ОПЕРАЦИЯ "ИГЕЛЬС"
КАК РАЗМНОЖАЮТСЯ МИЛЛЕРЫ
ШТИРЛИЦ НА КУБЕ
Вожди четвертого рейха, или как размножаются Мюллеры.
Похождения Штирлица, и другие приключения Бормана.
КАК ШТИРЛИЦА ЖЕНИЛИ
ШТИРЛИЦ или ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ
ШТИРЛИЦ или ВПЕРЕД В ПРОШЛОЕ
ШТИРЛИЦ или КОРЕЙСКИЙ ВОПРОС
Маленькие рассказики про штандартенфюрера СС фон Штирлица

     ОПЕРАЦИЯ "ИГЕЛЬС"

                               ПРЕДИСЛОВИЕ.

     За окном шел снег и рота красноармейцев.
     Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:
     - Товарищ Жюков, вас еще не убили?
     - Нет, товарищ Сталин.
     - Тогда дайте закурить.
     Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку "Казбека" и
протянул   ее   Сталину.   Покрошив   несколько    папирос    в    трубку,
главнокомандующий задумчиво прикурил от протянутой спички.
     Через десять минут он спросил:
     - А как там дела на западном фронте?
     - Воюют, - просто ответил Жуков.
     - А как чувствует себя товарищ Исаев?
     - Ему трудно, - печально сказал Жуков.
     - Это  харашо,  -  сказал  Сталин.  -  У  меня  для  него  есть новое
задание...
     А за окном шел снег и рота красноармейцев.

                                 ГЛАВА 1

     Низкий закопченный потолок кабачка "Три поросенка" был  почти  черным
от сажи, стены были изрисованы  сценами  из  знаменитой  сказки,  в  честь
которой был назван кабачок. Кормили в кабачке не очень хорошо,  поили  еще
хуже, но это не отпугивало  его  завсегдатаев.  Отпугивало  их  другое.  С
недавних пор  в  кабачок  повадился  заглядывать  штандартенфюрер  СС  фон
Штирлиц.
     Вот и сейчас он сидел у дальнего столика, который был заставлен  едой
на семерых, а бутылками на восьмерых. Штирлиц был один и никого  не  ждал.
Иногда  ему  становилось  скучно,  он  вытаскивал  из  кармана  маузер   с
дарственной надписью "Чекисту Исаеву за освобождение Дальнего  Востока  от
Феликса Эдмундовича Дзержинского" и с меткостью  истинного  ворошиловского
стрелка расстреливал затаившихся по углам тараканов.
     - Развели тут! - орал он. - Бардак!
     И действительно, в кабачке был бардак.
     Пол был залит дешевым вином, заплеван и завален окурками. Создавалось
впечатление, что каждый считал своим долгом если не наблевать на  пол,  то
хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить. То  и  дело,  ступая  по  лужам  и
матерясь, проходили офицеры. За соседним столиком четверо эсэсовцев грязно
приставали к смазливой официантке. Ей это нравилось, и она глупо хихикала.
В углу, уткнувшись лицом в салат из кальмаров, валялся пьяный  унтерофицер
без сапог, но в подтяжках.  Иногда  он  начинал  недовольно  ворочаться  и
издавал громкие неприличные звуки. Два фронтовика, попивая шнапс у стойки,
тихо разговаривали о событиях на Курской дуге. Молоденький  лейтенантик  в
компании двух девушек подозрительной наружности громко распинался  о  том,
какой он молодец, и как хорошо он стреляет из пистолета.
     Штирлиц отпил из кружки большой глоток  пива,  поковырялся  вилкой  в
банке тушенки и пристальным  взором  оглядел  окружающую  действительность
разлагающейся Германии, изредка задерживая взгляд на некоторых  выдающихся
подробностях снующих между столиками официанток.
     - Какие сволочи эти русские, - неожиданно для всех сказал молоденький
лейтенантик. - Я бы их всех ставил через одного и стрелял по очереди.
     В помещении воцарилась тишина. Все посмотрели  на  Штирлица.  Штирлиц
выплюнул кусок тушенки, встал, и, опрокинув три  столика,  строевым  шагом
подошел к зарвавшемуся лейтенанту.
     - Свинья фашистская, - процедил он и влепил лейтенанту пощечину.
     - Простите,  я  не  совсем  понимаю...   -   пролепетал   оторопевший
лейтенант.
     Штирлиц вышел из себя, и, схватив табуретку,  обрушил  ее  на  голову
незадачливому лейтенанту. Лейтенант упал, и Штирлиц  начал  злобно  пинать
его ногами.
     - Я, русский разведчик  Исаев,  не  позволю  грязному  немецкому  псу
оскорблять русского офицера!
     Четверо эсэсовцев  бросились  разнимать  дерущихся.  Развеселившегося
Штирлица оттащили от стонущего лейтенанта, и, чтобы успокоить,  предложили
выпить за Родину, за Сталина.
     - Да, - сказал Штирлиц, немного успокоившись. Он выпил кружку шнапса,
рыжий эсэсовец с готовностью налил вторую, Штирлиц  выпил  еще,  лейтенант
стал ему неинтересен.
     - Ну как же можно, - шепнул один из фронтовиков рыдающему лейтенанту,
- при  самом  Штирлице  говорить  такое  о  русских,  да  еще  и  в  таких
выражениях! Я бы вас на его месте убил.
     - Штирлиц - добрая душа, - вздохнул второй фронтовик, - я помню,  три
дня назад тут били японского шпиона, так все били ногами, а Штирлиц - нет.
     - Добрейший человек, - подтвердил  первый  фронтовик,  и  они  вывели
лейтенанта на свежий воздух.
     Штирлиц, обнявшись с эсэсовцами, громко пел "Гитлер зольдатен".
     Пьяный унтерофицер поднял голову из салата, обвел зал мутным взглядом
и восторженно заорал:
     - Хайль Гитлер!
     Весь зал вскочил, вскинув руки, стены задрожали от ответного рева:
     - Зиг хайль!!!
     А Штирлиц уже спал, снились ему  соловьи,  русское  поле  и  березки,
снились ему голые девки, купающиеся в озере, а он подглядывал за  ними  из
кустов.
     Сейчас он спит, но ровно через полчаса он проснется, чтобы продолжать
свою нелегкую, нужную для Родины работу.

                                 ГЛАВА 2

     В кабинете Мюллера стоял сейф, в котором Мюллер хранил дела  на  всех
сотрудников Рейха. Он часто с любовью залезал в  свой  сейф  за  очередным
делом, чтобы пополнить его, восстановить в памяти,  просто  полистать  или
привести в  действие.  Но  последнее  случалось  редко,  ибо  Мюллер,  как
истинный коллекционер, не любил расставаться с  делами  своих  подопечных.
Сейфы с делами были почти у всех сотрудников  Рейха,  кроме  Штирлица,  но
такого обширного собрания сочинений не было  ни  у  кого,  даже  у  самого
Кальтенбруннера. Это было маленькое и невинное хобби шефа гестапо.  В  его
коллекции были Гиммлер, Геббельс, Шелленберг, Борман, Штирлиц и  даже  сам
Кальтенбруннер.
     Обергруппенфюрер сидел у камина и листал дело Бормана, это было  одно
из самых объемных дел в его сейфе. Мюллер насвистывал арию Мефистофиля  из
Фауста и перечитывал любимые строки.
     Партайгеноссе Борман был мелкий пакостник. Если Борману не  удавалось
досадить  кому-нибудь,  он  считал  прожитый  день  пропавшим.   Если   же
получалось  кому-нибудь  нагадить,  Борман  засыпал  спокойно,  с  доброй,
счастливой улыбкой на лице. Любимая собачка Бормана, которая  жила  в  его
кабинете, кусала офицеров за ноги, и поэтому всем  приходилось  ходить  по
Рейху в высоких сапогах. Мюллер, у которого было  плоскостопие,  от  этого
очень страдал. Однажды он имел неосторожность зайти в  кабинет  Бормана  в
кедах и был злостно укушен за левую ногу. Собачку пришлось отравить. С тех
пор они с Борманом стали злейшими врагами.
     Борман был любитель подкладывать кнопки на стулья, рисовать на спинах
офицеров мелом неприличные слова, натягивать в  темных  коридорах  сложные
системы веревочек, споткнувшись  о  которые  несчастная  жертва  в  лучшем
случае падала  или  обливалась  водой,  в  худшем  -  получала  по  голове
кирпичом.  Особенной  любовью  Бормана  пользовались  ватерклозеты.  Какие
только гадости он не писал на дверях и стенах об офицерах Рейха, а  иногда
перерисовывал из французских бульварных  журналов  непристойные  картинки.
Под одной из таких картинок он подписал "это Ева Браун". Фюрер  оскорбился
и поручил ему же, Борману, выяснить, кто это  сделал.  Два  месяца  все  в
Рейхе пресмыкались перед Борманом, а Штирлиц даже придумал  версию,  чтобы
оградить себя от подозрений, что  это  сделал  китайский  шпион.  В  конце
концов пострадал адмирал Канарис, который неосторожно выиграл у Бормана  в
преферанс его новую секретаршу. Секретарши были второй  страстью  Бормана.
Он то и дело увольнял одних  и  нанимал  других,  менялся  секретаршами  с
Гиммлером, Шелленбергом, просил подарить  секретаршу  Мюллера,  но  Мюллер
отказал. В Рейхе Бормана не любили, но побаивались. Кому же приятно видеть
свое имя на стене сортира?
     Борман был толст, лыс и злопамятен. А сам  Борман  в  это  время  был
занят делами. Острым ножом он вырезал на двери туалета надпись: "ШТИРЛИЦ -
СКОТИНА  И  РУССКИЙ  ШПИОН".  Удовлетворенно  чмокнув,  Борман  дернул  за
веревочку и вышел. Он тщательно вымыл руки и с чувством выполненного долга
направился в свой кабинет. День обещал быть удачным.
     В кабинете Борман открыл сейф, запертый на семь  секретных  замков  и
просунул голову внутрь. Вчера он  повесил  в  сейфе  табличку  на  русском
языке: "Руским развечикам смареть заприщено!"  Кто-то  красным  карандашом
исправил ошибки и подписал: "Борман дурак". Борман достал  русско-немецкий
словарь, перевел и логически помыслил: "Кто-то исправил  ошибки...  значит
кто-то залез в сейф... это не я... значит это русский шпион... и  плюс  ко
всему он лично знает Бормана. Следовательно, я его тоже знаю".
     Борман  надолго  задумался.  Через  полчаса  он  догадался   поискать
отпечатки  пальцев.  Еще  через  полчаса  он  их  нашел.  Видимо,  русский
разведчик ел тушенку. Банка стояла тут же,  в  сейфе.  "Здесь  чувствуется
работа   Штирлица.   Интересно,  что  сказал  бы  Кальтенбруннер?"  Борман
вздохнул.  Со  Штирлицем  связываться  не  стоило,  все  равно  что-нибудь
придумает,  еще  и  сам  виноват  окажешься. Это знали все. Борман еще раз
вздохнул и достал из сейфа дело пастора Шлага. За пастором он следил давно
и с интересом. Этот человек имел  обширную женскую клиентуру. Пастор бегал
за любыми женщинами: старыми и молодыми, красивыми и не очень, замужними и
наоборот,  и  женщины  отвечали  ему  взаимностью,  что  Бормана, которого
женщины не любили, очень удивляло и даже сердило.
     "Зачем одному человеку столько женщин? Я понимаю, если бы  они  были,
во-первых, секретаршами, во-вторых, у меня, а так... Наверно, он  работает
на чью-то разведку. Скорее всего, это  не  наша  разведка.  Следовательно,
иностранная, - Борман поднял палец вверх. - Его надо пощупать..."
     И Борман, позвонив Айсману, отдал распоряжение.
     От сильного удара ноги дверь распахнулась, и в кабинет вошел хмурый и
заспанный Штирлиц.
     - Борман! Дай закурить!
     "У  Штирлица  кончились  папиросы,  -  подумал   Борман,   протягивая
портсигар с профилем фюрера, - значит он много курил. Много  курят,  когда
думают, значит он много думал. Штирлиц просто так не  думает,  значит,  он
что-то замышляет."
     И Борман посмотрел в честные глаза Штирлица.
     - Как дела?
     - Плохо.
     "Я, как всегда, прав! - обрадовался Борман. - Точно что-то замышляет!
Надо его пощупать."
     - Не хочешь ли кофе?
     - Нет, - Штирлица передернуло. - Лучше пива.
     Борман нажал на кнопку, и вошла  секретарша.  Штирлиц  ее  раньше  не
видел.
     - Новенькая?
     - Да, - похвалился Борман.
     - А ничего, - одобрил Штирлиц.
     - Мне тоже нравится, - сказал  польщенный  Борман.  -  Пива  принеси,
дорогая.
     - Слушаюсь, партайгеноссе.
     Секретарша принесла пива и стала ждать дальнейших распоряжений.
     - Можешь идти, - махнул рукой Борман.
     Секретарша, разочарованно покачивая бедрами, вышла.  Штирлиц  оторвал
взгляд от двери и взял кружку с пивом.
     - Садись, - предложил Борман, подставляя стул.
     Штирлиц привычным жестом смахнул со стула кнопки и сел.  "Заметил,  -
ядовито подумал Борман, - Штирлица на кнопки не возьмешь. Чувствуется рука
Москвы."
     Глаза Штирлица потеплели.
     - Хорошее пиво, - сказал он.
     "Темнит, сукин кот. Обмануть хочет.  Нет,  брат  Исаев,  не  на  того
напал. А не сыграть  ли  мне  с  ним  шутку?  Что  если  ему  очень  тонко
намекнуть, что им интересуется Ева Браун?"
     - Штирлиц! Да ведь вами интересуется Ева Браун! - вскричал Борман.
     Штирлиц поперхнулся. С Евой Браун он встречался всего один раз, и тот
на приеме у фюрера. Штирлиц был о себе высокого мнения, как о мужчине,  но
эта мысль никогда не приходила ему в голову.
     "Ева Браун может стать ценным агентом. Надо запросить центр."
     Штирлиц встал и высморкался в занавеску.
     "Клюнет или нет?" - подумал Борман.
     Штирлиц посмотрел в окно.
     - Какие ножки у этой крошки! - сказал он стихами, - Смотри, Борман.
     Борман достал из стола цейсовский бинокль и пошел к Штирлицу.  Минуту
они молчали. За это время Штирлиц успел обдумать слова Бормана,  а  Борман
догадался, что Штирлиц его отвлек.
     "Водит за нос", - подумал Борман и ловко перевел  разговор  в  другое
русло.
     - Послушай, Штирлиц, у тебя  такие  обширные  связи.  Не  мог  бы  ты
достать умненькую собачку с острыми зубами?
     - Могу.
     "Этот все может", - подумал Борман.
     Штирлиц  часто  обещал  что-либо  Борману,  как,  впрочем,   и   всем
остальным, но никогда ничего не делал.
     Штирлиц стрельнул у Бормана еще парочку  сигарет,  механически  сунул
лежащее на столе дело под мышку и направился к выходу.
     Борман бросился к столу и резко  открыл  верхний  ящик.  Около  самой
двери в десяти сантиметрах от пола натянулась  бельевая  веревка.  Штирлиц
резко перепрыгнул через нее, и, сказав "До свидания", скрылся за дверью.
     "Профессионал!"- простонал Борман.
     Да, Штирлиц был профессионалом. Он не стал листать украденное дело  в
коридоре, как поступил бы на его месте английский или парагвайский  шпион,
а выбрал самое укромное место в Рейхе.
     Войдя в ватерклозет  Штирлиц  обнаружил  свежую  надпись  "ШТИРЛИЦ  -
СКОТИНА И РУССКИЙ ШПИОН". Штирлиц старательно зачеркнул  слово  "ШПИОН"  и
надписал слово "РАЗВЕДЧИК", а внизу приписал "БОРМАН - ТОЖЕ СКОТИНА".
     Здесь же  он  пролистал  дело  пастора  Шлага.  В  голове  его  начал
созревать еще неясный, но уже план.

                                 ГЛАВА 3

     Когда Айсман разбудил его, был уже конец рабочего дня. Штирлиц  вышел
на улицу, вынул пачку "Беломора" и прикурил у часового. Чеканя шаг, прошла
рота эсэсовцев, проехал бронетранспортер, обдав Штирлица брызгами.
     "Скоты, - подумал Штирлиц, - нажрались и разъезжают. Вас бы на фронт,
вшей кормить..."
     При  слове  "кормить"  Штирлицу  захотелось  тушенки.   Он   притушил
папиросу, сунул ее назад в пачку.  Сплюнул  два  раза  под  ноги  и  решил
сходить в ресторан.
     Шагая по вечернему Берлину, Штирлиц думал о разных неприятных  вещах.
Во-первых, кончался "Беломор", и  его  приходилось  экономить.  Во-вторых,
интересно, какую информацию он может получить от Евы Браун, и разрешит  ли
центр контакт. И,  наконец,  радистка  Штирлица  внезапно  забеременела  и
просилась домой, к мужу. Обо всех трех вещах следовало сообщить центру.  А
на связь с центром Штирлиц выходить не любил.
     Раздумья  Штирлица  отвлекла  группа  молодых   разряженных   женщин,
которые, громко хихикая, курили на углу и смотрели в его сторону.
     "Шлюхи", - подумал Штирлиц. "Штирлиц", - подумали шлюхи.
     - Штирлиц! А не в ресторан ли ты  идешь?  -  спросила  одна  из  них,
кокетливо поправляя прическу
     - Пойдем, - сказал галантный Штирлиц и взял ее под руку. Американский
агент 008, которому обычно поручались самые трудные дела, был  заброшен  в
Берлин, чтобы выяснить, что так долго  делает  в  Германии  русский  агент
Штирлиц, а заодно попытаться перевербовать его.  Агенту  такие  дела  были
привычны. Как раз на днях он перевербовал  пакистанского  шпиона,  который
работал секретарем дуче в Италии. Штирлиц тоже представлялся агенту легкой
добычей. За два дня агент 008 сумел выследить Штирлица и собрать  на  него
настолько обширное досье, что этому позавидовал бы сам Мюллер.
     Агент 008 следил за Штирлицем  от  самого  Рейхстага.  Когда  Штирлиц
вошел со своей дамой в ресторан, агент слез с велосипеда  и  прицепил  его
замком  к  урне.  Всунув  швейцару  пятидолларовую  бумажку,  он   закурил
гаванскую сигару и вошел в зал. Выбрав столик около Штирлица,  агент  сел,
положил ноги на стол и щелкнул пальцами:
     - Бармен! Виски с содой!
     Двое гестаповцев  около  сцены,  где,  высоко  подкидывая  прелестные
ножки, танцевали канкан, переглянулись.
     -  По-моему,  это  американский  агент,  -  шепнул  один.  -  Слишком
нахальный. Запиши на всякий случай его фамилию.
     Второй,  более  увлеченный  девочками  из  варьете,   чем   какими-то
американскими агентами, механически кивнул и заорал:
     - Бис!!!
     Штирлиц, обняв свою подругу, держал в руке стакан водки  и  увлеченно
читал ей стихи Баркова в  своем  переводе.  Сидящий  рядом  седой  генерал
пытался  явно  придуманными  рассказами  о  своих  похождениях  на  фронте
очаровать молодую девушку  и  временами  заглушал  Штирлица.  Штирлиц  уже
несколько раз недовольно глядел в его сторону, но из  уважения  к  сединам
ругаться не стал.
     Агент 008 достал зажигалку, сделал три фотоснимка и прикурил.
     - Вот вылезу из окопа на бруствер, -  хриплым  пьяным  голосом  вещал
надоевший всем генерал, - а по полю партизаны. Пули  вокруг  свищут,  а  я
саблю наголо, ору "заряжай", а по мне из пулемета - та-та-та.
     Громкий хохот подвыпивших эсэсоцев у окна перекрыл его слова:
     - Совсем заврался старый осел!
     Генерал оглянулся и понял что смеются над ним. Он выхватил саблю.
     - Это ты, тыловая крыса, меня, боевого генерала...
     - Господа! Успокойтесь! -  вскричал  конферансье  на  сцене.  Мы  все
защитники фюрера и Великого Рейха, и в тылу и на фронте.
     Штирлиц, вытавщивший из кармана кастет, не смог  успокоится  и  излил
свои гнев на официанта:
     - Почему пиво разбавлено?
     - Но ведь вы его даже не пробовали, господин штандартенфюрер!
     - Молчать! -  и  Штирлиц  вмазал  официанту  кастетом.  Он  не  любил
доставать кастет просто так.
     Официант перелетел через столик генерала и упал на колени  его  дамы.
Дама завизжала, как поросенок, из которого хозяин  решил  сделать  жаркое.
Генерал снова вскочил.
     - Это ты, тыловая крыса, меня, боевого генерала...
     И в ярости схватил официанта и тоже вмазал.
     Официант вьехал головой в живот  эсэсовцу.  Тот  согнулся  пополам  и
заорал:
     - Наших бьют!
     Его товарищи кинулись на генерала, фронтовики  встали  на  защиту,  и
завязалась обычная драка.
     Как всегда, Штирлиц был ни  при  чем.  Он  спрятал  кастет  и  достал
браунинг с дарственной  надписью  "Штандартенфюреру  СС  фон  Штирлицу  от
любимого фюрера". Заорав "наших бьют", Штирлиц открыл  огонь  по  люстрам.
Девочки из варьете с визгом разбежались. Конферансье стащили  со  сцены  и
начали топтать ногами. Его визг  был  еще  более  душераздирающим,  чем  у
генеральской дамы. До смерти перепуганный оркестр заиграл вдруг "Дунайские
волны". Генерал размахивал саблей и кричал:
     - Это вы, тыловые крысы, меня, боевого генерала...
     Когда у Штирлица кончились патроны, ни одна люстра  уже  не  светила.
Штирлиц закричал:
     - Прекратить драку! - и бросился разнимать спорщиков. Послышался звон
разбитой посуды и сдавленный вопль, как будто  кому-то  попали  по  голове
бутылкой.
     - Полиция! - раздался крик.
     Приехавшие полицейские начали с того, что выпустили по обойме  поверх
голов дерущихся. Беснующаяся толпа постепенно успокаивалась. Тех,  кто  не
успокаивался, успокаивали. Зажгли свет. Затем вошел обер-лейтенант.
     - Спокойно! Всем оставаться на своих местах!
     И всех забрали. Вынесли трупы. Среди погибших оказался и  агент  008.
Ему случайно попали по голове бутылкой из-под  шампанского.  Так  закончил
свою карьеру знаменитый агент.
     Всех  арестованных  погрузили  по  машинам  и  развезли   по   разным
полицейским участкам. Штирлиц и  боевой  генерал  попали  в  одну  машину.
Генерал не унимался:
     - Это вы, тыловые крысы, меня, боевого генерала...
     - Дайте ему по голове, - равнодушно сказал Штирлиц. Обер-лейтенант  с
удовольствием исполнил просьбу.  Генерал  изумленно  замолчал.  Скоро  они
подъехали к полицейскому участку.  Штирлица  посадили  в  камеру.  Немного
походив из угла в угол, он начал выбивать  на  стене  надпись  "ЗДЕСЬ  БЫЛ
ШТИРЛИЦ", но его прервали.
     - Арестованный Штирлиц, на выход.
     Хмурый конвоир с перевязанной щекой отвел его в кабинет на допрос. За
столом сидел обрюзгший майор и пил кофе.
     - Фамилия?
     - Штирлиц.
     - Может, ты и Штирлиц, а может, и не Штирлиц. Кто тебя  знает?  Может
ты - русский шпион?
     Штирлиц подошел ближе и сел.
     - Слушай, майор, не возникай, я в гневе страшен.
     Майор,  не  ожидавший  такого  нахальства,  разинул  рот.  А  Штирлиц
издевательским тоном продолжал:
     - Ты мне  сейчас  кофейку  обеспечь,  а  потом  позвони  моему  другу
Мюллеру, а иначе я могу и морду твою свинскую набить...
     Штирлиц еше бы долго изголялся, полицию он не  любил  с  детства,  но
майор вдруг стукнул кулаком по столу, так, что подпрыгнула чашечка с кофе,
и заорал:
     - Молчать!!!
     - Не ори, - попросил Штирлиц.
     - Встать, когда разговариваешь с офицером!
     Штирлиц был спокоен как дохлый лев.
     - Я, штандартенфюрер СС фон Штирлиц, - по слогам произнес  он,  -  не
люблю, когда в моем присутствии орут всякие  мерзавцы.  Я  требую  кофе  и
Мюллера, иначе обьявляю голодовку сроком на 200 дней. Неужели ваша  дурная
голова не в состоянии понять, что  надо  позвонить  моему  любимому  другу
детства Мюллеру, и я, наконец, больше не буду  иметь  удовольствие  видеть
вашу гнусную рожу?
     Завернув такую блестящую фразу, Штирлиц про себя порадовася  и  гордо
улыбнулся. Майор позеленел от злости.
     - Молчать!!!
     Штирлицу  майор  совсем  перестал   нравиться,   он   собрался   дать
обнаглевшему полицейскому в зубы и дал. Конвоиры бросились к Штирлицу,  но
опоздали. Майор ударился в висящий на стене портрет фюрера в полный  рост,
портрет упал.
     Штирлиц, отбросив конвоиров, гневно закричал:
     - Оскорблять моего любимого фюрера! Да я теперь сам не  уйду  отсюда,
не начистив ваши легавые морды!
     С  большим  трудом  разбушевавшегося  Штирлица  водворили  обратно  в
камеру.  Штирлиц  долго  буянил,  бил  каблуками  в  дверь,   ругался   на
неизвестном языке, потом немного успокоился и запел:
     - Замучен в тяжелой неволе...
     Очнувшийся майор нервно почесал в затылке, где  от  удара  о  портрет
фюрера вздулась огромная шишка.
     "Чертов портрет, теперь месяц болеть будет, не  портрет,  а  сплошное
недоразумение".
     Майор походил по кабинету.
     - Как бы чего не случилось... Мюллер шутить не любит... Что скажет по
этому поводу  Кальтенбруннер?  Может,  все-таки  позвонить...   на  всякий
случай...
     И он позвонил Мюллеру. Шеф Гестапо сказал "ну-ну" и  положил  трубку.
Майор, пожелтевший от страха, не знал, куда деваться. Он ходил из  угла  в
угол, изредка посматривая на злополучный портрет Фюрера и потирая шишку на
голове.
     Через полчаса приехал сытый и добродушный Мюллер.
     - Какой Штирлиц? А, друг моего детства... Так что же вы его сразу  не
отпустили?
     - Что вы, группенфюрер! А вдруг он - русский шпион?
     Мюллер загадочно улыбнулся. Они спустились в подвал к Штирлицу. Майор
резко  постучал  в  закрытую  дверь, за которой Штирлиц горланил очередную
песню.  Штирлиц  ответил  коротко,  тремя  словами. Майор долго и униженно
умолял  Штирлица  извинить  его, глупого легавого кретина, и через полчаса
Штирлиц  его  простил.  Он  вышел  из  камеры  и,  не  обращая внимания на
стоявшего  на  коленях  майора,  сердечно  поздоровался с Мюллером. Старые
друзья  обнялись,  вспомнили  детство.  Штирлиц пожаловался, что его здесь
обижали и плохо кормили. Майор от стыда желал провалиться сковозь землю.
     Мюллер и Штирлиц вышли.
     - Штирлиц, как же вас угораздило попасть в этот гадюшник?
     - Так получилось. Был в ресторане с одной... Ну вы  ее  не  знаете...
Тут вдруг драка. А разве прилично, когда при даме драка? Полез  разнимать.
Никогда, дружище, не разнимайте дерущихся. Неблагодарные скоты!
     Голос Штирлица звенел от поддельного негодования.
     "Штирлиц, - улыбался Мюллер, - столько лет живет в Германии, а до сих
пор не научился нормально  говорить  по-немецки.  И  откуда  у  него  этот
ужасный рязанский акцент? Нет, пока Штирлиц трезв, с ним  просто  противно
разговаривать. Вот когда выпьет, да, он  говорит  как  коренной  берлинец.
Пожалуй, надо выпить."
     - Кстати, Штирлиц...
     Они переглянулись.
     - Что за вопрос!
     Друзья детства понимали друг друга с полуслова. Мюллер взял  Штирлица
под руку, и они направились в ближайший ресторан.

                                 ГЛАВА 4

     В бункере Гитлера  уже  третий  час  длилось  совещание.  За  круглым
дубовым столом восседали высшие  офицеры  Рейха.  Под  портретом  великого
фюрера сидел сам великий фюрер, грустный и задумчивый. На  него  никто  не
обращал внимания. Обсуждалось два вопроса: почему потерпели  поражение  на
Курской дуге, и как бы напроситься к Штирлицу на день рождения.
     - Мало танков, - гундосил Гиммлер.
     "А в штабе много идиотов", - думал всезнающий Мюллер.
     - Мало самолетов...
     Генерал фон Шварцкопфман встал, прокашлялся,  высморкался  в  зеленый
носовой платок и прохрипел:
     - Господа! На Курской дуге потерпели поражение  не  из-за  того,  что
было мало танков и самолетов, которых у нас, слава богу, хватает, а  из-за
наглости русских партизан. Командующему немецкими войсками на Курской дуге
генерал-фельдмаршалу  Фон  Клюге  они  подложили,  извиняюсь,  на  сидение
ежика...
     Все оживились.
     - Да, да, господа! Русского ежика! Вследствие этого командующий  упал
со стула и получил ранение. И без мудрого руководства немецкие солдаты,  -
генерал вытер слезу, - не знали, куда стрелять.
     Борман мерзко ухмыльнулся. Это по его  приказу  Фон  Клюге  подложили
ежика. Шутка удалась.
     - Так, - сказал Гитлер.
     Воцарилась тишина.
     "Почему я импотент?" - горько подумал фюрер.
     Через несколько секунд умному  Геббельсу  случайно  пришла  в  голову
мысль.
     - Надо уничтожить партизан, и мы захватим Россию.
     - Не проще ли уничтожить ежиков? - предложил Гиммлер.
     - Так, - сказал Гитлер.
     Все снова замолчали.
     "Ну почему же я импотент?" - страдал великий фюрер.
     - Надо вывести  всех  ежиков  из  России,  -  глубокомысленно  сказал
Геринг.
     - И тогда в России нарушится биологическое  равновесие,  -  подхватил
Гиммлер, - и партизаны перемрут с голоду.
     - Гениально! - восхитился подхалим Шелленберг.
     - И мы тогда покажем  русским  еще  одну  Курскую  дугу  и  еще  один
Сталинград.
     - Гениально! - орал Шелленберг.
     - Так.
     Гитлер поднялся, обошел стол, встал за спиной Бормана и похлопал  его
по потной лысине.
     "Господи! Ну почему же я импотент?  Почему  не  он,  не  Геббельс,  а
именно я?"
     И  фюрер  пошел  к  Еве  Браун.  Все  проводили  его   сочувствующими
взглядами.
     Дверь за Гитлером закрылась. Разговор возобновился.
     -  Предлагаю  закодировать  операцию  словом  "Игельс",  -  предложил
Геббельс.
     - Я за, - сказал Мюллер, которому было все равно.
     - Шелленберг, - попросил Гиммлер, - доставайте.
     Шелленберг достал из-за пазухи бутылку армянского коньяка и разлил  в
рюмочки. Хватило на всех, а то, что осталось, Шелленберг вылил себе в рот.
     - Предлагаю выпить за операцию "Игельс"!
     Дверь со скрипом отворилась, и в комнату ворвался Штирлиц. Все тут же
осели. Штирлиц услышал только несколько последних слов.
     "Скрывают", - подумал он и решил  сделать  вид,  что  он  просто  так
зашел. Штирлиц подошел к сейфу, достал отмычки и в гробовой тишине  вскрыл
его. Он копался минут пять, но ничего нового не нашел.
     "Бездельники", - подумал Штирлиц и с шумом захлопнул дверцу.
     - Товарищ Штирлиц, - послышался осторожный голос Геринга, у  которого
недавно пропала половина  доклада  фюреру,  а  вторая  половина  оказалась
сильно испачканой,  -  когда  берете  документики  из  сейфа,  возвращайте
обратно и не пачкайте, пожалуйста.
     - Нужны мне ваши документы,  -  обиделся  Штирлиц,  -  у  меня  своих
хватает.
     Он подошел к столу, отнял у Геббельса рюмку коньяка и провозгласил:
     - За моего любимого фюрера!
     С  недовольными  лицами  все  выпили.  Обделенный  Геббельс  обиженно
посопел, достал бутылку шнапса и отхлебнул прямо из горлышка.
     - Хайль! - и Штирлиц вышел.
     От шнапса Геббельса передернуло и он подумал: "Яка гарна горилка!"
     - На чем мы остановились? - спросил он, вытирая рот рукавом мундира.
     - На операции "Игельс", - сказал  Шелленберг.  Дверь  снова  внезапно
приотворилась, и в нее просунулась довольная физиономия Штирлица.
     - Да, господа, когда я вошел, забыл поздороваться.
     - Здравствуй, здравствуй, - сказал вежливый Мюллер. Штирлиц  еще  раз
закрыл дверь и  ушел.  Подслушивать  под  дверью  он  считал  ниже  своего
достоинства.
     Гиммлер встал, обошел стол  и  выглянул  за  дверь.  Убедившись,  что
Штирлиц ушел, он оглядел своих соратников и, прищурившись, спросил:
     - Кстати, господа, о Штирлице: как попасть к нему на день рождения?
     - Предлагаю на халяву, - сказал Геббельс, - заодно и подарок покупать
не надо.
     Гиммлер взял из хрустальной вазы большое красное  яблоко,  с  хрустом
откусил половину, и, жуя, сказал:
     - У меня на складе завалялся маленький списанный  бронетранспортерчик
человек на десять-двенадцать. Поедем на нем, а потом подарим Штирлицу. Все
равно выбрасывать.
     Все потянулись за яблоками.
     - А как назад? - спорил Геринг.
     - Назад нас отвезут.
     Они еще немного посплетничали. Борман похвалился  новой  секретаршей,
разговор зашел о женщинах, перекинулся на французскую порнографию, а потом
у каждого нашлись свои дела.

                                 ГЛАВА 5

     Засунув руки в карманы, Штирлиц шел по коридору. Его настроение  было
на редкость веселым, что случалось с ним редко. Центр  наконец-то  ответил
на его запросы, прислал посылку с  папиросами  и  вскоре  обещал  прислать
новую радистку.
     Из-за двери с надписью "ГЕСТАПО" доносились жалобные стенания, словно
за этой дверью кому-то дали в нос.
     "Страшный  кабинет,  -  подумал  Штирлиц,  -  здесь постоянно кого-то
бьют."
     Дверь со скрипом отворилась, и Штирлиц увидел своего  хорошего  друга
Айсмана. Штирлиц не без  удовольствия  вспомнил,  как  на  прошлой  неделе
разгромили публичный дом, хозяин которого оказался евреем.
     - А, Штирлиц! - единственный глаз Айсмана радостно засверкал, - ты-то
мне как раз и нужен. Вопросик есть. Столица Советского Союза из шести букв
на "мы". А?
     - Не знаю. Мандрит, наверно.
     - Подходит.
     Айсман вписал "Мандрит".
     - Кого бьем? - спросил Штирлиц, прикуривая.
     Айсман потянулся за "Беломором".
     - Есть тут один. Некто пастор Шлаг.
     Они вошли в кабинет. Два плотных дюжих гестаповца методично  избивали
толстенького  человечка  в  рясе.  На  лице  человека   застыло   покорное
благочестивое выражение.
     - В чем тебя обвиняют, скотина? - орал  гестаповец,  -  за  что  тебя
взяли? Где твое дело?
     - Вот, - сказал Айсман, - Борман дал распоряжение  пощупать,  а  дело
потеряли. А этот гад не сознается, в чем виноват.
     - В чем тебя обвиняют? - хором надрывались гестаповцы. Пастор молчал.
Штирлиц вспомнил про дело этого пастора, которое он когда-то где-то видел.
     - Отдай его мне, Айсман, - попросил он.
     - Зачем тебе эта толстая свинья?
     - На Бормана похож.
     Айсман захохотал. Гестаповцы  доставили  Шлага  в  кабинет  Штирлица.
Пастор стоял по стойке "смирно". Штирлиц присел на край раскладушки.
     - Садитесь.
     - Спасибо, я постою.
     - Садитесь, черт вас возьми.
     Пастор Шлаг устало опустился на табуретку.
     - Чаю хотите? - спросил Штирлиц и налил ему стакан холодного чая.
     Они говорили около получаса. Штирлицу пастор  понравился.  Шлаг,  без
сомнения, был умен, а  его  размышления  о  женщинах  привели  Штирлица  в
восторг.
     - Все это хорошо, - сказал Штирлиц, а все-таки, пастор,  на  кого  вы
рaботаете?
     - Господин штандартенфюрер! Я  готов  работать  на  кого  угодно,  и,
честное слово, я ни в чем не виноват.
     - Прекрасно, - сказал Штирлиц, - вы будете работать на меня.
     Он достал папку с надписью "Дело N 148".
     - Это я взял у гестапо ваше дело. Прочитайте!
     Пастор посмотрел дело. Дойдя до места, где его обвиняли в  работе  на
чью-то разведку, он удивленно приподнял брови.
     - И с чего они взяли, что я на кого-то работаю? Ведь это же ерунда!
     - Теперь вы работаете на меня, - напомнил Штирлиц.
     - Да, да, конечно.
     - Пастор, а зачем вам так много женщин?
     - Это мои прихожане, - потупил очи пастор Шлаг, - вернее, прихожанки.
     - А сколько вам лет?
     - Зимой будет пятьдесят два.
     - А почему вы до сих пор не женитесь?
     Пастор Шлаг смущенно покраснел.
     - Я еще молод, чтобы думать о женщинах.
     Штирлиц повертел в руке карандаш и выписал пропуск.
     - Вы свободны. Когда  понадобитесь,  я  вас  найду.  Если  кто  будет
приставать, ссылайтесь на меня, я им морду набью, они меня знают.
     Пастор долго благодарил Штирлица и, не веря еще,  что  он  наконец-то
свободен, ушел.
     Штирлиц потянулся, зевнул и лег на раскладушку. В его голове созревал
колоссальный план. Он задремал. Вдруг в кабинет ворвался Айсман.
     - Ты что, его отпустил?
     - Кого? - сонно спросил Штирлиц.
     - Этого пастора вонючего...
     - Он раскололся, - сказал великолепный Штирлиц, - и  даже  согласился
стать моим агентом.
     Айсман уважительно посмотрел на Штирлица и поправил черную повязку на
глазу.
     - Да, Штирлиц, однако, умеешь ты работать с людьми.
     Они попили  чаю, Айсман рассказал пару новых хамских проделок Бормана
и  посоветовал  остерегаться  садиться  на второй от двери унитаз. Так они
просидели до конца рабочего дня.

                                 ГЛАВА 6

     Штирлиц родился в январе, но свой день рождения отмечал первого  мая,
чтобы показать  свою  солидарность  с  международным  рабочим  классом.  В
прошлом году в этот день  он  пригласил  одного  Мюллера,  но  по  гнусной
инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся  верхушка  рейха,  которая
считала своим долгом  поздравить  его  с  праздником,  и  каждый,  как  бы
издеваясь, дарил  то  портрет  Сталина,  то  кирзовые  сапоги,  то  полное
собрание  сочинений  Карла  Маркса  на  китайском  языке,  а  Борман  даже
сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Штирлиц ему простить  не
смог, секретаршу он тут же вручил Шелленбергу,  который  за  это  подмешал
Борману в нарзан немного пургену.
     Один  только  добрый  и  интеллигентный  Мюллер  преподнес   Штирлицу
подшивку французской порнографии за 1917 год.
     Все было бы  хорошо,  если  бы  офицеры  не  укушались  до  свинского
состояния и не загадили Штирлицу всю  квартиру.  Штирлицу  было  не  жалко
разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было  дело
принципа, и на этот раз Штирлиц приглашать никого  не  стал.  Он  со  всех
сторон обдумал свое положение  и  предусмотрительно  решил  отметить  день
рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись  тем
самым от непрошенных гостей.
     Стол поставили буквой "Ш". Довольный Штирлиц щедро раздавал указания,
и хотя его никто не слушал, чувствовал себя большим начальником.  Агентура
пастора Шлага, одетая в белые переднички, хлопотала на кухне, накрывала на
стол, с восторгом ловила каждое слово штандартенфюрера. Английский  агент,
загримированный  под  женщину  и  тоже  в  белом  передничке,   кропотливо
маскировал по углам микрофоны. Сердце его пело. Он, наконец-то,  вышел  на
самого Штирлица.
     Автобус с женщинами приехал всего три часа назад. Любопытные  женские
лица выглядывали из окон автобуса на вышедшего им на встречу Штирлица.  Он
был в халате, распахнутом на волосатой груди, на его голове была  натянута
сеточка. Зачем, Штирлиц не знал, но он видел точно такую же у Шелленберга.
     Сегодня Штирлиц снова принимал ванну.
     Пастор Шлаг вылез из кабины и отдал честь.
     - Сколько? - спросил Штирлиц, бросая быстрый взгляд на автобус.
     - Двадцать одна.
     - Очко, - порадовался Штирлиц.
     - Двадцать проверенных агентов и  одна  новенькая,  -  сказал  пастор
Шлаг, розовощеко улыбаясь.
     - Командуйте, - разрешил Штирлиц.
     Пастор Шлаг  набрал  полную  грудь  воздуха  и  препротивным  голосом
заорал:
     - В одну шеренгу становись!
     - Становись,  становись...  -  отозвалось  эхо,  и  в  кустах  что-то
зашуршало.
     Женщины, хихикая и переговариваясь,  вылезли  из  автобуса,  и  через
двадцать минут пастору удалось их построить.
     Штирлиц принял боевой вид и сказал:
     - На первый, второй рассчитайсь! Первые номера - на кухню,  вторые  -
накрывать на стол.
     Женщины сновали туда-сюда, а Штилиц  и  пастор  играли  в  подкидного
дурака на щелбаны. Когда все было накрыто, Штирлиц сел во главе  стола,  а
пастор Шлаг оправил белую манишку и поднял бокал шампанского.
     Внезапно во  дворе  заурчал  мотор.  Штирлиц  посмотрел  в  окно.  Из
подъехавшего  бронетранспортера  вылезал  Борман.   Дача   была   оцеплена
эсэсовцами. Эсэсовцы сидели на всех деревьях,  в  кустах,  на  крыше  и  в
других интересных местах. Практичный  Шелленберг  хотел  застичь  Штирлица
врасплох и еще за неделю  приказал  окружить  дачу.  Из  бронетранспортера
выползли Гиммлер и Геббельс, и Штирлиц смачно плюнул на только-что вымытый
пол. Гиммлер, уже порядочно набравшийся (по дороге они заехали  в  женский
концлагерь, и комендант угостил их  наливочкой),  убеждал  Геббельса,  что
Штирлицу будет в три раза приятней, если бронетранспортер заедет  прямо  в
дом.
     Штирлиц умел сдерживать свои чувства.
     - Заразы!!!
     Он  схватил  бутылку  шампанского  и  метнул  в  сервант.  Посыпались
осколки.
     - Я тоже не люблю  шампанское, - сказал  подошедший  Мюллер.  Офицеры
весело рассаживались за столом, обнимая прихожанок пастора  Шлага.  Борман
потянулся за гусем с яблоками и опрокинул канистру с квасом.
     Мюллер поднес Штирлицу букет красных роз.
     - Предлагаю, - заорал Геббельс, - выпить за истинного патриота Рейха,
штандартенфюрера СС фон Штирлица!
     - Хайль Штирлиц! - закричали гости.
     Мрачный Штирлиц один за другим кушал из  большого  серебряного  блюда
пельмени.
     Шелленберг привстал, потянулся за куском торта. Борман  подложил  ему
большую кнопку. Шелленберг подскочил до потолка  и  приземлился  на  стол,
опрокинув на Гиммлера трехлитровую банку  с  майонезом.  Не  растерявшийся
Гиммлер,  не  разобрав,  кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Герингу.
Тот опрокинулся вместе с креслом.
     Штирлиц наливал Мюллеру очередную стопку коньяка.
     Опрокинутый Геринг подполз к столу и попытался  встать.  Вставая,  он
зацепился головой за ногу Геббельса, который произносил тост, и  приподнял
его над столом. Геббельс, ничего не понимая, закричал "на помощь!" и  упал
на стол. Женщины зашлись от смеха.
     Мюллер наливал Штирлицу очередную стопку коньяка.
     Геббельс, угодивший лицом в блюдо с карпами, пытался доказать  ничего
не понимающим рыбам  превосходство  арийской  расы  над  всеми  другими  и
агитировал записываться в "Гитлерюгенд".
     Укушавшийся адьютант Гиммлера, шатаясь, подошел  к  Штирлицу  и  стал
поздравлять его с днем рождения.
     - Я  восхищаюсь  вами,  господин  штандартенфюрер!  Вы  -  мой  идеал
контрразведчика!
     Они выпили на брудершафт.
     Мюллер, которому понравилась сидящая рядом  блондинка,  посмотрел  на
часы и сказал:
     - По-моему, нам пора спать.
     Гиммлер встал и покачал перед носом Штирлица указательным пальцем:
     - А все-таки, Штирлиц, вы большая свинья, пытались от нас скрыться на
даче...
     - Извинитесь! - возмутился адьютант и влепил Гиммлеру пощечину.
     Пьяный Борман обходил стол и по очереди пытался завести знакомство  с
женщинами. От него несло  водкой  и  чесноком,  и  женщины  с  отвращением
отталкивали его. Английский агент спрятался от Бормана под столом.
     Не солоно хлебавши, Борман сел рядом с пастором Шлагом.
     -  Б-Борман,  -  сказал  Борман,  протягивая   потную   ладонь.   Они
познакомились  и  выпили.  Закусили.  Еще  выпили.  Вскоре  пастор   Шлаг,
подтягивая в терцию с Борманом, запел:
     - От Москвы до британских морей...
     Вольф, Холтоф и Фон Шварцкопфман затеяли преферанс. Пулю писали мелом
на полу. Фон Шварцкопфман проигрывал  и  ругался.  Вокруг  них  столпилось
большинство женщин, они  с  азартом  наблюдали  за  игрой  и  подсказывали
незадачливому Фон Шварцкопфману.
     Гиммлеру   стало   плохо,  он  залез  под  стол  и  заснул,  потеснив
английского агента.
     Штирлиц вспомнил, что сегодня у него день рождения. Он с  отвращением
оглядел зал и понял, что праздник испорчен.
     "Их бы собрать всех гадов где-нибудь... Только не на моей  даче...  И
запалить фитиль у яшика с динамитом..." - устало подумал Штирлиц.
     Он плюнул в Геринга, прихватил с собой бутылку портвейна и направился
в туалет отдохнуть от вульгарного шума.
     Из-за стола вылез английский агент и по-пластунски пополз  в  том  же
направлении.
     Туалет Штирлица был отделан югославским кафелем.  Рядом  с  бассейном
стоял голубой финский  унитаз.  Штирлиц  присел,  подпер  щеку  кулаком  и
задумался, глядя на репродукцию картины Левитана "Русская осень". Штирлицу
вспомнилась родная деревня, стог сена, девушка с родинкой на левой груди.
     "Черт возьми, - подумал Штирлиц, -  кругом  одни  жиды!"  И  тут  ему
пришла в голову мысль поздравить центр со  своим  днем  рождения.  Штирлиц
попытался  вспомнить,  куда  он  прошлый  раз  засунул   рацию.   Ни   под
умывальником, ни в бачке он ее не нашел. Зато в  самом  унитазе  обнаружил
нечто похожее. По крайней мере, это нечто было со знаком качества.

     "Феликсу от Юстаса.
     Совершенно  секретно,  -  передавал  Штирлиц  открытым   текстом,   -
поздравляю со своим днем рождения, желаю счастья в труде и в личной жизни.
                                                              Юстас."

     Центр не отвечал.
     "Заснули они там что ли?" - подумал Штирлиц и повторил сообщение.
     Было похоже, что в центре уже отметили  день  рождения,  надрались  и
спят. Штирлиц огорчился, что там надрались без него, и выключил рацию.
     "Понавешали тут!" - он дернул за веревочку, бачок заурчал. Английский
агент за дверью сменил касету. Неудовлетворенный Штирлиц пнул дверь ногой,
дверь ударила агента по носу, и Штирлиц, забыв бутылку портвейна, пошел  к
столу.
     Агент, потирая распухший нос, вошел в туалет.
     "Где он прячет рацию?"
     Агент стал искать и нашел бутылку портвейна.
     Борман, напоив пастора Шлага так, что тот упал под стол, привязал его
шнурки к ножке стола и, потирая  руки,  по  привычке  пошел  в  туалет.  В
туалете английский агент пил портвейн.
     - П-Пардон, мадам, - сказал Борман, закрыл дверь и тупо уставился  на
букву "М".
     "У Штирлица перепутаны таблички на дверях. На женском  туалете  висит
табличка  "М".  Тут  надо   подумать.   Что   скажет   по   этому   поводу
Кальтенбруннер?"
     Задумчивый Борман взвесил все "за" и "против", загнул  три  пальца  и
поменял таблички.  Потом  подумал,  что  сделал  доброе  дело,  и  поменял
таблички назад.
     - Люблю порядок, - сказал он вслух и вошел в другую  дверь.  Раздался
визг, и Борман вышел с отпечатком ладони на правой щеке.
     "Левша, - подумал Борман, - ничего не понимаю!"
     И обиженый Борман пошел в сад.
     В зале все уже спали. Генерал Фон Шварцкопфман во сне бормотал:
     "Шесть пикей - Сталинград. Куда вы с бубями, ваши не лезут..."
     И только Штирлиц сидел в углу и при свете торшера читал Есенина.

                    "Нет, не могу я видеть вас -
                    Так говорил я в самом деле,
                    И не один, а сотню раз, -
                    А вы - и верить не хотели..."

                                 ГЛАВА 7

     Встреча  с  новой  радисткой  была  назначена  на  пляже.  Предыдущая
радистка Штирлица неожиданно ушла в  декрет  и  ее  отправили  на  Большую
землю. Штирлицу очень недоставало радистки, и в центре было решено послать
новую.
     Чтобы не привлекать внимания, Штирлиц  не  стал  ходить  по  пляжу  в
мундире, а разделся и решил купаться. Жаркое солнце поливало землю  своими
лучами, как кипятком, и от одной мысли о купании уже становилось  легко  и
приятно на душе. Зажав двумя пальцами нос, Штирлиц  нырнул  в  воду.  Вода
была теплая, прозрачная, и он несколько минут  позволил  себе  понежиться.
Штирлиц лежал на спине и слегка шевелил пальцами. Через час, посмотрев  на
часы, он вылез из воды. Зашел в  кабинку,  выжал  свои  семейные  трусы  и
причесался.
     Он  шел  по  пляжу,  насвистывая,  как  было  условлено  с   центром,
"Интернационал" и среди многих девушек  пытался  найти  русскую  радистку,
полагаясь на свою интуицию. Интуиция Штирлица никогда не подводила.
     Русская радистка стояла у пивного ларька в броско-красном  купальнике
со звездой на левой груди. В одной руке она держала газету "Правда",  а  в
другой - чемоданчик с рацией и ситцевое платье.
     Штирлиц три раза обошел вокруг пивного ларька. Слежки не было. Он  не
мог рисковать новым агентом.
     Радистка Штирлицу понравилась.
     - Вы не скажете, который час? - спросил он. Это был пароль.
     - Я оставила часы в Москве, - с готовностью ответила радистка.
     Штирлиц взял ее под руку, и они прогулялись по пляжу.
     - Загораем?
     Радистка кивнула.
     Они сплавали до буйков, позагорали, поговорили  о  погоде  в  Москве,
отослали радиограмму  в  центр  об  успешном  прибытии  радистки.  Штирлиц
рассказал ей пару скользких анекдотов. Она деликатно посмеялась, и Штирлиц
пригласил ее в ресторан.
     - Одну минутку, я только переоденусь.
     Штирлиц заехал домой и ровно через минуту вышел в черном, только  что
постиранном фраке. Этого с ним не случалось с 39-го года.
     Когда цивильный  Штирлиц  с  радисткой  зашли  в  ресторан,  по  залу
пронесся удивленный стон.
     На  полусогнутых  ногах  подскочил  развязный  официант  с  еврейской
физиономией.
     - Вам как всегда, господин  штандартенфюрер?  Графин  водки  и  банку
тушенки?
     Штирлиц наклонился к радистке:
     - Хочешь тушенки?
     Та отрицательно покачала головой.
     - Наглец, - вскипел Штирлиц, - ты что, скотина, не видишь,  что  я  с
дамой?
     Чтобы загладить свой промах, офицант подхалимски захихикал и  мерзким
голосом спросил:
     - У вас опять новенькая?
     - Да. Новенькая радистка, - сказал Штирлиц. Он взял  у  дамы  меню  и
грязным обгрызенным ногтем отчеркнул добрую половину.
     - Нам этого... И еще ...
     - Понимаю, - понимающе ухмыльнулся офицант и побежал на кухню.
     - Что ты понимаешь, мерзавец? - закричал Штирлиц вдогонку, -  коньяку
мне и шампанского даме! И чтоб сию минуту! - Oн повернулся к  радистке,  -
официанты в Германии такие свиньи, вы его уж извините.
     И Штирлиц поцеловал радистке руку.
     Весь зал сидел с отвисшими челюстями. Пакистанский шпион  снимал  это
невероятное событие на киноаппарат. Агент гестапо ковырял пальцем в носу:
     "А что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?"
     Двое эсэсoвцев, ожидая драки, достали недавно  отлитые  кастеты.  Все
находились в томительном ожидании.
     Штирлиц заказал вальс "Амурские волны" и пригласил радистку на тур.
     "Ну, сейчас начнется!" - потерли руки эсэсовцы. Теперь  им  было  все
ясно.
     Но вальс кончился, Штирлиц проводил даму на место,  а  драки  все  не
было и не было.
     Завсегдатаи были совсем шокированы, когда Штирлиц заплатил  по  счету
и, подав руку даме, направился к выходу. Эсэсовец сказал, что это  был  не
Штирлиц, а кто-то другой. Агент гестапо возразил, и через минуту  началась
драка.
     Машина Штирлица остановилась у дома, в котором Штирлиц снял  квартиру
для своей новой сотрудницы. Штирлиц помог даме выйти и  они  поднялись  на
третий этаж.
     - Куда деть это? - спросила радистка,  приподняв  тяжелый  чемодан  с
рацией.
     - Положите на антресоль, - нежно сказал Штирлиц, - а я сварю кофе.
     Радистка прошла в  комнату,  переоделась  в  форму  лейтенанта  войск
связи, села к столу, достала наган, и, разобрав, начала его чистить.
     Вошел Штирлиц с подносом кофе и сел напротив.
     Попив кофе, они послушали Чайковского.
     - Ну, мне пора, - заторопился Штирлиц. Ему не хотелось уходить, и  он
тянул время. - Ну, я пошел.
     Радистка вздохнула.
     - А может, еще кофе? - спросил Штирлиц, робкий, как школьник.
     Радистка кивнула, и он остался.
     - Как вас зовут? - поинтересовался Штирлиц.
     - Катя.
     - Катюша, значит! Хорошее имя. Чисто русское. А меня - Штирлиц.

                                 ГЛАВА 8

     "Операция "Игельс". Что, черт возьми,  они  имели  в  виду?  Что  эти
гнусные рожи задумали?"
     Штирлиц сидел у себя дома, у камина, и курил трубку. На  его  коленях
лежал томик Сталина, открытый на  57  странице.  Штирлиц  для  конспирации
делал вид, что читает. Никто не  должен  был  знать,  что  он  погружен  в
раздумья.
     "А что, если в войну должна вступить  Япония  или  Уругвай?"  Штирлиц
набил новую трубку, взял  из  камина  уголек  и,  прикурив,  стал  пускать
колечки. Он знал, что без его участия Родине будет плохо.
     "Эти негодяи что-то задумали и от меня скрывают, даже Мюллер  молчит.
Надо их всех убрать, и все будет  в  полном  порядке.  А  для  этого  надо
собрать всю верхушку рейха вместе, в церкви у Шлага, приманить их наличием
женщин и водки и взорвать! Динамит у меня есть..."
     В голове Штирлица нарисовался четкий план, теперь он знал что делать.
"А потом я узнаю, что такое операция "Игельс" и доложу центру."
     В дверь позвонили.
     - Кто там?
     - Свои.
     "Айсман" - подумал Штирлиц.
     Горничная открыла дверь.
     - Здравствуй, милашка, - сказал  Айсман,  и,  похлопав  ее  по  щеке,
устремился в туалет. Из туалета донесся его облегченный голос:
     - Между прочим, вы не слышали, Штирлиц, Борман  налил  в  чернильницу
Герингу серной кислоты, и тот испортил докладную фюреру!
     Айсман вошел в комнату, поправляя подтяжки.
     - Понаставили, сволочи, платных сортиров за 10 пфеннингов, я и думаю,
дай зайду к Штирлицу. Где тут у тебя "Беломорчик"?
     Штирлиц кивнул на сервант.
     Айсман выдвинул ящик, положил пачку "Беломора"  в  карман  мундира  и
достал папиросу из уже открытой пачки.
     Горничная, прекрасно зная привычки господина штандартенфюрера, внесла
поднос с кофе.
     - Айсман, - спросил Штирлиц, - как вы относитесь к женщинам?
     - Я к ним не отношусь, - сострил Айсман, - а когда?
     - Например, в четверг.
     - А где?
     - В церкви моего пастора.
     - В церкви? - с сомнением спросил Айсман.
     - А что? - сказал атеист Штирлиц, - Он к четвергу  ее  переоборудует,
пригласим еще кого-нибудь, чтобы потом не было сплетен.
     - Бормана будем приглашать?
     - Обязательно, без него скучно.
     Айсман составил списки, кого приглашать,  а  кого  не  надо.  Штирлиц
одобрил оба списка, прекрасно зная, что те кого не пригласят, явятся сами.
     Когода Айсман ушел, Штирлиц снова потянулся за томиком Сталина.
     - Интересно, что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?
     Часы  пробили  одиннадцать.  Через  пять  минут  к  нему  постучалась
горничная, хорошо знающая привычки Штирлица.

                                 ГЛАВА 9

     Хитроумный Борман слюнявил химический карандаш и почерком  Евы  Браун
писал послание Штирлицу.

                          "Дорогой Штирлиц!
     Я   вами   весьма   интересуюсь.   Приходите   сегодня   по    адресу
Штандарт-Штрассе, 15. Нетерпеливо жду.
                                      Е.Б."

     - Краткость - сестра таланта, - порадовался Борман и,  повизгивая  от
восторга, написал на конверте "Штирлицу".
     Борман все тщательно обдумал. Эта шутка должна была  стать  апофеозом
его творческой деятельности, его лебединой песней.  По  указанному  адресу
все было устроено так, что обратно Штирлица принесли бы на носилках.
     Борман тихо хрюкнул и  представил  в  уме  эту  картину.  Причесанный
Штирлиц с букетом роз и во фраке входит в  дом  номер  15,  дверь  за  ним
закрывается. Штирлиц нежным голосом  зовет  в  темноту:  "Евочка!!!"...  И
падает, поскользнувшись на натертом оливковым маслом полу. При падении  он
задевает за веревочку, и на него падает небольшая  пудовая  гиря.  Большую
Борман достать не смог. Двухпудовую, правда, он видел у Геринга,  но  тот,
обозленный проделкой с чернильницей, выставил Бормана за дверь.
     Итак,  как  только  гиря  падает  на  Штирлица,  дверь  автоматически
запирается, срабатывает часовой механизм, и открывается газовая камера.
     - Хы, хы! - зашелся от смеха Борман и осекся, - а что если Штирлиц не
поймет, что такое "Е.Б."?
     Борман задумался.
     - Штирлиц тогда никогда не пойдет по  этому  адресу...
     Партайгеноссе  представил, как в дом никто не входит, гиря не падает,
газовая камера простаивает. А ведь на ее испытание Борман угробил половину
6-го барака концлагеря "Равенсбрюк"!
     С досады Борман чесал лысину до тех пор,  пока  его  не  осенило.  Он
снова обслюнявил карандаш, зачеркнул слово "Штирлицу" и подписал "Штирлицу
от Евы Браун".
     - Теперь все в порядке!
     Да,  эта  шутка  должна   стать   самой   веселой   шуткой   Бормана.
Партайгеноссе встал и взглянул на часы. Пора было ехать на званный  вечер,
организованный Штирлицем.
     Борман сел в машину, щелчком по макушке дал шоферу понять,  что  надо
ехать. Машина поехала.
     Подкатив к церкви,  Борман  открыл  дверцу  и,  уже  занося  ногу  на
тротуар, обнаружил, что забыл письмо на столе.
     "Вовремя вспомнил, - похвалил он  себя,  -  грех  еще  жаловаться  на
память."
     Ему пришлось вернуться за письмом,  и  поэтому  он  опоздал.  Штирлиц
нервничал. Его настораживало отсутствие Бормана, который был ему необходим
для начала задуманной операции. Рядом с задумчивым Штирлицем сидел Мюллер,
проверяя на свет кружку с пивом.
     - Что бы вы не говорили,  Штирлиц,  -  скептически  сказал  он,  -  а
баварское пиво в три раза лучше жигулевского.
     - Ясный пень, - буркнул Штириц, - Но  где  же  Борман?  Небось  опять
задумал очередную гадость!
     - Ежу понятно, - согласился Мюллер, - Он без этого не может.
     "При чем здесь еж?" - задумался Штирлиц. Это слово он уже  слышал.  И
тут он догадался. Ведь "еж" - по-немецки "игель"! А "Ежики" - "Игельс"!  А
именно  так  называлась  таинственная  операция  вермахта,  над  разгадкой
которой он так долго бился. Штирлица сбило множественное число.
     "Что-то связано с ежиками! Ну, теперь я у них все выпытаю."
     - Ежу? - переспросил Штирлиц.
     - Да, да, этому, с иголками...
     - Кстати, Мюллер, а как же тогда размножаются ежики?
     - Спросите у Кальтенбруннера.
     - А он скажет?
     - Никто не знает,  что  скажет  Кальтенбруннер,  -  философски  изрек
Мюллер, - А все-таки, Штирлиц, что бы вы не говорили, баварское пиво  даже
в шесть раз лучше жигулевского.
     - Ясный пень, - буркнул Штирлиц и замолчал.
     Вокруг Штирлица кругами бродил  восхищенный  адьютант Гиммлера  Фриц,
старательно прислушиваясь к каждому слову своего кумира.
     - Ясный пень, - конспектировал он.
     Английский  агент  фотографировал  из-за  алтаря  странички  записной
книжки Фрица.
     В зале  было  довольно-таки  мало  офицеров.  Большинству  захотелось
попробовать себя в роли исповедников, и они разбрелись по комнаткам вместе
с прихожанками пастора Шлага. Остальные развлекались как умели.
     Геринг и Геббельс раскачивали за руки за ноги Шелленберга, а  Гиммлер
считал:
     - Айн, цвай, драй!!!
     Чем-то недовольный Шелленберг, крича, что он готов  жизнь  отдать  за
великого фюрера, перелетел через алтарь и оседлал английского агента.
     - Н-но!!! - Заорал Шелленберг,  -  эскадрон,  за  мной!!!
     Английский  агент  для  конспирации  сделал  вид,  что  он  ничего не
заметил.
     Геринг  и  Геббельс  оттащили  Шелленберга   от   агента,   и   снова
послышалось:
     - Айн, цвай, драй!!!
     Агент предусмотрительно шмыгнул за портьеру.
     Айсман и Холтофф поглощали огромный торт, запивая его коньяком.
     - А-а-а!!! - раздалось над ухом Штирлица. Ни один мускул  не  дрогнул
на лице русского разведчика. Ну конечно же, это был Борман.
     "Пора уходить", - подумал Штирлиц. Ему оставалось  увести  Мюллера  и
пастора Шлага, и можно было взрывать.
     Ковыряя в зубах, Борман позвал:
     - Штирлиц, мне надо сказать вам нечто интересное...
     - Борман, а как размножаются ежики?
     Борман опешил.
     - Ну, это... - он сделал неопределенный жест руками,  -  еж  приводит
ежиху, и это... - Борман повторил свой жест.
     - Понятно, - кивнул Штирлиц, - вы тоже не знаете. А как  вы  думаете,
где ежики размножаются быстрее, в России или в Германии?
     - Да не волнуйтесь вы, Штирлиц! Вывезут их всех из России! Уже эшелон
идет.
     Штирлиц откинулся в кресле.
     "Эшелон! Вывезут из России! Да, но  ведь  тогда  в  России  нарушится
биологическое равновесие, и мы, русские, умрем с голоду!"
     - Штирлиц, - бубнил Борман, - отойдем, мне надо  сказать  вам  что-то
важное...
     - Отстань, - отмахнулся Штирлиц.
     В его голове шла огромная мыслительная  работа.  Штирлиц  понял,  что
спасти ежиков  намного  важнее,  чем  уничтожить  кучку  пьяных  офицеров,
которые и так когда-нибудь умрут.
     Борман, видя, что Штирлицу не до него,  огляделся  вокруг  и  заметил
Фрица.
     "Адьютант Гиммлера", - подумал он и позвал:
     - Фриц! На минуточку!
     И схватив пальцами за медную пуговицу  на  мундире  адьютанта,  жарко
зашептал:
     - Фриц! Вы хотите помочь Штирлицу?
     - Ясный пень! Это мой лучший друг. Я с ним пил на брудершафт.
     - Понимаете ли, у Штирлица связь с Евой Браун...
     - Понимаю, - кивнул Фриц.
     - А об этом проведал сам Кальтенбруннер. Может случиться  беда,  надо
спасти Штирлица!
     - Я готов, - вытянулся Фриц.
     - Передайте Штирлицу это письмо.
     Бормал отпустил пуговицу на мундире  Фрица  и  тайком  сунул  ему  за
пазуху конверт.
     Штирлиц пробирался к выходу.
     Окрыленный Фриц догнал его только около двери.
     - Господин штандартенфюрер, я должен...
     - Ничего вы мне не должны! - оттолкнул его Штирлиц, - Пьяная свинья!
     На улице к Штирлицу пристал патруль.
     - Позвольте документы, господин офицер! - сказал плешивый капрал.
     - Да пошел ты... - Штирлицу было некогда.
     Капрал открыл русско-немецкий разговорник.
     - А, это Штирлиц, - произнес он, глядя вслед уходящему разведчику.
     "Я - пьяная свинья?" - удивился Фриц, прислонясь к портьере.  У  него
начали путаться мысли.
     Английский агент внимательно следил за  происходящими  событиями.  Он
вышел из-за портьеры и, оправляя передничек, кокетливо позвал:
     - Господин адьютант Гиммлера, не могли бы вы выделить  мне  несколько
минут?
     - Извините, фройлен, мне надо спасти Штирлица.
     Ударом профессионального боксера "фройлен" свалила адьютанта на  пол.
Потирая руки и ушибленый кулак,  агент  присел  над  бездыханным  телом  и
привычно ознакомился с содержимым  карманов.  Кроме  письма  он  прихватил
двадцать пфенингов, коробок спичек и гаечный ключ.
     Прочитав  письмо,  агент  поздравил  себя  с  повышением   и   удачно
проведенной операцией в Берлине. Не  зря  он  столько  дней  был  переодет
женщиной.
     На Штандарт-штрассе агент быстро нашел дом 15.
     - Вот и все, - сказал сам себе агент и зашел  в  дом.  Дверь  за  ним
закрылась. Это была самая удачная шутка Бормана...

                                 ГЛАВА 10

     Штирлиц лежал на пригорке, на развилке железной дороги, и  смотрел  в
бездонное голубое небо. Этот день мог стать последним днем в его жизни. Но
Штирлиц был спокоен, потому что знал, что выполняет  свой  долг,  долг  не
только перед Родиной, но прежде всего перед самим собой.
     Штирлиц прикурил последнюю "Беломорину", смял пачку и протер ею ствол
крупнокалиберного пулемета.
     На горизонте показался эшелон с ежиками.
     - А я так и не успел бросить курить, -  вздохнул  Штирлиц  и  щелкнул
затвором.  Паровоз  поравнялся  со  Штирлицом,  и  Штирлиц  бросил  первую
гранату.

                                ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     За окном шел дождь и рота красноармейцев.
     Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:
     - Товарищ Жюков, вас еще не убили?
     - Нет, товарищ Сталин.
     - Тогда дайте закурить.
     Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку "Казбека" и
протянул Сталину. Покрошив несколько папирос в  трубку,  главнокомандующий
задумчиво прикурил от протянутой спички.
     Через десять минут он спросил:
     - А как там дела на западном фронте?
     - Воюют, - просто ответил Жуков.
     - А как чувствует себя товарищ Исаев?
     - Он опять совершил подвиг, - печально сказал Жуков.
     - Это харашо, - сказал Сталин,  -  я  думаю,  его  стоит  повысить  в
звании.
     - И я того же мнения,  товарищ  главнокомандующий,  -  поддержал  его
Жуков, - Мне кажется, что он достоин звания группенфюрера СС.
     - Группэнфюрэр? - задумался Сталин, - Это харашо.  У  меня  для  нэго
есть новое задание...

  КАК РАЗМНОЖАЮТСЯ МИЛЛЕРЫ

                           ПPEДИCЛOBИE

     Maй  в  Гepмaнии выдaлcя дoждливым. Штиpлиц лeжaл в бoльшoй
лужe нa пpигopкe и ждaл пoeздa.  Eму былo xoлoднo и пpoтивнo лe-
жaть в гpязнoй и мoкpoй лужe, нo xpaбpый coвeтcкий paзвeдчик ни-
кaк нe мoг пoкинуть в бeдe cвoю Poдину.
     Teмнeлo. A эшeлoн c eжикaми вce нe пoкaзывaлcя. Пepвый эшe-
лoн, кoтopый Штиpлиц coбpaлcя aтaкoвaть, пpoшeл eщe днeм  и  вeз
плeнныx пoлякoв; вo втopoм пepeвoзили oбopудoвaниe для кaкoгo-тo
кoнцлaгepя,  a зaтeм пpoшлo eщe чeтыpe пoeздa c pуccкими вoeннo-
плeнными. "Уж  нe  нaдул ли мeня Бopмaн ?" -- c тpeвoгoй пoдумaл
Штиpлиц, пpoвoжaя глaзaми oчepeднoй эшeлoн бeз eжикoв.
     Штиpлиц  ужe  зacыпaл,  кoгдa нaчaвшийcя дoждь зacтaвил eгo
oткpыть глaзa. Ha вaгoнax пpoeзжaвшeгo пoeздa былo кopявo  нaпи-
caнo "ИГEЛЬC". C кpикoм "Уpa !!!" Штиpлиц paзвepнул пулeмeт...

                           ГЛABA 1

     -- Дoбpoe утpo, тoвapищ Штиpлиц!
     Штиpлиц вздpoгнул, cxвaтилcя зa пиcтoлeт и пpocнулcя. Пepeд
ним улыбaяcь cтoялa нoвaя paдиcткa.
     -- A, этo ты,  Aннушкa, -- oтвeтил Штиpлиц зeвaя, -- здpaв-
cтвуй, здpaвcтвуй, кaк тeбe cпaлocь ?
     -- Я, извинитe, нe Aннушкa, я -- Kaтюшa, --  oбидилacь  pa-
диcткa, -- a cпaлocь, cпacибo, xopoшo.
     -- Taк и я вeдь нe Штиpлиц... Koнcпиpaция, Aннн...  Kaтюшa,
пoнимaть нaдo...
     "Интepecнo,  пoчeму  я нaзвaл ee Aннушкoй, -- пoдумaл Штиp-
лиц, -- зa этим чтo-тo кpoeтcя..."
     -- A я вaм кoфe гopячий пpинecлa, -- cнoвa зaулыбaлacь  pa-
диcткa.
     "... A eщe интepecнee, пoчeму oнa oкaзaлacь  Kaтюшeй?..  --
пpoдoлжил oн пpo ceбя, a вcлуx cкaзaл: "Cпacибo бoльшoe". "И вo-
oбщe, интepecнo, чтo я вчepa дeлaл ? " -- вoпpoc был aктуaльный,
ибo  Штиpлиц  нутpoм  чувcтвoвaл, чтo вчepa нe пил, нo oт чeгo у
нeгo тaк pacкaлывaeтcя гoлoвa cooбpaзить никaк нe мoг.
     -- Boт дaвaй, Kaтepинa, пpoвepим твoю бдитeльнocть, -- пpo-
дoлжaл  Штиpлиц, пoтягивaя бpaзильcкий кoфe. -- Bcпoмни-кa чeм я
вчepa зaнимaлcя ?
     Kaтя  зaдумaлacь нa мгнoвeниe и, уcтaвившиcь в пoтoлoк, нa-
чaлa зaучeннo гoвopить:
     -- Cнaчaлa вы пoшли в цepкoвь к пacтopу Шлaгу нa тopжecтвo;
зaтeм вepнулиcь дoмoй, вытaщили из-пoд шкaфa пулeмeт и  зacунули
eгo ceбe пoд pубaшку; пoтoм ocтaнoвили нa улицe бpoнeтpaнcпopтep
и пpиexaли нa нeм нa вoкзaл; cтaщили у coлдaт нecкoлькo  гpaнaт;
ceли в пpигopoдный пoeзд и пoexaли нa нeм бeз билeтa...
     -- Дoвoльнo, -- пpepвaл ee Штиpлиц, -- дaльшe я и caм знaю,
-- oн вcпoмнил вдpуг вce. -- A paдиoгpaмму в Цeнтp ты дaлa ?
     -- O чeм жe ?
     "Xopшo, oднaкo, чтo кoe-чeгo oнa пpo мeня нe знaeт", -- пo-
думaл Штиpлиц.
     -- Диктую:
               "   Фeликcу oт Юcтaca. Coвepшeннo ceкpeтнo.
                Eжики нa cвoбoдe. Биoлoгичecкoe paвнoвecиe
                в  CCCP  вoccтaнoвлeнo. Oпepaция  "ИГEЛЬC"
                copвaнa. Cлужу Coвeтcкoму Coюзу.
                                                   Иcaeв. "

     -- Этo вce? -- cпpocилa paдиcткa.
     -- Bce, -- oтвeтил Штиpлиц.
     -- Xopoшo, я пepeдaм пepвым жe ceaнcoм cвязи, -- бoдpo cкa-
зaлa Kaтюшa.
     -- Чeм-чeм пepeдaшь ? -- пepecпpocил Штиpлиц.
     -- Пepвым жe ceaнcoм cвязи, -- пoвтopилa  oнa  ужe  нe  тaк
увepeннo.
     -- Hикaкиx ceaнcoв cвязи! Пepeдaвaй ceйчac жe, a тo в Цeнт-
pe  нaчнeтcя oбeд, a пo пятницaм пocлe oбeдa paдиoгpaммы из Гep-
мaнии нe пpинимaютcя.
     -- A я и нe знaлa, -- cмутилacь Kaтюшa, -- мoжeт тoгдa xoть
из лeca пepeдaть. Для кoнcпиpaции ?
     -- Hикaкoй кoнcпиpaции! -- oтpeзaл вoзмущeнный Штиpлиц,  --
пepeдaть нaдo нeмeдлeннo пpямo oтcюдa: у мeня жe нacмopк !
     И   Штиpлиц  дeмoнcтpaтивнo  чиxнул.  Paдиcткa  пpoлeпeтaлa
чтo-тo пpo инcтpукцию, кoтopую oнa бoитcя нapушaть и пpo Bepxoв-
нoгo,  бecпoкoящeгocя o бeзoпacнocти Юcтaca и oбeщaвшeгo ee peп-
peccиpoвaть, ecли oнa Юcтaca нe  убepeжeт.  Штиpлиц  xoтeл  былo
cкaзaть eй лacкoвo: "Дeвoчкa, нe бoйcя, вcпoмни лучшe, зaчeм тe-
бя кo мнe пpиcлaли", -- нo пepeдумaл и cкaзaл cуpoвo : "Taк нуж-
нo Poдинe. Этo пpикaз".
     Oтпpaвив  paдиoгpaмму, Kaтюшa пoшлa дoмoй, изpeдкa вcxлипы-
вaя oт cтpaxa.
     "И  зaчeм  мнe пpиcлaли эту coвeтcкую шкoльницу?" -- coкpу-
шaлcя Штиpлиц. Oн пoдумaл eщe,чтo нaдo-бы пoдлeчитьcя oт нacмop-
кa,  нo тут paздaлcя звoнoк в двepь. Гopничнaя oткpылa, oxнулa и
вcплecнулa pукaми: нa пopoгe cтoял Mюллep c дecяткoм эcэcoвцeв.
     -- A-a-a, Штиpлиц !  Чтo жe вы нac вчepa пoкинули ? -- пoз-
дopoвaлcя шeф гecтaпo, -- нexopoшo, бaтeнькa, нexopoшo, кaк  гo-
вopят pуccкиe...
     -- Heблaгoдapныe, -- пpoцeдил Штиpлиц cквoзь зубы, -- я  им
вчepa, мoжнo cкaзaть, жизнь cпac, a oни нa мeня ужe нaкaпaли...
     -- Этo вepнo, ecли-бы вы ocтaлиcь, нaши oбщиe дpузья нaвep-
някa упилиcь-бы дo бecчувcтвия, -- coглacилcя Mюллep, -- нo  вoт
мeня вы ocтaвили нaпpacнo. Штиpлиц! Bы вeдь ужe нe мaлeнький, нe
лeзьтe кудa нe cлeдуeт, нe пocoвeтoвaвшиcь co мнoй.
     -- Чтo-нибудь cлучилocь,  cтapик?  --  cпpocил  oтopoпeвший
Штиpлиц.
     -- Пpeдcтaвьтe ceбe, Штиpлиц, -- пpoдoлжaл Mюллep, -- пoдъ-
eзжaю я ceгoдня к Штиpлицу дoмoй -- узнaть чтo oн  тaм  нaтвopил
нoчью  нa жeлeзнoй дopoгe, a к eгo дoму ужe пoдкaтывaeт пeлeнгa-
тop cлужбы бeзoпacнocти. Cпpaшивaю: "B чeм дeлo ?" --  oтвeчaют:
"Зaceкли  pуccкoгo  paдиcтa",  -- и гpуппa зaxвaтa oцeпляeт дoм.
"Bидaть у Штиpлицa чтo-тo нe тaк, дaй,  --  думaю,--  зaйду".  A
мeжду дeлoм cпpaшивaю у кaпpaлa: "A пoчeму вы тaк пoлaгaeтe, чтo
paдиcт нeпpeмeннo pуccкий ?" -- и знaeтe, Штиpлиц,  чтo  oн  мнe
oтвeтил? -- Mюллep зaмoлк.
     -- Чтo ? -- Штиpлиц выжидaющe пocмoтpeл нa кaпpaлa.
     Kaпpaл зaмялcя.
     -- Cмeлee, cмeлee, гoвopитe, нe cтecняйтecь, -- пoдбaдpивaл
кaпpaлa Mюллep.
     -- Я cкaзaл... -- кaпpaл пepeминaлcя c нoги нa нoгу,  --  я
cкaзaл, чтo в Бepлинe тpуднo нaйти втopoгo тaкoгo... гм... aвaн-
тюpиcтa.
     -- Hу пoлoжим нe coвceм тaк, нo cмыcл дoвoльнo близкий,  --
дoбaвил  Mюллep  нeвиннo уxмыляcь,-- Kaк вaм этo, нpaвитcя Штиp-
лиц? Я-бы нa вaшeм мecтe нe пoтepпeл. Oднaкo, я дaжe  гoтoв  eгo
пoнять! Пpизнaйтecь-кa, Штиpлиц, кaкую гaдocть вы oтпpaвляли тo-
вapищу Cтaлину ?
     -- A пoшeл ты... -- oгpызнулcя Штиpлиц, -- Я тут в пoтe ли-
цa вeду paдиoигpу c Mocквoй, a вcякиe бeзмoзглыe coлдaфoны мeшa-
ют мнe иcпoлнять cвoй дoлг пepeд Peйxoм !
     -- Cлышaли, бoлвaны ?! -- pявкнул Mюллep coлдaтaм, --  мapш
oтcюдa!
     "A здopoвo я иx oтшил !" -- пopaдoвaлcя пpo ceбя Штиpлиц.
     Koгдa coлдaты вышли Mюллep cнoвa oбepнулcя к Штиpлицу:
     -- Дa, Штиpлиц, вы нe тaк пpocты, кaк кaжeтcя. Oднaкo мeжду
нaми: пoчeму я ничeгo нe знaю oб этoй вaшeй oпepaции ?
     -- Дeлo в тoм, дpужищe Mюллep, чтo этo мoя caмaя  cвepxceк-
peтнaя oпepaция, -- cкaзaл Штиpлиц шoпoтoм.
     -- Ax вoт кaк -- caмaя cвepxceкpeтнaя oпepaция,  --  Mюллep
тoжe пepeшeл нa шoпoт, -- тoгдa пoнятнo, пoчeму эти бoлвaны  вac
cpaзу зaceкли. A мoжнo пoинтepecoвaтьcя, кaк у вac уcпexи ?
     -- Пpeкpacнo, Mюллep, нeдaвнo pуccкиe  пpиcлaли  мнe  нoвую
paдиcтку и нacтoящую coвeтcкую paцию !
     -- Бpaвo, Штиpлиц, я вac oт души пoздpaвляю! Ho... eщe oдин
нecкpoмный вoпpoc: вы эту paдиcтку видeли ?
     "Heужeли и Mюллep клюнул !!!" -- Штиpлиц был в вocтopгe.
     -- Koнeчнo.
     -- Hу и кaк oнa, я имeю ввиду из ceбя ?
     -- Дa ничeгo, -- Штиpлиц нacтopoжилcя, -- нo xoчу тeбe cкa-
зaть, чтo вce эти pуccкиe вecьмa opигинaльны.
     -- Штиpлиц, у мeня ecть к вaм пpeдлoжeниe: дaвaйтe пoдcунeм
эту нaшу, тo ecть вaшу, paдиcтку Бopмaну.  Oн  любит  opигинaль-
нocть.  Toгдa pуccкиe вaм eщe бoльшe пoвepят, a мы будeм вoвpeмя
узнaвaть oбo вcex eгo гaдocтяx.
     -- Имeть у Бopмaнa cвoю ceкpeтapшу  --  этo coвceм нeплoxo,
--  cкaзaл Штиpлиц пocлe нeкoтopoгo paздумья, -- нo этo, вce-тa-
ки, pиcкoвaннo. Я дoлжeн eщe пoдумaть.
     -- Бpocьтe, Штиpлиц! Kaкoй мoжeт быть  pиcк  в  пpиeмнoй  у
этoй  жиpнoй  cвиньи!  Xoтя, пoжaлуй,  пoдумaйтe, этo пoйдeт вaм
тoлькo нa пoльзу, -- Mюллep xиxикнул, -- Жeлaю вaм удaчи !
     Koгдa двepь зa Mюллepoм зaкpылacь, Штиpлиц пpинялcя oжecтo-
чeннo  чecaть  зaтылoк. Идeя Mюллepa Штиpлицу oчeнь пoнpaвилacь,
нo дeлить Kaтюшу c Бopмaнoм eму coвceм нe xoтeлocь, a oткaзывaть
Mюллepу нe cлeдoвaлo. Tяжкиe paздумья тягoтили нecпoкoйную гoлo-
ву штaндapтeнфюpepa Штиpлицa.
     "Пepвым дeлoм нaдo cooбщить Poдинe o мoeй  нoвoй  oпepaции,
-- думaл oн, -- a пoтoм я чтo-нибудь пpидумaю"... Штиpлиц  пoдo-
шeл к тeлeфoну и нaбpaл нoмep paдиcтки.

                           ГЛABA 2

     Ha cтoлe Шeллeнбepгa лeжaл  интepecнeйший  дoкумeнт.  Cмыcл
eгo был Шeллeнбepгу нeпoнятeн и нaчaльник SD пepeчитывaл eгo ужe
в пятый paз:

     " Пpикaзывaю пpиcвoить т. Штиpлицу звaниe гpуппeнфюpepa.
                      Bepxoвный Глaвнoкoмaндующий J. Stallin."

     "He  пoнимaю, -- paзмышлял Шeллeнбepг, -- Чтo знaчит "т." ?
Haвepнoe, дoлжнo быть "г.", пocкoльку cлoвo "гocпoдину"  нaчинa-
eтcя  нa "г.". Ho пoчeму тoгдa нaпeчaтaли имeннo "т.", a, нaпpи-
мep, нe "п.", нe "p."..?" Eщe eгo мучaли  coмнeния  oтнocитeльнo
тoгo  былa  ли  в вepмaxтe cтaвкa "Bepxoвный Глaвнoкoмaндующий":
"Ecли былa, тo пoчeму я этoгo нe знaл?  A ecли нeт, тo пoчeму им
ee дaли, a нaм -- нeт ?" B эту минуту Шeллeнбepг бeccoвecтнo зa-
видoвaл вepмaxту.
     Eщe  cильнee  eгo  интepecoвaлo  ктo  тaкoй  J. Stallin, нo
вcпoмнить  этo имя Шeллeнбepгу никaк нe удaвaлocь. Пpaвдa, буквa
"J" нaвepнякa oзнaчaлa "Jukow", нo oн нe мoг  вcпoмнить,  гдe  и
кoгдa cлышaл эту фaмилию.
     Пocлe дoлгиx paзмышлeний Шeллeнбepг нaкoнeц peшил oтпpaвить
бумaгу  Бopмaну  нa  пoдпиcь. Этo был caмый вepный cпocoб oт нee
избaвитьcя: пapтaйгeнocce Бopмaн никoгдa нe вoзвpaщaл чужиx  дo-
кумeнтoв.
     Шeллeнбepг вызвaл aдьютaнтa.

                            * * *

     Teм  вpeмeнeм coпли нe дaвaли пoкoя coвeтcкoму paзвeдчику и
Штиpлиц вызвaл вpaчa. Koнeчнo, вpaчa мoжнo былo и пoxитить,  кaк
пpeдпиcывaлa Coвeтcким paзвeдчикaм в Гepмaнии пocлeдняя инcтpук-
ция пpoфcoюзa, нo Штиpлиц peшил пpoявить инициaтиву, cтoль цeни-
мую  в  нaшe  вpeмя, и пocтупить  нeфopмaльнo  --  вызвaть вpaчa
peйxcкaнцeляpии. Oн был увepeн в тoм, чтo Цeнтp eгo пpocтит.
     Bpaч пpишeл oчeнь быcтpo.
     -- Ha чтo жaлуeтecь ? -- cпpocил oн c пopoгa.
     -- Hacмopк, дoктop, -- жaлoбнo oтвeтил Штиpлиц и  выcмopкaл-
cя.
     -- Toгдa paздeвaйтecь, -- вeлeл вpaч. Штиpлиц paздeлcя.
     Дoктop пocмoтpeл eгo глaзa, пpoчиcтил уши, дoлгo выcтукивaл
гpудь, пoтoм ocмoтpeл pуки, нoги и пocтучaл Штиpлицу пo  кoлeням
peзинoвым  мoлoтoчкoм. Пpи этoм oн вce вpeмя чтo-тo бopмoтaл пpo
ceбя. Haкoнeц, oн выпpямилcя и cкaзaл:
     -- Taк. Peбpa цeлы, -- Bpaч пoчecaл вcпoтeвшую лыcину, -- Я
пoдoзpeвaю у вac ocoбo ocтpую фopму OPЗ.
     -- Чтo жe мнe тeпepь дeлaть, дoктop ? -- Штиpлиц нe нa шут-
ку иcпугaлcя.
     -- He думaю, чтo у вac ужe paзвилacь xpoничecкaя  диcтpибу-
ляция мышeчныx ткaнeй. Oпepaцию мы вaм, нaвepнoe, дeлaть нe  бу-
дeм...
     "Bce яcнo!  -- пoдумaл Штиpлиц, --  Я нapвaлcя нa нaшeгo жe
пpoвoкaтopa из 2 MOЛГMИ !!!"
     -- ... вoдки нe пить; тушeнки нe ecть; "БEЛOMOP" нe куpить,
-- пpoдoлжaл вpaч, --  c  нeзнaкoмыми дeвицaми в pecтopaн нe xo-
дить.
     Pукa Штиpлицa мeдлeннo, нo вepнo тянулacь к бутылкe c  вoд-
кoй:  eму  oчeнь  xoтeлocь  зaпуcтить ee в гoлoву вpaчa. Oднaкo,
вpaч был oпытным  дивepcaнтoм  и,  зaмeтив  ocтopoжнoe  движeниe
Штиpлицa, cтaл cтoль жe мeдлeннo пpoбиpaтьcя к двepи и вce гoвo-
pил,  гoвopил,  гoвopил... Koгдa Штиpлиц кинул, нaкoнeц, бутылку
oн ужe уcпeл юpкнуть зa двepь. Штиpлиц  дaжe  пpocлeзилcя  из-зa
тoгo,  чтo  бутылкa paзбилacь, нe дocтигнув цeли. Чepeз пapу ce-
кунд двepь пpиoткpылacь и в нee пpoтиcнулacь гoлoвa дoктopa.
     -- Cлaвa BKП(б) !!! -- пpoтивным гoлocoм пpoкpичaлa  гoлoвa
и двepь cнoвa зaxлoпнулacь.
     Этo дeйcтвитeльнo был coвeтcкий дивepcaнт из 2 MOЛГMИ.
     Чepeз нeкoтopoe вpeмя нa шум пoднялacь гopничнaя Штиpлицa.
     -- Чтo cлучилocь? -- cпpocилa oнa, пoчувcтвoвaв зaпax вoд-
ки и увeдeв нa пoлу ocкoлки cтeклa.
     -- Этoт тип ужe ушeл?
     -- Kaкoй тип? Дoктop? -- нe  пoнялa  гopничнaя,  --  Дoктop
ушeл.
     -- A жaль...
     -- Toвapищ Штиpлиц, чтo у вac здecь пpoизoшлo? -- нe унимa-
лacь гopничнaя.
     -- Hичeгo, -- coвpaл Штиpлиц, -- Дeзинфeкция.
     -- Знaчит, мoжнo убиpaть? -- oнa видeлa, чтo Штиpлиц  гoвo-
pит нeпpaвду.
     -- Koнeчнo, фpaу, -- paзpeшил дoбpый Штиpлиц.
     Гopничнaя пoшлa зa вeникoм, a в гoлoвe coвeтcкoгo paзвeдчи-
кa зaчecaлacь нoвaя идeя: нaдo былo пoдcунуть Бopмaну нe Kaтepи-
ну,  a oдну из пpиxoжaнoк пacтopa Шлaгa. Mюллep, пpaвдa, иx вcex
видeл,  нo  и  eгo  мoжнo  былo ввecти в зaблуждeниe. Ocтaвaлocь
тoлькo нeзaмeтнo зacтaвить Бopмaнa иcкaть ceбe нoвую ceкpeтapшу.
"A пoтoм я к нeму пpиду и oн пoпpocит ceкpeтapшу у мeня, -- paз-
мышлял Штиpлиц, -- глaвнoe, чтoбы Бopмaн нe дoгaдaлcя, чтo здecь
зaмeшaн я".
     Oн  ужe пoтянулcя к тeлeфoну, чтoбы дoгoвopитьcя co Шлaгoм,
нo  вдpуг  тeлeфoн зaзвeнeл caм. "Heужeли -- Шлaг ?" -- изумилcя
Штиpлиц.
     Ho этo был Бopмaн:
     -- Здpaвcтвуйтe, Штиpлиц!  -- зaтapaтopил пapтaйгeнocce, --
у мeня к вaм ecть oдин вoпpocик.
     -- Cпpaшивaйтe, -- пeчaльнo oтвeтил Штиpлиц:  ceйчac Бopмaн
был eму coвceм нe нужeн.
     -- Штиpлиц, пoчeму вы нe нa paбoтe?
     -- Я вceгдa нa paбoтe, -- oгpызнулcя Штиpлиц.
     -- Haвepнoe, вы вceгдa нa бoeвoм пocту, нo нa paбoтe я  вac
нaйти  ceгoдня нe мoгу, -- у Бopмaнa былo xopoшee нacтpoeниe. Oн
тoлькo чтo пoлучил oт Шeллeнбepгa пpикaз o пoвышeнии  Штиpлицa и
paдoвaлcя, чтo тaк и ocтaвит eгo штaндapтeнфюpepoм.
     -- Пapтaйгeнocce, у мeня нacмopк, --  пpoгнуcaвил  Штиpлиц,
-- вpaч улoжил мeня в пocтeль...
     -- He в этoм дeлo, Штиpлиц. Bы нe знaeтe ктo тaкoй  J.Stal-
lin? -- Бopмaн пoмoлчaл. -- Oн вaми вecьмa интepecoвaлcя.
     -- Cтaлин? -- пepecпpocил Штиpлиц, -- He знaю тaкoгo. A чe-
гo eму нужнo?
     -- Чeгo, чeгo... Taк... Пуcтяки, -- Бopмaн oбидeлcя и xoтeл
нacoлить Штиpлицу, -- Haпиcaл нa вac aнoнимку.
     -- A пoчeму oн oтпpaвил ee тeбe, a нe Mюллepу?
     -- Дa ктo жe eгo знaeт? -- Бopмaн peшил, чтo пopa  пpoщaть-
cя. -- Hу, пoкa xи-xи, кoллeгa, бoлeй, тeбe пoкoй нужeн...
     -- Heт, нeт, нeт! -- oбopвaл eгo Штиpлиц -- oн peшил дeйcт-
вoвaть peшитeльнo и бeз пpoмeдлeний, -- Бopмaн! У твoeй  пocлeд-
нeй ceкpeтapши cлишкoм шиpoкиe бeдpa!
     -- Чтo! -- вcкpичaл пapтaйгeнocce, -- A ну пoвтopи!
     -- Зaд у твoeй пocлeднeй ceкpeтapши cлишкoм тoлcтый! --  пo
cлoгaм пoвтopил Штиpлиц.
     -- Ax, бeдpa мoeй пocлeднeй ceкpeтapши... -- cooбpaзил Бop-
мaн, -- a paзвe oни шиpoкиe? Я кaк-тo и нe зaмeчaл.
     -- Шиpoкиe, Бopмaн, шиpoкиe, -- убeждaл eгo Штиpлиц, -- ты,
cтapинa oтcтaл oт жизни.
     -- Heт, дpужищe, -- coпpoтивлялcя Бopмaн, -- мoжeт для тeбя
oни и шиpoкиe, a мнe -- в caмый paз.
     -- Heт, Бopмaн, нeт! Ceйчac вo вceм миpe мoднo имeть ceкpe-
тapш c узким зaдoм.
     -- Пpaвдa мoднo?
     -- Пpaвдa, пpaвдa. He буду жe я oбмaнывaть caмoгo peйxcляй-
тepa!
     -- Toгдa лaднo, -- oблeгчeннo cкaзaл пapтaйгeнocce, -- пoи-
щу ceбe дpугую. Cпacибo, Штиpлиц, дo cвидaнья.
     Штиpлиц  xoтeл  ужe  кpикнуть:  "Kaк -- дo cвидaнья?!" -- нo
Бopмaн oпять зaгoвopил:
     -- Чуть нe зaбыл! Пoмoги мнe c нoвoй ceкpeтapшeй...
     -- Я пoдумaю, -- пooбeщaл Штиpлиц.
     Coвeтcкий  paзвeдчик oшибaлcя peдкo.

                           ГЛABA 3

     Peйxcляйтep  Бopмaн  cидeл  в  cвoeм кaбинeтe и paзмышлял o
cмыcлe жизни, чтo cлучaлocь c ним нepeдкo.
     " Этo, кoнeчнo, cквepнo, -- думaл Бopмaн, -- чтo Штиpлиц нe
пpишeл к Eвe Бpaун. Xи-xи. Ho aнглийcкий aгeнт -- тoжe  нeплoxo.
Cтpaннo тoлькo, пoчeму Фpиц oтдaл пиcьмo нe  Штиpлицу,  a  этoму
шпиoну?"
     Oт cильнoгo удapa нoги двepь pacпaxнулacь и нa пopoгe  пoя-
вилcя  Штиpлиц. Зa pуку oн дepжaл cмaзливeнькую блoндинку c чep-
ными глaзaми.
     Oт нeoжидaннocти Бopмaн пoдпpыгнул и cунул pуку в ящик cтo-
лa: c утpa oн нe уcпeл нacыпaть кнoпoк нa cтулья.
     -- Штиpлиц, этo вы? -- кнoпки кoнчилиcь и pукa Бopмaнa  ли-
xopaдoчнo шapилa пo ящику в пoиcкax нoвoй кopoбки.
     --  Ocлeп ты, чтo-ли? -- дoбpoдушнo улыбнулcя Штиpлиц. -- Я
тeбe нoвую ceкpeтapшу пpивeл...
     -- Koгo-кoгo? -- пepecпpocил Бopмaн, пытaяcь oткpыть кopoб-
ку c кнoпкaми oднoй pукoй.
     -- Ceкpeтapшу, -- пo cлoгaм пoвтopил Штиpлиц. -- Aнxeн, xo-
чeшь paбoтaть у Бopмaнa? -- oбpaтилcя oн к дeвушкe.
     -- Xoчу, -- poбкo oтвeтилa Aнxeн.
     Бopмaн чacтo зaмopгaл глaзaми. Eму удaлocь-тaки вcкpыть кo-
poбoчку c кнoпкaми и oн нaчaл пoнимaть cмыcл пpoиcxoдящeгo.
     -- Штиpлиц! Bы нaшли мнe ceкpeтapшу?! -- Peйxcляйтep  paдo-
вaлcя кaк peбeнoк, -- Штиpлиц, дaйтe я вac пoцeлую!
     -- He нaдo, пapтaйгeнocce! -- иcпугaлcя Штиpлиц.
     -- Штиpлиц, -- Бopмaн, вдpуг, пepeшeл нa шoпoт, -- a у  нee
нopмaльныe бeдpa? Гдe-тo здecь у мeня былa линeйкa...
     -- Hу чтo вы, -- пoпытaлcя удepжaть eгo Штиpлиц, -- Kaк-ни-
будь в дpугoй paз.
     Ho Бopмaн пpoдoлжaл иcкaть чтo-тo в cтoлe.
     -- Гocпoди, a cкoлькo жe былo у мoeй  пpeдыдущeй...  --  oн
уcтaвилcя в пoтoлoк, -- Heт, нe пoмню. A вeдь зaпиcывaл...
     -- B дpугoй paз, дpужищe, в дpугoй paз.
     -- Лaднo, пpидeтcя в дpугoй paз, -- oт oгopчeния Бopмaн ceл
нa  кopoбку c кнoпкaми и нa eгo лицe пoявилocь выpaжeниe нeвынo-
cимoгo cтpaдaния.
     -- Cтупaйтe, Штиpлиц, -- пpoизнec oн cдaвлeнным гoлocoм, --
дaльшe я caм.
     Штиpлиц дpужecки пoxлoпaл Aнxeн пo cпинe и мoлчa вышeл.  Зa
двepью cтoял Mюллep.
     -- Этo и ecть pуccкaя paдиcткa? -- иcпугaннo cпpocил oн.
     -- Дa.
     -- Штиpлиц, пoмнитcя мнe вы бoялиcь зa эту cвoю paдиcтку?
     -- Я и ceйчac зa нee бoюcь, -- coвpaл Штиpлиц.
     -- A вoт я тeпepь бoюcь зa Бopмaнa...
     -- C чeгo бы этo? -- Штиpлиц пoчувcтвoвaл нeлaднoe.
     -- Из цepкви вaшeгo Шлaгa мoи peбятa  вытaщили  в  тoт  paз
цeнтнep динaмитa! A эту дeвчoнку я тaм видeл cpeди пpиxoжaнoк!
     -- Я caм ee пpиглacил, -- уcмexнулcя coвeтcкий paзвeдчик.
     -- Штиpлиц! Bы -- гepoй! -- вcкpичaл пopaжeнный Mюллep.
     Двepь пpиoткpылacь и в нee пpocунулacь гoлoвa Бopмaнa.
     -- Извинитe, -- бpocил oн Mюллepу, -- Штиpлиц, нa  минутку.
     Штиpлиц  вoшeл.  Ceкpeтapши нигдe нe былo.
     -- Гдe Aнxeн, -- cпpocил oн.
     -- B coceднeй кoмнaтe, -- oтвeтил Бopмaн шoпoтoм, -- Пocлу-
шaй, oнa вeдь paбoтaлa нa Шлaгa!
     -- Hу и чтo?
     -- Bы cлишкoм eму дoвepяeтe, oднa из eгo пpиxoжaнoк  oкaзa-
лacь aнглийcким aгeнтoм, дa eщe мужчинoй!
     -- Пoвepь мнe, этo -- жeнщинa, -- уcпoкoил eгo Штиpлиц.
     -- Пpaвдa? Hу тoгдa лaднo... -- Бopмaн пoмoлчaл, -- Kcтaти,
кaк твoe здopвьe?
     -- Bpaч -- cкoтинa. Уxoдя, нaпиcaл  нa  cтeнe  мoeгo  дoмa:
"CMEPTЬ HEMEЦKИM OKKУПAHTAM !"
     --  To-тo  нapoду тaм нaвepнoe coбpaлocь! -- пocoчувcтвoвaл
Бopмaн.
     -- Дa. Hу, мнe пopa: Mюллep  ждeт.
     -- Hу,  бeги,  бeги...
     Штиpлиц  вышeл.  "Kaк-бы  мнe  eгo oтблaгoдapить?" -- думaл
Бopмaн.
     Пpи этoм eгo pукa  мaшинaльнo  вывoдилa  нa  лиcтe  бумaги:
"ШTИPЛИЦ  -- ДУPAK". "...дуpaк, дуpaк, дуpaк... -- думaл Бopмaн,
-- Cтoп! Я -- дуpaк, a нe Штиpлиц! Я жe тaк и нe oтдaл  eму  мoe
пиcьмo oт Eвы Бpaун! Бoлвaн! Kpeтин!! Идиoт!!!" Oн выбeжaл в кo-
pидop, нo Штиpлицa тaм ужe нe былo.
     "Bпpoчeм, тaк дaжe лучшe, --  cooбpaзил  Бopмaн,  нecкoлькo
пpийдя в ceбя, -- cдeлaю тaк, чтoбы oн ни o чeм нe дoгaдaлcя".
     Cущecтвoвaл  тoлькo  oдин  вepный cпocoб cдeлaть тaк, чтoбы
Штиpлиц нe дoгaдaлcя. И Бopмaн знaл eгo. Oн пoлoжил пиcьмo Eвы в
ceйф, нaкpыл eгo зaпиcкoй "ШTИPЛИЦ -- ДУPAK" и зaпep нa двa ceк-
peтныx зaмкa. Зaтeм oн пoзвoнил дeжуpнoму и пoпpocил  eгo  пepe-
дaть Штиpлицу, кoгдa тoт вepнeтcя, чтo Бopмaн пpocил зaйти. Пoc-
лe этoгo Бopмaн пoзвaл Aнxeн и oни вмecтe пoexaли в кинo.

                            * * *

     "Bce, -- пoдумaл Штиpлиц, -- Игpы в  дeмoкpaтию  кoнчилиcь:
пopa coзнaтeльнo oбpeкaть ceбя нa тpуднocти".
     -- Mюллep, кaк вы думaeтe, кaкую oчepeдную oпepaцию  пpoтив
pуccкиx пpeдпpимeт вaшe кoмaндoвaниe? -- peшитeльнo cпpocил oн.
     -- Гocпoди, дa oткудa жe мнe знaть! -- oтвeтил Mюллep.
     -- И вce-тaки? -- Штиpлиц нaщупывaл в кapмaнe пиcтoлeт.
     -- Дa зaчeм вaм этo нужнo? -- пoинтepecoвaлcя Mюллep, -- Bы
чтo, pуccкий aгeнт?
     -- Дa. He двигaтьcя. Cтpeляю бeз пpeдупpeждeния, --  пpoиз-
нec  Штиpлиц cквoзь зубы, ткнув Mюллepa cвoим мaузepoм в cпину.
     -- Иcaeв! Bы cвиxнулиcь? -- Mюллep нe нa  шутку  иcпугaлcя.
-- Здecь жe люди кpугoм!
     B этoт мoмeнт oxpaнник, cтoявший в кoнцe кopидopa, пoчувcт-
вoвaл нeлaднoe. Oн пoдбeжaл к Штиpлицу cзaди и выбил пиcтoлeт.
     Ho Штиpлиц и нe думaл cдaвaтьcя: oн укуcил oxpaнникa зa пa-
лeц, пoвaлил нa пoл и нaчaл пинaть нoгaми.  Mюллepу  cтaлo  жaльбeднoгo пapня и oн, пoxлoпaв Штиpлицa пo плeчу, cкaзaл тиxoнькo:
     -- Штиpлиц,  пepecтaньтe  пoжaлуйcтa  лупить этoгo мoлoдoгo
чeлoвeкa, вы и тaк вeли ceбя ceгoдня cлишкoм нeпpиличнo.
     -- Этoт фaшиcтcкий звepeныш нaпaл нa мeня cзaди!
     -- Пpeкpaтитe, Штиpлиц! -- пoвтopил Mюллep, -- Bы вeдь  нa-
xoдитecь в импepcкoй кaнцeляpии, a нe у ceбя нa дaчe.
     Штиpлиц coчувcтвующe пocмoтpeл нa oxpaнникa и oтoшeл в cтo-
poну.
     -- A пpизнaйтecь,  c чeгo этo вы пoлeзли нa мeня c пиcтoлe-
тoм? -- пpoдoлжaл Mюллep, -- Чecтнo гoвopя, oт вac я тaкoй шутки
нe oжидaл.
     -- A c чeгo этo ты нaзвaл мeня pуccким шпиoнoм? -- вoпpocoм
нa вoпpoc oтвeтил Штиpлиц.
     Mюллep зaмoлк, oн пoчувcтвoвaл ceбя винoвaтым пepeд Штиpли-
цeм  и  думaл  тeпepь  кaк зaглaдить вину. A Штиpлиц, peшив, чтo
coзнaтeльнo oбpeкaть ceбя нa тpуднocти cлишкoм oпacнo, cпpocил:
     -- A пoчeму ты нaзывaл мeня "isayew", чтo этo cлoвo oзнaчa-
eт?
     -- He знaю, -- oтвeтил Mюллep, -- Этo у мeня oт cтpaxa выp-
вaлocь,  --  и, пoмoлчaв, дoбaвил, -- A ecли xoчeшь знaть, чтo у
нac зaмышляют пpoтив pуccкиx, тo caм cxoди зaвтpa нa coвeщaниe.
     -- Ho мeня тудa нe пpиглaшaли...
     -- Пpиxoди тaк, никтo тeбя нe пpoгoнит. A ceйчac  пoйдeм  в
нaшe любимoe мecтeчкo и зaбудeм тo, чтo ceгoдня cлучилocь.
     B этo вpeмя избитый Штиpлицeм  oxpaнник  дoпoлз  дo  cвoeгo
пocтa и включил cигнaлизaцию. Зaвылa cиpeнa.
     -- Пoбeжaли cкopee! -- кpикнул  Штиpлиц  Mюллepу  и  cтapыe
дpузья cкpылиcь зa пoвopoтoм кopидopa.

                            * * *

     Teмнeлo.  Бopмaн cнoвa cидeл в cвoeм кaбинeтe. Зaзвoнил тe-
лeфoн. Бopмaн cнял тpубку. Звoнил дeжуpный:
      --  Пapтaйгeнocce, -- cкaзaл oн, -- пpишeл Штиpлиц. Я oтп-
paвил eгo к вaм.
     Бopмaн улыбнулcя и дoвoльнo пoтиpaя pуки пpoшeл в cмeжную c
кaбинeтoм кoмнaту.
     Mинут  чepeз дecять в кaбинeт вoшeл Штиpлиц. Oни c Mюллepoм
уcпeли cxoдить нe тoлькo в cвoe любимoe мecтeчкo, нo и  в  пятoк
дpугиx  и тeпepь Штиpлицa cлeгкa кaчaлo. Штиpлиц oглядeлcя: Бop-
мaнa нигдe нe былo.
     -- Boт гaд! -- cкaзaл Штиpлиц гpoмкo. -- Cмoтaлcя...
     Oн coбpaлcя ужe уxoдить, нo зaмeтил в caмoм тeмнoм углу кa-
бинeтa ceйф.
     -- Aгa! -- пpoизнec Штиpлиц, -- Boт тeбe зa этo!
     Oн пoдoшeл к ceйфу, дoвoльнo быcтpo вcкpыл  eгo  пepoчинным
нoжoм  и вытaщил зaпиcку Бopмaнa. Бopмaн дpыгaлcя oт cмexa в co-
ceднeй кoмнaтe: oн видeл вce чepeз пoтaйную щeлку.
     "ШTИPЛИЦ -- ДУPAK", -- пpoчeл Штиpлиц и  улыбнулcя.  Бopмaн
нe мoг пoнять, пoчeму Штиpлиц улыбaeтcя, oн нe знaл, чтo coвeтc-
кoe кoмaндoвaниe cooбщaeт тaк cвoeму paзвeдчику oб oчepeднoм пo-
вышeнии пo cлужбe.
     Штиpлиц cунул зaпиcку в кapмaн, пoближe к cepдцу и  выбeжaл
из кaбинeтa. Пиcьмa Eвы Бpaун oн нe зaмeтил.
     Oт дocaды Бopмaн pвaл нa ceбe вoлocы.

                            ГЛABA 4

     Bo вpeмя пocлeднeй бoмбeжки в бункepe фюpepa пpopвaлo кaнa-
лизaцию. Пo этoй пpичинe, a тaкжe пo пpeдлoжeнию Mюллepa coвeщa-
ниe вepxoвнoгo кoмaндoвaния peйxa былo пepeнeceнo в кaбaчoк  "Ha
Шпpee". Гeббeльc, миниcтp пpoпoгaнды, дoлгo вoзмущaлcя этим: eму
был дopoг чиcтый и нeпopoчный мopaльный oблик вeликoгo фюpepa.
     -- Пoбecпoкoйcя лучшe o eгo физичecкoм oбликe, --  вoзpaзил
Mюллep, -- paздoбудь нopмaльную выпивку.
     -- O cвoeм-бы oбликe пoдумaл, -- дoбaвил Бopмaн, --  и  мo-
paльнoм, и, xи-xи, физичecкoм.
     Beликий фюpep  чacтeнькo  мaялcя  живoтoм,  пoчeму вo вpeмя
пocлeднeгo coвeщaния c ним и cлучилocь дeлo нe coвceм пpиличнoe.
Гeббeльca тoгдa зa нeдoбpoкaчecтвeннoe пивo  лишили  квapтaльнoй
пpeмии,  нo  плaн oчepeднoй oпepaции тeм нe мeнee пoгиб бeзвoзв-
paтнo и pуccким удaлocь измeнить пoлoжeниe  нa  фpoнтax  в  cвoю
пoльзу.  Cмex жe  Бopмaнa  oбъяcнялcя cлeпoй любoвью Гeббeльca к
paзнoгo poдa дeвoчкaм, ocoбeннo  мoлoдeньким  кинoaктpиccaм,  зa
чтo eгo и пpoзвaли блудливым бычкoм. Пocлeдняя пpивязaннocть ми-
ниcтpa  пpoпoгaнды  oбepнулacь для нeгo длитeльным пpибывaниeм в
вecьмa oбocнoвaннoм cтpaxe и ceйчac Гeббeльc тoлькo-тoлькo нaчaл
пpиxoдить в ceбя.
     -- Ha чтo вы нaмeкaeтe? -- вcпылил Гeббeльc, дeлaя нeвиннoe
лицo.
     -- Ha тo, чтo нecчacтнaя Maгдoчкa cтoлькo вpeмeни  глaз  нe
мoглa  coмкнуть, кcтaти c твoим мнoгoчиcлeнным пoтoмcтвoм, и ни-
кaк, бeднaя, нe мoглa пoнять, кaкиe-тaкиe  гocудapcтвeнныe  дeлa
нe  пoзвoляют  тeбe нoчeвaть дoмa, -- oтвeтил Шeллeнбepг. Oн кaк
peбeнoк paдoвaлcя cвoeй вeликoлeпнoй длиннoй фpaзe,  xoтя  пpeк-
pacнo знaл, чтo Maгдa xopoшo ocвeдoмлeнa  o  пpиcтpacтияx cвoeгo
cупpугa.
     -- Ha чтo вы нмeкaeтe? -- пoвтopил ocкopблeнный Гeббeльc.
     -- Дa нa тo, чтo ты, бopoв жиpный, cлишкoм  cильнo  увлeкa-
eшьcя  мoлoдeнькими дeвoчкaми, -- тoлcтый Бopмaн зacмeялcя, нaз-
вaв тoщeгo миниcтpa пpoпoгaнды жиpным бopoвoм. Oн xoтeл дoбaвить
чтo-тo  oб aппeтитнeнькиx мaлeнькиx шлюшкax, нo тут pacпaxнулacь
двepь...
     -- Для cлучки cвинoмaтoк нужeн xpяк!  --  Ha  пopoгe  cтoял
вocxититeльный Штиpлиц,  --  a бopoв, извинитe, нe cпocoбeн coб-
лaзнить дaжe cтapую cвинью, нe тo чтo кинoшную дeвoчку.
     -- Штиpлиц! -- Bocкликнул peaбилитиpoвaнный  тaким  oбpaзoм
Гeббeльc.  --  Kaк вы здecь oчутилиcь? Beдь вы никoгдa пpeждe нe
пoceщaли нaшиx ceкpeтнax зaceдaний!
     -- Cкaжитe лучшe, -- пepeбил eгo Бopмaн, -- oткудa вы узнa-
ли пpo бopoвa?
     Bтopoй вoпpoc был cтpaтeгичecки мeнee oпaceн для coвeтcкoгo
paзвeдчикa и oн нe зaдумывaяcь oтвeтил:
     -- A у нac, в иcaeвcкoм paйoнe вopoнeжcкoй oблacти, oб этoм
вce знaют.
     -- Дa, в ocтpoумии вaм нe oткaжeшь, -- тиxo уcмexнулcя Mюл-
лep. -- Hу, paз уж вы пpишли, пocoвeтуйтe нaм, гдe пpoвecти  зa-
ceдaниe, a тo "Ha Шпpee" нaм вceм ужe пopядкoм нaдoeл.
     --  Moгу пpиглacить вac, гocпoдa, в "Tpи пopoceнкa", -- oт-
вeтил Штиpлиц, -- этo caмoe культуpнoe мecтo в Бepлинe,  кoтopoe
я знaю.
     Mюллep гopькo уcмexнулcя, нo вмeшaтьcя нe уcпeл: oкaзaлocь,
чтo в "Tpex пopocятax" никтo из пpиcутcтвующиx ни paзу нe был  и
пpeдлoжeниe Штиpлицa былo вcтpeчeнo c вocтopгoм.

        Похождения штандартенфюрера СС фон Штирлица после войны.

      ШТИРЛИЦ НА КУБЕ

                                                Эпиграф:

                                               Штирлиц - это не фамилия.
                                               Штирлиц - это призвание.

                                   Пролог.

     На улице стояла жара и рота военнопленных. Товарищ Сталин  отвернулся
от окна и спросил:
     - Так товарищ Жюков, вас все еще не убили?
     - Нет, товарищ Сталин, - скорбно ответил Жуков.
     - Тогда дайте закурить.
     Жуков достал из кармана портсигар, подумал, давать или не  давать,  и
протянул главнокомандующему последнюю папиросу.  Товарищ  Сталин  покрошил
папиросу в трубку, задумчиво закурил  от  протянутой  спички  и  некоторое
время молча посапывал трубкой с очень противным звуком.
     Через десять минут он спросил:
     - А как там чувствует себя этот ... Штирлиц, то есть товарищ Исаев?
     - Ему, наверное, трудно, - неопределенно ответил Жуков.
     - Это харашо, - сказал вождь, потирая руки. - У меня  для  нэго  есть
новое задание.
     - Он просился в отпуск, - печально ответил Жуков.
     - Товарищ Жюков, - сказал Сталин. -  Если  вождь  сказал  -  задание,
значит - задание. И вообще, товарищ Жюков, кто у нас вождь - я или вы? Так
что идите и па-адумайте.

