|
|
Из рукописного архива
агенства "Бутылочная почта"
Вудс Роджерс
КОНЕЦ МЕМУАРОВ КАПИТАНА
УИЛЬЯМА ДАМПИРА
Дважды в день по паркетному глянцу лондонской Национальной галереи проходит
престарелый служитель с обрюзгшим лицом в седых бакенбардах. Не очень
пыльная работа у старого Боба Виндейла: всего-то стереть пыль с золоченых
рам старинных портретов. Дважды в день у одного и того же из многих
портретов Боб задерживается дольше, а, уходя, произносит короткую фразу:
"Проклятые чинуши!"
Я, капитан Вудс Роджерс, с Бобом полностью согласен. Под этим портретом
латунь шурупов держит бронзу таблички с витиеватой надписью "Уильям Дампир
- пират и гидрограф". Проклятые чинуши! Пиратом Вилли не был никогда. Он был
буканьером и приватиром и всегда оставался преданным Короне и ее королеве.
Пират же тот, кто не видит различия флагов и грабит соотечественников наравне
с чужаками: "У нас есть все, кроме денег, совести, родины и флага!" Вилли
никогда не хотелось спорить с виселицей, на которую за пиратство можно угодить
под флагом любых колеров. Нельзя Дампира назвать и гидрографом...
Старость отворила вселенской совести новую дверь: она позволила ей
погостить и во мне. И пока моя строптивая натура терпит капризную квартирантку,
я, капитан Вудс Роджерс, хочу исповедаться миру в моем грехе перед Вилли и
Богом.
...Вечный должник десятка кредиторов, мелкий земельный арендатор Дуглас
Дампир из деревушки Ист-Крокер, которая въелась в земли графства Соммерсетшир,
ни за что на свете не оставил бы своих детей так рано, если бы знал, что одного
из его сыновей узнает весь Старый и Новый Свет. Именем одного
из его четырех драчунов Провидение будет до икоты пугать испанские колонии.
Увы, несчастный бедняк умер, когда этому парню, единственному из семьи
Дампиров, которого коснулась своим крылом Фортуна, исполнилось всего семь лет.
Дуглас Дампир умер не распрямившись, не расставшись со своею сутулостью даже
в иссохшем дубовом гробу. Умер, не ведая иных мест, кроме старого и унылого
Ист-Крокера, зная только промозглые туманы, стужу и голод. Умер, насквозь
пропитавшись запахом соммерсетширских отар туповатых и флегматичных мериносов.
После смерти отца Уильямом управляло то, что в последствии применительно к
нему было названо "удовлетворением рано развившейся страсти видеть мир".
"Ландскнехт" - "слуга земли", а что такое "лесоруб" - это вы, читатель,
знаете. Так вот, Дампир приобрел опыт ландскнехта и авантюриста-лесоруба,
повидал Яву, Ямайку, Британский Гондурас и неласковые воды Ньюфаундленда. Он
огорчил своего воспитателя полковника Хеляра характеристикой, полученной
от бывшего однополчанина Хеляра, у которого Уильяму довелось работать
надсмотрщиком на сахарных плантациях Ямайки (управляющий написал воспитателю
нового надсмотрщика:"Дампир - человек, несклонный долго задерживаться на
месте"). И после всего этого Дампир вдруг вернулся в добрую старую Англию.
Он вернулся с прелестным трофеем - с рыжеволосой и зеленоглазой чертовкой
Юдифь. Его возвращение прибавило матронам Ист-Крокера уверенности в их
собственном семейном лидерстве:"Уж если эта сопливая девчонка скрутила столь
отпетого бродягу, то я моего вахлакa..."
Ради Юдифь Дампир решился на приобретение земельного участка, на обзаведение
собственным поместьем и даже на женитьбу. Последнему он более всего удивлялся и
тогда, и впоследствии.
Однажды Уильям - во время мертвого штиля в Саргассовом болоте - поведал мне о
том, что послужило причиной их разрыва. Дело в том, что еще в возрасте
неполных девятнадцати лет, коротая дни и ночи в доспехах и в вооружении
солдата ямайских гарнизонных караулов, Дампир стал вести дневники. Юдифь
как-то раз допустила непоправимую оплошность: швырнула дневник супруга в
пылающий камин. При этом она имела наивность кокетливо осведомиться:
- Уж не любишь ли ты свою писанину больше, чем меня? Иди ко мне, мой великан!
