РОБЕРТ Р. МАККАММОН. РАССКАЗЫ. /переводчик - Александрова Е./

БУЛАВКА
ГОРОД ГИБЕЛИ
ГРИМ
НОЧНЫЕ ПЛАСТУНЫ
ОН ПОСТУЧИТСЯ В ВАШУ ДВЕРЬ
ОСИНОЕ ЛЕТО
ЧИКО

ОСИНОЕ ЛЕТО

        - Машина едет, Мэйс, легковушка,- сказал мальчик у окна.- Несет-
ся, как угорелая.

        - Какая там легковушка, быть не может,- отозвался Мэйс из глубин
бензозаправочной станции.- Легковушки тут отродясь не ездили.

        - Нет, едет! Иди посмотри! Я же вижу - на дороге пыль столбом.

        Издав губами отвратительный звук,  Мэйс остался на месте, в ста-
ром плетеном кресле, о котором Мисс Нэнси сказала, что нипочем в него не
сядет - не хватало еще мягкое место пачкать. Мальчик знал, что Мэйс вро-
де как неровно дышит к Мисс Нэнси и всегда  приглашал  ее  заглянуть  на
стаканчик холодной кока-колы, но у Мисс Нэнси имелся дружок в Уэйкроссе,
так что ничего не получалось.  Иногда мальчику  делалось  немного  жалко
Мэйса,  потому  что поселковые не особенно любили обретаться около него.
Может,  оттого, что Мэйс, когда сердился, становился придирчивым и злым,
а субботними вечерами чересчур много пил. К тому же от него несло машин-
ным маслом и бензином, а одежда и кепи вечно были темными от пятен.

        - Иди глянь,  Мэйс! - настойчиво продолжал мальчик, но Мэйс пот-
ряс головой и не двинулся с места - он смотрел по маленькому портативно-
му телевизору бейсбольный матч с участием "Молодцов".

        Ну, как ни крути,  а машина была;  за шинами тянулись султанчики
пыли. Однако, увидел мальчик, легковушкой в полном смысле слова ее нель-
зя было назвать - по дороге пылил фургон с отделанными  деревом  боками.
До знакомства с четырьмя милями немощеного шоссе N 241 он был белым,  но
теперь порыжел от джорджийской глины,  а ветровое стекло  было  заляпано
мертвыми  букашками.  Мальчик задумался:  нет ли среди них ос.  На дворе
осиное лето, подумалось ему, само собой. Они, эти твари, просто повсюду.
Мальчик сказал:

        - Они сбавляют ход, Мэйс. Небось, хотят заехать сюда.

        - Всесильный  Боже!  - Он шлепнул ладонью по колену.- Да там три
человека на борту! Выйди посмотри, чего им надо, слышь?

        - Ладно,- согласился он и одной ногой уже был за дверью, затяну-
той сеткой от насекомых, когда Мэйс рыкнул:

        - Все,  чего им надо,  это дорожную карту! Ведь заплутают в этой
тьмутаракани! Тоби! И скажи им, что бензовоза до завтрева не будет!

        Дверь-ширма с треском захлопнулась,  и  Тоби  выбежал  в  душную
июльскую жару как раз, когда фургон подъехал к насосам.

        - Тут кто-то есть!  - сказала Карла Эмерсон, увидев появившегося
из здания мальчика,  и с облегчением перевела дух - последние миль,  на-
верное,  пять, с тех пор, как они миновали дорожный указатель, направив-
ший их в поселок Кэйпшо,  штат Джорджия, она ехала, затаив дыхание. Зап-
равочная станция,  с виду старая как мир (заросшая кадзу крыша; выгорев-
ший до желтизны под сотней летних солнц кирпич) являла собой  великолеп-
ное зрелище,  особенно по той причине, что в баке "Вояджера" было черес-
чур много свободного места,  чтобы чувствовать себя уютно. Триш, в сред-
нем  каждую минуту сообщавшая "Стрелка на нуле,  мам!",  довела Карлу до
умопомешательства, а из-за Джо, который обвиняющим тоном произносил "На-
до  было  подъехать к какому-нибудь мотелю",  она чувствовала себя прос-
то-напросто скотиной.

        Джо, читавший на заднем сиденье  "Сказочную  четверку",  отложил
комикс.

        - От души надеюсь, что тут есть туалет,- сказал он.- Если в бли-
жайшие минут пять я не пописаю, то приму славную смерть - лопну.

        - Спасибо за предостережение,- ответила Карла, останавливая фур-
гон возле пыльных бензонасосов и выключая мотор.- Вперед, на приступ!

        Джо открыл дверцу со своей стороны и выкарабкался из машины, си-
лясь сделать это так,  чтобы не слишком колыхать мочевой пузырь.  Джо  -
двенадцати лет от роду, тощий, с шинами на зубах - был, однако, столь же
умен, сколь неуклюж и застенчив, и (по его соображениям) в один прекрас-
ный  день  Господь Бог непременно должен был даровать ему лучший шанс на
успех у девчонок,  хотя в настоящий момент все  внимание  Джо  поглощали
главным образом компьютерные игры и комиксы с супергероями.

        Он чуть не налетел на мальчика с огненно-рыжими волосами.

        - Здорово,- сказал Тоби и ухмыльнулся.- Чем могу помочь?

        - Туалет бы,- пояснил Джо.  Тоби ткнул пальцем куда-то за запра-
вочную станцию.  Джо рысью сорвался с места, и Тоби прокричал ему вслед:
"Правда, там не больно-то чисто. Извини".

        Это меньше  всего тревожило Джо Эмерсона,  спешившего обойти не-
большое кирпичное строение и попасть туда, куда из густого сосняка выры-
вались сорняки и колючки.  Там была только одна дверь без ручки, но она,
к счастью, оказалась незаперта. Джо вошел.

        Карла опустила окно машины.

        - Нельзя ли заправиться? Неэтилированным?

        Тоби усмехался, глядя на нее. Хорошенькая - может, постарше Мисс
Нэнси, но не слишком старая; кудрявые темно-русые волосы, лицо с высоки-
ми скулами,  решительные серые глаза.  Рядом на сиденье примостилась ма-
ленькая девочка лет шести или семи, светлая шатенка.

        - Бензина нету,- сказал Тоби женщине.- Ни капли.

        - Ой.- Карле снова почудилось, что желудок свела нервная судоро-
га.- Ох, нет! Ну... а есть тут поблизости другая бензоколонка?

        - Да,  мэм.- Тоби указал в том направлении, куда смотрел передок
фургона.- Милях в восемнадцати или двадцати отсюда Холлидэй. У них взап-
равду отличная бензоколонка.

        - Мы на нуле! - сказала Триш.

        - Ш-ш-ш,  милая.- Карла коснулась руки девчурки. Мальчик с рыжи-
ми,  коротко  подстриженными волосами продолжал улыбаться,  ожидая,  что
Карла снова заговорит. Сквозь затянутую сеткой от насекомых дверь здания
станции Карле был слышен шум ревевшей в телевизоре толпы.

        - Могу поспорить,  они получили пробежку,- сказал мальчик.- "Мо-
лодцы". Мэйс смотрит игру.

        "Восемнадцать или двадцать миль!" - подумала Карла.  Она не была
уверена,  что им хватит бензина, чтобы добраться так далеко, и уж совер-
шенно точно никоим образом не хотела выезжать на проселок.  Солнце с не-
истово-синего неба светило горячо и ярко,  а сосновый бор, казалось, тя-
нулся до самых границ вечности.  Она обругала себя дурой за то,  что  не
остановилась  возле мотеля на шоссе N 84 - там была бензозаправка "Шелл"
и закусочная,  но Карла подумала,  что можно будет заправиться позже,  в
дороге.  Вдобавок она торопилась добраться до Сен-Саймонз-Айленд. Ее муж
Рэй,  юрист,  несколько дней тому назад улетел  в  Брюнсвик  на  деловую
встречу.  Вчера  утром Карла с детьми покинула Атланту,  чтобы навестить
своих родителей в Валдосте,  а потом, махнув через Уэйкросс, встретиться
с Рэем и вместе отдохнуть. Держись главного шоссе, велел ей Рэй. Съедешь
с шоссе - можешь заблудиться в довольно-таки безлюдных местах.  Но Карла
считала,  что знает родной штат, особенно те места, где выросла. Когда -
давным-давно - асфальт кончился и шоссе N 21 превратилось  в  пыль,  она
чуть  было  не остановилась и не развернулась...  но потом увидела знак,
указывавший дорогу в Кэйпшо, и поехала дальше, уповая на лучшее.

        Но если это было лучшее, они влипли.

        В туалете Джо познал,  что "облегчение" пишется  "П...С...С...".
Верно,  туалет нельзя было назвать чистым; на полу валялись сухие листья
и сосновые иголки, а единственное окошко было разбито, но, если бы приш-
лось, Джо пошел бы и в деревянный нужник на дворе. Правда, воду в унита-
зе давно не спускали,  так что пахло не слишком приятно.  Сквозь  тонкую
стену Джо слышал работающий телевизор. Треск биты и рев толпы.

        И другой звук тоже. Звук, который он сперва не мог определить.

        Это было  тихое,  басистое гудение.  Где-то неподалеку,  подумал
мальчик, стоя у истока янтарной реки.

        Джо поглядел наверх. Его рука вдруг пережала реку.

        Потолок туалета над головой мальчика кишел  осами.  Сотнями  ос.
Может быть,  тысячами. Маленькие крылатые тельца с желто-черными полоса-
тыми жалами ползали друг по другу, издавая странное монотонное жужжание,
звучавшее точно приглушенный, далекий - и опасный - шепот.

        Воспрепятствовать реке никак не удавалось.  Она продолжала стру-
иться.  Джо, округлившимися глазами уставившийся на потолок, увидел, как
тридцать, а может, и сорок ос поднялись в воздух, с любопытством прожуж-
жали возле его головы и улетели через выбитое окно.  Несколько насекомых
- не то десять, не то пятнадцать, понял Джо,- подлетели взглянуть побли-
же.  Когда они загудели у лица Джо и он услышал, как басовитое жужжание,
меняя тональность,  становится выше и энергичнее,  будто осы знали,  что
обнаружили незваного гостя, у него мороз прошел по коже.

        С потолка взлетали все новые осы. Джо чувствовал, как они полза-
ют  у него в волосах,  а одна приземлилась на краешек правого уха.  Река
нипочем не желала иссякать. Мальчик понимал, что закричать нельзя, нель-
зя, нельзя, поскольку шум в этой тесной комнатушке может повергнуть весь
рой в жалящее неистовство.

        Одна оса приземлилась ему на левую щеку и  направилась  к  носу.
Пять  или шесть ползало по пропитанной потом футболке с изображением Ко-
нана-варвара.  А потом Джо почувствовал,  как осы  садятся  на  костяшки
пальцев и - да - даже туда.

        Какая-то оса сунулась в левую ноздрю,  и мальчик подавил желание
чихнуть - над головой выжидающе висело темное гудящее облако.

        - Ну,- сказала Карла рыжему мальчишке,- по-моему,  выбор  у  нас
невелик, верно?

        - Но мы на нуле, мама! - напомнила ей Триш.

        - Что, почти пустые? - спросил Тоби.

        - Боюсь, что так. Мы едем в Сен-Саймонз-Айленд.

        - Отсюда далеко.- Тоби посмотрел направо, туда, где стоял потре-
панный старый грузовик-пикап.  С зеркальца заднего вида  свисал  красный
игральный  кубик.- Вон там грузовик Мэйса.  Может,  он съездит для вас в
Холлидэй, добудет бензина.

        - Мэйс? А кто это?

        - Ну... хозяин бензоколонки. Всегда был. Хотите, спрошу, съездит
он или нет?

        - Не знаю. Может быть, мы могли бы добраться туда сами.

        Тоби пожал плечами.

        - Может, коли на то пошло.- Но то, как мальчик улыбался, подска-
зало Карле, что он не верит в это... да она и сама не верила. Господи, с
Рэем будет припадок!

        - Если хотите,  я у него спрошу.- Тоби пнул камешек носком гряз-
ной кроссовки.

        - Хорошо,- согласилась Карла.- И еще скажи,  что я заплачу  пять
долларов.

        - Конечно.- Тоби прошел обратно к затянутой сеткой двери.- Мэйс?
Тут одной леди очень нужен бензин.  Она говорит,  что заплатит тебе пять
долларов, если притаранишь ей из Холлидэя галлон-другой.

        Мэйс не ответил. Его лицо в сиянии телеэкрана было голубым.

        - Мэйс? Ты слышал? - поторопил Тоби.

        - Пока этот окаянный бейсбол не кончится, парень, никуда я, черт
возьми, не поеду! - наконец отозвался Мэйс, страшно насупясь.- Я его всю
неделю дожидался! Счет четыре два, вторая половина пятой подачи!

        - Она красотка,  Мэйс,- сказал Тоби, понижая голос.- Почти такая
же хорошенькая, как Мисс Нэнси!

        - Сказано,  отвали! - И Тоби в первый раз увидел, что на малень-
ком столике возле стула Мэйса стоит бутылка пива. Сердить Мэйса не годи-
лось, особенно таким жарким днем, в разгар осиного лета.

        Однако Тоби набрался храбрости и сделал еще одну попытку:

        - Пожалуйста, Мэйс. Этой леди нужно помочь!

        - Ох ты...- Мэйс покачал головой.- Ну,  ладно,  ежели только  ты
дашь  мне  досмотреть эту окаянную игру,  я смотаюсь для нее в Холлидэй.
Всесильный Боже, я-то думал, мне выдался спокойный денек!

        Тоби поблагодарил его и вернулся к фургону.

        - Он говорит,  что съездит, только ему охота досмотреть бейсбол.
Я бы сам скатал, но мне только-только стукнуло пятнадцать, и коли я куда
вмажусь,  Мэйс мне накрутит хвоста.  Если хотите, можете оставить фургон
здесь.  Сразу  за поворотом - можно пешком дойти - есть кафе,  сэндвичей
купить или там чего попить. Годится?

        - Да,  это было бы здорово.- Карле хотелось размять ноги,  а  уж
выпить чего-нибудь холодного было бы просто прекрасно.  Но что стряслось
с Джо?  Она погудела - раз,  другой - и подняла окошко.- Наверное,  уто-
нул,- сказала она Триш.

        Оса решила не заползать к Джо в ноздрю. Зато на футболке мальчи-
ка сидело штук тридцать насекомых,  а то и больше.  Бледный и потный Джо
стискивал зубы.  Осы ползали у него по рукам.  По спине мальчика вверх и
вниз пробегал холодок:  Джо где-то читал про фермера, который потревожил
осиное гнездо. К тому времени как осы с ним разобрались, бедняга превра-
тился в корчащуюся груду искусанной плоти и умер по дороге  в  больницу.
Каждую секунду Джо ожидал, что кожу на шее пониже затылка вспорет дюжина
жал.  Дыхание мальчика было отрывистым, затрудненным; он боялся, что ко-
лени  у  него  подломятся,  он  упадет  лицом в грязный унитаз - и тогда
осы...

        - Не шевелись,- сказал рыжий мальчишка,  останавливаясь в дверях
туалета.- Они тебя всего обсели. Не шевелись. Сейчас.

        Джо не нужно было повторять дважды. Он стоял, оцепенев и облива-
ясь потом, и вдруг услышал низкий переливчатый свист, продолжавшийся се-
кунд,  может быть, двадцать. Звук был умиротворяющим, успокаивающим; осы
принялись подниматься с футболки Джо,  вылетать из волос. Как только на-
секомые слетели с рук мальчика,  он застегнулся и вышел из туалета, про-
вожаемый любопытными созданиями, которые жужжали у него над головой. Джо
пригнулся, замахал руками, и осы улетели.

        - Осы! - взахлеб заговорил он.- Да их тут, должно быть, миллион!

        - Да нет, поменьше,- сказал Тоби.- Просто осиное лето. Но теперь
ты насчет них не беспокойся.  Не тронут.- Улыбаясь,  он приподнял правую
руку.

        Осы слой за слоем покрыли кисть мальчишки так, что стало казать-
ся, будто рука нелепо, непомерно разрослась - огромные пальцы в черную и
желтую полоску.

        Джо стоял, уставясь на это с разинутым ртом. Он был в ужасе. Ры-
жий снова свистнул - на этот раз коротко,  резко;  осы лениво  зашевели-
лись, загудели, зажужжали и наконец поднялись с его руки темным облаком,
которое взмыло кверху и полетело в лес.

        - Видал?  - Тоби сунул руку в карман джинсов.- Я ж сказал,  тебя
не тронут!

        - Как... как... ты это сделал?

        - Джо! - Его звала мать.- Хватит уже!

        Джо захотелось  побежать,  взметая кроссовками крохотные пыльные
смерчи,  но он заставил себя ровным шагом обойти здание бензозаправочной
станции  и  подойти  туда,  где  его ждали вышедшие из "Вояджера" мать и
Триш. Он слышал, как хрустит гравий под башмаками рыжего мальчишки - тот
шел следом за ним.

        - Эй!  - сказал Джо и попытался улыбнуться, отчего его лицо нап-
ряглось.- В чем дело?

        - Мы думали, что лишились тебя навсегда. Почему так долго?

        Не успел Джо ответить,  как ему на плечо решительно легла чья-то
рука.

        - Застрял в туалете,- объяснил Тоби.- Дверь старая, надо чинить.
Верно? - Ладонь надавила на плечо Джо сильнее.

        Джо расслышал тонкое зудение.  Он опустил глаза  и  увидел,  что
между  указательным  и средним пальцами прижатой к его плечу руки засела
оса.

        - Ма,- негромко сказал Джо.- Я...- Он осекся,  увидев позади ма-
тери и сестры темное полотнище,  медленно колыхавшееся над дорогой в яр-
ком солнечном свете.

        - С тобой все в порядке?  - спросила Карла. Вид у Джо был такой,
точно его вот-вот вырвет.

        - Думаю,  жить будет, мэм,- отозвался Тоби и рассмеялся.- Навер-
ное, малость напугался.

        - Ага.  Ну...  мы собираемся перекусить и выпить чего-нибудь хо-
лодненького, Джо. Он говорит, что за поворотом есть кафе.

        Джо кивнул,  но в животе у него так и бурлило.  Он услышал,  как
мальчишка негромко,  чудно свистнул - так тихо,  что мать,  вероятно, не
могла расслышать;  оса слетела с его пальцев, и жуткое выжидающее облако
ее сородичей начало рассеиваться.

        - Как раз пора обедать!  - объявил Тоби.-  Пожалуй,  схожу-ка  я
вместе с вами.

        Солнце обжигало. Казалось, в воздухе висит слой желтой пыли.

        - Мама, жарко! - пожаловалась Триш, не успели они отойти от бен-
зозаправочной станции и на десять ярдов.  Карла  почувствовала,  как  по
спине под светло-голубой блузкой ползет пот. Джо шагал, чуть поотстав, а
за ним по пятам шел рыжий мальчишка по имени Тоби.

        Дорога вилась через сосновый лес в сторону городка  Кэйпшо.  Еще
пара минут,  и Карла увидела, что городком его назвать трудно: несколько
неряшливых деревянных домов, универмаг с табличкой "ЗАКРЫТО. ПРОСИМ ЗАЙ-
ТИ  В  ДРУГОЙ РАЗ" в витрине,  маленькая беленая церквушка и строение из
белого камня с изъеденной ржавчиной вывеской,  провозглашавшей его "Кафе
Клейтон".  На  засыпанном  гравием паркинге стояли старый серый "Бьюик",
многоцветный грузовичок-пикап и красный спортивный автомобильчик со спу-
щенным откидным верхом.

        В городке было тихо, только вдалеке каркали вороны. Карлу изуми-
ло,  что столь примитивного вида местечко существует всего  в  семи  или
восьми милях от главного шоссе.  В эпоху автострад,  связывающих штат со
штатом,  и быстрых перемещений было нетрудно позабыть, что у проселочных
дорог  все  еще стоят такие вот небольшие селенья...  и Карле захотелось
напинать себя по мягкому месту за то,  что втравила всех в такой  переп-
лет. Вот теперь они действительно опоздают в Сен-Саймонз-Айленд.

        - Добрый день,  мистер Уинслоу! - крикнул Тоби и помахал кому-то
слева от них.

        Карла посмотрела в ту сторону. На крыльце жалкого старого домиш-
ки сидел седой как лунь мужчина в комбинезоне.  Он сидел без движения, и
Карла подумала было, что он похож на восковую куклу, но тут же разгляде-
ла  струйку  дыма,  поднимавшуюся  от  вырезанной из кукурузного початка
трубки. Мужчина поднял руку, приветствуя их.

        - Жаркий сегодня денек,- сказал Тоби.- Время обедать. Идете?

        - Сей минут,- отозвался мужчина.

        - Тогда лучше прихватите Мисс Нэнси.  У меня тут проезжие турис-
ты.

        - Сам вижу,- сказал седой.

        - Угу.- Тоби ухмыльнулся.- Они едут в Сен-Саймонз-Айленд. Отсюда
путь неблизкий, верно?

        Мужчина встал со стула и ушел в дом.

        - Ма,- в голосе Джо звучало напряжение.- По-моему,  нам  не  на-
до...

        - Нравится мне твоя рубашечка,- перебил Тоби, дернув Джо за фут-
болку.- Приятная, чистая.

        В следующее мгновение оказалось,  что они - возле "Кафе Клейтон"
и Карла,  держа Триш за руку, уже заходит внутрь. Небольшая табличка со-
общала: "У нас кондиционирование". Но, если так, кондиционер не работал;
в кафе было так же жарко, как на дороге.

        Заведение оказалось невелико,  пол устилал потемневший линолеум,
стойка была окрашена в горчично-желтый цвет. Несколько столиков, стулья,
отодвинутый к стене музыкальный автомат.

        - О-бе-ед!  - весело крикнул Тоби, проходя в дверь следом за Джо
и закрывая ее.- Сегодня я привел туристов, Эмма!

        В глубине кафе, на кухне, что-то загремело.

        - Выйди поздоровайся, Эмма,- не отставал Тоби.

        Дверь, ведущая в кухню,  отворилась. Вышла худая седая женщина с
изрезанным глубокими морщинами лицом и угрюмыми карими глазами.  Ее вни-
мательный взгляд обратился сперва на Карлу,  потом на Джо и наконец  за-
держался на Триш.

        - Что на обед?  - поинтересовался Тоби. Потом поднял палец.- По-
годи!  Спорим,  я знаю...  "алфавитный" суп ***(суп с лапшой в виде букв
алфавита,  прим.  перев.)***, картофельные чипсы и сэндвичи с арахисовым
маслом и виноградным желе! Правильно?

        - Да,- ответила Эмма. Теперь она уперлась взглядом в мальчишку.-
Правильно, Тоби.

        - Я так и знал! Понимаете, местные всегда говорили, что я - осо-
бенный.  Знаю такое,  чего и знать бы не след.- Он постукал себя по вис-
ку.- Говорили, есть во мне что-то такое... приманчивое. Правда же, Эмма?

        Та кивнула. Ее руки безвольно висели вдоль тела.

        Карла не знала,  о чем толкует мальчишка,  но от тона, каким это
было сказано, по спине у нее пошли мурашки. Ей вдруг почудилось, будто в
кафе чересчур тесно,  чересчур светло и жарко,  а у Триш вырвалось: "Ой,
мам!",  потому что Карла слишком крепко стиснула ручонку девочки.  Карла
разжала пальцы.

        - Послушай,- обратилась она к Тоби,- может быть,  мне стоит поз-
вонить мужу? Он в Сен-Саймонз-Айленд, в "Шератоне". Если я с ним не свя-
жусь, он не на шутку встревожится. Нет ли тут где-нибудь телефона?

        - Нету,-  сказала  Эмма.-  Уж  извините.- Ее взгляд скользнул на
стену, и Карла увидела там очертания убранного таксофона.

        - На бензоколонке есть телефон,- Тоби уселся табуретку  у  стой-
ки.- Можете позвонить мужу после обеда.  Мэйс тогда уже вернется из Хол-
лидэя.- Он принялся крутиться на табуретке - оборот за оборотом - приго-
варивая: - Хочу есть, есть, есть!

        - Обед сейчас поспеет,- Эмма вернулась в кухню.

        Карла препроводила Триш к столику.  Джо стоял, не спуская глаз с
Тоби.  Рыжий мальчишка слез с табуретки и присоединился к дамам, развер-
нув стул так,  чтобы положить локти на спинку. Он улыбнулся, наблюдая за
Карлой спокойными светло-зелеными глазами.

        - Тихий городок,- неловко сказала она.

        - Ага.

        - Сколько народу тут живет?

        - Да живут. Не так чтоб очень много. Не люблю толчею, как в Хол-
лидэе и Дабл-Пайнз.

        - Чем занимается твой отец? Он работает где-нибудь в этих краях?

        - Не-а,- ответил Тоби.- Вы стряпать умеете?

        - Э-э... наверное.- Вопрос застал Карлу врасплох.

        - Когда растишь ребятишек, приходится стряпать, верно? - спросил
он.  Глаза мальчишки были непроницаемыми.- Конечно,  если ты богач и что
ни вечер ходишь по всяким модным ресторанам...

        - Нет, я не богата.

        - А фургон у вас что надо.  Готов спорить,  стоит кучу деньжищ.-
Тоби поглядел на Джо и сказал:  - Чего не садишься? Вон рядышком со мной
стул.

        - Мама, можно мне гамбургер? - спросила Триш.- И пепси?

        - Сегодня  в меню "алфавитный" суп,  девчурка.  А еще я тебе дам
сэндвич с арахисовым маслом и желе. Годится? - Тоби протянул руку, чтобы
коснуться волос девочки.

        Но Карла притянула Триш поближе к себе.

        Мальчишка на миг уставился на нее. Улыбка начала таять. Молчание
затягивалось.

        - Я не люблю суп с буковками,- тихонько сказала Триш.

        - Полюбишь,- пообещал Тоби. Тут его улыбка вернулась, только те-
перь она повисла на губах кривовато.- То есть...  Эмма готовит "алфавит-
ный" суп лучше всех в городке.

        Карла была больше не в силах смотреть пареньку в глаза.  Она от-
вела взгляд.  Дверь открылась;  в кафе вошли двое.  Седовласый мужчина в
комбинезоне и тощая девушка с грязными светлыми волосами и личиком,  ко-
торое,  если его отмыть,  возможно,  оказалось бы хорошеньким. Лет двад-
цать-двадцать пять,  подумала Карла.  На девушке были  покрытые  пятнами
слаксы защитного цвета,  розовая,  зашитая во многих местах блузка, а на
ногах - пара "топсайдеров". От девушки дурно пахло, а в запавших голубых
глазах  застыло  потрясенное,  испуганное выражение.  Уинслоу отвел ее к
стулу за другим столиком,  и она уселась,  что-то бормоча себе под нос и
уставясь на свои грязные руки.

        Ни Карла,  ни Джо не могли не заметить распухшие укусы, которыми
было изрыто ее лицо, рубцы, уходившие вверх к самой границе волос.

        - Господи,- прошептала Карла.- Что... что с ней стряслось...

        - К ней Мэйс забегал,- сказал Тоби.- Сохнет он  по  Мисс  Нэнси,
вот что.

        Уинслоу уселся за отдельный столик,  раскурил трубку и попыхивал
ею в мрачной тишине.

        Вышла Эмма с подносом.  Она несла глубокие тарелки с супом,  не-
большие  пакетики картофельных чипсов и сэндвичи.  Подавать она начала с
Тоби.

        - Совсем скоро придется съездить в  бакалейную  лавку,-  сказала
она.- Мы уж почти все приели.

        Тоби принялся жевать свой сэндвич и не ответил.

        - У  меня на хлебе корка,- прошептала Триш матери.  К личику де-
вочки льнул пот, а глаза были круглыми и испуганными.

        В кафе стояла такая духота, что Карла теперь с трудом это выдер-
живала.  Блузка  молодой женщины пропиталась потом,  а от запаха немытой
Мисс Нэнси к горлу подкатывала тошнота.  Карла почувствовала,  что  Тоби
наблюдает за ней, и вдруг обнаружила, что ей хочется истошно завизжать.

        - Простите,-  удалось ей сказать Эмме,- но моя девчурка не любит
есть хлеб с коркой. У вас нет ножа?

        Эмма заморгала и не ответила;  рука, ставившая перед Джо тарелку
с супом,  нерешительно замерла. Уинслоу тихо рассмеялся, но в этом смехе
не было радости.

        - А как же,- отозвался Тоби и полез в карман джинсов. Он вытащил
складной нож, раскрыл лезвие.- Давай, я сделаю,- предложил он и принялся
срезать корку.

        - Мэм? Ваш суп.- Эмма поставила перед Карлой миску.

        Карла знала,  что не сумеет проглотить ни ложки горячего супа...
в этом уже полном влажного пара кафе - ни за что.

        - А нельзя ли...  нельзя ли попить чего-нибудь холодного?  Пожа-
луйста.

        - Ничего нету,  одна вода,- сказала Эмма.- Морозильник сломался.
Ш-ш-ш, кушайте суп.- Она отошла обслужить Мисс Нэнси.

        И тогда Карла увидела.

        Под самым своим носом.  Написанное буковками,  плававшими на по-
верхности "алфавитного" супа.

        Мальчишка сумасшедший.

        Нож трудился - резал, резал...

        В горле у Карлы было сухо,  как в пустыне,  но, несмотря на это,
она сглотнула,  следя глазами за лезвием, двигавшимся так страшно близко
от горла ее дочурки.

        - Сказано же, ешьте! - Эмма почти кричала.

        Карла поняла.  Она погрузила ложку в миску,  помешала, подцепила
всплывшие  буквы,  чтобы Тоби не увидел,  и отхлебнула,  чуть не ошпарив
язык.

        - Нравится?  - спросил Тоби у Триш,  держа нож у лица  девочки.-
Глянь, как сверкает. Скажи, красивая вещь...

        Он не  закончил  фразу  - горячий алфавитный суп в мгновение ока
полетел ему в глаза.  Но это сделала не Карла.  Это сделал очнувшийся от
дурмана Джо.  Тоби вскрикнул, навзничь повалился со стула. Джо хотел пе-
рехватить нож,  они схватились на полу, но и ослепнув рыжий мальчишка не
подпускал Джо к себе.  Карла сидела и не могла двинуться с места,  точно
приросла к стулу, а драгоценные секунды убегали.

        - Убейте его!  - визгливо крикнула Эмма.- Убейте гаденыша! - Она
принялась охаживать Тоби подносом, который держала в руках, но в сумато-
хе большая часть ударов доставалась Джо. Как цепом молотя по воздуху ру-
кой с зажатым в ней ножом, Тоби зацепил футболку Джо, пропоров в ней ды-
ру.  Тут уж вскочила и Карла. Мисс Нэнси пронзительно вопила что-то неч-
ленораздельное. Карла попыталась схватить мальчишку за запястье, промах-
нулась и попыталась снова.  Тоби вопил  и  корчился,  физиономия  рыжего
мальчишки превратилась в жуткую,  перекошенную пасть,  но Джо держал его
изо всех своих убывающих сил.  "Мама!  Мама!" - плакала Триш...  а потом
Карла наступила на запястье Тоби, пригвоздив руку с ножом к линолеуму.

        Пальцы разжались, и Джо подхватил нож.

        Вместе с  матерью он отступил,  и Тоби сел.  В его лице бушевала
вся ярость Ада.

        - Убейте его! - кричала Эмма, красная до корней волос.- Проткни-
те его злобное сердце, этим самым ножом проткните! - Она хотела схватить
нож, но Джо отодвинулся от нее.

        Уинслоу поднимался из-за столика,  по-прежнему хладнокровно дымя
трубкой.

        - Ну,- спокойно проговорил он,- давай. Раз, два - и готово.

        Тоби отползал  от них к двери,  протирая рукавом глаза.  Он сел,
потом медленно поднялся - сперва на колени, потом на ноги.

        - Он совершенно ненормальный!  - сказала Эмма.- Поубивал в  этом
проклятом городишке всех до единого!

        - Не всех,  Эмма,- откликнулся Тоби.  Его улыбка вернулась.- Еще
не всех.

        Карла обнимала Триш,  и ей было так жарко,  что она боялась  ли-
шиться чувств. Воздух был спертым, тяжелым, а Мисс Нэнси, ухмыляясь ей в
лицо, теперь тянулась к ней грязными руками.

        - Не знаю,  что здесь творится,- наконец проговорила Карла,-  но
мы уходим. Есть бензин, нет ли - мы уезжаем.

        - Да?  Взаправду?  - Тоби вдруг набрал воздуха и издал протяжный
дрожащий свист,  от которого по коже у Карлы поползли мурашки. Свист все
звучал. Эмма визгливо крикнула:

        - Заткните ему рот! Кто-нибудь, пусть он заткнется!

        Свист внезапно оборвался на восходящей ноте.

        - Уйди с дороги,- сказала Карла.- Мы уходим.

        - Может,  уходите.  Может, нет. Осиное лето, леди. Они, оски-то,
прям-таки всюду!

        Что-то коснулось окон кафе. Снаружи по стеклу, разрастаясь, ста-
ло расползаться темное облако.

        - Вас  когда-нибудь  кусали осы,  леди?  - спросил Тоби.- Я хочу
сказать - сильно, крепко вас жалили? До самой кости? Так больно, чтоб ты
криком  изошла,  только  бы кто-нибудь перерезал тебе глотку и страданья
кончились?

        За окнами темнело. Мисс Нэнси заскулила и, съежившись от страха,
полезла под стол.

        - Осиное же лето,- повторил Тоби.- Я зову - оски и прилетают.  И
делают то,  что я хочу.  Я ж по-ихнему говорю,  леди. Есть во мне что-то
такое... приманчивое.

        - Господи Иисусе,- Уинслоу покачал головой.- Ну, давайте, не тя-
ните!

        Яркий свет солнца тускнел.  Быстро темнело. Карла услышала высо-
кое тонкое гудение,  издаваемое тысячами ос, собиравшихся на окнах, и по
ее лицу побежала тоненькая струйка пота.

        - Раз прикатил сюда один из полиции штата. Искал кого-то. Забыл,
кого.  И говорит:  "Малый, а где твои родичи? Как это так тут никого не-
ту?" И хотел связаться со своими по радио, но только разинул рот - я ту-
да осок и послал.  Прямиком в глотку.  Ох, видели б вы, как этот легавый
плясал! - От непотребного воспоминания Тоби хихикнул.- Закусали мои оски
его насмерть. С изнанки. Но меня не укусят - я умею по-ихнему.

        Свет почти  исчез;  лишь  маленький осколок накаленного докрасна
солнца пробивался сквозь осиную массу, когда та шевелилась.

        - Ну, валяйте,- сказал Тоби и жестом указал на дверь.- Не давай-
те мне остановить вас.

        Эмма сказала:

        - Убейте его сейчас же! Убейте, и они улетят!

        - Только  троньте,-  предостерег  Тоби,-  и я заставлю моих осок
протиснуться во все щелки этой окаянной кафешки.  Я заставлю  их  выесть
вам глаза и забиться в уши. Но сперва я заставлю их прикончить девчонку.

        - Почему... Бога ради, почему?

        - Потому  что могу,- ответил рыжий.- Валяйте.  До вашего фургона
два шага.

        Карла поставила Триш на пол.  Мгновение она смотрела мальчишке в
лицо, потом взяла из руки Джо нож.

        - Дай сюда,- приказал Тоби.

        В полутьме она помедлила,  провела рукой по лбу, чтобы хоть нем-
ного утереть пот,  а потом подошла к Тоби и прижала нож к горлу мальчиш-
ки. Улыбка Тоби дрогнула.

        - Пойдешь  с нами,- дрожащим голосом сказала Карла.- Будешь дер-
жать их подальше от нас,  не то,  клянусь Богом, я суну тебе нож прямо в
глотку.

        - Никуда я не пойду.

        - Значит,  умрешь здесь, с нами. Я хочу жить. Я хочу, чтобы жили
мои дети.  Но в этом...  в этом...  в этом дурдоме мы не  останемся.  Не
знаю, что уж ты для нас удумал, но я, наверное, лучше умру. Ну так как?

        - Вы не убьете меня, леди.

        Карле нужно было заставить мальчишку поверить,  что она отправит
его на тот свет,  хоть она и не знала,  как поступит, если придет время.
Напрягшись, она сделала быстрое движение рукой вперед - короткий, резкий
тычок. Тоби сморщился, вниз по шее скатилась капелька крови.

        - Так его! - радостно каркнула Эмма.- Давайте! Ну!

        На щеку Карлы неожиданно  опустилась  оса.  Вторая  -  на  руку.
Третья зазвенела в опасной близости от левого глаза.

        Та, что села на щеку, ужалила Карлу, ошпарив жуткой болью. Моло-
дой женщине почудилось, что по ее позвоночнику сверху донизу прошла мел-
кая дрожь,  точно от удара током,  на глаза навернулись слезы, но нож от
горла Тоби она не убрала.

        - Так на так,- сказал рыжий мальчишка.

        - Пойдешь с нами,- повторила Карла.  Щека  начинала  распухать.-
Если  кто-то  из  моих  детей пострадает,  я убью тебя.- По костяшкам ее
пальцев ползали четыре осы,  но голос на этот раз прозвучал ровно и спо-
койно.

        Тоби помолчал. Потом пожал плечами и проговорил:

        - Ладно. Будь по-вашему. Пошли.

        - Джо,  бери за руку Триш. Триш, хватайся за мой пояс. Не отпус-
кай и,  ради Бога, ты ее тоже не отпускай.- Она подтолкнула Тоби ножом.-
Ну, пошел. Открывай дверь.

        - Нет!  - запротестовал Уинслоу.- Не выходите туда!  Женщина, ты
сошла с ума!

        - Открывай!

        Тоби не спеша повернулся,  и Карла, нажимая лезвием на вену, что
билась у рыжего на шее,  другой рукой крепко ухватила его за ворот. Тоби
протянул руку - медленно, очень медленно - и повернул дверную ручку. По-
тянув за нее, он открыл дверь. Резкий солнечный свет на несколько секунд
ослепил Карлу. Когда способность видеть вернулась к ней, ее взору предс-
тало черное гудящее облако, поджидавшее за порогом.

        - Попробуешь  сбежать  -  могу воткнуть эту штуку тебе в горло,-
предупредила она.- Запомни.

        - А чего мне бегать?  Им нужны вы.- И Тоби  вышел  в  клубящуюся
массу ос. Карла с детьми не отставала.

        Это было все равно, что шагнуть в черную метель, и Карла чуть не
закричала,  но она понимала: стоит закричать - пиши пропало; одной рукой
она  сжимала воротник Тоби,  другой - впившийся в шею мальчишки нож,  но
осы кишели у самого лица,  и ей пришлось плотно зажмуриться. Карла зады-
халась;  она почувствовала,  как ее укусили в щеку,  потом еще; услышала
как вскрикнула ужаленная Триш.  Еще две осы цапнули Карлу около  губ,  и
она  заорала:  "Убери их к чертовой матери!" Боль раздирала лицо;  Карла
уже ощущала,  как оно опухает,  перекашивается - в этот миг волна паники
чуть не смела весь ее здравый смысл.  "УБЕРИ ИХ!" - велела она,  тряхнув
мальчишку за ворот. Она услышала смех Тоби, и ей захотелось его убить.

        Они вышли из злобного облака.  Карла не знала,  сколько  раз  ее
ужалили, но глаза еще были в порядке.

        - Вы в норме? - окликнула она детей.- Джо! Триш?

        - Меня  ужалили в лицо,- ответил Джо,- но все нормально.  С Триш
тоже.

        - Хватит плакать! - велела Карла малышке и тут же была укушена в
правое веко.  Глаз начал заплывать опухолью.  Вокруг головы гудели новые
осы, они теребили и дергали ее волосы, точно чьи-то маленькие пальчики.

        - Есть такие, что не любят слушать,- сказал Тоби.- Они поступают
так, как им нравится.

        - Шагай-шагай. Быстрее, черт бы тебя побрал!

        Кто-то пронзительно закричал.  Оглянувшись, Карла увидела бежав-
шую в противоположном направлении Мисс Нэнси. Девушку облепил рой в нес-
колько  сот пчел.  Она неистово отмахивалась,  приплясывала,  дергалась.
Сделав еще три шага, она упала, и Карла быстро отвела глаза, увидев, что
осы полностью покрыли лицо и голову Мисс Нэнси. Крики зазвучали глуше. В
следующую секунду они оборвались.

        К Карле,  спотыкаясь,  приблизилась какая-то фигура, вцепилась в
руку.

        - Помогите...  помогите,-  простонала  Эмма.  Ее глазницы кишели
осами. Она начала падать, и Карла, не имея иного выбора, вырвалась. Эмма
лежала на земле, подрагивая всем телом, и слабо звала на помощь.

        - Это ты натворила, женщина! - В дверях, нетронутый, стоял Уинс-
лоу. Вокруг бурей носились тысячи ос.- Черт, дело сделано!

        Но для Карлы с ребятишками худшее миновало.  И все равно за ними
следовали потоки тонко зудящих ос. Джо осмелился посмотреть вверх, но не
увидел солнца.

        Они добрались до бензоколонки, и Карла сказала:

        - О Боже!

        Фургон превратился в плотную массу ос,  а проседающая крыша ста-
рой бензозаправочной станции так и кишела ими.

        Грузовичок-пикап был еще на месте.  Сквозь тонкое зудение и жуж-
жание Карла расслышала звуки трансляции бейсбольного матча.

        - Помогите! - закричала она.- Пожалуйста! Нам нужна помощь!

        Тоби опять захохотал.

        - Позови его! Скажи, чтоб вышел сюда! Сейчас же, ну!

        - Мэйс смотрит бейсбол, тетя. Он вам не поможет.

        Она подтолкнула его к затянутой сеткой двери. За ширму цеплялось
несколько ос, но, когда Тоби приблизился, они поднялись в воздух.

        - Эй, Мэйс! Леди хочет видеть тебя, Мэйс!

        - Мам,- выговорил Джо распухшими синеющими губами.- Мам...

        Карла видела  внутри дома сидящую перед светящимся экраном теле-
визора фигуру. Человек этот был в кепи.

        - Пожалуйста, помогите нам! - снова крикнула она.

        - Мам... послушай...

        - ПОМОГИТЕ!  - истошно проорала Карла и  пнула  дверь-ширму.  Та
сорвалась с петель и упала на пыльный пол.

        - Мам... когда я был в туалете... и он тут с кем-то говорил... я
не слышал, чтоб кто-нибудь ему отвечал...

        И тут Карла поняла, почему.

        Перед телевизором сидел труп.  Этот человек давно умер  -  самое
малое,  много  месяцев назад - и был попросту рыжей оболочкой из праха с
ухмыляющимся безглазым лицом.

        - АТУ ИХ,  МЭЙС!  - взвыл мальчишка и вырвался от Карлы. Она по-
лоснула ножом, зацепила шею Тоби, но остановить мальчишку не сумела. То-
би взвизгнул и подпрыгнул, точно взбесившийся волчок.

        Из глазниц трупа, из полости, на месте которой когда-то был нос,
и из раззявленного страшного рта трупа хлынули потоки ос. Охваченная ле-
денящим душу ужасом,  Карла поняла,  что осы построили  внутри  мертвеца
гнездо  и теперь тысячами изливались наружу,  с неумолимой яростью роясь
подле Карлы и детей.

        Она круто развернулась, подхватила Триш подмышку и, крикнув Джо:
"Давай!",  помчалась к фургону,  где,  взлетая и сливаясь в желто-черную
полосатую стену, зашевелились новые тысячи ос.

        Выбирать не приходилось.  Карла с маху сунула руку в самую  гущу
роя, прокапываясь к ручке дверцы.

        Осы в  мгновение  ока облепили пальцы,  так глубоко втыкая в них
жала,  будто ими управлял единый злобный разум. Подвывая от острой боли,
Карла исступленно нашаривала ручку. Море ос, безостановочно жаля, подня-
лось до предплечья...  выше локтя... к плечу. Пальцы Карлы сомкнулись на
ручке.  Осы атаковали щеки, шею и лоб молодой женщины, но она уже откры-
вала дверцу.  И Джо, и Триш всхлипывали от боли, но все, что Карла могла
сделать для ребят - это лично забросить их в фургон. Она нагребла полные
горсти ос,  раздавила между пальцами,  протиснулась внутрь и  захлопнула
дверцу.

        Однако и в машине оказалась не одна дюжина насекомых.  Разъярен-
ный Джо принялся бить их свернутыми в трубку комиксами, потом снял крос-
совку и тоже использовал в качестве оружия. Лицо мальчика покрывали уку-
сы, оба глаза очень сильно заплыли.

        Карла запустила мотор,  включила дворники, чтобы смести с ветро-
вого стекла шевелящийся живой коврик, и увидела: мальчишка высоко воздел
руки, из-за цеплявшихся за голову Тоби ос его огненно-рыжие волосы стали
желто-черными, рубашка тоже, а из пореза на шее сочилась кровь.

        Карла услышала  собственный рев - рев дикого зверя - и до отказа
утопила педаль.

        "Вояджер" прыгнул вперед, в осиную метель.

        Тоби понял и попытался отскочить. Но перекошенное, страшное лицо
мальчишки сказало Карле,  что он знает: он опоздал на шаг. Фургон ударил
его,  сбил с ног,  распластал по дороге.  Карла с силой  выкрутила  руль
вправо и почувствовала,  как вильнуло колесо, с хрустом прокатившееся по
телу Тоби.  Потом бензоколонка осталась позади,  и машина,  набирая ско-
рость, помчалась через Кэйпшо. В салоне Джо колошматил ос.

        - Сумели! - крикнула Карла, хотя исторгнутый покалеченными губа-
ми голос больше не походил на человеческий.- Получилось!

        Фургон несся вперед, колеса вздымали вытянутые облачка пыли. Ко-
лея правой передней шины была забита чем-то ярко-алым.

        Одометр отсчитывал милю за милей. Через щелку, в которую превра-
тился левый глаз,  Карла все время следила за стрелкой газометра,  коле-
бавшейся  над  отметкой "О",  однако акселератор не отпускала,  вписывая
фургон во внезапные повороты так быстро, что возникала опасность слететь
с дороги в лес.  Джо убил последнюю осу,  а потом оцепенел на заднем си-
денье, притянув к себе Триш.

        Наконец на дороге снова появилось покрытие, и они выехали из со-
сен Джорджии на перекресток. Там дорога расходилась в трех направлениях.
Указатель сообщал:  "Холлидэй...9".  Всхлипнув от облегчения, Карла про-
махнула перекресток на скорости семьдесят миль в час.

        Одна миля. Вторая, третья, четвертая. "Вояджер" начал взбираться
на холм... и Карла почувствовала, как мотор строптиво взбрыкнул.

        - О Боже...- прошептала она. Руки, сжимавшие руль, были воспале-
ны и страшно распухли.- Нет... нет...

        Движок засбоил, и движение фургона вперед стало замедляться.

        - НЕТ! - закричала она, всем телом наваливаясь на руль в попытке
не дать фургону остановиться. Но стрелка спидометра быстро падала, а по-
том сбоящий мотор заглох.

        У фургона еще оставалось довольно сил, чтобы добраться до верши-
ны холма,  и катиться он перестал примерно в пятнадцати  футах  от  того
места, где за гребнем холма начинался спуск.

        - Ждите в машине! - велела Карла детям.- Не шевелитесь.- Она вы-
лезла, пошатываясь на распухших ногах, зашла со стороны багажника и всей
тяжестью  налегла на него,  пытаясь докатить "Вояджер" до гребня холма и
столкнуть под уклон. Фургон сопротивлялся.

        - Пожалуйста... пожалуйста,- шептала Карла, продолжая толкать.

        Медленно, дюйм за дюймом "Вояджер" покатился вперед.

        Она услышала отдаленное гудение и осмелилась оглянуться.

        Небо не то в четырех, не то в пяти милях от холма потемнело. Над
лесами катилось нечто схожее с массивной черно-желтой полосатой грозовой
тучей, гнувшей сосны на своем пути.

        Всхлипывая, Карла посмотрела вниз с высокого  холма,  у  вершины
которого  стоял  фургон.  У  подножия был широкий S-образный поворот,  а
дальше среди зеленого леса виднелись крыши домиков и строений.

        Жужжание приближалось. Быстро смеркалось.

        Фургон подкатился ближе к откосу, потом пошел своим ходом. Карла
захромала вдогонку, ухватилась за открытую дверь и запрыгнула на сиденье
как раз в тот момент, когда машина разогналась по-настоящему. Она вцепи-
лась в руль и велела детям держаться.

        По крыше забарабанило что-то вроде града.

        Когда солнце в разгар осиного лета померкло, фургон ринулся вниз
с холма.

ГРИМ

        Украсть это было так легко.  В три часа утра Кэлвин Досс посетил
голливудский Мемориальный Музей на  Беверли-бульваре,  проникнув  внутрь
через боковую дверь с помощью загнутой крючком полоски металла,  которую
он извлек из черного кожаного мешочка,  спрятанного под курткой, у серд-
ца.

        Скитаясь по  длинным  залам  мимо  колесниц,  использовавшихся в
"Бен-Гуре",  мимо шатров из "Шейха",  мимо макета лаборатории из  "Фран-
кенштейна"  в  натуральную  величину,  он тем не менее точно знал,  куда
идет. Днем раньше Кэлвин уже приходил сюда с платной экскурсией, а посе-
му,  проскользнув в музей, десять минут спустя уже стоял в зале "Мемора-
билия". На обоях, где бы их ни касался луч крошечного фонарика-"каранда-
ша",  вспыхивали  звезды  из  фольги.  Перед Кэлвином были запертые кубы
стеклянных витрин:  одну заполняли парики на безликих головах манекенов,
следующая содержала флаконы духов, использовавшихся в качестве реквизита
в дюжине лент с Ланой Тернер,  Лореттой Янг,  Хеди Ламарр;  в  следующей
витрине на полках разместились украшения из стразов - бриллианты,  руби-
ны, изумруды, сиявшие, точно товар из ювелирных магазинов Родео-драйв.

        За ними находилась та витрина,  что искал Кэлвин.  На ее  полках
стояли  деревянные ящички разных цветов и размеров.  Луч фонарика сколь-
знул на нижнюю полку - а,  вот.  Большая черная коробка,  за которой  он
пришел.  Крышка была открыта, внутри Кэлвин увидел лотки с тюбиками, ма-
ленькими пронумерованными баночками и чем-то,  похожим на  завернутые  в
вощаную бумагу мелки. Рядом с коробкой лежала маленькая белая карточка с
парой строчек машинописи: "Коробка с гримом, принадлежавшая Джин Харлоу.
Выкуплена из имущества Харлоу".

        "Порядок! -  подумал Кэлвин.- Есть!" Он расстегнул молнию на ме-
шочке с инструментом, обошел витрину и несколько минут трудился, выбирая
из своего богатого снаряжения нужную отмычку.

        Легкотня.

        А теперь  почти рассвело,  и Кэлвин Досс сидел в своей крохотной
квартирке за бульваром Сансет,  дымя сигаретой с марихуаной, чтобы расс-
лабиться,  и глазел на черную коробку, стоявшую на карточном столике пе-
ред ним. "Ей-Богу, ничего особенного,- думал Кэлвин,- просто горстка ба-
ночек, тюбиков и карандашей, да и те, похоже, по большей части такие за-
сохшие,  что так и рассыпаются".  Даже в самом футляре  не  было  ничего
привлекательного.  Хлам,  если  спросить  Кэлвина.  С чего мистеру Марко
взбрело в голову,  будто он сумеет толкнуть  эту  штукенцию  кому-то  из
лос-анджелесских коллекционеров, было выше его понимания. Ну, поддельные
камушки, парики - еще туда-сюда, можно понять, но это?.. Никак!