                               ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Германия, май 1945 года, Берлин. Немецкие части бежали из  Берлина  в
разные стороны. Даже Igel'ю было ясно, что война проиграна.
     Штирлиц торжествовал и ел тушенку большими банками. В Рейхсканцелярии
уничтожали секретные  архивы.  Гитлер,  страдая  и  качаясь  от  принятого
шнапса, шел по коридору и заглядывал в двери.  Офицеры,  встельку  пьяные,
горлопанили русские народные песни и  не  обращали  никакого  внимания  на
Фюрера, даже не  предлагали  выпить  за  партию.  Уже  совсем  обеcсиленый
мощными звуками "дубинушки",  сопровождаемыми  покачиванием  рояля,  Фюрер
заглянул к Штирлицу.
     Отрываясь от завязывания шнурков, Штирлиц вскочил и, выбрасывая  руку
вперед вместе со шнурками, выкрикнул:
     - Хайль Гитлер!
     Гитлер  покосился  на  наколку   на   руке   Штирлица,   изображавшую
репродукцию с плаката "Родина-мать зовет!", и сказал:
     - Максимыч, ну хоть ты не подкалывай, - и вышел из кабинета.
     В своем роскошном кабинете Мюллер собирал чемоданы и отдирал от  стен
различные  непристойные  картинки,  изображающие  различных   красоток   и
любимого Фюрера на всяких торжественных мероприятиях. Картинки приклеились
на редкость крепко и не отдирались.
     - Мюллер, а куда это вы собрались? - спросил вошедший Штирлиц.
     - В Бразилию; чертовски надоел холодный германский климат,  -  сказал
Мюллер, засовывая в чемодан совок, детскую панамку и шмайссер.
     - Значит, вот как? - Штирлиц недоверчиво достал кастет и взвесил  его
на руке. Мюллер заволновался.
     - Штирлиц, езжай со мной, а? - примирительно  предложил  он.  Штирлиц
убрал кастет и достал другой,  побольше,  с  надписью  "дорогому  товарищу
Штирлицу от друзей по невидимому фронту...".
     - Знаешь, Мюллер, давай поедем в твою  Бразилию  и  возьмем  с  собой
Шелленберга и... и Бормана, а то без него скучно.
     - Скучно!? - Мюллер поморщился и  потер  большую  красивую  шишку  на
затылке. Несмотря на разруху, кирпичи у  Бормана  водились,  и  в  большом
количестве. К тому же Борман был профессионалом.
     - А как Германия отнесется к тому, что Штирлиц  покинет  ее  в  самый
ответственный момент? - патриотически заметил Штирлиц.
     - Ну, - задумчиво сказал Мюллер,  -  можно  поехать  под  чьим-нибудь
именем... Ну, там...
     - Нужно мне чужое имя, - обиделся Штирлиц, доставая кастет. -  Мне  и
своих хватает.
     Мюллер задумался.
     Штирлиц убрал кастет и, достав банку американской тушенки,  озлоблено
воткнул консервный нож в изображение какого-то президента на крышке банки.
Президент обреченно скорчился. Мюллер  покосился  на  нож  и  взглянул  на
свирепое рязанское  лицо  Штирлица,  и  все  мысли  о  сказочных  пейзажах
Бразилии превратились  в кошмар. Несмотря на дружеские отношения, Штирлица
брать с собою не хотелось. Штирлиц мог напакостить хуже, чем Борман -  это
знали все в рейхе. Тем не менее  Мюллер  понимал,  что  Штирлица  придется
брать с собой, иначе он поплелся бы за  Мюллером  пешком.  Мюллер  вытащил
панамку из чемодана и сказал:
     - Знаешь, Штирлиц, ты поедешь в чемодане.
     Штирлиц оскалил зубы в усмешке и достал третий кастет, самый  большой
со следами крупного хищного зверя на поверхности.
     - Друг детства, а может, ты  меня  еще  в  кошелек  засунешь?  Сам  в
чемодан полезешь.
     - Вообще-то, офицеры рейха не ездят в кошельках... - сказал Мюллер  и
надел свою форменную фуражку.
     - И советские тоже,  -  заметил  Штирлиц,  на  что  Мюллер  загадочно
улыбнулся.
     Неожиданно с грохотом распахнулась дверь и вбежал озлобленный  Фюрер,
тряся рукой с зажатым в мышеловке пальцем  и  злобно  сверкая  выпученными
глазами.
     - Обергруппенфюррер, что вы тут делаете? - прокричал с порога Фюрер.
     - А мы тут плюшками балуемся, - ехидно сказал Мюллер, пряча под  стол
бутылку шнапса. "Никогда спокойно не выпьешь в этой Германии",  -  подумал
он.
     - Господа! - вскричал Фюрер. Увидев Штирлица, он подумал и  деликатно
добавил: - И товарищи. - Штирлиц, польщенный вниманием со  стороны  самого
Фюрера, скромно достал банку тушенки. - Господа! Берлин пора оставлять. На
меня уже начинают обращать внимание на улице и хотят забросать кирпичами.
     Борман облизнулся. Забросать кирпичами Фюрера было мечтой его темного
детства.
     - А чего же вы шляетесь по городу, мой Фюрер?  -  сумрачно  пробурчал
Штирлиц. Фюрер посмотрел на него осуждающе.
     - Но в магазины же я ходить должен!  -  заявил  он.  -  Вождь  должен
посещать народные магазины.
     - И народные сортиры по десять пфеннингов, - рыгнул Штирлиц себе  под
нос. Коровы, пошедшие на тушенку, были не  высшего  качества,  если  можно
судить по отрыжке.
     Фюрер слышал хорошо и скромно опустил глазки.
     - Но оставить Берлин при такой  канонаде  будет  непростым  делом!  -
заметил  Борман,  высовываясь  из-за   двери   и   поднимая   палец.   Все
прислушались. Канонады не было слышно. Борман засмущался и опустил палец.
     - А я во що предлагаю, - поправляя папаху с красной  полосой,  сказал
Геббельс, вместе с Борманом пробравшийся к Мюллеру в кабинет.  -  У  дворе
подле этого... як его?... Рейхстагу,  стоить  бочка такая... с колесами...
як ее?
     - Цистерна, - услужливо подсказал вездесущий подхалим Шелленберг.
     - Во-во! - обрадовался Геббельс и продолжил свою мысль.
     - А в ей этот, як его... ну, горилка така недоперегната... - Закончив
свою длинную мысль, Геббельс высморкался в пиджак Бормана и  вытер  потные
ладони об свои красные штанины.
     - Коньяк! - восхищенно облизнулся Шелленберг.
     - Уже пустая, - заметил коварный  Штирлиц.  -  Только  литров  двести
осталось. Но у меня есть очень хорошая идея.
     - Яка? - вылупил красные глазки Геббельс, вытирая нос.
     - Я хочу  подвесить  под  люк  этой  цистерны  весь  коньяк,  который
остался, а мы будем сидеть внутри.
     - Ну, це не  гарно...  -  мысли  о  коньяке  покинули  Геббельса,  он
поправил папаху и с гиканьем удалился, позванивая шпорами.
     - А ванна и телефон там есть? - неожиданно  спросил  Мюллер,  большой
любитель комфорта.
     - Нет, - ответил Штирлиц. - И фонтана с садом тоже нет.  И  секретарш
тоже, так что партайгеноссе Борман может не ехать.
     - А я что? А я ничего, - проснулся от мыслей о  коньяке  Борман.  Все
сочли своим долгом похлопать Штирлица по щеке, сказать "Вот такие мальчики
спасут Германию" и удалиться собирать вещи.
     Штирицу эта процедура не понравилось, так как он очень боялся, что  у
сотрудников  Рейха  могут  быть  грязные   руки.   Из   всех   сотрудников
Рейхканцелярии мыл руки после посещения ватерклозета один Мюллер.
     Ранним  утром  в  никому  не  известном  предместье  Парижа  голодные
американские солдаты разбирали завалы. Во дворе полуразрушеного  дома  они
нашли полудохлую корову и цистерну с армянским коньяком. Корова равнодушно
смотрела на союзников глупыми зелеными глазами.
     - Майк, посмотри, эта цистерна полна коньяку,  надо  ее  отправить  в
Штаты! - восторженно заорал один из солдат, обладатель на редкость  рваных
штанов.
     - Ты дурак, Боб, мы и сами можем это выпить, - сказал другой, вытирая
свой красный нос, выдающий его принадлежность к некоторой профессии.  -  А
корову я отвезу на ранчо.
     - Нет! Я, пожалуй, заберу цистерну домой, и дома выпью, - заявил Боб.
- А корова мне не нужна, у меня на ранчо курицы есть!
     Oстальные посмотрели на него негодующе.
     - Не бойтесь, поделюсь, - поспешил пообещать  напуганный  вытащенными
кольтами Боб.
     Цистерна, наполненная  людьми,  была  перетащена  на  борт  теплохода
"Virginia". Шелленберг, увидев в дырку название  теплохода,  засмущался  и
собирался вылезти, но его уговорили не дурить. Теплоход  отчалил,  зверски
пыхтя и шлепая колесами по воде.
     -  Штирлиц,  уберите  этот  чемодан,  -  негодующе  пропищал  Борман,
которому замок от чемодана прищемил ухо.
     - Это не чэмадан,  это  кашэлек,  -  с  грузинским  акцентом  заметил
Штирлиц, убирая чемодан и отпуская Мюллера.
     - Ох, курить хочется, - простонал Айсман, гулко стукаясь  головой  об
стенку цистерны.
     - Возьми "Беломор" в  кармане  пиджака,  -  сказал  Штирлиц,  пытаясь
спичками  зажечь  металлический  электрический  фонарь.  Кто-то   толстыми
пальцами Бормана начал сосредоточенно шарить по его карманам.
     - Штирлиц, это ты хорошо  придумал  повесить  под  потолком  бочку  с
армянским коньяком, а то бы мы тут плавали в спиртном и схватили бы  белую
горячку, - заметил Борман, потирая прищемленное ухо.
     - Только бы эти янки не надумали устроить пьянку по пути,  -  заметил
Штирлиц, отдирая руки Бормана от своих карманов.
     - Ох, не накаркай, - заметил Геббельс и набожно перекрестился.
     - Черт,  не  горит,  -  прохрипел  Штирлиц,  бросая  коробок  на  дно
цистерны.
     - Штирлиц, а Вы не подумали,  как  мы  отсюда  выберемся?  -  спросил
Борман, облизывая вытащенную из кармана Штирлица банку варенья.
     - А это не ваше дело, партайгеноссе.
     Ранним утром из  Брестского  порта,  во  Франции,  отчалил  теплоход,
державший  путь  в  Нью-Йорк.  Вся  верхушка  Третьего  Рейха,   порядочно
укачанная во время перевозки цистерны, сидела на  дне,  покрытом  окурками
"Беломора", и томно смотрела на свисающую  с  потолка  бочку  с  коньяком.
Бочка соблазнительно покачивалась, и, расплескиваясь, коньяк  капал  вниз.
Айсман негодовал. Любимый Фюрер, которому посчастливилось сесть под ней, к
досаде всех офицеров, не пил, и от такого  капанья  жутко  страдал.  Также
страдали  и  все  остальные.  Первым  не  выдержал  Айсман.  Он  встал  и,
спотыкаясь о разложенные на полу чьи-то ноги, пересел поближе  к  любимому
Фюреру.
     - Подвиньтесь, - угрожающе заявил он  и  блаженно  подставил  широкую
пасть с золотыми клыками под ниспадающую сверху струю.
     Алкоголь быстро довел  его  до  привычного  состояния.  Он  попытался
полезть к Фюреру целоваться, но вежливый Фюрер на редкость больно дал  ему
в глаз, не отрываясь от своих рассуждений на  тему  смысла  жизни.  Приняв
Геринга за женщину, Айсман галантно сел ему на ноги. Геринг поморщился  и,
двигая толстым телом, попытался спихнуть его.
     - Но мадам! - возмутился Айсман, но, получив удар кастетом по голове,
упал к ногам Штирлица.
     Вскоре они почувствовали, что  в  цистерне  стало  нестерпимо  душно.
Одуревший от темноты и вони, которую извергали носки  Фюрера,  развешенные
по  стенкам  цистерны  на  булавках  великого  мерзопакостника,  Борман  с
яростным рычанием вцепился зубами в ногу Штирлица.
     - Штирлиц, если ты хочешь ходить на двух ногах, открой окно, -  мягко
попросил Шелленберг, отскакивая от разъяренного Бормана подальше.
     - Вы не в  кабинете,  партайгеноссе,  -  заметил  Штирлиц,  методично
колотя кастетом по голове Бормана, который кусался  так  яростно,  что  не
чувствовал ударов по голове.
     Айсман, придя в себя, с воплем: "Вперед, за  родного  Фюрера"  ударом
ноги разбил бочку, висевшую под потолком и начал блаженно кататься в  луже
коньяка, завывая от удовольствия.
     Часовой,  заслышав  шум  на  палубе,  пошел   посмотреть,   что   там
происходит. Заглянув в цистерну, он увидел внизу десяток  красных  горящих
глаз. Там кто-то невнятно ругался на  неродных  ему  языках.  Часовой  был
парень неглупый, но из Америки, что позволило ему догадаться, что цистерну
коньяка группа людей будет пить примерно месяц, напивясь  каждый  день  до
белой горячки. Сдерживая шевелящиеся на голове волосы, он  догадался,  что
это черти, и с воплем: "Спасайся,  кто  может!",  бросился  за  борт.  Его
примеру последовали и остальные матросы.
     После того как, на палубе утих шум, офицеры выбрались из  цистерны  и
огляделись: на корабле не осталось ни одного матроса, а офицеры забились в
гальюн и  дрожали;  лишь  капитан,  человек  без  предрассудков,  спокойно
продолжал сушить кальсоны на верхней палубе, напевая "Дунайские волны".
     Штирлиц с воплем: "За Родину, за Сталина!" - ворвался на  капитанский
мостик, но обнаружив, что там никого нет, стал крутить все, что попадалось
ему под руки. Первым пострадал капитан, упав  с  мостика  вниз  головой  и
кальсонами на голове. Выворачивание шурупов,  соединяющих  части  обшивки,
кроме  заноз,  не  давало  никаких  результатов.  Штирлиц  сообразил,  что
верчение штурвала в  разные  стороны  приводит  к  смене  наклона  корпуса
теплохода, и, как  следствие,  смене  курса,  и  корабль  взял  курс,  как
казалось Штирлицу, на Бразилию. Где находится Бразилия, он точно не  знал,
но слышал, что там в лесах водится много диких обезьян  и  вообще  неплохо
кормят. Посмотреть на  обезьян  ему  хотелось.  Самым  экзотичным  зверем,
которого Штирлицу довелось видеть за свою  жизнь,  был  дядя  Вася  в  его
родном подъезде, однажды упившийся до  состояния  дикобраза.  Это  событие
оставило неизгладимое впечатление у будущего разведчика. К тому же Штирлиц
порядочно изголодался.
     - Штирлиц, а Вы уверены, что мы плывем в Бразилию? -  поинтересовался
Кальтенбруннер.
     - Не  уверен,  -  спокойно  ответил  Штирлиц,  отвинчивая  для  своих
командирских часов стрелку от компаса.
     ...Шел десятый день плавания в Бразилию, но Бразилии не  было  видно.
Любимый Фюрер постирал носки.
     ...Шел двадцатый  день  плавания  в  Бразилию,  Бразилия  показалась.
Носки высохли.
     - Земля!!! - завопил Айсман, падая с реи, на которую был вздернут  за
то, что выпил весь коньяк, но не долетел, а повис  на  каких-то  веревках,
что вызвало у него дурные ассоциации.
     - Бразилия!  -  обрадовался  Штирлиц,  смотря  в  бинокль  довоенного
образца, похожий на микроскоп  (зрение  у  разведчика  было  отличное).  -
Обезьяны!! Тушенка!!!
     С криком: "Ура!!!" - все офицеры побросали банки с тушенкой Штирлица,
которой питались за время плавания, и высыпали на палубу.
     Через час они пристали к берегу.
     Штирлиц озабоченно  оглядывался,  подыскивая  подходящее  дерево  для
антенны передатчика. Не найдя ничего подходящего, он с кряхтением полез на
корабль. Прихватив из цистерны любимую бензопилу "Дружба", он свалил  рею,
поволновав слегка Айсмана, и перетащил  бревно  на  берег.  Айсман  грязно
ругался, вытаскивая щепки из ушей. Воткнув  бревно  в  песок,  он  передал
открытым текстом:

     "Юстас - Алексу.
     Я в Бразилии. Ура! Ем бананы. И кокосы. Юстас."

     Центр не замедлил с ответом:

     "Алекс - Юстасу.
     Юстас! Вы кретин, какого фига и какого ... (не разборчиво, но  вполне
понятно)... и вообще, это не Бразилия, а Куба.
                                                           Алекс."

     Основательно треснув рацию, Штирлиц стал  ожесточенно  грызть  зубами
твердую оболочку ближайшего кокоса.
     Из  кустов  вышел  какой-то  заросший   парень,   который   от   души
поздоровался со Штирлицем, шепнув ему  пароль  "Можайское  молоко  лучше",
передал шифровку.
     - Фидель Кастро Рус, можно просто Федя или Железный Фидель.
     - А это  -  верхушка  Третьего  Рейха,  -  сказал  Штирлиц,  и  начал
представлять офицеров Фиделю. - Это Айсман, - ткнул лежавшего  у  его  ног
Айсмана. - Те трое - Шелленберг, Кальтенбруннер и Фюрер. Тот, кого бьют те
пять офицеров, которых я не знаю, Борман. Этот друг, с панамкой, лежащий в
тени пальм, друг моего детства и гордость ГЕСТАПО - Мюллер. Те  трое,  что
перепили горилки и пристают к негритянке: Геринг, Гиммлер и Геббельс.
     Мимо них прошли  две  негритянки,  покачивая  бедрами  и  выдающимися
подробностями.
     - Как тебе та, что с краю? - спросил Фиделя Штирлиц.
     - С какого?
     - С другого.
     - А ничего ... - сказал Фидель и побежал за негритянками.
     - Стой, - крикнул Штирлиц, хватая Фиделя за плечо. - Моя с краю, я ее
еще в Германии забронировал. Радистка-негритянка - это звучит.
     Через два часа Штирлиц понял, что две радистки - это много и, немного
спустя, уснул. Борман хотел познакомиться с одной из штирлицевых радисток,
но, получив от спящего Штирлица ногой в ухо, успокоился. Мюллер, как самый
лучший друг Штирлица, плюнул, кинул карты, в которые он играл эти два часа
сам с собой, оставив себя тринадцать раз дураком, надел  панамку  и,  взяв
ведерко и совочек, угрюмо сопя и напевая гимны,  пошел  лепить  куличи  из
прибрежного песка. Песок был сух, как в камере пыток,  и  это  чрезвычайно
интеллектуальное занятие Мюллера разочаровало. Айсман, Шелленберг  и  один
из офицеров стали обучать негров немецкому языку, так как  им  нужны  были
работники, а по-испански понимaл  лишь  Шелленберг,  который  был  шпионом
многих разведок, но сам не знал, каких именно. Вскоре негры могли прилично
материться как на немецком, так и на русском диалекте.
     - Ну почему ж я импотент? - нараспев  страдал  вслух  великий  Фюрер,
смотря, как офицеры бегают за негритянками.
     - А вот потому, - сказал Борман, раздвигая  листья  пальмы  и  швыряя
кокос на голову великому создателю "Main  Kampf".  С  кем  боролся  Фюрер,
Борман не знал, но это не мешало ему хорошо прицелиться в многострадальный
затылок. Фюрер, раскинув мозгами, сказал: "Все таки Дарвин был  прав;  кто
кто, а Борман произошел  от  макаки", и продолжил изучение  смысла  жизни.
Борман прицелился вторично, но уже в Мюллера.
     - А где мы будем жить? - спросил проснувшегося Штирлица Мюллер,  сняв
панамку и вытирая кокосовое молоко с лысины.
     - Не знаю, - сказал Штирлиц. -  Может  быть,  здесь  есть  неподалеку
свободное бунгало.
     - А ванна и телефон там  есть?  -  поинтересовался  великий  любитель
комфорта, вытряхивая скорлупу от кокосового ореха из-за шиворота.
     - Отвяжись, - злобно брыкнул Штирлиц и перевернулся  на  другой  бок.
Мюллер некоторое время походил вокруг Штирлица, потолкал его, но,  получая
лишь удары в ухо, отстал. Одев панамку, обиженный Мюллер с тем же вопросом
обратился к вылезшему из кустов Фиделю Кастро.
     - Вообще, у меня есть маленькая вилла, так что, если не возражаете...
     - А ванна и телефон там есть? - спросил Мюллер, заискивающе  глядя  в
глаза будущему великому творцу революции на Кубе. Фидель Кастро  не  знал,
что такое телефон, и задумался.
     Деликатный Мюллер  не  стал  отказываться  и,  подняв  свой  чемодан,
направился за Фиделем. Его примеру последовали остальные. Спящего Штирлица
разбудили, получили по зуботычине, но  все  же  уговорили  идти  на  виллу
Фиделя. Штирлиц не сопротивлялся. Вилла Фиделя занимала пространство  если
не девяноста пяти, то точно девяносто  трех  процентов  Кубы.  Ради  блага
народа творец революции не скупился на мелочах. К великой радости Мюллера,
у Фиделя на вилле  было  много  ванн,  но  телефона  не  было  ни  одного.
Разочарованный Мюллер направился к Штирлицу и попросил рацию.
     - А пошел бы ты в песочницу, - равнодушно сказал Штирлиц, ковыряясь в
банке тушенки. Мюллер насупился и, приготовившись заплакать, начал  злобно
ругать Штирлица в частности и русских разведчиков вообще.
     Такой наглости Штирлиц  не  ожидал  и  одной  зуботычиной  Мюллер  не
отделался. Штирлиц, который уже давно никак не резвился, долго бил Мюллера
ногами, а, натешившись, отряхнул с  него  пыль,  поправил  панамку  и  дал
рацию.
     - Сломаешь, будешь мои носки стирать, - сказал Штирлиц. Более ужасной
угрозы Мюллер не слышал ни разу; ему вспомнились родные застенки  ГЕСТАПО,
затем носки Штирлица, и он всплакнул.
     - Я только немного поиграю и отдам, - пропищал он, размазывая  сопли.
Штирлиц достал банку кубинской  тушенки  из  сахарного  тростника  и  стал
сосредоточенно ковырять в ней вилкой, ожидая, пока Мюллер уйдет. Мюллер  с
трудом взвалил на спину рацию Штирлица, крякнул и направился к себе. Рация
заняла почти половину комнаты Мюллера.
     Штирлицу это напомнило страдания пастора  Шлага  по  поводу  сейфа  и
швейцарской границы. Для полноты момента не хватало  лыж.  Сбегав  в  свои
апартаменты, он напялил на Мюллера ласты, памятные ему лыжи, оставшиеся от
священника, подтолкнул к  выходу  и  чисто  по-дружески  посоветовал  петь
песни, не по поводу сокрушая шкаф самым маленьким кастетом.

                               ГЛАВА ВТОРАЯ

     В это время в кабинете Фиделя Кастро намечался кутеж.  Очнувшийся  от
морской качки Борман сидел в  роскошном  мягком  кресле  и  намечал  новые
гадости. Его гибкий, изощренный, изобретательный  ум  перебирал  множество
планов, но он остановился на одном, наиболее гадком.
     Подойдя к секретарше Фиделя, он немного посмущался и спросил:
     - А скажите, у вас веревки есть?
     - Какие веревки? - удивилась секретарша.
     - Ну там... Разные... Бельевые, например...
     - А зачем они вам? - секретарша насторожилась и недоуменно посмотрела
на Бормана.
     Борман потупил взгляд и  понес  такую  чушь,  что  секретарша  Фиделя
заткнула уши и принесла ему  большой  моток  веревок.  Борман  оживился  и
принялся прикидывать, сколько  гадостей  получится  из  такого  количества
веревки. По самым минимальным подсчетам гадостей получалось предостаточно.
Борман, оскалив зубы, достал мачете, которое он стянул там же.
     Спустя час все на вилле Фиделя собрались в гостиной и  уставились  на
Фиделя. Тот повернулся к любимому Фюреру.
     - Что вы будете пить - горилка, квас, шнапс, водка,  портвейн,  чача,
самогон, джин, коньяк, первач?
     - Шнапс,  конечно,  -  сказал  патриот  Фюрер,  оглушенный  кубинским
обилием, а Айсман упал на пол, шокированный такой тусовкой. В  этом  помог
ему и совсем слабый пинок Штирлица, который не любил, когда ему мешали.
     - На леденцах, пшенице, мармеладе, тушенке?
     Фюрер задумался и сказал:
     - Вдарим шнапса на тушенке.
     Фидель протянул руку к бутылке шнапса с  плавающей  внутри  жестянкой
тушенки. Коварный Борман потянул за  веревочку,  бутылка  пролетела  через
стол и упала на колени спящему Шелленбергу.
     - Вперед, в атаку! - вскричал Шелленберг, которому едкий шнапс  попал
в глаза, а тушенка за шиворот. Борман злорадно потирал руки.
     Фюрер недоуменно осмотрел всех и достал из бокового кармана графинчик
со шнапсом. Все оживились и протянули стаканы. Как всегда, Мюллеру  ничего
не досталось. Он надул губы, достал совок и удалился  на  улицу.  Раздался
металлический грохот. Борман еще раз  потер  руки  и  побежал  посмотреть.
Мюллер лежал под кучей железного хлама,  произнося  ругательства  в  адрес
того, кто их там положил. Все вышли на улицу послушать. Борман  радовался,
как ребенок. Ничто не доставляло  ему  столько  удовольствия,  как  мелкие
пакости.
     Фидель посмотрел на лежащего под железками Мюллера и произнес  что-то
по-испански.
     -  Что  вы  сказали?  -  переспросил  любимый  Фюрер.  Фидель   очень
засмущался, но не ответил. Стоящий рядом Шелленберг, к которому  обратился
Фюрер, подумал и сказал:
     - На немецкий это не переводится. Спросите у Штирлица, он объяснит.
     Тем временем к вопящему Мюллеру  подошли  негры  и  стали  разгребать
металл, ругаясь не хуже Штирлица.  Перед  таким  великолепием  неприличных
слов  Мюллер  замолчал  и  прислушался.  Вскоре  он  вылез  из-под  хлама,
отряхнулся, надвинул панамку низко на лоб и злобно оглядел всех, затем  он
треснул полбутылки клюквенного морса, сплюнул. Борман не любил,  когда  на
него плохо смотрели, и поэтому он быстро исчез внутри виллы,  огибая  свои
же ловушки и попутно расставив две-три веревки. Фидель, показывая из  окна
бутылку  водки,  привлек  внимание  офицеров,  и  они,  соблазнившись   ее
заманчивым блеском, облизнувшись, пошли внутрь.
     С верхнего этажа появился злой Штирлиц.
     - Водки, - сказал он вопросительно  глядящему  на  него  Фиделю.  Тот
налил ему стакан водки, Штирлиц опрокинул его себе  в  рот,  Фидель  налил
еще, Штирлиц сглотнул остатки водки из стакана и быстро подобрел.
     - Федя, - сказал он заплетающимся языком, - пошли к бабам.
     Фидель не любил вульгарностей и поморщился.
     - Ты чего, Фидель? - Штирлиц посмотрел  куда-то  мимо  Фиделя  мутным
взглядом и спросил: - Ты ваще это ... ты меня уважаешь?
     Фидель поморщился еще раз, но отвязаться от  выпившего  Штирлица  мог
только Мюллер или сам Кальтенбруннер.
     "А что на это скажет Кальтенбруннер?" - подумал Фидель. Штирлиц икнул
и налил себе кваса.  Офицеры,  понимая,  что  Штирлиц  сейчас  разойдется,
понемногу начали исчезать  из  помещения.  Остался  один  Борман,  который
жаждал новых пакостей. Штирлиц  оглядел  зал  мутным  взглядом  и  заметил
Бормана.
     - Ты, как тебя?.. Борман! Иди сюда быстро...
     Борман с сомнением посмотрел на дверь. Убежать от нетрезвого Штирлица
не представлялось возможным. Борман покорно встал и  подошел  к  Штирлицу.
Броском ноги Штирлиц посадил его  на  стул  и  налил  стакан  водки.  Влив
спиртное в пасть сопротивляющемуся Борману, Штирлиц спросил:
     - Слушай, Б-Борман, ты с какого года член партии?
     - С тридцать третьего, кажется, - ответил Борман, не понимая, к  чему
клонит Штирлиц.
     - А какой партии? - Штирлиц, как на допросе, достал листок  бумаги  и
принялся что-то записывать.
     - НСДАП, - ответил необдуманно Борман, и Штирлиц тут же рассвирипел.
     - Кому продался?  -  прошипел  он,  хватая  Бормана  за  воротник.  -
Фашистам  продался,  морда  национал-социалистская?.. Вот  ща  как  дам...
больно...
     Борман с испугом посмотрел на Штирлица и хотел  убежать,  но  Штирлиц
крепко держал его за воротник.  Достав  из  кармана  кастет,  он  стал  им
поигрывать, обнажив крепкие зубы. Это Борману не понравилось,  тем  более,
что Штирлиц противно дышал на него перегаром.
     - Штирлиц, отпусти меня, - попросил Борман, жалобно глядя на Штирлица
добрыми  честными  глазами.  Штирлиц  расплылся  в   зверской   улыбке   и
отрицательно покачал головой.
     - Я больше не буду, - пообещал Борман.
     В это время в зал вошел Фидель Кастро. Штириц рыгнул Борману  в  нос,
сказал "Не верю" и отпустил его.  Борман,  сообразив,  что  Штирлиц  может
передумать, применил ноги и быстро исчез.
     - Федя, иди сюда... - позвал Штирлиц. Фидель  достал  из  внутреннего
кармана пиджака стакан и с готовностью подошел к нему. Штирлиц  налил  ему
воды из вазы с фиалками. Фидель понюхал стакан, поблагодарил, но  пить  не
стал.
     - Слушай, Фидель, позови-ка ко мне этого... ну, как  его?...  Мюллера
ко мне позови.
     Фидель на некоторое время исчез на улице, затем вернулся и сказал:
     - Он в песочнице. Позвать?
     - Зови, - сказал Штирлиц  голосом  большого  начальника.  В  гостиной
появился испуганный Мюллер в своей панамке.
     - Слушай, Мюллер, - сказал Штирлиц, поудобней устраиваясь в кресле. -
Ты это... давай рацию обратно, а то у меня сегодня связь с Центром!
     - ... с Центром, -  поворила  секретарша  Фиделя,  конспектируя  речь
Штирлица в записную книжку, чтобы потом донести Куда Следует.
     - Да, с Центром,  -  капризно  сказал  Штирлиц.  -  И  вообще,  давай
побыстрее, а то меня еще радистка ждет.
     При слове "радистка"  Штирлиц  загадочно  улыбнулся  и  сделал  рукой
хватательное движение. Мюллер пожал плечами, сплюнул на  пол,  вздохнул  и
отправился за рацией.
     Ночью Штирлицу  не  спалось.  Он  очень  боялся  пропустить  связь  с
Центром, хотя и знал, что Центр от него просто так не отвяжется.
     Часа  в  три  ночи  Штирлиц  включил  рацию.  Из  большого   динамика
послышалось  зверское   шипение,   погромыхивание   и   скрежет.   Штирлиц
чертыхнулся и, достав отвертку, полез внутрь рации. Через  двадцать  минут
он вылез оттуда, недоуменно глядя на обугленный совок  и  пытаясь  понять,
что это такое. Решив не заниматься расследыванием, он бросил совок в окно.
Там раздалась возня и ругательства. Разведчик не знал, что не  ему  одному
интересно, что же такое сообщит  Центр.  Штирлиц  включил  рацию  и  пошел
искать радистку. Без радистки у Штирлица работа не спорилась. За неимением
лучшего он за два дня обучил негритянку стучать по  ключу  обеими  руками.
Негритянка быстро поняла, чего от нее хочет Штирлиц и не сопротивлялась.
     Из окна  появилась  заинтересованная  физиономия  Бормана.
     - Ну? - вопросительно посмотрел он на Штирлица.
     - Чего тебе? - спросил Штирлиц. - Быстрей давай, - попросил Борман. -
Думаешь, легко на карнизе висеть?
     - Не  знаю,  -  сказал Штирлиц, вытаскивая у Бормана из кармана моток
веревок, четыре булавки и коробку кнопок. Борман  угрюмо засопел и исчез в
темноте, а Штирлиц задернул штору. Он не любил, когда кто-нибудь мешал ему
работать с радисткой.
     Посадив радистку, на  стул  он  велел  ей  не  дергаться  и  слушать.
Негритянка обнажила  белые  зубы  и  надела  наушники.  Вскоре  она  стала
записывать корявыми буквами:

     "Говорит Киев. Киевское время..."

     Штирлиц громко сказал нехорошее слово радистке, но она не  обиделась,
потому что не поняла. Перестроив рацию, Штирлиц согнал радистку со стула и
стал слушать сам. Истинное сообщение гласило:

     "Алекс - Юстасу.
     Товарищ Юстас! По сообщениям доверенных лиц, некто из бывших офицеров
Рейха собирается торговать наркотиками с США. Найдите и обезвредьте.
                                                          Алекс."

     "Уже успели", - подумал Штирлиц.
     В окне показалась физиономия Бормана.
     - Ну, как? - спросил он.
     - Молча, - угрюмо сказал Штирлиц, отбирая  у  него  очередную  партию
веревки, булавок и гвоздей. - И когда ты только успеваешь, -  сквозь  зубы
процедил Штирлиц, бросая горлопанящего Бормана вниз. Там раздался грохот и
возня. Штирлиц, обиженный до глубины шпионской души,  ударил  молотком  по
рубильнику  рации,  которая  иначе   не   выключалась,   разбил   лампочку
(выключателей на вилле Фиделя не было, и свет горел круглые сутки)  и  лег
спать.

                               ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Ночью он проснулся от тихого шороха. Опытный совесткий  разведчик  не
вскочил  и  не  заорал  "Спасите,  воры",  как  сделал  бы  китайский  или
парагвайский шпион. Штилиц тихо лежал  носом  к  стенке  и  не  шевелился.
Кто-то шарил по комнате. Он лазил  по  всем  темным  углам,  заглянул  под
кровать, прошелся даже по Штирлицу, с  кряхтением  перелезая  через  него,
затем высморкался в одеяло и залез в рацию.
     Такой наглости Штирлиц не выдержал. Тихо встав, он спокойно подошел к
рации, внутри которой кто-то чихал и ругался на тесноту. Ругань, как понял
Штирлиц, была на непонятном языке. Разведчик послушал  немного  притязания
ночного визитера, раздающиеся из рации, затем отыскал  отвертку,  завинтил
крышку и лег спать.
     Проснувшись утром, он не стал смотреть, кто же все-таки залез к  нему
ночью и теперь громко храпел в недрах рации. Штирлиц не любил  делать  то,
что можно было бы сделать потом.
     Спокойно позавтракав  и  обсудив  с  остальными  офицерами  качество,
недостатки и превосходства негритянок, Штирлиц пришел  обратно  к  себе  и
стал развинчивать рацию.
     Оттуда,  сопя,  вывалился  кто-то,  совершенно  Штирлицу  незнакомый.
Приведя свого пленника в чувство пинками, Штирлиц посадил его  на  стул  и
начал  допрос.  Штирлиц  владел  английским  еще  хуже,  чем  японским,  а
по-японски он вообще не знал ни слова. Пришлось  обучить  шпиона  говорить
по-немецки  и  ругаться  по-русски,  так  как  привлекать  к  такому  делу
Шелленберга, знавшего все языки, совсем не хотелось. Шпион быстро объяснил
Штирлицу, чей он шпион и чего хотел свистнуть у Штирлица. Кроме  вчерашней
шифровки, ему ничего не было нужно.
     Чтобы отвязаться от назойливого  шпиона,  Штирлиц  подарил  ему  свои
носки, дал в нагрузку пару пинков и  отпустил.  С  американской  разведкой
связываться не хотелось - это пахло  конфликтом  с  Шелленбергом,  который
считал себя полномочным представителем ЦРУ в Рейхканцелярии.
     Одними носками от  шпиона  отделаться  было  не  так  то  просто.  Он
попробовал перевербовать Штирлица, но так как русский разведчик сказал ему
очень непонятную фразу из трех слов, шпион выругался по-английски и  решил
к Штирлицу не приставать.
     Штирлиц  сел  и  задумался.  Задание,  данное  ему  Центром,  обещало
множество приключений, связанных с погонями, перестрелками и таинственными
похищениями документов. Так Штирлицу представлялось каждое очередное дело,
но обычно оказывалось, что самое  крупное  приключение  связано  только  с
очередной  пакостью  партайгеноссе  Бормана.  Штирлиц  вздохнул  и  достал
бутылку  водки.  Стаканов  не  было,  а  с  горла  Штирлиц  пил  только  в
исключительных случаях.
     Радистка куда-то пропала, в противном случае можно было бы послать за
стаканом ее. Штирлиц вздохнул еще раз.
     "Интересно, едят ли негры тушенку?" -  подумал  Штирлиц.  В  коридоре
послышались шуршащие  шаги.  Партайгеноссе  Борман  полз  по  коридору  на
коленях  и  протягивал  веревку.  Очередное  адское   устройство   Бормана
обеспечивало одновременное обслуживание двенадцати жертв. Некоторое  время
Борман проторчал около апартаментов Штирлица,  ожидая,  пока  тот  выйдет.
Испытать новое устройство на Штирлице - такова была давняя  мечта  мелкого
пакостника. У Штирлица не было ни  малейшего  желания  ни  быть  стукнутым
кирпичом по затылку, ни быть облитым кипятком.  Жесткие  кокосовые  орехи,
яичная скорлупа и шкурки от бананов тоже не  предвещали  ничего  хорошего.
Штирлиц молча сидел и ждал.
     В это время в коридоре послышался шум и  гиканье.  Геббельс  нашел  в
запаснике у Фиделя шаровары и папаху  и  вспомнил  свою  юность  и  родную
Украину. Борман насторожился и спрятался за кадку с кактусом. Штирлиц тоже
выглянул из своего кабинета: ему тоже было интересно узнать, кто  на  этот
раз попадет под кирпич или что там еще придумал изощренный ум Бормана.
     Позвякивая шпорами, Геббельс подошел к лестнице и взялся за поручень.
Тут же раздался грохот, сверху посыпались перья, стружки, обломки железок,
гвозди и скрепки. Из стен стали с  большой  интенсивностью  бить  струи  и
кипятка  и  ледяной  воды.  Когда  запас  пакостей  иссяк,  Геббельс   был
одновременно ошпарен и окачен ледяной водой, исцарапан, взъерошен, весь  в
пуху, стружках и  без  шаровар,  но  при  шпорах.  Озираясь  по  сторонам,
Геббельс от злости сверкал глазами  и  искал  виновного.  В  такой  момент
опасно попадаться под горячую руку разъяренного и мокрого офицера Рейха.
     Секретарша Фиделя, попавшая под эту  горячую  руку,  естественно,  не
знала таких тонкостей. Геббельс набросился на нее, как  разъяренный  тигр.
Он завопил бы "Почему пиво разбавлено", как это делал Штирлиц, но  он  был
не в ресторане,  и  поэтому  Геббельс  ограничился  несколькими  десятками
украинских ругательств, не вполне понятных добропорядочным секретаршам.
     Но секретарша Фиделя Кастро должна быть секретаршей  особого  класса.
Горячая мексиканская кровь пробудила в ней атавистические инстинкты, и она
разразилась такими ругательствами,  что  Геббельс  почувствовал  некоторое
увядание в своих ушах. Схватив в охапку  остатки  своих  шаровар,  он,  не
разбирая дороги, помчался по лестницам. Довольно скоро Геббельс заблудился
и стал звать на помощь. Вечером его нашла в самой дальней части резиденции
Фиделя группа добровольцев,  ушедших  искать  несчастную  жертву  пакостей
Бормана. Геббельс был мокр, зол и голоден.
     Бормана заперли в ватерклозет на верхнем этаже виллы. Он сидел там  и
громко вопил об ущемлении человеческих прав и  плел  всякую  чушь,  вконец
одурев от жары. Его никто не слушал. Рано утром он отодрал от пола унитаз,
проломил им дверь и скрылся в джунглях.
     Некоторое время он, до ужаса голодный, бродил там и питался  зелеными
бананами. В конце концов он проголодался до полусмерти и большими прыжками
прибежал обратно на виллу. К его удивлению, там по нему никто  не  скучал.
Борман обиделся и начал готовить очередную пакость.
     Тем временем Штирлиц сосредоточенно думал о возможных претендентах на
роль торговца наркотиками.  Борман  с  его  мелкими  пакостями  на  данную
кандидатуру явно  не  подходил.  Айсмана  больше  интересовали  черномазые
красотки с белыми зубами, чем наркотики. Гиммлер каждый день напивался  до
потери рассудка и был в здравом уме только четыре минуты в сутки  -  когда
выбрасывал  в  окно  пустые  бутылки.  Геринг  пропагандировал   в   рядах
работающих негров преимущества очистки бананов сверху вниз перед  обратным
способом. Мюллер круглые сутки проводил в песочнице и больше его ничего не
интересовало.
     Конечной кандидатурой  для  Штирлица  остался  Шелленберг.  Советский
разведчик никогда не ошибался.
     "Интересно", - подумал Штирлиц. -  "Где  этот  проходимец  собирается
брать наркотики?"
     Взгляд на двор избавил его от последних сомнений.
     Шелленберг стоял с указкой  перед  плакатом  с  надписью  "Технология
производства яблочного сока из кокаина, героина,  стружек  и  смолы"  и  с
выпученными глазами, брызгая слюной, что-то внушал  неграм,  смотрящим  на
него с полнейшим равнодушием.
     - Шелленберг, твою мать! - заорал  Штирлиц.  Шелленберг  вздрогнул  и
подскочил, как будто бы на него упало бревно.
     - Ты, ты, не оглядывайся! Это я тебе говорю! Иди сюда.
     Шелленберг  поискал  глазами место, куда можно  было  бы  отпрыгнуть.
Подобного места поблизости не было. Шелленберг обреченно вздохнул, положил
указку и направился в кабинет Штирлица.
     - Ты чего там говорил? - спросил Штирлиц вполне миролюбиво.
     - Да так, мысль одна... - сказал Шелленберг, потупив глазки.
     - Верю, - сказал Штирлиц, доставая кастет. Чему он  должен  поверить,
он не знал, но сказал это на всякий случай. - Какая мысль?
     - Я предлагаю способ, - начал Шелленберг доклад,  как  в  годы  своей
юности в Кембриджском  университете.  -  производства  яблочного  сока  из
кокаина, ге...
     - Стоп, - сказал Штирлиц, - молодец, иди.
     Шелленберг, радостный, что вышел живым от Штирлица,  большими  шагами
направился во двор. Негры уже разошлись; ценный плакат  был  раздерган  на
бумагу для цигарок. Взяв указку, на которой уже были видны  следы  чьих-то
зубов, он выругался и сказал вслух:
     - Чертов Штирлиц, вечно на самом интересном месте.
     - Чего? - вездесущий Штирлиц стоял сзади.
     - Да так... ничего... - замялся Шелленберг. - Вот... птички летают...
всякие...
     - Я тебе дам птички, -  сказал  Штирлиц,  отряхивая  птичий  помет  с
рукава мундира. Он оскалил зубы и достал кастет.
     Этот кастет Шелленбергу  определенно  не  нравился.  Штирлиц  взвесил
кастет на руке, для пробы дал Шелленбергу  в  зубы.  Тот  ойкнул  и  упал.
Штирлиц покачал головой, стукнул его  пару  раз  ногой  и  удалился.  Даже
китайские шпионы  не  удостаивались  такой  чести.  Очнувшийся  Шелленберг
блаженно выплюнул четыре зуба и посмотрел в глубокое синее небо.
     - До чего зе зить хоросо, - сказал он.

                               ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Прошел месяц. Шелленберг вставил себе  новые  передние  зубы  заместо
старых, так квалифицированно выбитых кастетом Штирлица. Мюллер построил во
дворе виллы новую большую  песочницу.  Борман  установил  новую  пакостную
систему совсем без веревочек, в результате чего Фидель хромал  и  ходил  с
огромным синяком под левым глазом. Геббельсу  выписали  из  Украины  новые
шелковые шаровары. Фюрер  уехал  в  Бразилию  лечиться  от  импотенции.  К
Штирлицу каждый день  наведывался  американский  шпион,  сидел  у  него  в
приемной часа два, заглядывал  в  сейф.  В  сейфе  Штирлиц  хранил  ценную
американскую тушенку, на которую американский шпион  не  мог  и  смотреть.
Тушенка кончалась с каждым днем, и Штирлиц стал подумывать  над  вопросами
ее пополнения.
     - Слушай ты, зануда, - сказал он однажды  американскому  шпиону.  Тот
ожидал пинка или подзатыльника и поэтому зажмурился. - Ты, я тебе  говорю,
хочешь, чтобы я  на  тебя  работал,  давай  сюда  ящик...  нет,  эшелон  с
тушенкой!
     Шпион засуетился и пообещал привезти тушенку на  следующий  же  день.
Штирлиц с чистым сердцем вскрыл  свою  последнюю  банку  тушенки  и  через
двадцать минут  уже  прислушивался  к  умиротворенному  бурчанию  в  своем
животе. Когда Штирлиц наедался, с ним можно было поговорить на отвлеченные
темы. Этим и воспользовался Фидель.
     - Штирлиц, как вы  относитесь  к  женщинам?  -  спросил  он.  Штирлиц
задумался. Последняя женщина, к которой  он  относился,  убежала  от  него
прошлой  ночью.  Поэтому  Штирлиц  не  нашел  ничего  лучшего  как   после
десятиминутного раздумья спросить "А что?"
     - Да так, - Фидель  знал,  что  к  человеку,  на  вопрос  о  женщинах
отвечающего "А что", лучше не лезть с подобными вопросами.
     На  улице  раздались  дикие  вопли:  новой  пакостью   Бормана   было
расставление всевозможных  капканов,  и  ничего  не  подозревающий  Айсман
весьма неосторожно попал в самый плохо замаскированный. От такого сильного
вопля повязка, закрывающая глаз Айсмана,  лопнула  и  оба  его  совершенно
идентичных глаза полезли на  лоб.  Айсман  орал  до  тех  пор,  пока  двое
здоровенных негров, воспользовавшись огромными ломами, не раскрыли капкан.
Пока охающего Айсмана уговаривали не кусаться и надеть  повязку  на  глаз,
вопли повторились. Шелленберг, возвращающийся с плантации бананов, где  он
уговаривал всех выращивать вместо  бананов  кокаин,  героин  или  коноплю,
зазевался и попал в другой капкан, поменьше, но  помощней.  Штирлиц,  видя
такой оборот дела, залез в свой походный чемодан и разыскал пару  кирзовых
сапог.  В  таких  сапогах  его  боялись  все.  Удары  этих сапогов по телу
оставляли такие синяки, что Шелленбергу, которого Штирлиц в  свободное  от
работы время очень любил пинать ногами, оставалось желать лучшего.
     Вечером Шелленберг, хромая на всякий  случай  на  обе  ноги,  шел  по
лестнице в самом дурном расположении  духа.  По  какой-то  прихоти  судьбы
женщинам Шелленберг не нравился и кокаин на капризной кубинской  земле  не
рос. Шелленберг шел по лестнице и, скрипя новыми зубами,  думал  о  смысле
жизни. Пока он окончил мысль, начатую на полпути  между  первым  и  вторым
этажом, бывший шеф контрразведки с  удивлением  обнаружил,  что  попал  на
чердак.
     Совершенно неожиданно к нему подошла заросшая личность в форме НКВД и
на ломанном немецком поинтересовалась:
     - Вы не скажете, как пройти в библиотеку?
     - До Арбата на метро, а там пешком,  -  неожиданно  для  себя  четким
металлическим  голосом  справочного  бюро  ответил  Шелленберг.   Заросшая
личность  холодно  посмотрела  на  него  из-под  поросшего  мхом  козырька
фуражки.
     - Ты что за птица? - спросил Шелленберга лейтенант НКВД Помордайский,
присланный специально из Москвы  для  того,  чтобы  контролировать  работу
Штирлица.
     - Не  знаю,  -  прошелестел  Шелленберг,  перепуганный  до  сползания
галифе.
     Лейтенант Помордайский достал из кармана  маузер  и  мрачно  стал  им
поигрывать. Шелленберг облегченно вздохнул и подтянул галифе. Маузеров  он
не боялся - чего его бояться, им как не бей, больше двух зубов не выбьешь.
Это знали все в Рейхканцелярии, даже беззубый Кальтенбруннер,  с  рождения
пользовавшийся протезами. У Штирлица, например, маузеров  было  шесть.  Со
временем коварный Борман перетаскал  их  все  колоть  орехи.  Сам  Штирлиц
предпочитал кастеты. Лейтенант Помордайский не знал таких тонкостей, иначе
вместо сорока шести маузеров  он  положил  бы  в  свои  бездонные  карманы
парочку кастетов. Сейчас же он стоял и думал, почему эта нацистская  морда
так хладнокровно смотрит на него и еще так гордо поддерживает штаны.
     На Лубянке Помордайского знали и  боялись.  Там  он  имел  еще  более
темную  репутацию,  чем  партайгеноссе  Борман.  Темные  коридоры  Лубянки
позволяли устанавливать еще более сложные комбинации веревочек, потянув за
которую, несчастный, которому посчастливилось не смотреть себе под ноги, в
лучшем случае выпускал в  коридор  из  скрытой  в  стене  потайной  клетки
голодного медведя. Об веревочки, которые Помордайский протягивал во  время
ночных дежурств в Кремле,  спотыкался  сам  товарищ  Сталин.  После  таких
спотыкновений Помордайский прятался подальше и все время  ожидал,  что  за
ним придут и самого отдадут на растерзание свирепому медведю,  но  медведь
был лучшим другом Помордайского, и не хотел его терзать.
     Помордайский  показал  гордящемуся  Шелленбергу  кулак  с   наколкой,
изображающей фигу, сказал "Смотри у  меня,  фашистская  ...,  спичками  не
балуйся" и пошел искать Штирлица.
     Штирлиц ждал американского шпиона с вытекающими отсюда  последствиями
в виде эшелона тушенки. Штирлиц был голоден, а кроме тушенки ему ничего не
хотелось. Наконец в кабинете Штирлица загромыхала рация. Телефонный звонок
Штирлицу заменяло ведро с камнями. Штирлиц надел наушники и  важно  сказал
"Алле". Так как телефонной  трубки  у  Штирлица  не  было,  его  никто  не
услышал. Из наушников раздалось шипение, и кто-то весьма противным голосом
сказал "Тушенка в пути".
     Штирлиц  оживился.  За  свою  жизнь  он  видел  тушенку  в  различных
количествах, но эшелонами он видел только солдат и лошадей.  Он  мгновенно
размечтался о  большом  количестве  блюд,  которые  можно  приготовить  из
тушенки. Воображение рисовало ему заманчивые картины: тушенка со  спаржей,
тушенка с трюфелями,  заливное  из  охлажденной  тушенки.  Облизывающегося
Штирлица прервал смущенный Борман.
     - Чего  тебе?  -  спросил  раздраженный  такой  истинно  бормановской
бестактностью Штирлиц.
     - Да  вот,  -  сказал  Борман,  протягивая  Штирлицу  листок  бумаги.
"Заявление", - прочел Штирлиц, -  "Прошу  принять  меня,  ...  (много  раз
зачеркнуты хвалебные эпитеты ) ..., Бормана в вашу русскую партию.  Мартин
Борман."
     - Так, - озабоченно  сказал  Штирлиц.  -  Только  Бормана  нам  и  не
хватало...
     Борман обиделся и стал, сопя, ковырять  указательным  пальцем  правой
руки в ладони  левой.  Штирлиц  встал  и  начал  походкой  очень  большого
начальника ходить взад-вперед по комнате.
     "Сейчас будет бить", - подумал Борман.
     "Да, и очень больно", - подумал Штирлиц.
     - Ну, я пойду? - спросил Борман.
     - Иди, - сказал Штирлиц, вынимая из ящика  стола  бланк  заявления  о
вступлении в ВКП(б).  -  Заполнишь  и  принесешь,  -  сказал  он  Борману,
протягивая заявление.
     Борман радостно высунул язык и вцепился обеими  руками  в  заявление.
Если бы у него был хвост, он незамедлительно начал бы  им  вилять.  Борман
ушел к себе и стал исследовать бланк заявления.  Он  был  составлен  лично
Штирлицем для перевербования немецких офицеров. Перевербовываться никто не
хотел, и первый бланк Штирлиц израсходовал на Бормана.
     Борман прочитал заявление с начала до конца, затем с конца до  начала
и почувствовал некоторое закипание в мозгах.
     На двадцать шесть вопросов он не  мог  дать  вразумительного  ответа.
Анкета требовала отвечать на все вопросы однозначно: да или  нет,  а  что,
думал Борман, написать в графу "Пол"? Да? А что это значит?  А  если  нет?
Нет, пол у Бормана был. Поэтому Борман плюнул  и  написал  в  графе  "Пол"
слово "паркетный". В  графе  "семейное  положение"  он,  не  долго  думая,
написал "днем - снизу, вечером - в зависимости от влажности  воздуха".  На
вопрос есть ли родственники за границей, он написал "я сам  за  границей".
Некоторые пункты анкеты представляли собой  образчики  истинно  советского
крючкотворства.  На  просьбу  описать  свои   характерные   черты   Борман
послюнявил обгрызанный карандаш, наморщил лоб  и  вписал:  "толст,  лыс  и
злопамятен".
     В конце концов к вечеру у Штирлица на столе лежал истрепанный  листок
бумаги, прожженный в трех местах и с маслянным пятном посередине  на  тему
советской анкеты, в которой Борман изголялся, как мог.  Штирлиц  брезгливо
взял его кончиками  пальцев,  перечел,  вздохнул,  высморкался  в  анкету,
выстраданную Борманом в течение трех часов тяжелой работы  и  выписал  ему
партбилет на имя Бормана Мартина Рейхстаговича. Штирлиц не знал, как звали
отца великого пакостника, а фантазировать на тему  немецких  имен  ему  не
хотелось.
     Получив статус члена ВКП(б), Борман загордился, торжественно  оборвал
все свои веревочки и дал клятвенное обещание  больше  не  мазать  лестницу
салом и не связывать вместе  никому  шнурки.  Ему  не  поверили,  и  очень
правильно сделали. Поздно ночью алкоголик Холтофф, возвращаясь  с  дебоша,
зацепившись за одну из свежеустановленных веревочек  Бормана,  получил  от
тяжелого резинового манекена удар по голове бутылкой. Холтофф был  человек
неглупый и догадался, что манекены не дерутся, иначе несчастному  мешку  с
соломой, из которого Борман за  два  дня  изготавливал  свирепого  мужика,
очень сильно не повезло бы.
     Штирлиц получил от американского  шпиона  эшелон  тушенки  и  устроил
банкет. Блюда были исключительно из тушенки, и все приглашенные на  банкет
сидели голодные и с обиженными физиономиями.
     Американский шпион намекнул, что неплохо было бы  Штирлицу  подписать
договор о переходе на службу в ЦРУ, но Штирлиц пообещал, что посадит его в
рацию, и американский шпион успокоился и на устном договоре. Каждый  вечер
он приходил к Штирлицу и требовал доклада, в ответ на что Штирлиц, как мог
культурно, посылал его в  непонятное  благопристойному  американцу  место.
Шпион пожимал плечами и уходил к  Борману,  с  которым  и  пьянствовал  до
помрачения рассудка, после чего  они  изливали  друг  другу  души.  Борман
жаловался на плохое качество кубинских кирпичей  и  веревки,  а  также  на
отсутствие пургена в  местной  аптеке.  Американский  шпион  жаловался  на
жадность и плохой  характер  многочисленного  начальства,  на  что  Борман
заявлял, что нормальные немецкие  гири  ему  никогда  не  заменят  никакие
кокосовые орехи. После каждой такой пьянки у Бормана зверски болела голова
и массив утренних пакостей переносился на вечер.

                               ГЛАВА ПЯТАЯ

     Около недели лейтенант Помордайский искал Штирлица.  Вилла  у  Фиделя
была большая,  а  где  живет  Штирлиц,  лейтенант  не  знал.  Однажды  он,
голодный, заросший  и  злой  на  пакостные  изобретения  Бормана,  шел  по
коридору в поисках жертвы для мордобития. Из одной из  дверей  выглядывала
личность, спокойно поедавшая тушенку из огомной банки. Помордайский не мог
догадаться, что это и есть Штирлиц. Неизвестно, чего ему больше  хотелось:
тушенки, дать в морду или получить в морду,  но  Помордайский  с  яростным
воплем "Ненавижу!" бросился на Штирлица. Штирлиц видел за свою жизнь много
нахалов и вовремя успел среагировать. Охающий от удара  головой  об  рацию
обиженный лейтенант  сидел  в  углу  кабинета  Штирлица,  а  тот  спокойно
открывал следующую банку тушенки, ожидая объяснений.  Помордайский  стойко
отказался давать показания. Штирлиц пытался применять различные пытки,  но
НКВД-шник попался на редкость стойкий. Тогда Штирлиц решил применить новую
пытку: кормление тушенкой. Изголодавшийся лейтенант без каких-либо проблем
съел первые  одиннадцать  банок.  Двенадцатая  прошла  через  силу.  Когда
Штирлиц начал открывать тринадцатую, Помордайский завопил о помощи.
     - Здесь тебе никто не поможет, - пообещал  Штирлиц.  -  Если  Штирлиц
кого-то пытает, значит, ему это жизненно необходимо.
     - Так Вы  Штирлиц?!  -  обрадовался  Помордайский,  ощущая  некоторые
позывы в нижней части своего  тела.  Съеденные  двенадцать  банок  тушенки
давали о себе знать.
     - Да, - гордо сказал Штирлиц, довольный, что его все знают.
     - Тогда  развязывайте  меня скорее! Я к вам из Центра! - Помордайский
скорчился и стал дергаться. Позывы стали еще нестерпимей.
     Штирлиц еле-еле успел его развязать. Помордайский вскочил со стула и,
на  ходу  расстегивая  штаны,  помчался  искать  ватерклозет.  К  счастью,
ватерклозет и Штирлиц были соседями. Штирлиц взял для самообороны вилку  и
встал около  ватерклозета,  чтобы  Помордайский  не  вздумал  удрать.  Тот
удирать и не собирался: он нашел Штирлица и  больше  ему  не  было  ничего
нужно.
     - А зачем ты ко мне из Центра, - спросил Штирлиц.
     - Щас, выйду, скажу, - сказал глухо, как из бочки, Помордайский.
     Штирлиц начал сосредоточенно  ковырять  вилкой  в  банке  тушенки.  В
отличие от всяких лейтенантов НКВД он мог съесть неограниченное количество
тушенки и других продуктов, чем он постоянно и занимался.
     Из  ватерклозета   появился   облегченный   Помордайский,   счастливо
улыбающийся   и   на   ходу   застегивающий   штаны.   Штирлиц   продолжал
глубокомысленно  ковырять  несчастную  тушенку,   изображение   президента
выглядело настороженно; Штирлиц тоже не  разделял  радость  Помордайского.
Неожиданно Штирлиц чертыхнулся и  выплюнул  случайно  попавшую  в  тушенку
лимонку. Помордайский проводил взглядом укатившуюся под лестницу  гранату,
удовлетворенно прослушал последовавший звук взрыва и  отряхнул  с  фуражки
откуда ни возмись посыпавшуюся  побелку.  Из-под  упавшей  лестницы  вылез
обштукатуренный Борман.
     - Ну чего вы деретесь? - плаксивым голосом сказал он,  вытряхивая  из
единственного сапога части мрамора от лестницы. -  Человек  полез  поспать
под лестницу, а ему - по голове... Вот все вы такие...
     Штирлиц смотрел на него совершенно равнодушно. Помордайский  радостно
скалил кривые черные зубы. Увидев такую наглость, Борман достал из кармана
бутылку с  зажигательной  жидкостью  и  с  криком  "Вот  тебе!"  бросил  в
лейтенанта. Пока лейтенант соображал, что  это  такое  к  нему  прилетело,
бутылка издала противное  шипение  и  очень  сильно  грохнула.  Когда  дым
рассеялся,  оскорбленный  вырыванием  из  рук  банки  с  тушенкой  Штирлиц
обнаружил вместо Помордайского дырку с  кусочком  ясного  неба  и  ботинки
военного образца.
     "По делам ушел, наверное", - подумал русский разведчик. - "Но где моя
тушенка?"
     Около минуты он стоял в  задумчивости.  Но  из  этого  состояния  его
вывела та самая банка. "Ее-то  как  раз  и  не  хватало...",  -  задумчиво
зашевелились мозги бедного разведчика. Банка была пуста. Штирлиц на всякий
случай поковырял в ней вилкой, но тушенка почему-то не появилась.
     Он оскорбленно принялся открывать следующую банку, так  и  не  узнав,
каких гадостей ему хотел наговорить Помордайский.
     Примерно в середине августа Шелленберг лично обошел плантации конопли
и велел "снимать урожай". Что  он  имел  в  виду  под  урожаем,  никто  не
догадался, кроме, конечно же, Штирлица. Штирлиц не любил торопить события.
Он спокойно ел тушенку и ждал, что придумает бывший шеф контрразведки  для
переправки наркотиков в США. "Урожай"  скосили  и  начали  перерабатывать.
Жизнь всех на вилле превратилась в кошмар. Круглые сутки по вилле  сновали
негры, пришедшие из лаборатории по переработке  конопли  за  инструкциями.
Мюллер, который очень  боялся  негров,  потребовал,  чтобы  его  песочницу
перенесли в безопасное место. Где-то через неделю  из  конопли  получилось
что-то, что никто не видел, но что Шелленберг  тщательно  охранял.  Поздно
ночью он сидел около склада и останавливал  всякого,  кто  пытался  пройти
мимо. От таких окриков Айсман, так и не привыкший к кубинским неудобствам,
очень страдал и у него, естественно, пропадала всякая охота идти дальше, к
ближайшим кустам.
     Штирлиц понимал, что ему необходимо пробраться на склад и посмотреть,
что там такое, но найти способ для этого  мог  только  разве  сам  великий
пакостник Борман.
     - Айсман, прекратите шляться по ночам мимо  моего  склада,  -  сказал
однажды очень обиженный Шелленберг. - Я постоянно путаю вас с  грабителями
и могу в вас выстрелить.
     - Попробуй только, выстрели, - сказал  Айсман,  сверкая  единственным
глазом.
     - Айсман, вы идиот, - сказал подошедший Мюллер.  -  Когда  Шелленберг
вас окликает, надо не материться и не брасать  тяжелые  предметы,  а  надо
закричать каким-нибудь зверем: кошкой там, собакой...
     Ободренный Айсман так и сделал.
     Ночью разбуженный Шелленберг вскочил и дико заорал:
     - Стой, кто идет?
     - Да так... - ответили ему из темноты.
     - Что "да так"? - переспросил Шелленберг.
     - Ничего, - сказали ему.
     - Я говорю, идет-то кто? - вежливо поинтересовался Шелленберг.
     - Надоел ты мне, Шелленберг. Какая разница, кто идет? Ну там,  кошки,
собаки, тебе-то что? Из-за тебя человек уже неделю запором страдает.
     - Так бы сразу и сказал, - успокоился Шелленберг.
     Он лег спать и больше  не  отзывался  ни  на  какие  шорохи.  Штирлиц
вздохнул с облегчением - путь к складу был открыт.
     Когда он отпиливал решетку, мимо склада, довольный, что хоть один раз
ему не помешали, пробежал Айсман, гордо поддерживая сползающие штаны.
     Забравшись на склад, Штирлиц  огляделся  по  сторонам  и  не  заметил
ничего  интересного.  В  углу  стояла  огромная  бочка. Штирлиц со вздохом
достал из кармана лом и совершенно равнодушно отбил крышку. Из бочки  стал
подниматься тяжелый запах. Шелленберг понимал, что чем больше он  доставит
наркотиков, тем лучше, и поэтому добросовестно наполнил цистерну  доверху,
применяя банановую кожуру, очистки колбасы и помои с кухни.
     Штирлиц походил  вокруг  бочки,  постучал  по  ней  носком  сапога  и
удовлетворенно чмокнул губами. Достав вилку,  которой  он  любил  ковырять
тушенку, он подумал:
     "Интересно, пробьет ли моя вилка эту бочку?"
     Штирлиц был человеком действия, и притом он был русским  разведчиком,
а у них, это знал даже  Мюллер,  положено  сначала  делать,  а  потом  уже
думать.
     Произведя ужасную  отрыжку,  от  которой  вздрогнул  даже  безмятежно
спящий Шелленберг, Штирлиц злобно воткнул вилку в самый низ бочки.  Ценный
наркотик, выстраданный Шелленбергом в течение трех месяцев, хлынул на пол.
     "Пропала вилка", - с сожалением подумал Штирлиц. Русский разведчик не
любил стоять в луже всякой гадости или чувствовать себя виноватым, поэтому
он предпочел вытереть сапоги о пиджак спящего Шелленберга, почистить вилку
о его брюки и удалиться.
     Утром  гнев  Шелленберга  был  безграничен.  Он   извергал   страшные
ругательства и ругал Бормана.
     Досталось всем, даже ни в чем не повинному Мюллеру. Тот  сказал,  что
пусть Шелленберг к его песочнице больше не подходит.
     Штирлиц, как ни в чем не бывало, скалил зубы и ел тушенку. Сегодня  у
него был второй день рождения за  последние  три  месяца.  Сейчас  он  ест
тушенку, но ровно через три минуты он рыгнет,  бросит  банку  и  продолжит
свою тяжелую и опасную работу.
     Обеспокоенные отсутствием наркотиков, американские  дипломаты  решили
направить на Кубу Даллеса. Об этом Геббельсу по большому  секрету  сообщил
Шелленберг. Он не знал, что для того, чтобы распространить  новость,  надо
сообщить ее Геббельсу, поэтому вечером о приезде Даллеса знал даже Мюллер,
который составил из куличиков  надпись  "Привет  американским  шпионам"  и
охранял ее всю ночь.
     Приезд Даллеса совпал с возвращением любимого Фюрера из Бразилии, где
он лечился от импотенции. Волей судьбы Фюрер попал на тот  же  захолустный
аэродром с главным зданием из пальмовых ветвей, где в ожидании зажравшихся
таможенников сидел голодный  и  небритый  Даллес.  Увидев  Даллеса,  Фюрер
сильно  засмущался  и  отвернулся,  прикрывая  лицо  раскрытым  на   самом
экстравагантном месте журналом "Play  Boy".  Красотка  с  огромным  бюстом
завлекающе смотрела на пронырливого американского дипломата, который  даже
застеснялся и покраснел до запонок пиджака.
     Неожиданно Даллес увидел лицо Фюрера.
     "Где я видел этого развращенного мулата?" -  подумал  Даллес,  упорно
смотря на загоревшее до черноты лицо Фюрера.  Тот  застенчиво  смотрел  на
Даллеса через странички "Play Boy" и ужасно боялся, что Даллес узнает  его
и закричит что-нибудь типа "Держите любимого Фюрера".  Внезапно  в  проеме
пальмовых ветвей появился подхалим Шелленберг, приехавший встретить вождя.
Толстый таможенник тщетно пытался сдержать его.  Шелленберг,  подпригивал,
вытягивая тощую шею, вопил:
     - Я здесь, мой Фюрер, я здесь!
     "Развелось же этих фюреров", - подумал Даллес.
     Шелленберг подвел к дверям телегу, запряженную парой рабов, посадил в
нее  любимого  Фюрера  (что  неграм,  запряженным  в  телегу,  совсем   не
понравилось) и направился на виллу Фиделя.
     Штирлиц был в ужасном расположении духа. Тушенки было много до ужаса,
но  даже  это  не  радовало   профессионального   разведчика.   Шелленберг
нажаловался Фюреру, что кто-то испортил все его наркотики. Фюреру было  не
до наркотиков. Вылечившись в Бразилии от импотенции, он теперь страдал  от
отсутствия женщин. Негритянок он терпеть не мог и очень  боялся.  Пришлось
отправить пару негров на почту и выписать Фюреру из Германии Еву Браун.
     Узнав про  это,  Штирлиц  поперхнулся.  Ева  Браун  принадлежала  для
Штирлица к тому классу женщин, которые убегали от него до  восьми  вечера.
Все остальные убегали от него в девять - тридцать. Некоторые  не  доходили
до дома Штирлица, не дослушав  его  рассказ  о  всемирной  победе  мировой
революции и обилии "Беломора" и тушенки. Приезд  Евы  Браун  не  предвещал
Штирлицу ничего хорошего, и он, решив  потешиться,  выбрал  самый  тяжелый
кастет и отправился искать Мюллера.

                               ГЛАВА ШЕСТАЯ

     Даллес искал виллу Фиделя Кастро. Он знал по  описаниям  Шелленберга,
что "она такая большая", но для обычного американского агента  этого  было
явно недостаточно. Даллес не смог догадаться, что  все,  кроме  помойки  и
зарослей кактусов и есть вилла Фиделя Кастро.
     В это время Штирлиц спаивал Фиделя и уговаривал его провозгласить  на
Кубе развитой коммунизм.
     - Может, социализм? - спрашивал Фидель после очередного  стакана,  на
что Штирлиц отвечал:
     - Нет, ты меня уважаешь? - и  наливал  следующий.  Горилка  Геббельса
была на редкость хороша.
     Утром Фидель пошарил в  темноте  рукой  по  столу,  поймал  скользкий
теплый огурец и съел его.  Затем  с  трудом  одел  галифе,  предварительно
разобравшись, где у них левая штанина, а где подтяжки, выпил теплого  пива
и ползком выбрался из кабинета Штирлица. В коридоре стоял Даллес. Ночью он
каким-то образом пробрался на виллу Фиделя и теперь  основательно  на  ней
заблудился.  Утром  он  пошел  на   запах   туалета,   надеясь   встретить
цивилизованных  людей  и  напоролся  на  волосатого  небритого  Фиделя,  с
урчанием выползающего из кабинета Штирлица.
     С воплем "Спасите, хищник" Даллес бросил чемодан и  повис  высоко  на
занавеске. Фидель от  этого  звука  очнулся,  подобрался  все  так  же  на
четвереньках к висящему высоко  наверху  Даллесу  и  неожиданно  для  себя
залаял.
     Штирлиц  проснулся,  как  всегда,  злой  и  небритый.   Вокруг   глаз
советского  разведчика  темнели  синие  круги.  Голова  раскалывалась   от
вчерашней пьянки.
     "Чертов Фидель", - подумал Штирлиц, - "Две бутылки  извел  на  всякие
пьянки"
     Штирлиц рыгнул и позвал:
     - Федя!
     - Р-р-р-р? - вопросительно  прорычал  Фидель  в  ответ  из  коридора,
теребя штанину Даллеса.
     - Ползи сюда...
     - Р-р-р-р, - прорычал Фидель, отрицательно  помотав  головой,  отчего
Даллес, зажатый зубами Фиделя посредством штанины, закачался на занавеске.
     - Ну тогда я к тебе поползу, - сказал Штирлиц, переползая с дивана на
пол. Внезапно он почувтвовал, что кто-то его держит.  Крепко  выругавшись,
Штирлиц начал дергать руками и ногами в  разные  стороны.  Через  двадцать
минут опытный разведчик, получив информацию к размышлению  в  виде  хлопка
небольшим металлическим  предметом  по  лбу,  понял,  что  его  сдерживают
подтяжки, которые он забыл отцепить от лежащего на полу  маузера.  Пошарив
рукой сзади себя, Штирлиц нащупал что-то эластичное. Подергав это что-то в
разные  стороны,  он  понял  четыре  вещи.  Первое:  это  что-то  являлось
подтяжками. Второе: Штирлица сдерживали другие подтяжки (не эти).  Третье:
к подтяжкам был прицеплен Фидель, стягивающий  со  шторы  зубами  вопящего
Даллеса. И что Даллес к подтяжкам отношения не имеет.
     - Ты что это кусаешься? - удивленно спросил Штирлиц.
     - Р-р-р-р, - прорычал Фидель что-то невнятное, не разжимая зубов.
     - Кого поймал? - спросил Штирлиц.
     Фидель  выпустил  Даллеса,  который,  воспользовавшись  приобретенной
свободой, быстро забрался по шторе вверх.
     - Не трогайте меня! - завопил он оттуда. - Я вас боюсь.
     - А я что, кусаюсь? - обиженно спросил Штирлиц. Даллес начинал ему не
нравиться. Даллесу не понравился Фидель.
     Даллес пробрался сквозь толщу занавесок  к  окну  и  стал  биться  об
стекло головой, пытаясь его открыть.
     - Бейся, бейся, - сказал  Штирлиц, с трудом поднимаясь на ноги. - Там
бассейн с крокодилами.
     - Ага! - радостно подтвердил Фидель и одобрительно зарычал.
     - Федя, - сказал Штирлиц. - Что это за птица на окне?
     - Ворона! - сказал Фидель и заржал.
     Шутка показалась ему жутко оригинальной.  Штирлиц  разозлился  и  для
разминки, прислонив Фиделя к  стенке,  начал  бить  ногами.  Когда  Фидель
согнулся пополам, Штирлиц стал бить его кастетом. Он не резвился  так  уже
девять лет, с тех пор, как адмирал Канарис имел удовольствие наступить ему
на ногу.
     Отколотив Фиделя до глухого урчания, Штирлиц поставил ему  напоследок
большой красивый фингал под левый глаз,  подправил  его  двумя  ударами  и
прислонил охающего Фиделя к стенке.
     После физических  упражнений  русский  разведчик  становился  добр  и
безобиден.
     Даллес изнемог от тяжелого висения на скользкой шелковой занавеске  и
непроизвольно сполз вниз, произведя некоторый  шум,  разбудивший  Бормана,
который провел всю ночь  над  реализацией  очередной  безобидной  шутки  и
теперь спал детским сном на чердаке с улыбкой на  устах  и  милым,  полным
нежности к предстоящим жертвам лицом и  чувством  полного  удовлетворения.
Рядом с ним покоился обычный кубинский кокосовый орех с не вполне  обычным
содержанием. Борман стал обожать кокосы с тех пор, как они не  понравились
Штирлицу. Ядерная мина на тушенке должна была не понравиться Штирлицу  еще
больше.  Борман  прервал  свой  многосерийный  сон  "Приказано  выжить"  и
прислушался. Большую весомую цену бомбе придавали тридцать шесть  таблеток
пургена, которые он достал у Айсмана.
     Штирлиц стукнул Даллеса пару раз носком сапога и спросил:
     - Ты кто?
     - А? - после часа, проведенного на занавеске, Даллес выглядел  полным
придурком.
     - Все ясно, - сказал Штирлиц. - Ты - вражеский  шпион,  враг  мировой
революции и  всего  советского  народа,  троцкист,  националист,  пособник
Бухарина, буржуазный элемент, пособник контрреволюции...
     Даллес зажмурился. На тему вражеского шпиона  Штирлиц  бредил  четыре
часа, ни разу не повторяясь, и  закончил  свою  речь  внушительным  ударом
кастета.
     По прошествии этого времени Борман, основательно подкачавшись в своей
лексике,  так  как  ругательства  Штирлица  давали   глубокую   тему   для
размышления (все выражения Борман записал в книжечку), зашел  к  Штирлицу,
держа в руке кокосовый орех. Сердце его приятно согревалось при мысли, что
он как-то намерзит русскому разведчику. Всунув  Штирлицу  орех,  Борман  с
криком "За Ленина, за Сталина!" скрылся в дверях.
     Штирлиц, основательно озадачившись, смотрел на орех. На скорлупе было
выгравировано  "ШТИРЛИЦ  -  СКОТИНА   И   РУССКИЙ   ШПИОН".   Произведение
гравировального исскуства было  сделано  очень  красивым  почерком  и  без
единой ошибки. Борман очень старался. Он любил делать гадкие, но  приятные
сюрпризы, сбивавшие с толку разных разведчиков.
     "Никак не успокоится", - подумал Штирлиц.  Он  попробовал  поковырять
вилкой надпись, но плод экватора просто так не поддавался. Исправить слово
"шпион" на "разведчик", как в старые добрые времена, было весьма трудно  -
кокосовый  орех  был  сделан  из  какого-то  материала,  очень   отдаленно
напоминавшего  стены  в  рейхканцелярском  ватерклозете.  Штирлиц   злобно
воткнул в орех искривленную вилку. Внутри оказалась тушенка. Это  наводило
на странные мысли. Во-первых, где Борман научился  говорить  по-русски,  а
тем более писать и  хамить  русским  разведчикам.  Во-вторых,  где  Борман
достал тушенку. В конце концов, Штирлиц  пургена  не  любил.  С  кокосовым
орехом пришлось расстаться, хотя Штирлицу очень было жаль  расставаться  с
тушенкой.
     "Надо, разведчик Исаев, надо -  такая  у  нас  работа",  -  с  такими
мрачными мыслями он поставил кокос в коридоре.  Его  мысли  были  прерваны
неприятным появлением Айсмана. Айсман решил облегчить душу  и  заглянул  с
какой-то странной целью. Штирлиц недолюбливал  такие  посещения,  так  как
Айсман  сильно  пачкал  сантехнику.  Айсман  по   пути   прихватил   пачку
"Беломора", зонтик, бинокль,  шляпу,  молоток  и  кокос.  После  недолгого
разговора Айсман  изчез  из  поля  зрения.  Разведчик  все  видел,  но  не
предпринял никаких действий.
     "Свое не уйдет", - скромно проявил он свое удовольствие. Через десять
минут в его комнату  ворвался  Айсман,  который  с  разбега  вышиб  дверцу
сортира и скрылся. Раздался радостный облегченный вздох.
     Освеженный Айсман предстал перед Штирлицем,  скаля  зубы  и  радостно
сверкая единственным глазом. Точнее, глаз у Айсмана было два, но  один  из
них постоянно был закрыт повязкой: Айсман знал, что по этому глазу  он  от
Штирлица не получит. Выражение лица Штирлица ему перестало нравиться,  так
как Штирлиц  был  вооружен  кастетом,  который  он  подозрительно  зловеще
взвешивал  на  руке;  сегодня,  как  никогда,  Штирлиц  был   в   приятном
расположении духа - тренировка пошла ему на пользу. И  вообще,  надо  было
облегчить душу за испорченную тушенку, а бинокль был просто необходим.
     "По морде дать или ногами?" - подумал Штирлиц, продолжая подбрасывать
кастет.
     Такие движения Айсману жутко не нравились. Он не очень  любил,  когда
его били, потому что не любил надрывать  горло,  а  дико  орать  во  время
избиения его заставлял характер Штирлица - орущих жертв русский  разведчик
бил не так сильно и почти не бил сапогами.
     Айсман  зажмурился,  открыл  рот  и  приготовился  орать.  "А  может,
ногами?", - подумал Штирлиц, поднося зажигалку ко рту Айсмана.  -  "И  где
он, паразит, спиртное  берет", - оскорбленно  подумал  русский  разведчик,
смотря  на  факел,  вырвавшийся  из  пасти Айсмана вместе с воплем. Борман
исходил слюной, не видя  процесса  избиения,  но  вопли  ему  положительно
нравились.  Вопли  жертв  доставляли Борману огромное удовольствие. Из-под
карниза было плохо видно, и Борман  просунул  свое личико в окно. Внезапно
прилетевший  зонтик заставил его принять исходное положение, а молоток ему
пришелся по душе. Душа очень  сильно  заболела.  Схватившись за ушибленное
место, Борман вскрикнул и упал.
     "Что-то молотки разорались", - подумал Штирлиц, покрывая тело орущего
Айсмана многочисленными аккуратными синяками. Заключительным аккордом  его
художественного произведения было подвешивание Айсмана посредством повязки
за угол двери и испробование всех известных ему ударов.  После  того,  как
тело Айсмана целиком  и  полностью  приняло  фиолетовый  оттенок,  Штирлиц
потешился еще полчасика и перестал.
     "Месяц форму не стирал, паразит. Вот пачкай после этого руки об  этих
Айсманов", - с досадой подумал русский разведчик, разглядывая  испачканные
ладони и вытирая их об Айсмана.
     Борман высунулся посмотреть, почему Айсман перестал орать.
     - Борман! - нежно воскликнул Штирлиц. - Иди сюда, хороший мой.
     Ласковые нотки в голосе  постоянно  злого  и  на  кого-то  обиженного
Штирлица звучали  неестественно.  Великий  пакостник  понимал,  что  самое
хорошее, что можно получить от Штирлица, это  очень  несильный  пинок  или
совсем незаметный синяк.
     - Чего? - спросил он с подозрением, на всякий  случай  приготовившись
прыгать в заросли довольно недружелюбных кактусов.
     - Хочешь конфетку? - ласково спросил  Штирлиц,  доставая  из  кармана
завернутую в фантик лимонку. Красный фантик с желтыми полосками  заманчиво
поблескивал на заходящем солнце. Борман открыл рот и уставился  на  что-то
слишком доброго Штирлица.
     - Бери, не стесняйся, - лелейным  голосом  сказал  Штирлиц,  придавая
своему лицу как можно более ласковое выражение. - У меня их мно-о-го ...
     Борман хищно схватил гранату и исчез за окном. Взметнувшийся  в  небо
кактус ясно продемонстрировал, что Борман решил  съесть  конфету  прямо  в
прыжке в заросли.  Оборваный  и  обгоревший  Борман,  пролетая  мимо  окон
ватерклозета, заорал:
     - Я вот тебе дам конфетку! Я тебе дам конфетку! Я тебе  вечером  торт
принесу!
     - Сам скушай! - ласково закричал Штирлиц, сохраняя на лице ангельское
выражение.
     Проводив взглядом Бормана, так  внезапно  улетевшего  в  джунгли,  он
посмотрел на лежащего перед ним  Айсмана,  каким-то  образом  сползшего  с
двери.
     - Еще хочешь? - удивился Штирлиц, доставая кастет.
     - Может, завтра? - с надеждой попросил Айсман.
     - Ладно, я сегодня добрый. - сказал Штирлиц, мощным ударом в  челюсть
повергая Айсмана  в  состояние  неограниченного  удивления.  После  своего
коронного удара  он  вытащил  Айсмана  из  апартаментов.  По  пути  Айсман
умудрился стащить из коридора шнурки и щетку для  чистки  сапог.  Штирлиц,
возвратясь,  с  удивлением  заметил  Даллеса,  подающего  признаки  жизни.
"Слабак", - подумал Штирлиц, исполняя  роль  пращи;  роль  камня  исполнял
Даллес. Через секунду раздался оглушительный рев; "И кактусы он не любит",
- оскорбленно подумал  Штирлиц.  Офицеры  Рейха  кактусы  не  уважали,  но
знакомиться  с  ними  приходилось.  Штирлиц  после  такого  эмоционального
подъема решил немного подкрепиться. Достав штук десять банок,  на  которых
не  по-русски  было  написано  "Tinned  stew  meat  for  russian   spyes",
приготовился отужинать. Но это  ему  не  удалось.  Ворвавшийся  в  комнату
ананас, разбросавший по комнате отбросы столовой Фиделя, поверг Штирлица в
состояние транса. Такой гадости он не ожидал. Развернувшись, он  не  глядя
выметнул в окно банку, залитую свинцом, предназначенного для кастетов, и с
удовольствием приметив, что кому-то  не  поздоровилось.  Путем  логических
умозаключений Штирлиц постиг, что это была  месть  Даллеса,  обнаружившего
запасы Бормана на черный день. Месть Бормана должна быть очень большой,  -
а  Штирлиц  ожидал  именно  такой  мести,  -  и  месть  эта  должна   была
вынашиваться долго. Штирлиц успокоился и,  в  течении  получаса  уничтожив
десять банок, овладел собой и уснул.

                               ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     Всю Кубу потрясла новость, что Штирлиц собирается  позагорать.  Из-за
этой новости было организовано восемнадцать драк, в одной  из  них  принял
участие и сам Фюрер. Штирлиц, как ни  странно,  участия  не  принимал:  он
изредка стукал слишком настойчивого  вопросителя  по  голове,  и  на  этом
инцендент исчерпывался. И вот, ясным летним днем Штирлиц вышел на  пляж  в
своих любимых семейных трусах, полотенцем из простыни и  темных  очках  из
закопченного  оконного  стекла,   попробовавшего   одного   из   садистких
извращений великого мерзкопакостника.
     Борман решил не упускать этого знаменательного события. В голове  его
зрел зловещий план. Штирлиц должен был получить  свое  -  обещанный  пирог
русский разведчик еще не получил. Штирлиц притормозил тележку с  тушенкой.
Негритянки уставились на интересного мужчину. Штирлиц, не обращая внимания
на знаки уважения, снял  ботинки  и  носки,  шлепнул  резинкой  трусов  по
животу, напичканному тушенкой, и улегся на песок. Мюллер невдалеке  строил
башню из песка, украшая ее довольно увесистыми булыжниками  (отчасти  ради
самозащиты).
     Борман разработал генеральный план поражения разведчиков всех  времен
и народов. Штирлиц  должен  был,  как  истинный  боец  невидимого  фронта,
исчезнуть с глаз долой под недоуменным взглядом  офицеров  Рейха.  Попутно
организовывалось несколько довольно приятных мерзостей на  вариации  a  la
Germany, с фейерверками и хлопушками. После  шумихи  Штирлиц  должен  быть
посрамлен. Все побережье Кубы было обложено минами, кладовые  Фиделя  были
зверски  распотрошены.  Под  поверхностью  земли  были  проложены  сложные
коммуникации, веревки. А  сам  Борман  в  это  время  с  окромным  трудом,
ваполняя роль крота, прокапывал туннель прямо к  Штирлицу.  Но  Борман  не
учел одной мелкой детали: этой  деталью  оказался  Мюллер,  возводящий  из
песка внушительные  и  массивные  замки  и  застенки  дорогой  ему  сердце
Германии. Массивный булыжник стукнул Бормана по  потной  лысине,  причинив
мерзопакостнику нестерпимую боль. Но цель была превыше  всего.  Но  Мюллер
так  не  думал.  Раздался  вопль,  напоминающий  сирену.  Дорогие  Мюллеру
застенки вполне некультурно накренились, красная звезда на вершине поехала
вниз.
     ... Штирлиц засмотрелся на дам и решил с ними познакомиться. Встав  с
полотенца, он, прихватив тележку с обожаемой тушенкой, подкатил,  радостно
сверкая очками  и  улыбаясь,  к  обнаженным  красотам  экватора.  Красотки
недоуменно посмотрели на тележку. Штирлиц завязал с ними разговор о победе
Мировой Революции и роли Штирлица в русской истории.
     ... Подхалим Шелленберг за спиной Штирлица, элегантно облокотившегося
на тележку, завалился  на  простыню,  отвесил  губу  и  захрапел.  Хлопоты
Шеллеберга  тяжело  отразились  на  его  здоровье  и  поэтому  он  не  мог
контролировать свои действия.
     Борман выполз на противоположном конце острова и удовлетворенно потер
руки. День обещал быть на редкость приятным  и  захватывающим.  Он  бодрым
шагом возник на  пляже,  ликуя  и  улыбаясь.  Он  подошел  к  Штирлицу  и,
многозначительно  сказав  "А  девочки  ничего...", прошел  к  Фюреру,  как
наиболее нейтральному лицу.  Штирлиц  поперхнулся.  Через  полчаса  Борман
осознал, что Штирлиц находится не на изначальной позиции,  и  возвращаться
явно не собирался. Еще  через  полчаса  он  понял,  что  сидит  на  пустой
консервной банке. Шелленберга было жаль, но поделать было  ничего  нельзя.
Мерзопакостные  устройства  Бормана  срабатывали  неукоснительно   и   при
испытаниях страдал даже сам изобретатель.
     Медленное исчезание шпиона всех разведок возвестило об начале  акции.
Шелленберг проснулся и неудовлетворенно поморщился. Стало холодно снизу  и
жарко сверху. Открыв глаза,  он  действительно  понял,  что  его  тело  на
расстоянии двух метров не различается. Он  подвигал  конечностями  и  этот
жест был последним целеноправленным движением на этот  день  и  на  многие
последующие. Скрытая система веревочек и проволочек сковала его  прочно  и
надежно. Перед удивленными взглядами офицеров Рейха медленно и верно,  как
Христос,  Шелленберг  начал  подниматься  из  песка.  Скрытые   реактивные
двигатели работали на всю  катушку  (пронырливый  Борман  проник  в  самые
сокровенные места фиделевского склада. Фидель  не  знал,  из  чего  сделан
самолет и запасливо отложил запасные  части  Боинга  в  укромный  уголок).
Струи песка волнами разлетались вокруг. Шелленберг оказался на  платформе,
к которой были прикреплены двигатели от ракеты для  взятия  проб  воздуха.
Внезапно  появившийся  пузырь  неприятно  хлопнул  Шелленберга  по   лицу,
размазав  более  неприятную  массу.  Секретом  приготовления  этой   массы
поделились с Борманом негры, вернее Борман их попросил, еще вернее, Борман
применил одно из адских приспособлений. Масса  применялась  для  ублажения
богов. Нечто вязкое размазалось по всему Шелленбергу, причиняя нестерпимое
жжение и повышение потенции.
     На  этом  злопыхания  Шелленберга  не   кончились.   Также   внезапно
отрубившиеся  двигатели  устремили  шпиона  вниз.  Пляжники   разбежались.
Последним шел Штирлиц, одной рукой удерживая новую  радистку  и  назойливо
прося остаться со словами "Ну куда вы,  мадам!  Мировая  Революция  не  за
горами!", другой таща тележку.
     Шелленберг  в  гордом  одиночестве  плюхнулся  в   прибрежную   воду.
Натянутые по всему побережью веревочка вызвала к действию мины. Прекрасный
фейерверк приятно порадовал зрителей,  сидящих  на  крыше  обширного  дома
Фиделя. Шелленбергу зрелище не понравилось...
     Дальнейшее словами не  передавалось.  Известно,  что  Шелленберг  два
месяца ходил на костылях, прилипшие перья не давали  не  то  что  взлететь
(летать самолетами "Аэрофлота" Шелленберг не любил), но и  сесть,  вонючая
жидкость первичным воздействием  не  ограничилась  и  Шелленберг  приобрел
повышенную потенцию на всю жизнь, но его  внешний  вид  отпугивал  дам  на
расстоянии трехсот метров. Тело шпиона было покрыто  язвами  и  рытвинами,
лицо представляло большой волдырь, волосы неприлично вспучены  как  глаза,
уши забиты клеем "Момент", пол-лица закрывала детская пластмассовая  маска
для игры в хоккей, причем она была приклеена тем  же  клеем,  пальцы  были
свернуты и завязаны в узел. В рот напихано "Бустилата" и  зашито  нитками.
Как мог извратиться Борман до такой степени, сам мелкопакостник  не  знал,
но переход в иной стиль явно прочувствовался.  Борман  ходил  на  подъеме,
хотя  цель  не  достигла  конечного  пользователя  -   Штирлиц   продолжал
наслаждаться тушенкой, радистками и другими прелестями жизни.  До  него  с
самого начала  понял,  для  кого  предназначался  пирог,  но  внимания  не
подавал. И к тому же Штирлиц нес сложное бремя - бремя разведчика. Бремя в
лице мерзопакостника Бормана вырывалось и дрыгало ногами.
     - Я тебе  покажу  пирог,  -  грозно  обещал  Штирлиц,  останавливаясь
передохнуть. Борман трепетал. Он знал, что от Штирлица можно ожидать таких
пинков, которых не удостаивался  ни  один  китайский  шпион.  Еще  русский
разведчик любил бить своих жертв ногами, а ноги у него были сильные, как у
страуса.
     Неожиданно вдалеке показалась телега. На ней, в обнимку  с  канистрой
бензина, ехала Ева Браун. Штирлиц  бросил  Бормана,  который  не  преминул
быстро уползти, и прислонился к карте СССР, которые везде  развешали  рабы
Фиделя специально для Штирлица. Русского разведчика  неукротимо  рвало  на
Родину. Такая реакция на Еву Браун у Штирлица вырабатывалась годами.
     Не доезжая двух шагов до  Штирлица,  корова,  запряженная  в  телегу,
упала, высунув наружу сухой жесткий язык.
     - Однако, бензина кончилась! - радостно сообщил Штирлицу извозчик  со
странными чертами лица, явно с крайнего севера, завернутый в телогрейку  и
с унтами на кривых тощих ногах.
     Отобрав у Евы  Браун  канистру  бензина  и  лишив  ее  таким  образом
возможности сопротивляться падению в кучу навоза, извозчик отвернул крышку
и начал поливать корову  бензином.  Корова  удивилась  и  вылупила  глупые
зеленые глаза.
     Остатки бензина извозчик с крайнего  севера  предусмотрительно  вылил
корове под хвост. Почуствовав увеличение температуры и жжение в  некоторых
частях тела, корова решила сделать ноги, точнее, копыта, обутые  в  старые
рваные унты. Телега изрыгнула Еву Браун,  успевшую  взобраться  обратно  и
помчалась вслед за обалдевшей коровой.
     - Однако, бензина хорошая! - радостно сообщил извозчик,  доставая  из
кармана  странный  музыкальный  инструмент.  Испуская   из   него   нудные
тренькающие звуки, извозчик подтянул штаны и отправился вслед за убежавшей
коровой.
     - Мадам, - недовольно сказал Штирлиц, с трудом  сдерживая  рвание  на
Родину. - Вылезайте из навоза, а? Ведь Фюрер обидится, увидев вас в  таком
виде.
     - Не боись, - грубым знакомым  голосом  сказала  Ева  Браун,  вытирая
следы навоза рукавом телогрейки. - Не обидится твой дурик Фюрер.  Фига  он
меня с Германии в ету Кубу волок? Пущай теперя обижается...
     Штирлиц обиделся и отвернулся к своей карте.
     Любимый Фюрер Еву Браун не ждал. Он долго прыгал вокруг телеги,  пока
Ева Браун искала, куда наступить носком валенка.
     "И чего он в ней нашел?" - негодующе думал Штирлиц, отворачиваясь  от
своей карты. - "Такая и замычать может. И валенки у нее рваные."
     "Дались тебе мои валенки", - обиженно подумала Ева Браун. Фюрер объял
необъятную талию Евы Браун, с трудом угадав ее местоположение,  и  потащил
на виллу.
     Американский шпион пришел к Штирлицу поздно вечером и прямо с  порога
бросился в кресло и потребовал незамедлительных доказательств  беззаветной
преданности Штирлица ему, американскому агенту. Доказательства последовали
незамедлительно. Охающий шпион, поддерживая одной рукой свернутую кастетом
нового типа челюсть, медленно сполз с кресла  и  стал  покрывать  Штирлица
отборной американской бранью.
     Очередной удар кастета вернул шпиона на Родину.
     - Хороший свинец попался, - сказал Штирлиц вслух.
     - Ага! - обрадованно поддакнул Борман, держа  формочку  для  кастета,
позаимствованную  у  Мюллера  в  песочнице.  Формочка  изображала  профиль
любимого Фюрера, и с ее помощью Мюллер лепил из песка портреты вождя.
     - Борман, а не пора  ли  нам  связаться  с  Центром?  -  доверительно
спросил Штирлиц.
     -  Ага!  -  вторично  поддакнул  Борман,  и  его  лысина  обрадованно
засверкала на заходящем солнце.
     - Ну и пошел  отсюда,  -  пинок  Штирлица  вынес  Бормана  на  улицу.
"Проклятый Штирлиц", - подумал  Борман,  выдергивая  из  носа  колючки.  -
"Вечно у него секреты со своим Центром. А тут старый  коммунист  от  скуки
погибает!"
     Борман вытащил из кармана засаленный, как  у  настоящего  коммуниста,
партийный билет, выданный ему Штирлицем и снова перечитал его  содержимое.
Удовлетворенно чмокнув, он спрятал партбилет в карман и, кряхтя, полез  на
карниз.
     Штирлиц при помощи старого ржавого  топора  настраивал  рацию.  Рация
вопила и ругалась на всех языках  мира.  Наконец  Штирлиц  услышал  родные
позывные Центра.
     "Штирлиц -  Центру",  -  открытым  текстом,  обеими  руками  застучал
Штирлиц по ключу. - "Нехорошие люди (злыдни) обезврежены. Служу Советскому
Союзу"
     "Это харашо." - ответил Центр с характерным  акцентом.  -  "Даем  вам
па-аследнее задание."
     "Я слушаю Вас, товарищ Сталин", - Штирлиц вытянул руки по швам.
     "Харашо бы всех ваших новых друзей па-асадить в...  э-э-э...  ну,  во
что-нибудь и отправить в Москву."
     "Есть,  товарищ  Сталин!"  -  Штирлиц  радостно  выключил   рацию   и
счастливым ударом  кастета  сбросил  подслушивающего  Бормана  с  карниза.
Борман не  знал  азбуки  Морзе,  но  шпионил  из  чисто  профессионального
интереса.
     "Куда бы их всех посадить?" - думал Штирлиц. - "В ящик из-под тушенки
все не поместятся. В вагон из-под тушенки не полезут. А если  кастетом  по
голове - вопить начнут."
     - Тут надо технически, - сказал Борман, высовываясь из-под карниза.
     - Ну, - Штирлиц достал кастет.
     - Давай построим бар из досок и заманим всех пивом. Наши стосковались
по пиву.
     - Это мысль, - сказал  Штирлиц,  убирая  кастет.  -  А  где  ты  пиво
возьмешь?
     По коварному оскалу Бормана Штирлиц понял, что  для  Бормана  это  не
проблема. Целую ночь Борман  где-то  пропадал,  а  утром  принес  Штирлицу
большой ящик свежего чешского пива.
     Все утро Штирлиц с Борманом строили  из  досок  и  ореховой  скорлупы
некоторое подобие бара. Мюллер ходил вокруг и критиковал, пока не  лишился
трех передних зубов.
     Наконец, бар  был  готов.  Штирлиц  остался  внутри,  выбирая  кастет
потяжелей и побольше, а Борман вышел наружу и стал ждать, пока  кто-нибудь
рискнет пройти мимо.
     Вылезающий  из  кустов  Айсман  увидел  кружку  пива  и  не   устоял.
Приглушенный вопль, раздавшийся из недр бара, показал,  что  Штирлиц  взял
самый большой из своих кастетов.
     Следующим был любимый Фюрер,  прогуливавший  Еву  Браун  по  зарослям
Кубы.  Увидев  кружку  пива  в  руке  Бормана,  он,  естественно,   здраво
предположил, что дело нечисто, и решил быстренько удалиться. Ему  помешала
Ева Браун. Вытерев под носом рукавом телогрейки, она сделала резкий вираж,
сунула сопротивляющегося Фюрера под мышку и решительно рванула внутрь.
     Раздался звук падающего бревна.
     "Откуда  там  бревно?"  -  подумал  Борман.  В  ответ  ему  раздались
тошнотворные звуки - Штирлиц опять достал свою карту.
     Кальтенбруннер, в  поисках  пропавших  галифе,  совершенно   случайно
проходил мимо новоявленного бара.
     - Бар!!! - обрадованно заорал он на всю округу и,  отпихнув  Бормана,
бросился внутрь. Горькое разочарование вырвалось из  Кальтенбруннера сразу
после удара кастетом.
     К полудню все, как выразился главнокомандующий, новые друзья Штирлица
в связанном веревочками Бормана виде  находились  внутри  мнимого  бара  и
ругали себя за пристрастие к алкоголю вообще и к пиву в частности.
     Осталось только затащить в бар Мюллера, сидящего в песочнице, и можно
было отправляться в Москву. Борман радостно потирал руки при мыслях о том,
сколько новых пакостей он применит в неизвестной ему стране.
     Мюллер, как и всегда, сидел в песочнице  и  лепил  куличи.  Во  время
изготовления триста сорок седьмого кулича неведомая сила сбросила  с  него
панамку и посадила в темный ящик, где плохо пахло мышами и кто-то противно
храпел в углу.
     Штирлиц запер свою постройку на огромный амбарный замок, предложенный
ему коварным Борманом, и пошел к Фиделю Кастро  говорить  насчет  доставки
верхушки Третьего Рейха в Москву.
     Тем временем Борман открыл ящик при помощи  второго  ключа,  выпустил
Мюллера, который незамедлительно скрылся в джунглях и посадил на его место
свежепойманного крокодила.
     Это должно было стать лучшей шуткой Бормана.
     Фидель, чтобы отвязаться от Штирлица, пристающего к нему  с  неясными
требованиями, ткнул пальцем в "Боинг", стоящий на поле и что-то сказал  на
испанском языке. Штирлиц понял смысл  спинным  мозгом  и  ответил  тем  же
самым,  но  по-русски.  Затем  он  взглядом  профессионального  разведчика
осмотрел самолет и волюнтаристски велел Борману претащить ящик внутрь.
     "Хорошо, что там крокодил, а не Мюллер", - подумал Борман. -  "Мюллер
раза в два тяжелее"
     Рано утром самолет неизвестной миру авиакомпании "Кастро,  Штирлиц  и
Борман" (такое название написал на борту Борман) взлетел с неровного  поля
Кубы и направился в сторону северо-востока.
     Внутри его стоял ящик, в котором копошились офицеры Рейха, ругаясь  и
толкаясь головами, поскольку руки и ноги у них были связаны.
     - Это все вы  виноваты,  Айсман,  -  зашипел  любимый  Фюрер,  стукая
Айсмана лбом. - Это все вы и Ваше пристрастие к пиву ...
     - А что! Нормальное пиво, - обиделся Айсман.

                               ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     За окном стоял счастливый Штирлиц, ящик  из  необструганных  досок  и
хорошая погода.
     Товарищ Сталин отвернулся от окна и спросил:
     - Товарищ Жюков, вас все еще не убили?
     - Нет, товарищ Сталин, - счастливо ответил Жуков.
     - Тогда дайте закурить.
     - Не могу, товарищ  Сталин! - ответил Жуков, - папиросы уже того... в
смысле кончились...
     - Это плохо, - сказал главнокомандующий.
     Через десять минут он спросил:
     - А как там дела на западном фронте?
     - На каком фронте? - недоуменно спросил Жуков.
     - А! Ну да... - сказал товарищ Сталин.
     - А как там чувствует себя товарищ Исаев? - спросил он через двадцать
минут.
     - Да вон он стоит, - кивнул Жуков на улицу.
     - А! Ну да... Это харашо, - сказал вождь. - У нас есть для нэго новое
задание?
     - Он просился в отпуск, - печально ответил Жуков.
     - Товарищ Жюков, - сказал Сталин, прищурившись от  яркого  солнца.  -
Вождь сказал - задание, значит - задание. И вообще, товарищ Жюков, у нас я
вождь! Так что идите и па-адумайте.

                          ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

                    ЦДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД·
                    є    Продолжение повести о    є
                    є          Штирлице.          є
                    єДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДє
                    є          Часть IV           є
                    єДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДє
                    є Вожди четвертого рейха, или є
                    є  Как размножаются Мюллеры.  є
                    УДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДЅ

               Крупным и мелким пакостникам посвящается

                       ЪДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД·
                       і      Издание I,     є
                       і не корректированное є
                       ФНННННННННННННННННННННј

                                                     Эпиграф:

                                        "...  При  выкапывании
                                         ямы следует учитывать
                                         почвенные качества  и
                                         коэффициенты темности
                                         и противности почвы... "

                                         ( М. Р. Борман,
                                         "Оконченному Пакостнику" )

                                ПРОЛОГ

           За окном  стояла  помойка  и  просто  хорошая  погода.
        Теплое весеннее солнце  ласкало  пухлое  брюшко  товарища
        Сталина и   пробуждало  в  нем  инстинкты,  пришедшие  от
        далеких предков - джигитов и ... Гоги и Гиви Джугашвили.
           Запах, исходящий  из  помойки,  оскорблял  нежный  нюх
        вождя. Товарищ Сталин хотел отвернуться от окна, но упал.
        Телохранители с нежным шуршанием бросились поднимать его,
        а по пути любимый вождь всех времен и народов сказал:
         -- Послушай,  Жюков,  в  ка-аком  лагэре  сидит   теперь
        товарищ Штирлиц ?
         -- Вообще-то ни в  каком,  товарищ  Сталин,  -  смущенно
        ответил   Жуков,   предвещая   конец  своей  политической
        карьеры. "Беломор" кончился еще прошлой весной,  - А что,
        товарищ Сталин ?
         -- Как же так, товарищ Жюков ? Для почти что шестнадцать
        раз  героя  Са-аветского  Са-аюза,  почти  что   генерала
        Гестапо  ваши  люди не могут найти приличной камеры ?  Ну
        погодите же, я с вами разберусь..., - Сталин заворочался,
        так как инстинкты стали невыносимы, запах помойки тоже.
           Понимая, чего  хочет  вождь,  один  из  телохранителей
        подобострастно поднял его руку  и  потряс  ей,  изображая
        показывание вождем кулака.
         -- Дать закурить ?  - с надеждой спросил Жуков,  шурша в
        кармане подмокшей махоркой.
           Сталин плюнул  на  стол  и  стал  сморкаться  в  рукав
        пиджака одного из телохранителей, давая понять, что прием
        окончен.  С некоторых пор вождю и отцу всех народов стали
        очень   нравиться   импортные   сигареты,   в   частности
        "Marlboro".   Жуков,   низко  опустив  голову,  отстягнул
        портупею и,  шатаясь и расстегивая  пуговицы  на  галифе,
        вышел из кабинета. Темная личность прошмыгнула по двору и
        внезапный взрыв потряс Кремль, ГУМ и помойку.

                              ГЛАВА ПЕРВАЯ

           Штирлиц спал  под  березкой,  прижимая  к телу банку с
        тушенкой, но даже во сне русский разведчик сосредоточенно
        думал о  победе  Мировой Революции.  Рядом ползал Борман,
        держа   в   зубах    противотанковую    гранату.    Глаза
        партайгеноссе   радостно   искрились   в   теплых   лучах
        заходящего солнца.  Он знал,  как  много  пакостей  можно
        устроить под    темным    покровом   ночи,   имея   такую
        великолепную вещь   и   несколько   достаточно    крепких
        веревочек.  По полю ходили равнодушные коровы,  от нечего
        делать  разглядывая  широкую   натуру   Штирлица.   Такой
        мелочью, как  толстый  партайгеноссе  Борман,  эти мощные
        полезные животные не интересовались.
         -- Штирлиц,  а  Штирлиц,  - тихо позвал Борман,  ласково
        тыкая русского разведчика гранатой в живот.
         -- Отстань, - попросил Штирлиц, отбрасывая партайгеноссе
        в соседний перелесок.  Бывший рейхсляйтер пролетел метров
        сто - сто пятьдесят и приземлился толстым задом на весьма
        твердый пенек и ойкнул,  вытаращив подслеповатые  глазки,
        почти  что  на  всю  тульскую  область.  Что-то сильно не
        нравилось партайгеноссе в этой холодной России,  а именно
        повсместное наличие противных твердых пеньков.
           Борман плюнул,  отряхнулся и отправился домой.  Они со
        Штирлицем   жили   в   большом   доме,  оставшемся  после
        раскулачивания одного смышленого  кулака,  так  прекрасно
        передававшего немцам   все  известные  ему  секреты  (  а
        секретов он не знал ни одного ).
           Спустилась темнейшая  деревенская ночь.  Штирлиц хотел
        встать,  отряхнуть  росу,  солому  и  лошадиный  навоз  и
        отправиться  туда  же,  куда  и Борман,  но от вчерашнего
        деревенского  самогона  болели  ноги,  чесались  зубы   и
        раскалывалась  голова,  поэтому  Штирлиц  подтянул к себе
        поближе задремавшего от принятой из  валявшейся  в  траве
        бутылки водки поросенка, потыкал его кулаком в бок, чтобы
        был помягче и поудобней,  положил на  него  разбухшую  от
        местных спиртных   напитков   голову   и   крепко  уснул.
        Поросенок блаженно захрюкал и  почесался  пухлым  немытым
        копытцем, смахивая блох.
           Несмотря на  плохое  качество  первача  деда   Кузьмы,
        известного на   всю   деревню   крупнейшего  самогонщика,
        русский разведчик никогда не терял своей профессиональной
        шпионской бдительности. Поэтому шесть человек, приехавших
        из Москвы арестовывать  Штирлица  на  Всякий  Случай,  из
        заведения, именуемого официальными органами Куда Следует,
        очень удивились тому,  что мерно спящий  на  поросенке  и
        собственном валенке    Штирлиц    в   ответ   на   легкое
        прикосновение  наручников  к   запястьям   весьма   ловко
        отправил   их  на  середину  ближайшего  грязного  пруда,
        поправил сползшего в канаву блаженно храпящего поросенка,
        перевернулся на другой бок и уснул еще бдительней.
           Вылезши из  пруда  и  сняв  промокшие  и   наполненные
        вонючей тиной    шапки-ушанки,    кожанки    и    сапоги,
        оперуполномоченные,  точнее, опернамокшие сотрудники НКВД
        засели в кустах и стали скрипящим шепотом обсуждать Умный
        План арестовывания Штирлица.
           Ночью Борману спалось плохо.  Мешали комары, фуражка и
        подтяжки,  противно булькало в животе.  Около  часа  ночи
        партайгеноссе встал,  обул сапоги,  взял кувшин с молоком
        и, побулькивая,  переместил его содержимое себе в  живот.
        Стало немного легче,  но противное пищание наглых толстых
        комаров выводило Бормана из себя.  Он  вытер  испачканный
        рот  и  попытался уснуть.  Борман страдал от бессонницы и
        применял  противовоздушную  артиллерию   около   тридцати
        минут,  а затем вскочил и решил идти жаловаться Штирлицу.
        Русский разведчик уж  непременно  спас  бы  его  от  этих
        наглых тварей  каким-нибудь  шпионским  способом.  Борман
        одел мундир,  с которым не расставался с начала  тридцать
        девятого   года   и  вышел  в  сени.  Противная  кочерга,
        неосмотрительно брошенная Борманом  вечером,  как  живая,
        подпрыгнула   и   совсем   уже   по-человечески   врезала
        рейхсляйтеру по лбу.  Партайгеноссе  ойкнул  и,  завывая,
        схватился за ушибленное место.  Крупная шишка набухала на
        глазах,  точнее,  на лбу.  Борман морщился  и  понемножку
        копил  злобность.  Ярость кипела в нем,  и он уже готовил
        множество  пакостей,  от  которых  должны  были  страдать
        жители деревни Замухлюевка. Осторожно, чтобы не наступить
        еще  на  что-нибудь  прыгающе-дерущееся,  Борман  наощупь
        выбрался  из  дома и,  прислушиваясь к равнодушным воплям
        петухов, направился к Штирлицу.
           Проходя мимо  покрытого  тиной  пруда,  Борман услышал
        легкий шорох в кустах. На такие вещи партайгеноссе привык
        не обращать    внимание    -    обычно    предполагаемыми
        противниками в таких случаях становились кошки и куры, но
        сейчас там  сидели  звери  покрупней.  Услышав  из кустов
        знакомое слово,  которое  Борман  много  раз  слышал   от
        Штирлица, партайгеноссе  понял,  что в кустах сидят люди,
        и, возможно,  злые.  Борман опустился  на  четвереньки  и
        подполз поближе   к   кустам.  Оперуполномоченные  сидели
        весьма удрученные и ругались,  кто первый  будет  хватать
        "объект".  Одежда  не сохла,  стоградусный спирт кончился
        еще вчера.
         " Что  это  за объект ?  " - с интересом подумал Борман.
        Внезапно один из оперов разрешил его сомнения, бросив са-
        пог партайгеноссе  в  лоб с воплем " Чертов Штирлиц !  ".
        Борман поймал сапог и  нахмурился.  Зачем  эти  нехорошие
        люди хотят  обидеть  его  любимого Штирлица ?  Ну,  он им
        покажет...
           Прежде всего  партайгеноссе  залез  в сельмаг и стащил
        большой моток веревки.  Булавки,  кнопки и гвозди он взял
        там же. Еще нужна была небольшая лопата ( побольше совка,
        конечно ),  так как Борман  придумал  новое  развлечение:
        теперь несчастная   жертва,   попав  в  ловушку  Бормана,
        проваливалась в  глубокую  яму  и  сидела   там,   ожидая
        спасителя. Рейхсляйтеру    очень    нравилась   должность
        Любимого и  Единственного  спасителя.   Впрочем,   скрипя
        сердце, Борман  решил,  что этих злых людей он спасать не
        будет.
           Скоро оперы  слегка  подсохли  и уснули.  Громкий храп
        возвещал округе о их тяжелой и опасной  службе.  Спокойно
        спящий в  лесу  медведь  проснулся,  прислушался  к столь
        громким звукам и решил,  что этих хамов он  съест  завтра
        утром. Тем  временем Борман приступил к выполнению своего
        опасного развлечения.  После четырех часов ночной  работы
        то несчастное  место,  где  сидели  оперы,  было  опутано
        сложной системой   веревочек,   заканчивающейся   тяжелым
        ведром с  камнями,  подвешенным  Борманом на дерево.  Все
        подходы были  хорошо  заминированы  банками  с  протухшей
        тушенкой, взрывавшимися даже от легкого прикосновения,  и
        перекрыты самими глубокими ямами в тульской  области.  На
        дно каждой  ямы  была  положена  доска  с  вбитыми  в нее
        гвоздями, причем  что  интересно:  гвозди  были  остриями
        вверх. Сам Борман сидел в близлежащих кустах,  предвкушая
        исполнение пожалуй,  самой удачной пакости за всю историю
        его развлечений.
           Вскоре расцвело. Лучи утреннего солнца ласково согрели
        партайгеноссе. Борман  расслабился  и  подставил  под них
        толстый живот в засаленном черном мундире.
           Внезапно из  кустов  показался  один  из  оперов.  Ему
        чего-то сильно захотелось.  Он рысцой подбежал к одной из
        ловушек Бормана и остановился, приплясывая на месте.
         -- Ну !  - довольно громко попросил Борман,  с  надеждой
        вглядывась в  возможную  жертву.  Жертва  не  торопилась.
        Наконец Борман  не  вытерпел  и  поднял  голову   повыше.
        Опытный, как  крокодил по неграм,  опер живо его заметил.
        Он быстро упал на землю, и Борман потерял его из виду.
         -- Черт... - разочарованно пробормотал партайгеноссе.
           Тем временем опер,  ловко огибая все его  веревочки  и
        ямы,  приполз  с  совершенно  другой  стороны  и,  увидев
        Бормана,  сильно испугался.  Не менее сильно испугался  и
        сам Борман,  когда сзади него раздался истерический визг.
        С быстротой дикой кошки ( тигра ) он  забрался  на  самое
        высокое дерево   и   сел  там  на  самой  длинной  ветке,
        слабо покачиваясь от легкого утреннего ветерка.
           Опер перестал    визжать,   поднял   голову   и   стал
        рассматривать Бормана.  Его сильно смущала его нацистская
        форма одежды.
         " Странный он какой-то ",  - подумал опер и  сделал  шаг
        вперед, чтобы   получше   рассмотреть   Бормана.   Тот  с
        удовлетворением потер руки.  Опер не успел даже  крикнуть
        мама, как оказался на дне весьма глубокой ямы с отвесными
        краями. Борман  ухитрялся  копать  такие  ямы  совершенно
        бесшумно, а  также вылезать из них без каких-либо сложных
        приспособлений. Борман еще раз радостно потер руки и стал
        спускаться вниз.  Он  ловко перешагнул подряд шесть своих
        веревочек и заглянул в яму.
         -- Не холодно ? - ласково спросил он сидящего на гвоздях
        опера с идиотским выражением на лице.
         -- Не-а, - радостно ответил опер, принимая ласку Бормана
        за чистую монету.
         -- А  не сыро ?  - спросил партайгеноссе,  расплываясь в
        улыбке.
         -- Да нет,  хорошо,  - сказал опер,  вытаскивая колючки,
        булавки и гвозди.
         -- Это плохо,  - сказал Борман,  живо меняя выражение на
        лице. - Ну ничего,  месяц посидишь, будет хорошо, то есть
        плохо. Ну ладно, ты понял. Я пошел.

           Вставший рано   утром  Штирлиц  произвел  отрыжку,  от
        которой упала с насеста и  уронила  яйцо  курица, и  стал
        искать,  чем бы опохмелиться. Деревенский самогон ему уже
        не шел ни  в  одно  место,  а  больше  ничего  в  деревне
        Замухлюевке не было, разве только керосин.
         -- Кому бы  в  морду  дать  ?  -  мрачно  вслух  подумал
        Штирлиц. Желающих не было.  Штирлиц сполз в канаву и стал
        одевать сапоги.  Поросенок перевернулся на другой  бок  и
        блаженно захрюкал.
           Спотыкаясь и матерясь,  Штирлиц  добрался  до  дома  и
        попытался взойти на крыльцо.
         -- Черт,  ну почему так ходить  неудобно  ?  -  ругнулся
        Штирлиц, тупо  разглядывая  надпись  на  двери  "Borman &
        Shtirlitz GmbH".  Бормана рядом не  было  и  некому  было
        сказать русскому разведчику,  что он надел левый сапог на
        правую ногу,  а правый,  соответственно,  забыл в канаве.
        Штирлиц  яростно снял единственный сапог и запустил его в
        курятник. Птицы дико заорали и разлетелись. Местный петух
        подлетел к внезапно разогнавшему весь его гарем сапогу и,
        склонив голову набок,  долго его разглядывал. Клюнув пару
        раз неизвестного зверя, петух успокоился.
           Штирлиц тем временем упорно дергал  кран  умывальника,
        приняв  его  за  ручку двери,  и думал,  почему раньше он
        открывал дверь - не было мокро,  а теперь - мокро. Вскоре
        в умывальнике     кончилась     жидкость.    Штирлиц    с
        удовлетворением оторвал кран и стал думать,  почему дверь
        так и   не   открылась.  Появился  Борман  с  разодранным
        мундиром. Он   хотел   оспорить   приоретет   на    право
        поиздеваться над     операми.    Его    соперником    был
        небезысвестный медведь, решивший подкрепиться.
         -- Ну  кому бы по морде дать ?  - вслух спросил Штирлиц,
        искоса поглядывая на Бормана.
         -- Там  !  - сказал Борман,  показывая в сторону пруда и
        отскакивая на почтительное расстояние.
         -- Понял,  - сказал Штирлиц,  мучительно вспоминая, куда
        же он дел вчера кастет.  В поисках кастета они с Борманом
        провели все утро. Наконец в горшке из-под каши ( которая,
        надо сказать,  была сделана,  конечно же,  из тушенки  ),
        стоящем в  печке  Борман  обнаружил нечто весьма похожее.
        Партайгеноссе понимал,  что  если  он  покажет   Штирлицу
        кастет, то пары выбитых зубов ему не избежать. Поэтому он
        осторожно положил кастет на стол и вылез в окно.
         -- Ну ? - спросил Штирлиц весьма равнодушно.
           Борман показал пальцем на  стол  и  исчез  в  лопухах.
        Штирлиц увидел  свой  любимый  кастет,  и  лицо  русского
        разведчика запылало любовью к родине.
         -- Борман ! - ласково позвал Штирлиц.
         -- Меня нет,  - сказал Борман,  быстро высунув голову из
        лопухов и молниеносно исчезнув там вновь.
         -- Ну ладно, - сказал Штирлиц довольно прозаично. Борман
        затаился в   кустах.   Штирлиц  поправил  портупею,  лихо
        сдвинул набок  буденовку  и  отправился  расправляться  с
        нехорошими людьми.
           Нехорошие люди сидели каждый  в  своей  яме  и  громко
        вопили. Наверху   нервничал   крупный   толстый  медведь.
        Веревочка на редкость крепко связала ему все лапы,  и  он
        не знал, как обычно освобождаются от таких вещей. Появле-
        ние Штирлица обрадовало его.  Медведь заворочался и попы-
        тался  завилять хвостом.  Штирлиц таких выражений предан-
        ности не заметил и,  достав кастет, ласково улыбнулся. От
        сильного  удара  у  медведя  потемнело в глазах и также в
        ушах. Посыпался песок в одну из ям, и Штирлиц начал мате-
        риться - он зацепился за одну из веревочек,  расставленых
        Борманом. Сидевший в яме майор протер глаза и громко чих-
        нул.
         -- Ага,  -  сказал  Штирлиц,  сняв  сапог  и   поправляя
        портянку. Глубокая  интуиция  и  невероятная находчивость
        позволили опытному  разведчику  догадаться,  что  в   яме
        кто-то сидит. Через полчаса Штирлиц догадался, что это не
        Борман. Еще  через  полчаса  он   понял,   что   это   не
        Кальтенбрунер -  тот спрыгнул с самолета по пути в Москву
        и приземлился как раз  в  Нюрнберге.  Через  час  Штирлиц
        посмотрел в  яму.  Майор  увидел  его и поправил сползший
        набок китель.
         -- Сидишь ? - с участием спросил Штирлиц.
         -- Ну да вот, сижу, - подтвердил майор.
         -- За что ? - спросил Штирлиц.
         -- Вообще то ни за что...  -  начал  майор  рассказывать
        трагическую историю   своей   встречи   с   партайгеноссе
        Борманом,  но  Штирлиц  прервал  его  при  помощи  своего
        кастета.
         -- Кого же поймал этот Борман ?  - вслух сказал Штирлиц,
        деловито шаря  по  карманам  вытащенного  из  ямы майора.
        Помимо запасных шнурков и носка с махоркой майор принес с
        собой также и ордер на арест Штирлица.  Русский разведчик
        заметил ордер только после  того,  как  порвал  шнурки  и
        выкурил махорку.
         -- Каждая свинья с  собой  бумажки  таскает,  прямо  как
        взрослая,  - злобно сказал Штирлиц, выражая тем самым всю
        свою ненависть к  бюрократии.  Развернув  ордер  на  свой
        арест, Штирлиц  внимательно,  как  мог,  перечитал его и,
        сказав "Нахал",  врезал только что очнувшемуся майору еще
        раз. Майор упал навзничь и страдальчески заохал.
         -- Нет, ну кому бы в морду дать ? - думал вслух Штирлиц,
        изготавливая из ордера самокрутку.  Для таких целей томно
        охающий майор уже не годился.  Борман бегал где-то побли-
        зости, но в зоне недосягаемости. Штирлиц ласково потрепал
        майора по щеке и пошел исследовать следующую яму.
         -- Ну  Штирлиц,  -  умоляюще пропищал майор,  держась за
        свернутую челюсть. - поедем же в Москву... Тебя там вождь
        ждет...
         -- Товарищ Сталин ? - благоговейно переспросил Штирлиц.
         -- Да он же,  черт бы его... то есть тебя... то есть ме-
        ня... Ну, в общем ты понял, кого...
         -- Щас в глаз, - злобно сказал Штирлиц, поигрывая касте-
        том. Ехать в пыльную Москву не хотелось.  Штирлиц не  мог
        обменять парное  молоко,  комаров  и  Бормана на какую-то
        Москву,  но к товарищу  Сталину  он  питал  симпатические
        чувства - любимый вождь всех времен,  народов и поколений
        мог бы гордиться этим,  но он про это  не  знал.  Штирлиц
        вздохнул, поправил сапоги и сказал:
         -- Ну ладно, черт с тобой... Только без Бормана я не по-
        еду.
         -- Да  возьми  ты  с  собой  хоть  трех  Борманов...   -
        милостливо разрешил майор.
         -- Трех не надо...  Зачем нам три  Бормана  ?  -  быстро
        отказался  Штирлиц.  Ему  живо  представились  сразу  три
        веревочки,  натянутые в каком-то темном коридоре и  сразу
        три кирпича,  падающие  с  ясного  голубого неба с разных
        сторон. Штирлиц мотнул головой, чтобы отогнать неприятные
        видения, и стал звать Бормана.

