|
|
1
[Дэвид карабкается на насыпь]
...Это я узнал, потому что спускался в каждую впадину, обнаруженную
мною около насыпи. Дело в том, что я искал древний памятник пророку
дьявола Шухарту с золотым шаром. О нем с гневом говорил мой отец на одной
своей проповеди. Он возмущался, как люди могли поставить памятник одному
из вызвавших Наказание и даже поклоняться ему. Из слов отца я понял, что
древний пророк Шухарт нашел Золотой шар где-то около этой насыпи, там, где
ему и поставили памятник, и каким-то образом способствовал ниспосланию
Наказания. Памятник, конечно, давно уничтожили, но я надеялся найти его
остатки. Не думаю, чтобы отец был доволен, узнав о цели моих хождений
сюда.
Так вот, исследуя каждую впадину вблизи насыпи, я обнаружил и эту,
научился кататься и был горд собственной изобретательностью.
4
[Дэвид рассказывает Софи окружающем об мире]
В учебнике утверждалось также, хотя уверенности в этом нет, что во
времена Древних на Лабродоре рос страшный лес, настолько страшный, что
нормальные люди не могли тут жить. Поэтому они только изучали здешний лес
и строили свои удивительные станции. Но это было очень, очень давно. От
леса ничего не осталось, а остатки станций иногда обнаруживали.
Высказывались предположения, но никто не знал определенно, что же
представлял из себя лес и находящиеся в нем станции. Не было известно
также, сколько поколений сменилось после Наказания до начала нынешней
цивилизации. Считалось, что много. Но дядя Аксель рассказывал, что он знал
людей, которые утверждали, что на самом деле прошло не так много времени
после Наказания, а мы думаем, что много во-первых, потому что таким
ужасным было Наказание, а во-вторых, потому что кое-кому выгодно
отодвинуть времена Наказания в далекое прошлое. Но тут я очень много и сам
не понимал, и дядя Аксель не мог объяснить. От эпохи Древних до нас дошла
только Библия, а от времени дикости и варварства, следовавшего сразу за
Наказанием, до нас дошла новая Библия, или "Покаяния Домарощинера", да и
та только потому, что очень долго пролежала в каменном саркофаге, пока не
была открыта. В основном, все сведения о Наказании и причинах, его
вызвавших, мы черпали из новой библии.
......
...То же самое - относительно утверждения о том, что наша страна была
покрыта лесом странной природы. Теперь же у нас росли рощи из самых
обыкновенных и всем известных деревьев, и это изменение объясняли
действием Наказания.
6
[Дядя Аксель рассказывает Дэвиду о мире]
Это страшное место. В одной из древних запрещенных книг, чтение
которой наказывается в Риго особенно жестоко, но многие моряки все же
стараются хоть немного ознакомиться с ней, говорится, что эта часть земли
подверглась воздействию какого-то "ведьмина студня" и еще чего-то более
страшного из района, в котором находится наш Вакнук, а тогда был лес,
порожденный Наказанием. А причиной этому было то, что Древние, доведенные
до отчаяния Наказанием, сумели уничтожить и этот лес, и все, что было
связано с так называемым Посещением, смысл которого теперь утерян и
толкуется по-разному. Правда, это стоило им уничтожения их цивилизации, а
этому месту досталось особенно сильно.
......
Вначале это кажется просто глупостью, но когда встречаешь все больше
и больше людей, убежденных в своей правоте, как и мы сами, начинаешь
задумываться. И начинаешь спрашивать себя: почему мы так убеждены, что
именно наша внешность правильная? В библии об этом ничего не говориться,
хотя считается, что люди библии подобны нам. А ведь в ней нет определения
человека. Это определение содержится в "Покаяниях Домарощинера", да и он
не говорит про отклонения, а называет создания, отличающиеся от
определения, потомками "сталкеров" и "мокрецов". Что это значит, никто не
знает, и поэтому было принято, что так обозначены отклонения. Но
спрашивается, был ли сам Домарощинер правильным воспроизведением или же он
только думал, что является таковым?
8
[Дядя Аксель разговаривает с Дэвидом]
- Но Наказание... - начал я.
Дядя Аксель перебил меня.
- Ты знаешь, - неожиданно тихо сказал он. - Еще неизвестно, что такое
Наказание, и каким оно было. Помнишь, я говорил тебе, что есть другие
книги, дошедшие до нас от Древних, только чтение их немедленно пресекается
и строго наказывается. Потому они почти неизвестны. Но моряки читали их,
потому что они есть там, на юге. И первым их обнаружил Мортен.
Дядя Аксель замолчал, потом осторожно вынул какой-то пакет и из него
достал несколько маленьких книжек.
- Вот это, Дэви, - все также тихо сказал он, - часть тех книжек. Я
вывез их с юга, и никто до сих пор не видел их у меня. Но тебе я могу
показать.
Он протянул мне книжки.
Я открыл одну наугад и прочел: "ничто в жизни не свободно от страха.
Любитель удовольствий боится болезни, сановник боится опалы, уважаемый
человек боится бесчестья, власть имущий боится врага, красавица боится
возраста, ученый муж боится соперника, благочестивый боится порока, тело
боится смерти. Все окутано страхом, и лишь в самоотречении заключено
бесстрашие." Такого я еще нигде не читал и не слышал. Я знал только про
страх согрешить перед лицом господа. Перевернув еще несколько страниц, я
задержался на следующем: "люди никогда не умели ждать, жизнь для них
неслась вскачь, как резвый конь. А теперь она ползет, как улитка. Тянется
год, тянется день. А мы терпим, мы даже не выходим из себя. Хуже всего,
что мы научились ждать". Забыв про остальные книги, я стал читать дальше:
"участь сынов человеческих и участь животных одна. Как те умирают, так
умирают и эти, и одна душа у всех; и нет у человека преимущества перед
скотом, потому что все суета! Все идет в одно место: все произошло из
праха, и все возвращается в прах. Что было, то и будет, и что делалось, то
и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем
говорят: "смотри, вот это новое", но это было уже в веках, бывших прежде
нас. "Мы должны идти вперед, и гори все огнем. Нас могут презирать за то,
что мы не спешим на помощь и не несем ведро с водой, но мы бессильны: мы
не умеем орудовать ведрами. А кроме того, стихия пожара волнует нас, и
рождает в нас новые идеи..."
Я пришел в себя, когда дядя Аксель потряс меня за плечо. Закрыв
книгу, я посмотрел название. Там стояло только "Дневники". Остальное я не
мог разобрать. Но и этого было достаточно, чтобы старые предания, случайно
слышанные мной раньше, снова закрутились в голове.
Дядя Аксель взял у меня книжки и протянул еще одну, чуть побольше
размером.
- Это самая интересная, - негромко сказал он.
Я посмотрел на обложку. Там стояло: В.Банев, "Меморандум". Книга
начиналась обращением: "Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не
останется памяти у тех, которые будут после. И будете вы, словно боги,
ведать добро и зло."
То, что я прочел дальше, чуть не свело меня с ума, так я был
потрясен: "Когда ты меня не спрашиваешь, я знаю, когда ты меня
спрашиваешь, я не знаю, но мне кажется, что развитие жизни и эволюции на
земле зашло в тупик, подернулось ряской, зациклилось. Как ничтожен ты, о
человек! Как мерзостно твое нынешнее тело. Посмотри на растения и на
деревья. Они порождают цветы, листья и плоды. Горе тебе, ты, пока что,
порождаешь только вшей, червей и прочую нечисть. Они выделяют масло, вино,
бальзам. Ты выделяешь мочу, харкотину, кал. Они испаряют благовоние, ты
смердишь." Дальше часть страницы была оторвана. Я посмотрел следующую
страницу: "...Вместо накопления богатств сил разума и развития возможности
людей, стала накапливаться злоба и ненависть друг к другу. Это неизбежно
должно было привести к катастрофе, если только нечто совершенно необычное
не нарушило бы привычный уклад жизни и взаимоотношений. Причем такое
событие обязано поставить ясный вопрос о нужности человечества, который
заставит людей окончить мышиную борьбу, самокопательство и выпячивание
надуманных путей развития, и вынудит заняться решением основного вопроса:
является ли человечество сообществом, способным решать задачи, достойные
разума, но не сидящего в данный момент правительства, какими бы
прогрессивными догмами оно не прикрывалось. Если же в результате оказалось
бы, что человечество не способно развивать свой разум, а способно лишь
порождать олигархии и диктатуры, рассуждающие о своей великой миссии
борцов за светлое будущее, но на деле занимающиеся лишь собственными
нуждами, удовольствиями и возвеличениями, уничтожая при этом самые тонкие
и благородные ростки человечности, которые и являются основой развития
разума, заменяя их межрайонированной мелочной борьбой между членами
общества, борьбой менее преуспевших с более удачливыми, с более
талантливыми, а иногда и просто с бытом и окружающими условиями жизни,
борьбой, не имеющей целью внести положительные изменения, а преследующей
лишь удовлетворение своих корыстных, а иногда просто вынужденных
потребностей и называющейся "Единодушным и неудержимым порывом
сознательных тружеников к решению поставленных задач", то такое
человечество расписалось бы в паразитизме на даре разума. Но если
оказалось бы, что человечество способно на большее, то... Наше знание мало
и, видимо, несовершенно, но как для возникновения жизни нужны разные,
иногда невероятные, факторы, так и для возникновения разума во всей его
силе и красе, необходимо в какой-то момент поставить перед народившимся
разумом вопрос о его качестве. Цена за положительный ответ может быть
очень велика, он может быть дан, только если проверяемый, зарождающийся
разум сможет вырваться из замкнутого круга идей самоустройства до
идеальности. Этот замкнутый круг всегда приводит к тому, что даже очень
сильные и прекрасные идеи, могущие превратить друг друга в спираль,
воплощаясь в жизнь, расплываются, выхолащиваются, заменяются старыми
формами, и в итоге от них остается лишь новое название, а круг снова
замыкается. Причем, вожди "нового типа", воплощающие эти идеи, не только
не следуют принципам выдвинувших их идей, но и не желают внедрять их в
практику, стремясь лишь к собственному возвеличению, пусть даже ценой
вытравливания всего чистого и уникального, имеющегося в людях, подвластных
им, и отнюдь не протестуют против замыкания круга.