Дампир тогда кое-как совладал со своим гневом и откликнулся на зов. Вообще,
перечить Юдифь было трудно, ибо спорят с силой, а не с красотой. Он пришел
к ней на всю их последнюю ночь. Утром Дампир склонился над спящей женой
для прощального поцелуя. Не успевшая отдохнуть Юдифь сонно спросила:
- Ты куда, дорогой?
- На Тортугу.
- Только ненадолго, мой хороший. Там такие распутные женщины...
Юдифь тут же уснула, а Уильям забросил за спину тощую котомку с парой
пистолетов и отворил дверь в утреннюю сырость Ист-Крокера, с которым ему
предстояло попрощаться еще один раз.
Чертовку-Юдифь, как мне кажется, Дампир все-таки любил. Много лет спустя на
нашей базе на острове Горгоны он так сказал мне о своем бегстве от спящей
рыжей женщины:
- Да я и сам тогда вовсе не хотел писать: для этого мне было слишком
хорошо. А раз так, то что путного можно было написать? Зато теперь я пишу
длинно и много...
Без тех шести коротких месяцев их супружеской жизни Дампир вел свой дневник
сорок четыре года кряду. До самой смерти перед вечерней молитвой он садился
за стол или брал на колени тетрадь роттердамской бумаги и открывал ее тяжелый
кожаный переплет...
Итак, в октябре 1679 года, когда наиболее романтические умы мира еще не
помутились дурманом термидорианского календаря и никакие жестокие
теории еще не соблазняли личность поступиться своим счастьем ради
иллюзорного рационального социума, Уильям Дампир на борту почтовой шхуны
прибыл к вратам столицы морской вольницы - в веселую и шумную Тортугу. И будь
я проклят потрохами всех на свете кашалотов, если спич ядовитого Коули, в
котором он представил мне Дампира в тортугской таверне "Хромой Альбатрос", не
предвещал того, что в итоге заставило меня засесть за эти объяснения!..
В "Хромом Альбатросе" плескалась какофония запахов: буканьес (мясо буйволов,
запеченное особым образом), пальмовых столов, залитых испанским ромом, чад
панамских наркотических трав и дух крепких, жизнерадостных мужчин. Язва
Коули рассказывал:
- Мы с Вилли пренебрегли Святыми Валентинами и покрутили шашни с нашими
туземными мадоннами. В трюмах у нас тогда скучали три десятка страстных
черных прелестей с Берега Слоновой Кости. Эта интрижка вызвала ужасный
шторм, который отогнал нас почти к шестидесятому градусу южной широты.
Только там, среди айсбергов у Южных Сандвичевых, мы немного остыли и, вылив
на вконец отупевшие головы штурвальных по мере забортной воды, велели им
почаще глядеть на картушку компаса и держаться более северных румбов...
До своего увлечения буканьерством Коули зарабатывал на хлеб в Кембриджском
университете, где он горбатился магистром искусств. Были у Дампира и другие
не менее интересные знакомства. Например, он обратил внимание на известного
Джона Кокса, который мог, не поморщившись, вырезать целую индейскую деревню,
а затем со слезой на щеке исполнить на лютне мелодичную ирландскую балладу.
Я могу с абсолютной точностью назвать час, когда у Дампира испортился
характер. Это был час кончины его его любимца Джоули - цветного
мальчишки-раба, которого Дампир за плату демонстрировал в балаганах
паноптикумов лондонского Сохо после двенадцати лет своих кругосветных
скитаний. Из этих странствий Уильям привез две ценности: дневник путешествий,
который Дампир, как и во время походов по сельве, хранил в бамбуковом
цилиндре, и этот татуированный с головы до ног мальчишка, о котором в афишах
писали, что он - "знаменитый раскрашенный принц". Сорванец скончался через
месяц после прибытия в Лондон и оставил Дампира безо всяких средств к
существованию. Дампир призадумался и решил разменять на фунты стерлингов и
второе сокровище.