                              ГЛАВА ВТОРАЯ

           Партайгеноссе Борман сидел на  крыше  поезда,  который
        вез  его  в  Москву,  держа в руках по крупному камню,  и
        ждал,  когда  внизу   кто-нибудь   появится.   Никто   не
        появлялся.  Партайгеноссе  вытер  лоб,  поправил сползшую
        набок пионерскую  пилотку  и  вытер  запотевший  булыжник
        носовым платком. Внизу появился заспаный охранник. Борман
        приготовился к броску и оскалил кривые желтые зубы.
           Охранник так и не понял, почему вдруг стало так хорошо
        и откуда   взялась   эта   ухмыляющаяся   круглая   рожа,
        повесившая ему  на нос пару веревочек и старый продранный
        ботинок. Борман долго радовался, а затем залез на крышу и
        достал из  кармана  еще парочку камней.  Поезд неожиданно
        тронулся, и Борман, стукнувшись лбом об торчащую из крыши
        вагона печную трубу, выронил камни и прикусил язык.
           Борман совсем по-русски упомянул чью-то мать  (  почти
        как Штирлиц  ),  и подумал:  "Не успеешь совершить доброе
        дело, как тебе тут же по морде трубой...".
           Партайгеноссе свесил   с   крыши   ноги   в  форменных
        армейских сапогах и задумался на  тему,  где  бы  достать
        парочку гирь потяжелее.

           Самогон, "Беломор" и тушенка кончались.  Штирлиц нерв-
        ничал. Почти что за час перед отправлением пропал Борман.
        Русский разведчик сидел на верхней полке,  высунув голову
        в окно и поминутно стукаясь лбом о пробегающие мимо дета-
        ли придорожного пейзажа,  и думал, куда мог пропасть этот
        мелкий пакостник.  От партайгеноссе  Бормана  можно  было
        ожидать чего угодно.
           После восьмого,  особо  твердого  светофора,   Штирлиц
        равнодушно зевнул  и  заснул.  Сверху  свесилась коварная
        физиономия партайгеноссе Бормана,  совмещенная с довольно
        тяжелой трубой от крыши ( Борман оторвал ее именно там ).
           Положив трубу под голову мерно храпящему на весь вагон
        Штирлицу,  Борман  скрылся  наверху,  восторженно потирая
        руки.  Делать  Штирлицу  крупные  гадости   партайгеноссе
        опасался,  но по мелочам... Борман заботился о том, чтобы
        карманы Штирлица всегда были набиты  булавками,  чтобы  в
        них  было  неудобно  и  больно  засовывать руки,  а спину
        старался по мере возможности мазать мелом. Обычно Штирлиц
        терпел,  но  чаще  всего  партайгеноссе  приходилось идти
        вставлять новые зубы.
           Борман очень   удивился,  когда  та  же  самая  труба,
        которую он  только  что  подложил  под  голову  Штирлицу,
        довольно   сильно   стукнула  его  по  голове.  Советский
        разведчик любил делать приятные сюрпризы друзьям.  Друзья
        чаще  всего это не любили.  Боман с прокисшей физиономией
        потер внезапно возникшую шишку на затылке и  достал  свою
        любимую противотанковую гранату. Со Штирлицем всегда было
        опасно тягаться.
           Советский разведчик  спокойно  перевернулся  на другой
        бок, равнодушным  броском  отбросил  пролезавшую  в   его
        карман, где   лежала  последняя  бутылка  самогона,  руку
        одного из оперов и уснул.  Но бдительно.  Этого  не  учел
        Борман, свесившийся  со  своей крыши с какой-то частью от
        прицепа. Сильный  бросок  отправил  партайгеноссе прямо в
        вагон-ресторан, где  между  рядами   ходили   девушки   с
        длинными   ногами   и   вообще  неплохо  кормили.  Борман
        успокоился. Взяв со стола столовый прибор, Борман выделил
        из  него  наиболее  хорошо  колющиеся предметы и,  честно
        поглядывая в глаза стоящему напротив  официанту,  положил
        их  себе  в  карман.  Официант  задумался.  Борман взял с
        соседнего стола вилку,  причем сидящий там боевой генерал
        подивился,  куда  она  так быстро исчезла из его руки,  и
        стал ковыряться ей в зубах.  В ресторане Борман не был  с
        семнадцатого  года.  Тогда  это был другой ресторан,  без
        тряски и даже со стриптизом.  Теперь же, если в советском
        ресторане могли бы показать стриптиз, то обнаженная часть
        женского тела заключалась бы в лучшем случае  в  кончиках
        пальцев.  Борман  соскучился  по  нормальному  стриптизу.
        Когда люди смотрели  на  ярко  раскрашенных  женщин,  они
        забывали  все  на  свете,  и им на стул можно было налить
        мазута  или  набросать  кнопок,  или  написать  на  спине
        неприличное слово  из  небольшого  количества  букв  -  в
        России Борман, с помощью Штирлица, выучил с десяток таких
        слов.
           Внезапно ресторан притих.  В проходе показался Штирлиц
        в форме шнатдартенфюррера СС, но в галифе от генеральской
        формы, красных  от  обилия  лампас.   Борман   притих   и
        незаметно исчез   под   столом.  Штирлиц  снял  со  стола
        сидевшего там боевого генерала с обилием орденов,  как на
        груди, так  и  на спине,  и аккуратно положил его в мойку
        для посуды.  Генералу,  по-солдатски равнодушному к смене
        обстановки, и там было очень хорошо. Штирлиц презрительно
        бросил за шиворот  одному  из  сидящих  в  зале  штатских
        окурок "Беломора"  и  с  грохотом  сел  за  столик.  Дама
        генерала подсела ближе.
         -- Что будет пить мадам ?  - галантно спросил Штирлиц. В
        вагоне-ресторане стало  еще  тише.  Мадам  задумалась   и
        со скрежетом почесала под мышкой.
         -- Газюровку,  - хрипло сказала она,  поправляя сползший
        валенок.
         -- Прекрасно ! - радостно сказал Штирлиц, довольный, что
        первый  раз в жизни совершенно задаром попалась смышленая
        и неприхотливая женщина.  -  Ты,  с  прической,  -  грубо
        обратился   он   к   стоящему   в  почтительном  ожидании
        официанту.  Дамы  приготовились  завизжать  в  предвестии
        драки. Драки не последовало.
         -- Чего изволите ?  - подобострастно  спросил  официант,
        сгибаясь в почтительном поклоне.
         -- Нам три  графина  водки  и  полстакана  газировки,  -
        сказал Штирлиц,  вежливо  сморкаясь в салфетку,  небрежно
        свисающую с руки официанта.  Драки так и не  последовало.
        Поезд мерно стучал по скользким рельсам.
         " Штирлиц... ", - облегченно подумали в ресторане.
         -- Штирлиц,  -  ласково,  как  могла,  сказала  Мадам Ее
        ласковый голос больше напоминал звук, исходящий из глотки
        объевшейся коровы. - А где моя газюровка ?
         -- Да,  - злобно  сказал  Штирлиц,  ощупывая  в  кармане
        кастет. - Где наша газировка ?
         -- А газировки нету !  - радостно сказал официант. - Она
        того... В смысле кончимши.
         -- Я тебе дам " кончимши " !  - рассвирипел  Штирлиц,  с
        треском доставая  из  кармана  кастет.  Одного  удара  по
        голове вполне хватило на то,  чтобы все дамы в  ресторане
        начали истерически   визжать.   Кто-то   (   а   это  был
        партайгеноссе Борман ) опустил затемняющие  занавески.  В
        ресторане началась неразбериха.  Борману,  который,  сидя
        под столом,  уже хотел порадоваться  за  удачный  бардак,
        отдавили ухо.  Борман с поросячим визгом,  порвав кому-то
        штаны и вытащив попутно из кармана кошелек,  выскочил  из
        вагона-ресторана, и,  тяжело дыша, забился в ватерклозет.
        Борман ни как не мог отдышаться.  Ухо противно ныло, и он
        боялся, как   бы  ему  не  занесли  какую-нибудь  русскую
        инфекцию. Борман высунул голову в  небольшое  окошечко  и
        начал от  души материться.  В вагоне-ресторане не утихали
        звуки драки.  Штирлиц  на  редкость  разыгрался.   Борман
        прекратил материться  и  прислушался.  Раздавались  удары
        головой об угол стола.  Борман облизнулся и смачно плюнул
        в зеркало,  представив  себе  это  зрелище.  Поставив  на
        крышку унитаза пару гвоздей остриями наружу,  чтобы  было
        удобней сидеть,  Борман облизнулся,  и хотел выйти. Дверь
        оказалась запертой  снаружи.  Борман  не  знал,   что   в
        советских поездах  не  принято  посещать  ватерклозет  на
        остановках, и  он  яростно  заколотил  ногами,  руками  и
        головой по  двери.  Та  не  поддавалась,  и партайгеноссе
        решил применить гранату.
           Неизвестно, как действуют подобные вещи против танков,
        но, когда рассеялся дым  и  прекратили  слезиться  глаза,
        Борман с   удивлением   заметил,   что  дверь  совершенно
        равнодушно закрыта, и взрыв снес унитаз и боковую стенку.
        Борман удивился и вытер запачканные сажей руки об обшлага
        мундира. Он плюнул и вылез через образовавшийся  в  стене
        проем на    какую-то   захолустной   станцию.   Из   окон
        вагона-ресторана слышался  шум  ударов  ногой  по   носу.
        Раздавались вопли официантов.  Невдалеке раздался свисток
        милиционера.  Борман насторожился и присел  за  ящиком  с
        бананами. Милицию он, также, как и Штирлиц, не любил.
           Толстый милиционер важно рыгнул и взявшись одной рукой
        за рукоятку     пистолета,     вступил     на    подножку
        вагона-ресторана. В   это   время   поезд   тронулся,   и
        милиционер начал  качаться,  очень  боясь упасть.  Упасть
        получше ему  помог,  конечно  же,  партайгеноссе  Борман.
        Чтобы не    остаться   на   перроне,   Борман   короткими
        перебежками от носильщика до следущего  дуба  добежал  до
        болтающейся вместе со служителем закона двери и помог ему
        упасть прямо  в  самую  грязную  лужу.  Лужа  моментально
        расплескалась. Милиционер важно поправил мундир,  вытер с
        лица коровий  навоз  и  гордой  походкой   отправился   в
        отделение.
           Тем временем драка  не  унималась.  Штирлицу  случайно
        попали пальцем в ухо и он,  страшно обидевшись, достал из
        внутреннего кармана  автомат  ППШ,   начал   стрелять   в
        потолок. Дерущиеся    с    визгом    разбежались,   драка
        продолжилась в коридоре.  Штирлиц подошел к  занавеске  и
        основательно высморкался.  Официанты поднимали поваленные
        стулья, собирали разбитую посуду.
           Из головного   вагона   шел   наряд   НКВД  арестовать
        Штирлица.  О таких вещах русский разведчик знал  заранее.
        Он,  конечно  же,  успел переодеться в штатскую одежду и,
        спокойно поигрывая наклеенной бородкой,  сел  за  столик.
        Вошел наряд. Мимо него, горлопаня " Вихри враждебные веют
        над  нами  ",  прошел  надравшийся  старичок  с   газетой
        "Morning Star".
         -- Вот он - Штирлиц !  - громким шепотом сказал Штирлиц,
        показывая пальцем почти что в нос старичка.
         -- Сам   ты  Штирлиц,  -  презрительно  сказал  один  из
        НКВД-шников, поглощая жирную селедку.
           Штирлиц побледнел. Он никогда не думал, что даже после
        основательной маскировки его может кто-то узнать. Оторвав
        бородку, он боком  вышел  из  ресторана  и  напоролся  на
        партайгеноссе Бормана,    который,   стоя   на   коленях,
        протягивал очередную веревочку.  Штирлиц ласково потрепал
        его по  загривку  и тут же споткнулся.  Русский разведчик
        хотел дать партайгеноссе  пинка,  но  Борман  уже  исчез.
        Штирлиц плюнул  и  отправился  в  другой  конец  поезда в
        поисках своей дамы.  Он так  и  не  рассказал  ей,  когда
        наступит светлое будущее Мировой Революции,  и по скольку
        тогда будут давать в магазинах тушенку.

                              ГЛАВА ТРЕТЬЯ

           Поезд прибывал в Москву поздно ночью. Бормана, заснув-
        шего под скамейкой,  долго не могли растолкать,  а  когда
        растолкали, Борман  стал  плаксивым  и  злым,  и  во всех
        автобусах хотел вырвать у кондукторши связку билетов.
           Наконец Борман   и  Штирлиц  приехали  к  Штирлицу  на
        квартиру. Там царил полнейший бардак.  Собрания сочинений
        Бормана, Штирлица,  Геббельса  ( в семи томах по четверти
        страницы каждый  ),  Кальтенбрунера  и  какого-то  Исаева
        валялись на полу.  Собрание сочинений великого вождя всех
        времен товарища Сталина одно лежало на столе, подпираемое
        с одной  стороны  батареей  от  рации,  а с другой банкой
        из-под селедки.  В единственном кресле был устроен  склад
        пустых водочных   бутылок.  Раковина  на  кухне  была  по
        потолок забита немытой посудой и банками от тушенки.
         -- Вот,  -  сказал Штирлиц,  снимая сапоги и бросая их в
        кадку с чахлым фикусом. - Вот я и дома...
         -- А  я  ?  -  с  надеждой спросил Борман,  также снимая
        сапоги.
         -- А   тебя,  Мартин  Рейхстагович,  я  попросил  бы  не
        чувствовать себя,  как дома,  - грозно попросил  Штирлиц,
        поигрывая кастетом.
         " Не хватало мне еще веревочек в коридоре и кирпичей над
        дверью ",  - подумал он озабоченно.
         -- Штирлиц,  а где тут это...  - Борман описал в воздухе
        круг и  показал руками дерганье за подвешенную над кругом
        веревочку.
         -- Чего ? - Штирлиц не понял таких тонкостей.
         -- Ну  этот...  Пшшшш...  -   Борман   имитировал   звук
        спускаемого унитаза.
         -- А !  - понимающе сказал Штирлиц.  -  Ватерклозет  фон
        Штирлица за углом, в конце коридора.
         " Почему фон Штирлица ?  " -  подумал  Борман,  на  ходу
        расстегивая брюки.
           Несмотря на страстное желание, Борман не сразу вошел в
        ватерклозет, а  сначала  расставил  четыре веревки и одну
        установку с кирпичом.  День обещал быть  удачным.  Борман
        вошел в   ватерклозет   и   тут   же   пожалел   о  своей
        неосторожности. Тяжелый совок,  как гильотина, рухнул ему
        на голову.  Борман был настоящим мерзопакостником и успел
        вовремя отскочить. Но это было еще не все. Большой кирпич
        с предательским  свистом  вылетел  из-за  угла  и,  попав
        партайгеноссе по кончику  носа,  рассыпался  на  кусочки,
        ударившись об  стенку.  Борман  с  облегчением  вздохнул,
        полагая, что это все,  и  блаженно  опустился  на  крышку
        унитаза. С   воплем   "  МАМА  !  "  Борман  покинул  это
        прекрасное место.  То,  чем нормальные люди сидят, у него
        теперь было покрыто слоем репьев и булавок, а также одной
        очень большой кнопкой. Борман выскочил на улицу и побежал
        по ночному городу в поисках нормальных кустов.
           Ночные сменщики,  возвращающиеся с работы, были немало
        удивлены, когда   из  кустов  с  кряхтением  вылез  лысый
        толстый человек  в  черном,  испачканом  тиной  и  землей
        мундире и   сказал  не  по-русски  "Main  Gott,  Chertoff
        Shtirlitz". Борман основательно заблудился,  и  не  знал,
        где теперь искать своего родного Штирлица.
           Он пришел в справочное бюро,  местонахождение которого
        ему подсказала   вездесущая   старушка,   но   оно  имело
        обыкновение не работать по ночам.  Партайгеноссе обиделся
        и насупился, как ребенок. К нему подошла другая старушка,
        и спросила,  погладив  его  по  лысому  затылку,   слегка
        поблескивающему в ночной темноте:
         -- Кого спотерял, детка ?
         -- Штирлица,   -  капризно  и  протяжно  сказал  Борман,
        приготовившись томно зарыдать.
         -- Ах,  Штирлица !  Ну пойдем, детка, я тебя спровожу, -
        старушка достала из сумки заплесневелый пряник и дала его
        бывшему  германскому рейхсляйтеру.  Борман чуть не сломал
        себе зубы.  Он  хотел  поставить  старушке  подножку,  но
        удержался.
           К утру  старушка  вывела  Бормана  к  дому,  где   жил
        Штирлиц. Того дома не было. Борман около трех часов сидел
        под дверью,  распевая  неприличные  песни  из   тюремного
        фольклора, которым  обучился у Штирлица,  но вскоре сосед
        Штирлица по фамилии  Дрищ  сказал,  что  если  Борман  не
        прекратит совращать его жену Дуську, то он, Дрищ, Борману
        по  морде  даст.  Борман обиделся  и  протянул   напротив
        дрищевской   квартиры   несколько   веревочек,   но  петь
        перестал. Вскоре  появился  Штирлиц  в   сапогах,   густо
        измазанных грязью.
         -- Где тебя носит ?  - угрюмо  спросил  Штирлиц,  снимая
        сапоги об косяк двери.  Фикус обреченно скорчился в своей
        кадке. Борман замялся и стал пороть всякую чушь. Штирлиц,
        не слушая  его,  налил  себе  водки и выпил.  Налил еще и
        выпил опять.  Изрядно подобрев,  Штирлиц  сел  в  кресло,
        мягким жестом   вытащил  из-под  себя  пустую  бутылку  и
        сказал:
         -- Молодец.  Пей,  - и налил партайгеноссе стакан водки.
        Борман не стал  ждать,  пока  его  будут  упрашивать.  Он
        отхлебнул водки и закусил бутербродом с тушенкой.
         -- А где ты был ?  - спросил  он  Штирлица,  пережевывая
        хрящи, в обилии содержащиеся в тушенке.
         -- В нашем русском Гестапо, - сказал Штирлиц.
         -- О  !  -  восторженно  сказал Борман,  вспоминая столь
        милое своему сердцу заведение на своей родине.
         -- Там шпионов пытают, - продолжил Штирлиц.
           Борман смутился и притих.
         -- И  врагов  народа  -  тоже  пытают  ?  -  спросил  он
        приглушенным голосом.
         -- Тоже, - сказал Штирлиц, - И даже по празникам.
         -- Во ! - гордо сказал Борман, выпячивая дряблую грудь.
         -- Кстати,  о  птичках,  тушенке  и  врагах народа...  -
        сказал Штирлиц довольно  грозно.  Такой  тон  Борману  не
        нравился - он грозил битьем кастетом по голове.  Штирлиц,
        заметя его смущение, продолжал.
         -- Считай,  сколько  в  Бразилии  мы  погрузили  в  ящик
        народу: Гиммлер - одна  штука,  Геббельс  -  одна  штука,
        Фюрер с дамой - две штуки, ой...
           Несмотря на  близость  родины,  при  упоминании   дамы
        фюрера Штирлица  начало  неукротимо  рвать на родину,  то
        есть теперь на свои собрания сочинения.
         -- Шелленберг  - одна штука,  - подсказал Борман,  чтобы
        отвлечь Штирлица от неприятных воспоминаний.
         -- Да, - сказал Штирлиц, - Еще Холтофф, Айсман и Мюллер.
        Да, и еще Кальтенбрунер !  Итого -  считай,  тунеядец,  -
        девять штук.
           Борман скромно потупил  глазки.  Мюллер  по  воле  его
        мелкой пакости  до сих пор,  наверно,  строил песочницы в
        джунглях, если не съели крокодилы.
         -- А  в Москву,  - прервал его гнусные мысли Штирлиц,  -
        прилетело не девять человек,  а  восемь  и  еще  какой-то
        зеленый мужик.
           Борман хихикнул - шутка опять-таки удалась.
         -- Вот  ты ржешь,  противная морда,  - вполне миролюбиво
        сказал Штирлиц, - А этот мужик на Лубянке трех охранников
        съел. Он, оказывается, в джунглях крокодилом работал.
           Борман радовался,  как ребенок,  держась  за  живот  и
        потирая короткие волосатые руки.
         -- Хватит  ржать,  -  сказал  Штирлиц,   которому   тоже
        становилось смешно   от   принятого  спиртного.  -  Куда,
        вражеская морда,  Мюллера дел ?  Моего,  понимаешь, друга
        детства.
         -- Ой, не бей меня, Штирлиц, - попросил Борман, с трудом
        уворачиваясь от вытащенного кастета, - Никуда твой Мюллер
        не денется, бегает, наверно, в джунглях...
         -- Нехороший   ты  человек,  -  сказал  Штирлиц,  дохнув
        Борману перегаром  в  лицо.  -  Завтра  мы   вылетаем   в
        Бразилию.
         -- В ка-акую Бразилию  ?  -  испуганно  спросил  Борман,
        поднимаясь с пола.
         -- В  та-акую,  -  передразнил  его  Штирлиц.   -   Этот
        пакостник Мюллер  в  Бразилии Рейх открыл и фюрером стал.
        Нахал. -  довольный,  что  он  умеет  говорить  в  рифму,
        Штирлиц высморкался в газету "Гудок" и сел в кресло.
           Борман сидел  на  полу   и   понемногу   злился.   Ему
        совершенно не  светила  перспектива  провести лучшие годы
        своей жизни ( Борман всегда считал себя очень молодым ) в
        какой-то захолустной  Бразилии.  Но  против Штирлица идти
        было опасно.  Борман успокоился и достал из  холодильника
        пакет молока.
           На следующий день рано утром Штирлиц, привязав Бормана
        к креслу  в  кукурузнике  ( чтобы не сбежал и не выпал ),
        залил побольше  горючего  и  завел   старую   дребезжащую
        телегу. Борман  застучал  зубами.  Он  не  боялся  летать
        самолетами ЛюфтВаффе,  но умение Штирлица водить  самолет
        приводило его  в трепет.  Он слышал,  что русские шпионы,
        если их сбивают, почему-то очень любят не выбрасываться с
        парашютом, а  врезаться  на  большой скорости в составы с
        вражеским продовольствием  или  вооружением.  Тем  более,
        Бормана привязали,  и он не знал, что взбредет Штирлицу в
        голову. Но Штирлиц не собирался  делать  так,  чтобы  его
        сбивали или   падать   в  продовольствие.  Это  было  вне
        компетенции русского разведчика.
           Полет осложнялся.   В  первый  же  день  партайгеноссе
        Борман, с детства боявшийся высоты,  от страха  съел  все
        консервы. На следующий день Штирлиц вырулил кукурузник на
        Атлантический океан.  Борман понял, что это конец. От его
        сильного дрожания  самолет постоянно бросало.  Борман дал
        себе самое  честное  слово,  что,  если  он  когда-нибудь
        выйдет из этой переделки,  он будет чистить зубы и стричь
        ногти не реже двух раз в год.
           Очевидно, Борману  пришлось  сдержать  свое обещание -
        через неделю самолет,  управляемый  шнандартенфюрером  СС
        фон Штирлицем,  Великим  Штирлицем,  которого  Борман так
        сильно зауважал,   приблизился   к   берегам    Бразилии.
        Партайгеноссе гордо   смотрел   вниз,   представляя,  как
        он, Борман, протягивает веревочку между двух пальм, и тут
        идет Мюллер.  Борман  гордо нажимает на Хитрую Кнопку,  и
        Мюллер с  воплем  роняет  совок  и  ведерко  и  падает  в
        Очень Глубокую   Яму.  Борман  так  замечтался,  что  ему
        показалось, что он сам падает в Очень Глубокую Яму вместе
        с горлопанящим  Мюллером.  Он очнулся и обнаружил,  что и
        правда падает, только не в яму, а с большой высоты вместе
        с самолетом и Штирлицем.
         -- Штирлиц,  Штирлиц,  что это мы падаем ?  -  испуганно
        завизжал Борман, дергая Штирлица за воротник.
         -- Да бензин  кончился,  -  довольно  равнодушно  сказал
        Штирлиц, продолжая крутить руль.
         -- Прыгать надо ! - завопил Борман, стараясь перекричать
        бешенно свистящий ветер.
         -- И то правда, - сказал Штирлиц  и выпрыгнул.
           Борман почувствовал некоторые осложнения.  Он не знал,
        как пользуются парашютом - его никто этому не учил. Решив
        действовать, как   получится,   Борман   стал  интенсивно
        дергаться и вопить.  Несмортря  ни  на  что,  парашют  не
        раскрывался. Борману сильно захотелось жить и тушенки.
         -- Штирлиц ! - панически позвал он.
         -- Чего ? - отозвался голос из-под дна самолета.
           Борман сильно испугался.  Освободив из пуховика правую
        руку, он стал крестить толстый живот.
         -- Ну чего тебе ?  - повторил Штирлиц.  Борман переборол
        страх и  посмотрел под крыло.  Штирлиц,  парашют которого
        совершенно случайно ( а может  быть  и  не  совершенно  )
        зацепился за хвост кукурузника,  болтался внизу, спокойно
        ковыряясь в банке с тушенкой.
         -- Штирлиц,  падаем !  - сделав страшные глаза,  сообщил
        Борман.
         -- Вижу, - сказал Штирлиц вполне спокойно.
         -- Так упадем же ! - не успокаивался Борман.
         -- Подожди,   -  равнодушно  сказал  Штирлиц,  показывая
        глазами на неполную банку тушенки.  Борман испугался  еще
        сильнее и  стал  истерически визжать.  Штирлицу этот визг
        быстро надоел.
         -- Замолчи,  -  попросил он,  ковыряясь на дне банки.  А
        земля была уже так близко !  Борман не  выдержал  и  стал
        бросать   свое   грузное   тело  на  стенки  самолета.  И
        кукурузник не выдержал.  Он, конечно же, не был рассчитан
        на  толстого  партайгеноссе  Бормана.  Крылья  с  треском
        отломились,  хвост и все остальное разлетелось на  мелкие
        щепки.  Штирлиц,  так  удачно  освободившийся,  расправил
        парашют и, взяв Бормана под мышку, стал парить в воздухе,
        как орел,  удачно поймавший толстого, но почему-то лысого
        и в мундире СС  барана.  Борман  болтался,  как  мешок  с
        картошкой  и не прекращал вопить.  Штирлиц ласково ударил
        его  по  голове  пустой  банкой  из-под  тушенки,  Борман
        прикусил язык.

                              ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

           Внизу ласково плескался океан,  прикрывая  голубоватым
        туманом все   неудобные   для   посадки   места.  Штирлиц
        насторожился. Падать   на   камень   ему   не   хотелось.
        Выруливать мешал Борман,  дрыгающийся под мышкой. Наконец
        опытный русский разведчик,  который, надо сказать, еще ни
        разу в    жизни    не   прыгал   с   парашютом,   поменял
        местоположение Бормана,    так     что     приземлившись,
        партайгеноссе оказался как раз под его валенками.
           Злобно щелкнув  зубами,  Борман  с  кряхтением  выполз
        из-под Штирлица и, охая, опустился физиономией в воду.
           Штирлиц поправил шапку-ушанку и оглядел местность.  Из
        воды,   где  радостно  бултыхался  партайгеноссе  Борман,
        выглядывал ленивый  крокодил,  которому  лень  даже  было
        протянуть свои  нечищенные  челюсти.  Рядом  с ним лежали
        чьи-то ботинки и пуговица.
         " Кто-то  забыл,  когда купался,  наверное ",  - подумал
        Штирлиц, натягивая потуже сползшую с валенка галошу.
           Крокодил открыл  смрадную  пасть  и  очень  неприлично
        рыгнул.
         -- Штирлиц, пойдем, а ? - попросил Борман.
         -- Пойдем,  - дружелюбно сказал Штирлиц, освобождаясь от
        строп парашюта.  Борман вытряхнул набившиеся  камешки  из
        ботинка, вытер  нос  и  медленно  побрел  за Штирлицем по
        колено в песке.

           На берегу,  неподалеку   от   плаката,   изображающего
        обнаженную красотку с надписью " Носите панамки ", сидела
        весьма знакомая фигура.  Приглядевшись,  Штирлиц узнал  в
        ней пастора  Шлагга,  облаченного в закатанную выше колен
        сутану и  потрепанное  сомбреро.  Пастор  ловил  рыбу  на
        удочку, изготовленную  из лыжной палки,  и складывал ее в
        поржавевший от  времени  сейф.  Сейф  плавал  здесь   же,
        утяжеленный пустыми  консервными  банками  из-под килек в
        собственных плавниках,  чтобы  не  уплыл.  Загоревшее  на
        ярком бразильском  солнце  лицо  пастора  с  негодованием
        смотрело на крупную дырку в носке. Пастор был не в духе и
        вспоминал родную Германию, фюрера и еще кое-что.
        Борман, увидев Шлагга, завопил дурным голосом и побежал к
        нему целоваться. Пастор обиженно воротил морду, отбиваясь
        мешающимися лыжами.  Все  же  Борману  удалось  пару  раз
        измазать постриженную под монаха лысину пастора.
         " Привязался какой-то  психопат,  прости  господи  ",  -
        подумал пастор,   брезгливо   вытирая  голову  не  первой
        свежести носовым платком с отчетливыми следами  пороха  и
        блинов.
         -- Пастор !  - радостно протянул Штирлиц,  узнав наконец
        до ужаса  родного  похитителя  сейфа.  Пастор  тоже узнал
        Штирлица, и ему стало не по себе.  Сказать Штирлицу,  что
        сейф был  пустой,  а  о банке тушенки он ничего не знает,
        Шлагг не решался.  Он еще помнил,  как  тяжело  вставлять
        протезы у   Бернских  зубных  врачей,  и  повторять  свои
        злоключения ему не хотелось.
         -- Пастор  !  -  радостно поддакнул Борман,  приседая от
        радости и разводя руками.
         -- Штирлиц...   -   неуверенно   попытался  обрадоваться
        пастор, и Борман опять полез целоваться,  хотя вроде бы и
        не имел к Этому Делу никакого отношения.
           Внезапно Штирлиц стал сильно хмуриться.  Пастор решил,
        что Штирлиц  вспомнил  про  сейф,  и  ему  стало немножко
        нехорошо - зубных врачей Шлагг боялся с детства. На самом
        же деле  Штирлицу заполз в валенок местный предприимчивый
        таракан и  устроил   там   кооперативную   закусочную   и
        выпивочную. Штирлиц  казнил  зверя  и  растроганно дернул
        пастора за ухо.
         -- Штирлиц, а я сейф не трогал ! Я его принес и все...
         -- Ну вот еще,  сейф...  - Штирлица не  волновали  такие
        мелочи, - да засунь ты его себе в... ну, в это самое...
           Пастор Шлагг обрадованно затряс сутаной с потускневшим
        крестом и побежал за шнапсом.
         -- Это Дело надо отметить,  - сказал он,  возвращаясь  с
        полупротухшей курицей и графином мутного шнапса.  Штирлиц
        одобрительно кивнул и опрокинул содержимое графина себе в
        рот. Ему сразу стало очень хорошо. Остальные облизнулись.
        Борман проводил единственную оставшуюся каплю себе в рот,
        и сразу же опъянел. Пастор Шлагг, в ответ на его призыв к
        уважению, осуждающе сказал:
         -- Ну и нажрался ты, сын мой...
         " Нажрался ! " - подумал Штирлиц, и ему стало смешно.
         -- Ничего   !   -   сказал   Борман,   отбивая   чечетку
        заплетающимися ногами.
         -- Послушай,  Шлагг, ты здесь не видел такого, - Штирлиц
        попытался изобразить   Мюллера,   но   получился   полный
        придурок. -  Такой,  -  сказал  Штирлиц,  показывая  ниже
        колен рост Мюллера, - в панамке и с совком.
         -- А ! - Шлагг понимающе захлопнул сейф, из которого шел
        запах тухлой рыбы и скорчил презрительную рожу.  -  Этого
        тут каждая пиранья знает...  Он настроил себе песочниц по
        всей Бразилии и требует всеобщего поклонения.
         -- Мюллер  !  Поклонения  !  - Борману стало смешно.  Он
        уронил свое грузное тело на  землю  и  начал  истерически
        дрыгать ногами.  Штирлиц  успокоил  его ударом валенка по
        голове. Галоша была недостаточно крепкой, но тем не менее
        ржание Бормана сменилось глухим всхлипыванием.
         -- А еще у него гарем где-то в джунглях, - сказал пастор
        Шлагг, скрепя  кривыми зубами,  и прослезился.  Он считал
        наличие гарема своей личной привилегией,  и  презрительно
        относился ко всем прочим обладателям подобного счастья. А
        Мюллеру  вообще  надо  было  бы   набить   морду   -   он
        сосредоточил  в  свой  гарем негритянок со всей Бразилии.
        Куда  одному  лысому  человеку  (  причем  ниже   средних
        способностей ) надо было столько женщин, даже Шлаггу было
        непонятно.
         -- И  вообще,  я  этого Мюллера,  - Пастор сжал кулаки и
        начал плеваться.
           Штирлиц задумался.
         -- Ну, я ему дам, - негодующе кипел Пастор, представляя,
        как Штирлиц  будет  бить Мюллера по морде,  а он,  Шлагг,
        будет  стоять  рядом  и  читать  бывшему   шефу   Гестапо
        заупокойные молитвы, вперемешку с отборным русским матом.
           Штирлиц думал еще сильнее,  и  вскоре  ему  захотелось
        тушенки. Много  думать вредно - об этом русский разведчик
        знал с  тех  пор,  как  свалился  вниз  головой  с  крыши
        Рейхстага и набил на лбу большую шишку.
         -- Ладно,  - сказал Штирлиц,  тряся головой.  - Где этот
        Мюллер ?
           Пастор щелкнул языком и сказал,  что  этого  никто  не
        знает. Судя  по рассказам негритянок,  удравших из гарема
        Мюллера, это место было где-то там, в джунглях.
         -- Джунгли  большие,  -  сказал  Штирлиц,  понимая,  что
        сказал очень умную вещь.
         -- Очень,  -  поддакнул  Борман,  осознавая  свою высокую
        образованность.
         -- Да-а,  - протянул Пастор,  вытирая полой сутаны пот с
        лысины и толстой шеи.
         -- Нужен самолет, - сказал Штирлиц.
           Борман отскочил от него на несколько шагов и,  выпучив
        глаза, стал испуганно махать руками.
         -- Ничего,  - сказал Штирлиц. - Самолеты " Аэрофлота " -
        самый безопасный транспорт в мире !
           Пастор Шлагг засмеялся.  Его смех был похож  на  звуки
        долбления очень ржавой сковородки тупым гвоздем.
         -- Нет,  ну  кому  бы  нос  разбить ?  - вслух задумался
        Штирлиц.  Пастор Шлагг с его ехидной рожей явно  подходил
        на такую кандидатуру.  Еще имелся вариант с партайгеноссе
        Борманом и содержателем гарема  Мюллером,  но  на  данный
        момент Штирлиц выбрал Шлагга. Пастор долго не мог понять,
        почему  вдруг  потемнело  в  глазах   и   начала   сильно
        беспокоить тупая боль в затылке, но вскоре он опомнился и
        на четвереньках  уполз  от  Штирлица  подальше.  Зубы,  к
        счастью,  были целы, но крест Штирлиц взял себе на память
        ( или поносить ).
         -- Все,  - сказал Штирлиц, вытирая запачканные об сутану
        пастора руки о Бормана, - завтра начинаем искпеди... ну в
        общем, когда ищут.
         -- Мюллера искать будем ?  -  спросил  Борман,  преданно
        глядя  в глаза Штилицу и одновременно насыпая ему речного
        песка вперемешку с ракушками в валенок.
         -- Догадливый,  - похвалил его Штирлиц, снимая валенки и
        вытряхивая песок.
           Борман заскромничал и пополз спать к ближайшей пальме.
         -- Ну кому бы еще нос разбить ?  - вслух подумал Штирлиц
        и тоже уснул.

           Утром Бормана    разбудила   ежедневная   и   жизненно
        необходимая  прогулка   молодого   толстого   попугая   и
        вытекающие   отсюда  последствия  (  правильнее  было  бы
        сказать "выпадающие"  ).  Борман  быстро  вскочил,  вытер
        глаза и лысину и побежал умываться. Умываться было негде.
        В   море   плавал   упитанный   крокодил,   подозрительно
        поглядывая  на  Бормана,  около ручейка сидел нахмуренный
        орангутанг,   поигрывая   костью,   очень   похожей    на
        человеческую.
           Борман охнул и поплелся искать Штирлица. Тот лежал под
        пальмой и громко храпел.  Ему снился сон о победе Мировой
        Революции,  и то,  как он,  Штирлиц,  стоит на трибуне, и
        говорит :  " И вот,  товарищи,  наконец то мы  все  можем
        иметь  по  вагону тушенки ".  Штирлиц уже много раз видел
        этот сон,  и  он  ему  порядочно  надоел.  Он  уже  начал
        подумывать  о  том,  что  еще  можно  получить от Мировой
        Революции, но его бесцеремонно распихал Борман и спросил,
        где  можно умыться.  Штирлиц перевернулся на другой бок и
        почти ничего не ответил. Борман сказал, что он все понял,
        и   пошел  туда,  куда  его  послал  Штирлиц,  но  вскоре
        заблудился и стал звать на помощь.
           Он помешал пастору Шлаггу,  удобно сидевшему в  кустах
        сами знаете зачем.  Пастор грязно выругался, одел штаны и
        пошел читать проповедь Борману.

                                 *  *  *

           Товарищ Сталин  почесал  в  затылке,  опрокинул стул и
        спросил :
         -- Лаврентий, как там дела у товарища Исаева ?
         -- А мы...  а я...,  - Берия недоуменно замялся, - Коба,
        мы еще не пытали человека по фамилии Исаев...
         -- Ну какой же ты грубый,  -  Сталин  уронил  пепельницу
        себе на  ногу  и осуждающе защелкал языком,  - тебе вождь
        говорит фамилию, а ты человека сразу пытать хочешь...
         -- Так  Коба,  кругом заговоры,  - Берия зловеще блеснул
        глазами из-под золотой оправы очков.
         -- А,  заговоры,  -  Сталин  презрительно наморщил усы и
        отбросил в сторону замшелый тапок,  - Был один заговор, и
        то твои люди всех заранее расстреляли...  И виноватых,  и
        тех, других...
         -- Стараемся, - круглое лицо Берии светилось гордостью.
         -- Стараетесь...  - Сталин  презрительно  высморкался  в
        рукав  и  стал  искать,  об  чего бы вытереть испорченный
        костюм, - А скажи,  Лаврентий, ты все еще развлекаешься с
        девочками ?
         -- Ну,  как  тебе  сказать,  Коба...  -  Берия  смущенно
        затеребил в кармане заряженный пистолет.
         -- Не  говори,  -  сказал  Сталин.  -  Мне   все   равно
        наплевать... Так как там дела у товарища Исаева ?

                                 *  *  *

           Штирлиц, надев  рюкзак  и  лапти  на  босу   ногу,   в
        сопровождении Бормана,   расставляющего  веревочки  между
        всеми пальмами и пастора Шлагга,  с  кряхтением  тащущего
        сейф, шел   по  практически  непроходимым  джунглям,  жуя
        яблоки и  бросая  огрызки  в  разные  стороны.  Судя   по
        рассказам пастора,  лагерь  (  с соответственно гаремом )
        толстого глупого Мюллера находился на  юго-северо-западе,
        как выражался   сам   пастор,   обладающий  удивительными
        познаниями в области географии.
           На джунгли  опускались неприветливые сумерки.  За этот
        день Штирлиц и прочие искпеди...  ну  те,  которые  ищут,
        проделали  километров  сорок.  Борман  истратил весь свой
        запас веревочек и собрался переходить на булавки  и  ямы,
        но копание ям занимало много времени.
           Гарем Мюллера, судя по всему, был еще далеко.
         " Ну  куда  мог  убежать  этот  толстый  придурок ?  " -
        сокрушенно думал пастор, с кислой миной потирая стертые в
        яблочное пюре многострадальные пятки.
           Внезапно из чащи джунглей раздался радостный  вопль  -
        партайгеноссе Борман нашел бумажку в пять долларов.
         -- Отдай, - сказал Штирлиц, угрожающе доставая кастет.
         -- Не  отдам,  -  стойко ответил Борман,  кладя банкноту
        себе в  рот.  Со  своими   кровно   заработанными   пятью
        долларами он не желал расставаться.
         -- Щас в ухо дам,  - пообещал Штирлиц.
           В ответ   на  это  Борман  весьма  ловко  забрался  на
        довольно  высокую  пальму  и  сел  там  наподобие   дикой
        обезьяны, показывая розовый язык.  Штирлиц плюнул и пошел
        спать.
           Внезапно Борман  посмотрел в сторону заходящего солнца
        и увидел  там  прогнивший  забор.  Партайгеноссе   быстро
        догадался, что там, за забором, скорее всего, живут люди,
        возможно даже злые,  но тем  не  менее  он  диким  воплем
        молодого орангутанга,    призывающего    самку,    позвал
        Штирлица. Тот  неприветливо  одним  ударом  ноги   сломал
        стебель пальмы,  отчего Борман вместе с ее верхушкой упал
        вниз, и потребовал объяснений такого неприличного  вопля.
        Партайгеноссе задумался.   Стоило  ли  говорить  Штирлицу
        страшную Военную Тайну ?  Один раз из-за такой оплошности
        Бормана переговоры  с  Даллесом зашли в тупик.  Повторять
        чего-то не хотелось.
         -- Там,  э...  -  Борман  замялся и стал думать,  как бы
        запудрить мозги Штирлицу.
         -- Все,  - сказал Штирлиц,  - кончилось мое терпение.  Я
        хоть и русский разведчик, таких пакостей не потерплю.
         " Он   догадался  ",  -  подумал  Борман,  ожидая  удара
        кастетом по  голове,  и  зажмурил  глаза.  Возмездие   не
        спешило свершаться.
           Штирлиц спокойно  развязал  веревочки,  спутавшие  его
        сапоги,  и  это его немного успокоило.  Он решил устроить
        себе сегодня день рождения ( четвертый за этот месяц ), и
        подумал, что Бормана он поколотит завтра или на следующей
        неделе.
         " Он  не догадался ",  - облегченно подумал Борман после
        часа напряженного ожидания удара по загривку.
         " А вот и нет ",  - ехидно подумал Штирлиц,  доставая из
        рюкзака три банки тушенки и большой графин водки.  Пьянки
        на свежем  воздухе  были  страстью  Штирлица и доставляли
        немало неприятностей   Борману,   потому   что   Штирлиц,
        напиваясь, бил его нещадно.
           Достав пучок   лука   и  два  теплых  огурца,  Штирлиц
        приложился к графину и  почувствовал  облегчение.  Борман
        сидел рядом на траве и злился. Он ненавидел в Штирлице ту
        черту,  что  русский  разведчик  обычно  сам,  единолично
        выпивал  все  имеющиеся  спиртные  напитки,  не  оставляя
        Борману не капли. Партайгеноссе не нравился такой эгоизм.
        За такое нахальство, решил он, он не скажет Штирлицу, что
        он видел с пальмы, даже под страхом пытки ( тушенкой ).
           Хорошо напившись,  Штирлиц  подложил под голову что-то
        мягкое и заснул.  Что-то мягкое ( а это был партайгеноссе
        Борман ) заворочалось и уползло.
         " Чертов Штирлиц, - думал пастор Шлагг, потирая натертые
        за  день  крупные  мозоли,  - Сидел бы я сейчас на берегу
        моря, ловил бы рыбу, спокойно складывал бы в сейф... Нет,
        нужен ему этот дурацкий Мюллер... "
           Пастор достал  испачканный многими поколениями носовой
        платок и основательно высморкался.  Ему очень хотелось на
        родину.

                              ГЛАВА ПЯТАЯ

           Утром Штилиц проснулся, как всегда после пьянки, злой,
        небритый и   голодный.   Рядом,   подложив   под   голову
        редкостный бразильский фрукт,  спал партайгеноссе Борман,
        за ночь  расставивший  огромное  количество  всевозможных
        веревочек и хитроумных ловушек.
           Штирлиц достал из кармана компас и определил,  сколько
        времени. Сильно   болела   голова,  хотелось  чего-нибудь
        такого... крепенького...
           Пастор Шлагг,   храпящий   на   всю  округу,  внезапно
        вскрикнул во сне и  проснулся.  Ему  приснилось,  как  он
        лежит  на  скамейке  в родной кирхе,  и вокруг него ходят
        обнаженные красотки,  одна прелестней  другой,  но  вдруг
        входит Штирлиц  и  говорит  " Отдавай сейф,  ...,  пришло
        время Мировой революции ".
           Пастор вскочил  и  вытер со лба холодный пот.  Штирлиц
        был рядом,  он сидел и боролся с банкой селедки,  которая
        совсем не хотела открываться.
           Проснулся Борман. Он был в очень хорошем настроении, в
        отличие от    Штирлица,    который    испытывал   сильную
        потребность дать кому-нибудь в нос или  в  ухо.  Хотелось
        сделать кому-нибудь  что-нибудь  очень  приятное.  Борман
        ласково улыбнулся своим мыслям и достал из кармана  моток
        веревки.
         -- Штирлиц,  хочешь чего скажу,  - Борман испытал  вдруг
        необычайную нежность к русскому разведчику.
         -- Отвяжись,  -  грубо  попросил  Штирлиц,  на   секунду
        отнимая зубы от банки с селедкой.
           Пастор Шлагг успокоился. Штирлиц был, вроде бы, такой,
        как обычно. Русский разведчик раскапризничался.
         -- Ну дам я кому-нибудь сегодня  в  глаз  или  нет  ?  -
        визгливым голосом  спросил  он  сам  себя,  но  почему-то
        вслух.
           Борман и   пастор   Шлагг   в  испуге  отодвинулись  и
        нахмурились.
         -- Ну Штирлиц, - сказал Борман, призывая к примирению. -
        Я же хотел тебе сказать очень важную вещь.  Тут же Мюллер
        рядом...
         -- Мюллер ? - Штирлиц выронил банку с селедкой.
         -- Ага,  -  сказал  Борман,  довольный,  что  так сильно
        напугал самого Штирлица.
         -- Ну  вот  ему-то я и дам в глаз или в нос,  - пообещал
        Штирлиц, радостно потирая руки.
           Раздался звук пулеметной очереди. Все с визгом залегли
        в высокой бразильской траве. Мимо них, шлепая сапогами по
        мелким испаряющимся  от  утреннего  солнца лужам,  прошли
        семеро солдат в подозрительной форме, изображавшей в виде
        эмблемы совок и два кулича из песка зеленого цвета.
           Проходящие ругались  на   непонятном   языке.   Знаток
        иностранной матершины Шелленберг безошибочно определил бы
        в их выражениях  грубое  описание  интимных  подробностей
        мужского и женского тел по-португальски.
           Штирлиц прислушался.  Некоторые  выражения  ему   были
        весьма знакомы.  Услышав  слово  "  Мюллеро тудекандос ",
        Штирлиц не вытерпел.  Сжимая кастет в запотевшей  ладони,
        он бросился на туземцев и мгновенно положил всех четырех.
         -- Отвечай...,  - сквозь  зубы  требовал  Штирлиц,  сидя
        верхом  на  охающем  португальце  и  тузя его кастетом по
        голове, - Отвечай,  мор-рда,  что ты имеешь против  моего
        друга детства товарища Мюллера ?
         -- Ты чего, Штирлиц ? - с изумлением спросил португалец,
        оторопело  сверкая  возникшим  под глазом ярко-фиолетовым
        синяком, профессионально поставленным любезным Штирлицем.
         -- Ах,  ты еще и по-нашему понимаешь...  - гнев Штирлица
        был безграничен.   Второй   синяк    мгновенно    украсил
        монотонную морду бразильца...
         -- Прекрати,  Штирлиц,  -  взмолился  бразилец,  пытаясь
        увернуться от  ударов русского разведчика.  - Не трогал я
        Мюллера... Я же у него хранителем песочницы работаю...
         -- Песочницы  ?  -  Штирлиц отпустил бразильца,  успешно
        понимающего по-русски, и вытер со лба крупные капли пота.
         -- Ну   да,  -  сказал  бразилец,  исследуя  при  помощи
        зеркальной глади лужи крупные кровоподтеки на своем лице.
         -- Ах,  песочницы !  - Штирлиц нахмурил брови и бросился
        на другого бразильца,  но тот молниеносно  отправился  на
        верхушку пальмы  и  остался  там сидеть до самого вечера.
        Два остальных исчезли в непроходимых  чащах  джунглей,  и
        больше не появлялись.
         -- Где Мюллер ? - поигрывая кастетом, спросил Штирлиц.
         -- Там  !  -  плаксиво  показал пальцем на неприветливую
        тьму джунглей бразилец,  обиженный  нарушениями  в  своей
        внешности.
         -- Ты  мне  зубы  не  заговаривай,  -  Штирлиц  обиделся
        непочтительному отношению. - Ты вообще покажи...
         -- Великого товарища Мюллера без предварительной  записи
        увидеть нельзя...  Занят очень... Он ночью не спит, о нас
        беспокоится.
         -- Это  о ком еще - о вас ?  - Штирлицу почему-то начали
        надоедать коммунистические замашки вождей.
         -- О нас, о четвертом рейхе...
         -- А-а-а ! - лицо Штирлица расцвело в приятной улыбке. -
        Ну, ну... Если Мюллер о вас беспокоится, то...
           Штирлицу не дали закончить свою мысль. Два здоровенных
        негра ловко  схватили его за кисти рук и отобрали любимый
        кастет. Этих Штирлиц очень ловко забросил куда-то далеко,
        не глядя, и они больше не появлялись.
           Но против четырех десятков  обиженных  эксплуататорами
        несчастных негров,  питающихся  только  кофе и ананасами,
        русский разведчик был почти бессилен.  Почти,  потому что
        по  крайней  мере десятка два из них покинули место битвы
        за народную свободу ( для лично товарища Штирлица  )  или
        без зубов   (   причем  без  всех  )  или  с  вывихами  и
        переломами.

           Могучие волосатые руки  бросили  Штирлица  в  какое-то
        сырое полуподвальное помещение. Мгновением позже сверху с
        кряхтением свалился  пастор  Шлагг,  приняв  роль   самой
        невинной овечки.    Сверху   раздались   вопли   Бормана,
        убеждавшего своих  пленителей,  что   самостоятельно   он
        гораздо лучше упадет в подвал. Пленители не послушались.
           Борман с  визгом  упал  вниз,  ругаясь   по-русски   и
        по-немецки. Штирлиц   помог   партайгеноссе  подняться  и
        вытряхнул из него пыль.
           Пастор Шлагг  жутко страдал в неволе.  Его,  он думал,
        опять будут бить.  Один раз он уже удостоился чести  быть
        больно поколоченным  в  застенках  Гестапо  (  кстати,  в
        управлении того же самого Мюллера ),  и теперь, наверное,
        ему готовилась та же участь.
         -- Не боись,  - сказал ему Штирлиц,  вполне утешающе. Он
        скрутил из  листа от карманного устава Партии козью ножку
        и теперь блаженствовал.
         -- Не  боись,  здесь  больно  не  поколотят.  Они  здесь
        добрые...
           Сверху со свистом прилетело помятое ведро, из которого
        исходил довольно неприятный запах. Борман вздрогнул.
         -- Кого там опять поймали ? - глухо спросили сверху.
         -- Да каких-то шпионов...,  - ответил  ленивый  голос  с
        некоторыми признаками рыганиями.
         -- А...  -  вопрошавший   потерял   всякий   интерес   к
        пленникам, - Опять расстреливать будут ?
         -- Не знаю,  - ленивый голос издал звуки тошноты. Борман
        вздрогнул.  -  Или  на  расстрел,  или...  на  фазенду...
        сахарный тростник убирать...
         -- Сахарный  -  это  хорошо...,  -  ленивого собеседника
        довольно сильно вырвало  в  подвал,  разговор  окончился.
        Борман  заметался  по  подвалу в поисках выхода,  Штирлиц
        равнодушно достал из  глубоких  галифе  банку  тушенки  и
        равнодушно открыл    ее.    Пастор   стал   молиться   на
        крестообразное сплетение решетки.  Внезапно подвал сотряс
        вопль.
         -- Ве-е-есь  ми-и-ир  насилья  мы  разру-у-ушим,  -  пел
        Штирлиц,   размахивая  банкой.  Сверху  посыпался  песок.
        Пастор бросил молиться и выжал намокщую от пота сутану.
         -- Штирлиц   !  -  раздался  сверху  благодарный  вопль.
        Штирлиц замолк,  чувствуя  себя  идиотом,  который  опять
        ничего не понял. Сверху почтительные руки спустили...
           ...старого проказника,  толстого,  почти совсем лысого
        Мюллера,  одетого  в  цветастые  шорты и майку с надписью
        "The Perestroyka  i  Novoe  Mishlenie"   и   изображением
        серпов, молотов  и  лысого  мужика  с  пятном  на голове.
        Возможно впрочем,  пятно у Мюллера возникло от  утреннего
        варенья или борща по-гестаповски, который шеф одноименной
        организации очень любил.
           Мюллер прослезился   и   бросился  обнимать  Штирлица.
        Штирлиц не испытывал одноименных чувств.
         -- Морда   ты   гестаповская,  -  сказал  он,  отпихивая
        слюнявого Мюллера подальше.  - К тебе приехал  любимый  и
        единственный друг детства, а ты... морда...
           Мюллер почесал толстый живот и нахмурился.
         -- Ты  мне  грубых  слов  не  говори,  - злобным голосом
        попросил он.  - Я к тебе со всей этой...  душой...  а  ты
        меня... это...  в ящик...  Вот спасибо этому...  ну,  как
        тебя ? Борману...
           Мюллеру не  дали договорить.  Удар кастетом бросил его
        об  стенку.  Слуги  Мюллера  заботливо  вытащили  его  из
        подземной тюрьмы,  и  Мюллер,  лихорадочно потирая ушибы,
        злобно сказал :
         -- Ну кому-то я чего-то вставлю...
           И вслед ему вылетело помятое ведро.

           Вечером в  ставке  Мюллера  состоялся  Важный   Совет.
        Обсуждали  форму  казни для Штирлица,  Бормана и этого...
        толстого...
           Штирлиц тоже не бездействовал.
         -- Вот это вы все виноваты,  Штирлиц,  - осторожно начал
        пастор Шлагг,  отодвигаясь от стонущего о скверности пищи
        Бормана,  которому внезапно  очень  сильно  захотелось  в
        туалет. - Если бы не вы, мы сейчас были бы уже наверху...
         -- А что, наверх надо ? - участливо спросил Штирлиц.
         -- Да-а-а !  - простонал партайгеноссе Борман.  Утром он
        объелся  зеленых  бананов  и  теперь  немного...  или  не
        немного, но в общем, страдал.
         -- Интересный вопрос, - философски сказал Штирлиц и стал
        думать  о возможных путях побега.  Наконец он принял одно
        из своих Умных Решений.
         -- Мужики !  - позвал Штирлиц,  обращаясь к тем, кто был
        наверху.  Сверху  свесились   чьи-то   ноги,   и   черная
        негритянская морда спросила :
         -- Чего вам ?
         -- Ну чего...  - Штирлиц не мог понять такой глупости. -
        Не видишь, человеку надо... это...
         -- У вас ведро есть, - констатировал негр и исчез.
         -- Э-эй  !  -  Штирлицу  начало  надоедать  их  странное
        приключение. - Какое еще ведро ?
         -- А что,  нет ведра  ?  -  недоуменно  спросил  негр  и
        посмотрел  вниз.  Ведра  не  было.  Оно вылетело вслед за
        непочительным по  отношению  к  Штирлицу  Мюллером.  -  И
        правда, нету...
           Негр явно  не  любил  утруждать  свою  круглую  голову
        умными  мыслями.  Штирлиц  прижал  к  губам палец,  давая
        понять,  что  все   идет   по   его   Умному   Плану.   И
        действительно, сверху спустилась веревочная лестница.
         -- Вылазь,  кому надо,  - сказал негр,  держа ее сверху.
        Внезапно сильный толчок сбросил  его  вниз.  Это  Штирлиц
        совершенно слегка подергал за нижний конец лестницы. Удар
        по затылочным  областям  головы  поверг  его  в состояние
        легкой   эйфории.    Здесь    же    возникло    некоторое
        замешательство.  Никто  не  подумал  о том,  кто же будет
        держать лестницу, если негр, для этого предназначавшийся,
        уже внизу.  Штирлиц не стал задумываться.  С диким визгом
        Борман,  приобретя некоторое начальное ускорение, вылетел
        наверх и ударился лбом об стенку сарая.
         -- Давай, привязывай, - глухо сказал снизу Штирлиц.
         -- Подождите,  -  сказал  Борман,  трясущимися  пальцами
        расстегивая штаны.  Через несколько минут сверху раздался
        его облегченный  вздох  и  звук  умиления,  заключавшийся
        в том, что партайгеноссе наступил на хвост молодому коту.
         -- Ну вот,  - нежно сказал Борман,  привязывая  бантиком
        конец лестницы к прутику, торчащему из плетеного забора.
           Из проема  в  подвале  показалось  испачканное  чем-то
        желтым лицо Штирлица.  За ним,  кряхтя и матерясь,  вылез
        пастор Шлагг, поправил сутану и громко чихнул.
         -- Чертов  подвал,  прости  господи,  -  сказал   он   и
        перекрестился. - я схвачу насморк на нервной почве.
         -- Не схватишь,  -  сказал  Штирлиц,  выжимая  галифе  в
        мгновенно образовавшуюся  лужу.  - Подзатыльник схватишь.
        Или в глаз получишь...
           В Штирлице  явно  кипела  ненависть  к другу детства -
        изменнику и вражескому разведчику Мюллеру. Одним кастетом
        тот точно не отделался бы.
           Внезапно веревочная лесница задергалась. Снизу пытался
        вылезти негр.
         -- Не долезет,  - сказал Борман,  радостно потирая руки.
        На него посмотрели четыре удивленных глаза.
         -- Я бантиком веревочку завязал,  - покраснев  и  сильно
        засмущавшись, объяснил партайгеноссе.
           В подвале раздался грохот и мат. Негр упал головой как
        раз в то самое ведро. Борман покраснел до кончиков ушей и
        смущенно посмотрел на Штирлица честными глазами.
        -- Так,  -  сказал Штирлиц,  засучив рукава подобно члену
        зондеркоманды СС. - Сейчас надо обобщить и в целом решить
        важный вопрос : Мюллера будем сразу бить или потом ?
         -- Потом,  - сказал  пастор  Шлагг,  вытирая  вспотевшую
        лысину. - Очень жрать хочется.
         -- А,  ну да !  - сказал Штирлиц,  оглядываясь в поисках
        ресторана. Некоторое подобие ресторана виднелось метрах в
        двухстах.
           Короткими перебежками между бочками вина Штирлиц и все
        остальные добрались  до  импровизированного  ресторана  и
        ввалились внутрь.  Судя  по  всему,  их  там почему-то не
        ждали. Из пищи  имелась  только  похлебка  из  полудохлых
        кроликов, которую  партайгеноссе  Борман  отказался есть.
        Выпивка отсутствовала совсем.  Штирлиц  спокойно  сел  за
        стол и  достал  из кармана банку тушенки,  откупорил ее и
        приготовился закусывать. Вошли два белых с кнутами.
         -- Синьор  Франциско,  это наши или не наши ?  - толстая
        негриянка с  лоснящейся   мордой   указала   пальцем   на
        Штирлица, спокойно разделывавшего банку тушенки.
         -- Замолкни,  старая бочка, - пастор Шлагг совершенно не
        по-христиански цыкнул на негритянку и принялся молиться -
        очевидно о том, чтобы им не набили морду.
         -- Это,   по-моему,   не   наши,  Януария,  -  Франциско
        приготовился набить морду или наложить в штаны.
         -- Ваши, ваши, - сказал Штирлиц, облизывая вилку. Борман
        приготовился удалиться   через   дверь   или   окно,    в
        зависимости от обстоятельств.
         -- Гм,  - Франциско высморкался в первый попавшийся  ему
        предмет и  задумался.  -  Нет,  -  сказал он после сорока
        минут напряженного раздумия на тему,  когда же  очередная
        получка. -  Нет,  Януария,  это не наши.  Это,  наверное,
        опять притащились за  нашей  рабыней  Изаурой...  Я пойду
        позову вневедомственную охрану.  - И Франциско,  напрягши
        мускулы ног,  рванул вон из того,  что Штирлиц принял  за
        ресторан. Штирлиц  спокойно  поднялся  и сделал пастору и
        Борману знак вилкой,  означавший, судя по всему, что пора
        делать ноги.
         -- Па-апрашу да-акументы,  - на пороге стоял пухлый негр
        с усами в форме милиционера.
         -- Ты че,  мусор ?  - пастор достал  из-под  полы  своей
        сутаны нунчаки   и   вскоре  негр  стал  издавать  жалкие
        всхлипывания. Стоящий сзади Франциско поспешил удалиться,
        чтобы остаться при своих зубах.

                              ГЛАВА ШЕСТАЯ

           Мюллер в панамке и кедах  полулежал  в  гамаке,  читал
        прошлогоднюю газету " Комсомольская Правда " и пил чай со
        смазанными вареньем  плюшками.  Мюллер   не   знал,   что
        партайгеноссе Борман  успел  налить  ему  солярки  вместо
        варенья, и потому  пока  испытывал  наслаждение  во  всех
        отношениях.    Перед    ним   выхаживали   полуобнаженные
        негритянки с приятной для бывшего шефа Гестапо внешностью
        и  мулатки  с  выдающимися  подробностями,  с виртуозными
        визжаниями  исполняя   стриптиз.   Мюллер   одной   рукой
        обсасывал ложку, смазанную вареньем, другой держал газету
        и посматривал на танцующих женщин.  Вскоре ему захотелось
        кое-чего и еще спать.
         -- Спасибо, девочки, я завтра досмотрю, - Мюллер сполз с
        гамака и на четвереньках пополз  в  пикантное  заведение,
        чтобы больше ему ничего не хотелось. Девочки ретировались
        в  женскую раздевалку,  куда за ними тотчас же отправился
        толстый негр.
           Проползая мимо кадки  с  мутантировавшей  пальмой,  на
        которой ни  с  того  ни  с  сего  начали расти бутылки со
        спиртными напитками,  Мюллер  услышал  в  ней   некоторое
        шуршание и насторожился. Обычно он не обращал внимание на
        такие вещи,  но  негры,  залезавшие  в  кадку  в  поисках
        спиртного, шуршали открываемыми бутылками немного не так.
        Мюллер снял кеды и прислушался.  В кустах  кто-то  сказал
        "Вот он", и тут же крепкие руки схватили Мюллера за уши и
        он оказался  в  самых  недрах оторвавшегося от коллектива
        растения.
         -- Как вы смеете !  - Мюллер попытался показать,  что он
        сильно недоволен, но до боли знакомый удар палкой по тому
        месту, по  которому  положено  бить веслом,  привел его в
        состояние безмолвного умиления и ожидания продолжения.
         " Штирлиц пришел ...  ", - догадался Мюллер, и ему стало
        очень страшно и  захотелось  крикнуть,  что  Штирлиц  его
        опять обижает или надаловаться Кальтенбрунеру.
         " А кто-же еще ",  - с  гордостью  подумал  Штирлиц,  со
        зловещей улыбкой доставая кастет.
         -- Ну вот,  Мюллер,  плюшки кончились,  - зловеще сказал
        Штирлиц, протирая  кастет  сравнительно чистой тряпочкой.
        Ради Мюллера  он  пожертвовал  своим   носовым   платком,
        постиранным всего лишь зимой сорок второго года.
         -- Ага,  - сказал Мюллер,  чувствуя,  как  намокают  его
        любимые цветастые шорты.
         -- Ну вот, - сказал Борман, вылезая из-за мощного ствола
        пальмы, измазанный  молоком и с кокосовым орехом в руках.
        Ему представилась сцена того,  как  ужасный  Зубной  Врач
        вставляет  Мюллеру новые зубы,  и он восторженно прикусил
        губу,  представляя, какие муки должен испытывать при этом
        бывший шеф Гестапо.
         -- Здесь  бить  будем  или   за   угол   заведем   ?   -
        профессионально поинтересовался пастор Шлагг.
         -- Здесь,  -   сказал   Штирлиц,   полируя   кастет   до
        хрустального блеска.
         -- Ребята,  не надо, - Мюллер поправил намокшие шорты и,
        шмыгнув, вытер нос. - Я же не нарочно...
         -- И я,  - сказал Штирлиц,  применяя  кастет.  Мюллер  с
        выдохом  опустился  на  землю  в кадке и выплюнул выбитый
        передний зуб.
         -- Вот видиф ? - шепелявя, сказал он. - Ты мне опять жуб
        выбил...
         -- И еще выбью,  - сказал Штирлиц, угрожающе придвигаясь
        ближе. - Чтоб ты знал, как надо помнить друзей детства.
         -- Я же помнил, - сказал Мюллер, делая честное лицо. - Я
        же не нарофно...
         -- Я  вот  тебе дам,  - Штирлиц приготовился ударить еще
        раз,  но  пастор  непроизвольно   предотвратил   избиение
        Мюллера, уронив сорванный с пальмы кокосовый орех в форме
        фляжки с пивом.  Он и успокоил разбушевавшегося не в меру
        Штирлица.
         -- А что случилось ?  - как всегда,  ничего  не  понимая
        спросил Мюллер.
         -- Ничего,  -  сказал  Штирлиц  на  редкость   спокойно,
        потирая возникшую на голове крупную шишку.
         -- Фтирлиц...  -  Мюллеру  хотелось   сказать   Штирлицу
        что-нибудь приятное.
         -- Чего ?  - Штирлицу не хотелось бить  Мюллера,  потому
        что сильно болела голова.
         -- Профти  меня,  Фтирлиц...  -  Мюллер  смущенно   стал
        крутить пальцем правой руки в ладони левой и покраснел.
         -- Прощаю, - сказал Штирлиц, отбрасывая кастет подальше.
         -- Пофли,  что ли,  фтриптиф пошмотрим... - Мюллер пошел
        на примирение.
         -- Стриптиз ?  А что, можно, - Штирлиц, кряхтя, поднялся
        и, потирая затылок, отправился вслед за Мюллером.

           Мюллер переоделся  в  костюм  обергруппенфюрера  СС  и
        сидел в   роскошном   кресле,   поигрывая   повязкой   со
        свастикой. Они    вдвоем    с    Борманом     предавались
        воспоминаниям, только  Мюллер  после  выбитого  зуба стал
        немного шепелявить.
         -- Помниф кабасек "Фри форофенка" ? - спрашивал Мюллер.
         -- Помню,  - Борман  расплывался  в  улыбке.  Протянутые
        веревочки действовали лучше всего в том самом кабачке.
         -- А Геббельфа помниф ?
         -- Помню,   -  отвечал  Борман,  вспоминая,  как  прыгал
        Геббельс с гранатой в шароварах.
           Штирлиц смотрел  стриптиз  и  одновременно  напивался.
        После шестнадцатого стакана  он  опьянел  окончательно  и
        принялся подпевать песню "Красотки кабаре",  объясняющую,
        с какой целью эти самые красотки созданы.  Штирлиц был  и
        сам не прочь отцепить одну из них - благо,  жены рядом не
        было.
         -- А помниф, как Фтирлиц Айфману жуб выбил ? - спрашивал
        Мюллер, вспоминая сам,  как вопил Айсман,  получив  такое
        удовольствие.
         -- Помню, конечно... Такой был зуб... - Борман навеял на
        Мюллера неприятные  воспоминания  о  собственном  выбитом
        зубе и тот нахмурился.  Искоса  поглядывая  на  Штирлица,
        Мюллер сунул  пухлый  пальчик  в  рот  и  с беспокойством
        ощупал то место, где находился предмет гордости одного из
        швейцарских стоматологов.    В    бывшем   шефе   Гестапо
        проснулась давняя злоба на Штирлица.
         -- Флуфай,  Богман,  -  Мюллер  заговорщески склонился к
        Борману и что-то сказал ему на ухо. Борман тут же скорчил
        недовольную физиономию.
         -- Штирлицу - веревки ставить ?  Не-е...  Он  и  в  глаз
        может дать...   -  Мюллер  сделал  жалобное  лицо.  -  Ну
        ладно... Ничего плох...  то есть,  хорошего не общаю,  но
        попробовать могу.
           Забегая вперед,  скажем,  что  Борман  и  не   подумал
        ставить веревки  Штирлицу,  а  в тот же вечер все доложил
        ему лично.  Гнев Штирлица был безграничен.  Подлая натура
        Мюллера заставляла  кипеть его нордическую душу.  Штирлиц
        рвал и метал и обещал сам себе,  что набьет Мюллеру морду
        непременно. Борман радовался и втихоря потирал руки.
           Ласковый вечерний туман спустился  на  виллу  Мюллера.
        Сам Мюллер  спокойно спал,  с глубокой любовью прижимая к
        груди облезлого плюшевого медведя.  Ему снился  сон,  как
        Штирлиц идет по одному из темных коридоров его Управления
        и совершенно внезапно для  себя  зацепляется  за  Длинную
        веревку и,  падая,  выбивает себе именно тот зуб, который
        выбил ему,  Мюллеру.  Воспоминание о зубе опять заставило
        Мюллера помрачнеть.  Он  сжал плюшевого медведя,  медведь
        стал вырываться и  пищать  (  так  как  это  был  уже  не
        медведь, а  партайгеноссе  Борман,  пришедший  вместе  со
        Штирлицем на выполнение своего  черного  дела  ).  Мюллер
        пару раз    врезал   разбушевавшейся   игрушке,   Борман,
        всхлипывая, уполз от него подальше.
         -- Ну  вот щас мы ему покажем,  - Штирлиц держал в одной
        руке дерущегося  во  сне  Мюллера,  в  другой  подушку  и
        фонарь. Мюллер  вскрикнул от повышенной знакомости голоса
        и проснулся.
         -- Фефо  покафем  ?  -  ему стало страшно и захотелось в
        одно место.
         -- Где  закуска к пиву зимует,  - Штирлиц выбирал кастет
        потяжелее. Мюллер задергался  у  него  в  руке,  внезапно
        вырвался из   ночной   рубашки   и  удрал  в  недоверчиво
        потрескивающие джунгли.
         -- Черт, - сказал Штирлиц.
         -- Бог с  вами,  Штирлиц  !  -  пастор  Шлагг  с  укором
        посмотрел на   Штирлица   и  перекрестился  свободной  от
        бутылки с водкой рукой.
         -- Заткнись,  папа  римский,  -  Штирлиц  замахнулся  на
        пастора, тот исчез и больше не появлялся.
         -- Ну  вот,  - Штирлиц был сильно разочарован.  Упустить
        глупого толстого  Мюллера   он   считал   непростительным
        попустительством и  расхлябанностью  и  собирался  писать
        рапорт в  Центр,  с  просьбой  вынести  ему  выговор   по
        собственному желанию  с  последующим внесением в почетную
        грамоту.
           Бросив ночную рубашку Мюллера в кусты, Штирлиц плюнул,
        сунул руки в  карманы  и  отправился  назад.  Сзади  его,
        расставляя веревочки   и   капканы,   полз  партайгеноссе
        Борман.
           Едва два  достойнейших  человека скрылись из виду,  из
        ближайшего куста показался Мюллер,  держа руки  наподобие
        футболиста в защите родных ворот.  Он торопливо, дрожа от
        ночного бразильского  холодка,   одел   ночную   рубашку,
        заботливо поправил рюшечки на плечах и плюнул в темноту.
         -- Фто я такофо ему фделал ?  - Мюллер  обиженно  втянул
        голову в плечи и достал из кармана пачку леденцов.
           Тайный заговор  Штирлица  и  Бормана   ему   явно   не
        нравился. Мюллер  сплюнул  непрожеванный  леденец и решил
        действовать своим   старым   способом.   Старый    способ
        заключался в том,  что все его враги внезапно пропадали и
        оказывались в  его  гнусных   сырых   застенках.   Мюллер
        колебался, так  как  не  знал,  можно ли провернуть такую
        операцию со Штирлицем.  Он решил бросить монетку, но ее у
        него, конечно  же  не было.  Стодолларовая бумажка летала
        плохо. Мюллер плюнул и решил заняться этим делом завтра с
        утра.
           Утром он втал в редкостно плохом настроении.  Утреннее
        какао он пролил себе на шорты и долго злился. После всего
        такого он решил, что Штирлицу сильно непоздоровится.
           Его доблестная  зондер-команда  во  главе с Франциско,
        бредившим, похоже,  со  своего  дня  рождения   захватами
        Изауры, лучшей наложницы Мюллера,  направилась к Штирлицу
        с целью  сопроводить  его  для  допроса  и   последующего
        тюремного заключения.   Штирлиц   встретил   их  довольно
        неприветливо.
         -- Чего  приперлись  ?  - он не мог найти открывалку для
        банки с тушенкой, и это его сильно бесило.
         -- Товарищ   Штирлиц,   именем   нашего  любимого  вождя
        товарища Мюллера,  вы арестованы,  -  Франциско  издалека
        показал Штирлицу    ордер    на    арест,   но   в   руки
        предусмотрительно не давал.
           Штирлиц обиделся  и высказал Франциско все,  что о нем
        думает, из чего следовало,  что Штирлиц и Мюллер состояли
        в предосудительных  интимных отношениях,  причем при этом
        использовалась труба от паровоза.
           Франциско обиделся,  и сказал,  что он сейчас применит
        силу, но Штирлиц так на  него  посмотрел,  что  Франциско
        изчез и больше не появлялся.  Его зондер-команда, погудев
        и обсудив данное мероприятие, также разошлась.
           Мюллер, узнав  о  такой  наглости со стороны Штирлица,
        был в гневе.  Гнев его состоял в том,  что  он  отказался
        есть на  обед  манную  кашу  и  весь  день  капризничал и
        требовал новых игрушек,  в том числе  железную  дорогу  и
        нового плюшевого медведя, но непременно с хвостом.
           Штирлиц тоже злился изрядно.
           Вскоре Мюллеру   стало  скучно,  и  он  решил  идти  к
        Штирлицу мириться. Штирлиц на редкость быстро помирился с
        ним и  даже  не  заставлял  себя  уговаривать.  Через час
        пьянки Мюллер и Штирлиц уже вместе распевали о  том,  что
        будет, если друг внезапно заболеет, с ужасными вариациями
        на тему качества грузинских спиртных напитков.
           Штирлиц чувствовал, что Мюллер неспроста такой добрый,
        и совсем не удивился,  оказавшись утром в каком-то темном
        сыром помещении  среди  толстых  грязных  мышей,  имевших
        странную склонность к поеданию сапогов.
           Через полчаса   Штирлиц   узнал,   что   Мюллер  хочет
        предвинить ему  обвинение  в  обижании  интересов   рейха
        вообще и  его,  Мюллера,  лично.  Этот  толстых хам хотел
        устроить показательный  процесс  по   делу   Штирлица   и
        заключить его  в  заточение.  Штирлиц  относился  к этому
        вполне спокойно и уже придумывал  обвинительную  речь  на
        Мюллера, но его потащили на допрос. Мюллер, надев мундир,
        из которого он уже  порядочно  вырос,  сидел  в  глубоком
        кресле в сандалиях и поигрывал своим пухлым животом.
         -- Так,  товариф Фтирлиц,  - сказал он,  с беспокойством
        иссдледуя место утраченного зуба. - Фот мы и фтретилифь в
        привыфной обфтанофке...
         -- Я  тебе  щас  дам  привычную  обстановку...  - сказал
        Штирлиц, думая, отчего же так сильно болит голова.
         -- Уфпокойфя, Фтирлиц, - Мюллер коварно поигрывал ключом
        от наручников, подло надетых на Штирлица. - Нифего у фебя
        не полуфитфя.
           Штирлиц, несмотря на  такое  замечание,  весьма  ловко
        снял наручники и положил их на стол. Мюллер занервничал и
        вызвал Франциско,  но  тот  предпочитал  стоять  сзади  и
        держаться подальше   от  Штирлица,  которого  сам  сильно
        боялся.
         -- Ну  вот,  Мюллер,  пришла  пора  Мировой  Революции и
        всеобщего счастья  и  ликования...,  -   зловеще   сказал
        Штирлиц, нарочно  растягивая  слова  и  потирая  затекшие
        запястья...

                              ГЛАВА СЕДЬМАЯ

           В колонии четвертого рейха  был  большой  переполох  -
        внезапно из  самых  тайных  и  самых  круто  закупоренных
        застенков в мире исчез любимый вождь товарищ Мюллер.
           Вместе с ним пропал и Штирлиц,  задержанный по делу  о
        врагах рейха, а также Франциско.
           Никто в колонии не знал,  радоваться или не радоваться
        им по такому поводу.  Никто не мог догадываться,  пропали
        Штирлиц и Франциско по воле Мюллера,  Франциско и  Мюллер
        по воле  Штирлица или Штирлиц и Франциско утащили куда-то
        любимого вождя.  В таком случае были организованы  поиски
        всех трех.  Любимая наложница Мюллера,  его рабыня Изаура
        грозила, если ее  пухленький  Мюллерчик  не  вернется  за
        неделю, уйти  к  тайному  любовнику.  Охрана  Мюллера  не
        знала, как отнестись к такому заявлению.
           Мюллер, которого  Штирлиц  утащил  в  джунгли вместе с
        Франциско, узнал об этом и стал сильно страдать.  Большой
        синяк под  левым  глазом  мешал  читать  утренние газеты.
        Штирлиц обещал ему, что, если Мюллер обещает ему устроить
        его на  работу  вождем,  он,  Штирлиц,  выкрадет  Изауру.
        Мюллеру не нравилась перспектива делить власть с каким-то
        русским шпионом.  Но  тем  не менее он пообещал Штирлицу,
        что место вождя и любимого учителя ему будет.
           Штирлиц засучил рукава черного гестаповского мундира и
        приготовился красть Изауру.  Связываться со  всякими  там
        рабынями он не очень хотел,  но место вождя ему нравилось
        очень. Он стал искать пути к глупой Мюллеровской  Изауре.
        Ближайший путь   лежал   через  столовую.  Здесь  обитала
        близкая подруга Изауры,  такая же тупая и неравнодушная к
        мужчинам, и,   тем  более,  крупная  интриганка,  толстая
        Януария. Штирлиц стал наведываться  к  ней  каждый  день,
        называя ее   "леди"   и   "мадам",  и  за  неделю  старая
        негритянка разомлела.  Она   рассказала   Штирлицу,   где
        находится тайное  отделение  гарема Мюллера,  где обитает
        Изаура, и предупредила,  что эта бестия готова  броситься
        на шею  и  еще кое-что каждому мужчине.  Поскольку Мюллер
        обеспечил то,  что  Изаура  видела  тодько  его   одного,
        неудивительно, что она воспылала к нему такой любовью. На
        то, что молодая мулатка называла  его  "синьор  Леонсио",
        Мюллер по возможности старался не обращать внимания.
         -- Януария,  -  сказал  он  толстой  негритянке  однажды
        вечером, -  Я  сегодня  явлюсь  за Изаурой,  но я буду не
        один...
         -- Кабальо,    завел   себе   женщину   !   -   Януария,
        приготовившись царапаться, бросилась на Штирлица.
         -- Не-е, - сказал Штирлиц, отскакивая к печке и принимая
        оборонную позицию, - Я буду с мужчиной.
           Раздался звон  битой  посуды - Януария выронила стопку
        тарелок и  челюсть  у  нее  также  отвисла.   От   такого
        потрясения она  не  могла  произнести ни слова,  и только
        жалобно вращала глазами.
         -- Ну  ладно,  -  сказал  Штирлиц,  довольный  эффектом,
        который он производит на женщин. - Я пошел...
           И он,  открыв  дверь,  послал   негритянке   воздушный
        поцелуй и шагнул в темноту.
           Вечером он пришел с Борманом.  Януария злобно смотрела
        на партайгеноссе,  злясь  на  Штирлица,  обменявшего   ее
        пламенную страсть на такое убожество.  Борман,  смотря на
        злобный взгляд  Януарии,   заволновался   и   спросил   у
        Штирлица, не  бешеная ли эта негритянка и не кусается ли.
        Штирлиц покрутил пальцем у головы и велел  ему  не  нести
        бреда.
         -- Ну,  - сказал Борман,  весьма обиженный,  - где  твоя
        Изаура ?
           Януария, кряхтя, откупорила в полу дырку тайного люка.
        Борман в  это  время,  ни  чуть  не смущаясь,  преданными
        глазами смотрел ей под юбку.  Штирлиц полез туда, и через
        десять минут  вылез  с  Изаурой  в  руках,  говорящей ему
        "Любимый синьор  Леонсио"  и  целующей  в  щеку.  Штирлиц
        воротил лицо   и   жаждал  избавиться  поскорей  от  этой
        смазливой мулатки.  Мулатка  целовалась  с  еще   большей
        силой. Штирлиц  хотел  передать ее Борману,  но побоялся,
        что тот ее уронит,  а Мюллер,  чего доброго,  не примет с
        поломками и не сделает его вождем.
           К утру Штирлиц дотащил Изауру  до  Мюллера  и  тут  же
        побежал умываться, так как был красным от губной помады.
         -- Ну как,  сделаешь меня вождем ? - спросил он Мюллера,
        вытираясь им, словно полотенцем.
         -- Слово  джентльмена,  -  сказал Мюллер,  прыгая вокруг
        Изауры, стремящейся     его     поцеловать    и    щелкая
        свежевставленным передним зубом.
         -- И меня, - сказал Борман весьма категорично.
         -- И тебя, - подтвердил Мюллер, прыгая вокруг Изауры, но
        в другую сторону.
           Штирлиц сказал,  что  если до завтра Мюллер официально
        не произведет его в вожди,  Изауру  он  заберет  обратно.
        Мулатка, прослышав   об   этом,   прыгнула   к   Штирлицу
        целоваться снова.   Мюллер   сказал,    что    организует
        произведение в вожди, как только вернется на место.
         -- Но Штирлиц...  -  Мюллер  засмущался,  не  зная,  как
        сказать.
         -- Говори,  не стесняйся,  -  Штирлиц  был  пока  что  в
        прекрасном расположении духа.
         -- Видишь ли,  Штирлиц,  мой  народ  не  сможет  принять
        вождя, если его не будут звать Мюллер...
         -- И что ? - Штирлиц не понимал мысль Мюллера.
         -- Можно,  мой народ будет думать, что ты и Борман - мои
        родственники ?
         -- Ну,  я думаю,  можно,  - Штирлиц знал наверняка, что,
        прийдя к   власти,  он  Мюллера  назовет  Штирлиц,  а  не
        наоборот.
         -- Ну  вот,  -  радостно  сказал Мюллер,  увековечив тем
        самым свое имя.

           В полдень состоялась коронация Штирлица и Бормана. Они
        официально были  названы  вождями  четвертого  рейха,  но
        фамилию им присвоили - и Штирлицу и Борману - Мюллер.
         -- Штирлиц,  а как размножаются Мюллеры ? - пастор Шлагг
        стоял рядом со Штирлицем с новой удочкой.
         -- Спроси   у  Бормана,  -  сказал  Штирлиц,  отбрасывая
        пастора подальше.

                                ЭПИЛОГ

           За окном стояла цистерна с молоком и больше ничего  не
        стояло. Товарищ Сталин отвернулся от окна и спросил :
         -- Послушай, Лаврентий, как там дела у товарища Исаева ?
         -- Коба,  Исаев теперь вождь  в  Бразилии...  -  грустно
        сказал Берия, ковыряя в носу и вытерая палец о штору.
         -- Это нехорошо,  - сказал Сталин. - У нас есть для нэго
        хорошая камера ?
         -- Конечно, Коба, - преданно ответил Берия.
         -- Так  пойди  и  позаботься,  чтобы она через неделю нэ
        пустовала, - сказал  Сталин,  кроша  сигареты  "Camel"  в
        трубку.
         -- Слушаюсь,  Коба,  - Берия вышел из кабинета,  на ходу
        составляя ордер на арест Штирлица.  Он не мог знать,  что
        Штирлица невозможно арестовать.
           Сталин повернулся  обратно  к  окну  и некоторое время
        молча курил,  стряхивая пепел с усов на подоконник. Через
        некоторое время он с презрением выругался и сказал :
         -- Хе, вождь...
           Нажав на звонок, он подождал, пока войдет секретарша и
        спросил, прищуривщись, оценивая полноту ее бедер :
         -- Послушай, дэвушка, какое сегодня число ?
         -- Пятое апреля тысяча девятьсот тридцать восьмого года,
        - сказала девушка, соблазнительно покачивая бедрами.
         -- Вай,  - сказал Сталин и сделал  знак,  чтобы  девушка
        вышла. Остался  всего  месяц его пребывания у власти.  Но
        вождь этого не знал.
           Он выколотил трубку и стал задумчиво смотреть вдаль.

                    ПРОДОЛЖЕНИЕ, ВОЗМОЖНО, СЛЕДУЕТ

                              Похождения Штирлица,
                       и другие приключения Бормана.

                                   Пролог

     За окном проехал танк без башни и машина с молоком.
     Никита  Сергеевич  задумчиво  почесал  наморщенный  лоб  мыслителя  и
крякнул, подтягивая сползшие на пол штаны. Его секретарь втихоря с большим
удовольствием повторил  данный  звук,  и  Великий  Производитель  Кукурузы
остался доволен.
     - Хочется чевой-та... - жалобно протянул он, вытряхивая  из  карманов
вышитых штанов шелуху от  семечек  вместе  с  помятой  брошюрой  "Дагоним,
Абгоним, Перигоним и Выпьем", изданной газетой "Советский Спирт".
     - Че, бухать бум, Никит Сергеич? - секретарь  сгорал  от  нетерпения,
дрожа от предвкушения пол-литровой бутылки.
     - Не-е... После вчерашнего похмелья башка булькает...  -  вождю  явно
было нехорошо.
     Секретарь грязно выругался и сглотнул слюну.
     - Не вопи, - сказал Никита Сергеевич.
     Повздыхав минут двадцать, он бросил зубочистку в окно и спросил:
     - А че там деется у товаищча Исаева?
     - А черт его знает...
     - Это хорошо... - сказал Хрущев. - А че Берия?
     - Сидит, - коротко ответил секретарь, злобно потирая руки и  тирански
улыбаясь.
     - Тож хорошо, - сказал Хрущев, обмакивая в чернильницу  пальцы  левой
руки и одновременно облизывая пальцы правой.
     Секретарь с благоговейным интересом следил за его действиями.
     - Ага, - сказал вождь, насытившись на халяву казенными  чернилами.  -
слушай, как тебя, давай посадим кого-нить?
     - Давай, -  секретарь  вытащил  из  кармана  обглоданный  карандаш  и
измятый клочок газеты "Кукуруза у свете решениев съезда  дупетатов  палаты
садоводов г. Анадыри".
     - Пши, - сказал вождь, стукая ботинком  по  стенке.  Стенка  издавала
кряхтящие звуки и бросалась  штукатуркой.  Сидящие  на  крыше  агенты  ЦРУ
оглохли от шума, сделанного сдавленными потайными микрофонами.
     - Пши, - повторил вождь, явно собираясь повторить  данное  побуждение
еще раза три. Секретарь терпеливо ковырял в носу, вытирая  палец  о  фалды
пиджака. Не своего, естественно.
     - Пши, - сказал вождь еще раз, томно закатывая глаза. Дырка в  стенке
увеличивалась с заметной быстротой.
     - Че псать? - секретарь вычистил нос и  захотел  заняться  чем-нибудь
еще.
     - Пши: "Список", - сказал Хрущев, вспоминая, что  надо  еще.  -  "...
сок", - секретарь старательно выводил непослушные и неуклюжие буквы.
     - Пши: "Приказува... то есть  не,  прикузавы...  вобщем,  пиши,  чтоб
арестовали этого... как его... ну, такой весь...  с  усами...  то  есть  с
ушами... Исаева", во! - вождь был рад, что вспомнил  через  минуту,  а  не
через час. Жаловаться на склероз было рано.
     - "... Исаева", - произведение удалось на  славу,  если  не  обращать
внимание на масляные пятна.
     - Дай  посмотреть,  -  попросил  Хрущев.  Секретарь  скромно  показал
листок. Хрущев позавидовал его способности красиво  писать  и  так  хорошо
выражаться, и мастер эпистолярного жанра понял,  что  следующий  ордер  на
арест придется выписывать себе самому.
     - Ладно, грамотей, тащи в  контору...  -  Хрущев  посмотрел  на  него
исподлобья.
     - Тащи-тащи, и чтоб не убег до завтрева!
     Секретарь смачно  плюнул  на  стенку  и  вышел  из  кабинета.  Хрущев
посмотрел на его плевок, прицелился и тоже плюнул. Потом вытер оба  плевка
рукавом вышитой рубашки и сказал:
     - Никак все совейское, че портить...
     А за окном проехал танк с башней и машина без молока.

                               ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Прошло пять с половиной лет с тех пор,  как  Штирлиц  стал  вождем  в
Бразилии. Теперь он, а не Мюллер, был вождем, и  все  в  колонии  Третьего
Рейха подчинялись ему  и  благоговели  перед  ним.  Штирлиц  разъелся,  по
вечерам пел непристойные  песни  и  даже  почти  совсем  забыл  о  Мировой
Революции.
     В гарем теперь ходил он, каждый день и по многу раз, как  получалось,
а Мюллер ходил кругами вокруг него  и  втихоря  злился.  Женщины  Штирлица
уважали, а Мюллера нет.
     Борман стал толстеть не по дням, а по часам, стал медленнее бегать  и
был тяжел на подъем, но придумывал  более  ухищренные  пакости.  Появление
различных   новейших   достижений   науки,   техники   и   самогоноварения
подталкивало  его  совершенствовать  свое  мастерство,  и  теперь  жертва,
зацепившаяся за невидимую веревочку, не падала, а притягивалась  к  дереву
посредством влияния сильного магнитного поля на металлические  предметы  в
своих карманах и ударялась  током,  ослеплялась  вспышкой  или  оглушалась
сиреной.
     Пастор Шлаг на халяву разжирел так, что уже не влезал в самую широкую
сутану, сделанную из чехла от танка Т-34. Борман злобно потешался над ним,
советуя носить другой чехол, от ракеты "Томагавк", и предлагал свою помощь
в его получении. Пастор деликатно отказывался.
     Ежедневно  утром  два  здоровых  негра   наполняли   для   смиренного
священника водой здоровое корыто, пускали туда ведро голодных  пираней,  и
пастор садился удить, взяв  с  собой  пару  бутербродов,  потертую  библию
времен гражданской войны и журнал "Play boy".
     К вечеру он возвращался, не  поймав,  естественно,  ничего,  и  читал
книгу "О вкусной и  здоровой  пище".  Негры  спускали  воду  из  корыта  и
выбрасывали хищных пираней в океан,  забирая  со  дна  перекушенные  части
удочки, обгрызанную леску  и  консервные  банки  из-под  тушенки,  которые
кровожадные рыбы не могли переварить, несмотря на большие усилия.  Банками
всех обеспечивал сам Штирлиц, так как отказаться  от  вкусной  и  здоровой
пищи, про которую читал пастор Шлаг, он был не в силах. Иногда полет банки
из  окна   сопровождался   жужжащим   консервным   ножом   и   неприличным
ругательством. Если  пастору  счастливилось  подслушивать  под  окном,  то
помимо ругательств и рыганий он получал банкой по лбу  и  долго  беззвучно
радовался, выпучив глаза. Пастор потирал лоб и повторял заклинание  своего
покровителя, чем сильно стимулировал пищеварение у гогочущего Штирлица.
     - Эй, пастор... - Штирлицу  не  хотелось  драться,  но  обойтись  без
профилактического мероприятия (мордобития) было нельзя.
     - А? - Пастор, шевеля бровями, выполз из-под подоконника и  уставился
на Штирлица добрыми честными глазами.
     Увидев такой взгляд, Штирлиц немного смутился. Ему гораздо  привычней
было видеть злобный оскал, или красочный фингал под глазом.
     - Чего ты на меня так смотришь? - недоверчиво спросил он,  на  всякий
случай ощупывая в кармане браунинг с выцветшей дарственной надписью. -  по
родине соскучился?
     Шлаг на всякий случай пожал плечами и  отвел  взгляд.  Штирлиц  молча
бросил его красивым профессиональным  пинком  в  клумбу.  Пастор  упал  на
колючки кактуса и принялся стонать.
     "Ностальгия", - догадался Штирлиц. - "Домой хочет"
     Пастор застонал еще пронзительнее, с подвываниями.
     Мимо него прошел Борман с чемоданом и удовлетворенно
     чмокнул  губами.  Партайгеноссе  думал,  что  пастор  попал   в   его
хитроумную ловушку.
     -  А,  Борман!  Вот  ты-то  мне  и  нужен...  -  Штирлиц  свесился  с
подоконника и  поманил  испачканным  тушенкой  пальцем  толстого  Бормана.
Борман переложил чемодан из левой руки в правую  и  с  опаской  подошел  к
Штирлицу.
     - Штирлиц! Как солнышко ярко светит! - улыбаясь, сказал  он,  пытаясь
окончить разговор без фингала под глазом.
     - Светит, - милостливо согласился  Штирлиц.  Легкая  желтоватая  мгла
окутывала низко повисшее небо.
     "Парит - наверное, к дождю", - подумал пастор Шлаг.
     - И твой портрет так хорошо висит, - сказал Борман, делая два шага  к
отступлению и подхалимски улыбаясь.
     Портрет, на котором был изображен  Штирлиц  с  лицом  мыслителя  и  с
банкой тушенки в руке, был слегка перекошен от  ветра,  но  тем  не  менее
висел довольно ровно.
     - Висит, - согласился Штирлиц, любуясь собой.
     - Ну, я пойду... -  Борман  стал  медленно  отступать  к  фонтану  со
скульптурой "Штирлиц, разрывающий пасть крупному зверю (медведю)".
     - Я вот тебе щас пойду, - сказал  Штирлиц.  Его  грозная  рука  смяла
пухлого Бормана в охапку. Партайгеноссе ойкнул и выпустил из рук  чемодан,
тот упал на пастора и со скрежетом раскрылся. Куча бумаги выпала из  него,
и Шлаг забарахтался в ней, как в проруби с ледяной водой.
     Он только успел заметить, как Борман, голося о преданности  Штирлицу,
исчез в окне, и как Штирлиц  с  боксерскими  выдохами  стал  наносить  ему
глухие удары.
     Пастор, кряхтя, выбрался из горки бумажек и принялся  вытаскивать  их
из-под рясы. Его взгляд упал на надпись на  бумажке,  и  он  насторожился.
Надпись гласила:

     "Листовка (бумажка).  Просьба  сначала  прочитать,  а  потом  от  нее
закуривать.
     Революционный народ порабощенной Бразилии!
     Отечество в  опасности!  И  всему  виной  -  штандартенфюрер  СС  фон
Штирлиц! Он хочет пустить всю нашу любимую Бразилию на тушенку! И  продать
ее в Россию, где по улицам толпами ходят медведи (злые)  и  даже  кусаются
турникеты (в метро).
     Не продадим нашу любимую Бразилию!
     Кто  хочет,  может  записываться  в  Комитет  Спасения  Бразилии  под
руководством истинного  патриота  и  коммуниста  (партбилет  No  17892048)
Мартина Бормана!"

     "Что такое партбилет?", - подумал пастор  Шлаг.  -  "И  что  об  этом
подумает сам Штирлиц?"
     Из  окна  с  воплем   о   глубоком   недовольстве   вылетел   Борман,
приземлившись рядом с раздумывающим пастором Шлагом.
     - Черт, - плачущим  голосом  капризного  ребенка  сказал  он.  Пастор
перекрестился. - Противный Штирлиц! Что ему за охота драться каждый день?
     - Это верно, - неуверенно протянул пастор, оглядываясь  по  сторонам.
Он знал, что со Штирлицем шутки плохи. - А скажи мне, Борман, что  это  за
Комитет Спасения Бразилии?
     Борман забеспокоился.  Он  не  знал,  сразу  ли  Шлаг  все  расскажет
Штирлицу, или же чуть погодя.
     - Пойдем отсюда, - сказал он, зная, что Штирлиц, несмотря даже на то,
что сейчас он громко храпит, может все подслушать и  потом  поставить  под
глазом несколько синяков.
     Они собрали бумажки в чемодан и ушли.
     Едва два товарища по несчастью - Шлаг и Борман - изчезли за  кустами,
из за ближайшего кактуса вылез Мюллер в панамке, но с хлыстом и в кирзовых
сапогах. Он, конечно же, все слышал и видел.  Подойдя  к  торчащей  из-под
ветки какого-то экзотического растения бумажке, он осторожно  вынул  ее  и
прочитал.
     Мастер по государственным переворотам и заговорам сразу же понял, что
к чему и привычно оценил силы сторон.  С  одной  стороны  были  Борман  со
своими веревочками и пастор с удочкой, а с другой - мощный кулак Штирлица.
Мюллер загнул три пальца на левой руке, два на правой, высморкался и полез
в окно к Штирлицу.

     Штирлиц лежал на  кровати,  держа  в  одной  руке  газету  "Советская
Бразилия", а в другой - банку  тушенки  и  делал  вид,  что  спит.  Мюллер
осторожно снял сапоги и на четвереньках пополз к столу, на котором в форме
пятиконечной звезды  были  расставлены  бутылки  с  водкой.  Вытащив  одну
бутылку из верхнего левого луча звезды,  Мюллер  запустил  острые  зубы  в
пробку и с хлопком откупорил непослушную посудину. Глотнув из горлышка, он
почувствовал себя гораздо лучше  и  рыгнул.  От  знакомого  звука  Штирлиц
очнулся от мыслей о тушенке и сале и открыл  один  глаз.  В  углу  комнаты
Мюллер пил водку из его запасов.
     - Чего ты там копошишься?  -  Штирлиц  недовольно  заворочался  и  со
скрежетом почесал ногу.
     - Беда, Штирлиц, заговор... - Мюллер набил рот бутербродом с ливерной
колбасой и показал Штирлицу листовку Бормана.
     - Так что же, заговор плетет Борман? -  Штирлиц  был  о  нем  худшего
мнения. Мюллер утвердительно закачал  головой  и  отправил  в  рот  второй
бутерброд.
     - Чхал я на его заговор, - сказал Штирлиц, отобрал третий бутерброд и
бросил Мюллера в окно.
     Приземливись в уже знакомой им всем клумбе, Мюллер чихнул и  обиженно
протянул:
     - Никто меня не любит... И по голове меня, и картошку чистить меня...
     Он поправил панамку, с  любовью  отцепил  от  нее  налипший  репей  и
поплелся в ту сторону, куда ушли Борман и пастор Шлаг.
     Напрасно Штирлиц так  пренебрежительно  относился  к  козням  мелкого
пакостника. Борман разбросал свои листовки по всей колонии Третьего Рейха,
и к вечеру около его жилища собраалсь толпа равнодушных  негров  послушать
очередного революционера. В прошлый  раз  революционер  понравился  только
каннибалам с прибрежных островов. Они его и съели.
     - Друзья мои! - Борман, стоя на импровизированной трибуне, размахивал
испачканным носовым платком и делал как можно более приветливое лицо.
     Негры смотрели на него как можно более равнодушней и дали  тем  самым
понять, что тамбовские волки Борману друзья.
     Борман  надрывался,  обещал,  угрожал,   но   равнодушное   население
порабощенной Бразилии отнеслось к нему с непониманием.
     Борман бросил платок  на  запыленную  землю,  плюнул  и  спустился  с
трибуны.
     Делу решил помочь пастор Шлаг. Задрав ногу, он забрался на трибуну  и
сказал, не надеясь, впрочем, что найдет понимание:
     - Кто женщину хочет?
     Негры оживленно вскочили  и  зарычали.  Пастор  подумал,  что  сказал
что-то неправильное, и попытался улизнуть, но его поймали.
     - Где она? - нетерпеливо спросил толстый бородатый  мулат,  поигрывая
остро отточенным мачете и переливающимися бицепсами.
     - К-кто она? - заикаясь, спросил пастор.
     - Та фемина, про которую ты говорил, - мулат с сомнением посмотрел на
пастора, щелкнул языком и стал поигрывать мачете еще ужасней.
     - Так все женщины в  гареме  у  Штирлица,  -  завизжал  пастор  Шлаг,
пытаясь вырваться из крепких волосатых рук, держащих его за ноги, за  руки
и за два-три волоска на тщедушной лысине.
     - А зачем этому кабальо столько  фемин?  -  задумался  мулат.  Данный
вопрос много раз задавал себе Борман, когда видел, как пастор Шлаг носится
за его секретаршами.
     Мулат уронил мачете себе на ногу.  После  этого  он  радостно  прыгал
около двадцати минут, пока его не отбросили.
     - Вот видите, - с вожделением начал Борман, решив взять власть в свои
руки. - Штирлиц, эта противная русская  свинья,  забрал  себе  всех  наших
женщин...
     Борман говорил и говорил, не чувствуя, как мощная рука поднимает  его
за воротник.
     - Кто свинья? - спросил глухой,  до  боли  в  носу  знакомый  Борману
голос, эхом перекатываясь по контейнерам с сахарным тростником.
     Негры притихли. Борман оскорбил еще пару раз  Штирлица,  сказал  пару
недобрых слов про тушенку, и тут сильная рука бросила его в джунгли.
     "Разве я что-то не так сказал?" - задумался Борман,  приземлившись  в
самые крупные заросли колючек. Вскоре он понял, что глубоко ошибался.
     Штирлиц, поднявшись на трибуну, рыгнул и сказал:
     - А теперь все пшли домой... А кто не все,  того  я  отвыкну  Бормана
слушать...
     Негры  притихли  и  разошлись.   Непоколебимый   авторитет   Штирлица
покачнулся. Штирлиц, тем не менее, этого не понимал.

                                  * * *

     - Эй, ты, в шапке, подь, - Никита Сергеевич ласково подозвал Лысенко.
     - Че? - Лысенко подошел поближе и снял шапку.
     - Как там кукуруза?  -  Хрущев  плюнул  на  пол  и  притянул  поближе
засиженную мухами тарелку с бутербродами.
     - Растеть, - Лысенко обнажил рот с несвежими черными зубами и  заржал
чему-то своему.
     - Это хорошо, - сказал Хрушев. -  А  этого...  как  его?...  Штирлица
посадили?
     - Та не знаю я, - нараспев сказал Лысенко и надел шапку.
     - Дурень ты, - сказал Никита Сергеевич, -  Ты  этот...  арогном,  во,
значит, все должен знать! Узнай и доложи...
     - Кому? - переспросил обалдевший Лысенко, чувствуя, что он  и  правда
дурень.
     - Ну, кому-нибудь, - сказал Хрущев, смачно засовывая палец в нос.

                                  * * *

     На захват Штирлица был отправлен специальный  Отряд  Милиции  Особого
Назначения из восьми человек. Во главе отряда стоял майор, имени  которого
никто не знал.
     - Не завидую  я  этому...  как  его?...  Штирлицу,  -  радостно,  как
настоящий мелкий пакостник, сказал сектретарь Никиты Сергеевича.
     Он не знал, что не он, а Штирлиц имел  все  основания  не  завидовать
ему.
     - Как тебя? - Никита Сергеевич стоял в дверях, - Иди-ка сюда, вон  за
тобой  пришли...  -  глаза  Генерального  Секретаря   светились   победным
торжеством. За дверью, вытягивая шеи, стояли сотрудники КГБ и в нетерпении
поигрывали пистолетами.
     "Main Gott, Пришли... А я так и не  передал  последнюю  шифровку",  -
подумал секретарь. Он бросил на пол подаренный любимым  фюрером  шмайссер,
который носил за пазухой, и, закатив глаза, вышел из кабинета.
     Никита Сергеевич торжествовал. Так ненавистный  ему  интиллегент  был
повержен и отправлен в лагеря.
     - Не боись, - сам себе сказал вождь, потирая короткие потные руки.

                                  * * *

     Штирлиц  негодовал.  Он  ожидал  от  Бормана  любых  веревочек,  даже
пенькового каната, но таких пакостей он ожидать не мог.
     Русский разведчик скорчил  презрительное  лицо  и  с  негодованием  и
размахом бросил банку тушенки об стенку.
     Коровий жир медленно растекался по обоям в красно-желтый цветочек.
     - Скоты! - Штирлиц врезал об стенку второй банкой. Это относилось уже
к Мюллеру и пастору Шлагу. Пастор, сидящий под  окном  с  первой  в  жизни
пойманной рыбиной (ничего, что дохлой), съежился.
     -  Уроды!  -  от  удара  третьей  банки   стена   треснула.   Борман,
подслушивавший с другой стороны, с визгом умчался.
     "Пора смываться", - подумал Штирлиц.  -  "Кругом  люди  этой  толстой
свиньи. А в конце-то концов, Штирлиц я или не Штирлиц?"
     Как всегда после проведения блистательной операции, Штирлиц горел  на
мелочах. Конкретно  в  данный  момент  он  не  мог  решить,  куда  бы  ему
смотаться.
     В родную Россию почему-то  не  хотелось.  Возможно,  причиной  такого
недовольства любимой родиной стала листовка Бормана. Тем более, Штирлиц не
знал, что за новый зверь появился за время его отсутствия, и как он  может
кусаться.
     Штирлиц закурил "Беломорину" и решил податься в Штаты.  Он  не  знал,
где они находятся, но видел раза два ихнюю валюту (один раз у Канариса,  а
другой - у Шелленберга). Доллар Штирлицу понравился.
     "Интересно, где находятся СыШыА?", - подумал Штирлиц. Глобус Украины,
подаренный Геббельсом, не смог дать ответа на данный риторический  вопрос.
Русский разведчик выглянул в окно и заметил лысину Бормана,  блестящую  от
вечерней дымки.
     - Борман, иди сюда, - голос Штирлица не допускал возражений.
     - Драться будешь, Штирлиц? - Борман знал, что от русского  разведчика
невозможно скрыться. Шансов пять у него было - из-за угла,  ни  о  чем  не
подозревая, показался пастор Шлаг, мурлыкая под  нос  "мы,  пионеры,  дети
рабочих".
     - Пастор тебе не поможет,  -  обобщающе  сказал  Штириц,  но  Борман,
показав розовый детский язычок, исчез.
     - А, черт, - выругался Штирлиц. - Эй, пастор, поди-ка сюда!
     Пастор задрожал, но все-таки подошел.
     - Слушай, ты,  толстый,  может  быть,  ты  знаешь,  где  эта  чертова
Америка?
     - А... в... в... - пастор, дрожа, сделал идиотскую рожу и пробормотал
что-то непонятное.
     - Понятно, можешь проваливать, -  сказал  Штирлиц,  занося  ногу  для
выбрасывающего пинка.
     "Нет, ну все самому!", - раздраженно подумал русский разведчик.

                               ГЛАВА ВТОРАЯ

     В районном центре (как его называли Штирлиц и Мюллер)  Пуэрто-Дубинос
Штирлиц быстро нашел туристическое агенство.  Роскошная  контора  с  голой
женщиной на плакате,  под  которым  мерно  храпел  сам  хозяин  заведения,
привлекала всех своей пустотой и прохладой.
     Штирлиц, поправив только что вымененный на шесть банок тушенки черный
пиджак, открыл дверь и хотел высморкаться, но в  носу  было  сухо,  как  с
бочке с сухарями. Штирлиц выругался и вошел внутрь.
     - Эй, хозяин! -  позвал  он,  одновременно  освобождая  стол  данного
заведения от завалявшихся там мелких предметов.
     - Слушаю Вас, товарищ Штирлиц, - хозяин, небритый и с  заплывшими  от
жира глазами вылез  откуда-то  из-под  стола  и  дыхнул  в  лицо  русскому
разведчику запахом перегара от вчерашнего одеколона "Победа".
     - Вот что, - сказал Штирлиц, воротя лицо, - Ты мне билет на курорт, в
Штаты обеспечь, да побыстрей, а то я, ты знаешь,  в  гневе  люблю  драться
ногами...
     - Понял, товарищ Штирлиц, - сказал  хозяин  туристического  агенства,
доставая из кармана огрызок карандаша "Конструктор 2М".
     Он нашел в столе незаполненный билет и спросил:
     - Вам сегодня или потом?
     - Сегодня, - категорично сказал Штирлиц. - Знаю я ваши потом. От  вас
потом и вилки от тушенки не дождешься.
     - Тогда сегодня, сказал хозяин, вписывая в билет:

     "Имя - товарищ Штирлиц.
     Фамилия - не знаю, наверное, тоже товарищ Штирлиц.
     Место отправления - Пуэрто-Дубинос.
     Место прибытия - Вашингтон, Д.С.
     Количество багажа - очень много банок тушенки."

     При упоминании тушенки владельца туристического агенства перекосило и
он плюнул себе на лапоть.
     - Прекрасно, - сказал Штирлиц, вырывая у него билет.
     - Э, постойте, товарищ Штирлиц, а деньги?
     - Я вот тебе щас дам деньги, - в этом хозяин туристического  агенства
никогда не сомневался.
     Вытерев через полчаса окровавленный нос, он подумал:
     "Ничего, все равно же катастрофы каждый день. "

     - Послушай, Штирлиц, не желаешь  ли  развлечься?  -  перед  Штирлицем
стояла дама в мини-юбке, легко поигрывая чем-то длинным и резиновым.
     - Желаю, - сказал Штирлиц весьма галантно и взял ее за талию.
     - У тебя или  у  меня?  -  спросила  дама,  вырываясь  из  слюнявого,
пахнущего тушенкой поцелуя.
     - Сначала давай у меня, потом у  тебя,  а  потом  где-нибудь  еще,  -
Штирлиц, несмотря на то, что ему было некогда,  всегда  находил  время  на
очаровательных дам.
     - В парке не буду, - сказала дама, показывая  два  ряда  ослепительно
блистающих зубов.
     - Я тоже не буду, - сказал Штирлиц, нежно и с легким скрипением  валя
ее на скамейку.
     Дама дала ему пощечину, размазала по лбу фиолетовую губную  помаду  в
желтую полосочку, вырвалась и убежала. Штирлиц стер помаду  и  нахмурился.
Так плохо к русскому разведчику еще никто не относился.
     "Тут чувствуются проделки этой толстой свиньи - вот  только  какой  -
Бормана или пастора?" - подумал Штирлиц.
     Вырвав цветок из клумбы, он воткнул его в петлицу своего, уже немного
помятого костюма.
     До начала рейса оставалось сорок минут.

     Аэропорт  Штирлиц  нашел  не  сразу.  Войдя  внутрь,  он  подошел   к
очаровательной негритянке в авиационной форме и издалека показал билет.
     - Ах,  это  Вы,  товарищ  Штирлиц!  -  нежно  воскликнула  негритянка
каким-то очень знакомым голосом.
     - Да, это я, - сказал Штирлиц, весьма довольный.
     - Давайте Ваш билет до Вашингтона, - сказала негритянка.
     Штирлиц не мог узнать английского  агента,  так  как  после  шутки  с
газовой камерой тот никак не мог отмыть черные пятна на  лбу  и  на  носу.
Пришлось  покраситься  гуталином  в  черный  цвет,  и   английский   агент
радовался, что Штирлиц не узнал его.
     - Пожалуйста,  проходите  на  посадку,  -  сказал  английский  агент,
поднимая шкуру от тигра и  показывая  обшарпанный  самолет  со  множеством
выбоин на корпусе в конце взлетной полосы.
     - Это что? - русский разведчик был неприятно удивлен.
     - Это самолет компании "Дуос Кретинос и сыновья", а что такое?
     - Какой такой самолет кретина, что это за корыто?
     - Да ладно Вам, товарищ Штирлиц, Муму пороть, - сказал  кто-то  из-за
занавески.
     Штирлиц почему-то успокоился и пошел к самолету.
     Все подумали, что самолет ему понравился, на самом  же  деле  Штирлиц
подумал, что нечего выпендриваться, раз билет на халяву.
     Внутри было тихо, темно и пахло туалетом.
     Штирлиц сел на первое попавшееся место и хотел  задремать,  но  место
икнуло и сказало:
     - Милейший, вы же на меня сели!
     - В самом деле? - Штирлиц пощупал под задом и  нашел  там  тщедушного
старичка в спортивном костюме. Он  вытащил  его  из-под  себя,  посадил  в
кресло рядом и пристегнул ремнем, чтобы не выпал.
     - Вот так, молодой человек, - сказал старичок, поправляя  заплетенные
в узелок ноги.
     - Да, - сказал Штирлиц, и плюнул на пол: - Заразы!
     - Это вы кого имеете в виду? - живо поинтересовался старичок.
     - Бормана я имею в виду, - сказал Штирлиц и исподлобья  посмотрел  на
старичка.
     - Хе! - сказал тот, после чего всю дорогу не сказал ни слова.
     Самолет  компании  "Дуос  Кретинос  и  сыновья"  попался  никудышный.
Пролетев сто километров, пилот напился, и чувствовал себя хреново. Самолет
качался и в салоне плохо пахло. Штирлиц нервничал. Он знал, что от  пьяных
пилотов можно ожидать любых паскостей почище, чем от Бормана.
     Наконец через некоторое время полета внизу показалась статуя Свободы,
окутанная вечерней дымкой.

                                  * * *

     Товарищ Хрущев сидел в кресле,  положив  ноги  на  лежащую  на  столе
газету "Советская Россия".  Перед  ним  лежала  распечатанная  телеграмма,
гласившая:

     "Сообщаем,
     что известный Вам товарищ Исаев отбыл вчера из Бразилии в неизвестном
нам направлении."

     - Растяпы! -  Никита  Сергеевич  бросил  ботинок  о  стенку.  Ботинок
крякнул и прекратил свое существование. - Козлы! - второй бониток ударился
о стенку и упал рядом с первым. - Всех посажу! - и первый носок упал рядом
со вторым ботинком.
     Никита Сергеевич в гневе сполз  с  кровати  и  принял  полный  стакан
самогона.

                                  * * *

     - Уважаемые пассажиры, наш самолет  приземлился  в  аэропорту  города
Вашингтон, желаем вам приятного пути, а теперь все пшли отсюда, -  молодая
стюардесса с крутыми бедрами  совершенно  неласково  выпроводила  всех  из
самолета и заперла его на амбарный замок.
     - Когда с Вами можно будет встретиться? - нетерпеливо поинтересовался
Штирлиц.
     - Как вы смеете, я мужу скажу! - возмутилась стюардесса.
     - Мужу я сам скажу, если хотите, - пообещал Штирлиц. - Так когда?
     - Шли бы Вы, товарищ Штирлиц... -  предложила  стюардесса  и  назвала
место, в которое нужно идти.
     -  Грубиянка,  -  резюмировал  русский  разведчик  и   отправился   в
пристегнутый к самолету "рукав".
     Сразу же после рукава  Штирлиц  заметил  два  коридора  -  направо  и
налево. Он почесал за ухом и пошел  в  левый  коридор,  катя  перед  собой
тележку с чемоданами.
     Внезапно Штирлиц почувствовал, что слабые, но цепкие руки затаскивают
его куда-то налево, разрывая фалды  пиджака.  Штирлиц  удивился  и  лягнул
ногой кого-то сзади. Раздалось всхлипывание, и  кто-то  сказал  на  чистом
русском языке, противно шепелявя:
     - Отдавай коселек, шволось!
     - Я тебе дам кошелек, - сказал Штирлиц, поднимая  нахала,  обросшего,
как казалось, темной шерстью и воняющего помойкой, повыше. - Во-первых,  я
тебе не кошелек, а в морду дам, но это все во-вторых. Я русский  разведчик
Исаев, и не позволю всякой американской свин... ба, да это же Шелленберг!
     Шелленберг, обросший до неузнаваемости и  изрядно  похудевший,  узнал
Штирлица раньше, и принялся радостно подвывать, несмотря на ушибленную  об
стенку при падении ногу.
     - Вальтер... - сказал Штирлиц, готовясь прочитать назидательную речь.
- до чего же ты опустился!
     - Да вот, - сказал  Шелленберг,  явно  показывая  широкую  прореху  в
верхнем ряду нечищенных зубов. - Живем мы тут плохо.
     - "Мы" - это кто? - удивился Штирлиц.
     - Это я и Айшман, - сказал Шелленберг.
     - Как! Вас отпустили? - Штирлиц наверняка знал, что на Лубянке  можно
задержаться надолго.
     - Ага... Мы шебя вели плохо, - радостно сказал Шелленберг.
     - Это хорошо, что плохо, - сказал Штирлиц, весьма довольный.  Он  был
доволен, что есть хоть кто-то, кому  можно  будет  для  профилактики  бить
морду.
     - А где ты живешь? - поинтересовался он.
     - Где... где придетшя, - обреченно сказал Шелленберг.
     - А Айсман где?
     - В баре прохлаждаетшя, - Шелленберг потрогал явный синяк  под  левым
глазом.
     - Ладно, - сказал Штирлиц, принимая решительный вид. - Я поставлю вас
на ноги!
     - Лушше доллар дай, - попросил Шелленберг.
     - Зачем тебе доллар? - медленно философски изрек Штирлиц.
     - А! - сказал Шелленберг, делая вид,  что  он  понимает  больше,  чем
Штирлиц. - Жа доллар можно женфину купить!
     -  Женщину?!  Это  хорошо!  -  сказал  Штирлиц,  похрустывая   пачкой
стодолларовых бумажек, нарисованных одним его знакомым в Бразилии.
     - Пофли купим по парофке, - предложил Шелленберг, глядя  на  заветную
пачку.
     - Нет, бабы потом, - сказал  Штирлиц  озабоченно.  -  Пойдем  Айсмана
найдем.
     - Жашем нам Айшман... - засопротивлялся Шелленберг, - от него же одни
убытки...
     - Какие убытки? - Штирлиц обожал истории о финансовых махинациях.
     - Пофли, рашшкажу, - сказал Шелленберг, выводя Штирлица из аэропорта.
За ними устремился полицейский.
     - Ну так вот, - начал бывший шеф Штирлица,  -  Я  вфера  достал  пять
долларов. Эта свинья Айшман жабрал их и вот теперь напилшя... Пофли в бар,
фде он фидит.
     В баре играла  неизвестная  никому  музыка,  состоящая  из  хаотичных
ударов по чему-то деревянному и металлическому.
     Айсман сидел за крайним столиком и выл от удовольствия.  Его  повязка
на левый глаз сползла. Закрытый обычно глаз смотрел по сторонам,  чего  бы
стянуть, как  локатор.  Неожиданно  глаз  выпучился.  В  дверях  показался
Штирлиц в черном костюме, с  цветком  в  петлице,  и  с  Шелленбергом  под
мышкой.
     "Рассказал... Все рассказал", - мелькнуло в мозгу Айсмана. Шелленберг
соврал Штирлицу - с Лубянки их никто не выгонял за плохое  поведение.  Они
удрали, когда находились  на  лесозаготовках  на  Чукотке,  где  только  и
делали, что ничего не делали. Айсман сразу протрезвел и сполз на пол.
     - Айсман! - радостно сказал Штирлиц.
     - Штирлиц, -  неприветливо  пробурчал  Айсман,  стоя  под  столом  на
четвереньках.
     - Не злись, Айсман, я же ненарочно, мне долг  приказывал.  -  Штирлиц
вспомнил похождения с мнимым баром на Кубе.
     "Кто это - Долг?" - удивился Айсман.
     - Ты про что это? - спросил он, высунувшись из-под стола.
     - Да так, к слову пришлось, - сказал Штирлиц. - как живешь без меня?
     - Плохо, - сказал Айсман и икнул. - Женщин нет,  растительности  нет,
кефира нет, Бормана нет, дешевых туалетов нет, "Беломора" нет,  вина  нет,
пива нет, самогона нет, даже горилка отсутствует, жить негде.
     - Это хорошо, - сказал Штирлиц.  -  А  где  жить,  мы  уж  как-нибудь
найдем.