Потому-то может оказаться, что ценой положительного ответа станет
уничтожение всей предыдущей цивилизации со всей присущей ей лживостью,
лицемерием и убогостью, но с сохранением истинных носителей разума, прежде
подвергавшихся насмешкам и наглым глумлениям со стороны тупых, но
оборотистых персон. Если же цивилизация не найдет в себе силы на
положительный ответ о смысле своего существования, то она обречена на
самоуничтожение.
Такой вопрос для нашей цивилизации поставило Посещение. Видимо,
Странники являются тем необходимым звеном вселенной, которое проводит
чистку разума всего сущего мира от любых возможных паразитов. Это звено
жестокое и изощренное. Возможно, что часто оно служит причиной деградации
тех цивилизаций, которые еще слишком слабы и неразвиты для любого ответа
на вопросы такого рода. Проклят, кто слепого сбивает с пути. Только очень
жизнеспособная цивилизация может перенести их Посещение. Но если уж такая
жизнеспособная цивилизация перенесла их Посещение, то ее благородной
задачей является оказание помощи и поддержки слабым цивилизациям,
подвергшимся страшному испытанию Странников. И, по мере развития,
нейтрализация их деятельности, вплоть до замены их способа контроля на
свой, более гуманный и продуктивный, позволяющий сохранять все
преимущества любой цивилизации. К сожалению, пока такой цивилизации,
видимо, нет. Но можно надеяться, что человечество сможет, в конце концов,
взять на себя эту благородную миссию.
К моменту Посещения земная цивилизация и без ядерных бомб была готова
уничтожить человека на земле. Возможно, мы заждались упомянутого толчка и
слишком погрязли в своем порочном кругу старцев-новаторов и
молодых-приспособленцев. Мы были, как люди, которые пришли смотреть на
цветок, и для удобства на него сели. Посещение добавило к этому свои
прелести, типа "ведьмин студень", "смерть-лампа", "рачий глаз" и т.д. -
все в духе нашего времени. Далее Странники дали свой вариант "нового
общества", приведший к жуткому сообществу леса. Это тоже была страшная
пародия на систему воплощения наших идей. Но данную историю, как хорошо
известно, поведал миру Кандид. Так возникла язва земной цивилизации, а
арсеналы средств уничтожения пополнились мощными орудиями. Странники
сделали свое дело на земле, взрыв стал неизбежен, и он последовал. Женщины
из леса предъявили ультиматум. Человечество немедленно разделилось на два
лагеря, и началась бойня с применением всех средств уничтожения.
Последствия были катастрофичными, ведь никто не знал всех возможностей
леса, новых видов оружия, и старых тоже. Только великое учение Кандида и
его последователей позволило уничтожить зону и лес, но..."
Далее текст обрывался.
Я не мог читать дальше, только посмотрел последнюю страницу, где было
написано: "и каждому народу положен свой срок, и когда этот срок приходит,
никто не властен ни на единый час отодвинуть или приблизить его", - и
закрыл книгу. Я весь дрожал. Дикие мысли блуждали в моей голове. Дядя
Аксель забрал у меня книгу, аккуратно вложил ее в пакет и убрал его.
- Вот видишь, - сказал он, - есть и другие книги, но проповедники о
них не упоминают, хотя и знают про их существование. Но как узнать, кто же
из Древних прав? Я тоже был потрясен написанным здесь, но все же очень
многое из этих книг мне непонятно. Наверное, мы слишком мало знаем о жизни
Древних.
- Н-но к-к-как ж-же слова, к-которые принадлежат богу и з-записаны в
библии и в "Покаяниях", - все еще дрожа и заикаясь спросил я. Мысли мои
продолжали путаться, но я продолжил:
- Ведь...
Дядя Аксель нетерпеливо оборвал меня:
- Слова, - сказал он, - это помутившееся зеркало, которое ничего не
отражает. Хорошо бы проповедникам задуматься над этим. Они должны спросить
себя: "что мы делаем? О чем молим? Какими в самом деле были Древние?
Какими они были, если принесли себе и всему миры такое страшное
опустошение? Кто же такие эти Странники? Посланцы дьявола или бога? И чему
служило Посещение?" А подумав, они должны были бы сказать: "правы ли мы?
Наказание изменило землю, можем ли мы надеяться вновь сделать ее такой,
какой она была при Древних? И должны ли мы стремиться к этому? Может,
Посещение и Наказание тесно связаны и направлены на то, чтобы изменить мир
и жизнь Древних, изменить землю, изменить людей, открыть им их
предназначение и их возможности? Что выиграем мы, если вновь построим мир,
который закончится новым Наказанием?" Ибо ясно, мальчик, что как бы
удивительны ни были Древние, они тоже делали ошибки - и никто не знает,
насколько они были мудры, и насколько ошибались.
Большую часть того, что он говорил, я пропустил мимо ушей. Я был
слишком потрясен прочитанным, но самую суть его рассуждений я понял.
10
...Вспомни, что писал Банев в той книжке: "Новому человечеству, как и
женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист
может совершить над ним насилие".
11
[Дядя Аксель ухлопал муженька Анны]
Дядя Аксель замолчал. Потом заговорил, немного поколебавшись:
- Помнишь, я рассказывал тебе про Мортена. Так вот, с ним плавал еще
один человек. Он не был профессиональным моряком, и никто теперь не
помнит, как его звали. Но у него была громадная жажда познать историю
Древних. За этим он и отправился в плавание на юг. И там он отыскал-таки
древние книги и рукописи, а возможно и еще что-то. По ним он написал книгу
"Путь древних", а найденное принес на корабль. К сожалению, он не дожил до
конца плавания. В своих поисках он слишком далеко забирался в дурные
земли, и это сказалось. Все найденное им уничтожили церковники, но
рукопись удалось утаить и сохранить. Собственно, это он, своим огненным
энтузиазмом, пробудил в Мортене стремление к раскрытию людям правды о
южных землях и вызвал стремление к осмыслению природы Наказания.
Дядя Аксель тяжело вздохнул, внимательно поглядел на меня и
продолжал:
- Мне удалось прочесть его рукопись и даже переписать ее. Именно она
пробудила во мне, как и во многих других, читавших ее, такое отношение к
нашей жизни. В ней тоже не все понятно, видимо, он успел слишком много
узнать, но все же его мысли более близки нам, чем писания древних авторов.
Наступило время тебе ознакомиться с этой книгой. Я думаю, что тебе
предстоят тяжелые испытания, и ты должен знать про ошибки и надежды твоих
предков. Кто не желает помнить прошлого, навеки приговорен к тому, чтобы
переживать его вновь и вновь.
И дядя Аксель протянул мне исписанную тетрадь.
С трудом разбирая его почерк, я начал читать. Книга начиналась
словами: "Я обложу вас жилами и выращу на вас плоть, и покрою вас кожей, и
введу в вас дух - и оживете".
Понемногу чтение захватило меня.
"...Как показали последние исследования, в системе отношений
"природа-человек" природа выступала отнюдь не пассивным, тем более
страдательным партнером. Человеку казалось временами, что он берет над
природой верх, что не природа ему, а он диктует природе свои законы,
которым она начинает послушно следовать. Чем дальше развивалась наука, тем
глубже она постигала систему вселенной, в которой человеку отведено не
малое, но и не столь уж большое место, тем чаще склонялась к выводу, что
путь прогресса определяется отнюдь не навязыванием природе своих желаний.
Этот путь требует вдумчивого и неторопливого постижения законов и
закономерностей природы, умения ими пользоваться, поскольку человек в
своей биологической сути остается частью природы, подчиняется законам
биосферы.