Издатель Нептон сразу смекнул, чего может стоить рассказ буканьера о
кругосветном путешествии.
В первый день наборный цех стоял: рабочие не польстились даже на премиальные
и до поздней ночи слушали школяра-чтеца, легче остальных разбиравшего
летящий почерк Уильяма Дампира. В типографии Нептона кашляли мушкеты, рвалась
картечь, свирепый зюйд рвал заледеневшие снасти, тигр с зашитой пастью,
которому так поразился и которого так пожалел Дампир в далеком Сингапуре,
поочередно сражался с пятьюдесятью боевыми слонами, на печатные машины-
мастодонты садились тропические птицы всех цветов радуги, а свирепые вожди
кровожадных племен стучали наконечниками копий в тусклые решетчатые витражи
покрытых свинцовой пылью окон старой типографии. Через несколько дней пять
тысяч этих феерических миров, уже вшитых в перплеты, мальчишки-книгоноши
снесли в магазины и лавки Лондона. И в тот же вечер пять тысяч семей,
живущих в сердце той Империи, над землями которой никогда не заходило солнце,
клялись завтра же рассказать о новой книге всем своим знакомым... Поверьте,
десять процентов за переиздание "Нового путешествия вокруг света" обеспечили
скряге-Нептону весьма сытую и беззаботную старость. Это говорю вам я, капитан
Вудс Роджерс.
И все-таки даже такого триумфа Дампиру было мало. Он с сожалением вспоминал
те ускользнувшие возможности изведать и описать еще более потрясающие
приключения и божился, что в следующем плаваньи он наверстает упущенное. В
самом деле, зачем было торопиться с подавлением бунта на подходе к Гуаму,
когда матросы решили продолжить путешествие, подкрепляясь мясом своих
офицеров. С расправой стоило повременить, и тогда описание тихоокеанского
траверса могло бы получиться гораздо более эффектным.
А как можно было бы украсить случай с его высадкой на один из островов
Никобарского архипелага!.. Разумеется, украсить вначале не на бумаге, а в
жизни, ибо разве можно с совершенной достоверностью описать то, чего не было
в реальности, то, что создано фантазией не Фортуны, а ее раба. О, тем
топором, который Дампир выменял у аборигенов на каноэ, можно было бы добыть
себе джонку шамана!..
Теперь Дампир не жалел о плаваньи, в один из дней которого он записал в своем
дневнике:"Меня достаточно утомила эта сумасшедшая команда..." Тогда он
собирался даже бежать с корабля. Впрочем, чтобы отдать должное Истине, следует
процитировать и следующую фразу дневника:"Однако, чем дольше мы будем плыть,
тем больше знания и опыта я получу, что есть моей главной задачей..."
На Дампира снизошла известность. Сам сэр Джонатан Свифт увидел в Вилли
прототип капитана Покока, с которым вскоре "вышел в плаванье" Гулливер:
"Этот капитан был славный малый, но отличался некоторым упрямством
в своих мнениях, и этот недостаток погубил его..." Хотя, как думаю я,
капитан Вудс Роджерс, Дампира погубил отнюдь не этот недостаток. Его
погубила даже не страсть видеть и описывать мир. Дампира погубило желание
сочинять и списывать со своей биографии книги.
Успех и особенно утверждение действительным членом Британского Королевского
научного общества позволили Уильяму окрутить Адмиралтейство и его первого
лорда. Впрочем, говорят, и сам Колумб изрядно поводил за нос и Фердинанда, и
Изабеллу (короля Арагона и королеву Кастилии), когда обещал им заокеанские
сокровища. На самом деле, Христофору хотелось просто найти и увидеть что-то
новое. Дампир же убедил первого лорда Адмиралтейства графа Оксфорда, что
Великобритании необходима экспедиция к берегам Новой Голландии. Граф
собственноручно составил и подал Королеве характеристику кандидата на
капитанский патент предприятия: "Дампир - опытный кормчий. С одинаковым
совершенством он владеет астролябией, секстантом, парусами, бомбардами,
пистолетом и саблей..." О, если бы Ее Величество знали, что на уме у
протеже Оксфорда! Лишь после гибели "Косули" и окончания ее экспедиции
Адмиралтейство поняло, что компания снобов Королевского флота - среда,
остро враждебная характеру Дампира, никогда не грешившему почтением
к наибольшей глупости, которой только способен служить человек - дисциплине.