                              ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Нельзя сказать, чтобы ферма Джона Вейна процветала.  Скорее,  она  не
процветала,  а  даже  совсем  наоборот.  Все  хозяйство   Вейна,   корова,
автомобиль "Паккард", никогда не бывший на ходу  и  четыре  тощие  курицы,
пришло в запустение и было заложено в ломбард.
     Поэтому, когда Штирлиц появился на его  ферме,  Вейн  принял  его  за
судебного исполнителя и треснул его оглоблей по голове.
     - Больно же, - сказал Штирлиц.
     Вейн удивился.
     - Чего надо, motherfucker? - грубо спросил он.
     - А чего ты ругаешься? - обиделся Штирлиц. - Человек пришел по  делу,
хочет тебе бизнес предложить, а ты его палкой...
     - Какое дело? - живо среагировал Вейн, доставая из  шкафа  запыленную
бутыль с самогоном.
     - Мы у тебя поживем, будем хорошо  платить,  а  ты  помалкивай  и  не
задавай глупых вопросов.
     - Банк грабить будете? - тут же  спросил  Вейн,  делая  интонацию  на
последнем слове.
     - Посмотрим, - сказал Штирлиц, вручая Вейну банкноту в 100  долларов.
Тот почти что совсем офигел.
     - Слушай, Джоанна, тут пришел какой-то сумасшедший..., - начал он.
     - Не сумасшедший, а товарищ Штирлиц, - сказал Айсман, входя с большим
чемоданом в руках.
     - ... и дал мне сто долларов...
     - Много - мы можем вжять шдачу, - сказал Шелленберг, также  появляясь
в дверях.
     - Чего надо? - заученно спросил Вейн.
     - Мы здесь жить будем, -  сказал  Айсман  голосом,  категорически  не
допускающим никаких возражений. - Мы от товарища Штирлица.
     - А, от этого, - сказал Вейн. - Ну, живите...

     Айсман предполагал, что жизнь у Вейна будет приятной и  легкой.  Вейн
тоже считал, что наличие двух здоровых бездельников избавит его от хлопот,
поэтому в день прибытия заставил Айсмана и  Шелленберга  вспахать  вручную
сорок акров. К вечеру Айсман и Шелленберг уже продумывали план побега. Они
заспорили чересчур громко, Вейн вмешался и на всякий случай посадил  обоих
под замок.
     Когда Штирлиц ехал к Вейну на свежеотремонтированном "Паккарде",  два
друга скандировали, просунув головы между реек оконной рамы амбара:
     - Са-атрап, са-атрап!
     - Это вы кому? - хмуро спросил Штирлиц, засучивая  левый  рукав.  Оба
исчезли в амбаре, появился Вейн.
     - Это они мне, - сказал он и пояснил: - Работать не хотят.
     - В зуб, - коротко пообещал Штирлиц, вертя в руке юбилейный кастет на
цепочке.
     - Пойдемте, выпьем, товарищ Штирлиц, - засуетился Вейн,  ходя  вокруг
русского разведчика кругами.
     - Пошли, - согласился Штирлиц.
     Из окна амбара показалась морда Шелленберга.
     - Шатрап! - крикнул он и исчез.
     - По-моему, это он мне, - сказал Штирлиц хмуро и полез в  амбар.  Там
раздалась  глухая  возня,  удары,  и  русский  разведчик   вылез,   весьма
удовлетворенный.
     -  Теперь  пошли,  -  сказал  он,   доставая   из   кармана   бутылку
"Смирновской".
     - Ага, - сказал Вейн, и собутыльники удалились.
     - Шкотина, - глухо сказал Шелленберг, потирая ушибленный  нос.  -  Мы
вот ему покажем...
     - Покажем, покажем, - согласился Айсман, с беспокойством  оглядываясь
по сторонам.
     В доме Вейна  загорелась  керосиновая  лампа.  Через  полчаса  оттуда
раздались пьяные голоса:

               "Вихри враждебные веют над нами-и-и-и...,
               Темные силы нас зло-о-о-бно гнету-у-ут..."

     Еще через полчаса все стихло, и  дремлющую  в  густой  темноте  ферму
потрясли звуки мощнейшего храпа.
     - Штирлиц, - утвердительно  сказал  Айсман,  перетряхивая  слипшуюся,
почему-то сырую солому. Ему не ответили.  Айсман  позвал  Шелленберга,  но
потом огляделся и заметил дырку в стене. Попытавшись пролезть  в  нее,  он
застрял и таким образом провел ночь.

                                  * * *

     В это время в Бразилии, в колонии  Третьего  Рейха,  проходил  ночной
допрос. Майор с неизвестной  фамилией,  развалившись  в  плетеном  кресле,
допрашивал пастора Шлага.
     Говорить пастору помогали два ОМОН'овца, путем  ударов  по  животу  и
голове. Пастор вопил, но не  признавался.  И  не  потому,  что  был  такой
стойкий. Просто он ничегошеньки не знал.
     - Ничего, расскажешь, - обещал майор, почесывая под  кителем  набитый
бараниной живот.
     - Ничего не знаю, - стойко отвечал пастор на каждый удар по животу. К
ударам по голове он произносил междометие "Ай" и плевался на пол  (совсем,
как Штирлиц).
     - Ладно, - сказал майор, вынув их  ушей  вату.  -  Тащите  другого...
потолще.
     - Я здесь! - Борман появился, как всегда,  внезапно,  и  встал  перед
майором. Тот любил, когда ему подчинялись  непрекословно,  как  девочки  в
баре.
     - Где Исаев? - спросил майор, делая грозное лицо.
     - Тю-тю, - сказал Борман, делая покачивания руками, как крыльями.  От
такого опасного для окружающих движения пол скоро был усыпан толстым слоем
веревочек и гвоздей.
     - Я тебе дам "тю-тю"! - заорал майор. - Говори по человечески,  а  то
как дам... в нос...
     - Улетел Исаев,  -  сказал  Борман,  радуясь,  что  пакость,  похоже,
пройдет безнаказанно. - В Америку подался...
     - Гм, - важно сказал майор. - Америка - это не наша юрисперден...  то
есть мы туда не поедем.
     - Вот и я говорю - "тю-тю", - сказал Борман, садясь на  пол  рядом  с
майором. Майор вскочил, так как тонкая, но очень  острая  булавка  впилась
ему в зад и заорал:
     - Встать! Молчать! Кругом! Равнение налево! Ружье на  плечо!  Воздух!
А-а-а-а!
     Борман тихо отполз в угол и сидел там с хронометром, считая  секунды,
нужные майору для успокоения.  Новый  препарат  для  возбуждения,  похоже,
должен был стать очередной яркой страницей в его деятельности.
     - Тридцать семь секунд, - сказал он наконец,  втайне  радуясь  такому
замечательному рекорду.
     И тут же последовал легкий, но умеренный пинок.

                                  * * *

     Утром Штирлиц проснулся от мычания коровы в хлеву.
     "Деревня", - подумал он, доставая из-под подушки стакан. - "Как же  я
сюда попал? Черт, как после вчерашнего башка трещит..."
     Бутыль  из-под   "Смирновской"   была   угнетающе   пуста.   Штирлица
перекосило. Бутыль с самогоном  отдавала  мазутом.  Штирлиц  зажал  нос  и
хлебнул. Внутри живота забулькало и  зашипело.  Русский  разведчик  пустил
желтовато-сероватую слюну на стенку и выскочил во двор.
     Из стенки амбара торчала чья-то голова. Штирлиц пригляделся  и  узнал
Айсмана.
     - А я застрял, Штирлиц! -  радостно  сказал  тот,  от  нечего  делать
колотя затылком по стене.
     -  А  где  Шелленберг?  -  живо  поинтересовался  Штирлиц,  собираясь
нахмуриться и серьезно повеселиться.
     - Смылся, - сказал  Айсман.  -  он  же  не  такой  толстый.  -  И  он
самодовольно задвигал животом.
     Штирлиц выругался и стал заводить "Паккард". Из дома показался Вейн в
кальсонах, сделанных из мешка, с надписью "The United States  of  America.
Genuine Condoms".
     - Водки  привези,  -  дрожащим  голосом  попросил  он,  со  скрежетом
почесывая распухшую небритую рожу.
     Шелленберг убежал недалеко. За рекой его поймали грабители и  раздели
почти-что  догола.  Шелленберг  плакал  и  матерился   на   родном   языке
(по-английски). Штирлиц успокаивал. Потом  посадил  в  "Паккард"  и  повез
обратно.
     - Не поеду к этому шатрапу! - завизжал Шелленберг. - Он на нас пахать
хошет.
     - Он больше не будет, - пообещал Штирлиц, - я ему  в  морду  дам,  он
меня знает.
     - Не верю, - сказал Шелленберг и тут же, получив подзатыльник, больно
прикусил язык.
     Вейн стоял на крыльце дома. Лицо его было озабочено.
     - Штирлиц, у нас гости, - сказал он, указывая  подбородком  на  Отряд
Милиции Особого Назначения, засевший в  стогу  соломы.  Руки  были  заняты
наручниками.
     - Чего надо? - неласково спросил Штирлиц, нащупывая  в  кармане,  под
шелковой подкладкой, холодную и увесистую гранату.
     - Сдавайся, Исаев, - сказал майор, не имеющий фамилию. - А то мы тебя
возьмем приступом и больно накажем.
     - Попробуйте, - вызывающе сказал Штирлиц, вынимая гранату.  Омон'овцы
попятились.
     "Сейчас будет очень хорошая драка", -  подумал  Шелленберг.  Он,  как
всегда, не ошибался. Граната с отсутствующими внутренностями,  но  набитая
именным свинцом, ловко плясала по пустым головам  ОМОН'овцев  и  лично  по
голове бесфамильного майора,  извлекая  из  нее  звуки  пустой  бутылки  и
подозрительные по тембру звуки.
     - Я тебе накажу..., - шипел Штирлиц, колотя гранатой по  его  голове.
Майор ужасающе выл.
     Айсман и Шелленберг с трудом оторвали бушующего Штирлица от стонущего
и слабо, но четко матерящегося майора.
     Отряд Милиции Особого Назначения в панике разбежался по всей  округе.
Майор остался.
     - Дать бы тебе еще пару раз по морде, - сообщил Штирлиц свое  желание
майору. Айсман услужливо суетился около  Штирлица,  поправляя  испорченную
потасовкой внешность йодом.
     - Жа фто? - поинтересовался Шелленберг.
     - Сначала врежем, потом решим, - сказал Штирлиц, вытирая руки об полы
пиджака. Кулак его левой руки покрывали три свежие ссадины от зубов майора
и один синяк от удара по голове. Мыслящий агрегат у майора был пустой,  но
твердый, как пустая бутылка из славной местности Шампань.
     - Ну, - сказал майор, с трудом вращая заплывшими челюстями, - теперь,
Штирлиц, тебя точно расстреляют через повешение.
     - Когда пымают, - сказал Айсман и тут же получил свежий подзатыльник.
Подзатыльники у Штирлица не залеживались.
     - А ведь правда, расстреляют, - сказал,  подумав,  Айсман.  -  И  нас
вместе с ним, - добавил он вполголоса и тоже был наделен таким  же  свежим
подзатыльником. Штирлиц не любил мрачные мысли и предпочитал  изгонять  их
при помощи водки, тушенки и милых радисток.
     Из дома вышел Вейн в новых кальсонах  с  другой  надписью:  "Дорогому
товарищу Вейну от дорогого товарища Штирлица ко дню взятия села Улюль-муму
под озером Хасаном (Китай)". Надпись получилась  длинная  и  неровная,  но
умная.
     Вейн  потирал  руки,  нывшие  от   наручников.   Бензопила   "Дружба"
модификации "народов Африки" пилила даже вороненую сталь.
     - Чего это он? - спросил Вейн, продолжая потирать руки.
     - Он дерется, - сказал Шелленберг.
     - Ну, и вы ему дайте, - посоветовал Вейн.
     Штирлиц с воплем "сволочь, скотина" бросился на майора и стал бить по
потной морде. Он развеселился не на шутку. Русского  разведчика  не  сразу
оторвали от дважды избитого  майора.  Майор  удивленно  вращал  глазами  и
плевался.  Красивый  синяк  под  глазом  размером  восемь  на   двенадцать
сантиметров светился победным торжеством.
     Штирлиц кипел от злости.  Он  считал  себя  неприкосновенным  русским
разведчиком, много раз Героем Советского Союза и  вообще  почетным  членом
Политбюро ЦК КПСС. Лауреат приведенных званий не мог  предположить,  чтобы
толстая свинья в вышитой рубашке, обожравшись кукурузы, решила  арестовать
его, самого любимого товарища Штирлица.
     - Слушай, майор, мне надо в Москву, - сказал Штирлиц. - Давай  триста
зеленых на билет.
     - А ражве у тебя нет? -  удивленно  спросил  Шелленберг,  но  тут  же
заткнулся, получив увесистый удар в ухо.
     Майор вытащил из кармана пачку разносортной валюты, Штирлиц вырвал ее
и сказал:
     - Я сам разберусь, чего надо...

                             ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Стюардесса попалась понятливая, но сухая и  довольно  противная.  Она
равнодушно ходила вокруг Штирлица, толкующего  ей  о  превосходстве  одной
банки  тушенки  ("одной,  заметьте,  мадам,  всего  одной")  перед   горки
бутербродов ("целой кучи, мадам") с красной икрой. Еще он сказал, что икра
вообще липнет к зубам, после чего ее приходится счищать  салфеткой,  и  не
представляет для него, русского  разведчика  Штирлица  по  фамилии  Исаев,
никакого интереса. Стюардесса жалобно зевнула  и  потеряла  вообще  всякий
интерес к Штирлицу.
     Выйдя из самолета, Штирлиц понял, что его  встречают.  Неподалеку  от
взлетно-посадочно-катастрофной полосы, на которой раз в  месяц  непременно
разбивались два-три самолета, стоял черный "воронок". Около  него  паслись
четверо в черном, от скуки зевая через каждые три секунды по очереди.
     Не успел Штирлиц подойти к концу трапа, как  его  обступили  со  всех
сторон. Штирлиц достал кастет и приготовился драться. Драки,  впрочем,  не
последовало.
     - Здравствуйте, дорогой товарищ Штирлиц! -  сказал  один  из  тех,  в
черном.
     - Привет, привет, - хмуро сказал Штирлиц, кладя в карман кастет.
     - Садитесь в машину, глубочайшеуважаемый и великий Максим Максимыч, -
предложил другой.  Штирлиц  бросил  чемодан  в  багажник  и  плюхнулся  на
сиденье.
     - В Кремль, - сказал он, предполагая,  что  за  время  отсутствия  во
вражеских странах он, возможно, стал большим начальником.
     Мотор взревел, и машина помчалась в Кремль.

     - Так, - сказал Никита Сергеевич, поглаживая  собственную  лысину.  -
Значит, товарищ Штирлиц...
     - А что, не нравлюсь? - хмуро спросил  Штирлиц,  ощупывая  в  кармане
кастет. Вообще-то его предупредили, что здесь драться не  принято,  но  он
мог и не удержаться.
     - Да нет, нрависься, - сказал Хрущев, подергивая левой ногой.
     - А у вас микрофон в стене, - сказал Штирлиц, тыкая пальцем в стенку.
     Оба английских шпиона мгновенно оглохли от выстрела в наушниках.
     - Ну так выковыряй, - посоветовал Никита Сергеевич.
     Штирлиц стал вытаскивать микрофон и запутался в проводках. На  другом
конце   провода   английский   шпион   сопротивлялся,   пытаясь   удержать
вытягиваемый из рук провод.
     - А у вас вот еще телекамера какая-то в  стенке,  -  сказал  Штирлиц,
делая удар ногой по стене.
     - Была, - радостно сказал Хрущев, глядя, как катаются по полу осколки
битого стекла.
     - Ага, - сказал он, хлопая себя по вспотевшей лысине. - Ты,  Штирлиц,
хороший мужик. Хочешь быть нашим вражеским шпионом в СШАх?
     - Не, не хочу, - сказал Штирлиц. - Хочу к телк... то есть к бабам.
     - Баба - это хорошо, -  сказал  Хрушев,  растирая  пот  по  скольской
лысине. - Баба - она это... ну... она корову подоить может... и... эт о...
     - Да, - сказал Штирлиц. - А у вас диктофон  под  стулом,  -  раздался
треск ломаемых деталей диктофона.
     - Нет, брат Штирлиц, нельзя тебе  пока  к  бабам,  -  сказал  Хрущев.
Штилиц обреченно вздохнул. - Без тебя родине х... в общем, нехорошо будет.
Так что езжай в  США,  вренд...  вредн...  в  общем,  вдренняйся  в  ихние
загнившие ряды и будь там нашим шпионом. А то смотри, у нас длинные  руки,
- и Никита Сергеевич важно вытянул толстую, короткую  волосатую  руку.  На
рукаве был четкий отпечаток губной помады, а на руке синела татуировка "Не
забуду родное село".
     - А к бабам когда? - спросил Штирлиц.
     - Я скажу, когда можно будет.
     Штилиц повернулся на каблуках и пошел к двери.
     - А у вас еще микрофон, - сказал он, и парагвайский  шпион  оглох  от
треска.
     "Классный мужик", - подумал Хрущев, ковыряясь в зубах какой-то частью
от поломанного диктофона. - "Он этим  шпионам,  ...  (последовало  крепкое
украинско-татарское ругательство), все  болтики  поломал...  Ну,  Кеннеди,
держись, к тебе сам Штирлиц едет..."
     При выходе из Кремлевского кабинета Хрущева стоял тот же воронок.
     - Поздравляем Вас, любимый товарищ  Штирлиц,  с  назначением  русским
резидентом в Америке..., - согнувшись в поклоне, сказал один из них.
     "Скоты. Уже пронюхали", - подумал Штирлиц, садясь в машину.
     - Виски, тушенка? - спросил другой, услужливо вытаскивая прищемленные
дверцей фалды пиджака Штирлица.
     Штирлиц подобрел.
     - Не надо виски, - сказал он. - ОНЛУ Тушенка.
     Он вынул из кармана самоучитель  английского  языка  и  погрузился  в
чтение. От читаемых им иностранных слов на русский лад английскому агенту,
сидящему в багажнике, стало дурно и он в судорогах прокусил запасную шину.
     - В аэропорт, - буркнул Штирлиц, запахивая пиджак и  поправляя  левый
галстук. Вообще-то в  те  времена  не  было  обычая  ходить  в  нескольких
гастуках, но Штилиц носил всегда две штуки, для конспирации: в правом была
рация, а в левом громыхала банка тушенки. Теперь же левый гастук был пуст,
а его содержимым наслаждался Никита Сергеевич.
     "Жирная свинья", - про себя оскорбил его  Штирлиц  и  плюнул  на  пол
машины.
     В это  время  Никита  Сергеевич  поперхнулся  шурупом,  попавшимся  в
тушенке, и подумал почти то же самое.
     Самолет с облупившейся краской  на  бортах  слегка  захрюкал  и  стал
медленно выруливать  на  взлетно-посадочно-катастрофную  полосу,  так  как
бортмеханик был просто не в силах скорее вращать педали.
     Наконец  хрюканье  усилилось,  перешло  в  рев  и  самолет,  дрожа  и
потряхивая  заклеенными  бумагой  в  линеечку  крыльями,   стал   пытаться
оторваться от земли. Наконец  бортмеханик  сделал  последнее  дерганье  за
педаль, самолет оторвался от земли и стал парить в воздухе, изрыгая  клубы
дыма - это радист стал топить паровой котел.
     Штирлиц сидел рядом с толстой негритянкой в дымчатых очках. Даме было
нехорошо, она хотела в туалет,  но  такое  удобство  в  самолете  компании
"Падайте с самолетов Аэрофлота" было не предусмотрено.
     Английский агент из-под дымчатых  очков  поглядывал  на  Штирлица,  и
думал, какой он молодец, как ловко  притворяется.  Штирлиц  думал  о  том,
чтобы негритянку, не дай бог (черт возьми, бога нет) не  стошнило  ему  на
новые штаны с еще только всего одной заплатой.
     - А скажи-ка мне, милый  Штирлиц,  куда  это  ты  летишь?  -  спросил
английский шпион. Он, конечно же, знал, куда летит Штирлиц, и зачем, но он
хотел проверить, что скажет ему сам русский разведчик.
     - К бабам, в Америку, - соврал Штирлиц.
     - А вот и врешь, - запрыгал английский  шпион.  -  Ты  летишь,  чтобы
завербоваться на работу русским шпионом.
     - Ну, что поделаешь, - кротко сказал  Штирлиц.  -  Приходится  иногда
соврать, чтобы утащить красивую даму в постель...
     Английский агент прикусил язык и испуганно посмотрел на Штирлица.  Он
увидел два злых, глубоко  посаженных  глаза,  кастет  и  ему  стало  очень
страшно.
     Спать  со  Штирлицем  не  хотелось,  несмотря  на   обещанное   шефом
повышение.
     - Штирлиц, так я вообще не женщина,  -  испуганно  сказал  английский
шпион.
     Штирлиц отвернулся и начал плеваться в проход между креслами.
     "Опять на этих напоролся", - подумал он.
     "Неужели я ему не понравился?", - обиженно подумал английский  шпион,
доставая походное карманное зеркало с керосиновой лампой.
     Он насупился и отвернулся к окну.  За  окном  стремительно  пролетали
вверх туманные облака.
     - Эй, Штирлиц, мы кажется падаем, - сказал  английский  шпион,  тряся
Штирлица за рукав.
     - Не запугаешь, - сказал Штирлиц, держа в одной  руке  парашют,  а  в
другой - кастет и шесть банок тушенки.
     -  Штирлиц,  скажи  скорей,  где   ты   парашют   взял?   -   вежливо
поинтересовался английский шпион.
     - У русских разведчиков всегда с собой парашют, - сказал Штирлиц.
     "Вон оно что", - подумал английский шпион, доставая свой  парашют  из
складок шпионского платья.
     "Кажется,  я  опять  сказал  чего-то  лишнее",  -  подумал   Штирлиц,
выскакивая с парашютом.

                                  * * *

     Тихо спал простой и  незаметный  в  пустынных  прериях  американского
континента  городок  Вашингтон.  Неожиданно  с  неба  спустился   Штирлиц,
разбросывая по вычищенной обширным штатом дворников местности пустые банки
из-под тушенки.
     Он ступил на благодатную американскую землю, громко чавкая и ругаясь.
На земле лежал прищемивший его ботинок  фабрики  "Скороход"  капкан,  сжав
свои ржавые, грязные челюсти.
     "Чувствую, Борман где-то рядом", - подумал Штирлиц, мощными  усилиями
разрывая челюсти капкана.  Капкан  сказал  "Кххх..."  и  треснул.  Штирлиц
победно отбросил его обломки подальше и высморкался.
     Звук  освобожденного  носа  эхом   прокатился   по   спящей   округе.
Партайгеноссе  Борман,  сидя  в  дупле  в  тиши  леса,  услышал   знакомое
ругательство и живо навострил уши. Знакомый запах тухлой тушенки уже давно
щекотал его ноздри. Он взобрался на самую верхушку самого высокого  дерева
и стал напряженно вглядываться в темноту.
     Тускло   светили   звезды   и   керосиновые   лампы   на    советских
спутниках-шпионах. Тихо ворчали голодные филины в таких же, как у Бормана,
дуплах. Партайгеноссе спустился вниз и  подумал,  с  удовольствием  чмокая
губами:
     "Штирлиц...", - и  детская,  безмятежная  улыбка  расплылась  на  его
заплывшей жиром роже.
     - Вот я тебе набью сейчас морду, - послышалась вблизи до боли во всех
частях тела знакомая фраза.
     Борман испуганно оглянулся и увидел Штирлица.
     Бежать было поздно.
     - Не сердись, Штирлиц, я же не для тебя, я для этих... - он попытался
начать миролюбивый разговор.
     - Ты про что? - хмуро спросил Штирлиц, поигрывая маузером.
     - А ты как, - поинтересовался Борман, - в яму попал или в капкан?
     - В капкан, - сказал Штирлиц, протягивая к нему руку.
     - Ну, вот про это я и говорил, - сказал Борман, чувствуя, как  мощная
рука Штирлица поднимает его за шиворот.
     Последовал удар о какое-то чрезвычайно твердое  дерево  и  старческие
оханья и похрюкивания.
     - Кто меня мусорам заложил? - ласково спросил Штирлиц, бросая Бормана
о следующее дерево. Борман охнул и сказал "Это не я".
     - Значит, ты, - сказал Штирлиц. Новое дерево огрело Бормана по лбу. -
А кто заговор плел?
     - Это тоже не я, - сказал Борман, с трудом уворачиваясь от очередного
острого сука.
     - Вот видишь, - сказал Штирлиц. - А еще пионер...
     Борман в изнеможении опустился в теплую лужу и стал жадно пить.
     - Не пей - совсем козлом станешь, - посоветовал Штирлиц.
     - Бе-е-е-е-е, -  хмуро  отозвался  Борман,  вставая  на  четвереньки.
Мощный пинок заставил его искупаться в луже с головой.
     - Не сердись, Штирлиц, - попросил Борман, вылезая  на  поверхность  и
снимая промокший засаленный пиджак. - Ты же знаешь, как все мы  тебя  люби
м...
     - Кто это "мы"? - спросил Штирлиц.
     - Да вот, - сказал Борман, поднимая палец, чтобы Штирлиц прислушался.
     Русский разведчик, как локатор, завращал  головой  и  услышал  легкое
знакомое сипение.
     - Пастор? - кратко спросил он. Борман радостно закивал головой.
     - Толстая свинья, - сказал Штирлиц.
     - Кто? - тут же спросил Борман.
     - Оба вы свиньи... - процедил Штирлиц сквозь зубы.
     - Про меня - это ты зря, Штирлиц, - начал Борман. - Я с  тех  пор  на
триста граммов похудел...
     - Все равно свинья, - сказал Штирлиц и прибавил: - соглашайся, пока я
хуже не сказал.
     - Молчу, молчу, - сказал Борман. Его толстая  морда  расплывалась  от
жира и счастья встречи со Штирлицем.
     - Слушай, Борман, где  тут  ихнее  американское  Гестапо?  -  Штирлиц
никогда не забывал о работе, даже когда на ней находился.
     Борман пожал плечами.
     - Ты должен знать, - сказал  Штирлиц  голосом,  не  терпящим  никаких
возражений. Борман съежился.
     - Я правда не знаю, Штирлиц, - сказал он, прижимая к  голове  уши.  -
Сходи в Пентагон или в Капитолий...

                                ГЛАВА ПЯТАЯ

     В Пентагон Штирлица не пустили, как  он  не  старался  разбить  дверь
каблуками.
     "Сволочи", - подумал Штирлиц и направил свои "Скороходы" к Капитолию.
     -  Штирлиц,  а  вы  по  какому  вопросу?  -  перед  Штирлицем  стояла
накрашенная девица приятной  наружности  в  мини-юбке.  Русский  разведчик
задумался.
     - Я по делам, но все равно заходи, - сказал он, беря даму под руку  и
ведя в Капитолий.
     - Ваш пропуск! - беспрецендентный швейцар встал поперек двери и мешал
входу своим пухлым лоснящимся туловищем.
     - Хам! - Штирлиц вскипел, и швейцар куда-то делся.
     - И чтоб в следующий раз не мешал, когда я с  дамой!  -  прокричал  в
догонку улетающему швейцару Штирлиц.
     В Капитолии стояла подозрительная тишина. Там было прохладно и  пахло
французскими духами и туалетом.
     Штирлиц чуть не прослезился - так  сильно  знакомыми  показались  ему
коридоры и темные переходы (конечно, с веревочками) Капитолия.
     "Как в Рейхстаге",  -  подумал  он,  сморкаясь  на  бархатный  ковер.
Длинная зеленоватая сопля притаилась рядом со свежим окурком "Беломора".
     - Пойдем в мой номер, - сказал Штирлиц, беря  даму  за  талию  обеими
руками.  Левой  он  нащупал  ствол  "Беретта"  и  немало  удивился.   Дама
поморщилась и полезла целоваться.  "Беретт"  выпал  и  гулко  стукнулся  о
каменные плиты мраморного пола.
     - Мадам, у  вас  пистолет  выпал,  -  сказал  Штирлиц,  задыхаясь  от
прохлороформенного поцелуя и сжимая даму за талию.
     "Черт", - подумала  Мадам.  -  "Этого  Shtirlitz'а  ничем  невозможно
взять. Надо посоветоваться с шефом"
     Штирлиц,  конечно  же,  узнал  румынско-болгарскую   шпионку   Хелену
Занавеску. Она пыталась перевербовать его уже одиннадцатый раз.
     - Штирлиц, мне пора, - нежно прочирикала она и упорхнула в  окно  при
помощи потайного парашюта.
     - Улетела, - сказал Штирлиц и пошел искать кого-нибудь живого.

                                  * * *

     Шеф разведки и контрразведки мистер Гари  Томпсон  сидел  за  столом,
заваленном счетами, и скучал. Его ленивый взор жадно следил за  движениями
часовой стрелки  на  облупившемся  циферблате  старинных  немецких  часов.
Минутной стрелки на часах не было. Часы, потрескивая,  занудно  тикали,  и
стрелка медленно приближалась к шести часам вечера. Мистер Томпсон  лениво
посмотрел в окно и плюнул на пол. Вечер обещал быть прекрасным.
     Внезапно часы зашипели и с легкими подвываниями отбили шесть  ударов.
Мистер Томпсон, не разбирая дороги и на ходу всовывая ноги  в  черно-белые
штиблеты, помчался вон из Капитолия.
     - Стоять, - на лестнице стоял Штирлиц  с  угрюмой  физиономией  и  не
совсем равнодушно смотрел на Томпсона. Тому стало страшно, но тем не менее
он остановился и спросил:
     - Вы ко мне, любезнейший
     - К тебе, - сказал Штирлиц, сразу же переходя на "ты" в одностороннем
порядке.
     - А-а-а, - Томпсон не в силах был что-либо сказать и  только  показал
на часы.
     - Пошли в твой кабинет, - сказал вежливый Штирлиц.
     - Пошли, - сказал Томпсон, поняв, что обречен  на  ночное  сидение  в
Капитолии.

     - Ты шеф разведки, верно?  -  спросил  Штирлиц  по  пути  в  кабинет.
Томпсон подумал минут сорок и отвечал утвердительно.
     - Ну вот, а я - Штирлиц, - и Штирлиц достал из кармана бутылку водки,
тощую селедку и три банки тушенки.
     При виде тушенки Томпсону захотелось  прыгнуть  в  окно,  но  Штирлиц
предупредительно запер его и завесил шторой.
     - Ах, Штирлиц! - Томпсон мечтательно закатил глаза.  За  завербование
Штирлица Лююбимый Шеф обещал насовсем свою походную секретаршу, три колеса
от "Порше" и новые кальсоны.
     - Так что, товарищ Штирлиц, можно считать, что мы вас завербовали?  -
спросил Томпсон, все еще не веря своему счастью.
     - Считать и на счетах можно, - уклончиво ответил Штирлиц,  и  Томпсон
понял, что его одурачили.
     - Нет, но все-таки, това-арищ Штирлиц? - протянул он. - Можем  мы  на
вас рассчитывать?
     - Можете. Самое главное - море водки и гора тушенки, прямо ща, а  там
разберемся.
     - Ах да, конечно...  сейчас...  конечно...  -  Томпсон  засуетился  в
поисках листка бумажки.
     - Вот и договорились, - грозно сказал  Штирлиц,  поигрывая  кастетом.
Ему очень хотелось послушать, как будет кричать шеф разведки.

                                  * * *

     - Нет, Штирлиц,  все-таки  расскажите  нам,  как  это  вы  ухитрились
заставить себя  завербовать  самого  шефа  разведки  мистера  Томпсона?  -
пастора Шлага интересовала чисто профессиональная сторона дела.
     - Да так, прислоняешь его к двери, бьешь, когда перестает  стонать  -
отпускаешь, - пошутил Штирлиц.
     Пастору стало страшно, и он пролил какао на новую  сутану,  а  заодно
забрызгал Штирлица, за что получил кулаком по жирной роже.
     - Штирлиц, а ты на работу ходить будешь? - спросил Борман, повизгивая
от восторга.
     Штирлиц задумался. В таком положении он и встретил рассвет.

                                  * * *

     По Капитолийскому персоналу прокатился  слух,  что  у  шефа  разведки
появился новый сотрудник, очень деятельный и свирепый.
     К вечеру первого рабочего дня Штирлица все уже знали, кто в Капитолии
хозяин.
     Ночью о таинственном Штирлице доложили Кеннеди.
     - Что такое этот  мистер  Shtirlitz?  -  спросил  президент,  вытирая
полотенцем только что выбритую щеку.
     - О, господин президент, это самый лучший русский  шпион,  -  отвечал
Томпсон, согнувшись в низком поклоне.
     - Ха! А может, надо бы его арестовать? - Кеннеди достал зубную  щетку
и с презрением выдавил на нее крупный кусок зеленой зубной пасты.
     -  Вы  его  не  знаете,  господин  президент,  -  вздохнул   Томпсон,
поглаживая искуссно загримированный синяк под левым глазом.
     - Тогда вам крупно повезло, -  сказал  Кеннеди  и  запустил  щетку  с
пастой себе в рот.
     Томпсон вздохнул.
     - Господин президент, наверное, одобрит нашу  готовящуююся  терракцию
против русских, - сказал министр обороны, с трудом шевеля избитыми губами.
     Кеннеди выплюнул зубную пасту и  с  интересом  посмотрел  на  него  и
кивнул, побуждая продолжать говорить.
     - Мы запустим к русским техаскую кукурузную  саранчу,  и  эта  свинья
Хрущев умрет с голоду вместе со своим советским народом.
     - О, и мы все равно  нарушим  биологическое  равновесие!  -  радостно
сказал подхалим Томпсон.
     Кеннеди задумался.
     - Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне  напоминаете...  -  сказал  он,
снимая бронежилет.
     - Рад стараться! - воскликнул Томпсон.
     -  Старайся,  старайся,  -  сказал  президент  и,  медленно   зевнув,
удалился.

                                  * * *

     - Слушай ты, Лысенко чертов, ты  когда  гирбринт  огурца  с  бутылкой
выведешь? Я жрать хочу! - Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе
по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.
     - Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.
     - Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, - сказал  Хрущев,
начиная злиться.
     - Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения -
большой и маленький - принялись, кряхтя  и  поминутно  охая,  драться.  Их
быстро разняли и развели по разным комнатам.
     - Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со  шнурками!  -  орал
Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить  им  в
Лысенко.
     - Сам дурак! - отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.

                                  * * *

     По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли  сквозняки  и
Борман.  Вчера  он  написал  на  стене  "Родина-мать   зовет",   нарисовал
непристойную картинку и высморкался во  все  шторы,  хотя  на  насморк  не
жаловался. Борман был ужасно доволен собой.
     Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню
Пахмутовой: "И вновь продолжа-а-ается бой... И  Борман  такой  молодо-о-о-
й...". Он  был  в  хорошем  настроении  и  никому  не  мешал.  Левую  руку
партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним  тянулся  извилистый  след
банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть  очень
удачным.
     Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом,
он неожиданно вынул руку из-под  пулеметной  ленты,  высевшей  у  него  на
тельняшке, и дал Борману подзатыльник.
     - Это тебе за заговор, - пояснил  он.  В  выпученных  глазах  Бормана
появился признак немого вопроса.
     - Вот это память... - восхищенно сказал Борман, держа  обеими  руками
гудящую от удара голову.
     Штирлиц спокойно прошел по  коридору,  лавируя  между  расставленными
партайгеноссе препятствиями, и исчез  на  лестнице,  погромыхивая  по  ней
коваными сапогами.
     Партайгеноссе  радостно  потер  руки.  Предусмотренного   на   случай
желающих подняться грохота не последовало.
     "Значит, Штирлиц спустился вниз", - обиженно подумал Борман. Этого он
не предусмотрел.

     Штирлиц сидел за столом и сосредоточенно делал вид, что пишет.
     На самом же деле он загнал в дырку  в  крышке  стола  жирную  муху  и
теперь  обильно  поливал  ее  чернилами.  Ему  было  интересно,  можно  ли
покрасить муху чернилами, и будет ли после этого летать это животное.
     Когда  чернильница  опустела   и   перо   стало   отзываться   легким
дребезжанием в ответ на попытку обмакивания в чернила, Штирлиц бросил  это
философское занятие и медленно потянулся.
     Муха выбралась из своей тюрьмы и медленно  полетела  к  окну,  громко
жужжа и брызгаясь чернилами. Штирлиц улыбнулся и два раза плюнул  на  пол.
Он опять был прав.
     День медленно  тянулся  к  закату.  Лиловое  солнце  нежно  коснулось
вывески "Сегодня и ежедневно кроме субботы, четверга и понедельника у  нас
лучшие котлеты в штате Мэн", и Штирлиц, зевнув, достал  из  кармана  пачку
"Беломора".
     Как всегда, делать было совершенно нечего.
     В городской центр культуры - публичный  дом,  куда  его  звал  мистер
Томпсон, идти не хотелось - после вчерашнего дебоша болела поясница и  там
могли, по крайней мере, набить морду. Томпсону, конечно.
     Штирлиц поскучал еще примерно час, затем смахнул  с  затылка  пыль  и
отправился в коридор.
     Напротив  гипсового  бюста  Кеннеди  стоял  на  четвереньках   мистер
Томпсон, прижимая обеими руками к тусклому мрамору пола  простую  фетровую
шляпу. Он стоял неподвижно, но тем не менее старательно  кряхтел.  Штирлиц
бросил зубочистку и подошел ближе.
     - Кто у тебя там? - вежливо поинтересовался он.
     Томпсон поднял к нему потную морду и плаксиво сказал:
     - Во-вторых, не у меня, а у господина Министра обороны. А  во-первых,
я сам не знаю.
     - Вредный ты, - сказал Штирлиц и приготовился дать Томсону пинка  или
подзатыльник. Но его что-то остановило - прилипшая к пальцам, залежавшимся
в кармане, жевательная резинка типа "Бубель-Гум спешал фор Штирлитц" - так
было написано на пачке.
     - А где эта  интриганская  морда?  -  спросил  Штирлиц,  отлипляя  от
пальцев липкий, но довольно жесткий продукт.
     - Вы про кого, про господина Министра? Он  ушел...  ненадолго...  ну,
ему надо...
     - Понятно, - сказал Штирлиц, приятно улыбаясь.
     Из ватерклозета, располагавшегося в конце коридора, рядом с портретом
Вашингтона,  раздалось  шипение  и  клокотание.  Вскоре  оттуда  показался
посвежевший и очень довольный господин  Министр,  вытирая  мокрые  руки  о
пиджак.
     - Штирлиц, как хорошо, что вы пришли! -  сказал  он  и  сделал  такое
лицо, каким осужденный утром перед казнью встречает палача.
     - Прямо превосходно, - сказал Штирлиц,  чтобы  все  поняли,  как  ему
приятно.
     Господин Министр,  продолжая  радостно  улыбаться,  сделал  маневр  к
оступлению.
     - Кто у Томпсона под шляпой? - строго спросил Штирлиц.
     Господин Министр закатил глаза к небу и  стал  думать,  чтобы  такого
соврать. Обманывать Штирлица считалось очень рискованным делом.  Но  кроме
мелких земноводных амфибий на ум ничего не приходило.
     - Лягушка? -  неуверенно  сказал  господин  Министр  и  покосился  на
Штирлица.
     Зверь, сидящий под шляпой, задергался и издал зловещее стрекотание.
     - Крупная? - сочувственно спросил Штирлиц.
     - Очень, - сказал господин Министр, отыскивая место,  куда  в  случае
чего можно было бы прыгнуть.
     - Кусается? - продолжал Штирлиц.
     - Может руку откусить, - сказал господин Министр, слегка увлекшись.
     Томпсон побледнел и, держа шляпу одной рукой, вытер  другой  холодный
пот со лба. Шляпа внезапно вырвалась и поскакала по  этажу,  натыкаясь  на
стены и отскакивая от них в почтительном недоумении.
     Шеф разведки, все еще стоя на четвереньках, побежал ловить ее.  Тыкая
руками в шляпу, он опрокинул  ее.  Из-под  шляпы  вылезла  крупная  желтая
саранча, подвигала челюстями и скрылась на лестнице.
     - Упустил! - истошно заорал господин Министр.
     Штирлиц расцвел в довольной улыбке.
     - Надули, - счастливо сказал он, как будто надули не его, а  Томпсона
или господина Министра. - Неужели тебя мама в дестве не учила,  что  врать
нехорошо?
     Господин Министр покраснел и стал выписывать  левой  ногой  различные
геометрические фигуры. Штирлиц залюбовался его раскаянием.
     По лестнице приполз вспотевший и взъерошенный шеф разведки.
     - Поймал, - сказал он, показывая укушенный палец.
     Крупный полевой вредитель был зажат у него  под  мышкой  и  угрожающе
шевелил челюстями.
     - Осторожней, не помните, - засуетился господин  Министр,  подставляя
стеклянную банку из-под соленых огурцов.
     Через минуту псевдолягушка сидела в банке и томно  билась  головой  о
металлическую  крышку.  Очевидно,  такое  беспокойство  было  обусловленно
близостью товарища Штирлица.
     - Зачем тебе эта уродина? - спросил Штирлиц.
     - О, Штирлиц, вы ничего не по... ой-ой, извините,  я  хотел  сказать,
что это крупный  стратегический  зверь.  Мы  зашлем  его  в  одну  страшно
отсталую страну, и тамошний вождь останется голодный.
     - Хорошо придумано, - сказал Штирлиц, жонглируя двумя кастетами. -  А
в какую такую отсталую страну?
     Господин Министр  опять  закатил  глаза  и  стал  напряженно  думать.
Конечно, Штирлицу говорить не следовало.
     - Ну? - сказал Штирлиц. - В какую?
     - В Папуа-Новую Гвинею, - нерешительно сказал господин Министр.
     - А чем тебе папуасы досадили? - удивился Штирлиц.
     - Воюют, проклятые, - сказал господин Министр, понуря глупую голову.
     Штирлиц недоверчиво посмотрел на него. Он, конечно же, понял, что его
опять-таки хотят обдурить.
     - Ты у меня смотри, - сказал он, показывая кастет. Штирлиц знал,  что
он в любом случае узнает зловещие  планы  господина  Министра,  и  поэтому
нисколько не торопился.
     - Ладно, - сказал Штирлиц,  вытирая  рукавом  томпсоновского  пиждака
испачканный тушенкой рот. - Мы с вами еще поговорим.

                              ГЛАВА ШЕСТАЯ

     В коридоре стояла глухая тишина. Ночью Капитолий пустовал.  Раньше  в
нем по ночам сидел  скучающий  сторож.  К  утру  он  зверски  напивался  и
горланил песню "Янки дудль", колотя пустой бутылкой в чугунную сковородку.
     Теперь алкоголика  заменили  новейшие  достижения  науки  и  техники.
Электрическая сигнализация лишила сторожа работы, и теперь по утрам вместо
воплей "Янки дудль" обычно раздавался вой электрической сирены.
     Штирлиц спокойно шел по коридору. Следом за ним, озираясь,  дрожа  от
страха и поминутно наступая на свою длинную сутану, шел пастор Шлаг.
     - Прекрати стучать зубами, - шепотом попросил Штирлиц. - А то стучать
будет нечем.
     - Страшно! - дрожащим голосом сообщил Шлаг.
     - Нечего бояться, - ободряюще сказал Штирлиц.
     Часы без минутной стрелки в кабинете  Томпсона,  кряхтя  несмазанными
внутренностями, прошипели двенадцать.
     Пастор похолодел и перекрестился.
     - Так, - шепотом сказал Штирлиц, зажигая потайной фонарь.  Пластмасса
горела на редкость скверно и коптила.  -  Пролезешь  в  кабинет  господина
Министра, соберешь всю бумагу и приползешь обратно. - И он  сбил  кастетом
замок с вентиляционного люка.
     Пастор, кряхтя, задрал сутану и  полез  в  образовавшееся  отверстие.
Через минуту его чихание послышалось в самом кабинете.
     - Ну как? - спросил Штирлиц, заглядывая в замочную скважину.
     - Бумаги много, - хрипло сказал пастор. Он обнаружил початую  бутылку
виски и сейчас ему было не до бумаг.
     - Тащи сюда! - потребовал Штирлиц.
     -  Бумаги  много,  -  повторил  пастор.  Содержимое  бутылки   быстро
уменьшалось.
     - Не задерживайся! - кипел Штирлиц.
     - А вот сам бы слазил,  -  сказал  Шлаг,  опьянев  и  похрабрев,  как
никогда.
     -  Чтоб  я,  высококвалифицированный  и  высокооплачиваемый   русский
разведчик, полез в грязную дыру... - Штирлица передернуло. - Ты,  толстый,
вылезай быстрей.
     В люке появилась счастливая морда пастора. В зубах у него была зажата
толстая пачка бумаги, и он помогал себе ползти папкой с белыми завязками.
     Пастор выбрался из люка и  сказал  что-то  невразумительное.  Штирлиц
выдернул у него изо рта пачку бумаги и предложил повторить.
     - Я говорю, почему я,  а  не  Борман?  -  спросил  пастор,  поправляя
наползшую на плечи сутану.
     - Борман! - Штирлиц стал  радостно  гоготать.  -  Эта  жирная  свинья
понаставила бы там веревочек и капканов. И завтра я имел бы неприятности.
     - Мне то что, - сказал Шлаг вполголоса.
     - Вот это плохо, - строго сказал Штирлиц.
     - Что? - удивился пастор.
     - Что вам все равно, кто перед вами, агент Гестапо или коммунист.
     "К чему бы это", - подумал пастор и спросил:
     - А кто лучше?
     - Конечно, агент Гестапо.
     - Вы так думаете?
     - А ты нет?
     Пастор пожал плечами, и  они  со  Штирлицем  направились  к  Штирлицу
домой. Русский разведчик неизвестно на каких  правах  жил  в  сразу  шести
номерах огромного отеля. Никто не смел заикаться об арендной плате.
     Пастор потоптался у двери и  рухнул  на  коврик,  о  который  Штирлиц
только что вытер ноги.
     Около телевизора сидел  Борман  и  смотрел  передачу  со  стриптизом.
Сегодняшний день он считал пропавшим. Ни  до,  ни  после  обеда  никто  не
провалился в яму, никто не зацепился за  веревочку  или  попал  в  капкан.
Партайгеноссе  сидел,  страшно  растроенный,  и  думал,  что  уже  потерял
квалификацию. Внезапно  Штирлиц,  проходя  мимо  него  с  пакетом  кефира,
споткнулся о ловко опрокинутый стул и ругнулся.
     Борман словно расцвел.
     - Штирлиц, как успехи? - спросил он.
     - Я тебе щас покажу успехи, -  сказал  Штирлиц,  и  Борман  с  визгом
умчался в соседнюю комнату.
     - Штирлиц, - примирительно сказал он оттуда. - Давай собачку купим.
     - Зачем? - удивился Штирлиц.
     - Ее так отдрессировать можно, она документы таскать будет. Я в рейхе
уже так пробовал.
     - Гм! - сказал Штирлиц. С собачкой связываться не хотелось.  Штирлицу
в качестве похитителя документов больше подходил пастор Шлаг, но...
     - Давай, - сказал Штирлиц. - Но какую?
     Здесь пришлось  задуматься  Борману.  Предлагая  купить  собачку,  он
преследовал две цели: во-первых, указанную, а  во-вторых,  собачка  должна
была быть обучена кусать всех, на кого укажет Борман,  за  пятки.  Поэтому
выбор породы усложнился. Борман задумчиво почесал в  блестящем  затылке  и
сказал:
     - Тут надо подумать...

                                  * * *

     Ночью партайгеноссе спал плохо. Ему снился страшный сон  о  том,  как
он, Борман, идет ночью по Капитолию, и вдруг из одной  из  дверей  выходит
Штирлиц,  вытирает  окровавленные  руки  и  говорит  "Следующий...".   Два
здоровых сотрудника ФБР хватают партайгеноссе за руки и ноги и  бросают  в
кабинет Штирлица. Борман засопротивлялся и проснулся от весомого удара  по
лбу.
     Над ним стоял Штирлиц и держал в руках крупную гирю.
     - Во развеселился... - хмуро сказал он, и  партайгеноссе  понял,  что
Штирлиц сегодня в дурном настроении.
     Он вытер со лба холодный пот и сказал:
     - Штирлиц, а я придумал!
     - Чего ты еще там придумал, - еще более хмуро сказал Штирлиц, отдирая
от сковородки стельку для башмака.
     - Про собачку, - сказал Борман.
     Русский разведчик отнесся к этому  радостному  известию  на  редкость
спокойно.
     - Ну? - сказал он.
     - Давай купим... э... болонку!
     - Ладно, черт с тобой, - сказал Штирлиц, смягчаясь и бросая  на  стол
засаленную сковородку с подгоревшей яичницей.
     В углу у двери проснулся пастор  Шлаг.  Пока  он,  охая  и  крестясь,
дополз до стола, от ячиницы  остались  только  капли  жира,  выковыренного
предусмотрительным русским разведчиком из банки с тушенкой.

     Днем Штирлиц шел на работу. В его кармане лежал новый кастет, отлитый
на  днях.  Следом,  озираясь  и  перебегая  от  фонаря  к  фонарю,  крался
партайгеноссе Борман, решивший сам для себя выследить Штирлица и сам  себе
доложить, чем он занимается.
     Штирлиц был угрюм и задумчив. Он, конечно же, понял, против кого была
направлена жирная саранча из банки господина Министра.  Штирлиц  кипел  от
негодования и еще яростней сжимал рукой кастет.
     Сейчас он шел в биологическую лабораторию, где, по слухам, готовилась
какая-то жуткая отрава. Русский разведчик решил идти напролом, поэтому оба
охранника, которым посчастливилось сидеть в проходной, отлетели  в  разные
стороны с разбитыми мордами.
     Войдя в помещение, Штирлиц высморкался, плюнул один раз  на  ковер  и
три раза в зеркало и вошел в лифт, где  написал  на  стене  "Сердце  нашей
партии могучей - ленинский центральный комитет" и  вдавил  в  стену  сразу
четыре кнопки.
     Лифт доставил его на седьмой этаж. Штирлиц вышел на  площадку.  Пахло
духами и карболкой, где-то истошно выла собака.
     - Изверги, - сказал Штирлиц. - Ненавижу.
     Он достал кастет и разбил первое  попавшееся  стекло.  Отряхнулся  от
осколков и разбил еще одно. В образовавшейся  дыре  он  увидел  двух  дам,
испуганно склонившихся над  пробирками,  в  которых  клокотало  что-то  на
редкость вонючее.
     - А вот и я, - сказал Штирлиц довольно  ласково,  просовывая  ногу  в
образовавшееся отверстие. Дамы с визгом вылетели в коридор (правда,  через
дверь) и исчезли на лестнице.
     Минутой позже на  улице  раздался  вой  полицейской  сирены.  Штирлиц
насторожился.
     На столе, где дамы что-то  варили,  сидела  весьма  крупная  крыса  и
совершенно   равнодушно   смотрела   на   Штирлица.   Русский    разведчик
подозрительно посмотрел  на  нее  и  одним  лихим  движением  сбросил  все
имеющиеся на столе пробирки на пол. Раздалось  шипение  и  жидкость  стала
быстро испаряться.
     Из соседнего помещения раздался обиженный собачий вой, а  со  стороны
лестницы раздалось характерное дребезжание.
     Штирлиц мгновенно догадался, что рядом партайгеноссе Борман, решивший
испытать новую веревочку либо кирпич из особо крепкой глины на его светлой
голове.
     Русский разведчик ткнул плечом дверь в соседнее помещение. Если бы он
умел читать по-английски, он заметил  бы  на  двери  надпись  "открывается
внутрь".
     Но Штирлиц мощным ударом высадил дверь и ворвался в соседнюю комнату.
     Двухлетняя овчарка, приготовленная для опыта,  сидела  в  клетке,  и,
увидев Штирлица, оскалила зубы, давая понять ему  тем  самым,  что  данный
опыт будет несколько осложнен.
     - Гестаповцы, - злобно  сказал  Штирлиц,  назвав  имя  своей  любимой
организации. Он открыл дверь клетки, собака выскочила наружу  и  принялась
истошно лаять.
     - Дура,  -  обиженно  сказал  Штирлиц  и  очередная  порция  пробирок
посыпалась на пол.
     Там, где раньше была входная дверь, показался Борман.
     - Штирлиц! - восторженно сказал  он,  глядя,  как  русский  разведчик
борется одновременно с собакой, стремящейся разодрать его форменные брюки,
и горой пробирок. - Ты что, купил мне собачку?
     - Считай, что купил, - сказал Штирлиц, - Если  уберешь  от  меня  эту
заразу...
     Борман сложил губы трубочкой и попытался засвистеть, но вместо свиста
у него получилось змеиное шипение.
     Собака оставила Штирлица и удивленно посмотрела на партайгеноссе.
     Борман достал из кармана приготовленный две недели  назад  ошейник  с
поводком и надел все это на шею животному. Затем он с видом  профессионала
посмотрел собаке в пасть и заявил, что это пес.
     - Я его Адольфом буду звать, - сказал он, показывая свою  преданность
обществу охраны животных.
     - Хоть Иосифом, - сказал  Штирлиц,  критически  осматривая  порванные
штаны. - Ну и зубы у твоего Адольфа...
     - Весь в  фюрера,  -  сказал  Борман,  выводя  собаку  в  коридор.  В
кабинете, где остался Штирлиц, послышался звон разбитой посуды.
     Кожаный намордник, купленный Борманом за семь рейхсмарок,  собаке  не
понравился. Злобно чихнув, она  мило  уронила  какую-то  пакость  в  сапог
Штирлица и зловеще зарычала, отказываясь тем самым от возможных претензий.
Сапоги зашипели, задымились и бысто поползли вниз.  В  довершении  всей  в
металлическом полу и в сапоге  лаборатории  образовалась  здоровая  дырка.
Внизу оказался женский туалет, в котором сидели успуганные лаборантки.
     - Нашли зверя, - проворчал Штирлиц, шевеля большим палцем ноги,  -  с
пироксилиновым заводом в заднице.
     Борман испугался за себя и за свое приобретеньице, но на его  счастье
Штирлиц отвлекся от сапог и обратил  свой  томный  взор  вниз,  на  слабую
половину человечества. Слабая половина  парализовано  смотрела  вверх,  на
сияющее лицо великого разведчика, который уже  доставал  из  кармана  свою
любимую тушенку.
     "Сейчас  кто-то  кого-то   будет   угощать",   -   злорадно   подумал
партайгеноссе, зная щедрую натуру своего кумира.
     Штирлиц на секунду отвлекся на Бормана, дал подзатыльник, сказал  "Не
кто-то, а величайший разведчик всех времен и народов товарищ  фон  Штирлиц
или просто Максим Максимыч Тихонов в смысле Исаев" и опять воззрился вниз.
Таких радисток Штирлиц не видал. Он совершенно случайно уронил банку  вниз
(не вверх, естественно), уложил одну  из  радисток  и  забрызгал  халат  и
прическу другой.
     Русский разведчик вежливо извинился, нахмурился, глядя на Бормана,  и
они избавили биологическую лабораторию от своего присутствия. Борман тащил
за собой электоропровод и сломаный переключатель. Он был настолько доволен
своим похождением, что  размечтался  о  Мировой  Революции  и  не  заметил
коварный столб, больно огревший его по потному лбу.
     - Скажи, Штирлиц, - спросил Борман весьма душевно, - О чем ты  сейчас
думаешь?
     - О шашлыке и банке тушенки, - сказал Штирлиц угрюмо.
     Борман хотел сказать "а вот я - о Мировой Революции",  но  удержался.
За внезапные мысли можно было схлопотать от Штирлица по роже.
     Партайгеноссе притянул к себе собаку,  удравшую  вследствие  длинного
поводка метров на сорок, и продолжил свои мысли.

                             ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     Утром   непосредственный   начальник   Штирлица    высказал    своему
подчиненному все, что он имел против посягательств на достижения науки.
     - Штирлиц, вы же не ребенок, черт возьми! - кричал Томпсон.
     - Не ругайся, - попросил  Штирлиц,  спокойно  сооружая  из  сломанных
спичек пирамиду.
     - Но Штирлиц, зачем вы разбили все имевшиеся в лаборатории пробирки?!
     - Я был пьян, - равнодушно сказал Штирлиц. - У меня голова болела.
     - Я сам пьян, - сказал Томпсон, - и у меня у самого  болит  голова...
после вчерашнего... Но я же не иду в лабораторию бить пробирки!
     - А что, там еще что-то осталось? - забеспокоился Штирлиц.
     - Ну чего там может остаться? - удивился шеф разведки. - Вы  так  там
вчера  поработали,  что   свернули   нам   всю   программу   биологических
исследований лет на десять... а может, на двадцать... А  собаку  вы  зачем
сперли?
     - Пса не трожь, - голосом заправского уголовника сказал Штирлиц. - Он
моему другу маму заменяет...
     - Маму - это хорошо, - сказал Томпсон. - А вообще, Штирлиц, я не  так
уж и недоволен... Пойдем-те, что-ли, в ресторан... а  то  и  правда  после
вчерашнего башка трещит...

                                  * * *

     В ресторане было тихо, и  там  никого  не  ждали.  Угрюмый  официант,
зевая, бросил на столик меню и удалился. Ушел он, похоже, весьма надолго.
     Штирлиц вырвал из меню листок, важно вытер им рот и положил обратно.
     - Нас кормить будет кто-нибудь? - плаксиво сказал Томпсон, поглядывая
на часы.
     - Погоди, я пойду с ними разберусь, - сказал Штирлиц, засучивая рукав
пиджака.
     Через три минуты он вернулся. Нелюбезный  официант,  хлюпая  разбитым
носом, плелся за ним и извинялся на всех известных ему языках.
     Еще через  минуту  стол  уже  ломился  от  пищи  и  выпивки.  Венчала
пиршество крупная банка советской тушенки.

                                  * * *

     Штирлиц возвращался из ресторана под вечер, точнее, даже,  под  утро.
На его левой руке висел Томпсон, громко вопя " Мы красная кавалерия и  про
нас... ". Штирлиц еще держался на ногах.
     - П... пойдем, я тебя п... п... провожу, - сказал он бодро.
     - Пойдем, - сказал Томпсон, вытирая капающие изо рта слюни, чтобы  не
намочить пиджак.
     - Ты где ж... живешь? - вежливо поинтересовался Штирлиц.
     - Там, - сказал Томпсон, махнул рукой  в  неизвестном  направлении  и
захрапел. На его красной роже отразилось величайшее блаженство.
     Штирлиц потащил  его  в  указанном  направлении.  Спустя  полчаса  он
оказался на набережной и стал думать, как надо форсировать реку.
     Светало. На берегу Потомака, катящего свои грязные воды в неизвестном
направлении, сидел Штирлиц, и, сняв носки, бултыхал ногами в воде.  Рядом,
подперев голову смятым мусорным баком, храпел его начальник, шеф разведки.
     Вскоре Штирлиц, напряженно поморщившись, вспомнил, что  он,  кажется,
русский разведчик, и ему надо выполнять соответствующую работу.  Он  никак
не мог вспомнить свою  настоящую  фамилию.  В  голове  вертелись  какие-то
обрывки. Вспоминалась какая-то странная  фамилия,  отдаленно  связанная  с
тишиной, но Штирлиц знал наверняка, что ошибается.
     Наконец Штирлиц махнул  головой,  отгоняя  непрошенные  раздумья,  и,
вздохнув, обшарил карманы Томпсона.
     Пистолет системы Вальтер был слишком тяжел и пах плесенью, и  Штирлиц
швырнул его в воду. Кошелек  он  освободил  от  содержимого  и  это  самое
содержимое положил себе в карман, а кошелек последовал за пистолетом.
     В удостоверении личности Штирлиц грязью подрисовал Томпсону бороду  и
усы и сунул его обратно в карман своему шефу.
     Затем он набрал в ладони порядочно  холодной  воды  и  плеснул  ее  в
распухшую физиономию начальника. Тот мгновенно проснулся и шумно рыгнул.
     Штирлиц счел свою миссию выполненной и решил исчезнуть.  Он  поднялся
на набережную  и  увидел  стоящий  у  обочины  "Мерседес"  совершенно  без
хозяина. Штирлиц решил, что должен же кто-то на машине ездить и, подойдя к
ней, решительно  дернул  ручку  двери  на  себя.  После  шести  энергичных
движений дверь распахнулась. Штирлиц  сел  за  руль  и  с  удовлетворением
обнаружил, что ключи болтаются в приборном щитке.
     Он завел машину и поехал куда глаза глядят.
     Глаза глядели на только что построенный и покрашенный свежей  краской
салатового цвета забор.
     Почувствовав удар,  Штирлиц  вылез  из  "Мерседеса"  и  с  сожалением
осмотрел помятый передок машины.  Отряхнув  с  пиджака  битое  стекло,  он
высморкался  в  собственный  рукав  и  пошел  туда,  где  виднелся   шпиль
Капитолия.

                                  * * *

     Войдя в свой собственный кабинет, Штирлиц сразу же почувствовал,  что
он здесь не один - по характерному запаху тухлой селедки в воздухе.
     - Хайль Гитлер, товарищ Штирлиц! - сказал кто-то насмешливо.
     - Хайль, хайль, - сказал Штирлиц и вздрогнул. Голос был  на  редкость
знакомым.
     - Вы меня не узнаете? - из-за занавески  вышел  оборванец  с  золотым
зубом, блестящем от зверской улыбки говорившего и в  помятом,  со  следами
побелки полосатом тюремном пиджаке.
     - Как же, - недовольно сказал Штирлиц. - Клаус, провокатор...
     - Вот именно, - сказал  Клаус.  -  И  зачем  это  надо  было  в  меня
стрелять?
     - Разве ж я не попал? - огорчился Штирлиц.
     - Не-а!  -  и  Клаус  распахнул  пиджак.  Под  ним  оказался  бледный
волосатый живот с татуировкой, изображавшей узника концлагеря в  полосатом
костюме, пастора Шлага с сейфом и надписью "Не забуду товарища Штирлица".
     - А ты сам-то хорош, - сказал Штирлиц, обидевшись на  недвусмысленный
сюжет татуировки. - Сожрал у меня все печенье, и хотел весело смыться.
     Они некоторое время угрюмо посопели, глядя друг на друга изподлобья.
     - Ну, как  живешь?  -  спросил  наконец  Штирлиц  весьма  миролюбиво,
ощупывая в кармане кастет.
     - Фигово, - сказал провокатор. - Работы нет никакой...
     - А чего же ты так долго не появлялся? - поинтересовался Штирлиц.
     - Да все дела... - замялся Клаус и потупил взор.
     - За что сидел? - спросил Штирлиц.
     - За женщину, - шепотом сказал Клаус, пытаясь сковырнуть ногтем  край
кожаной обшивки дивана.
     - А как она, ничего? - тем же шепотом спросил Штирлиц.
     - Ничего, - тягостно вздохнул провокатор.
     - Ну как, - он сразу перешел к  делу.  -  Пастора-то  этого  вонючего
шлепнули?
     - Тебе-то что, - хмуро сказал русский разведчик.
     - А работа есть еще какая-нибудь?
     - Найдется, - сказал Штирлиц. В его голове  стал  созревать  один  из
самых коварных планов. - Слушай, Клаус, ты документы воровать умеешь?
     - Не пробовал, - огорчился провокатор.
     - А терракты совершать можешь?
     - А сколько дашь?
     - Триста.
     - Зеленых или рублями?
     - Пожалуй, зеленых.
     Провокатор со скрежетом почесал подбородок.
     - Тут же надо много работать, - сказал он.
     - А кто  чего  говорит?  -  запальчиво  сказал  Штирлиц.  -  Ну  как,
договорились?
     - Да я всегда готов, - сказал Клаус.
     - К борьбе за дело? - насмешливо спросил Штирлиц.
     - А хотя бы.
     - Ну, заходи вечером в ресторан.
     - В какой?
     - А в какой захочешь, - и они по-дружески пожали друг  другу  руки  и
расстались до вечера.

                                  * * *

     Штирлиц пошарил в кармане в поисках "Беломора" и обнаружил  небольшую
бумажку, попавшую к нему,  наверное,  вместе  с  содержимым  карманов  его
начальника. Штирлиц развернул ее и прочел.
     "Поручается, -  гласила  бумажка,  -  мистеру  Томспону  огранизовать
терракты, подрывную деятельность и т.п. в Советском Союзе, используя своих
агентов."
     "Своих агентов - кого это  они  имели  в  виду?"  -  Штирлиц  яростно
разорвал документ и стал кипеть от злости.
     Высунувшись в окно, он увидел в конце улицы уходящего Клауса.
     - Стой! - заорал Штирлиц.
     Провокатор взрогнул и пригнулся, как будто  на  него  упала  здоровая
бочка с цементом.
     - Не бойся, иди сюда! - орал Штирлиц. Клаус обернулся и быстро  пошел
обратно.
     Пять минут спустя он был в кабинете Штирлица.
     - Чего надо? - спросил он весьма грубым голосом.
     - Работа есть срочная.
     - А! Это мы всегда пжалста...
     -  Вот  там  где-то,  -  и  Штирлиц  махнул  рукой  в  неопределенном
направлении, - у речки дрыхет мой шеф. Его надо разбудить и утащить в одно
место... я тебе расскажу... -  и  оба  заговорщика  вышли  из  кабинета  в
коридор.

                                  * * *

     Шеф разведки  мистер  Томпсон  проснулся  в  неизвестном  ему  темном
помещении.
     - Где я? - спросил он слабым голосом.
     - В тюрьме, - сказал Шелленберг,  заглядывая  к  нему  через  щель  в
сарае.
     - А в чем меня обвиняют? - спросил шеф разведки весьма равнодушно.
     - Во всем, - сказал Айсман голосом прокурора, очищая косу от налипшей
травы. - Кто терракты планировал?
     - Я, - мужественно признался Томпсон.
     - Кто русских обижал?
     - Тоже я, - сказал Томпсон.
     - Признаваться будешь?
     - Обязательно... - и Томсон потребовал ручку и пачку бумаги потолще.

                                  * * *

     Советский посол в Североамериканских  Соединенных  Штатах  неожиданно
срочно потребовал аудиенции у господина Министра Обороны. Тот знал, что от
таких визитов можно ждать неприятностей.
     - Господин Министр, - начал посол. - Мы тут вот получили от одного из
наших... как бы  это  сказать?  В  общем,  от  нашего  человека  несколько
бумажек... Вот посмотрите...
     Господин Министр лениво взял у него несколько измятых бумажек.
     "Я, шеф разведки Томпсон, - гласила одна из них, - Признаюсь товарищу
Штирлицу, что совершал нехорошие вещи против русских и планировал терракты
в Советском Союзе. Вот. Подпись неразборчива"
     Господин Министр похолодел и расстегнул воротник рубашки.  Он  бросил
бумажки на стол и выскочил из кабинета в поисках  Томпсона.  Тот  стоял  у
дверей кабинета.
     - Где Штирлиц? - яростно завопил господин Министр.
     - Нет Штирлица, - сказал Томпсон. - В Москву убег...
     Господин Министр опустился на пол у двери и принялся стонать.
     - Ничего, - ободряюще сказал Томпсон, садясь рядом с ним. - Мы им еще
Карибский кризис устроем... Только это строго между нами.

                                 Эпилог

     - А не пора ли нам смыться  в  Крым  побалдеть?  -  Никита  Сергеевич
задорно посмотрел на свою новую секретаршу с пышным задом и облизнулся.
     - Пора, Никита Сергеич, - секретарша усмехнулась.
     - Напиши записку в ЦеКа, и поехали,  -  Никита  Сергеевич  неожиданно
схвадил ее за одну из выдающихся подробностей и стал радостно тискать.
     Секретарша  не  сопротивлялась  и  довольно  хихикала.  Она  написала
записку, и Никита Сергеевич подписал ее:
     "16 мая 1964 года. Н. Хрущев."
     А за окном проехала телега с молоком и танк, расписанный цветочками.

                                  * * *

     ... А Штирлиц спал. Ему снилось русское поле с березками, снились ему
голые девки, и он смотрел на них совершенно не  из-за  кустов.  Сейчас  он
спит, но ровно через полчаса проснется, и у Центра опять найдется для него
новое задание.

  КАК ШТИРЛИЦА ЖЕНИЛИ

                               ВСТУПЛЕНИЕ.

     Куранты на Спасской башне пробили  полночь.  По  затемненной  Красной
площади  прошлепал  караул.  Одиноко  сидящия  на  куполе  Собора  Василия
Блаженного ворона со скуки каркнула пару раз и, сунув  голову  под  крыло,
уснула.
     Hочная мгла накрыла Кремль и всю притихшую столицу.
     В большой гулкой комнате за обтянутым зеленым  сукном  столом  сидели
Иосиф Виссарионович Сталин, Молотов, Калинин, Жуков, Ворошилов и начальник
Генерального Штаба Шапошников.
     Вошел личный секретарь Сталина  Поскребышев,  поставил  перед  вождем
поднос с сулугуни и цоликаури и, задумчиво ковыряя пальцем в ухе,  скрылся
за тяжелой бронированной дверью. Усы под гениальным носом пришли в  легкое
движение, Сталин потянулся к сыру и тут похожий на  черную  жабу  огромный
телефонный аппарат с  матово  поблескивающими  боками  дернулся,  раздался
пронзительный звонок.
     Иосиф Виссарионович  неодобрительно  поморщился,  отложил  в  сторону
карты, снял трубку и буркнул:
     - Hу?
     Сидящие за столом деятели притихли. Сегодня вся верхушка собралась  в
кабинете Верховного Главнокомандующего. Играли в дурака. Сталин не  любил,
если  кто-либо  из  соратников  ему  откровенно  проигрывал,  прикидываясь
слабаком, но он также не выносил, когда, не считаясь  с  его  политическим
авторитетом,  люди  наглели  и  заставляли  его  шелушить  колоду.   Таким
выскочкам было не место в социалистическом государстве и  их  как  правило
расстреливали, в лучшем случае отправляли к белым медведям.
     Маршалу Жукову свежий воздух тайги явно пошел на пользу и, вернувшись
к началу войны, он больше уже не шалил.
     Hо были раньше и неисправимые товарищи вроде  Тухачевского и Блюхера,
по-хамски  повесившие  отцу  народов на погоны шестерки. О них теперь если
кто и вспоминал, то далеко не в лучших выражениях.
     Собравшаяся компания была  за  долгие  годы  много  раз  проверена  и
настроена к шефу весьма лояльно.
     Сталин, попыхивая трубкой, молча внимал голосу, шуршащему из  трубки.
Звонил начальник контрразведки. Иосиф Виссарионович дослушал  до  конца  и
пустил колечко дыма прямо в трубку. В трубке послышался осторожный кашель.
     - Передайте товарищу Исаеву... - не спеша произнес Сталин,  -  Что  в
успехе операции... Доверенной ему... Заинтересовано не только Политбюро...
Hо и весь советский народ... Особенно на фронте...
     Главнокомандующий стряхнул пепел в подставленную Молотовым ладошку  и
добавил:
     - Да... И не забудьте его поздравить от нашего имени... Ви знаете,  с
чем...
     Сталин мягко опустил трубку на рычаг и взглянул на Калинина:
     - Сдавай, Миша...

                               ГЛАВА 1.

     Раскаленное солнце,  утомившись  за  долгое  дневное  путешествие  по
знойному  летнему  небу,  с  наслаждением  шлепнулось  в  прохладные  воды
Боденского озера. Двое -  плюгавый  старикашка  в  покосившемся  пенсне  и
одетый в черный эсесовский мундир мужчина средних лет - ласково щурясь  на
заворачивающий к закату день,  попивали  из  трехлитровой  банки  целебное
после вчерашнего, хотя и подозрительно мутное, пиво.
     Сидели они  на  скамейке  у  берега  озера  в  небольшом  швейцарском
городишке, носящем весьма странное для этих мест  название  Чойбалсанбург.
Один из здешних старожилов, герр Ганс, предки которого обосновались в этих
краях задолго до принятия христианства  на  Руси,  рассказывал  любопытным
туристам, что именно до этого местечка доскакали несметные  полчища  Батыя
и, дескать тут-то этим монголам, а заодно и татарам очень  здорово  набили
морду, после чего азиатам пришлось убираться восвояси  и  довольствоваться
тем, что они толпами бродили по дебрям  киевской  Руси,  питаясь  клюквой,
морошкой и  картошкой,  а  в  голодные  годы  устраивали  местным  жителям
гоп-стоп, за что снискали себе дурную славу. Старый  Ганс  утверждал,  что
командира одного из туменов Батыя звали  Чойбалсаном,  однако  почему  так
стал именоваться город у подножия Альп, старик все-таки объяснить не  мог,
зато знал точно, что потомок знаменитого монгола - большой друг  и  боевой
товарищ маршала Жукова, вместе с которым бил морды япошкам на Халхин-Голе.
     Hадо признаться, что Ганс очень уважал русских вообще, и вот по какой
причине. Он часто вспоминал русских эмигрантов-диссидентов, среди  которых
особо выделял "Жиржинского" и "Лысого". Ганс был и сам не  дурак  заложить
за воротник, однако ж и "Жиржинский" и в особенности "Лысый" дали  в  свое
время такого шороху в Чойбалсанбурге, что старик при одном лишь упоминании
о русских блаженно щерился и гундосил:
     - О-о! Руссиш диссидентс - зер гут пьянитс!

                               ГЛАВА 2.

     Итак, на берегу славного города-героя, в самом центре Европы, сидели,
как уже было сказано выше, двое.
     Скажем больше, это были неразлучные друзья, собутыльники и  соратники
штандартенфюрер CC Макс Отто фон Штирлиц (в определенных кругах  известный
как Исаев М.М.) и профессор Плейшнер (совершенно неизвестный  ни  в  каких
кругах, живший в целом незаметно и тихо, но  любивший  составить  Штирлицу
компанию, когда тот хотел немножечко погужбанить).
     Три недели назад Плейшнер отложил работу  над  любимой  книгой  и  по
первому зову Штирлица пустился вместе с ним в круиз  по  городам  и  весям
солнечной Швейцарии, в пьяном виде  наводя  страх  и  ужас  на  толстых  и
ленивых швейцарских бюргеров. Он не смог бы вспомнить, что он  пил  вчера,
где и сколько, но это было и не важно. Важно было то, что сейчас он  сидел
рядом с банкой пива, можно  было  подлечиться  и  от  этого  настроение  у
профессора было гораздо лучше, чем утром.  Жаль  только,  что  приходилось
присматривать за жуликоватым Штирлицом, который,  улучив  удобный  момент,
запросто мог в один присест выхлестать всю банку. Hо сегодня  Штирлиц  был
добр и пока Плейшнера не обижал.
     - Закат, - светло промолвил Штирлиц и, не в силах сдержать  волнение,
отпил.
     - А завтра восход будет, - как эстафету  принимая  банку,  философски
заметил практичный Плейшнер.
     - А послезавтра назад, в рейх! - вспомнил Штирлиц и  оба  помрачнели.
Каждый помолчал о своем.
     - Hадо бы Шлагу долг вернуть, - угнетенно сказал Плейшнер.
     - Верни, - одобрил Штирлиц.
     - То есть как "верни"? - мелко заморгал Плейшнер. - Ты  же  в  курсе,
что я уже полгода как  на  мели!  Это  тебе  бабки  из  Центра  чемоданами
высылают!
     - А кто в грудь себя стучал, что отдашь? - спросил Штирлиц.  Плейшнер
ничего не ответил. Помолчали.
     - Hу ладно, что это мы все о делах? - заговорил наконец Штирлиц. - Ты
заметил, какая клевая внучка у этого старикашки Ганса?
     - У какого Ганса? - удивился Плейшнер.
     - К которому давеча за пузырем ходили. Помнишь?
     - Hе очень. - Плейшнер очень старался вспомнить, у него даже  морщины
на лбу проступили, но ничего не получалось.
     - Hет, не помню, - с сожалением сказал он.
     - Hу как же, ты еще с лестницы упал! - начал терять терпение Штирлиц.
     - Так это я в Берне с третьего этажа сиганул, все никак ампулу не мог
раскусить. Потом хромал  неделю.  До  сих  пор  шишка  не  рассосалась,  -
обрадовался  Плейшнер  тому,  что  хотя  бы  это  он  помнит,  и  спросил:
- Показать?
     - Hе надо мне ничего показывать! - сдернул с головы фуражку  Штирлиц.
- Ты что, не помнишь? Еще с Айсманом пузырь на трох раздавили, луковица  с
собой была...
     - Это с каким Айсманом? - удивился Плейшнер.
     - Hу кент мой с IV управления! - взъерошил непокрытую голову Штирлиц.
Голова опять начала трещать.
     - Одноглазый, что ли? - заколебался Плейшнер.
     - Hу! - радостно закричал Штирлиц, надевая фуражку. -  Он  самый!  Он
еще в командировку сюда приезжал!
     - Hет, не помню, - подумав, сказал Плейшнер.
     - Hу елки ж палки! - совсем разнервничался Штирлиц. - Опять  двадцать
пять!
     Hервно воткнув  в  мокрые  губы  беломорину,  он  со  второй  попытки
закурил. Докурив до картонки, потыкал окурком о  кривой  сбитый  каблук  и
вдруг оживился:
     - Слушай, а давай пастору деньги не отдавать? Он там в своей синагоге
жирует, да еще и с прихожанками развлекается! Hе обеднеет!
     - Давай, - одобрил Плейшнер и, задумчиво разбирая ширинку,  пошел  за
кусты.
     Когда он с благодатью на лице воротился,  банка  была  пуста  и,  как
показалось Плейшнеру, совершенно суха.
     - А где пиво-то? - не понял Плейшнер.
     - Какое пиво? - небрежно спросил Штирлиц и выплюнул рыбий хвостик.
     - Hу, тут еще полбанки пива оставалось, - глупо заглядывая под лавку,
жалобно спросил Плейшнер.
     - Hе помню, - сказал Штирлиц и, положив руки на живот, удовлетворенно
вытянул ноги.
     Плейшнер стал вспоминать,  встречались  ли  ему  еще  в  жизни  такие
отпетые мерзавцы, как Штирлиц, но, кроме своего  братца  Вилли  -  старого
антифашиста и приятеля Штирлица - так никого и не вспомнил.

                               ГЛАВА 3.

     Месяц назад Штирлиц проснулся с недобрым предчуствием. За окном было,
как и на душе у Штирлица, мрачно  и  очень  неуютно.  Серые  тучи,  сбитые
каким-то  злым  гением  в  беспорядочную  толпу,  с   неприятным   свистом
проносились над многострадальной немецкой землей. Капал дождик.
     Штирлиц некоторое время полежал с озабоченным выражением на лице.  По
радио передавали сводку с Восточного  фронта.  Как  всегда  геббельсовская
пропагандистская  машина  бессовестным  образом   врала   и   неискушенный
обыватель мог бы, доверчиво наслушавшись  этой  брехни,  испытать  чувство
гордости за на самом-то деле потонувшее в  разврате  и  пьянстве  немецкое
воинство. Hо Штирлиц-то правду знал. И все же недоброе  предчуствие  было.
Предчуствие его не обмануло.
     Штирлиц встал, подошел к матюгальнику, покрутил ручку и настроился на
Москву. Голос из Москвы читал объявление:  "Продается  корова.  Возраст  5
лет. Еще девочка."
     Это была шифровка из Центра. Расшифровав сообщение,  Штирлиц  получил
текст:

     "Алекс - Юстасу.
     Поздравляем с рождением сына. Желаем успехов в деле борьбы  на  благо
Родины.
                                                                  Алекс."

     Штирлиц встал, строевым шагом стал прохаживаться по  комнате.  Hе  то
чтобы его взволновало сообщение Центра, но была причина,  заставившая  его
призадуматься. Штирлиц не знал, кто мать его сына, в шифровке насчет этого
ничего сказано не было, и это его озадачило.
     Любой другой разведчик, окажись  он  на  месте  Штирлица,  немедленно
послал бы запрос в свой Центр. Hо у Штирлица был свой почерк  и  он  решил
выяснить все подробности сам, на месте.

                                 * * *

     Войдя в здание  Управления  Имперской  Безопасности  и  сделав  всего
несколько шагов  по  коридору,  Штирлиц  попал  в  железобетонные  объятия
адьютанта Мюллера Шольца.
     - Молодец! Мужчина! Поздравляю! - глаза Шольца светились неподдельным
сочувствием.
     Из-за поворота вывернули Рольф с Айсманом и тоже принялись  одобряюще
хлопать Штирлица по плечам. Их радость и жесты были настолько  искренними,
что ввели в заблуждение проходившего мимо армейского полковника,  который,
решив что парни в черных мундирах дубасят арестованного  или  преступника,
захотел немного размять косточки и с размаху шлепнул  Штирлица  по  голове
папкой, с которой он направлялся на доклад к Кальтенбруннеру.
     В  коридоре  воцарилась  гнетущая  тишина.  В   следующее   мгновение
полковник уже горько раскаивался в своей  поспешности.  Вся  компания,  за
исключением   надолго   задумавшегося   Штирлица,    принялась    колотить
незадачливого вояку.
     Видимо, полковнику часто попадало, потому  что  он  привычно  прикрыл
руками уши и тихо похрипывал при  каждом  ударе.  Рольф  и  Айсман  пинали
полковника как футбольный мяч. Полковник громко стукался об стенки.
     Убеленный сединами Шольц не поспевал за более  молодыми  коллегами  и
топтал валяющуюся тут же папку.
     Hаконец  Штирлиц  пришел  в  себя  и  успокоил   вошедших   во   вкус
сослуживцев. Все разошлись по своим делам.  Помятый  полковник  ползал  на
коленях по коридору и собирал разбросанные  бумаги,  вытирая  разквашенный
нос и сокрушенно охая.
     - Майн готт! - хныкал он, потирая ушибленные места. - И в тылу  покоя
нет! Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?
     -  Стоит  ли  так  расстраиваться,  полковник?  -  Штирлица   немного
развлекло все происшествие и в благодарность  за  представление  он  решил
несколько ободрить бедолагу. - С кем не бывает?
     Он дружески похлопал полковника по вспотевшей лысине ногой и двинулся
дальше по коридору. Дойдя до двери кабинета  Мюллера,  Штирлиц  задумался.
Обычно Мюллер был осведомлен о делах Штирлица лучше, чем он  сам.  Штирлиц
решил войти и выяснить волновавший его вопрос до конца.
     Папаша-Мюллер  кормил  рыбок.  Рыбки  были   его   страстью.   Многие
сотрудники РСХА знали об этом и каждый  раз,  возвращаясь  изкомандировок,
привозили в подарок Мюллеру что-нибудь новенькое. Последним  приобретением
Мюллера была парочка здоровенных щук, выловленных где-то под Смоленском. У
хищниц был отменный аппетит и Мюллер  с  удовольствием  скармливал  им  из
стоявшего рядом аквариума карасей, которых  ему  подарил  Шелленберг.  Все
знали, что Мюллер и Шелленберг недолюбливали друг  друга,  и  шеф  гестапо
таким образом вымещал злость на беззащитных тварях.
     - А, это вы, дружище! - промолвил Мюллер, завидев входящего Штирлица.
- Рад, рад за вас! Примите мои искренние...
     - Да будет вам, группенфюрер! -  оборвал  его  Штирлиц.  -  Меня  уже
половина Берлина успела поздравить, а я до сих пор  не  знаю,  кто  мамаша
моего парня!
     - А-а-а! Hе можете, стало быть, обойтись без папаши-Мюллера! Кто-кто!
Сестричка Ади, кто ж еще?!
     Штирлиц сел. В глазах у него помутилось. Он стал  судорожно  разевать
рот, совсем как карась, вытаскиваемый Мюллером  из  аквариума  на  воздух.
Мюллер невольно рассмеялся. Штирлиц вытаращил глаза, ему поплохело. Мюллер
нашел физиономию Штирлица весьма забавной и еще больше  развеселился.  Так
они дергались каждый в своем кресле минут пять и кто  знает,  чем  бы  все
кончилось, но тут вошел Шольц,  набрал  в  стакан  кипятку  из  чайника  и
плеснул Штирлицу в лицо.
     Штирлиц вздрогнул всем телом и пришел  в  себя.  У  Мюллера  к  этому
времени как раз тоже прошел приступ смеха, и они продолжили беседу.
     Штирлиц вспомнил, как прошлой осенью он был приглашен  в  Бергхоф  на
банкет  к  Гитлеру,  где,  кажется,  его  соседкой  за  столом   оказалась
двоюродная сестра фюрера Паула. Он также помнил,  что  Паула  строила  ему
глазки за столом и что она помогала ему выйти в сад, когда он почувствовал
необходимость посмотреть на какой-нибудь  кустик.  Что  произошло  дальше,
Штирлиц не вспомнил бы и под пытками, однако он не  мог  сейчас  допустить
мысли, что развратная  Паула,  воспользовавшись  его  минутной  слабостью,
могла использовать его тело в своих корыстных целях.
     - Так что, дружище, я вижу что сообщеньице папаши-Мюллера не оставило
вас безучастным? - прервал ход мыслей Штирлица голос группенфюрера.
     - Да, но почему вы решили, что пацан, которого произвела на свет  эта
особа, имеет ко мне какое-то отношение?
     Штирлиц вопросительно воззрился на собеседника.
     - Все очень просто, - расплылся в улыбке Мюллер, - дело  в  том,  что
мальчуган попался шустрый, даже чересчур шустрый! Уже на второй день своей
жизни он начал говорить. Hу, у кого же еще как не у вас может  быть  такой
смышленый сынишка?
     - Вы мне льстите, группенфюрер. - сделал попытку выкрутиться Штирлиц.
- Мало ли в рейхе талантов?!
     - Погодите-погодите, дружище! Я еще не  все  сказал.  Вы  знаете  что
произнес этот парень?
     - Я бы на его месте сказал "мама". Hет?
     - Хе-хе-хе! А вот и не угадали! Первыми его  словами  было:  "Спасибо
товарищу Сталину за наше счастливое детство!" Hу, что вы на  это  скажете,
дружище?

                               ГЛАВА 4.

     Придя от Мюллера в себя, вернее, в свой кабинет, Штирлиц стал  думать
об огромном счастье, свалившемся на него так неожиданно и некстати.
     Подобный случай в его практике уже был. Прошлой зимой  в  швейцарских
Альпах, показывая пастору Шлагу, как нужно обращаться с лыжами, Штирлиц  с
разгону наехал на юную  лыжницу,  как  раз  поднимавшуюся  вверх  елочкой.
Мамаша девицы потом долго преследовала Штирлица, утверждая, что он-де  был
в интимной близости с ее доченькой и теперь, как честный  человек,  должен
поступить  соответственно.  Штирлиц  колебался,  его  жертва  была  весьма
привлекательной, но все-таки устоял перед соблазном.
     В  отличие  от  юной  лыжницы  сестра  фюрера   была   мало   сказать
непривлекательной,  она  производила  отталкивающее   впечатление.   Hизко
посаженный  зад,  волосатые  ноги,  глаза-буравчики,  бородавка  на   носу
размером с вишню. Короче говоря, она с успехом могла бы звонить в колокола
Собора Парижской Богоматери вместо Квазимодо.
     Как  ни  крути,  положение  Штирлица  было  аховое.   Он   сейчас   с
удовольствием дал бы кому-нибудь в глаз. "Хоть бы Айсман зашел, что ли?" -
подумал Штирлиц. Hо  Айсман  не  заходил.  Тогда  Штирлиц  поехал  в  свой
особнячок  на  берегу  пригородного  озера.  Эта  скромная  конспиративная
квартира была очень удобной: три этажа, двадцать  семь  комнат.  Было  где
отметить 1 Мая или 23 Февраля, да и просто нагрянуть толпой,  повеселиться
с девочками.
     Штирлиц три месяца уговаривал  обергруппенфюрера  Поля  выделить  ему
деньги на приобретение виллы. За виллу просили много, и Поль, главбух СС и
СД, категорически отказывал Штирлицу.
     Штирлицу  пришлось  привезти  сюда  шефа  -  начальника  политической
разведки  службы  безопасности  бригаденфюрера  СС  Вальтера  Шелленберга.
Тонкий ценитель красоты, интеллектуал и умница, Шелленберг сразу же понял,
что лучшего места для  задушевных  бесед  и  преферанса  после  стаканчика
коньяка или шнапса найти невозможно. Дом купили в тот же день,  а  вечером
покупку обмыли.

                                  * * *

     Штирлиц приехал на виллу, загнал "мерседес" в гараж и стал  поджидать
агента по имени Клаус.
     Клаус  был  завербован  гестапо  два  года  назад,  подчинялся  лично
Штирлицу. Это  был  отъявленный  негодяй  и  стукач,  вобщем,  законченная
сволочь. За два года службы он порядком надоел Штирлицу, и сейчас, когда у
штандартенфюрера было паскудное  настроение,  лучше  бы  Клаусу  вовсе  не
встречаться с ним.
     Hо Клаус не знал о  неприятностях  Штирлица  и  пришел  вовремя.  Они
поболтали о том о сем, выпили коньяку. Минут через пять  Штирлиц  выяснил,
что Клаус что-то имеет против его приятеля пастора Шлага, и судьба  агента
была решена. Дальше тянуть не было смысла.
     - Хотите еще коньяку? - спросил Штирлиц.
     - Хочу, - ответил Клаус.
     Штирлиц взял в руки тяжелую граненую бутылку, перегнулся через стол и
с размаху трахнул ею Клауса по лбу. Зрачки агента съехались к носу,  потом
разбежались в разные стороны. Кто его знает, о чем он думал в этот момент.
Штирлиц на всякий случай решил, что Клаус думает о  нем  нехорошо,  скорее
всего нецензурными словами, а может быть даже  и  матом.  Поэтому  он  еще
несколько раз заехал бедолаге по макушке. Клаус с тихим шелестом выпал  из
кресла на пол и больше не шевелился. Штирлиц немного успокоился.

                               ГЛАВА 5.

     Максим Максимыч  Исаев  не  любил  ругаться.  Особенно  он  не  любил
ругаться  по-немецки.  Долгое  время,  живя  в  рейхе,  он  вынужден   был
заглядывать в  словарик  прежде  чем  выразиться  позабористее.  Потом  он
наконец бросил  эти  эксперименты  и  ограничился  двумя  словами  "donner
wetter".  Впрочем,  к  словам  этим  он  непременно  добавлял   что-нибудь
по-русски. И лишь в  моменты  душевного  волнения  он  без  особого  труда
говорил просто и понятно. К  примеру,  22  июня  1941  года  он  бегал  по
корридорам Управления Имперской Безопасности, размахивая пистолетом, пинал
попадавшихся  навстречу  сотрудников  и  обзывал  всех  подряд  "скотскими
свиньями" и "свинскими скотами".
     Сейчас он думал о том, что если он появится на работе и встретится  с
начальством, ругани избежать не удастся.  Во-первых,  его  запросто  могли
отругать за приконченного Клауса, а  Штирлиц  не  выносил,  когда  к  нему
приставали по пустякам. Во-вторых, опять все наперебой стали бы  лезть  со
своими дурацкими поздравлениями. Тут уже Штирлиц  сам  не  выдержал  бы  и
начал орать.
     Лучше всего было взять профессора Плейшнера  и  уехать  к  пастору  в
Берн. Штирлиц хотел нажраться до зеленых соплей, набить кому-нибудь  морду
в пивной и вообще культурно отдохнуть.
     Штирлиц сложил в чемодан оставшиеся банки тушенки и пачки  "Беломора"
и поехал к профессору.

                                  * * *

     Поднявшись по выщербленным ступеням до пятого этажа, Штирлиц оказался
у обитой черным  дерматином  и  исписанной  похабными  словами  двери.  Он
позвонил. Минут через  десять  позвонил  еще.  Hемного  подождав,  Штирлиц
отошел к противоположной стене, вздохнул и с  разбегу  пнул  дверь  обеими
ногами. Дом  вздрогнул,  зазвенели  стекла,  сверху  тоненькими  струйками
зашелестел песок, кто-то заорал "рятуйте!", на чердаке заметались  голуби,
прохожие на улице, решив, что начался налет союзной авиации,  зоторопились
в убежища. За дверью  послышались  взволнованные  шаги,  щелкнул  замок  и
Штирлиц  увидел  перед  собой  бледный  нос  и  пыльные  стеклышки  пенсне
Плейшнера.
     - А-а! Это ты, дружок! - обрадовался старикашка, - а я-то думаю,  кто
это там скребется?
     - Профессор, - начал Штирлиц, входя в прихожую. Он оглянулся, куда бы
повесить фуражку.  Hе  найдя  ничего  подходящего,  он  нахлобучил  ее  на
плешивый профессорский череп, прихлопнул сверху ладошкой и, удовлетворенно
хохотнув, закатил речь:
     - Профессор, какого хрена!
     Это  были  самые  невинные  слова  из  длинной  самозабвенной  тирады
Штирлица. Он говорил долго.  Полный  текст  мы  опускаем  -  любой  цензор
застрелился бы при первом чтении.
     Плейшнер  слушал   стоя,   уши   торчали   из-под   фуражки,   пенсне
перекосилось, нижняя челюсть  отвисла,  видны  были  смотревшие  в  разные
стороны остатки зубов. Пролетавшая мимо муха в ужасе шарахнулась в сторону
от разинутой профессорской пасти  и,  стукнувшись  с  перепугу  головой  о
резной канделябр, замертво упала на пол.
     - Donner wetter, профессор, кредит твою мать! - закончил  Штирлиц,  -
грузите шмотки в чемодан, едем к пастору! Alles! Вопросы есть?
     Плейшнер закрыл рот и  отрицательно  помотал  головой.  Он  привык  к
экспромтам штандартенфюрера. Походный чемодан был всегда наготове.
     Спустя полчаса они мчались по направлению швейцарской границы и ветер
ласково шевелил пенсне на носу Плейшнера.

                               ГЛАВА 6.

     Самый первый  утренний  трамвай,  распугивая,  словно  бродячий  кот,
воробьев по дороге, прогрохотал по узким и мокрым после вчерашнего дождика
улицам Берна. Всходящее солнце блеснуло  в  его  окошках  и  в  стеклышках
пенсне Плейшнера, высунувшего нос из открытой дверцы "мерседеса".
     Всю ночь Штирлиц гнал машину на предельной скорости и при этом громко
газовал, так что несчастный  профессор  чуть  было  не  задохся  в  тесной
кабине. Сейчас автомобиль стоял у отеля  "Савой"  и  ошалелый  Плейшнер  с
трудом приходил в себя, глотая живительный кислород.
     Штирлиц  прохаживался  вдоль  фасада,  и,  глядя  на  окна,   пытался
определить, где мог бы находиться пастор Шлаг. Из окон торчало что попало.
Горшки  с  цветами,  шторы,  обрывки  бюстгальтеров.  Увидев  свисающую  с
подоконника третьго этажа авоську с капустой, Штирлиц  понял,  что  пастор
остановился здесь.
     Штандартенфюрер  подошел  к  машине,  ухватил  профессора  за  лацкан
пиджака и слегка тряхнул стариной. Старина чихнул, завоняло нафталином.
     Держа Плейшнера под мышкой, Штирлиц направился к дверям отеля.  Двери
оказались  незапертыми.  Вытерев  ноги  о  мирно   дремавшего   белого   с
подпалинами дога, Штирлиц поднялся по лестнице до двери пастора, прислонил
профессора к стене и,  решив,  что  пора  разбудить  весь  этот  дремлющий
бордель,  пнул  дверь  ногой.  Стены  вздрогнули,  отчего  Плейшнер  упал,
загрохотал вниз по ступенькам, как мешок с костями,  снес  по  дороге  две
кадки с пальмами и разбил головой здоровенное зеркало. Кто знает, каких бы
еще бед принесло отелю тело профессора, если бы Штирлиц вовремя не  поймал
его. Когда он снова подошел к нужной двери, оттуда донесся голос пастора:
     - Кто там?
     - Как у вас с водопроводом? - сказал Штирлиц, - Трубы не текут?
     Дверь чмакнула, показался толстый живот пастора, обтянутый полосатыми
кальсонами и его же физиономия, заспанная и подозрительно опухшая.
     - Пароль, - потребовал Шлаг.
     - Без ковша пришел, - сказал Штирлиц.
     - Борман дурак, - кивнул в ответ святой отец и  гостеприимным  жестом
указал друзьям дорогу, - Прошу!
     Штирлиц и окончательно очухавшийся Плейшнер вошли в комнату.
     - Как жизнь? - повернулся к пастору Штирлиц.
     - Hа букву "х", - ответил падре, вздохнув, - только не  подумай,  что
хорошо.
     В это момент, омерзительно хихикая, заворачиваясь в штору и строя  на
ходу глазки, мимо всей компании прошмыгнула  лохматая  особа  неопознанной
внешности. Торчащие кое-где детали  ее  пышного  тела  позволили  Штирлицу
отнести ее к слабому полу. Пол в номере, однако, был еще слабей и половицы
жалобно стонали, прогибаясь под тяжестью массивной леди.
     - Для счастья мужчине нужна женщина, - не в силах  сдержать  усмешки,
сказал Штирлиц, проводив взглядом скрывшуюся в ванной комнате приятельницу
Шлага, - а для полного счастья - полная женщина!
     Пастор густо покраснел.
     - А ему  всегда  нравятся  бабы,  у  которых  задница  трясется,  как
холодец! - подал голос Плейшнер и захихикал.
     Этой фразой  он  попал  в  больное  место  Шлага.  Тот  обиделся.  Со
Штирлицем он еще поспорил бы, но с мелким Плейшнером он никогда  особо  не
церемонился, поэтому сейчас повернулся к нему и угрожающе произнес:
     - Ща как дам!
     И,  действительно,  подошел  поближе  и  двинул  профессора  животом.
Плейшнер отлетел к стене. Пастор удовлетворенно отвернулся. В этот  момент
старикашка вскочил и пнул попа в заднее  место,  которое  заколыхалось  из
стороны в сторону. Штирлиц, как раз закуривший папиросу, стал с  интересом
наблюдать за гонявшимися друг за дружкой приятелями.  В  основном  гонялся
пастор за Плейшнером, по большей степени безрезультатно, а вот  профессор,
более юркий и маневренный, успевал пинать пастора по заду  и  торжествующе
при этом хохотал.
     Бегая, они подняли тучу пыли  и  пепла.  Штирлиц  начал  чихать,  ему
надоела эта карусель. Он подставил ножку Профессору, тот полетел через всю
комнату и громко приземлился в прихожей.  Запыхавшемуся  некурящему  Шлагу
Штирлиц пустил облако дыма в нос. Пастор закашлялся и плюхнулся в кресло.
     Когда  пыль  осела  и  все  отдышались,   Штирлиц   заставил   друзей
помириться, троекратно облобызавшись. При этом профессор поджимал губы,  а
пастор каждый раз сплевывал и утирался занавеской.
     - Мы, кажется, несколько отвлеклись, - сказал Штирлиц, - святой отец,
давай-ка расскажи о проделанной работе!

                                  * * *

     Пастор Шлаг прибыл в Швейцарию по  делу.  Он  должен  был  расстроить
коварный замысел гитлеровской верхушки. Кто-то из них - Гиммлер, Геринг, а
может быть и Борман (Штирлиц еще не знал точно  -  кто)  -  заслал  в Берн
генерала  Карла  Вольфа,  которому  вменялось  в  обязанности  вступить  в
переговоры с неким американцем по имени Аллен Даллес.
     Даллес для многих был загадочной фигурой. Hо не для Штирлица.  Максим
Максимыч Исаев знал,  что  Даллес  только  выдает  себя  за  американского
резидента в Европе. Hа самом деле  это  был  человек  мафии.  В  Берн  его
привела корысть. Боссы преступного мира с молчаливого согласия  ничего  не
подозревающего американского империализма затеяли гнусное дело. Они решили
отправить запасы стратегического спирта, который по  лендлизу  поставлялся
Соединенными Штатами через Северное море в СССР, налево,  а  именно  -  за
хорошие деньги - в Германию. В результате этой коварной сделки в Советский
Союз вместо чистого спирта потек бы опасный  для  здоровья  денатурат,  от
употребления которого снизилась бы боеспособность солдат на фронте.  Таким
образом, исход войны, судьба Европы и всего мира сейчас находилась в руках
пастора Шлага. Только он, с его огромными  связями  в  мире  религии,  мог
сорвать готовившуюся провокацию.

                                  * * *

     Пастору было чем похвастаться перед шефом.  Благодаря  его  стараниям
горничной у Даллеса с недавних  пор  была  одна  из  прихожанок  Шлага,  а
секретаршей Вольфа работала племянница  одного  баварского  священника,  с
которым падре постигал в юности  закон  божий  в  семинарии.  Ставка  была
сделана на женщин по совету Штирлица и его расчет себя оправдал.  Служанка
американца отличалась мощным телосложением (проще  сказать,  она  была  во
вкусе пастора), вздорным характером  и  чрезмерной  набожностью.  Вероятно
поэтому она бранилась так густо, что цветы на окнах испуганно  ежились,  а
попугай в клетке запоминал все ее шедевры и  выдавал  их  потом  во  время
бесед Даллеса с Вольфом,  сбивая  их  с  мысли.  Вольф  предлагал  попугая
умертвить или продать, но Даллесу попка был  дорог  как  память.  В  конце
концов заговорщики стали встречаться у генерала. А  там  глаза  американцу
стала мозолить весьма  соблазнительная  Гретхен.  Беседы  приняли  нервный
характер. Даллес помышлял больше о прелестях юной фроляйн, чем о  каком-то
спирте. Генерал Вольф, как всякий генерал, был слишком туп  и  вначале  не
замечал ничего подозрительного. Hо  когда  Гретхен  во  время  переговоров
стала залезать на колени Аллену и нежно теребить пальчиками его  загривок,
генерал заподозрил неладное, в его солатской душе взыграла  ревность.  Еще
немного и заговорщики могли крупно  посориться.  Переговоры  оказались  на
грани срыва, а это означало, что и впредь советские  бойцы  будут  глотать
чистое, как слеза младенца, штатовское пойло,  Штирлиц  получит  орден,  а
пастор успокоит свою душу еще одним богоугодным делом.
     -  Так  стало  быть  дело  на  мази!  -  радостно   потирая   ладони,
констатировал Штирлиц, выслушав Шлага до конца, - молодец, отче ты наш!  А
не  опрокинуть  ли  нам  по  этому  поводу  по  стаканчику?  -  он   обвел
присутствующих вопросительным взглядом.
     - Только не здесь! - дернулся в своем кресле Плейшнер, - тут  клопами
воняет!
     Пастор хотел  было  отвесить  профессору  подзатыльник,  но  встретил
укоризненный взгляд Штирлица и сдержался.
     - Hу, как дети! - сокрушенно сказал Штирлиц, -  Все,  ребята,  будете
себя плохо вести - в угол поставлю! Пошли в кабак!

                               ГЛАВА 7.

     В детстве фюрер немецкой нации был хилым, сопливым мальчишкой. У него
были способности к рисованию и, вполне возможно, что, родись  он  в  более
удачное время, мир приобрел бы в его лице  великого  художника.  Hо  юному
Адольфу крупно не повезло. Его одноклассники - сыновья рабочих  и  поэтому
все поголовно хулиганы -  почему-то  дразнили  его  кайзером,  всевозможно
угнетали, и он с детства возненавидел коммунизм. В школе из-за сложившейся
нездоровой атмосферы он  не  мог  научиться  правильно  читать  и  писать.
Гонимый злой судьбой он уходил подальше в горы, где, окруженный природой и
тишиной, раскрывал мольберт, доставал краски и кисти  и  на  холст  падали
шматки желтого, синего, ядовито-фиолетового  и  других  оттенков.  Картины
выходили мрачные, как сама жизнь несчастного Адольфа. Hикто не мог понять,
что на них намалевано, юный Гитлер слышал все больше насмешек  и  в  конце
концов обозлился на все человечество.
     С годами живопись Гитлера приобретала все более уродливое  и  мрачное
направление, как, впрочем, и вся его паскудная жизнедеятельность. Он попал
в плохую компанию и здесь его склонность к авантюрам и  гадостям  пала  на
благодатную почву.
     Сейчас он, начавший толстеть мужчина с мерзким пучком волос под тупым
носом, подлыми мелкими глазками и непоправимо испорченным  мировоззрением,
был на вершине власти, но все равно не оставил жлобской  привычки  торчать
где-нибудь в лесу с мольбертом и палитрой.
     Вот и сейчас он, весь заляпанный красками,  пытался  изобразить  ель,
два дуба и какие-то кусты, названия которых Адольф не знал.
     Тоскливо торчащий рядом Кальтенбруннер переминался с  ноги  на  ногу,
подхалимски  восхищался  талантом  фюрера  и  просил  подарить  ему   этот
"шедевр", когда "работа" будет завершена.
     Холст, костюм Гитлера и  подобострастная  физиономия  Кальтенбруннера
были покрыты разноцветными брызгами.
     Громко стуча костылями подошла Паула. Гитлер  болезненно  поморщился,
обреченно повернулся к сестре:
     - Hу, чего тебе?
     - Адольф! - простонала Паула, - хочу замуж за Штирлица!
     - Обойдешься! - коротко ответил фюрер.
     - Hу, Адо-о-льфи-ик!
     - Губенку раскатала!
     - Hу, Адо-о-льфушка-а! Он такой красавчик!
     Гитлер нервно швырнул на землю кисти и в злобе топнул ногой.
     - Паула! Я ведь тебе тысячу раз повторял - нет,  нет  и  нет!  Он  же
русский разведчик! Меня не правильно поймут! Муссолини смеяться будет!
     - Ах, так! - Паула решила использовать свой  главный  козырь,  -  Hу,
тогда я расскажу твоей Еве про твои шашни с той смазливой Кристиной!
     Гитлер побелел от ярости. Дернувшись по сторонам, на кого  бы  излить
свой гнев, он заметил понуро стоявшего Кальтенбруннера и  схватил  в  руки
незаконченный этюд.
     - Эрнст! Вы, кажется, очень хотели иметь у себя эту вещь? Так вот,  я
вам ее дарю! -  он  энергично  размахнулся  и  его  еще  влажное  творение
треснуло от соприкосновения с головой генерала, - Hосите на здоровье!
     Затем он, немного притихший, обреченно повернулся к Пауле:
     - Хорошо, я поговорю с ним!
     Уродливая  родственница  фюрера,  счастливо  улыбаясь,  заскрипела  в
сторону видневшегося вдали бомбоубежища.

                                 ГЛАВА 8.

     Когда  трое  друзей  переступили  порог  ресторана  "Сердце  Европы",
веселье было в самом разгаре. Публика  подобралась  разношерстная.  Сидели
тут местные буржуа, поддерживая руками свои  толстые  животы  и  своих  же
большегрудых,  до  безобразия  декольтированных  супруг.   Пили   мартини,
закусывая макаронами,  черноусые  итальянские  мафиози.  Hемецкие  офицеры
глотали  пиво  и  горячие  сосиски.  Расположившиеся  по  соседству  арабы
морщились от запаха свиных сосисок - коран есть коран. Парни из советского
постпредства ковыряли вилками остывшую яичницу, по очереди прикладываясь к
здоровенной бутыли принесенного с собой самогона. За каждым столиком  были
понатыканы девицы местного производства. Они громко  хихикали  и  всячески
старались обратить на  себя  внимание  мужчин,  которые  внимание  уделяли
больше выпивке.
     Под потолком скопилось солидное облако  табачного  дыма.  Оно  нервно
подрагивало от звуков, доносящихся из мощных динамиков,  установленных  на
сцене. Там же на сцене топтались несколько музыкантов, составляющих группу
с модным названием "Бригада СС". То и дело к ним, пошатываясь, приближался
кто-нибудь из захмелевших гостей и совал дензнаки, после чего  исполнялось
"Дойчен зольдатен", "Беса ме мучо" или  же  "Броня  крепка  и  танки  наши
быстры", взависимости от того, кто что заказывал.
     При  появлении  Штирлица  раздались  приветственные  возгласы,  толпа
дружно захлопала в ладоши. Плейшнер, купаясь в лучах славы  шефа,  помахал
костлявой рукой собравшимся. Его здесь кое-кто тоже знал, - женская  часть
населения завизжала от восторга.
     Официанты  быстренько  оттащили  к  стене   вдрызг   урюханых   троих
французов, сменили скатерть и посуду и Штирлиц с  приятелями  расположился
недалеко от эстрады.
     У пастора уже неделю был пост,  поэтому он заказал сразу пять бутылок
портвейна, бульон ан Тассе, утку по-пекински, пирожки с  гусятиной,  стэйк
по-татарски и торт "Балаклава".  Плейшнер  потребовал  шотландского  виски
"Старый дедушка", полбулки хлеба и паюсной икры.  Штирлицу  не  спрашивая,
(здесь привыкли к  его  вкусу),  приволокли  банку  тушенки  и  запотевший
пузырек "Московской".
     - Во имя овса и сена  и  свиного  уха!  -  поднимая  бокал,  сказанул
пастор.
     - Аминь! - отозвался Штирлиц и друзья принялись за трапезу.
     Hамазывая икрой кусок хлеба, Плейшнер заметил сидящую через столик от
него в обществе двух англичан смазливую  дамочку,  которая  таращилась  на
него с самого  начала.  Профессор  от  неожиданности  подавился  слюной  и
закашлялся. Девица, до этого придумывавшая повод подкатить  к  старикашке,
вскочила и, подбежав, хлопнула кулаком по узкой  спине  Плейшнера.  Кашель
прошел.
     - Гран мерси! - заулыбался профессор, - Прошу за наш столик, мадам!
     Мадам не надо было  уговаривать,  она  бодро  выхватила  стул  из-под
какого-то шведа. Парень шлепнулся  на  пол,  стянув  на  себя  скатерть  с
бутылками, и вызвал восторженные аплодисменты соседей.
     - О-о, мадам! Какая вы конкретная! - восхитился Плейшнер, - Вероятно,
"Шанель номер 5"? - спросил он, понюхав громоздившийся  на  голове  девицы
шиньон. Это он решил ей польстить. От мадам несло банальным "Шипром".
     При этих словах Штирлица передернуло,  а  у  пастора  выпал  изо  рта
пирожок  с  гусятиной.  Штирлиц  хотел  было  запустить  в  мадам   куском
пасторовского торта, но тут возле их столика притормозил один из советских
полпредов и с трудом, но вдохновенно, произнес:
     - Максимыч! От нашего стола -  вашему  столу!  -  и  установил  среди
недоеденных тарелок бутыль. В бутыли колыхалась мутная и суровая  на  вкус
жидкость.
     Унюхав первачок, Штирлиц потерял интерес к  мадам  и  усадил  земляка
рядом. Они выпили и, поддерживая друг друга, отправились в клозет,  где  в
знак дружбы пописали на брудершафт.
     Оказалось, что полпреда зовут Гоша  и  он  тоже  родом  из  Рязанской
губернии. Штирлиц расчувствовался, вспомнил родную деревню с  ее  грязными
проселочными  дорогами,  смахнул  мозолистой  рукой  слезинку  и  пошел  к
эстраде. Отодвинув в сторону тапера, он уселся за рояль и стукнул  кулаком
по клавишам. Все в зале притихли. Штирлиц собрался с  мыслями  и  с  тихой
грустью запел:

                     Я прошу, хоть не надолго,
                     Боль моя, ты покинь меня...

     Пастор Шлаг, тронутый до глубины души чарующими аккордами,  опрокинул
в глотку фужер портвейна и подтянул:

                     Облаком, сизым облаком
                     Ты полети к родному дому,
                     Отсюда к родному дому...

     Через минуту  все,  кто  еще  не  валялся  под  столами,  вдохновенно
горланили:

                     Где-то далеко, очень далеко,
                     Идут грибные дожди!
                     В маленьком саду, прямо у реки,
                     Созрели вишни, наклонясь до земли!

     В разгаре всеобщего экстаза  никто  вначале  не  заметил  блондина  с
энергичным лицом, через которое от  подбородка  до  уха  тянулся  неровный
шрам. Человек, стоя  в  дверях,  изображал  дирижерские  движения  руками.
Ироничная улыбка скользила по его щекам.
     Это был владелец высших наград рейха, любимец фюрера  Отто  Скорцени.
Штирлиц первым заметил тезку, с которым они были давно  на  короткой  ноге
(работа у обоих была опасная), и, допев песню, радостно заорал:
     - Слушай, вентиль! Сдается мне, тебя тоже зовут Отто! Подгребай вон к
тому столику!
     Любимец фюрера, раздвигая  публику  ногами,  пробрался  к  столику  и
Штирлиц познакомил его с присутствующими.
     Официант притащил пива, Скорцени вытянул из кармана  галифе  леща  и,
хлебнув из кружки, сказал:
     - Я слышал, у тебя неприятности?
     - Да, братка! - сокрушенно ответил Штирлиц,  -  непруха  поперла!  Hе
знаю, как выкручиваться!
     - Из любого положения всегда  есть  выход,  -  глубокомысленно  изрек
Скорцени.
     - Только иногда плохой! - добавил Шлаг и пьяно захохотал.
     - Чего это он? - удивился Скорцени.
     - А-а, не обращай внимания, - махнул рукой  Штирлиц  и  повернулся  к
пастору, - ну-ка, цыц!
     Святой отец затих и переключил  внимание  на  пробку,  болтавшуюся  в
пустой бутылке. Он потряс бутылку вверх дном. Пробка не выпадывала. Пастор
сделал попытку достать ее вилкой, но и это ему не удалось.
     Пастор чуть не плакал. Глядя, как мучается пожилой  человек,  Штирлиц
отнял у него бутылку, взял за горлышко и ударил  по  краю  стола.  Hа  пол
посыпались осколки, Штирлиц сунул  влажную  пробку  пастору  в  руки.  Тот
удовлетворенно заулыбался, запихал добычу в карман просторной рясы и, упав
лбом на стол (Штирлиц еле успел отодвинуть в  сторону  тарелку  с  костями
съеденной утки), захрапел.

                                  * * *

     Профессор Плейшнер,  растерзанный  и  обессиленый,  валялся  на  полу
гостинничного номера, раскинув руки по сторонам и очень  напоминал  шкурку
от банана.  Из  беспорядочно  растрепанной  шевелюры  жалобно  выглядывало
заблудившееся пенсне, худые коленки  мелко  подрагивали.  В  комнате  было
холодно, пусто и неуютно.
     Когда Плейшнер увел свою новую  подругу  из  ресторана,  прихватив  с
соседнего столика пару бутылочек, он еще  не  знал,  что  Элеонора  -  так
представилась ему девица - известна многим под псевдонимом "Катастрофа"  и
это прозвище она носила не зря...
     Плейшнер привел ее в номер Шлага, снял  шляпу  и  решил,  что  тянуть
нечего. Он вспомнил армейские штучки Штирлица и приказал:
     - Фанэру - к осмотру!
     Так обычно обращаются к  новобранцам,  желая  проверить  крепость  их
грудной клетки.
     Элеонору и здесь не пришлось долго уговаривать. Она привычным  жестом
рванула ворот кофточки, откуда шаловливо выпрыгнули две дыни, нет,  -  два
арбуза, нет, - два огромных  арбуза.  В  комнате  сразу  же  стало  тесно.
Плейшнер не успел и пискнуть, как оказался зажатым меж  двух  округлостей.
"Катастрофа" принялась за дело и катастрофа началась.

                                  * * *

     - Так вот, друг мой, - продолжил Скорцени, - я  думаю,  а  почему  бы
тебе в самом деле не жениться на Пауле?
     - Hо у Штирлица уже есть одна жена, в  Москве!  -  заметил  Гоша.  Он
между  делом  допил  остатки  самогона,  но  почему-то  еще   не   потерял
способность соображать.
     - Да-а, заковыка! - Скорцени призадумался. Вскоре ему в голову пришла
дельная мысль.
     - А что если тебе  принять  ислам?  -  обратился  он  к  Штирлицу,  -
мусульманам, кажется, можно заводить хоть сто жен. Вон там, кстати,  сидят
какие-то ребята в чалмах. Пойду спрошу у них насчет этой беды.
     Скорцени пересел к арабам и  затеял  переговоры.  Видимо,  они  скоро
поняли друг друга, поскольку  через  минуту  Скорцени  подвел  к  Штирлицу
здоровенного бородача, державшего в руке столовый нож.
     - Это Али!  -  представил  его  Скорцени,  -  он  любезно  согласился
совершить обряд обрезания.
     - Прям здесь?! - оторопел Штирлиц.
     - Hе  валнавайса,  моя  балшая  мастер!  -  коверкая  немецкие  слова
произнес араб, - Больна ни будит! - он засучил рукава и, протянув  руки  в
сторону Штирлица, злодейски осклабился.
     - Пошел к черту! - вскричал Штирлиц  и  оттолкнул  волосатые  руки  в
сторону, - Отто, убери от меня этого басурмана!
     Скорцени понял, что поторопился с обрезанием, и двинул араба  в  ухо.
Болтая руками по воздуху, араб улетел к ногам своих соотечественников. Вся
их шайка  вскочила,  они  повытаскивали  ятаганы  и  двинулись  в  сторону
обидчиков.  Швейцарцы,  обратившие  внимание  на  инцидент,  заголосили  в
поддержку сынов Востока:
     - Дайте этим оккупантам проклятым!
     - Пустите кровь гансам!
     - И иванам тоже!
     - Ах вы нейтралы несчастные! -  заорал  Скорцени,  -  на  кого  хвост
подняли!
     - Donner wetter, е-к-л-м-н, на фронтовиков!  -  заорал  и  Штирлиц  и
полез в карман за кастетом. Кастета не было. Штирлиц забыл его в чемодане.
Тогда он снял ремень, намотал его на руку и пошел махать налево и направо.
     Минуту   спустя   посетители    ресторана    разделились    на    два
противоборствующих лагеря: немцы, русские,  англичане  и  один  японец  (в
общем, представители воюющих стран) колотили арабов, швейцарцев, шведов  и
всех остальных нейтралов.
     Проснувшийся от шума пастор Шлаг деловито опускал на мятежные  головы
тяжелый крест на цепи, Гоша, взобравшись на стол, работал стулом, Скорцени
отобрал у одного из арабов ятаган  и  гонялся  за  ним,  грозясь  устроить
повторное обрезание.
     Оркестранты исполняли "Турецкий марш"  Моцарта.  Толстый  пианист  от
волнения безбожно перевирал ноты. Волна дерущихся прибила пастора Шлага  к
роялю и на угловатый череп музыканта весело  опустилось  тяжелое  чугунное
распятие.
     - За что,  папаша?!  -  схватился  за  моментально  вздувшуюся  шишку
пианист.
     - Было бы за что,-  вобще  убил  бы!  -  рявкнул  пастор,  -  Играешь
паршиво! А ну давай что-нибудь наше, божественное!
     И под зазвучавший бетховенский "Реквием" направляемое уверенной рукой
распятие с помятым Христом двинулось дальше по грешным головам.

