на которую он записан.
     - Хорошо. Идемте. - И он прогарцевал к будке передатчика.

     Будка-передатчик выпустила нас где-то в безвоздушных районах Джинкса.
Стояла ночь. Высоко в небе болезненно-яркой точкой повис Сириус Б, заливая
рваный лунный ландшафт ясным голубым светом. Я посмотрел вверх и не увидел
Двойняшки - пухлой оранжевой планеты-спутника Джинкса, так что мы,  должно
быть, находились на Дальнем Конце.
     Но кое-что над нами все-таки было.
     Корпус "Дженерал Продактс" N4 представляет собой прозрачную  сферу  в
тысячу с лишним футов диаметром. Нигде  в  известной  части  галактики  не
строили кораблей крупнее. Покупать их в состоянии только  правительства  и
применяются они только для проектов  колонизации.  Но  использовать  таким
образом этот корабль было невозможно: он весь состоял из механизмов.  Наша
будка-передатчик стояла между двумя посадочными опорами, так что  выпуклый
борт корабля смотрел на нас, как сова на  мышь.  От  будки  к  шлюзу  вела
сквозь вакуум соединительная труба. Я сказал:
     - "Дженерал Продактс" стали строить готовые космические корабли?
     - Мы подумываем о расширении деятельности. Но есть проблемы.
     С точки зрения этой  принадлежащей  кукольникам  компании  время  для
подобной акции  должно  было  выглядеть  подходящим.  "Дженерал  Продактс"
изготовляет корпуса девяноста пяти  процентов  всех  кораблей  в  космосе,
главным  образом  потому,  что  никто  другой  не   знает,   как   сделать
неразрушимый корпус. Но этот корабль был бы плохим  началом.  Единственное
место, которое я мог присмотреть для команды, груза или  пассажиров,  были
несколько кубических ярдов пустого пространства у самого днища, прямо  над
шлюзом - как раз достаточно по величине для пилота.
     - Нелегко вам будет это продать, - заметил я.
     - Верно. А еще что-нибудь вы замечаете?
     - Ну... -  аппаратура,  заполнявшая  прозрачный  корпус,  была  очень
плотно  упакована.  В  целом  это  выглядело  так,  будто  раса   гигантов
десятимильного роста пыталась прибегнуть к миниатюризации. Я  не  видел  и
следа соединительных труб; следовательно, не может быть никакого ремонта в
космосе.  Четыре  реактивных  двигателя  просовывали  сквозь  корпус  свои
соответствующей огромности  ноздри,  расходящиеся  под  углами  от  днища.
Вспомогательных  двигателей  поменьше  нет;  значит,  гироскопы-переростки
внутри. Остальное...
     - Большей частью это выглядит, как  гиперпространственные  двигатели.
Но это глупо. Разве что вы нашли вескую причину передвигать луны?
     - Некогда вы были  штатным  пилотом  на  "Линиях  Накамура".  Сколько
занимал времени перелет с Джинкса на Наше Достижение?
     - Двенадцать дней, если  ничего  не  сломается.  -  Как  раз  вдоволь
времени, чтобы свести знакомство с самой хорошенькой пассажиркой на борту,
пока автопилот делает за меня все остальное, только что форму не носит.
     - Расстояние от Сириуса до  Проциона  -  четыре  световых  года.  Наш
корабль проделал бы этот путь за пять минут.
     - Вы потеряли рассудок.
     - Нет.
     Но это  же  почти  световой  год  в  минуту!  Я  не  мог  себе  этого
представить. Потом вдруг я это представил и челюсть у меня отвисла, потому
что я увидел раскрывшуюся передо мной галактику. Нам известно так мало  за
пределами  нашего   ближайшего  галактического   соседства.   Но  с  таким
кораблем!..
     - Это чертовски быстро.
     - Совершенно верно. Но оборудование,  как  вы  замечаете,  громоздко.
Постройка этого корабля обошлась в семь миллиардов стар, не  считая  сотен
лет исследований, но он понесет только  одного  человека.  Таким  образом,
этот корабль - неудачный. Не войти ли нам внутрь?

                                    2

     Система жизнеобеспечения состояла из двух круглых  комнат,  одна  над
другой, и маленького шлюза с одной стороны. Нижняя комнатка служила рубкой
управления  с  рядами  переключателей,  циферблатов   и   перемигивающихся
лампочек, над которыми довлел огромный сферический указатель  масс.  Стены
верхней  комнаты  были  прозрачными  и  голыми,   сквозь   них   виднелись
устройства, снабжающие воздухом и водой.
     - Это  будет  комната  отдыха,  -  пояснил  кукольник.  -  Мы  решили
предоставить пилоту самому ее украсить.
     - Почему я?
     -  Позвольте,  я  продолжу  объяснение  сути  проблемы,  -  кукольник
принялся расхаживать по полу. Я присел на  корточки  у  стены  и  смотрел.
Наблюдать, как двигается кукольник - одно удовольствие. Даже при тяготении
Джинкса  его  оленье   тело   выглядело   невесомым;   крошечные   копытца
беспорядочно барабанили по  полу.  -  Сфера  распространения  человеческих
колоний имеет в поперечнике около тридцати световых лет, не так ли?
     - Самое большее тридцать. Это не совсем сфера...
     - Регион, занимаемый кукольниками, намного меньше. У  кдатлино  сфера
вполовину меньше вашей, а у кзинов - незначительно больше.  Это  важнейшие
путешествующие в космосе виды. Внешних можно не брать в расчет,  поскольку
они   не   пользуются   сверхсветовыми   кораблями.   Разумеется,    сферы
распространения отчасти совпадают. Полеты из одной сферы  в  другую  почти
сведены к нулю, не считая  нас  самих,  так  как  область  нашего  влияния
простирается на всех, кто покупает наши корпуса.  Но  суммируйте  все  эти
регионы и вы получите область шестидесяти световых лет в поперечнике. Этот
корабль может пересечь ее за семьдесят пять минут. Положим шесть часов  на
отбытие и шесть на приземление и мы  получим  корабль,  способный  попасть
куда угодно за тринадцать часов, но никуда - меньше,  чем  за  двенадцать,
несущий одного пилота и никакого груза и стоящий семь миллиардов стар.
     - А как насчет исследований?
     - Мы, кукольники, лишены вкуса к отвлеченным знаниям.  Да  и  как  мы
вели бы эти исследования? - имелось в виду, что любая раса, летая на  этом
корабле, извлекла бы из этого выгоду. А  кукольники  не  станут  рисковать
шеями, летая на нем сами. - Нам нужно побольше денег и концентрация  умов,
чтобы изобрести нечто, летающее, возможно, медленнее, но обязательно менее
громоздкое. "Дженерал Продактс" не хотят затрачивать так много на то,  что
способно прогореть. Нам потребуются  лучшие  умы  всех  разумных  видов  и
богатейшие вкладчики. Беовульф Шеффер, нам нужно привлечь внимание.
     - Публичный аттракцион?
     - Да. Мы хотим отправить пилота к центру галактики и обратно.
     - Да... Господи! Неужто он летает н_а_с_т_о_л_ь_к_о быстро?
     - Понадобится примерно двадцать пять дней  на  то,  чтобы  достигнуть
центра и равное время на возвращение. Вам понятны доводы в пользу...
     - Доводы замечательные. Можете не расписывать. Почему я?
     - Мы хотим, чтобы вы совершили путешествие, а потом написали об этом.
У меня есть список пишущих пилотов. Те, к кому я уже  обращался,  проявили
нежелание.  Они  говорили,  что  сочинительствовать   на   твердой   почве
безопаснее,  чем  испытывать   неизвестные   корабли.   Мне   понятны   их
рассуждения.
     - Мне тоже.
     - Вы полетите?
     - Что мне предлагают?
     - Сто тысяч стар за полет. Пятьдесят тысяч - за  то,  чтобы  написать
рассказ, в придачу к тому, что вы можете получить за его публикацию.
     - Продано.

     С этого времени меня только и тревожило, не  разузнал  бы  мой  новый
наниматель, что ту статейку о нейтронной звезде написал вместо меня другой
человек.
     О, сначала я удивлялся, с какой стати  "Дженерал  Продактс"  пожелали
мне довериться. Работая на них  в  первый  раз,  я  покушался  украсть  их
корабль по  причинам,  казавшимся  в  то  время  основательными.  Но  этот
корабль,  названный  мною  "Далеким  прицелом",  по-настоящему  не  стоило
воровать. Любой потенциальный покупатель знал бы, что тут дело нечисто, да
и что пользы бы он  из  него  извлек?  На  "Далеком  прицеле"  можно  было
исследовать шаровые скопления, но любое другое его применение  могло  быть
только напоказ.
     Идея отправить его в Ядро была шедевром рекламы.
     Взвесьте: от Нашего Достижения до Джинкса  двенадцать  дней  лету  на
обычном судне и двенадцать часов на "Далеком прицеле". Какая разница? Пока
накопишь на такую  поездку,  пройдет  и  двенадцать  лет.  Но  Ядро!  Если
отбросить проблемы с заправкой и пополнением припасов, мой прежний корабль
добирался бы до ядра галактики триста  лет.  Ни  один  известный  нам  вид
никогда даже не видел Ядра! Его заслоняли слои разреженного газа и пылевые
облака. Можно  найти  целые  библиотеки  литературы  об  этих  центральных
звездах, но вся она состоит из общих мест и ученых догадок, основанных  на
наблюдениях за другими галактиками, вроде Андромеды.
     Три столетия сокращались менее, чем до месяца! Это хоть кого проймет.
И с картинками!
     Систему жизнеобеспечения закончили за пару недель. Я  велел  оставить
стены рубки управления прозрачными, а комнату отдыха выкрасить в  сплошной
синий цвет, без окон. Когда  дело  закончили,  я  получил  развлекательные
ленты и все, что нужно, чтобы удержать человека в своем уме семь недель  в
комнатенке величиной с большой шкаф.
     В последний день мы с кукольником  наговорили  окончательный  вариант
моего контракта. Мне давалось четыре месяца на то,  чтобы  достичь  центра
галактики и вернуться. Наружные камеры  будут  работать  постоянно;  я  не
вмешиваюсь в их действие. Если корабль понесет механическое повреждение, я
могу вернуться, не добравшись до центра; в остальных случаях -  нет.  Были
назначены неустойки. Я взял копию ленты, чтобы оставить у юриста.
     - Вам следует запомнить одну вещь, - сказал кукольник после этого.  -
Гипердвигатель работает в противоположном направлении от тяги.
     - Не уловил.
     Кукольник поискал слов.
     -  Если   вы   включите   реактивные   двигатели   и   гипердвигатель
одновременно, огни  ракет  окажутся  в  гиперпространстве  впереди  вашего
корабля.
     Теперь я понял картину. Задницей вперед в неизвестное. При размещении
рубки управления на дне корабля в этом был смысл. Для кукольника.

                                    3

     И я отправился.
     Я взлетел на  стандартных  двух  "же",  потому  что  люблю  удобства.
Двенадцать часов шел только на реактивных двигателях. Не стоило  находится
слишком близко к источнику гравитации, когда я включу гипердвигатель,  тем
более экспериментальный. Комната отдыха развлекала меня, пока не прозвонил
колокольчик.  Я  соскользнул   в   рубку   управления,   пристегнулся   от
невесомости,   выключил   ракеты,   потер   оживленно   руки   и   включил
гипердвигатель.
     Это было совсем не так, как я ожидал.
     Конечно, наружу смотреть я не  мог.  Когда  работает  гипердвигатель,
похоже, будто ваше слепое пятно увеличилось и  заняло  все  окна.  Не  то,
чтобы ничего не видно; вы просто  забываете,  что  там  вообще  есть,  что
видеть. Если окно расположено между кухонной панелью и репродукцией  Дали,
ваши глаз и ум помещают картину прямо  рядом  с  панелью,  а  пространство
между ними пропадает. К этому требуется привыкнуть; собственно,  от  этого
сходили с ума, но меня такое не беспокоило. Я провел тысячи человеко-часов
в гиперпространстве. Я смотрел за указателем масс.
     Указатель масс - это  большой  прозрачный  шар,  из  центра  которого
расходится множество синих линий. Направление линии - это  направление  на
звезду; ее длина указывает массу звезды. Если бы можно  было  приспособить
указатель масс к автопилоту, необходимость в живом пилоте  отпала  бы,  но
этого сделать нельзя. Как ни будь он надежен, как ни будь точен, указатель
масс остается псионным приспособлением. Для работы с ним  требуется  живое
сознание. Я пользовался указателями масс так долго, что для меня эти линии
словно настоящие звезды.
     Звезда приблизилась ко мне и я ее обогнул. Мне показалось, что другая
линия, указывающая не совсем уж прямо  вперед,  тем  не  менее  достаточно
длина, чтобы говорить об  опасной  массе,  так  что  я  обогнул  и  ее.  В
результате прямо передо мной оказался голубой карлик. Я быстро отвернул от
него и поискал регулятор скорости. Мне хотелось сбавить темп.
     Повторяю, МНЕ ЗАХОТЕЛОСЬ УМЕНЬШИТЬ СКОРОСТЬ.
     Конечно, регулятора не оказалось. Изобретение регулятора  как  раз  и
составит одну из целей  исследовательского  проекта  кукольников.  Ко  мне
протянулась длинная расплывчатая линия: протозвезда...
     Изобразим  это  таким  образом:  вообразите  себе  одну   из   земных
автострад. Вы, должно быть, видели  на  картинках,  как  они  выглядят  из
космоса: переплетение извилистых бетонных полос, пустых и заброшенных,  но
нигде не прерывающихся. Некоторые разрушены,  другие  закрыты  домами.  По
более  поздним,  с  резиновым  покрытием,  люди   катаются   на   лошадях.
Представьте себе, как должна была выглядеть одна из них часов в  шесть,  в
выходной, году, скажем, в тысяча девятьсот семидесятом. От края до края  -
наземные автомобили.
     А теперь давайте возьмем и спустим все эти машины с тормозов.  Далее,
поставим  их   на   акселератор,   до   максимальной   скорости   -   миль
шестьдесят-семьдесят в час, и не у всех одинаковой. Пусть что-то случилось
одновременно со всеми коробками скоростей, так что  максимальная  скорость
стала одновременно и минимальной. Вы начинаете замечать признаки паники.
     Готово?  Отлично.  Поставьте  на  свой  автомобиль  радар,  закрасьте
ветровое  стекло  и  боковые  окна  черной  краской  и  выезжайте  на  эту
автостраду.
     Вот на что это было похоже.

     Сначала казалось, что дело не так уж  плохо.  Звезды  наскакивали  на
меня,  я  уворачивался  и  некоторое  время  спустя  установилось  подобие
порядка. По опыту я мог с одного взгляда сказать, достаточно ли  близка  и
велика звезда, чтобы причинить мне аварию. Но  на  "Линиях  Накамура"  мне
приходилось бросать этот взгляд всего лишь каждые часов шесть. Здесь же  я
не смел отвести  глаз.  По  мере  того,  как  я  уставал,  мелкие  промахи
становились  все  опаснее  и  опаснее.  Через  три   часа   мне   пришлось
остановиться.
     Звезды выглядели не совсем знакомо. С неожиданным  страхом  я  понял,
что полностью покинул известный космос. Сириус, Антарес - отсюда я  бы  их
не узнал; я даже не был уверен, что их вообще видно. Я  стряхнул  страх  и
вызвал своих.
     - "Далекий прицел" вызывает  "Дженерал  Продактс".  "Далекий  прицел"
вызывает...
     - Беовульф Шеффер?
     - Я вам когда-нибудь говорил, какой у вас чудесный, волнующий голос?
     - Нет. Все идет хорошо?
     - Боюсь, что нет. Собственно, похоже, у меня ничего не выйдет.
     Пауза.
     - Почему?
     - Я не могу все время увертываться от этих звезд. Если это  продлится
достаточно долго, одна из них на меня наскочит.  Корабль  просто  чересчур
быстрый, черт его побери.
     - Да. Нам надо будет изобрести корабль помедленней.
     - Мне ужасно не хочется отказываться от такой хорошей платы, но глаза
у меня уже как при чистке лука. Везде болит. Я поворачиваю обратно.
     - Мне воспроизвести ваш контракт?
     - Нет. Зачем?
     - Единственная законная причина вашего возвращения - это механическая
поломка. В противном случае с вас причитается неустойка, вдвое превышающая
ваш гонорар.
     - Механическая поломка?  -  переспросил  я.  Где-то  в  корабле  есть
коробка с инструментом, а в ней молоток...
     - Раньше я не упоминал об этом,  так  как  считал  невежливым,  но  в
систему жизнеобеспечения встроены две камеры. Мы  собирались  использовать
пленки с вашим изображением для рекламных целей, но...
     - Понимаю. Скажите мне одну вещь, всего лишь одну. Когда региональный
президент с Нашего Достижения передал вам мое имя, упомянул ли он,  что  я
обнаружил отсутствие луны у вашей планеты?
     - Да, он упоминал об этом предмете. Вы приняли за свое молчание  один
миллион стар. Разумеется, у него есть запись этой сделки.
     -  Понятно.  -  Так  вот  почему  они  выбрали  знаменитого  писателя
Беовульфа Шеффера. - Путешествие займет больше времени, чем я думал.
     - Вам придется уплатить штраф за каждый  лишний  день  сверх  четырех
месяцев. Две тысячи стар за день опоздания.
     - В вашем голосе появился неприятный скрипучий оттенок. Прощайте.

     Я двигался дальше. Каждый час я выходил в  обычное  пространство  для
десятиминутного перерыва на кофе. Я выныривал, чтобы поесть  и  выныривал,
чтобы поспать. Двенадцать часов корабельных суток я проводил в  полете,  а
двенадцать - пытаясь от полета оправиться. Это была битва на проигрыш.
     К концу второго дня я знал, что не уложусь в четырехмесячные пределы.
Я мог справиться за шесть месяцев, уплатив сто двадцать тысяч стар  штрафа
и оставшись почти при том,  с  чего  начал.  И  поделом  мне  за  то,  что
доверился кукольнику!
     Звезды окружали  меня  со  всех  сторон,  сияя  сквозь  пол  и  между
приборными панелями. Под моими ногами  призрачно-бледно  светился  Млечный
Путь. Звезды уже стали гуще; по мере приближения  к  Ядру  они  будут  все
сгущаться, пока на одну из них я в конце концов не нарвусь.
     Идея! И управиться вовремя это тоже поможет.
     Бархатный голос откликнулся незамедлительно:
     - Беовульф Шеффер?
     - Здесь нет никого другого, душенька. Слушайте, я кое о чем  подумал.
Не могли бы вы...
     - Беовульф Шеффер, какой-нибудь из ваших приборов плохо работает?
     - Нет, все работает отлично, насколько может. Слушай...
     - Тогда  что  вы  можете  сказать  такого,  что  требовало  бы  моего
внимания?
     - Душенька, пора решать. Вы хотите отомстить или  вы  хотите  вернуть
свой корабль?
     Недолгое молчание. Затем:
     - Можете говорить.
     - Я мог бы достигнуть Ядра намного быстрей, если перед этим  выйду  в
один из промежутков между рукавами. Достаточно ли мы  знаем  о  Галактике,
чтобы определить, где кончается наш рукав?
     - Я пошлю запрос в Институт Знаний, чтобы это выяснить.
     - Хорошо.
     Четыре часа спустя меня  выхватил  из  подобного  смерти  сна  звонок
гиперфона. Это был не президент, а какая-то мелкая сошка. Я припомнил, как
прошлым вечером, обманутый собственной немочью и  этим  влекущим  голосом,
называл кукольника "душенькой", и задумался, не причинил ли я этим  ущерба
кукольниковым чувствам. Он мог быть и самцом: пол кукольника - один из его
маленьких секретов. Мелкая сошка  сообщила  мне  азимут  и  расстояние  до
ближайшего промежутка в звездах.
     Мне потребовались еще сутки, чтобы добраться туда. Когда звезды стали
редеть, я едва мог в это поверить. Я выключил гипердвигатель, и оказалось,
что это правда. Звезды отстояли друг от друга на десятки и сотни  световых
лет. Я видел участок Ядра, маячивший ярким ободком над тусклым  сплющенным
облаком звезд и всяческой пыли.

                                    4

     С этого момента дело пошло лучше. Я был в безопасности, поглядывая на
указатель масс каждые минут десять. Я мог урвать коротенький отдых, поесть
и провести изометрические наблюдения,  одновременно  следя  за  счетчиком.
Восемь часов в сутки я спал, но в течение остальных шестнадцати  двигался.
Просвет в звездах протянулся к Ядру сужающейся кривой и я следовал ему.
     Как исследовательская экспедиция, путешествие потерпело бы фиаско.  Я
ничего не видел и держался в изрядном удалении от  всего,  что  стоило  бы
посмотреть. Звезды и пыль, ненормально  рассеянные  созвездия,  сиявшие  в
темноте щели. Показания-невидимки,  которые  могли  быть  звездами  -  мои
камеры ловили  все  это  с  чудесного  безопасного  расстояния,  показывая
крошечные светящиеся пятнышки.  За  три  недели  я  продвинулся  почти  на
семнадцать тысяч световых лет к Ядру.
     Эти три недели кончились вместе с концом просвета. Передо  мной  было
безынтересное месиво звезд на фоне непрозрачных облаков  пыли.  Оставалось
пройти еще тринадцать тысяч световых лет, прежде  чем  я  достигну  центра
галактики.
     Я сделал несколько снимков и двинулся в путь.
     Десятиминутные передышки, перерывы на еду, становящиеся все длиннее и
длиннее из-за приносимого ими отдыха, периоды сна, после которых мои глаза
оставались горящими и покрасневшими. Звезды были густы, а пыль  еще  гуще,
так что указатель масс показывал синюю кляксу, прорезанную четкими  синими
линиями. Линии постепенно становились  менее  четкими.  Я  делал  перерывы
каждые полчаса...
     Так прошло три дня.
     Приближалось обеденное  время  четвертого  дня.  Я  сидел,  глядя  на
указатель  масс,  и  примечал  неровности  в  синей  кляксе,  показывающие
перемены плотности в окружающей меня пыли. Внезапно оно  совсем  поблекло.
Здорово! Ну, не чудесно ли будет, если у меня забастует указатель масс? Но
четкие линии звезд были на  месте,  штук  десять  или  двенадцать  из  них
торчало во всех направлениях. Я вернулся к  управлению.  Часы  прозвенели,
указывая  на  время  отдыха.  Я  счастливо  вздохнул  и  вышел  в  обычное
пространство.
     Часы показывали, что обеда мне ждать еще полчаса. Я  поразмыслил,  не
поесть ли мне тем не менее  сейчас,  но  решил  этого  не  делать.  Только
однообразный распорядок заставлял меня двигаться дальше. Я  размышлял,  на
что похоже небо, машинально подняв взгляд, чтобы не смотреть на прозрачный
пол. Гиперпространство такой величины трудно вынести  даже  тренированному
взгляду. Я вспомнил, что уже не в гиперпространстве и посмотрел вниз.
     Некоторое время я просто таращился. Потом, не отводя взгляд от  пола,
потянулся к гиперфону.
     - Беовульф Шеффер?
     - Нет, это  Альберт  Эйнштейн.  Я  проник  на  "Далекий  прицел"  при
отправлении.
     - Предоставление ложных сведений - грубое нарушение контракта. Почему
вы вышли на связь?
     - Я вижу Ядро.
     - Это не причина для связи. Ваш контракт подразумевает, что вы должны
увидеть Ядро.
     - Черт подери, неужто вам дела нет?  Вы  не  хотите  знать,  как  оно
выглядит?
     - Если вы хотите описать его теперь же в качестве предосторожности на
случай несчастья, я переключу вас на диктофон. Однако если ваша миссия  не
окажется вполне успешной, мы не сможем воспользоваться этой записью.
     Я придумывал по-настоящему убийственный ответ, когда услыхал  щелчок.
Чудесно, мой наниматель  подключил  меня  к  диктофону.  Я  произнес  одну
короткую фразу и повесил трубку.
     Ядро.
     Заслоняющие видимость массы пыли и газа исчезли. Миллиард лет  назад,
должно быть, они были употреблены в топливо жадными, теснящими друг  друга
звездами. Ядро лежало передо мной, словно огромная, усыпанная драгоценными
камнями сфера. Я ждал, что оно появится постепенно - как бы  густая  масса
звезд, истончающаяся и переходящая в рукава. Но никакого плавного перехода
не оказалось. Чистейший шар разноцветного сияния пяти или  шести  световых
лет в поперечнике угнездился в самом центре галактики, четко  ограниченный
последними пылевыми облаками. Я находился  в  десяти  тысячах  четырехстах
световых годах от центра.
     Красные звезды были самыми крупными  и  самыми  яркими.  Я  буквально
видел некоторые из них в  отдельности.  Остальное  было  смесью  синего  и
зеленого света.  Но  эти  красные  звезды...  Альдебаран  перед  ними  был
сосунком.
     И все это такое яркое. Мне понадобился бы телескоп,  чтобы  различить
черное пространство меж звезд.
     Я помогу вам понять, как это было ярко.
     Там, где вы находитесь, сейчас ночь? Выйдите наружу и  посмотрите  на
звезды. Какого они цвета? Антарес может вам показаться красным, если вы  к
нему достаточно близко; в Солнечной Системе красным  покажется  еще  Марс.
Сириус может смотреться голубоватым. Но все  остальные  -  белые  точки  с
булавочный укол. Почему? Потому что темно. Днем вы  различаете  цвета,  но
ночью ваше зрение становится черно-белым, как у собаки.
     Звезды Ядра достаточно ярки, чтобы видеть их в цвете.
     Я подберу себе здесь планету. Не в самом  Ядре,  а  именно  здесь,  с
Ядром по  одну  сторону  и  с  пыльными  облаками  в  тусклых  звездочках,
образующими причудливый расписной занавес - по другую. Друзья мои, что  за
зрелище! Представьте себе этот полыхающий драгоценный  шар  восходящим  на
востоке, в сотни раз больше, чем выглядит  с  Джинкса  Двойняшка,  но  без
постоянно вызываемого Двойняшкой чувства страха, что  этот  оранжевый  шар
грохнется на вас - ибо огромное переливчатое Ядро это лишь звездный  свет,
прекрасный и безвредный. Сейчас я  выберу  себе  мир  и  застолблю.  Когда
кукольники наладят свой двигатель, у меня  будет  самый  чудесный  предмет
недвижимого имущества в известной вселенной! Если только мне удастся найти
пригодную для жизни планету.
     И если я смогу ее потом отыскать.
     Черт возьми, хорошо, если я отыщу отсюда домой-то дорогу. Я перешел в
гиперпространство и вернулся к работе.

                                    5

     Спустя час пятьдесят минут, после одного перерыва на обед и  двух  на
отдых, на пятьдесят световых лет дальше, я заметил в Ядре нечто особенное.
     Оно стало еще отчетливей, хотя и не намного больше: я  миновал  почти
прозрачные волоконца последнего  пыльного  облака.  Не  слишком  близко  к
центру шара располагалось белое световое пятно,  достаточно  яркое,  чтобы
синие,  зеленые  и  красные  звезды  вокруг  него  выглядели  тусклыми.  В
очередную передышку я посмотрел на пятно снова, и  оно  сделалось  немного
ярче. И еще ярче - на следующем перерыве.
     - Беовульф Шеффер?
     - Да. Я...
     - Почему вы  использовали  диктофон,  чтобы  назвать  меня  трусливым
двухголовым чудищем?
     -  Вы  отключились  от  линии  разговора.  Я  был   просто   вынужден
воспользоваться диктофоном.
     - В этом есть смысл. Да. Мы,  кукольники,  никогда  не  могли  понять
вашего отношения к естественной осторожности. - Мой  наниматель  сердился,
хотя по его голосу этого было не понять.
     - Я могу объяснить, если угодно, но я вызывал вас не за этим.
     - Объясните, пожалуйста.
     - Я всецело за осторожность. Лучшая доблесть -  благоразумие  и  тому
подобное. Вы способны даже быть хорошими дельцами, потому  что  имея  кучу
денег, легче выжить.  Но  вы  так  чертовски  сосредоточены  на  различных
способах выживания, что даже не интересуетесь ничем, что  не  представляет
угрозы. Никто, кроме кукольника, не  отказался  бы  от  моего  предложения
описать Ядро.
     - Вы забыли о кзинах.
     - Ах да, кзины. - Кто же может ждать разумного поведения  от  кзинов?
Вы их громите, когда они нападают; нехотя вы решаете их не истреблять;  вы
дожидаетесь, пока  они  восстановят  силы,  а  когда  они  снова  нападут,
побиваете их сызнова. В промежутках вы  продаете  им  продукты  питания  и
покупаете у них металлы, и  нанимаете  их,  когда  вам  требуются  хорошие
специалисты по теории игр. Они вовсе не представляют настоящей угрозы. Они
всегда нападают раньше, чем будут готовы.

     - Кзины -  хищники.  Тогда  как  мы  заинтересованы  выжить,  хищники
интересуются только мясом. Они  ведут  завоевательные  войны,  потому  что
покоренные народы могут снабдить их пищей. Они не могут  прислуживать.  Им
приходится иметь рабов или оставаться варварами,  рыщущими  по  чащобам  в
поисках мяса. С какой  стати  им  интересоваться  тем,  что  вы  окрестили
отвлеченными знаниями? С какой стати интересоваться ими  любому  мыслящему
существу, если нет ни малейшего шанса, что  эти  знания  принесут  выгоду?
Практически, ваше описание Ядра прельстило бы только людей.
     - Неплохо изложено, если бы не тот факт, что большинство мыслящих рас
всеядны.
     - Мы долго и вдумчиво размышляли над этим.
     Чудненько. А мне предстоит долго и  усиленно  поразмышлять  над  этим
заявлением.
     - Зачем вы нас вызвали, Беовульф Шеффер?
     Ах, да.
     - Послушайте, мне известно, что вы  не  хотите  знать,  как  выглядит
Ядро, но я вижу нечто, способное представлять непосредственную  опасность.
У вас есть доступ к информации, которой нет у меня. Я могу продолжать?
     - Можете.
     Ха! Я учусь думать, как кукольник. Хорошо ли это? Я рассказал  своему
нанимателю про белое сияющее пятно странной формы в Ядре.
     - Когда я навел на него телескоп, меня чуть не ослепило. Темные  очки
второго разряда не  позволяют  рассмотреть  никаких  деталей.  Это  просто
бесформенное белое пятно, однако настолько яркое, что звезды рядом  с  ним
выглядят, как черные точки с разноцветными ободками. Я хотел бы  знать,  в
чем тут дело.
     - Звучит очень необычно. - Пауза. - Белый цвет везде один и  тот  же?
Яркость одинаковая?
     - Секундочку. - Я вновь обратился к телескопу. - Цвет да, но  яркость
нет. Я вижу внутри пятна более  тусклые  зоны.  По-моему,  центр  начинает
блекнуть.
     - Найдите при помощи телескопа новую звезду. В таком большом звездном
массиве их должно быть несколько.
     Я  попытался  это  сделать.  Наконец,  мне  попался  сверкающий  диск
особенного голубовато-белого цвета, наполовину заслоненный  более  тусклым
красным диском несколько меньших размеров. Это  наверняка  была  новая.  В
ядре Андромеды и, насколько я успел рассмотреть, в ядре нашей  собственной
Галактики красные звезды были самыми большими и яркими.
     - Нашел.
     - Прокомментируйте.
     Еще мгновение и я понял, что он хочет сказать.
     - Цвет такой же, как у пятна. Яркость тоже  примерно  такая.  Но  что
может заставить целую делянку сверхновых рвануть одновременно?
     - Вы изучали Ядро. Звезды в Ядре расположены в среднем  через  каждых
пол-световых года. Ближе к центру они еще теснее, и никакие пыльные облака
не затеняют их яркости. Когда звезды  настолько  близко  расположены,  они
изливают  друг  на  друга  достаточно  света,   чтобы   взаимно   повышать
температуру. Звезды в Ядре быстрее сгорают и быстрее старятся.
     - Это мне ясно.
     - Поскольку звезды в Ядре старятся быстрее,  куда  большая  их  часть
близка  к  стадии  новой,  нежели  в  рукавах.  К  тому  же,  учитывая  их
относительный возраст, все они горячие. Если  звезду  отделяет  от  стадии
сверхновой несколько тысяч лет и если в половине  светового  года  от  нее
взрывается сверхновая, то оцените вероятные последствия.
     - Могут взорваться обе. Потом эти две могут  поджечь  третью,  а  три
прихватят еще парочку...
     - Да. Поскольку  сверхновая  существует  по  счету  людей  в  течение
порядка одного стандартного года, цепная реакция вскоре  истощается.  Ваше
пятно могло появиться таким образом.
     - Гора с плеч. Я имею в виду, большое облегчение -  узнать,  что  это
такое. Когда приближусь, сделаю снимки.
     - Согласен. - Щелк.
     Покуда  я  приближался  к  Ядру,  пятно  все  ширилось,  по-прежнему,
бесформенное, как газовая туманность,  и  становилось  все  ярче  и  ярче.
Казалось, что я просто мошенничаю. Расстояние, которое свет от пятна новых
проходил за пятьдесят лет, я покрывал за час, двигаясь с такой  скоростью,
что сама вселенная казалась ненастоящей.  На  четвертый  период  отдыха  я
выпал  из  гиперпространства,  глядя  вниз,  сквозь   пол,   пока   камеры
настраивали изображение; отвернулся на мгновение от  пятна  -  и  оказался
ослеплен апельсиновыми отпечатками, плавающими по сетчатке.  Мне  пришлось
воспользоваться солнечными очками первого разряда из  набора  на  двадцать
штук, который любой пилот держит при себе, чтобы работать близко от солнца
при отбытии и прибытии.
     Мысль о том, что до пятна еще десять тысяч  световых  лет,  заставила
меня задрожать. Излучение уже наверняка убило в Ядре все живое, если жизнь
там  когда-нибудь  существовала.  Приборы,   расположенные   на   корпусе,
показывали уровень излучения, как в солнечной короне.
     Во время следующей остановке мне понадобились солнечные очки  второго
разряда. Немного погодя - третьего. Затем четвертого. Пятно превратилось в
гигантскую   сверкающую   амебу,   протянувшую    извивающиеся    щупальца
термоядерного пламени глубоко в жизненные центры Ядра. В гиперпространстве
небо, так сказать, выглядело обложенным от переднего бампера  до  заднего,
но я и не помышлял остановиться. По мере приближения Ядра пятно росло, как
что-то живое, требующее все больше пищи.  Даже  тогда  мне  еще  казалось,
будто я понимаю, что к чему.
     Наступила ночь. Рубку управления  заливал  свет.  Я  спал  в  комнате
отдыха, под напев трудившегося аппарата температурного контроля. Утро -  и
я снова в пути. Радиометр  мурлычет  свою  погребальную  песнь,  с  каждым
перерывом на отдых все громче. Если бы я  собирался  выходить  наружу,  то
теперь бы передумал. Излучение не может проникнуть сквозь корпус "Дженерал
Продактс". И вообще ничто не может, кроме видимого света.
     Я провел отвратительные полчаса,  пытаясь  припомнить,  не  видит  ли
какой-нибудь из клиентов кукольников рентгеновские лучи. Мне было  страшно
вызвать их и спросить.
     Указатель  масс  начал  показывать  слабое  голубое  свечение.  Газы,
выброшенные из пятна. Мне снова пришлось менять солнечные очки... В  некий
момент на следующее утро я остановился. Дальше двигаться не имело смысла.

     - Беовульф Шеффер, вы пристрастились к звуку  моего  голоса?  У  меня
есть другие дела помимо присмотра за вашим продвижением.
     - Я хотел бы прочитать лекцию об отвлеченном знании.
     - Конечно же, это может подождать до вашего возвращения.
     - Галактика взрывается.
     Послышался странный звук. Потом:
     - Повторите, пожалуйста.
     - Мне удалось привлечь ваше внимание?
     - Да.
     - Хорошо. По-моему, я нашел  причину,  отчего  столько  разумных  рас
всеядны. Интерес к отвлеченным  знаниям  -  признак  чистого  любопытства.
Любопытство же наверняка является признаком, способствующим выживанию.
     - Мы непременно должны это обсуждать? Хорошо. Вы вполне  можете  быть
правы.  Это  же  предположение  высказывалось   другими,   в   том   числе
кукольниками. Но тогда как наш вид вообще выжил?
     -  Очевидно,  у  вас  есть  какая-то  замена  любопытству.  Возможно,
повышенный интеллект. Вы существуете достаточно долго, чтобы его  развить.
Наши руки не идут ни в  какое  сравнение  с  вашими  ртами,  как  средство
изготовления орудий. Если бы часовой мастер мог ощущать  пальцами  вкус  и
запах, у него все равно не было бы силы ваших челюстей или  чуткости  этих
шишечек у вас на губах. Когда я  хочу  узнать,  насколько  стара  мыслящая
раса, я смотрю, что служит ей в качестве рук и ног.
     - Да. Ноги людей еще не завершили процесса  приспособления  к  задаче
поддерживания вертикальной позы. Следовательно, вы предполагаете, что  наш
разум вырос достаточно, чтобы обеспечить нам выживание  без  необходимости
полагаться на метод проб и ошибок, учась всему,  чему  можно,  из  чистого
удовольствия учиться.
     - Не совсем. Наш метод все-таки лучше. Если бы вы не отправили меня к
Ядру за рекламой, вы никогда не узнали бы об этом.
     - Вы сказали, что галактика взрывается?
     - Вернее, она уже взорвалась около девяти тысяч  лет  назад.  На  мне
солнечные очки двадцатого разряда, и все-таки  свет  слишком  ярок.  Треть
Ядра уже исчезла. Пятно разрастается почти со скоростью  света.  Не  вижу,
что могло бы остановить его, пока оно не ударит в  газовые  облака  вокруг
Ядра.
     Комментариев не последовало. Я продолжил:
     - Внутренняя часть пятна исчезла, но вся поверхность - сплошь  новые.
И помните, свету, который я вижу, девять тысяч лет. Сейчас я  зачитаю  вам
показания нескольких приборов. Радиация -  двести  десять.  Температура  в
кабине нормальная, но вы можете слышать, как воет  аппарат  температурного
контроля. Указатель масс показывает впереди сплошное сияние. Я поворачиваю
назад.
     - Излучение двести десять? Как далеки вы от края Ядра?
     - Я думаю, примерно в четырех тысячах световых  лет.  Видно,  как  на
ближней стороне пятна  начинают  формироваться  струи  раскаленного  газа,
движущиеся на север и юг галактики. Это мне кое-что напоминает. Нет  ли  в
Институте изображений взрывающихся галактик?
     - Есть, много. Да, это случалось и раньше. Беовульф Шеффер, это очень
дурная новость. Когда излучение Ядра достигнет наших миров, оно сделает их
стерильными. Нам, кукольникам,  скоро  понадобятся  значительные  денежные
средства. Не освободить ли мне вас от контракта без всякой оплаты?
     Я засмеялся. Просто был слишком удивлен, чтобы злиться.
     - Нет.
     - Вы, конечно, не собираетесь входить в Ядро?
     - Нет. Послушайте, зачем вы...
     - Тогда, по условиям нашего контракта, вы подлежите штрафу.
     - Неверно. Я сделаю  снимки  этих  приборов.  Когда  на  суде  увидят
показания радиометра и сияние указателя масс, там поймут, что с  приборами
что-то неладно.
     - Глупости. Под действием наркотиков  правды  вы  объясните  значение
этих снимков.
     - Конечно. И суд поймет, что вы пытались заставить меня отправиться в
центр этого пожарища. Вам известно, что он на это скажет?
     - Но как суд сможет найти закон против записанного контракта?
     - Суть в том, что он этого захочет. Может, там решат, что мы оба лжем
и приборы действительно "поехали". Может, найдут способ объявить  контракт
незаконным. Но решение будет не в вашу пользу. Хотите пари?
     - Нет. Вы выиграли. Возвращайтесь.

                                    6

     Когда Ядро исчезало за линзой Галактики, оно было  чудесным,  цветным
драгоценным шаром. Мне приятно было  бы  как-нибудь  посетить  его,  но  к
сожалению, машин времени не бывает.
     Я добрался почти до Ядра примерно  за  месяц.  Возвращаясь  домой,  я
потратил  лишнее  время,  направившись  прямо  вверх,   на   север   вдоль
галактической оси и пролетев вдоль линзы, там, где не было досаждавших мне
звезд, и все-таки уложился в два месяца. Всю  дорогу  я  размышлял,  зачем
кукольник пытался обжулить меня  напоследок.  Реклама  "Далекому  прицелу"
была бы сделана лучше, чем в  любом  другом  случае,  однако  региональный
президент соглашался от нее отказаться, лишь бы оставить меня в дураках. Я
не мог спросить о причине, поскольку на мои гиперфонные  вызовы  никто  не
отвечал. Ничто из моих познаний о кукольниках не  подсказывало  ответа.  Я
чувствовал себя неправедно гонимым.
     Причальное устройство опустило меня возле базы на Дальнем Конце.  Там
никого не было. Я вернулся транспортной будкой в Сириус-Матер,  крупнейший
город на Джинксе, рассчитывая  связаться  оттуда  с  "Дженерал  Продактс",
передать им корабль и получить плату.
     Меня ждали новые сюрпризы.
     1) "Дженерал Продактс" перевели сто пятьдесят тысяч стар на мой  счет
в  Джинксианском  банке.  Отдельное  примечание  гласило,  что   все   это
принадлежит мне, напишу я свою статью или нет.
     2) Бар, в котором я сидел, находился на крыше самого высокого  здания
в Сириус-Матер, более, чем в миле над улицей. Даже оттуда было слышно, как
трещит биржа. Началось  с  краха  космических  судостроительных  компаний,
лишившихся корпусов для постройки  кораблей.  За  ними  последовали  сотни
других. Межзвездному рынку нужно много времени, чтобы распасться по  швам,
но, как и в случае с новыми в Ядре,  я  не  видел  ничего,  что  могло  бы
остановить цепную реакцию.
     3) Секрет неразрушимых корпусов "Дженерал Продактс"  был  объявлен  к
продаже. Представители фирмы из числа людей будут собирать  предложения  в
течение одного года; каждое предложение должно быть  не  меньше  триллиона
стар. Участвуйте, друзья, на равных основаниях.
     4) Никто ничего не знает. Это и составляло  главную  причину  паники.
Месяц прошел с тех пор, как в любом из известных миров видели  кукольника.
Почему они так внезапно бросили межзвездные операции?
     Я знал причину.

     Через двадцать тысяч лет поток радиации затопит этот  район  космоса.
Тридцать тысяч  световых  лет  могут  казаться  долгим  сроком  и  большим
расстоянием, но при столь мощном взрыве это не так.  Я  справлялся.  Взрыв
Ядра сделает эту галактику непригодной для  обитания  любой  из  известных
форм жизни.
     Двадцать тысяч лет - срок, действительно, долгий. Он  в  четыре  раза
длиннее писаной истории людей. Мы все станем меньше, чем пылью, прежде чем
дела примут опасный оборот и я первый же не намерен тревожиться.
     Но  кукольники  -   иное   дело.   Они   испугались.   Они   отбывают
незамедлительно.  Выплата  неустоек  и  покупка   двигателей   и   другого
оборудования, чтобы поставить его на  их  неразрушимые  корпуса  потребуют
столько денег, что даже конфискация  моего  мизерного  жалованья  была  бы
полезной лептой. Межзвездная коммерция может отправляться к черту;  отныне
у кукольников не будет времени ни на что, кроме бегства.
     Куда они направятся? Ну, галактика окружена  ореолом  мелких  шаровых
скоплений. Те, что поближе  к  ободу,  могут  оказаться  безопасными.  Или
кукольники могут отправиться даже  к  самой  Андромеде.  У  них  есть  для
разведки "Далекий прицел", если они за ним вернутся, и они могут построить
еще  такие.  Вне  галактики  пространство  достаточно  пустое   даже   для
пилота-кукольника, если он считает, что его вид под угрозой.
     Очень жаль. Галактика будет скучнее без кукольников. Эти  двухголовые
чудища были не только самым надежным партнером в  межзвездной  торговле  -
они были, как вода в пустыне более или менее человекоподобных.  Жаль,  что
они не так храбры, как мы.
     Но справедливо ли это?
     Я никогда не слышал, чтобы кукольник отказался  смотреть  проблеме  в
лицо. Он может только решать, быстро ли  ему  бежать,  но  он  никогда  не
делает  вид,  будто  проблемы  не  существует.  Когда-нибудь  в  ближайшие
двадцать  тысячелетий  нам,  людям,  придется  перемещать  население,  уже
насчитывающее сорок три миллиарда. Как? Куда? Когда мы начнем задумываться
об этом? Когда сияние Ядра засветится сквозь облака пыли?
     Может быть, это люди трусы, где-то в самой своей сути.
     В ядре.

                            В ТРАУРНОМ ОБРАМЛЕНИИ

     Во входной камере виднелась только одна фигура, несмотря на  то,  что
камера  была  грузовая,  достаточно  просторная,  чтобы  вместить   обоих.
Очевидно, это был Корвер Раппопорт, худой, с выцветшими  волосами.  Густая
борода закрывала половину лица. Он дождался, пока подадут  трап,  а  потом
начал спускаться.
     Тернболл, ждавший внизу,  с  трудом  сдерживал  нарастающую  тревогу.
Что-то не так. Он это понял уже в тот самый  момент,  когда  услышал,  что
приземляется "Свышесмотрящий". Корабль  уже  несколько  часов  должен  был
находиться в Солнечной системе. Почему же он молчал?
     И где Уолл Кэймон?
     Возвращавшиеся  космонавты  обычно  быстро  сбегают  по  трапу,  горя
нетерпением снова коснуться старого верного  бетона.  Раппопорт  спускался
медленно и размеренно. Борода его при более близком рассмотрении оказалась
неухоженной и всклокоченной. Он сошел на взлетное поле и Тернболл  увидел,
что черты лица у него такие же застывшие, как бетон космодрома.
     Раппопорт прошел мимо него, как мимо пустого места. Тернболл  побежал
следом, пытаясь не отставать. Вид у него был дурацкий, да и чувствовал  он
себя при этом преглупо. Раппопорт на целую голову превосходил его ростом и
чтобы не отстать от  него,  Тернболлу  приходилось  почти  бежать.  Силясь
перекричать гул космодрома, Тернболл проорал:
     - Раппопорт, где Кэймон?
     Раппопорту тоже пришлось повысить голос.
     - Он мертв.
     - Мертв? Неужели корабль? Раппопорт, его убил корабль?
     - Нет.
     - Тогда что же? Его тело на борту?
     - Тернболл, мне не хочется об этом  говорить.  Нет  тело  его  не  на
борту. Его... - Раппопорт  прижал  ладони  к  глазам,  словно  от  ужасной
головной боли. - Его могила, - отчеканил он, подчеркивая  каждый  слог,  -
находится в отличном черном обрамлении. И  не  будем  больше  говорить  об
этом.
     Но, разумеется, исполнить это желание не было никакой возможности.
     На  краю  поля  к  ним  присоединились  двое  сотрудников  из  службы
безопасности.
     - Задержите его! - приказал Тернболл.
     Агенты взяли Раппопорта под руки и тот, остановившись, повернулся.
     - Вы что, забыли, что при мне смертельная капсула?
     - При чем это здесь? - какой-то миг они  действительно  не  понимали,
что он имеет в виду.
     - Малейшее вмешательство - и я ей  воспользуюсь,  поймите,  Тернболл.
Мне теперь все равно. С проектом  "Сверхусмотрящий"  покончено.  Не  знаю,
куда мне теперь податься. Лучшее, что мы  можем  сделать  -  это  взорвать
корабль и оставаться в родной Солнечной системе.
     - Вы что, с ума сошли? Что  у  вас  там  произошло?  Вы...  встретили
инопланетян?
     - Объяснений не будет. Хотя на один  ваш  вопрос  я  все  же  отвечу.
Инопланетян мы не встретили. А теперь велите этим своим клоунам убираться.
     Тернболл  понял,  что  Раппопорт  не  блефует.  Он  готов   совершить
самоубийство. Тернболл, будучи прирожденным  политиком,  взвесил  шансы  и
рискнул.
     - Если вы в  течение  двадцати  четырех  часов  не  решите  обо  всем
рассказать, то мы вас отпустим, обещаю. А пока мы вас  здесь  задержим,  и
если понадобится - насильно. Только ради того, чтобы дать вам  возможность
переменить намерения.
     Раппопорт  задумался.  Сотрудники  службы  безопасности   по-прежнему
держали его за руки, но теперь уже осторожно, стараясь держаться  от  него
подальше на случай, если произойдет взрыв его личной бомбы.
     - Похоже, это справедливо, - сказал он  наконец,  -  если  только  вы
честно сдержите свое обещание. Да, я могу подождать двадцать четыре часа.
     - Ну,  вот  и  хорошо.  -  Тернболл  повернулся,  словно  намереваясь
двинуться обратно в свой кабинет. На самом же деле он просто смотрел.
     Нос  "Сверхусмотрящего"  был  ярко-красен,  а  хвостовая  часть   уже
сверкала белизной. Техники начали во все стороны разбегаться  от  корабля.
Корпус  первого  сверхсветовика  дрогнул   и   начал   медленно   оседать.
Расплавленный металл  образовал  под  ним  все  разрастающуюся,  брызжущую
искрами лужу.

