Юрий Александрович Трифонов(1927-1974) Из книги: Ю.Трифонов. Октябрьские клены. Лирика. Свердловск, 1967. ИКАР Обжигаться пристало детям, Несмотря на запрет: «Не тронь!» Детям кажется только светом Привлекающий их огонь. Опыт, словно хороший ливень, Охладит их чрезмерный жар. Я не думаю, что наивен Был мечтательный грек Икар. Смелый мальчик с осанкой мужа, Начинающий астроном. Отправляться Икару нужно За своим золотым руном. Он засматривался на небо, Он счет времени потерял. И его целовала Геба, Уносила к иным мирам. Он тянулся руками к Солнцу, Любознательный сын Земли. Лавры звездного марафонца Рисовались ему вдали. За спиною сшибались грозы, Ставя молнии на дыбы. Звезды были ему, как розы, Он кололся о их шипы. Брал запекшимися губами Льдинки утренних лепестков. И, как равный, сидел с богами На развалинах облаков... Он не рухнул в объятья вала, Крылья дерзкой мечте раскрыв. Весть о том, что его не стало,— Злая шутка, Ошибка, Миф! Он летит, обретая силы, В ночь космической тишины. Вспыхнул звездочкою красивой В серебристых лучах Луны. Выплывают к нему планеты. Превращается сказка в быль. И, скользящим крылом задета, За Икаром сверкает пыль. МОРЕХОДЫ Колумб, Васко да Гама, Магеллан — Великих мореплавателей клан!.. С размаху мачты кланялись волне, Бросало в дрожь натянутые снасти. Давно песком подернулся на дне Фамильный кубок, брошенный на счастье. Гремел в порожнем трюме ржавый жбан, Акулы жадно чуяли поживу. Сжимал эфес, мрачнея, капитан, Поняв, что не до жиру— быть бы живу! Пускай король казнить его велит, Он повернет обратно каравеллы. Что жизнь его? Сгорающий болид На небе им предпринятого дела. Он бросил взгляд тоскливый в океан. И вдруг, по курсу различая точку, Швырнул расшитый золотом кафтан, Взлетел по вантам в марсовую бочку. Земля! И пушки ухали, паля. Земля! И кок уже готовил сбитень... А тот, кто первым выкрикнул: «Земля!», Ее от слез ликующих не видел. ЕЗДОВАЯ Сегодня — свадьба! Ходкие пролетки Сияют... — Евдокия, собирай!.. Подсолнух бойко лузгуют молодки, Хватают дружки с пылу через край. Краснея от внимания такого, Держа в ладони сбрую и хомут, Выводит Евдокия Вороного, Рыжуха с Карькой нынче обождут. Она попятит жеребца в оглобли. И он, глазищи выкатив свои, Среди двора, морозным солнцем облит, Задышит шумно в две парных струи. Высокая, как будто бы литая, Под хохот, не желающий стихать, Она коня искусно хомутает, Смеется и глядит на жениха. И, чтоб уже не вырвался из плена, Наматывает на руку супонь, И, упершись в клещу тугим коленом, Так стянет—сразу выструнится конь. ВДОВИЙ ПРАЗДНИК Нависли тучи над полями, Пылит поземкою зима. — Кончайте, бабы! Загуляем! Всего не вывезешь дерьма. Они возьмут в конторе чинно Отгул за много дней страды, И, как положено, в складчину Накупят водки и еды. Гремят ухватами проворно, Им в лица льет сосновый пыл. Ломтями хлеб нарезан черный. Пора! И вот он — вдовий пир! Пьют яро первую солдатки! Затем, который час подряд, Не столько пьют, как об ухватке В крестьянском деле говорят. Подсев поближе к старой свахе, У свахи голос нежно-тих, Манежат тонкие рюмахи В руках изробленных своих. И запоют, и подголоски Подхватят песню, понесут, Как будто женщины выносят Свою судьбу на чей-то суд. Поют — и густ налив румянца, Тому старательность виной; Поют, покамест не останется Не спетой песни ни одной. И молча стынут в позах разных, Не поднимая головы... Уж если это вдовий праздник, То будни вдовьи каковы? Л. К. Ты всюду, Ты везде со мною, Живешь, незримая, во мне,— Любуюсь ли голубизною, Дышу ли спелой тишиною, Плыву ль на радиоволне. Иду осенними лесами, И—веришь—десять раз на дню Сравню тебя я с небесами И с белым облачком сравню. Сравню с багряною осинкой И с величавою тайгой; С новорожденною росинкой И с талой зорькой над рекой. Я вижу солнце в малой капле, И малой каплей Дорожу!.. И знает тонкоклювый зяблик Все то, о чем тебе скажу. ПОДСНЕЖНИК Подснежник не срывают грубо, Несут, стараясь не сплеснуть, И молча приближают губы, Губами постигая суть. Подснежник! В нем я слышу нежность И замираю у крыльца... Несу в руках лесной подснежник, Как желторотого птенца. * * * Не уступай! Уступчивость страшна. Любовь смела. Она не уступает. И, никакого не боясь рожна, Любовь идет в атаку. Наступает! О, будь такой! Гуди в моей крови, Тревожь и жги настойчивей и чаще. Семья — не дань, Не пенсия любви. Семья — поток все время восходящий. Все — заново. Так пишутся стихи. Все — крепче. Так становятся сильнее... Ты бровью азиатскою стегни — Я выпрямлюсь, от радости смелея. «ПОЧЕМУЧКИ» Пятилетние «почемучки», Чьи-то внуки и чьи-то внучки — Знатоки языка родного: Позавидуешь чувству слова! Взрослым, право, не стоит трудиться: Не назвать им ресничку—«присничка», Самолет у ребят «мимолет». Сколько скрыто волшебного смысла В поэтичности неологизма, Что нам детство шутя выдает! Сочиняют, лопочут, лепят. Как талантлив их детский лепет! ДОВЕРЮСЬ... С рассветом, тихим и морозным, На шею повязав кашне, Доверюсь елочкам и соснам И уходящей вдаль лыжне. Доверюсь ей, как человеку, С которым я давно знаком. Мы вместе радуемся бегу, Шальному спуску с ветерком; Сиянью солнца и рябинкам, Что, не послушные ветрам, Выносят полные корзинки Пунцовых ягод снегирям. Летим на дно лесного мрака, И вот опять на крутизне. Я не испытываю страха — Я верю солнечной лыжне. Переметенная порошей, Она ныряет средь лощин. Какой-то человек хороший Be однажды проложил! И, может быть, в немалой мере Лесной лыжне обязан я Всевозрастающим доверьем К тому, что в жизни ждет меня! |