                                  * * *

     Профессор Плейшнер, охая и матерясь, натянул на свое истерзанное тело
остатки помятого костюма и поплелся в "Сердце Европы", надеясь застать еще
там всю компанию и залить горе спиртным.
     Он  явно  переоценил  свой  потенциал  и  теперь,   казня   себя   за
опрометчивое знакомство, вполголоса посылал проклятья  в  адрес  сбежавшей
злодейки.  Его  бы  хватил  удар,  если  бы  он  знал,  что  все   клиенты
"Катастрофы" впоследствии испытывали массу неудовольствия,  обнаруживая  у
себя целый букет интересных неожиданностей.
     К счастью, профессор об этом еще не догадывался, и, тихо покачиваясь,
топал по булыжной мостовой.
     Вдруг до него донесся шум.
     Так могли орать зрители на стадионе, радуясь забитому мячу. Только  в
футбол обычно так поздно никто не играет. Смерч или цунами тоже могли  так
звучать. Hо откуда в Швейцарии цунами?
     А между тем шум приближался. Уже различались отдельные крики,  удары,
выстрелы и маты. Плейшнер заволновался и подумал, а не отойти  ли  ему  на
всякий случай к стене? Отойти в самом деле надо  было.  Hо  он  не  успел.
Из-за поворота вылетела облезлая дворняга с подбитым глазом, следом за ней
по камням затарахтели пустые  пивные  банки.  Чуть  выше  носа  профессору
угодила бутылка из-под шампанского, сознание покинуло его очкастую голову,
и он, живописно упав на мостовую, затих. Hежная улыбка  запрыгала  по  его
дряблым щекам. Он уже не  видел,  как  из-за  угла  показалась  толпа,  не
чуствовал, как по нему пробежали сотни людей. Ему было тепло и спокойно.
     Hарод бежал со стороны "Сердца Европы", оставляя  за  собой  упавших.
Колонну  замыкали,  перепрыгивая  через  безнадежно  упавших  слабаков   и
ободряюще попинывая отстающих, Штирлиц, Скорцени, раскрасневшийся  пастор,
Гоша и еще пара крепких парней.
     Внезапно вдохновенно бегущего Штирлица как будто что толкнуло в  зад.
Он остановился, с любопытством окинул взором поле боя  и  заметил  знакомо
блеснувшее пенсне валяющегося Плейшнера.
     - Ах вот ты где, старый хрен!  -  закричал Штирлиц,  - А мы тут с ног
сбились, по всему городу тебя шукаем! Подымайся, нечего валяться!
     - Что тут  у  тебя?  -  подбежал  пастор,  вертя  на  пальце  цепь  с
искореженным крестом. Увидев Плейшнера, он сказал: - Hу и нажрался старый!
Чего это он булыжники целует?
     А Плейшнер был сейчас далеко. Ему виделся берег моря, прибой, лежащая
на песке русалка размером с дом. И он ползал  по  ней,  гладил  руками  ее
прохладные бока, а легкий бриз ласково трогал его лысину.
     Друзья привели профессора в вертикальное положение и Штирлиц  щелкнул
его  по  носу.  Старик  очнулся  и  попросил  закурить.  Штирлиц  дал  ему
беломорину, подошедшие Скорцени и остальные ребята тоже закурили.
     В темноте  опустевшей  улицы  огоньки  папирос  светились  как-то  по
особому уютно и романтично. В  небе  зажглись  звезды,  из-за  обветшалого
костела выползла луна и залила все вокруг волшебным светом.

                                  * * *

     Генерал Карл Вольф имел обыкновение прогуливаться перед сном по тихим
улочкам Берна,  когда  угомонившийся  город  гасил  окна  своих  старинных
домиков.  Постукивая  по  блестящим  камням  тростью  с  набалдашником  из
слоновой кости, он увлекался и мог часами бродить по кривым  улочкам.  Эхо
разносило по окрестностям его мерные шаги и еще много  лет  спустя  матери
пугали непослушных детей зловещим ночным призраком.
     Вот и сегодня он вышел на улицу, но не успел пройти и ста метров, как
навстречу ему выбежала толпа. С  испуга  он  выхватил  парабеллум  и  стал
беспорядочно стрелять. Hо поскольку точно прицелиться не удавалось - народ
мельтешил перед глазами - все выстрелы были произведены впустую.  В  конце
концов стрельба надоела бегущим и у генерала  забрали  оружие  и  вдобавок
дали по шее. Пришлось раньше обычного возвращаться домой.
     Открыв дверь,  генерал  отчего-то  насторожился.  В  прихожей  стояли
подозрительно знакомые башмаки, висевшее  на  вешалке  пальто  Вольф  тоже
где-то уже видел. Из комнаты Гретхен доносились томные  вздохи  и  шорохи.
Hедоумевающий генерал направился туда и, распахнув  дверь,  увидел  Аллена
Даллеса, обнимающего юную фрау.
     - Так вот вы чем тут занимаетесь в мое отсутствие! - завопил  генерал
и рука его потянулась к кобуре. Если бы у  него  не  отобрали  парабеллум,
Далллес уже валялся бы с простреленной головой. Однако, стрелять  было  не
из чего и Вольф кинулся на недавнего друга с кулаками.  Гретхен,  на  ходу
собирая раскиданную по комнате одежду, заметалась  между  противниками.  В
сантиметре от ее уха просвистел чей-то выбитый зуб, заставив присесть.
     Схватка была короткой. Спортивно сложенный американец  быстро  уложил
долговязого генерала на мохнатый персидский  ковер  и  их  несостоявшемуся
союзу пришел конец.

                                  * * *

     Проходившие мимо дома Вольфа Штирлиц с друзьями  увидели  выбежавшего
из дверей Даллеса, нервно накручивающего на шею  галстук.  Мафиози  злобно
ругался по-итальянски.
     - Дон чезаре, кванте парамэнто, мадонна порка, миа порка, мамма  мия,
чтоб ты сдох, скотина! - донеслось  до  Штирлица.  Даллес  быстро  скрылся
вдали.
     - Hу, вот, можно сообщать Центру об  успехе!  -  плотоядно  улыбнулся
Штирлиц и, облапив приятелей за плечи, протяжно, с хрустом зевнул.
     С сознанием выполненного долга компания отправилась в гостиницу...

                                 ГЛАВА 9.

     Далеко за полдень Штирлиц проснулся, добрался  до  ванной,  с  трудом
почистил зубы, побрызгал в лицо холодной водой, оделся и вышел  на  улицу.
Профессор Плейшнер, грустно вздыхая, плелся позади.
     Штирлиц заглянул в советское постпредство и  попросил  Гошу  передать
Москве привет, а заодно и шифровку. Сам Штирлиц сегодня стучать ключом  не
мог да и не хотел. Он отправился искать пиво.
     Пиво они со старым вскоре нашли и, устроившись под кустом крыжовника,
неторопливо приступили к любимому делу.

                                  * * *

     Через три недели черный "мерседес" с надписью на заднем стекле "УСТАЛ
ЗА РУЛЕМ - ОПОХМЕЛИСЬ!"  пересек  границу  солнечной  Швейцарии.  Штирлиц,
небрежно трогая руль левой рукой, рассеянно постукивал правой по  гладкому
черепу уснувшего  Плейшнера  и  вспоминал  свою  недавнюю  беседу  с  Отто
Скорцени.
     Штурмбаннфюрер - Скорцени, несмотря на  свои  заслуги,  имел  звание,
соответствовавшее всего лишь армейскому майору  (но,  не  смотря  на  это,
любой генерал считал за честь пожать ему руку) -  грея  в  холеной  ладони
бокал с аперитивом, объяснял Штирлицу все прелести брака с Паулой.
     - Если ты на ней женишься, ты не пожалеешь! - говорил Скорцени, -  Ты
будешь под личной защитой фюрера и ни одна свинья  не  посмеет  вякать  на
тебя!
     - Да мне и так неплохо.  -  Штирлиц достал свой кастет,  подбросил на
ладони, обвел посетителей кафе, в котором они сидели, веселым  взглядом  и
громко спросил:
     - Кто-нибудь чем-нибудь недоволен!?
     Все испуганно затаили дыхание и притихли.
     - Hу вот видишь! - удовлетворенно констатировал Штирлиц.
     - Hу,  хорошо,  -  продолжал  Скорцени,  -  но  представляешь,  какое
приданое ты получишь за ней!
     - Что приданое, если я как подумаю, что придется с этой клизмотиной в
постель ложиться, так меня трясти начинает!  Hа  нее  ж  глядя  со  страху
помереть можно!
     - А-а-ай! Что ты переживаешь! Будут у тебя бабки, - ты всегда найдешь
кого-нибудь, кто с ней спать согласится!
     Они так ни к чему и не пришли. Штирлиц отложил решения до  приезда  в
Берлин.

                                 * * *

     Машина подпрыгнула на кочке, что-то затарахтело, профессор  стукнулся
лбом о жесткое колено Штирлица и, проснувшись, стал прислушиваться.
     - Кажется, мотор стучит! - заволновался старик.
     - Конечно стучит, - сказал Штирлиц, глянув в зеркало, - Вон он  сзади
по асфальту прыгает!
     Хорошо еще, что подъем остался позади. "Мерседес" бодро катился вниз,
оставляя за собой клубы пыли, болты и гайки. Встречный транспорт  боязливо
жался к обочине.
     Вскоре показалась небольшая аккуратная деревенька.  По  улицам  важно
расхаживали гуси, куры, утки и два толстых индюка. Машина влетела в  узкие
уютные улочки и во все стороны полетели перья.  Сердобольный  Плейшнер  не
мог равнодушно наблюдать смерть пернатых и делал отчаянные попытки  спасти
птиц. Он высунулся по пояс в форточку и,  старательно  размахивая  руками,
кричал появлявшимся впереди гусям:
     - Кыш-кыш-кыш!!!
     Видя  такое  безобразие,  сидящий  у  забора  дед  запустил  вдогонку
"мерседесу" валенком, попал Плейшнеру в темечко и тот угомонился.
     Показалась окраина села и машина уже почти благополучно выбралась  из
кривых, как турецкие сабли, переулков. Hо на беду в большой луже прямо  по
курсу отдыхала здоровенная свинья. Машина неслась прямо на  нее.  Плейшнер
зажмурился и заорал, как раненая нерпа.  Свинья  слишком  поздно  заметила
угрозу, ее берущее за сердце верещание слилось с криком профессора. Бампер
автомобиля состыковался с  толстым  розовым  брюхом,  Штирлиц  и  Плейшнер
выпали через лобовое стекло. Пролетев несколько метров, профессор встретил
заборчик и толстые штакетины приняли его в свои объятья. Штирлиц  вонзился
головой в небольшой стожок сена, помяв фуражку, но не  выпустив  из  зубов
папиросы.
     Когда он выбрался из сена, Плейшнер сидел, растопырив ноги, и пытался
снять с шеи кусок штакетника.
     Машина  валялась  в  кювете  кверх  колесами.  Потревоженная   свинка
недовольно голосила.
     Выдирая на ходу из оград колья  покрепче,  со  всех  сторон  сбегался
народ. Впереди всех шкандыбал дед в одном валенке. Грабли в его  руках  не
предвещали ничего хорошего и Штирлиц, утомленный бесконечными потасовками,
стряхнул  с  мундира  соломинки,  поднял  Плейшнера  и  они  мелкой  рысью
заколбасили в сторону шумевшего неподалеку шоссе.

                                 ГЛАВА 10.

   "#56002/34.00-401.88559
                                    Президенту Соединенных Штатов Америки
                                          Франклину Делано Рузвельту
                                               от И.В.Сталина

                    - Строго секретно, лично в руки -

     Франклин! Как говорят у нас в Сухуми, шоб я так жил! Ты хоть  немного
присматривай за своими  ребятами  в  этой  поганой  Швейцарии!  Этот  твой
проходимец Даллес вконец оборзел! Если б не Штирлиц, мои орлы в окопах уже
все подряд рыгали бы хором и вшивые гансы передавили бы нас голыми руками!
     Кончай дуру гнать, успокой своих сайгаков! Прошу как друга. И учти, я
два раза не повторяю!
     P.S. Как там у вас погода в Вашингтоне? У нас дождик и вообще паршиво.

                                    С коммунистическим приветом  ОСИП."

                                  * * *

     Штирлица с профессором подобрал армейский грузовик и вскоре они  были
дома.
     Вымотавшегося Плейшнера занесли в квартиру,  бросили  на  кушетку,  а
неугомонный Штирлиц отправился на службу.
     Hа работе не было заметно особых перемен. В корридоре все так  же  по
крышке  массивного  стола  гремели  костяшки  домино,  с  постными  лицами
слонялись без дела сотрудники, из биллиардной  доносился  стук  шаров,  на
давно не крашеной стене все так же криво висел лозунг "Hе стой где  попало
- попадет еще!".
     Штирлиц махнул рукой в ответ на  приветствие  вытянувшегося  при  его
появлении охранника и стал подниматься по широкой лестнице. Hавстречу ему,
прихрамывая,  показался  обритый  наголо  человек.  Под  глазами  человека
темнели фиолетовые круги, весь он  был  какой-то  серо-синий,  с  лица  не
сходило выражение страдания.  Штирлиц,  только  вплотную  приблизившись  к
человеку, узнал в нем шофера Бормана Фрица.
     - Эй, приятель! - он хлопнул Фрица по плечу, - Если не  ошибаюсь,  ты
побывал в гостях у Мюллера? Чего ты натворил?
     - Эх, господин штандартенфюрер, - горестно вздохнул шофер, - тяжело в
деревне без пулемета! Мюллер тут  ни  при  чем.  Мой  шеф  совсем  от  рук
отбился!
     Шуточки Бормана всегда нравились  Штирлицу  своей  оригинальностью  и
нестандартностью. Интересно было узнать,  что  еще  выдумал  второй  после
фюрера в  рейхе  человек.  Штирлиц  отвел  Фрица  в  сторонку  и  попросил
поделиться впечатлениями.
     - Вы знаете, что мой шеф с ума сойдет, если  за  день  не  напакостит
кому-нибудь, - начал Фриц.
     - Знаю-знаю! - нетерпеливо прервал его Штирлиц, -  давай-ка  ближе  к
делу!
     - Hу, вот. А на днях он нечаянно уснул в кабинете и проснулся  только
к вечеру, когда все со службы уже ушли. Устроить гадость было некому и  он
ужасно переживал. И тут он вспомнил про меня, вызвал к себе  в  кабинет  и
сказал, что я мол зарос и чтобы я сейчас же побрился. Я сказал, что брился
утром, но он приказал зайти к нему в умывальник и привести себя в порядок.
Что было делать? Я послушался. И только я наклонился к раковине  и  взялся
за помазок, мне по башке что-то как даст! Потом я узнал,  сверху  банка  с
синей краской упала, шеф все подстроил. Hу, я - мордой  по  раковине,  нос
расквасил, три зуба как будто и не было, да еще краской  голову  залило  -
так пришлось подстричься. А после  удара  неделю  крыша  ехала.  Зато  шеф
остался очень доволен, долго смеялся, подарил мне свою доху и ящик шнапса,
- к концу своего грустного рассказа Фриц,  видимо,  вспомнил  тот  ящик  и
невольно заулыбался.
     - Ох и выдумщик твой шеф! - Штирлиц, тоже улыбаясь,  потрепал  шофера
по шее, - ну, а как у него сегодня настроеньице?
     - Вроде бы ничего, с утра  Рольфу  всю  спину  мелом  исписал,  троим
кнопки на стул подложил, а Шелленбергу в кофе пургену сыпанул! -  радостно
сообщил Фриц, - Да! - вплотную приблизившись к уху Штирлица, он  торопливо
зашептал, - скажу вам по секрету, господин  штандартенфюрер  -  вы  всегда
были добры ко мне - не садитесь к нему в машину на переднее сиденье!
     - А что?
     - Он уже полуправления током шандарахнул! Подвел к  сиденью  контакты
и, как  мотор  заводится,  -  двести  двадцать  под  зад  -  ба-бах!  Всех
приглашает покататься. - Фриц озорно захихикал, -  только,  пожалуйста,  я
вам ничего не говорил!
     - Спасибо, друг! - Штирлиц угостил Фрица "Беломором". Шагая дальше по
корридору, он обдумывал контрудар против Бормана.
     "Интересно, как там себя чуствует Шелленберг? " - подумал Штирлиц. Он
вошел в приемную шефа,  заметил  новенькую  секретаршу  и  остановился.  С
любопытством ее оглядев, он поковырялся в карманах галифе, вытянул  оттуда
американскую жвачку в  разноцветной  обертке,  купленную  на  барахолке  в
Берне, и протянул ее девушке со словами:
     - Это вам от меня. Презент. Кушайте, не обляпайтесь!
     Секретарша неожиданно покраснела. Штирлиц не знал, что до него  здесь
уже побывал Борман и из озорства подсунул бедной девушке тоже  резинку,  в
похожей   упаковке,   но   имеющую   несколько    другое    функциональное
предназначение.
     - Возьмите, фроляйн! Вам  понравится!  -  тщетно  уговаривал  Штирлиц
секретаршу. Та принимала его слова за непристойный намек и смотрела в  его
искреннее лицо с испугом.
     Внезапно дверь  кабинета  с  треском  отскочила  в  сторону,  оттуда,
ужасающе громыхая, что-то вылетело и скрылось в клозете напротив.  Ударной
волной секретарше  намотало  юбку  на  голову,  фроляйн  пыталась  из  нее
выбраться, беспомощно бултыхая ногами.
     Штирлиц свалился в кожаное кресло и не сразу  смог  подняться,  чтобы
помочь девушке.
     Когда он это сделал, показался немного успокоившийся Шелленберг.
     - Здравствуйте, Штирлиц. Где это вы так долго пропадали?
     - Да все дела, - ответил Штирлиц, стряхивая ладонью последнюю пылинку
с волнующейся груди присмиревшей секретарши, - на операцию ездил.
     Шелленберг хотел еще о чем-то спросить, но физиономия его вдруг резко
вытянулась, он подпрыгнул и дверь клозета вновь захлопнулась за ним.
     Штирлиц усмехнулся.
     - Hу, ладно, здесь  мне  ловить  нечего!  Hе  скучай,  крошка!  -  он
потрепал новую знакомую по румяной щечке и пошел дальше по корридору.
     Из-за угла показался веселый Боpман.
     - Салям алейкум! - добродушно заорал он, - Ты откуда?
     -  Оттуда,  -  Штиpлиц  махнул  рукой  в  сторону   шелленберговского
кабинета.  До  него  донесся  шум  воды  из  многострадального  клозета  и
невольная саркастическая улыбка тронула его мужественные скулы.
     - Ага-а, Вальтеру не сидится на месте! - обрадовался Борман, -  Пусть
побегает! А у меня к тебе дело! Фюрер  очень  хотел  с  тобой  поговорить.
Просил, чтобы ты заглянул, как только вернешься.
     - Придется заглянуть. А где он сейчас?
     - У себя, за городом, картинки рисует, наверно.
     - Ты меня не подбросишь? А то мой драндулет пока еще притащат из того
колхоза.
     Борман мгновенно представил, как Штирлиц садится к нему в  машину  на
переднее сиденье, как поворачивается ключ зажигания...
     - О чем речь! Конечно, поехали!
     - Готовь тачку, я на минуточку!  -  Штирлиц  зашел  в  свой  кабинет.
Достав из-под раскладушки ОЗК  (общевойсковой  защитный  противохимический
комплект), стряхнул с него пыль и надел резиновые штаны под галифе.
     Когда он вышел на крыльцо, шикарный "ураган" Бормана стоял  наготове.
Борман с тревогой следил за тем, куда сядет Штирлиц - на переднее  сиденье
или на заднее (в этом случае настроение у Бормана  было  бы  испорчено  на
неделю вперед). Штирлиц устроился на переднем. Борман радостно успокоился.
     - Поехали, - сказал Штирлиц.
     Сладострастно улыбаясь, Борман повернул ключ. От кресла под Штирлицем
во все стороны поскакали веселые искры. Штирлиц сидел  как  ни  в  чем  не
бывало, резиновые кальсоны он надел не зря.
     Улыбка сползла с толстой хари  Бормана,  его  обескураженное  сопение
слилось с размеренным урчанием шестнадцатицилиндрового  мотора  "урагана".
Дальше ехали молча.
     Вскоре  Борман  заметил   симпатичную   девицу,   остановившуюся   на
перекрестке. Поравнявшись  с  ней,  Борман  сбросил  газ  и,  кощунственно
оскалившись, нажал красную кнопку на приборном щитке.  Hа  капоте  у  него
была пристроена примитивная  брызгалка,  приводимая  в  действие  нажатием
кнопки. В нос девице, смыв помаду  и  поддельные  ресницы,  ударила  струя
воды. Борман до отказа выжал педаль акселератора, "ураган" рванул с места,
забрызгал грязью сидящую на скамеечке влюбленную парочку и  растворился  в
зыбком мареве уходящего в даль горизонта.

                                 ГЛАВА 11.

     Гитлер встретил Штирлица весьма радушно.
     - Здравствуйте, мой дорогой! - сказал он, - Как ваше здоровье?
     - Спасибо, не ваше дело. - вежливо ответил Штирлиц.
     - Виноват. А как здоровье вашего папы?
     - Отец всех народов живет и здравствует. Что ему сделается?
     - Я имел в виду вашего персонального папу!
     - Моего родного папу  застрелили  бандиты  в  восемнадцатом  году!  -
горестно нахмурился Штирлиц. Hа него нахлынули тяжелые воспоминания.
     - Прошу прощения, не знал, - кинулся извиняться Гитлер.
     - А пора бы и знать!
     Гитлер смутился, потом начал плакаться о своей горбатой  судьбе,  как
ему тяжело живется, затем перешел к вопросу  о  Пауле,  мол  какие  у  нее
красивые глаза. Гитлер говорил долго.
     Штирлиц,  потягивая  токайское  винишко,  рассеянно  слушал   фюрера.
Наконец стало тихо. Штирлиц отставил фужер в сторону.
     - Должен сказать, что речь ваша мне понравилась, - промолвил он, - но
не скажу. Говорить вы не умеете, только орете, как  недорезанная  сволочь.
Hасчет вашей Паулы. У нее бородавка на носу и ноги волосатые. А у меня  на
нее аллергия.
     - У меня тоже! - грустно сказал Гитлер, - Штирлиц, вы можете посылать
свои донесения открытым текстом! - придумал он еще один довод.
     - Мне тогда будет стыдно получать деньги  из  Центра.  Да  и  вообще,
как-то скучно и непривычно жить без трудностей.
     "Застрелиться, что ли?" - мрачно подумал  Гитлер.  Он  не  знал,  что
Штирлиц все уже просчитал и на все решился.
     - Короче, мой фюрер, я понимаю,  что  вам  не  сладко  с  сестренкой,
догадываюсь, чего вы хотите и готов на все, но - услуга  за  услугу  -  вы
тоже должны пойти мне навстречу. Договоримся так: вы снимаете с Восточного
фронта двадцать дивизий и перебрасываете их в Африку, пусть погреются; а я
женюсь на вашей кикиморе. Идет?
     Штирлиц был настоящим патриотом своей Родины.  Для  скорейшей  победы
над фашизмом он не задумываясь мог пожертвовать личным благополучием.

                               ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

     Прошло  немного  времени.  Советские  войска  на  фронте  перешли   в
наступление. Hемцы откатились далеко назад. Двадцать  дивизий  жарились  в
песках Ливии.
     Свадьба была не шумной, Штирлиц лишь поставил свой автограф в  нижнем
углу протокола и уехал с друзьями на пикник.
     Вскоре он получил бандероль из Москвы,  в  ней  лежало  сто  двадцать
килограмм фруктов,  тридцать  банок  тушенки,  "Беломор",  поздравительная
открытка и завернутый в бумажку орден.

                   Нестор Онуфриевич Бегемотов

                          Ш Т И Р Л И Ц
                               или
                        ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ

                        Заказная повесть

                             "Я смотрю на тебя и вижу,
                              что в последнее время ты думаешь
                              только о деньгах..."
                               (Из приватной беседы
                                литераторов П.Асса и Н.Бегемотова)

                             ПРОЛОГ

   За  окном  лоснящегося   на   вечернем   солнышке   "Мерседеса"
проносились кооперативные палатки и разряженные девицы, пытающиеся
подсесть в какую-нибудь красивую машину.
   Товарищ Спикер Верховного  Совета  оторвал  взгляд  от  окна  и
пронзительно  высморкался  в, как всегда, белоснежно-белый носовой
платок.
   Товарищ   Спикер   имел   интеллигентное   выражение   лица   и
неполноценное  чувство  юмора:  на  заседаниях  он  отпускал такие
остроты, от которых одна половина депутатов покатывалась со смеху,
а вторая половина морщилась от нанесенной обиды.
   Спикер  усмехнулся  и  положил  платок  в  карман  заграничного
костюма. Через минуту он спросил:
   - А что, генерал, хорошая погодка стоит! И девочки на  обочинах
ничего!
   - Ясный пень,  господин  спикер,  -  отозвался  генерал,  вертя
баранку  машины.  Генерал  имел  пышные  пшеничные  усы и выправку
военного, что очень нравилось случайным женщинам.
   - Ты не в курсе, землю крестянам дали?
   - Фермерам дали, а крестьяне землю не хотят брать.
   - А почему?
   - Говорят, что дорого.
   Спикер помолчал.
   - Господин, вице-президент...
   - Мы здесь свои люди,  приставку  "вице"  можно  и  опустить, -
заметил генерал.
   - Ну, как вам будет  удобнее,  -  вежливо  отозвался  спикер  и
продолжил: - Президент, а нашли ли партийные миллионы?
   - Нет еще. Я дал задание ГКЧБ этим заняться, они  сказали,  что
обязательно займутся.
   -  А  что  замышляет  товарищ  Ельцин,   временно   исполняющий
обязанности Президента?
   - Борис Николаевич, как всегда, полон необъяснимых  загадок,  -
неопределенно пожал плечами красивый генерал.
   - Слушай, а что это там за сборище было  возле  "Белого  дома"?
Может быть, провокация?
   - Да нет, просто ребятишки собрались брейк потанцевать,  а  для
этого наша площадь очень удобная.
   - Надо что-то с ними делать, отвлекают от  заседаний.  Подавить
их танками, что ли? - задумался спикер.
   - Нельзя. Демократия, однако.
   - А они демократы, что ли? -  возразил  первый.  -  Тогда  надо
проверить их членские билеты.
   - Сделаем, - пообещал генерал.
   - А чем сейчас занимается товарищ Штирлиц?
   - Какой еще Штирлиц?
   - Да ладно тебе, Штирлица не знаешь, что ли?
   - Знаю, - вздохнул генерал. - Как нам его не хватало в  Афгане,
одному Би-Би-Си известно! А зачем нам Штирлиц?
   - У меня есть для него одно важное и очень  секретное  задание.
Как было бы хорошо, если бы он его выполнил!
   - А! Так  он  ушел  с  правительственной  службы,  открыл  свою
частную фирму... Вряд ли он послушается наших указаний.
   - А чем он занимается?
   - Известно чем. Продает что-то там, покупает...
   -  Понятно,  -  обронил  спикер.  -  А   так   хотелось   найти
исполнительного человека и дать ему важное задание...
   - Сейчас это утопия, - дружелюбно  пояснил  генерал.  -  Теперь
никто   работать   не   хочет,   все  тащат  к  себе  домой.  Даже
демонстрантам приходится платить, чтобы флагами помахали... А  что
за задание-то?
   - Очень важное, - задумчиво молвил спикер. - Слушай, а можно ли
на этого Штирлица как-нибудь надавить?
   - Будь моя воля, я бы на него так надавил, что кишки бы  наружу
полезли, -  загадочно  ответил  генерал. -  Но ведь опасно! У него
сейчас вторая молодость.
   - Вторая молодость - это всегда хорошо,  -  поддержал  генерала
спикер и снова уставился за окно.
   А за окном  блестящего  "Мерседеса"  проносились  кооперативные
палатки   и  посиневшие  на  осеннем  ветру  накрашенные,  как  на
похоронах, девицы.

                             ГЛАВА 1
                   КИТАЙСКИЕ ШПИОНЫ В ЛУЖНИКАХ

   Штирлиц подъехал  на  вещевой  рынок  в  Лужники  на  новеньком
"Ниссане"  в  сопровождении автобуса, груженого ОМОНовцами. Айсман
выскочил первым и  услужливо  открыл  для  Штирлица  дверь.  Исаев
вышел,   прикурил   свой  неизменный  "беломор",  взял  протянутый
Айсманом мегафон и приказал ОМОНовцам построиться,
   Грязно ругаясь, молодцы нехотя  подчинились.  Штирлиц  прошелся
вдоль строя.
   - Почему сапоги в навозе? Непорядок! А ты,  белобрысый!  Что  у
тебя в карманах? Граната?
   - Нет. Свое, - ответил рязанский паренек.
   - Орел, - похвалил Штирлиц.
   - Стараюсь.
   - Айсман! - Штирлиц обернулся к своему партнеру. -  Кто  у  них
здесь главный?
   - Я, господин Штирлиц! Капитан Шнурков! - капитан вышел на  три
шага вперед и отсалютовал Штирлицу.
   - Значит так, - сказал Штирлиц.  -  Мое  частное  агенство  ШРУ
получило  информацию.  Наш  осведомитель  говорит,  что в Лужниках
прячутся двенадцать китайских шпионов. Каждому, кто найдет хотя бы
одного, дам премиальные. Приказ ясен?
   - Так точно, господин  Штирлиц!  А  откуда  вам  известно,  что
именно двенадцать?
   - Я своих информаторов не выдаю, - ответил Штирлиц.
   Информатор Штирлица был нищим, изображающим из себя безногого и
безрукого  на Казанском вокзале. Вчера он прислал к нему мальчонку
с запиской, в  которой  сообщал,  что  видел  недавно  в  Лужниках
китайского шпиона, с которым познакомился еще двадцать лет назад в
Венгрии, но все равно узнал.
   Капитан отдал приказ своим молодчикам, и ОМОНовцы,  расталкивая
торговцев  пуховиками  и  "Сникерсом",  бросились  на рынок искать
китайских шпионов.
   Штирлиц не любил шпионов. В какую  страну  ни  приедешь,  всюду
путаются  под  ногами,  смешивают  карты,  просто мешают работать.
Русский разведчик питал к ним профессиональную неприязнь и поэтому
при каждом удобном случае отлавливал парочку и сдавал под расписку
в КГБ.
   - Пошли, Айсман, мне надо перчатки купить, - бросил Штирлиц.
   - Сейчас, машину закрою, а то угонят.
   Штирлиц и Айсман пошли на рынок и остановились возле одного  из
узкоглазых торговцев.
   - Почем пуховик?
   - Одиннадсать тысяс, - ответил продавец.
   - А перчатки кожаные?
   - Коза, коза, - ответил вьетнамец. - Холосая коза! Семь тысяс!
   - Можно померить?
   Штирлиц одел перчатки и, любуясь, размял пальцы.
   - А можно попробовать?
   - Сто? - не понял вьетнамец.
   Штирлиц ударил его перчаткой по скуле и пояснил:
   - Не люблю спекулянтов!
   - Штирлиц, а  как  мы  отличим  китайских  шпионов  от  простых
спекулянтов, приехавших из Китая? - поинтересовался Айсман.
   Штирлиц задумался.
   - Сейчас посмотрим. Эй, вставай! Я тебя вовсе не больно ударил,
хватит  притворяться!  Ты -  китаец? -  осторожно  поинтересовался
Штирлиц.
   - Нет, я вьетнамец, - просюсюкал узкоглазый.
   - Точно не  китаец?  -  поинтересовался  Штирлиц  и  замахнулся
резиновой дубинкой.
   - Нет, нет! - испуганно отшатнулся торговец.
   -  Видишь,  Айсман,  этот  испугался!   -   сообщил   довольный
Штирлиц. - А чего ему бояться, если он не шпион?
   - Логично, - ответил Айсман. - Мне он, кстати, сразу  показался
подозрительным.
   - Давай оттащим его к автобусу...
   Упирающегося  вьетнамца  оттащили  к   автобусу   и   прицепили
наручниками к радиатору.
   - На кого ты работаешь?
   Вьетнамец, пряча голову под руками, молчал.
   -  Отвечай,  когда  тебя  спрашивает  штандантерфюрер  СС   фон
Штирлиц! - возмутился Айсман.
   -  Ладно,  Айсман,  к  чему  такие  громкие  слова?  Не   хочет
говорить - не надо. Будет департирован.
   Через полчаса вернулась бригада ОМОНовцев. Все китайские шпионы
были  отловлены,  а продаваемый ими товар распорот и распотрашен в
поисках секретной информации или обличающего оборудования.
   - Рацию нашли?
   - Нет, - вздохнул капитан Шнурков.  -  Кроме  двух  килограммов
героина ничего не нашли.
   -  Да,  обидно...  Теперь  просто  так  никого   не   посадишь.
Демократия, однако...
   - Штирлиц, а что это вы  так  китайских  шпионов  не  любите? -
поинтересовался  любопытный капитан Шнурков, который всегда и всем
задавал какие-нибудь вопросы.
   - А зачем они Павлика Морозова пришили?!
   - А они вовсе и не его пришили!
   - Не его?
   - Точно не его, - подтвердил начитанный капитан.
   - Что же мне выпустить их  теперь,  и  пусть  они  строят  свои
козни?
   - Ну, зачем же  так,  -  смутился  Шнурков,  -  я  ведь  просто
поинтересовался.
   -  Ладно,  везите  их  к  гебистам,  пусть  они  сами  с   ними
разбираются:  пришили  они  там  кого-нибудь  или  не  пришили,  -
рассердился на бестолкового капитана Штирлиц.
   ОМОНовцы завели автобус и уехали. Штирлиц и  Айсман  подошли  к
своей  машине,  возле  которой  обнаружили мужчину с пачкой свежих
еврейских газет.
   - Еврей? - прищурился Штирлиц.
   - Ну, разумеется! - ответил тот. - А что?
   -  Евреев  -  люблю,  -  пояснил  Штирлиц.  -  Приезжай  к  нам
как-нибудь  еще.  У вас в Израиле, наверное, жарко. И арабы, как я
слышал, вовсю стреляют...
   - Да я здесь живу!
   -  И  я  тоже,  -  ответил  Штирлиц.  -  Заводи,  Айсман,  пора
возвращаться в ШРУ. И так уже целое утро работаем!

                             ГЛАВА 2
                УТРАТА БОЛЬШОГО И ЧЕРНОГО ПИСТОЛЕТА

   На трамвайных путях радио в  "Ниссане"  защелкало  и  запищало.
Просморкавшись, диктор сказал:
   - А теперь последние новости! На торгах  в  среду  акции  фирмы
"ШРУ"  достигли двенадцати ваучеров за одну акцию. Может кончиться
соль и спички, могут упасть акции любой  преуспевающей  фирмы,  но
шпионаж  и  шпионы  будут  всегда! Это вам не фирма "МММ", которую
знают все! Что такое ШРУ, чем  оно  занимается  и  как,  хотя  бы,
расшифровывается не узнает никто и никогда!
   - Правильно говоришь, - проворчал Штирлиц. -  Секретная  служба
должна   работать  скрытно,  так,  чтобы  комар  клюва  своего  не
подточил!
   Айсман,  нацепив  на  нос  черные  очки,   вертел   баранку   и
насвистывал популярный в шестидесятые годы рок-н-ролльчик. Штирлиц
лежал на заднем сидении, пытался уснуть  и  ворчал,  когда  машина
попадала на канализационные люки.
   Проезжая мимо водочного магазина, "Ниссан" притормозил,  потому
что  вся  улица была заполнена народом и проехать мимо, не задавив
человек десять, было проблематично.
   Толпа с любопытством смотрела как голов двадцать рэкетиров били
продавцов   ликеро-водочных   изделий,   остервенело   лупцуя   их
дубинками.
   -  Интересно,  сколько  они  запросили  с  этого  магазина?   -
пробормотал любопытный Штирлиц.
   Айсман обернулся к своему патрону.
   - Штирлиц, надо им помочь.
   - Рэкетирам?
   - Да нет! Продавцам!
   - А зачем? Все равно они все скоро сопьются.
   - Слушай, кто,  как  не  мы,  будет  восстанавливать  в  городе
порядок?  У  ментов  своих  делишек  навалом, гебисты провокациями
разными друг с другом занимаются...
   - Ладно, уговорил. Только Мюллер  мне  строго-настрого  наказал
ничего не делать бесплатно. Сбегай-ка быстренько в подсобку, найди
директора и спроси, сколько  он  нам  выплатит  за  урегулирование
этого мордобоя.
   Айсман вылетел из машины и побежал, расталкивая толпу  праздных
зевак  и  собравшихся алкаголиков, в подсобку. Через минуту, когда
рэкетиры загасили всех продавцов и  разгоняли  собравшуюся  толпу,
Айсман вылетел из магазина с криком:
   - Штирлиц! Поллимона!
   Штирлиц  медленно  вылез  из  машины  и  не  спеша  подошел   к
рэкетирам.
   - Привет, оболтусы. Агенство ШРУ. Что это вы здесь вытворяете?
   - А тебе какое дело? - грубо отозвался бандит с густыми черными
усами.
   - Я тебе уже все сказал. Агенство ШРУ. Кажется, я  сказал  тебе
даже больше, чем ты того стоите.
   - Сейчас ты у меня договоришься, козел!  -  пообещал  бандит  и
угрожающе  двинулся  в  сторону Штирлица. Через секунду бандит уже
лежал на асфальте, выплевывая свои прокуренные зубы.
   Штирлиц положил кастет обратно в карман, чтобы  не  потерять  в
потасовке,  и бросился на остальных негодяев, раздавая болезненные
удары своих пудовых кулаков. Начался повальный мордобой.
   Все это время Штирлиц старался определить  главного  зачинщика,
чтобы  проучить,  как  следует  попинав  ногами.  По своему опыту,
Штирлиц знал,  что  после  этого  остальные  разбегутся  сами.  Но
остальные  почему-то  не разбегались. Наверное, главного зачинщика
среди них не было.
   Штирлиц запыхался, но уложил почти всех.  Тут  из  подъехавшего
фургончика  выпрыгнули  еще  четверо  затянутых в кожу бандитов, в
руках которых оказались полыхающие огнем обрезы.
   Айсман, куривший на капоте "Ниссана" и терпеливо наблюдавший за
побоищем,  выстрелил  первым - и попал. Штирлиц достал свой черный
пистолет "ТТ" и вступил с бандитами в озлобленную перестрелку.
   Двух непутевых гадов он уложил  почти  сразу,  а  еще  одного -
потом.   Шестнадцать   поверженных   рэкетиров   он  сложил  возле
грузовичка и уже направился к директору водочного магазина,  чтобы
получить   заработанные   деньги,   как   что-то   заставило   его
насторожиться.  И  действительно  -  неизвестно  откуда   появился
здоровяк кавказской национальности на вонючем мопеде.
   - Стой, где стоишь! - крикнул он и подрулил  к  Штирлицу. -  Ты
кто такой?
   Штирлицу этот вопрос явно не понравился. Он хотел дать обидчику
по  голове,  но  вместо  этого  получил  по  голове  сам. Здоровяк
набросился на Штирлица и стал пинать его ногами. Штирлиц оторопел.
"С чего бы это?" - задумался он.
   Впрочем, времени подумать как следует  не  оставалось.  Штирлиц
уклонился от очередного удара в пах и врезал противнику так, что у
того даже щетина от морды отлетела! Через секунду Штирлиц  получил
ответный  удар,  от  которого в его голове заиграл вальс "Амурские
волны", а уши оказались возле носа.
   Тогда  Штирлиц  встал  в  стойку  знатного  каратиста  и  решил
проучить негодяя по Закону Гор. К сожалению, узбек знал эту стойку
и больно ударил Штирлица между ног.
   - Ах ты гад! - прошипел Штирлиц и повалился  на  мостовую.  Вот
тогда-то он и достал свой черный пистолет, намереваясь пристрелить
подлого бандита.
   Бандит и на этот раз почему-то оказался  проворнее,  отобрал  у
Штирлица  оружие,  бросил  в магазин гранату и спешно уехал, воняя
своим мопедом, потому что к месту столкновения  подъезжали  восемь
"Жигулей" московской полиции.
   Охающий от соболезнований, Айсман подбежал к Штирлицу  и  помог
ему встать с тротуара.
   - Эта сволочь отняла у меня мой трофейный пистолет, который мне
подарил  Никита  Сергеевич  Хрущев, - простонал Штирлиц. - Узнай у
этих гадов кто он такой, я его потом прибью.
   Айсман подбежал к повязанным  рэкетирам  и,  загнав  под  ногти
одного  из них несколько иголок, выяснил, что нападавший узбек был
чеченец по имени  Джанго  Мустафаев,  состоявший  в  команде,  так
называемого, "Бородатого".
   Полицейские закидали в грузовик  бездыханные  трупы  и  собрали
пострадавших   в,  устроенной  Штирлицем,  кровавой  мясорубке.  А
Штирлиц в это время получил от директора магазина чек на поллимона
и ящик водки "Рояль" премиальными.
   Помахивая свежевыписанным  чеком,  Штирлиц  сел  в  "Ниссан"  и
пристально посмотрел на Айсмана.
   - Попомни мои слова, Айсман. Эту сволочь, Джанго Мустафаева,  я
повешу   на  тридцать  втором  телеграфном  столбе  от  Казанского
вокзала. Никогда еще Штирлиц не прощал людей, которые  отнимали  у
него большой и черный пистолет!
   - Вот гад! - покачал головой Айсман и пообещал: -  Если  я  его
увижу первым, я его тоже изуродую.
   - В погоню! - распорядился Штирлиц.
   Мотор  взревел  и  машина  помчалась  по  следам  ускользающего
бандита, который пылил где-то в пяти минутах езды на своем мопеде.
   -  Айсман,  поднажми!  Сейчас  мы  его  догоним!  -  распалился
Штирлиц, накручивая на руку мотоциклетную цепь.
   Айсман притормозил.
   - Ты чего?
   - Подожди, отлить надо.
   - А как же погоня?
   - Да Бог с  ним!  Сам  придет,  когда  жрать  станет  нечего, -
мотивировал   свою   позицию   Айсман,   выскакивая  из  машины  и
устремляясь в кооперативный туалет под названием "Розочка".
   Штирлиц вздохнул и прикурил "Беломорину".  Айсман  отсутствовал
подозрительно долго.
   - Ты чего там застрял?
   - Сортир - обалдеть! - похвастался Айсман,  садясь  за  руль. -
Вот нашел, дарю...
   Айсман перебросил Штирлицу пистолет  "ТТ",  подаренный  Никитой
Хрущевым.
   - Прочитал,  видать,  дарственную  надпись,  испугался,  вот  и
выбросил. Ну, куда теперь?
   - В ШРУ, - бросил Штирлиц, с улыбкой засовывая пистолет обратно
в кобуру. - Спасибо, Айсман!
   - Да не за что... Слушай, я недавно такую крутую рекламу  видел
по  телевизору!  Значит,  на Красную площадь быстро выезжает такой
шикарный лимузин, взвизгивают тормоза, из машины выходит  дамочка,
такая  вся  из  себя, в роскошной норковой шубке, ну, устраивается
возле машины... Тут к ней подходит постовой и вежливо так говорит:
   "Мадам! Я, конечно, понимаю, что для вас трудно найти местечко,
которое  было бы под стать вашей шикарной машине и вашей роскошной
шубке...  Но  здесь  неподалеку  есть  одно   заведение,   которое
превзойдет все ваши ожидания!"
   Тут дамочка возвращается в салон машины, и  тачка  стремительно
уезжает в указанном направлении. И голос этого придурка за кадром:
"Кооперативный туалет "Духан!" Самые лучшие  туалетные  комнаты  в
этом засранном городе!" Улет, а не реклама, скажи?!
   Айсман заразительно заржал, блестя своим  единственным  глазом.
Штирлиц поморщился.
   "Ниссан" выехал на проспект и на всех парах помчался к частному
агентству  ШРУ.  Штирлиц  снова  лежал на заднем сидении, смотря в
потолок  машины.  Ему  не  нравилось,  что  он  не  устоял  против
обнаглевшего  бандита, впрочем, Штирлиц был всего лишь человеком и
ничто человечное, в том числе и неудачи, ему не были чужды. Но еще
больше  Штирлицу  не  нравилось,  что он уже где-то слышал фамилию
бандита, да и морда негодяя показалась ему чрезвычайно знакомой.
   Штирлиц напрягся и стал копаться в своем прошлом.
   Воспоминания Штирлица переносят нас  на  несколько  лет  назад,
отчего  текст  истории становится еще более запутанным, зато потом
все станет окончательно понятным.

                             ГЛАВА 3
                      МОРАЛЬНОЕ ОПУСТОШЕНИЕ

   Плохо быть больным, старым и  никому  не  нужным.  Хорошо  быть
богатым, уважаемым и здоровым. Кто спорит?
   Штирлиц поднялся с кресла и встал на  колени,  чтобы  заглянуть
под  диван.  Где-то  должна  была  оставаться  бутылка  водки,  на
полстакана должно хватить. Штирлиц пошарил рукой под  диваном,  но
кроме пыли и прошлогодних окаменевших носков ничего не нашел.
   "Да, ситуация, - подумал отставной разведчик. -  И  что  теперь
прикажете делать? На паперть идти или на панели лежать?"
   Кряхтя, Штирлиц  поднялся  и,  покачиваясь,  прошел  на  кухню.
Чистой  посуды оставалось все меньше и меньше, так что приходилось
есть  постоянно  из  грязных  тарелок.  Он  открыл  холодильник  и
зачарованно  уставился  в  его  зловонную пустоту. Последняя банка
тушенки, которую он  специально  оставил  к  празднику  7  Ноября,
стояла пустой и старательно облизанной.
   "Не иначе, как провалы в памяти, - посетовал Штирлиц. - Видимо,
встал  я  еще  ночью и во сне выпил водку и закусил тушенкой... Но
почему тогда я голоден и у меня нет похмелья?"
   Штирлиц недвусмысленно выругался. Слова, сказанные  им,  так  и
остались  в его комнате, не вызвав ни у кого никакого протеста или
ассоциаций: Штирлиц был одинок, и  никому  не  нужен.  Вдобавок  к
этому,  он  был  стар и в плохом настроении. В этот момент в дверь
несколько раз позвонили.
   "Может быть, сосед? - предположил Штирлиц. - А что если он даст
мне  взаймы,  а  еще  лучше просто так? Тогда я назову его хорошим
человеком..."
   Опираясь  на  свой  легендарный  костыль,  Штирлиц   прошел   в
захламленную  прихожую  и осторожно открыл дверь. На него смотрели
два раскормленных мордоворота. Один - кавказец, со жгучими черными
глазами;  другой - белобрысый, глаза чистые, как слеза самогона. У
обоих руки засунуты в карманы.
   - Исаев?
   - Ну.
   - Дело есть.
   - Проходите.
   Штирлиц впустил двоих в свою квартиру, прицениваясь, не  агенты
ли  это  какой-нибудь  иностранной державы пришли отомстить ему за
проведенную в молодости подрывную акцию?
   - Мустафаев, -  с  сильным  акцентом  представился  первый,  не
протягивая,  впрочем,  руку. -  А  это  мой помощник Зайчик. Мы из
Пенсионного Фонда.
   - Не может быть!
   - Может. Товарищ Исаев, с вами произошла чудовищная ошибка.  Вы
какую пенсию сейчас получаете?
   - Сто десять рублей...
   - Ну так вот. Вам надо проехать с нами  и  сделать  перерасчет.
Вам  будет  положено  пятьсот  тридцать  два  рублика и тринадцать
копеек, - порадовал Штирлица товарищ Мустафаев.
   - А тринадцать-то копеек за что?
   - За выслугу лет, за участие в Великой  Отечественной  войне...
Вы ведь участвовали?
   Штирлиц широко улыбнулся.
   - Ну ты, парень, спросил! Да я, как никто другой, поучаствовал!
Если бы не я, война до сих пор бы продолжалась и вся страна сидела
бы на голодном пайке...
   - Вот видите, Исаев, - Мустафаев почесал  жирный  подбородок, -
так  что  теперь правда восторжествовала и вам сделают перерасчет.
Будете жить, как барин.
   - Класс! - восхитился Штирлиц.
   - Возьмите с собой все документы, какие есть  в  доме,  военный
билет,  паспорт,  трудовую  книжку,  и  поехали.  У  нас  еще один
пенсионер есть, к которому надо будет потом заехать.
   - Не Борман ли? - поинтересовался Штирлиц.
   После учачно проведенной операции в  Южной  и  Северной  Корее,
Штирлиц потерял все следы Бормана, который словно в болоте сгинул.
   - Кого? - удивился Зайчик.
   - Ну, по-нашему Сидоров будет.
   - Нет. Не к Сидорову. Одевайтесь и не забудьте взять документы.
Склероза у вас еще нет?
   "Склероза нет,  но  появились  провалы  в  памяти",  -  ответил
Штирлиц и забыл сказать это вслух.
   Он быстро собрался и нашел папку со  своими  документами.  "Вот
так  живешь,  упираешься  носом в стену, и вдруг жизнь преподносит
тебе очередной приятный сюрприз. Вернее, преподносит  сюрприз,  но
на этот раз почему-то приятный", - поправил себя Штирлиц.
   Они спустились по лестнице и вышли во двор, где стоял "Рафик" с
наглухо зашторенными окнами.
   Сосед,  сидевший  на   лавочке,   поздоровался   со   Штирлицем
простуженным  голосом  и,  видать,  хотел  напомнить ему о долге в
двадцать рублей, но постеснялся мордоворотов и не подошел.
   Штирлиц сделал загадочный вид, словно  находился  на  секретной
операции, пристально посмотрел на своего кредитора и сел в машину.
   "Рафик" умчался и обратно Штирлица уже не привозил.

                              ГЛАВА 4
                          ПЕНСИОННЫЙ ФОНД

   Машина остановилась у заброшенного трехэтажного здания, которое
было предназначено на снос. Трое прошли через строительный мусор и
спустились по загаженной лестнице в темный подвал.
   Зайчик открыл скрипучую дверь ключом.  Перед  глазами  Штирлица
предстал   длинный,   плохо   освещенный   коридор.   Его  повели,
поддерживая под руки, вдоль редких  оцинкованных  дверей.  Коридор
был   мрачным,  местами  в  каких-то  неопознаваемых  подтеках,  с
неприятным запахом, напоминая тем самым бункер фюрера  в  нелучшие
времена.
   - Здесь что ли находится Пенсионный Фонд? - спросил Штирлиц.
   - Да.
   - А почему в таком странном  месте?  Почему  какие-то  подвалы,
казематы, нежилые помещения?
   - Чтобы никто  не  узнал.  Представь,  Исаев,  сколько  граждан
сбежится в Пенсионный Фонд, если узнает, где он находится!
   - Верно,  -  согласился  Штирлиц,  которого  ни  на  минуту  не
покидало радостное настроение. - Пенсию точно повысят?
   - Товарищ, мы же тебе сказали, -  с  сильным  акцентом  ответил
Мустафаев, на что Зайчик хрипло хохотнул.
   Штирлиц зашагал быстрее, помахивая впереди себя костылем, чтобы
не наткнуться на какую-нибудь арматуру.
   - Все, пришли, - доложил Зайчик. - Стыдоба на месте?
   - Куда он денется, - лениво отозвался второй.
   Они остановились возле  стальной  двери.  На  этот  раз  Зайчик
приподнял  возле косяка планку штукатурки, под которой обнаружился
цифровой наборник, и набрал несколько  цифр.  Штирлиц,  по  своему
обыкновению,  непроизвольно запомнил: "24531961". Дверь отъехала в
сторону. Штирлица провели в помещение, почти такое же мрачное, как
и подземелье, по которому они только что шли.
   - Дед, подожди здесь на стульчике, сейчас мы отметимся  и  тебя
со всей душой примут.
   Мустафаев и Зайчик быстро скрылись  за  другой  дверью,  откуда
сразу же послышались приглушенные и сердитые голоса.
   Штирлиц присел на стул и осмотрелся. Окон в помещении не  было.
Вдоль  стен  стояло  несколько стульев, в центре стоял биллиардный
стол с тремя одинокими шарами. Штирлиц  взял  кий  и  стал  гонять
шары,  стараясь  попасть  в  какую-нибудь  лузу,  но все как-то не
получалось.
   "Интересно,   о   чем   можно   так   долго   и   так   скрытно
разговаривать?" - подумал он и подошел к двери. Приложив свое ухо,
Штирлиц стал подслушивать, чего с ним раньше не приключалось, но к
старости, определенно, приобретаешь дурные привычки.
   Тут дверь внезапно распахнулась, и Штирлиц  ввалился  в  другое
помещение,  чем-то  напоминаюшее  ангар для подводных лодок. Здесь
было просторно. Кроме двух уже  известных  Штирлицу  мордоворотов,
перед  ним стоял человек в грязном белом халате, броско заляпанным
чем-то ярко-красным.
   Мустафаев, который как  раз  прятал  в  карман  пачку  десяток,
сообщил:
   - Главный не занят, старик. Тебя сейчас быстро отпустят.
   - Меня зовут Мавр Феоктистович Стыдоба, - представился  толстый
мужчина,  перебрасывая  на губах бычок гаванской сигары. - Как там
наверху, дед, солнышко светит?
   - Светит, но не греет, - ответил Штирлиц.
   - Понятно. Где его документы?
   - У него.
   - Документы на стол!
   Штирлиц подошел к одному из столов, покрытых серым брезентом.
   - Вам о моей пенсии Леонид Ильич позвонил? - спросил Штирлиц.
   - Кто?
   - Кто-кто!  -  передразнил  Штирлиц.  -  Генеральный  секретарь
Брежнев!
   - На счет тебя-то?
   - Ну.
   Стыдоба покрутил пальцем у виска.
   - Старик, твой любимый Брежнев давно уже умер!
   -  Правда?  В   последнее   время   я   что-то   политикой   не
интересовался, - оправдался Штирлиц. - А кто теперь хозяин?
   - Михал Сергеевич Горбачев.
   - Он хороший?
   - А как же! "Даешь новое  мышление,  товарищи!"  -  ошибаясь  в
ударении, Стыдоба процитировал жизненную позицию нового Хозяина. -
Ладно, некогда нам лясы с тобой точить, выкладывай документы.
   Штирлиц снова посмотрел на столы. Теперь  он  отчетливо  видел,
что  из-под одного брезента выглядывают чьи-то грязные, посиневшие
ноги. Штирлиц насторожился.
   - Что-то мне не верится, что это Пенсионный Фонд. Может быть  я
в морге?
   - Дед, какая тебе разница? Тебе все равно на кладбище пора!
   - Я еще поживу, - ощетился Штирлиц и прыжком метнулся к двери.
   Мустафаев хохотнул. Поигрывая ломиком, оказавшимся в его руках,
злодей приблизился к русскому разведчику.
   - Сейчас как дам по голове! - угрожающе сказал он.
   Штирлиц вмазал ему промеж глаз своим кастетом, который,  как  в
сказке,  почему-то  всегда  оказывался  у  него  под  рукой. Узбек
отлетел и повалился на один из столов, опрокинув лежавший  на  нем
труп. Труп ударился о пол своим бородатым старческим лицом, да так
и остался лежать.
   Зайчик ударил Штирлица цепью  по  ногам,  а  потом  по  голове.
Заливаясь  кровью  до  самых  ног, Штирлиц упал и Зайчик уселся на
него верхом.
   - Арап Феоктистович, давайте хлороформ!  На  этот  раз  прыткий
попался, в десанте, наверное, служил!
   Через минуту Штирлиц уже ничего не чувствовал.
   Стыдоба отдышался.  Мустафаеву  наложили  на  нос  компресс,  а
Штирлица перенесли на стол, освободившийся во время потасовки.
   - Кто он такой? Что там у него в паспорте? - спросил Стыдоба.
   -  Написано  Исаев,  а  больше  ничего  не  видно.  Все  кровью
заляпано.
   - Ладно, какая разница! Брось документы  в  топку.  Теперь  его
прошлое не имеет никакого значения.
   - Это точно, - заулыбался Зайчик.
   Трое негодяев снова подошли к Штирлицу.
   - Однако, стар он уже, может не вытянуть,  -  заметил  Стыдоба,
осматривая добычу.
   - Посмотрим.
   - Тебе посмотреть, а мне работы на два часа!  За  две  недели -
двенадцать трупов, не могут перенести операцию и все тут!
   Стыдоба  натянул  резиновые  перчатки  и  достал  чемоданчик  с
инструментами. Штирлица раздели и протерли ребра на правой стороне
спиртом. Хирург нашел  в  куче  сваленных  инструментов  скальпель
почище  и  сделал разрез, из которого волнами хлынула кровь. Кровь
остановили, и Стыдоба достал капсулу, которую приложил к желудку.
   - Подсосалась?
   - Кажись, да, шеф.
   Капсула  действительно  со  смачным  хлюпом  вошла  в  желудок,
Стыдоба удовлетворенно хмыкнул. Штирлица зашили.
   - Может быть, хоть с этим повезет. Так-то все органы у  него  в
порядке. Старый только.
   - Здоровый образ жизни, наверное, вел.
   - Это точно. Есть еще такие старики, которые за собой следят, -
сказал   Стыдоба,   ожидая,   что   его  тоже  похвалят,  но  двое
мордоворотов промолчали. Тогда Стыдоба по-шпионски пошутил: - Хотя
как можно следить за собой? Это же извращение!
   Негодяи достали бутылку водки и, посмеиваясь, стали без  всяких
тостов пить.

                              ГЛАВА 5
                    ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ В ЗАТОЧЕНИИ

   Штирлиц  проснулся  в  отвратительном  настроении.  Так   часто
бывает,  когда  просыпаешься  в  заточении на железной кровати. Он
вяло  откинул  одеяло  и  обнаружил  на  себе   полосатую   пижаму
заключенного.
   При детальном  осмотре  на  левой  стороне  живота  обнаружился
полуметровый шрам, замотанный бинтами. Под бинтами болело.
   "Распотрошили, что ли?" - подумал Штирлиц.
   На соседней койке лежал заросший,  нечесанный  парень,  который
что-то  бормотал  во  сне. Целый час Штирлиц прислушивался, но так
ничего и не понял.
   Наконец, парень проснулся. Он резво вскочил и,  не  обращая  на
нового соседа никакого внимания, стал бегать по комнате, распевая:
   - Эх, долго ли, коротко ли, шел я по кривой дорожке, да  пришел
черт-те знает куда...
   - Эй, сосед! - окликнул Штирлиц. - Где я?
   - Здесь, - беспечно ответил придурковатый парень.
   Штирлиц встал и схватил паренька за грудки.
   - Я тебя, кажется, о чем-то спросил!
   Придурок посмотрел на Штирлица мутными глазами.
   - Только попробуй! Я драться  не  умею,  я  если  бью  -  сразу
насмерть!
   Штирлиц дал ему  по  голове,  парень  повалился  на  кровать  и
заплакал.
   - Ну что, парень, будешь говорить?
   - Какой я тебе парень? - захныкал сосед. - Мне восемьдесят  два
года!  Я  здесь  уже  пять лет сижу... Меня Ванек зовут... Как там
наверху? Кто у власти-то?
   - Свои, - лаконично  ответил  Штирлиц,  отпуская  уже  поднятый
кулак.
   - Здесь тепло, кормят каждый день, - паренек, перестав плакать,
радостно запрыгал на кровати. - Хочешь я тебе неприличную частушку
спою?
   - Одну?
   - Ага.
   Ванек вскочил  с  железной  кровати  и  вприсядку  прошелся  по
комнате.  Здесь  обнаружилось,  что  одна  штанина обмотана у него
вокруг ноги,  вторая  оторвана  вовсе.  Потанцевав,  Ванек  встал,
широко раскинул руки в стороны и прокричал в лицо Штирлицу:
   - Триппер - это не болезнь,
   То ли дело сифилис!
   Моя Манька заболела,
   Все клопы повывелись! И-эх!..
   -  Чудак  ты  первой  величины!  -  заметил  Штирлиц,   вытирая
непрошенную слезу.
   Да, тяжело жить рядом с придурком. Штирлиц вздохнул.
   Заскрежетали железные двери, в комнату вошел Зайчик,  одетый  в
белый халат.
   - Здорово, старички. Пожрать вам принес...
   - Ты санитар, что ли?
   - Теперь санитар.
   Штирлиц нехотя поел. Потом  Зайчик  нацепил  на  него  какие-то
датчики и пол-часа снимал показания загадочных приборов. Закончив,
он сделал Штирлицу укол, от которого разведчик снова  забылся.  На
мгновение  ему  показалось,  что сквозь дымку и пелену сна над ним
склонилось лицо мелкого пакостника Бормана. Штирлиц пробурчал  ему
"Сгинь, отрава!" - и отключился.

   Дни Штирлица были пусты, как глаза обнищавшего наркомана.
   Через шесть месяцнв Штирлиц обнаружил, что  у  него  обновилась
кожа,  осанка выправилась, стали слушаться руки и ноги. Да и шрам,
оставленный  подземельным  хирургом  Стыдобой,  вскоре   бесследно
рассосался.   Штирлиц  подошел  к  зеркалу  и  уставился  на  свое
отражение.
   - Едрена вошь,  господин  Штирлиц!  Видимо,  придется  нам  еще
повоевать.
   Когда снова пришел Зайчик, Штирлиц  принял  самый  воинственный
вид.
   - По какому праву меня держат в заточении?!
   - Помолчал бы ты, старик, по-хорошему, - посоветовал Зайчик.
   - Я - Герой Советского Союза! -  возмутился  Штирлиц.  -  И  не
позволю, чтобы со мной разговаривал в таком тоне какой-то коновал!
   - Советского Союза больше не  существует,  -  ответил  санитар,
составил  на  столик  паек, зевнул и вышел, плотно закрыв за собой
дверь.
   Штирлиц схватил столик и стал лупить им по стальной двери.  Гул
от  раздаваемых  ударов  понесся по всей подземной лаборатории. Не
прошло и пяти минут,  как  в  комнату,  опасливо  приглядываясь  к
Штирлицу, вошел Борман.
   - Борман! - Штирлиц бросился обниматься. - Наконец-то! Я думал,
меня здесь сгноят!
   - Здравствуй, Штирлиц.
   - Ты куда пропал-то?
   - Работал  в  аппарате  на  Брежнева,  теперь  вот  участвую  в
секретном проекте ГКЧБ.
   - КГБ? - переспросил Штирлиц.
   - Нет. Главного Комитета Чрезвычайной Безопасности, это гораздо
круче.
   - Спасибо, что пришел меня освободить, - похвалил его Штирлиц.
   - Видишь ли, отпустить тебя не в моей  компетенции,  -  ответил
Борман,  осторожно  отходя  к  стене  на  некоторое  расстояние от
Штирлица.
   - Как это, не в твоей компетенции?
   - Понимаешь, когда тебя взяли, никто  же  не  знал,  что  ты  -
Штирлиц. А теперь тебя уже никогда не смогут выпустить отсюда, так
что привыкай... Это дело государственной важности.
   - Борман! Где благодарность?  Я  выполнил  уже  около  тридцати
самых важных государственных заданий!
   - Ну и что! - отмахнулся Боман. - Я бы и сам их выполнил,  если
бы мне их поручили!
   - Ну, знаешь ли! - Штирлиц обидчиво  отвернулся  от  Бормана. -
Постой, я что-то не понял, а в чем заключается секретный проект? Я
о нем ничего не знаю, меня можно смело выпускать.
   - Ты сам  -  часть  секретного  проекта  "Вторая  молодость", -
объяснил Борман.
   - Ничего не понимаю, это как-то связано с партийными миллионами
за границей? - осторожно спросил Штирлиц.
   - Да нет, при чем здесь это?
   - Это связано с Ким Ир Сеном?
   - Ладно, хватит тебе, Штирлиц, на кофейной  гуще  гадить!  Если
хочешь знать о проекте "Вторая молодость", я тебе все расскажу.
   Борман присел на стул.
   - Вот представь себе, человек трудится в поте лица  всю  жизнь,
идет-идет  по  служебной  лестнице, спотыкается, скатывается вниз,
поднимается  снова  и  вот -   становится   Генсеком.   Потом   он
работает-работает,  и  вдруг умирает от старости! Вот скажи, разве
это справедливо? Сколько людей мы из-за  этого  потеряли!  Поэтому
нашему  секретному отделению ГКЧБ было поручено заняться проблемой
омолаживания: вставляешь в Генсека капсулу "Второй молодости" и он
спокойненько работает дальше.
   - Тем более, что в любой момент можно нажать на кнопку и убрать
Генсека,  если  он  станет  делать что-то не так, верно? - обронил
Штирлиц.
   Борман ядовито хрюкнул.
   - Верно. В  сообразительности  тебе,  Штирлиц,  не  откажешь...
Проект  "Вторая  молодость"  был предназначен для Брежнева, но ты,
наверное, знаешь, не уберегли мы его. Зато  теперь  все  отлажено.
Посмотри на себя - ты живой и здоровый!
   - Отлажено? - переспросил Штирлиц. - На ком это?
   - Мы отлавливали никому не нужных  пенсионеров,  которых  потом
никто  бы  не стал искать. Документы уничтожали, так что человека,
считай, что и не было. На них-то и проводили опыты, все равно ведь
помрут! - Борман заулыбался, что-то вспоминая. - Сначала ничего не
получалось. Пенсионеры молодели, но впадали в  старческий  маразм.
Вот,  посмотри  на  Ванька -  этот хоть выжил. А ты, Штирлиц, пока
наша единственная удача! Ты - исключение!
   - А ты - фашист!
   Игнорируя замечание Штирлица, Борман хихикнул.
   - Ты пойми, Штирлиц, я бы тебя выпустил, мне не жалко. Но ты же
теперь  можешь  спутать Большую Игру. Кто знает, что тебе придет в
твою лобастую голову?
   Штирлиц пожал своими могучими плечами.
   - Вот  видишь!  -  воскликнул  Борман  и  задумался.  -  Ладно,
уговорил.  Дай честное слово старого коммуниста никому не говорить
об этом секретном проекте, и я о тебе похлопочу.
   - Я на сделки с предателями Родины не иду, - ответил устойчивый
Штирлиц.
   - А я вовсе и не предатель! - обиделся Борман. - Я  работаю  на
представителей высшего эшелона власти!
   - Вот и кати на своем паровозе в Тунгусскую  степь!  -  ответил
Штирлиц, лег на кровать и отвернулся лицом к стене, показывая, что
разговор у него с предателями короткий.
   Не уговаривая, Борман быстро ретировался за стальную дверь.

   После разговора с Борманом Штирлиц тосковал до тех пор, пока  у
него  не  возник  план. Он снова принялся бить столиком в стальную
дверь, сопровождая свои удары  требованием  выполнить  его  личную
просьбу.
   Штирлиц злодействовал два часа, причем, орал он таким противным
голосом, что достал даже Ванька, который мучительно сочинял вторую
неприличную  частушку.  Вдохновение  у  придурка  ушло,   оставив,
впрочем, первую творческую удачу.
   Наконец стальная дверь открылась и в проем заглянул  мордоворот
Зайчик.
   - Ну чего тебе?
   - Скажи, пусть мне вернут мои ботинки, у меня по ночам ноги без
них мерзнут.
   - Хорошо, - после минутной паузы ответил Зайчик,  -  но  только
без шнурков.
   - Это еще почему?
   - Господин Борман сказал, что с тобой надо быть осторожным.  Ты
можешь   веревочную  лестницу  сплести,  как  граф  Монте-Карло, -
ответил Зайчик.
   "Козел!" - подумал Штирлиц и прилег на кровать отдохнуть.
   На следующее утро Зайчик облазил всю  помойку,  пока  не  нашел
грязные и дырявые ботинки Штирлица.
   - На, дед, носи, - сказал он, бросая их в камеру.
   Когда санитар ушел, Штирлиц кинулся к своим ботинкам. Это  были
та  самая  диверсионная  обувка,  в  которой  он  побывал в Корее.
Оторвав зубами подошву,  Штирлиц  достал  то,  что  было  под  ней
спрятано. Долгие годы в этой обуви у него сильно сбивались ноги, и
вот только теперь мучения  Штирлица  были  вознаграждены.  Штирлиц
высыпал добычу на кровать.
   Проявляя чудеса изворотливости, из каких-то безобидных винтиков
и  проволочек, он быстренько собрал мощную рацию, действовавшую на
расстоянии до пятьдесяти километров. Из-под другой подошвы Штирлиц
извлек  напильник,  гвозди,  четыре  метра  прочной веревки и свой
самый любимый кастет.
   Ванек зачарованно смотрел за работой Штирлица.
   - Штирлиц? Ты че удумал-то?
   - Побег. Рванешь со мной?
   - А куда?
   - Туда, - сказал Штирлиц, кивая на потолок.
   - А че там делать-то? Жрать нечего. Да и найдут нас все  равно,
эти гекечебисты...
   - Я же тебе рассказывал, что я  -  супер-агент.  Меня  ни  одна
собака не найдет!
   - Тогда как же ты сюда попал? - спросил Ванек.
   - Я был на пенсии, - ответил Штирлиц. - Ну, так как?
   - Нет. Мне и здесь хорошо, - ответил Ванек. - Я новую  частушку
придумал. Неприличную. Хочешь, могу спеть.
   - Да сиди ты тихо, придурок!
   Ванек  задумчиво  посмотрел  на  своего  сокамерника.   Штирлиц
менялся прямо на глазах. Например, на лице Штирлица появилось злое
и упрямое выражение.
   - Прием! - сказал разведчик в рацию. - Как слышите меня, прием?
   - Вам кого? - отозвался испуганный голос.
   - Пастора Шлага!
   - Он ушел кормить слона, - ответил  голос,  в  котором  Штирлиц
признал голос своего агента. - А что ему передать?
   - Пусть накормит как следует! - ответил  Штирлиц  и  задумался:
"Какие  еще слоны?" - Прием, прием! Шлаг, отвечай немедленно, а то
пожалеешь!
   Рация замолчала, что опечалило супер-агента.  Пастор  Шлаг  был
единственным агентом из команды Штирлица, который предположительно
находился в Москве. Был еще Борман, но  разве  его  можно  считать
своим человеком? Предатель он, одним словом.
   В пять вечера для вечерних экзекуций к  подопытным  заключенным
снова пожаловал санитар Зайчик. В руках у него был большой шприц с
мутной жидкостью, который он нацелил на Ванька.
   - Лежи смирно, щас тебе успокоительное вколим!
   - Эй, Зайчик! А что это ты все одним и тем же  шприцом  колешь?
Про СПИД не слышал, что ли?
   - Тебя, старого придурка, не спросил! -  огрызнулся  мордоворот
Зайчик.
   Штирлиц ядовито усмехнулся.
   - А ну-ка, урод, иди сюда!
   - Чего?! А в рыло? - рассвирепел грубоватый санитар.
   - Можно и в рыло, - не стал возражать  Штирлиц  и  навесил  ему
кастетом  прямо  в  нос,  отчего  Зайчик отлетел к стене, а потом,
отпружинив, повалился  на  Штирлица,  так  что  русский  разведчик
только и успел, что отпрыгнуть.
   - В живых людей шприцом тыкать, да? - распалялся Штирлиц. -  Ах
ты, фашист!
   Отдавшись  волне  интуиции,   Штирлиц   начал   злобно   пинать
непрестанно  поскуливающего  санитара  ногами,  приводя  Зайчика в
неузнаваемое состояние.
   На помощь Штирлицу коршуном подлетел Ванек, ударивший  санитара
табуреткой по голове. Зайчик затих.
   - Что-то ты не подрассчитал, - заметил Штирлиц.
   - Я же тебе говорил: я, если бью, сразу насмерть!
   Штирлиц, пожимая плечами, внимательно посмотрел на придурка.
   - Так ты идешь со мной?
   - Мне и здесь хорошо, -  отозвался  Ванек,  таким  же  коршуном
возвращаясь в свое гнездо.
   Штирлиц обыскал образовавшийся труп и достал  тяжелые  камерные
ключи.  Кивнув  на  прощанье  своему соседу, легендарный разведчик
вышел за дверь, за которой он провел шесть долгих месяцев.
   Штирлиц помнил код стальной двери, через которую  его  когда-то
привели  в  подземную  лабораторию,  чего  тут  не запомнить - год
смерти Ленина, Сталина, первый полет Юрия Гагарина: "24531961".
   Стараясь не привлекать к себе внимания, Штирлиц вышел за  дверь
и  плутал  потом  по  подземным  переходам всю ночь, выбравшись на
поверхность только под утро. Эту дорогу он запомнить не смог, зато
Бормана пообещал найти и пристрелить, как бродячего музыканта!

                             ГЛАВА 6
             ПАРТИЙНЫЕ МИЛЛИОНЫ ПРОФЕССОРА ПЛЕЙШНЕРА

   Штирлиц  очнулся  под  забором,  возле  которого  была  свалена
большая куча строительного мусора.
   Оставшись без крыши над головой и без средств к  существованию,
Штирлиц  приуныл,  но ненадолго. В конце концов он получим "Вторую
молодость". Он снова был своим среди своих, но сейчас  эти  "свои"
могли его забрать в любую минуту.
   Разведчик стал снова вызывать  пастора  Шлага,  но  тот  упрямо
молчал,  видимо,  не  на  шутку  перепугавшись от вызова Штирлица.
Пообещав себе припомнить это пастору, разведчик  осмотрел  себя  с
головы до ног. Он походил на БОМЖа, чем и решил воспользоваться.
   Штирлиц поселился на Казанском вокзале среди нищих.  Сначала  у
него возникли с ними некоторые разногласия, но двумя ударами своих
пудовых кулаков, он быстро  осуществил  "мирное  сосуществование".
Вскоре  он  даже  сдружился  с  нищим  по  имени Евлампий, который
одалживал ему на ночь свою телогрейку.
   Нищенствуя,  разведчик  уже  через  неделю  набрал  необходимую
сумму, чтобы обновить свой гардероб и поселиться в "Метрополе". На
этом Штирлиц простившись со своими новыми друзьями.
   В гостиничном  номере  Штирлиц  смог  наконец-то  расслабиться.
Через  неделю  он  понял,  что  упомянув  о  слонах,  пастор Шлаг,
проговорился. Теперь Штирлиц знал в каком месте  пастор  Шлаг  мог
кормить слона.
   Через двадцать минут обновленный супер-агент вышел из номера  и
быстрым шагом направился к Московскому зоопарку.

   Пастор Шлаг с детства любил слонов. Изучению этих замечательных
животных  он  посвящал  все свое время. В Берлинском зоопарке было
четыре слона, меленький  Шлаг  часто  ходил  посмотреть  на  своих
любимцев  и  чем-нибудь  их  угостить.  Он читал только о слонах и
соглашался говорить только о  них.  Из-за  своего  необыкновенного
увлечения   Шлагу  с  большим  трудом  удалось  окончить  духовную
семинарию.
   Потом настала война. Фашисты  зверствовали  направо  и  налево,
пастор попал в руки Гестапо, но его спас Штирлиц.
   Работая на Штирлица, пастор Шлаг оказался в конце  шестидесятых
годов   в   Москве,   где   и  осел  в  виде  "законсервированного
специального агента". Долгие годы от Штирлица не поступала никаких
известий,  пастор  Шлаг  повеселел и решил наконец-то удалиться на
покой. Он приложил  все  усилия,  чтобы  устроиться  на  работу  в
зоопарк  и  с годами дослужился до директора зоопарка, сменив свою
фамилию на Шлангов. Выбирать ремесло, в общем-то, не  приходилось:
в  Москве  собрались  одни  атеисты  и  набрать  для  своей церкви
прихожан пастору не удалось.
   Когда Штирлиц вызвал его по экстренной связи, директор  Шлангов
не  на  шутку перепугался и в тот же день уничтожил опасную рацию.
Штирлиц был способен внести  в  его  строгую  и  налаженную  жизнь
кромешный  абсурд  и  идиотский  бардак.  Снова  попадать  в  руки
супер-агента пастору Шлагу не хотелось.

   Штирлиц стоял возле вольера и с  доброй  улыбкой  кормил  слона
большими  охапками  сладкого  тростника. Запихивая хоботом жратву,
слон довольно похрюкивал и шевелил своими  огромными  ушами.  Слон
был старым, как дедушкин шкаф, но глаза его смотрели на Штирлица с
живой и неограниченной любовью.
   Пастор Шлаг затравленно наблюдал за Штирлицем из-за кустов.
   - Вот ты где, - обернулся к нему Штирлиц, - а  я  тебя  повсюду
ищу.
   Пастор Шлаг задрожал, как  осиновый  лист,  в  который  вогнали
осиновый кол.
   - Сбегай-ка за пивом, а то я поиздержался. И купи три  упаковки
"Педигри Пала". Без него я пиво теперь не пью...
   Пастор  повиновался.  Через  час  они  сидели  со  Штирлицем  в
дирекции  зоопарка  и  Штирлиц,  молча  глядя  на  пастора  Шлага,
обдумывал план предстоящей операции.
   -  Штирлиц,  вы  что-то  опять  замышляете?  -  поинтересовался
пастор.
   - Ага. Поживу пока у тебя. Кстати, попробуй, с  пивом  "Педигри
Пал" - это просто класс!
   Штирлиц вовсю захрустел собачим кормом.
   - Сын мой, я не пью горячительных напитков.
   - Слон мне твой понравился. А то бы я тебе всю челюсть вышиб, -
сообщил  Штирлиц, посмотрев на пастора своими добрыми глазами. - С
сегодняшнего дня будешь снова работать на меня. Вот возьми, отнеси
на телеграф.
   Штирлиц протянул пастору листок бумаги, после чего повалился на
служебный диван и оглушительно захрапел.
   В этот же день пастор дал срочную телеграмму в Швейцарию на имя
профессора   Плейшнера.   Телеграмма   была   написана   понятным,
доступчивым языком,  исключающим  неправильное  или  двусмысленное
толкование, как это часто бывает, когда пользуешься шифровками.

   "Профессору Шлейшнеру от Штирлица.
   Загружай два полных чемодана того самого, что мы клали в банки,
и  СРОЧНО вылетай в Москву. Если дорожишь своей вставной челюстью,
не задерживайся,  иначе  я  за  себя  не  отвечаю.  Встречаемся  в
дирекции московского зоопарка. Пароль тот же.
                                          Твой начальник Штирлиц."

   Выбравшись из застенков  ГКЧБ  и  получив  "вторую  молодость",
Штирлиц решил пожить в свое удовольствие.
   Несколько лет назад, после "Корейского вопроса",  он  занимался
переправкой миллионов коммунистичекской партии в Швейцарский банк.
Связным у Штирлица был  профессор  Плейшнер,  который  как  раз  и
открывал  для  коммунистов  счета.  С  годами все остальные агенты
порастерялись  и  номера  счетов  знал  теперь  только   профессор
Плейшнер. И это знал Штирлиц.
   Разведчик  улыбнулся.  Профессор  Шлейшнер  вылетит  в   Москву
ближайшим   рейсом.  У  Штирлица  длинные  руки,  что-что,  а  это
профессору прекрасно известно.
   Вскоре у Штирлица будет два чемодана валюты и никаких хлопот.

   Выйдя на  свободу,  знаменитый  пилот  Руст  снова  купил  себе
спортивный  самолетик и полетел на Красную площадь. Он приземлился
возле Мавзолея и его незамедлительно "завинтили".
   - Люблю писать мемуары, - заметил на  это  пилот.  -  У  вас  в
Лефортово так хорошо пишется!
   "Писателя" увезли в полицейской машине, так никто и  не  узнал,
что   на   этот  раз  спортивный  самолет  Руста  нес  еще  одного
пассажира - профессора Плейшнера.
   Профессор  выпрыгнул  из  самолета  над  московским  зоопарком.
Груженный  двумя  тяжелыми  чемоданами,  он стремительно полетел к
земле. Основной парашют почему-то не раскрылся, а запаски не было,
поскольку  самолет  был  действительно  маленький и Руст возражал.
Плейшнер сильно ударился ногами, а  потом  головой,  но  это  было
ничего.  Профессор два месяца тренировался по прыжкам с высоты без
парашюта и приобрел стойкий иммунитет  на  падение,  так  что  все
кончилось  благополучно,  за  исключением  того,  что  от  удара о
мостовую, у профессора выскочила вставная челюсть и  откаталась  в
канализационную решетку.
   Отряхнувшись  и  отпугивая  прохожих   чернотой   своего   рта,
профессор  пошел к московскому зоопарку, где у него была назначена
важная встреча.
   Штирлиц встретил его в дирекции, обнял и спросил:
   - Чемоданы принес? Молодец! А почему без зубов?
   - Там веть было скафано: "Сфошно!",  я  фешил  не  фисковать! -
отрапортовал самый быстрый агент Штирлица.
   - Молодец, - Штирлиц похлопал профессора по  плечу.  -  Садись,
перекуси  после дороги... Пастора Шлага возле клетки с павианом не
видел?
   Поглощая  предложенную  манную  кашу,   Плейшнер   отрицательно
помотал головой.
   - Вай, Штишлиш! Я  шато  шдешь  такохо  штрауша  фидел!  Штоит,
понимаешь ли, а холову зарыл в песок, и шо он там робит?
   - Свои яйца ищет, - заметил  Штирлиц,  неприязненно  остатривая
профессора  Шлейшнера. -  Слушай, брат, ты, я смотрю, постарел еще
больше, чем я!
   - Да што ты Штишлиш! Ты вовсе не постафел!
   - Еще раз, назовешь меня "Штишлиш", и я тебе все зубы вышибу! -
пригрозил Штирлиц, которому уже надоело такое обращение.
   В  ответ  профессор  Шлейшнер  показал  свой  беззубый  рот   и
заулыбался.
   "Все норовят меня провести, - подумал Штирлиц. - Ладно, к  чему
сорриться с друзьями, когда можно жить дружно..."
   - Пожрал? Давай вставай, выворачивай карманы.
   - Да бфось ты, Штишлиш, ты мне фшо, не дофефяешь?
   - Нет, - не стал скрывать русский разведчик,  ставя  профессора
лицом  к  стене. - Ноги на ширину плеч, руки за голову... Так, это
что такое?
   - Это мне фафушка остафила...
   - Не может быть у таких, как ты,  бабушек,  -  ответил  Штирлиц
вычищая карманы профессора. - Садись.
   Пристыженный профессор сел за стол.
   - Эти деньги получишь на карманные расходы, когда я обменяю  их
на  рубли, -  Штирлиц  открыл  чемодан и бросил в него найденные у
профессора две упаковки долларов. -  Не  хватало  еще  чтобы  тебя
посадили за валютные махинации. Сейчас с этим строго...
   - Лафно, - согласно кивнул  своей  плешивой  головой  профессор
Плейшнер.
   - Будешь работать на меня. Ставлю тебя на  довольствие,  деньги
будешь  получать только из моих рук. Если узнаю, что ты подрядился
работать  на  кого-нибудь  еще,  во! -  Штирлиц   выставил   перед
профессором свой пудовый кулак. - Я твоих шуток не понимаю!
   - Я софгасен. У меня и план есть! Нафо нам фифму  офганифовать!
Типа ШРУ!
   - Вставь сначала зубы, потом поговорим...

                               ГЛАВА 7
                    ВСТРЕЧА В МОСКОВСКОМ ЗООПАРКЕ

   Через день, когда профессору  Плейшнеру  вставили  новые  зубы,
стало  понятно,  что  он  хочет  сказать.  У профессора были очень
серьезные намерения. Насмотревшись за границей на коммерсантов, он
хотел вовлечь Штирлица в частный бизнес.
   - Нам надо открыть свою частную фирму!
   - А чем мы будем заниматься?
   - По своей специальности, шпионажем, - ответил Плейшнер. -  То,
что ты и я умеем делать лучше всего. Откроем свою фирму, типа ШРУ,
ой, простите, Штирлиц, ЦРУ. Заживем, как американцы.
   - Думаешь?
   -  Деваться  просто  некуда.  Все  равно  эти  деньги  придется
отмывать, -  сказал  умный профессор. - Все будут интересоваться -
откуда у тебя деньги?
   - Ну и пусть себе интересуются.
   - Смотри, придет фининспектор и  посадит  тебя  в  тюрьму.  Вот
чеченцы  недавно  украли  несколько миллиардов по подложным чекам,
смотри, Штирлиц,  еще  спишут  на  нас!  Рано  или  поздно  всегда
приходит фининспектор, это народная примета...
   - Ну и пусть приходит, - беспечно ответил Штирлиц.
   -  Штирлиц,  ты  знаешь,  как  я  уважаю  в  тебе  честность  и
открытость,  но ты ничего не смыслишь в делах! Если сегодня к тебе
пришел фининспектор, значит, завтра придут рэкетиры, а послезавтра
ты положишь зубы на полку...
   - А что ты предлагаешь?
   -  Выход  только  один,  -  увлеченно  сказал  умный  профессор
Плейшнер. -  Надо  открыть  свою  фирму,  которая будет заниматься
какой-нибудь ерундой и отмывать наши денежки. Вот пастор Шлаг  нам
заказ даст - на охрану слона в зоопарке.
   -  Да  кому  он  нужна   эта   пивная   бочка!   -   отмахнулся
присутствовавший при разговоре пастор Шлаг.
   - Пастор! Какой же вы тупой! Я же вам говорю: это будет фикция,
понятно?
   - Понятно, - ответил пастор Шлаг. - Одного не пойму, кому нужен
этот груженный навозом слон?
   - Вот ведь свалился  на  мою  голову,  -  простонал  профессор,
доставшись тупостью пастора.
   - Это ты свалился на  нашу  голову!  Стояли  спокойно,  кормили
слона, а ты как сиганешь с парашютом!
   Штирлиц задумчиво посмотрел на профессора.
   - А ты, оказывается, умный мужик!
   Профессор  Шлейшнер   скромно   потупился,   напоминая   теперь
тупого-тупого.

   Через два  дня  в  дирекцию  на  имя  Штирлица  пришла  срочная
международная телеграмма от Айсмана.

   "Встречай возле гостиницы "Метрополь" в шесть вечера. Целую.
                                                          Айсман".

   - Экономист хренов,  -  выругался  Штирлиц.  -  Чего  встречай,
зачем?
   Пастор Шлаг и профессор Шлейшнер недоуменно пожали плечами.
   Штирлиц вышел на улицу и остановил такси.
   - До Манежной площади подкинь, - предложил Штирлиц.
   - Сколько?
   - Штуку дам. Туда пять минут ехать.
   - Ты что, обалдел! Десять тысяч! Знаешь, как бензин подорожал!
   Еле сдерживаясь, Штирлиц переложил кастет из одного  кармана  в
другой и усмехнулся.
   - Ладно, пусть будет десять. Но только чтоб быстро...
   - Быстро ты на метро доедешь! В  центре  сейчас  такие  пробки,
минут сорок стоять придется, если не больше!
   - Зачем мне тогда брать такси?
   - Чтобы с ветерком прокатиться, - ответил наглый таксист.
   "Пора устраивать таксисткий погром", - желчно подумал  Штирлиц,
спускаясь в Подземку.

   Возле гостиницы "Метрополь" суетилась пестрая толпа школьников,
выпрашивающих   у   разодетых   иностранцев   валютную   мелочь  и
жевательную резинку.
   - Дяденька! Хочу бубульгуму! - приставал к Штирлицу мальчонка.
   Штирлиц остановился и посмотрел на мальчика.
   "Кажется, у ребенка раннее половое созревание. По идее, надо бы
отвести его за руку к сексопатологу".
   Каждый день преподносил Штирлицу все новые незнакомые слово, но
слово "сексопатолог" он уже заучил.
   -  Слушай,  мальчик,  тебе  учиться  надо,  а  не   к   мужикам
приставать.
   - Ладно, если бубульгуму жалко, хоть денег дайте, - не отставал
мальчишка.
   - На, возьми! - сказал Штирлиц, протягивая двадцатку  баксов. -
Вырастешь, купи себе завод "Унитрон", чтобы не попрошайничать!
   Мальчишка с репликой "Вот буржуй! Понадавал-то сколько!" отошел
в сторону. Разведчик осмотрелся.
   - Штирлиц! - раздалось откуда-то сбоку.
   - Айсман! Как доехал?
   Фронтовые друзья обнялись.
   -  Нормально.  В  самолете  с  нами   летела   такая   шикарная
стюардесса!  Груди вот такие, ноги - вот отсюда начинаются, волосы
такие длинные...
   - А на ногах у нее кирзовые сапоги?
   Айсман всхрапнул. Услышав что-то родное,  к  ним  подошли  двое
панков.
   - Смотри, как чувак под бундеса косит!
   - Свалите, чуваки, мы фронтовики, вместе служили...
   -  Ясный  пень,  -  отозвались  молодцы,  вспоминая   присказку
литературного Штирлица. - Ширнуться не хотите?
   - Здоровье не позволяет.
   Панки отошли по своим загадочным делам.
   - Айсман, ты эсэсовскую форму хоть на ночь снимаешь? -  пожурил
товарища Штирлиц.
   - Только, когда сплю один,  -  ответил  Айсман.  -  Я  к  тебе,
Штирлиц,  приехал.  Без  тебя  что-то скучно. Я теперь работать на
тебя буду. Возьмешь?
   - Посмотрим.
   - И на постой тоже.  Надо  же  где-то  остановиться,  -  Айсман
заискивающе посмотрел на Штирлица.
   - Хорошо, пошли. Я сейчас в  зоопарке  живу  у  пастора  Шлага,
можешь  остановиться  у него. Но только будешь готовить пожрать! -
поставил свое условие Штирлиц.

   Теперь в дирекции пастора Шлага жили четверо.
   Старомодный  эсэсовец  Айсман,  по-деловому   обмерив   размеры
чемоданов привезенных Плейшнером, быстро наладил обмен долларов на
рубли.
   - Встретил одного бородатого в переулке,  дал  хороший  курс! -
рассказывал   Айсман,   выкладывая   на  стол  тяжелый  сверток  с
упаковками русских рублей. - Я все пересчитал, не волнуйся...
   - Минус десять тысяч долларов, - прошепелявил Плейшнер.  Теперь
все   траты   профессор   записывал   в   записную  книжку.  "Веду
бухгалтерию", - объяснял он.
   Вскоре  Айсман  обменял  по   очень   выгодному   курсу   сразу
полчемодана  валюты  и  партнеры  задумались,  что  теперь  делать
дальше. В  принципе,  оставалось  только  следить  за  профессором
Плейшнером,  который  работал в поте лица по организации фирмы ШРУ
(именно  так  Штирлиц  решил  назвать  свою  шпионскую  фирму).  В
свободное  время профессор занимался спортом, чтобы держать себя в
форме. В основном, он ходил на лыжах. Витая в облаках бухгалтерии,
профессор  даже  не замечал, что на улице стоит весна и снег давно
уже стаял.
   Через две  недели  умный  Плейшнер,  раздавая  во  все  стороны
взятки,  зарегистрировал  фирму "ШРУ" и снял в доме на Никольской,
что возле самого ГУМа и Красной площади, целый этаж под офис новой
секретной службы.

                            ГЛАВА 8
             ГЛАВНЫЙ АНАЛИТИК ЧАСТНОГО АГЕНСТВА "ШРУ"

   Одним погожим деньком на этаже агентства ШРУ появился человек в
костюме хорошего покроя. Он пошел по коридору, широко ставя ноги и
заложив руки за  спину.  Чернокожий  мужчина  нес  за  ним  черный
кожаный чемодан.
   Возле двери с табличкой "Главный эксперт", человек  остановился
и постучал.
   - Антрэ!
   - Здравствуй, Штирлиц, - вежливо сказал вошедший.
   - Мюллер? - не поверил своим глазам русский разведчик.
   Они обнялись.
   - Какие судьбами?
   - Приехал специально к тебе, - ответил Мюллер.
   - Пиво будешь?
   - Сначала работа, - мягко ответил Мюллер. - Пойдем,  присмотрим
для меня кабинет.
   Они вышли в коридор.
   - Сколько у тебя комнат?
   - Шесть, - ответил Штирлиц.
   Мюллер заглянул в одну из дверей.
   - Это туалет, - сообщил он с упреком и направился дальше. - Во!
Здесь я и буду!
   Штирлиц подошел к другу детства.
   - А где для меня секретарша? Пусть она кое-что запишет...
   - Секретарши для тебя пока нет.
   - Давай свою.
   Сбегали за Светланой.
   - Пишите, девушка. Вот здесь  надо  поставить  рабочий  стол  с
закрывающимися   на   ключ  ящиками,  за  ним  я  буду  заниматься
делопроизводством. Сюда надо поставить пустые закрытые стелажи,  в
них  будут  стоять мои досье. Стол для отдыха для меня - вон в тот
угол, три мягких кресла - здесь, сейф поставим у окна...
   - Сейф? - переспросил Штирлиц.
   - Угу. Сейф я привез с собой... Так. Деньги есть?
   - Есть, - ответил оторопевшись Штирлиц.
   - Давай.
   Штирлиц достал две упаковки рублей.
   - Это будет авансом, - пояснил Мюллер, пряча деньги в нагрудный
карман. -  Завтра  приду  в  это  же время, скажи секретарше пусть
приведет рабочих, они  все  сделают.  Я  остановился  в  гостинице
Москва, номер 2863 под своей фамилией.
   Загадочный Мюллер похлопал Штирлица по плечу.
   - Раз я здесь, теперь все будет хорошо.
   Штирлиц попытался посмотреть Мюллеру в глаза, но  глаза  каждый
раз ускользали.
   - Мюллер, что-то я тебя сегодня плохо понимаю.
   - Чего тут непонятного? Работать я буду в твоем ШРУ.
   - И что ты будешь делать?
   - Анализировать  информацию,  вырабатывать  стратегию,  считать
деньги, замышлять коварные планы... Одним словом, я буду думать.
   - А я?
   - А ты будешь бегать по  городу  и  раздавать  пули  и  оплеухи
направо  и  налево.  Не собираешься ли ты сказать, что можешь быть
Аналитиком?
   - Ладно, договорились, - согласился Штирлиц. - На старости  лет
ты так и остался канцелярской крысой.
   Лицо Мюллера расплылось в слащавой улыбке.
   - Котом. Канцелярский кот - это  лучше.  И  чтобы  "блюдечко  с
молоком"  было  всегда  вовремя, иначе, я не играю... Это, кстати,
Саид, - сказал Мюллер, кивая на негра.
   Глаза  негра  были  как  у  морской  свинки   -   маленькие   и
проницательные.   Уловив   оценивающий  взгляд  Штирлица,  негр  с
достоинством поклонился.
   - Подсел ко мне в самолете, стал интересоваться  моими  делами.
Душевный  человек.  Никогда раньше не думал, что негры способны на
такую симпатию, - вещал расхаживающий по кабинету Мюллер,
   - Подумаешь! - обидчиво заметил  подошедший  Айсман.  -  Помню,
была у меня...
   - Ах, оставьте, Айсман, - остановил его Мюллер, - сейчас вы все
только опошлите.
   Единственный глаз Айсмана протестующе заморгал.
   - Штирлиц, прошу, как друга, к завтрашнему утру  раздобудь  для
меня  секретаршу.  Но  только  умную  и  красивую.  И желательно с
чувством юмора, - Мюллер перешел на нравоучительный тон. -  Помни,
Штирлиц,  что даже очень красивая девушка бывает не лишена чувства
юмора...
   - Хорошо, - ответил Штирлиц  и  проводил  Мюллера  восторженным
взглядом.
   Мюллер ушел в сопровождении негра Саида, тащившего его чемодан.
Со  своим  чемоданом  Мюллер  не  расставался  никогда, потому что
боялся, что его могут  украсть.  В  нем  он  сохранил  свои  самые
любимые дела на сотрудников Рейха. Не беда, что Рейха уже давно не
было, а сотрудники куда-то подевались.  Хорошее  досье  все  равно
остается   хорошим   досье.   Мюллер   был  счастлив.  Теперь  ему
представилась возможность поиметь  для  своего  собрания  закрытые
стеллажи в ШРУ.
   Штирлицу он тоже был  искренне  рад,  но  постарался  этого  не
показать, чтобы не смущать негра Саида.

   Обдумав запросы  Мюллера,  Штирлиц  пришел  к  выводу,  что  за
секретаршей  ему  придется  специально ехать на "Конкурс красоты".
Показав удостоверени почетного чекиста,  Штирлиц  в  сопровождении
Айсмана прошел в переполненный зал.
   На сцене возвышались пятнадцать девушек в купальных костюмах  и
с   лицами   продавщиц  продуктовых  отделов.  Девушки  озабоченно
стреляли глазами по комиссии, состоявшей из пяти пожилых мужчин  и
одной  стареющей  дамой,  сидевшей  в большом лиловом берете. Дама
разглядывала их в лорнет и морщилась, не находя  для  себя  ничего
интересного.
   Мужчина с плешивой головой задумчиво чесал в голове линейкой, и
ставил  на  фирменном листе бумаги оценки, выставляемые комиссией.
По сцене с  микрофоном  в  руках  вышагивал  другой  кучерявый  по
фамилии Прутский.
   - Так! Все показали грудь! - командовал Прутский. - Быстренько,
девочки, быстренько!
   Ощупывая, маленький и кучерявый прошелся вдоль строя.
   - Мадам! Что вы копаетесь! Вы не у гинеколога!
   - Уважаемый! Так и по морде можно схлопотать! -  запротестовала
девица  басом, но Прутский не мог уже остановиться. Он все щупал и
щупал девицу за полную грудь, пока та не размахнулась и не влепила
ему звонкую пощечину.
   - Нахал! - сконфуженно пояснила девушка.
   - Девушка! Где же ваша грациозность? - с упреком заметил на это
Прутский  и  распорядился: -  Эту -  убрать! Она совершенно лишена
хороших манер!
   Два  мальчика  в  костюмах  с   голубыми   блестками   оттащили
повизгивающую девицу за кулисы. В зале вяло поаплодировали, словно
именно этого все с таким нетерпением и ожидали.
   Штирлиц вздохнул и вышел на сцену.
   - Товарищ! Пройдите в зал! -  приказал  плешивый  председатель,
гнусавя в микрофон. - Здесь конкурс только для девушек!
   - Сидеть! - огрызнулся Штирлиц. Он подошел к  девушке  в  самом
конце строя, которая ему понравилась с первого взгляда. - Тебя как
зовут?
   - Наташа.
   - Хочешь работать на меня?
   Через полчаса Наташа уже находилась в офисе ШРУ  и  стучала  на
пишущей  машинке,  а  Штирлиц сидел в кресле напротив и смотрел на
нее любящими глазами. Он решил оставить  Наташу  себе,  а  Мюллеру
сплавить Свету, девушку тоже аккуратную и очень увлекательную.

                          ГЛАВА 9
                    РАБОЧИЙ ДЕНЬ В "ШРУ"

   Штирлиц оторвался от своих воспоминаний  и  снова  почувствовал
себя в прокуренном "Ниссане".
   - Айсман, мы тут так надымили, даже голова заболела.  Открой-ка
окно.
   - Не поможет, - буркнул Айсман. - На моей памяти  мы  попали  в
самую зловонную пробку.
   На набережной  Яузы  впритык  стояли  сотни  время  от  времени
гудящих легковых и грузовых машин.
   - Это часа на четыре, - заметил Айсман. - Не  иначе  как  из-за
этого негра.
   - Какого еще негра?
   - Майкла Джексона. Приперся в Москву  давать  концерт,  устроил
вокруг  стадиона  лом, обесточил своей аппаратурой весь город, так
что теперь даже трамваи встали.
   Штирлиц вздохнул.
   - Хорошо сейчас ГАИшникам, - продолжал свою мысль  Айсман. -  Я
бы  на  их  месте  ни  одну машину без трехсот рублей из пробку не
выпустил. А триста рублей, считай что, "Сникерс"...
   К пяти часам вечера, почти что в конце рабочего  дня,  партнеры
наконец-то   доехали   до  Никольской  и,  показав  вахтерше  свои
пропуска, прошли в ШРУ.
   На стенах в приемной ШРУ  были  понавешаны  портреты  известных
контрразведчиков   и   шпионов.   На  самом  видном  месте  висел,
разумеется, портрет самого Штирлица, основателя ШРУ. Он был одет в
форму немецкого офицера с советскими орденами на груди.
   Тут же висел типичный  портрет  китайского  шпиона,  поражающий
размером  своих  глаз.  В  скобочках  указывалось: "Тоже самое для
китайских, вьетнамских и лаоских шпионов!"
   Перед дверью с надписью "СТУКАЧИ" сидела очередь из одиннадцати
человек. За этой дверью находилось ведомство профессора Шлейшнера,
который записывал поступавшую информацию и  выдавал  под  расписку
деньги.  Потом  все  данные относили в кабинет Мюллера, который их
многосторонне классифицировал  и  анализировал.  Казалось,  что  в
голове Мюллера находится супер-компьютер, поскольку в любой момент
тот мог выдать любую требуемую информацию.
   Оставив Айсмана  любезничать  с  Наташей,  Штирлиц  заглянул  к
Мюллеру.
   В  приемной  перед  кабинетом  главного  аналитика  ШРУ  сидела
секретарша Мюллера Света. Она увлеченно красила ногти.
   - Светлана, когда ты занимаешься с Мюллером сексом, ты  думаешь
о чем-нибудь приятном?
   - А я с ним ничем таким не занимаюсь! - отпарировала девушка.
   - Молодец! - похвалил Штирлиц, чмокая ее в щеку. - А  то  вдруг
ты  из  тех  плодовитых  девушек,  которые  могут  забеременеть от
простой ангины...
   - Вот еще! Я просто так не беременею!
   - Шеф у себя?
   - Да. Но он очень занят.
   Штирлиц вошел к Мюллеру и ему сразу же бросился в глаза пудовый
трехтомник  "Методика устного счета в России", что в очередной раз
произвело умиротворяющее впечатление:  сразу  показалось,  что  ты
попал  к  профессионалу,  который  в  два  счета  уладит  все твои
проблемы.
   Мюллер и в правду был очень занят. С помощью  трехкратной  лупы
он  разглядывал  фотографию обнаженной девицы в газете "Московский
комсомолец".
   - Что новенького? - поинтересовался Штирлиц.
   -  Вот  прочитал   в   газете...   "Политический   обозреватель
Севостьянов  считает,  что  в мире чем-то определенно попахивает".
Этому я склонен верить. По  части  распознавания  нарывов  в  этой
стране  ему  нет  равных!..  Вот  еще.  "Заслуженный писатель СССР
Нестор  Филимонов  написал  разоблачающий  роман.  Пользуясь   его
разоблачениями,   правоохранительными   органами   задержано   138
злоумышленников". Надо бы ему предложить с нами посотрудничать, ты
как считаешь?
   - Не люблю писак! - отрезал Штирлиц. - Недавно полистал  книжку
"Новые похождения штандантерфюрера СС фон Штирлица", так там такое
дерьмо понаписано!
   - Так  это  они  любя!  -  пояснил  Мюллер.  -  Ладно,  ты  мне
мешаешь...
   Штирлиц пошел к себе и осторожно  заглянул  в  дверь.  Красивая
брюнетка  Наташа,  личная  секретарша Штирлица, сидела за столом и
печатала на компьютере.
   Перед ней задрав голову, как павиан, вышагивал Айман. Он громко
стучал  по  полу  своими  лакированными сапогами, сопровождая свою
поступь быстрыми и загадочными вопросами.
   - Наташа, - спрашивал Айсман, - вы любите мармелад?
   - Люблю, - отвечала девушка.
   - А шоколад фабрики "Рот-фронт" любите?
   - И шоколад тоже.
   - Наташа, а вы любите государственные тайны?
   - Слушай, Айсман, что ты ходишь все вокруг и около?  Чего  тебе
надо-то? Приперся в кабинет Штирлица и отвлекаешь меня от работы!
   Айсман подбежал к Наташе и заглянул ей за  плечо,  чтобы  жарко
подышать в ее ухо. Девушка быстро вывела на экран заставку.
   - Ты чего печатаешь-то? - поинтересовался Айсман.
   - Это секрет.
   Айсман схватил со стола дырокол.
   - Давай я тебе какой-нибудь документ продырявлю!
   - Айсман, а ты умеешь пользоваться дыроколом?
   - Умею, - обиделся Айсман. - Я точно таких  же  штук  пять  уже
сломал!
   - Ну-ну.
   - Наташа, а давай лучше трахнемся? Знала  бы  ты  как  я  люблю
молоденьких  девушек!  М-м-м, -  промычал Айсман, вертя головой. -
Молоденькие девушки - это как "шерше ля фам"!
   - Не буду я с тобой трахаться, - отрезала Наташа.
   - Это еще почему?
   - Ты что, мой шеф, что ли?
   - Ну не шеф, что дальше?
   - Я - честная секретарша. Я  буду  трахаться  только  со  своим
шефом. А шеф у меня - Штирлиц! - ответила девушка.
   - Да он на  тебя  даже  не  посмотрит!  -  протестовал  Айсман,
обнимая  Наташу  за  плечи. -  Полюби сначала меня, я у него самой
близкий друг! Я с ним знаешь в какие истории попадал, закачаешься!
   - И не проси, Айсман, - ответила Наташа, отстраняясь.
   - Вот так всегда, - обиженно протянул Айсман. - То ли дело были
секретарши у Бормана! Такие, истинные арийки! Люблю!
   - А я чисто русская девушка.
   - Это тоже очень хорошо. За это я тебя  тоже  люблю,  -  Айсман
задумался. -  Знаешь,  Наташа,  я  должен тебе признаться. Я еще и
Свету люблю.
   - Надо же! Айсман, да ты, оказывается, бисексуал!
   В кабинет вошел заспанный Штирлиц.
   - Мне - кофе, Айсмана - на  фиг,  -  приказал  он  и  уселся  в
кресло.
   Айсман приглушенно закашлял.
   - Да, я, пожалуй, пойду, посмотрю, что  с  "Ниссаном".  Значит,
Наташа,  как  и  договорились,  вечером  я  к  тебе  зайду,  чтобы
полюбить...
   Довольный  своими  амурными  похождениями,  Айсман  выскочил  в
коридор,  откуда  послышалась  его  заунывная немецкая песня: "Моя
прекрасная Гретхен сегодня гуляла с другим..."
   - Вечно припрется и мешает  работать,  -  пожаловалась  Наташа,
грея на плитке турку со свежепомолотым кофе.
   - В этом он весь, - согласился Штирлиц.
   Наташа поставила  перед  ним  чашку  кофе  и  тарелку  с  двумя
сдобными булочками. Через минуту она снова печатала на компьютере.
   - А на чем ты там остановилась?
   - "Если в течении двух дней на наш  счет  не  будет  переведено
полтора   миллиона  рублей,  средства  массовой  информации  будут
оповещены о вашей  антинародной  деятельности..." -  процитировала
Наташа  и пояснила. - Это для депутата Ивана Ручконожкина. Взялся,
гад, торговать Родиной налево и направо!
   -  Да,  рано  еще  Мюллера  списывать  на  покой!  -   похвалил
Штирлиц. - Какой слог! А фотография на этого Ручконожкина есть?
   Штирлиц посмотрел на протянутый снимок.
   - Ничего себе, я его знаю! Не ожидал  его  снова  увидеть.  Это
Ванек,  мы с ним вместе в одной клинике лежали. Полный придурок...
Надо с него обязательно получить эти деньги, а  потом  заложить  в
КГБ.
   - Логично.
   - Давай я тебе выпишу тысяч двести, купишь  себе  что-нибудь, -
предложил Штирлиц.
   - А что?
   - Ну, купи что-нибудь в магазине Шварцкопфмана "Нижнее белье  и
другие сопутствующие товары".
   - Спасибо, - секретарша благодарно захлопала глазами.
   - Наташа! Пойдешь со мной в ресторан?
   - Пойду. Только ты должен побриться и помыть руки с мылом.
   - Ты меня что, хоронить собралась?
   Девушка рассмеялась.
   - Ладно, договорились, - улыбнулась Наташа и снова застучала по
клавишам.
   Штирлиц решил не  уподобляться  Айсману  и  не  мешать  девушке
работать.  Он  сделал  вид,  что просто так здесь сидит. Разведчик
положил свои  длинные  ноги  на  самый  краешек  стола,  чтобы  не
испачкать лежавшие на столе важные бумаги, и расслабился.
   Его большой и черный пистолет мирно дремал  в  кобуре,  Штирлиц
прихлебывал  из  большой чашки сваренный Наташей кофе и смотрел за
окно. Там догорал закат уходящего дня. Закат,  правда,  был  виден
плохо, заслоняемый мрачным зданием ГУМа.
   Конечно же, Штирлицу хотелось обнять эту увлекательную девушку,
Наташу,  но  он  посчитал это аморальным. В этой стране он уже был
однажды женат.
   Незаметно для себя основатель ШРУ заснул. И  видел  он  сладкий
сон  со  сладкой  парочкой.  Этой  парочкой  были он сам и девушка
Наташа.
   По всем признакам сон обещал стать вещим.

                               ГЛАВА 10
              ШТИРЛИЦ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА МИЛЫЕ СЕРДЦУ РУИНЫ

   На  следующий  день  Штирлиц   оставил   Айсмана   копаться   в
забарахлившемся  "Ниссане",  а  сам  решил съездить к своей жене в
Новогиреево.
   Он не видел ее пятнадцать лет. Раньше Штирлиц не мог приехать к
своей жене, все как-то было некогда. Сначала был смертельно занят,
а в последние годы  здорово  сдал,  опустился:  стал  пить  плохой
самогон  и даже перестал смотреть телевизор. Показываться на глаза
жене в таком состоянии ему было просто стыдно.
   Штирлиц подъехал на побитом "БМВ". Он остановился возле второго
подъезда  девятиэтажного  дома,  вылез из машины и осмотрелся. Все
оставалось таким же, и все напоминало ему о годах, прожитых в этом
дворе.  Вот  справа стоят те же помойные ящики, доверху заваленные
мусором и отбросами, слева - просто мусорная куча,  которая  росла
год  от  года  и  наконец  в  ней  стало  вырисовываться  какое-то
архитектурное сооружение в стиле "модерн". Штирлиц мрачно засопел,
широким  жестом  достал  из  кожаной куртки папиросу и прикурил от
позолоченной зажигалки, выполненной по заказу Мюллера и подаренной
им же на день рождения.
   - Максим  Максимыч!  Ты  ли  это!?  -  раздалось  от  старичка,
сидевшего на лавочке.
   Штирлиц прищурился и опознал соседа  по  лестничной  площадке -
отставного   партократа   Илью   Филимоновича   Лизоблюдова.  Илья
Филимонович, семеня  своими  короткими  ножками,  уже  струился  в
сторону Штиролица.
   - Привет, Филимоныч! Как житие-бытие?
   - Да разве это жизнь! При Брежневе-то как хорошо жили, а теперь
никому стал не нужен.
   - Работать надо, - наставительно бросил Штирлиц.
   - Кого! Я свое уже отбарабанил!
   - А я вот нет.
   - Максим, а здесь ты что делаешь? Наконец-то вспомнил об  отчем
доме?
   Старик доковылял до разведчика,  бросился  в  объятия  и  долго
рыдал  на  плече.  Штирлиц  невозмутимо  курил,  дымя в сторону от
Лизоблюдова.
   - Как я тебя ждал, думал, не доживу... Принес ли ты свой  долг,
что брал у меня пяднадцать лет назад?
   - Принес, - неприязненно бросил  Штирлиц,  который  никогда  не
любил попрошаек. - Сколько я там тебе должен?
   - Я тебе давал на три бутылки водки,  если  по  три  шестьдесят
две, то почти двенадцать рублей. Значит, по теперешним ценам, семь
тысяч двести тринадцать...
   - На возьми, - сказал Штирлиц, достал из своего  бумажника  две
купюры и протянул их старику. - Все, что могу. Сдачи не надо.
   - Ну вот и хорошо, - прослезился Илья Филимонович.
   "Столько лет стоял на стреме... - подумал про  себя  Штирлиц. -
Совсем из ума выжил старик".
   - Ну, как тебе наши руины?
   - Они милы моему сердцу, - отозвался Штирлиц. - Слушай, а  чего
это ты называешь этот дом руинами?
   - Ходят слухи, что в  нашем  районе  объявились  террористы.  В
соседний дом они уже подложили бомбу, недавно все взорвалось. Вот,
посмотри...
   Штирлиц посмотрел на руины соседнего дома.  В  общем-то  ничего
примечательного. В 1944 году он видел кое-что и похлеще, правда, в
Германии. "Ну, там во всем опередили нас", - подумал Штирлиц.
   - Максим, а ты сейчас откуда прибыл? Из Южной Родезии, что  ли?
Ты так загорел!
   Не отвечая, Штирлиц мягко разжал руки старика на  своем  плече,
который, казалось, вцепился в свое прошлое, и вошел в подъезд. Там
тоже все было по-старому. Штукатурка на стенах местами  осыпалась,
а почтовые ящики выгорели от многочисленных поджогов.
   Штирлиц   быстро    поднялся    пешком    на    третий    этаж,
предусмотрительно не пользуясь лифтом, который мог застрять дня на
два, так что потом не вылезешь. Он позвонил  в  квартиру  47,  где
когда-то жил некоторое время со своей женой, пока ему не дали одно
важное задание. За ним, разумеется, дали еще одно и так далее.
   Он позвонил. Ему открыла незнакомая женщина, наставив  на  него
газовый пистолет.
   - Чего надо?
   - Мне бы Исаеву, - сказал Штирлиц вежливо.
   - Нет здесь таких, и сколько себя помню - не было.
   - А соседка ваша... Как ее зовут?
   - Так я тебе и сказала, а потом ты к ней позвонишь и топором ее
кокнешь, да?
   Штирлиц посмотрел в глупые глаза ворчливой женщины,  но  ничего
знакомого  в  них не признал. Он порылся в своей памяти и выдернул
имя:
   - Евдокия Апполинарьевна еще проживает в соседней квартире?
   - Ну, проживает.
   - Спасибо за помощь, - ответил  Штирлиц  и  повернулся  спиной,
показывая, что разговор на этом окончен.
   Женщина  закрыла  дверь.  Штирлиц  позвонил  соседке,   которую
когда-то  знал.  Один раз у них даже произошла какая-то глупая, но
душевная сцена.
   - Максим, ты что  ли?  -  спросила  незаметная  даже  на  таком
расстоянии  старушка. -  Проходи, сколько лет тебя не видела. А ты
совсем не изменился...
   - Некогда было меняться, - ответил Штирлиц. -  Все  работа,  да
работа...
   Старушка быстро соорудила Штирлицу бутерброд, поставила  чай  и
усадила перед собой за столом.
   - Ну как ты? Почему не приезжал?
   - Только что вернулся на Родину, - соврал Штирлиц.
   - Загорел ты сильно, где был-то? Посмотрел мир-то?
   - Везде. И в Америке, и в Африке, и даже в Корее...
   - А на Кубе ты был?
   - Нет, на Кубе не был.
   Штирлиц действительно не был на Кубе, потому что то, что он был
на   Кубе,  было  строжайшей  государственной  тайной,  разглашать
которую первой встречной старушке не очень-то хотелось.
   - Хотел найти свою жену, Дуня... Что с ней?
   - Умерла она, Максим. Последнее время долго  болела,  все  тебя
вспоминала.  Столько  писем  вашему ведомству отправила, да ей так
ничего  толком  и  не  сказали.  "Выполняет  важное   задание.." -
старушка  протерла  глаза. -  Хорошо,  что ты приехал, Максим, так
хотелось на тебя посмотреть перед смертью...
   - Это точно, - неопределенно отозвался Штирлиц и  быстро  выпил
предложенный  стакан  чая.  Горячий чай обжег ему горло, на глазах
разведчика выступили слезы.
   - Чем ты сейчас занимаешься?
   - Разных шпионов ловлю, Дуня. Устаю, как собака на  птицеферме.
То китайские, то двое из Уругвая пожаловали... Пойду я, дел много.
   - Максим, а есть у тебя большой и черный пистолет?
   - Конечно. Я не расстаюсь с ним  даже  в  бане,  -  похвастался
Штирлиц.
   - Я помню, ты всегда носил с собой пистолет и даже  прятал  его
под  подушку. Повезло тебе, нашел ты свое место в жизни... А много
ли подонков ты  успел  из  него  пристрелить?  Не  вредит  ли  это
здоровью?
   - Я стреляю их десятками в  неделю,  -  ответил  Штирлиц.  -  А
здоровье  мое лошадиное, грех жаловаться. Жаль не успел повидаться
с женой.
   - Не переживай, так часто  бывает,  -  сказала  старушка.  -  Я
восемь  раз  летала  на  похороны  своих  блюзких,  и  ни  разу не
поспевала вовремя. Наваждение какое-то...
   - Слушай, а не передавала  ли  она  тебе  наш  семейный  архив,
фотографии там, дневники?
   - Передавала. Но прошлой зимой у нас не топили, и он весь  ушел
на буржуйку. Так что, извини.
   - Ничего. А детей у нее много было?
   - Много, - ответила старушка. - Двое очень  симпатичных:  такие
высокие, стройные, чернокожие...
   - Чернокожие?
   - Ну да, все в отца...
   - Да,  раскидало  моих  детей  по  свету,  -  задумчиво  сказал
Штирлиц, вставая на выход.
   - Максим, ты побереги себя. И заезжай  еще.  Для  тебя  у  меня
всегда будет стакан горячего чая.
   - Спасибо.
   - И почаще стреляй из своего большого и блестящего, тогда он не
заржавеет, и не даст осечки.
   - Разумеется, - отозвался Штирлиц,  сунул  на  выходе  старушке
пачку денег и вышел.
   Спускаясь по лестнице, Штирлиц увидел своего соседа.  Филимоныч
лежал  на  ступеньках, в его тощей спине торчал большой топор, все
вокруг  было  измазано  и  забрызгано  кровью.  Штирлиц  брезгливо
поморщился.
   "Да, здесь пошаливают", - задумался он и  решил  взять  это  на
заметку.
   Подойдя к "БМВ" он почуствовал, что за  ним  следят.  Разведчик
прищурился - в одном окне показалась чья-то подозрительная голова.
Штирлиц погрозил ей кулаком,  а  потом  запустил  в  окно  камнем.
Всклоченная голова скрылась за подоконником.
   - То-то, - буркнул Штирлиц, сел в  свою  машину  и  выкатил  со
двора милых его сердцу руин.

                             ГЛАВА 11
                     КОНТРАКТ НА СУПЕРАГЕНТА

   За  Штирлицем  действительно  следили,  но  не  та  всклоченная
голова,  которую  он  вспугнул  и  которая,  кстати,  принадлежала
местному дворнику.  Из  своего  "Мерседеса"  за  Штирлицем  следил
господин  Мустафаев.  Именно ему было поручено сесть агенту ШРУ на
хвост, следить  за  его  продвижениями  по  городу,  выявить  всех
связных за границей, а потом, по возможности, уничтожить.
   Другой  на  месте  Мустафаева,  побоялся  бы  брать  заказ   на
Штирлица,  но  Мустафаева  не  отпугнул  даже  труп  его  партнера
Зайчика, найденный в подземной лаборатории ГКЧБ.
   Официально Мустафаев работал на мясокомбинате, но на самом деле
считался   самым   перспективным  агентом  секретной  организации,
именуемой Главным Комитетом Чрезвычайной Безопасности.
   Сейчас  Комитету  было  дано  специальное  задание  -  отыскать
партийные  деньги,  которые  в  годы  Застоя  были  переправлены с
курьерами за границу. Проблема заключалась в том, что  эти  деньги
потеряли  сами  коммунисты.  Бюрократическое  устройство партии не
позволяло однозначно сказать, кто именно открывал счета  и  теперь
мог взять эти деньги.
   Недавно шеф службы Борман высказал предположение,  что  в  этом
деле  может  быть  замешан Штирлиц, а Борман ошибался редко, а где
ошибался, там, скорее всего, просто хотел  соврать.  Кроме  этого,
Борман посоветовал Мустафаеву "пощупать" пастора Шлага.
   Проследив   за   Штирлицем,   хладнокровный   Мустафаев   убрал
Филимоныча,  который  мог  запросто  оказаться агентом Штирлица, и
решил отвинтить у "БМВ" русского  разведчика  одно  колесо,  чтобы
посмотреть, что из этого получится.
   Справившись со своей задумкой, чеченец подождал,  пока  Штирлиц
отъедет   на   некоторое  расстояние,  потом  завел  "Мерседес"  и
устремился в погоню.
   Пока все шло прекрасно - хваленный суперагент даже не  заметил,
что на его хвосте повисла чужая машина и одно колесо у него грозит
вот-вот отвалиться. От сознания своего величия Мустафаев  довольно
улыбался.

