Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ
Рассказы

АЛЫЕ ПАРУСА - 2
БРАТ МОЙ МЕНЬШИЙ...
ВОЛШЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
ЕЛКИ-МОТАЛКИ В ДАЛЕКОМ КОСМОСЕ
ИГРА В НАПЁРСТКИ
ИНОГДА...
ИСКУССТВО ПРЕДСТАВЛЯТЬ
ИСКУССТВО ПРЕДСТАВЛЯТЬ
КЕНТАВР: АНАТОМИЯ, ФИЗИОЛОГИЯ, ЭВОЛЮЦИЯ
КОГДА В МОЕМ ГОРОДЕ ВЕТЕР
НА МОСТУ
ОСКОЛКИ
ПИРУШКА
ПОСЛЕДНИЙ РЕПОРТАЖ
ПРИМЕТА
ПРОСТО СВИДАНИЯ С МУЗОЙ...
ПУТЕШЕСТВИЕ ХОББИТА
РЕЛИКТ
САМОУБИЙСТВО БОГА, ИЛИ ПОСЛЕДНИЙ РОМАНС
САМЫЙ ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК
СЕДЬМОЙ ПРИНЦ КОРОЛЕВСТВА ЮМ
СКАЗКА ПРО МУХУ И О
СКАЗКИ ДЛЯ ИДИОТОВ
СЛУЧАЙНЫЕ ОБРАЗЫ
СОЛДАТИКИ ЛЮБВИ
ЭТЮД О МНОГОМЕРНОСТИ ПРОСТРАНСТВА
Я И МОЙ ТЕЛЕВИЗОР
Я РИСУЮ...
мастерская Н.Н.Фигуровского

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                                  ИНОГДА...

                                                   История в стиле Желязны

     Иногда я могу себе это позволить. Когда все дела на станции  сделаны,
и предстоящий день целиком свободен.
     Я просыпаюсь рано утром, лишь только ярко-красный лик местного солнца
выглядывает из-за дымчатого горизонта, и его лучи нехотя проникают  в  мою
комнату сквозь небольшой иллюминатор. Они ползут по стене и в какой-то миг
освещают небольшую, потертую цветную фотографию, приклеенную к  стене  над
моей  кроватью  двумя  кусками  грязного  скотча.  На   ней   -   красивый
ярко-розовый  цветок,  раскинувший  свои  рыхлые  лепестки   среди   бурых
шероховатых скал. Эту картинку я вырезал давным-давно, еще  на  Земле,  из
какого-то журнала и храню до сих пор...
     Я быстро собираюсь, не беру ничего лишнего - только  длинный  широкий
нож с удобной ручкой и небольшой щит,  кое-как  сделанный  мною  самим  из
листа толстой жести...
     Я никак не могу себе в этом отказать. Собственно,  из-за  этого  я  и
оказался здесь. Ради этого я покинул тихую, кроткую Землю,  бросил  дом  и
престижную работу и  прилетел  сюда,  на  эту  страшную  и  вместе  с  тем
неуловимо прекрасную планету. Я  зову  ее  женским  именем,  не  знаю  сам
почему, я люблю и боюсь ее одновременно,  как  будто  женщину-зверя,  всех
прелестей которой не знает никто кроме меня, зато могущество  и  опасность
заметны всем...
     Я  осторожно  приоткрываю  толстую  стальную  дверь   переходника   и
выглядываю наружу. В этот момент неясная крупная тень проносится по земле,
краем касаясь моих глаз. Я прячусь.
     Выглядываю снова, озираюсь по сторонам - больше  опасности  вроде  бы
нет, ну, с Богом - и набрав полную грудь воздуха, бросаюсь бежать...
     Солнце едва поднялось над лесом, полускрытое марью.
     Я бегу через рыжую пустошь к ближайшей зелени, маячащей где-то вдали.
Все время смотрю на небо - пока спокойно...
     Примерно полпути я успеваю пробежать без помех, но тут меня  замечают
сразу два дракончика. Мерзкие животные - хорошо  еще,  что  я  вовремя  их
углядел. Они рисуют надо мной круги и петли и, резко  встряхивая  длинными
хвостами, метают вниз острые, вытянутые чешуи...
     Эти твари покрыты чешуей с ног до головы, точнее от головы до  хвоста
- даже крылья - причем на хвосте  чешуи  особенно  крупные,  и  похожи  на
лезвия небольших ножей; они легко отделяются и довольно метко летят  вниз.
При определенном стечении обстоятельств  одного  такого  попадания  вполне
хватило бы, чтобы оставить станцию без ее хозяина. Вообще-то мне запрещено
выходить без особой необходимости...
     Я закрываюсь своим щитом. Чешуи сыплются градом - стучат о  жесть,  и
отскакивая,  входят  в  сухую  землю,  как  стекло  хрустят  под   ногами.
Пользоваться оружием  мне  тоже  запрещено,  поэтому  я  терпеливо  бреду,
накрывшись щитом. В ушах звенит от постоянной дроби...
     Солнце ползет все выше, начинает припекать.
     Добравшись наконец до леса, я прячу  под  кустом  щит  и,  зная,  что
передышки не будет, тут же выхватываю из-за пояса нож. Без него  здесь  не
сделать ни шагу - одна за другой с легким шелестом  тянуться  ко  мне  все
зеленые ветви этого леса. Все  деревья  здесь  плотоядны  и,  почувствовав
что-то живое, ветви,  как  змеи,  ползут,  прощупывая  себе  путь  мягкими
кончиками. Если такой кончик отсечь - ветвь будто бы слепнет и  становится
безопасной; однако ветвей сотни, и махать ножом  приходится  очень  часто.
Они пытаются обвить мои руки и ноги, неприятно скользят по  одежде,  но  я
все-таки не спеша продвигаюсь сквозь их зеленую кишащую массу. Пот  такими
же змейками стекает с плеч, щекочет и слетает каплями  при  каждом  ударе.
Остановиться нельзя ни на миг - хищные ветви тут же  скрутят,  парализуют,
могут задушить, могут растерзать  -  у  основания  они  сильнее  слоновьих
хоботов. Сразу же за моей спиной тоннель, прорубленный в сплетении зелени,
вновь затягивается, как только я делаю очередной шаг...
     Прошло пожалуй  часа  два,  прежде  чем  между  копошащимися  ветвями
замаячил голубоватый просвет.
     Вздохнув с облегчением, я было бросаюсь вперед, но тут же, наказанный
за невоздержанность, - о, Боже - куда-то падаю, потеряв под ногами  опору.
Живые лианы, словно щупальца гигантского спрута,  мгновенно  оплетают  мое
тело с головы до ног, и  я  зависаю  где-то  в  пространстве,  заполненном
шевелящейся зеленью, так и не долетев до  дна  ямы.  Лианы  тянут  меня  в
разные стороны, стараясь разорвать на части. А-а-а-а...
     Нож все еще в руке - это  хорошо.  Собрав  все  силы,  я  высвобождаю
правую руку, и, не давая захватить ее снова, не спеша начинаю подрубать те
побеги, что тянут вниз. Кажется получилось - я медленно, но верно  начинаю
двигаться вверх, лианы сами  тянут  меня.  Само  собой,  возни  будет  еще
достаточно, но жить буду, и то - слава Богу.
     Вот уже  виден  край.  Подтягиваюсь,  ползу  на  четвереньках...  Еще
чуть-чуть и можно будет встать в полный рост.
     Солнце уже поднялось высоко, но до зенита еще не добралось.
     Последний побег, теряя жизнь, сползает с моего плеча -  я  выхожу  из
леса. Сразу за деревьями начинается каменистый склон - не очень крутой, но
сейчас он мне дается трудней любого  эвереста.  Пройдя  шагов  пятнадцать,
падаю без сил - лежу, хоть лежать тут не стоило бы.  Дракончиков  тут  уже
нет, но других тварей хватает.
     Едва различимый шорох заставляет вскочить на ноги, стряхивая  с  мышц
усталость, как капельки влаги  -  прямо  надо  мной  взметнувшийся  темный
силуэт горного зверя. Размером и повадками  он  похож  на  земного  барса,
только морда более вытянута. Увернувшись от прыжка, тут же - еще в  полете
- бью зверя кулаком между глаз. Тот, оглушенный, грузно валится на  камни.
Необычайно красивое, грациозное  животное  -  все,  чем  прекрасна  кошка,
присуще ему троекратно. Загадочный блеск глаз, мягкие  лапы,  изгиб  тела,
манящий взгляд совершенством линей, - однако любоваться  им  нет  времени.
Пока он не пришел в себя, хорошо бы уйти подальше, да еще не  помешало  бы
запутать след, что бы не драться с ним еще раз.
     Солнце почти в зените - надо спешить.
     На вершине горы среди  скал  и  камней  я  безошибочно  нахожу  почти
круглый провал метра три в диаметре - я смог  бы  его  отыскать  на  ощупь
ночью, в кромешной тьме, будь даже мертвецки пьяным. Вертикальным колодцем
он уходит вниз, внутрь горы.
     Закрепив на краю веревку, я  погружаюсь  в  темноту  провала.  Что-то
внутри подсказывает мне за что взяться, обо что опереться, куда  поставить
ногу - уже здесь я начинаю не принадлежать себе.
     Коснувшись дна, я бросаю веревку и сажусь, скрестив под  собой  ноги.
Жду.
     Солнце ползком достигает зенита, и по мере  этого  движения,  так  же
неспешно, вниз по стене  колодца  опускается  круг  солнечного  света.  Он
освещает все щели и выщерблены, по которым я только что полз.
     Едва только луч достигает дна - с легким шорохом из трещины,  похожий
на голову  анаконды,  выходит  огромный  бледно-зеленый  бутон.  Он  томно
потягивается  в  лучах  солнца  -  как  кошка,  как  женщина  -  и   вдруг
раскалывается на несколько крупных лепестков. Медленно и  изящно,  подобно
рукам балерин, лепестки расходятся  в  разные  стороны,  обнажая  нутро  -
ярко-розовое, нежнее и мягче лучшего  бархата.  Миллионы  микроскопических
ворсинок колышутся, впитывая солнечный свет. Одна за другой,  волнами,  от
центра до самых кончиков лепестков прокатываются светло-фиолетовые полосы.
В  центре,  как  на   большой   глубине   водоросли,   шевелятся   крупные
сочно-оранжевые тычинки. У корней их выступают  хрустальные  капли  вязкой
жидкости, сверкают на солнце и скатываются к краю...
     Все это время я сижу в стороне, прижавшись спиной к  холодному  камню
стены, боясь ненароком задеть край цветка,  заполонившего  собой  все  дно
колодца.  И  нет  в  моей  жизни  секунд  большего  счастья,  чем  эти   -
зачарованный, я не могу оторвать взгляд от этого зрелища. В такт с волнами
на цветке, по моему телу прокатываются сладкие судороги...
     Когда же солнце прошло зенит, и круг света  нехотя  начал  взбираться
вверх по противоположной стенке колодца, цветок так же  грациозно  сомкнул
свои створки и спрятался в щель.
     Я встаю, и оцепенение, как шерстяной плед, сползает с  меня  на  пол.
Все кончилось - я берусь за  веревку  и  лезу  наверх,  догоняя  солнечное
пятно.
     С вершины горы я бросаю взгляд на путь,  пройденный  мною  за  первую
половину дня: каменистый  склон,  за  ним  живой  лес,  дальше  пустошь  с
парящими над нею дракончиками, и только  где-то  далеко-далеко,  на  самом
горизонте, - станция. Все  это  расстояние  мне  предстоит  пройти  снова.
Только теперь уже мне не понадобятся нож и щит  -  я  знаю,  что  ни  один
горный зверь не посмеет наброситься  на  меня  из-за  скалы,  живые  лианы
расступятся передо мной, уважительно пропуская, и лихие дракончики,  глядя
с небесных высот, не посмеют тряхнуть хвостом, а только проводят взглядом.
     Я это знаю. А еще я знаю, что  вернувшись  на  станцию  я  упаду  без
чувств и тут же усну, а завтра утром начнется простой рабочий день,  каким
нет числа. Я буду что-то изучать, измерять, записывать - сейчас я даже  не
знаю, что именно, сейчас мне на это плевать - и так  продлиться  несметное
количество дней... До тех пор, пока я вновь не смогу себе это позволить...

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                           ИСКУССТВО ПРЕДСТАВЛЯТЬ

                                                     У попа была собака...

     Мне раз попалась в журнале одна статейка.
     Не то, чтобы интересная... Не знаю даже, чем она  меня  привлекла.  В
ней - о том, какие в кино бывают пробы  на  роль.  Вот,  например,  пришла
девушка, а режиссер ей и говорит:
     - Ты представь, будто меня тут нет и ничего этого тоже нет,  а  будто
ты сидишь у себя  дома,  в  комнате,  и  по  телефону  со  своей  подругой
разговариваешь...
     Девушка начинает что-то говорить, а режиссер слушает, смотрит,  и  по
тому, насколько органично и естественно она себя ведет, решает,  брать  ее
на роль или нет.
     Только я это прочел, как вдруг мне ясно представилось, что будто бы с
того дня прошел уже целый год,  я  приехал  в  Москву  и  вроде  бы  решил
попробовать сняться в кино. Прихожу я по объявлению  на  киностудию  имени
Горького, а режиссер, чтобы испытать меня, говорит:
     - Представь себе, что меня здесь нет и ничего вокруг тоже нет, а есть
телефон, и ты по нему разговариваешь со своим другом. Понятно?
     Я мигом понял, представил все, как положено, и думаю,  что  бы  такое
сказать.
     - Алло. Привет, это я, - сказал и замолчал. А что дальше-то говорить?
     - Ты чем занимаешься?
     Подождал паузу.
     - Ага. Понятно...
     А режиссер смотрит внимательно,  и,  видно,  мало  ему  того,  что  я
сказал. Он ждет и думает, что это, интересно, я дальше говорить буду. И от
этого вся судьба моя последующая зависит. Но я не растерялся и говорю:
     - А я вот тут в кино решил сниматься. Да. Ну, да... Ну, попробоваться
хотя бы... Вот только что с кинопроб приехал.
     Смотрю - режиссер улыбнулся. А я и рад стараться:
     - Да нет, - говорю, - режиссер вроде бы ничего. Нет, это ты  зря  так
говоришь... Режиссер - мужик отличный.
     А режиссер этот самый уже  смеется,  и  какое-то  любопытство  в  его
глазах блестит. Вроде, как бы спрашивает, что же он  дальше  скажет?  А  я
дальше мысль развиваю:
     - Он, режиссер этот, что придумал! Он, чтобы испытать  меня  говорит:
"Ты представь, говорит, что меня здесь нет и ничего нет, а есть телефон, и
ты по этому телефону своему другу звонишь". Ну, я и  представил,  будто  с
тобой говорю. Я сначала сказал: "Алло. Привет, это я".  Выждал  секунду  и
дальше: "Ты чем занимаешься?" Еще пауза. "А я вот в кино сниматься  решил,
только что с кинопроб..." Тут я представил, будто  ты  что-то  плохое  про
кино сказал, а я тебе возражаю: "Да нет, говорю, ты не прав,  режиссер  уж
больно хороший попался... Сообразительный мужик. Ты слышь, что он придумал
- он говорит: "Ты представь, будто никого здесь нет и  меня  тоже  нет,  а
есть телефон, и ты по нему с другом разговариваешь"... В общем,  говорю  я
все это, смотрю - а режиссера хохот разбирать начал. Тогда я, лишь  бы  не
молчать, начал представлять, будто я  все  это  тебе  пересказываю.  Будто
прихожу я домой, звоню тебе и говорю: "Алло. Привет, это я." Потом говорю:
"Ты чем занимаешься?" И после паузы: "А я вот тут в кино сниматься  решил,
только что с кинопроб..." Дальше,  чтоб  не  молчать,  говорю:  "Режиссер,
толковый мужик,  попался  -  знает  свое  дело.  Он  мне  такое  испытание
придумал. Это вам не дули воробьям крутить! Он говорит:  "Представь  себе,
что меня тут нет, а есть только телефон, по которому ты со своим приятелем
разговариваешь". А дальше, опять, чтобы не молчать,  говорю,  что  сказал,
будто представил, что тебе позвонил  и  говорю:  "Алло.  Привет,  это  я".
Потом: "Ты чем  занимаешься?  А  я  вот  сдуру  решил  в  кино  сниматься.
Только-только с кинопроб приехал." Ну, тут режиссер вообще на  пол  сполз,
но на меня все ехидно косится, что я, мол, дальше говорить буду. А  мне-то
сказать нечего, и я, чтобы не молчать, говорю ему одно и то же  и  все  по
кругу... Ну, все то же, что я тебе сейчас пересказываю. Что прихожу домой,
что звоню тебе и говорю, что, мол, режиссер, ничего себе  мужик,  говорит:
"Представь, что  вместо  меня  телефон  стоит,  и  ты  по  нему  с  другом
разговариваешь." И что я представил, что с тобой говорю, и говорю:  "Алло.
Привет, это я". "Ты чем занимаешься?" - говорю. "А я вот, - говорю, -  тут
в кино сниматься удумал, а режиссер и говорит: "Представь, мол, что я - не
я,  а  телефон,  и  ты  по  мне,  то  есть  по  нему,  со   своим   другом
разговариваешь..."...
     Режиссер и в самом деле смеялся сильно, не то чтобы на пол сполз,  но
смеялся. А когда он понял, что я ему ничего нового не скажу,  сквозь  смех
выдавил из себя:
     - Ладно. Хватит тебе...
     Потом платком лоб вытер, глаза промокнул и говорит:
     - Ладно. Парень ты, что надо. Беру я тебя на роль... Только ты честно
скажи, ты все это заранее сочинил или прямо сейчас экспромтом выдал?
     А я отдышался, сморгнул, сухие губы языком облизал и говорю ему  все,
как есть, честно:
     - Нет, не сейчас, и не экспромтом. Я  еще  год  назад  рассказ  такой
сочинил... "Искусство представлять" называется. Эпиграф там еще интересный
такой был: "У попа была собака". Я тогда прочитал в  журнале  о  том,  как
проходят кинопробы,  и  вдруг  четко  представил  себе,  будто  сам  решил
сниматься, прихожу, а режиссер говорит: "Представь, будто меня нет, а есть
телефон, по которому ты со своим другом разговариваешь." А я не растерялся
и говорю: "Привет, это я." А потом: "Ты чем занимаешься?" Выждал  паузу  и
дальше: "А я вот, знаешь ли, в кино решил сниматься".  А  режиссер  мне  и
говорит: "Представь..."
     Не помню уж, что было дальше, и чем все дело кончилось. Не знаю даже,
происходило ли это на самом деле, или я все это себе представил...
     Но как только пройдет год с того дня, я обязательно поеду в Москву  и
тут же пойду на киностудию имени Горького...
     Интересно, что из этого выйдет?
     Постарайтесь представить...

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                         КОГДА В МОЕМ ГОРОДЕ ВЕТЕР

                         осенне-зимняя медитация

                                      Все последние бодрствующие  легли  и
                                 успокоились; ночь замерла рассветом  -  и
                                 только одно  маленькое  животное  кричало
                                 где-то на  светлеющем  теплом  горизонте,
                                 тоскуя или радуясь.
                                                             А.Платонов.

                                    ...И недаром сказано, что произведения
                                 должны бы носить два имени  -  мужское  и
                                 женское.
                                                                 Н.К.Рерих

     Вот почти и кончилось  лето.  Почти.  Это  чувствуется.  Хотя  внешне
ничего не изменилось - днем все так же жарко. Однако что-то неуловимое уже
перевернулось, и этот переворот уже  отразился  во  всем  -  в  солнце,  в
природе, в людях... Вот-вот случится  тот  миг,  когда  нить,  за  которую
держится лето, истончившись лопнет, и все вдруг сразу станет осенним.
     И еще ночи. Они стали такими холодными. Вот  так  -  дни  по-прежнему
жарки, а ночи предательски холодны. Так всегда.
     А всего две  недели  назад  Летаев  купался  в  море,  был,  кажется,
счастлив и вовсе не думал, что так скоро  ночи  станут  такими  холодными.
Даже обидно. Как быстро меняются знаки времени.  Это  все  ветер.  Это  он
срывает со стендов старые рекламы, с деревьев - листья, а с людей прошлое.
Это  он  бьет  людей  в  спины,  заставляя  идти  дальше.  Это  он  диким,
замерзающим зверем воет за окнами теплых домов, разрывая уют, сея в  одних
страх неизвестности нового, в других же - тоску по свободе. Да,  кончается
покойное, томное лето, и наступает Пора Сильного Ветра.
     И дождя. Но это не главное. Главное - ветра.
     Может завтра, А может быть через час наступит эта пора, ну а  пока  -
день, жарко и ветра нет.
     "Моя двадцатая осень сводит меня с ума" - звучит из магнитофона.
     Летаев, закрыв глаза, лежит на диване. Его левая рука свесилась вниз,
на пол, и легла на раскрытую страницу, небрежно брошенного,  журнала.  Эта
осень у него тоже двадцатая. Он лежит и ни о чем не думает. Внутри у  него
пусто и гулко. Странные - знакомые и незнакомые - голоса звучат  для  него
из этой пустоты. Мысли и образы - свои ли, чужие ли - медленно  плавают  в
этом густом,  чуть  звенящем  пространстве  и  друг  за  другом  картинами
всплывают у него перед закрытыми глазами. И он  проживает  их,  как  будто
куски жизни, один за другим - и то, что уже было с  ним  в  течение  этого
года, и то, чего не было совсем, а может быть и было, но где-то,  когда-то
и с кем-то другим...

     - Один тибетский монах сел в позу лотоса и голодал сто дней.  Сначала
бил в бубен - потом затих. Он так иссох, что микробам  негде  было  в  нем
селиться... И вот так он уже четыреста лет сидит и улыбается.
     - Но он хоть умер?
     - А кто ж его знает...

     Летом на море - единственная возможность увидеть  небо  таким,  какое
оно на самом деле. Без постоянной городской засветки...
     Господи, звезд-то сколько! Куча! Откуда их столько взялось?  Ведь  не
было раньше! Будто и неба никакого  нет  совсем,  а  есть  огромная  груда
звезд, мигающих поочередно.
     А ведь, наверное, так оно и есть.  В  каждой  точке  неба  где-нибудь
обязательно есть звезда, может быть далеко-далеко, но - есть.  Может  быть
так далеко, что даже свет ее  до  меня  не  доходит.  Но  что-то  все-таки
доходит. И на что-то действует. Чувствуется.
     И ощутив присутствие далеких, невидимых  звезд,  отделенных  от  меня
гигантскими расстояниями, я начинаю чувствовать сразу всю Вселенную и себя
как одно из ее проявлений, ее часть. Вселенная бесконечна во времени  и  в
пространстве. Все едино и вечно, неделимо  и  незыблемо.  Иногда  меняются
только формы. А раз весь мир - это единый организм, - то все в нем течет о
определенным законам, правильным и не случайным. И значит все везде  будет
удачно...
     Хорошо  вот  так   стоять,   подняв   лицо   вверх.   Душа   медленно
успокаивается, размягчается, наполняется смыслом и, может быть, мудростью.
И кажется, что все идет к лучшему.
     Да, удивительные на море звезды! Но и в городе они такие  же.  Только
их не видно. А они там и не нужны, на них все равно там никто не  смотрит.
Все погружены в свои мелкие, бренные, сиюминутные дела  и  смотрят  только
себе под ноги. Но если кто-то захочет увидеть звезды - он их увидит.  Дело
не в городе и не в звездах...
     Хотя в городе свои законы...

     - Все очень просто - ты делаешь то, что тебе в кайф, я делаю то,  что
мне в кайф, он делает то, что в кайф ему... И не надо кого-то  упрекать  в
том, что ему в кайф то, что не в кайф тебе...
     - А как же тогда любовь?
     - А так же...

     В универ - к восьми. Встаю полседьмого и,  наскоро  позавтракав,  без
десяти семь выхожу из дома. Ехать ровно час. На трамвае.
     На улице все пусто, серо и зябко. Надо спешить.
     Я вхожу в пустой, по-утреннему чистый трамвай, сажусь  у  окна  и  не
спеша начинаю ехать.
     Колеса негромко стучат,  дома  и  деревья  равнодушным  фоном  плавно
движутся за окном. Я чуть покачиваюсь в легком оцепенении.
     Постепенно трамвай заполняется людьми. Они теснятся, жмутся и так же,
как я, молчаливо едут по своим делам.
     У кого-то часы играют "Марсельезу" - это значит уже  полвосьмого,  не
опоздать бы...

                    Окно трамвая густо запотело,
                    Кругом тепло и тихо - как в гробу.
                    И люди друг о друга греют тело,
                    Вручив трамваю глупому судьбу
                    Мы все спешим - коротенькие взгляды
                    Бросаем на изящный циферблат...
                    Спешить нельзя и, в сущности, не надо.
                    Трамвай везет. И все. И каждый рад.

     Как-то  странно  спешить  вперед,  сидя  на   месте,   доверив   свое
продвижение к цели общественному транспорту. Ни  бежать,  ни  мчаться,  ни
гнать лошадей, а вот так...

                    И злой трамвай, уверенный в победе,
                    Нас убеждает тихим шепотком,
                    Что рано или поздно мы приедем,
                    И даже поздно - раньше, чем пешком.

     А что делать?  По-видимому,  трамвай  прав.  Наверное,  это  какой-то
объективный закон, и он неизбежен. Во всяком случае  философский  смысл  в
этом есть. У каждого свой трамвай со своим маршрутом - садись и езжай.

                    Но хочется рвануть стоп-кран и выйти,
                    Идти пешком - пусть даже опоздать!
                    И все же в ожидании событий
                    Стою в трамвае каждый день опять...

     В конце концов я все-таки вышел, не задумавшись о последствиях... Вот
уже больше года я не хожу в университет. Вот только никак не могу  понять,
обогнал я свой трамвай или безнадежно отстал от него...

     - Я слышал по телевизору, что иногда попугаи летают вперед хвостом...
     - Зачем?
     - Чтобы избавиться от мухи попавшей им в глаз...

                    Я вам не отвечу, просто уйду.
                    Нет, я вам не отвечу, а просто уйду.
                    Есть множество мест, где всегда меня ждут,
                    Так что, я не отвечу, а просто уйду...

     - Что бы это могло быть? Стихи?
     - Кажется, это текст для  блюза.  Сюда  бы  еще  тоскующий  саксофон,
фантазию на рояле и немного ритма...

     Мы вдвоем ходим по городу,  а  вокруг  дует  ветер,  сильный-сильный.
Ветер поет у меня в ушах странные песни о том, чего нет, ветер треплет его
волосы и полы плаща, ветер срывает с деревьев листья,  поднимает  с  земли
пожелтевшие газеты, обрывки старых реклам  и  уносит  все  это  вдаль.  Он
говорит, что скоро должен улететь; и мне представляется,  что  ветер  дует
все сильнее, натягивает полы его плаща - он медленно отрывается  от  земли
и, как лист по ветру, уносится прочь.  Мне  страшно  и  хочется  незаметно
держать его за большую, круглую пуговку на рукаве, но я понимаю,  что  это
не выход, ветер тут не при чем - он улетит на самолете. И я снова останусь
одна...

     Голос звучал тихо, но  четко  и  внятно.  Летаев  поднял  голову.  Он
почувствовал, что его кто-то ждет. Это она. Это ее голос он слышит.
     Летаев не знал ее. Хотя, может быть, где-то видел. Не в этом дело. Он
уже  давно  понял  для  себя,  или  просто  придумал,  что  кроме   явных,
причинно-следственных,  существуют  еще  необычные,  тонкие,  связи.   Они
невидимо, но крепко связывают людей,  предметы,  события;  и  порвать  их,
пожалуй, невозможно. Тонкие связи незаметно держат весь мир.

             Роса на твоих губах - может быть, целый мир.
             И знание этих слов мне не дает покоя.
             Когда наступает ночь, становится четче пунктир,
             И я выхожу в эфир, не зная, что это такое.
             Но тонкие связи мои держат меня на ногах.
             Тонкие связи покажут путь в мутном пространстве наощупь.
             Тонкие связи для вас - может быть, просто прах,
             Но для меня они - пламя огня, воздух, вода и почва.

     Летаев встал, посмотрел в окно. За окном был ветер и  немного  дождя.
Летаев понял, что время пришло, он должен идти - его ждут.
     Он надел плащ и вышел на улицу - нырнул не оглядываясь, как в воду.
     На улице для него не было ничего, кроме ветра. Он шел уверенно, будто
бы знал, куда идти, и ветер потоками обдувал его с обеих сторон. Ветер был
чистый, прозрачный, немного белый. И все-таки он легкой  пеленой  заслонял
от Летаева окружающий пейзаж, и все эти  унылые  дома  и  чахлые,  осенние
деревья как бы переставали существовать.
     Сила ветра росла, окружающие картины расплывались, смазывались, таяли
и, как в театре движущиеся декорации, уплывали вглубь.
     Он почувствовал, что летит.
     Не было страха, не было радости полета. Была какая-то  опустошенность
и ощущение неотвратимости и тайного смысла всего происходящего. Был покой.
Лечу - значит так надо. Однако покой это  был  ненастоящий  -  призрачный,
неустойчивое равновесие.
     Он не смотрел вниз, не смотрел в даль. Кажется, он просто зажмурился.
Но я не уверен. Летаев тоже не уверен. Как  вообще  можно  быть  уверенным
хоть в чем-то, когда в городе такой ветер?..

                  Белый ветер принес мне весть о тебе.
                  Белый всадник принес мне дар от тебя.
                  Белый волк поможет найти твой след.
                  Белый дракон принесет тебя.

     Уже знакомый голос звучал все ближе.

     Деревья, дворы, арки...  Город.  Ночь.  Лампочки  вместо  звезд.  Все
ближе, ближе, ближе...
     Я почувствовал, что снижаюсь. Ветер медленно и мягко отпускал меня. Я
начал всматриваться.
     Внизу, в  потоках  воздуха,  стояла  девушка.  Ее  небольшая,  легкая
фигурка чуть колыхалась от порывов ветра. Ее глаза блестели сквозь  темную
пустоту. Не только глаза... Казалось, она вся  излучает  странное  сияние.
Как маяк, как путеводная звезда. Она помогала мне правильно  держать  курс
вперед. Не путаться, не сбиваться в этом мутном пространстве.
     - Здравствуй. Я ждала тебя, - сказала девушка.  -  Я,  как  язычница,
молилась ветру...
     Я понял - это она. Тот же голос.
     - Ты, наверное, ошиблась, - с горечью сказал я. - Я знаю - тот,  кого
ты ждешь, был с тобой, но улетел - ведь так? А  я  здесь  впервые.  Ты  не
можешь меня знать. Умчав раз, ветер никого не возвращает назад. Я не  тот.
Это точно.
     И мне стало обидно и даже больно, что я не тот. Но врать я  никак  не
мог.
     - Нет. Ты тот - я ждала именно тебя. Ты Сын Белого Ветра! Я  выдумала
тебя - выдумала, что ты был, но улетел... Так легче ждать и верить  ветру.
Ты видишь - он ведь белый! Он приносит счастье. И это его  время.  Сегодня
он не мог ошибиться. Вот я и дождалась тебя...
     И я понял - да,  сегодня  этот  ветер  не  мог  ошибиться,  ведь  он,
действительно, белый. Этот ветер - мой дом.
     Зыбкость и неуверенность ветра сменилась  четкой  определенностью.  Я
уже не летел - я шел.
     Я шел к ней навстречу.

     N проснулась, открыла глаза. Какой странный сон ей  приснился...  Как
будто кто-то прилетел к ней, как поток белого  ветра.  По-моему,  она  его
видела как-то раньше, в жизни. Но тогда  он  был  чужим  и  непонятным,  а
сейчас, во сне, - хоть и  не  менее  таинственным,  но  каким-то  близким,
своим. Тогда он совсем не был похож на того, о ком она мечтала,  а  сейчас
она поняла - да, это он. И еще - в жизни он не обратил на нее внимания.  И
она на него тоже...
     N представила, что вот сейчас она встанет, подойдет к окну  и  увидит
бьющийся за окном ветер и в клубах ветра - его. Представила, что он  сидит
на лавочке у подъезда и ждет ее. Ветер треплет его волосы, ему холодно, он
ежится, но не уходит.
     Она выбежит во двор, он встанет и сделает шаг ей навстречу.
     Она спросит:
     - Ты уже прилетел?
     - Да, - ответит он. - На самолете.
     - Ко мне? - еще не веря, снова спросит она, и он  кивнет  головой.  И
прядь волос упадет ему на лицо. И он улыбнется. И больше не улетит...
     Она встала. Подошла к окну. Но там не  было  ветра,  там  был  только
снег. Он выпал этой ночью и ровным слоем покрыл все поверхности. Было тихо
и неподвижно, как в заколдованном лесу, - снег остановил все.
     В груди что-то екнуло. И, забыв, что снег не помеха для самолетов,  N
поняла - прошла пора ветра,  пора  перемен  и  полетов,  пора  неожиданных
встреч.
     Поздно летать. Все...

     Летаев спал. Он не почувствовал, как заснул. Он спал долго и  крепко.
А когда проснулся, никак не мог вспомнить, что же ему приснилось. По-моему
что-то очень важное.
     А в это время к его городу тоже  подбиралась  зима.  Он  видел  через
окно, как небо кормит сырую, грязную землю снегом, и та  жадно  впитывает,
поглощает его, превращает в слякоть. А ветры  слетаются  со  всех  сторон,
чтобы поужинать вместе c ними, и насытившись замирают. Вскоре последний из
них стих, земля тоже сдалась и побелела - снег заколдовал время.

                     Вот выпал снег и на ветвях повис,
                     Собаки видят эротические сны,
                     А я тепло теряя, еду вниз
                     И снова замираю до весны...

     - Охота, говорят, пуще неволи, а неохота еще пуще! Вот так-то.

     Зимой время движется медленно и монотонно. Но я  к  этому  уже  давно
привыкла.
     За окном идет снег, белый-белый. Он неторопливо - в такт с  движением
времени - падает вниз, мимо моего окна.
     Он легко, но упорно ложится на землю. И  земля  становится  такой  же
белой.
     Он устилает крыши. И крыши постепенно белеют.
     Он осыпает деревья. И деревья стоят, как белые изваяния.
     Даже собаки ходят белесые - слегка припорошенные снегом.
     Все кажется чистым и светлым. Но это не так. Это не та  белизна  -  я
знаю. Снег только укрыл, скрыл, спрятал  всю  грязь  и  серую  пыль  моего
города. А между тем, все осталось таким же, как было, ничуть  не  светлее.
Ближе к весне снег потемнеет и тоже станет грязным, а потом станет водой и
потечет бурыми потоками.
     А пока  обманутые  люди  могут  радоваться  его  притворной  белизне.
Пусть... Но я не рада. Я знаю, что снег - самый большой обманщик. Он  дает
нам иллюзию новизны при том, что все остается  по-прежнему,  и  ничего  не
меняется. И это очень грустно.
     Новый год - самый грустный праздник. Каждый раз от него что-то ждешь,
а ничего не бывает. Ты знаешь, что ничего не будет, а все равно  ждешь.  И
всем остается только обмануть себя, как их  уже  обманул  снег,  и  такими
обманутыми жить до весны.

                         Снег во сне до весны
                         Снегу снова снятся сны...

     Можно, как ленивый зверь, впасть в зимнюю спячку,  а  можно,  как  я,
ждать. Результат будет один - весна. Знать бы, от кого зависит  то,  какой
она будет.

     Следующей ночью Летаев долго не мог  заснуть.  Его  томило  странное,
новое чувство, будто что-то очень важное, то, без чего он никак не сможет,
уходит, ускользает из-под самого носа. Ему было пустынно и одиноко, как на
железнодорожной платформе, с которой только что ушел  последний  поезд,  и
последний вагон все еще мечется вдалеке, между светло-серым  пространством
неба и темно-серыми  пространством  земли,  и  слышится  еще  стук  колес,
размеренно, но уже тихо-тихо, так, будто  тикают  часы.  Летаеву  хотелось
вскочить и бежать, но куда, зачем?
     Понимая свое бессилие и мучаясь им,  Летаев  сидел,  скорчившись,  на
кровати, и его прикрытые  веки  мелко  дрожали.  Он  видел  перед  глазами
плотный, монолитный, равномерно движущийся поток - нечто густое и пестрое,
без конца и  начала,  не  спеша  двигалось  перед  ним,  мимо  него  -  ни
откуда-то, ни куда-то, а просто так, двигалось и все.
     Летаев прерывал видение, выходил на кухню, пил воду  из-под  крана  -
она холодила тело, возвращала к реальности и материальному,  вещественному
миру, но как только гас свет, движение продолжалось.
     Только наутро Летаев понял, что видел движение времени.

     Йе-о-мое! - я выругался протяжно и как-то сладко, и, вроде бы,  стало
немного легче.
     Вот и вторая нога промокла... Ну и погода! Сверху -  дождь,  внизу  -
снег. Дождь падает на снег и замерзает толстой коркой льда, а снег  в  это
время почему-то подтаивает и  вытекает  из-под  этой  корки  бурой  жижей.
Бр-р-р!
     Деревья оледенели. Все ветки  -  даже  самые  маленькие  -  покрылись
тоненьким слоем льда и тускло блестят в лучах низкого солнца. Ветра  почти
нет, но им  хватает.  Они  колышутся  от  каждого  дуновения  и  шелестят,
шелестят, шелестят...
     Трамваи не ходят - гололед оборвал провода. Так им, рогатым, и надо!
     Я иду пешком. Я не могу ждать весны, лета, осени... Я не  могу  ждать
попутного ветра. Это как тогда, в трамвае... Я должен идти. Я снова слышал
этот голос.
     Для движения главное - ориентир. Главное - знать, куда.
     К ней...

               Мы шли по берегу моря, по самой кромке воды,
               И волны касались наших ног, смывая наши следы...

     А потом стемнело, и мы  смотрели  на  звезды.  Их  было  много-много.
Казалось, и неба нет - одни только звезды.
     И, кажется, звезды видели нас...

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                                 НА МОСТУ

     Светает. Большое, ярко-красное солнце медленно поднимается над темным
городом.
     Город спит. Этот город не проснется с рассветом  -  он  спит  всегда.
Промышленный сектор пострадал особенно сильно Все реже сюда заходят  люди.
Им здесь просто нечего делать. Это не их мир.
     Здесь царит полный развал. Косые лучи освещают руины цехов и  обрубки
рассыпающихся труб, отражаются в грудах битого стекла и  тонут  в  жирной,
густой пыли, покрывшей все вокруг. Это мир хаоса и мертвых вещей.
     Ни звука, ни единой живой  души.  Только  камень,  стекло  и  металл,
какие-то аппараты и сооружения - прежнее назначение всего этого уже  давно
невозможно понять.
     И надо всем этим поднимается чистое, утреннее солнце...
     Странное, зловещее зрелище. Мне с высоты очень  хорошо  видна  каждая
мелочь, каждый фрагмент этой жуткой картины: и пыль, и развалины, и  серые
тени, и утреннее солнце.
     Я живу прямо на мосту. Может быть кому-то  это  покажется  смешным  и
странным, - в Жилом секторе, говорят, не трудно  отыскать  себе  свободную
комнатушку - но мне нравится здесь. У меня есть большая, круглая бочка, и,
когда идет дождь, я забираюсь вовнутрь и кутаюсь в плед. Мне тепло и сухо.
     Рядом с моей бочкой в бетонной плите есть щель. Там  живет  небольшой
зверь, похожий на крысу. Шерсть у  него  серая,  густая  и  пушистая,  уши
маленькие, круглые, хвост короткий. Каждый день он выходит из своей норы и
подходит ко мне. Он садится  рядом  и  смотрит  на  меня  своими  широкими
выпуклыми глазами; я разговариваю с ним, и, кажется, он понимает.
     Внизу, в двух шагах от моего моста, есть  кафе-автомат.  То,  что  он
синтезирует, вполне съедобно и питательно. Как и все автоматы  города,  он
до отказа забит обесценившимися монетами и работает бесплатно.
     Так что несмотря на кажущиеся неудобства я устроился не хуже  других.
Да, я один. Совершенно один. Но зато, в отличие от  всех  других,  у  меня
есть дело. В таком мире, где никого не волнует даже его собственная жизнь,
это редкость. Я очень горжусь и очень дорожу своим  делом.  Хотя  не  все,
далеко не все меня понимают. Большинство думает, что я сошел  с  ума.  Про
меня говорят много глупостей, но я не обижаюсь, потому  что  верю  в  свое
дело.
     Два раза в день под мостом  проносится  поезд:  утром  с  востока  на
запад, вечером - наоборот. Конечно, он никого не возит, он давно никому не
нужен. Но он все продолжает мотаться туда-сюда на автоматике.  Говорят,  в
нем урана еще лет на сорок - так и будет, наверное, ездить. А что - машины
живут дольше людей...
     Это единственный целый мост и единственный движущийся поезд  во  всем
городе.
     Иногда на мосту появляются люди. Они смотрят вдаль  тупым,  застывшим
взглядом и ждут поезда.
     Они приходят  из  далекого  Жилого  сектора.  Там  сохранилось  много
полуразрушенных домов, подвалов... В них, как звери в норах,  живут  люди.
Почти все время  они  спят,  зарывшись  в  груды  старого  тряпья.  Только
несколько раз в сутки  они  выходят  наружу,  чтобы  дойти  до  ближайшего
кафе-автомата, насытится и вернуться назад, в свои гнезда.
     Мне не понятно, как могут люди так долго спать.
     Но даже когда не спят, они все равно  погружены  вглубь  себя,  и  их
глаза  не  видят  ничего  вокруг.   Мне   кажется,   что   каждый   покрыт
полупроницаемым панцирем. Наверное,  это  реакция  организма  на  то,  что
происходит вокруг.
     Во всем мире царит хаос, и человек тщетно пытается найти в  нем  себе
место.
     За долгие годы люди привыкли жить  так.  Они  перестали  обращать  на
что-либо внимание, перестали задумываться о  жизни,  перестали  мечтать...
Они уже не представляют иного бытия.
     Это жизнь по инерции. Это существование полуавтоматов.  Но  зато  так
проще и спокойней.
     Те, кто приходят  на  мост,  понимают  никчемность  такой  жизни.  Им
надоело жить бесцельно и незаметно. Они разуверились в том, что эта  жизнь
когда-нибудь изменится. Они пришли на мост, чтобы навсегда  уйти  из  этой
жизни. Чтобы, дождавшись поезда, броситься под него. С моста. Вниз.
     И тогда появляюсь я.
     Я подхожу к ним и убеждаю их остаться. Они всегда внимательно слушают
меня, молча кивают, а потом уходят и больше не появляются. Я возвращаю  их
к жизни. Спасаю от самих себя.
     В этом я вижу смысл своей жизни. Свое главное дело.
     Ведь семнадцать лет назад я был таким же, как они. Я был молод  и  не
глуп.  Я  видел  мир  таким,  какой  он  есть,   без   всяких   искажений,
стереотипов... Я понял, что теперь люди не нужны друг другу. Люди не нужны
себе. Люди не нужны вообще никому. Если где-то и сохранилась  природа,  то
только далеко отсюда, за городом, и люди отрезаны, отделены от нее...  Так
жить больше нельзя. Просто не имеет смысла.
     И я собрал людей. Тех кого знал, с кем жил рядом. И я сказал  им  все
это. Сначала я думал, что они меня побьют! Но  нет.  Они  стояли  и  молча
смотрели на меня. Смотрели в упор, но не видели. Не слышали. Не понимали и
не пытались понять. Я кричал, рвал на себе одежду... Но  они  также  молча
повернулись и разошлись. И только один подошел ко мне и сказал:  "Помолчи.
И так тошно". Сказал и тоже ушел.
     И тогда я покинул дом, в котором жили люди, и пошел на  мост.  Я  шел
через рассыпающийся город, по грязным улицам, мимо покосившихся  домов.  Я
ненавидел этот город. Я видел серые, сморщенные лица  людей,  высунувшихся
из подвалов. Я ненавидел этих людей. Я шел не оборачиваясь и стараясь ни о
чем не думать. Я ненавидел себя.
     Я поднялся на мост. Вдалеке показался поезд.  Я  уже  перекинул  ногу
через ограду, но вдруг за моей спиной раздался спокойный, уверенный голос:
     - Извините, Вы не скажете, сколько времени?
     Я вздрогнул, обернулся - передо мной стоял странный  мужчина  средних
лет. У него была неровная борода и пышная шевелюра с тонкой проседью, а на
голове - непонятная фиолетовая  шляпа  с  широкими,  увядшими  полями.  Он
смотрел на меня острыми, глубокими, проникающими внутрь предметов  глазами
и,  казалось,  гипнотизировал  -  я  не  мог  пошевелиться.  Он  тоже  был
неподвижен.
     Поезд промчался под мостом. Все вздрогнуло, и он ожил.
     - Вы знаете, сколько времени существует человечество?  -  Спросил  он
меня. Я стоял и тупо моргал, а  он,  не  дожидаясь  ответа,  продолжил:  -
Забыли? Уже около трех миллионов лет! И  вы  хотите,  чтобы  оно  исчезло?
Нет?! Ну а как же тогда вас понимать? Вы видите, как живут  эти  люди?  Вы
понимаете, насколько жалко и бессмысленно их существование? А они  -  нет!
Они этого не понимают! Изменить, исправить все это  может  лишь  тот,  кто
ступень за ступенью прошел весь путь, кто открыл глаза, кто понял... А Вы,
поняв все, спешите на мост, чтобы уйти из  этого  мира.  Уйти  навсегда  и
больше не вернуться!
     Исчезнуть проще всего. Но кто останется?! На кого  Вы  бросаете  весь
этот мир?! Как Вы вообще можете его  бросить!  Такие,  как  Вы  не  должны
уходить! Они просто не имеют права уходить! А Вы... Как Вы можете...
     Его  слова,  наполненные  пафосом,  сейчас  кажутся  наивными,   даже
какими-то неправдоподобными. Но все было именно так. Он  все  это  говорил
серьезно, переживал каждое слово. На лице его была искренняя досада,  губы
дрожали, глаза  слезились.  Шляпа  все  время  сползала  на  глаза,  и  он
судорожно поправлял ее. Он сглотнул слюну и продолжил, перейдя на "ты":
     - Пойми, это лишь испытание, одно из многих, выпадающих на нашу долю.
Неважно, кто послал его - судьба, бог, дьявол...  Его  нужно  перетерпеть,
выдержать. Каждый, кто прошел весь путь и понял,  подвергается  испытанию.
Пойми это, и тебе станет легче... Ты должен жить - ты  нужен  людям.  Хоть
они и не знают, как ты им нужен...
     В руках у тебя огонь, и пусть им не осветить всего мрачного  мира,  -
не спеши его гасить. Когда ты будешь не один, и таких огней  будет  много,
мрак и темень отступят сами. Из остывшего пепла  последней  войны  родится
государство света, любви и справедливости... Самое страшное - в прошлом.
     Не спеши гасить свой огонь, как бы трудно тебе  ни  было...  В  такое
время от каждого может зависеть будущее. Может быть от тебя...
     Имей силы и терпенье...
     Он говорил, говорил, говорил... Я не все понял, но  все  запомнил.  Я
был в страшном полуоцепеневшем состоянии. Я прислонился к чему-то  спиной,
присел и в такой позе неожиданно заснул. То ли  день,  полный  волнений  и
стрессов,  так  утомил  меня,  то  ли   тот   человек,   и   правда,   был
гипнотизером...
     Я проснулся от шума поезда, проносящегося под мостом. Вокруг клубился
утренний туман, он плотной, белесой стеной заслонял от меня город.  Легкий
ветерок трепал пожелтевшие бумаги.  Мост  был  пуст.  Я  прошел  по  нему,
вернулся назад - никого. Тихо. Только мои шаги звучали гулко и тревожно. Я
подошел к ограде, посмотрел вниз  -  там  сквозь  неровные  потоки  тумана
что-то темнело. Ветер подул сильнее, и что-то яркое покатилось по рельсам.
Я узнал фиолетовую шляпу своего вчерашнего собеседника. Да, это был он.
     И тогда я понял - он пришел на мост за тем же, что и я, и все, что он
говорил, он говорил не мне, а себе. Он пытался  переубедить  себя,  но  не
смог. Но он убедил меня. Я поверил в то, что у нас есть будущее,  что  оно
непременно будет. Но только, если мы, люди, этого  по-настоящему  захотим.
Еще не поздно. Все можно поправить, повернуть вспять, создать заново.
     С тех пор я стою на мосту, и, когда здесь появляются люди, я  подхожу
к ним и слово в слово повторяю все то, что  мне  сказал  в  тот  день  тот
человек:
     - А Вы знаете, сколько времени существует человечество?..
     Каждый мост что-то соединяет.
     Красное солнце встает над разрушенным городом. Город кажется мертвым,
но где-то далеко живут  люди,  спустившиеся  с  моего  моста.  Они  прошли
страшный путь, они открыли глаза, они многое поняли, они нашли свое  место
в этом хаосе. Они начнут новую жизнь. Они отстроят этот город заново. Я не
знаю каким он будет - наверное чистым и светлым, наверное, все люди в  нем
будут любить друг  друга,  наверное,  в  нем  найдется  место  животным  и
растениям... Я не знаю этого, но я верю в этих людей! Я их люблю... Всех.

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                                 ОСКОЛКИ

                          межгалактическая сказка

     В далекой-далекой галактике, на противоположном от  нас  конце  мира,
среди звезд и прочей космической чепухи есть одна  замечательная  планета.
Из космоса кажется, что вся  она  желто-зеленая.  Живут  на  этой  планете
небольшие существа, похожие на человечков с огромными головами. Я не знаю,
есть ли у них города, как устроена экономика и какой  политический  строй.
Мне известно только,  что  на  протяжении  многих  веков  жили  эти  милые
существа спокойно и  счастливо  и  были  в  полном  в  полном  согласии  и
равновесии со всем окружающим миром. Жили они легко и радостно. Это  и  не
удивительно, ведь если человек или маленький человечек находится в  полном
согласии и равновесии со всем огромным миром, ему не о чем беспокоиться, и
он может быть по-настоящему счастлив. Секрет  равновесия  был  прост  -  в
голове у каждого человечка с самого рождения было специальное  зеркало,  в
котором в  точности  отражался  весь  мир:  вся  их  родная  желто-зеленая
планета, все цветы и  деревья,  звери  и  птицы,  все  звезды  и  планеты,
галактики и туманности... Даже наша Земля, ты, мой дорогой читатель,  и  я
со своей сказкой отражались в их маленьких зеркалах.
     За эту особенность жители окрестных планет им дали имя "зеркалики". И
те были вполне довольны этим именем.
     Зеркалики видели  в  своих  зеркалах  полную,  целую  и  неискаженную
картину мира; они правильно понимали весь этот мир,  не  боялись  его,  не
враждовали с ним. Это было просто  бессмысленно,  ведь  они  ощущали  себя
частью огромного мира и любили его весь целиком - даже  нас  с  тобой  они
любили, хотя и не знали наших имен. Ведь имя - сущий пустяк, когда  любишь
весь мир. А как не любить этот мир, если он -  это  часть  тебя,  если  он
всегда у тебя в голове, если ты его знаешь весь целиком. Не любят то,  что
не знают.
     Нигде во всей Вселенной нет и не было живых существ  счастливее,  чем
зеркалики, потому что никто, кроме них, не имел  у  себя  в  голове  целой
картины мира, никто полностью не понимал и по-настоящему не любил его.
     Бывало, выйдет зеркалик на полянку, сядет и  греется  в  лучах  своих
звезд - кругом цветы, травы, птицы поют, животные разные ходят, а зеркалик
сидит и всему миру радуется. Ни горя ему нет, ни забот.
     И длилось так много веков.
     Только вдруг появились на желто-зеленой планете пришельцы. У них были
маленькие  головы,  в  головах  -  сгустки  тьмы.  Поэтому  звали  их  все
темнецами. Они не видели и не понимали огромного мира, потому что он никак
не мог поместиться в их маленьких  и  темных  головах.  Все  незнакомое  -
страшно, и потому  темнецы  боялись  всего  и  считали  весь  мир  врагом.
Ежедневно воюя со всем миром, они  стремились  приспособить  его  к  своим
примитивным нуждам. Иногда им это  удавалось.  Они  построили  космический
корабль и летали на нем  с  планеты  на  планету,  разрушая  все,  что  им
попадалось. Темнецы боялись всего вокруг, и поэтому были злы и враждебны.
     Ни на одной планете темнецы на долго не задерживались - везде им было
не по себе. Испортив и разрушив все, что могли, они улетали дальше,  давно
позабыв даже, где находилась их родная планета.
     Блеск зеркал на желто-зеленой планете испугал  темнецов,  а  всеобщая
радость вызвала злость  и  зависть.  Из  огромных  рогаток  темнецы  стали
стрелять в зеркаликов.
     Из зеркала бились со страшным  звоном,  осколки  сыпались  на  землю.
Зеркалики, испуганные первый раз в жизни, носились туда-сюда, втаптывая  в
грязь осколки своих  счастливых  миров.  Звон,  блеск  и  ужас  царили  на
желто-зеленой планете.
     Разбив последнее зеркало,  темнецы  наконец  улетели.  Но  только  на
желто-зеленой планете уже не было счастья.
     Воображение бывших зеркаликов теперь  заполнили  страшные  монстры  и
химеры,  случайно  сложившиеся  из  осколков:  люди  с  песьими  головами,
крылатые змеи и многоголовые львы. Символы целого  раскололись,  и  каждая
часть считала себя самоценной и враждовала с соседними.
     Когда все успокоилось, зеркалики бросились подбирать осколки.  Каждый
взял, что нашел. Но осколок - даже  самый  большой  -  никогда  не  сможет
заменить целого зеркала. Мир перестал быть целым, перестал быть понятным и
близким. У каждого зеркалика вместо единой картины мира теперь был  только
ее осколок, в лучшем случае - несколько. У одних осколки были поменьше,  у
других - побольше. Кое у кого  осколки  оказались  чем-то  похожими,  а  у
некоторых, напротив, были совершенно разные, непохожие  и  даже  в  чем-то
противоположные. В одном осколке было больше света, в  другом  -  темноты,
один был ярким, другой - матовым... Каким был осколок, таким и казался его
хозяину мир. Зеркалики начали спорить и ссориться между  собой.  Раньше  у
них не было повода для разногласий, а  теперь  он  появился  -  у  каждого
теперь появилась своя картина мира, каждый начал видеть его  по-своему,  и
каждый был уверен, что именно он прав  больше  всех.  Каждый  считал  свой
маленький осколок самым правильным, а свою картинку мира самой верной.  И,
конечно же, каждый из них ошибался. Но это не мешало тем, у  кого  осколки
чем-то похожи, собираться в  группы  и  устраивать  крупные  дискуссии  со
своими оппонентами. От спора недолго и до вражды. Границы, заборы и  стены
покрыли желто-зеленую планету - это группы зеркаликов отгораживались  друг
от друга. Они стали недоверчивы и пугливы, они научились  видеть  врага  в
том, у кого другая картина мира.  Начались  драки,  потом  целые  воины  -
жестокие и бессмысленные. Воины за право знать, каков мир.
     Бог знает, до чего дошли бы зеркалики, но вдруг двое из них, случайно
соединив свои осколки, заметили, что края их  совпали,  и  картинка  стала
чуть-чуть полнее.  Тогда  они  стали  заглядывать  в  осколки  всех  своих
знакомых и искать подходящие.
     Когда они находили  то,  что  надо,  картинка  росла,  и  все  больше
становилось зеркаликов, собравшихся вместе вокруг нее.
     Однако не все с  радостью  несли  свой  маленький  осколок  к  общему
зеркалу.  Многие  кричали,  что  необходимо  искать  другой   способ   для
возвращения утраченной благодати. Они говорили, что в былые времена каждый
имел свое личное зеркало и все в нем видел; и даже теперь многим казалось,
что маленький, но свой осколок дороже, чем огромное зеркало, одно на всех.
     Прошло еще много, много веков, пока все зеркалики не  убедились,  что
иного пути у них уже нет; тогда все  собрались  вокруг  огромного  зеркала
составленного из маленьких осколков. Но все равно картина мира,  увиденная
в нем, была не полной - часть осколков упало в воду, часть унес  ветер.  И
тогда стали приходить звери, прилетать птицы, приплывать  рыбы,  и  каждый
приносил по осколку и становился  рядом  с  зеркаликами  у  края  большого
зеркала.
     Утекло еще много времени, но в конце концов последний  осколок  встал
на место, и в получившемся зеркале вновь  появилась  полная  и  правильная
картина мира.
     И вновь увидели зеркалики мир таким, какой он есть: со всеми  цветами
и деревьями, зверями  и  птицами,  звездами  и  планетами,  галактиками  и
туманностями, со своей желто-зеленой планетой и с нашей Землей,  с  тобой,
мой дорогой читатель, и со  мной  вместе  с  этой  моей  сказкой,  которая
движется к завершению... и увидев мир  таким,  какой  он  есть,  зеркалики
возрадовались и вновь полюбили весь  мир.  Полюбили  так  же  сильно,  как
любили давным-давно, когда у каждого в голове было свое  зеркало  одно  на
всех - самое главное что в нем полная и правильная картина мира.
     Счастья вам, зеркалики!

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                          ПРОСТО СВИДАНИЯ С МУЗОЙ...

                             прозаический блюз

     Каждый вечер, где-то около десяти часов, к нему  приходит  муза.  Она
вместе с легким дуновением ветра влетает в форточку и садится  на  краешек
письменного  стола  -  ногу  на  ногу.  Вместо  приветствия  она,  смеясь,
спрашивает:
     - Слушай, а зачем тебе такие длинные волосы?
     А он, тоже смеясь, отвечает вопросом на вопрос:
     - А зачем тебе такие голубые глаза?
     И они оба смеются снова. Им весело и хорошо.
     Юная муза - большая болтунья; возвращаясь домой после своих дел,  она
не может пролететь  мимо  знакомого  окна  и  каждый  раз  заскакивает  на
часок-другой, чтобы рассказать обо всем, что она видела за этот день.
     Обычно музы приходят только к творческим людям:  музыкантам,  поэтам,
художникам - но это особый случай...
     Он всегда очень рад этим визитам и ждет их с трепетом и  нетерпением.
Видимо ждет очень сильно.
     И  вот  уже  вечер  большими  серыми  хлопьями  медленно  падает   на
затихающий город и дарит  его  жителям  успокоение.  За  окном  вспыхивают
желтые фонари. Приходит муза и, смеясь, начинает рассказывать:
     - Ох, и устала же я сегодня, - говорит она. - С самого утра сидела  у
поэта Сильвуплеева. Он пишет поэму о вреде алкоголя...
     Муза  делает  серьезную  гримасу,  морщит  лоб,   сводит   брови,   и
торжественно декламирует:

                      Пора, друзья, ломать устои
                      И убеждать других друзей,
                      Что будет время золотое,
                      Когда вино недопитое,
                      Как экспонат поры застоя,
                      Все с радостью сдадут в музей...

     - И еще семнадцать листов в том же духе! Как тебе это нравится?
     Он молчит.
     - Вот так - приходится вдохновлять человека черт знает на  что,  даже
самой противно! Тьфу! А мы  что,  мы  люди  подневольные...  Хочешь  -  не
хочешь, а раз зовут, надо вдохновлять...
     Он смотрит на музу и кивает, почти не слыша. Он не знает этого  поэта
и совершенно равнодушен к его проблемам. Ему интересна лишь муза. А та тем
временем продолжает:
     - Только я избавилась от Сильвуплеева, как вдруг почувствовала  позыв
от литературоведа Кетчупова, такой сильный, что меня даже всю передернуло.
Прилетела к нему - оказывается он, бедняга, силится написать положительную
рецензию   на   роман   Манаманаева   "Тысяча   и   один   день   товарища
Шахерезадова"... Несчастный... Вообще-то мы обычно критиков не вдохновляем
- считается, что у них работа не особенно творческая.  Но  тут  уж  совсем
необычный случай.  С  этим  делом  так  просто  -  без  вдохновения  -  не
справиться. Мне его даже жалко стало, как у него  только  сил  и  терпения
хватило, чтобы этот роман до конца прочитать! Скукотища страшная! Мне и то
надоело. Какая только халтурщица Манаманаева на  этот  роман  вдохновляла.
Прямо не знаю - среди наших вроде и нет таких. Слушай, а может  быть,  это
он сам, без всякого вдохновения?! Музы говорят, теперь и так бывает.  Вот,
например, я слыхала, что поэта Известкина больше вдохновлять не надо. Он и
так поэмы одну за  другой  штампует,  как  марки  на  почте.  И  ничего  -
печатают!
     - Печатают, - соглашается он, чтобы поддержать  разговор.  Ему  очень
нравится смотреть на ее небольшую,  изящную  фигурку,  покрытую  воздушной
туникой, и слушать ее мягкий голос, что бы она ему ни говорила. Он боится,
что вдруг тема их разговора иссякнет - ниточка связывающих слов прервется,
и муза в момент улетит.
     - А вот Зумзумова не печатают! - продолжает  муза.  -  Он  и  так,  и
эдак... Он приходит в  одну  редакцию,  а  там  говорят:  "Это  же  у  вас
фантастика, фантастика - не наш профиль. Вы в соответствующую  редакцию  и
идите". Он идет туда, там говорят: "Какая же это фантастика? Это,  братец,
что угодно, но не фантастика", - и посылают  еще  дальше...  Так  и  ходит
туда-сюда. Даже коллеги-писатели над ним смеются - и фантасты, и реалисты.
Не понимают. А все потому, что он пишет о людях, об их чувствах,  а  не  о
каких-то  потрясающих  событиях...  Вот  так   -   ты   их   вдохновляешь,
вдохновляешь, а их потом не печатают, обидно даже!
     - Не печатают, - снова соглашается он и не отрывая взгляда смотрит на
нее.
     Муза легкая, невесомая, абсолютно изящная. Кажется, вся  она  состоит
из чистого света. Он боится дышать на нее, чтобы ненароком не разрушить. В
ее голосе - звон хрусталя и шум текущей воды, щебет небесных птиц и звонки
трамваев. В ее глазах - вся влага мира. Он не знает, что таковы все музы -
он знает ее одну. И больше ему ничего не надо.
     - Слушай, - снова говорит муза, - ты никогда не  пытался  чего-нибудь
написать?
     - Нет, - отвечает он.
     - А  давай,  я  тебя  вдохновлю  на  рассказ  или  на  стихотворение.
Постараюсь изо всех сил...
     - А зачем?
     - Ну как же, - удивляется муза. - Зачем  люди  пишут?  Наверное,  для
того, чтобы сказать другим что-нибудь важное, сокровенное... Неужели  тебе
нечего сказать людям?
     - Не знаю, - задумчиво говорит он. - Может быть, потом как-нибудь...
     И он снова смотрит на музу. А она - на  него.  И  тонкие,  незаметные
нити тянутся между ними. И в эти минуты где-то  внутри  у  него  рождаются
чистые, светлые, самые лучшие в мире стихи и песни, которые, к  сожалению,
никто никогда не услышит. Их никогда не напечатают,  никогда  не  прочтут.
Можно только фантазировать, что все они - вместе с ненаписанными картинами
и несыгранными ролями - будут  вечно  жить  в  каком-нибудь  другом  мире,
тонком и легком,  населенном  эльфами  или  другими  эфирными  существами.
Наверное, из этого мира к людям приходят музы. Когда-нибудь  и  мы,  может
быть, попадем в этот мир и, увидев все что в нем есть,  навсегда  забудем,
что для того, чтобы выразить свои чувства, необходимо говорить и писать. И
будем просто жить и  считать  это  искусством.  А  другие  решат.  Что  мы
умерли...
     Я думаю так каждый раз, когда вижу музу - эту живую,  реальную  связь
между нашим  миром  и  тем...  Вот  и  сейчас  сидит  она  передо  мной  и
вдохновляет на этот  рассказ.  Она,  действительно,  очень  красива,  и  я
украдкой отрываю глаза от бумаги и смотрю на нее. Я пытаюсь  заговорить  с
ней на отвлеченные темы - чем я хуже его? Почему с ним  можно  просто  так
говорить, а со мной - только работать? Но только она непреклонна.
     - Не отвлекайся, - строго говорит мне муза, - у  тебя  еще  недописан
рассказ.
     - Ну и что?
     - Ты и так мало пишешь. Будет очень плохо, если этот рассказ окажется
хуже твоих прежних. А, видимо, все идет к тому... Не  забывайся,  ты  ведь
еще только начинаешь  -  тебе  надо  особенно  много  работать.  Соберись,
пожалуйста...
     Муза абсолютно права, мне надо стараться,  и  я  ничего  не  могу  ей
возразить. Я отлично  понимаю,  что  она  хочет  мне  только  добра.  Мне,
действительно, надо, чтобы этот рассказ был не хуже прежних, а  для  этого
надо собраться, работать, работать, работать и не отвлекаться...
     Однако в такие моменты я особенно  сильно  завидую  ему.  Потому  что
знаю: по-настоящему муза сейчас думает только о нем. Ведь нас у нее много,
а он - один. И она мечтает о том, как наступит вечер, как  она  залетит  к
нему в форточку и сядет напротив, как расскажет ему про меня. А  он  будет
молча смотреть на нее и слушать. Потому что ему ничего не надо от  музы  -
он просто каждый день очень ждет с ней свидания. Какое  красивое  слово  -
"просто"...

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                             СКАЗКИ ДЛЯ ИДИОТОВ

                     СКАЗКА ПРО МУХУ И ОДНОГО АНГЛИЧАНИНА

                                   Посвящается моему другу Игорю Борисенко

     Один англичанин жил скучно и тоскливо. Происходило это именно оттого,
что он был один. У этого англичанина не было ни друзей, ни  приятелей.  Но
самое главное - это то, что у  него  не  было  девушки.  Вот  почему  этот
англичанин жил скучно и тоскливо.
     И вот однажды этот англичанин поймал муху и представил, что  это  его
девушка. Он  ухаживал  за  ней  заботливо  и  церемонно.  И,  как  это  ни
удивительно, муха ответила ему тем же. Вы можете  не  поверить,  но  между
ними возникло очень странное и трепетное чувство. Аналогов  еще  не  знала
история.
     Ухаживать за мухой было очень удобно; гораздо удобнее, чем  за  любой
другой девушкой. Англичанин держал ее  в  спичечном  коробке  и  время  от
времени гладил пальцем по шершавому картону крышечки, а муха выражала свои
чувства шебуршением внутри. Так общаться они могли  целыми  часами  кряду.
Вот такая идиллия через картон и полное взаимопонимание.
     Все, кто знал  этого  англичанина,  восхищались:  какая  удивительная
пара! Всем казалось,  что  они  просто  созданы  друг  для  друга.  И  сам
англичанин был очень доволен.
     Жить бы им так и  жить,  но  неожиданно  все  изменилось.  Англичанин
повстречался с настоящей девушкой, и она ему очень понравилась. Девушка  и
вправду была яркой и очень красивой. Не долго думая, англичанин прихлопнул
свою муху и решил ухаживать за этой девушкой.
     Все было бы хорошо, но неожиданно выяснилось,  что  за  время  своего
одиночества  англичанин  сделался  порядочным  занудой.  Общаться  с   ним
оказалось скучно и неинтересно. В разговоре он был скованным и нервным,  к
тому же постоянно лазил рукой в карман, где когда-то лежал коробок  с  его
мухой. Но коробка в кармане уже давно не было, а девушку это его поведение
очень раздражало.
     Как уже говорилось, девушка была  яркой  и  очень  красивой.  Она  не
боялась остаться одна, и поэтому она просто ушла от этого англичанина.
     И он снова остался один. Даже без мухи.

           ГРУСТНАЯ СКАЗКА ПРО ДОБРОГО ЧЕЛОВЕКА И ЕГО МАШИНУ ВРЕМЕНИ

                                 Посвящается моему другу Максиму Качелкину

     Один очень добрый человек изобрел  машину  времени.  Маленькую  такую
машинку - куда хочешь, туда и едешь: хочешь в завтра, хочешь во  вчера.  И
решил этот добрый человек не показывать ее никому, а самому с  ее  помощью
делать людям добро.
     Только он так подумал, как слышит: на улице шум, лязг, визг. Выглянул
и видит: собака под "Жигули" попала, "Жигули" стоят посреди  дороги  -  ни
проехать, ни пройти; грузовик стоит, автобус с пассажирами стоит, цистерна
с бензином и надписью "Огнеопасно" тоже стоит, велосипедист пешком идет  в
обход, велосипед рядом катит, а в центре лежит собака. Унесли собаку - все
не спеша разъехались.
     Пожалел добрый человек собаку, перенесся он на полчаса  назад,  вышел
на улицу, поймал собаку за шиворот и подержал ее пока не проедут "Жигули".
Потом отпустил.
     Только отвернулся - слышит, снова шум: собака под  велосипед  попала.
Да так неудачно - и сама пострадала, и велосипедист упал да  шею  свернул.
Лежит на асфальте, еле дышит, а все движение снова стоит.
     Пожалел добрый человек велосипедиста,  перенесся  снова  на  полчаса,
поймал собаку за шиворот и подержал ее пока проедут "Жигули", а потом пока
проедет велосипедист. Тогда только отпустил.
     Только отвернулся, снова шум: велосипедист попал под  грузовик,  одно
мокрое место осталось, а все движение снова стоит.
     Снова перенесся добрый человек назад  -  поймал  собаку  за  шиворот,
подождал, пока проедут "Жигули", потом  окликнул  велосипедиста,  попросил
закурить. Только прикурил, снова  слышит  шум:  грузовик  на  полном  ходу
врезался в автобус, тот перевернулся и загорелся, пока  приехала  пожарная
машина, все пассажиры задохнулись в дыму.
     Пожалел добрый человек пассажиров,  перенесся  еще  раньше,  проколол
грузовику все шины,  поймал  собаку  за  шиворот,  подождал  пока  проедут
"Жигули", остановил велосипедиста, попросил закурить... Слышит, снова шум:
автобус  сходу  врезался  в  бензовоз,  тот  разорвался  вдребезги  -   ни
бензовоза, ни автобуса, ни "Жигулей", ни  двух  ближайших  домов,  как  не
бывало. В живых только и остались:  велосипедист,  собака  да  сам  добрый
человек. Ну, еще и водитель грузовика - он  в  это  время  за  углом  шины
менял.
     Снова перенесся добрый человек в прошлое,  проколол  шины  грузовику,
побил стекла автобусу, а водителя цистерны с бензином напоил в  стельку  и
спать уложил, потом  поймал  собаку  за  шиворот,  подождал  пока  проедут
"Жигули", отпустил, окликнул велосипедиста, попросил закурить...
     Огляделся добрый человек - вроде все спокойно. Обрадовался он и пошел
довольный домой, лег в постель и заснул счастливым сном.
     А на утро он узнал, что в "Жигулях"  тех  ехал  крупный  террорист  и
спешил в ближайший аэропорт, чтобы  угнать  самолет  в  Турцию.  Благодаря
доброму человеку он успел вовремя, самолет  угнал,  как  и  собирался,  да
только не долетел, а утопил его в Черном море - вместе с экипажем и  всеми
пассажирами.
     Плюнул тогда добрый человек и сломал свою машину времени...
     И правильно сделал, потому что в том самолете летел крупный  чиновник
из какой-то южной страны, который обдумывал план,  как  бы  ему  развязать
Третью мировую войну...

       СКАЗКА ПРО ИЗВЕСТНОГО БЕЛЛЕТРИСТА И ЕГО САМОЗАБВЕННОГО ПОКЛОННИКА

                                   Посвящается моему другу Алексею Щипкову

     Один известный беллетрист, был очень популярен  в  народе.  Он  писал
много и с каждой книгой становился все известнее и известнее.
     Его популярности не было границ. Его читали все и всем он нравился.
     Его книги не лежали на прилавках  магазинов,  их  можно  было  купить
только с рук за очень  большие  деньги.  Одно  за  другим  появлялись  его
произведения в журналах и газетах.
     Его любили и взрослые, и дети. Но больше всех его любил один человек,
который, по праву считал себя самым большим  и  самозабвенным  поклонником
этого беллетриста. Его любовь не знала границ, потому что никого в мире он
не любил так сильно. Больше всего на свете  мечтал  этот  человек  собрать
все-все-все, что вышло из под пера своего любимого автора; все его  романы
и повести и даже все его самые маленькие рассказики. Ох  и  тяжко  же  ему
пришлось. Он выписывал горы журналов, аккуратно собирал и  подшивал  их  в
папочки, постоянно толкался на книжных рынках - словом мучился невыносимо.
И наконец-то был вознагражден...
     Одна к одной на трех его полках  встали  в  ряд  все  книги  любимого
беллетриста, в пять толстых папок легли все  газеты  и  журналы.  Это  был
самый счастливый день в жизни поклонника, и был он на седьмом небе.
     Однако не долго длилось его блаженство  -  на  следующий  же  день  в
какой-то газетке вышел совсем новый рассказ  известного  беллетриста.  Наш
поклонник тут же бросился на поиски. В первом газетном киоске он ничего не
нашел, побежал во второй,  потом  в  третий...  Проносился  он  так  целую
неделю, а как только нашел искомую газету, вдруг  узнал,  что  в  каком-то
журнале уже вышла новая повесть  известного  беллетриста.  Только  всерьез
задумался наш поклонник, где бы ему взять этот журнал,  как  вдруг  узнал,
что вышла еще целая книга любимого беллетриста, и готовится еще одна...
     Затосковал наш поклонник от безысходности, а  потом  не  долго  думая
подкараулил в темном проходе  любимого  автора  и  пристукнул  его  чем-то
тяжелым.
     И только тогда вполне успокоился, потому  что  в  конце  концов  стал
счастливейшим обладателем долгожданной полной коллекции.
     Главное - полной!

             СКАЗКА О СТРАННОМ ЧЕЛОВЕКЕ И ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ

                                 Посвящается мне, потому что больше некому

     Один странный человек влюбился в обратную сторону луны. В  ту  самую,
которую никто не видел. А странный человек увидел ее во сне и влюбился.  И
больше никого знать не хотел.
     Объясняли ему умные  люди,  что  ничего  хорошего  на  этой  обратной
стороне луны нет, что ничем она от видимой не отличается  -  ни  в  какую!
Люблю - и все тут!
     Тогда нашелся еще один умный человек  и  сказал:  "Пойди  в  Звездный
городок и скажи: "Отвезите меня на обратную сторону луны и там  оставьте".
Обрадовался странный человек доброму совету, решил так и сделать, но вдруг
испугался. Он подумал: "А что, если в Звездном городке меня не поймут? Или
хуже того - поймут, но  неправильно?..  Подумают  что-нибудь  нехорошее...
Нет, нельзя идти  в  Звездный  городок  без  благородного  повода!"  Нужно
сказать, что странному человеку - что бы он ни делал -  всегда  нужен  был
благородный повод. Такой уж странный был этот человек. И ничего уж тут  не
попишешь.
     Решил тогда странный человек набраться  терпения  и  ждать.  Чего  не
сделаешь ради любви!
     Но пока странный человек ждал благородного повода, вся  жизнь  прошла
мимо и не заметила странного человека.
     Шли  годы,  умирали  умные  люди,  рушились  целые  города...  Только
странный человек терпеливо сидел и ждал  благородного  повода,  так  и  не
замеченный жизнью. И вот настал тот час, когда луна разрушилась на  мелкие
кусочки, и не стало ни этой, ни обратной стороны...
     Какое-то время странный человек болтался в пустоте, а потом ему стало
скучно, он понял, что ждать больше нечего и он создал мир по своему образу
и подобию, населил его людьми, зверями и птицами. С тех  пор  его  считают
Богом.
     Вот только  своей  возлюбленной  он  так  и  не  увидел,  потому  что
благородного повода так и не было.

                   ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА ПРО ЛИШНЕГО ЧЕЛОВЕКА

                                                     Не посвящается никому

     Однажды лишний человек лег спать, а  когда  проснулся,  почувствовал,
будто ему чего-то не хватает. Ощущение какой-то  странной  недостаточности
преследовало его весь день, но он не придавал этому большого внимания - он
привык к тому, что ему постоянно чего-то не хватает  и  давно  смирился  с
этим...
     И только к ночи он вдруг понял, что не хватает его самого. Потому что
прошлой ночью он умер...

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                                 Я РИСУЮ...

                           стихотворение в прозе

                                                    Чтобы забыть о жаре,
                                                    Нарисую-ка я, пожалуй,
                                                    Хоть снег на Фудзи.
                                                                    Кисоку

     Я рисую давно, хотя никогда не учился этому специально. Просто  люблю
в свободное время разбросать по клочку бумаги штрихи и линии, выстроить из
них какое-нибудь странное, диковинное существо и  только  потом  осмыслить
его двумерное существование. Неожиданно и приятно рисовать, не задумываясь
заранее о том, что возникнет на листе.  Самому  интересно.  Карандаш,  как
бесшабашный прохожий в большом и  незнакомом  городе,  совершает  движения
туда, куда хочется прямо сейчас, в этот самый миг. Я сам люблю так  гулять
по Москве - вычерчивать неповторимые кривые на асфальте бульваров, улиц  и
переулков. Свобода...
     Неплохо получаются у меня пейзажи с  натуры.  Люблю  природу.  Иногда
удается почувствовать, чем живет она, слиться  с  ней  -  войти  в  нее  и
впустить ее в себя. Это жизнь, это всегда радость.
     Натюрморт интересен по-своему. Мертвая природа. Долгое путешествие  в
лабиринте неживых, холодных предметов. Плутание,  поиск  чего-то  теплого,
светлого и - наконец - выход!
     Словом, рисую я в свое удовольствие. В живописи я дилетант  и  вполне
удовлетворен этим. Вот только одно кажется мне обидным - никак не  выходят
у меня портреты. Изображать кого-то по памяти не удается вообще, как будто
черты лица не живут отдельно  от  человека.  А  если  пытаюсь  рисовать  с
натуры, получается что-то и вовсе странное, ни на кого не похожее...

     Я рисую дядю Гришу. Он только из рейса - пыль и масло на его сапогах.
     Прямо из коридора, не разуваясь, будто забыв, он  уверенно  и  твердо
прошел на кухню - его любимое место. Пригласил и меня  следом.  Я  сел  на
стул у окна, спиной к оранжевому заходящему  солнцу.  Дядя  Гриша  хлебнул
воды из-под крана, отер рукавом сигаретно-рыжие  усы  и  сел  на  табурет,
старый и ободранный. На стене рядом нарисовался контур его  тени.  Крупная
капля сорвалась из медного крана, булькнула  в  раковину.  Солнечные  лучи
начертили на дверях и стенах волнистые линии.
     - Заходи, сосед. Расскажи  что-нибудь  интересненькое  -  ты  на  это
мастак, - сказал мне дядя Гриша и, слегка прикрыв веки,  уперся  плечом  в
стену.
     Я начинаю рассказывать одну из тех историй, что в большом  количестве
храню в своей памяти. Мои слова весело льются,  дядя  Гриша  молчит,  а  я
незаметно достаю блокнот, карандаш и пытаюсь рисовать.
     Я рисую дядю Гришу большими, грубыми,  шероховатыми  штрихами.  Линии
ломаные, неровные. Это потому что лицо у него такое - скуластое, совсем не
городское. Весь он такой, как будто прямо в степи  из  земли  вырос,  хоть
уже, наверное, лет тридцать живет в городе, водит рефрижератор...
     Мой собственный голос как-то странно действует на меня. Наверное я не
могу, как Цезарь, - два дела сразу... Слова  звучат  глуше  и  как  бы  со
стороны, будто уже говорю не я, а кто-то другой, а я отвлекаюсь и  упускаю
линию разговора. Какие-то картины мелькают у меня перед глазами -  неясно,
еле видно, как будто сквозь кальку. Я  не  успеваю  ничего  заметить,  но,
кажется, продолжаю что-то рисовать. Рука сама ведет карандаш, или карандаш
ведет руку, а я даже не вижу листа...
     Ну вот, в глазах снова посветлело -  все  прошло.  Я  смотрю  в  свой
блокнот, но там  нет  даже  лица.  То,  что  задумывалось  мной  как  усы,
неожиданно вытянулось в длинные,  ровные  ряды  аккуратных  грядок.  Глаза
потеряли округлость и превратились в окна с отразившимися в них облаками и
солнцем, а морщинки вокруг них - в небольшие,  скромные  ставни.  Брови  и
морщины лба стали крепким, но чуть-чуть грубым скатом  крыши,  потемневшим
от ветров и дождей. А волосы неожиданно пегим клочком  ковыльной  степи  -
каких уж наверное нет давно - разнеслись вдаль, где на  круглом  горизонте
показалась речка.
     В целом - славная картина,  достойная  реалиста-деревенщика.  Того  и
гляди, из  домика  выйдет  морщинистая  старушка  в  темном  платочке  или
мордатый  голиаф-механизатор.  Вот  только  непонятно,  к  чему  вдруг   я
нарисовал все это, ведь не видал такого сроду,  да  и  придумать  не  мог.
Вырос я в городе, летом отдыхать ездил только на море - что такое деревня,
знаю исключительно по кинофильмам. Странно...
     Дядя Гриша внимательно смотрит на лист. Что-то неуловимое меняется  в
его лице, мелькают искры мгновенных воспоминаний.
     - Ой, да  это  же  Светлановка!  Ну,  точь-в-точь...  Такой  я  ее  и
запомнил. А ты разве бывал там? Эх-хе-хей, а сколько лет я там  не  был...
Как ты ее только нарисовал? И дом мой... бывший...
     - А хотите, я вам подарю, - я вырываю лист из блокнота, протягиваю.
     - Спасибо тебе. Родина все же...

     Я рисую Зинаиду Петровну. Тетю Зину.
     Она сидит на лавочке, у подъезда, и  разговаривает  с  соседками.  Их
пятеро - кто-то следит за гуляющим внуком, кто-то вяжет  шерстяной  носок,
кто-то просто отдыхает после трудового дня и  рад  возможности  расслабить
взгляд и не смотреть никуда.
     Они беседуют. Я затрудняюсь сказать, о чем. Даже  если  бы  мне  было
слышно. Потому что их разговор ни о чем. Вроде бы обо всем -  о  детях,  о
зятьях, о молодежи, о талонах, о цене на картошку, о телевидении,  о  том,
что все плохо, но кое-то все-таки хорошо, иногда даже о летающих  тарелках
- а в общем, ни о чем. Вечером, на лавочке, с соседями каждому человеку  -
независимо от пола и возраста - хочется  поговорить  ни  о  чем.  Это  для
отдыха. После трудового дня.
     Я рисую тетю Зину,  потому  что  она  ближе  всего,  и  ее  никто  не
заслоняет. Она сидит ко мне полупрофилем и на меня  не  обращает  никакого
внимания. Это хорошо.
     Я прижимаю блокнот к пыльному, шершавому стволу  дерева,  скрывающего
меня, и начинаю рисовать.
     В лабиринте грязной коры бегают  муравьи.  Сверху  на  меня  сыплется
мелкий птичий шум, иногда разрезаемый гордым и  резким  криком  грача.  На
другом конце двора слышится лай и  детский  смех.  Эхо  теннисным  мячиком
скачет между домами в прохладном вечернем воздухе.
     Тетя Зина - полная, дородная женщина предпенсионного возраста. У  нее
толстые, красные щеки и три подбородка,  маленький,  чуть  конопатый  нос,
выцветшие, когда-то давно голубые, глаза, а под ними  -  отечные  мешки  и
морщины. Крашеные, каштановые волосы собраны в пучок.
     Легко касаясь листа карандашом, я  рисую  округлые  формы.  Так,  как
будто леплю снеговика...
     Сумерки решительно уплотняются - и вот я уже почти ничего не вижу.  Я
выхожу из-за дерева и приближаюсь к  скамейке,  но  все  равно  ничего  не
разобрать. У меня перед глазами только белые пятна и черные тени,  и  весь
объем двора будто засыпан серым.
     Но вот кто-то зажигает лампочку над дверью подъезда, и тетя Зина меня
замечает.
     - Летаев, ты что там чертишь? Меня  что  ль  рисуешь?  Ну-ка,  покажи
сюда. А-а-а... Это что - шкаф, да? Понятно... Во! Как раз такую  стенку  я
хочу. Помните, я вам говорила, - это  она  уже  соседкам.  -  Точно-точно.
Правда красивая? По-моему, очень изящная...
     Мой рисунок ходит по рукам.
     - Дай-ка его мне, - просит тетя Зина, - я мужу  покажу.  Может  купит
где-нибудь. А ты себе еще нарисуешь.
     - Пожалуйста...
     И только когда листок уже готов скрыться в кармане халата тети  Зины,
я замечаю на нем нарисованный шкаф, тумбочку, столик - в  общем,  какой-то
мебельный гарнитур, видимо импортный. Линии прямые, вытянутые...