        Коробка была обшарпанной,  исцарапанной,  по трем  углам  из-под
черного  лака  виднелась голая древесина.  Но вот замочек был необычным:
серебряная человеческая рука, пальцы с длинными острыми ногтями скрючены
и больше напоминают когти. Серебро от времени потускнело, пошло пятнами,
однако замок работал как будто бы исправно.  "Мистер Марко это оценит",-
подумал Кэлвин.  Сам грим выглядел совершенно усохшим,  но, когда Кэлвин
отвинтил крышки нескольких из пронумерованных баночек, на него слабо по-
веяло  диковинными  ароматами:  из  одной - холодным,  глинистым запахом
кладбищенской земли,  из другой - свечным воском и металлом,  из третьей
дохнуло чем-то, вызывавшим в воображении кишащую гадами трясину. Ни наз-
вания фирмы,  ни каких-либо иных свидетельств того, где купили этот грим
или чья это продукция,  ни на одной баночке не было.  Несколько гримиро-
вальных карандашей,  вынутых Кэлвином из лотка,  раскрошились,  и Кэлвин
спустил кусочки в унитаз, чтобы мистер Марко не обнаружил, что он с ними
возился.

        Мало-помалу марихуана одолела его. Кэлвин закрыл крышку коробки,
защелкнул серебряную руку-замок и,  думая о Дийни,  улегся на диван-кро-
вать.

        Проснулся он точно от толчка. Сквозь пыльные шторы струился рез-
кий свет послеполуденного солнца.  Кэлвин нашарил часы.  Два сорок!  Ему
было велено позвонить мистеру Марко в девять, если дело выгорит нормаль-
но.

        ...Пока Кэлвин  шел в конец коридора,  к таксофону,  изнутри его
сжигала паника.

        В антикварном магазине на Родео-драйв секретарша  мистера  Марко
ответила:

        - Будьте любезны, как мне доложить, кто звонит?

        - Скажите, это Кэл.

        - Минутку.

        Подняли еще одну трубку.

        - Марко слушает.

        - Это я, мистер Марко. Коробка с гримом у меня. Все в лучшем ви-
де, дельце прошло, как сон...

        - Как сон?  - негромко переспросил голос. Раздался тихий воркую-
щий  смех,  похожий  на журчание бегущей над опасными камнями воды.- Вот
как,  Кэлвин?  В таком случае ты должен спать очень неспокойно. Ты видел
утреннюю "Таймс"?

        - Нет, сэр.- Сердце Кэлвина забилось быстрее. Что-то вышло напе-
рекосяк,  он где-то по-царски напортачил.  Казалось, стук его сердца за-
полнил телефонную трубку.

        - Удивительно,  что полиция еще не навестила тебя, Кэлвин. Похо-
же,  вскрыв витрину,  ты затронул скрытую сигнализацию.  Ага.  Вот  этот
очерк - страница семь,  вторая колонка.- Послышался шелест разворачивае-
мой газеты.- Бесшумную сигнализацию,  разумеется.  Полиция считает,  что
они прибыли на место как раз когда ты уходил;  один из офицеров полагает
даже,  что видел твою машину.  Серый "Фольксваген" со вмятиной на  левом
заднем крыле. Знакомо, а, Кэлвин?

        - Мой...  у меня "Фольксваген" светло-зеленый,- сказал Кэлвин, у
которого сдавило горло.- Я...  мне вмазали по крылу на стоянке у  "Клуба
Зум".

        - В самом деле? Я бы посоветовал тебе начать укладывать вещички,
мальчик мой.  В это время года в Мексике должно быть очень  славно.  Те-
перь, если ты меня извинишь, мне нужно заняться другими делами. Счастли-
вого пути...

        - Погодите! Мистер Марко! Пожалуйста!

        - Да? - Теперь голос был холодным и твердым, как глетчер.

        - Выходит,  работу я запорол?  Ну и что?  Всякому может выдаться
худая ночка,  мистер Марко. Я же взял коробку! Можно сделать так: я при-
ношу ее вам, получаю свои три штуки, а потом уж подхватываю свою девчон-
ку и двигаю в Мексику, чтобы... Что такое?

        Мистер Марко опять разразился холодным, начисто лишенным веселья
кудахчущим смехом,  от которого вверх по позвоночнику Кэлвина  неизменно
пробегал озноб. Кэлвину представил себе мистера Марко, сидящего в черном
кожаном кресле с подлокотниками,  вырезанными в форме оскаленных львиных
морд.  Широкое лунообразное лицо, должно быть, ничего не выражает, туск-
лые страшные глаза черны, точно отверстия в стволах двустволки, рот чуть
скошен на сторону, губы красные, как ломти сырой печенки.

        - Боюсь,  ты не понимаешь, Кэлвин,- наконец сказал он.- Я ничего
тебе не должен. Похоже, ты увел не тот гримировальный набор...

        - Что? - хрипло выговорил Кэлвин.

        - Все это есть в "Таймс",  голубчик. Ну-ну, не вини себя. Я тебя
не виню.  Какой-то безнадежный кретин из музейных напутал, и набор грима
Джин Харлоу поменяли местами с одним из наборов Комнаты Ужасов. Ее набор
- черного дерева,  со вшитыми в красную шелковую подкладку бриллиантами,
предположительно символизирующими ее романы. Тот, что ты взял, принадле-
жал Орлону Кронстину - актеру,  снимавшемся в фильмах ужасов.  Благодаря
своему гриму,  маскам чудовищ, он был очень известен в конце тридцатых и
в сороковые годы. Его убили... лет десять-одиннадцать назад в венгерском
замке,  который он заново отстроил на голливудских холмах. Бедняга: пом-
нится,  его  обезглавленное тело нашли болтавшимся на люстре.  Ну,  так.
Ошибки - дело житейское, верно? А теперь, если ты меня извинишь...

        - Прошу вас!  - сказал Кэлвин, чуть не задохнувшись от бешенства
и отчаяния.- Может...  может,  вы сумеете продать коробку с гримом этого
парня, что снимался в ужасах?

        - Возможно. Кой-какие из его лучших фильмов - "Восставший Драку-
ла", "Месть волка", "Лондонские крики" - все еще нет-нет да и откапывают
для поздних ночных телепрограмм.  Но на поиски коллекционера потребуется
время,  Кэлвин, а эта коробка действительно сильно паленый товар. Ты по-
горел, Кэлвин, и я подозреваю, что очень скоро тебе предстоит остывать в
тюрьме Чайно...

        - Мне...  мне  до  зарезу нужны эти три тысячи долларов,  мистер
Марко! У меня уже есть планы!

        - Да что ты?  Я же сказал - я ничего тебе  не  должен.  Впрочем,
прими мое предостережение, Кэлвин. Уезжай далеко-далеко и насчет моей...
э...  деятельности держи рот на замке.  Уверен,  что с методами  мистера
Кроули ты знаком.

        - Да,- сказал Кэлвин.- Да,  сэр.- В голове стучало в лад сердцу.
Мистер Кроули - скелет шести футов росту,  чьи глаза всякий раз,  как он
видел  Кэлвина,  начинали  пылать  вожделеньем крови - работал у мистера
Марко "специалистом по уговорам".- Но... что же мне делать?

        - Боюсь, ты - мелкий человечишка, мальчик мой, а что делают мел-
кие людишки - не моя забота. Зато я растолкую тебе, чего ты не сделаешь.
Ты больше не будешь звонить в эту контору. Ты больше не будешь упоминать
мое имя до конца своей жизни...  которая,  коль скоро право решения пре-
доставили бы мистеру Кроули,  находящемуся в эту минуту  непосредственно
за дверью моего кабинета, оборвалась бы раньше, чем ты успел бы повесить
трубку.  Что я и собираюсь сделать.- Послышался последний холодный  сме-
шок, и телефон умолк.

        Кэлвин секунду не сводил глаз с трубки,  надеясь,  что та, может
быть,  снова оживет.  Трубка презрительно гудела ему в лицо. Он медленно
опустил ее на рычаги и как зомби двинулся к себе в комнату.  Послышались
сирены,  и в душе Кэлвина расцвела паника,  но звук доносился  издалека,
постепенно замирая. "Что делать? - вертелось в голове, точно там заедала
сломанная пластинка.- Что делать?" Он закрыл и запер на щеколду дверь, а
потом обернулся к коробке с гримом, лежавшей на столе.

        Крышка была открыта, и Кэлвин подумал, что это странно - ведь он
помнил (или так ему казалось), что вчера вечером закрыл коробку. Пыльный
свет лизал серебряные скрюченные пальцы.  "Так глупо облажаться! - поду-
мал Кэлвин,  и его захлестнула злость.- ГЛУПО,  ГЛУПО,  ГЛУПО!" Он двумя
широкими шагами пересек комнату и занес коробку над головой, чтобы вдре-
безги разбить об пол. Вдруг что-то словно укусило его за палец, и, взвыв
от боли, он уронил коробку обратно на стол; ящичек перевернулся, из него
хлынули баночки и гримировальные карандаши.

        На пальцах Кэлвина, там, где по ним ударила захлопнувшаяся, точ-
но клешня омара,  крышка,  остался багровый рубец. "Она меня укусила!" -
подумал он, пятясь прочь от предмета.

        Серебряная рука поблескивала, согнув один палец, точно приглаша-
ла.

        - Надо от тебя избавиться!  - сказал Кэлвин, испуганно вздрогнув
при звуке собственного голоса.- Если фараоны тебя найдут,  я влип!  - Он
впихнул весь просыпавшийся грим обратно в футляр,  закрыл крышку и преж-
де,  чем взять коробку в руки,  с минуту испытующе смотрел на нее. Потом
он  пронес  ее по коридору к черной лестнице,  спустился в тянувшийся за
домом узкий проулок и там затолкал в недра помойного  бака,  под  старую
шляпу,  несколько  пустых бутылок из-под "Бунз Фарм" и коробку от пончи-
ков. Потом вернулся к таксофону и, трепеща, набрал телефон квартиры Дий-
ни; номер не отвечал, и Кэлвин позвонил в "Клуб Зум". Трубку поднял бар-
мен Майк. "Как делишки, Кэл?" На заднем плане играл музыкальный автомат;
"Иглз" пели о жизни на скоростной полосе. "Нет, Кэл. Дийни сегодня рань-
ше шести не появится. Извини. Может, хочешь оставить записку?"

        - Нет,- сказал Кэлвин.- Все равно спасибо.- Он повесил трубку  и
вернулся к себе, гадая, где черти носят Дийни. Кажется, ее никогда нель-
зя было застать на месте.  Она никогда не  звонила,  никогда  не  давала
знать,  где находится. Разве не купил ей Кэлвин симпатичное позолоченное
ожерелье с парой бриллиантиков,  чтобы показать,  что не злится за  того
старикана из Бель-Эйр, которого она динамила? Да, ожерелье стоило Кэлви-
ну кучу денег;  из-за него-то он и попал в нынешний финансовый переплет.
Кэлвин  стукнул  кулаком  по карточному столику и попытался разобраться,
что к чему:  надо было так или иначе раздобыть денег. Он мог бы заложить
свой приемник и, может статься, стребовать с Корки Макклинтона давнишний
бильярдный долг, но этого им с Дийни в Мексике вряд ли хватило бы надол-
го...  Кровь из носу, нужно было получить свои три тысячи с мистера Мар-
ко!  А как насчет Кроули?  Этот профессиональный убийца  сбреет  Кэлвину
брови из своего сорок пятого!

        Что делать, что делать?

        Перво-наперво, понял Кэлвин, пропустить глоток, чтобы успокоить-
ся.  Он открыл буфет, вынул бутылку джина и стакан. Пальцы тряслись так,
что  Кэлвин не мог налить,  поэтому он оттолкнул стакан и сделал большой
глоток прямо из горлышка.  Джин адским пламенем опалил горло и  пищевод,
скатился вниз.  "Черт побери эту коробку!  - подумал Кэлвин и сделал еще
один глоток.- Черт побери мистера Марко! - Еще глоток.- Черт побери Кро-
ули.  Черт побери Дийни.  Черт побери идиота, который махнул местами эти
вшивые коробки с гримом. Черт побери меня самого, что взялся за эту при-
дурошную работу..."

        Закончив проклинать  своих  троюродных и четвероюродных братьев,
проживающих в Аризоне, Кэлвин вытянулся на диван-кровати и уснул.

        Проснулся он с одной-единственной ужасающей мыслью:  Легавые! Но
он был в комнате один, никого больше, никаких легавых, все в полном ажу-
ре.  В голове гудело; свет за небольшими, затянутыми пленкой смога окош-
ками тускнел - вечерело.  "Что делать?  - подумал Кэлвин.- Проспать весь
день?" Он потянулся за бутылкой,  стоявшей на карточном столике рядом  с
футляром  с  гримом,  и увидел,  что джина осталось примерно пол-глотка.
Поднеся бутылку к губам,  Кэлвин проглотил остатки, и в животе забурлило
еще сильнее.

        Когда его затуманенный взор остановился на коробке с гримом,  он
выронил бутылку на пол.

        Крышка была откинута, серебряная рука собрала в горсти синие су-
меречные тени.

        - Что ты тут делаешь?  - невнятно проговорил Кэлвин.- Я же изба-
вился от тебя! Разве не так? - Он силился сообразить: кажется, он припо-
минал,  что отнес эту штуковину в помойку, но, опять-таки, это могло ему
присниться.- От тебя одни несчастья,  вот что!  - выкрикнул он. С трудом
поднявшись на ноги, Кэлвин, покачиваясь, выбрался в коридор, добрался до
таксофона и еще раз набрал номер антикварной лавки.

        Низкий холодный голос ответил:

        - "Антиквариат и коллекционные вещицы" Марко.

        Кэлвин вздрогнул; это был Кроули.

        - Это Кэлвин Досс,- выговорил он,  собравшись  с  духом.-  Досс.
Досс. Позвольте мне поговорить с мистером Марко.

        - Мистер Марко не хочет с тобой говорить.

        - Послушайте, мне нужны мои три тысячи зеленых!

        - Сегодня вечером мистер Марко работает,  Досс.  Перестань зани-
мать телефон.

        - Я просто... я просто хочу получить то, что мне причитается.

        - Да-а?  Тогда, может, я смогу тебе помочь, паскудный недомерок.
Как насчет того, чтоб побренчать в твоем котелке с мозгами парой-тройкой
патронов от сорок пятого? Слабо сунуть сюда нос! - Телефон умолк прежде,
чем Кэлвин успел сказать хоть слово.

        Он обхватил голову руками.  Паскудный недомерок. Низкорослое от-
ребье. Мелкий человечишко. Безмозглый метр с кепкой. Казалось, всю жизнь
-  от  матери  и уродов из детской колонии до лос-анджелесской полиции -
Кэлвина кто-нибудь да обзывал этими словами.  "Я не паскудный недомерок!
-  подумал Кэлвин.- Когда-нибудь я им всем покажу!" Спотыкаясь,  он доб-
рался до своей комнаты,  по дороге врезавшись плечом в  стену.  Пришлось
включить свет, пока тьма не заполнила всю комнату.

        Тут Кэлвин  увидел,  что коробка с гримом подползла ближе к краю
стола.

        Он уставился на нее, загипнотизированный скрюченными серебряными
пальцами.

        - Есть  в  тебе  что-то  занятное,-  тихо проговорил он.- Что-то
о-о-о-очень занятное.  Я запихал тебя в помойку!  Или нет?  - Кэлвин  не
спускал  с  коробки глаз,  и тут скрюченный указательный палец как будто
бы...  пошевелился. Согнулся. Поманил. Кэлвин протер глаза. Никакого ше-
веления. Показалось. Или нет? Да! Нет. Да! Нет...

        Да?

        Кэлвин коснулся ящичка - и с хныканьем убрал руку.  Ее тряхнуло,
точно вверх,  к плечу,  пробежал слабый электрический заряд. "Что ты та-
кое?"  - прошептал он и потянулся,  чтобы закрыть крышку,  но на сей раз
скрюченные пальцы как будто бы цепко ухватили его за руку,  потянув ее в
коробку.  Он вскрикнул:  "Эй!" и,  когда отнял руку, увидел, что сжимает
баночку с гримом, обозначенную цифрой 9.

        Крышка захлопнулась.

        Кэлвин испуганно подскочил.  Скрюченные пальцы замочка стали  на
место.  Кэлвин  долго смотрел на баночку в своей руке,  потом медленно -
очень медленно - отвинтил крышечку.  Внутри оказалась сероватая  с  виду
дрянь,  что-то  вроде масляной краски с явственным запахом...  "Чего?" -
подумал он. Да. Крови. Крови и чего-то холодного, мшистого. Кэлвин сунул
в баночку палец и втер грим в ладонь.  Ладонь закололо и пронизало таким
холодом,  что словно жаром обдало.  Кэлвин вымазал гримом руки. Ощущение
не было неприятным. Нет, решил Кэлвин, вовсе не неприятным. Он ощущал...
силу. Непобедимость. Хотелось броситься в объятия ночи, улететь с проно-
сящимися  по  ухмыляющемуся лику луны облаками.  "Приятно,- подумал он и
намазал немного грима на лицо.- Боже,  видела бы меня сейчас Дийни!"  Он
заулыбался.  Покрытое пленкой холодного вещества лицо казалось странным,
не таким,  словно черты Кэлвина заострились. Рот и челюсти тоже казались
иными.

        "Я хочу получить с мистера Марко свои три тысячи долларов,- ска-
зал он себе.- И получу. Да-сссс. Получу немедленно".

        Чуть погодя Кэлвин оттолкнул пустую баночку и повернулся к  две-
ри.  Мышцы трепетали от влившейся в них силы.  Он чувствовал себя старым
как само время,  но при этом его переполняла невероятная, чудесная, веч-
ная молодость. Подобно разворачивающей свои кольца змее, Кэлвин двинулся
к дверям и дальше, в коридор. Настало время взыскать долг.

        Легким дымком проплыв в темноте,  он скользнул в свой "Фольксва-
ген" и поехал через Голливуд,  направляясь в сторону Беверли-Хиллз.  Над
зданием "Кэпитол Рекордз" вставал белый серп луны.  У  светофора  Кэлвин
почувствовал,  что из соседней машины на него кто-то пристально смотрит;
он чуть повернул голову - и молодая женщина за рулем "Мерседеса"  оцепе-
нела,  в  лице внезапно проступил ужас.  Свет сменился,  и Кэлвин поехал
дальше, оставив неподвижно замеревший на месте "Мерседес".

        Да-ссссс. Определенно пришло время взыскать долг.

        Кэлвин притормозил у бровки тротуара на Родео-драйв в двух мага-
зинах от густо-синего с золотом навеса с надписью "Антиквариат и коллек-
ционные вещицы Марко". Почти все дорогие магазины уже закрылись, на тро-
туаре  виднелись  редкие любители поглазеть на витрины.  Кэлвин прошел к
антикварной лавке. Дверь, разумеется, оказалась заперта, жалюзи спущены,
а табличка гласила "ЗАКРЫТО". "Надо было прихватить инструмент",- сказал
себе Кэлвин. Ну да не беда. Этим вечером он мог творить чудеса; этим ве-
чером ничего невозможного не было. Он представил себе то, что хотел сде-
лать,  потом выдохнул - и сырым серым  туманом  втянулся  в  щель  между
дверью и косяком.  Это перепугало его до чертиков, а один из зевак схва-
тился за сердце и подрубленной секвойей повалился на мостовую.

        Кэлвин стоял в устланном светлым ковром  демонстрационном  зале,
заполненном поблескивавшим антиквариатом:  полированное пианино красного
дерева,  некогда принадлежавшее Рудольфо Валентино,  латунная кровать  -
имущество  Пикфорд,  лампа  с колпаками в виде роз - былая собственность
Вивьен Ли.  Свет фар,  скользивший по потолку, выхватывал из темноты се-
ребряные,  латунные, бронзовые вещицы. Из глубины магазина, из-за двери,
которая вела в короткий коридорчик к офису мистера Марко,  к Кэлвину до-
носился знакомый голос: "...все это чудесно и замечательно, мистер Фрэй-
зер,- говорил мистер Марко,- я слышу,  что вы мне говорите, но не уступ-
лю. На эту вещь у меня есть покупатель и, если я хочу ее продать, то пе-
редача должна состояться самое позднее завтра во второй половине  дня".-
Несколько секунд паузы.- "Совершенно верно, мистер Фрэйзер. Не моя забо-
та,  как ваши люди достанут дневник Флинна.  Но я надеюсь,  что завтра к
двум часам дня он будет у меня на столе. Понятно?.."

        На губах Кэлвина заиграла улыбка.  Бесшумно, как дым, он пересек
комнату, ступил в коридор и приблизился к закрытой двери офиса Марко.

        Он уже собирался повернуть ручку двери,  как вдруг услышал,  что
мистер Марко положил трубку.

        - Ну, мистер Кроули,- сказал Марко,- на чем мы остановились? Ах,
да;  проблема Кэлвина Досса. Я очень боюсь, что на этого субъекта мы по-
ложиться  не можем - вряд ли он станет молчать,  столкнувшись с преврат-
ностями судьбы.  Мистер Кроули,  где он живет,  вам известно.  К  вашему
возвращению деньги будут приготовлены...

        Кэлвин протянул руку,  схватился за ручку двери,  дернул.  К его
изумлению и немалой радости дверь целиком сорвалась с петель.

        Марко, который сидел за массивным письменным столом красного де-
рева, втиснув свои триста фунтов в кресло со львиными мордами, издал пе-
репуганный писк. Черные глаза чуть не выскочили из орбит. Кроули, сидев-
ший в углу с журналом,  отпущенной пружиной распрямился во весь свой ба-
шенный рост.  Под густыми черными бровями  мерцали  холодные  бриллианты
глаз.  Кроули сунул руку под клетчатую спортивную куртку,  но Кэлвин од-
ним-единственным взглядом приковал его к месту.

        Лицо Марко приобрело цвет испорченного сыра.

        - Кто...  кто вы? - дрожащим голосом выговорил он.- Что вам нуж-
но?

        - Не узнаете?  - спросил Кэлвин голосом,  мрачным и мягким,  как
черный бархат.- Я Кэлвин Досс, мистер Марко.

        - Кэл...  вин?  - Вылетевшая на двойной подбородок мистера Марко
ниточка  слюны  сорвалась  на  лацкан  угольно-серого костюма от братьев
Брукс.- Нет! Не может быть!

        - Однако это так.- Кэлвин усмехнулся и почувствовал,  как выдви-
гаются клыки.- Я пришел за возмещением убытков, мистер Марко.

        - УБЕЙ  ЕГО,-  пронзительно взвизгнул мистер Марко,  адресуясь к
Кроули.- УБЕЙ!

        Кроули еще не оправился от потрясения,  однако инстинктивно вых-
ватил  из скрытой под курткой кобуры автоматический пистолет и ткнул его
Кэлвину в ребра. Времени отпрыгнуть у Кэлвина не было - палец Кроули уже
судорожно жал на курок.  Грянули два выстрела, и Кэлвин ощутил едва уло-
вимый жар.  Так же быстро ощущение исчезло. Позади, сквозь завесу синего
дыма, в стене виднелись два пулевых отверстия. Кэлвин не вполне понимал,
почему ему тут же не разворотило живот, но это и впрямь была ночь чудес;
он сграбастал Кроули за ворот и одной рукой швырнул через комнату, будто
набитое соломой пугало.  Кроули с истошным воплем врезался в  противопо-
ложную стену,  рухнул на пол и, путаясь в руках и ногах, огромным крабом
лихорадочно промчался мимо Кэлвина и побежал по коридору.

        - КРОУЛИ! - завопил Марко, пытаясь выбраться из кресла.- НЕ БРО-
САЙ МЕНЯ!

        Без малейшего усилия, словно махина красного дерева была соткана
из снов, Кэлвин толкнул стол вперед и пригвоздил тучного Марко к креслу.
Марко заскулил, глаза плавали в налитых влагой глазницах. Ухмылка Кэлви-
на напоминала оскал черепа.

        - А теперь,- прошептал он,- настало время платить.- Он потянулся
и ухватил толстяка за галстук,  медленно затягивая его,  так что в конце
концов лицо мистера Марко стало походить на красный пятнистый  воздушный
шар.  Потом  Кэлвин  очень  грациозно  прыгнул вперед и погрузил клыки в
пульсирующую яремную вену.  Из углов его рта закапала ударившая фонтаном
кровь. Несколько мгновений спустя труп Марко, потерявший, казалось, доб-
рых семьдесят пять фунтов, обмяк в кресле, ссутулив плечи и подняв руки,
будто полностью сдался на милость победителя.

        Кэлвин на  миг задержал взгляд на безжизненном теле.  Из-под ло-
жечки внезапно поднялась волна тошноты.  Закружилась голова.  Кэлвин по-
чувствовал,  что  не  владеет собой,  что затерялся в еще более глубоком
сумраке.  Он развернулся и,  спотыкаясь, выбрался в коридор. Там он сог-
нулся пополам и его вырвало.  Наружу ничего не вышло,  однако вкус крови
во рту заставил Кэлвина пожалеть,  что у него нету мыла.  "Что я  натво-
рил?" - подумал он, привалясь к стене. По лицу каплями стекал пот, руба-
ха липла к спине.  Он опустил взгляд к своему боку.  В сорочке было  две
дыры  с  обожженными  порохом  краями.  "Это должно было бы убить меня,-
осознал Кэлвин.- Отчего же не убило? Как я попал сюда, в магазин? Почему
так разделался с мистером Марко?" Он сплюнул,  потом еще и еще; от вкуса
крови мутился рассудок.  Кэлвин потыкал пальцем в десны.  Все зубы опять
пришли в норму. Все пришло в норму.

        Во что  меня  превратила  эта  коробка с гримом?  Кэлвин носовым
платком вытер с лица пот  и  опять  шагнул  в  офис.  Да.  Мистер  Марко
по-прежнему  был мертв.  В стене по-прежнему красовались два пулевых от-
верстия. Кэлвин задумался, где же Марко держит деньги. Раз он мертв, со-
образил Кэлвин,  они ему больше не понадобятся. Верно? Он перегнулся че-
рез стол, избегая неподвижного взгляда мертвых глаз, и принялся рыться в
ящиках.  В нижнем, под всевозможными бумагами и прочей дребеденью, лежал
белый конверт с напечатанной на нем  фамилией  КРОУЛИ.  Кэлвин  заглянул
внутрь.  Сердце подпрыгнуло в груди:  в конверте лежало самое малое пять
тысяч долларов;  "небось, та монета, которой Кроули собирались заплатить
за мою смерть",- подумал Кэлвин. Он взял деньги и кинулся наутек.

        Пятнадцатью минутами позже он тормозил на стоянке у "Клуба Зум".
В красном свете неоновых трубок он,  дрожа от радости, заново пересчитал
деньги. Пять с половиной тысяч долларов! Таких денег Кэлвин не видел ни-
когда в жизни.

        Ему отчаянно хотелось пива - смыть вкус крови. Да и Дийни, долж-
но быть, уже в клубе, танцует. Сунув деньги в задний карман, он заспешил
через стоянку к "Клубу  Зум".  Внутри  взбесившимися  молниями  полыхали
цветные фонари-мигалки. Откуда-то из темноты гремел музыкальный автомат,
дробь басового барабана болезненно отдавалась в еще не успокоившемся же-
лудке  Кэлвина.  У стойки и за рассыпанными по залу столиками потягивали
пиво редкие посетители.  Они смотрели на сцену,  где равнодушно  вращала
бедрами одна из девиц. Кэлвин взобрался на табурет у стойки.

        - Эй, Майк! Дай-ка пивка. Дийни уже здесь?

        - Да.  Она там,  за сценой.- Майк подтолкнул к нему кружку с пи-
вом,  потом нахмурился.- Ты в порядке,  Кэл?  Вид у тебя такой, точно ты
привидение увидел.

        - Я в полном ажуре. Или буду в полном ажуре, как только прикончу
вот это.- Кэлвин одним глотком осушил больше половины кружки,  прополос-
кав рот.- Так-то лучше.

        - Что лучше, Кэл?

        - Ничего. Забудь. Мать честная, ну и холодно же тут!

        - Ты уверен,  что с тобой все в порядке?  - спросил Майк. Он ка-
зался искренне встревоженным.- Здесь,  небось, градусов тридцать. Конди-
ционер сегодня под вечер опять сдох.

        - Ты за меня не волнуйся.  Все отлично. А как увижу свою девчон-
ку, станет еще лучше.

        - Угу,- тихо проговорил Майк.  Он стер тряпкой пивные брызги  со
стойки.- Я слыхал,  ты на той неделе купил Дийни подарок, золотую цепоч-
ку. Сильно обеднял?

        - Примерно на сотку.  Впрочем, потратиться стоило хоть бы просто
для того,  чтоб увидеть,  как моя прелесть улыбнется... Я хочу попросить
ее скатать со мной на несколько дней на юг, в Мексику.

        - Угу,- опять сказал Майк.  Теперь он оттирал воображаемые брыз-
ги.  Наконец он поглядел прямо в глаза Кэлвину.- Ты хороший парень, Кэл.
От тебя тут ни разу не было неприятностей.  Могу точно сказать, ты - му-
жик что надо. Просто... Ну, ладно! С души воротит, как подумаю, что тебя
вскорости ждет. Нету мочи на это смотреть.

        - А? Это что же значит?

        Майк пожал плечами.

        - Давно ты знаешь Дийни,  Кэл? Несколько недель? Девки вроде нее
приходят и уходят,  мил человек.  Нынче здесь,  завтра там.  Само собой,
поглядеть на ее приятно:  все они красотки и торгуют  своей  наружностью
так,  точно их тела - недвижимость в прибрежной полосе Малибу.  Понял, к
чему я клоню?

        - Нет.

        - Ладно.  Как мужчина мужчине.  По-дружески, лады? Дийни из тех,
кто берет,  Кэл.  Она высосет тебя досуха и пинком выкинет на помойку. У
нее на веревочке не то пять, не то шесть парней.

        Кэлвин моргнул; в животе опять бурлило.

        - Ты... ты врешь.

        - Святой истинный крест. Дийни играет тобой, Кэл; то вытянет, то
макнет - точно рыбку с крючком в брюхе...

        - Врешь!  -  Кэлвин  с пылающим лицом поднялся со своего места и
перегнулся через стойку к бармену.- Ты не имеешь права так говорить! Все
это враки!  Небось,  хочешь, чтоб я от нее отступился, пусть тебе доста-
нется?  То-то удобный случай! Я пошел. Сейчас же я повидаюсь с ней, а ты
лучше  не пытайся меня остановить!  - Он двинулся от стойки.  Голова шла
кругом, как волчок.

        - Кэл,- тихо сказал Майк, и в его тоне слышалась жалость.- Дийни
не одна.

        Но Кэлвин  уже шел за сцену,  за черный занавес,  к раздевалкам.
Третья дверь вела в комнату Дийни.  Уже собравшись постучать, Кэлвин ус-
лышал сочный, раскатистый мужской смех и застыл, сжав руку в кулак.

        - Кольцо с бриллиантом? - говорил мужчина.- Ты шутишь!

        - Клянусь Богом,  Макс!  - Голос Дийни. Такой теплоты Кэлвин ни-
когда в нем не слышал.- На  прошлой  неделе  этот  старпер  подарил  мне
брильянтовое  кольцо!  По-моему,  когда-то  он  работал  в  Эн-Би-Си или
Эй-Би-Си - в общем, в какой-то из этих "Си". Без разницы - теперь он все
равно вышел в тираж.  Знаешь, в чем он ложится в постель? В носках с ре-
зинками!  Ха! Он сказал, что хочет на мне жениться. Наверное, не шутил -
в ломбарде за это колечко дали шесть сотен.

        - Да ну? Тогда где моя доля?

        - Потом,  малыш,  потом. После работы буду у тебя, договорились?
Можно принять душ и потереть друг другу спинку, а?

        Наступило долгое молчание,  и Кэлвин услышал  скрип  собственных
зубов.

        - Конечно,  детка,-  наконец  сказал Макс.- Какой ты сегодня хо-
чешь, черный или красный?

        Кэлвин готов был прошибить дверь кулаком. Вместо этого он повер-
нулся и побежал. В голове назревало извержение вулкана. Он пробежал мимо
стойки,  мимо Майка, за дверь, к своей машине. "Я думал, она меня любит!
- бушевал он, со скрежетом выезжая со стоянки.- Обманщица! Она всю доро-
гу играла мной,  держала за фраера!" - Стиснув  руль  так,  что  суставы
пальцев побелели, Кэлвин отжал акселератор до пола.

        К тому времени,  как он заперся в своей квартире, включил прием-
ник и повалился на диван-кровать,  вулкан уже взорвался,  наполнив  жилы
кипящей лавой мести. "Месть: вот сладкое слово,- думал Кэлвин. Этот бое-
вой клич Сатаны теперь был клеймом выжжен в его душе.- Как же поступить?
- недоумевал он.- Как? Как? Почему я вечно оказываюсь паскудным недомер-
ком?"

        Он чуть повернул голову и вгляделся в ящичек с гримом.

        Коробка опять была открыта, серебряная скрюченная рука манила.

        - Ты приносишь несчастье!  - заорал Кэлвин.  Но теперь он  знал:
тут кроется нечто большее. Гораздо большее! Набор был странным, быть мо-
жет,  недобрым, но в нем, в этих баночках, обитало могущество... возмож-
но,  и месть тоже.  "НЕТ!  - сказал он себе.- НЕТ, я не воспользуюсь им.
Куда у меня едет крыша,  если я думаю, будто грим даст мне желаемое? Ка-
ким психом я становлюсь?" Он расширившимися глазами уставился на футляр.
Коробка была чем-то странным,  жутким - товаром из волшебной лавки Люци-
фера.  Кэлвин  сознавал,  что в заднем кармане брюк у него - свернутые в
трубочку деньги,  а рубашка пробита пулями.  "От лукавого этот ящик  или
нет,- подумал он,- но он может дать мне то, чего я хочу".

        Сунув руку в коробку, Кэлвин наугад выбрал баночку. На ней стоял
номер 13. Шумно принюхавшись к крему, он обнаружил, что тот пахнет гряз-
ным кирпичом,  скользкими от дождя улицами, фонарями на китовом жире. Он
ткнул пальцем в красно-коричневую густую массу и на миг задержал на  ней
остановившийся взгляд. Запах кружил голову и рождал... да, бешенство.

        Кэлвин размазал  грим по щекам,  втер в тело.  В глазах медленно
разгоралась маниакальная решимость.  Зачерпнув еще  грима,  он  принялся
втирать его в лицо, шею, руки. Грим был жгучим, как безумная страсть.

        Крышка коробки упала. Щелкнул вставший на место замок.

        Кэлвин с улыбкой поднялся и шагнул к буфету.  Выдвинув ящик,  он
достал наточенный мясницкий нож.  "Так,- подумал  он.-  Так,  мисс  Дий-
ни-Подстилка,  вот и пришла пора получить по заслугам,  а? Нельзя же до-
пустить, чтоб дамочки вроде тебя шлялись по улицам, вихляя задом и, точ-
но  уличные  торговки,  старались всучить свой сладенький товар всякому,
кто назначит цену повыше, а, голубушка? Не-ет, ежели мне дадут хоть сло-
вом обмолвиться на этот счет, нет!"

        И Кэлвин заспешил прочь из квартиры,  к машине - человек, выпол-
няющий чрезвычайно важную,  не терпящую  отлагательств  миссию  любовной
мести.

        Кэлвин ждал Дийни в глубокой тени за "Клубом Зум". Дийни вышла в
самом начале третьего.  Она была одна, и Кэлвин обрадовался, ведь с Мак-
сом он не вздорил. Его предала женщина - Женщина. Очень красивая девушка
с длинными светлыми волосами, искрящимися голубыми глазами и чувственны-
ми  пухлыми  губками на прелестном овальном личике.  Сегодня на ней было
зеленое платье с разрезами,  выставлявшими  напоказ  шелковистые  бедра.
"Одеянье грешницы",- подумал Кэлвин, наблюдая, как Дийни крадучись пере-
ходит через стоянку.

        Выступив из темноты,  он держал нож за спиной,  точно хотел уди-
вить девушку подарком, сверкающим и блестящим.

        - Дийни? - улыбаясь, шепнул он.- Дийни, любовь моя?

        Она круто обернулась.

        - Кто здесь?

        Кэлвин стоял между тьмой и красным кружением неона. Глаза мерца-
ли, как кровавые лужицы.

        - Твой верный возлюбленный,  Дийни,- сказал он.- Твой возлюблен-
ный пришел забрать тебя в Рай.

        - Кэлвин? - прошептала она, делая шаг назад.- Что ты здесь дела-
ешь? Почему... у тебя такое лицо?

        - Я кое-что принес тебе,  любовь моя,- негромко проговорил  он.-
Поди сюда, я отдам тебе это. Ну же, миленькая, не робей.

        - Что с тобой, Кэлвин? Ты пугаешь меня.

        - Пугаю?  Да что ты,  с чего бы?  Я же твой голубчик Кэл, пришел
поцеловать тебя и пожелать доброй ночи.  И потешную такую штучку принес.
Красивую, блестящую. Иди посмотри.

        Дийни медлила, бросая взгляды на безлюдный бульвар.

        - Ну  же,- сказал Кэлвин.- Приятней подарка тебе никто не сдела-
ет.

        По лицу Дийни пробежала смущенная, неуверенная улыбка.

        - Что ты принес мне,  Кэлвин? А? Еще одно ожерелье? Давай погля-
дим!

        - Я держу его за спиной. Иди сюда, любушка. Иди посмотри.

        Дийни нехотя  шагнула вперед.  Глаза блестели,  как у испуганной
оленихи. Поравнявшись с Кэлвином, она протянула руку.

        - Дай Бог, чтоб вещица была неплохой, Кэл...

        Кэлвин крепко схватил девушку за запястье и рванул на себя. Ког-
да голова Дийни запрокинулась, он вспорол ножом подставленное ему безза-
щитное горло.  Девушка покачнулась и начала падать, но ее тело не успело
коснуться земли - Кэлвин оттащил ее за "Клуб Зум", чтобы приятно провес-
ти время.  Кончив,  он посмотрел на остывающий труп и  пожалел,  что  не
прихватил карандаш и бумагу,  оставить записку.  Он знал, что в ней было
бы: "Придется покумекать, чтоб поймать меня. Стать хитрыми, как лисы. Из
глубин Ада - Ваш Кэл-Потрошитель".

        Он вытер  лезвие  о  тело  Дийни,  сел  в машину и поехал в Хэн-
кок-Парк,  где бросил орудие убийства в смоляные ямы Ла-Бреа.  Потом  им
овладела тошнотворная слабость,  и он без сил опустился на траву, подтя-
нув колени к самой груди.  Когда он понял, что весь перед рубашки у него
залит  кровью,  его  забила  мучительная крупная дрожь.  Надергав полные
горсти травы,  Кэлвин постарался оттереть  большую  часть  крови.  Потом
улегся на землю (в висках гудело и стучало) и,  несмотря на боль,  попы-
тался поразмыслить.

        "О Боже!  - думал он.- Что за набор грима попал ко мне  в  руки?
Кто сделал эту коробку? Кто заколдовал баночки, тюбики и карандаши?" Да,
это было волшебство - но  волшебство  недоброе,  обернувшееся  зловещим,
уродливым, опасным. Кэлвин припомнил: мистер Марко говорил, что этот на-
бор принадлежал актеру по имени Кронстин,  игравшему в фильмах ужасов, и
что этот Кронстин прославился своим гримом, масками монстров. От внезап-
ной жуткой мысли Кэлвин похолодел:  сколько же в этих  фильмах  было  от
грима,  а сколько - настоящего?  Быть может, половина на половину? Когда
наносишь грим,  сущность чудовища голодной пиявкой впивается в  тебя,  а
потом, насытившись, досыта напитавшись кровью и злом, ослабляет хватку и
отваливается?  "Там, в офисе мистера Марко,- подумал Кэлвин,- я действи-
тельно  был отчасти вампиром.  А потом,  на стоянке у "Клуба Зум" - Дже-
ком-Потрошителем.  В этих баночках,- подумал он,- не просто грим; в этих
кремах и пастах живут подлинные чудовища,  они ждут,  чтобы их разбудили
мои желания, страсти, мое... злое начало".

        "Я должен избавиться от этой коробки,- решил он.- Я должен  выш-
вырнуть ее, пока она не успела меня уничтожить!" - Он поднялся и побежал
через парк к машине.

        Коридор на его этаже был темным,  как полночные грезы  оборотня.
"Чертовы лампы,  что с ними стряслось? - подумал Кэлвин, ощупью пробира-
ясь к своей двери.- Разве они не горели, когда я уходил?"

        И тут в конце коридора очень тихо скрипнула половица.

        Кэлвин обернулся и вперил взор во мрак, рукой с ключом нашаривая
замочную скважину.  Он неуверенно подумал,  что,  кажется, различает ка-
кой-то неясный силуэт.  С бешено колотящимся сердцем Кэлвин вставил ключ
в замок.

        И за ничтожную долю секунды до того, как увидел оранжевую вспыш-
ку, которую изрыгнуло дуло револьвера сорок пятого калибра, понял: Кроу-
ли.  Пуля угодила в косяк, в лицо полетели острые, колючие щепки. Кэлвин
в ужасе закричал,  повернул дверную ручку и  ввалился  в  комнату.  Едва
дверь захлопнулась,  филенку примерно в дюйме от его виска с визгом про-
шила вторая пуля.  Он крутанулся в сторону от двери,  пытаясь вжаться  в
стену.

        - Где те пять штук зеленых,  Досс?!  - крикнул Кроули из коридо-
ра.- Они мои.  Гони денежки,  или ты не жилец, мразь, недоросток паскуд-
ный!  - Центр двери пробила третья пуля.  Она оставила большую, с кулак,
дыру.  Потом Кроули принялся бить в дверь  ногой.  Дверь  затряслась  на
дряхлых петлях.  Теперь по всему зданию стоял крик и визг,  однако дверь
угрожала в любой момент загреметь внутрь. Скоро Кроули окажется в комна-
те, чтобы сдержать обещание и вогнать Кэлвину пару пуль сорок пятого ка-
либра.

        Кэлвин уловил едва слышное щелк.

        Он резко обернулся.  Серебряная скрюченная рука сама собой  отс-
тегнулась;  коробка  с гримом была открыта.  Кэлвин дрожал,  как лист во
время урагана.

        Дверь затрещала и заскулила,  возражая против ударов плеча Кроу-
ли.

        Кэлвин смотрел, как она прогибается внутрь почти до точки разло-
ма. Грянул новый выстрел, пуля вдребезги разнесла окно в противоположной
стене. Он обернулся и вновь испуганно посмотрел на гримировальный набор.
"Он может спасти меня. Вот чего я хочу, вот что может эта штука..."

        - Когда я попаду в комнату,  Досс,  я вышибу тебе мозги! - ревел
Кроули.

        В следующую минуту Кэлвин очутился в другой половине комнаты. Он
схватил баночку под номером 15.  Крышка отвинтилась практически сама со-
бой,  и ноздрей Кэлвина коснулся исходивший от содержимого баночки мшис-
тый аромат горного леса.  Дверь раскололась посередине; указательный па-
лец Кэлвина нырнул в баночку.

        - Я убью тебя,  Досс! - сказал Кроули и очередным пинком распах-
нул дверь.

        Кэлвин резко обернулся,  чтобы встретить нападающего лицом к ли-
цу,  но тот в полном ужасе прирос к месту. Кэлвин прыгнул, испустив пол-
ный звериной ярости вой; его когти прошлись по лицу Кроули, сдирая кожу,
оставляя алые полосы.  Противники повалились на пол.  Зубы Кэлвина рвали
незащищенное горло жертвы.  Опустившись на четвереньки,  он нагнулся над
останками  Кроули,  зубами и когтями срывая мясо с костей.  Потом поднял
голову и победно завыл. Тело Кроули под ним корчилось и подергивалось.

        Тяжело дыша, Кэлвин отвалился от Кроули. Тот выглядел так, точно
его  пропустили через мясорубку.  Подрагивающие руки и ноги уже начинали
коченеть. В здании царил невообразимый шум, с нижних этажей неслись воп-
ли,  крики, визг. Кэлвин расслышал быстро приближающуюся полицейскую си-
рену, но страха не испытал. Он совершенно не боялся.

        Поднявшись, он перешагнул лужу крови и заглянул в гримировальный
набор Орлона Кронстина.  Внутри таились власть,  могущество, сила. Сотня
личин,  сотня масок. С этой штукой его больше никогда не назовут паскуд-
ным недомерком.  Спрятаться от легавых будет раз плюнуть. Как нечего де-
лать. Стоит только пожелать. Кэлвин взял баночку номер 19. Отвинтив кры-
шечку,  понюхал белый, почти прозрачный грим, и понял, что тот пахнет...
пустотой.  Он размазал его по лицу,  по рукам. "Спрячь меня,- думал он.-
Спрячь". Сирена умолкла перед самым домом. "Скорее! - скомандовал Кэлвин
той непонятной силе,  что правила содержимым ящичка.- Сделай так,  чтобы
я... исчез".

        Крышка упала.

        Серебряная скрюченная рука стала на место со щелчком, похожим на
шепот.

        Двое сотрудников лос-анджелесского полицейского управления,  Ор-
тега и Маллинэкс,  отродясь не видели человека,  растерзанного так,  как
был растерзан труп,  лежавший на полу этой квартиры. Ортега нагнулся над
телом, морщась от тошноты.

        - Этот  парень  давно  уж покойник,- сказал он.- Вызови-ка лучше
машину из морга.

        - А это что?  - спросил Маллинэкс,  стараясь не наступить в поб-
лескивающую лужу крови,  сочившейся из истерзанного трупа. Он отпер сто-
явшую на столе черную коробку и поднял крышку.- С  виду  вроде...  теат-
ральный  грим,- негромко сказал он.- Эй,  Луис!  Эта штука соответствует
описанию той, которую прошлой ночью увели из Музея Воспоминаний.

        - А?  - Ортега подошел взглянуть.- Господи Иисусе,  Фил! Она са-
мая! Это вещица Орлона Кронстина, помнишь такого?

        - Не-а. Куда провалилась эта хозяйка?

        - Думаю,  еще блюет,- сказал Ортега. Он подобрал открытую баноч-
ку, понюхал содержимое, потом бросил ее обратно в коробку.- Я, наверное,
видел все фильмы ужасов, в которых только довелось сниматься Кронстину.-
Он тревожно посмотрел на труп и вздрогнул.- Кстати говоря,  амиго,  этот
парень  выглядит  точь-в-точь  как  то,  что  осталось от одной из жертв
Кронстина в "Мести волка". Что могло так распотрошить человека, Фил?

        - Не знаю. И не пытайся меня напугать.- Маллинэкс повернул голо-
ву и уставился на что-то другое,  лежавшее на полу за диваном-кроватью с
неубранной постелью.- Боже ты мой,- тихо проговорил он,- ты  погляди!  -
Он сделал несколько шагов вперед и остановился,  сузив глаза.- Луис,  ты
ничего не слышал?

        - А? Нет. Что это там? Шмутье?

        - Ага.- Маллинэкс нагнулся, хмуря брови. Перед ним, еще сохраняя
форму человеческого тела, распростерлась рубаха. Штаны. Ботинки - нераз-
вязанные шнурки,  носки. Ремень и молния на брюках тоже были застегнуты.
Заметив  на подоле рубашки пятна крови и что-то вроде прожженных сигаре-
той дыр, Маллинэкс вытащил ее из брюк и увидел внутри штанов трусы.

        - Занятно,- сказал он.- Чертовски занятно...

        Глаза у Ортеги были большими, как блюдца.

        - Ага.  Забавно.  Как в той картине с Кронстином... "Возвращение
человека-невидимки". Он там оставил одежку в точности так и... э...

        - По-моему,  нам понадобится помощь,- сказал Маллинэкс и поднял-
ся.  Его лицо приобрело мучнисто-серый цвет, и глядел он мимо Ортеги, на
пухлую женщину в халате и бигуди,  стоявшую в дверях. Она с отвратитель-
ным жадным интересом глазела на труп.

        - Миссис Джонстон? - поинтересовался Маллинэкс.- Чья, вы говори-
те, это квартира?

        - Кэл... Кэл... Кэлвина Досса,- заикаясь, выдавила миссис Джонс-
тон.- Он никогда не платит вовремя.

        - Вы уверены, что на полу - не он?

        - Да.  Он...  некрупный мужчина. Мне примерно до подбородка. Ох,
по-моему,  мой желудок сейчас взорвется! - Пошатываясь и шаркая тапочка-
ми, она покинула комнату.

        - Мама родная,  что за бардак! Эти пустые шмутки... говорю тебе,
прямиком из "Возвращения человека-невидимки".

        - Ага.  Ладно, наверное, можно уже отправить эту штуку туда, где
ей место,- Маллинэкс постукал пальцем по черной коробке с гримом.-  Так,
говоришь, она принадлежала актеру из фильмов ужасов?

        - Точно.  Давным-давно.  Теперь,  небось, вся эта ерунда годится
только на помойку.- Ортега слабо улыбнулся.- Дрянь,  из  которой  делают
грезы, верно? Пацаном я почти все картины Кронстина посмотрел по два ра-
за.  Про человека-невидимку,  например.  А потом он снялся еще в одной -
тоже было нечто!  - под названием...  погоди-ка... "Человек, который съ-
ежился". Вот это был класс!

        - Я в фильмах ужасов понимаю слабо,- сказал Маллинэкс. Он провел
пальцем по серебряной руке.- У меня от них мурашки. Почему б тебе не по-
быть тут с нашим приятелем-жмуриком,  покуда я свяжусь с  моргом?  -  Он
сделал пару шагов вперед и остановился.  Что-то было не так, странно. Он
прислонился к разбитому косяку и осмотрел свою подметку.- Хм!  -  сказал
он.- На что это я наступил?

ГОРОД ГИБЕЛИ

        Он пробудился с памятью о громе, прокатившемся сквозь каждую его
косточку.

        Дом был погружен в тишину.  Будильник не прозвонил.  "Опоздал на
работу!" - понял он,  пораженный стрелой отчаянного, безнадежного ужаса.
Но нет, нет... погодите минутку; он заморгал, прогоняя застилавший глаза
туман,  тогда  мало-помалу  прояснилось и в голове.  Во рту еще держался
вкус лука из вчерашнего мясного рулета.  День мясного рулета -  пятница.
Сегодня, значит, суббота. Слава Богу, в контору идти не надо. Уф,- поду-
мал он,- успокойся... успокойся...

        Господи, ну и кошмар ему привиделся!  Сейчас сон таял, спутанный
и невнятный,  оставляя,  впрочем, свою странную, недобрую суть, как змея
оставляет сброшенную кожу. Минувшей ночью была гроза - Брэд знал это на-
верняка, поскольку, вынырнув из сна, увидел пронзительно-белые сполохи и
услышал выворачивающий нутро гулкий рык - о стены спальни грохотала нас-
тоящая буря.  Однако в чем заключался кошмар,  Брэд не мог сейчас вспом-
нить; он чувствовал головокружение и потерю ориентации, точно только что
сошел  со  взбесившейся ярмарочной карусели.  Зато он помнил,  что сел в
постели и увидел молнию,  такую яркую,  что в наступившей следом тьме  у
него перед глазами замелькали синие пятна.  А еще Брэд помнил,  что Сара
что-то говорила... но теперь не знал, что...

        "Черт,- думал Брэд,  уставясь на противоположную стену  спальни,
где  было выходившее на Бэйлор-стрит окно.- Черт возьми!  Какой странный
свет!  И не скажешь, что на дворе июнь!" Свет казался скорее зимним, бе-
лым. Призрачный. Жутковатый. От него было немного больно глазам.

        Брэд вылез из кровати и пересек комнату. Отдернув белую занавес-
ку, он выглянул на улицу и сощурился.