Терпеливая, гибкая, самовосстанавливающаяся природа отступала перед
натиском человека, когда человек овладел силами пара, электричества,
атома, используя природные ресурсы, уничтожая и перерабатывая для своих
нужд огромные количества биомассы. Человеку богатства биосферы казались
неисчерпаемыми. Он вырубал леса, распахивал степи, создавал огромные
водохранилища, собирался растопить ледники в горах и направлял в обратную
сторону воды рек. Но внезапно все изменилось.
После сотен лет победоносной войны с природой за какие-то одно-два
десятилетия выяснилось, что все это не так просто и не так хорошо. Что
беря у природы, ей нужно обязательно давать соответствующую компенсацию.
Что при концентрации промышленных предприятий, необходимо создавать вокруг
них леса и парки, создавать искусственные водоемы и очищать воду. Что
вырубленные леса не восстанавливаются сами, а их исчезновение резко меняет
климат в худшую сторону. Что огромные водохранилища на месте бывших лугов
и полей катастрофически нарушают сложившееся на тысячелетия экологическое
равновесие. И если человек заинтересован в собственном будущем, он должен
со вниманием относиться к своему настоящему, в первую очередь к природе,
которую получил в наследство от предыдущих поколений.
"Венец природы", каким привык было считать себя человек, внезапно
обнаружил, что существование его вида зависит от существования природной
среды - и не вообще какой-нибудь, а именно той, в которой он возник,
сформировался, - вместе с которой развивался на протяжении сотен тысяч и
миллионов лет. Человеку нужен воздух - но лишь того химического состава,
которым он дышал на протяжении всех тысяч поколений; ему нужна вода - но
вода с теми примесями, к которым приспособился его организм, а не с
какими-либо еще; ему нужна пища - но именно такого химического состава,
который удовлетворяет потребности его организма, и так до бесконечности. В
конце концов, ему нужна вся биосфера Земли - такая, в какой он вырос, а не
измененная промышленными выбросами и радиоактивными отходами.
Эта биосфера, состоящая из бесчисленного количества компонентов,
часть которых употреблялась в пищу, часть сжигалась и уничтожалась, часть
видоизменялась, при ближайшем рассмотрении оказалась единой. Из нее ничего
нельзя было изъять безнаказанно. Каждый мельчайший биологический вид,
каждый кусок территории со своей фауной и флорой, каждый кубометр воды,
участвующий во всеобщем круговороте, являлся необходимым звеном в единой
цепи жизни.
Рано или поздно, разрыв каждой такой цепи приводил к необратимым
изменениям.
Еще недавно мы привыкли смотреть на болота как на пустопорожние,
"бесполезные" пространства, которые необходимо осушить, раскорчевать,
обработать. Правота такой точки зрения казалась столь очевидной, что
человек с присущим ему пылом принялся за уничтожение болот и
преобразование природы по своему усмотрению. Результаты не замедлили
сказаться. Причем совершенно не те, на которые человек рассчитывал. Вместе
с болотами стали исчезать реки, леса, пересыхать поля. Там, где еще
недавно зеленели луга и сочные поймы, пронеслись первые черные бури,
разрушавшие, уносившие за мгновения всю ту благородную почву, которая
накапливалась тысячелетиями... Так оказалось, что болота - огромные
резервуары воды, приготовленные природой на аварийный случай, резервации
растительной жизни на случай засухи и пожаров, которые останавливаются у
его края или опаляют болото только поверху. Как человек запасает на случай
пожара огнетушители, бочки с водой и ящики с песком, так
предусмотрительная природа, создавшая жизнь, во множестве запасла болота,
где не только человек, но и все живое в критический момент может найти
убежище и поддержку...
Понемногу я стал понимать, что Наказание возникло не на пустом месте
и не из-за какой-либо вины перед богом, а каждодневно подготавливалось
людьми. И быть оно могло в любой форме, которая была следствием либо
земных условий, либо условий развития разума во вселенной, либо синтеза
того и другого, как, собственно, и получилось у нас на Земле в результате
Посещения.
"...Однажды и только однажды в ходе своего планетарного бытия Земля
могла создать оболочку жизни. Точно так же лишь единожды эта жизнь
оказалась в состоянии подняться на ступень сознания. Одно время года для
мысли, как одно время года для жизни. Не надо забывать, что вершину древа
с этого момента составляет человек. Человек не сотворен таким уж могучим,
чтобы ему не требовалось сузить окружающий его мир и соорудить себе
какое-нибудь укрытие... Адам и Ева по преданию обзавелись лиственным
кровом раньше, чем одеждой. Человеку был нужен дом и тепло - сначала тепло
физическое, потом тепло привязанностей. У людей есть все: красота, любовь,
тепло, у них есть все это с древнейших времен, и поэтому им нужно только
тепло, любовь, доброта, внимание, чтобы полностью раскрыться. Значит,
глупо сокрушаться из-за гнусности ушедшего мира. Нужно строить свой, но не
забывать про прошлое. А если вас огорчает и даже ужасает невозвратность
однажды утраченного счастья, однократно полученной жизни, единственного
друга или милой сердцу, то стоит уничтожить этот риск мгновенной потери
содержания целой жизни - и пропадет все величие и святость жизни, ее
прелесть, доблесть души и правда Земли. Людям трудно вообразить мир без
себя. "Да здравствует мир без меня!" - Это хорошо, великодушно сказано,
однако предпочтительней мир со мной, в крайнем случае - я без мира.
Соглашаться с тем, что мир будет существовать без тебя, крайне трудно,
сознание этому противится. И тогда - у скольких! - звериная, кошачья
хватка: пусть все, что угодно, только бы я! Пусть весь мир перестанет
существовать, но лишь бы - я, я, я вот сейчас, вот в эту минуту! Лишь бы я
существовал!..
Чуть отдышавшись, они прибавляют: "...И при этом неплохо чтоб
существовал! Любой ценой!"
И тогда им назначают цену...
Так уничтожается тепло привязанностей, так рождается потребитель.
Потребитель - всегда только разрушитель, пусть даже потенциальный. Чтобы
стать созидателем, надо научиться сохранять существующее. Наука эта
настолько сложна, что и сейчас, через два с половиной миллиона лет, как я
исчисляю древо человеческое, далеко не каждый из нас оказывается
охранителем. Не охранником, нет (для этого нужно не сознание,
подготовленное жизнью и бытом многих поколений, а всего лишь приказ и
дубинка), а охранителем - по любви и пониманию, по способности к
самоотречению, - чтобы в охраняемое вложить всего себя не для
сегодняшнего, а для завтрашнего дня, для других поколений, ради которых и
твоя жизнь согрета огнем далекого костра предков.
Тот человек, вооруженный топором, копьем, но отграниченный пламенем
костра от окружавшей его природы, которая, казалось ему, тонет в
беспросветном мраке, еще не был человеком. Он не мог претендовать на это
высокое звание потому, что его глаза слепили голод, желание и костер,
который не столько освещал мир, сколько превратно толковал его, утверждая
свет, жизнь, истину только в освещенном им круге. На самом же деле все это
лежало вне его пределов. Дочеловек именно боролся с природой, уничтожая
ее, разрушая, сокрушая ударами топора, навязывая ей свое собственное
сопротивление, наделяя ее собственными яростью и страхом.
Мне часто кажется, что мы, живущие сейчас, вновь те же люди. Мы
ограничили себя кругом веры и, пусть внутренне критикуемой, покорностью
всем решениям правительства. Все, что написано в наших догматах, и все,
что высказано нашими чуткими и мудрыми вождями, неукоснительно признается
единственно верным, не подлежащим не только сомнению, но даже осмыслению.
Мы считаем, что верно и нравственно только то, что лежит внутри
одобренного верой и постановлениями круга. мы уничтожаем отклонения,
уничтожаем ростки всего нового, того нового, что не укладывается в рамки
ранее принятых законов, удовлетворяющих вождей и их окружение. И борются
за чистоту перед лицом господа не охранители, а охранники. Перед нами
лежит мир чудес, мир, ждущий наших рук и умов, мир, ждущий и ищущий в нас
не мелочных, фанатичных и ограниченных надзирателей, а внимательных
друзей, старших братьев, являющихся гармоничной частью всего сущего,
частью единого целого, неотделимой частью разума вселенной. Нужно выйти за
пределы нашего круга, сделать то, что не удалось нашим предкам, но что они
завещали нам. Свободу и счастье человек приобретет не от церкви, не от
правительства - от них мир лишь переполняется приказами: "делай, как я, не
то арестую! Молись, как я, не то изобью!" - А от внутреннего
самовоспитания, раскрытия в себе умения понимать красоту и сложность мира,
умения разделять чистоту и грязь, правду и ложь, заблуждения и продуманную
корысть. И при этом не бояться...