     ...Все началось около ста лет тому  назад,  когда  солнечную  систему
стали покидать первые корабли-автоматы.
     Межзвездные роботы-разведчики могли  почти  весь  полет  совершать  с
околосветовой  скоростью  благодаря  коническому  электромагнитному   полю
диаметром в 200 миль, применявшемуся  для  сбора  водородного  топлива  из
межзвездного пространства. Однако ни одного  человека  не  было  на  таких
кораблях, да и не могло быть - магнитное поле ужасно действовало на высшие
организмы.
     Каждый корабль-робот был запрограммирован так, что выходил на связь с
Землей только в том случае, если обнаруживал обитаемые планеты у звезды, к
которой направлялся. Выслано было двадцать шесть разведчиков, но пока  что
отозвались только три.
     ...Все началось лет двенадцать тому  назад,  когда  некий  знаменитый
математик  разработал  теорию   гиперпространства,   окружающего   обычное
эйнштейново четырехмерное пространство. Сделал он  это  в  свое  свободное
время. Он смотрел на гиперпространство, как на игрушку,  как  на  забавный
пример чистой математики. А  разве  чистая  математика  была  когда-нибудь
чем-то кроме чистой забавы?
     ...Все началось десять лет тому  назад,  когда  брат  Эргстрема  (так
звали  этого  веселого  математика)  Карл   продемонстрировал   реальность
вселенной-игрушки Эргстрема опытным путем. Не прошло  и  месяца,  как  ООН
выделила средства на "Проект Сверхусмотрящий", во главе которого поставила
Уинстона  Тернболла,  и  основала   училище   для   космонавтов,   которым
предназначено было летать на сверхсветовиках.  Из  множества  претендентов
отобрали  десять  "гипернавтов".  Двое  из  них  были   уроженцами   пояса
астероидов. Все были опытными космонавтами. Тренировка их продолжалась все
восемь лет, пока сооружался звездолет.
     ...Все началось год и один месяц тому назад,  когда  двое  взошли  на
борт  роскошно  обустроенного  корабля  "Сверхусмотрящий",  вывели  его  в
сопровождении почетного эскорта за орбиту Нептуна и исчезли.
     Вернулся один.
     Лицо Тернболла казалось таким же окаменевшим, как и лицо  Раппопорта.
Он смотрел, как плавится и растекается, словно ртуть,  плод  его  упорного
труда в  течение  последних  десяти  лет.  И  хотя  весь  он  был  охвачен
бешенством, мысли его продолжали работать. Частица его, хоть и  небольшая,
мучительно  размышляла,  каким  образом  ему   объяснить   потерю   десяти
миллиардов долларов, в которые обошелся  корабль.  Остальная  часть  мозга
продолжала просматривать все, что можно было припомнить о Карвере  Джеффри
Раппопорте и Уильяме Кэймоне.
     Тернболл прошел в свой кабинет и направился прямо  к  книжной  полке,
уверенный, что Раппопорт следует за ним. Он снял с полки  обтянутый  кожей
том, повозился немного с переплетом и  наполнил  два  бумажных  стаканчика
янтарной жидкостью. Это был портвейн, и к тому же холодный, как лед.
     Раппопорту уже доводилось видеть эту книжную полку, однако, когда  он
брал один из стаканов, вид у него был несколько растерянный.
     - Не думал я, что когда-нибудь опять смогу чем-либо восхищаться.
     - Вы о портвейне?
     Раппопорт, не ответив, сделал большой глоток.
     - Это вы уничтожили корабль?
     - Да. Я включил автоматику так, чтобы он только расплавился.  Мне  бы
не хотелось, чтоб кто-нибудь пострадал.
     - Похвально. А сверхсветовой привод? Вы оставили его на орбите?
     - Я жестко посадил его на поверхность Луны. Думаю, что  теперь  проку
от него мало. Он уничтожен!
     - Великолепно! Ну просто нет слов! Карвер, на постройку этого корабля
ушло десять миллиардов долларов. Теперь, я полагаю, мы можем воспроизвести
его всего за четыре, так уже не понадобятся многие  необязательные  этапы.
Однако вы...
     - Идите вы к черту! - Космонавт принялся вертеть в  руках  стаканчик,
глядя на образующийся там миниатюрный водоворот. Теперь он был килограммов
на 10-15 легче, чем год назад. - Вы соорудите еще один "Сверхусмотрящий" и
предпримете еще  один  грандиозный  шаг  в  ложном  направлении.  Вы  были
неправы, Тернболл. Это не наша вселенная. Нам там нечего делать.
     - Это наша вселенная! - убежденным тоном политика произнес  Тернболл.
Он чувствовал необходимость затеять спор -  только  так  Раппопорта  можно
было заставить говорить.  Но  уверенность  его  осталась,  как  и  всегда,
непоколебимой. - Это вселенная человечества, готовая, чтобы ее покорили!
     Во взгляде Раппопорта проскользнула неприкрытая жалость.
     - Тернболл, вы не верите моим словам? Это не наша вселенная, и она не
стоит того, чтобы быть нашей. Все,  что  в  ней  есть...  -  он  осекся  и
отвернулся от Тернболла.
     Выждав секунд десять, Тернболл спросил:
     - Кэймона убили вы?
     - Убил Стенку? Да вы, похоже, рехнулись!
     - Но вы могли его спасти?
     Раппопорт чуть не окаменел.
     - Нет, - сказал он наконец, а  потом  повторил  еще  раз:  -  Нет.  Я
пытался заставить его пошевеливаться,  но  он...  Перестаньте!  Прекратите
надо мной издеваться! Я могу уйти в любую минуту  и  вы  не  сможете  меня
остановить.
     - Поздно. Вы разбудили мое любопытство. Что вы там говорили о  черной
кайме вокруг могилы Кэймона?
     Раппопорт не удостоил его ответа.
     - Карвер, - продолжал Тернболл, - вы, похоже, считаете, что  ООН  вам
так  просто  поверит  на   слово   и   прекратит   осуществление   проекта
"Сверхусмотрящий". Об этом даже молиться нечего, вероятность равна нулю. В
прошлом  веке  мы  израсходовали  на  корабли-роботы  десятки   миллиардов
долларов, а теперь можем соорудить еще  один  "Сверхусмотрящий"  всего  за
четыре. Единственный способ воспрепятствовать этому -  открыто  рассказать
Объединенным Нациям, почему не следует этого делать.
     Раппопорт молчал, и Тернболл не нарушал его молчания. Он смотрел, как
догорает в пепельнице недокуренная  сигарета  Раппопорта,  оставляя  после
себя полоску обугленной влажной бумаги.  Так  непохоже  было  на  прежнего
Карвера  Раппопорта  -   оставлять   непотушенную   сигарету,   ходить   с
нестриженной бородой и неряшливой прической. Он всегда бывал чисто выбрит,
а по вечерам до блеска начищал  ботинки,  причем  даже  будучи  в  стельку
пьяным.
     Не мог ли он  убить  Кэймона  из-за  какой-то  небрежности,  а  потом
опуститься, потеряв к себе уважение? В те дни,  когда  требовалось  восемь
месяцев, чтобы достигнуть  Марса,  случались  всякие  неожиданности.  Нет,
Раппопорт не совершал убийства. Тернболл  побился  бы  об  заклад  на  что
угодно, что это не убийство.  Да  и  Кэймон  одолел  бы  в  любом  честном
поединке. Не зря журналисты прозвали его Стенкой.
     - Вы правы. С чего начать?
     Тернболл резко очнулся, оборвав отвлеченные размышления.
     - С самого начала. С того момента, как вы вошли в гиперпространство.
     - Особых хлопот у нас там не было. Вот только  окна.  Не  нужно  было
оборудовать "Сверхусмотрящий" окнами.
     - Почему? Что вы увидели?
     - Ничего.
     - Так почему же?
     - Вы не пробовали найти свое слепое пятно? Поставьте на листе  бумаги
две точки на расстоянии примерно дюйма друг от друга и, закрыв один  глаз,
смотрите внимательно на одну из точек. Потом медленно подносите  бумагу  к
лицу. Наступит такой момент, когда одна из точек исчезнет. Глядеть в  окно
"Сверхусмотрящего" - то же  самое,  только  слепое  пятно  расширяется  до
величины в два квадратных фута со скругленными углами.
     - Как я полагаю, вы их прикрыли.
     - Разумеется. Можете мне не верить, но нам трудно было отыскать окна,
как только они становились невидимыми. Мы закрыли  их  одеялами,  а  потом
часто ловили друг друга на том, что подглядываем под  одеяла.  Стенку  это
беспокоило больше, чем меня. Мы бы могли закончить полет за  пять  месяцев
вместо шести, но вынуждены были  регулярно  выходить  из  подпространства,
чтобы оглядеться.
     - Только чтобы удостовериться, что вселенная еще существует.
     - Точно.
     - Но вы все-таки достигли Сириуса.
     - Да. Мы достигли Сириуса.

     Робот-разведчик номер шесть отозвался  от  Сириуса-Б  около  полувека
тому назад. Звезды Сирианской системы совсем не то место, где следовало бы
искать обитаемые  планеты,  так  как  обе  звезды  являются  бело-голубыми
гигантами. Тем не менее разведчики программировались таким образом,  чтобы
проверять избыточное  ультрафиолетовое  излучение.  Сириус-Б  стоил  более
тщательного изучения.
     Когда корабль вышел из гиперпространства, Сириус  превратился  в  две
ярких звезды. Он повернулся заостренным носом  к  более  слабой  звезде  и
оставался неподвижным в течение двадцати минут.  Потом  снова  тронулся  в
путь.
     Теперь Сириус-Б выглядел раскаленным огненным  шаром.  Корабль  начал
медленно покачиваться, готовясь  к  развороту,  словно  принюхивающаяся  к
ветру гончая.
     - Мы нашли четыре планеты, -  продолжал  Раппопорт.  -  Возможно,  их
больше, но мы не стали искать дальше. Номер четыре был как раз та планета,
которая нам нужна. покрытая тучами сфера величиной с Марс,  без  спутника.
Потом мы, немного выждав, устроили празднество.
     - Шампанское?
     - Ха-ха! Сигары и алкогольные пилюли. А  Стенка  сбрил  свою  грязную
бороду. Господи, как мы были рады тому, что снова в обычном  космосе.  Под
конец пути нам уже казалось, что слепые  пятна  разбросаны  по  краю  всех
одеял на окнах. Мы выкурили по сигаре, проглотили по  несколько  пилюль  и
принялись похваляться знакомыми девками. Не скажу, чтобы мы это  делали  в
первый раз. Потом мы проспались и снова принялись за работу...

     Облака закрывали планету почти сплошь. Раппопорт тихонько  передвигал
телескоп, пытаясь отыскать прореху в тучах. Он нашел несколько окон, но не
настолько крупных, чтобы сквозь них можно было что-либо увидеть.
     - Попробую в инфракрасном, - сказал он.
     - Лучше бы совершить  посадку,  -  раздраженно  отозвался  Стенка.  В
последнее время он был постоянно не в  духе.  -  Не  терпится  взяться  за
работу.
     - А я хочу убедиться, что у нас будет место для посадки.
     В  обязанности  Карвера  входило  все,  касающееся  корабля.  Он  был
пилотом, астронавигатором, бортинженером и всем остальным,  кроме  повара.
Поваром был Стенка. Кроме того, он же был геологом, астрофизиком,  химиком
и биологом - то есть, теоретически, специалистом по обитаемым планетам. За
плечами  у  каждого  из  них  было  девять   лет   подготовки   по   своим
специальностям, а кроме того, каждый прошел  некоторую  подготовку,  чтобы
дублировать  другого.  однако  в  обоих  случаях  подготовка  основывалась
большей частью на предположениях.
     Как только Карвер переключил телескоп на инфракрасную часть  спектра,
картина на его экранах приняла  четкие  очертания.  Планета  не  была  уже
диском, лишенным всяких черт.
     - Где же теперь вода? - спросил он.
     - Вода ярче на ночной стороне и темнее на дневной. Понятно? -  Стенка
заглядывал ему через плечо. - Похоже, суша  занимает  здесь  около  сорока
процентов. Карвер, возможно, ультрафиолетовое  излучение  проходит  сквозь
эти тучи в достаточной степени, чтобы там, внизу, могли жить люди.
     - Да кому захочется там жить? Звезд-то не видно?  -  Карвер  повернул
рукоятку, прибавляя увеличение.
     - Останови вот здесь, Карв. Погляди-ка... По  краю  материка  тянется
белая линия.
     - Высохшая соль?
     - Нет. Она теплее окружающего, и она равно яркая на дневной и  ночной
стороне.
     - Я сейчас сделаю так, чтобы можно было разглядеть получше.

     "Сверхусмотрящий" кружил на орбите 300-мильной высоты. Теперь материк
с "горячей" каемкой почти полностью был в  тени.  Из  трех  сверхматериков
только на одном вдоль берега была видна в инфракрасном свете белая линия.
     Стенка не отходил от окна, глядя вниз. Раппопорту он казался какой-то
огромной обезьяной.
     - Мы можем произвести скользящее снижение?
     - На этом-то корабле? "Сверхусмотрящий" разлетелся бы на  части,  как
небольшой  метеорит.  Мы  должны  полностью   затормозить   за   пределами
атмосферы. Давай, пристегивайся.
     Кэймон подчинился. Карвер внимательно проследил, как он  это  делает,
после чего перешел к следующему этапу и отключил двигатели.
     "Я бы очень был рад поскорее выйти наружу, - подумал он. - Похоже, мы
со Стенкой начинаем чувствовать ненависть друг к другу."
     Он едва не заскрипел зубами от того, что Кэймон застегнул ремни очень
небрежно, почти бездумно. Он это  отлично  сознавал.  Кэймон  считает  его
щепетильным сверх всякой меры.
     Подключился ядерный привод, установив ускорение  свободного  падения.
Карвер развернул корабль. Внизу была видна только ночная  сторона,  по-над
пеленой облаков пробивалось слабое голубое свечение  Сириуса-А.  Потом  на
самом краю линии терминатора показалось огромное  отверстие  в  облаках  и
Карвер направил корабль прямо к ней.
     Внизу показались горы и долины, широкая река... Мимо пролетали клочья
облаков, затрудняя видимость. Вдруг в поле зрения появилась черная  линия,
извивающаяся полоса, будто проведенная тушью, а за ней - океан.
     Океан показался лишь на  одно  мгновение,  потом  отверстие  в  тучах
пропало. Океан был изумрудно-зеленого цвета. Голос Стенки был  сдавлен  от
ужаса.
     - Карв, в этой воде есть жизнь.
     - Ты уверен?
     - Нет. Это могут быть соли меди или еще  что-нибудь  подобное.  Карв,
нам надо опуститься именно туда!
     - О, подожди своей очереди. Ты заметил, что эта твоя  горячая  каемка
имеет в видимом свете черную окраску?
     - Ага. Но я не могу этого объяснить. Не вернуться ли нам к ней  после
того, как ты затормозишь корабль?
     - Пока мы туда вернемся, на всем этом  материке  уже  наступит  ночь.
Давай лучше потратим несколько часов,  чтобы  взглянуть  на  этот  зеленый
океан.
     "Сверхусмотрящий" опускался кормой вниз, словно огромный,  осторожный
краб. Один за другим,  корабль  проглатывали  слои  облаков,  не  оставляя
следа, и  вокруг  наступила  тишина.  Ключевым,  определяющим  словом  для
характеристики этой планеты было "безлунная". У планеты Сириуса-Б не  было
достаточно крупной луны, которая бы могла  сорвать  с  нее  большую  часть
атмосферы. Давление  воздуха  на  уровне  моря  должно  было  быть  вполне
сносным, но только  вследствие  того,  что  у  планеты  недоставало  массы
удерживать слишком плотную атмосферу. Та же небольшая  сила  тяжести  была
причиной  куда  меньшего  градиента  атмосферного  давления,  поэтому   ее
атмосфера простиралась на втрое большую высоту, чем атмосфера Земли.  Слои
облачности заполняли ее от самой поверхности до высоты 130 километров.
     "Сверхусмотрящий" приземлился на широком пляже на западном  побережье
самого маленького  материка.  Первым  вышел  Стенка,  потом  Карв  опустил
металлический предмет, столь же длинный, как и он сам. На них были  легкие
скафандры. Минут двадцать Карв ничего не  делал,  покуда  Стенка  открывал
опущенный на грунт  длинный  ящик  и  устанавливал  заботливо  упакованные
приборы в соответствующих пазах и выемках. Наконец Стенка выразительнейшим
жестом просигналил снимать шлем.
     Карвер подождал несколько секунд; за шлемом тем  временем  последовал
скафандр.
     - Ты что, ждешь, что я упаду замертво? - засмеялся Стенка.
     - Лучше уж ты, чем я, - Карвер потянул носом воздух. Тот был холодным
и сырым, однако несколько разреженным. - Пахнет недурно. Нет... Совсем  не
так. Запах такой, будто что-то гниет.
     - Значит, я прав. Здесь есть жизнь. Давай спустимся на пляж.
     Небо выглядело, словно во время неистовой грозы. Время от времени оно
озарялось ярко-синими сполохами, которые были, возможно, молниями.  К  ним
прибавлялись пятна дневного света, проникавшего сквозь толстые  слои  туч.
При этом пламенном освещении Карв со Стенкой сняли защитные комбинезоны  и
спустились поглядеть на океан. Они брели, шаркая  ногами  из-за  небольшой
силы тяжести.
     В  океане  было  полным-полно  водорослей.   Они   пенились   зеленым
пузырчатым покрывалом на поверхности воды, вздымающимся и опускавшимся под
влиянием пробегавших  под  ним  крошечных  волн,  словно  дышавшем.  Запах
гниющих растений здесь был не  сильнее,  чем  в  четверти  мили  от  воды.
По-видимому,  вся  планета  пропиталась  этим  запахом.  Прибрежный  грунт
представлял собой смесь песка и зеленой накипи и был настолько тучным, что
хоть сейчас расти на нем урожай.
     - Самое время мне поработать, -  сказал  Стенка.  -  Может,  сходишь,
принесешь мне кое-что?
     - Может, позже. Сейчас мне в голову пришла мысль  получше.  Давай-ка,
отдохнем часок-другой друг от друга.
     - Блестящая мысль. Только возьми оружие.
     - Сражаться со взбунтовавшимися водорослями?
     - Оружие возьми!

     Карв  вернулся  по  истечении  часа.  Все  вокруг  было   убийственно
однообразным. Под зеленым покрывалом накипи стояла вода глубиной  в  шесть
дюймов. Еще здесь был песок с примесью глины; еще дальше - сухой песок.  А
за пляжем тянулись отвесные белые утесы, сглаженные бесчисленными дождями.
Мишени для лазерного резака он не обнаружил.
     Стенка, завидев своего пилота, оторвался от бинокулярного  микроскопа
и ухмыльнулся. Выбросив пустую  пачку  от  сигарет,  он  почти  добродушно
произнес:
     - А наземные растения пусть тебя не беспокоят!
     Карв встал с ним рядом.
     - Что нового?
     - Это водоросли. Я пока не придумал названия этому  виду,  но  особой
разницы между ними и земными водорослями нет, если не считать, что все это
одна и та же разновидность.
     - Это необычно, - Карв с удивлением принялся разглядывать  напарника.
Теперь он увидел Стенку с совершенно иной стороны. На  борту  корабля  тот
был неуклюж до такой степени, что мог представлять опасность,  по  крайней
мере, в глазах уроженца Пояса Астероидов, каковым был Карв. Но  теперь  он
был поглощен работой. Небольшие его приборчики аккуратными рядками  стояли
на портативных подставках. Приборы  помассивнее  находились  на  штативах,
причем ножки их были отрегулированы так, что все они располагались  строго
горизонтально. С бинокулярным микроскопом Стенка обращался столь  бережно,
будто тот мог рассыпаться.
     - Именно так, - ответил Стенка. - Среди их нитей не копошатся никакие
микроскопические животные. Нет никаких вариаций структуры. Я брал пробы  с
глубин вплоть до двух метров. Все, что мне удалось обнаружить - это одна и
та же водоросль. Но  во  всех  остальных  отношениях  -  я  даже  проверял
содержание белков и углеводов - она съедобна. Мы проделали весь этот  путь
только для того, чтобы найти прудовую ряску!

     Следующую посадку они совершили на острове в пятидесяти милях к  югу.
На этот раз Карв помогал собирать оборудование и  они  управились  гораздо
быстрее, однако оба оставались замкнуты. Шесть месяцев, проведенных в двух
крохотных помещениях, не способствуют хорошему настроению.
     Карв опять молча наблюдал, как производит Стенка свои замеры, стоя от
него метрах в пятидесяти. Ему было приятно чувствовать, что вокруг столько
свободного пространства и можно не замечать обкусанных ногтей и  уже  двое
суток небритой щетины Стенки.
     Ну что ж, Стенка вырос на Земле. Всю его жизнь у него в  распоряжении
была целая планета, которую  можно  было  загаживать,  как  угодно,  а  не
перенаселенный воздушный купол или  тесная  кабина  корабля.  Ни  один  из
живущих на планетах не мог похвастаться настоящей аккуратностью.
     - Та же история! - воскликнул Стенка.
     - А уровень радиации ты измерил?
     - Нет. Зачем?
     -  Эта  большая   атмосфера   должна   экранировать   большую   часть
гамма-лучей. А это  значит,  что  твоя  водоросль  не  может  подвергаться
мутациям, если только нет естественной радиации от почвы.
     - Карв, она должна была видоизменяться. Иначе ей было бы  не  принять
своей нынешней формы. Каким образом  могли  повымирать  все  ее  остальные
сородичи?
     - Это твоя область.
     Чуть позже Стенка заметил:
     - Нигде не могу найти сколько-нибудь существенной  радиации.  Ты  был
прав, но это ничего не объясняет.
     - Значит, нужно еще куда-нибудь переместиться?
     - Да.

     Они опустились посреди океана и когда корабль повис над  поверхностью
воды, Карв вышел в шлюз со стеклянным ведром.
     - Здесь она толщиной в добрую треть метра, - сообщил он. - Диснейленд
тут не построить. Не думаю, что мне бы хотелось тут обосноваться.
     Стенка только вздохнул, соглашаясь.
     Зеленая   накипь   плескалась   о   сверкающий   металлический   борт
"Сверхусмотрящего" всего в двух метрах пониже шлюза.
     - Многие планеты, должно быть,  похожи  на  эту,  -  сказал  Карв.  -
Пригодны для обитания, только кому они нужны?
     - А я бы хотел быть первым человеком, основавшим звездную колонию.
     - И вписать свое имя в магнитозаписи новостей и учебники истории...
     - И чтобы мое незабываемое лицо было на всех телеэкранах в  Солнечной
системе. А скажи, коллега  по  полету,  если  ты  так  терпеть  не  можешь
известность, то зачем  столь  ревностно  подстригаешь  свою  вандейковскую
бородку?
     - Виноват. Мне нравится известность. Но далеко не столь  сильно,  как
тебе.
     - Ну что  ж,  может  быть,  нас  еще  будут  чтить,  как  героев.  За
что-нибудь покрупнее просто новой колонии.
     - Что же может быть покрупнее?
     - Посади корабль на сушу и тогда, может быть, я тебе и скажу.

     На обломке скалы, достаточно большом, чтобы его  можно  было  назвать
островом, Стенка раскинул свое оборудование  в  последний  раз.  Он  вновь
проверил содержание питательных веществ в  образцах,  набранных  Карвом  в
ведро посреди океана.
     Карв стоял на почтительном  удалении  от  него,  наблюдая  загадочные
перемещения облаков. Самые высокие двигались по небу с огромной скоростью,
кружась и изменяясь за минуты, а то и секунды. Полуденный свет был слабым,
жемчужного оттенка. Вне всяких сомнений, на Сириусе-Б-4  было  потрясающее
небо.
     - Ладно, я готов, - сказал Стенка и выпрямился.  -  Это  вещество  не
просто съедобно. Как я полагаю, вкус у него такой же, как  у  тех  пищевых
добавок, что были в ходу на Земле  до  того,  как  законы  по  ограничению
прироста населения не снизили его  до  приемлемого  уровня.  И  я  намерен
тотчас попробовать его.
     Последняя фраза ударила Карвера будто электрическим током. Он побежал
еще прежде, нежели  Стенка  ее  закончил,  однако  раньше,  чем  он  успел
добежать, его свихнувшийся товарищ положил в  рот  добрую  горсть  зеленой
пены, прожевал ее и проглотил.
     - Недурно, - пробормотал он через мгновение.
     - Ты болван! - крикнул впопыхах Карвер.
     - Успокойся! Я знал, что это  безопасно.  У  этого  вещества  привкус
сыра. Оно, я думаю, может быстро надоесть, но  это  справедливо  для  чего
угодно.
     - И что ты этим намерен доказать?
     - Что эта водоросль была создана  для  употребления  в  пищу  генными
инженерами. Карв, мне кажется, мы приземлились на чьей-то ферме.
     Карвер грузно опустился на выбеленную дождями скалу.
     - Расшифруй то, что сказал, - попросил он, чувствуя, что голос у него
хриплый.
     - Изволь. Предположим, существует цивилизация, располагающая  дешевым
и быстрым межзвездным транспортом. Большая часть  пригодных  для  обитания
планет, которые она обнаружит, будут стерильны, не так ли? Я имею в  виду,
что зарождение жизни может происходить далеко не всегда.
     - У нас нет ни малейшего представления, закономерно зарождение  жизни
или нет.
     -  Вот  именно.  Предположим,  кто-то   обнаруживает   эту   планету,
Сириус-Б-4, и решает, что из нее получится прекрасная планета-ферма. Ни на
что другое она не пригодна, главным образом из-за  переменного  освещения,
зато если бросить в океан специально выведенный  сорт  водоросли,  из  нее
получится прекрасная небольшая ферма. Через десять  лет  здесь  появляются
океаны водоросли, которую можно отсюда спокойно вывозить. Попозже, если бы
они  решили  колонизировать  эту  планету  по-настоящему,  они  могли   бы
выгружать водоросли на сушу и использовать, как удобрение. А самое  лучшее
это то, что она не меняется. По крайней мере, здесь!
     Карв потряс головой, словно пытаясь прояснить мысли.
     - Ты чересчур долго пробыл в космосе.
     - Карв, это растение, скорее всего, выращено искусственно.  Наподобие
красного грейпфрута. Если это не так, то не скажешь  ли,  куда  подевались
все его  ближайшие  родичи?  А  может,  их  выбросили  из  бака,  где  они
выращивались вместе с этой водорослью, потому что  они  были  недостаточно
хороши?
     С моря накатывались низкие  волны,  приплюснутые  покрывалом  зеленой
пены со вкусом сыра.
     - Ладно, - кивнул Карвер. - А как опровергнуть эту гипотезу?
     - Опровергнуть? - растерянно переспросил Стенка. - А почему мы должны
ее опровергать?
     - Забудь на минутку о славе. Если ты прав, то  мы  забрели  в  чьи-то
владения, ничего не зная об их  хозяине.  Кроме  того,  что  у  него  есть
дешевый,  как  грязь,  межзвездный  транспорт,  а  это  делает  его  очень
серьезным противником. К тому же  мы  заразили  бактериями  со  своих  тел
чистую культуру съедобной водоросли. Как нам отвертеться, коли он внезапно
нагрянет?
     - Я об этом как-то не подумал.
     - Надо нам закругляться и бегом драпать отсюда. Вряд ли  эта  планета
на что-то годится.
     - Нет-нет, мы не можем этого сделать.
     - Почему?
     Ответ сверкнул у Стенки в глазах.

     Тернболл слушал исповедь Раппопорта, сидя за своим  столом,  подперши
рукой подбородок и перебил его в первый раз за все время.
     - Хороший вопрос. Я бы тоже тот же час сматывался с этой планеты.
     - Только не после шести месяцев, проведенных в двухкомнатной  камере.
Слова Стенки не так уж сильно на меня подействовали.  Мне  кажется,  я  бы
отправился назад, будь я уверен в его правоте и будь я в  силах  уговорить
его. Но я, разумеется, не смог.  Одной  мысли  о  возвращении  оказывалось
достаточно, чтобы Стенка начал трястись. Я полагаю, что мог бы его двинуть
по голове, когда настало бы время вылетать. На  всякий  случай  у  нас  на
борту имелись средства для гибернации.
     Он замолчал. Тернболл, как обычно, терпеливо ждал продолжения.
     - Но ведь в таком случае  я  оказался  бы  в  полном  одиночестве.  -
Раппопорт  осушил  второй  стакан  и  поднялся,  чтобы  наполнить  третий.
Портвейн на него, казалось, не влиял. - Вот так и стояли мы  на  скалистом
берегу, оба боясь покинуть планету и оба боясь оставаться на ней...

     Стенка вдруг встал и принялся складывать свои приборы.
     - Мы не можем этого  опровергнуть,  но  можем  достаточно  легко  это
доказать.  Владельцы  обязательно  должны  были  оставить  здесь  какие-то
материальные следы своей деятельности. Если мы находим хоть что-нибудь, то
сразу же улетаем. Обещаю.
     - Слишком большая площадь для поисков. Будь у нас  довольно  здравого
смысла, мы убрались бы прямо сейчас.
     - Ты опять за свое? Все, что нам сейчас надо сделать - это найти зонд
корабля-робота. Если кто-нибудь наблюдает за этим местом,  он  обязательно
должен был заметить его появление. В  таком  случае,  вокруг  него  должно
остаться много следов.
     - А если нет никаких следов? Разве в этом случае можно  сказать,  что
планета ничья?
     Стенка со щелчком закрыл ящик со своими приборами, потом  выпрямился.
Вид у него был очень удивленный.
     - Я только что кое о чем подумал.
     - Не надо, не надо.
     - Нет, это совершенно реальная штука, Карв. Владельцы,  должно  быть,
бросили эту планету давным-давно.
     - Почему?
     - Похоже, прошли уже тысячи лет с тех пор, как здесь  стало  довольно
водорослей, чтобы использовать их для снабжения пищей.  Появившись  здесь,
мы должны были увидеть приземляющиеся  или  взлетающие  звездолеты.  Кроме
того, они основали бы здесь свою колонию, будь они намерены экспортировать
отсюда водоросли. Но здесь ничего подобного нет.  Планета  не  располагает
ничем, что оправдывало бы житье на ней, к тому же эти океаны - как  суп  с
вездесущим запахом гнили.
     - Что ж, в этом есть определенный смысл.
     - И вот еще одно - эта черная кайма.  Должно  быть,  это  испорченные
водоросли. А может быть, сухопутная разновидность. Именно поэтому  она  не
распространилась по всем материкам. Если бы владельцы были  заинтересованы
в использовании планеты, ее нужно было бы убирать.
     - Ну что ж, хорошо. Подымай приборы и залезай внутрь.
     - Что?
     - Наконец-то ты сказал нечто такое, что мы можем  переварить.  Сейчас
на восточном побережье должен быть день. Давай поднимемся на борт.

     Они вышли за  пределы  атмосферы.  Над  горизонтом  сияло  маленькое,
ослепительно-белое  солнце.  С  другой  стороны   виднелся   очень   яркой
светящейся точкой Сириус-А. Внизу, там, где взор проникал сквозь пробелы в
облаках до самой поверхности,  вдоль  извилистой  береговой  линии  самого
большого на планете Сириус-Б-4 материка тянулась тонкая, как волос  черная
линия. Серебряная  нить  самой  крупной  реки  оканчивалась  разветвленной
дельтой,    выглядевшей    как     черный     треугольник,     испещренный
серебристо-зеленой паутиной.
     - Хочешь включить телескоп?
     Карв покачал головой.
     - Через несколько минут мы поглядим на это с близкого расстояния.
     - Похоже, ты очень торопишься.
     - Может быть. По твоим словам, если  эта  черная  кайма  представляет
собой какую-то форму жизни, тогда эта  ферма  заброшена  по  меньшей  мере
тысячи лет тому назад. Если же это не так, то тогда  что  оно  такое?  Это
явление слишком упорядоченно, чтобы быть естественным образованием.  Может
быть, это лента конвейера?
     - Точно! Ты меня успокоил. Исполнил уверенности.
     - Если это так, мы быстро снимаемся с места и сразу  же  отправляемся
домой.
     Карв потянул за один из рычагов, и корабль поплыл у них  под  ногами.
Спуск происходил очень быстро. Не отрываясь от  рычагов  управления,  Карв
продолжал:
     - Мы вот совсем недавно повстречались с еще одной разумной расой, и у
нее не было ничего похожего на руки  или  механическую  культуру.  Я  тебе
совсем не жалуюсь. Планета непригодна для жилья,  если  на  ней  нет  даже
дельфинов для компании. Но почему такая неудача постигает нас  дважды?  Не
хотелось бы мне повстречаться с фермером, Стенка.
     Тучи сомкнулись вокруг корабля. С каждым километром он опускался  все
медленнее.  На  высоте  почти  десяти  километров  он  уже   завис   почти
неподвижно. Теперь под ними простиралась линия побережья, а у черной каймы
было несколько оттенков. Вдоль моря она была черна, как ночь  на  Плутоне,
постепенно светлея по мере удаления от моря, пока не исчезала среди скал и
песка.
     -  Может,  это  приливы  выносят  на  берег  мертвые   водоросли?   -
предположил Стенка. - И они там перегнивают. Нет, дело не  в  этом.  Здесь
попросту нет луны и, соответственно, приливов.
     Корабль висел на высоте километра над уровнем моря. Потом еще ниже. И
еще.
     Черная окраска  расползалась,  словно  деготь,  подальше  от  пламени
тормозных реактивных двигателей.

     Раппопорт рассказывал об этом, почти уткнувшись  в  стакан,  голос  у
него был хриплым и сдавленным, он старался не смотреть Тернболлу в  глаза,
но теперь поднял голову. Взгляд его стал в какой-то мере вызывающим.
     Тернболл понял, к чему клонит собеседник.
     - Вы хотите, чтобы я угадал? Боюсь, что могу ошибиться.  Что  же  это
все-таки было за черное вещество?
     - Не знаю, следует ли мне вас подготавливать к этому. Мы  со  Стенкой
подготовлены не были. Почему же должны быть готовы вы?
     - Ладно, Карвер, рассказывайте дальше, не спрашивайте меня!
     - Это были люди.
     Тернболл уставился на астронавта неподвижным взглядом.
     - Мы уже почти что были внизу, когда они начали разбегаться от языков
пламени. До того это было просто черное поле, но когда они стали убегать в
разные стороны, мы увидели движущиеся крупинки -  разбегавшихся  муравьев.
Мы немного поднялись вверх и опустились на воду чуть  поодаль  от  берега.
Оттуда все было отлично видно.
     - Карвер, говоря, что это были люди, вы на самом деле  имели  в  виду
именно представителей человеческого рода?
     - Да, люди. Но, разумеется, поведением они очень отличались...
     "Сверхусмотрящий" покоился на воде, задрав нос кверху, в сотне метров
от берега. С этого расстояния даже невооруженным глазом было  ясно  видно,
что туземцы - люди. На экране телескопа можно было разглядеть подробности.
     Они не принадлежали ни к одной из земных рас. И  мужчины,  и  женщины
были чуть пониже трех метров ростом, черные волнистые волосы  ниспадали  с
головы вдоль позвоночника почти до самых колен. Кожа у  них  была  темная,
почти столь же черная, как  у  самых  черных  негров,  но  носы  выглядели
точеными, головы были удлиненные, с небольшими тонкогубыми ртами.
     Они не обращали никакого внимания на корабль  и  стояли,  сидели  или
лежали, не меняя позы - мужчины, женщины и дети, буквально прижатые плечом
к плечу. Те из них,  кто  занимал  участки  у  самой  воды,  располагались
широкими  кругами,  внешнюю  часть  которых  составляли  мужчины,  охраняя
находящихся внутри женщин и детей.
     - И так - вокруг всего материка, - сказал Стенка.
     Карвер не в силах был ни ответить, ни оторвать  глаза  от  смотрового
экрана.
     Каждые  несколько  минут  людская  масса  начинала  бурлить   -   это
какая-либо  из  групп,  находившихся  слишком  далеко  от  воды,  начинала
проталкиваться вперед, чтобы пробраться к  воде,  где  находился  источник
пищи.  Бурлящая  масса  отталкивала  пришельцев,   на   периферии   кругов
завязывались кровавые схватки, беспощадные побоища, ведущиеся  без  всяких
правил.
     - Как? - прошептал Карв. - Как могло это все случиться?
     - Может быть, здесь потерпел крушение звездолет,  -  принялся  гадать
Стенка. - А может, где-нибудь здесь жила семья смотрителя, которую бросили
на  произвол  судьбы.  Это,  Карвер,  должно  быть,  дети  гипотетического
фермера.
     - И как же долго они здесь находятся?
     - По крайней мере, не одну тысячу лет. А может  быть,  и  все  десять
тысяч, хотя и такое число, как сто тысяч нельзя отрицать. Только  вообрази
себе, Карв, такое. На всей планете ничего  нет,  только  горстка  людей  и
океан, полный водорослей. Потом несколько сотен людей, потом сотни  тысяч.
Их никогда не подпустили бы к воде,  не  очистив  от  бактерий,  чтобы  не
заразить культуру водорослей. Здесь не из чего изготавливать орудия труда,
единственные  доступные  материалы  -  это  камень  и  кость.  У  них  нет
возможности плавить руды, так как огня у  них  никогда  не  было  -  здесь
нечему гореть. Они не знают ни болезней, ни противозачаточных средств,  не
знают никаких других занятий кроме размножения. Их численность  возрастает
катастрофически,  подобно  взрыву  атомной  бомбы.  Потому  что  никто  не
страдает от голода, Карв. В течение тысяч лет на Сириусе-Б-4 не знали, что
такое голод!
     - Но ведь сейчас они голодают.
     - Некоторые. Те, кто не может добраться до  берега.  -  Стенка  снова
повернулся к экрану. -  Одна  нескончаемая  война,  -  произнес  он  после
некоторой  паузы.  -  Могу  поспорить,  что  их  высокий  рост  обусловлен
естественным отбором.
     Долгое время Карвер был не в состоянии пошевелиться. Он заметил,  что
в  середине  каждого  обороняющегося  круга  всегда   остается   некоторое
количество мужчин, и происходит непрерывный обмен людьми, находящимися  во
внутренней части с людьми на наружной части круга.  Непрерывно  происходил
процесс размножения, чтобы  каждый  круг  могло  охранять  больше  мужчин.
Население Сириуса-Б-4 росло и росло.
     Весь берег представлял собою бурлящую черную  массу.  В  инфракрасном
свете береговой контур сверкал  яркой  каймой,  температура  которой  была
тридцать семь градусов по Цельсию.
     - Давай убираться домой! - предложил Стенка.
     - Идет.

     - И вы так и поступили?
     - Нет.
     - Почему же?
     - Мы не могли, мы должны были увидеть все это,  Тернболл.  Не  пойму,
почему, но мы оба хотели взглянуть на все это поближе.  Поэтому  я  поднял
корабль, а потом опустил его на  суше,  в  километре  от  моря.  Здесь  мы
оставили звездолет и отправились к морю.
     И сразу же стали натыкаться на скелеты. Многие из них были  тщательно
очищены, а многие напоминали египетские мумии - скелеты с черной, высохшей
кожей, туго обтягивавшей кости. Нас  все  время  преследовало  непрерывное
тихое шуршание, полагаю, что это были разговоры на берегу. Хотя и не  могу
понять, о чем же это они разговаривали.
     По мере  приближения  к  морю  скелетов  становилось  все  больше.  У
некоторых из них я заметил ножи из  расщепленной  кости.  У  одного  нашел
обколотый каменный топор  без  рукоятки.  Понимаете,  Тернболл,  они  были
разумны и могли бы делать себе орудия при наличии необходимого материала.
     Пройдя некоторое расстояние, мы увидали, что  некоторые  из  скелетов
еще живы. Они умирали и высыхали под затянутым тучами небом. Мне  кажется,
небо этой планеты было когда-то очень красивым,  теперь  же  оно  вызывало
ужас. Время от времени можно было видеть, как голубой мерцающий луч падает
на песок и бежит по нему, словно солнечный зайчик, пока  не  наткнется  на
мумию. Иногда мумия переворачивается на другой бок и закрывает глаза.
     Лицо Стенки  выглядело  бледным,  как  у  мертвеца.  Я  понимал,  что
освещение здесь ни при чем. Мы прошагали минут пять, и со всех сторон  нас
окружали скелеты, живые и мертвые. Живые равнодушно смотрели  на  нас,  но
все  же  в  их  взглядах  было  что-то  этакое,  показывающее,  что  мы  -
единственное на этом свете,  на  что  еще  стоит  смотреть.  Если  их  еще
что-нибудь и удивляло, так только то, что есть нечто, способное двигаться,
кроме людей. Ведь в их  глазах  мы,  удивительно  малорослые  и  одетые  в
шнурованные сапоги и легкие комбинезоны, не были людьми.
     - Тебя не наводят на размышления эти вычищенные скелеты?  -  произнес
Уолл. - Ведь здесь же нет никаких гнилостных бактерий.
     Я ничего не ответил, размышляя о том, что это слишком напоминает  ад,
каким  его  изобразил  Босх.  Единственное,  что  помогало  его  снести  -
сюрреалистическое голубое освещение. Мы едва верили тому, что видели  наши
глаза.
     - В этой водоросли недостаточно  жиров,  -  сказал  Стенка.  -  Всего
остального вдоволь, только вот жиров маловато.
     Теперь мы уже были довольно близко к берегу. Некоторые мумии начинали
шевелиться. Я наблюдал за одной парой, находившейся  за  небольшой  дюной,
пытающейся вроде бы убить друг друга, и вдруг понял, о чем говорит Стенка.
     Я взял его под руку и развернул, предлагая возвращаться. Некоторые из
рослых скелетов пытались встать на ноги. Я знал, о чем  они  думают:  "Под
этими  мягкими  оболочками  должно  быть  мясо,  в  котором   есть   вода.
Обязательно должно быть!" Я дернул Стенку за руку  и  сам  бегом  пустился
обратно.
     Но Стенка не  побежал,  а  оттолкнул  меня.  И  я  был  вынужден  его
отпустить.
     Они не могли меня поймать, так как были слишком истощены, а я прыгал,
как кузнечик. Но  Стенку  они  схватили,  вот  оно  как!  Я  услышал,  как
взорвалась его капсула. Просто приглушенный хлопок.
     - И вы вернулись.
     - Да, да! - у Раппопорта был вид  человека,  только  что  очнувшегося
после кошмара. - На это ушло семь месяцев. И все время - один!
     - И почему же, по-вашему, Стенка себя убил?
     - Вы что, с ума сошли? Он же не хотел, чтобы его съели!
     - Тогда почему он не спасся бегством?
     - Нельзя сказать, что он хотел покончить с собой, Тернболл. Просто он
решил,  что  совершенно  ни  к  чему  спасаться.  Еще  шесть   месяцев   в
"Сверхусмотрящем", с этими  слепыми  пятнами  задернутых  шторами-одеялами
окон, все время стоящими перед глазами, и с непрекращающимся кошмаром этой
планеты, возникающим, стоит закрыть глаза? Ради этого спасаться не стоило.
     - Держу пари, что, прежде, чем вы взорвали "Сверхусмотрящий", корабль
превратился в свинарник.
     Раппопорт вспыхнул.
     - А вам-то что до этого?
     - Вы тоже считали, что спасаться не стоит, да? Когда  уроженец  Пояса
астероидов перестает за собой следить, это означает, что он хочет умереть.
Грязный корабль смертельно опасен,  в  нем  портится  атмосфера.  По  нему
свободно летают предметы, готовые вышибить мозги,  стоит  только  включить
привод. Вы забываете, где наложены заплаты от ударов метеоритов...
     - Ладно, ладно. Но ведь я все-таки вернулся, верно?
     - А теперь вы считаете, что мы должны отказаться от космоса?
     Раппопорт чуть ли не взвизгнул от обуревающих его чувств.
     - Тернболл, неужто вы так и не убедились? Мы создали здесь,  у  себя,
рай, а вы хотите покинуть его ради... ради этого. Почему же? Почему?
     - Чтобы создавать рай и в  других  местах...  может  быть.  Наш  ведь
возник не сам по себе. В этом заслуга наших предков,  начинавших,  имея  в
своем распоряжении не многим более того, что было на Сириусе-Б-4.
     - У них всего было гораздо больше! - Легкое заикание указывало на то,
что портвейн возымел-таки действие на Раппопорта.
     - Может быть. Однако есть и  более  веская  причина  продолжать  наше
проникновение в космос. Эти люди, которых вы оставили на побережье...  Они
нуждаются в нашей помощи! А  имея  новый  "Сверхусмотрящий"  мы  могли  бы
оказать им эту помощь.  В  чем  нуждаются  они  больше  всего,  Карвер?  В
домашних животных? В дереве?
     - В животных. - Раппопорт содрогнулся и выпил.
     - Ну что ж, об этом еще можно поспорить, но  оставим  это  на  потом.
Прежде всего  нам  необходимо  было  бы  создать  там  почву.  -  Тернболл
откинулся в кресле, прикрыв глаза и говоря  как  бы  сам  с  собою.  -  Из
водорослей, смешанных с осколками скал. Бактерий,  которые  раздробят  эти
обломки, червей. Потом еще нужна трава...
     - Вы уже затеваете  новый  проект,  не  так  ли?  А  потом  уговорите
Объединенные Нации за него взяться. Тернболл, это все прекрасно, однако вы
кое-что упустили.
     - Что же?
     Раппопорт  медленно  поднялся.  Чуть  пошатываясь,   он   подошел   к
письменному столу и, упершись в него руками, посмотрел Тернболлу  прямо  в
глаза.
     - Вы исходите из допущения, что эти люди  на  берегу  на  самом  деле
принадлежат к расе фермера, что планета Сириус-Б-4  заброшена  очень-очень
давно. А что, если на ней орудует  кто-то  хищный?  Что  тогда?  Водоросль
предназначена не ему. Его соплеменники поместили водоросль в океан, берега
заселили животными, идущими в пищу, а потом покинули планету до  тех  пор,
пока этих животных не станет столько, что они будут скучены плечом к плечу
вдоль всего побережья. Животные на мясо! Понимаете, Тернболл?
     - Да. До этого я не додумался. А животных держат из-за их размера...
     В кабинете нависла мертвая тишина.
     - Так что же?
     - Ну... просто нам придется рискнуть, ведь так?

                         В БЕЗВЫХОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ

     С  крыши  двенадцатиэтажного  здания  отеля  хорошо   просматривались
окружавшие его апельсиновые  сады,  огороды  и  пастбища  для  скота.  Они
расходились правильными квадратами все дальше и дальше и одновременно  все
выше и выше уменьшаясь в  перспективе  и  образовывая  замкнутую  сферу  -
внутреннюю поверхность Фермерского астероида, расчлененную на  две  равные
части кольцевой линией рек и озер.
     В центре малой планеты горела ядерная лампа -  искусственное  солнце,
заливавшее  ярким  светом  все  ее  внутреннее  пространство.   "Небо"   -
полусфера,  располагавшаяся  над  головой  выше  лампы,  -  представлялось
невообразимой мешаниной крохотных  квадратиков  и  казалось  живым:  такое
впечатление создавали непрерывно снующие по нему  ярко-красные  букашки  -
автоматические трактора.
     Лукас Гарнер погрузился в полудремотное состояние,  дав  полную  волю
своему  взгляду  скользить  по  этой  небесной  тверди.   По   приглашению
правительства Белта  -  Пояса  Астероидов  -  он  впервые  в  своей  жизни
находился  внутри  малой  планеты,  наполненной  пригодным   для   дыхания
воздухом, совмещая отдых от повседневных дел,  связанных  с  деятельностью
Объединенных  Наций,  с  возможностью  обогатить  свой   кругозор   новыми
изысканными впечатлениями - вещь редкая для человека в возрасте более  ста
семидесяти лет. Он  и  представить  себе  не  мог  раньше,  насколько  это
приятное занятие - тешить взгляд  видом  изогнутого  неба,  состоящего  из
сплавленных горных пород и импортированной почвы.
     - В контрабанде нет ничего безнравственного, - провозгласил  сидевший
рядом с ним Лит Шеффер.
     Гарнер переключил свое внимание на хозяина.
     - Вы считаете, что контрабанда - то же самое, что и  карманная  кража
на Земле?
     - Как раз этого я и не имел в виду, - заметил Шеффер.
     Сказав это, белтер запустил руку в карман своего комбинезона,  извлек
оттуда небольшой черный плоский предмет и выложил его на стол.
     - Я хочу прокрутить это через пару минут. Гарнер, в карманных  кражах
нет ничего противозаконного на Земле. Иначе и  быть  не  может,  ведь  вся
Земля настолько заполнена людьми, что они буквально прижаты друг к  другу.
Там просто никому не под силу добиться соблюдение закона, квалифицирующего
карманную  кражу  как  преступление.  В  Белте  же  контрабанда  считается
занятием незаконным, но совсем не безнравственным. Она сродни  небрежности
плоскоземца, когда он забывает заплатить по  счетчику  за  стоянку  своего
транспорта. Самоуважение при этом нисколько не теряется. Если вас уличат в
этом, то вы просто заплатите штраф и тут же совершенно позабудете об этом.
     - Вот как!
     - Если у кого-то возникает необходимость  переслать  заработанное  за
пределы Пояса Астероидов, то он сам решает, как  ему  поступить  в  данном
случае. Легальный трансфер через центральные органы  на  Церере  обходится
ровно в тридцать процентов суммы от стоимости груза. Если же он  полагает,
что ему удастся обойти "золотые мундиры", то есть наших таможенников,  это
его личное дело. Но в случае поимки мы конфискуем его груз, и  он  рискует
стать всеобщим посмешищем. Недотепа-контрабандист ни у  кого  не  вызывает
чувства сострадания.
     - Именно так и пытался поступить Мюллер?
     - Да. При нем был очень ценный груз: двадцать  килограммов  чистейших
северных магнитных полюсов. Слишком велико было  для  него  искушение.  Он
попытался проскочить мимо нас, но мы засекли его на экранах наших радаров.
Затем он совершил несусветную глупость. Он сделал попытку  выкрутиться  из
положения, которое становилось для него все более безвыходным. Он, по всей
вероятности, держал курс на Луну, когда мы  его  обнаружили.  Позади  него
была Церера со своим мощным  радаром.  Наши  корабли  были  впереди  него,
переходя на его курс с ускорением в два "же". Его корабль-рудоискатель был
способен развить ускорение, не большее, чем  половина  "же",  так  что  со
временем его перехватили бы обязательно, что бы он ни предпринимал.  Затем
он заметил, что прямо по курсу у него находится Марс.
     - То есть понял, что оказался в "мешке".
     Гарнер в достаточной мере был знаком  с  бытом  и  нравами  белтеров,
чтобы научиться у них их сленгу.
     - В  самом  что  ни  на  есть  настоящем.  Первым  его  инстинктивным
побуждением было тотчас  же  изменить  курс.  Белтеры  достаточно  опытные
навигаторы, чтобы  не  попадаться  в  гравитационные  ямы.  Гибель  грозит
человеку во множестве самых  различных  обликов,  стоит  ему  оказаться  в
непосредственной близости от "мешка" или придать ему попеременное движение
вперед или назад, или даже наконец  обеспечить  благополучную  посадку  на
самом дне "мешка". Однако у рудоискателей не бывает классных  автопилотов.
Они обходятся самыми  дешевыми  моделями  и  поэтому  стараются  держаться
подальше от "мешков".
     - Вы не зря сообщаете мне все эти подробности. К чему вы клоните? - с
некоторым упреком в тоне голоса спросил Гарнер. - Это  имеет  отношение  к
вашему роду деятельности?
     - Да, вы в таком возрасте, что вас не просто провести.
     Временами Гарнеру и  самому  так  казалось.  Когда-то  давно,  еще  в
промежутке между первой межпланетной войной  и  сооружением  первой  полой
планеты, Гарнер научился читать по лицам своих  собеседников  с  такой  же
точностью, как будто владевшие ими чувства или  воображения  были  буквами
отпечатаны на их лицах. Часто это сберегало ему немало времени, а, с точки
зрения Гарнера, его время стоило беречь.
     - Продолжайте, - предложил он.
     - Однако по зрелом размышлении Мюллер решил воспользоваться "мешком".
Используя взаимодействие сил притяжения Юпитера,  Цереры  и  Марса,  можно
было самостоятельно рассчитать такие обходные маневры, какие не  под  силу
вычислить автопилоту. Он мог подгадать момент, что Марс  заслонил  бы  его
корабль от радара на Церере, когда он бы ложился на  новый  курс,  обогнув
Марс. Он мог бы позволить себе  даже  чиркнуть  по  касательной  атмосферу
Марса, пройдя совсем близко от его поверхности. Атмосфера Марса  столь  же
скудная, как мечты плоскоземца.
     - Премного благодарен. Лит, а разве Марс не  является  собственностью
Объединенных Наций?
     - Только постольку, поскольку мы никогда не  видели  ни  малейшей  от
него пользы и не желали  присовокупить  его  к  своим  владениям.  Значит,
Мюллер совершил нарушение границ владений Объединенных Наций,  не  получив
на то соответствующей санкции.
     - Продолжайте. Что же случилось с Мюллером?
     - Пусть он сам расскажет об этом. Вот его бортовой журнал.
     Лит Шеффер прикоснулся к небольшому  плоскому  предмету,  и  из  него
раздался мужской голос.

     20 апреля 2112 года.
     Плоское небо, плоская поверхность планеты, и они пересеклись в  одном
из кругов бесконечности.  Никаких  звезд  не  видно,  кроме  самых  ярких,
которые имеют темно-красный оттенок, как и здешнее небо.
     Это самое дно "мешка", и я, должно быть, совсем ополоумел,  пойдя  на
такой риск. Но тем не менее  я  ЗДЕСЬ.  Мне  удалось  вполне  благополучно
осуществить посадку. На  это  я  совсем  не  надеялся,  вплоть  до  самого
последнего момента.
     Посадка была совершенно безумным предприятием.
     Представьте себе привычную нашу вселенную, в которую вдруг  врывается
другая вселенная, похожая на абстрактную картину, чересчур огромную, чтобы
на ней можно было различить имеющие хоть какой-нибудь смысл детали, и  эта
вторая вселенная проносится мимо с дьявольской скоростью. Странные  поющие
звуки проникают сквозь стены корабля, ничего похожего на  это  никогда  не
доводилось мне слышать, наверное,  это  были  звуки,  издаваемые  крыльями
ангела  смерти.  Стены  стали  быстро  нагреваться.   Слышно   было,   как
компрессоры термосистемы охлаждения  взвыли,  перекрыв  пронзительный  вой
рассекаемой корпусом корабля атмосферы. Затем, поскольку, очевидно,  всего
этого  ангелу  смерти  казалось  недостаточно,   корабль   затрясся,   как
смертельно раненный динозавр.
     Это пообрывались от фюзеляжа мои баки с  топливом.  Все  четыре  бака
скопом вырвались вместе с крепежными стержнями и теперь  кружились  вокруг
своей оси чуть впереди меня, раскалившись до вишнево-красного цвета.
     Мне осталось выбрать один из двух вариантов,  причем  они  были  "оба
хуже". И решать  надо  было  быстро.  Если  бы  я  продолжил  движение  по
параболе,  то  отправился  бы  в  космос,  следуя  неизвестным  курсом   и
располагая только тем топливом, которое осталось во внутрибортовых баках и
которое   обычно   используется   для    системы    охлаждения.    Система
жизнеобеспечения корабля позволила бы мне протянуть не больше двух недель.
Было совсем немного шансов на  то,  что  мне  удалось  бы  добраться  хоть
куда-нибудь за такое короткое время, имея столь скудный запас  топлива,  а
ведь мне еще при этом нужно позаботиться и о том, чтобы  меня  не  накрыли
"золотые мундиры".
     Остававшегося у меня топлива хватило бы и  для  осуществления  мягкой
посадки на Марс. Но что из этого? Все равно жить мне оставалось всего  две
недели.
     И тут я вспомнил о базе "Лацис Селис", оставленной семьдесят лет тому
назад.   Я,   безусловно,   мог   бы   запустить   там   старые    системы
жизнеобеспечения, которые позволили бы продержаться какое-то время  одному
человеку. Я мог бы найти  там  даже  достаточное  количество  воды,  чтобы
посредством электролиза добыть из нее водород. Это  было  все-таки  лучше,
чем риск улететь в неизвестном направлении.
     Я решился и совершил посадку.

