ЛЫЦАРСТВО

(по  Д.И.Яворницкому)

И по внешнему виду, и по внутренним качествам запорожские козаки в общем
представляли собой характерные типы своей народности и своего времени. По
описанию современников, они были большею частью роста среднего, плечисты,
статны, крепки, сильны, на вид полнолицы, округлы и от летнего зноя и степной
спеки смугловаты". С Длинными усами на верхней губе, с раскошным оселедцем, или
чупрыной, на темени, в барашковой остроконечной шапке на голове, вечно с 
люлькой в зубах, истый запорожец всегда смотрел как-то хмуро, вниз, исподлобья,
посторонних встречал на первых порах неприветливо, отвечал на вопросы весьма
неохотно, но затем мало-помалу смягчался, лицо его постепенно во время
разговора принимало веселый вид, живые проницательные глаза загорались блеском
огня, и вся фигура его дышала мужеством, удальством, заразительною веселостью и
неподражаемым юмором.

Во внутренних качествах запорожского козака замечалась смесь добродетелей и
пороков, всегда, впрочем, свойственная людям, считающим войну главным занятием
и главным ремеслом своей жизни: жестокие, дикие и беспощадные в отношении своих 
врагов, запорожские козаки были добрыми друзьями, верными товарищами, 
истинными братьями в отношениях друг к другу, мирными соседями к своим 
соратникам по ремеслу, украинским и донским козакам; хищные, кровожадные, 
невоздержанные на руку, попирающие всякие права чужой собственности на земле
ненавистного им ляха или презренного бусурмана, запорожские козаки у себя 
считали простое воровство какой-нибудь плети или пута страшным уголовным 
преступлением, за которое виновного казнили смертною казнью.

Светлую сторону характера запорожских козаков составляли - их благодушие,
нестяжательность, щедрость, бескорыстие, постоянство в дружбе, столь высоко
ценимой в Запоржье, что, по козацким правилам, грехом считалось обмануть даже
черта, если он иногда попадал сичовикам в товарищи; кроме того, светлыми
чертами характера запорожских козаков были высокая любовь их к личной свободе,
по которой они предпочитали лютую смерть позорному рабству; глубокое уважение к
старым и заслуженным воинам и вообще ко всем "военным ступеням"; простота,
умеренность и изобретательность, при нужде, в домашнем быту или в разных 
безвыходных случаях и физических недугах.

В отношении к захожим и заезжим людям запорожские козаки всегда были 
гостеприимны и страннолюбивы: "Сей обычай был у запорожцев не только к 
приятелям и знакомым, но и к посторонним людям, и наблюдали сию страннолюбия
добродетель строго и неупустительно".

Наравне с гостеприимством и страннолюбием запорожские козаки ставили личную
честность как у себя, на Запорожье, так и на войне в отношении врагов 
православной веры. "Хотя в Сиси, - говорит на этот счет католический патер
Китович, - жили люди всякого рода - беглые и отступники от всех вер - однако
тамцарствовали такая честность и такая безопасность, что приезжавшие с 
товарами, или по другим каким делам люди, не боялись и волоска потерять с 
головы своей. Можно было на улице оставить свои деньги, не опасаясь, чтобы они
были похищены. Всякое преступление против чьей-либо честности, гостя или 
сечевого жителя, немедленно наказывалось смертью".

Война для козака была столь же необходима, как птице крылья, как рыбе вода.
Без войны козак - не козак, без войны лыцарь не лыцарь. Козак не столько не
боялся, а любил войну. Он заботился не только о том, чтобы спасти себе жизнь,
сколько о том, чтобы умереть в бою, как умирают истые рыцари на войне.

По врожденным качествам, присущим истому малоросу, запорожцы отличались умением
мастерски рассказывать, умели подмечать смешные стороны у других и предавать их
в шутливом, но ни для кого не обидном тоне. "Обычаи у запорожцев чудны, 
поступки хитры, а речи и вымыслы остры и большею частью на насмешку похожи".

В свободное от походов время запорожские козаки любили, лежа на животах,
побалагурить, послушать рассказы других, держа при этом в зубах коротенькие
люлечки и попыхивая из них дымком. Люлька для козака первое дело.

Сичевые козаки, по своей жизни и по чистоте нравов, говорит очевидец, считали
себя мальтийскими кавалерами, и оттого в Сичь не допускали женщины, будет ли 
то мать, сестра или посторонняя женщина для козака. "Запорожским козакам не
позволяется быть женатыми внутри их жилищ (в Сичи), а которые уже женаты, 
должно, чтобы жены их жили в близких местах, куда ездят они к ним временно; 
но сие надобно делать так, чтобы не знали старшины."

Обычай безженности запорожских козаков может быть объяснен прежде и 
естественнее всего военным положением их. Постоянно занятый войной, постоянно 
в погоне за врагом, постоянно подвергаясь разного рода случайностям, запорожец
не мог, разумеется, и думать о мирной семейной жизни.

