Андрей Цунский
                            НЕПРИЛИЧНЫЕ ИСТОРИИ

                                 О СОРТИРАХ
                              О СТРАШНОЙ МЕСТИ
                           О ЧУДЕСНЫХ ИЗБАВЛЕНИЯХ
                        О НАКАЗАНИИ ЗА РАЗДОЛБАЙСТВО
                                ОБ ИСКУССТВЕ

Представьте себе, любезный читатель, старую питерскую кухню размерами 6х8 ,
с тремя газовыми плитами и несколькими рядами встроенных в стену полок.
Если вы справились с этой задачей - прекрасно, мы продолжаем. Если же нет -
добавлю в качестве стимула вашему воображению, что стены обшарпаны и
покрыты откровенными дырами, порою вплоть до накрест лежащих реек, на
которые кладут штукатурку, и в других местах - до того или иного слоя
масляной краски, которых превеликое множество положено было друг на друга
со времен незапамятных.

Добавим еще от себя, что коммунальные жильцы недавно покинули дом, и что
теперь собравшиеся здесь выбили у милиции и домоуправления временные птичьи
права, и занимаются здесь кто живописью, кто музицированием на громких
инструментах, кто работой над кожами, кто еще чем - словом, если вы
человек, что называется, серьезный - немедленно положите книгу на полку,
ибо все сказанное будет воспринято вами отрицательно изначально, а потому
мы заранее извиняемся и просим оставить всю компанию в покое. Упредить, так
сказать, стремимся. Но вас разобрало, я вижу, любопытство: а что же это они
там затеяли? Ну ладно, читайте. Но мы повели себя, как люди порядочные.
Просим вас в дальнейшем об этом не забывать. Итак,

                             ИСТОРИИ О СОРТИРАХ

ПРОТОКОЛ ПЕРВЫЙ НОЧНОГО СОБРАНИЯ
АПТЕКАРЕЙ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ, КВАРТИРА - 17, 7-я ЛИНИЯ В.О., САНКТ-
ПЕТЕРБУРГ, ТОГДА ЕЩЕ ЛЕНИНГРАД...

ПРИСУТСТВОВАЛИ:
Председатель - Павел Николаевич Гамм, великий магистр восточных единоборств
и главный сэнсэй по борьбе двуручным мечом.
Члены Клуба "АПТЕКАРИ ПЕЛЯ":
Михаил Евгеньевич " МИШЕЛЬ АЛМА-АТИНСКИЙ" Кульчицкий, альпинист-авант*.
Андрей Юрьевич "ЭНДИ R.B." Цунский, стихийный литератор.
Олег Сергеевич "ПЕГАС" Самородов - личность крайне разносторонняя.
Владимир Георгиевич Петухов-Аксиненко, живописец.
Алексей Николаевич "г-н БУШ" Наделяев, он же Крендель - натурист и
мечтатель.
Александр Борисович "ИНГЕР" Железнов - поэт и по совместительству шорник -
но больше все же поэт.

Также присутствовали подруги и жены вышеназванных господ - но разве их всех
упомнишь...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ объявляет тему заседания и приступает к своему короткому
традиционному докладу, перевернув песочные часы.

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Уважаемые джентльмены и леди! Сегодняшние мои размышления подтолкнули меня
к тому, чтобы объявить темой сегодняшнего заседания Клуба неприличные
истории о сортирах.

( Невнятное бормотание публики).

Не торопитесь упрекать меня за неблагозвучие как самой темы, так и термина,
ее обозначившего. Ибо, если вы позволите мне высказать несколько тезисов,
мною тщательнейше обдуманных и сопоставленных с практикой - я надеюсь, что
предложенная тема найдет в нашем кругу полное понимание и сопереживание.

Начнем издалека. Во многочисленных общественных местах - начиная с
нотариальных контор и кончая учреждениями культуры - такими, как скажем,
планетарий, и заканчивая театрами оперы и балета, не говоря уже о
Государственном Эрмитаже, курение и отправление естественных отправлений с
незапамятных времен увязаны воедино общностью помещения для того и другого.
Это далеко не простое совпадение.

И то, и другое в порочной западной цивилизации является делом сугубо
интимным и несколько постыдным. Иное дело - наша необъятная страна, где
подобное соединение не могло не дать, простите за каламбур, толчка, к
новому витку нашей многонациональной культуры.

Принципиальный отказ в российских общественных уборных, или, наукообразно
говоря, сортирах, от индивидуальных кабинок , объясняется просто - их
появление пошло бы в разрез с нашими великими традициями соборности -
высшей формой демократизма и коллективизма!

Если мы вспомним, сколько увлекательнейших, остроумных и откровенно
головоломных игр появилось на свет именно в этих важнейших для
человеческого существования местах, никто из вас не удержится от улыбки,
вызванной приятным воспоминанием.

Начиналось все просто и обыденно: кто громче, кто дальше... словом, этакий
citius, altius, fortius в нашем отечественном прочтении. Да! Далеко было
Пьеру де Кубертену до нашей российской изобретательности!

Такие игры, как "ЗАГОЛОВОЧЕК","ПОДПИСЬ К КАРТИНКЕ" и "СВОЕВРЕМЕННАЯ ЦИТАТА"
сформировали мировоззрение нескольких поколений нашего народа. Говорю об
этом с гордостью и не стесняясь.

Особо отметил бы такую игру, как "ПЕПЕЛОК". С одного конца сортира на
другой играющие передают единственный на всех хабчик, стараясь ни в коем
случае не уронить пепел - ведь уронивший более не затягивается! Это вам не
жалкий западный покер - тут требуются как подлинно стальные нервы, так и
физическая подготовка, ведь вызвана игра дефицитом сигарет , пускай и
благополучно преодоленным. Вот где выявлялись столь приятные людям качества
лидеров, а сами лидеры уже исходя из правил игры получали заслуженные
привилегии, легитимность которых была подтверждена многолетней традицией
состязания.

Если мы рассмотрим происхождение слова "СОРТИР", то выявим его французский
корень. Не важно, какова семантика этого корня - важно то, что в российском
быту понятия "французский" и " культурный " нередко сливались воедино.

Может быть поэтому многие из нас предаются - признаемся честно - именно в
этом месте разнообразным видам интеллектуального труда, особенно чтению...
Я достоподлинно знаю, что многие из присутствующих предаются этому любимому
делу именно там, чему свидетельство - долговременные очереди в подобные
заведения в коммунальных квартирах.

Сортир нашел свое место и в необъятной толще российского фольклора. Чего
стоит хотя бы поговорка "Сранье без куренья - как чай без варенья", или
знаменитое присловье "Я с этим (нехорошим человеком) на одном поле срать не
сяду". О чем говорят нам эти народные шедевры? Об изначально доброй,
семейной, любовной атмосфере, которая должна царить в этом с виду
прозаическом уголке...

На стенах русского сортира впервые обрела плоть и кровь наша гласность.
Здесь русский человек протестует против несправедливости, проявляет
политическую волю. Вот например один из шедевров настенной литературы,
отмеченный мною в уголке соответствующего профиля философского факультета
ЛГУ им. А. А. Жданова:

В сортирах гадости писать -
Сия традиция не нова,
Но кто посмеет отрицать,
Что только здесь свобода слова!

Итак, я прошу вас изложить свои истории о сортирах, памятуя о том, что мы
рассматриваем это явление в социокультурном, а если не кривить душой - то и
в историческом аспекте, и потому попрошу воздержаться от ненужных деталей
излишнего натурализма, подробно излагая интересующую нас всех суть!

Слова просит член клуба Энди R.B. Председатель удовлетворяет просьбу и
требует объявить название рассказа. Слово предоставляется Энди R.B.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК МОЛОДОЙ ЗАМПОЛИТ РОТЫ СТ. Л-Т ПЕВЧЕНКО ЕДВА НЕ ПОГУБИЛ
СВОЮ КАРЬЕРУ ПО ПРИЧИНЕ СВОЕЙ НЕУЕМНОЙ ЩЕДРОСТИ.

История эта произошла на моих глазах в 1987 году. Это время было зарей
второй русской демократии. Рассказ мой кажется мне историчным в какой-то
степени - надеюсь, вы не примете мои слова за преувеличение.

Начну я просто, но со вкусом, в традициях нашей литературы. Итак,

...в нашем полку развлечения были редки. Жизнь русского солдата известна и
непритязательна. А командир наш, рожден был он хватом или нет, но о чистоте
казарм заботился рьяно, и в один прекрасный, по его собственному мнению,
день, приказал закрыть курилки и запретил курение в летнее время на всей
территории части, кроме полкового сортира.

Примерно в то же время прибыл к нам для прохождения службы молодой
замполит, старший лейтенант Певченко, и был определен в третью роту второго
батальона, то есть к нам.

Телевизора мы не смотрели - разве что в обязательном порядке, "Служу
Советскому Союзу!" по воскресеньям, а эта передача не менялась никогда до
своего конца. Новости в газетах выглядели более чем удивительно. Свежий
человек, воочию видевший перемены в большом городе, был занятной диковиной.
Тем более - замполит. Человек, призванный олицетворять.

Старший лейтенант Певченко олицетворял. И олицетворял он происходящее
отчасти в силу того, что перемены эти там, откуда он прибыл, носили более
ощутимый характер, отчасти потому, что хотел того сам. Как и всякий
неглупый человек, находящийся на руководящей должности, он стремился в
разумных пределах сократить дистанцию между собой и своими подчиненными, но
по молодости и из-за отсутствия опыта частенько терял ощущение разумности
этих пределов. Однако, понимая значение своевременного сбора точной
информации о психологическом климате во вверенном ему коллективе, он верно
выбрал ряд приоритетных направлений, последовал в одном из них - и пришел в
солдатский полковой сортир.

Там к нему приставали с лукавыми расспросами, безбожно расстреливали у
бедняги половину сигарет, но он мудро счел это необходимостью, и с
готовностью пошел на эту жертву. Щедрость-то едва его и не погубила.

Как уже подчеркивал Председатель в своем докладе, соединение в одном
помещении двух важнейших элементов быта привело к появлению культурного
феномена, значение которого невозможно приуменьшить.

В специфических условиях армейской жизни сортир превратился в центр
умственной деятельности, культуры, а так же связи - как локального
масштаба, так и с окружающим миром.

Только здесь мог солдат, воспользовавшись относительным покоем, прочесть
несколько страниц из книги или газетную статью. Тут же читались и письма из
дома. Вы умилились бы, увидев длинный ряд сидящих орлами солдатиков, с
ремнями на коленях, держащих перед собою листки из свежевскрытых конвертов,
и со светлыми лицами внимающих строчкам, написанным их любимыми мамами,
сестренками и невестами.

Но не все письма приносят радость. И великая мудрость военного уклада
жизни, как вы сейчас поймете, спасает от стрессов защитников отечества.

Какова реакция человека на плохую новость? Повышение давления, учащение
пульса, затрудненное дыхание...И если вы прочитаете, скажем, в клубе или
библиотеке, "Милый, прости, но я же не знала, что его встречу... Я устала
ждать... Ты встретишь кого-нибудь лучше меня...", бесхитростная эта
солдатская драма запросто могла бы обернуться трагедией. А вот если вы
приступите к чтению в сортире, предварительно спустив брюки и приняв
соответствующую позу, организм ваш, устроенный мудро, немедленно сбросит
давление простейшим способом - РАЗ! - и с соматической стороной стресса вы
уже справились! А с психологической можно разобраться тут же, использовав
подручное средство... Что вы смеетесь? Каждый представляет себе подручное
средство в меру своих пристрастий! Вот вы и выдали себя, а между тем
имелось в виду то самое письмо. Нужно его КАК СЛЕДУЕТ СМЯТЬ И ИСПОЛЬЗОВАТЬ
ПО НАЗНАЧЕНИЮ. Вот так. Если этого недостаточно, необходимо победно
прокричать: А НАСРАТЬ ! И все! А то сколько было бы инфарктов, инсультов и
прочего...Тем более, что народ нынче уже не так здоров, как во времена
былые.

Кроме того, возникло в нашем сортире такое уникальное явление, как
настенный обмен информацией. Например, в углу на стене при помощи авторучки
и химического карандаша ведется такой диалог:

У нас в Астрахани уже весна...
А тут тебе что, осень?
У нас уже купаться можно...
Купаться - е...ться! У нас во Владике трава уже два метра высотой!

Или вот такой образчик деловой переписки:

У кого есть левый стартер? Меняю на зиловский скат .
Зайди к Дизелю из автовзвода.
Оба завтра ко мне. П/п-к Городников

А в интересующий нас момент настала развязка событий, отраженных на стене в
такой многосторонней конференции:

А мне вчера Ленка из Колодяги дала!
Приглашай на Гутен-морген!
А у помощников смерти пеницелин на калии. Хер присядешь!
Мудак!

Случилось страшное. После визита к Ленке из Колодяги рядовой Апостолов, не
почувствовав тревоги, распространил свое обаяние на сорокалетнюю продавщицу
из солдатского "чайника" Таньку, и вместе с обаянием - злой-презлой ленкин
триппер, продавщица не прошла профосмотра, ее уволили, чайник оказался
закрыт и пятьсот пар жаждущих легких остались без сигарет.

Стена сортира украсилась грозным дацзыбао:

ПОРИЦУХА АПЕЗДАЛУ ! СУКА, ПИДОРАС, КОЗЕЛ!!!

Пониже расположились выраженные письменно авторитетные мнения и просто
крики отчаяния:

Дрочил бы лучше, слоняра!
Поссым на него!
Кури бамбук, вешайся!
Поц!

И далее в таком же духе... Когда старший лейтенант Певченко вошел в
помещение, там бурлило вовсю общественное возмущение, грозившее перерасти в
товарищеский суд Линча - Апостол предусмотрительно в сортире не показывался
вплоть до отправки в госпиталь, и кое-кто уже всерьез собирался его
проводить до машины, весело приговаривая "А ему все равно в госпиталь!"

Сидевшие рядком на "огневой позиции" играли в "пепелок". Последний на всех
чинарик безнадежно догорал. Завидев Певуна, лукавые подхалимы тут же
восторженно его приветствовали:

- О! Здравия желаем, товарищ старший лейтенант! У вас сигаретки не
найдется?

- Найдется, найдется! - рейтинг солдатского уважения подскочил, как у
Апостола на Таньку.

- Что, накрылся чайник? Вот поделом Апостолову... Мало того, что на
непроверенные дырки лезем, товарищи солдаты. Весь полк в говно посадили,
товарищи. Командиру в дивизии досталось крепко. Санчасти, доктору - за
отсутствие наглядной агитации. Профилактика у нас на плохом уровне - это
теперь все дивизионные звонить будут. Скандал в благородном семействе!

Полпачки "Экспресса" разлетелось за тридцать секунд, а рядом толпилось еще
несколько страждущих.

Замполит тем временем продолжал, спустив штаны и усевшись над отверстием,
вести разъяснительную работу.

- А самое неприятное, что из всего этого выстраивается, так это что вечер
отдыха в подшефном нашем ПТУ похоже накрылся. По медицинским показателям.
Кто ж теперь пойдет на такой риск...

В углу застонал комсомольский секретарь. Он был призван на службу со
студенческой скамьи, военный уклад не принимал ни единой клеткой , и весь
его шаткий авторитет в роте держался исключительно на подобных
мероприятиях. Отмена вечера грозила нарядами, уборкой территории, потерей
освобождения от ряда занятий и главное - конфликтом с товарищами, а уж
повод бы недоброжелатели, имеющиеся у каждого обладателя привилегий, нашли
в пять минут.

- У, сука....- реагировал коллектив.

- А бивни бы ему повыдергать! ,- душевно помечтал кто-то невидимый в
толпе...

- Ну вот, товарищи солдаты! Нам только еще самосуда не хватало в полку!
Неправильно ведете мысль .В ложном направлении. Есть мнение, что полк мог
бы не только не потерять очки, но и набрать их в этой ситуации, верно и
своевременно оценив поступок Апостолова и приняв соответствующие
профилактические меры!

- А каким образом? ,- оживился на своем очке комсомольский секретарь.

- А вот каким: нужно нам провести батальонное, а лучше полковое , открытое
комсомольское собрание, пригласить партактив...

- И выгнать из комсомола на...!

- Ой, товарищи солдаты! Все уже решили, и приговор вынесли... А побороться
за товарища? Строго наказать, заставить прочувствовать, осознать... Это
одно дело, но ведь не бросать же на произвол! А если после этого он из
караула двинет с автоматом в самоход к своей крале? С личным оружием? А?!

- Так он ведь и так оторвется еще, будь здоров!

- В госпитале отдыхает, падло! - не утихал народный гнев.

- А нет ли у вас еще покурить, товарищ старший лейтенант!

- Есть! Конечно есть. Знаю ведь... Такое дело... Замполит я или нет?
Профессия обязывает. Взял сегодня лишних пару пачек.

И , продолжая витийствовать, старший лейтенант Певченко, сияя отеческим
добродушием, вызывавшим у стариков стойкое желание остаться сиротами, полез
в задний карман штанов, спрятавшийся теперь где-то между бедром и голенью,
и выудил оттуда еще одну пачку "Экспресса". Раздав дары, не переставая
высказывать свои соображения по поводу сложившейся напряженной ситуации,
замполит сунул пачку, похудевшую на две трети, на прежнее место, поерзал
пальцами, чтобы карман расправился, и вдруг оторопел, оборвавшись на
полуслове.

- А еще можно было бы провести в каждом подразделении лекции о венерических
заболеваниях, доложить потом в дивизию, а то и в округ, выйти с полезной
инициативой... Блядь!

Замполит побелел, и все услышали характерные для экстренного сброса
организмом давления звуки. Но, вопреки ожиданиям, старший лейтенант не
проявил характерных для момента эмоций, никакого облегчения на его лице не
отразилось, напротив, он стал еще бледнее и взгляд его замерцал в полумраке
сортира легким безумием, сменившемся вдруг меланхолией. Затем он вскочил и
отрыгнул в пространство хриплым шепотом единственное, роковое слово :

- ПАРТБИЛЕТ...

С неописуемой скоростью он вскочил, наскоро подтерся услужливо поданной
кем-то из подхалимов "Красной Звездой" и, натянув штаны, робко заглянул в
отверстие.

На кишащей опарышами поверхности выгребной ямы лежала утраченная
драгоценность в красном переплете. По профилю оттиснутого на корочке Ленина
медленно ползла желтая капелька, напоминавшая слезу.

Утрата партбилета чудовищна сама по себе. Для политработника этот поступок,
пожалуй, страшнее, чем быть уличенным в гомосексуализме. Гомосексуализм
надо еще доказать, а партбилет - или он есть, или нет его.

В данном случае уже утрата партбилета была не так чудовищна, как самый
характер утраты. Вернее, место. Вернее... Короче, это был конец карьеры, и
впереди ждали только семнадцать лет в дерьме и позоре...

- ДЕРЖИТЕ ЗА НОГИ!