     Звезды все поисчезали. Местность, что меня окружает,  не  вызывает  у
меня особых восторгов. Теперь я понимаю, почему обитателей планет называют
плоскоземцами. Я ощущаю себя комаром на огромном столе.
     Вот так я и сижу здесь, трясясь всем  телом  и  не  решаясь  сунуться
наружу.
     Под черно-красным небосводом  простирается  бесконечная  пустыня,  по
которой  лишь  кое-где  словно  разбросаны  не  совсем  правильной   формы
стеклянные  пепельницы.  Самая  маленькая  из  них,   непосредственно   за
иллюминатором, имеет  всего  лишь  сантиметров  десять  в  диаметре.  Есть
пепельницы и огромные - поперечником до десятка  километров.  После  того,
как  я  совершил  посадку,  на  экране  радара  глубинного  поиска   стали
высвечиваться фрагменты еще большей величины кратеров  под  толстым  слоем
мельчайшей пыли. Пыль эта мягкая и податливая, почти как зыбучий песок.  Я
опустился на нее, как перышко, но добрая половина систем  жизнеобеспечения
корабля оказалась погребенной в пыли.
     Я совершил посадку прямо у края одного из самых больших кратеров, как
раз того, внутри которого располагались домики древней базы  плоскоземцев.
Сверху база эта имела  вид  огромного  прозрачного  плаща,  брошенного  на
растрескавшееся дно кратера.
     Это какое-то странное место, отмеченное  печатью  рока.  Но  мне  все
равно когда-нибудь придется выйти наружу - как же еще мне приспособить для
собственных нужд систему жизнеобеспечения  базы?  Позвать  на  помощь  мне
никого не удастся: мои антенны сгорели без остатка при посадке.
     Мой  дядюшка  Бэт  частенько  говаривал,  что   глупость   смертельно
наказуема.
     Завтра я выхожу наружу.

     21 апреля 2112 года.
     По моим часам - утро. Солнце еще по другую сторону планеты,  так  что
небо не того кроваво-красного цвета, что раньше. Вид у него  сейчас  почти
такой же, как в  открытом  космосе,  вот  только  звезды  светят  довольно
тускло, как будто они отгорожены грязным оргстеклом. Над горизонтом взошла
одна очень яркая звезда, яркость ее все время меняется. Это, должно  быть,
Фобос, поскольку взошла это звезда там, где село солнце.
     Я выхожу наружу...
     ...Что-то вроде вогнутой стеклянной линзы окружает корабль  там,  где
пламя  термоядерной  реакции   плескалось   о   песчаную   пыль.   Система
жизнеобеспечения  корабля,  та  ее  часть,  что  возвышается  над  песком,
покоится на поверхности этой линзы, как лягушка на широком плавучем  листе
водяной лилии. Вся поверхность линзы испещрена многочисленными  трещинами,
но достаточно тверда, чтобы по ней можно было без особой опаски ходить.
     Чего нельзя сказать о песчаной пыли.
     Эта пыль - вязкая, как густое масло. Едва ступив на нее, я тотчас  же
стал в нее погружаться. Мне даже пришлось подплыть к  тому  краю  кратера,
который возвышался над пылью подобно берегу острова. Однако и  плыть  было
очень и очень нелегко. К счастью, выплавленная хвостовым пламенем линза  в
одном месте соприкасается с каменистой стенкой кратера,  так  что  мне  не
придется погружаться в вязкую пыль еще раз.
     Она какая-то очень странная, эта пыль.  Сомневаюсь,  можно  ли  найти
что-нибудь подобное во всей  Солнечной  системе.  Это  мельчайшие  остатки
метеоров, которые выпали в качестве конденсата  из  испарившихся  скальных
пород. На Земле такую пыль дожди смывали бы в море, и там она превращалась
бы в осадочные породы, естественный цемент. На Луне имеет место  вакуумное
цементирование - враг номер один той  отрасли  промышленности  Белта,  что
имеет дело с микроминиатюризацией. Здесь же имеется как раз то  количество
"воздуха", какое в состоянии поглотить поверхность этой пыли, предотвращая
тем самым вакуумное цементирование, однако недостаточное для  того,  чтобы
остановить метеорит, превратив его в газ до соприкосновения с поверхностью
планеты. В  результате  пыль  превращается  в  вязкую  жидкость.  По  всей
вероятности, твердую  поверхность  на  Марсе  можно  найти  только  внутри
метеорных кратеров или на склонах горных хребтов.
     Нелегко было и продвигаться по гряде, окаймляющей кратер. Она  вся  в
трещинах, усеяна вздыбившимися глыбами из вулканического стекла.  Края  ее
похожи на острые зубья. Этот кратер, по-видимому, сравнительно  молодой  -
по геологической шкале времени. На самом дне его - наполовину  погруженный
в неглубокое пыльное озеро поселок под опавшим  пластиковым  куполом.  При
здешнем тяготении ходить по ровной поверхности было  бы  нетрудно  -  даже
легче, чем при максимальной силе тяжести на борту моего корабля. Но я едва
ли не поломал обе ноги несколько раз, карабкаясь  по  скользким,  покрытым
пылью глыбам. В целом же кратер похож на  разбитую  вдребезги  пепельницу,
отдельные кусочки которой затем неумело сложили,  образовав  беспорядочную
мозаичную картину.
     Купол покрывает базу, как опавшая палатка,  снаружи  осталось  только
оборудование по приготовлению пригодного для  дыхания  воздуха.  Воздушный
генератор представляет собой  гигантский  куб  из  стали,  почерневшей  за
семьдесят лет пребывания в атмосфере Марса. Он в  самом  деле  огромен.  Я
даже не представляю себе, как удалось доставить  такую  огромную  массу  с
Земли на Марс, пользуясь только химическими или ионными ракетами. Как и не
представляю себе, ради чего это нужно было  делать.  Что  было  такого  на
Марсе, что позарез понадобилось плоскоземцам?
     Если и может существовать совершенно никчемный, бесполезный  мир,  то
вот он, передо мной. Он не так близок к Земле, как Луна. На  этой  планете
совершенно   отсутствуют   какие-либо   полезные   ископаемые   или   иные
естественные ресурсы. Стоит лишиться здесь скафандра -  и  жизнь  кончена:
либо умрешь от разрыва сосудов,  либо  пенящаяся  двуокись  азота  разъест
легкие.
     Вот, правда, колодцы...
     Да,  кое-где  на  Марсе  имеются  колодцы.  Один  такой  колодец  был
обнаружен первой экспедицией на Марс в  девяностых  годах.  Поблизости  от
колодца было найдено мумифицированное НЕЧТО. Но  разрушилось,  как  только
соприкоснулось с влагой, в результате чего никому так и не удалось  узнать
о нем что-либо определенное, включая также и возраст находки.
     Неужели поселенцы рассчитывали найти живых марсиан? Но  даже  если  и
так, то для чего?
     Снаружи купола я увидел два двухместных марсохода. У обоих - огромные
шасси и широкие массивные колеса, по-видимому, достаточно  широкие,  чтобы
при движении не проваливаться  на  марсианскую  пыль.  Останавливаясь  же,
приходилось быть в высшей степени осторожным. Я в любом случае не  намерен
ими пользоваться.
     Генератор воздуха, как мне  кажется,  заработает,  если  мне  удастся
подсоединить его к бортовой силовой установке. Батареи его давно  сели,  а
топливо в ядерном реакторе к настоящему времени превратилось почти  все  в
свинец. Вокруг имеются тысячи  тонн  компонентов  пригодного  для  дыхания
воздуха,  связанных  в  двуокись  азота.  Генератор   воздуха   производит
разделение  кислорода  и  азота  и   еще   улавливает   даже   то   совсем
незначительное количество водяного пара, что все-таки  имеется  в  здешней
атмосфере. Из  воды  генератор  может  добывать  водород,  который  служит
топливом. Вот только каким образом запитать генератор энергией?  Возможно,
на базе имеются силовые кабели.
     Я заглянул внутрь купола и увидел всего в нескольких метрах  от  себя
тело мужчины. Он умер от разрыва сосудов, вызванного вскипанием крови  при
резком уменьшении давления. Все говорит о том, что я  найду  и  прореху  в
куполе, когда займусь более тщательным осмотром материала, из которого  он
изготовлен.
     Хотелось бы знать, что же все-таки здесь произошло?

     22 апреля 2112 года.
     Я уснул, едва  только  взошло  солнце.  Период  вращения  Марса  лишь
чуть-чуть дольше, чем сутки по бортовому времени, что очень  удобно.  Я  в
состоянии работать только тогда, когда на небе звезды, а  пыли  не  видно,
иначе я просто сойду с ума. Но  я  успел  позавтракать  и  позаботиться  о
поддержании чистоты и порядка на  борту,  однако  все  равно  у  меня  еще
осталось два свободных часа до захода солнца. Неужели я настолько труслив?
Нет, я просто никак не могу заставить себя выйти наружу, когда светло.
     Вблизи от солнца небо цвета свежей крови - настолько  оно  подкрашено
двуокисью азота. Противоположная сторона  неба  почти  черного  цвета.  Не
просматривается  ни  одна  звезда.  Вокруг  совершенно   ровная   пустыня,
оживляемая  лишь  кратерами  и   симметричным   орнаментом,   образованным
полумесяцами барханов, притом  столь  невысоких,  что  их  можно  заметить
только у самой линии горизонта. Вглубь пустыни уходит что-то вроде прямого
лунного хребта, вершины и склоны его настолько подверглись эрозии, что  не
остается никаких сомнений: горы эти образовались очень-очень давно.  Может
быть, это вздыбившаяся кайма древнего астероидного кратера?  Боги,  должно
быть,  крепко  ненавидели  Марс,  поместив  его  прямо   посредине   Пояса
Астероидов. Этот беспорядочно  разбросанный,  измельченный  в  пыль  грунт
является подлинным символом старения и распада...
     ...Близок восход  солнца.  Мне  видно,  как  красная  заря  буквально
смывает с неба последние звезды.
     После захода солнца  и  прошел  внутрь  базы  через  воздушный  шлюз,
который не подвергся разрушению. На том месте, где, по  всей  вероятности,
должна  была  находиться  центральная  площадь  поселка,  валялись  десять
распростертых человеческих тел. Еще один мертвец был в  скафандре.  Смерть
его  застала,  когда  он  был  на  полпути  к  административному   зданию.
Двенадцатый был в нескольких метрах от стенки купола, где  я  его  заметил
еще вчера. Двенадцать погибших, и все они  умерли  от  разрыва  сосудов  -
взрывной депрессии, если уж соблюдать точность терминологии.
     Поверхность  кратера,  накрытая  куполом,  только  наполовину  занята
зданиями.
     Вторая половина  представляет  собой  тщательно  выровненный  пол  из
уплотненного песка. Довольно значительная часть сооружений так и  осталась
лежать в виде штабелей  строительных  секций,  предназначенных  для  того,
чтобы служить стенами, потолками и полами, и готовых для монтажа.  У  меня
сложилось впечатление, что персонал базы ожидал подкрепления с Земли.
     В одном из зданий был склад электротехнических материалов. Я  отыскал
там  кабель  для  подключения  батареи  воздушного  генератора   и   сумел
приспособить другой его конец для подключения к своему ядерному  реактору.
Контакты искрили вовсю, но генератор заработал. Я наполнил воздухом  целую
груду пустых кислородных баллонов, которые я обнаружил рядом  со  штабелем
стеновых секций.
     Я теперь знаю, что случилось с базой плоскоземцев.
     Поселок под куполом был уничтожен насильственным образом. В этом  нет
ни малейших сомнений. На одном из краев поселка, там, где  двуокись  азота
устремилась под купол, пыль была в значительной мере сметена потоком газа.
Здесь же я обнаружил и разрыв материала, из которого был изготовлен купол.
Прореха имела ровные края, как будто материал резали ножом. Я в  состоянии
залатать ее, если удастся  найти  набор  необходимых  для  такого  ремонта
инструментов. Он обязательно должен быть где-то на территории поселка.
     А  пока  что  я  добываю  кислород  и  воду.  Когда  наполнятся   все
кислородные баллоны, я смогу опорожнить их в систему жизнеобеспечения.  Из
воздуха,  произведенного  воздушным  генератором,  корабельная   установка
извлечет кислород и пополнит мои  запасы.  Что  касается  воды,  если  мне
удастся таковую здесь раздобыть, то ее придется просто-напросто спускать в
сортир. Мне ведь не удастся таскать  ее  на  борт  корабля  в  кислородных
баллонах.

     23 апреля 2112 года.
     Раннее утро.
     Административное здание является также и хранилищем  магнитных  лент.
Плоскоземцы  вели  тщательные  записи  всего,  что   делалось   на   базе,
скрупулезность изложения событий сделала эти записи невообразимо скучными.
Они очень смахивают на корабельный журнал, только еще  более  подробный  и
страдающий пустословием. Позже я, однако, прочитаю их от корки до корки.
     Я также нашел некоторое количество материала для  починки  купола,  а
также мгновенно затвердевающий  цемент  и  использовал  свои  находки  для
заделки разрыва. Однако воздух под куполом не  удерживался.  Мне  пришлось
выбраться наружу, и я обнаружил еще два разрыва, они были точно такими же,
как и первый. Я залатал их и пустился в дальнейшие поиски. Нашел еще  три.
Когда я заделал и их, солнце уже вот-вот должно было взойти.
     В кислородных баллонах появилась вода, но  мне  приходится  нагревать
их, чтобы выкипятить воду и тем самым извлечь ее из  баллонов.  Это  очень
нелегкая работа. Поэтому передо мной встал вопрос: что легче -  продолжать
добывать воду таким способом  или  завершить  ремонт  купола  и  проводить
нужный мне электролиз внутри его? Сколько еще здесь разрывов?
     Пока что  я  нашел  шесть.  Сколько  же  все-таки  убийц  было  среди
плоскоземцев? Не более трех? Внутри купола я насчитал двенадцать трупов, а
в соответствии с записями, сделанными в  журнале,  в  состав  этой  второй
марсианской экспедиции входило пятнадцать человек.
     Пока что никаких признаков появления  "золотых  мундиров".  Догадайся
они, что я здесь, они непременно уже меня схватили бы. Располагая  запасом
воздуха на несколько месяцев в  моей  системе  жизнеобеспечения,  я  снова
стану свободен, как птица, как только выберусь из этого "мешка"!

     24 апреля 2112 года.
     Еще два разрыва в куполе - всего, значит, восемь. Они расположены  на
расстоянии примерно в шесть метров друг от друга и равномерно распределены
по окружности прозрачного пластика. Впечатление такое,  как  будто  кто-то
бегал вокруг купола  и  вспарывал  его  ножом,  пока  давление  внутри  не
понизилось настолько, что протыкать купол стало  просто  невозможно  из-за
потери упругости. Я заделал все разрывы, и когда  покидал  купол,  он  уже
надувался свежим воздухом.
     Я дошел  почти  до  половины  поселкового  журнала.  Пока  записей  о
встречах с марсианами нет. Я оказался прав: именно  ради  этого  они  сюда
прибыли. Единственное, что им удалось - так это найти еще три колодца. Как
и первый, все они были выложены высеченными из горной породы строительными
блоками с примесью очень больших алмазов, блоками  достаточно  крупными  и
очень хорошо пригнанными друг к другу. Возраст  их  исчислялся  десятками,
если не сотнями тысяч лет. На дне двух колодцев  была  обнаружена  грязная
двуокись азота. Два  других  были  сухими.  Каждый  из  них  содержал  так
называемый  "камень   посвящения",   испещренный   загадочными,   частично
подвергшимися эрозии, письменами. Судя по  предварительному  анализу  этих
надписей,  похоже,  что  колодцы  являлись   местами   захоронений:   труп
покойника-марсианина мгновенно разрушался,  едва  соприкасался  со  смесью
воды и двуокиси  азота  на  дне.  Такой  способ  погребения  имеет  смысл.
Марсиане ведь не знают, что такое огонь.
     Меня все еще продолжает интересовать, зачем  они  сюда  явились,  эти
люди, жившие на базе. Какая им польза от марсиан? Если им  просто  так  уж
захотелось  с  кем-то  пообщаться,  поговорить  с   кем-нибудь,   кто   не
принадлежит к роду человеческому, то почему бы для этого не  обратиться  к
дельфинам или касаткам, обитающим в  их  собственных  океанах?  Подвергать
себя таким тяжким испытаниям, таким смертельным опасностям! И  ради  чего?
Только для того, чтобы угодить из одного "мешка" в другой?!

     24 апреля 2112 года.
     Странно, но впервые за все время  после  моей  посадки  я  не  спешил
возвращаться на корабль, когда небо озарилось светом. Когда же  я  наконец
пустился в обратный путь, солнце уже взошло. Оно показалось как раз тогда,
когда я преодолевал гряду, окаймлявшую  кратер.  Какое-то  время  я  стоял
между двумя острыми обсидиановыми стеклами, торчащими,  как  клыки,  глядя
вниз, на свой корабль.
     Вид такой, как будто это вход в Астероид-Пустынь.
     Пустынь - такое место, куда  помещают  женщин  после  того,  как  они
забеременели. Этот астероид длинной в шестнадцать километров и диаметром в
восемь километров вращается вокруг продольной оси с такой скоростью, чтобы
на внешней его поверхности образовалась сила тяжести, равная земной. Детям
положено там оставаться, пока им не исполнится год, кроме того, по  закону
они еще должны проводить там ежегодно  по  одному  месяцу  до  наступления
пятнадцатилетнего возраста. Там как раз сейчас находиться моя жена  Летти,
дожидаясь, пока пройдет год, и она сможет покинуть этот астероид вместе  в
нашей дочуркой Джейнис.  Большинство  рудоискателей  оплачивают  право  на
отцовство единовременной пухлой  суммой,  если  удастся  заработать  такие
деньги. Но поскольку сумма  эта  составляет  почти  шестьдесят  тысяч,  то
некоторым  приходится  выплачивать  ее  в  рассрочку.  Я  в  должной  мере
позаботился о Летти и  о  Джейнис.  Денег  за  монополи,  что  хранятся  в
грузовом отеке моего корабля, вполне достаточно для того, чтобы приобрести
подарки для Летти и вырастить Джейнис,  и  еще  отложить  ей  на  какие-то
путешествия. И даже после этого у меня останутся  средства  на  то,  чтобы
завести еще несколько детей. Я бы с удовольствием завел их от Летти,  лишь
бы она сама на это  согласилась.  Мне  кажется,  она  не  станет  особенно
возражать.
     Но каким образом добиться  всего  этого?  Осуществлению  моих  планов
помешали самым грубейшим образом, и теперь у моего корабля вид такой,  как
будто это вход в Пустынь или в  Фермерский  астероид.  В  общем,  в  любой
подземный город. Без топливных баков он превратился в один лишь  привод  с
системой жизнеобеспечения  и  небольшим  грузовым  отсеком  из  материала,
экранирующего воздействия посторонних  магнитных  полей.  Ко  всему  этому
необходимо добавить, что только  верхняя  часть  системы  жизнеобеспечения
возвышается над морем  из  пыли,  тупорылый  стальной  купол  с  массивной
дверью,  ничем  не  напоминающий  стреловидные  обтекаемые  формы   земных
кораблей. С кормы свисают еще массивные сопла двигателя, но сейчас они под
толстым слоем песчаной пыли. Интересно,  какова  глубина  этого  песчаного
моря? А тут еще стекловидная линза вокруг моей  системы  жизнеобеспечения.
Не имею ни малейшего представления, насколько это затруднит мой взлет...
     Вчера я уже посчитал, что купол надувается. Но я поторопился с  таким
выводом. Обнаружилось еще несколько прорех под толстым слоем пыли, и когда
под куполом начало нарастать давление, пыль эту сдуло, прорехи обнажились,
и купол снова начал опадать. Сегодня мне удалось залатать  четыре  прорехи
до того, как меня застал восход солнца. Я опять не торопился назад:  страх
перед дневным светом у меня пропал.
     Одному человеку просто не под силу  столь  сильно  изрезать  материал
купола! Ведь материал этот достаточно прочен. Сомневаюсь,  что  его  можно
проткнуть  ножом.  Очевидно,  для  этого  нужно  что-нибудь  иное,   вроде
электрического резака или лазера.

     22 апреля 2112 года.
     Большую часть  сегодняшнего  дня  я  провел  за  чтением  поселкового
журнала.
     В  поселке  в   самом   деле   случилось   убийство.   Атмосфера   во
взаимоотношениях пятнадцати мужчин, лишенных женского общества, накалилась
до предела. В один прекрасный день некто  по  имени  Картер  убил  другого
человека по имени Хэрнесс, после чего пустился в бега,  опасаясь  за  свою
жизнь. Из поселка в погоню за ним выехал на другом марсоходе брат убитого.
Не вернулись ни тот, ни другой. По-видимому, они оба погибли от недостатка
воздуха.
     После гибели этих троих из пятнадцати плоскоземцев в живых в  поселке
осталось двенадцать.
     Поскольку я насчитал двенадцать трупов, то кто же остается, чтобы так
изрезать весь купол?
     Марсиане?
     Нигде в журнале не имелось ни малейшего упоминания о встрече с  живым
марсианином. Кроме  колодцев,  участникам  второй  экспедиции  не  удалось
обнаружить никаких изделий или орудий, изготовленных  марсианами.  Если  и
существуют марсиане, то где  они?  Где  их  поселения?  На  заре  освоения
космоса  Марс  был  объектом  самых  тщательных  исследований  с   помощью
автоматических орбитальных аппаратов. Даже такое небольшое поселение,  как
купол, было бы непременно при этом обнаружено.
     Может быть, у них нет поселений? Но тогда откуда же взялись  алмазные
блоки? Камни таких больших размеров  никак  не  могут  быть  естественного
происхождения. Нужно обладать весьма развитой техникой,  чтобы  изготовить
блоки такой величины. Что, как мне кажется, подразумевает наличие  крупных
поселений.
     А взять еще  эту  мумию.  Каким  образом  она  могла  сохраниться  на
протяжении сотен тысяч лет? Человеческие останки не могут  просуществовать
столь долго на Марсе, так как содержащаяся в них  влага  рано  или  поздно
вступит в реакцию с с содержащейся в окружающей среде двуокисью азота. Вот
на Луне  -  там  они  могут  сохраняться  хоть  миллионы  лет.  Химические
процессы,   позволившие   мумифицировать   тело   марсианина,   составляют
неразрешимую загадку для  земной  науки.  А  может  быть,  и  человеческие
останки столь же не подвержены здесь разрушению, как эта мумия, и один  из
тех двоих, что остались погибать в пустыне, вернулся к поселку и искромсал
купол, а мне доведется повстречаться с призраком? Место как  нельзя  более
подходящее для обитания призраков. Если я когда-нибудь и выберусь из этого
"мешка", никому уже никогда не поймать меня поблизости от другого!

     26 апреля 2112 года.
     Над зазубренной линией горизонта ярко светит  Солнце.  Я  стою  возле
иллюминатора и выглядываю наружу. Больше мне уже ничто  не  кажется  здесь
необычным, странным. У меня такое впечатление, что я провел здесь всю свою
жизнь. Мое тело освоилось с небольшой силой тяжести, и  я  больше  уже  не
спотыкаюсь, когда пересекаю окружающую кратер каменистую гряду.
     Запас кислорода в баллонах дает мне возможность бродить,  где  только
вздумается. Дайте только мне еще только водород - и  вы  найдете  меня  на
Луне, продающим свои монополи, не делясь барышами с посредниками!  Правда,
процесс  его  накопления  идет  очень  медленно.  Водород  я  в  состоянии
добывать, таская сюда воду  в  кислородных  баллонах,  взятых  с  базы,  и
подвергая  ее  электролизу  в  баке  для  охлаждения   топлива,   где   он
превращается в жидкость.
     В пустыне, меня окружающей, не на чем остановить  взгляд,  разве  что
вон на том розоватом облачке, закрывавшем часть горизонта. Пыль? Возможно.
Больше здесь ничего нет. Если на Марсе и были поселения,  то  пыль  должна
была погрести их под собою давным-давно. Я слышал, как слабое пение  ветра
проникает  сквозь  мой  гермошлем,  когда  я   возвращался   на   корабль.
Естественно, звуки не в состоянии проникнуть сквозь корпус корабля.
     Я никак не могу закончить ремонт купола. Сегодня я нашел  еще  четыре
надреза, и у меня совсем опустились руки. Надрезы эти,  вероятно,  сделаны
по всей длине окружности купола. Одному  человеку  ни  за  что  и  никогда
такого не сделать. И двоим тоже.
     Скорее всего, это марсиане. Только вот где они?
     Они могли бы ходить по песку, если бы ступни ног у них были плоскими,
широкими и перепончатыми... При этом  и  следов  бы  не  оставалось.  Пыль
скрыла бы все. Эти перепонки нельзя было заметить у  мумии  -  они  должны
были давно превратиться в прах...
     Сейчас снаружи совершенно беззвездная чернота. И легкому  ветерку  не
составляет большого труда взбить пыль... Впрочем, сомневаюсь, чтобы и меня
самого  погребла  пыль.  В  любом  случае  корабль  сможет  подняться   на
поверхность.
     Пора спать.

     27 апреля 2112 года.
     Четыре часа дня, а я все никак не усну.  Солнце  прямо  над  головой,
ослепительное яркое на фоне безоблачного неба. Пыльная буря прошла.
     Марсиане существуют. Я уверен в этом. Больше некому  было  уничтожить
базу.
     Но почему они не показываются?
     Я отправляюсь на базу и забираю с собою журнал.

     Я на центральной площади поселка. Оказалось, что  днем  идти  гораздо
легче, чем поначалу думалось. Видно,  куда  ставишь  ногу,  даже  в  тени,
потому что небо  слегка  рассеивает  свет,  подобно  скрытым  светильникам
внутри купола.
     Со всех сторон на  меня  глядят  обрывистые  края  кратера,  разбитые
вдребезги черепки из вулканического стекла. Удивительно, как это я до  сих
пор не изрезал свой скафандр, совершая такую прогулку два раза в день.
     Зачем я сюда пришел? Не знаю. Глаза у  меня  слезятся,  будто  в  них
попал песок - так много вокруг  света.  Меня  окружают  мумии,  с  лицами,
искаженными мукой и отчаяньем, с высохшей пеной вокруг  рта.  Погибшие  от
разрыва сосудов - зрелище далеко не из самых приятных. Десять мумий здесь,
еще одна на краю поселка и двенадцатая - в административном здании.
     Отсюда видна вся гряда, окаймляющая кратер. Домики представляют собой
бунгало с низкими потолками. Площадь вокруг них кажется обширной.  Правда,
пропорции несколько искажаются внутри опавшего купола, но не слишком.
     Вот так. Марсиане нагрянули, перевалив через гряду вопящей  ордой.  А
может быть, и не издавая никаких звуков, но размахивая  какими-то  острыми
предметами. Впрочем никто их все равно не услышал бы, даже если бы  они  и
вопили что было мочи.
     Но кто-нибудь из десяти человек должен был своевременно заметить  их.
Даже одиннадцати, считая того парня на  краю  поселка...  Нет,  они  могли
показаться с противоположной стороны. Значит, все-таки десять. И что - они
просто так стояли и ждали? Не может быть.
     Двенадцатый. Он наполовину  в  скафандре.  Что  он  увидел,  чего  не
увидели остальные?
     Я отправляюсь рассмотреть его повнимательнее.

     Нет, и он ничего не увидел. Двумя пальцами он уже держался за бегунок
застежки-молнии и тянул ее вниз. Он не наполовину в скафандре,  он  скорее
наполовину без него!
     И никаких теперь больше призраков.
     Но кто же тогда изрезал купол?
     Ну и дьявол его побери. Спать хочется.

     28 апреля 2112 года.
     Еще день прошел, пора заняться журналом.
     Мой охлаждающий бак полон или почти полон. Готов снова  потягаться  с
"золотыми мундирами". У меня вполне достаточно воздуха, чтобы особенно  не
торопиться. При замедленном полете достаточно воздуха, чтобы  особенно  не
торопиться. При замедленном полете меньше шансов на то, что  тебя  засечет
радар. Прощай, Марс, прелестное, поистине райское местечко для  страдающих
манией преследования.
     Это совсем не смешно. Разберемся, в каком положении оказались люди на
этой базе.
     Во-первых, потребовалось весьма много ножей, чтобы  так  исполосовать
купол.
     Во-вторых, все находились внутри купола.
     В-третьих, никаких марсиан. Их бы непременно заметили.
     Следовательно, надрезы все были произведены изнутри. Но если кто-то и
бегал вокруг, делая отверстия в куполе, то почему никто его не остановил?
     Впечатление такое, будто произошло массовое самоубийство. Факты  есть
факты. Люди, должно быть, встали на равном расстоянии  друг  от  друга  по
всей окружности купола, изрезали его, а затем побрели навстречу друг другу
на центральную площадь, преодолевая напор пригодного для дыхания  воздуха,
вырывающегося из купола в разреженную марсианскую атмосферу. Для чего  они
это сделали? Спросить бы у них! Те двое, кого  не  оказалось  на  площади,
возможно, были против этого, но это нисколько им не помогло.
     Застрять на дне "мешка" совсем  негоже  для  человека.  Стоит  только
взглянуть на протоколы, регистрирующие случаи помешательства на Земле.
     Я теперь намерен вести ежеминутные записи в журнале.
     11.20.
     Главный привод подготовлен к запуску. Пыли не повредить сопла,  ничто
не может этого сделать, но  вот  пламя  может  разрушить  остальную  часть
корабля. Ничего не поделаешь, приходится рисковать.
     11.24
     Первая порция плутония не вызвала взрыва. Придется повторить запуск.
     11.30
     Привод не запускается. Ничего не могу понять. Приборы показывают, что
все в порядке. В чем же загвоздка? Может  быть,  имеется  обрыв  питателя?
Каким образом установить,  что  это  именно  так?  Трубы  питателя  сейчас
находятся под толстым слоем пыли.
     12.45
     Я уже столько накачал  урана  в  реактор,  что  его  хватило  бы  для
ядерного микровзрыва. Пыль теперь радиоактивна, как в эпицентре взрыва.
     Как  же  мне  отремонтировать  питатель?  Поднять  корабль  на  своих
собственных руках? Нырнуть в пыль и проделать  все  наощупь?  У  меня  нет
ничего такого, что позволило бы  произвести  сварочные  работы  под  тремя
метрами мельчайшей пыли.
     Похоже, что я влип.
     Может быть, каким-нибудь образом подать  сигнал  "золотым  мундирам"?
Огромные, черные буквы "SOS", выложенные на песке... Если бы я только  мог
подыскать что-нибудь черное, что можно было бы разложить. Придется еще раз
порыться на базе.
     19.00
     В поселке ничего подходящего. Сигнальных устройств масса, но все  они
для скафандров, марсоходов и орбитальных  кораблей,  и  только  с  помощью
лазера  можно  послать  сигнал  в  открытый   космос.   А   вот   наладить
шестидесятилетней давности лазер,  пользуясь  только  собственной  слюной,
проводками и благими намерениями, мне не удалось.
     Поминутные записи прекращаю. Взлет отменяется.

     29 апреля 2112 года.
     Какой же я идиот!
     Эти десятеро самоубийц... Куда они подевали свои ножи после того, как
изрезали купол? И, что еще более важно,  где  они  раздобыли  такие  ножи?
Простым кухонным ножом никак не вспороть пластик купола. Лазером можно, но
на базе никак не могло быть более пары портативных лазеров. Я,  во  всяком
случае, не нашел ни одного.
     И батареи воздушного генератора оказались выведенными из строя.
     Может быть, марсиане прибегли к убийствам для  того,  чтобы  выкрасть
энергию? Ведь огня у них нет. Значит, и мой уран они  забрали  по  той  же
самой причине, перерезав линию питателя глубоко под песком и перегнав уран
в свой контейнер.
     Но как они туда забрались? Ныряют прямо в пыль?
     Надо поскорее отсюда удирать.

     Я забрался в  кратер.  Одному  Богу  известно,  почему  они  меня  не
остановили. Может быть, им все равно? Ведь у них  теперь  весь  мой  уран,
необходимый для запуска термоядерного привода!
     Они живут под пылью. Живут там, не  опасаясь  метеоров  и  чудовищных
перепадов температуры, там  они  возвели  и  свои  города.  Возможно,  они
тяжелее, чем пыль, поэтому и могут ходить прямо по дну песчаного моря.
     Что ж, там  внизу,  наверное,  имеется  целая  сложная  экологическая
система. На  самом  верху,  возможно,  находятся  одноклеточные  растения,
поглощающие энергию солнца. Течения в пыли и  песчаные  бури  разносят  их
повсюду, где они становятся пищей для  промежуточных  форм  жизни.  Почему
никто так и не догадался об этом?  О,  как  мне  хочется  рассказать  хоть
кому-нибудь о своем предположении!
     Но у меня нет времени размышлять на эту тему. Кислородные баллоны  из
поселка не стыкуются с куполами моего скафандра, и я не могу уже вернуться
на корабль. В течение следующих двадцати  четырех  часов  я  или  все-таки
отремонтирую и наполню купол воздухом, или умру от удушья...
     ...Порядок. Я сбросил свой  скафандр,  кожа  по  всему  телу  безумно
чешется. Мне оставалось заделать только  три  прорехи,  после  чего  купол
мгновенно раздулся.
     Когда натечет  достаточно  воды,  я  вымоюсь.  Сделаю  это  прямо  на
площади, откуда в состоянии просматривать всю гряду, окаймляющую кратер.
     Хотелось бы знать, сколько времени  марсианину  требуется  для  того,
чтобы перебраться через гряду и спуститься к куполу?
     Только что толку с этого? Все равно я буду на виду у этих призраков.

     30 апреля 2112 года.
     Потрясающая штука - купание в воде.  По  крайней  мере,  эти  древние
туристы не дураки, коль могли позволить себе подобную роскошь.
     У меня прекрасный обзор по всем направлениям. От времени материал, из
которого  сделан  купол,  несколько  помутнел,  это,  естественно,  немало
раздражает. Небо черное, как сажа. Я включил все освещение,  какое  только
имеется на базе. Теперь внутренняя поверхность кратера хотя и  тускло,  но
все-таки освещена в достаточной мере,  чтобы  можно  было  заметить,  если
что-нибудь будет подползать к куполу.  Правда,  звезды  при  этом  уже  не
кажутся столь яркими.
     Призракам не захватить меня врасплох, пока я бодрствую.
     Но мне все больше хочется спать.
     НЕУЖТО КОРАБЛЬ? Нет,  всего  лишь  метеор.  Небо  здесь  кишмя  кишит
метеорами. Мне ничего не остается иного, как разговаривать с самим  собою,
пока не произойдет что-нибудь...
     ...Я прогулялся к краю кратера, чтобы удостовериться, не случилось ли
чего с моим  кораблем.  Марсиане  вполне  могли  затащить  его  в  пыльные
глубины. Нет, пока они еще этого не сделали, да и не похоже было, что  они
вообще его трогали.
     Убедиться что-ли в существовании этих домовых? А что, это можно. Все,
что мне нужно для этого сделать, - это заглянуть в нижнюю  часть  ядерного
реактора. Имеется ли там сейчас ядерное топливо  -  к  настоящему  времени
главным образом свинец, или его выкрали семьдесят лет тому назад.
     Однако в любом случае остаточная радиация не  оставит  без  наказания
мое любопытство.
     Вот я наблюдаю сквозь стенку купола  за  тем,  как  восходит  Солнце.
Восход Солнца здесь необыкновенно красив, такого зрелища мне  никогда  еще
не доводилось видеть в космосе. Мне посчастливилось любоваться Сатурном  с
бесконечного множества ракурсов, когда я выуживал монополи  из  колец,  но
даже это не идет ни в какое сравнение с  тем,  что  разворачивается  перед
моими глазами сейчас.
     Теперь я точно знаю, что сошел с ума. Ведь это же "мешок"! Я на самом
дне самого паршивого в мире "мешка"!
     Солнце  прочертило   ярко-белую   пунктирную   линию   вдоль   гряды,
окаймляющей  кратер.  Она  просматривается  мною  отсюда  вся,  и  поэтому
никакого страха я  не  испытываю.  Независимо  от  того,  как  быстро  они
двигаются, я успею забраться в свой  скафандр  прежде,  чем  они  до  меня
доберутся.
     Было бы очень неплохо встретиться лицом к лицу со своим врагом.
     Зачем они сюда явились, эти пятнадцать человек, которые жили и умерли
здесь? Я-то понимаю, почему я здесь - из любви к  деньгам.  А  что  -  они
тоже? Сто лет тому назад  археологические  находки  представляли  из  себя
немалую ценность. Они прибыли сюда, по всей вероятности, чтобы  перетащить
на Землю колодцы из алмазных блоков. Но в те времена космический транспорт
был невероятно дорог. Вряд ли можно было  что-нибудь  заработать  на  этих
колодцах.
     Или они полагали, что могут видоизменить Марс точно так же,  как  это
удалось им в  случае  с  астероидами?  Смешно!  Вряд  ли  они  были  столь
непредусмотрительны, как я, загнав себя в  такой  "мешок".  Но  из  любого
"мешка", из любого безвыходного положения можно  извлечь  пользу...  Взять
хотя бы залежи чистейшего свинца, образующегося вдоль линии терминатора на
Меркурии. Чистый свинец конденсируется из паров, образующихся  на  дневной
стороне планеты - бери его и волоки куда вздумается.  То  же  самое  можно
было бы делать с алмазами, которыми испещрены стенки марсианских колодцев,
не будь столь дешевым изготовление их на Земле.
     Вот и Солнце. Напряжение, которым я был охвачен,  спадает.  Однако  я
так и не могу до сих пор спокойно на него смотреть, хотя оно здесь кажется
более тусклым, чем то Солнце, к которому привыкаешь, разрабатывая  руды  в
Белте. Меня  уже  давно  не  восхищает  пейзажи,  пригодные  для  почтовых
открыток.
     Вввууу...
     Мне уже ни за что не добраться до своего  скафандра.  Любое  малейшее
движение -  и  купол  превратится  в  сито.  Сейчас  они  застыли  так  же
неподвижно, как и я, глядя на меня, хотя глаз-то у них  нет.  Хотелось  бы
мне узнать, каким это все-таки  образом  они  меня  учуяли?  Копья  держат
наизготовку. Неужели они в самом деле в состоянии проткнуть  ими  материал
купола?  Но  марсианам  должны  быть  хорошо   известны   их   собственные
возможности и сила, ведь они уже когда-то совершили такое.
     Все это время я ждал, что они появятся, толпой преодолев  гряду  скал
вокруг кратера. Но они вылупились из толстого слоя пыли, что покрывал  дно
кратера. А другое, что мне давно следовало  уразуметь,  так  это  то,  что
обсидиан здесь при расщеплении имеет такие же острые кромки, как и где  бы
то ни было, поэтому он вполне пригоден для изготовления ножей и копий.
     А они в самом деле очень похожи на домовых!

     ...Какое-то время тишину нарушало  только  жужжание  шмелей  и  рокот
далекого трактора. Затем Лит протянул руку, чтобы выключить журнал.
     - Мы бы спасли его, - произнес Лит, - продержись он еще хоть немного.
     - Вам было известно его местонахождение?
     - Разумеется. Телескоп на Деймосе зафиксировал запрос о разрешении на
посадку на территории, находящейся под юрисдикцией Объединенных  Наций.  К
сожалению, плоскоземцы медлительны, как черепахи,  а  мы  никак  не  могли
придумать, как их поторопить.  Станция  на  Деймосе  легко  бы  определила
траекторию полета, если бы Мюллер сделал попытку покинуть Марс.
     - Он действительно сошел с ума?
     - Нет, марсиане оказались вполне реальными. Но мы этого не  знали,  а
когда поняли, то было уже слишком поздно. Мы видели, как надулся  купол  и
оставался в таком состоянии какое-то время, а затем вдруг мгновенно  опал.
Похоже было, что у Мюллера произошла какая-то авария. Мы нарушили закон  и
послали корабль, чтобы подобрать Мюллера, если он все  еще  живой.  Именно
поэтому я и рассказываю  вам  обо  всем  этом,  Гарнер.  Как  руководитель
внешнеполитического департамента правительства Белта, я тем самым сознаюсь
в том, что два корабля  Белта  совершили  несанкционированную  посадку  на
планете, являющейся собственностью Объединенных Наций.
     - У вас на то были веские основания. Продолжайте.
     - Вам бы следовало гордиться им, Гарнер. Он не бросился  опрометью  к
своему скафандру - он прекрасно  понимал,  что  до  него  слишком  далеко.
Вместо этого он бегом пустился  к  ближайшему  баллону  из-под  кислорода,
наполненному водой. К тому  времени,  когда  он  вернулся,  марсиане  уже,
должно быть, изрезали купол, но он подтащил баллон, пролез через  одно  из
отверстий и направил струю воды на марсиан. При низком  давлении  это  все
равно, что прибегнуть к огнемету. Он успел уничтожить шестерых прежде, чем
пал сам.
     - Они сгорели?
     - Естественно. Но не полностью. Кое-что от них осталось. Мы подобрали
три трупа вместе с их копьями, а три оставили там,  где  они  лежали.  Вам
нужны эти трупы?
     - Разумеется.
     - А зачем?
     - Что вы имеете в виду, Лит?
     - Зачем они вам? Мы забрали эти три мумии  и  три  копья  в  качестве
сувениров, на память. А что они для вас? Это ведь белтер там погиб.
     - Прошу прощения, Лит, но для нас очень важно заполучить  эти  трупы.
Это поможет нам выяснить химическую природу строения тел  марсиан.  Только
после этого можно продолжить исследование Марса. В  зависимости  от  этого
совсем иной может быть подготовка следующей экспедиции.
     - Вы снова  хотите  туда  отправиться?  -  В  голосе  Лита  зазвучало
изумление.
     - Люк, зачем вам это надо? Что вам вообще нужно на Марсе? Вами движет
чувство мести? Или вам понадобились миллионы тонн пыли?
     - Нам нужно знание.
     - Лит, вы меня удивляете. Зачем же, по-вашему, отправились  в  космос
земляне поначалу, как не за знанием?
     Слова, очень много различных слов, готовы были слететь с языка  Лита.
Он едва не поперхнулся ими, развел широко руками, и наконец вымолвил:
     - Но это же очевидно!
     - Говорите медленнее. Я туповат немножко.
     - В космосе в изобилии  чего-угодно.  Монополей.  Металлов.  Вакуума,
столь  необходимого  для  некоторых  отраслей  промышленности.  Места  для
возведения недорогих сооружений без применения высокопрочных  конструкций.
Невесомости для людей  со  слабым  сердцем.  Свободного  пространства  для
испытания штуковин, которые могут взорваться. Полигонов, где можно изучать
законы физики, располагая возможностью наглядного их подтверждения. Среды,
которую можно подвергать  необходимому  контролю  для  создания  наилучших
условий жизни в ней...
     - Но разве все это было так  уж  очевидно  до  того,  как  нами  были
получены знания в результате осваивания космоса?
     - Разумеется, было!
     Лит смерил своего  гостя  свирепым  взглядом  -  высохшие  конечности
Гарнера, дряблую, морщинистую, лишенную волос кожу, от него не ускользнула
вековая усталость, запечатлевшаяся в выцветших глазах...
     И только Лит вспомнил о возрасте своего собеседника.
     - Разве не так? - растерянно спросил он.

