Э. ГАМИЛЬТОН.
        Рассказы

ЗВЕЗДНЫЕ СКИТАЛЬЦЫ.
АРФИСТКИ ТИТАНА
НЕВЕРОЯТНЫЙ МИР
ДЕТИ СОЛНЦА
ДЕВОЛЮЦИЯ
ПРОКЛЯТАЯ ГАЛАКТИКА
ОСТРОВ НЕРАЗУМИЯ
ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ
Реквием
ОТВЕРЖЕННЫЙ

Э. ГАМИЛЬТОН.

ЗВЕЗДНЫЕ СКИТАЛЬЦЫ.

Фантастическая повесть.

ГЛАВА 1.

 Вокруг темной звезды вращалось только три планеты. В дни расцвета,
возможно, их было больше, но если и так, то след их уже давно затерялся в
туманности прошлого.
 Небольшая флотилия из четырех тяжелых, громоздких звездолетов уже побывала
на двух из них. Сейчас они висели над последней, внутренней, ожидая сообщения
с разведовательной ракеты.
 Долго ждать не пришлось.
 В рубке "Большой надежды" прозвучал донесшийся из динамика слабый, неясный
голос Сэма Флетчера:
 - Здесь на плато неплохая посадочная площадка, практически ровная.
 - Послушайте, - сказал Гарри Экс, наклоняясь к микрофону, - наплевать мне,
ровная она или нет. Я хочу знать, стоит ли туда вообще садиться. Мы и так
потеряли чертовски много времени на те два больших шатуна, и все без толку.
 Гарри Экс был широкоплечим коротышкой, с животиком, нависавшим над поясом.
Комбинезон на нем был мятый и грязный, щеки давно нуждались в бритве, а
маленькие волосатые руки не были чисты с тех пор, как последний раз их
пыталась отскрести мать.
 Он был владельцем "Большой надежды" и через родню имел акции на три других
корабля. Это делало его влиятельным, но не богатым.
 - Говорите, Флетч, - прохрипел он. - Что вы там видите? Есть хоть
что-нибудь?
 - Все разрушено, - сказал отдаленный голос Флетчера, - на всей планете. Я
бы сказал - дистрофизм.
 - Что там есть?
 - Темнота. Ничего, кроме темноты, на мили вглубь.
 - Флетч, вы трезвы?
 - Трезв?
 - Да, вы трезвы?
 - Я? - переспросил Флетчер и расхохотался.
 Гарри Экс сжал кулаки и тяжело задышал.
 - Ну, хорошо, хорошо. Можете вы мне, по крайней мере, сказать, есть там
что-нибудь стоящее или нет?
 - На плато какие-то формации. Квадратные, геометрически правильные,
насколько можно судить по тому, что осталось от них. Похоже, они вделаны в
скалы.
 - Да? - внезапно заинтересованно спросил Экс.
 - Да. И они большие. Судя по звуку пробы, они похожи на металл. Я покажу
вам направление.
 - Хорошо. Еще, Флетч... Послушайте, Флетч, не пейте больше, пока мы не
приземлимся. Флетч...
 Молчание.
 Экс обернулся и вышвырнул брата своей жены из пилотского кресла.
 - Я велел тебе присмотреть, чтобы он не пронес с собой бутылки. Знаешь,
что с тобой, Джо? Тебе слишком наплевать на свою жизнь, вот что.
 Джо Лиди стоял и тер подбородок. Он был тощим высоким блонжином с копной
волос, торчащих во все стороны.
 - Я обыскал его, Гарри, - осторожно сказал он. - Но ты же знаешь Флетча.
Он слишком умен, когда речь заходит о бутылке.
 - Он слишком умен для вас обоих, вот в чем беда, - раздался позади них
женский голос. - Пьяный или трезвый, все равно.
 Она вышла из дверей кают-компании, следующего от рубки помещения. Тяжелая
дверь за ее спиной осталась открытой, оттуда послышался веселый гам детских
голосов и донесся запах готовящейся еды. Это была молодая женщина с пухлыми
чувственными губами и длинными золотистыми волосами, спадающими на плечи.
Она гордилась своими волосами. Гордилась она и всем остальным. На ней был
легкие комбинезон, местами распахнутый и незастегнутый, так что она
умудрялась выглядеть совершенно обнаженной несмотря на то, что была одета с
головы до ног.
 - Какого черта тебе здесь надо? - спросил Гарри Экс.
 - Ты слишком хорошо умеешь драться, - сказала она, с отвращением взглянула
на своего брата и добавила: - Почему ты никогда не дашь ему сдачи, Джо?
 Джо пожал плечами и рассудительно сказал:
 - Не хочу, чтобы мне сломали шею, вот почему.
 Он отошел в сторону и уселся за рацию.
 - Мы пойдем на посадку? - спросила Люси.
 - Идиотский вопрос, - ответил Гарри Экс. - Что, по-твоему, мы делаем?
 - Откуда я знаю? - сказала Люси. - Ты хочешь, чтобы мы слышали тебя сквозь
стены? В конце концов, это твои дети, не мои. Если раздавят их маленькие
головки, тебе будет хуже, чем мне.
 Она громко хлопнула дверью и пошла помогать жене Джо укладывать и
пристегивать детей в противоперегрузочных гамаках.

 Далеко внизу, между черным, простреленным звездами небом и еще более
черным миром, парила разведовательная ракета Сэма Флетчера. Он вглядывался в
эти солнца, желтые и голубые, сверкающие группами и в одиночку на
галактической дороге, которая никогда не меняется и никогда не остается одной
и той же. Он взглянул на мертвое солнце, рядом с ним - огромный круг,
затмевающий звезды и светящийся призрачным светом. Он взглянул на мир,
лежащий внизу.
 Он удивился уже не в первый раз: что мы делаем здесь? Зачем мы вообще
покидаем Землю, мы, маленькие комочки плоти и крови, что за сумасшедшее
желание ведет нас к звездам, звездам, которым мы не нужны, которые нас
убивают? Был ли хоть один землянин счастлив, по-настоящему счастлив, покидая
свой безопасный мир? Был ли я счастлив?
 Но думать об этом не имело смысла. Давным-давно люди Земли начали
скитаться от звезды к звезде, и было ли это безболезненно или даже приносило
боль, они не могли повернуть обратно. И он не мог повернуть обратно.
 - Но со мной все в порядке, - вслух сказал Флетчер.
 Он выключил микрофон, чтобы его никто не мог услышать.
 - Я лечу на разведовательной ракете, сейчас спущусь и ни о чем больше не
собираюсь думать.
 Он вынул из тайника небольшую пластиковую бутылку и приложился к ней.
 Под ним, в холодной темноте, лежало плато. Оно было недалеко от расщелины,
но не слишком близко.
 Посадка прошла легко.
 На глаза Флетчера навернулись слезы.
 - Будет ли когда-нибудь этому конец? - спросил он, неизвестно к кому
обращаясь. - Неужели мне так и придется бороться с самим собой до самой
смерти?
 Ему никто не ответил.
 Он опять выпил. Через минуту его руки твердо легли на пульт управления. Он
включил микрофон и очень медленно и внимательно стал называть свои
координаты.
 Четыре корабля один за другим ринулись со своей орбиты вниз, к темному
плато.
 Был либо полдень, либо сумрачный день. Мертвое солнце висело над головой
- большая круглая дыра в небе, на котором не было звезд. У планет была луна,
тоже темная, но мерцающая отраженным светом далеких солнц. Корабли опустились
на плато по кругу. Из них выбежали большие машины, которые тут же принялись
резать и кромсать массивные стены каких-то зданий, прорезая огнями
безвоздушную тьму.
 - Это заставляет немного призадуматься, правда? - сказала Люси, выглядывая
из иллюминатора.
 Она переоделась в другом комбинезон, только что выстиранный и не такой
прозрачный. Ее волосы были перевязаны лентой, она двигалась уверенной,
плавной, отработанной походкой, как бы не обращая внимания на Флетчера. В
углу жена Джо укачивала своего маленького, чему-то таинственно улыбаясь.
 - О чем вы? - спросил Флетчер.
 Он сидел за столом, методично накачиваясь виски. Он имел на это право.
Двадцать четыре часа подряд он управлял разведовательной ракетой, отыскивая
большим кораблям место для посадки.
 - Как о чем? - переспросила Люси. - О зданиях, конечно. Гарри сказал, что
они, судя по фундаменту, были по нескольку миль длиной и очень высокие, чуть
ли не со скалу. - Она торжественно тряхнула головой, откидывая длинный хвост
волос за спину. - Разве не интересно, что за люди построили их и как они
жили?
 Флетчер что-то пробурчал.
 - Я хотела сказать, - продолжала Люси, отходя от иллюминатора, - что это
заставляет думать о времени, о жизни и смерти... о настоящих вещах. - Она
уселась за стол напротив Флетчера. - А вы когда-нибудь думаете о чем-нибудь,
Сэм, - спросила она, - кроме виски?
 Он непонимающе, но с удивлением взглянул на нее.
 - Вы имеете в виду, о жене Гарри Экса, например? - Он ухмыльнулся и качнул
головой. - Ответ: и да, и нет. Я думаю о ней, да. Но я не думаю, что она
хочет, чтобы я о ней думал, нет.
 Выражение ее лица изменилось, она резко спросила:
 - Что вы, собственно говоря, имеете в виду?
 - Вы приятная женщина, Люси. И по существу, вы не хотите ничего плохого.
Вам просто хочется, чтобы мужчина падал в обморок при одной вашем виде. - Он
налил себе еще рюмку и медленно выпил, продолжая ей улыбаться. - Вы хотите,
чтобы я мучился, потому что вы принадлежите Гарри, и я не могу иметь вас.
- Он небрежно махнул рукой. - Ну-ну, только не я. Но знаете что, Люси? Другой
парень может на это пойти, и тогда у вас с Гарри действительно будут крупные
неприятности. Так что лучше будьте осторожнее.
 Лицо Люси покраснело, глаза сверкали.
 - Чем это вы отличаетесь от других, вы, пьянчуга?! - воскликнула она. - И
я кое-что скажу вам, мистер. Вы мне не нужны и за...
 - Чем я отличаюсь от других? - сказал Флетчер, поднимаясь. - Я мертв.
Разве вы этого не знали? Уже целых семь... нет, девять лет. Быстро летит
время. - Он взял со стола бутылку. - Пока.
 - Можете быть даже трупом, - сказала Люси, - настолько мне это
безразлично.
 - И быть по сему, - ответил Флетчер. - Я подарю вам поцелуй в знак мира и
дружбы.
 Он наклонился, целомудренно поцеловал ее в лоб и вышел, громко смеясь.
 Люси грохнула кулаком по столу.
 - Кого он из себя корчит? - вскричала она. - Я так его ненавижу...
 - Тсс, - прошептала жена Джо, - ребенок спит.
 Но она наклонила голову, чтобы спрятать лицо, ее тяжелые плечи дрожали.
 Сэм Флетчер шел по коридору, направляясь к своей койке в самом углу
большой комнаты. По пути он прошел мимо выходной камеры. Наружная дверь была
закрыта, на ней горела красная лампочка, указывая, что вторая дверь открыта.
Он остановился, покачнувшись: высокий, худой, но мускулистый, с резкими
чертами лица и впадинами под скулами, с густыми черными волосами, в которых
прибивалась седина. У него были голубые глаза, сейчас немного затуманенные
алкоголем, но сверкавшие из-под тяжелых бровей. Секунду поколебавшись, он
поставил бутылку на пол и наклонился к глазку телескопа, вделанного в дверь
выходной камеры.
 Телескоп давал картину всего, что находилось за стенами корабля. Справа и
немного сзади Флетчер видел ломаные линии стены и... Бог мой, это
действительно заставляло задуматься. Сколько они уже простояли здесь и как
выглядел этот мир, когда они были новыми? Роботы коверкали и резали их:
быстро, жадно, в поисках металла - неизвестно, как сюда попавшего, с бог
знает какой молекулярной структурой и, возможно, стоившего целое состояние
- вгрызались в безвременную скалу и такие же не имеющие возраста здания. Завтра
придется выйти и работать наравне со всеми, и они не будут отдыхать до тех
пор, пока последняя крупица трофеев не заполнит корабельные трюмы.
 В документации эти корабли так и назывались: "Охотники за трофеями".
Мусорщиком и то было лучше работать. Они использовали любой шанс, подбирая
все, что угодно, на далеких галактических пляжах, и затем продавали. Неважно,
что: потерпевшие аварию звездолеты, мумии мертвых и всеми забытых королей,
следы, оставленные чужими цивилизациями - затемрянные остатки прошлых дней и
чужих мечтаний.
 Всякий хлам.
 Флетчер взглянул на машины и опять подумал, зачем людям нужно тратить
силы, пробиваясь к звездам. Потому что вся борьба со звездами сводилась к
одному - наживе. И к людям, которые о чем-то мечтали, а затем умирали только
для того, чтобы Гарри Экс и иже с ним воспользовались объедками отдаленных
миров!
 Он отвел взгляд от машин, от дикости высоких скал, бесконечной ночи и
перевел его в противоположную сторону, к самому краю расщелины.
 Фигура, серебрящаяся на фоне звезд, стояла на краю пустоты, глядя на
корабли и копошащихся людей.

ГЛАВА 2.

 Я пьян, мне уже начало мерещиться неизвестно что, подумал Флетчер. Это
невозможно.
 Фигура продолжала неподвижно стоять на самом краю расщелины. Маленькая,
почти ребенок. Вселенная вокруг нее была огромной и очень темной.
 Флетчер отпрянул от глазка телескопа. В стенной нише стояли скафандры.
 Через пять минут он уже появился из выходной камеры, ступив на голую скалу.
Фигура все еще была на месте.
 Флетчер пошел к ней. Он не включил радиосвязь, поэтому голоса людей,
управляющих машинами, не доходили до него и он шел в абсолютной тишине. КОгда
он повернулся спиной к плато, то больше не видел ни кораблей, ни света, и
создавалось впечатление, что их вообще не существует.
 Его шаги были беззвучны, как во сне.
 Неподвижная фигура заметила его. Он понял это по тому, как она вздрогнула
и вся напряглась, словно собираясь улететь. Он протянул к ней руки. Ему
преградила путь черная скала, он быстро обошел ее, улыбаясь, забыв, что
создание, кем бы оно ни было, вероятно, не может видеть его лица.
Фигура походила на человеческую, только слегка серебрилась. Как и я сам,
подумал он, просто какой-нибудь скафандр, защищающий от безвоздушного
пространства. Голова тоже была серебристой, гладкойи круглой, такой же
непонятной, как его собственный шлем из сврхтвердого сплава.
 Когда он был всего футах в сорока, непонятное создание повернулось и
исчезло.
 - Нет, нет! - закричал он. - Подожди!
 Его голос эхом прокатился внутри шлема. Он вспомнил, что не включил связь,
и нажал кнопку, не переставая думать, услышало ли его существо, и если
услышало, то поняло или нет. Он побежал к краю расщелины, крича:
 - Подожди! Подожди!
 Он оказался на краю пустоты, покачнулся и чуть не упал.
 Его охватил смертельный ужас. Он откинулся назад от пугающей пропасти,
судорожно хватая ртом воздух, дрожа и обливаясь потом. Потом он осторожно лег
на живот и медленно пополз на четвереньках, каждый раз пробуя рукой то место,
на которое должен был опереться. Когда он достиг края расщелины, то лег
неподвижно, переводя дыхание, потом заглянул вниз.
 Ниже...
 И еще ниже, но пропасти не было конца.
 Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и сделал еще одну попытку.
 На дне расщелины были звезды, не такие яркие, как наверху, а туманные,
горящие неровным светом.
 Флетчер почувствовал невероятное возбуждение.
 - Подожди! - закричал он. - Ты живешь там, внизу?
 Ответа не было. Ему показалось, что он увидел серебряную змейку,
мелькнувшую на скалистой стене, но она пропала и он не мог понять, показалось
ему или нет. Он остался лежать, загипнотизированный глубиной и утонувшими в
ней звездами.
 Гарри Экс, Джо Лиди и еще один человек по имени Закариан с другого
корабля - Закариан был женат на сестре первой жены Гарри Экса - осторожно
подползли туда, где им удалось схватить Флетчера за ноги и оттащить от
пропасти.
 Они отволокли его довольно далеко от расщелины, затем Гарри Экс спросил:
 - Что с вами случилось? Допились до белой горячки? Кому вы кричали?
 - Там, внизу, есть воздух, - сам удивляясь, сказал Флетчер.
 - Ну, конечно, - сказал Закариан, - он пьян.
 - Посмотрите сами, - ответил Флетчер. - Внизу какие-то огни, и свет
преломляется. Я не знаю, что там за огни, это зависит от того, насколько они
далеко от нас.
 - Мне кажется, вы говорили, что там нет ничего, кроме темноты, - сказал
Экс.
 - Тогда я был в космосе. Сейчас я гораздо ближе. - Флетчер нетерпеливо
вырвал руку, которую держал Экс. - Это может быть светом в домах. Это могут
быть костры или вулканы. Я не знаю...
 - Свет в домах? - спросил Джо Лиди. От удивления он даже рассмеялся.
 - Ну, - сказал Флетчер, - должны же они где-нибудь жить.
 - Кто? - спросил Экс.
 Закариан расхохотался.
 - Кто? Конечно, те, кому он кричал. Маленькие зеленые человечки. - Он
подтолкнул Флетчера к "Доброй надежде". - Иди отдыхай. Когда проспишься, все
будет в порядке.
 Флетчер пошел к кораблю, но уходя, сказал со спокойной уверенностью:
 - Здесь кто-то стоял и наблюдал за нами. Я спугнул его, но он вернется.
Вполне возможно, что стены, которые мы сейчас разрушаем, являются священными
реликвиями или чем-то в этом роде, и тем, кто живет внизу, наши действия
могут не понравиться. На вашем месте, я был бы настороже.
 Гарри Экс засопел и выругался, но в его голосе чувствовалась
неуверенность. У него уже были прежде подобные неприятности.
 - Ну, хорошо, - сказал он. - Джо, тебе придется немного посторожить. Если
кто-нибудь вылетез из этой дыры, дашь мне немедленно знать.

 Джо Лиди вздохнул и пошел обратно к расщелине. Флетчер поднялся на
корабль, снял скафандр и завалился спать.
 Темное солнце медленно спускалось по небу, даже в своей смерти не изменяя
предначертанному курсу.
 Вскоре после его захода Джо Лиди вернулся от расщелины, неся под мышкой
маленькое обвисшее тело. Он напоминал гончую, затравившую кролика.
 Флетчер услышал возбужденные голоса вернувшихся на корабль людей. Он с
трудом заставил себя проснуться, буквально сполз с койки и, зевая и
потягиваясь, направился по коридору к кают-компании.
 Там была целая толпа, производившая массу шума. Тощие ножки и детские
личики путались среди взрослых, а те просто бездумно отгоняли детей прочь,
как мух. Флетчер пробрался туда, где Гарри Экс и ДЖо Лиди клали что-то на
одну из своих коек. Оно было примерно четырех с половиной футов длины.
 - Я ведь, кажется, говорил вам, а? - язвительно усмехнулся Флетчер.
 Ему никто не ответил.
 - Это человек? - спросил кто-то.
 - Откуда я могу знать? - ответствовал Гарри. - Вы что, не видите, что он
весь чем-то покрыт. - Он легонько пихнул маленькую неподвижную фигурку, и она
безжизненно качнулась в сторону. - Что бы это ни было, оно явно выглядит
мертвым. Послушай, Джо Лиди, я тебе говорю: если только ты убил его, то
отвечать за все тоже будешь ты.
 - Да ну, - сказал Джо. - Я просто ударил его по шлему. Он сам за нами
шпионил, так что моей вины тут нет. К тому же, он вовсе не мертв.
 Он наклонился, ощупывая серебристый материал, которым было покрыто тело.
На голове было нечто вроде шлема, который полностью скрывал лицо. Джо
изумленно присвистнул и сказал:
 - Нет, вы только посмотрите на этот материал.
 Все столпились вокруг.
 - Наши скафандры перед этим - ничто, - сказал Джо Лиди. - Он как паутина.
Могу поспорить, что вместе со шлемом он не весит и пяти фунтов.
 Кто-то свистнул. Закариан стал щупать пальцами ткань. Он, Джо и Гарри Экс
выглядели возбужденными.
 - Какой-то пластик, - сказал Закариан. - Я такого никогда раньше не
видел.
 - Сколько, - спросил Гарри Экс, - можно будет на таком материале
заработать? Я имею в виду, если нам удастся выяснить, что это такое, и
заполучить его. Сколько?
 - Это не ваше, - сказал Флетчер. - Это - его. Ему нужно будет вернуться
домой, если, конечно, он еще дышит.
 - Да, - жадно сказал Гарри, - если дышит. Давайте посмотрим, что на нем
еще есть?
 Они принялись возиться с поясом и застежками костюма, при этом только
мешая друг другу. Флетчер наклонился поближе, глаза его сощурились. Внезапно
он начал действовать очень быстро. Он ударил Гарри Экса в скулу так, что тот
взмахнул руками, упал назад и одновременно отбросил Джо Лиди на Закариана.
Закариан выругался и вместе с Джо свалился в окружающую толпу.
 Флетчер продолжал действовать. Своими огромными руками он схватил одетую в
серебро руку незнакомца, но несмотря на всю быстроту, все-таки опоздал.
Шипящий белый луч вырвался из трубки, которую незнакомец держал в руке. Луч
ударил в человека, стоящего у койки, прожег ему плечо и высверлил дыру в
груди стоящего сзади мужчины.
 Они оба застонали. Люди дико заметались во всех направлениях.
 Флетчер, стоя перед койкой на коленях, изо всех сил удерживал руку
незнакомца, так что шипящий луч белым огнем бил в потолок.
 - Да ударьте же его, - сквозь стиснутые зубы, задыхаясь, сказал Флетчер.
- Ради бога, стукните его кто-нибудь.
 Джо Лиди, без кровинки в лице, подобрался к нему сзади и ударил по
серебристому шлему. Тело внутри скафандра вздрогнуло и обмякло. Джо Лиди
ударил еще раз и Флетчер сказал:
 - Достаточно.
 Он по-прежнему стоял на коленях перед койкой, но трубка теперь была у него
в руках. Из нее бил белый шипящий луч. Флетчер непонимающе уставился на него,
держа трубку направленной строго вверх.
 - Выключите ее, - сказал Закариан.
 - Но я не знаю, как.
 Гарри Экс оправился от изумления и закричал:
 - Послушайте, вы сейчас прожжете дыру в потолке.
 - Что я могу сделать? - спокойно сказал Флетчер. - Отойдите все от меня.
 Он начал поворачивать трубку одной рукой, держа ее другой направленной все
так же вверх. Его лоб нахмурился.
 Двое раненых лежали на полу и стонали. Все остальные замерли, наблюдая за
Флетчером.
 Потолок накалился и сверкал.
 Очень осторожно Флетчер нажал какой-то маленький выступ на поверхности
трубки. Она выключилась.
 Флетчер разжал руку и трубка упала на пол. Затем он подошел к Гарри Эксу,
взялся за отвороты его комбинезона и, рывком приблизив его лицо к своему,
сказал, весь дрожа:
 - Вы дурак, Гарри. Вы проклятый вор и жадный дурак. Мы чудом все здесь
из-за вас не погибли.
 - Причем тут я, - проворчал Гарри Экс, - если этот маленький...
притворился мертвым? - Он высвободился из рук Флетчера, потирая подбородок.
 - Джо, - злобно сказал он, - почему ты не следил за ним? Ты же сказал, что
ударил его.
 - Вам следовало в первую очередь обыскать его, Гарри, - ответил Джо.
 - Флетчер прав. Пошли выпотрошим его так, чтобы этого больше не повторилось.
Уберите куда-нибудь эту трубку, пока ее не подобрали дети.
 На сей раз они связали незнакомцу сзади руки и сняли с него все, что
только было можно, не забыв отобрать все непонятные предметы. Затем его
усадили и привязали к спинке кресла.
 - Теперь все в порядке, - сказал Гарри. - Маленький крысеныш...
 - Да? - сказал Флетчер. - Что бы вы чувствовали, если бы пришли в себя
после удара по голове и увидели бы столпившихся вокруг волосатых обезьян?
 Экс проигнорировал эти слова. Закариан помог унести раненых, а жена Джо
увела детей. Пришла Люси и остановилась между Гарри и Флетчером.
 - Похоже на то, что внутри его шлема кровь, - сказала она, указывая на
голову незнакомца.
 - Черт, - сказал Джо, - верно. Может, нам лучше вообще его снять?
 Они сняли шлем, путаясь в непонятных, но довольно простых застежках.
 Несколько минут все молчали, затем Люси прошептала:
- Он выглядит так дико...
 Она отступила назад как бы в поисках защиты за плечами Гарри.
 Да, подумал Флетчер, вид у него дикий и изголодавшийся. Он не знал, чего
ожидал увидеть, что-нибудь детское, возможно, пропорциональное размерам тела.
Как бы то ни было, но он был испуган открывшимся зрелищем. Несмотря на
небольшую голову, лицо было лицом взрослого мужчины. Оно было не совсем
человеческим, но намного ближе к человеку, чем множество рас, которых
называли гуманоидами.
 Из-за того, что скулы и надбровные дуги резко выдавались вперед, щеки
казались впалыми, а глаза глубоко посаженными. Кожа была белой, как мел. По
серым дымчатым волосам нельзя было судить, нормальный это цвет или просто
такова у этих людей седина. Волосы казались жесткими и были коротко
подстрижены. Бороды никакой не было, но лицо не выглядело молодым. Его линии
были резкими и глубокими, а рот такой формы, которую люди назвали бы горькой
усмешкой. Из ноздрей текли две маленькие струйки крови.
 Глаза его были открыты, наблюдая за происходящим, и эти глаза больше всего
потрясли Флетчера. В них светился ум, человеческая тоска и холодное, чисто
животное желание выжить, что бы ни случилось.
 На секунду Флетчер интуитивно почувствовал, увидел, каким должен быть мир,
породивший этого человека и давший ему такой взгляд. Этой секунды Флетчеру
оказалось достаточно. Он не хотел бы знакомиться ближе с таким миром. Но
Гарри Экс был бизнесменом. Он держал в руках шлем, легкий, как солнечный луч,
на котором не осталось и отметины от ударов Джо Лиди. Он держал шлем, как
мать держит ребенка, и лицо его было задумчивым.
 - Познакомьтесь с ним, - внезапно сказал он. - Скажите, что мы извиняемся.
Вытрите ему нос, дайте чего-нибудь выпить - все, что захочет. - Он поглядел
на них. - Вы что, не соображаете? Разве непонятно, что о таком случае можно
только мечтать?
 - Да, - медленно сказал Джо Лиди, - понятно. Только так нельзя.
 - Сколько металла мы добудем из этих стен? - продолжал Гарри. - Загрузим
от силы два корабля. Сколько мы получим за него на рынке? Может быть, много.
По крайней мере, мы на это надеемся. Но может быть, недостаточно, чтобы
купить моей жене шпильки. Как ты считаешь, Зак?
 К ним подошел Закариан и несколько мужчин. Закариан кивнул, соглашаясь,
что все может быть.
 - Вот так. Но посмотрите на этот шлем и костюм. Подумайте, сколько это
может стоить. Не всякий там мусор, отбросы, как это называют, а по-настоящему
ценные вещи. За них нам заплатят настоящие деньги. Нам надо торговать с ними,
надо узнать, как они изготовляют эти скафандры. Может, у них есть еще
что-нибудь в этом роде. Мы даже можем начать настоящее дело, каждый из нас
станет миллионером. Так уже бывало. Может, наконец и нам повезло. - Он
наклонился, заискивающе улыбаясь маленькому человечку. - Слышишь? Друг.
Понимаешь? Друг...
 Маленький человечек взглянул на него яркими, холодными, мертвыми глазами.
 - О, господи, отойди от него, Гарри, - сказал Флетчер. Люси, у вас не
найдется теплой воды и полотенца? Чистого. И какой-нибудь еды. Все равно
какой, лишь бы побольше.
 Голод, хронический голод был буквально написан на каждой черточке этого
слишком человеческого, слишком отчаянно животного лица.
 Обмакнув полотенце в теплую воду, Флетчер осторожно стер кровь с
маленького лица. Кожа под его пальцами была тверда, как мрамор, ни один
мускул не дрогнул.
 Он улыбнулся и спокойно заговорил, но не получил никакого ответа. Он
отложил полотенце в сторону, взял кусок хлеба, который принесла Люси, и
протянул его человечку. И опять никакой реакции. Флетчеру пришло в голову,
что этот человек мог никогда не видеть хлеба. Он отломил кусочек, положил
себе в рот и съел, потом опять протянул хлеб и увидел в глазах незнакомца
появившийся блеск.
 - Развяжите ему руки, - сказал Флетчер, потом вложил в них кусок хлеба.
 Человечек помял его, понюхал, отломил кусочек и попробовал. Потом он с
жадностью накинулся на него, но не как зверь, а как голодный человек. Когда
он доел последнюю крошку, Флетчер предложил ему еще. Человечек взял, причем
Флетчеру стало страшно от всплеска угрюмой иронии, которая блеснула у того в
глазах. Как будто он сказал взглядом: "Ну хорошо, черт вас побери, если уж я
здесь, то хоть что-то буду от этого иметь".
 - Молодчина, Флетч, - сказал Гарри Экс. - Здорово ты к нему подобрался.
Давай валяй дальше.
 - Не надо спешить, - сказал Флетчер. - Подождите.
 Поглощая вторую порцию хлеба, человечек оглядывал комнату и находившиеся в
ней предметы. Его взгляд лишь на секунду задержался на мужчинах, женщинах и
детях. Его интересовали вещи. Что-то злое и хитрое промелькнуло на его лице,
сразу же принявшем прежнее выражение, настолько быстро, что только Флетчер
заметил его. Затем он снова сконцентрировал внимание на людях, стоявших
вокруг, в особенности на Гарри Эксе.
 Внезапно он улыбнулся и заговорил. Его избранником оказался Гарри Экс.
 Скороговорка его была, естественно, никому не понятна, но Гарри истово
закивал, улыбаясь во весь рот, и сказал:
 - Друзья, друзья, все друзья. Понимаешь? - Флетчеру он добавил: - Наконец
что-то получается!
 Да, подумал Флетчер, но что? Он внимательно наблюдал за незнакомцем.
 Человечек снова заговорил, но уже медленнее. Он указал рукой на стену
корабля, потом вниз, опуская руку все ниже и ниже.
 - Да, да, понимаю, - сказал Гарри. - Внизу, в расщелине.
 Человечек указал на себя, затем поднял руки несколько раз сжав и разжав
кулаки.
 - Он имеет в виду себя и свой народ, - сказал Флетчер. - Я не знаю какая у
них арифметика, но один палец может означать что угодно, хоть пятьдесят, хоть
пять тысяч.
 Гарри Экс взял в руки шлем и показал на скафандр.
 Он проделал руками несколько движений, должных означать обмен, и попытался
одеть шлем себе на голову. Шлем был ему слишком мал и очень забавно
поместился на макушке. Человечек чуть не расхохотался. Он тоже стал делать
знаки, означающие обмен, а затем изобразил пищу, резко стуча зубами.
 - Мне кажется, - сказал Флетчер, - он хочет сказать, что он и его народ
будут торговать с нами за еду.
 - Ага, - сказал Гарри, - вот оно что! Этого я и хотел.
 Он снял шлем, нелепо торчащий на макушке, и отдал его человечку, кивая при
этом и ухмыляясь. Затем он стал быстро мерить шагами комнату.
 - Немедленно соберите все лишнее со всех кораблей и загрузите в
разведовательную ракету. Все равно что, лишь бы это было съедобно. Если
что-нибудь должно скоро испортиться, то самое время избавиться от этих
продуктов. Флетч, заполните баки ракеты топливом. И вот что. Пока нас не
будет, вы как можно скорее закончите погрузку металла из этих стен на тот
случай, если стартовать придется быстро. Понятно? Выполняйте.
 Закариан, Джо Лиди и другие вышли из комнаты. Гарри Экс взглянул на
Флетчера, который не сдвинулся с места.
 - У вас какой-нибудь вопрос? - спросил он.
 - Нет, - ответил Флетчер, - утверждение.
 Он взглянул на маленького человечка, который спокойно сидел в кресле,
держа шлем на коленях. Человечек, казалось, о чем-то глубоко задумался.
 - Мне кажется, вы сошли с ума, если решили отправиться туда.
 - Причина?
 К Гарри подошла Люси, прислонилась к нему и взглянула на Флетчера
отсутствующим взглядом. Ее ресницы были приспущены, в приоткрытом рту белели
зубы.
 - Он трус, вот и вся причина, - сказала она.
 - Да? - сказал Гарри. - Ты-то откуда это знаешь?
 Она положила голову ему на плечо, по-прежнему глядя на Флетчера, и
улыбнулась.
 - Мужчина, который пытается украсть чужую жену, когда муж занят делами, не
может быть никем иным. Разве я не права? Настоящий мужчина все делает
открыто.
 Из дальнего угла каюты донесся резкий голос жены Джо Лиди:
 - Люси Экс! Это ложь, и тебе это прекрасно известно!
 - Не лезь не в свое дело! - свирепо отрезала Люси.
 Затем она снова потерлась щекой о плечо Гарри.
 Гарри переводил взгляд с нее на Флетчера и обратно, колеблясь между
сомнениями и закипающей яростью.
 Флетчер покачал головой.
 - Это ложь, Гарри, и она это знает. Мне жаль, что она это сказала.
Кажется, я ошибся в ней. Ей действительно хочется иметь крупные неприятности.
- Он взглянул на Люси. - По крайней мере, вы могли бы подождать, пока мы
вернемся. Если мы вообще вернемся.
 - Идите, - неожиданно громким голосом сказал Гарри Экс. - Я приказал вам
наполнить баки ракеты горючим.
 Флетчер пожал плечами и вышел.
 Человечек склонил голову над шлемом и улыбнулся.

ГЛАВА 3.

 Разведовательная ракеты нырнула из темноты в еще большую темноту, а затем
и вообще в кромешную ночь.
 Из кабины казалось, что вся планета разделена на две части трещиной с
далекими звездами, сверкающими на каждой ее стороне. Флетчер почувствовал
головокружение. Ему показалось, что он ныряет между двумя половинами мира, и
он чуть не задохнулся при нелепой мысли о том, что сейчас его ракета нарушит
вековой баланс и черные стены рухнут.
 Ракета летела медленно, перегруженная пластиковыми ящиками с продуктами
- на обратном пути им придется сидеть на скоращенном пайке, если Гарри Экс
преуспеет в своей торговле.
 Гарри сидел рядом с Флетчером в кресле второго пилота. Джо Лиди и Закариан
расположились сзади. Человечек из расщелины сидел между Флетчером и Гарри
Эксом на небольшом откидном сидении, показывая им направление. Флетчер
чувствовал, как иногда дрожит его маленькое, но сильное тело то ли от
волнения, то ли от страха.
 Флетчер смотрел вперед, прощупывая взглядом окружавшую их темноту.
 - Мне кажется, - сказал он, - наш гость словно ждет какой-то беды.
 - Он просто напуган, - хмыкнул Гарри. - Наверное, никогда не летал.
 Он искоса бросил на Флетчера взгляд. По его лицу можно было прочесть, о
чем он думает.
 - Надеюсь, вы правы, - сказал Флетчер.
 - С чего вы вообще взяли, что я не прав? - воинственно спросил Гарри.
 - Больно уж быстро вы превратились из пьянчужки в гения, безо всяких
документов космонавта. Если бы не я, не видать бы вам работы, как своих ушей.
 - Это верно, - сказал Флетчер. На его лице не отразилось никаких чувств,
он так же пристально вглядывался в окружающую темноту. - Совершенно верно. Но
от этого вряд ли что-нибудь меняется. Факты остаются фактами.
 - Факты! - повторил Гарри и непечатно выругался. - Вы знаете об этом ровно
столько же, сколько и я.
 - Чуть больше, - сказал Флетчер. - Это можно было прочесть у него на лице
буквами чуть ли не в десять футов величиной. Вам кажется, что вы ведете его к
смерти. Нет, это он вас ведет.
 - Упрямый бык, - ответил Гарри. - Велите ракеты, Флетч, и ни о чем больше
не думайте. Давайте заниматься каждый своим делом.
 Джо Лиди и Закариан заерзали в креслах, неуверенно глядя друг на друга. В
кабине наступило молчание, слышался только легкий шум двигателя.
 Ракета вошла в атмосферу.
 Сначала воздух был так разрежен, что его почти не было заметно, но по мере
того, как ракета спускалась по спирали все ниже и ниже между каменными
стенами, как бы на границе двух миров, он становился все гуще и теплее. На
иллюминаторах мгновенно сконденсировались капли тумана, тут же убранные
щетками. Остатки атмосферы, подумал Флетчер, в которую была когда-то обернута
планета и которая осталась сейчас лишь на относительно маленьким участке на
дне расщелины. Снизу исходило тепло, и он опять подумал, чем могли быть
туманные звезды, которые он видел внизу. Возможно, вулканическими огнями, но
он не мог спросить об этом у незнакомца. Оставалось лишь ждать.
 Ракета спускалась все ниже, в кабине стали слышны наружные шумы. Далеко
внизу сияли красные огни, но смутные и неясные, словно смазанная рукой
картина.
 Он спускался медленно, как бы интуитивно чувствуя путь.
 Что-то огромное и белое, похожее на облако, неожиданно вынырнуло из
темноты. Оно было больше ракеты. Оно хрипло кричало, с такой силой, что люди
улышали этот крик даже сквозь обшивку ракеты и рев двигателей. Человечек
застонал в диком страхе. В его стенаниях слышались молитвы, проклятия,
указания, как бороться с этим. Флетчер так и не понял, о чем он говорил. Он
просто поймал взгляд маленького человечка и сразу увидел, что, чем бы ни была
эта штука, она не являлась врагом. А затем она пропала.
 Ракета замоталась из стороны в сторону. Люди закричали. Иллюминаторы рубки
по одному борту были закрыты белой, мягкой, трепещущей массой, похожей на
перья. Ракету затрясло. Холодный, всеобъемлющий страх заполнил каждую
клеточку тела Флетчера и только какая-то небольшая часть мозга действовала
сама по себе. Она приказала его рукам, что делать, и они выполнили приказ.
 Они включили космические, посадочные и тормозные двигатели, не в каком-нибудь
порядке, а просто все сразу. Ракета задрожала, протестуя, стеная. Белая
трепещущая субстанция, закрывающая иллюминатор, развила какую-то бурную
деятельность. Раздался громкий крик, затем иллюминаторы очистились и Флетчер
увидел, как нечто хрупкое и непонятное кануло белой массой вниз, в туман, в
невидимость.
 Человечек сидел, напряженно вцепившись в кресло. Он дрожал, дышал тяжело,
зубы его стучали.
 - Господи Иисусе, - сказал Гарри Экс и повторил это несколько раз. - Что
это такое?
 - Я же всего-навсего проклятый пьянчужка, - с трудом вымолвил Флетчер.
- Спросите нашего гостя.
 Его тошнило. Он бы сейчас развернулся и полетел назад, в холодную,
свободную пустоту, если бы не был так зол на Гарри Экса.
 - Что ж, неважно. Чем бы это ни было, его больше нет. Поспешите, Флетчер.
Ведите ракету туда, куда он вам скажет.
 Гарри Экс отер лицо рукавом рубашки. Оно было смертельно бледно.
 - Мне кажется, надо вернуться назад, - слабым голосом сказал Джо Лиди.
 - Мы же убили это чудовище, не так ли? Мы можем справитьтся с любым, кто
нападет на нас. Живут же эти люди внизу и ничего им не делается. Мы
заработаем себе по состоянию. Вниз, Флетчер!
 - Сейчас я бы не вернулся назад, - процедил сквозь зубы Флетчер, - даже
если бы вы все меня умоляли. - Он ткнул человечка локтем. - Куда? - спросил
он, делая рукой выразительный жест.
 Человечек поглядел на него с новым выражением, показал, и Флетчер направил
ракету в указанном направлении.
 Он стал внимательно следить, не появятся ли белые формы в виде облаков на
небе. Пока что он не увидел ни одной, но думал, что встреча вероятна, и
пытался догадаться, какие еще формы жизни могла породить эта расщелина,
которой бросила вызов маленькая ракета.
 Ему не стало легче от того, что человечек был таким же настороженным и
нервным, как и раньше.
 Ракета спускалась все ниже.
 Красный размазанный огонь локализовался примерно в двух-трех милях справа
от Флетчера. Он сиял неровным светом. Потом Флетчер различил группу из трех
конусов, с вершин которых и исходил этот свет. Они походили на гигантские
факелы, освещавшие большое пространство вокруг себя, и Флетчеру показалось,
что он увидел кое-что еще. Ему показалось, что у подножия конусов он увидел
огромное, полуразрушенное лавиной здание.
 Он вопросительно показал на него. Человечек бросил туда взгляд, покачал
головой и кивнул в другом направлении.
 Джо Лиди, однако, заинтересовался.
 - Здесь когда-то, наверное, жил целый народ, - сказал он. - Если бы это
здание было цело, то его размеры огромны. Оно минимум милю шириной.
 - Запомните координаты, - сказал Гарри Флетчеру.
 - Зачем?
 - Там наверняка много полезного для нас. Надо будет посадить один корабль
там.
 - Я прямо поражаюсь, Гарри, - воскликнул Флетчер, - почему вы еще до сих
пор не стали миллионером!
 Ракета опять вышла из залитого светом пространства в темноту. Но в этой
темноте горели далекие огни. Человечек всматривался, весь подавшись вперед на
сидении, и в конце концов указал на один из них.
 Он кивнул Флетчеру. Ракета приближалась к месту своего назначения,
пробиваясь сквозь испарения и дым, поднимающийся из трещин в скале.
 - Откуда здесь такая вулканическая деятельность? - спросил Закариан. - Я
думал, это мертвый мир.
 - Вы находитесь в самом его центре, - ответил Флетчер. - В последнем
месте, где еще теплится жизнь.
 Он вздрогнул. Было здесь что-то такое, из-за чего ему отчаянно не хотелось
приземлять ракету.
 Человечек протянул руку вниз и возбужденно заговорил. Люди подались
вперед.
 Там виднелся один конус, выше тех, что они миновали. Из него вырывалось
яркое, ослепительное пламя. У его подножия лежала каменистая равнина, а на
ней, довольно далеко от потоков лавы, стояло здание. Оно было высечено из
того же камня, из которого состоялд весь этот мир. Оно было большим, одна-две
квадратные мили - трудно судить в неярком, дрожащем свете с высоты. Было
только видно, что оно большое. Оно не выглядело очень высоким, но, подлетев
ближе, Флетчер понял, Что оно кажется низким только из-за своей ширины.
 Там было что-то не так.
 Огни: ровный свет в окнах, контрастирующий с огненным вулканическим
пламенем, светился лишь в одной части здания, остальная же была погружена в
темноту. Флетчеру показалось, что он видит там какие-то неправильные ломаные
линии.
 Человечек выразительными жестами показывал вниз.
 - Ну? - грубо спросил Гарри Экс. - Чего вы ждете?
 Буквально заставив себя взяться за рычаги управления, Флетчер выбрал
ровное место и посадил ракету ярдах в пятидесяти от здания.
 Человечек немедленно вскочил с кресла и подбежал к двери выходной камеры,
весь трясясь от нетерпения. Глаза его торжествующе сверкали.
 - Будь я на вашем месте, Гарри, - сказал Флетчер, - я не отпустил бы его.
По крайней мере, до тех пор, пока бы не узнал, на каком свете нахожусь.
 Гарри заколебался.
 Человечек оглянулся, всматриваясь в лица четырех землян, затем улыбнулся.
 Он протянул свой шлем и показал Гарри Эксу на пластиковые ящики с продуктами,
затем махнул в сторону здания.
 Он заговорил, опять улыбнулся и начал делать руками различные жесты.
 - Если мы его задержим, - сказал Гарри Экс, - то как он сможет привести
сюда своих соплеменников для торговли? - Он кивнул Джо Лиди. - Открой камеру.
Сколько можно ничего не делать?!
 Джо Лиди открыл дверь. Возник резкий запах серы, смешавшийся с воздухом в
ракете. Человечек выкарабкался наружу, упал на четвереньки и осторожно
оглядел равнину и небо наверху, затем вскинулся и быстро побежал к зданию,
что-то резко крича на ходу.
 Закариан указал на что-то в иллюминаторе за плечом Флетчера.
 На крыше здания внезапно вспыхнул яркий свет, заливший маленькую бегущую
фигурку, отразившийся от неровностей камня, как лунный свет от черной воды, и
высветивший маленькие человеческие фигурки, стоявшие на крыше рядом с
какими-то непонятными предметами.
 Предметами, которые не могут быть ничем иным, подумал Флетчер, как
оружием.
 - Вам все-таки не стояло отпускать его, Гарри, - резким, тревожным голосом
сказал Закариан.
 Лоб Гарри Экса покрылся крупными каплями пота, но он громко сказал:
- Говорю тебе, все будет в порядке. Лучше бы я взял с собой трех женщин, а
не вас! Садитесь и успокойтесмь!
 - Вы тоже можете сесть и успокоиться, - сказал Флетчер. - Мы полностью в
их власти, если это то, чего они хотели. Ракета не успеет подняться и на
десять футов от земли, как ее собьют.

ГЛАВА 4.

 Флетчер и Джо Лиди вышли наружу, но держались поближе к ракете, чтобы в
случае необходимости быстро забраться внутрь.
 Гарри Экс ушел уже более получаса тому назад по корабельному времени.
Оружие, или что бы там ни было, ни разу не палило с крыши здания. Человечек
вернулся на рассвете, ведя с собой еще двух. Они принесли с собой вещи:
серебряный скафандр и шлем, несколько красивых драгоценных безделушек,
два-три небольших механизма. Они передали все Гарри Эксу и дали понять, что
это подарок. Затем, очень образно, они пантомимой рассказали о положении.
 Корабль стоял в пятидесяти ярдах от здания. Многие люди хотели вести
торговлю, но не осмеливались подойти к кораблю, потому что он был мал и не
мог вместить всех, а стоять на открытой равнине опасно. Всякие чудовища,
летающие и бегающие, были постоянно голодны и постоянно охотились.
 Флетчер задал вопрос об оружии на крыше и человечки проделали множество
движений, объясняя, что это оружие защищает их от врагов.
 Вспомнив белое облако, напавшее на ракету, Флетчер сразу же поверил им. Но
тем не менее, он отнесся к человечкам очень недоверчиво.
 Затем один из них жестами довольно ясно объяснил, чтио они хотели бы,
чтобы люди Земли перенесли свои товары внутрь здания, где безопасно.
Гарри Экс, держа подарки в своих толстых руках и особенно уцепившись за
безделушки со странными драгоценными камнями, хитро улыбнулся и согласился
перенести часть товаров в здание. Он очень ясно дал понять, что если случится
что-либо подозрительное, его друзья немедленно улетят и вернутся уже не с
продуктами, а с разрушительными бомбами.
 - У нас на кораблях нет даже бластеров, - усмехаясь, сказал Гарри, - но
откуда им это знать? Зак, вы с Джо садитесь на остальные ящики с продуктами и
держите пистолеты наготове. Вот так. Они это поймут. Флетч, вы поможете мне
нагрузить тележку.
 Они нагрузили тележку - небольшой механизм с двигателем для перевозки
грузов, - навалив на не как можно больше пластиковых ящиков.
 - О'кей, - сказал Гарри самым обычным голосом, - вы пойдете со мной.
 Флетчер улыбнулся одними губами.
 - Нет, благодарю вас, Гарри. А вдруг я вас предам?
 Лицо Гарри потемнело. Три маленьких человечка - один все еще в своем
легком скафандре, другие в какой-то синтетической одежде, странно обернутой
вокруг их небольших тел - с любопытством глядели, как люди забираются обратно
в ракету.
 - Да успокойся ты, Гарри, - сказал Джо. - Я знаю Люси дольше тебя и знаю,
чего она добивается. Флетч...
 Слова застряли у него в горле. Проонзительный шипящий рев ударил в уши,
чуть не порвав барабанные перепонки. Флетчер быстро повернулся и успел
заметить, как с крыши по направлению к трещине, из которой шел дым, метнулся
язык белого пламени. Он проследил направление выстрела, но ничего
подозрительного не заметил.
 Человечки быстро и разом о чем-то заговорили. Они тоже зашли в ракету,
улыбались и тянули за собой Гарри Экса, уверяя его в безопасности и
одновременно подталкивая к выходу.
 - Ну, хорошо, - сказал Гарри и многозначительно посмотрел на Джо Лиди и
Закариана. - Оставляю все это на вас.
 Он вышел, забрав с собой тележку с продуктами.
 Трое оставшихся глядели ему вслед.
 - Что вы думаете? - спросил Закариан.
 Флетчер покачал головой.
 - У них волчьи лица.
 - Не думаете ли вы, что они его убьют? - вопросительно взглянул на
Флетчера Джо.
 - Нет, - сказал Флетчер и добавил: - Не сейчас.
 Но время шло и, в конце концов, Флетчер выбрался из ракеты и постоял
рядом, а через несколько минут к нему присоединился Джо Лиди.
 - Странное место, правда? - сказал Джо и вздрогнул.
 Даже более того, подумал Флетчер. Циничное и угрожающее. Темнота, как
искаженный негатив нормального неба. Небо - узкая щель между двумя
вздымающимися башнями темноты, которым, казалось, нет конца. В тяжелом
воздухе пахло серой, в нем чувствовались то гор; ячие течения из недр вулкана,
то налетающий сверху жгучий холод, насыщенный паром и дымом. Красное,
сверкающее пламя из конусов пульсировало и колебалось, заставляя голый
скалистый пейзаж все время меняться, как неясные видения во сне.
 Чудовищное здание вздымалось вверх - черная пустота с регулярными рядами
света. Где-то наверху находилось оружие и крохотные фигурки людей рядом с
ним, и огри, сияющие на фоне вулканического света.
 Последнее прибежище жизни на планете. Флетчер подумал о том, что лучше
было бы просто выйти на поверхность, когда погасло солнце, чем жить вот так,
как в этом уродливом кармане голого мира. Он подумал о том, сколько времени
умирало э`то солнце, долго-долго, вместе со своими планетами. Он подумал о
том, сколько времени стоит это здание и сколько поколений жило в нем, сколько
людей родиось ночью, чтобы никогда не узнать, что такое утро.
 Что-то промчалось над их головами, громко хлопая крыльями.
 Люди немедленно отпрянули в выходную камеру, но существо пролетело мимо,
наверное, хорошо зная о наблюдателях на крыше. И теперь Флетчер понял, что в
расщелине очень много звуков. О чем-то шепча во сне, ворочались вулканы,
шипел пар, что-то катилось или ползло, и слышались крики не богом
благословенных созданий.
 - Войдем внутрь, - сказал Флетчер, охваченный какой-то чисто нервной
тревогой.
 Но Джо резко сказал:
 - Подождите... Вот, кажется, и он.
 В освещенном здании открылся вход и оттуда вышел Гарри Экс, окруженный
десятком человечков. Тележка катилась рядом с ним. Она была завалена
какими-то вещами, причем по бокам бежали двое и поддерживали их, чтобы эти
вещи не свалились с верху. Гарри Экс бежал впереди, о чем-то крича. Они
услышали его голос, радостный, ликующий, отражающийся от голых стен.
 - Посмотрите, что я принес! Вы только посмотрите!
 Человечки испуганно схватили его, а люди на крыше взволнованно забегали,
всматриваясь в окружающее пространство.
 Гарри Экс бежал по каменной равнине к ракете. Он смеялся, тяжело дыша,
глаза его сверкали.
 - Они сумасшедшие, - сказал он, - сумасшедшие, говорю вам. Они были готовы
отдать мне кожу с собственной спины, если бы только она мне понадобилась, за
пищу. - Он дрожал от возбуждения. - Вы даже себе не представляете, что там у
них внутри здания. Скорее, скорее, помогите мне разгрузить тележку и снова
наполнить ее продуктами.
 Несколько маленьких человечков принесли с собой издалия из металла и
быстро складывали их в ракету. Делая это, они непрестанно оглядывали небо и
равнину. Остальные действовали как охрана. Гарри Экс швырял вещи в выходную
камеру, предоставляя заботиться о них дальше Флетчеру и Джо Лиди. И он
говорил, не умолкая.
 - Сумасшедшие... Отдают своих жен, своих дочерей. Они здесь подыхают с
голоду, понятно? Все, что угодно, за кусок хлеба. Нам действительно повезло.
Вы только взгляните.
 Флетчер методично работал в выходной камере, разгружая предметы, который
швырял туда Гарри. Несколько серебристых скафандров, шлемы из легких
металлов. Безделушки и драгоценности. Искусно сделанные, непонятного
назначения предметы. Все это действительно стоило колоссальных денег, не само
по себе, а то, что за этими вещами скрывалось: новые произвосдтвенные
процессы. Он подумал, сколько это стоило людям, живущим в здании.
 - Выносите ящики с продуктами, - скомандовал Гарри Экс. - Все до единого.
Поскорее. Заставьте их пошевеливаться.
 Он был как в лихорадке. Закариан начал снимать пластиковые ящики и
передавать из Джо Лиди, который передавал их в выходную камеру Флетчеру, а уж
оттуда их принимал Гарри Экс. Человечки поспешили на помощь. Очень скоро один
из них стоял в выходной камере рядом с Флетчером, а трое зашли на корабль,
включая и того, которого Джо Лиди поймал на поверхности. Они работали быстро.
Их лица были напряжкны, они перебрасывались короткими резкими фразами.
Снаружи ящики накладывали на тележку и некое подобие тачек, на которых
несколько человечков доставили металл.
 - Давайте! - кричапл Гарри. - Поскорее!
 Они спешили, но не успели выгрузить еще и половины ящиков, как темноту
прорезал жуткий вой и моментально с крыши ударили белые лучи, направленные на
границу света и тьмы. Лица обитателей расщелины еще более заострились. Они
разом оставили ящики и застыли, напряженно всматриваясь и вслушиваясь,
положив руки на пояса, из-за которых торчали трубки. Земляне тоже прекратили
работу.
 В поле зрения появилось создание, напоминавшее гору. Оно двигалось
медленно, как двигалась бы гора, и выло, приближаясь, голосом, которым могла
бы выть гора. Флетчеру, выглянувшему из камеры, показалось, что он увидел
толстую длинную шею, квадратную, грубую, как булыжник, голову и огромную
челюсть, свисавшую, как ковш экскаватора.
 Ослепительные лучи оружия нашли ее. Белый огонь засверкал, и гора тяжело
отпрыгнула в сторону, но не была убита. Она спокойно легла за выступом скалы
и стала наблюдать.
 Один из человечков начал хватать ящики и выкидывать их из корабля.
 Гора заворочалась, завыла и двинулась вперед.
 Гарри Экс проворно забрался в ракету.
 - Великий боже, - закричал он, - эта штука сокрушит нас. Она раздавит
ракету.
 Он метнулся мимо Флетчера и прыгнул в пилотское кресло.
 - Все по местам, давайте выбираться отсюда. Быстрее, ради всего святого!
 Снаружи вновь ослепительно сверкнули белые лучи и на сей раз удар настиг
цель. Гора упала и перекатилась по камням - зрелище для титанов, - но все еще
не была мертва. Она опять откатилась за скалу и завыла, заставляя расщелину
звенеть ее голодом и яростью.
 Дрожащими руками Гарри Экс взялся за рычаги управления. Маленький
человечек, указавший путь сюда, подошел к нему и показал на оставшиеся
пластиковые ящики с продуктами. Остальные человечки продолжали торопливо
выносить их, в то время, как Закариан и Джо Лиди в нерешителтьности стояли в
стороне.
 Гарри, не глядя, потянулся к рычагу и одним ударом отбросил человечка в
сторону.
 - Выкиньте их отсюда, - сказал он. - Черт с ними. Ничто не стоит того,
чтобы быть убитым.
 Человечек, брошенный ударом на пол, сидя, прожег две аккуратные дырки в
запястьях Гарри Экса, по одной на каждую руку.
 Гарри застонал, взглянул на свои руки, затем сунул их между колен и начал
раскачиваться взад-вперед, громко крича.
 Маленький человечек действовал очень быстро. У Джо Лиди пистолет был в
руках, так как он ожидал появления чудовища снаружи. Джо почти успел
выстрелить и опоздал на какую-то долю секунды. Лучевая трубка прожгла
отверстие в левой стороне его груди, и он умер, не успев сделать ни шага, без
единого звука.
 Одновременно два человечка, работавшие внутри ракеты, опустили пластиковый
ящик на голову Закариану, который упал как подкошенный.
 Флетчер в выходной камере быстро обернулся, выхватывая оружие. Он прыгнул
в сторону, чтобы можно было стрелять внутрь кабины, но, как и Джо Лиди,
чуть-чуть не успел.
 Они просто увлекли его вниз тяжестью тел, повисших на руках и ногах,
бьющих по голове. Флетчер подумал, что они убьют его, но этого не произошло.
 Он пытался драться ногами, всме телом, перекатываясь по полу, но сильные
удары по голове лишили его сил, а маленькие мускулистые тела держали крепко.
Ладно, подумал он, едва не теряя сознание и слыша, как сквозь сон, их
быстрое, звериное дыхание. Ладно, пусть будет так, если вы этого хотите.
 Он расслабился и лежал неподвижно.
 Человечки о чем-то заговорили, затем вытащили его из камеры, бросили на
каменное плато у ракеты, отобрали пистолет и ушли.
 За скалой ворочалась и рычала голодная гора.