У древнего человека было достаточно сил и жизнестойкости, чтобы
выжить в этой борьбе, понять кое-какие идеи, воплотить их в орудия из
дерева, камня, кости, защититься от первого натиска стихий. Но к созиданию
и преображению природы он мог прийти тоже только через понимание и
наблюдение. Для этого требовалось не противостояние. Человек должен был
почувствовать себя заодно с природой, увидеть в ней не противника, а
союзника, во всяком случае партнера... то же предстоит и нам. Осознанная
любовь к своему народу не соединима с ненавистью к другим. Любя свой
народ, свою семью, скорее будешь любить другие народы, другие семьи и
людей, пусть даже они отличаются от тебя, от твоего народа. Даже если они
отклонения. В каждом человеке существует общая настроенность на ненависть
или на любовь, на отъединение себя от других или на признание чужого - не
всякого чужого, конечно, а лучшего в чужом, не отделимая от умения
заметить это лучшее. В этом сила людей, которая позволит им пройти через
вселенную. Эта сила напомнит нам нашу собственную забытую историю, шаг за
шагом проведет по ней и покажет, что не войны, не страх и ненависть, а
дружба, сотрудничество с окружающим миром и взаимопонимание позволят нам
выстоять, вырасти и найти свой путь в трудных коридорах времени - путь,
который сейчас еще далек от своего конца, и от которого, возможно, зависит
нечто большее, чем сохранение жизни на нашей родной планете..."
Читая, я начинал видеть наш мир, свои поступки, поведение дяди
Акселя, моего отца и других в совсем ином свете. Мне было горько, что я
тратил и трачу свои способности исключительно на приспособленчество, что
не понимал этого раньше. Досадовал, что дядя Аксель дал мне прочесть это
только теперь, хотя осознавал, что раньше я не был достаточно зрел, чтобы
сделать правильные выводы из прочитанного и мог бы наделать массу
глупостей. Во мне рождалось что-то новое и прекрасное. Ясно, что
немедленно за чтением я не стал бы другим, но книги вкладывали в меня все
то, что рано или поздно, после беспощадных раздумий, поставило бы меня в
ряды искателей и борцов за человечность, рядом с Мортеном и его
товарищами.
Я продолжал читать про события во время Наказания..
"... Одновременно сползали с гор ледники, сокрушая отмеченные на
картах леса, деревни, церкви, погребая пашни, дороги, перевалы. Лежали
мертвые на осклизлой, растоптанной, мокрой земле, в грязи, в налитых водой
колеях, в наполненных грязной жижей кюветах у дороги. В это время на
равнинах и в горах поднимался уровень озер, затапливая пойму и берега,
поднимался уровень внутренних морей, наступавших на стены прибрежных
городов, выгонявших из нор животных и змей, от которых людям приходилось
спасаться как и от волн. А в местах, где зона демонстрировала свою мощь,
растрескавшиеся такыры пересыхающих озер наполнялись "живым туманом".
Жители гор опускались в предгорья, а понизившийся уровень мирового океана
открывал для человека очередную плоскость морской террасы. И в это же
время в лесной зоне под ударами ядерных устройств, торфяники наполнялись
влагой, выросший было на них лес погибал, и мягкий мохнатый торф из
круглых озер обволакивал пни и остатки деревень аборигенов...
Так продолжалось недолго...
Перемена наступала незаметно. Она начинала ощущаться много позже
того, как невидимый маятник достигал определенного ему предела и начинал с
усилием продираться назад сквозь вязкое, тормозящее его ход пространство
времени. Только благодаря подвигу Кандида, понявшего и остановившего "Часы
жизни", сила зоны была подорвана. Переход к противоположному состоянию
совершался долго. Он походил на планомерное, медленное наступление
невидимых армий, выпивающих степные ручейки, озера, чуть ли не вдвое
сокращавших обширные водоемы, понижавших уровень грунтовых вод, иссушавших
материки и загонявших вверх, к бесплодным каменным вершинам, горные
ледники. Горели леса, дымились высохшие торфяники в зоне, пересыхали
степи, в воздухе носилась радиоактивная пыль и серые хлопья "живого
тумана".
Если период военных действий был короток, энергичен и катастрофичен -
на морях бушевали штормы, гигантские приливные волны обрушивались на
берега, - "всемирные потопы" погребали под слоями "сосущего ила" города,
которые еще не были уничтожены атомной атакой, сверкающие глетчеры
обрушивались в долины хаосом ледяных глыб и оползнями, - то засушливая
фаза агонии зоны подкрадывалась исподволь. Она обманывала временным
увеличением дождливых дней, порою общим похолоданием, туманами. Тогда
казалось, что Странники вернулись. А между тем, год от году иссякали
источники, и земля, принимающая всезатопляющий ливень, оказывалась вскоре
сухой, растрескавшейся и обнаженной.
Можно считать доказанным, что биосфера зоны была тесно связана с
биосферой Земли, а потрясения, нанесенные биосфере зоны, с неизбежностью
привели к изменениям экологических связей Земли. Если человек не мог
приспособиться к изменившимся условиям, он погибал или оказывался в
своеобразном эволюционном тупике, где с трудом поддерживал раз достигнутый
уровень. Изменение образа жизни, пищи, внешних условий, а вместе с ними и
биохимии организма неизбежно должно было привести к изменению
наследственности. Такое положение заставляет задуматься над следующим
вопросом: в каком направлении под влиянием изменившейся природной среды и
среды искусственной менялся генетический код человека? Как это
происходило, в какие сроки, к чему приводило - пока неизвестно. А значит,
и к отклонениям нельзя подходить только с меркой божественного
соответствия. Кто знает, может, некоторые из них - наше будущее.
Создание мутантов отрывало человека от биосферы, укрепляло его
позиции, делало его относительно независимым от климата, территории,
естественных ресурсов. Одновременно это отторжение ослабляло человека как
биологический вид. Борьба за существование из плана физического
оказывалась перенесенной в область знания, область мысли, неосферу. Это
относится к тем мутантам, которые дали человеку отличия не столько
внешние, сколько внутренние, резко расширяющие способности и возможности
людей. Возможно, эти способности были давно заложены в людях, но до сего
момента находились в "затемненном" состоянии. И если прежде выживал
наиболее сильный, наиболее ловкий, наиболее выносливый, то с течением
времени его место займет наиболее гибкий, наиболее опытный человек,
представляющий уже не биологическую единицу, а социальную группу.
Кооперация, как правило, до сих пор была кратковременной, от случая к
случаю. Люди объединялись для коллективной охоты, постройки общественного
дома, загона для животных, на рыбной ловле. Семья была единственной
постоянной общественной единицей, и вопрос ее существования, кроме
критических ситуаций, связанных с жизнью поселка или города, зависел от
нее самой. Немощным и хилым приходилось плохо. Для жизни требовался
доброкачественный, здоровый человеческий материал.
С развитием человеческих способностей все изменяется. Будущее
достигается не на срезе сегодняшнего дня. Понять, предугадать и объяснить
его можно, только помня о прошлом и зная его. Если человек смутно
представляет своих родителей, не знает, какими были его деды и прадеды, а
знает лишь образ господа, то для него будет загадкой его собственный
ребенок. В самом деле, какие черты характера он может унаследовать? Какие
таланты в нем проявятся? Какие наследственные болезни наложили отпечаток
на его генетический код?.."
Читая, я понимал значение не всех слов, видимо, дядя Аксель был прав,
говоря, что автор много успел понять так хорошо, что не счел нужным
объяснить. А может, он надеялся объяснить все по прибытии в Риго? Теперь
этого уже не узнать. Но несмотря на это, общий смысл написанного,
действительно, был ясен и понятен. У меня словно раскрывались глаза.
Теперь я мог совсем по-другому воспринимать написанное Баневым и другими
пророками древности. Теперь я мог быть достойным учеником великих
учителей. Теперь я мог бороться, зная, что я отстаиваю, и не стесняясь
своих способностей. Воздействие этой книги я мог сравнить разве что с
осознанием своей непохожести на нормальных людей.
Я заканчивал чтение, когда уже темнело.
"...Путь, ведущий исследователя в космос через ритмы биосферы и
глубинные тайны нашей планеты, заманчив и увлекателен. Земной шар
покачивается в "солнечном ветре" над твоими ладонями. И все же изучение
прошлого без попытки изучить - хотя бы в малой степени - его созидателей
мне представляется неэтичным.
Потому что человек...
Но что же такое человек? - перебиваю я сам себя. Что значит его
история, та, казалось бы, давно превратившаяся в пыль, стертая ледниками,
похороненная в глубине озер и морей, занесенная песками пустынь,
периодически превращавшихся в зеленые саванны? Зачем разбираться в
прошлом, склеивая его, как склеивают черепки разбитого горшка, в котором
уже ничего не сварить? Но этот склеенный из обломков горшок приобретает
над нами магическую власть, и, забросив сиюминутные, более практические и
важные дела, мы прикасаемся к нему, рассматриваем его, спорим о его
происхождении, назначении, судьбе, как будто бы от этого зависит судьба
нас или наших детей.