                                  ЗАНУДА

     В моей комнате кто-то был.
     Должно быть, кто-то из ребят Синка. Ну и болван. Я специально оставил
свет выключенным.  Желтая  полоса  света,  просвечивающего  теперь  из-под
двери, и была тем предупреждением, в котором я нуждался.
     Он проник в комнату не  через  дверь  -  контрольные  нитки  остались
нетронутыми. Значит, в ход была пущена пожарная лестница,  что  под  окном
спальни.
     Я вытащил пистолет и отступил немного  в  коридор.  Потом,  распахнув
ногой дверь, одним прыжком оказался в комнате.
     Ему следовало бы притаиться за дверью или пригнуться за столом,  либо
спрятаться во встроенном  шкафу,  прильнув  глазом  к  замочной  скважине.
Вместо этого он стоял прямо посреди комнаты  и  смотрел  совсем  в  другую
сторону. Он даже  повернуться  не  успел,  как  я  всадил  в  него  четыре
реактивные пули. Я видел, как дергается от  попаданий  его  рубашка.  Одна
пуля угодила прямо в область сердца.
     С ним было покончено.
     Так что я не стал дожидаться, пока он упадет, а одним  махом  пересек
комнату и залег за диваном. Он не мог явиться один, должны быть и  другие.
Если бы за диваном кто-нибудь прятался, он мог бы со мной разделаться,  но
на мое счастье там никого не оказалось. Я провел взглядом по стене у  меня
за  спиной,  но  там  нигде  нельзя  было  притаиться.  Поэтому  я  замер,
прислушиваясь и выжидая.
     Где же они? Тот, которого я застрелил, не мог заявиться в одиночку.
     Синк меня раздражал. Раз  уж  он  посылает  головорезов,  чтобы  меня
подстрелить, мог бы по крайней мере посылать  таких,  которые  знают  свое
дело. Тот, застреленный мною, не успел даже осознать опасности.
     - Почему вы это сделали?
     Невероятно! Голос доносился от середины комнаты, где я оставил лежать
труп. Я рискнул и высунул на мгновенье  голову  из-за  дивана.  Прямо  как
остаточное изображение на телеэкране.
     Он даже не шевельнулся. Крови  на  нем  не  было,  не  было  видно  и
пистолета, но правой руки его я не видел.
     Пуленепробиваемый  жилет?  Ребята  Синка  не  прибегали  к   подобным
штучкам, но другого объяснения быть не могло. Я неожиданно  приподнялся  и
выстрелил в него, целясь в переносицу.
     Пуля вошла в правый глаз, на дюйм мимо места, куда  я  целился,  и  я
понял, что он пошатнул мой здравый смысл. Я опустился обратно и  попытался
успокоиться.
     Ни звука. И никаких признаков того, что он не один.
     - Я спросил - почему вы это сделали?
     Его высокий голос звучал с неподдельным любопытством. Когда я  встал,
он не пошевелился. Оба глаза у него были целехоньки.
     - Почему я это сделал? - переспросил я.
     -  Да.  Почему  вы  сделали  во  мне  дырки?  Разумеется,  я  приношу
благодарность за подарок в виде металла, но  все  же...  -  он  неожиданно
запнулся, будто сболтнул лишнее и только сейчас это понял.  Но  тревогу  у
меня вызывало другое.
     - Есть здесь кто-нибудь еще?
     - Сейчас только  мы  двое.  Я  прошу  прощения  за  то,  что  нарушил
неприкосновенность вашего жилища и готов возместить... - он опять  так  же
неожиданно запнулся, но секунду спустя продолжал:
     - Вы кого-то ждали, не так ли?
     - Да. Некого, вернее, неких молодчиков. Иными словами, парней  Синка.
Как я полагаю, они меня еще не накрыли. Ребята Синка хотят делать дырки во
мне.
     - Зачем?
     - Неужто можно быть настолько тупым? Чтобы убить меня!
     Он словно бы удивился,  потом  пришел  в  себя  и  разгневался.  Этот
незнакомец пришел в такое бешенство, что начал  даже  издавать  булькающие
звуки.
     - Меня должны  были  информировать!  Кто-то  проявил  непростительную
небрежность!
     - Извините. Я думал, что  вы  от  Синка.  Мне  не  следовало  по  вам
стрелять.
     - Пустяки! - улыбнулся он, так же внезапно успокоившись.
     - Но я испортил вам костюм... - В пиджаке и рубашке у него видны были
дырки, но крови не было. - Только... только кто вы?
     Ростом он был чуть повыше 160 сантиметров,  кругленький  коротышка  в
старомодном коричневом однобортном костюме. На голове у него совершенно не
было волос. Даже ресниц. Ни морщин, ни родинок, ни особых  примет.  Этакая
безликая, приглаженная со всех сторон фигура  совершенно  без  характерных
черт
     Он развел руками. Ногти на его пальцах были аккуратно наманикюрены.
     - Я такой же человек, как и вы.
     - Дудки!
     - Ну что ж, - сказал он сердито. - Что бы вы сказали,  если  бы  вам,
например, стало известно,  что  некоторая  группа  изыскателей  надлежащим
образом выполнила...
     - Вы - марсианин? - перебил я его.
     - Нет. Я... - он опять забулькал. - Я также и...  антрополог.  Так  у
вас, кажется, называют этих ученых. Я здесь для того, чтобы изучать  ваших
соплеменников.
     - Но вы из космоса?
     - Из него! Направление и расстояние, разумеется, секретны.  Само  мое
присутствие на этой планете должно было храниться в секрете.
     Он сердито нахмурился. Резиновая маска, которой  он  лишь  наполовину
умеет пользоваться.
     - Я никому не скажу, - успокоил я его. -  Только  вот  прибыли  вы  в
довольно неподходящий момент. Теперь Синк в любую минуту может определить,
кто же за ним следит, и тогда мне несдобровать. Мне бы очень не  хотелось,
чтобы и  вам  досталось  под  горячую  руку.  Мне  никогда  не  доводилось
встречаться с... как бы это сказать...
     - Я также должен ограничить эту встречу, поскольку вы знаете, кто  я.
Но прежде всего расскажите мне об этих  ваших  раздорах.  Почему  все-таки
хочет Синк делать в вас дырки?
     -  Его  зовут  Лестер  Данхавен  Синклер-третий.  Он  руководит  всей
преступной деятельностью в этом городе. Слушайте, у нас есть время,  чтобы
выпить. У меня были где-то ром, виски...
     Он вздрогнул.
     - Нет, благодарю вас.
     - Просто мне хочется, чтобы вы чувствовали себя свободно, - несколько
разозлился я.
     - Тогда я лучше приму более удобную форму, пока вы будете пить - все,
что вам заблагорассудится. Если вы только не возражаете.
     - Как хотите, пожалуйста, - я подошел к  портативному  бару  и  налил
себе виски и пива. То и другое без льда.  Казалось,  во  всем  доме  стоит
мертвая тишина. Это меня не удивляло. Я уже прожил в этом  доме  несколько
лет и все остальные жильцы приучились поддерживать  определенный  порядок.
Когда начинали говорить пистолеты, люди прятались под свои  кровати  и  не
вылезали оттуда.
     - Вас это не  будет  шокировать?  -  мой  гость  испытывал  вроде  бы
некоторое беспокойство. - Если это может вас  привести  в  бессознательное
состояние - то скажите, пожалуйста, сразу.
     Я махнул рукой.
     И он растаял. Я стоял, держа бумажный стаканчик у рта, и смотрел, как
он выскальзывает из костюма и принимает компактную форму полурасплющенного
шара серого цвета, вроде тех, которые любят катать на пляжах.
     Я выпил виски одним махом, налил еще и сразу же выпил  снова.  Однако
руки у меня не тряслись.
     - Я - частный детектив, - сказал я этому "марсианину". Тот выдавил из
себя нечто свернутое спиралью, вероятно, ухо. - Когда Синк появился  здесь
около трех лет тому назад  и  начал  прибирать  к  рукам  весь  преступный
бизнес, я стоял в стороне. Пусть  этим  занимаются  представители  закона.
Через несколько месяцев он купил их всех с потрохами и это мне  тоже  было
до лампочки. Я не Дон-Кихот.
     - Дон-Кихот? -  голос  у  него  изменился.  Теперь  он  стал  ниже  и
напоминал звуки лопающихся пузырей в бочке с кипящей смолой.
     - Не обращайте внимания. Я пытался держаться подальше от Синка, но из
этого ничего не вышло. Люди этого негодяя убили одного из моих клиентов по
фамилии Моррисон. Я следил за его женой, собирая улики  для  развода.  Она
гуляла с одним типом по фамилии Адлер. Все необходимые факты были  у  меня
уже на руках, когда Моррисон исчез. А  потом  я  выяснил,  что  Адлер  был
правой рукой Синка.
     - Правой рукой? Я не слыхал ничего, говорящего о случаях симбиоза...
     - Что?
     - Вот и еще одно, за что придется ответить  изыскателям.  Продолжайте
рассказ. Вы захватили мое воображение.
     - Я продолжал работать в  том  же  направлении.  Что  еще  оставалось
делать? Моррисон был моим клиентом и его убили. Я собрал кучу улик  против
Адлера и передал их в полицию. Тело Моррисона так и не нашлось, но я и без
того собрал достаточно улик. В любом случае,  Синк  никогда  не  оставляет
трупов. Его жертвы просто исчезают.
     Как я уже сказал, все, что у меня накопилось, я  передал  в  полицию.
Было возбуждено дело, но каким-то образом все улики исчезли. А меня в один
прекрасный вечер избили.
     - Прекрасный вечер? Прекрасный потому, что вас избили?
     - Любой удар может нанести  вред  человеческому  существу,  и  притом
весьма серьезный.
     - Действительно! - пробулькал он. - Ваше тело большей частью  состоит
из воды, я полагаю.
     - Может быть. В моей шкуре приходится быстро выздоравливать, что я  и
сделал. После этого я начал отыскивать факты против самого  Синка.  Неделю
назад я отослал ксерокопии всех документов в ФБР. Парочку копий я подсунул
одному из парней Синка - документы, изобличавшие  взяточничество.  Это  не
так уж страшно, но  достаточно,  чтобы  причинить  неприятности.  По  моим
расчетам Синку не пришлось долго ломать голову, кто бы  это  мог  сделать.
Позаимствованный мною ксерокопировальный аппарат находился в принадлежащем
ему доме.
     - Потрясающе! Думаю, я понаделаю дырок  в  леди,  возглавлявшей  нашу
изыскательскую группу!
     - Ей не будет от этого плохо?
     - Она не... - бульканье. - Она...  -  громкий,  пронзительный  птичий
свист.
     - Вот так я и впутался в это дело. Теперь вы сами увидите,  насколько
я буду занят. Далеко слишком сильно, чтобы  позволить  себе  разговоры  по
антропологии. В любую минуту на меня  могут  обрушиться  ребята  Синка,  и
стоит мне убить хоть одного из них, как  мною  тут  же  займется  полиция.
Может быть, она даже будет первой, не знаю.
     - Можно мне посмотреть на это? Обещаю, что не буду вам мешать
     - Зачем вам это нужно? Неужели мы можем представлять для вас интерес?
     Он наклонился вперед, выставив ухо, если это действительно было ухо.
     - Пример. Вы, люди,  разработали  продвинутую  систему  промышленного
применения переменного тока. Мы были поражены, обнаружив,  что  вы  умеете
передавать электричество  самым  различным  образом.  Некоторые  из  ваших
способов, очевидно, стоит перенять.
     - Превосходно! И что же?
     - Возможно, есть и многое другое, чему мы могли бы у вас научиться.
     Я покачал головой.
     - Сейчас здесь может стать очень жарко, а мне  не  хочется,  чтобы  в
этой переделке пострадал кто-то из посторонних. Да что это я, черт побери?
Дырки же не приносят вам вреда?
     - Мне почти ничто не может повредить. Мои предки  прибегли  к  генной
инженерии, чтобы улучшить нашу породу.  Главной  моей  слабостью  является
восприимчивость к некоторым ядам органического происхождения и  ненасытный
аппетит.
     - Ладно. Тогда оставайтесь. Может быть после того, как все  кончится,
вы сможете рассказать мне о Марсе или  любом  другом  месте,  из  которого
прибыли. Я бы не прочь вас послушать.
     - Откуда я прибыл - секрет. Но о Марсе могу вам рассказать.
     - Конечно, конечно. Пока  ждем,  можете  покопаться  в  холодильнике.
Угощайтесь, раз вы все время чувствуете голод.
     Послышались осторожные шаги. Значит, они уже здесь. Причем несколько,
если они хотят сохранить все в тайне. Это наверняка люди Синка,  поскольку
все соседи давно сидят под кроватями.
     Марсианин их тоже услышал.
     - Что мне делать? Я не умею принимать человеческий облик так быстро.
     Я уже присел за спинкой большого кресла.
     - Тогда попытайтесь принять какую-нибудь другую форму, попроще.
     Миг спустя у меня уже было две совершенно одинаковых  черных  кожаных
подставки для ног. Обе они были от одного кресла, но, может, этого никто и
не заметит.
     Дверь распахнулась. Я не нажал на спусковой крючок только потому, что
за ней никого не было. Один пустой коридор.
     Рядом с окном спальни проходила пожарная лестница, но это  окно  было
закрыто  и  наглухо  завинчено,  да  к  тому  же   оборудовано   датчиками
сигнализации. Этим путем им сюда не попасть. Разве что...
     - Эй! - шепотом позвал я. - Как вы сюда проникли?
     - Под дверью.
     Значит, все в порядке. Оконная сигнализация должна действовать.
     - Кто-нибудь из жильцов вас видел?
     - Нет.
     - Хорошо.
     Мне и без того хватало жалоб со стороны дирекции.
     Слабый шорох со стороны двери. Потом на  мгновение  оттуда  появилась
рука с пистолетом, выстрелила наугад и тотчас исчезла. Еще  одна  дырка  у
меня в стенах. У него было достаточно времени, чтобы приметить мою голову.
Пригнувшись, я бросился к дивану, не отрывая глаз от двери.
     - Стоять смирно! - раздался вдруг голос за моей спиной.
     Этот парень был достоин восхищения. Он проник в окно,  не  потревожив
датчиков и вошел в комнату из спальни совершенно бесшумно. То был высокий,
смуглый человек с прямыми черными волосами и  темными  глазами.  Дуло  его
пистолета смотрело мне в переносицу.
     Я отбросил оружие в сторону и стал ждать. Сейчас пускать  его  в  ход
было совершенно бессмысленно - меня могли сразу прикончить.
     Вид у вошедшего был вполне спокойный.
     - Это гиропистолет, не так ли? - спросил он  меня.  -  Почему  вы  не
пользуетесь обычным?
     - Просто он мне нравится, - отвечал  я.  Может,  он  подойдет  совсем
близко или отведет от меня взгляд, а может, произойдет что-нибудь  еще.  -
Он легкий, как игрушка, и совсем не дает отдачи.  Этот  пистолет  -  всего
лишь камера для запуска реактивных пуль.
     - Но ведь такие пули стоят по сорок пять долларов штука!
     - Я убиваю не очень много людей.
     -  Легко  поверить  -  по  такой-то  цене.  Ладно,  поворачивайся  не
торопясь. Руки повыше.
     Он ни на мгновение не сводил с меня глаз. Я повернулся к нему спиной.
"Вот сейчас - удар рукояткой... "
     Что-то металлическое чуть задело мне  голову  -  что-то  легкое,  как
перышко. Я тотчас развернулся, ударил по руке с пистолетом и сразу  ребром
ладони по горлу. Просто по привычке. Я  рванулся  в  тот  самый  миг,  как
прикосновение сказало мне, что он рядом.
     Он отступил назад, держась рукой за горло. Я  ударил  его  кулаком  в
живот, затем нанес другой удар - в подбородок. Мой противник осел на  пол,
пытаясь заслониться руками.
     Но почему он не ударил меня?  Судя  по  моим  ощущениям,  он  опускал
рукоятку пистолета очень нежно, бережно,  словно  боясь,  как  бы  она  не
раскрошилась.
     - А ну, стой спокойно, - в дверном проеме  снова  показалась  рука  с
пистолетом, а за ней шесть футов живой плоти, известные мне,  как  Хэндел.
Выглядел он как любой безмозглый белокурый герой, но не был ни героем,  ни
безмозглым.
     - Ты пожалеешь, что так поступил, - произнес он.
     Подставка для ног позади него начала менять форму.
     - Черт возьми! - воскликнул я. - Это нечестно!
     Хэндел, похоже, удивился, а потом улыбнулся с видом победителя.
     - Двое на одного?
     - Я не тебе, а своей подставке для ног.
     - Ну-ка, повернись! Нам велено притащить тебя к Синку, если  удастся.
Может, ты и сможешь от него отвертеться и остаться в живых.
     Я повернулся.
     - Я бы хотел извиниться.
     - Это оставь для шефа.
     - Нет, честно. Я совсем не хотел еще кого-то путать  в  это  дело.  В
особенности...
     Я опять ощутил, как что-то задело  вскользь  мою  голову.  Марсианин,
должно быть, что-то сделал, чтобы отвести удар.
     Я бы мог в этот момент справиться  с  Хэнделом,  но  не  пошевелился.
Положение, когда я мог  сломать  ему  шею,  а  он  не  в  силах  был  даже
прикоснуться ко мне, казалось мне нечестным. Я не возражаю, когда "двое на
одного", в особенности,  если  этот  один  -  враг.  Иногда  я  даже  могу
позволить какому-нибудь благородному  наблюдателю  мне  помочь,  особенно,
если для него был определенный шанс остаться в живых. Но это...
     - Что нечестно? - жалобно вопросил высокий голос.
     Хэндел завопил, как баба. Поворачиваясь, я увидел, как он метнулся  к
двери, не попал в нее, осторожно отступил на два шага и попробовал  снова,
на сей раз удачно.
     Потом я увидел подставку для ног.
     Он уже изменялся, контуры его расплывались, но я понял,  какой  облик
увидел Хэндел. Неудивительно, что  у  него  от  этого  размякли  мозги.  Я
почувствовал, как мои кости текут, как  истекают  они  костным  мозгом  и,
закрыв глаза, прошептал:
     - Черт побери, вы же должны были только наблюдать.
     - Вы же сказали мне, что удар может причинить вам вред.
     - Не в том дело. Сыщикам всегда достается по голове. Это для  нас  не
новость.
     - Но каким образом я бы что-то узнал, только наблюдая, если  бы  ваша
маленькая война так скоро закончилась?
     - Хорошо. А что вы узнаете, если и дальше будете везде совать нос?
     - Вы можете открыть глаза. - Марсианин вновь  принял  свой  шутовской
облик. Из всего набора своих  одежд  он  выбрал  оранжевые  шорты.  -  Мне
непонятно,  почему  вы  возражаете.  Этот  Синк  вас  убьет,  как   только
представится к этому возможность. Вы этого хотите?
     - Нет, но...
     - Вы не уверены в своей правоте?
     - Уверен, но...
     - Тогда почему бы вам не принять мою помощь?
     У меня не было уверенности в справедливости  этого.  Как  если  бы  я
тайком подсунул в особняк Синка портфель с бомбой, а потом взорвал его.
     Я думал об этом, осматривая коридор. Потом я закрыл дверь и подпер ее
стулом. Смуглый был по-прежнему с нами и сейчас он пытался сесть.
     - Послушайте, - обратился я к марсианину. - Не знаю, удастся  ли  мне
вам объяснить, но если вы не дадите слова, что будете держаться от этого в
стороне, я тут же уеду из города. Просто брошу вас одного и все  это  дело
брошу. Понятно?
     - Нет.
     - Обещаете?
     - Да.
     Гангстер, похожий на испанца, тер шею и таращился  на  марсианина.  Я
его не осуждал. Полностью одетый, марсианин мог кое-как сойти за человека,
но только не в оранжевых панталонах. На груди у него не было ни волос,  ни
сосков; на животе отсутствовал пупок.  Гангстер  улыбнулся  мне,  сверкнув
белыми зубами, и спросил:
     - Это кто?
     - Вопросы здесь задаю я. Кто ты?
     - Дон Доминго. - У него было мягкое испанское произношение. Если он и
беспокоился, то внешне никак этого не выдавал. - А как это ты ухитрился не
упасть, когда я тебя ударил?
     - Говорю же, что спрашивать буду сам!
     - Да ты порозовел. Смущен чем-то?
     - Черт подери, Доминго, где Синк? Куда вы должны были меня отвезти?
     - В усадьбу!
     - Какую усадьбу? "Бел Эйр"?
     - Именно. И что ж ты теперь будешь делать?
     - Свяжу тебя, надо полагать. Когда все успокоится,  выдам  тебя,  как
взломщика.
     - Когда все успокоится, думаю, тебе уж ничего не придется делать.  Ты
проживешь ровно столько...
     - Брось!
     Из кухни вышел марсианин. В  руке  у  него  была  банка  с  тушенкой.
Доминго выпучил глаза.
     Потом раздался взрыв в спальне.
     Это была зажигательная бомба.  Полкомнаты  мигом  занялось  огнем.  Я
подобрал гиропистолет и сунул его в карман.
     Вторая бомба взорвалась  в  коридоре.  Волна  огня  опрокинула  дверь
вовнутрь, захлестнула кресло.
     - Нет! - завопил Доминго. - Хэндел должен был выждать! Что ж теперь?
     "Теперь поджаримся", - подумал я, прикрывая  лицо  руками  от  языков
пламени.
     -  Излишнее  тепло  причиняет   вам   вред?   -   спокойным   тенором
поинтересовался марсианин.
     - Да! Черт возьми, да!
     В спину мне ударил огромный резиновый мяч, бросив меня  на  стену.  Я
выставил вперед руки, чтобы хоть как-то  смягчить  удар.  Но  не  успел  я
достичь стены, как  она  исчезла.  Это  была  наружная  стена.  Совершенно
потеряв равновесие, я вынесся в более, чем двухметровый  пролом,  прямо  в
ночную пустоту. С высоты шести этажей, над бетонным тротуаром.
     Стиснув зубы, смотрел я на приближающуюся землю... приближающуюся. Но
где же эта чертова земля? Все было, как при  замедленной  съемке.  Секунды
растягивались в  вечность.  Мне  хватило  времени  увидеть,  как  прохожие
запрокидывают головы, заметить  у  угла  здания  Хэндела,  прикладывающего
платок к кровоточащему носу.  Хватило,  чтобы,  оглянувшись  через  плечо,
увидеть Доминго в проломе стены моей квартиры на фоне огня.
     Тело его лизало пламя. Он прыгнул вниз.
     Гангстер пронесся мимо меня, как  падающий  сейф.  Я  видел,  как  он
ударился об асфальт, и даже слышал. Это не слишком приятный звук. Когда  я
жил в ноябре 68-го на Уолл-Стрите, то слышал подобное почти каждый вечер в
течение нескольких послевыборных недель, но так и не привык.
     Несмотря на все это, желудок и внутренности не говорили  мне,  что  я
падаю. Я как бы погружался в воду.  Теперь  уже  добрых  полдесятка  людей
наблюдали за моим падением. Все они стояли, раскрыв рты от удивления.
     Вдруг что-то ткнулось мне в бок. Я хлопнул по нему и обнаружил в руке
пулю 45-го калибра. Другую я смахнул со щеки. В меня стрелял Хэндел.
     Я открыл ответный огонь, не слишком старательно целясь. Если  бы  мне
не "помогал" марсианин, я разнес бы  ему  голову  не  задумываясь.  А  так
Хэндел повернулся и побежал.
     Я коснулся земли и пошел  прочь.  Десяток  пылающих  любопытных  глаз
сверлил мне спину, но никто не попытался меня остановить.
     Марсианина и духу не было. Никто следом за  мной  не  шел.  Я  провел
полчаса,  блуждая  туда-сюда,  чтобы  стряхнуть  "хвост",  но  только   по
привычке. Потом завернул в маленький безымянный бар.
     Брови с моего лица исчезли, что придало ему удивленный вид. Я  изучал
свое отражение в зеркале бара, пытаясь найти другие следы выпавшего на мою
долю сражения.
     Мое лицо, никогда не славившееся  особой  красотой,  за  годы  работы
частным сыщиком покрылось целым набором шрамов, а светло-коричневые волосы
находились в привычном для меня  беспорядке.  Все  старые  шрамы  были  на
месте, новые шрамы или ушибы не  появились.  Одежда,  в  общем,  никак  не
изменилась. Боли я не чувствовал. Все казалось каким-то ненастоящим,  и  я
испытывал смутную неудовлетворенность.
     Однако следующая моя стычка с Синком будет самой всамделишней.
     При мне был гиропистолет и горстка патронов к нему в кармане. Особняк
Синка охранялся не хуже, чем Форт  Нокс.  И  Синк  будет  меня  ждать.  Он
понимает, что убегать я не стану.
     Мы многое знали друг о друге, особенно учитывая, что мы  ни  разу  не
встречались.
     Синк  был  трезвенником.  Однако  фанатичным  врагом   спиртному   не
доводился. В  его  особняке-цитадели  всегда  находилось  немало  выпивки,
только ее держали так, чтобы она не попадалась Синку на глаза.
     Обычно в его покоях находилась какая-нибудь женщина. Вкус у него  был
отменный и он часто менял спутниц. Недовольными они никогда не оставались,
и ничего особенного тут не было. Скорее всего, он  их  так  одаривал,  что
бедствовать им больше не приходилось.
     Я  встречался  с  несколькими  из  бывших  возлюбленных  Синка  и  не
возражал, чтобы они говорили о нем,  появись  у  них  такое  желание.  Они
единодушно сходились на том, что Синк - парень что надо, сорит деньгами, и
делает это изобретательно и  с  удовольствием.  В  то  же  время  все  они
отчего-то не хотели бы вернуться к нему.
     Синк платил щедро и сполна. Он забирал из  тюрьмы  людей  под  залог.
Никогда никого не предавал. И хотя он был чужим в этом  городе,  его  тоже
никто ни разу не предал. Я сталкивался  с  большими  трудностями,  пытаясь
что-либо выведать о нем. Никто не хотел говорить.
     Но Доминго он не выручил. Это удивило нас обоих.
     Раскинем иначе. Доминго кто-то предал. Он ждал выручки, а  не  бомбы.
Так же, как и я. Для Синка было правилом выручать своих ребят,  когда  они
попадали в беду.
     Доминго был предан либо в нарушение  распоряжений  Синка,  либо  Синк
по-серьезному хотел моей смерти.
     Я встречался с людьми какого угодно сорта; мне это нравится. Теперь я
знаю о Синке достаточно  много,  чтобы  захотеть  узнать  больше,  гораздо
больше. Я хотел с ним встретиться и был чертовски рад,  что  отделался  от
марсианина.
     Что меня все-таки злило, когда дело касалось  марсианина?  Во  всяком
случае, не его необычность. Я с какими только людьми  не  встречался.  То,
как он менял свой облик, могло вывести кого угодно, но только не меня.
     Манеры? Он был сплошная учтивость и доброжелательство.
     Он даже слишком рвался мне помочь. Дело было именно в  этом.  Контуры
схватки обозначены... и тут что-то появляется из космоса. Он был  "бог  из
машины", ангел, спущенный на проволочке, чтобы все  уладить,  а  на  самом
деле  все  случайно  испортил.  Борьба  с  Синком  при  помощи  марсианина
представлялась мне чем-то вроде подбрасывания улик.  Это  был  запрещенный
прием. Больше того, это лишало мою затею всякого смысла.
     Я сердито пожал плечами и взял еще. Бармен начал закрывать заведение.
Я быстро допил рюмку и вышел наружу в толпе усталых пьяниц.
     Нужные инструменты нашлись бы в моей машине,  однако  теперь  под  ее
капотом наверняка лежит бомба. Я поймал такси и назвал Белладжо,  район  в
нескольких кварталах от резиденции Синка, если в тех местах  можно  что-то
назвать кварталом. Они состоят из сплошных холмов, а улицы могут свести  с
ума любого. Синк занимал территорию, имевшую вид бугристого треугольника с
извилистыми сторонами. К тому же  весьма  немалую.  Чтобы  ее  привести  в
порядок, нужно было потратить не меньше, чем на лунную  экспедицию.  Одним
прекрасным днем я ее обошел снаружи и увидел только  то,  что  можно  было
увидеть через ворота. Забор сплошь был увит густым плющом.  Среди  листьев
скрывались датчики сигнализации.
     Я подождал, пока отойдет такси, потом зарядил гиропистолет и двинулся
в путь. В кармане осталась всего одна реактивная пуля.
     В этом районе везде было что-нибудь  такое,  куда  можно  десять  раз
нырнуть, когда мимо проезжает машина. Деревья заборы, ворота с  массивными
каменными колоннами. Как только я видел свет фар,  сейчас  же  отступал  в
тень, на тот случай, если люди Синка ведут патрулирование. Несколько минут
ходьбы - и я увидел увитый плющом забор. Подойти ближе я не решался, боясь
быть обнаруженным.
     Поэтому я вторгся во владения одного из соседей Синка. Место это было
весьма своеобразное: прямоугольный пруд с беседкой на одном конце, главное
здание, состоящее, казалось, из одних прямых  углов,  извилистый  ручей  с
перекинутым через него мостиком  и  повисшие  над  водой  ветви  деревьев.
Ручей, вероятно, протекал здесь еще до постройки здания,  так  же,  как  и
некоторые деревья. То был уголок первозданной природы, с которым полностью
дисгармонировали прямые углы вокруг. Я, естественно, прильнул к ручью.
     Пока прошла самая легкая часть моего плана. Самое страшное,  что  мне
угрожало - обвинение в краже со взломом.
     Я нашел забор. За ним был асфальт, уличные фонари, а дальше барьер из
плюща перед владениями Синка.
     Ножницы для проволоки? Они остались в машине. Я был бы как на ладони,
если бы решился перелезть через забор. Поэтому  я  двинулся  вдоль  стены,
нашел заржавленную калитку и открыл висячий замок.  Несколькими  секундами
позже я пересек улицу и притаился под плющом, не забыв обшарить изгородь в
поисках сигнальных датчиков.
     Еще через десять минут я перелез через забор.
     Был как на ладони? Да. Передо мной возвышался дом,  огромный  и  весь
почти темный. За мгновение перед тем, как я спрыгнул, моя фигура отчетливо
выделялась над забором, ярко освещенным светильниками.
     Я  спрыгнул  между  внутренним  и  внешним  забором  и  на  мгновение
задумался, так как не ожидал, что будет еще и внутренний  забор.  То  была
прочная  кирпичная  кладка  чуть  больше  метра   высотой,   над   которой
возвышалось почти двухметровое проволочное ограждение. Проволока, по  всей
вероятности, была под высоким напряжением.
     Что делать? Может быть, поискать  что-нибудь,  чем  можно  закоротить
цепь? Но это вызовет в доме тревогу как раз тогда, как я  буду  перелезать
ограждение. И все же вряд ли был  другой  способ  проникнуть  во  владения
Синка.
     А может быть, вернуться к плющу и попытаться  заставить  сигнализацию
сработать? Может, пройти  к  воротам  и  попытаться  проникнуть  внутрь  с
абсолютно уверенным видом? Может, я вызываю у Синка такое же  любопытство,
как он у меня. Все, что мне  известно  о  Синке,  относится  к  настоящему
времени. О  его  прошлом  я  знаю  только  то,  что  оно  нигде  никак  не
упоминается. Но если Синк прослышал о моем парящем полете из окна  шестого
этажа в духе Мэри Поппинс... стоило бы попытаться. По  крайней  мере,  мне
удастся прожить столько, чтобы его увидеть.
     Или...
     - Привет. Как ваши военные успехи?
     Я вздохнул. Он плавно опустился рядом со мной, по-прежнему в  образке
человека, одетый в темный  костюм.  Я  обнаружил  свою  ошибку,  когда  он
приблизился. Он изменил цвет кожи так, что  получились  костюм,  рубаха  и
галстук. Издали все это  так  и  выглядело.  А  вблизи  оказалось,  что  и
прикрывать ему нечего.
     - Я считал, что избавился  от  вас,  -  пожаловался  я.  -  Вы  стали
крупнее?
     На вид его размеры почти удвоились.
     - Да. Я проголодался.
     - Так вы не шутили насчет своего аппетита?
     - Война! - напомнил он мне. - Вы замышляете вторжение?
     - Замышлял. Пока не знал об этом заборе.
     - Так что ж, давайте я...
     - Нет! Даже думать не смейте о чем-то таком. Просто смотрите!
     - А на что мне следует смотреть? Вы вот уже несколько минут ничего не
делаете.
     - Я что-нибудь придумаю.
     - Разумеется!
     - Но что бы я ни делал, к  вашей  помощи  прибегать  не  стану  -  ни
сейчас, ни вообще. Если хотите  смотреть,  будьте  моим  гостем,  сделайте
милость. Но не помогайте. Это как чужой телефон подслушивать. У Синка есть
известные права, несмотря даже на то,  что  он  мошенник.  Ему  не  грозит
жестокая или особенная расправа.  ФБР  не  имеет  права  прослушивать  его
телефон. Его нельзя убить без соблюдения необходимой законности. И  он  не
должен беспокоиться о вооруженном нападении марсиан!
     - Конечно - если он сам не нарушит правила...
     - На нарушителей правил есть управа, - сердито огрызнулся я.
     Марсианин ничего не ответил. Он просто стоял  рядом  со  мной,  очень
высокий, больше двух метров - темная, похожая на человека фигура  на  фоне
тусклого отсвета от дома.
     - Э! А как вам удалось все это проделать? Просто способности такие?
     - Нет. У меня набор принадлежностей. Из его гладкой, как  у  ребенка,
груди высунулось что-то блестящее, словно металл.  -  Вот  это,  например,
гасит инерцию. Другие переносные приспособления уменьшают силу тяжести или
перерабатывают воздух в моих легких.
     - Вы все это держите внутри себя?
     - Почему же нет? Я способен производить внутри  себя  захваты  любого
размера.
     - Вот как!
     - Вы упомянули,  что  существуют  правила  обращения  с  нарушителями
правил. Вы, безусловно, уже несколько раз вторглись на  чужую  территорию.
Вы покинули место несчастного случая - смерти дона Доминго. Вы...
     - Ладно.
     - Значит...
     - Хорошо. Я попробую еще разок. - Похоже,  я  напрасно  распинался  и
тратил с ним драгоценное время. Самое  главное  сейчас  было  -  перелезть
через забор. И в некотором смысле марсианин был прав - к правилам  это  не
имело никакого отношения.
     - Это не имеет никакого отношения к правилам, - сказал я  ему.  -  Во
всяком случае, почти. Главное - это власть.  Синк  прибрал  к  рукам  этот
город и захочет сделать то же самое с другими.  Он  забрал  слишком  много
власти. Вот поэтому кто-то должен его остановить. А вы мне  даете  слишком
большую силу. Человек, у которого слишком  большая  сила,  теряет  голову.
Когда вы на моей стороне, я сам не могу себе доверять. Я детектив, и  если
нарушу закон, меня положено за это сажать в тюрьму, если  только  я  не  в
состоянии  объяснить,  почему  это  сделал.  Это  заставляет   меня   быть
осторожным. Если я зацеплю крючок, который  может  хлестнуть  по  мне,  то
заработаю пару шрамов. Если я застрелю кого-то, кто этого не  заслуживает,
то угожу за решетку. Все это приводит к тому, что я становлюсь  осторожен.
Но когда рядом вы...
     - То вы теряете осторожность, - закончил за меня  темный  гигант.  Он
говорил  задумчиво,  раньше  я  не  слышал  от  него  столь   человеческих
интонаций. - У вас появляется искушение применить  силу  большую,  чем  то
необходимо. Я не ожидал такой мудрости от вашей породы.
     - Вы нас считали полуразумными?
     - Если хотите, то да. Я полагал, что вы будете  благодарны  за  любую
помощь, какую я смогу предоставить, и страстно будете ее жаждать. Теперь я
начинаю  понимать  вашу  точку  зрения.  Мы  тоже  пытаемся   регулировать
количество силы и власти, предоставляемой индивидуумам. Что это за шум?
     Послышался шорох, какая-то возня, едва слышная, но вовсе не скрытная.
     - Не знаю.
     - Вы уже решили, каков будет ваш следующий шаг?
     - Да. Черт меня побери, это же собаки!
     - Что такое собаки?
     Вдруг они появились передо мной. В темноте я не мог различить породу,
но собаки были очень крупные и не лаяли. Они страшно быстро огибали с двух
сторон кирпичную стену. Я поднял гиропистолет, четко представляя себе, что
собак вдвое больше, чем у меня патронов.
     Неожиданно вспыхнули яркие огни прожекторов, высветив все  вокруг.  Я
выстрелил и полоска огня лизнула одного из псов. Он,  кувыркаясь,  упал  и
пропал из виду посреди своры.
     Огни  всех  прожекторов  стали  красными,  кроваво-красными.   Собаки
остановились, шум прекратился. Один из псов, ближайший, оторвался от земли
и завис в прыжке.
     - Похоже, я отнял у вас время, - пробормотал марсианин. - Может быть,
вернуть его?
     - Что вы сделали?
     -  Я  воспользовался  гасителем  инерции  в  проецируемом  поле.   Он
действует так, что время словно бы останавливается для всех, кроме вас.
     Слева и справа были собаки; нас  угрожающе  освещали  прожектора.  На
лужайке перед домом я увидел вооруженных людей.
     - Не знаю, правильно ли вы поступили, - сказал я. - Если вы выключите
этот исказитель времени, я тотчас же буду мертв. Но это в  последний  раз,
ладно?
     - Хорошо. Будем пользоваться только этим гасителем инерции.
     - Я обойду вокруг дома. И только тогда вы выключите свое  устройство.
Это даст мне некоторое время, чтобы отыскать какое-нибудь дерево.
     Мы  двинулись  вперед.  Я  осторожно  шагал  среди  собачьих  статуй.
Марсианин плыл сзади, точно огромный толстый призрак.
     Проход между внутренним и внешним заборами вел к воротам перед домом.
У самых ворот внутренний забор соединялся с внешним и заканчивался. Но еще
до того, как мы достигли этой точки, я нашел подходящее дерево.  Оно  было
большим и старым и одна его толстая ветка протянулась над забором и висела
у нас над головой.
     - Ладно, выключайте свою штуковину.
     Темно-красные огни засверкали вдруг ослепительно белым светом.
     Я начал карабкаться по плющу. Длинные руки и сильные ладони  пришлись
большим подспорьем в моем умении лазать по-обезьяньи.  Теперь  можно  было
совсем не заботиться о  сигнализации.  Балансируя  на  внешнем  заборе,  я
потянулся к ветке. Стоило ей принять на себя мой вес, как  она  прогнулась
на добрый метр и затрещала. Перебирая руками, я двинулся  вдоль  ветки  и,
покачнувшись, исчез в листве. Потом ноги мои коснулись внутреннего забора.
Найдя удобную развилку, я примостился, чтобы осмотреться.
     На лужайке перед домом находилось по  крайней  мере  три  человека  с
ружьями. Они двигались, словно кого-то  разыскивая,  но  вряд  ли  ожидали
что-нибудь найти. Вся суматоха для  них  должна  была  происходить  далеко
снаружи.
     Марсианин поднялся в воздух и стал переправляться через забор.
     Однако он задел верхнюю проволоку. Тотчас щелкнула голубая  искра,  и
он обрушился, точно мешок с мукой. Прямо на забор. Вспыхнуло еще несколько
электрических разрядов и  в  холодном  ночном  воздухе  запахло  озоном  и
горелым мясом. Я спрыгнул с дерева и бросился  к  нему.  Дотрагиваться  до
тела было нельзя - ток убил бы меня.
     Так же, как убил его.
     Вот этого я меньше всего ждал. Пули его  не  брали,  он  мог  творить
чудеса, как хотел. Как же могла его  убить  простая  электрическая  искра?
Если бы он хоть намекнул на это! Он так удивился,  обнаружив,  что  у  нас
есть электричество.
     - Я своими действиями вызвал смерть постороннего. Единственное, в чем
я поклялся, это в том, что больше такого не совершу...
     Теперь он ничуть не походил на человека.  Из  мертвой  массы,  бывшей
некогда антропологом со  звезд,  торчали  всякие  блестящие  металлические
штуковины.  Треск  электроразрядов  прекратился.   Я   вытащил   одну   из
металлических штук из массы, сунул ее в карман и побежал.
     Меня тут же заметили. Я зигзагами  обежал  ограду  вокруг  теннисного
корта и приблизился к главному входу. По обе стороны от двери были окна  в
рост человека. Я взлетел по ступенькам, выбил  рукояткой  пистолета  почти
целиком стекло в одном из окон  и,  молнией  промчавшись  вниз,  нырнул  в
кусты.
     Когда все происходит так быстро, разуму приходится восполнять пробелы
между тем, что видишь и тем, чего не видишь. Все трое с  ружьями  поспешно
ринулись вслед за мной по ступенькам и вбежали в дом через  главный  вход,
крича во всю глотку.
     Я двинулся вдоль боковой стены дома, стараясь найти окно.
     Кто-то, должно быть, понял, что я не мог пролезть сквозь битые стекла
и, вероятно, крикнул об этом остальным, так  как  я  услыхал,  что  погоня
возобновилась. Я взобрался по стене  к  небольшому  выступу  перед  темным
окном второго этажа. Мне удалось пробраться  в  окно,  не  натворив  много
шума.
     Впервые за  эту  безумную  ночь  я  почувствовал,  что  понимаю  свои
действия. Это кажется очень странным, потому что я не очень-то представлял
себе планировку дома и не имел ни малейшего представления,  где  нахожусь.
Однако  по  крайней  мере,  я  знал  правила  игры.  Переменный  фактор  -
марсианин, бог из машины - уже не присутствовал на сцене.
     А правила были таковы: всякий, кто меня увидит, убьет,  если  сумеет.
Никаких посторонних, никаких добрых дядь сегодня  ночью  больше  здесь  не
предвидится. Так же, как и не будет особых  сложностей  морального  плана.
Мне не будут предлагать сверхъестественной помощи в обмен на мою душу  или
что-нибудь еще. Все, что я должен  делать  -  это  попытаться  остаться  в
живых. (А посторонний-то погиб!)
     Спальня была пуста, две двери вели в  ванную  и  гардеробную.  Из-под
третий двери пробивался желтый свет.  Выбора  не  оставалось  -  я  поднял
гиропистолет и открыл третью дверь.
     В мою сторону резко повернулось  лицо  над  краем  спинки  кресла.  Я
показал ему пистолет и обошел кресло, не сводя с него  прицела.  Больше  в
комнате никого не было.
     Плохо  выбритое  лицо,  достаточно  симметричное,  если  не   считать
огромного носа, принадлежало человеку средних лет.
     -  Я  вас  знаю,  -  сказал  он  достаточно  спокойно,  если   учесть
обстоятельства.
     - Я тоже, - это был Адлер. Именно из-за него я впутался  во  всю  эту
кутерьму, сначала потому, что он  сожительствовал  с  женой  Моррисона,  а
потом потому, что убил беднягу Морра.
     - Ты тот самый сыщик, которого нанял Моррисон, - Адлер усмехнулся.  -
И что б тебе не остаться в стороне, тебе же полезней было бы.
     - Я не мог себе этого позволить.
     - А лучше б позволил. Кофе хочешь?
     - Спасибо. Ты понимаешь, что будет, если ты закричишь или  что-нибудь
в этом роде?
     - Конечно.
     Он взял стакан с водой, вылил воду в корзину для  бумаг,  потом  взял
серебряный термос и налил кофе себе в чашку и в стакан.  Движения  у  него
были неторопливые, но четкие. Он не хотел, чтобы я занервничал.
     Сам он внешне не проявлял признаков беспокойства. И это само по  себе
меня убеждало, что он не сделает никакой глупости. А все  же...  Такое  же
спокойствие я видел на лице дона Доминго и знал его причину.  И  Адлер,  и
Доминго, и все остальные приспешники Синка всецело верили в него. В  какую
беду бы они не попали, они всегда верили, что Синк их выручит.
     Я подождал, пока Адлер, как ни в чем  ни  бывало,  сделает  несколько
глотков кофе, потом сам пригубил из стакана. Кофе  был  крепкий  и  в  нем
чувствовалась хорошая порция  отличного  коньяка.  Первый  же  глоток  мне
настолько понравился, что я чуть ли не улыбнулся Адлеру.
     Адлер улыбнулся в ответ. Глаза его все время были уставлены на  меня,
словно он боялся отвести от меня взгляд, опасаясь, что я могу  взорваться.
Я попытался представить, как он мог бы подбросить чего-нибудь в  кофе,  не
выпив этого сам. Не было у него возможности это сделать.
     - Ты совершил ошибку, - сказал я, отпивая еще кофе. -  Будь  мое  имя
Рип Хаммер или  Майк  Хироу,  я  бы,  возможно,  все  бросил,  как  только
обнаружил,  что  ты  из  окружения  Синка.  Но  когда  тебя   зовут   Брюс
Чисборо-младший, ты не можешь позволить себе выйти из игры.
     - А зря.  Тогда,  возможно,  жил  бы  спокойно,  -  сказал  он  почти
рассеянно. Уголки рта его несколько опустились  от  тщательно  скрываемого
изумления. Он все еще ждал, что что-то произойдет.
     - Я тебе вот что скажу. Напиши  признание  вины,  и  я  отсюда  уйду,
никого не убив. Разве не славно?
     - Вполне. А в чем я должен признаться?
     - В убийстве Моррисона.
     - А ты уверен, что это сделал я?
     - Не очень.
     - Тогда я бы хотел тебе сделать небольшой сюрприз. - Адлер поднялся и
медленно прошел к столу, держа руки на весу. - Я тебе напишу  это  чертово
признание.  И  знаешь,   почему?   Потому   что   тебе   никогда   им   не
воспользоваться. Синк об этом позаботится.
     - Если в дверь сейчас кто-нибудь войдет...
     - Понимаю, понимаю...
     Он начал писать.  Я  тем  временем  принялся  осматривать  штуковину,
которую вытащил из трупа марсианина. Она была сделана из белого блестящего
металла, сложной  конфигурации.  Прежде  мне  ничего  похожего  видеть  не
доводилось.  Словно  пластмассовые  внутренности  игрушечного   пистолета,
наполовину  расплавленные,  а  потом  охлажденные,  так  что  все   детали
смешались и оплыли. Для чего эта штуковина служит, я понятия  не  имел.  В
любом случае, не мне  ею  пользоваться.  Я  различал  прорези,  в  которых
располагались кнопочки или спусковые крючки, но они были слишком малы  для
моих пальцев. К ним можно было добраться только булавкой или пинцетом.
     Адлер протянул мне лист бумаги,  на  котором  писал.  Признание  было
коротким и конкретным: мотив, средства, точное время. Большая  часть  этих
подробностей была мне уже известна.
     - Ты не написал, что случилось с телом!
     - То же, что и с телом Доминго.
     - Доминго?
     - Конечно. Когда полицейские явились  на  то  место,  где  была  твоя
квартира, он исчез. Даже следы  крови  пропали.  Чудеса,  верно?  -  Адлер
мерзко ухмыльнулся. Когда я на это не отреагировал, он был озадачен.
     - Каким образом? - наконец поинтересовался я.
     Адлер недоуменно пожал плечами.
     - Ты ведь и сам знаешь, верно? Я потому и не написал об этом. Это  бы
могло впутать сюда Синка. Придется тебе удовольствоваться тем,  ради  чего
ты сюда явился.
     - Ладно. А теперь я тебя свяжу и отправлюсь восвояси.
     Адлер был ошеломлен. И не мог этого скрыть.
     - Сейчас? Сразу?
     - Конечно! Ты же убил моего клиента, а не Синк.
     Он ухмыльнулся, не веря мне и все еще  считая,  будто  что-то  должно
вот-вот произойти.
     Я воспользовался полотенцем, чтобы связать ему руки, а носовой платок
применил в качестве кляпа. В ванной и гардеробе  нашлось  довольно  других
вещей,  чтобы  докончить  начатое.  Он  все  никак  не  мог   поверить   в
происходящее. Я уже собрался уходить, а он еще ждал какого-то  события.  Я
оставил его на кровати в темной спальне.
     Потом я погасил свет в комнате, где он раньше сидел и подошел к окну.
Лужайка перед домом, залитая ярким светом, кишела людьми и собаками.
     Шкура Адлера была у  меня  в  кармане.  Адлера,  который  убил  моего
клиента. Стоит ли продолжать гоняться  за  Синком?  Или  лучше  попытаться
убраться отсюда с этим листком бумаги?
     Конечно же, лучше побыстрее убраться.
     Я стоял у окна, подняв портьеру. Внизу все  было  залито  светом,  но
тени кустов и деревьев зияли чернотой. Я различил контуры забора,  с  этой
стороны освещенного. Но  можно  попытаться  пробраться  к  нему  с  другой
стороны. Или пройти по ближней стороне теннисного корта, потом в несколько
прыжков пересечь полосу света до какой-то страшненького вида статуи...
     Дверь вдруг отворилась и я резко повернулся.
     Дуло моего пистолета оказалось направлено на мужчину в черных широких
брюках и смокинге. Он не спеша прошел в дверь и прикрыл ее за собой.
     Это был Синк.  Лестер  Данхавен  Синклер  был  мужчина  превосходного
сложения,  с  мускулами  атлета.  Ни  одного  лишнего   или   недостающего
килограмма веса. На мой взгляд, ему было года так  тридцать  четыре.  Один
раз я уже видел его в толпе, но не настолько близко,  чтобы  заметить  то,
что заметил сейчас: его пышные светлые волосы были париком.
     - Чисборо, не так ли? - с улыбкой произнес он.
     - Да.
     - Что вы сделали с  моим...  заместителем?  -  он  с  головы  до  ног
осмотрел меня. - Насколько я могу судить, он еще с нами.
     - В спальне. Связанный.
     Я двинулся вдоль стены, чтобы запереть  дверь  в  коридор.  Теперь  я
понимал, почему люди  Синка  сделали  из  него  что-то  вроде  феодального
владыки. Он отвечал таким требованиям.  Он  излучал  уверенность  в  себе,
абсолютную уверенность. Глядя на него, я почти верил,  будто  ничто  не  в
силах ему противостоять.
     - Полагаю, у вас хватило  ума  не  притрагиваться  к  кофе?  Жаль,  -
произнес Синк, услыхав мой ответ. Он вроде бы высматривал, что за пистолет
у меня в руке, однако не проявлял ни малейшего признака страха. Я  силился
убедить себя, что это только блеф, но не мог. Никто в мире не смог бы  так
искусно блефовать - какой-нибудь дрогнувший  мускул  все  равно  выдал  бы
обман. Я начинал опасаться Синка.
     - Жаль, - повторил он.  -  Каждый  вечер  весь  последний  год  Адлер
ложится спать, выпив кофейник кофе с коньяком. И Хэндел тоже.
     О чем это он? Кофе никак на меня не подействовал.
     - Ты проиграл, Синк, - сказал я.
     - Серьезно? - улыбаясь так,  словно  одержал  победу,  Синк  принялся
издавать булькающие звуки. Оно  было  жутко  знакомым,  это  бульканье.  Я
почувствовал, что правила снова меняются, причем слишком быстро, чтобы  их
придерживаться. Улыбаясь и  равномерно  побулькивая,  Синк  сунул  руку  в
брючной карман и вытащил пистолет. Пистолет был небольшой, но оружие  есть
оружие. Как только это до меня дошло, я выстрелил.
     Реактивные пули сжигают твердое топливо за первые семь-восемь  метров
полета и дальше летят уже по инерции. Синк как раз находился на расстоянии
метров восьми от  меня.  Пламя  полоснуло  его  по  плечу,  но  он  только
снисходительно улыбнулся. Дуло его пистолета уставилось мне в переносицу.
     Я выстрелил ему в сердце. Никакого действия.  Третий  выстрел  пробил
дырку у него между глаз. Я увидел, как дырка тут же стала  затягиваться  и
сразу все понял. Синк мошенничал.
     Наступила его  очередь  стрелять.  Я  зажмурился.  Холодная  жидкость
тонкой струйкой потекла по моему лбу.  В  глазах  начало  жечь,  на  губах
появился резкий вкус спирта.
     - Ты тоже марсианин, - сказал я.
     - К чему эти оскорбления? - спокойно произнес Синк  и  выстрелил  еще
раз. У него  в  руках  был  водяной  пистолет,  детская  игрушка,  хоть  и
напоминавшая с виду настоящее оружие. Я отер спирт с лица и  посмотрел  на
него.
     - Ладно, - сказал Синк, - ладно. - Он поднял руку,  стащил  с  головы
волосы и бросил на пол. Потом сделал то же самое с ресницами и бровями.
     - Так где же он? - спросил Синк.
     - Он что, соврал мне, сказав, что он антрополог?
     - Конечно. Он был представителем Закона и выследил меня даже на таком
невообразимом расстоянии. - Синк оперся спиной о стену. - Тебе не  понять,
как мои соотечественники называют мое преступление. И заступаться за  него
тебе  нет  причин.  Он  же  пользовался  тобой,   и   когда   останавливал
предназначенную тебе пулю, то делал это только затем, чтобы заставить меня
думать, будто ты - это он. Вот почему он тебе помог плавно  спуститься  из
окна  квартиры,  вот  почему  устранил  тело  Доминго.  Ты  для  него  был
подставной лошадью. Он полагал, что пока я тебя не убью, он сможет за мной
спокойно шпионить, и готов был поэтому  тобой  пожертвовать  без  малейших
угрызений совести. А теперь говори - где он?
     - Мертв. Он не знал о существовании электрических изгородей.
     Из коридора раздался зычный голос Хэндела:
     - Мистер Синклер! У вас там все в порядке?
     - У меня гость! - отозвался Синк. - С пистолетом.
     - Что нам делать?
     - Ничего, - засмеялся Синк. Постепенно он начал  терять  человеческие
очертания, "расслабляясь", поскольку я уже понял, кто он на самом деле.
     - Никогда бы не поверил, - смеялся Синк. - Выслеживать меня так долго
только для того, чтобы погибнуть на электрической изгороди!
     Смех у него был рваный, как на ленте с  перебивающейся  записью,  что
заставляло задуматься, точно ли это хохот и о  трудностях,  сопряженных  с
его имитацией из-за его, бесспорно, загадочной системы дыхания.
     - Ток его, конечно, не  мог  убить.  Он,  должно  быть,  замкнул  его
генератор воздуха и взорвал батареи.
     - Кофе с коньяком предназначался ему, - предположил я. - Постойте-ка,
он однажды сказал, что его могут убить органические  яды.  Имелся  в  виду
спирт?
     - Очевидно. И все, что я сделал - это дал тебе возможность  бесплатно
выпить! - засмеялся Синк.
     - Я был очень доверчив, - покачал я головой. - И поверил  всему,  что
про тебя рассказывали твои женщины.
     - Они ничего не знали, - голос его посерьезнел. - Вот что, Чисборо...
Я делал какие-нибудь оскорбительные намеки о вашем сексуальном поведении?
     - Нет.
     - Тогда оставьте в покое мое.
     Да, он вовсе  не  шутил.  Он  мог  принимать  любой  вид,  какой  ему
заблагорассудится. Внешность у Синка стала совсем земная. Может  быть,  он
на самом деле смеялся или считал, что смеется.
     Синк медленно двинулся в моем направлении, держа в  руке  бесполезный
пистолет.
     - Ты понимаешь, что сейчас будет?
     - То же, что и с телом Доминго, - высказал я догадку. - То же, что со
всеми остальными телами; что сбивало с толку полицию.
     -  Точно!  Наш  род  славится  своим  чудовищным  аппетитом.   -   Он
придвинулся ко мне еще ближе, забыв о водяном  пистолете  в  правой  руке.
Мускулы его расслабились и сгладились. Он теперь больше напоминал глиняное
изображение человека на первой стадии. Зато  рот  у  него  становился  все
больше, а челюсти напоминали теперь две подковы с острыми краями.
     Я выстрелил еще раз.
     Что-то  гулко  ударилось  о  дверь.  Синк  этого   не   услышал.   Он
расплывался, теряя все  формы,  которые  пытался  себе  придать  во  время
наступившей вдруг агонии. Из разбитых частей его пистолета струился спирт,
прямо на то, что было его рукой, и капал на пол.
     Рука Синка пузырилась и кипела. Он с криком выскользнул из смокинга.
     Через мгновение стук в дверь повторился.
     Затрещали филенки.
     Я последним усилием воли заставил себя выйти из оцепенения, в котором
находился и, схватив серебряный термос, начал лить кофе с коньяком на все,
что корчилось на полу.
     Запузырилась уже вся масса, бывшая  некогда  Синком.  Из  нее  начали
падать на ковер какие-то блестящие металлические штуковины.
     Дверь угрожающе затрещала и распахнулась. Но в этот момент я уже  был
у стены, готовый открыть огонь по чему угодно, что  окажется  на  пути.  В
комнату ворвался Хэндел и остановился, как вкопанный.
     Он так и остался в дверях, выпучив обезумевшие глаза  на  корчащуюся,
пузырящуюся массу. Ничто, я чувствовал это  всем  телом,  ничто  не  могло
заставить его отвести взгляд от  этого  зрелища.  Вскоре  масса  перестала
шевелиться, и тогда Хэндел глубоко вдохнул, завопил во всю мочь и с криком
выскочил из комнаты. Я услышал глухой удар его столкновения с охранником и
почти нечленораздельные выкрики:  "Не  входите  туда!  Нет!  Нет!".  Потом
раздались громкие всхлипы и топот его заплетающихся ног.
     Я вошел в спальню и вылез на  подоконник.  Пространство  перед  домом
было по-прежнему залито светом, но движения заметно не было. Однако сейчас
это уже мало меня заботило - ведь все, что мне могло там встретиться,  это
люди или собаки.