     Я рисую друга. Мы знакомы уже много лет. Пожалуй,  тут  уж  трудно  в
чем-нибудь ошибиться. Я знаю каждую черту не только лица его, но, кажется,
даже души. Мы знакомы с восьмого класса... Хотя, нет - в  восьмом  мы  уже
стали  лучшими  друзьями.  А  познакомились  намного  раньше  -  в  пятом,
кажется...
     Он сидит на кушетке,  скрестив  ноги,  как  тибетский  монах  в  позе
лотоса; его босые ступни торчат в разные  стороны,  и  сам  он  улыбается.
Сколько знаю его, всегда он такой - светящийся изнутри; в сероватых глазах
- блеск, на губах - улыбка.
     Он сидит посреди своей странной, на первый взгляд неудобной  комнаты,
похожей скорее на маленький провинциальный музей. Так  кажется  не  только
потому, что на стенах ее тесно висят плакаты и фотографии,  а  весь  объем
заполнен необычными предметами и композициями:  череп  в  темных  очках  и
американской кепке, над ним - собака-марионетка  с  галстуком  и  медалью,
вместо люстры - корабль... Эта комната похожа на музей еще и тем, что  мой
друг почти не живет в ней - он учится в Москве, а  сюда  приезжает  только
летом. И когда его нет, эта комната - будто он сам, будто музей ему, будто
его душа. Мой  друг,  как  и  его  комната,  никогда  не  скрывает  своего
внутреннего содержимого - своих чувств. Но это совсем не значит, что в них
легко разобраться - сам он даже не пытается. Он говорит:
     - Нет ничего хуже выясненных отношений. У  них  нет  возможности  для
развития. Я люблю двусмысленность ситуаций, дымку,  легкий  туман,  тонкие
намеки, едва заметные ощущения... Однако терпеть не могу лжи и  скрытности
- это совсем другое дело.
     Я не знаю, насколько он прав.
     Я только пытаюсь нарисовать его лицо,  как  оно  есть  -  старательно
переношу на лист знакомые черты. Вот нос, глаза, длинные волосы... Но  все
какое-то другое, не его. Нос короче, губы тоньше, глаза большие,  выпуклые
и явно карие - это заметно даже на карандашном рисунке.  Длинные  ресницы,
совсем другой овал лица, темные волосы чуть вьются... Это  девушка,  я  ее
знаю. Друг знакомил нас как-то в Москве...
     Друг, как будто заметив мое удивление, слез с кушетки и  заглянул  ко
мне в блокнот. Кажется он ошарашен больше, чем  я.  Он  долго  смотрит  на
лист, потом нерешительно просит:
     - Слушай, подари ее мне, а. Раз уж  ты  догадался...  Тебе  зачем,  а
мне... Ты ведь понимаешь. Подари, пожалуйста...
     - Возьми, конечно, - я  отдаю  лист  другу  и  начинаю  действительно
что-то понимать.

     Я рисую тебя. Ты сидишь у окна, и теплый солнечный свет бабьего  лета
падает на твои волосы. Он путается в их густом лабиринте и, уже отчаявшись
выбраться,  вдруг  отскакивает  на  стены,  радуясь  свободе.  И   радость
последнего света передается нам. Еще секунду назад ты  смотрела  на  меня,
улыбаясь, и вдруг задумалась. Твои глаза  -  похожие  на  два  только  что
срезанных стебелька травы, блестящих от выступившей изнутри влаги -  стали
такими глубокими, что непременно хочется в них заглянуть  и  увидеть  свое
отражение. Именно свое. Хотя, смею ли я мечтать об этом. Откуда мне знать,
кто со дна этих колодцев смотрит на звезды...
     Я вдруг понимаю, что совсем не знаю тебя, может  быть,  даже  впервые
вижу. Кто ты мне? И что вдруг я делаю в твоем доме?
     Кажется, я все-таки видел тебя когда-то раньше - в одной  из  прошлых
жизней. И вдруг встретил сегодня на улице и поздоровался. Ты удивилась, но
тоже кивнула - видимо вспомнила. И  мы  заговорили.  Потом  мы  гуляли  по
улицам, мостам и скверам - по тем же самым местам, где я  когда-то  бродил
один, бессмысленно и непринужденно.
     Я, помню, читал стихи.
     Помню, мы пили вино из одного бокала.
     И вот я пытаюсь  нарисовать  тебя.  Приглядываюсь,  изучаю,  стараюсь
понять. Я чувствую белую энергию, исходящую от тебя, и  не  могу  оторвать
взгляд, а рука сама собой что-то выводит на белом листе.
     Когда же я смотрю в блокнот, мое удивление  льется  через  край,  как
молоко, переполнившее сосуд, в последнем фильме Тарковского. Но  теперь  я
уже все понимаю...
     На моем рисунке - я сам.
     Я отодвигаю лист в сторону. Ты удивленно  смотришь.  Я  хочу  сказать
тебе все, как есть. Только я не люблю сказанных слов, ведь далеко  не  все
можно ими сказать - это как раз нельзя.
     И я говорю только:
     - Попробуй нарисовать меня... И ты все поймешь.

     Мы рисуем друг друга. И все становится на свои места.
     Мы рисуем друг друга. И вот для нас  уже  нет  тайн.  Нет  загадок  и
недосказанностей.
     Вселенная раскрывается перед нами, как книга. И мы читаем  ее  каждый
день. Мы смотрим сквозь пространство и время.
     И мы, кажется, что-то видим...

                           Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                          ВОЛШЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

                          (сценарий киноновеллы)

                                    1

     В небольшом концертном зале, похожем скорее на барак из гофрированной
жести, - серый полумрак. Грязно, сильно накурено,  -  сквозь  дым  и  мрак
видны лица зрителей. В основном, это молодые ребята и девушки  в  потертых
куртках. Кто-то сидит на стульях, кто-то  -  на  фанерных  ящиках,  кто-то
просто примостился на полу, поджав ноги.
     В глубине слабо освещенной сцены стоит небольшой аппарат на  складных
ножках, с рядом клавиш, кнопками и тумблерами. За  аппаратом  на  какой-то
коробке сидит парень лет двадцати  пяти,  слегка  склонный  к  полноте,  с
копной мелко вьющихся волос.
     Парень переключает тумблер - раздается протяжный,  ненавязчивый  звук
на нижнем пределе слышимости. Парень перебирает несколько  клавиш,  словно
настраивает инструмент - зал затихает.
     В глубине сцены появляется второй молодой  человек.  Он  чуть  моложе
первого, высок, строен, чрезвычайно худ; с темно-русыми длинными,  прямыми
волосами, потоками спадающими на плечи и тонкими, красивыми чертами лица.
     Он выходит на край сцены, луч светильника выхватывает его  фигуру  из
полумрака. Он говорит в зал:
     - Добрый день. Меня зовут Джо, если вы не знаете... Его - Пит...
     Джо показывает открытой ладонью на парня за аппаратом, тот  кивает  -
зал хлопает, кто-то одобряюще свистит. Дав залу утихнуть, Джо продолжает.
     ДЖО: Мы приглашаем вас совершить небольшое  волшебное  путешествие...
Это путешествие в тот мир, который вы, наверное, смутно помните.  Вы  были
там, может быть, во сне, может быть, в  глубоком  детстве,  а,  может,  до
вашего рождения...
     Пит начинает играть медленную, медитативную музыку, Джо  делает  пасы
руками - зал затихает. Кто-то закрывает глаза,  кто-то,  наоборот,  широко
раскрыв их, смотрит в пустоту - они не видят грязного, прокуренного  зала,
они видят другой мир...

                                    2

     Они видят мир глазами человека,  бегущего  по  густой,  ярко-лазурной
траве. Стебли едва не достигают ему до пояса, ветер колышет их,  и  первые
волны прокатываются по живой, дрожащей поверхности, как по  водной  глади.
Человек бежит быстро - все быстрее и быстрее, трава мелькает  под  ногами.
Вдруг травяное поле резко прерывается глубоким обрывом, но человек  вместо
того, чтобы упасть, отталкивается  и  взлетает...  Где-то  внизу  мелькают
деревья, реки, поля. Приближаются облака, пронизанные  розовато-оранжевыми
солнечными лучами...
     Вдруг видение прерывается...

                                    3

     К сцене подбегает паренек лет двадцати. На нем кожаная куртка, в  ухе
вместо серьги - блестящая радиодеталька. Это Дрон.
     ДРОН: Пит, шухер! Лавочники громят ангар - сворачивай "агрегат"!
     Слышится шум,  удары.  Пит  выключает  тумблер  -  все  зрители  вмиг
приходят в себя, а Джо падает,  словно  марионетка,  у  которой  подрезали
ниточки.
     ПИТ: Дрон, помоги Джо!
     Пит сматывает провода. Дрон пытается поднять Джо, но у него ничего не
получается - тот без сознания.
     Зрители разбегаются в разные стороны,  в  зале  паника,  давка.  Одна
девчушка, сидевшая в первых рядах, забирается на сцену и помогает Дрону  -
она кладет руку Джо себе на плечо, Дрон поднимает за другую.
     Пит убегает за сцену, утаскивая за собой аппарат с проводами, Дрон  и
девчушка тянут за ним Джо.
     Они выходят на задний двор, бегут к забору, пролезают через  дыру  и,
петляя среди каких-то развалюх и ржавых жестяных бочек, исчезают из вида.

                                    4

     Толпа прилично одетых и причесанных людей окружила жестяной барак.  У
одних в руках транспаранты с надписями: "Не лезьте в наши сны!", "Не нужно
за нас чувствовать!" У других куски металлических  труб  и  арматуры.  Они
громят барак. Из барака выскакивают взъерошенные парни и девушки, пытаются
помешать ломающим. Завязывается групповая драка.

                                    5

     Просторная комната с потертыми стенами.
     Джо кладут на диван. Девчушка протирает его лоб влажной  тканью.  Джо
приходит в себя - вздыхает, поднимает глаза.
     ДЖО (девушке): Кто ты, чудо?
     ДЕВУШКА: Меня зовут Лена.
     Джо сжимает руку Лены и подносит к своим губам.
     ДЖО: Спасибо тебе, Лена.
     Джо целует руку.
     ПИТ (облегченно вздыхая): Ну, слава Богу.
     Он идет в свой угол - там, вокруг кресла с  торчащими  клоками  ваты,
стоят стеллажи с  грудами  радиодеталей  и  аппаратуры:  мониторы,  остовы
усилителей и компьютеров. На стене на гвоздиках -  провода.  Пит  включает
паяльник.
     Дрон, тоже успокоившись, забирается  на  другой  диван,  откидывается
спиной к стене и скрещивает ноги.
     ДРОН (злобно): Суки - лавочники... Похоже мы потеряли последний  зал.
Покою нам теперь там не дадут...
     ПИТ (меланхолично, не оборачиваясь к собеседнику):  А  мы  больше  не
выступаем.
     Над паяльником поднимается струйка дыма.
     ДРОН: Как?
     ПИТ: Из десяти  выступлений  -  семь  закончились  мордобоем.  А  шок
прерванного сеанса падает на Джо. Раньше он держался,  а  теперь,  видишь,
что получается... В общем, больше так нельзя. Мы не можем  подвергать  Джо
опасности...
     Джо и Лена не слушают их разговор, они держаться за  руки  и  смотрят
друг на друга.
     ДЖО: Тебе понравилось то, что я делал?
     ЛЕНА: Да, я никогда такого не видела. Только вот... все кончилось так
быстро.
     ДЖО: Все хорошее кончается... хоть это и противоестественно.
     ЛЕНА (нерешительно): А что это было?
     ДЖО: Это другой мир. Хороший. Я знаю туда дорогу и вожу по ней людей,
Пит мне помогает...
     ЛЕНА: Ты мне его покажешь еще?
     ДЖО: Да, конечно.
     Джо целует Лене руку.
     ДЖО (шепчет): Конечно...
     Дрон и Пит тем временем продолжают разговор.
     ДРОН: Что же теперь делать?
     ПИТ: Я хочу найти способ записывать Джо на кассету.
     ДРОН: А это возможно?
     ПИТ: Теоретически, да. Мой "агрегат"  производит  волны  определенной
частоты, растормаживающие непосредственно подкорку  головного  мозга.  Джо
подключается  к  ним  и,  играя,  как  на  струнах,  внушает  людям  грезы
собственного  сочинения.  Или,  как  он  сам  предпочитает  говорить,   не
собственного - не суть важно. Если можно  произвести  волну,  то  можно  и
записать ее же, но уже преобразованную умением Джо. Вопрос, как?
     ДРОН: А мне что теперь делать?
     ПИТ: Ничего. Ты за этот концерт деньги получил?
     ДРОН: Да.
     ПИТ: Хорошо. На первое время нам хватит, а там посмотрим.
     ДРОН: А что я скажу ребятам - они  же  ждут  каждого  концерта?  Меня
спрашивают, я же, вроде как, ваш менеджер...
     ПИТ: А раз менеджер, то и выкручивайся. Скажи, пусть ищут новый зал -
найдут посмотрим. А пока нет зала...

                                    6

     Небольшой рыночек  на  окраине  жилого  поселка.  На  пустых  ящиках,
стоящих рядами, сидят торговцы, на таких же ящиках разложен товар  -  все,
от чахлых овощей до слегка потертой, явно бывшей в употреблении одежды.
     Вдоль рядов проходят Джо и Лена. Они останавливаются около торгующего
помидорами  -  парнишки  лет  пятнадцати  с  бритой  головой  и  блестящей
радиодеталькой вместо серьги в ухе.
     ДЖО: Почем помидоры?
     Парень поднимает глаза на покупателя.
     ПАРЕНЬ: Джо?
     ДЖО: Да, я.
     ПАРЕНЬ: Я был на ваших концертах, на всех в этом году... Это здорово!
А почему вы давно не выступали?
     ДЖО: Негде. Лавочники разбили последний ангар.
     ПАРЕНЬ (решительно): Мы разгромили пять лавок! Будут знать.
     ДЖО: Зачем?
     ПАРЕНЬ: За тебя!
     ДЖО:  Они  же  несчастные,  глупые  люди,  не  знают  ничего,   кроме
материальных ценностей... Они в  этом  не  виноваты  -  жизнь  сделала  их
такими.
     ПАРЕНЬ: Но они ненавидят нас, а мы ненавидим  их...  И  любим  вас  с
Питом и то, что вы делаете...
     ДЖО: Ну, так как помидоры?
     ПАРЕНЬ: Ой, возьми даром... Пожалуйста...

                                    7

     Джо и Лена идут домой: с одной стороны ржавые  контейнеры,  бараки  и
вагончики - в них живут люди; с другой - голая степь с редким ковылем. Джо
в охапку держит кулек с помидорами, Лена несет сумку с другими продуктами.
     ЛЕНА: Ты заметил, как он на тебя смотрел?
     ДЖО: Как?
     ЛЕНА: Как на Бога!
     Джо пожимает плечами.
     ДЖО: Пожалуй, Бога им не хватает. Только я не Бог,  я  -  так,  вроде
актера. Делаю, что умею...
     ЛЕНА: Но это очень похоже на культ.
     ДЖО: Я никогда не думал об этом.
     ЛЕНА: Что же это - новый вид искусства?
     ДЖО: Зови, как хочешь.
     ЛЕНА: Но таких, как вы больше нет?
     ДЖО: Почему же? Есть, наверное, только немного... Я слышал,  в  Южном
поселке есть целая команда.
     ЛЕНА: А в городе?
     ДЖО: Не знаю - в городе свои примочки. Там, по-моему, это не нужно. А
здесь - природы не  осталось,  цивилизация  распадается...  Людям  надоело
смотреть на ее ржавые осколки, им хочется чего-то другого.
     Джо переходит по жердочке  грязный  ручеек  с  бурой,  ржавой  водой.
Подает руку Лене.
     ЛЕНА: А лавочники?
     ДЖО: А лавочники не хотят, чтобы их будили. У них свои грезы. Они  не
хотят поверить, что, как и мы, оказались на периферии  общества  и  отсюда
уже не выбраться. Они считают, что то, чем они занимаются, эта торговля  -
это и есть жизнь...
     Лена смотрит на ржавую воду.
     ЛЕНА: Но это же смерть.
     ДЖО: Да, смерть души. Ей здесь плохо, ей нужен другой мир.
     ЛЕНА: А нельзя туда уйти насовсем?
     ДЖО: Куда?
     ЛЕНА: В этот другой мир?
     Джо задумчиво пожимает плечами.

                                    8

     Джо и Лена заходят в комнату.
     ДЖО (Питу): Представляешь, как хорошо  -  нам  поклонники  уже  дарят
помидоры. С голоду мы не помрем.
     ДРОН: Я же говорил, что в поселке вас боготворят.
     ПИТ: Джо, а ты мог бы выступить без зала? Скажем, для одной Лены?
     ДЖО: Конечно. Тем более для Лены.
     Джо смеется.
     ПИТ: Тогда давай. Я тут кое-что соорудил.  Попытаюсь  тебя  записать.
Дрон, тащи.
     Дрон выносит два микрофона с тарелками-отражателями. Лена  садится  в
кресло, микрофоны ставят с обоих сторон от нее.
     Пит вставляет в собранный им  аппарат  обычную  аудиокасету.  Одевает
наушники.
     Джо смотрит на Лену - та на него.
     Звучит медленная музыка.

                                    9

     Лена видит, как среди густой  травы  пробивается  росток.  Он  растет
прямо на глазах. Вот появляются бутон и  два  листочка.  Бутон  раздвигает
стебли травы, поднимается над ними и раскрывается на несколько  лепестков.
Вырастает роскошный ярко-красный цветок. Джо  срывает  его  и  протягивает
Лене.
     Они оказываются на краю скалы над бирюзовой морской гладью.
     Они прыгают и летят над водой. Сквозь ее прозрачную  толщу  с  высоты
видны глубинные камни, пучки вьющейся морской травы, ямы и отмели.
     Они летят все быстрее и быстрее, поднимаются все выше и выше.
     Они резко взмывают  вверх,  прорывая  слой  облаков,  и  замирают  на
вершине блаженства. Ярко-розовые лучи пробивают молочную  белизну.  Облака
строятся в невероятные фигуры, башни...
     Они не спеша опускаются, встают на землю.
     Глаза Лены широко открыты, она дышит возбужденно, с придыханием.
     Пит выключает аппарат, снимает наушники.
     Джо и Лена обмениваются взглядами.
     ПИТ: Теперь посмотрим, что получилось.
     Он перематывает пленку назад - какое-то время тянется пауза  -  потом
включает воспроизведение.
     Раздаются низкие, гнусавые звуки.
     Пит смотрит на Дрона.
     ПИТ (Дрону): Ты что-нибудь чувствуешь?
     ДРОН: Нет.
     ПИТ (задумчиво): Я тоже. (Лене) А ты?
     ЛЕНА: Не то, что тебя интересует.
     Она смотрит на Джо.
     ПИТ: Значит не получилось.
     Пит  уходит  в  свой  угол,  садится  в  кресло,   спиной   ко   всем
присутствующим. Включает паяльник.

                                    10

     Пит сидит на пороге домика и курит. К домику  приближается  Дрон,  он
явно обрадован.
     ДРОН: Пит, чуваки нашли отличный зал. Это какой-то бункер - там сухо,
есть электричество, я проверял... И лавочники о  нем  ничего  не  знают...
Когда даем концерт?
     ПИТ: Недели через три, не раньше. Завтра утром мы едем в город.
     ДРОН: Зачем?
     ПИТ: Я договорился, нас там посмотрят. Один шанс из тысячи, но...  я,
кажется, знаю, как  нам  записаться.  Вот  только  здесь  мне  не  хватает
кое-какого железа...
     ДРОН: Что же я скажу чувакам?
     ПИТ: Скажи, приедем - дадим концерт.
     Дрон хочет войти в домик, но Пит останавливает его.
     ПИТ: Постой, Джо с Леной прощается.

                                    11

     Город.
     Дверь комнаты, сверкающей белизной  и  роскошью,  распахивает  полный
мужчина в дорогом костюме и темных очках.
     МУЖЧИНА: Ну как, ребятки?
     Пит встает из-за новенького аппарата. Джо сидит в удобном  кресле,  к
его голове прикреплены электроды, от которых тянутся провода.
     ПИТ: Закончили вторую композицию.
     МУЖЧИНА: Отлично. Я просмотрел первую несколько раз - это может иметь
большой успех.  Мы  завтра  же  улетаем  в  Центр,  и  начнется  настоящая
работа...
     Мужчина уходит.
     Джо встает из кресла, подходит к огромному окну. Внизу светятся  огни
города, вверху - звезды. Он меланхолично снимает с головы электроды,  один
за другим. Подходит Пит, похлопывает его по плечу.
     ПИТ: Надо ехать, Джо. Ты же понимаешь... Это один шанс из тысячи. Они
уже начали выпускать аппараты для наших кассет.  Ты  представляешь  -  для
наших!
     Джо кивает.
     ДЖО: Да, надо ехать.

                                    12

     Лена сидит в домике одна. За дверью слышится шум. Она  встает.  Дверь
распахивается,  и  в  комнату  вваливается  Дрон,  он  сильно  пьян.  Лена
бросается ему навстречу.
     ЛЕНА: Дрон, что с тобой?
     Дрон смеется.
     ЛЕНА: Где Джо, Пит?
     ДРОН: Улетели.
     ЛЕНА: Что значит - улетели? Куда?
     ДРОН: В Центр, в Столицу, черте-куда... Какая  разница...  Главное  -
они бросили нас, предали... Сволочи!
     Дрон садится на диван, Лена - на стул напротив.
     ДРОН: Они сами не понимают, чем они для нас были... (кричит) Суки!  А
теперь у них контракт!
     Дрон лезет в нагрудный карман, достает оттуда аудиокассету.
     ЛЕНА: Что это?
     ДРОН: Это то, что от них осталось. Это подарок тебе.
     Протягивает Лене кассету. Та берет бережно, испуганно.
     Дрон из второго кармана достает вторую кассету.
     ДРОН: У меня  тоже  есть.  Таких  кассет  теперь  миллионы...  можешь
посмотреть.
     Дрон кивает в сторону аппарата,  на  который  они  когда-то  пытались
записать Джо. Потом вдруг размахивается и с силой бросает свою  кассету  в
стену. Кассета разбивается на мелкие кусочки, спутанная пленка  падает  на
пол.
     Дрон ложится на диван, отворачивается к стене и засыпает.
     Лена  рассматривает  коробку   кассеты.   На   пестрой   упаковке   -
ярко-красные цветы, розовые облака и надпись: "Волшебное путешествие". Она
прижимает кассету к груди, на глазах ее появляются слезы.
     Лена сгибается пополам, всхлипывает, ее плечи содрогаются в плаче.
     Проплакавшись, Лена  поднимает  лицо,  протирает  заплаканные  глаза,
снова смотрит на кассету. Из коробочки выпадает записка. Лена читает ее:
     "Лена, я еще вернусь. Джо."
     Лена  идет  к   аппарату,   вставляет   в   него   кассету.   Щелкает
переключателем.  Звучит  медленная  медитативная  музыка,  Лена  замирает,
широко раскрыв глаза. Она видит, как посреди комнаты появляется  Джо.  Она
понимает, что это галлюцинация, но глаза ее высыхают.
     Джо улыбается.
     ДЖО: Добрый день. Мы приглашаем  вас  совершить  небольшое  волшебное
путешествие... Это путешествие в тот мир,  который  вы,  наверное,  смутно
помните. Вы были там, может быть, во сне, может быть, в глубоком  детстве,
а может быть, до вашего рождения...
     Лена видит ярко-зеленую траву и цветок, распускающийся на ее  глазах.
Джо срывает этот цветок и протягивает Лене.
     ЛЕНА: Дрон, смотри - Джо вернулся! Он уже вернулся!
     Джо и Лена летят над водной гладью, среди облаков и солнечного света.

                           Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                     ЕЛКИ-МОТАЛКИ В ДАЛЕКОМ КОСМОСЕ

           (сценарий полнометражного фантастического фильма)

     Темно. Ничего не видно.
     На темном фоне загораются звезды. Много звезд.
     Звезды начинают двоиться, расплываться.
     Волной проходят разноцветные пятна, расходятся радужные круги.
     Звучит глухой голос:
     - Ой-е-о-о-о... Голова-то как болит... У-у-у... Что со мной? Где я?..
     Слышится шарканье сапог  по  песчаной  почве.  Отдаленные  голоса  на
непонятном языке.
     Темнота светлеет, становятся различимы две человеческих  фигуры.  Они
видны немного снизу - так, как если бы на них смотрел человек  лежащий  на
земле. Они одеты в непонятную - видимо, военную - форму коричневого цвета.
Пуговицы блестят на солнце, на груди какие-то  бляхи,  что-то  похожее  на
аксельбанты.
     Но  голове  фуражки  с  большими   козырьками   и   темными   очками,
прикрепленными к этим козырькам.
     Звучит диалог на непонятном языке, поверх  которого  слышится  вполне
внятный русский текст:
     - Этот живой? Нет?
     - По-моему, труп.
     - А ты пни его.
     - Да ну его! Мы и так норму выполнили.
     - Ну, тогда пошли...
     Снова звучит прежний глухой голос:
     - Не по-русски, вроде... А я все понял... Господи, кто я?...
     Люди в форме уходят, слышны удаляющиеся шаги.

     Иссушенная песчаная  почва.  Редкие  кустики,  травинки.  Разметав  в
разные стороны руки и ноги, на спине лежит парень лет восемнадцати. На нем
потертые, грязные джинсы и старая телогрейка -  она  распахнута  на  груди
так, что видна футболка с портретом Джима Моррисона.
     ПАРЕНЬ (стонет): Пить... пить... пить...
     Он с трудом поднимается на локтях и, взглянув уже вполне  осмысленным
взглядом, заканчивает фразу.
     ПАРЕНЬ: Пить надо меньше...
     Он  оглядывается  по  сторонам  -  видит  запыленные  кустики  весьма
странного вида.
     Не спеша встает, у него кружится голова. Он покачивается, держась  за
голову. Снимает телогрейку; делает несколько шагов, волоча  телогрейку  за
собой по песку. Снова окидывает взглядом окрестности -  растительность  не
похожа ни на что знакомое.
     ПАРЕНЬ (шепчет под нос): Где это я?
     Он поднимает голову, смотрит на небо  -  на  небе  два  солнца:  одно
побольше, ярко-желтое, другое поменьше, темно-оранжевое, почти красное.
     ПАРЕНЬ: Е-о-о-мое-о-о...
     Он произносит это крайне многозначительно и снова падает на спину.

     Все тот же парень идет по редкому  леску.  Он  уже  более  или  менее
пришел в себя. Телогрейка  перекинута  через  плечо.  Вокруг  нет  никаких
признаков разумной жизни.
     Заметив ручеек, он присаживается на корточки  -  умывается,  фыркает,
трясет  головой,  прикладывает  холодную  мокрую  руку  ко  лбу  и  держит
несколько секунд.
     Вдруг он замечает на воде красные разводы, похожие на  кровь.  Парень
настороженно смотрит вверх по течению, поспешно встает  и  уходит  в  этом
направлении.
     На берегу ручья, лицом в воде лежит мужчина.
     Поморщившись, парень переворачивает его - тот явно мертв, его лицо  в
крови. На мертвеце светло-серая одежда из грубого полотна.
     Парень смотрит в сторону леса  -  там  виднеется  нечто  напоминающее
разрушенный  поселок:  какие-то  бараки,  прочие   деревянные   постройки,
штабелями лежат спиленные древесные стволы.
     Парень заходит в один из бараков  -  одна  из  его  стен  проломлена,
внутри беспорядок, следы борьбы, с двуспальных нар свисают одеяла.
     Парень резко поворачивает голову - вроде бы никого не видно, но такое
ощущение,  словно  тут  кто-то  есть.  Пустота  и  тишина  звенят  чьим-то
присутствием.
     ПАРЕНЬ: Эй, есть тут кто?
     Тишина.
     ПАРЕНЬ: Эй, мужик, я же знаю, что ты там. Выходи... Я тебе ничего  не
сделаю. Даже при желании, не смогу. У меня голова раскалывается...  Мужик,
у меня к тебе всего два вопроса... Выходи...
     Парень демонстративно садится в проходе, сложив ноги по-восточному, а
пустые руки с открытыми ладонями кладет на колени.
     В проходе  между  нар  появляется  другой  парень  примерно  того  же
возраста, что и первый. Он высокого роста, крепкого  телосложения,  однако
лицо его трудно назвать высокоинтеллектуальным, скорее наоборот. Одет он в
такую же одежду, что и убитый мужчина у ручья. Он насторожен, держит  руки
в боевой стойке,  готовый  как  защите,  так  и  к  нападению.  Небольшими
шажками, не опуская рук, он приближается к первому парню.
     ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ: Руки-то опусти... Чего уж там...
     Второй  нехотя  опускает  руки,  но  останавливается  на   безопасном
расстоянии. Говорит он на непонятном языке, но поверх его  голоса  ложится
русский текст, как будто закадровый перевод в  зарубежном  фильме,  только
тщательно  передающий  эмоциональную  окраску   высказывания.   Постепенно
непонятный язык затихает и все говорят на русском.
     ВТОРОЙ: Ну, чего тебе...
     ПЕРВЫЙ: Если коротко: во-первый, где я?
     Второй явно озадачен вопросом.
     ВТОРОЙ: Что-что?
     ПЕРВЫЙ: Ну, где я нахожусь?
     Он окидывает окрестности широким жестом.
     ВТОРОЙ (чуть помедлив): А ты вообще кто?
     ПЕРВЫЙ (рассмеявшись): Понимаешь, это,  собственно,  был  мой  второй
вопрос...
     ВТОРОЙ: Не понимаю.
     ПЕРВЫЙ: Это я уже заметил...
     Первый напряженно думает, второй смотрит непонимающе и недоверчиво.
     ПЕРВЫЙ: Тогда давай пойдем от противного... Ты сам-то кто?
     ВТОРОЙ (обидчиво): От противного?..
     ПЕРВЫЙ: Это так в науке говорится...
     ВТОРОЙ: Меня зовут Муэмбо-Шу, можно просто Шу.  Я  -  рабочий  Артели
Вольных Дровосеков.
     ПЕРВЫЙ (обводит рукой вокруг): А это всё, стало быть, ваша Артель?
     ШУ: Ага...
     ПАРЕНЬ: И тот мужик, на берегу, тоже ваш?
     ШУ: Наш...
     ПАРЕНЬ: А остальные где?
     ШУ: Их мобилизовали Бурые.
     ПАРЕНЬ: У вас хороший метод мобилизации... главное  результативный...
А ты, выходит, закосил?
     ШУ: Что?
     ПАРЕНЬ: Уклонился от мобилизации.
     ШУ: Я спрятался...
     ПАРЕНЬ: Скажи, Шурик, а Бурые - это кто?
     Шу удивленно моргает глазами.
     ШУ: Ты что, и этого не знаешь?
     ПАРЕНЬ: Я себя-то не очень знаю...
     ШУ: Это Бурая Империя... Неужели непонятно... Она сражается  с  Серой
Империей... Это знают все в округе...
     ПАРЕНЬ: В округе чего?
     ШУ: В округе этих двух звезд.
     Шу показывает на небо, парень снова смотрит на два солнца, морщится и
присвистывает.
     ПАРЕНЬ: Понятно... А я надеялся, что это  только  у  меня  двоится...
Так... А давно они сражаются?
     ШУ: А всегда! Как эти две империи появились, так они и сражаются.
     ПАРЕНЬ: А вы - Вольные Дровосеки - за кого?.. Были...
     ШУ: А мы не за кого, мы - вольные... Были... Мы  держали  это...  как
его... нейтралитет! Торговали и с теми, и с теми.
     ПАРЕНЬ: Дровами?
     ШУ: Это не дрова! Ах, ну  ты,  небось,  и  этого  не  знаешь...  Наша
древесина - ценное стратегическое сырье! Ее используют,  как  топливо  для
звездолетов.
     ПАРЕНЬ: Почему же тогда эти Бурые ее с собой не забрали?
     ШУ: А они дураки... Им были нужны люди - они их набрали  и  уехали...
Наверное норму выполнили.
     ПАРЕНЬ: Какую норму?
     ШУ: По призыву.
     ПАРЕНЬ: А Серые умнее?
     ШУ: Да нет - тоже дураки...
     ПАРЕНЬ: Веселые у вас тут расклады... А куда ты теперь подашься?
     ШУ: Вверх по течению есть другая Артель - пойду туда...
     ПАРЕНЬ: А если я к тебе присоединюсь?
     ШУ: Пошли... На шпиона ты не похож.
     ПАРЕНЬ: Хотел бы  я  знать,  что  делают  шпионы,  когда  у  них  так
раскалывается башка... Сейчас бы рассолу...  Слушай,  а  где  бы  нам  еды
раздобыть...
     ШУ: В лесу найдем... Там много чего растет.
     ПАРЕНЬ: Ну рассол там уж точно не растет...
     ШУ: А это что?
     ПАРЕНЬ: Да так, ничего... Пошли.
     Молодые люди выходят из барака и обнаруживают, что  окружены  плотной
шеренгой солдат в серой форме, стволы автоматов направлены на них.  За  их
спинами видны странного вида агрегаты,  висящие  в  метре  от  поверхности
земли, похожие на жестяные короба, выкрашенные в  серый  цвет,  с  кабиной
впереди - средства передвижения на антигравитационной тяге.
     ШУ: Серые...
     ПАРЕНЬ: Елки-моталки...

     Ночь, точнее раннее утро. Зима. Московский двор.
     Крупными хлопьями падает снег.
     Крупный мужчина лет сорока, с лохматой бородой чуть тронутой проседью
убирает снег с дороги большой фанерной  лопатой.  Напевает  себе  под  нос
песенку.
     МУЖЧИНА:

                           Елки-моталки,
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...

     Пройдя через высокую арку, во дворе появляется уже  известный  нам  в
лицо парень. На нем те же потертые  джинсы  и  та  же  телогрейка,  только
плотно застегнутая и подвязанная шерстяным  шарфом,  на  голове  -  черная
вязаная шапочка, а в руках - обломки лопаты для уборки снега.
     ПАРЕНЬ (крайне стеснительно): Извините пожалуйста... Я  тоже  работаю
дворником... в том дворе... Недавно, третий месяц... А тут снег...  первый
снег... Я хотел бы... Я несколько...
     Мужчина поднимает голову.
     МУЖЧИНА: Тебе нужна лопата?
     ПАРЕНЬ (облегченно вздохнув): В общем, да... А как вы догадались?
     МУЖЧИНА (хмыкнув): Это весьма наглядно. Ты подожди минут двадцать - я
закончу. Сегодня поработаешь моей лопатой, а к вечеру я тебе сделаю  новую
- твою собственную.
     ПАРЕНЬ: Да что вы... Спасибо... Я уж сам как-нибудь...
     МУЖЧИНА: Как-нибудь - не годится. Я тебе сделаю хорошую лопату.
     ПАРЕНЬ: О, я и так вам очень обязан...
     МУЖЧИНА:

                Ни в чем и никому я не был в жизнь обязан.
                А если я кому платил добром,
                То все не потому, что был к нему привязан;
                А - просто - видел пользу в том.

     ПАРЕНЬ: Я вам не верю...
     МУЖЧИНА:

                Кто велит вам верить.
                Я к этому привык с давнишних пор.
                И если бы не лень, то стал бы лицемерить...
                Но кончим этот разговор...

     Мужчина громко смеется. Парень, избавившись от своей стеснительности,
тоже хохочет.
     МУЖЧИНА:  Поясняю.  Теперь  лопата  будет  твоим   основным   орудием
производства. А если через неделю она сломается - ты ведь снова придешь ко
мне? Так что, я сделаю тебе лопату вовсе не из соображений  альтруизма,  а
наоборот - из неприкрытого эгоизма. Только пусть это  тебя  не  обижает...
Ты, я вижу, мужик умный, порядочный - я рад тебе помочь...  Тоже,  кстати,
из эгоистических соображений - общение с такими, как  ты,  доставляет  мне
удовольствие... Ты похож на приезжего - куда поступал?
     ПАРЕНЬ: В универ, на филфак.
     МУЖЧИНА: О, да мы коллеги... К вашим услугам кандидат  филологических
наук... Докторскую не успел... А ты небось еще и стихи пишешь?
     ПАРЕНЬ (неохотно сознается): Пишу...
     МУЖЧИНА: Покажешь?
     ПАРЕНЬ: Да, конечно... Вы заходите ко мне...
     МУЖЧИНА: Это обязательно... Вот тебе лопата, работай, а к вечеру  жди
меня в гости с новой.
     ПАРЕНЬ: Спасибо вам огромное...
     МУЖЧИНА: Ну-ну, ладно тебе...
     Парень часто кивает головой, поворачивается и уходит в сторону арки.
     МУЖЧИНА (окликает): Звать то тебя как?
     ПАРЕНЬ: Женя.
     МУЖЧИНА: А меня - Максим Максимычем... Вот и познакомились...

     Женя и Шу сидят на  штабелях  древесных  стволов  внутри  просторного
жестяного короба. Сверху,  сквозь  зарешеченные  окошки  попадает  немного
света. Время от времени короб потряхивает.
     Слышится негромкий гул.
     ЖЕНЯ: Ты уж извини - это, наверное, из-за меня...
     ШУ: Да нет - это я уши развесил. Ты-то не в  курсе,  а  я  знал,  что
Серые и Бурые ходят друг у друга по пятам... Если прошли Бурые - вскорости
жди и Серых. Ну ничего, значит судьба такая... Голова-то твоя как?
     ЖЕНЯ: Болит. Поменьше, но все еще ноет. Зато я теперь  вспомнил,  как
меня зовут.
     ШУ: Да-а? Ну, и как же?
     ЖЕНЯ: Меня зовут Евгений, можно просто Женя...
     ШУ: А откуда ты?
     ЖЕНЯ: А черт его знает... Только там  все  по-другому  -  там  солнце
одно, и в космосе пока еще не воюют!
     ШУ: Врешь!
     ЖЕНЯ: Какой смысл? Мне теперь выбираться отсюда как-то надо.
     ШУ: А как ты сюда попал?
     ЖЕНЯ: А кто ж его знает...  Похоже,  мы  с  Максим  Максимычем  вчера
слегка перебрали... Что уж там было - не помню... Только очнулся -  голова
раскалывается, и солнца два...
     ШУ: Вот это да... А что значит - "перебрали"?
     ЖЕНЯ: Ну, надрались...
     ШУ: Подрались?
     ЖЕНЯ: Да нет же... Напились просто.
     ШУ: А чего напились?
     ЖЕНЯ: Да водки, небось - точно не помню...
     ШУ: Водки... А что это такое?
     ЖЕНЯ: Ты смеешься? Да? Или у тебя тоже память отшибло?
     ШУ (обиженно и смущенно): Ну, не знаю я, что такое "водка"!
     ЖЕНЯ: Вот это да... Ну, водка... Алкоголь...
     ШУ: Не знаю.
     ЖЕНЯ: У вас, наверное, это как-то по-другому называется... Бормотуха,
брага, огненная вода...
     ШУ: Не знаю.
     ЖЕНЯ: Ну-у... Это такой напиток, который  пьют,  когда  хреново...  и
когда весело, тоже пьют... чтобы... ну, забыться... Чтобы привести себя  в
состояние... как бы это сказать... эйфории.  Одним  словом  -  оттянуться!
Понял?
     ШУ: Нет. У нас ничего такого не пьют.
     ЖЕНЯ (удивленно): Правда? Тогда у вас, наверное, все курят?
     ШУ: А это как?
     ЖЕНЯ: Тогда, может быть, - жуют, нюхают, колются?
     ШУ: У нас вообще не приводят себя с состояние этой... эйфории.
     ЖЕНЯ: Не может быть!
     Женя и Шу удивленно смотрят друг  на  друга,  переваривая  полученную
информацию.
     ЖЕНЯ: В конце концов у меня поедет крыша...
     ШУ (после  паузы,  неуверенно):  У  нас  есть  поговорка:  "Настоящий
мужчина пьянеет в бою", - но смысл слова "пьянеть" утерялся в  веках...  Я
никогда не понимал этого выражения.
     За штабелями дров слышится шорох - Женя и Шу оборачиваются.
     Из-за дров появляется третий  молодой  человек.  Он  среднего  роста,
очень тонок, у него длинные, плохо расчесанные волосы, на нем порванные  и
залатанные брюки и куртка, он с ног до головы увешан браслетами, цепочками
и прочими фенечками из бисера, кожи, дерева и морских ракушек.  Внешне  он
больше  всего  напоминает  пародию  на  хиппи,  а  занудно-морализаторской
манерой говорить - кролика из мультфильма про "Винни-Пуха".
     ТРЕТИЙ: Одни воюют, другие - водку пьют. Какая  разница...  Это  лишь
разные способы жить, и  разные  способы  убивать  себя  и  себе  подобных.
Военные чины - это те же хронические алкоголики. Так же стремятся заразить
своим пристрастием всех вокруг... Так же...
     Женя и Шу ошарашено смотрят на парня, потом друг на друга, трут  себе
глаза.
     ЖЕНЯ (перебивая): Ты откуда взялся?
     ТРЕТИЙ: Я здесь уже давно. Когда дрова начали грузить - я в  сторонку
отполз... Потом вас загрузили. Я выбираться не стал - думал сначала,  мало
ли кто...
     ШУ: Это не дрова! Это стратегическое топливо!
     ТРЕТИЙ: Дрова это... Врали вам все про стратегическое топливо.  Чтобы
вы пилили спокойно и другим воевать не мешали...
     ШУ: Да нас все уважали! Нас даже в армию не брали  по  причине  нашей
важности! Ни Серые, Ни Бурые... Мы соблюдали этот... нейтралитет!
     ТРЕТИЙ: В армию вас не брали по причине беспросветной вашей  тупости.
А дрова ваши на гробы шли...
     ШУ: Да я тебя...
     Шу бросается на третьего парня с кулаками. Тот испуганно прячется  за
бревна. Женя удерживает Шу, морщась от головной боли.
     ЖЕНЯ: Стой ты... Остынь... Погоди...
     Шу успокаивается.
     ЖЕНЯ: Эй, ты, выходи. Я его держу.
     Парень показывается из-за бревен.
     ЖЕНЯ: А ты сам-то кто будешь? Откуда?
     ТРЕТИЙ (с чувством собственного достоинства):  Меня  зовут  Ллаэллин,
оба раза по две "л", но можно просто Лин. Я ниоткуда, я Одинокий Скиталец,
путешествую с планеты на планету.
     ЖЕНЯ: Каким образом?
     ЛИН: По-разному. В основном - автостопом.
     ЖЕНЯ: О! Так, может быть, ты знаешь, как мне домой вернуться?
     ЛИН: А ты откуда?
     ЖЕНЯ (огорченно): Не помню... Понимаешь, голова так болит...
     ЛИН: Это плохо...
     Короб,  в   котором   находятся   ребята,   перестает   покачиваться,
останавливается. Стихает гул.
     ЛИН: О! Кажется, приехали.

     Шустрый мужичок в серой форме  с  золотыми  пуговицами,  петлицами  и
развевающимися по ветру аксельбантами,  выскакивает  из  кабины  летающего
короба, висящего в метре от поверхности земли.
     Он забегает сзади и распахивает дверцы.
     Из темноты проема первым показывается Лин, за ним - Женя,  из-за  его
плеча выглядывает Шу. Ребята щурятся от света.
     Шустрый мужичок жестом предлагает им вылезать.
     Ребята вылезают - вид их крайне смешон и карикатурен. Они  похожи  на
кого угодно, только не на будущих солдат.
     Два военных чина в форме серого  цвета  смотрят  на  них  оценивающе.
Один, как водится, большой и толстый, второй,  соответственно,  -  низкого
роста,  весьма  щуплый.  Судя  по  количеству   побрякушек,   кисточек   и
аксельбантов, навешенных на них с разных сторон - это самые высокие  чины,
из уже виденных.
     Шустрый мужичок заискивающе смотрит на своих начальников.
     ШУСТРЫЙ: Вот... Обратите внимание - новобранцы...
     ТОЛСТЫЙ: Это - все?
     ШУСТРЫЙ: Да. Три новобранца... и десять бревен.
     ТОЛСТЫЙ: Лучше бы, наоборот.
     Тупо ржет.
     МАЛЕНЬКИЙ (манерно): Да. Какая разница...
     ШУСТРЫЙ (ребятам): Новобранцы! Вы удостоены величайшей чести  влиться
в бескрайний коллектив Вооруженных сил Великой  Серой  Империи!  Это  ваше
высшее  начальство:  максигенерал  Муркус  (показывает  на   толстого)   и
минигенерал Крузариус.
     Максигенерал, не сказав больше ни  слова,  поворачивается  спиной  и,
махнув рукой минигениралу, уходит. Минигенирал, так же без слов, спешит за
ним следом. А шустрый  мужичок  продолжает  речь,  бодро  вышагивая  перед
импровизированным строем.
     ШУСТРЫЙ: А я - ваш непосредственный  командир,  архиефрейтор  Катуня.
Вы, стало быть, мой боевой отряд; я буду вас учить, чему надо,  буду  вами
командовать... И вот мой первый  приказ  -  сейчас  же  приведите  себя  в
порядок... (архиефрейтор запахивает телогрейку Жени, дергает Лина за  одну
из висящих на нем кожаных кисточек, внимательно рассматривает ее на ладони
и хмыкнув выбрасывает за спину), ознакомьтесь с уставами и на медосмотр...
Прямо завтра начнутся тренировки, строевая и прочая  подготовки...  За-а-а
Мной!
     Архиефрейтор Катуня бодро марширует. Ребята вразвалочку  плетутся  за
ним.
     Пройдя вдоль кирпичной стены, тоже равномерно серой, архиефрейтор  со
своим отрядом резко выскакивает из-за угла.
     Глазам  ребят  предстает  бескрайний  плац,  заполненный   людьми   в
одинаково-серой  форме.  Несколько  командиров  одновременно   выкрикивают
команды, группы солдат выполняют различные упражнения: одни  -  приседают,
другие - кувыркаются, третьи - маршируют, четвертые - бегают  кругами  или
вьются змейкой друг за другом. Издали это походит на клокотание однородной
серой массы. Стоит невыносимый шум и невероятное столпотворение.
     ШУ: Ого!
     ЖЕНЯ (затыкая уши и морщась от приступа боли): Елки-моталки...

     Женя открывает входную дверь.  В  комнату  заходит  Максим  Максимыч.
Одной рукой он ставит в угол свежеоструганную лопату,  а  другой  лезет  в
бездонный карман брюк и танцующей походкой направляется к  столу,  напевая
себе под нос.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки...
                           Колечко поносить...

     Выудив из кармана бутылку водки, он ставит ее на стол.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Это  тебе  новая  лопата,  а  это  типа  того...  за
знакомство. Закусить есть чем?
     ЖЕНЯ: Должно быть.
     Женя режет  колбасу  крупными  ломтями,  кладет  на  тарелку.  Максим
Максимыч разливает водку по стаканам.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ну - давай...
     Оба выпивают. Женя морщится, закашливается.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Что, нет привычки? Я в твои годы тоже еще не  пил...
Я тогда стихи писал, читал много... А потом как-то с  бодуна  сочинил  две
строчки, и они стали  для  меня,  как  "Черный  квадрат"  для  Малевича...
Понимаешь, вот он - весь черный... И рисовать что-либо после  него  просто
смысла нет. Потому что нет  после  него  ничего  -  один  постмодернизм...
Хочешь почитаю?
     ЖЕНЯ (откашлявшись): Что?
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Эти две строчки! Только сначала выпьем.
     ЖЕНЯ: Ага.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (зажмурив глаза):

                         Выйду из дому я по утру:
                         Постою, упаду и умру...

     Вот такое было у меня тогда состояние... С тех пор я стихов не  пишу,
потом и читать перестал... Пустое... Царство Божие -  оно  внутри  нас,  а
снаружи - так, колыхание дхарм и всяческая суета...
     ЖЕНЯ: Вы так пессимистичны...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Нисколько! Я романтичен.
     Выпив еще, он встает со стула и начинает прохаживаться  по  небольшой
комнате. Надо сказать, что комната не отличается  излишней  аккуратностью:
на стульях небрежно висит одежда, на столе  разбросаны  какие-то  бумажки,
стопки книг, на кривоватых полочках еще книги...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: И ты тоже романтичен. Потому что  ты  один...  Мы  с
тобой никому не нужны, мы одни против всех...
     Он проводит пальцем по  корешкам  книг:  Фрейд,  Хайдеггер,  Папюс...
Заинтересовавшись, он достает с полки книгу "Практическая магия".
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: О, да ты еще и  магией  интересуешься...  Я  принесу
тебе классную книгу. Ксерокопия с дореволюционного издания... Когда я этим
интересовался, с книгами было туго... Доставал с таким  трудом,  копировал
за бешеные деньги, сам переплетал... И никакого толка... Все равно, ничего
не изменить... Я закурю, ладно?
     Максим Максимыч вставляет в рот беломорину и ищет  спички.  На  плите
горит газ.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Дай бумажку... какую-нибудь...
     Сам шарит рукой по столу, находит повестку из военкомата.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Что это?
     ЖЕНЯ: Повестка.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Расписывался?
     ЖЕНЯ: Нет. В ящик кинули.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Сожги и никуда не ходи. Не получал и все...
     ЖЕНЯ: Я и не собирался.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: И правильно...
     Он сует повестку в  газовое  пламя,  прикуривает  от  нее  и  бросает
догорать на уже свободную от колбасы тарелку.

     Женя, Лин и Шу сидят в бараке на скамейке, выкрашенной в серый  цвет.
В руках у каждого по толстой книге в сером переплете, однако только Шу  ее
внимательно читает: он слюнявит палец,  с  шумом  перелистывает  страницы,
смотрит удивленно.
     ЛИН (Жене): По всему выходит - ты с Земли... Это далеко.
     ЖЕНЯ: А ты что, и у нас был?
     ЛИН: Приходилось... Потусовался на  Гоголях  год  -  и  назад.  Здесь
интересней. Тут рядом много обитаемых планет, а  у  вас  -  одна  Земля  и
больше ничего... Скучновато.
     ЖЕНЯ: Как же ты к нам попал?
     ЛИН: Была оказия... Маг один подкинул.
     ЖЕНЯ (с горящими глазами): Маг?!
     ЛИН: Ага...
     ЖЕНЯ  (нерешительно):  Понимаешь,  я  раньше  тоже   немного   магией
интересовались...
     ЛИН: Это я заметил. Мысли ты читаешь здорово и внушаешь тоже  внятно.
Только тот маг посильнее был.
     ЖЕНЯ: Я? Мысли читаю?
     ЛИН  (спокойно):  Не  придуривайся.  Иначе  как   бы   мы   с   тобой
разговаривали. Ну, положим, я-то его (Лин кивает на Шу) язык  знаю,  а  ты
откуда?
     ЖЕНЯ (смущенно): Не знаю... Само как-то...
     ШУ  (оторвавшись  от  чтения):  То-то,  я  давно  думаю,  говорит  не
по-нашему, а все понятно.
     ЖЕНЯ: Я сам удивляюсь.
     ЛИН (заинтересованно): Так выходит, ты это неосознанно?  Я-то  думал,
ты просто ничего больше не умеешь. А ну-ка, вспомни, чем вы еще  на  Земле
занимались.
     Женя с силой зажмуривает глаза, потом раскрывает.
     ЖЕНЯ: У-у, никак. Ничего не помню. Только голова сильнее болит.
     ЛИН: Понимаешь, ты читаешь мысли, которые мы и так предназначаем  для
прочтения. Это самый верхний уровень - это проще всего. Второй слой -  это
мысли, которые мы оформляем в слова, но произносим  про  себя.  Их  читать
очень трудно, но можно. Третий слой - это неоформленные мысли. Тут  совсем
- мрак... Вот если бы ты смог читать хотя бы второй слой...
     ЖЕНЯ: А ты сам-то?
     ЛИН: Я, к сожалению, в этом деле абсолютно туп. Но  весьма  наслышан.
Понимаешь, я много видел, много слышал... А сам... Способности  -  они  от
Бога...
     ШУ (удивленно кивая на Женю): Так он  что,  колдун?  Он  чужие  мысли
читает?
     ЛИН: Погоди, это мы сейчас будем проверять. Ну-ка, напрягись.
     Женя опять зажмуривает глаза.
     ЛИН: Теперь настройся на меня. Или нет - лучше на Шу... Хотя, какие у
него мысли...
     Женя слышит шум. Он усиливается, становится нестерпимым. Вдруг  через
этот шум ясно пробиваются голоса.
     ГОЛОС ШУ: Ужас какой, с кем я связался...
     ГОЛОС ЛИНА: Если у него что-нибудь выйдет, у нас есть шанс смыться...
     ЖЕНЯ  (медленно,  четко,  но  нерешительно):  ...у  нас   есть   шанс
смыться...
     Лин подпрыгивает на скамейке.
     ЛИН: Ура-а-а! У нас есть шанс смыться!
     Лин хватает Женю за руки  и  поднимает  со  скамейки.  Тот  медленно,
понимая, что произошло, тоже начинает подпрыгивать.
     ЖЕНЯ: У нас есть шанс смыться! У нас есть шанс смыться!
     Шу  испуганно  смотрит  на  них,  отстраняется  и  начинает  опасливо
отползать по скамейке в сторону. Однако Лин хватает его за рубашку и  тоже
вовлекает во всеобщее веселье. Все трое прыгают, обнявшись.
     В дверях появляется архиефрейтор Катуня.
     АРХИЕФРЕЙТОР: Что за шум? Вы уже ознакомились с  основными  уставными
нормами Вооруженных Сил нашей Великой Империи?
     Лин и Женя протягивают архиефрейтору толстые тома.
     ЛИН: В общем и целом, да.
     ЖЕНЯ: Ага...
     ШУ: Я тут немного не дочитал...
     Лин выхватывает у Шу книгу и тоже передает архиефрейтору.
     ЛИН: Не беспокойтесь, мы ему все расскажем.
     АРХИЕФРЕЙТОР: Тогда - на медосмотр. За-а-а Мной!
     Архиефрейтор поворачивается на каблуках и выходит.

     Архиефрейтор Катуня идет по плацу, мимо  спортивных  снарядов  серого
цвета, за ним плетутся Лин, Женя и Шу. Лин толкает Женю локтем.
     ЛИН (шепотом): Ну, о чем он думает?
     Женя зажмуривается,  напрягается.  Слышен  уже  знакомый  шум,  затем
пробиваются голоса.
     ГОЛОС ЛИНА: Ну, давай же, давай...
     ГОЛОС ШУ: Что они затеяли, куда деваться...
     ГОЛОС АРХИЕФРЕЙТОРА: Как они все мне надоели... Тупицы... Остолопы...
Одно слово - штатские... (радостно) Бывшие штатские! (гордо) А теперь  это
мой отряд! Настоящий, боевой отряд! Я буду им командовать!..
     Лин снова пихает Женю локтем.
     ЛИН (шепотом): Ну, что он думает?
     ЖЕНЯ (шепотом): Нас ругает!
     ЛИН: Да ну! Что говорит?
     ЖЕНЯ: Говорит, тупицы.
     ЛИН: Еще.
     ЖЕНЯ: Еще, остолопы.
     ЛИН: Еще.
     ЖЕНЯ: Еще, штатские...
     ЛИН: Последнее - верно... А еще...
     ЖЕНЯ: Больше ничего.
     ЛИН: Не может же он так долго ни о чем не думать.
     ЖЕНЯ: Выходит, может...
     ШУ  (совершенно  серьезно):  У  него  многолетняя  выучка.  В  уставе
написано...
     ЛИН (перебивает Шу): Тебе есть, чему здесь поучиться.
     Шу замахивается на Лина.
     ШУ: Да я тебя...
     ЖЕНЯ: Стойте вы! Тихо.
     Слышен шум.
     ГОЛОС АРХИЕФРЕЙТОРА: Сейчас бы в  тыл...  На  Санаторию...  Везет  же
недоумку Замухе, придавил ногу бревном - и отдыхать... И Дзюидзя со своими
припадками...  Сегодня  вечером  вылетают,  пару  дней  в  полете,   и   -
Санатория... Благодать... Море... Женщины...
     ЖЕНЯ  (шепотом):  Сегодня  вечером   раненых   увозят   на   какую-то
Санаторию...
     ЛИН (радостно, но шепотом): Санатория! Это же курортная планета!  Это
самый тыл! А оттуда рукой подать до Бурбулярии, а там  живет  Великий  маг
Колдыбай. Вот нам куда надо: он и тебе поможет, и меня за  одно  подбросит
куда-нибудь подальше от этих вояк.
     ШУ: А как нам попасть на корабль?
     ЛИН: А ведь он соображает! Это и есть  теперь  наша  главная  задача.
(размышляет шепотом) Так, мы же идем в  медсанчасть...  Дело  за  малым  -
внушить медикам, что мы страшно больны... Что у меня, скажем,  прострелено
плечо,  а  у  тебя  аппендицит...  С  твоими  способностями  это  -   пара
пустяков... Нас тут же демобилизуют...
     ШУ: А я?
     ЛИН: А тебя мы оставим  здесь  -  ты  будешь  разлагать  армию  Серых
изнутри.
     ЖЕНЯ: Шурик, он шутит...
     ЛИН: Хорошо. Внуши, что у  него  нет  головы.  Хотя  этого  никто  не
заметит.
     ЖЕНЯ (повышает голос, насколько это возможно говоря шепотом): Но я же
не умею!
     ЛИН: Я тебя научу.
     ЖЕНЯ: Поздно. Мы уже пришли.
     Архиефрейтор распахивает перед ребятами дверь.
     АРХИЕФРЕЙТОР: Вперед. Шаг-гом Арш!
     Ребята нерешительно  входят  в  светлую  комнату  -  наверное,  самую
светлую в этом сером царстве. Впереди Женя, сзади  его  подталкивает  Лин,
из-за его спины таращит глаза Шу.
     ЛИН: Ну, давай... Сосредоточься... Представь... Убеди...
     Женя делает робкий шаг.
     За  столом  сидит  молодая  девушка-медсестра,  перед  ней  журнал  и
карандаш.
     ЖЕНЯ: У вас нет чего-нибудь от головной боли?
     Девушка поднимает глаза.
     МЕДСЕСТРА (официальным тоном): Ваше имя...
     Вдруг ее речь обрывается, и она меняется в лице. Ее глаза загораются,
она зачарованно смотрит на Женю.  За  кадром  звучит  красивая  лирическая
музыка, как во всех сценах, где герои влюбляются друг в друга.
     ЛИН: В чем дело.
     МЕДСЕСТРА (Жене, не видя и не слыша  никого  кроме  него):  Как  тебя
зовут?
     ЖЕНЯ: Меня... Женя, то есть Евгений.
     МЕДСЕСТРА: А меня Луания, можно просто Лу.
     ЖЕНЯ: Какое красивое имя.
     ЛУ: Твое тоже... А ты откуда?
     ЛИН: Ты что ей внушил? Ты...
     ЖЕНЯ (не обращая внимания на Лина): Я с Земли... Я здесь случайно.
     ЛИН: Ты же не то ей внушил!
     ШУ: Да погоди ты. Не видишь, что ли?..
     ЛУ: Мне кажется, я ждала именно тебя... Все вокруг -  такие  страшные
люди... Им бы только воевать... А ты...
     Луания протягивает Жене руки. Их пальцы касаются. Они тянутся друг  к
другу. Они робко, нерешительно целуются.
     ЖЕНЯ (ласково и мечтательно): Лу-у-у...
     ЛУ (ласково и мечтательно): Же-е-еня...
     ЛИН (в сердцах): Елки-моталки...

     Неубранная комната Жени.  На  небрежно  застеленном  диване,  в  позе
"лотос", сидит обнаженный по пояс  Женя.  Его  плечи  широко  расправлены,
глаза закрыты, а веки чуть-чуть подрагивают  -  он  медитирует.  Напротив,
развалившись в  ободранном  кресле,  сидит  Максим  Максимыч  и  монотонно
напевает себе под нос любимую песенку.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...
                           На тебе, на тебе -
                           Не говори матери
                           О том, что я дала тебе,
                           О том, что я дала тебе...
                           Колечко поносить...

     Женя дышит спокойно, размеренно. Не спеша колышется его грудь.
     Допев  песенку  до  конца,   Максим   Максимыч   смотрит   на   часы.
Удовлетворенный увиденным, он достает из кармана бутылку водки, а с  полки
- два стакана. Разливает водку по стаканам и снова смотрит на часы.
     В этот момент Женя открывает глаза, делает несколько резких выдохов и
бодро спрыгивает с дивана.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ну, что нового в астрале?
     ЖЕНЯ: Да как тебе сказать...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: А ты и не говори - ты лучше водочки выпей.
     ЖЕНЯ: С удовольствием.
     Он подходит к столу, берет один  из  стаканов.  Другой  стакан  берет
Максим Максимыч.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ну, давай - за чистый астрал.
     Женя улыбается,  оба  выпивают.  Женя  теперь  пьет  легко  и  умело,
закусывает маленьким кусочком колбаски.
     ЖЕНЯ: Перед упражнением пить нельзя, зато после - можно...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Можно, можно, Джордж Харрисон... Даже полезно. Давай
по второй.
     ЖЕНЯ: За твой пофигизм!
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: За мой, так за мой...
     Оба выпивают.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Повесток больше не приходило?
     ЖЕНЯ: Нет.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Это хорошо...

     Лин, Шу, Женя и Луания смотрят сквозь стекло на  взлетное  поле.  Там
стоит  небольшой  звездолет,  похожий  на  машину  скорой  помощи,  только
несколько больше - такой же серый, как и все вокруг, но с красным  крестом
на боку. В задний отсек звездолета грузят  раненых:  один  с  перевязанной
ногой идет на костылях, другого несут на носилках, а он время  от  времени
вздымает руки к небу и весь дергается.
     У Лина перевязано бинтом колено,  у  Жени  подвязана  рука,  а  у  Шу
обмотана голова.
     ЖЕНЯ: Странно. Боев, в роде бы, не было - а раненые есть.
     ЛУ: Всякое случается, народу-то вон сколько...
     ЖЕНЯ: Кстати, а зачем столько народу? Война, как я  понимаю,  идет  в
космосе, на звездолетах - тут пилоты нужны, а не солдаты.
     ЛИН: А традиции. Генералов тьма-тьмущая, и каждому нужны солдаты.  Не
будут  же  они  пустыми  звездолетами  командовать...   И   потом,   вдруг
какой-нибудь звездолет  долетит-таки  до  какой-нибудь  планеты,  там  эти
солдаты и покажут свое умение.
     ЖЕНЯ: А чему их учат?
     ЛУ: Да ничему их, собственно, не учат...
     ЛИН: Вот-вот, они и так все умеют - злость  в  них  культивируется  с
самого рождения...
     ШУ: А как же мы, Свободные Дровосеки?
     ЛИН: А вы все рохли и тормоза. Надо ж вас как-то занять...
     ШУ: Неправда... Да я тебя...
     ЖЕНЯ: Хватит вам.
     Закончив погрузку раненых, часть  солдат  уходит  с  поля,  и  только
четверо поднимаются по другому трапу в передний отсек.
     ЛИН: Почему задний отсек не закрывают?
     ЛУ: Меня ждут. Как только последний солдат войдет в отсек -  выходим.
Сначала я, сразу же за мной -  вы.  Идем  быстро,  чтобы  никто  не  успел
опомниться. Заходим и тут же задраиваем отсек. Все понятно?
     ЛИН (обращаясь к Шу, передразнивая Луанию): Тебе все понятно?
     Шу кивает, Лин смеется.
     ЛУ: Ну, я пошла. С Богом, милый.
     Луания целует Женю в щеку и, открыв дверь, выходит на взлетное поле.
     ЛИН: Черт возьми, наше приключение все  больше  походит  на  дурацкий
фильм... Любовь с первого  взгляда  уже  была,  теперь  осталось  устроить
образцово-показательную драку...
     ЖЕНЯ: Тортами.
     ЛИН: Ага.
     ШУ: Зачем же тортами?
     ЛИН: Тебе этого не понять.
     ШУ: Да я тебя...
     Шу замахивается на Лина.
     ЖЕНЯ: Я же сказал, хватит. Пошли.
     Луания подходит к трапу, оглядывается и видит, что ребята за  спорами
и перепалками слишком сильно отстали.
     ЛУ: Скорей же!
     Вдруг откуда-то со стороны выбегает архиефрейтор Катуня. Он бежит  по
взлетному полю наперерез ребятам.
     АРХИЕФРЕЙТОР:  Стойте!  Сто-о-ойте!  Это  же  мои  солдаты!  Они   же
целенькие были... Нераненые... Стойте.
     Архиефрейтор преграждает ребятам дорогу.  Он  стоит  у  них  на  пути
расставив руки.
     АРХИЕФРЕЙТОР: Вы куда? Стойте. Вы теперь - мой отряд! Приказа улетать
не было!
     Женя и Лин оторопело смотрит на Катуню, потом на Луанию, ждущую их  у
трапа. Только Шу не растерявшись бьет архиефрейтора  кулаком  в  лоб.  Тот
падает. Женя морщится от приступа головной боли.
     От ближайшего строения к звездолету бегут  несколько  солдат.  Луания
бросается от заднего отсека к переднему.
     ЛУ: Скорее сюда! Может прорвемся в рубку!
     Ребята бросаются за ней, однако им навстречу по трапу уже  спускаются
солдаты. Лин бросается в ноги первому,  тот  спотыкается,  трое  остальных
тоже падают, споткнувшись в свою  очередь  о  тело  первого.  Завязывается
драка - Женя бьет одного, и сам же морщится от  головной  боли.  Шу  двоих
сталкивает лбами - у Жени снова приступ.
     Луания взбегает по трапу,  за  ней  Шу  тянет  Женю,  держащегося  за
голову.
     ЛУ: Скорее в рубку!

     Луания, Женя и Шу вваливаются в рубку  -  пульт  управления  сверкает
тысячами  кнопочек,  рычажков,  переключателей.  Женя  и   Шу   ошарашенно
осматривают множество экранов и датчиков.
     ЖЕНЯ (Лу): А управлять этим ты умеешь?
     ЛУ (совершенно растерянно): Нет. Я думала... Точнее я не подумала...
     В рубке появляется Лин.
     ЛИН: Ха! Одно слово - женщина... Что бы вы без меня делали.
     Он жмет на одну кнопку  -  все  экраны  разом  загораются,  а  моторы
начинают гудеть.  Лин  демонстративно  элегантным  движением  иллюзиониста
нажимает еще пару кнопок.

     Звездолет несется по взлетному полю,  набирая  скорость.  Его  тщетно
пытаются догнать подоспевшие  солдаты.  Из  незадраенного  заднего  отсека
выглядывают испуганные раненые, что-то орут.

     Лин перед пультом управления.
     ЛИН (задумчиво и вместе с тем ехидно): И еще одну...
     Он нажимает еще одну кнопку.

     Звездолет несется по взлетному полю. Задний отсек отсоединяется прямо
на ходу со всеми орущими ранеными, а облегченный звездолет незамедлительно
взмывает в небо.
     ЛУАНИЯ, ЖЕНЯ И ШУ (хором): Ура!
     ЖЕНЯ: Молодец, Лин!
     Лу бросается на шею к Жене, целует его. Лин на радостях обнимается  с
Шу.
     ЛИН (Шу): А ты тоже ничего... когда надо, не тормозишь.

     Архиефрейтор Катуня лежит на  взлетном  поле  и  в  бессильной  злобе
колотит кулаками по земле.
     АРХИЕФРЕЙТОР: Улетели... Мой отряд... Как  же  я  теперь  без  солдат
буду. Ну какой я теперь архиефрейтор... У-у-у...

     Звездолет летит в открытом космосе не фоне звезд.  Хорошо  видны  два
солнца: одно большое и светлое, второе поменьше и потемнее.

     Женя и Лу в небольшой каюте звездолета.
     ЖЕНЯ: Я больше не вернусь в свой мир. Я останусь с  тобой,  мы  будем
путешествовать с планеты на планету...
     ЛУ: Как твоя голова?
     ЖЕНЯ: Что?
     ЛУ: Голова болит?
     ЖЕНЯ: Ну... есть немного... А что?
     ЛУ: Болит... Ты не сможешь здесь остаться. Ты не только читаешь чужие
мысли - ты чувствуешь чужую боль. Я же вижу, как ты страдаешь. В этом мире
ежесекундно гибнут и будут гибнуть миллионы  людей...  И  вся  их  боль  -
теперь твоя боль. Ты думал, что мучаешься с похмелья, а это Бурые  громили
Артель Вольных Дровосеков... Я люблю тебя... И я не  могу  позволить  тебе
остаться здесь. Ты не выдержишь, ты сойдешь с ума.
     ЖЕНЯ: Но что же делать?
     ЛУ: Ничего. Мы найдем Великого мага Колдыбая, и он вернет тебя домой.
     ЖЕНЯ: А ты?
     ЛУ: Там будет видно... Жили же мы как-то раньше... До встречи.
     ЖЕНЯ: Это невозможно!
     ЛУ: Это грустно, но...
     Лу часто моргает и отворачивается.
     Звездолет резко встряхивает. Женя и Лу потеряв  равновесие  падают  в
одну сторону. Из рубки слышится ругань Лина.

     Лин напряженно смотрит в  передний  иллюминатор,  быстро  передвигает
рычаги на пульте.
     ЛИН: Бурые!
     ШУ: Где?
     Лин тыкает пальцем в один из экранов.
     ЛИН: Вот один... Вот второй... Там третий...
     ШУ: Удерем?
     ЛИН: Попробуем.
     Видны вспышки выстрелов.
     ШУ: Стреляют...
     ЛИН: А ты думал, мармеладом кормить будут?
     В рубку вваливаются Женя и Лу.
     ЖЕНЯ: Что случилось?
     ЛИН: Погоня.

     На фоне звездного неба видно, как маленький серый звездолет  пытается
удрать от нескольких больших и коричневых, и  как  расстояние  между  ними
медленно, но верно сокращается.

     Лин,  закусив  губу,  крутит  рычаги.  Все   остальные   обеспокоенно
наблюдают за его действиями.
     ЛИН: Черт, возьми! Только их тут не хватало!
     Прямо по курсу появляются несколько кораблей Серых.
     ШУ: Жми прямо к ним! Они же не знаю, кто мы!
     Через лобовое стекло видно, как звездолет проносится прямо под брюхом
серого корабля.

     На фоне звездного неба видно, как несколько  кораблей  разного  цвета
оказались друг напротив друга, а маленький  звездолет  с  красным  крестом
уходит в сторону.
     Между кораблями Серых и Бурых завязался бой,  грянули  выстрелы.  Вот
один корабль разлетелся на куски, вот - другой, за ним - третий...

     Лин и Шу радостно прыгают и обнимаются, как футболисты после гола.
     ЛИН: Прорвались!
     ШУ: Молодчина!
     Лу, присев, обнимает Женю, скорчившегося на полу и сжимающего  голову
руками.
     Лин и Шу замечают это, тоже приседают.
     ЛИН (испугано): Что с ним?
     ЛУ: Голова. Эти там (кивает назад, в сторону бьющихся кораблей) лупят
друг друга...
     Женя лежит на полу, Луания держит у его лба кусок мокрого бинта. Лин,
как всегда, за пультом управления. В переднем иллюминаторе видна планета.
     ЛИН (с досадой в голосе): Топливо на нуле.
     ЖЕНЯ: До планеты дотянешь?
     ЛИН: До планеты дотяну... Но там мы и осядем...
     ЛУ: Что же делать?
     ЛИН: А ничего.  Бросим  эту  таратайку,  пойдем  пешком  искать  мага
Колдыбая... Или пан, или пропал... Больше нам ничего не остается...
     ШУ: А если не найдем?
     ЛИН (язвительно): Какие  своевременные  вопросы  ты  иногда  задаешь,
Шурик... Нам бы хоть сесть без приключений... Ну, ты хотя бы  уяснил,  что
звездолеты летают не на твоих дровах?
     ЖЕНЯ: Ладно тебе...
     ЛИН: Ладно, так ладно... Иду на посадку. Держитесь крепче.
     Все вокруг начинает жутко трясти, невозможно сказать  ни  слова.  Все
напряженно сидят, вцепившись в подлокотники кресел. Лин нажимает кнопки на
пульте, двигает рычаги.

     Звездолет врывается в атмосферу планеты.
     Стремительно снижается - поверхность планеты быстро  приближается.  В
какой-то момент кажется, что случилась авария.
     Но нет. Лин останавливает падение. Звездолет  совершает,  хоть  и  не
особенно мягкую, но вполне удачную посадку  -  серый  корпус  плюхается  в
высокую траву, едет, оставляя в ней след.

     От толчка все в кабине подлетает, все падают  вповалку.  Женя  бьется
локтем о подлокотник.
     ЖЕНЯ: Елки-моталки...

     Комната Жени. Сам он сидит на диване, поджав ноги, и листает  большую
книгу в самодельном переплете. Напротив - Максим Максимыч, в  облюбованном
кресле.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (напевает):

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...

     Женя находит интересное место и читает вслух.
     ЖЕНЯ: "Целевая установка: Перемещение собственного  тела  без  потери
времени из одного места  в  другое,  удаленное  от  первого  на  некоторое
расстояние. Ход упражнения: "В  затемненной  комнате  входим  в  состояние
пси-сознания..." - это я уже умею - "...Когда мы достигаем  этого  высшего
состояния, мы представляем себе так интенсивно и ярко, как  только  можно,
расположенное не  очень  далеко  место  -  к  примеру,  другую  комнату  в
собственном  доме,  комнату  знакомого,  уютное  местечко  в  лесу,  через
которое..."
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (перебивает): Чушь собачья! Неужели ты думаешь, что я
этого не пробовал? Пустое... Мы заперты в трех измерениях этого мира,  как
в клетке... И все попытки  убраться  отсюда  к  едрене  фене  обречены  на
неизбежный провал.
     ЖЕНЯ (мечтательно): А жаль...
     Он  отбрасывает  книгу  в   сторону   и   обреченно   смотрит   вдаль
остекленевшим взглядом - о чем-то думает.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (скорее по инерции): Конечно жаль.
     ЖЕНЯ (после паузы): Мне скучно... (чуть помедлив, добавляет) бес...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (подхватывает):

                       Что делать, Фауст?
                       Таков вам положен предел,
                       Его ж никто не преступает.
                       Вся тварь разумная скучает:
                       Иной от лени, тот от дел;
                       Кто верит, кто утратил веру;
                       Тот насладиться не успел,
                       Тот насладился через меру,
                       И всяк зевает да живет -
                       И всех вас гроб, зевая, ждет.
                       Зевай и ты.

     ЖЕНЯ (продолжая игру): Сухая шутка!

                       Найди мне способ как-нибудь
                       Развеяться...

     Максим Максимыч с загадочной улыбкой Мефистофеля достает  из  кармана
бутылку водки и ставит на стол.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (кривляясь): Доволен будь...
     Оба смеются. Водка льется в стаканы.
     ЖЕНЯ: Ну, давай - чтобы не было скуки!
     Выпивают - спокойно, уверенно, не поморщившись.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Неужели у тебя в Москве каких-нибудь близких нет?
     ЖЕНЯ (неохотно): Да есть... Я к ним приходил как-то...  они  на  меня
так посмотрели - наверно, испугались, что  я  у  них  жить  останусь...  В
общем, я к ним больше не хожу...
     МАКСИМ  МАКСИМЫЧ:  Понятно...  А  ты  бы  того...  с  девушкой  какой
познакомился...
     ЖЕНЯ: Была  и  девушка...  О  любви  говорила...  стихи  мне  писала,
картинки рисовала, под гитару пела... а потом ушла, по-моему, я ей  просто
надоел...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (быстро сменив тональность): Ну и черт с  ней!  Давай
лучше выпьем еще.
     ЖЕНЯ (равнодушно): Давай...
     Крупным планом - водка в стакане.

     Вся компания идет  по  плоской  равнине,  покрытой  не  очень  густой
травой, примерно до колен - так, приблизительно, выглядит все  поверхность
планеты. Лин ведет  друзей  к  небольшому  шатру,  раскинувшемуся  чуть  в
стороне. Шатер этот похож на какой-нибудь балаган или цирк-шапито, он ярко
фиолетового цвета с большими желтыми звездами по всей поверхности.  Легкий
ветер чуть колышет траву  и  стены  шатра,  придавая  изображению  привкус
видения, чего-то зыбкого и полуреального.
     Лин решительно откидывает полог шатра, приглашает всех  следовать  за
ним. Луания испуганно держит Женю за руку.
     ЛИН: Эгей! Можно к вам?
     Приятели оказываются внутри шатра - изнутри он такой же, фиолетовый в
звездах. В стороне валяется множество атрибутов циркового фокусника:  ящик
на  подставке,  веер,  трость,  на  вешалке  черный  плащ  с  ярко-красной
подкладкой и цилиндр. Напротив входа - шкаф в человеческий рост.
     Лин открывает дверь шкафа - за ней видна комната.
     ЛИН: Великий маг! Можно?
     ЛУ (испуганно): Что там?
     ЛИН: Пошли.

     Интерьер, оказавшийся за дверью, больше всего  напоминает  внутреннее
убранство избушки Бабы-Яги: вдоль бревенчатых  стен  висят  снопы  сушеных
трав и цветов, змеиные шкуры, пучки птичьих перьев, чучела совы и  ворона,
на грубо сколоченный табурет брошено  столь  же  грубое  рубище.  Напротив
входа - еще одна дверь, из плохо отесанных досок. За  дверью  -  еще  одна
комната.
     ЛИН: Великий маг, мы идем к вам.

     Открывшееся за дверью помещения похоже на  античный  храм:  мраморные
стены, колонны, портики, барельефные львиные морды, силуэты быков и  змей,
по центру неглубокий бассейн, на воде играю блики от пламени, горящего  на
алтаре. Возле алтаря - еще одна дверь, с изображением сфинкса.
     ЛИН: Можно к вам, Великий маг?

     Пройдя  сквозь  очередную  дверь,  ребята  попадают   в   лабораторию
средневекового  алхимика:  на  столах  стеклянные  колбы  всех   возможных
размеров, наполненные жидкостями всех цветов  радуги,  из  тигля  с  серым
порошком,  торчит  медный  пестик,  горит  спиртовка,  на  стене  гобелен,
изображающий деву с единорогом, на стенах начертаны пентаграммы  и  другие
каббалистические знаки, на  спинку  потертого  кресла  брошена  засаленная
мантия и четырехугольная профессорская шапочка. Напротив входа - еще  одна
дверь, обитая бронзовыми заклепками и увитая живым плющом. Лин  раскрывает
и эту дверь.
     ЛИН: Разрешите вас побеспокоить, Великий маг.

     За новой дверью -  кабинет  к  классическом  стиле:  на  стеллажах  в
стеклянных сосудах коллекция заспиртованных уродцев и небольших  животных,
на  резном  столе  стоит  невнятный  глобус  и  скелет  птицы,  разбросаны
недочерченные  астрологические  карты.  Впереди  -  дубовая   дверь.   Лин
открывает дверь.
     ЛИН: Можно к вам, Великий маг?

     За дверью - современный антураж. Что-то вроде офиса:  светлые  стены,
на столе компьютер, за столом, на тонком стуле сидит мужчина средних лет в
светлых брюках и шерстяном  джемпере,  с  черной,  чуть  тронутой  сединой
бородой. Он похож на выступающего в телепередаче "Астрологический прогноз"
и на... Максима Максимыча.
     Великий маг Колдыбай поворачивается к вошедшим.
     КОЛДЫБАЙ: Конечно можно, иначе вы бы просто не вошли.
     Говорит он  вкрадчиво,  проникновенно,  с  интонациями  все  того  же
"Астрологического прогноза".
     ЛИН: Меня зовут Лин. Вы меня помните?
     КОЛДЫБАЙ: Конечно помню, неугомонный путешественник. А кого ты привел
с собой?
     ЛИН: Это все мои друзья.
     КОЛДЫБАЙ:  Раньше  у  тебя  не  было  друзей.  Ты  с  легким  сердцем
путешествовал с планеты на планету.
     ЛИН: Не мне говорить вам, что все течет и меняется...
     Великий маг Колдыбай в ответ лишь улыбается.
     ЛИН: Вот это Женя. Ему нужна ваша помощь.
     Женя выходит чуть вперед.
     КОЛДЫБАЙ: Ну, чем я могу помочь тебе, путешественник?
     ЖЕНЯ (чуть замешкавшись, с улыбкой): Странно, я почему-то  ожидал  от
вас услышать первой именно эту фразу.
     Великий маг Колдыбай снова улыбается.
     КОЛДЫБАЙ: В этом главная способность магов - говорить то, что от  них
ожидают. Иногда единственная... Так чем же я могу тебе помочь?
     ЖЕНЯ: Я с Земли. Я не знаю, как попал сюда, и хочу вернуться назад.
     КОЛДЫБАЙ: А, как ты сюда попал, ты не помнишь?
     ЖЕНЯ: Нет. Я работал дворником. Утром я мел двор, днем спал, а  ночью
писал стихи, читал книги, учился медитировать...  Иногда  приходил  Максим
Максимыч - это мой друг,  тоже  дворник,  из  другого  двора  -  тогда  мы
выпивали. Последнее время все чаще... В ту  ночь  тоже  была  пьянка...  И
вот...
     КОЛДЫБАЙ: Ты пытался заниматься магией?
     ЖЕНЯ: Да... я только...
     ЛИН: Он отлично читает мысли, умеет внушать...
     Лин косится на Луанию.
     ЛУ: Линушка, это совсем другое...
     КОЛДЫБАЙ: Все  понятно.  К  сожалению,  я  могу  помочь  тебе  только
советом.
     ЖЕНЯ: Но как же...
     КОЛДЫБАЙ: Ты сам перенес себя в этот мир. Видно в том  тебе  было  не
очень уютно. Не в этом дело... Канал между нашими мирами завязан на  тебя.
И только ты можешь восстановить все, как было. Я могу забросить в твой мир
кого угодно, но вернуть тебя можешь только ты сам.
     ЖЕНЯ: Что же мне делать? Я не могу больше в этом мире, я сойду с ума.
Здесь все время идет война, а у меня раскалывается голова от чужой боли!
     КОЛДЫБАЙ: Ты должен восстановить то состояние, в  котором  был  перед
самым переносом, вспомнить и произнести все  мантры  или  заклинания,  что
говорил тогда... Может быть, у тебя это получится снова...
     Великий маг Колдыбай разводит  руками.  Все  остальные  молча  стоят,
опустив взоры вниз.
     КОЛДЫБАЙ: Я могу еще чем-то вам помочь?
     ШУ: Да нет...
     ЛУ: Нет...
     ЛИН: Больше ничем...
     КОЛДЫБАЙ: Тогда извините...
     Великий маг Колдыбай отодвигает  гардину  -  за  ней  видна  степь  и
стоящий  в  траве  звездолет  с  чуть  помятой  обшивкой   -   последствие
экстремальной посадки.
     Ребята выходят один за другим, оглядываются - а шатра уже нет, только
бескрайняя степь до самого горизонта.
     ЖЕНЯ: Почему вы не попросили его перенести хоть вас куда-нибудь?
     Ему никто не отвечает, все молча идут по траве.

     Женя и  Лин,  грустные,  сидят  на  ступеньках  трапа  обездвиженного
звездолета, кругом трава.
     ЛИН: Ты ведь вспоминал целые куски прошлой жизни!
     ЖЕНЯ: Да, вспоминал...
     ЛИН: Подумай, что тебя заставляло? Что этому предшествовало?
     ЖЕНЯ: Предшествовало...
     ЛИН: Ага.
     ЖЕНЯ: Предшествовало... Постой! Каждый раз произносилось ругательство
"елки-моталки"! И я тут же вспоминал Максим  Максимыча  с  его  постоянной
песенкой...
     ЛИН: Какой песенкой?
     ЖЕНЯ: Да чушь полная.

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...
                           На тебе, на тебе...
                           Не говори матери
                           О том, что я дала тебе
                           Колечко поносить.