Может быть, так оно и есть?
Индивидуальность - это память. Лишите человека памяти, сплетенной из
солоноватости вкуса первого поцелуя, от которого кружилась голова и
дрожали ноги, из нежной ласки солнечного луча, скользнувшего по подушке
после беспамятства болезни, из запаха трав за околицей, отмечавших первый
шаг в большой и неведомый мир, когда беспричинна радость, и жизнь кажется
почти полетом, лишите человека стыда проступка, о котором никто не знает,
горечи слез первой утраты - и что останется от него?
Так, может быть, прошлое и есть коллективная память человечества, без
которой оно станет идиотом, живущим сиюминутными отправлениями?
Если это не так, откуда же у человека этот непреходящий интерес к
прошлому, в которое он как в саркофаг помещает свое происхождение, идеалы,
мечты, надежды, словно все лучшее, все, ради чего стоит жить, бороться и,
если надо, умирать, находится не в настоящем, не в будущем, а в давно
прошедшем?
Мне приходилось говорить о прошлом с разными людьми. Не только о
глубокой древности, но и о событиях столетней, а то и меньшей давности. И
всякий раз удавалось отметить момент, когда интерес к прошедшему
оказывался выше интереса к настоящему. Не так ли из смутного в детстве
сознания добытия рождается интерес к неведомому, существовавшему раньше
нас, - интерес к предметам, людям, событиям? Пытливый, обретающий гибкость
ум лижет мысли ушедших эпох, пытаясь постичь заключенные в них идеи,
уловить аромат времени, как огонь лижет сухие ветки разгорающегося костра.
Он питается вещественностью исчезнувших миров и взвивается ярким пламенем
мысли, надеясь проникнуть сквозь время, просочиться по капиллярам трещин
обожженного кварца к его сохранившейся середине.
И каждый раз это приводило к человеку. Он существовал как знак
интеграла, как бы объединяя собой все и давая смысл всему существующему в
мире: тот "микрокосм" мыслителей, который в нашем сознании занял срединное
положение между двумя бесконечностями микро- и макромира.
Да и могло ли быть иначе? Не потому ли возникла наука, возникла из
напряженного стремления к постижению себя и мира, к снятию мучительного
противоречия в сознании между "я" и "не-я", к утверждению человека в мире,
что, сколько бы ни говорить о возможных "случайностях", конечным продуктом
земной биосферы (а вместе с ней и космоса) оказывается именно человек?
Само существование человека есть факт непрерывно длящегося "акта
творения". Согласно древним источникам, он начался взрывом нейтронной
среды сверхновой, привел к созданию биосферы, а ее эволюция, в свою
очередь, привела к возникновению человека - феномена, в отличие от всей
остальной материи несущего в себе настойчивую потребность самопознания и
самопостижения. Это и есть грань, отделяющая человека от природы и его
"малых братьев".
Разум разлит в природе шире, чем мы иногда думаем.
Есть и другая сторона, быть может, не менее важная для человечества и
для биосферы. При внимательном рассмотрении можно заметить, что структура
прошлого, угадываемая нами в земных катаклизмах, ритмических пульсациях и
потрясениях, причины которых лежат за пределами нашей планеты, оказывается
отражением чрезвычайно сложной структуры большого космоса, в котором
несется наш общий космический корабль - планета земля.
Он идет под всеми парусами через бездны времени и пространства,
выдерживая космические штормы и вторжения, рассекая волны космических
цунами, дрейфуя в тисках космических льдов - и все это невидимые штурманы
аккуратно заносят каждый раз на страницы судового журнала с обозначением
координат и точной даты. Время и пространство не пощадили ни корабль, ни
бортовой журнал. От его ранних записей осталось немного, но сейчас мы уже
начинаем разбирать отдельные символы, сопоставляем их друг с другом,
пытаемся догадаться об их назначении. Чтобы записи оказались
упорядоченными, сконцентрированными, понадобилось создать человека, к
которому, в сущности говоря, они и были обращены. В кабалистических
письменах прошлого скрыта формула постижения нас самих и нашего будущего.
Эти записи - как лоции отважных первооткрывателей, по которым опытные
капитаны, вооруженные опытом и знаниями, предугадывают возможные
опасности, чтобы встретить их во всеоружии, встретить достойно.
От того, как человек относится к своему прошлому, в конце концов
зависит, сумеет ли он достойно встретить свое будущее...
Заканчивалась тетрадь следующими признаниями:
"...Сейчас, когда я вошел в дух памятника Кандиду, построенному
неизвестными мне мастерами и спрятавшими в нем его мысли, я преисполнен
величайшего благоговения, удивления и благодарности судьбе за то, что из
глубины веков донесла она до нас это чудо. В пустыне веков, где камня на
камне не осталось после войн, пожаров и лютого истребления, стоит этот
одинокий, ни на что не похожий собор нашей древней славы. Страшно, жутко
подходить к нему. Невольно глазу хочется найти в нем знакомые пропорции
наших привычных памятников. Напрасный труд! Нет в нем этих черт, все в нем
полно особой дикости, иной, не нашей мерой измерил его художник. Находясь
рядом с ним, чем напряженнее я пытался ощутить время, отделяющее далекое
прошлое от настоящего, чем внимательнее всматривался в предметы внутри
него, пытаясь увидеть за ними создавшего их человека, тем больше
убеждался, что преграды времени нет. Во все эпохи человек был одинаково
человеком: умным и глупым, недоверчивым и легковерным, мужественным и
трусом, художником и ремесленником, предателем и подвижником. Он любил,
страдал, боролся, подпадал жару страсти и зову за горизонт. Он отличался
разрезом глаз, широтой скул, формой черепа, цветом кожи, языком, на
котором он излагал свои мысли, но даже в крайностях своих не выходил за
рамки, определяющие и сейчас этот единственный вид: ХОМО САПИЕНС,
обитающий на нашей планете. Разве не идет дождь для всех равно? Не дышим
ли мы все единым воздухом? Все народы, все отклонения и все мутанты
равноправны и все совершают общее дело для человечества.
Что же касается нынешних правителей и отцов церкви, со своим
повальным отрицанием всех отклонений, то они просто страшны. Они, в
сущности, деспоты. В них деспотический эгоизм и нетерпимость. На самом
деле, какой свободы являются они поборниками? Поверьте им на слово и
возымейте в вашу очередь желание быть свободными. Начните со свободы самой
великой, самой законной, самой желанной для человека, без которой всякая
другая не имеет смысла - со свободы мнений. Посмотрите, какой ужас из
этого произойдет, как они на вас накинутся за малейшее разногласие, какой
анафеме предадут, доказывая, что вся свобода в безусловном и слепом
повиновении им и их доктрине. Благодарю за такую свободу!"
Бог жив, пока я жив, в себе его храня. Я без него ничто, но что он
без меня?.."
На этом записи прерывались. Я молча вернул тетрадь дяде Акселю. Я не
испытывал нервного потрясения, как тогда, когда дядя Аксель дал мне
прочесть книгу Банева. Я испытывал сильное чувство какого-то просветления
и необходимости думать и анализировать свою жизнь. Дядя Аксель с улыбкой
глядел на меня. Он правильно понимал мое состояние и не хотел мешать моим
мыслям. К прочитанному трудно было что-то добавить.
14
[Петра телепатически беседует с женщиной с Цей-лона]
Мы же, новые люди, живем по законам великих учителей - Банева и
Кандида. Сейчас время возрождения Земли. Проблем и неясностей у нас очень
много. Но мы верим, что пророчества, принесенные Кандидом, сбудутся. А для
их реализации необходимы люди с нашими способностями. Это главное условие
Кандида и Банева. Об этом я вам как-нибудь расскажу подробнее. В настоящее
время наше общество разделилось на две больших группы - на "Общество
братьев Банева" и "Общество братьев Кандида". Главная цель у обоих обществ
одна - возродить могущество земной цивилизации, а вот способы достижения
этой цели разные. Отсюда и деление. Но оба общества не только не
конкурируют друг с другом, а помогают друг другу, хотя представители
каждого твердо верят в правильность именно своего пути.
Общество братьев Банева готовит отлет людей с Земли в звездолете
огромных размеров на поиск планеты, похожей на Землю, но которую еще не
посещали Странники. Члены этого общества считают, что нашу Землю уже не
возродить, и, согласно учению Банева, необходимо создать в звездолете
прообраз земных условий, найти новую Землю, освоить ее и ждать появления
странников. А с их появлением действовать по основным заветам Банева, что
позволит подчинить Странников и получить доступ к самым сокровенным тайнам
вселенной. Иначе люди будут "издыхать от страха в ожидании бедствий,
грядущих на вселенную".
Общество братьев Кандида стремится возродить старую Землю и построить
общество согласно манускриптам Кандида. Это требует от нас, я вхожу в это
общество, много усилий, а имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы пока
очень невелики, так как почти всю технику мы отдали последователям Банева.