                                  ЗАНОЗА

     В моей комнате кто-то был.
     Наверняка кто-нибудь из парней Синка. Вот глупец. Уходя,  я  выключил
свет. Теперь же под дверью виднелась светлая желтая полоска.
     Он прошел внутрь не через дверь - все положенные мной ниточки были на
месте. Оставалась пожарная лестница а окном спальни.
     Я вытащил пистолет, сделал шаг назад, чтобы создать себе простор  для
маневра. Затем - я так часто практиковался в этом, что, наверное,  свел  с
ума администрацию дома - ударом ноги распахнул дверь  и  одним  выверенным
броском ввалился в комнату.
     Ему лучше было бы притаиться за  дверью,  или  присесть  на  корточки
позади стола, или, наконец спрятаться в стенном шкафу, прижавшись глазом к
замочной скважине. Вместо этого он расположился прямо посреди комнаты, и к
тому же совсем не в ту сторону смотрел. Он едва начал оборачиваться, как я
уже засандалил в него четыре реактивные  гиропули.  Я  даже  заметил,  как
дергалась  его  рубашка,  когда  ее  пронизывали  пули.   Одно   отверстие
образовалось чуть повыше сердца.
     С ним было покончено.
     Я даже не удосужился полюбоваться  падением  его  тела,  а  короткими
перебежками, низко пригнувшись, пересек всю комнату и повалился на пол  за
диваном. Он мог быть не один. Здесь могли оказаться и другие. Если бы хоть
кто-нибудь из них притаился за диваном, он бы тут же меня и прикончил,  но
там никого не было. Я быстро пробежал взглядом вдоль стены  за  собою,  но
там нигде нельзя было спрятаться. Тогда  я  замер  в  ожидании,  тщательно
прислушиваясь.
     Где же остальные? Тот, кого я пристрелил, никак не  мог  заявиться  в
одиночку.
     Я уже давно стоял поперек горла Синку. Посылая  своих  головорезов  в
засаду на меня, он должен был объяснить им,  на  что  они  идут.  Но  тот,
которого я пристрелил, не успел даже уразуметь, что он побывал в деле.
     - Почему вы сделали это?
     Невероятно, но голос исходил из самой середины комнаты - оттуда,  где
я оставил без внимание рухнувший на пол труп. Я  отважился  на  то,  чтобы
бросить быстрый взгляд в ту сторону и тотчас же снова  спрятал  голову  за
диван. Вот что запечатлелось на сетчатке моих  глаз  в  результате  такого
моментального фотоснимка: он даже не пошевелился, крови на нем не было, не
увидел я и пистолета, правда правая  его  рука  не  попала  в  поле  моего
зрения.
     Пуленепробиваемый жилет? Ребята Синка не имели обыкновения  прибегать
к такого рода защите, но  иного  ответа  никак  не  могло  быть.  Я  резко
выпрямился и выстрелил, целясь ему между глаз.
     Пуля начисто уничтожила правый его глаз, прошив череп меньше,  чем  в
дюйме от него. Страшно было глядеть на то, что я сделал.  Я  снова  нырнул
под прикрытие дивана и попытался успокоиться.
     Никаких звуков. Как и никаких признаков того, что он здесь не один.
     - Я спросил, почему вы сделали это?
     Некоторый  оттенок  любопытства   придал   особое   своеобразие   его
пронзительному  голосу.  Он  продолжал  стоять  не   подвижно,   когда   я
выпрямился, а в голове его не было никаких отверстий, на лице как ни в чем
не бывало располагались оба его глаза.
     - Почему я сделал - что? - ошеломлено переспросил я.
     - Почему вы сделали во мне отверстия? Я вам очень благодарен  за  эти
сувениры из металла, разумеется, вот только...
     Он неожиданно замолчал, как будто выболтал слишком много и понял это.
Но меня сейчас беспокоило совсем иное.
     - Здесь есть еще кто-нибудь?
     - Только мы двое. Я прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение и
компенсирую это...
     Тут он снова осекся и переменил предмет разговора.
     - Кого же это вы здесь ждали?
     - Парней Синка. Как я полагаю, они все еще  разгуливают  на  свободе.
Ребята Синка очень хотят делать отверстия во мне.
     - Почему?
     Неужели он настолько глуп?
     - Чтобы вывести меня из игры! Чтобы убить меня!
     Поначалу  он  изумился,  затем  пришел  прямо-таки  в  бешенство.  Он
настолько взъярился, что едва не захлебывался.
     -  Меня  должны  были  проинформировать!   Кое-кто   должен   понести
ответственность за такую вопиющую халатность!
     - Тише, тише. Я сам виноват. Я посчитал, что  вы  на  стороне  Синка.
Выходит, я зря в вас стрелял. Извините.
     - Ничего страшного.
     Он улыбнулся, успокоившись так же мгновенно, как и разбушевался.
     - Но  я  испортил  вам  костюм...  -  испытывая  чувство  неловкости,
продолжал я.
     Его пиджак и рубашка были изрешечены, однако крови не было.
     - Только вот кто ВЫ?
     Росту он был не более ста шестидесяти сантиметров -  такой  невысокий
толстячок в старомодном коричневом костюме, с застежкой на одну  пуговицу.
На лице у него не было ни единой волосинки, не было  даже  ресниц.  Как  и
бородавок, морщин и каких-либо особых примет. Это был один из тех  парней,
у которых все гладенькое и кругленькое, как будто создатель не позаботился
о том, чтобы снабдить их лица характерными чертами.
     Он развел руками, явив моему взору аккуратно наманикюренные ногти.
     - Такой же человек, как и вы.
     - Псих!
     - Полегче, - огрызнулся он сердито. - Просто  бригада,  ответственная
за предварительно обследование, схалтурила, выполняя свои обязанности.
     - Вы... марсианин?
     - Никакой я не марсианин! Я... - тут он издал  булькающий  звук,  как
будто захлебываясь, - а еще я антрополог. Так  это  у  вас  называется.  Я
прибыл сюда изучать вашу породу.
     - Вы - из космоса?
     - Из него самого. Азимут и расстояние, разумеется,  являются  тайной.
Сам факт своего появления здесь является тайной.
     Он сильно нахмурился. Лицо его, скорее всего,  представляло  из  себя
резиновую маску, правда очень неумело выполненную.
     - Я никому не проболтаюсь об этом, - заверил  его  я.  -  Только  вот
явились вы сюда не совсем подходящее время.  Синк  в  любую  минуту  может
вычислить, кто сел ему на хвост. И тогда он займется мной. И это прибежище
всякого хлама станет эпицентром таких  событий,  о  которых  даже  страшно
подумать. Так что, хоть и приятно мне ваше общество, но нам надо  поскорее
расстаться. Никогда прежде не доводилось встречаться с... кем бы вы там на
самом деле ни были.
     -  Я  тоже  обязан  прекратить  эту  встречу,  поскольку  вам  теперь
известно, кто я на самом деле.  Только  сначала  расскажите  мне  о  вашей
междоусобице. Почему Синку так хочется делать отверстия в вас?
     - Его полное имя - Лестер Данхэвен Синклер третий. Он заправляет всем
рэкетом в этом городе. Послушаете, у  нас  достаточно  времени  для  того,
чтобы выпить - не возражаете? У меня есть виски, портвейн...
     Он вздрогнул.
     - Нет, благодарю вас.
     - Чуть-чуть, чтобы вы чувствовали себя посвободнее. Я  был  несколько
раздражен его отказом.
     - Тогда, пожалуй, я приму более  удобную  для  меня  форму,  пока  вы
будете пить... то, что вам больше нравится. Не возражаете?
     - Как вам будет угодно.
     Я прошел к бару и налил  себе  виски  и  воды  из  крана.  В  большом
многоквартирном доме  царила  полнейшая  тишина.  Меня  это  нисколько  не
удивило. Я здесь вот уже несколько лет,  и  другие  жильцы  за  это  время
научились порядку. Когда начинали говорить пистолеты, они прятались у себя
под кроватями и не высовывались.
     - Вас это не шокирует?
     Мой гость казался обеспокоенным.
     - Если вам  станет  неприятно,  то,  пожалуйста,  сразу  же  об  этом
скажите.
     И он... начал таять. А я стоял с картонным  стаканчиком  в  руках  и,
выпучив глаза, смотрел на то, как он вытекает из своего костюмчика на одну
пуговку  и  принимает  компактную  форму  наполовину   спущенного   серого
огромного мяча, какой любят катать на пляжах.
     Я пропустил первую чарку и налил еще, на этот раз не разбавляя водой.
Руки у меня однако совсем не дрожали.
     - Я частный детектив, - сообщил я марсианину.
     Он извлек из себя нечто, хитрым образом завитое.  Я  решил,  что  это
ухо, и продолжил.
     - Когда примерно года три назад здесь впервые объявился Синк и  начал
прибирать к рукам остальных рэкетиров, я предпочел не становиться  у  него
на пути. Пусть им лучше занимаются слуги закона, так  я  решил.  Тогда  он
купил этих слуг, но и тут я нисколько не возражал. По характеру  своему  я
не Дон-Кихот.
     - Дон-Кихот?
     - Голос его  изменился.  Теперь  он  был  каким-то  утробным,  в  нем
явственно слышалось урчание, напоминавшее бульканье кипящей смолы.
     - Так вот, я старался держаться подальше от Синка, но ничего из этого
не вышло. Синк  велел  убить  одного  из  моих  клиентов.  Фамилия  его  -
Моррисон. Я тогда следил  за  женой  Моррисона,  добывая  необходимые  для
развода улики. Она сожительствовала с одним мужиком по  фамилии  Адлер.  У
меня на руках уже были все необходимые улики,  когда  Моррисон  неожиданно
исчез. Вот тогда-то я и обнаружил, что Адлер - правая рука Синка.
     - Правая рука? А ведь мне ничего  не  говорили  о  том,  что  здешняя
цивилизация хоть чем-то похожа на культуру пчелиного улья.
     - Что?
     -  Вот  еще  упущение,   за   которое   придется   ответить   бригаде
предварительного обследования.  Продолжайте  рассказывать.  Вы  совершенно
меня пленили.
     - Я продолжал розыски в том  же  направлении.  А  что  мне  еще  было
делать? Моррисон был моим клиентом, и он был мертв.  Я  собрал  уйму  улик
против Адлера и передал их все фараонам.  Труп  Моррисона  так  и  не  был
найден, однако у меня  имелись  все  улики,  свидетельствовавшие  о  факте
преступления.
     Синк никогда не оставлял трупы  своих  жертв.  Они  просто  бесследно
исчезали. Но того, что мне удалось собрать,  хватило  бы,  чтобы  засадить
Адлера за решетку. Однако дело это замяли. Неизвестно  каким  образом,  но
улики пропали. А меня самого как-то вечером здорово избили.
     - Избили?
     - Почти любого  рода  удары,  -  объяснил  я  ему,  -  могут  нанести
серьезный ущерб человеческому организму.
     - В самом деле? - проклокотало где-то внутри шара. - Ведь организм-то
состоит, насколько мне известно, почти целиком из воды?
     - Может быть. Но только в сказках побои заживают быстро. В жизни  все
наоборот. Так вот, теперь я  начал  уже  выискивать  улики  против  самого
Синка. Неделю тому назад я выслал ксерокопии некоторых документов в ФБР. А
парочку копий подбросил ребятам Синка. Это были  свидетельства,  уличавшие
их хозяина во взяточничестве - ничего такого уж особенного, но  все  равно
достаточно, чтобы изрядно подмочить его репутацию. Как  я  прикинул,  Синк
быстро разберется с тем, кто делал эти копии. Копировальный аппарат я взял
напрокат из одного здания, как раз ему принадлежащего.
     - Очаровательно. Я уже живо представляю себе, какие дырки я наделаю в
теле Леди предварительного обследования.
     - Ей будет нанесен серьезный вред?
     -  Она  не...  -  приглушенное  бульканье.  -   Она...   -   громкий,
пронзительный птичий клекот.
     - Я понял. В любом случае вы сейчас сможете сами убедиться, насколько
я буду занят. Слишком сильно занят, чтобы предаваться болтовне об...  э...
антропологии. В любую минуту сюда могут ворваться люди Синка, и стоит  мне
убить хотя бы одного из них, как против меня будут и фараоны. Может  быть,
как раз фараоны и явятся первыми. Черт их знает.
     - Можно мне посмотреть? Обещаю не путаться у вас под ногами.
     - Зачем?
     Он настороженно поднял свое искусственное ухо,  как  будто  оно  было
живое.
     - В качестве примера. Ваша порода разработала весьма обширную отрасль
техники, используя переменный электрический ток. Мы были  очень  удивлены,
обнаружив,  на  сколь  далекое  расстояние  вы  в   состоянии   передавать
электричество и для сколь многих целей его  применять.  Кое-что  тут  явно
достойно подражания.
     - Вот и прекрасно. Только что из этого?
     - Вероятно, есть и многое другое, чему мы могли бы у вас поучиться.
     Я покачал головой.
     - Извините, но не могли ли бы покороче. Тут  вот-вот  начнется  такое
веселье, что всем будет не до смеха, а мне лично совсем не хочется,  чтобы
пострадал кто-нибудь непричастный. Черт возьми, о  чем  вообще  я  толкую?
Неужели все эти дырки не принесли вам вреда?
     - Очень немногое в состоянии нанести мен ущерб. Когда-то очень  давно
мои предки прибегли к геноинженерии для того, чтобы улучшить то физическое
состояние, что досталось им от природы. Главной  моей  слабостью  является
восприимчивость к некоторым органическим ядам и чудовищный аппетит,  никак
не поддающийся удовлетворению.
     - Ладно, оставайтесь. Может быть, после того, как  се  утрясется,  вы
еще расскажете мне о Марсе или  какой-нибудь  другой  планете,  откуда  вы
родом. Мне очень хотелось бы послушать.
     - Место, откуда я прибыл, - это строжайшая тайна. А  вот  о  Марсе  я
могу вам многое рассказать.
     - Пожалуйста, пожалуйста. А как вы относитесь к предложению совершить
набег на холодильник, пока мы ждем? Если вы в такой  степени  голодны  все
время - вот, попробуйте...
     Внезапно послышались чьи-то крадущиеся шаги.
     Они уже здесь. Их немного, если они хотят сохранить все это в  тайне.
И это уж точно ребята Синка, так как соседи к этому времени все уже  давно
попрятались под кроватями.
     Марсианин услышал шаги тоже.
     - А что мне делать? Я ведь не в  состоянии  достаточно  быстро  снова
обрести человеческий облик.
     Я уже был позади огромного мягкого кресла.
     - Тогда попытайтесь сделать что-либо другое. Что-нибудь, что для  вас
проще.
     Через мгновенье рядом со мною  было  уже  два  совершенно  одинаковых
кожаных   черных    пуфика    для    ног.    Они    оба    соответствовали
одному-единственному мягкому креслу в комнате, но, возможно, на это  никто
не обратит внимания.
     Дверь с  грохотом  отворилась  нараспашку.  Я  не  стал  нажимать  на
спусковой крючок,  ибо  за  дверью  никого  не  оказалось.  Только  пустой
коридор.
     Пожарная лестница была за  окном  моей  спальни,  но  это  окно  было
заперто и оборудовано сигнализацией. Оттуда они никак не могли  появиться.
Если только не...
     - Эй! А как вы сюда пробрались? - прошептал я.
     - Пролез под дверью.
     Значит, все было в полном порядке. Оконная сигнализация пока что  еще
функционирует.
     - Кто-нибудь из жильцов вас видел?
     - Нет.
     - Отлично.
     Я и без этого был сыт по  горло  жалобами  со  стороны  администрации
дома.
     За дверью  послышалось  слабое  шуршание.  Затем  всего  на  какое-то
мгновенье появилась рука с пистолетом, раздался выстрел наугад, после чего
и рука, и пистолет тотчас же исчезли. В стене моей комнаты  появилось  еще
одно отверстие. У стрелявшего было достаточно времени, чтобы  увидеть  мою
голову и раскрыть мое местонахождение. Низко  пригнувшись,  я  метнулся  к
дивану. Я уже поудобнее устраивался за ним, когда услышал голос у себя  за
спиной.
     - Вставай! Не делай резких движений!
     Нельзя было не восхищаться этим малым. Ему удалось  проникнуть  через
окно, так, что не  сработала  сигнализация,  да  еще  совершенно  бесшумно
пройти в гостиную. Это  был  высокий  смуглый  парень  с  прямыми  черными
волосами и черными глазами. Дуло его пистолета было направлено прямо мне в
переносицу.
     Я выронил гиропистолет и выпрямился. Оставлять его и дальше  в  своей
руке означало немедленную гибель. Парень был невозмутимо спокоен.
     - Реактивный гиропистолет? - удивился он, -  почему  не  пользоваться
стандартным лучеметом?
     - Мне по душе гиро, - сказал я.
     Может быть, он подойдет слишком  близко  или  на  какое-то  мгновенье
отведет от меня взгляд - и вообще, мало ли что может случиться...
     - Он легенький, как перышко, и к тому же нет никакой отдачи. Пистолет
собственно представляет собой  пусковую  камеру  для  реактивных  пуль,  а
убойная сила каждой соответствует пуле сорок пятого калибра.
     - Постойте, постойте! Но ведь каждая такая пуля  и  стоит  не  меньше
сорока пяти долларов!
     - А я не расстреливаю большое количество людей.
     -  По  такой  цене  каждого  -  охотно  верю.  Так  вот,   потихоньку
поворачивайся ко мне спиной. И руки повыше.
     Он неотступно следовал взглядом за каждым моим движением.
     Я повернулся к нему спиной. С мыслью о Боге...
     Что-то металлическое едва-едва чиркнуло по  моей  голове,  легонькое,
как перышко. Я мгновенно развернулся, резко ударил ладонью по его  руке  с
пистолетом, а затем по гортани. Чисто механически. Нанес удар в тот  самый
момент, когда прикосновение его пистолета к моей голове указало  мне,  что
он в пределах досягаемости.
     Он, спотыкаясь, отскочил назад, схватившись рукой за горло. Я же  еще
заехал ему кулаком в живот, и сразу же другим кулаком - в  подбородок.  Он
упал, стараясь свернуться комком. Однако все еще продолжал держать в  руке
оружие.
     Но почему он все-таки не ударил меня прикладом как следует?  Судя  по
моим собственным ощущениям, он приложил его очень осторожно к  самой  моей
макушке, даже как-то нежно, как будто очень опасался, что  пистолет  может
развалиться на куски.
     - Ладно, хватит баловаться. - В  дверном  проеме  показалась  рука  с
пистолетом и поднялась на высоту моей головы. В появившемся вслед за  этим
хозяине руки я узнал Хэнделя. Он выглядел  точь-в-точь  как  светловолосый
безмозглый герой комиксов, но он вовсе не был безмозглым,  хотя  в  равной
степени его нельзя было назвать героем.
     - Ты еще пожалеешь о том, что сделал это, - предупредил он,  входя  в
комнату.
     Черный кожаный пуфик для ног позади него начал изменять свою форму.
     - Черт возьми, - произнес я, - ведь это нечестно.
     Сначала Хэндель  как  будто  искренне  удивился,  затем  одарил  меня
победной улыбкой.
     - Это ты о том, что двое против одного?
     - Это я разговаривал со своим пуфиком для ног.
     - Ну-ка повернись спиной. Нам велено  привести  тебя  к  Синку,  если
удастся. У тебя еще остается шанс выпутаться живым из этой передряги.
     Я повиновался.
     - Мне бы хотелось извиниться.
     - Оставь свои извинения Синку.
     - Нет, честно. В мои намерения вовсе не входило впутывать в это  дело
еще кого-либо. Особенно, если это...
     Я снова ощутил, как что-то легонько чиркнуло меня по  голове,  теперь
уже  сбоку.  Скорее  всего,  это  марсианин  что-то  сделал   такое,   что
амортизировало удар.
     Я  мог  бы  теперь  разделать  Хэнделя  под  орех.  Однако  даже   не
пошевелился. Казалось  крайне  несправедливым,  что  я  могу  сломать  шею
Хэнделю, когда сам он не в состоянии даже прикоснуться ко мне пальцем. Я в
общем-то совсем не против ситуации "двое против  одного",  особенно  когда
этот один - тот, кто против меня. Я даже не против  того,  чтобы  получить
помощь от какого-нибудь добропорядочного случайного прохожего,  если  хоть
немного уверен в том, что он от этого серьезно не пострадает. Но такое...
     - А что ж тут такого  несправедливого?  -  спросил  высокий  хнычущий
голос.
     Хэндель завизжал, как впавшая  в  истерику  женщина.  Я  обернулся  и
увидел, как он опрометью бросился к дверной ручке, промахнулся  на  добрых
полметра, сделал еще одну попытку открыть дверь, и на  этот  раз  эта  его
попытка увенчалась успехом.
     И только потом я обратил внимание на пуфик для ног.
     Он уже значительно изменил свою форму, контуры казались размытыми, но
я все-таки понял, что предстало  взору  Хэнделя.  Неудивительно,  что  это
размягчило ему мозги. Сам я почувствовал, как от  ужаса  размягчаются  все
мои кости, и прошептал, закрыв глаза:
     - Черт возьми, ведь вам положено только НАБЛЮДАТЬ.
     - Вы сами сказали, что удар причинит вам вред.
     - Тут дело совсем не в этом. Детективы ВСЕГДА получают хорошенько  по
башке. Для нас это не является неожиданностью!
     - Но каким  же  тогда  образом  мне  удастся  научиться  чему-нибудь,
оставаясь просто  наблюдателем,  если  ваша  маленькая  война  так  быстро
закончится?
     - Ну, а чему вы научитесь, если будете и дальше совать свой нос не  в
свое дело?
     - Вы можете уже открыть глаза.
     Я без особой охоты  повиновался.  Марсианин  снова  принял  это  свое
идиотское подобие человека. Из груды его одежды, валявшейся  на  полу,  он
выудил пару оранжевых длинных, до колен, трусов.
     - Я никак не пойму, какой вам смысл возражать, - произнес он. -  Синк
ведь убьет вас при первой же возможности. Вы этого хотите?
     - Нет, но...
     - И вы абсолютно уверены в собственной правоте?
     - Да, но...
     - Тогда почему бы вам не принять мою помощь?
     Теперь я и сам уже  не  был  ни  в  чем  уверен.  Однако  всей  кожей
чувствовал, что так не должно быть. Это было равноценно тому, как если  бы
тайком протащить в особняк Синка бомбу в портфеле и затем взорвать ее.
     Именно об этом я думал, пока проверял, нет ли кого еще в коридоре. Он
был пуст. Я прикрыл дверь и заблокировал ее креслом. Смуглолицый  все  еще
был здесь - сейчас он пытался принять сидячее положение.
     - Послушайте-ка, - обратился  я  к  марсианину.  -  Может  быть,  мне
удастся вам объяснить, а может быть и нет. Но если я  не  добьюсь  от  вас
обещания под честное слово не совать нос в  мои  дела,  я  уеду  из  этого
города. Клянусь. И брошу все это к чертовой матери. Понятно?
     - Нет.
     - Так вы обещаете?
     - Да.
     Испанского вида наш приятель в это время продолжал растирать горло  и
выпучив глаза глядел на марсианина. Мне  не  в  чем  было  его  упрекнуть.
Одетый полностью, марсианин еще мог сойти  за  человека,  но  никак  не  в
оранжевого цвета трусах. На груди его даже следов не  было  ни  волос,  ни
сосков, как и пупка на  животе.  Хулиган  метнул  взгляд  в  мою  сторону,
обнажив зубы в некоем подобии улыбки и спросил:
     - Кто это?
     - Здесь я задаю вопросы. Кто вы?
     - Дон Доминго.
     У  него  был  явно   испанский   акцент,   характеризующийся   мягким
произношением согласных. Если он и  был  встревожен,  то  внешне  виду  не
показывал.
     - Слушайте, как это могло случиться, что вы не упали, когда я  ударил
вас рукояткой пистолета?
     - Я что, не говорил, что вопросы здесь задаю я...
     - Ваше лицо покрылось румянцем. Вас что-то смущает?
     - Черт вас дери, Доминго, где Синк? Куда вам велели отвести меня?
     - В его резиденцию.
     - Какую именно? "Бел Эйр"?
     - Куда же еще. Вы знаете, такой крепкой башки, как у вас, мне еще  не
доводилось встречать...
     - Не ваше дело!
     - Ладно, ладно. И что теперь будем делать?
     В полицию я никак не мог звонить.
     - Ну, скажем, свяжу вас. Когда все поуспокоится, сдам вас за  попытку
напасть.
     - Когда все поуспокоится, вам уже  нечего  будет,  как  мне  сдается,
особенно делать. Вам в самом сроком времени продырявят  голову,  но  когда
точно это случится...
     - Ну-ка сейчас же выбросите ЭТО!
     В двери, что вела в кухню, появился  марсианин.  Рука  его  строилась
вокруг консервной банки с тушенкой, проходя и через жесть банки, и  сквозь
ее содержимое.
     Затем произошел страшный взрыв в спальне.

     Это  взорвалась  зажигательная  бомба.  Половина  гостиной  мгновенно
занялась пламенем. Я подхватил свой гиро, ткнул его в карман.
     Вторая бомба взорвалась в коридоре.  Взрывной  волной  дверь  вышибло
внутрь гостиной, язык пламени подхватил кресло, которым  я  воспользовался
для того, чтобы заблокировать дверь, и швырнул его через всю комнату.
     - Нет! - завопил, что  было  мочи  Доминго.  -  Хэнделю  было  велено
обождать! Что это значит?
     Теперь мы изжаримся, отметил про себя  я,  быстро  отступая  назад  и
хаотически размахивая руками, инстинктивно пытаясь отогнать от себя пламя.
     - Вы сейчас страдаете от избытка тепла? - спокойным тенорком  спросил
марсианин.
     - Да! Черт побери, да!
     Огромный резиновый мяч шлепнулся о мою спину, швырнув меня к  стенке.
Я обхватил туловище руками, чтобы хоть как-то смягчить удар, хотя смутно и
понимал, что все равно получу сотрясение мозга и выключусь. Однако в самый
последний момент перед тем, как я  должен  был  врезаться  в  стенку,  она
исчезла.  Это  была  капитальная   стенка   здания!   Совершенно   потеряв
равновесие, я полетел в пустоту ночи с высоты в шесть  этажей  на  асфальт
тротуара.
     Я сцепил зубы, чтобы не завопить от отчаянья. Земля быстро подо  мною
поднималась - именно земля поднималась - как,  черт  возьми,  такое  могло
произойти с землей? Я широко раскрыл глаза. Все теперь проходило, как  при
замедленной съемке. Секунда растянулась  до  бесконечности.  У  меня  было
достаточно времени, чтобы увидеть, как случайные прохожие, вытягивая  шеи,
запрокидывают головы вверх,  и  заприметить  Хэнделя  возле  угла  здания,
прикладывающего платок к раскровавленному носу. Времени хватило  даже  для
того,  чтобы  глянуть  через  плечо  на  Доминго,  фигура  которого  резко
выделялась на фоне бушевавшего пламени,  как  бы  паря  в  огромной  дыре,
проделанной в стене моей квартиры.
     Пламя лизнуло его. Он прыгнул вниз.
     Он будет падать, как при замедленной съемке?
     Нет, он пронесся мимо меня, как выброшенный через окно  металлический
сейф. Я слышал, как тело его ударилось об асфальт. Звук был далеко  не  из
приятных. Проживая на Уолл-Стрит в  ноябре  шестьдесят  восьмого  года,  я
каждую ночь слышал точно такие звуки в  течение  нескольких  недель  после
выборов. Я так никогда и не привык к таким звукам.
     Однако ни одна мышца не говорила мне о том, что я падаю.  Я  медленно
погружался  в  воздух,  как  будто  это  была  вода.  Теперь  уже  человек
шесть-семь наблюдали за тем, как я опускаюсь. У них  у  всех  были  широко
разинуты рты. Что-то  уткнулось  мне  в  бок,  я  шлепнул  его  ладонью  и
обнаружил, что сжимаю  в  кулаке  пулю  сорок  пятого  калибра.  Другую  я
буквально смахнул со совей щеки. В меня стрелял Хэндель.
     Я выстрелил в ответ, почти не целясь. Если бы марсианин не  "помогал"
мне, я бы, нисколько не задумываясь, разворотил ему череп. А так - Хэндель
развернулся и пустился наутек.
     Я коснулся земли и побрел побыстрее прочь.  Добрый  десяток  пылающих
любопытством глаз впились мне в спину, но  никто  даже  не  делал  попыток
остановить меня.
     Никаких признаков марсианина не наблюдалось. Никто не пошел  за  мною
следом. Полчаса я сворачивал то в один переулок, то в  другой,  по  старой
доброй привычке стряхнуть хвост, пока не завалился в небольшую  безымянную
пивнушку.
     У  меня  начисто  исчезли  брови,  что  придавало  моему  лицу  очень
удивленный вид. Я понял, что изучаю свое собственное отражение  в  зеркале
при входе внутрь бара, выискивая и другие признаки  того,  что  побывал  в
сражении.
     Лицо мое, никогда не блиставшее особой  красотой,  было  облагорожено
разными шрамами и наростами вживленной ткани, нажитыми за многие  годы,  а
светло-каштановые мои волосы никак не хотели держаться на одном месте. Мне
пришлось даже нарастить год тому назад некоторое количество  искусственных
для того, чтобы прикрыть шрам от  пули  на  коже  черепа.  Все  мои  шрамы
находились там, где им и полагалось быть, а новых ран синяков мне так и не
удалось обнаружить. Одежда моя была в полном порядке. Я нигде не испытывал
боль. Все теперь казалось каким-то нереальным, а  сам  я  чувствовал  себя
несколько раздосадованным.
     Однако следующая моя стычка с Синком наверняка будет всамделишной.
     Со мной были только верный  мой  гиро  и  горсть  реактивных  пуль  в
кармане. Особняк Синка охранялся не хуже Форта Нокс.  И  Синк  обязательно
будет меня ждать. Он прекрасно понимал, что я не стану спасаться бегством.
     Мы многое знали друг  о  друге,  слишком  многое,  если  учесть,  что
никогда не встречались лично.
     Синк был  абсолютным  трезвенником,  хотя  его  нельзя  было  назвать
фанатичным борцом с алкоголем. Спиртное  было  во  многих  помещениях  его
особняка-крепости. Но его всегда держали  так,  чтобы  оно  не  попадалось
Синку на глаза.
     Обычно в особняке с ним жила какая-либо женщина.  Вкус  у  Синка  был
отменный. Женщин он менял весьма  часто,  но  они  никогда  не  оставались
недовольными, вот что странно. Правда, они и  никогда  не  оставались  при
этом бедными.
     У меня было несколько свиданий с женщинами,  получившими  отставку  у
Синка, и я не препятствовал им рассказывать о Синке, если такое желание  у
них появлялось. Вот их единогласное мнение о нем: Синк  был  мужиком,  что
надо, во всех отношениях,  щедрым  транжиром,  находчивым  и  увлекающимся
всем, что того стоило.
     Однако никто из них не имел особого желание вернуться к нему.
     Синк платил хорошо, полной мерой. Когда возникала  необходимость,  он
вносил любые суммы в качестве залога, чтобы выручить  своего  человека  из
тюрьмы. Он никогда никого не предавал. И - что было еще более необычным  -
его тоже никогда не предавали. Мне стоило немалых трудов узнать  что-либо,
касающееся Синка. Никто не хотел раскалываться.
     Но вот теперь он предал Доминго.  Это  было  неожиданностью  для  нас
обоих.
     Скажем иначе. Кто-то предал Доминго. Доминго ожидал  спасения,  а  не
бомб. Как и я.  Синк  неукоснительно  придерживался  обыкновения  выручать
своих ребят, когда они попадали в передрягу.
     Или Доминго предали, нарушив инструкцию Синка,  или  Синку  очень  уж
захотелось увидеть меня мертвым.
     Я встречался с самыми различными людьми. Мне нравится это. Но никогда
и ни с кем мне не хотелось встретиться так,  как  с  Синком,  ведь  я  уже
столько знал о нем. И я был чертовски рад тому, что удалось отделаться  от
марсианина, так как...
     Стоп, чем собственно мне так сильно  не  угодил  этот  марсианин?  Не
своей необычностью, во всяком случае. Мне доводилось иметь дело  с  какими
угодно людьми. То, как он менял форму, могло вывести из себя какого-нибудь
слабонервного, но я куда более толстокожий.
     Своими манерами? Но он был даже слишком вежлив. И услужлив.
     Пожалуй, даже чересчур услужлив.
     Вот в чем частично была суть дела. Эскиз  предстоящего  сражения  был
наброшен вчерне... а затем в ход его вмешался посторонний из  космоса.  Он
был как бы древнегреческим "Богом из  машины",  ангелом,  спускавшимся  на
веревочке, чтобы все и вся уладить, и именно этим он непроизвольно  все  и
испортил. Моя  охота  на  Синка  с  помощью  марсианина  была  равносильна
ситуации, когда свидетельские показания  берутся  у  фараона.  Это  лишало
охоту всей ее  прелести,  ибо  теперь  собственные  мои  усилия  не  имели
никакого значения.
     Я разгневанно пожал плечами и заказал  еще  одну  рюмку.  Бармен  уже
собирался закрывать бар. Я быстро допил свое пойло  и  вышел  на  улицу  в
толпу усталых пьянчужек.
     Нужные мне инструменты хранились в  багажнике  моего  автомобиля,  но
теперь наверняка под его капотом уже находилась бомба. Я  поймал  такси  и
назвал место, находившееся в нескольких кварталах от особняка Синка,  если
можно вообще пользоваться термином "квартал"  в  том  районе,  где  обитал
Синк. Весь этот район расположен на холмах, а улицы его такие кривые,  что
могут свести с ума кого угодно. Огромный  участок  вокруг  особняка  Синка
имел   форму   неправильного   треугольника   с   извилистыми   сторонами.
Благоустроить участок подобных размеров на столь  пересеченной  местности,
должно быть, стоило не дешевле, чем обустройство базы на  Луне.  Как-то  в
послеобеденное время я прогуливался в этом районе и обошел участок кругом.
Кроме того, что  просматривалось  через  ворота,  мне  ничего  не  удалось
увидеть. Забор весь покрыт густыми зарослями вьющего плюща. Среди листьев,
конечно, припрятаны датчики охранной сигнализации.
     Я подождал, пока уедет такси, затем зарядил свой гиро и дальше  пошел
пешком. В кармане у меня еще оставалась одна лишняя реактивная пуля.
     В этом районе повсюду было что-нибудь, что могло служить  в  качестве
укрытия каждый раз, когда мимо проезжала машина. Деревья, живые  изгороди,
ворота с массивными каменными колоннами. Едва завидев свет фар, я нырял  в
одно  из  таких  укрытий,  на  тот  случай,  что  местность  вокруг  могли
патрулировать ребята Синка. Пройдя вот  так  совсем  немного,  я  вышел  к
увитому плющом забору. Стоит мне подойти еще ближе,  как  меня  тотчас  же
засекут.
     Поэтому я нырнул внутрь владений одного из соседей Синка.
     Место  это  оказалось   весьма   своеобразным:   здесь   располагался
прямоугольный пруд с изящней  купальней,  главное  здание  тоже  состояло,
казалось, из одних  лишь  прямых  углов,  а  между  этими  двумя  главными
достопримечательностями струился извилистый  ручей  с  небольшим  мостиком
через него и свешивавшимися в воду ветвями деревьев.  Ручей,  по-видимому,
протекал здесь еще до того, как было возведено здание и посажены многие из
деревьев.  Это  был  осколок  девственной  природы,  причудливым   образом
дисгармонировавший  со  всеми  этими  прямыми  линиями  по  соседству.  Я,
естественно, придерживался ручья в своем приближении к усадьбе Синка.
     Это было самой невинной частью моего начинания.  Обвинение  в  ночной
краже со взломом - наиболее тяжелое из  того,  что  могло  быть  мне  пока
инкриминировано.
     Наконец я вышел к забору. За ним виднелись  уличные  фонари,  а  чуть
дальше - увитый плющом забор, окружавший владенья Синка.
     Ножницы для резки проволоки остались в машине. Я стал  бы  прекрасной
мишенью, если бы попытался перелезть через забор. Я крался  вдоль  забора,
пока не набрел на поржавевшую  стальную  калитку.  Висячий  замок  на  ней
оказался очень сговорчивым. Мне понадобилось всего  несколько  секунд  для
того, чтобы перебежать улицу и прижаться к плющу, как раз там,  где  я  не
поленился заранее нейтрализовать несколько датчиков сигнализации.
     Десятью минутами позже я уже оседлал забор.
     Стал ли я при этом мишенью? Безусловно. Кто-то,  должен  быть,  очень
четко меня увидел в свете одного из фонарей. Однако  отсюда  очень  хорошо
просматривался дом, огромный и почти весь темный.
     Я спрыгнул с забора и неожиданно для себя оказался  перед  внутренним
ограждением, представлявшим собой прочную кирпичную кладку  высотой  около
метра, а над нею - два метра проволочного  заграждения,  к  которому  явно
подведен ток высокого напряжения.
     Что же теперь делать?
     Может быть стоило попытаться найти  что-нибудь,  чем  можно  было  бы
вызвать  короткое  замыкание.  Но  в  этом  случае  охранная  сигнализация
сработает точно же, как и от датчика на внешнем заборе.
     Или лучше перелезть назад,  за  увитую  плющом  ограду  и  попытаться
проникнуть через ворота? Может быть,  мне  удастся  попасть  внутрь,  взяв
как-нибудь охрану на пушку? Синка разбирает любопытство  по  отношению  ко
мне не меньше, чем меня по отношению к нему. Если он уже прослышал о  моем
благополучном замедленном полете с окна шестого этажа совсем в  духе  Мери
Поппинс... то, пожалуй, стоит попытаться. По крайней мере я доживу до того
момента, когда воочию увижу, что  же,  собственно,  представляет  из  себя
Синк. Все, что мне было  известно  о  Синке,  характеризовалось  настоящим
временем. О его прошлом я знал  только  то,  что  ни  один  из  архива  не
содержал никаких упоминаний о нем.
     А может быть...
     - Привет. Как протекает ваша частная война?
     Я тяжело вздохнул. Он плавно опустился  рядом  со  мною,  все  еще  в
человеческом обличье, одетый в темный костюм.  Свою  ошибку  я  обнаружил,
когда он подошел поближе. Он просто изменил цвет своей кожи, чтобы создать
прямо на ней видимость костюма, рубахи и галстука. На расстоянии выглядело
это вполне правдоподобно. Тем более, что ему ничего не нужно было скрывать
под одеждой.
     - А я-то думал, что избавился от вас, -  признался  я.  -  Вы  сейчас
стали больше?
     С виду размеры его почти что удвоились.
     - Да. Я проголодался.
     - Вы не шутили, когда жаловались на свой аппетит?
     - Война, - напомнил он мне. - Вы намерены осуществить вторжение?
     - Уже осуществил. Только вот мне ничего  не  было  известно  об  этом
втором заборе.
     - Может быть, я смогу...
     - Нет! Нет, я запрещаю вам все, что только ни взбредет вам в  голову!
Только наблюдайте!
     - А что наблюдать?  Вы  ничего  не  сделали  вот  уже  на  протяжении
нескольких минут.
     - Что-нибудь придумаю.
     - Разумеется.
     - Но что бы я ни делал, я не  стану  прибегать  к  вашей  помощи,  ни
сейчас, ни когда бы то ни было. Если вам так уж  хочется  наблюдать,  ради
Бога, будьте моим гостем.  Только  ни  в  коем  случае  не  вздумайте  мне
помогать.
     - Никак не пойму, почему вы так против этого.
     - Это все равно что прослушивать чужой телефон.  У  Синка  тоже  есть
определенный права, хоть он и сам плут каких  мало.  ФБР  не  имеет  права
прослушивать его телефон. Его нельзя убивать, если  только  он  первым  не
попытается это сделать по отношению к другому. Его нельзя наказывать, если
только он не нарушит закон. И уж тем более нельзя подвергать его опасности
нападения со стороны до зубов вооруженных марсиан!
     - Безусловно, безусловно, но  если  Синк  сам  нарушит  установленные
правила...
     - Даже в  отношении  правонарушителей  действуют  определенные  нормы
закона! - свирепо рявкнул я марсианину.
     Он ничего не ответил. Просто стал рядом со  мною,  в  тусклом  свете,
исходившем из окон дома, - два  с  лишним  метра  то  ли  человек,  то  ли
неизвестно чего.
     - Эй, каким образом вам удается  проделывать  все  эти  ваши  фокусы?
Врожденная способность?
     - Нет. У меня с собой все необходимые причиндалы.
     Что-то само высунулось из его гладкой, как у ребенка,  груди,  что-то
твердое и блестящее, как металл.
     - Вот это,  например,  уравновешивает  механическую  инерцию.  Другие
столь же портативные орудия уменьшают силу тяжести или преобразуют  воздух
в моих легких, делая его пригодным для дыхания.
     - И вы храните все это у себя внутри?
     - А почему бы и нет? Я могу держать внутри предметы любого размера.
     - Ого!
     -  Вы  сказали,  что  имеются  определенные  правила,  которых   надо
придерживаться, даже когда имеешь дело с преступниками. Но  вы  ведь  сами
уже нарушили  эти  правила.  Вы  без  разрешения  вторглись  во  владения,
являющиеся  чужой  собственностью.  Вы  покинули  место,   где   произошел
несчастный случай в данной случае, гибель дона Доминго. Вы...
     - Ладно, хватит.
     - Тогда...
     - Ладно, я еще раз попытаюсь растолковать вам все с самого начала.
     Я зря тратил слишком много драгоценного для меня времени. Куда важнее
сейчас для меня было преодолеть забор. Но  тут,  сам  не  знаю  почему,  я
ничего не мог с собою поделать. Ибо в каком-то смысле марсианин был  прав.
Мое поведение ничего общего не имело с правилами...
     - Так вот, правила здесь совсем ни при чем, - так я сказал ему. -  По
крайней мере, не в них суть. А суть в том, у кого власть. Синк  прибрал  к
своим рукам весь этот город, а потом  ему,  безусловно,  захочется  то  же
самое сделать и с другими городами. Слишком уж многое сгреб  он  под  себя
власти. Вот почему кто-то обязательно должен его остановить. Но  вы  даете
мне тоже слишком много силы. А человек, у которого слишком много силы  или
власти, в конце концов теряет голову. Я сам себе уже не доверяю, когда  вы
находитесь на моей стороне. Ведь я детектив. Нарушая закон, я не  исключаю
возможности того, что меня посадят в тюрьму, если только  мне  не  удастся
обосновать  причины,  по  которым  я  это  сделал.  Это  заставляет   меня
действовать осторожно. Если я имею дело с преступником, который может меня
провести,  то  мне  достаются  синяки  и  шишки.  Если  же   я   пристрелю
кого-нибудь, кто этого не заслуживает,  то  попаду  за  решетку.  Все  это
приводит к тому, что я проявляю максимальную осмотрительность. А вот когда
я ощущаю вашу поддержку...
     - Вы теряете бдительность, - изрекла темная глыба рядом со мною.
     Голос его при этом звучал  как-то  почти  задумчиво,  такой  присущей
только людям выразительности я от него еще не слышал прежде.
     - Вы можете поддаться искушению присвоить себе больше власти, чем это
нужно для вашего же собственного блага. Что ж, честно говоря, я не  ожидал
такого проявления мудрости от вашей породы.
     - Вы считали нас безнадежными глупцами?
     - Возможно. Я ожидал, что вы будете мне благодарны за  любую  помощь,
которую я в состоянии вам оказать,  и  будете  настойчиво  ее  домогаться.
Теперь я  начинаю  постигать  смысл  вашего  отношения  ко  мне.  Мы  тоже
стараемся  уравновесить  количество  власти,  которым  наделены  отдельные
личности. Что это за шум?
     Раздалось негромкое шуршание, как будто кто-то очень быстро бежал  по
траве и даже не пытался это делать украдкой, а тихо это получалось как  бы
само собой.
     - Не знаю.
     - Вы уже решили, каков будет ваш следующий шаг?
     - Да, я... Черт возьми! Да ведь это псы!
     - Что это - псы?
     Они уже были тут как тут. В темноте я не мог различить, какой  породы
эти собаки, но были они крупные и совсем не  лаяли.  Шурша  скребущими  по
асфальту когтями, они срезали угол с обеих сторон шедшей по кругу стены  и
теперь быстро, даже очень быстро мчались прямо к нам. Я приподнял, как  бы
взвешивая, свой гиро и понял, что пуль у меня вдвое меньше, чем собак.
     Неожиданно зажглись прожекторы, многочисленные и очень яркие, заливая
светом все вокруг. Я выстрелил, устремившаяся из угла молния настигла одну
из собак. Она упала, перевернулась и затерялась среди своры.
     Огни всех прожекторов стали густо-красными, кроваво-красными.  Собаки
остановились. Шум затих. Один пес, ближайший,  был  полностью  оторван  от
земли, застыв прямо посреди своего  прыжка,  яркими  рубинами  горели  его
оскаленные зубы.
     - Я, как мне кажется, предоставляю вам сейчас достаточно  времени,  -
пробормотал марсианин. - Или все вернуть так, как было?
     - Что это вы сделали?
     - Я воспользовался демпфером инерции в спроецированном  поле.  Эффект
таков,  будто  время  остановилось   для   всех,   кроме   нас.   Учитывая
продолжительность того времени, что я  вынудил  вас  потратить,  когда  вы
пытались мне обосновать свое отношение к моей помощи, - это минимум  того,
что я должен для вас сделать.
     Собаки слева от нас, собаки справа, и все вокруг залито ярким светом.
И еще я заметил людей  с  ружьями,  которые  застыли,  как  статуи,  вдоль
широкой садовой дорожки.
     - Не знаю, насколько правомерны ваши действия, - сказал я. - Однако я
погибну, если вы выключите свой прерыватель времени. Но это - в  последний
раз. О'кэй?
     - О'кэй. Будем пользоваться только демпфером инерции.
     - Я обойду дом с противоположной стороны. Только тогда  вы  отключите
это свое устройство. Это даст  мне  какое-то  время  на  то,  чтобы  найти
подходящее дерево.
     Мы двинулись вперед. Я осторожно ступал среди застывших статуй собак.
Марсианин плыл позади меня прямо по воздуху, как гигантский призрак.
     Проход между внутренним и внешним заборами  шел  по  широкой  дуге  к
воротам перед домом. Поблизости от ворот внутреннее ограждение смыкалось с
внешним забором, и дальше ходу не было. Но еще до того,  как  мы  достигли
этого места, я нашел подходящее дерево. Оно было большим и очень старым, и
одна из его веток, достаточно толстая, простиралась у нас над головой выше
внутреннего забора.
     - Прекрасно. Выключайте свое устройство.
     Темно-красный цвет вдруг сменился ослепительно белым.
     Я поднялся по плющу. Длинные мои руки и цепкие пальцы были  серьезным
подспорьем в моем широко известном искусстве лазить, как обезьяна.  Теперь
уже не имело никакого  смысла  тревожиться  о  том,  что  могут  сработать
датчики сигнализации. Мне пришлось какое-то время раскачиваться из стороны
в сторону, стоя на внешнем  заборе,  в  попытках  ухватиться  пальцами  за
нужную мне толстую ветку. Под тяжестью моего тела она опустилась на добрый
метр и начала трещать. Перебирая руками, я продвинулся по  ней,  а  затем,
исчез  в  листве,  постаравшись   не   зацепить   внутреннее   ограждение.
Разместившись поудобнее  на  дереве,  я  приступил  к  критической  оценка
ситуации, складывавшейся теперь в усадьбе Синка.
     На лужайке  перед  домом  было  не  менее  трех  вооруженных  ружьями
охранников.  Они  передвигались  так,  как  будто  что-то  искали,  но  не
рассчитывали ничего найти. Они теперь предполагали, что суматоха  улеглась
сама собой.
     Марсианин воспарил в воздух  над  оградой...  И  зацепился  за  самую
верхнюю проволоку. Проскочила яркая голубая искра, и он рухнул  вниз,  как
мешок с пшеницей. При падении он еще ударился о каменную  кладку  внешнего
забора, затем упал на землю, а электрические искры все продолжали  плясать
и шипеть на нем. В прохладном ночном  воздухе  потянуло  запахом  озона  и
паленой плоти. Я  спрыгнул  с  дерева  и  бросился  к  нему.  Но  не  стал
прикасаться к телу. Меня бы убило электрическим током.
     Его все равно уже убило это совершенно определенно.
     Я бы до этого никогда не додумался. Пули не причиняли  ему  малейшего
вреда. Чудеса он мог  творить  по  собственному  усмотрению.  Как  же  так
случилось, что он погиб прикоснувшись к простому  электрическому  проводу?
Если бы он хотя бы мельком упомянул об этом!
     А вот я со своим попустительством стал  косвенным  виновником  гибели
совершенно непричастного к моим делам существа. В чем я клянусь, так это в
том, что больше уже никогда в жизни не допущу ничего подобного...
     Теперь  в  нем  уже  не  осталось  ничего  человеческого.   Различные
металлические штуковины торчали из разных  мест  мой  мертвой  массы,  что
когда-то  была  антропологом  с  далеких  звезд.  Потрескивание  тока  еще
продолжалось несколько секунд и наконец прекратилось. Я  вытащил  из  этой
мертвой массы одну из металлических штуковин, быстро сунул  ее  к  себе  в
карман и побежал.
     Меня  тут  же  засекли.  Двигаясь  зигзагом,  я  обогнул  огороженный
теннисный корт и помчался к входной двери в фасадной части здания. По  обе
стороны от  входа  были  окна  на  высоте  в  рост  человека.  Взбежав  по
ступенькам, я с размаху обрушил свой гиро на одно из  окон  и  с  грохотом
выбил почти все стекла в нем, после  чего  одним  прыжком  слетел  вниз  и
скрылся среди кустов, росших вдоль центральной аллеи.
     Когда  события  разворачиваются   с   такой   быстротой,   приходится
домысливать те пробелы, что возникают между тем,  что  видишь  и  чего  не
успел увидеть. Все три вооруженных  охранника  быстро  взбежали  вверх  по
ступенькам и бросились в переднюю дверь, крича во всю силу своих легких.
     Я двинулся вдоль боковой стенки дома, рассчитывая найти другое окно.
     Кто-то, должен быть, все-таки догадаться,  что  я  никак  не  мог  бы
пролезть внутрь через осколки стекла, что еще торчали в оконной раме.  Он,
наверное, переорал всех остальных: я услышал, что охота  возобновилась.  Я
забрался по стене и нашел небольшой выступ снаружи под неосвещенным  окном
на втором этаже. Не производя большого  шума,  мне  удалось  проникнуть  в
здание через это окно.
     Впервые за всю эту безумную ночь я ясно осознал свое  положение.  Мне
почти ничего не было  известно  о  внутренней  планировке  дома,  и  я  ни
малейшего представления не имел, где нахожусь в настоящее  время.  Но,  по
крайней  мере,   мне   были   теперь   известны   правила   игры.   Фактор
неопределенности  -  этот  марсианин,  "Бог  из  машины"   -   больше   не
фигурировал.
     А правила игры были таковы: кто бы меня ни увидел, убьет  при  первой
же возможности. И сегодня ночью больше уже не будет рядом со мною  никаких
добросердечных самаритян, никаких благожелателей, которые могли бы  прийти
мне на помощь. Меня больше не тяготит проблема нравственного выбора. Никто
уже не станет предлагать мне сверхъестественную помощь, требуя взамен  мою
душу или что-нибудь еще.  Все,  что  от  меня  требовалось  теперь  -  это
стараться как можно дольше оставаться в живых.
     А вот случайный прохожий погиб!
     Спальня оказалась пустой.  Вот  дверь  в  ванную,  дверь  встроенного
шкафа. Из-под третьей двери просачивался желтый свет.  Выбора  у  меня  не
было. Я вытащил гиро и потихоньку отворил третью дверь.
     Над спинкой большого кресла дернулось лицо сидевшего в нем  человека,
обернувшись ко мне. Я показал ему пистолет и  продолжал  держать  его  под
прицелом все то время,  что  мне  потребовалось,  чтобы  обойти  кресло  и
оказаться напротив него. В комнате никого больше не было.
     По лицу этому давно уже плакала бритва. Было оно мясистым,  не  таким
уж молодым, однако достаточно правильным, если не считать огромного носа.
     - Я вас знаю, - произнес этот средних лет человек, произнес  довольно
спокойно, учитывая обстоятельства.
     - И я вас знаю.
     Это был Адлер, тот самый, который впутал меня в эту кутерьму, сначала
тем, что сожительствовал с женой Моррисона, а затем - убив Моррисона.
     - Вы тот самый парень, которого нанял Моррисон,  -  сказал  Адлер.  -
Несговорчивый частный детектив. Брюс Чизборо. Почему бы вам не остаться  в
стороне от всего этого?
     - Не могу позволить себе такое.
     - Не смогли не позволить себе такого. Хотите кофе?
     - Спасибо. Вы  понимаете,  что  произойдет,  если  вы  закричите  или
отколете что-нибудь иное в таком же духе?
     - Разумеется.
     Он взял стакан с водой, воду вылил прямо в урну. Затем взял со  стола
серебреный термос и налил в свою чашечку и еще в стакан, движения его были
неторопливыми и спокойными. Он не хотел заставлять меня нервничать.
     Сам он, казалось, не очень-то был обеспокоен моим вторжением.  Это  в
какой-то мере меня  успокаивало,  поскольку  давало  надежду,  что  он  не
совершит какую либо глупость. И  все  же...  Точно  такое  же  спокойствие
просматривалось и в поведении дона Доминго, и я знал причину. И  Адлер,  и
дон Доминго, и любой другой, кто работал на Синка, все  они  безоговорочно
ему верили. В какой бы переплет они бы ни попали, они  были  уверены,  что
Синк обязательно их выручит.
     Я удостоверился в том, что Адлер отпил достаточно большое  количество
кофе и с ним ничего плохого не случилось, и только после этого прикоснулся
к своему стакану. Кофе был черный, очень крепкий, приправленный  приличной
дозой отменного коньяка. Первый же глоток доставил мне такое удовольствие,
что я слегка улыбнулся Адлеру.
     Адлер  улыбнулся  мне  в  ответ.  Взгляд  его   оставался   открытым,
внимательным, как будто он очень опасался  оторвать  от  меня  глаза.  Как
будто он ожидал, что я могу в любую минуту взорваться. А я все еще думал о
том, не мог ли он незаметно подсыпать что-нибудь в мой стакан.  Но  ничего
не мог придумать.
     - Вы совершили ошибку, - сообщил я ему и отпил  еще  глоток  кофе.  -
Если бы меня звали Рип-Молот или Майк-Герой, я  бы,  наверно,  бросил  все
это, как только узнал бы, что вы связаны с людьми  Синка.  Но  когда  тебя
зовут Брюс Чизборо-Младший, трудно себя заставить оставаться в стороне.
     - А следовало бы. В этом случае вы могли бы прожить куда дольше.
     Он произнес эти слова, не делая на них особого  ударения.  Загадочная
ухмылка затаилась в уголках его глаз и рта. Он все еще ждал,  что  вот-вот
что-то произойдет.
     - Могу предложить вам вот что. Вы пишите признание, а я ухожу отсюда,
никого при этом не убив. Разве это не наилучший выход?
     - Разумеется. Только в чем нужно сознаться?
     - В убийстве Моррисона.
     - Вы сами вряд ли рассчитываете на то, что я это сделаю.
     - Не без этого.
     - Я намерен удивить вас.
     Адлер встал, все так же неторопливо, и подошел к столу. Руки свои  он
держал у себя над головой, пока я не подошел к нему сзади.
     - Я напишу вам это чертово признание. И вы знаете, почему? Потому что
вы никогда так им и не воспользуетесь. Об этом позаботится Синк.
     - Если кто-нибудь сейчас войдет в дверь...
     - Знаю, знаю.
     Он начал писать. Пока он был этим  занят,  я  осмотрел  металлический
предмет, который я извлек из трупа марсианина. Он был изготовлен из белого
блестящего металла и был довольно  сложной  формы,  ничего  подобного  мне
никогда не доводилось видеть. Он  походил  на  пластмассовые  внутренности
игрушечного пистолета, наполовину расплавленные, а затем охлажденные,  так
что все детали перемешались в кучу. Я не имел ни  малейшего  понятия,  что
это  такое.  В  любом  случае,  предмет  этот  для  меня  был   совершенно
бесполезен.  Я  сумел  рассмотреть  прорези,  где  могли  внутри  предмета
размещаться спусковые кнопки или  иные  органы  управления,  но  они  были
слишком узкими для моих пальцев. Внутри можно было проникнуть пинцетом или
в крайнем случае заколкой для волос.
     Адлер протянул мне  исписанную  бумагу.  Изложил  он  все  коротко  и
недвусмысленное: мотивы, средства, точное время, когда и что делал.  Почти
все это было мне уже давно известно.
     - Вы не упомянули, что произошло с телом.
     - То же, что и с телом дона Доминго.
     - Доминго?
     - Доминго, а кого же еще? Когда прибыли фараоны, чтобы подобрать  его
на асфальте перед вашим домом, оно  исчезло.  Даже  следы  крови  исчезли.
Чудо, не так ли?
     Адлер как-то гадко оскалился. Когда же он понял, что я на  это  никак
не прореагировал, он немало этому поразился.
     - Ну так что? - спросил я у него.
     Адлер как-то неловко пожал плечами.
     - Вы уже догадались, разве не так?  Я  не  стану  писать  этого.  Это
вовлечет сюда Синка. Придется вам довольствоваться тем, что заполучили.
     - Ладно. А теперь я вас свяжу и отправлюсь к себе домой.
     Адлер был поражен. Удивление его было совершенно неподдельным.
     - И все?
     - Разумеется. Ведь это вы, а не Синк, убили моего клиента.
     Он недоверчиво ухмыльнулся, он все еще считал, что вот-вот что-нибудь
да произойдет.
     Я связал ему руки поясом от купального халата,  добытым  из  стенного
шкафа, рот заткнул носовым платком. Он все-таки не верил, что я  собираюсь
уходить. Я оставил его на кровати, погасив в комнате свет.
     Что теперь?
     Выключив свет и во второй комнате, я вернулся к окну. На газоне перед
домом был явный избыток людей и собак и слишком  много  света.  Таким  был
прямой путь наружу.
     Жизнь Адлера была у меня  в  руках.  Адлера,  который  погубил  моего
клиента. Должен ли я продолжать  преследование  Синка?  Или  лучше  просто
побыстрее убраться отсюда восвояси с нужным мне листком бумаги?
     Разумеется, убраться восвояси.
     Я стоял у окна, отыскивая места, наименее  освещенные.  Света  вокруг
дома было хоть отбавляй, но в тени от кустов и деревьев было черно, как  у
негра за пазухой. На глаза мне попалась длинная живая изгородь, освещенная
с моей  стороны.  Почему  бы  не  попытаться  укрыться  с  противоположной
стороны? Или проскользнуть вдоль теневой стороны теннисного  корта,  затем
прыжками преодолеть его в направлении к вон той,  такой  странной  на  вид
статуе...
     Дверь неожиданно отворилась, и я мгновенно обернулся.
     Прямо перед дулом моего пистолета стоял мужчина в свободной  домашней
пижаме. Он неторопливо вошел в дверь и аккуратно притворил ее за собой.
     Это  был  Синк.  Лестер  Данхэвен  Синклер  III  был  в  великолепной
физической форме, ни одного грамма ни лишнего,  ни  недостающего  веса,  с
накаченными в гимнастическом зале мускулами. Когда-то я видел  его,  всего
один раз, на публике, но тогда я  стоял  не  так  близко  от  него,  чтобы
обнаружить то, что не ускользнуло от моего взгляда сейчас,  -  его  густая
светлая шевелюра была париком.
     Он улыбнулся мне.
     - Чизборо, я не ошибся?
     - Так.
     - Что вы сделали с моим... заместителем?
     Он окинул меня взглядом с ног до головы.
     - Насколько мне представляется, он еще не покинул нас?
     - Он в спальне. Связанный.
     Я начал совершать обход вокруг него, чтобы запереть дверь, что вела в
коридор.
     Теперь до меня дошло, почему люди  Синка  относятся  к  нему,  как  к
феодальному властителю. Он вполне  того  стоил.  Он  действительно  внушал
доверие к себе. А его уверенность в себе была абсолютной. Глядя на него, я
и сам был почти готов поверить, что перед ним никто не может устоять.
     - Насколько я понял, вы оказались достаточно сообразительны, чтобы не
прикасаться к кофе. Очень жаль, - произнес Синк.
     Он  внимательно  рассматривал  мой   гиро,   пытаясь   выяснить   его
возможности, но без малейшего оттенка страха.  Я  пытался  убедить  самого
себя в том, что это чистейший блеф, но никак не  мог  этого  добиться.  Ни
один человек не мог бы блефовать с  такой  степенью  уверенности  в  себе.
Подергивание мускулов все равно быстро выдало бы его. Я начал относится  к
Синку с немалой опаской.
     - Очень жаль, - повторил он. - Каждый вечер за  последний  год  Адлер
ложился в постель, приготовив приличную  дозу  кофе  с  коньяком.  Хэндель
тоже.
     О  чем  это  он  говорит?  Кофе  не  оказало  на  меня  ни  малейшего
воздействия.
     - Вы сбились с моего следа, - сказал я.
     - Так ли? - произнес он, улыбаясь, как будто уже  одержал  надо  мною
верх, и стал смеяться отрывистым, булькающим смехом.
     Мне было странно знакомо это бульканье. Я почувствовал,  что  правила
игры снова меняются, причем меняются быстро, чтобы успевать им  следовать.
Все так же улыбаясь и продолжая ритмически булькать, Синк запустил руку  в
карман своих пижамных брюк и извлек короткоствольный автомат. Он  проделал
это, ничуть не торопясь.
     Оружие есть оружие, и как только я понял, что он  извлек  из  кармана
пижамы, я тотчас же выстрелил первым.
     Реактивная гиропуля  сжигает  свое  твердое  топливо,  пройдя  первые
восемь метров своего полета, а дальше двигается по инерции. Синк  как  раз
был на расстоянии этих восьми метров от меня. Последний язычок  хвостового
пламени пули мелькнул  уже  из  плечевого  сустава  Синка,  но  он  только
снисходительно улыбнулся, будто  оказывал  мне  любезность.  Дуло  же  его
оружия было направлено точно мне в переносицу.
     Тогда  я  выстрелил  в  сердце.  Никакого  эффекта.  Третий   выстрел
проперфорировал промежуток между его глазами. Увидев, как затягивается это
отверстие, я все понял. Синк тоже плутовал в своей игре со мною.
     Он выстрелил.
     Я от неожиданности несколько раз моргнул. С моего лба тонкой струйкой
стекала холодная жидкость, вызвав жжение в глазах,  капала  мне  на  губы.
Судя по запаху, это был чистый спирт.
     - Вы тоже марсианин, - сказал я.
     - В подобных инсинуациях нет ни  малейшей  необходимости,  -  кротким
тоном заметил Синк и выстрел снова.
     Его  оружие  оказалось  водяным  пистолетом,  пластмассовой   детской
игрушкой, выполненной как точная копия короткоствольного автомата. Я вытер
спирт со лба и переносицы и взглянул на Синка.
     - Так, - произнес Синк. - Так.
     Он поднял руку, снял со своей головы парик и бросил его на пол. Затем
то же самое он проделал со своими бровями и ресницами.
     - Ну, где же он?
     - Он сказал мне, что он... антрополог. Он солгал?
     - Разумеется, Чизборо. Именно он, а  не  вы,  был  тем,  кого  я  так
опасался. Он был  воплощение  Закона.  Он  выследил  меня  на  расстоянии,
которое вам даже не выразить в вашей системе счисления.
     Синк прислонился спиной к стене.
     - Вы даже  представить  себе  не  можете  то,  что  мои  соплеменники
называют моим преступлением. И у вас  не  было  абсолютно  никаких  причин
заботиться о его благополучии. Ведь он просто воспользовался вами.  Всякий
раз, когда он останавливал ради вас пули, он делал это  только  для  того,
чтобы заставить меня думать, будто вы - это он. Вот почему  он  помог  вам
осуществить без всякого для вас вреда полет из  окна  шестого  этажа.  Вот
почему  он  ликвидировал  тело  Доминго.  Вы  были  ширмой,   которой   он
прикрывался. Им было предусмотрено даже то, что именно вас я убью, пока он
будет тайком подкрадываться ко мне. Он уже фактически пожертвовал вами, не
испытывая при этом ни малейших угрызений совести. А теперь - где  все-таки
он?
     -  Он  мертв.  Он  ничего  не  знал  о  существовании   электрических
изгородей.
     Из коридора раздался громкий крик Хэнделя.
     - Мистер Синклер! С вами там ничего не случилось?
     - У меня здесь гость, - откликнулся Синк. - У него пистолет.
     - Что же нам делать?
     - А ничего не делайте! - решительным тоном повелел  ему  Синк,  после
чего начал смеяться, мало-помалу теряя при этом человеческие черты. Это он
так "расслаблялся". - Ни за что не поверил  бы  этому!  -  хохотал  он.  -
Выследить меня через такие необозримые  пространства  космоса  только  для
того, чтобы погибнуть на электрическом заборе!
     Смех  его  неожиданно  прекратился,  как  будто  оборвалась  лента  в
магнитофоне, что заставило меня  усомниться,  насколько  реален  был  этот
смех, и мог ли он вообще смеяться при такой странной дыхательной системе.
     - Ток, конечно же, никак не мог его убить. Должно быть, его воздушный
генератор вызвал короткое замыкание, вследствие  чего  взорвалась  батарея
питания.
     - Приправленный коньяком кофе предназначался для него, -  предположил
я. - Он сказал,  что  для  него  смертельны  некоторые  яды  органического
происхождения. Он имел в виду алкоголь.
     - Очевидно. И все, что мне удалось сделать, - это дать вам  бесплатно
выпить, - смеясь, произнес он.
     - Я оказался весьма доверчив. Я поверил всему, о чем мне рассказывали
ваши женщины.
     - Они ничего не знали.
     Этим он очень красивенько убивал двух зайцев сразу.
     - Послушайте,  Чизборо,  я  не  нанес  вам  оскорбления  каким-нибудь
неосторожным замечанием в отношении ваших норм сексуального поведения?
     - Нет. Почему это вас так трогает?
     - Тогда оставьте в покое мое.
     Ему   приходилось   обманывать   своих   так   называемых   любовниц,
прикидываться человеком. Это  было  не  трудно  -  ведь  он  мог  запросто
принимать любую, какая только ему заблагорассудится, форму.  Вот  здорово,
отметил про себя я! Синк по-настоящему стал землянином. Наверное, он очень
смеялся при этом, или во всяком случае, реагировал как-то эквивалентно.
     Синк  неторопливо  двинулся  в  моем  направлении.  Я  стал  медленно
отступать назад, все еще продолжая держать  в  руке  свой  ставший  теперь
бесполезным гиропистолет.
     - Вы понимаете, что сейчас произойдет?
     Я попробовал высказать свое предположение вслух.
     - То же, что произошло с телом  Доминго.  Со  всеми  столь  загадочно
исчезавшими телами.
     - Точно. Наша раса славится своим чудовищным аппетитом.
     Он продолжал на меня надвигаться, начисто  позабыв  о  своем  водяном
пистолете, который продолжал сжимать в правой руке. Мускулы его обвисли  и
разгладились. Теперь он был похож  на  глиняную  статую.  А  вот  рот  его
становился  все  больше  и  больше,  и  уже  показались   огромные   зубы,
заостренные с обеих сторон.
     Я выстрелил еще раз.
     Что-то с грохотом упало на пол. Синк ни на что не  обращал  внимания.
Он продолжал оседать у меня на глазах, теряя  способность  сохранить  хоть
какую-нибудь форму, не скрывая адские муки голода, которые он испытывал по
мере  приближения  ко   мне.   Из   раздробленных   пулей   остатков   его
пластмассового водяного пистолета  чистый  спирт  капал  на  то,  что  еще
недавно было его рукой, а затем стекал на пол.
     Снова раздался настойчивый стук в дверь.
     Рука Синка вся покрылась пузырями и начала закипать.  Синк  с  криком
буквально всплывал из своей пижамы. А я... я вырвался  из  цепких  объятий
силы, которая держала меня пригвожденным к полу, схватил серебреный термос
и стал лить горячий кофе с коньяком на то,  что  мучительно  корчилось  на
полу.
     Теперь все тело Синка запузырилось. Из его студенистой массы, один за
другим вываливались на ковер какие-то замысловатые механизмы.
     Дверь громко затрещала и подалась. К тому времени я уже прислонился к
стене, готовый стрелять в каждого, кто только посмотрит в мою  сторону.  В
комнату ввалился Хэндель и замер, как вкопанный.
     Вот так он и стоял на пороге. Ничего, даже картина гибели  Вселенной,
не могло бы оторвать его глаз от  этой  извивающейся,  пузырящейся  массы.
Мало-помалу масса переставала двигаться... и Хэндель  мучительно  сглотнул
слюну,  издал  сдавленный,  пронзительный  крик  и  опрометью  выбежал  из
комнаты.
     Я услышал многозначительный глухой стук, когда он столкнулся с  одним
из охранников, услышал его бессвязный лепет:
     - Не х-ходи т-туда! Н-не... о... н-н-нее...
     После  чего  он  истерически  разразился  рыданиями,  и   послышались
беспорядочные  громкие  звуки,  которыми  сопровождалось   его   поспешное
бегство.
     Я прошел в спальню и выглянул в окно. Мир был  залит  ярким  утренним
светом, внизу было все спокойно. В любом случае, там, в  общем-то,  ничего
особо страшного и не было - только люди и собаки.