        В кронах деревьев и над крышами домов Бэйлор-стрит висело  нечто
вроде плотного,  серого, слабо светящегося тумана. Туман этот неподвижно
лежал по всей улице, насколько хватало глаз; куда ни глянь, все обесцве-
тилось, будто что-то высосало отовсюду пестрые краски. Брэд посмотрел на
небо,  пытаясь отыскать солнце.  Оно было где-то там,  наверху - тусклая
лампочка,  светившая  сквозь грязную вату.  Послышались раскаты далекого
грома, и Брэд Форбс сказал:

        - Сара! Милая, ты только погляди!

        Сара не ответила,  не шелохнулась. Брэд глянул на жену. На прос-
тыню, саваном накрывавшей ее, выбилась волна каштановых волос.

        - Сара? - повторил он, делая шаг в сторону кровати.

        И вдруг вспомнил,  что она сказала прошлой ночью,  когда он,  не
вполне очнувшись от сна, сел и увидел трескучую молнию.

        Мне холодно, мне холодно.

        Ухватив простыню за край, Брэд потянул.

        Там, где прошлой ночью спала его жена,  лежал скелет.  К  голому
черепу цеплялись пряди ломких каштановых волос.

        Скелет был в нежно-голубой ночной сорочке Сары, а вокруг, на бе-
леющих костях и между ними,  лежало что-то похожее на высохшие куски ко-
ры... кожа, понял он, да... ее кожа. Череп ухмылялся. От кровати исходил
горьковато-сладкий запах окутанного волглым туманом погоста.

        - Охх...- прошептал Брэд.  Он стоял,  не спуская остановившегося
взгляда с того,  что осталось от жены, покуда глаза не полезли из орбит.
Черепную коробку распирало изнутри так,  точно мозг  вознамерился  взор-
ваться,  а  из  прикушенной нижней губы тоненькой струйкой ползла кровь.
"Мне холодно,- сказала ночью Сара голосом, прозвучавшим, как болезненное
хныканье.- Мне холодно".

        А потом Брэд услышал собственный стон,  отпустил простыню, шата-
ясь,  попятился к стене, споткнулся о свои теннисные туфли и с маху при-
землился на пол. Опадая на скелет, простыня словно бы вздохнула.

        Снаружи гремел заглушенный туманом гром. Брэд уставился на кост-
лявую ступню,  которая торчала из-под нижнего края простыни,  и  увидел,
как  с нее на густой,  длинный ворс зеленовато-бирюзового ковра,  плавно
покачиваясь, облетают хлопья мертвой высохшей плоти.

        Он не знал, сколько просидел так, глядя в одну точку и ничего не
предпринимая.  В голове мелькнуло, что, может быть, все это время он хи-
хикал,  или всхлипывал, или и то и другое, и Брэда чуть не стошнило. За-
хотелось  свернуться  клубком и снова уснуть;  он и в самом деле на нес-
колько секунд закрыл  глаза,  но,  когда  вновь  открыл  их,  в  кровати
по-прежнему лежал скелет жены, а раскаты грома слышались ближе.

        Не зазвони телефон у кровати,  Брэд мог бы сидеть так до Судного
Дня.

        Каким-то образом очутившись на ногах,  он схватил трубку, стара-
ясь не глядеть вниз, на череп с каштановой шевелюрой, не вспоминать, ка-
кой красавицей была его - Боже правый,  всего-то двадцативосьмилетняя! -
жена.

        - Алло,- выговорил он глухим мертвым голосом.

        Ответа не  было.  В глубинах кабеля Брэд слышал щелчки и гудение
телефонной сети.

        - Алло?

        В трубке не отвечали. Только теперь там как будто бы - как будто
бы - послышалось тихое шелестящее дыхание.

        - Алло?  - взвизгнул Брэд в трубку.- Скажите же что-нибудь, черт
вас возьми!

        Новая серия щелчков; граммофонный бестелесный голос:

        - Очень жаль,  но сейчас мы не можем соединить вас с  абонентом.
Все линии заняты.  Пожалуйста,  повесьте трубку и попробуйте перезвонить
позже. Спасибо. Вы слушаете запись...

        Брэд грохнул трубку на рычаги, и от движения воздуха со скул че-
репа взлетели хлопья кожи.

        Босой, в одних пижамных штанах он выбежал из спальни,  промчался
к лестнице, и ринулся вниз, истошно вопя:

        - Помогите! Помогите! Кто-нибудь!

        Он оступился, врезался в стену, но, ухватившись за перила, ухит-
рился не сломать шею.  Продолжая пронзительно взывать о помощи, ураганом
промчался через парадную дверь на двор.  Под ногами  захрустели  опавшие
листья.

        Брэд остановился.  Эхо  его  голоса  разнеслось по Бэйлор-стрит.
Воздух был сырым,  неподвижным,  густым, не давал дышать. Брэд уставился
на сухие листья,  ковром укрывшие побуревшую траву,  которая всего сутки
тому назад была зеленой. Внезапно поднявшийся ветер закружил новые сухие
листья;  Брэд задрал голову.  Там,  где накануне вечером (перед тем, как
он,  засыпая,  закрыл глаза) стояли зеленые дубы,  он увидел голые серые
сучья.

        - ПОМОГИТЕ!  -  пронзительно крикнул он.- КТО-НИБУДЬ,  ПОМОГИТЕ!
ПОЖАЛУЙСТА!

        Но никто не откликнулся - ни в доме,  где жили Пэйты, ни у Уоке-
ров, ни у Кроуфордов, ни у Леманов. Бэйлор-стрит была недвижна и безлюд-
на,  ни живой души, и, стоя под листопадом в седьмой день июня, Брэд по-
чувствовал, как что-то упало ему в волосы. Он поднял руку, вытащил это и
взглянул на то, что держал в руке.

        Скелет птицы с несколькими бесцветными перышками, прицепившимися
к костям.

        Он стряхнул косточки с ладони и принялся лихорадочно вытирать ее
о пижаму. Потом он услышал, как у него в доме зазвонил телефон.

        Он побежал к аппарату,  стоявшему в глубине  первого  этажа,  на
кухне, схватил трубку и проговорил:

        - Помогите! Прошу вас... я на Бэйлор-стрит! Пожалуйста, помо...

        И оборвал  лепет,  расслышав  потрескиванье  электричества,  шум
сродни вою пронизывающего ветра,  а в самой глубине проводов - как будто
бы шелестящее дыхание.

        Он тоже притих.  Молчание затягивалось.  Наконец, Брэд не вытер-
пел.

        - Кто это? - спросил он напряженным шепотом.- Кто здесь?

        Щелк. Зззззз...

        Брэд с силой ткнул в "0".  Почти немедленно  на  линии  раздался
прежний жуткий голос:

        - Извините,  но сейчас мы не можем вас соединить...- Обрушив ку-
лак на рычаги, Брэд набрал 911 ***(номер службы спасения)***.- Извините,
но  мы не можем...- Снова стукнув по рычагу кулаком,  Брэд стал набирать
номер соседей,  Пэйтов,  сбился и сделал  еще  две  попытки.-  Извините,
но...- Его пальцы опустились сразу на пять цифр.- Извините...

        Брэд с  воплем вырвал аппарат из стены и запустил через всю кух-
ню, разбив окно над мойкой. В дом полетели сухие листья. Сквозь стеклян-
ные панели двери черного хода Брэд увидел:  на обнесенном изгородью зад-
нем дворе что-то лежит.  Он вышел.  Сердце тяжело стучало,  на лице и на
груди выступили бисеринки холодного пота.

        Среди опавших листьев,  неподалеку от конуры, лежал скелет Сокса
- их колли. Вид у собаки был такой, точно ее ободрали до костей на сере-
дине шага. Возле останков, словно снег, лежали клочья шерсти.

        В ревущей тишине Брэд услышал, как наверху зазвонил телефон.

        Он бросился бежать.

        Теперь уже от дома.  В калитку заднего двора, на улицу, к парад-
ному крыльцу Пэйтов.  Он барабанил в дверь,  громко призывая на  помощь,
пока не почувствовал, что теряет голос. Тогда Брэд кулаком разбил стекло
в двери, не обращая внимания на боль и кровь, просунул руку внутрь и от-
пер щелкнувший замок.

        Сделав первый шаг за порог, он почуял кладбищенскую вонь. Словно
в доме мумифицировалось что-то, давным-давно умершее.

        В спальне хозяев наверху он обнаружил тесно прижавшиеся  друг  к
дружке скелеты.  Третий скелет - в былые времена Дэйви Пэйт, двенадцати-
летний паренек с кудлатой макушкой - лежал в кровати в комнате со стена-
ми,  оклеенными афишами Принца и "Тихого Бунта". На другой половине ком-
наты на засыпанном красным гравием дне аквариума лежали мелкие косточки.

        Тогда Брэду все стало ясно. Да, яснее некуда. Он понял, что про-
изошло, и чуть не опустился на колени в мавзолее Дэйви Пэйта.

        Ночью пришла смерть. И обнажила до костей все и вся, кроме него.

        Но если  так...  тогда  кто - или что - набирало номер телефона?
Прислушивалось на другом конце провода? Что... Боже милостивый, что?

        Брэд этого не знал,  но вдруг спохватился - он же сообщил  этому
неизвестному, что все еще находится на Бэйлор-стрит. Быть может, прошлой
ночью Смерть прозевала его; быть может, она скосила всех, пропустив его,
а  теперь...  теперь,  прознав,  что  Брэд до сих пор обретается на Бэй-
лор-стрит, придет за ним.

        Брэд бежал из дома,  промчался по опавшей листве, забившей сточ-
ные канавы Бэйлор-стрит,  и взял курс на восток, к центру городка. Снова
поднялся ветер - сонно,  лениво,  тяжело; сырой туман колыхнулся, и Брэд
разглядел,  что небо залито кровавым багрянцем. Позади, точно нагоняющие
его шаги, грохотал гром. По щекам Брэда струились слезы ужаса.

        Мне холодно,  прошептала прошлой ночью Сара.  Мне  холодно.  Это
Смерть  коснулась  ее костлявым пальцем и,  прозевав Брэда,  отправилась
скитаться в ночи.  Мне холодно,  сказала Сара.  Больше ей никогда уже не
согреться.

        Брэд выбежал  к  двум столкнувшимся на мостовой автомобилям.  За
баранками лежали одетые скелеты.  Чуть поодаль из-под листьев едва  вид-
нелся  остов крупного пса.  Над головой застонали,  заскрипели деревья -
пропарывая в густом тумане дыры,  в которые заглядывало  кровавое  небо,
налетел ветер.

        Конец света,  подумал Брэд. Судный День. Нынче ночью и грешники,
и праведники равно обратились в кости. В живых остался я один. Я один, и
Смерть знает, что я на Бэйлор-стрит.

        - Мама!

        Плачущий детский голос пронзил Брэда.  Поскользнувшись на листь-
ях, он остановился, как вкопанный.

        - Мамочка! - повторил искаженный низко залегшим над землей тума-
ном голосок. Ему вторило эхо.- Папочка! Кто-нибудь... помогите!

        Голос принадлежал маленькой девочке.  Она плакала где-то непода-
леку.  Брэд прислушался, пытаясь засечь, откуда он доносится. Сперва ему
подумалось,  что плач раздается где-то слева, потом - что справа. Впере-
ди, сзади... его одолевали сомнения.

        - Я здесь! - громко крикнул он.- Где ты?

        Ребенок не ответил, но Брэд все еще слышал его плач.

        - Я тебя не обижу!  - окликнул он девочку.- Я стою прямо посреди
улицы! Если можешь, иди ко мне!

        Он подождал.  Сверху  налетел  шквал бурых,  уже тронутых тленом
листьев...  а потом Брэд увидел,  что справа из тумана к  нему  медленно
приближается маленькая фигурка.  У девочки были светлые волосы, завязан-
ные нежно-голубыми лентами в два крысиных хвостика, а на мертвенно-блед-
ном,  искаженном ужасом лице блестели промытые слезами дорожки.  Девочке
было лет пять,  может быть, шесть. На ней была розовая пижамка, а в объ-
ятиях она крепко сжимала куклу. Примерно в пятнадцати футах от Брэда она
остановилась - красные опухшие глаза... может быть, и безумные тоже.

        - Папа? - прошептала она.

        - Ты откуда?  - спросил Брэд, все еще не оправившись от потрясе-
ния:  в Последний день услышать чужой голос, увидеть живым кого-то еще.-
Из какого дома?

        - Из нашего,- ответила она.  Нижняя губа у нее  дрожала,  личико
было  таким,  словно  вот-вот сморщится,  съежится.- Оттуда.- Она ткнула
пальцем в туман,  где маячил какой-то увенчанный  крышей  силуэт,  потом
опять перевела взгляд на Брэда.

        - А еще кто-нибудь жив? Твоя мама? Или папа?

        Девочка лишь неподвижно смотрела на него.

        - Как тебя зовут?

        - Келли Бэрч,- ответила она как во сне.- Телефон 633-6949. Пожа-
луйста... помогите мне... найти полисмена.

        Как легко было бы, подумал Брэд, свернуться клубком в устилающих
Бэйлор-стрит листьях и поддаться безумию...  но коль скоро в живых оста-
лась одна девчушка,  могут быть и другие.  Возможно,  этот  ужас  постиг
только Бэйлор-стрит... или только эту часть городка; может быть, произо-
шел химический или радиационный выброс,  или в молнии было что-то страш-
ное,  или какое-нибудь оружие дало осечку. Что бы это ни было, возможно,
его действие ограничилось лишь небольшой частью города.  "Конечно",- по-
думал Брэд, усмехнулся, и девочка тут же быстро отступила на два шага.

        - Все будет хорошо,- пообещал он ей.- Я тебя не обижу.  Я иду на
Главную улицу. Хочешь пойти со мной?

        Келли не отвечала, и Брэд подумал, что девчонка и впрямь свихну-
лась, но тут губы девочки шевельнулись, и она сказала:

        - Я  ищу...  ищу  мамочку и папочку.  Они пропали.- Она сдержала
всхлип, но по щекам сызнова побежали слезы.- Просто... просто оставили в
кровати кости и... пропали.

        - Пошли.- Он протянул ей руку.- Идем со мной, хорошо? Давай пос-
мотрим, вдруг найдем кого-нибудь еще.

        Келли не сделала к нему ни шага. Костяшки пальчиков, вцепившихся
в улыбающуюся синюю зверушку, побелели. Откуда-то с юга доносились блуж-
дающие раскаты грома,  по алому небу,  как трещина во времени,  змеилась
ослепительно голубая молния.  Брэд больше не мог ждать;  он зашагал было
дальше,  остановился и оглянулся.  Келли тоже  остановилась.  К  волосам
пристали сухие листья.

        - Все  будет хорошо,- еще раз пообещал ей Брэд и услышал,  как в
высшей степени несуразно прозвучали эти слова.  Сара  умерла,  красавица
Сара умерла.  Возможно, его жизнь тоже кончена. Но нет, нет - нельзя ос-
танавливаться,  нужно хотя бы попытаться найти  во  всем  этом  какой-то
смысл. Он опять зашагал на восток, в сторону Главной улицы, не оглядыва-
ясь,  но зная,  что Келли идет следом,  держась на расстоянии  пятнадца-
ти-двадцати футов.

        На пересечении улиц Бэйлор и Эшли стояла врезавшаяся в дуб поли-
цейская машина.  Ветровое стекло покрывали слои листьев, но Брэд разгля-
дел сидевшее за рулем сгорбленное костлявое существо в форме полицейско-
го.  Самым ужасным было то, что руки - руки скелета - продолжали сжимать
руль,  пытаясь  вести машину.  Какая бы напасть ни обрушилась на город -
радиация,  химикалии или Дьявол,  размашисто прошагавший по улицам - это
случилось в один миг,  человеческие кости обнажились в мгновение ока,  и
Брэд снова почувствовал, что опасно балансирует на грани безумия.

        - Попросите полисмена найти маму и папу! - крикнула Келли у него
за спиной.

        - На  Главной  улице есть отделение полиции,  туда мы и пойдем,-
объяснил он.- Договорились?

        Она не ответила, и Брэд тронулся в путь.

        Они шли мимо скованных молчанием и неподвижностью домов. У пере-
сечения Бэйлор и Хиллард, где все еще послушно моргал желтый глаз свето-
фора, на земле распростерся скелет в спортивном костюме. Его "найки" бы-
ли малы Брэду и слишком велики Келли.  Не останавливаясь, они прошли ми-
мо.  Келли поплакала, но потом крепче обхватила куклу и уставилась прямо
перед собой глазами, опухшими настолько, что они почти закрылись.

        А потом Брэд услышал - и от страха его сердце вновь тяжело заби-
лось.

        Где-то далеко в тумане.

        Звонок телефона.

        Брэд остановился.  Телефон продолжал звонить - тоненько, настой-
чиво.

        - Кто-то звонит,- сказала Келли, и Брэд понял, что девочка стоит
совсем рядом.- Мой телефон 633-6949.

        Он сделал шаг вперед. Еще один, и еще. Впереди, в тумане, на уг-
лу Дэйтон-стрит он разглядел очертания таксофона.

        Телефон звонил, требуя ответа.

        Брэд медленно  приблизился к таксофону и впился взглядом в труб-
ку,  словно та могла оказаться коброй,  вставшей на хвост, чтобы нанести
удар.  Ему не хотелось отвечать на звонок, но его рука сама собой подня-
лась,  пальцы потянулись к трубке. Брэд понял: если на другом конце про-
вода  он услышит все то же шелестящее дыхание и жестяной,  записанный на
пленку голос,  то может случиться так, что он начнет кричать и не сумеет
остановиться.

        Пальцы Брэда обхватили трубку. Понесли ее к уху.

        - Эй, дружище! - сказал кто-то.- На твоем месте я не стал бы от-
вечать.

        Перепуганный до полусмерти, Брэд круто обернулся.

        Через дорогу на бровке тротуара сидел,  вытянув перед собой ноги
и дымя сигаретой, незнакомый молодой человек.

        - Я бы не стал,- предостерег он.

        Вид человека  из  плоти  и  крови странным образом потряс Брэда,
словно он забыл,  как выглядят люди.  Молодому человеку, одетому в неоп-
рятные  джинсы  и темно-зеленую рубаху с закатанными рукавами,  было лет
двадцать с небольшим. Русые волосы свисали до плеч, щеки заросли щетиной
примерно двухдневной давности. Молодой человек потянулся и сказал:

        - Не бери, приятель. Город гибели.

        - Что?

        - Город  Гибели,  говорю...-  Парень поднялся и оказался тощим и
долговязым - около шести футов ростом.  Он перешел через дорогу, с хрус-
том  ступая по сухим листьям рабочими башмаками,  и Брэд заметил на наг-
рудном кармане парня нашивку, удостоверяющую, что это сотрудник санитар-
ного департамента.  Когда молодой человек подошел поближе,  Келли прижа-
лась к ногам Брэда и попыталась спрятаться за куклу.

        - Пусть звонит,- сказал парень. Глаза у него были бледнозеленые,
глубоко  посаженные и изумленные.- Если ты поднял бы эту штуку,  пропади
она пропадом... Город Гибели.

        - Что ты заладил одно и то же?

        - Потому что так оно и есть.  Кто-то пытается разыскать всех от-
бившихся от стада. Настичь их и закончить работу. Смахнуть всех нас мет-
лой в канаву, приятель. Ликвидировать вселенную над нашими головами.- Он
выпустил  в  неподвижно зависший между ними воздух продолговатое облачко
дыма.

        - Кто ты? Откуда?

        - Звать меня Нийл Спенсер.  Ребята кличут Спенсом.  Я...- Парень
на секунду умолк,  уставясь в ту сторону,  куда уходила Бэйлор-стрит.- Я
был мусорщиком.  До сегодняшнего дня, такое дело. Потом пришел на работу
и нашел сидящие в мусоровозах скелеты.  Часа так три назад. Я уж тут хо-
дил-ходил, совал повсюду нос.- Его пристальный взгляд задержался на дев-
чушке,  потом вернулся к Брэду.  Таксофон все еще звонил, и Брэд почувс-
твовал,  что о стиснутые зубы колотится крик.- Кроме вас двоих никого  с
кожей  я  еще не видел - вы первые,- продолжал Спенс.- А последние минут
двадцать или около того я просидел тут.  Наверное,  попросту ждал  конца
света.

        - Что...  случилось?  - спросил Брэд. Глаза жгли слезы.- Боже...
Боже мой... что произошло?

        - Что-то разорвалось,- невыразительно откликнулся Спенс.- Распо-
ролось. Кто-то выиграл битву и, сдается мне, не тот, кому прочили победу
проповедники. Не знаю. Может быть, Смерть устала ждать. То же самое слу-
чилось с динозаврами. Может быть, теперь это происходит с людьми.

        - Но где-то тут должны быть другие люди! - крикнул Брэд.- Не мо-
жем же мы быть единственными!

        - Чего не знаю, того не знаю.- Спенс в последний раз затянулся и
выкинул окурок на мостовую.- Знаю одно:  ночью что-то явилось и устроило
пир, а когда закончило, начисто вылизало тарелку. Вот только оно еще хо-
чет  жрать.-  Он кивнул на звонящий телефон.- Хочет обсосать еще косточ-
ку-другую. Я ж сказал, корешок... Город Гибели. Здесь, там, везде. Город
Гибели.

        Телефон издал последний пронзительный визг и умолк.

        Брэд услышал, что девочка опять заплакала и погладил ее по голо-
ве, чтобы успокоить. И понял: он делает это окровавленной рукой.

        - Мы... нам надо куда-нибудь пойти... что-нибудь сделать...

        - Что?  И куда? - лаконично поинтересовался Спенс.- Готов прини-
мать предложения, мужик.

        Из соседнего  квартала  донесся далекий телефонный звонок.  Брэд
стоял, держа окровавленную руку на голове Келли, и не знал, что сказать.

        - Хочу кой-куда отвести вас,  дружище,- сказал ему Спенс.- Пока-
зать вам кой-что по-настоящему интересное. Лады?

        Брэд кивнул,  и  они  с  девчушкой  направились следом за Нийлом
Спенсером на север, мимо молчащих домов и строений Дэйтон-стрит.

        Спенс отвел их примерно на четыре квартала,  к большому магазину
"Семь-Одиннадцать". За кассой, развалясь, сидел скелет в желтом платье с
голубыми и пурпурными цветами. На торчащих коленях лежал раскрытый номер
"Нэшнл Инквайарер".

        - Вот,  прошу,-  негромко  проговорил Спенс.  Он схватил с полки
пачку "Лакки Страйк" и кивнул в сторону маленького телевизора на прилав-
ке.- Взгляните и объясните мне, что мы должны делать.

        Телевизор работал - цветной телевизор.  Спустя долгую, заполнен-
ную молчанием минуту Брэд понял, что канал настроен на одну из тех прог-
рамм новостей, что выходят в эфир круглосуточно. На экране два скелета -
один в сером костюме, второй в винно-красном платье - неловко склонялись
над  столом  напротив  центральной камеры;  женщина успела положить руку
мужчине на плечо; по столешнице были рассыпаны желтые листки с вечерними
новостями. Позади этих двух фигур виднелись три или четыре скелета, тоже
навеки застывшие за своими рабочими столами.

        Спенс закурил еще одну сигарету.  По неподвижному изображению на
телевизионном экране проскочила случайная искра.

        - Город Гибели,- сказал Спенс.- Не только тут,  приятель. Везде.
Видишь?

        Телефон за прилавком вдруг зазвонил,  и Брэд, закрыв уши руками,
пронзительно завизжал.

        Звонок оборвался.

        Брэд опустил руки. Его дыхание было жестким и хриплым, как у по-
павшего в ловушку зверя.

        Он поглядел вниз, на Келли Бэрч, и увидел, что она улыбается.

        - Ничего страшного,- сказала она.- Отвечать было  необязательно.
Я ведь нашла вас, правда?

        Брэд прошептал:

        - Что...

        Девчушка захихикала.  Ее смех постепенно менялся,  он становился
все энергичнее,  мрачнее,  набирал мощь и злобу и наконец превратился  в
торжествующий  рев,  от которого затряслись витрины магазина "Семь-Один-
надцать".

        - ГОРОД ГИБЕЛИ! - провизжало существо с хвостиками, и, когда его
рот растянулся, глаза стали серебряными, холодными и мертвыми, а из жут-
кого кратера пасти вылетела слепящая стрела бело-голубой молнии, ударила
в Нийла Спенсера,  закрутила его волчком, сшибла с ног и бросила головой
вперед в стекло витрины.  Нийл грянулся животом на  мостовую.  Когда  он
снова попытался подняться,  Брэд Форбс увидел, что плоть на костях парня
растворяется, облетая хлопьями, будто иссохшая древесная кора.

        Спенс застонал не своим голосом,  и Брэд  стремглав  вылетел  из
дверей магазина,  да так,  что чуть не сорвал их с петель. В ступни впи-
лись стеклянные занозы.  Брэд пробежал мимо Спенса:  тело Нийла в корчах
дергалось на мостовой, а запрокинутый череп ухмылялся.

        - Не уйдешь!  - прокричало позади него существо.- Нет!  Нет!  Не
уйдешь!

        Брэд оглянулся и увидел, как из распяленного рта твари вырвалась
и сквозь разбитую витрину ринулась к нему молния. Кинувшись на мостовую,
он попытался заползти под припаркованную машину.

        Что-то угодило в него,  накрыло,  точно океанская волна,  и Брэд
услышал раскатившийся ударом грома крик чудовища. На несколько секунд он
ослеп и оглох,  но боли не было... только колючая щекотка, угнездившаяся
глубоко в костях.

        Брэд поднялся,  опять  побежал  и тут заметил,  что с рук у него
слезает плоть;  вниз,  медленно покачиваясь, плыли кусочки, отделившиеся
от лица.  По ногам Брэда побежали трещины,  плоть отпала; он увидел свои
кости.

        - ГОРОД ГИБЕЛИ! - услыхал он крик чудовища.- ГОРОД ГИБЕЛИ!

        Брэд споткнулся.  Плоть его ступней осталась лежать на мостовой,
теперь на бегу он отталкивался от асфальта голыми костями. Он упал, зад-
рожал, скрючился.

        - Мне холодно,- услышал он свой стон.- Мне холодно...

        Она проснулась с памятью о громе,  прокатившемся  по  каждой  ее
косточке.

        Дом был погружен в тишину.  Будильник не прозвонил. Суббота, по-
няла она.  Сегодня работы нет.  Выходной.  Но, Господи, что за кошмар ей
приснился!  Теперь сон таял - спутанный,  невнятный.  Прошлой ночью была
гроза - Сара помнила, что проснулась и увидела вспышку молнии. Но, каков
бы ни был кошмар,  сейчас она не могла воскресить его в памяти; Сара по-
думала, что еще она помнит, как Брэд что-то говорил - но что именно, она
теперь не могла сообразить...

        Какой... странный свет.  Он не похож на июньский. Больше напоми-
нает... да, свет зимнего дня.

        Сара вылезла из кровати и пересекла комнату.  Отдернув белую за-
навеску, она выглянула и прищурилась.

        В кронах деревьев и над крышами домов Бэйлор-стрит висел плотный
серый туман. Где-то далеко гремел гром, и Сара Форбс сказала:

        - Брэд? Милый! Погляди-ка!

        Он не ответил,  не пошевелился.  Сара взглянула на мужа, увидела
на простыне, которой он укрылся, точно саваном, волну темных волос.

        - Брэд? - снова сказала она и шагнула к кровати.

        И вдруг вспомнила,  что он говорил прошлой ночью,  когда она, не
вполне очнувшись от сна, села и увидела трескучую молнию.

        Мне холодно, мне холодно.

        Сара ухватила край простыни и потянула.
Роберт Мак-Каммон. Рассказы.
(перевод Е. Александровой)

НОЧНЫЕ ПЛАСТУНЫ

1

        -- Льет, как из ведра,-- сказала Черил, и я кивнул, соглашаясь.
        За большими, почти во всю стену, окнами закусочной на насосы бензо-
колонки обрушилась плотная пелена дождя; эта колышущаяся завеса двинулась
дальше, через автостоянку, и с такой силой ударила в зеркальные стекла "Боль-
шого Боба", что те задребезжали, точно чьи-то потревоженные в могиле кос-
точки. Красная неоновая вывеска, укрепленная над закусочной на вершине вы-
сокого стального шеста (так, чтобы было видно водителям грузовиков, следую-
щих по соединяющей соседние штаты автостраде), сообщала: "ЗАПРАВКА
БОЛЬШОГО БОБА! ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО! СЪЕСТНОЕ!" Снаружи, в но-
чи, подцвеченные алым стремительные потоки проливного дождя хлестали по
моему не первой молодости грузовику-пикапу и младенчески-голубому "Фольк-
свагену" Черил.
        -- Ну,-- сказал я,-- сдается мне, что либо эта гроза намоет сюда с шоссе
какого-нито народу, либо можно будет спокойно сворачиваться.-- Стена дождя
на мгновение расступилась, и я увидел, как, сгибаясь и всплескивая, мечутся из
стороны в сторону верхушки деревьев в лесу на другой стороне шоссе N 47. За
входной дверью, словно пытающийся проскрестись внутрь зверь, тонко подвы-
вал ветер. Я поглядел на электронные часы за стойкой. Без двадцати девять.
Обычно мы закрывались в десять, но в тот вечер, да при том, что в прогнозах
погоды предупреждали об опасности возникновения торнадо, меня так и под-
мывало повернуть ключ в замке чуть пораньше.-- Вот что я тебе скажу,-- прого-
ворил я.-- Коли к девяти сюда не набьется народ, сматываем удочки. Заметано?
        -- О чем разговор,-- откликнулась Черил. Еще мгновение она смотрела
на грозу, потом снова принялась убирать на полки из нержавейки только что
помытые тарелки, кофейные чашки и блюдца.
        По небу с запада на восток прошелся пылающий хлыст молнии. Лампы
в закусочной мигнули и вновь загорелись ровно; грянул гром, и мне почуди-
лось, будто земля содрогнулась и эта дрожь передалась мне даже сквозь подмет-
ки ботинок. Конец марта в южной Алабаме -- начало сезона торнадо, и за не-
сколько последних лет мимо "Большого Боба" случалось проноситься вихрем
настоящим громадинам. Я знал, что Элма дома и что коли-ежели она заприме-
тит смерч навроде того, что в восемьдесят втором перед нашими глазами про-
плясал по лесу примерно в двух милях от нашей фермы, то смекнет по-быстрому
забраться в погреб.
        -- Что, хиппушка, собираешься в выходные на какие-нибудь оргии-раде-
ния? -- спросил я у Черил, главным образом для того, чтобы отвлечься от мыс-
лей об урагане... ну, и чтоб подразнить ее, тоже.
        Черил было под сорок, но клянусь -- когда она усмехалась, то могла
сойти за пацанку.
        -- Любопытство одолевает, а, деревенщина? -- откликнулась она. То же
самое эта женщина отвечала на все мои подначки. Руки Черил Лавсонг<<1>> -
- я знаю, что это не могла быть ее настоящая фамилия,-- отлично знали, что та-
кое тяжелая работа, и с обязанностями официантки эта женщина справлялась
просто здорово. А коли она заплетала свои длинные светлые с проседью волосы
в косы на индейский манер, носила хиппарские головные повязки или являлась
на работу в собственноручно выкрашенном разводами балахоне, меня это ни-
как не колыхало. Лучшей подавальщицы у меня ни до, ни после не бывало, и со
всеми Черил отлично ладила, даже с нами, тупоголовыми южанами. Да, я про-
стой южанин и горжусь этим: я пью неразбавленный виски "Ребл Йелл", а в мо-
их любимых песнях поется о том, как порядочные женщины, сбившись с пути,
упражняются в беге на длинные дистанции по дорожке, ведущей в никуда. Сво-
их двух мальчуганов я выучил молиться Богу и салютовать флагу, и кому это не
по вкусу, тот может провести с Большим Бобом Клэйтоном пару-тройку раун-
дов.
        Черил, бывало, выйдет да расскажет, как в конце шестидесятых жила в
Сан-Франциско, ходила на всякие там радения, марши мира и все такое прочее.
А напомнишь ей, что на дворе восемьдесят четвертый год и в президентах у нас
Ронни Рейган,-- так глянет, точно ты ходячая коровья лепешка. Но я всегда
надеялся, что, когда вся хиппозная пыль выветрится у Черил из головы, эта
женщина начнет думать, как настоящая американка.
        Элма мне сказала: только начни заглядываться на Черил -- гореть твоей
заднице синим пламенем; да только я, пятидесятипятилетний деревенщина, бро-
сил сеять свое дикое семя больше тридцати лет назад, когда повстречал женщи-
ну, на которой женился.
        Бурное небо перечеркнула молния, следом послышался гулкий раскат
грома. Черил сказала:
        -- Ух ты! Ты глянь, какая иллюминация!
        -- Иллюминация, держи карман шире,-- пробормотал я. Закусочная бы-
ла крепкой, как Священное Писание, а потому гроза меня не слишком тревожи-
ла. Но в эдакую бурную ночь, да коли торчишь, как "Большой Боб", в сельской
местности, возникает такое чувство, будто ты за тридевять земель от цивилиза-
ции... хоть до Мобила всего двадцать семь миль к югу. В такую бурную ночь
появляется ощущение, что всякое может случиться, да так быстро, что глазом
моргнуть не успеешь -- так, бывает, сверкнет в темноте прожилка молнии. Я
взял мобилский "Пресс-Реджистер", который полчаса назад оставил на стойке
последний клиент, шофер грузовика, следовавшего в Техас, и начал с трудом
одолевать новости, по большей части плохие: арабские страны по-прежнему
бранились и вздорили по пустякам, точно выряженные в белые бурнусы Хэт-
филды с Маккоями; в Мобиле двое ограбили "Квик-Март" и были убиты в пе-
рестрелке полицией; фараоны вели расследование кровавой бойни, учиненной в
одном мотеле близ Дэйтона-Бич; в Бирмингеме из детского приюта украли мла-
денца. Кроме очерков, в которых говорилось, что экономика переживает подъ-
ем и что Рейган поклялся показать комми, кто хозяин в Сальвадоре и Ливане,
ничего хорошего на первой странице не было.
        Закусочную сотряс удар грома; я оторвался от газеты и поднял глаза: к
моей стоянке проплыли вынырнувшие из пелены дождя фары.

2

        Фары эти были установлены на патрульной машине Управления служ-
бы дорожного движения штата Алабама.
        -- Недожарить, лука не надо, булочки подрумянить посильнее,-- Черил в
ожидании заказа уже делала пометки в своем блокноте. Я отложил в сторону
газету и отправился к холодильнику за мясом для гамбургеров.
        Когда дверь открылась, порыв ветра швырнул за порог мелкие брызги
дождя, кусачие, что твои дробинки.
        -- Здорово, ребята! -- Скинув свой черный дождевик, Деннис Уэллс пове-
сил его на вешалку у двери. Форменную фуражку Денни, точь-в-точь такую же,
как у киношного грубияна-патрульного, укрывал защитный пластиковый че-
хол, унизанный бусинами дождевых капель. Денни подошел к стойке, занял
свое обычное место у кассы и снял фуражку, обнаружив редеющие светлые во-
лосы. Сквозь них просвечивала бледная кожа.-- Чашечку черного кофе и непро-
жаренный...-- Черил уже пододвигала ему кофе, а мясо шипело на жаровне.--
Экие вы нынче расторопные! -- сказал Деннис; то же самое он говорил всякий
раз, как заглядывал к нам, то бишь почти каждый вечер. Занятно, какими при-
вычками обзаводишься незаметно для себя самого.
        -- Ну, как там, снаружи, штормит помаленьку? -- спросил я, переворачи-
вая мясо.
        -- Мать честная, не то слово! Тачку мою ветер мили три, не то четыре
чуть не кувырком по шоссе гнал. Я уж думал, целоваться мне нынче вечером с
мостовой.-- Деннис был рослым, крепким парнем тридцати с небольшим лет;
над глубоко посаженными светло-карими глазами нависали густые светлые
брови. У него была жена и трое ребятишек, и чуть что, Деннис живо раскиды-
вал перед вами полный бумажник их фотографий.-- Не думаю, что сегодня мне
придется гоняться за любителями скоростной езды. Зато аварий, небось, будет
вагон и маленькая тележка. Черил, ты сегодня просто картинка, ей-Богу.
        -- И все-таки это все та же прежняя я.-- Черил отродясь не красилась --
ни капли косметики, хотя было дело, пришла раз на работу со щеками красны-
ми, что твой маков цвет. Она жила в нескольких милях от закусочной и, как я
догадывался, выращивала там у себя ту чудную травку.-- Есть на дороге грузо-
вики?
        -- Да видел несколько... но не так, чтоб много. Шофера не дураки. По
радио говорят, до того, как получшеет, сперва еще похужеет.-- Деннис отхлеб-
нул кофе и скроил гримасу.-- Мать честная, до чего крепкий! Того гляди выско-
чит из чашки и спляшет джигу, милая ты моя!
        Поджарив мясо так, как любил Деннис, я положил бургер на тарелку с
жареной картошкой и вручил ему.
        -- Бобби, как с тобой обходится жена? -- спросил Деннис.
        -- Жалоб нет.
        -- Приятно слышать. Вот что я тебе скажу: хорошая баба стоит столько
золота, сколько в ней весу. Эй, Черил! По вкусу бы тебе пришелся молодой кра-
сивый муж?
        Черил улыбнулась, зная, что за этим последует.
        -- Того, кого я жду, еще не сотворили.
        -- Так-то оно так, но ведь и с Сисилом ты еще не знакома! Всякий раз,
как мы с ним видимся, он спрашивает про тебя, а я знай твержу, что делаю все,
чтоб свести вас друг с дружкой.-- Сисил, брат жены Денниса, торговал "Шевро-
ле" в Бэй-Майнетт. Последние четыре месяца Деннис подкалывал Черил на те-
му свидания с Сисилом.-- Он тебе понравится,-- пообещал Деннис.-- У него мно-
го моих качеств.
        -- Ну, тогда другое дело. В таком случае я уверена, что не хочу с ним
знакомиться.
        Деннис скривился.
        -- Жестокая ты женщина! Вот что бывает, если курить банановые шкур-
ки -- становишься гадкой злюкой. Читает кто-нибудь эту газетенку? -- Он потя-
нулся за газетой.
        -- Только тебя она и дожидается,-- сказал я. Громыхнул гром; судя по
звуку, гроза приближалась к закусочной. Лампы погасли, тут же загорелись
вновь... потом еще раз мигнули, и только после этого освещение пришло в нор-
му. Черил занялась приготовлением свежего кофе, а я смотрел, как дождь хле-
щет по окнам. Сверкнула молния, и я разглядел, что деревья раскачиваются так
сильно, что того гляди сломаются.
        Деннис ел свой гамбургер и читал.-- Батюшки,-- сказал он несколько
минут спустя,-- ничего себе обстановочка в мире, а? У дикарей у этих, у арапов
черномазых, руки так и чешутся затеять войну. В Мобиле парни из городского
управления устроили прошлой ночью небольшую пальбу. Молодцы.-- Он
умолк, нахмурился, и толстым пальцем постучал по газете.-- Не понял.
        -- Ты про что?
        -- А вот про что. Пару дней назад, во Флориде, неподалеку от Дэйтона-
Бич, в мотеле "Приют под соснами" убито шесть человек. Мотель стоит на от-
шибе, в лесу. Поблизости -- только пара блочных домов, и никаких выстрелов
никто не слышал. Тут сказано, что один старикан видел, как на мотель упало
что-то вроде яркой белой звезды -- так ему показалось -- и все, кранты. Стран-
но, а?
        -- НЛО,-- предположила Черил.-- Может быть, он видел НЛО.
        -- Угу, а я зеленый человечек с Марса,-- съехидничал Деннис.-- Я серьез-
но. Странно это. Мотель так изрешетило, будто там шла война. Все погибли --
даже собака и канарейка управляющего. Машины на улице перед мотелем раз-
несло в куски. Думаю, один из взрывов и разбудил народ в тех домах.-- Он
опять пробежал очерк глазами.-- Два трупа на стоянке, один прятался в сорти-
ре, один заполз под кровать, а двое всю мебель подчистую сволокли к дверям,
чтоб заблокировать их. Хотя, похоже, ни хрена это не помогло.
        Я хмыкнул:
        -- Надо думать.
        -- Ни мотива, ни свидетелей. Дескать, лучше думайте, что флоридские
фараоны перетрясают кусты и прочесывают лес в поисках опасного маньяка...
или, как тут написано, возможно, маньяков.-- Деннис оттолкнул газету и по-
хлопал висевшую у бедра кобуру с табельным револьвером.-- Попадись он --
или они -- мне, узнает, как связываться с алабамской полицией! -- Деннис бро-
сил быстрый взгляд на Черил и озорно улыбнулся.-- Небось, это какой-нибудь
чокнутый хиппарь обкурился своих теннисных туфель.
        -- Сперва попробуй, потом будешь хаять,-- откликнулась Черил сладким
голосом и посмотрела за Денниса, в окно, на грозу.-- Бобби, какая-то машина
заезжает.
        Вниз по мокрым окнам скользнул ослепительно яркий свет фар. Это
оказался "стэйшн-вэгон" с выкрашенными под дерево боковыми панелями; объ-
ехав вокруг насосов бензоколонки, он остановился рядом с патрульной маши-
ной Денниса. Номер на переднем бампере был именной, с надписью "Рэй и
Линди". Фары погасли, и все дверцы немедленно распахнулись. Из автомобиля
появилась целая семья: мужчина, женщина, маленькая девочка и мальчик лет
восьми-девяти. Спасаясь от дождя, они заспешили в дом, и Деннис поднялся и
открыл им дверь.
        По дороге от машины к закусочной все они порядком промокли, а лица
у них были обалделые и полусознательные, как у людей, много времени провед-
ших в дороге. Мужчина был седой, кудрявый, в очках; женщина -- стройная,
темноволосая и хорошенькая. Ребятишки смотрели сонно. Все были хорошо
одеты, мужчина -- в желтом свитере с таким крокодильчиком на груди. По их
отпускному загару я догадался, что они туристы и держат путь на север -- воз-
вращаются со взморья после весенних каникул.
        -- Проходите, садитесь,-- сказал я.
        -- Спасибо,-- ответил мужчина. Они втиснулись в одну из кабинок возле
стеклянной стены.-- Мы увидели вашу вывеску с шоссе.
        -- В такую ночь на шоссе худо,-- сказал им Деннис.-- Везде передают
предупреждения насчет торнадо.
        -- Мы их слышали по радио,-- сказала женщина, Линди, если номер на
машине не врал.-- Мы едем в Бирмингем и думали, будто гроза нам не помеха.
Надо было остановиться в "Холидэй-Инн" -- мы ее проехали миль за пятнад-
цать до вас.
        -- Это было бы неглупо,-- согласился Деннис.-- Искушать судьбу смысла
нет.-- Он вернулся на свой табурет.
        Новоприбывшие заказали гамбургеры, жареную картошку и кока-колу.
Мы с Черил принялись за работу. Молния в очередной раз заставила лампы в
закусочной замигать, а от раската грома ребятишки так и подпрыгнули. Когда
еда была готова и Черил подала клиентам заказ, Деннис сказал:
        -- Вот что я вам скажу. Как пообедаете, ребята, я вас провожу обратно,
до "Холидэй-Инн". А утром можете отправляться дальше. Ну, что?
        -- Отлично,-- благодарно отозвался Рэй.-- По-моему, нам все равно вряд
ли удастся сильно продвинуться вперед.-- Он снова занялся едой.
        -- Ну,-- негромко сказала Черил, останавливаясь рядом со мной,-- что-
то мне не кажется, что мы попадем домой рано, а?
        -- Наверное, нет. Извини.
        Она пожала плечами.
        -- Но это же издержки производства, так ведь? Во всяком случае, это не
самое плохое место, где можно застрять. Я могу придумать и похуже.
        Я подумал, что Элма, пожалуй, тревожится обо мне, и потому пошел к
таксофону, чтобы позвонить ей. Я бросил в аппарат четвертак, но сигнал в
трубке выл точь-в-точь как кошка, на которую наступили. Я повесил трубку и
попробовал набрать номер еще раз. Пронзительный кошачий вой продолжал-
ся.-- Черт! -- пробурчал я.-- Никак, линия накрылась.
        -- Тебе надо было открыть заведение поближе к городу, Бобби,-- сказал
Деннис.-- Никогда не мог понять, на кой тебе понадобился кабак в такой глухо-
мани. Был бы ты поближе к Мобилу, так, по крайней мере, и телефон работал
бы приличнее, и свет горел бы луч...
        Визг тормозов на мокром бетоне не дал ему договорить, и Деннис раз-
вернулся вместе с табуретом.
        Я поднял глаза: на стоянку на большой скорости, вздымая колесами во-
дяные султанчики, круто свернула какая-то машина. Было несколько секунд,
когда я думал, что она въедет прямиком в стеклянную стену закусочной... но
потом тормоза сработали и, едва не задев крыло моего пикапа, машина резко
остановилась. В красном сиянии неона я разобрал, что это потрепанный и раз-
битый старый "Форд-Фэрлэйн", не то серый, не то тускло-бежевый. От помято-
го капота поднимался пар. Фары еще с минуту горели, потом мигнули и погас-
ли. Из машины выбралась какая-то фигура; медленно, прихрамывая, она дви-
нулась к закусочной.
        Мы следили за ее приближением. Тело Денниса напоминало сжатую, го-
товую развернуться пружину.-- Вот мы и получили богатенького клиента, ста-
рина,-- проговорил он.
        Дверь открылась, и, впустив порыв обжигающего ветра с дождем, в
мою закусочную шагнул человек, похожий на ходячую смерть.