В буканьерских экипажах каждый член команды повиновался только капитану и
на верность ему целовал Святую Библию. Но как странно подчиняться нелепым
уставам, авторы которых со своими клистирами, пьявками и грелками остались
на таких далеких теперь берегах!.. За приверженность уставам и склочный
характер Дампир избил тростью и заковал в кандалы своего первого
помощника Джорджа Фишера и по возвращении в туманный Альбион поплатился
за это крупным штрафом и судейским приговором, который гласил: "Капитан
Дампир - не тот человек, который может быть использован как командир
какого-либо корабля флота Ее Величества". Опять оставшись без гроша,
Дампир не огорчился: теперь он знал, как делать береговую часть своей
жизни. В этом плаваньи он "сочинил" такие приключения, что ... что
спустя пару месяцев после возвращения новый лорд Адмиралтейства принц Георг
Датский в связи с выходом в свет новой книги Дампира -"Путешествие в Новую
Голландию" - представил автора самой Ее Величеству королеве Великобритании.
В следующем плаваньи с Дампиром был уже и я, капитан Вудс Роджерс,
а тогда - еще совсем зеленый штурманенок. Начало было в Лондоне.
Я увидел его во второй раз, впервые после встречи на Тортуге. Там, среди
толпы буканьеров,поражавших блеском золота и серебра, которые сияли повсюду:
на груди в виде массивных блях, в виде браслетов и колец на руках, среди
толпы, которая бряцала богатейшим оружием, достойным самого знатного идальго,
в море платков от общих потаскух-возлюбленных, среди покрытых романтическими
шрамами и обезображенных жестокими увечьями абордажных рыцарей, там Дампир
показался мне несколько чопорным и даже вызывающе изысканным. Но тут, на людной
набережной старушки-Темзы, Дампир удивлял обывателей обратным: простой
фетровой шляпой, суконным потертым камзолом и видавшими виды башмаками, которые
совершенно не вязались с его уже общеизвестным имиджем. Правда, из-под его
шляпы, достойной скотовода из северных провинций, во встречных впивались
холодные, чуть насмешливые и пытливые глаза. Именно эти глаза тысячи моих
сограждан так боятся увидеть в потемках какой-нибудь сырой и зловонной
припортовой подворотни.
Если учесть. что теперь Дампир командовал 200-тонным "Сент-Джорджем", купленным
в самом начале войны за наследство развалившейся испанской империи жирным
бристольским купцом Томасом Эсткорутом; если учесть, что теперь в распоряжении
Уильяма были 26 тяжелых пушек и десять дюжин отборных головорезов со всех
концов света, то легко было поверить, что теперь от имени, от славы и от новой
экспедиции Дампира испанцы станут шарахаться не только в темных подворотнях
тропических архипелагов, но и там, где их неуклюжим громадам (галионам и
галеасам) развернуться значительно легче: на площадях великих океанов,
озаренных фонарями бессмертных небесных светил.
Зато с выходом в море Вилли приоделся. Он знал, что если отрепья для
сошедшего на берег моряка - своеобразный шик, то с капитанского мостика лучше
слышен голос того, кто закован в позолоченные латы, из-под которых видны
брабантские кружева воротника, дорогие чулки и ботфорты из самых лучших кож.
К тому времени Дампир во флибустьерских жизни и профессии успел
изведать все. Люди с его жизненным опытом, рассказывая о своих похождениях и
отвечая на упреки маловерных в недостатке правдоподобия, обычно отвечают:
"Салага ты! Я видел столько, что мне и врать не надо!" Но до сих пор Дампир
не видел двух явлений - взятия богатого города и победы над манильским
галионом. Этого настолько недоставало в его книгах, что команда скоро начала
роптать : "Сент-Джордж" стал охотиться только за этими целями. Для
таких дел нужна особая удача, а пока галионы проходили где-то в стороне, а
богатые города оказывались нашпигованными испанской артиллерией.