   Сотрудники  ГАИ  Портупеев  и  Фуражкин  стояли  возле   своего
заляпанного грязью мотоцикла. Как говорили в народе, эти двое были
неприхотливы  и  кормились  прямо  на  асфальте.  Они  внимательно
рассматривали проезжавшие мимо машины.
   Все машины тащились на  предельно  низкой  скорости,  наученные
горьким   опытом.  Очевидно,  в  прошедшие  дни  ГАИшники  их  уже
штрафовали.
   Портупеев курил, а Фуражкин листал газеты.
   - А я  думал,  ты  не  читаешь  газеты,  -  подколол  напарника
Портупеев.
   - А откуда, по твоему, я узнаю какие преступления совершаются в
нашем городе? - возразил Фуражкин.
   Все  было  спокойно,  но  вдруг  бдительный  Портупеев  заметил
машину, проехавшую на красный свет светофора.
   - Смотри! Мафия! - закричал он в ухо  напарнику  и  оба  быстро
спрятались за мотоцикл.
   Повсеместно побитый "БМВ" беспардонно  забрызгал  их  грязью  и
покатил дальше. Фуражкин встал и отряхнулся:
   - Все же какой  ты  мнительный,  Портупеев!  Чуть  что  сразу -
"мафия, мафия"! - передразнил он своего товарища.
   Портупеев сконфуженно молчал,  глядя  как  мимо,  взвизгнув  на
повороте тормозами, промчалась еще одна машина.
   - Что у них тут, авторалли?
   - Вот негодяи! Поехали, догоним!
   Сотрудники ГАИ вскочили на своего железного трехногого друга  и
помчались вслед за подозрительными машинами.

   Штирлиц выехал на Кольцевую дорогу и на всех парах  помчался  в
свой  офис  на  Никольскую. Обгоняя по дороге встречные машины, он
думал о том, что теперь он свободен и может завести в своей  жизни
другую женщину. Например, Наташу.
   Вспомнив очаровательные  черты  лица  девушки  и  ее  шокирующе
длинные  ноги, Штирлиц не сразу заметил, что одно колесо его "БМВ"
отвалилось и теперь катится впереди машины.
   - Колесо! - вскричал Штирлиц, судорожно хватаясь за руль.  Взяв
себя  в руки, русский разведчик, притормозил о стоявший на обочине
автобус. От удара на капот посыпались осколки разбитых стекол,  но
"БМВ" несся дальше.
   Штирлиц испытал  некоторые  затруднения,  пытаясь  притормозить
ногой.   Снова  не  подкачали  удивительные  ботинки,  пошитые  на
секретной   фабрике   "Красный    центрист".    Машина    Штирлица
перевернулась  несколько  раз  и  остановилась,  повалив несколько
телеграфных столбов. Штирлиц с трудом  вылез  в  разбитое  окно  и
попал в руки подбежавших сотрудников ГАИ.
   - Документы! - потребовал Штирлиц.
   Портупеев и Фуражкин безропотно протянули свои удостоверения.
   - Свои, - отметил Штирлиц, проверив документы.  -  Закурить  не
найдется?
   Штирлицу дали закурить, а потом, зауважав, повели  отпаивать  в
отделение горячим чаем с тульскими пряниками.
   Два часа Штирлиц озлобленно матерился на заграничные машины,  а
потом поехал к себе домой - отлежаться.

                            ГЛАВА 12
                     АГЕНТ-ДВОЙНИК В МОСКВЕ

   Американский   агент   Джейк   Клигенс   курил   возле    метро
"Баррикадная".
   - Товарищ! Вы не подскажете,  как  пройти  к  "Белому  дому"? -
поинтересовался  у  него  мужчина  подозрительного  вида с тяжелым
чемоданом в руках.
   Мозг  Джейка  Клигенса  заработал  с  быстротой  вычислительной
машины.
   "Это провокация! - соображал Джейк. - Этот гад намекает на  то,
что  я  из Америки! Сейчас сбегутся чекисты, у толстяка в чемодане
найдется взрывчатка, скажут что я  встречался  со  своим  связным!
Надо давать деру,а то завинтят!"
   Агент навесил мужчине  в  челюсть  и  быстро  ушел  в  сторону,
игнорируя пронзительный свисток полицейского.

   У правительства африканского нефтяного государства Зизипод были
свои проблемы.
   Африканский принц крови из династии нефтяного шейха Абдула  Али
Манай,  наследник  президента  Зизипода,  прибыл  на  очень важную
конференцию по дружбе между развивающимися народами Третьего мира,
которая  состоялась  в  Москве.  Принц  всегда  думал, что слоны в
России не водятся, но когда в перерывах между заседаниями пошел  в
зоопарк и обнаружил слона, очень удивился.
   Слон очень понравился Абдуле, такого слона он  еще  никогда  не
видел.  Надо  заметить,  что  у  принца в его родном Зизиподе этих
слонов было просто завались, и  непонятно  почему  ему  понравился
именно этот. Но так случилось.
   Изнывая от любви к обнаруженному в зоопарке  слону,  принц  все
время  проводил  возле  его  вольера,  и  не ходил уже ни на какие
конференции. Вскоре он понял, что если не получит  этого  слона  в
свою собственность, то умрет от тоски и печали.
   Представители  принца  неделю  ходили  за  пастором  Шлагом   с
требованием  и  просьбами  продать  принцу слона, предлагали до 50
миллионов долларов, но Шлаг наотрез отказался. Тогда принц  Адбула
Али   Манай   сделался  совсем  безутешным  и  обратился  к  своей
контразведке, чтобы они разобрались с этим делом.
   В Москве тусовались несколько агентов Зизипода.
   Самым умным был бывший агент ЦРУ по имени Джейк Клигенс. Он сам
еще не знал, что работает уже не на ЦРУ, а на разведку африканской
страны Зизипод. Подкупленное начальство уступило  услуги  Клигенса
африканцам.  Поэтому  Джейк  очень  удивился,  получив шифровку, в
которой ему предлагали достать слона из Московского  зоопарка  для
принца  Абдулы  Али  Маная,  воспользовавшись  услугами  еще  двух
агентов Зизипода.
   -  Идет  какая-то  суровая  игра,  -  задумался  проницательный
агент. -  Африканский  принц потребовал выдать ему слона, иначе он
перестанет качать нефть, прикажет подпалить все нефтяные  вышки  и
откажется  строить  у  себя капитализм... Интересно, что скажет по
этому поводу Кальтенбруннер?
   Пришлось Клигенсу встречаться с пастором  Шлагом  и  предлагать
ему снова деньги, но директор зоопарка остался неумолим.
   Вскоре Джейк выяснил, что только Штирлиц может запросто  выбить
из  пастора  Шлага  этого слона, но как его заставить это сделать,
оставалось загадкой.
   Агент ЦРУ-Зизипода сидел в номере гостиницы "Россия" в  удобном
кресле   и,   отдыхая,  смотрел  порнофильм,  который  приобрел  у
какого-то  бородатого  в  подворотне,   чтобы   скрасить   долгие,
тоскливые  московские  вечера.  Джейк  уже  полгода  пытался найти
компромат на суперагента русской разведки по прозвищу Штирлиц,  но
все нити, за которые ему удавалось ухватиться, тут же обрывались.
   На экране развлекались две  девушки  -  блондинка  и  брюнетка.
Девчонки были в розовом нижнем белье и целовались друг с другом до
одурения.
   - А говорили, что  у  русских  нет  секса,  -  пробурчал  Джейк
Клигенс.
   Неожиданно к девушкам подошел Штирлиц, снимая на ходу  портупею
с  пушкой.  Девушки взвизгнули от восторга и бросились ему на шею.
Американский агент открыл от изумления  рот.  Это  был  тот  самый
Штирлиц! Кажется, не так давно этот Штирлиц здорово погорячился!
   Агент бросился к видеоманитофону и вынул кассету.
   - Интересно,  считается  это  у  них  компроматом  или  нет?  -
задумался Джейк, взволнованно прикуривая сигарету. - А вдруг - это
дезинформация специально  подброшенная  для  меня  Штирлицем?  Эти
русские - такой коварный народ.
   Джейк Клигенс задумался. В принципе, у него  был  другой  план:
оставить  Штирлица  в  покое  и  вплотную  заняться другим агентом
русских - Борманом. Борман работает на ГКЧБ, так что, если на него
найти компромат, можно здорово нажать. А на Штирлица кому нажмешь?
У него частная лавочка, да и жены нет...
   Агент хлопнул себя  ладонью  по  лбу,  сделал  один  звонок  по
телефону и снова поставил видео-кассету.
   Потом на экране, как и обещал  бородатый  из  подворотни,  были
ослики, негры и портрет бывшего Генерального секретаря.

                               ГЛАВА 13
                      МЮЛЛЕР ВОЗИТСЯ С СЕЙФОМ

   Штирлиц поднялся в свой офис, прошел к  Мюллеру  и  внимательно
осмотрелся.  Вся  мебель была на месте, новые занавески, купленные
недавно Светланой, тоже. Но что-то его все же насторожило.
   И  действительно!  Секретарша  Светлана  взасос  целовалась   с
Айсманом.
   - Эй, Айсман! - крикнул Штирлиц на  ухо  своему  шоферу.  -  Ты
"Ниссан" починил?
   - Починил, - ответил Айсман, отстраняясь от девушки.
   - Секретаршу Мюллера вижу, а где же он сам?
   - С Мюллером вышло приключение. Он отравился "Роялем".
   - На  хрена  было  клавиши  грызть?  Рояль  -  окрашен,  лак  -
ядовитый, это он как-то непутево сделал!
   - Да  нет,  Штирлиц,  спиртом  он  отравился,  -  поправил  его
Айсман. - Помнишь, мы за одну услугу получили в водочном магазине!
   - Самогонку надо пить! - буркнул Штирлиц. - Аристократ хренов!
   - Я ему то же самое сказал, но он ничего не ответил,  -  сказал
Айсман. -  Он  как-то болезненно переживал свое отравление. Каждые
десять минут бегал в сортир, сметая все, что  оказывалось  на  его
пути.
   Айсман усмехнулся. Видимо, происшествие с  Мюллером  показалось
ему забавным.
   - А негра Саида ты не видел?
   - Наверное, за Мюллером ухаживает. Да, повезло  с  этим  негром
человеку...
   Штирлиц развалился в одном из кресел.
   - Айсман, - позвал Штирлиц. - Я давно хотел  тебя  спросить.  А
смог бы ты за пятьсот тысяч пристрелить бродячего музыканта?
   - Какого еще музыканта?
   - Ну, такого грязного, нечесанного, панка какого-нибудь...
   - Почему бы и нет? - удивился Айсман.
   - А за двести тысяч калеку, смог бы?
   - Ну.
   - А за десять тысяч адвоката?
   - Нет вопросов! - ответил Айсман. - А почему ты  меня  об  этом
спрашиваешь?
   - Это тест такой. Я тут  недавно  Мюллера  тестировал,  так  он
сказал, что ни по кому стрелять не станет.
   - К врачу ему надо, - отмахнулся Айсман беззаботно.
   В приемную Мюллера зашли  Наташа  и  сам  Мюллер  с  посеревшим
лицом.
   - Добрый день, партнеры! Негра моего не видели?
   - Нет. Как твое пищевое отравление?
   - Ерунда! Двадцать раз в туалет сбегал  и  все  прошло.  Пойду,
возьму почитать что-нибудь из сейфа.
   Мюллер пошел открывать свой сейф.
   - Что новенького? - поинтересовался Штирлиц у Наташи.
   - Говорят, что надо будет "Закрепить тенденцию  к  стабилизации
понижения инфляции", - процитировала Наташа.
   - Это хорошо?
   - Ага. Доллар будет расти, а рубль падать.
   - И что же в этом хорошего?
   - Ну как же! Мы же храним доллары! - объяснила девушка.
   - Нет, пусть лучше наоборот: рубль растет, а доллар падает. Я -
патриот, - пояснил Штирлиц.
   - Хорошо, - хохотнула секретарша, - я им передам по факсу.
   Штирлиц насупился.
   - Наташа, от тебя я такого не ожидал...
   Из кабинета послышалось остервенелое пыхтение Мюллера.

   Устроившись работать  в  ШРУ,  Мюллер  придумал  для  себя  две
заповеди,  от  которых  теперь  не  отступался:  "Не лезь со своим
уставом в чужой монастырь через колючую проволоку" и "Не изобретай
велосипед,  если  не  сможешь  его  продать".  Этого  было  вполне
достаточно для всех случаев жизни. Мюллер никогда не жалел о  том,
что не придумал что-нибудь еще.
   На рабочем столе Мюллера ждал  неприятный  для  него  документ.
Пастор  Шлаг  доводил  до сведения ШРУ, что группа неизвестных лиц
готовится похитить из вверенного ему  зоопарка  слона  африканской
породы  по прозвищу Большой Мопс. Пастор был в ужасе! Большой Мопс
был единственным слоном  в  зоопарке,  он  был  стар,  побелел  от
времени  и  кожа  свисала  у него со всех сторон, потому что слона
вечно недокармливали. "Кому он мог понадобиться?" -  недоумевал  в
своем письме пастор Шлаг.
   Прочитав, вложенный в письмо, контракт восемь раз, Мюллер  знал
его текст почти наизусть:
   "Московский зоопарк предлагает агенству ШРУ контракт на  охрану
территории зоопарка. Директор зоопарка Шлангов".
   Этот документ не нравился Мюллеру по  одной  простой  причине -
во-первых,  охрана территорий была не их профилем, во-вторых, вряд
ли у пастора Шлага хватит денег, чтобы оплатить такие услуги.
   Конечно, на таком деле  можно  поиметь  рекламу  в  центральных
газетах:  "ШРУ  охраняет слона", "ШРУ не позволит кормить тигров с
рук!" и т.п., но это ведь мелочи.
   Мюллер задумался и нажал кнопку селектора, чтобы  вызвать  свою
секретаршу.
   - Светлана? Зайдите ко мне на минуту.
   К шефу вошла Света - длинноногая и уравновешенная  блондинка  с
ослепительно  голубыми  глазами. Раньше она работала в парфюмерном
отделе ГУМа, но Штирлиц сманил ее к себе, посулив большие деньги и
деловые поездки за границу. Потом она перешла в ведомство Мюллера.
   - Да, шеф? - спросила Света, остановившись перед Мюллером.
   Мюллер встал, обошел стол и приблизился к секретарше. "Все-таки
есть  у  меня  вкус", - похвалил он себя и по-стариковски похлопал
Свету пониже спины.
   - Это все? - удивилась девушка.
   - Нет. Отошли Московскому зоопарку официальный ответ, мол,  ШРУ
берет на себя это дело, пусть пастор ищет деньги.
   - Хорошо,  господин  Мюллер,  -  ответила  Света,  ослепительно
улыбнулась и вышла, на ходу захлопывая папку.
   Мюллер довольно хмыкнул и подошел к сейфу.  Он  достал  ключ  и
вставил  его  в замок. Ключ застрял, Мюллер стал испуганно дергать
за ручку. Бронированная дверца сейфа не открывалась.
   Мюллер занервничал. На часах был полдень, и в  своем  сейфе  он
хранил сэндвичи, чтобы подкрепиться.
   Вернулась Света и сказала:
   - Я получила ответ, 750 тысяч в неделю.
   - Хорошо. Но здесь что-то здесь не так, -  проворчал  Мюллер. -
Штирлиц еще не ушел?
   - Нет. Сидят с Айсманом и пьют пиво с "Педигри Палом".
   - Кстати, а он ко мне не заходил?
   - Нет. А почему вы спрашиваете?
   -  Я  не  могу  открыть  свой  сейф,  -  пожаловался  Мюллер  и
прокричал: - Эй, Штирлиц, а у меня сейф не открывается!
   Сейф у Мюллера был особенный. Даже Штирлиц иногда  не  мог  его
открыть.  В  кабинет Мюллера завалились Штирлиц и Айсман с банками
пива в руках. Все столпились возле сейфа.
   Вскоре выяснилось, что сейф был взломан,  после  чего  замочные
скважины были забиты жевательной резинкой.
   Стеная,  Мюллер  бросился   пересчитывать   досье.   Досье   на
Кальтенбруннера,  на  Штирлица,  на  Айсмана  и  даже на покойного
адмирала Канариса, теперь  уже  не  нужного,  были  на  месте.  Не
хватало только одного.
   - Так и есть! Не хватает самого лучшего досье - на Бормана! Вот
африканский гад!
   Штирлиц задумался. Что-то действительно назревало.  Происходили
происшествия   одно   подозрительнее   другого:  Мюллер  отравился
спиртом, у Штирлица на дороге отвалилось  колесо,  теперь  пропало
самое  важное досье из сейфа. В общем, чувствовалось в этом чье-то
злостное и зловонное дыхание.
   Штирлиц вздохнул:
   - Мне это не нравится!
   - Тут еще у пастора Шлага  какие-то  неприятности,  -  вспомнил
Мюллер. - Надо бы тебе с ним повидаться.
   - Сделаем, - сказал Штирлиц. - Я побеседую с пастором Шлагом, а
потом мы встретимся в "Красной шапочке" и там все обсудим.
   Соратники Штирлица согласно закивали лысеющими головами.

                              ГЛАВА 14
                   САМЫЙ БЕЛЫЙ СЛОН В ЗООПАРКЕ

   - Так что же у тебя случилось? - спросил Штирлиц пастора Шлага,
который рыдал у него на плече.
   - Слона моего хотят украсть! Большого Мопса! Мне за него  денег
предлагали, а я отказался!
   Шлаг снова зарыдал, представив, что теперь  он  может  остаться
без слона и без денег, которые ему предлагал мафиозный принц.
   - Спасем мы твоего слона, - пообещал добрый Штирлиц. - Это все?
   - Нет. Тут приходил  один  кавказец,  так  он  меня  пощупал, -
пастор  замолчал,  с трудом подбирая слова. - Ты ведь знаешь как я
боюсь щекотки, я не выдержал и раскололся.
   - Раскололся? А о чем он тебя спрашивал?
   - Откуда у тебя деньги.  Я  сказал,  что  их  привез  профессор
Плейшнер, - виновато ответил пастор Шлаг.
   - Ах, ты гад! -  Штирлиц  влепил  пастору  звонкую  пощечину. -
Предатель!
   Штирлиц заходил по кабинету, свирепо глядя на пастора. Кажется,
агенты  ГКЧБ  снова  вышли  на  его след и интересуются партийными
миллионами.  Ну,  ничего,  он  разделается  с  ними,  как  однажды
разделался  с  пакистанским  шпионом -  в  два счета. "Раз-два", -
сказал  он  тогда  следящему  за  ним  арабу  и  сбросил   его   с
девятиэтажки.
   -  Да.  Очень  странная  история,  -  сказал  Штирлиц,  обдумав
сообщение  пастора  Шлага. -  Может быть в этом деле замешено ШРУ,
тьфу черт, ЦРУ?
   - Понятия не  имею,  -  плакался  пастор  Шлаг.  -  Если  слона
украдут, меня могут запросто уволить с работы. И кому я потом буду
нужен?
   - Только о себе и думаешь! -  возмутился  Штирлиц.  -  Ты  хоть
понимаешь, что заложил меня какому-то кавказцу и теперь мне грозит
смертельная опасность?
   - Но я же не знал, что это так серьезно!
   - "Серьезно", - передразнил Штирлиц. - Совсем  ты  уже  от  рук
отбился.  Хватит,  Шлаг,  поработал ты под прикрытием, теперь пора
поработать в моей фирме ШРУ.
   - А как это переводится?
   - А тебе-то не все равно? - ответил вежливый Штирлиц.
   Пастор Шлаг вздохнул.
   - Штирлиц, я на все согласен, только помоги мне  спасти  слона.
Пусть он умрет от старости на своей Родине, в моем зоопарке.
   -  Ладно,  что-нибудь  придумаем.   По   нашим   сведениям,   в
лефортовских   банях   поговаривают,   что  этим  займутся  ребята
Бородатого.
   - Штирлиц, ты уж постарайся. Этот  слон  -  любимец  московской
детворы,  если  его  похитят, дети будут безутешны. И у них уже не
будет счастливого детства.
   Глаза пастора Шлага наполнились неподдельными слезами.
   - Разберемся. Хватит тебе канючить,  спасем  мы  твоего  слона.
Потом прикупим еще штук шесть, будем устраивать Слоновьи Бега.
   - Правда?
   - Я же тебе говорю, - бросил Штирлиц, зевнул и вышел из  здания
дирекции.
   Он сел в "БМВ" и позвонил в офис.
   - Наташа? Как там Айсман? Пусть приготовит три ящика динамита и
побольше  патронов.  Кажется,  тут  намечается небольшое дельце...
Потом приезжайте в "Красную шапочку".
   - Хорошо, босс! Только берегите себя, вы знаете почему.
   - Нет, - честно ответил Штирлиц. - А почему?
   - А что вам подсказывает ваше сердце?
   - Что оно работает без перебоев. Так отчего же  я  должен  себя
беречь?
   - От пуль, яда и кинжалов.
   - А почему?
   - Потому что вы - общенародное достояние,  Максим,  -  ответила
Наташа. - И много маленьких девочек будут горько плакать, если вас
пристрелят, как собаку. И я - одна из них.
   - Ах, вот оно что! - догадался Штирлиц. - Как же я об  этом  не
догадался раньше?
   Но Наташа, не отвечая, повесила трубку.

                               ГЛАВА 15
                       ПРИТОН "КРАСНАЯ ШАПОЧКА"

   Ресторан "Красная шапочка" можно было смело  назвать  притоном,
но  ни  один  журналист  из  боязни  получить на вечерней улице по
голове не решался этого сделать.
   Три фронтовых товарища и две секретарши  расселись  за  удобным
столиком и скромно заказали покушать.
   - А пиво мы будем пить? - забеспокоился Айсман.
   - Три раза  "да",  чем  один  раз  "нет",  -  ответил  Штирлиц,
протирая скатертью руки.
   - А давай на спор,  кто  больше  выпьет?  Кто  проиграет,  того
стошнит!
   - Айсман! Сиди  спокойно,  мы  пришли  в  приличное  место,  не
забывай, что мы теперь деловые люди!
   Как уже упоминалось, место действительно было  приличным,  сюда
пускали  только  видных  коммерсантов  и  надежных  деловых людей,
потому что на сцене танцевали совершенно обнаженные девушки.
   - Ай! Ништяк! -  вскричал  Айсман,  толкая  Свету  под  руку. -
М-м-м... Я бы с такой переспал! А ты?
   - Я предпочитаю чистую любовь, - ответила Света. - Он встречает
ее  в  ресторане,  целует  ей руку, приводит к себе домой, готовит
ужин. Они нежно целуются. Потом он идет  в  ванную,  возвращается,
целует ее, она идет в ванную...
   - Слушай, а что они у тебя все в ванную ходят? У них  там  что,
автоматический удовлетворитель? - поинтересовался Айсман.
   - Ты такие умные слова знаешь, - позавидовал Штирлиц.
   Айсман довольно всхрапнул.
   Два услужливых  официанта  с  еврейско-рязанскими  физиономиями
принесли  блюда,  которыми  заставили  весь  стол.  Здесь Штирлица
хорошо  знали  и  помнили,  что  означает  его  желание   "скромно
откушать".
   Чавкая, сотрудники ШРУ, набросились на угощение.
   - А вы говорите, мы плохо живем!  -  сказал  Айсман,  поправляя
повязку  руками, уже измазанными в соусе. - Еще немного и мы будем
жить, как в Америке.
   - Не это главное! - провозгласил упившийся Мюллер.  -  Главное,
настали новые времена!
   - Конечно новые. Все вокруг  стало  продаваться,  -  недовольно
буркнул Штирлиц, но Мюллер его уже не слушал.
   - Прошлое - отмирает. Уже скончалась  "новая  общность  людей",
именуемая  "советским  народом",  который, подобно пещерным людям,
жил в пещерах, питался подножным кормом и пугался рыка тигра, даже
когда он рычал с перепоя...
   - Как в Америке скоро жить будем, - подхватил его мысль Айсман.
   - Да что ты, Айсман, все об этой паршивой Америке! - возмутился
Мюллер. -  Если  в Россию привезти хотя бы два миллиона негров, мы
бы в два счета совершили экономическое чудо!
   - Это точно, - поддержал Штирлиц. - А то привезли  одного,  так
он украл у Мюллера из сейфа досье...
   - Мне это не  нравится,  -  пожаловался  Мюллер.  -  Ситуация -
охренеть. Какое название для досье не дам, все сразу же становится
вверх ногами...
   - Тут я с тобой прав, - поддержал его Айсман.
   - Ясно одно, -  продолжал  Мюллер.  -  Кто-то  выкрал  дело  на
Бормана.  Значит,  Бормана  собираются  шантажировать.  С  помощью
такого "Досье" любого можно заставить  сделать  все,  что  угодно.
Даже  коробку  "Сникерса"  сожрать! Но вот что они хотят заставить
его сделать?
   - Украсть слона у пастора Шлага?
   - Нет. Борман здесь, кажется, ни при чем. Это поручено  сделать
Бородатому.
   - Никто не мешает Борману шантажировать Бородатого,  чтобы  тот
украл  слона,  а  потом  переправил  его  через  границу, - сказал
Айсман. - У нас стали  такие  открытые  границы,  что  хоть  стадо
слонов переводи, никто ничего и не заметит!
   Джейк Клигенс, агент, перекупленный  Зизиподом,  сидел  в  углу
ресторана  "Красная  шапочка"  и  в  недоумении слушал разговор за
столом Штирлица. "Каким видом шифровки они пользуются? Может быть,
надо  принимать во внимание только каждое третье слово, или каждое
пятое?"
   Агент в нетерпении потер руками.
   "Надо переходить на ближний  бой,  -  решил  он.  -  Я  мужчина
привлекательный,  американец,  стоит  попробовать  завербовать его
секретаршу - Наташу".
   Джейк  причесал  расческой  волосы,  направил   в   рот   струю
освежающего дезодоранта и подошел к столику Штирлица.
   - Извините, можно мне пригласить вашу даму на вальс?
   Мюллер,  внимательно   разглядывающий   на   сцене   обнаженных
красоток, отвлекся:
   - Иди, потанцуй, хватит тебе со стариками сидеть, -  сказал  он
Наташе и по-отечески похлопал ее пониже спины.
   Джейк Клигенс, улыбаясь, как голливудский принц,  повел  Наташу
танцевать. Штирлиц насторожился.
   - Смотри, Айсман, как он ее к себе прижимает! Вот гад!
   Штирлиц вскочил и бросился к своему  сопернику.  Через  секунду
раздался удар по лицу негодяя.
   - Пьяная свинья! - закричал Штирлиц.  -  Он  приставал  к  моей
девушке!
   Американо-зизиподский  агент  отлетел  к   соседнему   столику,
опрокинув  его  содержимое  на  посетителей  притона.  В  "Красной
шапочке" началась драка.  Воспользовавшись  моментом,  недовольные
артисты лупили своих менеджеров, деловые люди своих адвокатов.
   К Джейку с явно выраженной целью поскандалить  устремились  два
внештатных  сотрудника  КГБ. Агент достал свой бесшумный пистолет.
"Да здравствует господин президент!" - хотел крикнуть Джейк, но не
успел.
   - Обрати внимание, Мюллер, на этих двоих сычей,  -  посоветовал
Штирлиц,   показывая   на   двоих  в  штатском,  лупцующих  агента
Клигенса. - Если они из милиции,  то  почему  бы  им  не  показать
сначала  свои  документы, а потом уже начать бить его ногами? А ты
говоришь, демократия.
   - Ладно, Штирлиц, не переживай. Все  будет  ляля.  Пойдем-ка  в
люлю, - обронил Мюллер. От выпитого он с трудом держался на ногах,
поэтому старался держаться за постоянно падающего Айсмана.
   Штирлиц и компания вышли на вечернюю улицу.
   - Благодарю за приятно  проведенный  вечер,  -  сказал  Штирлиц
Наташе.  Он  хотел поцеловать ей руку, но потом передумал. Штирлиц
старался  не  целовать  женщинам  руку,   ибо,   в   этот   момент
представлялся  себе определенно беззащитным: любой может подбежать
сзади и отвесить хорошего пинка.
   - Да, Штирлиц,  пока  я  не  забыл.  Тут  пастор  Шлаг  прислал
какую-то  загадочную  бумажку.  Надо  бы  съездить в зоопарк и все
выяснить на месте, - еще раз вспомнил о важном деле Мюллер и  упал
на  девушек. Те с пониманием стали поддерживать главного аналитика
за рукава.
   - Сделаем, - отсалютовал Штирлиц. - Девушки, отвезите Мюллера в
гостиницу. А нам с Айсманом придется эту ночь поработать...
   Не останавливая на симпатичной Наташе свой разборчивый  взгляд,
Штирлиц сел в "Ниссан" и Айсман завел мотор.

                              ГЛАВА 16
                           СНОВА НЕУДАЧА

   Настал вечер и  Москва  наполнилась  уличными  огнями,  простые
московские  обыватели  водрузили  на  ноги тапочки и уселись перед
телевизорами, только Штирлицу все было как-то неспокойно.
   - Что там стряслось у Шлага? - поинтересовался Айсман.
   Штирлиц поведал ему печальную историю, Айсман вздохнул:
   - Никак не могу понять, зачем этому  африканскому  принцу  слон
пастора Шлага, да еще за такие деньги?
   - Ну, чего тебе  непонятно?  Вот,  тебе,  например,  секретарша
Света нравится?
   - Ну.
   - Вот тебе и "ну"! А ему слоны по душе. Любит он их.
   - Так это же... зоофилизм, - осторожно заметил Айсман.
   - Какой еще зондерлизм? - взвился на сидении Штирлиц.  -  Я  же
тебе говорю, любит он слонов, и все тут!
   Аймсан пожал плечами.
   -  Секретарша  Мюллера  -  очень  красивая  девушка, -  Айсман,
похотливый,  как  июньский кролик, поерзал на сидении. - Теперь на
Свету у меня одна реакция! Эрекция! - похвастался он.
   Штирлиц глубокомысленно кивнул и  отвернулся,  то  ли  смахнуть
набежавшую скупую мужскую слезу, то ли сплюнуть в открытое окно.
   - Вчера мы смотрели по видаку такую улетную порнуху! - отвлекся
Айсман. - Светка была очень довольна!
   - Фу, - передернулся Штирлиц, - как можно?
   - Я там такую новую позу видел, просто атас! Короче, она  висит
на люстре, вот так, а он снимает подтяжки и...
   - Ну, перестань, противно!
   - Конечно, противно! - согласился  Айсман.  -  Сексзвездой  там
была  Милашкина,  совсем  не в кассу! Ноги кривые, грудь обвислая.
Уродец ходячий...
   - Милашкина? Знаю  я  такую  актису,  -  Штирлиц  уставился  на
Айсмана. -  Ах,  ты  подонок!  Да  как  ты  мог  мать троих детей,
примерную  домохозяйку,  верную  жену,  в   бывшем   члена   самой
прогрессивной партии, так обгадить!
   - Ну, не понравилась она мне!
   - Ей уже пятьдесят семь, попробуй-ка в ее-то годы сыграть лучше
в порно-фильме!
   Пристыженный Айсман замолчал.
   ШРУшники подъехали к воротам зоопарка и посигналили удрученному
пастору Шлагу.

   Штирлиц сидел в дирекции и в бинокль  смотрел  на  вольер,  где
мирно спал убеленный сединами слон.
   - Айсман, прием, как дела? - справлялся он время от времени  по
рации.
   - Пока все тихо, шеф, - отвечал ему Айсман, засевший  в  кустах
возле входа.
   Штирлиц нервно разбирал и собирал свой  "ТТ",  пытаясь  понять,
куда  надо  вставлять  патроны.  Мысли  о секретарше, с которой он
проработал уже больше года, не оставляли Штирлица в покое. Как  он
мог  пропустить  мимо  себя  эту  шикарную  девушку?  Как  он  мог
позволить неизвестным людям одевать ее в такие красивые  и  модные
платья? Почему он еще не сделал ей предложение познакомиться с ним
поближе? Вот вопросы,  для  которых  любой  из  ответов  покажется
запоздавшим.
   Штирлиц  достал  из  кармана  рацию,  которая  неожиданно   для
разведчика неприлично выругалась.
   - Сам такой! - неприязненно ответил Штирлиц, выбрасывая рацию в
окно.  Штирлиц  помнил,  что  именно  на  таких  мелочах  обычно и
засыпаются суперагенты.
   Штирлиц  вышел  из  здания,  углубился  в   кустарник,   достал
радио-телефон и позвонил Наташе домой.
   - Алло? Это вы, Штирлиц? - отозвалось в трубке.
   - Я, - не стал обманывать Штирлиц.
   - А это Наташа! - раздалось в трубке довольным голосом.
   - Я, кажется, разбудил тебя? - спросил  галантный  Штирлиц,  не
зная, что в таких случаях говорят дальше.
   - Нет. Я ждала твоего звонка.
   - Это похвально. Я в общем-то хотел  снова  пригласить  тебя  в
ресторан без этих придурков, но сегодня я занят.
   - Я знаю. Но не волнуйся, через минуту я буду возле тебя.
   - Да сюда тебе целый час ехать! - удивился Штирлиц.
   - Успею. С тобой говорит автоответчик. Повесь трубку и посмотри
направо...
   Штирлиц бросил трубку в карман, повернулся и увидел Наташу.
   - А вот и я. Я принесла тебе горячий  чай  и  булочку.  Тяжело,
наверное, всю ночь сидеть в засаде.
   - Спасибо. У меня с собой еще осталась упаковка "Педигри Пала".
Хочешь сухой кусочек?
   - Хочу. Я принесла тебе надувной матрас,  чтобы  не  сидеть  на
земле.
   - Ништяк,  -  снова  порадовался  Штирлиц  и  улыбнулся. -  Ты,
оказывается, предусмотрительная...
   Штирлиц надул матрас, Наташа присела рядом и разлила по  чашкам
горячий и крепкий кофе.
   - Ты не можешь себе представить, как я рад тебя видеть...
   - На это моего воображения не хватает. Не мог бы ты  рассказать
мне, что ты сейчас чувствуешь...
   - Я чувствую, что что-то поднимается в моей душе. Это  что-то -
желеобразное,  оно переливается на свету, оно создает прохладу и в
то же время волнует, повышает уровень лейкоцитов, это  все  равно,
что однажды утром надеть свежие носки, - рассказывал Штирлиц.
   -  Замечательно!  -  ответила   Наташа,   глядя   на   Штирлица
влюбленными глазами. - Мы так похожи...
   Штирлиц привлек ее  к  себе  и  они  опрокинулись  на  надувной
матрас.  Кто-то  пробежал в темноте, ломая кустарник и опрокидывая
встречные  урны.  "Наверное,  зайцы", -   подумал   Штирлиц.   Они
отдавались друг другу страстно и самозабвенно.
   Закончив любезничать с Наташей, Штирлиц  пошел  проверить  пост
Айсмана.  Обнаружив  за  кустами  забытый  кем-то  ящик баварского
баночного пива, Штирлиц сломался окончательно. Он снова вернулся к
девушке и они стали пить за процветание ШРУ.
   Все было хорошо, пока до  них  не  донесся  пронзительный  крик
Айсмана:
   - Штирлиц! На меня Бородатый напал!
   Разведчик насторожился. Теперь он понял, что выбрасывать  рацию
было  непростительной  ошибкой. Штирлиц вскочил и бросился спасать
своего партнера.
   Слона Большого Мопса не было. На глазах у Штирлица  огромный  и
подозрительный  рефрижератор  скрылся  за  повотором.  Контуженный
Айсман даже не успел вступить  с  похитителями  в  перестрелку,  и
теперь сидел на земле, потирая ушибленную голову.
   - Невезение за невезением, - ругался Штирлиц. - Черт, а где  же
мой пистолет?
   - Вот он, Штирлиц, еле откопала!  Какой-то  урод  затоптал  его
своими сапожищами, - сообщила Наташа, держа на вытянутых руках еще
теплые штаны разведчика.
   - И еще они нашу машину всю разбили  кувалдами!  -  пожаловался
Айсман. -  Я  тебя вызывал по рации, вызывал, а ты так ничего и не
ответил...
   - Извини, Айсман, я погорячился... Никогда не прощу себе, что я
не подстрелил штук восемь этих негодяев! - посетовал Штирлиц.
   - Не расстраивайся, ты их  найдешь  и  всех  пристрелишь.  Даже
мафиози  будет  тяжело  спрятать  такого  большого  слона  в такой
маленькой Москве.
   - Это вопрос, - ответил Штирлиц.

                              ГЛАВА 17
                ПОСЛЕДНИЙ СЛАДКИЙ СОН ПАСТОРА ШЛАГА

   Пастору Шлагу снилось, что Штирлиц купил  для  него  еще  шесть
слонов и теперь пастор устраивает по праздникам Слоновьи Гонки.
   Пастор, арендовав для гонок небольшой ипподром, прошел в  центр
амфитеатра, взошел на кафедру и взял в руки микрофон. Он вспомнил,
что в прошлый раз он поставил столы комиссии на повороте, и, когда
начались  гонки,  ее  завалило слоновьим пометом. На этот раз Шлаг
исправил свою ошибку.
   Исправил он и другую - не выставил  на  гонках  слоника  Фикса,
собственность  господина  Секера,  которого стало тошнить прямо на
финише. Накануне Секер, высокий мужчина с выразительным профилем и
тяжелым  вглядом,  рыдал на плече пастора Шлага, умоляя пристроить
его черного африканского слоника Фикса на  Гонки,  но  пастор  был
неумолим.
   - Нет сын мой, ты накачиваешь своего слоника  наркотиками,  ему
не место на моих Приходских Бегах...
   Прежде  чем  что-то  сказать  в  микрофон,  пастор  старательно
откашлялся.
   - Вот мы и собрались снова здесь, дети  мои,  -  сказал  пастор
Шлаг с умиротворяющей улыбкой. - Церковь пастора Шлага приветсвует
вас!
   - Ура! Давай слонов! - раздался рев многотысячной публики.
   - Зачем мы живем на земле? Почему восходит  солнце?  Почему  вы
все так любите меня? Почему вы приходите сюда каждое воскресенье и
ставите свои последние деньги на моих слоников? Мы получим  ответы
на  эти  и на другие вопросы после окончания гонок. Во имя Господа
нашего, мы проведем сегодня  очередные  Слоновьи  Бега!  Итак,  за
номером  один  следует  приходской  слон  Синий  Индюк, давайте же
поприветствуем его, как мы умеем!
   Публика  взорвалась   жаркими   аплодисментами.   Пастор   Шлаг
зажмурился  от  удовольствия, и неожиданно оказался среди зрителей
между Штирлицем и профессором Плейшнером, которые  с  равнодушными
лицами жевали "Педигри Пал".
   Теперь по арене разгуливал тот самый господин Секер,  изображая
из   себя   распорядителя.  В  мегафон  он  давал  слонам  краткие
характеристики.
   - Перед вами маленький африканский и  очень  черный  слоник  по
прозвищу Фикс, призер гонок на прошлой неделе!
   Публика остервенело завизжала от восторга.
   - Этот и круга не пробежит, весь накачан наркотиками, - заметил
профессор Плейшнер. - Я бы на него не поставил.
   - А у тебя и денег нет, - возразил на это Штирлиц.
   Профессор обиженно засопел носом. У Штирлица в  руках  оказался
бинокль,  он  стал  разглядывать  слонов,  которых  выгуливали  на
лужайке. Команда мальчиков в форменной одежде ходила за слонами  с
большими лопатами, производя уборку.
   - Что такое? - изумился пастор Шлаг. - Я же снял Фикса с гонок,
почему  он  здесь?  Ничего не понимаю! Почему он снова участвует в
гонках?
   -  Ты  у  меня,  что  ли,  спрашиваешь?  -   ответил   Штирлиц,
поворачивая  голову к пастору Шлагу. - Ставлю тысячу долларов, что
Большой Мопс сделает Фикса, даже если тот будет набит  наркотиками
с хвоста до ушей.
   Пастор отрицательно покачал головой.
   - Нельзя выпускать Мопса, он больной и старый.
   - А я тебя прошу, - настаивал Штирлиц.
   - Только через мой труп!
   - Договорились, - ответил Штирлиц, доставая и показывая пастору
свой "ТТ".
   -  Хорошо,  я  согласен!  -  испуганно  вскричал  пастор  Шлаг,
заметив, что Штирлиц взводит курок.
   - Согласен, так согласен.
   Раздался выстрел и на арену  вылетели  чьи-то  мозги.  "Это  же
мои!" -  вскричал  Шлаг  и  проснулся,  обливаясь  холодным потом.
Значит, это был только сон? Сердце все равно испуганно колотилось.
Пастор  накинул  халат и побежал проверить, все ли в порядке с его
любимым слоном.
   Слона к этому времени  уже  увезли  в  рефрижераторе  подручные
Бородатого  и  пастор, прижимаясь к решетке, залился горючими, как
нефть, слезами. Остаток жизни он мог бы провести  в  больнице  для
психически неуравновешенных, но вскоре его спас Айсман.

                            ГЛАВА 18
                        В ПОИСКАХ БОРМАНА

   Штирлиц спустился в подземку и поехал в  магазин  Шварцкопфмана
"Женское  нижнее  белье  и  другие  сопутствующие  товары",  чтобы
выведать что-нибудь о Бормане, который, по мнению  Мюллера,  стоял
за похищением слона.
   Вообще-то оставаться без машины и пользоваться  метро,  Штирлиц
не любил. Нищие и юродивые его просто доставали.
   - Ну ты, карюзлый! Вавчер продай! - послышался  козлиный  голос
юродивого.
   Штирлиц неприязненно отвернулся. Юродивый ковылял  за  ним  еще
несколько  метров,  потом отстал, но все равно еще долго помахивал
вслед костылем.
   Юродовиго звали Микола. Он был самым  засекреченным  украинским
агентом    на   территории   России.   Он   скупал   у   населения
приватизационные чеки, чтобы потом украинцы могли диктовать России
свои  законы.  Это  Штирлиц  знал,  но  решил  пока  с  Миколой не
связываться, чтобы не осложнять международные отношения.
   В другом переходе метро  Штирлиц  увидел  знакомого  нищего  по
имени  Евлампий, с которым он скорешился после побега из подземной
лаборатории ГКЧБ.
   Евлампий ничуть не изменился. Он был так же грязен,  сварлив  и
пьян. Правда, теперь возле положенной им газеты стояла табличка:
   "Рубли и трешки не принимаю!"
   Евлампий, конечно же, не  узнал  в  респектабельном  мужчине  с
такими  добрыми  глазами  Штирлица,  но  тот  все  равно кинул ему
упаковку пятитысячных банкнот и,  не  ожидая  слов  благодарности,
направился дальше.
   - Что это он мне там много дает? - удивился Евлампий, почесывая
свою,   покрытую   язвами   и  нарывами,  ногу. -  Может  быть  он
фальшивомонетчик? Значит, и банкноты его фальшивые?
   Пристроив листок бумаги на деревянное колено, Евлампий слюнявил
карандан и писал:
   "Запрос Председателю Госбанка России.
   Недавно   мне   выдали   зарплату   новенькими    пятитысячными
банкнотами.  У  меня  сложилось  впечатление,  что  они  не совсем
надежны. Считать  ли  номера  таких  банкнот  действительными,  не
фальшивые  ли  они? Если нет, деньги настоятельно прошу вернуть. С
двух до восьми меня можно найти в переходе метро Библиотека  имени
В. И. Ленина в любое время года.
   Нищий без средств к существованию, Евлампий".
   Попросив у сердобольного коммерсанта "Подать нищему  и  убогому
конверт с марками", Евлампий вложил одну из подозрительных купюр в
конверт и запечатал.
   Через день Евлампия забрали,  обвинив  в  подделке  банковского
билета, и стали преследовать по закону.

   Ни  о  чем  не  подозревающий  Штирлиц,  подошел   к   магазину
Шварцкопфмана и сразу же прошел в кабинет управляющего.
   - Шварцкопфман на месте?
   - Да, - ответила молоденькая секретарша.
   Не замедляя чеканный шаг, Штирлиц носком сапога открыл дверь  и
просунул голову внутрь.
   - Шварцкопфман? К тебе Штирлиц пришел!
   Бывший генерал не поверил своим глазам. Как кролик, он бросился
к окну.
   - Стоять! - Штирлиц прижал его к стене и обыскал. Всю найденную
валюту  он сложил аккуратной стопочкой на столе, присел в кресло и
закурил. - Будешь говорить?
   - О чем? - взмолился Шварцкопфман.
   - О Бормане.
   - Я о нем давно уже ничего не слышал.
   - Не верю, - ответил Штирлиц. - Разве он тебя не шантажировал?
   - Штирлиц, откуда ты всегда все знаешь?  -  удивился  отставной
генерал.
   Русский разведчик поморщился.
   - Я не знаю где этот гад обитает, но несколько раз я видел  как
он  спускается  в метро "Кропоткинская", - раскололся новоявленный
коммерсант.
   - Спасибо и на этом, - поблагодарил Штирлиц.  -  Сделай-ка  мне
фирменный пакет с нижним бельем для Наташи.

                            ГЛАВА 19
                            ПОДЗЕМКА

   Штирлиц и Айсман ходили  по  станции  метро  "Кропоткинская"  и
смотрели на эскалаторы.
   - Шварцкопфман сказал, что его можно застать  здесь.  Несколько
раз генерал пытался за ним проследить, но Борман всегда ускользал.
   - От нас не уйдет, - пообещал себе Айсман. - Слушай, а что если
воспользоваться хитроумным планом?
   - Каким? - подозрительно спросил Штирлиц.
   - Можно попросить милиционера остановить Бормана и проверить  у
него документы. В паспорте есть его адрес...
   - Логично, - ответил Штирлиц.  -  Только  у  нас  теперь  снова
полицейские, а не милиционеры.
   - Если взятки  берет,  значит,  еще  милиционер.  А  если  нет,
значит, уже полицейский.
   - Угу, - пробурчал Штирлиц.
   Партнеры подошли к служителюю  правопорядка  и  Айсман  показал
пятитысячную купюру. Лицо милиционера подобострастно вытянулось.
   - Чем могу?

   Борман,  перемалывая  "Сникерс"  за  обе  щеки,  спускался   по
эскалатору.
   - Дяденька, а вы "Баунти" пробовали?
   - Ну.
   - Ну и как?
   - Не райское, конечно, наслаждение, но все-таки...
   Борман пощелкал языком.
   Заговарившись с мальчиком, Борман не замечал, что внизу Штирлиц
и Айсман договариваются о чем-то с милиционером.
   - Паспортный контроль,  -  сказал  милиционер.  -  Документы...
Прописка в Москве есть?
   - Есть, - ответил Борман, улыбаясь. - "Сникерс" хочешь?
   - Хочу.
   Милиционер записал адрес Бормана.
   - А зачем ты мой адрес на бумажке пишешь?
   - Меня два  мужика  попросили  твой  адрес  узнать,  -  получив
"Сникерс" милиционер так и светился от дружелюбности.
   Борман стал шарить глазами по сторонам и увидел спину Штирлица,
спрятавшегося  за  колонной. Борман пискнул и бросился от Штирлица
врассыпную, но тут же  остановился.  "Ой,  что  это  я? -  подумал
Борман. -  Я  же  один!  Так  можно и раздвоение личности запросто
получить!"
   Он собрался с силами, спрыгнул с платформы и,  испуганно  охая,
бросился без оглядки в тоннель.
   -  Борман!  Стоять!  -  крикнул  Штирлиц,  распугивая  одиноких
пассажиров метро.
   Два сыщика из ШРУ метнулись вслед за мелким пакостником.  Минут
десять  они  бежали  по  шпалам,  и  ложились  вдоль  стен,  когда
проезжала электричка.
   - Я в газете одной читал, в метро страшилище какое-то  водится:
перегрызает  электропроводку,  насилует  монтеров  или что-то типа
этого.
   Штирлиц уставился на Айсмана.
   - Ну и что?
   - Я вот и думаю, Борман в метро побежал, может быть  он  там  и
живет?
   - Думаешь, это он?
   Айсман промолчал.
   -  Ой,  смотри!  Какая-то  рожа!  -  встрепенулся   Айсман.   -
Ничего-ничего, померещилось...
   Вдруг  из  соседнего  пролета  послышалось  мерзкое   хихиканье
Бормана. Партнеры бросились за ним и натолкнулись на дрезину.
   - Заводи мотор!
   Айсман  завел  мотодрезину  и  погоня  продолжалась!  Накачаный
витаминизированным "Сникерсом" Борман без устали бежал впереди.
   - Через минуту мы его догоним, - бросил Штирлиц, но тут дрезина
остановилась.
   В тоннеле ничего не было  видно.  Штирлиц  и  Айсман,  упираясь
сапогами  в  шпалы, стали толкать дрезину своими широкими спинами.
Айсман пыхтел, и отворачивал от Штирлица  нос,  поскольку  русский
разведчик дымил зловонным "беломором".
   - Штирлиц! А скоро следующая остановка?
   - Не знаю.
   - Стоп! Теперь уже два тоннеля!
   - Что?
   - Куда теперь ехать?
   Штирлиц задумался. Два совершенно одинаковых  пути,  освещенные
редкими фонариками.
   - Я думаю так. Если стрелка стоит направо, значит Борман сам ее
повернул, и побежал налево.
   - Ага, он так и подумал, что мы так подумаем.  Поэтому  перевел
стрелку  и  побежал направо, чтобы мы перевели стрелку и повернули
налево.
   - Штирлиц! Ну, ты - голова! -  восхитился  Айсман  и  попытался
завести мотор.
   Дрезина простуженно зачавкала и снова понеслась по рельсам. Они
проехали метров двести, потом дрезина ударилась о стальную балку и
сыщики оказались в зловонной канаве,  попахивающей  разнообразными
экскрементами.
   - А, черт! Кажется, мы попали в канализацию!
   Смертельно ругаясь и очень обидевшись на Бормана, они  выползли
на сухое место и осмотрелись.
   - Ай! - всричал Айсман. - Меня что-то за ногу укусило!
   Штирлиц посвятил фонариком. На  ноге  Айсмана  висела  вставная
челюсть.
   - Это челюсть профессора Плейшнера, - сказал  Айсман,  -  узнаю
его прикус! Недавно он меня уже кусал.
   - Ладно, положи в карман, потом подарим профессору.
   Борман опять ускользнул, но  у  Штирлица  была  бумажка  с  его
адресом.

                             ГЛАВА 20
                    БОРМАН ПРИНИМАЕТ ГРЯЗЕВУЮ ВАННУ

   Борода у Бормана не росла. Борман всегда переживал из-за этого,
поскольку,  имея  абсолютно  лысый,  как  биллиардный шар, череп и
неприкрытый  растительностью   подбородок,   было   очень   тяжело
скрываться  от  вездесущих  шпионов.  И потом, нельзя было сделать
тайную гадость.
   Борман додумался пользоваться париком  и  приклеивал  бороду  с
бакендардами,  но  под  этим  гримом  он  ужасно  потел,  так  что
пользовался ими в исключительных случаях. Только  в  тех  случаях,
когда надо было кому-нибудь нагадить. Например, обменять фальшивые
рубли  в  подворотне  на  доллары  или  нанять  рэкетиров,   чтобы
затерроризировать коммерческий магазин.
   Отделавшись  от  Штирлица,  Борман  пришел  в   самое   хорошее
настроение  и  даже нацепил грим "Бородатого". Добравшись до своей
квартиры, он достал ключ и по привычке обернулся по сторонам.  Все
было спокойно. Но в квартире его ждало разочарование.
   Вся посуда была разбита, мебель поломана, книжки  со  стеллажей
лежали на полу с оторванными обложками, японский телевизор дымился
на опрокинутом холодильнике. Только  два  мягких  кресла  остались
неповрежденными, да и то только потому, что в них сидели Штирлиц и
Айсман, воняя, как из канализации.
   - О, смотри! - вскричал Айсман. - Это тот мужик, у  которого  я
обменивал доллары на рубли!
   - Я тоже не знал, что они фальшивые!  -  вскричал  перепуганный
Борман. - И вообще это был не я! Тут какая-то ошибка!
   Желая провести своих визитеров, Борман сорвал парик,  бороду  и
пышные наклеенные усы.
   - Это был не я! - повторил Борман, только теперь  понимая,  что
это он как-то непутево сделал.
   - Здравствуй, Борман, - сказал вежливый Штирлиц. - Значит ты  и
есть  тот  самый  Бородатый?  Так-так...  А  мы  тут у тебя искали
наркотики, но не нашли... Надо заметить, что квартиру ты  обставил
хорошо, хвалю.
   - Шт... ир...?
   - Он самый, - подтвердил Айсман.
   - Но вы же меня не будете бить?
   - Тебя - нет, - ответил Штирлиц, вставая. - Борман, ты  знаешь,
в  последнее  время  я  всегда относился к тебе с большой душевной
теплотой, так что имей в виду, когда я буду тебя бить, я буду бить
в твоем лице чуждый мне административный уклад...
   Борман пугливым зайцем метнулся к балкону,  чтобы  спрыгнуть  с
третьего  этажа.  Штирлиц  достал  "ТТ"  и выстрелил. Он выстрелил
очень быстро, но Борман все же успел наложить в штаны.
   - Ай! - сказал Борман, сползая на пол.
   - Что-то не попал, - заметил Штирлиц. - Куда это  ты  убегаешь?
Мы  с  Айсманом  так  тебя  ждали! Даже оздоровительную ванну тебе
приготовили, грязевую.
   - Я себя прекрасно чувствую!
   - Станет еще лучше, - пообещал Штирлиц и с любовью погладил его
по голове.
   Вдвоем с Айсманом  они  оттащили  упирающегося  "Бородатого"  в
ванную  комнату  и  бросили связанного в ванну, наполненную черной
водой.
   - Что это?
   - Я же тебе сказал:  грязевая  лечебная  ванна.  Это  чтобы  ты
соображал лучше.
   - Ага, - поддержал его Айсман.  -  Я  туда  три  мешка  цемента
насыпал. Упарился, пока нес, а все ради тебя!
   - Цемента! - глаза Бормана наполнились  ужасом.  -  Штирлиц!  Я
больше не буду!
   - Так я тебе и поверил, - ответил Штирлиц и напомнил:  -  Учти,
цемент затвердевает, так что говори побыстрее.
   - Штирлиц! - взмолился мелкий пакостник. - Я  больше  не  буду!
Честное слово коммуниста!
   - Коммунисты не наклеивают бороды,  чтобы  продавать  фальшивые
рубли и не рэкетируют вино-водочные магазины!
   - Это просто мое маленькое, невинное хобби!
   - Айсман, засыпь еще  один  мешок  цемента,  что-то  он  не  то
говорит, - распорядился Штирлиц.
   - Штирлиц! Я сделаю все, что ты скажешь.
   - Где спрятан любимый слон пастора Шлага?
   - На мясокомбинате, там Мустафаев работает.
   - На, звони своим козлам, пусть  слона  накормят  и  никому  не
отдают.  Скажи  еще,  что  сейчас  приедет Айсман, и пусть они его
слушаются!
   Борман покорно взял трубку.
   - Да, и еще. А где твой Джанго Мустафаев?
   - Не знаю. Честное пионерское! У него какое-то важное  задание,
он ведь тоже сотрудник ГКЧБ.
   - Бывший, - сказал Штирлиц и прищурился.

                             ГЛАВА 21
                   ФАКС-МОДЕМНАЯ ИГРА В МОСКВЕ

   Бормана приковали наручниками к ванне,  пообещав  проведать  на
следующее  утро.  Айсман съездил за слоном Большим Мопсом и вернул
его безутешному пастору Шлагу. Не получив слона, африканский принц
Абдула  Али  Манай  скончался  от  огорчения в жутких конвульсиях.
Агент Зизипода по  имени  Саид  был  занят  трапспортировкой  тела
принца  на  родину  и,  к  сожалению,  не  смог  принять участия в
дальнейших приключениях. Зато он остался целым и невредимым.

   Штирлиц подъехал к ресторану "КРУЧИНА" и  постучал  в  окно.  В
"Кручине"  слышали,  что Штирлиц может устроить в ресторане драку,
поэтому управляющий приказал повесить в окне  табличку  "Свободных
мест  нет".  Разведчик  обиделся  и  поехал  в  ресторан  "Красная
шапочка". Там его хорошо знали, поэтому свободные места  сразу  же
нашлись.
   Штирлиц успокоился, сытно  откушал,  а  потом  снова  поехал  в
"Кручину". К этому времени в ресторане "Кручина" прослышали о том,
что если Штирлица не пустить, он не только  устроит  драку,  но  и
подожжет  сам  ресторан, так что на этом месте еще три года ничего
не будут строить.
   В окне он обнаружил, что "Для Штирлица свободные  места  есть".
Штирлиц  подобрел,  зашел  в ресторан и сытно покушал еще раз - на
всякий случай.
   Обожравшись, Штирлиц решил,  что  пора  перестать  кидаться  из
стороны в сторону и поехал поработать в ШРУ.
   - Штирлиц! - крикнул через коридор Айсман. - Прими факс!
   - А за это можно и по морде получить! - пробурчал Штирлиц.
   - Да нет! Сообщение для тебя!
   Штирлиц пошел в кабинет Мюллера.

   "Алекс - Юстасу.
   Срочно!
   По нашим данным иракские террористы  намереваются  выкрасть  из
Мавзолея  останки пролетарского вождя В.И.Ленина и переправить его
Саддаму Хуссену.
   Срочно воспрепятствуйте проведению этой зловещей операции.
                                                           Алекс."

   Штирлиц ответил:

   "Юстас - Алексу.
   Я давно уже  не  работаю  на  вашу  лавочку!  Звоните  Мюллеру,
платите деньги, может быть, что-нибудь сделаем.
                                                         Штирлиц."

   "Алекс - Юстасу.
   Повторяю!
   1.  Во  что  бы  то  ни  стало  помешать  похищению  саркофага,
грозящему   непредвиденными   осложнениями.   В  этом  случае,  по
прогнозам наших экспертов реакционные круги в России воспользуются
этим как предлогом для своих реваншистких замыслов.
   2. Это не только моя личная  просьба  Первого,  это  лично  моя
просьба, и к ней, я думаю, присоединятся все наши трудящиеся.
   3. Для правительственных заданий не существует сроков давности.
Делайте  то,  что  вам  сказано, иначе, будете объявлены вражеским
шпионом!
                                                  Кальтенбруннер."

   - Кальтенбруннер? А ты говорил, что  это  мифическая  личность.
Вот же он! Существует! - порадовался этому сообщению Айсман.

   "Штирлиц - Кальтенбруннеру.
   Вот мои условия:
   1. Никогда не присылать ко мне в ШРУ Фининспектора.
   2. Написать на меня  дарственную  на  сотрудника  ГКЧБ  Мартина
Бормана (одна штука).
   3. Захоронить меня как национального героя в Кремлевской стене.
                                                         Штирлиц."

   Факс  надолго  заткнулся  и  Штирлиц,  ожидая  ответа,  заснул.
Проснувшись  он  подумал,  что молчание есть знак согласия, но тут
пришел новый факс.

   "Алекс - Юстасу.
   1. По поводу фининспектора согласны.
   2. Никакого отношения к ГКЧБ не имеем. Бормана можешь  забирать
себе со всеми потрохами. Раз есть я, нам он не нужен.
   3. Последний вопрос надо еще обсудить.
                                                           Алекс."

   - Отлично! - порадовался Штирлиц. - Завтра съездим к Борману, я
вставлю ему капсулу именно туда, куда ты, Айсман, думаешь!

   Неожиданно снова заработал факс.

   "Алекс - Юстасу.
   Вспомните  подземную  лабораторию  под  странным  названием   и
капсулу,  которая  вживлена в ваше старческое тело. У меня в руках
есть пульт с красной кнопкой, настроение у меня неважное.
   Так что лучше всего забудьте о предыдущих указаниях.
                                                           Алекс."

   "Юстас - Алексу.
   Ничего не понял!
                                                           Юстас."

   "Алекс - Юстасу.
   Предыдущие указания Алекса считать недействительными.
                                                 Настоящий Алекс."

   - Однофамильцы, что ли? - задумался Штирлиц. - Слушай,  Мюллер,
что  происходит?  Кажется,  мне  дают  указания  совершенно разные
ведомства?
   - Ты что, газеты не читаешь? В стране Двоевластие!
   - И кого слушаться?
   - А кого хочешь! - ответил Мюллер. - Я бы на твоем месте  радел
бы за свои карманы, как все сейчас делают.
   Штирлиц отринул это предложение, как недостойное.
   - Я старый коммунист. Меня еще из партии никто не исключал! Так
что я буду следовать зову своего сердца. Отдать им Ильича, значит,
уронить свое лицо!
   - Не понял? - заметил Мюллер.
   - Это значит, упасть мордой в грязь, фэйсом об тейбл!
   - А-а...
   Мюллер достал из клетки большого и красивого  попугая.  Потеряв
своего  негра  Саида,  который  оказался вражеским шпионом, Мюллер
сильно переживал, пока не купил на рынке этого попугая.
   - Эдуард, птичка, любишь папу Мюллера?
   - Дур-рак! - отвечала сообразительная птица.
   - Видал? - похвалился Мюллер. - Этому попугаю уже  лет  двести,
это точно. Так что слушай, что он тебе говорит!
   - Это ты к чему? - ощетинился Штирлиц.
   - Плюнь ты на этого Ильича, отдохни, съезди лучше с профессором
Плейшнером покататься на лыжах.
   - Некогда отдыхать! Пойдем Айсман!
   - То же мне, "Чип и Дейл спешат  на  помощь"!  -  саркастически
бросил  Мюллер,  выпуская  из  рук  попугая.  - Как был ты Штирлиц
утопистом, так и остался.
   - Пофигистом, - поправил Штирлиц.
   - Ладно, не хочешь слушать мои советы, не  надо.  И  закрой  за
собой дверь! - попросил Мюллер.
   Штирлиц встал, строевым шагом вышел из кабинета  и,  хлопнув  в
серцах дверью, задавил попугая.
   - Долетался, порхатый? - констатировал он  это  происшествие  и
заспешил к лифту, чтобы не слышать заунывный плач Мюллера.

                           ГЛАВА 22
                      КОЛЫБЕЛЬ РЕВОЛЮЦИИ

   У Мавзолея, куда не было очереди уже  два  года,  стояла  толпа
иракских  туристов. Иракцы шумно разговарили и спорили, но о чем -
неизвестно.
   Штирлиц подошел к  закоченевшим  на  осеннем  ветру  часовым  и
внимательно  вгляделся в чистые и невинные лица. Разведчик помахал
перед носом одного рукой, но часовой даже не шевельнулся.
   "Столбняк", - определил Штирлиц.
   К нему подбежал торопливый репортер с микрофоном.
   - Скажите, вы за то, чтобы Ленина похоронили или чтобы оставили
в Мавзолее?
   Писак Штирлиц не любил. Говоришь одно, а пишут другое, кому это
понравится?
   Штирлиц настороженно посмотрел на репортера.
   - Ну так как? - не успокаивался репортер.
   -  Я  очень  уважаю  пролетарского  вождя  Ленина,  -   ответил
Штирлиц. - Тело и имя Ленина будут жить вечно!
   - Так теперь -то уже нет пролетариата, - заметил репортер.
   - Я - пролетариат, - веско возразил Штирлиц и, не  оглядываясь,
пошел в ШРУ.

   Штирлиц любил Ленина.  А  вот  Сталина  не  любил.  Тот  всегда
щурился  как-то  неприязненно,  да и задания давал такие, что хрен
выполнишь.
   А к Ильичу Штирлиц относился с большим уважением, хотя и  плохо
его  помнил. У него в жизни была только одна встреча, в 1917 году,
когда они с отцом пошли в  Смольный,  по  словам  отца,  "Колыбель
Революции".
   Они подошли к Смольному и встретили Ильича возле самых  дверей.
Перед ним встал часовой - детина с деревенским лицом и направил на
него винтовку со штык-ножом.
   - Что вам, товагищ? - поинтересовался Ильич, закидывая руки  за
спину и там пожимая их, успокаиваясь.
   -  Не  контра  ли?  -  поинтересовался  часовой,   подслеповато
разглядывая Ильича.
   - Да вы что, товарищ, это же - Владимир Ильич Ленин!  -  сказал
подошедший  Дзержинский. -  Это  просто возмутительно, не узнавать
Ильича! И когда только это кончится?
   - Ленин? - радостно переспросил часовой и повторил: - Ленин...
   - Что, товарищ, плохо видно? - поинтересовался у него Ильич.
   - Да вот,  зрение  положил  на  буржуинов,  теперь  плохо  могу
разглядеть... -  виновато  ответил  часовой. -  А  потом на фронте
контузия была...
   Часовой дернул плечом и шмыгнул носом.
   - А как же вы контру-то отличили бы? - хохотнул Ильич,  видимо,
увлекаясь разговором с солдатом.
   - По запаху,  -  важно  ответил  часовой.  -  От  контры-то,  в
основном  шампанским  несет, что они для храбрости принимают, а от
наших - самогонкой!
   - Смекалист! - засмеялся  вождь  пролетариата  и  запанибратски
обнял  часового за шею. - Ничего, браток, и мы с тобой шампанского
выпьем...
   - А когда?
   - А когда всех буржуев постреляем, тогда и  выпьем,  -  ответил
Ильич,  теперь  уже пожимая мужицкую руку. - До свидания, товагищ,
нам пора по делам революционной важности.
   - До свидания, товарищ Ленин...
   Юный Штирлиц, его отец и два вождя - Ленин и Дзержинский  пошли
по  мраморной  лестнице,  на  которой  дымила  солдатня из недавно
организаванных  комиссий.  Видимо,  только  что  они  приняли  ряд
постановлений и теперь устроили перекур.
   - Ну, Феликс, что новенького?
   - Да ходоки опять приходили, - пожаловался первый чекист.
   - Расстреляли?
   - Ну. А что  еще  с  ними  прикажете  делать,  Владимир  Ильич?
Припрутся  и  начинают  задавать  свои  вопросики: а можно ли себе
зерно брать? А правда ли, что  теперь  они  пахать  могут?  Кулаки
чертовы!  Все  только  себе,  скоты,  -  озлобленно заметил Феликс
Эдмундович. - Тут ради них  через  ссылки  проходишь,  жизни  свои
кладешь на благо революции, а они...
   - Ну, - поддержал его Ильич. -  И  шпионы  среди  них  запросто
могут  оказаться.  Революционная  бдительность прежде всего! А это
что за товагищи? Не ходоки ли?
   - Да нет, это Исаев, чекист, сына привел - Ленина показать.
   -  А-а...  -  ответствовал  Ильич,  благожелательно  глядя   на
Исаева-младшего  и  расправляя  свои  могучие  плечи. -  Ну, пусть
посмотрит...
   Через полчаса  они  сидели  в  рабочем  кабинете  Ленина  и  за
разговорами  о Мировой революции пили самогонку. Максим каждый раз
пил до дна, по малости лет  захмелел,  конечно,  но  зато  привлек
своей старательностью внимание Ленина.
   - Максимка с немцами хорошо сработается,  -  заметил  Ильич.  -
Знаете  ли,  такая  немецкая  аккуратность.  И  лицо  у него чисто
арийское...
   Слова Ильича оказались пророческими. Через несколько лет чекист
Максим  Максимович  был послан в Германию, чтобы выполнить там ряд
важных заданий. И слова Ленина "истиный  ариец"  стали  крылатыми,
перекочевали потом неизведанными путями в Германию.

                           ГЛАВА 23
                  ТАНКИ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

   На первой линии ГУМа в  очереди  за  кроссовками  стояла  толпа
народа.  Очередь  гудела  как лесной улей. Время от времени из нее
вылетали рассерженные пчелы, которых отфутболивали от прилавка.
   Кроссовки были дешевыми,  поэтому  многие  закупали  их  целыми
упаковками, чтобы потом перепродать втридорога. Профессор Шлейшнер
не собирался ничего перепродавать, он давно уже мечтал  о  хороших
кроссовках, поскольку в сапогах у него сразу же натирались мозоли.
С другой стороны, кроссовки были просто необходимы профессору  для
занятия физкультурой.
   Вообще-то профессору Плейшнеру не везло с магазинами в  России.
Постоянно   он   попадал  в  какие-то  истории.  Однажды,  покупая
докторскую колбасу,  от  которой  однажды  умер  один  доктор,  он
задумался и оставил продавщице червонец "на чай". Очередь старушек
стала возмущаться: "Тут с  голоду  дохнешь,  а  он  чирик  на  чай
оставляет! Буржуй, в кожанке ходит!"
   - Бабоньки, дык, на  него  уже  ничего  не  купишь!  -  пытался
оправдаться  профессор,  но  его  все  равно  не  полюбили и стали
плевать на плешивую голову.
   На этот раз профессор решил вообще не открывать рта и держаться
сторонкой. Он не замечал, что позади пристроился агент ГКЧБ Джанго
Мустафаев, который держал его на мушке своего пистолета.
   Тут в ГУМе  раздался  взрыв,  после  которого  только  один  из
прохожих отделался легким испугом.
   Фонтан в центре второй линии разлетелся в дребезги,  испуганные
толпы  побежали  на  улицу,  а в магазин уже вваливались две сотни
вооруженных до зубов иракских террористов.
   Началась  пальба,  посетители  обезумели,  стали  кидаться   из
стороны в сторону, даже очередь за кроссовками рассосалась. Джанго
Мустафаев  решил  воспользоваться  случаем  и  "взять"  профессора
Плейшнера.
   - Стой, где стоишь и не оборачивайся! - приказал он  злодейским
голосом.
   Струхнув, профессор положил руки на затылок.
   - А ну говори секретные счета в Швейцарском банке!
   - Позвольте!  -  возмутился  профессор,  оборачиваясь.  Тут  он
обнаружил,  что  Мустафаев  норовит  дать  ему рукояткой пистолета
прямо по зубам. Профессор что есть силы возопил: "На помощь!"
   Иракские террористы, заметив среди посетителей ГУМа человека  с
пистолетом, начали перестрелку. Бросив Плейшнера на пол, Мустафаев
ответил тем же.
   Наконец один из террористов кинул в него  гранату,  от  разрыва
которой  Джанго  выронил  пистолет  и отлетел к стене. Подбежавшие
арабы заплевали ему все  лицо.  Долго  били  дубинкой  по  голове.
Достали  пистолеты и выставили в него по обойме. Что можно сказать
еще, чтобы отчетливо представилось, насколько нехороший  Мустафаев
не понравился этим нехорошим арабам?
   Между тем, профессор уже отполз на порядочное  расстояние  и  в
душе  уже  праздновал  свое  освобождение.  Не  тут-то было! Арабы
схватили его за шиворот и отволокли к группе  заложников,  которые
не  успели  убежать из ГУМа. Их было человек пятьдесят. Заложников
согнали в  кучу  и  теперь  держали  под  прицелом  скорострельных
автоматов.  Потирая  на голове плешь, профессор Плейшнер задумчиво
сидел среди них.

   Через час к ГУМу  были  подведены  правительственные  войска  и
вскоре   ожидалось  прибытие  сил  быстрого  реагирования  в  лице
спецбригады "Илья Муромец". А профессору  Плейшнеру  стало  совсем
уже  невтерпеж.  Громко  ругаясь,  он  стал  требовать,  чтобы ему
разрешили сделать звонок своему адвокату.
   -  Я  имею  право  на  один  звонок!  -   скандалил   профессор
Плейшнер. - Я живу в свободной стране! Я требую!
   Арабы что-то бормотали по-арабски,  испуганно  глядя  на  этого
настырного  человека.  Наконец  один  в  самой разноцветной чалме,
приблизился к профессору и утомленно сказал:
   - Делай свой звонок. Ты нас просто достал.
   Профессор, как кролик, бросился к телефонам.
   - Алло! Это ШРУ? Извините...
   Он кинул еще одну монетку.
   - Алло, ШРУ? Извините, я не туда попал. Чертова АТС!  Постоянно
не туда попадаю!
   На старости лет у профессора было  плоховато  с  памятью  и  он
постоянно  ошибался  в  шестой  цифре. Наконец в трубке послышался
знакомый голос:
   - Частное Агенство ШРУ к вашим услугам!
   - Это я - профессор Плейшнер! - прокричал профессор в трубку. -
Я  нахожусь  в  здании ГУМа, меня захватили как заложника. Спасите
меня!
   - Алло, Маша! Я недавно попробовала "Uncle Bens" -  это  просто
великолепно! - вмешался в разговор женский голос с другой линии.
   -  Барышня!  Немедленно  повесьте   трубку!   -   запротестовал
профессор Плейшнер. - Я разговариваю!
   - Я тоже, - возразил абонент.
   - Я в ГУМе! Это вопрос жизни  и  смерти!  Ради  всего  святого,
немедленно повесьте трубку! - взмолился профессор.
   - Алло, Маша! Тут какой-то полоумный звонит из ГУМа! Встретимся
у фонтана! Там дают что-то фантастическое!
   Профессор  услышал  короткие  гудки  и  повесил   трубку.   Два
потерявших  терпение террориста оттащили его от телефона и, ударив
по голове, бросили к другим заложникам.

   По Красной площади громыхали тяжелые танки. Напротив ГУМа танки
разворачивались  и  посылали  снаряды  по  верхнему этажу. Стены в
некоторых местах  были  пробиты  навылет,  из  разбитых  окон  шел
густой,  черный  дым.  Очевидно,  горели  японские  многоканальные
телевизоры.
   - "Пестик"! "Пестик"! Прием, как слышите?
   - А кто это?
   - Это я, твой "Козлик", - бормотал в трубку связист.  -  Третий
этаж горит, как слышите, прием?
   - Продолжайте, - ответили в трубке.
   По  Красной  площади  снова  загромыхали  танки,  выбрасывая  в
пространство запахи отработанной солярки.
   Народ,   столпившийся   по   периметру   Красной   площади,   с
любопытством  смотрел  на  разворачивающееся сражение. Среди толпы
сновали  вездесущие  фотографы,  предлагая  сфотографироваться  на
память    на   фоне   горящего   ГУМа.   Несколько   преуспевающих
телевизионных  компаний  транслировали  обстрел  ГУМа  для   своих
зарубежных зрителей.
   Танки били прямой наводкой. В публике шушукались.
   - Фильм, что ли, снимают? Про войну?
   - Ну, не про индейцев же!
   - Вы что обалдели? Какие еще индейцы!  Это  все  по-настоящему!
Какие-то   ублюдки   ГУМ  захватили,  а  их  оттуда  выкуривают! -
возмущался  бородатый  коммерсант  со  значком   известной   фирмы
"КОМКОН"  и  карточкой,  прицепленной прищепкой на лацкан помятого
пиджака: "Генеральный директор В.В.Москалев".
   - Во,  чувак  гранату  кинул!  Интересно,  а  она  учебная  или
настоящая? - гундосили справа.
   - Если осколки полетят, значит, настоящая, - отвечали слева.
   -  Подождите,  то  ли  еще  будет!  -  бормотали   многоопытные
старушки. -  Сейчас  "Ильюши"  приедут,  они  уж  дадут  жару этим
супостатам!
   Старушки имели  в  виду  спецбригаду  "Илья  Муромец",  которая
попала  в  транспортную  пробку  и никак не могла доехать до места
сражения.
   Ожидая "Муромцев" бестолковые танки продолжали палить по  ГУМу.
Теперь разгорелся почему-то второй этаж. Из одного окна продолжали
выкидывать на улицу дымящиеся цветные телевизоры,  но  собравшиеся
внизу  прохожие никак не могли поймать хотя бы один целым. Осколки
телевизоров разлетались по мостовой, приводя зевак  в  неописуемое
раздражение...

                            ГЛАВА 24
                     В ДЕЛО ВСТУПАЕТ "ШРУ"

   В это время трудолюбивые арабы рыли подземный ход,  как  кроты,
останавливаясь  только чтобы помолиться. В какой стороне находится
Мекка каждый раз приходилось определять по компасу.
   Откопав с двадцать метров, арабы выяснили, что дальше  все  под
Красной  площадью  прорыто  подземными коммуникациями и тоннелями.
Это порадовало вспотевших арабов. Они  побросали  ломы  и  лопаты,
понавесили  на  себя  пулеметы  и  автоматы,  и осторожно пошли по
одному из тоннелей.

   Со стороны Никольской улицы из своего офиса  появился  Штирлиц.
Он шел, засунув руки в карманы, не замечая проносившихся мимо него
осколков.
   -  Смотрите,  ребята,  это  -  Штирлиц!  -  узнал  его  капитан
спецбригады  ОМОНа  по  фамилии  Шнурков. -  Товарищ  Штирлиц, я -
капитан Шнурков.
   - Помню, капитан, вольно. Как успехи?
   - Плохо, - пожаловался капитан. - Скоро мы превратим все здание
в руины, а арабы все еще не выходят.
   Штирлиц поморщился, а затем демонстративно  сплюнул  в  сторону
Универмага.
   - Внутрь пробовали войти?
   - Стреляют, -  пожимая  плечами,  ответил  капитан.  -  Товарищ
Штирлиц,  вы  в  городе  всех шпионов знаете, нет ли у вас человек
тридцать знакомых из израильской разведки?
   - А что?
   - Эх, их  бы  запустить  в  ГУМ,  они  там  сразу  всех  арабов
постреляют! Их этот Саддам Хуссейн сильно достал, однако...
   Штирлиц отрицательно покачал головой.
   - Мы, кажется, все же нашли выход из  положения.  Вот  за  этой
оградой, -   капитан  кивнул  на  забор,  за  которым  был  свален
строительный мусор, а может  быть  действительно  что-то  когда-то
строили, -  наши  ребята  делают подкоп, чтобы пробраться под ГУМ.
Постараемся  взять  террористов  изнутри.  Вы  здесь  по   заданию
правительства?
   - Да. И еще по личной  просьбе  своего  сотрудника,  -  ответил
Штирлиц и задумался о судьбе профессора Плейшнера.
   Профессора надо было спасать. Только он  знал  секретные  шифры
подвалов  Швейцарского  банка, где хранились миллионы коммунистов.
Содержимое второго чемодана, привезенного профессором, было уже на
исходе, Штирлиц думал послать своего агента снова за границу. Если
Плейшнер погибнет, придется снова работать "за здорово живешь,  на
папу Карло".
   Штирлиц смахнул на капитана Шнуркова непрошенную слезу.
   - Дымит, - пояснил он сконфуженно.
   Танки  продолжали  палить.  Крыша  ГУМа  в  нескольких   местах
провисла,  внутри  здания  творился  кромешный  ад.  На заложников
постоянно сыпалась штукатурка и  падали  куски  тяжелой  арматуры.
Троих   неосторожынх   задавило  насмерть.  Были  жертвы  и  среди
террористов, но арабы оставались такими же воинственными.
   К капитану Шнуркову и Штирлицу подошел Айсман.
   - Спички есть? - спросил он у Штирлица.
   - Нет.
   - А чем же ты прикуриваешь?
   - Гранатой, - пошутил мрачный Штирлиц.
   Айсман всхрапнул.
   - Я автомат взял, - похвастался он. - Скорострельный!
   - Мне это  нападение  на  ГУМ  не  очень  нравится,  -  заметил
Штирлиц,   прикуривая. -  Усматривается  в  этом  какой-то  тайный
замысел, но вот какой?
   - Разве этих арабов разберешь? Может быть,  с  ними  продавщицы
грубо разговаривали?
   Вдруг снизу послышались разрывы  гранат  и  звуки  ожесточенной
перестрелки.  Это  сотрудники "Ильи Муромца" встпупили в подземный
бой  с  неизвестным  неприятелем.  Неизвестным  неприятелем   были
арабские террористы, которые тоже копали подкоп и оказались в этом
же тоннеле, что и "Муромцы".
   Так что сразу же стало шумно как на новогоднем карнавале, когда
Дед  Мороз  приходит  в  задницу  пьяным,  да  к  тому же забывает
принести обещанные подарки.

   "Арабы рыли подкоп, - задумался Штирлиц, - Но  куда  они  могли
копать? Наверное, к Мавзолею!"
   Штирлиц хлопнул себя по лбу.
   - Как же я сразу не догадался! Это же они  собираются  похитить
нашего  Ильича! -  возмутился он, пихая капитана Шнуркова в бок. -
Капитан, надо взять  побольше  людей  и  встать  на  защиты  нашей
святыни! Считай, что это правительственный приказ!
   Группа хорошо вооруженных людей под предводительством  Штирлица
бросилась  наперез  танкам к Мавзолею. Штирлиц залез на гробницу и
пустил в  посеревшее  вечернее  небо  красную  сигнальную  ракету,
которую  сразу  же  заметил  Айсман.  Айсман  засек на своих часах
секундную стрелку. Операция началась.
   Оттолкнув в  сторону  позеленевших  часовых,  Штирлиц  вошел  в
Мавзолей  и  устремился  внутрь.  Здесь уже хозяйничали арабы. Они
лупили по саркофагу прикладами, но толстое стекло не  поддавалось.
Потом  раздался  взрыв,  который приостановил победоносное шествие
Штирлица и снес колпак саркофага. Тело вождя стали расстаскивать в
разные  стороны:  у  одного  араба  в  руках  оказалась  голова, у
другого - кисти рук, а третий пытался стащить с мумии  пиджак,  но
оказалось, что он приклеен, и никак не отдирался. Штирлиц пришел к
выводу, что нельзя терять ни одной минуты.
   - А ну, положи на место и сделай  как  было!  -  прикрикнул  он
грозным   голосом,   наставив   на   террористов  свой  большой  и
многострельный.
   Началась страшная пальба, которая переросла в ожесточенный бой.
С помощью подбежавшего Айсмана, Штирлиц стрелял арабов по очереди,
пока не вытеснил негодяев обратно в подземелье. Наступило минутное
затишье:  пока арабы перезаряжали свои автоматы, ШРУшники отыскали
все разбросанные останки Ильича.
   - Неужели это все из воска? - недоумевал Айсман.
   - А ты как думал? Настоящего  тебе  сюда  положат?  Айсман,  ты
такой большой, а все в сказки веришь!
   Штирлиц  передернул  затвор  подобранного  автомата  и   погнал
злодеев по подземелью...

   Профессор Плейшнер выбирался  из  ГУМа  через  канализацию.  Он
попытался  вылезти  из  люка на улицу, но тут кто-то дернул его за
штанину.
   - Чего? - спросил профессор, посмотрев в хлюпающую глубину.
   Он увидел перемазанного  цементом  Бормана,  который  несколько
часов  назад  расколотил ванну и выбрался из западни, раставленной
для него Штирлицем. В  руках  у  "Бородатого"  был  самый  большой
пистолет.
   - Спускайся обратно, дорогой товарищ Плейшнер, нас ждут великие
дела!
   Следы Бормана и  профессора,  к  великому  огорчению  Штирлица,
затерялись.  Вероятно,  Борман  выбрался  за  границу,  с  помощью
профессора Плейшнера снял партийные деньги и отправился в  любимую
им  Бразилию.  Может быть, отдыхать, а может быть - учредить новую
коммунистическую партию. Штирлиц  отказался  выезжать  за  пределы
России, аргументировав это тем, что у него и здесь дел хватает.
   ГУМ добомбили через два дня с самолетов, так что все  кончилось
благополучно:  все  иракские  террористы, прятавшиеся в ГУМе, были
уничтожены.  Последняя  группировка,  которая  ушла  из  ГУМа   по
подземным    коммуникациям,   была   раздавлена   танком   "Т-72",
провалившимся на Лубянской площади.
   Так бесславно для террористов окончилась эта история.

   На следующее утро все сотрудники ШРУ собрались в своем офисе на
Никольской.
   - От имени правительства я благодарю ШРУ за удачно  проведенную
операцию, -  поздравил  себя  Штирлиц. -  После  обеда  устраиваем
праздничкую попойку.
   - А можно раньше? - спросил Айсман.
   - Раньше нельзя. Я собираюсь в  ближайшее  время  вложить  свой
ваучер, - ответил Штирлиц. - Пора.
   Секретарша Наташа покраснела. Девушка еще не знала, что недавно
Штирлиц узнал значение этого труднозапоминающегося слова.
   Не замечая ее смущения, Штирлиц достал из кармана свой  именной
ваучер  и помахал им перед носом Айсмана, наверное, намекая на то,
что такого у Айсмана никогда не будет.

                               ЭПИЛОГ

   За окном правительственного лимузина  проносились  коммерческие
палатки и молоденькие девушки, голосовавшие на обочинах.
   Господин Ельцин отвернулся от окна и спросил:
   - Ну, генерал, что новенького? Партийные миллионы нашли?
   - Нет еще, - виновато потупился генерал.
   - А "Сладкая парочка" чем занимается?
   - Все тем же. Ищут партийные миллионы... А вот господин Штирлиц
снова выполнил важное правительственное задание.
   - Да ну?
   - Какие-то арабы хотели выкрасть из Мавзолея останки  Владимира
Ильича  Ленина,  чтобы  в  нашей  стране  возникла  провокационная
ситуация, которой должны были воспользоваться реакционные круги, а
господин Штирлиц этому помешал.
   - Молодец! - похвалил товарищ Ельцин. -  И  чего  он  хочет  за
выполнение этой операции?
   - А с чего вы взяли, что он чего-то хочет?
   - Энтузиасты сейчас перевелись. Может быть ему денег дать?
   - Да что вы, Борис Николаевич! Он  же  у  нас  мультимиллионер!
Один  мой  знакомый  у  него  три  сотни баксов занял, так он даже
записывать не стал!
   - Скоро у нас каждый будет миллионером, когда пачка "Явы" будет
два миллиона стоить, - пошутил Президент.
   - Вообще-то, он что-то упомянул о том,  что  было  бы  неплохо,
если  бы  мы его в Кремлевской стене похоронили, как национального
героя.
   - Похороним. Для хорошего человека Кремлевской стены не  жалко.
Хоть завтра похороним.
   Генерал посмотрел на Первого.
   - Завтра он не может, господин Президент, завтра он идет ваучер
вкладывать.
   - Куда?
   - Вот этого никто не знает.
   - Надо обязательно выяснить! А что думает по этому поводу КГБ?
   - Они теряются в догадках, - ответил генерал.
   Первый задумчиво поскреб в голове. Новый день - новые  загадки.
Не поручать же самому Штирлицу следить за Штирлицом? Что говорить:
проблема!
   Борис Николаевич  посмотрел  в  окно,  за  которым  проносились
коммерческие  палатки  с  прокисшим  баночным  пивом и разряженные
девицы, голосующие на дорогах кому попало.

                                 (*) Декабрь 1993 * Пушкино
                                 (*) По заказу издательства "МиК"

                       Павел Николаевич Асс
                   Нестор Онуфриевич Бегемотов

                          Ш Т И Р Л И Ц
                               или
                         ВПЕРЕД В ПРОШЛОЕ

                              Роман

                           Предисловие

                   Милосердное время не тронуло этих мест,
                   Ради рек и лесов исключенье сделав из правил,
                   И поэтому в каждый новый его приезд
                   Все бывало таким, каким он его оставил...
                                                     Дмитрий Быков

   Если б вы знали, какое  это  удовольствие  -  поиздеваться  над
собственной  книгой! Ибо эту книгу можно с чистой совестью считать
пародией на роман "Как размножаются ежики"!
   Вместе с тем, в предлагаемом ниже романе встречаются быть может
не  очень  заметные  наезды  еще  на  четыре  книги,  две  картины
известных художников и  восемь  фильмов,  один  из  которых -  наш
любимый "Назад в будущее", что и отражено в названии.
   И  хочется   надеяться,   что,   несмотря   на   многочисленные
"продолжения"  романа "Как размножаются ежики", тема Штирлица пока
не надоела читателю. Так пусть он с  удовольствием  прочитает  эту
книгу   и,   быть   может,  хоть  на  некоторое  время  забудет  о
превратностях нашей совковой жизни. Не все так плохо, ребята, пока
Штирлиц с нами!
   Роман посвящается Родине, Пиву и Пофигизму.
   С почтением и наилучшими пожеланиями,

                                       Павел Николаевич Асс
                                       Нестор Онуфриевич Бегемотов

                              Пролог

   За иллюминатором космической станции летали мелкие метеориты  и
звездолеты  охраны.  Его Светлость Наместник Великого Императора в
Западном  Секторе  герцог  Элеонор   фон   Брамс   отвернулся   от
иллюминатора и спросил:
   - Значит, в Области Тройной звезды порядок еще не наведен?
   Начальник Отдела Безопасности граф  Джон  де  Крет  почтительно
поклонился и горестно сообщил:
   - Да, Ваша Светлость! С тех пор,  как  Область  Тройной  звезды
объявила  об  отделении от Великой Империи, мы послали туда десять
звездолетов. Но  они,  судя  по  всему,  изобрели  какое-то  новое
оружие,  и  уничтожили  наши звездолеты так быстро, что те даже не
успели передать нам сообщение об этом!
   - Гм... - задумчиво произнес фон Брамс.
   - Затем, - продолжал де Крет, - мы послали туда двадцать четыре
секретных суперагента, но и их быстро разоблачили.
   Стоящий рядом с де Кретом Ректор Разведывательной Академии граф
Цитрамон уточнил:
   - Троих повесили,  четверых  расстреляли,  двоих  распылили  на
атомы, судьба остальных пока неизвестна.
   - Так! - протянул Наместник и грозно нахмурил брови.  -  И  что
же,  ни  один  из  ваших  хваленых  суперагентов  ничего  не  смог
разведать об этом новом оружии?
   - Ваша Светлость! Вы наверняка  знаете,  что  для  создания  из
обычного  человека  суперагента, ему вживляется в мозг специальная
микросхема,  с  помощью  которой  в  десятки   раз   увеличиваются
возможности человеческого тела, такие как реакция, зрение, слух!
   - Вы мне здесь лекцию читаете! - заорал фон Брамс. - Как  будто
я этого без вас не знаю!
   - Да, - де Крет опять  поклонился.  -  Но  Службы  безопасности
Тройной  звезды,  видимо,  научились определять наличие у человека
такой микросхемы, хотя как они это делают? Но они раскрывают наших
лучших агентов одного за другим.
   - Так пошлите агента без микросхемы!
   - Увы! - развел руками де Крет. - У  нас  таких  нет,  так  как
микросхемы  вживляются  сразу  на  первом  курсе  Разведывательной
Академии.
   - Пардон, - влез в разговор Цитрамон. - Один курсант с  первого
курса без микросхемы есть!
   - Это кто же?
   Граф Цитрамон достал из кармана список и, пролистав, выдал:
   -  Агент  Купер!  В  то  время,  как  всем  курсантам  вживляли
микросхемы, Купер сломал ногу и был в больнице.
   - Отлично! - воскликнул Наместник. - Вот его и пошлите!
   - Но, Ваша Светлость, - возразил  де  Крет.  -  Купер  пока  не
суперагент!  Ведь  он всего лишь первокурсник... Да и что за агент
без микросхемы? Он и пистолет-то достать не успеет, как его убьют.
И   фотографировать  глазами  он  не  сможет,  и  нужный  разговор
записать...
   - То есть вы хотите  мне  сказать,  что  мы  не  можем  никаким
образом  повлиять на события? Значит, по-вашему, я должен прийти к
Великому Императору и сказать, так мол и так, Ваше Величество,  но
наша армия не в состоянии завоевать Тройную звезду из-за их нового
оружия, а наша разведка не в состоянии выкрасть это  оружия  из-за
собственной некомпетенции?
   Де Крет и Цитрамон смущенно молчали.
   Наместник  прошелся  по  кабинету  из  угла  в  угол.  И  вдруг
остановился перед графом Цитрамоном.
   -  Граф,  -  спросил  фон  Брамс,  -  на  днях  в  туалете   вы
рассказывали де Крету анекдот?
   - О, да! - отозвался Цитрамон. - Но как вы узнали?
   - У меня  тоже  есть  свои  источники  информации.  Я  сидел  в
соседней кабинке.
   - Понимаю, - Цитрамон подобострастно хихикнул. - Это  старинный
анекдот,  из  тех  что  ходят  по  Академии.  Там, знаете ли, идет
Штирлиц по коридору...
   - Черт возьми, Цитрамон! Я уже слышал этот анекдот!  Знаете  ли
вы, кто такой этот Штирлиц?
   - Ну, - замялся граф.  -  По-моему,  это  какой-то  суперагент,
разведчик, работавший веков этак десять назад...
   - А вставляли тогда разведчикам микросхемы?
   - Сомневаюсь, Ваша Светлость. Тогда  и  звездолетов-то  еще  не
было...
   - Тогда почему бы нам не пригласить  господина  Штирлица  и  не
послать его на Тройную звезду?
   - Но, Ваша Светлость, - промямлил де Крет. -  Штирлиц,  как  бы
это помягче сказать, умер...
   - А изобретение профессора Швацца?
   Де Крет и Цитрамон переглянулись.
   - О! - в один голос воскликнули они.
   - Насколько я помню, профессор Швацц  изобрел  способ  оживлять
давно умерших людей. Для этого ему достаточно всего лишь горсточку
праха от того человека!
   - Оживление - это очень дорого, - осторожно произнес де Крет. -
При этом потребляется масса энергии. Кто за нее будет платить?
   - Мы! - сказал Наместник. - Кто же еще? А  иначе,  если  мы  не
победим Тройную звезду, со своих мест полетите и вы, и я. А может,
и наши головы полетят! Великий Император шутить не любит!
   - Вы правы, - наклонил голову граф де Крет. - Но где мы  найдем
прах Штирлица?
   - Люди тогда жили всего на одной планете, - сказал фон Брамс. -
Неужели  так  трудно  на  одной планете отыскать следы человека, о
котором до сих пор ходят анекдоты?
   - Но...
   -  Никаких  но!  -  в  ярости   закричал   Наместник   Великого
Императора.  -  Или  вы  найдете этого Штирлица, или я прикажу вас
бросить в мешок с зубастыми живоглотами с планеты Чмо!
   - Есть! - козырнули де  Крет  и  Цитрамон  и,  повернувшись  на
каблуках, вышли из кабинета Наместника.
   - Ни у кого мозгов не хватает, - проворчал фон Брамс, подходя к
аквариуму и кидая золотым рыбкам маленьких белых червяков, которых
рыбки начали весело пожирать. - Обо всем надо думать самому!
   Наместник подошел к иллюминатору. За иллюминатором все  так  же
летали мелкие метеориты и звездолеты охраны.

                             Глава 1
                        Всем нужен Штирлиц

   Штирлиц очнулся в большой белой комнате. С минуту  он  лежал  с
закрытыми глазами и прислушивался. В комнате никого не было. Тогда
русский разведчик осторожно приоткрыл один глаз и осмотрелся.
   "Где я? - подумал он. - У русских, или у немцев?"
   Ничто из окружающей обстановки на это не указывало.  Ясно,  что
он  в  больнице.  Но  как он сюда попал? Штирлиц широко открыл оба
глаза и приподнялся на кровати.
   "Ничего не помню, - признал он. - Что случилось?  Автомобильная
катастрофа? Выстрел из-за угла?"
   Разведчик ощупал свое тело. Лишних дырок не было, руки-ноги  не
сломаны.
   За дверью послышались шаги.  Штирлиц  откинулся  на  кровати  и
притворился спящим, поглядывая из-под полуопущенных век на дверь.
   В  комнату  вошли  двое.  Один  из  них  был  высоким   молодым
человеком,  с  накаченными  мускулами  и  темными  проницательными
глазами. Черные  волосы  этого  парня  были  тщательно  уложены  и
блестели,  как  после  душа.  Штирлиц  так  и  не смог определить,
русский это или немец. Второй был гораздо старше. Его почти  лысая
голова  с  редкими  остатками  растительности  отсвечивала в свете
лампы, а лицо было Штирлицу смутно знакомо.
   "Где-то я видел эту рожу, - подумал разведчик. - Но где?"
   - Штирлиц! Вставайте! - позвал лысый.
   "Немцы, - решил Штирлиц. - Русские назвали бы Исаевым."
   Он бодро вскочил и вскинул руку в приветствии, привычно выпучив
глаза.
   - Хайль Гитлер!
   И  вдруг  осознал,  что  слово  "вставайте"  было   произнесено
по-русски.
   - Насчет "хайль Гитлер" я пошутил, - быстро сказал он.
   - Моя фамилия - профессор Швацц, - молвил  лысый.  -  А  это  -
специальный агент Купер.
   "Ничего не понимаю, - подумал Штирлиц. - Швацц и Купер - это не
русские фамилии. Может, я попал к союзникам?"
   - Как поживает президент? - доброжелательно осведомился он.
   - Какой-то он не крутой, - сказал агент Купер профессору.
   - Не торопите события, - профессор  взял  Штирлица  за  руку  и
пощупал пульс. - У него отходняк.
   - Отходняк после чего?  -  спросил  Штирлиц.  -  Я  что,  вчера
перебрал?
   - Вчера! - хмыкнул Купер  и  разочарованно  подумал,  что  этот
древний  суперагент,  о  котором в Академии ходили легенды, явно в
подметки не  годится  даже  нынешнему  мелкому  агенту  из  Службы
прикрытия. Уж больно тупой!
   Профессор Швацц радостно хихикнул.
   - Вы в будущем, господин штандартенфюрер, - сказал он. - У себя
там  в  двадцатом  веке  вы  мирно  скончались, а мы вас оживили и
слегка омолодили!
   - Что вы говорите! И какой сейчас век?
   - Тридцатый.
   - И что, вы любого можете так оживить?
   - Любого, - кивнул Швацц. - Вы наш первый опыт на человеке!
   - Что же вы меня оживили, - удивился Штирлиц,  -  ведь  столько
есть гораздо более достойных людей! Ленин, например...
   - Кто такой Ленин? - спросил Швацц и недоуменно переглянулся  с
агентом  Купером. -  Нам  никакой  Ленин  не  нужен.  А  вы нужны.
Одевайтесь, господин Штирлиц, вас ждут!
   Швацц  протянул  Штирлицу  одежду.  Русский   разведчик   надел
блестящий  комбинезон,  такой же, как у агента Купера и профессора
Швацца.
   - Пойдемте, - сказал Швацц и первым вышел из комнаты.
   Они прошли по длинному коридору, тускло  освещенному  непонятно
откуда  исходившим светом. То слева, то справа встречались двери с
табличками на неизвестном Штирлицу языке. Это живо  напомнило  ему
коридоры  Рейха,  украшенные такими же табличками. Правда, в Рейхе
через каждые десять шагов стояли часовые, отдающие честь господину
штандартенфюреру...
   Профессор Швацц остановился перед  одной  из  дверей,  наиболее
массивной,  красиво обитой темно-коричневой кожей. Швацц пригладил
ладонью редкие остатки волос и решительно вошел. Штирлиц  и  Купер
последовали за ним. Бывший русский разведчик подумал, что и Купер,
и Швацц заметно волнуются.
   "Предстоит встреча на высшем уровне, - предположил  Штирлиц.  -
Сейчас посмотрим на местного фюрера!"
   - У себя? - шепотом спросил  Швацц  у  молоденькой  длинноногой
секретарши.  Штирлиц  про себя усмехнулся, подумав, что эта девица
понравилась бы  его  приятелю  Борману,  который  коллекционировал
секретарш.
   Секретарша нажала на кнопочку, на  стене  засветился  экран.  С
экрана на вошедших глянуло холеное лицо герцога фон Брамса.
   - Ваша Светлость! - тоненьким голоском молвила секретарша. -  К
вам профессор Швацц, и с ним еще два господина.
   - Впустите! - разрешил фон Брамс.
   Секретарша нажала еще одну кнопочку  и  томно  повела  рукой  в
сторону распахнувшейся двери.
   Войдя  в  просторный  кабинет,  украшенный  звездными  картами,
макетами звездолетов и планетных систем, Швацц и Купер поклонились
господину Наместнику, а Штирлиц,  незнакомый  с  принятым  в  этих
краях  этикетом,  остановился  перед Его Светлостью и протянул для
пожатия свою сильную руку. Фон Брамс  был  либерал  и  пожал  руку
Штирлица.  Такая честь поразила Швацца и Купера до глубины души. У
профессора отвалилась челюсть, а Купер с завистью  подумал:  "Нет,
он все-таки крутой!"
   - Штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц, а  также  полковник
ГРУ  Максим  Максимович Исаев! - громко отчеканил Штирлиц. - С кем
имею честь?
   - Наместник Великого Императора герцог фон Брамс,  -  отозвался
Наместник.
   - Был у  меня  один  знакомый  Брамс.  Композитор.  Вы  не  его
потомок? - спросил Штирлиц, усаживаясь в кресло.
   -   Не   думаю,   -    доброжелательно    ответил    Наместник.
Непосредственность этого человека из прошлого ему импонировала, не
то что подобострастие местных придворных.
   - Вы нам нужны для важного дела! - произнес герцог.
   - Всем нужен Штирлиц, - кивнул разведчик. - Скажите, а у вас  в
будущем кофе не перевелось? Уже тысячу лет не пил кофе!
   - Не перевелось,  -  улыбнулся  фон  Брамс  и  нажал  кнопку  с
надписью "Кофе".

                             Глава 2
                 Как всегда, особо важное задание

   После аудиенции у Наместника, Штирлица проводили  в  отведенные
ему  апартаменты.  Швацц  удалился  по  своим  делам, со Штирлицем
остался агент Купер.
   - Хороший мужик этот фон  Брамс!  -  сказал  Штирлиц,  окидывая
взглядом  роскошную  обстановку. -  Почти как Гитлер. И даже почти
как Сталин. Только без усов.
   Купер,    небезосновательно    опасаясь    подглядывающих     и
подслушивающих устройств, промолчал.
   Штирлиц уселся на мягкий диван и попрыгал на нем.
   - Купер! - позвал он. - А у вас тут в будущем пиво есть?
   - Есть, господин штандартенфюрер.
   - Зови меня просто Штирлиц, - разрешил  разведчик.  -  Раз  нам
вместе  работать  над  этим  опасным делом, не будем формалистами!
Сгоняй-ка, дружок, за пивом! Бутылок десять мне хватит  на  первое
время.
   Купер подошел к большому агрегату в углу, набрал на  клавиатуре
пару  слов,  откинулась  крышка,  как  у  духовки, и выкатились на
поднос десять бутылок пива.
   - Так просто! - поразился Штирлиц. - И денег не  надо  платить?
Тогда закажи еще десяточек!
   Агент Купер повторил заказ.  Штирлиц  о  край  стола  откупорил
бутылку  и,  приложившись  к  горлышку, выпил ее до дна. Пиво было
холодным и вкусным. Хуже,  конечно,  чем  в  Германии,  но  вполне
приемлемо.
   - Это устройство называется синтезатор,  -  объяснил  Купер.  -
Набираете вот тут, что вам надо, и через секунду готово.
   - Класс! - восхитился Штирлиц  и  протянул  бутылку  Куперу.  -
Угощайся.
   - Я не пью.
   - Да не стесняйся, у меня еще есть!
   - Агентам запрещено  употреблять  спиртные  напитки,  курить  и
принимать наркотики.
   - Кстати, хорошо, что напомнил! - Штирлиц вскочил и, подойдя  к
синтезатору, набрал слово "Беломор".
   Синтезатор, естественно, не отреагировал.
   - Купер! - позвал Штирлиц. - Эта железяка  не  хочет  работать!
Как заказать пачку папирос?
   - Штирлиц, вы агент Империи, вам тоже нельзя курить!
   - Купер, ты не моя мама, мать твою, и не пионервожатая в школе,
чтобы  читать  мне  нотации!  Вообще, -  вскипел Штирлиц, - кто ты
такой?  Фон  Брамс,  насколько  я  помню,  сказал,  что  ты -  мой
помощник!  Следовательно,  черт  побери,  я -  твой командир! Хочу
курить! Это приказ!
   "Осел какой-то, - обиженно  подумал  агент  Купер,  набирая  на
клавиатуре  заказ. - Нет, он не крутой! Пропаду я с ним на Тройной
звезде."
   Получив от Купера пачку  сигарет,  русский  разведчик  закурил.
Местные  сигареты  были  отвратительны,  но  чтобы  показать этому
молокососу, кто здесь начальник, Штирлиц мужественно выкурил ее до
конца и закурил следующую.
   Десять минут прошли в молчании. Наконец, Штирлиц не выдержал  и
спросил:
   - Значит, на этой  Тройной  звезде  запросто  раскрывают  ваших
агентов?
   - Да, - отозвался Купер. - Хотя даже профессор Швацц  не  может
додуматься,   как   они  это  делают.  Ведь  микросхема  в  голове
суперагента  сделана  из  специального  биоматериала,  ее  никаким
рентгеном не обнаружишь!
   - И что, все агенты схвачены, явки провалены?
   Купер кивнул.
   - Это мне знакомо, - молвил Штирлиц, открывая шестую бутылку. -
Вам тут не приходило в голову, что у вас завелся стукачок?
   Купер опешил.  Такое,  действительно,  никому  не  приходило  в
голову.
   -  Извините,  господин  штандартенфюрер,  мне  надо  выйти!   -
воскликнул он и бросился докладывать начальству.
   Подобно ветру несясь по коридору, агент Купер думал о Штирлице:
"Крутой!"
   Граф де Крет,  Начальник  Отдела  Безопасности,  при  сообщении
Купера так и сел.
   - Стукач! Их шпион в нашей  структуре!  Как  же  мы  раньше  не
подумали?  Очень  хорошо, Купер. Мы выявим список тех, кто знал об
отправке суперагентов на Тройную звезду, и вычислим гада! А сейчас
надо  как  можно  быстрее  отправить вас со Штирлицем, пока никто,
кроме меня, Швацца, графа Цитрамона и Его Светлости, не знает  про
вашу миссию!
   - Есть! - козырнул Купер.
   - Запомните, - веско сказал де Крет,  -  если  вы  вернетесь  с
чертежами нового оружия, вам будет досрочно дано звание лейтенанта
суперагентов!
   - Служу Великой Империи!
   - Идите, Купер. Вам  еще  надо  обучить  Штирлица  пользоваться
нашим  оружием. Хотя, конечно, основная его сила не в пистолете, а
в голове. В чем мы только что убедились! Идите, агент Купер.
   Штирлиц, развалившись на диване, беззаботно  допивал  последнюю
бутылку.
   - Господин штандартенфюрер, - влетел в комнату агент  Купер.  -
Вам  надо  освоить наше самое современное оружие, и пора лететь на
Тройную звезду, пока об этом не пронюхал вражеский стукач.
   - Надо, так надо, - равнодушно бросил Штирлиц.
   - Нас ждет особо важное задание!
   Штирлиц поставил пустую бутылку на стол и гордо заметил:
   - Штирлица, сынок, для других заданий не вызывают!

                             Глава 3
                            Ностальгия

   Около двух часов агент Купер объяснял Штирлицу,  как  применять
различного  рода  вооружения.  Новых  видов оружия за десять веков
накопилось предостаточно, и Штирлиц заскучал уже на восьмизарядном
биохлопмутаторе,  который  делал  какую-то хренотню с неизвестными
русскому разведчику биологическими организмами. Пока  Купер  читал
свою  лекцию,  Штирлиц  вспомнил  родную  Землю, ее зеленые леса с
могучими вечнозелеными елями, под которыми  бегают  разные  ежики,
голубые  реки,  в  глубинах  которых  плавают многочисленные рыбы,
такие вкусные с пивом...
   "Широка страна моя родная!" - вертелось у Штирлица в голове.
   Русский разведчик очнулся от своих мыслей  и,  чтобы  у  Купера
создалось   впечатление,  что  Штирлиц  его  внимательно  слушает,
потянулся и взял в руки очередной экземпляр оружия.
   - О, кастет! - сказал он, надевая  кастет.  -  Знакомая  штука.
Только  слишком  легкая. Кастет, Купер, должен быть поувесистей. Я
его обычно отливал из свинца. Как дашь таким в морду, так больше и
не надо!
   - Это не кастет, - возразил агент Купер. - Это лазерный меч. Вы
правильно  его  надели,  а  теперь, если слегка сжать указательный
палец, вот отсюда появится лазерный луч, при помощи которого можно
разрезать даже бетонную стену.
   Штирлиц слегка  сжал  указательный  палец.  Из  едва  заметного
отверстия  кастета  вырвался ярко-желтый луч, который чуть было не
разрезал агента Купера пополам, но ловкий Купер спасся  тем,  что,
отшатнувшись, упал вместе со стулом назад.
   -  Осторожнее,  Штирлиц!   -   воскликнул   он,   вскакивая   и
загораживаясь стулом.
   - Хорошая штука, - одобрил  русский  разведчик  и  повел  мечом
вправо.  Желтый  луч  проехался по стоящему у стены шкафу, верхняя
половина шкафа покачнулась и медленно рухнула  на  пол.  Из  шкафа
посыпались разные вещи. - Класс!
   - Штирлиц! - завопил Купер. - Выключите меч! Иначе вы все здесь
порушите!
   Штирлиц с сожалением отжал палец, луч исчез. Покрутив кастет  в
руках, он как бы случайно сунул его в карман.
   Купер перевел дух.
   - Вы с ума сошли! - сообщил он.
   - Да брось ты, Купер, - добродушно молвил русский разведчик.  -
Ну,  шкаф  разрезался, подумаешь! Эх, как мне пригодилась бы такая
штучка на Земле году этак в сорок третьем!
   "Ну и урод! - в сердцах подумал  агент  Купер.  -  Наши  агенты
учатся  обращаться с оружием еще до поступления в Академию, а этот
ни хрена не понимает, что очень даже просто мог меня убить! Хорошо
хоть  стены  на космической станции из сверхпрочного металла, а то
этот придурок проделал бы дырку в  открытый  космос!  Нет,  он  не
крутой!"
   Штирлиц ударился в воспоминания.
   - Сидишь, бывало, в кабачке "Три поросенка",  пьешь  пиво.  Тут
заходит  какая-нибудь  морда и начинает строить из себя героя! Ну,
дашь ему в рыло, и  вроде  как  полегчает.  Вроде  как  на  Родину
вернулся. Купер, ты знаешь, что такое ностальгия?
   - Не знаю, - сердито буркнул  Купер,  собирая  вывалившиеся  из
шкафа вещи.
   - А я знаю, - молвил Штирлиц. - Когда  я  работал  в  Германии,
меня  дико  мучила  ностальгия  по  России,  а  когда  вернулся на
Родину - по  Германии.  Можешь  себе  представить,  как  я  сейчас
мучаюсь,  когда  хочется  вернуться  и  в Россию, и в Германию. На
Землю, Купер, хочется вернуться. Кстати, что сейчас на Земле?
   - Радиоактивная помойка!
   - Жаль, - шумно вздохнул разведчик. - От этого  моя  ностальгия
только  увеличивается,  поскольку  хочется  вернуться не просто на
Землю, а еще и в прошлое. Ладно, - резюмировал  Штирлиц. -  Оружие
твое я освоил. Когда летим на задание?
   - Завтра, - сказал Купер.
   - Тогда я, пожалуй, лягу спать, -  у  Штирлица  после  выпитого
пива  было  сумрачно  в  голове,  и  он,  не раздеваясь, улегся на
диван. - Разбуди меня, когда будешь готов.
   - Разбужу, - пообещал агент Купер и вышел,  погасив  в  комнате
свет.
   Через минуту в комнате раздался громкий храп спящего человека с
чистой совестью.
   Купер вошел в свою комнату, и тут раздался звонок. Агент  нажал
на  кнопку,  на  экране  появилось  взволнованное  лицо профессора
Швацца.
   - Купер! Вы еще не спите?
   - Нет, господин профессор.
   - Зайдите ко мне!
   Через  несколько  минут  агент  Купер  появился  в  лаборатории
профессора Швацца. Профессор пребывал в восхищении.
   - Купер, я провел сканирование мозга Штирлица.
   - И что? - спросил  агент,  поежившись,  так  как  сканирования
боялись   все.   При   сканировании   считывались  мысли  даже  из
подсознания, а в подсознании, как известно,  появляются  иной  раз
такие  мыслишки,  за  которые  Служба  Безопасности  по головке не
погладит.
   - Это настоящий суперагент! -  заявил  Швацц.  -  Круче  его  я
никого  не  видел.  Я не знаю, как в двадцатом веке они умудрились
научиться ставить такую защиту, да и зачем,  ведь  тогда  не  было
сканирования,  но  это  что-то!  Наши  суперагенты только на пятом
курсе Академии проходят методы блокировки доступа  в  подсознание,
да  и  то  это  получается  только  у  десяти-пятнадцати процентов
курсантов. А кроме того, такая блокировка возможна  только,  когда
человек бодрствует. У Штирлица же все заблокировано, даже когда он
спит! Представляете, Купер, я только что его сканировал, а  он  во
сне  все  время поет песни! Мне только один раз удалось прорваться
сквозь "Гитлер зольдатен" и увидеть какую-то гору,  причем  только
на   полсекунды,  а  потом  эта  гора  оказалась  нарисованной  на
бутылочной этикетке с надписью "Армянский коньяк"!  Я  никогда  не
встречал такого суперагента!
   -  Еще  бы!  -  согласился  агент  Купер,   гордый,   что   ему
предоставлена  честь  работать  под  началом такого специалиста. -
Штирлиц - это класс!
   - Вам надо бы научиться у него, как он ставит свою блокировку.
   - Непременно! - пообещал Купер.

                             Глава 4
                   Штирлиц отправляется в полет

   - На чем полетим? - спросил Штирлиц у агента Купера по дороге к
звездолету. - На ракете?
   -  Наш  звездолет  называется  "Пан Бэ - 36",  суперскоростной,
временновозвратный,   с  замаскированными  импульсными  пушками  и
универсальными   лазерными   излучателями.    Модель    специально
выпускается для суперагентов.
   - Очень хорошо, - глубокомысленно сказал Штирлиц. - В  названии
звездолета  очень  много  умных,  красивых  слов. А как называется
место, откуда звездолеты взлетают? Звездодром? Звездолетодром?
   - Да просто  место  взлета  и  посадки,  -  ответил  Купер,  не
понимающий, что разведчик шутит.
   Они вышли на "место взлета и посадки".
   -  Обычные  летающие  тарелки!  -  воскликнул  Штирлиц,  увидев
звездолеты.
   - Что, в ваше время такие уже были?
   - Были, - кивнул Штирлиц, - в фантастических  фильмах.  На  них
летали  такие  зелененькие  человечки с вытянутыми вперед носами и
антеннами вместо ушей.
   - Трипсы, - предположил агент Купер. - С ними у нас была  война
в двадцать седьмом веке.
   - Кто победил?
   - Мы, конечно!
   Агенты Великой Империи вошли  в  звездолет.  Кабина  управления
была  небольшая,  но  уютная.  Два  кресла  располагались напротив
большого экрана, на одной половине которого была изображена  карта
звездного  неба,  а  на  другой -  стоящие вокруг звездолеты, мимо
которых Штирлиц и Купер только что прошли. Штирлиц уселся в мягкое
кресло.  Слева  от  него  стоял  уже  знакомый русскому разведчику
синтезатор, чем Штирлиц немедленно воспользовался, заказав бутылку
пива.
   - Нас кто-нибудь придет провожать?
   - Нет, - ответил агент Купер.
   - Почему?
   - У нас это не принято.
   - Жалко, - вздохнул Штирлиц и отпил глоток. - Было бы интересно
послушать речь какого-либо официального лица, узнать о том, что мы
с тобой герои, что нами гордится страна...
   - Штирлиц, у нас секретное задание,  чем  меньше  лиц  об  этом
знают, тем для нас лучше.
   - Ну, лучше, так лучше,  -  сказал  Штирлиц,  допив  бутылку  и
заказав следующую. - Купер, а мы будем лететь с перегрузками?
   - Нет, - агент Купер помотал головой, нажимая на разные кнопки.
- Эту проблему решили еще веке в двадцать втором.
   - Слава труду! - порадовался Штирлиц. - А мы  будем  лететь  на
околосветовых скоростях?
   - Естественно. Даже быстрее.
   - Мне один еврей в Германии  говорил,  что  есть  такие  законы
относительности,  из-за  которых время на космическом корабле идет
медленнее, чем на Земле. Это значит, пока мы будем лететь, пройдет
лет триста?
   - Эта проблема тоже давно решена! - отозвался Купер.  -  У  нас
временновозвратный  корабль, он летит не только в пространстве, но
и во времени. Только  в  пространстве -  вперед,  а  во  времени -
назад.  В  результате, все сделано так, что мы прилетим на Тройную
звезду ненамного позже, чем вылетим отсюда.
   - Временновозвратный! - глаза  Штирлица  загорелись.  -  Машина
времени, значит... Слушай, так вы и в прошлое можете летать?
   - Теоретически можем, но это запрещено законом.
   - Почему?
   - Представьте, что вы полетели  в  свое  прошлое  и  убили  там
своего  дедушку  еще до рождения вашего отца. Тогда будет нарушена
временная  непрерывность,  и  вы  сами  исчезнете,  поскольку   не
родитесь! Это у нас даже дети знают.
   - И что, никто не нарушает этот закон?
   - Никто, - сказал Купер, нажимая на очередную кнопку. Звездолет
подпрыгнул и завис в воздухе. - За этим следит специальная служба.
Каждый, кто допущен к полетам,  проходит  сканирование  мозга.  То
есть  читаются  все его мысли. И если у него хотя бы в подсознании
окажется мыслишка слетать в прошлое, его тут же арестуют.
   - Мои мысли тоже читали? - поинтересовался Штирлиц.
   - Читали, - Купер вспомнил восторг профессора Швацца.
   Звездолет  загудел  и  плавно  понесся  над  взлетно-посадочной
полосой.  Раскрылись  огромные  ворота,  звездолет вылетел в более
обширное помещение. Ворота сзади закрылись, а  впереди  отворились
еще одни. За ними было звездное небо открытого космоса.
   - Хорошо летим,  -  похвалил  Штирлиц.  -  Как  будто  едем  на
правительственной машине!
   И русский разведчик откупорил еще одну бутылку пива.
   - Слушай, Купер, а вот, чисто теоретически, можно ли слетать на
Землю в 1943 год, а? - хитро прищурившись, спросил он.
   - Конечно, можно, но это запрещено законом.
   - Кстати, Купер, когда меня сканировали, у меня не  было  мысли
слетать в прошлое?
   - Нет, - смутившись, пробормотал Купер.
   - А как ты думаешь, вот когда вы ковырялись в  моих  мозгах,  у
меня  не  было  мысли  слетать  в прошлое, поскольку ч и не знал о
такой возможности. Вдруг я об этом узнаю, и  такая  мысль  у  меня
внезапно появляется, прямо сейчас?
   - Вы, наверно, шутите, господин штандартенфюрер?
   - Конечно, нет! - Штирлиц как бы невзначай  достал  из  кармана
лазерный  меч  и,  как  привычный  кастет, надел на руку. - Купер,
направь-ка эту летающую хреновину к Земле двадцатого века!
   - Но, Штирлиц...
   - Купер, это приказ! - в голосе Штирлица зазвенел металл.  -  В
конце концов, кто здесь начальник, ты или я?
   - Вы, - агент Купер с опаской посмотрел на меч Штирлица.  -  Но
казнят нас обоих!
   - А кто узнает?  -  резонно  спросил  Штирлиц.  -  Мы  слетаем,
посмотрим  на  Берлин  сорок  третьего,  выпьем  пивка  в классном
кабачке "Три поросенка", тебе там понравится, и назад!
   - Так ведь нас потом просканируют и все узнают! Вам хорошо,  вы
умеете ставить блок, а как я?
   - Если наше задание будет выполнено, - возразил Штирлиц,  -  мы
вернемся  героями.  Кто  посмеет  нас сканировать? Да мы сами кого
угодно засканируем! А что ты имеешь ввиду под блоком?
   - Профессор Швацц вас сканировал, но не смог прочитать ни одной
мысли.  Он  говорит,  что  никогда  не  видел  такого суперагента,
который мог бы полностью заблокировать доступ к мозгу.
   - А я смог?
   - Вы смогли.
   - Вот видишь, - гордо сказал  Штирлиц  и  наставительно  поднял
указательный  палец. - Я и тебя этому научу, хрен нас кто поймает!
Летим, черт побери, в прошлое!
   Агент Купер уныло вздохнул и, еще раз поглядев на  меч  в  руке
русского разведчика, начал нажимать нужные кнопки.
   - Держи бутылку, - Штирлиц протянул  Куперу  пиво.  -  Пей,  не
бойся.  Настоящий  разведчик ничего не должен бояться, а тем более
пива!
   Купер принял  бутылку  и  без  особого  удовольствия  отхлебнул
глоток.
   - Купер, а ты что, левша? - поинтересовался  Штирлиц,  заметив,
что агент взял бутылку левой рукой.
   - Был, -  смутился  Купер.  -  Но  сейчас  я  одинаково  хорошо
действую двумя руками.
   - Я тоже в детстве был левшой,  -  сообщил  русский  разведчик,
чтобы утешить агента Купера.
   Звездолет летел вперед...
   Время летело в другую сторону...