3

        Он был такой мокрый, словно ехал с опущенными стеклами. И тощий,
кожа да кости; даже вымокнув до нитки, он со всеми причиндалами весил в луч-
шем случае фунтов сто двадцать. Непокорные темные волосы облепили голову,
а не брился он неделю, а то и больше. С изможденного, мертвенно-бледного ли-
ца смотрели поразительно синие глаза; их внимательный взгляд быстро обша-
рил закусочную, на несколько секунд задержавшись на Деннисе. Потом этот че-
ловек захромал к дальнему концу стойки и там уселся. Черил принесла ему ме-
ню. Он вытер глаза, избавляясь от попавшей в них дождевой воды.
        Деннис уставился на него. Когда он заговорил, в его голосе звучала вся
агрессивность человека, облеченного властью и полномочиями.-- Эй, приятель.
        Мужчина не отрывал глаз от меню.
        -- Эй, я к тебе обращаюсь.
        Мужчина отложил меню в сторону и достал из нагрудного кармана
пятнистой армейской рабочей куртки мокрую пачку "Кул".
        -- Слышу, не глухой,-- сказал он; голос у него был низким и сиплым и не
вязался с весьма далеким от крепкого сложением.
        -- А тебе не кажется, что ехал ты чуток быстровато -- для такой-то по-
годки?
        Мужчина пощелкал зажигалкой, добыл, наконец, огонек, прикурил и
глубоко затянулся.
        -- Угу,-- ответил он.-- Что да, то да. Извини. Увидел вывеску, ну, и зато-
ропился сюда. Мисс! Пожалуйста, чашечку кофе. Горячего и по-настоящему
крепкого, договорились?
        Черил кивнула, повернулась и чуть не налетела на меня -- я не спеша
шел вдоль стойки, чтобы выбить чек.
        -- Будешь так спешить, убьешься,-- предостерег Деннис.
        -- Верно. Прошу прощения.-- Мужчина вздрогнул и одной рукой отки-
нул со лба спутанные волосы. Вблизи я разглядел в уголках его глаз и вокруг
рта глубокие морщинки и подумал, что парню под сорок, если не больше. Запя-
стья у него были тонкие, как у женщины, а вид такой, точно он больше месяца
не ел нормально. Он не сводил покрасневших, налитых кровью глаз со своих
рук. "Небось, под кайфом",-- подумал я. У меня от этого типа мурашки шли по
спине. Потом его глаза -- бледно-голубые, почти белые -- остановились на мне,
и меня будто пригвоздило к полу.-- Что-то не так? -- спросил он -- без грубости,
только с любопытством.
        -- Да нет.-- Я покачал головой. Черил подала ему кофе и отошла, чтобы
вручить Рэю и Линди их чек.
        Человек в армейской робе не положил ни сахара, ни сливок. От кофе
поднимался пар, но он залпом осушил половину чашки, точно там было груд-
ное молоко.-- Эх, хорошо,-- сказал он.-- Не даст заснуть, верно?
        -- Не то слово.-- На нагрудном кармане его куртки виднелись едва раз-
личимые контуры букв -- когда-то там было вышито имя. По-моему, Прайс, но
я мог и ошибаться.
        -- Вот этого мне и надо. Не засыпать, сколько смогу.-- Он допил кофе.--
А можно еще чашечку? Пожалуйста.
        Я налил ему еще кофе. Он выпил его так же быстро, потом устало потер
глаза.
        -- Что, долго пробыли в дороге?
        Прайс кивнул.-- Сутки. Не знаю, что устало больше -- голова или за-
дница.-- Он опять поднял на меня внимательный взгляд.-- А что-нибудь другое
из питья у вас найдется? Как насчет пивка?
        -- Извиняюсь, нет. Не смог получить лицензию на спиртное.
        Он вздохнул.-- Тоже неплохо. А то еще сморило бы. Но сейчас я предпо-
чел бы пиво. Один глоток, промыть рот.-- Он взял свой кофе, я улыбнулся и уже
начал отворачиваться... но тут оказалось, что держит он не чашку. В руках у
него была банка "Бадвейзера", и на мгновение я почувствовал резкий запах
только что раскупоренного пива.
        Мираж длился от силы пару секунд. Я моргнул, и в руках у Прайса
вновь оказалась чашка.-- Тоже неплохо,-- повторил он и поставил ее на стойку.
        Я глянул на Черил, потом на Денниса. Никто не обращал на нас внима-
ния. "Черт! -- подумал я.-- Не те еще мои годы, чтоб было плохо с головой либо
с глазами". Вслух я сказал: "э...", а может, издал какой другой дурацкий звук.
        -- Еще чашечку,-- попросил Прайс.--  А потом покачу-ка я лучше даль-
ше.
        Когда я брал чашку, рука моя дрожала, но, коли Прайс и заметил это,
то ничего не сказал.
        -- Поесть не хотите? -- спросила его Черил.-- Как насчет большой тарел-
ки рагу из говядины?
        Он покачал головой.-- Нет, спасибо. Чем скорей я вернусь на дорогу,
тем будет лучше.
        Вдруг Деннис вместе с табуреткой резко развернулся к нему, наградив
тем холодным неподвижным взглядом, на какой бывают способны только по-
лицейские да инструктора строевой подготовки.-- На дорогу? -- Он засопел.--
Приятель, ты хоть раз попадал в торнадо? Лично я собираюсь проводить вон
тех вон симпатяг в "Холидэй-Инн" -- это пятнадцатью милями южнее. Ежели
ты не дурак, то и сам там переночуешь. Что толку пытаться...
        -- Нет.-- В голосе Прайса звучала железная решимость.-- Я проведу ночь
за рулем.
        Деннис прищурился.-- Почему такая спешка? Может, за тобой кто го-
нится?
        -- Ночные пластуны,-- сказала Черил.
        Прайс обернулся к ней так, точно схлопотал пощечину, и я увидел, как
в его глазах промелькнуло что-то очень похожее на страх.
        Черил показала на зажигалку, которую Прайс оставил на стойке рядом
с пачкой "Кул". Это была видавшая виды серебряная зажигалка "Зиппо" с гра-
вировкой "Ночные пластуны" над двумя скрещенными винтовками.-- Прости-
те,-- сказала Черил.-- Я только что заметила это, и мне стало интересно, что
оно означает.
        Прайс убрал зажигалку.
        -- Я был во Вьетнаме,-- объяснил он.-- В моем подразделении такую за-
жигалку получал каждый.
        -- Эй,-- в тоне Денниса вдруг зазвучало уважение, которого не было
раньше.-- Так ты ветеран?
        Прайс молчал так долго, что я уж подумал -- он не собирается отвечать.
В тишине я услышал, как девчушка толкует матери, что жареная картошка "ку-
сенькая". Прайс сказал: -- Да.
        -- Вот это да! Слышь, я и сам хотел пойти, но у меня была бронь... и по-
том, к тому времени дела там все равно сворачивались. Ты бои-то видел?
        На губах Прайса промелькнула слабая, горькая, язвительная улыбка.
        -- Да уж насмотрелся, даже слишком.
        -- И кем же? Пехтура? Морская пехота? Рейнджеры?
        Прайс взял третью чашку кофе, отхлебнул и поставил чашку обратно.
Он на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова открыл их, взгляд его
был пустым, устремленным в никуда.-- "Ночные пластуны",-- негромко прого-
ворил он.-- Спецподразделение. Развертываемое для разведки позиций вьеткон-
говцев в подозрительных деревнях.-- Он сказал это так, словно цитировал ус-
тав.-- Мы здорово наползались в потемках по рисовым полям да джунглям.
        -- Готов спорить, пару-тройку вьетконгов ты и сам уложил, а? -- Деннис
поднялся и перешел на другое место, за несколько табуреток от Прайса.-- А я-
то так за вами и не поспел. Как же мне хотелось, чтобы вы оставались там до
победы, ребята!
        Прайс молчал. Над закусочной гулко и раскатисто гремел гром. Свет на
несколько секунд потускнел; когда он разгорелся снова, накал ламп словно бы
отчасти ослаб. В закусочной стало темнее. Прайс с неумолимостью робота мед-
ленно повернул голову к Деннису. Я почувствовал благодарность за то, что мне
не придется принять на себя полную силу взгляда его безжизненных голубых
глаз, и увидел, как Деннис поморщился.
        -- Я должен был бы остаться,-- проговорил Прайс.-- Сейчас я должен
был бы лежать там, похороненный в грязи на рисовом поле вместе с другими
восемью ребятами из моего патруля.
        -- Ох,-- Деннис заморгал.-- Извини. Я не хотел...
        -- Я вернулся домой,-- спокойно продолжал Прайс,-- по трупам своих
друзей. Хочешь знать, каково это, мистер Патрульный?
        -- Война закончена,-- сказал я ему.-- И возвращать ее ни к чему.
        Прайс сурово улыбнулся, не спуская, впрочем, глаз с Денниса.
        -- Кое-кто поговаривает, что она закончена. Я говорю, что она верну-
лась -- вернулась с теми, кто побывал там. С такими, как я. Особенно с такими,
как я.-- Прайс умолк. Под дверью выл ветер, молния на миг осветила ходивший
ходуном лес за шоссе -- ураган трепал и раскачивал деревья.-- Грязь доходила
нам до колен, мистер Патрульный,-- снова заговорил Прайс.-- Мы шли в темно-
те по рисовому полю, шли действительно осторожно, чтоб не наступать на бам-
буковые колья, которые, как мы догадывались, были там натыканы повсюду.
Потом раздались первые выстрелы -- хлоп, хлоп, хлоп -- словно начался фейер-
верк. Один из "ночных пластунов" выстрелил осветительной ракетой, и мы уви-
дели, что Вьетконг берет нас в кольцо. Мы, мистер Патрульный, зашли пряме-
хонько в пекло. Кто-то крикнул: "Косоглазого высветило!", и мы принялись па-
лить, пытаясь прорвать строй вьетнамцев. Но они были повсюду. Стоило
упасть одному, как его место занимали трое других. Рвались гранаты, взлетали
осветительные ракеты, кричали раненые. Я получил пулю в бедро, еще одну -- в
кисть руки и упустил винтовку. Сверху на меня кто-то упал, и у него было толь-
ко полголовы.
        -- Э-э... послушайте,-- сказал я.-- Не обязательно...
        -- Мне так хочется, друг.-- Он быстро посмотрел на меня, потом опять
уставился на Денниса. Кажется, когда взгляд этого человека пронзил меня, я
съежился от страха.-- Мне хочется рассказать все. Вокруг шел бой, люди крича-
ли и умирали, и я чувствовал, как пули, пролетая мимо, задевают за мое обмун-
дирование. Я тоже кричал, я знаю, но то, что неслось из моего рта, больше по-
ходило на звериный вой. Я бросился бежать. Спасти свою шкуру можно было
только одним способом: наступая на трупы, вгоняя их в жидкую грязь. И, сту-
пая по лицам, я слышал, как некоторые начинали давиться, захлебываться, пус-
кать пузыри. Всех этих ребят я знал, как родных братьев... но в ту минуту они
были для меня лишь кусками мяса. Я бежал. Над полем появился вертолет огне-
вой поддержки, чуток пострелял... так я и выбрался. Один.-- Прайс нагнулся и
придвинул лицо к лицу своего собеседника.-- И лучше б тебе поверить, что вся-
кий раз, как я закрываю глаза, я оказываюсь в Наме, на том самом рисовом по-
ле. Лучше б тебе поверить, что те, кого я там бросил, не упокоились с миром.
Так что, мистер Патрульный, свои соображения насчет Вьетнама и то, что ты,
дескать, за нами "не поспел", держи при себе. А я чтоб этой чуши не слышал!
Усек?
        Деннис сидел очень тихо. Он не привык, чтобы с ним так говорили,
пусть даже ветераны Вьетнама, и я увидел, как по его лицу прошла тень гнева.
        Трясущимися руками Прайс достал из кармана джинсов маленькую бу-
тылочку и вытряхнул из нее на стойку пару синих с оранжевым капсул. Прогло-
тив обе капсулы вместе с глотком кофе, он закрутил крышечку и снова убрал
флакончик. В тусклом свете его лицо казалось почти пепельным.
        -- Я знаю, что вам пришлось тяжко, ребята,-- сказал Деннис,-- но это не
повод выказывать неуважение к закону.
        -- К закону,-- повторил Прайс.-- Ага. Ну как же. Херня.
        -- Здесь есть женщины и дети,-- напомнил я.-- Выбирайте выражения.
        Прайс поднялся. Он смахивал на скелет, обтянутый кожей, которой бы-
ло самую малость больше, чем нужно.-- Мистер, я больше тридцати шести ча-
сов не спал. Нервы ни к черту. Я никому не хочу неприятностей, но когда ка-
кой-то болван говорит, что все понимает, охота приложить его по зубам, да
так, чтоб он ими подавился... тот, кто там не был, не имеет права делать вид,
будто что-то понимает.-- Он коротко глянул на Рэя, Линди и детишек.-- Прощу
прощенья, ребята. Я не хотел доставлять вам хлопоты. Сколько с меня, друг?
        Деннис медленно соскользнул с табуретки и теперь стоял руки в боки.
        -- Погоди.-- Он снова говорил "полицейским" голосом.-- Коли ты дума-
ешь, что я выпущу тебя отсюда под кайфом после таблеток и неотоспавшегося,
ты сбрендил. Я не желаю отскребать тебя от дороги.
        Прайс не обратил на него ни малейшего внимания. Он вынул из бумаж-
ника пару долларов и положил на стойку. Я к ним не притронулся.
        -- Эти пилюли помогут мне не заснуть,-- сказал Прайс.-- Как только я
окажусь на дороге, все будет в ажуре.
        -- Парень, я не отпустил бы тебя, даже если б стоял белый день и в небе
ни облачка. Мне чертовски неохота чистить дорогу после аварии, в которую ты
попадешь. Да брось. Почему б тебе не поехать с нами в "Холидэй-Инн" и...
        Прайс мрачно рассмеялся.
        -- Мистер Патрульный, мотель -- последнее место, где тебе хотелось бы
меня видеть.-- Он наклонил голову набок.-- Пару дней назад я побывал в одном
флоридском мотеле и, кажется, оставил в своем номере небольшой кавардак.
Дай пройти.
        -- В одном флоридском мотеле? -- Деннис нервно облизал нижнюю гу-
бу.-- О чем ты толкуешь, черт тебя возьми?
        -- О кошмарах и реальности, мистер Патрульный. О точке их пересече-
ния. Пару ночей назад они пересеклись в одном мотеле. Я не собирался спать. Я
только хотел немного полежать, отдохнуть, но я не знал, что они появятся так
быстро.-- В уголках губ Прайса играла издевательская усмешка, но глаза смот-
рели страдальчески.-- Тебе ни к чему, чтобы я останавливался в "Холидэй-
Инн", мистер Патрульный. Ей-богу, ни к чему. А теперь посторонись.
        Я увидел, что ладонь Денниса легла на рукоятку револьвера. Пальцы со
щелчком отстегнули кожаный клапан, надежно удерживавший пистолет в кобу-
ре. Я изумленно уставился на него. "Господи,-- подумал я,-- что происходит?"
Сердце у меня заколотилось так сильно, что я не сомневался: это слышно всем.
Рэй с Линди наблюдали за происходящим, Черил пятилась за стойку.
        С минуту Прайс с Деннисом стояли лицом к лицу. По окнам хлестал
дождь, грохотала канонада грома. Потом Прайс вздохнул, словно на что-то ре-
шаясь. Он сказал: -- Пожалуй, я съел бы бифштекс на косточке. Непрожарен-
ный чуть больше обычного. Что скажете? -- Он посмотрел на меня.
        -- Бифштекс? -- Голос у меня дрожал.-- У нас нету никаких косточек...
        Взгляд Прайса переместился на стойку прямо передо мной. Я услышал
шипение и шкворчание. Вверх ко мне поплыл аромат жарящегося мяса.
        -- Ух ты...-- прошептала Черил.
        На стойке лежал большой бифштекс, розовый и сочащийся кровью. По-
махай вы в тот момент у меня под носом меню -- я бы опрокинулся. От бифш-
текса струйками поднимался дымок.
        Бифштекс начал бледнеть, таять, и наконец на стойке остался только
след, повторявший его очертания. Потеки крови испарились. Мираж исчез, но
запах мяса был еще различим -- потому-то я и понял, что не сошел с ума.
        У Денниса отвисла челюсть. Рэй в своей кабинке привстал из-за стола,
чтобы посмотреть, а лицо его жены цветом напоминало простоквашу. Каза-
лось, весь мир балансирует на острие молчания... а затем протяжный вой ветра
бесцеремонно привел меня в чувство.
        -- Становлюсь неплохим спецом по таким штукам,-- негромко сказал
Прайс.-- Даже очень и очень недурственным. Началось это у меня примерно с
год назад. Я уже нашел четырех других "вьетнамцев", которые умеют делать то
же самое. То, что у тебя в голове, просто-напросто становится всамделишным...
и все. Конечно, изображение держится всего несколько секунд -- то есть, если я
не сплю. Я выяснил вот что: те четверо парней вымокли до нитки в одном хими-
кате, который там распыляли,-- мы его прозвали "дергунок", потому что от не-
го весь костенеешь и дергаешься, будто на веревочках. Я угодил под это дерьмо
возле Хе Шан, и оно меня чуть не удушило. Мне казалось, будто я весь в гудро-
не, а землю там выжгло так, что получилась асфальтированная автостоянка.--
Он уперся взглядом в Денниса.-- Я вам тут не нужен, мистер Патрульный. Осо-
бенно при том числе убитых, какое я до сих пор держу в уме.
        -- Это вы были... в том мотеле... у Дэйтона-Бич?
        Прайс закрыл глаза. На правом виске забилась жилка -- густо-синяя на
бледной коже.-- Господи Иисусе,-- прошептал он.-- Я заснул и не мог заставить
себя проснуться. Мне снился кошмар. Все тот же. Я был заперт в нем и кричал -
- пытался разбудить себя криком.-- Его передернуло, по щекам медленно скати-
лись две слезы.-- Ох,-- сказал он и вздрогнул, точно припомнив что-то невыно-
симо страшное.-- Когда... когда я проснулся, они ломились в дверь. Сорвали ее
с петель. Я очнулся... в тот самый миг, когда один из них наставил на меня вин-
товку. И я увидел его лицо. Облепленное жидкой грязью изуродованное лицо.--
Прайс вдруг резко открыл глаза.-- Я не знал, что они придут так быстро.
        -- Кто? -- спросил я.-- Кто придет так быстро?
        -- "Ночные пластуны",-- ответил Прайс. Его ничего не выражающее ли-
цо походило на маску.-- Боже милостивый... быть может, проспи я секундой
дольше... Но я снова сбежал и бросил тех людей в отеле на верную смерть.
        -- Ты едешь со мной.-- Деннис потащил из кобуры револьвер. Прайс рез-
ким движением повернул к нему голову.-- Не знаю, в какую это дурацкую игру
ты...
        Он умолк, вылупив глаза на револьвер, который держал в руке.
        Это больше не был револьвер. Это был тягучий, роняющий капли сгу-
сток горячей резины. Деннис вскрикнул и отшвырнул его от себя. Расплавлен-
ный комок с сочным "плюх" шлепнулся на пол.
        -- Я ухожу,-- голос Прайса звучал спокойно.-- Спасибо за кофе.-- Он
прошел мимо Денниса к двери.
        Деннис схватил со стойки бутылку кетчупа. Черил вскрикнула "Не на-
до!", но было слишком поздно. Деннис уже замахнулся. Бутылка угодила Прай-
су в затылок и разбилась, залив кетчупом все вокруг. Прайс качнулся вперед,
колени у него подломились. Он упал и стукнулся головой о пол. Звук был та-
кой, будто уронили арбуз. Тело Прайса начало непроизвольно подергиваться.
        -- Есть, готов! -- торжествующе гаркнул Деннис.-- Попался, ублюдок
трехнутый!
        Линди, обхватив девчушку, прижимала ее к себе. Мальчик тянул шею,
чтобы видеть, что происходит. Рэй нервно сказал:
        -- Вы ведь не убили его, нет?
        -- Он жив,-- откликнулся я и поглядел на пистолет: тот опять стал твер-
дым. Деннис подобрал его и наставил на Прайса, который продолжал дергать-
ся всем телом. "В точности, как от "дергунка",-- подумал я. Потом Прайс замер
без движения.
        -- Он умер! -- В голосе Черил звучало нечто весьма близкое к отчаянию.-
- О Боже, Деннис, ты его убил!
        Деннис ткнул тело носком ботинка, потом нагнулся.
        -- Нет. У него глаза под веками двигаются туда-сюда.-- Деннис дотро-
нулся до запястья Прайса, желая проверить пульс, и резко отнял руку.-- Госпо-
ди Иисусе! Да он холодный, как морозильник! -- Он сосчитал пульс Прайса и
присвистнул.-- Ни дать ни взять, скаковая лошадь на Дерби!
        Я потрогал то место на стойке, где перед этим лежал бифштекс-мираж,
и отнял пальцы. Они были чуть жирными и от них пахло жареным мясом. В
этот миг Прайс дернулся. Деннис мелкими, быстрыми шажками отбежал в сто-
рону. Прайс издал задушенный звук, будто давился чем-то.
        -- Что он сказал? -- спросила Черил.-- Он что-то сказал!
        -- Ничего он не говорил,-- Деннис ткнул Прайса пистолетом в ребра.--
Ну, давай. Поднимайся.
        -- Убери его отсюда,-- сказал я.-- Не хочу, чтобы он...
        Черил шикнула на меня.
        -- Послушай. Слышишь?
        Я слышал только рев и грохот бури.
        -- Ты что, не слышишь? -- спросила она. Ее глаза медленно стекленели, в
них проступал испуг.
        -- Да! -- сказал Рэй.-- Да! Слушайте!
        Тогда сквозь причитания ветра я действительно что-то расслышал. Да-
лекое чак-чак-чак, неуклонно приближавшееся, становившееся все более гром-
ким. На минуту этот звук потонул в шуме ветра, потом послышался снова, поч-
ти над самыми нашими головами: ЧАК-ЧАК-ЧАК.
        -- Это вертолет! -- Рэй выглянул в окно.-- Кто-то пригнал сюда верто-
лет!
        -- Нет таких, кто может летать на вертолете в грозу! -- сказал ему Ден-
нис. Шум винтов то нарастал, то притихал, то нарастал, то притихал... и
смолк.
        На полу Прайс, мелко дрожа, начал съеживаться, принимая позу заро-
дыша. Рот у него открылся, лицо исказилось -- похоже, это была гримаса стра-
дания.
        Грянул гром. Из леса за дорогой поднялась красная шаровая молния.
Прежде чем спуститься к закусочной, она несколько секунд лениво висела в не-
бе, потом начала падать и, падая, беззвучно взорвалась, превратившись в бе-
лое, пылающее око, свет которого едва не ослепил меня.
        Прайс что-то сказал полным паники голосом, узнать который было
трудно. Крепко зажмурив глаза, он сжался в комок, весь скорчился, обхватив
руками колени.
        Деннис поднялся на ноги и сощурился: сгусток ослепительного света
упал на стоянку и, замигав, потух в луже. Из леса выплыла и расцвела сиянием,
от которого делалось больно глазам, еще одна шаровая молния.
        Деннис повернулся ко мне.
        -- Я слышал, что он сказал.-- Его голос звучал надтреснуто.-- Он ска-
зал... "косоглазого высветило".
        Когда, упав на землю, стоянку осветила вторая ракета, мне почудилось,
что я вижу, как через дорогу движутся какие-то силуэты. Они шли на негнущих-
ся ногах, зловещим и странным маршем. Осветительная ракета погасла.
        -- Разбуди его,-- услышал я собственный шепот.-- Деннис... Боже мило-
стивый... разбуди его.

4

        Деннис тупо уставился на меня, а я уже взялся за стойку, чтобы пере-
прыгнуть через нее и самому добраться до Прайса.
        На стоянку влетел сгусток пламени. По бетону запрыгали искры. Я
крикнул: "Ложись!" и круто развернулся, чтобы толкнуть Черил за стойку, в ук-
рытие.
        -- Что за черт...-- сказал Деннис.
        Он не закончил. Послышался глухой металлический звон -- по машинам
и насосам бензоколонки застучали пули. Я знал: если бензин взорвется, всем
нам крышка. Мой грузовичок содрогнулся под ударами патронов крупного ка-
либра, и, ныряя за стойку, я увидел, как он взлетел на воздух. Раздался такой
грохот, что хоть святых выноси,-- окна вылетели внутрь, и закусочная наполни-
лась летящим стеклом, вихревым ветром и густой пеленой дождя. Я услышал
пронзительный крик Линди. Ребятишки плакали, да и сам я что-то орал.
        Лампы погасли. Мрак рассеивало лишь отраженное от бетона красное
неоновое свечение да сияние флюоресцентных ламп над бензоколонкой. Пули
прошили стену, и глиняные кружки-миски превратились в черепки, точно по
ним грохнули кувалдой. Повсюду летали салфетки и пакетики с сахаром.
        Черил держалась за меня так крепко, будто вместо пальцев у нее были
гвозди, вошедшие в мою руку до кости. Она смотрела широко раскрытыми, по-
лубезумными глазами и все пыталась что-то сказать. Ее губы шевелились, но с
них не сходило ни звука.
        Грянул еще один взрыв -- разнесло очередную машину. Закусочная со-
дрогнулась до основания, и меня чуть не стошнило от страха.
        На стену снова обрушился град пуль. Это были трассирующие пули;
они подпрыгивали и рикошетом отлетали от стены, словно раскаленные добела
окурки. Одна такая пуля пропела в воздухе, чиркнула по краю полки и упала
на пол примерно в трех футах от меня. Светящийся патрон начал меркнуть,
бледнеть, таять, так же, как пивная банка и бифштекс-мираж. Я протянул руку,
чтобы коснуться его, но нащупал только осколки стекла и черепки. "Фантом-
ная пуля,-- подумал я.-- Достаточно реальная, чтобы вызвать разрушение,
смерть... и исчезнуть".
        "Я вам тут ни к чему, мистер Патрульный,-- предостерегал Прайс.--
Особенно, при том числе убитых, какое я до сих пор держу в уме".
        Обстрел прекратился. Я высвободился от Черил и сказал: "Отсюда ни
шагу". Потом выглянул из-за стойки и увидел: мой грузовичок и "стэйшн-вэ-
гон" горели, резкий ветер подхватывал и трепал языки пламени. Я увидел
Прайса: съежившись, он по-прежнему лежал на полу среди осколков стекла.
Скрюченные пальцы рук жадно хватали воздух, мигающий красный неон осве-
щал искаженное гримасой лицо с закрытыми глазами. Вокруг головы растек-
лась лужа кетчупа, и вид у Прайса был такой, точно ему раскроили череп. Этот
человек смотрел в преисподнюю, и, чтобы самому не лишиться рассудка, я по-
спешил отвести глаза.
        Рэй, Линди и детишки жались друг к дружке под столом в своей кабин-
ке. Женщина судорожно всхлипывала. Я поглядел на Денниса, лежавшего в не-
скольких футах от Прайса: он распростерся ничком, а в спине у него были про-
биты четыре дыры, и вокруг тела Денниса ручейками расползался отнюдь не
кетчуп. Правая рука с зажатым в ней револьвером была откинута в сторону,
пальцы подрагивали.
        Словно салют на Четвертое июля, над лесом плавно взлетела еще одна
сигнальная ракета. Стало светло, и я увидел их: самое малое пять силуэтов, а то
и больше. Пригибаясь, они шли через стоянку -- но медленно, как в кошмаре.
Болтающееся обмундирование развевалось на ветру, в касках отражался свет
сигнальной ракеты. Они были вооружены -- по-моему, автоматическими вин-
товками. Лиц было не разглядеть, да оно и к лучшему.
        Прайс на полу застонал. Я услышал, как он бормочет "свет... высвети-
ло".
        Прямо над закусочной зависла осветительная ракета. И тогда я понял,
что происходит. Высветило нас. Нас всех застиг кошмар Прайса, и "Ночные
пластуны", которых Прайс бросил умирать в грязной жиже, снова вели бой --
так же, как случилось в мотеле "Приют под соснами". "Ночные пластуны"
вновь ожили, питаемые чувством вины Прайса и тем, что с ним сделало то гов-
но, "дергунок".
        А нас высветило, как вьетнамца на том рисовом поле.
        Раздался звук, похожий на щелканье кастаньет: это, вычертив огнен-
ным пунктиром дугу, в разбитые окна влетели и с неясным глуховатым стуком
приземлились в углу крохотные, рассыпающие искры точки. Задетые ими табу-
реты завертелись, издавая пронзительный визгливый скрип. Со звоном выско-
чил ящик кассового аппарата, а затем, рассыпая мелочь и бумажки, касса раз-
летелась. Я быстро пригнул голову, но жгучая оса (не знаю, что уж это было --
может, кусок металла, а может, осколок стекла) раскроила мне левую щеку от
уха до верхней губы. Обливаясь кровью, я упал на пол за стойку.
        Взрыв стряхнул с полок уцелевшие чашки, блюдца, тарелки и стаканы.
Крыша закусочной целиком прогнулась внутрь, словно собираясь сложиться
пополам; с потолка сыпались отлетающая облицовочная плитка, арматура, на
которой крепились лампы, и куски металлических балок.
        Тогда-то я и понял: нам всем суждено погибнуть. Эти твари собирались
нас уничтожить. Но я подумал про пистолет в руке Денниса и про лежащего у
дверей Прайса. Если кошмар Прайса настиг нас, а удар бутылкой кетчупа что-
то повредил у Прайса в черепушке, то единственным способом покончить с
этим сном было убить Прайса.
        Я никакой не герой. Я чуть не уссывался со страху, но я знал, что я --
единственный, кто в силах двигаться. Я вскочил, кое-как перелез через стойку,
упал рядом с Деннисом и начал вырывать у него пистолет. Даже после смерти
хватка у Денниса была ого-го. Поодаль, где-то справа от меня, под стеной
опять прогремел взрыв. Дохнуло палящим жаром, а ударная волна протащила
меня по полу сквозь стекло, дождь и кровь.
        Но в руке у меня был пистолет.
        Я услышал крик Рэя: "Берегись!"
        В дверном проеме на фоне пламени обрисовался силуэт костлявого су-
щества в грязных зеленых отрепьях. Голову прикрывала помятая каска, в руках
была изъеденная ржавчиной винтовка. Лицо было изможденным, призрачным,
черты скрывала ноздреватая корка засохшей жидкой грязи с рисового поля. Су-
щество начало поднимать винтовку, чтобы выстрелить в меня,-- медленно-мед-
ленно...
        Я снял пистолет с предохранителя и дважды выстрелил, не целясь. От
каски отскочила искра -- одна из пуль прошла мимо цели,-- но неясная фигура
пошатнулась и попятилась к полыхающему пожаром "стэйшн-вэгону", где
сперва словно бы расплавилась в вязкую слизь, а потом исчезла.
        В закусочную опять полетели трассирующие пули. "Фольксваген" Че-
рил содрогнулся -- почти разом лопнули шины. Шины изрешеченной пулями
патрульной машины уже давно стали плоскими.
        За окном вырос еще один "ночной пластун" -- этот был без каски; там,
где полагалось бы расти волосам, череп покрывала слизь. Он выстрелил. Я ус-
лышал, как пуля с жалобным воем пронеслась мимо моего уха, и, прицелив-
шись, увидел, что костлявый палец снова жмет на курок.
        Пролетевшая у меня над головой сковорода угодила этому созданию в
плечо и сбила прицел. На мгновение она увязла в теле "ночного пластуна",
словно вся его фигура была слеплена из грязи. Я выстрелил раз... другой... и
увидел, как от груди существа отлетают какие-то ошметки. Разинув в беззвуч-
ном крике то, что когда-то давно, пожалуй, было ртом, оно ускользнуло из по-
ля зрения.
        Я огляделся. Черил с белым от шока лицом стояла за стойкой. "Ло-
жись!" -- заорал я, и она нырнула в укрытие.
        Я подполз к Прайсу и сильно встряхнул его. Он не желал открывать
глаза. "Проснись! -- взмолился я.-- Проснись, черт тебя дери!" А потом я при-
жал дуло пистолета к голове Прайса. Боже милостивый, я не хотел никого уби-
вать, но я знал, что должен вышибить "Ночных пластунов" из этой башки. Я
колебался... слишком долго.
        Что-то сильно ударило меня по левой ключице. Я услышал, как хруст-
нула кость -- будто сломали метлу. Силой выстрела меня отшвырнуло обратно
к стойке и вдавило меж двух издырявленных пулями табуреток. Я выронил ре-
вольвер, а в голове у меня стоял такой рев, что я оглох.
        Не знаю, сколько времени я пролежал без сознания. Левая рука была
как неживая, будто у покойника. Все машины на стоянке горели, а в крыше за-
кусочной зияла такая дыра, что в нее можно было скинуть трейлер на гусенич-
ном ходу. Лицо заливал дождь. Хорошенько протерев глаза, я увидел, что они
стоят над Прайсом.
        Их было восемь. Те двое, кого я считал убитыми, вернулись. За ними тя-
нулся шлейф сорной травы, а башмаки и изорванное обмундирование покрыва-
ла жидкая грязь. Они стояли молча, не сводя глаз со своего живого товарища.
        Я слишком устал, чтобы кричать. Я не мог даже скулить. Я просто
смотрел.
        Прайс поднял руки. Он потянулся к "Ночным пластунам" и открыл гла-
за -- на багровом фоне мертво белели зрачки.
        -- Не тяните,-- прошептал он.-- Кончайте...
        Один из "Ночных пластунов" наставил на него винтовку и выстрелил.
Прайс дернулся. Выстрелил еще один "пластун", и в следующую секунду в тело
Прайса в упор палили все. Прайс бился на полу, сжимая руками голову, но кро-
ви не было -- фантомные пули его не задевали.
        По "Ночным пластунам" пошла рябь, они начали таять. Сквозь их тела
я видел языки пламени, пожиравшего горящие машины. Фигуры сделались про-
зрачными, заплавали в размытых контурах. В мотеле "Приют под соснами"
Прайс проснулся слишком быстро, понял я; продолжай он спать, порождения
его кошмаров положили бы конец всему этому там же, во флоридской гостини-
це. Они на моих глазах убивали Прайса... быть может, они играли финальную
сцену с его позволения -- лично я думаю, что он, должно быть, давным-давно
этого хотел.
        Прайс содрогнулся, изо рта вырвался полу-стон, полу-вздох.
        Прозвучавший чуть ли не как вздох облегчения.
        "Ночные пластуны" исчезли. Прайс больше не шевелился.
        Я увидел его лицо. Глаза были закрыты, и я подумал, что он, должно
быть, наконец обрел покой.

5

        Шофер грузовика, перевозившего бревна из Мобила в Бирмингем, заме-
тил горящие машины. Я даже не помню, как этот парень выглядел.
        Рэя изрезало стеклом, но его жена и ребятишки были в порядке. Я хочу
сказать, физически. Психически -- не знаю.
        Черил на некоторое время отправилась в больницу. Я получил от нее
открытку с изображением моста Голденгэйт. Она обещала писать и держать
меня в курсе своих дел, но я сомневаюсь, что когда-нибудь получу от нее весточ-
ку. Лучшей официантки у меня не бывало, и я желаю ей удачи.
        Полиция задала мне тысячу вопросов, но я всякий раз рассказывал
свою историю одинаково. Позднее я выяснил, что ни из стенок машин, ни из те-
ла Денниса ни пуль, ни шрапнели так и не вытащили -- в точности, как в случае
с кровавой баней в мотеле. Во мне пулю тоже не нашли, хотя ключицу перело-
мило аккурат пополам.
        Прайс умер от обширного кровоизлияния в мозг. В полиции мне сказа-
ли, что впечатление было такое, будто у него под черепом что-то взорвалось.
        Закусочную я закрыл. Жизнь на ферме -- славная штука. Элма все пони-
мает, и разговоров на известную тему мы не ведем.
        Но я так и не показал полиции, что нашел, а почему, и сам толком не
знаю.
        В суматохе я подобрал бумажник Прайса. Под фотографией улыбаю-
щейся молодой женщины с ребенком на руках лежала сложенная бумажка. На
этой бумажке стояли четыре фамилии.
        Рядом с одной Прайс приписал: ОПАСЕН.
        "Я уже нашел четырех других вьетнамцев, которые умеют делать то же
самое",-- сказал тогда Прайс.
        По ночам я подолгу сижу, гляжу на те фамилии с бумажки и думаю. Ре-
бята получили дозу этого говенного "дергунка" на чужой земле, куда не шибко-
то рвались, на войне, обернувшейся одним из тех перекрестков, где кошмар
встречается с реальностью. Насчет Вьетнама я теперь думаю иначе, потому как
понимаю, что самые тяжкие бои еще идут -- на фронтах памяти.
        Однажды майским утром ко мне в дом явился янки, назвавшийся Томп-
кинсом, и сунул мне под нос удостоверение, где было написано, что он работает
в "Ассоциации ветеранов вьетнамской войны". Говорил он очень тихо и вежли-
во, но глаза у него были почти черные, глубоко посаженные, и за время нашего
разговора он ни разу не моргнул. Он выспросил у меня все о Прайсе; казалось,
ему по-настоящему интересно выудить из моей памяти все подробности до еди-
ной. Я сказал, что рассказ мой в полиции и добавить мне нечего. Потом я по-
шел ва-банк и спросил у него про "дергунок". Он эдак озадаченно улыбнулся и
сказал, что отродясь не слыхивал о химическом дефолианте под таким названи-
ем. Такого вещества нет, сказал он. Как я уже говорил, он был очень вежлив.
        Но мне знакомы очертания пушки, засунутой в наплечную кобуру,--
Томпкинс нацепил ее под свой льняной полосатый пиджачок. Да и ассоциацию
ветеранов, которая хоть что-то знала бы о нем, я так и не нашел.
        Может, надо было отдать этот список полиции. Может, я еще так и сде-
лаю. А может, попытаюсь сам разыскать этих четверых и найти какой-то смысл
в том, что они скрывают.
        Не думаю, что Прайс был злым человеком. Нет. Он просто боялся, а кто
же станет винить человека в том, что он бежал от своих кошмаров? Мне нра-
вится думать, что под конец Прайсу хватило храбрости встретить "Ночных
пластунов" лицом к лицу и что, совершая самоубийство, он спасал наши жизни.
        Газеты, конечно, настоящей версии так и не получили. Они назвали
Прайса ветераном-"вьетнамцем", который свихнулся, убил во флоридском мо-
теле шесть человек, а потом в заправочной станции "У Большого Боба" угро-
хал в перестрелке сотрудника управления службы дорожного движения штата.
        Но я знаю, где похоронен Прайс. В Мобиле продают американские
флажки. Я жив и мелочи мне не жалко.
        А потом придется выяснить, сколько храбрости у меня.

БУЛАВКА

        Я сделаю это.
        Да. Сделаю.
        Я держу булавку в руке; сегодня вечером я собираюсь заглянуть во внут-
реннее солнце.
        И тогда, когда я до краев буду полон ослепительным сиянием и жаром,
когда мой мозг заполыхает таким пожарищем, что хоть звони во все колокола,
я прихвачу в "Макдональд" на углу свой винчестер, и посмотрим, кто что кому
скажет.
        Вот, пожалуйста, разговариваешь сам с собой. Так здесь больше никого
нету, с кем же мне разговаривать? Нет, нет; здесь моя подружка. Вот она, у меня
в руке. Да ты знаешь. Булавка.
        У меня есть остренькая подружка-невеличка. Ты только взгляни, как
блестит это крохотное острие. Она -- Булавка -- завораживает. Она говорит:
смотри на меня смотри долго и внимательно и увидишь во мне свое будущее.
Очень острое будущее, и в нем -- боль. Булавка лучше Бога, потому что Булавку
я могу держать в руке. Бог где-то терзается и стонет в тишине... где-то там, на-
верху. Высоко-высоко за потолком. Черт, трещина, а я и не знал. Неудивитель-
но, что этот паскудный потолок в этом месте протекает.
        Ну, так. Джонни -- нормальный парень. В смысле, стрелять в него я не
стану. Он в порядке. Остальные... бац, бац, бац, ровно две секунды -- и все в
этой лавочке покойники. Мне не нравится, как они захлопывают рты, когда я
прохожу мимо, точно у них есть секреты, которые мне знать не положено. Как
будто у человека могут быть секреты, если он целый день возится с машинами,
чинит тормозные колодки да клеит шины, и под ногти ему забивается такая
грязюка, что не отмоешь. Хороши секреты! А вот Булавка... у Булавки секреты
есть. Сегодня вечером я узнаю их и поделюсь своим знанием с людьми на углу, с
теми, кто жрет гамбургеры в безопасном, надежном мире. Держу пари там кры-
ша не течет будь она неладна я заставлю ее потечь всажу пулю навылет ну так.
        Я потею. Тут жарко. Подумаешь, новость -- вечер-то летний.
        Булавочка, ты такая хорошенькая, аж слеза прошибает.
        По-моему, фокус в том, чтобы не моргать. Я слышал про таких, кому
уже случалось делать это. Они видели внутреннее солнце и выходили сияющие,
светозарные. Здесь у меня всегда темно. В этом городе всегда темно. По-моему,
им требуется немного солнечного света, как думаешь?
        Вообще-то с кем это ты беседуешь? Я, сам, с собой. Вместе с Булавкой
выходит четверо. Черт возьми, можно бы сыграть в бридж, если б была охота.
Лукас любил играть в бридж; любил жульничать и по-всякому обзываться да
все равно что еще тут делать? О, эти белые-белые стены. По-моему, белый --
цвет Сатаны, ведь у него нет лица. Я видел по телевизору проповедника-бапти-
ста и на нем была белая рубаха с закатанными рукавами. Он говорил подходи-
те поближе по проходу ну давайте давайте подходите пока можно и я покажу
вам дверь в Царствие Небесное.
        Это большая белая дверь, сказал он. Сказал и улыбнулся да так улыб-
нулся о я-то знал просто знал что на самом деле он говорит ты смотришь меня
верно Джои? На самом деле он говорил: Джои ты же все знаешь о больших бе-
лых дверях не так ли ты знаешь что когда они с размаху захлопываются слыш-
но как щелкает задвижка и бренчит в замке ключ и ясно что эта большая белая
дверь уже не откроется пока кто-нибудь не придет и не откроет ее. Когда она
закрывалась открывалась она всегда очень нескоро.
        Я всегда хотел стать звездой. Как в кино или по телеку, кем-нибудь
важным, чтоб вокруг было полно народу и все они кивали бы и говорили да-да
как верно вы очень разумно рассуждаете. Вид у них всегда такой, будто они
знают, куда идут, а еще они вечно торопятся туда попасть. Ладно, я тоже знаю,
куда сейчас пойду. Прямиком на угол, туда, где золотые арки. Выгляни из
окошка, их видать. Вон, машина к ним заворачивает. Субботний вечер, народу
будет полно. Яблоку негде упасть. У моего винчестера семизарядный магазин.
Рифленый черный орех. Атласная полировка. Резиновая накладочка на прикла-
де. Весит он семь фунтов -- хороший вес. И запасные пули у меня тоже есть.
Субботний вечер, полно народу. Вечер встреч, о да я надеюсь она там эта дев-
чонка ну знаешь та что водит синий "Камаро" у нее длинные светлые волосы и
глаза как брильянты. Брильянты твердые, но всадишь в такой брюлик пулю --
и он сразу мягчеет.
        Не станем мы про нее думать, Булавочка, верно? Не-е! Ежли она там --
это Судьба. Может, в нее я стрелять не стану, и она увидит, что я славный па-
рень.
        Держи Булавку близко. Ближе. Еще ближе. Против правого глаза. Я
долго думал об этом. Решение далось нелегко. Левый или правый? Я правша,
стало быть, логично использовать свой правый глаз. Я уже вижу, как солнце
искрится и сверкает на кончике Булавки, точно обещание.
        О, что я мог бы сделать, будь у меня автомат. Элиот Несс, "Неприкасае-
мые" -- какая-нибудь штучка типа "томми"<<2>>. Я наверняка сумел бы от-
править за ту большую белую дверь уйму народу, ведь верно? Понимаешь за-
нятно получается то есть просто настоящая хохма всем охота попасть в Царст-
вие Небесное но все боятся умереть. Вот что я собираюсь сказать когда зажгут-
ся прожектора и парень из новостей сунет мне под нос микрофон. Сперва надо
побриться. И надеть галстук. Нет, в галстуке  меня не узнают. Надо будет на-
деть свою серую форму серую вот цвет для мужчины. Серый телекамера хорошо
берет.
        Поговори со мной, Булавочка. Скажи, что больно не будет.
        Ах ты лживая сучонка.
        Нужно попасть в центр. В то черное местечко. Она должна войти глубо-
ко. По-настоящему глубоко, и тебе придется проталкивать ее все дальше, до тех
пор, пока не увидишь внутреннее солнце. Знаешь, я готов спорить на что угод-
но, это место все равно мертвое. Уверен, в этой черной точке даже боли ника-
кой не почувствуешь. Просто воткни и проталкивай и увидишь как вспыхнет
солнце а потом когда все будет сказано и сделано можно будет сходить на угол
и съесть гамбургер.
        Пот так и льет. Жаркий вечер. Толку от этого чертова вентилятора как
от козла молока, шум один.
        Ты готов?
        Ближе, Булавочка. Ближе. Вот уж не знал, что острие может казаться
таким большим. Ближе. Почти впритык. Не моргать! Моргают трусы никто от-
родясь не мог сказать что Джои Шэттерли трус нет сэр!
        Погоди. Погоди. Я думаю, не обойтись без зеркала.
        Я нюхаю у себя под мышками. Шариковый дезодорант "Бэн". Ты же не
хочешь чтоб от тебя разило потом когда на тебя направят прожектора вдруг
последние новости делает не парень а девчонка та с большими титьками и слов-
но отмороженной улыбкой?
        Нет бриться ни к чему я выгляжу отлично. О черт "Бэн" кончился. "Олд
Спайс" это подойдет. Мой батя всегда пользовался "Олд Спайс" как все папа-
ши. И славный же был денек мы посмотрели как "Красные" играют с "Пирата-
ми" и он купил мне пакетик арахиса и сказал он мной гордится. Денек что на-
до. Ну, он был хоть и чудак а настоящий Морской Пехотинец факт. Я помню
эту чушь про Иводзиму<<3>>, когда он тронулся и запил все Иводзима да
Иводзима я хочу сказать он прожил это в уме миллион раз. Отошнело слушать
про всех тех кто сгинул на Иводзиме и про то почему надо гордиться тем что
ты американец и про то что все стало не так как раньше было. Все перемени-
лось, верно? Кроме "Олд Спайс". Его до сих пор продают, и бутылка все такая
же. Иводзима Иводзима. А потом он пошел и сделал вот что прицепил в гараже
к потолку веревку и шагнул со стремянки а я тут и войди за великом и батина
ухмылка которая говорила Иводзима.
        Ох мам я не нарочно его нашел. Почему ты не зашла туда тогда ты мог-
ла бы возненавидеть себя.
        Ладно тогда выдался хороший день мы посмотрели как "Красные" иг-
рают с "Пиратами" и он купил мне пакетик арахиса и сказал он мной гордится.
Он был настоящий Военный Моряк.
        Черный кружок в зеркале выглядит маленьким не больше точки. Но Бу-
лавочка меньше. Острая как правда. В мой винчестер входит семь пуль. Велико-
лепная семерка мне всегда нравился Стив Мак-Куин у него там такой малень-
кий обрез Стив по-моему помер от рака.
        Булавочка ты такая красивая. Я хочу научиться всякому разному. Хочу
знать разные секреты. Я буду шагать в сверкании внутреннего солнца гордый и
высокий как Военный Моряк на горячем песке Иводзимы. Ближе, Булавочка.
Еще ближе. Почти все. Рядом черный кружочек, немигающая чернота. Гляди в
зеркало, не гляди на Булавку. Не моргать! Ближе. Спокойней, спокойней. Не...
        Упала. Только не закатись под раковину! Достань Булавку, достань ее!
Не упусти...
        Вот ты где. Милая Булавочка, милая подружка. У меня потеют пальцы.
Вытрись полотенчиком -- аккуратно, как следует. "Холидэй-Инн". Когда это я
останавливался в "Холидэй-Инн"? Когда ездил навещать мамулю ах да верно-
верно. В старом доме жил еще кто-то мужчина и женщина я так и не узнал их
имена а мамуля она просто сидела там где кресла-качалки и говорила про отца.
Она сказала ее приезжал повидать Лео а я сказал Лео же в Калифорнии а она
сказала ты ненавидишь Лео да? Я не испытываю к Лео ненависти. Лео хорошо
заботится о мамуле посылает ей деньги и держит ее там в том доме но я скучаю
по старому дому. Нынче все не так как бывало планета крутится все быстрее и
быстрее и иногда я держусь за кровать потому что боюсь как бы мир не скинул
меня точно старый башмак. Поэтому я вцепляюсь крепко костяшки пальцев у
меня белеют и очень скоро я снова могу встать и ходить. Крохотными шажка-
ми, будто малое дитя.
        Что это за машина просигналила? "Камаро", да? Блондинка за рулем?
Семь пуль. Я много клаксонов гудеть заставлю.
        Какая Булавочка прямая и сильная, будто маленькая серебряная стрела.
Как и кто сделал тебя? Булавок миллионы и миллионы, но Булавочка только
одна. Моя подружка, мой ключик к правде и свету. Ты сияешь и подмаргива-
ешь и говоришь загляни во внутреннее солнце и прихвати свой винчестер к зо-
лотым аркам куда боятся ходить Военные Моряки.
        Я сделаю это.
        Да. Сделаю.
        Ближе. Ближе.
        Прямо против черного. Сияющее серебро, исполненное правды. Була-
вочка, подружка моя.
        Гляди в зеркало. Не моргай. Ох... пот... пот так и льется. Не моргай!
        Ближе. Почти есть. Серебро, до краев заполняющее черноту. Почти.
Почти.
        Ты не будешь моргать. Нет. Не будешь. Булавочка о тебе позаботится.
Булавочка поведет тебя. Ты. Не. Будешь. Моргать.
        Думай про что-нибудь другое. Думай про... Иводзиму.
        Ближе. Еще чуть-чуть.
        Один укол. Быстро.
        Быстро.
        Есть.
        Уй.
        Уй. Нет. Нет. НЕ МОРГАЙ. Не надо, договорились? Да. Теперь понял.
Уй. Больно. Чуть-чуть. Булавочка, подружка моя. Сплошь серебро. Больно.
Правда глаза колет, вот и ты тоже. Да-да. Еще тычок. Быстро.
        О ИИСУСЕ. Глубже. Капельку глубже. Ох не моргай пожалуйста пожа-
луйста не моргай. Смотри туда туда да в зеркало втыкай глубже я ошибался
черный кружочек не мертвый.
        Глубже.
        Ох. Ох. Так. Ох. ВЫТАЩИ! Нет. Глубже. Я должен увидеть внутреннее
солнце я потею Джои Шэттерли вовсе не трус нет сэр нет сэр. Глубже. Тише, ти-
ше. Ох. На этот раз лучик света. Синего света. Не внезапно открывшееся
полыхающее солнце -- холодная луна. Втыкай, втыкай. Ох. Ох. Больно. Ох,
больно. Синий свет. Пожалуйста не моргай втыкай глубже ох ох пап где мой
велик?
        ОХ БОЖЕ ВЫТАЩИ ВЫТАЩИ ОХ БОЛЬНО ВЫТА...
        Нет. Глубже.
        Мое лицо. Оно подергивается. Острая боль. Явственная острая боль.
Судорога. Семь пуль. Вниз к золотым аркам и еще глубже туда где внутреннее
со...
        Ох... больно... так... хорошо...
        Булавочка входит в глубь. Медленно. Холодная сталь. Я люблю тебя,
пап. Булавочка открой мне правду открой мне открой мне открой...
        Глубже. Сквозь биение крови. Центр немигающей черноты. Белое стало
красным. Семь пуль, семь имен. Глубже, к центру внутреннего солнца.
        О! Вот оно! Я увидел его! Вижу! Вот же оно, вот! Я увидел его мгновен-
ный проблеск втыкай глубже в мозг где внутреннее солнце сюда сюда! Вспышка
света! Булавочка, отведи меня туда. Булавочка... отведи меня туда...
        Пожалуйста.
        Глубже. За границы боли. Холод. Внутреннее солнце жжет. Заставляет
улыбаться. Я почти на месте.
        Втыкай глубже. Всю Булавку, до конца. Страсть как больно.
        Белый свет. Фотовспышка. Привет, ма! Ох... вот... вот... вот здесь...
        Булавочка, спой мне.
        Глубже.
        Я люблю тебя папа ма мне так жаль что мне выпало найти его я не на-
рочно я не...
        Еще одно нажатие. Несильное. Булавка почти исчезла. Мой глаз отяже-
лел, он отягощен грузом увиденного...
        Булавочка, спой мне.
        Глуб...

ОН ПОСТУЧИТСЯ В ВАШУ ДВЕРЬ

1

        В самом сердце Юга в канун Дня Всех Святых, Хэллоуин, обычно быва-
ет тепло, можно ходить без пиджака. Но когда солнце начинает садиться, в воз-
духе возникает некое предвестие зимы. Лужицы тени сгущаются, вытягиваются,
а холмы Алабамы превращаются в мрачные черно-оранжевые гобелены.
        Добравшись домой с цементного завода в Барримор-Кроссинг, Дэн
Берджесс обнаружил, что Карен с Джейми трудятся над подносом с домашними
конфетами в форме крохотных тыквочек. Любопытной, как белочка, трехлет-
ней Джейми не терпелось попробовать леденцы. "Это для ряженых, киска",-- в
третий или четвертый раз терпеливо объясняла ей Карен. И мать, и дочь были
светловолосы; впрочем, Джейми унаследовала от Дэна карие глаза. У Карен
глаза были голубыми, точно алабамское озеро погожим днем.
        Подкравшись сзади, Дэн обнял жену и, заглядывая ей через плечо, по-
смотрел на конфеты. Его охватило то чувство удовлетворения, которое застав-
ляет жизнь казаться восхитительно полной. Дэн был высоким, с худым, обвет-
ренным от постоянной работы под открытым небом лицом, кудрявыми темно-
каштановыми волосами и нуждающейся в стрижке бородой.-- Ну, девчата, тут
у вас здорово хэллоуинисто! -- протянул он и, когда Джейми потянулась к нему,
подхватил ее на руки.
        -- Тыкочки! -- ликующе сообщила Джейми.
        -- Надеюсь, вечером к нам заглянут какие-нибудь ряженые,-- сказал
Дэн.-- Точно-то не сказать, больно уж мы далеко от города.-- Снятый ими сель-
ский домик на две спальни, отделенный от главного шоссе парой акров холми-
стой, поросшей лесом земли, входил в ту часть Барримор-Кроссинг, которая на-
зывалась Эссекс. Деловой район Барримор-Кроссинг лежал четырьмя милями
восточнее, а обитатели Эссекса, община, насчитывавшая около тридцати пяти
человек, жили в таких же домах, как у Дэна -- уютных, удобных, со всех сторон
окруженных лесом, в котором запросто можно было встретить оленя, перепел-
ку, опоссума или лису. Сидя по вечерам на парадном крылечке, Дэн видел на
холмах далекие огоньки -- лампочки над дверями других эссекских домов. Здесь
все дышало миром и покоем. Тихое местечко. И еще (Дэн твердо это знал) сча-
стливое. Они переехали сюда из Бирмингема в феврале, когда закрылся стале-
прокатный завод, и с тех самых пор им все время везло.
        -- Может, кто и забредет,-- Карен принялась делать тыквочкам глаза из
крупинок серебристого сахара.-- Миссис Кросли сказала, что всякий раз явля-
ется компания ребятишек из города. Если нам нечем будет откупиться, очень
может быть, что они закидают наш дом яйцами!
        -- Халя-ин! -- Джейми возбужденно тыкала пальчиком в конфеты, отча-
янно извиваясь, чтобы ее спустили с рук.
        -- Ох, чуть не забыла! -- Карен слизнула с пальца серебристую крупин-
ку, прошла через кухню к висевшей у телефона пробковой доске, куда они при-
калывали записки, и сняла оттуда одну из бумажек, державшуюся на воткнутой
в пробку кнопке с синей пластиковой шляпкой.-- В четыре часа звонил мистер
Хатэвэй.-- Она подала Дэну записку, и Дэн поставил Джейми на пол.-- Он хо-
чет, чтобы ты приехал к нему домой на какое-то собрание.
        -- На собрание? -- Дэн посмотрел на записку. Там говорилось: "Рой Ха-
тэвэй. У него дома, в 6:30". Хатэвэй был тем самым агентом по торговле недви-
жимостью, который сдал им этот дом. Он жил по другую сторону шоссе, там,
где долина, изогнувшись, уходила в холмы.-- В Хэллоуин? Он не сказал, зачем?
        -- Не-а. Правда, сказал, что это важно. Он сказал, что тебя ждут и что
это не телефонный разговор.
        Дэн негромко хмыкнул. Ему нравился Рой Хатэвэй, который буквально
на ушах стоял, чтобы найти им этот дом. Дэн взглянул на свои новые часы -- их
он получил бесплатно, оказавшись тысячным покупателем пикапа в бирмин-
гемском автомагазине. Почти половина шестого. Он успеет принять душ и
съесть сэндвич с ветчиной, а потом поедет посмотрит, что же такого важного
хотел ему сказать Рой.
        -- Ладно,-- сказал он.-- Я выясню, чего он хочет.
        -- Когда вернешься, кто-то тут будет клоуном,-- сказала Карен, лукаво
поглядывая на Джейми.
        -- Я! Я буду кловуном, папа!
        Дэн усмехнулся, глядя на дочурку, и, переполняемый чувствами, отпра-
вился в душ.