Но кроме этого бессемейную жизнь запорожских козаков обуславливал и самый строй
их воинского порядка: товариство требовало от каждого козака выше личного блага
ставить благо общества; в силу этого военная добыча запорожских козаков
делилась поровну, недвижимое имущество козаков в принципе составляло 
собственность всего войска. Но чтобы совершенно выполнить долг козацкой жизни, 
нужно было отказаться от всех семейных обязательств, так как, по евангельскому
слову, только "неоженивыйся печется о Господе, оженивыйся о жене".

Таким образом, жизнь запорожского козака - своего рода аскетизм, до которого он
дошел опытом, а не заимствовал извне: "Лицарю i лицарська честь: йому треба 
воювати, а не бiля жiнки пропадати".

Домашняя жизнь сичевых козаков была слишком проста и скромна. "В запорожской
черни снискание богатства нимало не уважалось: почитая нужды свои в одном
токмо, воинском и промышленном орудиях, не знали они роскоши ни в платье, ни в
украшении, ниже в самой пище, которую хозяин и хлопец имел всегда одну и
всегда почти одинаковую". "Запорожцi, - по козацкой пословице, - як малi дiти:
дай багато - все з'iдять, дай мало - довольнi будуть". На простоту и
воздержанность в жизни запорожцы смотрели, как на одну из важнейших и 
необходимейших причин их непобедимости в борьбе с врагами: только тот, кто
победил в себе свои излишние потребности, в состоянии победить и неприятеля".

Будучи в душе поэтами и местателями, запорожцы всегда выбирали самые живописные
и красивые места для своих временных и вечных жилищ, влезали на высокие скалы,
уединялись в лесные пущи, поднимались на большие курганы и с высоты птичьего 
полета любовались ландщафтами и предавались тихим думам и возвышенным
размышлениям. Будучи высокими ценителями песен, дум и родной музыки, запорожцы
любили послушать своих баянов, слепцов-кобзарей, нередко сами складывали песни
и думы и сами брались за кобзы, бывшие у них любимым музыкальным инструментом.
Кобзарь у запорожцев был хранителем заветных козацких преданий, живописатель
"лыцарских подвигов", иногда первый лекарь больных и раненых, иногда 
освободитель невольников из плена, иногда поджигатель к военным походам и 
славным подвигам низовых молодцов. Кобза, по понятию козаков, выдумана самим 
Богом и его святыми, и отчего она и была у них в такой чести. Для одинокого
запорожца, часто скитавшегося по безлюдным степям, не имевшего возможности в
течение многих дней ни до кого промолвить слова, кобза была истинною подругою,
дружиною верною, которой он поверял свои думы, на которой он разгонял 
печаль-тугу.

"В пьянстве и бражничестве, - говорит очевидец, - козаки старались превзойти
друг друга, и едва ли найдутся во всей христанской Европе такие беззаботные
головы, как козацкие. Нет в свете народа, который мог бы сравниться в пьянстве
с козаками: не успеют проспаться и вновь уже напиваются".

Впрочем, предаваясь разгулу и бражничеству, запорожские козаки, однако не были
похожи на тех жалких пьяниц, которые пропивали свои души в черных и грязных
кабаках и которые теряли в них всякий образ и подобие созданий божних: лыцарь
даже и в попойках оставался лыцарем. Предаваясь широкому и неудержимому 
разгулу, козак тем самым выказывал особого рода молодечество, особый взгляд на
жизнь человека, вообще напрасно обременяющего себя трудом и заботами и
совершенно не понимающего истинного смысла жизни - существовать для веселья и 
радости. 

Однако, несмотря на жизнь с точки зрения веселья и радости, запорожец не был 
чужд и мрачных дум: в основе характера козака лежала всегда двойственность: то
он очень весел, шутлив и общителен, то он грустен, молчалив, угрюм и 
недоступен. Эта двойственность вытекала, конечно, из самого склада жизни
запорожского козака: не имея у себя в Сечи ни роду, ни племени - "вiн iз риби
родом, од пугача плодом", отрезанный от семьи, видя постоянно грядущую в очи 
смерть, козак, разумеется смотрел на все беспечно и свой краткий век старался
усладить всякими удовольствиями, доступными ему в Сичи; с другой стороны, тоска 
по далекой родине, оставленным на произвол судьбы дорогим родным, а, может 
быть, и милой козацкому сердцу "коханке", черствость одиноких товарищей, думы
о грядущей беспомощной старости - заставляли не раз козака впадать в грустные
размышления и чуждаться всякого веселья.

Отличительною чертою характера запорожских козаков была и их глубокая
религиозность; черта эта объясняется самым складом жизни их: ничто так, говорят, 
не развивает в человеке религиозного чувства как постоянная война.

Под влиянием истинного религиозного чувства многие из запорожских козаков,
чуждаясь веселой, шумной и вольной жизни в Сичи, уходили в дремучие леса,
береговые пещеры, речные плавни и там, живя между небом и землей, "спасались
о Христе"; на этом поприще являлись истинные подвижники, высокие молитвенники
и ревностные исполнители заповедей евангельских и преданий апостольских.

Запорожец под конец, видя приближение грядущей воочию старости и чувствуя
себя уже более не способным ни к войне, ни к разгульной жизни, нередко уходил 
"в ченцi", т.е. в монахи. Большею частью, однако, запоржцы погибали в боях, на
море или на суше, во время походов против неприятелей...