     Лин смеется в голос.
     ЛИН: Забавная штучка, надо будет запомнить...
     ЖЕНЯ: Да ну, пошлятина.
     ЛИН: Значит говоришь, елки-моталки?
     ЖЕНЯ: Абсолютно точно.
     ЛИН: А ну-ка, скажи еще раз!
     ЖЕНЯ: Елки-моталки!
     ЛИН: Жестче, решительней!
     ЖЕНЯ: Елки-моталки!
     ЛИН: Громче, злее!
     ЖЕНЯ: Елки-моталки!
     ЛИН: Ну, как?
     ЖЕНЯ: Никакого результата... Ругаться нужно от  души,  тогда  выходит
естественно.
     ЛИН: Это точно... Ну, ты не расстраивайся, это дело  времени  -  рано
или поздно ты ругнешься по-настоящему и сразу все вспомнишь.
     ЖЕНЯ: Ну, предположим, я вспомню, как оно все было... но как  же  мне
напиться?
     ЛИН: Напиться?
     ЖЕНЯ:  Да-а.  В  момент  переноса  я  был  мертвецки  пьян!  Этого  и
вспоминать не надо - достаточно было посмотреть на мою физиономию.
     ЛИН: Понятно... И что тебе для этого нужно?
     ЖЕНЯ: Водка.
     ЛИН: А как ее добывают?
     ЖЕНЯ: Ее покупают в магазине...
     ЛИН: А еще? Должен же быть еще какой-нибудь способ!
     ЖЕНЯ: Еще гонят самогон... Правда  я  слабо  себе  представляю,  как.
Нужен самогонный аппарат... А я не знаю его конструкции...
     ЛИН: А из чего гонят?
     ЖЕНЯ: Из  сахара...  Фруктов  всяких...  Пшеницы  еще...  Из  разного
гонят...
     ЛИН: Значит, как минимум, нужен природный углерод... Понятно...
     ЖЕНЯ: Что понятно?
     ЛИН: Да, ничего... Дело ясное, что дело темное. А химическая  формула
у этой водки есть?
     ЖЕНЯ (оживленно): Это смесь воды и спирта!
     ЛИН: Какого?
     ЖЕНЯ: Черт его знает... А вспомнил:

                         И солнце ярче светится,
                         И мир прекрасен наш,
                         Когда в желудке плещется
                         Цэ-два-аш-пять-о-аш...

     ЛИН: Это же этиловый спирт.
     ЖЕНЯ: Ну, да...
     ЛИН: И что его пьют?
     ЖЕНЯ: Ага.
     Лин скептически покачивает головой.
     ЛИН: Ну смотри, тебе пить...
     ЖЕНЯ: Было б что...
     Лин достает из небольшого  заплечного  мешка  чистый  лист  бумаги  и
карандаш, что-то записывает.
     ЛИН: Так-так-так... Ну реакция мне более-менее понятна... А ты не мог
бы хоть вспомнить, как он выглядит?
     ЖЕНЯ: Спирт? Прозрачный такой...
     ЛИН: Да нет же. Этот как его... космогонный аппарат...
     ЖЕНЯ: Самогонный...
     ЛИН: Ну, да, самогонный...
     Женя и Лин что-то чертят на листе бумаги.
     ЖЕНЯ: Вот здесь огонь, здесь вода, сюда едет пар...
     ЛИН: А это?
     ЖЕНЯ: А это называется змеевик...
     ЛИН: Покажи-ка... Вот это у тебя не так... Вот так надо... А если  мы
сделаем еще вот так, то на брожение уйдет гораздо меньше времени...
     ЖЕНЯ: Покажи.
     ЛИН: Вот.
     Из-за небольшого холма появляется одновременно несколько  летательных
аппаратов, выкрашенных в коричневый цвет. Они стремительно приближаются.
     По траве к звездолету бежит Шу - вероятно, он был где-то  поблизости.
Он кричит и размахивает руками, однако и без его криков все уже ясно.
     ШУ: БУРЫЕ! Бурые! Выследили, суки!
     Женя бросается к звездолету.
     ЛИН: Куда? Топлива нет, оружия нет... К тому же твоя голова...
     Из звездолета выскакивает испуганная Лу, бросается на шею Жене.
     ЛУ: Что делать?
     ЖЕНЯ (вложив всю злость бессилия): Елки-моталки...

     Женя сидит на диване.  Напротив,  в  облюбованном  кресле,  -  Максим
Максимыч. Оба уже изрядно пьяны и продолжают пить дальше.
     Женя еще и грустен. Похоже, у него депрессия.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Да, елки-моталки... Не грусти ты, Женька!
     Максим Максимыч  вскакивает  и  начинает  маршировать  вокруг  стола,
выкрикивая в такт с шагами.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...

     Женя улыбается, потом смеется, а потом и сам подскакивает и  начинает
прыгать по кругу вслед за Максим Максимычем, вторя ему.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ И ЖЕНЯ (хором):

                           На тебе, на тебе...
                           Не говори матери
                           О том, что я дала тебе...
                           Колечко поносить...

     Оба,  весело  смеясь,  валятся  на  диван.  Максим  Максимыч  тут  же
вскакивает.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Женька, пора снег грести! Бери лопату!

     Зимняя ночь. На улице темно. Максим Максимыч и Женя, надевая на  ходу
телогрейки, выходят во двор. От их разгоряченных лиц идет пар.
     Они смеясь убирают снег - загребают его лопатой и кидают под деревья.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Хочешь экспромт?
     ЖЕНЯ: Давай!
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                        Сияньем даль озарена...
                        Вдали не видно ни хрена!

     Ха-ха-ха...
     Максим Максимыч бросает снег с лопаты в Женю. Оба смеются.
     ЖЕНЯ: А у меня лирика...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Давай лирику!
     ЖЕНЯ:

                    Скоро март, а я уже не в состоянии
                    У весны просить любовь, как подаяние...

     Женя в ответ бросает снегом в Максим Максимыча.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: У меня тоже есть лирика...
     ЖЕНЯ: Ну давай!
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Сейчас...
     Он замирает, как будто пытается вспомнить стихи.
     ЖЕНЯ: Ну!
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (неожиданно, тонким мерзким голоском):

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки...

     Женя в приступе смеха падает в снег. Потом  вскакивает  и,  набрав  в
лопату побольше снега, бросает его в Максима Максимыча. Тот, не переставая
петь, бросает снегом в Женю.
     Максим Максимыч и  Женя  перебрасываются  снегом  и  горланят  вдвоем
противными пьяными голосами.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ И ЖЕНЯ:

                           Колечко поносить...
                           На тебе, на тебе -
                           Не говори матери
                           О том, что я дала тебе
                           Колечко поносить...

     Из-под арки выезжает милицейский газик и подъезжает к ним.

     Огромный коричневый звездолет висит на орбите.  К  нему  приближается
несколько модулей. Медленно  открывается  дверца  шлюза.  Модули  один  за
другим заходят внутрь. Дверца шлюза так же медленно закрывается.

     В генеральской каюте, в глубоких креслах, обитых коричневым бархатом,
сидят макси- и минигенерал армии Бурой Империи. Они необычайно  похожи  на
Муркуса  и  Крузариуса,  с  тем  лишь  отличием,  что  этот   максигенерал
маленького роста, а минигенерал - напротив, непомерно толстый и большой.
     В дверь стучат.
     МАКСИГЕНЕРАЛ: Да-да...
     В дверь входит офицер.
     ОФИЦЕР:  Ваше  благородие,  наш  патруль  на   необитаемой   планете,
известной под названием Бурбулярия, обнаружил медицинский катер Серых...
     МАКСИГЕНЕРАЛ: Да? И что он там делал?
     МИНИГЕНЕРАЛ: Там же нет ничего, кроме травы!
     ОФИЦЕР:  Похоже  посадка   была   вынужденной.   Топливо   на   нуле,
незначительные повреждения.  На  борту  арестовано  четыре  человека:  три
мужчины, молодых, одна женщина, тоже молодая. Все одеты в штатское...
     МИНИГЕНЕРАЛ: А-а-а... Дезертиры!
     МАКСИГЕНЕРАЛ: Отрадный факт - от Серых бегут солдаты! Мы победим!
     ОФИЦЕР: А вот, что было обнаружено еще...
     Офицер подает максигенералу чертеж, сделанный Женей и Лином.
     МАКСИГЕНЕРАЛ: О-о-о... Что бы это могло быть?
     Минигенерал заглядывает через его плечо, благо с его  ростом  это  не
составляет особого труда.
     МИНИГЕНЕРАЛ: О, да они же шпионы!
     МАКСИГЕНЕРАЛ: Что вы говорите...
     МИНИГЕНЕРАЛ: Точно! Это же явно  прибор  стратегического  назначения!
Тайное оружие Серых!
     МАКСИГЕНЕРАЛ (ошарашенно): Вы уверены?
     МИНИГЕНЕРАЛ: На все сто! Вы только посмотрите!
     Он тыкает пальцем в чертеж. Показывает на  подписи  "вода",  "сахар".
Максигенерал непонимающе хлопает глазами.
     МАКСИГЕНЕРАЛ: Вот что... Я приказываю нашим инженерам сконструировать
прибор по чертежу! (с небывалым воодушевлением)  Мы  испытаем  его  раньше
Серых и нанесем упреждающий удар! Вот!
     МИНИГЕНЕРАЛ (льстиво): Архимудрое решение!
     ОФИЦЕР: Слушаюсь... Но...
     МАКСИГЕНЕРАЛ: Что - но?
     ОФИЦЕР: На чертеже нет размеров.
     МАКСИГЕНЕРАЛ: И правда...
     Он, закусив губу, растерянно смотрит на лист, хмыкает.
     МАКСИГЕНЕРАЛ (минигенералу): Хмы... Что делать с размерами?..
     МИНИГЕНЕРАЛ: А чего мелочится...
     МАКСИГЕНЕРАЛ (обрадованно): Точно! Нам не к лицу мелочиться  -  пусть
сделают побольше!
     ОФИЦЕР: Слушаюсь...
     Бережно берет чертеж и выходит.

     На фоне звездного неба появляется армада серых кораблей. Они  атакуют
звездолет Бурых.
     По коридорам носятся друг за другом толпы солдат в коричневой  форме,
воет сирена.
     Вспышки выстрелов.
     От корабля Бурых отделяются модули. Вступают в бой с кораблями Серых.
     Один корабль Серых взрывается, тут же разлетается  на  куски  корабль
Бурых, еще несколько машин выходят из строя...

     Камеру, где содержатся пленные ребята, резко встряхивает. За  стенами
слышен шум, потом грохочут взрывы.
     Женя хватается за голову и  падает  на  пол.  Лу  бросается  к  нему,
пытаясь хоть чем-то помочь. Но чем? Женя катается  по  полу,  корчится  от
боли...
     Шу в бессильной злобе трет  кулаки,  потом  со  всей  силы  лупит  по
закрытой двери.
     ШУ: Суки! Что ж вы делаете!
     Лин разводит руками, хочет казаться спокойным,  но  заметно,  что  он
переживает не меньше остальных.
     ЛИН:  Стреляют  они...  Воюют  они...  Друг  друга  убивают...  Всего
Всего-навсего...
     За стенами продолжают гулко звучать взрывы.
     Все плывет у Жени перед глазами, мелькает, крутится безумным колесом,
вспыхивают красные круги... Он теряет сознание.

     Вдоль стен коридоров, заложив руки за головы, стоят пленные Бурые.  К
каждому  приставлен  солдат  в  серой  форме,  который  упирается  стволом
автомата ему в спину.
     Из шлюзовой камеры появляется модуль, дверь  открывается,  и  выходят
максигенерал Муркус и минигенерал Крузариус. Им навстречу спешит офицер.
     МУРКУС: С победой вас!
     СОЛДАТЫ ХОРОМ: Ура-а-а!
     ОФИЦЕР:  Ваше  превосходительство!  Вы  повели  нас  в  бой  в  самый
ответственный момент...
     МУРКУС: Иначе и не могло быть.
     ОФИЦЕР: Бурые готовились к секретным испытаниям...
     МУРКУС: И что же они испытывали?
     ОФИЦЕР: Мы еще не успели окончательно определить назначение  прибора,
но его стратегическое значение несомненно... Взгляните сами!
     Генералы в сопровождении офицера проходят по  коридорам  захваченного
корабля Бурых, вдоль всех стен в два ряда стоят  солдаты:  бурые,  заложив
руки за голову, серые - с автоматами в руках.
     Офицер распахивает двери, и генералы входят в  помещение,  в  котором
находится самогонный аппарат титанических размеров: от стеклянного сосуда,
похожего на увеличенную в сотни раз трехлитровую  банку,  тянутся  толстые
трубы к огромному котлу, напоминающему гигантскую  кастрюлю,  переплетение
труб и резервуаров венчает змеевик толщиной в человеческую ногу.
     Максигенерал Муркус увлеченно рассматривает диковинный агрегат.
     МУРКУС: Для чего он?
     ОФИЦЕР: Мы еще точно не установили.
     МУРКУС: А неточно?
     ОФИЦЕР (замявшись): Неточно - тоже не установили...
     КРУЗАРИУС: Нет ничего проще... Вы говорите он готов к испытанию?
     ОФИЦЕР: Так точно!
     КРУЗАРИУС: Так давайте сами испытаем его!
     МУРКУС: Отличное  решение!  Мы  так  и  поступим.  Мы  сами  испытаем
секретное оружие Бурых и нанесем  им  очередной  удар  посредством  их  же
изобретения! Ура, солдаты мои!
     СОЛДАТЫ ХОРОМ: Ура-а-а...
     ОФИЦЕР: Вот этот рычаг...
     Указывает Муркусу на рычаг.
     КРУЗАРИУС: Солдаты мои, вы присутствуете при великом событии!
     Муркус  дергает  рычаг  на  себя,  весь  агрегат  начинает  гудеть  и
трястись...
     Все с замирением сердца ждут результата.
     С конца змеевика срывается капля самогона, за  ней  другая,  начинает
течь струйка...
     МУРКУС (удивленно): Ч-что это?
     КРУЗАРИУС: Сейчас узнаем... Эй, тару сюда!
     Два солдата приносят бочку и подставляют под все усиливающуюся  струю
самогона.
     Муркус зачерпывает стаканом из бочки,  нюхает,  морщится  и  пожимает
плечами.
     МУРКУС: Что это?
     КРУЗАРИУС: Осторожно! Вероятно, это отравляющее вещество.
     Муркус брезгливо отводит руку со стаканом подальше от лица.
     МУРКУС: Да-а-а? Необходимо испытать... На ком бы?
     Максигенерал окидывает взором  присутствующих  солдат,  те  испуганно
опускают глаза.
     КРУЗАРИУС: Приведите бывшего архиефрейтора Катуню!
     МУРКУС: Точно! Он запятнал свое высокое звание...
     Два солдата ведут под руки невысокого  Катуню.  Муркус  подносит  ему
стакан самогона.
     МУРКУС: Катуня, пейте!
     Катуня нюхает.
     КАТУНЯ: Фу-у-у... Это гадость!
     Солдаты крепко сжимают Катуню с двух  сторон,  тот  упирается,  сучит
ногами.
     КРУЗАРИУС: Катуня, пейте - империя вам приказывает!
     КАТУНЯ (взяв себя в руки): Что ж... Я патриот! Отпустите меня!
     Муркус кивает солдатам, те отпускают  Катуню  и  отходят  в  стороны.
Катуня берет стакан в руку.
     КАТУНЯ (решительно): Если империя приказывает, я готов на все!
     Катуня подносит стакан к губам и, состроив жуткую  гримасу,  выпивает
весь до дна.
     КАТУНЯ: За Великую Серую Империю!
     Он отбрасывает в сторону пустой стакан, тот бьется на мелкие кусочки.
     КРУЗАРИУС:  Обратите  внимание  -  сейчас  ему  станет  плохо,  и  он
скончается в мученьях...
     Катуня пьянеет у всех на глазах. У него начинают  блестеть  глаза,  а
сам он смеется.
     КАТУНЯ: Ха-ха-ха... Скончается в мученьях... Как бы  не  так!  Катуня
еще вас всех переживет! Ха-ха-ха... Он не так-то прост!
     Он смеется, что-то поет себе под нос и начинает выплясывать.
     МУРКУС (удивленно): Вы говорили, будет плохо?.. Да ему же хорошо!
     КРУЗАРИУС: Надо испытать еще на ком-нибудь.
     Появляется солдат с целым  подносом  стаканов,  все  они  наполняются
самогоном...

     Женя открывает глаза.
     ЛУ: Ну, как ты?
     ЖЕНЯ (слабым голосом): Уже ничего... Проходит.
     ЛИН: Ну слава Богу! Смотри-ка они там, кажется, угомонились...
     ШУ: Да, затихли...
     Вдруг дверь камеры открывается, и в нее вваливается охранник,  пьяный
в стельку, в руке у него бутылка.
     ОХРАННИК: Мужики, там такое...
     Сказав это, он падает лицом на пол, а  бутылка,  выпав  из  его  рук,
катится к Жене.
     Женя поднимает ее, нюхает содержимое.
     ЖЕНЯ: Так это же самогон! Елки-моталки...

     В кузове милицейского газика так же сумрачно,  как  было  в  жестяном
коробе Серых. Максим Максимыч сидит непринужденно, широко расставив  ноги,
откинув назад отяжелевшую голову, и поет.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...

     Женя сидит напротив и перепуганно шарит по сторонам пьяным взглядом.
     ЖЕНЯ: Нас отпустят, да? Скажи, нас отпустят?
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (равнодушно): Побьют и отпустят...
     ЖЕНЯ: Как побьют?
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Вот этого я не знаю, как уж получится...

     Женю  и  Максим  Максимыча  вталкивают   в   камеру,   дверь   камеры
закрывается, щелкает замок.
     ЖЕНЯ: Отпустите нас, мы ничего не сделали!
     За дверью слышится смех.
     МИЛИЦИОНЕР: Знаешь, где Рижский рынок? Вот купи там гуся, будешь  ему
мозги пудрить!... Ха-ха-ха...
     ЖЕНЯ: Но мы же никого не трогали!...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Да успокойся ты... Ничего тут не попишешь...  Судьба
такая.
     ЖЕНЯ (кричит): Что мы такого сделали?
     МИЛИЦИОНЕР (из-за двери): Где Рижский рынок, знаешь? Ха-ха-ха...  Вот
купи там гуся и пудри ему мозги! Ха-ха-ха...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ничего не попишешь... Судьба такая...
     У Жени  кружится  голова,  он  близок  к  истерике.  Максим  Максимыч
откидывается на койке и опять затягивает любимую песенку.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...

     Женя начинает злиться.
     ЖЕНЯ: Ах так...
     Он садится посредине камеры в позу "лотоса" и закрывает глаза.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ:

                           На тебе, на тебе...
                           Не говори матери
                           О том, что я дала тебе
                           Колечко поносить...

     Перед глазами Жени плывут красные круги и  яркие  пятна.  Из  темноты
сквозь усиливающийся шум слышны голоса.
     ГОЛОС МИЛИЦИОНЕРА: Знаешь, где Рижской рынок? Ха-ха-ха...
     ГОЛОС МАКСИМ МАКСИМЫЧА: Ничего не поделаешь... Судьба такая...
     Круги и пятна вращаются все быстрее, голоса тонут в шуме.
     ГОЛОС ЖЕНИ (решительно): Елки-моталки!
     Все стихает и исчезает - воцаряются тишина и темнота.

     Женя сидит посреди камеры на звездолете Бурых и часто моргает.
     ЖЕНЯ: Вспомнил. Все вспомнил!
     Лин моментально сообразив подносит Жене бутылку к губам.
     ЛИН: Пей немедленно!
     ЖЕНЯ: Погоди...
     ШУ: Никаких "погоди"...
     Шу выпихивает из камеры охранника, не подающего  признаков  жизни,  и
захлопывает дверь. Луания обнимает Женю.
     ЛУ: Так  надо...  Точнее,  по-другому  невозможно...  И  ты  это  сам
понимаешь... Прощай! Я буду тебя помнить...
     Луания целует Женю и, встав, отходит в сторону.
     ЖЕНЯ (шепчет, глядя на нее): Прощай... Я тоже буду тебя помнить...
     ЛИН: Ты где сидел?
     ЖЕНЯ: Вот тут и сидел! А Максим Максимыч был  там  (он  указывает  на
койку в углу. Лин, садись туда и пой!
     ЛИН: Что петь?
     ЖЕНЯ: Ну помнишь: "Елки-моталки... Просил я у Наталки..."
     ЛИН: Понял! Ты готов? Пей!
     ЖЕНЯ (смеясь): А ты - пой!
     ШУ (с заметной обидой): А я?
     ЖЕНЯ: А ты встань у двери и говори: "Знаешь, где Рижский  рынок?  Так
купи там гуся и пудри ему мозги". Запомнил?
     ШУ: Ага.
     К Жене постепенно возвращается прежняя энергия, его глаза загораются,
в них появляется азарт. Он нюхает самогон, сильно морщится - отвык ведь.
     ЖЕНЯ: Фу, какая гадость! Как я это пил?..
     ЛУ: Надо, Женя!
     ШУ: В последний раз!
     ЖЕНЯ: Ну если только в последний... Поехали...
     Женя решительно проглатывает довольно большую дозу и начинает  быстро
пьянеть.
     ЛИН (поет, сначала нерешительно):

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки...

     ЖЕНЯ (заплетающимся языком): Громче, веселее...
     Он отхлебывает еще.
     ЖЕНЯ: За вас, мои друзья!
     ЛИН (с воодушевлением):

                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...
                           На тебе, на тебе.
                           Не говори матери...

     ШУ: Знаешь, где Рижский рынок? Так купи там гуся...
     Женя сидит на полу в центре камеры в позе "лотос" и шепчет  себе  под
нос неразборчивые мантры. Его веки чуть дрожат.
     ЛИН (громко, с выражением):

                           О том, что я дала тебе
                           Колечко поносить...

     ШУ: ...и пудри ему мозги...
     ЖЕНЯ (выкрикивает): Елки-моталки...
     И тут же исчезает.

     Темно. Ничего не видно.
     В темноте расплываются красные круги, плавают яркие пятна...
     Женя лежит на примятом снегу.
     Подъезжает милицейский газик. Выходит один милиционер, за ним второй.
     Сквозь дурнотную дымку и  расплывающиеся  цветные  круги  Женя  видит
силуэты склонившихся над ним милиционеров, слышит их разговор.
     ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР: Пьяный?
     ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР: Ага.
     ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР: Ну-ка, давай его в отделение.
     Милиционеры поднимают Женю.
     ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР: Постой... Да это же...
     ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР: Что?
     ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР: Это же тот парень, что мы вторую неделю ищем!
     ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР: Тот, что исчез из камеры?
     ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР: Точно.
     ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР: Так, что же делать?
     ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР: А ну его! Давай не будем связываться... Отвезем-ка
его домой, это не далеко...

     Милицейский газик  подъезжает  к  жениному  подъезду.  Мимо  проходит
Максим Максимыч.
     Милиционеры под руки выводят Женю из машины. Заметив приятеля, Максим
Максимыч бросается навстречу.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Женька! Где ж ты был!
     Милиционеры передают  Женю  Максиму  Максимычу  и  поспешно  уезжают,
хлопнув дверками газика. Максим Максимыч один тенет Женю к подъезду.

     Женя лежит на диване в своей комнате. Рядом сидит Максим Максимыч.
     Женя приходит в себя,  открывает  глаза,  приподнимается  на  локтях,
щурится от яркого солнечного луча, бьющего из окна.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ну, как ты, путешественник?
     Едва уловимыми интонациями он вдруг очень походит на мага Колдыбая.
     ЖЕНЯ: Ничего. Голова только чуть-чуть побаливает... Но терпимо...
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ты знаешь, а я пить бросил. Как отрезал! Сразу,  как
ты пропал...
     ЖЕНЯ (удивленно): Пропал? Ты о чем?
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ (смеясь): Ну, ты  даешь  -  прекратил  вечную  войну,
помирил две космические империи и ничегошеньки не помнишь! (кричит) Лу, ты
это слышала?
     В дверях комнаты появляется Луания. У Жени от удивления  отвешивается
челюсть.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ее-то ты помнишь?...
     ЖЕНЯ: Лу? Елки-моталки...

     На борту военного звездолета жуткий беспорядок, вповалку и вперемешку
лежат тела солдат в серой и коричневой форме, оружие отброшено в  сторону.
По коридору обнявшись бредут два солдата из разных армий, они перешагивают
или обходят тела пьяных и орут дурным голосом:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить!
                           На тебе, на тебе!
                           Не говори матери
                           О том, что я дала тебе
                           Колечко поносить...

     В генеральском кабинете Муркус  и  Крузариус  пьют  на  брудершафт  и
целуются с соответствующими чинами вражеской армии.
     Архиефрейтор Катуня пляшет в гордом одиночестве  и  таращит  безумные
красные глаза по сторонам.
     Лин и Шу смотрят на эту жуткую картину из кабины модуля.
     ШУ (испуганно): Уж лучше бы они сражались...
     ЛИН: Какая разница...  Скоро  на  месте  оружейных  заводов  построят
вытрезвители, а на месте военных баз - ЛТП... И все стабилизируется...  Ты
за них не волнуйся. Поехали, Шурик...
     ШУ: Поехали. Нас ждут другие планеты.
     Лин нажимает несколько кнопок, модуль движется, входит в шлюз.
     Последнее, что слышат друзья из закрывающегося шлюза, это:

                           Елки-моталки...
                           Просил я у Наталки,
                           Просил я у Наталки
                           Колечко поносить...

     На фоне звездного неба видно,  как  модуль  отделяется  от  огромного
звездолета и уносится вдаль, к звездам.

     Комната Жени. Ошарашенный  Женя  сидит  на  диване.  Максим  Максимыч
смеется в своем любимом кресле. Луания подходит ближе, берет Женю за руку.
     ЛУ: Ну что, вспомнил?
     ЖЕНЯ: Вспомнил. И даже увидел Лина и Шу, Серых и  Бурых...  Похоже  у
меня открылись еще новые способности... Но ты-то как здесь?
     ЛУ: Великий маг  Колдыбай.  Он  появился  сразу  же,  как  только  ты
исчез... И отправил меня вслед за тобой.
     МАКСИМ МАКСИМЫЧ: А я захожу, смотрю - дама...
     Он лукаво смеется в кулак и снова напоминает мага Колдыбая.
     ЛУ: Судя по всему, голова у тебя и тут изредка  будет  побаливать,  с
этим ничего не поделаешь... Но может быть, мне удастся чуть-чуть  сгладить
эту боль...
     Луания целует Женю.
     ЛУ: И еще - с этой минуты ни капли спиртного! Ты меня понял?

     Экран телевизора. На нем лицо диктора.
     ДИКТОР: ...получен сигнал из недавно  открытой  астрономами  звездной
системы. Сигнал был расшифрован. По утверждению  ученых,  он  представляет
собой более или менее осмысленный рифмованный  текст.  Скорее  всего  этот
текст является проявлением неизвестного инопланетного разума.  Над  полным
пониманием его смысла до сих пор бьются ученые разных стран...

                           Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                           ПУТЕШЕСТВИЕ ХОББИТА

            Музыкальная сказка для театра кукол в двух частях
           по мотивам произведений Джона Рональда Руэла Толкина

       ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА С ПОДРОБНЫМ ОПИСАНИЕМ ИХ ПОВАДОК И ВНЕШНОСТИ

     Гэндальф - Серый Маг Средиземья; старик с длинной  бородой,  в  сером
плаще до пят, с посохом.
     Бильбо Торбинс - хоббит; невысокого роста - примерно по пояс человеку
- толстенький, круглощекий, румяный, с лохматыми ножками.
     Торин Дубощит - Король гномов Подгорного Государства.
     Двалин, Балин, Фили, Кили,  Бифур,  Бофур,  Бомбур  -  гномы;  ростом
повыше хоббита -  примерно  по  грудь  человеку,  крепкие,  коренастые,  с
длинными бородами.
     Билл, Берт, Том - тролли; безобразные, грубо скроенные, скалоподобные
существа ростом несколько выше человека.
     Элронд - Полуэльф-получеловек, король эльфов, живущих в долине  реки;
золотоволосый, голубоглазый с изящными чертами лица.
     Эльфы - легкие, тонкокостные, изящные существа с тонкими чертами лица
и золотистыми волосами, ростом несколько ниже человека.
     Орки - отвратительные, грубые существа с искаженными чертами  лица  и
пропорциями тела, ростом чуть ниже человека.
     Предводитель орков - самый большой и страшный орк.
     Горлум - отвратительное существо,  в  котором  лишь  с  трудом  можно
угадать нечто человекоподобное, но сильно искаженное земноводными  чертами
-  лягушачьи  глаза,  перепонки  на  лапах,  скользкая  морщинистая  кожа.
Говорит, шипя и присвистывая. Разговаривает сам с собой, обращаясь к  себе
"Прелесть моя".
     Король лесных эльфов, Дворецкий, Начальник стражи - Лесные эльфы.  От
эльфов долины  реки  отличаются  неприятными,  искаженными  чертами  лица,
землистым цветом кожи.
     Бэрд - человек.
     Дракон.
     Дрозд - говорящая птица.
     Пони, обыкновенные птицы.

                                  ПРОЛОГ

     В полной темноте звучит  голос.  Позже  будет  ясно,  что  это  голос
Гэндальфа.
     ГЭНДАЛЬФ: Был Эру Единый, которого в Арде называют Илюватар.
     Вначале сотворил он аинур - первых святых - порождение его мысли; они
уже были с ним, когда другого ничего еще не было.
     И обратился Эру к ним и дал им тему для музыки...
     Звучит  музыкальная  тема,  ее  подхватывают  и  развивают  различные
инструменты. Музыке вторят световые и цветовые эффекты.
     ГЭНДАЛЬФ: Голоса аинур звучали, подобно арфам  и  лютням,  флейтам  и
трубам, скрипкам и органам, подобно бесчисленным хорам, и звук  бесконечно
чередующихся и сплетенных в гармонии мелодий уходил  за  грань  слышимого,
поднимался ввысь  и  падал  в  глубины...  Чертоги  Илюватара  наполнились
музыкой и переполнились, и отзвуки этой музыки хлынули  в  пустоту,  и  та
перестала быть пустотой.
     И в душу Мелькора - одного из аинур  -  запало  искушение  вплести  в
великую мелодию Илюватара мелодии собственных дум. Ибо  более  всех  аинур
был наделен  Мелькор  силой  и  мудростью,  и  горячая  жажда  дать  бытие
собственным творениям владела им...
     В музыкальную ткань  вклинивается  другая  тема,  вступает  с  ней  в
диссонанс. Музыка превращается в какофонию.
     ГЭНДАЛЬФ: Когда диссонанс,  порожденный  Мелькором,  разросся,  встал
Илюватар, и аинур увидели, что он улыбается.  И  зазвучала  новая  тема  -
похожая и непохожая на прежнюю...  Но  диссонанс,  порожденный  Мелькором,
вновь поднялся из шума и снова заспорил с ней. Тогда Илюватар встал опять,
и аинур увидели, что лицо его сурово. И зазвучала третья тема -  непохожая
на все предыдущие. Но и музыка Мелькора не стихла, и звучало  две  мелодии
одновременно - сплетаясь и перекликаясь...
     В темноте  борются  две  музыкальные  темы,  игра  световых  эффектов
подчеркивают эту борьбу.
     ГЭНДАЛЬФ: И в наивысший миг этой борьбы Илюватар  поднялся  в  третий
раз, и аинур увидели, что лик его ужасен. Он поднял обе руки  -  и  единым
аккордом, что был глубже бездны, выше сводов небес,  пронзительнее  света,
музыка оборвалась. И сказал Илюватар: "Глядите, что сделала ваша музыка!"
     Музыка резко стихает, все световые эффекты гаснут. В  полной  темноте
медленно проявляется изображение шара, похожего на вид Земли из космоса.
     ГЭНДАЛЬФ: И увидели аинур перед собою видение - новый мир, похожий на
шар в пустоте - находящийся в ней, но не рожденный  из  нее.  И  пока  они
смотрели, мир начал раскрывать им свою историю, начал жить и расти.
     И вдруг видение исчезло, а Илюватар  сказал:  Знаю,  что  вы  хотите,
чтобы увиденное вами обрело бытие, и говорю: "Пусть все это  будет!"  И  я
вкладываю в ничто Негасимый Пламень, и он станет Сердцем  Мира.  И  те  из
вас, кто хочет, может войти в этот мир и помочь ему состояться"
     Музыка смолкает.  Пространство  перед  сценой  освещается,  Гэндальфа
становится видно - это старик с длинной бородой и в сером плаще.
     ГЭНДАЛЬФ: Так был создан мир, который эльфы называют Арда.  Мир  этот
населен людьми и эльфами - истинными детьми Илюватара; гномами и хоббитами
-  творениями  аинур;  а  также  злыми  орками  и  огромными  драконами  -
порождениями  дум  Мелькора.  Так  в  этом  мире  появились  противоречия,
возникло добро и зло, белое и  черное.  Так  началось  его  развитие,  его
история...
     И многие из аинур спустились в этот мир и, приняв человеческий образ,
жили в нем, помогая его развитию. Одни стали богами,  другие,  послабее  -
магами, помощниками богов. Однако все, что происходило и произойдет в этом
мире, уже было сыграно в тот начальный миг, вся история его уже была в той
музыке. И то, что мы видим сейчас - это всего лишь ее отзвуки...
     Со временем боги все реже стали появляться в Арде, и  магов  осталось
мало. Я - один из них, один из тех аинур. Я - Гэндальф Серый. А появился я
здесь не случайно -  я  ищу  героя  для  нового  приключения,  призванного
сыграть важную роль в истории...

                               ПЕРВЫЙ АКТ

     Норка хоббита Бильбо. По уюту  и  внутреннему  убранству  она  больше
похожа на небольшую комнатку - в центре дверь, с  двух  сторон  окна,  под
каждым  окном  по  лавке,  кругом  масса  цветных   половичков,   полочек,
подсвечничков. Только  округлость  стен  и  потолка  выдает  то,  что  это
все-таки норка.
     На переднем плане - стол и стул.
     Звучит песня:

                   Возле реки, на высоком пригорке
                   Хоббит живет в своей маленькой норке.
                   Хоббиты любят покой и уют -
                   Рано ложатся и поздно встают.

     Бильбо собирается пить чай. Он приносит тарелочку с  кексом,  кружку,
дымящийся чайник; пододвигает поближе стул и только поднимает  чайник  над
своей  кружкой,  как  раздается  звон  колокольчика  над  дверью.   Хоббит
удивленно замирает, ставит чайник, идет открывать дверь.
     БИЛЬБО (недовольно бурчит под нос): Интересно, кого это несет ко  мне
на чай?
     Бильбо открывает дверь. За нею оказывается гном с длинной бородой и в
темно-зеленом  плаще.   Гном   решительно   проходит   внутрь,   отстраняя
ошарашенного Бильбо, вешает плащ на крючок и низко кланяется.
     ГНОМ: Двалин. К вашим услугам.
     БИЛЬБО (нерешительно): Б-бильбо Торбинс. П-проходите пожалуйста...
     Двалин садится на стул Бильбо, и тому не остается ничего,  кроме  как
налить гному чай в свою кружку, а самому идти за другим стулом, кружкой  и
кексом для себя.
     Пока Бильбо бегает туда-сюда, Двалин  спокойно  пьет  чай  с  кексом.
Бильбо садится на другой стул и поднимает чайник, чтобы налить и себе.  Но
тут снова раздается звонок.
     БИЛЬБО (Двалину): Извините. Бросается открывать дверь.
     За дверью стоит  второй  гном  уже  в  красном  плаще.  Гном  так  же
решительно проходит внутрь, вешает плащ на крючок.
     ГНОМ (увидев зеленый плащ предшественника): О, что я вижу!  Наш  сбор
уже начался! (кланяется) Балин. К вашим услугам.
     БИЛЬБО: (еще более ошарашенно): Оч-чень приятно. Бильбо Торбинс. Но я
не...
     Балин  усаживается  на  второй  стул,  Бильбо   наливает   ему   чай,
пододвигает кекс.
     Снова звонят в дверь.
     БИЛЬБО: Извините.
     БАЛИН: Ничего-ничего.
     За дверью стоят еще два гнома  -  оба  в  синих  плащах.  Как  только
открывается дверь, они одновременно, взявшись за руки, прыгают внутрь.
     ПЕРВЫЙ ГНОМ (кланяясь): Фили.
     ВТОРОЙ ГНОМ (тоже кланяясь): Кили.
     ФИЛИ (снова кланяясь): К вашим услугам.
     КИЛИ (снова кланяясь): К вашим услугам.
     БИЛЬБО: Бильбо Торбинс.
     ФИЛИ: О, наши уже тут!
     КИЛИ: Что ж, присоединимся и мы к честной компании!
     Фили и Кили усаживаются на лавке под одним из  окон,  потому  что  за
столом места хватит еще в лучшем случае одному. Бильбо, взяв в  одну  руку
чайник, а в другую сразу две чашки, несет их гномам.
     Вдруг снова раздается звонок.
     Бильбо замирает в нерешительности. Все руки у него заняты, он  нервно
метается из стороны в сторону, не зная, куда поставить чайник и чашки.
     БИЛЬБО (нервно): Извините, извините... Я только...
     В дверь звонят настойчивее.
     Бильбо сначала бросается к Фили и  Кили,  но  не  добежав,  спешит  к
столу... В конце концов он возвращается к Фили и  Кили  и  вручает  пустые
чашки и чайник им.
     Когда  же  разнервничавшийся  Бильбо,   освободившийся   от   посуды,
подбегает к двери, в нее уже с силой стучат.
     Бильбо резко распахивает дверь, а из нее, не  удержавшись  на  ногах,
вваливаются еще сразу четыре гнома: двое в желтых  плащах,  один  -  самый
толстый - в коричневом, и еще один - он оказался  в  самом  низу,  видимо,
стоял первым - в  небесно-голубом.  Гномы  встают,  отряхиваются,  снимают
плащи.
     ПЕРВЫЙ ГНОМ В ЖЕЛТОМ (кланяясь): Бифур. К вашим услугам.
     ВТОРОЙ ГНОМ В ЖЕЛТОМ (кланяясь): Бофур. К вашим услугам.
     САМЫЙ ТОЛСТЫЙ ГНОМ (запыхавшись,  кланяясь):  Бомбур.  Тоже  к  вашим
услугам.
     ГНОМ В НЕБЕСНО-ГОЛУБОМ (гордо,  явно  выказывая  свое  неудовольствие
падением, чуть-чуть кивну головой): Торин, король Подгорного государства.
     БИЛЬБО (совсем опешив): П-проходите, са-садитесь, пожалуйста...
     Бильбо предлагает Торину третий стул за столом, который первоначально
берег для себя. Торин садится между Балином и  Двалином  и  оказывается  в
самом центре, как и подобает королю. Бифур, Бофур  и  неловкий,  постоянно
пыхтящий Бомбур садятся на свободную лавку под  другим  окном,  а  Бильбо,
угостив всех чаем, пристраивается на самом краешке лавки, занятой  Фили  и
Кили.
     Гномы поспешно пьют чай, Бильбо  удивленно  пожимает  плечами.  Выпив
предложенный ему чай и немного успокоившись, Торин поднимается со стула.
     ТОРИН (высокопарно): Итак, когда все мы  собрались  вместе,  наступил
торжественный момент. Пришло время обсудить наши планы, способы и  методы,
умыслы и уловки. Уважаемые гномы, уважаемый господин  Воришка  (Торин  так
обратился к Бильбо) на рассвете нам предстоит отправиться в путешествие...
(За окнами в это время темнеет, и в образовавшимся полумраке голос  Торина
звучит все  более  зловеще)  В  долгое  путешествие  полное  опасностей  и
непредвиденных событий... Сейчас в  самом  разгаре  весна,  но  кто  знает
сколько пройдет дней и какое  будет  время  года,  когда  это  путешествие
подойдет к концу. Злые орки, хитрые лесные эльфы, волки,  пауки  и  другие
твари - это далеко не самое страшное, что нас ждет. (Бильбо начинает мелко
дрожать от страха). Самое страшное нас ждет в конце пути: это - дракон...
     В этот момент до смерти перепуганный Бильбо издает странный свистящий
звук. Все гномы смотрят на него.
     ДВАЛИН: Что с вами господин Воришка?
     Бильбо мелко дрожит не в силах сказать ни слова.
     ТОРИН (не меняя высокопарного тона): Господин Воришка, не  волнуйтесь
- в договоре, который мы с вами сейчас  подпишем,  будет  пункт  обязующий
нас, в случае какого-либо несчастья, транспортировать  тело  на  родину...
Разумеется, за наш счет, и, разумеется,  вне  зависимости  от  результатов
экспедиции...
     БИЛЬБО (не переставая дрожать): Ка-ка-какого т-тела?
     ТОРИН: Вашего! Разумеется, вашего!
     Бильбо теряет сознание и с грохотом падает с лавки на пол.
     ТОРИН: Что с ним?
     ФИЛИ: Кажется, он упал в обморок...
     КИЛИ: ...Упал в обморок от страха!
     ТОРИН: От страха?
     ДВАЛИН: Странно. Что-то он не очень-то  похож  на  опытного  Воришку.
Трус какой-то...
     БИФУР: Может быть мы не туда попали? Ошиблись адресом?
     БОФУР: Я, кстати, об этом как-то  сразу  подумал,  увидев,  как  этот
недомерок пыхтит и семенит у двери.
     БОМБУР: Это точно, он больше похож на поваришку, чем на воришку.
     БАЛИН: Но как же волшебный знак на двери?  Он  же  не  мог  нам  всем
пригрезится.
     ТОРИН: Да, волшебный знак действительно был...
     Бильбо поднимает голову, привстает.
     БИЛЬБО (недовольно и решительно, с чувством  ущемленного  самолюбия):
Никаких волшебных знаков у меня на двери нет - ее  красили  неделю  назад.
Так что вы действительно не туда попали - я понял это  сразу,  как  только
увидел ваши малосимпатичные физиономии. Но можете считать, что  вы  попали
туда, куда нужно. Вы считаете  меня  ни  на  что  не  годным...  так  вот:
скажите, что вам нужно, и я готов идти пешком на Край Земли и сражаться со
злыми оборотнями только для того, чтобы доказать вам обратное! Я  к  вашим
услугам!
     ДВАЛИН: И все-таки волшебный знак на этой двери есть, и обозначает он
приблизительно: "Опытный воришка и  кладоискатель  возьмется  за  хорошую,
рискованную работу - оплата по договоренности".
     БАЛИН: Да и Гэндальф говорил, что в этих краях живет  лихой  искатель
приключений, который рад взяться за наше дело и даже уже назначил нам всем
встречу сегодня за чаем.
     БИЛЬБО: Гэндальф? Тот  самый  милый  старик,  что  когда-то  в  канун
праздников  устраивал  роскошные  фейерверки?  А   потом   забавлял   всех
рассказами про доблестных рыцарей, принцесс и злодеев... про  таинственные
приключения... (восторженный тон Бильбо вдруг  обрывается)  из-за  которых
подчас можно опоздать к чаю...
     ДВАЛИН: Да-да. Тот самый Гэндальф - Серый маг Средиземья.
     БИЛЬБО (нерешительно, как бы вспоминая): Он проходил здесь вчера.  Мы
даже перекинулись парой слов... Он говорил, что ищет героя  для  какого-то
приключения, но я сказал, что в наших  краях  он  вряд  ли  отыщет  что-то
подходящее - народ у нас тихий, домашний...
     В этот момент дверь раскрывается сама собой -  на  пороге  появляется
Гэндальф.
     ГЭНДАЛЬФ: Я нашел героя для нового приключения - это ты, Бильбо!  Как
же не быть волшебному знаку  у  тебя  на  двери,  ведь  я  сам  его  вчера
поставил!
     БИЛЬБО (нерешительно): Но ведь я никогда...
     ГЭНДАЛЬФ (перебивая): Это не важно. Вспомни  своего  прадеда  Старого
Тука по прозвищу Бычий Рев. (гномам) В битве на  Зеленых  Холмах  он,  как
ураган, налетел на армию орков и своей деревянной палицей  сшиб  голову  с
плеч их предводителя Гольфинбуля! Голова пролетела сто  метров  и  угодила
прямо в кроличью нору - так была выиграна битва и одновременно  изобретена
игра в гольф!
     ДВАЛИН: Да, но это было давно, а этот недомерок и трус...
     ГЭНДАЛЬФ  (перебивая):  Вы  просили  меня  найти  девятого  участника
экспедиции - и я выбрал господина Торбинса. Раз я сказал, что он воришка -
значит  он  воришка,  или  станет  воришкой,   когда   в   этом   появится
необходимость. Он далеко не так прост, как вам кажется (смотрит на Бильбо)
и как он сам думает.  Настанет  время  и  вы  -  если  доживете  -  будете
благодарны мне за знакомство с ним!
     ТОРИН: Ну, что ж, если вы настаиваете...
     ГЭНДАЛЬФ: Да, я настаиваю.
     БАЛИН: Хуже все равно не будет.
     БИЛЬБО: Да, но я не в курсе...
     ГЭНДАЛЬФ: Вот это верно. Пора бы ввести господина Воришку (он  делает
особый упор на последнее слово - как бы  закрепляя  свою  победу)  в  курс
дела.
     ТОРИН: Мы только что попили чаю - теперь пора спеть песню.
     Гномы достают музыкальные инструменты: Фили и Кили - скрипки, Бифур и
Бофур - флейты, Балин и Двалин - большие виолы, Бомбур - барабан, а  Торин
- золотую арфу.
     Гномы начинают играть и петь:

                         В Государстве Под Горою
                         Гномы жили много лет.
                         Жили в счастье и покое,
                         А теперь там гномов нет,
                         А теперь там гномов нет...
                         На брильянтах и алмазах,
                         Что скрывает горный склон -
                         Острозубый, красноглазый -
                         Там лежит теперь дракон,
                         Там лежит теперь дракон...
                         Гномам нечего бояться -
                         Выйдем раннею порой,
                         Чтоб вернуть себе богатства
                         Государства Под Горой,
                         Государства Под Горой...

     (Первые два куплета поются с грустью, последний - решительно.)
     ТОРИН:  Мы  (широким  жестом  он  окидывает  присутствующих   гномов)
последние жители Подгорного Государства, все, кто остался  в  живых  после
нападения коварного дракона. И вот теперь мы готовимся выступить в трудный
и опасный поход - чтобы вернуть себе реликвии предков,  древние  богатства
гномов...
     БАЛИН: И, по возможности, отомстить дракону.
     ГНОМЫ: Да.
     ТОРИН: Если вы согласитесь присоединиться к нам и выполнить все,  что
полагается выполнять опытному воришке, то нас станет девять  -  счастливое
число - и вы, как и каждый из нас, получите одну девятую часть  вырученных
богатств...
     ГЭНДАЛЬФ: А теперь посмотрите сюда. Бильбо, мальчик  мой,  принеси-ка
лампу.
     Гэндальф разворачивает перед гномами большую карту.
     ТОРИН: Похоже это рисовал мой дед Трор. Где вы это взяли?
     ГЭНДАЛЬФ: Совершенно верно - этот план Горы и ее окрестностей рисовал
Трор, он же и вручил мне его с просьбой передать тебе. А встретились мы  с
ним в подземельях черного мага Саурона,  слуги  и  ученика  Мелькора.  Как
выжил твой дед и  как  попал  в  подземелье,  я  не  знаю  -  он  тронулся
рассудком, только и твердил: передай внуку... Даже имя твое забыл.
     ТОРИН: Это очень забавно, но пользы от этого не много. Я и так хорошо
помню окрестности Горы. Вот Лихолесье... Вот Высохшая  Долина...  А  здесь
испокон веков водились драконы...
     БАЛИН: Тут нарисован дракон... Но  коль  мы  доберемся  до  Горы,  мы
найдем его и без карты.
     ГЭНДАЛЬФ: А вот обратите внимание сюда. Видите эту руну  и  ладонь  с
указательным пальцем? В этом месте есть потайной вход внутрь Горы.
     ТОРИН: Возможно когда-то он и был  потайным...  Дракон  живет  внутри
Горы так долго, что мог разобраться во всех ходах и выходах...
     ГЭНДАЛЬФ: Возможно и так, только пользоваться ходом он все  равно  не
может - тот слишком узок для дракона. А снаружи дверь надежно  спрятана  -
она сливается со склоном Горы - и заперта на ключ. Вот он.
     Гэндальф достает из-за пазухи ключ на цепочке и передает его  Торину.
Тот вешает ключ на шею.
     ДВАЛИН (ехидно): Ну, а что скажет наш Господин Воришка?
     БИЛЬБО: Мне кажется, надо  подойти  к  Горе  с  востока  и  на  месте
разобраться, что и как. Потайной ход есть;  а  даже  драконы  когда-нибудь
спят - значит если посидеть у входа подольше, что-нибудь непременно придет
в голову. А сейчас и нам пора спать, как я понимаю, вставать рано...

     Сцена затемнена. Освещен только Гэндальф, стоящий перед сценой.
     ГЭНДАЛЬФ: Рано утром следующего дня восемь гномов и маленький  хоббит
отправились в далекий поход. Вот так - неожиданно для самого себя - Бильбо
Торбинс отправился в опасное приключение. Отправился без  подготовки,  без
теплой одежды, без запаса носовых платков...
     Друг за другом, цепочкой на пони едут гномы. Впереди - Торин;  сзади,
на самом маленьком пони - Бильбо. Еще несколько пони  нагружены  поклажей.
Бильбо с непривычки сидит на пони очень неловко, ему  явно  неудобно,  при
каждом шаге его трясет,  он  громко  недовольно  ойкает  и  ворчит.  Гномы
вполголоса поют без  аккомпанемента  свою  песню,  поверх  песни  слышится
недовольное ворчание Бильбо.
     БИЛЬБО: Без теплой одежды... Без запаса носовых платков... Как же так
можно?
     ГНОМЫ (поют вполголоса):

                         Гномам нечего бояться -
                         Выйдем раннею порой,
                         И вернем себе богатства
                         Государства Под Горой...
                         Государства Под Горой...

     БИЛЬБО: Ой! Ух! А пора, между прочим, уже поздняя.
     ТОРИН (оглядываясь, кричит через весь ряд гномов): Что ты говоришь?
     БИЛЬБО (громче): Пора позаботиться о привале... А то стемнеет,  и  мы
не успеем найти подходящего места.
     ДВАЛИН: Ничего, переночуем...  Сдается  мне,  что  господину  Воришке
просто надоело ехать.
     БИЛЬБО (оправдываясь): Вовсе нет. Просто ночью может  быть  дождь,  а
ночевать в дождь где попало...
     ТОРИН: Еще чуть-чуть. Доедем хоть до того лесочка...
     Быстро темнеет. Появляются деревья. Дует ветер. Начинает  накрапывать
дождь.
     БИЛЬБО (капризно): Ну, вот. Я же говорил. Дождь!
     Гномы молча спешиваются, привязывают пони.
     Становится совсем темно. Вспыхивает молния. Пони вздрагивают. Один из
них отрывается от привязи и испугано уносится в темноту.
     ТОРИН: Бифур и Бофур, найдите пони. Фили и Кили, разведите огонь.
     БОМБУР:  Жаль,  что  Гэндальф  не  пошел  с  нами.  Сейчас  волшебник
пригодился бы как никогда!
     БИЛЬБО: Да, но ведь он сказал, что  заочно  будет  следить  за  нашим
походом и поможет в трудную минуту.
     БОМБУР: Глупости, отговорки... Ну, и где же его помощь?
     БИЛЬБО: Не нам судить магов.
     ФИЛИ: Огонь никак не разгорается.
     КИЛИ: Гаснет, и гаснет...
     Возвращаются Бифур и Бофур.
     БИФУР: Пони нигде нет.
     БОФУР: Мы все обыскали.
     ДВАЛИН: Понятно. А с этим пони нет и большей части нашей провизии.
     БИФУР: Мы видели в лесу огонек.
     БОФУР: Только мы побоялись туда идти. Вон там, смотрите.
     Где-то вдалеке действительно мелькает огонек.
     ФИЛИ: Так пойдемте, посмотрим, что там!
     КИЛИ: Может быть, там нам помогут.
     БАЛИН: Местность незнакомая,  близко  горы...  Чем  меньше  проявлять
любопытство в пути, тем меньше вероятности попасть в беду.
     БИФУР: Но что же делать?
     БОФУР: Не ночевать же голодными под дождем!
     БОМБУР: Да, жаль, что с нами нет Гэндальфа!
     ДВАЛИН: Но с нами есть господин Воришка!
     ТОРИН: Правильно - теперь очередь за воришкой. (обращается к  Бильбо)
Ступайте и разберитесь, что там за огонь: нет ли опасности и колдовства...
     Гномы обступают Бильбо со всех сторон.
     ГНОМЫ: Ступайте, ступайте, господин Взломщик.
     Бильбо нерешительно озирается  по  сторонам,  смотрит  то  на  одного
гнома, то на другого. Потом  он  пожимает  плечами  и  обреченно  вздохнув
уходит во тьму.
     БИЛЬБО: Ну что ж, пойду посмотрю...
     Голоса гномов звучат ему вслед из темноты.
     БОМБУР: Поищите что-нибудь поесть...
     ТОРИН: Нет ли опасности и колдовства...
     ФИЛИ: Огонь никак не разгорается...
     КИЛИ: Гаснет и гаснет...
     Голоса постепенно стихают.

     Посреди  полянки  горит  костер,  вокруг  которого  возвышаются   три
каменных  глыбы,  вдруг  они  начинают  шевелиться  и  оказываются   тремя
страшными скалоподобными троллями. Они жарят на костре куски мяса  и  едят
их. Рядом лежит поклажа гномов, что была на убежавшем пони.
     Бильбо нерешительно подкрадывается к ним, смотрит из-за куста.
     БИЛЬБО (шепотом, сам себе): Так это же... Это же был наш пони... Надо
скорее...
     Хоббит отползает дальше от костра.
     БИЛЬБО: Хотя, нет - как-никак, а я воришка!
     Хоббит ползет назад.
     Он подползает еще ближе к костру и начинает медленно  тянуть  к  себе
поклажу убежавшего пони, лежащую около тролля по имени Билл.
     Билл ловко поворачивается и хватает хоббита за шиворот.
     БИЛЛ: О! Смотрите кого я поймал!
     БЕРТ: А кто это?
     БИЛЛ: А я почем знаю. (хоббиту) Ты кто?
     БИЛЬБО (испугано): Я в-в... хоббит, то есть...
     БЕРТ: Вхоббит? Что-то я про таких не слыхал раньше.
     ТОМ: А есть его можно?
     БЕРТ: Давай, попробуем приготовить.
     Берт берется за вертел.
     БИЛЬБО: Не надо меня готовить... Я сам хорошо готовлю. Гораздо  лучше
чем готовлюсь... Я могу вам приготовить отличный завтрак, но  только  если
вы не съедите меня на ужин...
     БИЛЛ: И правда, что с него проку - шкуру ободрать, так мяса  на  один
укус останется.
     ТОМ: А может поискать - так еще такие же вхоббиты найдутся? Пирог  из
них сделаем...
     Берт берет Бильбо из рук Билла.
     БЕРТ: Признавайся, много вас тут шныряет?
     БИЛЬБО: Много... то есть, нет никого.
     БЕРТ: Что-то я опять не пойму. Как это: "много" и  одновременно  "нет
никого". А?
     БИЛЛ: Да отпусти ты этого заморыша!
     БЕРТ: Не отпущу - пусть сначала объяснит,  как  это  "много"  и  "нет
никого"?
     БИЛЛ: А я говорю: "отпусти!" Это я его поймал - я его и отпущу!
     Билл пытается забрать Бильбо у Берта.
     БЕРТ: Мало ли кто поймал...
     БИЛЛ: Отдай!
     БЕРТ: Не отдам!
     БИЛЛ: Отдай, тупица!
     БЕРТ: Ах, я тупица? Вот тебе за это!
     Берт дает Биллу увесистого тумака. Между ними завязывается потасовка,
в результате которой Бильбо отлетает в сторону падает на куст. Том смотрит
на драку со стороны и "болеет". Бильбо потеряв сознание, бездыханно  весит
на ветке куста.
     ТОМ: Так его! А ты ответь ему! Так! Еще врежь!
     В стороне раздается треск веток. Все замирают.  У  костра  появляется
Двалин и останавливается, хлопая глазами, привыкая к свету.
     ТОМ: Смотрите - гном!
     Том хватает Двалина.
     БИЛЛ (мгновенно прекратив драку): В мешок его!
     БЕРТ: Я кажется понял, как это "много" и "нет никого"; нет больше  ни
одного вхоббита, а много - гномов!
     БИЛЛ: Отойдите-ка все в тень.
     Тролли отходят в тень. Их становится не видно.
     У костра появляется Балин. Тролли набрасывают ему на голову  мешок  и
снова отходят в тень.
     У костра появляются Фили  и  Кили.  Их  тоже  одновременно  накрывают
мешками и уносят в темноту.
     У костра появляются Бифур, Бофур и Бомбур - всех  троих  одновременно
хватают тролли.
     Бильбо приходит в себя, поднимает голову - смотрит на возню троллей.
     Пока тролли возятся с тремя гномами - появляется Торин.
     ТОРИН: Кто тут трогает моих подданных?
     БИЛЬБО (тонким, испуганным голосом): Тут тролли!
     Тролли нападают на Торина, но тот успевает схватить палку и  бьет  ею
Берта по голове, проскальзывает между ног  Билла.  Билл  и  Том  стукаются
лбами. В сторону Бильбо, лежащего за кустом, откатывается большой горшок.
     В конце концов тролли накрывают мешком и Торина.
     Из темноты тролли выкатывают груду  шевелящихся  мешков,  из  которых
торчат ноги гномов.
     ТОМ: Фух! Ого сколько их попалось!
     БЕРТ: Ну, и что мы теперь будем с ними делать?
     БИЛЛ: Надо решать скорее... А то провозимся до  рассвета,  не  успеем
спрятаться - окаменеем.
     Услыхав последнюю фразу Бильбо приподнимается и незаметно  подползает
к пустому горшку.
     ТОМ: Зажарим да и съедим.
     БИЛЬБО (говорит в горшок, так, что его голос кажется низким и грубым,
как у тролля): Если жарить сейчас, то уж точно до рассвета провозимся!
     БЕРТ (думая, что это сказал Билл): Только не заводись опять, Билл!
     БИЛЛ (возмущенно): Кто заводится?
     БЕРТ: Да ты же заводишься.
     БИЛЛ: Сам и заводишься!
     ТОМ: Хватит вам спорить. Не хотите жарить - давайте искрошим мелко  и
сварим.
     Том выкатывает большой котел и достает ножи.
     БИЛЬБО (снова в горшок, подражая троллям): Ну вот, варить их...  Воды
нет, а до колодца идти далеко.
     БЕРТ: Билл, это опять ты? Помолчал бы уж!
     БИЛЛ: Я? Да, это ты все время болтаешь!
     БЕРТ: Ты совсем уж одурел!
     БИЛЛ: Это ты одурел!
     ТОМ: Да хватит вам ссориться! Не хотите  готовить  сейчас  -  давайте
сядем на каждый мешок по очереди, раздавим гномов, а съедим  как-нибудь  в
другой раз.
     БИЛЛ: Точно!
     БЕРТ: Это мысль!
     БИЛЬБО (в горшок): На кого первого сядем?
     БЕРТ: На последнего.
     Берт потирает ушибленную голову.
     ТОМ: Где он тут?
     БЕРТ: В желтых чулках.
     БИЛЬБО (в горшок): Да нет же - он в серых!
     БЕРТ: Я хорошо запомнил - в желтых!
     БИЛЛ: Да, точно, в желтых!
     БЕРТ: Так почему же ты говорил - "в серых"?
     БИЛЛ: Когда?
     БЕРТ: Да, только что!
     БИЛЛ: Я не говорил. Это Том.
     ТОМ: Я? Да я вообще молчал! Вы меня в свои разборки не втягивайте!
     БЕРТ: Понял, Билл? Это все-таки ты сказал!
     БИЛЛ: Сам ты сказал!
     Берт и Билл обмениваются тумаками. Завязывается драка.
     ТОМ: Хватит вам драться. Ночь кончается. Скоро рассвет.
     Берт и Билл не обращают внимания.
     ТОМ: Слышите вы меня? Рассвет...
     Луч солнца вырывается из-за горизонта.  Освещается  на  миг  и  вновь
исчезает фигура Гэндальфа, стоящего перед сценой. Раздается его магический
голос: "Вас рассвет застанет - всякий камнем станет!"
     Тролли замирают - превращаются в неподвижные скалы.
     Становится светло. Бильбо освобождает по очереди гномов. Те  потирают
затекшие руки.
     БАЛИН: Где-нибудь неподалеку должна быть пещера или яма, куда  тролли
прятались от солнца.
     ТОРИН: Да, не мешало бы туда заглянуть.
     Гномы ищут вход в пещеру.
     БАЛИН: Следы ведут сюда.
     За кустом в склоне холма находят дверь.  Гномы  все  вместе  пытаются
открыть дверь - та не поддается.
     БИЛЬБО (показывая большой ключ): Может быть, это подойдет?
     ДВАЛИН: Где вы это взяли?
     БИЛЬБО: Нашел на земле. Там, где дрались тролли.
     Дверь открывается. Несколько гномов заходят  в  пещеру.  Остальные  -
топчутся у входа.
     Гномы выносят из пещеры горшки, тряпье, несколько мечей и кинжалов.
     БАЛИН: О, это отличные клинки!
     ТОРИН: Да, их ковали явно не тролли...
     ДВАЛИН: И не люди из здешних мест.
     БАЛИН: Это старая работа!
     ТОРИН: Когда разберем руны на них, возможно, узнаем больше.
     Гномы разбирают оружие, Торин берет себе  самый  большой  и  красивый
меч, Бильбо тоже берет себе небольшой кинжал.
     БИЛЬБО: А вот этот небольшой кинжал я, если вы не возражаете,  возьму
себе.
     БОМБУР: Мы тут сможем пополнить и продовольственный запас.
     ТОРИН: Фили и Кили, займитесь приготовлением завтрака. Быстро поедим,
отдохнем и снова в путь!

     Сцена затемнена. Освещен только Гэндальф стоящий перед сценой.
     ГЭНДАЛЬФ: Так Бильбо Торбинс впервые доказал, что гномы взяли  его  с
собой не зря. Вскоре они убедились в этом снова...
     Несколько толстых старых ив склоняют свои ветви до самой земли. Ветер
мелодично шелестит их листвой, монотонно жужжат мухи.
     Друг за другом цепочкой появляются гномы верхом на пони: впереди, как
и прежде, Торин, завершает шествие - Бильбо.
     Поют:

                         Гномам нечего бояться.
                         Выйдем раннею порой
                         И вернем себе богатства
                         Государства Под Горой.

     Еще на второй строке куплета Бомбур громко зевает. Затем зевают  Фили
и Кили, потом другие гномы. К концу куплета пение расстраивается совсем  и
последняя строка песни тонет во всеобщих зевках.
     БОМБУР (зевая): Почему бы нам не сделать привал?
     БИФУР: А то все едем, едем... (зевает).
     БОФУР: Отдохнем чуть-чуть (зевает) и снова поедем...
     ТОРИН: Еще немного проедем, вот до... (зевает). Хотя ладно - привал.
     Гномы буквально валятся со своих пони и укладываются под ивами.
     ТОРИН: Фили и Кили, позаботьтесь о... (зевает и тут же засыпает так и
не отдав распоряжения).
     Ветви  ив  шелестят  убаюкивающе,  где-то  в  них   звучит   красивая
колыбельная мелодия. Все гномы засыпают, и только Бильбо не спит.
     БИЛЬБО: Пойду-ка я осмотрю округу. Что-то мне здесь не нравится.
     Бильбо уходит.
     Усыпляющая мелодия звучит все сильнее.  Ветви  ив  тянутся  к  спящим
гномам,  оплетают  их,  толстые  стволы  втягивают  их  в  себя,   трещины
смыкаются, захватывая гномов.
     Возвращается Бильбо.
     БИЛЬБО: Эй! Эгегей! Проснитесь!
     Бильбо дергает  за  ветви,  пытаясь  освободить  Балина,  оплетенного
ветвями меньше других. Потом выхватывает свой кинжал и рубит ветви.
     Балин просыпается и раздвигает ветви, освобождаясь от них.
     БАЛИН (окончательно освободившись): Это  коварное  дерево  специально
нас усыпило, чтобы потом захватить.
     БИЛЬБО: Но что же делать?
     Остальные гномы оказались захвачены сильнее,  чем  Балин:  одни  были
затянуты прямо в ствол или зажаты трещинами так, что торчали  только  руки
или ноги, другие - оплетены корнями и ветками с ног до головы.
     Балин выхватывает меч и рубит ветви и корни, но толку от этого крайне
мало.
     Вдалеке слышится мелодичный звон серебряного колокольчика и такой  же
звенящий смех.
     Балин и Бильбо замирают.
     Появляются эльфы. Они очень шумны - безостановочно смеются и  говорят
всякие глупости.
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: Ха-ха. Смотри-ка - ивы кого-то поймали.
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: Кто это там.
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: Это гномы!
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: Ха! Кто же еще может  лечь  спать  под  ивами  -  только
глупые гномы.
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: Да, под ивами спать нельзя. Это знают все.
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: А все гномы глупы. Это тоже знают все. Ха-ха-ха-ха...
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: А это что за карапуз семенит возле толстого корня?
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: Недомерок какой-то...
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: Он тоже глупый - пытается сломать корень, который  толще
него. Ха-ха-ха!
     Бильбо замечает эльфов.
     БИЛЬБО (недовольно): Чем смеяться, лучше бы помогли!
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: А вы кто такие?
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: Да, кто такие?
     БИЛЬБО: Меня зовут Бильбо Торбинс. А это  мои  друзья  -  гномы.  Они
попали в беду.
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: Это же те, про которых говорил Гэндальф!
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: Хоть это и глупые гномы - им нужно помочь!
     ПЕРВЫЙ ЭЛЬФ: Мы сейчас.
     ВТОРОЙ ЭЛЬФ: Подождите немножко.
     Эльфы убегают. Бильбо и Балин продолжают рубить ветви.
     Возвращаются эльфы и приводят Элронда.
     ЭЛЬФЫ (оба одновременно, перебивая друг друга): Вот они. Вот они.
     ЭЛРОНД (обращаясь к Бильбо): Что случилось, малыш?
     БИЛЬБО: Ивы захватили наших друзей!
     ЭЛРОНД: Бывает... Все в этом  мире  связано.  Наверное  предки  ваших
друзей частенько рубили деревья - вот они и решили отомстить.  Ну,  ничего
страшного, это дело поправимое...
     Элронд подходит к ивам и речитативом поет песенку-заклинание.
     ЭЛРОНД:

                       Ива старая, слез не лей,
                       Мы не тронем твоих ветвей.
                       Спрячем топор мы, спрячем и нож -
                       Тебя мы не тронем, и ты нас не трожь.
                       Ива старая, всех прости,
                       Ива старая, отпусти.
                       Обойдем мы тебя стороной,
                       И пойдем мы к себе домой...
                       Землю ешь, воду пей -
                       Нас же отпусти скорей!

     Ветви и корни начинают нехотя  шевелиться  и,  разжимаясь,  выпускать
гномов - те, спящие, плюхаются на землю.  С  щелчком  разжимаются  щели  в
стволе - из них гномы вылетают, как пробки. Элронд их ловит,  а  Бильбо  и
Балин хлопают по щекам, пытаясь разбудить. Первым приходит в себя Торин.
     ТОРИН (представляется Элронду): Торин, Король Подгорного Государства.
К вашим услугам!
     ЭЛРОНД: Меня зовут Элронд, я король веселых эльфов, живущих в  долине
этой реки.
     ТОРИН (высокопарно): Премного благодарен вам за  то,  что  вы  спасли
меня и моих подданных!
     ЭЛРОНД: Не стоит благодарить. Мой старый  друг  Гэндальф  рассказывал
мне о вас и просил помогать при случае. Вот я и помогаю. Поэтому если кого
и следует вам благодарить, то только старого мага да этого малыша  (Элронд
показывает на Бильбо), который вовремя спохватился и попросил о помощи.
     Элронд замечает оружие Торина.
     ЭЛРОНД: А откуда у вас такой замечательный меч?
     ТОРИН: Это оружие мы нашли в логове троллей, в лесу - но  ковали  его
явно не тролли.
     ЭЛРОНД: Это верно. Ваш меч старинный, работы древних  великих  эльфов
из государства Гондолин. Его  ковали  для  войны  с  орками.  Разрешите...
(читает руны на мече Торина) О, этот  меч  заговоренный  -  он  называется
Оркрист, что означает Сокрушитель Орков. Берегите  его,  он  сослужит  вам
хорошую службу, если на пути вам встретится этот отвратительный народец...
     ТОРИН: Интересно, как же он попал к троллям?
     ЭЛРОНД: Точно сказать трудно.  Древний  Гондолин  разрушили  орки,  у
кого-то из них меч и застрял, а тот  -  в  свою  очередь  -  стал  добычей
тролля.
     ТОРИН: Я буду беречь его, как зеницу ока. Пусть сокрушает орков,  как
встарь!
     Гномы, приходя в себя, собираются вокруг Торина и  Элронда.  Бифур  и
Бофур приносят Бомбура, который так до сих пор и не проснулся.  Постепенно
темнеет.
     ЭЛРОНД: Время вечернее, поэтому я приглашаю вас переночевать у нас  в
поселении эльфов, известном в  округе  под  названием  Последний  Приют  -
дальше к востоку будут только голые скалы и дикие леса, народ там  если  и
встречается, то злой и грубый.
     ТОРИН: С удовольствием примем ваше приглашение.
     Эльфы начинают петь песню звонкими чистыми голосами.
     ЭЛЬФЫ:

                         У эльфов в долине покой,
                         У эльфов в долине уют.
                         Там песни льются рекой,
                         Их добрые эльфы поют.
                         У эльфов в долине покой,
                         У эльфов в долине уют.
                         Но только, кто добр душой,
                         У эльфов найдет приют.

     ЭЛРОНД: Гэндальф посвятил меня в курс ваших дел. Он  говорил,  что  у
вас есть карта - не покажете ли вы мне ее.
     ТОРИН: Пожалуйста.
     Торин протягивает карту Элронду. В это время на небе появляется луна.
     ЭЛРОНД: Посмотрите сюда - за обыкновенными рунами проступают лунные!
     Гномы и Бильбо обступают Элронда с картой.
     БИЛЬБО: А что такое - лунные руны?
     ЭЛРОНД: То же самое, что и обыкновенные, только днем они не видны. Их
можно прочесть только в лунную ночь - такую, как эта.
     ТОРИН: Что же там написано?
     ЭЛРОНД: Надпись возле потайного входа гласит: "Встань в День Дарина у
серого камня, когда защелкает дрозд,  и  последний  луч  уходящего  солнца
укажет замочную скважину".
     ТОРИН: Дарин - это великий гном, основатель нашего рода!
     ЭЛРОНД: А что такое "День Дарина"?
     ТОРИН: Это первый день Гномьего Нового Года, день последнего осеннего
полнолуния, когда луна и солнце стоят на небе одновременно.
     БИЛЬБО: Когда же будет этот день? Хорошо  бы  нам  оказаться  у  Горы
именно в это время.
     ТОРИН: К сожалению, в наше время забыто умение вычислять этот день.
     БИЛЬБО: Действительно, очень жаль. Ну ничего, положимся на  случай  и
везение.

     Сцена затемнена. Освещен только Гэндальф, стоящий перед сценой.
     ГЭНДАЛЬФ: В замке Элронда гномы и Бильбо отлично отдохнули. Веселые и
бесшабашные эльфы им пели древние песни, угощали вкусными кушаньями... Как
ни хорошо было в Последнем приюте, а продолжать поход было нужно...
     Огромная пещера, освещенная с одной стороны - там вход в нее. Снаружи
слышится пение гномов:

                        Гномам нечего бояться -
                        Выйдем раннею порой,
                        Чтоб вернуть себе богатства
                        Государства Под Горой,
                        Государства Под Горой...

     Слышны голоса переговаривающихся гномов.
     ТОРИН (командует): Привал! Фили и Кили, поищите место для ночлега.
     ДВАЛИН: Да, прав был Элронд - места пошли дикие...
     БАЛИН: Еще хорошо, что до сих пор не встретили никакой нечисти.
     ТОРИН: Чтобы не повторять старых ошибок, я решил заранее позаботиться
о ночлеге.
     Фили и Кили появляются внутри пещеры. Бегло  осматривают  ее,  кричат
назад своим спутникам.
     ФИЛИ: Тут пещера!
     КИЛИ: Отличная сухая пещера!
     В пещере появляются Торин, Балин и Двалин.
     ТОРИН: Вы внимательно ее осмотрели?
     ФИЛИ И КИЛИ (хором): Да!
     ДВАЛИН: Там никого нет?
     ФИЛИ: Пусто.
     БАЛИН: Нет ни щелей, ни каких-нибудь еще подвохов?
     КИЛИ: Нету.
     В пещеру заходят остальные гномы и Бильбо.
     БИЛЬБО: Какая хорошая пещера!
     БАЛИН: Слишком хорошая, чтобы быть ничьей.
     БИЛЬБО: Это верно.
     ДВАЛИН: Так ведь места дикие - вот и не живет здесь никто.
     Гномы разводят костер и вокруг него укладываются спать.
     БОМБУР (вполголоса): Едем, едем - уже лето на исходе... Долго еще?
     БАЛИН: Вот перевалим  через  горы,  там  начнется  Лихолесье.  А  как
пройдем сквозь него, так и будет озеро, а на берегу его - Гора.
     БОМБУР: Балин, а ты, когда мы вернем свое богатство, со своей частью,
что делать будешь?
     БАЛИН (зевая): Не знаю - там видно будет...
     БОМБУР: А я хоть наемся  досыта...  Копченую  рыбу  буду  покупать  у
озерных жителей - они ее здорово готовят; а колбасы пусть мне привозят  из
долины... Балин, ты меня слышишь? Ох, да ты спишь уже...
     Костер постепенно затухает. Гномы спят - слышен их храп и сопение.
     В задней стенке пещеры начинает медленно образовываться проем. В  нем
мерцает слабое оранжево-красное свечение, как будто где-то  вдалеке  горят
факелы.
     Из  образовавшегося  проема  тихо  выходят  темные  силуэты.  Еле-еле
слышно, как они в темноте удивленно ухают.
     Незнакомцы отвязывают пони и тихонько уводят  их  друг  за  другом  в
красноватый проем, а сами возвращаются и окружают спящих гномов.
     БИЛЬБО (проснувшись): А-а-а-а-а...
     В погасшем костре вспыхивает ветка, гномы вскакивают...
     БАЛИН: Это орки!
     ДВАЛИН: Вот попали!
     Однако уже поздно - они отрезаны от  выхода  толпой  злых  орков.  Из
проема выходит Предводитель в сопровождении нескольких орков  с  факелами.
Пещера освещается.
     ПРЕДВОДИТЕЛЬ: Кто эти жалкие твари?
     ОРКИ (наперебой): Гномы и вот этот недомерок.
     Один из орков сильно пихает Бильбо.
     ОРКИ: Они прятались у нашего парадного выхода!
     ПРЕДВОДИТЕЛЬ: С какой это стати? Наверно шпионили? Вы все,  наверное,
воры... Или друзья эльфов... Отвечайте, кто вы и откуда?
     ТОРИН: Торин Дубощит... (после некоторой паузы, с явной  неохотой)  к
вашим услугам... Ни в чем предосудительном  мы  не  виноваты.  Эта  пещера
показалась нам удобной и пустой, и мы остановились в ней на ночлег. В наши
намерения никак не входило беспокоить орков...
     ПРЕДВОДИТЕЛЬ: Так, значит! А что вам  вообще  понадобилось  здесь,  в
горах. Откуда и куда вы идете? Выкладывайте на чистоту!
     ТОРИН: Мы шли в гости... Да, мы отправились в  путь,  чтобы  повидать
наших родственников: племянников и племянниц, кузенов и кузин,  троюродных
и четвероюродных братьев и сестер, а так же других  потомков  наших  общих
предков, которые проживают к востоку от этих поистине гостеприимных гор...
     ПРЕДВОДИТЕЛЬ: Не заговаривай мне зубы. А лучше  объясни,  что  это  у
тебя в руке?
     Предводитель показывает на меч Оркрист, найденный в кладовой троллей.
     ПРЕДВОДИТЕЛЬ: Убийцы орков, друзья эльфов! Вот вы кто!  Хватайте  их!
Рубите их!
     Освещается Гэндальф, стоящий перед сценой. Он делает магические пасы,
и Оркрист, подчиняясь им, сам собой выскакивает из рук Торина и, засверкав
ярче пламени, повисает в воздухе. Все орки застывают, глядя на него, а  он
срывается вниз и вонзается в грудь Предводителя. В этот момент все  факелы
гаснут и становится почти совсем темно.
     В темноте виден только красный проем, слышен звон мечей, вой орков  и
крики гномов.
     ТОРИН: Гномы, за мной!
     Будучи отрезанными орками от выхода из пещеры, гномы бросаются  в  ее
глубину, в проем, из которого выходили орки.
     Орки бросаются в погоню за гномами.
     В темноте мелькаю редкие вспышки  факелов,  слышен  шум  драки,  звон
мечей, крики орков и гномов. Кто-то куда-то бежит, с кем-то дерется.
     ТОРИН: За мной, вниз - там нет орков!
     ОРКИ: Они там! Хватайте их! Они убили Предводителя!
     БАЛИН: Кто-нибудь, возьмите Бильбо на плечи!
     БОМБУР: Бильбо, забирайся.
     БИЛЬБО: Я сейчас.
     ОРКИ: Вот они, тут! Держите их!
     ТОРИН: Орки! Бежим быстрее!
     Слышен шум погони.
     БОМБУР: Бильбо, держись!
     БИЛЬБО: Ай! А-а-а...
     Шум погони уносится куда-то вдаль и совсем стихает. Темно и тихо.

     Сцена затемнена. Освещен только Гэндальф, стоящий перед сценой.
     ГЭНДАЛЬФ: Гномы попали в самые недра пещеры орков - жестоких, злобных
и скверных существ. Они не умеют делать красивых вещей, но  зато  не  хуже
гномов роют подземные ходы и разрабатывают  рудники,  куют  топоры,  мечи,
кинжалы и другие орудия...
     А бедный Бильбо упал и потерял сознание в той части пещеры, где  даже
орки бывают крайне редко, и даже они не знают, кто там живет...
     Темно. Лишь только  слабый  лучик  высвечивает  Бильбо,  лежащего  на
каменном полу пещеры.
     Бильбо поднимает голову.
     БИЛЬБО (шепотом): Ой! Где я?
     Он привстает,  ощупывает  пол  вокруг  себя.  Встав  на  четвереньки,
немного проползает. Натыкается рукой на что-то, лежащее на полу.
     БИЛЬБО (шепотом): Что это? Какое-то колечко... Пусть пока  полежит  в
кармане...
     Бильбо встает и делает несколько шагов с кинжалом в вытянутой руке. В
темноте срывается капля - Бильбо вздрагивает. Где-то хлюпает вода.  Бильбо
оказывается  на  берегу  подземного   озера,   вода   которого   чуть-чуть
фосфоресцирует.
     Такой же слабый лучик  высвечивает  Горлума.  Тот,  заметив  хоббита,
говорит сам с собой.
     ГОРЛУМ: С-с-счастливый с-случай,  Прелес-с-сть  моя.  Кто-то  с-с-сам
идет ко мне в лапы. С-с-сейчас-с-с я его с-съем...
     БИЛЬБО: Кто здесь?
     Бильбо направляет острие кинжала на Горлума.
     ГОРЛУМ: Кто ж-же это, Прелес-с-сть моя?
     БИЛЬБО: Я Бильбо Торбинс. Я потерял гномов... Точнее потерялся сам. Я
не знаю, где я... Впрочем, и знать не  хочу  -  я  хочу  только  выбраться
отсюда...
     ГОРЛУМ: А ш-ш-што у него в руке, Прелес-с-сть моя?
     БИЛЬБО: Это меч, его ковали эльфы в Гондолине!
     ГОРЛУМ: Ш-ш-ш-ш... Это хуж-ж-же, он, наверное, ос-с-стрый...
     БИЛЬБО: Да, это отличный боевой меч!
     ГОРЛУМ: Ни с-с-с-стоит ли  тогда  с-с-сес-с-сть  рядом  с-с-с  ним  и
побес-с-седовать. Быть мож-ж-жет он любит з-з-загадывать з-з-загадки?  Или
раз-з-згадывать?
     БИЛЬБО: Ну ладно, загадывай свои загадки.
     ГОРЛУМ: Ес-с-сли моя прелес-с-сть з-з-загадает, а он не ответит - моя
прелес-с-сть его с-с-съест. А ес-с-сли он з-загадает, а  моя  прелес-с-сть
не найдет ответа - мы покаж-ж-жем ему вых-х-ход.
     БИЛЬБО: Я согласен.
     ГОРЛУМ:

                   С-с-слуш-ш-шай ж-ж-же -
                   Верш-ш-шина ес-с-сть, а нет корней;
                   С-с-сама же выш-ш-ше тополей.
                   Не рас-с-стет, но выш-ш-ше тучи
                   Поднимает с-с-свои кручи.
                   Ес-с-сли он не ответит, я его с-с-съем...

     Горлум скалит зубы.
     БИЛЬБО (почти не раздумывая): Ну, это просто - это же гора. А вот  ты
слушай -

                   На красных горах
                   Тридцать белых коней
                   Друг другу навстречу несутся скорей;
                   Сначала сойдутся,
                   Потом разойдутся -
                   И вновь друг о друга с усердием бьются.

     ГОРЛУМ:  С-с-старая  з-з-загадка!   Это   з-з-зубы...   А   вот   моя
з-загадочка:

                   Ни на з-з-запах, ни на вкус-с-с - не уз-з-знать;
                   Ни с-с-сачком, ни меш-ш-шком - не поймать.
                   И начало вс-с-сему, и конец-ц,
                   А кто вс-стретится с-с-с ней, тот - с-слепец;
                   Когда ночью она между з-з-звез-зд
                   Поднимаетс-ся во вес-сь рос-с-ст.

     Бильбо мешкает, не может сразу отгадать.
     ГОРЛУМ: Ну ж-же, ну... он не з-з-знает...
     Горлум делает шаг в  сторону  Бильбо.  Бильбо  испугано  озирается  и
находит отгадку.
     БИЛЬБО: Темнота! А вот тебе загадка -

                   Две ноги на трех ногах,
                   А безногая в зубах.
                   Вдруг четыре прибежали
                   И с безногой убежали.

     Горлум пыхтит, фыркает, чешет затылок перепончатой лапой.
     БИЛЬБО: Что не знаешь? Веди - показывай, где тут выход!
     В озере всплескивает какая-то рыбешка.
     ГОРЛУМ: Без-з-зногая - это рыба... (после паузы) Человек с-с-сидит на
табурете и ес-с-ст рыбу. Прибегает кош-ш-шка и  унос-с-сит  рыбу!  А  вот,
пус-с-сть угадает, Прелес-с-сть моя -

                   Ну-ка, поспеш-ш-ши ответить,
                   Кто с-страш-шней вс-сего на с-с-свете?
                   От кого нигде не с-скрытьс-ся?
                   С-с кем нельз-з-зя договоритьс-ся?
                   Кто раз-зруш-шит навс-с-сегда
                   Горы, с-страны, города?
                   Чье могущ-щес-с-ство с-сильней
                   Герцегов и королей?
                   Кто тайком, за час-с-сом час-с,
                   Отнимает жиз-знь у нас-с-с?

     Бильбо никак не может  отгадать,  он  нервничает,  волнуется.  Горлум
начинает зловеще на него надвигаться.
     ГОРЛУМ: Он не з-знает, Прелес-с-сть моя,  он  не  з-знает...  Мы  его
будем ес-с-сть...
     БИЛЬБО (от испуга он не может выговорить  громко,  поэтому  шепотом):
Дайте еще время... Дайте (срывается в полный голос) ВРЕМЯ!
     Горлум резко останавливается возле самого Бильбо.
     ГОРЛУМ: Он  опять  наш-ш-шел  отгадку...  Пус-с-сть  с-спрос-сит  еще
раз-з-з...
     Бильбо никак не может придумать новую загадку, он пытается отсесть от
Горлума, но тот снова придвигается к нему.
     ГОРЛУМ: С-с-спраш-ш-шивай... с-с-спраш-ш-шивай...
     Бильбо опускает руки в карманы.
     БИЛЬБО:

                   Соль - в мешке, вода - в стакане...
                   А что лежит в моем кармане?