ГЛАВА 5.

 Дальнейшее свершилось все с той же мрачной и сумасшедшей быстротой.
 Флетчер все видел. Сначала он наблюдал за происходящим в
полубессознательном состоянии, неподвижно лежа на жестком камне. Фигуры
человечков прыгали и носились между выходной камерой ракеты и тачками, на
которые они торопливо накладывали пластиковые ящики. Как только очередная
тачка наполнялась, человечек, которому она принадлежала, бежал с ней к
зданию. В промежутках с крыши сверкали белые лучи, держа гору в ее укрытии.
 Флетчер улыбнулся. Какой безумный кошмар, подумал он. Надо будет
постараться запомнить все подробности, когда я проснусь. В голове прокатилась
волна боли, во рту появился привкус крови. Это не кошмар, подумал он. Это
действительность. Бедняга Джо Лиди мертв.
 Гора тяжело затанцевала в агонии нетерпения, и над головой послышался
новый звук - шум крыльев. С трудом приподнявшись, Флетчер взглянул наверх и
увидел огромное создание, затем еще одно и еще, формой напоминающие букву
"дельта", с длинными, вытянутыми вперед шеями. Лучи с крыши били теперь уже в
небо, чудовища громко и страшно стонали, покачиваясь, как огромные чайки над
водой.
 Флетчер с трудом пополз вперед, к огромному корпусу ракеты.
 Человечек увез через каменную равнину последнюю тачку. Оставшиеся выносили
последние ящики, работая с неукротимой яростью под угрозой уничтожения
другими созданиями, которые тоже были готовы все отдать за пищу. Они
нагрузили тележку - меньше полного груза, - затем вывели Гарри Экса,
шатающегося и обвисающего в их руках, и все это время лучи, не переставая, с
шипением пронизывали воздух над их головами.
 Флетчер быстро и бесшумно заполз под корму ракеты. Ее дюзы черными
отверстиями нависали над ним.
 Человечки выволокли с корабля Закариана и положили рядом с тележкой.
 Флетчер приподнялся, схватился за край нижней дюзы и забрался в знакомо
пахнущее углубление.
 Человечки выволокли тело Джо Лиди.
 Устраиваясь поудобнее в узком отверстии, Флетчеру удалось повернуться так,
что он мог наблюдать за происходящим. Человечки искали его, их голоса звучали
зло и недовольно. Тем временем двое из них откатили тело Джо Лиди поближе к
голодной горе, переваливая его по камням, как тряпичную куклу. Ослепительные
лучи полыхали пламенем. Пронзительные голоса стонали и выли. Белая форма
опустилась пониже, и луч перерезал ее почти пополам. Она с грохотом упала и
немедленно что-то тяжелое и громоздкое выбежало из-за скалы и принялось
насыщаться.
 Человечки бросили Джо Лиди и со всех ног кинулись к ракете. У них уже не
оставалось времени на поиски Флетчера. Возможно, они подумали, что он мертв и
съеден.
 Они схватили Закариана, тележку с ящиками и неимоверно быстро двинулись к
зданию. Лучи, бьющие с крыши, прикрывали их отступление. Две огромные белые
формы спустились вниз и начали драться за те объедки, которые им оставили.
 Флетчер оказался совсем один.
 Оружие смолкло. Лучей больше не было видно. Туманный, призрачный свет
озаря каменистую равнину красными неровными огнфми. Две белые, громко
стонущие формы вгрызались в Джо Лиди и друг в друга. Флетчер хотел заплакать,
но слез не было. В нем бушевали только ярость и ужас.
 Если они не заминировали ракету, подумал он, я смогу сесть в нее и
улететь, я смогу рискнуть. Гарри Экс получил по заслугам, ну и черт с ним!
 Затем он подумал о Закариане, который не был ни в чем виноват, и о том, как
он встретится с женой Закариана и с Люси Экс. Он прекрасно мог представить
себе, что они подумают и скажут, если он вернется один.
 Все эти мысли в одну секунду промелькнули в голове Флетчера. Он думал об
этом, вылезая из дюзы. Как только он оказался внизу, все его мысли
подчинились одной цели. Он подчинился этой цели не совсем по благородным
мотивам. Одна его часть как бы говорила: Закариан неплохой парень и я не могу
так просто взять и оставить его.
 Но другая, большая часть твердила совсем иное: проклятый лживый язык Люси
сковал меня, и если только я вернусь на звездолет один, все подумают, что я
убил остальных и, очень может быть, убьют меня самого. Поэтому надо вытащить
их оттуда и вернуться всем вместе.
 Ему придется сделать это без всякой помощи. Не было никакого смысла
возвращаться к звездолетам и атаковать ими обитателей расщелины. Это значило
бы подставить четыре медлительных корабля с женщинами и детьми под удары
белых щипящих лучей. И, как признался сам Гарри, у них на борту не было даже
бластеров.
 Он отполз подальше от порождений каменистой равнины, которые были слишком
заняты, чтобы заметить его. Он полз со всей скоростью, на которую был
способен, прячась за каменные выступы, делая короткие перебежки, когда
приходилось пересекать открытые места. Он направлялся к той стене здания, где
на равном друг от друга расстоянии сияли огни. Но он специально двигался по
дуге, чтобы подойти к зданию с той стороны, где этих огней не было.
 По пути он прополз мимо того места, куда был направлен первый выстрел с
крыши, когда он не успел заметить, в кого стреляли. Что-то бледное и
неподвижное лежало в нескольких футах от него. Флетчер заколебался, но тут
же осторожно пополз в том направлении.
 Там лежало тело человека, голова которого была практически сожжена.
Тело было небольшим. Одежда и оружие, все еще находившиеся при нем,
напоминали, но не были точными копиями одежды и оружия тех, кто пришел к
ракете из здания. Флетчер замер на месте, размышляя.
 Вряд ли они убили бы одного из своих. И вряд ли он прятался бы в укрытии.
Значит, мертвец был из какого-нибудь другого здания, стоящего в этом ущелье.
Вспомнив то, которое разрушил поток лавы, Флетчер сразу понял, что когда-то
здесь было много таких зданий. Возможно, несколько еще остались, возможно,
они все время находились в состоянии войны, борьбы за существование, шпионя,
раскрывая секреты, убивая друг друга с холодной беспощадностью
необходимости.
 Много ли этот человечек успел увидеть и был ли один, подумал Флетчер.
Расщелина, из которой шел пар и дым, продолжалась узкой канавкой, очень
напоминающей дорогу, но это ему ни о чем не говорило.
 Он надеялся, что человечек был один, потому что если у него был товарищ,
то наверняка отправился за подкреплением, а тогда и так почти невозможная
задача вызволить Гарри и Закариана становилась намного труднее.
 С отвращением Сэм Флетчер протянул руку и вытащил из-за пояса мертвеца
лучевую трубку. Тяжелое хлопанье крыльев над головой предупредило его
вовремя, и он побежал сквозт клубящийся туман. Чудовище с громким стуком
приземлилось позади него и начало рвать что-то на части. Он побежал изо всех
сил к темной части здания, забыв об осторожности, забыв обо всем, кроме
отчаянного желания куда-нибудь спрятаться.
 Он достиг стены, но она оказалась сплошной и прочной, а окна были в
пятидесяти-шестидесяти футах над головой. Он прижался к стене с бешено
колотящимся сердцем, слушая, обоняя, осязая смерть, находившуюся повсюду, в
каждом звуке, в каждом движении. Затем он стал медленно продвигаться вдоль
стены, дальше и дальше от теней, во все скрывающую темноту.
 Здание было огромным. Оно было почти таких же размеров, как и те, что эти
люди или их предки выстроили на поверхности до гибели планеты. Флетчеру
пришлось пройти целую милю, даже больше, прежде чем он дошел до угла. Перед
ним простиралась другая стена, как поверхность скалы, и с этого места он
хорошо видел высокий конус, из которого полыхало пламя. Здесь красный свет
был ярче. Флетчер буквально вжался в стену, чувствуя себя как бы голым и всем
видным при этом свете.
 Он пошел вперед, потому что больше ничего не оставалось делать.
Мили окон, черных и пустых, в которых слегка отражалось полыхающее в
вулкане пламя. Стены из черного камня, длинные и высокие, крепость, которую
нельзя завоевать снаружи, но пораженная изнутри все побеждающим временем и
смертью людей. Пустота и опустошение. Сюда невозможно было проникнуть, здесь
негде было спрятаться. Он продолжал идти - крошечная сигурка, пробирающаяся
сквозь сон.
 Он дошел до второго угла, самого дальнего от обитаемой части здания. Люди,
вероятно, ушли отсюда в первую очередь.
 И здесь был пролом в стене. Какой-то вулканический толчок дал трещину в
фундаменте дома и перекосил его. Часть стены осела и часть крыши рухнула,
образовав отверстие, в которое можно было проникнуть.
 Флетчер начал отчаянно карабкаться вверх. На самом верху осевшей стены он
нашел маленькое отверстие, едва достаточное для того, чтобы протиснуться. Он
полз очень осторожно. Дымный и смутный свет, проникавший в окна, освещал пол,
обрушившийся в одном унглу, но, по всей видимости, еще прочный. Он ступил на
него и пол выдержал. Он был внутри.
 Он прошел в противоположный конец комнаты, уселся на пол и отдохнул,
чувствуя себя в безопасности. Дыхание постепенно выровнялось, дрожь унялась и
он вновь поднялся, нашел широкие двери и вышел из помещения. И тогда он
увидел, что разрушение этой части дома-города было гораздо больше, чем он
думал.
 Массивные наружные стены стояли непоколебимо, словно отдавая дань своим
давно погибшим создателям. Но многие внутренние перегородки обрушились и свет
проникал сквозь дыры в крыше, слабо освещая часть того, что еще осталось.
 Флетчер перевел взгляд с этих дыр на внутренние двери и задрожал, но
никаких признаков того, что сюда забирались создания и порождения расщелины,
не было. Через огромные дыры в крыше могли пробраться и летающие чудовища, но
у них был слишком большой размах крыльев для такой относительно маленькой
площади.
 Время от времени он все-таки останавливался, прислушиваясь, но в здании
царила тишина. Бесчисленные количества заброшенных комнат все еще стояли
неразрушеннными, мириады функций, для которых их построили, были забыты.
 Тишина висела гнетущая. Она напоминала о том безнадежном существовании,
которое эти люди вели с незапямятных времен, умирая вместе с погибшим миром.
 Это заставило его задуматься, зачем они вообще борются за жизнь? Это
заставило его задуматься, зачем вообще нужно бороться за существование?
 Он шел длинными, как улицы, коридорами, пробираясь с этажа на этаж, чтобы
следовать в нужном направлении или просто обходя очередные обвалы крыши и
стен. Иногда он шел в полной темноте, чутьем определяя направление. Иногда
сквозь окна проникал колеблющийся свет, освещая то, мимо чего он шел.
 Квартиры с настежь распахнутыми или сорванными с петель дверьми и окнами "на
улицу" больше не интересовались, кто проходил мимо. Им это было безразлично.
 Общественные места с прозрачными стенами, иногда очень большие, иногда
поменьше, с какими-то потускневшими буквами или знаками, все еще рассказывали
о том, чем они были раньше и чем перестали быть. Он видел обломки мебели,
личные вещи, оставленные людьми перед уходом отсюда, прекрасные произведения
искусства, разорванные или упавшие, высеченные из вечного камня мечтательные
лица мужчин и женщин, статуя смеющегося ребенка, краски, образы, какие-то
огромные конструкции из серебряной проволоки, сверкающие металлические части,
самые обычные вещи, похожие на лампочки, когда-то дававшие свет этому городу,
постепенно превращающемуся в пыль, залы, предприятия, синтетические фабрики
- всюду царила тишина и спокойствие. Он стал замечать, что каждый из покинутых
секторов кончается большой стеной. Их, наверное, выстроили позднее, исходя из
того, что Флетчер все ближе продвигался к обитаемой части здания. Возможно,
между городами-зданиями в более ранние времена не было войн. Возможно, все
они тогда чувствовали себя братьями в легионе проклятых. Но позже, по мере
того, как их становилось все меньше и меньше, они стали отгораживаться друг
от друга, боясь своего собственного народа.
 Сейчас эти старинные каменные стены были разрушены и Флетчеру не
составляло труда пробираться через них. Но он начал беспокоиться. Он
карабкался по рухнувшим камням все более и более осторожно, зная, что
приближается к обитаемой части здания. Скитания опять привели его к наружной
стене, и внезапная вспышка света, проникшая через окна, поразила его. Он
осторожно выглянул наружу, но не увидел ничего, кроме вулкана и языков
пламени, пляшущих на голых камнях. Ракета стояла в противоположном углу
здания и отсюда ее не было видно.
 Он продолжал идти вперед, преследуемый чувством, что все, что он сделал,
было напрасно, и то он, может быть, сам погибнет в этой огромной, черной,
выстроенной человеческими руками горе. Он вышело к широченному коридору,
ведущему в нужном направлении, и пошел по нему, пока не уперся в глухую
стену.
 Флетчер попытался пройти через комнаты по обеими сторонам коридора, нашел
другие коридоры и в отчаянии испробовал даже другие этажи, но повсюду
натыкался на непреодолимую стену, и не было в ней никакого пролома.
Путь в жилые помещения был отрезан. И тут он услышал на равнине шум
битвы.

ГЛАВА 6.

Батареи на крыше шипели и плевались. Звук их был резок и пронзителен, он
перемешивался с более глубоким звуком и каждый раз, когда Флетчер слышал этот
непонятный звук, здание сотрясалось, правда, не слишком сильно. Возникнув,
шум этот не прекращался, а наборот, становился все сильнее и сильнее.
 По всей видимости, у человека с сожженной головой был товарищ, и очевидно,
этот товарищ отправился за подкреплением. Он должен был знатьт, что со
странного корабля сгружали какое-то продовольствие, потому что ничего, кроме
еды, не могло вызвать такого оживления у человечков, которые, рискуя жизнью,
отгоняли страшных чудовищ от места выгрузки. Возможно, решил он, человечки из
соперничающего здания наладили контакт с кем-то на поверхности и теперь пища
будет у них постоянно.
 Но как бы то ни было, они не могли допустить, чтобы один из городов
получил такое преимущество перед остальными.
 Значит, между ними происходило сражение, а Гарри Экс и Закариан все еще
находились по ту сторону непреодолимой стены, если они еще не мертвы. Он,
Флетчер, находился как бы в мертвой зоне, но что он мог сделать? Здание
сотрясалось не сильно, но угрожающе. Орудия продолжали стрелять.
 Флетчер подумал о крыше.
 Там были батареи и люди, стреляющие из них, а следовательно, туда как-то
можно было попасть. Если человечки заняты тем, что обороняют свое здание от
нападающих, они не заметят, что за спиной у них, из давно брошенных секций
здания ползет человек.
 Стоит попытаться.
 Флетчер пробрался на самый последний этаж и, в конце концов, нашел люк.
Люк был хорошо сделан, легко открывался изнутри и почти не был виден снаружи.
 Он открыл люк и выбрался на крышу.
 Он сразу зе распластался, чтобы его не заметили. Позади расстилалась
огромная крыша из того же камня, что и тот, на котором стояло здание.
По краю ее с одной стороны проходил бортик. Впереди виднелась секция
батареи, которую обслуживало несколько человек. Оттуда полыхало пламенем.
Наверху, в сером небе, хлопали широкие крылья и раздавались крики чудовищ,
и каждые несколько минут одно из орудий посылало луч вверх, чтобы держать их
на расстоянии.
 Флетчер рискнул выглянуть через бортик. Ему нужно было знать, как
протекает сражение. Отсюда он видел часть каменного плато и человечков,
суетящихся вокруг каких-то передвижных орудий, стреляющих в стены здания.
Они, по-видимому, не имели большого успеха и часть их батарей валялась
разбитой. Флетчер почувствовал, что осажденные выигрывают сражение, и пожалел
об этом. Если бы сражение сейчас кончилось, ему стало бы намного труднее.
 Примерно в сотне ярдов он увидел открытый люк и кинулся к нему. Никто его
не заметил. Внизу Флетчера тоже никто не увидел. Возможно, те, что должны
охранять люк, тоже присоединились к человечкам у батареи, а охранять верхний
этаж не было никакого смысла. Он решил рискнуть и нырнул вниз.
 Он очутился в длинном широком зале, ярко освещенном, пыльном, с
расставленным вдоль стен оружием. В зале никого не было.
 Держа наготове лучевую трубку, которую он забрал у мертвого человечка,
Флетчер стал спускаться на нижние этажи. Он чувствовал в себе странное
возбуждение, слова "страх" и "отвага" потеряли всякий смысл. Он даже не думал
об этом. Он напоминал человека, который неизвестно почему попал в сильное
течение и теперь не имеет другого выбора, как следовать вместе с ним,
стараясь просто не утонуть.
 Все этажи были освещены, повсюду стояла тишина. В пыльных, переплетающихся
коридорах виднелись полуоткрытые двери, в углах и вдоль стен валялся мусор. В
воздухе пахло серой и гнилью.
 Флетчер шел вниз по скатам и винтовым лестницам.
 В серном воздухе появился новый запах - запах грязных человеческих тел,
- одинаковый по всей вселенной, который ни с чем нельзя спутать.
 Вскоре после этого Флетчер услышал голоса. Он пошел осторожнее,
пригибаясь, проскальзывая мимо полуоткрытых дверей, избегая окон, выходящих в
коридоры. Голоса звучали как будто под ним, но, казалось, доносились и
сверху.
 Потом он увидел в стене стеклянную дверь, выходившую на некое подобие
балкона. Дверь была открыта, голоса оттуда слышались громче всего. Флетчер
рискнул пройти на балкон и слегка перегнулся через перила.
 Внизу было огромное пространство. Возможно, когда-то оно служило
амфитеатром и предназначалось для общественных развлечений, а балконы, на
одном из которых он сейчас стоял, были для зрителей. Зал внизу был полон
народа, преимущественно там находились женщины, дети и немного стариков.
 Флетчер решил, что это какой-то общий зал, в котором они собираются, когда
всему зданию грозит опасность. Такое помещение, расположенное в самом центре
жилых комнат, легче защищать. Насколько он мог судить, людей здесь было не
меньше трех тысяч. Пустые балконы, на которых могло разместиться в десять раз
больше народу, нависали над кучкой людей, как бы издеваясь, но казалось, на
них никто не обращал внимания. Люди не выглядели угрюмыми, они весело
переговаривались, ухаживали за детьми, занимались какой-нибудь работой,
которую принесли с собой. Они, казалось, совсем не волновались за судьбу
здания. Вероятно, им уже не раз приходилось так отсиживаться и до сих пор
ничего не происходило, а следовательно, и не произойдет. Среди взрослых
бегали дети, кричали и играли с игрушечными батареями на самом нижнем
балконе. Для них все это было естественным. Это их дом. Они родились в нем и
другого у них не было. Они были очень маленького роста и их было немного.
 На одном из самых нижних балконов дети резвились особенно оживленно, но
там, у колонны, стоял стражник, единственный молодой человек во всем зале,
который нетерпеливо отгонял детей прочь. Он стоял у дверей отгороженного у
балкона пространства, и хотя Флетчеру не было видно, что там, он прекрасно
мог догадаться об этом. Он запомнил это место и снова принялся осторожно
спускаться вниз.
 То, что часть людей защищала здание на крыше, а остальные находились в
зале, помогло Флетчеру повсюду проходить незамеченным. И эта обитаемая часть
была намного хуже покинутой. Отовсюду пахло нищетой и смертью, всюду
чувствовалось безразличие и забвение. Сломанные машины, забаррикадированные
двери и окна, произведения искусства, валяющиеся по углам, в общем, когда-то
прекрасное здание - произведение искусства архитекторов и инженеров гордой
расы - превратилось не более, чем в жалкое убежище дегенеративных ее
остатков, которые даже не могли соблюдать чистоту.
 Он понял, что энергетические установки и синтетические фабрики были
полностью автоматизированы, и когда в конце концов что-то портилось, оно так
и оставалось сломанным и бесполезным, что, естественно, сразу уменьшало
запасы продуктов и прочих предметов первой необходимости, включая
металлические изделия, одежду и, собственно, синтетическую пищу, что должна
была быть основой их существования. Перед глазами Флетчера промелькнула
короткая и страшная картина, как в один прекрасный день оставшиеся в живых
люди будут вынуждены выйти из здания и охотиться в полной темноте на чудовищ
расщелины, которые, в свою очередь, будут охотиться на них.
 Дети продолжали играть и над чем-то смеяться.
 Флетчеру показалось, что шум сражения стихает. Он быстро пробрался по
грязному коридору мимо грязной стены и прозрачной открытой двери балкона, на
которой остались грязные отпечатки пальцев и лежал слой пыли. Он осторожно
пробрался на балкон и глянул вниз.
 Теперь он ясно увидел ряд кабинок с окнами, и та, которая была ему нужна и
которую охранял стражник, находилась совсем недалеко, справа от него. Гарри
Экса не было видно, но Закариан был там. Через высоко расположенное окно
Флетчер видел только его голову.
 Закариан обернулся, сделал головой безнадежное движение животного, которое
знает, что его пещеру обложили охотники. И тут он увидел Флетчера. Глаза его
широко раскрылись, а нижняя челюсть отвисла. Флетчер бешено затряс головой,
знаками приказывая ему молчать.
 Он добился своего. Молчал не только Закариан. Батареи с обеих сторон
прекратили огонь.
 Люди, сидевшие в зале, тоже замолкли, даже дети перестали играть. Все
прислушивались.
 Вдруг на нижнем этаже через широкую дверь в зал вбежал человечек. Он
закричал с торжеством в голосе.
 Громкий крик вырвался из груди женщин и стариков. Они смеялись и потрясали
в воздухе кулаками, дети пронзительно визжали, как молодые ястребы. А затем
все начали покидать зал. Враг отошел, атака отражена и битва закончилась,
сейчас все могли спокойно разойтись по своим квартирам.
 Флетчер, застигнутый врасплох в коридоре, огляделся в поисках места, где
можно было бы спрятаться.
 Потом он заметил, что все покидают зал через нижние коридоры. Через
несколько минут, вероятно, все этажи будут буквально забиты семьями, но тем
временем стражник встал спиной к Флетчеру, и он мог бы рискнуть.
 Из коридоров снизу уже доносился шум и оживленные голоса. Люди
возвращались со своих наземных постов, что бы они там ни делали, а скоро
начнут спускаться с крыши. Флетчер застонал и пополз.
 Когда он поднялся, то был уже рядом с кабинкой и глядел прямо на
Закариана. Руки и ноги Закариана были связаны, он лежал в каком-то подобии
кресла.
 Стражник стоял в нескольких футах от кабинки, словно раздумывая, не пойти
ли ему вместе с толпой.
 Гарри Экса в кабинке не было.
 Зал опустел. Стражник неожиданно повернулся и направился к кабинке, как
будто все-таки решив, что ему лучше остаться. И тут он увидел Флетчера. Его
маленький, твердо очерченный рот открылся, он набрал в легкие воздуха,
намереваясь закричать. Это был его последний вздох в жизни. Флетчер неумело,
но наповал убил его из лучевой трубки.
 Он нырнул в кабинку и стал разрывать веревки на руках Закариана, и все
время неподалеку слышались ликующие голоса, люди расходились по коридорам,
поднимаясь и опускаясь в свои помещения.
 - Где Гарри? - спросил Флетчер.
 Закариан плакал.
 - Я думал, вы погибли, - сказал он. - Я думал, мы все погибнем.
 Его руки были уже свободны, он остервенело рвал веревки с лодыжек, только
мешая Флетчеру.
 - Флетч, нам надо спешить.
 - Да, - сказал Флетчер, - но где Гарри? Они убили его?
 - Убили? - Голос Закариана неожиданно поднялся до визга. - Убили! Знаете,
что сделал этот негодяй? Он заключил с ними договор. Они хотят, чтобы мы
полетели с ними на ракете к звездолетам, они бы проникли туда, неожиданно
напали, а затем забрали все продукты. И Гарри согласился сделать это.
 Он поднялся, сбрасывая с себя обрывки веревок, потом бросился куда-то, но
Флетчер остановил его. Закариан глянул так, словно Флетчер был его врагом.
 - У меня там жена и дети, - сказал Закариан и отпихнул Флетчера. - Пустите
меня!
 Флетчер встряхнул его.
 - Прекратите! - резко сказал он. - Все будет в порядке. Значит, Гарри
согласился вести ракету?
 - Они собирались заплатить ему и отпустить. Он думает, что заработает
целое состояние и спасет свою шкуру. Как же он мог отказаться от таких
условий? - Закариан снова попытался вырваться из рук Флетчера. - Пустите!
 - Успокойтесь, - сказал Флетчер.
 - Вы что, принимаете меня за убийцу? Слушайте, может, вы не поняли, о чем
я толкую? Гарри договорился с ним. Они как раз пришли к соглашению, когда
началась атака. Сейчас, когда сражение закончилось, они отправятся к звездам,
как только соберут людей.
 - Да, я понимаю, - сказал Флетчер и его затошнило. - Он чувствовал
безнадежность и горькую ярость, он чувствовал себя оплеванным из-за того, что
принадлежал к той же расе, что и Гарри Экс. Он чувствовал, что больше ничего
не хочет.
 - Нам надо скорее добраться до ракеты, Флетч, - продолжал говорить
Закариан. - Если мы успеем туда первыми, то можем остановить...
 - Да, - сказал Флетчер, - конечно. Именно это нам и надо сделать.
 Закариан молчал. Флетчер наклонился, вытащил из-за пояса убитого стражника
лучевую трубку и протянул ее Закариану.
 Они вышли в коридор.
 Отовсюду слышались голоса и движение, но пока еще никого не было видно.
Теперь уже как одержимый, Флетчер бежал наверх, все выше и выше, пока голоса
не замерли далеко внизу.
 Флетчер не знал, сошли ли с крыши человечки у батареи, через тот же люк
они сошли или через другой. Он решил, что бесполезно бояться втстретить
кого-нибудь, потому что если они не попадут к ракете раньше Гарри Экса и если
ракета улетит вместе с ним к зведолетам, их можно считать покойниками. Они
бежали вверх по коридорам, никто не увидел и не остановил их.
 Они добрались до крыши, и Флетчер увидел несколько закрытых люков. Он
открыл один. Они вскарабкались на крышу, которая была темна и пуста, лишь
отблеск вулканов играл на ней.
 - Скорее, - сказал Закариан, задыхаясь и хватая ртом воздух. - Скорее.
 - Сюда, - кивнул Флетчер и показал на люк, из которого в первый раз
выбрался на крышу здания. Они скользнули через него в брошенные помещения, и
Флетчер закрыл люк за собой.
 - Скорее, - сказал Закариан.
 - Спокойно. Нам предстоит еще долгий путь.
 Он секунду постоял, что-то обдумывая. У них не оставалось времени, чтобы
возвращаться тем же путем, которым он пришел сюда, да в этом и не было
необходимости. Изнутри всегда можно найти более легкий путь наружу. Он стал
пересекать здание возле разделявшей его стены, стараясь держаться поближе к
ракете.
 Коридоры были темны, тянулись, казалось, на тысячи миль, и все это время
люди знали, что не успеют. Потьом они выглянули из высоких окон наружу.
 - Она еще там, - обрадовался Закариан. - Смотрите, ракета все еще там!
 - Интересно, что их задержало? - спросил Флетчер.
 Потом он присмотрелся внимательнее и увидел, что поле битвы очищается от
трупов голодными чудовищами, пожирателями падали, кровными братьями Гарри
Экса.
 - Пойдемте, - сказал Флетчер. - Надо будет спуститься ниже. Глядите по
сторонам, потребуется какая-нибудь веревка или длинная цепь, способная
выдержать человеческий вес.
 Они поспешили вниз, задыхаясь, спотыкаясь и падая, по скатам и спиральным
лестницам, через пустые залы и комнаты, сквозь молчание и слабые отблески
света. Они нашли моток легкого, но прочного, красивого кабеля в углу одного
из помещений, служившего раньше, видимо, машинным залом.
 Захватив моток с собой, они спустились к самому нижнему ряду окон.
 Ракета все еще стояла на каменистой равнине.
 - Здесь уже есть несколько выбитых окон, - вскричал Закариан. - Батареи
нападающих сокрушили их.
 Флетчер взглянул вниз. Чудовища еще не ушли, но придется рискнуть. Они
закрепили конец серебристого кабеля и выбросили моток из окна, а затем быстро
спустились по нему.
 Они побежали к ракете, пригибаясь, прячась за скалистые выступы. Чудовища
опять завыли. В поисках пищи они ссорились и дрались друг с другом: чудовища
с белыми крыльями и горы, которые умели ходить и выть.
 Люди бежали, две маленькие фигурки в окружающей ночи, а затем разом
спрятались за скалы, когда вой и хриплые крики приблизились.
 - Никогда нам это не удастся, - тихо сказал Закариан.
 И Флетчер, задыхаясь, подумал: да, никогда. Боже, какой долгий путь прошел
этот мир и народ к своей медленной кончине...
 Внезапно загорелись огни, освещая мрачное каменистое плато и расхаживавших
по нему чудовищ. Батареи на крыше ожили, изрыгая огонь, отбрасывая зверей с
этого места, где уже не осталось даже объедков. Флетчер обратил внимание на
то, что ни одно из чудовищ не было серьезно ранено. Если бы хоть одно из них
было убито, другие не ушли бы отсюда, пока не сожрали его.
 А пока что они с ворчание отступили подальше от светового круга.
 Открылась дверь в стене здания, из нее вышли Гарри Экс и шесть-семь
человечков.
 Закариан сыпал проклятиями. Флетчер потянул его из убежища под скалами, и
они побежали к ракете, пригибаясь как можно ниже, оставляя скалы между собой
и зданием.
 Они уже были в ракете, когда к ней подошли Гарри Экс и окружающие его
человечки.
 Закариан закрыл дверь выходной камеры, затем они начали стрелять в только
что вошедшую в камеру группу.
 - Не попадите в Гарри, он должен вернуться с нами! - закричал Флетчер.
 Лицо Закариана застыло маской жгучей ненависти.
 Гарри застонал, свалился на пол и пополз к ним, как побитая собака,
крича:
 - Что вы хотите сделать?
 Бедные вы изголодавшиеся маленькие негодяи, подумал Флетчер, я не хочу
убивать вас, но не хочу умирать сам, поэтому должен, должен...
 Все было кончено в несколько секунд. В выходной камере остались лишь трупы
да запах нагретого металла. Флетчер выбил из рук Закариана лучевую трубку.
 - Нет, - произнес он.
 - Что вы сделаете? - все время повторял Гарри Экс. - Что вы хотите
сделать? Это был просто блеф. Я хотел помочь вам. Разве вы не понимаете?
 Флетчер ударил его ногой, но очень сильно, просто с брезгливым
презрением.
 - Вставайте, - сказал он.
 Гарри встал.
 Он рухнул в кресло и Закариан стал внимательно наблюдать за ним. Флетчер
закрыл внутреннюю дверь выходной камеры, оставив в ней трупы, и уселся в
кресло пилота.
 Батареи на крыше здания уже расчистили небо для ракеты. Естественно, ведь
на борту были их люди.

ГЛАВА 7.

 Четыре звездолета неслись через пространство далеко от мертвой звезды.
Флетчер сидел за столом в рубке "Доброй надежды", перед ним стояла бутылка
и стакан. Гарри Экс сидел на другом конце стола, его перевязанные кисти руки
покоились в лубках. Перед ним стояла Люси, лицо ее раскраснелось, глаза
сощурились от злости. На койке, обняв жену, сидел Закариан. Они поменялись
местами, так что Закариан занимал сейчас место Джо Лиди, а жена Джо летела на
другом звездолете, иначе она бы убила Гарри Экса.
 - Я уже устал повторять вам одно и то же, - говорил Гарри. - Я сказал вам,
что не собирался выполнять своего обещания этим маленьким ворам. Я хотел
вернуться за помощью.
 - За помощью для кого? - спросил Закариан. - Не пытайтесь мне лгать,
Гарри. Я присутствовал при этом. Я видел, как засверкали ваши свиные глазки,
когда они показали вам полную горсть этих камешков. - Он ткнул рукой в
сверкающую груду в центре стола, затем наклонился и придвинул свое лицо
вплотную к Гарри. - Если это был только блеф, - сказал он, - то почему вы
даже не намекнули мне? Они бы не поняли, о чем мы говорим, а вам бы
понадобилась моя помощь, если бы вы решили обмануть их. Но нет, вы не сказали
ни слова. Вы просто схватили эти камни и были готовы лизать им все места. Вы
позволили им увести себя, чтобы я не мог вам помешать.
 Еще один человек, который присутствовал на борту звездолета и являлся
членом совета, поглядел на Гарри Экса и спросил:
 - Что вы можете сказать на это?
 Люси Экс взглянула на Гарри, затем на кучу сверкающих камней, и глаза ее
загорелись.
 - Ему больше нечего сказать, - резко произнесла она. - Он здесь хозяин.
Зак врет все про него. Он завидует, что Гарри удалось принести с собой камни,
которые стоят целое состояние. - Она повернулась к Флетчеру. - Что же
касается его...
 Закариан выпрямился и дал ей пощечину.
 - Вы и так наделали достаточно бед своим языком, - сказал он. - Лучше
сядеть в сторонку и молчите.
 - Так что вы можете сказать? - спросил у Гарри член совета.
 Гарри затряс головой, раскачиваясь из стороны в сторону.
 - Я болен. Они мучили, пытали меня, разве вы этого не видите? Вы думаете,
что человек может пройти через то, через что прошел я, и чувствовать себя при
этом хорошо? Я болен. Оставьте меня в покое.
 - Задай им как следует, Гарри, - с бешенством в голосе сказала Люси. - Они
не имеют права так с тобой разговаривать. Ты хозяин.
 Но Гарри только сидел, раскачиваясь, и твердил, что он болен.
 - Это ваша вина, - сказала Люси Флетчеру. - Вы пьянчужка, вы...
 - Я кое-что скажу вам, - медленно произнес Флетчер. - Несколько лет назад
я был офицером "Звездного луча", который разбился при посадке. Я был одним из
троих, оставшихся в живых. Я видел мужчин, женщин, детей, младенцев, которые
умерли, пытаясь достичь звезд! Тогда я начал пить. - Он протянул руку к
бутылке, налил себе полный стакан, одним духом выпил его, потом заткнул
бутылку пробкой и толкнул ее по столу к Гарри Эксу.
 - А сейчас, - сказал Флетчер, - я бросил пить.
 Люси заплакала, повернулась и изо всех сил ударила Гарри по лицу, затем
выбежала из рубки.
 Позже, сидя в пилотском кресле за рультом управления, Флетчер взглянул на
звезды и кивнул им. Теперь он знал, почему мужчины, женщины и дети умирали,
почему умерло столько землян в стремлении достичь звезд.
 Ты можешь быть разумен. Ты можешь сидеть дома, в созданном самим собой
маленьком, безопасном мирке. Люди из расщелины сделали это давным давно, и он
видел, чем это кончилось. Нет, в сумасшествии землян больше мудрости.
Неисповедимы пути человечеств, но он более не принадлежал к ним. Его ждали
звезды.
 Теперь он знал, куда и зачем...

 Перевод с английского А. БУРЦЕВА

Эдмонд Гамильтон

АРФИСТКИ ТИТАНА

                               1
   Его звали Саймон Райт,  и некогда он был человеком,  как  и
другие. Теперь  же он более не человек, а живой мозг, запертый
в металлический  ящик  и  питаемый  физиологическим  раствором
вместо крови. Он снабжен чувствами и искусственными средствами
передвижения.
   Тело Саймона Райта,  познавшее радости и страдания физичес-
кого существования, давно уже обратилось в прах, но разум Сай-
мона Райта, блестящий и нетронутый, продолжает жить.

   Бесплодный скалистый  берег-гребень  высился  у опушки леса
лишайников: другой  склон,  ведущий к долине,  весь зарос этой
гигантской растительностью.
   То здесь,  то там виднелись прогалины вокруг чего-то,   что
могло быть давным-давно разрушенным храмом.  Громадные силуэты
лишайников возвышались над ними, скрученные, печальные, разди-
раемые ветром.  Ветер качал их,  и они издавали звуки, похожие
на приглушенное рыдание, роняя неощутимую пыль гниения.
   Саймон Райт устал от гребня и серого леса, устал ждать. Три
ночи прошли на Титане с тех пор, как они спрятали свой корабль
в глубине  леса лишайников - Грэг,  Отто и он,  и Курт Ньютон,
известный в системе под именем Капитан Будущего - и  ждали  на
гребне человека, который все не приходил.
   Это была четвертая ночь ожидания  под  невероятным  сиянием
неба Титана. Но ничто, даже зрелище Сатурна, окруженного сияю-
щими кольцами,  не могло облегчить сердце Саймона Райта.  Пыш-
ность неба только подчеркивала печаль этого мира.
   - Если Кеог не придет сегодня,  - внезапно сказал Курт  Нь-
ютон, - я спущусь вниз и пойду его искать.
   Он повернулся к бреши в лишайниках, к долине, где находился
Монеб, далекий  и неразличимый ночью город, освещенный кое-где
светом факелов.
   Саймон заговорил,   и  его  голос с металлической точностью
зазвучал в искусственном резонаторе:
   - Сообщение  Кеога  предупреждало  нас,  чтобы мы ни в коем
случае не проникали в город.  Потерпи немного, Куртис. Он при-
дет.
   Отто покачал головой.  Отто, стройный и гибкий андроид, был
настолько человеком,   что его выдавала лишь смущающая необыч-
ность узкого лица и блестящие зеленые глаза.
   - По-видимому, - сказал он, - в Монебе какая-то чертова за-
варуха, и  мы рискуем все испортить, если явимся туда и вмеша-
емся, не зная толком, во что это выльется.
   Металлическая человеческая форма Грэга  нетерпеливо  двига-
лась и позвякивала в темноте.  Его громовой голос прорезал ти-
шину.
   - Я согласен с Куртом, мне надоело ждать.
   - Нам всем надоело,  - сказал Саймон, - но приходится. Судя
по сообщению Кеога, я полагаю, что он не напуган и не безумен.
Он знает ситуацию,  а мы нет,  и мы не должны из-за нашего не-
терпения подвергать его опасности.
   Курт вздохнул и снова уселся на камень.
   - Знаю. Я просто надеюсь, что он не слишком задержится. Эти
адские лишайники действуют мне на нервы.
   Без усилия стоя на невидимых магнитных лучах,  служащих ему
ногами, Саймон  угрюмо наблюдал. На взгляд постороннего наблю-
дателя он  показался бы удивительно изолированным:  квадратный
ящичек со странной фигурой, состоящей из глаз-объективов и рта
-резонатора, парящий в темноте.
   Для себя самого Саймон был лишь бесплотным эго.  Он не  мог
видеть своего странного тела:  он только знал, что правильная,
ритмическая пульсация насоса с раствором служит ему сердцем, а
его искусственные   сенсорные органы передают ему визуальные и
слуховые ощущения.
   Его глаза-объективы в любых условиях видели лучше,  чем че-
ловеческие глаза,  но и они не  могли  проникнуть  движущиеся,
смутные тени долины.  И она оставалась тайной в дрожащем свете
луны, тумане и темноте.
   Все казалось  спокойным.  И однако,  послание этого чужака,
Кеога, звало на помощь против зла, слишком большого, чтобы че-
ловек мог сражаться с ним в одиночку.
   Саймон отчетливо слышал монотонное шуршание лишайников. Его
микрофоническая слуховая   система  могла  слышать и различать
каждый отдельный звук, слишком слабый для нормальных ушей, так
что бормотание становилось ансамблем звуков, переплетающихся и
меняющихся, как шуршание призрачных голосов, чем-то вроде сим-
фонии отчаяния.
   Чистое воображение.  А Саймон не привык давать волю вообра-
жению. Однако,     за  эти три ночи ожидания в нем росло новое
предчувствие несчастья. Теперь он говорил себе, что виной это-
му печальное  бормотание леса,  что его мозг реагирует на воз-
буждение, повторяемое в схеме звуков.
   Он, как и Курт, надеялся, что Кеог скоро придет.
   Время шло.  Кольца заполняли небо своим огнем, луны продол-
жали свой   вечный хоровод,  купаясь в молочном свете Сатурна.
Лишайники не прекращали свои пыльные рыдания. Время от времени
Курт вставал и неторопливо расхаживал взад и вперед, Отто сле-
дил за ним глазами,  мирно сидя и выгнув луком свое тонкое те-
ло. Грэг  тоже оставался на месте,  неподвижный гигант в тени,
подавляющий своей массой высокого Ньютона.
   Внезапно раздался звук,  отличный от других. Саймон прислу-
шался и сказал:
   - По  склону с долины поднимаются два человека:
они идут сюда.
   Отто вскочил. Курт испустил возглас, а потом посоветовал:
   - Может,  лучше спрятаться, пока не будем уверены, кто это.
   Все четверо скрылись в темноте.
   Саймон был так близко от чужих, что мог бы удлинить один из
своих силовых  лучей и коснуться их.  Они появились на поляне,
задыхаясь от долгого подъема, жадно оглядываясь вокруг. Первый
был высок,  очень высок, с костистыми плечами и красивой голо-
вой; другой пониже,  более коренастый,  двигался медвежьей по-
ходкой. Оба были земляне, их лица носили отпечаток тяжелой фи-
зической работы в пограничных мирах.
   Они остановились.  Надежда оставила их, и высокий произнес:
   - Они нас бросили.  Они не придут,  Ден,  не придут! - и он
почти заплакал.
   - Наверное, твое сообщение не прошло, - сказал второй таким
же глухим голосом. - Не знаю, Кеог, что нам теперь делать. Нам
остается только вернуться, вот и все.
   Курт Ньютон сказал из темноты:
   - Оставайтесь. Все в порядке.
   Он выступил вперед. При свете лун ясно были видны его худое
лицо и рыжие волосы.
   - Вот он! - закричал коренастый дрожащим от возбуждения го-
лосом. - Это Капитан Будущего.
   Кеог безрадостно улыбнулся.
   - Вы подумали,  что меня,  возможно,  уже нет в живых, и на
свидание придет кто-то другой.  Такое могло быть.  За мной так
пристально наблюдали, что я не мог рискнуть бежать раньше. Мне
удалось это только сегодня вечером.
   Он вдруг замолчал и широко раскрыл глаза, увидев, как боль-
шими шагами подходит Грэг, и под его тяжестью дрожит земля. За
ним появился Отто,  легкий, как лист. Бесшумно скользнув в но-
чи, к ним присоединился Саймон.
   Кеог засмеялся с легким беспокойством.
   - Счастлив  вас  видеть.   Если  бы вы только знали,  как я
счастлив видеть вас всех!
   - И я! - вскричал коренастый. -  Я - Харкер.
   - Мой друг, - объяснил Кеог людям Будущего. - Мы друзья уже
много лет...  - Он замялся,  внимательно оглядывая Курта. - Вы
поможете мне? До сих пор я держался, там, в Монебе. Успокаивая
население. Я   пытался подбодрить их,  когда они в этом нужда-
лись, но  что может сделать один человек? Слишком хрупкий крю-
чок, чтобы повесить на нем судьбу города.
   Курт кивнул.
   - Мы сделаем все,  что можем.  Отто,  Грэг,  последите, кто
знает...
   Грэг и  Отто снова исчезли.  Курт осмотрел Кеога и Харкера.
Ветер посвежел, и Саймон почувствовал его, потому что лишайни-
ки стали еще громче жаловаться.
   Кеог сел на камень и заговорил. Зависнув рядом, Саймон слу-
шал и наблюдал за его лицом. "Умный человек, - подумал он, - и
сильный, но теперь вымотался от долгих усилий и боязни."
   - Я был первым землянином, прибывшим в эту долину много лет
назад, -  объяснил Кеог. - Я любил людей Монеба, и они платили
мне тем же. Когда начали прибывать рудокопы, я старался, чтобы
не было смуты между местными жителями и ними. Я женился на де-
вушке из Монеба,  дочери одного из вождей.  Теперь она умерла,
но у меня есть здесь сын. Я - один из советников, единственный
человек чужой  крови,  который когда-либо был допущен во Внут-
ренний Город. Так что, как видите, у меня был немалый вес, и я
пользовался им, чтобы поддерживать мир между местными жителями
и инопланетниками. Но теперь... - он покачал головой и продол-
жал: -   В Монебе всегда были люди,  дрожавшие при мысли,  что
земляне и земная цивилизация могут  уменьшить  их  собственное
влияние. Они  ненавидят землян, живущих в Новом Городе и рабо-
тающих на рудниках. Они давно пытались выгнать их и впутали бы
Монеб в безнадежную борьбу, если бы осмелились презреть тради-
ции и использовать свое единственное оружие. Но теперь они ос-
мелели и собираются послать за ним.
   Курт бросил на него острый взгляд.
   - Что это за оружие, Кеог?
   Кеог ответил вопросом:
   - Вы,  люди Будущего, много знаете об этих мирах... Вы, ко-
нечно, слышали об Арфистках?
   Саймон почувствовал приступ удивления: он увидел недоверчи-
вое изумление на лице Курта.
   - Не хотите ли вы сказать,  что ваши недовольные собираются
воспользоваться Арфистками, как оружием?
   Кеог сумрачно кивнул.
   - Именно.
   В мозгу  Саймона  вспыхнули  воспоминания о прошлом Титана:
чрезвычайно странная форма жизни,  обитающая в глубине громад-
ных лесов, неслыханная красота, связанная со смертельной опас-
ностью.
   - Да,  Арфистки могут стать оружием, - пробормотал он. - Но
это оружие убьет и тех,  кто его держит,  конечно, если они не
будут защищены.
   - Много лет назад люди Монеба обладали такой защитой, - от-
ветил Кеог,    - и тогда пользовались Арфистками.  Но Арфистки
произвели такое опустошение,  что использовать их запретили, и
они были объявлены табу.
   - А сегодня те, кто желает силой изгнать землян, собираются
нарушить табу.    Они хотят послать за Арфистками и воспользо-
ваться ими.
   Харкер добавил:
   - Все было хорошо до смерти старого короля.  Это был  чело-
век. А  его сын - слабак.  Фанатики, противящиеся инопланетной
цивилизации, держат  его под своим влиянием, и он боится собс-
твенной тени. Кеог и я поддерживали его против них.
   Саймон увидел,  с каким доверием, почти с обожанием, Харкер
смотрит на своего друга.
   - Они,  естественно, пытались убить Кеога, - продолжал Хар-
кер, - он исчез, и теперь против них нет никакого вождя.
   Голос Кеог поднялся над шорохами и жалобами лишайников.
   - Через две недели должен собраться Совет в полном составе,
и тогда решится вопрос, кто правит в Монебе - мы или нарушите-
ли табу. И я убежден, что мне готовят ловушку. И именно в этот
момент мне будет чертовски нужна помощь людей Будущего.  Но вы
не должны появляться в городе.  Сейчас все иностранцы подозри-
тельны, а  вы слишком известны и... - он бросил взгляд на Сай-
мона и  закончил,  как бы извиняясь:  - слишком отличаетесь от
всех.
   Он замолчал. Во время этой паузы ворчание и грохот лишайни-
ков напоминали хлопанье огромных парусов на ветру,   и  Саймон
слишком поздно заметил легкий шум позади... он опоздал на одну
секунду.
   На свет  выпрыгнул  человек.Саймон едва успел мельком заме-
тить медное тело и лицо убийцы,  его странное оружие.   Саймон
заговорил, но маленькая сверкающая стрела уже летела.
   В ту же минуту Курт повернулся и выстрелил.  Человек  упал.
Из темноты   рявкнул  другой  пистолетный выстрел и послышалcя
яростный крик Отто.
   Какую-то секунду никто не шевелился,  а потом на свету поя-
вился Отто.
   - Похоже, их было только двое.
   - Они выследили нас,  - вскричал Харкер, - и пришли за нами
сюда, чтобы... - он обернулся и с криком бросился к Кеогу.
   Кеог лежал вниз лицом на пыльной земле. В его виске торчала
тонкая, не толще иглы, стрела, и в этом месте выступила единс-
твенная капля черной крови.
   Саймон низко  пролетел над Кеогом.  Его чувствительные лучи
коснулись горла, груди, подняли вялые веки.
   - Он еще жив, - сказал он, - но безнадежен.

                               2
                     Нечеловеческая хитрость
   Грэг нес Кеога в лес, и как ни высок и крепок был землянин,
он выглядел ребенком в мощных руках робота. Завывал ветер. Ли-
шайники качались и грохотали, становилось все темнее.
   - Быстрее! - кричал Харкер. - Быстрее! Может быть, есть еще
надежда!
   Его лицо  было  смертельно  бледно от жестокого потрясения.
Саймон был еще способен на эмоции,  более живые и ясные,   чем
были раньше, потому что они были отделены от химического хаоса
плоти. И он теперь испытывал глубокую жалость к Харкеру.
   - "Комета" прямо перед нами, - сказал Курт.
   Скоро они увидели ракету - темную металлическую массу,  за-
терявшуюся в гигантской растительности. Они быстро внесли Кео-
га внутрь,  и Грэг осторожно положил его на маленький  лабора-
торный столик.  Кеог еще дышал,  но Саймон знал, что это долго
не продлится.
   Лаборатория "Кометы",  несмотря на всю миниатюрность, обла-
дала медицинским оборудованием, имеющимся разве только в самых
крупных госпиталях, почти целиком устроенном Саймоном и Ньюто-
ном. Им  часто приходилось спасать жизни. И теперь они оба ли-
хорадочно работали над спасением жизни Кеога.
   Курт подвел к столу замечательную компактную версию прибора
Фрезера, и через несколько секунд его трубки были присоединены
к артериям Кеога,  заработали насосы,  чтобы поддерживать нор-
мальное кровяное  давление и ввести прямо в сердце стимулятор.
Работала кислородная машина. Скоро Курт кивнул.
   - Пульс и дыхание нормальные.  А теперь посмотрим, как нас-
чет мозга.
   Он повернул  ультрафлюороскоп  в нужное положение и включил
его. Саймон,   находившийся над самым плечом Курта, смотрел на
экран.
   - Фронтальная часть безнадежно разрушена,  - объявил он.  -
Видишь крошечные бороздки на стрелке?  Уже началось разрушение
клеток.
   Харкер, стоя у дверей, умолял:
   - Спасите его!  Сделайте хоть что нибудь! - Он посмотрел на
Курта, опустил  голову и вздохнул. - Нет, конечно, вы не може-
те. Я знал это, как только он упал.
   Все силы,  казалось,  оставили его. Он устало прислонился к
двери, побежденный, печальный, уже даже не страдающий.
   - Тяжелое дело - терять друга. Но и все, за что он боролся,
теперь потеряно тоже.  Фанатики выиграли и пустят в ход  такую
вещь, которая убьет не только землян здесь, но и все население
Монеба в дальнейшем.  - Слезы текли по щекам Харкера, но он не
замечал их и спрашивал - не кого-нибудь, а пространство: - По-
чему я не увидел убийцу вовремя?  Почему я не смог  убить  его
вовремя?
   Долгую, долгую минуту Саймон смотрел на Харкера,   а  потом
снова взглянул на экран и,  наконец, на Курта, который покачал
головой и выключил экран, стал медленно вытаскивать трубки ап-
парата Фрезера из запястий Кеога.
   - Подожди, Курт, - сказал Саймон. - Оставь их на месте.
   Курт выпрямился  с  некоторым  удивлением в глазах.  Саймон
подлетел к Харкеру,  который выглядел более бледным и мертвым,
чем труп на столе.  Саймону трижды пришлось окликнуть Харкера,
прежде чем тот достаточно пришел в себя, чтобы ответить.
   - Да?
   - Достаточно ли у вас мужества,  Харкер? Как у Кеога? Как у
меня?
   Харкер покачал головой.
   - Бывают минуты, когда мужество ничего не дает.
   - Послушайте, Харкер! Хватит ли у вас мужества идти рядом с
Кеогом, зная, что он умер?
   Глаза Харкера округлились.  Курт подошел к Саймону и, зады-
хаясь, спросил:
   - Что ты задумал?
   - Я думаю о храбром человеке,  который умер, придя к нам за
помощью. Я думаю о всех ни в чем не повинных женщинах и мужчи-
нах, которые  умрут, если... Харкер, это правда, что успех ва-
шего сражения зависит от Кеога?
   Харкер не сводил глаз с тела на столе, тела, которое дышало
и сердце которого билось в подобии жизни, взятой взаймы у жуж-
жащих насосов.
   - Правда. Поэтому его и убили. Он был вождем. Без него...
   Большие руки Харкера разошлись в жесте полного отчаяния.
   - Тогда никто не должен знать, что Кеог умер.
   - Нет,  Саймон, - твердо запротестовал Курт. - Ты не можешь
этого сделать!
   - Почему нет, Куртис? Ты отлично проведешь операцию.
   - Один раз они уже убили человека.  Они  готовы  повторить,
Саймон, ты  не можешь рисковать!  Даже если бы я и мог сделать
операцию... Нет!   - в серых глазах Курта  появилось  странное
умоляющее выражение.  - Это работа для меня, Саймон. Для меня,
Отто и Грэга. оставь ее для нас.
   - А как вы за нее возьметесь?  - возразил Саймон.  - Силой?
Разумом? Ты  не всемогущ,  Курт, Грэг и Отто тоже. Вы все трое
пойдете на   верную  смерть и на еще более верный провал.  А я
знаю вас, вы пойдете!
   Саймон замолчал.   Ему внезапно показалось,  что он сошел с
ума, если задумал такое. Однако, это было единственным возмож-
ным шансом помешать непоправимому бедствию.
   Саймон знал,  что могут сделать Арфистки в дурных руках. Он
знал, что  произойдет с землянами в новом городе и знал также,
каковы будут репрессии против невинных жителей Монеба,  как  и
против нескольких виновных.
   За спиной Харкера стояли Грэг и Отто.  Саймон подумал:   "Я
сделал их обоих,  я и Роджер Ньютон.  Я дал им сердце, разум и
мужество. Когда-нибудь  они погибнут, но не потому, что я про-
махнусь. Был  еще Курт - упрямый,  сильный,  смелый, толкаемый
демоном собственного одиночества,  неутомимый искатель знаний,
чуждый своей собственной породе.
   Мы сделали его таким - Отто, Грэг и я, - думал Саймон. - Мы
слишком много  работали.  В нем слишком много стали.  Он может
разбиться, но  никогда не согнется, а я не хочу, чтобы он раз-
бился из-за меня."
   - Я не понимаю, - пробормотал Харкер.
   - Тело  Кеога  не  тронуто,  - объяснил Саймон.  - Разрушен
только мозг.  Если в это тело пересадить другой мозг,  то Кеог
оживет, чтобы докончить свое дело в Монебе.
   Некоторое время Харкер молчал, наконец он прошептал:
   - Разве это возможно?
   - Все возможно. Нелегко, и даже... без гарантий, но возмож-
но.
   Харкер сжал кулаки. Свет, который мог стать светом надежды,
загорелся в его глазах.
   - Только мы,  пятеро, - продолжал Саймон, - знаем, что Кеог
умер. С  этой стороны никакого затруднения нет.  И я знаю язык
Титана, как почти все языки Системы. Но, тем не менее, мне ну-
жен помощник,   гид,  который знает жизнь Кеога и позволит мне
жить этой жизнью в течение необходимого времени.  Это вы, Хар-
кер. Но я предупреждаю вас, что это нелегкое дело.
   Харкер ответил медленно, но твердо:
   - Если  вы  сможете  сделать первую вещь,  то я способен на
вторую.
   Курт гневно запротестовал:
   - Никто еще не делал ничего подобного!  Саймон, я отказыва-
юсь вмешиваться в это дело!
   На лице Курта появилось грозное выражение,  которое  Саймон
хорошо знал. Он улыбнулся бы, если бы мог. Но он заговорил так
же, как часто говаривал в прежние времена, когда Курт был все-
го лишь рыжим мальчуганом, игравшим в пустых коридорах лабора-
тории, скрытой  внутри "Тайчо", и не имевшим других товарищей,
кроме робота, андроида и самого Саймона.
   - Ты будешь делать то, что я тебе сказал, Куртис! Грэг, от-
веди мастера   Харкера в главную кабину и присмотри,  чтобы он
спал, потому  что ему понадобятся все его силы.  Отто,  Куртис
хочет, чтобы ты помогал ему.
   Отто вошел и закрыл за собой дверь.  Его взгляд переходил с
Курта на Саймона и обратно. Его глаза как-то странно блестели.
Курт стоял неподвижно, сжав зубы.
   Саймон проскользнул к встроенным шкафам.  С помощью силовых
лучей, действовавших  так же ловко,  как человеческие руки, он
достал необходимые   инструменты,  пилу для трепанации черепа,
зажимы, разнообразные хирургические ножи и прочее, стимулирую-
щие и   анестезирующие вещества,  смеси,  вызывающие быстрое и
полное восстановление клеток,  так что рана заживала  за  нес-
колько часов, не оставляя рубца.
   Над ними загорелась ультрафиолетовая лампа, стерилизуя все,
что находилось   в лаборатории.  Саймон,  зрение которого было
лучше, а  прикосновение надежнее, чем у любого хирурга, сделал
несколько надрезов на черепе Кеога.
   Курт по-прежнему не шевелился. Лицо его было таким же твер-
дым и упрямым,  но теперь по нему разлилась бледность,  как бы
от безнадежности.
   - Куртис! - сухо сказал Саймон.
   Только тогда Курт, наконец, двинулся, подошел к столу и по-
ложил руки  рядом с головой мертвого.  Саймон увидел,  что они
дрожат.
   - Я не могу, - выдохнул Курт. - Я не могу, Саймон. Я боюсь.
   - Ты не должен бояться. Ты не дашь мне умереть. Саймон про-
   тянул сверкающий инструмент. Курт
взял его медленно, как сомнабула.
   Взгляд Отто смягчился. Он кивнул Саймону над плечом Курта и
улыбнулся. В этой улыбке было восхищение обоими.
   Саймон занялся другими делами.
   - Особенно обращай внимание, Куртис, на лицевые нервы...
   - Знаю я, - проворчал Курт со странным раздражением.
   Флаконы со шприцами были заботливо выстроены в ряд.
   - Вот анестезирующее, которое надо ввести в мой поток физи-
ологического раствора.  А вот это ввести  в  твердую  мозговую
оболочку немедленно после операции.
   Курт кивнул.  Его руки перестали дрожать и работали  теперь
быстро и ловко. А губы сжались в тонкую линию.
   Саймон подумал: "Справится. Он всегда справлялся."
   Наступил момент ожидания.  Саймон смотрел на Джона Кеога, и
его вдруг охватил страх,  глубокий страх перед тем, что он го-
товился сделать.
   Когда-то много лет назад он сделал выбор между исчезновени-
ем и  своим тепершним состоянием.  Гений отца Куртиса спас его
тогда, дал ему новую жизнь, и Саймон примирился с этой жизнью,
какой бы необычной она не была,  и пользовался ею. Он даже на-
ходил преимущества в своей новой форме:   возросшая  ловкость,
способность ясно  мыслить,  потому что мозг не был засорен бо-
лезненными неконтролируемыми импульсами тела. И он был призна-
телен своему бытию.
   И вот теперь, после многих лет...
   "Не могу  решиться,   - подумал он.  - Я тоже боюсь,  но не
смерти, а жизни."
   И, однако,  под этим страхом бродило желание,голод, который
Саймон считал давно умершим:  желание снова  стать  человеком,
человеческим существом во плоти и крови.
   Чистый, холодный разум Саймона,  его точный логический мозг
были охвачены  смятением от столкновения с этим страхом и этим
голодом. Они  выскочили в полной форме из своей гробницы в его
подсознаниии, и    он  был ошеломлен тем,  что может еще стать
жертвой эмоции,  а голос разума кричал:  "Я не могу этого сде-
лать! Нет, не могу!"
   - Все готово,  Саймон,  - спокойно сказал Курт. Саймон мед-
   ленно, очень медленно двинулся и по
местился рядом с Джоном Кеогом.  Он видел,  что Отто наблюдает
за ним,  полный боли и сострадания,  а также и... да, зависти.
Поскольку Отто сам не был человеком,  он знал то, о чем другие
могли только подозревать.
   Лицо Курта казалось вырезанным из камня.  Насос с раствором
прервал свой правильный ритм, но затем заработал снова.
   Саймон Райт спокойно погрузился во тьму.