Четверо подхалимов, на сей раз с ленцой, едва сдерживая снисходительное
выражение на хитрых рожах, не выпуская из зубов холявных сигарет, взяли
старлея за сапоги и диагоналевые брюки и погрузили головой в "коричневый
глаз". Фуражка, неосторожно оставленная на голове, упала вслед за
партбилетом и оживила бурый ландшафт, чрезвычайно активизировав
многочисленных червячков. Этикетка с надписью "Ладога" вызвала у
присутствовавших питерцев глухое раздражение.

- Ниже! -командовал лейтенант. Голос его звучал из глубин раскатисто и
властно, хотя и несколько глуховато. - Еще ниже! Сантиметров двадцать!

Двое подлипал покинули свои посты, поскольку места, за которые они держали
своего офицера, уже скрылись в антимирах. Оставшиеся двое изрядно потели,
один поперхнулся табачным дымом и зловеще закашлялся.

- Тащите, есть! - весело проорал замполит . Его голос прорывался наружу из
двух отверстий, расположенных по бокам от места погружения, создавая
подобие стереоэффекта. Интонация торжества вдруг сменилась на визгливый
тенор :

- Ребята, вы что! Держите крепче!

- Не можем, товарищ старший лейтенант. Сапог снимается!

- Держать! Я приказываю!

- Он лезет! Мы держим, а он лезет!

- Кто, еб твою мать?!

- Сапог лезет!

Тут второму держащему вдруг весьма некстати открылся во всей полноте
необычайный комизм события. Первая волна смеха никак не отразилась на его
лице, вторая выползла наружу широкой, счастливой улыбкой, третья сотрясла
его всего до основания и нашла резонанс в трех десятках молодых ,
тренированных строевым пением глоток.

Вам никогда не представить себе, как можно командовать людьми, вися вниз
головой над небольшим озером фекалий, задыхаясь от вони, держа в руках
фуражку и партбилет, чувствуя , как слезает с ноги сапог, и при этом
теряется последняя ниточка связи с наружным миром, а что будет, когда она
оборвется, видно, стоит лишь посмотреть перед собою... И это будет не
просто падение в дерьмо, ВЕЛИКОЕ ПАДЕНИЕ ТУДА НА ВСЮ ЖИЗНЬ. Почему-то
вспомнился кадет Биглер из романа Ярослава Гашека.

Но наш замполит не зря получил дополнительную звездочку на погоны раньше
времени. Сориентировавшись, он быстро сообразил, что угрозы уже неуместны,
и заорал во всю глотку:

- Трое суток увольнения, водка и бабы за мой счет!

Как в собственную судьбу вцепились двое спасителей чести и жизни замполита
в безнадежно мягчающие с носков сапоги. Одному из них наконец-то удалось
уцепиться за диагоналевую брючину под коленом у замполита , и через
несколько секунд тот стоял на дощатом полу изнеможденный и счастливый...

Все присутствовавшие постарались к этому моменту исчезнуть, а те, кто никак
не мог, делали безуспешные попытки придать лицам нейтральное выражение.
Подлинным актером проявил себя комсомольский секретарь, изобразивший некое
подобие сочувствия.

А Певченко еще не верил в свое спасение и только теперь, ощутив себя в
безопасности, но еще не придя в себя, сделал то, что может оценить по
достоинству лишь бывавший в такой ситуации человек, ежели есть на белом
свете таковой.

Певченко поднес заветную книжечку с портретом Ильича к губам и поцеловал с
чувством, как боевое знамя полка, пробитое по случаю настоящей пулей на
учениях "ЩИТ".

Ленин на корочке уже после поцелуя не плакал , и, наверное, простил его.

А в увольнение никто так и не сходил. Ну оно и понятно - но солдаты народ
вообще понимающий. Да и сигареты у зампола в процессе поднимания сперли.
Как чувствовали, что напарит. Зато и молодым потом было что рассказать. Что
там молодым - на всю жизнь калюха!

Далее в протоколе отражены несколько высказываний, не имеющих отношения к
сути рассказа, но выразивших претензии аудитории к стилю рассказчика.
Наиболее полно отражает их высказывание О .С.Самородова:

- Блин, столько солдатских диалогов и всего три мата! Да в жизни не поверю.
Неестественная у тебя прямая речь. Соцреализм какой-то !

Председатель предупредил члена Клуба Самородова О.С. о недопустимости
употребления непристойных выражений в стенах клуба. Возникло некоторое
непонимание, и лишь когда председатель указал, что имелось в виду слово
соцреализм, недоразумение было улажено.

Одобрив рассказ, председатель похвалил рассказчика за историзм, но отметил,
что все-таки выступавший несколько отклонился от темы, и несмотря на
полезную информацию о различных подвидах сортирной субкультуры, не наполнил
материала философской мыслью, что могло бы значительно повысить ценность
поведанного.

Слова попросил член клуба А.Н. "Господин Буш" Наделяев. Председатель
требует объявить название рассказа и предоставляет слово члену клуба
Наделяеву А.Н.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОТЕЧЕСТВЕННАЯ НАУКА ПОТЕРЯЛА ПЕРСПЕКТИВНЕЙШЕГО ФИЗИКА -
ЯДЕРЩИКА ИЗ-ЗА ЕГО ЛЕГКОМЫСЛЕННОЙ СКЛОННОСТИ К ИНДИВИДУАЛИЗМУ.

Есть под Москвой такой город, Долгопрудный. И там есть какой-то институт,
типа "почтовый ящик", где сидят физики-ядерщики. Я раньше думал, что они
все очкарики чокнутые, и весьма удивился, когда увидел несколько этих
физиков внатуре. У них там, оказывается, не только физика , там и со
спортом все в порядке, будь- будь, и у них самая крутая команда по
академической гребле.

И было в этой команде два крепких кента, корешились еще со школы, и в
институт, и в аспирантуру, и в "ящик" вместе - ну кенты. Один был загребной
- два ноль два роста, сто пять вес, штаны пятьдесят, плечи пятьдесят
восьмой, ну - геракл конкретный.

А второй был рулевым на ихней этой десятке-распашонке, и росту полтора на
табуретке и в плечах горелая спичка, ехан штраус! А весил аж сорок с
лишним, наверное. Мухачом, боксером наилегчайшим в институте был.
Чемпионом. Их таких всего было два, и другой вообще за шваброй прятался. Но
он так, по жизни, наглый был, и в физике своей волок. Но с таким кентом
будешь наглым.

Ядерщики, у них своя жизнь вообще. Придумал бомбу - ленинская премия. Тачка
тебе, хата как надо, блядей прямо из мюзикхолла привозят. Придумал
какую-нибудь херню - звонишь лично Горбатому - и назавтра получаешь в кассе
бабки. Но тратить их только там ,в "ящике". Но там и лавка - я вам скажу!
Хочешь - какой-нибудь "Гулаг" читай, хочешь - порнуху с картинками. Ты
только вовремя изобрети чего, подсуетись - и порядок.

Я вот сам хочу по науке пойти - открыть какого-нибудь неизвестного микроба.
За это башляют - пиздец! Но в ящике сидеть не надо зато!

Председатель напоминает рассказчику тему заседания и ряд требований
регламента.

- Ставь всем по банану и трещи хоть до завтра! А так - придерживайтесь
темы!

Докладчик извиняется и продолжает.

Только во одном они как все люди. И тут ни хера не поделаешь. В колхоз их
возят все равно. И этот институт тоже возят. Логика тут простая. Их особый
колхоз обеспечивает. И туда тоже левых людей не закинешь. Так что будь ты
хоть Бойль и Мариотт, а милости просим в поле!

И как-то в сентябре они поехали. Сначала едет бригада квартирьеров -
получать простыни, матрасы, койки собрать, ну - то-сш... Вот и эти два
друга поехали.

Все получили-раскидали, проверили столовку, отопление, сушилки - и сортир.
А сортир хитрый. Он в этом месте как бы был предусмотрен, но канализация
там уже года три как рога воткнула, и построили им банальный сельский
планетарий, но с изюминкой: коробку саму поставили на канаву, и просто две
доски-двухдюймовки настелили - садись и верзай. Но в дверце окошко со
стеклом прохерачили , не пожалели, а внутри лампочку повесили, ученые
все-таки, надо же им где-то читать.

Лампочку эту загребной повесил - у него такая мания была - верзать с
книжечкой. Дома у него, говорят, не сортир был - библиотека. Прямо полки
висели - тут, тут и тут!

Приехали назавтра остальные ядерщики. Сходили в поле, картофанчик в машинку
покидали, похрюкали радикулитами. А вечером - ясное дело, даром что
ядерщики, тоже ведь люди - забухали по-черному. Стаканами виски без
содовой!

Ну а тот, который загребной - тот им и заявляет со всей своей двухметровой
высоты положения, что он пить не желает, у него мысль пошла, мол. Ну,
мужики остальные ему, понятно , говорят, пошла - так гони еш на хер, не
место и не время сейчас мысли размышлять, дело стоит, виски киснет, а он им
с этаким понтом выдает, что он плевать на их виски хотел и будет сегодня
обдумывать одно дело, а как обдумает, сразу огребет бабки и проставу всем
сделает. Ну и отманались они от него.

А кент его, боксер-мухач , рулевой-вниз-головой, сел со всеми за столик, и
давай жрать еш, проклятую, почем зря со всеми на равных, стаканами. Ну и
сообразно своего веса первым и дошел до кондиции.

Стало ему херово. И пошел он харч скинуть, а человек-то интилигентный,
блин, во дворе ему никак не блюется, и поперся он через двор в сортир,
поскользнулся там на мокрой доске и звезданулся в канаву, в ту самую. И там
угрелся, и уснул.

Мужики-ядерщики тем временем нажрались и стали анекдоты травить, петь
блатные песни там, в очко на щелбаны играть - ну сами знаете, колхозные все
эти дела. Ну и задолбало это все загребного мыслителя в корягу. Набил он
трубочку "РОНСОН" кайфовый из ихнего ящичного магазина табачком "Амфора",
взял с собой еще табаку, "Литературную Газету" и важно так продефилировал в
сортир мимо всех, вы мол, тут все пьяные свиньи, а я трезвый, как
Дартаньян.

Присел он на досочку, включив свет, раскурил трубочку, развернул газету на
последней странице, затяжечку сделал, расслабился. Ну и приступил к делу,
зачем пришел.

А тот внизу лежит себе, спит, а сквозь сон свой пьяный, забыдуху дремучую,
чувствует, как ему на голову что-то валится. А так как ему уже все чувства,
кроме осязания, отказали, так он и запустил вверх руку и схватил в кулак
первый ему попавшийся отвисающий предмет.

Мужики как раз вылезли на крылечко покурить. И видят такое дело - сначала
из окошка в дверях сортира вылетает стекло. Затем там появляется голова
бородатая, этого загребного. А потом дверка с петель на хер, и бежит по
чистому полю мудила со спущенными штанами, с трубкой в зубах, с дверью на
шее и, размахивая "Литературной Газетой", орет что-то страшное сквозь зубы.
Скрылся он бедный в кустах, и оттуда завыл.

А из сортира в это время появляется второй, идет к мужикам, и не может
врубиться, чего они от него рассыпаются. Коррида...

Бедолага тот, мухач, отстирывался потом полдня и одеколон весь извел. Ну и
бухал, ясное дело. А вот загребной таракана в голову поймал. Как припрет
его посрать, идет в лес, там местечко выберет, ощупает, и только там и
верзает, с комфортом, с трубкой, с газетой - а с мужиками ни капли, да еще
и нос воротит.

Решили они над ним пошутить. Мозги-то у него математические, вот и
сказалось на нем. Он как в лес уйдет, так следующую кучку ровно в метре от
прежнего места откладывает.

Ну мужики подкараулили, спрятались за куст, и когда он в очередной раз
пристроился, сунули ему снеговую лопату под жопу.

Он все проделал, подтерся, а мужики лопату и убрали. Тот поворачивается -
посмотреть, что у него вышло, а ничего и нет. Тут мужики думают, дай Бог
ноги, убьет ведь!А он вместо нормальной реакции - в рыло заехать - садится
под елочку, плачет, и, внатуре, маму зовет.

В дурке его потом врачи и санитары уговаривали - присядьте, посмотрите,
какой чистый, удобный, уютный унитаз, совершенно безопасный, вот я сам
сажусь на него без всякого страха! А вот санитар садится! А вот и профессор
приобщается!

А загребной ни в какую. Не срал неделю. Потом природа свое взяла. Как
высадило у него запор, так и крыша на место встала. Он к себе в институт
пришел - и встретил там в курилке своего друга. Мухача того. Ну...

Мухачу он полгода носил в больницу апельсины и кефир. И даже доставал
дефицитное тогда мумие. Но в институт он больше не ходил никогда. Стал в
Долгопрудном тренером по академической гребле.

Председатель высказывается о рассказе в положительном тоне, отмечая,
однако, несколько вольную трактовку быта и жизни физиков-ядерщиков, но
приветствуя его общий философский смысл. Обсуждение носит противоречивый
характер, и Председатель своей волей прекращает его (заткнитесь, господа!)
, после чего слова просит О. С. Самородов, до этого активно выступавший в
прениях. Председатель требует объявить название рассказа и предоставляет
слово члену Клуба О.С."Пегасу" Самородову.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК НЕЗАСЛУЖЕННО ПОСТРАДАЛ ГЕРОЙ ЗАПОЛЯРНЫХ СТРОЕК.

На Крайнем Севере строителей тогда было много. Есть внутри русского народа
свой особый этнос - строители. Они впитали в себя азиатское кочевое и
европейское оседлое начала в самой извилистой форме. Строители, что уже из
самого слова ясно, строят. Дома, заводы, электростанции и нефтепроводы.
Железные и автомобильные дороги. Аэропорты и космодромы. Но при этом после
себя оставляют они все вышеуказанное - и абсолютно выжженную землю. Как
монголо-татарское иго. Кто его знает, почему так происходит. На земле, по
которой прошел строитель, сто лет не растет ничего, кроме бурьяна. На
Крайнем Севере - ничего кроме ягеля. Клюквы вы там, где ступила
строительская нога, в жизни не увидите, а олень, который сожрет этот ягель
сдуру, больше месяца потом не протянет - точно вам говорю.

Когда заканчивается одна большая стройка, все эти кочевники снимаются с
места, и перетаскивают свои вагончики на другую, а те, кто приедет
эксплуатировать возведенный строителями объект, крякнув, приступают к его
обживанию, что далеко не всегда им удается. Сколько на Крайнем таких гиблых
мест - одному Богу известно.

Но иной строитель, бывает, прошляпит момент переезда, и остается там, где
строил и пил последнее время. О таком, отбившемся от стада, я вам и хочу
рассказать. Он пострадал из-за любви.

Некогда, живя стройками и ни о чем не жалея, тусовался он с одной широты на
другую, пока не пришел один раз в кассу за получкой. Из кассы раздался
какой-то вопрос, видимо, уточняли его фамилию. Он сунул голову в окошко - и
увидел полную, в соку, что называется, даму лет сорока - вполне подходящую
ему по возрасту. И не только. Влюбился, бедолага.

Наведя справки, узнал он, что дама его сердца никуда по окончании стройки
ехать не собирается, а планирует остаться здесь, на Крайнем, жить. Бежала
она от чего-то - то ли от мужа, то ли от воспоминаний о нем. И герой мой
начал действовать.

Надев синий костюм, синюю рубашку, переливчатые, от рыжего до черного
колера, штиблеты, и наодеколонившись обильно снаружи и слегка изнутри,
купил у армянина на рынке (куда только не приедет армянин по делам
торговым!) букет каких-то цветов. И пошел объясняться в чувствах. Дама
приняла его гнусно- кокетливо, сказала, что за ней нужно поухаживать, по
возможности ей понравиться и дать ей ,наконец, подумать, а он стерпел,
потому что последний раз ухаживал за женщиной, когда учился в восьмом
классе, а методы ухаживания почерпнул из анекдотов про поручика Ржевского и
демонстрировавшихся разъездными киномеханиками фильмов, преимущественно
комедий. И все-таки чем-то он эту толстую кассиршу привлек, ибо она не
прогнала его и даже попросила заходить еще.

Бурный роман обсуждался всей бригадой. Коллеги подбадривали влюбленного и
даже не отпускали в его адрес соленых шуток - герой мой был человек
наивный, но добрый и уважаемый, да и по пьяни в глаз мог заехать
качественно. И когда стало ясно, что кульминация событий еще впереди, а
стройка заканчивается, бригадир Серега Калкасов сказал ему так:

- Я тебя, Михалыч ( имя его так нам и неизвестно), понимаю. В твои годы
бобылем маяться и мотаться туда- сюда не фонтан. Но как оно еще повернуться
может, кто знает. Ты тут оставайся, мы в Таз двинем, а место я для тебя в
бригаде всегда найду. Так что, ежели что - держи хвост пистолетом. Приму
всегда с дорогой душой.

Бригада уложилась и уехала. А оставила после себя , как водится, сорок га
выжженной тундры и здание какого-то управления в поселке. В управление
перешла работать роковая кассирша. Михалыч остался и вдруг наткнулся на
непостижимое.

Михалыч видел глухие палаточные поселки и большие города. Он строил черт
знает что и умел очень много. Но впервые в жизни он встретил место, где не
нужны ни каменщики , ни бетонщики, ни сварщики, ни монтажники, ни
сантехники (какая на фиг канализация в условиях вечной мерзлоты и за двести
пятьдесят кэмэ до ближайшего города!) Единственная специальность, которая
могла его прокормить в этом месте, включала в себя всего понемногу и
называлась пакостно и унизительно - "разнорабочий". Но чего только не
сделаешь из-за любви. И позабыв про свои шестые и седьмые разряды, Михалыч
начал новую жизнь.

Новые приятели пили много. В общаге жили с ним в комнате еще пять человек,
и керосинили они вдумчиво, сурово и беспощадно. Михалыч пил в меру, для
настроения, с соседями жил мирно, но порознь - менять друзей, да еще каких
друзей, на пятом десятке не так легко. Стал ходить в библиотеку, читать
"Крокодил" и "Вокруг света", поражаясь в последнем тому, что оказывается
есть на свете места, где ему не доводилось бывать.

Работа его тяготила своим отсутствием. Он лишился покоя - раньше он свою
банку принимал заслуженно - теперь она становилась пыткой. Ему и прежде
случалось тянуть по граммульке из пузыря, растягивая его на весь день, но
прежде хмель был легок и грел на ветру, помогая вкалывать. Теперь пьянка
шла сама по себе, а работы почти что не было. Кассирша принимала
ухаживания, но решительно никуда не торопилась. Тоска стала входить в
привычку.

Драматический конец истории приближался неумолимо. Однажды пришло
написанное корявым почерком письмо от Сереги Калкасова. В бригаде у них
беда случилась - погиб по пьяни приятель старый, самый старший в бригаде,
алкаш горючий , но и мастер на все руки. Уснул в колее, вездеход на
гусеницы намотал. Так что в бригаде дырка, и ох, как нужен Михалыч, ох, как
нужен.

А Михалычу в тот день дело поручили. Очки в сортире гудронить.