     ГОРЛУМ: Нечес-с-стно, нечес-с-стно...
     БИЛЬБО: А мы не договаривались, что честно, а что не честно! Значит -
все честно! Так, что лежит в моем кармане?
     ГОРЛУМ: Пус-с-сть он дас-с-ст нам три попытки...
     БИЛЬБО: Ладно - три попытки.
     ГОРЛУМ: Рука!
     БИЛЬБО: Нет, руки я давно убрал!
     ГОРЛУМ: Нож!
     БИЛЬБО: Нет у меня ножа!
     Горлум  шипит,  фыркает,  раскачивается   из   стороны   в   сторону,
переступает с лапы на лапу.
     БИЛЬБО: Давай же! Я жду!.. Время истекло - отвечай!
     ГОРЛУМ: Часы... или пус-с-сто!
     БИЛЬБО: Не то, и не другое! Ты проиграл! Где тут выход? Показывай!
     Горлум нерешительно фыркает.
     ГОРЛУМ: Не с-с-спеш-ш-ши... Я долж-жен вз-зять одну вещ-щь...
     Горлум отходит в сторону, где находится нечто служащее ему жилищем, и
роется в куче какого-то мусора.
     ГОРЛУМ (себе под нос): С-сейчас мы  его  наденем,  и  он  нас-с-с  не
з-заметит... И меч нам будет не с-с-страш-ш-шен... С-с-сейчас-с-с...
     БИЛЬБО (кричит): Ну, скоро ты?
     ГОРЛУМ: С-с-сейчас-с-с... Оно потерялос-с-сь!!!
     БИЛЬБО: Выполняй свое обещание - ты же не ответил на мой вопрос...
     ГОРЛУМ: Оно потерялос-с-сь...
     БИЛЬБО: ...что лежит в моем кармане!
     ГОРЛУМ: Что лежит в его кармане? (начинает догадываться) А что  лежит
в твоем кармане?
     БИЛЬБО: А не скажу! Разгадки отгадываются, а не подсказываются!
     ГОРЛУМ: Нет, ты скажешь, что лежит в твоем кармане!
     БИЛЬБО: Не скажу!
     ГОРЛУМ: С-с-скажеш-ш-шь!
     Горлум бросается на Бильбо.
     Бильбо убегает, но вдруг спотыкается, падает и исчезает (луч, который
его освещал, гаснет).
     Горлум пробегает мимо и скрывается в темноте.
     Бильбо вновь появляется.
     БИЛЬБО: Он меня  не  заметил!  Так  вот  оно  какое,  это  колечко...
Выходит, этот тип его потерял, а я нашел!..
     Слышен голос Горлума: Где ж-же  этот  мерз-з-зкий  Торбинс-с-с...  Он
нашел мое волш-ш-шебное колечко... Я потерял его, а он наш-ш-шел...
     Бильбо надевает кольцо и снова исчезает.
     Появляется Горлум.
     ГОРЛУМ: Он обманщ-щ-щик... Сказ-з-зал, что  не  знает,  где  выход...
С-сумел войти - с-с-сумеет  и  выйти...  Мы  пойдем  к  з-з-задней  двери,
Прелес-с-сть моя, и будем там его ж-ж-ждать... Там нет орков -  он  пойдет
туда... А мы его подкараулим...
     Горлум уходит.
     Появляется Бильбо.
     БИЛЬБО: Хи-хи! Вот он меня и выведет!
     Бильбо исчезает.
     Появляется Горлум. Он идет в темноте и считает повороты.
     ГОРЛУМ:  Третий  поворот  с-с-слева...  Второй  с-с-справа...  Теперь
ш-ш-шшестой... И с-с-сюда...
     Появляется светлый круглый проем выхода. Горлум садится.
     ГОРЛУМ: З-здесь я буду его ж-ж-ждать...
     Слышится смех Бильбо и звук прыжка.
     ГОРЛУМ: Где он?
     Бильбо появляется в проеме выхода.
     БИЛЬБО: Вот я где! Прощай. Спасибо за помощь!
     Горлум злобно шипит.
     Бильбо выбегает из пещеры наружу. Горлум бросается было  за  ним,  но
испугавшись дневного света, отшатывается назад.
     ГОРЛУМ: С-с-свет! Ш-ш-ш...
     БИЛЬБО: Ура! Свет!

                                ВТОРОЙ АКТ

     Сцена еще затемнена. Освещен только Гэндальф, стоящий перед сценой.
     ГЭНДАЛЬФ: Пользуясь паникой, гномы мощным ударом прорвали ряды  орков
и вырвались из пещера наружу. И только теперь они заметили, что с ними нет
Бильбо. Гномы очень переживали,  ругали  невнимательного  Бомбура,  однако
ничего поделать уже не могли. Возвращаться в пещеру, к разъяренным  оркам,
не было никакой возможности, да и оставаться вблизи от нее казалось весьма
опасно.  Гномам  не  оставалось  ничего  другого,  кроме  как   продолжить
путешествие без хоббита, тем более, что еще далеко не все верили в то, что
от него есть ощутимая польза.
     Отряд гномов углубился в дремучий лес, прозванный Лихолесьем.  А  там
их  ждала  очередная  неприятность  -  шумные   и   неповоротливые   гномы
побеспокоили лесных эльфов.
     Не то чтобы лесные эльфы были злодеями, просто они очень осторожны  и
недоверчивы к чужакам, особенно к гномам.
     Их древние предки никогда не бывали в Волшебной стране  Валинор,  где
среди валар набирались благородства,  мудрости  и  магического  мастерства
Высокие Эльфы.
     Лесные эльфы всегда замкнуты и коварны,  они  предпочитают  сумрак  и
покой. И конечно же их  сторожевой  отряд  на  ближайшей  удобной  полянке
арестовал возмутителей лесного спокойствия.
     В этот самый момент на поляну выбрался Бильбо, который все время  шел
по следу гномов,  стараясь  их  догнать.  Хоббиты,  не  в  пример  гномам,
отличные следопыты, они тихи и осторожны. Поэтому эльфы, занятые  гномами,
Бильбо не заметили. И маленький хоббит, надев волшебное кольцо,  найденное
в пещере, невидимкой проследовал за ними до самого Дворца Короля Эльфов.
     Освещается сцена, Гэндальф уходит в темноту.
     Дворец  Короля  Эльфов  представляет  собой   странную   многоэтажную
конструкцию, напоминающую Вавилонскую башню  с  картина  Питера  Брейгеля,
только изнутри. Двери нижнего яруса  явно  ведут  в  темницы  и  кладовые,
сверху двери понарядней и покрасивей. С краю, в нише,  несколько  штабелей
бочек, рядом с ними - стол и  два  стула.  Неподалеку  -  проем  забранный
решеткой, в него уходит подземная речка.
     Появляются гномы связанные одной веревкой, их конвоируют  Два  лесных
эльфа вооруженные копьями - это Начальник стражи и Дворецкий.
     Во втором ярусе распахиваются дверцы - виден Король  эльфов,  сидящий
на своем троне. На его голове корона из желтых осенних листьев, в  руке  -
королевский жезл. Он поднимается с трона, подходит к краю верхнего  яруса,
смотрит на гномов.
     ДВОРЕЦКИЙ:  Вот,  мой  король,  эти  гномы...  Они  подняли  в   лесу
невообразимый шум, беспокоили ваших подданных, разбудили всех пауков...
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Почему вы беспокоили моих подданных? Отвечайте!
     ТОРИН: Мы с трудом убежали от злых орков, мы проголодались  и  искали
что-нибудь поесть...
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Но что вы делали в лесу?
     ТОРИН: Я же говорю, мы искали пищу и питье, ибо умирали с голоду...
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ (резко обрывает):  Не  морочьте  мне  голову.  Что  вам
понадобилось в лесу?
     ТОРИН (после небольшой паузы): Что мы  сделали  тебе,  король?  Разве
преступление - заблудиться в лесу,  проголодаться  и  ненароком  разбудить
пауков? Разве пауки  -  твои  домашние  животные?  Почему  ты  так  о  них
беспокоишься?
     Гномы тихонько посмеиваются.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ (выходя из себя):  Да,  без  спроса  шататься  по  моим
владениям - преступление! И в конце концов я здесь король, и  имею  полное
право знать, что привело вас сюда!
     Гномы молчат.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Ах, вы не хотите говорить! Ну, так  я  подержу  вас  в
тюрьме до тех пор, пока вы не научитесь  уму-разуму!  (Начальнику  стражи)
Запри их, корми, пои, но не выпускай пока не заговорят!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Слушаюсь, мой король!
     Начальник стражи открывает камеру, запускает  туда  гномов,  запирает
дверь, а ключ вешает себе на пояс.
     Король прохаживается по верхнему ярусу, пофыркивая и успокаиваясь.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Дворецкий!
     ДВОРЕЦКИЙ: Да, мой король!
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Все ли готово к празднику Золотой Осени?
     ДВОРЕЦКИЙ: Да, мой король. Люди из Озерного города привезли  отличное
вино, кладовые полны...
     Дворецкий показывает на ряды бочек.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: А пустые бочки уже сбросили?
     ДВОРЕЦКИЙ (замешкавшись): Еще нет... Но скоро...
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ (перебивая): Поторопись.  К  празднику  все  во  дворце
должно быть в порядке! Ты меня понял?
     ДВОРЕЦКИЙ: Да, мой король!
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Начальник стражи!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Да, мой король!
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Помогите  Дворецкому  освободить  кладовые  от  пустых
бочек!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Да, мой король!
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Ох, как же вы мне надоели - "да, мой король,  да,  мой
король"... Выполняйте!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ И ДВОРЕЦКИЙ (хором): Да, мой король...
     Король  заходит  в  дверь,  садится  на  свой  трон,  двери  за   ним
закрываются.
     Лишь только пропадает из виду Король,  тон  Дворецкого  и  Начальника
стражи тут же меняется  -  из  услужливо-подобострастного  превращается  в
расхлябанный.
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Ну, что делать-то?
     ДВОРЕЦКИЙ: Да пустяки... Пустые бочки надо сбросить  в  речку...  (он
машет рукой в сторону журчащей подземной  речки  и  зарешеченного  проема)
Течение само их вынесет наружу, а река доставит назад -  прямо  в  Озерный
город. (с оживлением) Люди снова наполнят их золотистым вином и на  плотах
снова привезут нам... (восторженно) Мы  нальем  вино  в  кружки,  чокнемся
ими... Слушай!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Что?
     ДВОРЕЦКИЙ: Работа... она хоть и не тяжелая, но все-таки муторная... И
чтоб она лучше спорилась...
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Что?
     ДВОРЕЦКИЙ:  Сегодня  привезли  отличное  вино.  Для  праздника,   для
королевского стола... Не попробовать ли нам его... Ну, самую малость...
     НАЧАЛЬНИК  СТРАЖИ  (оживившись):  Это  с  удовольствием!   Попробуем,
действительно ли годится оно для королевского стола!
     Эльфы садятся за стол, наливают по кружке вина.
     ДВОРЕЦКИЙ: Ну, давай... За приход Золотой Осени!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Давай... Мы первые его празднуем!  Ха-ха...  Раньше
короля!
     Выпивают по кружке.
     ДВОРЕЦКИЙ: Ну как королевское вино?
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Хорошо! Только чуть кисловато...
     ДВОРЕЦКИЙ: Бестолочь, да что ты понимаешь в винах! Это же...
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ (лукаво): Да  я  просто  не  распробовал  с  первого
раза...
     ДВОРЕЦКИЙ: А-а-а, ну это дело поправимо...
     Наливает еще по кружке. Выпивают.
     ДВОРЕЦКИЙ: Ну как теперь?
     НАЧАЛЬНИК  СТРАЖИ  (кряхтит  от  удовольствия):  Эх,  вот  теперь   я
почувствовал, что это отличное вино...
     ДВОРЕЦКИЙ: То-то, а говорил...
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Это такое отличное вино, что я не отказался бы  еще
от кружечки...
     ДВОРЕЦКИЙ: А-а-а, вот ты куда клонишь...
     Наливает еще по кружке вина. Выпивают.
     Эльфы изрядно хмелеют, говорят, не слушая друг друга.
     ДВОРЕЦКИЙ: Хорошее вино - это всегда хорошо... Плохое вино - это тоже
хорошо, но только хуже...
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: А  глупые  гномы  пусть  сидят  в  тюрьме...  Пусть
поумнеют...
     Начальник стражи падает носом на стол и засыпает.
     ДВОРЕЦКИЙ (не замечая, что  его  друг  уже  спит):  Люблю  я  хорошее
вино... Плохое вино я тоже люблю, но меньше...
     Дворецкий тоже падает носом на стол и засыпает.
     Появляется хоббит Бильбо. Оказывается он наблюдал все это со стороны,
оставаясь невидимым.
     БИЛЬБО: Фух! Вот это влипли... Так-так-так... Гномы -  там,  бочки  -
там, эльфы - спят... Праздник -  на  носу;  значит  все  чем-то  заняты...
Похоже, лучшего случая вызволить гномов не представится...
     Бильбо крадучись подходит к Начальнику стражи, снимает  ключи  с  его
пояса. Затем спешит в другую сторону и открывает камеру с гномами.
     Гномы с шумом и гомоном выходят наружу.
     ТОРИН: О, Бильбо!
     БАЛИН: Господин Воришка!
     ДВАЛИН: Но как же вы...
     БИЛЬБО: Тс-с-с... Тихо вы! Эльфов разбудите.
     ТОРИН (шепотом, но от этого не менее  высокопарно):  Клянусь  честью,
Гэндальф был прав! Мы все перед вами в неоплатном долгу!
     ДВАЛИН: Но что  же  дальше?  Как  мы  выйдем  из  замка,  ведь  выход
заколдован?
     БИЛЬБО: Идите сюда...
     Бильбо манит гномов за собой.  Те  гуськом  семенят  за  ним.  Бомбур
что-то роняет. Бильбо на него шикает.
     БИЛЬБО: Тс-с-с...
     Бильбо на цыпочках проводит гномов мимо спящих эльфов  и  подводит  к
рядам бочек. Он шепотом объясняет им свой план, показывает то на бочки, то
на гномов.
     ДВАЛИН (от возмущения повысив тон): Об этом не может быть и речи!
     ФИЛИ: Мы непримерно разобьемся вдребезги!
     КИЛИ: Набьем себе шишек и под конец утонем!
     БОМБУР: Ваш план никак не подходит!
     ТОРИН: Да-а-а... Как-то это несолидно...
     БИЛЬБО (раздосадовано): Ну что ж, как хотите.  Можете  идти  назад  в
свою камеру... Я вас опять запру - сидите себе  там  и  придумывайте  план
получше... Посолидней.
     ТОРИН (обреченно тяжело вздохнув): Похоже другого выхода у нас нет...
     Он подбирает края своего плаща и первым лезет в бочку. Бильбо  плотно
закрывает его крышкой. Остальные гномы так же недовольно, ворча и  вздыхая
следуют его примеру и лезут в другие бочки.
     Только  Бильбо  успевает  закрыть  последнюю  бочку,  как  Дворецкий,
пошевельнувшись во сне, падает со  стула.  Он  моментально  просыпается  и
подскакивает на ноги. Бильбо быстро прячется за бочки и исчезает.
     ДВОРЕЦКИЙ: Э, да ты, приятель, заснул!
     Начальник стражи тоже просыпается, поднимает голову.
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Кто я? Да не в одном глазу! Я просто устал за день,
вот и склонил чуть-чуть голову... Нет ничего удивительного...
     ДВОРЕЦКИЙ (смеясь): А никто и не удивляется! Причина-то ясна... Ну-ка
давай еще по кружечке, и приступим к работе.
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Ну, раз уж ты предлагаешь, я не смею отказаться...
     Дворецкий и Начальник стражи выпивают еще  по  кружке  и  подходят  к
бочкам.
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Эй, а ты ничего  не  перепутал?  Это  действительно
пустые бочки? Какие-то они слишком тяжелые...
     ДВОРЕЦКИЙ: Бочки-то те самые, а вот ты видно совсем ослаб - тебе хоть
не наливай!
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ (обижено): Ну-ну...
     Он сбрасывает бочку в поток подземной реки. Та  с  плеском  падает  в
воду и не спеша плывет к зарешеченному проему.
     ДВОРЕЦКИЙ: Погоди-ка...
     Дворецкий с помощью лебедки поднимает решетку  и,  бочка  исчезает  в
проеме.
     Кидая бочки, эльфы поют песню:

                      Нам в глуши совсем не скучно,
                      Главное держаться дружно!
                      И хоть мы не велики -
                      Сторонитесь, чужаки!
                      Нам покой всего дороже -
                      Кто пришел, получит в рожу!
                      И хоть мы не велики -
                      Сторонитесь, чужаки!

     В воду летит вторая  бочка,  за  ней  третья,  четвертая...  Одна  за
другой, бочки исчезают в темноте проема.
     Песня затихает. Сцена темнеет.

     Перед сценой появляется Гэндальф.
     ГЭНДАЛЬФ: Надо сказать, что гномам и Бильбо весьма  повезло.  Дело  в
том, что эльфы и гномы издавна недолюбливают друг друга. В  старину  между
ними случались даже войны. Эльфы обвиняли гномов в краже  своих  сокровищ.
Однако гномы  объясняли  это  по-другому:  они,  мол,  взяли  то,  что  им
принадлежало по праву. Дело в  том,  что  однажды  Король  Эльфов  заказал
гномам драгоценные украшения; он дал им для  этого  серебра  и  золота,  а
когда заказ был исполнен,  отказался  платить.  Не  получив  платы,  гномы
оставили украшения себе...
     Гэндальф продолжает рассказ, а сцена уже освещается. По реке друг  за
другом плывут бочки. На одной из них - Бильбо. Он обнял бочку всем  телом,
чтобы удержаться.
     ГЭНДАЛЬФ (продолжает): Трудно сказать, кто из них был  прав,  но  то,
что и те, и другие оказались крайне скупы - это точно...
     Гэндальф замолкает  и  смотрит  на  Бильбо.  Тот  негромко,  сбивчиво
напевает.
     БИЛЬБО: Гномам нечего бояться...  Ой!  Выйдем  раннею  порой...  чтоб
вернуть  себе  богатства...  Ой-ей-ей!..  чтоб  вернуть   себе   богатства
Государства Под Горой... Ой-ей!..
     В конце концов, не удержавшись, Бильбо соскальзывает  с  бочки  -  он
падает в реку, фыркает и забирается назад.
     Мимо проплывают деревья Лихолесья. Бильбо чихает, ерзает на бочке.
     Гэндальф продолжает рассказывать.
     ГЭНДАЛЬФ: Только Торин  и  его  семейство  к  этой  склоке  не  имели
никакого отношения, однако и они не хотели признаться эльфам, что конечная
цель их путешествия  -  несметные  сокровища...  Кто  знает,  чем  бы  это
кончилось, если бы не Бильбо...
     Бочки упираются в деревянный настил.
     Гэндальф уходит, а с другой стороны перед сценой появляется Бэрд.  Он
поднимает одну из бочек, ставит ее  на  деревянный  настил,  при  этом  он
удивленно покачивает головой. Затем он поднимает вторую бочку,  кряхтит  и
снова качает головой.
     БЭРД: Что-то нынче бочки тяжелы... Или эльфы  забыли  выпить  из  них
вино?..
     Он достает еще несколько бочек.
     БЭРД: Да, что-то странное...
     Когда все бочки оказываются на настиле, Бэрд открывает одну  из  них.
Из бочки вываливается Двалин - он едва жив, грязен и ободран,  его  борода
всклокочена и неряшлива.
     БЭРД (удивленно): Ой! Да кто же это?
     Двалин  с   трудом   поднимается   на   ноги,   разгибает   спину   и
представляется. Голос его звучит слабо и нерешительно.
     ДВАЛИН: Двалин... К вашим услугам...
     БЭРД: Спасибо, я в ваших услугах не нуждаюсь... Вы лучше  расскажите,
как сюда попали?
     ДВАЛИН (показывая на другие бочки): Там еще...
     Он падает с ног, не договорив. Бэрд открывает вторую  бочку,  из  нее
выпадает Балин. Он такой же грязный и измученный.
     БАЛИН (заметив Двалина): О, кажется наши снова  собрались...  (Бэрду)
Балин. К вашим услугам...
     БЭРД: Благодарствую, когда мне понадобятся  ваши  услуги,  я  их  сам
попрошу...
     Бэрд открывает еще одну - очень большую - бочку. Из нее выпадают Фили
и Кили.
     ФИЛИ: Фили.
     КИЛИ: Кили.
     ФИЛИ: К вашим услугам...
     КИЛИ: К вашим услугам...
     Оба падают с ног.
     БЭРД: Да сколько же вас тут?
     Он открывает еще одну большую бочку - из нее выпадают Бифур и Бофур.
     БЭРД: Та-ак... Услуги ваши мне сейчас не нужны, скажите  только,  как
вас зовут...
     БИФУР: Бифур.
     БОФУР: Бофур.
     БЭРД: Очень приятно... А еще есть?
     БАЛИН: Должны быть...
     Из новой бочки выпадает толстый Бомбур, он вообще не подает признаков
жизни.
     БАЛИН: Его  зовут  Бомбур...  Не  обращайте  внимания,  кажется,  его
укачало...
     Фили и Кили поднимают Бомбура на ноги, тот ошалело вертит головой  по
сторонам. Бэрд тем временем открывает еще одну бочку  -  из  нее  выпадает
Торин.
     ТОРИН: Торин, король Подгорного государства...
     ДВАЛИН: Вот теперь все в сборе.
     БАЛИН: Постойте, а где же господин Воришка?
     Раздается громкий чих, и из-за бочек появляется мокрый, взъерошенный,
едва стоящий на ногах Бильбо.
     БИЛЬБО: Меня зовут Бильбо Торбинс, я хоббит.
     БАЛИН: Вот теперь точно все в сборе...
     БЭРД: И куда же вы... э-э-э... направлялись столь необычным способом?
     ТОРИН:  Я  сын  Трейна,  внук  Трора,  наследный  король   Подгорного
государства! Я вернулся!
     Торин, не смотря на  потрепанный  вид,  действительно  выглядит,  как
король. Бэрд невольно отступает в сторону.
     БЭРД (растеряно): Вернулся?..
     ТОРИН: Да! Мы пришли, чтобы забрать у  коварного  дракона  сокровища,
принадлежащие нам по праву!
     БЭРД: Ну что ж, если так, то мы - жители Озерного  города  -  поможем
вам, чем сможем...  Дадим  кров,  накормим,  поможем  добраться  до  самой
горы... Ну а там уж - сами...
     Бэрд слегка усмехается.
     Сцена темнеет.

     Гномы и Бильбо  расположились  на  небольшой  площадке  перед  ровным
участком скалы, вниз  с  площадки  ведут  старые  ступени.  Бильбо  сидит,
подперев голову кулачками, и смотрит на участок скалы. Гномы бьют  кирками
скалу, пытаясь обнаружить в ней дверь, но  кирки  ломаются  с  первого  же
удара.
     БАЛИН: Тут ничего не поделаешь - это заклятье...
     ДВАЛИН (Бильбо): Господин Воришка, когда-то вы сказали, что  посидите
на пороге и непременно что-нибудь придумаете. Ну вот мы и дошли  да  самой
Горы, нашли место, где, судя по карте, должна быть дверь,  и  вот  уже  не
один день сидим на пороге... Вы что-нибудь придумали?
     БИЛЬБО (равнодушно): Я думаю...
     ТОРИН (задумчиво): Завтра пойдет последняя неделя осени.
     БАЛИН: За ней придет зима...
     ДВАЛИН: И наступит следующий год... И бороды у нас будут расти,  пока
не свесятся со скалы и не достанут до самой долины... А  здесь  ничего  не
произойдет...
     БАЛИН: Солнце заходит...
     На  краю  площадки  появляется   Дрозд.   Он   садится   на   камень,
осматривается по сторонам  и  начинает  выискивать  что-то  в  расщелинках
камня. Никто не обращает на него  внимания.  Бильбо  поворачивает  голову,
замечает Дрозда.
     БИЛЬБО: Смотрите! Смотрите скорей! Это же Дрозд, а солнце заходит! Вы
помните старинную надпись?
     Быстро темнеет. Гномы всматриваются в горизонт.
     БАЛИН: Ну же... ну... где этот луч...
     ДВАЛИН: Все... Солнце зашло... Ничего не будет...
     Вдруг в полутьме  прорывается  последний  красный  луч,  он  проходит
сквозь отверстие в камне, на котором сидит Дрозд, и падает на скалу.
     ДРОЗД: Чирик-чирик!
     Из скалы выпадает камень и становится видна замочная скважина.
     БИЛЬБО: Ключ! Торин, скорее ключ! А то будет поздно!
     К скале подбегает Торин с ключом и вставляет его в замочную скважину.
В этот момент луч гаснет. Дверь медленно открывается,  из  нее  вырывается
сноп драконьего дыма. Все шарахаются в сторону.
     Все вокруг погружается во тьму,  и  только  из-за  двери  прорывается
слабое зловеще-красное свечение.
     ТОРИН (церемонно и высокопарно): Ну  вот  и  наступило  время,  чтобы
уважаемый господин Торбинс, доказавший за время долгого и  трудного  пути,
что он  отличный  товарищ  и  надежный  компаньон,  что  его  храбрость  и
находчивость значительно превышают  его  невысокий  рост,  а  его  везение
превосходит все ожидания... Наступило время для того, чтобы он оказал  нам
последнюю - самую главную - услугу, ради которой  он,  собственно,  и  был
включен в нашу компанию...
     БИЛЬБО (чуть грубовато прерывает Торина): Если  вы  хотите,  о  Торин
Дубощит, да удлинится твоя борода, чтобы я первым полез в потайную  дверь,
то так прямо и скажите! Я вполне мог бы отказаться от этого, так  как  уже
неоднократно выручал вас из беды, и вы мне кое-чем  обязаны...  Но  что-то
вселяет в меня уверенность, похоже, за  время  этого  путешествия  я  стал
больше верить в свою звезду. В общем, я согласен заглянуть  туда  разок...
Кто составит мне компанию?
     БОМБУР: Нет уж, что-то не хочется...
     ДВАЛИН: Знаете, как-нибудь в другой раз...
     ФИЛИ: Как-то... это...
     КИЛИ: Это... как-то...
     БАЛИН: Я пожалуй переступлю  с  тобой  порог...  пройду  немножко,  и
постою в проходе... Чтобы в крайнем случае было, кого позвать на помощь...
     Дрозд слетает с камня, садится Бильбо на плече и что-то чирикает.
     ДРОЗД: Чирик-чирик!
     БИЛЬБО: Вот кто хочет пойти со мной... Ну что ж... (гномам) Тогда, до
встречи...
     Бильбо с Дроздом на плече входит в потайную дверь.
     Сцена темнеет.

     Перед сценой появляется Гэндальф.
     ГЭНДАЛЬФ: Ну что можно сказать гномам в оправдание?  Только  то,  что
они, действительно, собирались  щедро  заплатить  Бильбо  за  услугу.  Они
специально наняли его на сложную и опасную работу и предоставили самому ее
выполнять, раз уж он согласился. Что правда, то правда: гномы не герои,  а
расчетливый народец, и главное для них - богатство. Есть, конечно, и среди
них подлецы и обманщики, только к Торину и компании это не относится - они
гномы честные и порядочные... Однако и от них не  надо  требовать  слишком
многого...
     Сцена начинает светится  слабым,  ярко-красным  светом.  Это  пещера,
когда-то принадлежавшая гномам, а теперь занятая драконом. На стенах видны
обветшалые остатки  прежней  отделки,  в  центре  в  кучу  свалены  гномьи
драгоценности. Прямо на этой куче лежит огромная голова дракона.
     Из маленького прохода появляется Бильбо. Его освещает лучик света. За
ним нерешительно идет Дрозд.
     Бильбо подходит к куче драгоценностей. Дрозд остается в проходе.
     БИЛЬБО (еле слышным шепотом): Ух ты! Вот это да!
     Бильбо берет из кучи огромный, хорошо ограненный  алмаз.  Драгоценный
камень привлекательно мерцает зловещим красным светом. Бильбо  зачарованно
смотрит на него.
     БИЛЬБО (шепотом): Ух ты - какой...
     Дракон морщит нос, втягивает воздух. Бильбо прячет алмаз в  карман  и
отбегает к темному проходу.
     Дракон приоткрывает один глаз  -  из  него  вырывается  лучик  света.
Бильбо одевает кольцо  и  становится  невидимым  (гаснет  луч  света,  его
освещающий).
     Дракон широко открывает оба глаза. Обводит взглядом пещеру  -  никого
не находит. Дракон поднимает глаза на зрительский зал - по зрителям бегают
два лучика драконьих глаз.
     ДРАКОН: Кто здесь? Вор? Ну, милости  просим,  бери,  что  хочешь,  не
стесняйся... Ну...
     БИЛЬБО (чуть дрожащим голосом): Спасибо, о Дракон!  Только  я  пришел
сюда не за подарками...
     ДРАКОН: Так зачем же?
     БИЛЬБО: Я пришел сюда, чтобы взглянуть, так ли ты велик и могуч,  как
о том рассказывают в сказках...
     ДРАКОН (самодовольно смеется): Ха-ха-ха... Ну и как ты меня находишь?
     БИЛЬБО: О, сказки далеки от действительности... Ты еще более велик  и
могуч, чем я предполагал...
     ДРАКОН: Для простого вора ты слишком хорошо воспитан... Кто же  ты  и
откуда? Твой запах мне не знаком...
     БИЛЬБО: Я живу на вершине пригорка... Я  -  Разгадывающий  загадки  и
Говорящий чужим голосом... Я - Тот, кого никто не видит...
     ДРАКОН (ухмыляясь): На это я уже обратил внимание...  Только  это  не
имя... Как тебя зовут?
     БИЛЬБО: Я - Тот, кто топит своих друзей,  а  потом  достает  из  воды
живыми... Я выбран для счастливого числа...
     ДРАКОН: У тебя много прозвищ...
     БИЛЬБО: Мой путь шел по горам, под землей и по воде... Я -  Ездок  на
бочках...
     ДРАКОН: Так-так-так... Это уже лучше! Говоришь, "Ездок на бочках"...
     БИЛЬБО (нерешительно): Да-а...
     ДРАКОН: Значит, ты друг людей из Озерного города... Так ведь?  А  еще
ты дружишь с гномами... Их запах я хорошо знаю...
     БИЛЬБО: С гномами?
     ДРАКОН: Да. И нечего притворяться... Хочешь совет? Никогда не  водись
с гномами! Это не доведет до добра...
     БИЛЬБО: Но-о-о...
     ДРАКОН: Сколько они тебе заплатили?
     БИЛЬБО (испугано): Нисколько...
     ДРАКОН (торжествуя): Ха-ха-ха... Они тебе даже  не  заплатили...  Они
тебе пообещали долю... Ведь так? Они  тебя  обманут!  Это  же  гномы.  Вот
например, как ты собирался перевозить свою  долю?  По  воде?  Под  землей?
Ха-ха-ха... Ты над этим не думал, ты развесил уши... Вот тебе  еще  совет:
ты хотел посмотреть на меня - ты на меня посмотрел... Ты убедился,  что  я
велик и могуч! А теперь убирайся пока цел!
     БИЛЬБО (робко): Да, но...
     ДРАКОН: Что - но?
     БИЛЬБО: Ты действительно велик и могуч, но...
     ДРАКОН (раздраженно): Что - но?
     БИЛЬБО (набравшись смелости): Но  говорят,  что  у  могучих  драконов
плохо защищен живот и грудь...
     ДРАКОН: Ха-ха-ха... Все это глупости. Мой  живот  защищен  броней  из
отборных алмазов!
     БИЛЬБО (переспрашивает): Броней из алмазов?
     ДРАКОН: Да.
     БИЛЬБО: О, это большая  редкость...  И,  наверное,  очень  красиво  и
дорого...
     ДРАКОН  (хвастливо):  Конечно...  Можешь  полюбоваться,  я  тебя   не
трону...
     Демонстрирует свою грудь и горло.
     ДРАКОН: Ну и как?
     БИЛЬБО (притворно): Великолепно! Потрясающе! (чуть тише)  А  это  что
там такое?
     ДРАКОН: Что?
     БИЛЬБО: Да нет, ничего... Это я так, о своем...
     ДРАКОН (недовольно): Что-то ты осмелел... Ты мне смотри!
     БИЛЬБО: Ты, конечно, велик и могуч,  только  меня  тебе  не  поймать!
Хи-хи!
     Бильбо, стоя прямо в проходе, становится  всего  на  секунду  видимым
(его освещает луч света) и тут же бросается наутек и исчезает  в  проходе.
Разъяренный дракон бросается к проходу, но тот слишком мал - туда не может
пролезть даже драконья морда.
     ДРАКОН (разъяренно): Так вот ты как сюда попал!  Что  ж,  я  до  тебя
доберусь! Не с этой стороны, так с той... Не здесь, так у твоих  друзей  в
Озерном городе... Ты от меня не уйдешь! Ты слышишь меня?
     Голова дракона исчезает в противоположном от прохода направлении.  Он
уходит к центральному выходу из пещеры.
     ГОЛОС БИЛЬБО: Эй, гномы! Скорее  сюда!  Скорее  зайдите  в  проход  и
получше закройте  дверь!  Сейчас  там  будет  дракон!  Да  скорее  же  вы!
Слышите?!
     Слышна возня гномов. Где-то вдали раздается рев дракона.
     ГОЛОС БИЛЬБО: Все зашли? Закрывайте дверь! Да скорее же вы! В проходе
он нас не достанет...
     Снова слышится рев драконы и звук ударов. Все вокруг содрогается.
     ГОЛОС ДРАКОНА (разъяренный): Где он? Где же он? Ну, ничего,  доберусь
же я до твоих друзей!
     Шум понемногу стихает.
     ТОРИН (радостно): Кажется, он улетел!
     БИЛЬБО (грустно): Он полетел в Озерный город... Что же делать?..  Эй,
Дрозд! Я вижу ты не простая птица и не зря тут с нами... Ты все видел, все
знаешь... Лети-ка в город и скажи, что у дракона на  груди  в  броне  есть
изъян... маленькая такая дырочка... Возле самой левой подмышки... Понял?
     ДРОЗД: Чирик-чирик!
     Дрозд исчезает в узком проходе.
     Сцена гаснет.

     В темноте шум усиливается  -  в  нем  сливаются  рев  дракона,  треск
пожара, крики людей.
     В темноте сверкают красные вспышки. Они освещают деревянные мостки  -
становится понятно, что дело происходит в Озерном городе.
     КРИКИ ЛЮДЕЙ: Дракон! Летит дракон! Спасайтесь!
     Перед сценой появляется Бэрд,  у  него  в  руках  лук  и  стрелы.  Он
натягивает тетиву,  стреляет  вверх,  но  стрела  падает  назад.  Слышится
страшный хохот и рев дракона.
     КРИКИ ЛЮДЕЙ: Он неуязвим! Мы пропали! Он спалит весь город!
     Бэрд снова стреляет, и снова  стрела  падает  назад.  Опять  слышится
зловещий смех дракон и его рев. Вся  сцена  полыхает  красными  вспышками.
Бэрд выпускает стрелу за стрелой, но все они падают вниз.
     У Бэрда остается последняя стрела, он кладет ее  на  тетиву.  В  этот
момент появляется Дрозд. Он садится на плече Бэрду и что-то  чирикает  ему
на ухо.
     БЭРД: Что ты говоришь, умная птица? Дырка в броне? Где? Понятно...  А
ну-ка погоди... Сейчас выйдет Луна... Точно! Ты прав! Стрела моя! Я  берег
тебя до последней минуты. Ты никогда меня не подводила, и я всегда находил
тебя и забирал назад... Я получил тебя от отца, а он - от  своих  предков!
Лети же и бей без промаха!
     Бэрд опять выпускает стрелу - на этот раз она не падает  назад,  а  в
ответ раздается жуткий рев пораженного дракона.
     КРИКИ ЛЮДЕЙ: Попал! Попал! По самое оперение! Ура!
     Слышен звук падения огромного тела в воду, громкий всплеск и шипение.
Красные вспышки прекращаются, вся сцена затягивается паром.
     Бэрд вытирает пот со лба.
     БЭРД (облегченно): Все!
     Появляются птицы, громким разноголосым пением они торжествуют  победу
над драконом. Продолжая петь, птицы разлетаются в разные стороны.
     Сцена темнеет.

     Пещера гномов. Темно.
     БОМБУР: Долго мы будем сидеть в темноте? Все равно ведь дракона нет.
     ДВАЛИН: А вдруг он вернется.
     ФИЛИ: Да вряд ли...
     КИЛИ: Он бы уже давно вернулся...
     ТОРИН: Пожалуй вы правы. Будем обживать пещеру.
     Гномы зажигают факелы, освещают ими пещеру. Начинают в ней убираться,
разбирать драгоценности.
     ТОРИН: Проверьте, все ли на месте... Ничего ли не пропало...
     Гномы зачаровано перебирают драгоценности.
     ТОРИН: Самое главное, найдите алмаз  Сердце  Горы!  Он  дороже  целой
золотой реки, а для меня так он просто бесценен!
     БИЛЬБО: Алмаз?
     ТОРИН: Да. Это самый большой  алмаз  в  мире.  Его  нашел  мой  отец,
огранили лучшие мастера. В темноте он сияет волшебным светом. Это гордость
нашего рода. За него я готов убить любого...
     БИЛЬБО (растеряно): Надеюсь, он найдется...
     ТОРИН (грозно): Я тоже очень надеюсь.
     Слышны торжественные песни птиц.
     БИФУР: Смотрите как много птиц!
     БОФУР: Они обсели все скалы!
     БОМБУР: И все поют...
     БАЛИН: А вон там, в стороне от певчих птиц - вороны и стервятники...
     ДВАЛИН: Что-то тут не так...
     БИЛЬБО: Смотрите, а вот наш старый приятель - Дрозд.
     Влетает Дрозд.
     ДРОЗД: Чир-чирик, чик...
     БИЛЬБО: Он явно что-то хочет сказать.
     БАЛИН: Точно, он говорит на старом наречии.
     БИЛЬБО: Ты его знаешь?
     БАЛИН: Когда-то знал, а теперь разбираю с трудом...
     БИЛЬБО: Ну постарайся...
     ДРОЗД: Чирик-чик...
     БАЛИН: Так-так... Он говорит, что у него  две  новости...  Во-первых,
дракон мертв...
     ГНОМЫ (хором): Ура-а-а!
     Все прыгают от восторга.
     БАЛИН: Постойте, он говорит, что это не все... Дракон  перед  смертью
разрушил Озерный Город, и его жители хотят возместить убытки за счет наших
сокровищ... Весть о гибели дракона разнеслась  по  всей  округе,  сюда  не
только слетелись птицы - вместе с людьми идет  отряд  лесных  эльфов,  они
готовы помочь людям, но  тоже  требуют  доли...  Стервятники  слетелись  в
предвкушении большой битвы... Он  говорит,  пусть  ваша  мудрость,  Торин,
подскажет правильный выход...
     ТОРИН (решительно): А знает ли об  этом  мой  брат  Даин,  живущий  в
Железных Холмах?
     ДРОЗД: Чир-чирик...
     БАЛИН: Да, он знает от  этом  и  готорвится  выступить  на  помощь...
Только они очень далеко...
     ТОРИН (азартно, самоуверенно): Ничего, пока мы живы, никто  не  смеет
покушаться на наши  сокровища!  Мы  любому  дадим  отпор,  продержимся  до
прихода Даина. Надо строить укрепления и готовится к бою! Времени осталось
в обрез!
     БИЛЬБО: А  еда  нужна  позарез!  Вы  уверены,  что  ваш  выбор  самый
правильный?
     ТОРИН: Да! Это слово короля Подгорного государства!
     Гномы начинают возводить стену из больших кирпичей и  при  этом  поют
песню:

                        В Государстве Под Горою
                        Вновь король взошел на трон,
                        И в бою пробит стрелою
                        И повержен злой дракон.
                        Гномам нечего бояться -
                        Смел народ наш, хоть и мал!
                        Отстоим свои богатства,
                        Кто б на них не посягал!

     К подножию стены возведенной гномами подходят Бэрд, Король  эльфов  и
его Дворецкий. У них в руках знамена: у эльфов зеленое, у людей  -  синее.
Дворецкий трубит призывая гномов  к  переговорам.  На  самом  верху  стены
появляются гномы.
     ТОРИН: Эй! Кто вы, пришедшие с оружием к воротам  Торина,  наследного
короля Подгорного государства?
     БЭРД: Мы приветствуем тебя, новый король. Но зачем ты укрылся,  точно
разбойник в берлоге?  Мы  с  тобой  пока  не  враги.  Мы  пришли  с  тобой
поговорить.
     ТОРИН: Кто ты и о чем нам говорить?
     БЭРД: Я - Бэрд. Неужели ты забыл, как именно я вытаскивал вас, жалких
и полуживых, из бочек... Мы накормили вас, дали приют... От моей руки  пал
дракон. Это я освободил твое богатство. Но в этой  битве  дракон  разрушил
Озерный город. Мы помогли тебе  в  трудную  минут,  а  ты  навлек  на  нас
погибель. И теперь неужели мы не можем претендовать на долю этих сокровищ?
     ТОРИН: Никто не смеет посягать на богатства  моего  народа!  Понятно?
Мы возместим размер помощи, полученной  от  жителей  Озерного  города.  Но
нечего - вы слышите - ничего не дадим, если нам будут  угрожать  силой!  И
еще: наши переговоры не касаются эльфов. Отошлите их в лес - там им  место
- и приходите без оружия. Тогда и поговорим.
     Бэрд и  эльфы  уходят,  гномы  исчезают  за  стеной.  Темнеет.  Громы
негромко напевают:

                        Гномам нечего бояться,
                        Смел народ наш, хоть и мал -
                        Отстоим свои богатства,
                        Кто б на них не посягал...

     Уже темно. На стене дежурит Бомбур. К нему подходит Бильбо.
     БИЛЬБО: Как дежурство?
     БОМБУР (поеживаясь): Да холодно жутко...
     БИЛЬБО: А внутри довольно тепло.
     БОМБУР (мечтательно): Эх-хэ-хэх... А мне  тут  стоять  до  двенадцати
ночи. Я конечно не осуждаю Торина, пусть  растет  его  борода,  только  он
всегда был упрямцем и не отличался гибкостью...
     БИЛЬБО (иронизирует): Я вижу с гибкостью и у тебя сейчас неважно - от
холода ноги не разгибаются...
     БОМБУР: Это верно. А что делать?
     БИЛЬБО: Прямо не знаю, чем тебе помочь... Знаешь, мне  все  равно  не
спится - хочешь я подежурю за тебя?
     БОМБУР: О, Бильбо, ты настоящий друг! Только не забудь меня разбудить
первым, если что-то случится... Я лягу у самой двери...
     БИЛЬБО: Хорошо. Я разбужу тебя ровно  в  двенадцать,  а  ты  уже  сам
растолкаешь следующего часового!
     БОМБУР: Спасибо тебе...
     Бомбур уходит.
     Бильбо достает веревку, привязывает  ее,  бросает  вниз  и  не  спеша
спускается.

     Лагерь эльфов и людей.
     В темноте слышно, как чихает Бильбо. Вскакивают два эльфа - Дворецкий
и Начальник стражи.
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Кто здесь?
     ДВОРЕЦКИЙ: Тебе посветить?
     НАЧАЛЬНИК: Погоди. Если это  маленький  слуга  гномов,  то  ему  свет
поможет больше, чем нам.
     БИЛЬБО: Вот еще - "слуга гномов"... Светите сюда, вот я, тут...
     Эльфы светят - становится видно Бильбо.
     ДВОРЕЦКИЙ: Кто ты?
     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ: Что ты тут делаешь?
     БИЛЬБО: Меня зовут Бильбо Торбинс. Я -  спутник  Торина  и  компании.
Спутник, а не слуга! Я хорошо знаю вас и вашего короля в лицо, но  ни  вы,
ни он меня ни разу не видели. Зато меня наверняка помнит Бэрд, с ним-то  я
и хотел бы сейчас переговорить.
     Появляется Бэрд. Вместе с ним - Король эльфов.
     БЭРД: Кто тут хочет меня видеть? А это ты, маленький спутник гномов.
     БИЛЬБО (старается говорить максимально деловым тоном): Да. Я пришел к
вам, потому что все это мне порядком надоело.  Я  хочу  домой,  там  народ
гораздо рассудительней и благоразумней. Но, понимаете, в этом деле я  тоже
имею свой интерес. По договору, который я к счастью сохранил,  мне  должна
принадлежать девятая часть всех сокровищ... Конечно это всего  лишь  доля,
но я готов внимательно рассмотреть все ваши притязания и только  потом  ее
получить. Но Торин... Вы не знаете Торина. Он будет сидеть на кучах золота
и голодать, пока вы не уйдете.
     БЭРД: Ну так и поделом же ему!
     БИЛЬБО: Я вас понимаю... Но обратите внимания - наступает зима, скоро
будет снег и мороз. И еще - знаете ли вы, что сюда идет брат Торина  Даин,
а с ним пятьсот  хорошо  вооруженных  гномов.  Когда  они  прибудут  сюда,
начнутся настоящие неприятности...
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Зачем ты говоришь  нам  все  это?  Ты  предаешь  своих
друзей или запугиваешь нас?
     БИЛЬБО:  И  ни  то,  и  ни  другое.  Просто  я  пытаюсь  избавить  от
неприятностей всех заинтересованных лиц. Именно поэтому я пришел к  вам  с
предложением.
     БЭРД: Что ж, послушаем.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Да, послушаем.
     БИЛЬБО: Можете даже посмотреть.
     Он достает из кармана огромный алмаз, тот сам  светится  таинственным
светом. Все вокруг зачарованно замирают.
     БИЛЬБО: Этот алмаз носит имя Сердце горы. Кроме  того  -  это  сердце
Торина. Он ценит этот камушек дороже всего золота... Я вручаю  его  вам  и
надеюсь, он поможет вам в переговорах.
     БЭРД: Но как он попал к тебе?
     БИЛЬБО (смущенно): Ну-у... Это мое дело...  Пусть  этот  алмаз  будет
моей долей. Гномы зовут меня Воришкой, если это и так, то  я,  по  крайней
мере, справедливый воришка... Я возвращаюсь к гномам, и пусть  они  делают
со мною, что посчитают нужным...
     КОРОЛЬ  ЭЛЬФОВ:  О,  Бильбо,  да  ты  более  достоин  носить  доспехи
эльфийских принцев, чем те, по чьим  меркам  они  кованы...  Только  я  не
думаю, что гномы поймут твой поступок. Оставайся с нами, будешь  уважаемым
гостем!
     БИЛЬБО: Нет. Мне нужно идти... Я  обещал  разбудить  добряка  Бомбура
ровно в полночь. До свидания. Успешных вам переговоров.
     БЭРД: До свидание, Бильбо.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: До свидания, спасибо тебе...

     Светло. Стена, возведенная гномами.
     К ее подножью подходят Бэрд, Король эльфов и его Дворецкий. В руках у
Бэрда шкатулка.
     Дворецкий трубит вызывая гномов к переговорам.
     На верху стены появляются гномы, вместе с ними и Бильбо.
     БЭРД: Привет тебе, Торин. Ты не изменил своего решения?
     ТОРИН: Мои решения не меняются от того, что несколько  раз  взошло  и
село солнце. Пока здесь эльфы, нам не о чем говорить!
     БЭРД: Неужели нет ничего, что  могло  бы  заставить  тебя  поделиться
золотом?
     ТОРИН: Из того, что мог бы предложить ты - ничего!
     БЭРД: И даже это?
     Бэрд раскрывает принесенную шкатулку - в ней лежит алмаз Сердце горы.
Торин и все гномы замирают от неожиданности.
     ТОРИН: Сердце горы?...
     БЭРД: Да.
     ТОРИН: Но как он попал к вам?
     БЭРД: Это не важно...
     БИЛЬБО (робко): Это я им дал...
     ТОРИН: Ты? ТЫ?!.. Да как ты посмел?! Жалкий хоббит! Ах, как хотел  бы
я сейчас видеть Гэндальфа... Будь он проклят за то, что навязал нам тебя!
     Торин хватает Бильбо и гневно трясет его, едва не бросая вниз. Бильбо
не в силах как-то сопротивляться.
     Резкая вспышка света высвечивает  Гэндальфа,  стоящего  перед  сценой
напротив Бэрда.
     ГЭНДАЛЬФ: Стой! Ты хотел меня видеть - твое желание исполнено! Я, как
и обещал, всю дорогу следил за вами, помогал по необходимости... Но теперь
я не могу не вмешаться... Тебе не нравится мой Воришка, так оставь  его  в
покое. И лучше выслушай, что он тебе скажет...
     ТОРИН: Да вы все тут сговорились! Никогда больше не буду иметь дела с
магами  и  их  друзьями!  (Бильбо)  Ну,  что  ты  можешь  сказать  себе  в
оправдание, крысиное отродье?
     Торин ставит Бильбо на ноги, тот тяжело  дышит,  с  трудом  переводит
дыхание.
     БИЛЬБО (тихим голосом): Ох, как  это  все  неприятно...  Мне  неловко
припоминать тебе, но когда-то ты говорил, что  я  сам  могу  выбрать  свою
долю... Может быть я принял твои слова слишком буквально -  мне  говорили,
что гномы на словах гораздо любезнее, чем на деле... Когда-то ты  принимал
от меня помощь, а теперь зовешь "крысиным  отродьем"...  В  общем,  можешь
считать, что я так распорядился своей долей...
     ТОРИН: Меня предали! Расчет оказался верным: я не  могу  не  выкупить
алмаз Сердце  горы.  (Бильбо)  Убирайся  отсюда!  Ты  получишь  свою  долю
камнями, золотом и серебром. Если хочешь, можешь разделить  ее  со  своими
новыми друзьями! Убирайся!
     Бильбо спускается со стены и присоединяется к Бэрду и эльфам.
     БЭРД: А как же серебро и золото?
     ТОРИН: За ним приходите завтра!  Мы  все  подготовим...  Да,  завтра,
завтра...
     Двалин подходит к Торину, шепчет  ему  что-то  на  ухо  и  показывает
что-то вдали.
     ТОРИН: Да?.. Ага-а-а... (злорадно) Вы спрашиваете, где ваше золото...
Но вы  не  видите  то,  что  вижу  я.  С  холма  спускаются  отряды  моего
двоюродного брата Даина - пятьсот  отличных  воинов!  Сперва  сразитесь  с
ними, а потом приходите за вашим золотом! Ха-ха-ха...
     Слышатся крики наступающих гномов.
     КОРОЛЬ ЭЛЬФОВ: Эльфы, готовьтесь к бою!
     БЭРД: Эй, люди - к бою! Нас мало, но мы покажем, на что способны!
     Дворецкий трубит атаку.
     Слышен усиливающийся звук наступающих гномов, их крики, улюлюканье.
     Появляется Дрозд. Он садится на плече Гэндальфу и что-то ему говорит.
Гэндальф выходит на самую середину.
     ГЭНДАЛЬФ: Стойте! Остановитесь, гномы, эльфы и люди! Торин,  ты  тоже
знаешь не все. Ты не знаешь весть, которую  только  что  мне  принес  этот
Дрозд. Вон из-за того холма надвигается несметное полчище злых орков.  Они
едут верхом на волках-оборотнях... Они тоже прознали про ваши богатства...
У нас еще есть время на переговоры, но если мы не объединим своих  усилий,
то орки сметут нас всех!
     Все, кто были на сцене, сходятся вместе.
     Сцена темнеет.

     Гэндальф стоит перед темной сценой.
     ГЭНДАЛЬФ: Так началась битва,  которой  никто  не  ожидал.  Позже  ее
назвали Битвой Пяти Воинств. С одной  стороны  плечом  к  плечу  сражались
гномы, эльфы и люди, с другой наступали злые орки и волки-оборотни.
     В полумраке сцены мелькают сумрачные огни. Слышны звуки битвы: крики,
вой, свист стрел и звон мечей, топоров и кинжалов.
     ГЭНДАЛЬФ: Окрестные  горы  и  долины  еще  никогда  не  видали  такой
битвы...
     Постепенно звуки битвы стихают, меркнут огни.
     Посредине сцены стоит шатер. Рядом с ним -  Король  эльфов,  Балин  и
Двалин. Перед сценой  склонив  головы  стоят  Гэндальф  и  Бэрд.  Гэндальф
опирается на свой посох, Бэрд - на копье. У последнего перевязана рука.
     Появляется Бильбо Торбинс, он хромает, у него перевязаны голова.
     ГЭНДАЛЬФ (обрадовано): Бильбо, ты жив!
     БИЛЬБО: Да. Вот только камнем задело...
     ГЭНДАЛЬФ: Я уж думал на этот раз и тебе изменило счастье...  Страшная
вышла история. Когда-нибудь я тебе все расскажу подробно, а  сейчас  идем,
тебя ждут...
     Бильбо подходит к шатру, полог расходится. В шатре на  кровати  лежит
израненный Торин. Бильбо подходит к нему.
     ТОРИН (слабым голосом): Прощай, добрый вор. Я ухожу из этого мира.  Я
оставляю здесь все свое золото и серебро, потому что там,  куда  я  ухожу,
они мало ценятся... Я хочу проститься с тобой и взять назад те слова,  что
сказал не так давно... и  загладить  свои  поступки...  Прости  меня...  и
прощай...
     БИЛЬБО: Прощай Торин, король  Подгорного  государства.  Никакие  горы
золота и серебра не заменят нам тебя... Я рад, что мне довелось  разделить
с тобой опасности и невзгоды... Не каждому хоббиту выпадает такая честь...
     ТОРИН: Не говори так о себе... Ты всего  лишь  маленький  хоббит,  но
хорошего в тебе побольше, чем во многих, кого я встречал...  Если  бы  все
предпочитали домашний уют и радость в кругу друзей  золоту  и  серебру,  в
мире было бы намного веселее... К сожалению, я понял это только  сейчас...
Прощай, друг...
     БИЛЬБО: Прощай...
     Бэрд подходит к Торину, вкладывает ему в руки алмаз Сердце горы.
     БЭРД: Прощай...
     Гномы поют тихо и грустно:

                        В государстве Под Горой
                        Гномы жили много лет...
                        Торин смелый был король,
                        А теперь его уж нет...

     Полог опускается, шатер уезжает в глубь  сцены.  Бэрд  молча  уходит,
исчезают эльфы и гномы, остаются только Гэндальф и Бильбо.
     ГЭНДАЛЬФ (после паузы): Вот и кончилось твое приключение, Бильбо.
     Хоббит тяжело вздыхает.
     БИЛЬБО: Грустное приключение...
     ГЭНДАЛЬФ: Не более грустное, чем вся наша жизнь...
     БИЛЬБО (после небольшой паузы): Когда я могу отправиться домой?
     ГЭНДАЛЬФ: Когда хочешь, пони уже готов...  (зрителям)  Вот  и  все...
Даин, брат Торина, стал королем Подгорного государства. Он много лет жил в
мире и с людьми, и с эльфами... Люди во главе  с  Бэрдом  отстроили  новый
город - красивее Озерного... В битве Пяти  воинств  погибло  три  четверти
всех злых орков, и потом еще много лет горы и долины дышали спокойно...  А
Бильбо Торбинс после раздела гномьих драгоценностей получил два сундучка -
один с серебром, другой с золотом...
     БИЛЬБО: Ровно столько, сколько может увезти крепкий пони... Зачем мне
больше...
     ГЭНДАЛЬФ: Эльфы проводили его, сколько могли... Он немного погостил у
них, а потом благополучно вернулся домой и зажил  себе  спокойно  в  своей
норке...
     Иногда Бильбо навещают его друзья, они пьют чай и  вместе  вспоминают
пережитые события, и тогда юные хоббиты слышат  увлекательные,  волшебные,
но абсолютно правдивые истории...
     К Бильбо подходят  эльфы  и  гномы.  Перед  сценой  появляется  Бэрд,
влетает Дрозд и садится ему на плечо. В руках у всех чашки с чаем.
     БИЛЬБО (прихлебывая чай из чашки): Да. Вот  как  иногда  случается  -
таким маленьким хоббитам, как  я,  удается  принять  участие  в  настоящих
больших приключениях...
     ГЭНДАЛЬФ: И  даже  внести  свой  вклад  в  историю  мира...  (Бильбо)
Надеюсь, ты не возгордился от этого... Ты ведь все равно остался таким  же
маленьким хоббитом...
     БИЛЬБО (бодро): Конечно, этот мир велик и сложен, а я  -  всего  лишь
маленький хоббит... Зато у меня теплый дом и  хороший  крепкий  чаек...  И
много-много друзей...
     Звучит песня:

                    Возле реки, на вершине пригорка,
                    Хоббит живет в своей маленькой норке...
                    Хоббиты любят покой и уют -
                    Рано ложатся и поздно встают...

     Все персонажи подпевают, покачивая кружками с чаем.

                            Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                                  РЕЛИКТ

                              (киноновелла)

     Приглушенно звучит белый блюз конца шестидесятых годов.
     На мониторе  компьютера  карта  озера  -  ярко-желтая  линия  берега,
извитая бухтами и  мысами.  В  нескольких  местах  она  помечена  красными
точками.
     Боб сидит, откинувшись на спинку стула, пьет чай и время  от  времени
поглядывает на экран. У Боба тонкие черты лица, длинные волосы,  на  щеках
недельная щетина, одет он чуть  небрежно,  по-походному  -  шейный  платок
немного сбился на бок. Ему около 30 лет.
     Вдруг одна из красных точек на мониторе  начинает  мигать,  раздается
резкий звуковой сигнал. Боб подскакивает на стуле, в его глазах загораются
огоньки. Он нажимает несколько кнопок  на  клавиатуре  -  в  верхнем  углу
экрана появляются цифры и  латинские  буквы.  Все  вокруг  мигом  оживает:
принтер начинает с воем печатать на листочке колонки цифр,  мигают  табло,
включается большой магнитофон, справа вспыхивает видеомонитор...
     На экране видеомонитора - рельеф дна озера, силуэты прибрежных  скал,
по экрану движутся темные пятна,  то  исчезают,  то  появляются  вновь.  В
центре - самое большое и стабильное пятно, к  нему  и  приковано  внимание
Боба и всех его приборов.
     Пару секунд пятно быстро движется,  чуть  извиваясь,  а  потом  вдруг
распадается и исчезает на глазах. Тут  же  прекращается  звуковой  сигнал,
перестает  мигать  красная  точка  на  мониторе,  останавливаются   бобины
магнитофона, выключается принтер, гаснет  видеомонитор...  Боб  в  сердцах
выдергивает из принтера бумагу, комкает и  бросает  на  пол;  разочаровано
вздохнув, он вновь откидывается на спинку стула и продолжает пить чай.
     Боб со всеми своими приборами находится  в  летнем,  сборно-разборном
домике, свинченном из отдельных блоков. Тут же,  рядом  с  аппаратурой,  и
предметы походного быта: керосиновая плитка, чайник,  полотенце,  в  самом
углу - складная кровать...

     Снаружи раздается звук тормозящей машины, шелест покрышек о гравий.
     Боб выходит из домика. За его спиной  ровная  гладь  озера,  скромный
пейзаж северной природы, сдержанные краски, пастельные тона, на  скалах  -
невысокие ели и кустики вереска.
     Из кабины длинного фургона выпрыгивает Майк. Это  крепкий,  улыбчивый
мужчина среднего роста,  примерно  ровесник  Боба.  Он  чуть  вразвалочку,
твердо топая, спешит навстречу Бобу.
     - Привет.
     - Привет.
     Жмут руки. Оба заметно рады встрече.
     - Ну, как ты? - спрашивает Боб. - Как жена?
     - У меня-то все нормально. А как твои дела? - Майк кивает  в  сторону
озера.
     - Я снова видел ее, - начинает увлеченно рассказывать Боб, -  на  той
неделе. Пойдем, посмотришь видеозапись... Четко  видна  змеевидная  шея  и
маленькая голова...
     - Видеозапись - это, конечно, хорошо... Только... - Майк не сделал ни
шага, он сразу стал серьезным и грустным.
     - Что? - забеспокоился Боб.
     - Твою тему закрыли. Фирма  прекратила  финансирование.  Шеф  пытался
как-то тебя оправдать, уговорить их, но...
     - Как же это. Ведь столько лет...
     - Вот и именно, столько лет, и никакого результата.
     - А фотографии, записи...
     - Ты знаешь, какой им нужен результат. Пойми,  старик,  время  теперь
другое, нет прежнего ажиотажа.  Это  лет  пятнадцать  назад  все  кричали:
чудовище,  Несси,  реликтовый  представитель...  Статьи,  газеты,  туристы
всякие, сувениры... Тогда этим интересовались -  это  было  выгодно.  Были
фонды, были экспедиции... На Несси можно было делать деньги. Теперь - нет.
На дворе девяностые. Люди  стали  другие  -  им  больше  не  нужны  тайны,
загадки; все стало материальнее. Вот если бы ты _п_о_й_м_а_л_  Несси,  это
можно было бы как-то обставить,  развернуть  рекламную  кампанию,  вернуть
интерес общества, тут же нашлись бы и спонсоры, и  деньги...  Тогда  можно
было бы изучать ее до самой старости...
     - Я понимаю, - грустно говорит Боб, - мне больше не дадут денег.
     - У тебя заберут все оборудование.
     - Понятно, - Боб стал похож на обиженного  ребенка.  -  А  я,  дурак,
удивился, зачем ты пригнал фуру...
     Разговор как-то заглох сам собой. Боб обиженно потупил взгляд.  Майк,
чтобы отвлечься, стал смотреть на озеро.
     Все спокойно и неподвижно, только по воде  бегут  небольшие  волны  -
словно пушистая шерсть на спине огромного животного - шлепаются  о  берег.
Ветер легко колышет верхушки редких елей.
     - Когда, - спросил Боб.
     - Завтра к полудню мы должны выехать.

     Домик Боба почти пуст, собраны все вещи, упакована аппаратура. Смятая
бумажка валяется в углу... Только компьютер одиноко стоит на своем  столе.
Ярко-желтой  линией  светится  на  его  экране  контур  озера,  отмеченный
несколькими красными точками.
     Раннее утро. Чуть светает. Фургон останавливается на берегу озера. Из
него выходят Боб и Майк. Боб надевает резиновый костюм и акваланг,  ныряет
в воду. Чуть погодя он выныривает с подводной видеокамерой в  руках.  Майк
убирает ее в кабину машины.
     На экране компьютера в домике Боба гаснет одна из красных точек.
     Снова останавливается машина. Боб  ныряет  в  воду  и  выныривает  со
второй видеокамерой. Майк и ее убирает.
     На экране компьютера гаснет еще одна точка.
     И снова ныряет Боб...
     И снова на экране компьютера гаснет красная точка...
     И снова ныряет Боб...
     И снова на экране компьютера гаснет красная точка...
     Фургон тормозит на крутом обрыве.
     На экране компьютера осталась только одна точка.
     Боб и Майк стоят на краю обрыва.
     - К последней камере машиной не  подобраться,  надо  идти  пешком,  -
говорит Боб.
     - Пошли, - кивает Майк. - Я возьму карабин?
     Боб пожимает плечами:
     - Здесь мало дичи.
     Майк все-таки берет оружие, хлопает дверью фургона и спешит  вдогонку
Бобу, который уже начал  спускаться  с  обрыва  по  узенькой,  одному  ему
заметной, тропинке.

     Не спеша восходит солнце. Розовые лучи освещают прибрежные скалы. Боб
и Майк идут по берегу озера, обходят крупные  камни  и  невысокие  елочки,
раздвигают руками ветви. Майк пытается заговорить:
     - Странный ты. Каждое лето один  на  озере,  ты  просто  одичал  тут,
отстал от жизни...
     - Да наверное... Понимаешь, я и не  хочу  за  нею  гнаться.  Мне  тут
лучше.
     - Лучше?
     - Да. Спокойнее.
     - Ты знаешь в институте над тобою уже давно смеются...
     - Знаю.
     - ...они говорят, что ты такой сумасшедший, потому что у тебя мать  -
русская. Говорят, все русские очень сентиментальны. Это правда?
     Боб пожимает плечами.
     - Дело не  в  этом,  -  говорит  он,  -  просто  я  знаю,  что  Несси
существует. Точнее верю. Верю и пытаюсь уверить в этом всех  остальных.  Я
верю, что рядом с нами есть тайны. Не в Тибете, не на  Амазонке,  а  прямо
здесь в Старушке-Великобритании могут жить подлинные чудеса. Здесь же  все
просто пропитано сказками. Ты зажмуришься,  а  в  этот  момент  из-за  ели
вылетит король эльфов с целой свитой, или гном выползет из-под камня...
     - Никогда такого не слышал. Знаешь, ты не просто отстал от жизни,  ты
же сам такой же реликтовый плезиозавр, как твоя Несси -  все  братья  твои
повымерли, а ты до сих пор живешь...
     - Несси - это не реликтовый плезиозавр,  Несси  -  это  тоже  сказка,
только современная... И если в нее не верить, то ее не будет.
     - Я не понимаю...
     - Посиди на озере столько же, сколько я, - поймешь...

     В  пустом  домике  Боба  надрывается  звуковой  сигнал,   на   экране
компьютера мигает последняя красная точка - только никто не слышит,  никто
не видит этого...
     Боб и Майк все еще идут вдоль берега.
     - Далеко еще? - спрашивает Майк.
     - Почти пришли.
     Вдруг Майк неожиданно замирает.
     - Что с тобой, - спрашивает Боб, глядя на Майка.
     - Смотри!
     Боб поднимает глаза и  видит  на  расстоянии  метров  пятидесяти,  на
мелководье, у самого берега серо-зеленую тушу, размером примерно с корову.
Небольшая голова на длинной змеиной шее возвышается над поверхностью воды.
Плоские, лопатообразные ласты разгоняют небольшие волны...
     Боб обернулся услышав щелчок - Майк поднял  карабин,  взвел  курок  и
тщательно метился в Несси.
     - Постой, - Боб чуть тронул Майка за рукав, - это должен сделать я. Я
сам. Ты понимаешь, я так долго ждал этого момента...
     - Да, конечно, - нехотя поддался  Майк.  Он  скинул  с  плеча  ремень
карабина, передал оружие Бобу. - Только не промахнись.  Меться  в  голову,
чтобы наверняка...
     - Да-да...
     Боб, стараясь унять нервную дрожь в руках, не спеша  упер  приклад  в
плечо. Он посмотрел на Несси через прорезь прицела.
     - Ты представляешь, как нам повезло? Какой  будет  триумф?  -  шепчет
безостановочно Майк.  -  Как  все  они  удивятся...  Будет  им  результат,
будет... Мы докажем...
     Боб все еще смотрит на Несси через прорезь  прицела  и  не  стреляет.
Несси  не  чувствует  опасности,  она  спокойно  плещется  на  мелководье.
Кажется, будто она нежится в лучах восходящего солнца...
     - Ты чего ждешь? - шепотом спрашивает Майк. - Стреляй же, стреляй...
     Боб молча смотрит на Несси через прорезь прицела.
     Майк теряет терпение.
     - Дай сюда, - он пытается забрать у Боба оружие. - Отдай, я сам...
     Но Боб не отдает.
     - Отдай, идиот... Сам же потом пожалеешь, - нервно  шепчет  Майк.  Но
Боб крепко вцепился в карабин. Пару секунд  длится  борьба.  Каждый  тянет
оружие к себе.
     Когда ствол карабина поднимается к небу,  Боб  нажимает  на  курок  -
раздается несколько выстрелов. Несси резко поднимает голову,  моментально,
как дельфин, ныряет и скрывается в темной воде.
     Боб отпускает карабин. Майк судорожно вскидывает оружие  и  несколько
раз стреляет по воде - безрезультатно.
     Через несколько секунд голова Несси вновь появляется над поверхностью
озера, но только очень далеко.  Майк  опускает  карабин.  Несси  не  спеша
уплывает все дальше и дальше в сторону солнца.
     Солнце уже полностью поднялось над горизонтом, и все вокруг пронизали
радостные розовато-золотистые лучи,  заиграли  на  воде,  на  камнях  и  в
верхушках елочек.
     - Дурак, ну, дурак... - тихо повторяет Майк.
     Боб молча смотрит вслед уплывающей Несси, тоже освещенной  золотистым
светом.

     В кабине фургона приглушенно звучит  белый  блюз  конца  шестидесятых
годов. Майк угрюмо держится за баранку. Фургон быстро несется  по  ровному
скоростному шоссе, без видимых изменений уходящему за  горизонт.  Рядом  с
Майком сидит Боб, он  склонил  голову  в  стеклу.  Оба  молчат.  За  окном
мелькают столбы и деревья.
     Боб поднимает голову и прерывает молчание:
     - Ты знаешь, о чем я тогда подумал...
     Майк молчит.
     - Я подумал, что вот я всю жизнь пытался  убедить  людей,  что  Несси
существует... А выстрелив, я бы не доказал, что она  есть;  наоборот  -  я
доказал бы всем, что Несси _н_е_т_. Больше нет. Раньше  она  _б_ы_л_а_,  а
теперь ее уже _н_е_т_... Понимаешь? И тогда я подумал, что пусть лучше она
будет, и мы с тобой будем точно знать, что она  есть,  и  не  надо  никому
ничего доказывать...
     Майк посмотрел на Боба.
     - Все-таки ты очень странный. Наверное это все-таки от  того,  что  у
тебя мать - русская... - Майк улыбнулся.
     - Нет. Это оттого, что я верю в сказки, - Боб тоже улыбнулся.
     - Понятно... - сказал Майк, почти смеясь.
     Скоростное шоссе уходит за горизонт в обе стороны.
     Звучит белый блюз конца шестидесятых годов.
     Майк и Боб хором смеются.

                           Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                       СЕДЬМОЙ ПРИНЦ КОРОЛЕВСТВА ЮМ

                                (арабеска)

                       [Они] сумеют найти хорошего коня,  [но]  не  смогут
                  найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по [его]
                  стати, по костяку и мускулам. У чудесного же  коня  [все
                  это] то ли угасло, то ли скрыто, то ли утрачено,  то  ли
                  забыто. Такой конь мчится не поднимая пыли, не  оставляя
                  следов.
                                                        Из даосской притчи