2

        Быстро темнело. Дэн ехал на своем белом пикапе по петляющему про-
селку, который вел к дому Хатэвэя. Фары выхватили из темноты оленя, стрелой
метнувшегося через дорогу перед грузовиком. На западе, за кряжем холмов, за-
катное солнце выкрасило небо в ярко-апельсиновый цвет.
        Собрание, с тревогой думал Дэн. В чем дело, почему нельзя было подо-
ждать? Он гадал, не имеет ли это отношения к последнему взносу арендной пла-
ты. Нет-нет; времена чеков, которые не могли быть оплачены банком, и пылаю-
щих гневом домохозяев прошли. Денег на счету лежало более чем достаточно. В
августе Дэн получил письмо, в котором говорилось, что они выиграли пять ты-
сяч долларов на конкурсе, который провел барриморский магазин "Пищевой
Гигант". Карен даже не помнила, заполняла ли входной квиток. Дэн смог пол-
ностью расплатиться за новый грузовик-пикап и купить Карен предмет ее вож-
делений, цветной телевизор. С тех пор, как в апреле он получил повышение на
цементном заводе и из загрузчика гравия стал бригадиром, он зарабатывал
больше, чем когда-либо. Поэтому проблема заключалась не в деньгах. Тогда в
чем же?
        Он любил Эссекс. Свежий воздух, пение птиц, стелющийся по земле ут-
ренний туман, который подобно кружеву льнет к деревьям в осеннем уборе...
После бирмингемского смога и жесткого ритма жизни большого города, после
травмы, связанной с потерей работы и существованием на пособие, тихий Эс-
секс был истинным благословением; он врачевал душу.
        Дэн верил в удачу. Оглядываясь на прошлое, можно было сказать, что,
когда он потерял работу на заводе, ему повезло, ведь иначе он никогда не обрел
бы Эссекс. Как-то майским днем, заглянув в барриморский магазин скобяных
изделий, где торговали и охотничьим снаряжением, Дэн восхитился выставлен-
ной в витрине двустволкой -- дробовиком "Ремингтон". Подошел управляю-
щий; они битый час проговорили о ружьях и охоте. Когда Дэн уже уходил, уп-
равляющий отпер витрину и сказал: "Дэн, я хочу, чтоб ты испытал эту малыш-
ку. Ну же, бери! Модель новая, и людям из "Ремингтона" хочется знать, как она
придется нашему брату, понравится или нет. Возьми-ка ее с собой. Отдашь па-
рой диких индюшек, да еще, коли ружье понравится, расскажешь остальным,
где купить такое же, слышишь?"
        Поразительно, думал Дэн. Они с Карен жили в каком-то фантастиче-
ском сне. Повышение на заводе свалилось, как снег на голову. Отношение к Дэ-
ну было уважительным. Карен с Джейми такими счастливыми и радостными он
еще никогда не видел. Только в прошлом месяце женщина, с которой Карен по-
знакомилась в баптистской церкви, отдала им богатый урожай овощей со свое-
го огорода -- хватит до самой зимы. Единственное, что можно было бы с боль-
шой натяжкой назвать неприятностью, припомнил Дэн, это то, как он выста-
вил себя дураком в конторе у Роя Хатэвэя. Он тогда порезал палец острым ку-
сочком пластмассы, отколовшимся от ручки, которой он подписывал договор
об аренде, и залил весь бланк кровью. Дэн понимал, помнить такое глупо, од-
нако инцидент засел в памяти, поскольку Дэн тогда понадеялся, что это не дур-
ное предзнаменование. Теперь-то он знал: ничто не могло быть дальше от исти-
ны.
        Он свернул за угол и увидел впереди дом Роя. На крыльце горел свет,
почти все окна тоже светились. Подъездная дорога была забита автомобилями,
главным образом знакомыми ему машинами других жителей Эссекса. "Что про-
исходит? -- удивленно подумал Дэн.-- Собрание общины? В Хэллоуин?"
        Он поставил свой грузовик рядом с новым "Кадиллаком" Тома Полсе-
на, поднялся по ступеням парадного крыльца к двери и постучал. Из леса за до-
мом Роя Хатэвэя донесся протяжный плачущий крик какого-то зверя. "Рысь,--
подумал Дэн.-- Их в лесу полно".
        Дверь открыла Лора Хатэвэй, приятная, симпатичная седая женщина
лет пятидесяти с хвостиком.-- С Хэллоуином, Дэн! -- весело сказала она.
        -- Привет! С Хэллоуином.-- Он переступил порог и различил аромат ду-
шистого вишневого трубочного табака, любимого табака Роя. На стенах у Ха-
тэвэев висело несколько неплохих картин маслом, а мебель выглядела новехонь-
кой.-- Что происходит?
        -- Мужчины внизу, в салоне,-- объяснила Лора.-- Небольшое ежегодное
сборище.-- Она повела Дэна к другой двери, через которую можно было по-
пасть вниз. При ходьбе Лора чуточку прихрамывала. Как понимал Дэн, не-
сколько лет назад ей отхватило газонокосилкой часть пальцев на правой ноге.
        -- На улице столько машин... похоже, здесь весь Эссекс.
        Она улыбнулась, доброе лицо прорезали морщинки.
        -- Сейчас здесь действительно все. Ступайте вниз и чувствуйте себя, как
дома.
        Дэн стал спускаться по лестнице. Внизу слышался сиплый голос Роя:
"...золотые сережки Дженни, те, что с маленькими жемчужинками. Карл, в этом
году ты отдаешь одного из новорожденных котят Тигрицы -- того, что с черны-
ми пятнами на лапках,-- и топор, который ты купил на прошлой неделе в скобя-
ной лавке. Фил, ему нужен один из твоих поросят и окра в маринаде, которую
Марси убрала в буфет..."
        Когда Дэн добрался до подножия лестницы, Рой умолк. Салон, устлан-
ный ярко-красным ковром (Рой болел за "Алый прилив"), заполняли мужчины
эссекской общины. В центре на стуле сидел Рой, дюжий седой мужчина с друже-
любными глубоко посаженными голубыми глазами. Он зачитывал какой-то
список. Остальные сидели вокруг и напряженно слушали. Рой вместе со всеми
поднял глаза на Дэна и задумчиво пыхнул трубкой.-- Здорово, Дэн. Бери кофе и
сядь, посиди.
        -- Я получил вашу записку. Что это за собрание? -- Дэн поглядел по сто-
ронам, увидел знакомые лица: Стив Мэллори, Фил Кэйн, Карл Лэнсинг, Энди
Маккатчен, и еще, еще. На столе у стены стояли кофейник, чашки и деревянное
блюдо с сэндвичами.
        -- Погоди минутку, я сейчас,-- сказал Рой. Озадаченный тем, что же мо-
жет быть так важно в Хэллоуин, Дэн наливал себе кофе, а сам тем временем
слушал, как Рой зачитывает список: -- Ладно, на ком мы остановились? По-мое-
му, на тебе, Фил. Следующий -- Том. В этом году ты отдаешь модель корабля,
которую сам склеил, пару туфель Энн -- серых, тех, что она купила в Бирминге-
ме, и куклу Тома-младшего, "солдата Джо". Энди, он хочет...
        "Э?" -- подумал Дэн, отхлебывая горячий черный кофе. Он посмотрел
на Тома -- казалось, тот очень долго просидел, затаив дыхание, и вот теперь
наконец перевел дух. Дэн знал, что на сборку модели "Железнобокого"<<4>> у
Тома ушел не один месяц. Дэн оглядел присутствующих; кого бы ни зацепил его
внимательный взгляд, все живо отводили глаза. Дэн заметил, что у Митча
Брэнтли, которому совсем недавно, в июле, жена родила первенца, совершенно
больной вид; лицо Митча цветом напоминало отсыревший хлопок. В воздухе
висела сизая пелена дыма, поднимавшегося от трубки Роя и от сигарет несколь-
ких других курильщиков. Чашки позвякивали о блюдца. Дэн посмотрел на
Аарона Грини. Тот в ответ уставился на него странно тусклыми, безжизненны-
ми глазами. Дэн слышал, что в прошлом году, примерно в это же время, у Ааро-
на умерла от сердечного приступа жена. Аарон показывал ему ее фотографии:
крепкая, здоровая с виду брюнетка лет сорока.
        -- ...клюшку для гольфа, твои серебряные запонки и Щебетунью,-- про-
должал Рой.
        Энди Маккатчен нервно хохотнул. Глаза на мертвено-бледном мяси-
стом лице были темными, тревожными.-- Рой, моя девчурка обожает эту кана-
рейку. Я хочу сказать... она к ней привязана не на шутку.
        Рой улыбнулся. Улыбка вышла натянутой, фальшивой. В ней было что-
то такое, от чего в животе у Дэна возник и стал расти твердый узелок напряже-
ния.
        -- Ты можешь купить ей другую, Энди,-- сказал он.-- Не так ли?
        -- Само собой, но она души не чает в этой...
        -- Все канарейки совершенно одинаковы.-- Рой затянулся. Когда он под-
носил руку к трубке, в свете люстры сверкнуло кольцо с крупным бриллиантом.
        -- Прошу прощенья, джентльмены.-- Дэн вышел вперед.-- Мне очень бы
хотелось, чтоб кто-нибудь объяснил мне, что происходит. Мои жена с дочуркой
готовятся к Хэллоуину.
        -- Вот и мы тоже,-- ответил Рой и выпустил облачко дыма.-- И мы тоже.-
- Он повел пальцем вниз по списку. Дэн увидел, что бумага грязная, в пятнах,
словно кто-то вытер ею изнутри помойное ведро. Почерк был корявый, углова-
тый.-- Дэн,-- сказал Рой и постукал пальцем по листу.-- В этом году он хочет
получить от тебя две вещи. Первое -- обрезки ногтей. Твоих ногтей. Второе...
        -- Погоди.-- Дэн попытался улыбнуться, но не сумел.-- Я что-то не пой-
му. Как насчет того, чтобы начать с начала?
        На одно долгое мгновение воцарилась тишина. Рой в упор смотрел на
Дэна. Дэн чувствовал на себе пристальные, настороженные взгляды других
глаз. На другом конце комнаты вдруг тихо заплакал Уолтер Фергюсон.-- Ах,
да,-- сказал Рой.-- Конечно. Это ведь твой первый Хэллоуин в Эссексе?
        -- Верно. Ну, и?
        -- Сядь-ка, Дэн.-- Рой указал на свободный стул рядом с собой.-- Давай,
садись, и я тебе все растолкую.
        Дэну не нравилась царившая в этой комнате атмосфера -- слишком уж
она была пропитана напряжением и страхом. Всхлипы Уолтера зазвучали
громче.-- Том,-- сказал Рой,-- своди Уолтера подышать, ладно? -- Том пробор-
мотал что-то в знак согласия и помог плачущему мужчине подняться со стула.
Когда они покинули салон, Рой чиркнул спичкой, заново раскуривая трубку, и
невозмутимо взглянул на Дэна Берджесса.
        -- Ну, выкладывайте,-- поторопил его Дэн, опускаясь на стул. На сей
раз ему удалось улыбнуться, но держаться на губах улыбка нипочем не желала.
        -- Сегодня канун Дня Всех Святых, Хэллоуин,-- пояснил Рой так, точно
разговаривал с умственно отсталым ребенком.-- Мы смотрим хэллоуиновский
список.
        Дэн невольно рассмеялся.-- Братцы, это что, шутка? Какой-такой хэлло-
уиновский список?
        Собираясь с мыслями, Рой сдвинул густые седые брови. Дэн вдруг по-
нял: Рой в том же темно-красном свитере, что и в тот день, когда Дэн, подписы-
вая договор на аренду, порезал палец.
        -- Назовем это... "перечнем отступного", Дэн. Понимаешь, мы все -- та-
кие же, как ты. Ты хороший человек. Лучшего соседа мы в Эссексе и предста-
вить себе не можем.-- Кое-кто закивал, и Рой бегло оглядел собравшихся.-- Эс-
секс -- место особое, Дэн. Совсем особое. Да ты уж и сам должен был понять.
        -- Конечно. Тут просто классно. Нам с Карен страшно нравится.
        -- Как и всем нам. Кое-кто из нас живет здесь давно. Мы высоко ценим
то, как хорошо нам тут живется. А эссекский Хэллоуин, Дэн,-- совершенно осо-
бенная ночь в году.
        Дэн нахмурился.
        -- Не понимаю.
        Рой вытащил золотые карманные часы, щелкнул крышкой, чтобы
взглянуть на стрелки, и опять закрыл их. Когда он снова поднял взгляд, его
глаза показались Дэну темными, мрачными и властными, как никогда. У него
все поджилки затряслись.-- Ты веришь в Дьявола? -- спросил Рой.
        Дэн снова захохотал.-- Мы чем тут занимаемся, страшные байки рас-
сказываем, что ли? -- Он оглядел комнату. Больше никто не смеялся.
        -- В Эссекс ты приехал,-- негромко сказал Рой,-- лишившись всего. Ты
был на мели. Без работы. Деньги почти все вышли. Твою кредитоспособность
оценивали как нулевую. Вашу старую машину впору было отправлять на свал-
ку. А вот теперь я хочу, чтобы ты подумал и вспомнил все то хорошее, что про-
изошло с тобой с тех пор, как ты вошел в нашу общину, и что ты, может стать-
ся, посчитал полосой везения. Ты получал все, чего бы ни пожелал, правда? Де-
нежки к тебе текут как никогда в жизни. Ты купил новехонький грузовик. По-
лучил повышение на заводе. А сколько еще хорошего ждет тебя в будущем...
нужно только пойти навстречу.
        -- Пойти навстречу? -- Дэну не нравилось, как это звучит.-- Что значит -
- пойти навстречу?
        -- Как все мы каждый Хэллоуин. Вот список. Каждый год, тридцать
первого октября, я нахожу под ковриком у входной двери такой список. Почему
разбираться с ним выбрали меня, я не знаю. Может, потому, что новые люди
перебираются сюда не без моей помощи. Перечисленное в этом списке оставля-
ют в Хэллоуин за входной дверью. Утром все исчезает. Он приходит ночью,
Дэн, и все забирает с собой.
        -- А, хэллоуиновский розыгрыш, вон оно что! -- ухмыльнулся Дэн.-- Гос-
поди Иисусе, а ведь провели вы меня, господа хорошие! Надо ж было такую ко-
медию ломать, и все ради того, чтоб меня напугать до усрачки!
        Но лицо Роя оставалось бесстрастным. Из уголка морщинистого рта
струйкой выбивался дым.-- Предметы по списку,-- ровным тоном продолжил
Рой,-- следует к полуночи собрать и оставить за дверью, Дэн. Если ты не собе-
решь и не оставишь их для него, он постучится в вашу дверь. А это тебе ни к че-
му, Дэн. Ей-Богу, ни к чему.
        Дэну чудилось, будто в горле у него плотно засел кусок льда, а тело го-
рит в лихорадке. Дьявол в Эссексе? Собирающий барахло вроде клюшек для
гольфа, запонок, моделей кораблей и любимых канареек?
        -- Да вы сдурели! -- удалось ему выговорить.-- Если это не какая-то по-
ганая шутка, стало быть, вы оба все свои винтики растеряли!
        -- Никакая это не шутка, и Рой в своем уме,-- сказал Фил Кэйн, который
сидел у Роя за спиной. Фил был здоровенным мужиком, начисто лишенным чув-
ства юмора. Примерно в миле отсюда у него была ферма -- он разводил свиней.-
- И ведь всего-то раз в год. Только в Хэллоуин. Черт, да взять только прошлый
год -- я выиграл в одну из тех лотерей, что проводят всякие журналы. Пятнад-
цать тыщ долларов одним махом! В позапрошлом году у меня помер дядя, про
которого я отродясь слыхом не слыхал, и оставил мне сто акров землицы в Ка-
лифорнии. Мы все время получаем с почтой всякую бесплатную ерунду. И толь-
ко раз в год нам приходится отдавать ему то, что нужно ему.
        -- Мы с Лорой ездим в Бирмингем на аукционы предметов искусства,--
подхватил Рой.-- И всегда получаем то, что хотим, по самой низкой из предла-
гаемых цен. А реальная стоимость полотен всегда в пять-десять раз больше тех
денег, что мы платим. На прошлый Хэллоуин он попросил прядь Лориных во-
лос и мою старую рубашку, которую я запачкал кровью, порезавшись во время
бритья. Помнишь, прошлым летом мы съездили на Бермуды за счет компании
по торговле недвижимостью? Мне вручили огромную сумму на расходы, и на
что бы я ни тратился, никто не задавал никаких вопросов. Он дает нам все, чего
мы ни пожелаем.
        "Кто не хочет горя знать, отступного должен дать!" -- мелькнула у Дэна
безумная мысль. Ему представилось, как некто громадный, безобразный и неук-
люжий утаскивает набор клюшек для гольфа, поросенка Фила и склеенную То-
мом модель. Боже правый, это было безумие! Неужели эти люди в самом деле
верили, что приносят жертвы некоему сатанинскому ряженому?
        Рой вскинул брови.-- Ты ведь не вернул дробовик? И деньги. И не отка-
зался от повышения.
        -- Ты подписал договор кровью,-- сказал Рой, и Дэн вспомнил: капли
крови из порезанного пальца упали на белый бланк договора чуть пониже его
фамилии.-- Знал ты об этом или нет, но ты одобрил то, что происходит в Эссек-
се вот уже более ста лет. Ты можешь иметь все, что угодно, Дэн, если раз в году,
в особенную ночь, будешь давать ему то, что нужно ему.
        -- Боже мой,-- прошептал Дэн. Его мутило, голова кружилась. Если это
правда... во что он оступился? -- Вы сказали... ему нужны от меня две вещи. Об-
резки ногтей и что еще?
        Рой заглянул в список и откашлялся.-- Он хочет обрезки и... первый сус-
тав мизинца с левой руки твоей девчурки.
        Дэн сидел, не шевелясь. Он неподвижно смотрел прямо перед собой,
страшась того жуткого момента, когда, раз начав смеяться, дохихикается пря-
миком до сумасшедшего дома.
        -- По правде сказать, это немного,-- сказал Рой.-- И крови будет немно-
го, верно, Карл?
        Карл Лэнсинг, мясник из барриморского "Пищевого Гиганта", припод-
нял левую руку, чтобы показать ее Дэну Берджессу.-- Ежели мясницким топори-
ком, да быстро, то и больно почти не будет. Ударишь разок порезче -- и готово
дело, косточка перебита. Сделаешь по-быстрому, так девчонка всей боли и не
почувствует.
        Дэн сглотнул. Гладко зачесанные назад черные волосы Карла под лам-
пой блестели от "Виталиса". Дэну всегда хотелось знать, как именно Карл ли-
шился большого пальца на левой руке.
        -- Если ты не положишь под дверь то, что он хочет,-- сказал Энди Мак-
катчен,-- он войдет в дом. А тогда, Дэн, он заберет больше, чем просил понача-
лу. И коли ему придется постучаться в вашу дверь, помоги вам Бог.
        Лицо у Дэна словно окоченело, а глаза превратились в схваченные мо-
розом камушки. Он, не отрываясь, смотрел на сидевшего в другой половине
комнаты Митча Брэнтли -- казалось, Митч вот-вот не то лишится чувств, не то
его стошнит. Дэн подумал о новорожденном сыне Митча, и ему расхотелось
размышлять над тем, что же может стоять в этом списке против имени Митча
или Уолтера Фергюсона. Он неуверенно поднялся со стула. Ему было очень
страшно, но не потому, что он поверил, будто Дьявол нынче ночью явится к не-
му в дом за странным и необычным выкупом,-- Дэна пугало другое: он понял,
что они верят в это, и не знал, как теперь себя вести.
        -- Дэн,-- ласково сказал Рой Хатэвэй,-- все мы в одной связке. Дело об-
стоит не так уж плохо. Ей-Богу. Обычно ему нужна только всякая мелочь. В об-
щем-то пустяки.-- Митч издал негромкий сдавленный стон. Дэн вздрогнул, но
Рой не обратил на это внимания. Дэн вдруг почувствовал острое желание под-
скочить к Рою, схватить его за грудки, за этот кроваво-красный свитер, и тря-
сти, трясти, пока тот не лопнет.-- Время от времени он... забирает что-нибудь
существенное,-- сказал Рой.-- Но не так уж часто. И всегда отдает гораздо боль-
ше, чем забирает.
        -- Вы сумасшедший. Вы все... сумасшедшие.
        -- Отдай ему то, что он хочет,-- глубоким басом, который по воскресень-
ям на утренней службе так выделялся в хоре баптистской церкви, заговорил
Стив Мэллори.-- Отдай, Дэн. Не заставляй его стучаться в вашу дверь.
        -- Отдай,-- втолковывал Рой.-- Ради себя самого, ради своей семьи.
        Дэн попятился от них. Потом он повернулся, взбежал вверх по лестни-
це, выбежал из дома (Лора Хатэвэй как раз выходила из кухни с большой мис-
кой соленого печенья), сбежал по ступенькам крыльца и кинулся через газон к
своему пикапу. Рядом с новым серебристым "Шевроле" Стива Мэллори стояли
Уолтер с Томом. Дэн услышал всхлип Уолтера: "...но ухо, Том! Боже милости-
вый, целое ухо! Нет!"
        Дэн забрался в грузовик и, оставив на асфальте двойную полосу рези-
ны, отъехал.

3

        Беспокойный ветер кружил в знобком воздухе сухие листья. Затормозив
на подъездной аллее у своего дома, Дэн вылез из машины и взбежал на крыль-
цо. К дверям Карен липкой лентой приклеила картонный скелет. Сердце у Дэна
тяжело бухало, и он решил не рисковать; если это тщательно продуманный и
подготовленный сложный розыгрыш -- пусть хоть полопаются со смеху. Но Ка-
рен и Джейми он отсюда увозит.
        На полпути к дому его посетила мысль, от которой чуть не пришлось
съехать с дороги, так его затошнило: а если бы список потребовал от него ло-
кон Джейми, он отдал бы его без звука? А как насчет обрезков ее ногтей? Цело-
го ногтя? Мочки уха? И, если бы он отдал что-нибудь такое, что оказалось бы в
списке отступного на будущий год? А через год?
        Если сделать это быстро, крови будет немного.
        -- Карен! -- крикнул он, отперев дверь и заходя в дом. В доме было
слишком уж тихо.-- Карен!
        -- Господи, Дэн! Что ты так орешь? -- Жена вошла в холл из коридора.
За ней показалась Джейми: клоунский грим, красная блузка, которая была ей
велика, джинсики с пестрыми заплатками и тапочки в круглых желтых наклей-
ках, изображавших радостные рожицы. Дэн понял, что, должно быть, похож на
ходячую смерть, поскольку Карен, увидев его, остановилась как вкопанная,
точно наткнулась на стену.-- Что случилось? -- испуганно спросила она.
        -- Послушай, ни о чем не спрашивай.-- Он дрожащей рукой вытер бле-
стящий от пота лоб. В ласковых карих глазах Джейми отразился ужас, который
Дэн принес с собой в дом.-- Мы уезжаем. Немедленно. Поедем в Бирмингем, по-
селимся в мотеле.
        -- Но ведь сегодня Хэллоуин! -- сказала Карен.-- Вдруг к нам придут ря-
женые!
        -- Прошу тебя... не спорь! Нам нужно сейчас же уехать отсюда! -- Дэн с
усилием оторвал взгляд от левой руки дочурки; все это время он смотрел на ее
мизинец, и в голове у него проносились страшные мысли.-- Сию же минуту,--
повторил он.
        Ошеломленная, ничего не понимающая Джейми чуть не плакала. Рядом
с ней на столе стояла тарелка с праздничным угощением -- ухмыляющимися
сладкими тыковками с серебряными глазками и ртами из лакрицы.-- Мы долж-
ны уехать,-- хрипло проговорил Дэн.-- Я не могу объяснить, почему, но уехать
придется.-- И, не успела Карен рта раскрыть, велел ей, пока сам он будет про-
гревать мотор грузовика, собрать то, что она считает нужным -- зубную пасту,
какой-нибудь жакет, нижнее белье.-- Только быстро! -- с нажимом сказал он.--
Ради Бога, поторопись!
        Во дворе мимо лица, колко задевая за щеки, проплывали сухие листья.
Дэн проскользнул за руль пикапа, сунул ключ в зажигание и повернул.
        Испустив протяжный стон, мотор залязгал, задребезжал и умолк.
        "Господи Иисусе!" -- подумал Дэн. Он был очень близок к панике. Рань-
ше у него никогда не бывало никаких проблем с грузовиком! Он надавил на ак-
селератор и еще раз попробовал завести мотор. Движок был мертвее мертвого,
а на приборном щитке предостерегающе замигали красные лампочки: тормоз-
ная жидкость, масло, аккумулятор, даже бензин.
        Ну, разумеется! -- дошло до Дэна. Конечно. За грузовик он расплатился
деньгами, которые выиграл. Грузовик появился в то время, когда он уже проч-
но осел в Эссексе... и то, что сегодня ночью должно было придти к ним в дом, не
желало, чтобы он увел этот грузовик из Эссекса.
        Тогда можно убежать. Побежать по дороге. Но что, если в безлюдной
тьме они наткнутся на хэллоуиновского гостя? Что, если тот появится на доро-
ге у них за спиной, требуя причитающийся ему выкуп, точно на редкость про-
тивный ребенок?
        Он снова попытался завести грузовик. Глухо.
        Вернувшись в дом, Дэн с треском захлопнул и запер дверь. Он сходил на
кухню и закрыл на замок черный ход, а жена и дочь наблюдали за ним так, точ-
но он спятил. Дэн заорал: "Карен, проверь все окна! Убедись, что они плотно
закрыты! Скорее, черт побери!" Он пошел в чулан и извлек оттуда свой дробо-
вик, снял с полки коробку патронов. Вскрыв коробку, Дэн поставил ее на стол
рядом с тыквочками-конфетами, переломил ружье и загнал по патрону в каж-
дый ствол. Потом закрыл казенную часть и поднял голову: вернулись жмущиеся
друг к дружке Карен с Джейми.
        -- Все... окна закрыты,-- прошептала Карен; ее испуганные голубые гла-
за заметались от лица Дэна к дробовику и обратно.-- Дэн, что с тобой?
        -- Сегодня ночью к нам под дверь явится неизвестно что,-- ответил он.--
Что-то жуткое. Мы должны не подпустить его, удержать на расстоянии. Не
знаю, по силам ли нам это, но попытаться надо. Ты понимаешь, что я говорю?
        -- Это... Хэллоуин,-- сказала она, и Дэн понял: Карен думает, что он со-
всем чокнулся.
        "Телефон!" -- вдруг подумал он и бегом кинулся к аппарату. Сняв труб-
ку, он набрал номер барриморского оператора, чтобы вызвать полицейскую
машину. Констебль, нынче вечером к нам собрался заглянуть Дьявол. Он уже в
пути, а у нас нет его любимых леденцов.
        Но на другом конце линии пронзительно трещали электрические разря-
ды, похожие на взрывы зловещего смеха. Сквозь треск и шум Дэн расслышал
такое, что поневоле подумал, что и впрямь свихнулся: раз за разом повторяю-
щийся бредовый мотивчик из мультика про поросенка Порки, грохот тарелок,
барабанную дробь марширующего военного оркестра, разнообразное хлю-
панье, стоны и охи, словно он подключился к вечеринке каких-то зловещих по-
луночников. Дэн выронил трубку; та закачалась на конце провода, точно труп
линчеванного. Надо подумать, сказал себе Дэн. Разобраться. Понять, что к че-
му. Задержать эту сволочь. Я должен его задержать. Нельзя пускать его сюда.
Он взглянул на камин, почувствовал, как ужас с сокрушительной силой вновь
обрушивается на него, и закричал: -- Боже милостивый! Надо перекрыть камин-
ную трубу!
        Опустившись на колени, он сунул руку в трубу и закрыл заслонку. В ка-
мине уже лежали приготовленные к первому холодному дню сосновые поленья,
растопка и газеты. Дэн сходил на кухню, взял коробок спичек и положил его в
нагрудный карман; когда он вернулся в комнату, Джейми плакала, а Карен
крепко обнимала ее, приговаривая шепотом: "Ш-ш-ш, моя хорошая. Ш-ш-ш".
Она внимательно наблюдала за мужем -- так, как следят за собакой с пеной на
морде.
        Дэн притащил стул, поставил его примерно в десяти футах от входной
двери и уселся, положив дробовик на колени. Ввалившиеся глаза обметало ли-
ловыми кругами. Дэн посмотрел на свои новые часы; стекло неизвестно отчего
разлетелось, стрелки отвалились.
        -- Дэн,-- сказала Карен... и тоже расплакалась.
        -- Я люблю тебя, милая,-- сказал он ей.-- Ты же знаешь, что я люблю вас
обеих, верно? Клянусь, это так. Я не впущу его. Я не отдам ему то, чего он хо-
чет. Ведь если я сделаю это, что он тогда заберет на будущий год? Я люблю вас
обеих и хочу, чтобы вы помнили об этом.
        -- О Боже... Дэн.
        -- Они думают, я сделаю, как велено, а потом оставлю это ему за
дверью,-- проговорил Дэн, крепко, до белых пальцев, стискивая дробовик.-- По-
ихнему, я могу взять разделочный топорик и...
        Свет замигал, и Карен взвизгнула. Ее вопль слился с жалобным криком
Джейми.
        Дэн почувствовал, что лицо у него перекосилось от страха. Свет морг-
нул, мигнул... и погас.
        -- Он идет,-- хрипло выдохнул Дэн.-- Скоро заявится.-- Он встал, подо-
шел к камину, нагнулся и чиркнул спичкой. Огонь разгорелся как следует лишь
с четвертой попытки; оранжевые отсветы пламени превратили гостиную в хэл-
лоуиновскую "Комнату Ужасов", а дым, натолкнувшись на задвинутую вьюш-
ку, повалил в комнату и подобно сонму мятущихся духов зыбко заклубился у
стен. К стене прижималась и Карен; по щекам Джейми ручейками тек клоун-
ский грим.
        Дым ел глаза. Дэн вернулся на свой стул и стал следить за дверью.
        Он не знал, сколько еще времени прошло, прежде чем он почувствовал,
что на крыльце кто-то есть.
        Дом был полон дыма, однако в комнате вдруг сделалось холодно до ло-
моты в костях. Дэну почудилось, будто он слышит, как на крыльце что-то цара-
пается, выискивает под дверью то, чего там нет.
        Он постучится в вашу дверь. А это тебе ни к чему. Ей-Богу, ни к чему.
        -- Дэн...
        -- Ш-ш-ш,-- предостерег он жену.-- Слушай! Он там, за дверью.
        -- Он? Кто? Я не слышу...
        Стук в дверь был таким, будто по филенке с размаху грохнули кувал-
дой. Сквозь пелену дыма Дэн увидел, что дверь дрожит. За первым ударом по-
следовал второй, еще более мощный. И третий, от которого дверь прогнулась
внутрь, словно была картонной.
        -- Уходи! -- закричал Дэн.-- Здесь для тебя ничего нет!
        Молчание.
        "Все это фокусы,-- подумал он.-- Штучки-дрючки. Там, снаружи, в тем-
ноте -- Рой, Том, и Карл, и Стив, и все остальные, и они просто подыхают со
смеху!" Но комната пугающе выстывала. Дэн вздрогнул и увидел, как выдохну-
тый им воздух облачком пара проплывает мимо лица.
        По крыше над их головами что-то заскребло, словно чьи-то когтистые
лапы искали слабо сидящую чешуйку черепицы.
        -- УХОДИ! -- Голос Дэна сорвался.-- УХОДИ, СВОЛОЧЬ!
        Царапанье прекратилось. На долгую минуту воцарилась полная тиши-
на, а потом на крышу что-то грянулось, точно туда сбросили наковальню. Дом
так и застонал. Джейми пронзительно завизжала, а Карен крикнула: "Что это,
Дэн, что там такое?"
        В тот же миг за дверью черного хода послышался дружный смех. Кто-то
сказал: "Ладно, пожалуй, хватит!" Другой голос окликнул: "Эй, Дэн! Теперь
можешь открывать! Это мы просто дурака валяем!" Третий голос проговорил:
"Дэнни, старичок, кто не хочет горя знать, отступного должен дать!"
        Дэн узнал голос Карла Лэнсинга. Вновь раздались смешки, гиканье,
крики "Отступного! Отступного! Выкуп!"
        Боже правый! Дэн поднялся. Шутка. Жестокий, смешной розыгрыш!
        -- Открывай! -- крикнул Карл.-- Нам не терпится увидеть твою физионо-
мию!
        Дэн чуть не расплакался, однако пламя гнева уже разгоралось, и в голо-
ве мелькнуло, что можно попросту взять всю эту братию на прицел, да и при-
грозить отстрелить им яйца. Они что, все не в своем уме, что ли? А свет и теле-
фон? Это-то им как удалось подстроить? Неужто в Эссексе существует некий
клуб безумцев? На трясущихся ногах Дэн подошел к двери, отпер ее...
        Позади Карен вдруг сказала:
        -- Дэн, не надо!
        ...и открыл.
        На крыльце стоял Карл Лэнсинг. Черные волосы были гладко зачесаны,
глаза блестели, как новехонькие монетки. Он был похож на кота, проглотивше-
го канарейку.
        -- Проклятые кретины! -- забушевал Дэн.-- Да вы хоть знаете, как пере-
пугали и меня самого, и мою семью? Надо бы вам яйца на фиг поотстре...
        И тут он умолк, сообразив, что Карл стоит на крылечке один.
        Карл усмехнулся. Зубы у него были черные. "Кто не хочет горя знать,
отступного должен дать",-- прошептал он, занося топор, который до поры до
времени держал за спиной.
        Дэн с криком ужаса попятился, чуть не упал и вскинул дробовик. При-
творившееся Карлом существо медленно просочилось за порог. Занесенное лез-
вие топора отсверкивало оранжевыми огненными бликами.
        Дэн спустил курок дробовика, но ружье не сработало. Стволы дружно
не желали стрелять. "Чем-то забилось!" -- исступленно подумал Дэн и перело-
мил дробовик, чтобы прочистить казенную часть.
        Никаких патронов в дробовике не было. В патронниках плотно сидели
леденцовые тыквочки Карен.
        -- КТО НЕ ХОЧЕТ ГОРЯ ЗНАТЬ, ОТСТУПНОГО ДОЛЖЕН ДАТЬ!
ОТКУПИСЬ, ДЭН, НЕ ТО ХУЖЕ БУДЕТ! -- выло существо.-- ДАЙ ОТСТУП-
НОГО!
        Дэн ударил прикинувшуюся Карлом тварь ружейным прикладом в жи-
вот. Изо рта у нее во все стороны полетела каша из желтых перышек канарейки
и кусочков котенка вперемешку с чем-то еще, возможно, былым поросенком.
Дэн ударил еще раз, и тело чудовища схлопнулось, точно аэростат при взрыве.
Дэн лихорадочно схватил Карен за руку (да так быстро, что его собственная
рука превратилась в неясное смазанное пятно); они сбежали по ступенькам
крыльца и через газон, по подъездной аллее, по проселку кинулись в сторону
главного шоссе, а хэллоуиновский ветер цеплялся за плечи, дергал за волосы,
тянул за одежду.
        Дэн оглянулся, но не увидел ничего, кроме тьмы. Ветру вторил тонень-
кий визг Джейми. Среди холмов холодными звездами сверкали далекие огни
других эссекских домов.
        Они добрались до шоссе. Дэн посадил Джейми себе на плечи, и все рав-
но они продолжали бежать в ночь, теперь -- по обочине дороги, где высокий
бурьян хватал за щиколотки.
        -- Смотри! -- вскрикнула Карен.-- Кто-то едет, Дэн! Смотри!
        Он посмотрел. К ним приближались фары. Дэн встал посреди шоссе, не-
истово размахивая руками. Автомобиль -- серый фургон-"фольксваген" -- на-
чал сбавлять ход. За рулем сидела женщина в костюме ведьмы, из окна выгля-
дывали двое одетых призраками ребятишек. Люди из Барримор-Кроссинг, по-
нял Дэн. Слава Богу! -- Помогите! -- взмолился он.-- Пожалуйста! Нам надо во
что бы то ни стало выбраться отсюда!
        -- Неприятности? -- спросила женщина.-- Авария или что другое?
        -- Да! Авария! Пожалуйста, подвезите нас в Барримор-Кроссинг, в по-
лицейский участок! Я заплачу! Только отвезите нас туда, я вас очень прошу!
        Женщина неуверенно посмотрела на них, быстро оглянулась на ребяти-
шек в маскарадных костюмах, потом жестом указала на заднее сиденье.-- Так и
быть, залезайте.
        Они благодарно забрались в машину; женщина надавила на педаль га-
за. Карен укачивала на коленях всхлипывающую дочку, а голос Дэна, когда он
сказал "теперь порядок; теперь-то все будет хорошо", дрожал. Одетые призра-
ками детишки с любопытством пялились на них через спинку сиденья.
        -- В аварию попали, говорите? -- спросила женщина и, когда Дэн кив-
нул, посмотрела в зеркало заднего вида.-- А где ваша машина? -- Один из малы-
шей тихонько хихикнул.
        И в это мгновение что-то сырое и липкое шлепнулось Дэну на щеку и
медленно потекло по ней. Он коснулся этой жидкости и посмотрел на свои
пальцы. Слюни, подумал он. Это похоже на...
        Еще одна капля угодила ему на лоб.
        Он задрал голову и посмотрел на крышу салона.
        У фургона были зубы. Из влажной серой крыши выступали длинные за-
зубренные клыки; такие же клыки медленно поднимались из пола. С них капала
густая тягучая слюна.
        Дэн услышал истошный крик жены и захохотал -- захохотал страшно,
безудержно, и этот смех, который невозможно было обуздать, стремительно от-
бросил его за грань безумия.
        -- Кто не хочет горя знать, отступного должен дать, Дэн,-- промолвило
существо, сидевшее за рулем.
        Последней связной мыслью Дэна была та, что уж Дьявол-то само собой
может позволить себе явиться в таком вот сногсшибательном карнавальном ко-
стюме.
        Клыкастые челюсти захлопнулись и задвигались, словно мельничные
жернова.
        А потом фургон, теперь больше похожий на огромного таракана, сполз
с дороги и быстро побежал через поле к темным холмам, где торжествующе виз-
жал хэллоуиновский ветер.

ЧИКО<<5>>

        -- Все -- дерьмо,-- объявил Маркус Саломон после очередного изрядного
глотка эликсира мудрости. Он допил пиво и поставил глухо звякнувшую бу-
тылку на ободранный стол возле своего кресла. Шум выпугнул из-под выступа-
ющего края переполненной пепельницы прятавшегося там таракана, и тот бе-
жал в поисках более надежного укрытия.-- Матерь Божья! -- возопил Саломон,
поскольку таракан -- блестящий, черный экземпляр добрых два дюйма длиной -
- перепрыгнул на ручку кресла и заскользил по ней, неистово перебирая лапка-
ми. Саломон ахнул по таракану пивной бутылкой, промазал, таракан пробежал
по креслу вниз, очутился на полу и пулей метнулся к одной из трещин, которые
во множестве тянулись вдоль плинтуса. У Саломона было выпирающее "пив-
ное" брюхо и целый каскад подбородков, однако проворства он все еще не ут-
ратил; во всяком случае, он оказался шустрее, чем ожидал таракан. Выскольз-
нув из кресла, Саломон грузно протопал по комнате и придавил таракана но-
гой, прежде чем насекомое сумело втиснуться в щелку.
        -- Гаденыш! -- негодующе кипел он.-- Ну, сволочь маленькая! -- Он пере-
нес на ногу всю свою тяжесть, и раздавшееся хруп превратило его презритель-
ную ухмылку в довольную усмешку.-- Что, взял я тебя за жопу, а? -- Он растер
таракана по полу, точно это был окурок, и задрал ногу, чтоб полюбоваться
итогом кровавой расправы. Таракана разорвало почти пополам, брюшко вда-
вилось в половицы. Единственная лапка слабо подергивалась.-- Вот тебе, пара-
зит! -- сказал Саломон... но не успел он договорить, как еще один черный тара-
кан, выскочив из щели под плинтусом, побежал мимо своего мертвого товари-
ща в противоположном направлении. Яростно взревев (крик этот сотряс тон-
кие стены и грязное стекло в открытом окошке, выходящем на пожарную лест-
ницу), Саломон погнался за ним, тяжело бухая ногами в пол. Второй таракан
оказался проворнее и хитрее первого и попытался забраться под вытертый ко-
ричневый коврик, лежавший за порогом гостиной, там, где начинался ведший в
глубь квартиры узкий коридорчик. Однако Саломон был опытным убийцей;
дважды он промахивался, но на третий раз оглушил таракана, и тот сбился с
курса. Четвертый удар башмака о пол смял насекомое; от пятого таракан лоп-
нул. Саломон опустил на таракана все свои двести тридцать семь фунтов, рас-
тирая его по доскам. В пол снизу застучали -- вероятно, шваброй,-- и чей-то го-
лос прокричал: "Эй, там, наверху! Хватит шуметь! Весь дом развалите, будь он
неладен!"
        -- Я тебе жопу развалю, рыло обезьянское! -- заорал Саломон, адресуясь
к миссис Кардинса, старухе, которая жила этажом ниже. Сразу же раздался
тонкий, взвинченный до бабьего визга голос мистера Кардинсы, в котором зву-
чало плохо скрываемое бешенство: "Нечего так разговаривать с моей женой!
Да я к тебе легавых вызову, сволочь!"
        -- Давай-давай, вызывай! -- прокричал Саломон и притопнул еще ра-
зок.-- Может, им захочется потолковать с твоим племянничком про то, кто же
это в нашем доме всю наркоту продает! Давай, звони! -- Это утихомирило суп-
ругов Кардинса, а Саломон обеими ногами нарочито громко затопал по полу у
них над головой. Под его тяжестью половицы пронзительно заскрипели. Но
тут завелся сосед-пьянчуга Бриджер: "Да заткнитесь вы там! Дайте человеку по-
спать, чтоб вас черти побрали!"
        Саломон подкрался к стене и заколотил по ней. Стояла середина авгу-
ста, было душно, парило, и воздух в квартире словно бы загустел; лоб Саломо-
на блестел от пота, а футболка была в мокрых пятнах.-- Сам туда катись! Кого
это ты посылаешь к черту? Вот приду, намылю жопу твою тощую, ты...-- Его
внимание привлекло какое-то движение: по полу, точно надменный черный ли-
музин, мчался таракан.-- Сукин сын! -- взвизгнул Саломон, в два прыжка до-
гнал насекомое и обрушил на него башмак. Для таракана настал Судный День.
Скрипя зубами, Саломон безжалостно давил. С подбородков капал пот. Хруп --
и Саломон размазал внутренности насекомого по полу.
        Уловив уголком глаза еще какое-то движение, он обернулся -- сплошная
стена живота -- и посмотрел на того, кого считал тараканом другой породы.--
А тебе какого черта надо?
        Разумеется, Чико не ответил. Он на четвереньках вполз в комнату и те-
перь сидел на корточках, слегка склонив набок непомерно большую голову.
        -- Эй! -- сказал Саломон.-- Хочешь поглядеть что-то занятное? -- Он ух-
мыльнулся, показав гнилые зубы.
        Чико тоже осклабился. С мясистого смуглого лица глядели разные гла-
за; один был глубоко посаженный, темный, а другой -- совершенно белый: мерт-
вый слепой камушек.
        -- Взаправду занятное! Хочешь поглядеть? -- Саломон, продолжая ухмы-
ляться, утвердительно качнул головой, и, подражая ему, Чико тоже ухмыльнул-
ся и кивнул.-- Тогда иди сюда. Сюда, сюда.-- Он показал пальцем на желтые,
поблескивающие тараканьи внутренности, лежавшие на полу.
        Ничего не подозревающий Чико энергично пополз к Саломону. Тот от-
ступил.-- Вот туточки,-- сказал он и притронулся к влажно поблескивающей ка-
шице носком ботинка.-- А на вкус-то чисто конфета! Ням-ням! Ну-ка, давай,
лизни!
        Чико уже был над желтым мазком. Он посмотрел на пятно, потом един-
ственным темным глазом снизу вверх вопросительно взглянул на Саломона.
        -- Ням-ням! -- повторил Саломон и погладил себя по животу.
        Чико нагнул голову и высунул язык.
        -- Чико!
        Высокий, нервный женский голос остановил Чико, прежде чем он до-
брался до пятна. Чико поднял голову и сел, глядя на мать. Шея под тяжестью
головы незамедлительно начала напрягаться, отчего череп склонился несколько
набок.
        -- Не делай этого,-- сказала женщина Чико и помотала головой.-- Нет.
        Чико заморгал здоровым глазом. Он поджал губы, беззвучно выгово-
рил нет и отполз от дохлого таракана.
        София вся дрожала. Она сердито сверкала глазами на Саломона, тон-
кие руки висели вдоль тела, пальцы были сжаты в кулаки.
        -- Как ты мог... такое?
        Он пожал плечами; ухмылка стала чуть менее широкой, точно рот Са-
ломона был раной, оставленной очень острым ножом.
        -- Я просто шутил с ним, вот и все. Я не позволил бы ему сделать это.
        -- Иди сюда, Чико,-- позвала София, и двенадцатилетний мальчик быст-
ро подполз к матери. Он притулился головой к ее ноге, как могла бы приту-
литься собака, и София коснулась курчавых черных волос.
        -- Больно уж серьезно ты все воспринимаешь,-- сказал Саломон и пин-
ком отправил раздавленного таракана в угол. Ему нравилось их убивать; под-
бирать трупы было делом Софии.-- Заткнись! -- проревел он в стену Бриджеру --
тот все еще кричал, что в этом гнойнике, в этой чертовой дыре, ни дна ей, ни
покрышки, человеку никогда нельзя выспаться. Бриджер умолк, зная, когда не
следует лезть на рожон и искушать судьбу. В квартире этажом ниже чета Кар-
динса тоже хранила молчание, не желая, чтобы потолок рухнул им на голову.
Но в комнате роились иные звуки, долетавшие и из открытого окна, и из нутра
убогого дома: неотступный, сводящий с ума рев уличного движения на Ист-Ри-
вер-драйв; два голоса, мужской и женский, громко переругивающиеся на заму-
соренном бетонном квадрате, который район именовал "парком"; рев пущенно-
го на полную громкость стереомагнитофона; громкое хлюпанье и урчание пере-
груженного водопровода и стрекот вентиляторов, которые в жаре и духоте бы-
ли абсолютно бесполезны. Саломон уселся в любимое кресло с продавленным
сиденьем, из-под которого свисали пружины.-- Принеси-ка пивка,-- велел он.
        -- Возьми сам.
        -- Я сказал... принеси пива.-- Он повернул голову и уставился на Софию
глазами, грозившими уничтожить.
        София выдержала его взгляд. Миниатюрная, темноволосая, с безжиз-
ненным лицом, она сжала губы и не двинулась с места; она походила на креп-
кий тростник, гнущийся под напором надвигающейся бури.
        Большие костяшки пальцев Саломона задвигались.
        -- Если мне придется встать с этого кресла,-- спокойно сказал он,-- ты
крупно пожалеешь.
        Жалеть Софии уже приходилось. Однажды Саломон отвесил ей такую
пощечину, что голова у нее три дня гудела, как колокол Санта-Марии. В дру-
гой раз он отшвырнул ее к стене и переломал бы ей все ребра, не пригрози
Бриджер сходить за полицией. Правда, хуже всего было в тот раз, когда Сало-
мон пнул Чико и синяк с плеча мальчика не сходил целую неделю. В нынешний
переплет они угодили из-за нее, не из-за Чико, и всякий раз, когда страдал сын,
сердце Софии разрывалось на части.
        Саломон положил руки на подлокотники, готовясь подняться с кресла.
        София повернулась и сделала те четыре шага, что отделяли комнату от
каморки, служившей кухней. Она открыла тарахтящий холодильник, содержи-
мое которого представляло собой сборную солянку: разнообразнейшие остатки
и объедки, коробки со всякой съедобной всячиной и бутылки с пивом, самым
дешевым, какое нашел Саломон. Саломон вновь устроился в кресле, полностью
игнорируя Чико, бездумно ползавшего по полу туда-назад. Тараканище ни-
кчемный, думал Саломон. Следовало бы раздавить это отродье. Избавить от
жалкого существования, от страданий. Черт, да разве лучше быть глухим, не-
мым и полу-слепым? Все равно, рассуждал Саломон, башка у пацана пустая. Ни
капли мозгов. Даже ходить этот кретин и то не может. Только ползает на ка-
рачках, путается под ногами, идиот придурошный. Вот кабы он мог выйти из
дома да подсуетиться где-нибудь насчет деньжат, может, было бы другое дело,
но, насколько понимал Саломон, Чико лишь занимал место, жрал и срал. "Ты,
ноль без палочки",-- сказал он и посмотрел на мальчика. Чико, отыскав свой
обычный угол, сидел там и ухмылялся.
        -- И чего это тебе все кажется таким смешным, едрена мать! -- фыркнул
Саломон.-- Поработал бы в доках на разгрузке, как я каждый вечер вкалываю,-
- небось, поменьше бы лыбился, дебил чертов!
        София принесла пиво. Он вырвал бутылку у нее из рук, отвинтил кры-
шечку, отшвырнул и большими, жадными глотками выхлебал содержимое.--
Скажи ему, чтоб перестал,-- велел он Софии.
        -- Что перестал?
        -- Ухмыляться. Скажи, чтоб перестал лыбиться и еще -- чтоб перестал
глазеть на меня.
        -- Чико тебе ничего плохого не делает.
        -- С души воротит смотреть на его чертову уродскую рожу! -- закричал
Саломон. Он увидел, как мелькнуло что-то темное: мимо ноги Чико вдоль трес-
нувшего плинтуса пробежал таракан. По носу Саломона покатилась бисеринка
пота, но он утерся раньше, чем капля добралась до кончика.-- Печет,-- сказал
он.-- Не выношу жарынь. Голова от нее трещит.-- В последнее время голова у
Маркуса Саломона болела чрезвычайно часто. А все этот дом, подумал он.
Грязные стены и окошко на пожарную лестницу. Черные волосы Софии, в
тридцать два года уже пронизанные седыми прядями, и отчужденная усмешка
Чико. Нужна какая-то перемена, смена обстановки, не то он сойдет с ума. Вооб-
ще, какого черта он связался с этой бабой и ее дебильным чадом? Ответ был до-
статочно ясен: чтоб было, кому приносить пиво, стирать шмотки и раздвигать
ноги, когда Саломон того хотел. Больше на нее никто бы не позарился, а тем,
кто занимался социальным обеспечением, довольно было бы поставить пример-
но одну подпись, чтобы упечь Чико в приют к другим таким же кретинам. Са-
ломон погладил прохладной бутылкой лоб. Поглядев в угол, на Чико, он уви-
дел, что мальчишка по-прежнему улыбается. Так Чико мог сидеть часами. Эта
ухмылка; в ней было что-то такое, что действовало Саломону на нервы. Позади
Чико вверх по стене вдруг пробежал здоровенный черный таракан, и Саломон
взорвался, словно выдернули чеку.-- К чертям собачьим! -- заорал он и запустил
в таракана полупустой пивной бутылкой.
        София завизжала. Бутылка угодила в стену прямо под тараканом, шес-
тью или семью дюймами выше вздутого черепа Чико (но не разбилась, только
расплескала повсюду пиво), упала и покатилась по полу, а таракан метнулся
вверх по стене и юркнул в щель. Чико сидел совершенно неподвижно и ухмы-
лялся.
        -- Сдурел! -- закричала София.-- Псих ненормальный! -- Она опустилась
на колени, прижала сына к себе, и Чико обнял ее худыми смуглыми руками.
        -- Пусть перестанет пялить на меня зенки! Заставь его! -- Саломон вско-
чил; толстое брюхо и подбородки тряслись от бешеной злобы -- на Чико, на
черных блестящих тараканов, которых, кажется, приходилось убивать снова и
снова, на простеганные трещинами стены и ревущий шум Ист-Ривер-драйв.-- Я
ему всю харю набок сверну, мама родная не узнает, вот те крест!
        София ухватила Чико за подбородок. Тяжелая голова сопротивлялась,
но Софии все-таки удалось отвернуть лицо Чико от Саломона. Привалившись
головой к плечу матери, мальчик испустил тихий бессильный вздох.
        -- Пойду прогуляюсь,-- объявил Саломон. Ему было досадно -- не пото-
му, что он бросил в Чико бутылкой; потому, что пиво пропало зря. Он покинул
комнату, вышел за дверь и двинулся в конец коридора, к общей уборной.
        София покачивала сына в своих объятиях. "Хватит верещать!" -- крик-
нул кто-то в коридоре. Где-то играло радио, от стены к стене гулял громовой
рэп. Откуда-то наплывал горьковато-сладкий запах: в одной из нежилых, за-
брошенных квартир, служивших теперь прибежищем наркоманам и торговцам
наркотиками, химичили с кокаином. Далекий вой полицейской сирены породил
за дверью напротив панический быстрый топот, но сирена мало-помалу затих-
ла, и топот смолк. Как она дошла до жизни такой, София не знала. Нет-нет, ре-
шила она, неправда. Она отлично знала -- как. Обычная история: нищета, ос-
корбления и жестокие побои от отца -- по крайней мере, мать Софии называла
того человека ее отцом. По ходу сюжета София в четырнадцать лет станови-
лась дешевой проституткой, промышлявшей в испанском Гарлеме; игла, кока-
ин, обчищенные карманы туристов на Сорок второй улице. История из тех,
что, единожды начав разматывать, обратно уже не смотаешь. Софии случалось
оказываться и на распутье, когда требовалось принять решение... но она неиз-
менно выбирала улицу, погруженную во мрак. Тогда она была молода, ее тяну-
ло к острым ощущениям. Кто был отцом Чико, она, честно говоря, не знала:
возможно, торговец, который сказал, что он из Олбани и жена к нему охладела,
возможно, толкач с Тридцать восьмой улицы, тот, что носил в носу булавки, а
может быть, один из множества безликих клиентов, тенями проходивших
сквозь одурманенное сознание. Но София знала, что ее грех так раздул голову
младенца еще в утробе и превратил малыша в бессловесного страдальца. Грех,
а еще то, что как-то раз ее спустили с лестницы с ребенком на руках. Такова
жизнь. София боялась Саломона, но боялась и лишиться Чико. Кроме сына, у
нее ничего не было и ничего уже не предвиделось. Пусть Саломон жестокий,
бесчувственный и грубый, зато он не выкинет их на улицу и не изобьет слиш-
ком сильно; уж больно ему нравится ее пособие по безработице плюс те деньги,
которые она получает на содержание ребенка с задержкой в развитии. София
любила Чико; он нуждался в ней и она не желала отдавать его в холодные, рав-
нодушные руки государственного учреждения.
        София прислонилась головой к голове Чико и прикрыла глаза. Совсем
молоденькой девочкой она часто мечтала о ребенке... и в мечтах дитя предста-
вало безупречным, счастливым, здоровым мальчуганом, полным любви, благо-
дати и... да, и чудес. Она пригладила Чико волосы и почувствовала на щеке
пальцы сына. София открыла глаза и посмотрела на него, на единственный
темный глаз и на мертвый, белый. Пальцы Чико легкими касаниями путешест-
вовали по ее лицу; София схватила руку сына и ласково придержала. Пальцы у
него были длинные, тонкие. Руки врача, подумала она. Целителя. Если бы толь-
ко... если бы только...
        София посмотрела в окно. В знойных серых тучах над Ист-Ривер вид-
нелся осколок синевы. "Все еще переменится,-- зашептала она на ухо Чико.-- Не
всегда будет так, как сейчас. Придет Иисус, и все изменится. В одно мгновенье,
когда ты меньше всего ожидаешь. Придет Он в белых одеждах, Чико, и возло-
жит на тебя руки свои. Он возложит руки свои на нас обоих, и тогда, о, тогда
мы взлетим над этим миром -- высоко, так высоко... Ты веришь мне?"
        Чико не сводил с нее здорового глаза, а его ухмылка то появлялась, то
исчезала.
        -- Ибо обещано,-- прошептала она.-- Будет сотворено все новое. Всяк
будет здрав телом и всяк обретет свободу. И мы с тобой, Чико. И мы с тобой.
        Открылась и с глухим хлопком закрылась входная дверь. Саломон спро-
сил:
        -- О чем шепчемся? Обо мне?
        -- Нет,-- сказала она.-- Не о тебе.
        -- Оно бы лучше. А то как бы я кой-кому не надраил жопу.-- Пустая уг-
роза, оба это знали. Саломон рыгнул -- отрыжка походила на дробь басового
барабана -- и двинулся через комнату. Перед ним по полу прошмыгнул еще
один таракан.-- Едрена мать! Откуда они лезут, сволочи? -- Понятное дело, в
стенах этих тварей, должно быть, обреталось видимо-невидимо, но, сколько Са-
ломон ни убивал, дом кишел ими. Из-под кресла выскочил второй таракан,
крупнее первого. Саломон взревел, вынес ногу вперед и притопнул. Таракан с
перебитой спиной завертелся на месте. Ботинок Саломона опустился вторично,
а когда поднялся, таракан остался лежать, превращенный в нечто желтое, сли-
зистое, кашицеобразное.-- Свихнешься с этими тварями! -- пожаловался Сало-
мон.-- Куда ни глянешь, сидит новый!
        -- Потому что жарко,-- объяснила София.-- Когда жарко, они всегда вы-
лазят.
        -- Ага.-- Он утер потную шею и коротко глянул на Чико. Опять эта ух-
мылка.-- Что смешного? Ну, придурок! Что, черт побери, смешного?
        -- Не разговаривай с ним так! Он понимает твой тон.
        -- Черта с два он понимает! -- хмыкнул Саломон.-- Там, где положено
быть мозгам, у него большая дырка!
        София встала. Желудок у нее сводила судорога, зато лицо оживилось,
глаза блестели. Бывая рядом с Чико -- касаясь его -- она неизменно чувствовала
себя такой сильной, такой... полной надежд.
        -- Чико -- мой сын,-- в ее голосе звучала спокойная сила.-- Если ты хо-
чешь, чтобы мы ушли, мы уйдем. Только скажи, и мы уберемся отсюда.
        -- Да уж. Рассказывай!
        -- Нам уже приходилось жить на улице.-- Сердце Софии тяжело колоти-
лось, но слова, вскипая, переливались через край.-- Можно и еще пожить.
        -- Ага, готов поспорить, что люди из соцобеспечения будут в восторге!
        -- Утрясется,-- сказала София, и сердце у нее в груди подпрыгнуло; впер-
вые за очень долгое время она действительно поверила в это.-- Вот увидишь.
Все утрясется.
        -- Угу. Покажи мне еще одно чудо, и я сделаю тебя святой.-- Он гулко
захохотал, но смех звучал принужденно. София не пятилась от него. Она сто-
яла, вскинув подбородок и распрямив спину. Иногда она становилась такой, но
ненадолго. По полу, чуть ли не под ногой у Саломона, пробежал еще один та-
ракан. Саломон притопнул, но проворства таракану было не занимать.
        -- Я не шучу,-- сказала София.-- Мой сын -- человек. Я хочу, чтобы ты
начал обращаться с ним по-человечески.
        -- Да-да-да.-- Саломон отмахнулся. Он не любил говорить с Софией,
когда в ее голосе чувствовалась сила; он тогда невольно казался себе слабым. И
вообще, для скандала было слишком жарко.-- Мне надо собираться на работу,--
сказал он и, начиная стаскивать волглую футболку, двинулся в коридор. Мыс-
ленно он уже переключился на бесконечные ряды ящиков, сходящих с ленты
конвейера, и на грохочущие грузовики, подъезжающие, чтобы увезти их. Сало-
мон знал, что будет заниматься этим до конца своих дней. Все дерьмо, сказал
он себе. Даже сама жизнь.
        София стояла в комнате, Чико скорчился в своем углу. Ее сердце по-
прежнему сильно билось. Она ожидала удара и приготовилась принять его.
Возможно, это еще впереди... или нет? Она посмотрела на Чико; лицо мальчика
дышало покоем, голову он склонил набок, точно слышал музыку, которую Со-
фии никогда не услышать. Она поглядела в окно, на тучи над рекой. Немного
же в небе синевы. Но, может быть, завтра... Саломон уходил на работу. Ему по-
надобится обед. София вышла в кухню соорудить ему из лежащих в холодиль-
нике остатков сэндвич.
        Чико еще немного посидел в углу. Потом уставился на что-то на полу и
пополз туда. Голова все время норовила клюнуть носом пол, и Чико пережил
трудный момент, когда ее тяжесть грозила опрокинуть его.
        -- Горчицу класть? -- крикнула София.
        Чико подобрал дохлого таракана, которого недавно раздавил Саломон.
Он подержал его на ладони, внимательно рассматривая здоровым глазом. По-
том сжал пальцы и ухмыльнулся.
        -- Что? -- переспросил Саломон.
        Рука Чико подрагивала -- совсем чуть-чуть.
        Он раскрыл ладонь, и таракан, быстро перебирая лапками, пробежал
по его пальцам, упал на пол и метнулся в щель под плинтусом.
        -- Горчицу! -- повторила София.-- На сэндвич!
        Чико подполз к следующему дохлому таракану. Взял его, зажал в ладо-
ни. Ухмыльнулся, блестя глазами. Таракан протиснулся у него между пальцев,
стрелой метнулся прочь. Исчез в стене.
        -- Да,-- решил Саломон. Он подавленно вздохнул.-- Все равно.
        Сквозь выходящее на пожарную лестницу окошко с Ист-Ривер-драйв
несся неумолчный шум уличного движения. Во всю мочь орал стереомагнито-
фон. В трубах хлюпало и стонало, стрекотали бесполезные в такую жару венти-
ляторы, и тараканы возвращались в свои щели.