Да, команда предпочла бы более скромную, но более надежную добычу. И вот
однажды первый помошник капитана Хаксфорд решился высказать все претензии.
Это стало продолжением его регулярных ссор с представителем судовладельца
Морганом, с которым Дампира связывало общее буканьерское прошлое. Хаксфорд
успел раззадорить матросов на бунт. "Мы - приватиры,- заявлял подстрекатель. -
Наше дело - грабить, а не гоняться за призраком плавающей испанской казны".
Дело было 22 июля 1701 года. Сахара плавилась в тысяче миль от нашей короткой
стоянки (мы задержались на траверзе Островов Зеленого Мыса), но дыхание
пустыни - трепетный пламенный сирокко - все норовил развернуть наш "Сент-
Джордж", мерно приседающий с зарифленными парусами на океанских качелях, лагом
к своим обжигающим струям. Мы с Дампиром стояли на юте, опираясь на горячий
растрескавшийся дуб резного планширя.Оба имели при себе по сабле и по паре
пистолетов, и их раскаленная сталь жгла наши бедра. Дампир был черен от
тропического солнца и злости.
- 2 -
Вся команда глядела на шлюпку, которую капризный сирокко уносил от "Сент-
Джорджа" все дальше в океан, неуправляемый, брошенный
на волю волн челн уставшего Харона. Шлюпка везла в иной мир Хаксфорда -
приговоренного заговорщика, снабженного лишь пятипинтовым анкерком гнилой воды.
- Вилли, - послышался голос новоиспеченного первого помошника Боба Виндейла,-
а не поставить ли нам стакселя?
Виндейл, еще вчера на баке запросто окликаемый "Боб Мятая Корма" и с
которого я начал мой настоящий рассказ, решил, вероятно, продемонстрировать
свою хватку навигатора: стакселя он хотел поставить для того, чтобы развернуть
"Сент-Джордж" кормою к ветру и тем несколько уменьшить бортовую качку.
Дампир развернулся, и я понял, что Хаксфорд мог бы быть рад тому, что ему не
довелось отведать капитанских кулаков... Кстати, его через неделю, как
оказалось впоследствии, подобрали португальцы, а еще через месяц он стал на
вечную стоянку у ограды монастыря Санта-Лючии. Да, так вот, покончив с
молниеносной экзекуцией, на которую ошеломленно пучила глаза вся команда,
Уильям спросил у Виндейла:
- Теперь ты вспомнил, как надо обращаться к капитану?
- Сэр,..- выдохнул Боб одними губами и уронил свое тело на палубу.
Тогда никто не мог представить, что на исходе жизни Мятая Корма будет с
большой любовью и дважды в день вытирать пыль с рамы капитанского портрета...
С бака послышался ропот, а затем возмущенные выкрики. У нас на юте из кают
поднялись и стали рядом с нами до зубов вооруженные офицеры.
...Вечером в кают-компании Дампир выглядел несколько уставшим. Те самые
брабантские кружева его воротника, которые утром сияли с мостика крахмальной
белизной, теперь были забрызганы кровью. Конечно, чужой, поскольку Уильям
всегда был непревзойденным фехтовальщиком. Мне казалось, что, утолив свою жажду
и печаль вином, капитан сегодня уже не сядет за дневник и не опустит орлиное
перо в чернильницу с синеватым соком каракатиц, которых ему наловили в
Сенегальском эстуарии перехваченные у Сэма Флиндерса черные невольники с
Каморских островов. Но я ошибся. Когда ночью меня разбудил выстрел...
Подавив бунт, Дампир велел матросам привязать их предводителя Гарри на якорь.
Они не любили друг друга. Причиной этого был конфликт из-за трубки
Дьявола Кидда. Одноглазый Гарри, получив на Тортуге страховку Берегового
Братства за желтый глаз, потерянный в бою, отдал все золото за трубку, которая,
по уверениям купца, принадлежала знаменитому Кидду. Увидев накануне свалки
Гарри с курящейся трубкой, которая не имела покрышки, Дампир пообещал, что
в следующий раз он выкинет трубку за борт, а Гарри привяжет на якорь. Но Гарри
уже успел вообразить себя новоявленным Киддом, и можно не сомневаться, что бунт
он поднял не из-за солидарности с Хаксфордом, с которым был тоже не в ладу, а
просто за право свободно курить трубку, угрожавшую огнем кораблю. Теперь трубку
курили кальмары, а Гарри... О, когда тебя раздевают и изогнутого дугой
привязывают к лапам якоря и когда волна час, два, сутки, двое лижет и бьет
тебя по ляжкам и заднице, тогда тело постепенно мертвеет, и уже при его полной
нечувствительности к боли мясо начинает кусками падать в океан...