И был тот сортир особенный, вечномерзлотный, и устроен он был так. В
подвале дома оборудовали бетонный бункер-приемник, в потолке коего
проделаны были отверстия, обитые жестью. И стала жесть, разъедаемая
специфической влагой, изрядно ржаветь. Завхоз принял решение очки
прогудронить.

Развел Михалыч костерок, согрел гудрон в бочке, из тряпок и палки квоч
изготовил, а потом корявыми печатными буквами написал объявление следующего
содержания: "В ТУАЛЕТ НЕВХОДИТЬ ВЕДУТСЯ РАБОТЫ". Вздохнул свежим воздухом
напоследок, и с ведром горячей черной гущи ступил в бункер.

Первые два отверстия приходились на мужское отделение. Там все прошло без
сучка, без задоринки. Прогудронил, вышел на волю, покурил, взял новое
горячее ведро и пошел себе обратно. Третье очко оформил, как надо. И уже
заготовился четвертое обрабатывать. И тут на него сначала потекло, а потом
упало...

Он густо намочил квоч в ведре, взял его в твердую мужицкую руку, и за все -
за блядское это безделье, за водку с утра, за одеколон с вечера, за
"разнорабочего", за по уши в говне, за покойника, вездеходом раздавленного,
за дырку в бригаде, а он здесь, и за стерву эту из бухгалтерии всадил квоч
по самый не балуй в очко. Квоч исчез в отверстии, откуда донесся
отвратительный визг.

С чувством выполненного долга, как очнувшись, вышел Михалыч из бункера и
пошел в общагу, лег на койку лицом к стене и заснул.

А в управлении происходило следующее. На высокой стремянке стоял электрик ,
и копался в проводах, уже минут десять пытаясь обнаружить, наконец, фазу.
Устал искать, присел, как воробей на жердочку и задумался, провожая глазами
круглую задницу, обтянутую юбкой из импортного вельвета, исчезнувшую за
дверью дамской комнаты. И услыхал из-за этой двери раздавшийся режущий уши
вопль.

Толстая кассирша, в задранной до пупа юбке и спущенных штанах, проскакала
по коридору в направлении бухгалтерии, а за ней, отбивая барабанную дробь
по квадратам линолеума на полу, скакал прилипший к волосам квоч...

Когда электрика повели в здравпункт, уговаривая прийти в себя, и сообщая,
что он сломал руку, реагировал он совершенно непостижимо. Не чувствуя боли,
он заходился припадками истерического смеха, выкрикивая одну фразу: "Бля!
Птица счастья! В натуре! Птица счастья!"

Квоч отстригали от лобка пострадавшей маникюрными ножницами. Ожог был
несильный, но чувствительный. Кассирша взяла бюллетень.

До суда дело все-таки не дошло. Михалыч просто собрал шмотки, и через две
недели уехал в Таз, к Сереге Калкасову в бригаду, где его дожидалось
законное место. За расчетом в управление он не пошел, оформив доверенность
на соседа по общаге. Просидел две недели где-то в тундре, возвращаясь в
общагу только ночевать, и спозаранку исчезал снова, пока не случилась в
город оказия.

А через пару месяцев пришла ему на стройку бандероль. Были в ней носки
шерстяные домашней вязки, вязанные же рукавицы с пальцем , шерстяной
подшлемник и письмо. Письмо он не стал читать, и выкинул тут же, сгоряча. А
шмотки, призадумавшись, оставил.

Всему на свете, а значит и любой стройке, приходит конец. И когда пришел
он, Михалыч взял расчет и ушел из бригады уже навсегда. Серега Калкасов,
правда, написал наудачу в поселок на Крайнем Севере, на имя толстой
бухгалтерши, но получил письмо обратно с пометкой "АДРЕСАТ ВЫБЫЛ". Серега к
этой новости отнесся крайне неодобрительно."Шуры-муры, блядь,
романтика...Пропадет мужик!"

Председатель отозвался о рассказе как об излишне сентиментальном, а потому
недостаточно зрелом, и почему-то опустив глаза, объявил заседание закрытым.

Протокол заседания вел секретарь Клуба А. Ю."Энди R.B." Цунский.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ЗАСЕДАНИЯ.

---------------------------------------------------------------------------

                         ИСТОРИИ О СТРАШНОЙ МЕСТИ.

ПРОТОКОЛ ВТОРОЙ НОЧНОГО СОБРАНИЯ ЖИЛЬЦОВ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ, КВАРТИРА
щ 17 , СЕДЬМАЯ ЛИНИЯ В.О., САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ТОГДА ЕЩЕ ЛЕНИНГРАД.

ПРИСУТСТВОВАЛИ:
Председатель - Павел Николаевич Гамм, великий магистр восточных
единоборств, главный сэнсэй по фехтованию двуручным мечом.
Члены Клуба "Аптекари Пеля":
М.Е. "Мишель Алма-атинский" Кульчицкий
О.С. "Пегас"Самородов
А.Ю."Энди R.B." Цунский
А.Н. "Господин Буш" Наделяев
И.Д. Воропаев, отставной альтист группы "Аквариум"
В.Г. Петухов-Аксиненко
А. О. Басманов, чоловек-легенда.
А так же жены и подруги вышеперечисленных господ (разве теперь вспомнишь,
какая была чья на тот момент!)

Председатель объявляет второе заседание открытым, дает указание женщинам
разлить чай и переворачивает песочные часы, после чего обращается к
присутствующим с традиционным коротким докладом.

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Уважаемые джентльмены и леди! Сегодня напряженные размышления по
взволновавшему меня вопросу начисто лишили меня послеобеденного сна.
Вынужден признать, что сие бдение в неподобающее время не привело меня к
сколь-нибудь окончательным выводам, и я осмеливаюсь сделать тему моих
умственных потуг темою заседания нашего клуба. Я предлагаю вам поговорить о
страшной мести, об этой порою последней для уважающего себя человека
возможности получить хотя бы частичное моральное удовлетворение после
нанесения ему отдельным лицом, либо группой лиц, либо государством, либо
укладом и ходом самой жизни оскорблением.

Что есть оскорбление ? Я ответил на этот вопрос так. Оскорбление - это
вызванное бестактностью или насилием угнетение души человека, причем такое,
которое невозможно преодолеть, проигнорировав оное. Что же в таком случае
такое месть? Это неожиданное, или даже остроумное решение , приносящее душе
покой, радость и удовлетворение.

Я не хотел бы рассматривать как подлинный акт возмездия банальное насилие,
ибо оно лишь растлевает душу и порабощает разум. Да, на какое-то время оно
приносит облегчение, но коварные ловушки, расставленные на этом заведомо
ложном пути, ибо вскоре, обдумав ситуацию в целом, истинный поборник
справедливости понимает, что лишь увеличил количество зла в нашем грешном
мире, не сделав ничего, чтобы увеличить силы добра. Конечно, защищая свое
здоровье или жизнь, человек вправе применять насилие, как один из, увы,
необходимых инструментов. Но если речь заходит об оскорблении - насилие
только увеличивает масштабы позора, ибо синяк под глазом оскорбителя служит
последнему рекламой, а публике - напоминанием о том болване, которого тот
опустил тем или иным образом.

Я хотел бы сегодня услышать рассказы о мести благородной, возвышенной и
дерзкой, разящей наповал негодяев и возвышающей того, кого хотели унизить.
А потому я провозглашаю сегодняшнюю ночь посвященной этой сложнейшей и
удивительно интересной для меня лично теме.

Оживление в кухне. Присутствующие обдумывают сказанное вслух, припоминают
свои истории, и слова просит А.Ю. "Энди R.B." Цунский. Председатель требует
огласить название рассказа и предоставляет слово члену Клуба А.Ю."Энди
R.B."Цунскому.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ДВА МОЛОДЫХ СТУДЕНТА ДОСТОЙНО НАКАЗАЛИ НЕКОЕГО МЕРЗАВЦА,
КОТОРЫЙ РАЗРУШИЛ ИХ БЛАГОРОДНУЮ ЛЮБОВЬ К ДВУМ НЕОПЫТНЫМ И ЛЕГКОМЫСЛЕННЫМ
ДЕВИЦАМ.

Когда я поступил на первый курс факультета журналистики нашего уважаемого
Университета, у администрации возникли проблемы с общежитием для
первокурсников. Нас временно, на две недели, поселили в студенческий
профилакторий, что было чрезвычайно удобно, так как А). Располагался он в
центре города , на Мытненской набережной, Б). Там задарма кормили в
столовке весьма калорийной диетической пищей в приемлемых количествах и В).
на верхних этажах размещалось общежитие филологического факультета.

Приятелем моим стал с первых дней уроженец Нижнего Новгорода Александр
Цыганов, известный товарищам более по прозвищу "Зебр". Происхождению этого
веселого прозвища просто необходимо уделить минутку-другую вашего
драгоценного времени.

Получив первую стипендию, Александр Цыганов направился осмотреть городские
достопримечательности, а Питер, как всем тут известно, состоит из одних
сплошных достопримечательностей, и не хватит никакого времени, и тем более,
никаких стипендий, чтобы обозреть их хотя бы поверхностно. Александр
Цыганов разумно подчинил свои исследования географическому принципу, и
направился в ближайшую из достопримечательностей - в зоопарк.

Оттуда он возвратился лучащийся каким-то особенным впечатлением, и на
закономерно возникший вопрос ответил единственным словом:"ЗЕБР!" Причем
изобразил руками нечто толстое и длинное и ханжески покраснел, в то время
как глаза его сверкали энтузиазмом завистника.

Естественно, по-другому его с тех пор никто и не называл. Не менее
естественно и то, что будучи человеком не лишенным некоторого обаяния, он,
как и в меру того же дара ваш скромный слуга, стали объектами легкой
заинтересованности прекрасного пола, и активно этот интерес поддерживали со
своей стороны. И после некоторых усилий с нашей стороны, я и мой новый
товарищ обзавелись подругами, достаточно симпатичными
первокурсницами-филологинями, которых мы водили в кино и театры, одаривали
цветами, осыпали комплиментами - словом, вели себя, как последние идиоты...

Счастье наше было безгранично, но, как гласит мудрость, "Хорошему нет
конца"... Однажды моя подруга отказывается идти со мною в кино, сославшись
на плохое самочувствие. Развесив, как дурак, уши, я посочувствовал ей,
стерве, и отправился в библиотеку, где просидел до одури за учебниками (ну,
первый курс! Что возьмешь?!) и в сумерках уже возвращался домой. И что же я
вижу, подходя к профилакторию? Я вижу свою пассию в сопровождении некоего
третьекурсника, которого и называть-то не хочу по имени, дабы не отразилось
в истории его паскудное имя.

(Гул, общее и эмоциональное одобрение аудитории.)

И какова же была моя ярость, когда увидел я , что они не просто идут, а
нагло прутся, у всех на виду целуясь взасос и выставляя меня идиотом на
глазах у всей общественности, а потом еще и направляются к нему в комнату,
откуда она не выходит до самого утра. Я это случайно обнаружил, выглянув
из-за угла в коридор!

(Аудитория неистовствует. Слышны отдельные возмущенные выкрики.)

Даже сейчас по прошествии времени, я вспоминаю этот эпизод в легком
волнении, а каково мне было тогда? Решив все же сохранить при эти поганых
обстоятельствах достойное выражение лица, я ничего не рассказал никому о
постигшей меня катастрофе, что было тем более идиотизмом, так как в это не
было никакой нужды - в смысле рассказывать.

А через всего-то пару дней, мы с Зебром вместе наблюдаем точно такую же
картину, в которой мерзавец- третьекурсник является неизменным действующим
рылом, а вторую роль играет зеброва мадемуазель, и финал истории точно
таков же, что и в первом сучьем случае. Мы мечтали о мести и всю ночь
строили коварные планы, но так ничего и не выдумав путнего, улеглись спать
в печали и позоре.

В воскресенье вечером мы с Зебром сидели на койках и играли в карты, потому
что вечера у нас теперь освободились. Вдруг безо всякого стука отворилась
дверь и мерзавец заваливается к нам в комнату собственной персоной, достает
бутылку водки, а по нему видно, что он уже изрядно принял до этого.

Разлив напиток в стоявшие на столе стаканы, этот брандахлыст нахально сунул
их нам в руки, закинулся сам, и начал такой поганый разговор:

- Вот вы, пацанчики, меня сейчас ненавидите... А между прочим, это
совершенно напрасно. Вы ведь телки еще на этом фронте, а я старый,
заслуженный ветеран... Страдаете? Ну-ну-ну молчать. Молчать! Из-за кого вы,
собственно, переживаете. Из-за этих двух коз? Большое дело. Так они к вам и
относились, ребятки. Потому что вы стоили того. Театрики, цветочки,
стишочки.Тьфу. Запоминайте, щенки: все, что нужно бабе - это елда. Хуй, как
таковой. Ну и плюс - пара анекдотов, сто грамм, и "Wish you were here" для
расслабления. И это, детки, потолок их розовых мечтаний. Ну, потом,
конечно, замуж. За таких, как вы, мудаков. Но надо ли это вам - вот он,
блядь, тот самый шекспировский вопрос... Кстати, есть тут еще одна
рыженькая, с косой. Ее я буду не тут, а у себя на квартире обрабатывать -
там целку ломать нужно. Филигранная работа! В среду в семь придет.
Английским заниматься. Хха!

Он бесил нас уже потому, что по крайней мере, в отношении наших глупых
подружек оказывался совершенно прав, не говоря уже о том, что все его
"мудаки"и "щенки" были нами вполне заслужены. Он вызывал ненависть своим
тоном, своей блядовитой наглой рожей, своей распиздяйской позой ноги на
стол, приторной одеколонной вонью, всем собой... Но это было не все. Он
вынул из своего сволочного портфеля записную книжку "Ежедневник" толщиной в
триста с лихуем страниц, швырнул ее на стол, как кусок сахара пуделю, и
пробормотав "Просвещайтесь", нагло задрых прямо на стуле, портя остатки
воздуха своим зловонным дыханием.

Записная книжка была этаким спортивным дневником мерзавца, с именами и
телефонами вверху страниц, и через примерно три страницы - фотографиями,
некоторыми - весьма похабными. Судя по отвратительному качеству печати,
автором снимков был он сам. Что еще более мерзостно - нижней своей
половиной он часто присутствовал в кадре...

И вдруг меня осенило. План мести сверкнул передо мной как молния во всех
подробностях. Ни слова ни говоря, я схватил тетрадку, предназначенную для
конспектов по истории КПСС, и стал переписывать имена и телефонные номера,
едва успевая слюнить химический карандаш.

Наутро, когда он уперся к себе, я забрал у Зебра все что были деньги, и
добавил все имевшиеся в наличии у меня, но сумма сложилась явно
недостаточная. Всю ночь мы ишачили в порту на разгрузке сухогруза с
бараньими тушами из Австралии, проспали потом занятия, а еще я толкнул
одному философу, который жил в комнате по соседству, кое-какие кассеты, и у
нас образовался фонд, объемом в двести (!) рублей, который был торжественно
поименован Фондом Возмездия. Я посветил Зебра в план еще накануне, и каждый
из нас приступил к своей задаче.

Зебр покупал у метро гвоздики. Он припер их целое ведро, согласно моим
указаниям, и поставил в угол, забросив в воду полпачки аспирина.

Я же, тем временем, разменял у знакомой киоскерши из "Союзпечати" четыре
рубля двушками, и начал накручивать телефон. Всем девицам я говорил одно и
то же, не вдаваясь в подробности, ссылаясь на незнание таковых.

Вечером мы, прихватив гвоздики и купив две коробки мороженого, пришли к
дому негодяя, и без пятнадцати семь позвонили в дверь его квартиры,
оставили принесенное и сбежали, предоставив ему самостоятельно разбираться
в смысле записки, приложенной к нашим данайским дарам: "ГВОЗДИКИ И
МОРОЖЕНОЕ -ОЧЕНЬ ПОЛЕЗНЫЕ В ХОЗЯЙСТВЕ ВЕЩИ, ОСОБЕННО ЕСЛИ НЕ ЗНАЕШЬ, ЗАЧЕМ
ОНИ МОГУТ ПРИГОДИТЬСЯ."

Первую партию дам я звал к семи вечера, расчитывая, что они все равно
опоздают. Следующих приглашал к половине восьмого, затем - к восьми - и так
до полдесятого. В семь тридцать шесть мерзавец появился на балконе своей
квартиры, справедливо полагая, что мы наблюдаем за результатами своей
деятельности, сидя где- нибудь недалеко на скамеечке, и залаял грозно и
хрипло: "Сволочи! Щенки! Пидорасы!", но так при этом старался, что сорвал
на третьем слове голос, пустил петуха и вернулся в дом, где только
начинался задуманный нами веселый ад.

Несколько девиц хохоча вышли из дома, и я взволновался было, но тут же
успокоился, увидев, что идут они мимо остановки - в магазин. Оттуда они
вышли, весьма отягощенные бутылками. Видимо, они вытянули из мерзавца
кое-какую информацию, потому что целая дюжина пикантно одетых созданий
вылезла на балкон и воззвала :"Ребята, идите к нам! Позвали - так
развлекайте!"

Когда мы поднимались по лестнице, мерзавец промчался мимо, застегиваясь на
ходу , и уже снизу крикнул нам: " Что суки, довольны ? Ну так уебитесь там
в доску!"

С ностальгической грустью должен констатировать, что такой популярности у
женщин, как в тот вечер, мы больше уже не испытывали никогда. Нас носили на
руках и качали стаи возбужденных ситуацией гурий, нас буквально
изнасиловали в спальне негодяя, нам наперебой давали телефоны и адреса, и
мы, естественно, ими впоследствии неоднократно пользовались.

Я вижу в глазах у присутствующих здесь дам вопрос- а что же я говорил по
телефону всем этим девушкам, чьи чувства были в свое время без сомнения
оскорблены негодяем. Ответ банален и прост. Ни одна из них не дала бы
мерзавцу стакана воды, иссыхай он от жажды на бархане в пустыне Гоби.
Никакого удовольствия посещение его самого им не доставило бы. Но никакая
сила не удержала бы этих любопытных созданий , дай им возможность
посмотреть на ту, которая свяжется с таким фруктом всерьез. Я просто позвал
их на свадьбу...

Слушатели мужского пола недоуменно пожимают плечами, женщины конфузливо
возражают, но председатель, верно оценив подобные отклики на рассказ,
одобрил выступавшего. Слова попросил Михаил Евгеньевич Кульчицкий,
председатель потребовал огласить название рассказа и предоставил слово
члену Клуба Михаилу Евгеньевичу "Мишелю Алмаатинскому " Кульчицкому.

РАССКАЗ О НЕКОЕМ ДИРЕКТОРЕ, ПОТЕРЯВШЕМ БЕЗВОЗВРАТНО УВАЖЕНИЕ ОКРУЖАЮЩИХ,
ИЛИ ИСТОРИЯ ЧИНГАЧГУКА - ТОЛСТОГО ШАКАЛА.

Братишка мой старший, Виктор Евгеньевич, человек, в отличие от меня, весьма
деловой и хозяйственный. Поэтому и сумел вырастить такого пса, как Кинг.