     Их было шестеро.
     И во всех книгах написано, что их было шестеро. И кого  не  спроси  в
Королевстве Юм, каждый скажет тебе: "Их было шестеро".
     Шесть королевских детей: принцев и принцесс, -  сильных  и  властных,
владевших тайным знанием и древней мудростью... Каждый из них отдал  жизнь
в борьбе с тем, что позднее певцы прозвали  Темным  Демоном,  а  мыслители
нарекли  Воплощением  Зла,  впервые  пришедшего  в  этот  мир.  И   каждый
заслуженно был назван героем. Их имена и почетные титулы может перечислить
любой. И добавить при этом, что они вышли навстречу Тьме, отдали  ей  свои
жизни и этим остановили ее. А если бы не они, все в Королевстве Юм  сейчас
было бы совсем другим, а, может быть, Королевства Юм не  стало  бы  вовсе.
Потому что в те черные времена Тьма была столь сильна, что могла поглотить
страну целиком, и кто знает, что бы с ней сталось... Так пишут  в  книгах,
так поют в песнях. И это весьма похоже на правду.
     Их было шестеро. И во всех книгах написано, что их  было  шестеро.  И
кого не спроси в Королевстве Юм, каждый скажет тебе: "Их было шестеро".  И
только я один знаю, что был седьмой. Он был вместе  с  ними,  и  тоже  шел
навстречу врагу, и с успехом сыграл свою роль, свою часть в общем деле. Он
единственный остался жив, хоть и не вернулся в родной  город,  где  о  нем
больше никто даже не вспомнил. О нем никогда  не  пели  песен,  не  писали
книг. О нем забыли все: и певцы, и мудрецы, и простолюдины. Но он живет по
сей день, вот уже много веков...
     И этот седьмой - я.
     Я был самым старшим из детей Короля, и, родившись, еще застал  лучшие
времена Королевства Юм. Тогда никто не  мог  даже  представить  того,  что
позднее певцы прозвали Темным Демоном,  а  мыслители  нарекли  Воплощением
Зла, впервые пришедшего в этот мир. Тогда мою землю  еще  не  омрачил  его
приход и не осквернило ожидание этого прихода. Я вспоминаю детство, и  мне
кажется, что тогда по всей земле цвели сады, зеленели леса,  а  на  ветвях
сидели большие и пестрые  птицы  с  длинными  хвостами.  Меж  деревьев  по
упругой траве гордо ступали олени с рогами,  ветвистыми,  как  родословное
древо моей  семьи.  Народ  был  сыт  и  доволен,  соседние  государства  -
миролюбивы и дружественны. При дворе много и успешно занимались науками  и
искусствами;  пахло  красками,  слышалась  музыка,  пение,   то   и   дело
устраивались философские диспуты и поединки чародеев. Звездочеты  смотрели
на небо, алхимики делали золото из свинца.
     С самых младенческих лет со мной занимались лучшие мастера - я постиг
в совершенстве живопись, преуспел в игре на флейте. Другому меня не  учили
- тогда казалось, другого не надо. Все люди были, как дети, и страна  моя,
кажется, тоже была девочкой.
     Хотя кое-что очень важное, упущенное ныне, мне привили,  но  значение
этого я понял гораздо позже, уже здесь, в хижине на склоне Синей Горы.
     Как ни долго  длились  чудесные  времена  -  все  изменилось  в  одни
короткие сутки.
     Я проснулся в полночь от странного беспокойства и вышел на балкон.  Я
заметил, как в небе вспыхнула звезда и, перечеркнув наискось темный купол,
упала замертво посреди Дворцовой площади. Она зашипела в  луже,  выбросила
последний сноп искр и погасла - только где-то  внутри  нее  тайным  знаком
мерцал холодный зеленоватый свет. И тотчас же площадь загудела испуганными
голосами - люди сбегались со всех сторон, окружая звезду. Я только  сейчас
заметил, что в городе никто не спит, все окна открыты, и в них  беспокойно
маячат людские лица. Все проснулись, как и я,  будто  бы  знали  -  что-то
должно было случиться. Люди в те  годы  чувствовали  гораздо  больше,  чем
теперь... Я смотрел на их суету и вместе с ними ничего не понимал.
     А на другой день со стороны гор появилась черная птица. И снова  весь
город собрался, будто бы ждал ее прилета, будто бы знал об этом заранее.
     Подняв головы, все внимательно следили за ее приближением. Сначала на
белом фоне облаков появилась черная точка, затем стал различим  силуэт,  и
вот  уж  послышалось  хлопанье  крыльев,  и  огромная  птица  зависла  над
Дворцовой площадью. Прорисовав над нею три круга, птица  что-то  выпустила
из когтей и улетела.
     Люди обступили упавший предмет - это  был  черный  алмаз  размером  с
кулак. И внутри него, если вглядеться, можно  было  различить  беспокойное
красное сияние.
     Мертвую звезду и большой черный алмаз  в  шкатулках  красного  дерева
торжественно принесли в Совет Мудрецов.
     Двенадцать дней лучшие маги и мудрецы Королевства  Юм  толковали  эти
знаки - лили воск и свинец, бросали  травы  в  огонь,  смотрели  на  воду,
говорили с богами. Лишь на тринадцатый  день  Первый  Маг,  сведя  воедино
мнения всех мудрецов и магов, предстал пред королем и пред всем населением
города.
     Первый Маг, мой главный и любимый учитель, вышел на середину, и  весь
тронный зал затих в готовности слушать его.
     - О, король, - сказал  он,  обращаясь  к  моему  отцу,  -  о,  жители
славного города, - добавил он, окинув  взглядом  весь  зал,  -  знак  этот
страшен и сулит нам великие беды. И наше счастье, что он подоспел вовремя.
     Случилось то, чего  ранее  не  бывало.  Нарушились  вековые  покой  и
равновесие. Что-то лопнуло в системе Мира,  существовавшей  доселе,  и  он
стал другим. Точнее, становится другим каждый час и день. И  скажется  это
ровно через двадцать четыре года, когда долина за Синей Горой провалится к
самому центру земли, и явится то, чего мы пока не знали.
     Приход этот может стать гибельным для Королевства Юм, и  только  дети
нашего короля, принцы и принцессы, сильные и  властные,  владеющие  тайным
знанием и древней мудростью, смогут противостоять этому.
     Зло накатит волной, и нужно быть готовым встретить его -  только  так
можно спасти Королевство Юм... Это первое, что я хотел сказать...
     Маг опустил голову и замолчал, и  весь  зал,  затаив  дыхание,  ждал,
когда он продолжит. И я, сидя на маленьком стульчике  по  правую  руку  от
трона отца, тоже с любопытством ждал, что же  еще  скажет  этот  умнейший,
столь уважаемый мною, человек. Тот человек, что с глубокого  детства  учил
меня тонкостям повседневной магии, учил, как вести себя,  чтобы  ничем  не
нарушить хрупкую ткань Мироздания, чтобы  быть  в  согласии  с  ним  и  не
накликать беду, о чем думать и что чувствовать, чтобы сопутствовали  удача
и  счастье.  Что  же  так  озадачило  этого  мудрейшего  и,  стало   быть,
счастливейшего человека - я никогда еще не видел его таким растерянным. Он
явно волновался; и эта пауза была вызвана отнюдь  не  желанием  произвести
впечатление, как думали многие, а той сложностью, с  которой  он  подбирал
слова. Однако и мне это стало понятно гораздо позже...
     - И второе, - сказал он  наконец,  -  я  немедленно  должен  покинуть
Королевство Юм. Я должен идти и там - в месте разрыва - узнать  и  сделать
все возможное, чтобы грядущая битва состоялась, и победа была за нами...
     Первый Маг закончил речь и в полной  тишине  пошел  через  зал.  Шаги
покатились по мрамору, разбрасывая эхо по стенам. Сначала всем показалось,
что он идет к королю, моему отцу, но он шел ко мне.
     Я удивился.
     Он протянул мне руку - я встал.
     Первый Маг снял со своей руки большой перстень, носивший  имя  Сердце
Мира, и надел его мне на палец.
     - Благословляю тебя, -  сказал  он.  -  Когда  наступит  время,  этот
перстень сам подскажет тебе, что делать.
     Сказав это, Первый Маг поклонился отцу и вышел.
     И король, отец мой, молча проводил его взглядом, а потом встал и, так
и не сказав ни слова, тоже покинул зал.
     И больше не было сказано ни слова, однако с этого дня - я так  хорошо
его помню - В Королевстве Юм все стало совсем другим. Место  Первого  Мага
во главе Совета Мудрецов занял Великий  Стратег.  Это  был  совсем  другой
человек, и эта смена стала для меня приметой времени.
     В первый же день из замка исчезли художники и музыканты - Первый  Маг
был их покровителем - все говорили, что теперь не до них. Их место  заняли
мастера шпаги, копья и лука. Совсем другим  занимались  теперь  колдуны  и
маги. Все готовились к решающей битве. И сестру  мою  Камиллу,  родившуюся
незадолго до всех этих событий, учили  уже  совсем  не  тому,  чему  в  ее
возрасте учили меня.
     Ее учили владеть огнем: высекать пальцами пламя, разжигать  и  гасить
его, направлять на противника с точностью до полулоктя. Напряженным  жаром
веяло от нее. Огонь следовал за нею повсюду, как верный  пес,  вьющийся  у
ног; сотнями языков он лизал ее руки, не причиняя вреда.  Зато  стоило  ей
того захотеть, и он взвивался к  небу  столбом.  Через  несколько  лет  ей
присвоили титул Повелительницы Огня.
     Моего брата Нума, родившегося чуть позже, учили управлять  водой.  Он
мог привлекать к себе  небесную  влагу  и  подземные  водные  струи,  умел
изменять русла рек, замедлять и ускорять их течение, сильной волной он мог
сбить противника с ног, утопить его,  а  сам  при  этом  оставался  сухим.
Всегда веяло от него сыростью  и  прохладой  -  казалось,  вода  постоянно
клокотала у его ног. Через несколько лет ему  присвоили  титул  Властелина
Вод.
     Вслед за Нумом родилась двойня  -  две  девочки,  Инга  и  Елга.  Они
поделили между собой живую и неживую природу.
     Инга приобрела безграничную власть над животными и растениями. Стоило
ей поднять руку, как из бурой чащи выходили волки; барсы, неуловимые,  как
тени камней, спускались с отвесных круч; из  глубоких  берлог,  грузные  и
неотвратимые, как темные годы, поднимались  невыспавшиеся  медведи;  туры,
лоси и буйволы, опустив венценосные головы, спешили к ней. По ее знаку дуб
опускал свои могучие ветви на плечи противников, лесной орешник хлестал их
упругими прутьями, тростник сек острыми краями листьев.
     Елга, сестра Инги, управляла погодой, казалось, что ветры,  смерчи  и
молнии жили в ее  волосах.  Одним  движением  брови  она  затягивала  небо
тучами, строя из них замки и баррикады. Одним взглядом  заставляла  лавины
сходить с гор. Снег, дождь и град верно служили ей.
     Вскоре Инга получила титул Царицы Зверей и Растений, а Елга - Хозяйки
Погоды.
     Брат  мой  Джуис  познал  секреты  владения  всеми   видами   оружия,
изобретенного к тому времени. Он без промаха метал ножи,  дротики,  копья;
отлично фехтовал клинками. Сталь любила его руки - она двигалась,  вилась,
металась в них, обретая  реальную  твердость,  вес  и  форму  оружия  лишь
касаясь плоти врага. Джуис по праву получил титул Владыки Стали.
     Однако больше всех в искусстве ведения боя преуспел наш самый младший
брат - Эгль - ему для этого не требовалось ничего кроме собственного тела.
В нужный момент он сам становился безупречной машиной смерти. Он  рассыпал
удары с  такой  скоростью,  что  трудно  было  заметить  сами  движения  -
казалось, тело его только слегка колышется,  а  противники  по  непонятной
причине разлетаются сами собой.  Когда  пришло  время,  Эгль  понес  самый
почетный титул - Мастер Своего Тела. Он стал первым среди нас, стал главой
отряда, призванного встретить и остановить то, что позднее певцы  прозвали
Темным Демоном, а мыслители нарекли Воплощением Зла, впервые пришедшего  в
этот мир.
     Словом, их было шестеро... И во всех книгах  написано,  что  их  было
шестеро. И кого не спроси в Королевстве Юм, каждый скажет тебе:  "Их  было
шестеро"... И это весьма похоже на правду.
     Братья и сестры тренировались с утра до вечера, я часто  наблюдал  за
их упражнениями из высоких окон своей  мастерской.  Их  уже  не  учили  ни
философии, ни алхимии, они ничего не знали о свойствах трав и  камней,  и,
самое главное, они понятия не имели о тайных  связях  между  предметами  в
этом мире.  Этому  учил  только  Первый  Маг  -  лишь  только  он  обладал
способностью проявлять тонкие, невидимые нити, что скрывшись от наших глаз
за   пеленой   повседневной   реальности,   соединяют    разные,    подчас
несопоставимые, предметы и явления. Лишь  он  умел  находить  законы  этих
взаимодействий. За это его с давних пор и звали Первым. Но его  поблизости
не было. Не думаю, что он собирался задерживаться так  долго,  но  кто  же
знал, что все окажется так сложно и запутано...
     Жизнь двора, да и всего города вообще, заметно изменилась - все стали
мрачными и неразговорчивыми, и, кажется,  только  и  жили,  что  ожиданием
страшных событий. Не стало праздников и народных гуляний,  перестали  петь
песни и слагать стихи - даже при дворе. У каждого из моих братьев и сестер
была конкретная цель, была своя  часть  в  общем  деле,  в  общем  великом
предназначении - им некогда было заниматься чем-то другим. С  этим  нельзя
было не считаться. И только я, наверное, единственный во всем Королевстве,
пытался жить по-старому, как ни в чем не  бывало.  Я  читал  книги,  писал
картины, вечерами подолгу играл на флейте. При дворе часто  смеялись  надо
мной. Вскоре это стало считаться хорошим тоном. Меня  считали  чудаком,  а
многие - даже недоумком. Все думали, что я веду себя  так  экстравагантно,
потому что завидую своим братьям и сестрам, их силе и могуществу.  Но,  на
самом деле - я это понял гораздо позже, уже  здесь,  в  хижине  на  склоне
Синей Горы - я просто пытался сохранить равновесие хотя  бы  внутри  себя,
раз уж весь мир пошел вразнос. Втайне я наивно  верил,  что  вот  вернется
Первый Маг и все станет на свои места, все будет правильно и красиво,  как
когда-то. Наверно, и вправду я был чудаком...
     И вот наступил Черный день, предсказанный почти четверть века  назад.
Мы сразу узнали его по звуку, по цвету, по освещению...
     Долина, что за Синей Горой провалилась  к  самому  центру  земли,  из
провала повалил дым, тень дыма упала на город. Все вокруг стало сумрачным:
яркие краски, казалось, были  приглушены,  и  только  шероховатая  фактура
предметов бросалась в глаза - притягивала взор, заставляла  забыть  все  и
погрузиться в транс. Весь город затих - жители боялись выходить из домов -
и только странные, неизвестно где рождающиеся, гулкие звуки  прокатывались
от строения к строению, тревожа чахлое эхо. В  народе  начали  говорить  о
гигантской темной фигуре, которую якобы видели беженцы из сел, ближайших к
Синей Горе. Они бежали,  побросав  все,  и  теперь  табором  жили  посреди
Дворцовой  площади,  ожидая  помощи  и  покровительства.   Тогда   впервые
появилось название Темный Демон,  так  понравившееся  певцам.  Чуть  позже
мыслители назвали его Воплощением Зла, впервые пришедшего в этот мир.
     Как водится, во дворце собрался Совет Мудрецов; к ним вышел Король  и
мы - семеро его детей.
     Встал Великий Стратег и неспешно начал речь:
     - Прошло ровно двадцать четыре года с того дня, как  уважаемый  всеми
нами Первый Маг предсказал нам Беду, а сам исчез. За это время не было  от
него никаких вестей, и даже слух о нем не достигал  наших  границ.  Однако
случилось все в точности так, как он предсказал, и вот пришло время и  нам
исполнить предначертанное. Выросло  шесть  королевских  детей:  принцев  и
принцесс,  сильных  и  властных,  владеющих  тайным  знанием   и   древней
мудростью. Лучшие маги и воители все эти годы готовили их к бою - и нам не
стыдно за своих учеников. Пора снаряжать их в поход...
     - Постой, но у меня семь детей, - прервал Великого Стратега Король.
     - Нет смысла беспокоить вашего старшего сына, -  решительно  возразил
Великий Стратег, - он не создан для военных действий. Ему лучше остаться в
городе...
     Помедлив, он добавил:
     - Не стоит отягощать отряд бесполезными людьми. Если помните,  Первый
Маг ничего не говорил о численности отряда - он не уточнял,  все  ли  дети
Короля должны войти в  него.  На  мой  взгляд,  руководствоваться  в  этом
вопросе следует все-таки здравым смыслом...
     Я молчал - я знал, что спорить бессмысленно. Я чувствовал  (зная  то,
что я знаю, это было не  трудно),  что  Верховный  Стратег  выражал  общее
мнение: мнение всех магов и мудрецов Совета, мнение всех  моих  братьев  и
сестер. И только отец мой, движимый то ли ощущением высшей мудрости,  ныне
почти забытой, то ли простой отеческой любовью к  первенцу,  пытался  меня
защитить:
     - Но ведь именно он получил из рук Первого Мага перстень, носящий имя
Сердце Мира, и хранил его все эти  годы.  Этот  перстень  должен  освятить
предстоящий бой и помочь одержать победу...
     - Мы все, - Великий Стратег картинно обвел  рукою  весь  зал  и  чуть
наклонил голову, - премного благодарны ему за  то,  что  он  сохранил  эту
реликвию, этот, так сказать, символ... Но теперь пришли другие времена,  и
он должен передать перстень Эглю - младший брат подготовлен лучше всех. Он
умеет больше всех, он первый среди них  -  он  должен  стать  в  этом  бою
главным...
     Никто ему не возразил - да и мог ли кто возражать, да и было ли  чем?
Действительно, трудно найти человека подходящего для боя лучше, чем  Эгль.
За это Великий Стратег его так и  любил  -  больше  всех  своих  учеников.
Любовь эта была взаимной,  и  Стратег  это  знал.  Великий  Стратег...  он
действительно был великим стратегом - уже тогда он думал о том, что будет,
когда отряд вернется из похода, когда умрет наш отец, и встанет  вопрос  о
престолонаследии... Я об этом не думал - не  хотел.  Потому  и  молчал.  Я
чувствовал (зная, то что я знаю, это было не  трудно),  что  и  думать,  и
говорить об этом не только рано, но вовсе бессмысленно.  И  все  же  нужно
было что-то сказать.
     - Что скажешь ты, сын мой? - обратился  ко  мне  отец.  -  Почему  ты
молчишь?
     - Мне кажется, я должен идти, - сказал  я,  хотя  мог  бы  ничего  не
говорить.
     - Сейчас не время для личных амбиций, брат, - твердо  возразил  Эгль,
он думал, что перебил меня, но я и не собирался больше ничего говорить.  -
Я понимаю: тебе, конечно, обидно, ты...
     Эгль осекся, а хотел сказать: "Ты завидуешь", -  я  это  почувствовал
(зная то, что я знаю, это было не трудно).
     - Ты не прав, Эгль, - вмешалась сестра Камилла, - амбиции тут не  при
чем - трудно найти человека менее амбициозного, чем наш старший брат.  Ему
просто неловко от того, что нам предстоит рисковать жизнью, а он останется
дома... Пусть это тебя не смущает, брат, - она повернулась ко мне.  -  Так
будет лучше и для тебя, и для нас...
     Тут снова нашелся Эгль.
     - Ты, и вправду, не создан для боя, - собравшись с мыслями  и  сделав
свой голос по  возможности  мягким,  он  повторил  слова  своего  любимого
учителя. - Такой человек в походе не просто бесполезен  -  он  вреден.  Ты
должен отдать мне перстень, носящий имя Сердце  Мира,  а  сам  остаться  в
городе, с отцом и матерью. Так, действительно, будет лучше.
     Он был по-юношески тверд и уверен - как он был красив,  мой  брат,  в
своей вере и твердости. Я невольно им залюбовался...
     - Пусть будет так, как решит совет, - сказал я.
     И тогда все, кроме отца, молча подняли руки, и было ясно, за что  они
и против чего.
     - Как угодно, - покорно сказал я и коснулся перстня, чтобы его снять.
Только перстень, всегда так свободно сидевший на моем пальце, вдруг словно
впился в сустав. Я замешкался в  тщетных  попытках  его  стащить.  В  зале
поднялся шум, ропот - они все думали, что я хитрю.
     Только вдруг  цокот  конских  копыт  за  дверями  заглушил  этот  шум
недовольства. Дверь распахнулась,  и  с  лошади,  остановившейся  прямо  в
проеме, сошел Первый Маг. Вернее не сошел, а прямо  упал,  и  только  узда
помогла ему удержаться на ногах.
     Удивительно, как я сразу не догадался, что в этот день он не  мог  не
прийти. Зная все то, что я знаю, это можно было понять -  наверное,  и  на
меня повлияло общее настроение, и чужая враждебность притупила мои, прежде
тонкие, чувства.
     Однако ни у кого, кроме меня,  приезд  Мага  радости  не  вызвал.  Уж
это-то я почувствовал - насколько он не ко двору.
     Еще меня огорчило то, что учитель мой был едва жив: одежда  его  была
изорвана  в  клочья  и  окровавлена,  лицо  потемнело  и  осунулось,  щеки
ввалились, и лишь глаза горели судорожным огнем. Я так и не узнал, кто его
ранил, сколько дней он провел в седле и скольких коней  загнал.  Никто  не
сделал ни шагу ему навстречу, не помог, не поддержал - и  он,  шатаясь,  с
большим трудом пошел через тронный зал. В полной тишине, один  на  один  с
эхом, дробились, множились и затихали шарканья его  стоптанных  сапог.  Он
шел прямо ко мне, не глядя ни на кого больше.
     - Я узнал... - прошелестел Первый Маг сухими, беззубыми деснами. -  Я
узнал, что прежде я ошибался - знак врага  мы  приняли  за  предупреждение
друга... Мы сами себе готовили гибель...
     Сказал - мне.
     Казалось, в целом мире не было никого, кроме него  и  меня,  или  все
были неважны. Он с трудом стоял на ногах.  Он  тяжело  дышал,  опершись  о
подлокотник моего кресла.
     - Я понял... - сказал он мне, облизав треснувшие губы.  -  И  ты  это
тоже поймешь... Только ты...  Но  там  -  на  склоне  Синей  Горы...  Этот
перстень поможет тебе. Только ничего не бойся, иди смело - никто  тебя  не
остановит. Ты справишься, ты победишь...  Только  ты  можешь  хоть  что-то
поправить...
     Он изо всех сил сжал мою руку вместе с перстнем, носящим  имя  Сердце
Мира, на указательном пальце и, склонив голову, затих.
     Раньше такого не было - Первый Маг при всех признался в своей ошибке.
Только никто не понял, в какой. Зал, затаив дыхание,  слушал,  что  же  он
скажет еще. Но он больше ничего не сказал. Вообще ничего. Он умер,  сжимая
мою руку, склонив голову к моим коленям.
     Потом было много шума.
     Первого Мага хоронили со всеми почестями. За гробом,  обшитым  черным
бархатом, украшенным гирляндами черных роз,  шел  весь  королевский  двор,
весь Совет Мудрецов с Главным Стратегом во  главе.  Словно  в  замедленном
механическом балете, воины отдавали умершему честь.  Стреляли  пушки,  под
колеса катафалка дети бросали цветы. Главный Стратег произнес речь,  какой
еще не слышали в Королевстве Юм - весь двор восхищался  его  красноречием.
Вот только никто не плакал - все было сурово,  торжественно  и  молчаливо.
Похоже, Первого Мага похоронили уже  давно,  и  весь  этот  величественный
ритуал был только запоздалой формальностью, как расстановка точек над  "i"
в давно написанном и уже изрядно подзабытом тексте.
     В поход мы вышли всемером - отец сказал решительно, что  предсмертная
воля Первого Мага должна быть исполнена,  и,  пока  он  король,  последнее
слово останется за ним; возразить никто не  посмел.  Шли  молча,  говорить
было не о чем, да и не было привычки.  На  привале  мои  братья  и  сестры
продолжали тренироваться, совершенствоваться в своих искусствах,  повышать
мастерство... Я же без особой цели бродил по безлюдной лесной округе.
     Я наблюдал сцены из жизни растений и животных, прислушивался к звукам
растущей травы и текущей воды, прикидывал пути облаков на  небе,  пробовал
упругие и мягкие струи ветра, разглядывал  солнечные  блики  на  камнях  и
листьях. Не знаю, что уж думали обо мне. Мне это было давно безразлично  -
зная то, что я знал, легко быть спокойным. Вскоре мне стало казаться,  что
прогулки эти не так уж случайны  и  бессмысленны,  что  кто-то  все  время
подталкивает меня -  ведет,  едва  заметно  подсказывает,  что  делать.  Я
перестал просто созерцать. Если было светло, я  расставлял  мольберт  -  я
растирал краски на палитре, смешивал цвета,  наносил  на  холст,  подбирая
оттенки в тон теплу солнечного света и прохладе глубокой заводи. Если  уже
смеркалось,  я  доставал  флейту  -  я  извлекал  из  нее  тихие  звуки  и
прислушивался к ним, стремясь передать тональность луны и коронованных  ею
облаков, стараясь не помешать идиллии сверчков  и  ночных  птиц.  Я  сидел
часами. Иногда  мне  казалось,  что  от  меня  к  окружающим  предметам  -
вылизанным ли светом или упрятанным темнотой - тянутся невидимые нити, и я
нахожусь среди них, в центре их переплетения, словно, пошевелись я, и  это
движенье отзовется где-нибудь  в  непостижимой  дали  падением  камня  или
всплеском морской волны, а дуновение ветра или крик испуганной невесть кем
птицы способны изменить мое состояние, пустить сердце биться сильнее  или,
наоборот,  заставить  замереть,  заставить   неожиданно   загрустить   или
обрадоваться... Моменты такие случались все  чаще.  Я  научился  приводить
себя в подобное состояние по желанию. Гораздо позже, уже здесь,  в  хижине
на склоне Синей Горы, я понял,  что  именно  это  состояние  и  называется
мудростью...
     Тихо и не спеша, без приключений и других странных событий наш  отряд
добрался до Синей Горы. Так  же  спокойно  мы  поднялись  по  ее  отлогому
склону, минуя деревья и камни. Необычайное предстало  нашему  взору,  лишь
только  мы  преодолели  перевал.  Вся  долина,  такая  красивая   некогда,
открывавшаяся прежде всякому, смотрящему вниз с хребта  Синей  Горы,  ныне
была сокрыта от глаз. Вся она была заполнена  темной,  почти  непрозрачной
субстанцией: не  то  дымом,  не  то  какой-то  мутью,  не  то  еще  чем-то
непонятным, чему нет ни названия, ни объяснения. Шагов около  шестисот  не
доставала она до вершины хребта. Наши кони вошли в эту муть  по  колено  и
стали, как вкопанные. Никакие силы не могли заставить их двинуться дальше.
Поняв это, мы спешились, побродили вокруг  испуганных  коней  и  вернулись
назад на хребет. Там - прямо на перевале  -  мы  и  разбили  свой  лагерь.
Поставили кругом семь шатров, а  в  центре  устроили  коновязь  и  развели
костер.
     И тут же лесные духи разнесли по округе весть, что наш  отряд  прибыл
на место.
     Ночь была нервной; несмотря на строго соблюдаемую очередность дозора,
никто не спал. Все ждали нападения, но никто так и  не  отметил  вниманием
наш лагерь. Словно бы все в мире было спокойно, словно и не  растеклось  в
шестистах шагах от нас море темной мути; как прежде, перекликались  ночные
птицы и звенели цикады, как прежде лили с небес свой неяркий свет  звезды.
И только мы беспокойно искали подвоха в каждой минуте тишины.
     Так же, без неожиданностей, прошел и следующий день. По  устоявшемуся
обычаю, мои братья и сестры посвятили его тренировкам.  Самая  старшая  из
сестер - Камилла - работала с огнем: высекала пальцами пламя, разжигала  и
гасила его. Напряженным жаром веяло от нее. Огонь следовал за нею повсюду,
как верный пес, вьющийся у  ног;  сотнями  языков  он  лизал  ее  руки  не
причиняя вреда. А стоило ей того захотеть, и он взвивался к небу  столбом.
Недаром ей был присвоен титул Повелительницы Огня.
     Мой брат Нум управлял водой. Он привлекал к  себе  небесную  влагу  и
подземные струи. Прямо на склоне горы он создавал волны и потоки, замедлял
и ускорял их течение, а сам  при  этом  оставался  сухим.  От  него  веяло
сыростью и прохладой и, казалось, что вода клокочет у его ног.  Это  и  не
удивительно, ведь он носил титул Властелина Вод.
     Близнецы  Инга  и  Елга  упражнялись  во  владении  живой  и  неживой
природой.
     Инга властвовала над животными и растениями. Она поднимала руку, и из
бурой чащи выходили волки; барсы, неуловимые, как тени камней,  спускались
с отвесных круч; из глубоких берлог, грузные и  неотвратимые,  как  темные
годы, поднимались невыспавшиеся медведи; туры,  лоси  и  буйволы,  опустив
венценосные головы, спешили к ней по горному  склону.  По  ее  знаку  дуб,
росший на склоне, опускал  свои  могучие  ветви,  лесной  орешник  хлестал
упругими прутьями, а тростник подставлял острые края листьев.
     Елга,  сестра  Инги,  управляла  погодой:  ветры,  смерчи  и   молнии
просыпались в ее волосах. Движениями бровей она  затягивала  небо  тучами,
строя из них замки и  баррикады,  взглядом  заставляла  лавины  сходить  с
ближайших скал. Снег, дождь и град верно служили ей.
     Ведь не зря их звали Царицей Зверей и Растений и Хозяйкой Погоды.
     Мой брат Джуис демонстрировал отличное владение всеми видами  оружия,
изобретенного к тому времени. Он без промаха метал ножи,  дротики,  копья;
тренировался с клинками. Сталь, так любившая его руки, двигалась,  вилась,
металась в них, готовая обрести реальную твердость, вес  и  форму  оружия,
едва коснувшись плоти врага. Он ведь по достоинству  носит  титул  Владыки
Стали.
     Но больше всего удивлял мастерством мой младший брат Эгль - ведь  ему
для боя не  требовалось  ничего,  кроме  собственного  тела.  Как  он  был
прекрасен, мой младший брат, прямо на глазах превращавшийся в  безупречную
машину смерти. Он рассыпал  удары  с  такой  скоростью,  что  трудно  было
заметить сами движения - казалось, что тело его только слегка колышется, а
толстые бревна, на которых  он  тренировался,  разлетаются  в  щепки  сами
собой, по непонятной причине. Да, это был истинный Мастер  Своего  Тела  -
первый среди нас, неоспоримый глава нашего отряда, призванного встретить и
остановить то, что позднее певцы  прозвали  Темным  Демоном,  а  мыслители
нарекли Воплощением Зла, впервые пришедшего в этот мир...
     Я же весь день сидел в стороне и  молча  взирал  на  упражнения  моих
братьев и сестер. Весь день я не мог избавиться от  ощущения,  что  ничего
страшного не происходит, что все по-старому, все нормально. На  душе  было
спокойно и пусто. Я чувствовал, как  где-то  в  непостижимой  дали  падают
камни и плещутся морские  волны,  как  дует  ветер  и  кричат,  испуганные
кем-то, птицы. И все это отзывалось во мне и наполняло почему-то покоем  и
мудростью.
     Темная муть тоже была  спокойна.  Она  ни  чем  не  проявляла  своего
присутствия, и, если смотреть в другую сторону, могло бы  показаться,  что
ее и нет вовсе. И то, что она была  на  самом  деле,  я  узнавал,  скорее,
наблюдая за поведением  моих  братьев  и  сестер.  Я  сам  удивился  этому
наблюдению.  Но  было  именно  так:  мои  родственники   вели   тщательную
подготовку, а их главный враг словно бы отсутствовал.
     Так прошел первый день нашего пребывания  на  склоне  Синей  Горы.  И
вторая ночь, последовавшая за ним, ни чем не  отличалась  от  первой.  Все
ждали подвоха, но его так и не было, и в этом оказывался  главный  подвох.
Поскольку такого оборота событий не ждал никто.
     И второй день ничем не отличался от  первого.  Ясно  светило  солнце,
весело пели птицы... Словно мы шли воевать, а попали на пикник. Мои братья
и сестры по-прежнему тренировались, только не так спокойно, как раньше,  а
как-то нервно, с надрывом, на грани истерики.
     Третья ночь их доконала. Все уже знали, что ничего не произойдет,  но
с тайной надеждой ждали. И, конечно же, ничего так и не произошло...
     Утром все встали злые, никто не мог поднять глаз,  смотреть  друг  на
друга было нестерпимо, говорить было не о чем...
     И тут не выдержала моя сестра Камилла. С боевым кличем, полным боли и
ненависти, она бросилась вниз по склону навстречу темной мути. Но муть  не
ответила ей ни звуком. И тогда Камилла прокричала:
     -  Эй,  ты,  кем  бы  ты  ни  был!  Выходи!  Я,  принцесса   Камилла,
Повелительница Огня, вызываю тебя на бой! Выходи и сразись со мной!
     Она ждала ответа, и темная муть ей ответила громким хохотом. При этом
где-то в ее глубине  мелькнул  огромный  силуэт.  Именно  он  был  позднее
прозван певцами Темным Демоном, а мыслителями - Воплощением  Зла,  впервые
пришедшего в этот мир.
     - Сразись сначала с моей сестрой,  -  пророкотал  силуэт,  и  Камилле
навстречу вышла женщина в черном. Она была немного похожа на  мою  сестру,
но на целую голову выше.
     Когда между соперницами осталось  не  более  десятка  шагов,  Камилла
вскинула руки, и широкий язык пламени метнулся  вперед.  Но  не  успел  он
достигнуть цели, как женщина в черном в ответ вскинула руки, и  в  сторону
моей  сестры  метнулось  сразу  два  языка  пламени.  Две  огненных  волны
столкнулись в воздухе, сплелись, спутались и, словно два стравленных  пса,
со свистом закружились клубком...
     "С-с-с-с-с..."  -  свистели  они.  А  две  смелых  воительницы,   две
Повелительницы Огня, ни на секунду  не  ослабляя  напряжения,  закружились
вокруг них внешним кольцом. Блистали вспышки. Огненный псы то  прижимались
к самой земле, опаляя жесткие стебли горных трав и освещая странным светом
самые укромные расщелины, то взвивались  ввысь,  разгоняя  низкие  плоские
облака. Соперницы слабели, но не оставляли схватки - ни одна  не  решалась
отступить ни на шаг и снова, и снова гнала вперед  своего  слугу,  отдавая
ему  последние   силы.   Огненный   клубок   разрастался,   питаясь   ими.
"С-с-с-с-с..." - свистел он...
     В какой-то миг напряжение достигло такой  силы,  что  воительницы  не
смогли его более сдерживать, и тогда два сплавленных пламени одним столбом
взвились высоко в небо и тут же обрушились на  головы  своих  хозяек...  И
только обожженный склон горы остался на месте этого падения.
     Так погибла моя сестра, принцесса  Камилла,  Повелительница  Огня.  И
лесные духи тут же разнесли эту трагическую весть по всей округе.
     Увидев гибель сестры, вниз по склону бросился мой брат Нум. Но бежать
ему пришлось меньше чем он ожидал, потому что темная  муть  сама  подалась
ему навстречу и, сожрав ровно сто шагов, невозмутимая остановилась.
     - Эй, кем бы ты ни был, - крикнул он в толщу темной мути.  -  Выходи!
Тебе удалось победить  мою  сестру,  принцессу  Камиллу,  но  теперь  тебе
придется сразиться со мной, принцем Нумом, Властелином Вод!
     Снова ответом был громогласный хохот. Снова в самой толще темной мути
мелькнул силуэт, позднее прозванный певцами Темным Демоном, а  мыслителями
- Воплощением Зла, впервые пришедшего в этот мир.
     - Сразись сначала с моим братом, -  пророкотал  силуэт,  и  навстречу
Нуму вышел мужчина в черном. Он чем-то был похож на моего брата, только на
целую голову выше.
     Мой брат сделал небольшой шаг в бок, нащупывая подземные воды,  затем
развел руки в стороны  и  тут  же  медленно  соединил  их  перед  собой  в
магическом жесте. Земля перед ним тотчас же разверзлась, и наружу вырвался
могучий  фонтан.  Едва  заметным  жестом  Нум  направил  струю  в   своего
противника, желая сбить его с ног, утопить. Однако тот успел остановить ее
одной рукой, и взмахнув другой, призвал себе  на  помощь  небесную  влагу.
Небо над  их  головами  стало  кристально  чистым,  потому  что  все  тучи
превратились в один водяной поток, хлынувший на моего брата. Но и он сумел
защититься и отразить  первый  удар,  и  тогда  две  водяные  струи  бурля
бросились друг на друга и сплелись между собой, как два безжалостных змея.
Кругом веяло сыростью и прохладой - казалось всюду клокотала вода.
     "Бу-бу-бу-у-у..." - бубонили они, булькая и брыкаясь бурунами, бурыми
от  подхваченной  грязи  и  большущих  булыжников.  Бойцы   буравили   ими
пространство между собою, били, будоражили, будили все новые и новые  силы
и, разбудив, бросали на противника. Битва близилась к исходу, на  багровых
лицах бьющихся блестел  пот,  на  бровях  нависали  белесые  капли...  Обе
водяные струи сплелись воедино и бешено клубились. Брызги летели в  разные
стороны... "Бу-бу-бу-у-у..." - бубонили струи.
     Последним усилием мой брат Нум попытался бросить  бурлящий  клубок  в
своего соперника, но и тот сделал то же самое. Водяной ком взвился  высоко
в небо и тут же обрушился с него на обессилевших противников.  Когда  воды
схлынули и ушли под землю, лишь мокрый склон предстал нашему взору.
     Так погиб мой брат, принц Нум, Властелин Вод. И лесные  духи  тут  же
разнесли эту трагическую весть по всей округе.
     Взглянув на не успевшие впитаться лужи, вниз по склону плечом к плечу
двинулись мой сестры Инга и Елга. Но им идти пришлось еще  меньше,  потому
что темная муть опять подалась в нашу сторону  и,  сожрав  еще  ровно  сто
шагов, остановилась невозмутимая и спокойная.
     - Эй, кем бы ты ни был, - выкрикнула Инга. - Выходи!
     - Тебе удалось победить нашу  сестру,  принцессу  Камиллу,  и  брата,
принца Нума, - добавила Елга,  -  но  теперь  тебе  придется  сразиться  с
нами...
     - Принцессой Ингой, Царицей Зверей и Растений!
     - И принцессой Елгой, Хозяйкой Погоды!
     Снова ответом был громогласный хохот. Снова в самой толще темной мути
мелькнул силуэт, позднее прозванный певцами Темным Демоном, а  мыслителями
- Воплощением Зла, впервые пришедшего в этот мир.
     -  Сразитесь  сначала  с  моими  сестрами,  -  пророкотал  силуэт,  и
навстречу Инге и Елге вышли две женщины в черном. Чем-то они  были  похожи
на моих сестер-близнецов, только были на целую голову выше их.
     Инга подняла руку и, покорные ее зову, из бурой чащи явились волки; и
барсы, неуловимые, как тени камней,  спустились  с  отвесных  круч;  а  из
глубоких берлог,  грузные  и  неотвратимые,  как  темные  годы,  поднялись
невыспавшиеся медведи; туры, лоси и буйволы, опустив  венценосные  головы,
поспешили к ней, готовые выполнить все  ее  приказания.  Дубы  приготовили
свои ветви, лесной орешник - упругие прутья,  а  тростник  -  острые  края
листьев. Рядом с Ингой стояла Елга, и ветры, смерчи и молнии, что  жили  в
ее волосах, взмыли в  воздух,  чтобы  оттуда  поддержать  атаку  зверей  и
растений. Снег, дождь и град были готовы послужить ей.
     Однако навстречу зверям, посланным Ингой, уже спешили другие,  ей  не
подвластные, а каждый смерч  или  ветер,  насланный  Елгой,  перехватывали
смерчи и ветры, ею не управляемые.
     "В-в-ва-у-у-у..." - выли звери  и  вторили  им  сверху  ветры.  Волки
вцеплялись в горла волкам, барсы валили с ног барсов,  а  медведи  вонзали
когти  в  тела  медведей...  Туры,  лоси  и  буйволы,   свившись   рогами,
вальсировали парами. Вездесущие вихри вились над ними, взъерошивая шерсть,
свистели и ворковали, вырывали дубы, лесной орешник и тростник. Враждующие
стороны давили друг друга своими войсками, визг, вой и всевозможные  вопли
раздавались вокруг. "В-в-ва-у-у-у..." - выли  звери.  "В-в-ва-у-у-у..."  -
вторили им сверху ветры...
     В какой-то миг битва захватила, вовлекла и самих четырех  воительниц,
и когда разлетевшиеся в разные стороны слабеющие смерчи растянули за собой
тела мертвых животных, на склоне остались только лишь лужи крови.
     Так погибли сразу две мои сестры, принцесса  Инга,  Царица  Зверей  и
Растений, и принцесса Елга, Хозяйка Погоды. И  лесные  духи  разнесли  эту
грустную весть по всей округе.
     Мой брат Джуис не спеша, с достоинством направился  вперед,  вниз  по
склону. Но темная муть сама подалась ему навстречу и, сожрав сразу  двести
шагов, невозмутимая остановилась.
     - Эй, кем бы ты ни был, - крикнул он в толщу темной мути.  -  Выходи!
Тебе удалось победить мою сестру, принцессу Камиллу, моего  брата,  принца
Нума и близнецов, принцессу Ингу и принцессу Елгу, но теперь тебе придется
сразиться со мной, принцем Джуисом, Владыкой Стали!
     Снова ответом был громогласный хохот. Снова в самой толще темной мути
мелькнул силуэт, позднее прозванный певцами Темным Демоном, а  мыслителями
- Воплощением Зла, впервые пришедшего в этот мир.
     - Сразись сначала с моим братом, -  пророкотал  силуэт,  и  навстречу
Джуису вышел мужчина в черном. Он чем-то был похож на моего брата,  только
на целую голову выше.
     Джуис по своему обыкновению был увешан железом. Он  сделал  небольшой
шаг вперед и едва заметное движение - и легкое копье с тихим звуком "дзяк"
рванулось из его руки. Оно непременно попало бы в самое сердце противника,
если бы на полпути не столкнулось с таким же легким  копьем...  Тогда  мой
брат сделал еще один шаг вперед, и из его руки с еще  более  тихим  звуком
"дзяк" взвился дротик. Но  и  он  встретил  на  полпути  своего  близнеца.
Столкнувшись, дротики упали  рядом  с  копьями.  Вскоре  в  этой  же  куче
оказались и два ножа, совсем уж беззвучно покинувшие ладони своих  хозяев,
сделавших еще  по  шагу  вперед.  Ножи  так  же  столкнулись  на  полпути,
произнеся-таки тихий звук "дзяк". К этому времени  противники  уже  стояли
друг против друга, сжимая в руках обнаженные мечи. Еще миг -  и  эти  мечи
тоже встретились...
     Сталь пела свою тихую страшную песню, повторяя  с  переменным  ритмом
один и тот же звук  "дзяк".  Она  злобно  звенела  и  забористо  завывала,
взвивалась в воздух, пронзала его, стремилась задеть, зацепиться за плоть.
Незнакомые покуда для здешних мест, эти звуки  разрывали  морозную  зыбку.
Узкие  лезвия  покрывались  зазубринами,  заусенцами,  но  не   замолкали.
Беспрестанно повторяя все тот же звук "дзяк", сталь  пела  свою  заунывную
песню.
     Не было видно даже  силуэтов,  фигуры  бьющихся  полностью  закрывало
блестящее облако мелькающей стали, она двигалась, вилась,  металась...  Но
вдруг привычного звука "дзяк"  не  последовало  -  два  меча  одновременно
обрели реальную  твердость,  вес  и  форму  оружия,  вонзившись  в  плоть.
Блестящее  облако  в  миг  растаяло,  на  склоне  Синей  Горы  лежали  два
бездыханных тела.
     Так погиб мой брат принц Джуис, Владыка Стали. И лесные духи  тут  же
разнесли эту трагическую весть по всей округе.
     Тогда вниз по склону бросился мой самый младший  брат  Эгль.  Но  ему
идти пришлось не более ста шагов, потому что темная муть сделала еще  один
скачок  ему  навстречу  и,  сожрав  еще  ровно  сто  шагов,   остановилась
невозмутимая и спокойная.
     - Эй, кем бы ты ни был, - выкрикнул  Эгль.  -  Выходи!  Тебе  удалось
победить нашу сестру, принцессу Камиллу, и брата, принца  Нума,  близнецов
Ингу и Елгу и принца Джуиса, но теперь тебе придется сразиться со  мной  -
принцем Эглем, Мастером Своего Тела. Я самый сильный и  умелый,  я  первый
среди них и глава этого отряда!
     - Ну, что ж, если так - я принимаю твой вызов, -  был  ему  ответ.  И
одновременно с ответом из темной мути появился сам, тот кого позднее певцы
прозвали Темным Демоном, а мыслители - Воплощением Зла, впервые пришедшего
в этот мир. Увидев его, я удивился, до чего  же  он  был  похож  на  моего
младшего брата... Только на целую голову выше.
     Они не спеша подошли вплотную друг к другу - две  безупречные  машины
смерти. И уже в этот миг  я  понял,  что  исход  поединка  предрешен.  Они
рассыпали удары с такой скоростью, что трудно было заметить сами  движения
- казалось, что тела их только  слегка  колышутся...  Но  каждый  их  удар
натыкался на блок, и каждый прием находил защиту.
     "Тум-тум", - тупо стучали удары. Твердые, как утесы, точеные их  тела
терпели атаку за атакой. Они торжественно и тревожно  сталкивались  и  тут
же, так же нестерпимо тягостно, отталкивались. Стычка затягивалась,  бойцы
уставали, тумаки застывали на пол пути,  не  достигнув  точки,  в  которую
летели. Теперь лишь отдельные удары тупо стучали "Тум-тум".
     Когда бойцы уже еле стояли на ногах, они с трудом удерживая сознание,
нанесли каждый по удару, вложив в  него  все  остатки  сил.  И  оба  удара
достигли цели...
     Так погиб мой последний брат,  первый  из  нас  и  неоспоримый  глава
нашего отряда, принц Эгль, Мастер  Своего  Тела.  И  лесные  духи  тут  же
разнесли эту трагическую весть по всей округе.
     Я стоял на самой вершине Синей Горы, я не сделал  ни  шагу  -  темная
муть сама хлынула  мне  навстречу,  остановившись  у  самых  моих  ног.  Я
посмотрел и увидел в ее глубине шесть силуэтов:  это  были  бойцы  убившие
всех моих братьев и сестер. Они были живы, они глумились и корчили рожи, и
уже было невозможно понять, кто из них тот, кого  позднее  певцы  прозвали
Темным Демоном, а мыслители - Воплощением Зла, впервые пришедшего  в  этот
мир.
     Темная муть была готова хлынуть через хребет Синей Горы и  заполонить
весь мир, но я уже знал, что этого не  произойдет.  Это  знание  появилось
само собой, потому что включился перстень,  носящий  имя  Сердце  Мира.  Я
весомо ощутил его у себя на пальце. Он запульсировал в такт  биению  моего
сердца, приводя его в гармонию со всем  миром,  заставляя  звучать  ему  в
унисон. И тогда я вновь почувствовал, как от меня к  окружающим  предметам
тянутся невидимые нити, и я нахожусь среди них, в центре их  переплетения,
словно пошевелись я, и это движенье отзовется  где-нибудь  в  непостижимой
дали падением камня или всплеском морской волны,  а  дуновение  ветра  или
крик, испуганной невесть  кем,  птицы  способны  изменить  мое  состояние,
пустить сердце биться сильнее или, наоборот, заставить замереть, заставить
неожиданно  загрустить  или  обрадоваться...  Я  понял,  что  именно   это
состояние и называется мудростью, именно этому учил меня  когда-то  Первый
Маг. Я сразу понял, что надо делать.
     Я достал их походного мешка свои кисти и обмакнул их в  яркие  краски
дня. Я широко взмахнул рукой и нарисовал прямо перед собой ограду.  Темная
муть ткнулась в нее, уперлась и сразу  же  откатилась  назад.  Сквозь  эту
ограду легко пролетали ветры и птицы, пробегали зайцы  и  ящерицы  -  едва
заметная для глаз, она была непреодолима только для  темной  мути.  Потому
что в эту ограду влилась горячая сила солнечного света,  упругость  лесных
растений, покойная энергия морских  волн.  Темная  муть  метнулась  снова,
ударила и опять вернулась ни с чем... Так билась она весь день, и с каждым
ударом силы ее слабели. Темные силуэты в ее глубине выли и корчились, и  с
каждым ударом вой их становился все тише, а движения все медленней.  Когда
же солнце приблизилось  к  горизонту,  в  глубине  темной  мути  прозвучал
знакомый голос. Только не было в нем прежней силы и глубины.
     - Ты смог задержать  меня...  Да...  Но  лишь  до  того  мига,  когда
последний солнечный луч скроется за горизонтом.  Тогда  яркие  краски  дня
поблекнут и распадутся в тлен. Вместе  с  ними  рухнет  и  твоя  ограда...
Х-ха...
     Рассмеяться зловеще, как прежде, у него не получилось - вышло вяло  и
нерешительно.
     Но я все же несколько испугался. Я сам не очень-то верил  в  то,  что
сумел  остановить  темную  муть.  Произошедшее  казалось  мне   счастливой
случайностью. Но перстень, носящий имя Сердце Мира,  успокоил  меня  своей
вибрацией. Я вновь почувствовал свою связь со всем, что было вокруг  меня,
и это ощущение вселило в меня покой.
     Когда же последний луч солнца скрылся за горизонтом, яркие краски дня
померкли, и моя ограда рухнула, я достал из дорожного мешка свою флейту. Я
поймал тональность лунного света и сыграл ей в унисон.  Звуки,  выдуваемые
из  флейты,  сплетались  вместе,  петлями  цеплялись   один   за   другой,
последующий за предыдущий... Закончив пьесу, я оторвал  флейту  от  губ  и
увидел перед собою прозрачную сеть. Она была сплетена  из  лунных  звуков.
Темная муть ткнулась в нее, опять уперлась и,  как  и  прежде,  откатилась
назад.  Сквозь  эту  сеть  беспрепятственно  пролетали  ночные  бабочки  и
нетопыри, пробегали ежи  и  мыши  -  едва  заметная  для  глаз,  она  была
непреодолима только для темной мути. Потому что в эту сеть вплелись тонкие
нити лунного света, упругие голоса цикад и колкие шорохи листьев на ветру.
Темная муть метнулась снова, ударила и опять вернулась  ни  с  чем...  Так
билась она всю ночь, и с каждым ударом силы ее  слабели  все  больше.  При
лунном свете силуэты в ее глубине уже были совсем не различимы, а их крики
почти не слышны.
     Я спокойно проспал до самого утра, а когда на востоке замаячил первый
солнечный луч и сеть стала слабеть, перстень,  носящий  имя  Сердце  Мира,
разбудил меня. Я вышел  из  палатки  с  кистями  в  руках,  готовый  вновь
рисовать ограду, но делать ничего не пришлось  -  темная  муть  отступила.
Весь склон Синей Горы был чист, и только в самом низу,  в  долине,  что-то
темнело.  Заметив  меня,  остатки  темной  мути  закопошились  и  медленно
развернулись в фигуру того, что позднее певцы прозвали Темным  Демоном,  а
мыслители нарекли Воплощением Зла, впервые пришедшего  в  этот  мир.  Было
видно, с каким трудом ему давались эти движения - от былых силы и  величия
не осталось и следа. Его  едва  хватило,  чтобы  встать  во  весь  рост  и
сказать, не давая голосу дрогнуть:
     - Ты меня победил... Да... Но дорого же обойдется тебе эта победа!  И
дело даже не в том, что у меня еще хватит  сил,  чтобы  проклясть  тебя...
Дело в том, что страшен не сам мой приход, а уже одно его ожидание. Это  я
послал вам звезду и птицу - я сам предупредил вас о своем приходе  и  этим
подготовил себе почву... И все шло по-моему, и случилось бы по-моему, если
бы ты остался в городе, если бы Первый Маг в последний момент не докопался
до истины...
     Ты меня не пустил, но прежнего мира  уже  не  вернуть  -  люди  стали
другими. Часть меня осталась  в  их  сердцах,  они  сами  ее  вскормили  и
взлелеяли. Теперь они  по-другому  видят,  по-другому  чувствуют,  другого
хотят... Ты - победитель; но ты уже чужд этому  миру,  ты  ему  больше  не
нужен. Это и есть мое проклятье! Тебя все забудут, даже самое имя твое  не
вспомнит никто. Все будут славить имена твоих  глупых  братьев  и  сестер,
ставших моими марионетками и  отдавших  мне  все  свои  силы,  а  о  твоих
стараниях не узнает никто в этом мире. А сам ты будешь жить вечно и будешь
вечно страдать глядя на то, что стало с миром, который был когда-то твоим,
с миром, который ты спас от меня. Да, он не слал моим, но и твоим  он  уже
никогда не будет...
     В город ты можешь не возвращаться. Уже сейчас там переполох:  король,
твой отец, свержен и убит,  правит  Совет  Мудрецов  во  главе  с  Великим
Стратегом. Вот кто до последнего выполнял мой план, считая, что печется  о
себе и делая вид, что печется о государстве... Впрочем, можешь и вернуться
- тебя все равно никто не тронет, потому что никто  не  узнает...  Еще  не
известно, кто из нас победил: я просто уйду, оставив темную муть в сердцах
жителей королевства Юм, а ты останешься здесь, но будешь вечным изгоем...
     Он хотел напоследок зловеще рассмеяться, но смех переломился  кашлем.
Тот, кого позднее певцы  прозвали  Темным  Демоном,  а  мыслители  нарекли
Воплощением  Зла,  впервые  пришедшего  в  этот  мир,  скорчился,  упал  и
провалился под землю. Провал закрылся, и больше ничто не напоминало о том,
что здесь произошло.  Но  лесные  духи  молчали  в  зеленых  кронах  своих
деревьев, и ни один из них не передал эту весть.
     Я понял, что проклятье сбылось, и идти мне больше некуда. Я  построил
себе хижину прямо на склоне Синей Горы и остался в ней жить.
     Я живу здесь уже не один век. За эти долгие годы я  слышал  множество
песен о Великой Битве, но ни в одной из них не упоминалось моего имени. Да
я и сам уже давно забыл его. Тому, кто знает то, что теперь  знаю  я,  нет
надобности в имени.
     Для этого мира я навечно остался изгоем,  но  я  появлялся  в  других
мирах под различными другими именами. Я заново проживал детство, юность  и
зрелость, иногда в нескольких мирах одновременно. При этом  я  никогда  не
покидал свою хижину на склоне Синей Горы - это трудно объяснить...  Но  по
крайней мере, одно из этих имен вам уже известно...
     Вот так и живу я в  хижине  на  склоне  Синей  Горы  -  размеренно  и
спокойно. Я, как и прежде, рисую, только мне уже не нужны для этого  кисти
и краски, я часто играю,  но  мне  уже  не  нужны  для  этого  музыкальные
инструменты. И уже давно  я  совсем  не  переживаю,  когда  от  случайного
путника в который раз слышу, что их было шестеро...
     И во всех книгах написано, что их было шестеро. И кого  не  спроси  в
Королевстве Юм, каждый скажет тебе: "Их было шестеро".
     Шесть королевских детей: принцев и принцесс, -  сильных  и  властных,
владевших тайным знанием и древней мудростью... Каждый из них отдал  жизнь
в борьбе с тем, что позднее певцы прозвали  Темным  Демоном,  а  мыслители
нарекли  Воплощением  Зла,  впервые  пришедшего  в  этот  мир.  И   каждый
заслуженно был назван героем. Их имена и почетные титулы может перечислить
любой. И добавить при этом, что они вышли навстречу Тьме, отдали  ей  свои
жизни и этим остановили ее. А если бы не они, все в Королевстве Юм  сейчас
было бы совсем другим, а, может быть, Королевства Юм не  стало  бы  вовсе.
Потому что в те черные времена Тьма была столь сильна, что могла поглотить
страну целиком, и кто знает, что бы с ней сталось... Так пишут  в  книгах,
так поют в песнях. И это весьма похоже на правду.
     Их было шестеро. И во всех книгах написано, что их  было  шестеро.  И
кого не спроси в Королевстве Юм, каждый скажет тебе: "Их было шестеро".  И
только я один знаю, что был седьмой. Он был вместе  с  ними,  и  тоже  шел
навстречу врагу, и с успехом сыграл свою роль, свою часть в общем деле. Он
единственный остался жив, хоть и не вернулся в родной  город,  где  о  нем
больше никто даже не вспомнил. О нем никогда  не  пели  песен,  не  писали
книг. О нем забыли все: и певцы, и мудрецы, и простолюдины. Но он живет по
сей день, вот уже много веков...
     И этот седьмой - я.

                           Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                            СОЛДАТИКИ ЛЮБВИ

             (сценарий полнометражного фантастического фильма)

     В тонких и длинных  холеных  пальцах  -  потертый  замшевый  мешочек,
похожий на кисет.
     Пальцы  элегантно  встряхивают  мешочек,  тщательно  перемешивая  его
содержимое.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Так, посмотрим, что нам скажут руны...
     Одна рука погружается в мешочек и, еще раз перемешав его  содержимое,
появляется наружу с небольшой деревянной  пластинкой,  на  которой  выжжен
некий знак - руна.
     Пластинка с руной ложится на поверхность старинного инкрустированного
стола. Движения гадающего неспешны, голос спокоен.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Руна перевернута... Это  значит,  что  главный  твой
враг внутри тебя...
     Рука опять погружается в мешочек, и рядом  с  первой  ложится  вторая
деревянная пластинка.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: А эта руна со всех сторон смотрится  одинаково.  Она
означает, что у тебя есть надежный покровитель. Что, собственно, я тебе не
раз говорил и раньше... Где-то там...  (палец  указывает  вверх)  Это  еще
называется "гид" - он ведет тебя, оберегает и вытащит, если будет уж очень
плохо... Не ссорься с ним... У тебя сильный покровитель...  В  общем,  это
хорошая руна...
     Рука третий раз погружается в мешочек, и рядом с двумя ложится третья
деревянная пластинка.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: О-у! Это просто замечательная руна. Она говорит, что
труд твой будет увенчан успехом... В общем, смело  берись  за  предстоящее
дело, тебе помогут, и успех заранее обеспечен... но это не значит, что все
будет так уж просто... И помни - твой главный враг внутри тебя!..
     За круглым, инкрустированным столиком, явно старинной  работы,  сидят
двое. Гадающий - ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ. Это высокий,  тонкокостный  мужчина  лет
тридцати пяти, у него тонкие черты лица,  высокий  лоб,  нос  с  небольшой
горбинкой и глубокие, проникновенные темно-синие глаза, изящно  очерченные
густыми, но тонкими черными бровями, на нем роскошный вышитый  халат  -  в
общем, на месте все внешние атрибуты практикующего мага. Он гадает  АНДРЕЮ
ЛЕТАЕВУ,  задумчивому  молодому  человеку  с  бледным  лицом  и  грустными
глазами, в нем не трудно угадать тонкую поэтическую натуру, одним  словом,
"не от мира сего".
     На специальной подставке легким дымком курится индийская  благовонная
палочка. На краю стола, свернувшись клубочком, примостилась черная  кошка.
На окнах тяжелый занавес красного бархата.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Вот и все. Ты зря волнуешься - все будет хорошо...
     ЛЕТАЕВ: Будет... Когда?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Когда-нибудь... Сие не от нас зависит...
     ЛЕТАЕВ: А мне нужно сейчас... У меня сейчас ничего не  выходит...  Не
получается... Понимаете...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Погоди немного. Сейчас пойму...
     Леонид Петрович поднимается со стула, обходит Летаева и становится за
его спиной. Он проводит над  головой  Летаева  руками,  как  будто  что-то
нащупывает.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Расслабься, постарайся ни о чем не думать... Конечно
это невозможно, но ты постарайся... Можешь закрыть глаза... Хотя нет...
     Леонид Петрович делает шаг в сторону - рядом, на рабочем столе, стоит
компьютер. Леонид  Петрович  включает  его,  тонкие  пальцы  пробегают  по
клавиатуре, а курсор на экране - по  названиям  файлов  в  меню,  пока  не
останавливается на одном из них.
     Программа запущена - на темном  экране  в  полной  тишине  вспыхивают
разноцветные разряды фейерверка. Сначала появляется яркая точка, потом  из
нее во все стороны густым  пучком  расходятся  лучи,  которые,  постепенно
истончившись, вскоре тают, но еще раньше в другом месте  появляется  новая
точка уже другого цвета...
     ЛЕОНИД  ПЕТРОВИЧ:   Смотри   сюда.   Полезная   штучка   -   помогает
рассредоточиться...  Так...   Хорошо...   Ага...   Ты   получил   выгодное
предложение... Ну, так в чем же дело? Это хорошо...
     На экране одна вспышка сменяется другой,  лучи  пересекаются,  но  не
сливаются вместе.
     Картинка перед глазами  Летаева  постепенно  плывет  и,  так  же  как
вспышки на экране, сменяется другой...

     В сумрачном банкетном зале за столиками сидят  люди.  Любопытно,  что
всех присутствующих без труда и с первого взгляда можно разделить  на  две
совершенно различные категории: за одними столиками  немолодые  мужчины  в
солидных пиджаках и их дамы в вечерних платьях, а рядом - молодежь  весьма
вольного вида, экстравагантно одетые и  причесанные.  Играет  ненавязчивая
музыка. На небольшой сцене в центре зала - ведущий вечера.
     ВЕДУЩИЙ: Мы приветствуем вас на вечере  отдыха  творческой  молодежи,
организованном  молодежной  ассоциацией  "Молодая   волна"   совместно   с
администрацией города... Как нетрудно догадаться, он приурочен к празднику
восьмого марта и посвящен всем прекрасным дамам... В этом  зале  собрались
молодые музыканты, поэты, художники - но сегодня все они  рыцари,  и  все,
что они сделают, будет во имя  любви,  будет  посвящено  нашим  прекрасным
женщинам...
     За одним из столиков Летаев и  еще  двое.  Один  -  ВЛАД  -  примерно
ровесник Летаева, крепкий молодой человек  с  черными  волосами  до  плеч,
одетый в кожаные брюки и жилетку на голое тело. Второй - мужчина постарше,
в дорогом фиолетовом пиджаке и пестром галстуке.
     Влад разливает  шампанское  по  бокалам,  протягивает  один  МУЖЧИНЕ,
чокается с ним. Летаев в это время, чуть склонив голову, смотрит куда-то в
сторону - ни то на сцену, где танцует  современный  балет,  ни  то  просто
внутрь себя. Заметив, что Летаев не пьет, Влад обращает  его  внимание  на
полный бокал. Летаев рассеяно кивает, улыбается, берет бокал, чокается...
     ВЛАД (мужчине): Кстати, это и есть Андрей Летаев... Я вам  давал  его
книжку. Помните?
     МУЖЧИНА: Да. Я читал... Кое-что мне понравилось. Скорее, многое...
     ЛЕТАЕВ (смущенно): Правда?
     МУЖЧИНА: Да. Влад говорил, вы получили за нее премию...
     ЛЕТАЕВ: Приз.
     Летаев, улыбнувшись, изображает руками нечто  внушительное,  что,  по
его разумению,  должно  дать  хоть  какое-то  представление  о  полученной
награде.
     ВЛАД: За лучшую дебютную книгу...
     МУЖЧИНА: Ну что же, не плохой старт для молодого автора. Теперь важно
не потерять темп... если так можно выразиться. Так ведь?
     Летаев  кивает,  не  глядя  на   собеседника,   и   отпивает   глоток
шампанского.
     МУЖЧИНА: У меня для вас есть серьезное предложение.
     Мужчина поднимает на Летаева  внимательный  взгляд  и  ждет  от  него
реакции, но тот, кажется, зачарован движением пузырьков газа  в  бокале  с
шампанским и мельканием тел танцующих девушек, отражающихся там же.
     Мужчина делает паузу и, заполняя ее, отпивает глоток шампанского.
     ВЛАД (почувствовав паузу): Я ему говорил об  этом...  Ну  ладно,  мне
пора на сцену. Петь надо... Кстати, почти все тексты к моим песням написал
тоже он. В общем, вы пока поговорите, я потом подойду.
     Уходя Влад подбадривающе хлопает Летаева по плечу -  мол,  не  упусти
своего.
     МУЖЧИНА: Вы меня слушаете?
     Летаев стряхивает с лица оцепенение, смотрит на Мужчину.
     ЛЕТАЕВ: Да.
     МУЖЧИНА: Я хочу, чтобы ты написал мне сценарий для фильма. Конечно, я
бы мог обратиться к профессионалу, но мне важно... как бы  это  сказать...
акция, что ли... Самый молодой лауреат премии и  все  такое.  Ну  ты  меня
понимаешь?
     ЛЕТАЕВ (спокойно): Понимаю.
     МУЖЧИНА (оживившись): Вот и хорошо! Парень,  еще  год  -  может  чуть
больше - будут помнить о твоем призе. У тебя есть шанс выскочить...  Туда,
наверх... Ну ты меня понимаешь?
     ЛЕТАЕВ (не меняя тона): Понимаю.
     МУЖЧИНА: Все, что ты раньше писал, это хорошо.  Я  читал  -  да,  это
хорошо. Только это лирика и все такое... Это  невозможно  продать.  Ну  ты
меня понимаешь? Мне нужно совсем другое. Но ты сможешь, я верю. Ты лирик -
напиши сценарий про любовь, про молодежь... Пусть там будут всякие рокеры,
панки и все такое... Ты философ  -  не  кокетничай,  ты  философ  -  можно
подпустить мистики, этой, как ее... экстрасенсорики - это сейчас любят.  У
тебя хорошая фантазия - придумай что-нибудь неожиданное. Пусть герой будет
странным, таким романтическим и все такое... Пусть все это будет похоже на
сон... Только, понимаешь,  для  кино  важно  действие...  не  чувства,  не
настроение, а действие... эти,  как  их,  ситуации  и  коллизии...  Каскад
аттракционов... Ну ты меня понимаешь?
     ЛЕТАЕВ: Понимаю.
     Мужчина разливает шампанское по бокалам.
     МУЖЧИНА: Вот и  хорошо.  И  насчет  оплаты  не  волнуйся  -  получишь
прилично... Договорились? Ну давай...
     Мужчина поднимает свой бокал,  Летаев  свой.  Они  чокаются.  Мужчина
проглатывает шампанское залпом, как будто водку;  Летаев  пьет  маленькими
глотками.
     МУЖЧИНА: Может возьмем еще водочки? Не стесняйся.
     Летаев пожимает плечами.
     МУЖЧИНА: Значит возьмем. За успех нашего безнадежного дела...

     Летаев чуть заметно покачиваясь выходит из зала, проходит  мимо  двух
суровых охранников в пестрых камуфляжных костюмах, спускается по  лестнице
на один этаж...
     Летаев выходит из туалета, он моет руки, не спеша сушит  их...  Когда
он собирается уже выйти, путь ему  преграждает  парень  жлобского  вида  с
туповатой квадратной физиономией. Это  БЕШЕНЫЙ.  Сочетание  в  его  одежде
отдельных атрибутов внешности не то рокеров, не то панков с  классическими
принадлежностями  шпаны  делают  образ  в  целом  максимально   пошлым   и
отвратительным. За его спиной стоят  еще  двое  таких  же:  один  высокий,
нескладный, второй маленький, с болезненным, капризным личиком.
     БЕШЕНЫЙ: Отдыхаешь тут, да?..
     Летаев не понимает, что это наезд.
     ЛЕТАЕВ: Да, вроде того...
     БЕШЕНЫЙ: Творческая молодежь, значит... Ха! Одни отдыхают,  а  других
не пускают. Они, значит, не творческая молодежь... Да? А  ты  знаешь,  что
если я тебе сейчас двину - ты  не  встанешь!  И  будет  тебе  тогда  вечер
отдыха... Ха-ха...
     ЛЕТАЕВ: Я не понимаю...
     БЕШЕНЫЙ: Ты не перебивай.  А  то  ведь  я  таки  двину,  тогда  сразу
поймешь... Ты там, а мы - тут. Тебя туда пустят,  а  нас  -  нет.  Это  ты
понимаешь? А раз так, то ты должен платить. Теперь понял?
     Летаев слегка пьян и поэтому он не успевает испугаться -  ведет  себя
странно, чудаковато.
     ЛЕТАЕВ: Кому платить?
     БЕШЕНЫЙ (усмехаясь): Непризнанным гениям...
     Двое за его спиной тоже смеются.
     БЕШЕНЫЙ (отсмеявшись): В общем так: с тебя  бутылка  водки  и  можешь
подниматься назад, поздравлять своих прекрасных дам дальше.  Только  учти,
дерьма мы не пьем - что-нибудь типа "Финляндии". Понял или таки объяснить?
     ЛЕТАЕВ: Но у меня нет...
     БЕШЕНЫЙ: А на это мне плевать. У тебя есть друзья, у них есть  деньги
- не один же ты тут...
     В этот момент в дверь входит Влад. Он довольно быстро ориентируется в
ситуации.
     ВЛАД: В чем дело?
     БЕШЕНЫЙ: Ничего. Проходи спокойно.
     ВЛАД (Летаеву): А я  тебя  везде  ищу.  (Бешеному  -  резко):  Так  я
повторяю - что происходит?
     БЕШЕНЫЙ (весь переменившись): Он толкнул меня... Нагло так толкнул. Я
чуть не упал... А теперь он извиняться не хочет...
     ВЛАД: Я за него извиняюсь. Ты доволен или как?
     Бешеный бросает ненавистный взгляд на Летаева  и  выходит  вместе  со
своими приятелями.
     ВЛАД (шутя, подбадривая Летаева): Тебя нельзя ни на минуту  оставить,
сразу куда-то влипаешь. Ну, ничего...
     Только теперь Летаев понимает, чем ему грозила эта ситуация, если  бы
вовремя не появился Влад, и с опозданием пугается.
     ЛЕТАЕВ: Кто это?
     ВЛАД:  Бешеный.  Известный  придурок.  Сейчас  все,  кто  ни  попадя,
пытаются рок-н-ролл играть. И эта шпана туда же... Он считает, что у  него
тоже группа, и они что-то играют... Ему пригласительных не дали, на  вечер
не пустили, вот он зло и срывает.  Держался  бы  ты  от  него  подальше  -
дерьмо...
     ЛЕТАЕВ: Да я бы его вообще не видел...
     ВЛАД (откровенно смеясь): А зачем же ты его толкнул? (передразнивает)
Нагло так... Ха-ха-ха...
     Влад смеется, Летаев тоже улыбается.

     Влад и Летаев заходят в гримерную. Влад садится  на  вертящийся  стул
перед зеркалом, Летаев опускается в кресло в углу. Влад смотрит в зеркало,
вытирает тени под глазами.
     ВЛАД: Ну что, вы с этим папиком о чем-нибудь договорились?
     ЛЕТАЕВ: Он хочет, чтобы я написал ему сценарий для фильма.
     ВЛАД: Ну так и напиши.
     ЛЕТАЕВ: Постараюсь.
     В гримерную вваливается изрядно выпивший один  из  музыкантов  группы
Влада.
     МУЗЫКАНТ: Влад, ты тут шарик не видел?
     ВЛАД (не оборачиваясь): Какой шарик?
     МУЗЫКАНТ: Надувной, большой такой, на фаллос похожий... Я  его  перед
выступлением здесь оставлял... Или не здесь...
     ВЛАД: Спроси у Бликсы. Он здесь был.
     Музыкант уходит.
     Влад прокручивается на стуле и оказывается лицом к Летаеву.
     ВЛАД: Я тебе вот что скажу: этот папик  -  мужик  серьезный.  За  ним
большие бабки. Хорошо напишешь -  он  хорошо  заплатит,  не  обманет...  А
деньги тебе сейчас нужны - за тираж книги ведь до сих пор не  расплатился?
Да?
     ЛЕТАЕВ:  Ну,  уже  не  очень  много  осталось...  Часть  тиража   уже
продалась...
     ВЛАД: Угу. Часть - ты раздарил... Вот напишешь сценарий - и за первую
книгу расплатишься, и на вторую хватит... Пора бы и стихи твои  тиснуть...
А?
     ЛЕТАЕВ: Хорошо бы...
     В гримерную заходит МАРИНА, невысокая крашенная блондинка с  короткой
стрижкой, одетая в черные облегающие джинсы и в черную же кожаную  куртку.
Ее движения энергичны.  Она  бросается  к  Владу,  целует  его  в  щеку  и
кокетливо садится на колени.
     МАРИНА: Влад, вы сегодня так классно играли...
     ВЛАД: Да ладно кривляться...  Зал  никудышный  -  кабак  кабаком,  ни
звука, ни акустики... В нем  только  "Мурку"  лабать.  Не  музыка  это,  а
политика... или экономика... Чтобы денег  дали,  чтобы  аппарат  обновили,
чтобы помещение предоставили... Тьфу...
     В гримерную заходит  фотограф  он  быстро  вскидывает  фотоаппарат  и
запечатлевает Марину на коленях у Влада.
     ФОТОГРАФ: Постойте, еще раз.
     ВЛАД: Погоди-ка, Маришка...
     Влад чуть небрежно ссаживает Марину с колен, встает.
     ВЛАД: А теперь - фото с автором текстов.
     Влад забирается на подлокотник кресла,  в  котором  сидит  Летаев,  с
другой стороны устраивается Марина. Фотограф щелкает камерой.
     Летаев, Влад и Марина замирают цветной фотографией...
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ага... Понятно... Достаточно. Можешь открыть
глаза.

     Летаев сидит за круглым инкрустированным столом,  а  Леонид  Петрович
стоит за его спиной и делает пассы над головой  -  широкие  рукава  халата
болтаются из стороны в сторону. Рядом, на письменном столе  компьютер,  на
экране которого один за другим вспыхивают разрывы фейерверка.
     Леонид Петрович встряхивает руками и возвращается на свой стул.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Можешь  открыть  глаза.  Я  же  тебе  говорил:  твой
главный враг внутри тебя... Борись с ним.
     ЛЕТАЕВ: Но как? Что мне с ним делать?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Вопрос хороший... А в чем собственно проблема?
     ЛЕТАЕВ: У меня не выходит сценарий...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Что именно?
     ЛЕТАЕВ: Да ничего... Чушь получается, слюни какие-то, в лучшем случае
- дурацкие разговоры... Действия нет, и придумать не могу. Видно, придется
отказаться.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Отказываться  не  спеши.  Разберись  в  себе,  поищи
причину... Ведь раньше ты писал, и проблем не было - ты просто  садился  и
писал.
     ЛЕТАЕВ: Раньше... Раньше я писал, когда хотелось,  по  вдохновению...
Иногда мне кажется, что так больше не будет.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Глупости, самовнушение... Это не причина.
     ЛЕТАЕВ: Все, что я писал раньше - стихи, рассказы - все это  касалось
чувств, образов, настроения... А теперь я понял,  что  абсолютно  не  умею
строить ситуации.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Это серьезно. Не умеешь - так учись! Или  ты  хочешь
всю жизнь писать лирические стишки для девочек?
     Летаев смущается.
     ЛЕТАЕВ (после паузы): Я тихий, домашний человек... Все больше дома  -
сижу, читаю книги. Закончил школу - поступил в  институт.  Все  как-то  по
инерции, как-то само собой... Теперь мне  кажется,  будто  все  это  время
жизнь проходила мимо меня, и мы с ней так ни разу и не встретились. И  эта
книжка, и этот приз, - все как-то само собой, без  моего  вмешательства...
Все это время я жил в своем мире, там были свои законы и я один, и  больше
никого... И я совсем даже не знаю, что происходит в мире, где много людей.
Я даже не знаю, что и как бывает в этой жизни. И книги  не  помогают.  Мне
уже плевать на сценарий - я вдруг понял, что и не жил-то по настоящему. Не
любил, не страдал, не боялся, не превозмогал себя... Вот.
     Поднимается кошка, трется о руку Леонида Петровича. Тот гладит кошку,
перебирает четки и ждет, пока Летаев закончит затянувшуюся исповедь,  хотя
во всем его виде читается нетерпение. Когда  же  молодой  человек  наконец
умолкает, Леонид Петрович выдерживает короткую, но многозначительную паузу
и только тогда говорит.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ:  Мы  с  тобой  довольно  давно  знакомы,  и  я  тебя
достаточно наблюдаю,  чтобы  выступить  в  роли  твоего  психоаналитика...
Хочешь?
     ЛЕТАЕВ: Если честно, я уже готов хвататься за соломинку.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Будем надеяться, я предложу тебе  нечто  понадежней.
Слушай меня внимательно и, главное, последовательно.  А  то  я  знаю  твою
манеру отключаться... Ты сам сказал, что все время жил в своем мире. Но ты
не задумывался, почему?
     ЛЕТАЕВ: Нет.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Вопрос был риторическим. Ты создал свой мир,  потому
что у тебя не все в порядке с этим миром. Ты его, попросту, боишься.  Ведь
так?
     ЛЕТАЕВ (неуверенно): Наверное...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: А раз в этом мире тебе неуютно, а в своем внутреннем
-  уже  стало  тесно.  Необходимо   найти   или   создать   новый   мир...
соответствующий новым требованиям...
     ЛЕТАЕВ: То есть как - создать?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Есть много способов, но, к  сожалению,  не  все  они
доступны людям... Как говорится, есть многое на свете, друг Горацио, что и
не снилось нашим... Сменим тему.
     Он поднимается со стула и подходит к компьютеру.  Его  тонкие  пальцы
пробегают по клавиатуре, а курсор - по экрану. Курсор  останавливается  на
слове "GAMES".
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Как ты относишься к компьютерным играм?
     Летаев  несколько  сбит  с  толку  столь  неожиданной   сменой   темы
разговора. А Леонид Петрович тем временем запускает одну из игр.
     На экране компьютера появляется стилизованная под  восточную  вязь  и
украшенная орнаментом заставка игры:

                           "PRINCE OF PERSIA"

     Заставку сменяет изображение замка. Стены выложены крупным камнем,  в
резных подставках горят факелы. Принц бежит по коридору, сбегает  вниз  по
лестнице, подтягивается на другой ярус, снова бежит, упирается в  стену  -
это тупик - принц разворачивается, бежит  назад,  еще  раз  подтягивается,
опять бежит... Навстречу принцу идет воин в чалме, широких шароварах  и  с
кривой турецкой саблей. Принц выхватывает свою шпагу и вступает в схватку.
Тонкие пальцы Леонида Петровича ловко бьют по клавишам.  Принц  отступает,
снова наступает, наносит удар, еще один  -  враг  замирает  и  со  смешным
звуком исчезает с экрана. Принц бежит дальше.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну как?
     Летаев пожимает плечами, хмыкает.
     ЛЕТАЕВ: Солдатики...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Что?
     ЛЕТАЕВ: Я говорю, это те же самые детские солдатики. Только на другом
техническом уровне...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Эк ты их однако... А  может  быть  это  другой  мир?
Параллельный? Вот посмотри еще...
     Он нажимает кнопку и запускает игру "Цивилизация".  На  экране  карта
вымышленного мира.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Я могу строить города, вести войны, а этот мир будет
жить, будет развиваться, пока дело не дойдет до космических полетов...
     ЛЕТАЕВ (нерешительно): Параллельный мир?..
     Леонид Петрович входит  в  раж,  его  глаза  загораются  демоническим
огнем, он по-театральному сильно жестикулирует, рукава халата разлетаются,
как крылья птицы. Испуганная кошка прыгает со стола.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Да! Параллельный  мир.  Хочешь  попробовать  его  на
вкус? Вот в него дверь...
     ЛЕТАЕВ (более уверенно): Параллельный мир...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Решайся, ты ведь всегда  мечтал  побывать  в  другом
мире! Я же знаю... Ну? Я тебе помогу...
     ЛЕТАЕВ: Чем черт не шутит...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Отлично! Отличное решение... Моментального успеха  я
не обещаю, начнем с малого... Это только эксперимент. Понимаешь? Ты будешь
первым!
     Леонид Петрович вновь запускает программу, демонстрирующую фейерверк.
Одна вспышка сменяет другую, и тоже исчезает, оставив  место  очередной...
Леонид Петрович заходит за спину Летаеву и делает над  его  головой  пассы
руками.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (жестко): Смотри. Смотри сюда. Смотри на эти вспышки.
Рассредоточься. Не думай ни о чем, кроме этих вспышек. Больше нет ничего -
только ты и эти вспышки. Во всем  мире  нет  ничего  -  только  ты  и  эти
вспышки. Ты стоишь в полной темноте, и только над головой у тебя  одна  за
другой возникают эти вспышки...
     Летаеву кажется, что вспышки с  экраны  надвигаются  на  него.  Голос
Леонида Петровича становится глуше.

     Летаев стоит посреди полной темноты, нет ни земли, ни неба, ни  стен,
- вокруг нет ничего. Во все стороны  простирается  бескрайняя  темнота.  И
только над головой Летаева  одна  за  другой  в  полной  тишине  возникают
разноцветные вспышки. Летаев стоит задрав голову, зачарованный грандиозным
зрелищем...
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ты видишь их?
     ЛЕТАЕВ: Да...
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ты уже в этом  мире...  Сейчас  ты  услышишь
звук... Приготовься - включаю...
     Очередная вспышка разрывается с громким глубоким  звуком,  как  взрыв
настоящего фейерверка.
     Оглушенный и очарованный Летаев стоит посреди мира темноты, и  только
невидимый ветер колышет его волосы.
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ты видишь вспышки?
     ЛЕТАЕВ: Да.
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ты слышишь их звук?
     ЛЕТАЕВ: Да.
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ты чувствуешь что-нибудь еще?
     ЛЕТАЕВ: Да. Я чувствую ветер, теплый ветер, он обдувает мне лицо... Я
его чувствую... Мне кажется: еще немного, и он унесет меня...
     ГОЛОС   ЛЕОНИДА   ПЕТРОВИЧА:   Достаточно.   Возвращайся.    Слышишь?
Возвращайся назад...
     ЛЕТАЕВ: Но здесь так хорошо...
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА (жестко): Я сказал, возвращайся! Слышишь?
     ЛЕТАЕВ (неохотно): Слышу. Возвращаюсь...

     Летаев сидит на стуле за круглым инкрустированным столиком. Он  часто
моргает,  постепенно  отходя   от   необычного   приключения,   машинально
поправляет волосы.  Черная  кошка  трется  о  его  ногу.  Леонид  Петрович
особенно весел и оживлен.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Получилось! Ты был там! Ты был внутри искусственного
мира...
     ЛЕТАЕВ: И что теперь?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Теперь? О-о, теперь будет самое интересное. Этот мир
был прост и  непритязателен.  У  нас  впереди  новые  миры!  Один  сложнее
другого! Ты  будешь  космическим  разбойником,  мастером  каратэ,  принцем
Персии...

     На экране  компьютера  появляется  стилизованная  восточной  вязью  и
орнаментом заставка игры:

                           "PRINCE OF PERSIA"

     Заставку сменяет изображение замка.
     Стены коридора выложены крупным камнем. В  резных  подставках  торчат
факелы. Откуда-то сверху прыгает Летаев. На нем широкая  белая  рубашка  с
кружевным воротником, черные бархатные брюки и ремень с большой серебряной
пряжкой.  На  ремне  висит  шпага.  Все  вокруг  пышет  необычайно  яркими
красками. Летаев легко и ловко приземляется, тут же вскакивает на  ноги  и
бежит по коридору. Перед ним темнеет шахта, уходящая вниз; он, ни  секунды
не задумываясь, прыгает - в полете замечает на дне шахты острые шипы  -  и
оказывается на самом краю, на другой стороне. И снова бежит по коридору...
     Летаев оказывается  в  тупике,  моментально  поворачивается  и  бежит
назад, замечает пропущенный ранее лаз наверху, прыгает, повисает на руках,
подтягивается... Едва успевает встать на ноги, как  замечает  прямо  перед
собой воина с длинными  усами,  в  широких  полосатых  шароварах,  вышитой
жилетке и большой красной чалме. В руках воина кривая турецкая  сабля,  он
лихо поигрывает ею, поджидая противника, мышцы впечатляюще  перекатываются
под  кожей.  Принц  Летаев  выхватывает  шпагу  из  ножен,  делает  выпад.
Восточный воин легко отбивает шпагу своей кривой саблей и в, свою очередь,
с размаху  наносит  удар.  Летаев  едва  уворачивается  и  сам  колет,  но
промахивается. Воин громогласно хохочет и опять бьет с размаху.  Сабля  со
скрежетом, разбрасывая искры, скользит  по  шпаге,  срывается  и  задевает
правое плечо Летаева. Тонкая ткань рубашки быстро намокает  кровью,  пятно
расплывается.  Принц  сжимает  правое  плечо  левой  рукой,  но  шпаги  не
выпускает. Воин опять хохочет, но Летаев неожиданно делает выпад  -  шпага
пробивает грудь в узорчатой жилетке. Ни на ткани, ни на шпаге нет ни капли
крови. Воин замирает на месте, его изображение мелькает и  растворяется  в
воздухе...
     Принц Летаев истекая кровью, бредет по коридору, вся  правая  сторона
его тела - красна. Он еле переставляет ноги, хватается за стены, чтобы  не
упасть. В чуть подсвеченной нише он замечает, курящийся легким голубоватым
дымком, пестрый кувшин. Летаев протягивает  руку,  берет  кувшин  и  жадно
припадает губами к его горлышку. Содержимое кувшина выпито, и принц Летаев
вновь полон сил, плечо цело, даже на рубашке нет ни капли крови.
     Летаев вбегает в просторный зал  с  колоннами,  скользит  на  гладком
полу. Здесь его встречают сразу два воина, как две капли воды  похожие  на
прежнего. Летаев сходу колет первого  -  его  удар  достигает  цели,  воин
растворяется в воздухе, а сам принц тут же  отскакивает  назад,  чтобы  не
попасть под саблю второго. Летаев петляет между колоннами, дразня грузного
воина и  уворачиваясь  от  его  ударов.  Наконец,  воспользовавшись  явной
оплошностью, принц сам наносит удар - воин растворяется в воздухе.
     Принц  Летаев  решительно  распахивает  резные,  узорчатые  двери.  В
комнате за ними на широкой кровати под пологом сидит восточная  принцесса.
Ее  лицо  закрывает  вуаль.  Летаев  подбегает   к   принцессе,   картинно
отбрасывает в сторону шпагу, девушка встает и подается к ему  на  встречу.
Они обнимаются. Летаев церемонно целует принцессу через вуаль...
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА: Ты опять победил...  И  уложился  во  время.
Можешь возвращаться.
     Летаев продолжает обнимать принцессу.
     ГОЛОС ЛЕОНИДА ПЕТРОВИЧА (строго): Слышишь? Возвращайся!...

     Летаев сидит на стуле и держит руки перед собою  так,  будто  кого-то
обнимает. Перед ним  компьютер,  на  экране  которого  узорчатая  заставка
компьютерной игры "Prince of Persia", а за спиной стоит Леонид Петрович  и
делает пасы руками.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Возвращайся...
     Летаев открывает  глаза,  моргает  привыкая  к  этой  реальности.  По
сравнению с яркими красками восточного замка, все вокруг кажется  блеклым.
Летаев разочаровано вздыхает.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Игра окончена. Ты победил...
     Летаев полностью стряхивает с себя оцепенение и приходит в нормальное
состояние.
     ЛЕТАЕВ: Надоело!...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (чуть заискивающе): Что надоело?
     ЛЕТАЕВ: Игры эти надоели.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: То есть как?
     ЛЕТАЕВ: Надоели и все тут...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Но ты же сам хотел этого. Неблагодарный...
     ЛЕТАЕВ: Этого?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Да. Ну где  же  еще  тебе  доведется  в  такой  мере
испытать боль и страх, превозмочь себя и почувствовать вкус победы. И  при
этом абсолютно без риска для жизни...
     ЛЕТАЕВ: Это все  не  по  правде,  это  игра...  Мне  кажется,  я  сам
становлюсь  солдатиком,  сотый  раз  выполняю  одну  и  ту  же  программу,
стремлюсь через этот дурацкий лабиринт к какой-то мифической цели...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Что делать, это ведь всего лишь модель жизни.  А  ты
хочешь сказать, что в этой реальности ты  не  солдатик?  Что  у  тебя  нет
программы? Нет столь же мифической цели и лабиринта? Столь же дурацкого?..
Тебе так только кажется. В  этой  реальности  все  так  же,  только  лучше
завуалировано...
     ЛЕТАЕВ: Н-но...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: К тому же, когда ты солдатик в игре,  ты  не  знаешь
своей программы, ты искренне стремишься к цели... Программу  знает  только
оператор...
     ЛЕТАЕВ: Эта программа мне надоела!
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (усмехается себе под нос): Ты это Ему скажи...
     Он показывает пальцем вверх. Однако Летаев, недослышав,  не  понимает
иронии.
     ЛЕТАЕВ: Тогда смысла нет ни в чем. И,  что  бы  то  ни  было,  делать
бессмысленно...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Может и так. Но мы ведь только в середине опыта.  Мы
не можем его прерывать, мы ведь так много уже достигли...
     ЛЕТАЕВ: В середине?..
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Да. Твое сознание находится в компьютерном мире,  но
тело-то  остается  здесь...  Эффект  будет  полным,   когда   ты   целиком
перенесешься в искусственный мир.
     ЛЕТАЕВ: И что тогда?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (высокопарно): Тогда это явление  гордо  можно  будет
назвать телепортацией. Ты понимаешь, о чем  я  говорю?  Это  же  настоящая
фантастика!
     ЛЕТАЕВ: А зачем?
     Леонид Петрович, сраженной этим  вопросом,  тяжело  вздыхает.  Черная
кошка трется о его ногу.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Тебе  нужен  был  сценарий.  Про  любовь.  Из  жизни
современной молодежи. Так?
     ЛЕТАЕВ: Да. А что?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Давай разыграем его в компьютере...
     ЛЕТАЕВ: То есть как.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Как в жизни. Введем  героя  и  героиню,  зададим  им
характеры и цели. Придумаем им друзей и врагов.  И  запустим  крутиться...
Потом посмотрим, что из этого выйдет...
     ЛЕТАЕВ (заинтересованно): А я смогу туда переносится?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ты будешь главным героем. (оживляется) С тебя  мы  и
начнем! Для начала нужна твоя фотография...
     ЛЕТАЕВ: У меня, кстати, кажется есть с собой...
     Он  лезет  в  нагрудный  карман  и  достает  фотографию,  на  которой
изображен вместе с Владом и Мариной. Протягивает ее Леониду Петровичу.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Мелковато, да ладно...
     Он садится за компьютер, нажимает несколько клавиш, проводит сканером
по поверхности фотографии, и та по частям появляется на экране. Летаев  на
экране выделяется в рамку, выносится в сторону и укрупняется.
     На  экране  -  лицо  Летаева.  Леонид  Петрович  доволен  проделанной
работой.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну? Каков герой?
     Летаев заглядывает через плечо.
     ЛЕТАЕВ: Ничего. Похож...
     Леонид Петрович тыкает пальцем в изображение Влада.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: А это кто?
     ЛЕТАЕВ: Это Влад. Музыкант, мой друг... Он поет песни на мои стихи.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Понятно. Будет героем второго плана.
     Он так же выделяет изображение Влада в рамку, укрупняет и  выносит  в
сторону. На экране - крупное лицо Влада.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Так... Есть. А это что за девушка?
     Леонид  Петрович  показывает  на  изображение  Марины.  Летаев   чуть
смущается.
     ЛЕТАЕВ: Не знаю. Зашла вот...  Я  ее  раньше  не  видел...  Наверное,
знакомая Влада. Кажется, Марина ее зовут...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну, да это и не важно. Она тебе внешне нравится?
     Летаев смущается еще больше.
     ЛЕТАЕВ: Ну-у...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ:  Не  стесняйся.  Говори  -  нравится?  Хочешь  такую
героиню?
     ЛЕТАЕВ: А характер?..
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Характер придумаем! Ну, так как?
     ЛЕТАЕВ: Ну, давайте...
     Леонид Петрович выделяет изображение Марины в рамку, так же укрупняет
и выносит в сторону. На экране - лицо Марины.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Где будет происходить действие? Так  сказать,  какая
натура...
     ЛЕТАЕВ: Та-ак... В клубе, где играет Влад... у них в общаге...  Может
потом можно придумать?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Можно. Завтра приноси подробно расписанные характеры
всех троих, придумай еще пару-тройку персонажей второго плана и  перечисли
все места встреч. Запомнил?
     ЛЕТАЕВ: Ага.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну тогда, до завтра. А у меня со всем этим будет еще
уйма черновой мороки... Пока.
     Летаев направляется к двери.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (неожиданно вспомнив): Да, а как назовем программу?
     ЛЕТАЕВ: Ну, я не знаю...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ты все время говоришь "солдатики"... А давай  так  и
назовем - "Солдатики любви"? Про любовь ведь будет...
     Летаев улыбается.
     ЛЕТАЕВ: А что, отличное название. Пусть так и будет.
     На экране компьютера на  фоне  витиеватой  заставки  одна  за  другой
появляются крупные буквы - это название программы:

                            "СОЛДАТИКИ ЛЮБВИ"

     Летаев входит в комнату Влада в общежитии.  Там  небольшое  застолье;
кроме самого Влада, несколько музыкантов из его группы и  девушек,  в  том
числе Марина. На столе початая трехлитровая банка с пивом, вокруг  нее  на
обрывках газеты разложена вяленая рыба.
     ВЛАД: О! Привет-привет... Заходи, выпей с нами пивка...
     Летаев находит место и садится.
     ВЛАД: Кто еще не  знаком  -  Андрей  Летаев,  великий  русский  поэт,
лауреат премии... Как бишь она называется?.. Ну да ладно, в общем  хороший
человек. Рекомендую. (Летаеву) Марину ты уже как-то видел, а с  остальными
познакомишься по ходу дела... Вот тебе стакан.
     ЛЕТАЕВ: Я тут тебе тексты принес, посмотри, может что споешь...
     ВЛАД: Посмотрю обязательно. Только сначала - пива.
     Наливает стакан пива и подает его Летаеву, тот не спеша пьет.  Подняв
глаза, он ловит заинтересованный взгляд Марины, но делает вид,  что  этого
не заметил.
     Весеннее солнце играет лучами в банке с пивом, разбрасывая по  стенам
блики солнечных зайчиков.
     ВЛАД: Мы с ним еще в школе учились вместе. Он тихоня такой был, никто
и не знал, что он стихи пишет... Я помню была история: он как-то несколько
стихов в годовое сочинение вставил. Литераторша наша его чуть  не  шепотом
спрашивает: "Ты признайся, это твои  стихи?"  А  он  спокойно  так:  "Мои,
конечно - я чужих наизусть не запоминаю". И пошел... Ты это помнишь?
     ЛЕТАЕВ: А как же. Она потом меня все хотела на литературную олимпиаду
послать, я еле тройкой по русскому и плохим почерком отговорился...
     ВЛАД: А я ее тут встречал как-то. Всех наших вспомнили. Она  говорит:
"Кто бы знал, что Летаев будет поэтом..."
     Оба смеются. Марина кидает еще один взгляд,  но  и  он,  кажется,  не
достигает цели. Тогда она пытается заговорить.
     МАРИНА (Летаеву): Скажи, а тебе никогда не бывает  обидно?..  Вот  ты
пишешь стихи, Влад поет на них песни - его все знают, а тебя никто...
     ВЛАД: Что за дурацкий вопрос...
     ЛЕТАЕВ: Хм... Если честно, я об этом никогда не задумывался. Поет - и
хорошо... Я бы сам пел, да у меня слуха нет  напрочь...  В  конце  концов,
если надо, я могу их читать...
     ВЛАД: О! Кстати, уважь старика -  прочти  про  пиво...  У  него  есть
замечательная вещь, как раз к случаю...
     Влад пошатываясь обводит рукой застолье.
     ЛЕТАЕВ: Почему бы и нет...
     Он поднимает второй стакан с пивом и, озорно  щурясь,  смотрит  через
него на солнце.
     ЛЕТАЕВ:

                        Бултыхая на весу,
                        В сумке я баллон несу;
                        Солнца луч нырнул в баллон -
                        Крышкой хлоп, и пойман он!
                        Разлагая свет на кванты,
                        Чуть помешиваю банку -
                        Свет с пленением смирился
                        И тихонько растворился...
                        Бултыхая на весу,
                        В сумке солнца луч несу!
                        Я приду к своей подружке,
                        Я налью напиток в кружки,
                        А подружка мне в ответ
                        Сразу принесет газет.
                        Те газеты не для читки -
                        Мы на них разложим рыбки,
                        С рыбки снимем чешую,
                        Втянем пенную струю...
                        Солнца луч у нас в крови -
                        Господи, благослови!

     Закончив читать,  Летаев  смачно  выпивает  стакан  пива,  артистично
склоняет голову и садится.
     МАРИНА: Здорово!
     Она восторженно хлопает  в  ладоши.  Все  смеются  и  с  новой  силой
налегают на пиво.
     ВЛАД:  Я  же  говорил,  что  к  случаю...  (Летаеву)  Слушай,  что  я
придумал... Послезавтра мы играем вон у них (он кивает в сторону девушек),
в общаге текстильного института... Там большая программа, несколько групп,
танцы-шманцы всякие...  Приходи  стихи  почитать.  Пока  мы  настраиваться
будем. Мы тебя представим...
     МАРИНА: Действительно, приходи.
     ЛЕТАЕВ: С удовольствием.
     Солнце  заливает  все  вокруг.  От  него  и  от  выпитого  пива   все
расплывается, кажется нереальным, сказочным...

     Летаев сидит на стуле в комнате  Леонида  Петровича.  Сам  же  хозяин
устроился напротив, за компьютером.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну, как ощущения?
     ЛЕТАЕВ: Странновато.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Что именно?
     ЛЕТАЕВ: Мне кажется, я перестаю различать реальность и вымысел...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Поясни пожалуйста.
     ЛЕТАЕВ: Я каждый раз не знаю, где нахожусь - в реальном  мире  или  в
созданном вами... Мне кажется, я научился попадать  в  него  и  без  вашей
помощи...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (нерешительно): Это вполне возможно... Тут уж  ничего
не поделаешь - побочный психологический эффект...
     ЛЕТАЕВ: А крыша у меня не поедет?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (неуверенно): Да  не  должна...  А  вообще,  в  любой
момент ты можешь прекратить эксперименты, и все будет по старому.
     ЛЕТАЕВ: Да нет, что вы. Все только начинается...

     Звучат последние аккорды какой-то песни и группа  покидает  небольшую
импровизированную сцену, устроенную в  глубине  просторного  зала.  Ей  на
смену на сцене  появляется  Влад  с  микрофоном  в  руке.  За  его  спиной
музыканты из его группы возятся с аппаратурой.
     ВЛАД: Привет, друзья. Это уже мы...
     Зал отвечает восторженным воем.
     ВЛАД: Меня и других музыкантов вы уже  знаете...  Но  есть  еще  один
человек, без которого не было бы ни одной из наших песен. Это поэт - автор
всех, без исключения, наших текстов - Андрей Летаев!..
     На сцене появляется Летаев. В его движениях можно заметить  некоторою
нерешительность  и  опаску,  он  щурится  от  яркого  света  софитов.  Зал
реагирует сдержанными аплодисментами.
     ВЛАД: Пока  мы  настраиваем  аппарат,  он  почитает  вам  свои  новые
стихи... Прошу!
     Влад передает Летаеву микрофон. Он  ничего  не  видит  -  все  вокруг
пестрит, осветительные приборы слепят глаза - и  только  слышит,  как  зал
недоверчиво затихает, раздаются отдельные скептические смешки.
     ЛЕТАЕВ: Добрый вечер. Если не возражаете,  я  прочту  вам  лирическое
послание поэта к деве...

                   Что ж ты дева отдалась кретину?
                   Посмотри - ведь он же туп, как пробка...

     Зал понемногу начинает искренне смеяться.
     ЛЕТАЕВ:

                   ...А поэт высокий и красивый,
                   Деликатный и немного робкий...
                   Осчастливь поэта поцелуем,
                   Осчастливь его хотя бы взглядом,
                   А кретин найдет себе другую -
                   Много ли ему, кретину, надо?
                   А поэт тебе обнимет нежно,
                   Будет ваша ночь, как будто песня,
                   Элегантна, томна и безбрежна...
                   Неужель с кретином интересней?..