<<1>> Love song -- песня любви
<<2>> Томми -- пистолет-пулемет Томпсона, сорок пятый калибр
<<3>> Иводзима -- остров на юге Японии, захваченный США во время Второй
Мировой войны, в 1944 г.
<<4>> "Железнобокий" -- прозвище Оливера Кромвеля
<<5>> Чико, chico (исп.) -- малыш

                            Роберт МАК-КАММОН

                                   ЧИКО

     - Все - дерьмо, - объявил Маркус Саломон после  очередного  изрядного
глотка эликсира мудрости.  Он  допил  пиво  и  поставил  глухо  звякнувшую
бутылку на ободранный  стол  возле  своего  кресла.  Шум  выпугнул  из-под
выступающего края переполненной пепельницы прятавшегося  там  таракана,  и
тот бежал в поисках более надежного укрытия. -  Матерь  Божья!  -  возопил
Саломон, поскольку таракан - блестящий, черный экземпляр добрых два  дюйма
длиной - перепрыгнул  на  ручку  кресла  и  заскользил  по  ней,  неистово
перебирая лапками. Саломон ахнул по таракану  пивной  бутылкой,  промазал,
таракан пробежал по креслу вниз, очутился на полу и пулей метнулся к одной
из трещин, которые во множестве тянулись вдоль плинтуса. У  Саломона  было
выпирающее "пивное" брюхо и целый каскад подбородков, однако проворства он
все еще не утратил; во всяком случае,  он  оказался  шустрее,  чем  ожидал
таракан. Выскользнув из кресла,  Саломон  грузно  протопал  по  комнате  и
придавил таракана ногой, прежде чем насекомое сумело втиснуться в щелку.
     - Гаденыш! - негодующе кипел  он.  -  Ну,  сволочь  маленькая!  -  Он
перенес на ногу всю  свою  тяжесть,  и  раздавшееся  хруп  превратило  его
презрительную ухмылку в довольную усмешку. - Что, взял я тебя за жопу,  а?
- Он растер таракана по полу, точно это был окурок, и  задрал  ногу,  чтоб
полюбоваться итогом кровавой расправы. Таракана разорвало  почти  пополам,
брюшко вдавилось в половицы. Единственная лапка слабо подергивалась. - Вот
тебе, паразит! - сказал Саломон... но не успел он договорить, как еще один
черный таракан, выскочив  из  щели  под  плинтусом,  побежал  мимо  своего
мертвого товарища в противоположном  направлении.  Яростно  взревев  (крик
этот сотряс тонкие стены и грязное стекло в открытом окошке, выходящем  на
пожарную лестницу), Саломон погнался за ним, тяжело бухая  ногами  в  пол.
Второй таракан оказался проворнее и хитрее первого и  попытался  забраться
под вытертый коричневый коврик, лежавший за  порогом  гостиной,  там,  где
начинался ведший в глубь квартиры узкий  коридорчик.  Однако  Саломон  был
опытным  убийцей;  дважды  он  промахивался,  но  на  третий  раз  оглушил
таракана, и тот  сбился  с  курса.  Четвертый  удар  башмака  о  пол  смял
насекомое; от пятого таракан лопнул. Саломон опустил на таракана все  свои
двести тридцать семь фунтов, растирая его по доскам. В пол снизу застучали
- вероятно, шваброй, - и чей-то голос прокричал: "Эй, там, наверху! Хватит
шуметь! Весь дом развалите, будь он неладен!"
     - Я тебе жопу развалю, рыло обезьянское! - заорал Саломон,  адресуясь
к миссис Кардинса, старухе, которая жила этажом ниже.  Сразу  же  раздался
тонкий, взвинченный до бабьего визга голос  мистера  Кардинсы,  в  котором
звучало плохо скрываемое  бешенство:  "Нечего  так  разговаривать  с  моей
женой! Да я к тебе легавых вызову, сволочь!"
     - Давай-давай, вызывай! - прокричал Саломон и притопнул еще разок.  -
Может, им захочется потолковать с твоим племянничком про то, кто же это  в
нашем доме всю наркоту продает! Давай, звони! - Это  утихомирило  супругов
Кардинса, а Саломон обеими ногами нарочито громко затопал по  полу  у  них
над головой. Под его тяжестью половицы  пронзительно  заскрипели.  Но  тут
завелся сосед-пьянчуга Бриджер: "Да  заткнитесь  вы  там!  Дайте  человеку
поспать, чтоб вас черти побрали!"
     Саломон подкрался  к  стене  и  заколотил  по  ней.  Стояла  середина
августа, было душно, парило, и воздух в квартире словно бы  загустел;  лоб
Саломона блестел от пота, а футболка была в мокрых пятнах.
     - Сам туда катись! Кого это ты посылаешь к черту? Вот  приду,  намылю
жопу твою тощую, ты... - Его  внимание  привлекло  какое-то  движение:  по
полу, точно надменный черный лимузин,  мчался  таракан.  -  Сукин  сын!  -
взвизгнул Саломон, в два прыжка догнал насекомое и обрушил на него башмак.
Для таракана настал Судный День. Скрипя зубами, Саломон безжалостно давил.
С подбородков капал пот. Хруп - и Саломон размазал внутренности насекомого
по полу.
     Уловив уголком глаза еще какое-то движение, он обернулся  -  сплошная
стена живота - и посмотрел на того, кого считал тараканом другой породы.
     - А тебе какого черта надо?
     Разумеется, Чико не ответил. Он на четвереньках  вполз  в  комнату  и
теперь сидел на корточках, слегка склонив набок непомерно большую голову.
     - Эй! - сказал Саломон. - Хочешь  поглядеть  что-то  занятное?  -  Он
ухмыльнулся, показав гнилые зубы.
     Чико тоже осклабился. С мясистого смуглого лица глядели разные глаза;
один был глубоко посаженный, темный, а другой - совершенно белый:  мертвый
слепой камушек.
     -  Взаправду  занятное!  Хочешь  поглядеть?  -   Саломон,   продолжая
ухмыляться, утвердительно качнул  головой,  и,  подражая  ему,  Чико  тоже
ухмыльнулся и кивнул. - Тогда иди сюда. Сюда, сюда. - Он  показал  пальцем
на желтые, поблескивающие тараканьи внутренности, лежавшие на полу.
     Ничего  не  подозревающий  Чико  энергично  пополз  к  Саломону.  Тот
отступил.
     - Вот туточки, - сказал он  и  притронулся  к  влажно  поблескивающей
кашице носком ботинка. - А  на  вкус-то  чисто  конфета!  Ням-ням!  Ну-ка,
давай, лизни!
     Чико уже  был  над  желтым  мазком.  Он  посмотрел  на  пятно,  потом
единственным темным глазом снизу вверх вопросительно взглянул на Саломона.
     - Ням-ням! - повторил Саломон и погладил себя по животу.
     Чико нагнул голову и высунул язык.
     - Чико!
     Высокий, нервный женский голос остановил Чико, прежде чем он добрался
до пятна. Чико поднял голову и сел, глядя на мать. Шея под тяжестью головы
незамедлительно  начала  напрягаться,  отчего  череп  склонился  несколько
набок.
     - Не делай этого, - сказала женщина Чико и помотала головой. - Нет.
     Чико заморгал здоровым глазом. Он поджал  губы,  беззвучно  выговорил
нет и отполз от дохлого таракана.
     София вся дрожала. Она сердито сверкала глазами на  Саломона,  тонкие
руки висели вдоль тела, пальцы были сжаты в кулаки.
     - Как ты мог... такое?
     Он пожал  плечами;  ухмылка  стала  чуть  менее  широкой,  точно  рот
Саломона был раной, оставленной очень острым ножом.
     - Я просто шутил с ним, вот и все. Я не позволил бы ему сделать это.
     - Иди сюда, Чико, - позвала София, и двенадцатилетний мальчик  быстро
подполз  к  матери.  Он  притулился  головой  к  ее  ноге,  как  могла  бы
притулиться собака, и София коснулась курчавых черных волос.
     - Больно уж серьезно ты все воспринимаешь, - сказал Саломон и  пинком
отправил  раздавленного  таракана  в  угол.  Ему  нравилось  их   убивать;
подбирать трупы было делом Софии.  -  Заткнись!  -  проревел  он  в  стену
Бриджеру - тот все еще кричал, что в этом гнойнике, в этой чертовой  дыре,
ни дна ей, ни покрышки, человеку никогда нельзя выспаться. Бриджер  умолк,
зная, когда не следует лезть на рожон и искушать судьбу. В квартире этажом
ниже чета Кардинса тоже хранила молчание, не желая, чтобы  потолок  рухнул
им на голову. Но в комнате роились иные звуки, долетавшие и  из  открытого
окна, и из нутра убогого дома: неотступный, сводящий с  ума  рев  уличного
движения  на  Ист-Ривер-драйв;  два  голоса,  мужской  и  женский,  громко
переругивающиеся на замусоренном бетонном квадрате, который район именовал
"парком"; рев пущенного на  полную  громкость  стереомагнитофона;  громкое
хлюпанье и урчание  перегруженного  водопровода  и  стрекот  вентиляторов,
которые в жаре и  духоте  были  абсолютно  бесполезны.  Саломон  уселся  в
любимое кресло с продавленным сиденьем, из-под которого свисали пружины. -
Принеси-ка пивка, - велел он.
     - Возьми сам.
     - Я сказал... принеси пива. - Он повернул голову и уставился на Софию
глазами, грозившими уничтожить.
     София выдержала его взгляд. Миниатюрная, темноволосая, с безжизненным
лицом, она сжала губы и не двинулась с  места;  она  походила  на  крепкий
тростник, гнущийся под напором надвигающейся бури.
     Большие костяшки пальцев Саломона задвигались.
     - Если мне придется встать с этого кресла, - спокойно сказал он, - ты
крупно пожалеешь.
     Жалеть Софии  уже  приходилось.  Однажды  Саломон  отвесил  ей  такую
пощечину, что голова у нее три дня  гудела,  как  колокол  Санта-Марии.  В
другой раз он отшвырнул ее к  стене  и  переломал  бы  ей  все  ребра,  не
пригрози Бриджер сходить за полицией. Правда, хуже всего было в  тот  раз,
когда Саломон пнул Чико и синяк с плеча мальчика не сходил целую неделю. В
нынешний переплет они угодили из-за нее, не  из-за  Чико,  и  всякий  раз,
когда страдал сын, сердце Софии разрывалось на части.
     Саломон положил руки на подлокотники, готовясь подняться с кресла.
     София повернулась и сделала те четыре шага, что отделяли  комнату  от
каморки, служившей кухней. Она открыла тарахтящий холодильник,  содержимое
которого представляло собой сборную солянку:  разнообразнейшие  остатки  и
объедки, коробки со всякой съедобной всячиной и  бутылки  с  пивом,  самым
дешевым, какое нашел Саломон. Саломон вновь устроился в кресле,  полностью
игнорируя  Чико,  бездумно  ползавшего  по  полу  туда-назад.   Тараканище
никчемный, думал Саломон. Следовало бы раздавить это отродье. Избавить  от
жалкого существования, от страданий. Черт, да  разве  лучше  быть  глухим,
немым и полу-слепым? Все равно, рассуждал Саломон, башка у пацана  пустая.
Ни капли мозгов. Даже ходить этот кретин и то не может. Только ползает  на
карачках, путается под ногами, идиот придурошный. Вот кабы он мог выйти из
дома да подсуетиться где-нибудь насчет  деньжат,  может,  было  бы  другое
дело, но, насколько понимал Саломон, Чико лишь занимал место, жрал и срал.
"Ты, ноль без палочки", - сказал он и посмотрел на мальчика. Чико, отыскав
свой обычный угол, сидел там и ухмылялся.
     - И чего это тебе все кажется таким смешным, едрена мать!  -  фыркнул
Саломон. - Поработал бы в доках на разгрузке, как я каждый вечер вкалываю,
- небось, поменьше бы лыбился, дебил чертов!
     София принесла пиво.  Он  вырвал  бутылку  у  нее  из  рук,  отвинтил
крышечку, отшвырнул и большими, жадными глотками выхлебал содержимое.
     - Скажи ему, чтоб перестал, - велел он Софии.
     - Что перестал?
     - Ухмыляться. Скажи, чтоб перестал лыбиться и  еще  -  чтоб  перестал
глазеть на меня.
     - Чико тебе ничего плохого не делает.
     - С души воротит смотреть на его чертову уродскую  рожу!  -  закричал
Саломон. Он увидел, как мелькнуло что-то  темное:  мимо  ноги  Чико  вдоль
треснувшего  плинтуса  пробежал  таракан.  По  носу  Саломона   покатилась
бисеринка пота, но он утерся раньше, чем капля  добралась  до  кончика.  -
Печет, - сказал он. -  Не  выношу  жарынь.  Голова  от  нее  трещит.  -  В
последнее время голова у Маркуса Саломона болела чрезвычайно часто. А  все
этот дом, подумал он. Грязные стены и окошко на пожарную лестницу.  Черные
волосы Софии, в тридцать  два  года  уже  пронизанные  седыми  прядями,  и
отчужденная усмешка Чико. Нужна какая-то перемена, смена обстановки, не то
он сойдет с ума. Вообще, какого черта  он  связался  с  этой  бабой  и  ее
дебильным чадом? Ответ был достаточно  ясен:  чтоб  было,  кому  приносить
пиво, стирать шмотки и раздвигать ноги, когда Саломон того  хотел.  Больше
на  нее  никто  бы  не  позарился,  а  тем,   кто   занимался   социальным
обеспечением, довольно было бы  поставить  примерно  одну  подпись,  чтобы
упечь Чико в приют к другим таким же кретинам. Саломон погладил прохладной
бутылкой  лоб.  Поглядев  в  угол,  на  Чико,  он  увидел,  что  мальчишка
по-прежнему улыбается. Так Чико мог сидеть часами. Эта ухмылка; в ней было
что-то такое, что действовало Саломону на  нервы.  Позади  Чико  вверх  по
стене вдруг пробежал здоровенный  черный  таракан,  и  Саломон  взорвался,
словно выдернули чеку. - К чертям собачьим!  -  заорал  он  и  запустил  в
таракана полупустой пивной бутылкой.
     София завизжала. Бутылка угодила в стену прямо под тараканом,  шестью
или семью дюймами выше вздутого  черепа  Чико  (но  не  разбилась,  только
расплескала повсюду пиво), упала и покатилась по полу, а таракан  метнулся
вверх по стене и  юркнул  в  щель.  Чико  сидел  совершенно  неподвижно  и
ухмылялся.
     - Сдурел! - закричала София. - Псих ненормальный! - Она опустилась на
колени, прижала сына к себе, и Чико обнял ее худыми смуглыми руками.
     - Пусть перестанет пялить на  меня  зенки!  Заставь  его!  -  Саломон
вскочил; толстое брюхо и подбородки тряслись от бешеной злобы -  на  Чико,
на черных блестящих тараканов, которых, кажется, приходилось убивать снова
и снова, на простеганные трещинами стены и ревущий шум Ист-Ривер-драйв.  -
Я ему всю харю набок сверну, мама родная не узнает, вот те крест!
     София ухватила Чико за подбородок. Тяжелая голова сопротивлялась,  но
Софии все-таки удалось  отвернуть  лицо  Чико  от  Саломона.  Привалившись
головой к плечу матери, мальчик испустил тихий бессильный вздох.
     - Пойду прогуляюсь, - объявил Саломон. Ему было досадно - не  потому,
что он бросил в Чико бутылкой; потому, что пиво пропало  зря.  Он  покинул
комнату, вышел за дверь и двинулся в конец коридора, к общей уборной.
     София покачивала сына в своих объятиях. "Хватит верещать!" -  крикнул
кто-то в коридоре. Где-то играло радио, от стены к  стене  гулял  громовой
рэп. Откуда-то наплывал горьковато-сладкий  запах:  в  одной  из  нежилых,
заброшенных квартир, служивших теперь прибежищем  наркоманам  и  торговцам
наркотиками, химичили с кокаином. Далекий вой полицейской  сирены  породил
за  дверью  напротив  панический  быстрый  топот,  но  сирена  мало-помалу
затихла, и топот смолк. Как она дошла до  жизни  такой,  София  не  знала.
Нет-нет, решила она, неправда. Она отлично знала - как.  Обычная  история:
нищета, оскорбления и жестокие побои от отца - по крайней мере, мать Софии
называла того человека ее отцом. По ходу сюжета София в  четырнадцать  лет
становилась дешевой проституткой, промышлявшей в испанском Гарлеме;  игла,
кокаин, обчищенные карманы туристов на Сорок второй улице. История из тех,
что, единожды начав разматывать, обратно уже не смотаешь. Софии  случалось
оказываться и на распутье, когда требовалось  принять  решение...  но  она
неизменно выбирала улицу, погруженную во мрак. Тогда она была  молода,  ее
тянуло к острым ощущениям. Кто был отцом  Чико,  она,  честно  говоря,  не
знала: возможно, торговец, который сказал, что он из Олбани и жена к  нему
охладела, возможно, толкач с Тридцать восьмой улицы, тот, что носил в носу
булавки, а  может  быть,  один  из  множества  безликих  клиентов,  тенями
проходивших сквозь одурманенное сознание. Но София знала, что ее грех  так
раздул голову младенца еще в утробе и  превратил  малыша  в  бессловесного
страдальца. Грех, а еще то, что  как-то  раз  ее  спустили  с  лестницы  с
ребенком на руках. Такова жизнь. София  боялась  Саломона,  но  боялась  и
лишиться Чико.  Кроме  сына,  у  нее  ничего  не  было  и  ничего  уже  не
предвиделось. Пусть Саломон жестокий, бесчувственный и грубый, зато он  не
выкинет их на улицу и не изобьет слишком сильно; уж больно ему нравится ее
пособие по безработице плюс те деньги, которые она получает на  содержание
ребенка с задержкой в развитии. София любила Чико; он нуждался в ней и она
не желала отдавать  его  в  холодные,  равнодушные  руки  государственного
учреждения.
     София прислонилась головой к голове Чико  и  прикрыла  глаза.  Совсем
молоденькой девочкой она часто  мечтала  о  ребенке...  и  в  мечтах  дитя
представало безупречным, счастливым, здоровым мальчуганом,  полным  любви,
благодати и... да, и чудес. Она пригладила Чико волосы и почувствовала  на
щеке  пальцы  сына.  София  открыла  глаза  и  посмотрела  на   него,   на
единственный  темный  глаз  и  на  мертвый,  белый.  Пальцы  Чико  легкими
касаниями путешествовали по ее лицу; София схватила руку  сына  и  ласково
придержала. Пальцы у него были длинные, тонкие. Руки врача, подумала  она.
Целителя. Если бы только... если бы только...
     София посмотрела в окно. В знойных серых тучах над Ист-Ривер виднелся
осколок синевы. "Все еще переменится, - зашептала она на ухо  Чико.  -  Не
всегда будет так, как сейчас.  Придет  Иисус,  и  все  изменится.  В  одно
мгновенье, когда ты меньше всего ожидаешь.  Придет  Он  в  белых  одеждах,
Чико, и возложит на тебя руки свои. Он возложит руки свои на нас обоих,  и
тогда, о, тогда мы взлетим над этим  миром  -  высоко,  так  высоко...  Ты
веришь мне?"
     Чико не сводил с нее здорового глаза, а его ухмылка то появлялась, то
исчезала.
     - Ибо обещано, - прошептала она. - Будет сотворено  все  новое.  Всяк
будет здрав телом и всяк обретет свободу. И мы  с  тобой,  Чико.  И  мы  с
тобой.
     Открылась  и  с  глухим  хлопком  закрылась  входная  дверь.  Саломон
спросил:
     - О чем шепчемся? Обо мне?
     - Нет, - сказала она. - Не о тебе.
     - Оно бы лучше. А то как бы я кой-кому  не  надраил  жопу.  -  Пустая
угроза, оба это знали. Саломон рыгнул - отрыжка походила на дробь басового
барабана - и двинулся через комнату. Перед ним по полу прошмыгнул еще один
таракан. - Едрена мать! Откуда они лезут,  сволочи?  -  Понятное  дело,  в
стенах этих тварей, должно быть, обреталось видимо-невидимо,  но,  сколько
Саломон ни убивал, дом кишел ими. Из-под кресла выскочил  второй  таракан,
крупнее первого. Саломон взревел, вынес ногу вперед и притопнул. Таракан с
перебитой спиной завертелся на месте. Ботинок Саломона опустился вторично,
а когда поднялся, таракан остался лежать,  превращенный  в  нечто  желтое,
слизистое, кашицеобразное. - Свихнешься с  этими  тварями!  -  пожаловался
Саломон. - Куда ни глянешь, сидит новый!
     - Потому что жарко, - объяснила София.  -  Когда  жарко,  они  всегда
вылазят.
     - Ага. - Он утер потную шею и  коротко  глянул  на  Чико.  Опять  эта
ухмылка. - Что смешного? Ну, придурок! Что, черт побери, смешного?
     - Не разговаривай с ним так! Он понимает твой тон.
     - Черта с два он понимает! - хмыкнул Саломон.  -  Там,  где  положено
быть мозгам, у него большая дырка!
     София встала. Желудок у нее сводила судорога,  зато  лицо  оживилось,
глаза блестели.  Бывая  рядом  с  Чико  -  касаясь  его  -  она  неизменно
чувствовала себя такой сильной, такой... полной надежд.
     - Чико - мой сын, - в ее голосе звучала спокойная  сила.  -  Если  ты
хочешь, чтобы мы ушли, мы уйдем. Только скажи, и мы уберемся отсюда.
     - Да уж. Рассказывай!
     -  Нам  уже  приходилось  жить  на  улице.  -  Сердце  Софии   тяжело
колотилось, но слова, вскипая, переливались через  край.  -  Можно  и  еще
пожить.
     - Ага, готов поспорить, что люди из соцобеспечения будут в восторге!
     - Утрясется, - сказала София, и сердце у  нее  в  груди  подпрыгнуло;
впервые за очень долгое время она действительно  поверила  в  это.  -  Вот
увидишь. Все утрясется.
     - Угу. Покажи мне еще одно чудо, и я сделаю тебя святой. -  Он  гулко
захохотал, но смех звучал принужденно. София  не  пятилась  от  него.  Она
стояла, вскинув подбородок  и  распрямив  спину.  Иногда  она  становилась
такой, но ненадолго. По полу, чуть ли не под ногой  у  Саломона,  пробежал
еще один таракан.  Саломон  притопнул,  но  проворства  таракану  было  не
занимать.
     - Я не шучу, - сказала София. - Мой сын - человек. Я хочу,  чтобы  ты
начал обращаться с ним по-человечески.
     - Да-да-да. - Саломон отмахнулся. Он  не  любил  говорить  с  Софией,
когда в ее голосе чувствовалась  сила;  он  тогда  невольно  казался  себе
слабым. И вообще, для скандала было слишком жарко. - Мне  надо  собираться
на работу, - сказал он и, начиная стаскивать волглую футболку, двинулся  в
коридор. Мысленно он уже переключился на бесконечные ряды ящиков, сходящих
с ленты конвейера, и на грохочущие грузовики, подъезжающие,  чтобы  увезти
их. Саломон знал, что будет заниматься  этим  до  конца  своих  дней.  Все
дерьмо, сказал он себе. Даже сама жизнь.
     София стояла в комнате,  Чико  скорчился  в  своем  углу.  Ее  сердце
по-прежнему сильно билось. Она ожидала удара и приготовилась принять  его.
Возможно, это еще  впереди...  или  нет?  Она  посмотрела  на  Чико;  лицо
мальчика дышало покоем, голову он  склонил  набок,  точно  слышал  музыку,
которую Софии никогда не услышать. Она  поглядела  в  окно,  на  тучи  над
рекой. Немного же в небе синевы. Но, может быть, завтра... Саломон  уходил
на работу. Ему понадобится обед. София вышла  в  кухню  соорудить  ему  из
лежащих в холодильнике остатков сэндвич.
     Чико еще немного посидел в углу. Потом уставился на что-то на полу  и
пополз туда. Голова все время норовила клюнуть носом пол, и  Чико  пережил
трудный момент, когда ее тяжесть грозила опрокинуть его.
     - Горчицу класть? - крикнула София.
     Чико подобрал дохлого таракана, которого недавно раздавил Саломон. Он
подержал его на ладони, внимательно рассматривая  здоровым  глазом.  Потом
сжал пальцы и ухмыльнулся.
     - Что? - переспросил Саломон.
     Рука Чико подрагивала - совсем чуть-чуть.
     Он раскрыл ладонь, и таракан, быстро перебирая лапками,  пробежал  по
его пальцам, упал на пол и метнулся в щель под плинтусом.
     - Горчицу! - повторила София. - На сэндвич!
     Чико подполз к следующему дохлому таракану. Взял его, зажал в ладони.
Ухмыльнулся, блестя глазами. Таракан протиснулся  у  него  между  пальцев,
стрелой метнулся прочь. Исчез в стене.
     - Да, - решил Саломон. Он подавленно вздохнул. - Все равно.
     Сквозь выходящее на пожарную лестницу окошко с Ист-Ривер-драйв  несся
неумолчный шум уличного движения. Во всю  мочь  орал  стереомагнитофон.  В
трубах хлюпало и стонало, стрекотали бесполезные в такую жару вентиляторы,
и тараканы возвращались в свои щели.

                            Роберт МАК-КАММОН

                        ОН ПОСТУЧИТСЯ В ВАШУ ДВЕРЬ

                                    1

     В самом сердце Юга в канун Дня Всех Святых, Хэллоуин,  обычно  бывает
тепло, можно ходить без пиджака. Но  когда  солнце  начинает  садиться,  в
воздухе  возникает  некое  предвестие   зимы.   Лужицы   тени   сгущаются,
вытягиваются, а  холмы  Алабамы  превращаются  в  мрачные  черно-оранжевые
гобелены.
     Добравшись  домой  с  цементного  завода  в  Барримор-Кроссинг,   Дэн
Берджесс обнаружил, что Карен с Джейми трудятся над подносом  с  домашними
конфетами в форме крохотных тыквочек. Любопытной, как белочка,  трехлетней
Джейми не терпелось попробовать леденцы. "Это для  ряженых,  киска",  -  в
третий или четвертый раз терпеливо объясняла ей Карен. И мать, и дочь были
светловолосы; впрочем, Джейми унаследовала от Дэна карие  глаза.  У  Карен
глаза были голубыми, точно алабамское озеро погожим днем.
     Подкравшись сзади, Дэн обнял  жену  и,  заглядывая  ей  через  плечо,
посмотрел на конфеты. Его  охватило  то  чувство  удовлетворения,  которое
заставляет жизнь казаться восхитительно полной. Дэн был высоким, с  худым,
обветренным от постоянной  работы  под  открытым  небом  лицом,  кудрявыми
темно-каштановыми волосами и нуждающейся в стрижке бородой.
     - Ну, девчата, тут у вас здорово хэллоуинисто! - протянул он и, когда
Джейми потянулась к нему, подхватил ее на руки.
     - Тыкочки! - ликующе сообщила Джейми.
     - Надеюсь, вечером к нам заглянут какие-нибудь ряженые, - сказал Дэн.
- Точно-то не сказать, больно  уж  мы  далеко  от  города.  -  Снятый  ими
сельский домик на две спальни, отделенный от главного  шоссе  парой  акров
холмистой, поросшей лесом земли,  входил  в  ту  часть  Барримор-Кроссинг,
которая называлась Эссекс. Деловой район Барримор-Кроссинг лежал  четырьмя
милями  восточнее,  а  обитатели  Эссекса,  община,  насчитывавшая   около
тридцати пяти человек, жили в  таких  же  домах,  как  у  Дэна  -  уютных,
удобных, со всех сторон окруженных лесом, в котором  запросто  можно  было
встретить оленя, перепелку, опоссума или лису. Сидя по вечерам на парадном
крылечке, Дэн видел на холмах  далекие  огоньки  -  лампочки  над  дверями
других эссекских домов. Здесь все дышало миром и покоем. Тихое местечко. И
еще (Дэн твердо это знал) счастливое. Они переехали сюда из  Бирмингема  в
феврале, когда закрылся сталепрокатный завод, и с тех  самых  пор  им  все
время везло.
     - Может, кто и забредет, - Карен принялась делать тыквочкам глаза  из
крупинок серебристого сахара. - Миссис  Кросли  сказала,  что  всякий  раз
является компания ребятишек из города. Если нам  нечем  будет  откупиться,
очень может быть, что они закидают наш дом яйцами!
     - Халя-ин! - Джейми возбужденно тыкала пальчиком в конфеты,  отчаянно
извиваясь, чтобы ее спустили с рук.
     - Ох, чуть не забыла! - Карен слизнула с пальца серебристую крупинку,
прошла через кухню  к  висевшей  у  телефона  пробковой  доске,  куда  они
прикалывали записки, и  сняла  оттуда  одну  из  бумажек,  державшуюся  на
воткнутой в пробку кнопке с синей пластиковой шляпкой.  -  В  четыре  часа
звонил мистер Хатэвэй. - Она подала Дэну записку, и Дэн поставил Джейми на
пол. - Он хочет, чтобы ты приехал к нему домой на какое-то собрание.
     - На собрание? - Дэн  посмотрел  на  записку.  Там  говорилось:  "Рой
Хатэвэй. У него дома, в 6:30". Хатэвэй был тем самым агентом  по  торговле
недвижимостью, который сдал им этот дом. Он жил по другую  сторону  шоссе,
там, где долина, изогнувшись, уходила в холмы. - В Хэллоуин? Он не сказал,
зачем?
     - Не-а. Правда, сказал, что это важно. Он сказал, что тебя ждут и что
это не телефонный разговор.
     Дэн негромко хмыкнул. Ему нравился Рой Хатэвэй, который буквально  на
ушах стоял, чтобы найти им этот дом. Дэн взглянул на свои новые часы -  их
он  получил  бесплатно,   оказавшись   тысячным   покупателем   пикапа   в
бирмингемском автомагазине. Почти половина шестого. Он успеет принять  душ
и съесть сэндвич с ветчиной, а  потом  поедет  посмотрит,  что  же  такого
важного хотел ему сказать Рой.
     - Ладно, - сказал он. - Я выясню, чего он хочет.
     - Когда вернешься, кто-то тут будет клоуном, - сказала Карен,  лукаво
поглядывая на Джейми.
     - Я! Я буду кловуном, папа!
     Дэн  усмехнулся,  глядя  на  дочурку,  и,  переполняемый   чувствами,
отправился в душ.

                                    2

     Быстро  темнело.  Дэн  ехал  на  своем  белом  пикапе  по  петляющему
проселку, который вел к дому Хатэвэя. Фары  выхватили  из  темноты  оленя,
стрелой метнувшегося через дорогу перед грузовиком. На западе,  за  кряжем
холмов, закатное солнце выкрасило небо в ярко-апельсиновый цвет.
     Собрание, с тревогой думал  Дэн.  В  чем  дело,  почему  нельзя  было
подождать? Он гадал,  не  имеет  ли  это  отношения  к  последнему  взносу
арендной платы. Нет-нет; времена чеков, которые  не  могли  быть  оплачены
банком, и пылающих гневом домохозяев прошли. Денег на счету  лежало  более
чем достаточно. В августе Дэн получил письмо, в  котором  говорилось,  что
они выиграли пять тысяч долларов на конкурсе, который провел  барриморский
магазин "Пищевой Гигант". Карен даже  не  помнила,  заполняла  ли  входной
квиток. Дэн смог полностью расплатиться за новый грузовик-пикап  и  купить
Карен предмет ее вожделений, цветной телевизор. С тех пор, как в апреле он
получил  повышение  на  цементном  заводе  и  из  загрузчика  гравия  стал
бригадиром,  он  зарабатывал  больше,  чем  когда-либо.  Поэтому  проблема
заключалась не в деньгах. Тогда в чем же?
     Он любил Эссекс. Свежий  воздух,  пение  птиц,  стелющийся  по  земле
утренний туман,  который  подобно  кружеву  льнет  к  деревьям  в  осеннем
уборе... После  бирмингемского  смога  и  жесткого  ритма  жизни  большого
города, после травмы, связанной  с  потерей  работы  и  существованием  на
пособие, тихий Эссекс был истинным благословением; он врачевал душу.
     Дэн верил в удачу. Оглядываясь на прошлое, можно было  сказать,  что,
когда он потерял работу на заводе, ему повезло, ведь иначе он  никогда  не
обрел бы Эссекс. Как-то майским  днем,  заглянув  в  барриморский  магазин
скобяных изделий, где торговали и охотничьим снаряжением,  Дэн  восхитился
выставленной в  витрине  двустволкой  -  дробовиком  "Ремингтон".  Подошел
управляющий; они битый час проговорили о ружьях и  охоте.  Когда  Дэн  уже
уходил, управляющий отпер витрину и сказал: "Дэн, я хочу, чтоб ты  испытал
эту малышку. Ну же, бери! Модель новая, и людям  из  "Ремингтона"  хочется
знать, как она придется нашему брату, понравится или нет. Возьми-ка  ее  с
собой.  Отдашь  парой  диких  индюшек,  да  еще,  коли  ружье  понравится,
расскажешь остальным, где купить такое же, слышишь?"
     Поразительно, думал Дэн. Они с Карен жили в  каком-то  фантастическом
сне. Повышение на заводе свалилось, как снег на голову. Отношение  к  Дэну
было уважительным. Карен с Джейми такими счастливыми и радостными  он  еще
никогда не видел.  Только  в  прошлом  месяце  женщина,  с  которой  Карен
познакомилась в баптистской церкви, отдала им  богатый  урожай  овощей  со
своего огорода - хватит до самой зимы. Единственное, что можно было  бы  с
большой натяжкой назвать неприятностью, припомнил  Дэн,  это  то,  как  он
выставил себя дураком в конторе у Роя  Хатэвэя.  Он  тогда  порезал  палец
острым кусочком пластмассы, отколовшимся от ручки, которой  он  подписывал
договор об аренде, и залил весь бланк кровью. Дэн понимал,  помнить  такое
глупо, однако инцидент засел в памяти, поскольку Дэн тогда понадеялся, что
это не дурное предзнаменование. Теперь-то он знал:  ничто  не  могло  быть
дальше от истины.
     Он свернул за угол и увидел впереди дом Роя. На крыльце  горел  свет,
почти все окна тоже светились. Подъездная дорога была забита автомобилями,
главным образом  знакомыми  ему  машинами  других  жителей  Эссекса.  "Что
происходит? - удивленно подумал Дэн. - Собрание общины? В Хэллоуин?"
     Он поставил свой грузовик рядом с новым  "Кадиллаком"  Тома  Полсена,
поднялся по ступеням парадного крыльца к двери  и  постучал.  Из  леса  за
домом Роя Хатэвэя донесся протяжный плачущий крик какого-то зверя.  "Рысь,
- подумал Дэн. - Их в лесу полно".
     Дверь открыла Лора Хатэвэй, приятная, симпатичная седая  женщина  лет
пятидесяти с хвостиком.
     - С Хэллоуином, Дэн! - весело сказала она.
     - Привет! С Хэллоуином. -  Он  переступил  порог  и  различил  аромат
душистого вишневого трубочного табака, любимого табака Роя.  На  стенах  у
Хатэвэев висело несколько  неплохих  картин  маслом,  а  мебель  выглядела
новехонькой. - Что происходит?
     - Мужчины внизу, в салоне, - объяснила Лора.  -  Небольшое  ежегодное
сборище. - Она повела Дэна  к  другой  двери,  через  которую  можно  было
попасть вниз. При ходьбе  Лора  чуточку  прихрамывала.  Как  понимал  Дэн,
несколько лет назад ей отхватило газонокосилкой часть  пальцев  на  правой
ноге.
     - На улице столько машин... похоже, здесь весь Эссекс.
     Она улыбнулась, доброе лицо прорезали морщинки.
     - Сейчас здесь действительно все. Ступайте вниз  и  чувствуйте  себя,
как дома.
     Дэн стал спускаться по лестнице. Внизу  слышался  сиплый  голос  Роя:
"...золотые сережки Дженни, те, что с  маленькими  жемчужинками.  Карл,  в
этом году ты отдаешь одного из новорожденных котят Тигрицы - того,  что  с
черными пятнами на лапках, - и топор, который ты купил на прошлой неделе в
скобяной лавке. Фил, ему нужен один из твоих поросят и  окра  в  маринаде,
которую Марси убрала в буфет..."
     Когда Дэн добрался до подножия лестницы, Рой умолк. Салон,  устланный
ярко-красным ковром  (Рой  болел  за  "Алый  прилив"),  заполняли  мужчины
эссекской общины. В центре на стуле  сидел  Рой,  дюжий  седой  мужчина  с
дружелюбными глубоко посаженными голубыми глазами. Он  зачитывал  какой-то
список. Остальные сидели вокруг и напряженно слушали. Рой вместе со  всеми
поднял глаза на Дэна и задумчиво пыхнул трубкой.
     - Здорово, Дэн. Бери кофе и сядь, посиди.
     - Я получил вашу записку. Что это за  собрание?  -  Дэн  поглядел  по
сторонам, увидел знакомые лица: Стив Мэллори, Фил Кэйн, Карл Лэнсинг, Энди
Маккатчен, и  еще,  еще.  На  столе  у  стены  стояли  кофейник,  чашки  и
деревянное блюдо с сэндвичами.
     - Погоди минутку, я сейчас, - сказал Рой.  Озадаченный  тем,  что  же
может быть так важно в Хэллоуин, Дэн наливал себе кофе, а сам тем временем
слушал, как Рой зачитывает  список:  -  Ладно,  на  ком  мы  остановились?
По-моему, на тебе, Фил. Следующий - Том. В этом  году  ты  отдаешь  модель
корабля, которую сам склеил, пару туфель Энн - серых, тех, что она  купила
в Бирмингеме, и куклу Тома-младшего, "солдата Джо". Энди, он хочет...
     "Э?" - подумал Дэн, отхлебывая горячий черный кофе. Он  посмотрел  на
Тома - казалось, тот очень долго просидел, затаив дыхание,  и  вот  теперь
наконец перевел дух.  Дэн  знал,  что  на  сборку  модели  "Железнобокого"
["Железнобокий" - прозвище Оливера Кромвеля] у Тома ушел  не  один  месяц.
Дэн оглядел присутствующих; кого бы ни зацепил  его  внимательный  взгляд,
все живо отводили глаза. Дэн заметил, что у Митча Брэнтли, которому совсем
недавно, в июле, жена родила первенца, совершенно больной вид; лицо  Митча
цветом напоминало отсыревший хлопок. В воздухе висела сизая  пелена  дыма,
поднимавшегося от трубки Роя и от сигарет нескольких  других  курильщиков.
Чашки позвякивали о блюдца. Дэн посмотрел на Аарона  Грини.  Тот  в  ответ
уставился на него странно тусклыми, безжизненными глазами. Дэн слышал, что
в прошлом году, примерно в это же время, у  Аарона  умерла  от  сердечного
приступа жена. Аарон показывал ему ее фотографии: крепкая, здоровая с виду
брюнетка лет сорока.
     - ...клюшку для  гольфа,  твои  серебряные  запонки  и  Щебетунью,  -
продолжал Рой.
     Энди Маккатчен нервно хохотнул. Глаза на  мертвенно-бледном  мясистом
лице были темными, тревожными.
     - Рой, моя девчурка обожает эту канарейку. Я хочу  сказать...  она  к
ней привязана не на шутку.
     Рой улыбнулся. Улыбка вышла натянутой, фальшивой. В ней  было  что-то
такое, от чего в  животе  у  Дэна  возник  и  стал  расти  твердый  узелок
напряжения.
     - Ты можешь купить ей другую, Энди, - сказал он. - Не так ли?
     - Само собой, но она души не чает в этой...
     - Все канарейки совершенно  одинаковы.  -  Рой  затянулся.  Когда  он
подносил руку  к  трубке,  в  свете  люстры  сверкнуло  кольцо  с  крупным
бриллиантом.
     - Прошу прощенья, джентльмены. - Дэн вышел вперед.  -  Мне  очень  бы
хотелось, чтоб  кто-нибудь  объяснил  мне,  что  происходит.  Мои  жена  с
дочуркой готовятся к Хэллоуину.
     - Вот и мы тоже, - ответил Рой и выпустил облачко дыма. - И мы  тоже.
- Он повел пальцем вниз по списку.  Дэн  увидел,  что  бумага  грязная,  в
пятнах, словно кто-то вытер ею изнутри помойное ведро. Почерк был корявый,
угловатый. - Дэн, - сказал Рой и постукал пальцем по листу. - В этом  году
он хочет получить от тебя две вещи. Первое - обрезки ногтей. Твоих ногтей.
Второе...
     - Погоди. - Дэн попытался улыбнуться, но не  сумел.  -  Я  что-то  не
пойму. Как насчет того, чтобы начать с начала?
     На одно долгое мгновение воцарилась тишина. Рой  в  упор  смотрел  на
Дэна. Дэн чувствовал на себе  пристальные,  настороженные  взгляды  других
глаз. На другом конце комнаты вдруг тихо заплакал Уолтер Фергюсон.
     - Ах, да, - сказал Рой. - Конечно. Это ведь твой  первый  Хэллоуин  в
Эссексе?
     - Верно. Ну, и?
     - Сядь-ка, Дэн. - Рой указал на  свободный  стул  рядом  с  собой.  -
Давай, садись, и я тебе все растолкую.
     Дэну не нравилась царившая в этой комнате атмосфера - слишком уж  она
была пропитана напряжением и страхом. Всхлипы Уолтера зазвучали громче.
     - Том,  -  сказал  Рой,  -  своди  Уолтера  подышать,  ладно?  -  Том
пробормотал что-то в знак согласия и помог плачущему мужчине подняться  со
стула. Когда они покинули салон, Рой чиркнул  спичкой,  заново  раскуривая
трубку, и невозмутимо взглянул на Дэна Берджесса.
     - Ну, выкладывайте, - поторопил его Дэн, опускаясь на  стул.  На  сей
раз ему удалось улыбнуться,  но  держаться  на  губах  улыбка  нипочем  не
желала.
     - Сегодня канун Дня Всех Святых, Хэллоуин, - пояснил Рой  так,  точно
разговаривал с умственно отсталым ребенком. -  Мы  смотрим  хэллоуиновский
список.
     Дэн невольно рассмеялся.
     - Братцы, это что, шутка? Какой-такой хэллоуиновский список?
     Собираясь с мыслями, Рой сдвинул густые седые брови. Дэн вдруг понял:
Рой в том  же  темно-красном  свитере,  что  и  в  тот  день,  когда  Дэн,
подписывая договор на аренду, порезал палец.
     - Назовем это... "перечнем отступного",  Дэн.  Понимаешь,  мы  все  -
такие же, как ты. Ты хороший  человек.  Лучшего  соседа  мы  в  Эссексе  и
представить себе  не  можем.  -  Кое-кто  закивал,  и  Рой  бегло  оглядел
собравшихся. - Эссекс - место особое, Дэн. Совсем особое. Да ты уж  и  сам
должен был понять.
     - Конечно. Тут просто классно. Нам с Карен страшно нравится.
     - Как и всем нам. Кое-кто из нас живет здесь давно. Мы  высоко  ценим
то, как хорошо нам тут живется. А эссекский Хэллоуин,  Дэн,  -  совершенно
особенная ночь в году.
     Дэн нахмурился.
     - Не понимаю.
     Рой вытащил золотые карманные часы, щелкнул крышкой, чтобы  взглянуть
на стрелки, и опять закрыл их. Когда он снова  поднял  взгляд,  его  глаза
показались Дэну темными, мрачными и властными, как  никогда.  У  него  все
поджилки затряслись.
     - Ты веришь в Дьявола? - спросил Рой.
     Дэн снова захохотал.
     - Мы чем тут занимаемся, страшные байки рассказываем, что  ли?  -  Он
оглядел комнату. Больше никто не смеялся.
     - В Эссекс ты приехал, - негромко сказал Рой, - лишившись  всего.  Ты
был на мели. Без работы. Деньги почти все вышли.  Твою  кредитоспособность
оценивали как нулевую. Вашу старую машину впору было отправлять на свалку.
А вот теперь я хочу, чтобы ты подумал  и  вспомнил  все  то  хорошее,  что
произошло с тобой с тех пор, как ты вошел в нашу общину, и что  ты,  может
статься, посчитал полосой везения. Ты получал все,  чего  бы  ни  пожелал,
правда? Денежки к тебе текут как никогда в  жизни.  Ты  купил  новехонький
грузовик. Получил повышение на заводе. А сколько еще хорошего ждет тебя  в
будущем... нужно только пойти навстречу.
     - Пойти навстречу? - Дэну не нравилось, как это звучит. - Что  значит
- пойти навстречу?
     - Как все мы  каждый  Хэллоуин.  Вот  список.  Каждый  год,  тридцать
первого октября, я нахожу под  ковриком  у  входной  двери  такой  список.
Почему разбираться с ним выбрали меня, я не знаю. Может, потому, что новые
люди перебираются сюда не без моей помощи.  Перечисленное  в  этом  списке
оставляют в Хэллоуин за входной дверью. Утром все  исчезает.  Он  приходит
ночью, Дэн, и все забирает с собой.
     - А, хэллоуиновский розыгрыш, вон  оно  что!  -  ухмыльнулся  Дэн.  -
Господи Иисусе, а ведь провели вы меня, господа хорошие! Надо ж было такую
комедию ломать, и все ради того, чтоб меня напугать до усрачки!
     Но лицо Роя  оставалось  бесстрастным.  Из  уголка  морщинистого  рта
струйкой выбивался дым.
     - Предметы по списку, - ровным  тоном  продолжил  Рой,  -  следует  к
полуночи собрать и оставить за дверью, Дэн.  Если  ты  не  соберешь  и  не
оставишь их для него, он постучится в вашу дверь. А это тебе  ни  к  чему,
Дэн. Ей-Богу, ни к чему.
     Дэну чудилось, будто в горле у него плотно засел кусок льда,  а  тело
горит в лихорадке. Дьявол в Эссексе? Собирающий барахло вроде  клюшек  для
гольфа, запонок, моделей кораблей и любимых канареек?
     - Да вы сдурели! - удалось ему выговорить. -  Если  это  не  какая-то
поганая шутка, стало быть, вы оба все свои винтики растеряли!
     - Никакая это не шутка, и Рой в своем уме, - сказал Фил Кэйн, который
сидел у Роя за спиной.  Фил  был  здоровенным  мужиком,  начисто  лишенным
чувства юмора. Примерно в миле отсюда у него  была  ферма  -  он  разводил
свиней. - И ведь всего-то раз в год. Только в  Хэллоуин.  Черт,  да  взять
только прошлый год - я выиграл в одну из тех лотерей, что проводят  всякие
журналы. Пятнадцать тыщ долларов одним махом! В позапрошлом  году  у  меня
помер дядя, про которого я отродясь слыхом не слыхал, и  оставил  мне  сто
акров землицы  в  Калифорнии.  Мы  все  время  получаем  с  почтой  всякую
бесплатную ерунду. И только раз в год нам приходится отдавать ему то,  что
нужно ему.
     - Мы с Лорой ездим в Бирмингем на  аукционы  предметов  искусства,  -
подхватил Рой. - И всегда получаем то,  что  хотим,  по  самой  низкой  из
предлагаемых цен. А реальная стоимость полотен всегда  в  пять-десять  раз
больше тех денег, что мы платим. На прошлый  Хэллоуин  он  попросил  прядь
Лориных волос и мою старую рубашку, которую я запачкал кровью, порезавшись
во время бритья. Помнишь, прошлым летом мы съездили  на  Бермуды  за  счет
компании по торговле недвижимостью? Мне вручили огромную сумму на расходы,
и на что бы я ни тратился, никто не задавал никаких вопросов. Он дает  нам
все, чего мы ни пожелаем.
     "Кто не хочет горя знать, отступного должен дать!" - мелькнула у Дэна
безумная мысль. Ему представилось,  как  некто  громадный,  безобразный  и
неуклюжий утаскивает набор клюшек для гольфа, поросенка Фила  и  склеенную
Томом модель. Боже правый, это было безумие! Неужели эти люди в самом деле
верили, что приносят жертвы некоему сатанинскому ряженому?
     Рой вскинул брови.
     - Ты ведь не вернул дробовик? И деньги. И не отказался от повышения.
     - Ты подписал договор кровью, - сказал Рой,  и  Дэн  вспомнил:  капли
крови из порезанного пальца упали на белый бланк договора чуть пониже  его
фамилии. - Знал ты об этом или нет, но ты одобрил  то,  что  происходит  в
Эссексе вот уже более ста лет. Ты можешь иметь все, что угодно, Дэн,  если
раз в году, в особенную ночь, будешь давать ему то, что нужно ему.
     - Боже мой, - прошептал Дэн. Его мутило, голова кружилась.  Если  это
правда... во что он оступился? - Вы сказали... ему нужны от меня две вещи.
Обрезки ногтей и что еще?
     Рой заглянул в список и откашлялся.
     - Он хочет обрезки и... первый сустав  мизинца  с  левой  руки  твоей
девчурки.
     Дэн сидел, не шевелясь. Он  неподвижно  смотрел  прямо  перед  собой,
страшась того жуткого момента, когда,  раз  начав  смеяться,  дохихикается
прямиком до сумасшедшего дома.
     - По правде сказать, это немного, -  сказал  Рой.  -  И  крови  будет
немного, верно, Карл?
     Карл Лэнсинг, мясник из барриморского "Пищевого  Гиганта",  приподнял
левую руку, чтобы показать ее Дэну Берджессу.
     - Ежели мясницким топориком, да быстро, то и больно почти  не  будет.
Ударишь разок  порезче  -  и  готово  дело,  косточка  перебита.  Сделаешь
по-быстрому, так девчонка всей боли и не почувствует.
     Дэн сглотнул. Гладко зачесанные назад черные волосы Карла под  лампой
блестели от "Виталиса".  Дэну  всегда  хотелось  знать,  как  именно  Карл
лишился большого пальца на левой руке.
     - Если ты не положишь под дверь то,  что  он  хочет,  -  сказал  Энди
Маккатчен, - он войдет в дом. А тогда, Дэн, он заберет больше, чем  просил
поначалу. И коли ему придется постучаться в вашу дверь, помоги вам Бог.
     Лицо у Дэна словно  окоченело,  а  глаза  превратились  в  схваченные
морозом камушки. Он, не отрываясь, смотрел на сидевшего в другой  половине
комнаты Митча Брэнтли - казалось, Митч вот-вот не то лишится чувств, не то
его стошнит. Дэн подумал о новорожденном сыне  Митча,  и  ему  расхотелось
размышлять над тем, что же может стоять в этом списке против  имени  Митча
или Уолтера Фергюсона. Он неуверенно поднялся со  стула.  Ему  было  очень
страшно, но не потому, что он поверил, будто Дьявол нынче ночью  явится  к
нему в дом за странным и необычным  выкупом,  -  Дэна  пугало  другое:  он
понял, что они верят в это, и не знал, как теперь себя вести.
     - Дэн, - ласково сказал Рой Хатэвэй, - все мы в  одной  связке.  Дело
обстоит не так уж плохо. Ей-Богу. Обычно ему нужна только всякая мелочь. В
общем-то пустяки. - Митч издал негромкий сдавленный стон.  Дэн  вздрогнул,
но Рой не обратил на это внимания. Дэн вдруг почувствовал  острое  желание
подскочить к Рою, схватить его за грудки, за этот кроваво-красный  свитер,
и трясти, трясти, пока тот не лопнет. - Время от  времени  он...  забирает
что-нибудь существенное, - сказал Рой. - Но не  так  уж  часто.  И  всегда
отдает гораздо больше, чем забирает.
     - Вы сумасшедший. Вы все... сумасшедшие.
     -  Отдай  ему  то,  что  он  хочет,  -  глубоким  басом,  который  по
воскресеньям на утренней службе так выделялся в хоре  баптистской  церкви,
заговорил Стив Мэллори. - Отдай, Дэн. Не заставляй его  стучаться  в  вашу
дверь.
     - Отдай, - втолковывал Рой. - Ради себя самого, ради своей семьи.
     Дэн попятился от них. Потом он повернулся, взбежал вверх по лестнице,
выбежал из дома (Лора Хатэвэй как раз выходила из кухни с  большой  миской
соленого печенья), сбежал по ступенькам крыльца и кинулся  через  газон  к
своему пикапу. Рядом с новым серебристым "Шевроле"  Стива  Мэллори  стояли
Уолтер с  Томом.  Дэн  услышал  всхлип  Уолтера:  "...но  ухо,  Том!  Боже
милостивый, целое ухо! Нет!"
     Дэн забрался в грузовик и, оставив на асфальте двойную полосу резины,
отъехал.