Занимался братишка спортом, многоборьем, и преуспел в нем немало, и даже
был зачислен в сборную Казахстана. Постоянно он ездил на сборы в курортные
места, отлично питался, повидал страну и каких только женщин... Но не будем
отвлекаться.

Каждый день врач команды выдавал ему горсть пилюль с витаминами и еще
кое-чем, но с детства братец мой к медицине испытывал стойкое отвращение. А
в то же время - выбрасывать? За них государством деньги уплочены, и не
малые... И стал он их в тумбочку складывать. Потом спорт надоел, душа покоя
попросила, и уехал Витька в аул, где через умеренный бакшиш поимел в аренду
несколько гектаров. Витамины он взял с собой, а когда завел щенка - овчарку
немецкую, Кинга, так эти пилюли скормил псу, выдавая ему ежедневно порцию,
которая полагалась мастеру спорта по десятиборью.

И вырос пес - загляденье. Но здоровый! На выставках признавать не хотели -
уж больно велик. Зато и команды он выполнял так, что остальные собаки перед
ним - болонки карманные, Кинг и задержание проводил - любо дорого, и след
чуял, и просто рявкнет - Брюс Ли в штаны наложит. А на сладкое показывал
Кинг жюри такое представление: скомандует ему Виктор Евгеньевич: "К
расстрелу!" - пес морду к земле, лапы на глаза и скулить! Брат командует:
"Заряжай!" - пес замирает, а голову между лап в брюхо сует. "Целься!" Кинг
начинает на месте крутиться, а как раздастся "Огонь!" - дернется из стороны
в сторону, взвизгнет и упадет, да и замрет так.

Брат овец завел, свиней, ну там конечно - фрукты-овощи. Воду себе обеспечил
- вложил денег и соорудил там на своей земле этакую раблезианскую скважину,
дом поставил серьезный, гараж, хозпостройки. Ну, не одним годом все,
конечно, делалось, но стал он в ауле весьма уважаемым человеком, и даже
порой почтенные аксакалы разрешали ему высказать при них свое мнение, если
сами уж совсем ни хрена понять не могли.

И как-то поехал я к брату в поместье его поработать да оттянуться. Август
как раз был. Приехал я, встретил меня Витька как надо, выпили... А наутро
будит нас стук в стекло. Открываю дверь, и заходит к нам толстый-претолстый
мужик. И разговорчик с нами беседует о погоде, о здоровье, о здоровом сексе
c сочной девкой в хорошую погоду, а под конец предлагает - ребятки, мол,
давайте съездим к уйгурам в колхоз за арбузами.

Уйгур - это даже не узбек. Это люди, которые сначала стреляют или режут, а
потом разбираются, кто был виноват и был ли. Ехать к ним в колхоз за
арбузами - дело нешуточное. Потому что едем мы, ясный хрен, не покупать эти
самые арбузы, и не три штучки, а камазовскую фуру (КАМАЗ у брательника свой
имеется). И надо к такой акции тщательно готовиться.

КАМАЗ мы отшаманили, заправили, и в ночь не откладывая, двинулись. Когда
фура в порядке и движок самим тобой по косточке перебран, и под шасси ты
сам месячишко повалялся, шансы на успех есть. Не то что к уйгурам - к черту
в пекло за арбузами можно съездить, ежели у чертей водятся в пекле арбузы.
В четыре пополуночи во дворе стояла фура, набитая арбузами. Пока мы
набивали фуру бахчевыми культурами, знакомиться было некогда, а вот потом,
на обратном пути - разговорились, и оказалось, что толстый мужик - директор
местной школы. Какое- никакое - а начальство, что в Азии весьма и весьма
почетно. И мужик-то сам из себя симпатичный, веселый - и странно, что
директор - в Азии директора в основном азиатские, это замы у них русские, а
он крутанулся - и вылез. А утром я понял, что он без мыла в жопу залезет.

Разгружаться мы решили поутру, и повалились спать. Перенайтали кое-как до
одиннадцати, сунулись в фуру - а там голяк! Мы к директору, а он и говорит
- "А я ребята эту фуру себе в погреб покидал, не спалось что-то. А вам мы
сегодня еще привезем, я с вами поеду!".

Во, думаем, конь. К уйгурам в их колхоз теперь полгода носа никто не
покажет. Там за сегодняшнее утро уже запретку и вышки поставили, и
пулеметы, и отряд басмачей на ишаках, с базуками бахчу караулит.

Мы ему это сказали, а он только хохочет - вы, говорит, ребята, спать
слишком любите, а я с юности, еще в институте, днем учился, а ночью вагоны
разгружал. Витька на это ему и говорит - "Ты, наверное, учился в
магаданском заборостроительном на конно-водолазном факультете!" А директор,
весь на понтах, козофизию нам спантелеймонил, мол с соседями вам жить
учиться надо, ребятки, тем более что у вас русский сосед, а мог бы быть
бабай какой-нибудь, и вообще, хотите посраться - без проблем, я тут
какой-никакой начальник, и хворостина на ваши жопы у меня в хозяйстве
найдется. А Витьку заело это крепко, и он ему в ответ:

- А будь ты тут народный артист лесопилки и директор землетрясения, но до
моей жопы ты с хворостиной с табуретки не дотянешься!

Ну и сосед хвост распустил, как павлин, задница вся в перьях, и началась у
нас война.

На следующий день сосед переименовал своих свиней, и даже стал отпускать их
погулять во двор поближе к нашему дувалу, и зовет их новыми кликухами,
громко, на весь аул - Миша и Витя.

Напротив была чайхана. В чайхане сидят аксакалы - салаги лет по семьдесят и
главный - за девяносто ему было. Сидит важный, ордена на халате с войны,
как улыбнется - вся чайхана ржать начинает, потому что он смеяться изволил
и всем остальным приказал как будто. Ну и как выгонит он свиней во двор -
начинается в чайхане ржачка. Стало быть, надо нам мстить директору. Азия -
иначе нельзя... Да и самим хотелось очень.

Первый акт мести мы предприняли в тот же день, но кончился он плохо.
Пострадала невинная жертва. Ночью мы оттащили на метр от ямы директорский
сортир, в надежде, что ночью ему приспичит, и подлец провалится, но
пострадала его жена, такая же толстая и вредная, но все же не такая глупая,
как муж, баба. К тому же она-то нам ничего не сделала.

Мы предприняли вторую попытку. Взяли коровий шприц и полведра растворенных
в воде дрожжей, прокрались под покровом ночи в директорский погреб,
зарядили мы арбузы такой взрывчаткой и стали ждать. Ждали долго, но через
две недели арбузы сдетонировали. И опять пострадала директорская
благоверная... Вылезла из погреба вся в этой арбузной дрисне, пьяная от
запаха арбузной браги, ну кошмар просто.

Директор пошел на ответный ход. И напрасно же он на него пошел - после
этого Витька его решать напричь собрался..

Витька резал для Кинга мясо, и вдруг его позвал кто-то из-за дувала. Он
долго допытывался, кто же это его выкрикивает, а там никого. Вернувшись,
выдал псу его порцию, а через полчаса, Кингушка приполз к нему скуля,
потерся об ноги, пустил кровавую слюну и издох...

Витька ошалел от горя, а потом, терзаемый тяжкими подозрениями, за дикий
гонорар - десять бутылок водки - заставил местного фельдшера вскрытие
провести и тот обнаружил во внутренностях у Кинга кусок мяса,
нафаршированный мелким битым стеклом.

Брат вернулся домой, снял со стены карабин и зарядил. Перекрестился и к
дверям пошел. Как я умудрился ему крышак на место поставить - не знаю.

Три дня мы изводили врага своим бездействием. А потом Витька поехал в
райцентр на своем мотоцикле, у него "спортак" был им самим отшаманенный, и
мрачно эдак разлыбился, выезжая со двора, в сторону директорского дома. А
враг наш тем временем суетился во дворе: давал всяческие указания трем
казахам, которые перекрывали его крышу новым шифером, ставили антенну для
ящика и флюгарку крепили на трубе.

Вернулся братка на следующее утро и вынул из коляски ящик аптечных
пузырьков с валерьянкой, полиэтиленовые пакеты, продукты, покупки всякие.

Я поинтересовался, зачем столько валерьянки - ну, самому успокоиться после
такого потрясения конечно стоило, я сам был в дико растрепанных чувствах,
но мы пользовали себя другими лекарствами, пол-литровыми пузырьками из
которых за три дня полкухни обставили...

А он мне и говорит: "Это, Мишель, не лекарство. Это - секретное оружие!!!"

Ночью мы наполнили полдюжины пакетов жидкостью из пузырьков и побросали на
белеющую в темноте новым шифером крышу директорского дома.

К утру окрестности огласились диким воем, мявом и шипением. Вся крыша была
покрыта толстым слоем камышовых котов и кошек. Они копошились, дрались и
орали, являя собою крайне непристойное зрелище, а особенно омерзительны
были два наиболее крупных, которые сидели на самом коньке, ближе к улице, и
с сатанинским энтузиазмом, на глазах у аксакалов из чайханы и собравшейся
рядом общественности, совершали акт котосексуализма, выражая получаемое
удовольствие непередаваемо погаными звуками.

Директор пытался прекратить безобразие, бросая в котов камни, начиная с
мелких и дойдя до верхнего порога средней величины. Потом, видя
безуспешность своих попыток и заливистый смех соседей, кинулся в дом,
вернулся с двустволкой и с маниакальной решимостью начал садить по котам
картечью.

Первый залп угодил в трубу, и флюгарка стала напоминать кухонную терку для
крупных овощей. Вторым было уничтожено несколько кошаков, да только это все
без толку, и разрушена телевизионная антенна. Достигнутые успехи не
остановили директора, и он продолжил пальбу, добившись через полчаса того,
что два кота-содомиста лениво спрыгнули вниз и продолжили свое занятие.
Крыша дома чем-то напоминала Сталинград.

Аксакалы, получив распоряжение Главного, вовсю хохотали.

Месть была хороша - но явно неравноценна оскорблению и чудовищности
преступления врага. Мы сами рассматривали ее, как некую прелюдию к
завершающему удару, и даже строили некоторые планы, но помог случай.

Директор задумал бить кабана. Об этой своей затее он трепался по всему аулу
и не спроста: он всем объявлял, что Витьке надо еще нагулять жирку, а вот
Мишку он запланировал порешить в ближайшее время.

Забой свиньи весьма хлопотное и сложное дело со своей узкой спецификой,
скажу я вам. Этим должен заниматься профессионал, или, по крайней мере,
человек подготовленный. Таких людей мало в специфических условиях Азии, где
местное население в большей степени баранину жрет, хотя и не по религиозным
соображениям, по привычке. Свинобой брал за эти свои услуги кварт, ну -
двадцать пять рублей, пару бутылок водки и килограммов пять лучшего мяса,
не говоря уж о том, что его нужно было кормить обедом и за этим обедом
меньше пол-литра он тоже никак не выпьет. Щедрость директора вам уже
известна по истории с арбузами, и потому вас, конечно, не удивит, что сей
пресловутый директор решил попробовать обойтись своими силами и погубить
моего бедного тезку самостоятельно.

Ну - время настало резать зверя. Вошел, мудила, в свинарник в одних плавках
- жара стояла неимоверная. Между плавками и левой ягодицей был скрыт от
свинячьего глаза нож - орудие свиноубийства.

Директор подошел к Мишке, бедному моему тезке, и поразил последнего до
крайности: с подхалимской рожей подобрался и приласкал его и даже почесал
за ухом. Свин, довольный тем, что его обаяние наконец-то хоть кто-то оценил
по достоинству, прихрюкнул довольно и подставил хозяину бок.

Директор, продолжая ласкать вепря, дрожащей рукой высвободил из-за плавок
нож, и нанес удар в то место, где по его предположениям, должно было сердце
быть. И прямо в грудину засадил, как ножика не погнул!

Свин секунду постоял, не в силах прийти в себя от такого коварства, а затем
издал боевой кабанячий рев и бросился на своего погубителя, ничуть не
скрывая с желания отомстить за себя. Директор из свинарника вон, - а Мишка
снес загородку раненой грудью и за ним .

С первой минуты поединка Мишка проявил себя великолепным тактиком. Он занял
выгоднейшую позицию между сараем и домом, не давая директору прорваться ни
туда, ни туда, и постепенно стал гада к дувалу теснить, за которым
начиналась улица и стояла через дорогу чайхана.

Директор в панике метался из стороны в сторону и пытался спастись. Кабан
угрожающе надвигался и пощелкивал мощными зубами, а люди знающие говорят,
кабан зубами подкову разгрызть может.

Директор совершил невероятный акробатический фортель и уцепился за край
высоченной крыши сарая, пытаясь туда забраться. Мишка тоже подпрыгнул и
успел таки жвакнуть директора за икру, откусив от нее значительный
фрагмент.

Сидящие в чайхане аксакалы дивились невиданному зрелищу. Во дворе дома
напротив весьма почтенный человек, занимающий должность, облеченный
какой-никакой властью висел на стенке обмазанного глиной сарая, верещал и
дрыгал ногами, а внизу бушевала свинья, пережевывая кусок начальничьей
ноги, хотя по законам этого мира это директор должен бы есть свинскую ногу.
В холодце, например.

Наконец штурм крыши сарая увенчался успехом. Директор отдышался, прохромал
к краю крыши и осторожно посмотрел вниз: свин выжидал, глядя на директора
налившимися кровью глазами и как бы приговаривая "Все равно спустишься!"

За дувалом скапливались люди - и лица у них были весьма веселые. На помощь
они не спешили, так как в основном это были школьники или недавние
выпускники.

В чайхане тоже нарастало оживление. Многие кусали губы и прятали лица от
верховного аксакала, который еще не решил, смеяться ему, или нет.

Тем временем директор вытащил из-под стрехи сарая багор длиной метра два, и
стал куском валявшейся на крыше проволоки прикручивать к нему нож. Завершив
сей труд и убедившись в надежности конструкции, он стал наносить этим
копьем Мишке удар за ударом, разъярил его окончательно и вошел в азарт сам.
И тут багор сломался, директор рухнул во двор и стал отбиваться от свина
обломком.

В этот момент мы с Витькой как раз и завалились в чайхану. И Витька нарушил
все неписаные правила - он показал во двор директора пальцем, захохотал, а
потом, сквозь приступы смеха прокашлял:

- Чингачгук!

Старейший аксакал вдруг хлопнул в ладоши, расхохотался сам, погрозил Витьке
пальцем, в знак прощения нарушения правил восточной вежливости, и поправил:

- ЧИНГАЧГУК - ТОЛСТЫЙ ШАКАЛ !

Директор тем временем споткнулся и ударившись головой обо что-то там
хозяйственное, потерял сознание.

Его жизнь спасла несчастная супруга, отогнавшая Мишку хворостиной и
вызвавшая к директору фельдшера, а к Мишке - свинобоя.

И тот и другой крайне неохотно реагировали на призыв, взяли безобразно
большой бакшиш и чуть не четверть мяса.

Директор уехал из аула через два месяца. Он устроился в школу в одном из
отдаленных аулов, но уже не директором, а учителем физики, и с тех пор тот
аул так и называется в обиходе - "Аул, где физиком в школе "Чингачгук-
толстый шакал". Дети часто рисуют на доске перед его уроком или просто
свинью - или целый комикс. Он старается не обращать на это внимания. А
когда-то еще каким Геббельсом по школе ходил!

В Азии вообще вовремя слово сказать - великое дело. И врагу отомстил, и
свой авторитет поднял Витька. Аксакалы его теперь даже в свою компанию
приглашают, бывает.

Председатель приходит в себя и напоминает присутствующим, что только в
данном случае, и ввиду того, что речь шла и о его родных местах, он
смирился с изрядным нарушением регламента, впредь же будет следить за
строгим его соблюдением, и поскольку не видит другого способа призвать
выступающих к порядку, возьмет слово сам и изложит свою историю на заданную
тему.

ИСТОРИЯ ПРИМЕРНОГО НАКАЗАНИЯ ПРЕЛЮБОДЕЯ, НАГЛО УКЛОНИВШЕГОСЯ ОТ ВЫПОЛНЕНИЯ
СЛУЖЕБНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ ИЗ-ЗА ПАГУБНОЙ СТРАСТИ К ЖЕНЩИНАМ И ДОРОГО ЗА НЕЕ
ЗАПЛАТИВШЕГО.

Примечание секретаря: изложена Председателем в виде исключения .

Когда-то, уважаемые джентльмены и леди, когда я еще не был председателем
этого уважаемого собрания, я жил в тех же краях, что и уважаемый член
нашего Клуба Аптекарей Пеля Мишель Алмаатинский, и будучи таким же, как и
сейчас, ревнивцем истины (особенно я ревновал, если истину изрекал кто-то
другой) искал себе такого занятия, какое было бы необременительно,
оставляло бы время для размышлений, а так же по возможности оплачивалось
денежными знаками и было общественно полезным. И однажды подобное занятие
мне все-таки подвернулось.

Есть в горах, неподалеку от Алма-Аты, метеостанция. Это дежурка, и вокруг -
всякие термометры- барометры-психрометры и трещотки, и вертушки, и прочая
дрянь. Раз в четыре часа те, кто там работает, должны снимать с приборов
данные и по рации сообщать в метеоцентр.

Добираться туда довольно долго - на вертолете и пешком немного, и работают
там вахтовым методом. Получаешь на две недели продуктов, аккумулятор для
рации - и развлекайся в меру фантазии. Только не забывай радировать данные.
А состоит вахтовая бригада из двух человек.

Для меня дни проведенные там были сплошным наслаждением. Я читал Ли Бо,
Фирдаусси, Конфуция, Омара Хайама и Джека Лондона, наслаждался мудростью их
высоких мыслей, а также составлял ежедневные гороскопы, пользуясь имевшейся
у меня книгой эфемерид. Достаточно свободный график работы позволял мне в
равной степени заботиться о своем организме, соблюдать время печени, время
глубоких медитаций и отпуска корней, час кошачьей потяжки и очистки
сознания, а также пятиминутные беседы со Шри Бхагаваном. Иногда в
медитативном видении приходил ко мне Заратустра, и мы с ним беседовали: "А
правда ли, уважаемый Заратустра, что ты говорил, будто бы..."

Но что же это я... Сам же и нарушаю регламент. Вы меня одергивайте,
пожалуйста. Так вот, это были для меня дни абсолютного счастья.

Но вот напарник мой, весь день, невзирая на противопоказания звезд, все
время то шлялся по окрестным горам, то читал какие-то пустые и дешевые
книжицы, то трепался с кем-то по рации, играл сам с собою в дурака, а
будучи уличенным, говорил мне, что раскладывает пасьянс особого рода, и под
конец первой недели стал пробивать воображаемому партнеру щелчки.

Он быстро истощил имевшуюся у нас водку, злобно и клеветнически укоряя меня
в том, что я якобы выпью все в одиночку, что было совершеннейшая ложь. Я и
вправду, выпил бутылочку, но не один, а с Омаром и с Заратустрой, я же не
алкоголик - пить в одиночку!