     Зал  вовсю  смеется,  иногда  Летаеву  приходится  замолкать,   чтобы
переждать смех и аплодисменты.
     ЛЕТАЕВ:

                   ...Ах, поэт! Ах, тонкое созданье!
                   Словно жрец с тебя снимая вещи,
                   Каждый шаг он свой отметит тайной
                   И, коснувшись лона, затрепещет...
                   И стихи напишет он об этом,
                   Каждой строчкой выражая чувство...
                   Так отдайся ж, девочка, поэту -
                   Сделай ну хоть что-то для искусства...

     Зал радостно смеется и восторженно аплодирует.
     Спускаясь в зал, Летаев  замечает  Бешеного,  стоящего  у  стены.  На
какой-то миг  их  взгляды  встречаются.  Однако  конфликта  не  случается,
Летаева тут же окружают несколько восторженных ребят.  Они  навеселе.  Они
жмут ему руки, хлопают по плечу. Слов их не слышно, потому  что  на  сцене
уже начинает играть группа Влада.
     Ребята манят Летаева в сторону, он идет за ними.
     Устроившись на сдвинутых в сторону столах,  они  разливают  водку  по
пластиковым стаканчикам. Один стаканчик протягивают Летаеву,  он  поначалу
отказывается, но  его  уламывают.  Он  пьет,  запивает  соком  из  пакета.
Разгоряченные новые приятели что-то кричат ему на ухо, стараясь  заглушить
рев музыки, он кивает, ему показывают большой палец - мол "Все отлично!"
     По  сумеречному  залу  проносятся  разноцветные  лучи   осветительных
приборов:  фиолетовый,  красный,  оранжевый...  На  сцене   перемигивается
цветомузыка. Все вокруг пестрит, меняет  цвета  и  содрогается  в  такт  с
гремящей музыкой.
     Летаеву протягивают еще один стакан. Один из ребят  по  кругу  тыкает
пальцем  во  всех  членов  компании,  видимо  представляет   их   Летаеву.
Заканчивает собой и предлагает выпить "на брудершафт". Они сцепляют  руки,
пьют, затем, следуя традиции, целуются.
     К  их  компании   присоединяются   несколько   девушек   с   бутылкой
шампанского. Среди них  Марина.  Она  опять  старается  привлечь  внимание
Летаева, жестами предлагает тоже выпить  "на  брудершафт".  Летаев  охотно
соглашается, Марина наливает ему в стаканчик шампанского, пена течет через
край, капает на пол...
     Летаев и Марина сцепляют руки  и  пьют.  Летаев  пытается  поцеловать
Марину в щеку, но она поворачивается и целует его в губы. Вокруг смеются и
аплодируют ее решимости...
     Пустая бутылка из-под шампанского катится  под  стол  и  стукается  о
пустую же бутылку из-под водки.
     Вся компания идет танцевать... Поначалу они держатся вместе, кружком.
Опьяневший  Летаев  танцует  неумело,  но  весьма   экстравагантно,   лихо
извиваясь и высоко подпрыгивая.
     Постепенно все, кто был в компании, исчезают или теряются, и Летаев с
Мариной остаются один на один.
     Динамичная песня сменяется медленной. Летаев берет Марину за талию, а
она обнимает его шею.
     Влад поет лирический блюз.
     ВЛАД:

                  Южная ночь...
                  Блеском моллюсков мерцает прибой...
                  Пьяный точь-в-точь,
                  Словно, возлюбленный прерий, ковбой,
                  Я иду по песку,
                  И только небо способно понять мою тоску.
                  Теплый кагор -
                  Что может быть лучше массандровских вин...
                  Стих разговор,
                  И в целом свете оставшись один,
                  Я иду по песку,
                  И только небо способно унять мою тоску...

     Музыка звучит тише, чем раньше, и становится можно говорить.
     МАРИНА: Это тоже твои стихи?
     ЛЕТАЕВ: Ага.
     МАРИНА: А ты пишешь о том, что действительно было?
     ЛЕТАЕВ: Как правило, нет... Иногда  реальные  ситуации  переплетаю  с
выдумкой...
     МАРИНА: Вот наверное, тем,  кто  был  их  свидетелем,  потом  забавно
читать...
     ЛЕТАЕВ: Не думаю. Скорее всего, они ничего не узнают...  А  иногда  я
сначала напишу, а потом точно так и будет... Так тоже бывает.
     ВЛАД (поет):

                   Дальних огней
                   Свет одинокий ползет по воде...
                   Мысли - о ней...
                   Не разбирая пути в темноте,
                   Я иду по песку,
                   И только небо способно отнять мою тоску.

     МАРИНА: А эта песня?
     ЛЕТАЕВ: Это - чистая выдумка. Влад попросил что-нибудь  лирическое  в
блюзовых ритмах...
     Снова звучит забойная песня. Марина берет Летаева за руку и уводит из
зала.

     Марина за руку вытаскивает Летаева в коридор. Они идут и смеются.  Их
лица блестят, пряди волос слиплись от пота.
     ЛЕТАЕВ: А, собственно, куда мы идем?
     Марина смеется.
     МАРИНА: А, собственно, никуда...
     Кинув несколько взглядов  по  сторонам,  Марина  притягивает  к  себе
Летаева и целует.
     Прижавшись к стене у окна, они долго целуются. Пальцы Марины страстно
теребят волосы Летаева. Его же руки неловко лежат на ее талии - видно, что
он стесняется открытых проявлений чувств.
     Марина отпускает Летаева. Они улыбаясь смотрят друг на друга.
     Улыбка медленно сползает с лица Марины, и оно делается задумчивым.
     МАРИНА:  Знаешь...  Иногда  мне  кажется,  что  все,  что   со   мной
происходит, - это сон. Что когда-нибудь я  проснусь  и  окажусь  маленьким
ребенком, и вот тогда  начнется  настоящая  жизнь.  Я  буду  счастливой  и
удачливой, и жизнь у меня будет прекрасной и удивительной... И  все  будет
правильно и хорошо...
     Марина снова улыбается, но как-то натянуто.
     ЛЕТАЕВ: И давно...
     МАРИНА: Что?
     ЛЕТАЕВ: Кажется...
     МАРИНА: Первый раз я так подумала в семь лет... или в  восемь.  Когда
получила четверку по русскому языку. В году...
     ЛЕТАЕВ: А что хотела?
     МАРИНА: А хотела быть круглой отличницей. Но дальше пошло еще хуже...
И с тех пор, если что-то выходит не так... ну, не так, как хотелось  бы...
если я ошибаюсь, поступаю не правильно... я снова  вспоминаю  об  этом.  И
тайно надеюсь. Правда, глупо?..
     ЛЕТАЕВ: Ну, почему же...
     Он ухмыляется чему-то своему.
     ЛЕТАЕВ: И часто ты ошибаешься?
     МАРИНА: Ой, часто...
     Летаев и Марина задумчиво смотрят в окно.
     ЛЕТАЕВ: А ты философ...
     Он обнимает ее за талию.
     МАРИНА: А еще я стихи пишу. Только никому не показываю...
     ЛЕТАЕВ: Почему?
     МАРИНА: Не знаю... А хочешь тебе покажу?
     ЛЕТАЕВ: Покажи, конечно.
     МАРИНА: Пошли.
     Она берет Летаева за руку и ведет вверх по лестнице.

     Марина и Летаев входят маринину комнату. Летаев садится  на  одну  из
кроватей.
     ЛЕТАЕВ: Фух... А я изрядно устал. Я ведь пляшу не так уж часто...
     Выпятив губу, он дует себе на лицо.
     Марина садится прямо на пол и выдвигает ящик  прикроватной  тумбочки.
Делает вид, что ищет там что-то. Задвигает один, выдвигает другой... Снова
ищет.
     ЛЕТАЕВ: Ну, где же твои стихи?
     Марина поднимает на него взгляд, смотрит снизу вверх.
     МАРИНА: Похоже, их здесь нет...
     ЛЕТАЕВ: А где они?
     Марина пожимает плечами.
     МАРИНА: Не знаю... Какая разница...
     Она медленно и грациозно поднимается с пола, садится рядом с Летаевым
на кровать, обнимает его и целует...
     ...Марина неохотно отрывает свои губы от губ Летаева.
     МАРИНА: Давай сразу погасим свет, чтобы потом не тратить времени...
     Летаев поднимается, подходит к выключателю и гасит свет.

     Летаев входит в комнату Леонида Петровича.  Хозяин  встречает  его  в
какой-то рабочей куртке.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Прости, пожалуйста. Я одну минуту...
     Он скрывается за дверью.
     Летаев  проходит  мимо  книжного  шкафа,  внимательно   рассматривает
корешки. На полках - "Каббала", Папюс, учение  Гермеса,  другие  книги  по
философии и магии, много старых книг в суровых кожаных  переплетах,  много
на иностранных языках.  Между  шкафом  и  стеной  Летаев  замечает  метлу,
удивленно  покачивает  головой,  разглядывая  этот  атрибут   ведьминского
ремесла...
     Летаев садится в кресло, закидывает ногу  на  ногу.  Мурлыча  к  нему
подходит черная кошка, она трется о его ногу, затем запрыгивает на колени.
Летаев чешет кошке за ухом, та потягивается, изгибается, подставляя грудку
и живот...
     Глядя на пластичные изгибы кошачьего тела, Летаев вспоминает  картины
ночи любви...

     Комната Марины в общежитии. Темно. Видны  только  силуэты.  Иногда  в
пространстве,  выхваченном  тонким  лунным  лучом,  выпадающим  из   окна,
оказываются части тел.
     Летаев целует Марину. В губы. В щеку. В шею...
     Одежда падает на пол.
     В луче света появляется грудь Марины, Летаев целует ее. Марина сладко
стонет...
     Пальцы Марины треплют волосы Летаева, она целует его за ухом...
     Их тела выгибаются в такт их стонам и сплетаются вместе...
     ...Летаев и Марина лежат, обнявшись.
     МАРИНА (шепотом): Если это тоже сон, то не самый плохой...
     ЛЕТАЕВ:  Ваше  утверждение  очень  близко  к  истине,  мой  маленький
грустный философ...
     МАРИНА: А почитай мне что-нибудь про любовь... А?
     ЛЕТАЕВ:

                   Звезда,
                               о если когда-нибудь
                   Твой луч коснется моих пределов,
                   Прошу тебя,
                               освети мой путь
                   И обогрей мое тело...

     Летаев сидит в комнате Леонида Петровича. Входит  хозяин.  Теперь  он
одет, как обычно - на нем роскошный  вышитый  халат,  элегантные  домашние
брюки и туфли. Он снова похож на практикующего мага.
     Кошка  перестает   изгибаться   и   насторожено   поднимает   голову,
воспоминания Летаева мигом растворяются в реальности.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Еще раз прости, что заставил тебя ждать...
     ЛЕТАЕВ: Ничего-ничего...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (несколько нерешительно): Знаешь, я хотел  поговорить
с тобой... Об этой программе...
     ЛЕТАЕВ: А что? Замечательная программа. Она мне очень нравится!
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Нравится?..
     ЛЕТАЕВ: Да.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: А-а... чем, если не секрет?
     Летаев смущается.
     ЛЕТАЕВ: Ну-у... вы ведь сами знаете... Вы ведь все видите?
     Леонид Петрович замолкает в нерешительности.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну что ж... Пусть все  идет,  как  идет.  Там  видно
будет.
     ЛЕТАЕВ: А что собственно? Я не понимаю...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Либо ты скоро поймешь это сам, либо все обойдется...

     Летаев в приподнятом настроении, едва не подпрыгивая от радости, идет
по коридору общежития текстильного института. Он подходит к двери  комнаты
Марины. Дверь закрыта не  плотно,  видно,  что  хозяйка  дома,  но  Летаев
деликатно стучится. За дверью слышится смех. Летаев снова стучит.
     ГОЛОС МАРИНЫ: Входите. Не заперто...
     Летаев легко толкает дверь и замирает от потрясения.
     На кровати откинувшись сидит Бешеный, а рядом, положив голову ему  на
колени лежит Марина. Видно, что она весьма пьяна. На столе початая бутылка
с вином.
     МАРИНА: О! Андрюшка пришел... Привет.
     Летаев в растерянности стоит в дверях.
     Бешеный широко улыбается, явно  довольный  произведенным  на  Летаева
впечатлением.
     БЕШЕНЫЙ: А-а, творческая молодежь... Ну проходи, раз  пришел...  Вина
выпей, что ли...
     Он смеется.
     Летаев делает шаг назад.
     ЛЕТАЕВ: Я... не кстати... я потом...
     Он захлопывает дверь и бежит прочь по коридору. Сзади, ему  во  след,
несется громкий отвратительный хохот Бешеного...

     Летаев врывается в комнату Леонида Петровича, опережая хозяина.
     ЛЕТАЕВ (истерично): О, Господи! Я же совсем запутался! Я уже не знаю,
где жизнь, а где игра... Я думал, что все это в компьютере, что все  будет
хорошо...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Что случилось?
     ЛЕТАЕВ: Она другая... В жизни она совсем не такая, как  должна  быть.
Она глупая, взбалмошная, непостоянная... Она сама не знает, чего хочет...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну что поделать. Это не от нас зависит...
     Леонид Петрович разводит руками.
     Летаев показывает на компьютер.
     ЛЕТАЕВ: Я хочу туда! Целиком. К той, что придумал... И гори весь этот
мир синим пламенем... с его грязью и мерзостью... Ну  что  же  вы  сидите?
Включаете скорей...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Боюсь, это тебе не поможет...
     ЛЕТАЕВ: Я не понимаю...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Наверное, мне нужно было сказать тебе сразу... но  я
думал, вдруг все обойдется... а потом просто боялся тебя огорчить...
     ЛЕТАЕВ: Что случилось?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Никакой программы не существует.
     Летаев смотрит недоуменно.
     ЛЕТАЕВ: То есть как - не существует?
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Она не заработала с самого начала... Я хотел создать
мир, но он не удался... Факир был пьян...
     Он пытается улыбнуться.
     ЛЕТАЕВ (неожиданно поняв): Вы хотите сказать...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Да, да...
     ЛЕТАЕВ: Так все это было на самом деле...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Да. Все, что с тобой произошло, было на самом  деле.
В этой, реальной, жизни... И никакой  Марины,  кроме  той,  в  которой  ты
только что разочаровался, нет...
     Летаев сжимает голову руками и начинает тихонько выть.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Мужайся... мужайся, мой друг... Так бывает...
     ЛЕТАЕВ: Что же вы со мной сделали...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Прости, если  сможешь...  У  меня  не  было  другого
выхода. Я  должен  был  завершить  эксперимент.  Пойми,  теперь  я  сам  в
тупике...
     Летаев неожиданно резко поднимает голову.
     ЛЕТАЕВ: Нет. Не  извиняйтесь...  Я  сам  виноват...  Я  сам  во  всем
виноват. Я получил ровно столько, сколько заслужил. Вы только дали мне то,
чего я желал. И поделом! Я был слаб,  труслив,  инфантилен...  Вы  сделали
меня принцем - это смешно, потому что я уже был инфантом...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Но ты так хорошо...
     ЛЕТАЕВ (перебивает): Теперь все будет по-другому. Я найду  Марину,  я
поговорю с ней... и  она  непременно  поймет...  Она  станет  другой.  Она
непременно станет другой. Я просто сделаю ее другой... потому  что  просто
не могу жить без  нее...  До  свидания.  Счастливо  оставаться  со  своими
компьютерами...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Постой, наивный ты юноша... Так она тебя и ждет, так
она  тебя  и  послушает.  А  не  пошлет  ли  она  тебя  сразу?  С   твоими
увещеваниями? Не лезь в чужую игру со своей программой...
     ЛЕТАЕВ: Не говорите мне о программах...  Хватит,  наслушался.  Я  вам
больше не верю. Как решил, так и сделаю. Все...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ну, что ж... Ты волен делать, что хочешь...
     Летаев уходит. Леонид Петрович остается сидеть, опустив  руки.  Затем
встает и подходит к окну. Он  отодвигает  бархатный  занавес,  за  которым
открывается запыленное и зарешеченное окно, находящееся у самой земли.  По
краям торчат чахлые кустики с набухшими зеленоватыми  почками.  Становится
понятно, что Леонид Петрович живет в полуподвальной комнате, и его  жилище
на самом деле не так роскошно, каким он старается его подать.
     Леонид Петрович чуть снизу смотрит на уходящего Летаева.
     Когда молодого человека совсем становится не видно,  Леонид  Петрович
отходит от окна. Он снимает свой халат, бросает  его  на  спинку  стула  и
одевает запачканную рабочую курточку. Он берет метлу и выходит из дома.

     Летаев проходит по коридору и останавливается возле двери Марины.  Он
прислушивается,  затем  стучит.  Ответа  нет,  дверь  заперта.  Он   снова
прислушивается - тихо. Он стучит изо всех сил, но никто не открывает.
     Он  колотит  по  двери,  пока  из  соседней  комнаты  не  выглядывает
удивленная девушка. Летаев рассеянно смотрит на нее.
     ЛЕТАЕВ: Простите... Наверное, нет никого...
     Он поворачивается и уходит назад по коридору.

     Летаев входит в комнату Влада в общежитии.
     Влад лежит, закинув ноги на спинку кровати.
     ВЛАД: Привет. Как сценарий? Меня этот папик уже спрашивал...
     ЛЕТАЕВ (стеснясь и, от того, излишне церемонно): Влад, ты можешь  мне
оказать одну услугу?
     ВЛАД: Тебе - сколько угодно.
     ЛЕТАЕВ: Скажи, где я могу сейчас найти Марину?
     ВЛАД (фальшиво): Какую Марину?
     ЛЕТАЕВ: Влад, не валяй дурака - ты же прекрасно все понимаешь...
     ВЛАД: Да. Я прекрасно все понимаю. Я даже понимаю гораздо больше, чем
тебе кажется... А вот ты чего-то, видимо, не допер...
     ЛЕТАЕВ (смутившись): Ты о чем?..
     ВЛАД: Да все о том же... Эта девочка не по твоим зубам... И  даже  не
по моим зубам... Она вообще не по чьим зубам!  Понимаешь?  Она  сегодня  -
здесь, завтра - там... Сегодня - с одним, завтра - с другим. Натура такая.
Иначе ей скучно. Она увидела тебя - ох-ох-ох - такого она еще не видела...
Романтический вьюноша, стихи пишет... экзотика, елы-палы... Я ведь даже не
пытался ее удержать - знал, что без толку. И на тебя зла не  держал...  Но
теперь и ты - пройденный этап. Теперь и ты ей надоел  -  ей  с  тобой  уже
скучно. Теперь у нее ублюдок-Бешеный - другая крайность...
     ЛЕТАЕВ (упрямо): Где я могу ее  найти?  Сейчас.  Ты  можешь  мне  это
сказать?
     ВЛАД: Могу. Запросто. Только зачем? Пойми, дурило ты  картонное,  она
тебя просто не стоит. Ты - интеллигентный, воспитанный человек... домашний
мальчик. А она?.. Да с такой фамилией разве можно не быть сучкой...
     ЛЕТАЕВ (перебивает): Это мое дело!
     ВЛАД: Если это тебя не убедило, вспомни Бешеного. Учти,  этот  парень
способен на все. Его не зря так зовут. Ты уже забыл ваши  милые  беседы  в
сортире?..
     ЛЕТАЕВ: Влад, я прошу тебя!
     Влад пожимает плечами.
     ВЛАД: Учти, я тебя предупредил... Сидел  бы  ты  дома  и  писал  свой
сценарий - всем бы было хорошо...
     ЛЕТАЕВ: Влад!
     ВЛАД: Ну ладно. Только потом пинай на себя... Есть один подвал... Они
там собираются покурить.

     Летаев нетерпеливо бежит по аллее. Ярко светит  солнце,  по-весеннему
зеленеет  листва  на  деревьях,  все  вокруг  светится  нереально   яркими
красками.
     Неожиданно он замечает  Леонида  Петровича,  тот,  одетый  в  рабочую
курточку, не спеша метет дорожку. Летаев улыбается сам себе - виденная  им
накануне метла не имеет никакого отношения к ведьминскому ремеслу,  просто
Леонид Петрович работает дворником.
     Летаев пробегает мимо, и Леонид Петрович снова  долго  провожает  его
взглядом.

     Летаев спускается в подвал по замусоренной лестнице.  Стены  выложены
крупным кирпичом. Убранные в запыленные полукруглые решетки, тускло светят
редкие лампочки. У стен - кучи мусора.  Летаев,  перепрыгивая  через  них,
поспешно продвигается по коридору. Вдруг он замечает, что попал в тупик  -
темно, лампочек больше нет. Он ощупывает руками  стену,  поворачивается  и
уже бегом устремляется назад.
     Летаев довольно быстро ориентируется и  находит  было  пропущенный  в
потемках поворот. Вдалеке слышатся приглушенные голоса. Летаев  прибавляет
шаг. Голоса усиливаются, кажется, среди  них  уже  можно  различить  голос
Марины. Летаев уже совсем бежит.
     Вдруг из  бокового  проема,  перед  самым  носом  Летаева  появляется
Марина. Они едва не сталкиваются. Оба чуть вздрагивают  от  неожиданности,
оба ошарашены.
     МАРИНА: Ой. Это ты?
     ЛЕТАЕВ: Да.
     МАРИНА: Как ты сюда попал?..
     ЛЕТАЕВ: Я искал тебя... Мне говорили, что зря, но я иначе не мог...
     МАРИНА: Правда?
     ЛЕТАЕВ: Да.
     Марина нерешительно проводит рукой по щеке Летаева.
     МАРИНА: Я виновата перед тобой. Да?
     ЛЕТАЕВ: Нет, что ты... Просто я был глупым. Я ничего не понимал.
     МАРИНА: А теперь?
     ЛЕТАЕВ: Теперь все по-другому.
     МАРИНА: А как?
     ЛЕТАЕВ: Реальнее, что ли...
     МАРИНА: А раньше?
     ЛЕТАЕВ: Раньше я жил совсем в другом мире... Ненастоящем. Я  придумал
его сам...
     МАРИНА: Ненастоящем...
     Мечтательная улыбка на лице Марины неожиданно  сменяется  трагической
гримасой. Она бросается к Летаеву и обняв припадает к его груди.
     МАРИНА: Забери меня отсюда... В ненастоящий мир. Я не могу  больше...
Я устала от этого всего...
     ЛЕТАЕВ: Запросто.
     МАРИНА: Ты шутишь... Да?
     Марина отстраняется от Летаева.
     ЛЕТАЕВ: Нет, я серьезно. Пошли.
     МАРИНА: Ты издеваешься...
     ЛЕТАЕВ: Пошли, пошли... Прямо сейчас...
     Летаев не выпускает руки Марины и пытается увлечь ее за собой. Она  в
нерешительности.
     Вдруг  из  того  же  бокового  проема  чуть  пошатываясь   появляется
обкуренный Бешеный.
     БЕШЕНЫЙ: А, вот ты где. (замечает Летаева) Ого,  да  у  нас  гости...
Творческая молодежь... Ну, как оно творится? Ничего? А какими  судьбами  у
нас? Никак в гости? Ну и как, погостили? Ну и  до  свиданьица.  Творческих
успехов... (сменив тон) Ты понял? Проваливай, пока цел...
     Летаев молча делает шаг в сторону выхода, не выпуская руки Марины.
     ЛЕТАЕВ (Марине): Пошли?
     Марина колеблется.
     БЕШЕНЫЙ: Куда это? Э, нет, она останется...
     Бешеный хватает Марину за другую руку и резко тянет к себе.  Но  она,
видимо, наконец решившись, выдергивает руку из его хватки  и  прячется  за
спину Летаева.
     БЕШЕНЫЙ: Ах так... Ну тогда и ты тут останешься!
     Бешеный снимает  с  пояса  цепь  и  раскручивает  ее.  В  его  глазах
разгорается безумие.
     Бешеный бьет цепью Летаева, но тот успевает выхватить из кучи  мусора
металлический прут и подставить его под удар. Цепь накручивается на  прут,
Летаев резко  дергает  на  себя  -  цепь  улетает  в  темноту,  и  Бешеный
оказывается обезоруженным. Однако он тут же хватает из этой же кучи другой
прут и с ним бросается на Летаева.
     На какой-то миг Летаеву представляется, что он снова принц Персии. Он
становится в хорошо отработанную профессиональную стойку. Бешеный  бьет  -
Летаев легко отводит удар. Бешеный  бьет  снова  -  и  снова  удар  отбит.
Бешеный рычит от злости и снова атакует...
     На шум драки из проема появляются двое  тех  же,  что  были  вначале,
приятелей  Бешеного.  В  этот  момент  Летаев  не  только  отбивает  выпад
противника, но и сам сильно тычет его прутом в  плечо.  Бешеный  с  криком
хватается за плечо и отступает. Однако его приятели, вооружившись кто чем,
начинают надвигаться на Летаева сразу вдвоем.
     Летаев отбивает  удар  первого,  затем  второго,  а  потом,  подгадав
момент, толкает одного так, что сбивает с ног и другого. А сам в это время
хватает за руку Марину и устремляется к выходу.
     ЛЕТАЕВ: Бежим!
     Летаев бежит по коридору, увлекая за собой Марину.

     Летаев и Марина выбираются из подвала и бегут по аллее.  Не  успевают
они скрыться за углом, как из  подвала  появляются  трое  преследователей.
Неподалеку стоят их мотоциклы, они лихо вскакивают на  них  и,  газанув  с
места, уносятся в погоню.
     Удирая от мотоциклов, Летаев и Марина перебираются через кусты, бегут
по  газону...  Однако  на  другой  стороне  их  уже  поджидает   один   из
преследователей.
     Летаев и Марина петляют, метаются из стороны в сторону, но  тщетно  -
преследователи все плотнее берут их в кольцо.
     Кольцо смыкается, ревут мотоциклы... Бешеный и его  приятели  безумно
хохочут...
     Двое мотоциклистов вплотную кружатся вокруг прижавшихся друг к  другу
Летаева и Марины, а Бешеный отъезжает в сторону, чтобы с разгону сбить их.
     Отъехав на несколько метров, Бешеный  газует  на  месте  -  его  лицо
искажено злостью.
     Марина испуганно жмется к Летаеву, уткнув лицо в его грудь.
     Летаев обнимает Марину, и поверх ее головы смотрит по  сторонам,  ища
спасения. Вдруг он замечает в зарешеченном окне полуподвала  лицо  Леонида
Петровича, оказывается они находятся возле самого его дома.
     Леонид Петрович, отодвинув край тяжелого бархатного занавеса,  сквозь
запыленное окно смотрит, как вокруг Летаева и Марины смыкается кольцо.
     Взгляды Летаева и Леонида Петровича  встречаются,  и  последний  едва
заметно кивает. Его взгляд напряжен и энергичен.
     Летаев тоже слегка кивает, еще  крепче  прижимает  к  себе  Марину  и
напряженно закрывает глаза.
     Бешеный рвет сцепление и несется на Летаева и Марину, но столкновения
не происходит...
     Обнявшиеся молодые люди на глазах у всех растворяются в воздухе...
     Ошарашенные мотоциклисты озираются по сторонам.

     ...Принц Летаев вбегает в просторный зал  с  колоннами,  скользит  на
гладком полу. Здесь его встречают два восточных воина. Летаев сходу  колет
первого - его удар достигает цели, воин  растворяется  в  воздухе,  а  сам
принц тут же отскакивает назад, чтобы не попасть под саблю второго. Летаев
петляет между колоннами, дразня грузного воина и  уворачиваясь  от  ударов
его сабли. Наконец, воспользовавшись явной оплошностью, принц сам  наносит
удар - воин растворяется в воздухе.
     Принц  Летаев  решительно  распахивает  резные,  узорчатые  двери.  В
комнате за ними на широкой кровати под пологом сидит восточная  принцесса.
На ее лице вуаль. Летаев подбегает к  принцессе,  картинно  отбрасывает  в
сторону шпагу, девушка встает и подается ему  навстречу.  Они  обнимаются.
Летаев снимает с лица принцессы вуаль... и видит, что это Марина.  Он  еще
крепче обнимает ее и целует.
     Однако в этот момент к комнату врывается  сразу  несколько  воинов  с
одинаковыми усатыми лицами. Марина испуганно кричит. Летаев было хватается
за шпагу, но драться бессмысленно - противников слишком  много.  Тогда  он
снова бросается к Марине, крепко обнимает ее и плотно  зажмуривает  глаза.
Обнявшиеся Летаев и Марина растворяются в воздухе...

     Летаев и Марина в кабине звездолета, им  навстречу  сплошным  потоком
летят метеориты. Бросив Марину, Летаев кидается к  гашетке  и  лихорадочно
жмет на кнопку. Метеориты, в которые попадает Летаев, зрелищно разлетаются
на мелкие осколки и тут же сгорают  без  остатка.  Однако  ему  приходится
проявлять максимум сноровки, двигая гашетку из стороны в сторону.
     Марина испуганно забилась в угол между какими-то жестяными ящиками.
     МАРИНА: Господи, что это? Где мы?..
     На лбу Летаева выступают крупные капли пота, его руки  дрожат,  он  с
трудом справляется с гашеткой. Он промахивается по одному из метеоритов  и
тот с грохотом стукается о борт звездолета. Сильный толчок  сотрясает  все
вокруг, Марина с визгом подпрыгивает  в  углу,  Летаев,  выпустив  из  рук
гашетку, падает рядом с ней. Вслед за  первым,  еще  один  удар  сотрясает
звездолет, Летаев и Марина опять подпрыгивают. Им  удается  схватиться  за
руки, они подтягиваются друг к другу и обнимаются. Удары сыплются один  за
другим, весь звездолет трещит и трясется. Летаев крепко  обнимает  Марину,
плотно закрывает глаза, и они тут же растворяются в воздухе. И в  этот  же
миг стену, возле которой они сидели, разрывает огромная  трещина,  сначала
взрывается что-то внутри звездолета, а потом и все вокруг...

     Летаев и Марина в лабиринте. В руке у Летаева  пистолет.  Из-за  угла
появляется солдат с автоматом. Летаев стреляет - солдат  падает,  раскинув
руки в разные стороны.
     Летаев и Марина пробегают вдоль стены...
     Открывается дверь, за ней сразу два солдата. Летаев опять стреляет...

     Комната Леонида Петровича.  Он  внимательно  следит,  как  на  экране
компьютера Летаев бежит по коридору, держа в одной руке пистолет, а  дугой
тянет за собой Марину.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ (вполголоса, однако не скрывая радости):  Получилось!
Они там! Целиком там...
     За его спиной зарешеченное окно, и он не видит, как в нем  появляется
мотоциклетное колесо.

     Прямо  возле  зарешеченного  окна  полуподвальной  комнатки   Леонида
Петровича останавливается мотоцикл Бешеного. Он заглядывает в окно и  тоже
видит Летаева и Марину на экране  компьютера.  Рядом  с  Бешеный  тормозят
мотоциклы  его  приятелей.  Он  сходит  со  своей  машины  и  машет  рукой
остальным. Все вместе они быстрым шагом идут к подъезду.

     Бешеный и двое его друзей одновременно бьют плечами в  дверь  Леонида
Петровича, и та с треском распахивается...

     Бешеный с приятелями  врывается  в  комнату  Леонида  Петровича.  Тот
испуганно выбегает навстречу непрошенным гостям.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: В чем дело...
     Бешеный наотмашь бьет его по лицу. Леонид Петрович падает навзничь.
     БЕШЕНЫЙ (орет): Как они туда попали?
     Он тычет пальцем в экран компьютера. Леонид Петрович утирает кровь  с
лица.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Что вам надо?
     БЕШЕНЫЙ: Я спрашиваю, как они туда попали?
     Бешеный бьет лежащего Леонида Петровича  носком  сапога  в  бок,  тот
корчится.
     Один из приятелей Бешеного - невысокий парень  с  капризным  лицом  -
подходит к компьютеру.
     ПАРЕНЬ: Это компьютерные игры...
     Бешеный, потеряв интерес к Леониду Петровичу, хватает своего приятеля
за грудки.
     БЕШЕНЫЙ: Как они туда попали?
     ПАРЕНЬ: Это же компьютерные игры... Их можно стереть...
     Бешеный радостно отпускает парня.
     БЕШЕНЫЙ: Давай! Стирай к чертовой матери!
     Леонид Петрович приподнимается с пола.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Не смейте! Вы же их разрушите...
     Бешеный хохочет. Леонид Петрович снова падает на пол.
     БЕШЕНЫЙ: Стирай!
     Пальцы  пробегают  по  клавиатуре,  на  извращенно-капризном   личике
рисуется восторг.
     ПАРЕНЬ (шепчет себе под нос): Получите, суки!
     БЕШЕНЫЙ (орет, оправдывая свое прозвище): Получите, с-с-суки!
     Парень оборачивается от компьютера к Бешеному. На его лице восторг  и
удовлетворение.
     ПАРЕНЬ: Все! Ни одной игрушки не осталось...
     БЕШЕНЫЙ: Ни одной?
     ПАРЕНЬ: Нету. Всю директорию потер...
     БЕШЕНЫЙ: Ничего не осталось?..
     ПАРЕНЬ: Так, дребедень всякая...
     Бешеный еще громче смеется и, раскрутив над головой цепь, швыряет  ее
в монитор. Тот взрывается с приглушенным хлопком, осыпая стол осколками.
     Довольные Бешеный и его приятели уходят, оставляя дверь открытой.
     Леонид Петрович лежит на  полу  и  тихо  всхлипывает,  по  его  щекам
катятся слезы, он неловко стирает их рукой.

     Темно. Во все стороны простирается бескрайняя чернота. Только вверху,
один сменяя другого, вспыхивают разноцветные разряды фейерверка. Прямо под
ними обнявшись сидят Летаев и Марина.  Их  волосы  колышет  легкий  ветер.
Девушка восторженно закинула голову и любуется удивительным зрелищем.
     МАРИНЫ: Ух ты! Где мы?
     ЛЕТАЕВ: В ненастоящем мире. Тут, кажется, спокойно... Мне  так  много
надо тебе сказать... Давай...
     Марина одной рукой зажимает Летаеву рот, а другой сильнее притягивает
к себе.
     МАРИНА: Не надо. Я все поняла... Это же чудо! Спасибо тебе за него...
     Она заразительно смеется, и Летаев тоже подхватывает ее смех.
     МАРИНА (шепчет): Я люблю тебя.
     ЛЕТАЕВ: Я тоже...
     МАРИНА (кричит): Я люблю тебя! Это чудо!

     Ярко светит солнце. Вокруг зеленеет листва. За  пластиковым  столиком
открытого кафе сидит мужчина, заказавший Летаеву  сценарий.  Он  не  спеша
попивает кофе из маленькой чашечки и поглядывает на улицу.
     На другой стороне улицы появляются  Летаев  и  Марина.  Они  поспешно
переходят проезжую часть и подходят к ждущему их мужчине.
     ЛЕТАЕВ: Извините. Я опоздал?
     МУЖЧИНА: Да нет, это я  пришел  раньше.  Погода  хорошая,  вот  сижу,
отдыхаю... Как ни  странно,  здесь  не  плохой  кофе  -  наверное,  бармен
честный. Вы присаживайтесь.
     ЛЕТАЕВ: Сейчас. Я тоже возьму кофе... (Марине, чуть суетно) Ты садись
пока, я возьму кофе...
     МАРИНА: Лучше я возьму - тебя человек заждался...
     Марина усаживает Летаева, тот шутливо, наигранно  сопротивляется,  но
видно, что ему очень приятна ее забота. Марина отходит.
     Мужчина заговорщически подмигивает Летаеву.
     МУЖЧИНА: Твоя девушка?
     ЛЕТАЕВ (гордо): Моя героиня.
     Он достает из сумки папку для бумаг и похлопывает по ней рукой.
     МУЖЧИНА: Написал?
     ЛЕТАЕВ: Как договорились...
     МУЖЧИНА: И о чем?
     ЛЕТАЕВ: Трудно так сразу... Ну, в общем, как вы просили: о  молодежи,
о панках-рокерах... Еще о разных мирах, о жизни реальной и  выдуманной,  о
том, как иногда все сплетается и перепутывается, о том, что жизнь -  игра,
а мы все - солдатики в ней... Ну  и,  как  вы  наверное  догадались,  -  о
любви...
     Улыбнувшись, Летаев слегка кивает на Марину, уже подносящую  кофе,  и
передает папку со сценарием собеседнику. Тот  раскрывает  ее,  смотрит  на
титульный лист. На нем написано:

                            "СОЛДАТИКИ ЛЮБВИ"

     МУЖЧИНА: Ну что ж, почитаем...
     Летаев и Марина, переглядываясь, пьют кофе, улыбаются чему-то своему.
     ЛЕТАЕВ: А кофе действительно ничего...
     МУЖЧИНА: Да, вот еще... Я слышал, у тебя были проблемы...
     ЛЕТАЕВ: В каком смысле?
     МУЖЧИНА: Ну там... хулиганы всякие... Если что - сразу ко мне. Понял?
     ЛЕТАЕВ: А-а,  вот  вы  о  чем...  Да  нет,  спасибо.  Сам  как-нибудь
разберусь...
     МУЖЧИНА: Ну смотри...
     Он поднимается с пластикового стула.
     МУЖЧИНА:  Имя  дамы  не  спрашиваю  -  прочту  сам...  Приятно   было
встретиться... До свидания.
     Мужчина прижимает папку со сценарием к  груди,  кивает  Марине,  жмет
руку Летаеву и уходит.

     Летаев и Марина, взявшись под руку, идут по зеленой аллее. Все вокруг
цветет и пышет нереально яркими весенними красками.
     Из далека они замечают  фигуру  Леонида  Петровича,  который  впереди
метет аллею. Он одет в потертую куртку и рукавицы.
     Летаев подводит к нему Марину.
     ЛЕТАЕВ:  Добрый  день.  Знакомьтесь,  это  Марина.  А  это  -  Леонид
Петрович... Это он...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Очень приятно...
     Марина  благоговейно  кивает.  Леонид  Петрович   снимает   рукавицу,
осторожно берет маринину руку и галантно целует.
     ЛЕТАЕВ: Леонид Петрович, признайтесь, вы же знали, как все кончится.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Я знал, что все кончится хорошо. Руны  не  лгут.  Но
это знал и ты...
     ЛЕТАЕВ: Но, когда я разругавшись уходил  от  вас,  вы  ведь  меня  не
останавливали... Вы знали, что я вернусь? Да?
     Леонид Петрович улыбается и пожимает плечами.
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Какая разница...
     ЛЕТАЕВ: Но тогда ведь выходит, что сценарий написали  вы,  а  я  лишь
разыграл его... и, разыграв, записал на бумаге...
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: Ах вот ты о чем... Ты знаешь, Шекспир сказал:  "Весь
мир - театр; и люди в нем актеры". Он, вероятно, по скромности не добавил,
кто в этом мире драматург... Вот на Него я и равняюсь, у Него и  учусь.  А
потом учу тебя...
     Летаев улыбается.
     ЛЕТАЕВ: Как не привычно видеть вас в таком наряде?..
     ЛЕОНИД ПЕТРОВИЧ: А, какая мелочь... Ты больше поверишь  моим  словам,
если я буду одет вот так?.. Пожалуйста...
     Летаев смотрит на Леонида Петровича - на нем прежний роскошный халат,
делающий его таким похожим на практикующего мага, каковым, впрочем,  он  и
является вне зависимости от наряда.  Леонид  Петрович  смеется.  Летаев  и
Марина улыбаются ему в ответ.

                           Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

     Просторный зал космопорта. Множество световых указателей. Люди спешат
на посадку. Вслед за высокой, волевого склада женщиной семенит  небольшой,
полноватый мужчина - тянет сумку с багажом.
     - И  стоит  тебе  лететь?  Неужели  они  без  тебя  не  обойдутся?  -
спрашивает мужчина.
     - Говорят, что нет, - отвечает женщина. -  Я  только  туда  и  назад,
через сутки - максимум, двое - я вернусь.
     - Буду ждать, - говорит мужчина, опуская сумку  на  движущуюся  ленту
багажного отсека.
     - Пока.
     - Пока.
     Они целуются, и женщина уходит в зал ожидания.
     Как только жена перестанет его видеть, мужчина весь преображается: он
подтягивается, становится бодрей, втягивает животик.
     Приплясывающей  походкой,  хихикая  про  себя,  он  идет  прямиком  к
видеофону.
     Он закрывает за собой  дверь  будки  видеофона,  набирает  номер.  На
экране появляется роскошная, пышногрудая блондинка.
     - О, Макс, привет.
     - Привет, Флора. Я сейчас в космопорте - только что проводил жену  на
Марс... Поэтому, если ты свободна...
     - Конечно, приезжай.
     - Отлично, еду!
     Макс  выходит  из  кабинки  видеофона  и  натыкается  на  мужчину   с
бледно-желтым лицом, тоненькими усиками и абсолютно лысой головой. На  его
плечах погоны.
     - Что тебе нужно, Рог? -  спрашивает  Макс.  -  Я  тороплюсь  у  меня
свидание.
     - У тебя свидание здесь и со мной. Я узнал, что ты провожаешь жену, и
ждал у входа, но ты меня не заметил.
     - Вполне возможно, я спешу. А что тебе от меня нужно?
     - У меня для тебя небольшое поручение.
     - Но я же в отпуске!
     - Отпуск  придется  отложить  -  объявлена  чрезвычайная  тревога,  -
пояснил Рог.
     - Неужели вам не подойдет кто-нибудь другой? - взмолился Макс.
     - Во-первых, ты агент класса "А", во-вторых, ты уже здесь,  в  здании
космопорта, а действовать надо срочно.  До  одиннадцати  все  должно  быть
сделано. Неужели тебе так важны эти три часа?
     - Ну, ладно.

     Рог и Макс заходят в бар космопорта. Занимают  отдельный  кабинет,  и
Рог начинает рассказывать:
     - Через полчаса, ровно в восемь, прибывает скорый с Сириуса. В  числе
прочих с него сойдут три человека, которые будут дожидаться транзитного  с
Марса, который прибудет в одиннадцать и затем пойдет  к  Системе  Капелла.
Как только эти трое взойдут  к  нему  на  борт,  они  окажутся  вне  нашей
юрисдикции.
     - Следовательно?
     - Следовательно, эти три часа ты  проведешь  вместе  с  ними  в  зале
ожидания, чтобы по истечению времени указать у кого из них контрабанда.
     - Какая?
     - Наихудшая. Спейсолин...
     - Ого, - Макс явно удивлен.
     - Да-да, - подтверждает Рог, - измененный спейсолин - простая реакция
в домашних условиях, и готов сильнейший наркотик.
     - А как с этим боролись раньше?
     - Раньше мы просто держали в секрете способ приготовления  спейсолина
и пресекали попытки его получить. Но если химики Системы  Капелла  сделают
анализ образца и смогут синтезировать его сами, нам  придется  бороться  с
наркоманией в небывалых размерах. Никак повлиять на  них  мы  не  можем  -
Капелла не входит в Федерацию. Запретить спейсолин мы тоже не можем, тогда
придется ставить крест на дальних космических полетах -  ты  ведь  знаешь,
большинство  людей  не  могут  достаточно  длительное   время   переносить
невесомость без  небольшой  дозы  спейсолина,  начинаются  головокружения,
кошмары...
     - Узнать у кого наркотик не так уж сложно, - говорит  Макс.  -  Перед
рейсом все принимают слабую дозу спейсолина. Так?
     - Так.
     - Все, кроме того, кто сам везет спейсолин -  ему  придется  рискнуть
подцепить букет неврозов, но остаться в ясном сознании.  Под  воздействием
спейсолина  можно  не  только  проболтаться  про  наркотик,  но  и  просто
выбросить его. Логично?
     - Вполне...
     - Стало быть, - продолжает Макс, - проблема сводится  к  тому,  чтобы
определить, кто из этой троицы принимал перед полетом спейсолин, а  кто  -
нет.
     - Вот это-то и предстоит тебе сделать.  Но  если  ты  ошибешься,  это
может стоить тебе жизни. Все трое - большие шишки на своих планетах.  Один
- Эдвард Харпонастер, второй - Дюакин Липски, третий - Андьемо Феруччи.
     Рог протягивает Максу одну за другой три фотографии.
     - И еще: будь осторожен. Джек Хоук что-то раскопал, и его убрали.
     - Джека убили? - Макс потрясен.
     - Да. И кто это сделал, тебе предстоит выяснить в ближайшие три часа,
- Рог взглянул на часы. - Итак, если ты управишься к одиннадцати  часам  -
это будет означать продвижение по службе, повышение жалования, отмщение за
беднягу Хоука и спасение Галактики. Если же ошибешься - нас ждет серьезный
скандал, а тебя пинок под  зад.  Ты  вылетишь  из  Службы  Безопасности  с
волчьим билетом...
     - А если я ничего не найду?
     - С точки зрения Службы это не будет отличаться от ошибки.
     - Мне нужно позвонить, - просит Макс.
     - У тебя еще есть немного времени.

     Макс снова в будке видеофона, на экране та же блондинка:
     - Макс, ты где? Я жду, жду...
     - Извини, детка - маленькая заминка.
     - Ты не приедешь? - возмущенно говорит Флора.
     - Я буду через полчаса, или через час - тут  возникло  небольшое,  но
неотложное дельце...
     - Если бы я знала, что придется  ждать,  то  нашла  бы  себе  занятие
поинтересней, - говорит Флора, надувая губки, и вешает трубку.

     Макс сидит в зале ожидания. По радио  объявляют  прибытие  скорого  с
Сириуса. Открываются двери, и в зал начинают заходить люди -  они  смотрят
прямо перед собой, идут, как сомнамбулы.
     Первым Макс замечает Липски.
     - Добрый вечер, сэр, -  говорит  Макс  в  тот  момент,  когда  Липски
проходит мимо него.
     Тот останавливается и произносит:
     - Сыр сюрреализма солон и прогоркл.
     Вежливо  поклонившись,  Липски  садится  неподалеку  -  он  явно  под
воздействием наркотика.
     Вторым появляется Феруччи. Макс обращается к нему:
     - Ну, как перелет?
     - Перед легкими облаками, все мы кажемся дураками, - говорит  Феруччи
и садится рядом - он тоже явно принимал спейсолин.
     - Раком пятится назад -  не  стреляйте  в  лебедей,  -  отвечает  ему
Липски.
     Макс с нетерпением ждет Харпонастера - остается только он.
     Входит Харпонастер, он тоже идет, как сомнамбула, глядя  прямо  перед
собой.
     - О, черт! - вырывается у Макс от разочарования.
     - Четыре черненьких, чумазеньких чертенка чертили  черными  чернилами
чертеж, - реагирует Харпонастер.
     - В четверг, четвертого числа! - уточняет Липски.
     - Чрезвычайно чисто, - добавляет Феруччи.
     Макс в негодовании бьет себя  кулаком  по  бедру,  с  силой  выдыхает
воздух через нос.
     Он внимательно смотрит сначала на одного, потом - на другого, затем -
на третьего. Все трое одинаково смотрят вдаль остекленевшими глазами.
     Ему вспоминается базарная площадь  и  парень-наперсточник.  Маленький
шарик  катается  от  одного  наперстка  к  другому,   наперстки   меняются
местами... Вдруг все замирает - стоят три  наперстка,  нужно  угадать  под
каким из них шарик...
     Макс смотрит на часы - уже прошел один час. Заметив  проходящую  мимо
стюардессу, Макс обращается как бы к ней:
     - Включи сонар, котик, - он произносит это так, чтобы ясно  слышалось
"наркотик".
     - Котик, котик, серенький животик, - говорит Харпонастер,  -  ты  мне
котик помоги, ты Ивана погуби...
     - По губам читать слова можно  год,  а  можно  -  два,  -  отзывается
Феруччи.
     - Два не пять, а шесть - не  восемь,  это  нужно  всем  запомнить,  -
говорит Липски.
     - Помесь, - добавляет Харпонастер.
     - Смесь, - говорит Феруччи.
     - Смейтесь, смейтесь, - завершает разговор Липски.
     Все снова замолкают.
     Макс еще более злится. Он решает идти ва-банк и говорит прямиком:
     - Как у нас со спейсолином?
     - Линий длинных поворот крутит все наоборот, - замечает Феруччи.
     - Оборот за оборотом спутник в космосе летит, - отвечает ему Липски.
     - Я летел на ераплане, Мэри парилася в бане, - говорит Харпонастер.
     - В банде, - Липски.
     - По балде, - Феруччи.
     - От балды, - завершает Харпонастер.
     Макс разочаровано откидывается на спинку кресла. Он снова смотрит  на
часы - прошел второй час.
     Взглядом  обреченного  Макс  снова  обводит  всю  троицу  -  никакого
результата. Он снова смотрит на часы - прошло еще пятнадцать минут.  Вдруг
Макс вспоминает Флору, ее лицо, фигуру...
     - Вот я сейчас сижу с вами, а между тем меня  ждет  девушка...  Такая
девушка... Я не буду назвать вам ее имени, чтобы не компрометировать. Если
не возражаете, я расскажу вам о ней самой, - заговорил Макс  и,  не  давая
никому вставить ни слова, продолжил. - Знаете, у нее в квартире гравитация
ноль целых четыре десятых земной. Конечно, специальная аппаратура стоит не
дешево, но если вам приходилось ласкать женщину при 0,4 "же",  то  вы  все
поймете без долгих объяснений. А если вам этого делать  не  приходилось  -
то, как бы я вам не объяснял, не поймете ничего. Скажу  лишь,  что  это  -
верх блаженства. Это такая девушка... Стоит только коснуться ее  рукой,  и
все ее тело начинает петь, как  струна  хорошо  настроенной  гитары,  нет,
постойте, - скрипки... Она...
     Рассказывая, Макс медленно переводит  взгляд  с  одного  человека  на
другого.
     По радио объявляют:
     - Через пятнадцать минут  начнется  посадка  на  транзитный  космолет
"Марс - Земля - Система Капелла".
     Все трое забеспокоились.
     - Вставайте, джентльмены, я уже все рассказал, - говорит  Макс,  -  а
ты, убийца, арестован.
     И он показал на Липски. Тут же из  двери  выскочили  два  человека  в
униформе и утащили сопротивляющегося Липски.

     Макс и Рог в кабинете.
     Рог жмет Максу руку.
     - Поздравляю с повышением, - говорит Рог. - Ты  не  ошибся,  наркотик
нашли в пластиковых пакетиках, прикрепленных к внутренней стороне бедер. У
меня для тебя еще один сюрприз, руководство решило премировать тебя. Здесь
десять тысяч кредитов...
     Рог протягивает Максу пачку денег.
     - Благодарю, - говорит Макс. - Я могу идти?
     - Постой, между нами: как тебе удалось узнать,  у  кого  наркотик?  Я
наблюдал за вами по монитору и был уверен, что ты пролетаешь. Я ничего  не
понял. Что его выдало?
     - Ха, - улыбается Макс,  -  двое  их  них,  действительно,  были  под
воздействием спейсолина, а третий его только  симулировал.  Причем,  очень
искусно... И тогда я рассказал им о своей девушке... Этот рассказ...
     - Да, я все слышал - рассказ был весьма впечатляющий.
     - Так вот, двое никак не прореагировали,  зато  у  Липски  участилось
дыхание, а на лбу  выступила  испарина...  Раз  он  прореагировал  на  мой
рассказ, значит, он-то и был симулянтом...

     Макс в кабине видеофона. Он набирает номер, на экране появляется лицо
Флоры.
     - Я ждала тебя три часа, а теперь ухожу, - капризно говорит она. - На
свете есть еще порядочные мужчины. Не желаю тебя больше видеть...
     Макс, не говоря ни слова, достает из кармана  полученную  только  что
пачку денег.
     - О, Макс! Это мне? - восклицает Флора, увидев деньги.
     - Да. Я же говорил, что есть небольшое дельце - я хотел сделать  тебе
подарок.
     - Ах, Макс, какой  ты  милый!  Я  и  не  собиралась  уходить,  просто
пошутила. Приезжай скорей.
     - Еду немедленно.
     Макс выходит из будки видеофона и замечает  спешащую  к  нему  фигуру
своей жены, которую он проводил три часа назад на Марс.
     - Дорогой, ты будешь смеяться,  но  они  действительно  обошлись  без
меня, - говорит жена. - И я тут же поспешила назад  -  мне  повезло,  и  я
взяла билет на транзитный до Системы Капелла. Я только что встретила Рога,
он сказал, что ты все еще в космопорте... О, я вижу, ты тут времени зря не
тратил, - добавила она, увидав деньги.
     - Да, пожалуй, - иронично говорит Макс и,  ссутулившись,  протягивает
жене пачку денег.

                             БРАТ МОЙ МЕНЬШИЙ...

                                                Посвящается Наташе Гусевой

     Упрямый зимний вечер крадучись входит в город и тут же вступает с ним
в медленный поединок. Исход этого поединка предрешен заранее,  но  тем  не
менее он повторяется изо дня в день. Ночь рождается во дворах  и  медленно
через узкие проходы, переулки, арки выползает на улицы. Где-то  за  спиной
шумит, не сдается проспект - он залит огнями, но со двора в окна домов уже
смотрит ночная темень. А высоко над крышами, как над  горами,  поднимается
розовато-оранжевое зарево городской иллюминации. Мутный свет заливает  все
небо, из-за него совершенно не видно звезд. Но если  подышать  на  оконное
стекло, то звездами кажутся  окна  домов  напротив.  Исчезая  и  вспыхивая
вновь, они складываются в странные, незнакомые созвездия  -  каждый  вечер
новые.
     Из трещины, проходящей через  полстекла,  подуло  морозным  воздухом.
Ильцев поежился и отошел  от  окна.  Постояв  несколько  минут  в  темноте
посреди комнаты, он лег на диван и, раскинув руки, уставился в  темноту  -
туда, где должен быть потолок. За стеной послышались  гитарные  аккорды  и
негромкое  пение.  Это  Васька,  сосед  Ильцева,  сочиняет  новую   песню.
Интересно, о чем? Наверное, опять о любви. У Васьки  все  песни  о  любви.
Ильцев прислушался.

                  ...И спрятав за киоск Союзпечать,
                  Где, как свои, скрывали нас газеты,
                  Я так хотел ее поцеловать,

     Но подбородком ткнулся в сигарету...
     Так и есть, опять о любви. Откуда у Васьки такое  любвеобилие?  Живет
вроде один, никуда не ходит. Чужая душа - потемки. Впрочем, своя тоже...
     Резкий телефонный звонок  прервал  раздумья.  Ильцев  встал,  отгоняя
мысли, и подошел к столу. Брать трубку не  хотелось  -  он  несколько  раз
включил и выключил  настольную  лампу,  постоял,  нагнувшись  над  столом,
подождал. Телефон упрямо дребезжал, даже  трубка  подрагивала.  Вот  черт,
придется брать.
     Але.
     - Можно попросить к телефону Аркадия Ильцева?  -  произнес  приятный,
уверенный в себе баритон. Ильцев сразу же представил себе его обладателя -
лет двадцати пяти - тридцати, круглое, чисто выбритое  лицо,  умные  карие
глаза, темные, чуть вьющиеся волосы, модный  пиджак  и  скромный  галстук.
Такие типы обычно нравятся девушкам.
     "Зачем я только потащился к телефону? Лежал бы себе и все, а  телефон
позвонил бы немного и перестал. Так нет же -  встал,  даже  "але"  сказал.
Теперь надо что-то говорить".
     - Минуточку... Как вы говорите? А из какой палаты? -  сымпровизировал
на ходу Ильцев и затих в ожидании результата.
     Обладатель приятного баритона явно был озадачен, он растерянно  сопел
в трубку, не решаясь что-то сказать. Его самоуверенность куда-то  исчезла,
Ильцев это почувствовал.
     - Извините, это не квартира? - наконец собрался с мыслями  обладатель
баритона, уверенность к нему вернулась, но не вся.
     - Это  клиника  имени  Ганнушкина.  Номер  надо  правильно  набирать,
молодой человек, - наигранно раздраженно выпалил Ильцев и бросил трубку.
     Нечего из меня знаменитость делать! Нечего!
     Несколько минут Ильцев сидел у телефона, опять  балуясь  выключателем
лампы. Повторного звонка не последовало - психология обладателя  приятного
баритона была разгадана точно. Попав не  туда,  они  не  звонят  еще  раз,
потому что уверены: ошиблись не они, а тот, кто дал им номер. Кто дал?  Да
мало ли кто мог дать... Наверное, кто-то из старых знакомых.
     Старые  знакомые...  Где  они  теперь,  те,  кто  когда-то   считался
друзьями? Только Герка один и есть. Ильцев учился, учился - все вокруг  со
временем изменилось, а он остался таким же, как был. В свои  двадцать  два
года он был стеснительным, чутким, инфантильным юношей. Все  время  чем-то
занят, как-то некогда было повзрослеть...
     Ильцев оставил свет включенным и опять улегся  на  диван.  Настольная
лампа вполне заменяла бра.
     Возле дивана, прямо на полу, ворох газет. "Ах да, я же про них совсем
забыл, а ведь собирался все перечитать".
     Это событие заинтересовало Ильцева с самого начала, но не больше  чем
наблюдения делийских парапсихологов или новые данные о встречах со снежным
человеком. Многое он прочитал сразу, другое  пересказали  знакомые.  Такие
вещи всегда на слуху. Но теперь, когда он сам сыграл в этом заметную роль,
Ильцев решил перечитать все заново, с самой первой публикации...
     "5 марта Крымская обсерватория зарегистрировала в  области  созвездия
Орла  неизвестный  космический  объект,  поведение  которого  наблюдателям
показалось странным. Мнения о его происхождении разошлись..."
     Эта маленькая заметка еще не  привлекла  большого  внимания,  но  она
стала ядром снежного кома, растущего со страшной силой.
     Всего  через  несколько  дней  появилась  вторая  заметка,  такая  же
маленькая, но уже настораживающая: "Установлено,  что  объект,  замеченный
ранее Крымской обсерваторией, движется в сторону Земли  по  необычной  для
космического тела траектории. Он  привлек  внимание  крупных  ученых  всех
стран. Высказано много противоречивых версий. Все обсерватории мира  ведут
постоянное наблюдение..."
     Чуть  позже  подобные  заметки  появились   во   многих   газетах   -
беспристрастная констатация фактов, никаких попыток толкования. Но вот уже
какой-то  еженедельник  на  всю  полосу  публикует   интервью   с   видным
западногерманским астрономом "В настоящий момент, - говорит тот, - я  могу
смело утверждать, что неизвестное тело представляет собой правильный конус
скорее  всего  искусственного  происхождения.  И  вершина   этого   конуса
сориентирована в сторону движения, а именно в нашу с вами сторону..."
     Еще около месяца длилась неопределенность - каждая  газета  по-своему
объясняла феномен читателям. Каких только невероятных выдумок не было:  от
войны миров  и  второго  пришествия  до  оптической  иллюзии  и  массового
гипноза. Общественность бурлила.
     И вот уже в июне астрофизик И.Г.Волохов официально заявил:  "Опираясь
на  данные  вычислений  размеров  этого  объекта  и  наблюдение   за   его
поведением,  я  предполагаю,  что  это  космический  корабль   неизвестной
конструкции и цель его полета, по-видимому, Земля. Я думаю, что  мы  имеем
дело со столь долгожданным визитом инопланетян".
     Ильцев хорошо помнил, какой отклик вызвали эти слова  во  всем  мире.
Одна газета писала:  "Миллионы  телескопов  направлены  в  небо,  миллионы
ученых ломают голову над загадкой,  миллиарды  людей  спрашивают:  неужели
контакт? Неужели братья по разуму?"
     Другая была не так оптимистична: "На нашу долю выпала  редкая  удача:
нам предстоит увидеть братьев по разуму с других планет. Но не придется ли
нам,  людям,  краснеть,  глядя  им  в  глаза?  Посмотрите,  в  каком  виде
предстанет перед ними наша родная Земля!"
     А третья вообще пугала межпланетной войной и писала...
     Снова зазвонил телефон. Опять, что ли? Ильцев решительно снял трубку,
готовый вновь сыграть вахтера в психбольнице.
     - Аркадий, привет! - не дожидаясь тривиального "алло", весело  кричал
в трубку Герка Туманов, биолог и единственный  друг  Ильцева.  -  Слышишь,
тебе собака не нужна? Дог! Приятель один раздает. Даром.
     - А сам почему не берешь? Привет, - без энтузиазма отозвался  Ильцев.
Герка - это, конечно, совсем другое дело, но тоже некстати.
     - Я беру! Уже взял. А у него еще есть, - не унимался Герка.
     - Не до собаки мне, - проворчал Ильцев.
     -  А-а...  Понятно...  -  протянул  Герка.  -   А   может,   знакомым
каким-нибудь нужна? Спроси.
     - Ладно, спрошу. Пока.
     - Пока.
     Ильцев медленно повесил трубку.
     "Молодец все-таки Герка, настоящий друг.  А  ведь  небось  уже  успел
прочитать. Другой бы на его месте бросился поздравлять, кричать:  "Ну,  ты
теперь у нас гений!", наговорил бы кучу глупостей,  от  которых  потом  на
душе неприятный осадок. Только настроение испортил бы, потому что видно  -
не от чистого сердца, неправда... Это от желания  продемонстрировать  свою
близость к знаменитому человеку, совсем не из любви к нему, а от  любви  к
себе, от эгоизма. И хорошо еще, когда это видно. А если - нет? Такие  ведь
тоже будут обязательно. Сейчас развелось много трущихся вокруг дела людей.
Что им нужно? Неясно... Герка - совсем другое, Герка - друг. Он ведь  даже
не спросил ни о чем. Словом не обмолвился. Молодец, понимает".
     Ильцев вернулся к чтению.
     Десятка два газет с броскими  заголовками  на  всех  языках  сообщали
потрясшую мир новость: "12 сентября неподалеку от города Мунайлы Казахской
ССР при попытке  приземлиться  потерпел  аварию  инопланетный  космический
корабль. В момент падения на борту корабля находились два  пилота,  внешне
не отличимые от земных людей. В результате произошедшего  взрыва  один  из
них погиб, второй находится в крайне тяжелом состоянии.  Все  силы  лучших
медиков Земли направлены на спасение единственного представителя внеземной
цивилизации. На внеочередном заседании ООН была сформирована  Комиссия  по
контакту, в которую вошли..."
     Ильцев отложил газету: кто вошел в Комиссию, он знал и так.
     В течение двух месяцев газеты публиковали сводки о состоянии здоровья
инопланетянина.  Оно  постепенно  улучшалось,  но  это   радовало   только
неискушенных,  члены  Комиссии  понимали,  что  нормального,  полноценного
контакта уже не получится. Требовались  обходные  пути,  один  из  которых
предложил ученый совет института прикладной лингвистики. В этом  институте
проходил практику студент Аркадий Ильцев.
     Предложение ВНИИПЛа также попало на страницы прессы:
     "...В  обломках   корабля   экспертная   комиссия   нашла   несколько
инопланетных книг и  звукозаписывающий  прибор  с  фонограммой  разговоров
членов экипажа во время полета...
     Всесоюзный научно-исследовательский институт  прикладной  лингвистики
(ВНИИПЛ) выступил с предложением попытаться расшифровать язык  инопланетян
и в случае удачи вести диалог на родном гостю языке, это намного облегчило
бы контакт.
     Предложение было обсуждено Комиссией по контакту и одобрено всеми  ее
членами. Копии книг и кассеты с записью разговоров переданы в распоряжение
ВНИИПЛа.
     Согласно  решению  Комиссии  по  контакту  и  коллегии  врачей  гостю
ежедневно показывают видеофильмы, повествующие об истории Земли, ее  флоре
и фауне.
     Коллегия врачей, наблюдающая за здоровьем инопланетянина, утверждает,
что он пока еще не готов к контакту..."
     Потом было еще несколько  заметок:  как  же  без  них  -  люди  ждали
сенсации,  а  ее  не  было,  прилетели  братья  по  разуму,  а  ничего  не
произошло... Ильцев не стал читать эти статьи - вода.
     Перед тем как  открыть  последнюю,  вчерашнюю  газету,  Ильцев  долго
смотрел в потолок отрешенным взглядом. Это была статья о нем.
     "Сотрудник НИИ прикладной лингвистики Аркадий  Александрович  Ильцев,
применив оригинальный  метод,  создал  программу,  позволяющую  с  помощью
компьютера расшифровывать язык инопланетян. Значение этого открытия трудно
переоценить...
     Узнав о том, что землянам известен его язык,  наш  инопланетный  друг
настоял на немедленном контакте.
     Несмотря на то что состояние здоровья гостя до сих пор  не  пришло  в
норму, контакт назначен на  27  декабря.  Диалог  будет  осуществляться  с
помощью компьютера-переводчика системы Шпагина-Браве.
     В контакте будут участвовать..."
     Далее следовал перечень глав государств,  ведущих  ученых  и  врачей.
Последним в списке значился "А.А.Ильцев, лингвист".
     "Чепуха! Чушь... Почему вдруг "сотрудник НИИ",  неудобно  даже...  Не
было никакого "оригинального  метода",  все  было  не  так.  Вначале  было
любопытство, простое ребяческое желание попробовать свои  силы  в  большом
сложном деле. Не для того, чтобы сделать открытие, и  даже  не  для  того,
чтобы помочь людям, как обычно говорят в  таких  случаях,  а  просто  ради
интереса. Это была игра... И вдруг появился алгоритм! Он сам собой  всплыл
у меня в мозгу,  казалось,  я  не  имею  к  этому  никакого  отношения!  Я
удивился: из ничего вышло что-то. И не просто что-то, а то, что не вышло у
тех, кто специально добивался этого,  у  десятков  маститых  лингвистов  и
целых коллективов. На смену  удивлению  пришло  беспокойство  и  сомнение.
Смогу ли я написать эту  программу?  Возможно  ли  вообще  написать  такую
программу? Я начал относиться к своей  затее  всерьез.  Вот  тогда  только
началась настоящая работа, в ход пошли все знания, которые я имел.  И  вот
хрупкая нить стала медленно сворачиваться в  круглый,  аккуратный  клубок.
Весь день я добросовестно исполнял свои обязанности, благо они нетяжелы, а
в голове постоянно вертелся этот клубок, на который один за одним ложились
правильные витки. Все это время я не думал о том, что буду делать после, я
просто работал... Был какой-то азарт. Когда же все стало на свои места,  я
ужаснулся: это открытие! И сделал  его  я!  А  что  дальше?  Ученый  несет
ответственность за свое открытие... А я? Я же не собирался... Я  просто...
Я не хотел делать открытия".
     Все смешалось в голове Аркадия Ильцева,  вопросы,  не  успевая  найти
ответ, давили друг друга. Он не заметил, как погасил свет  и  заснул.  Ему
приснилось, как огромный человек в длинной голубоватой одежде вручает  ему
красивый, сверкающий меч. Он рад такой чести, ему доставляет  удовольствие
смотреть, как блестит и  переливается  лезвие  меча  в  лучах  восходящего
солнца, но человек показывает куда-то в сторону  и  легонько  подталкивает
его.  Он  оборачивается  и  видит  серо-фиолетового  стоглавого   дракона,
извивающегося на зеленой траве и тяжело дышащего пламенем, - так  вот  для
чего ему дали меч. Но он совсем не хочет, да и не умеет драться...
     На следующий день Ильцев проснулся поздно. Он не спеша привел себя  в
порядок, плотно позавтракал и вышел из дома.
     Официальный контакт был назначен на вторую половину  дня,  но  Ильцев
должен быть там раньше: нужно компьютер приготовить к работе.
     Толкнув ладонью стеклянную  дверь  с  надписью  "предъяви  пропуск  в
развернутом виде", Ильцев вошел в просторный холл. Он всегда  тушевался  в
такой обстановке - стекло, мрамор,  цветы  по  углам,  мягкие  кресла.  Он
достал пропуск, но в холле не было никого, лишь большой разлапистый  фикус
гордо  смотрел  на  Ильцева  из  круглобокого  бочонка,  поставленного  на
табурет...
     Предъявлять  пропуск  было  некому,   Ильцев   направился   в   глубь
прохладного холла, к широкой мраморной лестнице.
     Помещение, приготовленное  для  контакта,  напоминало  нечто  среднее
между больничной палаткой и палатой государственного парламента. В ней уже
было полно людей: члены Комиссии, врачи, репортеры, обслуживающий персонал
- каждый занят своим делом.
     Молодая журналистка, узнав Ильцева, бросилась к нему и, строя глазки,
попросила сказать пару слов. Ильцев не ожидал этого и очень смутился.
     - Извините, я занят, - заявил он, стараясь не смотреть на девушку.  -
Необходимо подготовить компьютер...
     В этот момент  в  зал  вошел  председатель  Комиссии  -  сравнительно
молодой директор НИИ социологии, и девушка тут же переключилась на него, а
Ильцев занялся привычным делом - программированием. Закончив, он  выяснил,
где буфет,  спустился,  перекусил  и  вернулся  назад.  Ильцев  обжился  в
непривычной обстановке и перестал обращать на что-либо внимание.
     В последние минуты перед контактом Ильцев не чувствовал ни  волнения,
ни  любопытства,  в  нем   жило   странное   чувство   обыденности   всего
происходящего. Он был занят своим делом, и эта сосредоточенность подавляла
все остальное.
     Ильцев не заметил, как два человека в белых халатах осторожно вкатили
тележку,  на  которой  полулежал  инопланетянин.  И   только   когда   они
остановились в центре зала, а  кресла,  амфитеатром  поднимавшиеся  вокруг
них, заняли члены Комиссии, Ильцев понял, что контакт начался.  Он  быстро
ввел программу, так что его замешательства никто не заметил.
     Диалог разворачивался плавно, размеренно, как будто не в первый  раз.
Инопланетянин, не скрывая  радости,  отметил  достижения  земной  науки  и
техники, рассказал об успехах  своих  соотечественников.  Его  цивилизация
оказалась старше земной и заметно обогнала ее.  Во  время  рассказа  гость
легко переходил с одного на другое, помогал  себе  картинками  из  книг  о
Земле, которые получил накануне, часто улыбался - словом,  вел  себя,  как
простой землянин, разве что  говорящий  на  неизвестном  диалекте.  Вскоре
члены Комиссии узнали, что его  планета  мало  чем  отличается  от  Земли.
Атмосфера ее сходна с земной. Развитие животного и растительного мира  шло
примерно теми  же  путями.  Жизнь  на  его  планете  существует  всего  на
несколько тысячелетий дольше, чем на Земле.
     Перелистывая картинки, гость вдруг спросил:
     - Здесь много о низших, но ничего не сказано о...
     Последнее слово компьютер не перевел, и  смысл  фразы  ускользнул  от
членов Комиссии. Кто-то спросил:
     - Кого?
     Гость повторил, но  компьютер  снова  промолчал.  Ильцев  понял,  что
сказанное пришельцем не имеет аналогов ни в одном из земных языков. Вскоре
это поняли и остальные. По рядам прокатился гул удивления.
     -  Кто  они  такие?  -  спросил  председатель.  -  Расскажите  о  них
подробнее.
     - Как, вы не знаете?!  Их  разве  здесь  нет?!  -  инопланетянин  был
удивлен не меньше  землян.  -  Это  живые  существа,  превзошедшие  нас  в
развитии, - он жестом изобразил в  воздухе  ступеньки.  -  Они  -  вершина
эволюции  на  нашей  планете.  Для  них  нет  тайн.  Любая  информация   в
определенном радиусе, - он описал в воздухе круг, - им доступна. У них так
устроена нервная система. Это крупный ароморфоз - им не надо думать, они и
так все знают. Мы с ними в  симбиозе.  Корабль,  на  котором  я  прилетел,
сконструирован ими, но сделали его мы, потому  что  они  ничего  не  могут
делать. Конструкция корабля выше понимания людей, это удел... их. Только в
содружестве мы смогли достичь всего... Но условия этого  сотрудничества...
симбиоза диктуют они, потому что могущественнее нас. Это  напоминает  ваши
отношения с домашними животными. - Наверное,  для  наглядности  он  открыл
книгу и показал всем фотографию собак Белки и Стрелки в космосе, при  этом
тыкая указательным пальцем себя в грудь.
     Все, кто  был  в  помещении,  пораженные,  замерев,  затаив  дыхание,
смотрели на него. Когда он закончил, потянулась тяжелая пауза.
     На этом первый раунд диалога был прерван.
     Ильцев вышел на улицу. Смеркалось. Ветер подхватывал мелкий снежок  и
неприятно бил им  в  лицо.  Члены  Комиссии  прощались,  хлопали  дверцами
автомобилей и разъезжались. Ильцев направился в сторону метро.
     - Аркадий Александрович, - окликнули сзади.
     Ильцев обернулся.
     Из открытой дверцы "Волги" выглядывал председатель.
     - Вам в какую сторону?
     - Ленинские горы.
     - Мне туда же. Садитесь - подвезу.
     Ильцев сел.
     Машина легко шла по ровному, желтому от света фонарей проспекту. А по
краям его, по тротуару, покрытому утоптанным снегом, шли  люди.  Казалось,
они  существуют  в  другом  измерении.  Но  время  от  времени  кто-нибудь
отделялся от толпы, садился за руль и вливался в  живой  блестящий  поток,
похожий на струю ртути.
     Почти всю дорогу молчали. И только у самого дома Ильцев спросил:
     - Что вы думаете делать?
     Председатель понял, что он имеет в виду:
     - Еще не знаю,  там  будет  видно.  Но  вступать  в  контакт  с  этой
цивилизацией может быть небезопасно, да и просто  неприятно.  Люди  готовы
смириться с тем, что где-то на другой планете есть цивилизация, обогнавшая
нас в развитии, но отношения к  себе,  как  к  домашним  животным,  мы  не
потерпим. Привыкли быть царями природы и не спешим снимать корону. Я  ведь
прав?
     Председатель натянуто улыбнулся. Ильцев ничего не ответил.
     Машина остановилась на углу,  возле  самого  дома.  Ильцев  вышел,  а
председатель поехал дальше, вниз по Ленинскому проспекту.
     Квартира встретила Ильцева темнотой. Не раздеваясь и не зажигая свет,
Ильцев сел на табуретку и долго смотрел в эту темноту.  Думал.  За  стеной
еле слышно звучали гитарные аккорды  -  Васька  пел  новую  песню.  Ильцев
вслушался. Опять про любовь?

                          Все меняется, однако
                          Истина верна одна:
                          Лучше верная собака,
                          Чем неверная жена!

     Ильцев быстро набрал хорошо знакомый номер телефона.
     - Алло, Герка, это ты? Твой приятель дога еще не отдал?
     - Нет. А ты что, нашел желающего?
     - Я сам беру. Когда заехать?
     Со двора в окно квартиры смотрела темень, но  звезд  не  было  видно.
Ильцеву их очень не хватало.

                            Я И МОЙ ТЕЛЕВИЗОР

     На улице грязно, идет дождь. Крупные капли шлепаются  на  подоконник.
Лица прохожих надежно скрыты пестрыми зонтами.
     Ты смотришь в окно и говоришь мне, что чудес не  бывает.  Но  это  не
так, и я не могу не возразить тебе.
     - Ты не прав, - говорю я.  -  На  Земле  постоянно  происходит  много
такого, что заметно разнообразит жизнь ее обитателей.
     Ты только вспомни, у нас на планете все время что-то  происходит:  то
динозавры исчезают целыми коллективами, то  Атлантида  без  предупреждения
переходит на подводный образ жизни, а то  где-то  в  Лох-Нессе  выныривает
невесть откуда взявшийся плезиозавр. А тайна Бермудского  треугольника?  А
извержение Везувия? А самовозгорающиеся брюки и летающие тапочки? Этот ряд
можно продолжать, и нет никакой гарантии, что он  будет  более  или  менее
полным и, главное, точным. С абсолютной точностью можно сказать  лишь  то,
что где-то там, в этом ряду, на весьма скромном месте  буду  стоять  я  со
своим телевизором.
     Ты удивлен? Ну что ж, тогда слушай.
     Купил я его на базаре у спившегося  инопланетянина  -  наблюдателя  с
другой планеты. Первоначально это была телепортационная  установка,  с  ее
помощью инопланетянин поддерживал связь со своими:  информацию  передавал,
гостинцы получал, распоряжения всякие... А потом, уже спившись, он наскоро
переделал ее в телевизор и продал мне.
     Все это я постиг гораздо позже, а тогда  знал  лишь  одно:  телевизор
стоит так дешево, что неудобно  спрашивать,  хорошо  ли  он  работает.  Но
действовал он отлично и давал  много  очков  вперед  всем  "Горизонтам"  и
"Славутичам", вместе взятым.
     Правда,  только  первые  три  дня.   На   четвертый   ему   наскучила
прозаическая жизнь обычного телевизора, и он, по  старой  памяти,  занялся
телепортацией.
     Первым он телепортировал Вахтанга Кикабидзе. Как он это сделал, я  не
знаю, но вынул его прямо из  кинофильма.  Кикабидзе  осмотрелся,  поправил
галстук и выругался, сначала по-русски, потом  по-грузински.  Догадавшись,
что попал в чужую квартиру, но не поняв как, он быстро взял себя  в  руки,
вежливо извинился и вышел. Больше я его не видел.
     С того дня телепортация стала своего  рода  хобби  моего  телевизора.
Весь день он  добросовестно  показывал  все  программы,  но  иногда  вдруг
выдавал живого актера, диктора или кого-нибудь еще. Эти выходки  создавали
мне массу неудобств. С людьми еще ничего - они только ругались и требовали
денег на обратную дорогу. Гораздо хуже обстояло дело с животными, а к  ним
мой телевизор питал особую  любовь.  Из  первой  же  передачи  "Ребятам  о
зверятах" он телепортировал выводок африканских рогатых жаб  и  небольшого
крокодила. Ну с этим я кое-как справился -  жаб  юннатам  отдал,  в  живой
уголок,  крокодила  соседу-биологу  пристроил,  он  даже  рад   был,   все
спрашивал, где взял. Но ума не приложу, что мне делать со  стаей  павианов
из учебной передачи "Зоология, 7-й класс", чепрачным тапиром  из  "В  мире
животных" и рыжим быком-производителем из  передачи  местного  телевидения
"Животноводство - ударный фронт".
     С кем мне повезло, так это с собакой Баскервилей:  она  как  снег  на
голову из одноименного кинофильма выпрыгнула. Ее  хозяин  -  не  Степлтон,
конечно, а настоящий хозяин, чью собаку в кино  снимали,  -  объявление  в
газету подал, и я, конечно, сразу написал ему, успокоил. Скоро он  приедет
ее забирать, а пока она со всеми остальными  зверями  проживает  в  ванной
комнате.
     А недавно  в  "Очевидном-невероятном"  летающую  тарелку  показывали.
Поганая такая съемка,  но  мой  телевизор,  как  только  ее  увидел,  весь
встрепенулся - своих почуял! И  тут  же  ее  телепортировал...  На  экране
тарелочка маленькой казалась, а как на пол  ко  мне  грохнулась,  так  всю
комнату собой заполнила. Хорошо еще, пустая оказалась, непилотируемая.
     Я долго думал, что с ней делать. Наконец  решился  спихнуть  ночью  с
балкона. Спихнул - а что дальше? Ее ведь так просто на улице  не  бросишь:
тарелка летающая как-никак, не консервная банка... Тогда я  оттащил  ее  к
приятелю в гараж. Мы  его  мотороллер  выселили,  под  окно  поставили,  а
тарелку в гараже заперли.
     На утро приятель является с претензией: "Из-за твоей бандуры  у  меня
ночью мотороллер увели!" Я его успокоил: "Не огорчайся, я тебе "фиат"  или
"ягуар" телепортирую. Мне это - пара пустяков. Подожди только".
     Должен тебе сказать, что, не понимая принципа действия этой штуки,  я
все же со временем научился ею пользоваться.
     Несколько  дней  я  старался  и  наконец  вытащил  ему  из  какого-то
западного детектива почти новый "ягуар".  Представь  -  стоит  он  посреди
комнаты, фарами блестит, а в дверь не проходит. Ну, ничего, думаю,  завтра
по программе  документальный  фильм  о  работниках  порта,  так  я  оттуда
портовый кран выну, прямо с балкона сброшу, а потом уже им  "ягуар"  через
окно достану.
     Но только не вышло  из  этого  ничего.  Пришли  вчера  трое  в  сизых
комбинезонах и рассказали, что они, мол, с другой планеты, что коллега  их
аморальный спился, но сейчас  порядок  восстановлен,  и  он  направлен  на
принудительное лечение. Телевизор и тарелку они  тут  же  забрали,  зверей
тоже увезли, сказали, для своего  зоопарка,  а  Маккартни  назад  в  Штаты
отправили, ловко так, он даже проснуться не успел.
     Вот так все и кончилось. А ты говоришь, что чудес не бывает!
     Ты не веришь? Так заходи ко мне на досуге, я тебе "ягуар" покажу, его
инопланетяне мне на память оставили, он так и стоит посреди  комнаты.  Так
что заходи - убедишься.

                         Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                        ИСКУССТВО ПРЕДСТАВЛЯТЬ

                                                 У попа была собака...

    Мне раз попалась в журнале одна статейка.
    Не то, чтобы интересная... Не знаю даже, чем она меня привлекла. В
ней - о том, какие в кино бывают пробы на роль. Вот, например,  пришла
девушка, а режиссер ей и говорит:
    - Ты представь, будто меня тут нет и  ничего  этого  тоже  нет,  а
будто ты сидишь у себя  дома,  в  комнате,  и  по  телефону  со  своей
подругой разговариваешь...
    Девушка начинает что-то говорить, а режиссер слушает,  смотрит,  и
по тому, насколько органично и естественно  она  себя  ведет,  решает,
брать ее на роль или нет.
    Только    я    это    прочел,    как    вдруг    толи    прорвался
пространственно-временной  континуум,  толи  обнажилась   параллельная
реальность, толи еще что... В общем, мне ясно представилось, что будто
бы с того дня прошел уже целый год, я приехал  в  Москву  и  вроде  бы
решил  попробовать  сняться  в  кино.  Прихожу  я  по  объявлению   на
киностудию имени Горького, а режиссер, чтобы испытать меня, говорит:
    - Представь себе, что меня здесь нет и ничего вокруг тоже  нет,  а
есть телефон, и ты по нему разговариваешь со своим другом. Понятно?
    Я мигом понял, представил все, как положено, и думаю, что бы такое
сказать.
    - Алло. Привет, это я,  -  сказал  и  замолчал.  А  что  дальше-то
говорить?
    - Ты чем занимаешься?
    Подождал паузу.
    - Ага. Понятно...
    А режиссер смотрит внимательно, и, видно, мало  ему  того,  что  я
сказал. Он ждет и думает, что это, интересно, я дальше говорить  буду.
И от этого вся судьба моя последующая зависит. Но я  не  растерялся  и
говорю:
    - А  я  вот  тут  в  кино  решил  сниматься.  Да.  Ну,  да...  Ну,
попробоваться хотя бы... Вот только что с кинопроб приехал.
    Смотрю - режиссер улыбнулся. А я и рад стараться:
    - Да нет, - говорю, - режиссер вроде бы ничего. Нет,  это  ты  зря
так говоришь... Режиссер - мужик отличный.
    А режиссер этот самый уже смеется, и какое-то  любопытство  в  его
глазах блестит. Вроде, как бы спрашивает, что же он дальше скажет? А я
дальше мысль развиваю:
    - Он,  режиссер  этот,  что  придумал!  Он,  чтобы  испытать  меня
говорит: "Ты представь, говорит, что меня здесь нет и  ничего  нет,  а
есть телефон, и ты по этому телефону своему другу звонишь".  Ну,  я  и
представил, будто с тобой говорю. Я сначала сказал: "Алло. Привет, это
я". Выждал секунду и дальше: "Ты чем занимаешься?" Еще пауза. "А я вот
в кино сниматься решил, только что с кинопроб..."  Тут  я  представил,
будто ты что-то плохое про кино сказал, а я тебе  возражаю:  "Да  нет,
говорю,  ты  не  прав,   режиссер   уж   больно   хороший   попался...
Сообразительный мужик. Ты слышь, что он придумал  -  он  говорит:  "Ты
представь, будто никого здесь нет и меня тоже нет, а есть  телефон,  и
ты по нему с другом разговариваешь"... В  общем,  говорю  я  все  это,
смотрю - а режиссера хохот  разбирать  начал.  Тогда  я,  лишь  бы  не
молчать, начал представлять, будто я все это тебе пересказываю.  Будто
прихожу я домой, звоню тебе и говорю: "Алло.  Привет,  это  я."  Потом
говорю: "Ты чем занимаешься?" И после паузы:  "А  я  вот  тут  в  кино
сниматься решил, только что с кинопроб..." Дальше,  чтоб  не  молчать,
говорю: "Режиссер, толковый мужик, попался - знает свое дело.  Он  мне
такое испытание  придумал.  Это  вам  не  дули  воробьям  крутить!  Он
говорит: "Представь себе, что меня тут нет, а есть только телефон,  по
которому ты со своим приятелем разговариваешь". А дальше, опять, чтобы
не молчать, говорю, что сказал, будто представил, что тебе позвонил  и
говорю: "Алло. Привет, это я". Потом: "Ты чем  занимаешься?  А  я  вот
сдуру решил в кино сниматься. Только-только с кинопроб  приехал."  Ну,
тут режиссер вообще на пол сполз, но на меня все ехидно  косится,  что
я, мол, дальше говорить буду. А мне-то сказать нечего, и я,  чтобы  не
молчать, говорю ему одно и то же и все по кругу... Ну, все то же,  что
я тебе сейчас пересказываю.  Что  прихожу  домой,  что  звоню  тебе  и
говорю, что, мол, режиссер, ничего себе  мужик,  говорит:  "Представь,
что вместо меня телефон стоит, и ты по нему с другом  разговариваешь."
И что я представил, что с тобой говорю, и говорю: "Алло.  Привет,  это
я". "Ты чем занимаешься?" - говорю. "А я вот, - говорю, - тут  в  кино
сниматься удумал, а режиссер и говорит: "Представь, мол, что я - не я,
а  телефон,  и  ты  по  мне,  то  есть  по  нему,  со   своим   другом
разговариваешь..."...
    Режиссер и в самом деле смеялся сильно, не то чтобы на пол  сполз,
но смеялся. А когда он понял, что я ему ничего нового не скажу, сквозь
смех выдавил из себя:
    - Ладно. Хватит тебе...
    Потом платком лоб вытер, глаза промакнул и говорит:
    - Ладно. Парень ты, что надо. Беру я тебя  на  роль...  Только  ты
честно скажи, ты все это заранее сочинил или прямо  сейчас  экспромтом
выдал?
    А я отдышался, моргнул, сухие губы языком  облизал  и  говорю  ему
все, как есть, честно:
    - Нет, не сейчас, и не экспромтом. Я еще год назад  рассказ  такой
сочинил...  "Искусство  представлять"  называется.  Эпиграф  там   еще
интересный такой был: "У попа была собака". Я тогда прочитал в журнале
о том, как проходят кинопробы, и вдруг четко  представил  себе,  будто
сам решил сниматься, прихожу, а режиссер  говорит:  "Представь,  будто
меня  нет,  а  есть  телефон,  по  которому   ты   со   своим   другом
разговариваешь." А я не растерялся и говорю: "Привет, это я." А потом:
"Ты чем занимаешься?" Выждал паузу и дальше: "А я вот,  знаешь  ли,  в
кино решил сниматься". А режиссер мне и говорит: "Представь..."
    Не помню уж, что было дальше, и чем все дело  кончилось.  Не  знаю
даже,  происходило  ли  это  на  самом  деле,  или  я  все  это   себе
представил...  Вместе  с   пространственно-временным   континуумом   и
параллельной реальностью...
    Но как только пройдет год с того дня, я обязательно поеду в Москву
и тут же пойду на киностудию имени Горького...
    Интересно, что из этого выйдет?
    Постарайтесь представить...