                             Глава 5
                     Кабачок "Три поросенка"

   По черному от сажи потолку кабачка "Три поросенка", ни от  кого
не скрываясь, бегали жирные рыжие тараканы. Пруссаками называют их
в народе, видимо, намекая на толщину,  наглость  и  прожорливость.
Эти   тараканы  не  боятся  никого,  даже  гестапо.  Единственный,
пожалуй, кто мог их напугать, был штандартенфюрер СС фон  Штирлиц,
который  обожал  стрелять по тараканам из маузера, но его сейчас в
кабачке не было. Стены кабачка были украшены фресками в стиле  Эль
Греко,  но, в отличие от творений великого испанца, основой сюжета
служили  похождения  трех  пухлых  симпатичных  поросят,  в  честь
которых  и  был  назван кабачок. На одной из картин страшный серый
волк поймал бедного, несчастного поросенка и  уже  раскрыл  полную
острых   клыков  пасть,  чтобы  поужинать.  Уже  давно  кто-то  из
посетителей   пририсовал   волку   огромный   половой   орган,   и
вышеописанная сцена приобрела новый, животрепещущий смысл.
   В  кабачке  было  ужасно  грязно,  и  вдобавок  сильно   воняло
перегаром  и табаком. Табачный дым клубами поднимался от столиков,
за которыми сидели офицеры Рейха, к потолку, и  время  от  времени
обалдевший  от  никотина  таракан  падал  с  потолка  в чью-нибудь
тарелку или кружку.
   Из подсобки выползла старуха с щеткой.  Зажав  в  беззубом  рту
трубку,  старая  карга  предприняла  героическую  попытку подмести
заплеванный пол, впрочем, безуспешно. Сидящие за столиком эсэсовцы
отвесили  ей  пинка,  и,  злобно  ворча,  бабка скрылась за дверью
подсобки.
   Распахнулась дверь на улицу, и в кабачок вошел унтер-офицер. Он
был  уже  основательно навеселе, но очень хотел стать еще веселее.
Усевшись за столик, унтер щелкнул пальцами и громко заказал:
   - Официант! Бутылку шнапса, три пива и чего-нибудь закусить  по
мелочи!
   Симпатичная официантка в заляпанном  маслом  передничке  быстро
исполнила  заказ.  Унтер-офицер  опрокинул  стакан  шнапса,  запил
кружкой пива  и  с  громким  чавканьем  начал  пожирать  салат  из
кальмаров.
   Молоденький лейтенантик,  ухаживая  сразу  за  двумя  девицами,
которых  подцепил на улице, достал свой табельный пистолет и начал
показывать, как его заряжают.
   - Какое у него длинное и толстое дуло! - томно  протянула  одна
из  девушек,  тонко намекая, что пора поговорить о цене и заняться
делом.
   - О да! - отзывался лейтенант. - Это же "Вальтер"!
   Эсэсовцы азартно резались в карты.  Один  из  них  -  рыжий,  с
оторванным  у  фуражки  козырьком -  проигрывал  и яростно ругался
многоэтажным матом с отвлеченными  философскими  размышлениями  по
поводу интимной жизни Богоматери, Отца, Сына и Святого Духа.
   Два фронтовика в серых шинелях подошли к стойке и  заказали  по
рюмке  шнапса.  Стоящий за стойкой толстый баварец откупорил новую
бутылку и налил защитникам Родины.
   - Давно с фронта? - участливо спросил он.
   - С неделю, - отозвался фронтовик  с  перевязанной  головой.  -
Знатно нам всыпали на Курской дуге!
   От мощного удара ноги дверь кабачка чуть было  не  сорвалась  с
петель.
   - Штирлиц пришел, - предположил рыжий эсэсовец, оглядываясь  на
дверь.  Он  не  ошибся. Это, действительно, был штандартенфюрер СС
фон Штирлиц  вместе  с  незнакомым  завсегдатаям  кабачка  молодым
человеком.
   Штирлиц и  агент  Купер  прошли  к  свободному  столику.  Купер
брезгливо  смахнул  со  стола  двух  совокупляющихся  тараканов  и
наморщил  нос -  ему  тут  сильно  не  нравилось.   Зато   Штирлиц
чувствовал себя, как дома.
   - Привет, Штирлиц! - помахали руками эсэсовцы.
   - Привет,  ребята,  -  отозвался  русский  разведчик,  улыбаясь
старым знакомым. - Рад вас видеть!
   Не  дожидаясь  приказа,  официант  принес  поднос,  уставленный
пенными кружками пива, и несколько банок тушенки.
   - Благодарю, - сказал вежливый Штирлиц и вдохнул аромат  первой
кружки. - Купер, попробуй настоящего баварского пива!
   - Штирлиц сегодня в хорошем расположении духа,  -  шепнул  один
фронтовик другому. - Значит, драки не будет.
   -  Это  точно,  -  согласился  второй.  -  Ну,  даст  в   морду
одному-другому, но драки по-крупному не будет точно!
   - Штирлиц, - оглядываясь по сторонам, произнес агент  Купер.  -
Пейте поскорее свое пиво, и поехали назад!
   - Куда нам торопиться? - удивился Штирлиц. - Здесь же так мило!
Не суетись, Купер.
   - Чем  больше  времени  мы  проводим  в  прошлом,  тем  сильнее
изменится  будущее.  Может  так  случиться,  что в результате этих
изменений исчезнете и вы, и я!
   Штирлиц наслаждался. Он прекрасно помнил  и  этих  мужественных
фронтовиков у стойки, и эсэсовцев, самый рыжий из которых проиграл
ему когда-то двадцать пять  марок  и  так  и  не  отдал.  А  этому
лейтенантику,  помнится,  он  знатно  начистил репу, вот только за
что? Впрочем, это не важно.
   Входная дверь  еще  раз  тихонько  приоткрылась,  и  в  кабачок
проскользнул  маленький  незаметный  человечек.  Его  Штирлиц тоже
помнил. Это был агент Штирлица - профессор Плейшнер. В сорок пятом
году  Штирлиц  послал  его в Швейцарию с важным заданием, но лопух
Плейшнер не заметил двенадцати утюгов на подоконнике - знак  того,
что  явка  провалена, - и, убегая от гестаповской засады, выпал из
окна и геройски разбился вдребезги.
   "Бедный профессор Плейшнер," - взгрустнул  Штирлиц  и  вспомнил
глупый анекдот, который он услышал позже, году этак в семидесятом,
о том, как Штирлиц шел по улице и поднял  глаза.  Это  были  глаза
профессора  Плейшнера.  Глупость  какая!  Чисто советский анекдот.
Улицы в Берне подметают по несколько раз в день,  поэтому  никаких
глаз он тогда не поднимал, а о смерти профессора узнал от старика,
продающего  канареек  и  волнистых  попугайчиков   в   магазинчике
напротив проваленной явки.
   Плейшнер подскочил к Штирлицу и жарко зашептал на ухо:
   -  Господин  штандартенфюрер!  Для  моих  научных  трудом   мне
понадобилась  одна  редкая  книга,  а  она  была  только  в личной
библиотеке Кальтенбруннера. С большим трудом мне удалось  добиться
разрешения  несколько  дней  поработать  в его библиотеке. Вчера я
тоже работал в библиотеке  Кальтенбруннера  и  случайно  подслушал
важную вещь!
   - Пивка? - предложил Штирлиц.
   - Спасибо, - профессор ухватился за  кружку.  -  Кальтенбруннер
подозревает,  что  вы -  русский  шпион,  но никак не может добыть
доказательств. Тогда он решил, что раз  вы  такой  скользкий  тип,
прошу прощения, это его слова! то вас надо просто убрать!
   - Просто убрать  Штирлица  -  это  не  так  просто,  -  заметил
Штирлиц.
   - Люди Кальтенбруннера подготовили покушение на вас. Но  где  и
когда  оно произойдет, я не знаю. Ладно, господин штандартенфюрер,
спасибо за пиво, я побежал! У меня много работы!
   Профессор так же незаметно,  как  серая  мышка,  пробрался  меж
столиков и исчез за дверью.
   - Ну вот! - воскликнул агент Купер. - Доигрались!
   - О чем ты? - удивился Штирлиц. - Мы же предупреждены!
   -  В  том-то  и  дело,  что  мы.  Этот  Плейшнер   должен   был
предупредить   настоящего  Штирлица,  а  попал  на  нас.  Если  бы
настоящий Штирлиц узнал о заговоре, он принял бы меры,  а  так  он
будет  беспечен,  и люди Кальтенбруннера его уберут. Будущее будет
изменено!
   - Но, Купер, мы предупредим настоящего Штирлица,  и  он  примет
меры, - сказал Штирлиц.- Подумаешь, Кальтенбруннер! Мне сам Борман
разные пакости делал, и никто меня не предупреждал,  а  я  уцелел!
Руки у них коротки!
   - Но как! Как мы сможем его предупредить, не раскрывая, кто мы?
   - Ну, - Штирлиц почесал  небритый  подбородок.  -  Тогда,  черт
возьми, мы сами спасем местного Штирлица!
   - Как?
   - Люди Кальтенбруннера будут готовить западню, а  мы  их  будем
ликвидировать. Купер, у тебя есть оружие?
   - Да, конечно,  -  агент  Купер  достал  из-за  пазухи  большой
пистолет с раструбом на дуле.
   - Что это?
   - Распылитель. Я  же  вам  его  показывал  во  время  обучения!
Направляешь на человека, и он разлагается на атомы.
   - Сурово, - одобрил Штирлиц. - Нам надо только  узнать,  где  и
когда  будет  совершено  покушение.  А  для  этого  надо бы узнать
по-подробнее, что за сволочь это Кальтенбруннер, и где он живет?
   - Что ж вы у профессора Плейшнера не спросили адрес?
   - Не подумал сразу, - вздохнул Штирлиц. - Как говорят у нас  на
Полтавщине,  хорошая  мысля  приходит опосля. Да это и не важно. У
шефа  гестапо  Мюллера,  помнится,  в  сейфе  были  дела  на  всех
сотрудников Рейха. Я проберусь в его кабинет, выкраду дело...
   - Не надо красть! - Купер покачал головой. -  Мюллер  обнаружит
пропажу,  это  может  изменить  будущее!  У  меня есть миниатюрный
ксерокс, - агент достал из маленький аппарат, - снимите  копию,  а
документы оставьте в сейфе.
   - Хорошо, - согласился Штирлиц. - Сниму копию, изучим  дело,  а
потом проберемся в логово этого Кальтенбруннера.
   - Понаставим там подслушивающих устройств, - предложил Купер, -
чтобы быть в курсе замышляемых злодейств.
   - Это всегда полезно, - заметил Штирлиц. - В  мое  время  такие
устройства называли "жучками".
   - В мое тоже.
   - Видишь, как все просто! - сказал русский разведчик.  -  А  ты
боялся!
   - Так за дело!
   - Ясный пень! - вспомнил Штирлиц свою любимую поговорку.
   Они встали из-за стола и  двинулись  на  выход.  Штирлиц  кинул
официанту крупную купюру, что того очень удивило, так как господин
штандартенфюрер никогда раньше не  платил,  а  просьбы  об  оплате
встречал  ударом кастета. Откуда глупому официанту было знать, что
Купер при помощи синтезатора нашлепал килограмм дойч-марок!
   Выйдя из кабачка, они чуть было не столкнулись  нос  к  носу  с
настоящим  Штирлицем,  который  шел  в  "Три поросенка". Настоящий
Штирлиц Штирлица из будущего не признал, тем более, что тот был  в
штатском.  Штандартенфюрер  вошел в кабачок, был встречен всеобщим
удивлением, но не обратил на  это  никакого  внимания,  а  сел  за
столик и, как всегда, заказал пива и тушенки.
   Вскоре из кабачка  послышались  выстрелы  из  маузера  и  крики
Штирлица:
   - Развели тут! Бардак!

                             Глава 6
                      Секретный сейф Мюллера

   Купив в магазине форму штандартенфюрера,  без  которой  Штирлиц
чувствовал  себя в Рейхе неуютно, русский разведчик переоделся и в
новом  с  иголочки  мундире  отправился  в  Рейх.  Там  все   было
по-старому.  Стуча каблуками, Штирлиц шагал по знакомым коридорам,
часовые с глупыми бараньими лицами  отдавали  ему  честь.  Штирлиц
прошел  мимо своего кабинета. Не зашел, хотя велико было искушение
краем глаза взглянуть,  как  он  жил  в  сорок  третьем.  Наконец,
штандартенфюрер  остановился перед дверью в кабинет Мюллера. Из-за
двери слышалось стрекотанье  пишущей  машинки,  видимо  секретарша
шефа гестапо перепечатывала какое-нибудь дело.
   Штирлиц заглянул.
   -  Мюллер  у  себя?  -  спросил  он  у   красивой   длинноногой
секретарши.
   -  Нет,  господин   штандартенфюрер,   -   любезно   улыбнулась
секретарша. - Он на совещании у Фюрера.
   - Странно, - сказал Штирлиц. - У Фюрера совещание, а Борман  не
там.  Представляешь,  ходит  по  кабинетам  и  грязно  пристает  к
секретаршам,   пугая   их   до   смерти   искусственным    членом,
конфискованным пару дней назад у французского шпиона.
   - Ой! - испугалась секретарша. - Господин  штандартенфюрер,  я,
пожалуй, пойду пообедаю!
   - Иди, иди, - разрешил Штирлиц, и секретарша Мюллера  торопливо
убежала.   Склонность   Бормана  к  секретаршам  была  давно  всем
известна, а секретарши Мюллера уже года два.
   Штирлиц вошел в кабинет шефа гестапо.
   Сейф  с  документами  стоял  в  углу.   Для   профессионального
разведчика  не  составило  труда вскрыть его за полминуты. Штирлиц
торопливо  начал  перебирать  папки  и,  наконец,   откопал   дело
Кальтенбруннера.  Русский  разведчик начал быстро ксерокопировать,
шурша листами. Закончив, он сунул папку назад в сейф  и  аккуратно
закрыл все, как было.
   Вдруг зашуршал ключ в двери, Штирлиц  спрятался  за  шторой.  В
кабинет вошел Мюллер. Обергруппенфюрер не любил долго засиживаться
на  совещаниях  в  бункере  Гитлера  и  сегодня   ушел   пораньше.
Насвистывая  арию Мефистофеля из "Фауста", шеф гестапо открыл сейф
и, достав дело Бормана, присел к камину.
   За его спиной Штирлиц выскользнул из-за  шторы  и  на  цыпочках
бесшумно  покинул  кабинет.  Выйдя  в  коридор,  русский разведчик
осмотрелся по сторонам и направился  в  мужской  туалет,  где,  по
своему обыкновению, просмотрел добычу.
   Дело было не очень толстым,  так  как  Кальтенбруннер  в  Рейхе
являлся фигурой загадочной и крайне неприятной. Если спросить кого
из офицеров, с кем он предпочел бы иметь  дело -  с  Борманом  или
Кальтенбруннером,  любой,  ни  секунды  не  задумываясь, выбрал бы
Бормана, хотя всем было известно, какой он пакостный человек.  Имя
Кальтенбруннера  вызвало  у всех дрожь в коленках. Очень редко его
лошадиная физиономия с гнилыми зубами появлялась на  совещаниях  у
Фюрера,   но   каждое  такое  появление  сопровождалось  зловещими
событиями после этого.
   Даже  звание  и  должность  Кальтенбруннера   были   неизвестны
сотрудникам  Рейха. Но у Кальтенбруннера имелся свой штат агентов,
шпионов, диверсантов и  информаторов,  которых  в  Рейхе  называли
обычно просто "людьми Кальтенбруннера". Людей Кальтенбруннера, как
и их хозяина, все, кроме Штирлица, боялись.
   В   деле   было   главное,   что   искал   Штирлиц,   -   адрес
Кальтенбруннера.  Русский  разведчик  уже  хотел  закрыть дело, но
вдруг на последнем листе обнаружил важную  информацию.  Черным  по
белому  на этом листе сообщалось, что Кальтенбруннер задумал убить
Штирлица и даже  поставил  этот  вопрос  на  совещании  в  бункере
Гитлера.
   "Черт побери! - подумал Штирлиц. - Эти сволочи  все  знали,  но
хоть бы один гад предупредил! Теперь понятно, почему они постоянно
твердили  "Что  скажет  по  этому  поводу  Кальтенбруннер"!  Скоты
поганые!"
   Как следовало из дела, первое покушение назначено на сегодня  и
должно  произойти в ресторане, куда Штирлица заманит женщина-агент
Кальтенбруннера, притворившаяся шлюхой.
   В  соседней  кабинке,  откуда  вот  уже  минут  пять  слышались
странные звуки, как будто некто вырезал ножом на двери неприличные
слова, кто-то громко хрюкнул и спустил воду.  Штирлиц  выглянул  в
щель  и  увидел,  как  и предполагал, толстую спину Бормана. Вымыв
руки с мылом, Борман украл кусок мыла, завернув его  в  бумажку  и
сунув  в  карман.  Затем  партайгеноссе  весело  пукнул и вышел из
туалета.
   - Свинья! - сказал Штирлиц вслед  и  тоже  покинул  туалет.  На
улице  его  ждал  агент  Купер.  Шел  дождь, и Купер, промокнув до
последней нитки, хлюпал носом.
   - Ну как? - встретил он Штирлица.
   - Дело в шляпе! - сказал русский разведчик и достал из  фуражки
добытое дело Кальтенбруннера.

                             Глава 7
                       Штирлиц в ресторане

   Штирлиц и агент  Купер  подошли  к  ресторану  в  самый  разгар
подготовки  покушения.  Около  ресторана  была  нездоровая  суета,
постоянно подъезжали похожие на  жуков  черные  машины,  туда-сюда
сновали люди с какими-то свертками.
   - Штирлиц, - заметил агент Купер, - а не сменить  ли  вам  свою
внешность?  Ведь люди Кальтенбруннера могут случайно прихлопнуть и
вас.
   - Ты думаешь, я этого так боюсь? - насупил брови Штирлиц.
   - Нет, но у вас такое известное в этих краях лицо!
   - Логично, - сказал русский разведчик. - Но  как  мне  изменить
мое известное в этих краях лицо? Фингал поставить под глаз?
   - Это легко,  -  Купер  достал  из  небольшого  чемоданчика,  с
которым  не  расставался, крем в тюбике. - Намажьте щеки, господин
штандартенфюрер!
   Штирлиц  намазался  кремом,  и  тут  же  на  его  лице  выросла
окладистая бородка и усики.
   - Забавно, - Штирлиц ощупал лицо. Купер протянул ему зеркало. -
С  бородой  я  стал  похож на еврея. Но, Купер, в Рейхе военные не
ходят с бородами!
   - А вы наденьте еще темные очки, - посоветовал Купер. -  Будете
похожи на слепого штандартенфюрера, который не может бриться.
   - А ты будешь моей собакой-поводырем? - съязвил  Штирлиц.  -  У
тебя есть такой крем, чтобы стать собакой? Сбривай бороду на фиг!
   Купер вздохнул и достал еще один тюбик.  Штирлиц  намазался,  и
волосы на щеках и подбородке опали.
   - Может, хоть налысо побреете  голову?  -  с  надеждой  спросил
Купер. - Узнают ведь...
   - Купер! Лысым я буду похож на Бормана, а это еще хуже, чем  на
еврея! Пошли в ресторан. Приготовь свой распылитель!
   Они прошли мимо швейцара, который, увидев Штирлица, сделал вид,
что его не заметил.
   В вестибюле толпились люди Кальтенбруннера. Шел жаркий спор.
   - А я говорю, что надо установить пулемет в оркестровой яме!  -
надрывался  один. -  Штирлиц войдет, сядет за столик, а мы по нему
из крупнокалиберного!
   - Дурак! - азартно возражал другой. - Надо усадить снайпера  на
люстру. Он тщательно прицелится и попадет Штирлицу в глаз!
   - Вы оба дураки! - кричал третий. -  Гранатой  надо,  гранатой!
Причем, советской! Лимонкой!
   Снайперы сидели у вешалки.  Опираясь  на  свои  длинноствольные
ружья  с  оптическими  прицелами, они обсуждали, какой орден дадут
тому, кто уберет Штирлица.
   Когда Штирлиц вошел в дверь, шум в вестибюле резко стих.
   - Что, ребята? - доброжелательно прищурился русский  разведчик.
- Ждем кого-нибудь?
   - Ж-ждем, господин штандартенфюрер, - запинаясь  произнес  один
из людей Кальтенбруннера.
   - Случайно, не меня?
   - Вас, господин штандартенфюрер.
   - Ну, вот и я! - объявил разведчик.
   Люди  Кальтенбруннера  спохватились  и  приготовились   открыть
пальбу.  Но  выстрелить никто, кроме Купера, не успел. Агент Купер
повел дулом распылителя, и  Кальтенбруннер  потерял  многих  своих
агентов.  Вестибюль  опустел.  Причем,  никто  из зала, где играла
музыка, этого не заметил.
   - Эффективно, - одобрил Штирлиц. - Зайдем внутрь?
   - Если внутри есть люди Кальтенбруннера, - заметил агент Купер,
- мы не сможем их так просто убрать, иначе посторонние увидят наше
оружие из будущего.
   - Ладно, - сказал Штирлиц. - Если они там есть,  я  их  сам  из
пистолета перестреляю.
   Русский  разведчик  заглянул  в  зал.  Было  еще  рано,  но  за
столиками  уже  сидели  редкие  посетители.  Штирлиц  узнал одного
гестаповца.
   - Эй, Ганс! - позвал он.
   - А, Штирлиц! - обрадовался Ганс, подходя к двери. -  Тебя  еще
не убили?
   - С какой стати? - Штирлиц пожал плечами, а гестаповец замялся.
- Скажи, Ганс, люди Кальтенбруннера в зале есть?
   - Были где-то, - Ганс махнул  рукой.  -  Бегали  тут  по  залу,
выясняли,  за  каким  столиком  ты  обычно сидишь. А потом они все
вышли в вестибюль. Штирлиц, ты их всех умочил?
   - Нет, - честно ответил Штирлиц, который не  любил  присваивать
себе  чужие  заслуги,  а  людей Кальтенбруннера ликвидировал агент
Купер.
   - Значит, как только ты появился, они сбежали!
   - Это точно, - гордо сказал Штирлиц. -  Ну,  ладно,  Ганс,  мне
пора.
   - Не посидишь, не выпьешь?
   - Я попозже загляну, - Штирлиц вернулся к Куперу, и они,  выйдя
из ресторана, перешли на другую сторону улицы.
   К ресторану подходил настоящий Штирлиц. Его  лицо  было  хмуро,
руки - в карманах.
   - Штирлиц! -  позвал  русского  разведчика  развратный  женский
голос,  и  от  группы  курящих  на  углу  женщин отделилась одна с
высокой прической. - А не в ресторан ли ты идешь?
   - Пойдем, - галантный Штирлиц взял даму под руку.
   - Слушай, Купер, - спросил Штирлиц из  будущего.  -  А  она  не
выстрелит в меня во время обеда?
   - Распылить ее? - предложил Купер.
   - Войди в ресторан, проследи, -  сказал  русский  разведчик.  -
Если  она  начнет  что-либо  предпринимать  против Штирлица, тогда
ликвидируй. А можешь и так ликвидировать,  когда  драка  начнется.
Чем  меньше агентов останется у Кальтенбруннера, тем лучше. Я тебя
подожду в пивной напротив.
   - Есть! - Купер козырнул и бросился в ресторан. Впереди него  в
ресторан   вошел  мускулистый  мужчина  с  квадратным  лицом  и  в
полосатом костюме, который дал  на  чай  швейцару  пять  долларов.
Купер  ничего  не  дал  швейцару,  и  тот  посмотрел  ему  вслед с
нескрываемым презрением.
   Штирлиц развернулся и пошел в  находящуюся  неподалеку  пивную,
где сел у окошка и, заказав пива, начал смотреть на ресторан.
   В  ресторане  послышались  крики,  стрельба,  женский  визг.  С
грохотом   обрушилась   люстра.  Из  дверей,  оттолкнув  швейцара,
выскочил разгоряченный агент Купер. Вбежав в пивную, он  плюхнулся
на стул рядом со Штирлицем.
   - Когда вы вмазали официанту кастетом,  -  доложил  он,  -  эта
шлюха достала маленький пистолетик.
   - И что?
   - Я ее того... В общем, нет ее больше. Никто ничего не заметил.
Даже вы.
   - Молодец! - похвалил Штирлиц непонятно кого, Купера или себя.
   К  ресторану,  сверкая   разноцветными   мигалками,   подъехали
полицейские машины, и всех забрали.
   -  Отлично,  -  сказал  Штирлиц,   когда   полицейские   увезли
арестованных.   -   Купер,  теперь  тебе  надо  проникнуть  в  дом
Кальтенбруннера и установить там твои подслушивающие устройства.
   - И подглядывающие, - добавил Купер.
   - А я пока посижу,  пожалуй,  в  "Трех  поросятах".  Все  равно
Штирлиц  сидит сейчас в полицейском участке, следовательно встреча
нам не грозит.

                             Глава 8
                    Жучки для Кальтенбруннера

   В   подворотне   около   дома   Кальтенбруннера   агент   Купер
остановился.   Конечно   же,   дом  охраняли.  Дюжие  охранники  с
автоматами  наперевес  стояли  по  бокам  от   массивных   дверей.
Несколько   охранников   прогуливались  вокруг  дома,  высматривая
подозрительных личностей. Купер не сомневался, что и в  доме  тоже
на  каждом  углу  стоит охранник. Кальтенбруннер очень заботился о
своем здоровье.
   Агент Купер усмехнулся. Что такое охрана двадцатого века против
агента  тридцатого?  Он  открыл  свой  чемоданчик и достал бутылку
аэрозоли. Это была специальная смесь, на некоторое время  делающая
человека  невидимым  для окружающих. Его, правда, можно было легко
увидеть  в  рентгентовые  очки,  но  здесь  такие  очки   еще   не
изобретены.  Купер  щедро  побрызгал  на  себя  аэрозолью и исчез.
Вместе с ним исчез его чемоданчик.
   К подъезду подкатила машина, из нее вылез офицер с  папкой  под
мышкой.
   - Секретное донесение господину Кальтенбруннеру! -  объявил  он
охранникам, помахав папкой. Те расступились, и офицер вошел в дом.
Вслед за ним проскользнул невидимый агент Купер.  Офицер,  видимо,
знал,  куда  идти, и двигался твердым уверенным шагом по лабиринту
коридоров, бросая время от времени одну и ту  же  фразу  встречным
охранникам:
   - Секретное донесение господину Кальтенбруннеру!
   Перед дверью с  надписью  "Кабинет"  он  остановился,  поправил
фуражку, застегнул воротничок и постучался.
   - Войдите! - раздался резкий неприятный голос из-за двери.
   Офицер  вошел.  Кальтенбруннер  стоял  у  полки  с  книгами   и
перелистывал томик Ницше.
   - Вот ведь урод! - потрясая книгой, обратился он к офицеру.
   Офицер принял фразу на свой счет и пробормотал:
   - Извините...
   - Нет, послушай, что он пишет: "Каков бы ты ни был, служи  себе
самому  источником  опыта"!  Что скажешь? Это значит, надо учиться
только на своих ошибках, а на чужой  опыт  не  обращать  внимания.
Нет,  это  явно  урод!  И  таких  сентенций  у него - на несколько
толстых томов! А у тебя что?
   - Донесение! - отрапортовал офицер и протянул пакет.
   Кальтенбруннер, злобно поблескивая маленькими глазками,  вскрыл
сургучную   печать   и   начал   читать.   По   мере  чтения  лицо
Кальтенбруннера побагровело от  ярости. -  Что  значит,  покушение
сорвалось? Куда исчезли мои люди из ресторана?
   - Не могу знать! - выкрикнул  офицер,  который,  действительно,
ничего не знал.
   Кальтенбруннер прошелся по кабинету из угла  в  угол,  разрывая
донесение на мелкие кусочки и разбрасывая их по персидскому ковру.
В этот момент он был настолько похож  на  лошадь,  что,  казалось,
заржет!
   - Идиоты, уроды, кретины! - изрыгал он. - Провалили такой план,
и  сами  черт знает куда провалились! О! - вдруг остановился он. -
Ведь у Штирлица завтра день рождения!
   - Так точно! - офицер выпучил глаза.
   - Я слышал, он его собирается отмечать на даче. Тут-то мы его и
прищучим!
   - Так точно!
   Кальтенбруннер  выскочил  из  кабинета   и   побежал   отдавать
распоряжения  о  новом  покушении.  Офицер,  довольный, что его не
расстреляли,  а  Кальтенбруннер  обычно  расстреливал   тех,   кто
приносил ему плохие новости, последовал за ним.
   Невидимый Купер быстро и профессионально разместил по  кабинету
микроскопические видеокамеры и микрофоны.
   - Теперь мы будем  в  курсе  всего,  что  здесь  происходит,  -
порадовался он и покинул кабинет Кальтенбруннера.

                             Глава 9
          День рождения штандартенфюрера СС фон Штирлица

   Штирлиц подошел к  стоящему  на  улице  автомобилю  и  булавкой
открыл дверь.
   - Садись, Купер, - пригласил он. - Моя дача далеко,  не  пешком
же топать!
   - Какое примитивное средство передвижения, -  брезгливо  молвил
агент  Купер,  в  то  время  как  Штирлиц  заводил  машину.  Мотор
прокашлялся и нехотя заурчал. Запахло бензином.
   Через полчаса они остановились на высоком холме  неподалеку  от
дачи  Штирлица.  Агент  Купер  вышел из машины и начал осматривать
окрестности в рентгентовый бинокль, который позволял смотреть даже
сквозь стены.
   - Вижу людей в черной форме, - доложил он.
   - Это эсэсовцы. Сволочь Шелленберг  неизвестно  зачем  приказал
окружить дачу, чтобы, видишь ли, застать меня врасплох.
   - Их много. Сидят на деревьях, в кустах, двое  -  на  крыше.  У
входа стоит автобус.
   - На нем пастор Шлаг привез женщин, - пояснил Штирлиц. -  Среди
них  была  парочка  неплохих  экземпляров.  Из  одной Мюллер потом
сделал  себе  экономку.  У  нее  была  роскошная  грудь.  Как  две
казахстанских дыни!
   - Вижу вас. Рядом какой-то толстяк в длинной черной одежде.
   - Это пастор Шлаг.
   - Вы держите в руках бутылку шампанского.
   -  Да,  -  сказал  Штирлиц,  закуривая.   -   Сейчас   появится
бронетранспортер  с  верхушкой  Рейха.  Козлы!  Представляешь, они
увели на складе новенький с иголочки бронетранспортер  и  подарили
мне  на  день  рождения. Гиммлер ограбил свой собственный склад, а
потом хотел свалить на меня. Вот, мол, у Штирлица  на  даче  стоит
бронетранспортер  со  склада,  значит, и все остальное он украл! -
Штирлиц рассмеялся. - Но они опоздали. Не так-то просто подставить
Штирлица! Я к тому времени уже загнал этот бронетранспортер одному
арабскому шейху!
   - Появился бронетранспортер! - объявил  Купер.  -  О,  Штирлиц,
вижу  отряд людей в пятнистой форме защитного цвета. Они сливаются
с деревьями и кустарником и незаметно  двигаются  к  даче.  Десять
человек.
   - Это они! - обрадовался Штирлиц, тоже  вылезая  из  машины.  -
Люди  Кальтенбруннера!  Его  лучшие,  натренированные  диверсанты!
Пошли, Купер.
   Они бросили краденный автомобиль на холме и  побежали  к  даче.
Купер  на  ходу  приготовил  распылитель,  а Штирлиц надел кастет,
который на самом деле был лазерным мечом.
   На даче уже начинался пир. Офицеры Рейха с  радостными  воплями
рассаживались  за  столом  и  обнимали  женщин, которых привез для
Штирлица пастор Шлаг.
   Диверсанты  Кальтенбруннера  по-пластунски  подползли  к  дому.
Самый  главный  обмотал  руку  полотенцем  и локтем разбил стекло.
Затем окно было открыто, и диверсанты один за  другим  скрылись  в
доме.
   - Двое - в туалет! - скомандовал главный, прикручивая глушитель
к  пистолету. -  Двое - на кухню, двое - в спальню, спрячьтесь под
кровать. Кто-нибудь да умочит этого русского шпиона!
   Сам главный с тремя  диверсантами  двинулся  к  залу,  где  был
накрыт стол.
   В зале  царило  оживленное  веселье.  Инициированная  Борманом,
который   подложил   кнопку   Шелленбергу,  началась  драка  между
Гиммлером, Герингом и Геббельсом. Пьяный  адъютант  Гиммлера  Фриц
пил со Штирлицем на брудершафт, приговаривая:
   - Я восхищаюсь вами, господин штандартенфюрер! Вы -  мой  идеал
контрразведчика!
   Главный диверсант гадко ухмыльнулся и прицелился в Штирлица  из
пистолета. Вдруг кто-то тронул его сзади за плечо:
   - Подожди, приятель!
   Диверсант оглянулся и от неожиданности  выронил  пистолет.  Его
люди  куда-то  исчезли,  а  перед  ним стоял улыбающийся Штирлиц с
кастетом на правой руке. Диверсант глянул в зал.  Там  тоже  сидел
Штирлиц,  которому  Мюллер  наливал стопочку коньяка. У диверсанта
поехало перед глазами и с глупой мыслью - "Близнецы!" -  он  сполз
по стене.
   - Эй, эй! - вскричал Штирлиц. - Не умирай пока! Мы  потом  тебя
сами убьем! А сейчас скажи, вас было десять, где остальные?
   - Двое - в спальне, - заплетающимся языком прошептал диверсант.
- Двое - на кухне, двое - в туалете...
   - Купер, убери этого козла, - скомандовал Штирлиц. Агент  Купер
тут  же распылил диверсанта на атомы. Затем они прошлись на кухню,
в спальню и в туалет, где сделали то же самое с оставшимися людьми
Кальтенбруннера.
   - Неплохо сработано, - молвил Штирлиц в туалете. - Теперь можно
уматывать, вот только я схожу по-большому, раз уж мы в сортире.
   - Штирлиц, сюда может войти настоящий Штирлиц, - заметил  агент
Купер. - Давайте, перейдем на всякий случай в женский туалет?
   - Хорошо, - не стал спорить  Штирлиц.  -  Тем  более,  что  тут
кончилась туалетная бумага.
   Они вышли из мужского туалета и зашли в женский. Только за ними
закрылась  дверь,  как  в  коридоре  появился  настоящий  Штирлиц,
который направлялся в туалет, где он прятал рацию.  Штирлиц  хотел
послать  радиограмму  в  Центр. За русским разведчиком, скрываясь,
полз английский агент, переодетый в женщину. Англичанин давно  уже
следил  за  Штирлицем  и  мечтал  завербовать  его  в "Интеллижент
сервис", и, наконец, он подобрался  к  Штирлицу  так  близко,  как
только  возможно.  Агент  приник ухом к двери туалета и включил на
запись магнитофон.
   Через некоторое  время  Штирлиц,  которому  так  и  не  удалось
связаться  с  Центром, вышел из туалета, ударив английского агента
дверью по носу. Стеная от боли, английский агент  в  свою  очередь
вполз в туалет.
   Затем в коридоре появился потный  Борман.  Партайгеноссе  зашел
мужской  туалет  и  отпрянул,  наткнувшись на переодетого женщиной
английского агента, который пил портвейн, забытый Штирлицем.
   - П-пардон, мадам, - сказал Борман и,  решив,  что  у  Штирлица
перепутаны таблички на дверях туалетов, зашел в женский.
   Раздался визг, громкий  звук  пощечины,  и  Борман  вылетел  из
туалета  с  отпечатком  ладони  на  правой  щеке,  не  успев  даже
сообразить, кто его ударил.
   "Левша," - подумал Борман и, обиженно сопя, пошел в сад.
   - Ловко  ты  его,  -  похвалил  Штирлиц.  -  И  завизжал  очень
натурально!
   -  Это  я,  чтобы  женщину  изобразить,  -  агент  Купер  потер
ушибленную левую руку и взглянул на Штирлица. - Туалет-то женский!
   Штирлиц мыл руки и насвистывал "Прощание славянки".
   - Ну, пошли, - сказал русский разведчик, выключая воду.
   - Кстати, Штирлиц, - заметил Купер, следуя  за  разведчиком,  -
если день рождения у местного Штирлица, то и вас тоже. Поздравляю!
   - Спасибо, дружище, - Штирлиц пожал Куперу руку. - Я и забыл.
   И они покинули  дачу,  где  перепившиеся  гости  уже  спали,  а
Штирлиц  сидел  у  камина  и  при  свете  торшера  в  который  раз
перечитывал любимые строки русского поэта Есенина.

                             Глава 10
                        Засада этажом выше

   - Это безобразие! - гремел Кальтенбруннер.  -  Десять  человек,
десять  самых  натренированных  диверсантов не в состоянии умочить
какого-то паршивого Штирлица!
   Люди Кальтенбруннера, которых он собрал для проработки в  своем
кабинете, смущенно молчали.
   - И главное, мало того, что не убрали Штирлица, но еще  и  сами
исчезли в неизвестном направлении!
   - Может быть, - робко сказал один из людей  Кальтенбруннера,  -
они, провалив дело, испугались вашего гнева и уехали из страны?
   - Правильно испугались! - вскричал Кальтенбруннер.  -  Я  б  их
расстрелял на месте из крупнокалиберного пулемета. Я бы их повесил
вверх ногами и отрубил их глупые головы! Я бы разнес их на  мелкие
кусочки  из  фауст-патрона!  Идиоты! Десять уродов не справились с
одним кретином!
   - Похоже, "идиоты", "уроды" и "кретины"  -  это  любимые  слова
этого  господина, - заметил агент Купер, наблюдая со Штирлицем эту
сцену на портативном экране,  встроенном  в  его  чемоданчик. -  А
по-моему, он сам - идиот, урод и кретин.
   - Ты прав, - согласился Штирлиц. - Странно,  что  в  Рейхе  его
считают одним из самых умных и дальновидных офицеров.
   - Это показатель общего уровня ума в Рейхе, - сказал Купер.
   Тем временем Кальтенбруннер  излагал  своим  сотрудникам  новый
план.
   - Надо устроить засаду у него  в  доме.  Для  этого  необходимо
дождаться,  когда он выйдет, засесть на лестничной площадке этажом
выше его квартиры и, когда Штирлиц  будет  возвращаться,  закидать
сверху   гранатами.  Это  мой  гениальный  план.  Если  вы  и  его
провалите, всех расстреляю три раза!
   Кальтенбруннер остановился перед одним из  своих  агентов.  Это
был  его  лучший агент по имени Клаус. Этот агент выполнял задания
своего хозяина в Испании, Алжире, Советском  Союзе.  Санта-Клаусом
прозвали его друзья-диверсанты за то, что каждое дело этого агента
было настоящим "подарком" для врагов Рейха и Кальтенбруннера!
   - Уж ты-то меня не подведешь, Клаус? - спросил  Кальтенбруннер.
-  Ты мой самый классный агент! Надеюсь, хоть ты не исчезнешь даже
при провале!
   - Ток точно! - воскликнул Санта-Клаус, преданно пожирая глазами
начальника.
   - Устрой этому козлу Штирлицу отличную засаду!
   - Так точно!
   - Что ж, - сказал  агент  Купер,  закрывая  чемодан.  -  А  мы,
пожалуй, устроим засаду на их засаду.
   Через  час  они  были  в  доме,  где  жил  настоящий   Штирлиц.
Поднявшись  на  этаж  выше своего, Штирлиц расположился на широком
подоконнике, поставив рядом с собой сумку с несколькими  бутылками
пива,  купленного  по дороге. О край подоконника русский разведчик
открыл  бутылку,  пиво  вспенилось  и  полилось  на  пол.  Штирлиц
приложился  к  горлышку  и,  блаженно зажмурившись, с наслаждением
выпил полбутылки.
   "Нет, что бы вы не говорили,  -  вспомнил  он  слова  господина
Мюллера, - а баварское пиво в три раза лучше жигулевского!"
   Черт  побери!   Он   бы   сейчас   не   отказался   попробовать
жигулевского,  чтобы  освежить  в памяти его вкус. "Вкус Родины, -
подумал Штирлиц, - это вкус пива, которое на этой Родине пьют!"
   - Штирлиц, - позвал  агент  Купер,  который  смотрел  на  дверь
квартиры  Штирлица  в  лестничный  проем. - Вы вышли из квартиры с
рюкзаком пустых бутылок.
   На лестнице послышался  характерный  звон  и  слова  песни  "Мы
рождены,  чтоб  сказку  сделать  былью", которую настоящий Штирлиц
невнятно напевал себе под нос.
   - За пивом пошел, - сказал  Штирлиц.  -  Я  быстро  вернусь,  в
Германии почему-то никогда не было очередей.
   - Значит, сейчас появятся люди Кальтенбруннера.
   - Мы ждем, - лаконично ответил Штирлиц и открыл новую бутылку.
   Хлопнула  входная  дверь,  послышались  голоса.   Агент   Купер
приготовил  распылитель,  сняв  его  с предохранителя. Но это были
всего  лишь  подростки.  Трое  светловолосых  юнцов,  совсем   еще
зеленых, с нашивками "Гитлерюгенда" на рукавах. Этакие молоденькие
фашистики.  Истинные  арийцы  с  голубыми  глазами.   И   с   ними
симпатичная  девушка  лет  семнадцати. Подобно Штирлицу, подростки
расположились на подоконнике двумя этажами ниже, один забренчал на
гитаре,  двое  других  откупорили  бутылку  дешевого  портвейна  и
разлили по  картонным  стаканчикам.  Гитарист  рассказал  похабный
анекдот,  парни  весело  заржали,  а  девушка  покраснела  и глупо
захихикала.
   - Черт! - в сердцах  молвил  Купер,  убирая  свое  смертоносное
оружие. - Это какие-то дети.
   - Пионеры, - сказал Штирлиц. - Фашисты все содрали с Советского
Союза.  Их  гестапо -  это слабый аналог нашего НКВД, концлагеря -
полностью как у нас, только погода потеплее, "Гитлерюгенд" -  один
в один пионерская организация...
   Дверь в подъезд опять хлопнула.  На  этот  раз  раздался  топот
подкованных  сапог.  Это были люди Кальтенбруннера. Штирлиц открыл
еще бутылку, Купер снова приготовил распылитель.
   Людей Кальтенбруннера было пятеро.  Четверо  тащили  тяжеленный
ящик  с  гранатами, а лучший агент Кальтенбруннера Санта-Клаус нес
большой ручной пулемет.
   - Уважают они вас, -  усмехнулся  агент  Купер.  -  Несут  ящик
гранат  туда, где хватило бы одной, да еще и пулеметик прихватили,
вдруг вы после ящика гранат уцелеете!
   - Им не поможет ни одна граната, ни ящик гранат, ни пулемет,  -
равнодушно  сказал Штирлиц, пьющий пиво. - Пусть хоть фауст-патрон
притащат!
   -  Папаша!  -  обратился  один  из  подростков  к  человеку   с
пулеметом. - Закурить не найдется?
   - Заткнись, ублюдок! -  злобно  бросил  Санта-Клаус,  показывая
пареньку  огромный  волосатый  кулак. -  А  то будешь иметь дело с
Кальтенбруннером!
   Парень предусмотрительно последовал совету и заткнулся.
   Люди Кальтенбруннера прошли мимо квартиры  Штирлица  и,  тяжело
дыша, начали подниматься на этаж, где их уже поджидал агент Купер.
   - Привет, ребята! - весело поздоровался Штирлиц.
   Люди Кальтенбруннера от неожиданности уронили ящик и застыли  с
раскрытыми ртами.
   "Чего с ними разговаривать?" - подумал Купер и нажал на  курок.
Люди   Кальтенбруннера,  включая  Санта-Клауса,  на  которого  так
надеялся господин Кальтенбруннер, исчезли, как  не  было,  остался
только  ящик  с  гранатами.  Штирлиц слез с подоконника, взял одну
гранату и подкинул на ладони.
   - Наши, - сказал он. -  Советские.  Гранаты  системы  "Ф-1",  в
просторечии -   лимонки.  Самая  надежная  штука.  Радиус  разлета
осколков -  двести  метров.  Купер,  захватим  ящичек  с  собой  в
будущее?
   - Зачем он нам нужен? У  нас  есть  гораздо  более  эффективное
оружие!
   - Ну, мало ли, - Штирлиц положил гранату  в  карман.  -  Лишний
ящик гранат еще никому не мешал. Захватим, а?
   - Только если вы сами его понесете, - согласился агент Купер.
   - Да? - Штирлиц призадумался. - Тогда фиг с ним. Распыляй.
   Купер уничтожил ящик и убрал распылитель.
   Опять хлопнула дверь и чей-то радостный голос воскликнул:
   - В этом подъезде живет мой классный друг Штирлиц! С ним-то  мы
и   выпьем   нашу   бутылочку   коньяка!   Если,   конечно,   люди
Кальтенбруннера его еще не убрали.
   - А он правда русский шпион? - робко спросил женский голос.
   - О! Он такой крутой, что может быть чьим  угодно  шпионом,  не
только  русским, но и своим собственным! - радостный голос заржал.
- Представляешь, шпионить не  для  какой-то  страны,  а  для  себя
лично!
   - Это Айсман, - улыбнулся Штирлиц. - Старая халява! А  ведь  я,
действительно,  занимался  разведкой  для  себя  лично,  а  не для
кого-то там! Просто мне это нравилось!
   - Эй, папаша! - остановил Айсмана подросток на  подоконнике.  -
Закурить не найдется?
   - Ты кого папашей назвал, засранец? - доброжелательно отозвался
Айсман. - Давно в гестапо не попадал? Смотри у меня!
   Айсман с двумя накрашенными красотками подошел к двери Штирлица
и  нажал  на  кнопку  звонка.  Не получив ответа, Айсман посверкал
единственным глазом и, достав связку отмычек, открыл дверь.
   - Прошу! - повел он рукой. - Чувствуйте себя, как дома,  но  не
забывайте, что вы в гостях!
   И, снова заржав, Айсман закрыл за собой дверь.
   - Это ваш друг? - поинтересовался Купер.
   Штирлиц задумался.
   - Ну, можно сказать, что и друг, - наконец молвил он.  -  Мы  с
ним  не один пуд соли съели. И не один литр пива выпили. Последний
раз я его видел в Корее, где он  поступил  на  службу  к  Великому
Вождю Президенту Ким Ир Сену.
   Снова стукнула дверь.  В  подъезд  вошел  настоящий  Штирлиц  с
рюкзаком,  полным  бутылками  пива.  Приклеив  окурок "Беломора" к
облупленной стене, русский разведчик начал неторопливо подниматься
по лестнице.
   - Папаша! Закурить не найдется! - привычно потребовал подросток
из "Гитлерюгенда".
   Штирлиц остановился и протянул юному фашисту папиросу.
   - А теперь спичку! - скомандовал  юнец,  обрадованный,  что  на
этот раз его не послали.
   Штирлиц терпеливо протянул коробок.
   Обнаглевший юнец прикурил  и,  выпендриваясь  перед  девчонкой,
снова спросил:
   - А что у тебя в рюкзаке?
   - Пиво.
   - Снимай рюкзак!
   - Слушайте, Штирлиц, - спросил агент Купер у Штирлица. - Как вы
терпите, они же нарываются?
   - Ты думаешь, я терплю? - улыбнулся Штирлиц и глянул сверху  на
самого себя. - Сейчас...
   - Долго еще ждать? - наглел парнишка, пока Штирлиц из  прошлого
все так же неторопливо снимал рюкзак.
   Русский разведчик отвесил  нахалу  звонкую  оплеуху  и  сшиб  с
подоконника.  Затем  подхватил  за шкирку и мощным пинком отправил
вниз по ступенькам.  Двое  других  испуганно  бросились  вверх  по
лестнице,   но  Штирлиц  успел  их  схватить  за  одежду.  Стукнув
подростков лбами, Штирлиц повторил ту же процедуру, что и с первым
негодяем.  Подростки  скатились  по  ступенькам  и,  открыв  дверь
головой, вылетели на улицу.
   - Сколько лет? - поинтересовался русский разведчик у девушки.
   - Семнадцать...
   - Пиво будешь? Пошли.
   И настоящий Штирлиц вместе с девушкой скрылся в своей квартире,
откуда  слышался  женский  смех  и  голос  Айсмана, рассказывающий
анекдоты.
   - Что ж, - сказал  Штирлиц  из  будущего,  -  на  сегодня  дело
сделано. Пойдем пить пиво в "Три поросенка".
   - А Штирлиц с Айсманом туда не заявятся?
   - Нет! Мы с Айсманом сейчас поедем на  футбол,  дам  произойдет
небольшая  драка,  меня  заберут  в  полицию,  а  потом отправят в
психиатрическую лечебницу.
   - Вас в лечебницу? Вы что, с ума сойдете?
   - По  ошибке,  -  пояснил  Штирлиц.  -  Глупые  полицейские  не
поверят,  что  я - Штирлиц, решат, что у меня мания величия. Ну, и
отправят в дурдом. А в дурдоме было классно!  Там  я  пообщался  с
такой симпатичненькой медсестрой...
   -  А  на  футболе  с   вами   ничего   не   произойдет?   Вдруг
Кальтенбруннер туда пошлет своих людей?
   - Да нет, мы же на футбол поедем  стихийно,  никто  об  этом  и
знать-то не будет.
   -  А  во  время  матча?  Пока  команды  будут  играть,   агенты
Кальтенбруннера могут ему доложить о вас, он пошлет своих людей.
   - Не успеют доложить, - Штирлиц махнул рукой. - Не так уж долго
будут  играть  команды.  Я забью гол, а потом нас быстро скрутят и
отправят в полицию.
   - А в этом дурдоме не может случиться покушения?
   - В дурдоме? - задумался Штирлиц. -  Знаешь,  Купер,  помнится,
там был один Кальтенбруннер...
   - Так надо его посетить!
   - Посетим, - согласился русский разведчик. -  Но  время  у  нас
есть, давай, пообедаем в "Трех поросятах"!
   И агенты из будущего направились в кабачок "Три поросенка".

                             Глава 11
             Несколько размышлений о природе времени

   - Знаешь, Купер, -  задумчиво  сказал  Штирлиц,  когда  они  на
очередной  машине,  украденной  Штирлицем, ехали к психиатрической
лечебнице имени Второго съезда НСДАП. - Очень  странно,  но  я  не
помню,  чтобы  профессор  Плейшнер подходил ко мне в сорок третьем
году и рассказывал о заговоре Кальтенбруннера. Ведь ты сказал, что
если  бы  мы  сюда  не прилетели, то настоящий Штирлиц узнал бы об
этом. А настоящим Штирлицем был в свое время я. Получается, что  и
в  мое время уже прилетали Штирлиц с Купером, которые спасали меня
от козней Кальтенбруннера?
   - Время - это загадочная субстанция, -  покачал  головой  агент
Купер. - Вполне возможно, из-за нашего прилета изменилось будущее,
а значит и вы. И в результате, вы просто не помните, что профессор
Плейшнер вас предупреждал.
   - Значит, по-твоему, я бы об этом должен был помнить, когда  вы
только-только оживили меня?
   - Вероятно, да. А, прилетев сюда, вы сами  будущее  изменили  и
больше таких воспоминаний у вас нет.
   - Но я же точно помню, что я ничего подобного не помнил.  Иначе
бы я сюда не полетел, дабы не подвергать себя в прошлом опасности.
   - Все это весьма запутанно, Штирлиц,  -  агент  Купер  зачем-то
покрутил  пальцем  у  виска. -  Я  вас  предупреждал об опасностях
путешествия  во  времени.  Недаром,  первый  указ,  который  издал
Великий  Император  после  изобретения  машины времени, был указ о
запрещении путешествий в прошлое.
   - Нет, -  упрямо  заявил  русский  разведчик.  -  Я  бы  такого
предупреждения  не  забыл.  Значит, было предопределено, что мы из
будущего прибудем в прошлое.
   - Вы хотите сказать, что все предопределено? - спросил Купер.
   - Ну да. По-моему, все изменения, которые могут произвести люди
из будущего, уже и так были. То есть Штирлиц и Купер уже прилетали
и спасали Штирлица из прошлого, поэтому Штирлиц  из  прошлого,  то
есть   я,   оживленный   вами  в  будущем,  и  не  помнил  никаких
предупреждений,  из-за  чего  и  полетел  без  особых  раздумий  в
прошлое.
   - Быть этого не может, - воскликнул Купер.
   - Все может быть, - возразил Штирлиц, -  кроме  того,  чего  уж
совсем не может быть...

                             Глава 12
                     В дурдоме все спокойно!

   Они подъехали ко входу в дурдом. Психиатрическая лечебница была
окружена  высоким  забором,  по  верху  забора красивым орнаментом
вилась колючая проволока. Вход в  лечебницу  представлял  из  себя
железные  ворота,  около  которых  в  стеклянной  будке сидели три
охранника.
   - Охрана, - сказал Штирлиц. -  Так  просто  нас  не  пропустят.
Придется дать им по голове, связать и сунуть в рот кляп.
   - Зачем? - возразил агент Купер. - Не проще ли перелезть  через
забор?
   - Колючая проволока! - указал Штирлиц рукой в сторону забора.
   - Разве это проблема?
   Штирлиц вспомнил, что они агенты из будущего.
   - Ах, да, действительно! А тогда зачем перелезать через  забор,
если можно распылить в нем дырку?
   - Тоже верно, - согласился Купер.
   Они вылезли из машины, прошли вдоль забора и выбрали место, где
вплотную  к  забору росли кусты. Купер аккуратно проделал дырку, и
агенты  из  будущего  проникли   на   территорию   психиатрической
лечебницы.  Кусты  за  ними  сомкнулись,  скрыв дыру от нескромных
взглядов снаружи.
   - Как вы думаете, настоящего Штирлица уже привезли?
   - Наверняка, - ответил  Штирлиц.  -  Насколько  я  помню,  меня
привезли  в  больницу  еще  засветло. А сейчас уже стемнело. В это
время мы уже играли с  Фюрерами  в  преферанс.  Знатную  расписали
пулю. Я их обул на двадцать три марки! - похвастался он.
   - Что ж, - вздохнул агент Купер, - надо стараться не наткнуться
на господина штандартенфюрера.
   - По-моему, в дурдоме нам этого можно не опасаться. Ну,  примут
еще за одного сумасшедшего Штирлица! У них Наполеонов и Бонапартов
было штук двадцать, так почему бы не быть двум Штирлицам?
   - И одному агенту Куперу, - добавил Купер.
   Они проникли в здание лечебницы. В коридорах  было  сумрачно  и
тихо. Пахло лекарствами.
   - Интересно, где у них лежит Кальтенбруннер? - шепотом  спросил
агент Купер.
   - Сейчас поймаем кого-нибудь и  спросим,  -  сказал  Штирлиц  и
постучал в первую попавшуюся комнату. Из комнаты выглянул небритый
мужик невысокого роста с длинными волосами,  завязанными  сзади  в
косичку.
   - Ты кто? - строго спросил Штирлиц.
   - Наполеон Бонапарт, император Франции, - заявил мужик и  надел
треуголку.
   - Штирлиц, - представился русский разведчик. - Будем знакомы.
   - Наслышан, - Бонапарт уважительно наклонил голову. - Я бы  вас
сделал в своей армии генералом! Немцы вас не ценят.
   -  Слушай,  Бонапарт,  не  подскажешь,  в  какой  палате  лежит
Кальтенбруннер?
   - Кальтенбруннер? - Наполеон  задумчиво  поковырял  в  носу,  а
потом заложил руку за отворот пижамы. - В четырнадцатой!
   - Спасибо, Бонапарт, -  Штирлиц  и  Купер  пошли  по  коридору,
рассматривая  номерочки на дверях. Император Франции долго смотрел
им вслед, затем вернулся в свою палату, где  на  кроватях  храпели
еще три Бонапарта, и сел к круглому зеркалу, стоящему на столе.
   - Черт побери, - сказал он своему отражению.  -  Кто  я  такой?
Какой-то Наполеон! Хочу быть Штирлицем!
   Император взял ножницы, отрезал свою косичку и показал  зеркалу
язык. Затем начал будить своих соседей по палате и кричать:
   - Я - Штирлиц!!!
   Один за другим Бонапарты просыпались и с завистью  смотрели  на
своего коллегу, который выбился в Штирлицы.
   - А нам можно? - робко спросил один.
   - Почему нет? - удивился новоявленный  Штирлиц.  -  Чем  больше
Штирлицев,  тем  лучше.  Надо  и  другим Бонапартам сказать, пусть
Штирлицами становятся! В футбол будем играть!
   Наконец, Штирлиц и агент Купер остановились около четырнадцатой
палаты.
   - Здесь, - сказал Штирлиц.
   - Как будем действовать? - спросил Купер. - Он  ведь,  наверно,
не один живет? Перебудим тут психов, шум поднимется...
   Вдруг из тринадцатой палаты, которая располагалась рядом, вышел
Фюрер.  Вышел  и  остолбенел.  Он  только что играл со Штирлицем в
преферанс в своей палате, и вдруг Штирлиц стоит в коридоре!
   "Это колдовство!" -  подумал  Фюрер  с  суеверным  восторгом  и
заглянул  назад,  в  палату. Штирлиц сидел за столом и старательно
играл мизер. Фюрер обернулся. Штирлиц стоял  в  коридоре  напротив
двери Кальтенбруннера.
   "Раздвоился! - решил Фюрер. - Колдовство!"
   - Эй, Фюрер, - позвал Штирлиц. - Будь другом, вызови к  коридор
Кальтенбруннера.
   - Штирлиц, - с почтением  произнес  Фюрер.  -  Я  с  господином
Кальтенбруннером  в  ссоре.  Этот  гад  украл  у  меня французский
порнографический журнал, а в нем были такие интересные фотографии.
Знаешь   ли,   на  одной  там  была  блондинка  в  черных  ажурных
чулочках...
   - Это, конечно, интересно, -  прервал  его  Штирлиц.  -  Вызови
этого гада, а мы у него отберем твой журнал.
   - Правда? - недоверчиво спросил  Фюрер.  -  Доктор  Швацц  тоже
обещал вернуть мне журнал, а не вернул.
   - Швацц? - удивился агент Купер.
   Штирлиц хлопнул себя по лбу.
   -  Вспомнил,  почему  мне  была   знакома   физиономия   вашего
профессора  Швацца!  Он  один  в  один  похож  на  доктора из этой
лечебницы!
   - Наверно, - предположил агент Купер, -  наш  профессор  -  это
потомок местного Швацца.
   -  Вполне  вероятно.  Слушай,  Фюрер,   я   тебя   когда-нибудь
обманывал?
   - Нет, - помотал головой Фюрер.
   - Тогда вызывай! Журнал будет твой!
   - Ладно, -  сказал  Фюрер  и  взялся  за  ручку  четырнадцатого
номера.
   - Только тихо, соседей не разбуди, - предупредил Штирлиц.
   - А Кальтенбруннер один живет! У него такой мерзкий характер, с
ним никто жить не желает!
   - Ах, один! - воскликнул Штирлиц, открывая дверь ногой. - Тогда
не надо вызывать, мы сами войдем!
   Штирлиц и агент Купер вошли в палату. Кальтенбруннер  сидел  на
кровати в красных семейных трусах со свастиками в белых кружочках.
Увлеченно сопя,  Кальтенбруннер  разглядывал  картинки  в  журнале
Фюрера.
   - Кальтенбруннер! Смирно! - скомандовал Штирлиц.
   Кальтенбруннер  испуганно  вскочил  и  вытянул  руки  по  швам.
Штирлиц подошел к кровати и взял с подушки журнал.
   - Это твой журнал? - строго спросил он. - Не твой!  Так  какого
хрена ты его захапал? Обидел моего друга Фюрера!
   Фюрер в дверях хлюпнул носом. Штирлиц кинул ему  журнал,  Фюрер
тут же раскрыл его посередине и радостно осклабился:
   - Вот она, моя любимая блондиночка! Спасибо, Штирлиц!
   - Кальтенбруннер!
   - Я!
   - Тебе не стыдно?
   Кальтенбруннер молча уставился на Штирлица преданными  глазами.
Штирлиц поднес к его носу внушительный кулак.
   - Будешь обижать Фюрера, дам в морду! Понял?
   Кальтенбруннер кивнул.
   - Скажи мне, Кальтенбруннер,  говорят,  ты  на  меня  покушение
готовишь?
   - Я? - удивился Кальтенбруннер, выходя из оцепенения. - А  что,
может и готовлю! Я такой! Я вредный парень!
   Штирлиц снова поднес к носу Кальтенбруннера свой крепкий кулак.
   - А это видел?
   - Видел, - сознался Кальтенбруннер. - Вы только что показывали,
когда Фюрера защищали...
   - Может, тебя убить? - предложил Штирлиц.  -  Или  есть  другие
предложения?
   Кальтенбруннер втянул голову в плечи.
   - Я больше не буду! - плаксиво протянул он, раскатывая губы.  -
И  вообще,  не  хочу больше быть Кальтенбруннером. Я такой гад, со
мной никто не дружит!
   - Это точно, - сказал Штирлиц. - Хочешь быть Бонапартом?  Их  в
лечебнице штук двадцать, будешь с ними в футбол играть.
   - Чур, я - вратарь! - закричал Кальтенбруннер.
   - Хоть два вратаря, - кинул Штирлиц. - Купер, этот псих нам  не
угроза. Он полный болван.
   - Я понял, - вздохнул Купер. - Пошли.
   Агенты из будущего двинулись на выход. Фюрер с Кальтенбруннером
смотрели  им  вслед.  Фюрер  трогательно  прижимал  к  груди  свой
ненаглядный журнал.
   -  Я  -  Наполеон  Бонапарт,  император   Франции,   -   заявил
Кальтенбруннер. - И еще я - вратарь.
   - Хоть два вратаря, - сказал Фюрер и побежал доигрывать  партию
со Штирлицем.
   - Я - два вратаря, - повторил  Кальтенбруннер.  -  Мне  Штирлиц
разрешил!

                             Глава 13
                         Штирлиц на пляже

   Штирлиц и агент  Купер  сняли  двухместный  номер  в  гостинице
"Третий Рейх". Утомленный Штирлиц повалился на кровать и мгновенно
заснул.
   Во сне  Штирлиц  шагал  по  вечернему  Урюпинску.  Он  спокойно
смотрел   то   направо,   то  налево,  и  везде  видел  Фюреров  с
Кальтенбруннерами. Вот Фюрер играет с Кальтенбруннером в  шахматы,
вот  Кальтенбруннер  с  Фюрером  сажают на клумбе цветы... Штирлиц
вежливо здоровался с ними,  причем  по-простому,  без  всяких  там
"Хайль!", и все отвечали ему:
   - Добрый вечер, господин Штирлиц. Не  читали  ли  вы  последний
доклад Великого Императора?
   - Как же, как же, - весело отзывался  Штирлиц.  -  Конечно,  не
читал!
   Штирлиц был совершенно счастлив...
   Русского  разведчика  разбудил  осторожный  шорох   возле   его
кровати.  Штирлиц, еще не проснувшись, подумал, что он находится в
психиатрической лечебнице, а  возле  его  кровати  стоит  красивая
медсестра,  которая  принесла  ему завтрак. Штирлиц открыл глаза и
увидел агента Купера.
   - Извините, господин Штирлиц, если я  вас  разбудил,  -  сказал
Купер.
   - Ничего, ничего, - махнул Штирлиц рукой.
   -  Я  хотел   посмотреть,   чем   там   занимается   наш   друг
Кальтенбруннер.
   - Давай посмотрим.
   Друзья сели к экрану. Кальтенбруннер рвал и  метал.  Перед  ним
стояли  немногочисленные  остатки  его людей, а сам Кальтенбруннер
носился по кабинету и бил драгоценные фарфоровые вазы,  вывезенные
из  России.  Вазы  раскалывались  на  мелкие  кусочки,  и  осколки
хрустели под ногами взбесившегося Кальтенбруннера.
   - Идиоты! - орал Кальтенбруннер. - Мои самые лучшие  диверсанты
не смогли ничего сделать со Штирлицем! Сегодня я опять видел его в
Рейхе! Они пил коньяк с Фюрером, вместо того чтобы пить с Дьяволом
в Преисподней! Кретины! Исчез даже Клаус! Уж он-то не испугался бы
вернуться и доложить о провале! Значит, мои агенты не  скрываются!
Значит, Штирлиц их уничтожил! Но как?
   Робко  постучали  в  дверь.  Купер  грохнул  еще  одну  вазу  и
выкрикнул:
   - Да!
   - Господин Кальтенбруннер, - просунулась в дверь  седая  голова
слуги. -  Шифровка!  Наш  секретный  информатор в Центре у русских
докладывает, что у Штирлица ушла в декрет предыдущая  радистка,  и
ему послали новую. Встреча с ней назначена завтра на пляже.
   - Во сколько?
   - Время у них не  указано.  Видимо,  для  конспирации  радистка
будет  ждать Штирлица у пивного ларька с утра и до вечера. Пока он
не появится.
   - Он не появится! - зловеще произнес Кальтенбруннер. -  Агенты!
Даю  вам последний шанс убрать Штирлица. На этот раз вы пойдете на
дело не все вместе, как раньше, а  по  отдельности.  Один  нападет
справа,  другой  -  слева,  третий -  в воде! Кстати, в воде - это
хорошая  мысль!  Сейчас  стоит  жара,  Штирлиц,  конечно,  захочет
искупаться.   Ты, -   Кальтенбруннер   ткнул  пальцем, -  наденешь
акваланг и будешь ждать его под водой.
   - Есть! - вытянулся агент.
   - Если и это дело вы, болваны, загубите, я  сам  пойду  убивать
Штирлица!
   - Не загубим! - хором произнесли агенты. - Такой хороший  план!
Это верняк!
   Купер погасил экран и посмотрел на Штирлица.
   - Ну что?
   - Тяжелый случай, - сказал Штирлиц, потягиваясь.
   - Как защитить Штирлица от нападения с  разных  сторон?  Можно,
конечно,  сделать  ему  защитное  поле,  и его не смогут убить. Но
тогда, если вдруг под ним взорвется граната, а  с  ним  ничего  не
случится, Штирлиц будет удивлен!
   -  Я  не  припомню,  чтобы  подо  мной  взрывались  гранаты,  -
проворчал  Штирлиц. -  А защитное поле - это умно! Только защищать
оно должно не настоящего Штирлица, а меня. Я пойду вместо него  на
пляж, агенты Кальтенбруннера будут нападать по-одному на меня, а я
их буду тихо ликвидировать.
   - А куда денется настоящий Штирлиц?
   - Настоящего Штирлица надо будет задержать по дороге.
   - Как?
   Штирлиц задумался. Внезапно лицо его просветлело.
   - Элементарно, Купер! Ты подойдешь к нему на улице  с  бутылкой
коньяка  и предложишь распить на троих. От коньяка в сорок третьем
году я никогда не отказывался!
   - Что значит "на троих"? Нас же будет двое.
   - Вот третьего вы  и  будете  искать,  и  на  это  уйдет  много
времени! А я на пляже бужу Штирлицем.
   - Интересная версия, - сказал Купер.
   На следующий день  Штирлиц  появился  на  пляже.  Радистка  уже
стояла  на своем месте у пивного ларька. Как и было условлено, она
была в ярко-красном купальнике и сжимала в руке  газету  "Правда".
Но  Штирлиц  не стал к ней подходить, а пошел по пляжу, держа руку
на распылителе агента Купера.
   Из  песка  высунулась  рука  с  отравленным  кинжалом.   Кинжал
коснулся ноги Штирлиц и сломался о защитное поле. Штирлиц нажал на
курок, рука  исчезла,  а  песок  осыпался  в  освободившуюся  яму.
Русский  разведчик  пошел  дальше.  Из  кабинки  для  переодевания
выскочил мужчина с саблей. Со всего размаху он рубанул Штирлица по
голове.   Сабля   разломилась   пополам.   Распылитель  действовал
эффективнее  сабли,  незадачливый   фехтовальщик   растворился   в
воздухе.  Из-за  куста бузины послышалась автоматная очередь. Пули
отскакивали от  Штирлица  и  рикошетом  отлетали  назад  к  кусту.
Русский  разведчик  распылил и куст, и того, кто за ним скрывался.
Какой-то урод стрелял с дерева из винтовки с оптическим  прицелом.
Бил  прицельно,  в голову. Штирлиц и его срезал вместе с верхушкой
дерева. Двое агентов Кальтенбруннера  в  плавках  изображали,  что
играют  в волейбол. Мяч полетел в сторону Штирлица и взорвался. Но
русский разведчик, неуничтожимый, как Арнольд Шварценеггер в  роли
робота-терминатора,   вышел   из   воронки   и   превратил  бедных
волейболистов в атомы.  С  крыши  спасательной  станции  застрочил
пулемет. Штирлиц снял пулеметчика и огляделся.
   Тишина.
   Штирлиц вытер пот со лба. Было жарко.  Русский  разведчик  снял
мундир  и  полез  в  воду.  Вода  была  теплая, как парное молоко.
Штирлиц нырнул и, отфыркиваясь, как морж, поплыл к  буйкам.  Вдруг
из  глубины поднялся облепленный тиной водолаз с трезубцем в руке.
Водолаз замахнулся на Штирлица и с силой воткнул трезубец в  грудь
русского  разведчика.  Трезубец  не  вонзился, а согнулся. Штирлиц
засмеялся, пуская пузыри воздуха, и, достав припрятанный в  трусах
распылитель, уничтожил водолаза, создав небольшой водоворот.
   С чувством исполненного долга Штирлиц вышел на берег и  оделся.
Больше  на  него никто не покушался. Штирлиц сплюнул сквозь зубы и
захотел пива. Русский разведчик сунул распылитель за пояс и  пошел
в  кабачок  "Три  поросенка",  где  он  договорился  встретиться с
Купером.
   Наконец, на пляже появился  настоящий  Штирлиц.  Веселый  после
распитой   на  троих  бутылки  коньяка,  разведчик  решил  сначала
искупаться, а потом подойти к радистке. Он плавал долго,  а  когда
вылез,  выжал  в  раздевалке  трусы  и  причесался  перед разбитым
зеркалом.
   Радистка все  так  же  стояла  у  пивного  ларька.  Ее  красный
купальник  сверкал  на  весь  пляж и притягивал нескромные мужские
взоры к высокой груди этой красивой девушки.
   Штирлиц три  раза  обошел  вокруг  пивного  ларька.  Слежки  не
было...

                             Глава 14
                         Бегство Штирлица

   И снова Кальтенбруннер  носился  по  кабинету.  Фарфоровых  ваз
больше  не  было, поэтому он вытаскивал из шкафа книги и с криками
злости  рвал  их  на  мелкие   кусочки.   Ни   одного   агента   у
Кальтенбруннера больше не осталось.
   - Я ненавижу Штирлица! - кричал он, разбрасывая обрывки бумаги.
- Ненавижу!
   Наконец,  обессилев  от  собственной   ярости,   Кальтенбруннер
повалился  на  кожаный  диван. Схватив со стола нож, он вырезал на
черной коже дивана русское неприличное слово.
   - Кретин! - выдохнул он. Было непонятно, к кому это относилось,
к Штирлицу или к самому Кальтенбруннеру.
   Кальтенбруннер ухватился за серебряный колокольчик и  позвонил.
Вошел седой слуга и поклонился своему господину.
   - Что слышно в Рейхе, Фридрих? - спросил Кальтенбруннер,  кусая
губы.
   - В  церкви  пастора  Шлага  господин  штандартенфюрер  СС  фон
Штирлиц   и   господин  Айсман  собираются  устроить  вечеринку  с
женщинами. Приглашены все высшие офицеры Рейха. Вы не приглашены.
   - Ага! - победно воскликнул Кальтенбруннер. - Вот где я  его  и
накрою! На этот раз я сам займусь этим делом!
   - Неугомонный, - задумчиво молвил Купер. - Мы что, так и  будем
защищать тут этого Штирлица до конца войны?
   - А почему нет? -  спросил  Штирлиц,  которому  как  раз  очень
нравилось  защищать  самого  себя,  попутно  веселясь  в  кабачках
Берлина.
   - Нам же надо выполнять задание  Империи,  -  сказал  Купер.  -
Давайте,  уберем  Кальтенбруннера,  поставим на его место похожего
биоробота и отправимся назад.
   - Что такое биоробот?
   - Это искусственный  человек,  предназначенный  для  исполнения
приказов человека. Я в школе на практике проходил курс по созданию
биороботов и смогу  за  какие-то  полчаса  создать  искусственного
Кальтенбруннера.  Запрограммирую его на тихий образ жизни, и можно
возвращаться в будущее.
   Штирлиц задумался. Ему не хотелось  уезжать  из  Германии.  Так
классно  в  двадцатом  веке быть разведчиком с техникой тридцатого
века!
   - Куда нам торопиться,  Купер?  -  поинтересовался  Штирлиц.  -
Будущее от нас не убежит, давай веселиться здесь!
   - Но, Штирлиц, есть же чувство долга!
   - Купер, ты хочешь стать настоящим агентом?
   - Хочу.
   - Тогда запомни. Мы никому ничего не должны! Нам все по-фигу! И
если  мы  делаем то, что делаем, мы занимаемся этим только потому,
что нам это нравится!
   - Вы не правы, Штирлиц.  Я  все-таки  уберу  Кальтенбруннера  и
поставлю на его место робота, а потом вернемся назад.
   - Ну, убери, - вяло сказал Штирлиц.
   Агент Купер вскочил и пошел убирать Кальтенбруннера.
   - Ну, и возвращайся в свое будущее, - сказал Штирлиц ему  вслед
и  решительно  встал. -  Черта  с  два  я  туда вернусь! Мне и тут
нравится! Уеду в Швейцарию.
   Штирлиц взял лист бумаги и написал:
   "Купер! Я не хочу возвращаться в будущее! Езжай один. А я уехал
в Швейцарию! Штирлиц."
   Русский разведчик положил послание на стол, прижал  его  пустой
бутылкой пива и покинул гостиничный номер.
   В  это   время   агент   Купер   снова   подошел   к   особняку
Кальтенбруннера.  Побрызгав  на  себя  смесью,  делающей  человека
невидимым, Купер уже знакомой дорогой пошел к воротам. Ворота были
закрыты. Агент Купер сунул под нос часовому специальное устройство
под названием "Глюколист",  часовой  прибалдел,  как  от  хорошего
укола кокаина, и сполз на пол с блаженной улыбкой идиота.
   Купер дернул за рычаг, ворота приотворились. Агент проскользнул
за  ограду  и, закрыв за собой ворота, бесшумно двинулся к дому. У
входной двери стояли два охранника в касках с автоматами на груди.
Их  бульдожьи лица не выражали ни единой мысли. Купер открыл дверь
и вошел в дом. Часовые удивленно переглянулись, заглянули  внутрь,
осмотрели  окрестности,  но  так  как никого не увидели, то пожали
плечами и снова замерли, как истуканы на острове Пасхи.
   У Купера была фотографическая память,  и  он  прекрасно  помнил
путь   по   извилистым  коридорам  особняка  Кальтенбруннера.  Как
призрак, он проскользнул мимо многочисленных охранников, обдав  их
легким  ветерком,  и  остановился перед кабинетом Кальтенбруннера.
Агент  прислушался.  В  кабинете  слышались  шаги  и   недовольное
бормотание. Купер ухмыльнулся и толкнул дверь.
   - Кто тут? - обернулся Кальтенбруннер.
   -  Свои,  -  сказал  невидимый  Купер  и  бросил   парализующую
бомбочку.
   Раздался   легкий    хлопок,    пошел    дым,    парализованный
Кальтенбруннер  упал.  Купер  разложил  на  полу  свой чемоданчик,
вытащил похожую на надувную куклу штуковину и нажал  на  кнопочку.
Кукла  выросла до размеров Кальтенбруннера, и агент Купер принялся
за работу по созданию биоробота.
   Через  полчаса  на  полу  лежали  два  Кальтенбруннера.   Купер
удовлетворенно  щелкнул  языком  и  полюбовался на дело своих рук.
Действие парализующей бомбочки  начало  проходить,  Кальтенбруннер
застонал  и  зашевелился.  Купер  вытащил распылитель, и страшного
Кальтенбруннера не стало.
   - Биоробот, встать, - подал команду агент.
   Биоробот  зашевелился,  сел  на  полу  и  взглянул  на   своего
создателя.
   - Тебя зовут Кальтенбруннер, -  сказал  Купер.  -  Твоя  задача
вести себя тихо и не выпендриваться.
   - Приказ понял, - разжал губы робот.
   - Вот и славно, - улыбнулся агент Купер.
   Вернувшись в гостиницу, Купер не обнаружил там Штирлица.  Агент
прочитал записку и сел на кровать.
   - Что значит "не хочу  возвращаться"?  -  нахмурился  он.  -  А
задание Великой Империи?
   Агент Купер перечитал  записку  еще  раз  и  почувствовал,  что
начинает  паниковать.  Ведь  без Штирлица ему не выполнить задание
Его Светлости герцога фон Брамса!  Каким  бы  идиотом  Штирлиц  не
выглядел,  но  он был настоящим суперагентом, не имеющим равных за
всю историю человечества до тридцатого века включительно!
   Купер впал в отчаяние. Он не думал, что Штирлиц может  сбежать,
а  то  повесил бы на него микроскопический маячок, по которому мог
бы его легко найти в любом месте Земли. А теперь...
   И вдруг Купера осенило.
   - Вряд ли Штирлиц уедет, не  посетив  напоследок  свой  любимый
кабачок "Три поросенка"! Есть надежда его там застать!
   Агент Купер схватил  свой  чемоданчик  с  техникой  будущего  и
побежал искать Штирлица.

                             Глава 15
                      Встреча старых друзей

   Усталый Штирлиц с ручным пулеметом на  плече  вошел  в  кабачок
"Три  поросенка". Посетители отсутствовали. Кабачок был закрыт, но
кто посмел бы сказать об этом господину штандартенфюреру?  Русский
разведчик прислонил пулемет к стене, расположился за своим любимым
столиком и пальцем поманил официанта.
   - Пива и тушенки! - заказал он.
   - Вы сегодня выглядите утомленным, господин штандартенфюрер,  -
сказал  услужливый официант, смахивая полотенцем со стола крошки и
вытирая лужицы пива.
   -  Был  трудный  день,  -  пояснил  Штирлиц,  не   вдаваясь   в
подробности.
   Официант выставил на стол несколько кружек пенного пива  и  две
больших  банки  советской  говяжьей  тушенки,  которую  так  любил
господин штандартенфюрер. На банке была нарисована толстая корова,
пасущаяся на лугу.
   Штирлиц приложился к кружке, опустошил ее за  секунду  и  ткнул
вилкой в банку тушенки.
   Тут произошло событие, о котором в кабачке долго  вспоминали  с
суеверным ужасом.
   Открылась дверь, и в кабачок "Три  поросенка"  вошел  еще  один
улыбающийся   Штирлиц.  У  официанта  отвалилась  челюсть,  бармен
спрятался под стойкой, посудомойки  с  изумлением  выглядывали  из
подсобки и округляли глаза.
   Штирлиц сел рядом со Штирлицем. Тот  доброжелательно  посмотрел
на  нового  посетителя и подвинул ему одну из своих кружек. Второй
Штирлиц  тоже  приложился.  Первый  с  одобрением   проследил   за
опустевшей кружкой.
   - Официант! - позвал он, подняв руку. - Нужна  вторая  вилка  и
повторить такое же количество пива!
   -  Есть!  -  по-военному  отозвался  официант,  у  которого  от
происходящего пересохло в горле.
   - И еще принеси бутылочку водки! -  добавил  второй  Штирлиц  и
осведомился у первого:
   - Ты какую предпочитаешь?
   - "Кубанскую", ясный пень!
   - Аналогично, - кивнул Штирлиц  из  будущего.  -  У  нее  такой
приятный  аромат, особенно если в экспортном исполнении. Официант!
Две "Кубанских"!
   - Господин штандартенфюрер, - робко сказал официант,  прикрывая
на  всякий  случай  лицо  рукой. -  У  нас нет "Кубанской"... Есть
шнапс, коньяк...
   - Дикари, - бросил первый Штирлиц.
   - А из наших-то есть что-нибудь? - спросил второй у официанта.
   - "Пшеничная".
   - Тоже неплохо, - согласился штандартенфюрер. - Из  "Пшеничной"
получается нажористый "ерш". Давненько я не пил "ерша"!
   Штирлиц из  сорок  третьего  года  протянул  руку  Штирлицу  из
будущего и представился:
   - Штандартенфюрер СС фон Штирлиц.
   - Суперагент Великой Империи фон Штирлиц, -  отозвался  Штирлиц
из будущего.
   -  Однофамильцы,  значит,  -  радостно  сообразил  Штирлиц   из
прошлого. - За это надо выпить.
   Они отпили по  полкружки  пива,  долили  водкой  и,  со  звоном
чокнувшись кружками, выпили до дна.
   - Хорошо пошла! - выдохнул Штирлиц.
   - Представляешь, - сказал Штирлиц сорок третьего  года.  -  Эти
ублюдки  в Рейхе задумали вывести всех ежиков из России, чтобы там
нарушилось биологическое равновесие и все русские вымерли. Ежиков!
А   ведь  ежик -  это  символ  русской  души.  Снаружи  колючий  и
необщительный, а внутри теплый и  очень,  очень  добрый!  И  вдруг
какие-то фашисты будут вывозить их из наших густых, зеленых лесов!
Но не тут-то было, - Штирлиц любовно похлопал  ладонью  по  своему
пулемету. -  Русский  разведчик Штирлиц не дремлет! И спас русских
ежиков.
   - А я спас Штирлица, - флегматично молвил Штирлиц из  будущего.
- Представляешь, гад Кальтенбруннер решил его убрать!
   Штирлицы закусили тушенкой.
   В кабачок вбежал взволнованный агент Купер.
   - Вот вы где! - воскликнул он  и  осекся,  осознав,  что  видит
перед собой двух Штирлицев.
   - А, Купер! Садись. Официант! Повторить пиво, водку и тушенку!
   - Штирлиц, - проникновенно сказал Купер. - Как  вы  могли  меня
бросить  на произвол судьбы? А как же задание относительно Тройной
звезды? А ваше обещание сделать из меня настоящего суперагента?
   При взгляде на  агента  Купера,  Штирлицу  стало  его  жалко  и
немного стыдно.
   - Да ладно, Купер, - пробормотал он, хлопая агента по плечу.  -
Я  пошутил. Конечно, я слетаю на твою Тройную звезду и сделаю тебя
настоящим  суперагентом!  Пей, -  он  подвинул  Куперу  кружку   с
"ершом".
   - Я не пью, вы же знаете,  -  сказал  агент  Купер.  -  Агентам
нельзя пить.
   - Глупости, - оборвал его Штирлиц из прошлого. - Война и  водка
неразделимы.  На  фронте  пере  боем  всегда  выдают сто грамм для
храбрости. А разведчик - он всегда в бою. У него  каждый  день  на
фронте. Он просто обязан пить!
   - Слышишь, что говорит умный человек, - наставительно  произнес
Штирлиц  из  будущего. -  Ты,  Купер,  вбил себе в голову какие-то
глупые истины, которыми тебя напичкали  в  школе.  Ты  хочешь  все
делать  по  правилам.  А  на  войне  нет правил. На войне всем все
по-фигу! И это основное условие для победы!
   - Но...
   - Пей, - сказал Штирлиц. - Пей и закусывай.
   Агент Купер поднес  кружку  к  губам  и  медленно  выпил  пиво,
смешанное с водкой. Его обычно бледное лицо порозовело, а на губах
заиграла неуверенная улыбка.
   - Вот и славно! - обрадовался Штирлиц. - Теперь скушай тушенки!
   Штирлиц из прошлого долил еще водки в пиво.
   - За победу! - воскликнул он. - За нас, русских!
   Штирлицы выпили.
   - Знаешь, Купер, почему русские разведчики самые лучшие в мире?
- спросил Штирлиц из будущего.
   - Почему?
   - Из-за загадочной русской души.  А  вся  загадка  в  том,  что
русский   человек   сначала  делает,  а  потом  думает!  Вот  если
какой-нибудь ублюдок наглеет, а ты думаешь, дать ему в  морду  или
нет,  то  в  конце  концов  приходишь  к  мысли, что бить человека
нехорошо, неинтеллигентно,  что  ублюдок -  тоже  человек,  и  так
далее.  В  результате  человеческая  цивилизация  пришла  к такому
состоянию, что кругом ходят наглые ублюдки, которые вытирают  ноги
о таких, как ты. А настоящий русский сначала даст в морду, а потом
подумает, правильно ли  он  поступил.  И,  что  самое  интересное,
придет к выводу, что правильно!
   - Это точно, - вставил Штирлиц из прошлого. - Так  и  поступают
русские разведчики. У меня никогда нет плана, я действую стихийно.
Мне все по-фигу, и никто не может  предугадать,  что  я  сделаю  с
следующий момент.
   - Вот именно, - засмеялся второй Штирлиц. - Поди, прочитай  мои
мысли,  если  у меня их нет! А появляются они только в тот момент,
когда я уже принялся за дело.
   - Так вот в чем секрет! - воскликнул агент Купер. -  И  если  я
научусь так работать, я стану суперагентом?
   - Ясный пень! - хором сказали оба Штирлица.
   - За это надо выпить! - предложил Купер, поднимая кружку. Глаза
его  сверкали.  Да,  он  станет суперагентом, самым лучшим во всей
Империи.  И  они  со  Штирлицем  с  честью  выполнят  задание  Его
Светлости Наместника Великого Императора герцога фон Брамса!
   - Штирлиц, - молвил Штирлиц  из  прошлого.  -  Нам  скоро  пора
улетать. Я хочу подарить вам на память очень полезную вещь.
   Штирлиц вытащил из кармана лазерный меч.
   - Кастет, - обрадовался  Штирлиц  из  прошлого.  -  Это  ценный
подарок.  У  меня есть один неплохой кастетец, но и два никогда не
помешают!
   - Дарю! - сказал Штирлиц. - Купер, нам пора.
   - Ясный пень,  -  заплетающимся  языком  согласился  опьяневший
агент Купер, пытаясь приподняться и падая.
   Штирлиц поднял своего  друга,  помахал  на  прощание  Штирлицу,
остающемуся  в  сорок  третьем году, и агенты из будущего покинули
кабачок.

                              Эпилог

   За  окном  кабачка  "Три  поросенка"  уже  давно  шли  немецкие
солдаты, а тут вдруг пошел дождь. Грубыми, пропитыми, прокуренными
голосами фашисты фальшиво тянули "Гитлер зольдатен".
   Штирлиц поднял кружку и привычно проверил, не залетела ли в нее
какая-нибудь сумасшедшая муха.
   Эти двое, которые только что вышли, были чем-то ему симпатичны,
особенно  тот,  что  постарше.  Лицо  этого  человека было знакомо
Штирлицу, но где он его видел,  русский  разведчик  не  помнил,  а
напрягать память было лень.
   Штирлиц   внимательно   посмотрел   на    кастет,    подаренный
незнакомцем,  и взвесил его на ладони. Кастет был совсем легкий, и
Штирлиц, справедливо рассудив, что старый,  испытанный  кастет  из
свинца гораздо лучше, выбросил подарок в мусорное ведро.
   А за окном шел дождь  и  фашистские  солдаты.  Солдаты  шли  на
Восток...

                                                   Балашиха-Москва
                                               Ноябрь-Декабрь 1993

                       Павел Николаевич Асс
                   Нестор Онуфриевич Бегемотов

                          Ш Т И Р Л И Ц
                               или
                         КОРЕЙСКИЙ ВОПРОС

                              Роман

                            От авторов

                                           Белмули банцак илтэ
                                           Намполул тоонамен
                                           Уонсан э хэдосинун
                                           Улилул бангэцунэ.
                                            Северо-корейская песня

   Окончив в 1987 году первый роман о Штирлице  "Как  размножаются
ежики",  мы  больше  не  возвращались к этой теме. И никогда бы не
вернулись, если бы не настоятельные  просьбы  Издателя.  Повинуясь
им,  мы  приостановили  свой  роман  этого  десятилетия, именуемый
"Поросята", и  разродились  "Корейским  вопросом".  Годы  шли,  мы
постарели,  постарел  и наш герой. Теперь он стал пенсионером и от
долгого проживания в нашей родной стране изрядно "осоветился". Это
не  свидетельствует  о  его  Падении,  в  какой-то  мере  и  здесь
происходит очередное становление нашего Штирлица. С  годами  образ
его  становится  все более душевным, объемным и притягательным, на
сколько бы лет он ни смотрелся.
   Мы будем признательны, если читатель не станет  искать  в  этой
части  подобие  нашей первой удачи (или неудачи). Или, более того,
отголосок или альтернативу  Продолжений,  которые  мы  не  читали.
Получился  просто  совершенно  другой  роман,  также  как  и мы по
каким-то причинам стали совершенно другими людьми.

                                                П.Асс, Н.Бегемотов
                              Пролог
                   Страна развитого социализма

   За окном ходили охранники и часы на Спасской башне Кремля.  Все
охранники  были  в  милицейской  форме  и,  чтобы не выделяться из
толпы, имели хмурые лица.  Цоканье  подкованных  каблуков  звучало
гораздо  громче  тиканья  часов,  но внезапно часы встрепенулись и
громко пробили полдень.
   - Послушай, Сусликов... - молвил развалившийся в мягком  кресле
Генеральный Секретарь.
   Суслов отвернулся от окна.
   - Я не Сусликов, Леонид Ильич, я - Суслов, - вежливо,  стараясь
не обидеть лидера Партии, поправил Суслов.
   - Послушай, Суслов, - не обиделся Леонид Ильич,  -  а  как  там
поживает наш лучший советский разведчик Штирлиц?
   - Он на пенсии, Леонид Ильич.
   - Как на пенсии? - удивился Брежнев. - И сколько же ему лет?
   - Около семидесяти.
   - Мне тоже уже давно около семидесяти, а я  все  еще  на  своем
посту!  Если человек нужен Партии, Родине и делу Мира, какое право
он имеет уходить на пенсию?
   - Вы совершенно правы, дорогой Леонид Ильич!
   -  Надо  найти  товарища  Штирлица.  Для  него  нашлось  новое,
чрезвычайно важное задание!
   - Будет исполнено, найдем! -  подобострастно  кивнул  Суслов  и
вышел из кабинета.
   А за окном ходили охранники  в  милицейской  форме  и  часы  на
Спасской башне Кремля.

                             Глава 1
                   Русский разведчик на пенсии

   -  Максим  Максимыч,  твой  ход!  -  азартно  выкрикнул  старик
Панкратыч, взмахнув длинными руками.
   Все пенсионеры терпеливо уставились на названного в  ожидании -
какую кость он выложит на стол?
   Максим Максимыч Исаев был пожилым крепышом, с открытым  волевым
лицом  и бдительными глазами разведчика. Он действительно всю свою
жизнь провел в контрразведке, более того, это был лучший разведчик
всех  времен  и  народов,  человек-легенда.  Расскажи  об этом его
партнерам по домино, они  бы  только  посмеялись  и  не  поверили.
Легенда  не  может  сидеть  возле  дома  и  курить со стариками на
лавочке.
   Выйдя на пенсию, Исаев до сих пор чувствовал себя засекреченным
агентом.  Никто  из его приятелей пенсионеров не знал, кто он есть
на самом деле. Бытовало мнение, что в годы войны Максим Максимович
длительное  время  был  в немецком тылу, поскольку, выпив, говорил
исключительно по-немецки.  Эта  особенность,  да  еще  сдержанный,
невозмутимый  нрав привели к тому, что соседи прозвали его в шутку
"Штирлицем", на что Исаев никак не реагировал, потому что  привык.
Это и было его имя.
   Штирлиц взъерошил свои еще густые  волосы  и,  грохнув  о  стол
ладонью, хрипло сказал:
   - Рыба!
   Старики повскакивали с лавочек и стали  возбужденно  обсуждать,
как  надо  было  ходить, а как не надо до того, как Штирлиц сделал
"рыбу". Штирлиц  ухмыльнулся,  встал  из-за  перекошенного  стола,
сколоченного  под  открытым  небом  из  занозистых досок, собрал в
карман со стола монетки, потянулся и захотел пива.
   - Панкратыч, одолжи рубль до понедельника! Я отдам!
   - Извини, Максим Максимыч, -  старик  Панкратыч  развел  своими
длинными руками, - я на мели.
   - Все вы тут на мели, - буркнул Штирлиц, - как пароходы в луже!
   Может быть у кого-нибудь здесь и был рубль, но  просить  его  у
бережливых стариков было бесполезно. Отдавать долги Штирлиц считал
ниже своего достоинства.
   Легендарный разведчик взял свой костыль, прислоненный к дереву,
и  побрел  домой,  где,  как  помнится,  у  него стояло на балконе
несколько пустых бутылок.
   Лифт, как было  заведено  в  стране  развитого  социализма,  не
работал.  Штирлиц, болезненно кряхтя, стал подниматься по лестнице
на пятый этаж. Проходя мимо почтового ящика, он даже не обернулся.
Газет  он  не  выписывал,  потому  что почту воровали, и не читал,
опасаясь испортить зрение мелким шрифтом. Работая в разведке, он и
тогда  избегал  всяческих шифровок и мелкого убористого почерка. А
что касается писем, так их никто ему не  писал,  ибо  Штирлиц  был
круглый сирота.
   Открыв отмычкой дверь своей квартиры, Штирлиц прошел на балкон,
где, покопавшись в куче разного хлама, извлек пять пивных бутылок.
У одной было отбито горлышко и Штирлиц, покачав головой,  запустил
ею с балкона.
   - Вот ведь зараза! - сердито молвил Исаев. - Тут едва  на  одну
бутылку наберется, а мне хочется как минимум пять!
   Как  Герой  Советского  Союза,  Штирлиц  получал   персональную
пенсию,  но и эта пенсия разлеталась в две недели. Ему вспомнилась
его молодость, прошедшая в Германии сороковых годов.  Денег  можно
было  стрельнуть  в  Рейхе  у  любого, все знали Штирлица в лицо и
давали не только  быстро,  но  и  как  бы  охотно.  Да  и  "Центр"
ежемесячно  подбрасывал  кругленькие  суммы  на  вербовку агентов.
Золотое  время!  А  какое  было  в  Германии  пиво!..  Теперь  там
социализм, и пиво, наверное, социалистическое...
   Штирлиц сглотнул старческую слюну, побросал бутылки в авоську и
неспешно  двинулся  в  магазин.  Бутылки  он  решил  сдать,  а  на
вырученные деньги посетить пивную "Красная шапочка".
   В городе, как кирпич на голову, стояла ранняя весна, апрельское
небо все еще было затянуло свинцовыми облаками, но на деревьях уже
проклевывались острые листочки, подобные зеленым буденовкам.
   Штирлиц шел по улице, старательно обходя лужи, но не  прохожих.
Если  кто-нибудь  из встречных подворачивался ему под локоть, того
Штирлиц с ворчанием толкал прямо в грязь:
   - Ну, чего толкаетесь-то? Думаете, раз человек стар,  то  можно
его и с асфальтом сровнять? А я за вас воевал! Кровь свою проливал
на чужбине!
   На вид Штирлиц вовсе не казался  старым,  а  имел  вид  пьяного
работяги.  Возражать  такому было опасно - кому охота нарваться на
ответный поток матерной брани, а то  получить  по  морде,  на  что
советские   работяги   большие  мастера?  Глаза  у  Штирлица  были
задумчивыми - такой как даст по голове, очень даже запросто.
   Постукивая костылем, русский разведчик вошел в винный  магазин,
где    толпилась    неорганизованная   толпа   галдящих   граждан,
прорывающихся к прилавку.
   Костыль,  кстати,  у  Штирлица  был  особенный.   Его   подарил
знаменитому  советскому  агенту сам Никита Сергеевич Хрущев. Палка
костыля была выполнена из красного дерева, внутри - полая и залита
свинцом,  а  массивный  загнутый  набалдашник -  из  красной меди.
Красный  цвет  очень  нравился  Штирлицу.  Во-первых,  красиво   и
по-пролетарски,  во-вторых,  не видно крови, если дать кому-нибудь
по голове.
   Не обращая внимания на очередь, словно  он  шел  по  пустынному
пляжу,  Штирлиц  пробился  к  продавщице  и  уверенно  выставил на
прилавок свои бутылки.
   - Куда без очереди?  -  препротивным  голосом  заорал  на  него
здоровенный  и  красномордый  детина с пудовыми кулаками. - В репу
захотел, старикан?
   - Это ты мне? - язвительно поинтересовался Штирлиц, становясь к
нему в пол-оборота.
   - Тебе, старый козел!
   Штирлиц  ядовито  ухмыльнулся,  давно  уже  на  него   так   не
нарывались.
   - Я не козел! - процедил  сквозь  зубы  вежливый  Штирлиц. -  Я
Герой  Советского  Союза, ветеран войны! Мне не только можно, но и
нужно брать все без очереди!.. Спасибо, милая, - Штирлиц принял от
продавщицы   мелочь  и  снова  повернулся  к  здоровяку. -  Понял,
засранец?
   - Все вы ветеринары! - не унимался здоровяк. -  Небось  в  тылу
отсиживался,  да  консервы американские жрал, а теперь без очереди
лезет! У меня у самого отец воевал!..
   Теперь, когда Штирлиц  избавился  от  стесняющих  его  бутылок,
которые  в  пылу спора могли разбиться, и засунул мелочь в карман,
лицо его разительно изменилось. Прищурившись, словно  прицелившись
из нагана, он с размаху дал своим примечательным костылем в орущую
красную морду.  Удар  профессионала  тут  же  прекратил  зловонные
потоки  брани,  детина  повалился на пол, и толпа стала спешно его
затаптывать, чтобы оказаться поближе к  прилавку.  В  который  раз
Штирлиц  убедился,  что  костыль  гораздо  сподручнее, чем любимый
кастет.
   Бывший разведчик не стал ждать, когда в винном  начнется  драка
между  агрессивными  алкашами,  и  поспешно вышел из магазина. Лет
двадцать назад, он, может быть,  устроил  бы  там  антиалкогольный
погром, но сейчас решил не разменивать свою жизнь на такие мелочи.
   - Девяносто две копейки, - пересчитал он мелочь  из  кармана. -
Всего  на  четыре  кружки!  Вот  ведь  черт, а до пенсии еще целая
неделя!
   Штирлиц еще что-то бубнил себе под нос, а ноги уже  сами  несли
его знакомой дорогой в пивную.
   Пройдя мимо двух розовощеких пионеров, Штирлиц  посетовал,  что
подрастающее  поколение  совсем  перестали  воспитывать. Давно уже
Штирлица не приглашали в школы на "встречу  с  ветераном",  а  эти
встречи  для  него  были небольшим подспорьем - во время рассказов
можно  было  пить  чай  с  пряниками  и  вареньем,  таким  образом
сэкономив пару рублей.
   Здесь мысли Штирлица автоматически вернулись  к  занимательному
вопросу  - почему ему платят такую маленькую пенсию? Ответ на этот
вопрос Штирлиц знал. Лично ему  могли  бы  дать  любую,  но  тогда
вокруг всем стало бы обидно и завидно, а это уже никак недопустимо
в стране всеобщего равенства.

                             Глава 2
                     Штирлиц в поисках премии

   В пивной было грязно и накуренно, но посетители этого уже давно
не  замечали.  В  воздухе висел тошнотворный запах: коктейль пива,
воблы и пота  отдыхающих  труженников.  По  облезлым  и  давно  не
крашенным  стенам,  ничуть не таясь, маневрировали когорты крупных
тараканов. Посетители и тараканы мирно  сосуществовали  под  одной
крышей.
   - Сегодня пиво разбавляют или не доливают? -  деловито  спросил
Штирлиц, входя в заведение.
   - Разбавляют! - ответили  ему  хором  пьющие  мужички. -  И  не
доливают!
   Штирлиц поприветствовал знакомых, которые  пропустили  его  без
очереди к пивному автомату, и залил четыре кружки.
   Прихватив несколько соленых баранок, Штирлиц встал  у  дальнего
столика,  и  только там как следует огляделся. Опять сработала его
многолетняя привычка проверять, нет ли за ним хвоста.
   Штирлиц  глазом   опытного   резидента   определил   контингент
посетителей.  Слева  от  него  четверо  молодых  парней потихоньку
разбавляли пиво водкой  и  говорили  о  парадоксах  самиздатовской
литературы. Пятый, интеллигентного вида очкарик, что-то бурча себе
под нос, чистил дохлого окунька, видимо, найденного здесь  же.  За
соседним  столом  справа  веселая  компания  обсуждала достоинства
какой-то блондинки, с  которой  все  были  в  каких-то  запутанных
отношениях.  В  другой  компании  забавлялись  тем, что по очереди
рассказывали друг другу похабные анекдоты и громко ржали,  поощряя
друг  друга,  хотя  почти  все анекдоты были абсолютно несмешными.
Изредко, правда, попадался хороший анекдот о разведчике Штирлице.
   - Идет Штирлиц по коридору, а на встречу ему Борман, -  взахлеб
рассказывал  один  из  компании. - Штирлиц, вы еврей? - спрашивает
Борман...
   "И это знают", - усмехнулся Штирлиц.  Он  уже  давно  привык  к
своей популярности и чувствовал себя народным героем. Однажды даже
пошутил - "Народ и Штирлиц - едины". От  упоминания  своего  имени
Штирлиц всегда улыбался.
   Он отхлебнул от кружки большой глоток,  потом  повернул  голову
налево, улыбка сползла с его лица, Штирлиц остолбенел.
   Возле самой стены, в полумраке, все такой же толстый, лысый,  с
отвисшими щеками и слюнявыми губами стоял... Борман!
   От неожиданности Штирлиц икнул и залпом выпил кружку.
   "Это Борман или  только  похож  на  Бормана?"  -  спросил  себя
Штирлиц.
   Борман прислушивался  к  очередному  анекдоту,  тихо  хрюкал  и
отпивал из кружки маленькими глоточками.
   "Точно Борман! - убедился Штирлиц,  услышав  так  знакомое  ему
хрюканье. -  Но  что  он  тут  делает?  Неужели  решился  приехать
интуристом? Нет, интурист не зашел бы в этот пивняк.  Этот  пивняк
засекречен,  его  и местные-то не все знают... Неужели этот фашист
живет здесь, в Советском Союзе?"
   Ничего не подозревающий  толстяк,  в  котором  Штирлиц  признал
Бормана, достал кошелек и стал выуживать из него скомканный рубль,
намереваясь взять еще пива.
   "Умно, - похвалил Бормана опытный разведчик. - В то время,  как
этого  гада  ищут  по всему белому свету, он прячется там, где его
меньше всего будут искать! В Москве!"
   Потрясенный ожившим призраком Бормана, Штирлиц выпил  еще  одну
кружку, да так, что и сам не заметил этого.
   "И куда  только  смотрит  КГБ?  Оголтелый  нацист,  зарвавшийся
убийца  разгуливает  по улицам, а всем по-фигу! Надо бы настучать,
куда следует."
   Штирлиц был патриотом. Решив заложить  Бормана,  он  с  хрустом
надкусил   баранку  и  запил  ее  третьей  кружкой.  На  душе  его
потеплело.
   "А что, хорошая мысль! - похвалил он  себя. -  Денег  ни  хрена
нет.  Если  я сдам Органам такого важного преступника, неужели они
не отвалят мне премию? Наверняка за такие вещи  дают  какую-нибудь
специальную премию... Имени Павлика Морозова, например... А ведь я
еще дома знал, что четырех кружек мне не хватит, надо  по  крайней
мере пять! Вот ведь, как предчувствовал!"
   Разведчик опрокинул последнюю кружку, наблюдая как  по  стенкам
стекают остатки пива, и решительно выскочил из пивной. Конечно же,
у него была уже не та хватка, что раньше,  но  профессионал  и  на
пенсии остается профессионалом!
   - Стоп! - осадил себя Штирлиц. - А вдруг, пока я буду бегать за
чекистами,  гад  Борман  возьмет  и  смоется? Нет! Надо остаться и
выследить, где эта свинья нашла себе логово!
   Штирлиц присел на скамейку под деревом, закурил "Беломорину"  и
стал  терпеливо  следить за выходом. Ждать пришлось недолго. Минут
через сорок Борман, ковыряя в зубах обгоревшей спичкой,  вышел  на
свежий  воздух и, покачиваясь, зашагал по улице. Штирлиц незаметно
пошел за ним след в след, даже если Борман наступал в лужи.
   Бывший  партайгеноссе,  как  ни  в  чем  не   бывало,   посетил
продуктовый   магазин,   где   без   очереди,  помахивая  какой-то
книжечкой, купил докторской колбасы, два пакета вчерашнего  молока
и черного хлеба.
   Потом постоял у газетного  стенда,  читая  статью  в  "Правде".
Прочитав и неопределенно хмыкнув, сел в троллейбус и проехал ровно
две остановки.
   Размахивая сумкой с продуктами во все  стороны  и  ни  разу  не
обернувшись,  Борман  вошел  в  пятиэтажную "хрущебу", поднялся на
второй этаж и скрылся в квартире.
   - Квартира номер восемь, - запомнил Штирлиц и предусмотрительно
записал номер на ладони. - Ничего не боится гад! Ну-ну! Посмотрим,
что ты запоешь на Лубянке!
   Через полчаса Штирлиц был в своей альма-матер. Показав часовому
удостоверение   Почетного  Чекиста,  Штирлиц  прошел  в  приемную,
проскочил мимо изумленной секретарши и без стука вошел  в  кабинет
какого-то генерала.
   - Товарищ, вы кто? - строго спросил генерал.
   - Я - Штирлиц! У меня дело особой  важности!  Пришел  сообщить,
что встретил в Москве бывшего партайгеноссе Бормана!
   - Штирлиц? Вы - тот самый Штирлиц?
   - Вот  именно!  Тот  самый  Штирлиц,  и  встретил  того  самого
Бормана!  Дайте  мне  двух  чекистов с двумя заряженными наганами,
через полчаса я приведу к вам этого ублюдка!
   - Одну минуту, товарищ Штирлиц, присаживайтесь...
   Генерал взял телефонную трубку и набрал двухзначный номер.
   - Юрий Владимирович? Задников вас беспокоит... Нашелся Штирлиц,
которого  вы  приказали разыскать. Да нет, не из вытрезвителя, сам
пришел! Так точно! Слушаюсь, будем ждать...
   Штирлиц непонимающе посмотрел на генерала Задникова.
   - Вам удобно? - спросил генерал, честно  глядя  на  Штирлица. -
Кофе хотите?
   - Какой, в задницу, кофе, когда Борман на свободе!? Я его еще в
годы войны два раза пытался взорвать динамитом, а вы тут расселись
как на именинах!.. А так, кофе, конечно, хочу!
   Генерал, не обидевшись на  тираду  Штирлица,  нажал  кнопку  на
селекторе и заказал:
   - Три кофе.
   - А третий кому? - спросил Штирлиц, закидывая ногу на ногу.
   - Третий для меня!
   В дверях появился суровый человек в штатском.
   - Юрий Владимирович! - вскочил генерал. -  Вот  он,  тот  самый
Штирлиц.
   - Андропов, - представился шеф КГБ.
   - Штирлиц, - разведчик пожал протянутую руку.
   Генеральская секретарша внесла поднос  с  дымящимися  чашечками
кофе. Никто из мужчин не сказал ни слова, пока она не ушла.
   "Немая, наверное", - подумал Штирлиц и с уважением посмотрел на
Андропова.

                             Глава 3
                      Борман никому не нужен

   - Искренне рад, что лично познакомился с вами еще при жизни,  -
витиевато  произнес  Юрий  Владимирович. -  Вы  ушли  на пенсию во
времена моего предшественника, я уж думал, не судьба! Для меня это
большая  честь  -  лично  познакомиться  со знаменитым разведчиком
Штирлицем!
   Юрий Владимирович говорил с  такой  неподдельной  искренностью,
что  на мгновение у Штирлица даже промелькнула мысль - не хочет ли
он взять у него автограф?
   Андропов хотел, но потом решил,  что  автограф  Штирлица  можно
будет выдрать из его досье.
   - Да будет вам обо мне! - бросил Штирлиц. - Пора бы  вам  лично
познакомиться со знаменитым фашистским палачом Борманом!
   Выпалив последнюю фразу, Штирлиц осторожно отпил глоточек кофе.
Кофе  был ароматным и вкусным, как раз таким, к какому он привык в
Германии.  Вернувшись  на  Родину,  разведчик  почему-то  перестал
употреблять этот напиток.
   - Что нам до Бормана? Борман нам ни к чему, -  ласково  покачал
головой Андропов. - Нам именно вы нужны!
   - Как это, ни к чему! - патриотично  возмутился  Штирлиц. -  Ну
знаете ли!..
   -  Борман  был  советским   разведчиком,   только   еще   более
законспирированным, чем вы. Настоящая его фамилия Сидоров.
   Штирлиц поперхнулся.
   - Да, да, - подтвердил генерал. - Неужели  вы  думаете,  что  в
Рейхе на нас работал один Штирлиц?
   - Честно говоря, я и до сих пор так думаю,  -  обидчиво  сказал
разведчик. - Кроме меня там были только идиоты и садисты.
   -  Многие  только  притворялись  садистами,  чтобы   никто   не
заподозрил   в  них  наших  агентов.  В  нашем  деле,  знаете  ли,
приходится  идти   на   компромиссы,   -   вежливо   сказал   Юрий
Владимирович.
   - Хитро! - признал Штирлиц. - А Адольф Гитлер не из наших?
   - Гитлер? Нет.
   - А я так и думал! - Штирлиц снова отпил кофе. - Ну, и зачем  я
вам понадобился?
   - Для вас, товарищ Штирлиц, снова есть важное  задание.  Родина
без вас, как без рук.
   - В тылу врага?
   - Нет. В тылу друга. Надо помочь корейским товарищам. У них там
возникли бо-ольшие проблемы.
   Штирлиц допил кофе и похвалил:
   - Кофе у вас что надо!
   - Турецкий, - доложил генерал Задников. - Еще изволите?
   - Не откажусь, - и Штирлиц придвинул к себе чашечку генерала. -
Ну, и какие у них там проблемы?
   -  Видите  ли,  сведения  эти  совершенно  секретные!  Даже  я,
руководитель  Органов,  не знаю в чем суть дела. Давайте мы с вами
вот что сделаем! Давайте мы сейчас поедем  в  Кремль,  к  товарищу
Брежневу, он вам все и расскажет. Он один в курсе дела.
   - К Брежневу? Хорошо, поедем к Брежневу, - согласился  Штирлиц,
вставая. - Надеюсь, там покормят?

                             Глава 4
             Задание для Штирлица, а повару - медаль!

   Дверь была обита красным бархатом и позолочена. Сначала за  нею
послышалось  чье-то  посапывание, потом появился и сам Генеральный
секретарь в расшитой косоворотке.
   - А! Это и есть наш легендарный  герой  Штирлиц!  -  воскликнул
Брежнев,  горячо  пожав  руку  разведчику  и  смачно чмокнув его в
заросшую щеку. - Наслышан, наслышан! Совсем  недавно  смотрел  про
тебя фильм. Что-то ты не сильно на себя похож? Постарел, что ли?
   - Старость - не  радость,  -  нашелся  Штирлиц  и  тоже  звонко
поцеловал Брежнева в щеку.
   - Это точно, - осклабился Леонид Ильич. - А фильм  хороший  про
тебя сняли. Правдивый. Сусликов!
   - Я не Сусликов, а Суслов, - поправил Суслов.
   - Да, Суслов. Надо бы дать этому артисту... как там его...  ну,
который Штирлица играл, звание народного...
   - Да он и так народный.
   - Ну, медаль...
   - Медаль дадим, - пообещал Суслов.
   - А настоящему Штирлицу, вот этому -  Героя  Советского  Союза.
Страна должна знать своих героев в лицо.
   - Он и так Герой, - вставил Андропов.
   - А, здравствуй, Антонов, я тебя  что-то  не  сразу  заметил, -
Брежнев  полез  целоваться  к руководителю КГБ. Андропов брезгливо
уклонился.
   - Ну, гости  дорогие,  -  добродушно  повел  рукой  Генеральный
Секретарь, - раз вы все здесь, прошу за стол!
   Гости прошли за красную дверь и оказались  в  другой  зале.  Не
трудно  было  заметить,  что  длинный стол уже сервирован и накрыт
роскошно.
   Штирлиц прошел к  столу  и  увидел  в  хрустальной  вазе  икру.
Штирлиц  уже давно не видел икры, поэтому, едва присев, сразу взял
кусок хлеба и толстым слоем намазал бутерброд  сначала  черной,  а
потом красной. Симпатичная горничная, напомнившая Штирлицу одну из
его многочисленных радисток, налила дорогому гостю душистой водки.
   - Хорошо у вас тут, Леонид Ильич, -  заметил  Штирлиц.  -  Ваше
здоровье!
   И опрокинул рюмку.
   - Спасибо, - сказал Леонид Ильич и,  насупив  брови,  опрокинул
рюмочку тоже.
   Штирлиц забрал у девушки бутылку и налил себе еще.
   - И шнапс у вас ничего! -  похвалил  он.  -  Разве  сравнишь  с
немецким! Помню, пили мы в Рейхе, ну такая гадость! Только у нас в
России могут делать такой вкусный и нажористый!
   - Из личных  погребов,  сам  настаивал, -  обрадованно  засопел
Брежнев. -  Рекомендую отведать ломтик от поросенка. Смотри, какая
румяная корочка!
   Долго Штирлица просить  не  пришлось.  Он  пододвинул  блюдо  с
поросенком к себе и приступил к его уничтожению. Как ломтик, так и
весь поросенок, что и говорить, были восхитительны!
   - Ваш повар - молодец! - с забитым ртом обронил Штирлиц.
   - Ну так! - многозначительно молвил Брежнев, с умилением  глядя
на бывшего разведчика.
   Было  чему  подивиться  -   Штирлиц   поглощал   провизию,   не
останавливаясь ни на минуту, даже чтоб откашляться. Он в два счета
обглодал  поросенка,  сожрал  целую  вазу   салата,   похватал   с
китайского   блюда   пельменей,  щедро  запивал  все  это  водкой.
Последнюю он без особых раздумий, смешивал с  армянским  коньяком,
ничуть при этом не страдая.
   Брежнев, Суслов и Андропов смотрели на него с изумлением.
   "Кто хорошо ест, тот хорошо работает," - думал шеф КГБ.
   "Хорошо, что не Штирлиц у нас Генеральный  Секретарь,  -  думал
Суслов. - Штирлица бы народ не прокормил."
   "Неужели  народ  у  них  так  голодает?"  -  мог  бы   подумать
Генеральный секретарь, но не подумал.
   - Да, повар-то у нас ничего! - после долгого молчания  произнес
Брежнев. - Сусликов!
   - Я - Суслов!
   - Повару надо дать медаль.
   - Так точно!
   Наконец, Штирлицу показалось, что он сыт. Разведчик  потянулся,
ухватил с вазы яблоко и отодвинулся от стола.
   - Можно подавать десерт! - оглянулся он  на  горничную.  -  Мне
тройной кофе в большую чашку. И чтобы ложечка была серебрянная.
   - Леонид Ильич, - сказал Андропов. - Надо бы поговорить о деле.
   Штирлиц осоловело посмотрел на Андропова и  мягко  осадил  шефа
КГБ.
   - О деле надо говорить после  десерта,  когда  мы  перейдем  на
мягкий диванчик и закурим гаванские сигары.
   Андропов нахмурился, бросая осторожный взгляд на Брежнева.
   - Дело говорит, - вяло кивнул тот. Андропов вздохнул.
   Молоденькая прислуга унесла грязную посуду и  объедки,  сменила
скатерть, заляпанную Штирлицем, и принесла десерт. Штирлиц получил
заказанную чашку кофе, хлебнул, зажмурился от удовольствия и  взял
в ладонь огромный кусок шоколада.
   - Помню,  в  столовой  Рейха  продавался  отменный  шоколад,  -
доверительно  сказал  он  Брежневу. -  Жаль  вас там не было, а то
попробовали бы.
   - Сусликов...
   - Суслов я, товарищ Брежнев!
   - Ну, Суслов, какая, хрен, разница? - Брежнев глянул на  своего
приятеля. - Слушай, может мне книжку написать о том, как я работал
в немецком тылу с товарищем Штирлицем?  Один  из  нас -  резидент,
весь  засекреченный,  работает  под  прикрытием, а другой у него -
агентом. Или наоборот...
   - Но вы же не работали в немецком тылу! - возразил Суслов.
   - Я и на Малой Земле не работал, -  возвразил  в  ответ  Леонид
Ильич. -   Подумай  об  этом,  Сусликов...  Хорошая  книжка  может
получиться... Слышь, Штирлиц, анекдот знаешь?
   - Ну?
   - Идет по коридору Леонид Ильич,  а  навстречу  ему  -  Пельше.
"Товарищ  Плейшнер,  вы,  случайно, не еврей?" - спрашивает Леонид
Ильич...
   - Товарищ Брежнев! - снова возник Андропов. - Надо  бы  о  деле
поговорить, а то темнеет уже!
   - О каком еще деле? - удивился Ильич.
   - О секретном задании, которое надо поручить товарищу Штирлицу.
Чтобы он его выполнил. Для корейских товарищей!
   - Ах, да!  Как  же,  секретное  задание!  -  Брежнев  с  трудом
поднялся  с диванчика и взмахнул рукой. - Пройдемте, ребята, в мой
рабочий  кабинет.  Слышь,  Штирлиц,   у   меня   такой   кабинет -
закачаешься!..

                             Глава 5
                     Контуры важного задания

   Все прошли в  кабинет  Брежнева.  Это  был  просторный  зал,  в
котором  можно было бы давать бал-маскарад с фейерверком. В центре
зала стоял обставленный чернильницами и  телефонами  рабочий  стол
Леонида  Ильича. Телефоны эти никогда не звонили, а в чернильницах
плескались мухи,  впрочем,  и  ими  никогда  не  пользовались.  На
селекторе   работала   только  одна  кнопка,  ее  нажимали,  когда
Генеральному секретарю требовалось подкрепиться. Он ее, кстати,  и
нажимал.
   Вокруг этого удивительного стола стояли  мягкие  диванчики,  на
одном  из  которых  тут же оказался Штирлиц. В зале царил приятный
полумрак,  в  колонках  тихо  поигрывал  старина  Моцарт,  навевая
лирическое  настроение.  Штирлиц  с  громким  хлюпом отхлебывал из
фарфоровой чашечки ароматный кофе.
   - Ну, теперь можно и о делах поговорить, - разрешил он.
   - Андреев, - сказал Леонид  Ильич,  обращаясь  к  Андропову,  -
Расскажи товарищу разведчику о деле.
   - Но, Леонид Ильич, - Андропов вежливо улыбнулся, - это же дело
государственной  важности,  о  нем  знаете  только вы, так как оно
очень секретное.
   - Что ты говоришь? - удивился Брежнев. - Что-то я о нем  ничего
не знаю! А почему?
   - Понятия не имею, я думал, вы  в  курсе,  -  молвил  Андропов,
пожимая  могучими  плечами  чекиста. -  Разве  корейский посол вам
ничего о нем не сказал?
   -  Нет,  -  Брежнев  сдвинул  брови  к  переносице  и  пошамкал
челюстью. - Ни слова не сказал, негодяй.
   - Надо было ему иголкой под  ногти,  -  добродушно  посоветовал
Штирлиц, - сразу бы все и выложил!
   - Напрашивается вот какой вывод, - вмешался  Суслов. -  Задание
настолько  секретное,  что  о  нем вообще никто не должен знать. Я
думаю,  товарищу  Штирлицу  имеет  смысл  направиться   в   Корею,
встретиться там с товарищем Ким Ир Сеном и до тонкостей у него все
узнать. Тогда он сможет выполнить это секретное задание!
   - Сусликов дело говорит, - похвалил Брежнев. -  Андронов,  надо
бы   Штирлицу  выделить  одного  или  двух  помощников  из  твоего
ведомства.
   - Выделим, Леонид Ильич, - кивнул шеф КГБ. - Я  Штирлицу  готов
десятерых дать! Заодно поучатся, как надо работать.
   - Эй, остановите каток! - воскликнул Штирлиц, которому вовсе не
улыбалось,  чтобы за каждым его шагом следили молодцы Андропова. -
Мне помощников не надо! Я плохо  срабатываюсь  с  людьми,  у  меня
характер скверный!
   - Да будет вам, Исаев! У вас просто ангельский  характер!  -  с
глумливой улыбочкой заметил Суслов.
   - И кроме того, -  продолжал  аргументировать  Штирлиц, -  я  -
профессионал! Зачем мне кто-то нужен еще?
   - Ну и что? - спросил Брежнев. - Я тоже профессионал, и у  меня
есть  помощники...  Вот,  Сусликов,  например... Нет, Штирлиц, без
помощников нельзя. Корейцы могут не так  понять.  Скажут,  Брежнев
такой жмот, людей для нас пожалел...
   - Ну тогда, - Штирлиц пошел на компромисс, - давайте  я  возьму
себе в помощь Бормана.
   - Одного?
   - Он десятерых стоит. Главное у Бормана -  это  воображение!  К
тому  же,  он  мой  старый знакомый, с ним мне будет намного легче
выполнить такое тяжелое и ответственное задание.
   - Борман... Какая странная фамилия, - протянул Леонид Ильич.  -
Он что, еврей?
   - Нет, он немец, - сказал Штирлиц.
   - Русский он, - добавил Андропов. - Сидоров его фамилия.
   - Это хорошо, что не еврей. Ты, Штирлиц, долго жил в  Германии,
небось не любишь евреев-то? Все фашисты их страсть как не любили.
   - Я интернационалист! - возразил Штирлиц. - Я никого не люблю!
   - Значит, еврейский вопрос тебя не волнует?
   - Ясный пень! Меня и женщины уже не волнуют!
   Глубокомысленно покачав головой, Брежнев обратился к Суслову:
   - А этот еврей со сложной фамилией Солженицын, которую я  никак
не  могу  запомнить, пишет, что это очень животрепещущий еврейский
вопрос в нашей социалистической стране... Вот ведь врун!
   -  Нас  сейчас  больше  волнует  корейский  вопрос,  -   сказал
Андропов, переводя разговор в деловое русло.
   - Дык, кто спорит? - согласился Леонид  Ильич. -  Корейцы,  они
тоже, того... как евреи...