                               3
   Первым появился слух. Смутные звуки, далекие, очень приглу-
шенные. Первой  мыслью Саймона было, что его слуховой механизм
работает плохо.    Потом холодное крыло воспоминаний коснулось
его, принося с собой внезапный страх и чувство боли.
   Было темно. Разве может быть так темно в "Комете"?
   Откуда-то издалека его окликнули:
   - Саймон, открой глаза!
   Глаза?
   И снова  этот глухой страх.  Его разум оглох,  отказывается
функционировать, а пульсация насоса с раствором исчезла.
   "Насос, - подумал Саймон. - Он остановился, я умираю!"
   Надо позвать на помощь. Один раз так случилось, и Курт спас
его. Он крикнул:
   - Куртис! Насос остановился!
   Голос был не его и звучал как-то странно.
   - Я здесь, Саймон. Открой глаза.
   При этой  вторичной  команде  так долго бездействующие реле
включились в мозгу Саймона.  Без участия сознательной воли  он
поднял веки.    Веки чьи-то,  конечно же,  не его!  У него уже
столько лет не было никаких век.
   Он видел.
   Как и слух, зрение было туманное, неясное. Знакомая лабора-
тория как бы плавала в движущемся тумане.  Фигура Курта, Отто,
над ними громадная масса Грэга, и кто-то незнакомый... нет, не
незнакомый: Саймон вспомнил его имя - Харкер.
   Это имя включило цепную реакцию,  и он вспомнил все. Память
вернулась к нему резко,  ударила его, разодрала, он почувство-
вал страх, физическую тревогу, потом беспорядочные удары серд-
ца, болезненное сокращение основных нервных узлов тела.
   - Подними руку, Саймон. Подними правую руку.
   Голос Курта звучал напряженно,  и Саймон понял:
Курт боится , что операция прошла неудачно.
   Неуверенно, как ребенок,  еще не научившийся координировать
движения, Саймон  поднял правую руку,  а потом левую. Он долго
смотрел на них и медленно уронил. Капли соленой влаги защипали
ему глаза, и он узнал слезы.
   - Все хорошо, - сказал Курт, еще не вполне успокоившись. Он
помог Саймону поднять голову и поднес к его губам  стакан.   -
Можешь пить? Это рассеет туман и придаст тебе силы.
   Саймон пил,  и его восхищал сам процесс питья. Снадобье бо-
   ролось с эффектами анестезии. Зрение
и слух прояснились,  он мог контролировать свой разум. Некото-
рое время  он не двигался,  привыкая к почти забытым ощущениям
тела.
   Мелочи. Свежесть  простыней,  прикасающихся к телу,  тепло,
воспоминание о сне. Он вздохнул, и это тоже было чудесно.
   - Дай мне руку, Куртис. Я попробую встать.
   Курт встал с одной стороны. Отто с другой, чтобы поддержать
Саймона. И   Саймон Райт в теле Джона Кеога,  встал со стола и
стоял - новый, новорожденный человек.
   Харкер, стоящий в дверях, потерял сознание.
   Саймон смотрел на него,  на крепкого сильного человека,   с
побледневшим, болезненным  лицом, лежавшего на полу, и пробор-
мотал с оттенком совершенно человеческой жалости:
   - Я ему говорил, что это будет нелегко.
   Он не думал, что это ужасно трудно.
   Сколько вещей надо было узнать заново!  Он привык к невесо-
мости, к  свободе движений,  не требующих никаких  усилий,   и
крупное мускулистое  тело,  в котором он теперь жил,  казалось
ему тяжелым и неловким,  удручающе медлительным. Им было очень
трудно управлять. Вначале, когда он пытался ходить, он так ка-
чался, что  ему приходилось цепляться за что попало,  чтобы не
упасть.
   Чувство равновесия должно было подвергнуться полнейшей  пе-
ределке. И недостаток остроты зрения и слуха беспокоили Саймо-
на. Он  знал,  что все это относительно, потому что по челове-
ческим нормам зрение и слух Кеога были великолепными. Но им не
хватало точности,  избирательности,  ясности, к которым привык
Саймон, и  ему поэтому казалось, что все его чувства более или
менее затуманены, все видится и слышится как сквозь вуаль.
   И было  очень странно,  когда он оступался или ударялся обо
что-нибудь и чувствовал боль.
   Но по  мере  того,   как он начинал овладевать этой сложной
массой костей,  мускулов и нервов, он заметил, что получает от
этого удовольствие.   Бесконечная смена сенсорных впечатлений,
чувство жизни, движение горячей крови, ощущение голода, холода
и тепла - все это его очаровывало.
   "Еще раз воплощенный,  - думал он, сжимая руки.
- Что я сделал? Какое безумие совершил?
   Нельзя думать об этом,  думать о самом себе:   надо  думать
только о той задаче, во имя которой умер Кеог."
   Харкер пришел в себя.
   - Простите меня,  - пробормотал он.  - Но когда я увидел...
как вы встали... Но теперь все в порядке. Не беспокойтесь.
   Саймон заметил,  что Харкер отводит от него глаза, но чувс-
твовал, что тот не лжет.
   - Мы должны вернуться,  как только вы сможете,  - продолжал
Харкер. - Мы... Кеог и я, уже давно отсутвуем... Но есть и еще
кое-что... А Дион?
   - Какой Дион?
   - Сын Кеога.
   - Мальчику не стоит говорить,  - решил Саймон. - Он не пой-
мет и только будет мучиться.
   К счастью, все это ненадолго. Но все-таки Саймон жалел, что
у Кеога есть сын.
   - Саймон,  - вмешался Курт. - Я поговорил с Харкером. Совет
соберется сегодня вечером.  Осталось всего несколько часов.  И
тебе придется идти во Внутренний Город одному, потому что Хар-
кер не имеет права входить туда. Но Отто и я постараемся обой-
ти Монеб и тайно войти в зал Совета. Харкер сказал, что такова
была идея Кеога,  и по-моему она хороша...  если пройдет. Грэг
останется на корабле, чтобы ответить на первый зов, если пона-
добится. -  Он протянул Саймону два предмета: маленький слухо-
вой диск и тяжелый металлический ящик всего десяти сантиметров
в длину.  - Благодаря дискам мы останемся в контакте. А ящичек
быстро настраивается на собственную частоту поля "Кометы",  но
направлен таким   образом,  чтобы принимать звуковые вибрации.
Что ты об этом скажешь?
   Саймон осмотрел  крошечный  ящичек.   Удобное  расположение
стрелок, кнопок отключения, четыре сложные решетки.
   - Рисунок мог быть еще проще, Куртис, но для данных обстоя-
тельств это отличная работа.  В случае необходимости это очень
пригодится.
   - Будем надеяться,  - с волнением в голосе сказал Курт,   -
что такой случай не представится.
   Он с гордостью и восхищением посмотрел на Саймона  и  улыб-
нулся.
   - Удачи тебе!
   Саймон протянул ему руку.  Как давно он не делал этого жес-
та! И он с удивлением констатировал, что у него сжалось горло.
   - Будьте осторожны. Все.
   Он повернулся и вышел еще не вполне уверенным шагом и услы-
шал, как сзади Курт тихо, сквозь зубы сказал Харкеру:
   - Если с ним произойдет несчастье по вашей вине, я убью вас
собственными руками.
   Саймон улыбнулся.
   Харкер догнал его, и они углубились в лес лишайников. Ветра
не было, и высокая растительность была молчалива. На ходу Хар-
кер рассказывал о Монебе,  о людях,  которые там живут. Саймон
внимательно слушал,  зная,  что его жизнь зависит от того, за-
помнит ли он эти сведения.
   Но эта необходимость занимала лишь небольшую часть его  ра-
зума. Остальное  было поглощено другим:  запахом пыли, укусами
холодного воздуха в тени,   солнечным  теплом  на  прогалинах,
сложной игрой мускулов,  нужной для каждого шага,  чудом дыха-
ния, пота, радостью схватить предмет пятью пальцами живого те-
ла.
   Мелочи, которые были для всех совершенно естественными. Ме-
лочи чудесные, невероятные, которые замечаешь только после то-
го, как их лишишься.
   Раньше он видел лес как монохромную серость, слышал его как
схему шумов. Лес не имел ни температуры, ни запаха, ни осязае-
мости - теперь же он имеет все это.  Его затопила буря впечат-
лений, таких острых, что они стали нестерпимыми.
   Он быстро  набирал  силы  и уверенность.  Когда он атаковал
склон гребня, ему доставляло удовольствие карабкаться по пыль-
ным склонам и кашлять, когда едкая пыль проникала в легкие.
   Харкер ругался и,  как большой медведь,  продирался  сквозь
лишайники. Внезапно   Саймон рассмеялся,  сам не зная над чем:
просто было так здорово снова уметь смеяться.
   Спустившись вдоль гребня и выйдя на открытое место, они ос-
тановились перевести дух.  Харкер окинул Саймона долгим взгля-
дом, полным любопытства.
   - Ну,  и как вам?  Каково снова стать человеком?  Саймон не
   ответил. Не мог. У него не было для
этого слов.  Он отвернулся от Харкера и посмотрел на долину  -
такую мирную под рассеянным светом солнца. В нем кипело страш-
ное возбуждение, бросавшее его тело в трепет.
   Как бы испугавшись своего вопроса и того,  что за ним скры-
валось, Харкер  повернулся и почти бегом бросился  по  склону.
Саймон последовал за ним,  поскользнулся и ободрал руку о ска-
лу. Он остановился, остолбенело глядя на капли крови, медленно
капающей из раны, и Харкеру пришлось трижды окликнуть его име-
нем Кеога и еще раз - его собственным именем.
   Они обошли Новый Город.
   - Не стоит идти прямо к врагам,  - рассудил Харкер,  и  они
пошли в   обход по оврагу,  но видели издали ансамбль домов на
склоне холма,  под черным жерлом рудника.  Саймон отметил, что
город удивительно тих.
   - Видите ставни на окнах?  - спросил Харкер.  - А баррикады
на улицах? Они ждут. Ждут сегодняшним вечером.
   Больше он ничего не сказал.  Они вышли  в  широкую  долину,
усеянную букетами сероватых кустов, пересекли ее и направились
к предместьям города.
   Когда они  приблизились  к  Монебу,  им навстречу бросилась
группа людей.  Во главе их бежал молодой  человек  -  высокий,
тонкий, черноволосый.
   - Это ваш сын, - шепнул Харкер.
   Кожа мальчика была менее бронзовой, а лицо было смесью лица
Кеога и другого, более нежного и красивого: глаза смотрели от-
крыто и нежно.  Как раз таким Саймон и представлял себе Джона.
   Называя мальчика по имени,  он испытывал чувство вины,   но
так же и странную гордость, и неожиданно подумал: "У меня тоже
мог быть такой сын - до того,  как все изменилось...  но я  не
должен думать об этом! Обольщения плоти потянут меня назад!"
   Дион задыхался, и на его лице были заметны бессонные ночи и
тревога.
   - Отец, мы искали тебя по всей долине! Где ты был?
   Саймон приступил  к  объяснению,  которое приготовили они с
Харкером, но  мальчик перебил его,  перескакивая с предмета на
предмет в потоке торопливых слов:
   - Ты не возвращался,  и мы боялись,  не случилось ли что  с
тобой. За  твое отсутствие они передвинули час Совета на более
раннее время!  Они надеялись, что ты не придешь совсем, а если
вернешься, то опоздаешь!
   Молодая сильная рука схватила руку Саймона.
   - Они уже собираются в зале Совета!  Пошли,  может быть, мы
еще успеем, но нам придется поторопиться!
   Харкер сумрачно взглянул на Саймона поверх головы мальчика.
   - Похоже, мы уже опоздали.
   Они поспешили  к городу с нетерпеливым сыном Кеога и сопро-
вождающими его людьми.
   Стена Внутреннего  Города  возвышалась над старыми и глино-
битными домами; еще выше ее  были  кровли  и  массивные  башни
дворцов и храмов,  побеленных известью и окрашеннх охрой и ма-
линовой окраской.
   Воздух был полон запахов кухни,  дровяных печей, резкой пы-
ли, человеческих  тел, смазанных маслом и надушенных мускусом,
старого разломанного  кирпича,  домашних животных и незнакомых
пряностей. Саймон  глубоко вдыхал их и слушал эхо шагов, отра-
жавшееся от стен.  Он чувствовал свежесть ветра на своем влаж-
ном от пота лице и испытывал глубочайшее почтение к  великоле-
пию человеческих ощущений.
   "Я столько забыл,  - думал он.  - А как можно было это  за-
быть?"
   Он шел большими шагами по улицам Монеба,  высоко подняв го-
лову, с  гордым пламенем в глазах. Черноволосое меднокожее на-
селение провожало их глазами с порога домов, и со всех сторон,
на всех  тропинках и извилистых переулках слышалось имя Кеога.
   Саймон заметил еще кое-что  в  воздухе  Монеба:
страх.
   Они дошли до портала внутренней стороны.  Харкер  и  другие
остановились, а Саймон с сыном Кеога вошли внутрь.
   Перед ними выросли храм и дворец, мощные, впечатляющие, ук-
рашенные фресками из героической истории королей Монеба.  Сай-
мон почти не заметил их,  теперь он весь напрягся,  собрав все
нервы в комок.
   Наступает минута испытания...  а он еще не готов.   Минута,
когда он не должен колебаться,  иначе все, что он сделал, ока-
жется напрасным, и Арфистки будут принесены в долину Монеба.
   Две круглых  кирпичных  башни;  массивный портал.  Сумерки,
пронизанные светом факелов,  их красный свет  заливает  медную
кожу и  церемониальные мантии советников,  тут и там виднеются
шлемы варварской формы. Смутный шум голосов. Ощущение напряже-
ния настолько сильно, что нервы протестуют.
   Дион сжал руку Саймона и сказал  что-то,   чего  Саймон  не
расслышал, но  улыбка мальчика, взгляд, полный любви и гордос-
ти, говорили  достаточно красноречиво.  Затем мальчик исчез  в
темноте, в рядах для публики, а Саймон остался один.
   В глубине длинного зала, рядом с большим золотым троном ко-
роля, он   увидел группу людей в касках:  эти люди смотрели на
него с почти не скрываемой ненавистью и  презрением,   которое
могло быть внушено только трумфом.
   Внезапно из недовольной и шевелящейся толпы вышел  человек,
положил руки на плечи Саймона и удрученно посмотрел на него.
   - Слишком поздно,  Джон Кеог, - хрипло сказал старик. - Все
было напрасно. Они привезли Арфисток!

                               4
                           Арфистки
   Саймон отступил под этим ударом.  Он этого не ожидал. Он не
думал, что   все произойдет так быстро,  что он сразу и сейчас
встретится с Арфистками.
   Он видел их однажды, много лет назад. Он знал их неуловимую
и ужасную опасность.  Он был тогда страшно потрясен,  хотя был
всего лишь  мозгом,  отделенным от тела.  Что же будет теперь,
когда он снова в уязвимом человеческом теле с  непредвиденными
реакциями?
   Его рука сжалась на маленьком металлическом ящичке в карма-
не. Ему  нужна была уверенность в том,  что ящичек защитит его
от власти Арфисток.  Но все-таки,  вспоминая опыт прошлого, он
страшился испытания.
   Он обратился к старому советнику:
   - Вы точно знаете, что Арфистки уже здесь?
   - Тароса и двух других видели на заре, они появились из ле-
са, и каждый нес что-то закрытое. И они... все в шлемах Молча-
ния.
   Старик указал  на  группу,   окружавшую  королевский трон и
смотревшую с такой торжествующей ненавистью Джоном Кеогом.
   - Видите, они и сейчас на них!
   Саймон быстро оглядел шлемы. С первого взгляда они казались
банальным бронзовым  снаряжением воина -варвара.  Но теперь он
увидел, что шлем имеет любопытную форму, закрывающую уши и всю
черепную коробку,  и были очень большими,  как будто внутри их
было много слоев изолирующего материала.
   Шлемы Молчания. Теперь Саймон понял, что Кеог был прав, го-
воря о древних средствах защиты, некогда употреблявшихся людь-
ми Монеба против Арфисток.  Эти шлемы, бесспорно, защищали их.
   Король Монеба встал.  Нервный шум в зале  сменился  ледяным
напряжением.
   Король был очень молод.  Очень молод,  очень испуган.  Лицо
его выражало  слабость и упрямство.  Он был с непокрытой голо-
вой.
   - Мы,  Монеб, слишком долго терпели иноземцев в нашей доли-
не, мы даже страдали от того, что один из них сидел в этом Со-
вете и влиял на наши решения.
   При этих словах головы с беспокойством повернулись к  "Кео-
гу".
   - ...обычаи иноземцев все больше и больше проникают в жизнь
нашего народа. Они должны уехать! Все! И если они не хотят уе-
хать добровольно, их выгонят силой!
   Король выучил свою речь наизусть. Саймон понял это по мане-
ре спотыкаться на слове и время от времени оборачиваться к са-
мому главному из людей в шлемах и длинных мантиях - как бы для
того, чтобы  освежить память или  почерпнуть  силы.   Высокий,
мрачный человек,    которого Саймон узнал по описанию Харкера,
был главным врагом Кеога - Тарсом.
   - Мы не можем изгнать землян с помощью наших стрел и копий.
У них слишком сильное оружие.  Но у нас тоже есть оружие, про-
тив которого они бессильны! И хотя оно было запрещено нам глу-
пыми королями,  которые боялись, что народ повернет его против
них, сегодня мы должны им воспользоваться!
   Следовательно, я требую,  чтобы старое табу было снято!   Я
требую, чтобы мы призвали силу Арфисток для изгнания землян!
   Напряженное, испуганное молчание упало на зал.  Саймон  ви-
дел, что   люди поворачиваются к нему,  видел доверие в глазах
Диона. Он  знал,  что они видят в нем последнюю надежду, чтобы
помешать этому.
   Они были правы,  потому что в любом случае  он  должен  это
сделать один.   Курт и Отто уже не имели времени,  чтобы тайно
проникнуть обходным путем в зал Совета.
   Саймон шагнул вперед и оглянулся вокруг. Его охватила дикая
экзальтация, радость  оказаться еще раз человеком среди людей.
Его голос зазвучал под низкими сводами, как труба.
   - Правду ли я говорю,  что землян боится не ваш король,   а
Тарос, и что он не собирается освобождать Монеб от мифического
ярма, а хочет надеть на ваши шеи свое?
   Минута полного  молчания,   во время которого король и сами
советники ошеломленно глядели на Саймона.  И в  этом  молчании
Саймон продолжал:
   - Я говорю от имени Совета!  Табу не будет снято, а те, кто
принес Арфисток в Монеб, будут наказаны смертью!
   За это короткое время советники оврели свое мужество и  вы-
разили его: стены зала дрожали от их оваций. Под покровом это-
го щума Тарос наклонился к уху короля,  и Саймон увидел,   что
молодой король побледнел.
   Тарос достал из-за высокой спинки трона шлем  из  кованного
золота и надел на голову короля. Шлем Молчания.
   Возгласы ослабли, утихди. Король хрипло возвестил:
   - В таком случае, для блага Монеба, я должен распустить Со-
вет.
   Тарос выступил  вперед и с улыбкой взглянул в лицо Саймона.
   - Мы предвидели ваши изменческие настроения,  Джон Кеог,  и
приготовились.
   Он распахнул мантию.  Под мышкой у него было что-то, завер-
нутое в шелк.
   Саймон инстинктивно отступил.
   Тарос сорвал шелк. В его руках оказалось живое существо ве-
личиной не больше голубя, серебряное и розово-перламутровое, с
тонкими складчатыми   блестящими мембранами и большими,  очень
нежными глазами.
   Обитательница лесных  глубин,  робкая и нежная носительница
разрушения, ангел безумия и смерти - Арфистка!
   Глухой стон вырвался у советников.  В толпе началось движе-
ние: каждый готовился бежать.
   - Оставайтесь  на  месте!  - крикнул Тарос.  - У вас хватит
времени убежать, когда я вас отпущу.
   Советники застыли.  Король сидел на троне, смертельно блед-
ный. Но в полутьме скамеек Саймон увидел сына Кеога, наклоняю-
щегося к   тому,   кого он считал своим отцом:  его лицо сияло
детской верой.
   Тарос приласкал создание,  которое держал в руках, и накло-
нил голову над ним.
   Легкие мембраны  начали  подниматься,  перламутрово-розовое
тело затрепетало,  и появилась волна музыки, напоминающей звук
арфы, бесконечно нежный и отдаленный.
   Глаза Арфистки блеснули. Она была счастлива, восхищена тем,
что ее   освободили от шелка,  который мешал ее мембранам дви-
гаться и производить музыку.  Тарос продолжал ласково  гладить
ее, и   она отвечала на ласку гармоническими трелями,  чистыми
нотами, струящимися и дрожащими в тишине.
   Два других  человека  в  шлемах тоже вытащили из-под мантий
серебряных пленниц с ласковыми глазами, и те присоединили свою
музыку к  музыке первой Арфистки - сначала робко,  а потом все
более и более уверенно - так что весь зал наполнился странными
и безумными звуками,  и люди застыли на месте - слишком очаро-
ванные, чтобы двигаться.
   У Саймона  тоже  не  было иммунитета против этой бесконечно
скорбной музыки.  Он чувствовал реакцию своего  тела:   каждый
нерв дрожал от радости, похожей на боль.
   Он забыл,  какой эффект производит музыка  на  человеческий
мозг. За долгие годы он забыл музыку. И вот теперь забытые все
это время двери между телом и мозгом  внезапно  открылись  для
полета песни Арфисток.  Чистый,  сияющий, очаровательный голос
освобожденной жизни. Музыка напомнила Саймона острым, непонят-
ным ему самому,  желанием,  разум удалился в далекие тропинки,
населенные тенями,  сердце трепетало от торжественной радости,
очень близкой к слезам.
   Захваченный нежной, неощутимой сетью этих арф, он стоял не-
подвижно, задумчиво, забыв страх и опасность, забыв все, кроме
музыки, казавшейся тайной сотворения, воображения, что он вот-
вот поймет неуловимый секрет этой песни.
   Песня только что родившегося мира,   радостно  испускающего
свой первый крик, молодые солнца, громкий хоровод звезд и жуж-
жащие басы крутящихся миров!
   В глубине  очарованного разума Саймона что-то извещало его,
что он попал в ловушку этих гипнотических звуков,  что он  все
глубже поддается влиянию Арфисток,  но он не мог разорвать ча-
ры.
   Легкая песня  листьев,  впитывающих солнце,  летящие птицы,
тепло животного в его логове,  молодое сияющее чувство  любви,
рождение жизни!
   Внезапно звук изменился.  Красота и радость увяли, в музыке
появилась нота ужаса, который все возрастал и возрастал...
   Саймон заметил, что Тарос что-то сказал Арфистке, и ее неж-
ные глаза стали испуганными.
   Простой разум создания был  чувствителен  к  телепатическим
импульсам. И  Тарос наполнил ее мыслями об опасности и страда-
ниях, так что теперь мембраны звучали в другом регистре.
   Других Арфисток тоже охватил страх. Дрожащие, вибрирующие в
унисон и накладывающие один ритм на другой,   три  перламутро-
во-розовых существа  наводнили зал дрожащими звуками,  которые
были квинтесенцией всех страхов.
   Страх слепого  мира,   который  дает  жизнь своим созданиям
только для того, чтобы тут же отнять, агония и смерть, которые
всегда и навеки раздирают сверкающую ткань жизни.  Боязнь глу-
боких теней,  полных страдания,  в котором должна  пройти  вся
жизнь: а тени так быстро, так быстро смыкаются!
   Дикий, примитивный ужас,  исходящий  из  Арфисток,   сжимал
сердце ледяными пальцами. Саймон отступил, он не мог его пере-
носить и знал, что еще минута - и он сойдет с ума.
   Он лишь  смутно  сознавал ужас других советников,  видел их
искаженные лица,  скорчившиеся руки.  Он хотел кричать, но его
голос затерялся в вопле Арфисток,  ставшем до того пронзитель-
ным, что тело вибрировало болью.
   А Тарос по-прежнему наклонился над Арфисткой и силой своего
разума внушал ей ярость и безумие.  Арфистки кричали,  звук их
криков теперь  перешел порог слышимости,  а ультразвуки ранили
мозг, как ножом.
   Один человек прыгнул,  другой последовал его примеру, потом
еще и еще, они толкали друг друга, падали, давя других и в бе-
зумной панике. Ему нужно бежать!
   Нет, он не убежит!  Что-то удерживало его, поддерживало ос-
лабевшее тело - часть его сознания, защищенная долгим пребыва-
нием вне тела.  Он взял себя в руки, бросил на борьбу железную
волю и, наконец, пришел в себя.
   Его дрожащая рука вытащила из кармана металлический ящичек.
Щелчок. Разогревалась,   машинка медленно начала издавать свой
резкий, раздирающий уши звук, а потом ускорила его.
   "Единственное оружие против Арфисток, - сказал Курт. - Звук
можно побороть только звуком."
   Маленькая машинка  растянула  свои  оглушающие  вибрации и,
словно когтями,  сжала ужасную песню Арфисток,   скручивала  и
дробила ее,   врываясь своей звуковой интерференцией в рычащие
диссонансы.
   Саймон двинулся к трону и Таросу.
   Теперь в глазах Тароса появилось страшное сомнение.
   Арфистки, обезумевшие и испуганные, боролись с невыносимыми
звуками, превратившими  их песню в страшную какафонию. Ужасаю-
щий звуковой  конфликт создавал ярость,  в основном неслышную,
но Саймон чувствовал,  как его тело сотрясается от невероятных
вибраций.
   Он шатался,  но продолжал идти вперед.  Лицо Тароса и  всех
остальных было   искажено болью.  Король лежал без сознания на
своем троне.
   Буря разбиваемых гармоний рычала вокруг трона, словно голос
самого безумия.  Саймон,  разум которого находился в полнейшем
хаосе, знал, что так ему долго не выдержать...
   И внезапно все кончилось. Разбитые, побежденные, измученные
Арфистки остановили безумные вибрации своих мембран.  И,  пол-
ностью замолчавшие, они бессильно лежали в руках своих похити-
телей; их нежные глаза заволоклись безнадежным страхом.
   Саймон захохотал и сказал Таросу:
   - Мое оружие сильнее вашего!
   Тарос уронил Арфистку, и та уползла за трон.
   - Тогда мы возьмем его у тебя,  землянин!  - сказал Тарос и
прыгнул на Саймона.  За ним бросились другие, охваченные горь-
кой яростью поражения, когда они были так уверены в победе.
   Саймон схватил свой диск,  поднес его к губам, нажад кнопку
и крикнул одно слово:
   - Скорее!
   Но он чувствовал, что было уже поздно. До той минуты, когда
страх разбил силы традиций,  Курт и Отто не могли проникнуть в
это запретное место иначе как штурмом, который помешал бы.
   Саймон упал под ударами нападающих.  Падая,  он увидел, как
бежавшие было   советники  возвращаются и спешат к нему на по-
мощь. Среди них он узнал и Диона.
   Что-то жестко  ударило его по голове,  и он почувствовал на
теле давящий груз. Кто-то вопил. Саймон увидел в свете факелов
блеск стрел.
   Он пытался подняться, но не мог. Он почти потерял сознание,
заполненный хаосом  движений и страшных звуков.  Он чувствовал
запах крови и боль.
   Видимо, он все-таки встал,  потому что обнаружил, что стоит
на четвереньках над телом Диона. Медная стрела торчала в груди
мальчика, кровь  текла по золотистой коже. Взгляды их встрети-
лись. Глаза Диона были уже почти затуманенны.
   - Отец,  - прошептал он дрожащим голосом и потянулся к Сай-
мону. Саймон  прижал его к себе. Дион прошептал что-то еще раз
и испустил  дух.  Саймон продолжал прижимать его к себе,  хотя
тело юноши потяжелело и глаза застыли.
   Саймон заметил, что в зале тишина. Один голос окликнул его.
Он поднял голову и увидел Курта и Отто,   которые  с  тревогой
смотрели на него. Он едва видел их.
   - Малыш был уверен,  что я его отец,  - сказал Саймон. - Он
бросился в мои объятия и назвал меня отцом перед смертью.
   Отто взял тело Диона и осторожно отнес его на плиты.
   - Все кончено, Саймон, - сказал Курт. - Мы успели вовремя и
теперь все в порядке.
   Саймон встал. Тарос и его люди лежали мертвыми. Те, кто пы-
тался вызвать ненависть, исчезли, и Арфистки никогда больше не
появятся в Монебе - так заверяли Саймона окружавшие его совет-
ники, все еще бледные и дрожащие.
   Он плохо  слышал  их.  Куда менее отчетливо,  чем последний
вздох умирающего мальчика.
   Он повернулся  и вышел из зала Совета.  На улице была ночь.
Факелы трещали на ледяном ветре.  Саймон чувствовал себя  без-
мерно уставшим.
   К нему подошел Курт.
   - Я  возвращаюсь на корабль,  - сказал Саймон.  Он увидел в
глазах Курта вопрос, который тот не осмеливался задать.
   Со сжавшимся  сердцем  Саймон процитировал стихи китайского
поэта, написанные очень давно:
   "Теперь я знаю,  что узы тела и крови связывают нас меньше,
чем груз скорби и страдания".
   - Я  снова  стану тем,  чем был.  Я не могу переносить боль
второй человеческой жизни... Вот!
   Курт не  ответил.   Он взял Саймона под руку,  и они быстро
пошли по почетному двору.
   За ними шел Отто, осторожно неся трех крошечных существ се-
ребряного и перламутрово-розового цвета, которые начали испус-
кать трели - сначала робкие,  но полные надежды, которые скоро
станут радостной песней освобожденных пленников.

   Они похоронили тело Джона Кеога на равнине,  где  он  нашел
смерть, и  рядом с ним положили Диона. Курт, Грэг и Отто с по-
мощью Харкера насыпали сверху каменный курган.
   Саймон Райт  наблюдал  за ними из тени - маленький металли-
ческий ящичек,  парящий на невидимых лучах: он снова стал моз-
гом, навсегда отделенным от человеческого тела.
   Выполнив свой долг,  они распрощались с  Харкером  и  пошли
между громадными шумящими лишайниками к кораблю. Курт, робот и
андроид остановились и обернулись взглянуть на высокий  одино-
кий курган, поднимавшийся в звездное небо.

   Но Саймон не оглянулся.

Эдмонд Гамильтон

НЕВЕРОЯТНЫЙ МИР

   Тускло-красная планета увеличивалась в небе с ужасающей бы-
стротой. Ракета падала на нее. Хвостовые дюзы изрыгали  пламя,
чтобы замедлить падение. Пронзительный вопль рассекаемого воз-
духа оглушал двух человек внутри ракеты.
   Молодой Бретт Лестер ощутил тошноту, налегая на спутавшиеся
ремни стабилизатора. Он  сделал  над  собой усилие и попытался
поглядеть вниз,  на поверхность Марса. Он увидел плоскую крас-
ную равнину  с расплывчатым черным пятном на севере.  Хоскинс,
занимавший кресло пилота,  яростно боролся, чтобы удержать ра-
кету от вращения.  Его широкое, умное лицо превратилось в нап-
ряженную маску,  а короткие пальцы бегали по рычагам  управле-
ния. А  потом был последний взрыв,  потрясший мозги Лестера, -
резкий, оглушительный толчок, потом оцепенелое молчание...
   Они были на Марсе.
   Лестер понял это, и его охватил ужас.
   Впервые люди  покинули Землю и очутились на другой планете.
Он старался подобрать слова, достойные этого исторического мо-
мента. Но  первым заговорил Хоскинс. Старший инженер осторожно
ощупывал ногу, и на лице его отразилось облегчение.
   - Кажется, мой нарыв сейчас прорвался, - сказал он.
   Лестер был ошарашен и возмущен.
   - Ваш нарыв!  - воскликнул он. - Вот мы здесь первые из лю-
дей на Марсе,  а о чем вы заговорили прежде всего? О своем на-
рыве!
   Хоскинс взглянул на него и проворчал:
   - Этот нарыв мучил меня всю неделю.  Попробуйте посидеть на
нарыве, а потом скажите, как вам это понравится...
   - Хорошо,  хорошо, забудем об этом! - вскричал Лестер. - Мы
на Марсе, человече! Доходит ли это до вашего тупого, лишенного
воображения мозга?
   Хоскинс выглянул из окна.  Сквозь толстые кварцевые  стекла
была видна только пустыня ползучего красного песка, странству-
ющих дюн и гребней.
   - Дф, мы сделали это, - сказал Хоскинс равнодушно. - И если
мы вернемся благополучно,  это даст кое-что для науки о  звез-
доплавании.
   - Вы только об этом и думаете?  - спросил Лестер.   -  Ведь
здесь перед нами целый неизвестный мир...
   Хоскинс пожал своими широкими плечами.
   - Он не неизвестен.  Мы знаем от астрономов,  на что должен
быть похожим Марс:  пустынная планета, где очень мало кислоро-
да, совсем нет воды и собачий холод.
   - Но мы не знаем,  какие  живые  существа  можно  встретить
здесь! - вскричал Лестер с юношеским энтузиазмом.
   Хоскинс усмехнулся:
   - Вы,  долдно быть, начитались этих диких псевдонаучных ис-
торий, какие сейчас выходят по сотне в неделю, об этих красных
жукоглазых марсианах, об ужасных чудищах и так далее?
   Лестер покраснел:
   - Ну да,  я, конечно, прочел кучу историй... Собственно го-
воря, это  и заставило меня заинтересоваться ракетной  механи-
кой.
   Старший инженер фыркнул.
   - Ну ладно, можете забыть о своих глазастых марсианах и обо
всем прочем. Вы знаете, что в этом мире слишком холодно, а ат-
мосферы слишком мало,  чтобы поддерживать жизнь живых существ.
   - Знаю, - согласился Лестер. - Но я, можно сказать, надеял-
ся, что можно будет найти...
   - Забудьте, - посоветовал Хоскинс. - Здесь нет ничего, кро-
ме, может быть, каких-нибудь лишайников.
   - Но нельзя ли нам выйти?  - горячо спросил Лестер.  - Я бы
хотел посмотреть...
   Старший опять пожал плечами:
   - Хорошо.   Нам  понадобятся фетровые костюмы и кислородные
маски, вы это знаете. А сначала я сделаю пробу воздуха.
   Он завозился с приборами. Юный Лестер продолжал жадно вгля-
дываться в пурпурную пустыню,  видневшуюся вокруг.   Она,   по
крайней мере, выглядела в точности так, как он и ожидал: мрач-
ная равнина красного песка,  чем-то схожего с  земным,   кроме
цвета. Крутящиеся   песчаные смерчи вставали там и здесь,  а с
неба разливался медный свет уменьшившегося солнца. Он обернул-
ся, услышав удивленное восклицание Хоскинса:
   - Не могу понять! Прибор показывает, что воздух здесь почти
такой же   плотный,  теплый и насыщенный кислородом,  как и на
Земле!
   Даже Лестер знал, что это невозможно.
   - Вы ошиблись! Дайте я попробую.
   Он получил  те же результаты.  Воздух снаружи,  как говорил
прибор, был лишь немногим прохладнее земного и содержал столь-
ко же кислорода.
   - С ума сойти!  - воскликнул Хоскинс.  -  Здешние  условия,
должно быть, сбили прибор с толку. Это невозможно...
   - Откроем дверь и посмотрим, - предложил Лестер.
   Они попробовали  чуточку  приоткрыть дверь,  готовясь снова
захлопнуть ее,  если воздух снаружи окажется  непригодным  для
дыхания... Они  были изумлены:  прибор не солгал.  Проникший в
каюту воздух был теплым и показался им совершенно  похожим  на
земной.
   Они широко открыли дверь и вышли из ракеты на  красный  пе-
сок... Казалось,  стоял погожий октябрьский день. Ласково све-
тило медное солнце, а ветерок был прохладным и свежим.
   - Святители!  Значит, астрономы ошиблись! - воскликнул Хос-
кинс. -  Но все равно, это невозможно. Как может такая малень-
кая планета, как Марс, сохранить свою атмосферу, и как эта ат-
мосфера может быть такой теплой?
   Сделав несколько пробных шагов, они почувствовали, что шаги
их стали странно плывущими и что двигаться они  могут  сравни-
тельно легко.  Но теплота и кислород продолжали оставаться за-
гадкой.
   - Клянусь,  все это выше моих сил! - пробормотал Хоскинс. -
По всем законам астрономии и физики,  Марс должен быть  совер-
шенно не таким...
   Глаза у Лестера заблестели:
   - Если здесь тепло и есть воздух и вода,  то могут найтись,
в конце концов, и живые существа!
   Хоскинс фыркнул:
   - Ваши жукоглазые марсиане из рассказов?  Я думал,  вы  уже
забыли об этих глупостях.
   - А я все-таки надеюсь,  что  здесь  должна  быть  какая-то
жизнь, - настаивал Лестер. - Когда мы садились, я видел на се-
вере большое черное пятно. Что бы это могло быть?
   - Наверно, выход темных пород на поверхность, - предположил
Хоскинс. - Мы можем посмотреть с вершины, вот с этого песчано-
го холма.
   Они взобрались на красный гребень, скользя ногами по песку,
и оцепенели от удивления при виде неожиданного сходства пейза-
жа с земным.
   Стратонавты стояли на гребне песчаного холма. Отсюда им бы-
ла видна пустыня на многие мили в сторону черного  пятна.   Но
они не смотрели туда. Их внимание было приковано к четырем фи-
гурам, которые двигались по песку невдалеке от них. Фигуры ос-
тановились и направились к земным людям.
   Четыре фигуры были, несомненно, человекообразными существа-
ми. Но они не походили на земных людей. У них была красная ко-
жа, безволосый куполообразный череп, выпуклая грудная клетка и
ходулеобразные ноги.    На  них красовались сложные доспехи из
ремней, на  груди у  каждого  висела  блестящая  металлическая
трубка.
   Лица их были похожи на земные, несмотря на красный цвет ко-
жи и торжественно-безжизненное выражение. Но глаза - совсем не
земные. Эти  глаза были выпуклыми, со множеством граней, как у
насекомых.
   - Я брежу!  - взвизгнул Хоскинс. - Это, наверно, от толчка!
Я вижу   четырех красных жукоглазых людей.  И они идут прямо к
нам!
   - Я тоже вижу,  - задохнулся Лестер. - Но они не могут быть
правдой...
   Четверо жукоглазых  марсиан молча остановились в нескольких
футах от путешественников. Потом один из марсиан заговорил.
   - Алло,  чужестранцы!  - окликнул он пилотов на чистом анг-
лийском языке. - Возвращаетесь в город?
   Хоскинс взглянул  на Лестера,  Лестер взглянул на Хоскинса.
Потом старший инженер тихо засмеялся:
   - Это  показывает,   насколько  легко при толчке появляются
различные иллюзии. Ущипните меня, Бретт!
   Лестер протянул руку и щипнул. У инженера вырвался крик бо-
ли. Четверо  красных жукоглазых марсиан смотрели на  них  нес-
колько удивленно.
   - Что,  собственно,  с вами, ребята? - спросил тот, который
уже говорил. - С ума сошли или чтонибудь такое?..
   - Значит, он существует и говорит по-английски,
- с  трудом  произнес Хоскинс.  - Вы видите и слышите его,  не
правда ли?
   - Да-а...  - лрожащим голосом отозвался Лестер.
- Я вижу и слышу, но все еще не верю.
   - Разрешите, я представлюсь вам, ребята, - сказал первый из
марсиан. - Меня зовут Ард Барк. А вас?
   Они смущенно назвали себя. Марсианин представил своих спут-
ников:
   - А это мои друзья: Ок Вок, Зинг Зау и Му Ку.
   - Как, черт возьми, вы ухитряетесь удерживать в памяти свои
имена? -  спросил Лестер, говоря первое, что пришло ему в зак-
ружившийся мозг.
   Красное лицо Ард Барка потемнело.
   - Нам было нелегко с именами, я должен сознаться... Почему,
черт возьми, нас не назвали как-нибудь поудобней?
   Ни Лестер,  ни Хоскинс не смогли на это ответить.  Ард Барк
любезно продолжал:
   - Вы выглядите новенькими, ребята. Когда вы появились?
   - Только... только что, - неуверенно ответил Лестер.
   - Я так и думал, - заметил Ард Барк: - таких, как вы, я еще
не видел. Ну ладно, пойдемте в город.
   Хоскинс и Лестер были озадачены.  Значит, это и был город -
та расплывчатая темная масса на севере.  С этого расстояния он
казался разнородной смесью фантастически переменчивых архетик-
турных форм со всевозможными видами башенок, куполов и минаре-
тов, выделявшихся на фоне медного неба.
   Двое жителей Земли были так потрясены неожиданностями,  сто
только через несколько минут сообразили, что идут с Ард Барком
и другими красными марсианами к далекому городу.  Хоскинс шеп-
нул на ухо Лестеру:
   - Это слишком много для нас: жукоглазые марсиане, потом го-
род...
   - Вы не думаете, что мы разбились при посадке и что все это
что-нибудь вроде загробной жизни,  - яростно спросил его  Лес-
тер.
   Хоскинс запыхтел:
   - Не похоже на загробную жизнь. Кроме того, будь я мертвым,
мои нарывы не болели бы сейчас.
   Один из  марсиан,   это  мог быть Ок Вок или Му Ку,  указал
вдаль. Прямо к ним мчалось чудовище, какое можно увидеть толь-
ко в кошмарном сне. Это было чешуйчатое зеленое существо вели-
чиною со слона,  похожее на помесь дракона с крокодилом.   Оно
бежало на  десяти коротких ножках.  Его огромные разинутые че-
люсти открывали ряд страшных белых зубов.  Ард  Барк  выхватил
металлическую трубку,  висевшую у него на поясе, и направил ее
на чудовище. Из трубки вырвался блестящий белый луч и ударил в
животное. Зеленое чудовище отпрянуло и умчалось.
   - Что... что это такое? - дрожащим голосом спросил Хоскинс.
   - Вульп,  - проворчал Ард Барк, пряча металлическую трубку.
- Проклятые твари!
   - А каким это лучом вы прогнали его? - спросил Лестер.
   - Ну,  это считается разрушающим лучом, - ответил Ард Барк.
- Собственно говоря, он ничего не разрушает. Это самый обыкно-
венный безвредный луч, вульпы от него удирают.
   Лестер удивленно взглянул на него:
   - Но если это считается разрушающим лучом,   почему  он  не
действует?
   Ард Барк фыркнул:
   - Потому что парень, который его выдумал, ничего не понимал
в науке. Как может человек, ничего не понимающий в науке, при-
думать разрушающий луч?
   Ок Вок подтверждающе кивнул:
   - Это верно.  Мы пользуемся ими как сигналами.  Это все, на
что они годятся.
   Лестер опять переглянулся с Хоскинсом.  К этому времени они
уже подходили к городу,  и Ард Барк указал на большой аэродром
на его окраине.  Это был, очевидно, порт межпланетного сообще-
ния. На  его гладком асфальте стояли сотни межпланетных кораб-
лей самых   различных конструкций:  одни были цилиндрическими,
другие стреловидные,  торпедообразные или дискообразные. Вид у
них был очень внушительный, но Ард Барк насмешливо фыркнул.
   - Вот вам еще пример,  - сказал он.  - Мы получили  столько
межпланетных кораблей,   но ни один из них не поднимется ни на
вершок, потому что господа, которые их выдумывали, были недос-
таточно учеными,   чтобы заставить их работать...  Ну,  вот мы
вернулись в город. Вам куда теперь?
   - Нам... Нам нужно осмотреться, - пробормотал Лестер.
   Марсианская столица имела поистине поражающий вид. Она сос-
тояла из нескольких довольно больших голродов,  стоявших бок о
бок, и  все они были различного архитектурного стиля.   В  той
части, куда  они вошли,  стояли черные каменные здания, призе-
мистые и массивные, очень древнего вида. За нею Лестер мог за-
метить секцию   из прекрасных прозрачных полусфер,  окруженных
куполами. Рядом  была секция блестящих шестиугольных  хромиро-
ванных башен,   дальше - секция высоких медных конусов,  а еще
дальше - секция построек,  похожих на вертикальные  серебряные
цилиндры.
   Еще удивительнее этого фантастического многообразия  незна-
комых архитектур был разношерстный характер толпы на улицах. А
толпа здесь была большая. Но лишь часть ее состояла из красных
жукоглазых людей  вроде Арда Барка и его товарищей.  Остальные
принадлежали к другим видам,  резко отличающимся друг от друга
формой, размером и цветом.
   Ошеломленные глаза лестера различали марсиан, возвышающихся
над толпой на двадцать футов и шестируких; марсиан, похожих на
маленьких безруких комариков; марсиан четырехглазых,  трехгла-
зых и марсиан совсем безглазых, но со щупальцами, вырастающими
из лица; синих, черных, желтых и фиолетовых марсиан, не говоря
уже о   марсианах  неопределенных оттенков:  анилино-красного,
вишневого, бурого цвета и марсиан прозрачных.
   Эта удивительная  толпа  носила самые разнообразные наряды,
от простого набора ремней,  как у жукоглазых красных  марсиан,
до шелковых одеяний,  блестящих, как драгоценные камни. У мно-
гих были мечи или кинжалы,  но большинство,  повидимому,  было
вооружено лучевыми трубками или ружьями.
   Удивительнее всего было,  что женщины,  все без исключения,
были гораздо привлекательнее мужчин. Действительно, Лестер за-
метил, что  любая марсианка, бурая, зеленая, синяя ил красная,
могла быть образцом земной красоты.
   Хоскинс, разинув рот, смотрел кругом:
   - Откуда все они явились?
   Ард Барк поглядел на него:
   - Что вы хотите сказать? Они появились так же, как и вы.
   - Не понимаю,  - пробормотал Хоскинс.  - Ничего не понимаю!
Не хочу   понимать.   Мне одного хочется:  вернуться на Землю!
Идемте, Лестер.
   Он схватил Лестера за рукав.  Но тут вмешался Ард Барк. Вы-
сокий красный жукоглазый человек смотрел на них с  неожиданным
подозрением.
   - Объяснитесь,  - продребезжал Ард Барк.  - Вы хотите  ска-
зать, что  вы двое не созданы здесь, как все остальные? Что вы
хотите вернуться на Землю?
   - Ну да,  - вскричал Лестер. Торопливо и гордо он объяснил:
- Мы были слишком поражены,  чтобы сказать вам сразу.  Но мы -
первые люди с Земли, посетившие эту планету.
   - Люди с Земли?  - вскричал Ард Барк. - Глаза его горели, а
голос поднялся до визга: - ЛЮДИ С ЗЕМЛИ!
   Над пестрой,  фантастической толпой, наполнявшей улицы, как
бы поднялась внезапная буря.  Зеленые, красные, синие и желтые
марсиане столпились вокруг двух путешественников в  неожиданно
яростном возбуждении.
   - Вы уверены,  вы совершенно уверены,  что вы оба явились с
Земли? - спросил Ард Барк со страстным отчаянием.
   - Конечно, - гордо ответил Лестер. Он наконец нашел возмож-
ность произнести несколько исторических слов:  - Друзья с Мар-
са! - начал он. - При таком непредвиденном случае...
   - Они с Земли! Держи их, ребята! - завопил Ок Вок.
   И с оглушительным ревом вся толпа  ринулась  на  Лестера  и
Хоскинса.
   Сбитые с ног,  отбиваясь от множества  рук,   протянувшихся
схватить их, Лестер и его товарищ спаслиь от неминуемой гибели
только потому, что нападавших было слишком много. Они забарах-
тались, стараясь выбраться из толпы, и услышали громовой голос
Арда Барка, унимавшего толпу:
   - Погодите, ребята! Не нужно убиватьсейчас же! Отведем их к
Суперам. Пусть Суперы придумают, как лучше казнить землян.
   Лестера и  Хоскинса грубо подняли на ноги.  Они ужаснулись,
увидев зловещий блеск в глазах этой марсианской толпы.
   - Не пробуйте удрать, вы оба! - резко прикрикнул на них Ард
Барк. -  Вы сейчас отправитесь к Суперам. Они назначат вам са-
мую жестокую кару за ваши преступления.
   - Какие преступления?  - слабо запротестовал Хоскинс. - Что
мы вам сделали?
   - Как будто вы не знаете!  - яростно возразил Ард Барк.   -
Это вы, грязные люди Земли, создали нас, и вы сами это знаете!
   - Создали вас?  - изумился Лестер. - О чем, во имя неба, вы
говорите?
   - Тепреь я знаю,  - заявил убедительно Хоскинс:
- мы лежим в ракете без сознания. Нарыв или не нарыв - это мне
только снится...
   Их потащили  сквозь враждебную,  бешеную толпу марсиан всех
размеров, форм  и оттенков.  Руки,  когти,  щупальца и кинжалы
протягивались к ним со всех сторон.  Ненависть к ним была, ка-
залось, всеобщей.
   Ард Барк и его товарищи тащили землян все дальше, через ди-
ко сменявшиеся части удивительного города,  пока  не  достигли
секции, состоявшей из огромных золотых пирамид. Там их втащили
в самую большую пирамиду, а толпа последовала за ними.
   Внутри были огромные машины, сияющие радуги, целый хаос на-
учного оборудования.  Между машинами двигались, производя опы-
ты, или   сидели неподвижно,  наблюдая,  марсиане во много раз
уродливее всех тех,  кого земляне до сих пор видели, - похожие
на осьминогов твари с огромными,  неподвижными глазами. У каж-
дого было восемь пар шупальцев.
   - Это и есть Суперы? - вскричал Лестер, отступая.
   - Они самые! Это супер-ученые марсиане, - ответил Ард Барк.
- И вы это знаете. Ступайте. Вот Аган, верховный ученый.
   Их подтолкнули к осьминогообразному существу,  которое пос-
мотрело на них неподвижными глазами, а потом проговорило свис-
тящим голосом:
   - Моя телепатическая сила сразу же подсказала мне,  что это
жители Земли, высадившиеся на нашей планете. Одного зовут Лес-
тер, а другого - Холлинс...
   - Хоскинс... - неуверенно поправил инженер.
   Осьминогообразный Аган окинул его гневным взглядом:
   - Все равно,  похоже.  В конце концов, даже телепатия может
ошибиться.
   Лестер не сводил глаз с этого создания:
   - Супер-ученые  марсиане с телом,  как у осьминогов...  Как
раз как в том научно-фантастическом рассказе,  который  я  чи-
тал...
   Аган перебил своим кисло-писклявым голосом:
   - Да. Этот-то рассказ и виноват в том, что я здесь...
   Челюсть у Хоскинса отвисла.
   - Вы  хотите сказать,  что вы,  осьминогие люди,  появились
здесь потому, что там, на Земле, был написан рассказ о марсиа-
нах-осьминогах? Что этот рассказ создал вас?
   - Конечно, - огрызнулся осьминог. - Вас это удивляет?
   Хоскинс дико засмеялся:
   - О нет.  Это нас нисколько не удивляет. Ничто в этом неве-
роятном мире не удивляет нас больше.
   - Заткнитесь, Хоскинс! - приказал Лестер. Он серьезно обра-
тился к Агану:
   - Объяснимся.  Как, скажите во имя всего, рассказ, написан-
ный о  марсианах-осьминогах,  может создать марсиан-осьминогов
здесь, за сорок миллионов миль?
   - Я вижу, вы много знаете о силе воли, - ответил Аган, лов-
ко почесывая свой луковицеобразный череп кончиком щупальца.  -
Это сделал не только написанный о нас рассказ - это сделал тот
факт, что  сотни тысяч людей читали этот рассказ и, читая, во-
ображали себе нас.
   - Но я не вижу...
   - Это очень просто,  - нетерпеливо перебил осьминог. - Мыс-
ленные излучения - определенная физическая сила,  столь же ма-
териальная, как и радиоволны, хотя и совершенно другого свойс-
тва. При    достаточной   массовости   и   интенсивности   эти
высокочастотные мысленные волны могут сочетать свободные атомы
в новую форму.  - Он поучительно помахал концом  щупальца.   -
Когда вы   упорно  думаете о каком-нибудь предмете,  вы можете
мысленно увидеть его. Правда? Это потому, что излучения вашего
мозга на миг соединили свободные атомы в туманную и мгновенную
форму того, о чем вы думаете. Форма эта держится в мозгу толь-
ко мгновение, а потом исчезает.
   Но когда многие тысячи людей представляют себе один  и  тот
же предмет, их соединенные мысленные излучения настолько силь-
ны, что  могут сложить атомы в постоянную форму.  Вот  почему,
когда тысячи  земных людей читают о людях-осьминогах и вообра-
жают их, то их мысленные излучения действуют на свободные ато-
мы этой планеты и сочетают их в живые существа,  такие,  какие
себе представляли эти читатели, - в нас.
   Лестер попытался возразить:
   - Но почему влияние соединенных мысленных излучений  сказа-
лось не на Земле, где находятся все читатели, а именно на Мар-
се?
   - Очень просто, - объяснил Аган. - Мысленные излучения сле-
дуют по определенным силовым линиям,  вроде магнитных.   Линии
мысленных сил идут от центра к периферии солнечной системы, от
Земли к Марсу,  - так что все те странные и нелепые  марсиане,
которых выдумывают писатели на Земле, автоматически воссозданы
из свободных атомов этой планеты.
   Лестер взглянул  на  Ард  Барка и на остальных разгневанных
жукоглазых людей:
   - Значит, все эти различные марсианские расы...
   - Все они выдуманы в рассказах земных  авторов,
- ответил Агагн. - И каждый раз, когда рассказ прочтен и сотни
читателей вообразили себе его, описанные в нем марсиане возни-
кают здесь... Каждый автор, выдумывая своих марсиан, описывает
и их город.  Каждый город отличается от других.  Вот почему  у
нас такой беспорядок,  так много типов городов и различных ви-
дов марсиан.
   - Так  вот,  значит,  почему Марс так дьявольски переполнен
сейчас! -  воскликнул гневно Ард Барк,  сверкнув на Лестера  и
Хоскинса своими выпуклыми глазами.  - И все это по вашей вине,
люди с Земли! Не пиши вы столько дурацких рассказов, у нас ни-
когда не было бы такой кутерьмы... - Жукоглазый марсианин ука-
зал на гневную толпу позади себя.  - Посмотрите на эту  толпу,
на марсиан всех цветов,  размеров и форм! Почему, черт возьми,
ваши земные писатели не могут удовольствоваться  только  одним
типом марсиан в своих рассказах? Тогда здесь все было бы в по-
рядке. Но нет, каждый проклятый писака должен выдумать еще бо-
лее дьявольский сорт марсиан! И на планете становится так тес-
но от   всяких  странных  типов,   что  никогда  не  знаешь  о
какой-нибудь новой твари:  страшное ли это чудовище или только
новый сорт марсиан?
   Ок Вок,  стоявший рядом с Ард Барком, добавил и свое ярост-
ное обвинение:
   - И почему, черт возьми, вы даете нам такие дурацкие имена?
Вот смотрите на меня. Ок Вок - как вам нравится такое имя? Оно
звучит, как предсмертная икота.
   Лестер сделал слабую попытку защититься:
   - Но писатели, когда закручивают все эти истории, и читате-
ли, когда  читают их, никогда не воображают, что создают здесь
вас...
   - То-то и плохо! Вы, кажется, там, на Земле, ничего не зна-
ете! -  фыркнул Аган. - Возьмите нас, например. Мы описаны как
сверхученые марсиане с огромным мозгом и непревзойденными  на-
учными познаниями. Но когда мы появились здесь, мы не смыслсли
в науках ни аза!
   - Как так?  - изумился Лестер.  - Если автор описал вас как
обладающих большими научными познаниями...
   - Ах!  Но сам-то автор не понимал в науках ровно ничего,  -
возразил Аган. - Он толком не мог сказать о наших научных воз-
можностях, потому  что сам был таким крупным невеждой,  какого
можно только себе представить!
   Хоскинс оглядел  зал с машинами и осьминогими эксперимента-
торами:
   - Но вы, кажется, несколько смыслите в науках?
   - Это только потому,  - ответил Аган,   -  что  у  нас,   к
счастью, большие  мозги.  Поэтому мы научились сами.  Все наши
знания мы получили именно так.  Ваш автор никогда не  смог  бы
дать их нам, так как я сомневаюсь, чтобы он знал разницу между
нейтроном и новой звездой.
   - В том-то и дело,  - мрачно согласился Ард Барк, - что они
ничего не смыслят в науках,  так что все  сверхнаучные  штуки,
которые они выдумывают,  не могут работать. Как разрушительные
лучи, которыми  мы якобы обладаем: они и мухи не убьют! А ваши
чудесные межпланетные корабли? Они так непрактичны, что не ро-
дился еще человек, способный поднять их в воздух.
   Лестера осветила внезапная догадка:
   - Вы, наверно, на многих языках разговариваете? Аган сделал
   утвердительный жест:  - Да,  нам известны языки всех земных
   авторов,
пишущих романы и рассказы о Марсе. Эти языки мы знаем.
   - Кроме шестиглазых людей, - вставил Ард Барк.
   - Верно, - согласился осьминог и обратился к Лестеру: - Ка-
жется, на Земле был автор, которому захотелось быть реалистич-
ным. Вместо того, чтобы заставить своих марсиан, желтых и шес-
тиглазых, говорить  по:английски,   он  заставил  их  лопотать
что-то вроде:  "квампс умп гуху" и прочую чепуху.  Так что все
эти желтые бедняги слоняются здесь, бормоча друг другу "квампс
умп гуху". Они сами не понимают, что это значит, да и никто не
знает.
   Ард Барк сделал нетерпеливое движение:
   - Это все ни к чему,  Аган. Весь вопрос в том, что делать с
этими людьми с Земли.  Как их казнить? Нужно придумать что-ни-
будь оригинальное и хорошее.
   Зинг Зау, второй из жукоглазых, выдвинул предположение:
   - Почему бы не отдать их десятиногим пурпурным людям?   Эти
пурпурные парни   -  знатоки в пытках.  Все их время уходит на
кошмарные выдумки,  угрозы и злобные взгляды  друг  на  друга.
Очевидно, автор был не в себе, когда придумывал их.
    Лестер задрожал.  Было безумием думать, что его убьют мар-
сиане, созданные  мысленными силами. Но эти твари, несмотря на
свое странное происхождение,  были такими же реальными,  как и
он сам, и вполне могли сделать это.
   - Зачем вам убивать нас!  - закричал он.  - В конце концов,
вы должны быть благодарны земным людям:  не будь рассказов,  и
вас не было бы здесь!
   У Ард Барка вырвался гневный возглас:
   - Но почему,  черт возьми,  вы делаете нас такими страшными
уродами? Зачем вам понадобилось давать нам эти жучьи глаза? Не
думаю, чтобы вам самим понравилось ходить с глазами, как у жу-
ков!
   - Да,  и вы бы не порадовались,б,   имея  восемь  щупальцев
вместо приличных рук и ног, - с досадой добавил Аган. - Как вы
думаете, шутка  ли ходить на щупальцах? Попробовали бы сами!..
   - Да,  а как насчет дьявольской погоды,  которую вы делаете
здесь? - с упреком воскликнул Ок Вок.
   - Погоды?  - повторил Лестер в недоумении. - Боже мой! Неу-
жели вы хотите сказать, что и погода следует историям, которые
пишутся на Земле?
   - Ну да! Мысленные силы легко сдвигают свободные атомы воз-
духа, -   объяснил Аган.  - Мы никогда не знаем,  какой погоды
ожидать в данную минуту.  Большинство ваших авторов  описывает
климат Марса как довольно приличный:  теплый и солнечный днем,
но слишком холодный ночью. Но вдруг кому-нибудь из них приспи-
чит держаться научной точности,  и его рассказ делает Марс та-
ким холодным, каким он должен быть по словам астрономов. Тогда
мы чуть не умираем от холода.
   - А каналы то появляются, то исчезают, то снова появляются.
Очень плохо... - прибавил Ард Барк.
   - Значит, каналы есть? - вскричал Хоскинс.
   - Иногда есть, иногда нет. Очевидно, в одних рассказах есть
каналы, а  в других нет.  То,  что они появляются и  исчезают,
прямо невыносимо!
   Говоря о своих горестях,   жукоглазый  человек,   казалось,
взвинтил себя до бешенства.
   - Ну что же,  Аган? - свирепо спросил он. - Отдать, что ли,
этих парней пурпурным людям?
   Из толпы,  наполнявшей здание,  поднялся одобрительный гул.
Синие, зеленые   и розовые марсиане замахали руками,  ногами и
щупальцами в знак согласия.
   - Погодите! - вскричал Лестер. - Давайте договоримся. Пред-
положим, мы  вернемся на Землю и там объясним положение. Может
быть, нам  удастся принять в рассказах один тип марсиан,  один
тип погоды и так далее...
   Его предложение было сразу же отвергнуто Ард Барком:
   - Вам это никогда не удастся.  Издатели требуют  все  новых
рассказов о Марсе,  все новых марсиан и всяких чудищ!  И так в
каждом рассказе!
   Ок Вок с жаром накинулся на землян:
   - Как жаль,  что вы оба не из тех,  кто пишет эти проклятые
рассказы! Хотел  бы я добраться до того парня, который дал мне
мое имя! Я бы так ок-вокнул его!
   Кто-то из толпы взвизгнул:
   - Пурпурные идут!
   Лестер и Хоскинс отшатнулись,  увидев ужасную группу,  вва-
лившуюся в зал с жадным фырканьем. Это были пурпурные существа
с десятью конечностями вдоль туловища, как у сороконожки, слу-
жившими им и руками и ногами.  На конической голове у  каждого
сверкал единственный   глаз,  похожий на блюдцу.  Эти существа
размахивали металлическими  ножами,   скальпелями  и  щипцами,
имевшими зловещий вид.
   - Давайте их,  - прошипел предводитель пурпурных, устремляя
на Лестера и Хоскинса голодный взгляд. - Ребята, и помучаем же
мы их! Это первый случай показать, на что мы способны.
   Лестер побледнел.
   - За что вы хотите мучить нас?  - вскричал он,  обращаясь к
ужасному созданию.
   Пурпурный предводитель пожал десятью плечами:
   - Такая уж мы порода марсиан, дружок. Это не наша вина. Пи-
сака, который выдумал нас, описал нас как мастеров шикарно по-
мучить всякого земного мужчину или женщину,  которые попадутся
нам в руки.  - Помолчав,  он спросил почти с надеждой:  - А не
захватили ли  вы какой-нибудь прекрасной белокурой профессорс-
кой дочки? Нет? Очнь жаль. Мы могди бы продемонстрировать кое-
какие любительские пытки на прекрасной блондинке...
   Пурпурные создания кинулись на Лестера и Хоскинса.
   - Это неправда! - закричал Хоскинс. - Я вам говорю: это нам
снится!
   Но пять пар схвативших его рук не были сном. Землян уже та-
щили к шумевшей толпе...
   - Погодите  минутку!  - раздался позади них визгливый голос
Агана.
   Осьминогий марсианский сверхученый поднимался со своего си-
денья. Наступила  жуткая минута ожидания,  пока он  распутывал
три своих щупальца, спутавшихся в клубок.
   - Проклятые щупальца, вечно подводят меня! - с досадой вор-
чал он.
   Шатаясь, он подполз на своих странных конечностях к пурпур-
ным людям, державшим Лестера и Хоскинса.
   - У меня есть идея относительно этих землян, - сказал он. -
Мы можем   использовать их,  чтобы прекратить земные излучения
раз и навсегда.
   Все марсианские лица в толпе повернулись к Агану.
   - Что же это за идея? - спросил Ард Барк.
   Писклявый голос Агана стал еще громче:
   - Как вы,  конечно,  помните,  гипповидный стазис нейронной
сети головного   мозга  можно прочесть экстра-электромагнитным
лучом, который...
   - Хватит! - нетерпеливо перебил Ард Барк. - Что это значит:
"Как вы, конечно, помните"? Как мы это можем помнить, когда мы
этого совсем не знаем? Вы же знаете, что мы не знаем!
   - Вы бы могли дать мне случай объяснить мою идею научно!  -
обиделся Аган. - Во всяком случае, суть вот в чем: мы, Суперы,
можем читать в мозгу человека,   ввергнутого  в  гипнотическое
состояние, и изучить, таким образом все, что этот человек зна-
ет. Изучим  содержимое мозгов этих субъектов.  Они,  очевидно,
ученые с   большими познаниями.  Мы можем получить из их мозга
такие сведения о Земле,  которых не могли бы добиться  никаким
другим путем.
   - А на что это нам? - грубо спросил Ард Барк.
   - В этом и заключается моя идея,  - ответил Аган. - Если мы
будем знать о Земле больше,  чем сейчас,  то сможем  помтроить
машину, которая   остановила бы поток мысленных силовых волн с
Земли к Марсу.
   Наступило молчание.   Толпа обдумывала.  Пурпурный человек,
державший Лестера, отважился прошипеть:
   - А потом мы сможем начать мучить их?
   Лестер решил использовать последний шанс.
   - Мы не позволим вам! - громко сказал он Агану.
- Мы будем противиться гипнозу и помешаем вам, если вы не пок-
лянетесь освободить нас и дать возможность вернуться на Землю.
   Из пестрой марсианской толпы поднялся протестующий гул:
   - Не отпускайте их!  Это для нас единственный случай отомс-
тить землянам за все!
   Но Аган спокойно возразил:
   - А что,  если отпустить их? Разве это не лучше, чем посто-
янно страдать от земных авторов и их рассказов? Разве нам нуж-
ны новые марсиане разного вида?  Разве вы хотите, чтобы погода
вечно менялась,  как сейчас? Это для нас случай прекратить все
неприятности раз и навсегда.
   Его доводы убедили всех. Неохотно, но марсиане согласились,
хотя пурпурные отчаянно настаивали на пытках.
   - Соглашайтесь, и мы позволим вам вернуться к вашей ракете,
- обратился Аган к Лестеру и Хоскинсу. - Вам нужно только вой-
ти вот в этот аппарат и настроить мозг на подчинение.
   - Пойдемте,  Хоскинс,  - прошептал Лестер. - Это наш единс-
твенный шанс выбраться с сумасшедшей планеты.
   Они осторожно вошли в машину. Из большой линзы на них свер-
ху полился   голубой свет.  Лестер почувствовал,  что его мозг
затмевается под влиянием какой-то силы. Он потерял сознание.
   Очнувшись, он  увидел Хоскинса и себя все еще в машине.  Но
поток света был выключен. Аган и другие осьминогие сверхученые
потрясали пачкой тонких металлических листков, покрытых какими
-то значками.
   - Мы получили!  Опыт блестяще удался!  - возбужденно кричал
Аган.
   - Вы получили достаточно сведений о Земле, чтобы остановить
поток силовых линий с Земли на Марс? - спросил Хоскинс.
   Огромные глаза Агана торжествующе сверкнули:
   - Я могу сделать и больше того!..
   - Мы можем идти? - настойчиво спросил Лестер. - Вы обещали.
   - Да,  можете идти к ракете и возвращаться на свою Землю, -
буркнул Аган.
   А Ард Барк прибавил кисло:
   - И не являйтесь больше на Марс, если желаете себе добра...
   Десятиногий пурпурнокожий предводитель сделал последнее от-
чаянное усилие:
   - Вы все-таки даете им уйти без всяких  пыток,   -  жалобно
пропищал он.  В единственном его глазу стояли слезы.  - Как же
нам быть? Кого же помучить?
   - Он  прав,   нельзя упускать единственный случай отомстить
землянам! - гневно воскликнул Ок Вок.
   - Мы  дали обещание и должны сдержать его!  - твердо заявил
Аган, и  глаза его сверкнули. - Не бойтесь, теперь иы отомстим
землянам сполна.
   Толпа расступилась, образуя проход. Ард Барк указал на него
Лестеру и Хоскинсу:
   - Ступайте, пока можно!
   Оба жителя Земли прошли, спотыкаясь, сквозь толпу, поминут-
но ожидая,  что их схватят.  Потом они бешено помчались сквозь
странные, разнообразные  секции фантастического города. Они не
замедлил бега даже в красной пустыне и очнулись только  тогда,
когда достигли металлического корпуса ракеты, вкатились внутрь
и захлопнули за собой тяжелуб металлическую дверь.
   - Ради самого бога,  удерем поскорей!  - произнес задыхаясь
Хоскинс, включая циклотроны. - Я уже не ожидал, что они выпус-
тят нас.
   - Я тоже,  - подтвердил Лестер,  нахмурившись. - Я и сейчас
не чувствую себя в безопасности.  У Агана был странно торжест-
вующий тон, который мне не понравился, когда он говорил о мес-
ти людям Земли.
   Эти слова прервали выхлопы хвостовых дюз. Аппарат устремил-
ся ввысь.  Глубоко вдавив людей в пружинные кресла, он с ревом
взвился в медное небо и  помчался  в  свободном  пространстве.
Лишь через две недели,  когда ракета уже приближалась к Земле,
оба путешественника несколько опомнились от потрясения,   выз-
ванного их поразителбным приключением.
   - Нам никогда не поверят, - упорно повторял Хоскинс, - если
мы попробуем   рассказать,  что мысленные силы тысяч читателей
создали на Марсе жукоглазых людей и других чудовищ. Нас высме-
ют.
   - Пожалуй,  вы правы,  - мрачно согласился Лестер.  - Лучше
помалкивать.
   Ракета спускалась над Нью-Йорком.  Хоскинс  хотел  сесть  в
Парк-Сентраль, чтобы    поразить  столицу  своим драматическим
возвращением.
   Но когда  снаряд  приземлился наконец в парке,  его не при-
ветствовал ни один человек.  Ожидаемой восторженной  толпы  не
было. Парк был пуст. Межпланетные путешественники вышли на лу-
жайку и изумленно уставились на соседнюю улицу - Пятую  Авеню.
   По улице катился дикий, возбужденный гул. Толпы горожан бе-
жали в настоящей панике. И Хоскинс и Лестер разинули рты, уви-
дев, от   кого бежала пораженная ужасом толпа.  Это была кучка
людей. Они во многом походили на обычных людей Земли, но с че-
тырьмя руками и огромными выпуклыми глазами,  как у насекомых!
   Лестер остановил одного из бегущих и указал на странные фи-
гуры.
   - Откуда, объясните во имя неба, взялись вот эти? - спросил
он в ужасе.
   Беглец дико покачал головой:
   - Никто  не  знает...  Эти твари и другие такие же чудовища
появились по всему свету за последнюю неделю.  Мы не знаем как
и не знаем, кто они...
   Лестер побледнел и схватил Хоскинса за плечо:
   - Боже мой, так вот что значили слова Агана о близкой мести
людям Земли!  Те сведения, которые они получили от нас, позво-
лили им   не  только остановить поток мысленных силовых волн с
Земли на Марс, но и обратить его вспять, заставив течь с Марса
на Землю!
   Хоскинс окаменел от ужаса:
   - Значит, эти твари созданы в отместку?
   - Марсианами,  да!  - вскричал Лестер.  - Вот их месть. Они
там, вверху, черти, пишут теперь рассказы о жукоглазых и четы-
рехруких жителях Земли!!!