                          КАК УМИРАЮТ НА МАРСЕ

     Только беспредельная жестокость могла позволить ему  вырваться  живым
из поселка. Толпа за спиной у Картера даже не пыталась охранять  марсоход,
поскольку ему понадобилось  бы  слишком  много  времени  для  того,  чтобы
провести багги через транспортный шлюз. Там его  легко  было  перехватить,
преследователи прекрасно это понимали. Часть их охраняла шлюз  в  надежде,
что он попробует им воспользоваться. Попытаться можно было, ведь  если  бы
ему удалось захлопнуть одну  дверь  прямо  перед  их  навесом  и  отворить
следующую, то его защищала бы  система  обеспечения  безопасности  все  то
время, пока он проходил бы через третью и четвертую дверь, а затем выходил
наружу. Но он решил иначе.
     На марсоходе он оказался  в  ловушке,  которую  представлял  из  себя
надувной  купол  поселка,  хотя  внутри  купола  было   достаточно   много
свободного пространства для  маневров.  Пока  что  было  возведено  меньше
половины стандартных сборных домиков. Остальная часть поселка представляла
из себя оплавленный  марсианский  песок,  на  котором  здесь  и  там  были
разбросаны штабеля стен, потолков и полов из пенопластика.  Но  в  поселке
его  все  равно  поймают.  Это  был  вопрос  времени.  Преследователи  уже
запустили второй багги.
     Они, разумеется, никак не ожидали,  что  он  направит  свой  марсоход
прямо на наружную стену. Марсоход накренился, затем снова  принял  рабочее
положение. Со всех сторон мимо него пронеслась взрывная  волна  пригодного
для дыхания воздуха, подхватила целую тучу девственного марсианского песка
и швырнула ее в разреженную, отравленную атмосферу. Обернувшись и взглянув
через плечо, Картер ухмыльнулся. Они погибнут теперь, все  до  одного.  Он
был единственным, на ком был скафандр, обеспечивающий избыточное  давление
воздуха. Через час он вернется и залатает прореху  в  стенке  купола.  Ему
придется придумать какую-нибудь  правдоподобную  историю,  когда  прибудет
следующий корабль...
     Картер нахмурился. Что это они?..
     По меньшей мере десятеро поселенцев  с  искаженными  лицами  отчаянно
барахтались возле одной из стен сборного дома. Прямо на глазах  у  Картера
они  приподняли  ее  с  оплавленного  песка,  поставили   в   вертикальное
положение, после чего отпустили. Легкую панель из пенопластика увлек поток
уходящего через прореху воздуха и прочно прижал ее к  стенке  купола,  тем
самым закрыв эту самую прореху шириной в добрых три метра.
     Картер  остановил  свои  багги,  чтобы  понаблюдать,  чем   все   это
закончится.
     Никто не погиб. Утечка воздуха практически прекратилась. Не торопясь,
методично, шеренга из поселенцев напяливала на себя свои скафандры,  после
чего люди гуськом выходили, один за другим, через шлюз для личного состава
наружу, чтобы отремонтировать купол.
     В транспортный шлюз въехал один из марсоходов.  Завелся  двигатель  и
третьего - последнего багги. Картер развернул свой марсоход и был таков.

     Максимальная скорость, которую способен развивать  марсоход  -  около
сорока километров в час. Багги перемещается  на  трех  широких  колесах  с
надувными шинами.  Препятствия,  через  которые  не  могут  переехать  эти
колеса, преодолеваются с помощью воздушной подушки,  создаваемой  выбросом
сжатого  воздуха  через  специальные  сопла,  установленные  под  кузовом.
Источником питания как приводного двигателя, так и  двигателя  компрессора
является батарея Литтона, запас энергии которой всего в десять раз  меньше
той энергии, что выделилась при самом первом взрыве атомной  бомбы  -  над
Хиросимой.
     Картер старался вести багги как можно аккуратнее, несмотря на спешку.
При нем был полный запас кислорода - двенадцать четырехчасовых баллонов  в
специальном бункере за спиною - и, кроме  того,  еще  один  дополнительный
баллон, покоившийся у  него  на  коленях.  Батарея  была  почти  полностью
заряженной. Воздух у него кончится гораздо раньше, чем  хоть  сколь-нибудь
подсядет батарея. Как только  остальные  багги  откажутся  от  дальнейшего
преследования, он некоторое время еще покружит на одном и том же месте,  а
затем вернется к куполу, пользуясь тем запасом воздуха,  что  имеется  его
дополнительном баллоне.
     Его  собственный  багги  и  те  два,   что   остались   сзади,   были
единственными транспортными средствами такого рода на всем Марсе. Он бежал
от преследователей со скоростью сорок километров в час, и точно с такой же
скоростью, его преследовали два остальных марсохода. Ближайший из  них  не
отставал он него больше, чем на полкилометра. Картер включил свою рацию  и
попал  прямо  в  середину  разговора  между  водителями  двух  багги,  что
следовали за ним, и поселком.
     "...Не можем разрешить этого. Один из вас обязан тотчас же вернуться.
Мы можем себе позволить потерять два багги, но только не все три".  -  Это
говорил Шют, руководитель исследовательской группы и единственный  военный
среди обитателей поселка.
     Следующий услышанный  Картером  голос  принадлежал  биохимику  Руфусу
Дулитлу. Это было раздраженное  рычание:  "Так  как  же  нам  поступить  -
бросить монету что ли?"
     "Разрешите остаться мне, - раздался третий, звучавший очень жестоко и
непреклонно, голос. - Я имею на это полное  право".  Картер  почувствовал,
что затылок его покрылся холодным потом.
     "О'кей, Альф. Желаю удачи, - произнес Руфус.  -  Приятной  охоты",  -
зловещим  тоном  добавил  он,  как  будто  догадался  о  том,  что  Картер
подслушивает.
     "Ваше дело - получше отремонтировать купол. А я уж позабочусь о  том,
чтобы Картер не вернулся".
     Сзади  Картера  отставший  сильнее  багги  описал  широкую   дугу   и
направился к поселку. Второй продолжал двигаться прежним курсом.  Вел  его
лингвист, Альф Хэрнесс.

     Большинство из двенадцати человек, оставшихся  в  куполе,  занимались
заделыванием трехметрового разрыва,  пользуясь  специальными  горелками  и
листами пластика. Работа эта требовала много времени, но  была  нетрудной,
ибо, по распоряжению Шюта, из купола был выпущен весь  воздух.  Прозрачный
пластик опал многочисленными складками на сборные домики, образовав как бы
ряд соединенных друг с другом палаток.  Перемещаться  с  одного  места  на
другое под опавшим пластиком не составляло особого труда.
     Старший лейтенант Майкл Шют  понаблюдал  за  тем,  как  работают  его
подчиненные и решил, что им полностью удалось овладеть положением. Поэтому
от оставил ремонтников, шагая при этом, как солдат на параде,  и  стараясь
насколько возможно поменьше под опавшими складками купола. Остановился  он
рядом с Гендетом и стал наблюдать за тем, как  тот  настраивает  воздушный
генератор. Гендет заметил его и, не поднимая головы, произнес:
     -  Командир,  почему  вы  разрешили  Альфу  преследовать  Картера   в
одиночку?
     Шют не обратил внимания на такое панибратское обращение инженера.
     - Мы не можем себе позволить потерять оба трактора.
     - Почему бы просто не выставить часовых на двое суток?
     - И что делать, если Картеру удастся  прорваться  сквозь  охрану?  Он
явно намерен вывести из строя купол. И хочет поймать нас в  такой  момент,
когда на нас не будет ничего другого кроме кальсон. Даже если  кому-нибудь
из нас и посчастливится нацепить скафандры, мы  вряд  ли  сумеем  еще  раз
заделать прореху в куполе.
     Гендет машинально поднял руку, чтобы почесать свою короткую  бородку,
однако кончики его пальцев наткнулись на пластик гермошлема, что привело к
появлению откровенной досады на его лице.
     - Пожалуй, тут вы правы. Я в состоянии  наполнить  купол  воздухом  в
любое время, как только вы будете готовы к этому, но  воздушный  генератор
при этом совсем  опустеет.  Мы  окажемся  без  всякого  запаса  воздуха  в
баллонах к тому времени, когда ребята заштопают эту дыру. Еще одна прореха
окажется нам не по зубам.
     Шют кивнул и отвернулся. Воздух, которым можно было бы пользоваться -
тонны азота и кислорода - находился снаружи, но он был в виде газообразной
двуокиси азота. Воздушный генератор  был  способен  перерабатывать  его  в
пригодный для дыхания воздух в три раза быстрее, чем его  расходовали  для
дыхания люди. Но если Картер порвет купол еще  раз,  даже  такая  скорость
переработки окажется убийственно медленной.
     Только Картеру это ни за что не удастся.  Альф  об  этом  обязательно
позаботится.
     Аварийную ситуацию, кажется, удалось ликвидировать, во всяком случае,
на этот раз. И поэтому у старшего лейтенанта  Шюта  появилась  возможность
поразмышлять над теми скрытыми причинами, что привели к ее возникновению.

     Его рапорт о неблагополучной обстановке в  поселке  был  написан  еще
месяц тому назад. С тех пор Шют несколько раз перечитывал его, он  казался
полным и точным, и все же его не покидало  ощущение,  что  можно  было  бы
написать  и  получше.  Ему  следовало  изложить  свои  доводы  еще   более
убедительно. Вопрос был настолько щекотлив,  что  поднять  его  ему  могут
позволить лишь единожды, иначе его карьера закончится, а голоса его больше
никто уже не станет слушать.
     Казенс когда-то опубликовал кое-что на эту тему и даже получил за это
гонорар, но для него это был всего лишь эпизод его литературной жизни. Он,
пожалуй,  смог  бы  помочь.  Но  Шюту  очень  не  хотелось  впутывать  еще
кого-нибудь в затею, которая была равнозначна его персональному бунту.
     И все же теперь ему все равно придется переписать рапорт заново, или,
по крайней мере, дополнить его. Лью Хэрнесса уже не было в живых,  он  был
убит. Через двое суток не станет в живых и Джона Картера.  И  за  все  это
ответственен был он, Майкл Шют. В самом прямом смысле.
     Но с принятием  окончательного  решения  можно  было  и  не  спешить.
Пройдет целый месяц прежде, чем Земля  окажется  в  пределах  досягаемости
передающей станции размещенного в куполе поселка.

     Большинство  астероидов  движутся  в  пространстве  между  Марсом   и
Юпитером, однако не так уж редки случаи их столкновения с  одной  из  этих
планет. Астероидными кратерами испещрена вся поверхность Марса. Есть среди
них  и  древние,  подвергшиеся  длительному  воздействию  эрозии,  есть  и
новенькие с иголочки, с острыми, зазубренными краями; есть  большие,  есть
малые; есть  неправильной  формы,  есть  идеально  круглые.  Поселок-купол
находился  в  центре  огромного,  сравнительно   недавно   образовавшегося
диаметром в шесть километров - гигантской,  небрежно  отлитой  пепельницы,
зарывшейся в красноватый песок.
     Багги  быстро  мчались  по  растрескавшейся  стеклообразной  равнине,
избегая то и дело попадавшихся у них на пути вздыбленных вертикально скал,
поднимаясь постепенно в гору к гряде, опоясывавшей  кратер.  Расположенное
точно в зените крохотное, но яркое, как  хорошо  отшлифованный  бриллиант,
солнце со всех сторон было окружено кроваво-красным небом.
     Альф неотступно следовал за Картером. Они пересекли гряду скал вокруг
кратера и начали спускаться, расстояние между ними почти не менялось. Судя
по всему, погоня обещала быть продолжительной.
     Вот теперь-то и наступило самое время  для  раскаянья,  если  таковое
должно было наступить. Но Картер был уверен, что ему нечего стыдиться. Лью
Хэрнессу просто необходимо было умереть, это было неизбежно, поскольку  он
сам напрашивался на то, чтобы умереть. И Картер был ошарашен той  яростной
реакцией, которую спровоцировала его смерть. Неужто все они шли по той  же
дороге, что и Лью? Едва ли. Если бы он остался и все толком объяснил...
     Нет, они разорвали бы его на куски! Этот волчий оскал на  лицах,  эти
раздувшиеся ноздри!
     А теперь его преследует всего лишь один человек. Но этот человек  был
родным братом Лью.
     Вот уже и гряда скал,  кольцом  опоясывающая  кратер.  Картер  сбавил
скорость, как только прошел перевал, понимая, что  спускаться  будет  куда
сложнее, чем подниматься. В этот момент в десяти метрах от  него  одна  из
скал вспыхнула ярко-белым факелом.
     Альф прихватил с собой ракетницу!
     Картер с трудом подавил в себе страстное желание выбраться из багги и
притаиться среди скал. Марсоход в эту секунду  его  замешательства  нырнул
вниз, и Картер вынужден был выбросить из головы все  нахлынувшие  на  него
ужасы, чтобы не дать машине опрокинуться.
     Множество мелких камней вокруг кольца кратера  еще  больше  замедлили
дальнейшее продвижение. Картер развернул багги  в  направлении  ближайшего
пологого песчаного склона. Как только  он  достиг  его,  на  высшей  точке
перевала показался Альф, менее, чем  в  полукилометре  сзади.  Его  силуэт
задрожал на фоне красного неба, и  теперь  уже  в  самой  непосредственной
близости от Картера взорвалась еще одна ослепительно яркая ракета.
     Но Картер уже шел по прямой, быстро  катаясь  по  пологому  песчаному
склону.
     - Прогулка обещает быть долгой,  Джек,  -  раздался  по  радио  голос
Альфа.
     Картер переключил на передачу.
     - Верно. Сколько еще ракет у тебя осталось?
     - Не беспокойся - достаточно.
     - А я и не беспокоюсь. Расшвыривайся ими на  здоровье,  сколько  тебе
хочется.
     Альф ничего не ответил. Картер решил оставаться на той же радиоволне,
понимая, что в конце концов Альф обязательно заговорит с человеком,  убить
которого испытывает такую настоятельную потребность.
     Кратер, до сих пор служивший им домом,  остался  позади  и  исчез  из
виду. Перед следующими друг за  другом  двумя  багги  простиралась  ровная
пустыня, которой, казалось, не было  ни  конца,  ни  края;  песок  как  бы
струился  под  огромными  колесами  и  застывал  сзади.  Выгнутые  плавным
полумесяцем дюны создавали сложный орнамент поверхности песчаной  пустыни,
но препятствия для багги  не  представляли.  Когда-то  здесь  был  колодец
марсиан. Он стоял один-одинешенек среди песков цилиндрическая  конструкция
высотой чуть более двух метров и окружностью в три метра,  стенки  которой
были выложены ромбовидными блоками с примесью крупных алмазов. Именно  эти
колодцы и косые надписи, на высеченные на некоторых блоках, так называемых
"блоках с посвящением", и были главной  причиной  организации  поселка  на
Марсе. Поскольку единственным из когда-либо найденных марсиан -  оказалась
мумия, возраст которой исчислялся многими столетиями и которая разрушилась
при первом же контакте  с  водой,  появилось  предположение,  что  колодцы
служили местами захоронений. Но абсолютной уверенности в этом не было.  На
Марсе ни в чем нельзя было быть абсолютно уверенным.
     Радио продолжало хранить  ставшее  тягостным  молчание.  Час  шел  за
часом, солнце соскользнуло к далекому красному горизонту,  а  Альф  больше
так и не пытался заговорить. Как будто  ему  больше  нечего  было  сказать
Джеку Картеру. Но ведь это не так: Альфу нужно еще как-то  оправдать  свои
действия!
     И тогда Картер произнес, тяжело вздохнув:
     - Ты не сможешь поймать меня, Альф.
     - Да, но  я  могу  оставаться  позади  тебя  столько,  сколько  сочту
необходимым.
     - Ты можешь оставаться сзади меня лишь двадцать четыре часа.  У  тебя
запас воздуха на сорок восемь  часов.  Я  не  верю,  что  ты  способен  на
самоубийство только ради того, чтобы расквитаться со мною.
     - Не рассчитывай на это. Но в этом  нет  ни  малейшей  необходимости.
Завтра в полдень ты уже будешь гнаться за мною. Тебе  нужен  будет  воздух
для дыхания, как и мне самому.
     - Вот, смотри, - сказал Картер.
     Баллон с кислородом, покоившийся у него  на  коленях,  был  пуст.  Он
перебросил его через борт и теперь смотрел, как он катится вниз по склону.
     - У меня один баллон сверх  комплекта,  -  сообщил  он  и  улыбнулся,
настолько приятно было ему сбросить с плеч так тяготивший  его  груз  этой
маленькой хитрости.
     - Я смогу прожить на четыре часа дольше,  чем  ты.  Хочешь  повернуть
назад, Альф?
     - Нет.
     - Он не стоит этого, Альф. Ведь он ничего  из  себя  не  представлял,
этот гомик.
     - И только из-за этого он должен был умереть?
     - Да, должен был, после того, как этот сукин сын стал делать закидоны
в мою сторону. А может быть, ты и сам чуток такой же?
     - Нет. И Лью тоже не был "синяком", пока не  оказался  здесь.  Просто
начальству следовало бы посылать сюда половину мужчин, половину женщин.
     - Аминь.
     - Видишь ли, многих людей слегка  подташнивает  от  гомосексуалистов.
Меня в том числе, и мне было очень больно видеть, что  такое  случилось  с
Лью. Но есть только один тип людей, которые готовы наброситься  на  них  с
кулаками и вышибить из них дух вон.
     Картер нахмурился.
     - Лейтенанты скрытные. Парни, которые опасаются того, что могут  сами
стать гомиками, если дать им  такую  возможность.  Они  терпеть  не  могут
гомиков, потому что те являются для них искушением.
     - Ты сейчас всего лишь отвечаешь любезностью на любезность.
     - Может быть.
     - Так или иначе, но в поселке по горло было проблем  и  без...  того,
что у нас творилось. Могло быть поставлено под угрозу осуществление  всего
проекта из-за кого-нибудь вроде твоего братца.
     - И дело приняло настолько  серьезный  оборот,  что  у  нас  возникла
необходимость в штатных убийцах?
     "Дело действительно было очень серьезным на этот раз.
     Неожиданно до Картера дошло, что он незаметно для  самого  себя  стал
собственным адвокатом в воображаемом суде.  Если  ему  удастся  втолковать
Альфу, что его не следует  подвергать  смертной  казни  за  содеянное,  он
сумеет убедить и всех остальных. Если же он не преуспеет в этом, - что  ж,
в таком случае ему придется уничтожить купол или умереть  самому.  Поэтому
он продолжал, вкладывая в свои слова максимум убедительности.
     - Понимаешь, Альф, у поселка существует две цели. Первая -  выяснить,
в состоянии ли человек жить в такой окружающей среде. Вторая - вступить  в
контакт  с  марсианами.   Сейчас  нас  в  поселке  всего  лишь  пятнадцать
человек...
     - Двенадцать. Тринадцать станет только мосле моего возвращения.
     - Четырнадцать, если мы вернемся вместе. Так вот.  Каждый  из  нас  в
большей или меньшей степени необходим для функционирования поселка. Но вот
я нужен для осуществления обеих этих целей. Я по профессии эколог, Альф. В
мои обязанности входит не только предотвращать гибель поселка  из-за  того
или иного нарушения экологического  равновесия,  но  и  выяснить,  как  же
все-таки живут марсиане в такой малопригодной для  жизни  среде,  чем  они
дышат, чем питаются, какова  взаимозависимость  различных  форм  жизни  на
Марсе. Понятно?
     - Еще бы. А что же тогда можно сказать в отношении Лью? Насколько  он
был необходим?
     - Мы вполне можем обойтись и без него. Он был всего лишь радистом. По
меньшей мере двое  из  участников  этой  экспедиции  получили  достаточную
подготовку, чтобы справиться с поддержанием связи.
     - Ты меня просто осчастливил своим откровением. А  нельзя  ли  то  же
самое сказать и о тебе самом?
     Тут Картер задумался.  Мозг  его  лихорадочно  работал.  Да,  Гендет,
например, в состоянии при самой небольшой поддержке со  стороны  остальных
обеспечить нормальную эксплуатацию систем жизнеобеспечения поселка. Но...
     С марсианской экологией шутки плохи. Это тебе не...
     - Нет никакой особой марсианской экологии.  Джек,  разве  кому-нибудь
удалось найти другие следы хоть какой-нибудь жизни на Марсе, кроме той, по
внешнему  виду  напоминающей  человека   мумию?   Ты   не   можешь   вести
экологические исследования, не располагая хоть какими-нибудь  фактами,  на
основании которых можно делать свои дедуктивные умозаключения. Тебе просто
нечего здесь исследовать. Так какой же тогда от тебя здесь прок?
     Картер продолжал говорить. Он приводил все новые и новые аргументы, а
тем временем солнце утонуло в  пучине  песчаного  моря,  и  мгновенно  все
вокруг погрузилось в  непроглядную  тьму.  Он  понимал  всю  бесполезность
нынешнего своего красноречия. Рассудок Альфа был сейчас наглухо закрыт для
него.
     К  заходу  солнца  купол  был  уже  натянут   снова,   и   мучительно
пронзительный вой,  которым  сопровождалось  заполнение  купола  воздухом,
пригодным  для  дыхания,  сменился  последними  усталыми  вздохами   сопел
воздушного генератора. Старший лейтенант Шют расстегнул зажимы у  себя  на
плечах и поднял гермошлем, оставаясь тем не менее начеку, чтобы  мгновенно
захлопнуть его снова, если воздух окажется слишком разреженным. Но  воздух
был уже в норме. Он отложил шлем в  сторону  и  просигналил  своим  людям,
внимательно следившим за его действиями, поднятием двух больших пальцев.
     Ритуал есть ритуал. Эти двенадцать человек  прекрасно  понимали,  что
воздух уже вполне пригоден для дыхания, но они очень серьезно относятся  к
установившимся обычаям, и наиболее свято соблюдавшимся ритуалом здесь было
именно  то,  что  старший  по  должности  руководитель  застегивает   свой
гермошлем последним, а  разгерметизацию  производит  первым.  Люди  быстро
поснимали  свои  скафандры  и  приступили  к  выполнению   обычных   своих
обязанностей. Некоторые  из  них  прошли  на  кухню,  чтобы  ликвидировать
беспорядок  после  вакуумирования  и  дать  возможность   Харли   заняться
приготовлением обеда.
     Шют остановил проходившее мимо Ли Казенса.
     - Ли, можно отвлечь вас на пару минут?
     - Разумеется, Старший.
     Шют давно уже стал "старшим" для всех обитателей поселка.
     - Мне нужна ваша помощь в качестве литератора,  -  сказал  Шют.  -  Я
собираюсь послать  весьма  сложный  рапорт  тогда,  когда  мы  окажемся  в
пределах досягаемости Земли, и мне хочется, чтобы он  был,  насколько  это
возможно, поубедительнее.
     - Прекрасно. Дайте мне поглядеть на него.
     Включились десять уличных фонарей, разогнав тьму, которая  неожиданно
пала на поселок. Шют вместе с Казенсом прошел в свой персональный  сборный
домик, открыл сейф и передал Казенсу рукопись. Казенс приподнял ее, как бы
взвешивая.
     - Солидно, - сказал он. - Неплохо было бы подсократить.
     - Ради Бога, все, что вы сочтете необходимым!
     - Держу пари, что смогу это сделать.
     Казенс ухмыльнулся, затем опустился на койку и начал читать.  Десятью
минутами позже он спросил:
     - И каков же процент гомосексуалистов среди личного состава Флота?
     - Не имею ни малейшего представления.
     - В таком случае ваш рапорт не  может  быть  достаточно  убедительным
свидетельством важности проблемы. Ведь до сих пор на поднималась разве что
в шуточных куплетах.
     - Вы правы.
     Чуть позже Казенс вспомнил:
     - Во многих школах в Англии практикуется совместное обучение. И таких
школ с каждым годом становится все больше.
     - Я знаю.  Но  нынешняя  проблема  актуальна  среди  мужчин,  которые
обучались в школах только для мальчиков, когда они были гораздо моложе.
     -  Тогда  нужно  изложить  эти  соображения  в  более  доступной  для
понимания форме. Кстати, у вас самого в старших  классах  было  совместное
обучение?
     - Нет.
     - А "синие" были?
     - Несколько. По меньшей  мере  по  одному  в  каждом  классе.  Ребята
постарше имели обыкновение наказывать с помощью гребных весел тех, на кого
падали подозрения.
     - И это помогало?
     - Нет. Конечно же, нет.
     - Итак, активизация  гомосексуального  поведения  наблюдается  в  тех
обществах,  где  налицо  три  основных  условия:  достаточное   количество
свободного времени, отсутствие  женщин  и  строго  соблюдаемый  распорядок
приема пищи.
     - Я знаю.
     - И что в нем самое худшее - так это ваша угроза передать  изложенные
в нем соображения в газеты. Будь я на вашем месте, я бы исключил  подобную
угрозу из рапорта.
     - Будь на моем месте, вы бы вообще этого не сделали, - сказал Шют.  -
Каждый, кому приходится иметь дело с высшим военным начальством, прекрасно
понимает,  как  сильно  оно  дрожит  за  свою   собственную   шкуру.   Оно
предпочитает подвергать нас  любому  риску,  чем  подвергнуть  себя  риску
навлечь гнев  разъяренной  общественности.  Только  в  Соединенных  Штатах
имеются сотни различных Лиг Благопристойности. Не знаю, может  быть,  даже
тысячи. И все они набросятся на правительство, как  гарпии,  стоит  только
кому-то из руководства попытаться послать смешанный  экипаж  на  Марс  или
куда-нибудь еще в космос. Единственный способ, с помощью которого  у  меня
есть возможность заставить правительство  хоть  что-нибудь  предпринять  в
этом направлении, это  поставить  его  перед  лицом  еще  более  серьезной
угрозы.
     - Считайте, что вы победили. Это в самом деле более серьезная угроза.
     - По вашему мнению, здесь есть еще что-нибудь лишнее, что можно  было
бы выбросить?
     - О, чертовски много. Я пройдусь еще раз по вашему рапорту с  красным
карандашом в руке. Вы употребляете слишком много длинных и мудреных слов и
злоупотребляете обобщениями. И еще - вам  нужно  привести  примеры,  иначе
рапорт будет лишен должной убедительности.
     - Я в таком случае погублю репутацию нескольких человек.
     - Тут уж ничего не поделаешь. Нам крайне нужно обзавестись  женщинами
на Марсе, и притом совершенно безотлагательно. Раф и Тимми  уже  внутренне
готовы к тому, чтобы буквально оплевать друг друга с ног  до  головы.  Раф
считает, что это он стал  причиной  смерти  Лью,  оставив  его.  Тимми  же
непрестанно отпускает колкости в его адрес.
     - Ладно, - вынужден был согласиться Шют и встал со своего места.
     Все то время, пока они  обсуждали  его  рапорт,  он  сидел,  выпрямив
спину, как будто проглотил палку.
     - Багги все еще в радиусе действия нашей рации? - сменил он тему.
     - Они нас услышать не могут, но мы  можем  слушать  переговоры  между
ними - чувствительность стационарной рации намного выше. Сейчас возле  нее
дежурит Тимми.
     - Прекрасно. Я велю ему оставаться на связи, покуда они  не  окажутся
вне радиуса слышимости. Как там у нас с обедом?

     Как только село Солнце, на небе появился Фобос, он  казался  размытой
формы полумесяцем из беспорядочно разбросанных движущихся световых  точек.
По мере своего подъема он становился все ярче, в течение нескольких  часов
пройдя все возможные лунные фазы. Затем он поднялся настолько высоко,  что
увидеть его можно было только задрав голову. Картеру же было не до того  -
ему нужно было не  спускать  глаз  с  треугольника  пустыни,  высвеченного
фарами его марсохода. Лучи фар были бесцветны, но для адаптировавшегося  к
Марсу зрения Картера они окрашивали все в ярко-голубой цвет.
     Он неплохо выбрал свой курс. Пустыня  впереди  него  была  совершенно
ровной на добрую тысячу километров. Здесь не приходилось опасаться утесов,
которые могут неожиданно возникнуть прямо перед марсоходом,  заставив  его
совершать прыжки с помощью хвостовых ракет, а после такого  прыжка  вполне
можно очутиться в ловушке, потеряв из виду Альфа, который, затаившись  под
утесом,  затем  сможет  неожиданно  на  него  напасть.   Альфу   предстоит
поворачивать назад завтра, когда Солнце будет находиться в зените,  и  вот
тогда-то Картер и одержит над ним верх.
     Ибо Альф повернет  назад,  к  куполу.  А  Картер  сможет  еще  дальше
углубиться в пустыню. Когда же Альф исчезнет за горизонтом и  будет  не  в
состоянии следить за маневрами Картера, тот повернет направо  или  налево,
пройдет так примерно с час,  а  затем  последует  за  Альфом  параллельным
курсом. Он будет в пределах видимости из купола на час позже после  Альфа,
имея в запасе три часа на обдумывание плана действий.
     Затем наступит самое трудное. Определенно кто-то будет нести  охрану.
Картеру нужно будет прорваться через охрану - которая может быть вооружена
ракетницей, - раскупорить  купол  и  каким-то  образом  завладеть  запасом
кислородных баллонов. Разгерметизация купола, по всей вероятности, погубит
всех, кто будет находиться внутри, но обязательно еще останется кто-нибудь
снаружи, облаченный в скафандр, и таких может  быть  оказаться  несколько.
Ему придется загрузить частью кислородных баллонов свой  багги  и  открыть
вентили остальных до того, как кто-нибудь еще успеет до них добраться.
     Что его больше всего беспокоило,  так  это  возможность  попасть  под
огонь ракетницы перед прорывом купола. Но, может быть, ему удастся  просто
прицелиться получше и осуществить прорыв одним, точно  выверенным  броском
багги. Об этом он подумает позже, сообразуясь с обстоятельствами.
     Веки его налились тяжестью,  руки  занемели.  Но  он  не  осмеливался
снизить скорость, заставлял себя бодрствовать.
     Несколько раз он серьезно прикидывал, а не раздавить ли  радиомаячок,
смонтированный в его скафандре? Непрерывно передаваемый прерывистый сигнал
этой штуковины может помочь Альфу отыскать его в любое  время,  когда  ему
захочется. Но Альф и так может его  найти  без  особого  труда.  Его  фары
неотступно следовали за Картером, не приближаясь, но и  не  отставая.  Вот
если бы ему удалось  выйти  за  пределы  видимости  Альфа,  можно  было  и
разделаться с маячком. А пока лучше подождать.
     Звезды догорали над черным горизонтом в западной части неба, снова на
небе взошел Фобос, на сей раз он был куда ярче, однако снова очень  быстро
так  высоко  поднялся  над  головой,  что  потерялся  из   виду.   А   над
треугольником, постоянно высвечиваемым фарами  Картера,  показался  теперь
Деймос.
     Затем неожиданно наступил день. Звезды все еще  продолжали  сиять  на
черно-красном небе. Впереди  лежал  кратер  -  стеклянное  блюдце  посреди
пустыни - не слишком большой, так что объехать его не  составляло  особого
труда. Картер свернул налево. Багги позади него тоже повернул.
     Картер отсосал немного воды и питательного раствора из сосков у  себя
в  гермошлеме  и  снова  сосредоточил  все  свое  внимание  на  управлении
марсоходом. Но глаза,  казалось,  были  уже  как  бы  обсыпаны  мельчайшим
марсианским песком.
     - Доброе утро, - раздался вдруг голос.
     - Доброе. Хорошо выспался?
     - Не очень. Проспал всего лишь шесть часов, да и то урывками.  Я  все
время беспокоился о том, чтобы ты не повернул неожиданно и не оторвался от
меня.
     Картера бросило сначала в жар, затем в холод. И только после этого до
него дошло, что Альф подтрунивает над ним. Он, разумеется, спал ничуть  не
больше, чем сам Картер.
     - Ну-ка погляди направо от себя, - предложил Альф.
     Справа от них высилась стена кратера. И - Картер посмотрел  еще  раз,
чтобы удостовериться, что это ему не  привиделось,  -  над  ней,  на  фоне
красного неба виднелся силуэт, очень напоминающий  человеческий.  В  одной
руке это существо держало что-то тонкое и длинное.
     - Марсианин, - тихо произнес Картер.
     Нисколько не колеблясь, он развернул свой багги, чтобы взобраться  на
стену. Впереди него, с промежутком в секунду, взорвались две ракеты, и  он
лихорадочно повернул штурвал до отказа влево.
     - Черт побери, Альф! Да ведь это же МАРСИАНИН! Нам  непременно  нужно
догнать его!
     Силуэт исчез. Можно  было  не  сомневаться,  что  марсианин  пустился
наутек, спасая свою жизнь, как только увидал ракеты.
     Альф ничего не ответил. И Картер поехал  дальше,  огибая  кратер,  но
убийственная ярость все больше овладевала им.

     Было одиннадцать  часов.  Над  западной  частью  горизонта  поднялись
вершины гряды холмов.
     - Меня прямо-таки распирает любопытство,  -  признался  Альф,  -  мне
очень хочется узнать, что бы ты сказал этому марсианину?
     Голос Картера звучал натянуто и резко.
     - А какое это имеет значение?
     - Ну, максимум того, что  ты  в  состоянии  был  бы  сделать,  -  это
насмерть перепугать его. Ведь когда мы все-таки войдем с ними  в  контакт,
нам придется все делать только в строгом  соответствии  с  первоначальными
планами.
     Картер заскрежетал зубами. Даже если бы  не  было  этого  несчастного
случая, завершившегося  гибелью  Лью  Хэрнесса,  невозможно  было  заранее
предугадать, сколько времени уйдет на осуществление плана  по  составлению
необходимого для переводов словаря. А план этот включал в себя три  этапа:
пересылка фотографий с надписями на стенах колодцев-крематориев на  Землю,
где мощные компьютеры могли бы перевести их  на  понятный  землянам  язык;
составление  посланий  на  их  языке,  которые  можно  было  бы   оставить
поблизости от колодцев, где их могли бы найти марсиане; а затем - ожидание
того момента, когда марсиане сделают встречный шаг.  Но  не  было  никакой
уверенности в том, что надписи на колодцах произведены на одном  языке,  а
не на нескольких, как и в том, что даже если язык и был одним и тем же, то
он не претерпел  существенных  изменений  за  тысячи  лет,  и  современные
марсиане способны читать надписи, сделанные  их  собственными,  но  такими
теперь  далекими  предками.  Не  было  также  причин  считать  само  собой
разумеющимся, что марсиан сколько-нибудь интересуют  существа,  живущие  в
надувном баллоне, независимо от того, умеют ли эти непрошеные гости писать
на родном языке марсиан.
     Интересная мысль...
     - Альф, ты ведь лингвист, - произнес в микрофон Картер.
     Ответа не последовало.
     - Альф, мы с тобою говорили о том,  нуждается  ли  поселок  в  Лью  и
нуждается ли он во мне. А что можно сказать о тебе? Без тебя нам никогда и
ни за что не перевести надписи на стенках колодцев.
     -  Я  так  не  думаю.  Большую  часть   работы   сделают   компьютеры
Калифорнийского технологического, и вдобавок к этому я  оставил  все  свои
записи. А почему ты спрашиваешь?
     - Если ты и дальше будешь меня преследовать, то вынудишь  меня  пойти
на еще одно убийство. Может ли поселок позволить себе потерять тебя?
     - Тебе этого не сделать. Но у меня есть другое  деловое  предложение,
если  ты  не  возражаешь.  Сейчас  одиннадцать.  Передай  мне  два   твоих
кислородных баллона, и мы пустимся в обратный  путь.  Остановимся  в  двух
часах езды от поселка, ты выйдешь из своего багги и оставшуюся часть  пути
поедешь связанным в грузовом бункере. После  этого  ты  сможешь  предстать
перед судом?
     - Ты думаешь, меня простят?
     - Вряд ли - после того, как ты порвал  купол  при  своем  бегстве  из
поселка. Это было грубейшим промахом с твоей стороны, Джек.
     - Почему бы тебе не взять у меня только один баллон?
     Если Альф клюнет на это предложение,  то  Картер  будет  возвращаться
имея в запасе лишние два часа. Теперь он уже совершенно отчетливо понимал,
что ему придется разрушить купол. У него не было иного выбора. Вот  только
Альф будет чуть сзади от него со своей ракетной пушкой...
     - Предложение  отвергается,  Джек.  Я  не  буду  себя  чувствовать  в
безопасности, не имея уверенности в том, что у тебя закончится  воздух  за
два часа до момента нашего возвращения в поселок. А ты ведь хочешь,  чтобы
я был в безопасности, разве не так?
     Лучше было бы, если бы все  было  наоборот!  Пусть  Альф  развернется
через час. Пусть Альф будет в поселке, когда Картер  вернется,  чтобы  его
уничтожить.

     - Альф с ним не договорился, - сообщил Тимми, сгорбившийся над рацией
и  придерживавший  обеими  руками  наушники,  напряженно  прислушиваясь  к
голосам, которые то и дело пропадали на таком большом удалении от приемной
антенны.
     - Он что-то замышляет, - с тревогой в голосе предположил Гендет.
     - Естественно, - согласился Шют. -  Он  хочет  оторваться  от  Альфа,
вернуться к поселку и уничтожить его. На что ему еще надеяться?
     - Но ведь он тоже погибнет, - сказал Тимми.
     - Совсем не обязательно.  Если  он  поубивает  всех  нас,  он  сможет
заделать  прореху  в  куполе,  пользуясь  оставленными  нами  кислородными
баллонами. Как мне кажется, он вполне может поддержать купол в  достаточно
приличном  состоянии,  чтобы   обеспечивать   жизнь   одного-единственного
человека в нем.
     - Боже ты мой! Так что же нам делать?
     - Успокойся, Тимми. Расчет несложный.  -  Слова  старшего  лейтенанта
Шюта звучали уверенно, даже нарочито небрежно, ибо ему совсем не хотелось,
чтобы Тимми впал в панику. - Если Альф поворачивает назад  в  полдень,  то
Картер не сможет добраться сюда раньше середины завтрашнего дня. К четырем
часам пополудни у него заканчивается воздух. Нам придется всем попотеть  в
скафандрах в течение четырех часов.
     Внутренне же он весьма сомневался в том, успеют ли двенадцать человек
заделать даже совсем небольшую прореху до  того,  как  израсходуется  весь
запас воздуха. Баллоны придется  менять  каждые  двадцать  минут...  такое
испытание не легко будет выдержать.