                                    3

     Беспокойный ветер кружил в знобком воздухе сухие  листья.  Затормозив
на подъездной аллее у своего дома,  Дэн  вылез  из  машины  и  взбежал  на
крыльцо. К дверям Карен липкой лентой приклеила картонный скелет. Сердце у
Дэна  тяжело  бухало,  и  он  решил  не  рисковать;  если  это   тщательно
продуманный и подготовленный сложный розыгрыш - пусть хоть  полопаются  со
смеху. Но Карен и Джейми он отсюда увозит.
     На полпути к дому его посетила мысль, от  которой  чуть  не  пришлось
съехать с дороги, так его затошнило: а если бы список потребовал  от  него
локон Джейми, он отдал бы его без звука? А как насчет обрезков ее  ногтей?
Целого ногтя? Мочки уха?  И,  если  бы  он  отдал  что-нибудь  такое,  что
оказалось бы в списке отступного на будущий год? А через год?
     Если сделать это быстро, крови будет немного.
     - Карен! - крикнул он, отперев дверь и заходя  в  дом.  В  доме  было
слишком уж тихо. - Карен!
     - Господи, Дэн! Что ты так орешь? - Жена вошла в холл из коридора. За
ней показалась Джейми: клоунский грим, красная  блузка,  которая  была  ей
велика,  джинсики  с  пестрыми  заплатками  и  тапочки  в  круглых  желтых
наклейках, изображавших радостные рожицы. Дэн  понял,  что,  должно  быть,
похож на ходячую смерть, поскольку Карен,  увидев  его,  остановилась  как
вкопанная, точно  наткнулась  на  стену.  -  Что  случилось?  -  испуганно
спросила она.
     - Послушай, ни  о  чем  не  спрашивай.  -  Он  дрожащей  рукой  вытер
блестящий от пота лоб. В ласковых  карих  глазах  Джейми  отразился  ужас,
который Дэн принес с собой в дом.  -  Мы  уезжаем.  Немедленно.  Поедем  в
Бирмингем, поселимся в мотеле.
     - Но ведь сегодня Хэллоуин! - сказала Карен. -  Вдруг  к  нам  придут
ряженые!
     - Прошу тебя... не спорь! Нам нужно сейчас же уехать отсюда! - Дэн  с
усилием оторвал взгляд от левой руки дочурки; все это время он смотрел  на
ее мизинец, и в голове у него проносились страшные мысли. - Сию же минуту,
- повторил он.
     Ошеломленная, ничего не понимающая Джейми чуть не  плакала.  Рядом  с
ней на столе  стояла  тарелка  с  праздничным  угощением  -  ухмыляющимися
сладкими тыковками с серебряными глазками и ртами из лакрицы.
     - Мы должны уехать, - хрипло проговорил Дэн. - Я не  могу  объяснить,
почему, но уехать придется. - И, не успела Карен рта раскрыть,  велел  ей,
пока сам он будет прогревать мотор грузовика, собрать то, что она  считает
нужным - зубную пасту, какой-нибудь жакет, нижнее белье. - Только  быстро!
- с нажимом сказал он. - Ради Бога, поторопись!
     Во дворе мимо лица, колко задевая за щеки, проплывали  сухие  листья.
Дэн проскользнул за руль пикапа, сунул ключ в зажигание и повернул.
     Испустив протяжный стон, мотор залязгал, задребезжал и умолк.
     "Господи Иисусе!" - подумал Дэн. Он был очень близок к панике. Раньше
у него никогда не бывало никаких  проблем  с  грузовиком!  Он  надавил  на
акселератор и  еще  раз  попробовал  завести  мотор.  Движок  был  мертвее
мертвого, а на приборном щитке предостерегающе замигали красные  лампочки:
тормозная жидкость, масло, аккумулятор, даже бензин.
     Ну, разумеется! - дошло до Дэна. Конечно. За грузовик он  расплатился
деньгами, которые выиграл. Грузовик появился в  то  время,  когда  он  уже
прочно осел в Эссексе... и то, что сегодня ночью должно было придти к  ним
в дом, не желало, чтобы он увел этот грузовик из Эссекса.
     Тогда можно убежать. Побежать по дороге. Но  что,  если  в  безлюдной
тьме они наткнутся на хэллоуиновского гостя? Что,  если  тот  появится  на
дороге у них за спиной, требуя причитающийся ему выкуп, точно на  редкость
противный ребенок?
     Он снова попытался завести грузовик. Глухо.
     Вернувшись в дом, Дэн с треском захлопнул и запер дверь. Он сходил на
кухню и закрыл на замок черный ход, а жена и дочь наблюдали  за  ним  так,
точно он спятил. Дэн заорал: "Карен, проверь все окна!  Убедись,  что  они
плотно закрыты! Скорее, черт побери!" Он пошел в  чулан  и  извлек  оттуда
свой дробовик, снял с полки коробку патронов. Вскрыв коробку, Дэн поставил
ее на стол рядом с  тыквочками-конфетами,  переломил  ружье  и  загнал  по
патрону в каждый ствол. Потом  закрыл  казенную  часть  и  поднял  голову:
вернулись жмущиеся друг к дружке Карен с Джейми.
     - Все... окна закрыты, -  прошептала  Карен;  ее  испуганные  голубые
глаза заметались от лица Дэна к дробовику и обратно. - Дэн, что с тобой?
     - Сегодня ночью к нам под дверь явится неизвестно что, - ответил  он.
- Что-то жуткое. Мы должны не подпустить его, удержать на  расстоянии.  Не
знаю, по силам ли нам это, но попытаться надо. Ты понимаешь, что я говорю?
     - Это... Хэллоуин, - сказала она, и Дэн понял: Карен думает,  что  он
совсем чокнулся.
     "Телефон!" - вдруг подумал  он  и  бегом  кинулся  к  аппарату.  Сняв
трубку, он набрал номер барриморского оператора, чтобы вызвать полицейскую
машину. Констебль, нынче вечером к нам собрался заглянуть Дьявол. Он уже в
пути, а у нас нет его любимых леденцов.
     Но на другом конце линии пронзительно трещали электрические  разряды,
похожие на взрывы зловещего смеха. Сквозь треск и шум Дэн расслышал такое,
что поневоле подумал, что и впрямь свихнулся: раз за  разом  повторяющийся
бредовый  мотивчик  из  мультика  про  поросенка  Порки,  грохот  тарелок,
барабанную дробь марширующего военного оркестра,  разнообразное  хлюпанье,
стоны  и  охи,  словно  он  подключился  к  вечеринке  каких-то   зловещих
полуночников. Дэн выронил трубку; та закачалась на  конце  провода,  точно
труп линчеванного. Надо подумать, сказал себе  Дэн.  Разобраться.  Понять,
что к чему. Задержать эту сволочь. Я должен его задержать. Нельзя  пускать
его сюда. Он взглянул на камин, почувствовал, как  ужас  с  сокрушительной
силой вновь обрушивается на него, и закричал:
     - Боже милостивый! Надо перекрыть каминную трубу!
     Опустившись на колени, он сунул руку в трубу  и  закрыл  заслонку.  В
камине уже лежали приготовленные к первому холодному дню сосновые поленья,
растопка и газеты. Дэн сходил на кухню, взял коробок спичек и положил  его
в нагрудный карман; когда он вернулся в комнату, Джейми плакала,  а  Карен
крепко обнимала ее, приговаривая шепотом: "Ш-ш-ш, моя хорошая. Ш-ш-ш". Она
внимательно наблюдала за мужем - так, как следят за  собакой  с  пеной  на
морде.
     Дэн притащил стул, поставил его примерно в десяти  футах  от  входной
двери и уселся, положив дробовик на  колени.  Ввалившиеся  глаза  обметало
лиловыми кругами. Дэн посмотрел на  свои  новые  часы;  стекло  неизвестно
отчего разлетелось, стрелки отвалились.
     - Дэн, - сказала Карен... и тоже расплакалась.
     - Я люблю тебя, милая, - сказал он ей. - Ты же знаешь,  что  я  люблю
вас обеих, верно? Клянусь, это так. Я не впущу его. Я  не  отдам  ему  то,
чего он хочет. Ведь если я сделаю это, что он  тогда  заберет  на  будущий
год? Я люблю вас обеих и хочу, чтобы вы помнили об этом.
     - О Боже... Дэн.
     - Они думают, я сделаю, как  велено,  а  потом  оставлю  это  ему  за
дверью, - проговорил Дэн, крепко, до белых пальцев, стискивая дробовик.  -
По-ихнему, я могу взять разделочный топорик и...
     Свет замигал, и Карен взвизгнула. Ее вопль слился с  жалобным  криком
Джейми.
     Дэн почувствовал, что  лицо  у  него  перекосилось  от  страха.  Свет
моргнул, мигнул... и погас.
     - Он идет, - хрипло выдохнул Дэн.  -  Скоро  заявится.  -  Он  встал,
подошел к камину, нагнулся и чиркнул спичкой. Огонь разгорелся как следует
лишь с четвертой попытки; оранжевые отсветы пламени превратили гостиную  в
хэллоуиновскую  "Комнату  Ужасов",  а  дым,  натолкнувшись  на  задвинутую
вьюшку, повалил в комнату и подобно сонму мятущихся духов зыбко заклубился
у стен. К стене  прижималась  и  Карен;  по  щекам  Джейми  ручейками  тек
клоунский грим.
     Дым ел глаза. Дэн вернулся на свой стул и стал следить за дверью.
     Он не знал, сколько еще времени прошло, прежде чем  он  почувствовал,
что на крыльце кто-то есть.
     Дом был полон дыма, однако  в  комнате  вдруг  сделалось  холодно  до
ломоты в костях. Дэну почудилось, будто он слышит, как на  крыльце  что-то
царапается, выискивает под дверью то, чего там нет.
     Он постучится в вашу дверь. А это тебе ни к чему. Ей-Богу, ни к чему.
     - Дэн...
     - Ш-ш-ш, - предостерег он жену. - Слушай! Он там, за дверью.
     - Он? Кто? Я не слышу...
     Стук в дверь был таким, будто по филенке с размаху грохнули кувалдой.
Сквозь пелену  дыма  Дэн  увидел,  что  дверь  дрожит.  За  первым  ударом
последовал  второй,  еще  более  мощный.  И  третий,  от  которого   дверь
прогнулась внутрь, словно была картонной.
     - Уходи! - закричал Дэн. - Здесь для тебя ничего нет!
     Молчание.
     "Все это фокусы, - подумал  он.  -  Штучки-дрючки.  Там,  снаружи,  в
темноте - Рой, Том, и Карл, и Стив, и все остальные, и они просто подыхают
со смеху!" Но комната пугающе  выстывала.  Дэн  вздрогнул  и  увидел,  как
выдохнутый им воздух облачком пара проплывает мимо лица.
     По крыше над их головами что-то заскребло,  словно  чьи-то  когтистые
лапы искали слабо сидящую чешуйку черепицы.
     - УХОДИ! - Голос Дэна сорвался. - УХОДИ, СВОЛОЧЬ!
     Царапанье прекратилось. На долгую минуту воцарилась полная тишина,  а
потом на крышу что-то грянулось, точно туда сбросили наковальню. Дом так и
застонал. Джейми пронзительно завизжала, а Карен крикнула: "Что это,  Дэн,
что там такое?"
     В тот же миг за дверью черного хода послышался дружный  смех.  Кто-то
сказал: "Ладно, пожалуй, хватит!" Другой голос окликнул: "Эй, Дэн!  Теперь
можешь открывать! Это мы просто дурака валяем!" Третий  голос  проговорил:
"Дэнни, старичок, кто не хочет горя знать, отступного должен дать!"
     Дэн узнал голос Карла  Лэнсинга.  Вновь  раздались  смешки,  гиканье,
крики "Отступного! Отступного! Выкуп!"
     Боже правый! Дэн поднялся. Шутка. Жестокий, смешной розыгрыш!
     -  Открывай!  -  крикнул  Карл.  -  Нам  не  терпится  увидеть   твою
физиономию!
     Дэн чуть не расплакался, однако пламя  гнева  уже  разгоралось,  и  в
голове мелькнуло, что можно попросту взять всю эту братию на прицел, да  и
пригрозить отстрелить им яйца. Они что, все не в своем уме, что ли? А свет
и телефон? Это-то им как удалось подстроить? Неужто в  Эссексе  существует
некий клуб безумцев? На трясущихся ногах Дэн подошел к двери, отпер ее...
     Позади Карен вдруг сказала:
     - Дэн, не надо!
     ...и открыл.
     На крыльце стоял Карл Лэнсинг. Черные волосы  были  гладко  зачесаны,
глаза  блестели,  как  новехонькие  монетки.  Он  был   похож   на   кота,
проглотившего канарейку.
     - Проклятые кретины! - забушевал  Дэн.  -  Да  вы  хоть  знаете,  как
перепугали и меня самого, и мою семью? Надо бы вам яйца на фиг поотстре...
     И тут он умолк, сообразив, что Карл стоит на крылечке один.
     Карл усмехнулся. Зубы у него были черные. "Кто не хочет  горя  знать,
отступного должен дать", - прошептал он, занося топор, который до поры  до
времени держал за спиной.
     Дэн с криком ужаса  попятился,  чуть  не  упал  и  вскинул  дробовик.
Притворившееся Карлом существо медленно просочилось за  порог.  Занесенное
лезвие топора отсверкивало оранжевыми огненными бликами.
     Дэн спустил курок дробовика, но ружье не сработало. Стволы дружно  не
желали стрелять. "Чем-то забилось!" - исступленно подумал Дэн и  переломил
дробовик, чтобы прочистить казенную часть.
     Никаких патронов в дробовике не было.  В  патронниках  плотно  сидели
леденцовые тыквочки Карен.
     - КТО НЕ ХОЧЕТ ГОРЯ ЗНАТЬ, ОТСТУПНОГО ДОЛЖЕН ДАТЬ! ОТКУПИСЬ, ДЭН,  НЕ
ТО ХУЖЕ БУДЕТ! - выло существо. - ДАЙ ОТСТУПНОГО!
     Дэн ударил прикинувшуюся Карлом тварь ружейным прикладом в живот. Изо
рта у нее во все стороны полетела  каша  из  желтых  перышек  канарейки  и
кусочков котенка вперемешку с чем-то еще, возможно, былым поросенком.  Дэн
ударил еще раз, и тело чудовища схлопнулось, точно  аэростат  при  взрыве.
Дэн лихорадочно схватил Карен за руку (да так быстро, что его  собственная
рука превратилась в неясное смазанное пятно); они  сбежали  по  ступенькам
крыльца и через газон, по подъездной аллее, по проселку кинулись в сторону
главного шоссе, а  хэллоуиновский  ветер  цеплялся  за  плечи,  дергал  за
волосы, тянул за одежду.
     Дэн  оглянулся,  но  не  увидел  ничего,  кроме  тьмы.  Ветру  вторил
тоненький визг Джейми. Среди холмов холодными  звездами  сверкали  далекие
огни других эссекских домов.
     Они добрались до шоссе. Дэн посадил Джейми себе на плечи, и все равно
они продолжали бежать в ночь, теперь -  по  обочине  дороги,  где  высокий
бурьян хватал за щиколотки.
     - Смотри! - вскрикнула Карен. - Кто-то едет, Дэн! Смотри!
     Он посмотрел. К ним  приближались  фары.  Дэн  встал  посреди  шоссе,
неистово размахивая руками.  Автомобиль  -  серый  фургон-"фольксваген"  -
начал сбавлять ход. За рулем сидела женщина  в  костюме  ведьмы,  из  окна
выглядывали двое одетых призраками ребятишек. Люди  из  Барримор-Кроссинг,
понял Дэн. Слава Богу!
     - Помогите! - взмолился он. - Пожалуйста! Нам надо во что  бы  то  ни
стало выбраться отсюда!
     - Неприятности? - спросила женщина. - Авария или что другое?
     - Да!  Авария!  Пожалуйста,  подвезите  нас  в  Барримор-Кроссинг,  в
полицейский участок! Я заплачу! Только отвезите  нас  туда,  я  вас  очень
прошу!
     Женщина неуверенно посмотрела на них, быстро оглянулась на  ребятишек
в маскарадных костюмах, потом жестом указала на заднее сиденье.
     - Так и быть, залезайте.
     Они благодарно забрались в машину; женщина надавила на  педаль  газа.
Карен укачивала на коленях всхлипывающую дочку, а  голос  Дэна,  когда  он
сказал "теперь  порядок;  теперь-то  все  будет  хорошо",  дрожал.  Одетые
призраками детишки с любопытством пялились на них через спинку сиденья.
     - В аварию попали, говорите? - спросила женщина и, когда Дэн  кивнул,
посмотрела в зеркало заднего вида. - А где ваша машина? - Один из  малышей
тихонько хихикнул.
     И в это мгновение что-то сырое и липкое шлепнулось  Дэну  на  щеку  и
медленно потекло по ней. Он коснулся этой жидкости  и  посмотрел  на  свои
пальцы. Слюни, подумал он. Это похоже на...
     Еще одна капля угодила ему на лоб.
     Он задрал голову и посмотрел на крышу салона.
     У фургона  были  зубы.  Из  влажной  серой  крыши  выступали  длинные
зазубренные клыки; такие же клыки медленно  поднимались  из  пола.  С  них
капала густая тягучая слюна.
     Дэн услышал истошный крик  жены  и  захохотал  -  захохотал  страшно,
безудержно, и этот смех, который невозможно  было  обуздать,  стремительно
отбросил его за грань безумия.
     - Кто не хочет горя знать, отступного должен дать, Дэн, -  промолвило
существо, сидевшее за рулем.
     Последней связной мыслью Дэна была та, что уж  Дьявол-то  само  собой
может позволить себе явиться в  таком  вот  сногсшибательном  карнавальном
костюме.
     Клыкастые  челюсти  захлопнулись  и  задвигались,  словно  мельничные
жернова.
     А потом фургон, теперь больше похожий на огромного таракана, сполз  с
дороги и быстро побежал через  поле  к  темным  холмам,  где  торжествующе
визжал хэллоуиновский ветер.

                            Роберт МАК-КАММОН

                             НОЧНЫЕ ПЛАСТУНЫ

                                    1

     - Льет, как из ведра, - сказала Черил, и я кивнул, соглашаясь.
     За  большими,  почти  во  всю  стену,  окнами  закусочной  на  насосы
бензоколонки обрушилась  плотная  пелена  дождя;  эта  колышущаяся  завеса
двинулась дальше, через автостоянку, и с такой силой ударила в  зеркальные
стекла "Большого Боба", что те задребезжали, точно чьи-то потревоженные  в
могиле косточки. Красная неоновая вывеска, укрепленная над  закусочной  на
вершине  высокого  стального  шеста  (так,  чтобы  было  видно   водителям
грузовиков, следующих по соединяющей соседние штаты автостраде), сообщала:
"ЗАПРАВКА БОЛЬШОГО БОБА! ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО! СЪЕСТНОЕ!"  Снаружи,  в  ночи,
подцвеченные алым стремительные потоки проливного дождя хлестали по  моему
не первой молодости грузовику-пикапу и младенчески-голубому "Фольксвагену"
Черил.
     - Ну, - сказал я, - сдается мне, что либо эта  гроза  намоет  сюда  с
шоссе какого-нить народу, либо можно будет спокойно сворачиваться. - Стена
дождя на мгновение расступилась, и я увидел, как, сгибаясь и  всплескивая,
мечутся из стороны в сторону верхушки деревьев в лесу  на  другой  стороне
шоссе N_47. За  входной  дверью,  словно  пытающийся  проскрестись  внутрь
зверь, тонко подвывал ветер. Я поглядел на электронные  часы  за  стойкой.
Без двадцати девять. Обычно мы закрывались в десять, но в  тот  вечер,  да
при том, что в прогнозах погоды предупреждали об  опасности  возникновения
торнадо, меня так и подмывало повернуть ключ в замке чуть пораньше. -  Вот
что я тебе скажу, - проговорил я. - Коли к девяти сюда не набьется  народ,
сматываем удочки. Заметано?
     - О чем разговор, - откликнулась Черил. Еще мгновение она смотрела на
грозу, потом снова принялась убирать на полки  из  нержавейки  только  что
помытые тарелки, кофейные чашки и блюдца.
     По небу с запада на восток прошелся пылающий хлыст  молнии.  Лампы  в
закусочной  мигнули  и  вновь  загорелись  ровно;  грянул  гром,   и   мне
почудилось, будто земля содрогнулась  и  эта  дрожь  передалась  мне  даже
сквозь подметки ботинок. Конец марта  в  южной  Алабаме  -  начало  сезона
торнадо, и за несколько  последних  лет  мимо  "Большого  Боба"  случалось
проноситься вихрем настоящим громадинам. Я  знал,  что  Элма  дома  и  что
коли-ежели она заприметит смерч навроде того,  что  в  восемьдесят  втором
перед нашими глазами проплясал по лесу примерно  в  двух  милях  от  нашей
фермы, то смекнет по-быстрому забраться в погреб.
     -   Что,   хиппушка,   собираешься   в   выходные   на   какие-нибудь
оргии-радения? - спросил я  у  Черил,  главным  образом  для  того,  чтобы
отвлечься от мыслей об урагане... ну, и чтоб подразнить ее, тоже.
     Черил было под сорок, но клянусь - когда  она  усмехалась,  то  могла
сойти за пацанку.
     - Любопытство одолевает, а, деревенщина? - откликнулась  она.  То  же
самое эта женщина отвечала на все мои подначки. Руки Черил  Лавсонг  [Love
song - песня любви] - я знаю, что это не могла быть ее настоящая  фамилия,
- отлично знали, что такое тяжелая работа, и  с  обязанностями  официантки
эта женщина справлялась просто здорово. А коли она заплетала свои  длинные
светлые с проседью волосы в косы на  индейский  манер,  носила  хиппарские
головные повязки или являлась  на  работу  в  собственноручно  выкрашенном
разводами балахоне, меня это никак не колыхало. Лучшей подавальщицы у меня
ни до, ни после не бывало, и со всеми Черил отлично ладила, даже  с  нами,
тупоголовыми  южанами.  Да,  я  простой  южанин  и  горжусь  этим:  я  пью
неразбавленный виски "Ребл Йелл", а в моих любимых песнях  поется  о  том,
как порядочные женщины, сбившись с пути, упражняются  в  беге  на  длинные
дистанции по дорожке, ведущей в никуда. Своих двух  мальчуганов  я  выучил
молиться Богу и салютовать флагу, и  кому  это  не  по  вкусу,  тот  может
провести с Большим Бобом Клэйтоном пару-тройку раундов.
     Черил, бывало, выйдет да расскажет, как в конце шестидесятых  жила  в
Сан-Франциско, ходила на всякие  там  радения,  марши  мира  и  все  такое
прочее. А напомнишь ей,  что  на  дворе  восемьдесят  четвертый  год  и  в
президентах у нас Ронни Рейган, - так глянет,  точно  ты  ходячая  коровья
лепешка. Но я всегда надеялся, что, когда вся хиппозная пыль выветрится  у
Черил из головы, эта женщина начнет думать, как настоящая американка.
     Элма мне сказала: только начни заглядываться на Черил - гореть  твоей
заднице синим пламенем; да  только  я,  пятидесятипятилетний  деревенщина,
бросил сеять свое дикое семя больше тридцати лет назад,  когда  повстречал
женщину, на которой женился.
     Бурное небо перечеркнула  молния,  следом  послышался  гулкий  раскат
грома. Черил сказала:
     - Ух ты! Ты глянь, какая иллюминация!
     - Иллюминация, держи карман шире, - пробормотал  я.  Закусочная  была
крепкой, как Священное Писание, а потому гроза меня не слишком  тревожила.
Но в эдакую бурную ночь, да коли торчишь, как "Большой  Боб",  в  сельской
местности, возникает такое  чувство,  будто  ты  за  тридевять  земель  от
цивилизации... хоть до Мобила всего двадцать семь  миль  к  югу.  В  такую
бурную ночь появляется  ощущение,  что  всякое  может  случиться,  да  так
быстро, что глазом моргнуть не успеешь - так, бывает, сверкнет  в  темноте
прожилка молнии. Я взял мобилский "Пресс-Реджистер", который полчаса назад
оставил на стойке последний клиент, шофер грузовика, следовавшего в Техас,
и начал с трудом одолевать новости,  по  большей  части  плохие:  арабские
страны по-прежнему бранились и вздорили по пустякам,  точно  выряженные  в
белые бурнусы Хэтфилды с Маккоями; в Мобиле двое  ограбили  "Квик-Март"  и
были убиты в перестрелке полицией;  фараоны  вели  расследование  кровавой
бойни, учиненной в одном мотеле близ Дэйтона-Бич; в Бирмингеме из детского
приюта украли младенца. Кроме очерков, в которых говорилось, что экономика
переживает подъем и что Рейган  поклялся  показать  комми,  кто  хозяин  в
Сальвадоре и Ливане, ничего хорошего на первой странице не было.
     Закусочную сотряс удар грома; я оторвался от газеты и поднял глаза: к
моей стоянке проплыли вынырнувшие из пелены дождя фары.

                                    2

     Фары эти были установлены  на  патрульной  машине  Управления  службы
дорожного движения штата Алабама.
     - Недожарить, лука не надо, булочки подрумянить посильнее, - Черил  в
ожидании заказа уже делала пометки в своем блокноте. Я отложил  в  сторону
газету и отправился к холодильнику за мясом для гамбургеров.
     Когда дверь открылась, порыв ветра швырнул  за  порог  мелкие  брызги
дождя, кусачие, что твои дробинки.
     - Здорово, ребята!  -  Скинув  свой  черный  дождевик,  Деннис  Уэллс
повесил его на вешалку у двери. Форменную фуражку Денни, точь-в-точь такую
же, как у киношного  грубияна-патрульного,  укрывал  защитный  пластиковый
чехол, унизанный бусинами дождевых капель. Денни подошел к  стойке,  занял
свое обычное место у кассы и  снял  фуражку,  обнаружив  редеющие  светлые
волосы. Сквозь них просвечивала бледная кожа. -  Чашечку  черного  кофе  и
непрожаренный... - Черил уже  пододвигала  ему  кофе,  а  мясо  шипело  на
жаровне. - Экие вы нынче расторопные! - сказал  Деннис;  то  же  самое  он
говорил всякий раз, как заглядывал к нам,  то  бишь  почти  каждый  вечер.
Занятно, какими привычками обзаводишься незаметно для себя самого.
     -  Ну,  как  там,  снаружи,  штормит   помаленьку?   -   спросил   я,
переворачивая мясо.
     - Мать честная, не то слово! Тачку мою ветер мили три, не  то  четыре
чуть не кувырком по шоссе гнал. Я уж думал, целоваться мне нынче вечером с
мостовой. - Деннис был рослым, крепким парнем тридцати  с  небольшим  лет;
над глубоко посаженными  светло-карими  глазами  нависали  густые  светлые
брови. У него была  жена  и  трое  ребятишек,  и  чуть  что,  Деннис  живо
раскидывал перед вами полный бумажник  их  фотографий.  -  Не  думаю,  что
сегодня мне придется гоняться за любителями скоростной езды. Зато  аварий,
небось,  будет  вагон  и  маленькая  тележка.  Черил,  ты  сегодня  просто
картинка, ей-Богу.
     - И все-таки это все та же прежняя я. - Черил отродясь не красилась -
ни капли косметики, хотя  было  дело,  пришла  раз  на  работу  со  щеками
красными, что твой маков цвет. Она жила в нескольких милях  от  закусочной
и, как я догадывался, выращивала там у себя ту чудную травку.  -  Есть  на
дороге грузовики?
     - Да видел несколько... но не так, чтоб много. Шофера не  дураки.  По
радио говорят, до того, как  получшеет,  сперва  еще  похужеет.  -  Деннис
отхлебнул кофе и скроил гримасу. - Мать честная,  до  чего  крепкий!  Того
гляди выскочит из чашки и спляшет джигу, милая ты моя!
     Поджарив мясо так, как любил Деннис, я положил бургер  на  тарелку  с
жареной картошкой и вручил ему.
     - Бобби, как с тобой обходится жена? - спросил Деннис.
     - Жалоб нет.
     - Приятно слышать. Вот что я тебе скажу: хорошая баба  стоит  столько
золота, сколько в ней весу. Эй, Черил! По вкусу бы тебе  пришелся  молодой
красивый муж?
     Черил улыбнулась, зная, что за этим последует.
     - Того, кого я жду, еще не сотворили.
     - Так-то оно так, но ведь и с Сисилом ты еще не знакома! Всякий  раз,
как мы с ним видимся, он спрашивает про тебя, а я знай твержу,  что  делаю
все, чтоб свести вас друг с дружкой. - Сисил, брат жены Денниса,  торговал
"Шевроле" в Бэй-Майнетт. Последние четыре месяца Деннис  подкалывал  Черил
на тему свидания с Сисилом. - Он тебе понравится, - пообещал Деннис.  -  У
него много моих качеств.
     - Ну, тогда другое дело. В таком случае я уверена, что не хочу с  ним
знакомиться.
     Деннис скривился.
     - Жестокая ты женщина! Вот что бывает, если курить банановые шкурки -
становишься гадкой злюкой. Читает кто-нибудь эту газетенку? - Он потянулся
за газетой.
     - Только тебя она и дожидается, - сказал я. Громыхнул гром;  судя  по
звуку, гроза приближалась к закусочной. Лампы погасли, тут  же  загорелись
вновь... потом еще раз мигнули, и только после этого  освещение  пришло  в
норму. Черил занялась приготовлением свежего кофе, а я смотрел, как  дождь
хлещет  по  окнам.  Сверкнула  молния,  и   я   разглядел,   что   деревья
раскачиваются так сильно, что того гляди сломаются.
     Деннис ел свой гамбургер и читал.
     - Батюшки,  -  сказал  он  несколько  минут  спустя,  -  ничего  себе
обстановочка в мире, а? У дикарей у этих, у арапов черномазых, руки так  и
чешутся затеять войну. В Мобиле парни из  городского  управления  устроили
прошлой ночью небольшую пальбу. Молодцы. - Он умолк, нахмурился, и толстым
пальцем постучал по газете. - Не понял.
     - Ты про что?
     - А  вот  про  что.  Пару  дней  назад,  во  Флориде,  неподалеку  от
Дэйтона-Бич, в мотеле "Приют под  соснами"  убито  шесть  человек.  Мотель
стоит на отшибе, в лесу. Поблизости - только пара блочных домов, и никаких
выстрелов никто не слышал. Тут сказано, что один старикан  видел,  как  на
мотель упало что-то вроде яркой белой звезды - так ему показалось - и все,
кранты. Странно, а?
     - НЛО, - предположила Черил. - Может быть, он видел НЛО.
     - Угу, а я зеленый человечек с  Марса,  -  съехидничал  Деннис.  -  Я
серьезно. Странно это. Мотель так изрешетило, будто  там  шла  война.  Все
погибли - даже собака и канарейка  управляющего.  Машины  на  улице  перед
мотелем разнесло в куски. Думаю, один из взрывов и разбудил  народ  в  тех
домах. - Он опять пробежал очерк глазами. - Два  трупа  на  стоянке,  один
прятался в сортире, один заполз под кровать, а двое всю  мебель  подчистую
сволокли к дверям, чтоб заблокировать их. Хотя, похоже, ни  хрена  это  не
помогло.
     Я хмыкнул:
     - Надо думать.
     - Ни мотива, ни свидетелей. Дескать, лучше  думайте,  что  флоридские
фараоны перетрясают кусты и прочесывают лес в поисках опасного  маньяка...
или, как тут написано, возможно, маньяков. -  Деннис  оттолкнул  газету  и
похлопал висевшую у бедра кобуру с табельным револьвером. - Попадись он  -
или они - мне, узнает, как связываться с  алабамской  полицией!  -  Деннис
бросил  быстрый  взгляд  на  Черил  и  озорно  улыбнулся.  -  Небось,  это
какой-нибудь чокнутый хиппарь обкурился своих теннисных туфель.
     - Сперва попробуй, потом будешь хаять, - откликнулась  Черил  сладким
голосом и посмотрела за Денниса, в  окно,  на  грозу.  -  Бобби,  какая-то
машина заезжает.
     Вниз по мокрым окнам  скользнул  ослепительно  яркий  свет  фар.  Это
оказался "стэйшн-вэгон"  с  выкрашенными  под  дерево  боковыми  панелями;
объехав вокруг насосов бензоколонки, он  остановился  рядом  с  патрульной
машиной Денниса. Номер на переднем бампере был именной, с надписью "Рэй  и
Линди". Фары погасли, и все дверцы немедленно распахнулись. Из  автомобиля
появилась целая семья: мужчина, женщина, маленькая девочка и  мальчик  лет
восьми-девяти. Спасаясь от дождя, они заспешили в дом, и Деннис поднялся и
открыл им дверь.
     По дороге от машины к закусочной все они порядком промокли, а лица  у
них  были  обалделые  и  полусознательные,  как  у  людей,  много  времени
проведших в дороге. Мужчина  был  седой,  кудрявый,  в  очках;  женщина  -
стройная, темноволосая и хорошенькая. Ребятишки смотрели сонно.  Все  были
хорошо одеты, мужчина - в желтом свитере с таким крокодильчиком на  груди.
По их отпускному загару я догадался, что они  туристы  и  держат  путь  на
север - возвращаются со взморья после весенних каникул.
     - Проходите, садитесь, - сказал я.
     - Спасибо, - ответил мужчина. Они втиснулись в одну из кабинок  возле
стеклянной стены. - Мы увидели вашу вывеску с шоссе.
     - В такую ночь на шоссе худо, - сказал им Деннис.  -  Везде  передают
предупреждения насчет торнадо.
     - Мы их слышали по радио, - сказала женщина,  Линди,  если  номер  на
машине не врал. - Мы едем в Бирмингем и думали, будто гроза нам не помеха.
Надо было остановиться в "Холидэй-Инн" - мы ее проехали миль за пятнадцать
до вас.
     - Это было бы неглупо, - согласился Деннис. - Искушать судьбу  смысла
нет. - Он вернулся на свой табурет.
     Новоприбывшие заказали гамбургеры, жареную картошку и кока-колу. Мы с
Черил принялись за работу.  Молния  в  очередной  раз  заставила  лампы  в
закусочной замигать, а от раската грома ребятишки так и подпрыгнули. Когда
еда была готова и Черил подала клиентам заказ, Деннис сказал:
     - Вот что я вам скажу. Как пообедаете, ребята, я вас провожу обратно,
до "Холидэй-Инн". А утром можете отправляться дальше. Ну, что?
     - Отлично, - благодарно отозвался Рэй. - По-моему, нам все равно вряд
ли удастся сильно продвинуться вперед. - Он снова занялся едой.
     - Ну, - негромко сказала  Черил,  останавливаясь  рядом  со  мной,  -
что-то мне не кажется, что мы попадем домой рано, а?
     - Наверное, нет. Извини.
     Она пожала плечами.
     - Но это же издержки производства, так ведь? Во всяком случае, это не
самое плохое место, где можно застрять. Я могу придумать и похуже.
     Я подумал, что Элма, пожалуй, тревожится обо мне, и  потому  пошел  к
таксофону, чтобы позвонить ей. Я бросил в аппарат четвертак, но  сигнал  в
трубке выл точь-в-точь как кошка, на которую наступили. Я повесил трубку и
попробовал набрать номер еще раз. Пронзительный кошачий вой продолжался.
     - Черт! - пробурчал я. - Никак, линия накрылась.
     - Тебе надо было открыть заведение поближе к городу, Бобби, -  сказал
Деннис. - Никогда не мог понять, на кой тебе  понадобился  кабак  в  такой
глухомани. Был бы ты поближе к Мобилу, так, по  крайней  мере,  и  телефон
работал бы приличнее, и свет горел бы луч...
     Визг тормозов на мокром  бетоне  не  дал  ему  договорить,  и  Деннис
развернулся вместе с табуретом.
     Я поднял глаза: на стоянку  на  большой  скорости,  вздымая  колесами
водяные султанчики, круто свернула какая-то машина. Было несколько секунд,
когда я думал, что она въедет прямиком в стеклянную стену закусочной... но
потом тормоза сработали и, едва не задев крыло моего пикапа, машина  резко
остановилась. В красном сиянии неона я разобрал,  что  это  потрепанный  и
разбитый старый "Форд-Фэрлэйн", не то  серый,  не  то  тускло-бежевый.  От
помятого капота поднимался пар. Фары еще с минуту горели, потом мигнули  и
погасли. Из машины выбралась какая-то фигура; медленно,  прихрамывая,  она
двинулась к закусочной.
     Мы следили  за  ее  приближением.  Тело  Денниса  напоминало  сжатую,
готовую развернуться пружину.
     - Вот мы и получили богатенького клиента, старина, - проговорил он.
     Дверь открылась, и, впустив порыв обжигающего ветра с дождем,  в  мою
закусочную шагнул человек, похожий на ходячую смерть.