- 3 -
Когда ночью после бунта раздался этот выстрел. я выскочил из каюты и постучал в
капитанскую каюту. Дампир тотчас ответил:
-Вудс, заходи! - он сидел за столом, склонившись над своим дневником, и прежде,
чем ответить мне, неторопливо дописал строку: - Нет, Роджерс, это не очередная
заварушка. Это кто-то из наших сердобольных пай-мальчиков взял мушкет и из
жалости раскроил Гарри череп. Если не веришь, пойди, погляди.
Со шпагой в одной руке и с кинжалом в другой я выскользнул на палубу. Она была
пуста. Я пробрался на бак и заглянул за фальшборт. Тело Гарри безжизненно
обвисло, а волна заботливо смывала кровь из огромной дыры во лбу. Волна делала
это с заботливостью пожилой сестры-бернардинки, и можно было подумать, что
она сейчас наложит и корпию... Я в молитве поднял глаза к небу, и оно показало
мне Южный Крест.
- Нет, Вудс,- сказал мне Дампир, когда я с докладом вернулся к нему. - Я не
очень жестокий. Хаксфорда мне даже жаль. Не стоило заставлять его мучиться.
Как офицер, он вполне заслуживал пули на доске, продетой в клюз... Что-то,
Вудс, устал я от моря...
Но это было не так, он устал не от моря. Тут была иная закавыка. Море
и документальность его жизни сковывали перо Дампира-писателя. От всего
пережитого очень нелегко уйти. Потому, вероятно, столь занудливы мемуары
адмиралов. Чем ярче была реальная жизнь, тем труднее измыслить жизнь , которая
не уступала бы той реальности...
- 4 -
Я опасаюсь, что мои копания в странностях Дампира читатель может воспринять как
попытку хоть частично компенсировать мою вину перед этим человеком. Мол,
поглядите, по крайней мере, плох не только я... Поэтому вернусь к тому, с чего
я начал: к моему греху перед этим, если не великим, то весьма незаурядным
человеком.
Вы, конечно, знаете, кем был и кем стал для мира пресловутый Александр Селкирк.
Он, прототип Робинзона Крузо, выписанного Даниэлем Дэфо, на остров Хуан-
Фернандес сошел с галеры, шедшей в эскадре с дампировым "Сент-Джорджем", а
через четыре года был подобран на борт моего "Герцога". Да, мне довелось
знаться со сплошными прототипами: из Дампира Свифт вылепил Покока, из Селкирка
Дефо выпестал Робинзона, только я всегда делал из себя только себя самого...
Кстати, не верьте тем, кто говорит, будто квартирмейстер Селкирк был высажен на
Хуан-Фернандес насильно. Нет, обидившись за что-то на капитана своей галеры
Стрейдлинга, этот избалованный парень сам решил сойти на необжитый берег. И
Хуан-Фернандес он тоже выбрал сам. Надеялся, что его подберет Дампир, шедший
на "Сент-Джордже" вослед за галерой? Шут его знает... Но к дьяволу этого
Селкирка! Он пробежал между мною и Вилли, как черная кошка!
Став капитаном "Герцога", я решил последовать примеру Дампира: я стал вести
дневник и по возвращении надеялся увековечить имя Вудса Роджерса на скрижалях
великой британской литературы.
- 5 -
Поначалу сам Дампир давал мне кое-какие рекомендации, а над тем, что я стану
его конкурентом, он по-стариковски и вполне добродушно смеялся. Уильям знал
себе цену и был уверен, что сумеет написать роман, который не залежится на
развалах торговцев книгами. Тем более (и я подчеркиваю это), теперь он писал
не отчет об очередной экспедиции, а именно роман."Море. И в нем - море крови.