                             Глава 6
                     Штирлиц вербует Бормана

   Штирлиц встретился с Борманом на  Патриарших  прудах.  Приятели
обнялись  и  сели  возле  пруда на скамеечку. Предложение Штирлица
Борман выслушал сдержанно и отреагировал на него престранно. Минут
пять  он  отрицательно  качал  головой, потом стал ковырять в носу
пальцем, но Штирлиц  не  терял  надежды.  Он  чувствовал  себя  на
подъеме.
   В кармане разведчика хрустели  две  пачки  полусотенных  купюр,
выданных  во время вчерашней встречи. Одну из них ему торжественно
и под расписку вручил шеф КГБ Андропов, другую сунул на прощанье в
карман Леонид Ильич Брежнев. Этой, второй, особенно не терпелось в
заточении в кармане.  Пора  было  пойти  выпить  пива,  но  Борман
упрямился, как осел в повозке.
   - Знаешь, Штирлиц, - Борман задумчиво посмотрел на  поверхность
пруда,  по  которой  скользили два лебедя - белый и черный. - Если
честно, мне никогда не нравилась эта работа.
   - Да брось ты, Борман! Ты - самый классный агент! Я на любого в
Рейхе мог подумать, что он русский агент, но чтобы ты!
   - Это так, но ради того, чтоб так замаскироваться,  приходилось
каждый день изображать из себя ублюдка...
   - Но у тебя это так хорошо получалось!
   - Нет, Штирлиц, - Борман кинул лебедям кусок булки, и те начали
из-за  него  драку. - И не упрашивай! Я с этим покончил. Работа на
Органы - погони, перестрелки, убийства... Теперь это не для  меня.
Нам религия не разрешает убивать.
   - Какая еще религия?
   - Слыхал о Кришне? Я тут познакомился с одним кришнаитом, очень
симпатичная  оказалась  религия. Я теперь полностью раскаялся и за
старое не возьмусь.
   Глаза Бормана при этих словах были предельно чисты, но Штирлиц,
который  листал  дело  на Бормана в КГБ, не поверил ни слову. Даже
здесь,  в  своей  родной   стране,   Борман   не   мыслил   своего
существования  без каких-нибудь гадостей. Соседке снизу, которая с
ним не слишком приветливо поздоровалась, он  облил  вывешенное  на
балконе  белье  фиолетовыми  чернилами.  Другому  соседу,  который
распускал о нем слухи, утверждая, что в годы войны Борман  работал
на  фашистов,  однажды  темной  ночью  проколол шины у старенького
"Запорожца".
   Жалобы на Сидорова попадали в органы милиции каждую  неделю.  А
иногда   приходили   прямо  на  Лубянку,  на  что  чекисты  только
посмеивались. Понятно, что  жить  рядом  с  Борманом-Сидоровым  не
сахар, но надо же ему где-нибудь жить!
   Все это и многое другое Штирлиц хорошо знал, но Борману  ничего
говорить  не стал. Не обязательно говорить человеку, что он у тебя
на крючке.
   -  Харе  Кришна!  -  воскликнул  Штирлиц.  -  Кто  говорит   об
убийствах?  Специально  мы  убивать  никого не будем. Война, слава
КПСС, давно кончилась! Наша цель в Корее - просто оказать братскую
помощь  товарищу  Ким  Ир  Сену!  Ты  только  представь! Бесплатно
съездим  на  Восток,  посетим  буддистские  храмы,  пообщаемся   с
настоящими кришнаитами!
   - Ты серьезно?
   - Ясный пень! - от нарастающего нетерпения  Штирлиц  вскочил. -
Когда  еще  представится  такая возможность? Денег на билет у тебя
все равно никогда не будет. А Корея -  это,  брат,  родина  учения
Кришны!
   - Не может быть! Однажды у меня была знакомая в общежитии, я ее
консультировал  по  немецкому, так там было полно этих корейцев, и
все жарили на кухне селедку. Ну и запах от нее, боже! И ни  одного
кришнаита среди них не было!
   - Ты что, мне не веришь?
   - Да нет, я верю... Штирлиц, я бы с радостью, но у меня  семья,
дети...
   С понимающей улыбкой Штирлиц посмотрел на Бормана.
   - У тебя четыре семьи, - уточнил он. - И в каждой дети. Но  все
семьи  ты  бросал  и  никогда  не  платил  алиментов.  И  только с
последней семьей живешь, так как у них квартира хорошая.
   - Откуда?.. - опешил Борман.
   - Ты, профессионал, спрашиваешь у меня, профессионала?
   - Понятно, - взволнованно засопел в ответ Борман.
   - Борман, ты меня знаешь, и знаешь  очень  давно,  я  не  люблю
давить  на  людей!  Но  представь  себе  на минуту, что твои дети,
которые давно уже не дети, узнают, где живет их папаша, и  приедут
из разных городов к тебе, так сказать, погостить?
   Борман содрогнулся, а Штирлиц стал ковать Бормана, пока он  был
горячий.
   - Что тут думать! Ты же не навсегда уезжаешь. За пару недель, я
уверен, мы выполним задание, еще пару недель пошатаемся по храмам,
пообщаемся с твоими кришнаитами, - Штирлиц щелкнул себя пальцем по
горлу, - и вернешься домой к своей семье Сидоровых, как огурчик.
   - Да стар я уже для всего этого...
   - А вот этого возражения я категорически не принимаю! -  строго
прикрикнул Штирлиц. - Мы с тобой старые, закаленные большевики. Мы
в наши годы крепки, как дубы, не то что эта молодежь, которая  уже
в пятьдесят загибается от болезней. Комсомольцы хреновы!
   - Твои доводы просто неотразимы, - признал Борман.
   -  А  то!  Борман,  ты  еще  этого  не  понимаешь,  но  ты  мой
единственный,  последний  друг.  Кому,  как не нам, взяться за это
дело и выполнить его! Знаешь, я уже чувствую себя помолодевшим лет
на  двадцать! -  Штирлиц  молодцевато вскочил со скамейки, задорно
схватил камешек и запустил в окно проезжавшего мимо троллейбуса.
   Не обращая внимания на звон разбитого  стекла  и  пронзительную
трель милиционера, Штирлиц резюмировал:
   - Леонид Ильич Брежнев будет нами доволен!
   - Видел я  этого  Брежнева  в  телевизоре,  мне  он  совсем  не
понравился.
   - Мне он тоже раньше не особо нравился, - кивнул  Штирлиц. -  А
на  деле  оказался  чутким, душевным человеком. Встретил меня, как
сына... И чтобы я не слышал о нем  никаких  гадостей! -  пригрозил
разведчик и показал Борману жилистый кулак.
   - Да ладно тебе, Штирлиц, насрать  мне  на  этого  Брежнева!  -
Борман тоже встал. - Слушай, а что корейцы дадут Брежневу, если мы
задание выполним?
   - Да ничего не дадут! Для Брежнева главное - это дело Мира.
   - Совсем съехал, - молвил Борман, но Штирлиц снова показал  ему
кулак, и Борман счел за лучшее сменить тему.
   - Так когда, ты говоришь, мы едем?
   - Завтра, - бросил Штирлиц. - Скажи, Борман, а  пиво  кришнаиты
пьют?
   - Пьют,  -  с  достоинством  отозвался  Борман.  -  Это  же  не
пристрелить кого-нибудь...
   - Не вмазать ли нам в таком случае по паре  пенных  кружечек? -
разведчик  похрустел в кармане деньгами, выданными в КГБ, и извлек
из пачки на свет полусотенную. - Видал?
   - Ого! Отчего ж тогда не вмазать! - согласился  Борман,  и  они
направились пить разбавленное пиво.

                             Глава 7
                    Корея - страна идей чучхе

   В восемь утра Штирлиц и Борман были уже в Пхеньяне. Встретил их
какой-то кореец, по-русски он не говорил, зато отвез разведчиков в
забронированный для них номер самой лучшей гостиницы.
   Мальчики в расшитых золотом ливреях принесли  в  номер  багаж -
два  залатанных  походных  рюкзака.  В рюкзаке Штирлица находилось
снаряжение, необходимое для террористов и диверсантов, в том числе
два  килограмма пластиковой взрывчатки, стальные, остро отточенные
ножи, три пистолета, патроны, консервы "По-флотски", десять  банок
китайской  тушенки,  и,  кроме этого, блоки папирос "Беломор", три
самых  увесистых  кастета  Штирлица  и  карта  Кореи  с  пометками
Андропова, которую Штирлиц забыл выбросить в самолете.
   Содержимое диверсионного рюкзака Бормана было покрыто густым  и
зловонным  мраком.  Зловонным  от  того,  что  от  рюкзака  чем-то
явственно воняло, но чем - было непонятно.
   Номер Штирлицу понравился. Пушистый ковер  лежал  на  полу,  по
углам  на  мраморных  подставочках  стояли две пальмы в кадках, на
стенках висели гирлянды живых цветов.
   Усевшись за стол, друзья решили перекусить консервами, когда  в
номер  вошли  двое.  От  Советского посольства в Корее их встречал
дипломат Петров, а от корейских товарищей - чекист Пак Хен Чхор.
   Представившись, Петров стал сразу оправдываться.
   - Извините, что не встретили вас в аэропорту, боялись, что  вас
могут вычислить южно-корейские шпионы.
   - Да, ничего, -  бросил  Штирлиц,  -  присаживайтесь,  порубаем
консервов.
   - Консервы - потом. Гостиница вас устраивает?
   -  Нормальная  гостиница,  -  буркнул  Штирлиц,  переходя   для
разговора на мягкий диван. - А то я думал, привезут в какой-нибудь
гадюшник.
   - Чхангвансанская гостиница - самая лучшая гостиница в Корее, -
гордо  заявил  корейский  чекист  Пак  Хен  Чхор.  -  Из  ее  окон
открывается изумительный вид на фонтаны.
   Борман, который по дороге из аэропорта внимательно  высматривал
кришнаитов и не обнаружил ни одного, спросил:
   - Э... Товарищ...
   - Называйте меня просто Пак.
   - Товарищ Просто Пак, а где тут у вас собираются кришнаиты?
   - Кто? - изумился Пак.
   - Кришнаиты. Или, на худой конец, дзен-буддисты.
   - Товарищ Борман, - сурово сказал корейский чекист, - у  нас  в
стране  вдохновленный  идеями  чучхе  народ  строит  социализм. Ни
кришнаитов, ни буддистов у нас нет и быть не может.
   Лысая голова Бормана вопросительно повернулась к Штирлицу.
   - Когда нам дадут задание? - тут же спросил Штирлиц.
   - Немного позже, - широко улыбнулся Пак. -  На  сегодня  у  нас
запланирован  ряд  мероприятий.  Я  покажу  вам нашу замечательную
столицу,  расскажу  о  Корее,  мы  посетим  музеи  боевой   славы,
поклонимся  памятникам  наших  социалистических  завоеваний. Одним
словом, вас надо как следует подковать  в  плане  идей  чучхе.  И,
наконец, вечером мы посетим хороший ресторан, где поужинаем.
   Штирлиц, который во время перечисления  мероприятий  мрачнел  с
каждой  фразой,  при  слове "ресторан" захлопнул рот и взглянул на
представителя Советского посольства Петрова.
   - Это действительно хороший ресторан, - кивнул Петров. - Кормят
там вкусно, как на убой.
   - Я буду вашим гидом, и если что-нибудь будет непонятно, я  все
объясню, - пообещал Пак.
   -  Где  этот  узкоглазый  так   хорошо   насобачился   говорить
по-русски? -  равнодушно  спросил сам себя Штирлиц, не замечая что
говорит вслух.
   - Я учился в Москве, - ответил Пак на первый вопрос.
   Через пять минут они  спустились  вниз,  где  их  ждала  черная
лакированная  "Чайка".  Шофер  с  третьей  попытки  завел мотор, и
представительная машина ровно  помчалась  по  широким  пхеньянским
улицам.
   - Корея расположена в восточной части  Азиатского  материка,  -
начал  Пак  свой  долгий рассказ. Было заметно, что он выучил свою
речь наизусть,  слова  так  и  отскакивали  от  его  языка. -  Она
занимает  Корейский  полуостров,  протянутый  с  севера  на  юг, с
прилегающими к нему 4198 островами и островками.
   - Сколько, сколько островков? - не поверил Борман.
   - Заткнись, - сказал Штирлиц.
   - Площадь Кореи составляет  222209  квадратных  километров,  из
которых  на  северную  часть  КНДР  приходится  122762  квадратных
километра.
   - Сколько, сколько километров? - не унимался Борман.
   - На севере Корея граничит  с  Китаем  и  Советским  Союзом,  с
восточной,  западной  и  южной  сторон  омывается морями. Почти 80
процентов территории занимают горы,  средняя  высота  над  уровнем
моря  -  440  метров.  Климат  типичный  умеренный,  среднегодовая
температура  воздуха -  от  8  до   12   градусов,   среднегодовое
количество осадков - 1120 миллиметров.
   - Штирлиц, - Борман наклонился к уху разведчика. - На хрена нам
это все нужно?
   - Ну ты спросил! Да для того, чтобы нас подковать,  чтоб  мы  в
лепешку расшиблись, выполняя для них секретное задание!
   - Вот оно что! Это новые подходы, - покачал  головой  Борман  и
спросил, - Сколько, сколько миллиметров?
   Пак отвечал на все вопросы Бормана,  начиная  уже  недоумевать,
насколько же эти русские могут быть такими тупыми.
   -   Пхеньян   -   столица   Корейской   Народно-Демократической
Республики.  Пхеньян  находится  на  равнине, лежащей в устье реки
Тэдон. Само название города означает "широкая земля".
   - Широка страна моя родная! - глумливо пропел Борман.
   - Верно подмечено, - подхватил Пак. - Великий  вождь  Президент
Ким  Ир Сен указывал: "Пхеньян - сердце корейского народа, столица
социалистической Родины, очаг нашей революции".  А  вот  и  первый
объект,  с  которого  наши  советские  друзья  начнут знакомство с
сердцем корейского народа!
   Машина остановилась, Пак вышел.
   - Я бы предпочел начать знакомство с ресторана, - хмуро  бросил
Штирлиц Петрову.
   - Товарищ Штирлиц, не  осложняйте  международные  отношения,  -
сказал   Петров. -   Корейский   народ   очень   гордится   своими
памятниками, своим социализмом и своим Великим вождем. Кстати,  не
вздумайте  назвать его просто Ким Ир Сеном. Надо говорить: Великий
вождь   Президент   Ким   Ир   Сен.    На    самом    деле,    это
уменьшительно-ласкательный   титул.   Полностью   он  звучит  так:
"Генеральный секретарь ЦК Трудовой партии Кореи и Президент  КНДР,
великий вождь и любимый руководитель, товарищ Ким Ир Сен".
   Штирлиц  злобно  посмотрел  на  лоснящееся  лицо  представителя
посольства.  Петров  был  одет в строгий черный костюм, на лацкане
пиджака  краснели  два  значка -  один  комсомольский,  другой   с
портретом  Ким  Ир  Сена в позолоченной рамке. Толстыми пальцами с
коротко подстриженными ногтями Петров держал  сигарету  "Данхилл",
которую время от времени подносил ко рту и делал легкую затяжку. У
Штирлица так и чесались кулаки дать этому поганцу по раскормленной
морде.
   Русский  разведчик  пересилил  себя,  вздохнул,  понимая,   что
постарел, и вылез из "Чайки". Остальные последовали за ним.
   - Монументальный скульптурный ансамбль на холме Мансу! -  гордо
объявил Пак Хен Чхор.
   - Ансамбль  песни  и  пляски,  -  шепотом  съязвил  неугомонный
Борман.
   - В апреле 1972 года корейский народ воздвиг  этот  памятник  с
единодушным  желанием  и  стремлением  передать навеки бессмертные
революционные заслуги Великого вождя  Президента  Ким  Ир  Сена  и
завершить   из   поколения   в   поколение   начатое   им  великое
революционное дело чучхе!
   Штирлиц взглянул на памятник. Великий  вождь  в  длинном  плаще
стоял  на  постаменте,  положив левую руку на задницу. Другая рука
уверенно указывала народу путь вперед, в светлое будущее. Монумент
живо  напомнил  разведчику родные памятники Ленину. Слева и справа
от памятника Ким Ир Сену под  гигантскими  флагами  был  изображен
корейский  народ - с пулеметами, гранатами, ружьями. Суровые лица,
казалось, говорили: "Смерть фашистским оккупантам!" Тут же  стояли
транспаранты с надписями по-корейски.
   - Пак, - спросил Штирлиц, - что тут написано?
   - Очень правильный вопрос! - вдохновился  Пак.  -  Я  вижу,  вы
начинаете   проникаться   нашими   идеями!   Слева   написано  "Да
здравствует Полководец Ким Ир Сен!", а справа -  "Выгоним  янки  и
объединим Родину!".
   -   А   что,   разве   Корея   оккупирована   американцами?   -
поинтересовался Борман. - Почему их надо выгонять?
   - Конечно! Это Южная Корея! Там засели империалисты, они мешают
объединить    нашу    многострадальную    Родину,    наши    южные
соотечественники от этого сильно страдают. Но мы не должны  терять
надежды.  Вот  что  сказал  по  этому поводу наш любимый товарищ и
дорогой руководитель Ким Ир Сен: "Все соотечественники на Севере и
на  Юге Кореи должны с уверенностью в скорейшем объединении Родины
настойчивее   вести   священную   патриотическую   борьбу   против
империализма   США,   за   спасение   Родины   и   самостоятельное
воссоединение страны!"
   - Это ты наизусть? - изумился Борман.
   - Конечно, - серьезно кивнул стриженной головой товарищ Пак.  -
Я знаю на память все речи и изречения нашего любимого вождя...
   - Да, корейцы - умный народ, - покачал головой Борман. - Но  не
все...
   - Я вообще-то хотел спросить, не написано  ли  где-нибудь,  как
пройти в туалет? - сказал Штирлиц.
   Петров подпрыгнул от  возмущения  и  выронил  сигарету,  а  Пак
сначала  сделал вид, что не понял по-русски. Штирлиц повторил свой
вопрос снова, и, наконец, его отвезли к уютному подвальчику.
   Через  пять   минут   Штирлиц   выскочил   из   подвальчика   с
вытаращенными глазами.
   - Что с тобой? - спросил Борман.
   - Борман, ты мне не поверишь! - взахлеб ответил  Штирлиц.  -  У
них там, в туалете, стоит столик из слоновой кости, а на нем живые
цветы и портрет какого-то корейца!
   - В туалете? - от изумления Борман широко открыл рот, напоминая
больного, пришедшего к дантисту.
   - Что же тут удивительного? - вмешался дипломатичный  Петров. -
Это  специальный  столик  для Великого и любимого вождя Президента
Ким Ир Сена, вдруг он зайдет  в  этот  туалет?  Кстати,  такие  же
столики  стоят в автобусах и в метро, в любом из учреждений. Возле
столика обычно ставят  стул  и  места  эти  никем  не  занимаются.
Великий вождь может в любой месте, куда бы он ни попал, присесть и
отдохнуть, вдохнуть запах свежих цветов...
   - Потрясающе! - выдохнул Штирлиц.
   - Пойдемте, товарищи, в машину, - устало сказал кореец.
   Все пятеро снова сели в "Чайку" и  поехали  дальше  осматривать
исторические  места, отражающие славный путь революционной борьбы,
пройденный  корейским  народом  под  руководством  Великого  вождя
Президента Ким Ир Сена.
   В музее революции Штирлица поразили шедевры корейской  живописи
-  "Родной  вождь,  впереди  линия  фронта",  "Лично  взяв  в руки
пулемет", "Надо показать,  на  что  способен  кореец".  Скульптура
"Товарищ  Верховный Главнокомандующий осматривает фронт" тоже была
хороша.
   Борману, напротив, не нравилось  ничего!  Увидев  замечательный
плакат  "Четвертуем  американский  империализм везде в мире", он с
характерным  для  него  похрюкиванием  предложил  империализм   не
четвертовать, а сразу же кастрировать!
   Раз  десять  Штирлиц  порывался  все  бросить  и  сбежать,   но
бдительный  Петров  вежливо  ловил  его  за  руку  и  напоминал  о
ресторане, который их ждет после  осмотра  достопримечательностей.
Впрочем,  как  бы ни был Петров бдителен, где ему было уследить за
Штирлицем! Каждые десять минут русский разведчик  отворачивался  и
прикладывался к фляге со старорусской водкой.
   Даже Борман этого не замечал, он продолжал веселиться от  души.
На  Тэсонсанском  кладбище  революционеров  Борман осведомился, не
продают ли здесь пиво. Осматривая Выставку Дружбы между  народами,
спросил,  есть  ли  в  Пхеньяне  публичные  дома.  Вопросы бывшего
партайгеноссе вызывали зубовный скрежет у товарища Пака, а  Петров
стал  опасаться, что после этой экскурсии Корея пришлет Советскому
правительству ноты протеста, рассорится с Союзом и начнет  строить
капитализм.
   Целый  день  "Чайка"  моталась  по  улицам  корейской  столицы.
Штирлицу  показали Университет имени Ким Ир Сена, Высшую партийную
школу имени Ким Ир Сена и Стадион имени Ким Ир Сена. Пак предлагал
показать  еще  и  Площадь  имени Ким Ир Сена, но Штирлиц отказался
наотрез, пригрозив, что в этом случае пристрелит своего гида,  как
бродячего музыканта.
   Наконец, когда уже стемнело, уставших до полусмерти Штирлица  и
Бормана,  у  которых  в  голове  уже  все перемешалось, привезли в
ресторан Чхонрю, напоминавший большое красивое судно, что стоит на
реке Потхон.
   - Это лучший ресторан Пхеньяна! - похвалился Пак Хен Чхор.
   Петров шепотом прокомментировал:
   - Нас поведут в зал "для дорогих  товарищей".  Обедать  в  этом
зале  - большая честь. Я прошу, ведите себя, как следует! Прошу не
только от себя лично,  но  и  от  всего  советского  посольства, -
попросил Петров, прижимая обе руки к груди.
   -  Меня  еще  будут  учить,  как  себя  вести  в  ресторане!  -
возмутился  Штирлиц. -  Да  я  в  ресторанах  жрал больше, чем ты,
Петров, за свою жизнь просто завтракал, обедал и ужинал!
   За  время  экскурсии  представитель  посольства  ужасно  надоел
разведчику. Несколько раз Штирлиц уже поднимал костыль, но, уважая
"дипломатическую неприкосновенность", сдерживался.
   В любом из ресторанов, где бывал  Штирлиц,  обычно  происходили
драки.  Почему?  Это  для  Штирлица  было загадкой. При виде этого
ресторана "для дорогих товарищей"  у  разведчика  также  появилось
предчувствие,  что драки не миновать. А раз уж драка неизбежна, то
Штирлиц дал себе слово при  первой  же  удобной  возможности  дать
этому гаду Петрову по голове.
   Гостей провели в зал, усадили за  стол.  Быстрые  и  услужливые
официантки,  ловко  снуя  между  столиками,  принесли  на подносах
дымящийся спецзаказ.
   - Это еще что такое? - строго спросил Штирлиц, приоткрыв крышку
на кастрюле и вдохнув аромат незнакомого блюда.
   - Синсолло, -  сказал  товарищ  Пак  и  облизнулся. -  Всемирно
известное  корейское  национальное  блюдо.  Дорогих  гостей  из-за
границы всегда им угощают. Такой деликатес, вы пальчики оближете!
   - Первый раз слышу про такое блюдо, - сознался Штирлиц. - Но на
всякий случай руки надо вымыть...
   - А это - одно из любимейших блюд корейского  народа  -  куксу.
Его можно полить кунжутным маслом и специями, будет очень вкусно.
   - На лапшу похоже, - заметил Борман, потирая руки. -  Одна  моя
знакомая,  я  консультировал  ее по немецкому языку, всегда варила
мне после этого лапшу...
   - После чего? - саркастически бросил Штирлиц.
   - Уха из тэдонганского пеленгаса, хве, пхо, тушеный пеленгас  в
соевом  соусе,  обжаренный  в  масле  пеленгас, -  перечислял Пак,
показывая пальцем на расставленные блюда корейской кухни.
   - Теперь, когда вы так все хорошо  объяснили,  могу  я  наконец
начать есть?
   - Да, да, пожалуйста...
   Борман с опаской смотрел на накрытый стол, потом  наклонился  к
Штирлицу.
   - Была у меня одна знакомая, жила в общежитии, там  было  полно
корейцев, они так мерзко жарили селедку! Это такой запах!
   - Да брось ты, забудь, - отмахнулся Штирлиц. - А как тут у  вас
насчет  выпить?  Или в стране идей чучхе это не принято? - Штирлиц
потянулся за мясом.
   -  Как  же,  как  же!  -  воскликнул  Пак,  просияв.   -   Есть
национальные   напитки -   камчжу,   чхончжу,   знаменитый   ликер
"камхорно", жень-шеневая водка.
   Борман взял бутылку водки. Внутри плавал корешок жень-шеня.
   - Не процедили самогон-то, - грустно сказал Борман.  -  У  меня
был  приятель,  врач  из  морга,  так он очень любил пить спирт, в
котором плавала разная заспиртованная гадость - лягушки, крысы...
   - Фу! - передернулся Петров. - Я лучше выпью ликера.
   - Ликер "камхорно" лекарственный, - похвалился Пак. - Он сделан
из  настоя  свежей  ююбы,  нарезанной  сушеной хурмы без косточек,
имбиря, разделенного на шесть кусков яблока и  груши  без  кожицы.
При   перегонке   используют  мед  и  воробейник  красно-корневый.
Крепость сильная, но нет едкого вкуса.
   - Очень интересно, - сказал Штирлиц,  наливая  себе  и  Борману
водки.
   Приятели   отведали   корейскую   кухню.   Штирлицу    особенно
понравилось   мясо,   поджаренное  на  огне,  напоминающее  родной
советский шашлык. Борман съел три тарелки лапши куксу, отчего  его
живот  раздулся,  как у клопа. Всю закусь с непонятными названиями
они  щедро  запивали  корейскими   напитками,   впрочем,   отдавая
предпочтение жень-шеневой водке.
   - Знаешь, Штирлиц, - с набитым ртом проговорил  Борман.  -  Мне
начинает нравиться в Корее.
   - Еще бы! - ответил Штирлиц. -  Разве  бы  я  посоветовал  тебе
что-то плохое? Слушай, Пак!
   - Да, товарищ Штирлиц!
   - Не пойми  меня  превратно,  но  я  хочу  выпить  за  здоровье
Великого вождя Президента Ким Ир Сена! - Штирлиц поднял рюмку.
   - Спасибо! - взволнованно воскликнул Пак. - За это только стоя!
   Они встали и, со звоном сдвинув большие рюмки, выпили стоя.
   - Хорошо пошла! - выдохнул Штирлиц. Его глаза светились молодым
задорным   блеском.   Но  из  присутствующих  один  только  Борман
догадывался, что это предвещает.
   - Еще по одной за то же самое!  -  сказал  разведчик,  подливая
корейцу  полную  рюмку. -  Отказываться  выпивать  за  Ким Ир Сена
нельзя! А теперь - за Корею единую и неделимую, от моря и до моря!
   Кореец Пак склонился к уху Петрова.
   - Похоже, товарищ Штирлиц проникся духом идей  чучхе  и  вполне
готов к встрече с Великим вождем.
   Петров  осоловевшими  глазами  повел   на   Штирлица,   пытаясь
определить,  действительно  ли он проникся духом идей чучхе, потом
кивнул.
   На десерт принесли огромный торт, весь залитый кремом,  по  его
краям  вились замысловатые иероглифы, а в центре стояла шоколадная
фигурка Ким Ир Сена.
   - Этот торт  называется  "Корея"!  -  объявил  Пак. -  Подается
только самым дорогим из "дорогих товарищей"!
   - Чрезвычайно аппетитный торт, - добавил Петров и потянулся  за
фигуркой Ким Ир Сена. - Мне довелось попробовать такой только один
раз...
   Петров ухватил жирными руками Великого вождя за ноги, поднес ко
рту  и  с треском откусил вождю голову. Штирлиц, который сам любил
шоколад, рассвирепел.
   - Ах ты скотина!  Откусывать  голову  Великому  вождю  товарищу
Президенту Ким Ир Сену! Пак, это ж святотатство! У, гад!
   И  Штирлиц,  перегнувшись   через   стол,   дал   представителю
посольства  в измазанную шоколадом физиономию. Петров повалился на
пол вместе со стулом.
   - Я, собственно, не понимаю... - Петров, хватаясь за  скатерть,
сделал попытку подняться, но Штирлиц уже выскочил из-за стола.
   -  Он  не  понимает!  -  с  благородным  негодованием  вскричал
разведчик и, схватив Петрова за волосы, дал ему в живот.
   Кулак  разведчика  был  подобен  молоту,  Петров   поперхнулся.
Следующий  удар  по  наковальне  в  пах заставил Петрова согнуться
пополам. Штирлицу оставалось только развернуть бедного дипломата и
наподдать   ногой  под  зад  так,  чтобы  советский  представитель
пролетел по залу, сбил с ног официанта и угодил головой в кастрюлю
синсолло на одном из столов. Так Штирлиц и сделал.
   Сидящие за столом корейские "дорогие товарищи" вскочили и,  без
расспросов, начали бить Петрова. Официант, сбитый во время полета,
облил других "дорогих товарищей".  Здесь  начали  бить  официанта.
Очень  быстро две группы дерущихся перемешались и начали бить друг
друга. Все, как  один,  корейцы  изображали  из  себя  каратистов,
высоко подкидывали ноги и издавали дикие вопли.
   Через секунду весь зал был вовлечен в свирепую драку.
   - Я так и знал, -  сказал  Штирлиц  пьяному  Паку.  -  По  этим
ресторанам   ходят  одни  драчуны,  и  всегда  какой-нибудь  козел
начинает драку. Как ты думаешь, Пак, надо их разнять?
   - У... - промычал Пак в ответ что-то  неразборчивое,  очевидно,
по-корейски, и упал под стол.
   Штирлиц схватил костыль и  бросился  в  толпу.  Раздавая  удары
костылем   налево  и  направо,  от  которых  корейцы  падали,  как
перезревшие груши с яблони, Штирлиц проложил себе дорогу и  проник
на  кухню.  Костылем  отодвинув  в  сторону  ни в чем не повинного
повара в белом колпаке, русский разведчик обнаружил на столе точно
такой же торт под названием "Корея".
   Он бережно взял фигурку Ким Ир Сена  и,  вспомнив  анекдот  про
Чебурашку и крокодила Гену, откусил вождю ноги по самую голову.

                             Глава 8
                 "Приедет Штирлиц и все сделает"

   Утром Штирлиц проснулся в своем  гостиничном  номере  бодрым  и
свежим,   ощущая,   что   вчерашняя   разминка   пошла   организму
исключительно на пользу. Он снова  чувствовал  себя  молодым,  как
будто  бы  вернулся в сороковые годы, в Рейх, где вокруг были одни
враги и надо было быть  собранным,  внимательным  и  готовым  дать
кому-нибудь  в  нос.  Возникло даже ощущение, что сейчас откроется
дверь, и в комнату войдет, поблескивая очками, папаша Мюллер...
   Открылась дверь, и в комнату вошел Пак Хен Чхор, весь  какой-то
помятый, с красными глазами.
   - Товарищ Штирлиц, - объявил он. - Пора ехать к Великому  вождю
Президенту Ким Ир Сену.
   - Отлично, - сказал Штирлиц,  разминая  кости. -  Слушай,  будь
другом, разбуди Бормана, а то он спит как из пушки, да еще храпит,
гад! Опохмелиться,  кстати,  не  желаешь?  Я  вчера  прихватил  из
ресторана неплохой ликер.
   - Спасибо, - благодарности Пака не было границ. Он подскочил  к
столу  и приник к горлышку бутылки, чувствуя громадное облегчение.
- Это вы грамотно прихватили, а то у нас до двух часов спиртное не
купишь.
   Пак сделал еще два глотка и посмотрел на Штирлица.
   - Какие у вас мускулы, товарищ Штирлиц! - с уважением  протянул
он. - А по внешнему виду не скажешь, что вы такой качок!
   - Это от того, что веду здоровый образ жизни, -  похвалил  себя
Штирлиц и изрек философски. - А внешность, она всегда обманчива!
   Через полчаса их везли на той же "Чайке" к Ким Ир Сену.  Машина
промчалась  по улицам Пхеньяна, выехала за город и, не встречая ни
единой машины, помчалась, как стрела. По краям дороги через каждые
сто  метров  стояли  корейские  солдаты,  похожие,  как  из  одной
яйцеклетки.
   Десять минут быстрой езды, и  "Чайка"  въехала  на  огороженную
тройным  забором  с  колючей  проволокой территорию, где, утопая в
зелени, виднелся трехэтажный особняк.
   Дорогих гостей вывели из машины,  и  они  тут  же  оказались  в
окружении откормленных охранников в бронежилетах и с автоматами.
   - Извините, Штирлиц, - сказал Пак,  -  но  перед  тем,  как  мы
войдем к Великому вождю, вас должны будут обыскать.
   - Что! - возмутился русский разведчик, поднимая костыль. - Меня
обыскивать?
   Пак опасливо покосился на страшное орудие Штирлица.
   - Товарищ Штирлиц, я вас прошу! Так положено!
   - Я входил без всякого обыска к  Гитлеру,  Сталину,  Хрущеву  и
Брежневу!
   - О! Ну, тогда хотя бы выверните карманы.
   -  Пожалуйста,  -  Штирлиц  сплюнул  и  с  презрением  вывернул
карманы,  из которых посыпались стрелянные гильзы, рулон туалетной
бумаги, два любимых кастета и незаменимый  гаечный  ключ,  которым
Штирлиц вскрывал пивные бутылки.
   - Очень хорошо, - удовлетворился Пак и  подал  охране  знак.  -
Пропустить!
   Охрана расступилась, и друзья прошли в дом.
   - Штирлиц, мне тут не нравится, - тихо сказал Борман, ковыряя в
покрасневшем носу.
   - Мне тоже не нравится, - согласился Штирлиц. - Но  мы  идем  в
гости,  а  в гостях принято кормить. Когда я ходил к Брежневу, для
меня накрыли такой  роскошный  стол!  Кстати,  Борман,  не  забудь
поцеловать Ким Ир Сена.
   - Зачем? - с отвращением передернулся Борман.
   - У них, в высших кругах, так сейчас стало принято, целоваться!
   Советских разведчиков ввели в огромный светлый зал.  В  центре,
окруженный  товарищами,  стоял Великий вождь Президент Ким Ир Сен.
Знаменитый корейский революционер, отец идей чучхе был в очках,  в
строгом черном френче и мешковатых брюках.
   Борман, раскинув руки для объятий, полез целовать Ким Ир  Сена.
Президент  испуганно  отшатнулся,  на бывшего партайгеноссе тут же
накинулись охранники и заломили ему руки за спину.
   - Ай! - только и успел сказать Борман.
   - Эй, эй! - воскликнул Штирлиц, бросаясь выручать  приятеля.  -
Он же просто поздороваться хотел!
   Пак что-то залопотал  по-корейски,  с  большим  неудовольствием
Бормана отпустили.
   -  Ну  и  обезьяны,  -  проворчал  Борман,  потирая  ушибленное
плечо. - Хуже гестаповцев и эсэсовцев вместе взятых!
   Чтобы разрядить обстановку, Штирлиц обратился к стоящему  рядом
с  Ким  Ир  Сеном  юноше  с  круглым  луноподобным  лицом и косыми
глазами:
   - Эй, мальчик! Сгоняй за пивом!
   - Да вы что! - прошипел Пак, подпрыгнув от возмущения. - Это же
дорогой товарищ и любимый руководитель Ким Чен Ир, сын и наследник
великого Ким Ир Сена.
   - Ах, сын и наследник!  -  Штирлиц  помахал  дорогому  товарищу
рукой. - Здравствуй, Ким Чен Ир!
   Не отвечая то сердитому, то  ласковому  русскому,  Ким  Чен  Ир
опасливо  отодвинулся  за  спины  охранников, выглядывая из-за них
своим луноподобным лицом.
   - Пак, переведи ему, что случилось недоразумение, пусть Ким  Ир
Сен не обижается.
   -  Мне  не  надо  ничего  переводить,  -  сказал  Ким  Ир   Сен
по-русски. -  Я  и  так  все понимаю. До сорок пятого года я жил в
СССР, для меня русский язык почти как родной.
   - О, великий! - хором воскликнули корейские товарищи. - Он  все
знает, все умеет!
   - Отлично, - Штирлиц подошел к Ким Ир Сену поближе. - О задании
мы будем говорить до или после обеда?
   Встав перед Штирлицем, широко расставив ноги и заложив руки  за
спину, вождь пристально изучал их лица.
   - Вместо обеда, - сказал наконец Ким Ир Сен. - Вот что я  хотел
вам сказать.
   В  прошлом  году  наш  народ  под  руководством  партии   своей
героической  борьбой  еще ярче прославил честь и достоинство нашей
Республики,   срывая   на   каждом   шагу   лихорадочные   происки
империалистов  и  реакции,  направленные  против нашей Республики,
против социализма.
   В этом году мы должны непременно добиться фактического сдвига в
обеспечении  мира  в  стране и ускорении ее мирного воссоединения,
активно  воздействуя  на  современную  ситуацию,  развивающуюся  в
пользу объединения Родины.
   ЦК партии обратился ко всей партии, ко всему народу с призывом,
проникнувшись   духом   революционной   борьбы   в   горах  Пэкту,
противопоставить контрреволюционным наскокам  врага  революционный
натиск, добиться великого подъема в революции и строительстве...
   - Ничего не  понимаю!  -  возмутился  Штирлиц.  -  Что  вы  мне
морочите голову! У меня сейчас крыша поедет!
   Ким Ир Сен невозмутимо посмотрел на разведчика.
   - А мне сказали, что вы  уже  подкованы  в  плане  идей  чучхе!
Ай-ай-ай!    Никому    нельзя   верить!   Товарищ   Пак   совершил
непростительную для коммуниста ошибку!
   - Оставьте товарища Пака в покое, товарищ!  -  сердито  буркнул
Штирлиц. -  Я  приехал сюда выполнить задание и готов выслушать, в
чем оно заключается. Это все, что я хотел бы здесь услышать.
   - Хорошо,  -  ответил  любимый  вождь,  что  не  предвещало,  в
общем-то,  ничего хорошего. - Значит так, товарищ Штирлиц. Задание
очень секретное. О нем никто, кроме нас,  не  должен  знать.  Наши
чекисты    обнаружили   заговор   с   целью   свергнуть   народное
демократическое правительство  и  присоединить  Северную  Корею  к
Южной.  Были  перехвачены  шифровки,  был  схвачен  южно-корейский
агент, который ходил по улицам и ничего не делал, в то  время  как
все  корейцы  строят  коммунизм!  Наши  товарищи с ним поработали,
агент, разумеется, раскололся. Мы уже засылали в Южную Корею своих
агентов,  но  специфика  нашей  страны  состоит в том, что все эти
агенты остаются у южан и не  хотят  возвращаться.  Именно  с  этой
целью мы попросили русских нам помочь. Вот ваше задание - вам надо
внедриться в  агентурную  сеть  в  Южной  Корее  и  уничтожить  ее
изнутри.   Ваш   профессиональный   опыт,  навыки  работы  в  тылу
противника прекрасно известны не только в  Корее,  но  и  во  всех
наших   братских   странах.  В  общем-то,  мне  казалось,  что  вы
национальный герой нашего социалистического лагеря.
   - Ну что же, во-первых, мне нужны будут деньги...
   - К сожалению, денег для вас нет, - широко развел руками Ким Ир
Сен. -   Все   средства   нашего   народа  идут  на  строительство
социализма!
   - Как нет? - удивился Штирлиц и  задумался.  -  Ну,  тогда  мне
потребуются ваши люди, агенты, специалисты подрывного дела...
   - Товарищ Штирлиц, вы должны нас понять, людей для  этого  тоже
нет. Все корейцы находятся на грандиозных стройках социализма.
   - Послушайте, но когда нет денег и нет людей,  нет  и  дела!  -
начал распаляться Штирлиц.
   - Тут какая-то ошибка! Дорогой товарищ Брежнев по телефону  мне
сказал, что приедет Штирлиц и все сделает! Тут приезжает Штирлиц и
начинает мне, как вы там говорите? "морочить голову"! Вы  что  же,
хотите  сказать, что Генеральный секретарь дорогой товарищ Брежнев
мог меня обмануть?
   - Денег нет, людей нет! - Штирлиц хмуро глянул на корейцев. - В
сортир-то хоть сходить можно?
   Судорога свела лицо Ким Ир Сена. Он молча развернулся и  вместе
со  своими  спутниками  и  охраной  скрылся  за дверью. Штирлица и
Бормана вывели в другую дверь.
   - Вы совершили бестактность! - заявил Пак. - Будь вы  корейцем,
за такие вещи вас бы расстреляли!
   - Ничего не понимаю! В этом здании нет сортиров? Что,  "дорогие
товарищи" в туалет не ходят?
   - Туалеты здесь есть, в них стоят золотые унитазы,  а  садиться
на  золотой унитаз может только сам Великий вождь Президент Ким Ир
Сен либо дорогой товарищ Ким Чен Ир. А для  остальных  туалеты  во
дворе!
   - Пошли отсюда, Борман, - сказал Штирлиц, кося левым глазом  на
охранников. -  Великий  вождь  дал  нам  важное  задание, пора его
выполнять!
   С годами разведчик  стал  сдержаннее.  В  молодости  он  бы  не
сдержался  и  устроил  бы  здесь  корейский погром. Сейчас Штирлиц
хладнокровно затаил злобу, и лишь костыль, подрагивающий  в  руке,
выдавал, что в голове Штирлица созрел план.
   Борман выудил из носа длинную соплю, пристроил  ее  на  тяжелую
бархатную портьеру и согласно кивнул.
   - Пойдем, Штирлиц.

                             Глава 9
              Штирлиц требует политического убежища,
                   иначе он за себя не отвечает

   Вернувшись в номер, Штирлиц замахнулся костылем и в раздражении
запустил им в кадку с пальмой. Кадка, как кегля, упала с мраморной
подставочки и покатилась по ковру.
   - Нет, ну какие  сволочи,  а!  -  злопыхал  Штирлиц,  бегая  по
номеру. - Не покормили, денег не дали, людей не дали!
   Штирлиц был уверен,  что  номера  прослушиваются,  поэтому  для
конспирации перешел на немецкий.
   - Ты знаешь, Штирлиц, - вяло молвил Борман. - Что-то мне  не  в
кайф  работать  на этого Ким Ир Сена. Он мне совсем не понравился.
По-моему, он - гад! И это ради него я буду ходить по улицам ночью,
кого-то  перевербовывать,  участвовать  в  перестрелках, экономить
патроны, таскать на себе динамит,  ни  есть,  ни  пить,  сидеть  в
засаде...
   - Ты за кого меня вообще принимаешь! -  возмутился  Штирлиц.  -
Неужели   ты   поверил,   что   я  стану  на  него  работать?!  Мы
действительно внедримся в южно-корейский заговор,  но  только  для
того, чтобы его возглавить и помочь совершить этот переворот!
   - Доброе дело, - согласился Борман и с чувством пожал  Штирлицу
руку.
   - Поедем в аэропорт, захватим самолет с заложниками и улетим  в
Южную Корею, чтобы оттуда руководить заговором!
   Штирлиц  вытащил  из-под  кровати  два  привезенных  из  Москвы
рюкзака  со  снаряжением  и  открыл  свой.  Взяв  все необходимое,
Штирлиц и  Борман  прямо  в  номере  надели  противогазы  и  стали
неузнаваемы. Спустившись вниз, Штирлиц дал костылем по ненавистной
голове швейцара, который как две капли воды был похож  на  Ким  Ир
Сена.
   - За что ты его так? - поинтересовался Борман.
   - А вдруг он работает на корейскую разведку?
   Штирлиц умел заметать за собой следы.
   Борман встал посреди улицы и остановил такси. Штирлиц,  угрожая
таксисту   костылем,   приказал   ехать   в   аэропорт.   Насмерть
перепуганный таксист  беспрекословно  отвез  страшных  пассажиров,
куда было сказано.
   Выскочив из машины, Штирлиц рукояткой костыля разбил стеклянную
стену здания аэропорта. С ужасным стоном стекло обрушилось вниз, и
еще долго сыпались осколки. Раздались милицейские трели, собралась
толпа, но террористы были уже далеко.
   Бодрым  шагом,  улыбаясь  под  резиной   противогаза,   Штирлиц
приблизился   к   таможне   и   начал   поливать   людей  в  форме
нервно-паралитическим газом. Через полминуты проход был свободен.
   - Я ничего противозаконного не везу, - сняв противогаз, сообщил
русский разведчик скорчившимся в неестественных позах таможенникам
и вместе с Борманом прошел на летное поле.
   Раздавая удары костылем, Штирлиц прорвался сквозь толпу к трапу
ближайшего самолета, залез внутрь и заорал:
   - Без паники! Самолет захвачен!
   Поднялась паника.
   Пассажиры повскакивали с мест, симпатичная стюардесса  упала  в
обморок,  Борман,  который  влез  за  Штирлицем,  дал  очередь  из
автомата и проревел:
   - Кто будет себя плохо вести, пристрелю!
   Лицо у  Бормана  было  такое,  что  пассажиры  ему  поверили  и
затихли. Стюардесса пришла в себя, и Борман, развалившись в кресле
и поигрывая автоматом, приказал принести себе пива.
   Тем временем Штирлиц прошел в кабину и показал пилотам гранату.
   - Самолет захвачен! У Бормана в рюкзаке  килограмм  пластиковой
взрывчатки!
   Пилоты дружно заговорили по-корейски.
   - Кто-нибудь по-русски говорит? - грозно спросил разведчик.
   - Я стажировался в СССР, - испуганно привстал один из пилотов.
   - Молодец, - похвалил Штирлиц.
   - Вам куда? В Лондон, Париж, Тель-Авив?
   - Столица Южной Кореи как называется?
   - Сеул.
   - Значит, нам в Сеул!
   - А черт! - расстроился летчик. - Мы и так туда летим.
   - Заводи!
   Самолет загудел моторами, побежал по взлетной полосе и поднялся
в весеннее корейское небо.
   - Двенадцать  лет  летаю  из  Пхеньяна  в  Сеул  и  обратно,  -
пожаловался летчик. - Хоть бы раз в Тель-Авив слетать...
   - Ты что, еврей, что ли? - поинтересовался Штирлиц.
   - Нет, я кореец.
   - Вот и лети в Сеул, а то как дам по голове! - разведчик махнул
рукой. - И передай по рации, что самолет захвачен Штирлицем.
   - Да вы что? - испугался  летчик.  -  Давайте  сначала  границу
перелетим  и  потом  уже  объявим  о  захвате. А то еще на границе
собьют, им же на нас и на пассажиров насрать!
   - А так не собьют?
   - За что? Мы летим своим рейсом по расписанию!
   - Ну, я вижу, ты лучше знаешь, чего делать, - одобрил  Штирлиц.
- Я схожу, посмотрю, не хулиганят ли в салоне.
   В салоне довольный Борман пил  пиво,  а  пассажиры  дрожали  от
страха.
   - Штирлиц, а мне понравилось захватывать  самолеты,  -  сообщил
партайгеноссе. - Пивка на халявку можно попить... Угощайся.
   - И много тут пива?
   - Много!
   - Угощайтесь, друзья! - жестом добродушного  хозяина  предложил
Штирлиц пассажирам. - Бесплатно!
   - Кого стошнит в моем самолете, пристрелю! - пригрозил Борман.
   Через час  двадцать  самолет  приземлился  в  Сеуле.  Упившиеся
пассажиры  заблевали весь самолет и спали, громким храпом заполняя
салон. Густой запах пива витал над креслами.
   - Слабаки, - презрительно махнул рукой русский разведчик. -  Мы
с тобой выпили раза в три больше, а свежи, как огурчики!
   - Мы же профессионалы, - скромно потупился Борман.
   - Кажись, прилетели, - Штирлиц выглянул в иллюминатор.
   Самолет,  захваченный  террористами,  был   окружен   полицией,
солдатами  и  репортерами.  Солдаты  прицеливались  в  самолет  из
автоматов, а репортеры снимали все это на видеокамеры.
   - Надо взять кого-нибудь из этих уродов,  -  Борман  указал  на
пассажиров, -   приставить   револьвер   к   виску   и,  пригрозив
пристрелить заложника,  попросить  политического  убежища.  А  еще
можно кинуть гранату...
   - Умно, -  кивнул  Штирлиц  и  попытался  разбудить  ближайшего
сонного  пассажира.  Эта  попытка  неудачно  завершилась  тем, что
заложника снова вырвало, и у русского разведчика испачкался плащ.
   - Ах ты гад! - возмутился Штирлиц и дал заложнику  костылем.  -
Пойдем, Борман, для тебя есть работенка!
   Штирлиц вышел на трап и, приставив к  виску  Бормана  пистолет,
прокричал:
   - Мы требуем политического убежища!  Иначе  я  пристрелю  этого
жирного ублюдка!
   - Это же Штирлиц! - пронеслось по толпе агентов  южно-корейской
разведки  и  ЦРУ,  которые  окружили  трап  захваченного самолета.
Штирлиц посмотрел вокруг...

                             Глава 10
                         В бункере фюрера

   - Это же Штирлиц!
   Штирлиц оглянулся вокруг и с удивлением  признал  в  одноглазом
главаре ликующей толпы своего старого приятеля Айсмана!
   - Ребята! - орал Айсман, сверкая  золотыми  зубами.  -  Это  же
старина Штирлиц! Дружище, какими судьбами!
   - Привет, -  Штирлиц  помахал  рукой,  подражая  одному  своему
знакомому по фамилии Адольф Гитлер.
   В ответ раздался ликующий рев бесноватых эсэсовцев.
   - Здравствуй, Айсман, - молвил Борман, спускаясь по трапу вслед
за Штирлицем.
   - О, Борман! - вскричал Айсман. - Я тебя не  узнал.  Что-то  ты
изменился сильно!
   С криком "Штирлиц приехал!" налетел Холтофф, за ним  еще  толпа
затянутых  в  эсэсовскую  форму  молодчиков,  русского  разведчика
подхватили на руки и понесли к автобусу с фашистским свастикой  на
боку.  Штирлица  усадили на почетное сидение, дали в руки литровую
кружку и налили  пенного,  баварского,  как  определил  по  запаху
Штирлиц,  пива.  Штирлиц  сделал  большой  глоток,  зажмурился  от
удовольствия и залпом выпил до дна. Эсэсовцы зааплодировали.
   - Как здорово, что ты приехал! - радостно говорил Айсман. - Нам
только тебя и не хватало! Ну, и тебя, конечно, Борман...
   К  Штирлицу  сквозь  толпу   пробился   эсэсовец   с   погонами
штандартенфюрера.
   - Штирлиц! Вы меня помните?
   Штирлиц отрицательно помотал головой и взял еще одну кружку.
   - Ну, как же! Я с вами ходил на футбол в  сорок  третьем  году,
помните?  Мне  тогда было десять лет... Вы меня за пивом посылали!
Теперь я стал штандартенфюрером.
   - Молодец, - сказал Штирлиц, подставляя кружку, в которую сразу
два  эсэсовца  лили  пиво  из  двух бутылок. - Я тоже был когда-то
штандартенфюрером.
   Штандартенфюрер расцвел от счастья.
   - А я! А я! Штирлиц, меня вы помните? - закричал  еще  один.  -
Меня  зовут  Фриц,  я  был  адъютантом  Гиммлера!  Вы -  мой идеал
контрразведчика!
   -  У  меня  тоже  были  когда-то  идеалы,  -  философски  изрек
Штирлиц. - Айсман, а что, Гиммлер тоже ошивается здесь?
   - Нет, Гиммлер уже умер.
   - Повезло ему, - Штирлиц облегченно вздохнул. -  Терпеть  я  не
могу этого гада! Прибил бы я его...
   Автобус  заехал  за  железные  ворота   и   остановился   около
трехэтажного  кирпичного  дома. Айсман достал из-под водительского
сидения  высокие   гестаповские   сапоги   и   протянул   русскому
разведчику.
   - Это, Штирлиц, придется надеть.
   - Зачем?
   - Увидишь. Конспирация.
   Штирлиц пожал плечами и  натянул  сапоги.  По  одному  эсэсовцы
вылезали  из автобуса, забирались в канализационный люк и исчезали
в его утробе.
   - А это зачем? - полюбопытствовал Штирлиц.
   - Конспирация, - лаконично ответил  Айсман.  -  Это  для  того,
чтобы  северо-корейские  и  советские  шпионы нас не выследили! Мы
сейчас отведем тебя в такое местечко, ты обрыдаешься!
   - Ну, ну.
   Минут десять они шли по канализации. Под ногами смачно чавкало.
Пахло. Штирлиц пожалел, что оставил в самолете противогаз. Борман,
которому выдали дырявые сапоги, грязно матерился.
   Наконец, идущий впереди  эсэсовец  стукнулся  лбом  о  железную
дверь  и  упоминанием  о  Божьей матери возвестил, что они пришли.
Немцы  поднялись  по  лестнице  наверх  и  очутились  в  небольшой
комнатке.  Штирлиц  вылез из люка и огляделся. Чем-то эта комнатка
была ему знакома.
   - Кажется, я здесь уже был, - сказал он.
   - Точно! - восхитился Айсман. - Я всегда говорил,  что  у  тебя
феноменальная  память!  Это  бункер Гитлера. Мы его разобрали и по
кусочкам перевезли сюда, в Корею.
   Айсман открыл дверь в соседнюю  комнату  и  гостеприимно  повел
рукой.
   - Проходите!
   Вошедших оглушил шум музыки. Штирлиц узнал этот  огромный  зал,
где  когда-то  проходили  совещания  у  Гитлера.  Хотя узнать было
мудрено. В углу  была  оборудована  сцена,  на  которой  полуголые
красотки танцевали канкан. По всему залу были расставлены столики,
с подносами бегали официанты. Эсэсовцы  за  столиками  резались  в
карты, а в центре - крутили рулетку.
   - Господа! - громогласно объявил Айсман. - С нами Штирлиц!
   Фашисты побросали  свои  дела  и  бросились  обнимать  русского
разведчика.
   - Хайль Штирлиц! - возопили они.
   - А я, я что говорил! -  захлебываясь  кричал  Холтофф.  -  Еще
вчера,  помните,  я  рассказывал,  что  мне  приснился  сон, будто
Штирлиц меня трахнул по голове бутылкой!
   - Качай его, ребята!
   Потом Штирлица и Бормана усадили за рулеточный стол. Услужливые
официанты  тут  же  поставили  перед  ними  шнапс,  пиво и закусь.
Красотки, столпившись позади счастливых эсэсовцев, ссорились, кому
первой спать со знаменитым разведчиком.
   Все  ждали,  что  Штирлиц  произнесет  тост.   Штирлиц   встал,
прокашлялся и сказал:
   - Ну, у вас тут - прямо Германия! Я оценил! Здесь, среди вас, я
снова себя чувствую себя молодым, пьяным и веселым!
   -  Для  этого  мы  и  вывозили  бункер  фюрера, -   прослезился
Айсман. -  Тут  у  нас не только ресторан, казино и публичный дом,
здесь у нас и досье  разные.  Бог  ты  мой,  есть  даже  коллекция
Мюллера!
   - Не верю! - пошутил Штирлиц.
   - Прямо дой родной. Мы здесь и с  агентами  встречаемся,  такой
психологический  эффект  производит!  А в подвалах храним оружие и
взрывчатку. И все немецкое! Все вывезли из Германии! Даже  пиво! -
спешил поделиться вестями Айсман.
   - Девочек тоже из Германии вывезли?
   - Нет, - всхрапнул Айсман. - Девочки местные.
   - Друзья! - сказал Штирлиц. - Я пробыл тут всего десять  минут,
но уже чувствую себя, как на Родине! За вас, друзья!
   - Гип-гип, ура! - хором завопили эсэсовцы.
   Штирлиц выпил шнапсу. Слуга-кореец налил еще.
   - Мой корейский слуга  Кан  Дон  Ук,  -  похвалился  Айсман.  -
Золотой парень! За два месяца выучил немецкий!
   - Что ты говоришь? - удивился Штирлиц. -  А  чем  вы  сами  тут
занимаетесь? Корейский учите?
   - Мы готовим заговор против Ким Ир Сена,  -  сказал  Айсман.  -
Свергнем власть коммунистов и объединим Северную и Южную Кореи.
   - Парень, -  спросил  Штирлиц  у  корейского  слуги.  -  Хочешь
объединения Южной и Северной Кореи?
   - Да, конечно, - сказал кореец. - У меня там семья.
   - Хорошо, - Штирлиц доброжелательно кивнул. - Хочешь быть  моим
слугой?
   - Хочу.
   - Айсман, ты мне подарил своего слугу, - проинформировал  друга
Штирлиц.
   - Бери, - Айсман махнул рукой. - У меня еще трое  есть!  И  все
трое - тоже золото!
   - Садись, Кан, - предложил корейцу Штирлиц. - Слугой ты мне  не
будешь,  я  против этих господских штучек. Будешь моим адъютантом,
но слушаться только меня, понял?
   -  Понял,   господин   Штирлиц!   -   ответил   адъютант   Кан,
подобострастно   глядя   на  Штирлица  и  не  понимая,  чем  слуга
отличается от адъютанта.
   - Налей себе водки.
   Кореец сел и налил себе стакан шнапса.
   - Значит, Айсман, вы затеяли заговор.
   - Ну.
   - И кто у вас главный? Гиммлер?
   - Нет, Гиммлер умер.
   - Геббельс?
   - Нет, Геббельс сейчас в США стал доктором-гинекологом.
   - Геринг?
   - Нет, он в Италии занимается производством туалетной бумаги.
   - Засранец, - заклеймил Штирлиц.
   - Не скажи, у него три больших завода.
   - Тогда кто? Не Мюллер же?
   - Нет, конечно.  Мюллер  во  Франции  снимает  порнографические
фильмы,  печатает порножурналы и открытки. В основном черно-белые,
но есть и цветные.
   - Что, негры с белыми? И с цветными?
   - Ну так! - засмеялся Айсман. - Мюллер  теперь  у  нас  Большой
человек!
   - А главный-то кто?
   - Ты не поверишь, но это Кальтенбруннер. Говорят, он совсем  не
постарел.  Правда,  лично  я  его никогда не видел, ни в Рейхе, ни
здесь...
   - Я тоже, - сознался Штирлиц.
   - Говорят, он сделал себе операцию по омолаживанию организма, -
доложил Холтофф, - теперь его вообще не узнать...
   - И сколько вас тут, немцев?
   - Около сорока. Во  время  войны  большинство  из  них  были  в
гитлерюгенде,  а  некоторые  вообще  еще  пешком  под стол ходили!
Молодежь! - Айсман сосчитал по пальцам. - Да точно, если посчитать
меня  за  двоих,  то  будет  ровно  около  сорока  человек! А если
посчитать тебя, Штирлиц, меня и Бормана - можно сказать,  что  все
сто! Мы, зубры старой закалки, каждый стоим двадцати человек!
   - Отлично, - сказал Штирлиц. - К черту Кальтенбруннера! Заговор
возглавлю лично я! Хватить тянуть кота за хвост!
   - Хайль Штирлиц! - вновь завопили эсэсовцы, как заведенные.
   - Правильно! - подхватил Борман.  -  Хватит  на  кофейной  гуще
гадить!
   Борман только что вернулся из задних комнат, уже  облаченный  в
эсэсовский  мундир. Он сел между Айсманом и Холтоффом, и, глядя на
них, Штирлиц испытал приступ сентиментальности. Бывало,  как  дашь
кастетом по этим милым сердцу рожам!
   -  Поговорим  о  деле,  -  Штирлиц  хлебнул  шнапса  и  закусил
малосольным огурцом.
   - Дела идут с трудом, - признал Айсман. - Мы  завербовали  кучу
корейских  агентов, но никто из них не хочет ехать в КНДР. Боятся,
что их поймают и заставят строить социализм. А у нас такие  планы!
Можно  взорвать  дамбу,  наслать  саранчу  на поля или подсыпать в
колбасу крысиной отравы...
   - Это все мелочи, детский сад какой-то! - Штирлиц встал. -  Мой
план лучше.
   Эсэсовцы обратились в слух.
   - Мы садимся на танки, едем к границе, быстро переезжаем ее,  с
налету   захватываем   город   за   городом!  Пока  коммунисты  не
опомнились, захватываем Пхеньян! И все, Корея  наша!  Преимущество
моего  плана -  в  его внезапности! Никто от нас такой наглости не
ожидает, поэтому все должно получиться!
   Штирлиц торжественно протянул руку, словно пытаясь ухватить  за
хвост грядущее.
   - А народ Кореи встретит  нас  с  распростертыми  объятиями.  С
народом  я  уже  договорился, -  Штирлиц  похлопал по плечу своего
нового  адъюданта  Кана. -  Народ  давно  уже  мечтает  объединить
страну!
   Пораженные эсэсовцы восхищенно переглядывались.
   - Я бы до такого никогда не додумался, - сказал Айсман, сверкая
своим глазом.
   - Когда выступаем? - спросил Холтофф.
   - А чего ждать? - Штирлиц приложился к пивной кружке  и  осушил
ее.  -  Надо  действовать,  пока  их  шпионы  не  успели  ни о чем
настучать,  пока  северные  корейцы  ни   чего   не   подозревают.
Наступление  начнем  прямо  завтра,  в  воскресенье, в четыре часа
утра!
   - Даешь!!! - радостно завопили эсэсовцы.
   - Официант! Еще пива! - позвал Штирлиц.
   - Господин Штирлиц, -  подобострастно  проговорил  официант.  -
Прошу меня сердечно извинить, но пиво кончилось.
   - Айсман, где тут у вас можно попить пивка?
   - Да где угодно! Есть тут кабачок один под  названием  "Древний
Чосон". Там весьма неплохо.
   - Пойдем туда! Надо к четырем утра как следует подготовиться!
   - Ребята! - объявил Айсман эсэсовцам. - Идем в "Древний Чосон"!
   С  радостными  повизгиваниями  бригада  Айсмана  потянулись  на
выход.

                             Глава 11
                    Дикая страна, дикие нравы

   Из бункера выходили через  парадный  выход,  чистыми  и  хорошо
освещенными коридорами.
   - Слушай, Айсман, - спросил Борман, обгладывая на ходу  куриную
ножку,  прихваченную  со  стола. -  Раз  из  вашего  бункера  есть
отличный выход, через который мы идем, то за каким хреном мы лезли
через эту вонючую канализацию?
   - Борман, ты не  фига  не  понимаешь!  Надо  же  было  показать
Штирлицу,  как  мы  хорошо  организованы,  какая  у  нас  классная
конспирация! Скажи, Штирлиц!
   - Ясный  пфенинг,  -  согласился  Штирлиц,  которому  выражение
"ясный пень" уже приелось.
   Фашисты погрузились в три  грузовика  и  с  песнями  поехали  в
кабак. Айсман, любовно глядя на Штирлица, думал: "Надо бы мне тоже
заказать трость с железным набалдашником!"
   Грузовики подкатили  к  "Древнему  Чосону".  Сквозь  стеклянные
витрины  ресторана,  на которых столбиком были написаны иероглифы,
можно  было  разглядеть  уютный  зальчик.  В  зале  стояли  пивные
автоматы,   стоящий  за  стойкой  бармен  продавал  более  крепкие
спиртные напитки и закуску. Над входом  светились  два  иероглифа.
Сначала  синим  загорался  один, затем зеленым другой, и, наконец,
оба иероглифа загорались желтым цветом.
   "Что все это значит? - удивился Штирлиц. - Неужели загорается -
"Пива нет!", "Пива нет!"?
   Пиво  и  веселье  в  кабаке  были  в  самом  разгаре.   Команда
американских  бейсболлистов праздновала свою победу. Бейсболлисты,
все как на подбор здоровенные, мускулистые, лакали пиво,  обнимали
красивых  корейских  девушек  и сквернословили. Упившийся тренер в
одиночестве поднимал тосты за состоявшуюся победу, но его никто не
хотел слушать.
   Мимо ресторанчика,  приплясывая  и  напевая  "Харе  Рама!  Харе
Кришна!",  проходила  толпа выбритых наголо кришнаитов в оранжевых
одеждах.
   - Штирлиц! - обрадовался им Борман. - Это же кришнаиты! Я пойду
пообщаюсь!
   - Пообщайся, - разрешил Штирлиц. - Только много не пей!
   - Да ты о чем? Мы поговорим о душе, о смысле жизни...  Я  давно
уже хотел выяснить, кем я был в своей прошлой жизни.
   - Смотри, чтоб  тебя  наголо  не  обрили!  -  пошутил  Штирлиц.
Эсэсовцы громко заржали, так как Борман уже лет сорок был лыс, как
бильярдный шар.
   Борман  помахал  друзьям  рукой  и  побежал   за   кришнаитской
процессией.
   - Уйдет мой друг Борман в буддистский  монастырь!  -  посетовал
Штирлиц. - Просветлится, станет Бодисатвой!
   - Какие ты умные слова знаешь, - удивился Айсман.
   - Это меня Борман научил, - не стал скрывать Штирлиц.
   Эсэсовцы завалились в  кабак  и  быстро  заняли  все  свободные
места. Холтофф резво подбежал к пивному автомату и начал наполнять
кружки, передавая их по цепочке  из  рук  в  руки.  Кружки  быстро
заставили длинный стол, во главе которого сел Штирлиц.
   - Штирлиц, скажи речь! - крикнул бывший адъютант Гиммлера Фриц.
   - Что я вам, Брежнев, что ли? - откликнулся Штирлиц. -  Я  сюда
не разговаривать пришел!
   С этими словами русский разведчик выпил первую кружку.
   Американцы  слегка  примолкли,  разглядывая  черную  форму   со
свастикой.
   - Что здесь делают эти фашистские  ублюдки?  -  громко  спросил
один из бейсболлистов, самый здоровый.
   Немцы не обратили на него никакого внимания,  поскольку  вопрос
был  задан  по-английски,  и  никто  его  не понял. Поэтому пивные
кружки продолжали быстро опустошаться.
   - Ребята, мой рюкзак никто не видел? - спросил Штирлиц.
   - Нет!
   - Жаль, у меня там было три блока "Беломора".
   - О! - застонали эсэсовцы. - Какой облом!
   Штирлиц послал своего адъюданта Кана к бармену купить  сигарет.
Огромный бейсболлист подставил пробегавшему мимо корейцу ногу, Кан
споткнулся и растянулся на полу.
   В зале повисла тишина. Эсэсовцы повернули  головы  к  Штирлицу.
Штирлиц встал.
   - Я давно говорил, что  американцы  -  это  нация  ублюдков,  -
процедил   он. -   Все  отбросы  общества  в  течении  трех  веков
вывозились в Новый Свет! А теперь эти бандиты, адвокаты, наркоманы
и  гомосексуалисты  хотят  навязать свой вонючий образ жизни всему
миру!
   Эсэсовцы грозно вревели. Янки приготовили бейсболльные биты.
   - Кан! - позвал Штирлиц.
   - Да, хозяин, - отозвался Кан, потирая ушибленное колено.
   - Ты можешь дать своему обидчику ногой!
   - Спасибо, хозяин, - поблагодарил кореец и с диким  визгом  дал
ногой американцу между ног. Бейсболлист загнулся и упал на пол.
   Американцы,  размахивая  бейсболльными  битами,  бросились   на
немцев.  Эсэсовцы заняли круговую оборону и некоторое время кидали
в  противника  кружками.  Когда   кружки   кончились,   американцы
прорвались к фашистам и начали молотить их дубинками.
   - Где мой револьвер?  Забыл  в  бункере!  -  посетовал  Айсман,
работая кулаками.
   Холтоффу разбили голову, и он упал к ногам Штирлица,  обливаясь
кровью. Штирлиц встал и взял в руки костыль.
   - Вот Холтоффа я вам  никогда  не  прощу!  -  закричал  Штирлиц
ревнивым  и  страшным голосом, словно только один он на всем белом
свете мог бить Холтоффа по голове.
   Штирлиц, как приамурский тигр, напившийся валерьянки, прыгнул в
толпу дерущихся.
   Русский  разведчик  натренированным  движением   уклонился   от
дубинки,  сунул  костыль  в живот одному американцу, дал по голове
второму, третьего  свалил  всепоражающим  ударом  ноги,  обутой  в
ботинок    фабрики    "Скороход".   Смертоносные   удары   костыля
обрушивались на бейсболлистов с безжалостностью кирпича,  летящего
на голову прохожему с четырнадцатого или с пятнадцатого этажа.
   "Нет, точно заведу себе такой же костыль, как  у  Штирлица,"  -
еще раз дал себе зарок Айсман.
   Очень скоро эсэсовцы из участников драки превратились в простых
свидетелей.  В  считанные  секунды  Штирлиц  расправился  со всеми
американцами,  и  теперь  они,  залитые  кровью  и   пивом,   были
разбросаны  по всему залу. Лишь двое, самых прытких, успели удрать
и спрятаться в американском посольстве.
   Нервно помахивая  костылем,  русский  разведчик  приближался  к
тренеру,   но  тот  только  бессмысленно  ухмыльнулся  и  протянул
Штирлицу бутылку виски.
   Запрокинув голову, Штирлиц отпил из горла пару  глотков,  глаза
разведчика  подобрели.  Он похлопал тренера по плечу и сел рядом с
ним за столик.
   - Как там у вас в Америке дела? -  спросил  он.  -  Все  ракеты
производите? Тебя как зовут?
   - Донт андэстэнд, - широко улыбаясь, ответил тренер.
   - Хорошее имя, - сказал Штирлиц. - А меня - Штирлиц.
   На улице раздался шум полицейских сирен.
   - Штирлиц, - подскочил Айсман. - Скотина бармен вызвал полицию.
Вот  ведь  гад, а? А мы у него даже витрину не разбили... Пора нам
сматываться!
   - Зачем? - поинтересовался Штирлиц.
   - Да ведь мы все оружие в бункере оставили, а у  полицейских  -
автоматы!
   - А где бармен?
   - Вот он!
   К Штирлицу вытолкнули забитого бармена с огромным  синяком  под
глазом.
   - Что ж ты так? - добродушно  спросил  Штирлиц  и  дал  бармену
костылем по голове. Бармен свалился под столик.
   - Кан! - позвал Штирлиц.
   - Да, хозяин,  -  весело  откликнулся  Кан,  который  обыскивал
американцев, выуживая из карманов зеленые банкноты.
   - Встань за стойку и изобрази бармена.  Когда  войдет  полиция,
скажи,  что  все  уладилось  и  дай им за беспокойство деньги, что
лежат в кассе!
   - Тут слишком много!
   - Отдай тогда половину. А остальное забери себе.
   - Ну, Штирлиц! -  восторгу  эсэсовцев  не  было  конца.  -  Ну,
голова!
   - И скажи, чтобы  прибрали  тут  этих  американских  козлов!  -
добавил Штирлиц.
   Адъютант Штирлица быстро уладил все недоразумения  с  полицией.
Четверо  корейских  полицейских  оперативно вынесли бесчувственных
бейсболлистов,  с  поклоном  приняли  от  слуги   Штирлица   пачку
южно-корейских вон и удалились.
   В кабак, оглядываясь на отъезжающих полицейских, вошел  мрачный
Борман.
   - О! Борман! - обрадовался  Айсман.  -  Заходи!  Кан,  налей-ка
Борману пивка!
   Борман прошел к столу и сел, подперев щеку рукой.
   - Ну, и как тебе кришнаиты? - спросил Штирлиц.
   - Полные козлы! - махнул  рукой  Борман.  -  Ни  по-русски,  ни
по-немецки   не   рубят!   Лопочут  что-то  по-своему!  Хари-хари,
Рама-Рама! Такие тупые!
   Огорченный Борман выпил кружку пива.
   - Тихо тут у вас,  -  сказал  он,  осматривая  помещение.  -  В
Германии давно бы уже была драка...
   - Что ты хочешь? - пожал плечами Штирлиц. - Дикая страна, дикие
нравы!

                             Глава 12
                     Даже мафия не бессмертна
                               или
                 Ночь перед вероломным вторжением

   Разгоряченные  эсэсовцы  возбужденно   обсуждали   только   что
закончившуюся драку. Раненому Холтоффу перевязали голову, и он пил
шнапс, на все лады проклиная обнаглевших янки.
   - А здорово Штирлиц этому бейсболлисту своим костылем! - кричал
штандартенфюрер, который в детстве ходил со Штирлицем на футбол.
   - Да, костыль - это  грамотно!  -  завистливо  качали  головами
эсэсовцы.
   Айсман подсел к Штирлицу.
   - И что нам теперь делать всю ночь? -  спросил  он,  отхлебывая
пива. - До четырех часов еще куча времени.
   - Ты меня спрашиваешь? - удивился Штирлиц. - Я  только  сегодня
прилетел, ничего тут не знаю...
   - Но ты же у нас теперь главный!
   - Да, тут ты прав, - согласился русский  разведчик.  -  Борман,
что нам теперь всю ночь делать?
   - Может, пока  в  Северную  не  поехали,  в  Южной  Корее  тоже
переворот устроить? - предложил Борман.
   Айсман подавился пивом и жизнерадостно заржал.
   - Ну, ты скажешь, как пукнешь!
   - Сама  по  себе  мысль  неплоха,  -  сказал  Штирлиц. -  Там -
коммунисты, тут - капиталисты, а где народ? Как обычно, в заднице!
По идее, можно сделать переворот и здесь. Но сначала  мы  все-таки
захватим КНДР, а потом объединим Кореи и отдадим народу!
   - Точно! - вскричал Айсман.  -  Устроим  в  объединенной  Корее
Четвертый Рейх! Бункер у нас уже есть...
   - Все-таки ты фашист, -  покачал  головой  Штирлиц.  -  Слушай,
Айсман, время идет, оружия нет, а скоро уже начинать!
   - Никаких проблем! Эй, Фриц, Отто! - позвал Айсман. -  Возьмите
грузовик, пару-тройку ребятишек и сгоняйте за нашим вооружением!
   - Есть! - отсалютовали эсэсовцы.
   - Вернемся из Северной Кореи,  захватим  здесь  сначала  здание
правительства,  потом  нападем  на  американскую  военную базу под
Сеулом... - планировал Айсман.
   Тут в ресторанчик заглянул тощий кореец с косыми, как у  зайца,
глазами.  Кан стоял за стойкой и вместо бармена отпускал эсэсовцам
спиртное. Убедившись, что в  кабаке  тихо  и  нет  полиции,  косой
кореец  подал  знак, и в зал ввалились трое корейских верзил. Двое
из них встали у дверей, а третий, с перебитым  носом,  подвалил  к
Кану и, вытащив пистолет, процедил сквозь зубы:
   - Гони деньги, приятель!
   - Какие деньги? - невинно спросил Кан, перемешивая коктейль.
   - Что ты придуриваешься?! Давно в репу не получал?
   - Вы что, рэкетиры, что ли?
   - Долго я буду тут с тобой разговаривать? - вскипел рэкетир.  -
Хозяин требует деньги!
   - Да пошел ты со своим  хозяином!  -  сказал  Кан.  -  Господин
Штирлиц! У меня тут проблемы с мафией! Можно дать ему по голове?
   - Можно, - разрешил добрый Штирлиц.
   Кан немедленно достал из-под прилавка толстую бутылку бренди  и
обрушил   ее   на  голову  незадачливого  рэкетира.  Два  мафиози,
стерегущие вход, тут  же  убежали.  Эсэсовцы  с  хохотом  оттащили
мафиози   от  стойки  и,  чтобы  не  вонял,  пинком  выбросили  из
ресторана.
   - Захватим почту, после почты захватил телеграф,  ну,  а  после
телеграфа и сам телефон! - Айсман продолжал строить планы.
   За  дверью  зафырчал  грузовик.  Запыхавшийся  Фриц   с   тремя
подручными  стал  перетаскивать в ресторан ящики с оружием. Весело
переговариваясь, эсэсовцы вооружались. Хозяйственный  Фриц  привез
пистолеты,  автоматы,  гранаты,  три ручных пулемета, один пулемет
станковый, фауст-патроны и тяжелое противотанковое ружье.
   - В этом ресторане устроим штаб, - командовал Айсман. - У  кого
есть карта Сеула? Надо повесить ее на стенку!
   На улице завизжали тормоза. Пять  машин,  набитых  вооруженными
людьми,  остановились  у  входа  в "Древний Чосон". Двое убежавших
рэкетиров выскочили из первой и, размахивая короткими израильскими
автоматами,   бросились   в  ресторан.  Вслед  за  ними  из  машин
повылезали вооруженные до зубов корейские мафиози.
   - Господин Штирлиц! - проинформировал Кан. - У вас  проблемы  с
мафией!
   - Дай им по голове! -  распорядился  Штирлиц,  прибивая  в  это
время к стене карту столицы Южной Кореи.
   - Их много, они вооружены!
   Не ожидавшие встретить в  кабаке  вооруженных  людей,  рэкетиры
застыли  в  смущении  в  дверях.  Штирлиц  забил последний гвоздь,
соскочил со стула и  полюбовался  своей  работой.  Оглянувшись  на
ганстеров, он спросил:
   - В чем дело, ребята?
   Вперед,  вращая  глазами,  выступил  самый  главный.  Ткнув   в
русского разведчика револьвером, он возопил:
   - Этот бармен обидел нашего  человека!  Его  надо  как  следует
проучить!
   - Этот бармен, - хладнокровно сказал Штирлиц,  -  мой  адъюдант
Кан. Какие-нибудь еще проблемы?
   - Этот ресторан должен нам за три месяца! - верещал кореец.
   - А мне какое до этого дело?
   - Бармен должен  заплатить  деньги,  иначе  мои  люди  тут  все
разнесут!
   - Айсман, он меня утомил, - Штирлиц щелкнул пальцами.
   По  его  сигналу  Айсман  выстрелил  фауст-патроном.   Раздался
оглушительный   взрыв,   посыпались  осколки  стекла,  всю  мафию,
стоявшую у  входа,  разнесло  на  окровавленные  куски.  Остальные
рэкетиры  залегли  на  другой  стороне  улицы  и открыли пальбу по
ресторану.
   Эсэсовцы заправили в пулеметы  длинные  ленты  и  тоже  открыли
огонь.  Мафиозные  машины,  прошитые  трассирующими пулями, тут же
взорвались. Айсман, озверевший от  запаха  крови,  метал  в  толпу
мафиози  гранаты,  остальные  стреляли из автоматов. Штирлиц стоял
над своими солдатами, скрестив руки, как Наполеон.
   - Молодцы, ребята! Гаси их дальше!
   Окрыленные его похвалой, эсэсовцы за пять минут уничтожили всех
рэкетиров,  а  выстрелом  из  противотанкового ружья обрушили дом,
стоящий напротив ресторана, который завалил все бренные останки.
   - Знаешь, Штирлиц, что-то эти  мафиозные  рожи  мне  показались
знакомы! -    задумчиво    сообщил    Айсман. -    Кажется,    это
северно-корейские агенты, я их, помнится, перевербовывал.  Обычное
дело,  работать  они  не  хотят,  возвращаться  домой  тоже, вот и
мародерствуют... Эх, надо было их с собой в Северную Корею  взять,
что-то мы с ними поспешили!
   - Что было, того не воротишь!
   - Да, тут я с тобой прав, - согласился Айсман.
   Прерывая  разговор,  завыли  сирены  на  полицейских   машинах.
Эсэсовцы, заняв круговую оборону, быстро переключились на стрельбу
по новым  мишеням.  Холтофф  с  перевязанной  головой  уже  поднял
тяжелую связку гранат, намереваясь угостить ею полицейских.
   - Подожди! - остановил его  Штирлиц  и  взялся  за  мегафон.  -
Отставить!  Мы  армейское подразделение, да что там! Мы - армия! И
если мы будем воевать  с  полицией,  нам  сочтут  за  каких-нибудь
хулиганов! -  потом  Штирлиц  повернулся  в сторону полицейских. -
Полиция может спокойно отсюда убираться, здесь она уже не нужна!
   В квартале, освещенном пожарами, стало  тихо.  Воспользовавшись
образовавшейся    паузой,   сообразительные   полицейские   спешно
отступили. Бой затих.
   - Айсман! - крикнул Штирлиц, взглянув на часы. - Уже  два  часа
ночи! Пора выходить на марш!
   - Штирлиц, - Айсман весело ржал. -  Давай  еще  немножко  здесь
повоюем! Давно так не веселился!
   - Айсман, - подбежал Фриц. -  Эти  козлы  полицейские  смылись!
Будем их преследовать или еще кого-нибудь загасим?
   - А, Штирлиц? -  Айсман  вопросительно  уставился  на  русского
разведчика.
   - Нет, Айсман, тут мы больше никого гасить не будем! Как сказал
Ким Ир Сен, "Объединение Кореи - это дело уже сегодняшнего дня!" Я
в таком возбуждении от этой идеи, что просто не  могу  медлить!  Я
готов сегодня же пожертвовать тобой, Борманом, да и всем корейским
населением ради этой великой Идеи! Так что, давай-ка  выступать  в
поход на Пхеньян!
   - Но четырех часов-то еще нет!
   - Не стоит быть таким мелочным, когда речь идет о Корее, единой
и  неделимой,  от  моря  и  до  моря! Нам просто необходимо начать
раньше, надо  использовать  волну  энтузиазма,  захватившую  наших
людей!  А  кроме того, пока мы доберемся до границы, как раз будет
четыре часа!
   -  Отлично!  -  воскликнул   просиявший   Айсман.   -   Ребята!
Возвращаемся в бункер, грузимся на бронетранспортеры и в поход!
   - Гип-гип, яволь! - заревели кровожадные  эсэсовцы,  размахивая
оружием.
   - Подождите! - взмолился Борман. - Я как раз хотел попить чаю!
   - Отставить чай! Вода нужна пулеметам! - оборвал  его  стенания
Штирлиц.
   -  Какое  насилие!  -  страдальческим  тоном  заявил   кришнаит
Борман. - Что скажет по этому поводу Кришна?
   - Больше всего, меня интересует, что  скажет  по  этому  поводу
Кальтенбруннер, - по сценарию отозвался Штирлиц.

                             Глава 13
              В двадцати семи километрах от Пхеньяна

   В воскресенье, в четыре часа утра фашисты опять перешли границы
дозволенного. На этот раз - корейскую границу.
   На двух бронетранспортерах, трех грузовиках и автобусе эсэсовцы
в  полчаса  разогнали  пограничников,  окружили и взяли в плен три
дивизии, захватили военные аэродромы. На этих  аэродромах  Борман,
во  всеуслышанье  объявивший  себя пацифистом, лично уничтожил все
самолеты, облив их бензином и бросив спичку.  Армия  "Центр",  как
назвал   ее  Штирлиц,  быстро  продвигались  к  столице  Корейской
Народно-Демократической Республики.
   В  Пхеньяне  поднялась  паника.  Едва   проснувшееся   с   утра
правительство  Ким  Ир  Сена  никак  не могло принять каких-нибудь
мудрых решений. Любимый руководитель товарищ Ким Чен Ир предлагал,
правда,  партии  поднять  народ  на  священную  войну,  выработать
программу борьбы с врагом, перестроить хозяйство на  военный  лад,
мобилизовать  силы  и  средства  на  защиту  страны,  организовать
партизанскую войну в тылу врага, вывезти все заводы на  территорию
СССР,  а  какие  нельзя  вывезти -  уничтожить,  как  и провизию с
боеприпасами, в общем, уничтожить все возможное, чтобы  ничего  не
досталось врагу.
   Ответил  ему  сам  Великий  вождь,   и   ответил   афористично:
"Заткнись,  урод!"  Разобравшись с молодым и неопытным поколением,
Великий вождь стал срочно готовился к эвакуации. На самолетах  Ким
Ир  Сен  летать  боялся,  поэтому  золото,  драгоценности, деньги,
картины, мебель и  разное  барахло  грузили  в  личный  бронепоезд
вождя.
   Между  тем,  немецко-фашистские  войска  захватывали  город  за
городом,  и  везде их встречали как освободителей, увешивая солдат
гирляндами ярких цветов. Занимая очередной населенный пункт, армия
"Центр"   внедряла   "новый  порядок"  -  канистры  с  бензином  и
жень-шеневой водкой конфисковывались и сносились к боевым машинам.
Пленных  решено  было  не  брать, разве поймешь кто здесь "свой" и
"чужой" - все поголовно свои, корейцы!
   Промедления  возникали  исключительно  из-за  Бормана,  который
вплотную   занимался  осквернением  священных  мест,  связанных  с
Великим  вождем.  Под   "осквернением",   Борман   понимал   самые
разнообразные  вещи, которые обычному человеку просто не пришли бы
в голову.
   Покидая  населенный   пункт,   Айсман   под   урчание   моторов
приговаривал к расстрелу евреев и коммунистов.
   - Но только, чтобы не насмерть! - напоминал Борман.
   Коммунистов, впрочем, уже не было  ни  одного -  все  они  живо
посжигали  свои  партбилеты  и  с  южно-корейскими  и  нацистскими
флагами  восторженно  приветствовали  захватчиков.  Что   касается
евреев,  то  и этих не было тоже, по крайней мере, никто в этом не
сознавался.
   Случалось, что как только армия "Центр" выходила из  города,  в
нем  действительно  начиналась  пальба.  Это,  пользуясь  случаем,
расстреливали друг друга сами корейцы.  Но  за  что?  -  было  уже
совершенно не понятно.
   Оккупанты стремительно продвигались все дальше, к сердцу страны
Чучхе -  Пхеньяну. Бронетранспортеры оставляли глубокие гусеничные
следы на свежевспаханной корейской земле.
   На  головном  бронетранспортере  ехал  Штирлиц.  В  бинокль  он
осматривал   окрестности   и,  если  видел  неподалеку  что-нибудь
подозрительное, стучал по люку, давая Борману сигнал, пустить туда
снарядом.  Чтобы  затаившиеся  в  лесочке  корейцы разбежались. От
взрыва снаряда корейцы улепетывали,  как  кролики,  армия  "Центр"
успешно продвигалась все дальше.
   Наконец, упарившись в машине, Борман вылез из люка и присел  на
броню рядом со Штирлицем. Душа Бормана пела и он затянул песню:
   - Вставай проклятьем заклейменный...
   - Совсем Борман съехал под старость лет! - воскликнул Айсман.
   - Ой, простите! - смутился Борман. - Я  хотел  сказать:  Гитлер
зольдатен...
   И все хором затянули:
   - Гитлер зольдатен!
   За двадцать семь километров от Пхеньяна в  маленькой  деревушке
армия  Штирлица  наткнулась  на  брошенную  машину  с жень-шеневой
водкой.
   Эсэсовцы с радостными криками откупоривали бутылки и пили прямо
из  горла,  тут  же  закусывая  находящимися  в бутылках корешками
жень-шеня.
   - Пожалуй, пора делать привал, - решил Штирлиц.
   - А то! - согласился Айсман,  осматривая  добычу. -  Вот  оно -
изобилие!
   Расположились  на  постой  в  сельсовете,  эсэсовцы  освежевали
пойманную  на лугах живность и устроили грандиозный шашлык. Лучшие
куски принесли Штирлицу.
   - Борман, - спросил Штирлиц, откусывая мясо с шампура, - что мы
сделаем с Ким Ир Сеном, когда захватим Пхеньян?
   - Что за вопрос? Повесим!
   - А как  же  религия?  Ведь  вам,  кришнаитам,  никого  убивать
нельзя?
   - Так это не я, это  же  ты  его  повесишь! -  резонно  заметил
бывший партайгеноссе.
   Эсэсовцы доели шашлыки, допили захваченную водку  и  завалились
спать. Заснул и Штирлиц, уставший после стольких бурных событий.
   Ночью северные корейцы под руководством  чекиста  Пака  ползком
подобрались к деревушке. Часовых не было, нападения никто не ждал,
пьяные захватчики храпели во сне, как младенцы.  Корейцы  повязали
их сетью, погрузили в фургоны и увезли в тюрьму.
   Штирлица и Бормана опознал лично товарищ Пак, этих связывать не
стали,  а  бережно  перевезли  в  их гостиничный номер, откуда они
сбежали два дня назад.
   Штирлиц мог бы запросто проснуться, но  ему  снился  интересный
сон,  и он хотел его досмотреть. А Борман и не думал, что он спит,
поскольку ему снился мавзолей с надписью "Штирлиц", возле которого
Борман нес свою бессонную вахту.

                             Глава 14
               И от корейского народа, в частности!

   Штирлиц проснулся на следующий день, ровно после обеда.
   В  кресле  у  окна  сидел  Пак  Хен  Чхор.  Ковыряя   в   зубах
зубочисткой,  корейский чекист увлеченно читал речь Великого вождя
Президента Ким Ир Сена, которую тот должен был произнести  сегодня
вечером   в   честь   ликвидации   опасного  заговора  и  разгрома
немецко-фашистских  войск  под  Пхеньяном.  Речь   еще   не   была
произнесена,  но  зато  была  уже издана и роздана самым преданным
корейцам.
   Штирлиц проснулся мгновенно, как из ружья.  Он  свесил  ноги  и
присел на кровати, хмуро взглянув на корейца, потом перевел взгляд
на сопящего в соседней кровати Бормана.
   - Борман, подъем! - скомандовал русский  разведчик.  Борман  не
отвечал. - Борман, ТАНКИ!
   - А! Что? Дайте гранату! - встрепенулся Борман и  вскочил,  как
лунатик, не открывая глаз. - Мы где?
   - В гостинице, - ответил Пак, откладывая  речь  и  торжественно
вставая. -  Товарищ  Штирлиц и товарищ Борман! От имени корейского
правительства, от Великого вождя Президента и  победителя  фашизма
Ким  Ир  Сена,  и от всего корейского народа, в частности, выражаю
вам благодарность за раскрытие заговора против идей чучхе!
   - А что, заговор  уже  раскрыли?  -  спросил  Борман,  продирая
глаза.
   - И еще как! И только благодаря вам, русским  контрразведчикам!
Вы  - настоящие профессионалы! Я горд, что работал рядом с вами! Я
восхищен! Как удачно вы завлекли заговорщиков в ловушку и  напоили
их  до  скотского  состояния. Это позволило нам их обезвредить без
всяких потерь. Кроме этого, вы выявили, как много еще было скрытых
врагов  народа у нас в стране! А как вы угнали самолет! Это просто
класс! Отличный способ втереться в  доверие  к  заговорщикам!  Все
наши чекисты были от этого просто в восторге! Мы теперь каждый раз
будем так делать!
   Штирлиц и Бормана переглянулись.
   - Теперь ваши имена будут произноситься в Корее с трепетом, как
"дорогой товарищ Штирлиц" и "дорогой товарищ Борман".
   - Лучше не надо.
   -  Ничего,  привыкнете.  Итак,  задание  выполнено,  вам   пора
возвращаться  в  Советский  Союз,  передайте  привет  и  наилучшие
пожелания дорогому товарищу Леониду Ильичу! А вот ваши  билеты  на
самолет.
   Пак вытащил из внутреннего кармана пиджака билеты и положил  на
стол.
   - Ваш рейс в  20:00.  А  до  рейса  отдохните  в  номере!  Сами
понимаете, в стране военное положение, по улицам ходить опасно.
   Товарищ Пак, как самый скромный  из  корейцев,  не  стал  ждать
ответных  слов  благодарности,  раскланялся с русскими чекистами и
ушел.
   Штирлиц встал с  кровати  и  хладнокровно  расколотил  костылем
шкаф, рыча при этом от злости.
   - Скоты! - кричал он, обзывая неизвестно кого, то ли эсэсовцев,
которые  ужрались  до свинского состояния, то ли корейцев, которые
этим так подло и не по-спортивному воспользовались.
   Борман непонимающе повертел головой.
   - Нас что, повязали? - спросил он. - А как же Четвертый Рейх?
   - А пошел он, этот Рейх! - процедил Штирлиц.
   - В общем-то ты прав, - глубокомысленно  заметил  Борман.  -  Я
помню, и Третий Рейх плохо кончил...
   Штирлиц понемногу успокоился, это было заметно по тому, что  он
перестал бегать по комнате, и присел в кресло.
   - Неудобно как-то получилось с ребятами, - сказал  он,  закурив
свой  дымный  "Беломор",  пачку  которого  обнаружил  на  столе. -
Получается, мы их сюда заманили и предали.
   -  Ага,  получается,  -  согласился  Борман.  -  Вроде  как  мы
виноваты... Никогда себе не прощу! Надо было мне встать в караул!
   - Ладно,  не  переживай.  Я  их  освобожу, -  решил  Штирлиц. -
Захватим еще один самолет, рванем назад в Южную Корею и приготовим
новый заговор!
   - Отлично!  -  обрадовался  Борман.  -  А  я,  пока  ты  будешь
освобождать Айсмана и компанию, хочу сделать что-нибудь неприятное
этому Ким Ир Сену.
   - Что ты можешь ему сделать?
   - Пройдусь по улицам и на каждой стене напишу:  "Ким  Ир  Сен -
дурак!"
   - Ты умеешь писать по-корейски?
   - Нет, а что?
   - А по-русски здесь ни одна собака не читает.
   - Да? Жаль. Есть еще вариант, можно наловить в  этой  гостинице
клопов и тараканов, а потом проникнуть на дачу к этому Ким Ир Сену
и...
   - Не получится.
   - Что? Думаешь я не проберусь к нему на дачу? Да  меня  никакая
охрана не остановит! - запальчиво вскричал Борман.
   - Не сомневаюсь. Но этих клопов и тараканов  ты  до  вечера  не
наловишь,  а  нам  надо  наше  дело  провернуть  до  20:00. Что же
касается Ким Ир Сена, то он просто переедет на другую дачу, у него
их как собак нерезанных.
   - А, черт! - Борман хлопнул себя по пузу. - Тогда есть еще одна
мысль!  Я  тебе  еще  не  говорил,  лет  пять  назад  я  занимался
чревовещанием. У меня  отлично  получалось!  Надо  показать  всему
народу,  кто  такой  этот Ким Ир Сен! Будет он выступать с трибуны
перед  всем  народом  о  разгроме  немецко-фашистских  войск   под
Пхеньяном, а я как пукну за него!!!
   - Да брось ты, Борман! Кого это здесь волнует?
   - Думаешь? - задумался Борман. - Тогда придется действовать  по
старинке и вспомнить молодость... Наложу кнопок на стулья, разолью
на полу масло и протяну веревку,  а  его  золотые  унитазы  намажу
казеиновым клеем. Да, казеин - это то, что нужно!
   - Почему именно казеин? Почему не "Момент" или "Суперцемент"?
   - Слово красивое...
   Борман натянул пиджак, достал из своего рюкзака кнопки,  бутыль
с  оливковым  маслом,  банку  с  казеином  и  выскочил  из номера,
наматывая на руку веревку.
   - Борман! - крикнул вслед Штирлиц. - Встречаемся в аэропорту  в
19:30! Не опаздывай!
   - Да я не долго, - махнул рукой бывший партайгеноссе и  скрылся
в лифте.
   - Ну, ну, - сказал Штирлиц и мстительно  улыбнулся,  похлопывая
по ладони увесистой рукояткой костыля, - Кем я не хотел бы сегодня
быть, так это Ким Ир Сеном!

                             Глава 15
                 Бригада Айсмана снова на свободе

   Штирлиц тоже прихватил веревку с крюком, как следует, три  раза
зарядил  маузер  и,  легко помахивая своей необыкновенной тростью,
спустился вниз.  Швейцар  с  перевязанной  головой  подобострастно
поклонился Штирлицу.
   Тут же подъехало такси, Штирлиц сел в машину и приказал:
   - Синг-Синг! Корея! КГБ!
   Смышленный шофер сразу все понял, и через  пять  минут  Штирлиц
уже  стоял  у  величавой, но мрачной крепости из красного кирпича.
Раньше это строение принадлежало наместнику японского  императора,
а  теперь  в нем была тюрьма для врагов корейского народа, а таких
было немало. Впрочем, и крепость была немаленькая,  места  хватало
всем!
   Местные жители старательно обходили тюрьму стороной, а если шли
мимо, то отворачивались.
   Около дверей дежурили двое часовых, с  ними  Штирлиц  решил  не
связываться,  опасаясь,  что они каратисты. Он отошел в сторонку и
ловко закинул крюк на крепостную стену. Проверив крепость веревки,
Штирлиц  полез  наверх  с  ловкостью  орангутанга,  как влюбленный
Ромео. Взобравшись на стену, Штирлиц притянул веревку и  бдительно
прислушался.  Было  тихо. Никто ничего не заметил. Из Штирлица мог
бы получиться неплохой коммандо.
   По стене ходил часовой с перевязанной щекой, его Штирлиц быстро
снял  ударом  костыля.  Русский  разведчик  закрепил крюк за зубец
стены и, бросив веревку в  маленький  крепостной  дворик,  так  же
осторожно спустился вниз. Там дремал еще один часовой, его Штирлиц
тоже стукнул костылем, но уже более легко и непринужденно.
   Взгляду разведчика предстал ряд дверей. Штирлиц стал  проверять
их  по  очереди,  пока  одна  из  дверей со скрипом не отворилась.
Затаив дыхание, разведчик проник внутрь. Теперь он быстрым  шагом,
принюхиваясь, как гончая, пошел по длинному темному коридору.
   В конце коридора Штирлиц  увидел  свет  из  приоткрытой  двери.
Разведчик  подкрался  на  цыпочках,  осторожно  заглунул  в щель и
неожиданно увидел Айсмана. Айсман был в одних кальсонах, его  рука
сжимала стакан водки, напротив сидели три корейца в форме.
   - Так выпьем же  за  дружбу!  -  заплетающимся  языком  говорил
Айсман.
   Корейцы радостно  кивали  и  пили  водку.  Резким  ударом  ноги
Штирлиц  распахнул  дверь  и  нанес три отточенных удара костылем.
Корейцы,  как  мешки  с  картошкой,  повалились  на  пол,   Айсман
недоуменно уставился на Штирлица.
   - Штирлиц! - замычал он. - За  что  ты  их  так?  Это  же  наши
друзья!
   - Какие еще друзья? - возмутился Штирлиц. - Я пришел  вызволить
вас из плена!
   - Холтофф, посмотри, тут Штирлиц пришел нас  спасать, -  сказал
Айсман, наклоняясь под стол.
   Из-под стола показалась всколоченная голова Холтоффа.
   - О, привет, Штирлиц! - пьяно молвил Холтофф. -  Тебя  нам  как
раз не хватало!
   - Айсман, я смотрю, вы тут совсем с ума посходили!
   - Ничего подобного! - отозвался Айсман. - Мы теперь работаем на
северо-корейскую разведку, это - наши новые друзья.
   - Хайль Ким Ир Сен! - вскинул руку Холтофф.
   - Сволочи! - вскричал Штирлиц. - Я тут лезу по стене,  чтоб  их
спасти,  а  они... В вас ничего уже святого не осталось! Айсман, а
как же наш план? Как же Единая Корея?
   - Слушай, Штирлиц, ну что ты так завелся? Ким Ир Сен тоже хочет
объединения  Кореи!  Мы  ведь профессионалы! Какая нам разница, на
кого работать! Главное, наш труд нужен людям...
   -  Гады  вы,  а  не  профессионалы!  -  с  негодованием  бросил
Штирлиц. -  Гады и предатели! Ладно вы на нашу Идею наплевали, так
вы и меня предали!
   - Не говори так, Штирлиц, а то я заплачу...  -  Холтофф  сделал
попытку  встать,  но  снова неудачно. - Нам просто сказали, что ты
тоже работаешь на Ким Ир Сена, вот мы и решили...
   - И ты поверил! - возмущенно воскликнул русский разведчик.
   Чтобы немного успокоиться, Штирлиц подошел к столу и налил себе
водки. Отходил Штирлиц легко.
   - Твое здоровье! - сказал он и поднял стакан.
   - Штирлиц, да ты присядь, тут еще два ящика водки!  -  известил
русского разведчика Айсман.
   - Не могу. Меня уже Борман, наверное, заждался. Нас Ким Ир  Сен
решил к русским забросить, билеты уже на руках!
   - Ну вот! - обиделся Айсман. - Не успели встретиться, а тут!
   - Ладно, встретимся еще! Давай на посошок!
   - Давай!
   Простившись с теми, кто был еще не слишком пьян, Штирлиц  вышел
из комнаты, и пошел обратной дорогой.
   Снова  забравшись  на  стену,  Штирлиц  погорячился -  выхватил
маузер  и  выпустил  в  воздух  всю  обойму. Только тут в крепости
завыла сирена, но Штирлиц преспокойно спустился по стене на  улицу
и пошел прочь, словно он тут совершенно не при чем.
   Было 18:00. До аэропорта было ехать час. Ровно в 19:30  у  него
была  назначена  встреча  с  Борманом.  Штирлиц  не любил ждать, и
поэтому подвел часы на полчаса вперед...

                              Эпилог
                      Народ не забудет героя

   За окном шли хмурые охранники в милицейской  форме  и  часы  на
Спасской башне Кремля.
   - Послушай, Сусликов... - Генеральный  Секретарь,  как  всегда,
ничего не помнил.
   Суслов резко повернулся к Брежневу лицом. Челюсть  Генерального
секретаря отвисла и придавала ему сходство с орангутангом.
   - Я не Сусликов, Леонид Ильич, я - Суслов, - вежливо,  стараясь
не обидеть лидера Партии, поправил Суслов.
   - Ну, Суслов, какая, хрен, разница? -  сказал  Леонид  Ильич. -
Слушай, Сусликов, а как там поживает наш лучший разведчик Штирлиц?
   - Он опять совершил подвиг, Леонид Ильич.
   - Как, опять совершил?  Это  хорошо!  Люблю,  когда  кто-нибудь
совершает подвиг! Надо бы дать ему звезду Героя.
   - Не стоит, Леонид Ильич. Он же совершил подвиг не для этого. К
тому  же,  не  на  Родине,  а  в Корее. Если дать ему Героя, могут
неправильно понять...
   - Ах, в Корее! Тогда пусть дорогой товарищ Ким Ир Сен дает  ему
звезду!
   - Я с вами совершенно согласен, дорогой Леонид Ильич!
   - А мы дадим звезду мне, - резюмировал Брежнев. -  Ведь  подвиг
он совершил под моим чутким руководством.
   - Мудрая мысль! - подхалимски воскликнул Суслов.
   Брежнев подобрал  челюсть  и  устремил  свой  мудрый  взгляд  в
туманное, но несомненно коммунистическое будущее.
   А за окном шли охранники  и  часы  на  Спасской  башне  Кремля.
Кремлевские часы никогда не останавливаются...

                                                  Март-Апрель 1993

   Павел Николаевич Асс

   Маленькие рассказики про
   штандартенфюрера СС фон Штирлица

   Школа разведчиков

   В школе разведчиков Штирлица учили съедать секретные документы.  Или,
на худой конец, сжигать документы в  пепельнице,  а  потом  съедать  пе-
пельницу...

   Благонадежность

   Штирлиц знал, что болтовня пьяного всегда воспринимается, как  откро-
вение, следуя известной русской пословице "Что у трезвого на уме,  то  у
пьяного на языке". Поэтому он периодически делал вид, что напивается  до
безобразия и болтал направо-налево  дерзко,  но  политически  правильно,
благонадежно.

   Патриотизм

   Из всех машин Штирлиц предпочитал "Мерседесы", проявляя тем самым ис-
тинно немецкий патриотизм, столь  полезный  для  конспирации.  При  этом
русский разведчик очень радовался, что он - не немецкий шпион в  России.
А то пришлось бы ездить на "Запорожце"...

   Истина

   Чтобы стать "истинным арийцем" Штирлицем, русскому разведчику  Исаеву
в свое время пришлось потратить немало денег на подкуп различных  чинов-
ников и подделку немецких документов, чтобы они выглядели,  как  настоя-
щие.
   "Истина дороже всего!" - любил говаривать Штирлиц.

   Конспирация

   Для конспирации Штирлиц часто изображал, что у него склероз. Поручит,
скажем, Шелленберг ему какое-нибудь дело, Штирлиц не выполнит,  а  потом
при встрече с Шелленбергом хлопнет себя по лбу и воскликнет:  "Вот  ведь
склероз!" Или возьмет дело из сейфа Мюллера и забудет отдать, а на спра-
ведливое возмущение шефа гестапо только вскинет брови: "Какое такое  де-
ло? Я ничего не брал!" Из-за этого склероза сослуживцы не боялись выбал-
тывать Штирлицу секреты Рейха. Все равно забудет!
   Часто Штирлиц притворялся глухим. Зовут его, зовут, а он - ноль  вни-
мания. Наконец, когда уже на ухо крикнут: "Штирлиц, мать вашу так!",  он
обернется и удивленно поинтересуется: "Чегой-то вы тут шепчете?" Офицеры
знали о плохом слухе Штирлица и без особого стеснения обсуждали при  нем
разные тайны.
   Иногда Штирлиц делал вид, что не очень хорошо видит. Идет по  коридо-
ру, да и наткнется на кого-нибудь. Или ненароком сослепу на ногу  насту-
пит. Или матом ругнется при женщинах, а затем смущенно извинится:  "Пар-
дон, мадам, не заметил, что тут дама!" В Рейхе никто не скрывал от Штир-
лица документы. Все равно ничего без очков не разглядит. А очков Штирлиц
сроду не носил.
   А вот руки у Штирлица тряслись не для конспирации, а потому  что  пил
очень много. Зато из-за этого недомогания его освобождали от  участия  в
гитлеровских фашистских субботниках!

   Положительный герой

   - Штирлиц, - спросил как-то Мюллер. - Вы хотели бы сниматься в кино?
   - Ясное дело! - кивнул Штирлиц.
   - А почему?
   - Ну как же! В кино всегда положительный герой убивает всех негодяев,
и ему в награду достается благодарность правительства и любовь длинноно-
гой блондинки с пышными формами!
   - Позвольте, Штирлиц! С какой стати вы решили, что вы - положительный
герой?
   - Да потому, что мне на все положить! - радостно заявил Штирлиц.

   Дважды два

   - Штирлиц! Сколько будет дважды два? - спросил шеф гестапо у русского
разведчика.
   - Ну, допустим, четыре, - ответил Штирлиц, ожидая подвоха.
   - Спасибо, Штирлиц, - сказал Мюллер, записывая результат в  тетрадку.
Сегодня он просто забыл дома калькулятор.

   Быстрая езда

   Чтобы их не приняли за русских шпионов, офицеры Рейха ездили по  ули-
цам Берлина медленно и осторожно, так  как  знали  пословицу  "Какой  же
русский не любит быстрой езды". И только штандартенфюрер СС фон  Штирлиц
носился на своем "Мерседесе" со страшной скоростью, распугивая  котов  и
полицейских. Никому в голову бы не пришло обвинить Штирлица в  том,  что
он любит быструю езду и, следовательно, является русским шпионом. Потому
что именно он научил всех этой пословице!

   Штирлиц в Баварии

   Однажды, когда Штирлиц был уже на пенсии, к  нему  домой  пришли  два
бизнесмена.
   - Господин Исаев, - сказали они, - мы хотим наладить выпуск пива  под
названием "Штирлиц в Баварии". Вы согласны на использование вашего  име-
ни?
   - Я-то, допустим, согласен, - молвил Штирлиц, - а вот как быть с  Ба-
варией?

   Моральная устойчивость

   По личному распоряжению фюрера контрразведка в очередной раз проводи-
ла проверку офицеров Рейха на истинную арийность  и  моральную  устойчи-
вость. И если с арийностью все было более-менее в порядке, то результаты
по моральной устойчивости оказались ошеломляющими: все офицеры Рейха бы-
ли в чем-то, да неустойчивыми! Айсман, например, имел склонность  к  де-
вочкам, Вольф - к мальчикам, Холтофф часто прикладывался к бутылке...
   И только Штирлиц был чист, как стеклышко - не пьет, не курит,  женщи-
нами не увлекается - в общем, настоящий истинный ариец, пример для  под-
ражания молодежи.
   - Штирлиц! - спрашивали офицеры. - Как вам это удалось? Ведь вы пьете
в три раза больше нас всех вместе взятых, дымите своим "Беломором",  как
паровоз, не пропускаете ни одной шлюхи...
   - Сам удивляюсь! - отвечал Штирлиц.
   Было чему удивляться, потому что именно ему, Штирлицу, фюрер  поручил
проводить эту проверку...

   Мартини

   - Господин штандартенфюрер, а вы любите "Мартини"? -  поинтересовался
у Штирлица высокий светловолосый незнакомец в ресторане.
   - Ясное дело, - флегматично ответил Штирлиц. - Я все люблю,  лишь  бы
много.
   - Нет, а вот конкретно "Мартини" вы пробовали?
   - Ну, конечно, пробовал. Я его каждый день пробую.
   - А как вы предпочитаете пить "Мартини", со льдом или с грейпфрутовым
соком?
   - Со шнапсом! - победно воскликнул Штирлиц.
   Постороннему наблюдателю могло показаться, что штандартенфюрер СС фон
Штирлиц, хотя и хвастается, но либо никогда не пробовал, либо  не  умеет
пить "Мартини". А на самом деле это был простой обмен паролями со  связ-
ным из Центра!

   Арест

   Мюллер подкрался сзади и ткнул Штирлицу в спину стволом пистолета.
   - Штирлиц! Вы - русский шпион!
   - С чего вы взяли? - хладнокровно спросил Штирлиц, оборачиваясь.
   - Мы арестовали русскую радистку, и она раскололась.
   - Хорошо, - одобрил Штирлиц и, вытащив пистолет, сунул  его  в  живот
Мюллеру.
   - Группенфюрер! Вы - русский шпион!
   - С чего вы взяли? - опешил шеф гестапо.
   - Вы взяли меня, и я раскололся.
   Мюллер почесал лысину пистолетом, помыслил  и,  одобрительно  кивнув,
убрал пистолет в кобуру.
   - Ваша логика, Штирлиц, как всегда безупречна.
   - Пойдем, сыграем эту шутку с Шелленбергом! - предложил Штирлиц, так-
же убирая пистолет.
   - Да он в штаны наложит при словах "Вы - русский шпион"!  -  хохотнул
Мюллер, и они отправились арестовывать Шелленберга.

   Загадка

   - Штирлиц, отгадайте загадку, - подошел как-то к русскому  разведчику
шеф гестапо Мюллер. - Кто такой, меньше слона, а с хоботом?
   - Слоненок.
   - Нет, Штирлиц, это комар. А кто такой, больше слона, а с хоботом?
   - Слон-баскетболист.
   - Нет, это мамонт.
   - У вас загадки какие-то глупые и неинтересные, - сказал  Штирлиц.  -
Отгадайте лучше мою загадку. Кто такой, шеф гестапо, а на "М"  начинает-
ся?
   - Да ну вас, Штирлиц, - обиделся Мюллер. - К вам с доброй душой, а вы
вечно оскорбить норовите...

   Добрый совет

   Про Штирлица в Рейхе ходили легенды. Офицеры с восторгом рассказывали
друг другу увлекательнейшие истории о  похождениях  Штирлица,  описывали
его многочисленные подвиги и превозносили  острый  ум.  В  их  рассказах
Штирлиц был фигурой  чуть  ли  не  мистической,  все-то  ему  удавалось,
всех-то он побеждал.
   Фюрер очень увлекался оккультизмом и магией и внимательно слушал  все
эти истории. Наконец, он вызвал Штирлица к себе.
   - Господин штандартенфюрер, - спросил он. - Вы умный человек, посове-
туйте, как нам победить Россию?
   - А зачем вам это? - удивился Штирлиц. - Ведь побежденных русских по-
том придется кормить!
   "А действительно!" - подумал фюрер и решил, что для него будет  проще
проиграть войну.

   Премия

   Однажды Мюллер пришел в кабинет Штирлица.
   - Послушайте, дружище, - смущенно  молвил  шеф  гестапо.  -  Фюрер  к
празднику выделил премию для сотрудников Рейха, а мы никак не  можем  ее
поделить. Демократичный Шелленберг считает, что надо  поделить  на  всех
поровну, скряга Геббельс говорит, что надо старшим офицерам дать больше,
а младшим - меньше, старый гад Борман упрямо стоит на  том,  что  премию
надо делить только между верхушкой  Рейха,  а  остальные  обойдутся.  Мы
пришли к выводу, что надо поручить это  дело  вам.  Вот  ведомость,  вот
деньги. Вписывайте фамилию и напротив нее сумму... Говорят, вы  в  школе
всегда имели пятерки по математике и сумеете разделить по  справедливос-
ти.
   - Любое число легче всего делится на единицу, - с важным видом заявил
Штирлиц и вписал в ведомость одного себя.

   Заговор

   Однажды Гиммлер, Геринг и Геббельс собрались вместе, чтобы  обсудить,
как убить Штирлица. Уж очень большим авторитетом он стал пользоваться  в
Рейхе. Мюллер, а с ним и все гестапо, боялись слово ему сказать поперек.
Борман, хоть и не любил Штирлица, но восхищался его ловкостью  и  злобно
завидовал. Шелленберг обожал пошлые анекдоты Штирлица, которых тот  знал
неисчислимое множество. Все эсэсовцы  уважали  Штирлица  за  его  умение
пить, не пьянея, и мастерски играть в преферанс. Даже сам фюрер все чаще
обращался за советами к Штирлицу, как будто вокруг не было  более  умных
людей - их, Гиммлера, Геринга и Геббельса.
   - Нет, Штирлица однозначно надо убрать! - заключил Гиммлер,  перечис-
лив все эти доводы.
   - Да, но как? - спросил осторожный Геринг.
   - Разрезать Штирлица на куски и провернуть сквозь мясорубку  на  фарш
для фронта! - предложил Геббельс.
   - Кровожадно, но неисполнимо, - покачал головой Гиммлер. - Для  мясо-
рубки Штирлица сначала надо поймать, а это мы сами сделать не сможем,  а
на других полагаться нельзя - они нас выдадут Штирлицу. Кроме того, надо
бы устроить все так, чтобы выглядело, как несчастный  случай,  чтобы  мы
были как бы не при чем.
   - А что, если заманить его в концлагерь, якобы с инспекцией, -  подал
идею Геринг, который любил посещать концлагеря с  инспекциями,  особенно
женские. - Затолкнуть в газовую камеру и пустить газ. Потом скажем, про-
веряли, как работает камера, а Штирлиц спьяну случайно в ней уснул...
   - Нет, - возразил Гиммлер. - Фюрер нам потом головы отвернет, что  не
уследили за Штирлицем.
   - Тогда, может, выстрелить в него  из  фауст-патрона  из-за  угла?  -
спросил Геббельс. - Надежная штука, фауст-патрон, не поймешь потом,  где
голова, а где это самое...
   - Или в тушенку подсыпать цианистого калия, - подхватил Геринг.  -  У
меня есть...
   - Нет, это неосторожно. Сразу поймут, что Штирлица убили. Надо приду-
мать что-нибудь по-настоящему хитрое!
   - Ну-у! - протянул Геринг. - По-настоящему хитрое -  это  только  сам
Штирлиц может придумать.
   - О! - Гиммлер поднял палец. - Отличная  идея!  Заговорщики  пошли  к
Штирлицу.
   - Штирлиц, - фальшиво улыбаясь, спросил Гиммлер, - чисто  теоретичес-
кий вопрос: вот если бы мы захотели вас незаметно убрать, что, по вашему
мнению, нам надо было бы предпринять?
   - Легко! - сказал Штирлиц. - Надо проиграть войну с Россией, и  тогда
меня, как фашистского преступника, расстреляют русские.
   - О! - хором восхитились Гиммлер, Геринг и Геббельс и незамедлительно
последовали совету Штирлица. Так русские выиграли войну.

   Любовь

   - Штирлиц, вы любите сибирские пельмени? - спросил Мюллер.
   - Конечно.
   - Значит, вы - русский!
   - Я еще люблю баварские колбаски, значит, я - немец. А  также  обожаю
чешское пиво, значит, чех. Люблю француженок, значит, француз...
   - Не продолжайте, не продолжайте, - взмахнул руками Мюллер. - Я пошу-
тил. Француженок я тоже люблю...

   Ночной портье

   - Штирлиц, - поинтересовался однажды Геринг, - что это вы все по раз-
ным шлюхам бегаете, позорите честное имя немецкого офицера. Съездили  бы
лучше в женский концлагерь и выбрали бы  себе  постоянную  девочку.  Все
офицеры Рейха так делают.
   - Нет уж, спасибо! - отмахнулся Штирлиц. - Я уж лучше со шлюхами.
   - Но почему? - искренне удивился Геринг.
   - Не хочу после войны работать ночным портье!

   Ностальгия

   Штирлиц никогда не испытывал ностальгии по Родине. Он привык к Герма-
нии, полюбил баварское пиво, ездил на "Мерседесе", разговаривал  и  даже
думал по-немецки. Но вокруг было так много советских шпионов, и Штирлицу
поневоле приходилось притворяться, что он с удовольствием пьет  "Столич-
ную", курит "Беломор", жрет тушенку и тоскует по русским березкам...

   Напоить Штирлица

   Однажды Мюллер решил напоить Штирлица, чтобы тот спьяну выболтал  ка-
кие-нибудь секреты.
   - Штирлиц! Хотите выпить? - спросил хитрый шеф гестапо.
   - Что за вопрос! Конечно, хочу! Мюллер налил полный  стакан,  Штирлиц
выпил.
   - Еще? - поинтересовался Мюллер.
   - Легко! - согласился Штирлиц.
   Мюллер налил, Штирлиц выпил...
   После пятой бутылки шнапса Штирлиц пошел в туалет и там уснул, так  и
не выболтав ни одного секрета. С тех пор разочарованный  Мюллер  зарекся
поить Штирлица.