                                                       1990, Краснодар

                         Андрей Щербак-Жуков

               САМОУБИЙСТВО БОГА, ИЛИ ПОСЛЕДНИЙ РОМАНС
                        (сценарий киноновеллы)

                                  1.

    В  небольшом  концертном  зале,  похожем  скорее   на   барак   из
гофрированной жести, - серый  полумрак.  Грязно,  сильно  накурено,  -
сквозь дым и мрак видны лица зрителей. В основном, это молодые  ребята
и девушки в потертых куртках. Кто-то сидит на  стульях,  кто-то  -  на
фанерных ящиках, кто-то просто примостился на полу, поджав ноги. Можно
заметить, что они одеты в соответствии с определенной необычное модой;
в украшении их внешнего вида присутствует  множество  технократических
деталей - у многих в  ушах  вместо  серег  вставлены  радиодетали,  на
запястьях браслет из цветной проволоки и т. д.
    В  глубине  слабоосвещенной  сцены  стоит  небольшой  аппарат   на
складных ножках, с рядом клавиш, кнопками и тумблерами.  За  аппаратом
на какой-то коробке сидит парень лет двадцати пяти, слегка склонный  к
полноте, с копной мелко вьющихся волос.
    Парень переключает тумблер  -  раздается  протяжный,  ненавязчивый
звук на нижнем пределе слышимости. Парень перебирает несколько клавиш,
словно настраивает инструмент - зал затихает.
    В глубине сцены появляется второй молодой человек. Он чуть  моложе
первого, высок, строен,  чрезвычайно  худ;  с  темно-русыми  длинными,
прямыми волосами, потоками спадающими на плечи, и  тонкими,  красивыми
чертами лица.
    Он выходит на край сцены, луч светильника выхватывает  его  фигуру
из полумрака. Он говорит в зал :
    - Добрый день. Меня зовут Джо, если вы не знаете... Его - Пит...

    Джо показывает открытой ладонью на парня за аппаратом, тот  кивает
- зал хлопает;  кто-то  одобряюще  свистит.  Дав  залу  утихнуть,  Джо
продолжает.

    ДЖО:   Мы   приглашаем   вас   совершить    небольшое    волшебное
путешествие... Это путешествие в тот мир, который вы, наверное, смутно
помните. Вы были там, может быть,  во  сне,  может  быть,  в  глубоком
детстве, а, может, до вашего рождения...

    Пит начинает играть медленную,  медитативную  музыку,  Джо  делает
пасы руками - зал затихает. Кто-то закрывает глаза, кто-то,  наоборот,
широко раскрыв  их,  смотрит  в  пустоту  -  они  не  видят  грязного,
прокуренного и заплеванного зала, они видят другой мир...

                                  2.

    Они видят мир глазами человека, бегущего по густой,  ярко-лазурной
траве (субъективная камера). Стебли едва не достигают  ему  до  пояса,
ветер колышет их, и первые  волны  прокатываются  по  живой,  дрожащей
поверхности, как по водной глади. Человек бежит быстро - все быстрее и
быстрее,  трава  мелькает  под  ногами.  Вдруг  травяное  поле   резко
прерывается глубоким обрывом, но человек вместо  того,  чтобы  упасть,
отталкивается и взлетает... Где-то внизу мелькают деревья, реки, поля.
Приближаются  облака,   пронизанные   розовато-оранжевыми   солнечными
лучами...
    Вдруг видение прерывается...

                                  3.

    Прокуренный зал.
    К сцене подбегает паренек лет двадцати. На нем кожаная  куртка,  в
ухе вместо серьги - блестящая радиодеталька. Это Дрон.

    ДРОН: Пит, шухер! Лавочники громят ангар - сворачивай "агрегат"!
    Слышится шум, удары. Пит выключает  тумблер  -  все  зрители  вмиг
приходят в себя, а Джо падает, словно марионетка, у которой  подрезали
ниточки.

    ПИТ: Дрон, помоги Джо!

    Пит сматывает провода. Дрон пытается поднять Джо, но у него ничего
не получается - тот без сознания.
    Зрители разбегаются в разные стороны, в зале паника,  давка.  Одна
девчушка, сидевшая в первых рядах,  забирается  на  сцену  и  помогает
Дрону - она кладет руку Джо себе на плечо, Дрон поднимает за другую.
    Пит убегает за сцену, утаскивая за собой аппарат с проводами, Дрон
и девушка тянут за ним Джо.
    Они выходят на задний двор, бегут к забору, пролезают  через  дыру
и, петляя среди каких-то развалюх и ржавых жестяных бочек, исчезают из
вида.

                                  4.

    Толпа неопрятно, но обычно одетых  и  причесанных  людей  окружила
жестяной барак. У одних в руках транспаранты с надписями: "Не лезте  в
наши  сны!",  "Не  нужно  за  нас   чувствовать!"   У   других   куски
металлических труб и арматуры. Они громят барак. Из барака выскакивают
взъерошенные парни и девушки, пытаются помешать ломающим. Парни набегу
вытаскивают из-за пазухи цепи.
    Завязывается групповая драка.

                                  5.

    Просторная комната с потертыми стенами.
    Джо кладут на диван. Девчушка протирает его лоб влажной тканью.
    Джо приходит в себя - вздыхает, поднимает глаза.

    ДЖО (девушке): Кто ты, чудо?

    ДЕВУШКА: Меня зовут Лена.

    Джо сжимает руку Лены и подносит к своим губам.

    ДЖО: Спасибо тебе, Лена.

    Джо целует руку.

    ПИТ (облегченно вздыхая): Ну, слава Богу.

    Он идет в свой угол -  там,  вокруг  кресла,  из  которого  торчат
клочья ваты, стоят  стеллажи  с  грудами  радиодеталей  и  аппаратуры:
мониторы, остовы усилителей и  компьютеров.  На  стене  на  крючках  и
гвоздиках - провода. Пит включает паяльник.
    Дрон, тоже успокоившись, забирается на другой диван,  откидывается
спиной к стене и скрещивает ноги.

    ДРОН (злобно): Суки - лавочники... Похоже  мы  потеряли  последний
зал. Конечно, наши им вломят... Но покою нам теперь там не дадут...

    ПИТ (меланхолично, не оборачиваясь к собеседнику): А мы больше  не
выступаем. Ты в курсе?

    Над паяльником поднимается струйка дыма.

    ДРОН: Как?

    ПИТ: Из десяти выступлений - семь  закончились  мордобоем.  А  шок
прерванного сеанса бьет по Джо. Раньше он держался, а теперь,  видишь,
что получается... В общем, больше так нельзя. Мы не  можем  подвергать
Джо опасности... Его дар уникален.

    Джо и Лена не слушают их разговор, они держаться за руки и смотрят
друг на друга.

    ДЖО: Тебе понравилось то, что я делал?

    ЛЕНА: Да, я никогда такого не видела. Только вот... все  кончилось
так быстро.

    ДЖО: Все хорошее кончается... хоть этого и не должно бы быть.

    ЛЕНА (нерешительно): А что это было?

    ДЖО: Это другой мир. Хороший. Я знаю туда дорогу  и  вожу  по  ней
людей. Пит мне помогает...

    ЛЕНА: Ты мне его покажешь еще?

    ДЖО: Да, конечно.

    Джо целует Лене руку.

    ДЖО (шепчет): Конечно...

    Дрон и Пит тем временем продолжают разговор.

    ДРОН: Что же теперь делать?

    ПИТ: Есть у меня одна идейка... Я хочу найти способ записывать Джо
на кассету.

    ДРОН: А это возможно?

    ПИТ: Теоретически,  да.  Тут  дело  вот  в  чем...  Мой  "агрегат"
производит    волны     определенной     частоты,     растормаживающие
непосредственно подкорку головного мозга. Джо подключается  к  ним  и,
играя, как на струнах, внушает  людям  грезы  собственного  сочинения.
Или, как он сам предпочитает  говорить,  не  собственного  -  не  суть
важно. Если можно произвести волну, то можно и записать ее же, но  уже
преобразованную умением Джо. Хоть на обычную кассету... Вопрос, как?

    ДРОН: А мне что теперь делать?

    ПИТ: Ничего. Ты кассу забрал?

    ДРОН: Да.

    ПИТ: Хорошо. На первое время нам хватит, а там посмотрим.

    ДРОН: А что я скажу ребятам - они же ждут каждого  концерта?  Меня
спрашивают, я же, вроде как, ваш менеджер...

    ПИТ: А раз менеджер, то и выкручивайся. Скажи,  пусть  ищут  новый
зал. Найдут - посмотрим. А пока нет зала и говорить не о чем...

                                  6.

    Небольшой рыночек на окраине жилого  поселка.  На  пустых  ящиках,
стоящих рядами, сидят торговцы, на таких же ящиках  разложен  товар  -
все, от чахлых овощей до слегка потертой, явно бывшей  в  употреблении
одежды.
    Вдоль  рядов  проходят  Джо  и  Лена.  Они  останавливаются  около
торгующего помидорами - парнишки лет пятнадцати  с  бритой  головой  и
блестящей радиодеталькой вместо серьги в ухе.

    ДЖО: Почем помидоры?

    Парень поднимает глаза на покупателя.

    ПАРЕНЬ: Джо?

    ДЖО: Да, я.

    ПАРЕНЬ: Я был на ваших концертах,  на  всех  в  этом  году...  Это
здорово! А почему вы давно не выступали?

    ДЖО: Негде. Лавочники разбили последний ангар.

    ПАРЕНЬ (решительно): Мы за это разгромили  пять  их  лавок!  Будут
знать.

    ДЖО: Зачем?

    ПАРЕНЬ: За тебя!

    ДЖО: Они же несчастные, глупые люди. Они не видят ничего светлого.
Не знают и знать не хотят... Они в этом не виноваты - жизнь сделала их
такими.

    ПАРЕНЬ: Но они ненавидят нас, а мы ненавидим их... И любим  вас  с
Питом и то, что вы делаете...

    ДЖО: Постарайся их понять и пожалеть... Они ведь тоже несчастные.

    ПАРЕНЬ (задумчево): Я постараюсь...

    ДЖО: Ну, так как помидоры?

    ПАРЕНЬ: Ой, возьми даром... Пожалуйста... Я  буду  всем  говорить,
что угощал помидорами самого Джо!

                                  7.

    Джо и Лена идут домой: с одной стороны ржавые контейнеры, бараки и
вагончики - в них живут люди; с другой - голая степь с редким ковылем.
Джо в охапке держит кулек с помидорами, Лена  несет  сумку  с  другими
продуктами.

    ЛЕНА: Ты заметил, как он на тебя смотрел?

    ДЖО: Как?

    ЛЕНА: Как на Бога!

    Джо пожимает плечами.

    ДЖО: Да, пожалуй, Бога им не хватает... Только я ведь не Бог, я  -
так, вроде артиста. Делаю, что умею...

    ЛЕНА: Но это очень похоже на культ. А ты на жреца или пророка...

    ДЖО: Я никогда не думал об этом.

    ЛЕНА: Что же это тогда - новый вид искусства?

    ДЖО: Зови, как хочешь.

    ЛЕНА: Мне кажется в начале каждого искусства стоит Бог.  Потом  он
иногда уходит, иногда - остается.

    ДЖО (отшучивается): Если я буду думать на эти темы,  некому  будет
делать то, что мы делаем...

    ЛЕНА: Таких, как вы больше нет?

    ДЖО: Почему же? Есть, наверное,  только  немного...  Я  слышал,  в
Свинячем Хуторе есть целая команда.

    ЛЕНА: А в городе?

    ДЖО: Не знаю - в городе  свои  примочки.  Там,  по-моему,  это  не
нужно.  А  здесь  -   природа   гибнет,   люди   дичают,   цивилизация
распадается... Людям надоело смотреть на ее ржавые осколки, им хочется
чего-то другого. Если в начале  того,  что  мы  делаем,  действительно
стоит Бог, то это наш Бог...

    Лена восторженно целует Джо в щеку. Потом чуть хмурится.

    ЛЕНА: А лавочники?

    ДЖО: А лавочники не хотят, чтобы их будили. У них свои грезы.  Они
не хотят поверить, что, как и мы, оказались на окраине  общества,  что
никому не нужны, и отсюда  уже  не  выбраться.  Они  забивают  пустоту
всякой дрянью. Они считают, что то, чем они занимаются -  это  и  есть
настоящая  жизнь...  Это  попытка   подняться,   выбраться.   Общество
расслоилось окончательно... Это не два класса - это уже два мира.

    Джо переходит по жердочке поток мутной ржавой  воды.  Подает  Лене
руку.
    Лена смотрит на ржавую воду.

    ЛЕНА: Но это же не выход, это смерть. Смерть души...

    ДЖО: Смерть души. Да. А зачем здесь душа. Ей здесь плохо, ей нужен
другой мир.

    ЛЕНА: А нельзя туда уйти насовсем?

    ДЖО: Куда?

    ЛЕНА: В этот другой мир?

    Джо задумчиво пожимает плечами.

                                  8.

    Джо и Лена заходят в комнату.

    ДЖО (Питу): Представляешь, как здорово - нам поклонники уже  дарят
помидоры. С голоду мы не помрем.

    ДРОН: Я же говорил, что в поселке вас боготворят.

    ПИТ: Джо, а ты мог бы выступить без зала? Скажем, для одной Лены?

    ДЖО: Конечно. Тем более для Лены.

    Джо смеется.

    ПИТ: Тогда давай. Я тут кое-что соорудил. "Агрегат-2"... Попытаюсь
тебя записать. Дрон, тащи.

    Дрон выносит два микрофона с тарелками-отражателями и еще какие-то
приборы. Лена садится в кресло, микрофоны ставят  с  обоих  сторон  от
нее. Пит  вставляет  в  собранный  им  аппарат  обычную  аудиокассету.
Одевает наушники.
    Джо смотрит на Лену - та на него.
    Звучит медленная музыка.

                                  9.

    Лена видит, как среди густой травы пробивается росток.  Он  растет
прямо на глазах. Вот появляются бутон и два листочка. Бутон раздвигает
стебли травы,  поднимается  над  ними  и  раскалывается  на  несколько
лепестков. Вырастает роскошный ярко-красный цветок. Джо срывает его  и
протягивает Лене.
    Они оказываются на краю скалы над бирюзовой морской гладью.
    Они прыгают и летят над водой. Сквозь ее прозрачную толщу с высоты
видны глубинные камни, пучки вьющейся морской травы, ямы и отмели.
    Они летят все быстрее и быстрее, поднимаются все выше и выше.
    Они резко взмывают вверх, прорывая слой  облаков,  и  замирают  на
вершине блаженства. Ярко-розовые лучи пробивают молочную белизну.
    Облака строятся в невероятные фигуры, башни...
    Они не спеша опускаются, встают на землю.
    Глаза Лены широко открыты, она дышит возбужденно, с придыханием.
    Пит выключает аппарат, снимает наушники.
    Джо и Лена обмениваются взглядами.

    ПИТ: Теперь посмотрим, что получилось.

    Он перематывает пленку назад -  какое-то  время  тянется  пауза  -
потом включает воспроизведение.
    Раздаются низкие, гнусавые звуки.
    Пит смотрит на Дрона.

    ПИТ (Дрону): Ты что-нибудь чувствуешь?

    ДРОН: Нет.

    ПИТ (задумчиво): Я тоже. (Лене) А ты?

    ЛЕНА: Не то, что тебя интересует.

    Она смотрит на Джо.

    ПИТ: Значит не получилось.

    Пит  уходит  в  свой  угол,  садится  в  кресло,  спиной  ко  всем
присутствующим. Включает паяльник.

                                 10.

    Пит сидит на пороге домика и курит. К домику приближается Дрон, он
явно обрадован.

    ДРОН: Пит, чуваки нашли отличный зал. Это какой-то  бункер  -  там
сухо, есть электричество, я проверял... И лавочники о  нем  ничего  не
знают... Когда даем концерт?

    ПИТ: Недели через три, не раньше. Завтра утром мы едем в город.

    ДРОН: В город? Зачем?

    ПИТ: Я договорился, нас там посмотрят. Один шанс из тысячи,  но...
я, кажется, знаю, как нам записаться. Вот только здесь мне не  хватает
кое-какого железа...

    ДРОН: Что же я скажу чувакам?

    ПИТ: Скажи, приедем - дадим концерт.

    Дрон хочет войти в домик, но Пит останавливает его.

    ПИТ: Постой, Джо с Леной прощается.

                                 11.

    Город.
    Дверь комнаты, сверкающей белизной и роскошью, распахивает  полный
мужчина в дорогом костюме и темных очках.

    МУЖЧИНА: Ну как, ребятки?

    Пит встает из-за новенького аппарата, лишь смутно напоминающего их
прежний "агрегат". Джо сидит  в  удобном  кресле,  волосы  собранны  в
"понни тейл", к его голове прикреплены электроды, от  которых  тянутся
провода.

    ПИТ (восторженно): Закончили вторую композицию.

    МУЖЧИНА:  Отлично.  Отлично,  ребятки...   Я   просмотрел   первую
несколько раз -  это  будет  иметь  большой  успех.  Мы  взорвем  этот
заплывший жиром шоу-бизнес! Мы завтра же улетаем в Центр,  и  начнется
настоящая работа...

    Мужчина уходит.
    Джо встает из кресла, подходит к огромному  окну.  Внизу  светятся
огни города,  вверху  -  звезды.  Он  меланхолично  снимает  с  головы
электроды, один за другим. Подходит Пит, похлопывает его по плечу.

    ПИТ: Надо ехать, Джо. Ты же понимаешь... Это один шанс из  тысячи.
Они уже начали выпускать аппараты для наших кассет. Ты представляешь -
для наших!

    Джо кивает.

    ДЖО: Да, надо ехать.

                                 12.

    Лена сидит в домике одна. За дверью слышится шум. Она встает.
    Дверь распахивается, и в комнату вваливается Дрон, он сильно пьян.
Лена бросается ему навстречу.

    ЛЕНА: Дрон, что с тобой?

    Дрон истерически смеется.

    ЛЕНА: Где Джо, Пит?

    ДРОН: Улетели.

    ЛЕНА: Что значит - улетели? Куда?

    ДРОН: В Центр, в Столицу, черте-куда... Какая разница... Главное -
они бросили нас, предали... Сволочи!

    Дрон садится на диван, Лена - на стул напротив.

    ДРОН: Они сами не понимают, чем они для нас были...  Они  же  были
НАШИ! (кричит) Суки! А теперь у них контракт! Теперь  они  принадлежат
всем...

    Дрон лезет в нагрудный карман, достает оттуда аудиокассету.

    ЛЕНА: Что это?

    ДРОН: Это то, чем они стали. Это подарок тебе.

    Дрон протягивает Лене кассету. Та берет бережно, испуганно, словно
берет животное.
    Дрон из второго кармана достает вторую кассету.

    ДРОН: У меня тоже есть. Таких  кассет  теперь  миллионы...  можешь
посмотреть.

    Дрон кивает в сторону аппарата, на который они  когда-то  пытались
записать Джо. Потом вдруг размахивается и с силой бросает свою кассету
в стену. Кассета  разбивается  на  мелкие  кусочки,  спутанная  пленка
падает на пол.
    Дрон ложится на диван, отворачивается к стене и засыпает.
    Лена  рассматривает  коробку  кассеты.  На  пестрой   упаковке   -
ярко-красные цветы, розовые облака и надпись: "Волшебное путешествие".
Она прижимает кассету к груди, на глазах ее появляются слезы.
    Лена сгибается пополам, всхлипывает, ее плечи содрогаются в плаче.
    Проплакавшись, Лена поднимает лицо, протирает  заплаканные  глаза,
снова смотрит на кассету. Из коробочки выпадает записка.  Лена  читает
ее: "Лена, я еще вернусь. Джо."
    Лена  идет  к  аппарату,  вставляет  в   него   кассету.   Щелкает
переключателем. Звучит медленная медитативная музыка,  Лена  замирает,
широко раскрыв глаза. Она видит, как посреди комнаты  появляется  Джо.
Она понимает, что это видение, но глаза ее высыхают.
    Джо улыбается.

    ДЖО: Добрый день. Мы приглашаем вас совершить небольшое  волшебное
путешествие... Это путешествие в тот мир, который вы, наверное, смутно
помните. Вы были там, может быть,  во  сне,  может  быть,  в  глубоком
детстве, а может быть, до вашего рождения...

    Лена видит ярко-зеленую  траву  и  цветок,  распускающийся  на  ее
глазах. Джо срывает этот цветок и протягивает Лене.

    ЛЕНА: Дрон, смотри - Джо вернулся! Он уже вернулся!

    Джо и Лена летят над водной гладью,  среди  облаков  и  солнечного
света.

                                                               1992 г.

                         Андрей Щербак-Жуков

                           ИГРА В НАПЁРСТКИ
                 (экранизация рассказа Айзека Азимова
                     "Я в Марсопорте без Хильды")

                                  1.

    Просторный зал космопорта.  Множество  световых  указателей.  Люди
спешат на посадку. Вслед за высокой, волевого склада женщиной  семенит
небольшой, полноватый мужчина - тянет сумку с богажом.
    - И стоит тебе лететь?  Неужели  они  без  тебя  не  обойдутся?  -
спрашивает мужчина.
    - Говорят, что нет, - отвечает женщина. - Я только туда  и  назад,
через сутки - максимум, двое - я вернусь.
    - Буду ждать, - говорит мужчина, опуская сумку на движущуюся ленту
багажного отсека
    - Пока.
    - Пока.
    Они целуются, и женщина уходит в зал ожидания.
    Как только жена перестанет его видеть, мужчина весь преображается:
он подтягивается, становится бодрей, втягивает животик.
    Приплясывающей походкой, хихикая про  себя,  он  идет  прямиком  к
видеофону.
    Он закрывает за собой дверь будки видеофона,  набирает  номер.  На
экране появляется роскошная, пышногрудая блондинка.
    - О, Макс, привет.
    - Привет, Флора. Я сейчас в космопорте - только что проводил  жену
на Марс... Поэтому, если ты свободна...
    - Конечно, приезжай.
    - Отлично, еду!
    Макс выходит из  кабинки  видеофона  и  натыкается  на  мужчину  с
бледно-желтым лицом, тоненькими усиками и абсолютно лысой головой.  На
его плечах погоны.
    - Что тебе нужно, Рог? - спрашивает Макс. -  Я  тороплюсь  у  меня
свидание.
    - У тебя свидание здесь и со мной.  Я  узнал,  что  ты  провожаешь
жену, и ждал у входа, но ты меня не заметил.
    - Вполне возможно, я спешу. А что тебе от меня нужно?
    - У меня для тебя небольшое поручение.
    - Но я же в отпуске!
    - Отпуск придется отложить -  объявлена  чрезвычайная  тревога,  -
пояснил Рог.
    - Неужели вам не подойдет кто-нибудь другой? - взмолился Макс.
    - Во-первых, ты агент класса  "А",  во-вторых,  ты  уже  здесь,  в
здании космопорта, а действовать надо срочно. До одинадцати все должно
быть сделано. Неужели тебе так важны эти три часа?
    - Ну, ладно.

                                  2.

    Рог и Макс зоходят в бар космопорта. Занимают отдельный кабинет, и
Рог начинает рассказывать:
    - Через полчаса, ровно в восемь, прибывает  скорый  с  Сириуса.  В
числе прочих с него сойдут  три  человека,  которые  будут  дожидаться
транзитного с Марса, который прибудет в одинадцать и  затем  пойдет  к
Системе Капелла. Как только эти трое  взойдут  к  нему  на  борт,  они
окажится вне нашей юрисдикции.
    - Следовательно?
    - Следовательно, эти три часа ты проведешь вместе с  ними  в  зале
ожидания,  чтобы  по  истечению  времени  указать  у   кого   из   них
контрабанда.
    - Какая?
    - Наихудшая. Спейсолин...
    - Ого, - Макс явно удивлен.
    - Да-да, - подтверждает Рог,  -  измененный  спейсолин  -  простая
реакция в домашних условиях, и готов сильнейший наркотик.
    - А как с этим боролись раньше?
    - Раньше  мы  просто  держали  в  секрете   способ   приготовления
спейсолина и пресекали попытки его получить. Но  если  химики  Системы
Капелла сделают анализ образца и смогут синтезировать  его  сами,  нам
придется бороться с наркоманией в небывалых размерах.  Никак  повлиять
на них мы  не  можем  -  Капелла  не  входит  в  Федерацию.  Запретить
спейсолин мы тоже не можем, тогда придется ставить  крест  на  дальних
космических полетах - ты  ведь  знаешь,  большинство  людей  не  могут
достаточно длительное время переносить невесомость без небольшой  дозы
спейсолина, начинаются головокружения, кошмары...
    - Узнать у кого наркотик не так уж сложно, - говорит Макс. - Перед
рейсом все принимают слабую дозу спейсолина. Так?
    - Так.
    - Все, кроме того, кто сам везет спейсолин - ему придется рискнуть
подцепить  букет  неврозов,  но  остаться  в   ясном   сознании.   Под
воздействием спейсолина можно не только проболтаться про наркотик,  но
и просто выбросить его. Логично?
    - Вполне...
    - Стало быть, - продолжает Макс, - проблема сводится к тому, чтобы
определить, кто из этой троицы принимал перед полетом спейсолин, а кто
- нет.
    - Вот это-то и предстаит тебе сделать. Но если ты  ошибешься,  это
может стоить тебе жизни. Все трое - большие шишки на  своих  планетах.
Один - Эдвард Харпонастер, второй - Дюакин Липски,  третий  -  Андьемо
Феруччи.
    Рог протягивает Максу одну за другой три фотографии.
    - И еще: будь осторожен. Джек Хоук что-то раскопал, и его убрали.
    - Джека убили? - Макс потрясен.
    - Да. И кто это сделал, тебе предстоит выяснить  в  ближайшие  три
часа, - Рог взглянул на часы. - Итак, если ты управишься к одиннадцати
часам - это будет означать продвижение по службе, повышение жалования,
отмщение за беднягу Хоука и спасение Галактики. Если  же  ошибешься  -
нас ждет серьезный скандал, а тебя  пинок  под  зад.  Ты  вылетишь  из
Службы Безопасности с волчьим билетом...
    - А если я ничего не найду?
    - С точки зрения Службы это не будет отличаться от ошибки.
    - Мне нужно позвонить, - просит Макс.
    - У тебя еще есть немного времени.

                                  3.

    Макс снова в будке видеофона, на экране та же блондинка:
    - Макс, ты где? Я жду, жду...
    - Извини, детка - маленькая заминка.
    - Ты не приедешь? - возмущенно говорит Флора.
    - Я буду через полчаса, или через час - тут возникло небольшое, но
неотложное дельце...
    - Если бы я знала, что придется ждать, то нашла  бы  себе  занятие
по-интересней. - говорит Флора, надувая губки, и вешает трубку.

                                  4.

    Макс сидит в зале ожидания. По радио объявляют прибытие скорого  с
Сириуса. Открываются двери, и в  зал  начинают  заходить  люди  -  они
смотрят прямо перед собой, идут, как сомнамбулы.
    Первым Макс замечает Липски.
    - Добрый вечер, сэр, - говорит Макс в  тот  момент,  когда  Липски
проходит мимо него.
    Тот останавливается и произносит:
    - Сыр сюрреализма солон и прогоркл.
    Вежливо поклонившись, Липски садится  неподалеку  -  он  явно  под
воздействием наркотика.
    Вторым появляется Феруччи. Макс оброщается к нему:
    - Ну, как перелет?
    - Перед легкими облаками,  все  мы  кажемся  дураками,  -  говорит
Феруччи и садися рядом - он тоже явно принимал спейсолин.
    - Раком пятится назад - не стреляйте в  лебедей,  -  отвечает  ему
Липски.
    Макс с нетерпением ждет Харпонастера - остается только он.
    Входит Харпонастер, он тоже  идет,  как  сомнамбула,  глядя  прямо
перед собой.
    - О, черт! - вырывается у Макс от разочарования.
    - Четыре  черненьких,   чумазеньких   чертенка   чертили   черными
чернилами чертеж, - реагирует Харпонастер.
    - В четверг, четвертого числа! - уточняет Липски.
    - Черезвычайно чисто, - дабавляет Феруччи.
    Макс в негодовании бьет себя кулаком по бедру,  с  силоы  выдыхает
воздух через нос.
    Он внимательно смотрит сначала на  одного,  потом  -  на  другого,
затем - на третьего. Все трое одинаково смотрят  вдаль  остекленевшими
глазами.
    Ему вспоминается базарная площадь и парень-наперсточник. Маленький
шарик катается от  одного  наперстка  к  другому,  наперстки  меняются
местами... Вдруг все замирает - стоят три наперстка, нужно угадать под
каким из них шарик...
    Макс смотрит на часы - уже прошел  один  час.  Заметив  проходящую
мимо стюардессу, Макс обращается какбы к ней:
    - Включи сонар,  котик,  -  он  произносит  это  так,  чтобы  ясно
сляшалось "наркотик".
    - Котик, котик, серенький животик, - говорит Харпонастер, - ты мне
котик помоги, ты Ивана погуби...
    - По губам читать слова можно год, а можно  -  два,  -  отзывается
Феруччи.
    - Два не пять, а шесть - не восемь, это нужно  всем  запомнить,  -
говорит Липски.
    - Помесь, - добавляет Харпонастер.
    - Смесь, - говорит Феруччи.
    - Смейтесь, смейтесь, - завершает разговор Липски.
    Все снова замолкают.
    Макс еще более злится. Он решает идти ва-банк и говорит прямиком:
    - Как у нас со спейсолином?
    - Линий длинных поворот крутит все наоборот, - замечает Феруччи.
    - Оборот за оборотом спутник  в  космосе  летит,  -  отвечает  ему
Липски.
    - Я  летет  на  ераплане,  Мэри  парилася  в   бане,   -   говорит
Харпонастер.
    - В банде, - Липски.
    - По балде, - Феруччи.
    - От балды, - завершает Харпонастер
    Макс разочаровано откидывается на спинку кресла. Он снова  смотрит
на часы - прошел второй час.
    Взглядом обреченного Макс снова  обводит  всю  троицу  -  никакого
результата. Он снова смотрит на часы - прошло  еще  пятнадцать  минут.
Вдруг Макс вспоминает Флору, ее лицо, фигуру...
    - Вот я сейчас сижу с вами, а между тем меня ждет девушка... Такая
девушка... Я не буду назвать вам ее имени, чтобы не  компрометировать.
Если не возрожаете я расскажу вам о ней самой, - заговорил Макс и,  не
давая никому вставить ни слова, продолжил. - Знаете, у нее в  квартире
гравитация ноль целых  четыре  десятых  земной.  Конечно,  специальная
аппаратура стоит не дешево, но если вам  приходилось  ласкать  женщину
при 0,4 "же", то вы все поймете без  долгих  объяснений.  А  если  вам
этого делать не приходилось - то, как бы я вам не объяснял, не поймете
ничего. Скажу лишь, что это - верх блаженства.  Это  такая  девушка...
Стоит только коснуться ее рукой, и все  ее  тело  начинает  петь,  как
струна хорошо настроенной гитары, нет, постойте, - скрипки... Она...
    Рассказывая, Макс медленно переводит взгляд с одного  человека  на
другого.
    По радио объявляют:
    - Через пятнадцать минут начнется посадка на  транзитный  космолет
"Марс - Земля - Система Капелла".
    Все трое забеспокоились.
    - Вставайте, джентльмены, я уже все рассказал, - говорит Макс, - а
ты, убийца, арестован.
    И он показал на Липски. Тут же из двери выскочили два  человека  в
униформе и утащили сопротивляющегося Липски.

                                  5.

    Макс и Рог в кабинете.
    Рог жмет Максу руку
    - Поздравляю с повышением, - говорит Рог. - Ты не ошибся, наркотик
нашли в пластиковых  пакетиках,  прикрепленных  к  внутренней  стороне
бедер.  У  меня  для  тебя  еще  один  сюрприз,   руководство   решило
премировать тебя. Здесь десять тысяч кредитов...
    Рог протягивает Максу пачку денег.
    - Благодарю, - говорит Макс. - Я могу идти?
    - Постой, между нами: как тебе удалось узнать, у кого наркотик?  Я
наблюдал за вами по монитору и был уверен, что ты пролетаешь. Я ничего
не понял. Что его выдало?
    - Ха, - улыбается Макс, - двое их  них,  действительно,  были  под
воздействием спейсолина, а  третий  его  только  симулировал.  Причем,
очень искусно... И тогда  я  рассказал  им  о  своей  девушке...  Этот
рассказ...
    - Да, я все слышал - рассказ был весьма впечатляющий.
    - Так вот, двое никак не прореагировали, зато у Липски  участилось
дыхание, а на лбу выстыпила испарина... Раз он  прореагировал  на  мой
рассказ, значит, он-то и был симулянтом...

                                  6.

    Макс в кабине видеофона. Он набирает номер, на  экране  появляется
лицо Флоры.
    - Я ждала тебя три часа, а теперь ухожу, - капризно говорит она. -
На свете есть еще порядочные мужчины. Не желаю тебя больше видеть...
    Макс, не говоря ни слова, достает из кармана полученную только что
пачку денег.
    - О, Макс! Это мне? - восклицает Флора, увидев деньги.
    - Да. Я же говорил, что есть небольшое дельце -  я  хотел  сделать
тебе подарок.
    - Ах, Макс, какой ты милый! Я  и  не  собиралась  уходить,  просто
пошутила. Приезжай скорей.
    - Еду немедленно.
    Макс выходит из будки видеофона и замечает спешащую к нему  фигуру
своей жены, которую он проводил три часа назад на Марс.
    - Дорогой, ты будешь смеяться, но они действительно  обошлись  без
меня, - говорт жена. - И я тут же поспешила назад - мне повезло,  и  я
взяла билет на транзитный до Системы Капелла. Я только  что  встретила
Рога, он сказал, что ты все еще в  космопорте...  О,  я  вижу  ты  тут
времени зря не тратил, - добавила она, увидав деньги.
    - Да,  пожалуй,  -  иронично   говорит   Макс   и,   ссутулившись,
протягивает жене пачку денег.

                                                               1992 г.

                         Андрей Щербак-Жуков

               КЕНТАВР: АНАТОМИЯ, ФИЗИОЛОГИЯ, ЭВОЛЮЦИЯ

    Кентавр  -  необычное,  парадоксальное  существо,  недоразгаданная
тайна природы. Именно природы -  сейчас  мы  можем  утверждать  это  с
абсолютной точностью.В течение долгого времени ученые  не  располагали
более или менее достверными доказательствами реальности  существования
кентавра. Ошибочно считалось, что это сугубо мифологический  персонаж,
которого в природе нет и не было никогда.

    Однако было бы странно, если бы абсолютно вымышленное существо так
часто упоминалось  в  различных  литературных  источниках,  так  часто
изображалось скульпторами и живописцами.  Ведь  широко  известно,  что
прототипом  морских  сирен  послужили  реальные  животные  с  этим  же
названием, а на острове Комодо сохранилась вараны воистину  драконских
размеров.

    Недавно  сторонники  версии  о   реальности   кентавров   получили
неопровержимые доказательсва своей правоты.  Археологические  раскопки
близ Эль-Аюма (Сахара Западная) рассеяли все тайны  и  домыслы  -  там
было обнаружено более десятка скелетов кентавров,  многие  из  которых
довольно  хорошо  сохранились.  Проффесор  Калифорнийского   института
естествознания  Дж.Р.Р.Эпштейн   по   методу   профессора   Герасимова
восстановил внешний вид кентавра (см. рис. N1).

    Размеры кентавра отнюдь не гигантские: в холке - около  метра,  от
передних копыт до макушки - примерно  метр  восемьдесят.  Объем  мозга
несколько меньше, чем у человека, но больше чем у шимпанзе и  гориллы.
Большой интерес у  исследователей  вызвал  вопрос,  как  располагались
внутренние органы в двух полостях. Оказалось, что вся  верхне-передняя
(человекоподобная)  часть  была  заполнена  органами  дыхания.  Мощные
легкие с большими бронхами делали  кентавров  необычайно  выносливыми,
кроме  того,  очевидно,   кентавры   были   весьма   громкогласны,   а
следовательно, и тугоухи. В нижне-задней части сразу за средним поясом
конечностей, оберегаемое ключицами и  лопатками,  находилось  огромное
сердце.  За  сердцем  -  объемный  желудок  и  длинный  кишечник,  что
указывает на то, что  кентавры  питались  преимущественно  травой.  По
бокам, возле ребер, кентавры имели воздушные пузыри, подобные тем, что
есть у птиц. Во время вдоха они заполнялись воздухом, чтобы потом,  во
время выдоха, наполнить этим воздухом легкие. Таким образом,  кентавры
были единственными млекопитающими с двойным дыханием.

    Классифицировать кентавра  оказалось  чрезвычайно  сложно.  Скорее
всего,  это  особый  класс  шестиногих  позвоночных  типа  хордовых  -
тупиковая ветвь. Доисторические предки кентавров, очевидно, обитали  в
лесах, передвигались на всех  шести  конечностях  и  были  куда  более
медлительными.  Выглядели  протокентавры   (Protocentaurus   vulgaris)
иначе: конечности были короткие и неуклюжие, передняя часть совсем  не
напоминала человеческую. Жили они в берлогах и были всеядны. Однако, с
изменением климата протокентавры  сделались  степными  животными,  что
потребовало от них  более  высокой  скорости  передвижения.  При  этом
передняя часть тела оторвалась от земли  и  облегчилась,  а  задняя  -
наоборот, сделалась  более  массивной,  средние  и  задние  конечности
заметно вытянулись. Далее, в процессе эволюции задняя часть  тела  все
более напоминала лошадиную, так как условия  обитания  и  образ  жизни
кентавров были абсолютно такими же, как у диких лошадей.  Передняя  же
часть, облегчившись и став вертикальной, высвободилась  для  полезного
труда, передние конечности постепенно  стали  напоминать  человеческие
руки. Таким образом, с полной уверенностью  можно  заявить,  что  труд
сделал из протокентавра - кентавра настоящего (Centaurus centaurus).

    Остается загадкой, были ли кентавры разумными.  Мифология  говорит
"Да" (см. мифы о Язоне,  о  Лапифе  и  т.д.),  но  наука  не  обладает
достоверными  данными  на  этот  счет.   К   сожалению   загадка   это
неразрешима, так как все кентавры уже вымерли. Можно предположить, что
повинны в этом люди. Многие литературные источники - например,  миф  о
Лапифе - повествуют о вражде людей и кентавров. Очевидно, громоздкие и
неповоротливые,  кентавры  не  выдержали  конкуренции  с   ловкими   и
мобильными людьми. Предположительно, уже в первом тысячелетии до нашей
эры кентавры были полностью вытеснены с территории Древней Греции и из
Европы  вообще.  Загнанные  в  пески  Сахары,   уменьшающиеся   группы
кентавров могли просуществовать до первых веков нашей  эры.  Последнее
упоминание о встрече с кентаврами можно найти в трактате Капалья  "Мои
путешествия на далекие берега".

    1990 г.

                         Андрей Щербак-Жуков

                               ПРИМЕТА

    - Что-то у меня нос чешется... К чему бы это?
    - У меня вот тоже нос чешется. И тоже думаю - к чему?.. Хотя  знаю
- к пьянке...
    - К пьянке?
    - Ага. Похоже напьюсь я сегодня. Вот и нос чешется...
    - Точно?
    - Да, точно... Примета верная...
    - А скажи, приметы, они как, для всех одинаковы?
    - То есть как?
    - Ну вот у тебя нос чешется - ты напьёшься... Так?
    - Так.
    - А я?
    - Что - ты?
    - А я напьюсь?
    - Ты-то?
    - Я.
    - Ты - вряд ли...
    - Это почему же?
    - Ну, а чего тебе напиваться-то?
    - Как это - чего?
    - А так. Чего?
    - А тебе - чего?
    - А у меня другого выхода нет  -  у  меня  сегодня  у  брата  день
рожденья. Не могу я сегодня не напиться... Просто обязан -  брат  ведь
всё-таки...
    - А я?
    - А что - ты? У тебя что тоже у кого-то день рождения?
    - Нет. У меня тоже нос чешется.
    - Ну, и что?
    - Так примета же... Ты же сам сказал: "Примета верная..."
    - Все приметы - фигня.
    - Фигня?
    - Да, фигня.
    - Значит останусь трезвым... Вот только к чему же нос чешется?..

                                                               1998 г.

                         Андрей Щербак-Жуков

                          ПОСЛЕДНИЙ РЕПОРТАЖ
                            (теле-видение)

                                   С благодарностью Алексею Сутормину,
                                                    подсказавшему идею

    И пройдут по экрану пёстрые титры, и будут зелёные  ёлки,  снег  и
серпантин - одним словом, будет Новый Год.
    И только что кончится блок рекламы.
    И будут на экране звёзды и планеты, спутники и звездолёты, чертежи
и модели.
    И снова под бодрую музыку пройдут пёстрые титры - теперь  на  фоне
гравюры Дюрера "Всадники Апокалипсиса", а за кадром прогремит  трубный
глас.
    И будет на экране телевизионная студия. И будет в  правом  верхнем
углу крупная надпись "До  конца  света...",  украшенная  гирляндами  и
фонариками. И будет это названием телепередачи.
    И будет в левом нижнем углу стоять небольшая искусственная ёлочка,
а рядом микрофон и несколько телефонов. И  подойдёт  к  столу  ведущий
программы - благодушный молодой человек во фраке и галстуке-бабочке. И
зажгутся живыми картинами за его спиной несколько мониторов...
    И будет прямой эфир.
    - Здравствуйте, дорогие зрители, я приветствую вас,  дети  мои,  -
скажет ведущий голосом бывалого проповедника. - Мы начинаем  последнюю
передачу цикла. Она адресована самым верным и преданным  детям  нашего
единого Господа. Тем, кто не испытывает страха  перед  грядущим  днём,
потому что уверен в своём неизбежном спасении.  Это  не  только  самые
истовые и последовательные верующие в силу Господню и неизбежность Его
скорейшего торжества, но ещё и прозорливцы,  у  который  хватило  силы
разума, чтобы найти средство спастись в грядущей геенне огненной... За
всю историю  человечества  так  часто  предрекался  конец  света,  что
пророков давно перестали слушать...
    На одном из мониторов пройдут чередой  репродукции  с  иллюстраций
Дюрера к Откровению Иоанна. А ведущий будет продолжать бодрым голосом:
    - А между тем, уже полвека назад Руфь  Монтгомери  вослед  древним
пророчествам предсказала его  наступление  именно  сейчас  -  в  канун
нового, две тысячи первого года, ровно  через  два  тысячелетия  после
прихода в этот мир Иисуса Христа, сына Божьего...
    На другом мониторе появится портрет женщины с  безумными  глазами.
Он сменится страницей из книги с неразборчивым  английским  текстом  и
несколькими   строками   подчёркнутыми   красным   фломастером.   Если
попробовать вглядеться, но можно будет разобрать лишь только некоторые
слова: "Апокалипсис", "Бог", "Дьявол", "Спасение"...  Но  вглядываться
будет некогда, потому что ведущий, не замолкая  ни  на  минуту,  будет
вещать дальше:
    - Но мало кто услышал  глас  этой  великой  женщины  с  библейским
именем. Маловеры, забывшие о Боге, просто смеялись  над  нею.  А  ведь
давно известно: в том и сила Дьявола, что он давно убедил людей, будто
его нет. Однако и представители традиционных религиозных конфессий  не
сразу смогли распознать его  страшные  козни.  Они  оказались  слишком
консервативны - желали узреть хвост и копыта, учуять запах  серы.  Они
надеялись, что одни молитвы да святые  иконы  спасут  их  в  последней
битве... Но не к пассивному трепету призывал Господь Бог  людей,  а  к
деятельной вере...
    И только  Церковь  Спасения  смогла  совместить  воедино  науку  и
религию, веру в Бога с верой в силу собственного разума.  Только  наши
патриархи  смогли  распознать  страшный   след   Дьявола   в   ужасных
экологических катастрофах, отвратительными язвами покрывших всю Землю,
в атоме, выпущенном безумцами на свободу, словно мифический  подземный
змей, в СПИДе, названном чумой ХХ века... И  это  ещё  не  всё!  Будет
хуже, говорили наши отцы, понявшие, что вот  это  и  есть  обетованный
древними Апокалипсис. Это начало его, а пик его будет в  канун  нового
века!
    Однако Бог не мог бросить своих детей на произвол врага своего  и,
как в своё время он надоумил Ноя построить Ковчег, так и на  этот  раз
он подсказал нам пути спасения...
    Идея, как всё Божественное,  была  проста  -  создать  Космический
Ковчег! На специальном корабле собрать всех самых достойных людей всех
стран мира и запустить  на  орбиту  Земли,  чтобы  они  там  переждали
страшные  времена   и   вернулись   на   обновлённую   планету   после
окончательной победы Сил Добра  над  Силами  Зла...  Удивительно,  но,
такой разумный и теперь уже кажущийся таким  естественным,  проект  не
нашёл моментального признания. Мы склонны  видеть  и  в  этом  происки
Тёмных Сил!
    Вокруг этой божественной идеи  и  сплотилась  группа  энтузиастов,
назвавшаяся Церковью Спасения. Убеждённые в своей правоте и  осенённые
Божественной волей, они немедленно начали  сбор  денежных  средств  на
разработку и реализацию этого не просто  Проекта  Века  -  а  воистину
Проекта Всех Времён и Народов!  Средства  шли  от  частных  лиц  и  от
организаций, от  людей  разных  национальностей  и  вероисповеданий...
Поначалу  их  едва  хватало  на  теоретическую  разработку,   создание
чертежей и моделей Ковчега. Работа велась упорно и кропотливо, год  за
годом...
    На экранах мониторов пройдут чередой  чертежи  и  фанерные  модели
космических кораблей. А ведущий продолжит:
    - С приближением конца века, как и  было  предсказано,  количество
ужасных катастроф в  мире  резко  увеличивалось,  и  всё  более  явным
становился их неслучайный  характер.  Люди  почувствовали  приближение
Главной Битвы и уверовали в возможность спасения в ней. И все обращали
свои  взоры  к  Церкви  Спасения,  вскоре  она  стала  самым  массовым
движением в мире. Теперь недостатка в средствах не было, пожертвования
регулярно шли со всех сторон. Ища спасения в Последней Битве, люди  не
скупились.
    Вместе с тем  стало  ясно,  что  одним  Ковчегом  ограничиться  не
возможно, и было заложено двенадцать  космических  кораблей  небывалых
размеров. Постройка шла  с  небывалой  скоростью.  И  всё  равно  было
понятно, что сколько бы их ни было, они  не  способны  спасти  всех...
Однако цель и не ставилась таким образом - спасать нужно  не  всех,  а
только достойнейших, только лучших из лучших!
    В марте 1999 года Папа Римский специальной буллой объявил  участие
в постройке Ковчегов первостепенным делом всех истинных католиков, чем
тут же обеспечил себе и своим приближённым места на корабле. В  апреле
того же года в поддержку проекта выступил  Иерусалимский  Раввинат,  в
сентябре его благословил Патриарх Всея Руси, а ещё  через  полгода  он
был признан  и  Верховным  Имамом  исламского  мира.  Лишь  неразумные
буддисты остались в стороне от Великого  Проекта  -  ну,  да  Бог  им,
нехристям, судья...
    Заручившись столь серьёзной поддержкой, Церковь Спасения стала той
силой, что впервые смогла реализовать давнюю мечту экуменистов и слить
воедино все мировые религии... Сплотить все народы против  Врага  Рода
Человеческого!
    И вот сейчас - в канун третьего тысячелетия -  мы  можем  смело  и
радостно  заявить,  что  Великий  Проект   полностью   завершён!   Все
двенадцать Ковчегов построены и подготовлены к запуску в космос. Шесть
из них стоят на Байконуре, шесть  -  на  мысе  Канаверал.  Они  готовы
принять на борт всех, кто оказался достаточно прозорлив, чтобы заранее
побеспокоиться о местах на их  борту,  всех,  сумевших  доказать  своё
право на эти места!
    В нашем цикле передач мы уже рассказывали вам о тех, кто  стоял  у
самых истоков Великого Проекта, кто работал над ним и кто финансировал
его, особенно в первые, самые трудные годы. Они первые получили  места
на Ковчегах. Все места распространялись в открытую, без тайн и интриг.
В наших передачах вы уже слышали имена всех видных мировых политиков и
деятелей культуры, уже внесенных  в  заветный  список.  А  так  же  мы
упоминали и популистов, решивших  остаться  на  Земле,  мотивируя  это
извращёнными представлениями о справедливости. Эти  упрямцы,  подобные
Фоме Неверующему, непременно будут наказаны за своё упрямство...
    Сегодня мы подводим последние итоги.  Мы  делаем  это  радостно  и
торжественно...  Прямо  сейчас,  в  самый  канун  Нового  Тысячелетия,
происходит последняя  и  окончательная  подготовка  списков  Достойных
Спасения, и мы будем всё время  держать  вас  в  курсе  самой  горячей
информации... Наши  специальные  корреспонденты  сейчас  рассыпаны  по
всему  миру,  они  готовят  для   вас   самые   интересные   репортажи
непосредственно с мест событий...
    Ведущий вставит в ухо маленький наушник, послушает секунду и снова
обратится к телезрителям:
    - Вот сейчас у  нас  на  связи  наш  специальный  корреспондент  в
Нью-Йорке. Он находится в  зале  главной  биржи...  Алло,  мы  слушаем
вас...
    На  одном  из  мониторов  появится  бодрый   молодой   мужчина   с
микрофоном, и будет видно, как за его спиной в панике  снуют  люди,  и
будут слышны их беспокойные голоса.
    - Как вы все уже знаете, - скажет он, -  на  главной  нью-йоркской
бирже идут  необычные  торги,  самые  главные  торги  в  истории  этой
биржи... Да что я говорю - в истории всех бирж мира... Люди победившие
в них, обретут Спасение. Нет смысла лишний раз  повторять,  что  любая
плата тут не покажется чрезмерно высокой...
    - Ну и как, - спросит  ведущий,  -  уже  известны  имена  хотя  бы
нескольких счастливцев?
    - Несколько победителей этого аукциона уже определились, - ответит
корреспондент с экрана монитора. - Но дело в том,  что  торги  ведутся
анонимно и до завершения аукциона все псевдонимы хранятся в строжайшем
секрете, поэтому имена мы узнаем в самом конце... Я тогда снова  выйду
на связь и сообщу вам...
    - Понятно и  вполне  резонно,  -  скажет  ведущий,  -  ни  к  чему
возбуждать нездоровый  интерес...  Пожелаем  все  достойным  победы  и
Спасения и расстанемся до следующего выхода на связь... А между тем  у
нас на связи Гонконг. Там тоже кипят страсти, но тут всё  в  открытую,
всё как есть... Алло, мы слушаем вас...
    На другом мониторе появится другой корреспондент.  За  его  спиной
будет  виден  ринг  и  амфитеатр   рядов,   до   предела   заполненных
возбуждённой публикой.
    - Мы находимся в Гонконге, - скажет новый корреспондент,  -  Здесь
проходит главное спортивное соревнование века!  Это  великий  матч  по
боям без правил, посвящённый Концу Света. Пресса, бойкая  на  красивые
определения,   уже   окрестила   это   событие   Битвой   Титанов.   И
действительно, словно витязи древности,  здесь  сходятся  в  последней
схватке самые могучие люди Земли, лучшие бойцы  со  всех  стран  мира.
Абсолютного победителя ждёт место на одном из Ковчегов, а стало быть и
Спасение!
    - И как происходят эти бои? - спросит его ведущий.
    - Бои ведутся по парам, - ответит корреспондент, -  до  выхода  из
строя одного из бойцов. После этого из победителей  формируются  новые
пары...
    - Что значит "выход из строя"? - невинным голосом уточнит ведущий.
    - Ну... это происходит либо если боец сам  добровольно  сдаётся  и
признаёт победу противника, либо если он получает значительные увечья,
после которых более  не  способен  продолжать  бой...  либо  ели  боец
погибает.
    - И что, много смертельных исходов? - снова спросит ведущий.
    - Статистики  тут   не   ведётся...   -   с   улыбкой   произнесёт
корреспондент. - Но  многие  бойцы,  даже  будучи  серьёзно  ранеными,
предпочитают биться до последнего. Нельзя их  лишить  этого  права.  И
условиям боёв это так же не противоречит.
    - Скажите, а много желающих посмотреть на это зрелище со стороны?
    - Да, конечно... Трибуны буквально  ломятся  от  зрителей.  Многие
приехали специально с других концов света. Хотя  станции  спутникового
телевидения транслируют бои напрямую по всему миру. Тут,  вообще,  всё
поставлено на широкую ногу...
    Последние  слова  корреспондента  потонут  в  едином  вопле  толпы
болельщиков, экран померкнет, а ведущий снова обратится к зрителям:
    - А теперь мы услышим сообщение о другом состязании.  Пусть  менее
зрелищном,  но  несомненно  не  менее  напряжённом.  Оксфорд,  мы  вас
слушаем...
    На мониторе появится ещё один корреспондент.
    - Да, я веду  свой  репортаж  из  Оксфорда,  -  скажет  он,  -  из
университета, славного на весь мир своими древними учёными традициями.
Сейчас здесь проходит не сравнимая ни с  чем  и  не  имеющая  аналогов
викторина. Здесь состязаются интеллектуалы и эрудиты со всех стран, из
всех  областей  науки  и  техники.  Они  стремятся  своим  интеллектом
заслужить место на Ковчеге.
    - Расскажите  по  подробней,  как  проходит  это   состязание,   -
заинтересованно спросит ведущий.
    - Все игроки разделена на пары, - охотно пояснит корреспондент,  -
потом из тех, кто выиграл, составляются новые пары...
    - Любопытно, - ведущий будет  как  бы  озадачен,  -  здесь  те  же
правила, что и у гладиаторских  боёв  в  Гонконге...  Как  я  понимаю,
вожделенное место  на  Ковчеге  получает  тот,  кто  победит  в  самом
последнем раунде?
    - Да, именно так, - кивнёт корреспондент. - И накал страстей здесь
тоже  о-го-го!..  Я  думаю,  что  это  свидетельствует,  что   здешние
состязания ничем не менее значимы!
    - Да, пожалуй... - задумчиво произнесёт  ведущий  перед  тем,  как
обратить свой взор к другому монитору, на  котором  уже  появится  ещё
один корреспондент. - А сейчас у нас на связи Рим. Алло!
    - В  Италии  сейчас  неспокойно,  -  начнёт  свой  репортаж  новый
корреспондент. - Вчера спецслужбам Церкви Спасения  стало  известно  о
том, что знаменитая сицилийская мафия строит планы, как бы  взять  под
контроль посадку на Ковчеги. Сегодня утром была  проведена  быстрая  и
блестяще спланированная боевая акция, в результате которой  знаменитая
Коза Ностра была практически полностью уничтожена!
    - Что вы говорите! - неподдельно удивится ведущий.
    - Именно так, - подтвердит корреспондент. - Войска Церкви Спасения
арестовали и расстреляли всех итальянских преступных  авторитетов.  Ни
одному не удалось скрыться. Сейчас  решается  судьба  бандитов  рангом
поменьше...
    - Удивительная, показательная информация! -  воссияет  ведущий.  -
Церковь Спасения твёрдо стоит на страже права на Спасение, и никто  не
сможет встать на её пути! Как сейчас обстановка в Риме?
    - Обстановка беспокойная. Как я уже  сказал,  продолжаются  аресты
тех,   кто   был   причастен   к   преступным   организациям...   Идёт
сопротивление...  Практически,  на  улицах  городов   идёт   настоящая
война... Звучат взрывы, перестрелки...
    И словно в подтверждение его слов где-то неподалёку ухнет взрыв, и
прямо  за  спиной  корреспондента  рухнет  здание.  Ведущий   поспешит
переключить мониторы.
    - Спасибо за репортаж, успехов в благородном деле и до свидания на
Ковчеге, - скажет он. - А сейчас у нас на проводе  Москва.  Интересно,
как обстоит дело с мафией в России...
    На мониторе появится чуть заснеженное крыльцо загородного  домика,
а на крыльце будет сидеть ещё один корреспондент -  в  дорогом  чёрном
пальто.
    - Нет, я не буду вам рассказывать о русской  мафии  -  скажет  он,
выпустив изо рта клуб белого пара, - у меня намного  более  интересный
материал. Я нахожусь в пригороде Москвы,  в  посёлке  Переделкино,  на
даче знаменитого писателя, последнего лауреата  Нобелевской  премии  в
области литературы Алексея Сысоевича  Спицына.  Как  известно  Алексей
Сысоевич как видный деятель культуры был приглашён на Ковчег...
    - Да, у нас была  целая  передача,  посвящённая  писателям,  и  об
Алексее Сысоевиче мы, конечно же, рассказывали...  -  скажет  ведущий,
обращаясь ни то к зрителям, ни то к корреспонденту.
    - Так вот, - продолжит последний, - Алексей Сысоевич отказался  от
того, что заслужено им по праву, и решил остаться на Земле.
    - Да? - удивится ведущий. - Это странно, расскажите поподробнее.
    Камера отъедет, и будет виден сам писатель  -  небритый  дядька  в
чёрной вязаной шапочке и диковатом кожаном тулупчике, накинутом поверх
свитера грубой вязки так, словно он вышел  на  крылечко  покурить  или
просто подышать свежим воздухом.
    - Алексей Сысоевич,  расскажите,  почему  вы  решили  остаться  на
Земле, - спросит его корреспондент.
    - Я  решил  остаться  на  Земле,  -  смачно  затянувшись  скромной
"беломориной", не спеша, с чувством  собственного  достоинства  скажет
писатель, - чтобы написать роман. Это будет самый главный  мой  роман.
Роман про Апокалипсис...
    Писатель выпустит дым, а корреспондент пояснит зрителям:
    - Да,  Алексей  Сысоевич  остаётся  на  Земле,  что   бы   увидеть
Апокалипсис собственными глазами и написать об этом роман.  Это  будет
самый великий роман всех времён и народов! Алексей  Сысоевич  приносит
себя в жертву великой литературе!
    - Но кто прочтёт этот роман? - обеспокоено спросит ведущий.
    - Домашний компьютер Алексея Сысоевича будет соединён  космической
радиосвязью  с  компьютером  на  борту  Ковчега,   -   бойко   пояснит
корреспондент.  -  Туда  моментально  будет  поступать  каждое  слово,
написанное Алексеем Сысоевичем, вплоть до самого последнего.
    Ведущий будет искренне потрясён этим известием.
    - Алексей Сысоевич, вы великий человек! - восторженно скажет он. -
Вы настоящий мученик Нового Апокалипсиса.  Я  думаю,  что  ваш  подвиг
никогда не забудут потомки! До свидания!
    - До свидания, - скажет писатель и  отщелкнёт  куда-то  в  сторону
окурок. - Я буду стараться!
    Он блеснёт полной грусти и доброты улыбкой мученика и  помашет  на
прощанье  рукой.  А  едва  не  прослезившийся  ведущий  тем  временем,
разгоняя прочь невесёлые мысли, продолжит передачу дальше:
    - Мы снова слушаем репортажи наших корреспондентов...
    Вдруг у него на столе раздастся телефонный звонок. Ведущий  снимет
трубку.
    - Да, конечно, я понял... - скажет он в  трубку  и  тут  же  вновь
обернётся к зрителям. - Мы вынуждены отказаться от показа скандального
материала из Парижа, где  греховодники  одержимые  дьяволом  предаются
оргиям  прямо  на  Елисейских  полях,  а  так  же  от  серии  коротких
репортажей о массовых самоубийствах, произошедших практически во  всех
городах  мира...  Сейчас  этим  уже  никого  не  удивить...  А  у  нас
удивительный материал! У нас на проводе мыс Канаверал! Алло...
    На мониторе появится нерезкая картинка.
    - Вы слышите меня? - беспокойно спросит новый  корреспондент  пока
резкость не установится.
    - Да-да, слышим! - ответит ведущий.
    - Прямо сейчас,  -  продолжит  корреспондент,  -  здесь  произошло
беспрецедентное событие!  Довольно  многочисленный  отряд  неизвестный
злоумышленников совершил попытку захвата Ковчегов.  Отряд  был  хорошо
вооружён и действовал весьма слажено, однако  войска  Церкви  Спасения
дали ему решительный отпор. Ковчеги остались неприкосновенными.
    - Иначе и быть на могло, - отзовётся ведущий  и  добавит  уже  для
телезрителей. - Это событие лишний раз доказывает мощь Церкви Спасения
и её решимость стоять на страже права на Спасение...
    Однако его бодрую речь прервёт новый  телефонный  звонок.  Ведущий
опять снимет трубку.
    - Да, что вы говорите... Вы в своём уме... - удивлённо  проговорит
он в трубу. - Вы уверены, что это нужно давать сразу в прямой эфир? Вы
уверены, что всё будет нормально? Ну, ладно...
    Ведущий поправит галстук и вновь обратится к телезрителям:
    - Ещё один горячий репортаж. На этот раз с Байконура...
    На  экране  монитора  появится  взволнованное  лицо   ещё   одного
корреспондента.
    - У нас тревожные сообщения, - скажет он.  -  Группа  террористов,
назвавшаяся   "Звёздными   Ассасинами"   захватила   шесть   Ковчегов,
находящихся на Байконуре...
    - Этого не может быть! - картинно вскрикнет потрясённый ведущий.
    - Не стоит особенно беспокоиться, - успокоит его корреспондент,  -
войска Церкви Спасения настроены решительно, они уже окружили  Ковчеги
и готовятся идти на штурм. Ковчеги будут освобождены от злодеев...
    И ту где-то за кадром грохнет взрыв, дрогнет картинка на мониторе.
    - Что? Что случилось? - уже без игры выкрикнет ведущий.
    - Я... Я сейчас разберусь, - нервным голосом скажет  корреспондент
и, оглянувшись по сторонам, исчезнет из кадра.
    - Да... - скажет он с ужасом в голосе, вернувшись  в  кадр.  -  Не
дожидаясь атаки войск Церкви Спасения, "Звёздные Ассасины"... взорвали
Ковчеги вместе с собой...
    - Что? - снова закричит ведущий. - Я вас  правильно  понял,  шесть
Ковчегов взорвано? Они погибли? Да?
    - Да... Это так...  -  подтвердит  корреспондент.  -  Тут  паника,
беспорядки...
    Корреспондент поникнет взором, не зная, что говорить дальше. Будет
пауза. Потом камера снова дрогнет, и экран погаснет.
    Связь с Байконуром прервётся. Опытный ведущий, с трудом  сдерживая
волнение, постарается продолжить передачу.
    - Да... - скажет он несмело. - Дела принимают необычный  оборот...
Но я уверен, что Церковь Спасения сумеет взять их  под  контроль.  Да,
половина Ковчегов погибла... Это новое испытание... но я  уверен,  что
Церковь Спасения его преодолеет с честью.
    И снова зазвонит телефон. Ведущий  чуть  дрогнувшей  рукой  снимет
трубку.
    - Что? Я не понял!.. - испугано крикнет он в трубку.  -  Этого  не
может быть...
    На мониторе снова появится корреспондент, который уже  рассказывал
о том, что произошло на мысе Канаверал.
    - У меня срочное сообщение!.. - скажет он дрожащим голосом.  -  На
мысе Канаверал несчастье. Шесть Ковчегов взорваны. Ответственность  за
взрыв взяла на себя  ранее  неизвестная  террористическая  организация
"Новые  Мормоны".  После  первой  попытки  захвата   Ковчеги   надёжно
охранялись, но террористы даже не  пытались  их  захватить...  Они  их
просто  расстреляли  из  гранатомётов...  Это  ужасно,  но  ведь   ещё
сохранились шесть Ковчегов на Байконуре... Ведь так?
    В его голосе прозвучат  нотки  надежды  на  то,  что  ещё  не  всё
потеряно, но ведущий убьёт их, подведя итог.
    - Нет, они тоже взорваны...
    Ведущий откинется назад и закроет рукой глаза. Продолжать передачу
больше уже не будет смысла.
    - Это всё... Это кара небесная... - скажет ведущий шёпотом.
    В студии начнётся паника, один за другим погаснут мониторы.  Часть
света тоже погаснет. Едва видимый в полумраке, ведущий сорвёт  с  себя
галстук-бабочку и опустит голову на руки. Камера дрогнет и  покосится,
это оператор покинет своё место. Он подойдёт к  ведущему  и  предложит
ему выпить из плоской фляжки.
    - Это кара  небесная...  -  повторит  ведущий  и  сделает  большой
глоток.
    Оператор похлопает его по плечу, возьмёт  у  него  фляжку  и  тоже
приложится. Он забудет, что его камера всё ещё работает, ему будет  не
до неё...
    И тут в студии снова зазвонит телефон.
    - Звонят... - тупо скажет ведущий.
    Звонок повторится.
    - Ну, кто-нибудь снимите трубку...
    Но некому будет этого сделать, потому что студия  к  тому  времени
опустеет. Ведущий нехотя протянет руку и снимет трубку.
    - Алло... - скажет он равнодушно.
    И тут на всю студию, видимо по селектору, зазвучит детский  голос.
Срывающийся голосок маленькой девочки, чуть искажённый телефоном.
    - Алло, - скажет она. - Это дядя из телевизора?
    - Да... - произнесёт ведущий.
    - Я тут одна дома... -  продолжит  девочка.  -  Я  смотрю  вас  по
телевизору... Мама куда-то ушла. На улице крики людей  и  взрывы.  Мне
страшно...
    - Теперь мне тоже страшно... - скажет ведущий.
    - Вы говорите про Конец Света, про какую-то  кару...  -  продолжит
детский голосок. - Но ведь это всё за то, что люди  такие  злые.  Ведь
если люди будут добрее, Бог,  может  быть,  простит  их.  Он  же  ведь
добрый... Если все люди будут любить друг  друга,  как  я  люблю  свою
маму... если они будут любить природу и всех зверей и растений... если
они будут беречь их и охранять... если они не будут такими  жадными  и
злыми... будут лечить больных и учить детей... если не будет всех этих
войн... может быть, тогда Конца Света тоже не будет? А?.. И  тогда  не
нужно будет прятаться от него в космосе. Можно будет  просто  жить  на
Земле - надо только любить её...
    И тут произойдёт чудо. Все мониторы в  телестудии  включатся  сами
собой. И будут на них кадры войн и катастроф. Будут  на  них  танки  и
самолёты, взрывы и пулемётные очереди, солдаты и офицеры...  Будут  на
них Первая и Вторая мировые, будут Вьетнам и Афганистан, будут Чечня и
Сараево...  Будут  Чернобыль  и  затопленные  церкви  Поволжья,  будут
грязные  реки  и  мёртвые  птицы,  будут  горящие  джунгли  и   звери,
истекающие кровью...  Будут  голодные  дети  с  отвисшими  животами  и
старики с испуганными глазами...
    И ведущий  с  оператором  вместе  со  всеми  людьми  будут  онемев
смотреть на экраны, не понимая, что это... Уже конец  или  ещё  только
начало?..

                                               Москва, январь 1998-го.

                         Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                        САМЫЙ ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК
                  сценарий короткометражного фильма

                         1. ФОТОЛАБОРАТОРИЯ.

    В полной  темноте  раздаётся  дребезжащий  звонок.  Шорох,  щелчок
переключателя - загорается красный фотографический фонарь.
    В красном свете видны стол с фотоувеличителем, ванночки,  рядом  -
диван, а на нём молодой мужчина среднего роста. Это фотограф Алекс. Он
протирает глаза, бормочем что-то себе под нос.
    АЛЕКС: И чего только людям не спится...
    Он встаёт, откидывает  плотный  чёрный  полог,  отделяющий  тёмную
комнату от небольшой освещённой проходной комнаты, подходит к  входной
двери. Открывает.
    За дверью стоит мужчина с несколькими колосками пшеницы  в  руках,
научный сотрудник института.
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: О, а я уж думал тебя нет на месте...
    АЛЕКС: Я  всегда  на  месте.  Мотаюсь  только  -  работы  много...
Сфотографировать что ли?
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Ага. Сначала все вместе. Потом - один  колосок.
И ещё отдельно зёрнышки. К концу недели бы фотографии... Можно?
    АЛЕКС: Зайди завтра к вечеру.
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Спасибо большое.
    АЛЕКС: Не за что... Пока.
    Он закрывает дверь, бросает колоски на стол. Затем смотрит на часы
и собирает в кофр вещи.
    Алекс хлопает себя по карману, достаёт связку ключей. На кольце  с
ключами висит брелок  -  блестящая  фигурка  арлекина.  Алекс  бережно
держит фигурку на ладони.
    АЛЕКС: Ну, что, приятель, вперёд...
    Алекс подмигивает своему талисману, брелок сверкает в лучах.

                             2. КОРРИДОР.

    Алекс закрывает за собой дверь, запирает на ключ и  крепит  липкую
бумажку с надписью "Скоро приду". Он  оборачивается,  чтобы  уйти,  но
буквально натыкается на мужчину начальственного вида.
    НАЧАЛЬНИК: Соболев, вы куда?
    АЛЕКС (спохватывается): Я? Я - к вам...
    НАЧАЛЬНИК: По какому вопросу?
    АЛЕКС: По личному... Понимаете, сегодня приезжает моя  мама...  Из
санатория...
    НАЧАЛЬНИК: Она нездорова?
    АЛЕКС: Уже лучше... гораздо лучше...
    Сергей  делает  грустное  лицо  и   отводит   взгляд.   Начальнику
становится неловко.
    НАЧАЛЬНИК: Вам, наверное, надо её встретить? Вы  хотели,  чтобы  я
вас отпустил? Да?
    АЛЕКС: Да, если можно...
    НАЧАЛЬНИК  (облегчённо  вздохнув):  Идите,  конечно...  Мама   это
святое...

                      3. ДВОРЕЦ БРАКОСОЧЕТЕНИЙ.

    Алекс с кофром на плече поднимается по ступеням.
    Звучит вальс Мендельсона. Торжественно выходят  жених  и  невеста.
Алекс стоит в толпе гостей, рядом с ним элегантная дама в возрасте.
    АЛЕКС: Какая изумительная пара...
    ДАМА (механически): Несомненно...
    АЛЕКС: Я всегда  ему  говорил:  "Лучшей  супруги  тебе  просто  не
найти".
    Дама скептически оглядывает Алекса.
    ДАМА: А вы с ним давно знакомы?
    АЛЕКС: О, да - с самой школы...
    ДАМА: А, тогда понятно почему  я  вас  впервые  вижу...  Видитесь,
небось, не часто?
    АЛЕКС: Да, уж... Реже, чем хотелось  бы.  Всё,  знаете  ли,  дела.
Некогда и друга повидать. А какие были друзья - водой не  разлить!  Ох
уж это детство золотое...
    ДАМА: Да...
    Алекс как бы невзначай легко  толкает  даму  кофром.  Та  обращает
внимание.
    ДАМА: О, у вас фотоаппарат?
    АЛЕКС: Да.
    ДАМА: Так почему же вы не фотографируете?
    АЛЕКС: И правда, почему...
    Улыбнувшись Алекс достаёт фотоаппарат, начинает щёлкать  затвором.
Он отходит чуть в сторону, фотографирует всю церемонию со стороны.
    Вдруг его за рукав хватает другой фотограф - постоянно  работающий
во Дворце Бракосочетаний.
    ФОТОГАФ: Эй, парень, ты кто? Сегодня я работаю...
    ДАМА: Спокойно... Это наш фотограф.
    ФОТОРАФ (недовольно): Простите...
    Раздосадованный фотограф отходит в сторону.
    Алекс и дама спускаются по ступенькам.
    ДАМА: Так, если можно, напечатайте по десять  экземпляров  каждого
кадра. Не мелочитесь...
    АЛЕКС: Да, конечно... только вот бумага, химикалии...
    ДАМА: Разумеется, не бесплатно. Все затраты я вам возмещу,  ещё  и
вам останется... Вот мой телефон.
    Алекс возвращается в зал и пытается  пристроиться  к  новой  толпе
гостей, окружающих уже другую  пару.  Однако,  всё  тот  же  фотограф,
борющийся с конкуренцией, вновь замечает его,  решительно  хватает  за
руку и оттаскивает в сторону.
    ФОТОГРАФ: Это опять ты? Я такие штучки знаю!
    Он хватает Алекса за грудки.
    ФОТОГРАФ: Да я тебя...
    Алекс делает наивное, растерянное лицо.
    АЛЕКС: А что - разве наши уже уехали?
    Фотограф с сомнением отпускает его.
    ФОТОГРАФ (злобно цедит сквозь зубы): Уехали...
    Он выталкивает Алекса из зала.
    Алекс спускается по ступеням Дворца Бракосочетания.

                             4. КЛАДБИЩЕ.

    Алекс подходит к группе скорбящих, окруживших  могилу.  Он  в  пол
голоса заговаривает с первым попавшимся человеком.
    АЛЕКС: Какой всё-таки был человек...
    МУЖЧИНА (недоверчиво): Вы с ним были знакомы?
    АЛЕКС: Да. Притом давно... Даже короткая встреча с таким человеком
оставляет неизгладимый отпечаток в памяти.
    МУЖЧИНА: Как верно вы говорите.
    АЛЕКС: Мы были знакомы много лет, а вот с семьёй его я  так  и  не
познакомился... Это вдова? Да?
    МУЖЧИНА: Нет, это от организации. Вдова чуть левее...
    Алекс подбирается к вдове.
    АЛЕКС: Ну, почему же уходят самые лучшие... Какого человека мы все
потеряли! Можно я сделаю несколько снимков, чтобы сохранить  память  о
нём на века?
    ВДОВА (растерянно): Да, конечно.
    Алекс фотографирует.
    Люди отходят от могилы. Алекс идёт рядом с вдовой.
    ВДОВА: Вы не могли бы сделать и для меня несколько  отпечатков,  и
для семьи покойного?
    АЛЕКС: Да, конечно...
    МУЖЧИНА: И для меня, пожалуйста...
    ДАМА ОТ ОРГАНИЗАЦИИ: И для нашей организации...
    АЛЕКС: Да, конечно... Вот только бумага, химикалии...
    ВДОВА: Я заплачу, какой может быть разговор...
    ДАМА  ОТ  ОРГАНИЗАЦИИ:  Я  посчитаю  сколько  нужно  снимков,   мы
созвонимся - я соберу деньги... Запишите мой телефон...

                         5. ТЕЛЕФОННАЯ БУДКА.

    Алекс набирает номер.
    АЛЕКС: Алло. Маришек, это я.  Здравствуй,  жёнушка-жена...  Да,  с
работы  конечно...  Что  шумит?  В  соседней  лаборатории   испытывают
какую-то установку. Ну, откуда я знаю, какую! Это  не  мой  профиль...
Что? Тебе мой профиль не нравится? А  фас?  Ну,  то-то...  Я  вот  что
звоню... Забыл сказать утром... Мама просила во что  бы  то  ни  стало
зайти к ней сегодня. Да... Ну, да... Ну, ты что, мою маму не знаешь?..
Ну, будь снисходительней к старой женщине...  Ну,  ты  как  скажешь  -
маразм... Ну, нет, до этого, думаю, ещё не  дошло...  Да  с  работы  я
звоню. Да... Буду  к  одиннадцати...  Обещаю,  честное  слово.  Ну,  в
крайнем случае к двенадцати... Пока. Я тебя тоже целую...
    Алекс набирает новый номер.
    АЛЕКС: Алло, мамуль, это я. С работы, конечно. Ой, и не  говори  -
конечно много... Работаю-работаю... Вот  поэтому  поводу  я  и  звоню.
Знаешь, мне Маринка с утра скандал закатила... Да, вот так - с  самого
утра. Только ты меня и  понимаешь.  Хорошенькое  начало  для  рабочего
дня... А скандал всё из-за того же - говорит, что по вечерам  дома  не
бываю... Да бываю я... Ну, бывает и не бываю - то на работе до  самого
поздна, то вот тебя  проведать  езжу.  Вот  как  сегодня  собирался...
Конечно, не часто, но ей разве объяснишь - истеричка. Ну,  ты  же  мою
жену знаешь. Сама родства не помнит, вот и меня понять не  может.  Ну,
не буду же я ей уподобляться... Ну, в том смысле, что ругаться  с  нею
не хочу. Себе дороже... В общем, сегодня я к тебе  приехать  никак  не
могу. Самому жалко... Ну, теперь уже и не знаю, когда... Как-нибудь  в
другой раз. Ты уж извини. Ты же одна меня понимаешь...  Я  обязательно
позвоню, обещаю... Целую, мамуль. Работа ждёт. Пока.
    Алекс вешает трубку на рычаг. Он достаёт из кармана связку  ключей
с фигуркой арлекина, подмигивает ему.
    АЛЕКС: Вот так... Всё, как нельзя, удачно... Вперёд, приятель!

                          6. ДОМ ЛЮБОВНИЦЫ.

    Алекс поднимается по лестнице с бутылкой  сухого  вина  и  гроздью
бананов. Звонит в дверь.
    ЛЮБОВНИЦА (из-за двери): Кто?
    АЛЕКС: Кукусик, это я.
    Дверь открывает роскошная молодая женщина - любовница Алекса.  Они
обнимаются и целуются прямо на пороге.

                         7. ФОТОЛАБОРОТОРИЯ.

    Горит красный свет. Алекс проявляет фотографии.
    В ванночке с водой промываются вместе снимки сделанные  во  Дворце
Бракосочетания и на кладбище - весёлые, радостные лица соседствуют  со
скорбными и печальными.
    Алекс оборачивается и видит на границе круга  освещённого  красным
фонарём мужской силуэт. Его лицо  сильно  освещено  красным,  так  что
разобрать ничего невозможно.
    Алекс роняет  в  ванночку  пинцет.  Он  моргает  несколько  раз  в
надежде, что видение развеется.
    АЛЕКС: Кто... вы?
    АНГЕЛ: Я твой ангел-хранитель.
    АЛЕКС: Ангел?..
    АНГЕЛ: Ага... Ну, и дьявол-хранитель тоже... если надо.
    АЛЕКС: Если надо?..
    АНГЕЛ: Точнее, если до этого дойдёт...
    АЛЕКС:  Никогда   не   слышал...   А   что,   собственно,   делает
дьявол-хранитель?
    Ангел усмехается.
    АНГЕЛ: Все делают примерно одно и тоже.  А  в  общем-то  никто  не
делает ничего - всё  происходит  само  собой,  без  чьей-либо  помощь.
Считается, что ангел хранит человека - в первую очередь,  его  душу...
Ну, а если человека сохранить не удаётся, то дьявол  охраняет  уже  от
него  окружающих.  Только  всё  это  фигуры   речи,   дань   традиции,
сложившейся веками. Собственно, ни ангелы, ни дьяволы  не  нужны,  эти
два процесса связаны  между  собой  и  протекают  автоматически...  Но
человек... человек скорее поверит в ангела и дьявола, чем в то, что он
сам источник всех своих бед и радостей... Миром правит Закономерность.
Вы называете её Богом; индусы - Кармой, китайцы - Путём Дао.  Если  бы
ты был китайцем, к тебе пришёл бы не я, а кто-то  другой,  я  даже  не
знаю, кто...
    АЛЕКС: Ну, и зачем это всё? Что вам нужно от меня?
    АНГЕЛ (тяжело вздохнув): Нам нужно, чтобы ты был честным.
    АЛЕКС: Почему я?
    АНГЕЛ: Не знаю. Наверное, потому что ты не честен...
    АЛЕКС (с наигранной обидой, заметив нерешительность  Ангела):  Это
я-то? Да я, может быть, самый честный  человек  в  этом  мире,  полном
коварства и лжи... В мире, где ничего не стоит обидеть, оклеветать  ни
в чём не повинного человека...
    АНГЕЛ  (пожимая  плечами):  Может  быть  и  так.  Может  быть  ты,
действительно самый честный человек в  мире...  Но  у  меня  почему-то
другая информация.
    АЛЕКС:  Ошибка!  Клевета!  Вы  ведь  сами  говорили  про  традиции
сложившиеся веками... А где традиции, там и формализм. Ведь так?
    АНГЕЛ: Может быть и так.
    АЛЕКС: Мир  насквозь  лжив!  Кругом  коварные  завистники!  Кто-то
оклеветал меня, а вы там и поверили. И обидели зазря...
    АНГЕЛ: Если так, то извини пожалуйста.
    АЛЕКС: Так-так... У кого хотите, спросите: хоть  у  жены,  хоть  у
этой... у начальства, то есть... Все скажут вам, что я  самый  честный
человек!
    АНГЕЛ: Ошибка, так ошибка... Я же говорил, что это всё равно.  Мой
визит к тебе - это всего лишь формальность, дань традиции.  Он  ничего
не значит, всё произойдёт в точности так, как должно было произойти...
    АЛЕКС: Так значит, раз всё  равно,  значит  можно  человека  зазря
обижать? Лгуном объявлять? Да?
    АНГЕЛ: Право я не знаю, чем я могу смягчить вашу обиду, кроме  как
извинениями... Впрочем, вот что... Ты говоришь, что ты  самый  честный
человек в мире...
    Алекс кивает.
    АНГЕЛ (иронично): Это ведь, наверное, очень трудно?
    АЛЕКС (не заметив иронии): Ещё бы!
    АНГЕЛ: Хочешь, я помогу тебе быть честным. Я же должен хоть что-то
сделать раз уж явился к тебе. Тоже, знаешь ли, формальность... Хочешь,
я сделаю так, что с этого момента все твои  слова,  -  что  бы  ты  не
сказал, чего бы не пообещал - будут сами собой становиться правдой?
    АЛЕКС: Как вам будет угодно.
    АНГЕЛ: Тогда по рукам?
    Ангел протягивает Алексу руку.
    АЛЕКС: По рукам.
    Он протягивает руку. Но в  тот  момент,  когда  ладони  их  должны
соприкоснуться силуэт Ангела начинает быстро блёкнуть и вскоре  совсем
растворяется в воздухе...
    Алекс спит склонив голову на фотографический стол.  В  ванночке  с
проявителем передержанный отпечаток - он совсем чёрный.
    Алекс просыпается, выбрасывает испорченный отпечаток.  Он  выходит
из  фотолаборатории,  запирает  на  ключ.   На   ходу   обращается   к
брелку-арлекину.
    АЛЕКС: Приснится же...