Но им без этого совершенно невозможно воплощать свою идею. В свою очередь
они тоже много помогают нам, так что обделенными мы себя назвать не можем,
да и первые результаты обнадеживают.
Однако постройка большого звездолета все же движется более успешно,
чем возрождение Земли, но ведь "Обществу братьев Банева" предстоит еще
полет и освоение новой планеты. Это выравнивает шансы обоих направлений.
В дальнейшем, о чем имеется твердая договоренность, то общество,
которое первым достигнет поставленной цели, будет помогать отстающему, а
отстающее, в свою очередь, примет помощь без ложной гордости. Если оба
общества достигнут цели практически одновременно, произойдет
воссоединение.
Что касается учений Кандида и Банева, то они единодушны только в
одном положении. Для достижения цели, поставленной каждым учением, нужны
люди с "проснувшимися способностями". Такие, как вы. Мы ищем их всюду, без
них достижение цели невозможно. Именно им сейчас и потом, сознательно или
неосознанно, суждено разрешить все критические ситуации, которые возникнут
на пути возрождения.
Найденные нами люди с "проснувшимися способностями" сами решают, в
какое общество им вступить. Представители обоих обществ говорят с ними,
подробно разъясняя свои планы и идеи, но ни к чему не принуждают. А потом
новые члены нашего общества сообщают о своем решении. Это предстоит и вам,
поэтому я не буду рассказывать о наших идеях подробно, всему свое время.
Что касается людей без наших способностей, а также тех, кого вы
называете мутантами, то они ни в чем не ограничены и также входят в
какое-то наше общество. В основном они примыкают к "Обществу братьев
Банева", потому что им тяжело видеть свою неполноценность, а путешествие к
новым мирам может помочь им найти свое новое лицо.
В плане поиска новых людей, которые могут внести свою лепту в великое
дело, "Общество братьев Кандида" проявляет повышенную активность.
Например, мы соорудили памятники в дурных землях и около них, куда
поместили копии давних преданий и другие вещи, которые должны помочь тем,
кто их найдет, в выборе своего пути, и рассказать про историю и судьбу
Земли.
16
[Дэвид телепатически беседует с женщиной с Цей-лона]
Я спросил у подруги Петры, зачем им так нужны люди с умением посылать
мысленные образы, что они из-за них идут на такой риск, и в чем
заключается подвиг Кандида.
В ответ на мой вопрос и, видимо, под влиянием пейзажа, который она
наблюдала, женщина стала рассказывать предание о подвиге Кандида:
"В то давнее время Кандид жил в одной из деревень леса. Как он попал
туда, и чем занимался раньше - нам не известно. Все началось с того, что
рано утром одна женщина подняла соседей истошным криком - она обнаружила
следы раздвоенных копыт, принадлежащих какому-то неведомому доселе,
двуногому животному. Следы эти были четки и определенны. В каждом дворе
устроили западню, и через некоторое время загадочный пришелец был пойман.
Это произошло среди ночи, и Кандида разбудил доносившийся из соседнего
двора жуткий плач, похожий на мычание молодого бычка. Когда он вышел
посмотреть, что случилось, то толпа мужчин уже снимала чудовище с острых
кольев, вбитых, по совету Кандида, в дно ямы, прикрытой сухими листьями.
Чудовище к тому времени уже не мычало. Весило оно как добрый бык, хотя по
величине не превосходило мальчика-подростка, из ран сочилась зеленая,
вязкая кровь. Тело его было покрыто грубой, усеянной клещами, шерстью и
струпьями. Убитый напоминал телом скорее не человека, а захиревшего
ангела: у него были чистые и тонкие руки, сумрачные глаза, а на лопатках -
две мозолистые культи, иссеченные рубцами остатки мощных крыльев, которые,
по-видимому, были чем-то обрублены. Труп подвесили за щиколотки к одному
из деревьев на площади, чтобы все могли посмотреть, а когда он начал
разлагаться, то сожгли на костре.
Вскоре после этого пошел дождь из крошечных желтых цветов. Всю ночь
они низвергались на деревню, подобно беззвучному ливню, засыпали все
крыши, завалили двери, удушили людей, спавших под открытым небом. Нападало
столько цветов, что поутру вся деревня была выстлана ими, как плотным
ковром.
И тогда Кандид сделал вывод, что деревня уничтожила своего хранителя
и обречена. Поэтому он решился, собрал уцелевших жителей деревни и повел
их в направлении того места, где когда-то потерял свою Наву.
Однако местность со времени его первого похода изменилась. Они вышли
из той части леса, где жили, прошли через желтую пустыню, где эхо
повторяло мысли Кандида, добрались до высохшей реки и спустились по
каменистому берегу до тропинки, ведущей в другую часть леса.
В течение следующих десяти дней они совсем не видели солнечного
света. Почва под ногами стала влажной и мягкой, как вулканический пепел,
заросли с каждым шагом приобретали все более угрожающий вид, временами
казалось, что мир навсегда утратил свою радость. В этом царстве сырости и
безмолвия, похожем на рай до свершения первородного греха, ноги
проваливались в глубокие ямы, наполненные чем-то маслянистым и дымящимся.
Целую неделю они брели как сомнамбулы все вперед по мрачному миру скорби,
озаряемые только мигающими огоньками светлячков. Пути обратно не было,
потому что тропа, которую они прорубали, тут же исчезала под новой
зеленью, выраставшей почти у них на глазах. Наконец, они вышли на большую
поляну. Их окружала темная, беззвездная ночь, но эта тьма была насыщена
новым чистым воздухом. Измученные долгим переходом, люди подвесили гамаки
и впервые за две недели уснули глубоким, но беспокойным сном.
Кандиду приснилось, будто он входит в пустой дом с белыми стенами -
испытывая тягостное чувство, что он первое переступающее этот порог
человеческое существо.
После этого нездорового сна он покрылся липкой испариной. Сквозь
слезы он заметил светящиеся оранжевым светом диски, которые стремительно
пересекали небо, подобные падающим звездам, и решил, что это знамение
смерти. Потом он снова заснул и до утра снов не видел.
Кандид пробудился, когда солнце поднялось уже высоко, и оцепенел от
удивления. Прямо перед ним, нескладный и обветшалый, высился огромный дом.
Казалось, что это сооружение находится в каком-то своем, ограниченном
пространстве - в заповеднике одиночества и забвения, куда не имеют доступа
ни время с его разрушительной силой, ни люди с их суетой.
Спутники Кандида, сдерживая пылкое нетерпение, уже обследовали дом
снаружи и не обнаружили ничего, кроме густого леса цветов. Однако никто не
решался войти в дом. Двери его, с изъеденными ржавчиной петлями,
держались, казалось, только на опутавшей их паутине, оконные рамы набухли
от сырости, в трещинах, избороздивших цементный пол дворика, росли трава и
полевые цветы, сновали ящерицы и разные гады - все как-будто подтверждало,
что здесь давно никто не живет.
Тогда Кандид толкнул плечом парадную дверь, ее трухлявое дерево
рухнуло к его ногам бесшумным обвалом из пыли и земли. Он задержался у
порога, ожидая, пока рассеется облако пыли, и, когда это произошло, он
увидел большую комнату, в которой был лишь мусор, грязь да кучи всякой
дряни, накопившейся после долгих лет запустения. На полках вдоль стен
стояли книги, которые давно уже никто не читал, и их переплеты раскисли и
были покрыты мертвенно-бледной растительностью. Из большой комнаты можно
было пройти дальше через несколько дверей. Все двери были открыты, кроме
одной, запертой на замок. Замок проржавел настолько, что казалось, его
части приросли друг к другу. Люди разбрелись по дому через открытые двери,
а Кандиду захотелось посмотреть, что находится за этой запертой. Когда он
проник в помещение за ней, то увидел, что там нигде не было видно ни
малейших следов пыли или паутины, все выглядело прибранным и чистым. На
столе стояли чернильницы, полные чернил, не тронутые ржавчиной
металлические поверхности блестели, в горне горел огонь. На полках стояли
книги, переплетенные в покоробившуюся от времени ткань,
желтовато-коричневую, как загорелая человеческая кожа. Несмотря на то,
что, по всей видимости, комната была закрыта уже много лет, воздух здесь
казался даже более свежим, чем на улице. А в стенном шкафу он нашел
исписанные пергаменты, целые и невредимые, в окружении доисторической
растительности, затянутые дымкой испарения каких-то луж, и светящихся
насекомых, которые, видимо, уничтожили в этой комнате всякий след
пребывания людей.
Кандид задался целью расшифровать манускрипты. Это сначала показалось
делом невозможным. Буквы напоминали белье, повешенное на проволоку
сушиться, и больше походили на ноты, чем на обыкновенное письмо. Однако
Кандид упорно искал ключ к пониманию записанных текстов.
Тем временем люди, пришедшие с ним, обосновались вокруг старого дома,
быстро построили себе хижины, так как, кроме Кандида, жить в старом доме
никто не решился.