     - Без пяти минут двенадцать, - напомнил Картер. - Поворачивай  назад,
Альф. Когда ты вернешься домой, у тебя останется всего лишь десять минут в
запасе.
     Лингвист сдавленно рассмеялся. В четырехстах метрах сзади синяя точка
его багги не шевелилась.
     - Тебе не обмануть арифметику, Альф. Поворачивай назад.
     - Слишком поздно.
     - Поздно станет через пять минут.
     - Я пустился в путь, не имея полного комплекта кислородных  баллонов.
Мне следовало повернуть назад два часа тому назад.
     Картеру пришлось намочить губы  из  водяного  соска  прежде,  чем  он
оказался в состоянии ответить.
     - Ты лжешь. Ты хоть когда-нибудь перестанешь меня  кусать?  Так  вот,
прекрати сейчас же!
     Альф рассмеялся.
     - Смотри, как я поворачиваю назад.
     Его багги снова двинулось вперед.
     Был  уже  полдень,  а  погоня  все   продолжалась.   Два   марсохода,
разделенные расстоянием в полкилометра, продолжали упорно двигаться вперед
по оранжевой  пустыне  со  скоростью  сорок  километров  в  час.  Выгнутые
полумесяцем дюны медленно проплывали  мимо,  столь  же  однообразные,  как
океанские волны. Северную часть небосвода на какое-то мгновенье прочертила
ярко-голубая вспышка сгоревшего в разреженной атмосфере метеорита. Холмы в
этой местности были несколько выше, чем раньше, здесь и  там  торчащие  из
песка  обветренные  скалы  напоминали  погруженных  в   сон   экзотических
животных. Крохотное Солнце ослепительно ярко горело  в  красноватом  небе,
которое там,  где  смыкалось  с  горизонтом,  было  гораздо  темнее  из-за
увеличения толщины слоя атмосферы, и принимало густо-багровый цвет.
     В самом ли деле в полдень началась эта погоня? Точно  в  полдень?  Во
всяком  случае,  часы  показывали  уже  двенадцать  тридцать,  и  он   был
совершенно уверен в том, что с поворотом Альф опоздал.
     Альф обрек самого себя на верную гибель - чтобы сгубить Картера!
     Но он этого ни за что не допустил бы.
     - Великие умы мыслят одинаково, - сказал Картер.
     - В самом деле? - голос Альфа был такой, как будто ничего  особенного
не случилось - или как будто все это было для него совершенно безразлично.
     - Ты прихватил с собою лишний баллон! Так же, как и я.
     - Нет, Джек, не прихватил.
     - Непременно должен был прихватить. Я нисколько не сомневаюсь в  том,
что ты не относишься к типу людей, способных на самоубийство. Ладно, Альф,
сдаюсь. Давай возвращаться.
     - Ни за что.
     - У нас еще останется три часа для  того,  чтобы  погоняться  за  тем
марсианином.
     Позади багги мелькнула вспышка взрыва. Картер тяжело вздохнул. В  два
часа оба багги повернут назад и направятся к поселку, где Картера, по всей
вероятности, предадут смертной казни.
     А что будет, если я поверну прямо сейчас? - подумалось Картеру.
     Легкая смерть. Альф пристрелит меня из своей ракетницы.
     Но ведь он может и промахнуться. Если же я вернусь вместе с  ним,  то
погибну наверняка.
     Картер вспотел и выругался про  себя,  но  заставить  себя  повернуть
назад прямо сейчас он никак не мог. Он не желал умышленно подставлять себя
под выстрел из оружия Альфа.
     К двум часам дня новая холмистая гряда закрыла всю  линию  горизонта.
Холмы были пустынными, как лунные горы, но  в  отличие  от  них  -  ужасно
обветренными, а песчаное море так плотно обступало их со всех сторон,  как
будто хотело поскорее разделаться с ними, затащив их в свои глубины.
     Картер вел  багги,  непрерывно  озираясь  назад.  Стрелки  его  часов
неумолимо отсчитывали одну минуту за другой,  и  он,  уже  почти  не  веря
собственным глазам, наблюдал  за  тем,  как  багги  Альфа  продолжает  его
преследовать. Но когда часы показали половину третьего, Картер совсем  пал
духом. Теперь уже не имело никакого значения,  сколько  кислорода  было  у
Альфа. Ибо они теперь пересекли  ту  критическую  линию,  когда  и  Картер
должен был повернуть назад.
     - Ты убил меня, - только и произнес он.
     Ответа не было.
     - Я убил Лью нечаянно, в драке на кулаках. То, что ты сделал со мной,
намного хуже. Ты убиваешь меня медленной пыткой. Ты демон, а  не  человек,
Альф.
     - О простой кулачной драке можешь рассказать своей бабушке. Ты ударил
Лью ребром ладони по горлу,  а  потом  спокойно  смотрел  на  то,  как  он
захлебывается собственной кровью. И не говори мне о том, что ты не  ведал,
что творишь. Абсолютно всем в поселке известно, что ты большой  знаток  по
части карате.
     - Он умер за считанные минуты. Мне же для  этого  понадобиться  целый
день!
     - Тебе это не очень нравится? Тогда разворачивайся и мчись  прямо  на
мою пушку. Она здесь ждет тебя - не дождется.
     - Мы имели время вернуться к тому небольшому кратеру и  поискать  там
марсианина. Именно ради этого я и прибыл на Марс. Узнать, что здесь  есть.
Как и ты, Альф. Так что давай возвращаться.
     - Ты первый.
     Но он не мог заставить себя сделать это. Никак не мог.  В  рукопашной
схватке каратист может спасовать  только  перед  противником,  вооруженным
дубиной  с  железным  набалдашником.  Однако  Картер  тренировался   и   в
выполнении приемов против  такой  дубины.  Но  вот  против  ракет  он  был
совершенно бессилен! Даже если поверить, что Альф в самом деле намеревался
повернуть назад, - все равно он ничего не мог с собою поделать.  Но  Альф,
скорее всего, возвращаться уже не собирался.

     Вибрация пластика  купола  сопровождалась  слабым,  очень  неприятным
завыванием. Снаружи песчаная буря достигла пика своей ярости. Самым худшим
было то раздражение, что вызывало это  пронзительное,  хотя  как  будто  и
негромкое завывание, действуя на и без того натянутые, как  струны  нервы,
нервы обитателей поселка. К тому же, наступившая  во  время  бури  темнота
заставила их включить уличное освещение. К завтрашнему дню вся поверхность
купола окажется покрытой сухими, как лунная  пыль,  наносами  марсианского
песка толщиной миллиметра в три, не менее. Внутри  купола  станет  темнее,
чем ночью, если только кто-нибудь не сдует  эти  наносы  струей  кислорода
высокого давления из гигантского баллона.
     Даже  на  Шюта  буря  действовала  удручающе.  На  покорителя  Марса,
старшего лейтенанта Шюта, кумира миллионов  мальчишек,  героя,  бесстрашно
встречавшего смертельные опасности на  дальних  рубежах  освоения  космоса
отважными первопроходцами с Земли! Песчаная буря, которая не причинила  бы
вреда и ребенку. Здесь, на Марсе, всем приходилось бороться  не  только  с
реальными опасностями, но и с теми мнимыми, которые каждый  из  них  занес
сюда вместе с собою.
     Неужели  так  будет  всегда?  Люди  будут   преодолевать   чудовищные
расстояния только для того, чтобы столкнуться лицом к лицу с самим собою?
     После  полудня  сегодня  не  проводилось  почти  никаких  работ.  Шют
вынужден был сделать такую уступку. На штабеле секций стен сборного домика
сидел  Тимми,  прикрывая  своим  телом  рацию,  по  которой   можно   было
поддерживать  связь  с  марсоходами,  он  был  окружен  со   всех   сторон
обитателями поселка. Когда к этой группе приблизился Шют, Тимми поднялся.
     - Они пропали, - объявил он очень усталым голосом и включил рацию.
     Люди, переглянувшись, стали тоже подниматься.
     - Тим! Как же это ты упустил их?
     Тимми заметил Шюта.
     - Сейчас они слишком далеко, Старшой.
     - Они что, так и не повернули назад?
     - Так и  не  повернули.  Они  продолжают  все  больше  углубляться  в
пустыню. Альф, должно быть, совсем  спятил.  Картер  совершенно  не  стоит
того, чтобы погибать из-за него.
     Но совсем недавно он стоил и притом немало,  отметил  про  себя  Шют.
Картер был  одним  из  лучших  его  спутников:  несгибаемым,  бесстрашным,
энергичным, умным. На глазах у Шюта он все более  и  более  опускался  под
воздействием  страшной  скученности  на  борту  космического   корабля   и
смертельной скуки. Когда они достигли Марса и  на  всех  навалилось  много
работы, он, казалось, несколько оправился. А затем,  вчера  утром,  -  это
убийство.
     И Альф... Было крайне тяжело потерять Альфа.
     Его нагнал Казенс.
     - Я завершил правку рукописи.
     - Спасибо, Ли. Мне  теперь  придется  всю  ее  переработать  коренным
образом.
     - В этом нет особой необходимости. Составьте приложение. Опишите, как
и почему погибли трое людей. Затем можете  с  чистой  совестью  завершить:
"Именно об этом я и предупреждал".
     - Вы так считаете?
     - Это мое профессиональное суждение. Когда похороны?
     - Послезавтра.  В  воскресенье.  Как  я  полагаю,  это  будет  вполне
уместно.
     - Вы сможете отслужить все три панихиды. Как  я  полагаю,  это  будет
вполне уместно.
     - Вы сможете отслужить все три панихиды одним разом. Расчет верный.
     Для всего поселка Джек Картер и Альф Хэрнесс уже были мертвецами.  Но
они пока еще дышали...

     И вот перед ними встали горы -  единственные  строго  зафиксированные
возвышения среди необъятного  океана  песка.  Альф  был  теперь  несколько
ближе, где-то менее чем в четырехстах метрах сзади. К  пяти  часам  Картер
достигнет подножья гор.
     Они были слишком высоки для того, чтобы их можно было  преодолеть  на
воздушной подушке. Ему, правда, были видны места, куда он мог бы  посадить
багги,  пока  компрессор  наполнит  ресивер  реактивного   движителя   для
следующего прыжка. Только зачем это? Не лучше ли подождать Альфа?
     Внезапно Картер понял, чего так страстно  добивался  Альф.  Чтобы  он
стал  взбираться  на  отвесные  скалы  в  своем  багги.  А  сам  он  будет
внимательно наблюдать за лицом  Картера,  пока  не  убедится  на  все  сто
процентов, что Картер прекрасно понимает, что должно произойти. А затем  в
упор расстреляет Картера  с  расстояния  в  три  метра  и  будет  спокойно
смотреть на то, как яркое магниево-кислородное пламя прожигает сначала его
скафандр, затем кожу и жизненно важные органы.
     Пока же попадавшиеся на пути холмы были невысокими и пологими. Даже с
расстояния всего лишь в несколько метров  они  выглядели  в  точности  как
гладкие бока какого-нибудь спящего зверя - если не считать  того,  что  не
было заметно дыхания.  Картер  сделал  глубокий  вдох,  заметив  насколько
затхлым стал воздух даже несмотря на наличие воздухоочистителя, и  включил
реактивный движитель, работавший от компрессора.
     Атмосфера на Марсе чрезвычайно разрежена, но  газы,  из  которых  она
состоит, можно достаточно сильно сжать, а  реактивный  движитель  способен
работать  на  сжатом  атмосферном  газе.  Картер   поднял   вверх   багги,
отклонившись  в  кабине  насколько  это   было   возможно   назад,   чтобы
компенсировать потерю веса кислородных баллонов у себя за спиною, с  целью
облегчить нагрузку на гироскопы, предназначенные для  включения  только  в
случаях крайней необходимости. Поднимался он достаточно быстро, а в  конце
подъема наклонил багги так, чтобы оно смогло  скользить  вверх  по  откосу
холма, имевшему наклон примерно градусов тридцать. На  склоне  встречались
почти совершенно ровные участки. Он должен был достичь первого из них  без
особых затруднений...
     Внезапно глаза его ослепила вспышка яркого  пламени.  Картер,  сцепив
зубы, превозмог страшное желание оглянуться. Он только отклонил багги чуть
назад, чтобы замедлить подъем. Давление в ресивере начало быстро падать.
     Он опустил багги легко, как перышко, на площадку,  возвышающуюся  над
окружавшей эту первую горку пустыней на добрых метров шестьдесят. Когда он
включил реактивный движитель, то  еще  некоторое  время  слышал  завывание
гироскопов. Отключил стабилизатор и подождал, пока закончится  его  выбег.
Теперь ощущалось только пыхтенье  компрессора,  вызывавшего  вибрацию  его
скафандра.
     Альф выбрался из кабины своего багги и теперь стоял у самого подножья
холмов, задрав голову вверх.
     - Поднимайся сюда, - не выдержал Картер. - Чего ты дожидаешься?
     - Карабкайся дальше, если тебе так хочется.
     - В чем дело? У тебя заклинило гироскопы?
     - Это у тебя, Картер, заклинило мозги. Вот и карабкайся дальше.
     Альф медленно поднял выпрямленную правую руку. Рука изрыгнула  пламя,
и Картер инстинктивно пригнулся.
     Компрессор ощутимо сбросил оборот, это означало, что газовый  ресивер
уже почти наполнился. Но было бы  глупо  со  стороны  Картера  осуществить
второй прыжок до того,  как  он  заполнится  до  конца.  Газовый  ракетный
движитель развивает максимальное ускорение в течение самых  первых  секунд
полета. Оставшаяся часть полета требует значительно меньшего давления.
     Альф снова забрался в кабину своего багги. Еще несколько секунд  -  и
он поднялся вверх.
     Картер включил свой реактивный движитель и тоже взмыл вверх.
     На этот раз посадка получилась очень  жесткой,  на  высоте  девяносто
метров, и  только  после  того,  как  колебания  корпуса  затухли,  Картер
отважился бросить взгляд вниз. Он услышал злобный смех Альфа и увидел, что
Альф так и остался у подножья горы. Это был чистейший блеф с его стороны!
     Но почему все-таки Альф не последовал за ним?
     Третий прыжок вознес Картера на самую вершину. А вот прыжков  вниз  с
горы ему до сих пор еще никогда не доводилось совершать, и первый же такой
прыжок едва не стоил ему жизни. Тормозить  при  посадке  ему  пришлось  на
последних остатках газа в ресивере!  Подождав,  пока  перестанут  трястись
руки, оставшуюся часть спуска он осуществил на колесах. Когда он спустился
к подножью горки с противоположной стороны, никаких признаков  присутствия
Альфа у себя за спиной он не обнаружил и направился дальше в пустыню.
     Солнце уже почти закончило свой сегодняшний путь  по  небосводу.  Над
желтоватыми холмами у него за спиной на темно-красном небе одна за  другой
загорались, пока еще довольно слабо, голубоватые звезды.
     И все еще не было никаких признаков Альфа.
     Затем раздался спокойный, едва ли не дружелюбный голос  Альфа  в  его
наушниках:
     - Тебе сейчас придется повернуть назад, Джек.
     - Не твое это дело.
     - Я бы рад не заниматься этим. Но именно поэтому я и напомнил тебе  о
необходимости поворачивать назад. Взгляни-ка на свои часы.
     Было уже почти полседьмого.
     - Посмотрел? Ну, а теперь  считай.  Я  пустился  в  путь,  располагая
воздухом на сорок четыре часа. Ты - на пятьдесят два.  На  двоих  нас  это
составляет девяносто шесть часов. Вместе мы уже израсходовали  воздуха  на
шестьдесят один час. Что составляет на нас обоих тридцать пять часов.  Так
вот, я прекратил дальнейшее перемещение час тому назад. С того места,  где
я сейчас нахожусь, для того, чтобы вернуться на базу,  требуется  тридцать
часов. Через промежуток времени, меньший, чем два с половиной  часа,  тебе
необходимо настичь меня, отобрать у меня  оставшийся  кислород,  а  самого
меня бросить умирать. Либо мне придется проделать то же самое с тобою.
     В этом был определенный  смысл.  В  критических  ситуациях,  подобной
этой, любое предложение имеет смысл.
     - Альф, ты меня слышишь? Прислушайся, - предложил  Картер  и,  открыв
панель, прикрывавшую его рацию,  наощупь  отыскал  провод,  резким  рывком
оборвал его; в наушниках раздался щелчок. - Ты слышал  это,  Альф?  Только
что я разорвал питание своего радиомаяка. Теперь ты не сможешь найти меня,
даже если сильно захочешь.
     - У меня в том нет никакой надобности.
     Только тогда Картер осознал, что он сотворил. Теперь в самом  деле  у
Альфа не было ни малейшей возможности найти  его.  После  многих  часов  и
сотен километров погони теперь Картеру нужно было нагонять Альфа. Альфу же
оставалось только спокойно ждать.
     Тьма пала на западную часть неба, как тяжелый занавес.

     Картер теперь следовал на юг,  он  совершил  эту  перемену  курса  на
противоположный без какого-либо промедленья. На то, чтобы  пересечь  гряду
холмов, ему потребуется добрый час или даже больше. Ему придется совершать
лягушачьи прыжки до самой вершины, полагаясь при этом только на свет своих
передних фар. Запаса сжатого газа ему не хватит для того, чтобы преодолеть
такую высоту за один  раз.  А  спуск  будет  и  того  хуже,  его  придется
осуществлять на колесах, да к  тому  же  в  полнейшей  темноте,  полагаясь
только на везение. Деймоса в это время на небе не будет, а свет от  Фобоса
недостаточно ярок, чтобы от него был хоть какой-то прок.
     Все произошло точно так, как запланировал Альф: сначала следовать  за
Картером по пятам самой гряды. Если он попробует там на него  напасть,  то
забрать его баллоны и  возвратиться  в  поселок;  если  же  он  предпочтет
пересечь гряду, то вполне при этом может убиться, и в  этом  случае  также
можно забрать его баллоны; если же ему это не удастся, то  тогда  доказать
ему, что придется возвращаться. Погоня осуществлена с таким расчетом,  что
Картеру придется пуститься в  обратный  путь  в  темноте.  Если  благодаря
какому-то чуду ему удастся и на этот раз преодолеть гряду, - ну что  ж,  в
таком случае всегда еще остается ракетная пушка.
     Картер сможет преподнести ему лишь один сюрприз. Он  пересечет  гряду
шестью милями южнее того места, где его рассчитывает ждать Альф, и  станет
приближаться к Альфу с юго-востока.
     Иль Альф учел скорее  напоминал  слепой  полет  из  воздушного  шлюза
космического корабля. Он направил свои фары прямо вниз и, пока поднимался,
видел, как диаметр светового круга увеличивается, а  яркость  уменьшается.
Он слегка повернул свой багги к востоку. Поначалу  ему  казалось,  что  он
вообще не двигается. Затем склон стал быстро на  него  надвигаться,  даже,
пожалуй, слишком быстро. Тогда он вернул багги на  прежний  курс.  Внешне,
казалось, ничего не изменилось. Давление в ресивере  плавно  убывало,  так
оно и должно было быть, а склон продолжал неясно маячить в кромешной тьме.
     А затем он стал видеть очень и очень четко.
     Удар при приземлении безжалостно тряхнул его от копчика  до  макушки.
Он весь напрягся, ожидая, когда багги полетит  вверх  тормашками  вниз  по
склону. Но хотя он и опасно наклонился, ему удалось закрепиться на склоне.
     Картер весь обмяк и уткнулся шлемом в  ладони.  Две  слезы,  огромные
из-за малой силы тяжести, медленно упали на защитное стекло и  размазались
по нему. Впервые он глубоко раскаивался в содеянном.  Разве  так  уж  надо
было убивать Лью, когда всего лишь один удар ногой по коленке прекратил бы
дальнейшее силовое разбирательство и послужил  наглядным  уроком,  который
запомнился бы надолго? Зачем было красть багги, не лучше  ли  было  просто
сдаться и ждать суда? К  чему  было  спасаться  бегством,  прорвав  стенку
купола - и тем самым превратить всех, кто  находился  на  Марсе,  в  своих
смертных врагов? Ради чего он ошивался поблизости от поселка - только  для
того, чтобы понаблюдать, чем все это закончится? А ведь, пожалуй,  он  мог
бы скрыться за линией горизонта еще до  того,  как  Альф  показался  после
прохождения через транспортный шлюз.  Он  сжал  кулаки  и  придавил  их  к
переднему стеклу гермошлема, вспоминая, с каким  интересом  он  следил  за
тем, как багги Альфа вкатывается внутрь шлюза.
     Пора двигаться дальше. Картер изготовился к еще одному  прыжку.  Этот
должен быть поистине ужасным. Стартовать ему придется из положения,  когда
багги перекосился назад почти на тринадцать градусов...
     Минутку, минутку...
     Что-то было не  так  в  той  картине,  которая  предстала  перед  его
мысленным взором, когда он попытался  восстановить  в  памяти,  как  багги
Альфа,  сопровождаемый  суетившимися  обитателями   поселка,   катится   в
направлении шлюза. Определенно что-то было не так. Только вот что?
     Мертвой хваткой он вцепился в рукоятку дросселя подачи сжатого газа в
реактивный движитель, другую  руку  изготовил  для  того,  чтобы  включить
гироскопы именно в то мгновенье,  когда,  оторвав  колеса  от  склона,  он
поднимет багги вверх.
     ...Альф предусмотрел  все  до  последней  мелочи,  все  тщательнейшим
образом рассчитал. Как же тогда могло  получиться,  что  он  отправился  в
пустыню, не имея полного запаса баллонов кислорода?
     И если он в самом деле все так тщательно предусмотрел, то каким тогда
образом Альф сможет заполучить баллоны  Картера,  если  картер  разобьется
насмерть?
     Предположим, Картер разобьет свой багги о крутой склон прямо  сейчас,
при совершении второго прыжка? Как об этом узнает Альф? Он об этом  ничего
не будет знать,  пока  не  наступит  девять  часов,  а  Картер  так  и  не
покажется. Только тогда ему  станет  точно  известно,  что  Картер  где-то
потерпел аварию. Но ведь тогда уже будет слишком поздно!
     Если только Альф не солгал...
     Вот оно, то, что было не так в его мысленной картине! Если  поместить
в кассету для баллонов с  кислородом  только  один  баллон,  то  он  будет
мозолить глаза, как оттопыренный большой палец сжатой в кулак кисти.  Если
же заполнить баллонами всю кассету, а затем вынуть из нее один баллон,  то
прореха в кассете, имеющей вид шестиугольника с баллонами в его  вершинах,
бросится в глаза, как футбольные ворота, не защищенные вратарем.  А  такой
прорехи в кассете на багги Альфа не было.
     Предоставив  Картеру  возможность  разбиться  насмерть  сейчас,  Альф
узнает об этом, имея  в  своем  распоряжении  четыре  часа  на  то,  чтобы
разыскать потерпевший аварию марсоход.
     Картер рывком поднял багги в нормальное  положение,  затем  на  самой
малой возможной скорости  попробовал  опустить  его  чуть  ниже.  Марсоход
качнулся несколько раз туда-сюда, но не опрокинулся. На этот раз он сумеет
опустить его назад, не освещая свой предполагаемый путь фарами...

     Девять часов. Если Картер просчитался в  своей  оценке  ситуации,  то
может вполне уже считать себя покойником. Не исключено,  что  Альф  сейчас
расстегивает свой гермошлем, во взгляде  его  не  осталось  ничего,  кроме
крайнего отчаянья, он до сих пор никак не в состоянии уразуметь, куда  это
подевался Картер. Но если он прав...
     Тогда  Альф  сейчас  просто  качает   головой,   не   позволяя   себе
самодовольной улыбки, но просто подтверждая правильность  своего  замысла.
Сейчас он решает, подождать ли еще пять минут на случай опоздания  Картера
или сразу приступить к поискам. Картер же все  продолжал  сидеть  в  своей
погруженной во тьму кабине у подножия голых скал, крепко  сжимая  в  левой
руке гаечный ключ и  не  сводя  глаз  со  светящейся  стрелки  индикатора,
указавшего направление, в котором находится Альф - на основании  сигналов,
передаваемых его радиомаячком.
     Гаечный ключ был самым тяжелым из всех инструментов, что ему  удалось
найти в кабине. Ему попалось  еще  отвертка,  но  ее  жалом  не  проткнуть
жесткий материал, из которого сделан скафандр.
     Стрелка  была  направлена  прямо  на  Альфа,  но  она  совершенно  не
шевелилась.
     Альф решил подождать.
     Сколько же времени он станет выжидать?
     Картер поймал себя на том, что шепчет, хотя и не очень  громко:  "Ну,
трогай же, идиот. Тебе предстоит обыскать оба  склона  гряды  холмов.  Обе
стороны и верхнюю часть. Трогай. Трогай!"
     Боже  праведный!  Неужели  он  выключил  свою  рацию?  Нет,   тумблер
включения рации внизу, в положении "Включено".
     "Трогай же!"
     Стрелка шевельнулась. Дернулась только один раз, едва-едва заметно, и
снова замерла.
     И так совершенно не двигалась довольно долго - минут  семь  или  даже
восемь. Затем дернулась в противоположном направлении. Альф  обыскивал  не
тот склон!
     А затем Картер обнаружил изъян  в  своем  собственном  плане.  Сейчас
Альф, наверное,  думает,  что  он  погиб.  Но  погибший  Картер  не  может
расходовать драгоценный кислород. Значит Альф уверен, что у него не четыре
часа в запасе, а больше.
     Стрелка дернулась и слегка передвинулась - расстояние до  Альфа  было
немалое.  Картер  тяжело  вздохнул  и   закрыл   глаза.   Альф   неумолимо
приближается. Он благоразумно решил обыскать сначала эту сторону; ибо если
Картер валялся на этой стороне, Альфу придется  пересечь  гряду  еще  раз,
чтобы добраться домой.
     Дерг. Дерг. Сейчас он, должно быть, на вершине.
     Затем долгий, медленный, постепенный спуск.
     Показался слабый свет фар. Он виднелся гораздо  севернее,  чем  можно
было ожидать, неужели Альф повернул на север?
     Нет, это же он, Картер, повернул на юг. Все правильно.  Свет  от  фар
стал ярче... Картер терпеливо ждал, зарывшись своим багги в песок по самое
ветровое стекло у подножия скалистой гряды.
     У Альфа была ракетница; несмотря на всю свою уверенность в  том,  что
Картер мертв, он, по всей вероятности, ведет багги, не выпуская ее из рук.
Он включил фары и едет очень медленно, со скоростью километров двадцать  в
час, не больше.
     Вот он переместился к западу... сейчас он метрах в двадцати.
     Картер еще сильнее сжал гаечный ключ. ВОТ ОН!
     Свет фар скользнул  по  глазам  Картера.  ОН  МЕНЯ  НЕ  ВИДИТ.  Лучи,
отбрасываемые фарами, стали шарить дальше. Картер выкарабкался  из  своего
багги и скатился чуть вниз по песчаному склону. Фары продолжали удаляться,
и Картер пустился бегом вслед за ними, совершая прыжки так, как это делают
на поверхности Луны, отталкиваясь от грунта одновременно обеими ногами,  а
после секунды такого полета широко расставляя ноги и вытягивая  их  вперед
для приземления и следующего прыжка.
     Последний гигантский  прыжок  кенгуру  -  и  он  уже  на  кислородных
баллонах, упав на колени и предплечья, подняв ступни повыше, чтоб не  было
слышно удара о металл. Одна рука опустилась не имея под собою опоры - там,
где недоставало пустых баллонов. Тело по  инерции  едва  не  скатилось  на
песок. Картер не позволил своему  телу  подвести  его  в  самый  последний
момент.
     Прямо под ним виднелся прозрачный гермошлем Альфа. Голова внутри  его
раскачивалась  то  вперед,  то  назад,  перекрывая  световой  треугольник,
образованный фарами.
     Картер пополз вперед. Распростерся над головой Альфа,  высоко  поднял
гаечный ключ и со всей своей силой опустил его вниз.
     Пластик гермошлема покрылся звездами трещин. Альф в изумлении  широко
открыв рот и глаза, запрокинул голову вверх, и тут же изумление  сменилось
отчаяньем и ужасом. Картер еще раз обрушил вниз всю силу своего удара.
     На шлеме появились новые трещины, они становились все  длиннее.  Альф
поморщился, задрожал всем телом и наконец поднял  ракетницу.  На  какое-то
мгновенье мышцы Картера  свело  судорогой,  когда  он  снова  увидел  этот
вспоротый отчаяньем рот Альфа. Затем ударил еще раз, понимая,  что  именно
этот удар станет последним.
     Гаечный ключ свободно прошел  через  разбитый  пластик  гермошлема  и
врезался  в  череп.  Картер  на  мгновенье  замер,  стоя  на  коленях   на
кислородных баллонах и глядя на дело рук своих.  Затем  приподнял  мертвое
тело Альфа за плечи, перебросил его через ограждение кабины и влез в  нее,
чтобы остановить багги.

     Ему  понадобилось  совсем  немного  времени,  чтобы   отыскать   свой
собственный погребенный в песок марсоход. Гораздо больше времени  ушло  на
то, чтобы откопать его. Но это было не  самое  страшное.  Времени  у  него
теперь было хоть отбавляй. Если он пересечет гряду в двенадцать  тридцать,
то он еще сможет достичь купола на последних остатках воздуха.
     К особым ухищрениям прибегать не придется. Ведь прибудет он  примерно
за час до рассвета. Его так никто и не увидит. Они перестанут  ожидать  их
прибытия примерно к полудню завтрашнего дня.
     Купол останется совершенно без воздуха до того, как кому-либо удастся
облачиться в скафандр.
     Позже он сумеет отремонтировать и  снова  наполнить  воздухом  купол.
Через месяц на Земле узнают о случившемся несчастье: о том,  как  метеорит
угодил в купол, о том, что в это время Джона Картера в куполе не было, и о
том, что он был единственным, на  ком  был  тогда  скафандр.  Его  заберут
домой, и остаток своей жизни он проведет, пытаясь заглушить воспоминания.
     Он знал, какие из его баллонов были пустыми. Как и у  каждого  жителя
поселка, у  него  был  свой  собственный  метод  расположения  баллонов  в
кассете. Выбросив шесть баллонов, он остановился. Ему вдруг  на  мгновенье
пришло в голову, что выбрасывать пустые баллоны  -  грех.  Их  было  очень
нелегко заменять.
     Схемы расположения баллонов в кассете Альфа он не знал. Ему  придется
проверять наличие кислорода в каждом баллоне по отдельности.
     Некоторые Альф уже выбросил сам, очевидно, в расчете на  то,  что  их
место займут баллоны Картера. Один за другим  Картер  поворачивал  вентили
каждого баллона. Если раздавалось шипение, он перекладывал этот  баллон  в
свою кассету. Если же нет - то переходил к следующему.
     Шипение обнаружилось только у одного баллона. Всего  лишь  у  одного.
Итак, пять баллонов с кислородом. Ему никак не осуществить тридцатичасовое
путешествие, располагая всего лишь пятью баллонами с кислородом.
     Альф где-то припрятал три кислородных баллона, где-то в таком  месте,
где он мог без особого труда отыскать их. Сделал он это на всякий случай -
на тот случай, если с ним  произойдет  что-нибудь  непредвиденное,  и  его
багги достанется Картеру. Чтобы  даже  в  этом  случае  Картер  был  лишен
возможности вернуться живым.
     Альф обязательно должен был оставить эти баллоны там,  где  их  можно
легко отыскать. Он, должно быть, оставил  их  где-то  поблизости,  ибо  до
самого того времени, когда Картер  пересек  гряду,  он  все  время  был  у
Картера на виду, а после  этого  оставил  при  себе  только  один  баллон,
кислорода в  котором  должно  было  хватить  на  то,  чтобы  добраться  до
остальных. Баллоны были где-то поблизости, но у Картера  было  всего  лишь
два часа на то, чтобы их отыскать.
     Скорее всего - он сразу это понял  -  они  должны  находиться  по  ту
сторону гряды. На этой стороне Альф нигде не останавливался.
     Но он мог оставить их где-нибудь на склоне  во  время  своих  попыток
прыжками достичь вершины...
     В каком-то неожиданно охватившем его приступе бешеной  спешки  Картер
запрыгнул в кабину  своего  багги  и  поднял  его  вверх.  Фары  прекрасно
освещали ему его путь к вершине и дальше.

     Первые красные лучи  утреннего  солнца  застали  Ли  Казенса  и  Рута
Дулитла, когда они уже были снаружи  купола.  Они  копали  могилу.  Казенс
сохранял при этом стоическое молчание. Со  смешанным  чувством  жалости  и
отвращения выдерживал он напряженный поток слов, срывавшихся с языка Рута:
     -  Это  первый  человек,  которого  предстоит  похоронить  на  другой
планете. Неужели вы считаете, что Лью пришлось бы по душе такое? Нет, ни в
коем случае. Он бы сказал, что не стоило умирать ради этого. Он  ведь  так
хотел возвратиться  домой.  И,  скорее  всего,  возвращался  бы  на  борту
следующего корабля...
     Сухой  песок  осыпался   со   штыка   лопаты.   Нужно   было   немало
попрактиковаться, чтобы научиться удерживать  его  на  лопате.  Он  так  и
стремился соскользнуть, как тягучая жидкость.
     - Я попытался было втолковать Старшему,  что  Лью  по  душе  было  бы
погребение в колодце. Но он даже не захотел меня слушать. Он  сказал,  что
марсиане, возможно, совсем не... Эй!
     Казенс мгновенно бросил взгляд  вверх  и  сразу  же  уловил  какое-то
движение - неумолимо двигавшееся по  стене  кратера  пятнышко.  Марсианин!
Такою была  самая  первая  его  мысль.  Что  еще  могло  передвигаться  за
пределами купола? Однако через несколько секунд он понял, что это багги.
     Для Ли Казенса это было равнозначно восставшему из могилы  покойнику.
Марсоход  двигался,  словно  слепое  животное,  натыкаясь  то  и  дело  на
вертикально торчавшие из песка глыбы  оплавленного  стекла,  затем  поднял
огромные клубы мельчайшего песка на дне кратера - и все это  время  Казенс
стоял, как вкопанный, не имея сил пошевелиться, и  только  краешком  глаза
заметил, как мелькнула брошенная лопата Дулитла, а  сам  Дулитл  опрометью
бросился к куполу.
     Багги проделал широкую борозду в песке, а затем  стал  выбираться  из
кратера. Только тогда Казенсу удалось превозмочь охвативший его паралич  и
он бросился к поселку за оставшимся марсоходом.
     Призрак  передвигался  неторопливо,   на   скорости   вдвое   меньшей
максимальной. Казенс нагнал его примерно  в  двух  километрах  от  кольца,
окаймлявшего кратер. В кабине багги он  увидел  Картера,  который  мертвой
хваткой продолжал держаться обеими руками за свой гермошлем.
     - Он должно быть, направил багги по радиомаяку поселка, -  докладывал
Казенс, - когда почувствовал, что у него кончается воздух.
     Когда же он поднял первую полную песка лопату из  второй  могилы,  он
добавил к этому:
     - Да простим ему его прегрешения. Он сделал все, что мог. Он отправил
к нам назад марсоход.

     Сразу же после  восхода  Солнца  с  востока  холмик  обошло  какое-то
небольшое двуногое существо. Оно направилось прямо к  распростертому  телу
Альфа Хэрнесса, подойдя к нему, осторожно приподняло его  своими  хрупкими
руками и поволокло труп по песку, напоминая при этом муравья, буксирующего
тяжеленный хлебный мякиш. За те двадцать  минут,  что  понадобились  этому
существу для того, чтобы достичь багги Альфа, оно ни разу не  остановилось
передохнуть.
     Опустив свою добычу, марсианин взобрался на груду пустых  кислородных
баллонов и заглянул в кассету, затем бросил взгляд вниз, на тело Альфа. Но
у такого маленького, слабого существа, разумеется,  не  было  ни  малейшей
возможности поднять высоко столь тяжелый груз.
     Марсианин, казалось, что-то вспомнил. Он слез с кислородных  баллонов
и нырнул под шасси багги.
     Через несколько минут он  выбрался  из-под  шасси,  волоча  за  собою
длинный кусок нейлонового каната. Оба конца каната он привязал к  лодыжкам
трупа Альфа, после чего набросил петлю на буксировочный крюк багги.
     Какое-то время марсианин стоял неподвижно над расколотым  гермошлемом
Альфа, соображая как бы, куда бы его приспособить. Если вот  так  волочить
тело, голова внутри шлема совсем разобьется,  однако  в  качестве  образца
голова Альфа, пожалуй,  все  равно  была  совершенно  непригодна.  Где  бы
двуокись азота ни  соприкасалась  с  чем-нибудь  влажным,  там  тотчас  же
вспенивалась образующаяся при этом  красного  цвета  азотная  кислота.  Но
оставшаяся часть тела к тому времени была уже высохшей и  жесткой,  вполне
пригодной для длительного хранения.
     Марсианин забрался на багги. Какое-то время  он  возился  с  органами
управления, и вскоре машина плавно покатилась по  песку.  Пройдя  двадцать
метров, она, судорожно дернувшись,  остановилась.  Марсианин  выбрался  из
кокпита  и  зашел  с  кормы.  Став  на  колени  перед  тремя  кислородными
баллонами, которые были привязаны к шасси нейлоновым  канатом,  оставшейся
частью которого он воспользовался ранее, марсианин по  очереди  пооткрывал
все запорные вентили баллонов. При этом он отпрянул назад, как  только  из
баллонов начал с шипением выходить столь пагубный для всего живого газ.
     Через несколько минут багги снова тронулся к югу. Кислородные баллоны
еще пошипели какое-то время, затем воцарилась мертвая тишина.

ЛАРРИ НИВЕН
Прохожий

   Был полдень, горячий и голубой. Парк звенел  и  переливался  голосами
детей и взрослых, яркими красками их одежд. Попадались и старики  -  они
пришли достаточно рано, чтобы занять местечко, но оказались слишком ста-
ры и слабы, чтобы удержать всю скамью.
   Я принес с собой завтрак и медленно жевал сандвичи. Апельсин и вторую
жестянку пива я оставил на потом. Люди сновали передо мной по дорожкам -
они и в мыслях не держали, что я наблюдаю за ними.
   Полуденное солнце припекло мне макушку, и я впал  в  оцепенение,  как
ящерица. Голоса взрослых, отчаянные и самозабвенные выкрики детей словно
стихли и замерли. Но эти шаги я расслышал. Они сотрясали землю.  Я  при-
открыл глаза и увидел разгонщика.
   Росту в нем было полных шесть футов, и вкроен он был крепко. Его шарф
и синие просторные штаны не слишком даже вышли из моды, но как-то не вя-
зались друг с другом. А кожа-по крайней мере там, где ее  не  прикрывала
одежда, - болталась на нем складками, будто он съежился внутри нее. Буд-
то жираф напялил слоновью шкуру.
   Шаг его был лишен упругости. Он вколачивал ноги в гравий  всем  своим
весом. Не удивительно, что я расслышал, как он идет. Все вокруг или  уже
уставились на него или заворочали шеями, пытаясь понять, куда уставились
все остальные. Кроме детей, которые тут же и позабыли о том, что видели.
Соблазн оказался выше моих сил.
   Есть любопытные обыденного, повседневного толка. Когда им больше  не-
чего делать, они подсматривают за своими соседями в ресторане, в магази-
не или на станции монорельссвой дороги. Оки совершенные  дилетанты,  они
сами не знают, чего ищут, и, как правило, попадаются с поличным. С таки-
ми я ничего общего не имею.
   Однако есть и любопытные-фанатики, вкладывающие в это дело всю  душу,
совершенствующие технику подглядывания на специальных  занятиях.  Именно
из их среды вербуются пожизненные подписчики на "Лица в  толпе",  "Глаза
большого города" и тому подобные журнальчики. Именно они пишут в  редак-
ции письма о том, как им удалось выследить  генерального  секретаря  ООН
Харумана в мелочной лавке и как он в тот день нехорошо выглядел.
   Я-фанатик. Самый отъявленный.
   И вот, пожалуйста, в каких-то двадцати ярдах от меня, а то и меньше,-
разгонщик, человек со звезд.
   Разумеется, это разгонщик и никто другой. Странная манера  одеваться,
чуждые Земле драпировки из собственной кожи... И ноги, не приученные еще
пружинить, неся вес тела в условиях повышенной  .  тяжести.  Он  излучал
смущение и робость, озирался с интересом,  удивлением  и  удовольствием,
возглашая безмолвно: я здесь турист.
   Глаза, выглядывающие из-под плохо пригнанной маски лица, были  ясные,
синие и счастливые. От него не ускользнуло мое  внимание,  но  ничто  не
могло омрачить его почти молитвенный восторг. Даже непослушные ноги, ко-
торые, наверное, нещадно ныли. Улыбка у него была мечтательная  и  очень
странная. Приподнимите спаниелю уголки пасти - вы получите именно  такую
улыбку.
   Он впитывал в себя жизнь - небо, траву, голоса, все, что растет  кру-
гом. Я следил за его лицом и пытался расшифровать: может, он приверженец
какой-нибудь новой, обожествляющей Землю религии? Да нет. Просто он, ве-
роятно, видит Землю впервые, впервые настраивается биологически на  зем-
ной лад, впервые ощущает, как земная тяжесть растекается по телу, и ког-
да от восхода до восхода проходит ровно двадцать четыре часа, самые  его
гены внушают ему: ты дома.
   Все шло как надо, пока он не заметил мальчишку.  Мальчишке  было  лет
десять - прекрасный мальчишка, ладненький, загорелый с головы до  пяток,
А ведь в дни моего детства даже совсем-совсем маленьких  заставляли  но-
сить одежду на улице. До той минуты я его и не видел, а он, в свою  оче-
редь, не видел разгонщика. Он стоял на дорожке на коленях,  повернувшись
ко мне спиной. Я не мог разглядеть, что он там делает, но он что-то  де-
лал - очень серьезно и сосредоточенно.
   Прохожие на разгонщика уже почти не обращало вниманиякто по безучаст-
ности, кто от переизбытка хороших манер. Я же глаз  с  него  не  сводил.
Разгонщик наблюдал за мальчишкой, а я изучал его самого из-под полуприк-
рытых век, прикидываясь старигеом, задремавшим на  солнышке.  Существует
непреложное, как принцип Гейзенберга, правило: ни один  подлинный  любо-
пытный не допустит, чтобы его поймали.
   Мальчишка вдруг нагнулся, потом поднялся на ноги, сомкнув ладони  пе-
ред собой. Двигаясь с преувеличенной осторожностью, он свернул с дорожки
и пошел по траве к потемневшему от старости дубу.
   Глаза у разгонщика округлились и вылезли из орбит. Удовольствие  сос-
кользнуло с его лица, выродившись в ужас, а потом и от ужаса  ничего  не
осталось. Глаза закатились. Колени у звездного гостя начали подгибаться.
   Хоть я и не могу теперь похвалиться резвостью, я успел  подскочить  к
нему и подставить свое костлявое плечо ему под мышку. Он  с  готовностью
навалился на меня всем весом. Мне бы тут же сложиться вдвое и втрое,  но
я, прежде чем сделать это, сумел коекак доволочь его до скамейки.
   - Доктора, - бросил я какой-то удивленной матроне. Живо  кивнув,  она
удалилась вперевалочку. Я вновь обернулся к разгонщику.  Он  смотрел  на
меня мутным взглядом из-под прямых черных бровей. Загар лег ему на  лицо
странными полосами: оно потемнело повсюду, куда солнце могло  добраться,
и было белым как мел там, где складки хранили тень. Грудь  и  руки  были
расцвечены таким же образом. И там, где кожа оставалась белой, она  поб-
леднела еще сильнее от шока.
   - Не надо доктора, - прошептал он,-Я не болен. Просто увидел кое-что.
   - Ну конечно, конечно. Опустите голову между колен. Это убережет  вас
от обморока.
   Я открыл еще не початое пиво.
   - Сейчас я приду в себя,- донесся его шепот из-под  колен.  На  нашем
языке он говорил с акцентом, а слабость присуждала  его  еще  и  глотать
слова. - Меня потрясло то, что я увидел.
   - Где? Здесь?
   - Да. Впрочем, нет. Не совсем...
   Он запнулся, будто переключаясь на другую волну, и я подал ему  пиво.
Он посмотрел на него озадаченно,  как  бы  недоумевая,  с  какого  конца
взяться за банку, потом наполовину осушил ее одним отчаянным глотнем.
   - Что нее такое вм видели? - осведомился я.
   Прошлось ему оставить это недолитым.
   - Чужой космический корабль. Если бы не корабль,  сегодняшнее  ничего
бы не значило.
   - Чей корабль? Кузнецов? Монахов?
   "Кузнецы" и "монахи" - единственно известные инопланетные расы, овла-
девшие звездоплаванием. Не считая нас, разумеется. Я  никогда  не  видел
чужих космических кораблей, но иногда они швартуются на  внешних  плане-
тах.
   Глаза на складчатом лице разгонщика обратились в щелочки.
   - Понимаю. Вы думаете, я о каком-нибудь корабле, официально прибывшем
в наш космический порт. - Он больше не глотал слова.- Я был  на  полпути
между системами Хорвендайл и Кошей. Потерпел катастрофу почти на скорос-
ти света и ожидал неизбежной гибели. Тогда-то я и увидел золотого  вели-
кана, шагающего среди звезд.
   - Человека? Значит, не корабль, а человека?
   - Я решил, что это все-таки корабль. Доказать не могу. Я издал глубо-
комысленный невнятный звук, дав ему тем самым понять, что слушаю, но  не
связываю себя никакими обязательствами.
   - Давайте уж я расскажу вам все по порядку. К тому моменту я уже уда-
лился на полтора года от точки старта. Это была бы  моя  первая  поездка
домой за тридцать один год...
   Лететь на разгонном корабле - все равно что лететь верхом на паутине.
   Даже до развертывания сети такой корабль невероятно хрупок.  Грузовые
трюмы, буксирные грузовые тросы с крючьями, кабина пилота, система  жиз-
необеспечения и стартовый термоядерный реактор-все это втиснуто в  жест-
кую капсулу неполных трехсот футов длиной. Остальную часть корабля зани-
мают баки и сеть.
   Перед стартом баки заполняются водородным топливом для реактора. Пока
корабль набирает скорость, достаточную для начала разгона, половина топ-
лива выгорает и замещается разреженным газом. Баки  теперь  играют  роль
метеоритной защиты.
   Разгонная сеть представляет собой ковш из сверхпроводящей  проволоки,
тонкой, как паутина, - десятки тысяч миль паутины. Во время  старта  она
скатана в рулон не крупнее главной капсулы. Но если пропустить через нее
отрицательный заряд определенной величины, она развертывается в ковш ди-
аметром двести миль.
   Под воздействием противоположных по знаку полей паутина поначалу  ко-
лышется и трепещет. Межзвездный водород, разжиженный до небытия  -  атом
на кубический сантиметр, попадает в устье  ковша,  и  противоборствующие
поля сжимают его, нагнетая к оси. Сжимают, пока не вспыхивает термоядер-
ная реакция. Водород сгорает узким голубым факелом,  слегка  отороченным
желтизной. Электромагнитные поля, возникающие  в  термоядерном  пламени,
начинают сами поддерживать форму сети. Пробуждаются могучие силы,  спле-
тающие паутину, факел и поступающий в ковш водород в одно неразъединимое
целое.
   Главная капсула, невидимо крошечная, висит теперь на краю призрачного
цилиидра двухсот миль в поперечнике. Крохотный паучок, оседлавший  испо-
линскую паутину.
   Время замедляет свой бег, расстояния  сокращаются  тем  значительнее,
чем выше скорость. Водород, захваченный  сетью,  течет  сквозь  нее  все
быстрее, мощность полей в разгонном ковше нарастает день ото дня. Паути-
на становится все прочнее, все устойчивее. Теперь корабль вообще не нуж-
дается в присмотре - вплоть до разворота в середине пути.
   - Я был на полдороге к Кошей, - рассказывал разгонщик,с обычным  гру-
зом - генетически видоизмененными семенами, специями, прототипами машин.
И с тремя "мумиями" - так мы называем пассажиров, замороженных на  время
полета. Короче, наши корабли возят все, чего нельзя передать при  помощи
лазера связи.
   Я до сих пор не знаю, что произошло. Я спал. Я спал уже несколько ме-
сяцев, убаюканный пульсирующими токами. Быть может, в ковш залетел кусок
метеорного железа. Может, на какойнибудь час концентрация водорода вдруг
упала, а затем стремительно возросла. А может,  корабль  попал  в  резко
очерченный район положительной ионизации. Так или иначе, что-то нарушило
регулировку разгонных полей, и сеть деформировалась.
   Автоматы разбудили меня, но слишком поздно. Сеть свернулась жгутом  и
тащилась за кораблем как нераскрывшийся парашют. При аварии  проволочки,
видимо, соприкоснулись, и значительная часть  паутины  попросту  испари-
лась.
   - Это была верная смерть, - продолжал разгонщик.- Без разгонного ков-
ша я был совершенно беспомощен. Я достиг бы системы Кошей  на  несколько
месяцев раньше расписания - неуправляемый снаряд,  движущийся  почти  со
скоростью света. Чтобы сберечь хотя бы доброе имя, я обязан был информи-
ровать Кошей о случившемся лазерным лучом и просить их  расстрелять  мой
корабль на подлете к системе...
   - Успокойтесь, - утешал я его. Зубы у него сжались, мускулы  на  лице
напряглись, и оно, иссеченное складками, стало еще  разительнее  напоми-
нать маску. - Не переживайте. Все уже  позади.  Чувствуете,  как  пахнет
трава? Вы на Земле...
   - Сперва я даже плакал, хоть плакать и считается недостойным  мужчин.
- Разгонщик огляделся вокруг, будто только что очнулся  ото  сна.  -  Вы
правы. Я не нарушу никаких запретов, если сниму ботинки?
   - Не нарушите.
   Он снял обувь, опустил ноги в траву и пошевелил пальцами. Ноги у него
были чересчур маленькими. А пальцы длинными и гибкими,  цепкими,  как  у
зверька.
   Доктор так и не появился. Наверное, почтенная матрона  просто  удали-
лась восвояси, не пожелав ввязываться в чужую беду. Но разгонщик  и  сам
уже пришел в себя.
   - На Кошей, - говорил он, - мы склонны к тучности. Сила  тяжести  там
не так жестока. Перед тем как стать разгонщиком я сбросил потом половину
своего веса, чтобы ненужные мне двести земных фунтов можно было заменить
двумястами фунтами полезного груза.
   - Сильно же вам хотелось добраться до звезд...
   - Да, сильно. Одновременно я штудировал дисциплины, названия  которых
большинство людей не в состоянии ни написать, ни выговорить. - Разгонщик
взял себя за подбородок. Складчатая кожа натянулась до неправдоподобия и
не сразу спружинила, когда он отпустил ее. - Хоть я и  срезал  свой  вес
наполовину, а здесь, на Земле, у меня болят ноги. И кожа еще не пришла в
соответствие с моими нынешними размерами. Вы, наверное, это заметили,
   - Так что же вы тогда предприняли?
   - Послал на Кошей сообщение. Па расчетам, оно  должно  было  обогнать
меня на два месяца по корабельному времени.
   - А потом?
   - Я решил бодрствовать, провести тот недолгий срок, что мне  остался,
хоть с какой-то пользой. В моем распоряжении находилась целая библиотека
на пленке, довольно богатая, но даже перед лицом смерти мне  вскоре  все
наскучило. В конце концов я видел звезды и раньше. Впереди по курсу  они
были бело-голубыми и теснились густо-густо. По сторонам звезды  станови-
лись оранжевыми и красными и располагались все реже. А за кормой  лежала
черная пустота, в которой еле  светилась  горстка  догорающих  угольков.
Доплеровское смещение делало скорость более чем очевидной. Но самое дви-
жение не ощущалось.
   Так прошло полтора месяца, и я совсем уже собрался вновь  погрузиться
в сон. Когда запел сигнал радарной тревоги, я попытался вообще его игно-
рировать. Смерть была все равно неизбежной. Но шум раздражал меня,  и  я
отправился в рубку, чтобы его приглушить. Приборы свидетельствовали, что
какая-то масса солидных размеров приближается ко мне сзади. Приближается
опасным курсом, двигаясь быстрее, чем мой корабль. Я стал искать ее сре-
ди редких тлеющих пятнышек, высматривая в телескоп при максимальном уве-
личении. И обнаружил золотого человека, шагающего в мою сторону.
   Первой моей мыслью было, что я просто-напросто спятил. Затем подумал,
признаться, что сам господь бог явился по мою грешную душу. Но  по  мере
того как изображение росло на экране  телескопа,  я  убедился,  что  это
все-таки не человек.
   Странное дело, я вздохнул с облегчением. Золотой человек,  вышагиваю-
щий среди звезд,- нечто совершенно немыслимое. Зоч  лотой  иноплйнетянин
как-то более вероятен. По крайней мере его можно разглядывать, не опаса-
ясь за свой рассудок.
   Звездный странник оказался крупнее, чем я предполагал, намного  круп-
нее человека. Это был несомненный гуманоид, с двумя руками, двумя ногами
и хорошо развитой головой. Кожа на всем его теле сияла, как  расплавлен-
ное золото. На ней не проступало ни волос, ни чешуи. Необычно  выглядели
ступни ног, лишенные больших пальцев, а коленные и локтевые суставы были
утолщенными, шарообразными...
   - Вы что, так сразу и подыскали такие точные определения?
   - Так сразу и подыскал. Я не хотел сознаться даже себе,  насколько  я
испуган.
   - Вы это серьезно?
   - Вполне. Пришелец надвигался все ближе. Трижды я снижал увеличение и
с каждым разом видел его все яснее. На руках у него было по три  пальца,
длинный средний и два противостоящих больших. Колени и локти были как бы
сдвинуты вниз против нормы, но казались более гибкими, чем у  нас.  Глаз
а...
   - Более гибкими? Вы видели, как они сгибаются?
   Разгонщик опять разволновался. Он запнулся,  ему  пришлось  перевести
дух, чтобы совладать с собой. Когда он заговорил снова, то слова застре-
вали у него в горле.
   - Я... я сначала думал, что пришелец вовсе не шевелит ногами. Но ког-
да он приблизился к кораблю, мне почудилось, что он действительно  выша-
гивает по пустоте.
   - Как робот?
   - Ну, не совсем как робот, но и не как  человек.  Пожалуй,  можно  бы
сказать - как "монах", если бы не одеяние, которое  их  послы  носят  не
снимая.
   - Однако...
   - Представьте себе гуманоида ростом с человека.-  Разгонщик  дал  по-
нять, что не позволит теперь прервать себя.- Представьте, что он принад-
лежит к цивилизации, далеко обогнавшей нашу. Если эта цивилизация  обла-
дает соответствующим техническим потенциалом, а сам он - соответствующим
влиянием, и если он настроен достаточно эгоцентрично, то, быть может,  -
рассудил разгонщик, - быть может, он и отдаст приказ построить космичес-
кий корабль по образу и подобию своему.
   Вот примерно до чего я додумался за те десять минут, которые  понадо-
бились ему, чтобы догнать меня. Я не мог поверить в то, что  гуманоид  с
гладкой, будто оплавленной кожей развился в вакууме или что он  способен
действительно шагать по пустоте. Самый тип гуманоида создался  под  воз-
действием притяжения, на поверхности планет.
   Где пролегает граница между техникой и искусством? Придавали  же  не-
когда автомобилям, привязанным к земле, сходство с космическими корабля-
ми. Почему же нельзя придать кораблю сходство с определенным  человеком,
чтобы он двигался как человек и тем не менее оставался кораблем,  а  сам
человек укрывался внутри него? Если бы какой-то король или миллионер за-
казал такой корабль, то воистину он приобрел бы дар шагать  среди  звезд
подобно богу...
   - А о себе самом вы никогда так не думали? Разгонщик удивился.
   - Я? О себе? Чепуха! Я обыкновенный разгонщик. Но, помоему,  поверить
в корабли, выполненные в форме человека, всетаки легче,  чем  в  золотых
гигантов, расхаживающих в пустоте.
   - И легче и для себя утешительнее.
   - Вот именно. - Разгонщик вздрогнул. - Что бы это ни было, оно  приб-
лижалось очень быстро, и приходилось непрерывно снижать увеличение, что-
бы не терять его из виду. Средний палец у него был на два сустава  длин-
нее наших, а большие пальцы различались по величине. Глаза,  разнесенные
слишком далеко друг от друга и расположенные слишком низко,  к  тому  же
светились изнутри багровым огнем. А рот представлялся широкой,  безгубой
горизонтальной линией.
   Я даже и не подумал уклониться от встречи с пришельцем. Она не  могла
быть случайной. Я понимал, что он изменил свой курс специально ради меня
и повернет еще раз, чтобы не допустить столкновения.
   Он настиг меня раньше, чем я догадался об этом. Изменив настройку те-
лескопа еще на один щелчок, я посмотрел на шкалу и убедился, что  увели-
чение равно нулю. Я бросил взгляд на разреженные тускло-красные звезды и
увидел золотую точку, которая в то же мгновение выросла в золотого вели-
кана.
   Я, конечно, зажмурился. Когда я открыл глаза, он  протягивал  ко  мне
руку.
   - К вам?
   Разгонщик судорожно кивнул.
   - К капсуле моего корабля. Он был намного больше капсулы, вернее, его
корабль был намного больше.
   - Вы все еще настаиваете, что это был корабль? Не следовало  задавать
подобного вопроса - но он так часто оговаривался и так назойливо поправ-
лялся...
   - Я искал иллюминаторы во лбу и в груди. Я их не нашел,  Двигался  он
как очень, очень большой человек.
   - Об этом почти неприлично спрашивать, - произнес я, -  не  зная,  не
религиозны ли вы. Что если боги все-таки существуют?
   - Чепуха.
   - А высшие существа? Если мы в своем развитии превзошли шимпанзе, то,
может статься...
   - Нет, не может. Никак не может,- отрезал разгонщик.- Вы не понимаете
основ современной ксеногении - науки о развитии  организмов  в  космосе.
Разве вам неизвестно, что мы, "монахи" и "кузнецы", по умственному  раз-
витию находимся примерно на одном уровне? "Кузнецы"  даже  отдаленно  не
похожи на людей, но и это ничего не меняет.  Физическое  развитие  оста-
навлмвается, как только вид переходит к использованию орудий.
   - Я слышал этот довод. Однако...
   - Как только вид переходит к использованию орудий, он больше не зави-
сит от природной среды. Напротив, он  формирует  среду  сообразно  своим
потребностям. А в остальном развитие вида прекращается. Он даже начинает
заботиться о слабоумных и  генетически  ущербных  своих  представителях.
Нет, если говорить о пришельце, орудия у него, возможно, были лучше  мо-
их, но ни о каком интеллектуальном превосходстве речи быть но  может.  И
уж тем более о том, чтобы поклоняться ему, как богу.
   - Вы что-то слишком горячо уверяете себя в этом, - вырвалось у меня.
   В ту же секунду я пожалел о сказанном. Разгонщик весь затрясся и  об-
нял себя обеими руками. Жест выглядел  одновременно  нелепым  и  жалост-
ным-руки собрали целые ворохи кожных складок.
   - А как прикажете иначе? Пришелец взял мою главную капсулу в кулак  и
поднес к своему... к своему кораблю. Спасибо привязным ремням.  Не  будь
их, меня раскрутило бы, как горошину в кипятке. И без того  я  на  время
потерял сознание. Когда я очнулся, на меня в  упор  смотрел  исполинский
красный глаз с черным зрачком посередине.
   Пришелец внимательно оглядел меня с головы до ног. И я -  я  заставил
себя вернуть взгляд. У него не оказалось ни ушей,  ни  подбородка.  Там,
где у людей нос, лицо делил костный гребень, но без  признаков  ноздрей.
Потом он отвел меня на расстояние вытянутой руки, наверное, чтобы  лучше
рассмотреть капсулу. На этот раз меня даже не тряхнуло. Он, видимо,  по-
нял, что тряска может мне повредить, и сделал что-то, чтобы ее не стало.
Похоже, что вообще уничтожил инерцию.
   Чуть позже он на мгновение поднял глаза и  вгляделся  куда-то  поверх
капсулы. Вы помните, что сам я смотрел в  кильватер  своему  кораблю,  в
сторону  системы  Хорвендайл  -  туда,  где  красное   смещение   гасило
большинство звезд. - Разгонщик подбирал слова все медленнее,  все  осто-
рожнее. Постепенно речь его затормозилась до того, что это причиняло мне
боль. - Я давно перестал обращать внимание на звезды.  Только  вдруг  их
стало вокруг много-много, миллионы, и все белые и яркие.
   Сперва я ничего не понял. Я переключил экраны на передний обзор,  по-
том на бортовой. Звезды казалось одинаковыми во всех направлениях. И все
равно я еще ничего не понимал.
   Потом я вновь повернулся к пришельцу. И увидел, что он уходит. Понят-
но, что удалялся он куда быстрее, чем положено пешеходу. Он набирал ско-
рость. Какие-нибудь пять секунд - и он стал невидим. Я  пытался  обнару-
жить хотя бы след выхлопных газов, но безуспешио.
   Только тогда я понял...- Разгонщик поднял голову.- А где мальчишка?..
   Разгонщик озирался, голубые глаза так и шарило по сторомам.  Взрослые
и дети с любопытством рассматрнаади его в ответ: еще бы, он  представлял
собой весьма необычное зрелище - Не вижу мальчишки, -  повторил  разгон-
щик, - Он что, ушел?
   - Ах, вы про того... Конечно, ушел, почему бы и нет?
   - Я должен кое-что узнать.
   Мой собеседник поднялся, напрягая свои босые, размозженные ноги.  Пе-
решел дорожку - я за ним, ступил на траву - я за ним. Он продолжал  свой
рассказ:
   - Пришелец был действительно очень вмммателен. Осмотрел  меня  и  мой
корабль, а затем, видимо, уничтожил инерцию или каким-то образом  засло-
нил меня от действия ускорения. И  погасил  нашу  скорость  относительно
системы Кошей.
   - Но одного этого мало, - возразил я. - Вы бы все равно погибли.
   Разгонщик кивнул.
   - И тем не менее поначалу я обрадовался, что он убрался. Он вселял  в
меня ужас. Заключительную его ошибку я воспринял едва ли не с облегчени-
ем. Она доказывала, что он... человечен, конечно же, не то слово. Но, по
крайней мере, способен на ошибки.
   - Смертен, - подсказал я. - Он доказал, что смертен.
   - Не понимаю вас. Да все равно. Задумайтесь на миг о степени его  мо-
гущества. В течение полутора лет, разгоняясь при шести десятых  "же",  я
набирал скорость, которую он погасил за какую-то долю  секунды.  Нет,  я
предпочитал смерть такому жуткому обществу. Поначалу думал, что  предпо-
читаю.
   Потом я почувствовал страх. Это было просто нечестно. Он нашел меня в
межзвездной бездне затравленным, ожидающим смерти. Он почти спас меня  -
и бросил на верную гибель, ничуть не менее верную, чем до нашей встречи!
   Я высматривал его в телескоп. Быть может, мне удалось бы  подать  ему
сигнал - если бы только я знал, куда нацелить лазер связи. Но  я  никого
не нашел.
   Тогда я рассердился. Я... - Разгонщик сглотнул, - Я посылал ему  вдо-
гонку проклятия. Я крыл последней хулой богов  семи  различных  религий.
Чем дальше он был от меня, тем меньше я его боялся. И только я распалил-
ся вовсю, как он... как он вернулся.
   Его лицо приникло к главному иллюминатору. Его багровые глаза глянули
мне в лицо. Его диковинная рука вновь заграбастала мою капсулу. А сигнал
радарной тревоги едва звякнул - возвращение было таким стремительным.  Я
залился слезами, я принялся...
   Он осекся.
   - Что вы принялись?
   - Молиться. Я молил о прощении,
   - Ну и ну!..
   - Он взял мой корабль на ладонь. И звезды  взорвались  у  меня  перед
глазами..,
   Разгонщик и я следом за ним вступили под сень  старого  дуба,  такого
старого и такого раскидистого, что нижние его сучья  пришлось  подпереть
железными трубами. Под деревом расположилось на отдых целое семейство  -
теперь оно в недоумении уставилось на нас.
   - Звезды взорвались?
   - Это не совсем точно,- извинился разгонщик.  -  На  самом  деле  они
вспыхнули во много раз ярче, в то же время сбегаясь в  одну  точку.  Они
пылали неистово, я был ослеплен. Пришелец, видимо, придал мне  скорость,
почти не отличающуюся от скорости света.
   Я плотно прикрыл глаза рукой и не поднимал век. Я  ощущал  ускорение.
Оно оставалось постоянным в течение всего того срока, какой  понадобился
моим глазам, чтобы прийти в корму. Исходя из своего богатого опыта я оп-
ределил величину ускорения в десять метров в секунду за секунду...
   - Но ведь это...
   - Вот именно, ровно одно "же". Когда ко мне вернулась способность ви-
деть, я обнаружил, что нахожусь на желтой равнине под сверкающим голубым
небом. Капсула моя оказалась раскалена докрасна, и стенки ее уже  начали
прогибаться.
   - Куда же это он вас высадил?
   - На Землю, в заново распаханные районы Северной Африки.  Бедную  мою
капсулу никогда не предназначали для подобных трюков. Раз уж она сплющи-
лась от обыкновенного земного притяжения, то перегрузки при вхождении  в
атмосферу разнесли бы ее вдребезги. Но пришелец позаботился, видимо, и о
том, чтобы этого не случилось...
   Я любопытный экстра-класса. Я способен залезть человеку в душу, а  он
и не заподозрит о моем существовании. Я наблюдателен до того, что никог-
да не проигрываю в покер. И я твердо знал, что разгонщик не врет.
   Мы стояли рядом под старым дубом. Самая нижняя его  ветвь  вытянулась
почти параллельно земле, и ее поддерживали целых три  подпорки.  Как  ни
длинны были руки разгонщика, но и он не смог бы обхватить ту ветвь. Шер-
шавая серая кора, хрупкая, пропахшая пылью, закруглялась чуть ниже уров-
ня его глаз.
   - Вам невероятно повезло, - сказал я.
   - Несомненно. Что это такое?
   "Это" было черное, мохнатое, полтора дюйма длиной - оно ползло по ко-
ре, и один его конец извивался безллозгло и пытливо.
   - Гусеница. Понимаете, у вас вообще не было шансов уцелеть. А вы вро-
де бы и не очень рады...
   - Ну, посудите сами, - ответил разгонщик. - Посудите, до  каких  тон-
костей он должен был додуматься, чтобы сделать то,  что  он  сделал.  Он
заглядывал ко мне и изучал меня сквозь иллюминатор.  Я  был  привязан  к
креслу ремнями, и к тому же  его  датчикам  пришлось  пробиваться  через
толстое кварцевое стекло, прозрачное односторонне - с внутренней  сторо-
ны! Он мог видеть меня только спереди. Он, конечно, мог обследовать  ко-
рабль, но тот был поврежден, и пришельцу еще  надлежало  догадаться,  до
какой степени.
   Во-первых, он должен был сообразить, что я не в силах затормозить без
разгонной сети. Во-вторых, он должен был прийти к выводу, что в баках  у
меня есть определенный запас горючего, рассчитанный на полную  остановку
корабля после того, как прекратит работу разгонный ковш.  Логически  это
вполне очевидно, не правда ли? Вот тогда-то он и  решил,  что  остановит
меня совсем - или почти совсем и предоставит добираться до дому  на  ре-
зервном топливе, черепашьим ходом.
   Но потом, уже распрощавшись со мной, он вдруг отдал себе отчет в том,
что задолго до конца такого путешествия я умру от старости. Представляе-
те, как тщательно он меня осматривал! И тут он вернулся ко мне.  Направ-
ление моего полета подсказало ему, куда я держал путь. Но смогу ли я вы-
жить там с поврежденным кораблем? Этого он не знал.  Тогда  он  осмотрел
меня снова, еще внимательнее, установил, из какой звездной системы  и  с
какой планеты я происхожу, и доставил меня сюда.
   - Все это шито белыми нитками,- заявил я.
   - Разумеется. Мы находились за двенадцать световых лет  от  Солнечной
системы, а он дотянулся сюда в одно мгновение. И даже не в том  дело.  -
Разгонщик снизил голос до шепота. Он зачарованно  смотрел  на  гусеницу:
та, бросая вызов притяжению, обследовала вертикальный участок коры. - Он
перенес меня не просто на Землю, а в Северную Африку. Значит, он устано-
вил не только планету, откуда я родом, но и район планеты.
   Я просидел в капсуле два часа, прежде чем  меня  нашли.  Полиция  ООН
провела запись моих мыслей, но сама не поверила тому, что записала.  Не-
возможно отбуксировать разгонный корабль на Землю, миновав все локаторы.
Более того, моя разгонная сеть оказалась разметана по пустыне. Даже баки
с водородом и те уцелели при возвращении. Полиция решила, что это мисти-
фикация и что мистификаторы намеренно лишили меня памяти.
   - А вы? Вы сами что решили?
   И опять лицо разгонщика напряглось, сетка морщин сложилась в замысло-
ватую маску.
   - Я убедил себя, что пришелец-такой же космический пилот,  как  и  я.
Случайный прохожий - проходил, вернее, пролетал мимо и  остановился  по-
мочь, как иные шоферы остановятся, если, скажем, у вас сели аккумуляторы
вдали от города. Может, его машина была и помощней, чем  моя.  Может,  и
сам он был богаче, даже по меркам собственной его цивилизации. И мы, ес-
тественно, принадлежали к различным расам. И все  равно  он  остановился
помочь другому, раз этот другой входит в великое братство исследователей
космоса...
   - Ибо ваша современная ксеногения считает, что он не мог обогнать нас
в своем развитии. - Разгонщик ничего не ответил.Как хотите, а я  вижу  в
этой теории немало слабых мест.
   - Например?
   Я не уловил в его вопросе интереса, но пренебрег этим.
   - Вы утверждаете, что развитие вида останавливается,  как  только  он
начинает изготовлять орудия. А что, если на одной планете появились  од-
новременно два таких вида? Тогда развитие будет продолжаться до тех пор,
пока один из видов не погибнет. Обзаведись дельфины руками - и у нас са-
мих возникли бы серьезные проблемы.
   - Возможно.
   Разгонщик по-прежнему следил за гусеницей  -  полтора  дюйма  черного
ворса знай себе обследовали темный сук. Я пододвинулся к своему собесед-
нику, нечаянно задев кору ухом.
   - Далее, отнюдь не все люди одинаковы. Среди  нас  есть  Эйнштейны  и
есть тупицы. А ваш пришелец может принадлежать расе, где  индивидуальные
различия еще рельефнее. Допустим, он какой-нибудь супер-Эйнштейн...
   - Об этом я не подумал. Исходным моим предположением было, что он де-
лает свои выводы с помощью компьютера...
   - Далее, вид может сознательно  изменить  себя.  Допустим,  они  дав-
ным-давно начали экспериментировать с генами и  не  успокоились  до  тех
пор, пока их дети не стали гигантами ростом в милю, с космическими  дви-
гателями, встроенными в спинной хребет. Да чем,  черт  возьми,  вас  так
привлекает эта гусеница?
   - Вы не видели, что сделал тот мальчишка?
   - Мальчишка? Ах, да. Нет, не видел,
   - Гусеница ползла по дорожке. Люди шли мимо. Под ноги никто  не  гля-
дел. Подошел мальчишка, наклонился и заметил ее.
   - Ну и что?
   - А то, что он поднял гусеницу, осмотрелся, подошел сюда и посадил ее
в безопасное место, на сук.
   - И вы упали в обморок.
   - Мне, безусловно, не следовало бы поддаваться впечатлению  до  такой
степени. В конце концов сравнение - не доказательство,  Не  поддержи  вы
меня, я бы раскроил себе череп,
   - И ответили бы на заботу золотого великана черной неблагодарностью.
   Разгонщик даже не улыбнулся.
   - Скажите... а если бы гусеницу заметил не ребенок, а взрослый?
   - Вероятно, он наступил бы на нее и раздавил.
   - Вот именно. Так я и думал. - Разгонщик подпер щеку языком,  и  щека
неправдоподобно выпятилась. - Она ползет вниз головой, Надеюсь,  она  не
свалится?
   - Не свалится.
   - Вы думаете, она теперь в безопасности?
   - Конечно. Ей теперь ничто не грозит.