                                    3

     Он был такой мокрый, словно ехал с опущенными стеклами. И тощий, кожа
да кости; даже вымокнув до нитки, он со всеми причиндалами весил в  лучшем
случае фунтов сто двадцать. Непокорные темные волосы облепили голову, а не
брился он неделю, а то и больше. С изможденного,  мертвенно-бледного  лица
смотрели поразительно синие глаза; их внимательный взгляд  быстро  обшарил
закусочную, на  несколько  секунд  задержавшись  на  Деннисе.  Потом  этот
человек захромал к дальнему концу стойки и там уселся. Черил принесла  ему
меню. Он вытер глаза, избавляясь от попавшей в них дождевой воды.
     Деннис уставился на него. Когда он заговорил, в  его  голосе  звучала
вся агрессивность человека, облеченного властью и полномочиями.
     - Эй, приятель.
     Мужчина не отрывал глаз от меню.
     - Эй, я к тебе обращаюсь.
     Мужчина отложил  меню  в  сторону  и  достал  из  нагрудного  кармана
пятнистой армейской рабочей куртки мокрую пачку "Кул".
     - Слышу, не глухой, - сказал он; голос у него был низким и  сиплым  и
не вязался с весьма далеким от крепкого сложением.
     - А тебе не кажется, что ехал ты  чуток  быстровато  -  для  такой-то
погодки?
     Мужчина пощелкал  зажигалкой,  добыл,  наконец,  огонек,  прикурил  и
глубоко затянулся.
     - Угу, - ответил он. - Что да, то да. Извини. Увидел вывеску,  ну,  и
заторопился сюда. Мисс! Пожалуйста, чашечку кофе. Горячего и по-настоящему
крепкого, договорились?
     Черил кивнула, повернулась и чуть не налетела на меня -  я  не  спеша
шел вдоль стойки, чтобы выбить чек.
     - Будешь так спешить, убьешься, - предостерег Деннис.
     - Верно. Прошу прощения. - Мужчина вздрогнул и одной рукой откинул со
лба спутанные волосы. Вблизи я разглядел в уголках его глаз и  вокруг  рта
глубокие морщинки и подумал, что парню под сорок, если не больше. Запястья
у него были тонкие, как у женщины, а вид такой, точно он больше месяца  не
ел нормально. Он не сводил покрасневших, налитых кровью глаз со своих рук.
"Небось, под кайфом", - подумал я. У меня от этого  типа  мурашки  шли  по
спине. Потом его глаза - бледно-голубые, почти  белые  -  остановились  на
мне, и меня будто пригвоздило к полу. - Что-то не так? - спросил он -  без
грубости, только с любопытством.
     - Да нет. - Я покачал головой. Черил подала ему кофе и отошла,  чтобы
вручить Рэю и Линди их чек.
     Человек в армейской робе не положил ни сахара,  ни  сливок.  От  кофе
поднимался пар, но он залпом осушил половину чашки, точно там было грудное
молоко.
     - Эх, хорошо, - сказал он. - Не даст заснуть, верно?
     - Не то слово. - На  нагрудном  кармане  его  куртки  виднелись  едва
различимые контуры букв - когда-то там было вышито имя.  По-моему,  Прайс,
но я мог и ошибаться.
     - Вот этого мне и надо. Не засыпать, сколько смогу. - Он допил  кофе.
- А можно еще чашечку? Пожалуйста.
     Я налил ему еще кофе. Он выпил его так же быстро, потом устало  потер
глаза.
     - Что, долго пробыли в дороге?
     Прайс кивнул.
     - Сутки. Не знаю, что устало больше - голова или задница. - Он  опять
поднял на меня внимательный взгляд. - А что-нибудь другое из питья  у  вас
найдется? Как насчет пивка?
     - Извиняюсь, нет. Не смог получить лицензию на спиртное.
     Он вздохнул.
     - Тоже неплохо. А то еще сморило бы. Но сейчас я предпочел  бы  пиво.
Один глоток, промыть рот. - Он взял свой кофе, я  улыбнулся  и  уже  начал
отворачиваться... но тут оказалось, что держит он не чашку. В руках у него
была банка "Будвайзера", и на мгновение я почувствовал резкий запах только
что раскупоренного пива.
     Мираж длился от силы пару секунд. Я моргнул, и в руках у Прайса вновь
оказалась чашка.
     - Тоже неплохо, - повторил он и поставил ее на стойку.
     Я глянул на  Черил,  потом  на  Денниса.  Никто  не  обращал  на  нас
внимания. "Черт! - подумал я. - Не те еще мои  годы,  чтоб  было  плохо  с
головой либо с глазами". Вслух я сказал:  "э...",  а  может,  издал  какой
другой дурацкий звук.
     - Еще чашечку, - попросил Прайс. - А потом покачу-ка я лучше дальше.
     Когда я брал чашку, рука моя дрожала, но, коли Прайс и  заметил  это,
то ничего не сказал.
     - Поесть не хотите? -  спросила  его  Черил.  -  Как  насчет  большой
тарелки рагу из говядины?
     Он покачал головой.
     - Нет, спасибо. Чем скорей я вернусь на дорогу, тем будет лучше.
     Вдруг Деннис вместе с табуреткой резко развернулся к  нему,  наградив
тем  холодным  неподвижным  взглядом,  на  какой  бывают  способны  только
полицейские да инструктора строевой подготовки.
     - На дорогу? - Он засопел. - Приятель, ты хоть раз попадал в торнадо?
Лично я собираюсь проводить вон тех вон симпатяг  в  "Холидэй-Инн"  -  это
пятнадцатью милями южнее. Ежели ты не дурак, то и сам там переночуешь. Что
толку пытаться...
     - Нет. - В голосе Прайса звучала железная решимость. - Я проведу ночь
за рулем.
     Деннис прищурился.
     - Почему такая спешка? Может, за тобой кто гонится?
     - Ночные пластуны, - сказала Черил.
     Прайс обернулся к ней так, точно схлопотал пощечину, и я увидел,  как
в его глазах промелькнуло что-то очень похожее на страх.
     Черил показала на зажигалку, которую Прайс оставил на стойке рядом  с
пачкой "Кул". Это  была  видавшая  виды  серебряная  зажигалка  "Зиппо"  с
гравировкой "Ночные пластуны" над двумя скрещенными винтовками.
     - Простите, - сказала Черил. - Я только что заметила это, и мне стало
интересно, что оно означает.
     Прайс убрал зажигалку.
     - Я был во Вьетнаме, - объяснил он.  -  В  моем  подразделении  такую
зажигалку получал каждый.
     - Эй, - в тоне Денниса вдруг зазвучало  уважение,  которого  не  было
раньше. - Так ты ветеран?
     Прайс молчал так долго, что я уж подумал - он не собирается отвечать.
В тишине я услышал, как девчушка  толкует  матери,  что  жареная  картошка
"кусенькая".
     Прайс сказал:
     - Да.
     - Вот это да! Слышь, я и сам хотел пойти, но у меня была  бронь...  и
потом, к тому времени дела там все равно сворачивались. Ты бои-то видел?
     На губах Прайса промелькнула слабая, горькая, язвительная улыбка.
     - Да уж насмотрелся, даже слишком.
     - И кем же? Пехтура? Морская пехота? Рейнджеры?
     Прайс взял третью чашку кофе, отхлебнул и поставил чашку обратно.  Он
на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова открыл их, взгляд его был
пустым, устремленным в никуда.
     - "Ночные пластуны", - негромко проговорил он.  -  Спецподразделение.
Развертываемое  для  разведки  позиций  вьетконговцев   в   подозрительных
деревнях. - Он сказал это  так,  словно  цитировал  устав.  -  Мы  здорово
наползались в потемках по рисовым полям да джунглям.
     - Готов спорить, пару-тройку вьетконгов ты и сам уложил, а? -  Деннис
поднялся и перешел на другое место, за несколько табуреток от Прайса. -  А
я-то так за вами и не поспел. Как же мне хотелось, чтобы вы оставались там
до победы, ребята!
     Прайс молчал. Над закусочной гулко и раскатисто гремел гром. Свет  на
несколько секунд потускнел; когда он разгорелся снова, накал  ламп  словно
бы отчасти ослаб. В закусочной стало темнее. Прайс с неумолимостью  робота
медленно повернул голову к Деннису. Я почувствовал  благодарность  за  то,
что мне не придется принять на себя полную силу взгляда  его  безжизненных
голубых глаз, и увидел, как Деннис поморщился.
     - Я должен был бы остаться, - проговорил Прайс. - Сейчас я должен был
бы лежать там, похороненный в грязи  на  рисовом  поле  вместе  с  другими
восемью ребятами из моего патруля.
     - Ох, - Деннис заморгал. - Извини. Я не хотел...
     - Я вернулся домой, - спокойно продолжал Прайс,  -  по  трупам  своих
друзей. Хочешь знать, каково это, мистер Патрульный?
     - Война закончена, - сказал я ему. - И возвращать ее ни к чему.
     Прайс сурово улыбнулся, не спуская, впрочем, глаз с Денниса.
     -  Кое-кто  поговаривает,  что  она  закончена.  Я  говорю,  что  она
вернулась - вернулась с теми, кто побывал там. С такими, как я. Особенно с
такими, как я. - Прайс умолк. Под дверью выл ветер, молния на миг осветила
ходивший ходуном лес за шоссе - ураган  трепал  и  раскачивал  деревья.  -
Грязь доходила нам до колен, мистер Патрульный, - снова заговорил Прайс. -
Мы шли в темноте по рисовому полю, шли действительно  осторожно,  чтоб  не
наступать на бамбуковые колья, которые,  как  мы  догадывались,  были  там
натыканы повсюду. Потом раздались первые выстрелы -  хлоп,  хлоп,  хлоп  -
словно  начался  фейерверк.   Один   из   "ночных   пластунов"   выстрелил
осветительной ракетой, и мы увидели, что Вьетконг берет нас в кольцо.  Мы,
мистер Патрульный, зашли прямехонько в пекло. Кто-то крикнул: "Косоглазого
высветило!", и мы принялись палить, пытаясь прорвать строй вьетнамцев.  Но
они были повсюду. Стоило  упасть  одному,  как  его  место  занимали  трое
других. Рвались гранаты, взлетали осветительные ракеты, кричали раненые. Я
получил пулю в бедро, еще одну - в кисть руки и упустил  винтовку.  Сверху
на меня кто-то упал, и у него было только полголовы.
     - Э-э... послушайте, - сказал я. - Не обязательно...
     - Мне так хочется, друг. - Он быстро посмотрел на меня,  потом  опять
уставился на Денниса. Кажется, когда взгляд этого человека пронзил меня, я
съежился от страха. - Мне хочется рассказать все.  Вокруг  шел  бой,  люди
кричали и умирали, и я чувствовал, как пули, пролетая  мимо,  задевают  за
мое обмундирование. Я тоже кричал, я знаю, но то,  что  неслось  из  моего
рта, больше походило на звериный вой. Я бросился бежать. Спасти свою шкуру
можно было только одним способом: наступая на трупы, вгоняя  их  в  жидкую
грязь. И, ступая по лицам, я  слышал,  как  некоторые  начинали  давиться,
захлебываться,  пускать  пузыри.  Всех  этих  ребят  я  знал,  как  родных
братьев... но в ту минуту они были для меня лишь кусками  мяса.  Я  бежал.
Над полем появился вертолет огневой поддержки, чуток пострелял... так я  и
выбрался.  Один.  -  Прайс  нагнулся  и  придвинул  лицо  к  лицу   своего
собеседника. - И лучше б тебе поверить, что всякий  раз,  как  я  закрываю
глаза, я оказываюсь в Наме, на  том  самом  рисовом  поле.  Лучше  б  тебе
поверить, что те, кого я там бросил,  не  упокоились  с  миром.  Так  что,
мистер Патрульный, свои соображения насчет Вьетнама и то, что ты, дескать,
за нами "не поспел", держи при себе. А я чтоб этой чуши не слышал! Усек?
     Деннис сидел очень тихо. Он не привык,  чтобы  с  ним  так  говорили,
пусть даже ветераны Вьетнама, и я увидел, как  по  его  лицу  прошла  тень
гнева.
     Трясущимися  руками  Прайс  достал  из  кармана   джинсов   маленькую
бутылочку и вытряхнул из нее на стойку  пару  синих  с  оранжевым  капсул.
Проглотив обе капсулы вместе с глотком кофе, он закрутил крышечку и  снова
убрал флакончик. В тусклом свете его лицо казалось почти пепельным.
     - Я знаю, что вам пришлось тяжко, ребята, - сказал Деннис, -  но  это
не повод выказывать неуважение к закону.
     - К закону, - повторил Прайс. - Ага. Ну как же. Херня.
     - Здесь есть женщины и дети, - напомнил я. - Выбирайте выражения.
     Прайс поднялся. Он смахивал на скелет, обтянутый кожей, которой  было
самую малость больше, чем нужно.
     - Мистер, я больше тридцати шести часов не спал. Нервы ни к черту.  Я
никому не хочу неприятностей, но когда какой-то болван  говорит,  что  все
понимает, охота приложить его по зубам, да так, чтоб он  ими  подавился...
тот, кто там не был, не имеет права делать вид, будто что-то  понимает.  -
Он коротко глянул на Рэя, Линди и детишек. - Прощу прощенья, ребята. Я  не
хотел доставлять вам хлопоты. Сколько с меня, друг?
     Деннис медленно соскользнул с табуретки и теперь стоял руки в боки.
     - Погоди. -  Он  снова  говорил  "полицейским"  голосом.  -  Коли  ты
думаешь,  что  я  выпущу  тебя  отсюда  под  кайфом   после   таблеток   и
неотоспавшегося, ты сбрендил. Я не желаю отскребать тебя от дороги.
     Прайс не обратил на него ни малейшего внимания. Он вынул из бумажника
пару долларов и положил на стойку. Я к ним не притронулся.
     - Эти пилюли помогут мне не заснуть, - сказал Прайс. - Как  только  я
окажусь на дороге, все будет в ажуре.
     - Парень, я не отпустил бы тебя, даже если б стоял  белый  день  и  в
небе ни облачка. Мне чертовски неохота  чистить  дорогу  после  аварии,  в
которую ты попадешь.  Да  брось.  Почему  б  тебе  не  поехать  с  нами  в
"Холидэй-Инн" и...
     Прайс мрачно рассмеялся.
     - Мистер Патрульный, мотель - последнее место, где тебе  хотелось  бы
меня видеть. - Он наклонил голову набок. - Пару дней  назад  я  побывал  в
одном флоридском мотеле и,  кажется,  оставил  в  своем  номере  небольшой
кавардак. Дай пройти.
     - В одном флоридском мотеле? - Деннис нервно облизал нижнюю губу. - О
чем ты толкуешь, черт тебя возьми?
     - О кошмарах и реальности, мистер Патрульный. О точке их пересечения.
Пару ночей назад они пересеклись в одном мотеле. Я не собирался  спать.  Я
только хотел немного полежать, отдохнуть, но я не знал, что  они  появятся
так быстро. - В уголках губ Прайса играла издевательская усмешка, но глаза
смотрели страдальчески. -  Тебе  ни  к  чему,  чтобы  я  останавливался  в
"Холидэй-Инн",  мистер  Патрульный.  Ей-богу,  ни   к   чему.   А   теперь
посторонись.
     Я увидел, что ладонь Денниса легла на рукоятку револьвера. Пальцы  со
щелчком отстегнули кожаный клапан, надежно удерживавший пистолет в кобуре.
Я изумленно уставился на него. "Господи, - подумал я, -  что  происходит?"
Сердце у меня заколотилось так сильно, что я  не  сомневался:  это  слышно
всем. Рэй с Линди наблюдали за происходящим, Черил пятилась за стойку.
     С минуту Прайс с Деннисом стояли  лицом  к  лицу.  По  окнам  хлестал
дождь, грохотала канонада грома. Потом Прайс вздохнул,  словно  на  что-то
решаясь. Он сказал:
     - Пожалуй, я съел бы бифштекс на косточке. Непрожаренный чуть  больше
обычного. Что скажете? - Он посмотрел на меня.
     - Бифштекс? - Голос у меня дрожал. - У нас нету никаких косточек...
     Взгляд Прайса переместился на стойку прямо  передо  мной.  Я  услышал
шипение и шкворчание. Вверх ко мне поплыл аромат жарящегося мяса.
     - Ух ты... - прошептала Черил.
     На стойке лежал большой бифштекс, розовый и сочащийся кровью. Помахай
вы в тот момент у меня под носом меню - я  бы  опрокинулся.  От  бифштекса
струйками поднимался дымок.
     Бифштекс начал бледнеть, таять, и наконец на  стойке  остался  только
след, повторявший его очертания. Потеки крови испарились. Мираж исчез,  но
запах мяса был еще различим - потому-то я и понял, что не сошел с ума.
     У Денниса отвисла челюсть. Рэй в своей кабинке привстал из-за  стола,
чтобы посмотреть, а лицо его жены цветом напоминало простоквашу. Казалось,
весь мир балансирует на острие молчания... а  затем  протяжный  вой  ветра
бесцеремонно привел меня в чувство.
     - Становлюсь неплохим спецом  по  таким  штукам,  -  негромко  сказал
Прайс. - Даже очень и очень недурственным. Началось это у меня примерно  с
год назад. Я уже нашел четырех других "вьетнамцев", которые  умеют  делать
то  же  самое.  То,  что  у  тебя  в  голове,  просто-напросто  становится
всамделишным... и  все.  Конечно,  изображение  держится  всего  несколько
секунд - то есть, если я не сплю. Я выяснил вот  что:  те  четверо  парней
вымокли до нитки в  одном  химикате,  который  там  распыляли,  -  мы  его
прозвали "дергунок", потому что от  него  весь  костенеешь  и  дергаешься,
будто на веревочках. Я угодил под это дерьмо возле Хе Шан, и оно меня чуть
не удушило. Мне казалось, будто я весь в гудроне, а землю там выжгло  так,
что получилась  асфальтированная  автостоянка.  -  Он  уперся  взглядом  в
Денниса. - Я вам тут не нужен, мистер Патрульный. Особенно при  том  числе
убитых, какое я до сих пор держу в уме.
     - Это вы были... в том мотеле... у Дэйтона-Бич?
     Прайс закрыл глаза. На правом виске забилась жилка -  густо-синяя  на
бледной коже.
     - Господи Иисусе, - прошептал он. - Я заснул и не мог заставить  себя
проснуться. Мне снился кошмар. Все тот же. Я был заперт в нем и  кричал  -
пытался разбудить себя  криком.  -  Его  передернуло,  по  щекам  медленно
скатились две слезы. - Ох, - сказал он и вздрогнул, точно припомнив что-то
невыносимо страшное. - Когда... когда я проснулся, они ломились  в  дверь.
Сорвали ее с петель. Я очнулся... в тот  самый  миг,  когда  один  из  них
наставил на меня винтовку. И я увидел его лицо. Облепленное жидкой  грязью
изуродованное лицо. - Прайс вдруг резко открыл глаза. - Я не знал, что они
придут так быстро.
     - Кто? - спросил я. - Кто придет так быстро?
     - "Ночные пластуны", - ответил Прайс. Его ничего не  выражающее  лицо
походило на маску. - Боже милостивый...  быть  может,  проспи  я  секундой
дольше... Но я снова сбежал и бросил тех людей в отеле на верную смерть.
     - Ты едешь со мной. -  Деннис  потащил  из  кобуры  револьвер.  Прайс
резким движением повернул к нему голову. - Не знаю, в какую  это  дурацкую
игру ты...
     Он умолк, вылупив глаза на револьвер, который держал в руке.
     Это больше не был револьвер. Это был тягучий, роняющий капли  сгусток
горячей резины. Деннис вскрикнул и отшвырнул его  от  себя.  Расплавленный
комок с сочным "плюх" шлепнулся на пол.
     - Я ухожу, - голос Прайса звучал спокойно. - Спасибо за  кофе.  -  Он
прошел мимо Денниса к двери.
     Деннис схватил  со  стойки  бутылку  кетчупа.  Черил  вскрикнула  "Не
надо!", но было слишком поздно. Деннис  уже  замахнулся.  Бутылка  угодила
Прайсу в затылок и разбилась, залив кетчупом все  вокруг.  Прайс  качнулся
вперед, колени у него подломились. Он упал и стукнулся головой о пол. Звук
был  такой,  будто  уронили  арбуз.  Тело  Прайса   начало   непроизвольно
подергиваться.
     - Есть, готов! - торжествующе  гаркнул  Деннис.  -  Попался,  ублюдок
трехнутый!
     Линди, обхватив девчушку, прижимала ее к  себе.  Мальчик  тянул  шею,
чтобы видеть, что происходит. Рэй нервно сказал:
     - Вы ведь не убили его, нет?
     - Он жив, - откликнулся я и поглядел  на  пистолет:  тот  опять  стал
твердым. Деннис подобрал его  и  наставил  на  Прайса,  который  продолжал
дергаться всем телом. "В точности, как от "дергунка", - подумал  я.  Потом
Прайс замер без движения.
     - Он умер! - В голосе Черил звучало нечто весьма близкое к  отчаянию.
- О Боже, Деннис, ты его убил!
     Деннис ткнул тело носком ботинка, потом нагнулся.
     - Нет.  У  него  глаза  под  веками  двигаются  туда-сюда.  -  Деннис
дотронулся до запястья Прайса, желая проверить пульс, и резко отнял  руку.
- Господи Иисусе! Да он холодный, как морозильник!  -  Он  сосчитал  пульс
Прайса и присвистнул. - Ни дать ни взять, скаковая лошадь на Дерби!
     Я потрогал то место на стойке, где перед этим лежал бифштекс-мираж, и
отнял пальцы. Они были чуть жирными и от них пахло жареным мясом.  В  этот
миг Прайс дернулся. Деннис мелкими, быстрыми шажками  отбежал  в  сторону.
Прайс издал задушенный звук, будто давился чем-то.
     - Что он сказал? - спросила Черил. - Он что-то сказал!
     - Ничего он не говорил, - Деннис ткнул Прайса пистолетом в  ребра.  -
Ну, давай. Поднимайся.
     - Убери его отсюда, - сказал я. - Не хочу, чтобы он...
     Черил шикнула на меня.
     - Послушай. Слышишь?
     Я слышал только рев и грохот бури.
     - Ты что, не слышишь? - спросила она. Ее глаза медленно стекленели, в
них проступал испуг.
     - Да! - сказал Рэй. - Да! Слушайте!
     Тогда сквозь  причитания  ветра  я  действительно  что-то  расслышал.
Далекое чак-чак-чак, неуклонно  приближавшееся,  становившееся  все  более
громким. На минуту этот звук потонул в шуме ветра, потом послышался снова,
почти над самыми нашими головами: ЧАК-ЧАК-ЧАК.
     - Это вертолет!  -  Рэй  выглянул  в  окно.  -  Кто-то  пригнал  сюда
вертолет!
     - Нет таких, кто может летать на вертолете  в  грозу!  -  сказал  ему
Деннис. Шум винтов то нарастал, то притихал, то нарастал, то притихал... и
смолк.
     На  полу  Прайс,  мелко  дрожа,  начал  съеживаться,  принимая   позу
зародыша. Рот у него открылся, лицо исказилось - похоже, это была  гримаса
страдания.
     Грянул гром. Из леса за дорогой  поднялась  красная  шаровая  молния.
Прежде чем спуститься к закусочной, она несколько секунд лениво  висела  в
небе, потом начала падать и, падая, беззвучно взорвалась, превратившись  в
белое, пылающее око, свет которого едва не ослепил меня.
     Прайс что-то  сказал  полным  паники  голосом,  узнать  который  было
трудно. Крепко зажмурив глаза, он сжался в комок, весь скорчился, обхватив
руками колени.
     Деннис поднялся на ноги и  сощурился:  сгусток  ослепительного  света
упал на стоянку и, замигав, потух в  луже.  Из  леса  выплыла  и  расцвела
сиянием, от которого делалось больно глазам, еще одна шаровая молния.
     Деннис повернулся ко мне.
     - Я слышал, что он сказал. -  Его  голос  звучал  надтреснуто.  -  Он
сказал... "косоглазого высветило".
     Когда, упав на землю, стоянку осветила вторая ракета, мне почудилось,
что я вижу, как  через  дорогу  движутся  какие-то  силуэты.  Они  шли  на
негнущихся  ногах,  зловещим  и  странным  маршем.  Осветительная   ракета
погасла.
     - Разбуди его, -  услышал  я  собственный  шепот.  -  Деннис...  Боже
милостивый... разбуди его.

                                    4

     Деннис тупо уставился на меня,  а  я  уже  взялся  за  стойку,  чтобы
перепрыгнуть через нее и самому добраться до Прайса.
     На стоянку влетел сгусток  пламени.  По  бетону  запрыгали  искры.  Я
крикнул: "Ложись!" и круто развернулся, чтобы толкнуть Черил за стойку,  в
укрытие.
     - Что за черт... - сказал Деннис.
     Он не закончил. Послышался глухой металлический звон - по  машинам  и
насосам бензоколонки застучали пули. Я знал: если бензин  взорвется,  всем
нам крышка. Мой  грузовичок  содрогнулся  под  ударами  патронов  крупного
калибра, и, ныряя за стойку, я увидел, как он взлетел на воздух.  Раздался
такой грохот, что хоть святых выноси, - окна вылетели внутрь, и закусочная
наполнилась летящим стеклом, вихревым ветром и  густой  пеленой  дождя.  Я
услышал пронзительный крик Линди. Ребятишки плакали, да  и  сам  я  что-то
орал.
     Лампы погасли. Мрак рассеивало  лишь  отраженное  от  бетона  красное
неоновое свечение да сияние флюоресцентных ламп  над  бензоколонкой.  Пули
прошили стену, и глиняные кружки-миски превратились в  черепки,  точно  по
ним грохнули кувалдой. Повсюду летали салфетки и пакетики с сахаром.
     Черил держалась за меня так крепко, будто вместо пальцев у  нее  были
гвозди, вошедшие в мою руку до  кости.  Она  смотрела  широко  раскрытыми,
полубезумными глазами и все пыталась что-то сказать. Ее  губы  шевелились,
но с них не сходило ни звука.
     Грянул  еще  один  взрыв  -  разнесло  очередную  машину.  Закусочная
содрогнулась до основания, и меня чуть не стошнило от страха.
     На стену снова обрушился град пуль. Это были трассирующие  пули;  они
подпрыгивали и рикошетом отлетали  от  стены,  словно  раскаленные  добела
окурки. Одна такая пуля пропела в воздухе, чиркнула по краю полки и  упала
на пол примерно в трех футах от меня. Светящийся  патрон  начал  меркнуть,
бледнеть, таять, так же, как пивная банка  и  бифштекс-мираж.  Я  протянул
руку, чтобы коснуться его, но нащупал только  осколки  стекла  и  черепки.
"Фантомная пуля,  -  подумал  я.  -  Достаточно  реальная,  чтобы  вызвать
разрушение, смерть... и исчезнуть".
     "Я вам тут ни к чему, мистер Патрульный,  -  предостерегал  Прайс.  -
Особенно, при том числе убитых, какое я до сих пор держу в уме".
     Обстрел прекратился. Я высвободился от Черил  и  сказал:  "Отсюда  ни
шагу".  Потом  выглянул  из-за  стойки  и   увидел:   мой   грузовичок   и
"стэйшн-вэгон" горели, резкий ветер подхватывал и трепал языки пламени.  Я
увидел Прайса: съежившись, он по-прежнему лежал  на  полу  среди  осколков
стекла. Скрюченные пальцы рук жадно хватали воздух, мигающий красный  неон
освещал искаженное  гримасой  лицо  с  закрытыми  глазами.  Вокруг  головы
растеклась лужа кетчупа, и вид у Прайса был  такой,  точно  ему  раскроили
череп. Этот человек смотрел в преисподнюю, и,  чтобы  самому  не  лишиться
рассудка, я поспешил отвести глаза.
     Рэй, Линди и детишки жались друг к дружке под столом в своей кабинке.
Женщина  судорожно  всхлипывала.  Я  поглядел  на  Денниса,  лежавшего   в
нескольких футах от Прайса: он распростерся ничком, а в спине у него  были
пробиты четыре дыры, и вокруг тела Денниса ручейками расползался отнюдь не
кетчуп. Правая рука с зажатым в ней револьвером была откинута  в  сторону,
пальцы подрагивали.
     Словно салют на Четвертое июля, над лесом плавно  взлетела  еще  одна
сигнальная ракета. Стало светло, и я увидел их: самое малое пять силуэтов,
а то и больше. Пригибаясь, они шли через стоянку  -  но  медленно,  как  в
кошмаре.  Болтающееся  обмундирование  развевалось  на  ветру,  в   касках
отражался  свет  сигнальной  ракеты.  Они  были  вооружены   -   по-моему,
автоматическими винтовками. Лиц было не разглядеть, да оно и к лучшему.
     Прайс  на  полу  застонал.  Я  услышал,  как  он  бормочет   "свет...
высветило".
     Прямо над закусочной зависла осветительная ракета. И тогда  я  понял,
что происходит. Высветило нас. Нас всех застиг кошмар  Прайса,  и  "Ночные
пластуны", которых Прайс бросил умирать в грязной жиже, снова вели  бой  -
так же, как случилось в мотеле  "Приют  под  соснами".  "Ночные  пластуны"
вновь ожили, питаемые чувством вины Прайса и тем, что  с  ним  сделало  то
говно, "дергунок".
     А нас высветило, как вьетнамца на том рисовом поле.
     Раздался звук, похожий на щелканье кастаньет: это, вычертив  огненным
пунктиром дугу, в разбитые окна влетели  и  с  неясным  глуховатым  стуком
приземлились в  углу  крохотные,  рассыпающие  искры  точки.  Задетые  ими
табуреты завертелись, издавая пронзительный  визгливый  скрип.  Со  звоном
выскочил ящик кассового аппарата, а  затем,  рассыпая  мелочь  и  бумажки,
касса разлетелась. Я быстро пригнул голову, но жгучая оса (не знаю, что уж
это было - может, кусок металла, а может, осколок  стекла)  раскроила  мне
левую щеку от уха до верхней губы. Обливаясь кровью,  я  упал  на  пол  за
стойку.
     Взрыв стряхнул с полок уцелевшие чашки, блюдца,  тарелки  и  стаканы.
Крыша закусочной целиком прогнулась  внутрь,  словно  собираясь  сложиться
пополам; с потолка сыпались отлетающая облицовочная плитка,  арматура,  на
которой крепились лампы, и куски металлических балок.
     Тогда-то я и понял: нам всем суждено погибнуть. Эти твари  собирались
нас уничтожить. Но я подумал про пистолет в руке Денниса и про лежащего  у
дверей Прайса. Если кошмар Прайса настиг  нас,  а  удар  бутылкой  кетчупа
что-то повредил у Прайса в черепушке, то единственным способом покончить с
этим сном было убить Прайса.
     Я никакой не герой. Я чуть не уссывался со страху, но я знал, что я -
единственный, кто в силах двигаться.  Я  вскочил,  кое-как  перелез  через
стойку, упал рядом с Деннисом и начал вырывать у него пистолет. Даже после
смерти хватка у Денниса была ого-го. Поодаль, где-то справа от  меня,  под
стеной опять прогремел взрыв.  Дохнуло  палящим  жаром,  а  ударная  волна
протащила меня по полу сквозь стекло, дождь и кровь.
     Но в руке у меня был пистолет.
     Я услышал крик Рэя: "Берегись!"
     В дверном  проеме  на  фоне  пламени  обрисовался  силуэт  костлявого
существа в грязных зеленых отрепьях. Голову прикрывала  помятая  каска,  в
руках  была  изъеденная  ржавчиной  винтовка.   Лицо   было   изможденным,
призрачным, черты скрывала  ноздреватая  корка  засохшей  жидкой  грязи  с
рисового поля. Существо начало  поднимать  винтовку,  чтобы  выстрелить  в
меня, - медленно-медленно...
     Я снял пистолет с предохранителя и дважды выстрелил,  не  целясь.  От
каски отскочила искра - одна из пуль прошла мимо цели, - но неясная фигура
пошатнулась и попятилась к полыхающему пожаром "стэйшн-вэгону", где сперва
словно бы расплавилась в вязкую слизь, а потом исчезла.
     В закусочную опять полетели трассирующие  пули.  "Фольксваген"  Черил
содрогнулся  -  почти  разом  лопнули  шины.  Шины   изрешеченной   пулями
патрульной машины уже давно стали плоскими.
     За окном вырос еще один "ночной пластун" - этот был без  каски;  там,
где полагалось бы расти волосам, череп покрывала слизь.  Он  выстрелил.  Я
услышал,  как  пуля  с  жалобным  воем  пронеслась  мимо  моего  уха,   и,
прицелившись, увидел, что костлявый палец снова жмет на курок.
     Пролетевшая у меня над головой сковорода  угодила  этому  созданию  в
плечо и сбила прицел. На мгновение она увязла в теле  "ночного  пластуна",
словно вся его фигура была слеплена из грязи. Я выстрелил раз... другой...
и увидел, как от груди  существа  отлетают  какие-то  ошметки.  Разинув  в
беззвучном  крике  то,  что  когда-то  давно,  пожалуй,  было  ртом,   оно
ускользнуло из поля зрения.
     Я огляделся. Черил с белым от шока лицом стояла за стойкой. "Ложись!"
- заорал я, и она нырнула в укрытие.
     Я подполз к Прайсу и сильно встряхнул  его.  Он  не  желал  открывать
глаза. "Проснись! - взмолился я. - Проснись, черт тебя дери!"  А  потом  я
прижал дуло пистолета к голове Прайса. Боже милостивый, я не хотел  никого
убивать, но я знал, что должен вышибить "Ночных пластунов" из этой  башки.
Я колебался... слишком долго.
     Что-то сильно ударило меня по левой ключице. Я услышал, как хрустнула
кость - будто сломали метлу. Силой  выстрела  меня  отшвырнуло  обратно  к
стойке и вдавило  меж  двух  издырявленных  пулями  табуреток.  Я  выронил
револьвер, а в голове у меня стоял такой рев, что я оглох.
     Не знаю, сколько времени я пролежал без сознания. Левая рука была как
неживая, будто у покойника. Все  машины  на  стоянке  горели,  а  в  крыше
закусочной зияла такая дыра, что в  нее  можно  было  скинуть  трейлер  на
гусеничном ходу. Лицо заливал дождь. Хорошенько протерев глаза, я  увидел,
что они стоят над Прайсом.
     Их было восемь. Те двое, кого я считал убитыми,  вернулись.  За  ними
тянулся  шлейф  сорной  травы,  а  башмаки  и  изорванное   обмундирование
покрывала жидкая грязь. Они стояли молча, не сводя глаз со  своего  живого
товарища.
     Я слишком устал, чтобы кричать. Я  не  мог  даже  скулить.  Я  просто
смотрел.
     Прайс поднял руки. Он потянулся к "Ночным пластунам" и открыл глаза -
на багровом фоне мертво белели зрачки.
     - Не тяните, - прошептал он. - Кончайте...
     Один из "Ночных пластунов" наставил на  него  винтовку  и  выстрелил.
Прайс дернулся. Выстрелил еще один "пластун", и в следующую секунду в тело
Прайса в упор палили все. Прайс бился на полу, сжимая  руками  голову,  но
крови не было - фантомные пули его не задевали.
     По "Ночным пластунам" пошла рябь, они начали таять. Сквозь их тела  я
видел  языки  пламени,  пожиравшего  горящие  машины.   Фигуры   сделались
прозрачными, заплавали в размытых контурах. В мотеле "Приют  под  соснами"
Прайс проснулся слишком быстро, понял я; продолжай  он  спать,  порождения
его  кошмаров  положили  бы  конец  всему  этому  там  же,  во  флоридской
гостинице. Они на моих глазах убивали Прайса...  быть  может,  они  играли
финальную сцену с его позволения - лично я думаю,  что  он,  должно  быть,
давным-давно этого хотел.
     Прайс содрогнулся, изо рта вырвался полу-стон, полу-вздох.
     Прозвучавший чуть ли не как вздох облегчения.
     "Ночные пластуны" исчезли. Прайс больше не шевелился.
     Я увидел его лицо. Глаза были закрыты, и я подумал,  что  он,  должно
быть, наконец обрел покой.

                                    5

     Шофер грузовика, перевозившего бревна из Мобила в Бирмингем,  заметил
горящие машины. Я даже не помню, как этот парень выглядел.
     Рэя изрезало стеклом, но его жена и ребятишки были в порядке. Я  хочу
сказать, физически. Психически - не знаю.
     Черил на некоторое время отправилась в больницу.  Я  получил  от  нее
открытку с изображением моста Голденгэйт. Она  обещала  писать  и  держать
меня в курсе своих дел, но я сомневаюсь, что когда-нибудь  получу  от  нее
весточку. Лучшей официантки у меня не бывало, и я желаю ей удачи.
     Полиция задала мне тысячу вопросов, но я всякий раз рассказывал  свою
историю одинаково. Позднее я выяснил, что ни из стенок машин, ни  из  тела
Денниса ни пуль, ни шрапнели так и не вытащили - в точности, как в  случае
с кровавой баней в мотеле.  Во  мне  пулю  тоже  не  нашли,  хотя  ключицу
переломило аккурат пополам.
     Прайс умер от обширного кровоизлияния в мозг. В полиции мне  сказали,
что впечатление было такое, будто у него под черепом что-то взорвалось.
     Закусочную я закрыл.  Жизнь  на  ферме  -  славная  штука.  Элма  все
понимает, и разговоров на известную тему мы не ведем.
     Но я так и не показал полиции, что нашел, а почему, и сам  толком  не
знаю.
     В суматохе я подобрал бумажник Прайса.  Под  фотографией  улыбающейся
молодой женщины с ребенком на руках  лежала  сложенная  бумажка.  На  этой
бумажке стояли четыре фамилии.
     Рядом с одной Прайс приписал: ОПАСЕН.
     "Я уже нашел четырех других вьетнамцев, которые умеют  делать  то  же
самое", - сказал тогда Прайс.
     По ночам я подолгу сижу, гляжу на  те  фамилии  с  бумажки  и  думаю.
Ребята получили дозу этого говенного "дергунка" на чужой  земле,  куда  не
шибко-то рвались, на войне, обернувшейся одним из  тех  перекрестков,  где
кошмар встречается с реальностью. Насчет Вьетнама я  теперь  думаю  иначе,
потому как понимаю, что самые тяжкие бои еще идут - на фронтах памяти.
     Однажды  майским  утром  ко  мне  в  дом  явился  янки,   назвавшийся
Томпкинсом, и сунул мне под нос удостоверение, где было написано,  что  он
работает в "Ассоциации ветеранов вьетнамской войны". Говорил он очень тихо
и вежливо, но глаза у него были почти черные,  глубоко  посаженные,  и  за
время нашего разговора он ни разу не моргнул. Он выспросил у  меня  все  о
Прайсе; казалось, ему по-настоящему интересно выудить из моей  памяти  все
подробности до единой. Я сказал, что рассказ мой в полиции и добавить  мне
нечего. Потом я пошел ва-банк и спросил у него  про  "дергунок".  Он  эдак
озадаченно улыбнулся и сказал,  что  отродясь  не  слыхивал  о  химическом
дефолианте под таким названием. Такого вещества нет, сказал он. Как я  уже
говорил, он был очень вежлив.
     Но мне знакомы очертания  пушки,  засунутой  в  наплечную  кобуру,  -
Томпкинс нацепил ее под свой льняной полосатый пиджачок. Да  и  ассоциацию
ветеранов, которая хоть что-то знала бы о нем, я так и не нашел.
     Может, надо было отдать этот список  полиции.  Может,  я  еще  так  и
сделаю. А может, попытаюсь сам разыскать этих четверых  и  найти  какой-то
смысл в том, что они скрывают.
     Не думаю, что Прайс был злым человеком. Нет. Он просто боялся, а  кто
же станет винить человека в том, что  он  бежал  от  своих  кошмаров?  Мне
нравится думать, что под конец Прайсу хватило храбрости встретить  "Ночных
пластунов" лицом к лицу и  что,  совершая  самоубийство,  он  спасал  наши
жизни.
     Газеты, конечно, настоящей версии так  и  не  получили.  Они  назвали
Прайса  ветераном-"вьетнамцем",  который  свихнулся,  убил  во  флоридском
мотеле шесть человек, а потом в  заправочной  станции  "У  Большого  Боба"
угрохал в перестрелке  сотрудника  управления  службы  дорожного  движения
штата.
     Но я знаю, где похоронен Прайс. В Мобиле продают американские флажки.
Я жив и мелочи мне не жалко.
     А потом придется выяснить, сколько храбрости у меня.

                            Роберт МАК-КАММОН

                                 БУЛАВКА

     Я сделаю это.
     Да. Сделаю.
     Я держу булавку в руке; сегодня  вечером  я  собираюсь  заглянуть  во
внутреннее солнце.
     И тогда, когда я до краев буду полон ослепительным сиянием  и  жаром,
когда мой мозг заполыхает таким пожарищем, что хоть звони во все колокола,
я прихвачу в "Макдональд" на углу свой винчестер,  и  посмотрим,  кто  что
кому скажет.
     Вот, пожалуйста, разговариваешь сам с собой. Так здесь больше  никого
нету, с кем же мне разговаривать? Нет, нет; здесь моя подружка. Вот она, у
меня в руке. Да ты знаешь. Булавка.
     У меня есть остренькая подружка-невеличка.  Ты  только  взгляни,  как
блестит это крохотное острие. Она - Булавка - завораживает.  Она  говорит:
смотри на меня смотри долго и внимательно и увидишь во мне  свое  будущее.
Очень острое будущее, и в нем -  боль.  Булавка  лучше  Бога,  потому  что
Булавку я могу держать в руке. Бог где-то терзается и стонет  в  тишине...
где-то там, наверху. Высоко-высоко за потолком. Черт, трещина, а  я  и  не
знал. Неудивительно, что этот паскудный потолок в этом месте протекает.
     Ну, так. Джонни - нормальный парень. В смысле, стрелять в него  я  не
стану. Он в порядке. Остальные... бац, бац, бац, ровно две секунды - и все
в этой лавочке покойники. Мне не нравится, как они захлопывают рты,  когда
я прохожу мимо, точно у них есть секреты, которые мне знать  не  положено.
Как будто у человека могут быть секреты, если  он  целый  день  возится  с
машинами,  чинит  тормозные  колодки  да  клеит  шины,  и  под  ногти  ему
забивается такая грязюка, что не отмоешь. Хороши секреты! А вот Булавка...
у Булавки секреты есть. Сегодня  вечером  я  узнаю  их  и  поделюсь  своим
знанием с людьми на углу,  с  теми,  кто  жрет  гамбургеры  в  безопасном,
надежном мире. Держу пари там крыша не течет будь она неладна  я  заставлю
ее потечь всажу пулю навылет ну так.
     Я потею. Тут жарко. Подумаешь, новость - вечер-то летний.
     Булавочка, ты такая хорошенькая, аж слеза прошибает.
     По-моему, фокус в том, чтобы не моргать. Я слышал про таких, кому уже
случалось делать это. Они видели внутреннее  солнце  и  выходили  сияющие,
светозарные. Здесь у меня  всегда  темно.  В  этом  городе  всегда  темно.
По-моему, им требуется немного солнечного света, как думаешь?
     Вообще-то с кем это ты беседуешь? Я, сам, с собой. Вместе с  Булавкой
выходит четверо. Черт возьми, можно бы сыграть в бридж, если б была охота.
Лукас любил играть в бридж; любил жульничать и  по-всякому  обзываться  да
все равно что еще тут делать? О, эти белые-белые стены. По-моему, белый  -
цвет  Сатаны,  ведь   у   него   нет   лица.   Я   видел   по   телевизору
проповедника-баптиста и на нем была белая рубаха с  закатанными  рукавами.
Он говорил подходите поближе по проходу ну давайте давайте подходите  пока
можно и я покажу вам дверь в Царствие Небесное.
     Это большая белая  дверь,  сказал  он.  Сказал  и  улыбнулся  да  так
улыбнулся о я-то знал просто знал что на самом деле он говорит ты смотришь
меня верно Джои? На самом деле он говорил: Джои ты же все знаешь о больших
белых дверях не так ли ты знаешь что когда  они  с  размаху  захлопываются
слышно как щелкает задвижка и бренчит в замке ключ и ясно что эта  большая
белая дверь уже не откроется пока кто-нибудь не придет и  не  откроет  ее.
Когда она закрывалась открывалась она всегда очень нескоро.
     Я всегда хотел стать звездой. Как в кино или  по  телеку,  кем-нибудь
важным, чтоб вокруг было полно народу и все они кивали бы и говорили да-да
как верно вы очень разумно рассуждаете. Вид у них всегда такой, будто  они
знают, куда идут, а еще они вечно торопятся туда попасть.  Ладно,  я  тоже
знаю, куда сейчас пойду. Прямиком на угол, туда, где золотые арки. Выгляни
из окошка, их видать. Вон, машина к  ним  заворачивает.  Субботний  вечер,
народу будет полно. Яблоку негде упасть. У моего  винчестера  семизарядный
магазин. Рифленый черный орех. Атласная полировка. Резиновая накладочка на
прикладе. Весит он семь фунтов - хороший вес. И запасные пули у меня  тоже
есть. Субботний вечер, полно народу. Вечер встреч, о да я надеюсь она  там
эта девчонка ну знаешь та что водит синий "Камаро" у нее  длинные  светлые
волосы и глаза как брильянты. Брильянты твердые, но всадишь в такой брюлик
пулю - и он сразу мягчеет.
     Не станем мы про нее думать, Булавочка, верно? Не-е! Ежли она  там  -
это Судьба. Может, в нее я стрелять не стану, и она увидит, что я  славный
парень.
     Держи Булавку близко. Ближе. Еще ближе. Против правого глаза. Я долго
думал об этом. Решение далось нелегко. Левый или правый? Я  правша,  стало
быть, логично использовать свой  правый  глаз.  Я  уже  вижу,  как  солнце
искрится и сверкает на кончике Булавки, точно обещание.
     О,  что  я  мог  бы  сделать,  будь  у  меня  автомат.  Элиот   Несс,
"Неприкасаемые"  -  какая-нибудь  штучка  типа  "томми"  [пистолет-пулемет
Томпсона, сорок пятый калибр].  Я  наверняка  сумел  бы  отправить  за  ту
большую белую дверь уйму народу, ведь верно? Понимаешь занятно  получается
то есть просто настоящая хохма всем охота попасть в Царствие  Небесное  но
все боятся умереть. Вот что я собираюсь сказать когда зажгутся  прожектора
и парень из новостей сунет мне под нос микрофон. Сперва надо побриться.  И
надеть галстук. Нет, в галстуке меня не узнают.  Надо  будет  надеть  свою
серую форму серую вот цвет для мужчины. Серый телекамера хорошо берет.
     Поговори со мной, Булавочка. Скажи, что больно не будет.
     Ах ты лживая сучонка.
     Нужно попасть в  центр.  В  то  черное  местечко.  Она  должна  войти
глубоко. По-настоящему  глубоко,  и  тебе  придется  проталкивать  ее  все
дальше, до тех пор, пока не увидишь внутреннее  солнце.  Знаешь,  я  готов
спорить на что угодно, это место все равно мертвое. Уверен, в этой  черной
точке даже боли никакой не почувствуешь. Просто  воткни  и  проталкивай  и
увидишь как вспыхнет солнце а потом когда  все  будет  сказано  и  сделано
можно будет сходить на угол и съесть гамбургер.
     Пот так и льет. Жаркий вечер. Толку от этого чертова вентилятора  как
от козла молока, шум один.
     Ты готов?
     Ближе, Булавочка. Ближе. Вот уж не знал, что  острие  может  казаться
таким большим. Ближе. Почти  впритык.  Не  моргать!  Моргают  трусы  никто
отродясь не мог сказать что Джои Шэттерли трус нет сэр!
     Погоди. Погоди. Я думаю, не обойтись без зеркала.
     Я нюхаю у себя под мышками. Шариковый  дезодорант  "Бэн".  Ты  же  не
хочешь чтоб от тебя разило потом когда на тебя направят  прожектора  вдруг
последние новости делает не парень а девчонка та  с  большими  титьками  и
словно отмороженной улыбкой?
     Нет бриться ни к чему я выгляжу отлично. О черт "Бэн" кончился.  "Олд
Спайс" это подойдет. Мой батя  всегда  пользовался  "Олд  Спайс"  как  все
папаши. И славный же был  денек  мы  посмотрели  как  "Красные"  играют  с
"Пиратами" и он купил мне пакетик арахиса и сказал он мной гордится. Денек
что надо. Ну, он был хоть и чудак а настоящий Морской  Пехотинец  факт.  Я
помню эту чушь про Иводзиму [Иводзима - остров на юге Японии,  захваченный
США во время Второй Мировой войны, в 1944 г.], когда он тронулся  и  запил
все Иводзима да Иводзима я хочу сказать он прожил это в уме  миллион  раз.
Отошнело слушать про всех тех кто сгинул на Иводзиме и про то почему  надо
гордиться тем что ты американец и про то что все стало не так  как  раньше
было. Все переменилось, верно? Кроме "Олд Спайс". Его до сих пор  продают,
и бутылка все такая же. Иводзима Иводзима. А потом он пошел и  сделал  вот
что прицепил в гараже к потолку веревку и шагнул со стремянки а  я  тут  и
войди за великом и батина ухмылка которая говорила Иводзима.
     Ох мам я не нарочно его нашел. Почему ты не зашла туда тогда ты могла
бы возненавидеть себя.
     Ладно тогда выдался хороший день мы посмотрели как "Красные" играют с
"Пиратами" и он купил мне пакетик арахиса и сказал он  мной  гордится.  Он
был настоящий Военный Моряк.
     Черный кружок в  зеркале  выглядит  маленьким  не  больше  точки.  Но
Булавочка меньше. Острая как правда. В мой  винчестер  входит  семь  пуль.
Великолепная семерка мне всегда нравился Стив Мак-Куин у  него  там  такой
маленький обрез Стив по-моему помер от рака.
     Булавочка ты такая красивая. Я хочу научиться всякому  разному.  Хочу
знать разные секреты. Я буду шагать в сверкании внутреннего солнца  гордый
и высокий как Военный Моряк на горячем песке Иводзимы.  Ближе,  Булавочка.
Еще ближе. Почти все. Рядом черный кружочек, немигающая чернота.  Гляди  в
зеркало, не гляди на Булавку. Не  моргать!  Ближе.  Спокойней,  спокойней.
Не...
     Упала. Только не закатись под раковину! Достань Булавку, достань  ее!
Не упусти...
     Вот ты где. Милая Булавочка, милая подружка. У  меня  потеют  пальцы.
Вытрись полотенчиком - аккуратно, как следует. "Холидэй-Инн". Когда это  я
останавливался  в  "Холидэй-Инн"?  Когда  ездил  навещать  мамулю  ах   да
верно-верно. В старом доме жил еще кто-то мужчина и женщина  я  так  и  не
узнал их имена а  мамуля  она  просто  сидела  там  где  кресла-качалки  и
говорила про отца. Она сказала ее приезжал повидать Лео а я сказал Лео  же
в Калифорнии а она сказала ты ненавидишь Лео да?  Я  не  испытываю  к  Лео
ненависти. Лео хорошо заботится о мамуле посылает ей деньги  и  держит  ее
там в том доме но я скучаю по старому дому. Нынче все не  так  как  бывало
планета крутится все быстрее и быстрее  и  иногда  я  держусь  за  кровать
потому что боюсь как бы мир не скинул меня точно старый башмак. Поэтому  я
вцепляюсь крепко костяшки пальцев у меня белеют и очень скоро я снова могу
встать и ходить. Крохотными шажками, будто малое дитя.
     Что это за машина просигналила? "Камаро",  да?  Блондинка  за  рулем?
Семь пуль. Я много клаксонов гудеть заставлю.
     Какая Булавочка прямая и сильная, будто маленькая серебряная  стрела.
Как и кто сделал тебя? Булавок миллионы и миллионы,  но  Булавочка  только
одна. Моя подружка, мой ключик к правде и свету. Ты сияешь и подмаргиваешь
и говоришь загляни во  внутреннее  солнце  и  прихвати  свой  винчестер  к
золотым аркам куда боятся ходить Военные Моряки.
     Я сделаю это.
     Да. Сделаю.
     Ближе. Ближе.
     Прямо против черного. Сияющее серебро, исполненное правды. Булавочка,
подружка моя.
     Гляди в зеркало. Не моргай. Ох... пот... пот так и льется. Не моргай!
     Ближе. Почти есть. Серебро,  до  краев  заполняющее  черноту.  Почти.
Почти.
     Ты не будешь моргать. Нет. Не будешь. Булавочка о  тебе  позаботится.
Булавочка поведет тебя. Ты. Не. Будешь. Моргать.
     Думай про что-нибудь другое. Думай про... Иводзиму.
     Ближе. Еще чуть-чуть.
     Один укол. Быстро.
     Быстро.
     Есть.
     Уй.
     Уй. Нет. Нет. НЕ МОРГАЙ. Не надо, договорились? Да. Теперь понял. Уй.
Больно. Чуть-чуть. Булавочка, подружка моя. Сплошь серебро. Больно. Правда
глаза колет, вот и ты тоже. Да-да. Еще тычок. Быстро.
     О ИИСУСЕ. Глубже. Капельку глубже. Ох не моргай пожалуйста пожалуйста
не моргай. Смотри туда туда да в зеркало втыкай глубже я  ошибался  черный
кружочек не мертвый.
     Глубже.
     Ох. Ох. Так. Ох. ВЫТАЩИ! Нет. Глубже.  Я  должен  увидеть  внутреннее
солнце я потею Джои Шэттерли вовсе не трус нет сэр нет сэр. Глубже.  Тише,
тише. Ох. На этот раз лучик света. Синего света. Не  внезапно  открывшееся
полыхающее солнце - холодная луна. Втыкай, втыкай.  Ох.  Ох.  Больно.  Ох,
больно. Синий свет. Пожалуйста не моргай втыкай глубже ох ох пап  где  мой
велик?
     ОХ БОЖЕ ВЫТАЩИ ВЫТАЩИ ОХ БОЛЬНО ВЫТА...
     Нет. Глубже.
     Мое лицо. Оно подергивается. Острая  боль.  Явственная  острая  боль.
Судорога. Семь пуль. Вниз к золотым аркам и еще глубже туда где внутреннее
со...
     Ох... больно... так... хорошо...
     Булавочка входит в глубь. Медленно. Холодная  сталь.  Я  люблю  тебя,
пап. Булавочка открой мне правду открой мне открой мне открой...
     Глубже. Сквозь биение крови. Центр немигающей  черноты.  Белое  стало
красным. Семь пуль, семь имен. Глубже, к центру внутреннего солнца.
     О! Вот оно! Я увидел его!  Вижу!  Вот  же  оно,  вот!  Я  увидел  его
мгновенный проблеск втыкай глубже в мозг где внутреннее солнце сюда  сюда!
Вспышка света! Булавочка,  отведи  меня  туда.  Булавочка...  отведи  меня
туда...
     Пожалуйста.
     Глубже. За границы боли. Холод. Внутреннее  солнце  жжет.  Заставляет
улыбаться. Я почти на месте.
     Втыкай глубже. Всю Булавку, до конца. Страсть как больно.
     Белый свет. Фотовспышка. Привет, ма! Ох... вот... вот... вот здесь...
     Булавочка, спой мне.
     Глубже.
     Я люблю тебя папа ма мне так жаль что  мне  выпало  найти  его  я  не
нарочно я не...
     Еще  одно  нажатие.  Несильное.  Булавка  почти  исчезла.  Мой   глаз
отяжелел, он отягощен грузом увиденного...
     Булавочка, спой мне.
     Глуб...