Эдмонд Гамильтон

ДЕТИ СОЛНЦА

   Все в  старом  доме осталось таким же,  как и давным-давно,
при деде.  Но теперь здесь было пусто - ни людей,  ни их голо-
сов.
   Хью Келлард прошел в гостиную, где у окна по-прежнему стоял
дедов письменный   стол.  Окно выходило на север,  к береговым
утесам Калифорнии.  Океанские волны буйствовали среди огромных
каменных глыб,  а на восток от обрыва,  за дорогой, начинались
большие, поросшие лесом холмы, уже одетые в цвета осени. Как и
прежде, здесь было пустынно - ни одного человека на многие ми-
ли кругом,  и ни одного здания,  кроме этого серого, одинокого
дома, вот уже сотню лет открытого всем морским ветрам.
   Келлард вернулся в холл. На стенах, как и годы назад, висе-
ли в узорчатых рамках старые фотографии,  которыми дед так до-
рожил. Келларды.  Прадед, и двоюродная прабабка, и все осталь-
ные. Никто ни к чему не прикасался - таково было условие дедо-
ва завещания.  "Сохранять старый дом.  Когда-нибудь кто-нибудь
из семьи вернется сюда".
   Старик  оказался  прав.  Один из семьи вернулся - тот,  кто
странствовал дольше и дальше, чем кто-либо из землян. Вернулся
навсегда...
   Но не ошибка ли это? "Нет, - устало подумал Келлард. - Мер-
курий отбил у меня всякую охоту.  Я так решил,  и  забудем  об
этом".
   Он вышел из дома.  Через дорогу,  мимо ветхих сараев, потом
вверх по травянистому склону, где паслись когда-то дедовы ска-
куны. За лугами начинался сосновый лес. Келлард поднимался все
выше, с  наслаждением вдыхая воздух, насыщенный смолистым аро-
матом. Этого запаха он не забывал никогда, а однажды встретил-
ся с другим,  очень похожим - далеко отсюда, вдали от Земли...

                      ЗАБУДЬ ЭТО, КЕЛЛАРД

   Вокруг теснились деревья,  и он шагал по пятнам света и те-
ни. Впереди промелькнул олень; из-под ног вырвалась перепелка.
Келлард помнил: еще выше росли совсем старые сосны - они с де-
дом поднимались туда когда-то,  старик и мальчик.   Давно  ли?
Келларду было тогда 15, - сейчас 32. Значит, 17 лет назад...
   Сосны сохранились - леса давно уже не рубили. Корявые, тем-
ные гиганты высились на почтительном удалении один от другого,
и он опустился на хвою,  прислонившись спиной к могучему ство-
лу.
   "Странно, - подумал он.  - Когда мальчиком я  сидел  здесь,
мечтая о будущем, я не мог предположить, что хоть что-то оста-
нется неизменным.  А это дерево так и стояло,   когда  человек
впервые достиг Луны и Марса,  и Венеры, но оно об этом не зна-
ет; оно не изменилось от этого".
   Келлард сидел долго,  вслушиваясь в далекий ропот моря, по-
том поднялся и двинулся назад.  Он вернулся в  дом,   разогрел
еду, поел,  вышел и встал в воротах, глядя, как Солнце спуска-
ется в обширный, золотой простор Тихого океана. Он думал о ма-
ленькой, невидимой    отсюда  точке около Солнца - о странном,
страшном ущелье, где погибли Морзе и Бинетти.
   Потом он вернулся в дом и включил свет.  Предки внимательно
смотрели на него из узорчатых рамок.
   - Смотрите,  Келларды, - сказал он. - Ваш блудный сын - или
правнук - вернулся домой.  Вам повезло - знаете ли вы об этом?
Ведь в ваше время у людей были надежда, и мечта, и путь в бес-
конечность - от победы к победе. Но этот путь завершился тупи-
ком, и  он всегда вел в тупик,  хотя я единственный, кто знает
об этом...
   Лица предков глядели на него,  и он читал упрек в их непод-
вижных глазах.

   На следующее утро он варил кофе,  когда  вдруг  со  стороны
крыльца послышался стук старомодного деревянного кольца.  Зна-
чит, кого-то прислали.
   Но Келлард не ожидал увидеть того,  кто стоял в дверях.  На
Хофриче не было формы, хотя в Разведке он занимал один из выс-
ших постов. Это был крупный мужчина, медлительный в движениях,
а его голубые глаза показались бы кроткими  каждому,   кто  не
знал его в деле.
   - Заходите, - помедлив, произнес Келлард.
   Хофрич прошел в гостиную,  сел. Некоторое время с любопытс-
твом разглядывал старую мебель.
   - Давайте поговорим на чистоту, - сказал он потом. - Почему
вы подали в отставку,  Келлард?  Из-за той аварии  на  Дневной
стороне, не так ли?
   - Да.  Бинетти и Морзе погибли. Я устал от этой работы. По-
чувствовал, что не смогу больше.
   - Но у вас и раньше бывали аварии.  Вы и раньше видели, как
умирают люди. Вы что-то скрываете, Келлард.
   - Допустим. Но я хочу уйти. Какая вам разница - почему?
   - Разница есть,  - мрачно проговорил Хофрич,  - Я помню вас
еще по Академии,  Келлард.  И не помню никого,  кто был бы так
помешан на Космосе.  Все эти годы вы не менялись. А сейчас из-
менились.
   Келлард не  ответил.  Он смотрел в окно,  на длинные волны,
разбивающиеся об утесы.
   - Что вы видели на Дневной стороне, Келлард?
   - А что там можно увидеть? Что еще, кроме вулканов и раска-
ленных камней?  Что,  кроме пекла?.. Почитайте мой отчет - там
все это есть.
   Хофрич смотрел на него бесстрастно,  словно судья.  И гово-
рил, будто произносил приговор:
   - Вы увидели там что-то еще,  Келлард,  и хотели скрыть это
от нас.  Пленку автоматической кинокамеры вы уничтожили, но не
знали, что  показания радара тоже записываются. Теперь эта за-
пись у нас.
   Келларду стало зябко, но он сумел взять себя в руки.
   - Радарная запись с Дневной стороны не стоит бумаги, на ко-
торой сделана. Радиационные бури, чудовищные помехи. Радар там
практически бесполезен.
   Хофрич пристально смотрел на него.
   - Не совсем так.  Анализ записи показал, что вы выходили из
корабля после аварии,  отошли от него примерно на тысячу ярдов
и что там к вам приближались  какие-то  неопознанные  объекты.
Эти всплески записаны слабо, но они записаны. - Он помолчал. -
Кого - или что - вы видели там, Келлард?
   Келлард ответил презрительно:
   - И кого же я мог встретить на Дневной стороне?  Прекрасных
дев в  прозрачных одеждах?  Вы же знаете,  там 4OO по Цельсию,
практически нет атмосферы, вообще нет ничего, кроме излучения,
раскаленных камней  и вулканов.  Радарная запись!  Перестаньте
фантазировать. Возвращайтесь к себе в Мохаве и оставьте меня в
покое!
   Хофрич смотрел на него тем мягким, пытливым взглядом, кото-
рый показывал,   что дружба в данный момент не значит для него
ничего, а интересы Разведки - многое. Потом встал.
   - Хорошо. Я вернусь на базу. Но вы пойдете со мной.
   - Нет, - возразил Келлард. - Я в отставке. Вы не можете мне
приказывать.
   - Ваша отставка не принята, - холодно произнес Хофрич. - Вы
еще в   Разведке и подчинены ее дисциплине.  Вы будете повино-
ваться или предстанете перед военным судом.
   - Вот как?
   - Да,  - кивнул Хофрич. - Мне бы этого не хотелось, мы ста-
рые друзья.  Но...  Когда один из моих лучших офицеров бежит с
переднего края, не объясняя причин, то будь я проклят, если не
вырву ответ.  То, что вы нашли на Меркурии, Келлард, принадле-
жит не вам; оно принадлежит нам, и оно у нас будет.
   Минуту Келлард молча смотрел на него.  Потом произнес тихо:
   - Ладно,  пусть будет по-вашему.  Я вернусь с вами на базу.
Но я рассказал все, добавить мне нечего.
   - В таком случае, - сказал Хофрич, - мы отправимся на Днев-
ную сторону и вы полетите с нами.

   Через несколько  дней экспериментальный рейдер У-9O,  снаб-
женный тройной теплозащитой, стартовал из Мохаве. Келлард мол-
чал. С ними летел биофизик Моргенсон; похоже, он тоже не был в
восторге от экспедиции.  Остальные трое в экипаже были  совсем
юны, лет  по 2O. Они смотрели на Хофрича и Келларда как на ле-
гендарных героев.  Когда У-9O, проникнув глубоко внутрь орбиты
Венеры, готовился    к маневру сближения с Меркурием,  один из
этой тройки, навигатор по имени Шэй, решился заговорить с Кел-
лардом.
   - Ведь это вы первым высадились на Ганимед,  сэр, не правда
ли?
   Келлард кивнул:
   - Да.
   - Здорово! - восхитился Шэй. - То есть я имею в виду - быть
первым.
   - Это было здорово, - безучастно сказал Келлард.
   - Может, и я... когда-нибудь... - начал Шэй, замялся и про-
должал: -  То есть если звездные двигатели появятся так скоро,
как говорят, я тоже смогу стать одним из первых...
   - Возможно,  - сказал Келлард. - Кто-то должен быть первым.
Звезды ждут нас. Нам нужно лишь полететь и не останавливаться,
и звезды будут нашими, как все эти планеты. Нашими во веки ве-
ков. Аминь.
   Шэй озадаченно взглянул на него, потоптался и вышел. Хофрич
спросил:
   - Зачем было обижать мальчика?
   Келлард пожал плечами:
   - А что я такого сказал?  Просто повторил то,   что  сейчас
ощущает каждый. Победа над Космосом и все такое.
   Он смотрел в иллюминатор, как Меркурий медленно приближает-
ся -   тонкий  белый  серп,  трудноразличимый рядом с Солнцем.
Солнце здесь было чудовищем: окаймленное пламенем, оно залива-
ло пространство своими губительными лучами.
   Келларду вспомнилось - в тот раз Бинетти цитировал  Блейка:
"Стремленье бабочки к огню".  Да,  это про нас.  Три мотылька,
летящие в огненную ночь,  и вернулся один.  Вернулся оттуда, а
теперь вновь возвращаюсь туда...
   Потом печь закрылась черной заслонкой. У-9O мчался над ноч-
ной стороной планеты,  над мрачными скалами и пропастями,  ни-
когда не видевшими Солнца,  а потом горизонт впереди  вспыхнул
яростным светом, и они очутились на Дневной стороне.
   В старину Меркурий называли "луной Солнца"; планетка  дейс-
твительно напоминает Луну:  те же безжизненные каменистые рав-
нины, те же гребни и трещины, острые как клыки вершины - здесь
никогда не было ни дождя,  ни ветра,  чтобы сгладить их. Но на
Луне холодно и тихо,  а Дневная сторона Меркурия словно  кипит
от скрытого в недрах огня. Вулканы извергают пепел и лаву, а с
неба низвергаются потоки излучения, от которых все вокруг тре-
пещет в мерцающей дымке...
   У-9O снижался. Температура обшивки достигла  уже  4OO C.  А
впереди  открывалось  обширное  ущелье, которое Келлард не раз
видел в кошмарах.
   По другую  его сторону приземистые конусы вулканов исходили
тучами пепла,  и все было точно так же,  как когда  Келлард  в
последний раз   смотрел  в  иллюминатор спасательного корабля,
пришедшего за ним с Венеры.  И все так же лежала на дне ущелья
исковерканная развалина, ставшая надгробным памятником Морзе и
Бинетти...
   Взгляд Келларда скользнул севернее, к груде причудливых ка-
менных глыб.  Ладони у него повлажнели.  Но, возможно, на этот
раз ничего  не будет.  Разве все обязательно должно повторить-
ся?..
   - Скафандры готовы? - спросил Хофрич.
   Моргенсон кивнул:
   - Все три. Теплозащита в полном порядке.
   - В случае чего выйдем мы с Келлардом,  - сказал Хофрич.  -
Третий скафандр резервный. А пока будем ждать.
   - И сколько же,  - язвительно поинтересовался Келлард, - вы
собираетесь ждать?    Вы  же знаете - если теплозащита откажет
хоть на минуту, мы изжаримся заживо.
   Хофрич холодно взглянул на него.
   - Мы будем ждать, пока вы не скажете правду или пока мы са-
ми не увидим ее.
   - Смотрите! - крикнул вдруг Моргенсон.
   Хофрич повернулся к иллюминатору. Келлард увидел, как среди
каменных глыб начинает бить огненный гейзер. Он рос в высоту -
медленно, но неуклонно.
   - Что это? - спросил Хофрич.
   - Разве не видите?  - ответил спокойно Келлард.
- Там какая-то щель, сквозь нее из глубин истекают горячие га-
зы. Когда  я сидел здесь в разбитом корабле, произошло два та-
ких извержения.
   - Но это то самое место, где вас засек радар! Вместе с теми
объектами! Мы должны выйти наружу.
   - Должны так должны,  - проворчал Келлард.  - Но больше там
ничего нет. Просто огненный гейзер.
   Они втиснулись в скафандры, громоздкие из-за усиленной теп-
лозащиты. Ожидая спасателей, Келлард провел в таком снаряжении
много дней. Воспоминания о них его вовсе не радовали.
   Хофрич проверил радио, потом сказал:
   - Все в порядке. Шэй, выпустите нас и будьте наготове. Мор-
генсон, продолжайте наблюдения.
   Они вышли на Дневную сторону.
   На них обрушилась буря излучений,  лавина зноя и света,   и
они невольно  содрогнулись,  словно под напором ливня.  Не так
просто было сделать первый шаг в этом потоке огня,  но  Хофрич
этот шаг сделал. Они шли медленно, тяжело и видели лишь черные
камни у себя под ногами,  да ручейки и  лужицы  расплавленного
свинца, да свои собственные, непомерно толстые ноги.
   Потом они выпрямились. Сквозь иллюминатор скафандра Келлард
увидал впереди   высокий  столб пламени,  слепящего даже через
многослойные фильтры.  Столб был уже высотой в сотню футов, но
продолжал расти,    и,  несмотря на отсутствие атмосферы,  они
"слышали" - через почву, подошвами ног - пульсирующий рев, от-
дававшийся вибрацией во всем теле.
   Перед нагромождением камней они остановились. Огненный фон-
тан уходил ввысь.  Он вздымался и опускался, словно откликаясь
на биения невообразимого сердца пылающей планеты. Камни греме-
ли и содрогались,  и Келлард снова спросил себя:  что же гонит
нас туда, где нам вовсе не место?
   - Я же говорил, - сказал он Хофричу. - Это просто гейзер, и
ничего больше.
   - Сигналы на записи двигались,  - ответил Хофрич.  - Это не
просто гейзер.
   - Посмотрите вокруг!  - вскричал в отчаянии Келлард.  - Что
здесь может двигаться? Вы ошибаетесь, Хофрич. Неужели вы соби-
раетесь держать   нас  здесь потому,  что боитесь признаться в
своей ошибке?
   Хофрич сказал, помедлив:
   - Нет. Я вам не верю. Мы вернемся на корабль и будем ждать.
   Они отвернулись от огненного фонтана,  и Келлард почувство-
вал, что лоб у него мокрый. На этот раз ничего не случилось, и
нельзя ждать бесконечно; они улетят, и тогда...
   В наушниках раздался крик Моргенсона:
   - Всплески! - И вдруг еще громче: - Я их вижу! Они...
   Хофрич неуклюже повернулся кругом. Между ними и гейзером не
было ничего. И ничего не было в пляшущих языках пламени.
   - Они над вами! - кричал Моргенсон. - Боже мой...
   Келлард посмотрел вверх.  Он знал, что нужно искать, и уви-
дел их сразу,  тогда как Хофрич все еще озирался по  сторонам.
Они падали с неба,  как молнии.  На этот раз их было четверо -
нет, пятеро. Словно пять вихрей света, такого яркого, что, ка-
залось, даже здешнее Солнце померкло.
   Хофрич сказал:
   - Я не вижу...
   Келлард указал вверх.
   - Вот они.
   - Эти огненные хлопья?
   - Это не хлопья,  - возразил Келлард. - Это дети звезд, как
я их назвал для себя.
   Хофрич застыл,  запрокинув голову.  И Келлард уже знал, что
все кончено.
   Пять ослепительных  вихрей  скользнули к огненному фонтану.
Они погружались в него,  выныривали,  взлетали так быстро, что
глаз едва успевал следить за ними,  танцевали на струях пламе-
ни. Гейзер  стал еще выше, а вся пятерка плясала на его расту-
щей вершине, и Келларду показалось, что они... смеются.
   Они ныряли в бурлящий огонь и выскакивали из него,  и вдруг
один метнулся туда, где стояли людт. Хофрич попятился.
   - Не двигайтесь, - сказал Келлард.
   - Но... - возразил Хофрич.
   - Они ничего нам не сделают,  - с усилием произнес Келлард.
- Они дружелюбные, веселые, любопытные. Не двигайтесь.
   И вот уже все пять огненных вихрей кружили вокруг них, бро-
саясь вперед и отскакивая, и вновь приближаясь, чтобы коснуть-
ся их теплозащитной брони пытливыми щупальцами живой  энергии,
живого света.
   Хофрич сказал странным, неестественным голосом:
   - У меня... что-то... в мозгу...
   - Не бойтесь,  - сказал Келлард. - Они любопытны. Они хотят
понять, что мы такое, как мы мыслим. И они могут погрузиться в
наш разум...  - И вдруг добавил в последней вспышке угасающего
гнева: - Вы хотели знать. Теперь вы знаете.
   Больше он не успел сказать ничего,  потому что ощутил удар,
как и  в тот первый раз,  когда чужой разум входил в его мозг,
исследуя все его мысли и воспоминания.
   Любопытны - да.  Словно дети, которые нашли странных, неук-
люжих зверьков и хотят узнать,  живые ли они. И когда их разум
вошел в разум Келларда,  все слилось воедино, и Келларда вновь
охватил головокружительный вихрь воспоминаний и чувств,  кото-
рые не были его собственными, которые его более грубая матери-
альная сущность не могла полностью воспринять.
   Но это полупонимание ошеломляло.  Он уже не был Хью Келлар-
дом, человеком  из плоти и крови, рожденным на погребенной под
атмосферой, тяжелой планете, которая называлась Земля.
   Он был одним из них - одним из детей звезд.
   Его память простиралась далеко в прошлое, ибо его жизнь бы-
ла почти неограниченной во времени.  И там, за пределами чело-
веческих представлений о прошлом,  он вместе со своими спутни-
ками уже жил странной и прекрасной жизнью их племени.
   Рожденный в звездах, в невообразимых давлениях и температу-
рах, в  спресованных атомах глубинных солнечных недр. Конечный
продукт эволюционной цепи,  почти столь же древней,  как и вся
Вселенная, сгусток фотонов, достигший сознания, получивший ин-
дивидуальность и свободу воли.  С телом скорее из энергии, чем
из материи,  с чувствами, не имеющими ничего общего со зрением
или слухом,  с движениями, подобными вспышкам и скольжению без
усилий, быстрыми, как сами частицы света. Он и его братья рож-
дены звездами,  и холодные миры косной,  плотной материи столь
отвратительны им, что они оставляют планеты вдали от своих пу-
тей.
   Дитя звезд, рожденное в пылающем великолепии звездного пла-
мени, способное  носиться,  подобно свету, от звезды к звезде.
"Мы, люди,   возомнившие, будто небо и звезды должны принадле-
жать нам..."
   Но разве могут владеть необъятным Космосом плотные, тяжелые
существа, которые, как улитки, ползают от одной планеты к дру-
гой в своих наполненных воздухом металлических раковинах и  не
способны хотя бы приблизиться к блеску великих солнц?
   Нет, человек никогда не испытает этого сам.  Блистая огнем,
мчатся дети звезд по бескрайним пространствам,  впитывая энер-
гию космических излучений. Отважно скользят они по краю темной
туманности, гоняются  за медлительными кометами и оставляют их
позади, несутся  вперед,  пока не ощутят всеми своими фотонами
живительного тепла приближающейся звезды.  Не обращайте внима-
ния на стынущие у космического костра кучки золы,   называемые
планетами, торопитесь, братья, путь наш был долог, но мы нако-
нец-то у цели!  И вот уже излучение,  такое слабое там, в сво-
бодном пространстве, набирает мощь и грохочет восторгом, и ог-
ромные протуберанцы тянутся навстречу,  готовые принять нас  в
объятия. Дрожь  и экстаз купания в новой звезде. Ныряйте глуб-
же, братья,   все глубже и глубже,  сквозь внешний огонь  и  в
пульсирующие звездные пучины,  где атомы, словно под молотами,
деформируются, сливаются и делятся, превращаясь в энергию.
   Кружитесь в вихрях титанических солнечных смерчей,  падайте
в глубину и уноситесь прочь,  и снова ныряйте,  смеясь.  Ищите
своих соплеменников  - если их нет сейчас,  у следующей звезды
они будут.  И вновь вверх из кипящего пламени, а теперь парите
спокойно, отдыхайте в жемчужном сиянии короны, в вечном переп-
летени тепла, и света, и мира...
   Но вот  на освещенной стороне ничтожного каменного шара нас
привлекает игрушка.  Огонь и свет бьют здесь  вверх  прямо  из
косного камня.  Это место для нас открыто, ибо все здесь омыто
прибоем солнечной жизни,  здесь не холодно и не мертво. Скорее
вниз, к огню, к жизни, взлетающей высоко над отвратительно не-
подвижной и плотной материей.  Резвитесь в струях фонтана, ны-
ряйте в него и кружитесь,  пока он еще не угас. Но что это там
такое движется на камнях,  вещество, наделенное жизнью? Протя-
ните к нему свои чувства-мысли,  попытайтесь понять его. Разум
и жизнь - в материи!  Попробуйте постичь,  как материя мыслит,
как материя чувствует,  изучите их воспоминания, представления
о нелепых созданиях,  ползающих по  дну  глубокого  воздушного
океана, о существах из плоти, слишком хрупких, чтобы жить веч-
но, но  потративших часть своей жизни, чтобы выбраться сюда, к
великому звездному костру.  Нет,  наш разум не принимает такой
жизни, таких ощущений, таких воспоминаний...
   Уходим отсюда!  Слегка освежимся в огненных пучинах звезды,
а потом - прочь,  сквозь пустоту,  к новой манящей цели. Здесь
нам больше нечего делать...
   И вдруг все это исчезло из разума Келларда,  он уже  больше
не был  сыном света и звезд,  он вновь был человеком из плоти,
маленьким, ошеломленным, стоящим, дрожа всем телом, перед уга-
сающим газовым факелом.
   Он посмотрел на Хофрича.  Тот стоял, опустив голову, и Кел-
лард ощутил сострадание.
   Он прикоснулся к руке товарища:
   - Нам пора.
   Долгую минуту Хофрич стоял неподвижно.  Потом молча  повер-
нулся и медленно пошел к кораблю,  опустив голову, не глядя на
пылающее над ними небо.

   Потом, в корабле,  они долго сидели молча.  Моргенсон и ос-
тальные, перепуганные  и растерянные, ни о чем их не спрашива-
ли. Наконец  Хофрич посмотрел на Келларда,  и в глазах у  него
все еще стояла боль.
   - Я вспомнил,  - сказал он, - своего малыша, это было много
лет назад.   Он только-только научился ходить и решил выйти из
дому - ему не терпелось обследовать весь мир.   На  пороге  он
споткнулся, сел   и заплакал.  - Хофрич помолчал.  - Вы хотели
уберечь меня от этого,  Келлард.  У вас это не получилось,  но
все равно спасибо.
   Келлард сказал:
   - Тепреь слушайте меня.  Никто,  кроме нас, о них не знает.
И, вполне вероятно, не узнает никогда. Единственное место, где
можно встретиться с ними, - это Дневная сторона Меркурия, при-
чем шансы такой встречи ничтожны. Зачем отнимать у людей отва-
гу и любознательность,  сообщив,  что они обречены всегда быть
вторыми?
   Некоторое время Хофрич размышлял. Потом покачал головой:
   - Нет. Мы просто споткнулись, Келлард. Мы узнали, что мы не
единственные во Вселенной.  Примем этот факт к сведению и пой-
дем дальше. Мы ведь тоже дети Солнца, Келлард. Планеты, как бы
то ни было, останутся нашими. А когда-нибудь... - голос Хофри-
ча звучал уже уверенно,  как обычно, - когда-нибудь дети звезд
и дети   планет  снова встретятся,  и им будет чем обменяться.
Нет, Келлард. Мы скажем людям.

                                ДЕВОЛЮЦИЯ

     Вообще-то у Росса  характер  был  -  ровнее  некуда,  но  четыре  дня
путешествия на каноэ по тайге Северного Квебека  начали  его  портить.  На
этом, четвертом, привале на берегу реки, когда они выгрузились на ночевку,
он потерял самообладание и наговорил своим спутникам много чего лишнего.
     Когда он говорил, его черные глаза моргали, а привлекательное молодое
лицо, уже изрядно заросшее щетиной, мимикой дополняло  речь.  Оба  биолога
поначалу слушали его в полном молчании. На лице Грея,  молодого  блондина,
выражалось отчетливое негодование, но Вудин, старший из  биологов,  слушал
хладнокровно, глядя своими серыми глазами прямо в обозленное лицо Росса.
     Когда Росс остановился, чтобы перевести дух, послышался  тихий  голос
Вудина: "Вы закончили?"
     Росс сглотнул, как бы собираясь  подвести  окончательный  итог  своей
тираде, но сумел сдержаться. "Да, я закончил", - мрачно сказал он.
     - Тогда слушайте меня, - сказал Вудин, словно взрослый папаша  своему
надувшемуся отпрыску.
     - Вы хлопочете напрасно. Ни Грей, ни я еще  не  произнесли  ни  слова
жалобы. К тому же, никто ни разу не сказал, что вам не верит.
     - Правильно, не сказали ни разу, - снова вспыхнул Росс. -  А  вам  не
кажется, что я давно знаю, о чем вы думаете?
     - Вы думаете, что я вам все насочинял, какие  тут  штуки  я  видел  с
самолета, а? Вы думаете, что я затащил вас в эту глухомань потому, что мне
привиделись какие-то невероятные существа, которых попросту не бывает. Так
вы думаете, ну?
     - Черт бы побрал этих комаров, - сказал Грей, шлепая себя  по  шее  и
глядя на авиатора без особого дружелюбия.
     Вудин взял инициативу в свои руки.
     - Разберемся, когда разобьем лагерь. Джим, вытаскивай рюкзаки.  Росс,
вас не затруднит прогуляться за дровишками?
     Оба  уставились  на  него,  потом  друг  на   друга,   потом   нехотя
подчинились. Пока все уладилось.
     К тому  времени  на  прибрежную  полянку  спустилась  темнота.  Каноэ
вытащили на берег. Разбили палатку из парашютного шелка, и затрещал  перед
ней костер. Грей подбрасывал в огонь толстые сосновые сучья,  Вудин  варил
кофе, жарил лепешки и неизменную грудинку.
     Отсветы пламени робко ластились к гигантским стеблям дудника,  стеной
обступивших полянку с трех сторон.  Они  освещали  три  фигуры  в  зеленых
пятнистых комбинезонах и белую палатку. Блики играли на бурунах  стремнины
Макнортона, который  с  негромким  урчанием  переливался  через  пороги  и
скользил к реке Малого Кита.
     Они молча поужинали, также  без  единого  слова  протерли  сковородки
пучками травы. Вудин задымил трубочкой, остальные достали мятые сигареты и
растянулись возле огня, слушая урчание  речных  струй,  вздохи  ветерка  в
зарослях дудника и унылый писк комарья.
     Наконец Вудин выбил трубку о каблук и сел.
     - Ладно. Давайте будем разбираться.
     Росс выглядел пристыженным.
     - Я маленько погорячился, - сказал он смущенно. Потом добавил:
     - Да один же черт, вы и наполовину мне не верите!
     Вудин покачал головой.
     - Почему же? Когда вы сказали нам, что видели существ,  непохожих  ни
на что известное, когда пролетали над этой глухоманью, то и Росс, и я  вам
поверили.
     - Если бы мы не поверили вам, думаете, удалось  бы  оторвать  от  дел
двух заваленных работой биологов, чтобы  мотаться  по  лесам  за  какой-то
диковиной.
     - Знаю, знаю, - пробурчал  авиатор.  -  Вы  подумали,  что  я  увидал
какую-то занятную штуку, и вам имеет смысл немного погодя слазить  сюда  и
поглядеть, в чем дело.
     Но вы и настолько вот не поверили тому, что я рассказал про вид  этих
штук.
     На этот раз Вудин помедлил с ответом.
     - Послушайте, Росс, человеческое зрение проделывает иногда интересные
фокусы, особенно если вы видите объект с самолета  на  расстоянии  мили  и
только краем глаза.
     - Краем глаза? - взвился Росс. - Говорю же, что видел их вот как  вас
теперь. Ну, конечно, миля была, но у меня был мой старый бинокль. В него я
и смотрел.
     Это было где-то тут, недалеко. К востоку от места слияния  Макнортона
и Малого Кита. Я торопился на юг, потому что уже недели на три вылетал  из
срока со съемками территории Гудзонова залива. Я собирался  привязаться  к
карте по месту  впадения,  для  этого  пришлось  снизиться  и  смотреть  в
бинокль.
     И вот, на прогалине у реки, смотрю  -  блестит.  Какие-то  непонятные
штуки. Ну, не бывает ничего такого! А я их видел! У меня все  устья  -  из
головы вон, пока я их разглядывал.
     Понимаешь,  такие  большие,  блестящие,  как  кучи  сияющего  студня.
Прозрачные - насквозь видно. Их там было не меньше дюжины, и  когда  я  их
видел, они скользили через эту прогалину, плыли - как пузыри!
     -  Таких  существ,   как   вы   описали:   прозрачных,   студенистых,
передвигающихся по субстрату подобным  образом,  не  бывало  на  земле  со
времен первых живых существ на земле - сгустков протоплазмы, скользящих по
нашему юному миру многие века назад.
     - Если тогда жили такие существа, почему бы им  не  оставить  похожих
потомков? - спросил Росс.
     Вудин покачал головой.
     - Они давно исчезли. Превратились в  другие,  более  разнообразные  и
совершенные,  формы,  дав  начало  великому  пути  развития  форм   жизни,
пришедшему к вершине - появлению человека.
     Эти давно  исчезнувшие  одноклеточные  протоплазматические  организмы
были началом, примитивной первичной формой жизни. Они прошли свой путь - и
их потомки не похожи на них. Их потомки - люди.
     Росс хмуро глядел на него.
     - А откуда они сами взялись, эти первые организмы?
     Вудин вновь покачал головой.
     - Этого мы не знаем. О происхождении  первичных  форм  жизни  биологи
могут только спорить.
     Я  полагаю,  что  они  самопроизвольно  образовались  из   химических
веществ, которые были тогда на земле. Правда, эта  гипотеза  опровергается
тем, что сейчас такие существа из инертной материи не зарождаются. Так что
их происхождение - все еще сплошная тайна. Но как бы они не  появились  на
Земле, это была первая жизнь, наши далекие предки.
     Вудин глядел на  огонь  из-под  опущенных  век,  словно  бы  забыв  о
спутниках, и просто повествуя о своих видениях.
     - Это должна быть славная сага о  пути  восхождения  жизни  от  живой
протоплазмы к человеку! Чудесная цепь  превращений,  приведших  от  первых
низших форм к величию венца творения.
     И случилось это не где-нибудь, а на Земле. Наука уже почти  доказала,
что причиной эволюционных мутаций стало излучение радиоактивных  минералов
земной коры, влияющее на гены всей живой материи.
     Он  перехватил  недопонимающий  взгляд  Росса,  и  даже   собственная
восторженность не помешала ему улыбнуться.
     - Я  вижу,  для  вас  это  не  особенно  важно.  Попробую  объяснить.
Зародышевая  клетка  каждого   живого   существа   содержит   определенное
количество стержневидных телец, называемых хромосомами.
     Эти хромосомы состоят из цепочек маленьких частиц - генов. Каждый  из
этих  генов  оказывает  свое  собственное  воздействие  на  развитие  того
организма, который вырастает из зародышевой клетки.
     Часть генов управляют  окраской  существа,  другие  отвечают  за  его
размеры, форму частей  его  тела  и  так  далее.  Каждая  деталь  строения
организма определяется каким-нибудь геном исходной зародышевой клетки.
     Но время от времени набор генов зародышевой клетки резко  отклоняется
от нормального  для  данного  вида,  и  когда  так  происходит,  существо,
выросшее из этой клетки, значительно отличается от других особей  того  же
вида. Фактически, оно  образует  новый  вид.  Вот  таким  путем  на  земле
возникают новые виды животных и растений, путем эволюционных изменений.
     Биологи  установили  это,  и  стали  искать  причины   таких   резких
изменений, или мутаций. Они попытались установить, какие  же  факторы  так
радикально перестраивают гены.
     Экспериментально было установлено, что X-лучи, будучи  направлены  на
гены зародышевой клетки, значительно их меняют. А  организм,  выросший  из
такой клетки, оказывается очень сильно измененным по  сравнению  со  своим
видом - мутантом.
     Именно  по  этой  причине  многие  биологи   теперь   полагают,   что
радиоактивное излучение минералов земной коры, воздействуя на гены каждого
живущего на Земле  существа,  являются  причиной  постоянной  изменчивости
видов, процессов мутации, которые провели жизнь по эволюционному пути к ее
теперешним высотам.
     Вот почему я утверждаю, что ни на какой иной  планете,  кроме  Земли,
эволюционный процесс просто не мог происходить. Потому что ни одна  другая
планета  не  содержит  в  себе  такого  набора  радиоактивных   элементов,
вызывающих   генные   мутации.   На   любой    другой    планете    первые
протоплазматические существа, однажды возникнув, должны были бы оставаться
такими же всегда, на протяжении бесчисленных поколений.
     Как благодарны мы должны быть тому, что на  Земле  это  не  так!  Что
происходили мутации за мутациями, жизненные формы безостановочно  менялись
и прогрессировали по  направлению  ко  все  более  развитым  формам,  пока
бесформенная грубая протоплазма, пройдя цепь неисчислимых превращений,  не
достигла высшей цели развития - человека.

     Энтузиазм Вудина увлекал его мысль все вперед и вперед, но наконец он
остановился и стал раскуривать трубку, посмеиваясь над своим пылом.
     -  Вы  уж  простите  меня,  Росс,  что  я  прочел  вам   лекцию   как
первокурснику. Просто это мой конек, моя  идея  фикс,  исследование  этого
дивного восхождения жизненных форм из глубины веков.
     Росс задумчиво глядел на огонь:
     - То, что вы рассказали, просто удивительно. Один вид сменяет другой,
все время стремясь ввысь...
     Грей встал и потянулся:
     - Вы, конечно, можете  и  дальше  предаваться  восхищению,  а  пошлый
материалист  намеревается  эмулировать  своих  отдаленных   беспозвоночных
предшественников и вернуться к горизонтальному положению тела.  Короче,  я
пошел спать.
     Он глянул на Росса, на его молодом лице промелькнула усмешка.
     - Есть еще проблемы, приятель?
     - Ладно, замнем, - улыбнулся в ответ авиатор. - Грести  сегодня  было
чертовски трудно, а по вам не видать было, что вы в мои россказни  здорово
поверили.
     Вот увидите. Завтра мы дойдем до развилки Малого  Кита,  и  бьюсь  об
заклад, что и часа не пройдет, как мы увидим эти живые порции студня.
     - Надеюсь, -  сказал  Вудин,  зевая,  -  Тогда  завтра  и  посмотрим,
настолько ли остер ваш глаз, чтобы разглядеть обЪект за милю, и не  водите
ли вы за нос двух серьезных ученых просто из развлечения.
     Лежа в маленькой палатке и кутаясь в одеяла, слушая  сопение  Грея  и
Росса, глядя сонно на янтарные огоньки костра, Вудин все размышлял.
     Что же все-таки увидел Росс,  пролетая  на  своем  аэроплане.  Что-то
необычное. Тут Вудин был уверен. Уверен настолько, что в это отправился  в
это путешествие. Но что конкретно?
     Те существа из протоплазмы, о которых шла  речь,  исключались.  Этого
просто не могло быть. Или могло? Если такие существа существовали  раньше,
то почему бы... почему бы...
     Вудин не понял, спал ли он, когда его поднял крик Грея. И  не  просто
крик, а дикий вопль человека, которого до самых костей пронизал ужас.
     От крика он открыл глаза и увидел  Невероятное,  застившее  звезды  у
выхода палатки. Темная бесформенная масса громоздилась в проеме, сверкая в
блеске звезд, и переливаясь в палатку. За ней стояли такие же.
     Все произошло очень быстро. Вудину казалось, что события  происходили
не непрерывно, а в последовательности быстрых мгновенных сцен,  как  кадры
кинофильма.
     Пистолет Грея с грохотом изверг красное пламя в первое из студенистых
чудовищ, вваливающихся в палатку, и вспышка выхватила из темноты  неверные
очертания блестящей студенистой массы, и застывшее от ужаса лицо  Грея,  и
Росса, шарящего пистолет под одеялом.