Кандид же полностью погрузился в работу. Он выучил наизусть
фантастические легенды из растрепанных книг, сжатое изложение учения
Германа Паралитика, "Века" Нострадамуса, учение Бене Гессери, отрицающее,
что оно является религиозным течением, но стоящее за кулисами почти
всепроникающего ритуального мистицизма, чья символика, организация и
методы действия были почти религиозными, так называемые древние учения,
включающие в себя то, что сохранили страницы зензуки из первого ислама.
Вадд-исламические течения этого типа, книгу сочетаний Махайама Ланкивили,
всепроникающий ових-ритуал и, наконец, Бутлерианский джихад, обучающий
"увеличению и умножению, наполнению вселенной и покорению ее", дающий
"правление над всеми видами странных тварей и живых существ в бесконечных
мирах и под ними", утверждающий "человека заменить невозможно!"
Это были книги чародеев, чья власть была реальностью. Их роль видно и
в том факте, что они никогда не хвастали своими делами. Они жили во
времена, насыщенные насилием, когда люди смотрели на своих богов и
талисманы и видели, что они наполнены самыми ужасными уравнителями:
страхом и амбицией. У всех чародеев же было общее требование: "не
обезобразь дух своим "Я".
Наименее ясным было учение Бено Гессери, сосредотачивающее все усилия
вокруг чародейства, производимого сложными наркотиками, и развития
искусства праны-винду. Но оно содержало молитву против страха и голубую
книгу, это библиографическое чудо, сохранившее великие секреты самых
древних верований. Это учение действовало столетиями под покровом мистики,
проводя в то же время свою программу скрещивания людей, имея целью
выведение личности, которое оно называло "квизац хадерахом". Проще говоря,
оно искало человека, наделенного психической силой, которая позволила бы
ему понимать и использовать указания учения в самом их высшем объеме. Так
должен был быть создан супер-ментата, человек-машина, наделенный
способностью предвиденья и передачи мысленных картинок.
Согласно учению Бено Гессери, религия есть ничто иное, как самый
древний и благородный путь, следуя которому, люди старались увидеть смысл
в божьей вселенной. Ученые ищут законы, которым подчиняются события.
Задача религии - посвятить людей в эти законы. Там же отмечено, что многое
из того, что называет себя религией, несет на себе бессознательный
отпечаток враждебности к жизни. Истинная религия должна учить тому, что
жизнь наполнена разумом, что знания без действия - лишь пустота. Все люди
должны понимать, что сведение религии лишь к правилам и обрядам - это, в
основном, обман. Истинное учение распознать очень легко, ибо оно
пробуждает чувства, которые говорят тебе, что эту истину ты всегда знал.
"Высказана ли мысль или она не высказана, она реальна и имеет власть над
реальностью".
Однако невозможно рассказать обо всем, что освоил Кандид в то время.
По этому вопросу на Цей-лоне имеется полное исследование. Поэтому,
заканчивая эту часть предания о Кандиде, я добавлю только, что изучая все
приведенные выше учения, Кандид лишь изредка выходил из старого дома,
беседовал с людьми, но случалось, что он ночевал у соседей, пресытившись
своим затворничеством. Постепенно такой образ жизни полностью изменил
характер и мировоззрения Кандида, но это перерождение соответствовало
настоящей его сути, оно было равнозначно его пробуждению. Но об этом чуть
позже.
Однажды ночью Кандид, ночевавший в очередной раз у соседей вместе с
их сыном, случайно проснулся и услышал странный прерывистый звук,
исходивший из угла. Потревоженный, он вскочил с постели, опасаясь, не
забралось ли в комнату какое-нибудь животное, и увидел, что мальчик сидит
в качалке и держит палец во рту, а глаза у него светятся в темноте, как у
кошки. Оцепенев от ужаса, Кандид прочел в этих глазах признаки той самой
болезни, которой были подвержены жители лиловой деревни, встреченные им во
время путешествия с навой. Самое страшное в болезни было то, что неминуемо
наступала забывчивость. В памяти начинают стираться сначала воспоминания
детства, потом название и назначение предметов, затем больной перестает
узнавать людей и даже утрачивает сознание своей собственной личности и,
лишенный всякой связи с прошлым, погружается в некое подобие идиотизма. Об
этом Кандид знал уже давно, так как расспросил про эту болезнь многих еще
тогда, после своего возвращения.
И в самом деле - пришедшие с ним люди заболели. Сначала никто, по
обыкновению, не обеспокоился. Все собирались вместе и болтали без умолку,
стараясь восстановить забытое. Но когда Кандид понял, что зараза охватила
всех, кроме него самого, то он собрал людей, чтобы поделиться с людьми
своими знаниями об этой болезни и придумать, как бороться с бедой, но
ничего путного из этого не получилось.
Вскоре люди стали постепенно исчезать из деревни. Они уходили и
забывали дорогу назад. Дома, с такой стремительностью построенные вокруг
старого дома, были покинуты.
Наконец в деревне осталось только два человека: Кандид и мальчик,
называвший себя внуком Бол-Кунаца. Кандида это не очень удивляло, так как
этот мальчик поразил его еще в старой деревне, когда ему было три года.
Тогда этот трехлетний малыш вошел в его дом, и Нава поставила на стол
горшок с едой. Ребенок, в нерешительности помявшись у порога, сказал:
"Сейчас упадет". Горшок твердо стоял на самой середине стола, но как
только мальчик произнес эти слова, начал неудержимо сдвигаться к краю,
будто подталкиваемый внутренней силой, а затем упал на пол и разбился
вдребезги.
Теперь мальчик подрос, но ничем особенным не выделялся, кроме
исключительной осведомленности о всех событиях в лесу, хотя вытянуть эту
информацию из него было трудно. Кандид поселил мальчика с собой в старом
доме и снова набросился на манускрипты. Сделал он это вовремя, так как
скоро хлынул проливной дождь, и когда Кандид, обратив внимание, что дождь
идет подряд несколько дней без перерыва, вышел на улицу, то обнаружил, что
деревня лежит в развалинах. На месте улиц тянулись болота, там и сям из
грязи и тины торчали обломки мебели, скелеты животных, поросшие
разноцветными цветами. Тогда, - освободившись наконец от всяких страхов,
он взялся за изучение пергаментов с прежним рвением. И чем меньше он
понимал их, тем с большим удовольствием продолжал изучать. Но он
чувствовал, что учение Бена Гессери содержит ключ к тайне манускриптов,
поэтому постоянно перечитывал его, пытаясь понять его суть. Он привык к
шуму дождя, который через два месяца превратился в новую форму тишины.
Так прошло около года. А затем Кандид почувствовал, что близок к
расшифровке манускриптов. С того времени он стал замечать странные
изменения вокруг. Розы пахли полынью, семена фасоли, высыпавшиеся из
тыквенной плошки, сложились на полу в геометрически правильный рисунок
морской звезды, а как-то раз ночью по небу пролетела вереница светящихся
оранжевых дисков. Но Кандида это не пугало, благодаря знанию учения Бене
Гессери.
Однажды утром пропал мальчик, который в последнее время полностью
обслуживал Кандида. Кандид искал его целый день, пока случайно не вышел на
задний дворик старого дома. И тут он увидел ребенка - измятую сухую
шкурку, которую собравшиеся со всего света муравьи старательно волокли к
своим жилищам по выложенной камнями дорожке сада.
Кандид словно оцепенел. Но не от изумления и ужаса, а потому, что в
это мгновение ему открылись ключи шифров манускриптов, и он увидел эпиграф
к пергаментам, приведенный в полное соответствие со временем и
пространством человеческого мира, согласно учению Бене Гессери: "Последний
из прямого потомства воспитанников мокрецов будет съеден муравьями".
Кандид не смог побороть нетерпение, бросился в дом, и вместо того, чтобы
вынести пергаменты на свет, к своему рабочему месту, принялся тут же,
около стенного шкафа, стоя расшифровывать их вслух - без всякого труда,
так, словно они написаны на его родном языке, и он читает их при
ослепительно ярком полуденном освещении.
То была история Земли на много веков вперед, изложенная со всеми ее
самыми будничными подробностями.
В этот миг начал дуть ветер, слабый, еще только поднимающийся ветер,
наполненный голосами людей, давно пропавших или погибших в зоне. Кандид
его не заметил. Он был так поглощен своим занятием, что не заметил и
второго порыва ветра - мощный как циклон, этот порыв сорвал с петель двери
и окна, снес крышу с восточной части галереи и разворотил фундамент.