   Перевод с английского Олега БИТОВА

                               Ларри НИВЕН

                                 ПРОХОЖИЙ

     Был полдень, горячий и голубой. Парк звенел  и  переливался  голосами
детей и взрослых, яркими красками их одежд. Попадались  и  старики  -  они
пришли достаточно рано, чтобы занять местечко, но оказались слишком  стары
и слабы, чтобы удержать всю скамью.
     Я принес с собой завтрак и медленно жевал сандвичи. Апельсин и вторую
жестянку пива я оставил на потом. Люди сновали передо мной по  дорожкам  -
они и в мыслях не держали, что я наблюдаю за ними.
     Полуденное солнце припекло мне макушку, и я впал  в  оцепенение,  как
ящерица. Голоса взрослых, отчаянные и самозабвенные выкрики  детей  словно
стихли и замерли.  Но  эти  шаги  я  расслышал.  Они  сотрясали  землю.  Я
приоткрыл глаза и увидел разгонщика.
     Росту в нем было полных шесть футов, и вкроен он был крепко. Его шарф
и синие просторные штаны не слишком даже  вышли  из  моды,  но  как-то  не
вязались друг с другом. А кожа-по крайней мере там, где ее  не  прикрывала
одежда, - болталась на нем складками, будто он съежился внутри нее.  Будто
жираф напялил слоновью шкуру.
     Шаг его был лишен упругости. Он вколачивал ноги в гравий  всем  своим
весом. Не удивительно, что я расслышал, как он идет. Все  вокруг  или  уже
уставились на него или заворочали шеями, пытаясь понять,  куда  уставились
все остальные. Кроме детей, которые тут же и позабыли о том,  что  видели.
Соблазн оказался выше моих сил.
     Есть любопытные обыденного,  повседневного  толка.  Когда  им  больше
нечего делать,  они  подсматривают  за  своими  соседями  в  ресторане,  в
магазине или на станции монорельссвой дороги. Оки  совершенные  дилетанты,
они сами не знают, чего ищут, и, как правило,  попадаются  с  поличным.  С
такими я ничего общего не имею.
     Однако есть и любопытные-фанатики, вкладывающие в это дело всю  душу,
совершенствующие технику подглядывания на специальных занятиях. Именно  из
их среды вербуются  пожизненные  подписчики  на  "Лица  в  толпе",  "Глаза
большого города" и тому подобные журнальчики. Именно они пишут в  редакции
письма о том, как им удалось выследить генерального секретаря ООН Харумана
в мелочной лавке и как он в тот день нехорошо выглядел.
     Я-фанатик. Самый отъявленный.
     И вот, пожалуйста, в каких-то двадцати ярдах от меня, а то и  меньше,
- разгонщик, человек со звезд.
     Разумеется, это разгонщик и никто другой. Странная манера  одеваться,
чуждые Земле драпировки из собственной кожи... И ноги, не  приученные  еще
пружинить, неся  вес  тела  в  условиях  повышенной  тяжести.  Он  излучал
смущение и робость, озирался  с  интересом,  удивлением  и  удовольствием,
возглашая безмолвно: я здесь турист.
     Глаза, выглядывающие из-под плохо пригнанной маски лица, были  ясные,
синие и счастливые. От него не ускользнуло мое внимание, но ничто не могло
омрачить его почти молитвенный восторг. Даже  непослушные  ноги,  которые,
наверное, нещадно ныли. Улыбка у него была мечтательная и очень  странная.
Приподнимите спаниелю уголки пасти - вы получите именно такую улыбку.
     Он впитывал в себя жизнь -  небо,  траву,  голоса,  все,  что  растет
кругом.  Я  следил  за  его  лицом  и  пытался  расшифровать:  может,   он
приверженец какой-нибудь новой,  обожествляющей  Землю  религии?  Да  нет.
Просто  он,  вероятно,  видит   Землю   впервые,   впервые   настраивается
биологически  на  земной  лад,  впервые  ощущает,   как   земная   тяжесть
растекается по телу, и когда от восхода до восхода проходит ровно двадцать
четыре часа, самые его гены внушают ему: ты дома.
     Все шло как надо, пока он не заметил мальчишку.  Мальчишке  было  лет
десять - прекрасный мальчишка, ладненький, загорелый с головы до пяток,  А
ведь в дни моего детства даже совсем-совсем  маленьких  заставляли  носить
одежду на улице. До той минуты я его и не видел, а он, в свою очередь,  не
видел разгонщика. Он стоял на дорожке  на  коленях,  повернувшись  ко  мне
спиной. Я не мог разглядеть, что он там делает, но он что-то делал - очень
серьезно и сосредоточенно.
     Прохожие на  разгонщика  уже  почти  не  обращали  внимания,  кто  по
безучастности, кто от переизбытка хороших манер.  Я  же  глаз  с  него  не
сводил. Разгонщик наблюдал за мальчишкой, а я  изучал  его  самого  из-под
полуприкрытых  век,  прикидываясь  старигеом,  задремавшим  на   солнышке.
Существует  непреложное,  как  принцип  Гейзенберга,  правило:   ни   один
подлинный любопытный не допустит, чтобы его поймали.
     Мальчишка вдруг нагнулся, потом  поднялся  на  ноги,  сомкнув  ладони
перед собой. Двигаясь с преувеличенной осторожностью, он свернул с дорожки
и пошел по траве к потемневшему от старости дубу.
     Глаза у разгонщика  округлились  и  вылезли  из  орбит.  Удовольствие
соскользнуло с его лица, выродившись в ужас, а потом и от ужаса ничего  не
осталось. Глаза закатились. Колени у звездного гостя начали подгибаться.
     Хоть я и не могу теперь похвалиться резвостью, я успел  подскочить  к
нему и подставить свое костлявое плечо ему под  мышку.  Он  с  готовностью
навалился на меня всем весом. Мне бы тут же сложиться вдвое и втрое, но я,
прежде чем сделать это, сумел кое-как доволочь его до скамейки.
     - Доктора, - бросил я какой-то удивленной матроне. Живо  кивнув,  она
удалилась вперевалочку. Я вновь обернулся к разгонщику. Он смотрел на меня
мутным взглядом из-под  прямых  черных  бровей.  Загар  лег  ему  на  лицо
странными полосами: оно потемнело повсюду, куда солнце могло добраться,  и
было белым как мел там, где  складки  хранили  тень.  Грудь  и  руки  были
расцвечены таким же  образом.  И  там,  где  кожа  оставалась  белой,  она
побледнела еще сильнее от шока.
     - Не надо доктора, - прошептал  он,  -  Я  не  болен.  Просто  увидел
кое-что.
     - Ну конечно, конечно. Опустите голову между колен. Это убережет  вас
от обморока.
     Я открыл еще не початое пиво.
     - Сейчас я приду в себя, - донесся его шепот из-под колен.  На  нашем
языке он говорил с акцентом, а  слабость  присуждала  его  еще  и  глотать
слова. - Меня потрясло то, что я увидел.
     - Где? Здесь?
     - Да. Впрочем, нет. Не совсем...
     Он запнулся, будто переключаясь на другую волну, и я подал ему  пиво.
Он посмотрел на него озадаченно, как бы недоумевая, с какого конца взяться
за банку, потом наполовину осушил ее одним отчаянным глотнем.
     - Что же такое вы видели? - осведомился я.
     Прошлось ему оставить это недолитым.
     - Чужой космический корабль. Если бы не корабль,  сегодняшнее  ничего
бы не значило.
     - Чей корабль? Кузнецов? Монахов?
     "Кузнецы" и  "монахи"  -  единственно  известные  инопланетные  расы,
овладевшие звездоплаванием. Не считая нас, разумеется. Я никогда не  видел
чужих космических кораблей, но иногда они швартуются на внешних планетах.
     Глаза на складчатом лице разгонщика обратились в щелочки.
     - Понимаю. Вы думаете, я о каком-нибудь корабле, официально прибывшем
в наш космический порт. - Он больше не глотал слова. - Я  был  на  полпути
между системами Хорвендайл и Кошей. Потерпел катастрофу почти на  скорости
света и ожидал неизбежной гибели. Тогда-то я и увидел  золотого  великана,
шагающего среди звезд.
     - Человека? Значит, не корабль, а человека?
     - Я решил, что это  все-таки  корабль.  Доказать  не  могу.  Я  издал
глубокомысленный невнятный звук, дав ему тем самым понять, что слушаю,  но
не связываю себя никакими обязательствами.
     - Давайте уж я расскажу вам все по порядку.  К  тому  моменту  я  уже
удалился на полтора года от точки старта. Это была бы моя  первая  поездка
домой за тридцать один год...
     Лететь на разгонном корабле - все равно что лететь верхом на паутине.
     Даже до развертывания сети такой корабль невероятно хрупок.  Грузовые
трюмы,  буксирные  грузовые  тросы  с  крючьями,  кабина  пилота,  система
жизнеобеспечения и  стартовый  термоядерный  реактор-все  это  втиснуто  в
жесткую капсулу неполных трехсот футов  длиной.  Остальную  часть  корабля
занимают баки и сеть.
     Перед стартом баки заполняются водородным топливом для реактора. Пока
корабль  набирает  скорость,  достаточную  для  начала  разгона,  половина
топлива выгорает и замещается разреженным газом. Баки теперь  играют  роль
метеоритной защиты.
     Разгонная сеть представляет собой ковш из сверхпроводящей  проволоки,
тонкой, как паутина, - десятки тысяч миль паутины.  Во  время  старта  она
скатана в рулон не крупнее главной капсулы. Но если пропустить  через  нее
отрицательный заряд  определенной  величины,  она  развертывается  в  ковш
диаметром двести миль.
     Под воздействием противоположных  по  знаку  полей  паутина  поначалу
колышется и трепещет. Межзвездный водород, разжиженный до небытия  -  атом
на кубический сантиметр, попадает в устье ковша, и противоборствующие поля
сжимают его, нагнетая к оси.  Сжимают,  пока  не  вспыхивает  термоядерная
реакция.  Водород  сгорает  узким  голубым  факелом,  слегка   отороченным
желтизной. Электромагнитные  поля,  возникающие  в  термоядерном  пламени,
начинают  сами  поддерживать  форму  сети.  Пробуждаются   могучие   силы,
сплетающие  паутину,  факел  и  поступающий  в   ковш   водород   в   одно
неразъединимое целое.
     Главная капсула, невидимо крошечная, висит теперь на краю призрачного
цилиндра  двухсот  миль  в  поперечнике.  Крохотный   паучок,   оседлавший
исполинскую паутину.
     Время замедляет свой бег, расстояния  сокращаются  тем  значительнее,
чем выше скорость.  Водород,  захваченный  сетью,  течет  сквозь  нее  все
быстрее, мощность полей в разгонном ковше нарастает день ото дня.  Паутина
становится все прочнее, все устойчивее. Теперь корабль вообще не нуждается
в присмотре - вплоть до разворота в середине пути.
     - Я был на полдороге  к  Кошей,  -  рассказывал  разгонщик,с  обычным
грузом  -  генетически  видоизмененными  семенами,  специями,  прототипами
машин. И с тремя "мумиями" - так мы называем пассажиров,  замороженных  на
время полета. Короче, наши корабли возят все,  чего  нельзя  передать  при
помощи лазера связи.
     Я до сих пор не знаю, что произошло. Я спал.  Я  спал  уже  несколько
месяцев, убаюканный пульсирующими токами. Быть может, в ковш залетел кусок
метеорного железа. Может, на какойнибудь час концентрация  водорода  вдруг
упала, а затем стремительно возросла.  А  может,  корабль  попал  в  резко
очерченный район положительной ионизации. Так или иначе,  что-то  нарушило
регулировку разгонных полей, и сеть деформировалась.
     Автоматы разбудили меня, но слишком поздно. Сеть свернулась жгутом  и
тащилась за кораблем как нераскрывшийся парашют.  При  аварии  проволочки,
видимо, соприкоснулись, и значительная часть паутины попросту испарилась.
     - Это была верная смерть, - продолжал  разгонщик.  -  Без  разгонного
ковша я был совершенно беспомощен. Я достиг бы системы Кошей на  несколько
месяцев раньше расписания -  неуправляемый  снаряд,  движущийся  почти  со
скоростью  света.  Чтобы  сберечь  хотя  бы  доброе  имя,  я  обязан   был
информировать Кошей о случившемся лазерным лучом и просить их  расстрелять
мой корабль на подлете к системе...
     - Успокойтесь, - утешал я его. Зубы у него сжались, мускулы  на  лице
напряглись, и оно, иссеченное складками, стало еще разительнее  напоминать
маску. - Не переживайте. Все уже позади. Чувствуете, как пахнет трава?  Вы
на Земле...
     - Сперва я даже плакал, хоть плакать и считается недостойным  мужчин.
- Разгонщик огляделся вокруг, будто только  что  очнулся  ото  сна.  -  Вы
правы. Я не нарушу никаких запретов, если сниму ботинки?
     - Не нарушите.
     Он снял обувь, опустил ноги в траву и пошевелил пальцами. Ноги у него
были чересчур маленькими. А пальцы длинными  и  гибкими,  цепкими,  как  у
зверька.
     Доктор  так  и  не  появился.  Наверное,  почтенная  матрона   просто
удалилась восвояси, не пожелав ввязываться в чужую беду.  Но  разгонщик  и
сам уже пришел в себя.
     - На Кошей, - говорил он, - мы склонны к тучности. Сила  тяжести  там
не так жестока. Перед тем как стать разгонщиком я сбросил  потом  половину
своего веса, чтобы ненужные мне двести земных фунтов можно  было  заменить
двумястами фунтами полезного груза.
     - Сильно же вам хотелось добраться до звезд...
     - Да, сильно. Одновременно я штудировал дисциплины, названия  которых
большинство людей не в состоянии ни написать, ни выговорить.  -  Разгонщик
взял себя за подбородок. Складчатая кожа натянулась до  неправдоподобия  и
не сразу спружинила, когда он отпустил ее. - Хоть  я  и  срезал  свой  вес
наполовину, а здесь, на Земле, у меня болят ноги. И кожа еще не  пришла  в
соответствие с моими нынешними размерами. Вы, наверное, это заметили.
     - Так что же вы тогда предприняли?
     - Послал на Кошей сообщение. По расчетам, оно  должно  было  обогнать
меня на два месяца по корабельному времени.
     - А потом?
     - Я решил бодрствовать, провести тот недолгий срок, что мне  остался,
хоть с какой-то пользой. В моем распоряжении находилась  целая  библиотека
на пленке, довольно богатая, но даже перед лицом  смерти  мне  вскоре  все
наскучило. В конце концов я видел звезды и раньше. Впереди  по  курсу  они
были бело-голубыми и теснились густо-густо. По сторонам звезды становились
оранжевыми и красными и располагались все реже. А за кормой лежала  черная
пустота, в которой еле светилась горстка догорающих угольков. Доплеровское
смещение делало  скорость  более  чем  очевидной.  Но  самое  движение  не
ощущалось.
     Так прошло полтора месяца, и я совсем уже собрался вновь  погрузиться
в сон. Когда  запел  сигнал  радарной  тревоги,  я  попытался  вообще  его
игнорировать. Смерть была все равно неизбежной. Но шум раздражал меня, и я
отправился в рубку, чтобы его приглушить. Приборы  свидетельствовали,  что
какая-то масса солидных размеров приближается ко мне  сзади.  Приближается
опасным курсом, двигаясь быстрее, чем мой корабль. Я стал искать ее  среди
редких  тлеющих  пятнышек,  высматривая  в   телескоп   при   максимальном
увеличении. И обнаружил золотого человека, шагающего в мою сторону.
     Первой моей мыслью было, что я просто-напросто спятил. Затем подумал,
признаться, что сам господь бог явился по мою грешную  душу.  Но  по  мере
того как изображение росло  на  экране  телескопа,  я  убедился,  что  это
все-таки не человек.
     Странное  дело,  я   вздохнул   с   облегчением.   Золотой   человек,
вышагивающий  среди  звезд,  -  нечто   совершенно   немыслимое.   Золотой
инопланетянин  как-то  более  вероятен.  По   крайней   мере   его   можно
разглядывать, не опасаясь за свой рассудок.
     Звездный  странник  оказался  крупнее,  чем  я  предполагал,  намного
крупнее человека. Это был несомненный  гуманоид,  с  двумя  руками,  двумя
ногами и хорошо развитой  головой.  Кожа  на  всем  его  теле  сияла,  как
расплавленное золото. На ней не проступало ни волос,  ни  чешуи.  Необычно
выглядели ступни ног, лишенные больших  пальцев,  а  коленные  и  локтевые
суставы были утолщенными, шарообразными...
     - Вы что, так сразу и подыскали такие точные определения?
     - Так сразу и подыскал. Я не хотел сознаться даже себе,  насколько  я
испуган.
     - Вы это серьезно?
     - Вполне. Пришелец надвигался все ближе. Трижды я снижал увеличение и
с каждым разом видел его все яснее. На руках у него было  по  три  пальца,
длинный средний и два противостоящих больших. Колени и локти были  как  бы
сдвинуты вниз против нормы, но казались более гибкими,  чем  у  нас.  Глаз
а...
     - Более гибкими? Вы видели, как они сгибаются?
     Разгонщик опять разволновался. Он запнулся,  ему  пришлось  перевести
дух,  чтобы  совладать  с  собой.  Когда  он  заговорил  снова,  то  слова
застревали у него в горле.
     - Я... я сначала думал, что пришелец  вовсе  не  шевелит  ногами.  Но
когда он приблизился к  кораблю,  мне  почудилось,  что  он  действительно
вышагивает по пустоте.
     - Как робот?
     - Ну, не совсем как робот, но и не как  человек.  Пожалуй,  можно  бы
сказать - как "монах", если бы не  одеяние,  которое  их  послы  носят  не
снимая.
     - Однако...
     - Представьте себе гуманоида  ростом  с  человека.  -  Разгонщик  дал
понять, что не позволит  теперь  прервать  себя.  -  Представьте,  что  он
принадлежит к цивилизации, далеко обогнавшей нашу.  Если  эта  цивилизация
обладает   соответствующим   техническим   потенциалом,   а   сам   он   -
соответствующим влиянием, и если он настроен достаточно эгоцентрично,  то,
быть может, - рассудил  разгонщик,  -  быть  может,  он  и  отдаст  приказ
построить космический корабль по образу и подобию своему.
     Вот примерно  до  чего  я  додумался  за  те  десять  минут,  которые
понадобились ему, чтобы догнать меня. Я не мог поверить в то, что гуманоид
с гладкой, будто оплавленной кожей развился в вакууме или что он  способен
действительно  шагать  по  пустоте.  Самый  тип  гуманоида  создался   под
воздействием притяжения, на поверхности планет.
     Где пролегает граница  между  техникой  и  искусством?  Придавали  же
некогда  автомобилям,  привязанным  к  земле,  сходство   с   космическими
кораблями. Почему  же  нельзя  придать  кораблю  сходство  с  определенным
человеком, чтобы  он  двигался  как  человек  и  тем  не  менее  оставался
кораблем, а сам человек укрывался внутри него? Если бы какой-то король или
миллионер заказал такой корабль, то воистину он  приобрел  бы  дар  шагать
среди звезд подобно богу...
     - А о себе самом вы никогда так не думали? Разгонщик удивился.
     - Я? О себе? Чепуха! Я обыкновенный разгонщик. Но, помоему,  поверить
в корабли, выполненные в форме человека,  всетаки  легче,  чем  в  золотых
гигантов, расхаживающих в пустоте.
     - И легче и для себя утешительнее.
     - Вот именно. - Разгонщик вздрогнул.  -  Что  бы  это  ни  было,  оно
приближалось очень быстро, и приходилось  непрерывно  снижать  увеличение,
чтобы не терять его из виду. Средний палец  у  него  был  на  два  сустава
длиннее  наших,  а  большие  пальцы  различались   по   величине.   Глаза,
разнесенные слишком далеко друг от друга и расположенные слишком низко,  к
тому же светились изнутри багровым огнем.  А  рот  представлялся  широкой,
безгубой горизонтальной линией.
     Я даже и не подумал уклониться от встречи с пришельцем. Она не  могла
быть случайной. Я понимал, что он изменил свой курс специально ради меня и
повернет еще раз, чтобы не допустить столкновения.
     Он настиг меня раньше, чем я догадался  об  этом.  Изменив  настройку
телескопа еще на один  щелчок,  я  посмотрел  на  шкалу  и  убедился,  что
увеличение равно нулю.  Я  бросил  взгляд  на  разреженные  тускло-красные
звезды и увидел золотую  точку,  которая  в  то  же  мгновение  выросла  в
золотого великана.
     Я, конечно, зажмурился. Когда я открыл глаза, он  протягивал  ко  мне
руку.
     - К вам?
     Разгонщик судорожно кивнул.
     - К капсуле моего корабля. Он был намного больше капсулы, вернее, его
корабль был намного больше.
     - Вы все еще настаиваете, что это был корабль? Не следовало  задавать
подобного  вопроса  -  но  он  так  часто  оговаривался  и  так  назойливо
поправлялся...
     - Я искал иллюминаторы во лбу и в груди. Я их не нашел,  Двигался  он
как очень, очень большой человек.
     - Об этом почти неприлично спрашивать, - произнес я, -  не  зная,  не
религиозны ли вы. Что если боги все-таки существуют?
     - Чепуха.
     - А высшие существа? Если мы в своем развитии превзошли шимпанзе, то,
может статься...
     - Нет, не может. Никак  не  может,  -  отрезал  разгонщик.  -  Вы  не
понимаете основ современной ксеногении - науки  о  развитии  организмов  в
космосе.  Разве  вам  неизвестно,  что  мы,  "монахи"  и   "кузнецы",   по
умственному развитию находимся примерно на одном  уровне?  "Кузнецы"  даже
отдаленно не похожи на людей,  но  и  это  ничего  не  меняет.  Физическое
развитие останавливается, как только вид переходит к использованию орудий.
     - Я слышал этот довод. Однако...
     - Как только вид переходит  к  использованию  орудий,  он  больше  не
зависит от природной среды. Напротив, он формирует среду  сообразно  своим
потребностям. А в остальном развитие вида прекращается. Он  даже  начинает
заботиться о слабоумных и генетически ущербных своих представителях.  Нет,
если говорить о пришельце, орудия у него, возможно, были лучше моих, но ни
о каком интеллектуальном превосходстве речи быть но может. И уж тем  более
о том, чтобы поклоняться ему, как богу.
     - Вы что-то слишком горячо уверяете себя в этом, - вырвалось у меня.
     В ту же секунду я пожалел о  сказанном.  Разгонщик  весь  затрясся  и
обнял  себя  обеими  руками.  Жест   выглядел   одновременно   нелепым   и
жалостным-руки собрали целые ворохи кожных складок.
     - А как прикажете иначе? Пришелец взял мою главную капсулу в кулак  и
поднес к своему... к своему кораблю. Спасибо привязным ремням. Не будь их,
меня раскрутило бы, как горошину в кипятке. И без того я на время  потерял
сознание. Когда я очнулся, на меня в упор смотрел исполинский красный глаз
с черным зрачком посередине.
     Пришелец внимательно оглядел меня с головы до ног. И я -  я  заставил
себя вернуть взгляд. У него не оказалось ни ушей, ни подбородка. Там,  где
у людей нос, лицо делил костный гребень, но без признаков  ноздрей.  Потом
он  отвел  меня  на  расстояние  вытянутой  руки,  наверное,  чтобы  лучше
рассмотреть капсулу. На этот раз меня даже не тряхнуло. Он, видимо, понял,
что тряска может мне повредить,  и  сделал  что-то,  чтобы  ее  не  стало.
Похоже, что вообще уничтожил инерцию.
     Чуть позже он на мгновение поднял глаза и  вгляделся  куда-то  поверх
капсулы. Вы помните, что сам я  смотрел  в  кильватер  своему  кораблю,  в
сторону системы Хорвендайл - туда, где красное смещение гасило большинство
звезд.  -  Разгонщик  подбирал  слова  все  медленнее,   все   осторожнее.
Постепенно речь его затормозилась до того, что это причиняло мне боль. - Я
давно перестал обращать внимание на звезды. Только вдруг их  стало  вокруг
много-много, миллионы, и все белые и яркие.
     Сперва я ничего не понял. Я  переключил  экраны  на  передний  обзор,
потом на бортовой. Звезды казалось одинаковыми во всех направлениях. И все
равно я еще ничего не понимал.
     Потом я вновь повернулся  к  пришельцу.  И  увидел,  что  он  уходит.
Понятно, что удалялся он куда быстрее, чем положено пешеходу.  Он  набирал
скорость. Какие-нибудь  пять  секунд  -  и  он  стал  невидим.  Я  пытался
обнаружить хотя бы след выхлопных газов, но безуспешно.
     Только  тогда  я  понял...  -  Разгонщик  поднял  голову.  -  А   где
мальчишка?..
     Разгонщик озирался, голубые глаза так и шарили по сторонам.  Взрослые
и дети с любопытством рассматривали его в ответ: еще  бы,  он  представлял
собой весьма необычное зрелище.
     - Не вижу мальчишки, - повторил разгонщик, - Он что, ушел?
     - Ах, вы про того... Конечно, ушел, почему бы и нет?
     - Я должен кое-что узнать.
     Мой собеседник поднялся,  напрягая  свои  босые,  размозженные  ноги.
Перешел дорожку - я за ним, ступил на траву - я за ним. Он продолжал  свой
рассказ:
     - Пришелец был действительно очень внимателен. Осмотрел  меня  и  мой
корабль, а затем, видимо, уничтожил инерцию или каким-то образом  заслонил
меня от действия ускорения. И погасил нашу скорость  относительно  системы
Кошей.
     - Но одного этого мало, - возразил я. - Вы бы все равно погибли.
     Разгонщик кивнул.
     - И тем не менее поначалу я обрадовался, что он убрался. Он вселял  в
меня ужас. Заключительную его ошибку я воспринял едва ли не с облегчением.
Она доказывала, что он... человечен, конечно  же,  не  то  слово.  Но,  по
крайней мере, способен на ошибки.
     - Смертен, - подсказал я. - Он доказал, что смертен.
     - Не понимаю вас. Да все равно. Задумайтесь  на  миг  о  степени  его
могущества. В течение полутора лет, разгоняясь при шести десятых  "же",  я
набирал скорость, которую он погасил за  какую-то  долю  секунды.  Нет,  я
предпочитал  смерть  такому  жуткому   обществу.   Поначалу   думал,   что
предпочитаю.
     Потом я почувствовал страх. Это было просто нечестно. Он нашел меня в
межзвездной бездне затравленным, ожидающим смерти. Он почти спас меня -  и
бросил на верную гибель, ничуть не менее верную, чем до нашей встречи!
     Я высматривал его в телескоп. Быть может, мне удалось бы  подать  ему
сигнал - если бы только я знал, куда нацелить лазер связи. Но я никого  не
нашел.
     Тогда я рассердился. Я... -  Разгонщик  сглотнул,  -  Я  посылал  ему
вдогонку проклятия. Я крыл последней хулой богов семи  различных  религий.
Чем дальше он был от меня, тем меньше я его боялся. И только я  распалился
вовсю, как он... как он вернулся.
     Его лицо приникло к главному иллюминатору. Его багровые глаза глянули
мне в лицо. Его диковинная рука вновь заграбастала мою капсулу.  А  сигнал
радарной тревоги едва звякнул - возвращение было  таким  стремительным.  Я
залился слезами, я принялся...
     Он осекся.
     - Что вы принялись?
     - Молиться. Я молил о прощении.
     - Ну и ну!..
     - Он взял мой корабль на ладонь. И звезды  взорвались  у  меня  перед
глазами...
     Разгонщик и я следом за ним вступили под сень  старого  дуба,  такого
старого и такого раскидистого, что нижние  его  сучья  пришлось  подпереть
железными трубами. Под деревом расположилось на отдых  целое  семейство  -
теперь оно в недоумении уставилось на нас.
     - Звезды взорвались?
     - Это не совсем точно, - извинился разгонщик. -  На  самом  деле  они
вспыхнули во много раз ярче, в то же время  сбегаясь  в  одну  точку.  Они
пылали неистово, я был ослеплен. Пришелец, видимо,  придал  мне  скорость,
почти не отличающуюся от скорости света.
     Я плотно прикрыл глаза рукой и не поднимал век. Я  ощущал  ускорение.
Оно оставалось постоянным в течение всего того  срока,  какой  понадобился
моим глазам, чтобы прийти в корму.  Исходя  из  своего  богатого  опыта  я
определил величину ускорения в десять метров в секунду за секунду...
     - Но ведь это...
     - Вот именно, ровно одно "же". Когда  ко  мне  вернулась  способность
видеть, я обнаружил, что нахожусь на желтой равнине под сверкающим голубым
небом. Капсула моя оказалась раскалена докрасна, и стенки  ее  уже  начали
прогибаться.
     - Куда же это он вас высадил?
     - На Землю, в заново распаханные районы Северной Африки.  Бедную  мою
капсулу  никогда  не  предназначали  для  подобных  трюков.  Раз  уж   она
сплющилась  от  обыкновенного  земного  притяжения,  то   перегрузки   при
вхождении в атмосферу разнесли бы ее вдребезги. Но  пришелец  позаботился,
видимо, и о том, чтобы этого не случилось...
     Я любопытный экстра-класса. Я способен залезть человеку в душу, а  он
и не заподозрит о моем существовании. Я наблюдателен до того, что  никогда
не проигрываю в покер. И я твердо знал, что разгонщик не врет.
     Мы стояли рядом под старым дубом. Самая нижняя его  ветвь  вытянулась
почти параллельно земле, и ее поддерживали  целых  три  подпорки.  Как  ни
длинны были руки разгонщика, но и  он  не  смог  бы  обхватить  ту  ветвь.
Шершавая серая кора, хрупкая,  пропахшая  пылью,  закруглялась  чуть  ниже
уровня его глаз.
     - Вам невероятно повезло, - сказал я.
     - Несомненно. Что это такое?
     "Это" было черное, мохнатое, полтора дюйма длиной  -  оно  ползло  по
коре, и один его конец извивался безмозгло и пытливо.
     - Гусеница. Понимаете, у вас вообще не  было  шансов  уцелеть.  А  вы
вроде бы и не очень рады...
     - Ну, посудите сами,  -  ответил  разгонщик.  -  Посудите,  до  каких
тонкостей он должен был додуматься, чтобы сделать то, что  он  сделал.  Он
заглядывал ко мне и изучал меня  сквозь  иллюминатор.  Я  был  привязан  к
креслу ремнями, и к  тому  же  его  датчикам  пришлось  пробиваться  через
толстое кварцевое стекло, прозрачное односторонне - с внутренней  стороны!
Он мог видеть меня только спереди. Он, конечно, мог  обследовать  корабль,
но тот был поврежден, и  пришельцу  еще  надлежало  догадаться,  до  какой
степени.
     Во-первых, он должен был сообразить, что я не в силах затормозить без
разгонной сети. Во-вторых, он должен был прийти к выводу, что  в  баках  у
меня есть определенный запас горючего, рассчитанный  на  полную  остановку
корабля после того, как прекратит работу  разгонный  ковш.  Логически  это
вполне очевидно, не правда ли? Вот тогда-то он и решил, что остановит меня
совсем - или почти совсем и предоставит добираться до  дому  на  резервном
топливе, черепашьим ходом.
     Но потом, уже распрощавшись со мной, он вдруг отдал себе отчет в том,
что задолго до конца такого путешествия я умру от старости. Представляете,
как тщательно он меня осматривал! И тут он вернулся  ко  мне.  Направление
моего полета подсказало ему, куда я держал путь. Но смогу ли я выжить  там
с поврежденным кораблем? Этого он не знал. Тогда он осмотрел  меня  снова,
еще внимательнее, установил, из какой звездной системы и с какой планеты я
происхожу, и доставил меня сюда.
     - Все это шито белыми нитками, - заявил я.
     - Разумеется. Мы находились за двенадцать световых лет  от  Солнечной
системы, а он дотянулся сюда в одно мгновение. И даже не  в  том  дело.  -
Разгонщик снизил голос до шепота. Он зачарованно смотрел на гусеницу:  та,
бросая вызов притяжению,  обследовала  вертикальный  участок  коры.  -  Он
перенес меня не просто на Землю, а в Северную Африку. Значит, он установил
не только планету, откуда я родом, но и район планеты.
     Я просидел в капсуле два часа, прежде чем  меня  нашли.  Полиция  ООН
провела запись моих мыслей,  но  сама  не  поверила  тому,  что  записала.
Невозможно отбуксировать разгонный корабль на Землю, миновав все локаторы.
Более того, моя разгонная сеть оказалась разметана по пустыне. Даже баки с
водородом  и  те  уцелели  при  возвращении.  Полиция  решила,   что   это
мистификация и что мистификаторы намеренно лишили меня памяти.
     - А вы? Вы сами что решили?
     И  опять  лицо  разгонщика  напряглось,  сетка  морщин  сложилась   в
замысловатую маску.
     - Я убедил себя, что пришелец-такой же космический пилот,  как  и  я.
Случайный прохожий - проходил, вернее, пролетал мимо и остановился помочь,
как иные шоферы остановятся, если, скажем, у вас сели  аккумуляторы  вдали
от города. Может, его машина была и помощней, чем моя. Может, и сам он был
богаче, даже по меркам собственной его  цивилизации.  И  мы,  естественно,
принадлежали к различным расам. И все равно он остановился помочь другому,
раз этот другой входит в великое братство исследователей космоса...
     - Ибо ваша современная ксеногения считает, что он не мог обогнать нас
в своем развитии. - Разгонщик ничего не ответил. - Как хотите, а я вижу  в
этой теории немало слабых мест.
     - Например?
     Я не уловил в его вопросе интереса, но пренебрег этим.
     - Вы утверждаете, что развитие вида останавливается,  как  только  он
начинает изготовлять орудия.  А  что,  если  на  одной  планете  появились
одновременно два таких вида? Тогда развитие будет продолжаться до тех пор,
пока один из видов не погибнет. Обзаведись дельфины руками - и у нас самих
возникли бы серьезные проблемы.
     - Возможно.
     Разгонщик по-прежнему следил за гусеницей  -  полтора  дюйма  черного
ворса  знай  себе  обследовали  темный  сук.  Я  пододвинулся   к   своему
собеседнику, нечаянно задев кору ухом.
     - Далее, отнюдь не все люди одинаковы. Среди  нас  есть  Эйнштейны  и
есть тупицы. А ваш пришелец может принадлежать  расе,  где  индивидуальные
различия еще рельефнее. Допустим, он какой-нибудь супер-Эйнштейн...
     - Об этом я не подумал. Исходным моим  предположением  было,  что  он
делает свои выводы с помощью компьютера...
     -  Далее,  вид  может  сознательно  изменить  себя.   Допустим,   они
давным-давно начали экспериментировать с генами и не  успокоились  до  тех
пор, пока их дети  не  стали  гигантами  ростом  в  милю,  с  космическими
двигателями, встроенными в спинной хребет. Да чем, черт  возьми,  вас  так
привлекает эта гусеница?
     - Вы не видели, что сделал тот мальчишка?
     - Мальчишка? Ах, да. Нет, не видел.
     - Гусеница ползла по дорожке.  Люди  шли  мимо.  Под  ноги  никто  не
глядел. Подошел мальчишка, наклонился и заметил ее.
     - Ну и что?
     - А то, что он поднял гусеницу, осмотрелся, подошел сюда и посадил ее
в безопасное место, на сук.
     - И вы упали в обморок.
     - Мне, безусловно, не следовало бы поддаваться впечатлению  до  такой
степени. В конце концов сравнение -  не  доказательство,  Не  поддержи  вы
меня, я бы раскроил себе череп.
     - И ответили бы на заботу золотого великана черной неблагодарностью.
     Разгонщик даже не улыбнулся.
     - Скажите... а если бы гусеницу заметил не ребенок, а взрослый?
     - Вероятно, он наступил бы на нее и раздавил.
     - Вот именно. Так я и думал. - Разгонщик подпер щеку языком,  и  щека
неправдоподобно выпятилась. - Она ползет вниз  головой,  Надеюсь,  она  не
свалится?
     - Не свалится.
     - Вы думаете, она теперь в безопасности?
     - Конечно. Ей теперь ничто не грозит.

     Перевод с английского Олега БИТОВА