     Тут эта сцена кончилась и за ней сразу  же  -  другая.  Грей  и  Росс
замерли внезапно, как бы окаменев, и тяжело рухнули. Вудин знал,  что  они
мертвы, но не понял, откуда он это он узнал. Блистающие монстры входили  в
палатку.
     Он распорол стенку палатки и  вывалился  наружу,  под  холодный  свет
звезд. Он успел пробежать три шага, не зная куда, и вдруг остановился.  Он
не понял, почему, но остановился.
     Он  стоял,  мозг  посылал  ногам  отчаянные  призывы  к  бегству,  но
конечности не подчинялись. Он не мог даже повернуться, не  мог  шевельнуть
ни  единым  мускулом  своего  тела.  Он   стоял,   обратившись   лицом   к
отсвечивающей глади реки, охваченный странным внезапным параличом.
     Вудин слышал шуршащие скользящие  движения  в  палатке  позади  себя.
Из-за его спины в  поле  зрения  вышли  несколько  блистающих  чудищ.  Они
окружили его, кажется, их было около дюжины. Теперь он хорошо  мог  видеть
их.
     Это был не кошмар, нет. Они были абсолютно реальны, эти  столпившиеся
вокруг него, громоздящиеся, бесформенные массы вязкого прозрачного студня.
Каждый имел фута четыре в высоту и около трех в диаметре,  хотя  их  форма
постоянно менялась, затрудняя определение размеров.
     В центре каждой просвечивающей  массы  виднелось  темное  дисковидное
уплотнение или ядро. Больше у этих существ ничего не было, ни конечностей,
ни органов чувств. Он видел, что  они  могут  вытягивать  псевдоподии,  по
крайней мере, те двое, что держа тела Грея  и  Росса,  вытаскивали  их  из
палатки и укладывали возле Вудина.
     Вудин, все еще неспособный шевельнуть ни единым мускулом, мог  теперь
видеть застывшие искаженные лица обоих товарищей,  и  пистолеты,  все  еще
судорожно зажатые в их мертвых руках. И, глядя на лицо Росса, он вспомнил.
     Создания, которые видел авиатор  со  своего  аэроплана,  студневидные
существа, которых они втроем оправились искать на севере, - это и были  те
чудища, что окружили его. Но как они убили Росса и Грея?  Как  им  удалось
сковать его самого? Кто они?
     - Мы позволим тебе двигаться, но ты не должен пытаться убежать.
     Ошеломленное сознание Вудина было потрясено еще более. Кто сказал ему
эти слова? Он не слышал их, но подумал, что слышал.
     - Мы позволим тебе двигаться, но ты не должен  пытаться  убежать  или
причинить нам вред.
     Он слышал эти слова в своем мозгу, хотя уши его не уловили ни  звука.
Слышал сам мозг.
     - Мы говорим с тобой, посылая мысленные  импульсы.  Обладаешь  ли  ты
достаточным разумом, чтобы воспринимать наши сообщения?

     Разум! Разум у этих существ? Вудина потрясла эта мысль при взгляде на
чудищ.
     Очевидно его мысли достигли существ.
     - Конечно, у нас есть разум, - пришел мысленный ответ. - Мы  намерены
позволить тебе двигаться, но не пытайся сбежать.
     - Я... я не буду, - произнес про себя Вудин.
     Тут же паралич, охватывавший Вудина, сразу пропал. Дрожа, он стоял  в
кругу блистающих чудищ.
     Как  он  видел  теперь,   их   было   десятеро.   Десять   чудовищных
громоздящихся масс сияющего прозрачного студня,  собравшихся  вокруг  него
как безлицые духи, прибывшие из неведомого  мира.  Один  из  стоял  ближе,
очевидно, их предводитель и собеседник Вудина.
     Вудин медленно оглядел их круг, потом посмотрел вниз на своих мертвых
товарищей. Даже сквозь леденящий душу  неведомый  ужас  он  ощутил  острую
жалость при взгляде на них.
     Мозг  Вудина  принял  еще  одно  мысленное  послание  от   ближайшего
существа.
     - Мы не хотели убивать их. Мы просто хотели взять вас и  переговорить
с вами.
     Но когда мы почувствовали, что они пытаются  убить  нас,  мы  тут  же
поразили их. Тебя мы не тронули, ты пытался не убить нас, а убежать.
     - Что вы хотите от нас, от меня? - спросил Вудин.  Он  прошептал  это
пересохшими губами, как будто подумал.
     На этот раз мысленного ответа  не  было.  Существа  стояли  недвижно.
Вудин почувствовал, что его разум  не  выдерживает  напряжения  тишины,  и
снова выкрикнул свой вопрос.
     Теперь ответ пришел;
     - Я не отвечал, потому что проверял,  насколько  твой  мозг  способен
воспринять наши мысли.
     Хотя разум твой стоит на весьма низком уровне развития, вероятно,  ты
способен воспринять то, что мы собираемся тебе сообщить.
     Прежде, чем начать, я вновь хочу предупредить тебя, что  бежать  тебе
абсолютно невозможно, так же, как и причинить вред любому из  нас,  и  что
подобные попытки печально окончатся для тебя. Естественно, что  ты  ничего
не знаешь о мысленной энергии,  поэтому  я  сообщу  тебе,  что  оба  твоих
спутника убиты одной  лишь  силой  нашей  воли,  и  мышцы  твои  перестали
слушаться приказов твоего мозга по этой же причине. Наша мысленная энергия
может даже уничтожить твое тело, если это потребуется.

     Потом последовала пауза, и в этот краткий период молчания потрясенный
разум Вудина отчаянно цеплялся за здравомыслие, за устойчивость мысли.
     Вновь возник тот мысленный голос, так похожий на реальный,  звучавший
в его мозгу.
     - Мы дети галактики, имя которой можно выразить на  вашем  языке  как
Арктар. Галактика Арктар лежит от этой за столько миллионов световых  лет,
что находится далеко за пределами вашего трехмерного космоса.
     Мы установили свою власть в той  галактике  много  веков  назад.  Это
произошло потому, что мы можем пользоваться своей мысленной  энергией  для
перемещения в пространстве, выработки физической энергии, для производства
любого требуемого эффекта. Благодаря этому, нам удалось быстро завоевать и
колонизовать свою галактику, перемещаясь от солнца  к  солнцу  без  всяких
аппаратов.
     Подчинив своему контролю всю материю галактики Арктар,  мы  направили
свои взоры за ее  пределы.  В  трехмерном  космосе  приблизительно  тысяча
миллионов галактик, и было признано, что следует колонизовать их все, так,
чтобы вся материя в космосе оказалась под нашим контролем.
     Первым шагом в решении этой задачи стало увеличение нашей численности
до  количества,   соответствующего   грандиозности   поставленной   задачи
колонизации  космоса.  Это  не  составило   труда,   поскольку   для   нас
воспроизводство сводится к простому делению. Когда  требуемая  численность
была достигнута, наши силы разделились на четыре армии.
     Тогда вся сфера трехмерного космоса была поделена на  четыре  сектора
по числу армий. Каждая должна была колонизовать свой  участок  космоса.  И
вот  громадные  воинства  отправились  с  Арктара  в   четырех   различных
направлениях.
     Подразделение этих сил достигло вашей Галактики многие  эры  назад  и
спокойно рассредоточились для колонизации всех пригодных  миров.  Вся  эта
работа занимала очень много времени, но продолжительность нашей  жизни  не
сравнима с вашей, к тому же мы понимаем, что достижение расы - это все,  а
достижение индивидуума - ничто. При колонизации вашей Галактики  несколько
миллионов арктарианцев достигли вот этого самого солнца, и, установив, что
из девяти планет только одна пригодна для заселения, обосновались здесь.
     Было  непреложным  правилом  для  колонистов  всех  миров   постоянно
поддерживать связь с метрополией - галактикой Арктар. При этом наш  народ,
удерживавший  к  тому  времени  уже  весь  космос,  имел  возможность  при
необходимости сконцентрировать в одной точке все свои знания и  энергию  с
целью воплощения грандиозных проектов развития космоса.
     Но спустя короткое время после того,  как  сюда  пришли  арктарианцы,
сигналы от армии колонистов перестали поступать. Когда впервые обратили на
это внимание, было решено пока никаких мер не предпринимать. Считали,  что
пройдет еще несколько миллионов лет и все наладится, отсюда  также  пойдут
сигналы. Но так и не поступило  ни  слова,  пока,  наконец,  через  тысячу
миллионов лет такого молчания Совет Управления на Арктаре  не  решил,  что
следует направить  экспедицию  в  эту  систему  для  расследования  причин
молчания со стороны колонистов.
     Мы вдесятером сформировали экспедицию, и стартовали с одной из планет
солнца, которое вы называете Сириус,  неподалеку  от  вашего  солнца.  Там
также находится наша колония. Нам было приказано с максимальной  скоростью
прибыть на вашу планету и установить, почему утрачена связь с  колонистами
на этой планете. Итак, переносясь через пространство с  помощью  мысленной
энергии от солнца к  солнцу,  несколько  дней  назад  мы  прибыли  а  вашу
планету.
     Представь нашу растерянность, когда мы  прибыли  в  ваш  мир.  Вместо
планеты, каждая квадратная миля которой  населена  такими  же,  как  и  мы
арктарианцами, потомками первых колонистов, держащих под  своим  мысленным
контролем полностью всю планету, мы обнаруживаем  планету,  большая  часть
которой заселена упадочными формами жизни.
     Мы оставались в течение некоторого  времени  на  этом  месте,  где  и
высадились, посылая во все стороны мысленные сообщения  и  сканируя  своим
разумом всю планету. Наше недоумение все более возрастало, ибо никогда  не
встречались нам  столь  гротескные  и  упадочные  формы  жизни,  какие  мы
встретили здесь. И ни одного арктарианца на всей планете.
     Это опечалило и поразило нас, потому что для нас было  неведомо,  что
могло произойти с арктарианцами, колонизовавшими этот мир. Никто  не  смог
бы одолеть ни наших могучих колонистов, ни их потомков. Невозможно было их
победить и уничтожить с помощью той  ничтожно  слабой  мысленной  энергии,
которой обладают нынешние обитатели планеты. Но тогда где  же  они?  Когда
исчезли?
     Вот почему мы решили исследовать тебя и твоих спутников. Как ни низок
ваш мысленный уровень, но казалось очевидным, что  вы  просто  обязательно
должны были знать, что же  случилось  с  нашими  колонистами,  населившими
однажды ваш мир.

     В  потоке  мысли  наступила  краткая  пауза,  затем  в  мозгу  Вудина
прозвучал ясный вопрос:
     - Располагаешь ли ты какими-либо сведениями о том,  что  произошло  с
нашими колонистами. Как случилось, что они пропали?
     Оцепеневший биолог слабо покачал головой.
     - Я никогда раньше не слышал о существах подобных вам, о  таком  типе
разума. Их не было на Земле в те времена,  о  которых  нам  хоть  что-либо
известно, а мы теперь знаем почти всю историю планеты.
     - Это невозможно! - мысленно воскликнул предводитель арктарианцев.  -
Вы обязательно должны были иметь сведения о  нашем  могучем  народе,  коль
скоро вы знаете всю историю своей планеты.
     От другого арктарианца пришла мысль,  адресованная  предводителю,  но
косвенно достигшая и сознания Вудина.
     - Почему бы не исследовать прошлое планеты, считав информацию с мозга
этого существа?
     -  Прекрасная  мысль!  -  откликнулся  предводитель.   -   Его   мозг
исследовать нетрудно.
     - Что вы хотите сделать? -  в  ужасе  завопил  Вудин  срывающимся  от
страха голосом.
     Ответные сообщения успокоили и ободрили его.
     - Ничего, что могло бы повредить тебе. Мы хотим  исследовать  прошлое
твоей расы, разблокировав наследственную память твоего мозга.
     В   неиспользуемых   клетках   твоего   мозга   хранится   информация
наследственной памяти вашей расы, восходящая к далеким предкам.  Мысленная
энергия наших действий временно сделает эту память доминантной и оживит ее
содержимое в твоем мозгу.
     Ты переживешь те же ощущения, увидишь те же сцены, что и твои далекие
предки видели и переживали миллионы лет  назад.  А  мы,  собравшись  здесь
вокруг тебя, будем считывать мысли твоего мозга так  же,  как  делаем  это
сейчас, и заглянем в прошлое твоей планеты.
     Опасности нет. Физически ты останешься здесь стоять,  как  стоял,  но
мысленно ты перенесешься через века. Сначала мы перенесем твою мысль в  те
времена, когда наши колонисты прибыли на эту планету, и посмотрим, что  же
произошло с ними.

     Не успела эта мысль достигнуть сознания  Вудина,  как  звездная  ночь
вокруг него, обступившие  его  громоздящиеся  тела  арктарианцев  внезапно
пропали, и его мысль устремилась сквозь серый туман.
     Он сознавал, что тело его не  движется,  но  мысль  его  воспринимала
непостижимую скорость перемещения. Как будто бы  ум  его  был  увлекаем  в
немыслимую бездну, а мозг все расширялся.
     Внезапно серый туман рассеялся. Незнакомая картина  стала  неуверенно
складываться в мозгу Вудина. Эту сцену он не видел, но чувствовал. Ум  его
воспринимал окружающее не зрением, а каким-то иным чувством, но  от  этого
восприятие было не менее живым и реальным.
     Этим странным чувством он воспринимал странную Землю, мир серых морей
и пустынных континентов без всяких признаков жизни на них. Небо  покрывали
тяжелые облака, беспрерывно шел дождь.
     Вудин видел, как он прибыл в этот мир вместе с воинством таинственных
спутников. Все они были бесформенны, имели блестящую оболочку,  защищавшую
одноклеточные организмы с темным ядром в центре. Это были  арктарианцы,  и
Вудин знал, что он тоже арктарианец, и что он проделал долгий  путь  через
космос, чтобы достичь этой планеты.
     Они высаживались целыми армиями на этой дикой и безжизненной планете.
Усилиями коллективной мысли они вызывали  телекинетические  перемещения  и
изменения и стали переделывать окружающий их мир, приспосабливая  его  для
своего удобства. Они воздвигали гигантские сооружения и города, города  не
из  материи,  но  из  мысли.  Фантастические   города,   воздвигнутые   из
кристаллизованной мысленной энергии.
     Вудин не мог охватить и миллионной  доли  той  деятельности,  которая
протекала в этих арктарианских  городах  из  мысли.  Он  ощущал  громадные
объемы исследований, разработок, опытов и сообщений, но смысл и цели всего
этого были недоступны его теперешнему человеческому уму.  Вдруг  он  вновь
очутился в густом сером тумане.
     Туман, впрочем, сразу же рассеялся, и теперь Вудин наблюдал уже  иную
сцену. Она была более поздней по времени. Стали видны  странные  перемены,
которые время произвело над воинством арктарианцев, одним  из  которых  он
по-прежнему был.
     Из одноклеточных существ они превратились в многоклеточные. И  теперь
они уже не были все одинаковы. Некоторые были  неподвижны,  прикреплены  к
субстрату, другие могли перемещаться. Одни стремились к воде, другие  -  к
суше. Что-то менялось в  телесных  формах  арктарианцев,  разделяя  из  на
непохожие ветви.
     Эта странная дегенерация их тел сопровождалась упадком их мышления, и
Вудин это чувствовал. В мысленных городах упорядоченные процессы добывания
знаний и энергии становились  все  более  беспорядочными.  И  сами  города
ветшали, у арктарианцев уже не хватало энергии мысли,  чтобы  поддерживать
их.
     Арктарианцы пытались выяснить, что  происходит,  что  вызывает  столь
странные изменения в их телах и приводит  к  умственной  дегенерации.  Они
полагали, что какая-то причина воздействует на их гены,  но  саму  причину
установить они не могли. Ни на какой  другой  планете  они  не  испытывали
такого упадка!
     Эта сцена сменилась другой, еще более поздней. Теперь Вудин уже видел
происходящее,  ибо  его  предок,   мозгом   которого   Вудин   воспринимал
окружающее, имел  развитые  глаза.  Теперь  он  видел,  как  далеко  зашла
дегенерация, как поражены оказались тела арктарианцев недугами  усложнения
и специализации.

     Теперь уже исчез последний из мысленных городов. Некогда  то  могучие
арктарианцы превратились в отвратительно сложные организмы, идущие  дальше
и дальше по пути упадка. Часть из них пресмыкались  или  плавали  в  воде,
часть - закрепились на суше.
     Они  все  еще  сохраняли  долю  мысленной  энергии   своих   предков.
Чудовищные монстры суши и моря, живущие во время, которое Вудин  определил
как  поздний  палеозой,  все  еще  делали  отчаянные  попытки   остановить
ужасающее течение их деградации.
     Мысль Вудина перескочила в еще более поздний век - мезозой.
     Продолжающаяся дегенерация  превращала  потомков  колонистов  во  все
более кошмарные  виды  чудовищ.  Теперь  они  превратились  в  гигантских,
покрытых голой  кожей,  или  чешуей,  или  роговыми  пластинами  рептилий,
живущих в море и на суше.
     И даже эти, невероятно изменившиеся, существа  еще  сохраняли  слабые
остатки мысленной энергии их предков. Они предпринимали бесплодные попытки
установить связь с арктарианцами на других планетах и отдаленных  солнцах,
чтобы те поспешили на выручку. Но теперь мысли их были уже  слишком  слабы
для этого.
     Последовала   сцена   жизни   в    кайнозое.    Рептилии    сменились
млекопитающими.    Регресс    арктарианцев    продолжался.    Теперь    их
деградировавшие  потомки   обладали   лишь   ничтожной   частью   исходной
арктарианской ментальности.
     Далее это жалкое потомство породило  еще  более  глупые  и  бездумные
виды, уже почти совсем утратившие мысленную энергию -  обезьян,  бродивших
по холодным равнинам сварливыми толпами. Последние отблески арктарианского
наследия,  древние  инстинкты  стремления   к   достоинству,   чистоте   и
терпимости, у этих тварей полностью исчезли.
     В мозгу Вудина появилась последняя картина. Это был современный  мир,
мир, который он видел своими собственными глазами. Но теперь  он  видел  и
понимал его, как никогда не понимал раньше - мир, дошедший в своем  упадке
до предела.
     Обезьяны превратились в еще более слабых двуногих существ, утративших
последнюю кроху из наследства древней арктарианской  мысли.  Эти  существа
утратили также  и  многие  из  тех  чувств,  которыми  еще  обладали  даже
обезьяны.
     И  вот  эти  твари,  эти  люди  деградировали  со  все   возрастающей
быстротой.  Там,  где  раньше  они  убивали  только  как  животные  -  для
пропитания, теперь они убивали без всякого  смысла.  И  научились  убивать
друг друга группами, племенами, народами и полушариями.  В  своем  безумии
эти дегенераты уничтожали друг друга до тех  пор,  пока  земля  не  начала
сочиться их кровью.
     Они  были  более  жестокими,  чем  их  предки  обезьяны,  жестоки  до
безмозглости. В растущем сумасшествии своем они дошли  до  голода  посреди
изобилия, до убийства ближнего своего в собственных городах, от холода они
стали укрываться шкурами убитых других животных, чего не делало до них  ни
одно существо.
     Это были последние уродливые  потомки,  продукт  полной  дегенерации,
древних арктарианских колонистов, тех, что  были  некогда  царями  разума.
Другие животные уже почти полностью исчезли. Эти  же,  последние  выродки,
неизбежно вскоре приведут свою историю к полному самоуничтожению в  порыве
безумия.

     Внезапно Вудин пришел в себя. Он стоял под звездами в  центре  поляны
на берегу  реки.  Вокруг  него  по-прежнему  стояли  десять  арктарианцев,
молчаливое кольцо.
     Ему тошно было от прошедших перед  ним  с  неправдоподобной  живостью
ужасных  видений.  Он  медленно  поворачивался  от  одного  арктарианца  к
другому. Их мысли прорывались в его сознание, и Вудин понимал, как  сильно
они удручены, подавлены, потрясены страхом и отвращением.
     Болезненная мысль арктарианского предводителя вошла в мозг Вудина:
     - Это и есть то, что осталось от арктарианских колонистов,  пришедших
на эту планету. Они деградировали, превращались во все более низшие  формы
жизни, пока из них не вышли вот эти жалкие твари, расплодившиеся  по  всей
планете, их последние потомки.
     Эта планета - мир смертельного ужаса. Мир, который воздействует  гены
нашей расы и повреждает их,  изменяя  нас  физически  и  душевно,  вызывая
упадок в каждом последующем поколении. Вот перед нами плачевный результат.
     Другой арктарианец потрясенно спросил:
     - Что же нам теперь делать?
     -  Здесь  мы  ничего  не  сможем  сделать,  -  печально   откликнулся
предводитель. Эта деградация, эти ужасные изменения зашли слишком  далеко,
чтобы их можно было исправить.
     Наши собратья по разуму превратились в монстров  в  этом  отравленном
мире. Мы не в состоянии повернуть часы вспять и восстановить  их  исходные
формы из той дряни, в которую они превратились.
     Тут Вудин, наконец, обрел голос и визгливо завопил:
     - Неправда! Эти картинки  -  вранье!  Мы,  человечество,  не  продукт
нисходящей деволюции, а напротив, мы - продукт эволюционного  восхождения!
Говорю вам, что это так и есть! Как же так? Тогда не стоит и  жить!  Я  не
хочу жить, если это правда. Это неправда.
     Мысль предводителя, обращенная к товарищам, достигла и мозгов Вудина.
В мысли этой была и жалость, но было и сверхчеловеческое отвращение.
     - Пойдемте, братья, - воззвал арктарианец  к  спутникам.  Нам  нечего
делать в этом душевнобольном мире.
     - Уходим, пока и мы не отравились, и не начали меняться. Надо послать
предупреждение на Арктар, что этот мир отравлен, что  он  дегенерирует,  и
чтобы никогда более из нашей расы не появлялся здесь, а иначе его ждал  бы
тот же скорбный путь, которым уже прошли первые.
     - Идем, отправляемся к нашему солнцу.

     Мешковатое  тело  арктарианца  уплощилось,  приняло  форму  диска   и
скользнуло вверх.
     Остальные также изменили свой облик  и  последовали  за  ним  плотной
группой. Вудин отупело смотрел, как сияющие точки быстро уходили навстречу
свету звезд.
     Он сделал несколько  неверных  шагов,  бессильно  грозя  кулаком  еще
поблескивающим исчезающим точкам.
     - Вернитесь, проклятые! - орал он. - Вернитесь и скажите, что все это
неправда.
     - Это ложь! Это должна быть ложь!
     Теперь уже в  звездном  небе  не  осталось  и  следа  от  исчезнувших
арктарианцев. Глухая тишина окружила Вудина.
     Он снова закричал в ночь, но  откликнулось  лишь  шепчущее  эхо.  Его
блуждающий, одичавший взгляд упал на пистолет в  руке  Росса.  С  яростным
воплем Вудин схватил его.
     Резкий звук внезапно разорвал лесной покой, отозвался вдали и стих. И
опять опустилась тишина, и только было слышно, как бормочут речные струи.

                           ПРОКЛЯТАЯ ГАЛАКТИКА

     Тонкий шелест, похожий на звук рвущейся бумаги, мгновенно превратился
в сотрясающий рев, от которого Гарри Адамс тут же вскочил на ноги.
     Он метнулся к дверям своей хибары, а раскрыв их, увидел клинок белого
пламени, отвесно рассекающий ночь, и услышал оглушительный грохот.
     Потом вновь наступила тьма и тишина, но внизу, в долине,  под  слабым
светом звезд, видны стали медленно поднимающиеся клубы дыма.
     - Боже ты мой, метеорит! - воскликнул Гарри. - Прямо в руки  идет!  -
Его глаза загорелись. - Вот это будет репортаж! "Журналист -  единственный
свидетель падения метеорита"!
     Он схватил с полки у дверей фонарик и  кинулся  вниз  по  колдобистой
тропинке, вьющейся от хибары через лес, в долину. Пятьдесят недель в  году
Гарри Адамс служил репортером в одной из  нью-йоркских  газет,  славящейся
раскапыванием сенсаций. Но каждое лето он уединялся в хижине  на  северных
склонах Адирондака в Аппалачах, чтобы  отмыть  мозги  от  разной  чернухи,
скандалов и коррупции.
     - Хорошо бы, чтоб  чего-нибудь  от  него  осталось,  -  бормотал  он,
спотыкаясь в темноте о корни. - Материала будет колонки на три.
     Выскочив на опушку, он оглядел темноту  долины  и  увидел  то  место,
откуда еще тянулись струйки дыма, и, не колеблясь, кинулся туда через лес.
     Кусты шиповника драли штаны и руки, ветки хлестали по  лицу.  Раз  он
уронил фонарик, тот погас,  и  пришлось  поползать,  чтобы  отыскать  его.
Потрескивание огня и запах дыма он услышал издали. А через несколько минут
выбежал к круговому  вывалу  среди  деревьев,  футов  сто  в  поперечнике,
образовавшемуся от удара метеорита.
     Валежник и трава, загоревшиеся при ударе, еще горели по краям вывала,
дым щипал глаза. Когда Гарри наконец проморгался, он увидел метеорит.  Это
вовсе не был обычный метеорит - сразу было ясно, хоть эта штуковина и ушла
на половину в воронку в  мягкой  земле.  Это  был  блестящий  многогранник
десяти футов в поперечнике, его поверхность состояла из множества  плоских
граней  безупречной   геометрической   формы.   Это   было   искусственное
сооружение, прилетевшее из открытого космоса.
     Пока Гарри Адамс разглядывал  диковину,  в  голове  уже  складывались
черные  строки  заголовков:  "МЕТЕОРИТ  ЗАПУЩЕН  ИЗ  КОСМОСА!",  "РЕПОРТЕР
НАХОДИТ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ, В КОТОРОМ..."
     А что "в котором"?.. Гарри шагнул к нему, осторожно шагнул - от  него
все еще исходило свечение - казалось, что он  до  бела  раскален.  Но  что
поразительно - поверхность многогранника горячей совсем не была. Земля под
ногами была горяча от удара, а эта штуковина - нет. Сияние, исходившее  от
нее, было вызвано не температурой.
     Гарри стоял и смотрел, сдвинув брови домиком, под крышей которого шла
кипучая деятельность мозга.
     Очевидно,  что  эту  штуку  сделали  разумные  существа   где-то   во
Вселенной. Вряд ли там,  внутри,  есть  живые  существа.  После  такого-то
удара. Но могут быть книги, машины, приборы.
     Тут пришло решение. Эту историю  одному  не  поднять.  Есть  человек,
который здесь будет полезен. Гарри повернулся и вышел через лес на  тропу,
но пошел по ней не назад, к хибаре, а дальше в долину, где тропа  выходила
на узкую грязную разбитую дорогу.
     Через час он вышел на другую дорогу, где грязи было чуть поменьше,  а
еще через час, уже уставший, но все еще возбужденный до дрожи, он пришел в
темную спящую деревушку.
     Гарри колотил в дверь  лавки,  пока  заспанный  ворчащий  лавочник  в
ночной рубахе не спустился вниз и не впустил его. Он  тут  же  бросился  к
телефону.
     - Соедините меня с доктором  Питерсом.  Доктор  Фердинанд  Питерс  из
обсерватории  Манхеттенского   университета,   Нью-Йорк,   -   кричал   он
телефонистке, - и звоните, пока не добудитесь!
     Десять минут спустя до его слуха донесся  сонный  раздраженный  голос
астронома:
     - Да! Кто говорит?
     - Это Гарри Адамс, доктор!  -  быстро  проговорил  Гарри.  -  Помните
репортера, который в прошлом месяце писал о ваших исследованиях солнца?
     - Помню, что в вашей статье было никак не меньше тридцати  ошибок,  -
кисло отозвался Питерс. - И какого дьявола вам нужно от меня посреди ночи?
     Гарри обстоятельно втолковывал ему суть дела,  минут  пять,  а  когда
закончил, в трубке так долго стояла тишина, что он заорал:
     - Вы меня слышите, а? Где вы?
     - Здесь, конечно. Не кричите в  трубку,  -  послышалось  в  ответ.  -
Думаю.
     Он быстро заговорил:
     - Адамс, я тут  же  еду  в  эту  вашу  деревню,  если  получится,  то
аэропланом. Вы меня дожидаетесь и мы идем и осматриваем эту штуку  вместе.
Если вы говорите правду, то из всего этого выйдет такая  история,  что  вы
прославитесь на весь мир. Ну уж если вы решили поводить меня за  нос  я  с
вас шкуру спущу, даже если придется искать вас на краю света.
     - Умоляю вас, в любом случае - никому ни слова, - предупредил  Гарри.
- Не хочу, чтобы другие газеты перехватили тему.
     - Ладно-ладно, - сказал ученый. - Мне без разницы, на какой  подтирке
это будет напечатано.
     Четыре  часа  спустя,  Гарри  Адамс  увидел  аэроплан,   спускающийся
навстречу рассветному туману к  востоку  от  деревни.  Еще  через  полчаса
появился астроном.
     Доктор Питерс увидал Гарри и зашагал  прямо  к  нему.  Проницательные
черные глаза Питерса  за  очками  на  худощавом  бритом  лице  выражали  и
сомнение, и плохо срытое воодушевление.
     Что  характерно,  он  не  стал  тратить  времени  на  приветствия   и
предисловия.
     -  Вы  уверены,  что   это   тело   представляет   собой   правильный
многогранник? Это не природный метеорит, похожий на многогранник?
     - Подождите, увидите сами, - сказал ему Гарри. - Я тут  взял  машину,
мы сможем доехать почти до места.
     - Давайте сначала к моему  аэроплану,  -  распорядился  доктор.  -  Я
привез оборудование, которое может здесь пригодиться.
     Оборудование состояло из арматуры, инструментов, ключей, ацетиленовой
горелки с баллонами. Они загрузили все на заднее сидение,  а  потом  долго
тряслись по колдобинам заброшенных горных  дорог,  пока  не  добрались  до
тропы.
     Когда доктор Питерс с репортером продрался на  прогалину,  где  лежал
отсвечивающий многогранник, он некоторое время молча смотрел на него.
     - Ну? - нетерпеливо спросил Гарри.
     - Безусловно, это не природный метеорит.
     - А что это? - воскликнул Гарри. - Снаряд из других миров? Что в нем?
     - Вскроем - узнаем, - хладнокровно ответил Питерс. - А  сначала  надо
отгрести от него землю, иначе его не исследовать.
     Несмотря на напускное спокойствие  Питерса,  пока  они  перетаскивали
тяжелое оборудование из машины на прогалину,  Гарри  видел  в  его  глазах
азартный блеск.
     А  уж  та  энергия,  с  которой  работал  доктор  Питерс,  была  лишь
дополнительным подтверждением интереса.
     Они сразу же начали откапывать снаряд. На это ушло два  часа  тяжелой
работы. И вот уже чистый многогранник стоял перед ними, отсвечивая  белым,
под лучами  утреннего  солнца.  Ученый  минуту  разглядывал  вещество,  из
которого состоял блестящий снаряд. Он покачал головой.
     - Это не похоже ни на какое известное мне вещество. Нет ли там следов
люка?
     - Никаких, - ответил Гарри, потом внезапно воскликнул:  -  А  вот  на
этой грани какой-то чертеж!
     Доктор Питерс быстро перебежал на другую сторону. Репортер показал на
свою находку: замысловатый знак, выгравированный на  одной  из  граней  на
уровне середины многогранника.
     Чертеж представлял собой небольшой по размерам спиралевидный вихрь из
теснящихся точек. За пределами центрального вихря располагались  и  другие
скопления  точек,  большинство  также  спиралевидной  формы.  А  над  этим
любопытным чертежом шла замысловатая вязь чудных символов.
     - Боже! Это же  письмена!  -  завопил  Гарри.  -  Надо  было  вызвать
фотографа.
     - И девочку посадить на переднем плане,  нога  на  ногу,  чтобы  кадр
вышел поаппетитнее. Вы еще можете думать о своей подтирочной  газетенке  в
присутствии вот этого?
     Его глаза блестели от возбуждения.
     - Надпись нам, разумеется, не прочесть, несомненно, она  относится  к
содержимому снаряда. А вот чертеж!
     - Что, по-вашему, он означает? - Гарри быстро перехватил паузу.
     - Эти скопления  точек,  кажется,  изображают  галактики  -  звездные
системы, - медленно  говорил  Питерс.  -  В  центре,  без  сомнения,  наша
Галактика, у нее как раз такая спиралевидная  форма.  Остальные  скопления
представляют другие галактики. Но они очень уж близко расположены, слишком
близко к нашей. Если они на самом деле располагались вот так,  когда  была
сделана эта штука, то, значит, она была сделана тогда, когда Вселенная еще
начинала расширяться.
     Тут  он  стряхнул  с  себя  пыль  абстрактных  умствований  и  быстро
повернулся к груде инструментов.
     - А ну-ка, Адамс, попробуем вскрыть эту жестянку с задней стороны. Не
поможет лом - возьмем автоген.

     Спустя два часа Гарри и доктор Питерс,  запыхавшиеся  и  обливающиеся
потом, обескураженно отступили и  молча  уставились  друг  на  друга.  Все
попытки вскрыть этот таинственный многогранник ни к чему не привели. Самые
твердые  долота  не  оставляли  даже  царапин  на  блестящей  поверхности.
Ацетиленовая горелка возымела такое же действие.  Пламя  даже  не  нагрело
вещество корпуса. Кислоты, принесенные доктором Питерсом, не подействовали
никак.
     - Что бы это ни было, - выдохнул Гарри, - я бы сказал, что это  самое
твердое и непроницаемое вещество из всех, какие я знаю.
     Астроном задумчиво кивнул.
     - Если это вообще вещество, - сказал он.
     Гарри широко раскрыл глаза:
     - То есть как - если вещество?.. Это же видно! Оно твердое и такое же
реальное, как мы с вами.
     - Твердое и реальное, - согласился Питерс. - Но из этого не  следует,
что  это  -  вещество.  Я   думаю,   что   это   какой-то   вид   энергии,
кристаллизованной неким  сверхчеловеческим  и  неведомым  нам  способом  в
подобие твердого многогранника. Замороженная энергия.
     - Не думаю, чтобы нам удалось вскрыть ее обычными инструментами.  Они
справятся с обычной материей, но не с этим объектом.
     Репортер в  недоумении  переводил  взгляд  с  Питерса  на  сверкающую
штуковину.
     - Замороженная энергия? И что нам теперь делать?
     Питерс покачал головой.
     - Это выше моего понимания. Похоже, в мире нет способа...
     Вдруг он умолк. Гарри глянул на него и увидел, что  на  лице  ученого
появилось такое выражение, словно он прислушивается к чему-то.
     И в то же время, это было выражение изумления, будто одна часть мозга
удивлялась тому, что говорит ей другая.
     Через мгновение доктор Питерс заговорил с тем же удивлением в голосе:
     - Что это я говорю? Конечно, мы  сможем  ее  открыть.  Я  только  что
понял, как. Объект изготовлен из кристаллизованной  энергии.  А  нам  надо
лишь вывести ее  из  кристаллического  состояния  -  расплавить,  приложив
другие виды энергии.
     - Но ведь ваших познаний наверняка не хватит, чтобы такое сделать.
     - Как раз наоборот, я  легко  это  сделаю,  но  мне  потребуются  еще
инструменты, - сказал ученый.
     Он выудил из кармана  обрывок  бумаги,  карандаш  и  быстро  набросал
список.
     -  Вернемся  в  деревню,  я  позвоню  в  Нью-Йорк,   чтобы   прислали
оборудование.
     Пока астроном  диктовал  список  в  телефон,  Гарри  поджидал  его  в
лавочке. Когда, закончив дела, они вернулись на прогалину, уже стемнело.
     Многогранник  таинственно  светился  в  ночи,  загадочный  магический
кристалл. Для Гарри составило немало труда оторвать своего  компаньона  от
исследований. Наконец, он утащил его к себе в хибару, на скорую  руку  они
приготовили еду и поужинали.
     После  ужина  они  сели  и  попытались  играть  в  карты  при   свете
керосиновой лампы. Оба молчали, лишь изредка роняя односложные слова.  Они
все время путали карты, пока Гарри Адамс не отшвырнул их.
     - Ерундой-то заниматься! У нас все мозги заняты этой хреновиной, ни о
чем больше не думается. Мы же просто оба помираем от любопытства -  откуда
взялась эта штука и что там в ней? Что означают  символы  на  ней?  А  эта
диаграмма, вы говорите, представляет галактики? Мне бы это и в  голову  не
пришло.
     Питерс задумчиво кивнул.
     - Такие вещи не каждый день на Землю падают. Похоже, что  это  первый
такой посетитель.
     Он сидел, уставившись на огонек лампы. Его взгляд был  неподвижен,  а
худощавое лицо выражало полную сосредоточенность и, вместе с тем, изрядное
замешательство.
     Гарри вдруг вспомнил:
     - Когда вы глядели на эту странную диаграмму, то сказали,  что,  судя
по  ней,  многогранник  был  сделан,   когда   Вселенная   только   начала
расширяться. Что вы под  этим  понимали?  Что,  Вселенная  на  самом  деле
расширяется?
     - Разумеется. Я полагал, что все  это  знают,  -  раздраженно  сказал
доктор Питерс. Внезапно он улыбнулся:
     - С тех пор, как я общаюсь преимущественно с коллегами, я что-то стал
забывать, что большинство людей совершенно не представляют себе Вселенной,
в которой они живут.
     - Мерси  за  комплимент,  -  сказал  Гарри.  -  Давайте  рассеем  мое
невежество в этом вопросе.
     - Хорошо, - откликнулся  его  собеседник.  -  Вы  знаете,  что  такое
Галактика?
     - Скопление звезд, таких, как наше Солнце, да? Целая куча их.
     - Верно. Наше Солнце - лишь  одна  из  миллиардов  звезд  гигантского
скопления,  которое  мы  называем  нашей  Галактикой.  Известно,  что  это
скопление имеет приблизительно спиралевидную форму, и что оно перемещается
в пространстве как единое целое, вращаясь вокруг своего центра.
     В пространстве, кроме нашей,  есть  и  другие  галактики,  гигантские
звездные скопления. Их число оценивается миллиардами, и в каждой  из  них,
повторяю, миллиарды звезд.  Но,  что  любопытно,  наша  Галактика  заметно
больше других.
     Эти другие галактики находятся от нашей на чудовищных расстояниях. До
ближайшей - больше миллиона световых лет, другие же еще дальше. И все  они
движутся в пространстве. Каждое звездное облако несется в пустоте.
     Нам,  астрономам,  удалось  определить  скорость  и  направление   их
движения. Когда звезда либо  звездное  скопление  удаляется  вдоль  линии,
соединяющей  ее  с  наблюдателем,   спектральные   линии   сдвигаются   по
направлению к красной части спектра. Чем  больше  скорость  удаления,  тем
больше красное смещение спектральных линий. Используя эту методику, Хаббл,
Слайфер и другие астрономы измерили скорость и направление движения других
галактик. Они обнаружили удивительное явление, которое  вызвало  настоящую
сенсацию в научных кругах. Они установили,  что  все  остальные  галактики
удаляются от нашей!
     Не то, чтобы удалялись некоторые. Нет! Разбегаются все галактики!  Со
всех сторон все галактики в космосе спешат прочь от нашей.  И  разбегаются
они со скоростью около пятнадцати тысяч миль в  секунду,  то  есть,  почти
одной десятой от скорости света.
     Сначала астрономы просто  не  поверили  своим  наблюдениям.  Казалось
невероятным,  что  все  галактики  удаляются  от  нашей.  Некоторое  время
полагали, что часть ближних галактик сближается с нами. Но оказалось,  что
это лишь ошибка наблюдений. И теперь считается бесспорным фактом, что  все
галактики разбегаются от нашей.
     Что это значит? Это значит, что некогда существовал момент, когда все
разбегающиеся  галактики  вместе   с   нашей   были   собраны   в   единую
сверхгалактику, содержащую все звезды Вселенной.  Исходя  из  нынешних  их
положений и скоростей, мы смогли  установить,  что  это  было  около  двух
миллиардов лет назад.
     Затем какая-то причина разбросала сверхгалактику, и  все  ее  внешние
части разлетелись в пространстве по всем направлениям. Улетевшие  части  -
это и есть те галактики, которые до сих пор убегают от нас. Наша  же,  без
сомнения, - центр, сердцевина прежней сверхгалактики.  Что  вызвало  взрыв
гигантской  сверхгалактики?  Этого  мы  не  знаем,  хотя  выдвинуто  много
гипотез. Сэр Артур Эддингтон считает, что взрыв  был  обусловлен  каким-то
неизвестным  принципом   отталкивания   материи,   который   мы   называем
космологической константой. Другие полагают, что начало  расширяться  само
пространство. Есть и еще более невероятные  предположения.  Каковы  бы  ни
были причины, мы знаем, что сверхгалактика взорвалась  и  что  все  другие
галактики, образованные при этом взрыве, улетают  от  нашей  с  громадными
скоростями.
     Гарри Адамс внимательно  слушал,  пока  доктор  Питерс  как  астроном
излагал ему суть дела в своей быстрой нервной манере. Его худощавое  лицо,
покрытое свежим загаром, казалось очень серьезным в свете лампы.
     - Да, все это кажется  весьма  странным,  -  прокомментировал  он.  -
Космос, в котором все галактики удирают от  нашей.  Но  эта  диаграмма  на
корпусе снаряда - вы сказали, что из  нее  следует,  что  эта  штука  была
сделана, когда разбегание только началось?
     - Да, - кивнул Питерс. - Видите ли, эта диаграмма выполнена разумными
- или сверхразумными - существами, поскольку они знали, что наша Галактика
имеет спиралевидную форму, и так ее и изобразили.
     Но на изображении другие  галактики  почти  касаются  нашей.  Другими
словами, эта диаграмма была изготовлена,  когда  другие  галактики  только
начали разбегаться. Это произошло около двух миллиардов  лет,  как  я  уже
говорил. Две тысячи  миллионов  лет!  Понимаете?  Если  этот  многогранник
действительно сделан в то время...
     - Пока я понял, что от этих рассуждений у меня голова пошла кругом, -
сказал Гарри Адамс, поднимаясь. - Пойду прилягу. Не знаю только, смогу  ли
заснуть.
     Доктор Питерс пожал плечами:
     - Пожалуй, можно и вздремнуть. Заказанное  оборудование  раньше  утра
все равно не прибудет.
     Гарри Адамс залез на верхнюю из двух коек хижины и лежал  в  темноте,
размышляя, что же это за визитер из открытого космоса и что же там внутри?
     Его раздумья перетекли в туманные грезы,  от  которых  он  пробудился
внезапно,  обнаружив,  что  хибара  ярко  освещена  солнцем.  Он  разбудил
ученого, и после спешного завтрака они заторопились  вниз,  к  тому  месту
дороги, куда доктор Питерс распорядился доставить заказанное оборудование.
     Ждать им пришлось не более получаса. По узкой дороге прикатил лощеный
мощный  грузовик.  Увидев  их,  водитель  остановился.  Они  помогли   ему
разгрузить привезенное оборудование. Потом он развернулся и уехал обратно.
     Гарри Адамс недоуменно оглядел кучу оборудования. Оно показалось  ему
чересчур  простецким:  дюжина  опечатанных   контейнеров   с   химикатами,
несколько больших контейнеров из меди  и  стекла  куча  полосовой  меди  и
проводов и несколько тонких стержней из эбонита. Он повернулся  к  доктору
Питерсу, который тоже разглядывал эту кучу.
     - Мне это здорово напоминает свалку, - сказал репортер. -  И  как  вы
собираетесь  всем   этим   барахлом   распорядиться,   чтобы   разморозить
кристаллизованную энергию многогранника?
     Питерс растерянно взглянул на него.
     - Не знаю, - медленно пробормотал он.
     - Не знаете? - отозвался Гарри. - То  есть  как  так?  Вчера  там,  у
многогранника, вам все было ясно.  Вам  же  все  было  понятно,  когда  вы
запрашивали этот хлам.
     Астроном был еще больше обескуражен:
     - Гарри, я помню, что я все знал, когда я писал список, а  сейчас  не
знаю, совершенно ни малейшего понятия, что тут зачем.
     У Гарри даже руки опустились. Он недоверчиво  глядел  на  компаньона.
Попытался что-то сказать, но увидев, как расстроен его напарник, решил  не
углублять тему.
     - Ладно, перетащим все к многограннику, - спокойно сказал он, -  а  к
тому времени вы, наверное, уже вспомните, как и что.
     - Но я никогда ничего так не забывал,  -  потрясенно  сказал  Питерс,
помогая собрать с земли кучу снаряжения. - Просто за пределами понимания.
     Они выбрались на прогалину, где загадочный многогранник все еще  сиял
таинственным светом.
     Они сложили поклажу возле снаряда и тут  Питерс  внезапно  разразился
хохотом.
     - Ну конечно, я знаю, что со всем этим добром делать! Проще некуда!
     Гарри снова уставился на него.
     - Вы вспомнили?
     - Разумеется, - уверенно ответил ученый,  -  передайте-ка  мне  самую
большую  коробку,  на  которой  написано  окись  бария,  и  вот  эти   два
контейнера. Скоро мы его откроем.
     Репортер с  отвисшей  от  изумления  челюстью  наблюдал,  как  Питерс
решительно управлялся с инструментами и реактивами. Он быстро  смешивал  в
сосудах растворы. Вздымалась пена.
     Работал он быстро,  сноровисто,  и  не  просил  у  репортера  никакой
помощи. В движениях его была настолько совершенная точность и уверенность,
так не  похожая  на  былую  нерешительность,  что  в  мозгу  Гарри  Адамса
вспыхнула и разгорелась невероятная идея.
     Внезапно он сказал Питерсу:
     - Доктор, вы полностью представляете, что и зачем вы делаете?
     Питерс досадливо оглянулся.
     - Ну разумеется, - отрывисто бросил он. - А что, не похоже?
     - Пожалуйста, сделайте для меня одну такую вещь, - попросил Гарри,  -
давайте вернемся к дороге, туда, где разгрузилась машина.
     - Это еще  зачем?  -  возмутился  доктор.  -  Я  хочу  побыстрее  все
закончить.
     - Не сердитесь, я прошу вас не просто так, это очень важно, -  сказал
Гарри. - Это очень важно.
     - Глупости все это. Ну ладно, идем, -  сказал  ученый,  отрываясь  от
работы. - Полчаса потеряем.
     Продолжая ворчать, он потащился за Гарри к грязной дороге за  полмили
от многогранника.
     - И что же вы хотели показать мне, - спросил он, озираясь.
     - Только спросить, - сказал Гарри, - вы все  еще  помните,  как  надо
открывать многогранник.
     Лицо Питерса вспыхнуло гневом:
     - Вы... вы... кретин малолетний! Время ему  некуда  девать!  Конечно,
я...
     Он сразу умолк. На  лице  отразился  панический,  слепой  ужас  перед
неведомым.
     - Не помню! - закричал он. - Пять минут назад все  помнил,  а  сейчас
даже не знаю, что я там делал.
     - Так я и думал, - сказал Гарри Адамс. Хотя его голос был  ровен,  но
по  спине  вдруг  пробежал  холодок.  -  Когда  вы  стояли   возле   этого
многогранника,  вы  превосходно  знали,  как  вести   процесс,   абсолютно
неизвестный современной  человеческой  науке.  Но  стоило  вам  отойти  от
многогранника подальше - и вы уже знаете об  этом  не  больше,  чем  любой
другой ученый на Земле. Вам понятно, что это значит?
     Лицо Питерса моментально прояснилось:
     - Вы считаете, что некто... нечто  в  многограннике  или  возле  него
вкладывает в мой мозг сведения о том, как его открыть?
     Его глаза расширились.
     - Невероятно, но похоже, что так оно и есть. Ни я, и никто другой  на
Земле не знает, как расплавить замороженную энергию. Но когда я стою возле
многогранника, я знаю, как это сделать.
     Их глаза встретились.
     - Если кто-то хочет открыть эту штуку, - медленно проговорил Гарри, -
он должен сидеть внутри многогранника. Он не может вскрыть его изнутри, но
может заставить вас сделать это снаружи.
     Некоторое время они стояли в теплых утренних лучах солнца, глядя друг
на друга. Окружающий лес  испускал  аромат  теплой  листвы,  сонно  гудели
насекомые. Когда репортер вновь заговорил, его голос невольно стал тише.
     - Вернемся - сказал он, - вернемся, и если возле него вы снова будете
все знать, то это значит, что мы правы.
     Они шли медленно, нерешительно. Хотя Гарри и молчал,  но,  когда  они
вышли на прогалину и стали приближаться к  многограннику,  волосы  у  него
встали дыбом.
     Они все приближались, пока не  остановились  возле  самой  цели.  Тут
питерс повернул к репортеру побледневшее лицо:
     - Вы были правы, Гарри, - сказал он. - Вот мы вернулись сюда,  и  мне
вдруг стало ясно, как его открыть. Кто-то  изнутри  говорит  со  мной,  вы
правы. Кто-то, запертый  внутри  долгие  века,  и  теперь  стремящийся  на
свободу.
     Внезапный страх сковал обоих, повеяло ледяным дыханием неведомого.
     - Бежим отсюда, - крикнул Гарри. - Ради Бога, бежим скорей!
     Они развернулись и бросились прочь, но успели пробежать  лишь  четыре
шага, когда в мозгу у Гарри ясно и громко прозвучало:
     - Подожди!
     В голосе была такая мольба, так ясно он проник в сознание Гарри,  как
будто бы тот слышал голос своими ушами.
     Они остановились, Питерс ошеломленно поглядел на Гарри.
     - Я тоже слышал, - прошептал он.
     - Подождите, не уходите! - проникло в их головы торопливое  послание.
- Выслушайте меня, наконец, дайте мне все объяснить, пока вы не убежали.
     - Идем, пока еще можем, - закричал Гарри ученому. -  Питерс!  Кто  бы
там ни был внутри, кто бы ни говорил с нами,  это  не  человек,  он  не  с
Земли. Он пришел из космоса, из далекого прошлого. Уйдем же!
     Но доктор Питерс уже снова зачарованно смотрел  на  многогранник.  На
лице его отражались следы душевной бури.
     - Знаете, Гарри, я останусь и выслушаю его, - вдруг сказал  он.  -  Я
должен узнать все, что только возможно. Вы не ученый - вы не поймете. А вы
идите, вам незачем. Я возвращаюсь.
     Гарри уставился на него, потом ухмыльнулся,  хоть  бледность  еще  не
совсем сошла с его лица.
     - У ученого своя страсть, у  журналиста  -  своя.  Я  возьму  и  тоже
вернусь. Но, ради Бога, не беритесь за инструменты, не  пытайтесь  вскрыть
многогранник, пока мы не поймем, хоть немного, что же там, внутри.
     Доктор Питерс молча кивнул, и они  медленно  направились  к  сияющему
многограннику. Им казалось, что обычнейший солнечный полуденный мир  вдруг
утратил  реальность.  Когда  они  приблизились  к  многограннику,   мысль,
исходящая изнутри, ворвалась в их мозги.
     - Я чувствую, что вы остались. Подойдите ближе к  многограннику.  Мне
очень трудно пробить своей мыслью силовую оболочку капсулы.
     В  каком-то  оцепенении  они  приблизились  к  самому  боку  сияющего
многогранника.
     - Помните, - свирепо прошептал Гарри ученому, -  что  бы  он  нам  ни
внушал, что бы ни обещал, не открывать!
     Ученый нерешительно кивнул.
     - Я и сам боюсь не меньше вашего.
     Теперь мысленные послания из  многогранника  увереннее  достигали  их
сознания.
     - Я заключен в  эту  оболочку  из  замороженной  энергии,  вы  поняли
правильно. Я запечатан в ней столько времени, что вы даже не  можете  себе
вообразить.
     Узилище мое попало, наконец, в ваш мир. Мне нужна ваша помощь,  но  я
вижу, что вы боитесь меня. Когда я открою вам, кто я такой и как  оказался
заточенным в этом сосуде, вы не будете так  меня  бояться.  Вот  почему  я
хочу, чтобы вы вняли моим мыслям.
     Гарри Адамсу казалось, что все это  происходит  в  каком-то  странном
сне, а мысли из многогранника все текли и текли в его мозг.
     -  Я  не  только  буду  передавать  вам  мысленные  сообщения,  чтобы
рассказать вам то, что я хочу, но вы и увидите все, что я буду  описывать,
и  поймете  все  гораздо  лучше.  Мне  не   известны   возможности   вашей
мыслительной системы  по  приему  подобных  изображений,  но  я  попытаюсь
сделать так, чтобы вы четко их восприняли.
     Не пытайтесь размышлять над тем, что  вы  увидите,  просто  настройте
свой мозг на восприятие. Вы увидите все то, что я  хочу  вам  показать,  и
хотя бы часть из показанного сможете понять, потому что  мысли  мои  будут
сопровождать те образы, что предстанут перед вами.
     Гарри охватила внезапная паника - он  почувствовал,  что  мир  вокруг
него исчез. Доктор Питерс, многогранник, вес  залитый  полуденным  солнцем
ландшафт - все мгновенно пропало. Теперь Гарри уже не стоял  на  солнечной
полянке, а висел под  бескрайним  черным  куполом  космоса  -  бессветная,
безвоздушная пустота вокруг.
     Повсюду вокруг него была лишь пустая чернота.  Лишь  внизу,  под  его
ногами, далеко-далеко, плыло  колоссальное  звездное  облако,  похожее  на
сплюснутый шар. Звезды в облаке можно  было  считать  только  на  миллионы
миллионов.
     Гарри знал, что он смотрит на Вселенную, какой она была два миллиарда
лет назад. Он знал, что под ним  находится  гигантская  сверхгалактика,  в
которую  собраны  все  звезды  космоса.  Следующим   его   видением   было
стремительное движение к могучему звездному вихрю со  скоростью  мысли,  и
теперь он видел, что миры солнц этого вихря обитаемы.
     Их населяли эфирные создания, сложенные из сгустков  энергии.  Каждое
из них было похоже на высокий столб из голубого сияния, увенчанный диском.
Они были бессмертны; они не нуждались в пище; они пронизывали пространство
и  материю  на  своем  пути  одной  силой  воли.  Они  были  единственными
существами, обладавшими волей и разумом  в  сверх  галактике,  а  инертная
материя почти всецело подчинялась их воле.
     Теперь Гарри смотрел на этот мир уже из центра сверхгалактики. Там он
увидел одно из эфирных существ, которое ставило новый опыт на материи.  Он
пробовал создавать  новые  ее  формы,  составляя  и  переставляя  атомы  в
бесчисленных комбинациях.
     Внезапно оно наткнулось на странную комбинацию. Материя в этой  форме
обретала свое собственное движение. Она оказывалась способной воспринимать
воздействия, запоминать их  и  действовать  в  соответствии  с  ними.  Она
оказалась в состоянии  ассимилировать  другую  материю  в  себе  и,  таким
образом, расти.
     Эфирный экспериментатор был удивлен этой странной заразой, охватившей
материю. Он попытался воспроизвести опыт в большем масштабе, и  зараженная
материя стала распространяться, захватывая все  больше  и  больше  обычной
материи.  Создатель   назвал   эту   болезнь   материи   именем,   которое
воспроизвелось в мозгу Гарри словом "жизнь".
     Эта   странная   болезнь    вырвалась    за    пределы    лаборатории
экспериментатора и начала распространяться по всей планете. И повсюду  она
инфицировала остальную материю. Экспериментатор попытался  уничтожить  ее,
но было поздно - инфекция распространилась слишком широко. Наконец,  он  и
его сородичи покинули зараженный мир.
     Но  болезнь  перекинулась  и  на  другие  миры.  Споры  ее,  влекомые
давлением звездных лучей, достигли других солнц и планет,  распространяясь
по всем направлениям.  Зараза  жизни  приспособлялась  к  любым  условиям,
принимала  различные  формы  в  разных  мирах,  но  при  этом  непреклонно
распространялась, заражая все больше и больше материи.
     Эфирные создания объединили свои усилия для  того,  чтобы  стереть  с
материи отвратительную заразу, но им это не удалось. Пока  они  уничтожали
ее на одной планете, она захватывала два других мира. Кроме  того,  всегда
оставались сохранившиеся споры, избежавшие уничтожения. Вскоре  почти  все
миры центра сверхгалактики были охвачены чумой жизни.
     Гарри видел, как эфирные  создания  предприняли  последнюю  отчаянную
попытку уничтожить эту патологию, заразившую их вселенную. И  эта  попытка
потерпела неудачу. Чума продолжала свое неостановимое  шествие.  Существам
стало ясно, что так будет продолжаться, пока зараза не  охватит  все  миры
сверхгалактики.
     Они решили воспрепятствовать  этому  во  что  бы  то  ни  стало.  Они
задумали разбить сверхгалактику,  отделить  незатронутые  заразой  внешние
части от больной центральной области. Это была бы колоссальная задача,  но
она не устрашила их.
     Их план состоял в том, чтобы привести сверхгалактику во  вращательное
движение с большой скоростью. Это они осуществили, посылая мощнейшие волны
энергии через эфир, волны, направленные  так,  что  постепенно  они  стали
раскручивать сверхгалактику вокруг ее центра.
     Шло  время,  и  гигантский  звездный  вихрь  все  быстрее  и  быстрее
раскручивался.  Зараза  жизни  все  еще  распространялась  по  центральной
области, но теперь у эфирных обитателей вселенной появилась  надежда.  Они
продолжали свою работу до тех пор,  пока  сверхгалактика  не  раскрутилась
столь быстро,  что  уже  не  могла  более  удерживаться  в  едином  целом.
Центробежные силы разметали ее как взорвавшийся маховик.