Более всего меня злила его похоть. Он говорил только о женщинах, и когда я
пытался при помощи цитат приобщить его к опыту мудрых, это было совершенно
бесполезно, потому что он, как раз когда мы с Омаром и Зариком выпивали в
сенях на свежем воздухе, прочел несколько моих книг, совершенно неверно их
понял, и даже смел, невежда, отвечать мне цитатами из любимых мною древних
мыслителей, приводя их совершенно не к месту. Невежда!

Когда наша вахта уже подходила к концу, выяснилось, что оба наших сменщика
больны, и нам пришлось остаться еще на две недели. К исходу и этих двух
недель нам сообщили, что если сейчас нас снять с вахты, то придется ломать
график отпусков, и к тому же тяжелый физический труд в высокогорных
условиях нашим сменщикам еще не рекомендуется. Вертолет доставил нам
провизию, и улетел.

Играя сам с собою в дурака, мой друг и сменщик дошел до низости: если
вторые две недели он честно пробивал, в случае проигрыша, щелчки и себе, то
теперь он начал жульничать! У меня тоже дела шли неважно. Во-первых, я
поругался с Заратустрой, который явился ко мне во время печени и настаивал
на беседе, а я сказал ему из-за этого несколько резкостей, а он в ответ
чуть не спалил дежурку, бросив мой собственный бычок в лужицу спирта на
столе, да еще и выкрикивал неизвестно к чему "Я ничего подобного не
говорил", и "Лучший канатоходец - мертвый канатоходец!", язвительно при
этом добавляя "А давно ли ты не ходил по канату?"

А во-вторых, Джек забрел ко мне как-то с Ситкой Чарли и Калтусом Джорджем,
которым на Клондайке не разрешали пить, а тут они нагло воспользовались
моим гостеприимством и выжрали весь спирт, прибывший с вертолетом, включая
и тот минимум, который был необходим для обработки приборов, и тот, что мы
выписали для протирки оптических осей. Напарник мне потом высказал все что
думает обо мне и Джеке, Ситке и Калтусе, и почему-то напирал на то, что я
должен обратиться к врачу, а и без того чувствовал себя препоганейшим
образом - и вообще, что за манера начинать ссоры в десять утра, во время
кошачьей потяжки и очистки разума!

Это было ужасно. Напарник совсем лишился рассудка, и даже ночью бредил
женщинами, и их отдельными частями- особенно, стал вырезать цветные
фотографии из журналов "Работница"( кто-то сдуру затащил сюда целую
подшивку этого издания за 1964 год), и наклеивать их на стены в самых
неподобающих местах, комбинируя с фотографиями мужчин из газет, дорисовывая
скрытые детали шариковой ручкой.

А когда я беседовал с Шри Бхагаваном, он заявил, что больше не может здесь
без баб, да еще с сумасшедшим в компании ( Шри Бхагаван ужасно рассердился)
и бросился из дежурки на улицу, сказав, что ушел в город...

Вернулся он через четверо суток разительно переменившимся, и даже
согласился разделить нашу беседу с Омаром, Зариком и Джеком, поведав нам,
что с ним приключилось.

Выбежав на улицу, влекомый похотью, он шел по горной тропе сквозь
неистовствовавший в ту ночь ветер, промок до костей под дождем, едва не
сорвался в пропасть, но выбрался на шоссе, и на попутной машине добрался до
города. Там он едва дождался вечера, переоделся в совершенно пижонский
прикид - итальянские джинсы, кроссовки "адидас" с синими полосками, майку с
фотографией группы "КИСС", и полетел на дискотеку. Сколько денег стоит эта
без сомнения модная, но несколько бросающаяся в глаза одежда!

На дискотеке он увидел материализовавшуюся перед ним мечту - мощную
полногрудую брюнетку с крашеной прядью на лбу, на высоких каблуках, в
обтягивающей юбке и черных колготках. Он кинулся к ней и без артподготовки
начал приступ. Вид у него был такой, что красавица просто не могла ему
отказать, тем более, что была несколько старше по возрасту, чем большинство
танцевавших на дискотеке девушек.

Получив ее адрес и приглашение явиться вечером, он, изнывая от желания,
ринулся в магазин и купил там бутылку коньяка и коробку конфет, дабы
соблюсти приличия, и за пять минут до срока явился, наскоро влил в женщину
стакан дорогого напитка , дал дожевать конфету и повалил на кровать.

Через четыре часа дама прошептала, что хотела бы передохнуть, а он
проревел, что рад бы, да уже не может остановиться и хотел было продолжать,
но вдруг понял, что подруга его кричит, и не от удовольствия, а от ужаса, и
причина ужаса где-то у него за спиной.

Повернув голову, он забыл о сексе. За его спиной стоял огромного роста
мужчина в камуфляжном комбинезоне десантника, со знаками отличия майора
ВДВ, и что всего существеннее - с кобурой на поясном ремне.

Дама стала лепетать какое-то весьма уместное в данном случае, "Ты
непонялэтонеточтотыдумаешьятебевсеобъясню", но майор остановил ее властным
жестом и приказал замолчать, после чего обратился к моему напарнику:

- Вытащи и сядь. Теперь надень штаны. Трусы не забудь. Иди сюда и садись на
стул. - напарник повиновался.

- Красиво явился. Коньяк дорогой. Рублей восемнадцать стоит. Конфеты
красивые, дорогие. Сразу видно солидного человека. Одно только плохо.
Небрит ты братец - как будто только что с гор спустился.

Напарник не нашел ничего лучшего, чем сказать : "Ддддда...С гор..."

- Ну, вот тебе раз! Я ведь тоже с гор - а в порядке. Ну да ладно - какая
проблема. Сейчас устраним.

Через тридцать секунд приятель мой был надежно прихвачен к стулу той самой
простыней, которая только что покрывала ложе наслаждений и совершенно
обездвижен. А вскоре на столе появился утюг, под которым раскалялась
салфетка идеальной белизны, за ними - одеколон, крем для бритья, помазок и
очень опасная бритва. Майор снял ремень, раскрыл кобуру...и вытащил оттуда
кусочек пасты ГОИ, натер ею правочный ремень, и стал бритву править,
приговаривая при этом "Эх, молодцы немцы, десять лет бритве, но ведь
настоящий "ЗОЛИНГЕН", отличная вещь!"

И стал он бедному моему приятелю щеки мылить. А потом, вытерев бритву
специальной тряпочкой, тщательно выбрил на первый раз, особо
прочувствованно лаская ему б`итвой шею в области сонной артерии.

Бритье на второй раз сопровождалось высказываниями майора, вроде:"Ну вот,
теперь парень хоть куда, хоть на свадьбу, хоть в гроб, родным и близким не
стыдно будет показать, они гордиться будут, скажут, лежит как живой, а нос
у тебя даже не завострится, вон толстый какой!" и тому подобными злыми
шутками.

Потом он закончил бритье, и ласково приложил к выбритым местам горячий
компресс (ту самую, из-под утюга, салфеточку), и освежил одеколоном
"Русский лес".

- Спасибо...- как-то странно, на вдохе, пробормотал побритый.

- Да не стоит, не стоит! - весело отвечал майор. - Всегда рад помочь, а
сейчас, давай за знакомство выпьем по стаканчику! А то как-то
негостеприимно с моей стороны.

И майор удалился на кухню, откуда вернулся с двумя бутылками водки, теркой
для овощей и бруском хозяйственного мыла. Настругав полбруска в кружку, он
плеснул туда водки, прикрыл кружку широкой ладонью и основательно взболтал,
а потом долил водки до краев и заставил привязанного к стулу беднягу выпить
до дна, а сам выхлебал такую же кружку, только без мыла. Повторив
процедуру, он освободил пленника, надел на него ватник, вынутый из
кладовки, задом наперед, застегнул на все пуговицы, и просунул в рукава
швабру, предварительно оторвав от нее щетку.

Потом он вытолкал жертву в коридор и на лестницу, дал несчастному пинка,
повернулся лицом внутрь квартиры, и пробасил: " А теперь с тобой
поговорим!", обращаясь к притихшей в углу женщине.

...в начале седьмого появились первые прохожие, и все они отшатывались от
жалкой и одновременно пугающей фигуры, шатавшейся из стороны в сторону и
испускавшей омерзительные запахи.

Какая-то сердобольная дворничиха вынула брезгливо швабру из его рукавов, и
трясясь от стыда и ужаса, пострадавший из-за страсти приперся домой,
немедленно залез в ванну, выбросил все, что на нем было, в мусоропровод, и
мылся, мылся, мылся, но запах преследовал его повсюду, а еще тошнотворнее
был запах мыла, и он вынес все мыло в коридор, давясь от отвращения, и
терся содой, пастой для мытья раковин, стиральным порошком...

Заканчивая рассказ, он выставил на стол рюкзак водки, и начал пить ее
нервно, давясь и кашляя. Вдруг он резко встрепенулся, вскочил и выбросил из
комнаты мыло, эмалированную кружку и коробку из-под конфет. А потом сказал:

- Но ты глянь, как чисто побрил...

- Так это же позавчера было...- пробормотал я и все понял ...

Борода у напарника с тех пор так и не растет. Он стал несколько
эксцентричен. Не переносил мыла, кружек и конфет в коробках - ну это
понятно. Выбросил в пропасть пузырек одеколона "Русский лес". Но зато он
стал вместе со мной беседовать с Фирдоусси, С Омаром, Джеком и Зариком, а
как-то забредший к нам на огонек Олжас Сулейменов, который как раз хотел
спросить у меня совета - баллотироваться ли ему в депутаты, утешил его:
"Ничего, дружище, гляди веселей! Алдар Косе тоже был безбородым!"

Аудитория встретила рассказ Председателя восторженными аплодисментами, но
тут Председатель вспомнил, что как раз наступает время печени и поэтому он
вынужден объявить закрытым очередное заседание, а так же пригласив всех
желающих на его ежедневную десятиминутную встречу с Ричардом Бахом, который
обещал сегодня привести в гости Будду и Сиддхарту. Да и Карлсон обещал
заглянуть.

Протокол заседания вел секретарь Клуба Энди R.B. Сейчас, сейчас, Ричард,
допишу и иду, вы там не пейте без меня !!!

---------------------------------------------------------------------------

      ИСТОРИИ О ЧУДЕСНЫХ ИЗБАВЛЕНИЯХ ОТ НЕОТВРАТИМЫХ ОПАСНОСТЕЙ, КАК С
                ВМЕШАТЕЛЬСТВОМ ВЫСШИХ СИЛ, ТАК И БЕЗ ОНОГО.

ПРОТОКОЛ ТРЕТИЙ НОЧНОГО ЗАСЕДАНИЯ ЖИЛЬЦОВ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ,
КВАРТИРА щ 17, СЕДЬМАЯ ЛИНИЯ В.О., САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ТОГДА ЕЩЕ ЛЕНИНГРАД...

Председатель(Паша, тебя снова по всей форме вносить? А, ну ладно!) тот же.

ПРИСУТСТВОВАЛИ ЧЛЕНЫ КЛУБА АПТЕКАРЕЙ ПЕЛЯ:
Энди, Мишель, Пегас, Басманов, Крендель, Ингер, И. Воропаев... да разве
всех упомнишь...И где-то вы все теперь... Какие новые шутки шутит с вами
жизнь? С чертями какого ранга играете вы в трясучку? Кого вы теперь любите?
О чем вспоминаете долгими зимними ночами, когда еще колобродит в крови
выпитое, и невозможно уснуть...Забредаете ли иногда через лабиринт
прошедших дней в кухню, с которой я так и не могу уйти? Стоп. Сейчас войдет
председатель, и мне влетит за нарушение регламента: посторонние грустные
мысли. Что же ты наделал, Паша...Нет, все, я пишу протокол. Я слышу тебя. Я
ведь всегда узнавал тебя ПА ШАГАММ...

Усталый Председатель вваливается в кухню и долго пытается отдышаться, а
когда ему это наконец удается, немедленно объявляет заседание открытым и
начинает традиционный доклад председателя.

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Друзья мои! Простите, я еще не пришел в себя...Ах.. Ох... Уфф...Эх...
Сегодня я сразу объявляю тему нашего сегодняшнего заседания. Только что я
бежал... То есть, прогуливался и думал, думал, думал... Да! Я думал о
чудесных избавлениях от нависающих над нами опасностей, и вынес из своих
рассуждений вывод: часто эти избавления происходят не просто по воле
случая.

Кстати, о воле случая. Надо ж было мне сегодня... Ну да ладно. Так вот. О
высших силах. Они частенько вмешиваются в нашу жизнь. Если бы я не знал
здешних проходных дворов так, как я их, слава Богу, знаю... Да что это я
все о своем, о своем...

Вот что, я вам тему объявил, секретарь ее немного подоформит покрасивее, а
вы ведь поняли о чем речь? Я пока передохну, соберусь с силами, приду в
себя... А вы что-нибудь такое расскажете. Эх, не было у меня меча с
собой... А то бы...

Аудитория шушукается, обсуждается что-то только что произошедшее с
Председателем. Эй, вы, погромче, мне тоже интересно, что случилось-то? Кому
там слово? Паша, слово ему даешь? - Слова просит член клуба Мишель.
Председатель требует объявить название рассказа и предоставляет слово члену
Клуба Мишелю.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ КУЛЬЧИЦКИЙ ЕДВА ИЗБЕГ ЗАТОЧЕНИЯ В
ЮДОЛЬ СКОРБИ, И КАК СПАС ЕГО ОТ ЭТОЙ УЧАСТИ СВОИМ ВМЕШАТЕЛЬСТВОМ САМ
АРХИСТРАТИГ МИХАИЛ.

Дело было на Пасху. Как раз она на первое мая пришлась. Я к Пасхе готовился
долго - и даже постился. Но вот с постом все время какая-то чешуя
получается. То в кашечной не выдержишь и к овсянке сосисок накупишь, то
пивка всадишь в "Ведрополе", а ведь шел вроде бы мимо и заходить не
собирался. То с Михалной чего...То с Женькой-девочкой...

А ведь и не хотел вроде бы - но... Слаб человек, ой, слаб. А на страстную
пятницу затеял я Евангелие читать, и как стал я читать про Иуду, да про
этого с понтом Пилата, и про Петра-апостола, как отрекался... Так
расстроился я, так разозлился - положил я Евангелие на полку, и пошел в
"Дракошу" и с горя там выпил - там с одним разговорились об этих всех
событиях. Две тыщи лет прошло, А я все никак не успокоюсь! Положа руку на
соответствующий орган, накушался я в ту пятницу - не дай Бог. Но субботу я
пост строго держал. Даже не похмелялся. А это - в общем - маленький подвиг.

А поутру мне Михална образок подарила. Архистратига Михаила. На длинном
гайтане кожаном, красивый такой, и освященный... Я его тут же надел.

Потом отстоял всенощное бдение, и душа возрадовалась. А как вышли из храма
- на Петроградской, у Тучи, так все стали христосоваться и разговляться, и
угощать друг друга, а у меня тоже было с собой, и вот хорошо мне стало, и
иду это я домой, и тут вдруг вижу - висит на углу сатанинская тряпка
красная, и портит мне все мое пасхальное торжество.

Подхожу я к тяпке, выдираю ее из стены и взглядом помойку ищу. Но нахожу я
не помойку а мусор, точнее, сразу усиленный наряд мусоров, и наряд этот
направляется ко мне непосредственно.

Разбираться они со мной долго не стали, а развернули мне фейс демократором
в сторону отделения, и говорят только одно слово - "пошли". И я пошел - а
куда денешься...

И картинка же была со стороны - загляденье одно. Идет по улице шесть
мусоров с дубинками, а впереди я с красным флагом. Фотографа только не
хватало...

Приходим. Там я в обезьяннике еще попарился - а до меня у них дело дошло
только к семи утра. Стали протокол сочинять. Документов у меня с собой не
было, и светило мне ехать в спецприемник- распределитель на пару месяцев. А
что я им скажу? Что ксива у меня в ксивничке на сундуке пиратском на флэту
хиповском, что на Галерной улице, в расселенке на третьем этаже, сороковая
квартира , два коротких звонка - один длинный? И что там еще таких как я
человек двадцать? И что весь пипл там просто с тоски сохнет, оттого что к
ним менты в гости не захаживают?

Имя? Нате вам имя. И фамилию забирайте. Отчество? С удовольствием. Гол
рождения тоже не задорого отдам. Прописан в Алма-Ате. Зачем приехал? Салют
посмотреть... У нас нету. Зачем флаг брал? А вот хотел завтра на
демонстрацию пойти...

И как я это сказал, так тут же мне демократором по ребрам. "Ах ты ублюдок
волосатый, туфту мне хочешь впарить? Хули с тобой ебаться! В спецпримник
его, на Каляева. Пусть у них от него башка болит!"

В спецприемнике свои достопримечательности. Вши бельевые. Запаришься потом
шмотье кипятить. А делопроизводство там такое, что раньше, чем через два
месяца оттуда не вылезешь. Май, июнь. На Гаую хотел съездить... В июне в
Крым собирались... Солнышко вылезло. А вечером сегодня - открытие
"треугольника". Составят скамейки у Дворцового моста соответственно. Рыжов
гимн "треугольника" споет. Может, Умка будет. Кто-то свистел, что
приехала...

Посадили меня в фургон. Ручка только снаружи...Пол резиной застлан.
Скамейки нет. У окошка без стекла. Без стекла, но с решеткой окошко. Дышу
напоследок вольным воздухом.

Подъехали к Финбану и остановились. Зачем это, думаю? Мочить будут? Так
вчера оттянулись уже, и настроение у них было не то, как ехать собирались.
И тут до меня доперло - кофе пошли пить на вокзал. Ох, думаю, Господи,
сделай чудо. Спаси меня от ментов, от вшей, от соседушек по камере, от
неволи спаси меня!

И вынул я образок, поцеловал его - и тут-то я ясно понял, что если увижу
атеиста - просто посмеюсь над ним дураком. Просто поржу, и пойду дальше.

Образок на гайтане длинном, кожаном. Внутри ручки нет, а снаружи то вот
она. Высунул я за решетку образок, раскачал, накинул на ручку - и открылась
мне дверь на свободу. И вышел я, осмотрелся, и со слезами на глазах
возблагодарил Господа! Кого на выручку мне послал! Не сошку мелкую, самого
важного и занятого Ангела оторвал от дел, чтобы пьяницу и раздолбая из
неволи выручить!

А помолившись, поднял я кусок кирпича, и слово на дверях написал одно,
коротенькое- коротенькое. И иллюстрацию сделал.

Аудитория торжествует. С единственным критическим замечанием обращается к
рассказчику член Клуба Александр Борисович "Ингер" Железнов.

- Что же ты, Мишель, от такого божественного порыва к такой гадости
снизошел? Богохульство это!

- Ан нет, Ингер. Ан нет. К каждому месту надпись должна быть подобающая
сделана. И иллюстрация - соответственно! Так вот!

Председатель растроганно обнимает Мишеля, стряхивает с глаза скупую слезу,
садится на свое место и вдруг неожиданно объявляет заседание закрытым,
объяснив это тем, что ему необходим кое что срочно обмозговать. Протокол
вел секретарь Клуба Энди R.B.