                8. ВАХТА ИНСТИТУТА НИИ РАСТЕНИВОДСТВА.

    На улице уже темно. Дверь института заперта  на  швабру.  Вахтёрша
открывает дверь выпускает Алекса.
    ВАХТЁРША: Что ж так поздно уходишь?
    АЛЕКС: Работы много.  Всё  колоски  да  зёрнышки...  Целыми  днями
фотографирую. А тут шеф сказал,  мол,  срочно  надо,  прямо  завтра  к
утру...
    ВАХТЁРША: К утру... Вона как...

                         9. КВАРТИРА АЛЕКСА.

    Алекс открывает дверь своим ключом, заходит в квартиру.
    Жена Алекса - Марина - уже спит. Он, не зажигая свет,  раздевается
и ложится рядом с ней. Марина что-то бормочет во все.
    Утро. Алекс бреется в ванной. Сзади подходит жена полуобнимает его
за плечи.
    МАРИНА: Вчера опять вернулся посреди ночи?
    АЛЕКС: Да, вот... как-то... Работы было много, задержался допоздна
- к маме приехал, уже  темно  было...  Пока  поговорили,  пока  попили
чай...
    МАРИНА: Работы, говоришь, много...
    АЛЕКС: Ага...
    МАРИНА: Не бережёшь ты себя совсем...
    АЛЕКС: Что делать, что делать...
    МАРИНА: Ты не забыл, что мы сегодня идём в театр?..
    На лице Алекса вспыхивает моментальное замешательство  -  он  явно
забыл. Рука с бритвой на миг замирает.
    АЛЕКС: Нет, конечно. Я потому вчера на работе и задержался,  чтобы
сегодня прийти пораньше.
    МАРИНА: Ты прелесть!
    Жена целует Алекса в щёку, уже чистую от щетины.
    МАРИНА: Не забудь: в шесть надо будет выходить...

                         9. ФОТОЛАБОРАТОРИЯ.

    На штативе укреплён фотоаппарат, два осветительных прибора,  перед
объективом на белой бумаге колосок. Фотоаппарат щёлкает.
    Красный свет. В ванночке с раствором -  лист  фотобумаги.  На  нём
проступает изображение колоска.
    В ванночке второй лист фотобумаги - на  нём  проступает  такой  же
колосок.
    На столе лежат пять фотографий с одинаковыми колосками, поверх них
- настоящий колосок.
    АЛЕКС: Вот ваш заказ...
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Спасибо, спасибо вам большое...

                 10. НАТУРА. ДВЕРИ ИНСТИТУТА. ГОРОД.

    Алекс с кофром через плечо выходит из дверей  института,  на  ходу
кивнув вахтёрше. Он смотрит на часы - пол второго.
    Алекс  в  сквере  встречается  с   дамой,   знакомой   по   Дворцу
Бракосочетаний. Он приветлив, весел, он целует ей  руку,  передаёт  ей
фотографии, получает деньги. Он смотрит на часы - начало третьего.
    Алекс уже в другом месте, он встречается с "дамой от организации",
которая была на кладбище. У Алекса грустное, каменное лицо,  он  часто
кивает. Он передаёт ей фотографии, получает деньги.
    Алекс пересчитывает деньги. Он смотрит на часы - около трёх.
    Алекс покупает в киоске бутылку хорошего  сухого  вина  и  коробку
конфет, в другом - какую-то кофточку.

                       11. КВАРТИРА ЛЮБОВНИЦЫ.

    Звонок. Она подходит к двери.
    ЛЮБОВНИЦА: Кто?
    АЛЕКС (из-за двери): Кукусик, это я...
    Дверь открывается. Алекс протягивает вино, конфеты и кофточку.
    Любовница в восторге, она целует Алекса, прикладывает  кофточку  к
груди. Оба уходят в спальню...
    Алекс выскакивает из спальни, на ходу натягивая брюки. Он  смотрит
на часы - начало восьмого.
    АЛЕКС: О, Господи!..
    ЛЮБОВНИЦА (из спальни): В чём дело?
    АЛЕКС: Сегодня к  директору  приезжает  японская  делегация...  Её
непременно нужно сфотографировать!..
    Алекс лихорадочно набирает номер  телефона,  но  на  другом  конце
провода трубка не снимается. Алекс пожимает плечами и медленно  вешает
трубку. Не застегнутые брюки сползают вниз.
    АЛЕКС: Странно.
    ЛЮБОВНИЦА: Что странно?
    АЛЕКС: Странно, директора нет дома...
    ЛЮБОВНИЦА (кокетливо): Тогда возвращайся ко мне...
    Алекс, перешагивая через упавшие брюки, уходит в спальню...
    Алекс прощается с любовницей в коридоре. Они целует его в щёку.
    ЛЮБОВНИЦА: Завтра придёшь?
    АЛЕКС: Да, как обычно...

                        12. ДВОР ДОМА АЛЕКСА.

    Темно. Алекс подходит  к  своему  подъезду.  Прямо  перед  ним  из
подъезда   выходит   мужчина   и,   быстро   отвернувшись   уходит   в
противоположную сторону. Воротник мужчины высоко  поднят,  и  лица  не
видно.
    Алекс спокойно заходит в подъезд.

                         13. СПАЛЬНЯ АЛЕКСА.

    Алекс тихо заходит в спальню, его жена  давно  спит.  Он  бесшумно
раздевается и ложится в пастель.
    Утро.  Жена  проснулась  и  с   радостной   улыбкой   смотрит   на
просыпающегося Алекса.
    МАРИНА: Всё-таки здорово, что мы вчера выбрались в театр...
    Алекс, ещё не проснувшись, автоматически кивает.
    МАРИНА: Надо бы так почаще...
    Алекс наконец понимает о чём разговор и удивляется.
    АЛЕКС: Ну, извини... Я это...
    Марина не слушая его, продолжает свою мысль.
    МАРИНА: Всё-таки люблю я театр...
    АЛЕКС: Ну, я извиняюсь...
    МАРИНА (чуть манерно): Любите ли вы театр так, как люблю его я...
    АЛЕКС: Ты издеваешься? Я же извинился...
    МАРИНА: За что?
    АЛЕКС: Ты что - шутишь?
    МАРИНА: Отчего же? Просто мне очень понравилась пьеса... И вообще,
всё было так хорошо! Почему это  тебя  так  удивляет?  Вчера  ты  тоже
хвалил пьесу. Кстати, я не знала, что ты так  здорово  разбираешься  в
театре, драматургии... Я тебя просто не узнала...
    Они говорит  настолько  искренне  и  серьёзно,  таким  тоном,  что
заподозрить игру никак нельзя.
    АЛЕКС: Я?
    МАРИНА: Конечно, ты! А кто же ещё?
    АЛЕКС: Да... конечно... Конечно,  я...  Конечно,  хвалил...  такая
отличная пьеса. Я в том смысле сказал "шутишь", что и без слов понятно
- хорошо, что мы вчера были в театре... И пьеса хороша...
    Марина целует Алекса.
    МАРИНА: Ты - прелесть...

                         14. ФОТОЛАБОРАТОРИЯ.

    Горит красный фонарь. В ванночке с проявителем лист фотобумаги. На
нём медленно проступает изображение колоска.
    В ванночке второй лист - на нём проступает такой же колосок...
    Алекс задумчиво смотрит на несколько одинаковых  фотографий  и  на
настоящий колосок.

                          15. НАТУРА. ГОРОД.

    Алекс покупает в киоске бутылку вина и коробку конфет.
    Он поднимается с ними по лестнице. Только идёт он не к  любовнице,
а домой, к жене.

                         16. КВАРТИРА АЛЕКСА.

    Алекс заходит в комнату, протягивает жене подарки.
    МАРИНА: Ты сегодня так рано... О, это что?.. Что за праздник?
    АЛЕКС: Да, нет... Просто я решил  устроить  небольшой  праздник...
небольшое продолжение того праздника, что был вчера...
    МАРИНА: Ты - прелесть...
    Алекс и Марина пьют вино из красивых бокалов и смеются.

                         17. СПАЛЬНЯ АЛЕКСА.

    Алекс и Марина в пастели.
    МАРИНА: Ты - прелесть... (лукаво) Но вчера всё-таки было лучше...
    Перед  глазами  Алекса  мелькают  воспоминания  -  тёмный   силуэт
мужчины, выходящего из подъезда...

                         18. ФОТОЛАБОРАТОРИЯ.

    Горит полный свет. Алекс задумчиво глядит на несколько  одинаковых
фотографий колоска, крутит их в руках...
    Алекс набирает номер телефона.
    АЛЕКС: Алло... Кукусик, это я. Прости... Ты, наверное, удивлена...
я должен извиниться...
    ГОЛОС ЛЮБОВНИЦЫ (сонный и медленный) : О, да... Я удивлена, что ты
уже на ногах...
    АЛЕКС: Конечно... Я звоню с работы...
    ГОЛОС ЛЮБОВНИЦЫ: Я горжусь тобой!..
    АЛЕКС: Не смейся... Я...
    ГОЛОС ЛЮБОВНИЦЫ: Я абсолютно серьёзно. После ночи, что была у  нас
с тобой, я думала, что не проснусь до самого вечера... Я бы сама и  не
проснулась - ты звонком разбудил...
    Алекс удивлённо сжимает трубку и не может ничего сказать.
    ГОЛОС  ЛЮБОВНИЦЫ:  Ты  всегда  хорош,   но   вчера   было   что-то
феерическое... Ты просто дьявол какой-то...
    Перед  глазами  Алекса  снова  мелькает  воспоминание  -  мужчина,
выходящий из подъезда.
    Раздаётся звонок.
    АЛЕКС: Извини, дорогая, кто-то пришёл. Работа...
    МАРИНА: Ты сегодня придёшь?
    АЛЕКС: Да, приду. Обязательно приду. Слышишь?..
    МАРИНА: Да, слышу-слышу... Я жду. Пока...
    Алекс вешает трубку телефона и открывает дверь. За дверью  тот  же
научный сотрудник.
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Извините, вы уже сделали?
    АЛЕКС: Что?
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Ну, колосок мой... Уже сфотографировали?
    АЛЕКС: Я же его тебе уже отдал! Ты что?
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Я про другой. Тот, что я вчера приносил...
    АЛЕКС: Вчера?.. А во сколько?
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Перед самым  концом  рабочего  дня...  Ты  что,
забыл?
    АЛЕКС: И я его сам взял...
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: Да, ты сам и взял. Сказал, сегодня приходить...
Да вот же мои колоски... Вот и фотографии все готовы...
    Научный сотрудник замечает на  столе  Алекса  лежащие  фотографии.
Алекс тоже впервые  их  замечает.  Он  удивлённо  смотрит  на  снимки,
передаёт их молодому человеку.
    АЛЕКС: Ах, вы об этом... Берите, пожалуйста...
    Вновь  перед  глазами  Алекса  мелькает  воспоминание  -  мужчина,
выходящий из подъезда.

                 19. НАТУРА. ДВЕРИ ИНСТИТУТА. ГОРОД.

    Алекс выходит их дверей института. Вахтёрша  приветливо  улыбается
ему, но он замечает её. У  него  остекленевший  взгляд,  он  не  видит
ничего вокруг.
    Алекс проходит по улицам города. В руках у  него  початая  бутылка
водки, время от времени он прикладывается к ней.
    Темнее. Алекс выкидывает пустую бутылку.

                       20. ДВОР ДОМА ЛЮБОВНИЦЫ.

    Почти стемнело. Алекс подходит к дому своей любовницы.
    Он смотрит  вверх,  на  окна.  Видно,  как  в  освещённой  комнате
мелькают силуэты.
    Алекс садится на лавочку...
    Совсем темно. Алекс дремлет на лавке.
    Хлопает дверь подъезда - Алекс открывает глаза.
    Из подъезда выходит мужчина. Алекс поднимает голову. Мужчина резко
поворачивается и быстро уходит прочь.  Алекс  вскакивает  и  бежит  за
мужчиной. Тот оглядывается, ускоряет шаг. Алекс бежит быстрее, мужчина
тоже начинает бежать.
    Мужчина сворачивает за угол. Алекс - за ним. Однако двор за  углом
пуст. Алекс мечется из стороны в сторону, но никого так и не находит.
    У Алекса загнанный вид,  потные  волосы  прилипли  ко  лбу,  глаза
похожи на глаза безумца. Вдруг моментальная мысль озаряет его лицо. Он
выскакивает на улицу и ловит машину.

                        21. ДВОР ДОМА АЛЕКСА.

    Автомобиль тормозит возле дома Алекса. Тот быстро расплачивается с
шофёром и выскакивает из дверей.
    В этот самый миг из подъезда выходит  точно  такой  же  мужчина  с
высоко поднятым воротником. Он коротко оглядывается  и  быстрым  шагом
идёт прочь.
    Алекс бросается за ним.
    АЛЕКС: Стой, сука!.. Стой!
    Мужчина бросается бежать - Алекс его преследует.
    Они бегут по пустой,  тёмной  улочке,  пересекают  двор...  Кругом
темно и мрачно. Глухой канонадой раздаются шаги.
    Мужчина пробегает сквозь какой-то проём, Алекс следует за ними; он
хватается за какую-то железяку, она остаётся у него в руке.
    Алекс гонится за незнакомцем, вооружённый куском арматуры.
    Пробегая через очередной двор, мужчина спотыкается,  припадает  на
одну ногу. Алекс в азарте замахивается арматурой  -  наносит  удар  по
голове.
    Мужчина падает лицом вниз. Алекс дёргает  его  за  плечо,  тот  не
шевелится.
    Алекс переворачивает мужчину кверху лицом и видит в  лунном  свете
своё собственное лицо, залитое кровью, с широко раскрытыми глазами.
    Алекс бросается прочь. Он бежит по пустым  дворам  и  улицам.  Всё
вокруг кажется кошмаром.

                         22. ВАХТА ИНСТИТУТА.

    Дверь заперта изнутри на швабру. Алекс стучится в дверь.  Вахтёрша
открывает дверь.
    ВАХТЁРША: О, это ты... Опять срочная работа?..
    АЛЕКС: Ага...
    ВАХТЁРША: Ох, не бережёшь ты себя... Ну, проходи...
    АЛЕКС: Спасибо большое...

                         23.ФОТОЛАБОРАТОРИЯ.

    В  темноте  раздаётся  звонок.  Алекс  шевелится,  затем  включает
красный свет, но не спешит вставать.
    Когда звонок затихает, Алекс встаёт. Он выходит из тёмной  комнаты
в светлую. Уже день - солнце светит во всю. За дверями фотолаборатории
раздаются голоса - институт живёт своей жизнью.
    Алекс захлопывает дверь фотолаборатории и выходит в коридор.

                         24. ВАХТА ИНСТИТУТА.

    Алексом выходит из института.

                      25. ДВОРЕЦ БРАКОСОЧЕТАНИЙ.

    Алекс поднимается по ступенькам, где-то слышен марш Мендельсона.
    Видна  толпа,  окружающая  жениха  и  невесту,  Алекс   собирается
втереться  в  неё.  Вдруг   его   замечает   фотограф,   борющийся   с
конкуренцией.
    ФОТОГРАФ: Это опять ты?..
    Алекс выходит из зала.
    Алекс спускается по ступенькам.

                            26. КЛАДБИЩЕ.

    Алекс издалека замечает толпу, стоящую возле выкопанной могилы.
    Алекс подходит ближе. Вдруг он замечает  среди  людей,  стоящих  у
гроба, свою жену.  Рядом  стоит  его  начальник,  подле  него  научный
сотрудник, приносивший ему колоски.
    Алекс обходит толпу.
    НАЧАЛЬНИК: Какой был человек...
    НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК: А какой работник! Безотказный был работник!..
    Начальник ловит Алекса за ремень кофра и говорит, не глядя в лицо.
    НАЧАЛЬНИК:  Что  же  вы  не  фотографируете?  Вы  ведь   даже   не
представляете, какого человека  мы  все  потеряли...  Самого  честного
человека...  Кстати,  он,  как  и   вы,   был   фотографом,   отличным
фотографом... Так сфотографируйте же его на память нам всем...
    Алекс наводит объектив фотоаппарата.
    Жена Алекса подходит к гробу. Она достаёт из кармана связку ключей
Алекса с висящей на кольце небольшой фигуркой арлекина, той  самой,  с
которой разговаривал Алекс. Она отцепляет фигурку от ключей  и  кладёт
её в гроб рядом с покойником.
    Алекс видит свой талисман. Он хватается за  карман  -  карман  его
пуст, нет ни ключей, ни брелка...
    Алекс смотрит на покойника и видит, что в  гробу  он  сам.  Вокруг
венки из цветов, красные ленты...
    Алекс бросается прочь.

                         27. ВАХТА ИНСТИТУТА.

    Вечереет. Алекс подходит к двери, запертой на швабру.
    Алекс стучит, за дверью появляется вахтёрша.
    ВАХТЁРША: Чего надо?
    АЛЕКС: Я же фотограф... У меня срочная работа... Вы что,  меня  не
помните?..
    ВАХТЁРША: Врать не надо. Фотографа сегодня схоронили - умер  он...
Так что шли бы вы, гражданин, пока я милицию не позвала...

                        28. ТЕЛЕФОННАЯ БУДКА.

    Алекс набирает номер.
    ГОЛОС ЛЮБОВНИЦЫ В ТРУБКЕ: Алло...
    АЛЕКС: Алло, кукусик, это я... Как кто? Алекс!..
    ГОЛОС ЛЮБОВНИЦЫ В ТРУБКЕ: Какой Алекс?
    Алекс вешает трубку.

                           29. ДОМ АЛЕКСА.

    Алекс поднимается по лестнице. Он было лезет в  карман,  но  снова
замечает, что карман пуст. Алекс звонит в звонок.
    Дверь открывает его жена. Они смотрит на него  через  цепочку,  не
узнавая.
    МАРИНА: Вам кого?
    АЛЕКС: Это же я - Алекс! Я живой!..
    МАРИНА: Молодой человек, не надо так нагло врать... Алекс умер.  А
вас я вижу в первый раз... Я прошу вас, не надо  кощунствовать:  Алекс
был самым честным человеком - так не надо же порочить своей ложью  его
светлое имя...
    Марина захлопывает дверь.

                          30. НАТУРА. ГОРОД,

    Одинокий Алекс идёт по пустым вечерним улицам...

                                КОНЕЦ

                                                        1992, 1997 гг.

                         Андрей Щербак-Жуков

                               ПИРУШКА
                (сценарий мультиплекационного фильма)

    Небольшая уютная комната полна  соблазнительных  запахов  -  здесь
празднуют день  рождения.  Симпатичные  гости  в  кои  веки  собрались
вместе, чтобы поздравить хозяина, своего старого друга
    На столе пирог со свечами, бутылочка,  закуска;  из  широких  блюд
таращат мутные глаза две камбалы.
    Поздравив, все садятся за стол - выпивают,  закусывают,  о  чем-то
невнятно беседуют. Спокойно потрескивают дрова в камине, по его стенке
снизу вверх ползет таракан. Вокруг свечки вьется мошка.
    Раздобревшие, умиротворенные гости блаженно отваливаются на спинки
стульев. Один из гостей достает из-за шкафа гитару  и  протягивает  ее
хозяину. Все вместе возгласами и хлопками призывают  хозяина  сыграть.
Он пару минут смущается, мнется, потом берется играть.
    Раздается несколько довольно простых аккордов.  Однако  немудреная
мелодия  приводит  друзей  в  восторг  -  окончание   игры   тонет   в
аплодисментах.  Гости  пританцовывают,   сидя   на   стульях.   Хвалят
именинника.
    Пирушка удалась на славу.
    Перед прощаньем хозяин достает из  заветного  ящичка  фотоаппарат,
ставит его на стол, взводит автоспуск, а сам бежит  к  друзьям,  чтобы
успеть в кадр. Раздается щелчок и все замирает. Вот она  -  фотография
на память...

    ПРОШЛО 10 ЛЕТ

    Фотография висит на стене. На ней все  осталось  таким  же,  каким
было когда-то: комната, камин, стол и трое веселых  друзей.  А  вокруг
все неуловимо изменилось.
    Время неумолимо.
    Комната та же, но она стала какой-то другой.
    То же самое и с  гостями  -  вроде  бы  они  те  же,  но  какое-то
неуловимое изменение произошло  и  в  них  -  они,  как  будто,  стали
аморфней.
    Тем не менее они снова собрались вместе за тем  же  столом,  чтобы
поздравить хозяина с днем рождения.
    Опять на столе пирог со свечами и две камбалы в широких блюдах. Но
все вокруг зыбко и непостоянно, находится в  едва  заметном  движении,
как будто на все смотрят через марево, исходящее от камина.
    По  стенке  камина  кто-то  ползет  снизу  вверх,  при   ближайшем
рассмотрении можно заметить, что это гордо вышагивает верблюд на шести
ногах и с тремя  горбами.  Он  поворачивается  и  подмигивает.  Вокруг
свечки вьется маленький жираф с крыльями, как у пегаса.
    Выпив и закусив, гости хлопают  и  просят  хозяина  сыграть.  Сама
собой откуда-то берется  гитара.  Хозяин  берет  ее  в  руки,  играет:
раздаются все те же несколько аккордов, что звучали в прошлый раз.  Их
абсолютная точность пугает.  Все  вокруг  изменилось,  а  эта  мелодия
осталась прежней, как напоминание  о  давно  прошедшем,  чего  уже  не
вернуть...
    Рыбы, поняв это, удивленно перемигиваются в своих блюдах.
    И снова окончание игры  тает  в  аплодисментах  -  все  безмятежно
радуются, не замечая всех перемен, как будто все стоит на месте.
    На  прощание   снова   фотографируются.   Сам   собою   появляется
фотоаппарат, раздается щелчок шторки - все замирает.
    Вот и еще одна фотография на память...

    ПРОШЛО 100 ЛЕТ

    На  стене  висит  фотография  прошлой  встречи,  рядом  с  ней   -
фотография позапрошлой встречи.
    А в комнате вновь едва заметные на первый взгляд  перемены  -  все
стало стало еще более абсурдным,  хаотичным.  Кажется,  время  немного
растворило все вокруг, сделало еще более аморфным и бесформенным.
    Но  все  равно,  те  же  друзья  снова  собрались  вместе,   чтобы
поздравить хозяина с днем рождения.
    На столе опять торт со свечами,  бутылочка  и  камбалы  в  широких
блюдах.
    Камин пышет жаром, как вулкан -  пепел  сыплется  на  пол.  Стенки
камина от жара и марева дрожат и колышутся. Он похожи на волны,  а  по
одной стенке снизу вверх, как таракан,  плывет  пароход,  дымит  тремя
трубами. Вокруг пламени свечи, как вокруг ядра,  со  свистом  крутятся
электроны.
    Выпив и закусив, гости просят хозяина сыграть. На шкафу,  с  боку,
появляется росток, затем побег,  ветка  -  наконец  вырастает  гитара.
Хозяин срывает ее и начинает играть.
    И вновь раздаются все те  же  несколько  аккордов.  На  фоне  всех
перемен это кажется совсем  уж  жутким.  Даже  камбалы,  не  выдержав,
недовольно хмыкают и отворачиваются.
    Только друзья ничего не замечают -  они  полностью  увлечены  этой
музыкой,  сами  собой  и  друг  другом.  Они  снова  рады  и  неистово
аплодируют.
    А на  прощанье  все  снова  фотографируются.  Из  стены  вырастает
фотоаппарат, раздается щелчок все замирают.
    Вот и снова пополнилась коллекция фотографий...

    ПРОШЛО 1000 ЛЕТ

    На стене рядом висят все три фотографии. При близком  рассмотрении
и сравнении хорошо заметно, как  шли  изменения:  от  четких  линий  и
законченных форм - к аморфности и бесформенности; от конкретного  -  к
абстрактному.
    По тому, как пестрит  яркими  разводами,  как  переливается  всеми
цветами радуги стена под фотографиями, как  вспыхивают  на  ней  языки
пламени, можно догадаться, к чему все пришло.
    Но  вдруг  где-то  вдалеке  раздаются  хорошо  знакомые   гитарные
аккорды, и под эту музыку оживает самая первая фотография.
    Точно  так  же,  как  давным-давно,  в  небольшой  уютной  комнате
собираются старые друзья, чтобы  поздравить  хозяина,  своего  старого
друга, с днем рождения.
    На столе пирог со свечами, бутылочка,  закуска;  из  широких  блюд
таращат мутные глаза две камбалы.
    Поздравив, все садятся за стол - выпивают,  закусывают,  о  чем-то
невнятно беседуют. Спокойно потрескивают дрова в камине, по его стенке
снизу вверх ползет таракан. Вокруг свечки вьется мошка.
    Раздобревшие, умиротворенные гости блаженно отваливаются на спинки
стульев. Один из гостей достает из-за шкафа гитару  и  протягивает  ее
хозяину. Все вместе возгласами и хлопками призывают  хозяина  сыграть.
Он пару минут смущается, мнется, потом берется играть.
    Раздается несколько довольно простых аккордов.  Однако  немудреная
мелодия  приводит  друзей  в  восторг  -  окончание   игры   тонет   в
аплодисментах.  Гости  пританцовывают,   сидя   на   стульях.   Хвалят
именинника.
    Пирушка удалась на славу.
    Перед прощаньем хозяин достает из  заветного  ящичка  фотоаппарат,
ставит его на стол, взводит автоспуск, а сам бежит  к  друзьям,  чтобы
успеть в кадр. Раздается щелчок и все замирает. Вот она  -  фотография
на память...

                                КОНЕЦ

                                                             1991 год.

                         Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                           АЛЫЕ ПАРУСА - 2
                    (Альтернативная история любви)

                     Девочка тонкие ножки в море мочила,
                     Девочка тихо, тихонько что-то у моря просила...
                     Море звенело, играло, струилось, бурлило и пело -
                     Морю до девочки не было дела...
                                                  Александр ВЕРТИНСКИЙ

    - Ну что скажешь, Романтик... Я ведь помню твою  историю:  большая
любовь, сильные люди, красивые корабли...  Попутный  ветер  в  лицо...
Паруса... Одни паруса чего стоили! А что ты теперь расскажешь? А?..
    Молчание.
    - А хочешь погулять? Я тебя отпускаю... Найдёшь  ли  ты  там  себе
место?.. Найдёшь ли, о чём написать?..

    Прошло много лет, и старый Лисс был  переименован  в  Феодосию.  И
снова прошло много-много лет...

    Её отец был школьным учителем. Он преподавал литературу и  русский
язык - эдакий провинциальный чудак, библиофил-энтузиаст. Он не  только
все деньги тратил на книги, но и  даже  сам  пописывал  рассказики  из
истории родного города - графоманил, словом.
    Свою мать она почти не помнила, та сбежала с заезжим  джазистом  в
какую-то из столиц, когда девочки было чуть больше года. Отец особенно
даже и не переживал, словно не видел в этом ничего  странного,  только
сделался ещё более чудаковатым. Это, конечно же, была его идея назвать
дочь Ассолью - он безумно любил Грина. Жена было воспротивилась, но по
слабоволию не смогла противопоставить  тихой  упёртости  мужа  ничего,
кроме очередной истерики. Она считала себя тонкой творческой  натурой,
поэтому истерики были чем-то вроде её хобби.  Возможно  они  оказались
тем единственным, что всё-таки осталось от матери где-нибудь  в  самом
глубоком уголке подсознания юной Ассоли... А возможно мать не очень-то
и протестовала против этого странного имени, потому что,  по  большому
счёту, её было на всё наплевать, потому что джазист тот был уже у  неё
на примете и грядущий побег в столицы был уже вчерне спланирован.
    В общем девочка росла без матери да ещё со  странным  именем.  Про
Ассоль и алые паруса в те годы пели  бодрые,  но  романтические  песни
вокально-инструментальные ансамбли. Дети же во дворе  и  в  школе,  не
разделяя или просто не понимая этого возвышенного порыва, дразнили  её
и "молью", и "солью", и "фасолью". Как следствие, росла она  замкнутой
и необщительной, что не могло не сказаться на её развитии. Как это  ни
странно, книг она тоже особенно не любила. Видимо отец своим  излишним
усердием на этом поприще привил её к нему стойкую  идиосинкразию.  Так
часто чувствительные дети алкоголиков, повзрослев не берут  в  рот  ни
капли спиртного... Вот только "Алые паруса" Грина глубоко запали ей  в
душу - отец, самостоятельно занимавшийся воспитанием дочери, читал  их
девочке каждый день перед сном  на  протяжении  нескольких  лет.  Этой
книгой, пожалуй, и ограничились её познания во всех областях культуры,
науки и общественной жизни. Несколько раз учителя  пытались  перевести
нелюдимую и плохо успевающую девочку в школу для умственно отсталых, и
только вмешательство отца спасало её от этой участи.
    Иногда Ассоль спрашивала отца:
    - Скажи, почему нас не любят?
    - Э, Ассоль, - говорил отец, - разве они умеют любить? Надо  уметь
любить, а этого-то они не могут.
    - Как это любить? - спрашивала Ассоль. Но отец не мог  ей  на  это
ответить ничего вразумительного, поскольку и сам,  похоже,  любить  не
умел. Стало быть, и научить дочку любить тоже не смог. За то, как  это
не странно, он сумел научить дочь верить и ждать. Впрочем, делала  она
и это, и то весьма по-дурацки... В тайне ото  всего  мира  и  даже  от
родного отца она действительно  считала  себя  той  самой  Ассолью,  о
которой была написана книга. Каждое утро на восходе Солнца, перед тем,
как пойти в школу, она выходила на дикий пляж  в  надежде  увидеть  на
тонкой кромке между алым небом и, отражающим его, и потому тоже  алым,
морем красивый корабль с такими же алыми парусами, корабль, везущий  к
ней навстречу красавца-Грэя.
    Даже закончив школу  она  не  поумнела  и  по-прежнему  продолжала
выходить на берег, но, похоже, уже скорее по привычке...

    Он был тусовщиком. Даже ни каким не хиппи, а просто тусовщиком.  В
"Сайгоне" и на Гоголях его знали под именем Грэй. Он учился в каком-то
творческом вузе, любил устраивать шумные хеппенинги в различных  домах
культуры и обильно выпивать при  этом.  Зимой  он,  как  водится,  пил
водку, а летом ездил стопом ни  то  в  Одессу,  ни  то  в  Николаев  к
друзьям, пить южные вина. Так бы и ездил каждый год, да только однажды
напившись в Харькове прямо на вокзале, сам того не заметив,  соблазнил
молоденькую проводницу. Она затащила его в своё купе и не выпускала до
самой  конечной  остановки.  Строго  нормирую   выпивку,   она   ловко
поддерживала его всю дорогу в одном состоянии: довольно  безразличном,
но вполне работоспособном. Этого ей было вполне достаточно.
    Поезд шёл в Крым, а именно, в Феодосию.  Грэй  лежал  в  купе  для
проводников на тюках с грязным постельным бельём и,  когда  проводница
выходила  куда-то  по  своим  служебным   надобностям,   размышлял   о
превратностях судьбы и о том, что теперь, наверное, нескоро ему  снова
захочется женщину.
    По прибытии в конечный пункт следования поезда Грэй был отпущен  с
миром, видимо, за дальнейшей ненадобностью. Они равнодушно  расстались
прямо на перроне.
    - Береги себя, - пожелала ему на прощание  проводница  и  ткнулась
влажными губами в небритую щёку. Вместо того чтобы  спросить,  как  её
зовут, он  глубоко  вздохнул  и  машинально  отёрся  тыльной  стороной
ладони.
    Проводница быстренько затерялась в привокзальной суете, а Грэй  не
спеша двинулся вдоль состава, тихо напевая себе под нос всем известную
революционную песню:
    - "Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону..." к хер... в  общем  черт
его знает к чему...
    В Феодосии Грэй оказался впервые, однако, где наша не пропадала...
    Безупречным чутьём старого тусовщика он быстро  безошибочно  нашёл
ту самую единственную в городе кафе-"стекляшку", в которой  собирались
и  сидели  часами  странные  волосатые  люди,  которых  по  телевизору
называли "неформалами", выясняя во всеуслышанье, легко ли им жить, как
будто в стране нельзя было найти более важных проблем. Иногда  на  них
совершала набеги местная шпана, пытаясь выяснить по  каким  "понятиям"
они живут; иногда - милиция, выискивая у них анашу.  И  те,  и  другие
были по-южному неактивны и снисходительны.
    Грэй был общительным малым, поэтому быстро сошёлся с  аборигенами.
В "стекляшке" было не весело: денег ни у кого не  было,  поэтому  пили
жиденький кофе. "Не самое лучшее питьё для крымской июльской жары, тут
пивка бы литра два", - подумал Грэй. На  откровенный  "аск",  то  есть
выпрашивание  денег  у  приглянувшихся  прохожих  на  улице,   местные
"неформалы" пока ещё не решались. Однако ушлый  Грэй  быстро  придумал
разумный компромисс, и тут же весьма умело организовал пипл на славное
дело - из всех желающих была организована уличная актёрская труппа.
    Грэй достал свой походный томик Даниила Хармса в синей обложке,  с
погнутыми уголками и, быстро перелистывая засаленные странички, выбрал
несколько наиболее "ходовых" миниатюр, которые тут  же  были  разучены
новоявленными  актёрами.  В  этот  же  вечер  состоялась  премьера   -
импровизированная труппа дала своё первое представление  на  городской
набережной. Праздные курортники, прогуливающиеся  мимо,  были  приятно
удивлены непривычным зрелищем. Быстро организовав изрядную толпу,  они
живо  реагировали  на  реплики  артистов  и  охотно  бросали  рубли  в
протянутую шляпу...
    Всю ночь отмечали успех. А  на  следующий  день  его  повторили  и
упрочили - актёрское мастерство имело тенденцию накапливаться.
    Так жили почти две недели.
    Каждую ночь Грэю находилось, где вписаться.  Жили  богемой,  ночью
пили, вставали поздно, хорошо похмелялись, потом немного  купались,  а
ближе к вечеру давали очередной концерт. Грэй обжился в Феодосии,  его
здесь уже, кажется, знала каждая собака. Он то пил  с  кем-то  пиво  в
дешёвой пивной, то - водку на набережной.
    Только не зря говорили древние о тщете  земной  славы  -  скромный
репертуар вскоре зрителям приелся. То, что поначалу казалось новинкой,
теперь не вызывало ничего кроме скуки.  К  тому  же  в  город  приехал
"Луна-парк" и сманил  всю  публику  своими  аттракционами  и  пёстрыми
огнями. Вскоре шляпа за вечер  стала  наполняться  едва  на  половину,
потом и того меньше. Часть актёров покинула труппу и отправилась вдоль
побережья в поисках анаши. Остались только  самые  верные.  Необходимо
было менять если не стратегию, то хотя бы тактику.
    Была ночь.  Комедианты  сидели  на  берегу  и  допивали  по  кругу
последнюю бутылку портвейна "Таврида". Грэй равнодушно  наблюдал,  как
на водной глади играют лунные блики. Прибой с тихим шелестом  ластился
к берегу.
    - Что будем делать, капитан, - спросил один  из  ребят,  передавая
Грэю бутылку с последним глотком.
    - Какой я к чёрту капитан, - рявкнул в сердцах Грэй и  допив  вино
зло  бросил  опустевшей  бутылкой  в  прибой.  Бутыль  тихо  плюхнула,
спросивший недоумённо замер.
    И тут Грэя осенило.
    - Впрочем, есть одна мыслишка... - сказал он ещё колеблясь, -  Всё
будет классно, мы поженимся...
    - Что? - переспросили чуть ли не хором.
    - Это такая поговорка, - пояснил Грэй и совсем уже бодро  добавил.
- Завтра начинаем новый проект.
    Ребята оживились.
    - Я же говорил, он что-нибудь придумает, - сказал кто-то, Грэй  не
заметил, кто...

    На следующий день ближе к обеду Грэй,  чисто  выбритый  и  нарядно
одетый, уже был  на  одной  из  близлежащих  баз  отдыха  и  деликатно
стучался в белую дверь с надписью "Администратор". В руках у Грэя была
картонная папка, а в ней несколько исписанных листочков бумаги.
    Прочитав листочки, администратор лишь на секунду задумался.
    - Праздник Нептуна - это, конечно, хорошо... Это нашим  отдыхающим
должно понравиться - сказал он. - Но вот только сценарий  скудноват...
Не находите?
    Сценарий   предлагаемого    празднества,    предложенный    Грэем,
действительно, был предельно прост. Он предусматривал  самого  Грэя  в
облике морского царя, на троне и с зелёной накладной бородой,  четырёх
"морских чертей", предназначенных для макания  отдыхающих  в  воде,  и
двух русалок, которые при желании могли бы быть обнажены по пояс.  Это
был весь оставшийся состав труппы.
    - Знаете что, - сказал администратор, - я заплачу вам в  два  раза
больше, чем вы просите, плюс бесплатная выпивка... но и  вам  придётся
поработать...
    Грэй старательно изобразить на лице максимальное внимание.
    - Вот вы тут пишете:  "На  причале  стоит  трон.  На  троне  сидит
Морской Царь..."
    - Ага, - кивнул Грэй.
    - А как этот трон попадает на причал?
    - Его выносят.
    - Прямо с царём?
    - Прямо с царём...
    - Хорошо... А кто выносит?
    - "Морские черти".
    - Хорошо... А откуда они его приносят?
    Грэй замешкался с ответом.
    - А прямо с берега! - придумал наконец он.
    - А на берегу уже полно народу, целый пляж отдыхающих...
    Грэй не знал, что ответить.
    - Не  додумали  вы   тут,   молодой   человек...   -   добил   его
администратор. - Это вам не театр, где есть сцена и занавес...  А  вот
что я вам подскажу - раз уж вы решили использовать море как кулису, то
из него и должен появляться царь!.. А?
    - Прямо из моря? - недоумённо переспросил Грэй.
    Администратор довольно кивнул, искренне радуясь своей придумке.
    Грэй его радости разделять не спешил. Моря и вообще любой  большой
воды он недолюбливал. Как многие жители крупных городов, он не  только
практически совсем не умел плавать, но даже не очень-то  понимал,  что
собственно находят в этом странном занятии другие. На любом корабле  -
включая  какой-нибудь  "речной  трамвайчик"  -  его  довольно   быстро
укачивало.
    - Как это, из моря?
    - А так! -  торжественно  заявил  администратор.  -  Морской  Царь
приплывёт на корабле!
    - На корабле? - переспросил Грэй.
    - Да. Сейчас я вас препоручу завхозу, он покажет вам старую яхту и
выдаст всё необходимое для её починки.  Вам  же  останется  только  её
подлатать и покрасить... В море на ней выходит уже, наверное,  нельзя,
но красиво выплыть из-за ближайшего камня и  торжественно  подплыть  к
причалу ещё очень даже может получиться... А  там  уже  пусть  "черти"
выносят трон вместе с царём...  и  праздник  начинается!  Ну  как,  по
рукам?
    Грэй чуть-чуть подумал, мысленно плюнул и ответил:
    - По рукам?
    Симпатичный старенький завхоз выдал Грэю паклю, клей и две банки с
красками: белой и голубой. Он же проведя  мимо  каких-то  складских  и
кухонных помещений, вывел к небольшому загончику из проволочной сетки.
Внутри него, словно ленивый зверь в вольере, на боку лежала яхта.
    - Вот она, можете  приступать,  -  сказал  завхоз  отмыкая  ржавый
навесной замок таким же ржавым ключом и распахивая калитку. - Если что
ещё понадобиться, подходите сразу ко мне...
    Особых повреждений в яхте не оказалось, и Грэй  вместе  со  своими
"морскими чертями" всего  за  пару  дней  её  привёл  в  относительный
порядок: щели были законопачены и  залиты  клеем,  а  корпус  выкрашен
аккуратными белыми и голубыми разводами. Осталось дать яхте имя.  Грэй
немного подумал, посмотрел в небо, плюнул на траву... Из репродукторов
на всю базу отдыха неслось: "Сара Барабу, Сара Барабу... У неё  корова
Му и марабу..." Грэй макнул кисть в краску и аккуратно вывел на  белом
фоне: "Секрет".
    - Э, а парус на ней будет? - спросил один из "чертей".
    Грэй снова всерьёз задумался. О парусе  как-то  никто  заранее  не
подумал, а, между тем, совсем без паруса было нельзя. Ну что за  судно
без паруса! Грэй пошёл к завхозу.
    - Парус?  -  переспросил  завхоз.  -  А  зачем  вам   парус?   Вам
проплыть-то метров тридцать - можно шестом отталкиваться... Всё  равно
ведь ходить под парусом, небось, не умеете.
    Ходить под парусом Грэй действительно не умел.
    - Но совсем без паруса тоже ведь  нельзя.  Хоть  бы  тряпку  какую
повесить, чтоб болталась для бутафории... А?
    - Тряпку-то?.. Тряпку найдём...
    Не спеша, виляя между покосившимся забором  и  высокими  лопухами,
завхоз подвёл Грея к старому сараю,  крашенному  тёмно-рыжей  краской.
Старик деловито  позвенел  связкой  ключей,  скрипнул  замком,  открыл
дверцу, шагнул в темноту...
    Грэй сделал шаг вслед за завхозом и  оказался  в  затхлой,  крепко
пропылённой темноте. После яркого полуденного солнца он  почти  ничего
не видел. Завхоз похоже тоже.
    - Погоди секунду, глаза привыкнут, - проговорил  он.  -  А  там  и
найдём тебе какую-нибудь тряпку... Здесь много хлама...
    Чтобы скорее привыкнуть к темноте, Грэй плотно сжал веки. Когда он
снова открыл глаза, кое-что уже было видно. Острые  лучи,  проскользая
сквозь щели в стене, резали темноту на полосы разной ширины... В лучах
света плясали пылинки...  Грэй  поневоле  залюбовался  и,  чёрт  знает
почему, вспомнил детство. Он вспомнил, как на даче залез на  чердак  и
сидел там несколько часов. Он ничего там не искал, не  ворошил  старых
пыльных вещей - просто сидел и чего-то ждал. Чего, собственно? Он ждал
не отдавая себе отчёта, чего ждёт. И конечно же не дождался - в  конце
концов  его  нашли,  умыли  и  посадили  пить  козье  молоко.   Потом,
повзрослев он понял, что ждал, когда же придёт сказка. Да-да, сказка -
он  ждал,  что  вот-вот  покажется  какой-нибудь  Буратино  со   своим
ключиком, или Красная Шапочка с  улыбкой  до  ушей  и  песенкой  "Если
долго-долго...", или весь экипаж  звездолёта  "Астра",  вернувшийся  с
Кассиопеи...
    - Так... Это что тут у меня?.. - пробубнил где-то справа завхоз. -
Ага... Понятно...
    В полумраке, в глубине сарая что-то рухнуло -  в  воздух  взвились
новые потоки пыли.
    - Вам помочь? - спросил Грэй.
    - На вот, подержи... - завхоз сунул ему охапку  каких-то  палок  с
фанерками на концах.
    Грэй не спеша рассмотрел фанерки. На них  были  портреты  солидных
людей. Лица смутно были знакомы, но вспоминались с трудом.
    - Члены  политбюро,  -  пояснил  завхоз.  -  Раньше  с   ними   на
демонстрации ходили... А теперь что делать? Могли  бы  выйти  отличные
лопаты для уборки снега... Жаль у нас его почти не бывает...
    Грэй подковырнул ногтем угол одного  плаката,  под  ним  показался
другой, более древний, уже совсем не знакомый...
    - А вот и тряпка тебе нашлась. Смотри сюда...
    Грэй взглянул. В полосе солнечного света  зарницей  сверкнул  край
алого шёлка.
    - Что это? - удивился Грэй.
    - Флаги...  -  пояснил  завхоз.  -  Раньше  на   каждый   праздник
вывешивали. Должно быть четыре штуки: два цепляли на ворота,  один  на
столовую, один  на  административный  корпус...  Теперь  вот  пылятся,
теперь велят трёхцветные вывешивать. Ну, чем не  парус?!  Только  надо
сшить их вместе...
    - Не мало?.. - с сомнением произнёс Грэй.
    - Мало? На вот тебе ещё, да с бахромой - подошьёшь снизу...
    Завхоз протянул Грэю тяжёлое бархатное переходящее красное знамя с
ярко-желтой бахромой по краю и потрескавшейся лысиной Ильича в  центре
в тон окантовке.
    - Ну, как? Достойно морского царя?
    Грэй криво улыбнулся:
    - Пойдёт!

    Праздник удался на славу.
    Под  радостные  крики  и  овации   отдыхающих   "морские   черти",
запряжённые,  как  бурлаки  на  Волге,  выперли  яхту  "Секрет"  из-за
небольшого  мыска,  за  которым  она  пряталась,  и  пришвартовали   к
деревянным мосткам. Грэй в зелёной бороде торжественно и грозно  сидел
на палубе, на троне морского царя, и солёный ветер трепал  алый  парус
за его спиной.
    Потом были загадки и соревнования, пляски и перетягивания  каната,
один конкурс сменялся другим...  Отдыхающие  смеялись,  "русалки"  под
общий хохот вытаскивали с берега на  мостки  одну  жертву  за  другой,
"черти" не долго думая спихивали их в воду...
    Администратор не поскупился - водка лилась рекой. Целый ящик стоял
под самым троном, и Грею стоило лишь опустить руку, и она ложилась  на
ровный ряд гладких горлышек, так гревших его душу.  Грэй  не  замедлил
воспользоваться этим, как только  праздник  перевалил  за  середину  и
внимание к "морскому царю" со  стороны  публики  пошло  на  убыль.  Он
сначала робко начал прикладываться к бутылке, а потом и  расхрабрился.
В общем, когда начало темнеть, Грей уже был изрядно пьян.  "Чертей"  с
"русалками" он тоже не обежал: подманивал по очереди и вливал в  горло
по глотку. Офонарелые отдыхающие приняли это тоже за какую-то  игру  и
продолжали смеяться.
    Южная ночь свалилась,  как  обычно,  резко  и  неожиданно,  и  все
отдыхающие довольно быстро покинули  пляж  и  потянулись  вглубь  базы
отдыха, к столовой, в которой должна была уже начаться дискотека. Грэй
к этому времени уже с трудом удерживал ровное положение  на  троне;  в
какой-то момент он, словно горнист,  запрокинул  голову,  чтобы  влить
себе в рот самый последний глоточек, а когда снова, оторвал взгляд  от
звёзд и окинул им пляж, то обнаружил, что тот абсолютно пуст. Как  это
бывает часто, когда кончился праздник, об его устроителях  моментально
забыли. Идти на дискотеку Грэй не захотел: во-первых, он сомневался  в
уместности  там  своей  зелёной  бороды,  а  избавиться  от  неё   без
посторонней помощи у него никак не получалось,  во-вторых,  он  твёрдо
решил не расставаться с водкой, в-третьих, просто не  хотелось  никуда
идти...
    На душе было скверно, как  бывает  только  пьяному.  В  довершении
всего двое "чертей", вовремя воспользовавшись тем, что Грэй на  троне,
у всех на виду, смылись куда-то в темноту вместе с обеими "русалками".
Грэй знал, что здесь на юге это называется "Король пляжа" - где  хочу,
там и... Тьфу на них... Грэй злобно открыл  зубами  очередную  бутылку
водки и выплюнул крышку в морской прибой.
    - Что будем  дальше  делать,  капитан?  -  спросил  Грэя  один  из
оставшихся "чертей".
    - Что-что... - процедил Грэй. - Пить будем!
    - Прямо тут, на мостках?
    - Прямо тут... - и  он  протянул  непонятливому  "чёрту"  открытую
бутылку водки.
    - Круто, - сказал в ответ парень.
    Второму "чёрту" Грэй тоже сунул бутылку,  только  нераспечатанную,
третью открыл для себя.
    - Ну, за дебют, - сказал он. - Посчитайте сколько в  вашем  городе
баз отдыха... А как все обойдём, так двинемся вдоль по берегу...
    Грэй сполз  со  своего  трона  и  сел  прямо  на  мостки  рядом  с
"чертями", они чокались целыми бутылками и пили "из горла"  пока  были
силы, а потом, когда  силы  иссякли,  они  тут  же,  над  колышущимися
морскими волнами,  попадали  вповалку.  "Черти"  заснули,  а  Грэю  не
спалось. На душе у него было всё ещё муторно - хмель тоски не развеял.
"Ничего-ничего, так бывает, -  успокаивал  себя  Грэй,  -  главное  не
трезветь, иначе кранты".
    Дискотека уже давно затихла, мир вокруг был погружён во тьму  и  в
дрёму. Вокруг не было ни души.
    Грэю  захотел  движения.  Едва  не  падая,  он  с  великим  трудом
перебрался с мостков обратно на яхту и встал на палубе во  весь  рост.
Была полная ночь; за бортом в сне чёрной воды дремали  звёзды  и  огни
матовых фонарей. Тёплый, как щека, воздух пахнул морем.  Грэй,  подняв
голову,  прищурился  на  золотой   уголь   звезды;   мгновенно   через
умопомрачительность миль проникла в его зрачки огненная  игла  далёкой
планеты.
    И вот тогда,  в  том  самом  состоянии,  что  так  хорошо  знакомо
экзистенциалистам и пьяницам, в том самом,  в  котором  герой  Альбера
Камю расстрелял ни  в  чём  не  повинного  араба,  а  герой  Венедикта
Ерофеева, в свою очередь, сам ни в чём не повинный,  получил  шилом  в
горло, так вот, в этом самом состоянии Грэй кое-как, с горем пополам и
с матюгами,  развязал  верёвки,  коими  яхта  крепилась  к  мосткам  и
оттолкнувшись от них поплыл в открытое море.
    Ему было всё равно, куда плыть - он стоял на  палубе,  держась  за
мачту, и смотрел  на  звёзды.  Две  стихии,  одна  бескрайней  другой,
простирались перед ним. Он  был  почти  неподвижен,  только  время  от
времени медленно поднимал руку, чтобы отхлебнуть водки. Ему  казалось,
что он не плывёт, а летит в космическом пространстве...
    Вскоре стоять ему стало тяжело, тогда он присел, оперевшись спиной
о мачту. Но и это положение  скоро  ему  показалось  тягостным,  и  он
попросту лёг на палубу...

    Ассоль проснулась  рано  -  по  странной  провинциальной  привычке
подниматься ни  свет,  ни  заря,  даже  если  никаких  особых  дел  не
предвидится. Она долго смотрела в окно и  думала,  что  их  кривенькая
улочка мало чем отличается от  старой  и  пошлой  гриновской  Каперны.
Потом она подумала,  что,  впрочем,  всё  не  так  уж  и  плохо,  что,
например, если бы её отец работал сторожем в музее Грина, было бы  ещё
смешнее. Они задумчиво улыбнулась... А  что  собственно  -  судьбы  её
более красивых и более общительных одноклассниц, подумала она, вряд ли
много счастливее её: ну, кто-то вышел замуж  здесь,  за  какого-нибудь
моряка или рыбака, ну, кто-то уехал, это  лучше,  но  кто  они  теперь
там...
    Затем она не спеша приготовила отцу  завтрак,  накинула  на  плечи
старенькую косынку и пошла вниз к морю. Пляж был ещё пустынен. На море
была тишь; мелкие волны тихо ластились к берегу. Она  успела  как  раз
вовремя. Солнце едва только готовилось высунуть из-за  горизонта  свой
алый  краешек.  Она  очень  любила  смотреть,  как  прямо  на   глазах
выкатывается  его  огненный  глаз,  озаряя  всеми  оттенками  красного
ближайшие облака, кажущиеся теперь элегантными сказочными замками или,
напротив, страшными башнями. Сейчас их было довольно много,  и  Солнце
за ними скорее угадывалось, но Ассоль чувствовала чем-то  внутри,  как
оно встаёт. Вдруг багряные облака резко разошлись  в  стороны,  словно
двери в метро, и светило предстало перед ней во весь рост. И сразу всё
вокруг заиграло алыми отблесками.
    И вот только теперь Ассоль заметила довольно крупный предмет,  что
медленно плыл в её сторону вдоль берега. Яркий луч коснулся его, и она
ясно  разглядела,  что  к  ней  приближается  яхта.  Прошла  ещё  пара
неспешных предутренних мгновений  и  -  её  сердце  вздрогнуло  -  она
заметила, что парус у яхты красного цвета. Она не верила своим глазам,
а судно тем временем всё приближалось так же медленно, но  верно,  как
забирался на небо диск Солнца. Парус действительно был алым...
    Когда яхта оказалась прямо перед Ассолью, она неожиданно встала  и
вся колыхнулась, видимо киль её упёрся в подводный грунт...
    К счастью Грэя, всю ночь был полный  штиль,  и  то,  что  он  плыл
куда-то в открытое море, ему только казалось, что учитывая, сколько он
вечером  выпил,  совсем  не  удивительно.  Яхта  всего  лишь  медленно
дрейфовала  вдоль  берега  и  за  всю  ночь  вряд  ли  проплыла  более
километра. Сам же Грэй лежал на палубе вниз лицом,  свесив  голову  за
борт; такое положение было особенно удобно в те  критические  моменты,
когда ему становилось дурно.  Он  думал,  что  смотрит  на  звёзды,  а
смотрел на их отражения в тёмной воде - вот почему они так  дрожали  и
расплывались. Ему казалось, что он летит, а на самом  деле  он  толком
даже не плыл... Ближе к утру он всё-таки забылся сном и  видел  те  же
звёзды уже во сне.
    Когда, наконец, киль упёрся во что-то на дне, всю яхту всколыхнуло
и Грэй сковырнулся за борт.  Холодная  предутренняя  вода  моментально
привела его в чувства, он нашарил ногами грунт и обнаружил, что  стоит
примерно по грудь в воде. По какому-то наитию он сразу сориентировался
в  сторону  берега,  хотя  нормально  смотреть  пока   ещё   не   мог.
Отфыркиваясь и дрожа всем телом, он сделал несколько шагов...
    Ассоль вздрогнула, молодой человек шёл по пояс в воде прямо к ней.
Она тоже подалась ему навстречу...
    У Грэя перед глазами всё плыло, его шатало из стороны  в  сторону,
силы покидали его... Он думал лишь об одном  -  скорее  бы  на  берег.
Сквозь неясную пелену он заметил, что там есть кто-то живой...
    Когда он всё-таки вышел на берег, ему казалось,  что  он  совершил
настоящий подвиг, и он тут же расслабился и упал лицом в песок прямо у
ног Ассоль. Она чуть присела, перевернула его на спину, отёрла подолом
платья его лицо от песка и ещё чего-то зелёного.
    Он почувствовал на своём лице чьи-то  тёплые  нежные  руки  и  ему
стало чуть-чуть легче...
    - Кто ты, - спросила Ассоль.
    - Грэй... - ответил Грэй.
    - Ты шутишь? - не поверила Ассоль.
    Однако Грэю было не до шуток, поэтому он  ничего  не  ответил.  Но
Ассоль сама поняла, что это действительно Грэй. Её долгожданный  Грэй.
Она положила его голову себе  на  колени  и  обняла;  почувствовав  её
объятия, он открыл глаза.
    И в этот  момент  они  оба  почувствовали  присутствие  совершенно
другой  реальности,  как  теперь   стало   доподлинно   ясно,   всегда
пронизывавшей весь их мир и вот сейчас проступавшей сквозь всё, что их
окружало: сквозь песок,  волны  и  солнечный  свет.  И  терпкий  ветер
прилетевший не иначе как из  самого  Зурбагана,  наполненный  особыми,
только ему свойственными звуками и запахами, лизнул их лица.  И  звуки
просыпающегося Лисса мягко коснулись их ушей. И они почувствовали себя
отражениями других людей - более  сильных  и  смелых...  и,  наверное,
более правильных; людей, осознанно  шедших  друг  навстречу  другу.  И
понимание этого,  как  ни  странно,  нисколько  не  обидело  их  и  не
принизило в собственных глазах. Наоборот, они были горды и рады  тому,
что смогли почувствовать и осуществить эту связь. И всё произошедшее с
ними сейчас и происходившее раньше  наполнилось  необычайным  смыслом.
Всё это превратилось в единый магический акт,  участники  которого  до
последней секунды не знали, что же они совершают.
    В эту самую секунду по мосту, построенному сердцами  встретившихся
Ассоли и Грэя, в прежде серый и грязноватый мир пришла сказка.  Сказка
про большую любовь, сильных людей и красивые  корабли.  Она  пришла  и
прижилась в этом мире, внушая надежду, что  вот  теперь-то  точно  всё
будет хорошо.
    Они пришла, потому что в конце концов настало  время  прийти  этой
сказке в этот мир...
    Конечно, же они полюбили друг друга, полюбили с первого взгляда...
Они стали жить вместе: она рисовала романтические картинки, а он писал
волшебные сказки... Потому что счастье есть, и  любовь  есть,  и  есть
судьба. Потому что каждая Ассоль обязательно  получит  своего  Грэя  -
какого-никакого, а своего... Потому что иначе никак невозможно. Потому
что в каждом мире есть место романтике...
    Так, - случайно, как говорят люди, умеющие читать и писать, - Грэй
и Ассоль нашли друг друга, утром летнего дня, полного неизбежности.

    - Что ж... Удивил ты меня, Романтик... Не ожидал от  тебя  такого.
Нечем крыть старику. Удивил... А может тебе там  и  остаться?  Там,  в
миру! Похоже ты там как-то прижился, ты там пришёлся ко двору. А здесь
что тебе делать?..
    Ну как, пойдёшь?..
    Молчание.

                                              Москва, февраль 1998-го.

                         Андрей Щербак-Жуков

                           СЛУЧАЙНЫЕ ОБРАЗЫ
                              (трактат)

    Некоторые малые предметы обладают  странным  свойством  не  только
казаться значительно больше, чем на самом деле являются, но и занимать
объём,  гораздо  больший,  чем  им  требуется.  Это  происходит  из-за
толстого наслоения,  так  называемых,  "случайных  образов",  которыми
покрыты эти предметы, словно  бы  засижены  мухами.  Этот,  на  первый
взгляд,  вроде  бы  пустяк  может  быть  причиной  множества  досадных
недоразумений.  Например,  прибор,  поверхность  которого  в  процессе
использования была покрыта излишне толстым слоем "случайных  образов",
может просто не поместиться в футляр, из которого был ранее извлечён и
в который по всем мыслимым причинам должен бы быть убран. Кроме этого,
предметы, покрытые значительным слоем "случайных образов",  становятся
чуть сальными на ощупь, а это не только производит весьма неприятное и
при этом несколько  превратное  ощущение,  но  и  со  временем  меняет
фактуру и даже сущность самих предметов, да так, что  очень  часто  их
потом не представляется возможным даже узнать.
    Существуют ничем не подкреплённые  предания,  что  вокруг  такого,
покрытого  "случайными   образами",   предмета   может   со   временем
образоваться  целая  Вселенная,  со  своими  туманностями,   звёздами,
планетарными системами и, возможно, даже собственной  жизнью.  Причём,
как утверждается, всё вышеперечисленное будет соткано из  всё  тех  же
"случайных образов", и, стало быть, неминуемо будет  носить  такой  же
случайный характер, как и  описанный  выше  материал.  Считается,  что
именно ментальные излучения из этих самых "случайных миров" и  создают
известный всем астральный мусор или,  так  называемый,  шум  в  эфире,
который не только  существенно  мешает  ментальным  передачам,  но  и,
забивая    подпространственные     туннели,     заметно     затрудняет
телепортационные переходы. Специалисты  утверждают,  что  если  бы  не
великое   множество   этих   "случайных   миров",   то    не    только
непосредственный мысленные контакты, но и сами  телепортации  были  бы
обычной практикой; а так телепортанту приходится буквально продираться
сквозь настоящий лабиринт помех, в который к тому же для начала  нужно
найти вход. Но даже если вход, хоть бы по случайности, был найден,  то
нет никакой гарантии, что путешественник попадёт  действительно  туда,
куда отправлялся изначально. Более того, есть опасность, что он вообще
никуда не попадёт, а навсегда заплутает в  этом  лабиринте  "случайных
образов" и в конце концов просто сгинет в нём навсегда.
    Между тем существует немало сравнительно несложных способов борьбы
со "случайными образами". Во-первых, лучше всего попросту не давать им
вообще возможности скапливаться на предметах. Однако  это  требует  не
только определённого настроя, но и некоторого навыка, которым обладают
только опытные наблюдатели "случайных  образов".  Этот  навык  требует
многолетних тренировок  и  полного  сосредоточения.  Есть  и  простой,
доступный всем  способ,  он  заключается  в  том,  что  все  предметы,
склонные к  накапливанию  "случайных  образов",  необходимо  протирать
тонким слоем спирта. Однако и у этого способа  есть  свои  недостатки:
во-первых, сначала необходимо из великого множества предметов выделить
только те, которые способны накапливать "случайные  образы",  дабы  не
тратить  полезный  продукт  на   все   остальные,   во-вторых,   спирт
принадлежит  к  веществам,  использование  которых  в   магии   весьма
рискованно, и, поэтому, практикующие этот способ не  редко  становятся
настоящими алкоголиками.
    В общем, "случайные образы" до сих пор  остаются  настоящим  бичом
практикующих магов, и сколько-то надёжного способа борьбы  с  ними  не
найдено. Зато остаётся только мечтательно представлять, какие воистину
бескрайние горизонты открылись бы перед практикующими магами, если  бы
не эти коварные "случайные образы".

                                              Москва, февраль 1998-го.

                         Андрей Щербак-Жуков
                     мастерская Н.Н.Фигуровского

                       Быть может, начался Джаз
                   (музыкальная киноновелла-шутка)

    Август радует теплом. По улице, залитой солнцем, вприпрыжку  бежит
мальчик лет десяти. В руках  у  него  огромный,  блестящий,  полосатый
арбуз. У мальчика хорошее настроение, он начинает чуть слышно напевать
любимую песенку. Он поет все громче и громче, и наконец затягивает  во
весь голос:

              Полем, полем, полем свежий ветер полетал!
              В поле свежий ветер - я давно о нем мечтал...

    Он поет и подпрыгивает в такт своему пению.
    Навстречу мальчику идут двое ребят постарше - лет  по  пятнадцать.
Увидав поющего пацана, они сначала удивляются, пожимают плечами и даже
смеются над  ним.  Но  потом  хорошее  настроение,  как  будто  волна,
захватывает и их. Посмеявшись над ним, они начинают смеятся  вместе  с
ним. А потом переглянувшись тоже начинают петь:

              Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома,
              Вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе,
              Тот, у кого есть твердый жизненный план,
              Вряд ли будет бумать о чем-то другом...
              О-о-о... Башатунма-а-ай!

    Они идут по улице, поют на два голоса и покачиваются в такт песне.
    Им на встречу идет девушка лет двадцати, на ней  потертые  джинсы,
на руках браслеты из  бисера,  а  волосы  стянуты  кожаной  ленточкой.
Увидев поющих ребят, девушка улыбается и, как бы затевая спор, поет:

              Вавилон - это город, как город,
              И печалиться об этом неслед,
              И если ты идешь, то нам с тобой в одну сторону -
              Другой стороны просто нет...

    Женщина  с  авоськой  долго  неодобрительно  смотрит   на   поющую
молодежь, а потом вдруг сама начинает петь:

              Лава-а-анда, горная лаванда.
              Столько лет прошло, но помним я и ты...

    Проходящий мимо мужчина оборачивается, смотрит на поющую  женщину,
а потом  подходит  и  приглашает  ее  потанцевать.  Стараясь  казаться
галантным, он, кивнув, протягивает женщине руку. Они вальсируют, держа
авоську с продуктами двумя руками.
    Старичок и старушка видят всеобщее веселье и тоже беруться за руки
и танцуют танго, аккомпанируя сами себе:

              Утомленное солнце нежно с морем прощалось,
              В этот час ты призналась, что нет любви...

    Все прохожие постепенно втягиваются в общее веселье,  все  поют  и
танцуют. Каждый поет что-то свое, но его пение не диссонирует с  общим
хором,  а  сливается  в  одну   сложную,   но   красивую   композицию.
Оказывается, что нет разделения на стили  и  направления,  когда  всем
одинаково весело и хорошо.
    Металлисты  дергаются  изображая  губами  стук  ударника   и   рев
электрогитары, лысоватый джазмен подражает  саксофону,  кто-то  просто
поет "ля-ля-ля",  мужичок  в  кепочке  скачет  в  присядку,  ребята  в
брюках-дудочках выводят ногами рок-н-рольные па... Целый хор тянет:

              Ой, мороз-мороз, не морозь меня!
              Не морозь меня, моего коня...

    Только один мужчина в сером плаще  и  с  портфелем,  пройдя  мимо,
остался внешне равнодушен. Он полностью погружен в собственные  мысли,
он думает о чем-то своем...
    Мальчик с арбузом  вприпрыжку  бежит  по  улице,  он  не  заметил,
первопричиной какого веселья стал.
    Тротуар идет под уклон, и вдруг мальчик спотыкается и падает прямо
на арбуз.
    Мальчик неспеша поднимается и видит, что арбуз раздавлен  всмятку,
жалкие  кусочки  валяются  в  дорожной  пыли.   Серо-красные   струйки
арбузного сока стекают по ногам мальчика. Он так  огорчен,  что  слезы
наворачиваются на глаза.
    Мальчик плачет.
    В этот момент его догоняет мужчина в сером плаще  и  с  портфелем.
Он, по-прежнему, глубоко погружен в  свои  мысли,  кажется  он  что-то
усиленно вспоминает. Вдруг хмурое лицо мужчины озаряется  улыбкой,  от
радости  он  даже  подпрыгивает  -  он  вспомнил.  И  тут  же   запел,
приплясывая:

              Потолок ледяной, дверь скрипучая,
              За холодной стеной - тьма колючая,
              Как взойдешь на порог - всюду иней,
              А из окон порог - синий-синий...

    От неожиданности мальчик перестает плакать и удивленно смотрит  на
поющего мужчину. Однажды подаренная миру радость, возвращается назад к
мальчику - он улыбается.
    Мальчик стряхивает с себя остатки арбуза и опять бежит в прирыжку.
Он поет во весь голос:

              Танцуй пока молодой, мальчик,
              Танцуй пока молодой....

    Его пение тоже вливается в общий стихийный хор, который постепенно
захватывает весь город. Девушка в потертых джинсах поет:

              Держи меня,
              Будь со мной,
              Храни меня пока не начался Джаз.
              Веди меня туда, где начнется Джаз.

                                                             1991 год.

                         Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ

                  ЭТЮД О МНОГОМЕРНОСТИ ПРОСТРАНСТВА
                   (научно-фантастический рассказ)

                                   Светлой памяти советской фантастики

    Лет ему было девятнадцать - никак не больше.
    Он     стоял     между     несколькими     новенькими     блочными
шестнадцатиэтажками, собравшимися в неплотный кружок, и крутил головой
из стороны в сторону, широко при этом раскрыв глаза.
    Глаза у него были ярко-голубого цвета. Говорят, такие глаза  легко
выдают не только состояние их  обладателя,  но  и  все  его  ближайшие
намерения. Вот карие - те совсем другое дело, те способны  скрывать  и
таиться... А эти нет - все в них, как на белом листе...
    Сейчас в них кроме крайней растерянности и первого  курса  чего-то
гуманитарного, с легкостью читалась целая история. История о том,  как
он собрался - можно сказать, решился - прийти  к  весьма  важному,  но
малознакомому ему человеку для очень серьёзного разговора, как трепеща
спросил  по   телефону   о   встрече,   но   ошарашенный   неожиданной
благосклонностью, забыл выспросить поподробней, как добраться.  И  вот
теперь   он    стоит    между    несколькими    новенькими    блочными
шестнадцатиэтажками и крутит головой из  стороны  в  сторону.  А  снег
плотными  струйками  вьется  вокруг  него,  а  ветер  треплет  обрывок
клетчатой бумажки с рядком корявых цифр, за которыми  скрываются  дом,
корпус, подъезд и квартира - скрывается так необходимый  ему  человек.
Абзац.
    И с новой строки. Все это легко читалось в его  широко  раскрытых,
ярко-голубых глазах.
    А новенькие шестнадцатиэтажки были такими  одинаково  квадратными,
такими  неразличимыми,  как  пластмассовые   кирпичики   из   детского
конструктора... И то, что стояли они не в прямую линию,  а  просторным
кружком совсем не облегчало поиск, а наоборот - только раздражало.
    Наконец он решился.
    Самоуверенно хлопнула входная дверь.  Загорелась  красная  кнопка.
Двери лифта разъехались в стороны...
    Новенький лифт расторопно поднял молодого человека на  необходимую
высоту и выпустил  на  лестничную  площадку,  еще  пахнущую  цементной
пылью.
    Он прошел по девственно чистому коридору, еще не тронутому гвоздем
жлоба и карандашом лестничного  острослова,  еще  не  познавшему,  что
такое граффити... Подойдя к  двери,  он  еще  раз  -  для  верности  -
взглянул на клетчатую бумажку, с силой втянул  в  себя  носом  воздух,
будто воздух наполнил бы его решимостью, и позвонил.
    За  дверью   торжественно   прозвучало   приближающееся   шарканье
стоптанных тапочек и завершилось вопросительной кодой "Кто там".
    - Это Евгений. Я звонил вам... Помните? По поводу  открытия  моего
друга... - засуетился молодой человек.
    Щелкнул замок, и образовавшийся дверной проем окантовал  невысокую
фигуру пожилого профессора. Все,  как  водится:  очки,  седая  борода,
домашний халат... Глаза его когда-то тоже были голубыми, но  с  годами
совсем потускнели - скрывать так и не научились, но хотя  бы  выражать
что-либо внятное перестали.
    - Как же, как же... Помню, конечно.  Проходите.  Вешалка  слева...
Нет, нет - ни  в  коем  случае  не  разувайтесь.  Мы  только  въехали,
беспорядок, понимаете ли...
    - Может, лучше снять? Там снег - боюсь, натечет с ботинок...
    - Нет, нет... Вы оботрите, вот тряпка. Пожалуйте в комнату... Вот.
Теперь мы с вами можем познакомиться лично... Я не люблю эти телефоны.
Сергей Филиппович.
    Он протянул сухонькую, небольшую ладонь.
    - Евгений.
    - Вот и отлично. Присаживайтесь...
    Евгений сел. И тут его словно прорвало. Словно пока он  шел  -  он
терпел; пока он искал - он  держал  это  в  себе;  пока  поднимался  -
сдерживал из последних сил... И  вот  наконец  -  пришел,  все,  приз,
можно...
    - Понимаете, мне никто не верит. Только вы можете мне помочь... Вы
же профессор, у вас имя. А я  вообще  филолог  -  они  все  надо  мной
смеются. А вы сможете их убедить. К тому  же,  как  я  узнал,  вы  уже
занимались этой проблемой. Я имею в виду органы чувств и  этот...  как
его... вестибулярный аппарат...  Дело  в  том,  что  мой  друг  Герман
Воронин...
    Резкий  пронзительный  свист  вырвался  откуда-то  из-за  стены  -
сначала нехотя, потом пронзительно, требуя к себе внимания.
    - Чаю хотите? - спросил  профессор,  кивнув  в  сторону  источника
свиста.
    - Чаю? - переспросил Женя. В какое-то мгновенье казалось, что  он,
как символист начала века, так же вошедший  с  мороза,  ответит:  "Чаю
воскресение мертвых!" Но - нет.
    Собственно, так он и ответил:
    - Нет. Спасибо.
    - А я, пожалуй, выпью. Подождите пару минут.
    Пока профессор ходил, Женя отдышался  и  собрался  с  мыслями.  Он
подумал, что, может быть, это и к лучшему, что его перебил  закипевший
чайник. А то как-то нехорошо -  сразу,  с  порога...  Надо  как-нибудь
исподволь. Как это - "исподволь" - он не знал. Точнее,  не  мог  никак
придумать.
    Он  осмотрелся  по  сторонам  -  словно  бы  помощь  могла  прийти
откуда-то извне... Профессор только вселился - это было видно во всем.
Посреди комнаты стояло два старинных кресла, одну стену - от  пола  до
потолка - покрывал книжный шкаф-стелаж, пока еще пустой.  Голые  доски
книжных  полок  стыдливо  демонстрировали  те  интимные   места,   что
обыкновенно бывают заслонены книгами, а книги во  множестве  картонных
коробок лежали рядом, занимая изрядную часть пола...
    Вошел профессор, помешивая в чашке  серебреной  ложечкой.  Струйка
дыма вилась над чашкой. Сергей Филиппович устроился в  кресле,  укутал
ноги в клетчатый плед, и только тогда поднял глаза на Евгения.
    - Я действительно когда-то работал в этой области, - сказал он.  -
Именно поэтому я и пригласил вас... Ну, так, почему  же  ваш  друг  не
пришел сам?
    Евгений вздрогнул.
    - Он не мог... Он не здесь... Он... Впрочем, давайте по порядку. Я
принес магнитофонную запись: тут он рассказывает  мне  о  сути  своего
открытия. Давайте послушаем, а потом я расскажу, что было дальше...
    - Как вам будет удобно... Давайте кассету.
    - У меня есть диктофон.
    - Не нужно, у меня есть... Вот тут...
    Профессор откинул какую-то клеенку, и под ней  оказался  приличный
музыкальный центр. Он  достал  из  деки  кассету,  аккуратно  убрал  в
коробочку - "Вагнер", заметил Евгений надпись  на  подкассетнике  -  и
вставил принесенную...
    Зашелестела пленка.
    - Там может быть много глупостей - это он объяснял мне, а  я  мало
смыслю в физиологии, извините...
    - То, что надо, я пойму.
    - Для начала я хотел бы убедить тебя, что люди не  видят  истинной
картины мироздания... -  прозвучал  из  динамиков  приятный  спокойный
голос, таким может обладать только  человек,  полностью  убежденный  в
своих словах. В нем  не  было  нервозности  или  надтреснутости  столь
свойственных молодым голосам.
    - В каком смысле? - Евгений чуть заметно вздрогнул.  Он  никак  не
мог привыкнуть к своему собственному голосу звучащему в записи.
    - Наши органы чувств просто не могут отобразить мир  во  всей  его
сложности, так, как есть, полностью, и  вынуждены  строить  специально
для нас другой, упрощенный, ненастоящий. В этом иллюзорном мире  мы  и
живем. Мы привыкли к нему и не желаем другого. Кстати, именно  поэтому
мы  не  можем  по   настоящему   понять   природу   гравитационных   и
внутриядерных сил, не можем ощутить - кроме как приборами -  магнитное
поле и радиацию. Несмотря на то, что все это существует рядом с нами и
постоянно влияет на нас, мы не можем это увидеть, услышать, осязать...
Можно найти аналогию. Собака со своим  черно-белым  зрением  не  может
представить себе красного или синего, так и мы  не  можем  представить
себе четвертое, пятое и другие измерения, несмотря на то, что живем  в
них... Но Бог с ней, с собакой - предположим, что у нее  несовершенное
зрение, а у нас-таки совершенное. Но у насекомых - скажем, у  пчелы  -
ведь тоже цветное зрение, а видит она все по-другому: белые  цветы  ей
кажутся голубыми, а желтые -  фиолетовыми...  Кто  прав?  Человек  или
пчела? Какие цветы на самом деле?
    Профессор улыбнулся, но,  словно  бы,  не  тому,  что  услышал,  а
чему-то своему. Он сидев в кресле, завернувшись в плед, как гусеница в
кокон,  и  время  от  времени  прихлебывал  чай.  На  поверхности  чая
отражалась лампа, играли, переливались блики.
    - Так вот... - продолжил голос с пленки. - Мир, который мы  видим,
в котором живем, условен;  более  того,  он  искусственный.  Покрывало
майи... Чувственный  опыт  обманчив,  об  этом  неоднократно  говорили
философы прошлого. Я скажу  тебе  больше:  каждый  человек  видит  мир
по-своему, а значит, каждый человек живет в своем собственном мире...
    Профессор опять улыбнулся.
    - Теперь о пресловутом четвертом измерении. Как бы это, что б тебе
было  попонятней...  Ты  знаешь   строение   вестибулярного   аппарата
человека?
    - В общем, нет.
    - Если  просто...  Он  состоит  из  трех  колец,  лежащих  в  трех
перпендикулярных  плоскостях.  Это-то  тебе  понятно?..  В  кольцах  -
рецепторы. Еще там... Впрочем, ну их... Подробно тебе  незачем.  Самое
главное, что все органы чувств связаны между  собой,  и  вестибулярный
аппарат влияет, скажем, на зрение... и так далее. В общем,  каждое  из
колец регистрирует изменения положения тела в одном  из  измерений.  А
всего их три... Понимаешь?
    - Не очень.
    Женя остановил запись.
    - Тут он пытается пересказать мне учебник по  физиологии.  Я  ведь
филолог - всего этого не знал... Я перемотаю. Ладно?
    - Да, конечно.
    Женя перемотал кассету чуть вперед.
    - Все вместе эти три кольца рисуют нам картину трехмерного мира. И
все другие органы чувств в след за ними тоже... Теперь  понимаешь?  Мы
не чувствуем четвертого измерения только потому,  что  нам  нечем  его
почувствовать! У  нас  просто  нет  четвертого  кольца.  А  между  тем
четвертое измерение существует, и пятое, и шестое тоже... И  мы  живем
во всех этих измерениях, но не можем понять и почувствовать их. Мы  не
можем понять многих явлений природы только  потому,  что  суть  их  не
попадает в наши три измерения, а прочно коренится в других. Да что там
явления природы, может быть, мы не  можем  понять  друг  друга  только
потому, что души человеческие тоже находятся  в  четвертом  измерении.
Ощутить мир целиком и полностью, пожалуй, невозможно, но  продвинуться
в его познании, вполне в наших силах. Для  этого,  в  первую  очередь,
нужно  отказаться  от  иллюзорного   трехмерного   мира,   того,   что
преподносят  нам   наши   органы   чувств.   Необходимо   искусственно
усовершенствовать эти органы.  И  тогда  хоть  как-то  расширится  наш
кругозор...
    - Но как? - спросил с магнитофонной пленки Евгений.
    А  Евгений  реальный  еще  раз  скользнул  взглядом  по  интерьеру
комнаты: пустые остовы книжных полок пересекались  под  прямым  углом,
словно оси абсцисс и ординат, точно такой же  прямой  трехмерный  угол
образовывали стены и потолок; все вокруг, все  предметы  в  комнате  -
включая картонные коробки,  перетянутые  крест  на  крест  шпагатом  -
настаивали на трехмерности мира. А посреди этого  трехмерного  мира  в
мягком  кресле,  уютно  завернувшись  в  плед,   сидел   профессор   и
прихлебывал чай. Только магнитофон  -  надо  заметить,  весьма  чуждый
профессорской  квартире  -  производил  шум,  выпуская  в  мир  потоки
максималистской,  юношеской  чуши.  Чуши,  от  которой  у  нормального
человека уже давно бы съехала крыша...  Кто  прав?  Кто  убедительнее?
Евгений вдруг  почувствовал  бесконечную  глупость  своего  положения.
Ничем профессор не поможет, понял он.
    - Как? - переспросил на записи Герман.  -  Я  нашел  нейрохирурга,
который берется мне вшить второй вестибулярный аппарат  симметрично  с
первым... Это,  конечно,  рискованно.  Я  даже  не  представляю  своих
будущих ощущений, но, может быть, мне удастся  воспринять  шестимерное
пространство, где электрополя так же видны, как лужи  на  асфальте,  а
гравитация слышна,  как  вой  ветра,  где  рядом  с  телами  людей  их
двойниками ходят души...  Возможно,  я  даже  смогу  передвигаться  из
одного измерения в другое. Но риск  все-таки  огромен,  поэтому  я  не
хочу, чтобы ты рассказывал об этом кому-нибудь раньше времени...  Зато
потом, после эксперимента, что бы ни случилось, постарайся...
    Евгений выключил магнитофон.
    - Теперь уже не только можно, но и нужно, чтобы об этом узнало как
можно больше людей, - торжественно сказал Женя.
    - Так что же произошло? - оживленно спросил профессор. И  Евгений,
увидав эту заинтересованность, всего на миг подумал,  а,  может  быть,
все-таки поможет...
    - Эта ужасная операция состоялась? - закончил профессор. И Евгений
укорил себя за поспешность суждений.
    - Да. Более того - операция удалась! Мой друг  исчез,  как  только
начал приходить в себя. Чуть  ли  не  с  операционного  стола.  Просто
растворился  в  воздухе.  Вы  понимаете,  он  же  перенесся  в  другие
измерения, в параллельный мир! Он вырвался из этой трехмерной  ловушки
иллюзорного мира...
    - Вы это сами видели? - чуть охладил энтузиазм Евгения профессор.
    - Что?
    - Как он исчез.
    - Нет, но мне это рассказал хирург.
    - Кстати, кто он, откуда, как его зовут?
    Женя замялся:
    - Дело в том, что он не назвался. Вы же  понимаете,  что  операция
была проведена незаконно и тайно, он опасался последствий. А потом  он
вообще куда-то уехал... Но он очень хороший хирург...
    - Ну что ж, я думаю, что милиция сможет его отыскать.
    - Почему же милиция... - Женя ошарашено хлопал глазами. - Вы  что,
мне не верите?
    - Причем здесь вы - вы, по-видимому, ни в чем не виноваты.  А  вот
этот ваш, так называемый, хирург - явно  аферист.  Вы  не  знаете,  он
случайно не брал с вашего друга денег? Или  он  просто  маньяк,  такие
тоже бывают... В любом случае этим  должны  заниматься  не  ученые,  а
правоохранительные органы.
    - Вы не верите... - удрученно повторил Женя.
    - А почему собственно я должен кому-то верить? Друга  вашего  нет,
хирурга тоже нет, не  осталось  даже  свидетельств  их  существования,
кроме этой кассеты с юношеским  бредом  и  ваших  рассказов...  Ничего
этого нет, а мир - заметьте, нормальный, трехмерный -  есть.  Вот  он,
можете потрогать. Вы - романтик; наверное, стихи любите,  может  быть,
поете под гитару... Фантастику, небось, читаете... Но только  то,  что
красиво звучит в литературе, очень часто  бывает  пагубно  для  науки.
Хотите расширять сознание - так занимайтесь  йогой.  Или  каким-нибудь
буддизмом. И, Бога ради, не верьте на слово. Вас ведь просто обманули,
говорю вам это точно, как специалист по  этому  самому  вестибулярному
аппарату... Кстати, ничего в нем нет таинственного - это всего-навсего
орган позволяющий сохранять равновесие...
    - Но  ведь  все  органы  чувств  связаны  воедино...  -  попытался
поспорить Евгений.
    - Вы меня будите учить? - беззлобно оборвал его профессор. - Науке
по этому поводу ничего не известно. И точка...
    Однако в рассказе точка еще не поставлена.
    Женя ушел, а  Сергей  Филиппович,  закрыв  за  ним  дверь,  устало
опустился в любимое кресло. Он вспомнил те древние времена,  когда  он
был таким же молодым и смелым, и его глаза были такими же  голубыми  и
так же горели огнем... Ах-ах-ах, вестибулярный аппарат,  как  же,  как
же... Хорошо им теперь - нашел хирурга, незаконная операция... А в  те
времена умели отбивать охотку.  Какие,  к  черту,  параллельные  миры!
Стране нужен металл! Потом - кукуруза... Чуть из комсомола не выперли,
а ведь он был  сыном  полка.  Пришлось  публично  покаяться,  рукопись
сжечь, и все забыть, как страшный сон. А ведь все доводы были -  слово
в слово...
    А теперь все  -  нет  больше  пороха  в  пороховницах.  Хорошо  им
сейчас...
    Сергей Филиппович злорадно усмехнулся, поудобнее завернулся в плед
и задремал.
    Точка? Нет, все равно еще не точка.
    Женя зря переживал.  Ведь  в  параллельном  мире,  в  трех  других
измерениях был такой же Сергей Филиппович и такой же филолог  Женя.  И
был такой же разговор...
    Такой же, да не совсем.
    Женя ушел, а Сергей Филиппович, закрыв за ним дверь, бодрым  шагов
вышел на середину комнаты и прошептал: "Непорядок. Беда с  ними.  Надо
помочь парню..." Прошептал и... растворился в воздухе. Много лет назад
ему сделали такую же операцию, и  он  свободно  перемещался  из  одних
измерений в другие. Он нашел Германа и, как опытный учитель, помог ему
справиться с новыми ощущениями.
    Миров было бесконечно много. Они были похожими и разными.
    Еще в одном параллельном мире не было ни  Сергея  Филипповича,  ни
Германа, ни даже филолога Жени. И это открытие так никогда и  не  было
сделано...
    А в другом все  люди  с  рождения  могли  перемещаться  по  разным
измерениям, и в других мирах их считали домовыми и прочей нечистью.
    И одном из этих бесконечных миров  за  столом  сидел  я  -  Андрей
Щербак-Жуков - и,  закончив  в  конце  концов  рассказ,  поставил-таки
точку.
    Точка. Все.

                                                       Москва, 1995 г.