     Гарри увидел этот взрыв как бы сверху.  Он  увидел,  как  распадается
колоссальное звездное облако. Один звездный вихрь за другим  отрывался  от
скопления и улетал в пространство. Бесчисленные  новые  галактики  меньших
размеров отделялись от материнской сверхгалактики до тех пор, пока от  нее
не осталось только центральное ядро.
     Оно все так же вращалось и из-за вращения приобрело спиральную форму.
Теперь жизнь охватила почти все миры  в  нем.  Последний  островок  чистых
незараженных звезд оторвался от него и улетел прочь, как и остальные.
     Как только отделилась последняя чистая часть,  состоялся  суд  и  был
вынесен приговор. То существо, чьи опыты  напустили  на  Вселенную  заразу
жизни, и из-за которого пришлось  пожертвовать  всей  Вселенной  предстало
перед собратьями.
     Они решили, что он навсегда должен остаться в  зараженной  Галактике,
которую   все   остальные   покидают.    Они    заточили    виновника    в
оболочку-многогранник из замороженной энергии, изготовленную так,  что  ее
никогда нельзя было открыть изнутри. После чего они забросили эту оболочку
в зараженную Галактику, которую сами покидали.
     Гарри Адамс видел, как этот сияющий многогранник бесцельно плавал  по
орбитам  Галактики,  и  годы  проходили   миллионами.   Другие   галактики
устремлялись все дальше и дальше от зачумленной, где зараза жизни охватила
уже  все  возможные  миры.  Здесь  оставалось  одно  единственное  эфирное
создание, навечно заключенное в свою сияющую тюрьму.
     Гарри, словно сквозь сон, видел, как этот многогранник, кружащийся по
бесконечным орбитам  среди  солнц,  натолкнулся  на  одну  из  планет.  Он
видел...
     Туман. Только серый туман. Видение исчезало. Внезапно Гарри  осознал,
что он все так же стоит на солнцепеке возле многогранника,  потрясенный  и
завороженный увиденным.
     А доктор Питерс, также потрясенный  и  завороженный,  стоял  рядом  и
машинально собирал какую-то треугольную установку из медных  и  эбонитовых
стержней, направленную на многогранник.
     Внезапно Гарри все понял и, ринувшись к астроному, завопил:
     - Питерс! Не надо!
     Питерс, еще не вполне пришедший в себя, завороженно глядел на прибор,
который его руки заканчивали как бы сами по себе.
     - Разбейте его! - орал Гарри. Этот, из многогранника,  околдовал  нас
своими видениями, и теперь вы работаете  механически,  не  осознавая,  что
делаете все, чтобы он мог освободиться. Нет, нет! О, Господи!
     Пока Гарри кричал, руки ученого со щелчком сомкнули последние  детали
медно-эбонитового  треугольника.  Из  его  вершины  вырвался  желтый  луч,
ударивший в сияющий многогранник.
     Желтая вспышка внезапно распространилась по всей поверхности снаряда.
Гарри и  разгибающийся  Питерс,  не  отрываясь,  окаменев,  смотрели,  как
многогранник исчезает в шафранном сиянии.
     Ячейки замороженной энергии мгновенно таяли и исчезали. Из  заточения
восставало Существо, что прежде было заперто в своей клетке.
     Сорокафутовой башней из голубого,  торжествующего  света,  увенчанной
сияющим диском, Оно выросло, божественно прекрасное, во вдруг  наступившей
тьме, ибо яркий солнечный полдень  мгновенно  угас,  как  будто  выключили
лампочку. Оно кружилось в ужасающем, неземном торжестве.  Питерс  и  Гарри
кричали, заслоняясь руками от слепящего света.
     Из  сияющего  столпа  в  из  мозги   ворвалась   колоссальная   волна
экзальтации, триумфа триумфов, радости, с которой не сравнима была никакая
человеческая радость. Это было  могучая  песнь  Существа,  звучащая  не  в
звуке, но в мысли.
     Оно было заточено, отрезано от  бескрайней  Вселенной  на  протяжении
веков, ползущих один за другим, но теперь Оно обрело свободу и - ликовало.
Необоримый экстаз космического блаженства исходил  от  Него  в  полуденной
тьме.
     Затем Оно устремилось в небеса гигантской голубой  молнией.  Сознание
Гарри померкло и он упал без чувств.

     Когда он открыл глаза, то увидел полуденные лучи, бьющие через  окно.
Он лежал в хижине, день за дверью был вновь  светел.  Откуда-то  доносился
металлический голос.
     Он понял, что этот голос, доносился  из  его  батарейного  приемника.
Гарри лежал не двигаясь, и ничего не понимая в происходящем, а  голос  все
вещал:
     - ...как нам удалось  установить,  охваченная  зона  простирается  от
Монреаля до Скрэнтона  на  юге,  и  от  Буффало  на  западе  до  акватории
Атлантики в нескольких милях от Бостона на востоке.
     Это продолжалось менее двух минут, в течение  которых  вся  указанная
зона  была  полностью  лишена  солнечного  света  и  тепла.  Отказали  все
электрические приборы, не функционировали телефонная и телеграфная связь.
     Жители Адирондака и  северо-западного  Вермонта  наблюдали  необычные
физиологические  явления.  Они  выражались  в  приступе  бурной   радости,
совпавшем по времени с затемнением, после чего  следовала  кратковременная
потеря сознания.
     До сих пор никто не знает причин столь необычного феномена.
     Предполагается  что  это  может  оказаться   каким-либо   проявлением
солнечной активности. В настоящее время ученые  проводят  исследования,  и
как только они...
     Гарри тем временем, цепляясь за койку, силился сесть.
     - Питерс, - перекрикивал он жестяной звук радио, - Питерс!
     - Я здесь, - сказал астроном, подходя к нему.
     Лицо ученого было бледно, движения слегка  неуверенны,  но  он  также
серьезно не пострадал.
     - Я пришел в себя немного раньше и перетащил вас сюда, - сказал он.
     - Это... Это Существо - это из-за него вся темнота,  и  остальное,  о
чем по радио? - крикнул Гарри.
     Доктор Питерс кивнул:
     - Это было Существо из энергии, силы столь могучей,  что,  когда  оно
вырвалось, то вобрало в себя все тепловое  и  световое  излучение  Солнца,
электрический ток из всех машин в округе  и  даже  электрические  импульсы
нашего мозга.
     - Оно ушло? Оно, правда, ушло? - восклицал репортер.
     -  Оно   устремилось   вслед   за   своими   собратьями,   в   бездну
межгалактического пространства, вслед за улетающими от нас галактиками,  -
торжественно произнес  доктор  Питерс.  -  Теперь  мы  знаем,  почему  все
галактики во Вселенной улетают от нашей. Теперь мы  знаем,  что  на  нашей
Галактике лежит проклятие - она заражена чумой, заражена  проказой  жизни.
Но мы никогда не поведаем об этом миру.
     Гарри Адамс слабо кивнул:
     - Нет. Никогда. И лучше бы нам самим поскорее забыть об  этом.  Лучше
забыть.

                              ОСТРОВ НЕРАЗУМИЯ

     Директор Города 72,  Североамериканский  Дивизион  16,  вопросительно
глянул из-за стола на своего помощника.
     - Следующее дело - Аллан Манн, личный номер  2473R6,  объявил  Первый
Помощник Директора. - Обвиняется в нарушении разумности.
     - Арестованный доставлен? - спросил Директор, и когда его подчиненный
кивнул, он приказал: - Сюда его.
     Первый Помощник Директора вышел за дверь и тут же  вернулся  обратно.
За ним вошел и арестованный с двумя охранниками по бокам. Это был  молодой
мужчина в белых шортах и белой  безрукавке  установленной  формы  с  синим
квадратом Механического Департамента на плече.
     Он  робко   оглядывал   просторный   кабинет   с   пультами   больших
вычислительных и предсказательных машин, дисками телевизоров,  на  которых
видна была, пожалуй, половина  всех  городов  планеты,  широкие  окна,  из
которых открывался вид на громадные металлические кубы строений Города 72.
     Директор взял со стола листок и прочел:
     - Аллан  Манн,  личный  номер  2473R6,  задержан  два  дня  назад  за
нарушение разумности. Обстоятельства дела: Аллан Манн, в течение двух  лет
разрабатывавший новый атомный двигатель, отказался  передать  свою  работу
Майклу Рассу, личный номер  1877R6,  несмотря  на  распоряжение  старшего.
Никакого разумного объяснения своим действиям он не привел,  но  утверждал
при этом, что поскольку над этим двигателем он работал более двух лет,  то
хотел бы завершить работу сам. Поскольку совершенное деяние явилось  явным
нарушением разумности, то был вызван наряд охраны.
     Директор поднял взгляд на арестованного:
     - Аллан  Манн,  что  вы  можете  сказать  в  свое  оправдание?  Юноша
вспыхнул:
     - Нет, сэр, мне сказать нечего. Но теперь я понимаю, что был  глубоко
неправ.
     - Почему вы воспротивились приказу старшего? Разве он не сказал  вам,
что Майкл Расс  лучше  подготовлен,  чем  вы,  для  завершения  разработки
двигателя?
     - Он сказал, сэр, - ответил Аллан Манн. - Но я так долго работал  над
этим двигателем, что мне очень хотелось закончить его  самому,  даже  если
это и заняло бы чуть побольше времени - я осознаю, что это было неразумием
с моей стороны.
     Директор положил листок и утвердительно склонил голову.
     - Вы правы, Аллан Манн, это  было  именно  неразумием.  Вы  совершили
нарушение разумности, а это - удар в самое основание  современной  мировой
цивилизации.
     Он выразительно поднял костлявый палец:
     - Что же, Аллан  Манн,  сотворило  наш  современный  мир  из  сборища
воюющих наций? Что избавило нас от конфликтов, страха, бедности  и  тягот?
Что как не разумность?
     Разумность возвела человека из того звероподобного состояния, которое
он занимал, до того, чем он стал  ныне.  В  прежние  дни  сама  земля,  на
которой  теперь  высится  наш  город,  носила  на  себе  город,  именуемый
Нью-Йорк, где люди в ослеплении грызлись между собой, погрязши в трудах  и
заботах, и не было места сотрудничеству меж ними.
     Все это  удалось  переменить  благодаря  разумности.  Эмоции,  прежде
смущавшие и будоражившие людские умы, были преодолены и теперь мы  внимаем
только спокойному  диктату  разумности.  Разумность  вывела  нас  из  тьмы
варварства  двадцатого  века,  и  нарушение  разумности  стало   серьезным
преступлением  -  ибо  это  преступление  непосредственно  направлено   на
разрушение нашего мирового порядка.
     Бесстрастная речь Директора совсем лишила Аллана Манна сил.
     - Я все понял, сэр, - проговорил он. - Я надеюсь, что  мое  нарушение
разумности будет расценено как лишь временное заблуждение.
     - Полагаю, что это так, - сказал Директор. - Я уверен, что теперь  вы
осознали всю неправильность неразумного поведения. Но, - продолжал  он,  -
даже подобное объяснение вашего деяния отнюдь не оправдывает его. Остается
фактом, что вы совершили нарушение разумности, следовательно вы  подлежите
исправлению согласно закону.
     - А как исправляют по закону? - спросил Аллан Манн.
     - Не вы первый обвиняетесь в  нарушении  разумности,  Аллан  Манн,  -
снизошел до объяснений  Директор.  Не  один  субъект  в  прошлом  позволял
эмоциям совратить его с пути  истинного.  Эти  атавистические  возвраты  к
неразумию стали более редкими, но они пока еще имеют место.
     Много  лет  назад  мы   разработали   план   по   исправлению   таких
неразумников, как  мы  их  называем.  Мы  не  наказываем  их,  разумеется,
поскольку применение наказания к кому-либо за неправомерные деяния само по
себе неразумно. Вместо этого мы пытаемся лечить их. Мы ссылаем их  на  так
называемый Остров Неразумия.
     Это небольшой  остров  в  нескольких  сотнях  миль  от  берега.  Всех
неразумников отвозят туда и там оставляют. Островом никто не управляет,  и
живут там  одни  неразумники.  Им  не  предоставляется  никаких  жизненных
удобств, которые изобрел разум человека, но им  предоставлена  возможность
жить там на первобытный манер - как заблагорассудится.
     Если им вздумается там драться или нападать друг на друга, то это  их
дело, нас это не касается. Пожив так в месте, где не царит разумность, они
быстро понимают, каким будет и все общество без  разумности.  Они  уясняют
это, чтобы не забыть никогда,  и  большинство  из  них,  отбыв  свой  срок
исправления и вернувшись, только рады всю оставшуюся жизнь вести себя лишь
разумным образом.
     Именно на этот остров и должны ссылаться все виновные.  На  основании
закона я приговариваю вас, Аллан Манн, к ссылке.
     - На остров Неразумия, - со страхом проговорил Аллан Манн. -  Но  как
надолго?
     - Мы никогда не сообщаем  приговоренным  срок  их  ссылки,  -  сказал
Директор. - Мы хотим, чтобы они чувствовали, что впереди на острове у  них
вся жизнь, и это служит им хорошим уроком. Когда ваш  срок  окончится,  за
вами прилетит сторожевой флаер и заберет вас обратно.
     Он встал.
     - Что вы имеете заявить относительно вашего приговора?
     Аллан Манн долго оставался безмолвен, потом проговорил еле слышно:
     - Ничего, сэр, это поистине разумно с вашей  стороны  определить  мне
исправление в соответствии с законом.
     Директор улыбнулся.
     - Я рад видеть, что вы уже на пути к исправлению. По окончании вашего
срока я надеюсь увидеть вас полностью исцеленным от неразумия.

     Флаер резал воздух над серым океаном, как торпеда. Давно  уже  пропал
из вида берег, и теперь под полуденным солнцем от горизонта  до  горизонта
простиралась серая пустыня океана. Аллан  Манн  смотрел  на  нее  из  окна
флаера с нарастающим чувством обессиленности. Он  был  взращен  в  большом
городе как и любой иной член  цивилизованного  человечества,  и  испытывал
врожденный страх перед одиночеством. Стремясь избавиться от него  хотя  бы
ненадолго, он пытался заговорить с двумя охранниками. Правда, у  них  явно
не было особой охоты общаться с неразумником.
     - Через несколько минут остров, - откликнулся один из них, -  недолго
вам осталось.
     - Где вы высадите меня? - спросил Аллан. Там есть какой-нибудь город?
     - Город на Острове Неразумия? -  охранник  покачал  головой.  -  Нет,
конечно. Эти неразумники просто не  в  состоянии  долго  работать  сообща,
чтобы построить город.
     - Но есть же там  какое-то  место,  чтобы  нам  жить,  -  с  тревогой
допытывался Аллан.
     - Где место найдете,  там  и  жить  будете,  -  неприязненно  ответил
охранник. - Некоторые неразумники построили для себя что-то вроде деревни,
а другие так и бегают дикарями.
     - Но ведь и они должны где-нибудь есть и спать, - настаивал Аллан  со
всей  твердостью  веры  во  всеприсутствие  пищи,  крова  и  гигиенических
удобств, предоставляемых чадолюбивым правительством.
     - Ну уж спят они на самых  лучших  местах,  я  так  думаю,  -  сказал
охранник. - Едят плоды и ягоды, убивают мелких животных и их тоже едят.
     -  Едят  животных?!!  -  Аллан   Манн   из   пятидесятого   поколения
вегетарианцев был так поражен этой вздорной мыслью, что притих до тех пор,
пока пилот не бросил через плечо: "Остров по курсу."
     Вместе с охранниками Аллан тревожно  всматривался  вниз,  пока  флаер
снижался по спирали к острову. Остров был невелик -  просто  продолговатый
клочок суши, лежащий посреди океана  как  спящее  морское  чудище.  Густой
зеленый лес покрывал его низкие холмы  и  пологие  лощины  и  спускался  к
песчаным пляжам. А для Аллана Манна  этот  остров  был  диким  и  дикарски
невозможным.
     Он видел тонкие струйки дыма, поднимавшиеся на  западной  оконечности
острова, но это свидетельство  присутствия  человека  его  не  утешило,  а
наоборот - испугало. Эти дымы поднимались от тех  устрашающих  костров,  у
которых неразумники терзали и пожирали плоть живых существ...
     Флаер снизился, скользнул над пляжем и  приземлился,  взвихрив  песок
двигателями мягкой посадки.
     - Давайте на выход, - скомандовал старший охранник, открывая дверь. -
И отходите побыстрей от флаера.
     Но ступив на горячий песок, Аллан уцепился за  дверь  флаера  как  за
последнюю соломинку цивилизации.
     - Вы вернетесь за мной, когда кончится мой  срок?  Вы  сумеете  найти
меня? - кричал он.
     - Если вы будете на острове, то мы вас отыщем, но не  стоит  об  этом
беспокоиться: приговор может оказаться и пожизненным, - усмехнулся старший
охранник. - А если нет, то  мы  вас  найдем,  если  только  кто-нибудь  из
неразумников не убьет вас.
     - Убьет меня? - Аллана поразил ужас. - Вы  хотите  сказать,  что  они
убивают друг друга?
     - А  как  же?  И  с  удовольствием,  -  сказал  охранник.  Давайте-ка
побыстрей удирайте с пляжа, пока вас не заметили. Помните, что  отныне  вы
живете с неразумниками.
     Дверь хлопнула, взревели двигатели, и флаер взмыл вверх.
     Аллан Манн тупо смотрел, как он  поднимается,  кружится  в  солнечном
сиянии как блистающая чайка, а затем устремляется обратно, на запад. Аллан
до  боли  всматривался  в  небо,  удерживая  взглядом  исчезающую   точку,
направляющуюся туда, где люди  разумны,  а  жизнь  протекает  безопасно  и
размеренно. Здесь - было страшно.
     Вдруг Аллан сообразил, что стоять на голом пляже попросту  опасно,  и
что его легко можно увидеть из леса. Ему и в голову  не  приходило,  зачем
неразумникам потребуется убивать его, но в голову лезло самое  худшее.  Он
бросился к лесу.
     Ноги вязли в горячем песке. Аллан был хорошо тренирован,  как  и  все
граждане современного мира, но продвигаться ему было трудно. Он ждал,  что
в любую минуту на пляж может  выскочить  толпа  вопящих  неразумников.  Он
совсем позабыл, что сам он теперь такой  же  приговоренный  неразумник,  и
чувствовал себя единственным представителем  цивилизации,  заброшенным  на
этот дикарский остров.
     Он добежал до леса и бросился в кусты, переводя дыхание  и  озираясь.
Лес был горяч и  тих,  царство  зеленого  мрака,  покоящегося  на  золотых
столбах  солнечных  лучей,  пробивающихся  сквозь  прогалины   лиственного
полога. Кругом щебетали птицы.
     Аллан задумался о своем положении. Жить  ему  на  острове  неизвестно
сколько. Может - месяц, год, а может - и много  лет.  Теперь  он  осознал,
насколько неведенье осужденного о сроке наказания  делает  само  наказание
более ощутимым. Ведь может случиться и так, что ему придется  провести  на
острове всю жизнь, как сказал охранник!
     Он пытался убедить себя, что это невозможно, что наказание  не  может
оказаться столь суровым. Но сколько бы ни пришлось здесь прожить - к  этой
жизни надо приготовиться. Следует позаботиться о крове и пище, а  также  о
защите от других неразумников. Он решил, что сначала нужно найти  укромный
уголок для шалаша, построить шалаш,  затем  набрать  ягод  или  плодов,  о
которых говорили охранники. Мысль о плоти живых существ вызывала тошноту.
     Аллан встал и осторожно  осмотрелся.  Зеленый  лес  казался  тихим  и
мирным, но Аллан населил его мириадами опасностей. Из-за каждого куста  за
ним  настороженно  следили  чьи-то  глаза.  Все  же  надо  поискать  место
поукромнее, и он двинулся через лес, решив держаться подальше от западного
края острова, где он видел дымы.
     Он сделал лишь дюжину боязливых шагов, как вздрогнув,  остановился  в
испуге. Кто-то ломился к нему через кусты.
     В скованном паникой мозгу не возникло даже и мысли о  схватке,  когда
из ближайших кустов выскочила девушка в  порванной  тунике,  отшатнувшаяся
при виде Аллана.
     Кожу  ее  покрывал  загар,  черные  волосы  были  коротко  острижены.
Незнакомка шарахнулась от Аллана и взмахнула  коротким  дротиком,  готовым
устремиться к нему.
     Если Аллан хотя бы качнулся в ее сторону,  дротик  неминуемо  был  бы
пущен в него, но Аллан, как и девушка, стоял неподвижно, дрожа от  испуга.
Они стояли так, пока девушка не убедилась,  что  опасности  для  нее  нет.
Тогда страх в ее глазах истаял.
     Все не спуская с него глаз, она стала  осторожно  пятиться,  пока  не
прижалась спиной к густым кустам. Только обеспечив себе возможность быстро
убежать, и разглядев его получше, она заговорила.
     - Ты новенький? - выговорила она. - Я видела: флаер прилетал.
     - Как новенький? - не понял Аллан.
     - Ну, в смысле - на острове новенький. Тебя же только вот высадили.
     Аллан кивнул. Его все еще потряхивало.
     - Да, меня только что высадили. Это из-за нарушения разумности...
     - Ясное дело, - сказала она. - Все мы  тут  неразумники.  Это  старое
хреновье из директората шлет сюда народ что ни день.
     При столь непочтительном именовании правителей разумного  мира  Аллан
опешил.
     -  Почему  бы  им  не  ссылать  нас?  -  запротестовал  он.  Это   же
справедливо, если они корректируют неразумников.
     Девушка смотрела на него во все глаза.
     - Ты говоришь совсем не как неразумник.
     - Я надеюсь, что нет,  -  откликнулся  он.  -  Я  совершил  нарушение
разумности, но я все осознал и раскаялся в своем преступлении.
     - Ну-ну, - протянула она. Тебя как зовут? Меня - Лита.
     - Мое имя Аллан Манн. Мой личный номер... - он запнулся.

     В  лесу  заголосила  какая-то  птаха.  Крик  ее  вернул   девушку   к
действительности. В глазах ее снова появился страх.
     - Давай-ка удирать отсюда, - бросила она. - За  мной  Хара  охотится.
Скоро он сюда доберется.
     - Охотится за тобой? - Аллан, похолодев, вспомнил рассказ  охранника.
- Кто такой Хара?
     - Хара на острове босс - у него пожизненный срок. Его сослали  месяца
два назад, а он уже уделал всех самых здоровых мужиков на острове.
     - Ты имеешь в виду, что  они  дерутся,  чтобы  определить  лидера?  -
недоверчиво спросил Аллан. Лита кивнула.
     - Понятное дело. Тут тебе не цивилизация,  где  в  шишки  попадают  с
большого ума. Ну и Хара ищет меня.
     - Он хочет убить тебя?
     - Вот еще! Он хочет, чтобы я стала его женщиной, а я уперлась. Ни  за
что не пойду с ним. - Ее глаза вспыхнули.
     Аллан Манн почувствовал, что попал в какой-то непонятный ему мир.
     - Как - его женщиной? - нахмурился он.
     Лита нетерпеливо кивнула.
     - Здесь никакой Евгенической Комиссии нет. Люди сходятся просто  так,
а мужчины дерутся из-за женщин. Хара пристал ко мне, а я его не хочу.  Ну,
он взбеленился сегодня и заорал, что сделает меня. Я смылась  из  деревни.
Он собрал мужиков и кинулся меня искать, а я... Слушай!
     Лита замерла. Аллан, прислушивавшийся  вместе  с  ней,  услыхал,  как
вдали кто-то продирается сквозь чащу.
     - Они идут! - закричала Лита. - Быстро удираем.
     - Да как они могут... - беспомощно начал Аллан,  но  поняв,  что  уже
бежит вместе с девушкой через лес, осекся.
     Ветки цеплялись за его шорты,  колючки  драли  ноги.  Лита  бежала  к
центру острова и Аллан изо всех сил старался не отстать от нее.
     Мускулы  его  были  превосходно  тренированы,  но  обнаружилось,  что
убегать по лесу от опасности - это совсем не то же самое, что  бегать  под
лучами  искусственного  солнца  в  гимнастических  залах  Города.  Дыхание
перехватывало, по спине прокатывался холод, когда он слышал  позади  крики
погони.
     Лита оглядывалась на бегу. Лицо побледнело под загаром. Аллан твердил
себе, что было бы  совсем  неразумно  бежать  с  этой  девчонкой  -  будут
неприятности. Он не успел еще  обдумать  собственное  положение,  как  они
вырвались с Литой на небольшую полянку, а вслед - другой человек.
     Разнесся бычий победный рев, и Аллан разглядел преследователя.  Грудь
- бочкой, налитые мускулы, огненно-рыжая шевелюра и волосы на груди,  рожа
сияет. Девушка бросилась спрятаться за Аллана,  но  рыжий  схватил  ее  за
руку.
     - Хара! - выдохнула она, пытаясь освободиться.
     - Не вышло удрать, а? - рявкнул тот, уперся глазами в Аллана. - Вот с
этой бледной поганкой?
     - Ладно, глянем, так ли он  хорош,  чтобы  отбить  девку  у  Хары,  -
добавил он. - У тебя ни дубины, ни копья - на кулаках драться будем.
     Он бросил дубинку и дротик на землю и, сжав кулаки, пошел на Аллана.
     - Что вы имеете в виду, - изумился Аллан.
     - Хорошую драку, - проревел Хара, - захотел эту девку,  так  подерись
за нее.
     Аллан Манн мгновенно оценил положение. Против этого дикаря-громилы  у
него шансов мало, значит, именно теперь следует  воспользоваться  разумом,
что дает человеку преимущество перед зверем.
     - Я совсем не хотел ее, - сказал он, - и не хочу из-за нее драться.
     Хара остолбенел, и Аллан заметил, как посмотрела на него Лита.
     - Не хочешь драться, так мотай отсюда, крысенок.
     Хара повернулся,  чтобы  схватить  девушку.  И  тут  же  Аллан  мигом
нагнулся, подхватил брошенную Харой дубину и сзади хватил его  по  голове.
Рыжий свалился как мешок.
     - Давай, - закричал Аллан Лите, - пока он придет в  себя,  мы  успеем
скрыться! Быстро!
     Они кинулись в кусты. Скоро они услыхали, как голоса, перекликавшиеся
по лесу сменились сначала  гвалтом,  затем  -  тишиной.  Они  остановились
отдышаться.
     - Вот это была работа  мозга,  -  ликуя,  проговорил  Аллан  Манн.  -
Раньше, чем через час он не придет в сознание.
     Лита взглянула на него с презрением.
     - Так драться нечестно.
     Аллан был ошеломлен.
     - Нечестно, - повторил он, - но, слушай,  когда  ты  хотела  от  него
убежать - не думала же ты, что я стану драться с ним на кулаках.
     - Это было нечестно, - заявила она снова, - ты ударил его,  когда  он
на тебя не смотрел, а это подло.
     Не  будь  Аллан  Манн  человеком  сверхцивилизованным,  он,  пожалуй,
выругался бы.
     - А что тут такого, - смущенно вопросил он. - По-моему,  было  только
разумно использовать хитрость против силы.
     - Знаешь, на острове как-то не слишком заботятся о разумности. Хорошо
бы это до тебя дошло.
     - Раз так - в следующий раз избавляйся от него сама! - зло сказал он.
- Вы, неразумники... Слушай, а ты-то как здесь оказалась?

     Лита улыбнулась.
     - У меня пожизненный срок. И у Хары, да и почти у всех в деревне.
     - Пожизненный? Что ты натворила, что тебя сослали на всю жизнь в  это
ужасное место?
     - Понимаешь, шесть  месяцев  назад,  Евгеническая  Комиссия  в  нашем
городе подобрала мне мужчину. А я от него  отказалась.  На  Комиссии  меня
обвинили в нарушении разумности, и когда я так и не согласилась -  сослали
меня сюда пожизненно.
     - Еще бы, - выдохнул Аллан Манн, - отказаться от подобранной пары - я
и не слышал о таком. Почему ты это сделала?
     - Не понравилось мне, как он на меня поглядел, -  сказала  Лита  так,
будто это все объясняло.
     Аллан Манн беспомощно помотал головой. Поди пойми этих неразумников!
     -  Пойдем-ка  поглубже  в  лес,  -  предложила  Лита.  -  Хара  скоро
оклемается и постарается добраться теперь уже до тебя.
     При этой мысли  у  Аллана  мороз  пробежал  по  коже.  Он  представил
разъяренного Хару и себя - в хватке этих волосатых лап. Он подошел к  Лите
и огляделся.
     - Куда теперь? - спросил он шепотом.
     Он кивком указала к центру острова.
     - Там в лесу будет поспокойней. Надо держаться подальше от деревни.
     Они двинулись через лес. Впереди шла Лита с дротиком наготове.  Аллан
шел за ней. Через несколько минут ему удалось  подобрать  тяжелый  твердый
деревянный сук, который, при нужде, мог  стать  славной  дубиной.  Он  шел
вперед, неловко сжимая оружие.
     Они все углублялись в лес. И это был странный мир для Аллана. Леса он
видел только из флаера: зеленые пространства между городами. Теперь он сам
попал в такое место и стал его частью. Птицы и насекомые, мелкое зверье  в
кустах: все было в новинку. Не раз Лита шикала  на  него,  когда  под  его
ногами трещали сухие сучья. Сама девушка продвигалась сквозь лес тихо, как
кошка.
     Они взобрались по склону и перевалили  через  гребень.  Наверху  Лита
остановилась, чтобы показать ему прогалину на западе острова,  где  стояла
деревня - десятка два-три деревянных домов. Из труб шел дым.  Аллан  видел
стоящих  людей  и  детей,  играющих  на  солнышке.   Деревня   его   очень
заинтересовала, но Лита вела вперед.
     Лес вокруг сгустился, и Аллан стал чувствовать  себя  безопаснее.  Он
уже наловчился ходить по лесу. Вдруг - сбился с ровного шага. Из  под  ног
выскочил кролик, но скрыться не успел - вспыхнул в воздухе короткий дротик
Литы. Кролик закувыркался и стих.
     Девушка подбежала и подобрала его, встряхнула  и  подняла  кролика  с
торжеством. Вот и ужин, - сказала она. Аллан,  не  понимая,  уставился  на
нее.  Его  трясло  от  увиденного,  как  трясло  его  далеких  предков  от
увиденного убийства. Все же он постарался скрыть от Литы свое впечатление.
     Они добрались до лесного овражка, здесь Лита остановилась. Солнце уже
садилось, и лес погружался в  темноту.  Лита  сказала  ему,  что  ночевать
придется здесь, и принялась сооружать два шалаша.
     Под ее командой Аллан  таскал  и  укладывал  ветки.  Она  то  и  дело
поправляла его работу, а он чувствовал  себя  до  смешного  беспомощным  в
таком нехитром деле. Когда они, наконец, закончили, перед ними стояли  два
крепеньких шалашика. Аллан поглядел на эти сооружения из ничего, и впервые
почувствовал уважение к этой девчонке.
     Он наблюдал за ней, пока она, достав из мешочка на  поясе  кремень  и
кресало, добывала огонь. Его полностью захватило наблюдение  за  тем,  как
она высекала  искры  и  бережно  подкармливала  огонек.  Скоро  засветился
крохотный костерок, достаточно маленький, чтобы дым от него не  был  виден
над черневшим лесом.
     Затем она молча освежевала кролика. Аллан смотрел  на  нее  в  ужасе.
Окончив, она стала кролика жарить. Протянула ему на палочке кусочек мяса -
поджарь сам.
     - Я не могу это есть, - сквозь тошноту сказал он.
     Лита взглянула на него, улыбнулась.
     - Со мной такое же было, когда я сюда попала. Да и с остальными тоже.
Ничего, вошли во вкус, понравилось.
     - Понравилось есть плоть других живых существ? - сказал Аллан. - Я не
смогу никогда.
     - Проголодаешься -  съешь,  -  хладнокровно  сказала  она,  продолжая
жарить кусок кролика.
     Аллан глядел, как она ест подрумянившееся мясо, и чувствовал, что  он
уже очень проголодался. Он не ел с утра.
     Он сидел и мысленно сравнивал теперешнее свое положение и  завтрак  в
Пищеварительном Диспансере с автоматизированно подаваемыми кашками.
     Ягоды собирать было темно. Он сидел  и  смотрел  на  едящую  девушку.
Запах паленого мяса, сначала казавшийся ему  отвратительным,  теперь  был,
вроде бы, вовсе не плох.
     - Ешь давай, - сказала она, протягивая кусок жареного мяса.  -  Пусть
это дрянь, но будет только разумно, если ты будешь  есть  для  поддержания
жизни. Или нет? Лицо Аллан прояснилось, и он через  силу  кивнул.  Конечно
же, это всего лишь разумно - есть то, что под рукой,  когда  в  этом  есть
необходимость.
     - Не знаю, смогу ли  я,  -  проговорил  он,  не  отрывая  взгляда  от
румяного кусочка.
     Он робко надкусил мясо. При мысли о том, что во  рту  у  него  сейчас
плоть другого, недавно еще  живого,  существа,  он  почувствовал  спазм  в
желудке. Через силу откусил немного. Было горячо, и - совсем не  противно.
В  рот  текли  какие-то  соки,  совсем  непохожие  по  вкусу  на   еду   в
Пищеварительном Диспансере. Нерешительно куснул еще раз.
     Опустив глаза и незаметно улыбаясь, Лита  наблюдала  втихомолку,  как
исчез сначала один, потом еще один кусок мяса. Челюсти у  него  болели  от
непривычной работы по пережевыванию пищи, зато желудок  посылал  радостные
известия. Он не отрывался,  пока  не  съел  все  мясо,  затем  вернулся  к
брошенным было костям и тщательно обглодал их.
     Наконец оторвался - руки  жирные  -  и  встретил  глазами  загадочную
улыбку Литы. Аллан вспыхнул.
     - Ведь было только разумно съесть его всего, раз  уж  начал  есть,  -
оправдывался он.
     - Тебе понравилось? - спросила она.
     -  Понравилось  -  не  понравилось.  Какое  это  имеет  отношение   к
питательным качествам пищи? - упрямился он. Лита смеялась.
     Погасив огонь, они залезли по шалашам. Дротик Лита взяла с  собой,  а
он свою дубину оставил снаружи. Лита показала ему, как заложить  отверстие
изнутри.
     Какое-то время Аллан без сна лежал в темноте на постели из веток, что
сложила она. Он нашел постель очень неудобной.
     Он не мог не сравнить эту постель со своей уютной  кроватью  в  общей
спальне, что была его домом в Городе 72. Когда-то он снова окажется в ней?
Когда...
     Аллан сел, протирая глаза, увидел,  как  солнце  пробивается  в  щели
между листьев. Он таки заснул на  ветках  и  спал  крепко.  Но  вставая  и
выбираясь из шалаша, он почувствовал, что изрядно отлежал бока.  Спина  не
гнулась.
     Было раннее утро, но солнце уже светило вовсю. Второй шалаш был пуст.
Литы нигде не было видно.
     Аллан ощутил внезапную тревогу. Что стряслось с его спутницей?
     Он  почти  решился  рискнуть  и  крикнуть  ее,  как  за  его   спиной
зашелестели кусты. Он обернулся кругом - из кустов она.  Полные  пригоршни
ярко-красных ягод.
     - Завтрак, - улыбнулась она, - пока весь тут.
     Ягоды были съедены.
     - Что теперь будем делать? - спросил Аллан. Лита нахмурилась.
     - В деревню мне нельзя - Хара может быть там. Тебе тоже нельзя  после
того, как ты его уложил.
     - Я и не хочу туда, - тут же запротестовал Аллан. Одного  неразумника
он уже повидал. Не великое удовольствие смотреть на остальных таких же.
     - Двинем поглубже к центру острова. Поживем немного в лесу, - сказала
она.
     Они отправились в путь.  Девушка  -  с  дротиком,  Аллан  тащил  свою
дубину. Боль в  затекших  мышцах  быстро  проходила.  Аллан  даже  находил
некоторое удовольствие, пробираясь по пятнистому от солнца лесу.
     Они не слышали  никаких  признаков  погони  и,  продвигаясь,  немного
потеряли осторожность. Это было ошибкой. Аллан  Манн  понял  это,  получив
сильный удар, от которого почти отнялась левая  рука.  Аллан  обернулся  -
двое оборванных мужчин яростно ломились к нему из кустов.
     Один из них запустил дубинкой  в  Аллана,  другой  рвался  с  дубиной
наперевес, чтобы довершить то, что  не  удалось  напарнику.  Удирать  было
некуда, применять стратегию - некогда,  и  Аллан  с  отчаянием  загнанного
зверя, подняв свое оружие, ринулся на нападавшего.
     Первым же диким ударом он вышиб дубину из рук противника.  Он  слышал
крик Литы, но страх уже сменился бешенством, и  он  обрушил  на  соперника
град ударов. Вдруг Аллан увидел, что перед ним никого нет,  а  враг  лежит
неподвижно у его ног. Второй бросился к упавшей  дубине.  Лита  бросила  в
него дротик, но промахнулась. Но когда он нагнулся к  оружию,  взлетела  в
мощном замахе дубина Аллана. Он промахнулся на фут, но  и  этого  хватило,
чтобы тот, кинув оружие, бросился удирать обратно в лес.
     - Хара! - орал он на бегу, - Хара! Они тут!
     Лита бросилась к задыхающемуся Аллану.
     - Ты не ранен? Ты их обоих вырубил - здорово!
     Но внезапное помрачение уже покинуло  Аллана.  Теперь  он  чувствовал
только страх.
     - Сейчас он приведет сюда и Хару, и всех остальных! -  кричал  он.  -
Бежим скорей!
     Девушка  подхватила  свой  дротик,  и  они  кинулись  в  лес.  Позади
разносились голоса.
     - Ты так лихо дерешься - чего же трусить? - восклицала Лита на  бегу,
но Аллан затряс головой.
     - Я даже не соображал, что делаю. Тут какое-то  жуткое  место  -  эти
драки,  суматоха...  безумие  какое-то.  Мне  пришлось  поступать  так  же
неразумно, как эти. Если я когда-нибудь выберусь отсюда...
     Они  бежали,   а   крики   погони   становились   громче   и   ближе.
Преследователей было не меньше дюжины. Аллану казалось, что  он  различает
бычий рев Хары. При мысли об этом рыжем верзиле Аллан весь подобрался.
     Они с девушкой проскочили еще один лесистый склон и  вдруг  очутились
на открытом пляже, за которым - море.
     - Они загнали нас на восточный конец острова. Дальше некуда,  и  мимо
них не прорваться! - крикнул Аллан.
     Лита остановилась, словно решившись:
     - Ты прорваться сможешь! - сказала она. - Я стану  здесь,  на  пляже.
Они меня увидят и бросятся ко мне. А ты в это время смоешься в лес.
     - Я же не могу вот так смыться и  бросить  тебя  Харе,  -  растерянно
сказал Аллан.
     - Почему же? Вот уж будет неразумно с твоей стороны  -  торчать  тут,
дожидаясь Хару, верно? Ты же знаешь, что он с тобой сделает?
     Аллан в замешательстве покачал головой:
     - Нет, удирать тоже неразумно. Ничего хорошего тебе от него не будет.
А если и неразумно?.. Никуда я не пойду!
     - Иди, иди скорей, - толкала его Лита обратно в лес.
     - Они сейчас будут здесь. Аллан Манн, колеблясь, шагнул к лесу, вошел
в кустарник. Остановился, оглянулся на стоящую на пляже Литу. Было слышно,
как погоня продирается через кусты.
     Он чувствовал, что здесь что-то  не  то  с  этой  самой  разумностью.
Что-то  неправильно.  Он  еще  продолжал   оценивать   разумность   своего
поведения. Этой девушки он никогда прежде не встречал. Она -  неразумница,
сослана пожизненно. Чего ради нужно становиться у Хары на пути из-за  этой
девчонки. Тут и думать нечего...
     Через кусты, совсем рядом с притаившимся Алланом проломилась на  пляж
здоровенная туша. Хара выскочил на чистое место и, увидев  девушку,  издал
торжествующий рев. Она не успела повернуться, Хара  схватил  ее  за  руку,
вырвал дротик и отбросил в сторону. В  следующий  миг  Аллан  позабыл  все
резоны, и красный прилив безумной ярости, хлынувшей по жилам, вынес его на
пляж.
     - А ну, пусти ее! - заорал он и, взмахнув дубиной, ринулся  на  Хару.
Рыжий верзила развернулся, отпустил  девушку  и  встретил  отчаянный  удар
Аллана своей дубиной, да так, что оружие Аллана разлетелось  на  куски,  а
сам он свалился на песок.
     - Схлопотал? - рыкнул Хара. Он отбросил и свою дубину, сжал громадные
кулаки. - Кончай ночевать и получи, что причитается.
     Аллан почувствовал, как какая-то непреодолимая внешняя  сила  подняла
его и бросила на Хару.
     Сквозь красную пелену он видел, как наплывала  на  него  эта  мрачная
рожа, потом она дернулась. Больно руку. Аллан понял,  что  ударил  Хару  в
лицо.
     Хара рявкнул и свирепо размахнулся. От удара Аллан  потерялся,  потом
ощутил, что вновь поднимается с песка, а по щеке течет что-то теплое.
     Он обрушился на Хару, подняв обе руки, и замолотил кулаками по  рыжей
морде.
     Что-то твердое ударило его в грудь. Весь мир  вокруг  -  пляж,  море,
небо - плясал перед глазами.
     Вдруг зрение прояснилось. Он разглядел яростную физиономию Хары,  его
мелькающие кулаки, орущих оборванцев, сгрудившихся позади  Хары.  И  снова
горячий песок под спиной. И снова он вскакивает и бросается вперед.
     Он вслепую бросал кулаки в красную пелену,  в  которой  плясало  лицо
Хары. По глазам что-то текло и мешало смотреть, но и Хара был  с  разбитой
рожей.
     Удар в голову уронил его на колени. А он вновь встал,  и  оба  кулака
полетели вперед. Теперь в  глазах  Хары  изумления  было  не  меньше,  чем
злости. Хара отскочил от бросившегося на него Аллана.
     Аллан почувствовал, что силы быстро уходят,  собрался,  и,  вкладывая
всю тяжесть тела, бросил оба кулака вперед на уровне пояса.  При  этом  он
получил два удара сам: по зубам и по уху.  И  тут  он  услышал,  как  Хара
задохнулся, и увидел, как тот валится на песок с посеревшим лицом.
     Слепящий песок пляжа встал дыбом и ударил его. Кричали люди,  кричала
Лита.
     Он ощутил, что руки Литы поддерживают его, вытирают  его  лицо...  Ее
руки...
     Внезапно ее руки стали большими и грубыми. Он открыл глаза.  Над  ним
стояла не Лита. Над ним стоял одетый в белое охранник.
     Аллан огляделся. Ни пляжа, ни  моря  -  металлическое  нутро  флаера.
Впереди - спина пилота. Слышен рев рассекаемого воздуха снаружи.
     - Пришли в себя, наконец? - сказал охранник. - Вы были  без  сознания
полчаса.
     - А где... как?.. - с трудом выговорил Аллан.
     - Вы не помните? - спросил  охранник.  -  Не  удивительно.  Когда  мы
прилетели, вы уже совсем теряли сознание. Понимаете, вы  были  приговорены
только к одним суткам ссылки на остров. Мы прилетели за вами и установили,
что вы подвергаетесь нападению со стороны  одного  из  этих  неразумников.
Поэтому мы подобрали вас и полетели обратно.  Мы  уже  почти  долетели  до
Города 72.
     В полном отчаянии Аллан сел.
     - А Лита? Где Лита?
     - Вы имеете в виду эту девушку неразумницу, что была там? Конечно же,
она там и осталась. У нее пожизненная ссылка.  Она  подняла  большой  шум,
когда мы сели и забирали вас.
     - Но я не хочу покидать там Литу, - крикнул Аллан. -  Слышите,  я  не
хочу ее покидать!
     - Не  хотите  покидать  ее?  -  переспросил  пораженный  охранник.  -
Послушайте, да вы снова становитесь неразумником. Если вы и дальше  будете
продолжать вести себя подобным образом, то вас снова сошлют на  остров,  и
срок будет уже не один день, а значительно больше!
     Аллан с острым любопытством уставился на него.
     - Вы считаете, что если я  окажусь  достаточно  неразумным,  то  меня
могут сослать на остров - пожизненно?
     - Несомненно могут, - заявил охранник. - Вам  просто  очень  повезло,
что в данном случае вас забрали всего через день.
     Пока перелет не  закончился,  пока  Аллан  вновь  не  предстал  перед
Директором, он не произнес больше ни слова.
     Директор посмотрел на его синяки и улыбнулся.
     - Итак, мне представляется, что даже один день на  острове  стал  для
вас хорошим уроком в отношении того, что же есть жизнь без разумности.
     - Да, я получил урок, - ответил Аллан.
     - Я рад этому, - сказал ему  Директор.  -  Теперь  вы  осознали,  что
единственным моим мотивом при вашей ссылке было исцелить вас от  тенденции
к неразумию.
     Аллан тихо кивнул.
     - Вероятно, самым неразумным с моей стороны было бы  отвергнуть  ваши
усилия, направленные на то, чтобы исцелить меня и помочь мне, не так ли?
     Директор самодовольно улыбнулся.
     - Да, мой мальчик, это было бы верхом неразумия.
     - Так я и думал, - проговорил Аллан так же тихо.

     Короткий замах...

     На этот раз, пока флаер несся к острову с Алланом  Манном  на  борту,
охранники не испытывали никакого расположения.
     - Теперь вы получили пожизненную ссылку по своей собственной вине,  -
сказал старший. - Кто и когда слышал,  чтобы  кто-либо  решился  на  столь
безумный поступок - ударить Директора?
     Аллан, не обращая на него внимания, всматривался вперед.
     - Вот же он! Вот и остров!
     -  И  вы  рады,  что  снова  попали  сюда?  -  старший   неприязненно
отодвинулся. - Из всех неразумников, которых  мы  транспортировали,  вы  -
самый худший.
     Флаер скользнул вниз по теплому полуденному лучу и снова закачался на
песчаном пляже. Аллан выскочил и бросился  вверх  по  склону.  Он  уже  не
слышал, что кричал ему охранник, пока поднимался  флаер.  Он  ни  разу  не
оглянулся, чтобы не терять времени. Аллан устремился сначала вдоль  пляжа,
потом через лес - к западному краю острова.
     Он выбежал на поляну, где раскинулась деревня. На поляне стояли люди,
и один человек, увидев Аллана, бросился к нему  с  радостным  криком.  Это
была девушка - это была Лита!
     Они встретились, и Аллан не увидел ничего противоестественного в том,
что рука его обняла девушку, а та припала к нему.
     - Они забрали тебя утром, - плакала она. - Я думала,  что  ты  больше
никогда не вернешься.
     - А я вернулся, чтобы остаться, - сказал он ей. - Я теперь тоже здесь
на всю жизнь. - Он произнес это почти с гордостью.
     - Ты получил пожизненный срок?
     Он коротко рассказал ей, как было дело.
     - Я не захотел возвращаться. Здесь мне больше понравилось, - закончил
он.
     - Ага, так ты вернулся! - это был бычий рев Хары,  совсем  близко  от
них. Аллан быстро повернулся - губы перекошены в ярости.
     А Хара, ухмыляясь во всю разбитую физиономию, шел к нему и протягивал
руку.
     - Здорово, что ты вернулся! Ты же первый  мужик,  который  смог  меня
вырубить. Ты мне нравишься, парень!
     Аллан изумленно уставился на него.
     - То есть как?  Как  я  могу  тебе  нравиться  после  этого?  Это  же
неразумно.
     Его заглушил взрыв хохота собравшихся вокруг мужчин и женщин.
     - Слушай, парень, ты живешь на Острове неразумия, - вопил Хара.
     - Но Лита, - воскликнул Аллан. - Ты... ты с ней не будешь!
     - Да успокойся ты, - усмехнулся Хара. Он  кивнул,  и  из  собравшейся
толпы вышла яркая белокурая девушка. - Погляди-ка,  что  тут  оставил  тот
самый флаер, что уволок тебя. И тоже пожизненно.  Так  что  про  Литу  все
забыто. Как только я увидал это чудо - верно, лапка?
     - Забудь напрочь, - посоветовала девушка и улыбнулась  Аллану.  -  Мы
поженимся сегодня вечером.
     - Поженитесь?
     Хара кивнул.
     - Верно. Мы тут совершаем старинные обряды.  Здесь  есть  религиозный
священник. Его сослали сюда, потому что религия  тоже  неразумна.  Он  все
сделает.
     Аллан Манн повернулся к девушке, которую продолжал обнимать. В  мозгу
его вспыхнула новая мысль.
     - Лита, тогда ты и я...
     Вечером, после того как состоялось двойное венчание,  а  вся  деревня
предавалась шумному и совершенно неразумному веселью, Аллан и Лита  вместе
с Харой и его новобрачной сидели на обрыве, на западном  краю  острова,  и
глядели на угасающие угли заката в темнеющем небе.
     - Когда-нибудь, - сказал Хара,  -  когда  нас,  неразумников,  станет
гораздо больше,  мы  вернемся,  возьмем  весь  мир  и  снова  сделаем  его
неразумным, неэффективным до чертиков и - человеческим.
     - Когда-нибудь... - прошептал Аллан.