Пираты, королевский флот, щорох парусов и треск лифов обворожительных пленниц,
и золото, проклятое золото!.. О, я подразню пуританскую старую Англию!.."- так
говорил он о своей затее сам.
Но стоило нам принять на борт Селкирка, как началась наша слежка друг за
другом. Кто бы мог подумать, что корсары могут ревновать друзей к ... теме!
Дампир, более, чем я, искушенный в литературных делах, действовал, как
заправский пройдоха-журналист (о, как я ненавижу этих борзописцев за их
псиную преданность государственным идолам!..) Дампир затаскивал Селкирка в свою
каюту, как следует накачивал его ромом и сцеживал с его языка побасенки о
житии на необитаемом острове прямо в свой на глазах распухающий дневник!..
Развязка была неожиданной.
Нам очень не везло. Наши дела были настолько плохи, что в день Св. Валентин я
велел выкатить на палубу две оставшиеся у нас бочки ямайского рома и уже не
предложил, а приказал команде пить за своих любимых. Я надеялся, что
послушание этой доброй морской христианской традиции обратит мысли моих
бродяг к их оставленным возлюбленным и хоть немного поднимет настроение людей,
потерявших самое главное - веру в свою счастливую звезду.
...Когда я очнулся и сделал добрый глоток рома, меня потрясла царившая на
"Герцоге" тишина. Вернее, тишины, разумеется, не было: пел ветер,шумела волна,
но вповалку лежавшие тела офицеров и матросов были беззвучны. Ни один не
храпел и не стонал в этом тяжком забытьи... Я вышел на палубу и по рысканью
нашего кильватерного следа понял, что на "Герцоге" не осталось трезвых. Что ж,
как мы пели тогда, "корабли без рома воняют навозом"...
Едва я добрался до своей каюты, как в ее мотающуюся дверь ввалился Дампир.
- Вудс,- заплетающимся языком сказал старик, - Вудс, спасибо тебе. За этот
день Валентин... Я вспомнил Юдифь... Спасибо тебе... Вот, - он протянул мне
- 6 -
дневник, - это тебе... В благодарность... Мы вернемся, и я к ней вернусь!..
Я сличал дневники - свой и Дампира. Я делал выписки из его дневника и вклеивал
в свой. Это была какая-то лихорадка, в которой я не заметил, как мы добежали
домой, как закончилась тяжба с Ост-Индской компанией, обвинившей нас в
нарушении их монопольного права на перевозку грузов из районов Индийского
океана. Я пришел в себя только в долговой тюрьме, в которую угодил из-за
того, что не привык возвращаться без добычи и жил не по средствам. Моей
единственно ценной добычей в этом плаваньи был дневник Уильяма... В тюрьме
меня посещали и знаменитейший журналист Лондона Ричард Стиль, и сам Даниэль
Дэфо. Конечно, все они интересовались моими записками. Но мой дневник был в
издательстве Нептона, и вскоре вышедшая книга позволила мне рассчитаться с
долгами и отправиться в новое плаванье. Уходя, я оставил дневник Даниэлю Дефо.
Моего возвращения дожидались несколько сюрпризов.
Во-первых, весь мир уже читал "Робинзона Крузо". Дени оказался отнюдь не
бесталанным парнем.
А во-вторых, меня ждало известие о кончине Уильяма Дампира. Мне удалось узнать
лишь то, что Юдифь он разыскать не смог, а умер в марте 1715 года. В последние
годы за ним ухаживала его кузина Грейс Мерсер. Ей и брату Джорджу Уильям
завещал свой крошечный земельный участок. Увы, после смерти Дампира остались
кое-какие долги, и наследники не получили ни гроша (2000 фунтов стерлингов за
- 7 -
проданные с аукциона участок и имущество едва-едва покрыли его последний
долг). Место погребения Уильяма осталось неизвестным, и его могилу я так и не
смог отыскать.
1749 год от Рождества Христова
Капитан флота Ее Величества королевы Великобритании
В у д с Р О Д Ж Е Р С
Мемуары Вудса Роджерса расшифровал и подготовил к публикации
А л е к с а н д р Д Е Р Е В И Ц К И Й
(газета "Волонтеp")
|
|