---------------------------------------------------------------------------

ИСТОРИИ О НАКАЗАНИИ ЗА РАЗГИЛЬДЯЙСТВО, КОТОРОЕ НЕИЗБЕЖНО ДОЛЖНО ПОСЛЕДОВАТЬ
                  ПРИ СТЕЧЕНИИ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

ПРОТОКОЛ ЧЕТВЕРТЫЙ НОЧНОГО ЗАСЕДАНИЯ ЖИЛЬЦОВ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ...до
чего же достали все эти формальности. То же мне... Художественный пришм...
Разве когда-то мы вели протоколы? Это же все я сам и придумал, кроме
историй, конечно. Председатель тот же. Участники все те же. И что это я так
пренебрежительно представляю читателям наших подруг?! Нет, конечно кто-то
может назвать их безнравственными... А мы тогда какие? Ты ,козшл, ты что-то
вякнул, ты нас за кого держишь? А ну-ка закрой пасть! То-то. Все такие
нравственные, пока жизнь не врежет по зубам, да чего там, некоторым и
погрозить достаточно. Простите нас, Анна Михайловна, Женька- девочка,
Полинка, Лилька, Светка-Амфибия, Дафна, Лесс... Да разве всех, перед кем
виноват, упомнишь..

Все уже было. Но было и много хорошего. От этого вспоминать становится не
так грустно...

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ.

Уважаемые джентльмены и леди! Сегодня во время печени я пускал корни, есть
такое древнее восточное упражнение, и никак не мог сосредоточиться. От
этого всякая ерунда полезла ко мне в голову, и я понял, о чем хотел бы
услышать сегодня. Только не спешите меня перебивать, спорить со мной - или,
того хуже, утешать. Мы живем, как законченные разгильдяи.

Не то, чтобы подумалось мне что-нибудь новое, но я долго думал, как нас
всех назвать одним словом, ведь, безусловно, есть между нами что-то общее.
Волосатыми нас всех не назовешь - взять к примеру, Кренделя... Ну-ну, не
обижайся ты... Я тоже лысею. Я и себя имел в виду. Тусовщики - тоже не все
- ибо кое-кто приходит сюда просто ради общения, а на тусовку и носа не
кажет, да-да, есть и такие, не будем переходить на личности...Что нас
роднит - мы все оттяжники. А еще - мы все рас... Пардон, раздолбаи. Я не к
тому, что слово хотел плохое сказать, я н ханжа, но вдруг кого-то это
покоробит. Я ведь о присутствующих говорю. И задумался я глубоко и грустно
- а ведь за это все придется однажды... Как любит наш уважаемый Мишель
цитировать: "Веселися, юноша, во дни юности своей... но помни." Вот я и
вспомнил. И решил немедленно обсудить это с вами, услышать что-нибудь о
подобных ситуациях, когда приходится платить за свое раздолбайство, или
разгильдяйство - это интеллигентно говоря. Протокол, все таки...

Раздается неуверенный голос из угла: "А можно я расскажу одну историю? Я
тут человек новый, но историю одну знаю, очень подходящую к случаю..."
Аудитория одобряет и ободряет новичка : "Да что ты, прямо как не родной!",
"Ты не робей! Сядь на пол, пей водку, ешь сало, трави анекдоты - будь проще
и люди к тебе потянутся. Это Цезарь сказал!" Это явно Мишель проснулся.
Слово берет таинственный гость.

РАССКАЗ БАРАБАНЩИКА БИЛЛА ПРО ОДНОГО ПОМОЩНИКА ОФИЦИАНТА, КОТОРЫЙ ПОСТРАДАЛ
ИЗ-ЗА СОБСТВЕННОЙ НЕВОЗДЕРЖАННОСТИ НА ЯЗЫК .

Сейчас я выгляжу более-менее по-человечески, но год назад вы бы меня не
узнали... И дело тут в том, что социальный мой статус сильно изменился. По
мнению коллег я просто накрылся медным тазом. С работы ушел. А работа у
меня была весьма и весьма престижная, и чем дальше - тем престижнее
становилась бы она день ото дня, останься я на своем месте. Я по профессии
основной - музыкант. Драммер я. Но это я теперь снова драммер, и был
когда-то драммер, но ряд обстоятельств - чуть ли не главное из которых -
банальные корыстные интересы, превратили меня из драммера в лабуха, а потом
- в халдея. В официанта, то-есть.

Официантом быть непросто, но приятно. Главное - заводишь связи. Связи в
этом мире - первое дело. И они у меня были. Другое дело, что подлость этой
профессии вот в чем - уходишь с работы ты, и связи уходят от тебя. Вот
теперь я музыкант. Драммер. Жрать только до сих пор хочется. Как сейчас
помню - уволился я, пришел с работы домой - и ощутил забытое чувство -
захотел жрать. Так с тех пор и не могу наконец, наесться. Но что я все о
себе.

Официантом я был хорошим. Хороший официант чем отличается? В счет - то, что
заказано, только то, что заказано, и именно то, что заказано. И без
вопросов - сдачу до копейки. Свое взять ты должен уметь, не вызывая
отрицательных эмоций у клиента. Вежливость - само собой, но без "чего
изволите?!" - во- первых, самому противно, а во-вторых, работает только на
совсем вшивую публику. Ну, есть еще много профессиональных тайн и секретов,
но о них надо просто отдельную книгу писать.

Проработал я лет пять, и дали мне ученика. Ученик от официанта отличается
тем, что к столам его пока не пускают. Он бегает на кухню за заказами,
когда мне лень - посчитает (а я потом проверю, пусть думает, что мне лень -
башка ведь через месяц сама не хуже калькулятора работает). Смотрит ученик
на меня, и постигает азы профессии. В общем, учится взять свое.

Звали ученика Слава. Симпатичный такой юноша, рано женился, деньги нужны.
Стал я его учить. Парень он скромный, вежливый, но по части хватки - все в
порядке. Как-то окучивали мы одну свадьбу. Заказ дорогой, гостей - около
ста человек, немеряно водки, горячего, дессерты... Ну- с такого заказа мы
вдвоем должны были снять по полтиннику, как минимум миниморум.

Время подходит, пришли от заказчиков, проверяют меню, смотрят на куверты,
салфеточки, чтобы все чики... И вдруг Славик вылезает вперед меня,
подмигивает мне незаметно, и говорит:

- Простите, как вас зовут? Антонина Пална? Очень приятно... Слава. Антонина
Пална, я вас расстраивать не хотел бы, просто подумал, может мне стоит вам
порекомендовать... Вы вот - ромштексы заказали на горячее... А они у нас,
честно сказать - не очень... Вот, посмотрите...

И подает ей, стервец, подгоревший и жесткий экземпляр. Где только взял
такой!

- Видите? У нас одна плита жжет, а тут сразу сто заказов, запорют
наверняка, а у вас ведь такой праздник... Я же людей знаю - станут потом
сплетничать, "мясо было горелое, не могли чего получше заказать..."

Антонина эта самая Пална в ужасе кивает головой, и по лицу еш видно, чего
она ожидает, и ожидает она, что сейчас Слава ей предложит что-то такое
дорогое, что заказ в среднюю машину станет , а насчет ромштексов он
абсолютно прав, судя по предъявленному им экземпляру. А этот змей ей и
говорит:

- А еще я вам скажу, между нами, только вы меня не выдавайте( как будто я
из-за двери ничего не слышу) , эти ромштексы еще и ужасно дорогие. Я вам
открою секрет один. У нас есть чудесное, почти что фирменное блюдо, его наш
повар готовит лучше всех в городе. Это его особые лангеты, и стоят они -
два десять за порцию, а ромштексы эти - два девяносто! Есть разница,
правда?! Смешно, но у нас ведь часто так. Да вы просто посмотрите, не
думайте, что я выпрашиваю что-то, просто я вижу, вы люди интеллигентные, а
лишних денег сейчас ни у кого не бывает, просто не хочется, чтобы такую
приятную даму обманули, вы чем-то мою тетю напоминаете... Официанты тут
люди бессовестные, обдерут как липку, а я все никак не могу привыкнуть...

Когда он сказал про еш интеллигентность я чуть не пукнул от смеха, а про
лишние деньги - я просто поразился. Вот ведь, гад, подыскал словечко! Эта
стерва, знаю я прекрасно еш, директор универмага, у нее бабками только
сортир не обклеен. Но насчет лишних - это он просто как тончайший психолог
сработал - из нее копейки не выдавишь. А когда речь зашла о тете, она
просто растаяла, прямо сейчас, думаю, возьмет милого мальчика и оближет,
как леденец. И тут он такое про коллег вворачивает. .. Нет, конечно, свое
мы всегда возьмем, но тоже ведь, знаем с кого есть что взять, а с кем лучше
просто не связываться... И по этой логике уж эту-то стерву мы должны , как
липку, ободрать! А он ей такие гешефты предлагает, рубит мне план, да еще
пресмыкается, как говно, аж противно...

Но я совладал с эмоциями, и думаю - ну не совсем же он дурак, что-то ведь у
него под крышкой варится, и что-то он должен в башке совей помощницкой
прикидывать, раз такое безобразие затеял.

И тут он приносит ей с кухни лангеты. Как я тарелку увидел - так все понял,
и чуть не заплясал.Ну, думаю - орла вырастил! Далеко пойдет, собака, и меня
обскачет, если это уже не случилось. Даже взгрустнул.

В тарелке, которую он ей приволок, лежит свежайший, образцово уложенный
гарнир, и одна ланегтка. А полагается класть их на порцию две! Лангетка на
тарелочке так пристроена, что только сама еш съесть не просит, и Антонина
Павловна просто просияла, в благодарностях рассыпается, утверждает
изменения в меню, и весь вечер он пашет у столов, а я перекладываю из
тарелок по одной лангетке в другие гарниры с сплавляю их в общий зал, и
таким образом чистая прибыль от операции составляет 2.10 Х 50 , итого 105
руб.00 коп. Обычными методами мы кроим еще по шестдесят с мелочью. А перед
разъездом гостей, подзывает нас Антонина Павловна к себе и вручает по
четвертному, называя нас милыми мальчиками, и вручает каждому по экземпляру
визитной карточки, как добрая тетенька любимым племянникам приговаривая,
"Если что-то понадобится, заходите ко мне , не стесняясь!"

Положив за вечер в карман по инженерской зарплате, можно позволить себе
некоторое расслабление, что мы и предприняли немедленно в нашем же
ресторане, потом - в "Кавказском", потом - дома у двух знакомых телок.

Через неделю мы повторили операцию "Лангет", за ней последовали еще
несколько акций подобного плана, но во всех операциях Славик проявлял себя
подлинным художником и выдающимся знатоком технологий выкачивания денег из
карманов у граждан, причем не самых бедных и простых граждан, а они даже не
догадывались об этом, и всегда были нам благодарны. Я загрустил даже -
ученик явно превзошел учителя по всем статьям профессионализма.

Но простоты довольно на всякого мудреца. Настал день, когда Славик уселся
на задницу так, что никакая изворотливость ему не помогла. А случилось вот
что.

Я уже упоминал, что Слава был женат, и что именно это заставило его придти
в ресторан с университетской скамьи. Несмотря на свош разгильдяйство и
многочисленные измены, к жене он относился очень хорошо и по-своему еш
любил. И вот, однажды он решил сделать жене подарок и купил ей путевку на
дорогой курорт за границей - в Болгарии что-ли, не помню. Была в этой
покупке и своя подкожная мысль - жена на месяц уезжала отдыхать, а Слава
предполагал в этот месяц отдохнуть по-своему. За неделю до еш отъезда он
суетился, бегал по знакомым фарцовщикам, задействовал все свои - и мои-
связи, включая Антонину Павловну, и приобрел для супруги подарки,
призванные скрасить на юге разлуку. Фарц Микимото, сам Великий Микимото дал
своим парням указание доставить в ресторан японский купальник закрытого
типа, настолько тонкий, что в свернутом виде умещался легко в кулаке.
Универмаг Антонины помог в приобретении плетеных туфелек на шпильках и
элегантного сарафана. Неизвестно кто припер шикарную широкополую дамскую
шляпку. Знакомая помогла добыть великолепный надувной матрас для купания.

Приближался день отъезда. В этот день Слава поросил меня об одолжении:
поработать без него до половины восьмого, так как он поедет провожать жену
на вокзал, а потом...

- В семь подкатят две чувихи, ты им столик зарезервируй, они скажут, что от
меня. С ними мы в тот же вечер оттянемся. Еще я познакомился с двумя
чувихами из Эстонии - они нас ждут завтра. Послезавтра поедем к двум козам
из института Культуры. Еще три подруги будут нас ждать в четверг на даче в
Вырице, так что уикенд обеспечен. На следующей неделе...

Месяц обещал быть бурным... Я облизнулся в предвкушении и стал ждать
половины восьмого. В семь и вправду подъехали две соблазнительные,
аппетитные козочки, и я посадил их в уголок, предоставил в подарок от фирмы
шампанское, фрукты и еще что-то. В четверть восьмого звонили по телефону
две дамочки с прибалтийским акцентом, и назначили встречу. В половине
восьмого в зал вошел Слава.

Только когда он приблизился, я понял, что произошло что-то нехорошее. Цвет
его лица мог посостязаться со стерильным бинтом или манишкой конферансье.
Подойдя, он жестами попросил налить ему стакан водки, проглотил его, так же
жестами попросил второй стакан, затем, глотая остатки прямо из бутылки,
одновременно затребовал прикуренную сигарету, и только сделав четыре долгих
затяжки, за которые сигарета сгорел дотла, поведал мне, что случилось.

Придя домой с подарками, он вручил жене туфли. Она их тут же примеряла, и
жестом фокусника муж извлек сарафан из пакета. Она скинула, что на ней
было, но сарафан ей примерить не удалось, потому что любящий супруг тут же
добыл купальник. Но и купальник ей не удалось надеть, потому что из
коридора был явлен еш глазам широкий, как танкер "Дербент" надувной
матрас... Прямо на этом матрасе она принялась благодарить мужа за подарки,
и после этого взрыва благодарностей, лежа в объятиях жены Слава растаял и
запричитал: "Ах ты бедная моя пусенька, сладкая моя кисанька, нежная моя
лапонька, как же ты там будешь жить целый месяц без меня...."

- Да так же, как и ты без меня здесь....

-Что?! Да я тебя сам прямо тут придушу, шлюха поганая!!!- завопил Слава в
безумии...

На вокзал ехали в разных такси...

Вот вам и деловой человек! Вот вам и дар предусмотреть все... Даже самый
дисциплинированный раздолбай - в душе все равно раздолбай. Ничего с этим не
поделаешь, и будет за это наказание. Да что я все о Славе... Сам-то не
лучше. Драммер теперь в одной блюзовой команде. В общем - не жалею, я это
люблю... Только...Слушайте, у вас нету пожрать чего-нибудь, а?!

Собравшиеся, преисполненные сочувствия рассказчику, немедленно жарят
лепешки, цокают языками, качают головами, председатель возводит очи горе...

Когда суета вокруг изголодавшегося слегка затихает, слова просит сидящий в
углу человек по имени Флойдоман. Подлинного имени его никто не знает. Он
деликатно просит у председателя разрешения поведать историю, по его мнению,
весьма и весьма специфическую, с психологической подоплекой и моралью, и
председатель, поморщившись слегка при слове "мораль", все-таки разрешает.

ИСТОРИЯ ДЖЕКА ФЛОЙДОМАНА О ТОМ, КАК НЕКИЙ ПОЛИГЛОТ ДОШЕЛ ДО ГРАНИ БЕЗУМИЯ И
ДАЖЕ,КАЖЕТСЯ, ПЕРЕСТУПИЛ ЕЕ ИЗ-ЗА ЛЕГКОМЫСЛЕННОГО ОБРАЩЕНИЯ СО СФЕРОЙ
БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО.

Оговаривая тему звучащих сегодня историй, председатель имел в виду людей,
уже ставших раздолбаями, по его меткому выражению, причем, как явствует из
его доклада, и сам он, и похоже, все присутствующие уже успели забыть, как
стали таковыми. Мой рассказ будет призван раскрыть аудитории механизм,
посредством которого душа человека входит в описанное выше председателем и
выступавшим за ним рассказчиком, и поименованное термином " раздолбайство"
состояние , причем сделать это, опираясь на психологию - весьма уважаемую и
серьезную науку.

Герой этой истории к моменту ее начала совершенно под определение
соответствующего типа не подпадал. Это был скромный интеллигент, мученик
умственного труда, долго изучавший иностранные языки, и благодаря упорству
и таланту в совершенстве овладевший английским, немецким, французским,
датским и голландским, и это не считая некоторых диалектов, а так же латыни
и греческого.

Сами понимаете, без образцовой внутренней дисциплины и безупречно
логического склада ума такие успехи в познании языков просто невозможны. С
детства привитая любовь к порядку сказалась и на образе жизни. Знакомый
мой, поименуем его здесь Аркадий, строил свою жизнь с педантичностью,
которой любой немец позавидовал бы. Каждая вещь в его доме лежала на своем
месте. Рабочее место было организовано безупречно, и даже словари
расставлены не просто так, а были выставлены в пределах досягаемости прямо
от письменного стола в специальной вращавшейся тумбочке с удалением от
работающего по мере снижения частоты их использования, бумаги разных
качеств аккуратно размещены в специальных жестких картонных карманах,
укрепленных над столом. Так же над столом был подвешен сложный прибор с
контейнерами для авторучек, фломастеров и карандашей разных цветов, всегда
идеально отточеных на высококачественной немецкой машинке, которая была
присоединена к столу посредством особого, напоминающего тисочки, крепежного
устройства прямо над аккуратной корзиночкой для непригодных к дальнейшей
работе бумаг. Угол наклона настольной лампы был выверен и раз и навсегда
установлен.

Мечтою хозяина был персональный компьютер, который позволил бы значительно
сократить количество хранящейся в доме бумаги и упростить процесс работы.

Режим его дня был строг, как расписание поездов в цивилизованной стране.
Подъем, непременная зарядка, завтрак, состоящий из булочки, масла, яйца и
чашки кофе, отмеренного всегда в одном и том же количестве. Уход на работу
и возвращение с нее. Занятия языком для повышения профессионального уровня.
Прослушивание классических музыкальных произведений. Чтение художественной
книги. Ужин и сон...Перед сном одежда аккуратно складывалась в шкаф,
тапочки устанавливались в определенное место у края кровати, затем хозяин
принимал холодный душ и надевал пижаму, вы не поверите! Самую настоящую
пижаму, и ложился в ней спать, непременно открыв на ночь форточку.
Прохладный воздух чрезвычайно полезен для здоровья.

Вот такой человек... Титан!!! Казалось, ничто не может сдвинуть его с
истинного пути ученого...Но диавол хитер, и нашел лазейку, уж кто-кто, а
диавол Фрейда просто наизусть знает.