                               ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ

                          1. ЗАМЕДЛЕННАЯ ЖИЗНЬ

     Мертвец стоял в слабом лунном свете,  рассеянном  в  джунглях,  когда
Феррис наткнулся на него.
     Это был маленький смуглый человек в хлопчатобумажной одежде, типичный
лаосец из внутреннего Индо-Китая. Он  стоял  без  поддержки,  с  открытыми
глазами, незряче уставившимися вперед, слегка приподняв одну ногу.  Он  не
дышал.
     - Но он же не может быть мертвым! - воскликнул Феррис. - Мертвецы  не
стоят в джунглях.
     Его прервал проводник Пиэнг.  Этот  маленький  туземец  утратил  свою
наглую самоуверенность с тех пор, как они сбились с  тропы,  а  неподвижно
стоящий мертвец совершенно деморализовал его.
     С тех пор,  как  они  наткнулись  в  этих  зарослях,  можно  сказать,
налетели на мертвеца, Пиэнг испуганно таращился на неподвижную  фигуру,  а
теперь многоречиво забормотал:
     - Этот человек х_у_н_е_т_и! Не прикасайтесь к нему!  Мы  должны  уйти
отсюда... Мы забрели в плохие джунгли!
     Феррис не пошевелился. Он слишком много лет был охотником  за  тиком,
чтобы скептически относиться к суевериям Южной Азии. Но, с другой стороны,
он чувствовал на себе определенную ответственность.
     - Если этот человек  не  мертв  на  самом  деле,  тогда  он  болен  и
нуждается в помощи, - заявил он.
     - Нет, нет, -  настаивал  Пиэнг.  -  Он  х_у_н_е_т_и!  Нужно  быстрее
уходить отсюда.
     Побледнев  от  страха,  он  оглядывал  залитые  луной  заросли.   Они
находились на низком плато, где джунгли  были,  скорее,  муссонным  лесом,
нежели лесом дождливым. Большие силк-коттоны и  фикусы  были  здесь  менее
задушены  кустарником  и  ползучими  растениями,  в  отдалении   виднелись
гигантские баньяны,  вздымающиеся,  как  мрачные  властелины  серебристого
безмолвия.  Безмолвие.  Тишина.  Здесь  она  была  какой-то  неестественно
глубокой.  Они  неясно  слышали  привычную  болтовню   птиц   и   обезьян,
доносившуюся из чащ долины, и кашель тигров у подножия  холмов  Лаоса,  но
здесь, на плато, царила полная тишина.
     Феррис подошел к неподвижному туземцу и осторожно прикоснулся  к  его
тонкому, коричневому запястью. Несколько секунд он не  чувствовал  пульса,
затем уловил его - неописуемо медленные удары.
     - Один удар в две минуты, - пробормотал Феррис. - Как,  к  черту,  он
может жить?
     Он осмотрел голую грудь человека. Она вздымалась... но так  медленно,
что его глаза с трудом  могли  заметить  это  движение.  Грудь  оставалась
неподвижной несколько минут, затем медленно опускалась.
     Феррис достал карманный фонарик и направил его свет в глаза  туземца.
Сначала не было никакой реакции, затем, очень медленно, веки поползли вниз
и закрылись,  какое-то  время  оставались  закрытыми,  наконец,  открылись
опять.
     - Моргает... но в сто раз медленнее нормального! - воскликнул Феррис.
     - Пульс, дыхание, реакция - все в сто  раз  медленнее.  Этот  человек
либо в шоке, либо одурманен.
     Затем он заметил кое-что, от чего его бросило в озноб.
     Глаза туземца, казалось, с бесконечной медлительностью поворачивались
в его сторону, а нога его была теперь поднята чуть выше. Он словно бы  шел
- но шел в сто раз медленнее нормального темпа.
     Это было жутко. Затем  произошло  еще  более  жуткое.  Раздался  звук
треснувшего сучка.
     Пиэнг вскрикнул от ужаса и показал  на  заросли.  И  в  лунном  свете
Феррис увидел...
     В сотне футов поодаль стоял еще один туземец.  Тело  его  наклонилось
вперед, словно он застыл на бегу. Под его ногой и треснул сучок.
     - Они  поклоняются  Великому  Изменению!  -  хриплым  голосом  сказал
проводник. - Мы не должны вмешиваться!
     То же решил и Феррис. Очевидно, они  наткнулись  на  какой-то  жуткий
обряд  джунглей,  а  он  слишком  хорошо  знал  азиатов,  чтобы   захотеть
вмешиваться в их религиозные таинства.
     Его занятием здесь, в восточном Индо-Китае, была охота  за  тиком.  В
этих диких краях достаточно трудно бродить и без  враждебных  племен.  Эти
странные мертво-живые люди,  одурманенные  либо  что  там  еще,  не  могли
представлять собой опасность, если поблизости не было других.
     - Идем, - коротко сказал Феррис.
     Пиэнг поспешно двинулся вниз по  склону  лесного  плато.  Он  ломился
через кустарник, как напуганный олень, пока они не наткнулись на тропу.
     - Это она... тропа к  Правительственной  станции,  -  произнес  он  с
огромным облегчением. - Та самая, которую мы потеряли в ущелье. Я давно не
забирался так далеко в Лаос.
     - Пиэнг, что такое  х_у_н_е_т_и?  -  спросил  Феррис.  -  И  о  каком
Изменении ты говорил?
     Проводник внезапно сделался не таким многоречивым.
     -  Это  такой  ритуал.  -   И   добавил   с   несколько   вернувшейся
самоуверенностью.
     - Эти туземцы очень невежественны. Они не посещали школу миссии,  как
я.
     - Что за ритуал? Ты говорил про Великое Изменение. Что это такое?
     Пиэнг пожал плечами и с готовностью солгал:
     - Не знаю. Во всем огромном лесу ему поклоняются люди, которые  могут
становиться х_у_н_е_т_и. Я не знаю, как.
     Феррис размышлял, продолжая  идти  дальше.  В  туземцах  было  что-то
жуткое... Почти полная остановка жизни, но не совсем - только  неописуемое
замедление ее.
     Что могло быть причиной этого? И  что,  возможно,  может  быть  целью
этого?
     - Мне кажется, тигр или змея могут быстро расправиться с человеком  в
таком состоянии.
     Пиэнг энергично помотал головой.
     - Нет. Человек, который х_у_н_е_т_и,  в  безопасности...  по  крайней
мере, от животных. Ни один зверь не тронет его.
     Феррис удивился. Может, из-за крайней неподвижности  животные  просто
не обращают на них внимания?
     Он должен в этом разобраться! Вот уже два дня он блуждает в  джунглях
Лаоса, с тех пор как покинул верхний Меконг, ожидая, что вот-вот выйдет  к
Французской  Правительственной  ботанической  исследовательской   станции,
которая была его целью.
     Он стряхнул с потной шеи кусучих крылатых муравьев и  ему  захотелось
сделать привал, но, судя по карте, до станции оставалось  всего  несколько
миль.
     Стофутовые фикусы, красные деревья и  солк-коттоны  застилали  лунный
свет. Тропа  все  время  извивалась,  то  огибая  непроходимые  бамбуковые
заросли, то сворачивая к бродам через мелкие потоки, а переплетения лиан с
дьявольским проворством подставляли в темноте ножку.
     Феррис подумал, не потеряли ли они опять дорогу, и уже  не  в  первый
раз удивился, зачем он вообще уехал из Америки за этим проклятым тиком.
     - Станция, - внезапно сказал Пиэнг с видимым облегчением.  И  тут  же
впереди них, на  покрытом  джунглями  склоне,  показался  плоский  выступ.
Оттуда, из окон  переносного  бамбукового  бунгало,  лился  свет.  Проходя
последние несколько ярдов, Феррис почувствовал всю накопившуюся усталость.
Он подумал, получит ли здесь приличную постель  и  каким  парнем  окажется
этот Беррью, похоронивший себя  в  таком  богом  забытом  месте,  как  эта
ботаническая станция.
     Бамбуковый домик был окружен высокими, стройными красными  деревьями,
лунный свет заливал садик за низкой саппановой оградкой.
     С темной веранды до Ферриса донесся голос, поразивший его, потому что
это был девичий голос, говоривший по-французски:
     - Пожалуйста, Андре! Не ходи туда!! Это безумие!
     - Прекрати, Лиз! - резко ответил мужской голос. - Это уже надоело...
     Феррис дипломатично кашлянул и сказал в темноту веранды:
     - Месье Беррью?
     Наступила мертвая тишина, затем дверь домика распахнулась, на Ферриса
и его проводника хлынул поток света.
     В этом свете  Феррис  увидел  человека  лет  тридцати,  с  непокрытой
головой, одетого во все  белое  -  в  его  стройной  фигуре  чувствовалась
какая-то жестокость. Девушка казалась лишь белым пятном в темноте.
     Феррис поднялся по ступенькам.
     - Я полагаю, у вас бывает не много гостей. Меня зовут Хью  Феррис.  У
меня для вас письмо из Сайгонской конторы.
     Наступило молчание, затем раздался голос:
     - Может быть, вы зайдете, месье Феррис...
     В освещенной лампами, с бамбуковыми  стенами  комнате  Феррис  быстро
оглядел хозяев.
     Для его опытного взгляда Беррью выглядел человеком,  который  слишком
долго жил в тропиках - его  белокурая  красота  потускнела  в  тропическом
климате, глаза были лихорадочно беспокойны.
     - Моя сестра Лиз,  -  представил  он  девушку,  беря  письмо  из  рук
Ферриса. Удивление Ферриса возросло. Он до сих пор полагал,  что  это  его
жена. Зачем девушке лет под тридцать хоронить себя в такой глуши?
     Он не удивился, заметив, что она выглядит  несчастной.  Она  была  бы
вполне хорошенькой, если бы не имела такой мрачный, встревоженный вид.
     - Хотите выпить? - спросила его Лиз, затем бросила  тревожный  взгляд
на брата. - Теперь ты не пойдешь, Андре?
     Беррью взглянул на залитые луной джунгли, и голодное  напряжение  его
скул не понравилось Феррису.
     - Нет, Лиз. Приготовь, пожалуйста, выпить и вели Ахра позаботиться  о
проводнике гостя.
     Он быстро прочитал письмо. Феррис со вздохом сел на раскладной  стул.
Беррью окинул его тревожным взглядом.
     - Значит, вы пришли за тиком?
     Феррис кивнул.
     - Мне предстоит только пометить деревья и снять с  них  кольца  коры.
Они должны простоять несколько лет, прежде чем их срубят.
     - Уполномоченный пишет, что я должен оказывать вам всяческую  помощь.
Необходимо открытие новых тиковых вырубок.
     Беррью медленно сложил письмо.  Ясно,  подумал  Феррис,  ему  это  не
нравится, но все, что приказано, он сделает.
     - Я сделаю все возможное, чтобы помочь  вам,  -  пообещал  Беррью.  -
Полагаю, вам понадобятся местные рабочие. Постараюсь раздобыть их для вас.
- Затем в его глазах появилось странное выражение.  -  Но  ту  есть  леса,
неподходящие для вырубок. Позже я расскажу вам об этом поподробнее.
     Феррис, с  каждой  секундой  чувствуя  все  большую  усталость  после
долгого пути, был благодарен за ром с содовой, который принесла ему Лиз.
     - У нас есть маленькая свободная  комната...  Думаю,  там  вам  будет
удобно, - сказала она. Феррис поблагодарил.
     - Я так устал, что усну хоть на  бревне.  Мои  мускулы  застыли,  как
будто я сам стал х_у_н_е_т_и.
     Стакан Беррью вдребезги разбился об пол.

                           2. КОЛДОВСТВО НАУКИ

     Не обратив внимания на разбившийся стакан, француз подошел к Феррису.
     - Что вы знаете о х_у_н_е_т_и? - резко спросил он.
     Феррис с изумлением заметил, что руки Беррью дрожат.
     - Ничего, кроме того,  что  мы  увидели  в  лесу.  Мы  наткнулись  на
стоящего в лунном свете человека, который выглядел мертвым, но таковым  не
был.  Он  лишь  казался  невероятно  замедленным.  Пиэнг  сказал,  что  он
х_у_н_е_т_и.
     Что-то мелькнуло в глазах Беррью.
     - Я так и знал, что Ритуал вызовет к себе!
     Он оборвал себя. Это выглядело так, словно что-то  заставило  его  на
секунду забыть о присутствии Ферриса.
     Лиз понурила белокурую головку и отвела от Ферриса взгляд.
     - О чем вы говорите? - быстро спросил американец.
     Но Беррью уже пришел в себя. Теперь он тщательно выбирал слова.
     - Племена Лаоса имеют странные верования, месье Феррис. Их не  всегда
легко понять.
     - В свое время я видел разную магию, - пожал плечами Феррис. - Но это
что-то невероятное!
     - Это наука, а не магия, - поправил  его  Беррью.  -  Древняя  наука,
рожденная  много  веков  назад  и  передающаяся  по  наследству.  Человек,
которого вы видели в лесу, был под воздействием химического  вещества,  не
найденного нашей фармацевтикой, но тем не менее, могущественного.
     - Вы хотите сказать, что  у  этих  туземцев  есть  препарат,  который
замедляет жизненные процессы до  такого  невероятно  медленного  темпа?  -
скептически спросил Феррис. - И современная науки ничего не знает о нем?
     - Что в этом странного? Вспомните, месье Феррис, что  столетие  назад
старые крестьянки  в  Англии  лечили  сердечные  заболевания  наперстянкой
раньше, чем медики изучили ее целебные свойства и открыли дигиталис.
     - Но почему туземцы в Лаосе хотят жить настолько медленнее?
     - Потому что они верят, что в таком  состоянии  могут  связываться  с
чем-то гораздо более великим, чем они сами.
     - Месье Феррис, должно быть, очень устал, - прервала его Лиз.  -  Его
постель готова.
     Феррис заметил нервный страх на  ее  лице  и  понял,  что  она  хочет
положить конец этому разговору.
     Он думал о Беррью, прежде чем погрузиться в сон. В  этом  парне  было
что-то странное. Его слишком волновали х_у_н_е_т_и.
     Да, это было достаточно жутким, чтобы  нарушить  душевное  равновесие
любого,  это  невероятное  и  невозможное  замедление   жизненного   темпа
человеческих существ. "Связываться с чем-то гораздо более великим, чем они
сами", - сказал Беррью.
     Что это за боги, настолько чуждые, что человек должен жить в сто  раз
медленнее, чтобы связаться с ними?
     На следующее утро он завтракал с  Лиз  на  широкой  веранде.  Девушка
сказала ему, что брат уже ушел.
     - Немного  попозже  он  возьмет  вас  с  собой  в  туземную  деревню,
расположенную ниже в долине, чтобы найти для вас рабочих.
     Феррис заметил признаки печали на ее лице. В основном, она  безмолвно
глядела на зеленый океан леса, расстилавшийся у подножия плато, на  склоне
которого они находились.
     - Вы не любите лес? - осмелился спросить Феррис.
     - Я ненавижу его. Здесь он подавляет.
     - Почему же вы не уезжаете?
     Девушка пожала плечами.
     - Скоро  уеду.  Бесполезно  оставаться  здесь.  Андре  все  равно  не
вернется со мной. - Немного погодя она пояснила: - Он пробыл здесь на пять
лет  больше  договоренного.  Когда  я  поняла,  что   он   не   собирается
возвращаться во Францию, то приехала за ним. Но он не  хочет  уезжать.  Он
привязан здесь. Она резко замолчала. Феррис осмотрительно  воздержался  от
вопроса, что она имела в  виду  под  словом  "привязан".  Это  могла  быть
туземная женщина, хотя Беррью не походил на людей такого типа.
     Медленно тянулись жаркие утренние часы. Феррис, развалившись в кресле
и наслаждаясь заслуженным отдыхом, ожидал возвращения Беррью.  Но  тот  не
вернулся. И после того, как миновал полдень, Лиз  выглядела  все  более  и
более встревоженной.
     За час до заката она вышла на веранду в брюках и куртке.
     - Я пройдусь до деревни... Скоро вернусь, - сказала она Феррису.
     Она не умела врать. Феррис вскочил на ноги.
     - Вы идете за своим братом. Где он?
     Тревога и сомнение боролись на ее лице.
     - Верьте мне, я хочу быть вашим другом. Ваш брат в чем-то замешан, не
так ли?
     Она кивнула, побледнев.
     - Поэтому он не вернется со мной во Францию. Он  не  может  заставить
себя уехать. Это как ужасный, засасывающий порок.
     - Что э т о?
     Она покачала головой.
     - Я не могу вам сказать. Пожалуйста, ждите меня здесь.
     Он смотрел, как она уходит, и внезапно понял, что идет она не вниз по
склону, а вверх, к вершине заросшего лесом плато.
     Феррис быстро догнал ее.
     - Вам не следует идти в лес одной на слепые поиски.
     - Это не слепые поиски. Мне кажется, я знаю, где он, - прошептала
     Лиз.
     - Но вам туда ходить не нужно. Туземцам это не понравится.
     Феррис внезапно понял.
     -  Это  большая  роща  на  вершине  плато,  где  мы  нашли   туземцев
х_у_н_е_т_и?
     Ее несчастное молчание было достаточным ответом.
     - Возвращайтесь в бунгало. Я найду его.
     Она не шелохнулась. Феррис пожал плечами и двинулся вперед.
     - Тогда мы пойдем вместе.
     Она заколебалась, затем пошла  за  ним.  Они  поднимались  по  склону
плато, пробираясь через лес.
     Клонившееся к западу солнце посылало копья и стрелы  горящего  золота
через щели в  огромном  балдахине  листвы.  Сплошная  зелень  леса  дышала
прогорклыми,  горячими  испарениями.  Даже  птицы  и  обезьяны  совершенно
молчали, задыхаясь в эти вечерние часы.
     - Беррью замешан в этом странном обряде х_у_н_е_т_и?
     Лиз взглянула на него, словно отрицая это, но затем опустила глаза.
     - Да. Увлечение ботаникой заставило его заинтересоваться.  Теперь  он
вовлечен.
     Феррис был в недоумении.
     - Как могут ботанические интересы затянуть человека в этот  безумный,
наркотический ритуал?
     Лиз не  ответила.  Они  шли  молча,  пока  не  добрались  до  вершины
лесистого плато.
     - Теперь мы должны идти тихо, - прошептала она. - Будет  плохо,  если
нас здесь увидят.
     Роща,  покрывавшая  плато,  была  пронизана  горизонтальными   лучами
красного  заходящего  солнца.  Огромные  силк-коттоны  и  фикусы  казались
колоннами, поддерживающими огромный соборный неф темнеющей зелени.
     Чуть дальше вырисовывались чудовищные баньяны, которые он видел вчера
в лунном свете. Все  остальное  казалось  карликовым  по  сравнению  с  их
массой, бесконечно древней и бесконечно величественной.
     Феррис  внезапно  увидел  туземца,  маленькую  коричневую  фигурку  в
кустарнике в десятке ярдов впереди, потом еще двоих  немного  дальше.  Они
стояли совершенно неподвижно, отвернувшись от него.
     Они х_у_н_е_т_и, понял Феррис, они  погружены  в  странное  состояние
замедленной  жизни,  в  это  поразительное   замедление   всех   жизненных
процессов. Феррис ощутил бегущий по спине холодок.
     - Вам лучше вернуться обратно и ждать, - пробормотал он через плечо.
     - Нет, - прошептала она. - Вон Андре.
     Феррис повернулся, всматриваясь в указанном направлении,  затем  тоже
увидел Беррью. Его белокурая  голова  была  обнажена,  лицо,  неподвижное,
белое, походило на заставшую маску. Он стоял, как  изваяние,  под  большой
дикой фигой в ста футах правее их.
     Х У Н Е Т И!
     Феррис ожидал подобного, но от этого потрясение было не меньшим. Одно
дело туземцы, мало значащие для него, как человеческие существа, но  всего
лишь несколько часов назад он разговаривал с нормальным Беррью,  а  теперь
увидел его таким!
     Беррью стоял в нелепой позе, напоминавшей старомодные "живые статуи".
Одна нога слегка  приподнята,  тело  чуть-чуть  подалось  вперед,  а  руки
воздеты кверху.
     Как и застывшие туземцы, Беррью был обращен лицом вглубь рощи,  туда,
где смутно виднелись гигантские баньяны.
     Феррис коснулся его руки.
     - Беррью, придите в себя.
     - Бесполезно с ним говорить. Он не слышит.
     Да, он не слышал. Он жил в таком замедленном темпе, что обычные звуки
не достигали его ушей.  Его  лицо  было  жесткой  маской,  губы  чуть-чуть
приоткрыты для дыхания, глаза устремлены вперед. Медленно, очень  медленно
веки поползли вниз и прикрыли эти застывшие глаза, затем снова поднялись в
бесконечно медленном  моргании.  Так  же  медленно  его  приподнятая  нога
двигалась вниз, к земле.
     Движения, пульс, дыхание -  все  в  сто  раз  медленнее  нормального.
Живой, но не человеческим образом - совершенно не человеческим.
     Лиз была не так ошеломлена, как Феррис. Позднее он понял, что она уже
видела брата в таком состоянии.
     - Мы должны как-то отнести его в бунгало. Я не могу  снова  позволить
ему остаться здесь на много дней и ночей!
     Феррис с радостью взялся за маленькую  практическую  задачу,  которая
ненадолго отвлекла его мысли от этого застывшего ужаса.
     - Мы можем соорудить носилки из курток.  Я  срежу  пару  шестов.  Два
бамбуковых ствола,  продернутые  в  рукава  курток,  образовали  временные
носилки, которые они положили на землю.
     Феррис поднял Беррью. Тело его было негнущимся, мускулы твердыми, как
камень, из-за медленного темпа их движения.
     Феррис положил  молодого  француза  на  носилки,  затем  взглянул  на
девушку.
     - Поможете мне нести его или лучше сбегаете за слугой?  Она  покачала
головой.
     - Туземцы не должны знать об этом. Андре не  тяжелый.  Действительно,
он не был тяжелым. Он был легкий, словно изнуренный длительной лихорадкой,
хотя, как понимал Феррис, никакая лихорадка не могла быть причиной этого.
     Зачем молодому ботанику уходить в лес и  принимать  какой-то  мерзкий
первобытный наркотик, замедляющий его почти до состояния ступора? Во  всем
этом не было смысла.
     Лиз несла свою долю  их  живой  ноши  через  сгущающиеся  сумерки,  в
стойком молчании. Даже когда они время  от  времени  клали  Беррью,  чтобы
отдохнуть, она ничего не говорила.
     Она молчала, пока они не добрались до темного бунгало и  не  положили
Беррью на кровать. Тогда девушка упала в кресло и спрятала лицо в ладонях.
     Феррис заговорил с грубоватой бодростью, которой не чувствовал сам:
     - Не расстраивайтесь, теперь с ним все  будет  в  порядке.  Я  быстро
приведу его в чувство.
     Она покачала головой.
     - Нет, ничего не предпринимайте! Он должен прийти в себя сам,  а  это
займет много дней.
     Вот черт, подумал Феррис. Ему предстояло  искать  тик,  а  для  этого
нужна помощь Беррью в найме рабочих.
     Затем маленькая, унылая фигурка девушки тронула его. Он  похлопал  ее
по плечу.
     - Хорошо, я буду помогать вам  заботиться  о  нем.  Потом  мы  вдвоем
вколотим в него здравый смысл и заставим уехать домой. А пока позаботьтесь
об ужине. Она зажгла газолиновую лампу и вышла. Он услышал, как она  зовет
слуг. Он взглянул на Беррью и снова почувствовал легкую  тошноту.  Француз
лежал, уставившись в потолок. Он был  жив,  дышал,  однако,  замедленность
жизненного темпа отрезала его от Ферриса так же надежно, как и смерть.
     Нет, не совсем. Медленно, так медленно, что Феррис едва мог  заметить
движение, глаза Беррью повернулись к нему.
     В комнату вошла Лиз. Она казалась спокойной, но он уже немного  узнал
ее и по лицу понял, что она испугана.
     - Слуги ушли! Ахра и девушки... и ваш  проводник.  Должно  быть,  они
увидели, как мы принесли Андре.
     - Они ушли, потому что мы принесли человека, который  х_у_н_е_т_и?  -
спросил Феррис.
     - Да. Все племена боятся этого ритуала.
     Феррис   потратил   несколько   секунд,   чтобы   тихонько   выругать
исчезнувшего проводника.
     -  Пиэнг  трясся,  как  испуганный  кролик,  при  виде   х_у_н_е_т_и.
Хорошенькое у меня здесь начало работы!
     - Может, вам тоже  лучше  уйти,  -  неуверенно  сказала  Лиз,  затем,
противореча самой себе, добавила: - Нет, я не могу  быть  такой  героиней!
Пожалуйста, останьтесь!
     - Не сомневайтесь. Я не могу уплыть по реке и доложить, что  увильнул
от работы из-за...
     Он замолчал, так как она не слушала его. Она смотрела  мимо  него  на
кровать.
     Феррис повернулся. Пока они разговаривали,  Беррью  двигался.  Ужасно
медленно, но двигался.
     Его ноги были уже на полу. Он вставал. Тело было напряжено в усилии и
медленно, несколько минут, поднималось.
     Затем его правая нога начала почти незаметно отрываться от  пола.  Он
пошел, только в сто раз медленнее нормального.
     Он пошел к двери.
     В глазах Лиз стояла тоскливая жалость.
     - Он пытается вернуться в лес. И будет пытаться, пока он х_у_н_е_т_и!
Феррис осторожно перенес Беррью на кровать, чувствуя на лбу испарину.  Что
же завлекает поклоняющихся в странный транс замедленной жизни?

                           3. УЖАСНАЯ ПРИМАНКА

     Феррис повернулся к девушке.
     - И сколько ваш брат пробудет в таком состоянии? - спросил он.
     - Долго, - с трудом ответила она.  -  Потребуется  много  недель  для
того, чтобы х_у_н_е_т_и прошло.
     Феррису не понравилась такая перспектива, но он ничего не мог с  этим
поделать.
     - Ладно, будем ухаживать за ним вместе.
     - Одному все время придется стеречь его, - сказала Лиз.  -  Он  будет
продолжать попытки уйти в лес.
     - С вас пока достаточно. Этой ночью я присмотрю за ним.
     Феррис стерег его и эту ночь, и еще много ночей. Дни  складывались  в
недели, а туземцы все еще избегали этого дома, и он не видел никого, кроме
бедной девушки и мужчины, живущего в ином состоянии, недели все  остальные
люди.
     Беррью не менялся. Он, казалось, не спал, не хотел ни пить, ни  есть.
Глаза его не закрывались, не считая бесконечно медленных морганий.  Он  не
спал и не переставал двигаться. Он был все время в  движении,  только  это
происходило в таком жутком, замедленном темпе, что  его  можно  было  едва
уловить.
     Лиз оказалась права. Беррью хотел вернуться в лес. Он жил в  сто  раз
медленнее нормального и явно мыслил каким-то  жутким  образом,  все  время
пытаясь вернуться в объятый тишиной, угрожающий лес, где они его нашли.
     Феррис устал переносить неподвижную фигуру обратно  в  кровать  и,  с
разрешения девушки, связал Беррью лодыжки. Но легче от этого не  стало.  В
некотором отношении, стало еще более страшно сидеть  в  освещенной  лампой
спальне  и  наблюдать  за  медлительными  попытками  Беррью  освободиться.
Замедленная протяженность каждого крошечного движения действовала  Феррису
на нервы. Ему хотелось дать Беррью  какого-нибудь  успокоительного,  чтобы
усыпить его, но он не осмеливался на это.
     Он обнаружил  на  предплечье  Беррью  крошечный  надрез,  запачканный
какой-то липкой зеленью. Возле него были рубцы  от  других,  более  старых
надрезов. Неизвестно, какое сумасшедшее снадобье вводилось таким образом в
человека, чтобы сделать его х_у_н_е_т_и. Феррис не осмеливался  попытаться
нейтрализовать его действие.
     Наконец, однажды ночью Феррис поднял глаза от надоевшего ему  старого
иллюстрированного журнала и вскочил на ноги.
     Беррью лежал на кровати, но только что моргнул, моргнул с  нормальной
скоростью, а не замедленным, почти невидимым движением.
     - Беррью, - быстро сказал Феррис, - вы меня слышите?
     Беррью окинул его долгим недружелюбным взглядом.
     - Я вас слышу. Могу я спросить, зачем вы вмешались?
     Это застало Ферриса врасплох. Он так долго исполнял роль сиделки, что
невольно  стал  думать  о  Беррью,  как  о  больном,  который  будет   ему
благодарен.
     Теперь он понял, что Беррью испытывает  холодный  гнев,  а  вовсе  не
благодарность.
     Француз развязывал лодыжки.  Движения  его  были  неуверенными,  руки
дрожали, но встал он нормально.
     - Ну? - спросил он.
     Феррис пожал плечами.
     - Ваша сестра отправилась за вами. Я помог ей  принести  вас  в  дом,
только и всего.
     На лице Беррью промелькнул легкий испуг.
     - Это сделала Лиз? Но это же нарушение Ритуала! Это может навлечь  на
нее беду!
     Негодование и нервное напряжение внезапно придали Феррису жестокости.
     - Почему вы беспокоитесь о Лиз сейчас, когда долгие месяцы делали  ее
несчастной, принимая участие в туземном колдовстве?
     Беррью не вспылил, как он ожидал. Молодой француз с трудом ответил:
     - Верно, я причинил Лиз горе.
     - Беррью, зачем  вы  это  делаете?  К  чему  это  ужасное  занятие  -
становиться х_у_н_е_т_и, жить в сотню раз  медленнее?  Что  вы  имеете  от
этого?
     Тот измученными глазами посмотрел на Ферриса.
     - Делая это, я вхожу в лучший мир, мир, который существует вокруг нас
всю нашу жизнь, но которого мы вовсе не понимаем.
     - Что это за мир?
     - Мир зеленой  листвы,  корней  и  ветвей.  Мир  растительной  жизни,
который мы никогда не сможем понять  из-за  разницы  между  его  жизненным
темпом и нашим. Феррис начал смутно понимать.
     - Вы хотите сказать, что, будучи х_у_н_е_т_и, живете в том  же  самом
темпе, что и растения?
     - Да, -  кивнул  Беррью,  -  и  простое  изменение  жизненного  темпа
открывает двери в неизвестный, невероятный мир.
     - Но каким образом?
     Француз показал на полузаживший надрез на голой руке.
     - Туземное снадобье, замедляющее  метаболизм,  сердцебиение,  нервные
сигналы - все. Оно основано  на  хлорофилле,  зеленой  крови  растительной
жизни, комплексе химических веществ, дающем растениям возможность получать
энергию непосредственно из солнечного света. Туземцы готовят его прямо  из
трав по своему методу.
     - Я не думаю, - скептически возразил Феррис, -  что  хлорофилл  может
оказать какое-то воздействие на животный организм.
     - Говоря  это,  -  парировал  Беррью,  -  вы  показываете,  что  ваши
биохимические сведения устарели. Девятнадцатого марта сорок восьмого  года
двое  чикагских  химиков  предложили   массовое   производство   экстракта
хлорофилла,  заявив,  что  введение  его  собакам  и  крысам  способствует
огромному продлению жизни, изменяя способности клеток к окислению.  Да-да,
продлевает жизнь, замедляя ее! Растения живут  дольше  людей,  потому  что
живут не так быстро. Можно сделать так, что человек будет  жить  столь  же
долго -  И  СТОЛЬ  ЖЕ  МЕДЛЕННО,  -  что  и  дерево,  введя  хлорофилловое
соединение в его кровь.
     - Так вот что вы имели в виду, - сказал Феррис, - говоря, что  иногда
примитивные народы опережают современные научные открытия?
     - Раствор хлорофиллового х_у_н_е_т_и может быть древним  секретом,  -
кивнул Беррью. - Я уверен, что он всегда был известен отдельным  избранным
среди примитивных народов мира... - Он мрачно глядел  мимо  американца.  -
Культ деревьев столь же древен, как и человеческая раса. Священное  дерево
шумеров, рощи Додоны, дубы друидов, ясень Игдразиль скандинавов, даже наша
собственная  Рождественская  Елка  -  все  они  исходят  от   первобытного
поклонения этой иной, чужой жизни, с которой мы разделяем Землю. Я уверен,
что   немногочисленные   посвященные   всегда   знали,   как    изготовить
хлорофилловое снадобье, дающее возможность добиться  связи  с  этим  видом
жизни, живя в таком же медленное ритме времени.
     Феррис пристально посмотрел на него.
     - Но как вы проникли в эту странную тайну?
     - Посвященные были мне благодарны, - пожал плечами Беррью,  -  потому
что я спас здешние леса от возможной гибели. - Он прошел в  угол  комнаты,
оборудованной под ботаническую лабораторию, и  достал  пробирку.  Пробирка
была  заполнена  мельчайшими  серо-зелеными  спорами.  -  Это   Бирманская
болезнь, от которой высохли огромные  леса  южного  Меконга.  Смертоносная
штука для тропических деревьев. Она начала распространяться в этой области
Лаоса, но я показал племенам, как остановить ее. Тайная секта  х_у_н_е_т_и
сделала меня своим членом в качестве вознаграждения.
     - Но я все еще не могу понять, зачем такому  образованному  человеку,
как вы, принимать участие в безумных действиях местных мумбо-юмбо?
     - Мой бог, да  я  битый  час  пытаюсь  дать  вам  ключ  к  пониманию,
показать, что  мое  любопытство,  как  ботаника,  заставило  меня  принять
участие в Ритуале и пользоваться  этим  снадобьем!  -  Беррью  забегал  по
комнате. - Но вы не можете понять... не больше, чем  поняла  Лиз!  Вам  не
понять чудо,  необычность  и  красоту  впечатлений  живущего  этой  другой
жизнью!
     Что-то в бледном, увлеченном лице Беррью, в  его  беспокойных  глазах
внушало Феррису жуткое чувство, от которого по коже забегали мурашки.  Его
слова, казалось, на секунду подняли завесу, сделали привычное неясно чужим
и опасным.
     - Послушайте, Беррью! Вы должны покончить с этим и немедленно  уехать
отсюда.
     - Знаю, - невесело усмехнулся француз. - Я  много  раз  говорил  себе
это, но уехать не смог. Разве я могу бросить такие ботанические открытия?
     В комнату вошла Лиз, измученно глядя на брата.
     - Андре, разве ты не уедешь со мной домой? - умоляюще спросила она.
     - Или вас настолько  засосала  эта  безумная  привычка,  что  уже  не
трогает разбитое сердце родной сестры? - сурово добавил Феррис.
     - Вы ограниченная парочка! - вспыхнул Беррью.  -  Вы  обращаетесь  со
мной, как с наркоманом, понятия не  имея  о  тех  удивительных  ощущениях,
которые я испытал. Я ухожу в  иной  мир,  вокруг  чужая  Земля,  какую  вы
никогда не видели. И мне хочется возвращаться туда снова и снова.
     - С помощью хлорофиллового  снадобья  превращаясь  в  х_у_н_е_т_и?  -
мрачно спросил Феррис.
     Беррью вызывающе кивнул.
     - Нет, - сказал Феррис, - не выйдет. Если вы сделаете это,  мы  снова
пойдем и принесем вас сюда. Вы совершенно  беспомощны  перед  нами,  когда
становитесь х_у_н_е_т_и.
     Беррью пришел в ярость.
     - Я никак не могу остановить вас! Ваши угрозы опасны!
     -  Совершенно  верно,  -  спокойно  согласился  Феррис.  -  Входя   в
замедленный темп жизни, вы беспомощны перед нормальными людьми. И я  вовсе
не угрожаю, я пытаюсь спасти ваш разум!
     Вместо  ответа  Беррью  выскочил  из  комнаты.   Лиз   взглянула   на
американца, в ее глазах блестели слезы.
     - Не бойтесь, - успокоил ее Феррис. -  Со  временем  он  справится  с
этим.
     - Я не боюсь, но мне кажется, что он постепенно сходит с ума.
     В душе Феррис согласился. Каков бы ни был соблазн неизвестного  мира,
в который вступал Беррью,  замедляя  свой  жизненный  ритм,  этот  соблазн
захватил его бес всякой надежды на освобождение.
     В этот день в бунгало царило  подавленное  молчание.  Слуг  не  было,
Беррью дулся в своей лаборатории, Лиз слонялась вокруг с несчастным видом.
Но Беррью не пытался уйти, хотя Феррис ждал этого и был готов к конфликту.
     С наступлением темноты Беррью, казалось,  преодолел  свою  обиду.  Он
помог приготовить ужин.
     За едой он был почти весел, но его  лихорадочные  шуточки  не  совсем
нравились  Феррису.  По  безмолвному  соглашению,  никто   из   троих   не
заговаривал о том, что занимало их мысли.
     - Идите спать, - сказал Феррис  Лиз,  когда  Беррью  удалился.  -  За
последнее время вы столько недосыпали, что  ходите  теперь  полусонной.  Я
покараулю его.
     Пройдя к себе в комнату, Феррис обнаружил, что дремота  напала  и  на
него. Он опустился в кресло, борясь со сном, от  которого  тяжелели  веки.
Затем он внезапно понял.
     - Снотворное! - воскликнул он и обнаружил, что  голос  его  прозвучал
чуть громче шепота. - Что-то было подмешано в ужин!
     - Да, - раздалось в ответ. - Да, Феррис.
     В комнату вошел Беррью. В слипающихся глазах Ферриса  он  расплывался
до гигантских размеров. Он подошел вплотную, и Феррис увидел в  его  руках
шприц, конец иглы которого был замазан клейкой зеленью.
     - Простите, Феррис. - Беррью стал заворачивать  Феррису  рукав,  а  у
того не было сил сопротивляться. - Мне очень жаль, что  приходится  делать
это с вами и с Лиз, но вы  были  препятствием.  Это  единственный  способ,
которым я могу помешать вам притаскивать меня сюда.
     Феррис ощутил укол иглы. Больше он ничего не чувствовал.

                            4. НЕВЕРОЯТНЫЙ МИР

     Феррис проснулся  и  несколько  секунд  думал  о  том,  что  его  так
изумляет, затем все понял.
     Это был дневной свет. Он загорался и гас каждые  несколько  минут.  В
спальне повисала ночная тьма,  потом  внезапно  вспыхивал  рассвет,  очень
недолго сиял день и снова наступала ночь.
     День приходил и уходил, пока он  оцепенело  наблюдал,  как  медленно,
неизменно бьется гигантская пульсация - систола и диастола света и тьмы.
     Дни укоротились до минут? Как это может быть? И  затем,  окончательно
проснувшись, он вспомнил.
     - ХУНЕТИ! Он ввел хлорофилловую вытяжку мне в кровь!
     Да,  теперь  он  был  х_у_н_е_т_и,  живущий  в  сто   раз   медленнее
нормального темпе. Он прожил уже несколько суток!
     Феррис поднялся на ноги, вставая, он  столкнул  с  подлокотника  свою
трубку. Она не упала. Она внезапно исчезла и  в  следующее  мгновение  уже
лежала на полу.
     - Она упала, но так быстро, что я не заметил падения.
     Феррис    почувствовал    головокружение    от    столкновения     со
сверхъестественным, и обнаружил, что весь трясется.
     Он попытался взять себя в руки.  Это  не  колдовство.  Это  тайная  и
дьявольская наука, но не нечто необъяснимое.
     Сам он чувствовал себя, как обычно, лишь окружающее, особенно быстрая
смена дня и ночи, говорило ему, что он изменился.
     Он услышал вскрик и заковылял в гостиную. Лиз бежала  ему  навстречу.
Она была в куртке и штанах, явно решив, что брат ее снова ушел. На ее лице
был написан страх.
     - Что происходит? - закричала она. - Свет...
     Феррис взял ее за плечи.
     - Не стоит нервничать, Лиз. Случилось то, что мы  стали  х_у_н_е_т_и.
Это сделал ваш брат - подсыпал  в  ужин  снотворного,  а  затем  ввел  нам
соединение хлорофилла.
     - Но зачем?
     - Разве вы не понимаете? Он сам стал  х_у_н_е_т_и,  уйдя  в  лес.  Мы
могли бы легко вернуть его обратно, если бы оставались нормальными. Тогда,
чтобы предотвратить это, он изменил также и нас.
     Феррис прошел в комнату Беррью. Как он  и  ожидал,  француза  там  не
было.
     - Я пойду за  ним.  Надо  вернуть  его  назад,  может,  у  него  есть
противоядие от этой гадости. Подождите меня здесь.  Лиз  ухватила  его  за
руку.
     - Нет! Я сойду с ума, если останусь одна!
     Она была на грани истерики. Феррис не удивился. Одна  только  быстрая
смена дней и ночей могла выбить из колеи любого.
     - Хорошо, но подождите, я кое-что возьму.
     Он вернулся в комнату Беррью и взял большое мачете,  которое  заметил
раньше в углу, затем увидел кое-что еще, блестевшее в  пульсирующем  свете
на лабораторном столе ботаника.
     Феррис сунул находку в  карман.  Если  нельзя  будет  вернуть  Беррью
силой, то, угрожая этой штукой, можно будет подействовать на него.  Они  с
Лиз торопливо вышли на веранду, спустились по ступенькам и остановились  в
испуге.
     Огромный лес перед ними теперь стал кошмарным видением. Он волновался
и кипел неземной жизнью - огромные ветви царапали и хлестали  друг  друга,
словно сражались за свет, лианы с невероятной быстротой  вползали  на  них
под шелестящие голоса растительной жизни.
     Лиз отпрянула назад.
     - Лес ж_и_в_о_й!
     - Точно такой же, как и всегда,  -  успокоил  ее  Феррис.  -  Это  мы
изменились - живем теперь так медленно, что растения кажутся нам  живущими
быстрее.
     - И Андре ушел туда! - Лиз содрогнулась, затем решимость вернулась на
ее бледное лицо. - Но я не боюсь.

     Они  пошли  к  плато  гигантских  деревьев.   Их   окружала   ужасная
нереальность этого невероятного мира.
     Феррис не чувствовал в  себе  никаких  изменений,  не  было  никакого
ощущения замедленности. Его движения и восприятие были нормальными, просто
окружающая растительность приобрела дикую подвижность,  не  уступающую  по
быстроте животной жизни.
     Трава вырастала прямо под ногами, пуская к  свету  крошечные  зеленые
стрелы. Бутоны набухали, взрывались, распуская в воздухе  яркие  лепестки,
выдыхали свой аромат - и умирали.
     Новые листья выскакивали на каждой веточке, проживали  свой  короткий
век и падали,  увядая.  Лес  постоянно  менялся  калейдоскопом  красок  от
бледно-зеленой до желто-коричневой, так что рябило в глазах.
     Но она не была ни мирной, ни  безмятежной,  эта  жизнь  леса.  Раньше
Феррису казалось,  что  растения  существуют  в  спокойной  инертности,  в
отличие от животных, которые вынуждены постоянно охотиться или быть дичью.
Сейчас же он понял, как ошибался.
     Вот рядом с  гигантским  папоротником  выросла  тропическая  крапива.
Спрутоподобная, она разбросала свои щупальца  через  растение.  Папоротник
корчился, листы его бешено метались,  стебли  старались  освободиться,  но
жалящая смерть победила.
     Лианы, словно гигантские змеи, ползли по деревьям,  обвивали  стволы,
переплетались среди ветвей, втыкали свои голодные паразитические  корни  в
живую кору.
     А деревья сражались с ними. Феррис видел, как ветви били  и  хлестали
по убийцам-лианам. Это напоминало  борьбу  человека  с  давящими  кольцами
питона, очень напоминало, потому что деревья и другие  растения  различали
друг друга. На свой странный, чужой лад они были такими  же  чувствующими,
как и их более быстрые братья-животные.
     Охотники и дичь. Душащие лианы, смертельно прекрасные орхидеи,  точно
рак, разъедающим здоровую  кору  лепрозы,  древесные  грибки  -  они  были
волками и шакалами в своем лиственном мире.
     Даже среди деревьев шла мрачная и непрерывная  борьба.  Силк-коттоны,
бамбук и фикусы - они так же знали боль, ужас и страх смерти.
     И  Феррис  услышал  их.  Теперь,  с   замедленными   до   невероятной
восприимчивости нервами, он услышал голос леса, истинный голос,  вовсе  не
похожий на знакомые звуки ветра в  ветвях.  Древнейший  голос  рождения  и
смерти, что звучал задолго до появления на Земле человека и будет  звучать
после его исчезновения. Сначала он уловил только огромный, шелестящий гул,
затем смог различать отдельные  звуки  -  тонкие  крики  травы  и  побегов
бамбука, проклевывающихся и вырастающих из земли, свист и стон опутанных и
умирающих ветвей, смех молодых листочков высоко в небе, вкрадчивое шипение
свернувшихся кольцами лиан. А также он услышал мысли, словно рождавшиеся в
голове, древние мысли деревьев.
     Феррис почувствовал  ледяной  страх.  Он  не  ожидал  услышать  мысли
деревьев. А быстрая, неизменная смена тьмы и света все продолжалась. Дни и
ночи пролетали с ужасной скоростью над х_у_н_е_т_и.
     Лиз, идущая по тропинке возле него, испустила  легкий  вскрик  ужаса.
Черная змея лианы выскочила на нее из кустов с быстротой кобры и мгновенно
образовала  кольцо,  чтобы  обвить  ее  тело.  Феррис,  взмахнув   мачете,
перерубил лиану, но она ринулась снова, вырастая  с  ужасающей  быстротой,
нащупывая его своим безголовым концом.
     Он снова рубанул, чувствуя  тошнотворный  страх,  и  потащил  девушку
вперед, на вершину плато.
     - Я боюсь! - вскрикнула она. - Я слышу мысли... мысли леса.
     - Это всего лишь вам кажется. Не прислушивайтесь к ним!  Но  он  тоже
слышал их! Очень смутно, на пределе слышимости, но  ему  казалось,  что  с
каждой минутой - или с каждым днем длиной в минуту - он получает все более
ясные  телепатические  импульсы  от  этих  организмов,  что  живут   своей
бессонной жизнью бок о бок с людьми, но однако навсегда отделены  от  них,
не считая тех, кто становится х_у_н_е_т_и.

     Ему показалось, что характер леса изменился, что лес  узнал,  как  он
убил лиану. Массы  деревьев  разгневались,  беспокойное  метание  и  стоны
вокруг усилились.
     Ветви били Ферриса и Лиз, лианы со слепыми головами  и  змееподобными
телами старались нащупать их. Кусты и ежевика злобно  царапали  их  своими
колючими руками.  Тонкие  молодые  деревца  хлестали  их  ветками,  словно
покрытыми листьями кнутами. Быстро  растущие  бамбуковые  побеги  пытались
оплести им ноги, тростник стучал друг о друга, словно в гневе.
     - Это всего лишь нам кажется! - сказал Феррис девушке. -  Сейчас  лес
живет в одном темпе с нами, и мы воображаем, будто ему известно о нас.
     Он знал, что должен верить в это, должен верить, иначе сойдет с ума.
     - Нет! - закричала Лиз. - Нет! Лес знает, что мы здесь.
     Панический страх уже угрожал самоконтролю Ферриса, когда и  без  того
безумный рев леса усилился. Он ринулся  бежать,  таща  за  собой  девушку,
стараясь прикрыть ее своим телом от ярости леса.
     Они забежали далеко в глубину рощи на вершине плато под  пульсирующей
сменой дня  и  ночи  и  теперь  вокруг  них  шумели  древесные  гиганты  -
силк-коттоны и фикусы, хлещущие друг друга  ветвями,  борясь  за  открытое
небо, - гиганты-соперники, рядом с которыми двое людей казались пигмеями.
     Но подлесок все еще шумел и яростно волновался, все еще щипал и колол
бегущих людей. И  по-прежнему,  но  яснее,  сильнее,  мозг  Ферриса  ловил
смутное влияние загадочных импульсов.
     Потом, затопив все эти смутные и  бурлящие  мысли,  пришли  огромные,
подавляющие, величественные импульсы, мысли-голоса,  глубокие,  сильные  и
чужие, как голоса первобытной Земли.
     - Остановите их!  -  словно  эхом  отозвалось  в  голове  Ферриса.  -
Остановите их! Убейте их! Они наши враги!
     - Андре! - дрожащим голосом вскрикнула Лиз.
     И тут Феррис увидел его, стоящего в  тени  чудовищных  баньянов.  Его
руки были воздеты к этим  колоссам,  словно  Беррью  молился  им.  Гиганты
вздымались над ним и над всем лесом.
     - Остановите их! Убейте их!
     Теперь они так гремели, эти величественные мысли-голоса, что Феррис с
трудом мог разбирать слова. Он приближался к ним, приближался... Теперь он
понял, хотя рассудок отказывался принимать это,  понял,  откуда  идут  эти
величественные голоса и почему Беррью поклоняется баньянам.  Конечно,  они
были подобны богам, эти зеленые колоссы, которые  жили  много  веков,  чьи
воздушные корни падали вниз, шевелились и старались нашарить  что-то,  как
сотни щупалец!
     Феррис свирепо отбросил прочь эти мысли. Он человек,  он  принадлежит
миру людей и не обязан поклоняться этим чужим владыкам. Беррью  повернулся
к ним. Его глаза пылали гневом, и Феррис понял, прежде чем  Беррью  открыл
рот, что он не в своем уме.
     - Идите сюда, вы оба! - приказал он. - Вы глупцы, раз пришли сюда  за
мной! Вы убивали, идя через лес, и лес знает об этом!
     - Послушайте,  Беррью,  -  обратился  к  нему  Феррис,  -  вы  должны
вернуться с нами. Лес - это безумие!
     Беррью хрипло рассмеялся.
     - Безумие, что теперь Владыки обратили  свои  гневные  голоса  против
вас? Вы слышите их в своем сознании, но  боитесь  признать  это!  Бойтесь,
Феррис! Для этого есть причина! Вы много лет убивали деревья, как  недавно
убили лиану, и лес знает, что вы - враг!
     -  Андре!  -  всхлипнула  Лиз,  полускрыв  лицо  в  ладонях.   Феррис
почувствовал,  что  голова  трещит  от  этой  безумной   сцены.   Быстрая,
непрекращающаяся смена света и тьмы, шелестящий рев  кипящего  вокруг  них
леса, ползущие, как змеи, лианы, и  ветви,  хлеставшие  их,  и  гигантские
баньяны, гневно качающиеся высоко над головой...
     - Это мир, в котором человек живет всю свою жизнь, которого не  видит
и не ощущает, - кричал Беррью. - Я прихожу в него снова и снова, и  каждый
раз более ясно слышу  голоса  Великого  Единства!  Старейшие  и  мудрейшие
существа на нашей планете! Давным-давно люди знали это и  поклонялись  им,
чтобы перенимать от них мудрость. Да, поклонялись им, как Игдразилю и Дубу
друидов, и Священному Дереву! Но современные люди забыли эту  Землю,  все,
кроме меня, Феррис, - кроме меня! Я обрету в этом мире мудрость,  о  какой
вы даже и не мечтали. И вам, глупый слепец, не удастся увести меня от нее!

     Феррис понял, что уже поздно уговаривать  Беррью.  Он  слишком  часто
переходил на эту иную Землю, которая была  настолько  чужой  человечеству,
словно лежала на другом конце вселенной.
     Но в кармане куртки у него была вещица, с помощью  которой  он  может
заставить Беррью повиноваться.
     Феррис достал ее из кармана и поднял так, чтобы тот смог увидеть ее.
     - Вы знаете, что это такое, Беррью! И вы знаете, что  я  могу  с  ней
сделать, если вы вынудите меня!
     Бешеный страх заметался в глазах Беррью,  когда  он  узнал  маленькую
блестящую пробирку из своей лаборатории.
     - Бирманская болезнь! Вы не сделаете этого, Феррис! Вы  не  выпустите
ее ЗДЕСЬ!
     - Сделаю, - хрипло сказал Феррис. - Сделаю,  если  вы  сейчас  же  не
пойдете с нами.
     Страх и бешеная ненависть горели в глазах Беррью, когда он смотрел на
безвредную, заткнутую пробкой пробирку с серо-зеленой пылью.
     - Я убью вас за это! - твердо сказал он.
     Закричала Лиз. Черные лианы подкрались к ней, пока она стояла, закрыв
лицо руками, и, обвившись вокруг ее ног, куда-то потащили. Лес,  казалось,
торжествующе взревел. Лианы, ветви, ежевика и стелющиеся растения ринулись
к ним. Невнятно гремели странные телепатические голоса.
     - Убейте их!
     Феррис прыгнул в свернувшуюся кольцами массу лиан и взмахнул  мачете.
Он резал кольца, державшие девушку, рубил ветки, бешено хлеставшие их.
     Сильным ударом по локтю Беррью выбил мачете из его рук.
     - Я говорил вам не убивать, Феррис! Я предупреждал вас!
     - Убейте их! - пульсировали чужие мысли.
     Беррью снова заговорил, не отрывая глаз от Ферриса:
     - Беги, Лиз. Уходи из леса. А этот... убийца должен умереть.
     Он бросился на Ферриса, в его белом лице  и  стиснутых  кулаках  ясно
читалась смерть.

     Они упали, сжимая друг друга в объятиях, и уже скользили  вокруг  них
лианы, делая петли и опутывая их, и стягивая их все туже!
     А затем лес закричал.
     Акустические и телепатические крики  раздались  одновременно,  полные
ужаса. Крики были полны нечеловеческой агонии.
     Хватка  Беррью  разжалась.  Француз,  спутанный  вместе  с   Феррисом
кольцами лиан, поднял в ужасе глаза.
     Затем и Феррис увидел, что случилось. Маленькая  пробирка  разбилась,
ударившись о ствол баньяна, когда Беррью напал на Ферриса.
     И щепотка серо-зеленой плесени разнеслась по лесу быстрее, чем пламя!
Вырвавшись на свободу, серо-зеленый убийца распространялся, размножаясь  с
ужасной быстротой!
     - Боже! - завопил Беррью. - Нет... Нет!..
     Даже в нормальном темпе болезнь  распространяется  мгновенно,  а  для
Ферриса и остальных, живших в замедленном  темпе,  она  бушевала  холодным
пламенем смерти.
     Она охватила стволы, ветви и воздушные корни величественных баньянов,
съедая листья, споры и почки. Она  торжествующе  понеслась  по  земле,  по
лианам, траве и кустам, ворвалась на другие деревья  по  воздушным  мостам
лиан.
     И она  прыгала  среди  лиан,  опутавших  двух  человек!  В  безумной,
смертельной агонии лианы корчились и стягивались.
     Феррис почувствовал затхлую плесень во рту  и  ноздрях,  ощутил,  как
лианы, словно стальные кабели, выдавливают из него жизнь. Мир потемнел...
     Затем сверкнуло и просвистело стальное лезвие,  и  давление  ослабло.
Голос Лиз достиг его ушей, руки Лиз пытались вытащить  его  из  умирающих,
сжимающихся лиан, которые она  частично  перерубила.  Он  выкарабкался  на
свободу.
     - Мой брат! - задыхаясь, воскликнула Лиз.

     Феррис неуклюже рубил мачете массу умирающих,  корчащихся  змей-лиан,
все еще опутывающих Беррью.
     Когда  Феррис  разрезал  лианы,  показалось  его   лицо.   Оно   было
темно-багровым, застывшим,  с  остановившимися,  мертвыми  глазами.  Петля
лианы обвилась вокруг его шеи.
     Лиз опустилась возле него на колени, горько рыдая, но Феррис поставил
ее на ноги.
     - Нужно убираться отсюда! Он мертв... но я позабочусь о его теле.
     - Нет, оставь его здесь, - всхлипнула она.  -  Оставь  его  здесь,  в
лесу.
     Мертвые глаза, видящие смерть чужого мира, с которым он теперь слился
навеки... Да, это было правильно.
     Сердце Ферриса дрогнуло, когда  он  пошел  с  Лиз  назад  через  лес,
колыхавшийся и бушевавший в смертных муках.
     Далеко во все стороны  летела  серо-зеленая  смерть.  И  все  слабее,
слабее доносились странные телепатические крики. Он так и не  был  уверен,
что слышал их на самом деле.
     - Мы умираем, братья! Мы умираем!
     А затем, когда Феррису уже  казалось,  что  его  здравый  ум  вот-вот
погибнет под весом чужой агонии, произошла внезапная перемена.
     Пульсация смены дня и ночи стала растягиваться, каждый период света и
тьмы становился все длиннее и длиннее...
     Период головокружительного беспамятства  вменился  полным  сознанием.
Они неподвижно стояли в большом лесу, в ярком солнечном свете.
     Они больше не были х_у_н_е_т_и.
     Хлорофилловый экстракт в их телах исчерпал свою силу и они  вернулись
к обычному темпу человеческой жизни.
     Лиз  ошеломленно  подняла  глаза  на  лес,  который  теперь   казался
застывшим, мирным, безмятежным - и в котором серо-зеленая  болезнь  ползла
так медленно, что они не видели ее движения.
     - Тот же лес, и он по-прежнему корчится в  агонии,  -  хрипло  сказал
Феррис. - Но теперь мы снова живем с нормальной скоростью и не можем этого
видеть.
     - Пожалуйста, уедем! - Девушка содрогнулась. - Прочь  отсюда,  сейчас
же!
     У них заняло около часа вернуться в бунгало и упаковать вещи, которые
можно было унести с собой.
     Они вышли на тропу, спускавшуюся к Меконгу.
     В свете заходящего солнца была хорошо видна  область  больного  леса,
значительно продвинувшаяся вдоль их пути к реке.
     - Эта болезнь убьет весь лес? - спросила девушка.
     - Нет, лес будет бороться и со временем  победит.  Но  для  него  это
будет очень не скоро. По нашему счету - через годы, десятилетия.  Хотя  он
это воспримет быстрее, свирепая борьба бушует уже сейчас.
     Когда они тронулись в путь, Феррису показалось, что в его голове  все
еще пульсирует слабый, отдаленный, чужой крик:
     - Мы умираем, братья!
     Он не оглянулся, но знал, что никогда больше не вернется ни  в  этот,
ни в какой другой лес, что с его профессией покончено и больше он  никогда
не убьет ни одно дерево.