Кандид заметил его, когда, прочитав манускрипты почти до середины,
понял, что зоне, лесу и всему, связанному с посещением, не суждено
пережить - этот ураган, ибо, согласно пророчеству пергаментов, призрачный
лес будет сметен с лица земли ураганом, и сила посещения иссякнет в то
самое мгновение, когда Кандид кончит расшифровывать пергамент, и все
написанное исполнится, только если приведенное в них учение будет
реализовано людьми с проснувшимися способностями разума, а первым
признаком появления таких людей будет способность к мысленному общению:
"Подумай о том, чего не может слышать глухой. Что же это за глухота,
которой мы все могли бы не обладать? Каких чувств мы лишены, если не можем
видеть и слышать окружающий нас другой мир?" Эта способность соответствует
способности маленьких детей к невероятно быстрому освоению окружающей
действительности, к развитию речи, к освоению необходимых жизненных
навыков и так далее. Правда, дети, вырастая, утрачивают ее. Такое возможно
и со способностью мысленного общения, но на первом этапе высшего развития
людей такая способность неизбежна, именно она позволяет быстро и полно
обучаться, создает необходимые отношения между людьми и служит основой
возникновения иных исключительных способностей. Посещение так повлияло на
людей, что через некоторый промежуток времени обязательно должны появиться
люди с проснувшимися способностями. И задача состоит в том, чтобы их
собрать, сберечь и обучить знаниям, записанным в манускриптах. И тогда
земля возродится и очистится от скверны и сможет занять достойное место во
вселенной разума. Если же таких людей уничтожить или изолировать, то через
некоторое время все вернется к прежнему примитивному состоянию, и эта
возможность обновления никогда не повторится, ибо те роды человеческие,
которые осуждены на муки посещения, дважды не появляются на земле.
Читая манускрипты дальше, Кандид узнал, что сила зоны заключена в
"часах жизни", и они в этом доме, в этой комнате. Время в своем движении
тоже сталкивается с препятствиями и терпит аварии, а потому кусок времени
может отколоться и застрять в какой-нибудь комнате, как навеки неподвижная
частица умчавшегося вперед потока. За счет временной энергии такого
застрявшего куска и существуют зона и лес. Тут Кандид пропустил несколько
страниц, желая узнать, что будет дальше. И он узнал, что прочтение
манускриптов освобождало застрявший кусок времени и останавливало "часы
жизни".
Действительно, с того дня в комнату стали беспрепятственно проникать
пыль, жара, рыжие муравьи и моль, которым надлежало превратить в труху
книги и пергаменты вместе с содержащейся в них премудростью. И ливень
прекратился. Тогда Кандид переписал все изложенное в манускриптах и понес
их людям."
- А что было потом? - спросил я.
- После остановки "часов жизни" зона и лес хаотически разрослись, -
ответила подруга Петры. - Но там уже не было прежнего могущества,
цельности и непостижимости. Вместо этого в лесу, разрушенном ураганом,
возникли самые поразительные виды обитателей. И эти обитатели стали
покидать пределы леса, чего никогда раньше не было, а это, в свою очередь,
породило множество страшных легенд и положило начало ненависти к
порождениям зоны и вообще мутантам. Но наряду с этим, обитатели зоны и
сама зона стали легко уязвимы. Да и не прекращающийся смерч-ураган
постепенно уничтожал лес и зону, превращая эту территорию в ту самую
местность, где теперь стоит ваш Вакнук. Это в конце концов и
предопределило судьбу зоны и ее обитателей. После ультиматума женщин леса,
не знавших об истинной природе произошедших изменений, а считавших
разрастание леса признаком внутренней силы, и великой войны, ведь тогда на
земле никто еще не верил в слабость зоны, следов от посещения не осталось,
а вот следы великой войны еще долго будут видны и ощутимы.
- Об этом нам уже кое-что известно, - заметил я. - Но что было дальше
с Кандидом?
- Кандид вышел из зоны, - продолжила подруга Петры, - и поведал всем
о зоне, лесе и Странниках, рассказал все, что почерпнул в манускриптах. Не
многие его тогда поняли, но среди тех, кто поверил Кандиду, были наши
предки. Они тогда жили значительно севернее по сравнению с нашим
теперешним местом жительства. А в том, что они так к Кандиду отнеслись,
немалую роль играло знание, полученное от еще более древнего пророка
времен посещения - Кирилла Панова. Но он жил задолго до Кандида, и мы о
нем почти ничего не знаем. Ну, после всех этих событий Кандид вернулся в
лес, нашел свою Наву. Потом у них родились дети. В это время началась
великая война. Учение Кандида по манускриптам помогло людям избежать
полного уничтожения нашего мира. И все же война была так ужасна, что даже
возникли мысли, что наступил конец Земли, что солнце превращается в
сверхновую звезду, и другие. Все это было из-за радиации и последствий
применения "игрушек" зоны. Но Земля выжила, зона была истреблена,
большинство населяющих ее существ были уничтожены полностью или почти
полностью. Теперь их можно найти разве что в самых недоступных местах, где
есть привычный для них уровень радиации и другие специфические условия. Но
они неизбежно вымрут, так написано в манускриптах. Из людей, населявших
зону, - спаслись только потомки Кандида и Навы. Их вывел внук Кандида -
Грин, но с тех пор они все разбрелись, а ведь именно они - обладатели
самых уникальных способностей. Немногие дошедшие до нас воспоминания
свидетельствуют о том, с какой скоростью они постигали насущные проблемы
земли. Основа этой скорости - воспитание их Кандидом по системе Бене
Гессери. Потому что первое, чему учит эта система, это как постигать. На
самом первом уроке в учеников вкладывается, что они могут постигать.
Кандид передал людям, и нам в том числе, эту систему обучения, как и все
учение Бене Гессери, но ведь еще надо иметь учеников, способных к ее
восприятию. Вам будет крайне удивительно узнать, до чего люди не верят в
то, что они могут постичь, и до чего же немногие люди верят в то, что
процесс познания будет очень труден. А каждый урок Бене Гессери влечет за
собой приобретение опыта.
Так вот, следуя этому учению, Кандид смог направленно передать своим
потомкам свои исключительные генетические особенности, которые невозможно
создать искусственно, но которые извечно существуют в некоторых людях в
спящем состоянии, и которые пробуждаются при взаимодействии с зоной. К
тому же, раз пробудившись, эти способности уже не возвращаются в исходное
состояние. От них можно избавиться лишь прямым уничтожением их носителя,
или, согласно генетическим законам, они передаются не всем потомкам
первичного носителя, путем уничтожения его потомков, надеясь, что
уцелевшим эти гены не переданы. Только Кандид, полностью овладевший
учением Бене Гессери, смог всем своим потомкам передать собственные
способности, обеспечив тем самым их сохранность при любых испытаниях,
вплоть до гибели большинства своих детей. Но мы до сих пор не нашли людей,
которые могли бы иметь хотя бы отдаленное родство с Кандидом. И вот
теперь, узнав про ваши поселения в районе бывшей зоны, мы полны новых
надежд. Ведь очень вероятно найти потомков Кандида среди вашего населения,
среди вас. С другой стороны, страшно подумать, что очень многих носителей
способностей Кандида у вас успели уничтожить. Однако хватит об этом.
Слишком много надежд мы связываем с вами, поэтому боюсь сглазить.
Что же касается того, где и как окончили свои дни Кандид и Нава, то
нам это неизвестно.
Тут в разговор вмешался Майкл, которого интересовали другие проблемы,
более насущные. Но я успел узнать вполне достаточно, чтобы связать воедино
все, что мне поведал раньше дядя Аксель. К тому же обозначилась связь
наших с Петрой и Розалиндой способностей через мать и ее родственников к
Кандиду и Наве. Такая связь наполняла меня не только гордостью, но и
повышенной ответственностью за честь далеких предков. Именно поэтому я не
заявил тут же во всеуслышание о своей родословной.
17
[Дэвида и компанию забирают к себе пришельцы издалека]
И все же я не удержался и задал вопрос:
- Неужели все люди у вас на Цей-лон думают то же самое про высшие и
низшие виды, про необходимость столь безжалостной жестокости? Судя по
тому, что я слышал и читал раньше, такой образ мыслей не был присущ
древним пророкам.
В мыслях женщины явно проскользнуло неудовольствие этим вопросом, но
она сдержалась и нехотя ответила:
- Нет, очень немногие. Только те, кто правильно понимают, что
одновременно быть добрым и хозяином мира - невозможно. К моему сожалению,
все они принадлежат к "Обществу братьев Банева". Поэтому, если мне не
удастся убедить собратьев в правильности такой позиции, я присоединюсь к
последователям Банева и улечу вместе с ними. Я считаю, что они совершенно
правильно собираются строить свой мир, исходя из этих положений. Более
того, я приветствую то, что они хотят начать перевоспитание несогласных с
этим еще в полете, введя соответствующий режим на корабле. Но дискуссий на
эту тему у нас дома все еще хватает, причем большинство не на нашей
стороне.
Я почувствовал горькое сожаление в ее мыслях. Она немного помолчала и
добавила:
- Это большинство - "Общество братьев Кандида", мое общество. И мне
придется выйти из него, так как переменить свою точку зрения я не смогу.
Она замолчала и я снова почувствовал в ее мыслях теперь уже смесь
горечи и злобы.
|
|