Аркадий мечтал о компьютере, но эта мечта была принципиально неосуществима
при его заработках в качестве переводчика в каком-то убогом НИИ, и даже
приработок в качестве репетитора для абитуриентов позволяли лишь
аскетическую и многотрудную жизнь, и где уж тут было мечтать о компьютерах,
да тогда их и не дозволялось иметь рядовым гражданам...

И вдруг страна изменилась... Не буду долго останавливаться на этом периоде,
читайте газеты и напрягайте память, тем более что в жизни Аркадия не
изменилось ничего, кроме того, что книги на иностранных языках стало
доставать легче, а потом само слово "доставать" исчезло, к сожалению,
вместе с деньгами на приобретение книг. Нас интересует в переменах масштаба
страны лишь факт возникновения частных издательств, одно из которых было
основано университетским приятелем нашего знакомого. Тот, повстречав
Аркадия как-то в кофеюшне на Большом проспекте, известной под названием
"Гроб", выяснил его состояние и обратился к нему с коварным предложением:

- Ты ведь переводчик от бога, а у меня работа, которая особых усилий от
тебя не потребует - за пару недель нужно перевести идиотскую книжку, я ее
издаю, ты получаешь гонорар - и привет, а я тебе домой для удобства
поставлю компьютер...

Дальше он мог не продолжать... Единственное слабое место было в броне у
титана - мечта о приборе, который мог увеличить производительность
интеллектуального труда в несколько раз, выполнять сложные расчеты,
приборе, с которым можно играть в шахматы и преферанс, никого при этом не
приглашая в гости, да мало ли!!!

- Книжки сейчас народ читает тупенькие, там особо художественного перевода
не требуется, для тебя это семечки, ты же с листа переводишь по прежнему?
Книжки небольшие, если мы запустим их в серию и будем в два месяца
выпускать три издания, то можно весьма неплохо навариться!

- И я смогу выкупить компьютер?

- Да конечно! За те же пару месяцев!

Аркадий уволился из НИИ и стал трудиться дома. Распорядок дня его почти не
изменился - только что уход на работу и возвращение с нее сменились
чрезвычайно полезными для здоровья прогулками в парк Победы. Более того -
время было летнее, и Аркадий обнаружил во время одной из таких прогулок
лодочную станцию, и регулярно, по сорок минут в день отдавал себя гребле,
потому что она очень эффективно развивает целые группы мышц, в первую
очередь ослабевающих у людей, ведущих сидячий образ жизни. Поначалу
гребущий Аркадий являл собою зрелище весьма смешное, но заметив, что
отсутствие техники гребли и необходимых навыков вызывает у окружающих
излишнее к его персоне внимание, он выделил себе пятнадцать минут в день
для чтения пособия п академической гребле, которое вполне подходило для
освоения весельного вооружения лодки типа "кефаль" и через некоторое время,
будучи человеком,всегда добивающимся достижения поставленной перед собой
цели, добился необходимой координации движений и стал носиться по прудам
парка, как катер на подводных крыльях. Теперь над ним тоже посмеивались, но
это нисколько Аркадия не волновало - он просто не успевал ничего заметить.

Рабочий процесс теперь был интенсифицирован до предела - мечта выкупить
полюбившийся "Паккард-Белл" в личную собственность не давала покоя, а

Технология процесса перевода была уникальна сама по себе. С детства владея
как техникой скорочтения, так и техникой слепой печати на пишущих машинках
с кириллической и латинской клавиатурой, Аркадий "разрезал" взглядом
страницу, мгновенно преобразовывал в уме английские конструкции в русские и
тут же вслепую набирал их на жесткий диск компьютера, даже особенно не
вдумываясь в смысл, да и вдумываться-то было нечего. Переводил он, в
основном, коммерческое чтиво - эротическую литературу, написана почти вся
подобная дребедень весьма незамысловатым языком, изложение носит почти
технологический характер, основу содержания составляет последовательное
изложение технического аспекта проблемы, наиболее важной задачей, таким
образом становилась точная передача последовательности и логики
процессов,плюс комментариев эмоционального порядка. В ходе работы был
достигнут такой автоматизм, что Аркадий просто не вдумывался в смысл
обрабатыавемого материала, заботясь лишь о качестве и скорости выполняемого
труда.

Что особенно раздражало, так это необходимость отвлекаться для
переворачивания страниц, но тут на помощь пришел работодатель - узнав об
этом выбивающем из колеи весь процесс затруднении, он раздобыл специальный
медицинский агрегат для переворачивания страниц нажатием педали, немецкой
работы механизм, чрезвычайно удобный и простой в обращении. Теперь процесс
несся со скоростью экспресса на магнитной подвеске, и за неделю было
переведено сразу три книги, причем с превосходным качеством, работодатель
пришел в восторг и даже увеличил гонорар, потому что рынок требовал новых и
новых книг ( издатель удивлялся порой - люди явно предпочитали читать об
этом, нежели заниматься на практике!).

Компьютер был давно выкуплен, но организованный труд засосал, и через
полгода такой работы Аркадий как-то раз внепланово задумался сидя за
письменным столом - произошло два чрезвычайных происшествия.

Во-первых - он пропустил прогулку . Во-вторых - уже неделю не слушал
музыки... "Заработался. Это конечно, не страшно - но все же излишне.
Сколько же я там денег заколотил?"

Работодатель создавал Аркадию, который был его секретным оружием в
конкурентной борьбе, экстраординарные условия... Все книги доставлялись ему
на дом, равно как и деньги за переводы - под предлогом заботы о ценном
кадре, но и с тайным умыслом - чтобы никто не увидел Аркадия в издательском
офисе, не подкараулил и не переманил. Ценнейшему сотруднику прямо на дом
доставлялись за счет фирмы готовые обеды, причем обеды высшего сорта. Если
бы тому потребовалось куда-то поехать - машина была бы немедленно
предоставлена ( чтобы заодно узнать, не ведет ли он переговоры с
каким-нибудь подлецом-конкурентом!), но только Аркадий никуда, кроме
гастронома и Парка Победы не ходил, да и в гастроном перестал - специальная
издательская девушка привозила ему все продукты на дом, и даже варила ему
кофе и готовила ужин, незаметно потом исчезая - босс строго- настрого
запретил ей каким бы то ни было образом отвлекать драгоценного переводчика
от работы, стараясь продержать его как можно дольше в состоянии конвейера,
зная по опыту, что такой режим входит иногда в привычку.

Аркадий просил девушку из издательства, которая была приставлена его
курировать, складывать деньги в шкатулку , стоявшую на верхней полочке в
секретере. Будучи обеспечен всем необходимым, он особо не интересовался
тем, сколько же у него денег - его интересовал только компьютер. Теперь,
когда цель была достигнута, деньги стали абстракцией. Увидев однако масштаб
и размеры лежавшей в шкатулке конкретики, Аркадий присвистнул.

За семь месяцев работы в издательстве он заработал столько, сколько он сам,
его мать и его отец не заработали за всю жизнь. Он с удивлением обнаружил,
что квартира теперь закрывается стальной дверью ( дверь ставили по
распоряжению издателя, бесшумно,насколько это возможно), причем обнаружил
это, увидев на связке лишний ключ. Впервые за долгое время он осмотрел свою
квартиру другим взглядом. Все было вроде на месте, жилье содержалось в
чистоте (девушка работала на совесть, и ежедневно проводила необходимую
уборку), но чего-то все же не хватало.

О возможности передохнуть он ни разу в жизни не задумывался просто потому,
что не имел для этого средств, а теперь средства были. Идей,как именно
отдыхать, не было решительно никаких - отдыхать он просто не умел, потому
что не знал, как это делается. Но как и все люди, титан уставал, и сейчас
чувствовал себя очень усталым, а потому просто прилег и уснул, даже не
переодевшись предвартельно в пижаму, на диванчике в кабинете.

Утром он пробудился в состоянии неясного, но тяжко гнетущего беспокойства.
В голове вертелись обрывки какого- то сна, но такие, что он сам себе не
верил, будто подобое могло ему присниться. Да...Заработался.Надо как-то
отдохнуть.

Найдя телефон своего работодателя, он сообщил ему по телефону,что нуждается
в отдыхе, и встретил полнейшее понимание - издатель и сам уже боялся, что
работая с таким напряжением, Аркадий может просто перегореть,как
трансформатор, и полностью одобрил его идею о кратком отпуске, но так как
сам был страшно занят, не оценил нависшую над драгоценным кадром
опасность...

Аркадия донимал какой-то странный нервный зуд ... Непонимание сущности
порождавших его причин усиливало изматывающее беспокойство. Пытаясь постичь
эту сущность, несчастный стал прикидывать,на что это хотя бы похоже - и
пришел к выводу, что это напоминает ему ощущение нереализованности
какого-то знания или умения, из-за которого его личный КПД значительно ниже
потенциально возможного...

Нужен был кто-то, с кем можно было бы посоветоваться, но издатель был
загружен работой, да и навряд ли мог бы помочь.

Щелкнул замок - пришла "кураторша", принесла продукты и очередной конвертик
с деньгами. Он критически осмотрел ее, стараясь выяснить, можно ли
довериться ей с подобной озабоченностью, и отметил, что интеллектуально
глубоким ее взгляд не назовешь, легкомыслия в ней побольше, чем надо бы, и
юбка гораздо короче, чем кажется ему пристойным, и...

...и в голову ему вдруг неизвестно откуда влезла подлая и похабная мысль.
Он представил себе эту девицу в чулках на поясе и туфлях на каблучках, без
трусиков, на широкой постели, нет, лучше на ковре, в позе левретки, ласково
облизывающей... Ну - и пошло-поехало...

Он решительно к ней подошел, сам себя не узнавая, ласково, но властно
поднял на руки и отнес в спальню. Там он посадил ее в кресло, впервые за
всю свою жинь разложил диван в его широкую конфигурацию, быстро избавил
даму от имевшейся на ней одежды и начал вытворять с ней такие вещи, которым
сам не то чтобы удивлялся, а был просто ошарашен собственной
изобретательностью и компетентностью! А что до девицы, та от удивления не
выказала даже формальных признаков противодействия или несогласия, а через
несколько минут вошла в раж и показала себя не очень умелой - но весьма
инициативной партнершей и три дня пролетели как пять минут. Все эти три дня
шла нормальная жизнь - с приготовлением пищи, прогулками в заснеженный
парк, уборкой дома и прослушиванием классической музыки. Необычным было
лишь то, что все эти действия сопровождались безостановочным сексом, из-за
чего прогулка была сокращена на двадцать минут, так как на скамейках в
парке Победы зимой все-таки холодно, хотя темнота, вследствие неисправности
фонарей и минимум прохожих в определенной части парка, в общем позволяли
такое времяпровождение.

Вот вам и шуточки с подсознанием... Незаметно записавшаяся на подкорку
головного мозга информация вдруг взбунтовалась и поперла на несчастный ум в
атаку, и полностью победила...

К исходу третьего дня кураторша вызвонила по телефону подружку, и занятие
продолжили втроем. В магазинах было закуплено красивое белье, служба
доставки привезла новую огромную кровать и несколько мягких ковров. В
спальне три мастера спешно прикрепляли зеркала к потолку, а что они потом
сотворили в ванной комнате, словами вообще не опишешь.

Девицы оказались внимательными читательницами всей серии выпущенных в
переводе Аркадия книг и потом они уже вместе искали в толще дешевых
пэйпербэков те фокусы, которыми еще не занимались. В квартире появились
кожаные пояса, ботфорты, эсэсовские фуражки и хлысты , но их быстро сменила
особая конструкция для подвешивания одного из участников действа к потолку
под любым углом, а всяких мелочей из секс-шопа валялось по квартире
столько, что и не сосчитаешь.

Аркадий снова начал работать, но теперь скорость его труда значительно
снизилась, потому что он внимательно штудировал тексты, изыскивая
что-нибудь интересное для себя. Изредка он бросал взгляд на экран
телевизора, к которому была подключена видеокамера, постоянно
транслировавшая любовные игры девочек на кровати в спальне. Они пригласили
еще пару подруг, и все, что они вытворяли тоже было чрезвычайно
занимательно, так что работа не клеилась.

Однажды издатель обнаружил в переводе Аркадия ни с чем не сравнимый по
страсти и волнению фрагмент, до которого тупая авторица очередного
"пиздселлера" никогда бы сама не додумалась, и осознав, что случилось
что-то непредвиденное и выдающееся, рванулся к Аркадию на квартиру. То, что
он там увидел, превзошло все его ожидания... Описать это невозможно, мы и
не будем этого делать, и на то есть причина, о которой я вам вот-вот
поведаю.

Аркадий написал книгу. Это самый беспутный и безнравственный, аморальный,
порнографический и растлевающий роман в истории мировой литературы. Как
всякий человек, привыкший доводить дело до конца, он окунулся в эту
тематику и достиг соверщенства в воплощении известного, и тут секс сотворил
чудо.

В титане умственного труда секс пробудил то, чего бедняге так не хватало.
Буйное творческое начало, зажатое в угол режимами и традициями, привычками
и правилами вырвалось с мощью баллистической ракеты и воплотилось в
буквальном,увы, смысле этого слова. Недавно Аркадий подписал котракт на
издание своего романа за баснословную сумму, получив которую он сможет уже
никогда не работать - то что увидел в его квартире издатель было не просто
эротической сценой - это было ВЕЛИКОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ В ОБЛАСТИ СЕКСА,
потрясающее, доступное каждому и сулящее новую сексуальную революцию. Но
что именно это было - я не могу вам рассказать до момента опубликования
книги, так как издатель и автор связали меня словом.

Роман, как вы сами убедитесь, несмотря на скользкую его тему - ВЕЛИКОЛЕПЕН.
О изобретении просто нечего говорить - вы все вскоре только о нем говорить
и будете... Но больше уж Аркадий ничего никогда не напишет. Во-первых,
такие открытия делаются раз в пять тысячелетий, а во-вторых, он и не станет
теперь ни хрена делать. Раздолбай раздолбаем стал, что с него взять...

Несколько секунд паузы сменяются вопиющим сумбуром, идет интенсивное
обсуждение рассказа, подается чай, и в ходе чаепития все участвующие в
заседании мужчины и большая часть женщин тихонько отводят рассказчика в
сторону и шепотом задают ему какой-то вопрос, и всем он отвечает кратко и
грустно, вяло качая при этом головой, придавая этому движению отрицательный
смысл, все недовольно рассаживаются на места, и слова просит Андрей
Осипович Басманов, личность легендарная. Председатель разрешает рассказ, и
звучит

РАССКАЗ АНДРЕЯ ОСИПОВИЧА БАСМАНОВА О ТОМ, КАК РАЗГИЛЬДЯЙ ВСЕ-ТАКИ ПРОЯВЛЯЕТ
БОЛЬШЕ КАЧЕСТВ, ПОЗВОЛЯЮЩИХ ЕМУ ВЫЖИВАТЬ И ПОБЕЖДАТЬ В НАШЕМ БУРНОМ,
МЕНЯЮЩЕМСЯ МИРЕ, НЕЖЕЛИ ТАК НАЗЫВАЕМЫЕ ЛЮДИ НОРМАЛЬНЫЕ.

Примечание: про А.О. Басманова существует поговорка: "Басманов матом не
ругается, он матом разговаривает." Поэтому секретарь позволил себе убрать
из текста некоторые выражения, заменяющие Андрею Осиповичу служебные части
речи и междометия, оставив лишь те, которые необходимы по смыслу и еще
немножко - для сохранения колорита речи рассказчика, хотя и понимает, что
нанес тем самым большой ущерб его гармоничному и восхитительному стилю
изложения. Утешает лишь то, что никакая стенограмма все равно не передаст
всей искристости и блеска этого шедевра, и вообще, как писал Н.В.Гоголь,
"Где я возьму такие кисти..." и "Дайте мне другое перо..."!!!

Вот тут все говорят "Америка, Америка....", "Че это ты, Басманов, имея
такие подвязки, не свалишь никак" и такую вот всякую хуйню... Эээ! Был я
там, блядь! И я вам вот что скажу - тут , пять лет не пройдет - такая же
хуйня начнется, но выжить можно, это я вам говорю, как доктор. Только не
пизжу при этом ни грамма.

Жил я там в Нью-Йорке, на Манхэттене. Хороший остров, но до Васьки не
тянет. Хотя есть что поглядеть. Я там куртку купил, вот эту, в барахольной
лавке. Я ведь с собой книгу провез, Стендаля, "Красное и черное" - ну туфта
под книгу, а в ней литр объема, самогону своего налил туда, как негру в
лавке дал попробовать, тут ботва и заколосилась...Сначала он пошел прайсы
скидывать раза в полтора, а потом хуй забил на торговлю и стал из плоской
бутылки "Смирновку" глотать, когда до него допиздило наконец, что он со
мной связался и теперь кроме пьянки ему ни хуя не светит в ближайшем
светлом будущем.

В общем, припер он свой универмаг на ключ, железки на окна спустил и
поперся со мной запиздовываться по Манхэттену и напитки жрать. А там еще
его три друга, тоже ниггера, в пивнухе с нами русского колдыря всадили и
стали мы песни орать, я их "Гоп-стоп" петь научил - это я к тому, чтобы
всяческие собравшиеся здесь логофилы и примкнувшие к ним куннилингвисты не
пиздели, что русский язык дохуя сложный и негру он в башку не влезет -
нихуя, надо подходы иметь - музон международный, нараз въехали, ну пиздец -
меньше газу,больше ям, подрессорники к хуям, дай работу слесарям.

Они мафон завели на улице, свой негритянский музон, наттрешку барабана и на
пять копеек музыки, но хуй с ними - "Гоп-стоп" зато теперь знают, думаю...
Там ведь что хорошо? - Лежишь ты, к примеру, в жопу пьяный на газоне под
деревом - и никого это не ебет, включая полисов, ты в свободной стране
культурно и свободно отдыхаешь, газон муниципальный. Я за что плачу налоги,
блядь? Вот как они, пидорасы, рассуждают...

Ну, лежим мы возле какой-то блядской галереи и отдыхаем, и тут вдруг
выходит на улицу из этой самой галереи какой-то пидор, и видуха у него
типа, блядь, еблом об тейбл... В общем, пиджак, а из пиджака торчит залупа.
С этакими маленькими ушами. Ебать мой хуй...

И это вот чудо из под муда прет по газону, будто так и надо и спотыкается
об одного из ниггеров, и нет, чтобы извиниться, так сразу ему " Факин
ниггер, гет лост, ю итчи саккер!" что в переводе означает что-то типа "
Ебаный ты черножопый хуесос".

Он это зря сказал, правда.

Ниггер достает из широких штанин маленький, всего с килограмм весом, найф,
и начинает им аккуратно отрезать от того самого пиджака, где залупа торчит,
воротник. Тот тоже завизжал почему-то по-русски - "Еб твою мать, полиция!
Сэйв ми-хелп ми- фак ю- мазефакин ты ебаный идиот-
убериножикидинахуйпридуроквереиззефакинполис" и много прочих
непристойностей. Я ему, в плане дружеского совета говорю, ты ,чувак,
дурной, как три залупы вместе. Стой тихо и я тебя отмажу по минимуму, но он
продолжал орать, как будто его резали, и доорался до приезда полиции, и
когда толпа копов торжественно вытащила пушки, стал выебываться, будто
настал его звездный час и сейчас ему все "хяппи пездей" споют.