     Эдмонд Гамильтон.
     Реквием

     Келлон   горько  подумал,  что  управляет  не  космическим
кораблем, а  руководит  бродячим  цирком.  На  борту  собрались
газетчики  и  тележурналисты  с  тоннами оборудования, маститые
комментаторы, которые знали ответы на любые  вопросы,  красивые
девушки-ведущие,   помпезные   бюрократы,   заинтересованные  в
рекламе, поп -  звезды,  оказавшиеся  здесь  по  той  же  самой
причине.
     У  него  были  самый  лучший  корабль  и  команда  во всем
Управлении. Вот именно,  были.  Вместо  экспедиции  в  один  из
неисследованных   уголков   Вселенной   их   послали   с   этим
дорогостоящим людским грузом для выполнения абсолютно никому не
нужной миссии.
     Про себя он горько произнес: "Черт бы побрал всех этих..."
Но вслух спросил:
     -- Позиция корабля соответствует рассчитанной вами орбите,
мистер Риней?
     Риней, второй помощник, серьезный молодой человек, который
в данный момент возился с приборами в астронавигационной каюте,
оторвался от своей работы и сказал:
     -- Да, идем точно по курсу. Можно  готовиться  к  посадке?
Келлон   ответил  не  сразу.  Он  стоял  напротив  капитанского
мостика,  мужчина  средних  лет,   крепкий,   широкоплечий,   с
загорелым,  спокойным лицом, на котором не отражалось ни единой
эмоции. Он не хотел отдавать подобный приказ, но  был  вынужден
подчиняться.
     -- Хорошо. Идем на посадку.
     Мрачно,  через  иллюминаторы  он  следил  за  спуском.  На
окраине этого витка Галактики  было  сравнительно  мало  звезд,
дрейфующих  через  бездонные просторы Космоса. Впереди, подобно
бриллианту, сияло маленькое солнце.  Оно  относилась  к  группе
белых  карликов  вот уже около двух тысяч лет и давало так мало
тепла, что планеты, вращающиеся вокруг нее, были покрыты льдом.
Все, кроме одной, ближайшей к звезде.
     Келлон смотрел на  рыжевато-коричневый  комочек  под  ним.
Лед,  укрывавший  его  с  тех  пор,  как  солнце  взорвалось  и
превратилось  в  белого  карлика,  теперь  растаял.   Несколько
месяцев  назад  темная  кочующая  звезда прошла очень близко от
этой солнечной системы.  Мощная  гравитация  воздействовала  на
планетные  орбиты, миры начали медленно по спирали приближаться
к солнцу, и лед начал отступать.
     Вирессон, один из младших офицеров, поднялся на  мостик  и
взволнованным голосом доложил Келлону:
     -- Они  хотят  видеть  вас  внизу,  сэр.  Особенно  мистер
Борродайл. Он говорит, это срочно. Келлон подумал утомленно:
     "Придется спуститься и встретиться лицом к  лицу  со  всей
этой  сворой,  каковой  они  все  на самом деле и являются". Он
кивнул Вирессону и пошел вниз, в кают-компанию. Вид ее вызвал у
него отвращение. Вместо  членов  его  команды,  отдыхающих  или
занятых  делом,  в  ней  находилась  маленькая, но шумная толпа
расфуфыренных людей, громогласных  мужчин  и  женщин,  которые,
казалось, все одновременно пытались что-то сказать и неприятно,
нервно смеялись.
     -- Капитан Келлон, я хочу вас спросить...
     -- Капитан Келлон, пожалуйста...
     Он  терпеливо  кивнул  и  с  улыбкой  начал  пробиваться к
Борродайлу. Ему были даны специальные инструкции сотрудничать с
Борродайлом, который слыл самым популярным телекомментатором во
всей Федерации.
     Борродайл был полнеющим мужчиной с круглым розовым лицом и
неестественно  огромными  и  глубокими  черными  глазами.   Его
богатый  оттенками  бархатный  голос  часто  звучал в различных
программах, что был известен всем.
     -- Моя первая  передача  начнется  через  тридцать  минут,
капитан.  При  посадке я бы хотел получить полную картину. Если
бы мои люди могли поместить камеру на мостик...
     Келлон кивнул:
     -- Конечно. Там  мистер  Вирессон,  он  окажет  им  всякое
содействие.
     -- Спасибо,  капитан. Вы хотели бы увидеть передачу? - Да,
но...
     Он был прерван Лорри  Ли,  чье  сияющее  красивое  лицо  и
фигура,    искусный    раскат    голоса   сделали   ее   идолом
женщин-телерепортеров .
     -- Не забудьте, что моя передача  начинается  сразу  после
приземления. Я хочу ее сделать одна на фоне безжизненного мира.
Вы  можете  проследить за тем, чтобы никто не испортил эффекта?
Пожалуйста!
     -- Мы сделаем все, что сможем, --  пробормотал  Келлон.  А
когда на него набросилась остальная свора, он резко огрызнулся:
     -- Я поговорю с вами позже. Мистер Борродайл, прошу вас.
     Он  пробился  сквозь толпу, следуя за Борродайлом к каюте,
которая была превращена  в  телерадиокомментаторскую.  Однажды,
горько  подумал  Келлон, она служила более благородным целям. В
ней хранились пробы воды и почвы и другие  образцы  из  далеких
миров. Но это было тогда, когда они выполняли исследовательскую
работу,  а  не  тащили с собой всю эту толпу болтливых дураков,
совершающих сентиментальное паломничество.
     Просмотр материалов не входил в  обязанности  Келлона.  Но
здесь,   по   крайней  мере,  было  тише,  чем  там,  внизу,  в
кают-компании. Он наблюдал за тем, как Борродайл подал  сигнал,
и экран монитора ожил.
     На  нем  возник  серовато-коричневый глобус, вращающийся в
Космосе, увеличивающийся в размерах  по  мере  их  приближения.
Теперь  на нем можно было различить даже редкие моря. Проходили
минуты, но Борродайл молчал, давая возможность  приглядеться  к
этой   картине.   Затем   зазвучал   его   глубокий,  с  ноткой
драматической простоты голос:  --  Вы  смотрите  на  Землю,  --
произнес  комментатор. И вновь замолчал. Вращающийся коричневый
шар теперь стал  больше.  Его  покрывали  белые  облака.  Затем
Борродайл продолжил свою речь:
     -- Вы,  жители  многих  миров  Галактики,  знайте, что это
родная планета нашей расы. Ее имя говорит само за себя. Земля.
     Келлон почувствовал всевозрастающее отвращение.  Все,  что
говорил  Борродайл,  было  правдой. И все же это фальшивка. Что
сейчас Земля значила для него,  или  для  Борродайла,  или  для
миллиардов  его  зрителей?  Это  была  история, сентиментальная
случайность, а куча журналистов  собиралась  превратить  ее  во
что-то помпезное. Борродайл продолжал:
     -- Около  трех  с  половиной  тысяч  лет назад наши предки
впервые покинули свой мир. Это произошло тогда, когда они вышли
в Космос, отправившись сначала к ближайшим планетам, а затем  и
к  другим  звездам.  Вот  так  зародилась  наша Федерация, наше
человеческое сообщество на миллионах миров.
     Теперь на мониторе изображение коричневого глобуса сменило
лицо Борродайла крупным планом. Он сделал драматическую паузу.
     -- Затем две тысячи лет назад было установлено, что солнце
Земли находится на грани взрыва и превращения в белого карлика.
Тогда  оставшиеся  люди  Земли  покинули   свой   мир,   солнце
взорвалось,  после  чего  стало  резко  остывать, а его планеты
начали покрываться льдом. И вот теперь, через несколько месяцев
придет конец нашей старушке Земле. Она медленно приближается  к
солнцу  и  вскоре  упадет  на  него, разделив участь Меркурия и
Венеры. Когда это произойдет, то родина  человечества  исчезнет
навсегда.
     Снова  пауза.  И  вновь Борродайл продолжил. Только теперь
его голос звучал на более низких нотах:
     -- Мы, находящиеся  на  этом  корабле  простые  репортеры,
слуги  огромной телерадиоаудитории из всех миров, прибыли сюда,
чтобы в  эти  недели  дать  вам  возможность  в  последний  раз
взглянуть  на Землю. Мы думаем, мы надеемся, что вы сочтете для
себя интересным вспомнить прошлое, которое уже стало легендой.
     Келлон вновь подумал: "Этому ублюдку нет никакого дела  до
этой  старой  планеты,  так  же  как  и  мне. Но у него неплохо
получается скрывать это".
     Как только передача закончилась, Келлон вновь был атакован
шумной толпой в кают-компании. В жесте протеста он поднял руку.
     -- Пожалуйста, прошу вас. Сначала мы должны сесть.  Вы  не
могли бы пойти со мной, доктор Дарноу?
     Представитель  Исторического  бюро,  доктор Дарноу являлся
титулованной главой всей экспедиции, хотя никто не  обращал  на
него  особого  внимания.  Это  был  пожилой мужчина, похожий на
воробья, который что-то щебетал  себе  под  нос,  когда  они  с
Келлоном шли на мостик.
     Он,  по крайней мере, подумал Келлон, был искренен в своем
интересе. Так же, как и еще более дюжины ученых на борту. Но их
значительно превосходили числом эти жирные коты, большие боссы,
заинтересованные в рекламе,  профессиональные  хлыщи  и  прочая
шушера. Да, ну и удружило мне работку Управление Исследований!
     С  мостика он смотрел на серую планету и ее спутник. Затем
спросил Дарноу:
     -- Вы говорили что-то об определенном месте, где хотели бы
приземлиться?
     Историк поднял голову и начал  произносить  торжественную,
старомодную речь:
     -- Вы  видите  там  континент? На его побережье было очень
много больших городов, таких, как Нью-Йорк.
     Келлон вспомнил это название. Давным-давно он учил его  на
уроках истории в школе. Палец Дарноу уткнулся в карту.
     -- Если   бы   вы   могли  приземлиться  здесь,  прямо  на
острове...
     Келлон внимательно изучил рельеф, затем покачал головой.
     -- Слишком  низко.  Скоро  будет  прилив.  Мы   не   можем
рисковать. Но вот та точка на материке может нам подойти.
     Дарноу выглядел разочарованным.
     -- Надеюсь, что вы правы.
     Келлон  приказал  Ринею  произвести  расчеты  для посадки,
затем скептически спросил Дарноу:
     -- Вы, надеюсь,  не  рассчитываете  найти  очень  много  в
руинах  этих древних городов, после того как они простояли подо
льдом две тысячи лет?
     -- Конечно, города были сильно повреждены,  --  согласился
ученый,   -   но,  возможно,  сохранилось  огромное  количество
реликтов. Я мог бы годами проводить там исследования. ..
     -- У нас не так много времени, только несколько месяцев  ,
прежде  чем  эта  планета  подойдет слишком близко к солнцу, --
сказал Келлон, а про себя добавил: "И слава Богу".
     Корабль опускался по  точно  рассчитанной  траектории.  За
бортом выла атмосфера, бурлили и кипели вихри, метались облака.
Корабль миновал облачный слой и направился к мрачной коричневой
равнине,  покрытой  белыми  пятнами  снежников.  Где-то  далеко
впереди мерцал серый океан. Корабль совершил  посадку.  Зависло
гробовое   молчание,   которое  всегда  следует  за  остановкой
двигателей.
     Келлон посмотрел на Ринея, который на минуту оторвался  от
пульта управления. На его лице было написано легкое удивление.
     -- Давление,   кислород,   влажность   --   все  параметры
благоприятные.
     Затем он добавил:
     -- Ну конечно же, ведь когда-то на этой планете жили люди.
     Келлон кивнул и сказал:
     -- Мы  с  доктором  Дарноу   выйдем   первыми.   Вирессон,
постарайтесь  удержать  наших пассажиров внутри. Когда Келлон и
Дарноу подошли к нижнему шлюзу, они услышали  недовольный  шум,
донесшийся   из  кают-компании.  Келлон  понял,  что  Вирессону
приходится нелегко. Эти люди не привыкли слышать  "нет",  и  он
мог представить их негодование.
     Когда  они  вышли  из  шлюза, холодный пронизывающий ветер
ударил в лицо. Они ступили на влажную каменистую почву, которая
расползалась у них под ногами при каждом шаге. Дрожа от холода,
они замерли, осматриваясь.
     Под низким, серым, покрытым  облаками  небом  распростерся
мрачный  коричневый  ландшафт. Ничто не нарушало его монотонной
одноцветности, если не считать сугробов,  все  еще  белевших  в
низинах.  Тишина  царила  в этом мире, нарушаемая лишь порывами
ветра и треском остывающей обшивки корабля позади  них.  Келлон
подумал, что этот мрачный мир не может вызывать никаких чувств.
Но глаза Дарноу сияли.
     -- Мы  должны  использовать каждую минуту, -- бормотал он,
-- каждую минуту.
     Через  два   часа   тяжелое   телерадиооборудование   было
выгружено  из корабля и на двух мотокарах отправлено на восток.
Одним  их  мотокаров  управляла  Лорри  Ли,  одетая  в  лиловый
синтетический костюм.
     Келлон  боялся, что тяжелые машины могут засесть в зыбучих
грунтах, поэтому отправился вместе с  журналистами.  Но  вскоре
пожалел об этом.
     Красотка  Лорри  Ли,  чьи светлые волосы сияли даже в этом
мрачном свете,  дала  волю  всем  своим  журналистским  жестам,
выработанным  долгими  годами  позирования перед камерой, когда
она возбужденно указывала на руины  Нью-Йорка.  --  Это  просто
невероятно!  --  кричала  она  в микрофон своей многомиллионной
аудитории на тысячах миров. -- Быть здесь,  на  Земле,  увидеть
колыбель человечества. Это кое-что значит.
     Это  что-то значило и для Келлона. Он почувствовал спазм в
желудке. Повернувшись, пошел к кораблю, ощущая  в  тот  момент,
что  если  на обратном пути Лорри Ли затянут зыбучие пески, это
не станет большой потерей.
     Но этот первый день  явился  только  началом.  Космический
корабль  быстро  превратился в центр бесчисленных и бесконечных
телерадиопередач. Он был оснащен специальным  оборудованием,  с
помощью  которого  сигнал  передавался  по  лучу  на  ближайшую
ретрансляционную станцию Федерации, а  оттуда  несся  дальше  к
населенным планетам.
     Келлон   обнаружил,   что   Дарноу,   который  должен  был
координировать   все   это   действо,    оказался    совершенно
бесполезным.  Планета,  которая  была  скрыта  от человеческого
глаза несколько тысячелетий, представляла для  него,  историка,
рай.  Поэтому  большую  часть  времени  он  проводил  вдали  от
корабля,  совершая  свои  собственные  вылазки.  На  плечи  его
помощника, серьезного беспокойного молодого человека, свалилась
неприятная  обязанность  противостоять  жалобам  и  требованиям
неугомонных, темпераментных телезвезд.
     Келлон чувствовал переполняющую его скуку, когда  стоял  и
наблюдал  за  всей  этой  происходящей вокруг него чепухой. Эти
люди работали не покладая рук, но его не  интересовали  ни  они
сами,  ни  их  передачи.  Рой  Квейли, молодой модельер мужской
одежды, провел полусмешной, полу- ностальгический показ древней
земной моды, в котором  приняли  участие  хорошенькие  девушки,
одетые  в  глупые  костюмы,  с  которых  он снял копию. Барден,
известный телевизионный продюсер, возглавил  постановку  фильма
из  времен  старой  Земли. Джей Максон, восходящий политический
деятель  в  Конгрессе   Федерации,   обсуждал   с   Борродайлом
правительственные   законодательные   системы  прошлых  времен,
пытаясь таким образом  заручиться  поддержкой  избирателей  для
своей    Общегалактической    партии.    "Арктурус    Плейере",
великолепная  группа  исполнителей  фольклора,  читала   старые
земные стихи.
     Келлон подумал с отвращением, что все это только показуха.
Взрослые   знаменитые  люди  вцепились  зубами  в  возможность,
предоставленную им внезапной  гибелью  забытой  всеми  планеты,
подобно  кривляющимся детям. А ведь в Галактике много настоящей
работы,   например,   работы   в    Управлении    Исследований,
бесконечного,   выматывающего,   но   увлекательного  труда  по
изучению других систем и миров. И вместо того, чтобы заниматься
ей, он был обречен находиться здесь  несколько  недель  и  даже
месяцев вместе с этими клоунами.
     Но  ученых  и  историков он уважал. Они сделали всего лишь
несколько передач, и их интерес не  был  фальшивым.  Среди  них
оказался  Галлер,  биолог,  который с восторгом показал Келлону
пригоршню влажной почвы через неделю после их прибытия.
     -- Посмотрите на это! -- гордо сказал он.  Келлон  опешил.
-- На что?
     -- На  эти  семена. Это обычный сорняк. Посмотрите. Келлон
посмотрел и увидел, что  из  каждого  семени  торчал  маленький
усик.
     -- Они  дают ростки? -- произнес он, не веря своим глазам.
Галлер радостно кивнул.
     -- Я на это надеялся. Понимаете, в северном полушарии  уже
наступила  практически  весна,  согласно  нашим заметкам, когда
солнце внезапно взорвалось и превратилось в белого  карлика.  В
течение  нескольких  часов  температура  упала,  и  поверхность
начала покрываться снегом и льдом.
     -- Но это должно было убить всю растительную жизнь.
     -- Нет, -- сказал Галлер.
     -- Большие растения, деревья и кусты  погибли.  Но  семена
более  мелких  впали  в спячку. Теперь тепло, которое растопило
лед, вызвало их обратно к жизни.
     -- Тогда здесь скоро появятся трава и цветы?
     -- Очень скоро, по мере поступления тепла. И действительно
становилось все теплее  по  мере  того,  как  проходили  первые
недели   пребывания   на   планете.  В  один  из  дней  исчезла
облачность,  и  бриллиантовое  солнце  начало  одаривать  землю
бело-золотым  светом.  И  однажды  наступило  утро,  когда весь
ландшафт перед ними оказался покрытым зеленой травой.
     Трава росла. Росли сорняки и  вьюнки  с  такой  скоростью,
словно  знали,  что  это  их  последний сезон, который не будет
длиться долго. Пробивались новые  ростки  и  начали  появляться
цветы. Печеночницы, колокольчики, одуванчики, фиалки расцветали
вновь.
     Теперь,  когда  больше  не  приходилось  пробиваться через
грязь, Келлон выходил на долгие прогулки. Снующие  люди  вокруг
корабля,   постоянное   столкновение   темпераментов,  громкие,
взволнованные голоса -- все это окончательно доконало  его.  Он
чувствовал себя намного лучше вдали от них.
     Трава  и  цветы  вернулись, но все равно это был пустынный
мир.  Прогулки  по   длинным   неровным   склонам   действовали
успокаивающе.  Теперь  солнце стало ярким и приветливым, облака
редко появлялись на небе, а  теплый  ветер  что-то  нашептывал,
когда  он сидел на склоне и глядел на запад, где не было никого
и не будет уже никогда.
     -- Проклятая скука, -- думал он. -- Но, по  крайней  мере,
здесь намного лучше, чем там с этими болтунами.
     Долгими  часами  он сидел так под лучами ласкового солнца,
чувствуя, как успокаиваются  его  нервы.  Вокруг  него  волнами
колыхалась трава, а цветы склоняли свои головки под ветром.
     Ни  одного  другого  движения,  никакой  другой  жизни.  С
жалостью он подумал об отсутствии птиц в эту последнюю весну на
старой планете. Не было даже ни единой бабочки. Но  теперь  это
не имело значения. Все равно этот мир обречен.
     Когда  однажды  в  сумерках  Келлон  возвращался назад, он
внезапно  заметил  сияющий  предмет  в  темном   небе.   Келлон
остановился, глядя на него, а затем вспомнил. Конечно, это была
луна  старой  планеты.  Он совсем о ней забыл во время облачных
ночей. Он двинулся дальше, озаряемый ее слабым светом.
     Когда он вошел в кают-компанию, то в  миг  лишился  своего
недавнего  спокойствия.  Завязалась очередная перебранка, и все
присутствующие принимали  в  ней  участие.  Лорри  Ли  с  видом
обиженного  ребенка  заявляла,  что  завтра она должна получить
время для ее специальной передачи  для  женщин,  а  кто-то  еще
оспаривал  ее  требование.  Молодой  Беллей,  помощник  Дарноу,
выглядел уставшим и расстроенным. Келлон незаметно прошел  мимо
них,  закрыл  дверь  в  своей  каюте  и  налил  себе  выпить, в
очередной раз проклиная Управление за это дурацкое задание.
     Он позаботился о том,  чтобы  выбраться  из  корабля  рано
утром,  прежде чем опять разразится столкновение темпераментов,
привычно оставив Вирессона  за  главного,  и  пошел  к  зеленым
склонам, прежде чем кто-либо успел его окликнуть.
     Келлон  думал  о том, что осталось еще пять недель. Затем,
слава Богу, Земля подойдет так близко  к  солнцу,  что  кораблю
придется  отойти  в  космос  на  безопасное расстояние. Пока не
наступил этот долгожданный день, он будет держаться,  насколько
это возможно, вне поля зрения остальных.
     Каждый  день  он  проходил  по нескольку миль. Он старался
уйти подальше от восточной части и развалин Нью-Йорка, где  так
часто  бывали  остальные.  Но  он  ходил в западном, северном и
южном направлении по зеленым, цветущим склонам пустынного мира.
По крайней мере, там было тихо.
     Но вскоре Келлон понял, что если хорошенько присмотреться,
то можно было кое-что увидеть. Например, как менялось небо. Оно
никогда  не  было  одинаковым  дважды.  Иногда   оно   казалось
темно-голубым,  и  по  нему, подобно кораблям, плыли облака. Но
затем небо внезапно  становилось  серым  и  печальным,  начинал
капать дождь, который прекращался лишь тогда, когда лучи солнца
пробивались  через  облака,  превращая их в парящие ленты. Были
моменты, когда, сидя на краю холма, он слушал раскаты  грома  и
видел,  как  на  западе  темнело  и собирались грозовые облака,
которые с громом и блеском молний проходили над землей,  словно
армия гигантов.
     Ветры  и  солнечный  свет,  сладость  воздуха  и вид луны,
ощущение растущей травы под ногами - все это  казалось  Келлону
странно  естественным.  Келлон  бывал  на  многих  планетах под
многими солнцами. Некоторые из них нравились  ему  больше,  чем
эта,  некоторые  не  нравились совсем, но нигде и никогда он не
встречал такого мира, который бы гак  соответствовал  состоянию
его души, как эта пустынная планета.
     Ему  стало интересно, на что она была похожа, когда на ней
росли  деревья  и  жили  птицы   и   животные.   Какие   города
существовали  на  Земле.  Он  брал  фильмы-книги  в библиотеке,
которые привезли с собой Дарноу и другие ученые, и просматривал
их по ночам, заперевшись в своей каюте. Не го чтобы все это его
сильно волновало, просто давало возможность держаться вдали  от
каждодневных ссор и перебранок, к тому же ему было интересно.
     После,  совершая свои долгие прогулки, он пытался увидеть,
представить, какими были эти места в  далеком  прошлом.  Должно
быть,  в  этой  низинке  обитали дрозды и скворцы, желто-черные
пчелы, опыляющие цветы,  и  росли  огромные  деревья  с  такими
странными  названиями:  вязы,  ивы,  клены.  И бегали маленькие
пушистые зверьки, и в воздухе танцевал жужжащий рой  насекомых,
и  плавали  рыбы  и лягушки в озерах и ручьях -- симфония давно
прошедшей, давно забытой жизни.
     Но были ли окончательно  забыты  все  мужчины,  женщины  и
дети,  жившие  здесь?  Борродайл  и  остальные много говорили в
своих передачах о людях старой Земли, но фразы  звучали  как-то
безлико, словно набор терминов, который давно ничего не значил.
Наверняка  никто  из тех миллионов не думал о себе, как о части
бесчисленного множества. Каждый из них был  для  себя  и  своих
близких  уникальным  и  неповторимым  созданием.  Что  все  эти
болтуны могут знать о тех индивидуумах? Что  может  знать  хоть
кто-нибудь?
     Келлон   время   от  времени  находил  их  следы,  останки
цивилизации, которые пощадил даже лед. Согнутый кусочек  стали,
балка  или  брусок,  сделанные  кем-то.  Куски  бетона, который
когда-то представлял из себя дороги. По ним  ходили  мужчины  и
женщины, спешащие по зову любви, амбиций, жадности или страха.
     Но  он  обнаружил больше. Это была неожиданная находка. Он
шел вдоль ручья, протекавшего по узкой долине. В одном месте он
перепрыгнул его, а когда  приземлился,  подняв  голову,  увидел
дом.
     Сначала   Келлон   подумал,  что  он  сохранился  каким-то
невероятным образом, хотя это казалось просто невозможным.  Но,
подойдя  поближе,  понял,  что  это  была  всего  лишь иллюзия.
Время-разрушитель поработало и над ним. И все же это был дом.
     Это был каменный  коттедж  с  шиферной  крышей  и  низкими
стенами,  стоящий  недалеко  от  края  зеленой  долины.  Келлон
предположил, что природная арка из льда сохранила  его  от  той
участи, которая постигла все остальные строения.
     Вместо  окон  и  дверей  зияли  дыры.  Он  вошел  внутрь и
взглянул на холодную тень того, что когда-то являлось комнатой.
Сохранились остатки прогнившей мебели, а стены покрывала  сухая
грязь,  под которой можно было разглядеть ржавый металл. Больше
ничего не было. Атмосфера внутри оказалась холодной и  какой-то
давящей. Он вышел наружу и устроился на террасе.
     Келлон  смотрел  на  дом.  Он предположил, что его, должно
быть, построили не позднее, чем в-XX веке.  Келлону  показалось
странным,  что  аэросъемка, которую производили люди Дарноу, не
обнаружила  этого   строения.   Но,   с   другой   стороны,   и
неудивительно  --  серые  стены  были  такими незаметными и так
плотно вросли в зеленый полог долины.
     Его взгляд упал на  едва  заметную  надпись  на  цементной
террасе.  Он подошел и счистил грязь. Буквы выцвели от времени,
но ему все же удалось прочитать. "Росс и Дженни -- Их Дом".
     Келлон улыбнулся. Теперь он  по  крайней  мере  знал,  кто
когда-то  жил  здесь,  кто, возможно, построил этот дом. Он мог
представить себе двух молодых людей, радостно царапающих  буквы
на  мокром  цементе.  Кто  были  эти  Росс  и Дженни? И где они
сейчас?
     Он  обошел  вокруг.  К  своему  удивлению,  он   обнаружил
запущенный  цветочный сад с другой стороны. Полдюжины различных
видов  цветов,  не  похожих  на  те,  что  росли   на   склоне,
беспорядочно цвели здесь. Когда пришла зима Земли, семена этого
старого сада надолго заснули, а когда начал таять снег, вновь с
готовностью  вернулись  к  жизни.  Он  не знал, что это были за
цветы, но от них веяло духом смелости, и ему это понравилось.
     Возвращаясь в сумерках назад,  Келлон  думал  о  том,  что
должен  рассказать об этом месте Дарноу. Но если он скажет ему,
то  мгновенно  вся  болтливая   свора   устремится   туда.   Он
представлял  себе  те  торжественные,  бесценные и просто милые
передачки,  которые  Борродайл,  Ли  и  другие  будут  ставить,
используя этот дом как декорацию.
     -- Нет,  --  подумал  он,  --  пусть  убираются к чертовой
матери.
     Дело было не в том, что сам дом  имел  для  него  какое-то
значение,  а  в  том, что он представлялся для него убежищем, в
котором он мог найти покой от всей этой шумной орды.
     На следующий день Келлон был рад,  что  никому  ничего  не
сказал.  Дом  стал тем местом, куда он мог уйти, которое он мог
исследовать, чтобы заполнить время ожидания.  Он  проводил  там
часы и никому не говорил об этом.
     Галлер,  биолог, одолжил ему книгу о растениях Земли, и он
брал ее с  собой,  чтобы  идентифицировать  цветы,  растущие  в
заброшенном  саду.  Вербены,  гвоздики, вьюнки и ярко-красные и
желтые настурции. Он прочитал, что  многие  из  этих  видов  не
прижились в других мирах. Если это так, то для цветов наступила
самая   последняя   весна,  после  которой  эти  виды  исчезнут
навсегда.
     Он рассматривал интерьер дома, пытаясь  себе  представить,
как  люди  когда-то  жили  здесь.  Дом  совсем  не  походил  да
современные металлоидные дома. Внутренние  стены  были  слишком
толстыми, а окна казались маленькими и убогими. В самой большой
комнате Росс и Дженни, наверное, проводили большую часть своего
времени.  Ее  окно  выходило на маленький сад, зеленую долину и
ручей.
     Келлону было интересно, что представляли из себя эти  Росс
и  Дженни, которые когда-то сидели здесь и Смотрели в окно. Что
было для них важно? Что доставляло им боль, а что  радость?  Он
сам  никогда  не был женат. Капитаны космических кораблей редко
вступают в брак. Но его интересовал этот древний обряд. Были ли
у Росс и Дженни дети? Продолжает ли в ком-то на свете  течь  их
кровь?  Но  даже  если  и так, что теперь это могло значить для
этих двоих, давно ушедших?
     В  конце  книги,  которую   одолжил   ему   Галлер,   было
стихотворение о цветах. Он вспомнил несколько строк:
     Все  они  теперь  едины, розы и незабудки, Они не знают ни
ветров, ни полей, ни морей, Время проходит,  В  мягком  воздухе
пахнет летом.
     Да,  думал  Келлон,  все  они  сейчас  едины,  эти Россы и
Дженни, и все, что они делали, все, о чем  думали,  все  сейчас
превратилось  в  пыль  на этой планете, которая вскоре войдет в
свое последнее лето. С физической точки зрения, все,  что  было
сделано,  все, кто когда-то жил на Земле, оставались здесь в ее
атомах, не считая той небольшой части материи, которая осела  в
других мирах.
     Он  думал  об  именах,  которые  были  известны среди всех
галактических миров, имена  мужчин,  женщин  и  мест.  Шекспир,
Платон,  Бетховен,  Блейк, старый блистательный Вавилон и храмы
Ангкора, неуклюжие дома его собственных предков, все  это  было
здесь.
     Келлон  мысленно прервал себя. Он не должен был размышлять
о подобных вещах.  Он  уже  видел  все,  что  осталось  в  этом
странном  месте,  и  не было смысла возвращаться к этому. Но он
вернулся. Он говорил себе,  что  дело  не  в  том,  что  в  нем
проснулся  какой-то  сентиментальный  интерес к этому месту. 0б
этом он слишком много слышал  от  сияющих  клоунов  у  себя  на
корабле.  Он  был человеком Управления Исследований, и все, что
он хотел, так это вернуться к своей работе. Но так как  он,  не
по   своей   вине,  застрял  здесь,  он  предпочел  бродить  по
зеленеющей  земле  или  исследовать  этот  старый  дом,   чтобы
избежать  необходимости  слушать  бесконечную болтовню и грызню
остальных.
     Они ругались все чаще и все больше, потому что  устали  от
всего  этого.  Поначалу  для  них  было сенсацией вещать на всю
галактику о кончине Земли, но по мере того, как шло  время,  их
энтузиазм  остывал.  Они  не  могли улететь, так как экспедиция
была рассчитана на то,  чтобы  показать  гибель  Земли,  а  это
произойдет только через несколько недель. Дарноу с его учеными,
занятыми   изучением   реликтов,   могли  5ы  оставаться  здесь
бесконечно долго. Но другие уже пухли от тоски.
     В старом доме Келлон находил  много  интересного,  что  не
позволяло  ему скучать. Он уже много прочитал о том, какой была
та давняя жизнь. Часами он просиживал  на  старой  террасе  под
солнцем,  пытаясь представить себе, как было тогда, когда здесь
жили мужчина и женщина, которых звали Росс и Дженни.
     Эта старая жизнь сейчас казалась ему  такой  странной!  Он
прочитал,  что  в  те дни многие люди передвигались на наземных
машинах туда и обратно в  города,  где  они  работами.  В  этих
машинах  ездили  и мужчины, и женщины или только мужчины? Может
быть, женщина оставалась  дома  с  детьми,  если  они  были,  и
занималась  садом,  в  котором  все  еще цвели некоторые цветы?
Думала ли она когда-нибудь о том, что в далеком будущем,  когда
их  уже не станет, дом останется пустым и безжизненным, и никто
не придет в него, кроме чужака с  далеких  звезд?  Он  вспомнил
одно  место  из старых земных пьес, которые исполняли "Арктурус
Плейерс": "Пришли, как тени, такие же далекие".
     Нет, думал Келлон, Росс и Дженни сейчас стали  тенями,  но
не  тогда.  Это  для  них, для всех людей, живших тогда да этой
древней Земле, он, человек из  далекого  будущего,  был  тенью.
Иногда  Келлону,  сидящему  на  этой  террасе и представляющему
прошлое, живые образы людей,  многолюдные  города,  движение  и
смех,   казалось,  что  это  они  были  реальностью,  а  он  --
наблюдающим призраком.
     Приходило лето. Дни становились все жарче и жарче.  Теперь
белое солнце стало огромным и изливало на Землю столько света и
тепла, сколько эта планета не видела несколько тысяч лет. И вся
зеленая  жизнь  вокруг,  казалось, ответила порывом невиданного
роста,  актом  безумного  пробуждения,  который  Келлон  считал
наиболее  трогательным.  Теперь  даже  ночи стали теплыми. Дули
мягкие ветры, а на волнах огромного серого океана  переливалась
белая пена.
     Внезапно,  словно  проснувшись от сна, Келлон осознал, что
осталось всего несколько дней. Планета двигается все быстрее, и
вскоре жара станет невыносимой.
     Он говорил себе, что будет рад  улететь.  Они  подождут  в
космосе,  пока  все  не закончится, а затем он вернется к своей
работе, к своей жизни и прекратит мечтать о тенях. Здесь больше
нечего было делать. Да, он будет рад.
     Затем,  когда  осталось  всего  несколько   дней,   Келлон
вернулся  снова  в  старый  дом  и  бродил по нему. Внезапно он
услышал за спиной голос:
     -- Великолепный,  --  сказал  Борродайл,  --  великолепный
реликт.
     Келлон  был  удивлен  и в то же время почувствовал уныние.
Глаза Борродайла горели, когда  он  осматривал  дом.  Затем  он
повернулся в сторону Келлона.
     -- Я гулял, когда увидел вас, и решил догнать. Так вот где
вы пропадали все это время.
     Келлон виновато ответил:
     -- Я был здесь всего несколько раз.
     -- Но  почему,  черт возьми, вы не сказали нам об этом? --
воскликнул Борродайл. -- Почему?  У  нас  могла  бы  получиться
великолепная  заключительная  передача из этого места. Типичное
древнее жилище Земли. Наш модельер  Рой  мог  бы  одеть  группу
"Плейере"  в  старые  костюмы,  и  мы бы показали их в качестве
людей, живших здесь...
     Неожиданно для себя Келлон сорвался. Он грубо произнес:
     -- Нет.
     Борродайл поднял брови.
     -- Нет? Но почему?
     Действительно, почему нет? Какая ему-то разница, если  они
будут  носиться  по этому дому, насмехаясь над его древностью и
неадекватностью, позируя  и  кривляясь  перед  камерами,  делая
очередное  шоу.  Что  ему  до  всего  этого?  Ведь  ему не было
никакого дела до этой забытой планеты?
     Все  же  что-то  в  нем  сопротивлялось  тому,   что   они
собирались здесь сделать. Он сказал:
     -- Мы  можем стартовать очень внезапно. Если вы все будете
находиться здесь, то это подвергнет опасности ваши жизни.
     -- Но вы же  сами  сказали,  что  старт  произойдет  через
несколько дней, -- воскликнул Борродайл. И твердо добавил: -- Я
не  знаю причины, по которой вы что-то скрываете от нас. Но мне
придется обратиться к вашему начальству.
     Он ушел, и Келлон подумал с грустью, что Борродайл сообщит
в Управление, и он  получит  серьезный  нагоняй.  Почему,  черт
возьми,  он  скрыл от других свою находку? Он и сам не знал. Он
должен был вместо непонятной, гложущей сердце тоски  испытывать
радость.
     Келлон  вернулся  на  террасу и сидел там до тех пор, пока
сумерки не коснулись неба.  Взошла  белая  бриллиантовая  луна.
Этой   ночью   начал  дуть  горячий  сухой  ветер.  Сказывалось
приближение планеты к солнцу. Колышущаяся от ветра  трава  была
словно  живой.  Казалось,  что  в  воздухе забился слабый пульс
планеты. Солнце звало, и Земля готовилась к ответу. Дом  дремал
в серебряном лунном свете, а сад что-то тихо нашептывал.
     В  ночи  возникла  темная  фигура. Это вернулся Борродайл.
Триумфально он заявил:
     -- Я обратился в вашу штаб-квартиру. Они  приказывают  зам
оказывать  мне  полное  содействие. Наша первая передача пойдет
отсюда завтра утром.
     Келлон встал.
     -- Нет, -- твердо сказал он.
     -- Вы не можете пренебречь приказом...
     -- Завтра нас здесь не  будет.  Я  отвечаю  за  то,  чтобы
свести  корабль  с Земли, не подвергая опасности ваши жизни. Мы
стартуем завтра утром.
     Борродайл какое-то время молчал, а когда заговорил, в  его
голосе послышалась нотка замешательства.
     -- Вы  продолжаете  препятствовать нашей работе? Я не могу
понять почему.
     Келлон подумал, что и сам этого не понимает.  Как  он  мог
объяснить?  Он  молчал. Борродайл посмотрел на него, а затем на
старый дом.
     -- Возможно, я понимаю, -- неожиданно проговорил Борродайл
задумчиво, -- вы часто приходили сюда один. Здесь  легко  можно
подружиться с привидениями.
     Келлон грубо отрезал:
     -- Не   мелите  чепухи.  Нам  лучше  сейчас  вернуться  на
корабль. У нас еще много дел. Нужно готовиться к старту.
     Борродайл молчал, когда они возвращались по залитой лунным
светом долине. Один раз он оглянулся и посмотрел на дом. Келлон
не оглянулся ни разу.
     Они стартовали через  двенадцать  часов  следующим  утром,
мрачным  из-за сильной облачности. Когда они прошли атмосферу и
оказались в холодном пространстве космоса, Келлон  почувствовал
внезапное  облегчение. Здесь, в космосе, он был на своем месте.
Он  человек  космоса.  Позже  ему  придется  ответить  за  свои
действия, но он не сожалел.
     Корабль  отошел  на безопасную орбиту и стал ждать. Земля,
казалось, совсем близко подошла к солнцу, а  ее  луна  изменила
свою  орбиту.  Но все равно, пройдет еще немало времени, прежде
чем они смогут показать галактике гибель их родной планеты.
     Большую часть  времени  Келлон  проводил  в  своей  каюте.
Шумиха  вокруг  передач,  по  мере  того как приближался финал,
заставляла его испытывать отвращение. Ему хотелось,  чтобы  все
скорее закончилось.
     -- Почему  вы  должны  получить  целый  час? -- язвительно
говорила Лорри Ли Борродайлу. -- Это несправедливо.
     Квейли рассерженно кивнул.
     -- Это   будет   самая   большая   аудитория   в   истории
человечества,  и  каждый  из  нас  должен  получить  свой шанс.
Борродайл отвечал им. Шум и споры продолжались.
     Келлон заметил, что техники выглядят взволнованными. За их
спинами  через  иллюминаторы  он  мог  видеть  темное  пятнышко
планеты,  которая  приближалась к белой звезде. Солнце звало, а
Земля медленно, но уверенно отвечала на этот призыв. И внезапно
эти кричащие, ссорящиеся голоса журналистов привели  Келлона  в
гнев.
     -- Послушайте,  --  сказал  он  техникам, -- выключите все
звуковые передатчики. Пусть останется только картинка,  но  без
звука.
     Этот  выпад  заставил  всех  замолчать.  В конце концов Ли
выразила протест: -- Капитан Келлон, вы не можете!
     -- В Космосе я командую кораблем. И я могу это  сделать  и
сделаю.
     -- Но передача, комментарий...
     Келлон устало произнес:
     -- Ради  Бога,  заткнитесь все и дайте Земле уйти с миром.
Он повернулся  к  ним  спиной.  Он  не  слышал  их  возмущенных
голосов,  не  слышал  даже,  как  они  замолчали,  глядя  через
иллюминаторы на то, на что смотрел он, камера и вся Галактика.
     На  что  он  смотрел?  На  темную  точку,  которую   почти
притянуло  к  себе солнце. Он думал о том, что, наверное, камни
старого дома уже  начали  плавиться.  Теперь  лучи  солнца  уже
полностью  поглотили  планету.  Звезда  забирала  себе  то, что
когда-то принадлежало ей.
     Келлон думал, что все атомы Земли в этот момент  вырвались
наружу  и  слились  с  солнечной массой. Все, что было когда-то
Россом и Дженни, Шекспиром и Шубертом, цветы и ручьи, океаны  и
горы,  небо и ветер стали одним светом, который когда-то дал им
жизнь.
     Они смотрели в молчании. Но вот больше  не  на  что  стало
смотреть. Камера отключилась.
     Келлон  отдал  приказ,  и  корабль,  сорвавшись  с орбиты,
направился домой. К этому моменту все уже покинули каюту, кроме
Борродайла. Не поворачиваясь, Келлон сказал: --  Теперь  можете
жаловаться в штаб-квартиру.
     Борродайл покачал головой.
     -- Молчание  --  самый  лучший  реквием. Жалоб не будет. Я
рад, что все так случилось, капитан.
     -- Рады?
     -- Да, я рад, что, в конце концов, хоть  один  человек  во
Вселенной действительно оплакивает гибель Земли.

                             Эдмонд ГАМИЛЬТОН

                               ОТВЕРЖЕННЫЙ

                             пер. М.Гилинский

     Ему казалось, что Бродвей никогда не выглядел так угнетающе в  ранних
зимних сумерках, когда газовые фонари  еще  не  успели  зажечь,  а  старые
тополя с опавшими листьями неуклюже  раскачивались  под  холодным  ветром.
Копыта лошадей и колеса повозок стучали и скрипели по  разбитой  мостовой,
падали редкие хлопья снега.
     Он думал о том, что где угодно будет лучше, чем  здесь.  В  Ричмонде,
Чарльстоне, Филадельфии. Хотя, по правде говоря, он устал  и  от  них.  Он
всегда уставал от мест, даже от людей. А может быть, у  него  было  просто
плохое настроение после постигшей его сегодня неудачи следом за  вереницей
многих других неудач.
     Он потянулся и вошел в неубранную маленькую конторку из двух  комнат.
Тщедушный человек, сидевший за столом, быстро поднял голову и  с  надеждой
посмотрел на него.
     - Нет. Ничего.
     Проблески надежды потухли во взгляде смотревшего на него человека. Он
пробормотал:
     - Нам долго не протянуть. - Затем, помолчав, добавил: - К вам  пришла
молодая девушка. Ждет в кабинете.
     - Я что-то не в настроении оставлять  автографы  в  альбомах  молодых
девушек.
     - Но... она выглядит богатой...
     По улыбнулся своей саркастической улыбкой, скривив рот и обнажив  при
этом белые зубы.
     - Понятно. А у  богатых  молодых  девушек  имеются  богатые  папочки,
которых можно уговорить вложить деньги в умирающий литературный журнал.
     Но, войдя в свой кабинет и отвешивая  поклон  сидевшей  там  девушке,
вирджинец был сама любезность.
     - Я весьма польщен, мисс...
     Она прошептала, не поднимая глаз:
     - Эллен Донсел.
     На ней был шикарный наряд, начиная с мехового манто и кончая красивой
голубой шляпкой. На пухлом розовощеком личике  застыло  глупое  выражение.
Но, когда она посмотрела на него, По  вздрогнул  от  изумления.  Глаза  на
круглом лице сверкали, в них сквозили ум и огромная жизненная сила.
     - Вы, верно, хотите, - сказал он, -  чтобы  я  читал  свои  стихи  на
каком-нибудь вечере, но у меня, к сожалению, совсем нет  на  это  времени.
Или, может быть, вам нужна копия "Ворона", написанная моей рукой?..
     - Нет, - сказала она. - У меня к вам поручение.
     По поглядел на нее вежливо и выжидающе.
     - Да?
     - От... Аарна.
     Слово, казалось, повисло в воздухе как эхо отдаленного  колокольчика,
и какое-то мгновение оба они молчали, так что с улицы  ясно  было  слышно,
как скрипит и стучит проезжающий транспорт.
     - Аарн, - повторил он, наконец. - Какое  приятное  звучное  имя.  Кто
это?
     - Это не человек, - сказала мисс Донсел, а название места.
     - Ах, - сказал По. - И где же оно находится?
     Ее взгляд пронзил его.
     - Разве ты не помнишь?
     Ему стало как-то не по себе.  После  того  как  он  опубликовал  свои
фантастические  рассказы,  его  буквально  одолевали  люди  с   нездоровой
психикой и просто душевнобольные.  Девушка  выглядела  вполне  нормальной,
даже чересчур. Но этот горящий взгляд...
     - Мне очень жаль, -  сказал  он,  -  но  я  не  слышал  раньше  этого
названия.
     - Может быть, тебе что-нибудь скажет имя Лалу? - спросила она. -  Это
мое имя. Или Яанн? Так зовут тебя. И оба  мы  из  Аарна,  хоть  ты  пришел
значительно раньше меня.
     По настороженно улыбнулся.
     - У вас очень яркое воображение, мисс Донсел. Скажите мне...  на  что
оно похоже, это место, откуда мы пришли?
     - Оно лежит в большой бухте,  окруженной  пурпурными  горами.  -  Она
говорила, не отрывая от него взгляда. - И река Заира  течет,  спускаясь  с
гор, и башни Аарна нависают в вышине под лучами заходящего солнца...
     Внезапно он прервал ее, от души рассмеявшись. Затем продолжил:
     - ... и сверкают в багровом закате сотнею террас, минаретов и шпилей,
словно прозрачное творение сильфид, фей, джиннов и гномов.
     Он снова засмеялся и покачал головой.
     - Это - концовка моего рассказа "Поместье Арнгейм". Ну, конечно же...
Аарн... Арнгейм. Имя Лалу вы взяли от моей Улялюм, а Яанн - от  Яаннека...
Мисс, я должен поздравить вас с необычайной прозорливостью...
     - Нет, - сказала она. И повторила: - Нет. Как  раз  наоборот,  мистер
По. Это вы взяли свои имена из тех, что я вам назвала.
     Он окинул ее заинтересованным взглядом. До сих пор с ним не случалось
ничего подобного, и он был явно заинтригован.
     - Значит, я пришел из Аарна? Тогда почему я этого не помню?
     - Ты помнишь, только совсем немного, - прошептала она. -  Ты  помнишь
это место... почти. Ты вспомнил имена... почти. Ты вложил их в свои  стихи
и рассказы.
     Его интерес к ней возрос. Эта девушка выглядела полной дурочкой, если
бы  не  ее  напряженный  взгляд,  но   она   обладала   явно   незаурядным
воображением.
     - Где же тогда он находится, этот Аарн? На другом конце света? В саду
Гесперид?
     - Очень близко отсюда, мистер По. В пространстве. Но не  во  времени.
Далеко, далеко в будущем.
     - Значит, вы... и я... пришли сюда из будущего?  Моя  милая  девушка,
это вам, а не мне следует писать фантастические рассказы!
     Она не опустила глаз.
     - Ты написал об этом. В "Повести Скалистых гор". О человеке,  который
ненадолго вернулся в прошлое.
     - А ведь  верно,  -  сказал  По.  -  Действительно  написал,  но  так
неуклюже, что тут же постарался  забыть:  ведь  это  была  лишь  неудачная
попытка.
     - Ты так думаешь? Значит, лишь случайно в  голову  тебе  пришла  идея
путешествия во времени, к которой  раньше  никто  и  никогда  серьезно  не
относился? Или, сам того не зная, ты вспомнил?
     - Хотел бы я, чтобы это было так, - сказал он. - Уверяю вас, я отнюдь
не горячий поклонник девятнадцатого века. Но,  к  несчастью,  я  прекрасно
помню всю свою жизнь, и в ней нет места Аарну.
     - Это говорит мистер По, - сказала девушка. - Он помнит  только  свою
жизнь. Но ты не только мистер По, ты еще и Яанн.
     Он улыбнулся.
     - Два человека в одном теле? Скажите, мисс Донсел,  вы  читали  моего
"Вильяма Вильсона"? Там говорится о человеке, у которого было второе  "я",
alter ego...
     - Читала, - ответила она. - И знаю, что написал ты его именно потому,
что это в тебе две личности, хотя одну из них ты не можешь вспомнить.
     Она наклонилась вперед, и  он  подумал,  что  взгляд  ее  куда  более
гипнотический, чем у тех месмеристов, которыми он  так  интересовался.  Ее
голос почти сбился на шепот.
     - Я хочу заставить тебя вспомнить. Я заставлю тебя вспомнить.  Только
за тобой я вернулась сюда...
     - Раз уж мы заговорили об  этом,  -  прервал  он,  пытаясь  выдержать
беспечный  тон,  -  скажите,  как  человек  путешествует  во  времени?  На
каком-нибудь летательном аппарате?
     Лицо ее оставалось все таким же серьезным, в нем не дрогнул  ни  один
мускул.
     - Человеческое тело не может передвигаться во времени.  Как  и  любой
другой физический, материальный предмет. Но сознание не  материально,  оно
представляет  собой  лишь  систему  электрических   сил,   находящихся   в
физическом мозгу. И, если отделить его от мозга, оно может быть отправлено
в измерении времени назад, в мозг человека предыдущей эпохи.
     - Но с какой целью?
     - Чтобы  подчинить  себе  тело  и  исследовать  исторические  периоды
глазами человека, живущего в прошлом. Это нелегко и очень  опасно,  потому
что всегда есть риск очутиться в мозгу человека настолько сильного  духом,
что он подчинит тебя себе. Именно так случилось с Яанном,  мистер  По.  Он
находился в  вашем  мозгу,  но  оглушенный,  действующий  только  на  ваше
подсознание, и все  воспоминания  его  для  вас  не  более  чем  сказки  и
фантазии. - Она помолчала, потом добавила: - У  вас,  должно  быть,  очень
мощный мозг, мистер По, раз вы так подчинили себе Яанна.
     - Да уж кем меня только не обзывали, только не тупицей, - пробормотал
он, а затем иронически помахал рукой в воздухе на свой обветшалый кабинет.
- Сами видите, каких высот я достиг с помощью своего интеллекта.
     - Такое случалось и раньше, - прошептала она. - Один из нас  попал  в
плен римского поэта по имени Лукреций...
     - Тит Лукреций Кар? Как же, мисс, я читал его  "De  Rerum  Natura"  и
странные теории об атомной науке.
     - Не теории, - ответила она. - Воспоминания. Они  так  измучили  его,
что он  покончил  с  собой.  И  я  знаю  много  таких  примеров  в  разные
исторические эпохи.
     - Блестящая идея!  -  с  восхищением  сказал  По.  -  А  какой  может
получиться рассказ...
     - Я разговариваю с вами, мистер По, -  перебила  она,  -  но  пытаюсь
воззвать к Яанну. Пробудить его, вырвать из плена  вашего  ума,  заставить
вспомнить Аарн.
     Она говорила быстро, страстно, почти навязчиво, неотрывно глядя ему в
глаза. А он слушал, как в полусне, имена и названия мест из написанных  им
рассказов, иногда точные, как правило слегка  измененные,  но  удивительно
правдоподобно звучавшие в ее устах.
     - Когда наступил - сейчас вернее будет сказать "наступит" -  Жестокий
Век, человечество откроет такие разрушительные силы, о  которых  не  знало
дотоле.
     По чуть улыбнулся, подумав о  своем  рассказе,  в  котором  все  люди
погибли от взрыва и мир был уничтожен огнем, и девушка,  казалось,  прочла
эту мысль на его лице.
     - О нет, человечество не было -  не  будет  уничтожено.  Но  погибнут
многие, и, когда Жестокий Век кончится, через несколько столетий возникнет
Аарн, в котором мы с тобой живем. Яанн, вспомни!  Вспомни  наш  прекрасный
мир! Вспомни тот день, когда мы с тобой спускались с гор по Заире в  твоей
лодке. Вниз, по желтой воде, где цвели белые водяные лилии, а  темный  лес
торжественно смыкался вокруг нас, пока перед самым Аарном мы не  причалили
к Долине многоцветных трав и стали гулять там среди серебристых  деревьев,
глядя вниз на освещенные солнцем башни Аарна, над которым летали, сверкая,
маленькие флайеры.
     Неужели ты не помнишь? Ведь именно тогда ты впервые сказал  мне,  что
был  в  Темпоральной  лаборатории   Тсалала   и   согласился   добровольно
отправиться обратно во времени. Ты собирался увидеть мир таким,  каким  он
был до того, как его потрясли  жестокие  войны,  увидеть  глазами  другого
человека все то, что было безвозвратно потеряно для истории.
     Помнишь ли ты мои слезы? Как я умоляла тебя остаться, говорила о тех,
кто никогда не вернулся, как льнула к тебе? Но ты был так  поглощен  своей
историей, что не пожелал слушать меня. И  ушел.  И  то,  чего  я  боялась,
свершилось: ты так и не вернулся.
     Яанн, с тобой  говорит  твоя  Лалу!  Знаешь  ли  ты,  как  мучительно
ожидание?  Я  не  смогла  перенести  эту  муку   и   получила   разрешение
Темпоральной лаборатории вернуться сюда, чтобы найти тебя. Сколько  недель
я заперта в этом чужом теле, как долго искала я тебя понапрасну,  пока  не
прочла в рассказах, ставших знаменитыми, имен и названий, которые  мы  так
хорошо знаем в Аарне, и поняла, что только их сочинитель может быть  твоим
господином. Яанн!
     Как в  полусне,  слушал  По  звенящие  в  воздухе  имена  и  названия
выдуманного им сказочного мира. Но, когда она в  отчаянии  выкрикнула  его
имя, он опомнился и вскочил на ноги.
     - Дорогая мисс  Донсел!  Я  восхищен  силой  вашего  воображения,  но
возьмите же себя в руки...
     Ее глаза сверкнули.
     - Взять себя в руки? А как, по-твоему, провела я несколько  недель  в
этом уродливом ужасном мире, заключенная в тело этой жирной девицы?
     По вздрогнул, как будто на него вылили ведро холодной воды.  Ни  одна
женщина даже в шутку никогда не подумает и не скажет  о  себе  такого.  Но
тогда...
     Комната, ее сердитое лицо, весь мир, казалось,  заколебались,  как  в
тумане. Он почувствовал, как в нем поднимается  какая-то  странная  волна,
сметая все на своем пути, и на мгновение его фантазии обрели  формы,  чуть
измененные, но реальные.
     - Яанн?
     Ему показалось, что она улыбается. Ну конечно, этой жеманнице удалось
провести знаменитого мистера По своими лунными лучами и прочей ерундой,  и
теперь она будет счастлива, рассказывая об этом своим подружкам!  Гордость
и  высокомерие,  глубоко  укоренившиеся  в  его  натуре,   заставили   его
вздрогнуть, и странное ощущение прошло.
     - Мне очень жаль, - сказал он, - но я больше не могу уделить  времени
вашей  удивительной  jeu  d'esprit,  мисс  Донсел.   Мне   остается   лишь
поблагодарить вас за ту тщательность, с которой вы изучили  мои  маленькие
рассказы.
     С глубоким поклоном он отворил перед ней дверь. Она вскочила на ноги,
как будто он дал ей пощечину, и теперь на лице ее уже не было улыбки.
     - Бесполезно, -  прошептала  она  после  минутного  молчания.  -  Все
бесполезно.
     Она посмотрела на него, тихо  прошептала  "Прощай,  Яанн"  и  закрыла
глаза.
     По сделал к ней шаг.
     - Моя милая, прошу вас...
     Глаза ее вновь открылись. Он остановился как вкопанный. Взгляд ее был
лишен всякой жизни, в нем не выражалось ничего, кроме глупого изумления.
     - Что? - сказала она. - Кто...
     - Моя дорогая мисс Донсел... - вновь начал он.
     Она взвизгнула. Потом стала пятиться, пытаясь  закрыть  лицо  руками,
глядя на него, как на олицетворение самого дьявола.
     - Что случилось? - вскричала она. - Я... ничего не помню... заснула в
середине дня... Как я... Что я... здесь делаю?
     "Вот,  значит,  как,  -  подумал  он.  -  Ну  конечно!  Сыграв   роль
воображаемой Лалу, она сейчас хочет показать, что та покинула ее тело".
     Улыбнувшись ледяной улыбкой, он сказал:
     - Должен поздравить вас не только с  богатым  воображением,  но  и  с
блестящими актерскими способностями.
     Она просто не обратила на его слова  никакого  внимания  и,  пробежав
мимо, рывком отворила дверь. Было поздно,  его  помощник  ушел  домой,  и,
когда По вышел за ней в другую комнату, мисс Донсел уже выбежала на улицу.
     Он поспешно пошел следом. Газовые фонари зажглись, но в первый момент
ему не удалось разглядеть ее в гуще проезжавших экипажей. Затем он услышал
ее резкий голос и увидел, как она забирается в подъехавший к обочине  кэб.
Он невольно сделал несколько шагов вперед и увидел ее лицо, расширенные от
ужаса глаза. Потом она исчезла в глубине, кучер прикрикнул на  лошадей,  и
экипаж тронулся с места.
     У  По  был  вспыльчивый  характер,  и  сейчас  он  чувствовал  глухое
раздражение. Он позволил сделать из себя дурака, даже согласившись слушать
эту жалкую обманщицу с  ее  заумными  рассуждениями.  Как  она,  наверное,
веселится и торжествует! И все же...
     Он побрел обратно к своей конторе.  Редкие  хлопья  снега  скользили,
падая вниз в желтом свете фонарей, уличная пыль постепенно превращалась  в
жидкую грязь. Резкий порыв ветра донес  до  него  брань  с  другого  конца
улицы.
     "Этот уродливый и ужасный мир"... Что  ж,  он  и  сам  так  думал,  а
сегодня мир показался ему еще  отвратительнее.  Наверное,  потому  что  он
вспомнил воздушные башни Аарна, освещенные закатным солнцем, о которых эта
девица рассказала ему, вычитав о них в его книге.
     Он вернулся в свой кабинет и сел за стол. Раздражение его  постепенно
улеглось, и он задумался, нельзя ли  в  этой  искусной  бессмыслице  найти
материал для нового рассказа? Но нет, слишком много писал он на эту  тему,
и станут говорить, что он повторяется. Хотя идея человека, затерянного  во
времени, очень заманчива...
     "Прибыл я сюда из Тьюле, там ревут шальные бури, там стоит над  всеми
он, вне Пространств и вне Времен..."
     Кто это написал? Я? Или... Яанн?
     На какое-то мгновение лицо По стало старым, болезненным,  измученным.
А если все это правда, если завтрашний день увидит новый  прекрасный  мир,
Тьюле, Аарн, Тсалал? Если те призрачные образы, которые он  никак  не  мог
уловить до конца своим воображением: Улялюм, Леонора,  Морелла,  Лигейя  -
хранились в его памяти...
     Ему так хотелось верить, но он не  мог,  не  должен  был  себе  этого
позволить. Ведь он привык мыслить  логично,  а  если  поверить,  то  любые
построения рассыпятся как карточный домик и ему останется только умереть.
     Нет, он не умрет.
     Нет.
     Когда он открыл ящик стола и потянулся за бутылкой, рука его почти не
дрожала.