Ниггера стоят аккуратно, стараясь ничего не делать, я за ними смотрю и тоже
занемел, как елда перед погружением, а этот лезет в карман своих широких
штанин, ну не соображает нихуя, что полис не знает, что это у него там
лежит, говно в бумажке или волына, ну и ближайший коп его по плечику
дубинушкой наебнул, этот пидор аж из другой руки портфель уронил. И тут уж
закатил такую истерику, что в сумасшедшем доме таких сразу в ванне топят,
чтобы лекарства не тратить. И вот что эта пизда вдруг всем сообщает:

- Ай эм зе секретари ин зе рашн эмбаси , ай хэв дипломатик пасспорт идите
все нахуй, а вот этот террорист, это он хотел спровоцировать международный
скандал, арестуйте его!

И показывает, при этом, сука, на меня.

Я от такого пиздовыкручивания просто охуел, а он продолжает свою речь,
"хуем-буем- машу мы ебем!" и не обращает при том никакого внимания на то,
что полисы его нихуя не понимают. Словом, нас всех торжественно повели в
участок.

Там нас сунули не в банальный русский обезьянник, а типа во дворик такой.
Стены бетонные, метра четыре высотой, пепельница в стену вбетонирована,
деревце в углу стоит, не чахлое нихуя, ну блядь - по- человечески все.

Потом нас всех поодиночке вытаскивают в типа контору, и там уже сидит этот
хуй их посольства, а с ним переводчик, потому что сам он кроме хуев,
полиции и байки про свой паспорт нихуя не знает.

Меня вытащили предпоследним, и по кислой роже переводчика и по первому же
вопросу копов я понимаю, что все весьма заебись, и даже выпивка будет.
Переводчик по-русски тоскливо говорит этому в пиджаке без воротника:

-Валерий Петрович, вас же предупреждали, что это недопустимо, к тому же мы
находимся в штате, где законы в этой области очень строгие, и теперь все
зависит от этих вот самых хулиганов, как они себя поведут, так что...

А коп в это время через того же переводчика меня спрашивает, правда ли, что
господин Хуеплеткин, или как там его, уже не помню, назвал мистера Джонса
ниггером с агрессивной интонацией? Я тут же напяг голову и говорю, ээ,
батенька, нет, не ниггером, а мазефакин ниггером итчи сакером, кричал при
том еще "факин блекс маст дай"," клин америка фром дерти ниггерс ," и
"уайтс форевер".

При этих моих словах кенты мои негры, не поняв, в чем дело, начинают
смотреть на меня как-то уж очень пристально, и я думаю, что же они поняли
из мною сказанного.

Тут полис им что-то по-американски "пиздл-пиздл-пиздл-еб-ца-ца бум?!!!", а
до них видно, дошло, и они все наперебой стали кричать "Еп! Еп! Еп!" и
ласково хлопать меня по спине, отчего мне стало нехорошо...

Ну, думаю - если у них такие планы, то надо линять по быстрому.

Но в это время переводчик и говорит - так ваши друзья все подтвердили...
Только не могу я понять, Андрей Осипович, зачем вам понадобилась эта
провокация...

Я ему и говорю:

- А затем, что этот пидорас сейчас пойдет с нами в магазин, и купит там нам
все, что мы скажем, а скажем мы очень много виски, и пива, и три больших
"смирновки" для моего друга, и еще пожрать, а еще заплатит нам за такси, и
даст по сто баксов на непредвиденные расходы.

- Ты, сучара, - ласково говорит мне Валерий Петрович, жертва расового
равноправия без воротника, - ты только попадись мне на Родине...Уж я тебе
покажу...

- А ты мне фотографию свою подари,-говорю,- я ее на буфет поставлю, чтоб
дети сахар не воровали. Заявление на тебя можно подать, как только
пожелаешь. Так что меня-то ты в покое оставишь, только смотри, как бы этот
тубиба-переводчик на тебя не накапал.

Ну, так все оно и было. Купил он нам всего, дал денег, покатал на такси и
выматерился напоследок, но шепотом, про себя, ему ж тоже, как патефонной
пластике, на хую у меня полжизни вертеться неохота.

Закончив рассказ, Басманов вынимает из под куртки флягу в виде книги, на
"обложке" которой напечатано "Стендаль. Красное и черное". Увидев флягу,
председатель оживляется и поспешно закрывает заседание, и другие участники
так же торопливо подерживают эту идею. Кто был секретарем, писать?

---------------------------------------------------------------------------

                           ИСТОРИИ ОБ ИСКУССТВЕ

ПРОТОКОЛ ПЯТЫЙ НОЧНОГО ЗАСЕДАНИЯ АПЕТКАРЕЙ ДОСТОСЛАВНОЙ АПТЕКИ ПЕЛЯ, 7-Я
ЛИНИЯ В.О., САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ТОГДА ЕЩЕ ЛЕНИНГРАД.

УЧАСТВОВАЛИ:

А народу-то в тот день было как-то очень много. День был очень хороший,
вечер тожеф. а про ночь вы уж позвольте мне умолчать - нельзя же делать все
на свете объектом искусства, что-то надо и для себя оставить. А то напишешь
такую вот книжку, глянешь - а тебя и нет...

ДОКЛАД ПРЕДСЕДАТЕЛЯ

Дорогие мои... Задумавшись сегодня с утра о нашем прекрасном клубе, о том
великом объеме полезнейшей информации, которую мы черпаем из рассказов,
звучащих на этой кухне, о жизни, о ее ценностях, столь буйно произрастающих
в непредсказуемом потоке дней, я встревожился одним очень щекотливым
моментом.

Все мы в той или иной степени заняты непредсказуемым трудом, который люди
некультурные именуют творчеством. Вчера по телевизору, который мне довелось
посмотреть в гостях, я увидел человека, который сообщил аудитории следующее
:" В моем творчестве преобладает... Мое творчество призвано... В начале
моего творческого пути..." Я бы убивал таких, честное слово.

Есть слова, которые нельзя произносить всуе, и независимо от степени
патетичности момента недопустимо произносить о себе. Увы - немногие люди
теперь способны это понять.

Чаще всего количество отпущенных обществом индивидууму атрибутов признания
и восхищения, а так же материальных благ, зависит от вещей, не имеющих к
его работе почти никакого отношения. Да вы и сами это прекрасно знаете...
Множество знаменитостей - не более, чем ловкие торговцы, а то и откровенные
проходимцы и жулики.

Есть мнение, что время - лучший судья, и оно все расставит на свои места,
воздаст каждому по достоинству, залечит раны, обеспечит, и даже гарантирует
торжество справедливости. Но я позволю себе усомниться в этом, и думаю, что
я не одинок. Уверенно можно сказать лишь то, что рано или поздно время
вгонит каждого в гроб... А насчет справедливости - так ведь посмертная
слава нужна не тому, кто работает, а тем, кто сделанное им потребляет,
чтобы сделать свое потребление престижным и модным занятием. Не ему - себе
поют славу посетители могил и музеев.

Вот ведь Гоген отказался помогать выставке Ван Гога, посмертной. А почему -
да потому, что на носу была своя. И сказал этим всем постоянным членам
комиссии по организации похорон всего и вся - идите на хер, деньги ваши ему
уже не достанутся, а на ваше уважение он при вашей жизни положил с
прибором, потому что понял, что при жизни от вас его хер дожешься, да и
цена ему пять копеек пучок! Ох, простите, я несколько возбужден...

Так вот я про что. Надо бы нам в нашем клубе об искусстве поговорить, а то
мы все про какой-то секс, да про негров... Перед читателями наших
протоколов просто неудобно.

Председатель замолкает, и слова просит художник Владимир Георгиевич
Петухов-Аксиненко. Получив разрешение председателя, он начинает
повествование и звучит,таким образом

РАССКАЗ ХУДОЖНИКА О ТОМ, ЧТО КАК ТАМ НА ЭТО НИ СМОТРИ И КАКИХ ТЕОРИЙ ПОД
ЭТО НЕ ПОДПИХИВАЙ, НО НИКУДА НЕ ДЕНЕШЬСЯ, И ТВОРЧЕСТВО - ЭТО БОРЬБА.

Вы бы знали все, какая у меня на Фонтанке мастерская... Да что я говорю -
вы же все знаете. Сейчас, когда мне осталось дожидаться всего шесть часов
до самолета и отправиться на учебу во Францию, мастерская будет сдана -
тому, кто докажет предварительно чистоту своих помыслов. Я вынужден буду
тестировать всех претендентов, потому что меня всего месяц назад кинули,
как последнего маляра, и даже сладостное чувство мести и наказания
неблагодарного подлеца не могут залечить мои душевные раны.

Все началось с журналистки и с искусствоведки. Эти порождения дьявола были
порождены дьяволом с кокретной целью - сбивать с пути истинного несчастных
и наивных художников и всячески мешать им работать, под шумок проталкивая
блатных.

Но эти две были вроде ничего. О журналистке после. Сначала про эту,
искусственницу. Эта самая Адель писала в газеты и журналы, а кроме того,
числилась при Очень Большом Музее искусствоведкой. С ней меня познакомил
пьяный Володя Яшке, причем познакомил коварно - он меня привел к себе в
мастерскую, познакомил, выпил еще стакан - и уснул, а она как давай меня
хватать за шею, и такое развела паскудствоведение - что и водить стало
нечего. А я -то поработать думал - мы же всего и выпили до того полторы
бутылки.

А утром я проснулся, Яшке нету, убежал поди, от стыда, а она сидит тут, в
моей рубашке, и протягивает мне бутылку пива, искусительница, змея...

И я выпил это ее изворотное зелье, и стала она меня "протежировать", то
есть водить на всякие встречи, устраивать мне знакомство, включая
знакомство с ейным мужем, но тут я ее в чем-то понял и оправдал, муж у нее
такой толстый, что половина ее талантов остается нереализованной, ну, это,
вы поняли, не в сфере искусствоведения. Он на меня посмотрел, у него во
взгляде так и читалось, " мне бы годков двадцать да килограмм сорок
сбросить, и..." А что уж теперь икать - кушать поменьше надо... Но я
отвлекся.

Протежирует она меня - я уж похудел, кисть в руке дрожит, о карандаше и не
говорю, тот просто пляшет. Раньше оно поутру все дрожало и плясало, пивка
попил - и все проходит, а тут - сплошные мышечные боли и нервная
истощенность.

Договорилась она с одной галереей - выставку мою там провернуть. Вставили
меня в план, я под этим делом себе выбил пятидневные каникулы с правом
отказа от секса под предлогом работы, и стал кое что подправлять,
заканчивать, дотягивать... И тут она, озабоченная моим имиджем, прибегает
меня причесывать, одевтаь в рубашки и костюмы, иговорит, что сегодня, мол,
журналистка придет, надо перед ней выглядеть соответственно, что она мол,
имеет вес, и при ее хорошей оценке и появлении статьи вполне реально
получить стипендию для поездки во Францию.

И вот приперлась эта журналистка, по имени Люба, попросила рюмку коньяку, я
глазами хлопаю, а Аделька хвать сумку - и в магазин, а та, как будто того и
ждала - шасть ко мне и этаким низким голосом говорит - "Я помню вашу серию
обнаженной натуры, потом вы продолжили эту тенденцию в серии посвященной
дикой природе и любви, а теперь сделали паузу, все больше работаете в
области натюрморта, а почемюю?"

И стало мне от ее похотливого взгляда жутко и тоскливо... И я стал говорить
в ее диктофон:

- Видите ли, тема любви и природы требует предельной искренности, даже
некоторой наивности от художника, а я, уехав из деревни, где специально
провел год, чтобы оторваться от городской суеты - снова погряз в жизни
мегаполиса со всем его грохотом, темпом, со всем цинизмом и поспешностью -
и теперь понимаю, что серию " Дикая любовь" смогу продолжить только в
будущем, - а она этак лукаво на меня смотрит и говорит:

- Правильно ли я вас поняла ? Значит рисуя любовь, художник сам должен быть
влюблен, рисуя обнаженную натуру - сам обнажен... - и подло снимает платье
через голову.

- Да отстаньте вы от меня с вашей еблей!!! - завопил я, но было поздно...

А потом, в самый разгар, входит Адель, истерически кричит и ломает руки
(мне), и требует, чтобы я тут же доказал, что люблю ее больше чем эту
лахудру, и они набрасываются на меня вдвоем, но вместо секса начинают
просто бить, и оторвавшись на мне как на боксерской груше отваливаются к
стенам и усталая Адель говорит этой борзописке - " Ну ведь правда, он
прелесть! Что я тебе говорила!" - и две стервы сходятся и целуют друг друга
в щечку. Я отнял у них коньяк, залпом его выпил и забылся.

Утром, когда я проснулся от треска в голове, я увидел, что две гадюки лежат
в обнимочку на моем диване, а я - на полу, без одеяла, без подушки, а на
столе - шампанское и еще коньяк, а главное - остатки пюре и котлет, и салат
из крабов зараза, а меня хоть бы кто так кормил...

И тут - звонок в дверь. Я поплелся открывать, а там стоит подонок, правда
тогда я еще не знал, что это подонок, но теперь могу сказать вам это
абсолютно точно. Он был в протертых штанах, с котомкой, с целой огромной
сумкой работ, и с каким-то маленьким, педерастическим этюдничком. Он
отрекомендовался Евгением, а по фамилии - это ж придумать - Ягненковым. Мол
приехал, жить негде, ваш адрес дали. Ну, не выгонишь же - как никак,
художник.

Две лярвы с дивана, как только его увидели, тут же скок со стола - давай о
нем заботиться. А он во всех смыслах голодный с дороги, и так перед ними и
этак красуется, и слово какое умное скажет вовремя, ориентируясь по
контексту, и еще чего... Ну.думаю, подожди, они тебе скоро навешают, как
мне вчера, но ты пока порадуйся... Приехал пять минут тому, а тебе уже и
шампанское, и крабы, а меня разве что на хер не послали, и только я
подумал, а мне говорят -

- Володя, сходи в гастроном, купи там чего-нибудь еще!!!

Ну уж хрен вам, думаю, я на все тут смотреть останусь, на что у вас, гадюк,
совести хватит. На все хватило.

Мне бы его выгнать - да ведь пожалел гаденыша. Я не удивился, когда
оказалось, что в плане галереи моя выставка заменяется его выставкой ( Женя
уедет, а тебе мы еще организуем!), что Жене вот-вот ехать во Францию ( Жене
же рудно пробиваться из Сыктывкара, тебе то мы всегда успеем сделать) , что
Женины работы решил купить какой-то Муденшайссер из городка
Бирштром-Фишкопф земли Шванцвальд, я уже ничему не удивлялся.

Но в ярость я пришел, когда увидел, что в Жениной комнате на его станке
стоит мой холст из серии "Дикая любовь", бездарно замалеванный портретиком
какой-то костлявой бляди, в которой я не без труда узнал по родинке под
пупом Адель... Ему было лень даже холст загрунтовать, теперь у него и
деньги, и Франция, и выставка вот-вот, а он как позорный сортирный ерш,
ворует мои работы и замазывает их своим говном!!!Ебет моих баб, живет у
меня дома, и при этом еще и уничтожает мою "Дикую любовь"!!!

Я осмотрел его картинки - и увидел еще два моих холстика, так же
записанных. И я понял - надо мстить. Все старые работы я спрятал в шкаф под
замок, три дня грунтовал на даче у друга холсты сходного формата и быстро,
по памяти, замалевывал их маслом и еще кое-чем, напоминавшим мою дикую
серию. За два дня до открытия выставки я с радостью обнаружил, что среди
предназначенных на нее работ Женя поставил и заранее мною заготовленную, я
знал, что от такого формата он ни за что не откажется!!!

Адель со своей гнусной подругой зашли ко мне, и глядя на мои обманные
свеженакрашенные работы, хором сказали :

- Нет, Володя, все-таки мы были ослеплены твоей личностью, но работы сами
по себе черезчур торопливы, непроработанны. Их никак нельзя было
выставлять, ты сам же скажешь нам спасибо...- торжествуя в душе, я смиренно
им отвечал:

- Мне очень жаль, что я вас разочаровал...- и грустно побрел на кухню.

И тут на кухне я вдруг загрустил по-настоящему. Я плевать хотел на его
выставки и Франции, я в гробу видел его победы над Аделькой, которая меня
продавала то там, то сям, но неужели этим двум блядям действительно
настолько плевать на мою работу, неужели смазливый щенок с длинным хуем и
откровенно недоделанными, недодуманными, недоросшими картинками мог во так
просто снести мою серию, которую даже не запомнили. Пообщавшись с двумя
этими бабами, я заметил, что Аделька хваткая баба, но в живописи соображает
меньше, чем в своем любимом занятии, но стерва-журналистка, та кое-что все
же кумекала, и мне было обидно разочароваться, они поверив в меня,
заставили меня самого в кои-то веки это сделать, и потом я снова осатлся
один, но вопрос, меня мучивший был посложнее: "А может, в этом просто никто
вообще нигде, никогда и ничего не понимал и не понимает? И это все обман? И
это все - просто ложь и лицемерие? Что же я делаю, на что я положил
тридцать шесть лет, прожитых мной на свете, какого черта я поверил каким-то
там великим, и какие же они великие, если две бляди с совковым верхним
образованием опровергают их, даже не вступая с ними ни в какой спор? И что
же будет теперь со мной - поздновато мне осваивать искусство жить по
привычке, и как..."

Тут на плечо мне ложится рука, и я вижу, что это рука журналистки этой,
которая какого-то черта гладит меня по щеке.

- Слушай. - говорю. - Что тебе еще от меня нужно? Вы меня и так уже унизили
и смешали с говном так, как не удавалось никому, и никому уже не удастся.
Уходи.

- Уйду, если захочешь... Но, только скажи мне сначала - куда ты дел свою
"дикую" серию?

- Да вот она, в комнате стоит...- сказал я, дрогнув.

- Только мне этого не объясняй. Я, кстати, кажется знаю, посему ты подменил
ее этими тряпками, и даже знаю, кажется, зачем. Но я им не скажу. И я с ним
не сплю - если это тебя интересует...

Открытие выставки состоялось позавчера. Вчера в галерее был выходной. Как
раз сегодня должен проявиться битумный лак сквозь масло. Под одной из
жениных картин мною, при помощи битумного лака, правдиво изложена эта
история, а на ряде других нарисованы различные символические фигуры и их
краткие названия. Но я уже этого не увижу - потому что до самолета осталось
уже всего пять часов, и мы с Любочкой уезжаем в Париж!

Какой-то высокий, в замазанном краской свитере смазливый юноша у дверей во
всю глотку кричит "Это подлость!!", женщина рядом с ним говорит много
разных неприличных слов, пытаясь говорить их по нескольку сразу, а художник
Петухов обнимает высокую даму с лицом, говорящем о язвительности и колкости
ее характера.

(на этом рукопись обрывается, но не заканчивается - примечание А.А.)